Наше пересечение [Джули Дейс] (fb2) читать онлайн

Джули Дейс Наше пересечение

Пролог

– Возьми чёртову трубку, Грейс, мы оба знаем, ты не уедешь далеко. Ты никогда от меня не убежишь и не скроешься.

Знаю, она не слышит, желтая машина несётся по трассе с такой скоростью, что ей завидую даже я. Но рано или поздно ей придётся остановиться, и тогда мы поговорим, тогда всё решим и снова помиримся, как делали это всегда. Она – моя мышка, а я её кот. Игры в догонялки и гляделки всегда будут нашими любимыми, так мы получаем нужные эмоции, так понимаем, что между нами есть страсть, любовь, огонь, готовый прожигать изнутри.

Сотый раз набираю её номер, но вновь натыкаюсь на голосовую почту. Она снова скинула вызов, но разве это сможет остановить меня? Нет. Это глупо.

– Давай, Грейс, ты знаешь, как зажечь меня, как получить нужное, – усмехаюсь я, зажимая педаль газа до самого упора.

Попытка – не пытка, и я сто первый раз набираю её номер. Дорога пуста, и мне ничего не стоит догнать её, но я вжился в роль охотника, и сейчас лишь поддаюсь игре. В этот раз я натыкаюсь на гудки и послушно ожидаю ответ. Когда в трубке слышится её дыхание, по венам моментально разливается тепло и ток. Резкая вспышка света отрывает меня от экрана, на который я смотрел, удерживая звонок на громкой связи. Желтая машина пылает.

– Диего! – тело сотрясают чьи-то руки, и я распахиваю глаза.

Мария.

Карие глаза смотрят на меня с беспокойством, как и всегда. И я понимаю, что одновременно с потом, который сочится по всему телу, меня знобит и морозит, но это лишь видимость простуды, я знаю, что это. Это мой ужас. Мой личный круг ада, в который я периодически попадаю и не знаю, как вырваться. Проклятую неделю я вижу одну и ту же картинку, но на этот раз за водительским креслом не Алисия, там та, что смогла растоптать меня, после чего даже не вытерла ноги, канув в небытие. Это моё мучение и моё проклятие – видеть её.

Я даже не заметил, как Мария ускользнула и сейчас села на мою сторону кровати со стаканом холодной воды в руках. Карамельные волосы, обрамляющие её лицо, ниспадали на одну сторону ниже груди; приоткрытые пухлые губы, тёплое дыхание из которых задевало моё лицо и проницательный взгляд, направленный на меня сквозь ночную тьму. Приняв помощь, я одним глотком осушил стакан и прочистил пересохшее горло.

– Ты в порядке?

В порядке ли я? Сомневаюсь.

– Всё нормально, – увильнул я, чтобы не врать, – просто кошмар. С кем не бывает?

– С тобой.

Мария нахмурилась, теперь прижимая к себе одеяло.

– Всё нормально, – заверил её. Она нахмурилась сильнее. Готов поспорить скоро её брови сольются в один надбровный валик. – Просто посмотрел ужасы перед сном.

Когда-то также сказала Грейс, когда проснулась в холодном поту от кошмара. Я попытался узнать у неё, что ей снилось, но не смог. А сейчас даже если бы я и хотел, я бы все равно не сумел. Потому что её больше нет. Не в прямом смысле. Она просто ушла от меня. Бросила, как чёртову собаку, написав глупое письмо с кучей слов, никак не относящихся к нам.

Я шёл в тренерскую после внеплановой тренировки, когда моей жизни пришёл конец, точка невозврата, от которой я гибну с каждым днём. Набрав её номер, я никак не ожидал, что меня скинут и напишут довольно странное сообщение. А тем более я не ожидал, что, зайдя в тренерскую, наткнусь на белый лист бумаги с мокрыми пятнами от слёз. Сначала я решил, что это очередное любовное письмо, но, как только махнул с листом в сторону мусорки, тут же заметил подпись: «С любовью, твоя Грейси». Тогда я подумал: какого хрена? Дальше я думал точно также. И сейчас я пришёл к тому, что мне снятся кошмары, где в роли Алисии – моя Грейс. Или уже не моя?

– …практически каждый раз. Эй, ты вообще слышишь меня? – Мария замотала ладонью перед моим лицом, чтобы я пришёл в себя.

Мой взгляд сосредоточился на ней.

– Прости, просто задумался.

– Ну, конечно, я тут тебе такую речь втираю, а ты просто задумался и прослушал всё мимо ушей. Молодец, так держать.

Она надулась, сжав сильнее кулачки, держащие одеяло.

– Утром я никакой, – с легкой улыбкой, я пожал плечами, пытаясь растопить её обиженное сердце.

Карие глаза Марии резко остекленели. Потеряв жизненный оттенок кожи, она закрыла глаза, а когда открыла, смотрела куда-то позади меня, вызывая по моей коже роту мурашек.

– Ты никакой не только по утрам.

– Что?.. Что ты имеешь в виду?

Она слишком горько усмехнулась, отчего я испугался больше, чем следовало. Моя сестра – человек, страдающий маниакально-депрессивным синдромом. Из-за этого в её голове разруха, сравнимая с землей после атомной бомбы. Иногда она может сказать то, что кажется странным, бредовым, устрашающий, пугающим. По большей части так и есть. Но я люблю её, тем более она даёт довольно дельные советы. Например, она посоветовала закопать мне ручку, когда та засохла. На мой вопрос:

– Зачем?

Мария ответила:

– Она служила тебе верой и правдой. Не подводила ни разу, хотя могла. Тогда бы ты не написал тест по математике и получил отрицательно. Мама бы расстроилась, Ром бы начал стебать тебя. И куча других последствий. Но нет. Она не сделала этого. Не кажется ли тебе, что эта ручка достойна быть похороненной?

Честное слово, она говорила об обычной ручке, тем более закончившейся, будто она живой человек. И это местами пугает. В конечном итоге мы и вправду хоронили эту ручку на заднем дворе дома, пока лил ужасный осенний дождь. Из окна на нас смотрел Ром с хмурым выражением лица так же, как и я. Мы все боимся за Марию, как бы грустно это не было признавать. Каждое её действие вызвано другой силой, из-за чего мы не можем даже предугадать этот ход. А однажды он может стать роковым.

Отвлекаясь от мрачных мыслей, я вслушался в речь Марии.

– После… ну ты знаешь, чего…

– Грейс ушла, – помог ей, сглатывая ком. Мне также сложно говорить об этом. Это доставляет больше боли, чем стоило.

– Ну, да. После этого ты стал другим. Помнишь, когда Алисия умерла, ты долго был в состоянии шока, так вот теперь всё хуже. Такое чувство, будто шок сменился отчаянием. Будто ты смирился.

– Я и смирился, – лгу я.

– Засунь в задницу это враньё! – Мария подлетает на месте, спрыгивая с кровати. Её ноздри раздуваются, белки глаз красные-красные, а сама она так тяжело дышит, словно пробежала сотню километров. – Меня задолбало это. Совершенно задолбало! Ты ведёшь себя так, будто ты единственный? Почему ты думаешь только о себе и о том, как плохо тебе. Почему же ты не хочешь подумать какого, например, родителям? Они тоже страдают. Мама, если ты не заметил, а ты точно не заметил, потому что занят нытьём, очень похудела на этой почве. Ром и Лита тоже пребывают в хреновом состоянии. Ром даже пару раз хотел зайти к тебе.

– Почему же тогда не зашёл? – рявкнул я на неё. Мария не съёжилась. Она оскалилась, готовясь напасть. – Раз уж он решил поиграть в отличного брата на остаток лет, то почему не пришёл? А может, потому что ему это нахрен не нужно?

– А может, потому что его новорожденная дочь сильно болеет? – крикнула в ответ Мария.

Я раскрыл рот и тут же захлопнул.

– Что?..

– Да, дорогой, не только у тебя проблемы. Стейси сильно болеет. Врачи говорят, что это какой-то редкий вирус. Я прочитала целые статьи в интернете про него, и знаешь, что узнала? Этот вирус убивает новорождённых со скоростью света. Она может умереть, а ты не то, что не поддержишь брата, ты ещё и делаешь страдалицу из себя.

– Мария, я не знал… – прошептал я в никуда. Но она уже не слышала меня.

– А плохо не только им. Мне тоже плохо! Твой дружок ходит за мной вокруг да около. Ублюдок решил, что я кукла, у которой оторвалась нога, и он хочет её приделать обратно. Но может я и кукла, зато оторвалась у меня не нога, а голова.

– Не говори так о себе. Я поговорю с ним сегодня же, обещаю. И с Ромом поговорю. Всё будет хорошо.

Я сплетаю наши пальцы, но она тут же выдёргивает руку.

– А уже поздно… поздно, слышишь? – смеётся Мария. Я вижу, как капельки крови стекают по её губам к подбородку, вытекая из носа. Я тянусь к ней, чтобы обнять и успокоить, но она резко перестаёт смеяться и толкает меня обратно на кровать. Её взгляд сменился со злого на ледяной. – А знаешь кому хуже всего? Грейс. Да-да, именно ей, а не тебе.

Она тут же резко замолчала. Глаза перестали гореть ярким пламенем, готовым метать и крушить все на своём пути. Ее губы тут же сжались в одну тонкую линию. Со мной же все стало совершенно наоборот.

– Повтори, – прохрипел я не своим голосом. За меня говорил демон внутри моей плоти, который относился к Грейс, как к собственности.

Мария отвернулась от меня, стыдливо пряча глаза. Я схватил её за подборок, возвращая голову в прежнее положение.

– Мария, – предостережение сочилось из моего голоса. Я был на грани того, чтобы взорваться, – что с ней?

Она снова молчала, закрыв глаза.

– Скажи мне.

– Диего, я не могу…

– Ты уже начала! – заорал я.

– Значит, не закончу. И вообще, мне пора. Я пришла, чтобы убрать мусор в твоей квартире, а не сидеть с тобой и болтать, как с подружкой.

Она идёт к двери, но я хватаю её за запястье, останавливая. Моя хватка сильнее, чем обычно я позволяю в её сторону.

– Ты не уйдёшь, пока не скажешь мне. Что с Грейс?

– Диего, – Мария извивается, чтобы выбраться, но я по-прежнему крепко держу её за руку. – Мне больно, Диего, отпусти.

Я выдерживаю её взгляд и со вздохом отпускаю руку сёстры. Она тут же отскакивает от меня, потирая место.

– Актриса, – фыркаю, пока она устраивает сцену, где играет роль бедняжки.

– Вот и ложь, ты правда сделал мне больно. Смотри, – Мария поднимает руку, указывая мне на красное пятно в виде пальцев, – иногда тебе стоит соизмерять силу. Или я запишусь на борьбу, и тебе придёт пиздец.

– Не уходи от темы, – я скрестил руки на голой груди, сев на край кровати.

Она устало вздохнула, всхлипнув, будто вот-вот разрыдается.

– Я просто ляпнула. Я ничего не знаю.

– Врешь, ты что-то точно знаешь.

– Может и так, – певуче тянет она, – но я ничегошеньки не расскажу тебе.

Мои мышцы наливаются свинцом. Я ощущаю, как медленно становлюсь Халком.

– Ты же не станешь скрывать что-то от любимого брата, так ведь? – игриво спрашиваю её. Пусть это и слышится шуткой, но внутренне я серьёзен и зол. А ещё я в отчаянии. Причём в полном. Мне хочется знать абсолютно все, что касается неё. Потому что я все ещё люблю её.

– В этой голове куча секретов, о существовании которых ты даже не знаешь, – она тычет себя в висок указательным пальцем.

Надежда во мне рассыпается на миллионы, миллиарды крошечных частиц. Моё сердце разрывается, точнее остатки от него, потому что его давно к чертям уничтожила Грейс. А сейчас я, как идиот, пытаю Марию, чтобы узнать о ней хоть что-то. Тем более если ей плохо, то я должен знать. Потому что мне не лучше.

Пожав плечами, она окинула меня сочувствующим взглядом и подошла в плотную к двери.

– Мария, я люблю её, сильнее, чем собственную шкуру. Когда она появилась в моей жизни, я отрицал все возможные связи с ней. Я видел, что Грейс просто хотела любви. Она хотела быть любимой. И я боялся, что после того, как я дам ей это, она уйдёт, забрав с собой частичку меня. Со временем я убедился в том, что Грейс – не такой человек. Она лучше. Она целеустремлённая, упёртая, великолепная, сексуальная до чёртиков… настоящая. Я не верю в то, что она уехала добровольно, понимаешь? Просто помоги мне разобраться с этим. Пожалуйста…

Её рука была уже на ручке, когда она резко остановилась. Я слышал собственный стук сердца и неровное дыхание. Мне даже пришлось задержать его, чтобы не прослушать ничего из того, что может сказать Мария. Не глядя на меня, она еле слышно прошептала:

– Сегодня свадьба Грейс и Арчера, вот почему ей плохо…

С этими словами она исчезла, оставив меня одного. Стены вокруг начали сужаться, пытаясь уничтожить, расплющив меня. Я перестал чувствовать собственные конечности, а моя голова оказалась предательницей и стала демонстрировать мне картинки моего прошлого с Грейс, где я был так счастлив. Она кружилась вокруг меня, когда я готовил нам завтраки, да и не только завтраки. Рвалась помочь, хотя в одиночку могла отправить на тот свет целые войска. Я вспомнил и её лицо, когда она писала картины. Я соврал, когда сказал, что это мазня. С самого первого раза, когда мне удалось увидеть их, я понял, насколько она талантлива. Тут же в голове сменились картинки на другие, где мы просыпались рано утром со сплетенными ногами и руками. Я прижимал её к себе максимально сильно, боясь, что могу проснуться и – пух! – её нет, это был всего лишь сон. Вспомнились и наши тренировки, где она специально заставляла мой член страдать и топиться в океане желания. Её полюбила вся моя семья. И я любил её и люблю до сих пор. Она – была моим миром, а теперь станет этим же миром для него.

Не знаю, сколько я сидел так и смотрел в одну точку в проклятой стене этой чертовой комнаты в никчемном городишке. Дверь давно хлопнула – Мария ушла, оставив меня совсем одного наедине со своими демонами и мыслями. И, наверное, так даже лучше, что она ушла. Потому что я бы уже летел к ней, чтобы узнать, где и когда состоится процесс бракосочетания, чтобы сорвать свадьбу к дьяволу. Но это неправильно. Мои чувства – это неправильно…

В конце концов, я продолжил залипать в стену, забив на всё, пока в дверь настойчиво не постучали.

Поначалу я даже не собирался идти и открывать её, ожидая, что мой неожиданный гость поймёт мой настрой. Но нихрена. В дверь начали тарабанить ногами, и я уже не смог удерживать себя на месте. Подскочив, я сжал ладони в кулаки, настроившись на настроение надрать-кому-нибудь-задницу. С силой открыв дверь, я вышел на лестничную площадку, громко захлопнув за собой бедную железку.

– Кто-то не в духе? Да, Диего Фуэнтес?

Глава 1

Высокий мужчина, ростом чуть ниже меня, но значительно тоньше, смотрел на меня. Его русые волосы коротко подстрижены и аккуратно уложены, а гладко выбритое лицо так и кричало, что всё, чем этот мужик занимается по утрам, – ухаживает за щетиной. На нём строгий костюм чёрного цвета, ценником с мою почку, и лакированные туфли. С виду он представляет собой довольно дипломатичного, влиятельного человека с большим карманом. Но как только ты смотришь в его холодные, практически ледяные глаза, и на мерзкую ухмылку, говорящую я-лучше-тебя-придурок, весь образ канет ко дну. И самое странное, что он напомнил мне кого-то. Это же взгляд, эти же волосы… где-то я всё это уже видел.

– Мы знакомы? – напрямую хриплю я, откашлявшись после долгого молчания.

Он окидывает меня рентгеновским взглядом, от которого у меня мышцы встают в боевую готовность. И следом, будто делая вердикт, он морщится, как от какого-то дерьма.

– Только косвенно. И раз уж ты спросил, то имеет ли это значение? – его голос довольно грубый и высокомерный, и из-за этого мне ещё больше хочется сломать ему челюсть.

– Полагаю, да, если я спрашиваю, то это меня волнует. Так если мы не знакомы напрямую, откуда вы знаете моё имя, и где я живу?

– Слишком много вопросов на одного дворнягу.

Что, блять?

– Повтори, сукин сын, – рычу я этой роже, хищно оскалившись.

Он закатывает глаза, не обращая внимания на мою готовность нападать.

– Ты плохо слышишь? Досадно. Но если ты просишь, то: ты дворняга. Кажется, я сказал не это, но какая разница, ведь суть всё равно та, так ведь?

Я кидаюсь на него, замахнувшись, но он резко блокирует мой удар. Я могу ударить его в живот, но он тут же начинает говорить, привлекая моё внимание и отвлекая меня от дальнейшего нападения.

– Остановись, пока не пожалел, – сухо предупреждает он, – чтобы тебе стало легче, я отвечу на твой вопрос. Я знаю о тебе всё, Диего. И будет ещё лучше, если ты отойдёшь от меня, чтобы не портить мою ауру своим зловонием, то я ещё и представлюсь. Меня зовут Вильям Мелтон. Теперь понимаешь, кто я?

Я отшатываюсь, впечатываясь в стену позади меня.

– Ты её отец… отец Грейс, – хриплю я, разглядывая его, проводя параллель между ними. Неудивительно, что он показался мне знакомым.

– И да, и нет, – усмехается Вильям, – не имеет значения, чей я отец. Главное – я её смерть.

– Что? – в недоумении спрашиваю я. – Не понимаю, о чём ты.

– Объясняю один раз. Слушай и запоминай: ты сейчас едешь со мной, или я выстрелю ей в лоб. Мне не жалко ни пули.

От довольно резкого заявления, тем более от отца Грейс, я в который раз пошатнулся и почти упал на пол, споткнувшись об собственную ногу. Со стороны я, должно быть, выглядел ничтожно с большими глазами размером с дырку в унитазе и открытый ртом. Я ждал, что Вильям сейчас засмеётся и скажет мне серьёзную причину его визита, но этого не произошло не через минуту, не через две. Мы так и стояли: я – в полном шоке, он – с дикой улыбкой, не предвкушающей ничего хорошего. Он напоминал мне шакала. Такой же коварный, мерзкий ублюдок, который ждёт, когда ты расслабишь булки, чтобы нанести удар.

– Урод, – сплевываю я, когда, наконец, прихожу в своей голове к общему мнению. Он не шутит.

На самом деле, я догадывался, что у Грейс с родителями всё шатко, но не думал, что всё в таком плачевном состоянии. Вильям пронзительно смотрит на меня, не шелохнувшись.

– Это всё, что ты хочешь сказать?

– Нет, это даже не сотая доля всего. У меня просто два вопроса: зачем я тебе и куда мы поедем?

– Понизь планку, несчастный. Не кажется ли тебе, что такому человеку, как я, ты не нужен от слова вообще?

– Тогда ты сам путаешься в своих желаниях. То ты хочешь, чтобы я поехал с тобой, то я тебе не нужен.

Вильям начинает краснеть от злости, а я, наконец, понимаю его слабые стороны.

– Ты не нужен мне, да. Но ты нужен Грейс, – от этих слов моё сердце падает к подошве моих домашних тапок. Но Вильям лукаво ухмыляется и добавляет: – Не в том смысле, в котором ты подумал. Грейс выходит замуж за Арчера. Он – её любовь всей жизни и прочая хрень. А ты, Диего, ей не нужен. Ты никак не вписываешься в ее историю.

– В вашу историю, если быть точнее?

Вильям перестаёт потешаться надо мной. Его лицо вмиг побледнело, потеряв все жизненные краски. Сейчас он стал похожим на горгулью.

– Я жду тебя в машине. У тебя всего пять минут на сборы.

Как только он разворачивается, чтобы скрыться в кабинке лифта, я спрашиваю ему вдогонку:

– Куда ты меня везёшь? Если в лес, то я должен разочаровать тебя. Я предпочитаю кремацию.

– Забавно, что ты хочешь быть сожженным. Не переживай, я учту твои желания. Но как-нибудь в другой раз. Сегодня мы всего на всего едем на свадьбу Грейс и Арчера.

О нет…

– Прости, мужик, но это без меня. Не хочу видеть смазливую рожу Арчера. Ничего личного, – лгу я. На самом деле у меня куда больше причин.

Он медленно поворачивается в мою сторону в шаге от лифта.

– Ты хочешь, чтобы я убил её?

– Нет. Но ты не убьешь свою дочь.

Вильям насмешливо приподнимает идеальную бровь.

– Да что ты? Смело.

Он заходит в кабинку и спускается.

Я в дерьме.

Выхода у меня не было.

Всю дорогу эта британская задница пела Paradise city, и я уже дико сомневался в том, что я попал в рай. Особенно под сомнения ставил тот факт, что на соседнем сиденье был ублюдок-сатир или подручный Сатаны. Так вот первые пять минут поездки я хотел его убить, следующие пять хотел сделать это ещё сильнее, и в конечном итоге пришёл к тому, что я всё-таки смирился со своим положением и просто начал наслаждаться этой хренью. И это было ещё сложнее, потому что он начал говорить со мной. Слава Богам, что до Нью-Йорка осталось всего несколько миль.

– Вот скажи мне, сколько тебе лет, – неожиданно заговорил Вильям.

Я хотел проигнорировать его, но осознал, что этим лишь подогрею его сучий характер.

– Двадцать три.

– Молод и глуп, – по странному протянул он, но тут же натянул на своё лицо мерзкую улыбочку, – Но не так молод, как Грейс. Нехорошо получается, да, Диего? Совращаешь малолетних. Наверное, судье это бы не понравилось.

– Что ты вообще знаешь о наших с ней отношениях?

– Гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

– Ну конечно, – презрительно фыркаю, уткнувшись носом в лобовое стекло, чтобы скрыть то, как сильно меня задели его слова. Могла ли Грейс рассказать что-нибудь отцу? Например, высмеять то, как легко избавилась от меня.

– Стоит сказать хоть слово о ней: ты сразу бесишься. Похоже, она порвала с тобой, парень, – я игнорирую его. Вильям усмехается, выруливая на парковку рядом с каким-то огромным белым зданием, где похоже и будет проходить церемония. – Знаешь, а хочешь правду?

– Валяйте, – как можно безразличнее прохрипел я, продолжая смотреть в окно.

Вильям стукнул меня в плечо.

– Я бы тоже бросил тебя, если был на её месте. Арчер куда привлекательный вариант для совместного будущего, чем какой-то чёрножопый неандерталец без родословной, – я зарычал и готов был кинуться на него прямо в этой самой тачке, но он вытянул руку вперёд, держа между нами дистанцию, а другой начал парковаться. – Заметь, это ты попросил меня сказать правду.

– Как твоя жена терпит тебя? Честно? – не дожидаясь от него ответа, я практически крикнул: – Ты – конченный ублюдок. Если бы ты не был её отцом, клянусь, я насрал бы на судью и убил бы тебя нахрен.

Вильям приподнял уголок своих бледных губ.

– Моя жена слишком глупа, чтобы понять это.

– Вы говорите о матери Грейс, как о дерьме. Неудивительно, что Ваша дочь ненавидит Вас.

Я хотел сделать ему больнее, чем он сделал мне. Но, кажется, я ни капли не удивил эту рожу.

– Я люблю свою дочь, если ты об этом. И она меня любит. Просто это не та любовь, которую ты привык видеть. Ты и тебе подобные не достойны таких чувств. А теперь закрой пасть, дворняга, и выметайся из моей машины. Свадьба уже начинается. А мы же не хотим опоздать?

Больше мы старались не говорить. Ни он, ни я не изъявляли желания выдавливать из себя эту желчь, чтобы задеть друг друга.

Когда до места моих страданий осталось всего пару шагов, я остановился и впал в ступор. Готов ли я?

Само собой, если я сейчас войду в это здание, увижу её в белом платье, дико счастливую, это добьёт меня. И тут я реально струсил. Резко развернувшись, я начал оглядываться, чтобы найти ближайший бар, где смогу напиться и трахнуть какую-нибудь девчонку, потому что нахрен всё. Да, теперь это мой девиз.

– А ну-ка постой, засранец, – тут же схватил меня за руку отец Грейс и дёрнул на себя, – ты чего удумал? Сбежать захотел?

– Нет, – я злобно стряхиваю его руку, как прилипшую грязь. – Ты же не дал мне выбора.

А так бы я уматывал отсюда быстрее, чем он что-либо сказал.

Покосившись на меня, он фыркает, не веря ни единому моему слову, но мне плевать. Я отворачиваюсь и продолжаю вглядываться в окно. Где-то там стоит моя Грейс, улыбается присутствующим, пьёт шампанское из какого-нибудь дорогого бокала, на котором выгравировано её имя. Или имя Арчера… чёрт бы его побрал.

Вильям хмурится, и тогда я осознаю, что неосознанно выблевал имя мудака-парня Грейс. Он щиплет себя за переносицу, глядя куда-то позади меня.

– Знаешь, когда-то я тоже любил…

– Мы не в тех отношениях, чтобы изливать друг другу душу, – я недовольно корчусь, и Вильям делает тоже самое.

– Плевать. Ты послушаешь меня потому, что я это хочу, понял? – холодным тоном кряхтит тот и тут же продолжает свой рассказ: – Когда-то я тоже любил.

– Это я уже понял, – перебиваю его, – давай как-нибудь побыстрее расскажи Вашу историю с матерью Грейс.

Вильям удивлённо смотрит на меня.

– Что? Что ты сказал?

– Мне не нужна твоя сладкая история любви, в конце которой рождается Грейс. Я уже понял – долго и счастливо.

Он начинает смеяться. По-настоящему. Не тот мерзкий смех, свойственный Сатане или какому-нибудь злодею из фильмов; а настоящий, от души.

– Нет, ты ошибся.

– В чём конкретно? – равнодушно уточняю у него.

– Да во всём. Я никогда не любил мать Грейс. Моя история никак не связана с этой бесхребетной женщиной.

Вот это уже более интересно и больше похоже на правду.

– И кто эта женщина, что смогла завоевать твоё ублюдское сердце? – теперь я уже открыто демонстрирую презрение и ненависть.

Вильям хрустит костяшками пальцев. Его взгляд туманится, когда он начинает вспоминать:

– Мне было семнадцать, а она была на три года старше меня. Её звали Аннабель, и она была прекраснее любого на этой планете. Она была упёртой, сильной, сдержанной, умной. Она была той, с кем я хотел сокрушать этот мир, – он мечтательно вздыхает, – я обожал её.

– Дайте угадаю: она отвергла тебя?

Он коротко кивает.

– Но я не виню её. Я был сопляком, а она королевой. Ей нужен был кто-то сильный, за которым она сможет быть, как за каменной стеной. А в тот момент я не мог дать ей этого.

– Что было между вами? – осторожно интересуюсь у него. Удивительно, но мне и вправду стало интересно узнать то, как он стал таким дерьмом.

Вильям хмурится и дергает плечами.

– Ненависть, – бросает он и начинает идти к двери, – она высмеяла меня перед моими друзьями, перед всем университетом. В этот миг она из прекрасной розы стала для меня венериной мухоловкой. Я ненавидел её каждой клеточкой своего тела. Я жаждал отмщения, – его губы кривятся в кровожадной улыбке. Он оборачивается: – И я добился своего. Вот уже долгое время она где-то глубоко под землёй.

Липкое чувство растекается по моему телу. Я отшатываюсь, кривясь:

– Ты убил её?

Вильям театрально ахает.

– Конечно, нет. Она умерла от СПИДа. Ей не стоило спать со всеми подряд. Надеюсь, ты вымерил урок из моих слов, Диего. Любовь – это то, что делает нас слабее. Это чувство, которое обвивает тебя изнутри, заставляя подчиняться сердце и разум. И рано или поздно это приведёт к разрушительным последствиям.

Не говоря больше ни слова, он разворачивается на одних пятках и, пританцовывая, заходит в здание, откуда доносится музыка. Мне не остаётся ничего делать, поэтому я следую за ним, понурив плечи.

Внутри всё выглядит так, как я себе это я представлял.

Огромный зал размером с домом моих родителей в Фолл—Ривере, весь он освещён сотней огней и огромной хрустальной люстрой, свисающей к полу, посередине помещения. Под ней уместился двухэтажный стол с бокалами шампанского и другого алкоголя. Жаль, у них нет бурбона, потому что сегодня он будет очень даже кстати. Окна завешаны полупрозрачным тюлем с золотыми блестками. Теплый оранжевый свет от заходящего солнца проходит в зал, но тут же растворяется под гнётом белого освещения. Я скольжу по залу, наполненному множеством столов, за которыми сидят гости в официальной одежде, стоимостью в целое состояние, и натыкаюсь на большую картину, висящую на стене напротив свадебной арки. На ней написан портрет Грейс и Арчера: они смотрят друг на друга также влюблённо, как и мы когда-то. Сглотнув, я утыкаюсь глазами в мраморный пол, в котором вижу своё отражение. Оно смеётся надо мной всё я больше и больше, из-за чего ярость во мне начинает биться в истерике, требуя, чтобы ей дали сделать своё дело. Но я не собираюсь портить свадьбу Грейс.

– Ты видишь её? – спрашивает Вильям, осматриваясь. Многие гости обратили на нас внимание и почтенно кивнули ему головами.

– Нет, – отвечаю ему, хотя я даже и не пытался найти её. Музыка в зале сменилась на что-то классическое, и я застонал от всей этой показухи. Грейс точно не была организатором этой свадьбы: она никогда бы не сотворила весь этот шлак. По крайней мере, я так думал.

Маленькая девушка официант подлетела к нам с подносом бокалов. Она одета не как все официанты в этом зале: на ней обычные чёрные джинсы и легкая блузка, которую треплет сквозняк. Её темные волосы цветом горького шоколада были собраны в маленький аккуратный пучок на затылке. Её карие глаза цвета хорошего виски смотрели на нас с Вильямом без интереса. Розовые пухлые губы сложились в бантик, когда отец Грейс прошёлся по девушке недолгим, но мерзким взглядом. Я заметил, как дернулось её колено, и уверен, что она хотела долбануть им Вильяма между ног. Я улыбнулся и закашлял, чтобы скрыть приступ смеха. Официантка прищурилась, глядя на меня, но, увидев одобрение, подмигнула.

– Что пожелаете?

– Милый голосок, – цокнул Вильям, – тебе стоит идти в певицы, а не в обслуживающий персонал.

Он потянулся к подносу и взял стакан виски.

– Я не часть персонала, к вашему сведению. Я всего лишь помогаю подруге, которая организовывает весь этот бред, – фыркает в ответ девушка, забавляя меня ещё больше.

Похоже, это вечер может быть не так ужасен. Если, конечно, Вильям не решит прихлопнуть девушку, как муху. Хотя, видя её довольно бойкий характер, я уже сомневаюсь в том, что он прихлопнет её, а не она его.

– Да? – Вильям усмехается, приподняв бровь. – И почему же это бред?

Девушка закатывает глаза и оглядывается.

– Посмотрите на все это. Разве так выглядит настоящая свадьба?

– А как, по-твоему, она должна выглядеть? Как по мне, всё на высшем уровне.

– Ну конечно, – девушка скучающе проходится по нему взглядом. Вильям начинает откровенно издеваться над ней, и я уже собираюсь вмешаться, но тут она выдаёт: – Для таких как Вы, сэр, может это и искренне. Извините, но мне нужно идти.

И я больше не сдерживаю смех, когда она удаляется.

– Сучка, – шипит Вильям и отворачивается. Что-то словно промелькнуло где-то далеко от нас, потому что нельзя по-иному объяснить то, как он резко зашагал в непонятном мне направлении.

– Иди за мной.

Я даже не успел предположить, кого он там нашёл, как он резко останавливается возле одного стола. Рядом с ним с бокалом стоит женщина возрастом моей матери, но что-то в ней не то: бледное лицо обтянуто сухой тонкой кожей, через которую видно каждую венку; её светлые волосы скручены в странную прическу, но похоже её это мало заботит, в отличие от всех женщин в этом зале; пустой взгляд зеленоватых глаз устремлён куда-то вдаль, не обращая внимания на остановившегося Вильяма; красное атласное платье с V-образным вырезом обтягивает её костлявое тело. Она выглядит, как героинщица. И, похоже, так оно и есть.

– Познакомься, Диего, это моя супруга – Джорджия, – Вильям даже не утруждает себя, чтобы улыбнуться ей. Да и она, очевидно, не горит желанием показывать восторг его персоне.

Семья Грейс вызывает нечто странное в душе… ноющую жалость и скорбь.

Женщина – Джорджия – наконец смотрит на нас поочерёдно: она дарит мужу легкое подёргивание уголка сухих губ, а на меня смотрит с особым интересом.

– Приятно познакомиться с тобой, Диего Фуэнтес, – Похоже, каждый в их семье знает меня. – Я наслышана о тебе.

– Не нужно, Джорджия. Ты знаешь столько же, сколько и мои псы, так что помалкивай, – беспристрастным тоном затыкает её Вильям.

Женщина сжимает губы в тонкую ниточку, игнорируя его.

Становится слишком некомфортно находиться рядом с ними. Что-то жуткое навевает вся эта атмосфера общения. Разве семьи создают не из светлых чувств?

– Что бы ты там не хотел спросить, мальчик, лучше придержи это в себе, – шипит Джорджия и обращается к мужу, отталкиваясь от стола. Бокал в её руках дрожит, стремясь упасть на пол. – Я буду в гостевой, мне что-то не хорошо.

Её худенькие синеватые ножки перебирают на высоченных каблуках, и она скрывается в толпе гостей. Вильям даже не провожает жену взглядом, проявляя холодное безразличие.

– Ну конечно, знаю я, как ты устала, шлюха.

Я хотел что-то сказать, но решил признаться, что это не моё дело и никогда моим не будет.

Он опрокидывает в себя очередной стакан виски. Скользкий взгляд исследует зал и останавливается где-то на одном из столов. Я перестал обращать внимание на него и просто абстрагировался от мира.

– Я вижу её. Вижу Грейс.

Всего два слова – вижу Грейс – и моё сердце прекращает свою работу. Липкое чувство страха скатывается по моей спине, и я уже не сомневаюсь, что это не капельки пота. Страх окутывает мою голову сильными тисками, заставляя следовать за Вильямом с пустым взглядом и без каких-либо лишних движений. Да я даже не дышу, мать его. Страх увидеть её сейчас счастливой с ним, убивает меня. Но если она будет несчастна, то я также пропаду. Отсюда нет выхода.

Как только мы подходим к самому дальнему столику, я замечаю Арчера. Его, впрочем, трудно не заметить. Он стоит рядом со стулом, оперевшись на него, в чёрном смокинге и лакированных туфлях. Его глаза выражают непонятную мне боль, а губы сжаты в тонкую линию. Но как только он замечает нас, фальшивая улыбка скользит по его лицу. Он впивается в меня взглядом, не обращая внимания на Вильяма. Сначала мелькает шок, но он тут же сменяется на ликование. Арчер знает, что выиграл эту битву. Сукин сын.

– Рад видеть тебя здесь, Диего, – в его тоне слышатся насмешливые нотки, но я уже прекращаю его слышать.

Потому что она поднимает на меня свои глаза. Услышав моё имя, она дёргается, как от пощечины, и практически падает со стула, над которым возвышается Арчер. В белом пышном платье, она выглядит ещё лучше, хотя нагота ей идёт больше.

Зелёные глаза цвета свежей летней травы, которая покрыта росой, смотрят на меня в полном непонимании, замешательстве. Она тоже не знала, что я здесь окажусь. Видимо, праздником рулит лишь её отец. Я позволяю себе осмотреть её, что доставляет мне больше боли, чем удовлетворения: её кожа на три тона бледнее, чем в последний раз, когда мы встречались; а розовые пухлые губки, которыми она целовала мне шею, когда я заставлял её кончать, искусаны до крови. От вида последних я начинаю свирепеть и с трудом сдерживаю себя, чтобы не убить Арчера.

– Грейс, – рявкает её отец неподалёку. Кажется, мы совсем забыли, чтобы вокруг есть кто-то, кроме нас двоих, – я привёл тебе твой свадебный подарок, неужели ты не хочешь поблагодарить меня, дорогая?

Её носик морщится, как и каждый раз, когда она старалась сдерживать себя в руках, чтобы не надрать кому-нибудь зад. Моя малышка не может сдаться так просто.

– Спасибо… отец, – хрипит она, не сводя с меня глаз.

На её лице отображается боль, и я почти тянусь, чтобы коснуться её щеки, как Арчер выскакивает передо мной, загораживая её.

– Не думаю, что хочу, чтобы ты трогал мою жену, – рычит на меня этот ублюдок.

– А я не думаю, что спрашивал твоё мнение. И она не твоя жена.

На последних словах мой голос срывается на крик. Где-то рядом хихикает Вильям.

Теперь я понял, зачем он привёл меня сюда. Он хотел лицезреть весь этот цирк. Ему доставляет удовольствие наблюдать, как кому-то больно.

– Будущая. Будущая жена, Диего.

– Я перережу твою глотку, а когда ты будешь захлебываться в крови, я скажу тебе то же самое. Потому что она не твоя.

– А чья же? Чья? – смеётся Арчер. Он запускает ладонь в свои пшеничного цвета волосы. – Неужели твоя?

Не помню, как я подлетел к нему. Последнее, что я вообще видел, это мой кулак, прилетевший ему в челюсть. Голова Арчера дёрнулась, а сам он почти упал, если бы не Грейс, которая схватила его за спину.

– Достаточно, – прогремел Вильям и схватил Арчера за локоть. Тот испепелял меня яростным взглядом, пока его белки наливались кровью, – пойдём, Арчер. Оставим их вдвоём. Им есть о чём поговорить.

– Но…

Вильям перестал его слушать и уже утянул за собой.

Я не следил за ними, чтобы убедиться в том, что мы остались вдвоём. Мне было откровенно наплевать на это. Единственное, что сейчас мне важно, – это она.

Закусив губу от волнения, она неловко поднялась со стула и оказалась рядом со мной на расстоянии вытянутой руки. Но ни один из нас не решался подойти ближе. Мы смотрели друг на друга, выжидая чего-то, исследуя каждый дюйм наших тел. Её лицо нездорового оттенка склонилось набок, изучая меня также пристально, как и я её. Её зелёные глаза потемнели, и я четко видел боль, отразившуюся в них. Эта была уже не моя Грейс, в которой горел огонь, заставлявший меня умирать от нетерпения. Она была моим криптонитом. Грейс могла убить меня и воскресить. Только ей было подвластно это. Что-то иное промелькнуло в её взгляде, и я не успел уловить это что-то, потому что она уже закрыла глаза. Её веки дрожали, а ресницы начали покрываться влагой и склеиваться. Эта картина сжала моё сердце, и я не смог просто смотреть на это.

Взяв её за ладонь, я не ждал, когда она сплетет наши пальцы. Я повёл её в сторону туалетов. Не беспокоясь о том, где женский, а где мужской, я затащил нас впервые попавшийся и закрыл дверь на ключ, чтобы никто не смог помешать нам.

Медленно повернувшись к ней, я ожидал, что она накричит на меня, станет бить кулаками мою грудь, чтобы выбраться. Но ничего из этого не последовало. Она стояла ледяной глыбой, смотря на меня покрасневшими пустыми глазами. Что с ней стало…

– Грейс, – от боли мне хотелось выть, но я ничего не мог поделать. Сердце наливалось кровью, когда я увидел её такой впервые, – что бы ни произошло, пока тебя не было со мной, я знаю, что тебе было паршиво. Я вижу это. Скажи мне почему, и мы выберемся из этого дерьма вместе. Забудем всё это и начнём заново. Больше не будет никаких ссор. Я расскажу тебе все свои тайны, а ты можешь молчать, правда. Главное, чтобы ты была рядом, – она смотрела в пол, сжимая в руках ткань. – Грейс, ты слышишь меня? Мы справимся с этим.

Я с замиранием сердца наблюдал за ней, пока она безмолвно стояла, уткнувшись взглядом в пол, избегая встречи со мной.

Не выдержав, я пошёл в её сторону, и тогда она отмерла.

– Не подходи, – прохрипела она. Казалось, что Грейс сорвала голос от долгого крика, – отойди от меня, Диего… пожалуйста.

Я замер на месте.

– Я не понимаю.

– Тебе и не нужно понимать это, – выдыхает она, и черты её лица вмиг ожесточаются. – Что сказал тебе отец?

– Много чего. Про свою первую любовь, например.

– Аннабель… – в её голосе слышится грусть.

– Ты знала её?

Грейс отрицательно качает головой.

– Не так хорошо, как хотелось бы. Пока отец не убил её, она часто навещала меня, когда мама была в… неважно где.

– Твой отец убил её?!

– А ты сомневался? – хмыкает она, вытирая мокрые глаза.

– Он сказал, что она умерла от СПИДа, – и я поверил ему.

– И как думаешь, откуда у неё эта болезнь? Её изнасиловали по просьбе моего отца. Но разве сейчас это важно? Я спрашивала о другом. Что он предложил тебе, если ты поедешь с ним?

От её жесткого тона неприятный холодок проходится по всему телу.

– Он пообещал мне, что убьёт тебя, если я откажусь от поездки сюда.

Я, конечно, не думал, что она будет в шоке, но я надеялся, что, хотя бы удивлю её этим. Но нет. Она даже не изменилась в лице.

– Ничего нового. А теперь послушай, Диего, я люблю тебя. Слишком сильно, чтобы позволить отцу сделать то, что он хочет сделать с тобой.

– Мы разберёмся с этим вместе, – перебиваю её. От осознания того, что она все ещё любит меня, я загорелся надеждой. Секунда и я уже стоял впритык с ней и гладил её по щеке.

Она закрыла глаза и, словно кошка, требующая нежности, льнула к моей руке. Тепло разлилось в моих венах, спустя долгое время отсутствие Грейс рядом со мной. До этого момента я даже и не знал, насколько сильно скучал по ней. Но даже этот контакт длился недолго. Она дёрнулась и резко убрала мою руку. Схватив её своими ладонями, она сжала её и посмотрела мне в глаза. Я видел решительность, на фоне страданий и безвыходности в одном её взгляде.

– Мы не справимся с этим, потому что нас уже нет. Есть я, и есть ты, помнишь? Я писала это в письме.

– Ты написала его, чтобы оттолкнуть меня, – рычу я, выдернув свою ладонь из её рук.

– Практически всё было написано с этой целью, да. Я и не сомневалась, что ты поймёшь это. Но другая часть была правдой. Диего, это уже не важно.

– Ещё как важно. Я скучал по тебе. Мы все скучали…

Стон, наполненный боли, срывается с ее губ, и я осознаю, что иду в правильном направлении.

– Мария совсем изменилась. Ей не хватает тебя. Она перестала принимать таблетки, и это сильно сказывается на её поведении. Пару дней назад она почти воткнула нож в руку Даниэлю, когда тот хотел коснуться неё. Мои родители постоянно спрашивают о тебе. А Этан и Скарлет не выходят из дома, ища утешение в объятиях друг друга. Оливер потерял не только лучшего друга, но и тебя. Это убивает его изнутри, он уже не такой, как прежде. Полли уехала к родителям и от неё вообще не слышно вестей. А Саманта, которая, наконец, призналась ей в чувствах, нуждается в твоей поддержке, потому что ей сейчас паршиво, как никогда раньше. А я просто умираю без тебя рядом. Ты нужна мне, Грейс. Нужна всем нам.

Истошные рыдания наполняют комнату.

– Уже ничего не вернуть, как же ты не понимаешь. Он разрушит всем вам жизнь, как рушит её мне.

– Вместе мы со всем справимся, – я обнимаю её, уткнувшись носом в её волосы. Вдохнув полной грудью этот аромат, я, наконец, почувствовал себя там, где должен быть. Не в туалете, конечно. А с Грейс. Она – мой дом.

– Прости меня, но все кончено. Сейчас я стану женой Арчера, и отец оставит всех в покое.

– Ты не станешь его женой, – рычу я, как не в себе.

Грейс выпутывается из моих рук и идёт к двери. Напоследок она последний раз смотрит на меня.

– Каждый день рядом с ним я буду помнить только тебя. Помни об этом и никогда не забывай.

Она выходит из туалета, оставляя меня там смотреть ей в след. Как бы я хотел сейчас уйти, но я не могу, потому что договор с Вильямом обязывал меня остаться до процесса бракосочетания. Поэтому собрав волю в кулак, я выхожу именно в тот момент, когда все гости сидят на своих местах, а около свадебной арки стоит Арчер. Ад начался.

Решив остаться в тени прожектёров, я встал рядом с напитками, откуда видел всё. И, несомненно, меня заметил Арчер. Ублюдок подмигнул мне и отвернулся к священнику. Грейс пока рядом не было, и я ужасно надеялся, что она сбежала.

– Тот скользкий тип искал тебя.

Я поворачиваюсь на голос и вижу ту самую маленькую брюнетку, что утёрла нос Вильяму.

– Хрен с ним. И ты права, он чертовски скользкий.

Девушка улыбается мне уголком розовых пухлых губ.

– Что ты делаешь здесь? Ты не похож на всех тех, кого пригласили на эту недосвадьбу.

– Вильям – тот урод – отец невесты, девушки, которую я безмерно люблю.

Непонимание отражается в карих глазах официантки. Я осознаю, что даже не знаю её имени и уже открываюсь ей, хотя не делал этого никогда прежде. Что-то в ней притягивает.

– И ты позволишь ей выйти за другого?

– У меня нет выхода. Она сдалась, а я не могу в одного тащить нас из этой ямы.

– На твоём месте, я бы поступила именно так. Если ты любишь её, то ты должен идти до конца. Чего бы это ни стоило, – говорит она, и в этот момент её телефон в руках вибрирует. Она смотрит на подсвеченный дисплей и улыбается. – Я убью тебя, придурок. Папаша из тебя так себе.

Сначала я не понял, что это адресовано не мне, но, когда она показала фотографию, где маленькие, примерно годовалые мальчик и такого же возраста девочка все в муке корчат рожицы, до меня дошло.

– Если бы он не шёл до последнего, то их бы сейчас не было. Я бы не просыпалась из-за детских визгов, умоляющих меня включить мультики. Мы бы не устраивали вечер кино, когда под конец они засыпали, и нам приходилось брать их на руки и укладывать спать вкровать. Хотя мы прекрасно знаем, что они просто притворяются, но все равно делаем вид, что ничего не понимаем. Не было бы детских рисунков на холодильнике, где мама больше папы в три раза. Мои глаза порой скошены, а иногда их всего один, но как объяснить сыну, что я не циклоп, если он даже не знает, кто это. Ничего бы этого не было.

Она замолкает, все ещё улыбаясь, но я уже не смотрю на неё. Мое внимание обращено лишь на неё. На Грейс, которая держит белый букет своими маленькими ручками, идя под руку с отцом, на лице которого гордая счастливая улыбка, что не скажешь о Грейс. Классическая музыка сменяется другой, выбивается из меня воздух. Эта любимая песня Грейс. Это далеко не свадебная песня, поэтому я не понял, почему поставили именно ее. Но, вслушавшись в слова, я осознал, что Грейс знала, что отец приведёт меня сюда. Эта песня стала посланием мне от моей прежней Грейс, пока она ещё не стала той, в чьих чертах я еле узнаю свою малышку.

– Это она? – еле слышно шепчет брюнетка рядом со мной, и я еле заметно киваю, следуя взглядом за каждым шагом Грейс, когда она оказывается рядом с аркой. – Она несчастлива так же, как и ты. Это видно, парень. Сделай так, чтобы вы смогли рассказывать свою историю вашим детям, вспоминая этот момент, как какую-то шутку.

Я не успеваю сказать ей спасибо, потому что она уже исчезает в толпе.

Вильям подводит Грейс к алтарю, шепчет ей что-то на ухо, на что она кивает, отпускает её руку и отходит в сторону. В его глазах блестят слёзы радости, отчего я начинаю сомневаться в том, что он – монстр. Хотя нет, не сомневаюсь, потому что понял, что Грейс наступила ему каблуком на ногу, из-за чего он и прослезился. Матери Грейс нигде рядом нет. Арчер берет Грейс за руки, и они вместе оборачиваются к священнику. Тот начинает напутственные слова, затем Арчер произносит свою клятву, но я даже не слушаю это. Я увлечён одной лишь Грейс, по щеке которой скатывается горькая слеза. Когда наступает её черёд, песня затихает. Тишина поглощает зал, пока Грейс в слезах ищет в зале меня. Как только её глаза находят меня, с её губ вырывается первый всхлип:

– Я клянусь быть тебе во всём опорой, нежно любить тебя и терпеливо оберегать нашу любовь. Говорить, когда нужны слова, и хранить молчание, когда слова не нужны. Я согласна согласиться попробовать морковный пирог.

– Нет, малышка, пожалуйста…

Она взяла речь из любимого фильма «Клятва», после которого плакала больше часа на моей груди. Тогда она сказала мне, что обязательно произнесёт её на своей свадьбе. На нашей свадьбе…

– Жить, где хорошо твоему сердцу и считать это своим домом, – произносит она последние слова, продолжая смотреть на меня, захлебываясь в слезах.

Я не слышу больше ничего, кроме жуткого звона в ушах. Моё сердце уничтожено, и с остатками себя, я ухожу на улицу и вызываю такси в ближайших бар.

Прошлое в прошлом, Грейс. Там ему и место.

Глава 2

Странно находиться тут – в своём родном мире, откуда я родом. Я не был тут несколько лет, а кажется, что сразу несколько десятков. Привычный испанский, лишь туристы, лопочущие на своих языках. Забавно понимать и тех, и других, и в какой-то степени мне даже нравится слышать и видеть эмоции людей, которые рассматривают город. Прилетая сюда, я не испытываю тех эмоций, что и другие. Я знаю тут всё, для меня это обыденность и привычный ежедневный круговорот.

– Диего, милый, я приготовила твою любимую паэлью, – щебечет голос бабушки, пока я, расставив локти по коленям, пытаюсь вырвать собственные волосы к чертям собачим.

– Я не хочу, спасибо, ба, – говорю я, не поворачиваясь к ней.

– Тебе плохо?

Мне не плохо, мне дерьмовей некуда.

– Всё в порядке, солнце напекло, и сегодня голова болит. У вас тут жуткая духота.

– Дорогой, это не Принстон, не ходи без головного убора, тем более утром, – обеспокоено продолжает она, пока я с трудом, но улыбаюсь её заботе.

– Всё в порядке, – киваю я, поднимаясь с кровати, – бывает с непривычки, я же прилетел один день назад, нужно привыкнуть.

Янтарные глаза рассматривают каждую клеточку моего лица, и, кажется, находят какие никакие, но ответы. Бабушка обладает сверхспособностью видеть то, что тяжело распознать обычному человеку, у неё будто рентген в глазах. Ей всегда удавалось невооружённым взглядом увидеть каждую потайную клеточку души, маме в какой-то степени тоже перешёл её талант, но бабушка – это наш личный рентгенолог. От неё не ускользнёт ни одна деталь внутренних чувств. Поправив волнистые локоны каштанового цвета, которым она красит волосы, хотя я считаю прекрасным то, что у неё уже появилась седина, бабушка прищурилась и окинула меня проницательным взглядом. Ощущение того, что на лбу написалась целая книга из собственных переживаний – ударило и зомбировало. Такое чувство, что я попал в кабинет флюорографии, где мне необходимо стоять смирно и выполнять просьбу дышать и не дышать.

– Не переживай, у меня просто переломный момент, – успокаивающе, улыбнулся я, оставив поцелуй на макушке, – зачем ты красишь волосы?

– Ещё один? – хмуро спрашивает она.

– Жизнь соткана из таких моментов, ба, нужно время, чтобы их залечить и исправить. Так всё-таки, зачем? По мне, так тебе подходит естественность, а ты пытаешься её скрыть.

– Это как маска, Диего, которую ты сейчас надел на себя.

– Не хочу, чтобы ты пряталась от кого-то, и вообще, как тебе удаётся скакать с темы на тему? При чём, ты отлично справляешься с тем, чтобы их объединить в одну.

– Легко. Ты пытаешься меня обмануть.

– Возможно, но эта ложь во благо, – обняв её за плечи, я снова улыбнулся.

– Я не хочу, чтобы ты обманывал меня и всех нас в целом.

– Уверяю тебя, вам не за что переживать, скоро всё наладится, и я стану тем дураком, что был в школе.

Лицо бабушки озаряет улыбка, по которой читается то, что она вспомнила былые времена, хоть и не самые красочные.

– Даже не думай, – она качает головой, и в ответ награждает меня тёплой улыбкой, которая вновь сменяется хмуростью и задумчивостью.

– Я не о плохом, – сразу останавливаю её тропинку к прошлому дерьму я, – это была подростковая дурость, где хочется показать себя. Думаю, от них уже давно остались только кости или они гниют за решёткой.

– Надеюсь, ты мне не врешь.

– Ты сама всё видишь. Паэлью?

– Тебе ловко удаётся увернуться от темы, но ты знаешь, что меня не проведёшь, – кивает бабушка, – и когда ты успел передумать?

– Сейчас, – искренне смеюсь я, выходя из комнаты, – дедушка уже мог покрыться слоем льда или пыли, пока у нас велась беседа по душам.

Бабушка следует за мной, пока я спускаюсь по лестнице и чувствую её пристальный взгляд на затылке.

– Я бы не стала говорить так громко, думаю, что это были лишь её предпосылки.

– Вполне возможно, ба, но это ничего не меняет. Со временем всё вернётся на круги своя.

Родители отослали меня, словно я маленький мальчик, которого невозможно взять под контроль. Хотя, я не могу их винить, мне действительно нужна смена обстановки, и Испания подходит для подобного рода изменений. Не знаю, по какой причине семья не подумала, что я вернусь к прошлому тут, но, вероятно они тоже понимают, что это была глупость. Кроме того, я давно не был у бабушки и дедушки по линии своего донора спермы. Мы редко общаемся по телефону, а видимся ещё реже, но это не меняет того, что я отношусь к ним с теплотой, как и они к нам. Наша семья – это что-то из ряда безумия и нарушения всяких жизненных тонкостей, типа: родители по чьей-то линии должны негативно относиться к своим внукам, если сын идиот. Идиот, он и в Африке останется идиотом, – так они описывают собственного сына, что даже забавно, ведь мы все с ними согласны. Я обязательно должен заехать к ним, это как дело чести, да и надобности. Мама постоянно поддерживает с ними связь и передаёт мне от них привет. Уверен, они знают о моём прилете и приедут сами, если этого не сделаю я.

– Ты, наконец-то, решил, что пора оставить четыре стены? – улыбается дедушка, приспустив очки и посмотрев на меня карими глазами.

– Я выходил вчера, – усмехаюсь я, занимая место за столом, – не делайте из меня отшельника или егеря.

– Часовая прогулка на машине с открытым стеклом из аэропорта до дома не считается.

– Я ещё не вклинился, нужно время.

– Ты улетаешь через неделю, вклинишься на шестой день? И зачем улетать так рано?

– Я должен работать, – выдыхаю я.

– И сколько ещё ты должен работать? – смеётся дедушка, зная мою правду.

– Я.. не знаю, – жму плечами и падаю на спинку стула, – договор был до конца года.

– Энрике, ты разве не видишь? – улыбается бабушка, наполняя тарелки моим любимым блюдом в её исполнении.

– Что не вижу?

– Он решил остаться.

– Где? – вступаю я.

– В университете, Диего. Я вижу, что тебе понравилось работать в такой должности, даже не отрицай.

– Мы прекрасно понимаем, что меня не оставят.

– С чего ты так решил? – коротко улыбается дедушка.

– Хотя бы, потому что я судим.

– Говоришь так, словно виноват во всех смертных грехах. Оступился, с кем не бывает. Тем более, ты этого не совершал.

– Я был замешан, и суд решил иначе.

– Они не вправе указывать учебному заведению в том, кого брать на работу.

– Да, но есть какие-то рамки, кого не допустят к студентам.

– Ты уже с ними работаешь, значит, уже допущен.

– Тебя не переспорить, – выдыхаю я, смотря на дедушку, который победно улыбается, как и бабушка.

– Я всего лишь констатирую факты и действительность. Это работа твоя, думаю, ты и сам понимаешь.

Похлопав меня по плечу, дедушка коротко улыбнулся и пододвинул тарелку ближе. В их компании мне по-особому спокойно. Они не спросили, почему я решил приехать, что со мной не так, но, как известно, бабушка слишком проницательна, она буквально видит наперёд. В Принстоне на меня давили не только стены в квартире, но и семья, которая пыталась утешить, чего я не желаю. Утешить меня в силах только понимание того, что это всего лишь мой очередной кошмарный сон. Но, к сожалению, это моя реальность в виде жизни. Я словно прохожу полосу препятствий в виде ям с дерьмом, но с этим покончено. Я покидаю её. С приездом в Испанию, я отрекаюсь от всего и кладу перед собой новый чистый лист, где должен написать историю с нуля. Прошлое в прошлом, там ему самое место. Была моя грань, я хочу всё завершить. Меня променяли на слащавого принца. Я знаю и уверен, есть и были тысячи способов всё исправить, но она выбрала не тот, который хотелось бы мне. Она не боролась, да и нужно ли бороться? Путь наименьшего сопротивления подстать Грейс, которая вскинув подбородок, зашагала по нему в образе принцессы. Я познакомился с другой Грейс, это не та девушка, что сейчас: она срывалась с места и была готова уничтожить каждого на своём пути; она спорила и была остра на язык; она боролась за себя и за нас, как минимум, отстаивая наши отношения. Это образ, который как бомба разлетелся осколками разные стороны. Она оказалась другой: девушкой, которая легко отказывается от чувств в пользу новых или старых. Человек, который проник в мою душу, узнав секреты, которые на протяжении жизни, я несу в гордом одиночестве – оставил меня. Предательство? Это то чувство, что я ощущал на протяжении всего времени после её ухода. Раздавлен и сломлен? Больше нет. Я закрываю эту книгу и подставляю к ней огонь, исходящий из зажигалки. Она горит на моих глазах и в моих руках, оставляя после себя лишь пепел, который благополучно уносится со сквозняком.

Тарелка пустеет совершенно незаметно, а я, оправдываясь желанием подышать свежим воздухом, выхожу на улицу и следую без определённого маршрута. Узкие улочки едва вмещают в своё пространство туристов, где-то приходится слиться со стеной, чтобы позволить другим пройти вперёд, ведь я еле перебираю ногами. Желание встретить кого-то из прошлого и одновременное нежелание сталкиваться со своими демонами – терзает душу, как и воспоминания о ней. Кадры фотоплёнки уже спешат забить сознание, но я тут же встряхиваю головой, потому что сам себе запретил думать о ней. Выхожу на более оживленную улицу, чтобы создать иллюзию наполненности собственной жизни.

Идея оборачивается крахом. Среди оживлённой толпы, я чувствую себя ещё более одиноким, чем прежде.

Медленно дохожу до порта, где десятки яхт, кораблей и рыболовных лодок мирно покачиваются из стороны в сторону благодаря лёгкому морскому прибою. Первый раз в жизни я ловлю себя на желании запрыгнуть в любую и укатить куда-нибудь подальше на край света, если он существует. Моя жизнь соткана из потерь. Один за другим, я обретаю и тут же теряю. Но это ещё не самое смешное. Забавно то, что я теряю именно в тот момент, когда понимаю ценность и принимаю собственные чувства. Стоит только сказать «я люблю тебя», как предмет моей любви исчезает по любым причинам. Я не виню Алисию, она ушла не по своей воле. Картинки с ней плывут перед глазами, я позволяю им внедриться в голову. Она – моя память, та, что я любил, но понял это с её смертью. Всё было слишком по-детски. Но, возможно, так и нужно. Ребёнок не умеет обманываться чувствами, он любит искренне, без желания получить выгоду. Алисия любила именно так. Будь она живой, куда бы занесла меня жизнь? Это невозможно представить, но тогда, в тот самый вечер, я уже хотел отойти от поганых дел, чтобы быть с ней. Я не успел сказать ей о чувствах, и это гложет меня. Она должна была знать, что я любил её или люблю сейчас. Хотя, это уже не так важно, я лишь могу верить и надеяться на то, что она где-то рядом, просто я не могу видеть её. Уверен, сейчас она смеётся также лучезарно и звонко, потому что я совершил одну и ту же ошибку: я не успел раскрыться до конца, но успел сказать о любви.

Подбираю камень и бросаю его с такой силой, благодаря которой не вижу, где он пошёл ко дну, как и я сам. Я буквально чувствую, как вместе с ним, также скоротечно падаю вниз. Хотя, кажется, что я даже не падаю вниз, я застыл между прошлым, настоящим и будущим. Словно сила гравитации больше не воздействует на меня. Кроссовки занимают место по правую руку от меня, а ноги погружаются в воду. Двенадцать градусов тепла и пасмурная погода делают море холодным, но этому я даже рад. Сознание словно получает невидимые волны для забвения, и благодаря ногам – леденеют мозги, из-за которых память не может функционировать, запуская кадры из прошлого.

Пару раз я чувствовал заинтересованные взгляды, но шея словно наполнилось свинцом, из-за чего я не могу повернуть её и посмотреть на своих наблюдателей. Но в этом даже нет нужды, мне просто плевать. Чистый лист я начинаю валять в дерьме, отличный способ начать с нуля.

Я не знаю, с чего начать. После смерти Алисии, я просто утонул в алкоголе, одноразовом сексе и куче навоза, хотя, кажется, что ничего не изменилось, разве только продолжительность моего отчаянья. Если бы не Мария, да и чего говорить, отец Грейс, который привёз меня к той, что вновь вытерла об меня ноги – я так бы и продолжал свой загул. В прошлый раз помогла мера пресечения в виде условного срока и исправительных работ в университете, то сейчас хорошего пинка я должен дать самому себе. Я больше не хочу помнить её. Не хочу помнить её слова. Не хочу помнить взгляд и клятву, которую она вроде давала Арчеру, а смотрела на меня. Я больше не хочу прошлого. Странно, что подобный шаг в корне может перевернуть в душе всякие чувства. Как говорится: словом, можно убить. Наверно, в какой-то степени у неё это получилось. Словом, можно растоптать, но ещё им можно заставить ненавидеть. И то, как показательно она смотрела на меня в те секунды на свадьбе – доводит до приступа гнева. Я начинаю ненавидеть её всей душой и сердцем, конечно, если они ещё остались.

– Мы не справимся с этим, потому что нас уже нет. Есть я, и есть ты, помнишь?

Эти слова помогают ненависти внутри расти, словно на дрожжах. Она не стала бороться, даже не попыталась. Это не моя Грейс. Это фальшивка. Я ошибся в ней.

– Если бы он не шёл до последнего, ничего этого бы не было.

Новые слова, которые звучали от незнакомки. Бесконечный круговорот между двумя диалогами, в которые периодически вмешивает третий с отцом Грейс. Где-то он даже прав: любовь делает нас слабыми, заставляет ненавидеть. А ненависть я чётко улавливаю внутри самого себя. Я ненавижу её за то, что она сделала это с нами. Ненавижу за то, что уничтожила нас. Уничтожила меня.

– Если ты любишь её, то ты должен идти до конца. Чего бы это ни стоило.

До чего шёл тот парень? Дошёл ли он до моей точки? Терял первую любовь в аварии, видя собственными глазами, как полыхает машина, внутри которой до пепла горит твоя любовь? Не смотрел ли на вторую, которая смогла нагло пробраться в душу и сердце, восстановить их и снова уничтожить, выйдя замуж прямо перед тобой, при этом, говорить клятву и смотреть в твои глаза? Кажется, бесконечности подобного в моей жизни ещё не достаточное количество. Где-то этот кувшинчик с дерьмом ожидает своего следующего шанса. Что дальше? Может, я снова ступлю на ту же дорогу? Отдам часть себя, а потом она придёт домой с пузом и представит мне свою новую любовь: «Привет, Диего, это мой ненаглядный, у нас скоро будет ребёночек, может, ты пойдёшь нахрен?». Яростное желание вернуться в тот день, найти эту брюнетку и вытащить из неё всё то, что она имела в виду – пылает пожаром в грудной клетке. Я хочу знать, что он сделал. Я хочу знать их историю от и до, чтобы потом посмеяться и рассказать свою. Сомневаюсь, что во многомиллионном городе возможно отыскать её. У меня нет никакой информации, кроме той, что она брюнетка и не являлась обслуживающим персоналом, которого, кстати, всегда включают в список работников на вечер. У меня есть ещё одно – эту недосвадьбу устраивала её подруга, и если это действительно так, то, кажется, она недалекого ума, либо деньги для неё стоят на первом месте, других вариантов нет. Если я прав, то хочу увидеть их дружбу, где одна соглашается на подобное, а вторая, придерживаясь другого мнения, всё равно помогает ей. Да и плевать на всех. Возможно сейчас, моя Грейс нежится на пляже, любуясь своим тупоголовым дружком-женихом. Плевать дважды на каждого из них.

Поднимаюсь с пирса, подхватываю кроссовки, игнорирую чужие взгляды, сжигающие спину, и плетусь менять собственную жизнь, как изначально планировал. Это не парочка пунктов, а целый список, который я должен составить. Есть только один, которого я пугаюсь, как собственного отражения после недельного запоя: скорость.

Собственная машина давно пылится в гараже, лишь Ром периодически заводил её для того, чтобы она изредка подавала признаки жизни. Но я ничего не могу с собой поделать. Подходя к ней, дотрагиваясь до неё – я возвращаюсь назад. Секунда и вспышка ослепляет, заставляет сердце разрываться внутри. Я даже не мог посмотреть на неё последний раз, от неё ничего не осталось, как и от меня. Даже если бы такая возможность была, не знаю, решился бы я, смог бы подойти к гробу с девушкой, чувства к которой понял и принял лишь после её смерти.

Это мой страх. Мой личный ад. Эксклюзивный ужас. Я должен исправить это. Я должен побороть себя и сесть за руль без страха.

Глава 3

Что страшней всего: начинать или возобновлять? В моём случае ответ однозначно возобновлять. Тот единичный случай, когда пришлось сесть за руль ради Грейс – сложно считать значимым, потому что я вздрагивал от каждой новой проезжающей мимо машины, срывая внутренний гнев на неё. Мне стыдно. И я снова думаю о ней, из-за чего быстро кручу головой в разные стороны, чтобы выкинуть каждую каплю воспоминаний о ней.

Как только ступаю на гоночную трассу – получаю желаемое. Но не то. Ноги подкашиваются, и я буквально падаю на асфальт, где могу содрать колени, а хотелось бы мозги. Круговорот воспоминаний моментально завоёвывает сознание, из-за чего я не успеваю собраться, поигрывая в бою с самим собой не начав бороться. По грудной клетке буквально приезжает танк. Я чувствую, как под гусеницей хрустят кости, как внутренности сдавливаются под тяжестью груза, как медленно, но верно, я погибаю морально. Перед глазами пропалывает целая кинолента из разных событий, но я цепляю только одно.

Зажимаю педаль газа, выворачиваю руль, и машина боком скользит по трассе, оставляя за собой клубы дыма и запах жженой резины. Ещё один рывок. Ещё несколько секунд и я пересеку финишную черту первым. Адреналин бурлит, прожигает кровь такой температурой, которой позавидует даже раскалённое металлическое ядро Земли. Из-за знойной жары и машин, летающих по трассе, помогающих каждому заливать в себя тонны воды, – по спине скользят капли пота. Проклятые кожаные чехлы, которые Даниэль натянул на кресла, добавляют этому месту адского пекла. Уверен, когда решусь покинуть салон – кожа прилипнет к коже, и на ляжках останется охрененный по мнению друга материал. Весь гнев на него улетучивается в ту секунду, когда капот равняется с белой полосой на асфальте, вслед чему ревут трибуны.

Волна мурашек бежит по всему телу, я не успеваю прийти в себя, потому что следом чуть ли не припечатываюсь спиной к машине, шею обвивают руки, а по щеке и лицу то и дело остаются десятки поцелуев, на которые я не совсем спешу отвечать. Коротко улыбаюсь и возвращаю тело Алисии на асфальт.

– Я так переживала за тебя, Ди, – восторженно тараторит она, обвивая мою талию, на что я похлопываю её по плечу, будто парой нас считает только она. Наверно, таковыми нас считаю все, кроме меня и Даниэля.

– Всё в порядке, спасибо, – вновь пытаюсь отстраниться, из-за чего её брови спешат воссоединиться на переносице, но я успеваю её успокоить: – нужно подойти, меня уже зовут.

– Хорошо, – кивает она, посылая широкую и восхищенную улыбку, от которой по спине пробегает холодок.

Я вижу, как она смотрит на меня, вижу, как превозносит, словно я какое-то божественное существо. Каждый раз, видя подобный взгляд, я караю себя и Даниэля, который решил, что будь она со мной и, поняв, какой я на самом деле засранец, убежит с криками прочь. Ничего подобного не вышло. Как бы я не старался, как бы не пытался и не показывал ей своё безразличие – Алисия не видит, либо пытается этого не замечать. Как снять розовые очки, которые она сама на себя нацепила? Слушая слова о любви, я не могу выдавить ответные, а если и выдавливаю, то думаю совершенно не о той любви, которую она вообразила себе. Быстрым шагом направляюсь в сторону судейства и попутно нахожу взглядом лучшего друга, всем видом показывая то, что с каждым новым днём мне перестаёт нравиться наш договор. Его сестра должна сменить мнение обо мне, но становится только хуже. Скоро моё имя и вовсе внесут в книги по истории, как одного из божественных существ благодаря ей. Это дерьмово. Я вовсе не тот, кем она меня вообразила, выдумала и представила.

Краем глаза замечаю, как Алисию окружают подруги, пока Мария остаётся на трибунах, показывая то, что тут ей дико скучно и некомфортно, хотя вчера она прожужжала мне все уши о гонках, в это время Даниэль спешит ко мне и уже через минуту равняется по левую руку.

– Пора прекращать это, – цежу я как можно тише.

– Расслабься, у нас в кармане победа, – хлопая меня по спине, весело говорит он.

– Ты меня понял.

Взгляд друга впивается в меня, и я не заставляю его ждать, отвечая взаимным. Показушная радость испаряется, на смену ей приходит волнение и обеспокоенность, которую я ловлю в глазах.

– Дай ей ещё время, – тихо просит он, – она ещё не поняла.

– Её понимание не приходит уже два месяца. И хочу, чтобы ты знал: твоя сестра давно не намекает, она действует. Когда я потеряю самоконтроль – вини только себя.

– Месяц. Дай ей ещё месяц.

Бросаю в сторону Даниэля быстрый и многоговорящий взгляд, улавливая в его глазах печаль. Он не виноват в нелепых чувствах сестры, и не виноват в том, что я не могу дать ей взаимность. Как бы жестоко мне не приходилось с ней обходиться – она прощает. Сейчас я буквально бросил её при всех, а она улыбается и смотрит на меня тем же щенячьим взглядом, что и прежде.

Не сразу успеваю уловить тот момент, когда лицо становится мокрым от слёз, а я занимаю скамью. Я и не заметил, когда они проскользнули, но сейчас, находясь наедине с собой – чувствую ту сломленность и слабость. Хуже этого только понимание того, каким дерьмом я себя ощущаю. Я словно окунулся в прошлое и сейчас смотрю на всё со стороны. Не понимаю, почему тогда она не назвала меня козлом и не влепила прилюдную пощёчину из-за того, как я обходился с ней, и как обошёлся. Формально, я просто бросил её, уйдя не к судьям, а в сторону. Где было твоё самоуважение, Алисия?

Обвожу трассу взглядом и вытираю остатки влаги на лице, запустив пятерню в волосы. Разговор с самим собой не приводит ни к какому завершению с ответом. Поднимаюсь и вышагиваю к зданиям, окружающим трассу. Январское солнце даёт о себе знать и поэтому приходится плавно переместиться в тень, а после в помещение.

Тут ничего не изменилось. Вру. Поменялось всё, либо сейчас я на многое смотрю иначе, даже на банальное расположение стен в здании. Шагаю по протянутому коридору и слушаю собственные шаги, эхом отражающиеся в стенах пустого помещения. Когда перед глазами маячит нужная дверь, стучу и получаю моментальный ответ с разрешением войти.

Седовласый мужчина лет пятидесяти, обращает ко мне взгляд карих глаз. Кажется, что я видел его где-то, возможно, именно в те времена, когда ещё любил ту свободу и скорость, которую дарили гонки. Почесав подбородок, он посылает короткую вежливую улыбку.

– Чем обязан?

– Хочу записаться на гонку, – отвечаю я.

– Марка машины?

– Мустанг.

– Год?

– Одиннадцатый.

– Уже катался?

– Было дело.

– Давно?

– Как минимум лет пять назад.

– Сейчас на машине?

– Нет.

– Парень, мне нужны все справки и подтверждение техосмотра, без них не допущу. Плюс должен проверить твои навыки на треке. Заезжай, как будешь на машине, желательно полностью укомплектованный.

– Без проблем, – говорю я и покидаю кабинет.

Возможно, это был знак, но я решаюсь пропустить его мимо ушей, ведь знаю ещё один способ получить желаемое – незаконные. Те, которые проходят за городом, нужно лишь дождаться наступления ночи и приехать на место. Управление знает, что они проходят, знают даже тех, кто там катается, но не могут поймать ни организаторов, ни тех, кто гоняет. Это дополнительная порция адреналина, а именно его мне не хватает. Я не чувствую себя живым, у меня забрали всё, что я любил. Одно всё же могу вернуть в свою жизнь хотя бы на короткий срок.

Следующей опорной точкой должен стать дом бабушки и дедушки по отцовской линии. На второй день я решил убить всех зайцев, чтобы в дальнейшем быть полностью свободным, хотя не знаю, чем могу тут заняться, разве только прошлым. Но ноги не идут в нужном направлении, они уносят меня в другую степь. И куда именно, я узнаю только тогда, когда подхожу к воротам.

Ступить за линию – не хватает сил. Смотрю под ноги и пытаюсь побороть страх, который давно поселился внутри. Я легко пошёл на кладбище в Принстоне, когда хоронили Алана, потому что знал, как сильно нужен ей, сейчас остался один: наедине с собственными демонами. Сжимаю челюсть и смотрю вдоль тропинки, сделав несколько шагов вперёд. Я знаю, где могу найти её, знаю, что никогда не смогу поменять прошлое, знаю, что, увидев её инициалы и даты, между которыми короткая черта – буду просить прощение у того, кого нет рядом, и больше не будет.

Медленно дохожу до нужного места не без приложенных усилий, ведь не был тут. Я даже не попрощался с ней. У меня просто не хватило смелости посмотреть на её бездыханное тело. Тогда всё делалось на автомате, без планов, четкого режима и стремлений, сейчас же я принимаю всё иначе: осознанно. Вокруг пустота и тишина, полный покой, который разве только нарушает едва достигаемый шум автомобилей и щебетание птиц на деревьях.

– Прости… – шепчу я, падая на колени перед табличкой надгробия.

Слышу, как звонит телефон, но не глядя, сбрасываю вызов, даже не вынимая его из кармана. Взрослый парень упивается слезами на кладбище в одиночестве – вот к чему я пришёл. Вся боль, которую подавлял несколько лет, рвётся наружу, и я не останавливаю её. Я ощущаю, как душа покрывается корочкой льда и медленно трескается на мелкие кусочки. Я не спешу мешать, ведь готов распрощаться с ней раз и навсегда, потому что пользы от неё нет, лишь напоминание о пережитом. Слёзы сбегают по щекам, а память ворошит прошлые моменты.

– Диего! – кричит мне вслед Алисия, на что я закатываю глаза и продолжаю идти, это её не останавливает, и следом она зовёт брата: – Даниэль! Выпустите меня, кретины!

– Сиди дома, мелкая, – в ответ, повышает голос друг и показывает ей средний палец.

Возможно, закрыть двери с наружной стороны и убрать лестницы – хорошая идея, но мы оба на девяносто процентов из ста можем быть уверены, что она найдёт другой способ вырваться. Она достаточно умна, но недостаточно для того, чтобы не мешаться с нами. Со мной. Даниэль пытается перекинуть всё на подростковые гормоны, которые шалят в его сестре, но уверен, он и сам понимает, что дело дерьмо.

Заворачиваю голову и вижу на её лице весь гнев, направленный нам в спины. Смеясь, посылаю ей воздушный поцелуй, на что она сводит брови, но улыбается и показывает средний палец теперь уже мне. Возможно, я сам помогаю её влюблённости, но иногда какие-то жесты делаю не обдумывая, как, к примеру, сейчас. Мысленно отвешиваю себе хорошего подзатыльника и стираю улыбку с лица.

– Если найдёшь в своей кровати кошачье дерьмо, то знай, что это дело рук не Мисси, а твоей сестры.

– Похрен, останусь у тебя. И мы не будем сегодня ночевать дома, Маркус сказал, что там зачётно.

– Ладно, – без промедления, соглашаюсь я.

– Делись, – протягивает он руку в мою сторону, на что я усмехаюсь и вкладываю в его ладонь несколько шуршащих квадратиков.

– Спасибо, она сошла с ума. Нашла и выбросила целую пачку, думала, это твои.

– Так и есть, только на половину, придётся хранить у себя.

– Скоро этот маразм пройдёт.

– Уверен?

– Да, пара месяцев и ты в прошлом.

Киваю и облегчённо выдыхаю. Мне не нужна подружка, которая будет пилить мозги, а Алисия это любит. Зная компанию, с которой я обычно веду дела, она уже капает на голову непонятными нотациями, которые изрядно бесят.

Я отрицал, уже тогда я любил её, но не принимал во внимание, считая всякие чувства, как и любовь – дуростью и пустой тратой времени, особенно в том возрасте.

– Ты не должна была… – шепчу я, словно меня кто-то может услышать.

Я проклинаю того ублюдка, который помог мне сойти с катушек и поднять кулаки. Последнее, что она чувствовала – разочарование во мне, с этим чувством она погибла, а он ходит по земле. В эту самую секунду, я готов стереть его в порошок, будь он рядом. Но вина лежит и на мне. Это я звонил ей без остановок, тем самым, помогая случиться трагедии. Первое время я считал это неправильным, ошибочным решением забрать её, а не меня, и эти бредни слушала Мария. Она слышала это сотню раз, и однажды моя сестрёнка не выдержала. Как сейчас я помню ту истерику и дрожь, в которой она билась после вновь произнесённых слов. После того момента, подобные мысли не вылетали из моего рта ни разу. Я не мог видеть её такой. В тот день она кричала так сильно, что сорвала голос и несколько дней хрипела, а не говорила. Те слова впиваются в головной мозг, словно вампир клыками в шею.

– Лучше бы умер ты? О чём ты думаешь, идиот!? Как можешь говорить такое мне? А как же родители? Ром? Даниэль? Я? Как буду я? Почему ты такой эгоист? Почему думаешь только о себе? Почему ты даже не подумал о нас? Каково будет нам? Ты неблагодарный ублюдок, блять! Да пошёл ты, Фуэнтес!

Я не могу больше быть таким, те несколько недель после того, как меня оставила Грейс – вновь прошли аналогично тем, когда меня оставила Алисия. Я дал слабину и нарушил обещание самому себе о том, чтобы ни было, чтобы не происходило, я должен быть сильным не ради себя, а ради Марии, которая это видит. В отличие от Рома, между мной и младшей сестрой более тесная связь. С самого рождения я холил и лелеял её, называл золотом, говорил, что никогда не отдам её, никогда не оставлю и никогда не подведу. Но я подвёл. Я должен был быть примером для неё, но оказался провалом и показателем того, что человек ломается из-за другого человека.

Смотрю на проклятую черту между датой рождения и смерти, и решаюсь сказать что-то хотя бы так. Это словно исповедь, даже если она не слышит меня.

– Я не могу ничего поменять, не могу вернуть тебя, но всей душой желаю, чтобы такая возможность была. Не для себя, не для того, чтобы начать заново, а для того, чтобы видеть тебя и знать, что в жизни было что-то прекрасное, по-настоящему влюблённое в меня. Прости меня… я не уберёг тебя, это моя вина и только моя. Если бы я только мог…

Всхлип вырывается из меня, а слёзы замочили траву и землю, словно прошёл дождь, но я перевожу дыхание и продолжаю, потому что хочу выговориться любым способом.

– Надеюсь, ты простила меня… если нет, то я заслужил. Знаю, ты бы хотела, чтобы я был счастлив, на какое-то время мне удалось, но всё снова разрушилось. Прости за крики, боль, которую причинял, за то, что не слушал… знаю, ты хотела, как лучше, просто я был идиотом. Я поздно понял, что любил тебя, но понимаю это сейчас. Это было по-детски, но по-настоящему. Сейчас я люблю её, но не так, как тебя. Оказывается, любовь бывает разной. Она невероятная, честное слово, ты бы оценила…

Поднимаюсь с колен и вытираю слёзы с лица подолом футболки. Я причинил боль Алисии, Марии, Грейс, кто следующий? Не знаю, как они выносили или выносят меня, ведь сейчас я самому себе кажусь отвратительным. Причина всегда была во мне, потому что я всегда начинал с грубости. В отношениях с Алисией это была вынужденная мера, чтобы изменить её светлое мнение обо мне. В отношениях с Грейс – защитная реакция, чтобы не чувствовать той боли, которую уже испытывал. Моя защитная реакция и желание оттолкнуть от себя любой ценой. Мария же терпит меня на протяжении всей жизни. Она выносит обидные слова, не обращает внимания на моё поганое настроение, мирится с выходками. Иногда я думаю, что, если бы не она, я давно мог поехать. В итоге оберегаю не я её, а она меня. Это неправильно.

Покидаю кладбище, оглядываясь на могилу за спиной. Душой хочется верить, что она слышала и смеялась над тем, как я реву у неё на могиле. Теперь я обязан навестить бабушку и дедушку, иначе самостоятельно стукнусь головой о ближайший столб.

Как только дверь поддаётся, и я вхожу в холл, то тут же замечаю чёрные тяжелые ботинки с шипами. Несколько раз моргаю, чтобы развеять этот мираж, но обувь никуда не делась. Я тут же смотрю в сторону кухни, в которой горит свет, и лечу туда. В голове бушует ураган: что она здесь делает? Может, что-то случилось? Мне стало тошно от своих собственных мыслей. Пока я бежал на кухню, мне казалось, что я вообще ползу. Но как только вбегаю в комнату, все сомнения рассеиваются.

Мария сидит на стуле, сложив руки на груди, и смотрит в одну точку, не замечая никого. В углу комнаты стоят бабушка и дедушка в обнимку и смотрят на Марию, как на диковину зверюшку. Они тут же замечают меня и кидаются из комнаты, обходя стул Марии за фут.

– Как будто я кусаюсь, – незаинтересованность в тоне сестры была такой отчетливой, что мне не приходилось гадать о её настоящих чувствах.

Немного помедлив, я подошёл к ней, присел, взял её ладони в свои, положив наш своеобразный замок ей на колени. Взгляд сестры медленно перешёл со стены на меня.

– Они не часто видят тебя, поэтому твоё появление здесь неожиданно.

– Не нужно оправдываться. Я и без этого всё понимаю, – отрезала она. – Лучше расскажи мне, как ты?

Идея с враньём отпала моментально.

– Я ходил записаться на гонку.

– Отлично, Диего, – радостно взвизгнула она. Мария выдернула свои ладони, чтобы положить мне их на щёки. – Я давно знала, что тебе пора вернуться. Ты был звездой! Не смотри на меня так, как брошенный щенок. Я говорю правду. Ты был молнией, да ты и сейчас молния, просто тебе нужно…

Сжав зубы до скрипа, я перебил её:

– Я был на кладбище…

Мне пришлось зажмуриться, потому что видеть то, как изменилось её лицо, было невыносимо. Ладони упали с моих щёк.

– Куда ты ходил?

– Я был на могиле Алисии.

– Зачем? – холодно спросила она.

Я всё ещё сидел с закрытыми глазами, надеясь, что она примет эту новость спокойно. Но с каждой секундой надежда куда-то исчезала, а на смену пришло смущение и страх за душевное состояние сестры.

– Я должен был сделать это давно, меня не было на её похоронах и это главная моя ошибка. Тем более это помогло мне.

– Помогло?

– Прекращай язвить, – наконец, я посмотрел на неё и вновь сцепил наши руки, – эта исповедь, которую я шептал в слезах, дала мне то, что я и не надеялся получить.

Мария закатила глаза и недоверчиво смерила меня взглядом.

– Посвяти меня, мудрец. Что же такого тебе могла дать могила? Не пойми меня неправильно: Алисия была классной. Но что сделано, то сделано. Тем более твоей вины тут не было и нет. Я говорила тебе это сто раз. Ты просто ворошишь старые раны, Диего. Тебе скоро двадцать четыре и стукнет семь лет с того рокового дня. Семь гребаных лет! Пора уже выбросить из головы идею убиваться по этому поводу.

– Больше не буду, обещаю, – смотря на сестру, я поцеловал её ледяные ладони, – я понял то, что давно должен был понять: пока мы не мертвы, всё решаемо. Все проблемы кажутся цветочками, если человек жив. Мы не вернём Алисию, да. Но теперь я знаю, что пора собраться с мыслями и идти дальше. Она бы этого хотела.

Мария нахмурилась.

– Ты сейчас серьёзно?

Я не смог не улыбнуться.

– Ага. На полном серьёзе буду двигаться дальше, оставив всё в прошлом, – не секрет, что под «всё» я имею в виду Грейс.

– Господи, Диего, я же вбивала тебе это в голову столько лет! Я убью тебя голыми руками, – она тут же стиснула мою шею в свои объятия, смеясь мне в ухо.

– Ты меня задушишь, – она снова смеётся, но всё-таки отпускает мою бедную шею.

Теперь на её лице не застыла та самая маска хладнокровного убийцы. Сейчас она сходит на мою любимую сестру, в голове у которой пьяные тараканы, танцующие румбу и играющие в покер.

– Теперь хочу узнать, что здесь делаешь ты? Помнится, ты не хотела уезжать. Даже могу сказать из-за кого ты не хотела покидать Принстон, – я издеваюсь над ней, дергая бровью.

Мария морщит носик и начинает хныкать.

– Всё пропало. Мы с Оливером никогда не будем вместе и всё из-за этого идиота.

Она прячет лицо в ладонях, и её маленькие тело содрогается от плача. Поджав губы, я крепко обнял её, потому что не смог бы дальше терпеть её страданий.

– Расскажи мне, что случилось, Мари. Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на своего недоумка-брата?

– Конечно, я это знаю, но что ты сможешь сделать против своего лучшего друга? – продолжает захлебываться в слезах она.

Я замер и недоуменно уставился на неё.

– Даниэль? – с сомнением в голосе спросил я.

Мария кивнула и начала рыдать ещё сильнее.

– Я еле как уговорила Оливера дать мне шанс, чтобы он пошёл со мной на свидание. Понимаешь? Я. Уговаривала. Оливера.

– Не верится даже. Он же типа… ну парень-шлюха, – Мария стукнула меня в плечо своим маленьким кулачком. – Ладно-ладно, он просто…

– Общительный, – помогла мне она, – весёлый, умный, красивый, сексуальный…

– Так, всё. Хватит, президент фан-клуба Оливера. Достаточно.

– …милый, харизматичный, – не останавливалась она. Ну, хотя бы перестала плакать.

Я сдержал рычание в груди.

– Вы пошли на свидание, а дальше? – смена разговора успешно выполнена.

Мария снова вспыхнула и начала рыдать.

– Я отошла в туалет, чтобы подкрасить губы, а когда вернулась, за столом сидел Даниэль. Он сказал, что Оливер не достоин меня, и что он сам это понял и ушёл. Понимаешь? Оливер бросил меня.

– Но вы и не встречались. Фактически, он не бросал тебя, – осторожно заметил я и заслужил ещё один удар.

– Плевать на это. Сделаешь что-нибудь, Диего. Сделаешь что-нибудь с Даниэлем, пожалуйста.

– Что я могу сделать с ним, Мари? – нежно спросил я у неё и убрал мокрые пряди, прилипшие к её щекам.

Она на секунду задумалась.

– Давай его утопим? Как котёнка. Бац и нет! Гениальная идея, вылетаем.

Я хотел рассмеяться, но её серьёзный голос унял это рвение.

– Мария, я обещаю, что поговорю с ним, слышишь? Но ты тоже должна понять его. Он любит тебя и заботится о тебе.

– Не смеши меня. Он просто глупый собственник, который не понимает отказов. Я счастлива с Оливером.

– Была, – подправил я, – Он же типа бросил тебя.

Я – идиот.

Мария начала плакать навзрыд, уткнувшись мокрым носом мне в плечо.

– Давай не будем топить чужой дом, Мари. Хватит плакать.

– Это не чужой дом. Это дом твоих бабушки и дедушки, – возразила она.

Закусив губу, чтобы не начать спорить, как я люблю, я кивнул и оттащил её ладони от лица. Подушечками больших пальцев я подобрал каждую слезинку на её лице и поцеловал её в лоб. Она тяжело вздохнула.

– Пойдём, домой. По дороге купим тебе мороженое с печеньем, посмотрим твою любимую Американскую историю ужасов и ляжем спать, – я поднялся и поднял её вместе с собой.

Она робко встретилась со мной глазами. Воспалённые красные глаза выбили из меня весь воздух. Самое ужасно – это видеть, как она страдает. Да я лучше сам потерплю всё дерьмо за нас обоих, чтобы она никогда не расстраивалась.

– Тебе же не нравится этот сериал? Ты говорил, что режиссёр был под чем-то.

Я рассмеялся, вспомнив наши ночи кино, когда она заставляла меня смотреть всякую ерунду.

– Ради тебя я потерплю этот бред сумасшедшего, – я обнял её за плечи, уткнувшись подбородком ей в макушку, пока она тихо сопела, потому что её нос заложило. – Иди обувайся, а я пока поздороваюсь и попрощаюсь с хозяевами дома, раз на то пошло. Как ты узнала, куда я пойду?

– Тебя не было дома у наших, поэтому я пришла сюда. Я всегда знаю всё наперёд, поэтому не было сомнения, что ты точно окажешься тут. Но пришлось просто немного подождать.

Она хлопнула меня по спине и пошла в холл.

Проводив её взглядом, я прошёл в гостиную, откуда доносились тихие голоса родителей моего отца. Не хорошо, конечно, получилось.

Я почесал затылок, смотря на них, сидящих на диване.

– Простите, что так вышло.

Бабушка кивнула.

– Мы все понимаем. Иди, ты сейчас нужен ей.

– Вы всё слышали?

Они пожали плечами, подмигнув мне.

– Зайдёшь к нам в следующий раз, хорошо? Только не забывай. Мы будем ждать, – строго сказал дедушка, взяв с меня немое обещание.

– Рад видеть, что у вас всё хорошо, – без вопросов об отце, как, впрочем, и обычно, я пошёл в холл, где уже стояла Мария и ждала меня.

Окинув дом последним взглядом, мы за руку вышли на улицу, ловя лицами прохладный вечерний ветер.

Глава 4

Бабушка убежала на встречу «веселью, как она выразилась, оставив для нас с Марией, которая мирно посапывалаполовину суток на диване и пускала слюну на наволочку подушки, ужин, состоящий из тако и сальсы. Поцеловав её в щёку и закрыв за ней дверь, я поднялся наверх, чтобы узнать планы дедушки, но его тоже не оказалось дома. Таким образом, остались лишь мы втроём: я, Мария и моё впервые за всё время хорошее настроение. Но что-то мне подсказывает, что последнее пробудет со мной недолго. Я предполагал, что мой настрой испортит Мария, пробудившись с головной болью. Вчера она выпила больше трёх бутылок вина в одно горло, не дав мне даже глотнуть. Заявив, что кто-то должен оставаться разумным, она выдула сначала одну бутылку, потом вторую, а третью допивала с бульканьем и иканием. Сестра подмигнула мне и тут же грохнулась на пол, так и не дойдя до дивана. Ближе к утру, я перенёс её в комнату. Волосы Марии спутались в колтуны. Предчувствую, кто-то будет сильно кричать, когда расческа застрянет в её гнезде.

Пустые миски из-под мороженного лежали на кофейном столике рядом с включённым телевизором, в котором происходила какая-то муть в духе любимых сериалов девочек-подростков, но сейчас не об этом.

Спустя минут тридцать после ухода бабушки, я решил сделать хоть что-то полезное и разобраться в гараже деда. Как и любая взрослая женщина, она пилила моего деда за вечный бардак и то, что в его гараже может сломать ногу даже черт. В конце концов, я итак бесплатно живу в их доме, поэтому бросив принцип нахлебника, который так полюбился мне в последнее время, я спустился в гараж и оценил обстановку. Бабушка была права. Даже тусклый свет не мог скрыть весь ужас.

Пыль была везде: в воздухе, на поверхностях инструментов и шкафах, на старом зеркале, на развалюхе, которую дед никак не брался чинить, потому что не мог найти время или ему просто было лень разбираться с этой старушкой, которая повидала рождение Иисуса и прокатила его со свистом на первое свидание. Признаться честно, сначала я хотел развернуться и признать себе, что жить в качестве паразита не так плохо, как выглядит с первого взгляда. Но совесть во мне, давно потерянная вещь, забурлила с новой силой, и я всё-таки сделал это.

Когда спустя век гараж можно было облизывать, что я все равно не советую делать, я поднялся на жилой этаж и пошёл в душ. Стоит сказать, что я и вправду хотел помыться, а не передергивать, как малолетняя шпана. В конечном итоге, с чистой душой и телом я вышел из ванной комнаты и пошёл на кухню, чтобы попить воды.

Кухня была совмещена с коридором, поэтому, когда в дверь яростно застучали ногами, руками и.. кирпичом? Я тут же подскочил к двери и, не глядя в глазок, распахнул её. Вид разъярённого друга, который мог бы надрать задницу огнедышащему дракону за секунду одним мизинцем, удивил меня. Тем более в Барселоне.

– Вы все так соскучились по мне? То Мария, то ты, – я заглянул за его спину. – Может, ты ещё и Рома прихватил? Засранца тоже стоит ожидать.

Но больше всего я охренел, когда меня отпихнули от двери. Едва удержавшись на ногах от неожиданности, я смотрел на удаляющуюся спину Даниэля. С открытым ртом я наблюдал за ним.

Сначала он исчез в одной комнате, но видимо не нашёл то, что искал, и вылетел из неё, чтобы зайти в другую. Так он обследовал весь первый этаж и собирался подняться по лестнице на второй, но я перегородил ему путь.

Друг тяжело дышал. Его ноздри угрожающе раздувались, кулаки сжимались и разжимались, а в глазах танцевал бушующий язык пламени.

– Ты в норме?

Он проигнорировал мой вопрос.

– Уйди с дороги, Диего. Я не хочу драться с тобой. Просто дай мне найти её, – возможно, если бы он не был моим лучшим другом, и я был бы в два раза меньше, то я бы точно испугался от этого тихого, но злого тона Даниэля. Но не в этой жизни.

– Кого найти? – издевался я.

Вчера Мария рассказала мне о том, почему она больше не хочет видеть рядом с собой моего друга. Да она и раньше не хотела, но последнее время это чувство обострилось. В миллиарды раз. Поэтому у меня есть план узнать, что да как, и сейчас я следую ему.

Даниэль недобро сверкнул глазами.

– Бабушку твою.

– Не шути так.

– Фуэнтес, вали к черту! – зарычал этот неандерталец и схватил меня за плечи, чтобы сдвинуть с прохода, но я играл пьесу «Я-стена».

– Ты окажешься там раньше, чем я, дружище, если не расскажешь мне, зачем тебе моя дорогая сестричка. Которая, кстати, не очень желает тебя видеть, но это так, если тебе интересно, – я прищурился, когда его пальцы впились мне в кожу. Даже сквозь футболку я почувствовал его ногти.

Но в следующую секунду он уронил ладони и ссутулился, потупив взгляд.

– Мне нужно поговорить с ней. В последний раз, когда мы виделись, мы наговорили друг другу столько всего, что я даже не знаю, как теперь извинятся.

– Ну, так не извиняйся. Ты же знаешь, для неё это просто слова, – философ из меня так себе. Пожав плечами, я расслабился. Уже нет смысла держаться сторожем и не пропускать его, потому что сейчас он перестал походить на машину-убийцу и снова стал моим другом, по уши влюблённым в мою идиотку сестру. Один я в семье нормальный.

Даниэль цокнул.

– Ты такой умный, Диего. Если бы я был киской, я бы точно скинул с себя юбку, – затем он закатил глаза и скрестил руки на груди, вцепившись в меня взглядом. – Но я не ты, и я не стану отступать сразу же, как вижу на горизонте неприятности и трудности.

– Не надо, – предупредил я тихим голосом, который недавно слышал от терминатора-Даниэля.

– Я люблю её. А она любит меня. И мы будем вместе, хочет она этого или нет.

– А вот с этим я бы поспорил, – усмехнулся я, – вчера Мария ясно дала мне понять, что ты и твоя кандидатура не впечатляет её. Напротив, она хочет убить тебя. А от страдающей биполярным расстройством девушки слышать такой опасно, не считаешь?

Даниэль нахмурился. На лбу появилась бегущая строка, гласящая, что он хочет как следует ударить меня.

– Возможно, ты просто всё не так понял.

– Цитирую: я хочу выпотрошить его, нет, я лучше заставлю его жрать свой пенис, чтобы он не смог продолжать свой род и фамилию, потому что такой кусок дерьма не должен иметь право на это.

Мне следовало подумать, что это сильно заденет его, но правда – сука. Необходимая сука.

– Ладно, ты прав. Она ненавидит меня. Но что ты тогда предлагаешь делать? Бежать от проблем в другую страну, как это сделал ты?

Тело налилось свинцом.

– Фильтруй свою речь. Ты знаешь, что ты мне как брат, но я с радостью выполню задуманное Марией, если ты скажешь ещё хоть слово о моём выборе.

Даниэль нехотя кивнул.

– Видишь, тебе не нравится, когда в твою душу лезут. В таком случае, ты не лезь в мою и пропусти меня.

– Я бы не стал лезть, если бы это не касалось моей сестры.

– Она уже давно не маленькая.

Я смерил его насмешливым взглядом.

– Ну, конечно, кому как не тебе рассказывать о том, что она не маленькая?

Готов поклясться, что увидел багровый румянец, разливающийся на щеках друга.

– Я имел в виду не то, что ты подумал. На самом деле, мы ни разу не…

– Что, правда, что ли? Мой друг оказался благородный кровей и до свадьбы ни-ни?

– Ты идиот, Фуэнтес, – как-то раздосадовано выдохнул он. – Секс не нужен, чтобы любить человека. Да я бы был счастлив, если бы Мария вышла за меня и любила меня так же, как и я её, убирая постельные сцены из нашей жизни. Я бы смог прожить без этого, в конце концов, у меня есть рука. Мне просто нужно, чтобы она была рядом. Рядом со мной, всегда. Чтобы мне не нужно было беспокоиться о том, где там моя взбалмошная девочка, и в какую передрягу она опять ввязалась. Я люблю Марию просто за то, что она есть. И я хочу взаимности.

Я смотрел на него с приятным удивлением и счастьем, что у моей сестры есть такой человек, а у меня есть такой друг.

Облизнув пересушенные губы, я уже хотел отойти в сторону, чтобы пропустить Даниэля, но тут же вспомнил кое-что ещё.

– Когда ты последний раз говорил с Марией?

– За день до её отлёта к тебе. А что?

Я склонил голову набок, изучая его. Если он сейчас соврёт, то мне будет плевать на нашу дружбу, потому что семья дороже.

– Ты сказал хоть слово о том, что она сумасшедшая? Или любую другую дрянь о её болезни?

Кадык Даниэля дёрнулся. В его взгляде я заметил страдание и ту печаль, которую часто вижу в зеркале.

– Мы очень сильно поссорились, потому что я встретил её после пьянки в клубе, а ты же знаешь, что ей нельзя пить в одиночку. Ну, я и…

– Я спросил не это.

– Да, я сказал ей.

– Что? – я сжал челюсть до болезненных ощущений. – Что. Ты. Сказал.

– Что её никто не полюбит кроме меня, потому что она биполярная.

В следующее мгновение мой кулак прилетел в челюсть Даниэлю. И я впервые в жизни ударил его.

– Как ты мог, ублюдок? Ты как никто знаешь, с чем ей приходится сталкиваться в этом гнилом обществе. Ты как никто… ты, мерзкий сукин сын, ещё смеешь говорить, что любишь её? Да ты недостоин даже стоять рядом с ней!

Я вцепился пальцами в его шею, сдавливая её, отчего он покраснел и еле дышал. Но он не сопротивлялся. Он смотрел на меня своими покрасневшими глазами. Я впервые заметил то, как плохо он выглядел: синяки под глазами, синеватые губы, кровоподтеки на щеках. По крайней мере, ему также плохо, как и Мари.

– Я знаю. Я все это знаю. Но я был так зол.

– Это не оправдание!

– Понимаю, но тогда мне казалось, что, если я надавлю на неё, она опомнится. Ты бы видел, в каком состоянии я нашёл ее. Она почти купила наркоту. Я вовремя заметил её с каким-то барыгой.

Злость во мне требовала кровопролития. Почему без меня ничего не может пойти нормально? Когда я умру, что эти идиоты будут делать?

– Что здесь происходит?

Я отнял ладони с шеи друга. Даниэль шокировано уставился мне за спину. Я медленно обернулся и направил весь свой гнев на помятую от долгого сна сестру. Едва достигающий второго этажа свет не помог скрыть её внешний вид. Убью! Я точно убью её когда-нибудь!

Мария словно поняла, что спустилась на собственный расстрел. Глаза сестры округлились и быстро заморгали.

– Я, пожалуй, пойду, – быстро побежав вверх по лестнице, она скрылась на втором этаже.

Я сорвался за ней, но меня тут же остановил схвативший за руку Даниэль. Следы от моих рук виднелись у него на шее.

– Дальше мы сами.

Моему возмущению не было предела.

– Она моя сестра, и я сам разберусь с ней. Вот же идиотка!

– Диего, очнись. Постарайся не орать и послушай меня.

– Да пошёл ты, – я дёрнулся и снова хотел взлететь по лестнице.

Но меня прервали. Опять.

Даниэль умоляюще смотрел на меня, как нашкодивший щенок.

– Ты – мой друг. Ты её брат. Мы оба уважаем тебя и любим. Но тебе пора бы заняться своей личной жизнью и оставить нам нашу. Мы признательны тебе за заботу, правда. Но в этот раз позволь нам самим решить проблему.

– Проблему? Ты считаешь это проблемой?! Да это гребаный Армагеддон!

Он ухмыльнулся.

– Вспомни себя в её возрасте. Вспомни, что творил ты, ангелочек.

– Вот именно, что я не хочу, чтобы она повторяла моих ошибок.

Мне снова не дали сорваться.

– Теперь Мария – моя проблема и обязанность. Ты же не будешь ходить за ней до конца своих дней и следить, чтобы она не натворила чего-нибудь.

– Предполагалось, что она к годам так тридцати остепенится, и мне не придётся сделать за ней, как кто говоришь.

Друг скептически посмотрел на меня и рассмеялся.

– Остепенится? Это точно не про вас, Фуэнтесы. Один только Ром чего стоит. Вроде уже отец, а до сих пор такой придурок, что хочется выть.

– И что ты хочешь сказать? Что мы плохие? Вообще-то ты собрался взять в жены одну из нас.

Даниэль улыбнулся.

– Я знаю, и я рад, что так оно и будет.

– …если будет, конечно.

– Поэтому дай мне разобраться с ней самому. Отпусти её, Диего. Прекрати загружать себя ещё и её проблемами. Для этого у неё есть я.

Я долго смотрел на него. Отпустить? Отпустить мою младшую любимую неугомонную сестрёнку, в голове которой буйный сметающий все на своём пути ветер? Да она же устроит хаос на этой планете, клянусь.

Неожиданно пришло осознание того, что Даниэль прав. Ещё как прав. Мария уже не тот зелёный свёрточек, который принесли мама и отчим из роддома. Она уже не та кроха, которая делала первые шаги, писалась на моих руках, чиркала в моих домашних заданиях, протыкала мои мячи, экспериментировала с моими волосами для своего игрушечного салона красоты, брала меня на слабо, училась ходить на каблуках для зимнего бала, плакала во время прочтения книг. Она уже не та малышка, которая искала во мне защитника, чтобы я спрятал и защитил её от всего мира. Теперь это всё она будет видеть в Даниэле. Он любит её. Любит её с самого детства, как только увидел. И я знаю, что могу доверить ему её. По крайней мере, уж лучше ему, чем какому-нибудь липкому жирному засранцу, который решит подбить колени к моей любимой сестре.

– Мне кажется, или ты плачешь? – ахнул Даниэль и улыбнулся ещё шире, понимая свою победу.

– Да свали уже, – недовольно пробурчал я и ушёл с прохода.

Даниэль благодарно хлопнула мне по плечу, и побежал по лестнице вверх.

– Задай ей жару.

На мой крик он рассмеялся.

Собрав сопли в кулак, я накинул лёгкую куртку на спину и вышел из дома, чтобы постоять на крыльце и проветриться. Ладно, кого я обманываю, я просто не хочу слушать то, как они «мирятся». Одно дело самому трахаться, а другое слушать, как это делает твоя младшая сестра.

Прохладный воздух насыщал лёгкие и морозил нос. Во тьме, я ходил туда-сюда по веранде, пока из дома не вышел Даниэль, вслед ему включился уличный фонарик, ослепив яркостью. Мой взгляд тут же приковал огромные синяк, который точно станет еще в сотню раз чернее, вокруг его глаза. Друг заметил, куда я смотрю, и хмыкнул, подняв один уголок губ. Для человека, которому хорошенько врезала любовь всей жизни, он выглядит слишком удовлетворённым.

– Вижу, она была очень рада тебя видеть, – с издевкой тяну я и заливаюсь смехом, даже не скрывая его за кашлем.

Даниэль закатывает глаза и облокачивается на дверной косяк.

– Так нужно было.

– Не знал, что тебе нравятся, когда девушки оставляют тебе фингал. Похоже у нас разные понятия о жесткости с девушками.

– Даже не смей рассказывать мне про то, как ты долбишься с девушками. Это последнее, что я хотел бы слышать, тем более после насыщенного разговора с Марией.

Я вопросительно вздёрнул бровь.

– Насколько плодотворно прошёл диалог?

– Скорее монолог, – пробубнил он, опустив взгляд на землю. – Я нашёл её в твоей комнате. Она собирала вещи и точно не ожидала, что в дверях появлюсь я. Мария пробубнила, что ты предатель, раз впустил меня к ней. В общем, я проигнорировал это и стал извиняться перед ней. Не прошло и пяти секунд после моих извинений, как она сделала это, – он указал на синяк, не смотря на меня, – потом я поцеловал её.

– И она дала тебе в пах? – с надеждой спросил я.

– Почти. Ну, она хотела, имею в виду, – затем он счастливо улыбнулся. – Я прижал её к стене и…

– Избавь. Меня. От. Этого!

Этот придурок дерзко облизнулся.

– Теперь ты понимаешь меня, когда я слушаю твою постельные рассказы.

– Это не одно и то же, идиот.

– Ладно, может, так оно и есть, – кивнул он.

– Всё. Отвали от меня. Даже не хочу смотреть на ваши сопли.

– Конечно, хочешь. Ты счастлив, Диего, просто прими это.

– Счастлив? – рыкнул я. – В каком месте я счастлив?

Даниэль умиротворенно смотрел на меня и отошёл от дверного косяка. Один шаг и он стоял рядом со мной, лоб в лоб.

– У тебя прекрасная семья: брат-недоумок и его невестка, милая племянница, заботливая мама, отличный отчим, который любит тебя как собственного сына, сумасшедшая, в хорошем смысле, Мария. Лучший друг, который мало того, что красивый, но и удивительно терпелив к тебе, – я хотел стукнуть его по плечу, но он увернулся. – У тебя есть и любовь. Любовь не только к семье, но и к девушке, к Грейс. Просто посмотри на нас с Марией. Она динамит меня с детства, делает всё мне назло. Но я добиваюсь её. И когда-нибудь я добьюсь.

– Не дождёшься! – крикнула Мария с второго этажа, открыв форточку.

Даниэль не обернулся, но я увидел, как потеплел его взгляд.

– Борись за своё счастье, даже если на твоём пути целый мир, который против вас. Я знаю, что она любит тебя. Всё ещё очень любит.

– Неужели? И из любви ко мне она вышла замуж за этого… гладко бритого?

Даниэль закатил глаза, как будто я сказал что-то из ряда вон выходящее. Но это моя реальность. Моё настоящее.

– Ты даже не пытался.

Я лишь фыркнул на его слова.

– Я не прав? – бросив в меня слова, как в быка красной тряпкой, он выгнул бровь. – Давай, скажи, что я не прав. Ты сдался. Опустил руки. Принял. Ты поступил, как слабак.

– Я принял её выбор, – процедил я, сверля взглядом точку впереди.

– Нет, ты просто слабак.

– Не надо, – новым предупредительным тоном, сказал я.

– Ты даже не стал бороться. Очнись, идиот. Она жива, – резко завернув голову в его сторону, я заметил, как притупился взгляд друга. Ему также же дерьмово, как и мне. По сей, чертов день. – А знаешь, я покажу тебе.

С этими словами, он полез в карман джинс. Вытащив телефон, Даниэль несколько раз провёл по дисплею и поднёс экран мне.

Нет.

На телефоне была изображена Грейс и ее отец в движении вблизи. На ней то самое коричневое пальто-халат, которое мы покупали вместе. Сердце больно екнуло.

Даниэль нажал на плей, и картинка с Грейс и её папашей ожила.

– Мистер Мелтон и миссис Росс! Вильям! – кричал один из мужчин, попавших в кадр. Он держал в руках камеру.

Тут же появились еще больше людей с камерами и микрофонами, а меня чуть ли не вывернуло наизнанку, когда какой-то из кричащих, назвал другую фамилию. Она теперь не Мелтон. Она – Росс.

– Грейс Росс, Вы можете ответить на несколько вопросов? – кричал им вслед один.

– Что Вы скажете о делах вашего отца? – орал второй.

Отец схватил её за руку, остановившись. Он что-то шепнул ей, и Грейс обернулась. От её измотанного вида мне стало ещё хуже. Да, может быть, она выглядит хорошо, но я не вооруженным взглядом вижу миллионные слои косметики. Какого черта Даниэль показывает мне это?

– Да, моя дочь согласна ответить на два любых вопроса, – чересчур дружелюбно огласил Вильям.

Грейс вырвала свою руку из его ладони и сжала губы в линию. И от меня не ускользнул её секундный холодный взгляд, которым она наградила своего донора спермы, а после обратила внимание на выкрикивающих. В то же мгновение, рука отца вновь появилась на её локте и, вероятно, сжала его, судя по боли, отразившейся на её лице. Похоже у них все очень несладко.

Телефон ублюдка зазвонил, и его взгляд говорил о том, насколько сильно он не хотел оставлять её одну. Но он всё же откланялся в сторону с неохотой, когда посмотрел на экран мобильника.

– Почему Вы бросили заниматься футболом? – голосил один.

– Почему Ваши картины не дополняются новыми? – перебивал второй.

Зелёные глаза медленно начинали наполняться гневом, мешающимся с.. болью? Если я не обманываю себя, если я вижу это не один, то боль сочится из её покрасневших глаз.

– Почему Вы бросили Принстон? – присоединился третий.

И ещё несколько голосов за кадром, которые нападали на неё. Я бы врывал глотку каждому, клянусь Богом. Они не видят, что ей дерьмово?

Грейс покосилась в сторону отца и обратила взгляд к людям за кадром.

– Потому что у меня больше нет вдохновения, – просто ответила она.

– Миссис Росс, что является Вашим вдохновением?

Она что-то тихо сказала, и вновь посыпались новые вопросы, но в основном, чтобы она повторила.

Грейс откашлялась, и подняла подбородок.

– Тренер, – безэмоционально ответила она, хотя это маска. Я точно знаю, что это маска.

Очередные десятки вопросов, о ком она говорит и что имеет в виду.

– Тренер в университете, – успела сказать она, в ту же секунду, отец дёрнул её за руку с такой силой, что у неё могли вылететь мозги.

Коротко улыбнувшись, ублюдок потащил её в сторону, пока вслед им голосили уже сотни вопросов. Один за другим они выкрикивали их, но запись оборвалась, а я посмотрел на Даниэля.

В горле пересохло, а внутренности наполнились свинцом. Пытаясь найти в себе хоть каплю жидкости, чтобы смочить горло, я не мог. Внутри образовалась удушающая и убивающая пустыня.

– Что скажешь?

– Зачем ты показал мне это? – сухо спросил я, едва найдя в себе силы на какой-то ответ.

– Чтобы ты вспомнил о наличии яиц, а не плакался тут, как сопливая девочка, которую бросили.

Оставляю последний взгляд на друге и срываюсь с места.

Я бегу так быстро, насколько могу, диктуя себе: правая-левая, правая-левая. И так по кругу. За спиной слышу крик Марии. Конечно, она всё подслушивала, но даже слезно молящий голос сёстры с просьбой остановиться, не способен удержать меня на месте. Бегству помогает такси, которое я ловлю по пути.

Всё происходит, словно в тумане.

Дома быстро остаются за спиной, на смену жилому – приходят поля и деревья. С каждой новой милей, меньше становится фонарей. И вскоре они вовсе перестают освещать дорогу, потому что их попросту нет в данном месте. Мужчина с опаской косится на меня, я, в свою очередь, отсчитывая по дюйму в голове, сокращая расстояние до конечной точки.

Как только на горизонте появляется свет фар, кажется, доносится облегчённый выдох с соседнего кресла. Рёв машин, визг шин чуть ли не ежедневно наполняет это тихое место запахом адреналина, безумия, скорости и денег. Либо всё, либо ничего, – вот их первое правило. И единственное. Никаких других. Ты можешь делать всё, что заблагорассудится, даже столкнуть противника с горы.

Я был тут дважды, когда учился в школе. Но выигрыш достался мне единожды. В этом участвуют только те, у кого отбита голова. А у меня она отбита именно сейчас, как когда-то в юности после смерти Алисии. Трасса всегда напоминает о ней, и это мой восьмой круг ада.

Ставлю свою подпись на листе о том, что не имею, и не буду иметь никаких претензий при несчастном случае. Кладу на стол три сотни и получаю номер с ключами. Да, за участие ты ещё платишь. Глазами пытаюсь найти ту, что теперь принадлежит мне. И нахожу. Это дерьмовое стечение обстоятельств. Она принадлежала мне в школе. Это точно она.

Красный мустанг, по бокам которого пара чёрных полос, заставляет меня чуть ли не усраться на месте, потому что я боюсь сделать шаг в его сторону. Но всё же делаю. Ярость внутри намного сильнее страха.

Провожу ладонью по капоту и закрываю глаза, когда занимаю место в салоне. Тут ничего не изменилось, даже запах тот же. Аромат адреналина, страха и смерти. Однажды, какой-то двинутый успешно помог сопернику покинуть трассу именно на ней. Благо, что второй отделался сломанным о руль носом, но это лишь то, что я знаю. Кто-то мог убить на ней, стоит только сделать резкий поворот руля и встретить чей-то бок, чтобы сбить с пути. Ремонт ты тоже оплачиваешь сам, но это никого не смущает, наоборот, повышает азарт.

Называют мой номер, и нога автоматически жмёт на газ.

Подъезжаю к ровной линии и смотрю на противника, который празднует заранее. Но ему нихрена не достанется, я практически готов убивать.

До ушей доносится плач Марии. И в зеркало заднего вида, замечаю бегущую к машине младшую сестрёнку. Как быстро сменилась её радость на истерику. Я всегда боялся и с ужасом остерегался подобного состояния сестры. Но не сейчас. В эту самую секунду я и сам в истерической агонии. Я ничего не решаю. Решают эмоции.

Я не зол, это далеко от моего эмоционального состояния. Я в бешенстве. Разочаровании. Гневе. Психозе. Это малый набор слов, которые могут описать весь огонь внутри. Уверен, если я кого-то убью, даже не замечу. И, чёрт возьми, я хочу. Ужасно хочу стиснуть в руках чьё-то горло, чтобы услышать характерный сломанным костям хруст.

Как она могла?

Этот вопрос мучает ежесекундно. Как могла упоминать в своих словах меня. Как могла так легко об этом говорить. Как ей удаётся растоптать меня, находясь за тысячу миль. Как она может продолжать спокойно жить, будто ничего не было. Словно я – пустое место. Она выжгла чёртову память, а может и вовсе не запоминала меня, играя отведённую роль или используя для того, чтобы забыть или вернуть своего покладистого щенка. Эти, и ещё сотни вопросов без ответа.

Если эта машина влетит в любой вертикальный участок и поможет мне получить полную амнезию, то я готов помочь отказать тормозам и зажать педаль газа до полной топки.

Взмах женских рук, и последнее, что я улавливаю – слёзы на щеках сёстры. Нога зажимает газ, и машина ревет, выпуская за собой клубы дыма. Резкий толчок и она летит по тёмной дороге, на которой нет даже фонарей. Это не то, чем я занимался в школе, это незаконно, но разве мне не плевать? Определённо плевать. Темнота больше не пугает меня, я становлюсь её коренным жителем. Иногда она даже становится приятной.

Адреналин – странная штука. С помощью него становится радостно и страшно одновременно. Я буквально чувствую, как искрится собственная кровь под ревом мотора. В ту же секунду вспышки воспоминаний оглушают. Перед глазами застывает пелена, а дорога впереди размывается. Я чувствую запах. Он далёк от жженой резины. Я чувствую ореховый аромат волос Алисии, которая когда-то сидела рядом, но в другой машине. Я не особый любитель орехов, а лучше даже сказать абсолютный не любитель, но Алисия постоянно грызла миндаль. Иногда я называл её белкой, только для этого нужно было моё лучшее настроение, а такое было не частым явлением. Её же всё устраивало, потому что при таком раскладе я называл её хоть как-то, кроме имени. Если другую подобное могло задеть, то не Алисию. Наоборот, она улыбалась, услышав от меня подобное.

Вжимаю педаль, чтобы рассеять её силуэт в воздухе и кричу. Кричу так сильно, что голос хрипнет, но я продолжаю. Изо всех сил продолжаю орать и сжимать руль до побелевших костяшек, до боли в руках и висках, как будто это может помочь мне.

Отпускаю газ и тут же зажимаю тормоз. Мерзкий визг шин чередуется с дымом позади машины. Вылетаю на дорогу и растираю указательным и средним пальцами виски. В центре этого клуба появляется свет, а следом вылетает машина моего соперника, который по взмаху ресниц пролетает мимо. Уверен, сейчас на его лице торжество и ликование, потому что с помощью этой гонки он сорвал большой куш. Но мне плевать. Чувства и воспоминания настолько сильны, что в голове происходит полное непонимание и борьба.

Боковым взглядом смотрю на машину, и лживое чувство добивает. Становится невыносимо. В ушах стоит звон, и тошнота подступает к горлу. Слышу, как ору на Грейс, чуть ли не силой вытаскивая её из машины. Словно это случилось вчера. Словно смотрю на всё со стороны. Разум играет со мной. Дурит. Проводит параллели. Я буквально слышу её ответный голос, как срываясь, она кричит, предлагая мне катиться к черту, и шагает вдоль трассы, в то время как я опоминаюсь и бегу за ней.

Почему я не бегу сейчас?

Ты просто слабак, – врываются в голову слова лучшего друга, что доводит до крайней точки кипения.

В ту же секунду рядом появляется Мария. Видя моё лицо, она ещё больше ужасается и распахивает глаза так, что за это мне становится страшно и смешно одновременно. Сестренка подбегает, кладёт ладони на мои щёки и вытирает большими пальцами слёзы. Поверить не могу, что это случилось вновь, и то, что она увидела мою слабость. Она последний человек, который должен это видеть. Я не могу пускать нюни перед ней. Видя старшего брата, она должна понимать, что ничто не должно сломить внутренний стержень, что она всегда под защитой. Но раньше мне удавалось обмануть всех, даже себя, а сейчас это невозможно. Мне не верит никто, даже я сам.

– Я должен, – выдыхаю я.

– О чём ты? – настораживается она, на секунду заглянув за мою спину, но я знаю, кто там, поворачиваться не нужно. Даниэль слишком умён, чтобы подойти ближе и нагло слушать наш разговор. Он всегда держал дистанцию, когда дело касалось моих отношений с Мари. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Сглатываю ком и беру ладони Марии в свои. Целую каждую и отпускаю их.

– Даниэль прав, – отвечаю я и пускаюсь в бегство к старту, оставляя Марию, Даниэля и машину за спиной.

– Куда ты? Диего, остановись. Куда ты? – обеспокоено кричит она вслед, но больше я ничего не слышу. Знаю, это заслуга друга.

Мне плевать, на чём доберусь до аэропорта, пустит ли она меня на порог или вообще сможет ли посмотреть в глаза. Черт, я даже понятия не имею её местожительство. Но если придётся угнать чью-то машину, самолёт или выкинуть кого-то из салона, как в игре GTA, посадить её на стул и связать – я готов сделать это. Она обязана объясниться, у неё нет выбора. Я хочу бороться за нас. Плевать, если я буду делать это один. Единственное, что я хочу знать – правду, ради которой готов проглотить собственную гордость и бежать вслед за ней, как Даниэль бежал вслед за Марией. Впервые в жизни я благодарю чувства друга к моей сестре, которая упряма до мозга костей. Их борьба дала хорошего подзатыльника.

Глава 5

Два часа. Ровно два часа я пробыл в самолёте, пока шасси не коснулись земли Лондона. За это время, которое показалось мне чертовски долгим, я успел истерзать себя до предела. Несчастные мужчина и его супруга, которые сидели слева от меня, даже боялись попросить меня убрать столик, в который я впивался пальцами от напряжения, чтобы пройти к проходу. Даже кокетливая миниатюрная стюардесса показалась мне далекой от привлекательности. Возможно, ещё год назад я бы воспользовался её намеками, но сейчас они казались грязными. В голове сразу всплывало хмурое лицо Грейс, которая сердито качала головой. Я отмахнулся от стюардессы, как от назойливой мухи, и продолжил смотреть на спинку переднего кресла. Когда пилот оповестил нас, что идёт на снижение, ещё чуть-чуть, и я бы вывалил всё содержимое желудка. К слову, он нарастающего страха и напряжения мне хотелось не только этого.

Видимо, заметив мою бледность или испуганные глаза, женщина пихнула своего мужа локтем.

– Ну, ты же видишь, что ему плохо. Ты же врач, Арнольд, помоги ему скорее, – громко шептала она.

– Если бы ему было не хорошо, он бы оповестил об этом бортпроводника, дорогая.

– Ты давал клятву Гиппократу!

– Да, давал, но я не давал клятву помогать тому, кто не нуждается в моей помощи. Тебе просто померещилось. Возможно, его просто укачивает. Вспомни мою матушку. Что-то ты не просила меня оказать ей помощь, когда она зеленела на твоих глазах.

– Потому что этой ведьме пора бы уже вернуться в ад, – рявкнула на него супруга.

Даже это перепалка не заставила меня успокоиться. Может, стоило сказать им, что я в порядке?

– Не нужно говорить так о моей маме, Жизель!

– Она сама виновата в том, что я так говорю о ней. Ты вспомни, как она смотрела на меня. Да она же шкуру содрать хотела с меня. А ты хоть бы что-то сделал! Стоял как истукан. Когда на меня нападут грабители, ты тоже просто стоять будешь?

Теперь за ними следил весь самолёт. Даже те пассажиры, у кого были реальные проблемы с боязнью летать, позабыли напрочь о своём недуге и заинтересованно слушали.

– Ты утрируешь, дорогая. И не стоит сравнивать мою матушку с грабителями. Эта женщина, между прочим, подарила нам квартиру на нашу свадьбу, – они уже даже не старались говорить тихо.

– Она подарила эту квартиру тебе и записала её на тебя, чтобы в случае развода я осталась у разбитого корыта.

– Какая разница, Жизель? Ну, какая в этом разница, объясни? Или ты хочешь развестись, поэтому каждый раз упоминаешь эту злосчастную квартиру?

– Да пропади она в канаве! – крикнула женщина. – Но, если ты сейчас же не поможешь этому юноше, я подам заявление и расторгну брак.

– В самом деле? – ехидно поинтересовался старик. Он не сильно испугался этого выпада со стороны своей жены.

– Да, именно так и сделаю. А все твои диски с видео играми я утоплю в унитазе.

Он тут же прекратил улыбаться и схватился за галстук, будто тот может спасти его от этой участи. Довольная тем, что её слова всё-таки возымели эффект, пусть он и испугался только за свои диски, а не за развод с любимой женщиной, она деловито цокнула и указала ноготком на меня.

Её муж провёл рукой по лысине и прокашлялся, стараясь привлечь моё внимание. Несколько морщин вокруг глаз и рта натянулись.

– Меня зовут доктор Янг, а это моя супруга Жизель. Она настоятельно просит меня оказать вам помощь.

– Я слышал.

– Тогда вы разрешите мне сделать это? Расскажите, что вас беспокоит, и я постараюсь незамедлительно помочь.

– У меня не болит то, с чем вы могли бы работать, сэр. Поэтому можете сказать своей жене, что диски останутся в целости и сохранности.

Доктор Янг улыбнулся одними губами, пока его жена недовольно фыркнула.

– Дайте угадаю, любовные проблемы?

– Скорее неполадки в Раю, – ответил я.

Выглянув из-за спины своего мужа, Жизель похлопала глазками и лучезарно улыбнулась.

– Куда же ты направляешься? Неужели сбегаешь?

– Наоборот, лечу туда, где очаг возгорания.

Её губы раскрылись в безмолвной букве «О».

– Так вот оно что. А ссора большая? – без застенчивости поинтересовалась она.

Доктор закатил глаза и ладонью пригвоздил жену обратно к креслу, чтобы та не высовывалась.

– Ну, видимо, большая, раз ему пришлось уехать, Жизель. Не задавай глупые вопросы. И тем более это не наше дело, – он обратился ко мне: – Может, я могу дать тебе совет?

Что-то много в последнее время советчиков нашлось.

– Попробуйте, – без интереса пожав плечами, я сел прямо и задвинул столик.

– Когда вы будете женаты, не смей переписывать на неё имущество. Эти женщины готовы впиться в нас ногтями только для того, чтобы остаться в выгодном положении при любом раскладе, – прошептал он и оглянулся, чтобы убедиться, что его жена не услышала.

Но Жизель оказалась проворнее. Её ладонь прилетела в блестящий затылок доктора.

– Не верь ему. Арнольд, какой же ты старый брехун. Парню нужен настоящий совет как завоевать сердце дамы.

– Завоевать то он завоевал, а вот вернуть ему ничего не помешает. И никакие советы ему не нужны. В любви нет игроков и тренеров. Все индивидуально, – ответил ей муж.

Растерянно захлопав глазами, она снова исчезла за спиной доктора. Тот похлопал меня по плечу:

– Ты услышал меня, сынок?

– Почему вы уверены, что она выйдет за меня? – моё горло сдавило изнутри. Ему не стоит знать, что она уже замужем.

Не убирая крепкой тёплой ладони с моего плеча, он наклонил голову и ответил:

– Потому что даже сейчас ты задал вопрос так, как нужно. Ты уверен в том, что возьмёшь её в жены. Твоё сомнение лишь в том, выйдет ли она за тебя. Главное, что твоё сердце знает ответ. Тебе осталось лишь полдела – обрюхатить её. Тогда у неё уже не будет выбора.

Я рассмеялся.

– Это проверенный способ?

Он подмигнул и уселся прямо, готовясь к посадке.

– Когда-то им воспользовался мой дед, а потом и мой отец.

– А вы?

– А в моём случае все было наоборот.

– Потому что мне уже надоело ждать, когда ты додумаешься сделать мне предложение, – проворчала его жена.

– Думаю, я просто не знал, что теряю.

Доктор сжал ее ладонь в своей руке. Самолёт встряхнуло, и шасси повезли нас по гладкой дорожке. Теперь я уже не боялся. В сердце осталась лишь жаркая решительность набить морду Арчеру и забрать ту, которой принадлежат моё сердце и весь я.

Лондон встретил меня моросящим дождем, холодным ветром, заставившим продрогнуть до костей. Весна в Барселоне во много раз отличается от весны в Лондоне, по крайней мере, я это понял ещё в самолёте, когда через иллюминатор увидел то, что творилось снаружи. Пришлось покопаться в рюкзаке, чтобы найти тонкую кожаную куртку, которую я с радостью и удовольствием накинул на толстовку. Единственным моим спутником был толстый рюкзак, в который я скинул наспех документы, деньги, пару футболок, нижнее белье и куртку. Поэтому ждать багаж вместе со всеми пассажирами мне не пришлось. Попрощавшись, с прекрасной семьёй Янг, которые уже передумали новый предмет спора и сами позабыли про меня. Доктор Янг ещё раз повторил мне о природной коварности женщин, его жена пролепетала мне все эпитеты, которые любят слышать дамы, а затем двое удалились.

Желтое такси, которое я заказал ещё в самолёте, когда мы только приземлились, уже ожидало меня на стоянке. Зацепив рукой воротник куртки, я натянул её на голову и побежал к машине, пока внезапно усилившийся дождь колошматил по мне со всей своей мощи.

Открыв дверцу, я залез внутрь, не заботясь о том, что махровая обивка впитает всю влагу с моей куртки. Моим водителем оказался парень моего возраста. Рыжие брови сошлись на переносице, когда он осознал проблему.

– Вина не на мне. Кто же знал, что Лондон так встречает гостей, – я постарался загладить вину шуткой, но он лишь сжал губы и завёл авто. Поездка обещает быть весёлой.

И я был абсолютно прав. Уже через пять минут в пути мы оказались в огромной, мать его, пробке, которая тянулась на несколько миль. Водитель такси раздосадовано стукнул кулаком по рулю и попытался выехать из этого пекла. Не обращая внимания на то, что он нарушал все правила, я уткнулся в телефон, засунув в уши наушники. Вчера перед отлетом я попросил Даниэля скинуть мне то видео с Грейс и теперь просматриваю его в любое удобное время только ради того, чтобы снова увидеть её и услышать её голос, от которого у меня мурашки по коже. Я так чертовски сильно скучаю по ней.

Мой телефон вылетает из рук, а сам я лечу вперёд. Ремень безопасности натягивается и спасает меня от столкновения головы и панели машины. Ошарашено смотрю на водителя, подушка безопасности и руль которого сказали ему: здесь каждый сам за себя. Он потирает красное пятно на лбу и стонет. Теперь мы оба смотрим вперёд и видим прекрасную картину помятого бампера впереди стоящей машины, возле которой стоит грузный мужчина лет сорока и яростно машет руками. Водительская дверь машины распахивается и на улицу выходит не менее удивленная девушка. Её золотистые волосы чуть ниже плеч идеально выпрямлены и развиваются на ветру. Ростом она чуть ниже мужчины, но в весе всё его превосходство.

– Ты что, сука, не смотришь куда едешь? Кто выдал тебе права? Наверное, какой-нибудь богатый папик. Как таких как ты земля вообще носит. Ты вообще понимаешь, сколько стоит моя машина? Ты вообще понимаешь хоть что-нибудь?

Даже несмотря на закрытые стёкла, мы слышим его разъярённый крик. Девушка дергается и отступает назад, утыкаясь спиной в машину. Её испуганный вид заставляет меня выйти под дождь и закрыть её собой, тем самым дав понять мужику, что я набью ему морду, если он ещё раз повысит на неё голос.

– Ты ещё кто такой? – спрашивает тот, оценивающе скользя по мне взглядом. – Спишь с ней, да?

От злости дождь уже не кажется мне таким холодным.

– Еще одно слово, и смерть покажется тебе подарком.

Я хватаю его за воротник одной рукой, на что он уже свирепеет ещё больше.

– Да ты вообще понимаешь, с чем имеешь дело? Твоя сука врезалась в мою машину.

Я оборачиваюсь, чтобы узнать насколько всё плохо и вижу, что машина девушки и впрямь подпортила бампер дорогущей BMW этого урода. Но эта царапина ничто по сравнению с тем, что сделал водитель такси с её машиной.

– Вы резко остановились. Я просто не успела затормозить, – тихим, но уже более уверенным голосом сказала ему девушка, выглянув из-за моей спины.

Мужик дёрнулся от ярости. Я продолжал держать его, чтобы он не наделал глупостей, за которые потом сполна поплатится.

– Мы в пробке, если ты не заметила! Какого хрена ты не следишь за движением на дороге? Я собирался перестроиться, но другая тачка не дала мне это сделать. Мне пришлось снова вернуться.

– Из-за дождя я не видела этого. Думаю, здесь есть и Ваша вина. Вам не стоило перестраиваться, тем более, когда такая огромная пробка, как Вы сами заметили, – в тон ему возразила она. Клянусь, на миг я даже загордился ею.

– Послушай девушку, собирай все своё дерьмо и проваливай.

Мужчина выдернул куртку из моего кулака.

– Ты заплатишь, поняла? – грозно прошипел он, игнорируя моё присутствие, и ушёл в машину, по пути крикнув: – Я вызываю инспектора. Не смей и сдвинуться с места. Я записал твой номер машины, дура.

Неосознанно дёргаюсь в его сторону, но девушка обхватывает моё плечо своими тонкими пальчиками. Я смотрю в её зеленоватые глаза, в которых вижу мольбу. Золотистая кожа с ровным загаром блестит от капель дождя. Спутавшиеся в сосульки волосы лезут ей в лицо, на что она заводит их за уши. Что-то смутно знакомое виднеется в её чертах, но я не могу понять, что.

– Не нужно. Мне нечего бояться инспектора, я знаю, что вина не только на мне. Он тоже понимает это, поэтому так бесится, – уверяет она.

– Несмотря на это, ему нужно научиться говорить с девушками. И мой кулак будет отличным учителем.

– Твой кулак будет отличным триггером, дорогой. Умерь свой пыл и позволь мне отблагодарить тебя. Всё-таки ты спас меня от гнева этого… – закусив нижнюю губу, она принялась раздумывать, как бы помягче назвать то животное, что недавно кричало и брызгало слюной, – …нервного мужчины.

Я застываю. Почувствовав напряжение моих мышц, она отдергивает свою ладонь от моей руки и смущённо отводит глаза.

– Тебе не нужно благодарить меня. Так поступил бы каждый.

– Возможно, сотню лет назад какой-нибудь рыцарь и сделал бы это, но в наше время редко встретишь тех мужчин, что могут помочь, пусть и незнакомке. За что я и хочу тебя отблагодарить вкуснейшего чая и шоколадного чизкейка, – она указывает большим пальцем себе за спину, – Здесь неподалёку есть заведение. Тем более мне нужно дождаться инспектора.

Последнее она говорила, сдерживая смех.

– Я не думаю, что это было бы хорошей идеей. Понимаешь, я, в общем-то, вроде как… – отойдя на два шага назад, я задумчиво чешу затылок, вспоминая былые навыки, которые утратил за время отношений с Грейс. С этой девушкой меня не заботило ничего, кроме неё и пламени между нами.

Незнакомка растерянно хлопает глазами.

– Ты меня неправильно понял. Я не заигрываю с тобой, мне просто хочется сказать спасибо и посидеть где-нибудь в тепле. По правде говоря, я вообще не имею никакого права даже говорить с тобой в таком тоне, и я рада, что ты дал понять мне о двусмысленности моего предложения. Ноа меня убьёт, если узнаёт об этом.

– Об этом? – я, смеясь, указываю ей на бампер её машины.

– Об этом, – девушка показывает указательным пальцем на нас. – Моему мужу не так дорога машина, как собственная жена.

– Могу обрадовать тебя, что тебе чрезвычайно повезло. В самолёте я встретил супружескую пару преклонного возраста, и старик больше боялся за участь любимых дисков, чем за угрозы развода с женой, – вспоминая недавнюю встречу в самолёте, мне хочется биться в истерике.

– Иногда я бы предпочла быть на втором месте рейтинга, только чтобы он не вёл себя, как собственнический хищник, – обнажив ровные зубы, она протягивает хрупкую ладонь: – Иви.

– Диего, – слегка сжимаю её ладонь и отпускаю.

– Приятно познакомиться с тобой, мой спаситель. Ты сказал, что только с самолёта, или мне послышалось? – спросила она заговорщическим тоном.

– Ты все правильно поняла. Заказалтакси до ближайшего хостела, но, как видишь, не судьба.

– И в Лондоне ты с целью навестить родственников, я полагаю?

– Мои близкие не ступили бы и шагу в эти ледяные мокрые земли. Испанская кровь – горячая кровь.

– Так значит ты путешественник? – щурится Иви, и я почти выдаю ей всю правду.

– На самом деле, я приехал к другу, – если её вообще можно назвать другом, – она…мы в ссоре, и я хочу вернуть её расположение. Поэтому я здесь.

– Она, значит. Недурно. Даже больше скажу: очень романтично.

Смущённо пожимаю плечами оттого, что не вижу в этом никакой романтики. Но женщинам виднее.

– Сейчас уже совсем темно, и дождь будет лить ещё очень долго. Движение в городе восстановится только к трём часам, и до хостела ты не сможешь добраться ещё очень долго, поэтому мне остаётся только предложить переночевать у меня.

– Иви… – напрягаюсь я, – опять двусмысленность?

Та недовольно поджимает губы, осознав свою оплошность.

– Я имела в виду переночевать в моей квартире. Точнее в нашей. Я живу с мужем и маленьким сыном. Но у нас есть свободная комната, из которой я в скором времени сделаю кабинет, ну а пока там вполне можно жить. У нас есть надувной матрац, так что можешь не переживать, если боишься спать на полу.

– Не думаешь, что твоя семья будет против?

Иви подбадривающе улыбается и хлопает меня по плечу.

– Если Ноа узнаёт об этой ситуации и то, как ты вызвался защищать меня, он даже уступит тебе место на кровати, а сам ляжет на коврике у двери.

В конце концов, мне пришлось сдаться. Не то, чтобы я был против переночевать в тёплой квартирке, а не в дешевом хосте, но всё-таки что-то меня настораживало. Забыв про чутьё, я согласился на её предложение.

Спустя минут десять к нам прибыл инспектор. Суровый мужчина сразу понял, что к чему, увидев наглую морду водилы BMW. Водитель такси подтвердил слова Иви, и всё обошлось. Рассвирепевший мужик забыл о царапине на машине и уехал на всей скорости, что позволяла нехорошая пробка, которая все ещё замерла на дороге. Мой водитель тоже решил не ждать меня. Отличное гостеприимство.

– Черт, детка, ты в порядке? Ты цела? – татуированный громила одного со мной ростом выглядел как самый настоящий байкер. Он тут же подлетел к Иви, как только та открыла дверь квартиры, и мы ступили на порог.

Лениво улыбнувшись мне, она вышла вперёд и принялась слушать судорожные вопросы, яростные крики о том, как опасно это было, а затем крепкие поцелуи. От зависти я отвернулся и заметил кучерявого светловолосого мальчишку, выглядывающего из-за угла. Он тоже не смотрел на своих родителей. Как только мы встретились взглядами, он медленно вытащил из-за спины игрушечный пистолет и направил дуло на меня.

Подыгрывая парню, поднимаю руки вверх.

– Остин, опусти пистолет и выйди поздороваться, – сказала ему Иви строгим голосом, но тот даже не шевельнулся.

Отодвинув Иви, её муж впервые посмотрел на меня. Как быстро улетучилась вся его нежность, уступив место злости. Мужик сжал кулаки и двинулся на меня.

– Не убирай, сынок, – не глядя на сына, сказал он и встал напротив: – А ты ещё кто такой?

– Диего Фуэнтес.

– И что ты, Диего Фуэнтес, делаешь рядом с моей женой и в моей квартире? – вздёрнув подборок, спросил он.

Иви страдальчески застонала.

– Боже, Ноа, не веди себя как придурок.

Он обернулся и, шумно дыша, рявкнул:

– Придурок? С каких пор я должен нормально смотреть на мужиков, которых ты приводишь домой?

Та закатила глаза и махнула рукой.

– Ты всё не так понял. Диего тот самый парень, который заступился за меня на дороге.

– Ну, вот пусть и дальше идёт, и заступается за кого-нибудь, – затем добавил для меня: – Проваливай.

– Тебе стоит послушать свою жену, мужик. Я здесь не из-за тебя и не для того, чтобы украсть твою жену…

– Ещё бы ты посмел.

– …она предложила мне перекантоваться, и, уж извини, но я согласился.

Ноа выглядел ещё более разъярённым. Иви извиняюще посмотрела на меня и начала что-то яростно шептать своему мужу.

– А ты большой, – я дёрнулся. Мальчуган уже стоял рядом со мной и изучающе смотрел на меня, что-то прикидывая в уме. Затем с улыбочкой добавил: – Но папа всё равно сильнее.

Пожимаю плечами.

– Никто и не спорит, что твой папа сильнее, дружище.

Остин смотрит на своих родителей, морщит носик и тихо спрашивает:

– А это правда, что ты защитил мою маму? Я слышал, что она так сказала папа.

Шустрый малый.

– Думаю, она вполне могла постоять за себя. Но да, я в каком-то смысле спас её.

Странный блеск появляется в его маленьких глазках.

– Это круто. За это я подарю тебе секрет. Но ты должен дать слово Викинга, что ни за что никому не расскажешь его, – тихим серьёзным голосом говорит он и подходит ещё ближе.

– Даю слово Викинга, что унесу твой секрет с собой в могилу.

Он манит указательным пальчиком, чтобы я наклонился. Я сажусь на корточки и представляю своё ухо.

– Мой папа на самом деле очень сильный. Очень-очень, – ладно, а что я ожидал от секрета ребёнка? – И он никого не боится, кроме моей тёти Джи.

– А с этого места поподробнее.

Остин хихикает.

– Всегда, когда она приезжает к нам в гости, они с папой дерутся. И тетя Джи всегда выигрывает. Но папа просто ей поддаётся. Она же девчонка. Тётя Джи сказала, что животных бить нельзя, но потом сказала, что мой папа исключение. А потом прыгнула ему на спину и укусила за плечо. Там даже была кровь, представляешь?

Смеясь, я киваю.

– Похоже, твоя тётя клёвая.

– Да, тётя Джи очень крутая, – с восхищением шепчет он и тяжело выдыхает: – Её мужу повезло.

– Определённо повезло, – оказывается, громила-байкер такой злой из-за женщины. Ещё одно подтверждение, что женщины всему причина.

Остин долго смотрит на меня, а затем выдаёт:

– Она бы тебе понравилась, – затем он светится, как лампочка в люстре, и тянет меня за руку вглубь квартиры: – Сейчас я покажу тебе её фотографии. Правда, ей не нравится, что у нас есть её фото. Она говорит, что из нас плохой фан-клуб. А что значит фан-клуб?

– Это значит поклонники.

– Да? Тогда я не понимаю, почему она говорит, что я плохой поклонник. С девчонками так тяжело. Но тётя Джи все равно классная, пусть она и девочка. Хотя если бы она была мальчиком, было бы лучше.

Не успеваю ответить ему, потому что он летит к коробкам. Позволяю себе оглядеть обстановку и замечаю кучу таких картонных коробок для переезда.

– Вы переезжаете?

Он ковыряется в коробке.

– Нет, мы уже переехали. Раньше мы жили рядом с Лондоном. А теперь живём тут.

Смотрю в коридор, где Иви и Ноа что-то обсуждают, а затем он крепко обнимает её. Сжав челюсти, поворачиваюсь к Остин, который уже несёт в своих руках рамку с фотографией.

Он суёт мне её в руки.

– Вот, смотри. Мы сделали это фото на Рождество. Тогда тётя Джи впервые пришла ко мне.

Улыбаюсь парню и смотрю на фотографию. Рядом с камином, над которым висит фотография фруктов, стоят в обнимку Иви и Ноа, влюблённо смотря друг на друга, оба в пижамах. Остин смеётся, показывая все свои крохотные зубы, и обнимает за шею светловолосую девушку, которая держит телефон, на который и сделано фото. В эту секунду сердце обрывается. С трудом, но я выдавливаю имя:

– Грейс?

Остин растерянно хлопает глазками и забирает у меня рамку, прижимая её к сердцу.

– Откуда ты знаешь тётю Джи?

Глава 6

Иви и Ноа резко замолкают. Теперь три пары глаз устремлены на меня, но я даже не могу дышать, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Это какая-то чертова шутка, не более. Медленно поворачиваюсь к Иви и внимательно всматриваюсь в черты её лица. Тошнота подступает к горлу и сдавливает его смертельными тисками.

Ну, конечно, моё чутьё не лгало.

Зелёные глаза искрятся точно так же, как и когда-то взгляд Грейс. Моей Грейс. Золотистые локоны, разница лишь в длине и густоте. У Грейс они достигают лопаток, в то время как у Иви едва касается плеч. У них даже улыбки похожи. Хотя однозначно Грейс чуть выше. Я знаю её. Несмотря на небольшое количество времени наших отношений, я изучил каждый дюйм её превосходного тела.

– Грейс? Ты сказал Грейс? – шепчет Иви, смотря на меня широко распахнутыми глазами.

Перевожу взгляд на Ноа, который плотно сомкнул челюсти, и я отчетливо вижу, что вены на его шее вздыбились, как и пульс, выбивающий барабанную дробь. Еле расцепляю плотно прижатые друг к другу зубы, которые почти скрипят, но он опережает меня, меняя гнев на иронию.

– Да он трус, – с насмешливостью бросает Ноа, и я не успеваю уловить ту долю секунды, когда прибиваю его спину к стене.

– Я тот, кто имел отношения со своей студенткой. Я тот, кто рисковал свободой. Я тот, кто готов отказаться от себя и от своей гордости, чтобы вернуть её. Я тот, кто был рядом с ней, когда она узнала дерьмовые тайны своих ублюдков родителей. Я тот, кто ждал её дома и держал волосы над унитазом. Я тот, не спал из-за неё. Я тот, кто был рядом с ней в переломные моменты. Я тот, кто любит её сильней, чем самого себя. Я тот, кто получил угрозы её отца, который решил пустить ей пулю в лоб, если я появлюсь рядом. Я тот, кто выбьет твои зубы, если ты ещё раз что-то скажешь о трусости.

Слушая собственный голос, я не узнавал себя. Словно за меня говорит кто-то другой. Чувствую, как лицо пылает, а ярость настолько сильна, что я готов задушить его голыми руками. Из состояния аффекта, меня вырывает детское хныканье и голос Иви, которая является его утешением. Сглатываю комок битого стекла и поворачиваю голову в сторону двух других наблюдателей. В глазах мальчишки застыл страх, из-за чего я медленно отпускаю Ноа и делаю шаг в сторону.

– Папа просто играет, малыш, – улыбается Иви, но я отчетливо вижу, как она выдавливает из себя это спокойствие.

– Да, сынок, – кивает Ноа, – принеси пистолет, мы будем мафией. Будешь нашим главарём? Диего и я полностью в твоём подчинении.

Ноа бросает на меня быстрый многоговорящий взгляд, и я сразу киваю, натянув ту же улыбку, что и его родители.

– Можно я буду левой рукой? Не хочу вставать между тобой и папой.

– Левой? – с долей любопытства спрашивает Остин, и я сразу киваю.

– Да, правая всегда важнее.

Моргнув, он тут же убегает в свою комнату с криками, что принесёт всё необходимое оружие, и я улавливаю, как облегчённо выдыхает каждый из нас.

– Ты спровоцировал эту аварию? – цедит Ноа, как только мальчишка скрывается в дальней комнате, из которой тут же раздаётся шум перебирания пластика.

– Ещё одно слово, и я заеду тебе с особым желанием, – хрипя, отвечаю я.

– Успокойтесь оба! – громко восклицает Иви, встав между нами и метая глазами то к мужу, то ко мне. Заострив внимание на первом, она спокойно говорит: – Он не мог ничего подстроить. Он бы в такси, Ноа. Он защитил меня от сумасшедшего мужика.

– Он знал, что ты её сестра.

– Я даже не знал, что у Грейс есть сестра, – отчеканиваю я, ещё раз пройдясь взглядом по Иви. – Она не любила говорить о своей семье. И я знаю, почему.

– Что сказал тебе отец? – спрашивает Иви.

– Тебе рассказать всё?

– Да.

– После моего рассказа, ты возненавидишь его.

– Я хочу, чтобы он был первый в очереди, с кого будут сдирать заживо шкуру, – говорит она без намёка на шутку. – Куда уж дальше.

– Начну с того, что они не потрудились приехать на похороны её лучшего друга, кстати, после которых она исчезла, продолжу тем, что он привёз меня на её свадьбу для веселья. Если бы я ушёл, он превратил бы её жизнь в ад. Завершу тем, что он угрожал мне её жизнью.

– Что именно он сказал?

– Если я приближусь к ней, то у него специально заготовлена пуля. Один мой шаг, и она застрянет в голове Грейс. Он блефует.

– Он не блефует, – шепчет Иви. – Отец способен. Он умеет управлять Грейс. Я сбежала из дома с Ноа, у него больше нет другого варианта.

– Я сам это решу.

– Ты ничего не решишь!

В зелёных глазах отражается ужас, паника и дикий животный страх. Иви начинает тяжело дышать и хватается за рукав мужа, словно он – это её спасательный круг.

– Чертов ублюдок. Он давно спланировал свадьбу с Арчером, чтобы вступить в долевую, а потом отнять их бизнес. Если пострадают родители, всё перейдёт по наследству к Арчеру. Он единственный в семье, всё давно переписано на него. Отец хочет забрать все, и уверена, он уже вступил в совет директоров.

Иви начинает расхаживать по парадной, а из комнаты уже несётся Остин.

– Малыш, ты видел, что папа купил новую игру? – тут же спрашивает она, и получает кивок. – Я хочу, чтобы ты научился в неё играть и потом рассказал мне, как это делать. Мы поиграем вместе.

Пистолеты моментально летят в ближайшую коробку, а парень испаряется за углом с таким счастливым лицом, словно срубил Джек Пот размером с миллион долларов.

Взгляд зелёных глаз сразу переводится на нас.

– Думаешь, что он действительно хочет это сделать? – спокойно спрашивает Ноа.

– Он хотел этого, как только родилась Грейс. Ему было легче, когда она любила Арчера. Ему даже не приходилось ничего делать, всё плыло в руки само собой, а потом… они расстались, и она уехала. Это я была уродом в семье. Отец возлагал все надежды на Грейс, управлять ею проще.

Иви переводит всё внимание на меня.

– Абсолютно точно могу сказать, что он знал про тебя и позволил этому случиться. Вы оба стали его марионетками, Диего. Он знает, что может стращать её – тобою. И тебя – ею.

– Он не мог знать. Мы не появлялись вместе.

– У отца везде глаза и уши. Он знает о тебе всё, даже миллисекунду, когда ты появился на свет.

– И что ты мне предлагаешь делать? Вернуться назад и смотреть на неё в новостях?

– Что она сказала последний раз?

Шарю по карманам и нахожу то самое письмо, где Грейс оставила последнее напоминание о своем присутствии в моей жизни. Бумага стала мягкой и затерлась, ведь я неделями истязал себя с её помощью.

Иви хмурится, но принимает потёртый листок. Чем дальше она водит глазами по словам, тем ближе сводятся её брови. Ноа делает то же самое, метая взглядом между мной и письмом, он напрягается с каждой последующей секундой. В итоге, пара напротив меня поднимает головы и в их глазах полное замешательство.

– Грейс… – шепчет Иви.

– Ты уверена, что это она написала? – переспрашивает Ноа, смотря на меня с некой неуверенностью.

– Да, это она писала. Я узнаю её почерк среди тысячи. Мы общались ночью с помощью записок.

Взгляд Иви находит мой и в нём столько сожаления, сколько нет в другом. Словно она меня понимает, как никто другой. И я уверен, что именно так оно и есть.

– Я должен узнать правду. Она ушла не попрощавшись. Я не верю ей. Не верю, что всё просто так. Она говорила обо мне.

– Я.. кхм, я слышала, – тихо говорит Иви. – Это ты был её тренером.

– Да. Я должен поговорить с ней, но не ценой её жизни.

В глазах Ноа нет полного доверия моим словам, я вижу это не вооруженным глазом. К сожалению, муж Иви не такой сговорчивый, как она. И, думаю, на его месте я бы давно мог выпнуть себе подобного за борт, не моргнув и глазом.

– Ты не можешь пойти к ней вот так! У тебя есть план?

– Я действую без плана.

Губы Иви образуются в форму «О», выдавая звук этой буквы.

– Ты встретишься с ней. Я тебе помогу.

– Иви… – настораживается её муж.

– Не смей говорить что-то против, Ноа! Она не может жить в клетке. Я не позволю. Она же моя младшая сестра! Она не заслуживает этого! Ты разве не понимаешь?

– Она пострадает. Мы пострадаем.

– Что ты говоришь? – фыркает она, – отец лично сказал, что я больше не член семьи Мелтон. Что он сделает? Он посторонний для нас человек.

– Посторонний человек, который может испортить нашу жизнь.

После своих слов, он смотрит на меня и выдыхает.

– Чёрт, мужик, ты не можешь подвергнуть опасности мою семью. Я скорей вырву твой позвоночник, чем позволю это.

– Я не прошу вашей помощи, – киваю я.

– Ты встретишься с ней, – повторяет Иви, – это неоспоримо. И ты останешься у нас. Это тоже факт.

Она разворачивается и шагает к дивану, махнув золотистым локонами. Перевожу взгляд на Ноа, который закатывает глаза и следует за женой. Еле сдерживаю смешок, провожая его спину. Женщины, что с них взять. Когда идея фикс возникает в их сознании, ты ничего не можешь сделать, лучше всего сдаться и следовать условиям, которые они придумали в своей милой головке. Именно по этой причине, я присоединяюсь к ним на диване и вопросительно смотрю на Иви, которая уже тыкает по экрану и ставит вызов на громкую связь.

Серый диван пепельным цветом настолько мягкий, словно я сел задницей в пушистые облака. Несмотря на огромные коробки вокруг, квартира кажется уютной и комфортной. Отчасти, благодаря открытой двери, из-за которой слышатся восторженные эмоции Остина и быстрое тыканье по клавишам на джойстике. Это заставляет меня улыбнуться, особенно когда до ушей доносится его приглаженные наборы букв «вах» и «пух».

Но моя улыбка моментально сползает с лица, на смену ей приходит омерзительная пустота и тоска, которую я ощущаю, как никогда ранее, услышав Грейс.

– Ты знаешь, что не можешь мне вот так просто звонить! – яростно шепчет она, но я улавливаю нотки тоски в её голосе. Кажется, я всегда видел её чувства, как картины, которые она рисует.

– Нам нужно встретиться, это срочно, – говорит Иви.

– Мы не можем! Если отец узнает… Боже Иви, если бы Арчер сейчас был рядом или отец… я…

– Мне нужна твоя помощь, черт возьми, ты не понимаешь? Я не прошу тебя о чём-то просто так! У меня проблемы! Это я была с тобой, когда ты… кхм… – зеленые глаза Иви смотрят на меня, словно она не знает, произносить ли следующие слова или нет. В итоге, она всё же решается: – Это я была с тобой, когда у тебя был первый поцелуй!

На линии повисает тишина. Секунды начинаются растягиваться в минуты, и я подумываю о худшем. Но Грейс выдыхает и даже издаёт тихое хихиканье.

– Формально, ты не была со мной.

– Да, я фигурирую, но после случившегося, в первую очередь ты пришла ко мне!

– Случившегося? – с любимой мне дерзостью, переспрашивает Грейс.

– Да, именно так.

– Ладно, – она снова переходит на шёпот, – Арчер завтра уедет на совещание с двух до четырёх, в это время я могу уехать.

Губы её Иви растягиваются в улыбке Чеширского кота, а её глаза светятся весельем, когда она смотрит на меня.

– Завтра в кафе Монокль на восточной террасе. Пароль «Кока».

– Кока? – с насмешливостью, вновь интересуется Грейс, и благодаря её голосу, тают льдинки в моём сердце. Я так скучал по ней. Слушая её, я едва сдерживаю весь спектр эмоций, которые разрывают изнутри.

– Да, как кола. Я интерпретирую, как могу.

– Как Остин?

– Всё прекрасно, Ноа купил новую игрушку, теперь их за уши не оторвать, приходиться разбирать коробки самой.

Говоря это, она смотрит на мужа и хихикает, а Ноа закатывает глаза и скрещивает руки под грудью, выгнув бровь.

– Я так и знала, что он самый ленивый человек на свете, – хохочет Грейс.

– Чтоб ты знала: это я таскал коробки с первого этажа на третий, а потом разбирал их, – заявляет Ноа, смотря на жену.

– Почему я не удивлена громкой связи?

– Потому что у нас нет друг от друга секретов, – воодушевлённо тянет Иви и кладёт ладонь на колено мужа.

– Я так устала от… – Грейс резко замолкает.

Спустя полминуты, на заднем фоне мужской голос зовёт её по имени, и мои внутренности обрываются, а она шепчет ещё тише:

– Кажется, Арчер пришёл. Я больше не могу говорить. Увидимся завтра. Не опаздывай, как ты любишь. У нас всего лишь два часа.

С этими словами, она сбрасывает вызов, а я превращаюсь в камень.

Я не хочу думать о том, что она встречает его со всем радушием, на которое только способна. Не хочу думать, что в эту самую секунду он обнимает её или подхватывает и несёт в кровать. Не хочу думать о том, что она шепчет ему что-то перед сном или просыпается в поту из-за того, что тела были плотно прижаты друг к другу. Не хочу думать о том, что всё было лишь игрой моего воображения, когда речь заходит о нас.

– Эй, – толкая меня в плечо, голос Иви выводит из транса. – Мы можем показать тебе город, если хочешь.

– Детка, это дерьмовая идея, – отвечает за меня Ноа. – Ему сейчас лучше напиться и поколотить грушу.

Сглатываю и стараюсь кивнуть, но из немого ответа выходит непонятно что.

– Всё в порядке, – хриплю я не своим голосом.

– Вы увидитесь завтра, и поговорите.

На этот раз кивнуть получается более-менее лучше.

– Не обязательно скрывать свои чувства, мужик, – говорит Ноа, – иногда лучше высказать всё прямо.

– Для этого я тут, – коротко киваю я.

– Чашечку чая? – предлагает Иви, смотря на циферблат часов. – Время перемирия и чайной церемонии.

– Серьёзно? – иронично выгибая брови, насмехается Ноа.

– Да, мы же в Лондоне. Диего должен знать наши традиции.

– Плевать вообще, – смеясь, говорит он и падает на спинку дивана, скрестив руки на затылке и растянув ноги.

Иви пихает его в бок и ворчит:

– Ты такой невоспитанный.

– На это мне тоже плевать, – усмехается он. – Я залезал в дом твоего отца не для того, чтобы мы читали книжки и упивались чайными церемониями.

Издаю смешок и не пытаюсь скрыть его за кашлем, ведь сам прятался с Грейс по укромным уголкам в университете.

– Да, ты такой романтик, – театрально морщится Иви, но тень улыбки на её губах говорит мне о многом.

– Детка, я кладезей любви.

Закатив глаза, она поднимается с дивана и получает шлёпок по заднице. Странно, что в их компании и доме я чувствую себя тепло и уютно, словно мы знакомы всю жизнь. Пусть всё началось с негатива, но сейчас мы на хорошей ноте, и это определённо приятно. Судьба преподнесла мне огромный подарок в виде Иви. Я благодарен всему на свете, что сел в это гребаное такси, водитель которого стал свидетелем и участником аварии. Мир слишком тесен и смешно, но я рад данному факту.

Указав на коробки, Иви даёт нам задание и убегает на кухню. В итоге, в первый день в Лондоне, я разбираю вещи незнакомых людей и по счастливой случайности – косвенно знакомых.

Коробка за коробкой сминается и убирается в уголок, а тишина между мной и Ноа смягчается всё теми же восклицаниями Остина. Проходя мимо, я периодически замечаю, как сидя на подушке в полупустой комнате, где есть только кровать, он подпрыгивает на месте и яро размахивает джойстиком из стороны в сторону, хотя это вряд ли может помочь, нужно лишь нажимать на кнопки. В любом случае, каждый раз я глупо улыбаюсь таким чистым детским эмоциям. Становясь взрослым, мы абстрагируемся и не принимаем мелочи так восторженно, как это делают дети. Обычная конфетка может вызвать у них столько озорства, что не совсем понятно нам. Получив конфету, я не стану оживлённо прыгать и кричать от радости, скорей всего, я скажу простое спасибо и суну её куда-нибудь в карман, позабыв об этом, спустя пять секунд.

– Теперь ты можешь сказать правду.

– Это и есть правда, – отвечаю я, поднимая очередную пустую коробку.

Поворачиваюсь к Ноа и смотрю на него тем же пристальным изучающим взглядом, что и он.

– Как ты познакомился с ней?

– Она являлась капитаном команды, но мы познакомились до тренировки. Она уделалась в дрова на вечеринке, я забрал её к себе. И.. это я был тем, с кем она уделалась.

– Ты знал, кто она?

– В каком плане?

– Кто её родители.

– Я понятия не имею, кто её родители. По мне, так они предводители ублюдков. Отец – главный из них.

– Да, – усмехается Ноа, но он быстро сменяет веселье на серьёзность. – Мы не особо ладили, не уверен, что и сейчас ладим. Но мы уже не готовы друг друга убить, наверно, это можно считать за хороших друзей.

– Грейс тебя недолюбливает?

– Почти. Лучше сказать, что она не готова целовать песок под моими ногами. Скорей, она готова прокладывать мою дорожку прямиком в ад.

– Почему?

– Я был тем, кто забрал её сестру.

– Забрал?

– Иви сбежала со мной. Отказалась от них ради меня. Думаешь, Грейс способна на это?

– Нет, – говорю я, и Ноа удивлённо вскидывает брови. – Она не способна отказаться от семьи ради меня. Но она способна отказаться от себя, ради других и меня в том числе.

– Это говорит о слабости.

– Это не говорит о слабости. Это говорит о силе. Можешь ли ты отказаться от друзей, любви, свободы ради других? Можешь прямо сейчас уйти и никогда не вернуться к Иви и Остину?

– Нет.

– А если тебя заставят? Принудят уйти.

– Хочу, чтобы ты знал: она не сидит на цепи. Она свободна, ей просто нельзя видеться с нами, потому что Иви больше не часть семьи. Мы под запретом. Но по какой причине она не объяснилась с тобой? Ты не думал, что она просто не хочет?

Сглатываю всю гордость и смотрю в его глаза.

– Я хочу услышать это лично.

Глава 7

Грейс

Когда я была ещё совсем малышкой и свободно гуляла под стол пешком, папа взял меня к себе на работу. Тогда это был маленький офис в старом здании, где папа выкупил нижний этаж. Я сидела на большом чёрном кожаном кресле Босса и скучала. Слава Богу, кресло вертелось, потому что лишь это спасало мою скуку. Пока папа занимал место во главе длинного стола, за которым сидело ещё где-то пятеро работников, и что-то обсуждали, перебирая бумаги, я в это время крутилась на стульчике в углу комнаты и молилась, чтобы это все поскорее кончилось. Конфеты, которые я по-тихому стащила из вазочки со стола папиной секретарши, уже давно кончились и фантики набивали карманы моего сарафана. Тогда мне казалось, что меня это никак не коснётся.

Времена меняются, и сейчас я уже сама сидела во главе этого проклятого стола, забитого людьми компании отца со всех сторон. За те годы, пока я училась в школе и играла в футбол, папа успел крупно расширить свою компанию, и сейчас всё здание было в его полном распоряжении. Но меня никогда не интересовали его дела, а уж тем более я никогда не задумывалась о том, что сама стану главой всего этого балагана. Как я успела убедиться на своём плачевном опыте, мой папаша любит делать сюрпризы: у него на меня давно был заготовлен план. Как только он отправится в мир иной, мой ребёнок – отец настоял на мальчике! – будет всем управлять и передавать компанию дальше своим детям, опять же мужчине. Пока ребёнок будет маленький, я буду его родителем, но как только он станет совершеннолетним, всё будет в руках отца. Это было в документах, которые сегодня утром прислал отец по почте. Он также добавил, что я должна буду сегодня прийти на ланч и расписаться в бумагах, которые обязуют меня выполнять его требования касаемо моих детей. Если честно, я и рожать то не собиралась, в ближайшее время точно. Но у моего отца на всё своё мнение, и меня никто спрашивать не стал.

– Миссис Росс, – прокашлялся взрослый мужчина в сером костюме тройке. Он сидел справа и ближе всего. Отец приставил его ко мне, чтобы тот следил за тем, как я выполняю свою работу и направлял меня. Его звали Майкл Джавадд, и он был настоящим снобом.

Ещё с детства, когда папа приглашал его домой, чтобы обсудить какие-то дела, а я играла в саду и никому не мешала, эта сволочь успевала портить мне жизнь. Он вешал лапшу на уши моему отцу про то, как нужно воспитывать девочек. Майкл говорил ему, что я расту избалованной, и управлять его делами мне будет трудно. Папа слушался его и каждый раз, когда этот ублюдок покидал дом с ухмылкой на лице, он брал ремень и бил меня по голой заднице. Так он думал, я буду сильнее характером, духом. Кроме всепоглощающей ненависти он не получил ничего.

Морщинистое лицо Майкла не выражало ровным счетом ничего. Он равнодушно посмотрел на меня и положил ручку на стол. Все за столом притихли и посмотрели на нас.

– Да, мистер Джавадд? – как можно напускнее протянула я.

Стоит отдать ему должное, он стойко переносил меня с того времени, как неделю назад папа решил, что мне пора влиться в эту рутину и разобраться что к чему. Но каждый раз, когда я поворачивалась спиной к Джавадду, я чувствовала, как он желает кинуть в меня нож.

– Мы обсуждали новую сделку с фирмой Лукаса Бернли. Он совсем недавно на рынке, но уже делает большие успехи. Сотрудничество с ним будет прибыльным делом, Вы так не считаете?

Честно? Я не слышала ничего из того что эти офисные планктоны тут говорили. Медленно поглощая конфеты, отобранные у собственной секретарши, я смотрела на картину на стене и думала о предстоящем ланче. Который, кстати, совсем скоро должен начаться.

Не ответив Майклу, я демонстративно посмотрела на наручные часы и попыталась как можно милее улыбнуться.

– Извините, но этот вопрос всё-таки придётся отложить на следующее совещание, – пожимаю плечами и поправляю пиджак.

Майкл покрывается красными пятнами от злости и дёргается.

– Грейс…

– Миссис Росс, Майкл, – с ухмылкой поправлял его и подпираю голову кулаком.

Он щёлкает костяшками и натужно кивает.

– Миссис Росс, фирма Бернли требует нашего ответа уже сегодня.

– Ну значит подождут ещё чуть-чуть. Мне нужно уйти, так и передайте их главе.

– Ваш отец был бы очень недоволен Вами, если бы Вы разорвали сделку с этой фирмой, миссис Росс, – протянул тихо Майкл. От меня не скрылись угрожающие нотки в его голосе.

Вот мудак.

– Нельзя разорвать сделку, Майкл, если она ещё не заключена. И если бы мой отец хотел с ними сотрудничать, то давно бы связался с ними. Но, как видите, этого не произошло, – я развела руки и пожала плечами. Цокнув, встаю с места: – Если им дорог наш союз, то они дождутся до завтра, так и передайте. А теперь, извините, мне нужно идти. Все свободны.

Не дав никак отреагировать на мои слова, я вылетаю из кабинета и мчусь к лифту. Как только ступаю в кабинку и нажимаю на первый этаж, прислоняюсь лбом к железной стенке кабинки и выдыхаю.

– Миссис Росс, подождите секунду!

Двери не успевают закрыться, как башмак Майкла встаёт между ними. Они разъезжаются, и пылающий от злости и ярости мужчина влетает в кабинку.

Выпрямляюсь, когда он встаёт рядом со мной.

– Вы что-то хотели? – отворачиваюсь от него и встаю лицом к дверцам, чтобы, как только мы спустимся, я могла быстро свалить.

Майкл встаёт слева от меня, но держит дистанцию в несколько шагов.

– Ты не хочешь заправлять всем этим, – не спрашивает, а утверждает он. Желваки играют на его челюсти, когда я быстро бросаю на него взгляд.

– Я твой Босс, Майкл, а не маленькая Грейс, с которой ты позволял себе грубости и колкости, – сухо говорю ему. – С чего ты решил, что я не хочу?

– Так в этом все дело, миссис Росс? Вы обижены на меня за своё детство? – пропуская мой вопрос, спрашивает он.

Сжимаю челюсти.

– Благодаря тебе и моему дорогому отцу у меня не было детства. Я спрашиваю ещё раз: с чего ты взял, что я не хочу быть кем-то в компании моего отца?

– Ты можешь врать ему, но от меня ты этого не скроешь. Я ещё тогда заметил, как маленькая Грейс предпочитает мячи и кисточки настоящим делам. Ты всегда была взбалмошной избалованной девицей. Ничего не изменилось.

– Похоже, ты очень зол из-за того, что папуля оставляет все дочурке, а не его правой руке? Вот кто из нас держит обиду, и это точно не я.

Осталось всего два этажа. Терпи, сучка. Нельзя показать ему, что его слова действуют на меня.

Майкл глухо рычит.

– Ты не достойна и никогда не была. Я был рядом, когда твоя наркоманка мать загремела в лечебницу. Я помогал ему обустраивать всё, искать место и заказы. Это я помогал ему выводить деньги, и я…

Видимо, осознав, что ляпнул лишнее, он сжал губы. Глаза расширились. Мужчина поднёс ладонь ко рту и ойкнул.

– Неловко вышло, не правда ли? Боюсь, папочке не понравится знать, что его лучший работник рассказывает такие вещи всяким «недостойным».

Лифт вовремя остановился, и Майкл исчез на этаже, ни разу не оглянувшись. Нахмурившись, я наблюдала за ним, пока он не скрылся с виду. Мне показалось, что я заметила самодовольный блеск в его глазах, когда он выскакивал из кабинки.

Выкинув эту ситуацию из головы, я решила, что обязательно разберусь с полученной информацией после встречи с отцом и с Иви. Последняя, ко всему прочему удивила, выказав желание встретиться со мной. Причём, она очень настойчиво попросила о встрече. Но мы уже некоторое время стараемся наверстать упущенное и снова стать лучшими сёстрами. Клянусь, я даже стараюсь меньше бить Ноа и меньше капризничать. К тому же я обожаю проводить время с Остином. И тем более свободного времени у меня стало очень много, потому что я стараюсь быть вне дома, точнее я просто избегаю Арчера. Он слишком настойчив, а я точно не собираюсь трахаться с ним. Так что мой отец может хоть повесится на собственном галстуке, но наследников ему не видать.

Официантка сдержанно улыбается, берёт в руки меню со стойки и провожает меня к столику, за которым уже сидит отец и поглощает суп.

– Спасибо, что дождался и не начал есть без меня. Это так мило с твоей стороны, – вешаю пальто и проскальзываю на диванчик напротив папы.

Он быстро поднимает глаза на меня. Незаинтересованность сочится со всех сторон.

– Ага, – просто отвечает он и продолжает есть. Супер. По крайней мере, мы не делаем вид, что мы идеальная семья.

– Ладно, для чего ты позвал меня.

– Может, ты хотя бы возьмёшь себя поесть? Голодная ты ещё злее, чем обычно.

– Я не злая, – возражаю ему, – просто не хочу тратить время впустую. Мне ещё нужно сходить кое-куда. Вот там и поем.

Впервые он показывает хоть какое-то любопытство к моей персоне. Его бровь дергается, когда он спрашивает:

– Надеюсь, с Арчером?

– Что, прости?

– Ты собираешься сходить кое-куда с Арчером? – уже настойчивее спрашивает отец.

Мои губы дергаются, и я неуверенно киваю.

– Ну, да. Типа того.

– Типа того? Разве муж и жена не должны проводить время вместе?

– Не кажется, что не тебе говорить это? Твои отношения с мамой намного хуже моих с Арчером.

По правде говоря, мы с Арчером даже не разговариваем. Мы встречаемся лишь на семейных ужинах по выходным, которые устраивают его родители.

– Всегда знал, что ты сука, – деловито чмокает он и вытирает рот салфеткой. Отодвинув тарелку в сторону, он сцепляет ладони на столе.

Заставляю себя не закатывать глаза.

– Давай перейдём к делу.

– Без проблем. Итак, ты знаешь, что я уже не молод.

– Ты наконец-то собрался покинуть нас?

– Не дождёшься, – улыбается он и подмигивает. – Зачем я это говорю? Я хочу, чтобы ты родила наследника. В ближайшее время.

С лица сошли все краски. Стараясь дышать медленнее и спокойнее, я сиплю:

– Я слишком молода.

– Тебе скоро девятнадцать. Это подходящий возраст для продолжения моего рода. К тому же у тебя будет больше времени стараться. И если ты родишь дочь, то ты сможешь ещё забеременеть.

– Предлагаешь мне рожать до тридцати, пока не родиться мальчик? – практически рычу я.

Кулаки под столом трясутся и умоляют меня врезать ему.

– Я не предлагаю. Я ставлю в известность. Тебе осталось лишь подписать бумаги, которые уже готовит мой человек, – он с довольным видом закидывает голову ну спинку дивана и расслабляет галстук. Закрывает глаза и издаёт мурлыкающий звук. Сукин сын.

– Какие к черту бумаги?

– Заверенные юристом и обязующий тебя родить мне наследника. Но не до тридцати, а уже сейчас. Я даю тебе год. Вам с Арчером хватит. Я всё-таки надеюсь, что никаких инцидентов не будет, и ты сразу родишь правильного ребёнка.

Правильного ребёнка?!

– А иначе?

Он открывает глаза и холодно смеряет меня взглядом. Отец выпрямляется, встаёт из-за стола и подходит ко мне. Наклонившись к моему уху, отчего у меня пробежались мерзкие мурашки, он шепчет:

– Иначе ты пожалеешь о том, что ты вообще родилась. Ваша мать не смогла родить мне мальчика, так хотя бы ты не подведи меня. Вы итак бесполезные. Может, хоть где-то найдётся на вас применение.

– Ты и Иви угрожал? Почему ты вообще просил сделать её аборт, если она была беременна столь долгожданным мальчиком?

– Потому что, милая Грейси, она забеременела от дворовой псины. А такой наследник мне точно не нужен. Вдруг у него обнаружатся повадки отца? И что ты прикажешь делать мне тогда с этим бракованным щенком.

Я, конечно, не испытываю глубокую любовь к Ноа, но в этот момент мне захотелось хорошенько приложить отца за эти слова. Тем более Остин лучший малыш на свете.

– И поэтому ты выдал меня замуж за Арчера, – теперь до меня начинает доходить смысл всех его действий. Я знала, что он никогда не делал ничего просто так, но я была уверена, что мой брак был лишь ради отцовской забавы. Он любил портить всем жизнь.

Он хрипло смеётся и гладит меня по спине. Я выгибаюсь, чтобы его ладонь не касалась меня.

– Да, Грейси.

Я снова ненавижу проклятую Грейси. Путь она канет на дно. Ненавижу. Кличка для собаки.

И твоё ласковое нарекание от Диего.

– Но зачем ты тогда заставил его бросить меня? Все же изначально было по-твоему плану, но ты все испортил.

– А здесь, должен согласиться, произошёл форс-мажор. Молодой человек, которого я присмотрел для тебя, уже был готов к браку с тобой. Он был более выгодной парой для тебя, поэтому я избавился от Арчера. Но этот ублюдок сбежал и женился на девушке, которую любил. Его родители умоляли меня о прощении, но я не Бог, чтобы даровать это.

Шумно вздыхаю. Липкое чувство страха разливается по венам и идёт к гулко бьющемуся сердцу.

– Они мертвы? Ты убил их?

– Это не важно. Важно лишь то, что Арчер снова стал пригодным товаром. Но в этот момент появился этот уродец.

– Он не уродец! – в ярости я вскакиваю с места.

Он закатывает глаза и берет куртку с вешалки. Накинув её на плечи, он идёт к выходу, предварительно оставив последнее слова за собой:

– У тебя год. Не думай, что ты умнее меня. Я знаю, что ты встречаешься с сестрой. Конечно, я не очень доволен этим, но последнее время ты хорошо ведёшь себя, и я решил сделать тебе такой подарок. Но если ты разочаруешь меня, я причиню боль всем, кто тебе дорог. И начну именно с неё, а мне ведь так не хочется обижать милого Остина. Славный мальчик, не правда ли? – послав мне воздушный поцелуй, он машет рукой: – Надеюсь, ты услышала меня. И передавай привет Арчеру.

С этими словами он уходит из ресторана, а я цепляюсь за скатерть на столике пальцами и, зарычав, скидываю её. Тарелки и кружка падают на пол и разбиваются на множества частиц, как и моё сердце.

Взгляд притупился, и смотря в одну точку, я не могу моргнуть. В глаза словно вставили стекло или зубочистки. От отца уже и след простыл, а я всё не могу насмотреться туда, где скрылась его фигура. Он не знает, он не может знать. Может, – где-то внутри шепчет подсознание и здравый смысл, который навряд ли присутствует у отца. Он совершенно сошёл с ума.

Телефон заставляет меня вздрогнуть. Не спешу его доставать из сумки, а даже наоборот, откладываю это как можно дальше, надеясь, что звонок прервётся. Это наверняка Арчер, а я не желаю слышать и эхо от его голоса, не говоря уже об отце.

В конце концов, я всё равно вытягиваю его, чтобы посмотреть на время. И когда экран вспыхивает, я судорожно поднимаюсь на ноги и бегу, потому что звонок был от Иви. Она не просто так требовала встречи. Это было срочно. Внутри всё переворачивается только от одной мысли, что не всё в порядке с Остином.

Улица. Дорога. Такси. Сообщение с адресом. Набор её номера и протянутые гудки, которым хочется подвывать.

– Где тебя носит? – недовольно ворчит она.

– Отец знает.

– Что знает?

– Что мы видимся. Что мы встречаемся. Мы не должны, Иви… ты рискуешь, когда связываешься со мной.

– Сейчас ты нужна мне!

– Я уже еду. Отец… он… – язык едва может повернуться, чтобы рассказать сестре выдвинутые требования.

– Грейс, что он сказал? – с обеспокоенностью в голосе, спрашивает она.

– Я должна родить ему сына. Черт… Иви… он даже составит для этого договор. Договор! Понимаешь? Он сошёл с ума…

– Он родился таким.

Иви берёт паузу, и я тоже. Водитель с ужасом подглядывает в мою сторону через зеркало заднего вида, и становится тошно от того, как я живу.

Всё чаще я желаю быть той, кто живет, сводя концы с концами, где над тобой не нависает моральный урод в виде отца. К сожалению, такое невозможно, только не со мной и не с моей жизнью. Я полностью в его руках. Он – мой кукловод, который с закрытыми глазами может дёргать нужную ниточку. Взгляд падает на обручальное кольцо, с которым я хочу отпилить не только палец, но и руку до локтя. Я ненавижу его. Ненавижу его вычурность, блеск и проклятые камни. Ненавижу того, кто подвёл меня к этому, и кто согласился на это. А именно отца и Арчера, хотя в последнее время второй ведёт себя странно, либо я не замечала этого раньше. Кажется, я даже ненавижу, как он дышит. Меня раздражает каждый его шаг. Спать в одной постели ещё хуже. Каждый раз я прячусь в доме и жду, когда он уснёт, создавая занятой вид. Каждый раз, когда он стучит в кабинет, я быстро сгребаю бумаги и делаю такой серьёзный и вдумчивый вид, что едва сдерживаю смех над самой собой. До чего я докатилась и насколько низко пала. Сейчас смерть кажется божьей милостью, но я не могу. Не могу жить без него. Это получается с трудом. Я не должна, я обещала себе и согласилась на всё ради него. Я готова гореть в этом аду вечно, но только ради него. Знать, что он свободен и счастлив – вот чего я хочу. Хотя, конечно, это ложь, ведь я хочу, чтобы он был счастлив только со мной. Тяжело думать или представлять, что меня забыли и оставили. В глазах сутками напролёт кадры киноленты. Нашего короткометражного фильма с плачевным концом.

– Мисс? – спрашивает мужчина, вырывая меня из потока мыслей.

– Спасибо, – говорю я, и сую в пять раз больше, чем должна. Эти деньги мне ни к чему, а мужчина, возможно, кормит семью. Я буквально дала ему зарплату за неделю работы в час пик.

Глаза таксиста расширяются, и он уже хочет что-то сказать, но я хлопаю дверцей и спешу внутрь, оглядываясь со всех сторон, чтобы рассекретить хоть одного своего наблюдателя. Но ничего. Все вокруг проходят мимо, не обращая на меня никакого внимания.

Захожу внутрь и девушке-хостес называю пароль Иви, получая лёгкую улыбку в ответ.

– Проходите за мной.

Молча киваю и в спешке вышагиваю за своим проводником, попутно скидывая пальто. Девушка оставляет меня, а я путаюсь в собственных рукавах и дёргаюсь, ведь сейчас мне не перед кем быть леди, можно быть собой.

– Отец задержа… – копошусь я, поднимая голову, но застываю.

Этого. Не. Может. Быть.

Я узнаю его из миллиона даже с закрытыми глазами. Я засыпала, обнимая его, и утыкалась носом в лопатки. Он был моим вдохновением. Был всем моим миром. Я хотела и хочу проводить с ним каждую секунду жизни. Я всё хочу с ним, но не могу. У меня отобрали мою душу, я живу подобно зомби. Единственный радостью стали те, кого я не могу видеть. У меня отобрали не только его, но семью и друзей.

Я не могу выдавить из себя и слово, не говоря уже об имени. Парень поворачивается, и те самые глаза, которые я вспоминаю, засыпая и просыпаясь – встречаются с моими, прибивая меня к невидимой стене за спиной.

– Грейс, – выдыхает он.

Закрываю глаза, пытаясь совладать с собой и с нахлынувшими эмоциями. Я не должна плакать. Не должна показывать ничего. Всё, что я действительно должна – оттолкнуть его раз и навсегда.

Проглатываю осколки из собственногоразбитого сердца и открываю глаза.

– Сними эту маску, Грейс. Я не стану говорить с той, что ты строишь из себя. Твоё актерское мастерство – последнее, что волнует меня.

– Это не маска. Зачем ты тут?

За небольшой промежуток времени, я отточила свои навыки бессердечности и равнодушия. Люди верят в то, что у меня нет сердца, что я – робот. Хоть чем-то я могу гордиться.

– Грейс, – вновь выдыхает он, делая шаг ко мне, из-за чего я всеми силами стараюсь отшатнуться назад, но не могу. Не получается.

– Мы уже всё решили.

– Мы ничего не решили.

Диего поднимает руку и проводит костяшками пальцев по моей щеке, ровняя всё моё самообладание к чертям. Я не просто позволяю ему коснуться себя, я сама льну к нему. Глаза закрываются, а из груди моментально вылетает вся скопленная тяжесть. Одно его касание – и я чувствую себя живой. Той, кем была и являюсь на самом деле.

– Расскажи мне правду.

Эти слова вырывают из чувства эйфории, и я отшатываюсь назад, распахнув глаза.

– Нет никакой правды. Я её написала. Ты хочешь, чтобы я ответила то, что ты хочешь. Но правда одна.

– Правда не одна, Грейс. Я знаю, что ты что-то скрываешь, и причастен к этому твой отец.

– Ты ищешь виноватых, но их нет, – виновата только я, потому что связалась с тобой и поставила под угрозу тебя и твою семью. Хочется добавить эти слова, но я сжимаю зубы и поднимаю подбородок.

– Расскажи мне правду, Грейс. Ты не имеешь права держать меня в неведении. Мы могли бы справиться со всем вместе. Как Иви и Ноа.

– Они не справлялись. Они сбежали.

– Они боролись.

– Давай поговорим нормально, Грейс. Решим всё вместе.

– Тут нечего решать, ты не понимаешь. Слышишь? Нечего!

Его губы дрогнули, в глазах блеснула боль, но он не развернулся и не ушёл, как мне бы хотелось. Он портил мой план. Я не могла позволить себе отношения с ним сейчас, потому что я на войне со своим отцом. И это чудовище с лёгкостью воспользуется им против меня, потому что Диего – моя слабость.

– Хочешь сказать, что наши отношения были фарсом?

– Да.

– И то, как я заставлял тебя стонать, было притворством? – он ухмыляется, когда замечает вспыхнувшие щеки. Подлец.

Но Грейс, мать его Мелтон, не сдаётся.

– Мне просто хотелось любви, Диего. Никто никогда меня не любил: ни родители, ни родная сестра. Они все всегда уходили, а я оставалась одна со своими демонами. Но увидев тебя, я поняла, что ты тот, кто может мне подарить это чувство. А сама я никогда не смогу дать тебе этого, потому что ты правильно заметил ещё в первый раз. Я живу сказками. И я правда думала, что полюблю тебя, но…

Сквозь желчь, я продолжала говорить, пока его губы не обрушились на мои в жестком поцелуе. Простонав, я вцепилась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть, но он сжал мою талию в своих сильных руках и прижал меня к стене. Диего скользнул языком меж моих губ, и я наконец почувствовала его вкус. Как же давно я не была с ним так близко, и как же я люблю это чувство. С Диего я ощущаю себя нужной, свободной. Я чувствую себя дома.

Он цепляет мои бёдра пальцами и заставляет запрыгнуть на него и обвить ногами торс. Я подчиняюсь ему, и между нами не остаётся никакого пространства. Парень запускает ладонь в мои волосы, сжимая их в сильном кулаке, и продолжает яростно целовать, вкладывая в поцелуй все свои эмоции.

– Скажи мне что это, если не любовь? – рычит он, отпуская мои губы. Прижавшись своим лбом к моему, он смотрит мне в глаза. В его карих глазах я вижу жгучее желание, которое откликается сладкой болью в низу живота. Боже мой, какой же он красивый. За это время, пока мы не виделись, он стал ещё взрослее, мужественнее, а волосы ещё длиннее. Так и хочется накрутить прядь на палец.

– Диего…

– Если ты сейчас опять начнёшь нести свою хрень, которую заготовил для тебя твой отец, я трахну тебя прямо у этой стены.

– Ты мне угрожаешь?

Диего наклоняется к моему лицу и кусает мою нижнюю губу.

– Возможно.

– Не знала, что тебе нравятся замужние женщины.

Я клянусь, что хотела пошутить, но испанской заднице это так не показалось.

Он сильно сжимает мои ягодицы, заставив вскрикнуть. Удивлённо таращусь на него. Диего тяжело дышит, грудь яростно вздымается, а в глазах стоит голая ярость.

– Я хочу убить его, – хрипит он.

– О, я тоже хочу убить его. Когда я просыпаюсь, а он ещё спит, я заношу подушку над его головой и придумываю причины оставить его в живых, но их становится меньше и меньше с каждым днём. Так что когда-нибудь я его просто грохну, – пытаюсь ослабить напряжение, но потемневшие глаза говорят об обратном.

– Ты спишь с ним в одной кровати?

– Только очень одетая и по надобности.

Хватка на моей заднице ослабевает.

– Ты не ответила на мой вопрос. Ты любишь меня?

– Ты спрашивал не это. Но да, я люблю тебя. И всегда любила, – последние слова я шепчу, потому что это кажется мне самым страшным секретом. Особенно сейчас, когда у отца в руках моя жизнь.

Диего нежно касается губами моей щеки.

– Тогда что мы до сих пор здесь делаем? Завтра улетим в Испанию.

– Не выйдет.

– Да, ты права. Сначала разведемся с Арчером. Хотя есть возможность остаться вдовой. Ты не против, надеюсь?

Я вздыхаю.

– Я всегда за. Но не в этот раз. Я в Лондоне не просто так.

– Это связано с тем, что мы до сих пор не можем заняться сексом, и я сплю один уже больше месяца?

– К сожалению, да, – неловко киваю я и решаю сказать правду, потому что нет смысла больше лгать: – Как ты знаешь, мой отец – моральный урод. Он портил жизнь всем и всегда.

– Иви уже посвятила меня в обстановку вашей семьи.

Сжимаю челюсти.

– Мы позже поговорим об этой сучке-предательнице. И о твоём знакомстве с ней тоже.

Он лучезарно улыбается и заставляет меня продолжить.

– Он приехал в Принстон и начал угрожать мне и требовать, чтобы я вышла замуж за Арчера, бросила тебя и переехала в Лондон. И я посчитала это идеальной возможностью отомстить ему за всё. Теперь я строю из себя сладкую дочурку, убитую горем разлуки с любимым. Делаю вид слабой и трусливой, а сама рою для него яму.

Я так весело и с удовольствием рассказывала ему свой план, что не заметила, как оказалась на полу. Хотя бы на ногах. Но факт остаётся фактом: он просто скинул меня и отошёл на несколько шагов назад.

– Ты выбрала месть вместо наших отношений? – спрашивает Диего, все ещё не веря в это.

Неохотно киваю, впервые испытывая чувство вины.

– Похоже на то.

– Ты сейчас, блять, серьёзно? – Диего запускает ладони в волосы и оттягивает их.

– Я не…

– Господи, мать его, – грубо перебивает он. – Тебе пора повзрослеть. То, что твой отец – редкостный ублюдок у которого проблемы с головой, не даёт тебе право так расправляться с людьми. Все переживают за тебя. Я лечу к тебе с другого конца этого гребаного мира, чтобы спасти тебя. А оказывается, что в эту задницу ты сама загнала себя. Я никогда не переживал за разницу в возрасте. Но сейчас я как никогда понимаю, что ты ещё ребёнок. Глупый ребёнок.

Диего задерживает на мне взгляд тёмных глаз, и проходит мимо, направляясь к выходу. Кажется, ступор, из которого не желает выходить моё сознание – приобрёл скорость ленивца. Глаза вовсе отказываются моргать, из-за чего ощущение того, что в них засыпали песок – накаляется до предела. Дверь хлопает, а я вздрагиваю и наконец-то прихожу к жизнеспособностям.

В этот раз, это он бросил меня. Диего делает меня слабой, уязвимой. Отец знает, за какие ниточки дёргать, и я только что оборвала эти соединяющие линии вновь. У меня только два исхода: отец узнаёт и отрывает мою голову; отец продолжает наивно полагать, что я та самая глупенькая Грейси, которой можно управлять. Он был прав, когда говорил, что я похожа на него. Возможно, у нас есть одно сходство: мы зубами вгрызаемся в любимое. Для него это деньги. Для меня – Диего.

– Вам что-нибудь принести? – тонкий женский голосок с правой стороны привлекает моё внимание.

Поворачиваю голову и окидываю взглядом официантку, смотрящую на меня щенячьими глазами. Она наверняка чувствует моё превосходство, видит во мне самую настоящую богатенькую суку, которая умеет разве что пилить ногти, и то неровно. Я люблю ломать стереотипы и первое впечатление о себе.

– Позовите администратора.

Голубые глаза девушки с именем Лина расширяются ещё больше. Кивнув, она чуть ли не бежит в сторону, а я занимаю стул.

Плечи расслабляются, и я выдыхаю весь груз, тянущий на дно. Сердце ноет. Всё внутри болит, но внешне я остаюсь той же холодной. Я ещё не до конца привыкла к тому, что нужно притворяться. Быть собой было так легко и приятно. Но, к сожалению, такой я могла быть только в Принстоне. Настоящая Грейс осталась где-то там. И если у меня ничего не получится, она и останется там.

– Вы хотели меня видеть? – женщина лет тридцати, укомплектованная в деловой костюм, смотрит мне в глаза и пытается быть суровой. Но я отчетливо вижу испуг, который она пытается скрыть.

– Сколько стоит смена официантки с именем Лина?

– Это конфиденциальная информация, мисс.

– Я заплачу столько, сколько нужно, чтобы Вы сегодня сняли её смену.

– Что Вы имеете в виду?

– Мне необходим кто-то.

Женщина всё ещё непонимающе смотрит на меня.

– Мне просто нужен собеседник, пожалуйста, – говорю я без высокомерного тона и надутой деловитости. – Я прошу Вас. Пожалуйста.

Почти минуту, она смотрит на меня и кивает. Взгляд карих глаз смягчается.

– Хорошо, но я спрошу у неё, желает ли того она.

– Спасибо.

Смотрю ей вслед и почему-то чувствую, как надежда тлеет прямо у меня на глазах.

Когда люди видят меня, они разбегаются, как крысы с тонущего корабля или тараканы из-под тапка, желающего раздавить их. Я не помню, когда в последний раз находилась в компании нормальных людей, не смотрящих на меня, как на отброс общества, а в моём положении – поселенца. Как будто я выдернула их счастливой шанс прямо из-под носа, заняв управляющую должность в компании отца. Я готова уйти и оставить всё это дерьмо им, но только после того, как раздавлю отца. Мне не нужна ни капля из всего того, что воссоздал этот ублюдок. Компания, выстроенная на костях и крови. Лучше быть бедным материально, чем морально.

– Вы хотели меня видеть, мисс, – говорит та девушка, которая выглядела напугано и являлась официанткой.

– Пожалуйста, зови меня просто Грейс.

– Я могу чем-то помочь Вам? – спрашивает она, но тут же исправляется: – Грейс.

– Для начала, не пугайся меня. Я не чудище. Мне просто нужна нормальная компания. Можешь заказывать всё, что угодно.

– От меня что-то требуется?

Пожимаю плечами и бросаю на пол сумку, которую подарил Арчер.

– Быть собой.

Девушка кивает, и я немного улыбаюсь, когда она садится за стол.

– Спасибо, Лина.

Глава 8

Диего

– Смотреть противно на ваши кислые мины, – говорит Иви, когда заходит в полупустую кухню.

– Что ты хотела? – улыбается Ноа, удерживая кружку у рта. – Мы пьём чай, а не пиво.

Идеальная бровь девушки дёргается вверх.

– Сейчас восемь утра.

– Кто думает о времени, когда дело доходит до дерьмовой встречи?

– Я, например. Не обязательно упиваться в дрова, чтобы решить свои проблемы. Глупый мужской выход.

– Работающий мужской выход, – исправляет он.

– Это неважно, Ноа.

Парень закатывает глаза, после чего, переводит взгляд на меня. Понимаю его немую просьбу поддержать, поэтому киваю. Мужская солидарность? Нет, скорее практически каждый парень поддержит его слова. Может быть алкоголь не выход, но довольно действующий и работающий способ забыться и уйти от реальности хотя бы на небольшой промежуток времени.

– Ты хочешь сказать, что он прав? – хмурится Иви, скрестив руки под грудью и посмотрев в мою сторону.

Пожимаю плечами и поднимаю кружку с чаем.

– Ты не захочешь услышать ответ.

Иви фыркает и отворачивает от нас, вероятно, начав готовить завтрак для Остина, потому что на столешницу ложится парочка жестяных формочек для обжаривания яичницы.

– За то, что дерьмо случается, – говорит Ноа, держа кружку по центру стола, который разделяет нас.

– Да, – встречаюсь с его кружкой, соглашаясь с тостом.

Что может быть хуже? Не знаю. Что может быть лучше? Тоже не знаю. Я сижу на кухне сестры Грейс и её мужа, чокаясь со вторым кружками, наполненными чаем после того, как разочаровался в девушке, которую люблю.

Ночь без сна не осталась бесследной. На все предложения Иви воспользоваться патчами – я отказывался. Я не сладкая девочка, которой требуется смазка для задницы и тонна косметики. Мне ровным счётом плевать на внешний вид, которым можно распугивать людей. Чувствую себя разбитым корытом, но всё поправимо. Если я отрублюсь в самолёте, то расцелую пилота.

– Ты уверен, что не хочешь попробовать ещё раз? – спрашивает Иви то, что крутится у неё на языке со вчерашнего дня, но она решилась спросить это только сейчас.

– Да, – без сомнения отвечаю я.

– Что она сделала, из-за чего ты решил всё закончить?

– Это не наше дело, Ив, – отрезает Ноа.

– Она же моя сестра!

– Она твоя сестра, но не маленькая девочка, которой нужно слюни подтирать. Она замужем. Ей не десять. Она сама выбрала такой путь, значит, её устраивает. Хватит лезть в её жизнь.

Ноа чуть ли не стукает кулаком по столу, но всё же удерживается от подобного жеста, хотя его тон вполне понятен. Он не потерпит возражений, и Иви это видит так же, как и я. Задержав несколько секундный взгляд на муже, девушка принимает поражение и отворачивается к плите.

Перевожу взгляд на Ноа, который подмигивает мне и улыбается.

– Учись, пока я живой.

– Не один ты умеешь управляться с неугомонностью сестёр Мелтон, – усмехаюсь я.

– Проявишь слабость и всё, считай себя мякотью.

– Ноа! – пыхтит Иви, направляя в него невидимые ножи, вылетающие прямиком из её глаз.

– Хочешь сказать, что с удовольствием приняла бы тюфяка? – подначивает парень, искоса поглядывая на меня с тенью улыбки. Я знаю, чего он добивается: страсти. Иви наверняка подобна Грейс. Стоить бросить спичку – и вспыхнет пламя.

– Я вообще ничего не хочу говорить, – хмурится она.

– Тогда поговорим вечером.

Тут я уже не могу сдержать смешок. Чувство дежавю накрывает с головой. Это так похоже на мои отношения с Грейс, что одновременно сдавливает грудную клетку и забавляет. Именно дерзкий язычок Грейс и её взгляд, бросающий вызов, привлекли меня. Она была сломлена так же, как и я, но восстановив меня – она уничтожила снова. Это гораздо хуже. Я наивно думал, что Грейс не пойдёт на такое. Полагал, что человек, испытавший боль, никогда не причинит её другому, потому что сам прошёл этот огонь, потому что сам прочувствовал эту внутреннюю разбитость. Я ошибался. Она пошла. Она выбрала месть, а не меня.

Чай давно остыл, но почему-то обжигает горло, когда я делаю большой глоток. Находясь в компании Иви и Ноа понимаю, что всё могло быть иначе, если бы она выбрала меня. Я мог без раздумий собрать вещи и свалить с ней хоть на край света, лишь бы защитить то запретное и настоящее, что мы обрели. Но выбирая её – она не выбирает меня. Когда человека спрашивают, какое чувство самое сильное; какое чувство самое светлое, чистое и непорочное; какое чувство подвергает изменениям и подталкивает на поступки; какое чувство способно спасти человеческую жизнь? Все хором отвечают любовь. Это ложь. Сильнее любви – ненависть, желание отомстить. Но у них есть послевкусие – опустошение. Когда совершается месть, что остаётся? Ничего. Цель осуществилась, что дальше? Ты мог слепо идти к ней, теряя всё, что окружает: друзей, семью, любовь, осознание придёт только в конце, но, к сожалению, может быть уже поздно. Ничего не вернуть, остаётся лишь чувство пустоты и одиночества.

– Как вы сбежали? – интересуюсь я.

– Просто: собрались и уехали, – отвечает Ноа, как будто убегать – это норма для жизни.

– Без плана?

– Нахрена план? Обычно они никогда не работают. Вы просто берёте и делаете, без заморочек, тогда всё получается.

– Он даже не искал вас?

– Диего… отец никогда не полагался на меня, – выдыхает Иви.

– Почему?

– Потому что я всегда делала в точности наоборот его словам. Он всюду таскал за собой Грейс. Все надежды были возложены на неё. Грейс всегда говорила, что в семье есть урод и это она, но всё совсем наоборот. Это я позор идеальной семейки Мелтон. Но я рада быть изгоем.

– Потому что теперь свободна?

– Да. Я живу с человеком, которого люблю, у нас самый лучший малыш на свете. Просыпаясь утром, я вижу любимое лицо на соседней подушке. Плевать, что мы не купаемся в богатстве, но у нас уже есть что-то. Отец говорил, что лишил меня всего, на самом деле это не так, он подарил мне всё. Под всем, я имею в виду свободу.

– Похоже на короткую сказку, – улыбаюсь я, радуясь тому, что они обрели. Это чувство эмпатии всё же никуда не делось, я умею радоваться за других, даже если не получил подобного.

– Это так и есть, – подтверждает Ноа слова жены и, покинув стул, привлекает Иви в объятия.

Я не замечал, какой она кажется маленькой рядом с ним. В какой-то степени я даже побаиваюсь, что объятиями, он раздавит её или сломает кости. К счастью, он обращается с ней, как с самой тонкой хрусталью. Ноа умело сочетает жёсткость и мягкость в отношении Иви. Честно признаться, увидев его первый раз, я нагнал себе не самых красочных идей в голове, но первое впечатление обманчиво. Ноа только с виду кажется суровым, на самом деле, проведя с ними почти двое суток, я могу сказать, что он отличный товарищ. Говоря правду в лицо, он не стесняется отстаивать свою позицию и оберегать то, что ему дорого. Позавчера он был готов разорвать меня на куски, а сейчас мы попиваем чай из их кружек и даже улыбаемся друг другу. Чудно, что я подружился с семьей Грейс.

Мобильник начинает звонить в кармане в ту же секунду, что и стук по входной двери. И пока Ноа отлучается к порогу, а Иви поворачивается к плите, я принимаю вызов, которой может осушить мой мозг.

– Как я рад, что ты мне позвонила, – говорю я, начиная на дружеской ноте.

– Не заговаривай мне зубы, испанская жопа-Фуэнтес, – фыркает сестрёнка.

– Испанская жопа-Фуэнтес? – смеюсь я. – Если следовать логике, то ты тоже жопа и тоже испанская.

– Во мне только часть от мамы.

– Это не меняет того, что ты являешься жопой. Получается, ты полужопа, это даже хуже обычной жопы.

– Не переводи тему, – раздражённым голосом, тараторит Мари, в то время как я продолжаю посмеиваться над ней, проходясь по копне волос.

Ей точно не понравится мой рассказ, и всё, что я могу делать – нервно смеяться, используя отвлекающий манёвр. Но это длиться недолго. Когда я поворачиваюсь и поднимаю голову, улыбка сходит с лица также быстро, как и прекращается смех. Мне больше не весело. Судя по вытянутым лицам, Иви и Ноа в том же шоке, что и я.

– Грейс? – Иви не скрывает удивления.

Глаза её младшей сестры стеклянные и покрасневшие, ко всему прочему – смотрят на меня. Слышу собственное имя в трубке, которое повторяет Мария десятки раз, но не могу ответить. В горле пересохло, а язык прилип к нёбу.

– Проклятая связь! – буркает сестрёнка и вызов завершается.

– Вряд ли я хочу с тобой обниматься, – говорит Ноа, – ты можешь неожиданно перегрызть мне глотку.

Иви открывает рот, чтобы что-то сказать, но вновь хлопает им и плотно сжимает губы. Но у неё не такая хорошая выдержка, как у остальных, поэтому она прыскает.

– Ты такой придурок, Ноа.

– За это ты меня любишь.

– Не могу отрицать.

– Я должна поговорить с вами, – тихо сообщает Грейс, что довольно странно, вчера она была громче и воодушевлённой.

– Ты немного не вовремя. Я должен увезти Диего в аэропорт.

Взгляд зелёных глаз девушки, которая растоптала меня, устремляется в мою грудь, как будто она боится посмотреть в лицо.

– Мне нужно поговорить со всеми вами.

– Ладно, нам всё равно выезжать только через полчаса, – следом добавляет он, за что получает немые проклятие от жены.

– Ноа! – фыркает Иви.

– Что?

– Прекрати издеваться!

– Я констатирую факты.

– Прекрати констатировать факты.

– Как скажешь, – кивает парень.

Иви закатывает глаза, а её муж ослепительно улыбается. Я бы с удовольствием поддержал его положительное настроение, но не могу.

– Давайте поговорим вместе, раз уж у вас двоих это не получается, – вздыхает девушка.

– Дело не только в нас! – голос Грейс срывается и становится сиплым.

– А в ком ещё? – интересуется Иви.

– Я не знала… я узнала только сейчас…

– Грейс, присядь и расскажи, что произошло.

Взгляд Грейс отрывается от меня. Вижу, как она нервничает и по пути к дивану, начинает копошиться в сумке. Честно, внутри меня что-то обрывается. Я представляю только одно: беременность. Она беременна от своего смазливого британца. Никакие мысли больше не лезут в мою голову, кроме этой. Я уже представляю, как слова: «Я беременна», слетают с её губ и ставят крест на наших отношениях раз и навсегда. Это ещё больше ранит меня. Сердце ноет, а в ушах раздаётся мерзкий оглушающий звон. За несколько секунд, которые я потратил на шаг в сторону дивана, эти слова успели прокрутиться в моей голове миллион раз. Она говорила, что между ними ничего не было, но чего ей стоит солгать?

– Ты должна увидеть вот это, – Грейс протягивает стопку документов в сторону Иви, и вновь смотрит на меня. Сейчас она наконец-то подняла глаза и упёрлась в мои.

– Что это такое? – хмурится Иви, бегая взглядом по листам обоюдно с Ноа.

– Отец подставлял нас всё это время… Все эти счета открыты на твоё и моё имя. Он ворует, Иви. Ворует у собственной компании.

– Зачем ему это? Это же не логично. Кто вообще тебе это дал?

– Я сама себе это дала. Вчера Майкл ляпнул о том, что он помогает отцу.

– Грейс, мы прекрасно знаем его натуру. Это подстава. Он подставит тебя. Он бы никогда не сказал тебе об этом, и тем более не признался, что помогал отцу. Ты не понимаешь, во что вмешиваешься!

– Это ты не понимаешь, во что ввязалась, Иви. Это наши подписи стоят на этих грёбаных документах. Это мы с тобой можем сесть за решётку, если хоть где-то промелькнут эти листы. Отец отмывает деньги.

– Где ты взяла их?

– О, я просто позвонила в банки и потребовала отправить мне открытые счета и истории операций.

– И что, мы богаты? – морщится Иви. – Я была бы рада, если бы отец просто в них захлебнулся.

– Он захлебнётся, – цедит Грейс, и меня передёргивает от тона её голоса, который пропитан ненавистью.

– Я вызову себе такси, – говорю я, не желая оставаться и находиться с ней в одном помещении. Это больше не моя Грейс, она осталась в Принстоне.

Поднимаюсь с дивана и вытаскиваю телефон из кармана, но Грейс резко возникает передо мной, как кирпичная стена, на которую я смотрю сверху вниз. Вряд ли её хрупкое тело способно остановить меня.

– Я не хочу больше выяснять с тобой отношения, Грейс. Мы решили это вчера.

Её тонкий пальчик утыкается в мою грудь, и я убираю её руку в сторону, на секунду задерживая касание.

– Нет, ты дослушаешь меня, Фуэнтес, – хрипит она.

– Мне не нужно объяснять дважды. Я понял тебя с первого раза. Ты хочешь отомстить отцу, я не желаю в этом участвовать. Мы хотим разного.

– Не смей вести себя, как обиженный мальчик!

– Я не обижен, Грейс. Я разочарован.

– Я пошла на это ради тебя!

– Да, ради меня ты вышла замуж и свалила в Лондон. Прекрати превращать это в драму. Мы могли решить всё вместе, даже не говори, что ничего бы не получилось. Мы могли хотя бы попытаться, но ты как обычно, решила всё за нас. Даже не пытайся гнуть своё. Всё было бы иначе, если бы ты хотя бы объяснилась. Но ты оставила мне чёртову бумажку.

– А ты думаешь мне дали время подумать? Дали выбор? Отец хотел посадить тебя, и у него бы получилось, если бы не я.

– Спасибо, что сделала одолжение и вышла замуж ради моей свободы, которая есть и без этого. Упомяну тебя в завещании.

– Ты не понимаешь, Диего!

– Что я должен понимать?

– Если бы я не вышла замуж, отец мог вмешаться в твоё дело с аварией, и ты легко из свидетеля перешёл в подозреваемого, а потом в осуждённого. И не только по этому делу. Он мог повесить на тебя ещё десяток дел, чтобы засадить на пожизненный срок. Но он бы не остановился. Он бы добрался до каждого из твоей семьи. Потом до Сам, до Оли, до Мари, до Бейкер. Он бы испортил жизнь каждого. Мой отец в этом мастер. Я стала той, кто принял всё, чтобы вы остались свободны и счастливы! Я ненавижу свою жизнь, ненавижу, что у меня нет возможности всё исправить. Но теперь она есть. И сейчас я рада, что пошла на это, потому что, встав против, никогда бы не узнала о том, что он делает. Мы могли бы видеться через стекло всю жизнь! Ты понимаешь, чему я могла подвергнуть тебя и твою семью? Это не эгоизм. Я всё отдам ради тебя и ради твоего счастья, даже если придётся оставить тебя!

– Ты и так оставила меня.

– Только для того, чтобы ты был свободен!

В комнате повисает гробовая тишина. Растерянно хлопая глазами, Иви переглядывается между мной и Грейс, мы же в свою очередь, смотрим друг на друга и тяжело дышим, словно пробежали марафон, в нашем случае словесный.

– А сейчас… сейчас он требует наследника… – выдыхает она.

– Требует наследника? – переспрашивает Ноа.

– Да, он, мать вашу, даже составил договор, по которому я должна родить ему сына, потому что неправильный ребёнок ему не нужен. Имеется в виду девочка. Иви и я – неправильные дети. От нас нет прока.

– Он двинулся, – фыркает парень.

– Итак, если все эти договора вскроются, ты можешь высылать нам сухари, Ноа. Отец просто подставит нас, как будто это мы воруем у компании.

– Сейчас ты выглядишь ещё безумней его, – выдыхает Иви.

– Я не спала сутки, обзванивая все банки.

– Как он пользуется деньгами?

– Обычно. У него есть доверенность на счета. Он может делать всё, что захочет.

– Ты узнала всё за ночь?

– Да, пришлось поднапрячься. Майкл мне помог.

– Грейс, мне не нравится это.

– Тебе понравится, если я скажу о том, что он потребовал большую часть денег?

– Насколько большую?

– Я отдаю ему абсолютно всё, мне не нужны они. Это деньги, вымоченные кровью.

– Что ты хочешь делать?

– Я хочу оставить его без всего, – выплевывает Грейс, – хочу, чтобы он чувствовал себя никем, чтобы почувствовал то, что чувствовала я, когда захлёбывалась кровью.

Последние слова выбивают из меня весь дух. Дыхание сбивается, а в горле застревает мерзкий вкус желчи.

– Да. Когда ты ушла, он применял подобные методы воспитания, Иви. Он избивал меня и бросал без всякой помощи. Мне помогал только....

На этом её голос обрывается. Зрачки зелёных глаз расширяются и в ту же секунду они наполняются слезами, которые сразу проскальзывают по её щекам. Конечно, я не идиот, чтобы не понимать, о ком она говорит: о своём лучшем друге.

– Алан… он пробирался в мою комнату… Только он помогал мне. Последний раз он практически зашивал дыру в моей голове…

Эти слова она шепчет и едва может произнести нормально, захлебываясь слезами. Моё сердце разрывается, отчасти, я стал виной его смерти. Это мучает меня каждый день. Каждый раз я думаю: «А если бы он нас не увидел? Если бы ничего не было? Был бы он сейчас жив?». И каждый раз на вопросы в собственной голове я получаю положительный ответ, что ещё больше добивает меня.

Проглатываю всю гордость и привлекаю Грейс в объятия. Утыкаюсь в её макушку и втягиваю аромат шампуня, напоминающего розу. Девушка не отталкивает меня, она крепче прижимается и продолжает закрывать лицо ладонями, утопая в собственной боли. И я понимаю её. Я потерял Алисию. Возможно, она не была моей лучшей подругой, но потеряв Даниэля, я бы потерял честь себя.

– Тётя Джи! – за спиной раздаётся счастливый голос Остина, но лучезарная улыбка мальчишки сползает. Брови сходятся на переносице, а его недобрый взгляд направлен на меня. – Отпусти тётю Джи, ты делаешь ей больно!

Остин моментально оказывается рядом и начинает отталкивать меня от Грейс, и я поддаюсь, не желая портить с ним отношения.

– Малыш, тётя просто рада видеть своего старого друга, – вступает Иви.

– Почему она тогда плачет? – хмурится парень, рассматривая заплаканное лицо Грейс, которая присела на корточки и улыбнулась ему сквозь слёзы.

– Потому что ты спал, а я так хотела тебя увидеть. Я расстроилась, – Грейс убирает всякую дрожь в голосе и продолжает улыбаться. Не могу сказать, что она выдавливает её, потому что вижу блеск её глаз, когда она смотрит на Остина. – Ты обнимешь меня? Я честно перестану плакать.

– Честно при честно?

– Да, – кивает Грейс.

В ту же секунду маленькие ручки обхватывают её шею и сжимают в крепких объятиях, из-за чего Грейс, шутя, начинает давиться воздухом и улыбаться, щекоча его носом.

– Я скучал, – говорит он.

– Ты даже не представляешь, как скучала я. Я всегда ношу с собой твой рисунок.

– Ты врешь!

Грейс тянется к сумке одной рукой и, сунув её в задний кармашек, достает сложенный в небольшой квадрат листочек.

– Вот.

Остин забирает его и разворачивает. Улыбка вмиг озаряет его лицо, и я краем глаза замечаю небольшого человечка на картинке. Кажется, на нём даже супергеройская форма, где на груди выведена буква «О».

– Можно мне посмотреть? – интересуюсь я.

Остин протягивает мне листочек, и уголки губ поднимаются. Я был прав. Это супергерой. Его фиолетовый костюм и желтая буква «О» на груди дают подсказки, как будто этот самый парень в костюме малыш перед нами.

– Ты придумал себе супергеройскую форму? – улыбаюсь я.

– Да, – энергично кивает парень, – это любимый цвет тёти Джи. Я её защищаю.

– Мой большой супергерой, – Грейс ещё крепче стискивает его в объятиях, и где-то внутри меня ёкает заледеневшее сердце.

– Почему большой? – спрашиваю я.

– Потому что я уже не маленький.

Он гордо вскидывает подбородок, из-за чего я улыбаюсь ещё шире. Это напоминает мне девушку, обнимающую его. Грейс всегда гордо вскидывала подбородок, как будто победитель уже определён – и это она.

– Ты можешь налить мне соку? – с улыбкой, Грейс смотрит на Остина.

– Конечно, – говорит парень, в следующую секунду его пятки сверкают в сторону кухни.

Улыбка сползает с её лица, а зелёные глаза направляются в нашу сторону. Она оглядывает нас и поднимается на ноги. Естественно, это был отвлекающий манёвр.

– Ни один из вас не вмешается. Я не могу рисковать вами. Отец думает, что я – дура с кофейным зерном вместо мозга. Пока он вешает на меня всё своё дерьмо, я буду разгребать и искать.

– Грейс… – с сомнением выдыхает Иви.

– Не вмешивайся. Он угрожал мне Остином. Майкл хочет компанию и все те деньги, и я тот, кто даст ему это, если всё получится. Ему плевать на отца, он уже его предал, когда сказал мне. Он получает деньги, я получаю свободу.

Следом она поворачивается ко мне.

– Помнишь, ты просил доверять тебе?

Медленно киваю, потому что это так и было. Моя жуткая ревнивица была готова стереть каждого в пыль, её первой жертвой была Полли. Я до сих пор с ужасом и улыбкой вспоминаю, когда Грейс хотела убить её на поле, стоило только поддержать сторону Бейкер.

– Теперь ты должен доверять мне. И ты не должен вмешиваться. Ты продолжаешь работать в университете, как будто меня и не было. Стоит только тебе появиться рядом, и отец узнает об этом. Если уже не узнал.

– Я не могу оставаться в стороне, Грейс.

– Я буду связываться с тобой сама. Пожалуйста, Диего…

Её взгляд полон мольбы и боли.

– Всё пойдёт насмарку, если отец узнает. Пожалуйста, я прошу тебя, верь мне.

– Ты не оставляешь мне выбора, Грейс.

– Грейс, ты кое-что забыла, – парирует Ноа, получая вопросительный взгляд девушки. – О своём муже.

– Арчер занят помощью своим родителям. Он слишком воодушевлен полученной работой.

– И ты… собираешься работать на два фронта? – фыркает он, после чего обращает взгляд ко мне. – Извини, парень, но это дерьмово.

– Я не трахаюсь с ним, если ты об этом.

– И до какого времени он будет дрочить?

– До того, пока не намозолит руку, мне плевать. Я не собираюсь ложиться под него.

– Но когда-нибудь ему надоест.

– Тогда он может ступить на кривую тропинку и раздвигать понравившиеся ноги других.

– В твоём плане всё слишком просто, Грейс. Ты не обдумывала риски.

– Я буду действовать по ситуации. Тут ничего не предугадаешь. Вдруг у меня неожиданно обнаружится хламидиоз. Придётся пить витаминки. Такая досада.

– Фу, – смеётся парень, когда Остин выскакивает из-за поворота и несётся в сторону Грейс со стаканом.

– Я смешал разные! – голосит мальчуган. – Это вкусно, ты должна попробовать!

Грейс согласно кивает и с непроницаемым лицом осушает стакан одним глотком. Вероятно, она хорошо отточила мастерство безэмоциональности, что становится страшно. Конечно, есть второй вариант – смесь от Остина действительно была неплоха. Но я передумываю, потому что замечаю, как морщится Иви. Вероятно, напиток не особо вкусный. Это не так волнует меня, как взгляд Грейс, с которым она смотрит на Остина.

Прерывает картину телефонный звонок. Посмотрев на экран, Грейс подносит его к уху, и её лицо моментально меняется на мрачное.

– Да, это я.

Вижу, как вместе со мной нахмурились абсолютно все.

– Я сейчас приеду, – с этими словами, она подскакивает на ноги и сбрасывает вызов, смотря на нас.

– Грейс, что случилось? – спрашивает Иви. – Это отец?

– Нет. Потом.

Она пулей подхватывает листы и едва задевает губами щёку Остина, спеша к двери.

– Грейс, что происходит!? – голос Иви настороженный и настолько суровый, что я удивляюсь тону, с которым она настойчиво требует объяснений.

– Я позвоню тебе!

Дверь хлопает, позволяя нам ошарашено пялиться в её сторону.

Глава 9

Грейс

Перепрыгивая через ступеньки, я оказываюсь напротив входной двери и несколько раз стучу. Последний стук – и дверь немедленно распахивается, и в проёме возникает возбужденная и взвинченная Фелиция. Она оглядывает меня с ног до головы, затем цепляет меня за руку и тянет вглубь дома. Как только дверь за мной захлопнулась, женщина оборачивается в мою сторону и молниеносно притягивает в свои объятия.

– Если бы я не знала твоё отношение к спорту, то решила бы, что ты качаешься. С последних наших объятий ты заметно прибавила в силе. Говорю тебе как человек, которого ты из года в год встречаешь удушающими обнимашками, – кряхтя, говорю я, когда она сдавливает меня ещё сильнее.

Уверена, Фелиция закатила свои густо подведённые чёрной подводкой глаза и скривила рот, накрашенный дорогой посадок ярко красного цвета.

– Недовольных прошу помолчать, а если есть какие-то претензии, то прошу: в письменном виде, в трёх экземплярах.

– С папой ты тоже так?

– Конечно. Даже такому человеку как Вильяму нужен тот, кто сможет дать ему отпор. Тем более твой отец тот ещё засранец и заслуживает пару взбучек.

Немного отстраняюсь и улыбаюсь ей, глядя на то, как озорно блестят её глаза и как та нервозность, с которой она встретила меня, исчезает.

– Теперь я знаю, кого он должен лишать головы за мой паршивый характер.

Она игриво отмахивается.

– Попрошу не наговаривать. У тебя потрясающий характер. А какой внутренний стержень! Сразу видно, кто постарался. Это я на себя намекаю, если что.

– Бедная Фелиция, и что я вот буду делать без тебя, если он уволит тебя?

Фелиция только шире улыбается и полностью разлепляет объятия.

– Пусть только попробует. Я покажу, какие скелеты он прячет у себя в шкафах.

Я встаю прямо, как натянутая струна и, прищурившись, смотрю на Фелицию.

– А ты время зря не теряешь, я смотрю, – с полной серьёзностью говорю ей, скрывая это за легким кокетством. – И много ты нашла на моего отца?

Глаза Фелиции стекленеют, а губы сжимаются в тоненькую красную линию.

– Достаточно для того, чтобы посадить его на лет так пять.

– Уверена?

– Абсолютно, – кивает она.

Звук приближающихся шаркающих шагов заставляет нас замереть и захлопнуть рты. Настороженно смотрим туда, откуда доносятся звуки, и видим выходящую к нам мать.

В синем шёлковом пеньюаре она выглядит ещё более хрупкой. С последней нашей встречи она заметно похудела: впалое лицо, торчащие кости плеч и бёдер, худые ножки и острые колени. Болезненная бледность не сходит с её лица уже который месяц, и мы, конечно, знаем причину, но ничего не можем поделать. Она уже лежала в клинике, и если ей это не помогло, то это только на её совести.

Держа в руках бокал с янтарной жидкостью, она доходит до нас, и усмехается:

– Даже когда я говорю, что это вопрос жизни и смерти и прошу поторопиться, ты всё равно находишь время, чтобы поболтать с Фелицией. Хотя со мной ты и словом обмолвиться не можешь, вечно приходится тебя ловить, заставлять, упрашивать. Интересно, что во мне нет такого, что есть в Фелиции. А, Грейси?

Я стискиваю челюсти до боли. Чувствую, как ярость бушуют в венах, но пелена стыда накрывает глаза. И стыдно мне за мою собственную мать, которая не знает Фелицию такой, какая она на самом деле. Эта женщина воспитывала меня, и на месте моей дражайшей матери я была бы только ей благодарна и стыдилась и слова плохого сказать в её сторону. Но эта сука не знает такого чувства.

– Миссис Мелтон, я как раз хотела проводить Грейс к…

– Не надо. Я не такая дура, какой вы меня считаете, – икнув, мама отшатнулась назад и обиженно посмотрела на меня: – Видела я, как вы обжимаетесь. Можете потом хоть вылизать друг друга, но сейчас я хочу, чтобы моя дочь поговорила со мной.

Не дожидаясь моего ответа, она, качаясь, пошла к лестнице и, еле как, перебирая ступеньки, дошла до второго этажа и скрылась в коридоре.

– Прости меня, Боже, Фелиция. Мне так стыдно за неё она не знает, что говорит. Я обязательно переговорю с ней по этому поводу. В голове не укладывается…

Я бы и дальше ворчала, активно жестикулируя, если бы мою ладонь не перехватили тёплые пальцы Фелиции. Я мгновенно замолчала и сжала её ладонь в своей.

Она с теплотой и любовью посмотрела на меня из-под прикрытых век.

– Она права, Грейс. Не я твоя мать.

– Да наплевать мне на это, слышишь? Честно говоря, я люблю тебя гораздо больше, чем её и папу вместе взятыми.

– Дорогая, – всхлипывает Фелиция и обнимает меня. – Ну, всё, прекращаем. Совсем не бережёшь мою репутацию.

– Ты даже в такой милый момент остаёшься самой собой, – весело смеюсь я, – всё-таки я твоя копия. Во всём, абсолютно.

Она наклонила голову набок и смущённости покраснела.

– Надо думать. Если бы ты была вылитой копией нашей поварихи, я бы с тебя кожу содрала. Так что смотри мне: родится девочка, назовёшь моим именем.

Я мгновенно замерла в её объятиях.

– Ничего не говори. Лучше иди к матери, пока эта мегера не избавилась от меня. И кушай побольше.

Ещё секунду, я в шоке смотрела на неё, а в следующую, мы уже вовсю хохотали, пока я не добралась до лестницы. На первой половицы я замерла и обернулась, встретившись с её посерьёзневшими глазами.

– Мне понадобится твоя помощь.

– Смотря с чем. Не умею резать пуповину, если ты об этом. И даже не хочу учиться.

– До этого ещё слишком далеко, и прекрати шутить на тему родов. Если я пополнела, это ничего не значит, – её глаза загадочно блеснули. – Я хочу, чтобы ты помогла мне информацией. Я хочу знать всё про чёрные делишки отца.

Она сощурила глаза и скрестила руки под грудью.

– Что ты задумала?

– Слишком многое. И без тебя я не справлюсь.

– Ну, как всегда. Вот помру я, вы же взвоете, как коты, которым прищемили яйца.

– Так это – да?

– У меня работы выше крыши, а я тут с тобой языком ворочу.

– Только не бубни. Я позвоню тебе, как только освобожусь. Будь готова, у меня много вопросов.

Фелиция тихо пыхтит от недовольства, но согласно кивает.

– С годами я хочу избавиться от вас всех всё сильнее и сильнее, знаешь ли.

– И я тоже люблю тебя.

Помахав ей, я развернулась и пошла наверх.

Около двери в мамину спальню я на секунду останавливаюсь. Как только она позвонила мне, я уже решила, что будет очередной розыгрыш об инсульте, только чтобы выманить меня на свою территорию. Но услышав тяжелый и отчего-то опечаленный голос матери, я напряглась. Каюсь, мне хотелось отмазаться, и придумать нелепую версию того, почему я не смогу приехать. Но я не смогла. Сердце почему-то больно сжалось от мысли, что что-то с ней случилось, и я не смогла так просто наплевать на неё, как это делали они с отцом, когда мне самой было паршиво.

Собравшись с мыслями, я толкаю дверь и захожу в комнату.

Мама сидит на полу, оперевшись спиной на кровать. Стакан уже почти пуст, отчего на её лице блаженная улыбка. Заметив меня, она встаёт и подходит ко мне. Без своих каблуков она совсем немного выше меня.

– Грейс, моя малышка Грейс, – с придыханием шепчет она и убирает мне локон за ухо.

– Ты в порядке? – немного грубо спрашиваю её.

– Даже не знаю, когда я в последний раз была в порядке.

Тихий смешок вырывается с её сухих потрескавшихся губ, и она садится на маленький диванчик.

Я обвожу взглядом всю комнату.

– Почему ты здесь?

– Почему я в этом жутком доме, когда твой отец улетел на совещание? – безэмоционально уточняет она и поживает плечами.

Что-то здесь не так. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь видела её в таком состоянии.

– Почему ты здесь в вечер пятницы, когда обычно проводишь их в клубах или в притонах.

Мать замирает и осторожно смотрит на меня, несколько раз моргнув.

– Ты знаешь?..

– Конечно, я знаю. Не думай, что этого сложно не заметить. По правде говоря, ты выглядишь ещё хуже, чем с последней нашей встречи. Наркотики убивают тебя. Медленно и мучительно. Когда-нибудь ты окажешься из-за них в могиле, этого ты добиваешься?

– Грейс, я..– растерянно захлопывает рот мама и пытается оправдаться, но я перебиваю.

– Зачем ты попросила меня приехать? – зачем оторвала меня от Диего? Хочется добавить, но удерживаю язык за зубами.

Мама сжимает губы и опечалено вздыхает.

– О, так ты была занята? Я не знала, прости. Просто я подумала, что тебе захочется посидеть со своей матерью. В конце концов, ты моя дочь.

Простите. Это говорит моя мама? Все хуже, чем я думала. Похоже папаша хорошенько сломал её.

– Я не была занята, но и свободна для таких посиделок матери и дочери тоже. Точнее сказать, я никогда не буду свободна для них. Прости, мамочка, но мы не в тех отношениях.

Она с грустью улыбается, и я замечаю застывшие в её глазах слёзы.

– Это моё упущение. Сначала Иви, потом ты. Думаю, я заслужила это, когда раз за разом не защищала вас от него.

– Не думала, что тебя беспокоит это.

Она казалась возмущённой и обиженной одновременно.

– Конечно, беспокоит. И всегда будет. Я ведь ваша мать.

– Неужели? – усмехнулась я и упала на стул напротив. – Ты уже который раз за всё время, пока я здесь, говоришь о том, что ты моя мать. Зачем ты акцентируешь на этом внимание? Кажется, ты отчаянно пытаешься убедить себя и меня в этом. Но должна тебя огорчить: уже поздно. Так что это бесполезная трата времени.

Заметив, что я не согласилась сесть с ней, она опустила плечи и потухла.

– Я всегда любила вас, Грейс. Тебя и Иви. Своихмаленьких девочек. Не нужно делать вид, будто я монстр, как ваш отец. И не говори со мной таким тоном. Я заслужила многое, но не твоей ненависти.

Мне захотелось яро возразить и перечислить все её грехи, но зачем? Зачем это сейчас, когда мне это уже не нужно. Когда я уже выросла тем, кто я есть. К чему вспоминать все дерьмовые поступки матери и по миллионному кругу обижаться на неё. Ведь ничего уже не изменить, и даже если я всё выскажу, то завтра, когда алкоголь выйдет из её организма, она либо не вспомнит, либо выкинет это из головы.

Сцепив ладони в замок, я положила их на ноги. Сейчас я точно была уверена, что хочу мирно закончить этот разговор и уйти домой, чтобы и дальше рыть на отца. Информации на него у меня уже было приличное количество, за что спасибо Майклу. И если ещё Фелиция что-то добудет, то я абсолютно уверена в своей победе.

– Мам, ты звала меня за чем-то конкретным? Или ты просто хотела найти собутыльника. Боюсь, ничем не могу помочь.

Глаза матери расширились.

– Я, конечно, паршивая мать, но не настолько. Я не буду спаивать собственную дочь! Грейс Мелтон, как ты могла даже подумать об этом?

– Росс, – исправила я её.

Она отмахнулась.

– Ваш брак – дерьмо. Ты его не любишь, а он любит ту Грейс, которой ты была до отъезда в Америку. Так что ты всё ещё Мелтон.

Злость накатила неожиданно.

– Да ты что? И зачем же ты тогда позволила отцу выдать меня замуж за него? Как же твои дифирамбы про то, какая ты любящая мать. Покажи мне, мать твою, хоть одну нормальную маму, которая выдаст свою дочь за человека, которого она ненавидит. Я – не ты. Я не могу жить с тем, от кого у меня желчь к горлу подскакивает. Так что никакая я уже не Мелтон. И не Росс.

– Не кричи на меня! – рявкнула мать и осеклась, видимо вспомнив, что её цель – заставить поверить меня в ее добродушный материнский характер. Затем тихо добавила: – И я не живу с тем, кого ненавижу.

– Что?! Только не надо врать, что уважаешь его. Кто может вообще уважать этого ублюдка?

Ладно, мне стоило замолчать, пока мама не просекла фишку и не выдала меня отцу как взбунтовавшуюся дочь. Головой я это понимала, но чертов язык…

– Дело далеко не в уважении, дорогая, – горько рассмеялась она и протерла глаза. – Я люблю твоего отца. И любила с самой первой нашей встречи.

– Ты же сама говорила, что любви в браке не бывает. Что у вас с отцом всё не так.

– Я врала. Бессовестно врала, чтобы ты видела только сильную сторону меня, а не слабую. Не ту, что влюбилась в монстра.

На минуту мы замолчали. Она опустошила стакан, а я внимательно следила за ней, пытаясь решить ребус.

– Расскажи мне.

Она подняла голову и вопросительно вскинула брови.

– Что? Я вроде уже всё рассказала.

– Историю. Вашу с отцом. Я хочу знать каким он был раньше. Всегда ли он был таким говном, или кто-то просто обломал ему крылья.

– Ты уверена, что тебе это интересно?

– Впервые в жизни испытываю такой жгучий интерес, – с сарказмом буркнула я, но мама не обратила внимания и со вздохом начала.

– Сразу хочу сказать тебе, что ты не имеешь права осуждать меня.

– Охеренное начало. А главное – обнадеживающее. Если будешь так продолжать дальше, то к концу рассказа кто-то отойдёт в мир иной и упадёт в ноги к Сатане. И что-то подсказывает мне, что этим «кто-то» буду я.

Мама цокнула и потянулась за бутылкой. Похоже, до неё дошла истина, что разговор будет не лёгким.

Я знаю, что я бываю сукой. У меня паршивой характер, и я вываливаю своё дерьмо на людей, но только в случае, когда они заслуживают это. А так я вполне сойду за Ангела. Но не стоит забывать, что и Люцифер когда-то был ангелом и целовал задницы птичкам.

– Ты дочь своего отца, и с возрастом я вижу это всё отчетливее и отчётливее. Я помолюсь за Арчера, как только доберусь до церкви.

Из меня вырвался смешок.

– У них везде кресты и святая вода. Боюсь, тебе не пройти. Иначе процесс экзорцизма встретит тебя на пороге. Хотя, дико сомневаюсь, что с закоренелым злом можно что-то сделать.

Мама наполнила свой бокал, игнорируя мои издёвки, и протянула бутылку мне.

Смутившись, я качнула головой. Она пожала плечами и поставила бутылку в сторону.

– Итак, я была молоденькой зелёненькой прилежной ученицей, мать которой работала художником, а отец давал лекции в университет. Мамин непостоянный доход и папина маленькая зарплата сказала своё. Из-за относительно бедного детства и отрочества, я мечтала о лучшей жизни в будущем.

– И под лучшей жизнью ты подразумеваешь жизнь с моим отцом? Да ты рехнулась.

Она шикнула на меня и глотнула свою отраву.

– Ты такая нетерпеливая, Грейс. Продолжим. Я хотела жить в богатстве и в роскоши. Видя всех этим тупоголовых куриц в дорогих вещах, я гневалась на Всевышнего. Почему отличница и хорошая дочь должна жить от зарплаты до зарплаты, а эти никчёмные идиотки припеваючи? И когда в душе моей было полно гнева и ненависти, я встретила твоего отца.

Я собиралась опустить ещё одну шутку, но она быстро и громко продолжила, заставив меня усмехнуться.

– Он был красивым, молодым и дававшим надежды предпринимателем и бизнесменом. У него была маленькая фирма, занимающаяся недвижимостью. Но уже тогда он был известен на рынке, как ледяной и жестокий Вильям Мелтон. Я сразу же влюбилась в него. Никто не смог устоять перед его обаянием, скажу в свою честь.

– Даже не стану спорить.

– И он увидел мой потенциал. Он разглядел во мне то, чего не видели другие, – силу. Огромную силу. Он сказал мне, что я могла бы сжигать города одним взмахом руки, могла бы устраивать разруху и сеять смуту в этой тухлом Лондоне. И Вильям обещал дать мне всё, о чем я так мечтаю, с одним условием. Я должна была подписать договор.

– Не кажется ли тебе, что у моего папаши фетиш на договора? – я не стала упоминать недовесе бумажки с указаниями, когда и кого я должна родить от Арчера.

– Он просто любил всё контролировать. Он вырос в высшем обществе. Он знал, как всё устроено, поэтому знал, чего ожидать. Вильям всегда должен был быть уверен, что останется в плюсе. Из-за этого он копал под людей и только потом подбирался к ним, демонстрируя козыри в рукавах. Он был шикарным игроком. И я не смогла не полюбить эту его сущность, – она чуть отпила и продолжила: – Первая беременность не стала для нас шоком. Вильям хотел ребёнка от меня и никогда не скрывал этого. Но, к сожалению, родилась Иви, а не какой-нибудь Микеланджело.

– Он хотел назвать сына Микеланджело? – перебила я.

– Да, так звали его деда. Он очень уважал его. Видимо, он был единственным, кого он вообще уважал.

– Ну, знаешь, повезло Микеланджело, что он не родился. С таким именем ему пришлось бы туго среди стервятников. Поблагодарим сперматозоиды и яйцеклетку за проделанное милосердие.

Её губы дрогнули, но улыбка не коснулась глаз.

– Тогда-то всё пошло под откос. Я узнала то, что двигало им, когда он буквально подобрал меня, как щенка. Он хотел сделать больно Аннабель. Ты ведь знаешь её? Вильям говорил, что вы были дружны.

Я заметила тень обиды в её глазах.

– Когда ты была в дурке, она сидела со мной. Классная женщина, если тебе интересно.

– Мне неинтересно, – прошипела она. – В конечном итоге родилась ты. Вильям понял, что не дождёшься от меня сына, и я стала не нужна. Меня списали со счетов, а Аннабель была уже мертва. Я здесь лишь потому, что он не хочет портить свой имидж.

– И тебе нормально? Ну, типа почему бы тебе не уйти от него.

Взгляд мамы говорил об обратном.

– Я бы очень хотела сделать это. Но договор есть договор.

– И в чем же он заключается? – натянуто спросила её и склонила голову.

Мама поджала губы и отвела взгляд. Если бы я не знала её, то думала, что ей стыдно.

– Ты возненавидишь меня.

– Вряд ли будет хуже.

– О нет-нет. Поверь мне. Ты будешь считать меня большим монстром.

– Мама, – с нажимом сказала я, – расскажи мне. Мне пора бы узнать, как устроена наша семья.

– Грейс, прошу. Не заставляй меня, – умоляла мама, отчаявшись.

Но я была непреклонна. Я заслужила знать всё.

Я встала со стула и подошла к выходу. Схватившись за ручку, я сказала:

– Выбирай. Или я уйду.

Глаза матери заметались по комнате, будто она искала место, куда могла бы спрятаться. Я надавила на ручку, и тогда она быстро и почти беззвучно призналась:

– Я должна была помочь отомстить ему.

– Отомстить кому? У отца много врагов, давай будем честны. Ставлю голову, что его ненавидят все.

Но даже все они вместе взятые ненавидят его больше меня.

– Грейс…

– Мама! – от злости мне хотелось стукнуть её. Чего она так боится?

– Аннабель, – в агонии прошептала она.

Мне показалось, что кровь в жилах вскипела до предела.

– Ты же была даже не в Лондоне, когда она умерла. Ты была заперта в той психушке, благодаря моему папаше. Как такое возможно?

– Это был его план, Грейс. Я играла роль душевнобольной наркоманки с явными проблемами с головой. Но перед этим мне нужно было подружиться с ней.

– Разве она не знала кто твой муж?

– Я умолчала об этом.

Я вцепилась в волосы и уставилась на неё во все глаза.

– И что? Что дальше?

– Я не хочу говорить об этом, – в слезах просила мама.

– Я должна знать. Я хочу этого.

– После того как Вильям послал меня в лечебницу, она, по его плану, должна была ощутить привязанность ко мне и долг перед тобой. Так и случилось. Она нянчилась с тобой, пока я не могла. И это сыграло на руку Вильяму. Они сблизились. Он заставил её поверить в то, что они лучшие друзья. А затем…  затем пригласил её на ужин. Это был последний день, когда её кто-либо видел. Её нашли через два дня около моста. Вильям подкупил врачей, чтобы те сказали, что во всем виноват СПИД.

Больше я не могла её слушать. Мне было настолько мерзко находиться с ней рядом, что я не глядя под ноги летела к выходу из этого логова дьявола.

– Знаешь, а тебе не пришлось играть роль наркоманки с проблемами с головой. Ты такая и есть, – напоследок крикнула ей и вылетела из дома.

Насколько дерьмовой оказалась моя семья? Каждый раз я узнаю все более мерзкие подробности. Почему именно мы? Сколько крови на руках моих родителей и сколько будет на моих? Неужели у меня нет другого выхода?

Обняв себя руками, я вышла на улицу, где вовсю громыхал гром, а ветер сметал всё на своём пути. Быстро забравшись в машину, я сказала Джошуа ехать в квартиру, и тут же погрузилась в темноту.

Разбудил меня звонок телефона, когда мы стояли ужа второй час в пробке из-за ужасной погоды.

Неизвестный номер.

– Грейс Росс слушает.

По ту сторону трубки прокашлялись. Я насторожилась. Может, это отец? Он узнал, что я была у матери, и решил узнать причину моего визита.

– Больница Ройал Лондон. Мы пытались дозвониться до мужа Джорджии Мелтон, но его мобильный отключён.

– Да, конечно. Я понимаю. Что-то случилось? С ней все в порядке?

Молчание.

– Вы меня слышите?

– Да, миссис Росс. Боюсь, у меня плохие новости. У вашей матери случилась передозировка. Это уже третья по счёту за последнее время.

Я вцепилась в кресло ногтями.

– Сколько… сколько ей осталась?

– Она в коме. Но по подсчетам не более трёх часов. Ваша мать не сможет долго продержаться самой в этом состоянии, и нам становится довольно тяжело поддерживать её показатели.

Больше я ничего не слышала.

Глава 10

Диего

– Ты должен вернуться! – верещит в трубку Иви с таким напором, что я немного не осмысляю происходящее. Это первое, что она сказала, когда я принял вызов.

– Я ничего не забыл.

– Вернись, прошу, не улетай, Грейс… ты нужен ей! – голос девушки срывается, а мои ноги останавливаются прямо посередине самолетного трампа, парализуя общее движение.

– Что случилось, Иви? – я произношу эти слова, абсолютно не дыша.

– Мы ждём тебя на парковке.

Вызов завершается, и я, расталкивая толпу, спускаюсь и бегу обратно к автобусу, оставляя ошарашенную толпу позади. Мне абсолютно плевать на недовольные возмущения, которые раздаются за спиной, плевать даже на то, что проклятый рейс задержался на пять, мать вашу, хреновых часов. Разве меня должны волновать неполадки самолёта? Нет, я – пассажир, который должен был улететь, но ждал возвращение другого рейса. Два гребаных раза, Ноа отвозил меня сюда, и, кажется, это только начало бесконечного круговорота между мной и аэропортом Лондона. Если всё отменится третий раз, то обязан случиться Армагеддон. Конечно, я бы остался, но к чему смущать Ноа и Иви? Я не должен стать бременем на их шеях, они не должны решать что-то за нас, а я – пользоваться их добротой. У всего есть предел. Я прожил несколько дней в их квартире, наверно, этого хватит. Я доверился Грейс, хотя боюсь за неё. Нас будут разделять тысячи миль, и я буду абсолютно безоружен, если что-то произойдёт. Это изводит меня, доводит до приступа бешенства и разочарования. Первый раз в своей жизни, я понимаю, что ничего не могу сделать, кроме как держаться подальше и ждать.

Я думаю только о Грейс. Только она имеет значение. Миллион вариантов пролетает в голове перед тем, как я требую водителя вернуть меня обратно к зданию аэропорта. Он соглашается не сразу, лишь под давлением, когда я беру его за форму и стискивая ткань в кулаках, рычу:

– Моя девушка в дерьме, ты вернёшься назад!

И вот автобус буквально летит обратно, а следом мои ноги по плитке. Подобную скорость я ещё никогда не развивал, чему сам удивляюсь. В голове каша, перед глазами пелена, в коленях дрожь, но я изо всех сил стараюсь удержать собственный корабль в виде нервного срыва на плаву. Кажется, я даже привык и смирился с вечными колебаниями и штормами океана, который бушует внутри меня.

Нахожу глазами машину на парковке в первую очередь благодаря тому, что Иви вылезла из окна и начала активно размахивать руками. Трудно не заметить её красный пиджак и помаду на губах. Она охренеть, какая красивая, но Грейс всегда будет номер один для меня. Никто и никогда не сравнится с ней ни в чём, даже в элементарной лени, когда она собирала волосы в какушку на макушке и надевала мешковатую одежду, садясь за сериалы. Она всегда была идеальной, и такой остаётся.

– Что происходит? Я только что просрал семьдесят долларов и второй рейс.

– Садись, поехали, – приказным тоном, говорит Иви, на что я выгибаю бровь, но прыгаю в салон.

– Объясните мне.

Остин хлопает глазами, смотря то на родителей, то на меня. Скорей всего, у нас одинаковое выражение лица.

– Отец в отъезде. Никто не узнает, что ты был там, если, конечно, ему не донесёт охрана, но для этого пройдёшь через задний вход, – продолжает девушка, игнорируя мои вопросы и просьбу.

Может, это просто сюрприз? На сердце теплеет, и я уже предвкушаю одни из самых лучших минут за прошедшие дни. Нам многое нужно наверстать. Мысли о том, как я сдеру с неё одежду одним взмахом руки – сжигает дотла, проходится ерзать по кожаному креслу и ловить вопросительный взгляд Остина. Какое счастье, что этот мальчуган не умеет читать мысли, ему слишком рано заглядывать в мою голову. Фантазии, которые могут свести с ума – лишат его зрения и вообще здравого мышления, да и детства тоже.

Пока я пребываю в розовых грёзах, придумывая сотни сюжетов, машина резко тормозит, из-за чего я чуть ли не бьюсь лбом о кресло впереди. Разглядываю огромное белое здание, но ничего не говорит о каком-то приятном месте, потому что единственное, что более-менее понятно – серые железные двери. Она тут же открывается, и из неё появляется женщина в белом халате. Внутри обрывается абсолютно всё. Жизненные силы покидают в одну секунду, а пальцы вцепляются в сидение.

– Диего, с Грейс всё в порядке, – тут же тараторит Иви, смотря на меня. – С ней ничего не произошло, но ты нужен ей. Нас не пропустят. Отец запретил, а про тебя он бы даже не подумал. Грейс болтается на его крючке, он знает, что она не рискнёт тобой.

– Ты должна была сказать это до того, как мы приехали в больницу! – рычу я и покидаю салон машины. – О чём ты думала, черт возьми, Иви! А ты?

Смотрю на Ноа, который держа переносицу, качает головой.

– Прости, парень, я поступил, как мудила, – Ноа вздыхает.

– В этом не сомневаюсь, – в горле сухо, даже все запасы пресных вод в мире не способны прочистить его.

Женщина машет мне рукой, подзывая к себе, и открывает дверь, проведя чипом. Не оборачиваюсь к людям, которые сначала внушили надежду, а потом опустили на землю вниз головой. Молча захожу внутрь тёмного помещения и послушно следую за женщиной.

Тёмная лестница сменяется лифтом, а следом светлым коридором. С каждым обследующим шагом, стараюсь удержать себя на плаву. Ноа и Иви не сказали, что случилось, что им мешало соврать на счёт Грейс сейчас? Весь путь я молюсь лишь о том, чтобы она была жива. Это всё, что я хочу, желаю и чем брежу. Пусть она будет любой, но живой. Я не вынесу её потерю, и тем более не смогу смотреть на то, как она умирает. Самое страшное даже не смерть любимого человека, а видеть то, как медленно и верно он теряет жизненные силы, постепенно закрывая глаза и втягивая последние капли кислорода. Я однозначно сойду с ума, лишусь рассудка и обезумею.

Дорога казалась бесконечной, а на моей голове появлялись седые волоски. Клянусь Богом, когда мы дойдём, конечно, если дойдём, я весь поседею и полысею не только на голове. Женщина открывает дверь и пропускает меня вперёд, но не спешит заходить следом.

Глаза находят Грейс, и из груди вырывается облегчённый выдох. Лёжа на кровати корпусом, она занимает стул рядом, и я наконец-то разглядываю человека, кому принадлежит палата.

Женщина слишком худая. Её руки состоят разве что из костей и кожи, которыми они обтянуты. Впавшие щеки и белое лицо. Она кажется мёртвой, хотя компьютер подаёт сигналы сердцебиения, говорящее о том, что я ошибаюсь. Делаю ещё несколько шагов, и в горле вновь пересыхает. С трудом, но узнаю эту женщину. Я видел её на свадьбе Грейс, но по сравнению с сегодняшним днём, она была наполнена жизнью. Я не знаю, рак это, наркотики или что-то ещё, хотя, её сумасшедший муженёк, являющийся отцом Грейс и Иви, высмеивал её при мне, говоря о том, что она бесполезная рухлядь. Он вполне способен высосать из неё жизнь, как Граф Дракула, и, честно говоря, этот вариант доминирует над другими. Я почти в нём уверен.

Кладу на плечо Грейс ладонь, и она моментально подскакивает.

– Диего… – тихо выдыхает девушка.

Зелёные глаза покраснели и кажутся стеклянными. В них отсутствуют все признаки моей Грейс, которая полна энергии и жизни. Сажусь перед ней на корточки и заключаю талию в свои ладони. Топ задрался на пояснице, и касания её бархатной кожи приносят мне неописуемое блаженство. Сердце ноет из-за отсутствия её тела в моей жизни. Она нужна мне и физически и морально. Это болезнь в виде любви. Встречаюсь с ней глазами и молча говорю о том, что соболезную. Вижу, как она подавлена и как тяжело ей присутствовать в этих стенах.

Провожу костяшками по щеке, и веки Грейс закрываются, а изо рта вырывается горячий воздух, словно ей было необходимо моё прикосновение. Этот момент я могу тянуть вечно. Обнимаю её бёдра и кладу голову на колени девушки, вслед чему чувствую слёзы, которые капают и ударяются о мою голову. Тихие всхлипы разбивают мне сердце. Я никогда не думал, что будет тяжело увидеть её такой. Грейс всегда была сильной. Она стойко переносила мою грубость, больные слова. На её лице не дрогнул ни один мускул, когда я поддерживал Бейкер, хотя второй досталось нехило. И даже после смерти Алана, она стойко держалась, подобно натянутой струне, которая может оборваться лишь с помощью одного прикосновения.

– Я рядом, – говорю я.

– Ты должен улететь… – сиплый голос Грейс очередной раз рвёт мою душу на куски.

– Я никогда не оставлю тебя.

– Если отец узнает…

Поднимаю голову и смотрю в её глаза.

– Мне плевать. Ты не понимаешь?

Грейс коротко кивает и её ладонь касается моей щеки. Я так долго жаждал её касаний. Не тех, где силой вытяну их, а тех, что она сама пожелает дать мне. Стоит ей дотронуться, и всё собирается воедино, не оставляя ни единой трещины.

– Я люблю тебя, Диего…

– Я люблю тебя, – повторяю я, и она склоняется ниже, касаясь моих губ своими.

Никакой страсти, нетерпения, огня. Поцелуй пропитан эмоциями отчаянья, боли и тяжёлой ноши, которая повисла на наших плечах, имея человеческое имя Вильям.

– Отец избивал меня… Он думал, что так будет закалять мой характер, хотел, чтобы я не испытывала сожаления, боли и сострадания. Он хочет сделать из меня чудовище. Робота, который будет идти по человеческим костям по его просьбе. Он думает, что я способна на это, думает, что я сильная. Как будто жизнь – это игра, где нужно выбивать соперников, лишая их жизни. Мама… она не помогала мне. Она позволяла ему делать это. Она не была рядом, когда я истекала кровью…

Слёзы катятся по щекам девушки, и я не тороплюсь смахивать их, позволяя её боли выйти наружу и высохнуть на полу.

– Он брал меня на работу, показывал, какой надо быть холодной, черствой. Он думал, что я брала с него пример… и я брала, но не так, как он желал. Я не хотела быть такой. Не хотела видеть ненависть в глазах других, когда они смотрят на меня. Они не желали работать с ним, но были вынуждены. Сейчас они вынуждены работать со мной… я вижу, Диего… вижу, как они ненавидят меня, слышу, как обсуждают и осуждают меня. Иногда я хочу сдаться, но потом…

Грейс смотрит на мои руки вокруг её тела и задерживает взгляд на коленях.

– Потом я думаю о тебе… я не могу опустить руки. Отец всеми силами удерживал мои отношения с Арчером. Ему повезло, что, когда получилось так, что я влюбилась в выбранного для меня принца, а потом… Потом мы расстались. Это он подстроил, он сам мне сказал, потому что нашёл вариант получше, но у него ничего не получилось, и он снова взялся за Арчера. На этот раз он выиграл. Я не могла не согласиться, Диего… я не думала о себе. Я думала только о тебе. Я не могла решать и распоряжаться твоей свободой. Либо мы расстаемся, и ты живёшь на свободе, а я выхожу замуж за Арчера. Либо он подделывает результаты, где ты становишься убийцей Алисии, и ещё нескольких человек, о существовании которых ты даже не знал. Он всё может. Я не могла рисковать… я отказалась от тебя ради тебя, чтобы ты был свободен, чтобы был с семьёй, чтобы был счастлив. Если бы я пошла наперекор отцу, он бы посадил тебя, и наши встречи могли длиться пять минут через стекло всю жизнь… понимаешь? Сегодня мама рассказала мне, что он сделал… Он убил её, Диего, убил свою первую любовь и втянул в это маму… Она знала, что он делает, и помогала ему! Они оба в крови и будут гореть в аду за это!

Последние слова она буквально кричит, но её голос резко обрывается и становится хриплым.

– Но я не могу её оставить… она же моя мать… Я должна простить её за это. Я не смогу простить себя, если не прощу её. Она должна прийти в себя, мне необходимо сказать ей это…

– Почему ты не рассказывала мне раньше?

– Потому что всё было иначе… я не знала…

– О чём?

– Я… Отец не должен узнать об этом, он отправит меня на аборт, он не позволит родить от тебя. А если не аборт, он изобьет меня так, что я лишусь его… Он убил Аннабель, но в результатах она умерла от СПИДа, это не правда… Я не могу позволить, чтобы он убил его…

Поперёк горла застывает ком и, хрипя, я не могу дышать. Тело Грейс начинает дрожать, а её слёзы переходят в истерику. От неё разит жаром, который моментально передаётся мне.

– Аборт?.. Грейс?…

– Я не могу сдаться. Я беременна…

Глава 11

Грейс

Я не знаю, как он здесь появился, и мне бы не хотелось знать, если учесть то, что помочь ему могла лишь моя сестра и её придурковатый-головожопый муж. Даже думать не хочу о том, что они ему помогали, предавая меня, хотя их семья именно, мать вашу, я. Но с другой стороны, если бы сейчас Диего не было рядом, если бы он тогда не пришёл в больницу, где я склонилась над еле живым телом матери, – не знаю, что бы со мной было. И дело даже не в том, что мне нужна поддержка, а в том, что мне нужен Диего. И это я поняла только сейчас, когда аппараты запищали, маму завернули в пакет и спустили в морг и я, наконец, призналась Диего, что я беременна.

– Собирайся, – из кабинета врача, который позвонил мне, и имя которого я напрочь забыла, вышел Диего. Он кинул в меня моё пальто и сам начал натягивать куртку. Суровое лицо с двухдневной щетиной исказилось в гримасе грусти и разочарования, когда он не получил от меня ни малейшего движения.

Мама. Она умерла. Она умерла на моих руках, и отца не было рядом. Он даже не на этом континенте. Наверное, это даже к лучшему. Иначе это были бы похороны четверых: отец бы убил Диего, я бы убила отца, а затем не смогла бы жить на Земле, где нет моего любимого, и покончила бы с собой, ну а мама… Весьма поэтично вышло бы.

Нервный смешок срывается с губ и слёзы снова накрывают глаза. Яростно протираю их, потому что я – не тряпка.

– Хватит ныть, Мелтон. Ты сильнее этого. Каждый день умирает множество людей.

Диего хмурится, смотря, как я вдавливаю кулаки в глаза, и с осторожностью и грацией фуры подходит ко мне.

– Любимая, ты самая сильная девушка из всех, что я знаю, и плакать – это нормально, особенно, если ты потерял кого-то дорогого.

– Но я не потеряла кого-то дорогого! Моя мать… я не должна по ней скорбеть. Она была тем же монстром, что и отец. А я тут рыдаю по ней, чем я лучше? – всхлипнув, хриплю я.

Диего хватает меня за запястья и отводит мои руки от глаз. Он смотрит своими пронзительным взглядом на меня, и я не вижу того отвращения, которое испытывала по отношению сама к себе.

– Наоборот, Грейс. Если бы ты хладнокровно отнеслась к смерти собственной матери – вот это было бы отвратительно. Но ты поступаешь так, как поступил бы любой. Скорбеть нормально.

– Ты так говоришь, потому что любишь меня.

– Ни за что, – фыркает он, и я возмущено щипаю его за бок. – Если бы я считал тебя последним человеком, я бы сказал это, и никакая любовь не сыграла бы роли. Но ты потрясающая, Грейс Мелтон. И я люблю тебя такой, какая ты есть. Даже в соплях и слезах и бледную, как труп.

– Неправда. Ты возненавидел меня за то, что я написала то паршивое письмо и уехала от тебя, ради мести к отцу.

– Кто тебе сказал этот бред? Нет, ну я, конечно, был не очень рад. Больше тебе скажу: я был раздавлен. Но я не ненавижу тебя, – он отрывисто вздохнул и поцеловал меня в лоб. Не убирая губ со лба, он прошептал: – Я пытался. Но не смог. И сейчас я тем более не смогу сделать этого, потому что ты беременна моим ребёнком. Нашим ребёнком. И я люблю тебя ещё больше, чем было. Люблю вас обоих. Мы вместе уничтожим твоего отца, чтобы наш ребёнок никогда не знал ужасов, которые пережила ты.

Я заплакала с новой силой.

– Я сказал что-то не то?

– Нет, все нормально, – взвыла я. – Ты сказал всё просто идеально. Мы сделаем все вместе, как и должны были сначала. А потом я буду размером с бегемота, рожу ребёнка и стану обычной мамашей, обсуждающей какашки своих детей. И ты меня больше никогда-никогда не захочешь.

Я ждала, что Диего начнёт отрицать мною сказанное, но он рассмеялся. Он отодвинулся и взял моё лицо в ладони.

– Я буду хотеть тебя всегда. Даже сейчас, когда ты вот такая опухшая, мой член все равно стоит, как скала. Черт, Грейс, почему ты опять плачешь?

Жуя нижнюю губу, я всхлипывала, пока он покрывал поцелуями моё лицо.

– В чём дело? Мы же все обсудили и решили. Что тебя гложет? Поделись со мной, не закрывайся от меня снова.

– Да ничего меня не гложет, Диего.

Он в шоке моргал с секунду, а затем улыбнулся.

– Беременная Грейс доставит мне больше хлопот, чем я думал. Думаю, стоит сказать Бейкер, чтобы она переезжала куда-нибудь в Африку, где ты её не достанешь.

Я ахнула.

– Ты беспокоишься за неё? Даже тогда, когда держишь меня в объятиях, вспоминаешь её.

И я зарыдала. Рядом взвыл Диего.

– Я просто пошутил. Просто шутка, Грейс. Прекрати плакать, пока в этой гребаной больнице не подумали, что я какой-то гастарбайтер и собираюсь забрать тебя в секс-рабство.

Сквозь слёзы, я рассмеялась.

– Я не могу.

– Что не можешь?

– Перестать плакать. Эти тупые гормоны не дают мне сделать этого.

– Как же я люблю тебя, – простонал он и прижал меня к себе. – Но нам нужно уехать отсюда.

– А как же мой отец?

– А что он?

– Если его люди увидят нас вместе, он разрушит всё.

Диего закатил глаза.

– В жопу его. Фуэнтес ни за что не будет боятся какого-то старого хрена с маразмом. Одевайся, мы уезжаем. Мы больше никогда не будем порознь.

Спустя час мы заходили в мою маленькую квартирку, в которой я часто пряталась от отца и Арчера. Квартира оформлена на Фелицию, которая с радостью помогла мне в трудный момент. В тот день я пришла к ней в слезах и с парочкой вещей, которые успела забрать, пока вдрызг пьяный Арчер пытался заявить на меня свои права.

– Неплохая квартира, – голос Диего отразили холодные стены, когда мы, держась за руки, прошли вглубь квартиры и остановились в гостиной. Он повернул голову в мою сторону и сурово спросил: – Ты здесь пряталась от отца или от Арчера?

– От обоих.

Тело Диего напряглось, и я плотнее прижалась к нему.

– Он что-то сделал тебе?

– Кто?

– Арчер, – он выплюнул его имя как самое мерзкое ругательство. – Он тронул тебя? Только скажи – и я убью его.

Я качаю головой.

– Нет, мы ни разу не спали вместе. Мы даже не целовались.

Он расслабился и прижался щекой к моей макушке.

– Ты же понимаешь, что я заставлю тебя развестись с ним?

– Тебе не понадобится меня заставлять, потому что я сама хочу этого. Но пока нельзя. Как только отец будет за решеткой, я подам в суд о расторжении брака. Не думаю, что Арчер будет против.

– О, дорогая, если бы он был против, было бы куда лучше. У меня появился бы ещё один повод вмазать этой сладкой британской роже.

Рассмеявшись, я качнула бедром.

– Вообще-то я тоже британская задница. И не вижу, чтобы ты жаловался.

Диего крутанул меня так, что я оказалась прижатой к его груди своей грудью, а его ладони лежали на моей пояснице.

– Но ты моя британская задница.

– По-моему в тебе просыпается собственник, Диего Фуэнтес.

– Он никогда и не засыпал, – рычит Диего и в жестоком поцелуе обрушается на мои губы.

Его язык исследует мой рот, сплетаюсь с моим языком в безжалостном танце чувств. Грудной рык вырывается из его груди, когда я обвиваю руками его шею, встаю на носочки, и между нами не остаётся пространство даже для тоненького листа. Диего сжимает мои ягодицы, заставляя меня прыгнуть на него и сплести лодыжки у него на спине. Оттянув мою нижнюю губу, он принялся снимать с меня пальто. Я тут же помогла ему избавиться от куртки. Кинув одежду на пол, Диего снова глубоко поцеловал меня, чтобы потом оторваться:

– Спальня.

– Правая дверь.

Он кивнул и вновь приник ко мне.

Положив меня на кровать, Диего отодвинулся, чтобы снять с себя футболку, а затем зацепил края моего мешковатого пуловера и дернул его вверх.

Упс!

С огромными глазами он смотрел на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.

– Грейс?..

Я кивнула и поймала его ладонь. Медленно прижала её к своему выпуклому животу, который он не заметил из-за мешковатой одежды, которую я специально носила.

– Ребёнок активничает редко. Мне наверняка повезло, потому что я даже ночью не чувствую внутри себя шабаш. Как будто он понимает, что мне сейчас итак фигово.

Диего с трудом сглотнул. Венка на его сильной шее запульсировала, а сам он выглядел таким сокрушенным, что мне снова захотелось поцеловать его. Я никогда ещё не видела его таким беззащитным.

Я села на кровати, свесив ноги, а сам Диего упал на колени и прислонился лицом к моему животу. Эта картина снова вызвала у меня слёзы. Ненавижу гормоны.

– Какой у тебя месяц? – тихо спросил он и поцеловал меня в животик.

– Доктор сказал пятый. Но из-за моих габаритов живот начнёт сильно проявляться только под конец беременности.

– Пятый?!

– Да. Наш первый секс, где ты продемонстрировал всю свою сексуальность и брутальность на улице возле кафе, стал решающим.

– Но мы же предохранились.

– Так, недовольный папаша, вот когда ребёнок родится, поинтересуешься у него, какого хрена, – проворчала я и надулась.

Мне тоже не хотелось быть беременной именно сейчас, когда мне всего девятнадцать и в моей жизни происходит полный атас. Тем более это мне рожать, а не Диего, так что пусть все претензии оставит на потом, когда наш ребёнок сможет дать ему в челюсть.

– Я рад, просто… я в полном шоке. Когда ты сказала, что беременна, я думал дело в месяце-двух. Но не пять. Это так скоро.

– Ну, знаешь, я тоже была удивлена.

– Когда ты узнала?

– Пару дней назад. Со всей этой суматохой я даже не заметила задержку, пока Арчер не напомнил.

Диего сжал челюсти. Он поднялся на ноги и сел рядом со мной на кровати.

– Знаешь, а я ведь даже и не думал, что когда-нибудь стану отцом, – признался Диего и поцеловал меня в чувствительное место за ушком.

Я удовлетворенно мурлыкнула и перебралась к нему на колени, чтобы быть к нему лицом к лицу. Обхватив его бёдра своими, я обняла его за шею и поцеловала. Не так, как в гостиной. Нежно и трепетно.

– Я тоже, но, знаешь, я уверена в том, что мы будем потрясающими родителями.

– Да? И почему же?

– Потому что у тебя терпение святого, а я неплохо потренировалась на Остине.

– Остин уже взрослый, конечно, с ним проще.

Я снова надулась, на что он рассмеялся и чмокнул меня в нос.

– Ты обесцениваешь мой труд.

– Никогда в жизни.

Диего прижал меня к себе настолько, насколько позволял живот, и перевернул нас так, чтобы оказаться сверху. Скользнув языком между моих губ, он заслужил мой стон. Пальцы на ногах сжались, а в груди сильно затрепетало сердце. Я так скучала по этим ласкам.

Он оторвался от моих губ и посмотрел на меня:

– А ты уверена, что нам можно?

– Если честно, то я не знаю. Когда я ходила к доктору, меня это мало интересовало.

– Грейс, а ты вообще планировала рассказать мне?

– Ну, конечно. Но после того, как разобралась бы с отцом, – заверила я.

Диего прищурился.

– Неплохой ответ, но мимо. А если бы это затянулось? А если бы твой отец узнал, что это мой ребёнок?

– Много вопросов, Фуэнтес, – схватив его за ремень, я потянула Диего на себя и прижалась губами к его губам.

Он недовольно промычал, но скользнувшая под его джинсы рука ослабила его ворчание.

Диего растянул ремень, приподнял бёдра и спустил штаны вместе с боксерами, выпуская наружу бархатный и твёрдый член. Я ахнула, на что он только хихикнул. Диего и хихикнул. Мы точно потеряны.

Обхватив ладонью его эрекцию, я погладила большим пальцем влажную головку и услышав урчание Диего, пихнула его в плечо свободной рукой, чтобы он лёг. Я расстегнула джинсы и быстро сняла их с себя. Закинув их куда-то в угол, я оседлала Диего, направив пылающий член в себя. Ощущения после долгого отсутствия секса были непередаваемыми.

– Все в порядке? – прерывистое дыхание Диего опаляло мою шею, когда я наклонилась, чтобы обнять его.

– Я так люблю тебя. Я бы не смогла жить без тебя. Лучше умереть, если с тобою быть нельзя.

– Грейс, я тоже люблю тебя. Настолько сильно, что готов прямо сейчас взорваться в тебе. Ты такая влажная и тёплая, даже не представляю как я жил без тебя все это время.

– Ты не с кем не?..

– Нет, конечно, блять, нет, – прорычал Диего, зло сверкнув глазами. – Даже думать не смей об этом.

Улыбнувшись, я выпрямила спину, положила ладони на его твёрдый живот и начала двигаться, ощущая в себе то, как напрягается член Диего и начинает пульсировать. Похоже он был прав, когда сказал, что уже готов взорваться.

– Если ты будешь так продолжать, то дальше мы не продвинемся. Уж извини, но мне нужно прийти в форму, – рыкнул Диего.

Я закусила губу и спровоцировала его, сделав бёдрами восьмерку.

С бешеным взглядом, он вцепился в мои ягодицы, на которых уже наверняка синяки, и начал двигать меня вверх вниз. Со стоном, я начала встречать его толчки. Он входил в меня полностью, и я была удивлена, что смогла принять его. Дальше его движения стали резкими, а сам он начал покрываться потом. Обняв меня за талию, он перевернул нас набок, закинул мою правую ногу себе на бедро и начал вколачиваться в меня. Звук соприкосновения наших тел отражался в стенах комнаты, и это самый чудесный звук за все это время.

– Пожалуйста, Диего, – простонала я, когда пульсирование между ног достигло максимума.

– Только если ты кончишь вместе со мной.

– Боже, да, засранец. Только сделай это, пока я не убила тебя.

– Ты такая милая, когда беременная. Может нам стоит чаще делать детей? – хрипло рассмеялся Диего.

Я потянулась за его мочкой уха и укусила.

– Как же сильно я люблю тебя. Но пока нам хватит одного ребёнка.

Диего ускорил движения и укусил меня за шею. Я вскрикнула, и его язык ласкающе прошёлся по этому месту.

Его тело затряслось, и он взорвался. Его член увеличился в размерах и начал дрожать, отчего ощущение стали нереальными, и я пришла к кульминации следом за ним.

– Дай мне пять минут, и мы сделаем это ещё раз, – выдохнув, сказал Диего, и вышел из меня. Он положил меня сверху на себя, накрыл нас одеялом и обнял. Тепло его разгоряченного тела встретилось с моим, и мы стали одним целым.

Спустя три часа мы всё-таки заснули, после марафона секса, который мне устроила эта испанская горячая задница. Очень надеюсь, что наш ребёнок, будет полностью похож на него, потому что все это время я только и делала, что любовалась им. Я хочу видеть в своих детях только черты Диего, только его. Хотя сам он оказался против, решив, что я куда больше красивый экземпляр для копирования. Надеюсь, наш генофонд сотворит самого потрясающего ребёнка, которого мы с Диего уже бесконечно любили, что продемонстрировали перед тем, как лечь спать.

Диего лёг рядом с моим животом, обняв его руками.

– Завтра мы с твоей мамой узнаем, какого ты пола и мне будем проще обращаться к тебе, а пока ты будешь, – Диего задумался. Обращаясь к моему пузу, он выглядел таким милом, что я невольно возбудилась. Сжав ноги, я тихо рассмеялась. – Вот пусть твоя мама и решает, как называть тебя, раз ей смешно.

– Эй, я вообще не из-за этого смеюсь.

– А всё уже, давай, придумывай.

Диего чмокнул меня в пупок.

– Называй просто человечком.

– Банально, – отмахнулся он. А потом широко улыбнулся. – Чемпион.

– Круто, – согласилась я.

– Да, чемпион, папа у тебя гораздо более крутой, нежели мама. Но ничего, мы её понатаскаем.

Больше я не могла сдерживать смех и расхохоталась.

Глава 12

Диего

Грейс не бежит впереди меня, я вижу страх в её глазах, и знаю, на чём он основан. Она боится отца, я же боюсь совсем другого: потерять не только её. Я больше не отступлю, плевать, даже если весь мир будет против нас, мы намного сильнее, когда есть друг у друга. Конечно, слишком наивно полагать и говорить, что он получит её или сделает с ней что-то только через мой труп, сейчас можно без сомнений заявить – он сделает это. Для него нет ничего святого, а человеческая жизнь лишь пустое слово и набор букв из алфавита. Смело могу сказать, что он первый человек, которого я ненавижу и которого считаю самым гнилым на свете. Хуже его даже не стоит искать. Под прикрытием нимба над головой, он умело калечит чужие жизни, и не только чужие. Он топчет своих детей.

– Диего… – хнычет за спиной Грейс, смена её настроение довольно забавная штука. Недавно она злобно бубнила, а сейчас мило гундит. – Если отец узнает…

– Это будет анонимно, успокойся.

– Как можно анонимно узнать пол ребёнка и встать на учёт? Ты нашёл шамана, который будет вынимать его из меня с помощью силы космоса?

– Если ты продолжишь, то так оно и будет. Ты встанешь на учёт в Испании, тут мы только узнаем, что всё в порядке и опасений нет.

– Если он узнает?

– Он не узнает, – делаю акцент на отрицании и открываю дверь клиники, пропускная её вперёд.

В глазах Грейс застывают слёзы, и я торможу спешку. Не хватало того, чтобы нас посчитали за психов или меня за морального ублюдка, терроризирующего свою девушку. Кладу ладони на её щёки и вытираю поступившие слёзы.

– Мы можем не идти, – говорю я, с трудом принимая данную позицию отступления. Всё только ради её спокойствия.

– Нет, мы пойдём, – всхлипывает она. – Просто ты открыл дверь и…

– И что? – подгоняю я её секундную задержку.

– И это так мило, Фуэнтес, – захлебывается Грейс.

Господи, я сойду с ума, дайте мне сил и побольше ромашки, которую любит пить бабушка, когда дед начинает готовить на её кухне. Я до сих пор помню её вытянутое лицо из-за того, что банка с гвоздикой была не на том месте. Бежали все, и я в том числе.

– Ты вообще меня слушаешь?

– Конечно, слушаю, – что я, мать вашу, только что прослушал? – Что не так?

– Ты точно меня не слушал.

Святая Дева Мария, помогай.

– Я слушал, задумался, как решить проблему.

– И как?

Вот дерьмо. И как что? Менять подгузники? Кормить? Укладывать спать? Пеленать? Ухаживать? Мыть?

– Что на счёт Амелии? – спрашивает Грейс, и я почти визжу, как сучка. Она выбирает имена.

– Неплохо, – соглашаюсь я.

– А если будет мальчик?

– Да хоть Диего, разве это имеет значение сейчас?

– Да!

Господи, я в дерьме.

– Как ты хочешь назвать? – интересуюсь я, искоса смотря в сторону регистрационной стойки, из-за которой на нас подглядывают с дичайшим интересом.

– Не знаю, это ведь не так важно сейчас, – хмыкнув, Грейс вытирает слёзы.

Что, блять, происходит с её гормонами? Я же не сам с собой разговаривал, говоря то, что сейчас это не так важно. Перевожу дух и воодушевлённо улыбаюсь.

– Хорошо, давай узнаем и решим? – терпеливо предлагаю я, пока в голове взрываются хлопушки с миллионом вопросов, в основном с одним и тем же: что за нахрен?

– Хорошо, – кивает Грейс, и я благодарю всё на свете.

Пара девушек смотрит на нас и, кажется, они сдерживают улыбку, когда мы подходим к стойке. Грейс всё ещё всхлипывает и вытирает слёзы, я же не медлю, мы и так опоздали.

– Здравствуйте, мы записаны на час дня.

Одна из девушек кивает, а вторая желает нам доброго дня и начинает ковыряться в бумагах. Всё это время Грейс изучает глазами обстановку, а я нервно постукиваю пяткой. Не думал, что так волнительно будет узнать пол будущего ребёнка. Я думал, что стану отцом в ближайший год или два, сейчас у нас в запасе считанные месяцы до момента рождения человека, которого мы должна защитить буквально собою.

– Кабинет тринадцать, во втором корпусе, – говорит девушка, протянув нам пару листочков. – Нужны Ваши подписи на согласие.

– На какое согласие? – оживляется Грейс. Зелёные глаза бегают от девушек на меня и обратно. Медленно, она превращается в мою очень яростную Грейс.

Можно готовить задницу.

– Согласие на обработку Ваших персональных данных, – улыбается девушка, с замешательством смотря на меня.

– Фуэнтес! – шипит моя Фурия.

– Теперь оно не анонимно, – улыбаюсь я, и Грейс злится ещё больше. – Ты только что назвала мою фамилию.

– Я убью тебя, Диего Фуэнтес, проживающий в США, город Принстон и работающий в Принстонскомуниверситете, – отчеканивает она, над чем я начинаю смеяться.

– Ты великолепна, Грейс.

– Я знаю, – буркает она, гордо вскинув носик.

Провожу ладонью по её пояснице и улыбаюсь.

– Всё будет хорошо, – стараюсь сделать голос до невозможности успокаивающим.

Грейс поджимает губы, в её глазах отражается смятение и борьба с самой собой. Она так же, как и я, хочет знать. Я почти уверен в этом.

– Я буду рядом, мы через всё пройдём вместе, – добавляю следом, улавливая, как смущённо переглядываются девушки за стойкой. – Я доверяю тебе, ты доверяешь мне. Помнишь об этом?

– Хорошо, – Грейс сдаётся, и я сжимаю её ладонь, когда она ставит подпись на бумаге.

Подхватываю все документы и веду её в указанную сторону, пока она неуверенно, но бредёт следом. Я не отпускаю её ладонь и на секунду не из-за того, что боюсь побега, а для того, чтобы она знала: я всегда рядом. Кажется, будь я на её месте, давно бы двинулся и сбежал на одинокий материк, прожигая остаток жизни в одиночестве, почти как пират. И если бы мне выклевали глаз, я мог совершенно точно пройти отбор на судно, рассекая моря и океаны. Пить ром, грабить города и стрелять из пушек. Вот же мечта идиота.

– Ты бы правда назвал ребёнка своим именем? – спрашивает Грейс, пока я глазами ищу нужный номер кабинета.

– Диего младший, было бы забавно, – смеюсь я.

– Да, я бы просто сошла с ума.

– А если бы он был похож на меня?

– Двойное сумасшествие, – кивает она. От той плаксивой Грейс не осталось и следа, сейчас передо мной дерзкая Грейс, которую я узнал в начале года.

– Или мини Грейс, – улыбаюсь я.

Грейс закатывает свои большие превосходные зелёные глаза, но я всё равно замечаю, что она задумалась над нелепостью моего предложения. Я дал имя младшей сестрёнке, и теперь моя Мария может довести до эпилепсии и истерических припадков с дёргающимся глазом любого, даже мёртвого и самого миролюбивого животного в мире. Дьяволица внутри этой милой головы лишь скрывается. Она даёт знать о себе тогда, когда ты совершенно не готов. Несколько взбучек и привет смирительная рубашка на тебе, и довольная улыбка на ней.

– Я не пойду туда одна, – отрезает Грейс.

– Конечно, вас уже двое, – посмеиваюсь я, за что Грейс шлёпает меня по заднице до огненного жжения, которое я начинаю растирать и смеяться.

– Я же констатировал факты.

– Лучше бы ты так констатировал их в постели.

– Ты беременна, – напоминаю я, выгнув бровь.

– А у тебя есть то, что хочется беременной. Отказывать беременной женщине в её желаниях опасно для жизни и противозаконно.

– Где прописан такой закон?

– На твоём лбу, Фуэнтес! – ворчит она.

Грейс оглядывается по сторонам и приближается ко мне.

– Если сегодня ничего не произойдёт, то пакуй чемоданы, – шепчет она у моего уха, заставляя уголки губ подниматься.

– А что должно?

– Пестик и тычинка, сперматозоид и яйцеклетка, ты и я, кровать и секс.

Дверь кабинета открывается, и моя ненасытная поворачивает голову в сторону доктора, который возникает на пороге.

– Добрый день, Вы, наверное, Грейс, – улыбается женщина лет сорока.

– Да, Грейс, – слишком любезно отвечает она.

Женщина кивает и жестом приглашает нас войти в кабинет, но Грейс не торопится следовать за ней. Её пылающие желанием глаза обращаются ко мне, и я едва сдерживаю приступы нервного смеха. На самом деле, я хочу её так, как ещё никогда не хотел. Господи, да я готов попросить врача выйти, чтобы устроить родео на кушетке.

– Ты понял?

– Ты такая властная, – улыбаюсь я.

– Готовь крем для мозолей.

С этими словами, она резко разворачивается, махнув волосами и, сексуально покачивая бёдрами, заходит в кабинет. Я же чувствую, как расширяются зрачки, рот наполняется слюной, а ширинка сдавливает так, что может поделить моего дружка пополам. Её беременность доведёт меня до безумия, особенно те части тела, которые начали округляться.

– Хватит смеяться, Фуэнтес, я серьёзно, – говорит Грейс, смотрятся меня с порога кабинета.

Я даже не заметил, как начал посмеиваться, ведь когда-то сам угрожал ей кремом. Выдыхаю и захожу в кабинет.

Приятные белые стены, тройка растений на окне и столько же больших медицинских картин с различными зарисовками женских органов. Вообще-то, я не особо хочу знать, откуда будет выходить мой ребёнок, у меня одно желание – быть подальше от этой информации. Меня интересует только их здоровье, которое зависит друг от друга.

Женщина начинает практически допрос с пристрастием, из-за чего с каждым новым, брови Грейс сдвигаются, но вместе с этим, она начинает тянуть, а на её губах расплывается улыбка. В итоге, из злой буки, она переходит в плюшевую Грейс, которая готова разрыдаться у меня на плече. Их разговор переезжает к аппарату и кушетке, за ними следую я, заняв стул по левую руку от Грейс. Глаза моей бесстрашной девушки округляются, как только гель касается её обнаженной кожи, а у меня пересыхает в горле. Боже, дай мне сил выжить без её тела.

Женщина растушёвывает прозрачную жидкость по животу и начинает водить устройством, тыкая по кнопкам и крутя аппаратом в разные стороны. Улыбка касается её губ спустя пару минут.

– Ох, поздравляю, он прекрасно себя чувствует.

– Он? – шепчет Грейс.

– Он самый, – кивает женщина. – Это мальчик.

Грейс переводит взгляд на меня, и я улыбаюсь, взяв её ладонь в свою. В зелёных глазах застывают слёзы, которые она сдерживает.

– Не нужно сдерживаться, милая, это вполне естественно, – улыбается женщина, подталкивая Грейс к эмоциональной разгрузке. У неё получается, потому что по щекам тут же начинают струиться слёзы, которые она смахивает, попутно всхлипывая.

Такая уязвимая, нежная и ранимая Грейс удивляет меня уже какой день. Дело не в том, что это что-то новое для меня, однажды я уже встречал её в подобном состоянии. Сейчас она плачет не от безысходности и горя, а от счастья, которое делится на нас двоих. Появление нашего общего ребёнка всё ещё пугает, но ещё больше испуга, я рад тому, что произошло неожиданно. Мария убьёт меня, потому что я так и не позвонил ей, а теперь к этому добавляется беременность Грейс, о которой я умолчал. Сейчас я – живой труп.

– Уже придумали имя? – интересуется женщина, продолжая разглядывать экран.

– Диего, – кивает Грейс.

– Что? – я вообще не думал об этом, если говорить прямо, но Грейс упрямая.

– Мы назовём его Диего, – говорит она, из-за чего мои брови заползают на лоб.

– Диего?

– Да, Диего, – подтверждает Грейс.

– Это просто твои беременные заскоки, – улыбаюсь я.

– Нет, – буркает она, сжав мою ладонь так, что ногти впились в кожу. – Я хочу называть его Ди.

– Это временно, – моё веселье разделяет женщина, глаза которой блестят озорным блеском.

– Нет, Фуэнтес, когда он родится, ты будешь звать его Диего младший!

– Хорошо, хорошо, – смеюсь я. – Только отпусти, иначе многие подумают, что ты применяешь ко мне методы физического насилия при дневном свете.

– Это же наш сын!

– Естественно, это наш сын, – киваю я.

– Я договорюсь с ним, чтобы он срыгивал только на тебя.

– Хорошо, – продолжая смеяться, соглашаюсь я, но Грейс шлёпает по руке, скрывая улыбку.

Наклоняюсь и быстро целую её в щёку, и моя злая бука наконец-то лучезарно улыбается сквозь заплывающие от слёз щёки.

– Вы уже встали на учёт? – спрашивает женщина, переглядываясь между мной и Грейс.

– Нет, – тихо говорит Грейс.

Её глаза почти выпадают из орбит, но она тактично кивает и ничего не говорит на этот счёт. Её мягкий голос скорей убаюкивающий.

– Вам обязательно нужно встать на учёт, кто-то должен наблюдать за ходом беременности и выявлять нарушения. Это не только ради Вас, но и ради малыша внутри.

– Мы встанем, когда улетим, – отвечаю я.

– Улетите? – удивляется она.

– Да, мы не будем жить в Лондоне, мы тут временно.

– Перед перелётом обязательно проконсультируйтесь.

– Хорошо, – киваю я. Мне нравится, что Грейс молчит, не пытаясь идти поперёк моего слова. Такое между нами редко.

– Готовы увидеть его? – улыбаясь, женщина поворачивает монитор в нашу сторону.

– Увидеть? – удивлённо хмыкает Грейс.

– Конечно, Вы должны познакомиться с ним.

Вновь касаясь аппаратом живота Грейс, на экране появляются размытые пузыри, но в следующую секунду я вижу реального человека, который растёт внутри неё. Дыхание моментально сбивается, тяжело дыша, я рассматриваю сына. Своего сына. Мурашки бегут по телу с той же скоростью, что кровоток по венам, а сердце резко увеличивает скорость. Я не верю. Я не знаю, как в это поверить. Меня переполняет гамма смешанных чувств.

– Он обнимает себя, – говорит женщина.

– Он… – всхлипывает Грейс, и я встречаюсь с ней взглядом, заставляя себя оторвать глаза от экрана. – Он…

– Он прекрасен, как и ты, – улыбаюсь я, завершая её предложение, из-за чего Грейс пускается в рыдания, закрывая ладонями лицо.

– Думаю, совсем скоро он заявит о себе, – улыбается наш доктор.

– Спасибо… – шепчет Грейс, переплетая наши пальцы. – Это мой Ди…

– Наш, – исправляю я, целуя тыльную сторону её кисти.

Глава 13

Грейс

Меня разбудили тёплые губы Диего, исследовавшие мое лицо. Я лежала на его правой руке, которую он подложил мне под голову. Одной рукой я обняла живот, а другую положила на грудь Диего, которая медленно вздымалась под ладонью. Его голова лежала на моей макушке, а наши ноги были крепко переплетены. Я бы хотела просыпаться так каждый день и всё бы отдала за это.

– Я знаю, что ты не спишь, – хриплым от сна голосом сказал Диего и перекатился на бок, чтобы потом лес сверху на меня, придерживая своё тело ладонями, расставленными по обе стороны от моей головы. Его пах прижимался к моему животу, и я вздрогнула, ощутив выпуклость.

Я не собиралась сдаваться и продолжала делать вид что сплю, хотя выходила даже хуже, чем просто плохо. Мне хотелось расхохотаться, и я держала себя в руках изо всех сил, закусив щеку с внутренней стороны. Это помогло, но совсем чуть-чуть.

Диего хохотнул и дунул мне в лицо, отчего я сморщилась и возмущённо открыла глаза.

– Спалилась.

– Ты мелкий жулик, Фуэнтес, – обиженно пробубнила я и в ответ дунула ему в глаза.

Он зажмурился.

– Говорит девушка, которая строит из себя спящую. Мы уже проходили это, разве нет?

– Мы уже проходили это, разве нет, – я пародировала его голос и сморщила носик.

Диего закатил глаза и смачно чмокнул меня в нос.

– Ведёшь себя, как ребёнок, – не зло и не осуждающе сказал он. Его тон был нежным, будто я была лучшей драгоценностью в его жизни.

Ещё полгода назад я бы обиделась на него, если бы он назвал меня ребёнком. Но сейчас это отозвалось тёплом в моем сердце, и я вытащила руки из-под тела Диего, которые лежали на моем животе, и обняла его за сильные плечи.

– А ты у нас такой большой мальчик, что мне прямо страшно. Мезальянс получается, не так ли?

Его тёмные глаза игриво блеснули.

– Мы уже давно на равных, Грейс.

– Хм, ты должен был сказать, что нет никакого мезальянса, потому что я всегда лучше тебя. Но это тоже неплохо.

Диего рассмеялся и прижал большие тёплые ладони к моим щекам, чтобы подтянуть мое лицо ближе к себе и поцеловать в губы.

– Одно не могу вспомнить. Ты всегда была такой самовлюбленной, или это в тебе играют гормоны?

– Только я могу спихивать всё на них. Тебе не дано этого права. Уж извини, но не тебе рожать.

– Слава Господу, что не мне. Доверяю это чертовски важное задание тебе.

Я потянулась, чтобы укусить его за губу, но он поднял голову выше. Засранец.

– Очень смешно. Ещё одна такая шуточка, и будешь присутствовать на родах, понял, Фуэнтес?

– Понял, Фуэнтес, – скопировал меня Диего.

– Ну все, ты влип, папаша.

Я потянулась к его груди, чтобы ущипнуть его за соски. Где-то я вычитала, что это почти также больно, как и удар по яйцам. Я не смогу ударить его между ног, потому что в таком случае пострадаю сама и наши будущие не рожденные дети. Но за соски ущипнуть я могу.

Диего зарычал и зажал мои бёдра в своих. Он сел на меня сверху, на бёдра, и быстро поймал мои ловки руки за запястья, сцепив их одной ладонью у меня над головой.

Я брыкалась и пыталась выбраться. Он задернул мой пеньюар наверх и прижался губами к моему животу, спускаясь поцелуями ниже и ниже.

– А ну не смей. Ты не можешь пользоваться тем, что во время беременности я становлюсь очень чувствительной к твоим прикосновениям, в своих целях, – я попыталась извиваться.

Он тихо рассмеялся, и вибрация отражалась по моему животу. В этот момент наш малыш впервые решил шевельнуться рядом с Диего.

Диего замер и раскрыл рот от удивления, а затем отпустил мои руки, чтобы обеими ладонями прижаться к моему животу. И, Боже ты мой, я бы воспользовалась этим, если бы наш мальчик не начал танцевать румбу в моем животе, отчего меня аж скрючило.

– Тебе больно? – испугано спросил Диего.

Я захлопала глазами, удивляясь его смене настроения. Ещё секунду назад он был игривым сексуальным засранцем, а сейчас любящим отцом и волновался за меня.

– Нет, конечно, нет. Просто иногда это бывает неожиданно и очень интенсивно.

– А это точно нормально?

– Думаю, да. Врач сказал, что именно к шестому месяцу ребёнок начинает сильно толкаться, но пока я этого не замечала. Это впервые, когда наш мальчик решил заявить о себе настолько активно.

Лицо Диего посветлело.

– Мне нравится, когда ты называешь его нашим мальчиком, – сказал он с такой любовью, что моё сердце сжалось. – Я люблю тебя и нашего ребёнка. Сильнее, чем кого-либо. И я сделаю всё, ради вас.

– Ну все, прекрати говорить милости, пока я не заплакала, – но было уже поздно, потому что слёзы уже застилали мне глаза. – Да твою же мать.

– Поплачь, не сопротивляйся.

– Я не стану плакать, потому что я не хочу. Но я не могу остановится. Почему это не работает? Кто это придумал? – я всхлипнула.

Диего мягко улыбнулся и нагнулся, чтобы нежно поцеловать меня в щёчку.

– Мать природа.

– Ну ничего, я с ней обязательно поквитаюсь на том свете, или где она там.

В этом момент наш сын сделал это снова. Мы оба замерли и уставились на мой живот. Кажется, мы увидели пяточку. Нет, мы не могли, сейчас ещё рано. Или нет?

– Что ты испытываешь, когда чувствуешь это? – спросил Диего, поглаживая кожу натянувшегося живота. Ребёнок ответил ему толчком. Обязательно отдадим его на каратэ или куда-нибудь, где машут ногами.

– Я чувствую, что я реально беременна. До этого для меня это было чём-то необыкновенным, потому что я все пять месяцев жила как обычно, просто чаще ходила в туалет. А сейчас, когда я чувствую его, я понимаю, что это нихрена не прикол, и мы правда станем родителями. А что чувствуешь ты?

Наш сын затих, словно ему и самому было интересно услышать ответы Диего.

Он облизнул губы и улыбнулся.

– Радость. Безграничную радость и счастье. Я не думал, что у меня будет будущее, тем более такое светлое. И я так чертовски благодарен тебе за это.

– Это я должна благодарить тебя, Диего. Без тебя его бы не было.

– Ну, знаешь, без тебя как бы тоже.

– Кто знает, может тебе подвластно почкование, – усмехнулась я.

Диего прищурился и с рыком обрушился на мои губы, обхватив ладонью мой затылок. Моя рука соскользнула внутрь его боксеров и нащупала горячий член, который встрепенулся под моими прохладными пальчиками, но Диего ловко перехватил мое запястья и вытащил ладонь из своих боксеров.

– А это что ещё за дела? – возмущённо и до ужаса недовольно спросила я.

С беременностью мне хотелось его все больше и больше.

– Прости, любимая, но я не могу заниматься с тобой сексом, пока наш сын проявляет себя. Пока он не спит – мы делаем вид, что мы потрясающие родители, – Диего пожал плечами и снова погладил мой живот.

– Вот именно, что потрясающие родители, а не монахи.

– Прекращай бубнить, Грейс. Возьми себя в руки, и пойдём наконец поедим. Что-то мне подсказывает, что наш сын хочет именно этого.

И он был прав, потому что я хотела съесть даже слона. На самом деле, я бы полакомилась всем, что будет на моем пути, но мне также хотелось уединения с Диего.

– Ты не можешь отказать мне в сексе. Я беременна! Нельзя расстраивать беременных, – выпятив нижнюю губу, я обиженно уставилась на Диего, который только насмешливо приподнял бровь и соскользнул с меня.

– Жду тебя на кухне, – и его аппетитная задница в обтягивающих боксерах скрылась за углом.

– Я припомню тебе это, Фуэнтес, – прошипела я. Погладив живот, я обратилась к нашему сыну: – Обещай мне больше так не подставлять мамочку. Иначе я отдам тебя на балет.

Ответом мне стал резкий толчок.

– Ладно, ладно, чего ты так разозлился. Я же просто пошутила, – пришлось признать поражение, что в нашей семье будет гребаный патриархат.

Накинув сверху тёплую толстовку Диего, которая обычно доходила мне до колен, но из-за живота была до середины бёдер, я поползла на кухню, продолжая разговаривать с ребёнком, который почему-то решил устроить сегодня дискотеку.

Заметив сильную спину Диего рядом с плитой, я невольно закусила губу, чтобы не заскулить. Тогда толчки затихли, и я подошла к Диего, обняв его со спины, пока со сковородки скворчало масло.

– Что ты готовишь? – поинтересовалась я.

– Обжариваю хлеб для тостов. Потом пожарю два яйца. Надеюсь неплохой завтрак для тебя? Или с беременностью у тебя появились другие предпочтения.

– Нет, всё также. Правда иногда мне хочется колбасу с джемом. А после просмотра предпоследней части сумерек, где Белла пила кровь, мне тоже захотелось попробовать её.

– Надеюсь, ты никого не укусила ради этого?

– О нет, максимум, чью кровь я смогу пить – твою.

– Значит, ты признаешь это? – Диего кладёт свою ладонь на мой замок из рук на его животе.

– Никогда не отрицала.

Вдруг раздалось пищание мобильного, говорящее о звонке, и мне пришлось со стоном разочарования отпустить тёплое тело Диего и идти на звук. На экране высветилось имя Фелиции, и я без заминки взяла трубку:

– Доброе утро, Фелиция.

– Грейс, мне так жаль, – начала она, – если бы я только ушла попозже, может, она была бы сейчас жива. Поэтому мне было стыдно позвонить тебе сразу же после этого. Я боюсь, что ты ненавидишь меня.

Сглотнув собравшийся ком в горле, я ответила:

– Если это случилось – значит так оно и должно быть. Моя мать знала к чему ведут её интересы, так что давай не будем о плохом и перейдём сразу к делу. И я никогда не буду ненавидеть тебя, Фелиция. Ты же мне как мама. Нормальная мама, а не… ну ты поняла.

– А ты все такая же язва. Ну ладно, ты права. Я звоню по делу. Тебе все ещё нужна моя помощь?

– Что? А, ты про это. Да, конечно. А ты все ещё хочешь помочь?

– Естественно, – сказала она, и я успокоилась. – Вильям завтра утром прилетает, так что сегодня жду тебя. Пороемся в документах твоего отца, вдруг найдёшь что-то нужное. Заодно я отдам тебе документы, которые помогут тебе достичь цели.

– И с какой вероятностью они мне помогут?

– Со стопроцентной. Он натворил много дерьма, и эти бумажки подтверждение этому.

– Хорошо, буду через час.

– Жду.

Я уже думала сбросить, но спросила:

– Отец ничего не говорил о матери?

– Только попросил выбросить все её вещи перед его приездом, – с жалостью ответила Фелиция.

– Он хуже гниды.

– Ничего нового, собственно. Встретимся через час.

– До скорого.

Я еще долго не отнимала телефон от уха, стоя в оцепенение и раздумывая над словами Фелиции. Мне не стоило удивляться, ведь я всегда знала, кто мой отец. Но сейчас мне почему-то стало жутко обидно за свою мать. Она ушла рано из дома, забеременела в семнадцать, никогда не получала поддержки от отца. Я даже не помню, чтобы у неё были подруги. Даже сейчас, после её смерти, никто не позвонил и не узнал, как у меня дела и что произошло с моей матерью. Всем было наплевать на неё, как при жизни, так и после неё. Хотелось хотя бы устроить ей похороны, но отец попросил своих людей забрать её тело из морга на кремацию. Всё это выглядит таким паршивым, что меня начинает тошнить.

Еле добегаю до туалета и исторгаю всё содержимое желудка.

– Ты как? – не сразу замечаю Диего, который садится на корточки возле меня, обнимающей туалет, и протягивает салфетку.

В его карих глазах я сразу замечаю беспокойство и сотню вопросов, отчего мне становится немного легче. Я не закончу как моя мать.

– У меня не было токсикоза, так что, думаю, я ещё должна благодарить нашего сына.

– Это, конечно, хорошо, но меня волнует сейчас не это. Как ты себя чувствуешь? – я отвожу взгляд, упираясь в белоснежного друга.

– Не скажу, чтобы прекрасно, но и жаловаться не буду.

Длинные пальцы обхватывают мой подбородок. Диего направляет мою голову в свою сторону, чтобы я смотрела на него.

– Я хочу услышать правду. Прекрати справляться со всем сама. У тебя есть я – твой непосредственный будущий муж, спутник твоей дальнейшей жизни до конца твоих дней и после, в загробном мире в царстве Аида. И я хочу, чтобы ты доверяла мне всё, что тебя беспокоит. Твои проблемы— мои проблемы. Больше скажу: у нас теперь всё общее.

Я сижу с раскрытым ртом и не веря смотрю на него.

– Будущий муж?

Он закатывает глаза и улыбается.

– Ты только это услышала?

– Нет, но это лучшее, из всего, что ты сказал.

– Молодец, Мелтон, умеешь портить милые моменты. Сто баллов тебе.

Тянусь вперед и целую его в щеку.

– Но ты ведь даже не сделал мне предложение?

– Оно и не нужно. У нас будет сын, мы любим друг друга и не собираемся больше расставаться. Разве этого недостаточно для того, чтобы понять, что всю оставшуюся жизнь мы будем жить в счастливом браке?

Сначала я хотела согласиться, но потом маленькая обида выпорхнула наружу.

– А мне хотелось бы свадьбу. Такую, какую я всегда мечтала видеть.

– Значит устроим, но на этот раз без всяких мажорских штук. Иначе в этот раз я точно блевану, – смеется Диего и притягивает меня к себе на колени.

– Я специально делала свадьбу с Арчером такую противную. Я знала, что делаю всё на зло им.

– Отлично, только мне кажется, что больше всех ты разозлила меня, а не этого пижона, – челюсть Диего напрягается, когда он вспоминает свадьбу.

Улыбаюсь ему и рисую указательным пальцем его линию подбородка.

– Зато всё выглядело правдоподобно.

– Зато? Хочешь сказать, что всё так и планировала? – рычит он и перехватывает мою руку. Радужка его глазах темнеет, но я не боюсь.

Я сильнее прижимаюсь к нему и тихо говорю:

– Ну, не сказать, чтобы я ожидала тебя увидеть на этой свадьбе. Но и не сильно удивилась. У отца извращенное чувства юмора. И, пожалуйста, давай не будем об этом, пока меня еще раз не стошнило.

Он еще минуту ворчит, а потом расслабляется. Обхватывает мои ноги под коленками и встает вместе со мной на руках.

– Ты решил надорваться что ли? – верещу я и пытаюсь спрыгнуть. – Отпусти, мачо недоделанный.

Диего лишь смеётся и идёт на кухню, прижимая меня к себе крепче, прерывая все мои попытки.

– Ты не такая уж и тяжелая. После пьяного Даниэля, которого мне пришлось тащить на руках после того, как он удачно обмыл свою машину, мне всё кажется легким. Этот тюлень только выглядит таким компактным.

– В каком месте он компактный? – возмущаюсь я.

Он вскидывает брови.

– Разве нет?

– Конечно, нет! Если ты почти семифутовый амбал, это еще не значит, что Даниэль, который сам на пару дюймов ниже тебя, крошечка. Да вами можно людей пугать. Ещё и в черном вечно ходите, будто других цветов совсем нет, – я замолкаю только тогда, когда весь воздух в лёгких иссяк.

– На этот раз тоже гормоны? – смеётся Диего и садит меня на стул.

Хочу поворчать про то, что могла бы и сама, но всё-таки принимаю это. В конце концов, он старается быть милым и романтичным. И что, что это получается у него крайне плохо?

– На этот раз нет.

Он отходит в сторону барной стойки и забирает две тарелки, чтобы потом поставить их на стол передо мной и сесть рядом.

– Прошу. Это, конечно, не какие-нибудь мидии, но… – он замолкает с раскрытым ртом, когда видит, с каким рвением и скоростью я поглощаю еду. – Мне стоит бояться, что следующим, кого ты сожрешь, буду я?

Причмокнув, я загадочно смотрю на него и подмигиваю:

– Тебя нет, а вот домашних животных нам пока заводить не стоит.

Диего давится чаем, подставляя ладонь ко рту, чтобы не разбрызгать весь стол и заодно меня.

Глава 14

– Мисс Росс, Вам предстоит встреча сегодня в десять, – Николь бежит за мной, цокая каблуками, и обеспокоено вглядываясь в моё лицо.

– Что за встреча?

– Они хотят встретиться с Вами лично.

– Кто они?

– Компания Гарольда Аллена, и ещё в кабинете Вас… – девушка не успевает договорить, потому что я уже открыла дверь и заметила светлый затылок Арчера.

– Какое прекрасное утро, – с иронией сообщаю я. Конечно, Арчер сразу понимает мой тон, чего не сказать о Николь. – Мой дорогой супруг нагрянул в гости.

Николь бубнит какие-то извинения и закрывает дверь, покидая кабинет, я же прогуливаюсь по просторному квадрату и бросаю сумку на кресло. Взгляд обращается к Арчеру, который наблюдает за мной. В его холодных глазах заметны острые льдинки.

– Что привело тебя в такое прекрасное место этим утром?

– Хватит язвить, Грейс. Где ты была?

Достаю из сумочки телефон, который уведомляет о новом сообщении, не торопясь отвечать на вопрос. Я с особым удовольствием сказала бы, где была, но ещё не время. Сообщение от Иви, в котором она пишет: «Остин отказывается от завтрака, пока ты не привезёшь его любимый сироп». Улыбаюсь экрану, но мобильник вылетает из моих рук, из-за чего поднимаю глаза и прожигаю Арчера взглядом.

– Кто тебе пишет? – рычит он, бегая глазами по экрану.

– Ещё раз ты вырвешь мой телефон, попрощаешься с жизнью.

– Я просил Иви, чтобы ты позвонила утром.

– Просил Иви? – выгибаю бровь, положив телефон на стол и заняв стул.

– Она сказала, что ты спи… – Арчер не договаривает до конца. Его глаза превращаются в маленькие щелки. Конечно, он мысленно проклинает себя, ведь мог не говорить и подловить меня на лжи. И у него могло получиться.

– Мне было некогда. Я бы позвонила отсюда.

– Ты больше не будешь у них оставаться.

– И ты решил, что можешь запретить мне общаться с семьёй?

– Они не твоя семья.

– Ах, да, забыла, моя мать в могиле, отец кувыркается со шлюхами на одной из яхт, празднуя её кончину, а ты покорно ждёшь с ужином в доме. Семья от Бога.

– Хватит быть такой сукой!

Склоняюсь над столом, положив ладони на стекло без единой царапинки, и ядовито улыбаюсь. Арчер следит за каждым моим движением, что довольно забавно.

– Я и есть сука, ты думал, что это не правда? Сюрприз, любимый, люди говорят правду.

Падаю на спинку кресла и подхватываю ручку, прикусив кончик, но продолжая улыбаться.

– Хочешь знать правду? – равнодушно спрашиваю я.

– Какую правду? – плечи парня напрягаются, я вижу, что он сжимает подлокотники кожаного кресла.

– Мне плевать на отца, плевать на тебя, и на эту компанию тоже, понимаешь? На каждого, кто тут есть. Я никогда не мечтала об этом кабинете и не рвалась заменить отца. Наша свадьба, все эти выходы с милостью и обнимашками – огромная ложь. Меня насильно принудили и теперь…

Вскидываю руки и подмигиваю ему.

– Это твои проблемы. Ты согласился, а я рада подарить тебе ад, в котором жила всю жизнь.

– Это вся правда? – сухо спрашивает Арчер.

– Оу, нет, не вся. Я не люблю тебя. Я тут, потому что хочу уберечь мужчину, которого люблю. Ты никогда не станешь им. Наши детские чувства давно в прошлом. Можешь подгореть кофе, но оно не будет вкусным.

– Я желаю тебе добра.

Мой смех эхом разносится по полупустому кабинету. Я не понимаю, для чего всё это пространство, на котором пусто. Я не собираюсь расставлять тут рамки с фотографиями и поливать цветочки. Я бы сожгла его к хреновой матери со всем зданием в целом.

– Если бы ты желал добра, то я бы не сидела сейчас тут, мы бы не были женаты. У меня к тебе только один вопрос.

– Задавай, – кивает Арчер.

– Ты всё ещё думаешь, что можно что-то изменить или всё же стоит найти ту, что будет тебя любить? Я, конечно, не пылаю желанием делиться, но ты не представлял какого это, просыпаться с любимым человеком утром.

Челюсть Арчера сжимается. Я вижу, что по щелчку пальцев сумела довести его до необходимого раздражения. Он не вспылит тут, а потом его гнев потухнет, но мне всё равно удалось вывести его.

– К чему весь этот цирк, Грейс?

– Ты не поверишь, у меня тот же вопрос.

– Мы можем быть друзьями.

– Мы не можем быть друзьями. Мои друзья остались в другой стране, и один из них тоже в могиле. Какая чудесная у меня жизнь, ты так не считаешь?

– Мы могли бы попытаться.

– Ты себя слышишь? У тебя есть чувство собственно достоинства? Или тебе вообще знакомо это понятие? Ты просишь меня быть друзьями. Господи, да ты в дерьме, Арчер. Добро пожаловать.

– Добро пожаловать? – эхом отзывается он.

– Как только ты и мои дражайшие родители заявились на кладбище с предложением, от которого было невозможно отказаться, моя жизнь превратилась в кучку дерьма. Теперь ты в ней.

– Что ты хочешь, Грейс? Чего ты добиваешься? Развода?

– Мой папуля тебе не позволит. Поздно, дорогой.

Со стуком, дверь открывается, и на порог буквально вваливается Майкл. В руках мужчины небольшая папка. С гордым видом он проходит к столу и кладёт её на поверхность, но я бы сказала, что она была брошена.

– И что это? – без намёка на заинтересованность, спрашиваю я, смотря на темно-серую пустую обложку.

– Что Вы просили, – выделяя Вы, он уже подходит к двери и желает выйти, но оборачивается. – С удовольствием выслушаю Ваши комментарии, мисс Росс.

С этими словами, он покидает кабинет, а папка мозолит глаза. Я ничего не просила, хотя догадываюсь, что там могу найти. Он желает компанию, я желаю её покинуть раз и навсегда. Мне плевать, что он лишь пешка для достижения цели. Этот урод никогда не нравился мне. В эту самую секунду я не славлюсь своей чистой душой и мотивами. Мне плевать, что я хочу засадить собственного отца, он никогда не был папочкой, с которым бы я делилась секретками, у которого хотела учиться и которого любила бы до потери пульса. Он всегда был тем, кому я с удовольствием могла пустить пулю с лоб. Он заслужите намного хуже смерти, по мне, так такой исход станет самым милосердным для него. Я хочу, чтобы он мучился и гнил в тюрьме. Хочу, чтобы у него ничего не осталось: ни денег, ни семьи, ни шлюх, ни таких же мерзких друзей, как он сам. Я бы понаблюдала за тем, как он загибается от одиночества. Хочется уничтожить компанию, но на плаву удерживает лишь здравое мышление, ведь сотни ни в чём неповинных людей останутся без денег на жизнь. Это единственная причина, по которой я передам её Майклу. Удачи с кровью и костями, на которых она построена. Жизнь всех расставит по местам.

– У тебя есть ещё какие-то вопросы? – коротко обращаюсь к Арчеру, пододвигая полученную папку.

– Я могу помочь.

– Помоги компании твоих родителей, мой отец любит открывать для себя новые берега.

Лицо Арчера мрачнеет. Ему явно не нравятся мои слова.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно меня понимаешь.

– Он один из акционеров.

– Какая невероятная новость, – замечаю я. – Было бы удивительно, если бы не был.

– Грейс, что ты имеешь в виду? – напряжение в его голосе выдаёт опасение.

– Что именно тебе не понятно? Мне разжевать?

– Он не будет соучредителем.

– Ага, – безразлично киваю я.

– Я мог бы тебе помочь!

– Посади моего отца, – с улыбкой, предлагаю я.

– Что? – не доверяя услышанному, Арчер вскидывает брови.

– Тебе пора, милый. Увидимся вечером.

Поднимаясь на ноги, он поправляет пиджак. Отвратительно. Этот стиль раздражает меня. Я предпочитаю бунтарство Диего, который может разгладиться футболку руками и сказать, что она ровная. Но видя моё недовольство, он накидывает на плечи куртку и всегда говорит: «Так ничего не будет видно». Я всё равно снимаю с него одежду и глажу.

– Мы поговорим вечером, – сообщает Арчер.

– Ага, поговорим, – киваю я, не провожая его взглядом. Весь мой интерес прикован к папке.

Дверь закрывается, и я тут же открываю первую страницу.

Десятки документов с переводами денег, но меня пугает только одно: подписи. Они не принадлежат отцу, они мои и Иви. Но когда я начинаю читать, а не просто спешно бегать глазами по листам – бросает в жар. Девяносто процентов не связаны с юридической компанией отца, это продажа нефти, которой отец никогда не занимался; продажа ювелирных украшений, которые не уходили из дома; пособничество открытию тех или иных организации, в которые он якобы инвестировал и покупал акции. Всё это ложь. Он никогда не занимался подобным. Нахожу первый попавшийся телефон и набираю номер.

Спустя пару гудков, вызов принимают и говорят на непонятном языке, я лишь улавливаю название: CDB банк.

– Добрый день, кто-нибудь говорит на английском? – спрашиваю я, надеясь на положительный ответ.

Получаю непонятные слова и слышу, как трубку кладут на поверхность, а это говорит о том, что у них найдётся тот, кто меня понимает. Нервы начинают шалить, из-за чего приступаю отбивать пяткой по плитке. Звук эхом разносится по кабинету, и это нервирует ещё больше. На листе моя подпись, они обязаны раскрыть мне всю информацию.

– Добрый день, – женский голос вежливо приветствует меня на хорошем английском, что только радует. У нас не возникнет трудностей. – Я могу Вам чем-то помочь?

– Здравствуйте, меня зовут Грейс Росс, у меня есть открытые счета в Вашем банке. Скорей всего, они на другую фамилию: Грейс Мелтон.

– Ах, мисс Мелтон… извиняюсь, Росс, мы давно хотели познакомиться с Вами.

Могу сказать, что одновременно испытываю и не испытываю подобную радость.

– Я хочу запросить все открытые счета, и истории переводов, – сообщаю я.

– Я должна спросить у Вас кодовое слово и попросить документы для подтверждения личности.

– Я отправлю их факсом, какой код?

– Кодовое слово, чтобы я могла войти в систему с Вашими счетами.

В голове спешно начинает работать теория вероятностей и математическая статистика. Отец мог придумать всё, что угодно, его сознание кишит дьяволятами. Но на ум сразу приходит имя.

– Попробуйте Аннабель.

– Сейчас, – говорит девушка.

Слышу стук по клавиатуре, а следом она сообщает:

– К сожалению, нет.

– Их очень много, в разных банках свои условия, – прибегаю к лжи, которой соткана моя жизнь. – Там видно, сколько символов?

– Нет. Вы можете пока отправить личные документы для подтверждения и попробовать вспомнить.

– Хорошо, – сдаюсь я. – Куда я должна отправить документы?

– На каждом документе есть телефоны и адреса, можете воспользоваться любым.

– В течение нескольких минут ожидайте.

Сбрасываю вызов и цепляюсь за край стола. Мой рехнувшийся папаша мог придумать любое слово, а я даже не могу предположить, что это может быть. В голове сотни слов, но я не могу просить пробовать все, насторожится любой человек, даже если они получат подтверждаемые документы. Чего стоит их украсть? Пара ловких манёвров и рук?

Спешно отправляю документы, строя логические цепочки, которые могут привести к верному варианту. Я перебираю и стараюсь вспомнить всё, что слышала когда-либо из уст отца. Казалось бы, что я не могу помнить моменты из детства, но, вероятно, это состояние аффекта берёт своё, благодаря чему через сито протягиваю все диалоги и его разговоры по телефону. Второй, словно чувствует, начинает звонить. Не глядя, принимаю вызов, бегая глазами по бумажкам, где могли остаться какие-нибудь записи.

– Да, – рявкаю в трубку.

– Грейси, ты снова не в духе? – ядовитый голос отца парализует каждую жилку. Кровь стынет, и я фыркаю.

– Устал радоваться жизни? – скалюсь я.

– Нет, советую тебе того же.

– Я учту. Что ты хотел?

– Хотелось бы позавтракать с любимой дочуркой.

– Дочуркой? – морщусь, чувствуя отвращение. – Тебе напекло голову или морской воздух заменил мозги?

– Кто-то не в духе, милая Грейси, – напевает он.

Подобное настроение отца ни капли не радует, оно говорит только о том, что ему что-то нужно. Он хочет чем-то добить, и у него получится. Меня передёргивает от одной мысли, что он знает о Диего и о беременности. В горле моментально пересыхает, но я не тороплюсь продолжать диалог. Отец искусный манипулятор, он раскусит сиплый тон и возьмёт на заметку.

– Как поживает Арчер?

– О, прекрасно, с милым рай в шалаше из золота, да? – смачиваю горло слюной, выплевывая слова. – Мой кролик в поте лица скачет по кроватке.

Отец разряжается смехом, ему явно доставляет удовольствие тема и мой сарказм, который отнюдь не является истиной. Арчер не коснётся меня, даже если моё тело остынет в шести футах под землёй.

– Грейси, Грейси, – сплю и вижу, как он в эту секунду качает головой с животной улыбкой на губах.

– Это всё? У меня назначена встреча. Не до бесед с тобой.

– Увидимся вечером.

Скидываю вызов, чтобы не слышать его мерзкий голос, и надеясь на то, что не увижу его вечером. Желательно, не только вечером, но и всю оставшуюся жизнь. Жаль, что он не прыгнул и не ударился виском о скалы. В таком случае, жизнь многих людей могла стать только лучше. Особенно моя. Смотрю на экран, где только что было его имя и дёргаюсь. Он вовсе не носит наименование папы, папулички и папочки в телефоне, лишь его имя – Вильям. Секунда, и в горле образуется ком, а палец набирает тот же номер банка. Не знаю, права ли я и вообще, мог ли он дать подобное кодовое слово, но это будет моей второй попыткой.

Голос той же девушки раздаётся в динамике, она ничего не успевает сказать или спросить, потому что я выпаливаю первой.

– Попробуйте Грейси.

– Сейчас, – улыбчиво соглашается она.

Стук по клавиатуре выбивает нервные клетки и барабанные перепонки в моей голове. Я могу лишь молиться.

– Да, всё верно, – сообщает она, из-за чего я закрываю глаза и протянуто выдыхаю. Нервы на грани, но я обещала Диего не нервничать. – Дайте мне пять минут скорректировать справки и отправить Вам.

– Хорошо, – остаётся лишь согласиться с ожиданием, хотя эти пять минут могут растянуться в пять часов. – Перешлите мне их на почту, с которой я только что отправила документы.

– Да, конечно. Если возникнут вопросы, Вы можете обратиться ко мне. Меня зовут Дебора Паркинс, я являюсь вашим менеджером.

– Благодарю, – говорю я, завершая вызов.

Закрываю ладонями лицо и стараюсь выгнать всё напряжение, которое возникло после слов о том, что моё мерзкое ласкательное имя подошло. Эти пять минут растягиваются и тянутся невыносимо долго. Стуча ногой и колпачком ручки по столу, я смотрю на экран телефона, и тысячный раз за минуту обновляю страницу, в надежде увидеть новое письмо. Но застываю, моментально переключаясь на другое. Диего.

Тело парализует ужас. Отец в городе, и он легко может узнать о Диего, но ещё хуже, если он следит за ним. Он может контролировать каждый его шаг, а его имя в списке, черт возьми, авиарейсов до Лондона. Билет в один конец, что говорит лишь о том, что он не улетал обратно. Хватаю корзину для мусора, и в ту же секунду желудок выворачивается наружу. Завтрак, который приготовил Диего, теперь наполняет пакет в моём кабинете. Бегу к кулеру, и осушаю пару стаканов ледяной воды. Капли пота давно выступили на лбу, а тело бьется ознобом, когда я набираю номер Иви.

– Грейс, Остин не хоче… – начинает она, но я сразу перебиваю.

– Отец вернулся, если он узнает, что Диего тут, то приготовит для него пулю.

– С чего ты взяла? – осторожно спрашивает Иви.

– Я только что с ним разговаривала, он хочет позавтракать. Он не может улететь, отец увидит эту информацию, как только билет будет куплен.

– Если это так, то он уже в курсе, что Диего в Лондоне.

– Я не знаю, что делать!

– Отправишь его попутками или посылкой в Америку?

– Хочешь пошутить? – рявкаю я.

– Успокойся, перестать нервничать. Он не может улететь. Пусть просто не выходит из квартиры.

– Думаешь, он не проверит его местоположение?

– Если бы хотел, уже проверил. Он думает, что загнал тебя в клетку и его тоже. По его мнению, вы не рискнёте друг другом, воспользуйся этим. Ты что-нибудь нашла?

Страница обновляется сама, и нужное письмо моментально приковывает к себе всё внимание.

– Я должна идти, – говорю я, сбрасывая вызов.

Сразу печатаю всё, что получила и спешно бегаю глазами по счетам, на которых миллионы. Становится плохо от сумм, которые вижу. Я точно знаю, эти деньги могут означать смерть кого-то, чтобы отец заполучил их. История пополнения красочней некуда. Никаких развёрнутых ответов, только название фирм и сумма перевода. Следующий час проходит в поисках этих самых компаний, которые делали переводы. Голова идёт кругом, но я настойчиво продолжаю собирать информацию, обзванивать их и узнавать все детали. Я вовсе не удивляюсь, когда не слышу радостных голосов, как только произношу свою фамилию, кажется, я собираю целый букет ненависти в свой адрес. Меня бросает то в жар, то в холод, но скорей, дело в гармонях, чем в том, что меня действительно это беспокоит. Из всего я делаю только один вывод: каждая фирма была кинута моим отцом. Он брал деньги и не выполнял условия. Некоторые из них уже не существуют, и всё благодаря одному человеку – Вильяму Мелтону. Мой ублюдок отец обокрал и обанкротил их. Даже не десятки, а сотни людей остались без работы и без денег. Но вишенкой на торте является не мой отец, а я, будь я проклята. Это моя подпись и инициалы стоят на каждом листе. Получается, что их обокрала я. И я не знаю, что с этим делать.

Глава 15

Я вчитывалась в каждую бумажку, которую распечатала с документа, присланного банком. Подписи, подписи и ещё раз подписи, а ещё кучу имён и ни одного слова об этом сукином сыне. Буквально всё сделано так аккуратно, качественно, что к нему не подобраться. Если я все эти доказательства и ещё то, что откопала в кабинете вместе с Фелицией, предъявлю полиции, то в тюрьме окажусь я. Какого хрена вообще…

Телефон на столе завибрировал и почти соскользнул на пол, но я быстро среагировала.

– Что надо? – рявкнула я, не глядя на того, кто звонит.

– Всё настолько дерьмово? – бархатный голос прошёлся по моей напряженной спине массажем.

Я ссутулилась и дала волю слезам. До этого я ещё пыталась держаться, напряжённо скользя взглядом по буквам и осознавая всю плачевность ситуации.

– Мы в заднице, Диего. Кажется, я навсегда буду его марионеткой.

Тяжелый вздох стал мне ответом.

– Малышка, мы что-нибудь придумаем. Он сто процентов где-то что-то оставил. Этот урод пусть и умён, но не идеален. Нельзя проделывать все махинации и не оставить следов. Это нереально.

– Ну, значит он вот такой вот феномен. Абсолютно всё, понимаешь, скинуто на меня и мать. Может мне тоже сдохнуть? – в отчаянии кричу я и роняю голову на стол.

Рокот Диего и пинок в животе на мои слова заставляют меня улыбнуться. Мои мальчики.

– Только попробуй. Я вышибу врата в рай только для того,чтобы надрать твою хорошую задницу.

– Боюсь, что меня туда тоже никто не пустит, – хмыкаю я и смотрю на дверь. Стало так тихо в офисе, и я только сейчас это заметила. Смотрю на часы на стене, и сейчас только шесть. Рабочий день ещё час, тогда какого черта все как будто вымерли?

– Не говори глупости, может ты…

– Диего, – перебиваю его, медленно вставая со стула. Сердце начинает биться ещё громче, сотрясая грудную клетку. – У меня плохое предчувствие.

– Это неудивительно. Сейчас творится всякая хрень в нашей жизни, но я обещаю, что что-нибудь придумаю. Или… ты не об этом, да? Грейс? Что-то с нашим сыном?

– В офисе никого нет.

– И что? – недоуменно спрашивает он и чем-то шуршит. – А. Ты про то, что рабочий день ещё идёт? Тебе ли не без разницы, Грейс? Отпусти бедняг. Они заслужили это хотя бы тем, что работают на твоего отца.

Как никогда мне хочется его треснуть пару раз по голове. Наш сын не будет таким тормозом.

– Я не об этом. Можешь быть серьёзным сейчас, пожалуйста?

– В чём дело?

Я с трудом сглатываю, слыша стук каблуков по коридору. Отец.

Что ему здесь нужно?

– Я слышу шаги отца. Он почти рядом. Диего, слушай меня внимательно. Открой мой ноутбук. Быстрее.

– Что? Зачем? Я не буду читать твои переписки. Я не школьница.

– Делай, что я говорю. Открой ноутбук.

Шаги слышатся отчётливее.

– Открыл, и?

– У меня мало времени. Открой мою почту и распечатай все документы, присланные банком, – я быстро вытираю слёзы. – Будь готов использовать их против меня, если понадобится.

– Ты из ума выжила? Предлагаешь засадить мою будущую жену и мать моего ребёнка? – практически орёт Диего. Надеюсь, я слышу его не последний раз. Умоляю.

– Я больше не буду делать то, что говорит мне отец. Без меня он не сможет дальше ничего делать, потому что на меня оформлено всё. Вот зачем ему все эти годы нужна была именно я. Потому что я – его деньги. И если я буду за решёткой, он станет беспомощным. Хотя бы на какое-то время. А потом мы придумаем что-нибудь ещё.

– Самая бредовая идея из всех, что я слышал в своей жизни.

– Другого выхода нет, – ручка дёргается, и дверь резко распахивается. – Это условия нашей сделки, мистер Блэк. Всего хорошего. Надеюсь, что мы ещё сможем поговорить.

– Стой! Не смей сбрасывать! Фелиция прислала какие-то…

Я нажимаю отбой и кладу телефон на стол. Поднимаю глаза на отца, и от страха начинаю чувствовать дрожь по всему телу. Он зол. Он очень зол.

В застегнутом на все пуговицы пальто он выглядит как безумный Мориарти. Холодные глаза пронзают меня насквозь без лишних прикосновений. Его синеватые губы кривятся в улыбке, а лицо, изрезанное морщинами, искажается.

– Ну, здравствуй, дочь, – бархатный и обманчиво нежный голос отца разносится по всему офису, больно отдаваясь в сердце.

– Разве ты не должен был встретиться со мной дома? – нарочито спокойно спрашиваю его, хотя сама уже готова забраться на люстру.

Бесстрашной Грейс жутко страшится её собственного отца. Комично как никогда.

– Я не говорил о том, что встречу тебя там. Я лишь сказал: «до вечера». Ну, вот я и здесь. Или ты мне не рада?

– Совсем чуть-чуть.

Улыбка или её подобие соскальзывает с его лица. Он проходит дальше в кабинет и садится на стул напротив моего, но в футе. Нас разделяет только стол, за которым, как правило, происходит совещание.

– Как прошла неделя?

– А как она должна была пройти? Ничего нового. Дом, работа, дом.

– Дом, значит…

Лицо отца приобретает выражение Шанель Оберлин. Тот же стервозный взгляд и сморщенный нос. Если бы отец родился женщиной, то точно такой, как она.

– Я сказала что-то не то?

– Да нет, просто удивительно, как часто у тебя меняется понятие о слове дом. Вот мне и интересно, что ты сейчас подразумеваешь: дом, где ты живёшь с Арчером, своим мужем, или кровать, которую сотрясаешь с Диего. Подскажи, будь добра?

Всё во мне немеет. Системы органов покрываются тонкой коркой льда, отголоски биения сердца ещё слышатся. Но самое главное – это животный страх, завладевший мной и моим разумом. Он сковал нерушимые оковы вокруг рук и готов передать меня отцу, словно пленницу. Мне хочется упасть к его ногам, молить о пощаде и просить не трогать Диего. Клясться, что я вернусь к Арчеру, буду хорошей женой и дочерью, но вместо этого я холодно спрашиваю:

– И откуда ты узнал? – я горжусь собой, потому что даже голос, который предал меня и дрогнул, не сподвиг сдаться.

План-Б идёт в ход. Я расскажу отцу, что в этой игре было два игрока и буду ждать, когда придумаю что-нибудь ещё, что сможет повлиять на отца.

Вильям облизывает пересохшие губы и причмокивает.

– Везде есть уши. У каждой стены, листочка. Везде, где бы ты ни была, буду я, – он не даёт мне ответить: – И, честно говоря, я думал, что ты будешь продолжать строить из себя невинную леди, поклоняющуюся мне. Я долго наблюдал за этим цирком, и признаться, он мне уже поднадоел. Хоть какое-то разнообразие внёс твой питекантроп, появившись на сцену.

– Ты поднимаешь себе самооценку, оскорбляя его? Боже упаси, Вильям, ему совершено наплевать, что ты думаешь. И мне, кстати, тоже. Отныне я больше не твоя пешка. Да и никогда не была. Теперь тебе придётся поискать новую пальчиковую куколку.

– Да что ты говоришь, – усмехается он и медленно расстёгивает пальто. Он скользит по мне взглядом и вмиг выпрямляется. От вальяжной позы не остаётся и следа.

От этого напряжения я не замечаю, как держу руку на животе с того момента, как пришёл Вильям. Это было подсознательно.

– Сюрприз, – тяну я и нервно улыбаюсь, глядя на его реакцию.

Отец побледнел.

– Так ты беременна от него? – в шоке спрашивает он, поднимая глаза на меня. Впервые в жизни мне удалось удивить его настолько сильно. – Когда?

– В тот момент, когда ты приехал забирать меня из Принстона, я была уже беременна.

– И ты скрывала от меня живот? Ты бы не смогла, – фыркает он. Но его вылет дрогнувший кадык. – Не льсти себе.

– Видимо, правду говорят, что не стоит недооценивать своих врагов, – рассказывать отцу, что сама недавно узнала о беременности и, что живот начал расти только последние недели, я точно не собираюсь. Пусть думает, что я его обыграла. Незаметно для него поглаживаю большим пальцем живот, успокаивая ребёнка. Хотя, по-моему, успокоить нужно меня.

– Да кто ты вообще такая? Что ты возомнила о себе, девчонка? – он подскакивает со стула и пальто, улетевшее за спину, представляет моему вниманию кобуру на его штанах.

У него с собой пистолет. И я не удивлюсь, если он заряжен.

Если до этого мне было страшно, то теперь я готова сигануть в окно. Может, если бы я не была беременной, я бы отнеслась к этому спокойнее: терять ведь нечего. Но сейчас я отвечаю не только за себя, но и за маленькую жизнь внутри меня.

– Я…

– Заткнись! – кричит он. – Думаешь, я не знаю, что ты роешь на меня? Ищешь зацепку, чтобы посадить меня за решётку, чтобы я сгнил в тюрьме? Не дождёшься! Поняла? Никогда Вильям Мелтон не окажется там.

Я молчу, не сводя глаз с кобуры. Отец замирает, когда осознаёт, куда именно я смотрю.

– Что, Грейси? Испугалась? Храбрая мартышка оказалась не такой храброй перед лицом настоящей опасности? – он смеётся.

Быстро прикидываю в уме, смогу ли вызвать полицию. Точно нет. Я даже скорую себе не смогу вызвать. А Вильям тем более не сделает этого.

– Папа, – в отчаянии шепчу я. – Давай поговорим цивилизованно. Я всё равно ничего не нашла на тебя. Я пыталась, да. Но ты делаешь всё идеально.

– Ну, конечно. Я же не глупец, – с гордостью выплёвывает он и открывает кобуру. – Мой каждый шаг продуман. Это отличительная черта между нами. Ты действуешь под власти эмоций, находясь в их полном подчинении. И это твоя оплошность. А я ведь говорил тебе, что любовь, как и другие подобные этому чувства, плохая затея. Ты сама же подставила себя. Вот если бы не зацикливалась на этом, то из тебя вышла бы неплохая мать для моего внука. Но ты всё как всегда портишь.

Зажмуриваюсь, пытаюсь унять бешеное сердцебиение и сохранить рассудок. Если я сейчас потеряю над собой контроль, то смогу ляпнуть что-нибудь лишнего, и тогда он точно прикончит меня.

– Просто оставь нас в покое, пожалуйста. Оставляй всё себе, я ни слова не скажу. Мне не нужно ничего: ни деньги, ни дом, ни власть. Я хочу просто жить с Диего, не боясь того, что ты можешь сделать. Пожалуйста. Я так устала, отец. Я устала страдать незаслуженно!

– Теперь ты решила умолять меня. А что это так? А как же твой дерзкий язычок и гордость? Не ты ли говорила мне, что не боишься меня и того, что я могу сделать? – не смотря на его резкие слова, я облегчённо выдыхаю, когда его рука соскальзывает с кобуры и повисает в воздухе. Ещё не всё потеряно.

– Я боюсь не за себя, – крепче обнимаю живот.

Это стало моей роковой ошибкой.

Ни то, что я родилась в семье Вильяма Мелтона. Ни то, что я не смогла дать ему отпор ещё в детстве и позволила ломать меня раз за разом, чтобы стать такой, какая я сейчас. Ни то, что я начала встречаться с Арчером и открыла ему своё сердце. Ни то, что я потащилась за Аланом в Принстон. Ни то, что я позволила ему умереть, так и не поговорив по душам обо всём на свете. Ни то, что я встретила Диего и обнажила перед ним свою душу. Ни то, что я забеременела от него. Ни то, что я привязалась к нему. Ни то, что я написала то письмо, сотканное изо лжи. Ни то, что я бросила его и вышла замуж за Арчера, разбив ему сердце. Ни то, что я позволила отцу манипулировать мной и творить грязные дела от моего имени. Ни то, что я вернулась к Диего и обрела с ним своё счастье. Ни то, что помирилась с Иви. Ничего из этого не было ошибкой. Моя главная оплошность: я показала отцу, что я в самом деле больше не завишу от него. Вся моя жизнь теперь вертишься даже не вокруг Диего. Вся моя жизнь – это моя сын. И это сравнимо удару для моего отца, для безжалостного манипулятора и убийцы. Для него потерять главный труд его жизни – это удар по самолюбию.

Всё произошло слишком быстро.

В одну секунду я обнимала живот, шепча отчаянные слова, что готова сделать всё ради своего ребёнка. В одну секунду отец хрустел костяшками пальцев, самодовольно глядя на меня, думая, что победил. А в следующую нерешительность и страх с неприкрытой яростью отразились на лице Вильяма. Его пальцы соскользнули в кобуру, обхватили пистолет и быстро подняли его в воздух. Последнее, что я успела сказать ему, перед тем как громкий выстрел разразился в кабинете, это:

– Я замолвлю за тебя словечко у Сатаны, чтобы тебе приготовили отдельный котел.

Глава 16

Диего

Как только дверь за Грейс закрывается, я прижимаюсь спиной к стене и медленно скатываюсь по ней на пол. Запустив пятерни в волосы, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Пока она рядом, я делаю вид, что не испытываю ни грамма страха, хотя на самом деле практически дрожу от осознания того факта, что многое в жизни не зависит от нас. Если бы я только знал что-то, способное вытащить её из рук этого дьявола. В голове просто не укладывается, как человек способен на такое.  Он ведь не всемогущий, не бессмертный, а значит и он чего-то боится, соответственно и на него есть управа. Но даже если это и так, то в любом случае мы без козырей в рукавах от слова совсем, потому что Вильям искусный игрок в своей собственной игре: на него нет ничего. Нет никаких доказательств тому, что он причастен к отмыванию денег в огромных масштабах. И остается только ждать, что он сам где-нибудь оступится, но даже эта победа будет с его позволения.

Понимать, что ты ничем не можешь помочь любви всей своей никчемной жизни ещё хуже, чем я себе представлял. И сейчас я начал понимать, почему Грейс воспользовалась шансом отомстить Вильяму, и меня распирает гордость от бесстрашия и безрассудства этой девушки. Про таких говорят: её в дверь, она в окно. Даже боюсь представить, что будет с нашим ребенком, который унаследует её темперамент.

Где-то в глубине квартиры слышу звонок телефона, но не тороплюсь подниматься. Звонить мне может только Мария или Даниэль, а разбираться с их вечным дерьмом у меня нет ни желания, ни сил. Когда мелодия прекращается, я расслабляюсь. И тут же телефон начинает звонить вновь.

Со стоном плетусь в спальню, где оставил телефон. Высвечивается Гарпия.

– Ты полный засранец, Диего! Просто представить себе не можешь, как я хочу тебя сейчас задушить.

– Не надо. Еще как могу представить, – сажусь на постель и готовлюсь получить еще больше криков. И представьте моё удивление, когда Мария вполне спокойным голосом, пусть иногда подрагивающим и срывающимся на пронзительный крик, говорит:

– Это безответственно.

– Безответственно? А за кого, прости, я должен нести ответственность? Последний раз вы с Даниэлем качали права, что ты уже взрослая девочка и тебе не нужна нянька-Диего и его опека.

Сначала она молчит, но я всё равно слышу, как она разъяренно пыхтит.

– Вообще-то я переживала. Представляешь, что было бы с тобой, если бы я пропала. А ещё я знаю, что тогда дело было не в связи.

– Во-первых, ты уже пропадала с радаров.

– Это было один раз, – ворчит Мария.

– Ну, значит, у нас сровнялся счет.

– Ты такой… такой… Убери от меня эти грёбаные таблетки, иначе я размажу тебя по стене!

Несколько месяцев назад я бы испугался тому, что у неё быстро сменилось настроение, ведь это значит не за горой и приступ. Но сейчас я развалился на кровати, подложив руку под голову, и улыбнулся, слушая, как Даниэль пытается успокоить Марию.

– Мария, всё в порядке? – весело спрашиваю её.

– Нет! – на заднем фоне ей что-то говорит Даниэль, что я не могу разобрать. Удивительно, но Мария уже спокойнее повторяет: – Нет, не всё в порядке. Мы здесь все за тебя волнуемся. Мог бы позвонить нам.

– Мне кажется, я стал достаточно взрослым, чтобы перестать отчитываться в своих действиях, Мария, – парирую я, игнорируя её сердитый тон, которым она всегда получала то, что желала.

– Когда я слушала гудки, то ждала, что ты сразу же начнешь извиняться и клясться мне, что это в последний раз, – с упреком шипит Мария.

– Как видишь, я не собираюсь это делать. Но я рад, что ты позвонила мне. Приятно слышать, что у тебя всё хорошо.

– А с чего ты взял, что у меня всё хорошо? А вдруг я тут страдаю. Ты бы вернулся ко мне, если бы узнал это?

– Нет, – без промедления ответил ей и услышал судорожный вздох. Возможно, она начала плакать. – Мария, прошло то время, когда я был полностью посвящен тебе. Я, конечно, всё ещё твой брат, который заботиться о тебе и желает добра, но пора бы повзрослеть. Теперь у меня есть другие заботы, помимо тебя. И некоторые даже важнее тебя и твоих истерик.

И я говорил абсолютную правду. Теперь вся моя жизнь будет кружиться только вокруг Грейс и нашего ребёнка. Я больше не смогу прибегать к Марии тут же, как только она потребует, потому что буду сидеть с сыном, когда у него начнут резаться зубы. Я больше не смогу вытаскивать её из передряг, потому что буду заниматься тем же только со своим сыном. Я больше не смогу отдавать всего себя только ей, потому что теперь большая часть меня, моего сердца принадлежит Грейс и нашему сыну. И укол вины, который я ощутил после признания этого, стоит того.

– Поважнее меня? – глухо спрашивает Мария.

– Ты же понимаешь, что я имею в виду. Теперь всё изменится.

– Так значит вы всё-таки вместе? – ядовито спрашивает она.

– Да, и тебе придётся принять это. Вы же были подругами, насколько я помню.

– Да, были. Но когда она бросила нас и тебя, кстати, в первую очередь, я пересмотрела своё отношение к ней. Зачем мне подруга, которая при первой возможности сбежит в свою тупую Англию?

– Не говори глупости. Ты ничего о ней не знаешь, – цежу я, сквозь зубы. Последнее, что мне сейчас хочется, это слушать дерьмо, что сочится из её рта. Даниэлю стоит успокоить её, пока она сама не пожалела о сказанных словах.

– А ты, ты много знаешь о ней?

– Достаточно для того, чтобы любить её. И ты тоже любишь её, Мари, просто сейчас ты в плохом настроении.

– Я в нормальном настроении! А знаешь, что? Катись к чёрту вместе со своей Грейс, раз ты так её сильно любишь, что родная сестра для тебя теперь пустое место. Только будь готов к тому, что она может вот так вот – пух! – и бросить тебя к чертовой матери, только меня уже не будет рядом, чтобы подтирать твои сопли.

– Что за бред ты несёшь? – срываюсь на крик, но мне отвечает уже не она, а Даниэль.

– Тебе стоило быть помягче с ней, – напряженным голосом говорит друг. Я слышу, как громко хлопает дверь. Похоже, Мария снова идет крушить город.

Тяжело вздыхаю и провожу рукой по волосам.

– Я пытался. Слышал бы ты, какую чушь она несла.

– Я слышал, – говорит Даниэль. – И она говорила правильно. Мы волновались за тебя, Диего. Один звонок – тебе было так трудно просто позвонить нам, ну или хотя бы написать?

– Хотя бы ты избавь меня от этого. Я здесь не на отдыхе, я здесь, чтобы вернуть ее обратно, домой, ко мне.

– Ну и как? Получается? – совершенно искренне интересуется он.

– Надеюсь на это. Осталась только одна огромная проблема в виде её отца, – с разочарованием в себе признаюсь ему: – И я не могу придумать, как избавиться от него.

– Всё так плохо?

– Ещё хуже, чем ты думаешь. Это, одна из причин, по которой я не мог найти времени позвонить вам. Сейчас Грейс ушла к одной женщине, которая, может быть, знает, как упечь Вильяма в тюрьму за всё, что он совершил. Но мне кажется, что это пустая трата времени.

– Впервые слышу, чтобы ты так сразу сдавался. Фуэнтес, ты самый упёртый осел на всем белом свете. Как так вышло, что ты опустил руки и позволил жизни схватить тебя за яйца?

– Очень смешно, – закатываю глаза.

– Я серьёзно. Ты решишь эту проблему. Вы вместе решите. В конце концов, если у вас ничего не выйдет, то ты можешь просто украсть её и увезти в Испанию в багажнике. Я могу помочь, – мне даже не нужно видеть его сейчас, потому что я итак знаю, что этот придурок играет бровями.

– Я думал об этом, но она хочет навсегда распрощаться с ним, а не убегать всю жизнь. Поэтому мы всё ещё здесь, – я замираю и с неохотой выдаю: – Ну, это вообще-то не полностью вся причина, есть ещё кое-что.

Я думал о том, чтобы рассказать о беременности Грейс Марии, когда та только позвонила, но после первый секунд я понял, что у неё сегодня не то настроение для сюрпризов. Но Даниэлю мне всё-таки хотелось поделиться своим счастьем. Он мне почти как брат, и я верил в то, что он порадуется за нас, в отличие от той же Марии-терминатора.

– Да? И ты, я так понимаю, собираешься мне рассказать?

– Верно. Но ты должен поклясться, что Мария не узнает об этом. Я сам расскажу ей, когда настанет время.

– Без проблем, мужик, – соглашается Даниэль.

Переведя дыхание, я закрываю глаза, чтобы не видеть лицо Даниэля перед собой, которое выдаёт мой мозг.

– Грейс беременна. И она уже на пятом месяце, а значит, что совсем скоро у меня будет сын.

Сначала он молчит, а затем оглушает меня:

– Что, блять, ты только что сказал? Ты накуренный? Какие пять месяцев?

– Элементарные. Просто это было не так заметно, и она сама только недавно узнала.

– Не так заметно? Ты издеваешься? Да она же на шар должна быть похожей! Вспомни свою маму, когда та была беременна Марией. Она была… ну, хм, ты понял.

– Я понял тебя, Даниэль. И я в точно таком же шоке. Но врач сказал, что это нормально, потому что Грейс сама по себе очень маленькая. И, поверь мне, когда мы приедем в Испанию, ты увидишь шар на месте Грейс. Уже сейчас она приобретает его формы. Но только попробуй сказать ей об этом, и я выбью твои мозги, понял?

– Да понял-понял, – хохочет Даниэль. – Вот черт, это серьёзно происходит с тобой? Ты серьёзно станешь отцом?

Я улыбаюсь в потолок.

– Да, дружище. Я буду отцом.

– Поздравляю тебя. Ты заслужил это после всего дерьма, что навалилось на тебя, – он замолкает и переводит дыхание, чтобы потом спокойно добавить: – Думаю, Алисия бы тоже была за тебя счастлива.

– Жаль, что она не увидит его.

– Ага…

– Мария в порядке? – перевожу тему на более не напряжённую. – Она так вылетела, что я боюсь за жителей всей Испании.

– С ней всё в порядке. Мы сейчас у моих родителей, и я слышал, как мама перехватила её прежде, чем та успела выскочить из дома, – расслабленно говорит Даниэль.

– На твоём месте я бы переживал за душевное состояние матери. Мария бывает убийственно агрессивной.

– Всё нормально. Ты же знаешь испанских женщин. Мама с самого начала дала понять Марии, что ей плевать на биполярное расстройство, и она не позволит ей так с собой разговаривать.

– Это то, что ей как раз нужно: чтобы её считали такой же, как и все.

– Я тоже так считаю, – соглашается Даниэль. – Тогда до скорого?

– До скорого. Впредь постараюсь быть на связи, – обещаю ему и сбрасываю трубку.

Разговор с Даниэлем дал мне какой-то толчок, чтобы сразу же позвонить Грейс. Она отвечает практически сразу:

– Что надо? – рявкнула она.

– Всё настолько дерьмово? – снисходительно спрашиваю её. Она обещала мне нервничать меньше, но с такой жизненной ситуацией, в которую мы оба попали, я не представляю, как же ей тяжело сдерживать обещание.

Я слышу тихий всхлип, который раздирает меня изнутри.

– Мы в заднице, Диего. Кажется, я навсегда буду его марионеткой.

Тяжело вздыхаю, и пытаюсь успокоить нарастающее желание врезать Вильяму за то, что он так доводит её.

– Малышка, мы что-нибудь придумаем. Он сто процентов где-то что-то оставил. Этот урод пусть и умён, но не идеален. Нельзя проделывать все махинации и не оставить следов. Это нереально.

– Ну, значит он вот такой вот феномен. Абсолютно всё, понимаешь, скинуто на меня и мать. Может мне тоже сдохнуть? – в отчаянии кричит она.

– Только попробуй. Я вышибу врата в рай только для того, чтобы надрать твою хорошую задницу, – непроизвольно срываюсь на крик, сжимаю руки в кулаки.

– Боюсь, что меня туда тоже никто не пустит, – хмыкает Грейс.

– Не говори глупости, может ты…

– Диего, – перебиваю она. – У меня плохое предчувствие.

– Это неудивительно. Сейчас творится всякая хрень в нашей жизни, но я обещаю, что что-нибудь придумаю. Или… ты не об этом, да? Грейс? Что-то с нашим сыном?

– В офисе никого нет.

– И что? – недоуменно спрашиваю я, перекатываясь на бок, чтобы встать с кровати. – А. Ты про то, что рабочий день ещё идёт? Тебе ли не без разницы, Грейс? Отпусти бедняг. Они заслужили это хотя бы тем, что работают на твоего отца.

– Я не об этом. Можешь быть серьёзным сейчас, пожалуйста? – ворчит Грейс.

– В чём дело?

– Я слышу шаги отца. Он почти рядом. Диего, слушай меня внимательно. Открой мой ноутбук. Быстрее.

– Что? Зачем? Я не буду читать твои переписки. Я не школьница, – но сам слушаюсь её и подхожу к её уже включенному ноутбуку.

– Делай, что я говорю. Открой ноутбук, – властный тон Грейс отдаётся в паху, но я игнорирую его.

– Открыл, и?

– У меня мало времени. Открой мою почту и распечатай все документы, присланные банком. Будь готов использовать их против меня, если понадобится.

– Ты из ума выжила? Предлагаешь засадить мою будущую жену и мать моего ребёнка? – ору я. Как она вообще могла подумать о таком? В каком она отчаянии, чтобы предлагать мне это?

– Я больше не буду делать то, что говорит мне отец. Без меня он не сможет дальше ничего делать, потому что на меня оформлено всё. Вот зачем ему все эти годы нужна была именно я. Потому что я – его деньги. И если я буду за решёткой, он станет беспомощным. Хотя бы на какое-то время. А потом мы придумаем что-нибудь ещё.

– Самая бредовая идея из всех, что я слышал в своей жизни.

– Другого выхода нет, – слышу, как кто-то заходит в кабинет, и внутренне напрягаюсь. – Это условия нашей сделки, мистер Блэк. Всего хорошего. Надеюсь, что мы ещё сможем поговорить.

Смотрю на экран и вижу сообщение Фелиции, той женщины, с которой должна была встретиться Грейс, с прикрепленным документом расследования по делу убийства Аннабель Льюис.

– Стой! Не смей сбрасывать! Фелиция прислала какие-то документы, которые могут помочь, – на последних словах она уже сбрасывают трубку, и я разъярённо кидаю телефон на кровать, а затем начинаю листать присланный документ.

«Я нашла это после того, как ты ушла. Посмотри это, Грейс. Это твой шанс».

Кто-то нанял детектива, который смог доказать вину Вильяма в смерти Аннабель. Образцы ДНК тканей под ногтями женщины принадлежат именно ему, записи с камер указывают на то, что свои последние минуты жизни она провела в его компании, перед тем как исчезнуть с лица земли, а также следы крови на ботинках, найденных в его доме. И Вильям знал, что его вину смогли доказать, поэтому выкупил все улики и документы, наводящие на это, и постарался сделать всё, чтобы остаться невиновным. И у него это получилось. Вот только теперь у нас есть всё, что нужно, чтобы посадить его.

Пытаюсь позвонить Грейс снова, но меня переадресуют на голосовую почту. И, возможно, в другой раз я бы остался сидеть в квартире и ждать её, чтобы объявить о победе над ним, пусть и с помощью Фелиции. Но чутьё и неприятное чувство зыбкого страха зародилось в груди.

Я быстро оделся и вылетел из квартиры, на ходу вызывая такси. Тот приехал быстро, но пробки Лондона, черт бы их побрал, заставили меня поднапрячься. Уже практически рядом с офисом, где работала Грейс, я вышел из машины и решил добежать своими двумя, потому что так будет быстрее, чем ждать час в пробке.

На стоянке рядом с офисом стояли две патрульные машины с горящими мигалками. Полицейские что-то отмечали в документах, переговариваясь. Моё сердце упало на асфальт, когда я увидел открытый багажник кареты скорой помощи, где сидела Грейс, обёрнутая пледом, и смотрела на руки, которые до локтей были испачканы кровью. Я сорвался на бег и почти был рядом с ней, когда увидел, как один из офицеров шёл сзади Вильяма, руки которого были скреплены за спиной наручниками. Пелена ярости с оглушительной скоростью накрыла меня, и в следующий миг, когда я моргнул, я уже был рядом с этим уродом и вколачивал кулак в его лицо с бешеной злостью и силой.

– Фуэнтес! – пронзительный крик Грейс где-то у меня за спиной, заставили меня на секунду оставить Вильяма.

Я не обращал внимания на офицера, который пытался оттащить меня от этого ублюдка, пока не увидел слёзы, застывшие в глазах Грейс.

– Мужчина, – начал офицер, когда я выпустил рубашку Вильяма из кулака и оттолкнул от себя. Тот откашлялся кровью.

– Извините его, шериф Конналли. Это мой муж, и он пребывает в таком же глубоком шоке, как и я, – подлетевшая ко мне Грейс прижимается ближе, положив ладонь на мою резко вздымающуюся грудь. Её тепло сливается с моим, и я обнимаю её, несмотря на то, что могу запачкать кровью Вильяма. Сейчас мне срочно нужно коснуться её.

Коп пронзительно смотрит на меня, а затем кивает Грейс.

– Приструните его. Я, конечно, всё понимаю, мисс Мелтон, но в следующий раз за попытку причинить вред Вильяму Мелтону мне придётся забрать их обоих в участок. Вы же не хотите этого?

– Нет, конечно, нет. Спасибо вам.

Краем уха слушаю то, как они говорят ещё о чём-то, пока Вильяма принимает другой коп и сажает в машину. Урод даже не оборачивается, чтобы сказать что-то язвительное. Он просто позволяет себя увести, видимо считая, что это ещё не конец. Но я обеспечу ему пожизненное, клянусь всем.

Офицер уходит, и тогда я уже не сдерживаю себя. Обхватив Грейс за затылок, я тяну её на себя, чуть наклонившись, и впечатываюсь в губы отчаянным поцелуем, чувствуя вкус её слез.

– Боже, – резко выдыхаю ей в волосы, прижимая её голову к своей груди.

– Мне было так страшно, Диего. Я думала, что он выстрелит в меня.

Я начинаю дрожать, радуясь, что машина с Вильямом уже уезжает.

– Что произошло? Расскажи мне всё, – требую я.

Грейс кивает и делает вздох. Новый поток слёз стекает по щекам, и я ловлю их большими пальцами.

– Он узнал о том, что ты и я были вместе, пока он был в отъезде. А потом увидел, как я прикрываю живот и сорвался.

– Он выстрелил в тебя?

– Нет, не успел.

– Тогда чья кровь на тебе? – с дрожью в голосе спрашиваю её.

– Когда он поднял пистолет на меня, я была готова умереть. Я закрыла глаза и приготовилась. А потом раздался выстрел, но я была все ещё жива. Когда я открыла глаза, то смотрела на прижатого к полу Вильяма. Майкл что-то забыл в офисе и услышал нашу ругань. Он вовремя прибежал, иначе я не знаю, что было бы. Но Вильям пытался вырваться и подстрелил его, только было уже слишком поздно для него. Майкл уже вызвал полицию, и они уже были на этаже, когда пуля прилетела Майклу в плечо. Я попыталась помочь остановить кровь до приезда скорой, – перепуганное лицо Грейс расслабляется. Она выдаёт кривую улыбку: – Ну, зато теперь мы точно сможем посадить его за нападение на беременную, незаконное хранение оружия и нанесения тяжкого вреда.

Уткнувшись лбом в её плечо, я дрожу всем телом не то от смеха, не то от рыданий.

– Я чертовски сильно люблю тебя, Грейс.

Она отвечает мне уже более смелой улыбкой и прижимается своим маленьким тельцем ко мне так, что я ощущаю её округлый живот.

– С ребёнком все в порядке? – спрашиваю я, хотя самому страшно услышать ответ.

– Врачи первым делом проверили его показатели. Все стабильно. Похоже, нашему мальчику эта перестрелка показалась жутко скучной, – смеётся Грейс. От звука её смеха я постепенно начинаю расслабляться.

– С такими родителями как мы – это даже не удивительно.

Глава 17

Грейс

Горячая ванна помогла расслабиться и забыть события вечера. Каждый раз, как только ушей достигает стук – внутри что-то сворачивается и сжимается в плотный клубок страха, хотя бояться больше нечего. Я знаю, что отец не явится в квартиру, а за дверью мой Диего, готовящий завтрак, сладкие ароматы которого проникают из щели и будоражат вкусовые рецепторы. Просидеть в полиции до ночи, а после полностью вымотанной упасть в кровать было не иначе, чем самым большим желанием, оно уступает разве что влечению к Диего, который теперь натягивает футболку. Это ни к чему, ведь я прекрасно помню его обнаженным. Не иначе, как проклятие.

Вновь пытаюсь расслабиться и вернуться в прежний круговорот, а мой круговорот – это Принстон и жизнь вне этой гребаной страны, которая принесла боль, как моральную, так и физическую. В моей голове ничтожное количество положительных воспоминаний. Только когда колёса самолёта коснутся земли другой страны – я смогу облегчённо выдохнуть и забыть ад, в который ступила. Сейчас я наконец-то понимаю, что самостоятельно могла казнить себя. Я буквально положила голову под остриё ножа, и могла лишиться жизни. Во мне просыпается материнский инстинкт, в наличии которого я сомневалась вовсе. Всё крутилось вокруг человечка, проживающего внутри. Я не хотела ему той жизни, в которой крутилась сама. Хотя, лучше сказать – выживала. Со вчерашнего вечера, внутри родилась надежда, что мы сможем обрести покой и счастье в своём мире. Отныне нет меня и Диего, нет даже нас. Есть мы: я, он и наш неожиданный подарок, обретающий и уже занимающий свой уголок в сердце.

Слышу, как гудит телефон на тумбочке и зову Диего, но он, вероятно, решил уйти в себя или в новости, которые создают дополнительный шум на кухне. В итоге, оборачиваюсь полотенцем и проскальзываю в спальню, оставляя за собой мокрые следы на полу. Думая, что это звонит адвокат или из полиции, я ошибаюсь, видя на экране имя человека, который буквально вырастил меня.

– Грейс… Грейс, он узнал! – торопливо пыхтит Фелиция, я едва могу различить её слова.

– Кто и что узнал? – спрашиваю я. – Выдохни, и повтори ещё раз.

– Пресвятая Мария, – слышу, как она выпускает воздух из лёгких и переводит дыхание: – Арчер узнал!

– Что узнал?

– Он едет в квартиру, вы должны уехать.

– Господи, да плевать на Арчера, я приготовлю ему кружку чая.

– Хватит быть такой смелой, ты же погубишь его!

– Кого? Диего?

– Малыша.

– Малыша? – немею я. – Ты…

– Ну, конечно, я знаю, Грейс. Я же не слепая. Ты беременна.

– Боже, ты что, обладаешь сверхспособностями провидицы? – с улыбкой, подначиваю я.

– Расскажи об этом Диего. Он всё-таки отец. И Арчер… он должен знать…

– Диего всё знает, кстати, отец тоже. Я с радостью устрою сюрприз Арчеру, только сбегаю за шариками. Ох, а ещё я с удовольствием сделаю тебя его феей крестной.

– Беременность делает тебя совершенно бесстрашной, побойся Господа.

– Ты такая забавная, Фелиция. Бояться нужно было того, кого я называла отцом. Сейчас он в четырёх стенах своей царской палаты, а на его руках наручники. Теперь мне нечего бояться.

– Грейс, ты абсолютно не…

По двери начинают барабанить кулаки, и я открыто улыбаюсь такому эффектному появлению своего мужа, убрав телефон в сторону. На этот раз, Арчер перестал бегать по полянке и раскидывать цветы. Хоть где-то он проявил мужество, но оно уже ни к чему.

– Кажется, мой ненаглядный приехал, я должна идти, – сообщаю я, приложив телефон к уху.

– Грейс, ты должна быть…

– Осторожной, ага, я ведь не одна, – быстро говорю я, предвидя её будущие слова. – Фелиция, конечно, я не одна, у меня есть мой мужчина. Он всегда защитит меня. Выпей чаю и успокойся, можешь даже согласиться на свидание с Римусом.

– Грейс!

– Я тоже не слепая, начни устраивать свою жизнь и заботиться о себе. У меня есть тот, кто заботится обо мне. Я перезвоню.

Сбрасываю вызов и спешно перебираю ногами к порогу квартиры, потому что слышу, как босые ноги Диего шлёпают по полу. Он явно не в лучшем расположении духа, ведь по входной двери идёт ручной обстрел. Если бы я не знала, кто явился, то могла дрожать от страха, но это всего лишь Арчер. К его ужасу, он может встретить кулак раздражённого Диего.

– Ублюдок! – раздаётся голос моего псевдомужа, и я успеваю выскочить из-за поворота в тот самый момент, когда Диего отталкивает его от себя.

Арчер вновь пытается налететь на Диего, но получает удар, благодаря которому рассекается его губа. Холодные голубые глаза сверлят в Диего дыру, а на идеальный пиджак падает капля крови.

– Ты трахаешь мою жену, – шипит он.

– Она никогда не была твоей женой, – спокойный голос Диего обволакивает разум, и я опускаю плечи, поднимая уголки губ. – И не будет.

Если бы могли, волосы Арчера встали бы дыбом на всех участках тела, но пока он ограничивается тем, что кулаки парня сжимаются, а его взгляд пропитан ненавистью и гневом.

– Думаю, мы встретимся завтра, – вступаю я, на что Диего выгибает бровь, а я спешу добавить: – Нужно кое-где поставить подпись.

– Ты не разведёшься со мной, Грейс, – рычит Арчер.

– Для начала, мы даже не должны были жениться. Это было под принуждением. Я была вынуждена, потому что от меня зависела жизнь другого. Сейчас ему ничего не угрожает, мне тоже.

– Ты любишь меня со школы!

– Настолько люблю, что нахожусь на шестом месяце беременности от другого.

За секунду его глазницы наливаются кровью, а в следующую перед лицом зарождается самая настоящая бойня и противостояние двух мужчин. Одного я любила в юности, другого – сейчас. Перед глазами только успевают мелькать кулаки, а до ушей доносятся их угрозы и ругательства. Раньше я бы не повела глазом, втискиваясь в мужскую драку, но сейчас сделаю это только под предлогом смерти. Страшно представить, если кулак одного из них улетит в живот. Я смирилась с беременностью, и могу сказать, что даже рада. Только жизнь внутри меня подтолкнула пойти на риск и сорвать Джек пот в виде ареста отца. Моему малышу ничего не угрожает, а это всё, что я хотела для него. Я не могу жить в вечном страхе за себя и за него.

Вздохнув, оставляю их на произвол судьбы, перекатываясь с парадной на кухню, где на тарелке меня ждёт самый настоящий завтрак по-испански в виде обжаренного хлеба с помидором и маслом. Я давно полюбила блюда, которые готовит Диего, проникаясь его культурой и манерами. Сегодня у меня нет банальной яичницы, которая до тошноты наскучила. Подхватываю тарелку и возвращаюсь обратно, подпирая дверной проём бедром. Как только откусываю кусочек, желудок начинает петь благодарные серенады, а малыш пару раз пинает меня в бок. Вероятно, довольна я, мой пустой желудок и сын.

Вещи валяются на полу, а драка между Диего и Арчером продолжается, снося на своё пути всё живое и неживое. Спасибо, что у Фелиции нет животных, которые сейчас могли лепешкой прилипнуть к полу.

– Когда вам надоест, я могу состарится, – говорю я, но они игнорируют меня.

Приходится быстро съесть последний кусочек и вернуться на кухню. Наполняю графин ледяной водой, и эта вода тут же летит в сторону парочки, которая не может успокоиться. Наконец-то, мужчины застывают, обращая взгляд ко мне.

– Фуэнтес, я хочу, чтобы ты мог поиграть в футбол с нашим сыном, а не чтобы он смотрел твои фотографии, – сообщаю, окидывая их предупреждающим взглядом.

Следом переключаю внимание на Арчера.

– Тебя это тоже касается, потому что ты не выйдешь победителем. Вы ничего не решите кулаками. Я разведусь с тобой либо по-хорошему, либо по-плохому. Вообще-то, мне плевать, как. Я получу развод и улечу. В твоих интересах не пятнать репутацию свою и родителей. Прими всё, как взрослый мужчина, которым я считала тебя раньше, и уходи. Спасибо, что выслушали, но мой сын требует добавки.

Завершаю свой монолог и удаляюсь на кухню, где включаю новости, чтобы послушать послужной список отца. Не могу скрыть довольную улыбку и благоговеющий трепет на душе. Возможно, кто-то скажет, что я совершенно дикая, если радуюсь заключению родного отца, но он видит верхушку айсберга, в глубинах которого прячется самый настоящий монстр и урод во всех смыслах.

– В три, Грейс, – слышу голос Арчера с порога, а следом хлопает входная дверь.

На пороге кухни появляется Диего, щека которого покрасневшая, а в глазах зловещий блеск.

– Спасибо за завтрак, но нам было маловато, нужна тройная порция, – сообщаю я, поднимая уголки губ.

– Ты только что разняла мужскую драку, не подняв и мизинца, – парирует Диего, ухмылка которого слишком соблазнительная и манящая.

– Моя новая суперсобность, – поглаживаю живот, который в любую секунду может лопнуть из-за пинков. – Нам срочно нужна добавка, Фуэнтес, и как можно скорее!

– Почему тройная?

– Мне, желудку и сыну. Мы не наелись.

– Хотя бы оденься.

– Раньше ты был рад, что я хожу голой.

Щурюсь, прожигая спину Диего за считаные секунды, пока он занимает место у плиты.

– Считаешь меня толстой?

– Я считаю тебя эмоционально неустойчивой и в какой-то степени отбитой, – смеётся он.

– Фуэнтес, твоя испанская задница, однажды подгорит.

– Двое против одного.

– Двое?

– Мой сын состоит из испанских корней. Ты одна против нас. Считай, проиграла.

– Я не проиграла, – недовольно бубню я.

– Ты такая милая, когда беременная, – улыбается парень, бросая в мою сторону взгляд через плечо.

– Обрюхатишь меня второй раз, и я отомщу тебе.

– Чем? – посмеиваясь, Диего продолжает готовить.

– Я придумаю, – сползаю со стола, удаляясь в ванную комнату, чтобы убрать все свои процедуры, которые пришлось прервать.

– Что за звуки?

– Какие к черту звуки? – повышаю тон, чтобы он услышал меня.

– А, это твои надутые щеки, – смеётся он.

– Будь ты проклят, Фуэнтес, – бурчу я, следом добавляя: – Говнюк.

– Бу, бу, бу.

Слышу за спиной насмешливый голос, за которым его ладони прокрадываются под полотенце. Дёргаюсь, но Диего лишь усмехается, продолжая свои пытки дальше. Я хочу его убить, как никогда ранее. Помимо того, что я на сексуальной диете из-за его прихоти, так он ещё смеет издеваться. Идея перенять инициативу в свои руки и оставить его с носом – приходит моментально.

Поворачиваюсь к нему, с помощью одного движения просунув руку в штаны на парне. Конечно, мы желаем одного, но я хочу отомстить за свои мучения, а значит, буду действовать согласно выстроенному плану в голове. Вожу ладонью по гладкой поверхности, сжимая его достоинство там, где требуется. В ответ получаю гортанный рык, вслед которому Диего закрывает глаза, а я провожу языком вдоль его шеи. Слушаю его тяжелые вздохи, радуясь успеху, и продолжаю осыпать тело парня поцелуями, которые работают совместно с рукой. Напряжение в его теле говорит о том, что он уже близко. И в тот самый момент, когда он желает получить кульминацию, вынимаю руку из штанов.

Карие глаза, которые сейчас темнее ночи, находят меня. В ответ, хихикаю, посылая ему воздушный поцелуй, и выбегаю из ванной комнаты.

– Давай как-то сам, у меня куча дел.

– Мелтон! – рычит он, следуя за мной.

– Что? – невинно хлопаю глазами, нанося круговыми движениями крем на лицо.

Лишь одно движение с ноги на ногу помогает уронить полотенце, за которым я тут же устремляюсь вниз. Огибаю им тело, наслаждаясь тем, как легко получается завести Диего невинным обнажением.

– Марш в кровать! – хрипло приказывает он.

– Я уже выспалась, осталось позавтракать и одеться. Пора навестить папулю и адвоката.

– Живо в кровать! – рявкает он, на что вопросительно выгибаю бровь, смотря на отражение парня за спиной.

– Ты какой-то взвинченный с утра.

Я едва держусь, чтобы не рассмеяться, загибаясь пополам. Секунда, и его ладони сжимают мою талию, а следом спиной валюсь на кровать.

– Ты сошёл с ума?

– Да, блять, я сошёл с ума!

Одно резкое движение заставляет меня замереть и выгнуться дугой, цепляясь за изголовье кровати. Я не хочу стонать и выдыхать, хочется орать до потери голоса от удовольствия, которое наконец-то снизошло с небес. Горячие губы Диего бродят по груди, кусая кожу, и я окончательно теряю рассудок, растворяясь в его движениях и касаниях. План был оставить его без окончания, но не могу скрывать того, что получила давно желаемое.

Глава 18

Я перекатываюсь на бок, а затем сосисочкой скатываюсь с дивана и падаю на подушки, которые выложил для меня Диего. Живот растёт как на дрожжах, и я подозреваю, что Диего знал об этом, когда назвал нашего сына чемпионом. Только чемпион может стать таким огромным в мамочке, требовать много еды и постоянно двигаться. До конца беременности и появления нашего сына на свет осталось чуть больше двух месяцев, и мне даже страшно подумать о том, что меня может ждать дальше. Так вот, к чему я это? В последний раз, когда я попыталась слезть с кровати человеческим путём, у меня заболела спина, и Диего пришлось буквально катить меня. И всё бы ничего, если бы он не ржал, не стыдясь и даже не стараясь прикрыть смех за кашлем.

– Не смотри на меня волком, Грейс. Ни разу не видел пельмень с взглядом хищника, – сказал он тогда, и я запомнила это. Но, к сожалению, злопамятная Грейс со своим беременным бзиком не придумала ничего лучше способа – игнорирование.

И, конечно же, Диего не продержался и пяти минут.

Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих тем, что теперь отец ждёт день суда, куда меня заставила пойти Фелиция и мой адвокат. Да и Иви, когда узнала обо всём, обещала убить меня, если я не выступлю с речью в суде. Пришлось поддаться ей.

И в планах насегодняшний день у меня было сходить за новой одеждой, потому что моя старая уже трещит по швам и умоляет меня вылезти из неё, когда я силой натягиваю её на себя. Но этот план пришлось отложить на потом, потому что утром позвонила Иви, и пускай трубку взял Диего, но я слышала её крики и требования о том, что нам срочно нужно устроить вечер кино, да и вообще посидеть всем вместе. Я была не особо против: в конце концов, вечер кино и такая встреча подразумевали еду, много еды. И как тут можно устоять? Поэтому, как только я встала с кровати, я была настроена на пожрать, на драку с Ноа, потому что он Ноа, ещё раз на пожрать и потом баиньки на груди Диего под звуки какого-нибудь фильма. Чем не идеальный день?

– Ты уже встала? – спросил Диего, заглянув в гостиную-кухню. Мы стали снимать квартиру студию на то время, пока не уехали в Испанию. Фелиция была против этого, но мужская гордость Диего не позволяла ему продолжать жить в её квартире.

Отряхнув серые спортивные штаны, которые достаточно хорошо демонстрировали его достоинство, он приблизился ко мне.

– Спать без тебя мне не понравилось, так что в следующий раз будем вместе спать на полу, – недовольно заявила я и села на пол, вытянув ножки. В квартирке не было кровати и единственное спальное место – не раскладной диван.

Диего сел рядом со мной, перекинул руку так, что та оказалась между моей шеей и диваном, и притянул меня к себе, чтобы поцеловать в висок.

– Не говори глупости. Но мне приятно слышать, что без меня тебе было также плохо, как и мне без тебя.

– Видимо не настолько, если ты отказываешься спать со мной.

– Я не отказываюсь, – возразил он, – но и не соглашусь, чтобы ты спала на полу. Что за бред вообще, Грейс?

Я надулась.

– Мне не на кого закидывать ногу, – я пожаловалась и положила голову ему на голое плечо.

Диего рассмеялся и обнял меня крепче.

– Мы обязательно сходим и купим тебе подушку-сосиску для беременных.

– Ты моя подушка-сосиска, Фуэнтес. И я требую, чтобы ты спал со мной. Пусть хоть на полу.

– Потерпи ещё немного. Пройдёт суд, и мы в тот же день сядем на самолёт в Испанию.

Диего тряхнул меня за плечо для ободрения, но помогло это ровно так же, как если бы он этого не сделал.

– А почему именно Испания? – вдруг спросила я.

Он недоуменно моргнул и нахмурился.

– Что значит почему? Потому что я там родился, и я хочу, чтобы мой сын жил там, рядом с бабушками и дедушками, океаном.

– Вообще-то, это я рожаю. Почему бы не дать право выбора, где родится наш ребёнок мне? – честно говоря, я была не против Испании. Мне было откровенно плевать: главное, что с Диего. Но такая несправедливость мне абсолютно не нравилась.

Диего убрал руку с моей шеи и отстранится. Сжав губы, он прищурился и спросил:

– И где мы тогда будем жить? Здесь, в Лондоне? Или переберёмся обратно в Принстон, где я снова стану идиотским тренером, а ты моей студенткой? – зло, со сверкающими глазами, спросил он рычащим голосом.

– А может и так. А может, я хочу снова пойти учиться. Об этом ты не подумал? – расставив кулаки по бокам, с вызовом смотрю на него. Не на ту напал.

– Хочешь – учись. В Испании есть отличные заведения, получше Принстона.

– А если я хочу быть рядом с Этаном и Скарлет?

– Да что ты заладила со своим «а если», «а может»! Если не хочешь уезжать со мной, так и скажи. Не надо строить из себя хрен знает кого.

– Значит, я из себя кого-то строю? А ты такой беленький и пушистый, прямо одуванчик какой-то! Ну и катись в свою Испанию, раз она тебе так нужна, – я хотела эффектно уйти, но большой живот сыграл против меня.

Когда у меня не получилось подняться, потому что спина начинала болеть, а живот перевешивал, я почувствовала сильные ладони Диего, подталкивающие меня в поясницу. С его помощью я всё-таки поднялась.

– Спасибо, – буркнула я.

– Грейс, – позвал Диего на этот раз мягким голосом, но я уже шла на кухню. Жаль только, что она из-за габаритов квартирки находилась в пяти шагах.

Подойдя к холодильнику, я вытащила бутылку воды и начала жадно пить. Даже когда уже не хотелось, я все равно продолжала, потому что спиной чувствовала грудь Диего, прижатую ко мне. Каждая волосинка на теле встала по стойке смирно.

Когда меня уже начало тошнить от воды, я всё-таки убрала бутылку обратно в холодильник, но оборачиваться не торопилась.

– Грейс, посмотри на меня, – прошептал он мне на ухо, касаясь губами мочки уха. – Поговори со мной.

– Ты же сказал, что я там строю кого-то из себя. Ну вот и вали в свою Испанию, говнюк.

Хриплый смех, от которого завибрировала его грудь, отдался мне в низу живота.

– Дорогая, пожалуйста, посмотри на меня, – он обнял меня за живот одной рукой и развернул к себе так, что я оказалась впечатана носом в его грудь.

– Не буду.

– Ну, прости меня. Признаюсь, я повёл себя неправильно. Я должен был обсудить с тобой, где ты хочешь, чтобы мы жили. Это важно для нашей будущей семьи. Если ты хочешь, то мы можем вернуться в Америку, в Принстон. Мне плевать, слышишь? Хоть где – главное с тобой.

– Диего, я не против Испании, – я подняла на него глаза и встретилась с абсолютно озадаченным выражением лица.

– Тогда к чему был весь этот разговор?

– Ты так и не понял? – я усмехнулась, но через силу и как-то слишком горько. – Всю мою жизнь за меня всё решали. Грейс не будет ходить в школу и плевать, что у неё там друзья, ведь они ей не ровни. Грейс должна быть с отцом на светских вечерах, даже если ей хочется посмотреть марафон мультиков. Грейс будет встречаться с Арчером, потому что у него богатые родители. Грейс не будет встречаться с ним, потому что она опозорит семью. Грейс пойдёт учиться на юриста, чтобы работать в фирме отца. Грейс выйдет замуж за Арчера. Грейс родит от него сына. Грейс должна, Грейс обязана, Грейс будет. И никто никогда не спрашивает Грейс, что хочет она. Все решают за неё. Я думала, что ты окажешься не таким. Что ты будешь спрашивать моё мнение, считаться с ним. Но ты совершенно такой же, как и они.

Он немигающим взглядом смотрит на меня, а затем крепко обнимает, зарывшись носом в спутанные от сна волосы.

– Мне так жаль, малышка. Ты даже представить себе не можешь, насколько мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это.

Я одеревенела.

– Да насрать на это, Диего. Это было в прошлом. Ты моё настоящее, и даже ты не хочешь принимать меня.

– Я принимаю тебя.

– Где? Сам сказал, что вопрос о месте жительства очень важен, но решил сам с собой всё обсудить, а меня просто поставить перед фактом. И правда, какая разница чего хочу я?

Он взял меня за плечи и отодвинул от себя, чтобы посмотреть в глаза. Его лицо было отражением прошлого Диего: ледяная маска без единого проблеска чувств и эмоций.

– Я не знал, что ты примешь это вот так.

– А как я ещё должна была это принять?

– Как заботу о тебе, о нашем сыне. Я мужчина в первую очередь, и я должен думать о том, где мы будем жить. Это моя святая обязанность.

– Ну, я же не против, – взвыла я. Первые слёзы покатились по щекам. – Но почему нельзя посоветоваться со мной?

– Любовь моя, – он прижался губами к моему лбу, а я зажмурилась и начала всхлипывать. Ему повезло, что он без футболки, иначе, боюсь, что она насквозь бы промокла. – Прости меня. Ты права, я должен был посоветоваться.

– Почему тогда не сделал этого?

Диего поглаживал меня по спине, успокаивая.

– Потому что думал, что у тебя другие заботы. Суд с отцом, беременность, работа. На тебя итак слишком многое навалилось, и я решил, что хоть одну проблему возьму на себя. Здесь, в Лондоне, я ничем не могу тебе помочь. У меня нет здесь абсолютно никого. И мне чертовски хреново осознавать, что я бесполезен для тебя. Поэтому я хотел хоть что-то сделать для тебя, для нас.

Признание Диего вывело меня из строя, и я начала плакать сильнее, но теперь прижимаясь губами к его губам. Целомудренный поцелуй говорил о безмерной близости между нами, любви и понимании.

– Как ты мог подумать, что не помогаешь мне? Как мог не заметить? Без тебя я просто разваливалась, а твой приезд помог мне идти дальше. Ты был рядом, поддерживал, давал советы. Без тебя я бы не справилась со всем этим. Почему ты не понимаешь этого, Диего? – оторвавшись от его губ, прошептала я.

Диего улыбнулся и большими пальцами вытер мои мокрые щёки.

– Я люблю тебя, Грейс. Больше жизни, больше всего на свете. Ты – моя привязанность, влечение, слабость, мания. Я даже не могу представить сейчас себя без тебя в своей жизни. Она бы была слишком скучной, простой и неинтересной. Она была бы не полной красок, которые даришь мне ты, один твой взгляд.

– Умеешь ты иногда говорить такие прелести, – я всхлипнула и улыбнулась сквозь слёзы. Диего ответил мне полуулыбкой и притянул для ещё одного поцелуя. На этот раз не целомудренного. Далеко не целомудренного.

Глава 19

Пока Диего протягивал деньги водителю такси, я уже открыла дверь и начала вылезать из машины, потому что духота салона всю поездку вызывала у меня тошноту, которою я не ощущала ни разу за все пять месяцев беременности. Я, конечно же, попросила открыть окно, но одновременно со мной Диего сказал:

– Нет.

Водитель, с зависшим пальцем над кнопкой управления, негодующе посмотрел на нас поочерёдно в зеркале.

Я нахмурилась и повернула голову в сторону Диего. Меня вот-вот вырвет, и я отчетливо это ощущаю.

– Диего, мне плохо. Я хочу пустить свежего воздуха.

Он даже не посмотрел на меня.

– Нет. Осталось немного, потерпи.

– Но меня тошнит сейчас.

Казалось, что Диего даже не заметил скрип моих зубов.

– Грейс, на улице холодно и вот-вот начнётся ливень. И ты оделась легко. Тебе легко простыть, но в твоём положении это недопустимо. Так что будь добра – потерпи. Если тебе слишком плохо, то вот, – он всё так же, не смотря на меня, залез в карман кожаной куртки, вынул её и протянул мне ладонь с мятной конфетой.

Я нервно усмехнулась. Он шутит, – решила я.

Но он не шутил. Диего скосил глаза на меня и указал на конфету.

– Будешь?

– Да ты издеваешься, Фуэнтес, – я честно пыталась держать себя в руках, но мне становилось все хуже.

– Успокойся. Тебе нельзя нервн…

Мне нельзя нервничать? Да я, блять, тебе сейчас покажу, что значит на самом деле нервничать.

– Остановите гребаную машину! БЫСТРЕЕ. Иначе я вам весь салон заблюю, слышал? – во все горло заорала я.

Таксист нервно вырулил к обочине под злые сигналы проезжих машин.

Не глядя на Диего, я выскакиваю из машины, даже не пытаясь слушать, как он ворчливо бубнит свои тупые нотации.

Достал. Просто достал.

Почти врезаюсь в проходящего мимо парня, но он вовремя отшатывается. Он что-то кричит мне вслед про то, что по мне скучает больница для психически нездоровых людей, но я его игнорирую. Даже не показываю средний палец. Просто ничего. Широким шагом иду к стене какого-то дома и примыкаю к ней. Холодный бетон под ладонью остужает мой разум, и я медленно сажусь на ступеньки, потому что ноги окончательно перестают держать меня. Ветер начинает трепать волосы всё сильнее, но я не чувствую этого холода. Не чувствую вообще ничего.

Тошнота начала спадать, когда рядом со мной показались ноги Диего. Я подняла глаза на него.

Он стоял со скрещенными под грудью руками, в его излюбленной позе, смотрел на меня снисходительным взглядом сверху-вниз. Я бы разозлись, видя то, как он смотрит, будто я какой-то противный ребёнок, но сил не осталось даже на это. Диего покачал головой, снял куртку и накинул её мне на плечи.

Меня всё так задолбало. Почему я? Почему со мной?

– Эта истерика была ни к чему, – послышался его голос будто издалека. Вроде такой знакомый, родной, но в то же время мне хочется закрыть уши и не слышать его больше никогда.

Видимо, я молчала слишком долго, ибо следующая его реплика была сказана взволнованно:

– Ты в порядке?

Я горько усмехаюсь.

– В порядке ли я? Ты серьёзно? Я говорила тебе, что меня тошнит, но ты не позволил открыть это дурацкое окно!

– Я уже объяснил тебе ещё тогда, в машине. На улице холодно и сильный ветер.

– Зато теперь из-за тебя мы сидим на улице, а не в машине, где из-за несчастного окошка климат не стал бы подобным Арктике, – недовольно парирую я.

Диего сжал челюсти.

– Я забочусь о твоём здоровье, которое непосредственно связано с состоянием нашего сына, Грейс. Не веди себя так, будто я попросил тебя сделать что-то сверхъестественное, а не просто не открывать окно, мать твою.

– Но меня тошнило. Что я должна была сделать?

– Я предложил тебе конфету, на случай если тебе очень плохо.

– Да засунь ты себе эту конфету знаешь куда? В ЗАДНИЦУ! – крик сорвался быстрее, чем я вспомнила, что мы всё-таки на улице.

Прохожие нервно оборачивались на нас и ускоряли шаг.

– Я не понимаю тебя, Грейс. Что не так? Тебе не нравится, что я забочусь о вас? Ну извини за этот тяжеленный груз, – язвительно сказал Диего и сморщился как от кислого яблока.

– Причём здесь это? Забота – это хорошо, когда это не переходит за рамки дозволенного и становится похожей на сумасшествие. Всё хорошее в меру, Диего.

– Я не буду дальше спорить с тобой. Какая уже сейчас разница, если мы сидим на улице, и на нас капают ледяные капли дождя? Давай замёрзнем, ты заболеешь, и может, тогда тебе станет легче, и ты прекратишь вести себя, как противная девчонка во время ПМС.

Если бы он не сказал, я бы и не заметила, что начинался дождь.

– Мне станет легче тогда, когда я сама буду решать, что для меня хорошо, а что плохо. И если я хочу открыть окно, то я открою его, понял меня, тупой ты мужчина!?

Темные брови Диего взлетели.

– То есть я ещё и тупой? Я просто забочусь о тебе, ненормальная! – теперь кричать начинает он. Ну, хотя бы прохожие начнут думать, что не одна я сумасшедшая, но и он тоже.

Подскакиваю со ступенек и встаю к нему лицом к лицу. Его ноздри яростно раздуваются в такт моим, а губы плотно сжаты. Мы не в первый раз ссоримся, но я впервые вижу такую ярость в его глазах. Вот только на этот раз она сталкивается с моей, а значит, схватка будет ожесточённой и победителем он уже точно не выйдет.

– Мне не нужна такая забота. Хочешь – заведи себе котика или собачку, а меня оставь в покое. Я просто беременная, а не больная!

– Я знаю, что можно беременным, а что нет. А ты, похож, даже не догадываешься, даже близко нет, – с толикой осуждения бросает он.

Я закатываю глаза.

– Да ты что. И позвольте поинтересоваться, откуда же ты узнал, что можно беременным, а что нет?

И тут он сорвался.

– Да потому что я целую ночь сидел в интернете, читая разные статьи, сайты, чтобы узнать то, как ты себя чувствуешь, что с тобой происходит, чего тебе хочется. Ты ведь не можешь мне сказать! Ты же у нас такая упёртая, гордая, самостоятельная, всё ни по чём. Ты даже не позволяешь мне помочь тебе. А я бегаю за тобой хвостиком, пытаясь разузнать, как ты там.

– Да потому что мне не нужна твоя помощь. Мне вообще не нужна чья-либо помощь. Не. Нужна. Понимаешь?

Он отшатнулся и поражено уставился на меня, а потом также яростно спросил:

– Так может, я вообще тебе не нужен?

– А может и так.

Диего попятился и с лицом, словно я ударила его, повернулся и пошёл прочь по улице, не оглядываясь на меня.

– Ну и иди, слышишь, да? Вали отсюда, Фуэнтес. Ты мне не нужен! И никуда я с тобой не поеду, потому что ты мне не нужен. Не нужен. Не. Нужен, – кричу ему вслед и в истерике начинаю плакать.

Дождь усиливается, и сильные капли размывают слезы на моих щеках, склеивают волосы, заставляют прилипнуть одежду к телу. Прохожие обходят меня, все ещё глядящую на давно исчезнувшую спину Диего. Внезапно небо сотрясает гром, и вспышка молнии разрезает небо. А я всё также стою на тротуаре, пока дождь не начинает лить сильнее, а одна женщина не подходит ко мне с зонтиком и не интересуется моим самочувствием. Я отвечаю ей равнодушным взглядом, и она просто проходит мимо, оставляя меня наедине с собой.

Когда слез уже не остаётся, а холод заставляет дрожать меня всем телом, я оглядываюсь. До квартиры Иви пару минут. Просовываю руки через куртку Диего, которую он мне заботливо кинул на плечи. Его парфюм стойко ощущается, отчего я всхлипываю сильнее. Сую продрогшие ладони в карманы и шагаю среди прохожих, пустым взглядом смотря вперёд.

– Грейс? Ты одна? – удивлённо спрашивает Иви, как только открывает дверь квартиры.

Я стараюсь дрожать не сильно, как мне бы хотелось, но выходит плохо.

– По дороге потерялся, – как ни в чём не бывало, отвечаю ей и улыбаюсь уголком губ.

– Ты шла пешком? Ты же простынешь, – охает Иви и разглядывает насквозь мокрую меня.

– Было бы лучше, если бы ты впустила меня. Просто немного холодновато, совсем чуть-чуть.

Сестра, наконец, спохватилась и отошла назад, впуская меня, а потом закрыла дверь на ключ.

– Давай, снимай одежду. Я сейчас принесу сухие вещи.

– Не надо. И так сойдёт, – отмахиваюсь я, оглядываясь. – А где придурок Ноа?

– Они с Остином сейчас придут. Пока гуляли, попали под дождь и решили забежать в кафе.

– Понятно.

– Так. Грейс, не выделывайся. Ты замёрзла, – снова заладила Иви.

Я всё-таки сдаюсь и, когда она выходит за сухими вещами для меня, я иду в ванную, стягиваю куртку, следом и платье.

Иви стучится в дверь с большой футболкой, наверняка Ноа, и шортами в руках, передаёт их мне через щёлочку. В другой раз я бы не стала надевать вещь Ноа, но сомневаюсь, что футболка Иви подошла бы мне и не разорвалась по швам. Переодеваюсь и кидаю платье в сушилку. Уже стоя с курткой в руках, я на секунду задумываюсь о Диего, но, в конце концов, также кидаю куртку в сушилку и выхожу из ванны.

Иви уже ждёт меня на диване, сев в позе лотоса.

– Я включила сушилку, ты же не против? – для приличия спрашиваю её.

– Конечно, нет. Дурацкий вопрос, Грейс.

Иви начинает рассказывать о Ноа и Остине, как они провели день и что-то ещё, вроде история с работы. Я честно пытаюсь слушать её хотя бы в пол уха, но полностью отключаюсь, смотря в одну точку на стене. В конце концов, Иви спрашивает:

– Грейс? Ты меня слушаешь?

Вздрагиваю от внезапного вопроса, который дошёл до меня, и киваю.

– Конечно.

– Что-то не похоже, – в ответ я лишь пожимаю плечами. – Я знаю, что нам нужно.

Она косится на меня, а затем встаёт и уходит на кухню. Я решаюсь не следовать за ней и молча сижу на диване, поглаживая живот рукой. Мой маленький Диего кажется, уснул. Отчего-то именно сейчас мне захотелось, чтобы он был рядом, я смогла бы его обнять, поцеловать в макушку, рассказать ему, как я его люблю. И беспокойство, бушующее в моём сердце, медленно бы успокоилось. От этой мысли в носу защипало, а глаза снова начали наполняться слезами. Воздух начал тяжелеть и давить на меня. Я беру плед, который положила Иви рядом со мной на диване, оборачиваюсь в него и иду на балкон.

Сажусь на пол, оперевшись спиной на стену, и смотрю на небо, с периодически мелькающей молнией, огромными тяжелыми грязного цвета облаками. Всю эту атмосферу поддерживает гром, сотрясающий Лондон, и сильный ветер, нагибающий ветки деревьев почти к самой земле. Картина погоды за окном отчетливо передаёт то, что сейчас творится в моей голове. И я также, как несчастные листья на деревьях, которые треплет ветер, срывает и кидает на дорожки асфальта, – поддаюсь стихии и позволяю делать со мной всё, что ей заблагорассудится. Только стихия – это мысли в моей голове, но они ничуть не уступают по агрессивности, силе и разрушительной способности.

Наблюдая за погодой, совсем не замечаю, как возле меня садится Иви и протягивает мне кружку, над которой вертятся клубки пара.

– Горячий шоколад – лучшее средство от всех невзгод жизни. Ну и вино, конечно, но ты же понимаешь – тебе нельзя. Поэтому довольствуемся только шоколадом, – улыбается она.

Я принимаю кружку и делаю маленький глоток.

Почему я не могу доверить ей все свои переживания как раньше, когда мы ещё были неразлучны: не было ни Ноа, ни Остина. Были только мы вдвоём против всего мира. Как все так быстро изменилось и почему именно с нами? Чем мы заслужил гнев Господа, что он так с нами поквитался?

Иви осторожно пьёт шоколад, не сводя напряженных глаз с меня. Маминых глаз…

Первая слеза скатывается по щеке, щекоча кожу.

– Ты ведь знаешь, что я всегда поддержу тебя? Ничего не изменилось с детства – я все ещё твоя самая лучшая подруга. Я все ещё хочу быть ею. Если ты не против, конечно… – она застенчиво отводит глаза, чем вызывает у меня улыбку.

Приятно осознавать, что она боится получить моего отказа.

– Иви, тебе страшно? – наконец спрашиваю её.

Она резко поворачивает голову в мою сторону и несколько раз недоуменно моргает. Светлые брови сестры сходятся у переносицы.

– Страшно? Почему мне должно быть страшно?

– Потому что никогда не знаешь, что следующее подкинет жизнь. Знаешь, я ведь тоже не боялась этого, как и ты сейчас. Улетела в Штаты, учиться в университете. Радовалась независимости, впервые получив её. Играла в футбол, рисовала, училась, ходила с друзьями в кино, была на вечеринках, любила. И чем все закончилось? Мой лучший друг, который был со мной от начала до конца, покончил с жизнью. Отец заставил меня выйти замуж не по любви. Мама умерла от передоза. Отец же пытался убить меня, сделав выстрел прямо в живот. Завтра состоится суд, а я даже не знаю, будет ли это концом. А самое главное – я беременна. А мне всего восемнадцать, даже девятнадцати нет. Почему я? Почему всё это со мной? Почему мне пришлось пережить всё это? И ведь не факт, что это не начало. Я хочу жить нормально. Без всего этого. Радоваться жизни, учиться, дружить, заниматься любимым делом, приезжать к родителям на праздники, показать им своего парня, а потом рассказать им о беременности. А потом купить домик где-нибудь рядом с Лондоном, где тихо, спокойно. И не будет всего этого.

– Грейс, а нужно ли тебе это тихо и спокойно? – спросила Иви и протянула ладонь, чтобы вытереть влагу с щёк.

Я всхлипнула.

– Я не знаю. Вот именно, что я не знаю. Я даже не знаю, какого это, ведь вся моя жизнь как бесконечная полоса препятствий. В том то и дело, что я даже не знаю, как жить спокойно, без всего этого.

Высказав свои переживания, мне стало чуть легче. Но это было мизерным ощущением в сравнении с сильным страхом.

– Чего ты боишься? – тихо спросила Иви. – Отец сядет в тюрьму, Диего безгранично любит тебя и у вас будет прекрасный ребёнок. Разве ли не этого ты ждала? Счастья?

– А кто сказал, что я ждала именно этого? Второе замужество в восемнадцать? Или беременность? Я даже не успела прогулять свою молодость. Где мои пьянки, где мои недельные отношения с парнями, где шушуканья с подружками о том, какое платье красивее. Я не увидела мир, как хотела. Не стала великой художницей. Всё что мне остаётся – стать мамой в восемнадцать, – уже сиплым голосом кричу я. Тело трясёт от рыданий.

Иви подползает ближе и крепко обнимает меня, прижимая голову к своей груди.

– Тише, тише… не плачь. Твоя жизнь не закончится на родах, не потеряет краски. Наоборот, ты поймёшь, что она, наконец, приобрела другой оттенок палитры. Когда я забеременела в шестнадцать, я тоже думала, что это конец – вся моя жизнь будет вертеться вокруг стирания пелёнок. Но давай не будем забывать, что не все мамочки такие: примером тому наша мать, – неожиданно для себя я даже посмеялась. – Просто относись ко всему с юмором. Стала рано мамой – будешь самой молоденькой и цветущей на родительском собрании, будешь ближе с ребёнком, понянчишь правнуков. Пережила покушение на себя, отца-деспота и многое-многое другое – будешь рассказывать детям, а они своим. И через поколений так пять, все будут помнить тебя как Грейс бессмертную, которую ничего не сломило.

– Ну, или как сумасшедшую.

– Да ну тебя, – смеётся Иви и шутливо тыкает меня в бок. – Жизнь только начинается. Мы пережили дерьмо, а теперь покажем всему миру, что сёстры Мелтон – самые охренные девчонки, которым не страшен ни один ублюдок. А наш отец ещё вспомнит то, как издевался над нами, когда его самого будут драть в задницу в душной камере. Ты мне лучше расскажи, что случилось у вас с Диего? Почему ты пришла без него?

Я ссутулилась. Иви умеет испортить всё веселье.

– С этой беременностью он совсем помешался. Мне стало плохо в такси, а он не разрешил открыть окно, мол, я простыну. Я уже зеленела у него на глазах, а он совал мне эту дебильную мятную конфету. Представляешь?

Я ожидала два варианта: либо она примет мою сторону, либо сторону Диего. Но Иви удивила меня и вовсю расхохоталась.

Обижено отодвигаюсь от неё.

– Прости, просто это… так… смешно, – задыхаясь, говорит она.

– Да ты что?

– Ага. Такое чувство, что ты просто искала повод, чтобы с ним поругаться. Грейс, он заботиться о тебе. Что может быть лучше?

– Да потому что я целую ночь сидел в интернете, читая разные статьи, сайты, чтобы узнать то, как ты себя чувствуешь, что с тобой происходит, чего тебе хочется.

Вспомнив то, что он сказал мне тогда на улице, я наконец поняла смысл его слов. Он хотел сделать мне лучше, узнав все сведения о беременных.

Диего – тот, что смотрел на меня сначала как на избалованную пустышку ледяным взглядом, с гордостью размером с метеорит, пытался мне угодить, стать ко мне ближе, помочь мне. А я сорвалась на него, сказала, что мне не нужна его помощь и вообще не нужен сам он. Сказала это Диего, который перешагнул через себя и признался, что он делал что-то такое милое. Я все разрушила.

– Как бы я не хотела сейчас признавать, но ты так чертовски права. Он идеален.

– Но-но. Нет идеальных людей, – покачала головой Иви. – Дело в том, что вы с Диего до ужаса похожи. Оба упёртые, горделивые придурки. И мне уже жаль вашего ребёнка. Только представь, каким будет он с таким генофондом? Истеричкой? Агрессором? Снобом? Засранцем?

– Иди в задницу, – я возмущённо толкаю её в плечо, другой рукой обнимая живот.

Не слушай свою тётю, Ди. Мы с тобой вместе задавим ее на твоём Ламборгини, который я тебе сама лично куплю.

Следующие полтора часа мы шутили, издевались друг на другом, рассказывали секретики и всё, что случилось с нами с того самого времени, как нас разлучили. Давняя обида на неё постепенно исчезала, и я уверена, что через пару месяцев я вообще не вспомню, что когда-то прогоняла её из комнаты со словами, что она больше мне не сестра. А мысли о том, что я не готова стать мамой или о жестокости жизни, подстроившей мне множество козней, стёрлись в прах.

Грейс Мелтон никогда не была слабой и ничто не сделает меня такой. Я дам своему ребёнку всё самое лучшее, все то чего не было у меня. Я стану самой лучшей мамой.

И женой.

Уже когда я проваливалась в сон, свернувшись в комок на диване в гостиной квартиры Иви и Ноа, измотанная играми с Остином и новой дракой с Ноа, в ходе которой он поставил мне синяк на коленке, а я укусила его в плечо до крови, я услышала приглушённые голоса:

– Она только что заснула, – к кому-то обратилась Иви.

Послышался вздох.

– Может тебе остаться у нас? А завтра вместе поедем на слушание? – предложила Иви.

– Хорошо. Это было бы неплохой идеей, – хриплым голосом ответил Диего.

Диего? Значит, он всё-таки недолго сердился и пошёл меня искать.

– Я провожу тебя до гостевой спальни.

– Нет. Дай мне, пожалуйста, просто одеяло. Я лягу с Грейс.

– На диване мало места, – предупредила его Иви.

– Тогда лягу на полу, но я буду рядом с ней.

Это было последним, что я разобрала перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Но перед этим я улыбнулась и с облегчением выдохнула.

Глава 20

Когда захожу в зал суда, отец уже занимает соседний стол от того, который должна занять я. Его глаза моментально находят мои, а на губах расцветает гадкая ядовитая улыбка, на которую он только способен, словно он что-то прячет, будто козыри затаились в его рукавах для самого необходимого момента. И сейчас этот самый момент. Как бы ни хотелось, я не могу ответить тем же, потому что прошлый страх вдруг нахлынул с такой мощью, которой пожмёт ладонь и даст дорогу самая высокая магнитуда цунами. Дрожь в коленях появляется внезапно, а в горле пересыхает.

Ковыляю к столу и в буквальном смысле оседаю на дно. Генри полон решимости засадить моего отца, и, наверно, из всей кучи поддержки не уверена только я. Скорей всего, потому что я слишком хорошо его знаю, изучив методы и ходы шахматной доски нашей игры. Зал практически пуст. Тут должно быть много слушателей, потому что дело приобрело окрас чуть ли не мировых масштабов. Люди, которые были обмануты известным Вильямом Мелтоном, росли на дрожжах, что шло нам только на руки, но доказательства многих ничтожно малы, а у некоторых их вовсе нет. Какой судья будет верить на слово? Разве что полный кретин.

Оборачиваюсь, когда хлопает дверь и плечи сами по себе опускаются, когда встречаюсь с взглядом Диего, за ним следует Иви и Ноа, но что самое удивительное – Арчер, будь я проклята. Они успели подружиться и объединиться в виде команды поддержки и лиги справедливости? Если так, то мир перевернулся. Потому что совсем недавно Арчер вышел из квартиры с разбитой губой, а Диего прикладывал лёд к скуле. Мне наверняка мерещится или я окончательно перенервничала, лишившись здравого рассудка и зрения. Иви посылает мне короткую улыбку; она абсолютно точно взвинчена не меньше меня. Диего кивает и поднимает уголки губ, словно победа в войне с отцом уже в наших руках, в чём я уже не так уверена. Он шептал слова поддержки у уха, и мне хотелось верить. Лицо Арчера нейтрально. Оно не выражает ничего. Я знаю, он не давал показания против отца, но дал мне несчастный развод. В любом случае, он тут и это должно значить хоть что-то. Когда-то он говорил, что будет рядом и протянет руку помощи. Вероятно, моя подростковая любовь и бывший лже-муж помнит сказанное слишком давно. В своём прежнем придурковатом настроении пребывает только Ноа. Мой идиот-зять тайно показывает мне средний палец, ухмыляется и подмигивает. В ответ закатываю глаза, не понимая, как ему удаётся поднять моё мрачное настроение на несколько баллов выше. Он всегда останется тем, с кем я дерусь не на жизнь, а на смерть.

– Нервничаешь? – интересуется Генри, раскладывая документы на столе.

– Я не каждый день сужусь с родным отцом, – не могу реагировать иначе, ведь сарказм – это моя защитная реакция.

– Слишком заметно, Грейс, прекрати. Он пользуется твоей мягкостью.

– Кто?

– Твой отец. Ты уже проиграла в зрительном бою, а он ликует.

– Я чувствую подвох, как будто он что-то скрывает и сейчас готов вывернуть это наружу против меня.

– Даже если так, у нас преимущество.

– У него всегда что-то найдётся, я слишком хорошо его знаю.

– Ты кого-то убила? Торговала наркотиками? Обворовывала и мошенничала в особо крупных размерах?

– Эти проклятые документы с суммами на моё имя и с моей подписью! – разгневано шепчу я.

– Да, и мы урегулировали этот вопрос. Компании не имеют никаких претензий, они получили свои деньги назад, даже те, которые развалились.

– Он может прятать что-то ещё. Я чувствую это.

– А если это дешевый фарс? Если он хочет, чтобы ты так думала? Психологическое влияние. Если так, то у него прекрасно получается руководить тобой будучи за решеткой. Ты боишься его, а он пользуется.

– Как будто ты учился не на юриста, а на психолога.

– Это нормальное явление. Преступник влияет на жертву одним видом. Ты, как и все остальные, вспоминаешь и боишься.

– Я хочу, чтобы это закончилось.

– Закончится, позволь мне вести паровоз.

– Поверить не могу, что доверила тебе это дело, когда вокруг сотни опытных адвокатов.

Генри поднимает уголки губ и склоняет голову на бок, весело сверкая янтарными глазами.

– Что-то имеешь против моего возраста?

– Конечно, мы почти ровесники.

– Ты мне в дочери годишься.

– Получается, ты стал отцом в семь.

– Вполне мог, – кивает парень, поправляя запонки.

Одёргиваю рукава своего пиджака, и ёрзаю по поверхности неудобного стула. Как будто на нём неровности и торчат занозы, любезно втыкающиеся в мою задницу. Гребаный день сведёт меня в могилу ещё до того, как судья появится на пороге зала заседания. Меня раздражает спокойствие Диего, убивает решимость Генри, угнетает улыбка Иви. Среди них выделяется только Ноа, который беспечен, как ветер в поле. Господи, я бы с удовольствием подралась с ним сейчас, чтобы выпустить пар.

Постепенно зал начинает заполняться, а свободные стулья – сокращаться. В итоге, не остаётся ни одного, который похвастается своим одиночеством. Некоторых присутствующих я узнаю сразу. Они будут давать показания против отца, но среди них те, кого я вижу впервые, и данный факт настораживает. Возможно, кто-то из них выступит против меня, вколачивая гвозди в крышку гроба для меня. От той решительности, которая была когда-то, остаются жалкие щепки. Я перепугана до чёртиков.

Обращаю взгляд вниз, и обнаруживаю собственную ладонь на животе, поглаживающую его так, что он легко вотрется внутрь вместе с сыном. Я была твёрдо настроена в первую очередь ради него. Он не может родиться и жить в том аду, в котором крутилась я. Всё, что угодно, но не того, что досталось мне. Гореть мне в аду, если подниму на него руку, проявив характер отца. Я отчаянно не хочу быть на него похожа, но отдаю отчёт тому, что во мне больше от него, чем от матери. Меня пугает эта сторона, но даёт надежду та, где я перегибаю и ломаю подобные повадки. Я никогда не буду им, никогда не пойду по его стопам, – мои вечные повторения для самой себя.

Следующее время пребываю в тумане и размытом состоянии. Перед глазами мутнеет, а тошнота то и дело подступает к горлу, то ли из-за беременности, то ли из-за страха услышать что-то против себя. К счастью, ни один вызываемый судьёй, не даёт показания против нас. Наоборот, несколько даже упоминают меня в положительном контексте, сообщая, что я вернула суммы, которые были обналичены отцом, ведь моего присутствия не наблюдалось. Все переговоры велись лично им, и подписанные контракты были в его руках от и до. Клянусь, если хотя бы раз была на данных встречах, сейчас могла сидеть на соседнем стуле с отцом и его адвокатом, ожидая приговор.

Я всё ещё ощущаю на себе ядовитый взгляд отца, когда он смотрит в мою сторону. Сын внутри меня, тоже словно переворачивается и скукоживается под этим вниманием. Я всегда была внешне стойкой, хотя ломалась изнутри. И сейчас я снова это делаю, но так быть не должно. Краем глаза смотрю в сторону Диего, мне удаётся зацепить его взгляд и с помощью своего, просить прощенье за то, что произошло. Пока Иви спешно готовила завтрак, я все это время молчала, чувствуя себя виноватой. Диего и Ноа что-то обсуждали, мрак на моём лице был не только из-за предстоящей встречи с отцом, основная причина крылась в мужчине, который не нарочно касался своим коленом моего. Из-за этого хотелось выть и упасть к нему, чтобы попросить прощение за произошедшее по пути. Он должен знать, что я лгала. Он всегда будет нужен мне, ведь за время нашей разлуки, единственное, что мне неплохо удавалось – заживо сдирать с себя кожу. Без его поддержки я могу только гибнуть и жить, как жила до нашей встречи.

Диего поднимает уголок губ, а я проглатываю страх, расправляя плечи. Я не могу кричать на весь зал, как люблю его, но могу прошептать это губами. Знаю, он всё поймёт, потому что весь идиотизм в нашей паре достался мне. На душе становится спокойней, а в крови прибавляется уверенности. Только получив это, я поворачиваюсь к отцу и ловлю его взгляд. Моя улыбка говорит о многом. По крайней мере, ему. После всего того, что он сделал с мамой, Иви, Аланом, дедушкой и бабушкой, Диего и, так уж и быть, с Ноа, я хочу засадить его на вечность, плюс добавить ещё пожизненное сверху.

Когда поизносят моё имя и фамилию, я вздрагиваю и фокусирую взгляд на происходящем вокруг. Каждый смотрит на меня. Я вдруг возвращаюсь на кладбище. Возвращаюсь к гробу Алана, для которого должна была произнести посмертную речь. Тогда на меня смотрели все. И сейчас это чувство дежавю не покидает. Все снова смотрят на меня.

– Ты должна дать свои показания, Грейс, – тихо подталкивает Генри.

Растерянно смотрю на него, после чего медленно киваю и поднимаюсь со стула, который недавно казался жутко неудобным, но в последний момент был похож на королевский трон с взбитыми подушками.

Я снова чувствую себя потерянной и неуверенной. Мои глаза ещё раз находят те, что принадлежат Диего. Он едва заметено кивает, а я прячу руку под трибуной, приложив к животу. Я должна быть сильной ради них двоих.

– Я и моя сестра Иви, были ещё маленькими, когда отец приходил в наши комнаты с бумагами. Он никогда не звал нас в свой кабинет, потому что так мы могли что-то понять. Там он решал что-то исключительно важное, на самом деле, он всего лишь не хотел ставить себя под сомнение. Мы никогда не были вместе в эти минуты. С нами никогда не было кого-то, когда он приходил. Он оставлял после себя подарок. Это был лишь предлог, чтобы снять подозрения. Взамен за подарок, я и Иви ставили свои подписи. Когда мы повзрослели, отец перестал скрывать. Он звал нас в свой кабинет, но тоже по одному.

– И вы покладисто подписывали? – встревает адвокат отца.

– Отклонено, – стук киянки, как гром среди ясного неба. Мужчина, стоящий во главе судей, не даёт ему договорить, он твёрдо заявляет: – У вас было время, сейчас очередь мисс Мелтон.

Насупившись, адвокат отца пронзает меня взглядом, но закрывает рот.

– Вы можете продолжать, мисс Мелтон, – говорит судья.

Киваю, приняв его сообщение.

– Я успевала что-то прочитать, но отец не принимал медлительности. Он требовал, а если не получал своего, применял другие методы. Он всегда знал, что я и Иви слишком привязаны друг к другу, и он пользовался этим. Он угрожал нам. Говорил, что может сделать. Один раз я отказалась…

Поднимаю глаза и нахожу взгляд Иви. Она настороженна не меньше меня, но согласно кивает, чтобы я продолжила. Так или иначе, это нужно нам обоим.

– Он избил её у меня на глазах.

Тошнота подступает к горлу, на этот раз она точно из-за вспышек воспоминаний в сознании, от которых становится страшно и больно. Пытаюсь прочитать горло с помощью воды, но она не способна помочь. Мой голос становится сиплым и не таким громким, как прежде.

– Если я отворачивалась, он бил сильней. После этого у неё были проблемы со здоровьем, но он сказал, если об этом кто-то узнает, будет ещё хуже, мы поменяемся ролями. Когда на ногах у Иви увидели синяки, ей пришлось сказать, что она ударилась о скакалку на тренировке.

– Какое время это продолжалось? – спрашивает тот же мужчина.

– Всегда. Моя сестра сбежала, и тогда отец переключился на меня. Он разбивал мне голову до крови.

– И кто же помогал спастись? – скалится адвокат отца.

– Мой лучший друг… он умер. Алан промывал мне голову… – мой голос сходит на шёпот, а из глаз вот-вот готовы хлынуть слёзы: – Он научился накладывать швы.

– Получается, он присутствовал?

– Нет, – цежу я, смотря на мужчину из-подо лба. – Я звонила ему и просила помочь.

– Какое совпадение, что он всегда прибегал вовремя.

– Так поступают настоящие друзья, – твёрдо заявляю я. – Я не позволю кому-то опорочить его имя.

Новый стук киянки заставляет мужчину замолчать, а меня продолжить.

– Отец перестал подсовывать контракты, когда его начали подозревать в слишком больших доходах. Вместе этого, он начал воровать у собственной компании. Сейчас у неё несколько акционеров, и он забирает часть их доходов. Я предоставила все подтверждающие документы. Я нашла часть компаний, которые были им обмануты и вернула деньги.

– Вы можете занять своё место, – говорит судья.

Согласно киваю и возвращаюсь на стул.

Следующие обвинения в адрес отца от неизвестных мне лиц текут рекой. Я знала, что мой отец не святой и странно было предполагать, что в суде, решающем его существование, буду одна я. С каждым показанием лицо адвоката дьявола темнеет, похоже от осознания своей беспомощности, потому что выражение лица судьи было умиротворенным, будто решать было и нечего, но он ради приличия слушал каждого человека, у кого было что сказать.

Когда судья и несколько людей удалились для обсуждения, хотя по ним было видно – исход уже ясен для каждого, я поймала взгляд отца.

Холодные глаза казались незнакомыми, в них не было прежней жестокости, агрессии. Он словно не верил, что этот день настал и что тот, кто его переиграл, – я. Вильям Мелтон всматривался в моё лицо ещё несколько минут, а я ни разу не отвела глаза. Пусть знает, что я его не боюсь. Отец хмыкнул, когда я распрямила спину и вызовом стала смотреть на него в ответ, вздёрнув бровь и почти крича:

– Ну и что скажешь теперь, сукин ты сын? Я все ещё слабая Грейси?

Пока продолжались наши гляделки, судья уже занял своё место в зале и огласил вердикт:

– Вильям Мелтон осуждается по статье об избиение беременной женщины, покушении на жизнь… – дальше был длинный список всех делишек отца. Судья монотонно перечислял, за что сядет мой отец, а тот в свою очередь даже не обращал на него внимание. Он все ещё смотрел на меня, а я на него. – Вы приговариваетесь к пожизненному лишению свободы и заключению в одиночной камере. Уведите его.

И только после этих слов я наконец смогла вздохнуть.

Вильям покорно позволил заключить его в наручники и увести из зала суда. Все это время я неотрывно следила за ним, ожидая подвоха, но его не было.

– Он не мог… он бы никогда не позволил засадить себя. Это ещё не конец, я уверена! – истерически шепчу я, оседая на пол.

Сзади меня подхватили тёплые большие руки и прижали к себе. Запах парфюма Диего успокоил меня, но лишь на долю секунды.

– Он смирился. У него все равно не получилось бы выйти сухим отсюда, он натворил слишком много дерьма и сам это понимал, – прижавшись к моему уху, прошептал Диего.

Я зажмурилась и выдохнула весь воздух в лёгких.

Это конец. Все закончилось. Теперь не будет ничего, что сможет вновь сломать мне жизнь. Теперь я буду счастлива.

Диего прижался губами к моему виску, затем что-то рявкнул собравшейся вокруг нас толпе и начал вести нас к выходу. Все это время я, подобно тряпичной кукле, позволяла тащить себя, все ещё пребывая в шоке.

Глава 21

Я снова тут, у порога дома своих бабушки и дедушки. Мой взгляд находит машину, в которой сидит Диего, и я мысленно умоляю его пойти со мной, но он очередной раз качает отрицательно головой. Ещё в самолёте он сказал:

– Это твоя семья, ты всегда найдёшь, что сказать.

Если бы он только знал, что в моей голове вакуум и лишь одно слово. Этот день по праву носит название «Прощёная среда», где я выступаю в роли того, кто должен найти подходящие слова. В отличие от бабушки и дедушки, которых я не обижала, на очереди стоят те, с кем я даже не попрощалась. И эта встреча меня по-настоящему пугает. Я выбрала дом родителей мамы, потому что простое всегда выбираю сразу. Мне необходимо время, чтобы настроиться.

– Давай, Грейс, – прошу себя.

У меня получается, я даже поднимаю руку, чтобы постучать, но не успеваю попасть по двери. Мой кулаклишь рассеивает воздух, потому что она открывается.

– Я ушёл, – сообщает голос дедушки, который завернул голову в сторону протянутого коридора.

Едва сдерживаю себя, чтобы горестно не рассмеяться и не сказать, что пришла я.

Мужчина поворачивается и застывает. Его лицо вытягивается от удивления, моё же остаётся напуганным. Он несколько секунд моргает и снимает очки, чтобы вновь их надеть. У меня же нет такой возможности. Я больше не могу держаться. Слёзы обрушиваются на глаза, а я обрушиваюсь на дедушку, в объятиях которого пытаюсь найти поддержку. Сжимаю его так крепко, насколько могу. Только спустя полминуты чувствую, как макушку поглаживает его ладонь.

– Грейс, – вздыхает он. – Ты такая же сумасшедшая, как твоя мать.

– Этан, ты решил опоздать? – доносится голос бабушки, как и спешные шаги. Но они резко затихают.

Сжав пиджак дедушки, я поворачиваю голову в её сторону. Женщина словно увидела приведение, хотя, так и есть. Мой внешний вид явно желает лучшего. Ни капли косметики, которая могла бы спрятать все муки и бледность моего лица. Вообще-то, Диего пытался. Он нанёс мне румяна на щёки, пытался совладать с моими непокорными волосами, которые перестали слушать кого-либо, даже попытался накрасить глаза, чтобы придать им выразительности и живости, но ничего не вышло. Мы лишь посмеялись над его попыткой сделать из меня что-то наподобие человека, и смыли тот кошмар. Слава Богу, что у нас не дочь, боюсь представить её прически «от отца».

Но так я думала, пока не поняла, что их глаза устремлены далеко не на моё лицо, а на живот. Они удивлённо переглядываются, и я сразу их оправдываю. За несколько месяцев мой живот превратился в воздушный шар.

– Грейс, милая, – раздаётся шёпот бабушки, которая устремляется к нам, заключая в свои нежные объятиях. – Ох, мне так жаль.

– Жаль? – усмехается дедушка, легонько постукав меня по плечу. – Твоя внучка единственная, кто не побоялся и смог засадить его за решётку.

– Если бы мы только знали, почему ты так резко улетела, – игнорируя слова дедушки, грузно вздыхает бабушка. – Ты не должна была проходить через всё одна.

– Машина у нашей подъездной дорожки подсказывает мне о том, что она никогда не была одна.

Проходит несколько секунд, как на лице бабушки возникает полное понимание и улыбка.

– Я приготовлю чаю, – говорит она.

– Я должна вернуться в университет, – тихо сообщаю я.

– О, – сдерживая улыбку, дедушка поджимает губы и качает головой. – Сегодня ты можешь пропустить. Ректор университета предоставил тебе отгул.

– Я должна увидеться с друзьями…

– Хорошо, конечно, милая, – соглашается бабушка. – Мы будем рады видеть вас вечером, если найдётся время.

Поднимаю голову и смотрю в её блестящие глаза.

– Я могу прийти не одна?

– Да, безусловно.

– Я могу прийти с друзьями?

Дедушка и бабушка переглядываются.

– Милая, это твой дом, конечно, ты можешь прийти не одна. Мы будем рады познакомиться с твоими друзьями. Мы же семья.

– Спасибо, – киваю я.

Ещё минуту нахожусь между ними, после чего выскальзываю и отступаю назад.

– Я беременна, – еле слышно шепчу я.

Они вновь переглядываются между друг другом, но уже с добродушной улыбкой.

– Не пойми меня неправильно, милая, – начинает бабушка. – Но мы видим.

– Скарлет хочет сказать, что это прекрасное время для женщины, Грейс, – исправляет дедушка, легонько потрепав моё плечо. – Думаю, после последних событий, ты заслужила такую радость.

Бабушка тут же кивает, улыбаясь глазами.

– Ступай, – говорит она. – Мы будем рады видеть вас на ужине.

– Спасибо, – быстро тараторю я, делая ещё несколько шагов назад.

Оставляю на них последний взгляд и бегу к машине, в которой меня ожидает Диего. Забавно, что он даже не наблюдал за нами. Он целиком и полностью сосредоточился на экране телефона. Я сразу же забираю из его рук игрушку и посылаю хмурый взгляд.

– Ты даже не наблюдал за нами, а вдруг бы что-то произошло?

– Например? Тебя бы замочила парочка стариков Мата Хари?

– Вдруг бы с крыши дома спустились несколько ниндзя?

– У тебя слишком живая фантазия, Грейс, – смеётся Диего, привлекая меня к себе.

Он оставляет несколько поцелуев на макушке и отпускает мою шею, которая за несколько секунд затекла и согнулась пополам.

– Я проверял тренировки.

– Ты думал о тренировках сейчас?

– На мне несколько команд, Грейс, они давно расслабили задницы и тренировались на стаканчиках с пивом.

– Ты планируешь работать дальше? – удивляюсь я.

– Я ещё не отработал свой срок, конечно, да. У меня нет выбора.

– А мы?

– Что ты подразумеваешь под мы? Ты беременна, и твоя учесть – сидеть дома в ожидании родов.

– Очень смешно, Фуэнтес. Ты лишил меня любимого занятия.

– Ты мазюкала на холсте, можешь занимать своё прежнее место на поле, только с наушниками и красками.

– Мазюкала? – вмиг закипаю я, цедя сквозь зубы.

К моему ошеломлению, Диего лишь довольно улыбается. Он даже начинает тихо смеяться, выезжая на проезжую часть. Пихаю его в плечо и скрещиваю руки под грудью, что получается тяжело, но всё же получается.

– Так и знал, что ты зацепишься именно за это.

– Ты идиот, Фуэнтес.

– Ты рисуешь, Грейс, что тебе мешает сейчас? Я просто хотел посмотреть на твою реакцию.

– Я мазюкаю, – с неприкрытым сарказмом, заявляю я, продолжая недовольно пыхтеть, занимая пассажирское кресло.

Парень останавливается на светофоре и силой поворачивает моё лицо к себе, удерживая за подбородок. Он не учёл другого: я могу отвести глаза. Этим и занимаюсь, смотря сквозь него.

– Посмотри на меня, – просит Диего.

Настойчиво продолжаю сверлить взглядом зеркало бокового вида.

– Грейс, посмотри на меня.

– Не хочу, – бурчу в ответ.

– Хочешь.

Диего приближается, чтобы оставить поцелуй, но я в самый последний момент высовываю язык, и он утыкается в него. Через силу заставляю себя не улыбаться, когда он морщится и вытирает губы.

– Несносная, – смеётся парень, не проходит и секунды, как он приближается вновь, и на этот раз не для поцелуя. Диего кусает язык и отпускает моё лицо, продолжая двигаться к следующей поставленной цели.

Отворачиваюсь к окну и выглядываю за него, провожая взглядом людей, которые рассекают тротуары. Улыбку сдержать не получается, и поэтому я прячу её, когда прикрываю лицо рукой.

Я снова тут, в месте, где получила глоток свежего воздуха и почувствовала вкус свободы, о которой всегда мечтала. В маленьком городе я нашла всё, что не могла найти в миллионном Лондоне: друзей и любовь. Конечно, первых я могла потерять. Ведь тут я не только приобрела, но и потеряла самое важное, что было. Человека, который всегда был рядом, который никогда не оставлял меня. Но оставил раз и навсегда. Страшно представить, что сейчас я больше боюсь не смерти Алана, а того, что он бы жил, но больше не был моим другом. Возможно, он никогда не был моим другом, желая чего-то большего, но для меня оставался именно таким, потому что дарил свою поддержку, заботу и помощь, которые намного дороже никчемного золота. Я не помню ничего плохого, с ним связаны только самые тёплые и радостные воспоминания. Как жаль, что я довела всё до крайней точки, от которой не было возврата. Я должна была сказать, что происходило. Так бы у меня была возможность что-то исправить, задержать его. Но он узнал не от меня. Косвенно от меня, ведь Алан всё увидел.

Не замечаю, как по щекам струятся слёзы. В последнее время я слишком сильно расчувствовалась, то и дело, прибегая к такой слабости, как слёзы. Мне удаётся выпустить воздух из лёгких и незаметно смахнуть их. Но даже если заметно, Диего не задаёт вопросов, словно слышит мои мысли. За окном расстелилась парковка университета, и когда замечаю шагающего по тропинке дедушку, удивляюсь его скорости. Он же не Шумахер?

Не откладываю всё, решаясь принять судьбу сразу. Поэтому выползаю из салона машины и направляюсь в сторону входа. Время близится к обеду, если мне повезёт, я застану всех в одном месте. Хотя, от нашей компании остались только Сам, Оливер, Полли и Мария.

– Я буду у себя, – сообщает Диего, когда открывает передо мной дверь.

– Ты бросаешь меня, Фуэнтес? – щурюсь, подозревая его чуть ли не в измене Родине.

– Тактично оставляю тебя наедине с друзьями.

Он быстро целует мою щеку и направляется вдоль коридора, пока я поджигаю под его ногами плитку. Вот же гребаный предатель, надул мне пузо и сваливает в один из самых ответственных моментов. Что ж, я бы сделала также.

Мои шаги эхом отражаются в стенах университета, независимо от того, что он переполнен студентами. Проходится чуть ли не втягивать живот, чтобы протиснуться между этими засранцами, не расступающимися перед беременной девушкой. Будь он все прокляты и прочувствовали все эти прекрасные моменты, как говорил дедушка. Прекрасно было бы, если бы мой мужчина сейчас шёл впереди и прокладывал нам тропинку лишь одним своим присутствием в коридоре. Все и всегда расступаются перед ним. Парни, потому что знают, как легко Диего надерет их зад, а девочки, чтобы посмотреть на его зад. Какое блаженство, что его задница принадлежит мне чуть ли не государственным законом. И я с превеликим удовольствием ущипну её, как только Фуэнтес появится рядом.

Когда нужные двери возникают перед глазами, останавливаюсь почти у порога, но на расстоянии, чтобы не быть убитой одним из придурков, что распахивают их с силой, которую они лучше бы применяли на тренировках. Делаю несколько вдохов и выдохов, только после этого захожу в помещение, заполненное столиками и дико голодными студентами. На глаза не попадаются нужные люди, и я поникаю, но выглядываю за угол, обнаружив всех. Сам что-то оживлённо рассказывает, её живому монологу поддакивает Оливер, Полли лениво тянет молочный коктейль, а Мари, подставив ладошку под подбородок, смотрит через них. Я рада, что они хотя бы вместе. Я не стала причиной прекращения их дружбы.

Набираюсь смелости и выхожу из-за угла. Первым, кто находит мой взгляд – Оливер. Его глаза увеличиваются в трёхкратном размере и готовы лопнуть от удивления.

– Что за… – тянет парень. – Они же не могли воспользоваться фотошопом, чтобы замазать это.

Сам, сидящая ко мне боком, резко замолкает и следит за взглядом Оливера. У девушки открывается рот, когда она видит меня. К ней присоединяется Полли, которая в свойственной себе манере, говорит:

– Я не вынесу вторую подобную ей.

– Отлично, потому что мой сын надерет твой зад, – уверенно заявляю я.

Только на звук моего голоса, Мария поворачивает голову и бледнеет на глазах за какую-то секунду. Она резко встаёт со стула, но не торопится бежать ко мне с радушными объятиями. Вместе этого, со стола падает коробочка сока и вилка. В следующую секунду, я вижу только её спину.

– Мари… – зову я, спеша за ней. – Мария, остановись!

– Катись к черту! – шипит она. – Катись к черту вместе с моим братом!

– Остановись, дай мне объяснить! – неустанно прошу я, продолжая чуть ли не бежать за ней.

К моей неожиданности, она тормозит и оборачивается, из-за чего я практически налетаю на её, не успевая остановиться следом. Её глаза полны обиды и гнева, к которым добавляются слёзы, но Мария не позволяет им выйти наружу.

Она тыкает пальцем в мою сторону и награждает ненавистным взглядом, из-за чего становится жарко и дурно.

– Вы ни просто не звонили, вы даже не сказали о… – Мария обводит пальцем область моего живота. – О беременности.

Но следующие слова, которые слетают с её губ, прибивают меня к стенке и дарят такую порцию обиды, что легко душит.

– Может, это вообще не его ребёнок.

– Мари! – резкий голос Диего поднимает каждый волосок на теле, из-за чего вздрагиваю и едва не рожаю на месте.

Он обводит рукой мою талию и кладёт ладонь поверх живота. На этот раз, мне ни капли не становится спокойно. Я почти задыхаюсь, а в голове прокручиваются последние слова Марии.

– Я должен был это предвидеть и не отпускать тебя одну, – вздыхает Диего, целуя височную зону.

Я не реагирую на его присутствие. Мои глаза смотрят на девушку, которая ранила до глубины души. Это её племянник. Сын её брата. Да, возможно, я заслужила, но чем её ненависть и слова заслужил человек, что живёт внутри?

– Я хочу уйти, – шепчу я, отстраняясь от Диего, который тут же обращает ко мне свой хмурый взгляд. Никому ещё не удавалось так задеть меня, как Марии.

Прохожу мимо девушки, смотря вдаль, только после этого, позволяю слезам проскользнуть по щекам. С трудом удаётся ловить ртом воздух и смахивать влагу с лица, торопясь к выходу. Последние слова, которые мне удаётся услышать, звучат из уст Диего, скорей всего, в сторону его сестры:

– Ты никогда не была мне так противна, как сейчас.

Не проходит нескольких секунд, как его ладонь ловит мою, а рука огибает талию. Он меняет наше направление, и я легко поддаюсь, лишь бы уйти хоть куда-нибудь от посторонних глаз, которые искоса смотрят в мою сторону. На душе скребут кошки, а сердце обливается кровью. Мне вовсе не обидно за себя, мне непередаваемо больно, ведь её слова коснулись сына, а он сейчас заменяет весь мир. Только из-за него я рискнула всем. И только ради него была готова потерять всё. Я думала лишь о том, чтобы защитить его. Он не заслужил такого отношения.

Диего завидит меня в тренерскую и закрывает дверь. Я была бы рада, если бы он провернул ключ в замочной скважине, чтобы Мария не пришла ещё раз и не повторила свои слова. Но ничего не говорю, потому что нет сил. Получаю стакан воды, на который кошусь и не знаю, хочу ли хоть что-нибудь. Организм едва ли насыщается кислородом.

– Выпей, Грейс, – мягко просит Диего.

Он садится на корточки у моих ног и обнимает бедра.

– Не бери это в голову. Всё наладится. Она обидела тебя, потому что обижена сама.

Хочется противостоять, что-то сказать, но не нахожу в себе силы, чтобы выдавить хоть слово. Все они застряли где-то в глубине души, там же потерялись. В дверь стучат, я же остаюсь в прежнем растерянном и подвешенном состоянии. И когда Диего встаёт и уже открывает дверь, я хочу крикнуть нет, но слишком поздно.

– Не лучшее время для посещения, – говорит он. – Позже обсудим расписание.

– Да похрен мне на расписание, – раздаётся знакомый голос, за которым появляется его обладатель.

Оливера не смущают мои слёзы, он подлетает и ставит меня на ноги, зажимая в объятиях. Они длятся недолго, потому что парень отлипает, но продолжает держать мои плечи.

– Эта хрень мешает мне обнять тебя, – улыбается он.

– Это ребёнок, придурок, – парирует Полли, на которую я перевожу взгляд.

Рядом с ней Сам, закусившая нижнюю губу и удерживающая смех за таким жестом.

– Мы можем это снять на время? – интересуется Оливер. – Я пытаюсь обнять тебя.

– Если я не ошибаюсь, скоро она его снимает, – снова говорит Полли.

– Отпадно, – энергично кивает парень. – Назовёшь его Оливер?

– Ни за что, – морщусь я, и его лицо озаряет ещё более широкая улыбка.

Оливер чем-то похож на Ноа, с кем я веду войну на протяжении всей жизни. Только эти двое способы вытянуть мою улыбку в самые мрачные минуты. Сам отгоняет его и стискивает меня в объятиях, по которым я скучала. Энергии в ней, хоть черпай ведрами. А той суеты, с которой она к чему-то готовилась, мне так не хватало в последнее время.

Девушка отпускает меня, и я встречаюсь с глазами Полли. Мы обе оценивающе смотрим друг на друга, после чего одновременно выдаём:

– Ну, уж нет.

Диего прячет смешок за кашлем, из-за чего я испепеляю его взглядом.

– Фуэнтес, это не смешно, я всё ещё не переношу её.

– Тогда мне не стоит сообщать некоторые новости.

– Лучше бы ты их сообщил сейчас.

– Ладно, но ты сама захотела.

Он проходит к шкафу, из которого вытягивает бумажный свёрток и протягивает Полли, на что я вопросительно выгибаю бровь.

– Она – новый капитан.

У меня уже готова отпасть челюсть, но я стискивая зубы, чтобы не позволить ей кануть к фундаменту здания.

– Не смотри так на меня. Ты же не будешь играть в футбол сейчас.

Диего проводит пальцами вдоль копны волосы, небрежно взъерошив её, а после чешет затылок.

– И в ближайшее время тоже.

– Ха-ха, – говорю я с каменным выражением лица. – Дайте мне мяч, я хочу забить тачдаун в голову Фуэнтеса.

Оливер, стоящий рядом, хихикает и плавно его смех перетекает в злорадный и такой громкий, что я едва не глохну.

– И он гонял нас по полю, как бродячих собак, – хмыкает парень. – Вот же нахрен.

Диего выгибает бровь и сверкает глазами в сторону Оливера, из-за чего последний резко замолкает, ворча под нос:

– Извиняюсь.

– Ладно, – выдыхаю я. – В любом случае, никто другой лучше с этим не справится.

– Я всё равно не обниму тебя после этих слов, Мелтон, – сообщает Полли.

– Какая досада, я поплачу из-за этого перед сном, – язвлю я.

– Не знаю, скучал ли я по этому, – устало тянет Диего. – Теперь хотя бы на поле не нужен доктор.

Закатываю глаза и стараюсь игнорировать его слова.

– Вы свободны вечером? – интересуюсь я, обращаясь к троице, пришедшей в тренерскую.

– Я проверю свой список для свиданий, – улыбается Оливер.

– Он также пуст, как твоя голова, – саркастически заявляет Полли, за что Оливер пихает её бедром.

– У меня их две.

– О, умоляю, огради меня от этой информации.

Парень передразнивает её, лишь Саманта не вступает в перепалки между ними, продолжая ждать то, что я хочу сказать.

– Вечером мы будем ужинать у бабушки с дедушкой, – говорю я, – и будем рады, если вы приедете тоже.

– Да без проблем, – соглашается Оливер. – Я там, где вкусно кормят.

– Теперь валите из моего кабинета, у меня много дел, – сообщает Диего, открывая дверь.

Оливер, чувствуя себя вождем, направляется на выход первым, предварительно ущипнув меня за талию, за что успеваю отвесить ему подзатыльник и получить в ответ лучезарную улыбку. За ним следует Сам и Полли. Парень не теряется, раскидывая руки по плечам девушек, Полли сразу скидывает её, но Оливер вновь ловит её и сгребает так, что девушка начинает закашливаться. Уже хочу выйти следом, как Диего ловит мою талию и возвращает обратно.

– У тебя нет сегодня лекций, Мелтон.

– И что? Я могу пойти домой.

– Нет, ты поможешь мне разгребать кучу, которую мы скопили вместе.

Хмыкаю, но возвращаюсь в кабинет и занимаю то же стул, что грела несколько минут назад.

Когда Диего говорил о куче, он приуменьшал количество работы, которая как слои накатывались друг на друга и подобно камню, повисала на шее. Бумаги. Бумаги. Миллион бумаг. Расписания. Оценки. Матчи. Тренировки. Успеваемость. И ещё огромная лавина всего. Мне приходится сортировать документы, пакеты с формой для каждого члена команды, я буквально подтираю зад какого-то мальчика, который в это время может получать букет.

За несколько часов получаю сообщение от бабушки, которая назначает время, и посылаю Диего мысленные мольбы отпустить меня с каторги. Он остаётся беспрекословным, делая вид, что я не видит моих мучений. Всё, что остаётся – хмыкать и устало вздыхать. Но и это Диего игнорирует. Он сосредоточен на работе, а я на карандаше, который грызу и представляю его в самых интересных картинках. В конечном счёте, делаю вид, что карандаш падает, и ползу за ним, но под стол. Это не просто, когда в тебе растёт не иначе, как мини слоник.

Согнув одну ногу в колене, а вторую вытянув под столом, Диего переводит взгляд на меня, когда я двигаю его стул и скольжу ладонями по бёдрам.

– У нас мало времени, Грейс, – говорит он.

– Конечно, у нас мало времени, поэтому поторопись снять штаны.

– Нет, – смеясь, отрезает он.

– Фуэнтес, снимай гребаные штаны, пока я не разорвала их.

Дёргаю за ткань, которую Диего удерживает на месте, продолжая смеяться надо мной.

– Я не возбуждаюсь, когда передо мной ползает беременная женщина.

– Женщина? – пищу я, ударив его по ноге так, что начинает жечь ладонь.

– Это в широком смысле!

– Да, в широком смысле, – фыркаю я, вновь шлепая его, но уже по второй ноге.

– Грейс, ты отобьёшь мне ноги!

– Переживай за другое место.

В его глазах возникает озорной блеск.

– Что? Откусишь?

– Отрублю.

Лицо парня искажается от боли, и он тут же откатывается дальше, поднимаясь с кресла.

– Нам уже пора.

– Фуэнтес!

– Мы не можем опоздать на ужин к твоим бабушке и дедушке.

– Можем, я беременная женщина! – парирую я. – Мало ли что случилось.

– Мы не опоздаем к ним из-за секса.

– Снимай штаны, – бурчу я, поднимаясь на ноги следом за Диего.

– Нам пора. Грейс, время уже шесть.

– Время уже шесть, а ничего так и не произошло!

– Я сдвинусь с этого места, если ты пообещаешь мне такую ночь, из-за которой я смогу родить.

– Ты с ума сошла? – смеётся он. – Я не могу… черт, да ты шутишь. Я потом никогда не смогу заниматься сексом.

– Не придётся, если ты сдержишь обещание.

– Ужин ждёт, Грейс, – сообщает Диего.

Он обходит стол с другой стороны от меня и открывает дверь, останавливаясь, чтобы пропустить меня вперёд.

– Ладно, я подумаю, – выдыхает он, когда я не двигаюсь с места.

– Приятного аппетита.

– Господи, – страдальчески тянет Диего. – Хорошо, только не так, как ты хочешь.

Улыбаюсь, потому что всё будет так, как хочу я. Мы оба это понимаем.

Весь путь к дому бабушки и дедушки, я довольно топаю ногой и в предвкушении жду вечера. А точней, жду возвращения в квартиру Диего. Он не отберёт у меня то, что я люблю – его тело, нависающее надо мной. Быстрей земля поменяется местами с небом. В старости ему придётся пить таблетки, чтобы дать мне желаемое.

Рассылаю сообщение с местом встречи Сам, Оливеру и Полли. Никто из них не знает, что ректор университета – это мой дедушка. Не стоит греха таить, я и сама не знала, но не по своей воле. У меня отобрали тех, кто мог стать мне настоящей семьей. И сейчас я настроена на то, что у нас есть время наверстать упущенное. Хочется верить, что мы действительно можем стать семьёй. Бьюсь об заклад, все будут в восторге, и в первую очередь, от красочных речей Оливера.

За небольшой промежуток времени, успеваю придумать разные исходы вечера. Что должна говорить, и должна ли. Конечно, они знают правду, которую крутили по новостям, но я и понятия не имела, что мой живот никак не попадал в кадр. Кроме того, все тонкости известны только нам, и я не знаю, стоит ли их раскрывать.

Дверь нам открывает бабушка, а ароматы, которые бьют по носу, пробуждают зверский аппетит. Я наконец-то вспоминаю, какого это, есть за троих или хотя бы желать есть.

– Проходите, – спешно загоняя нас в дом, вторит бабушка. – Сейчас пирог подгорит.

Она торопится вернуться на кухню, пока я и Диего переглядываемся и улыбаемся её милой суетливости. Когда мы заходим на порог кухни, первое, что бросается в глаза, полный стол еды.

– Ты приготовила всё одна? – удивляюсь я.

– Конечно, твоему дедушке можно доверить только управление университетом, но не кухню. Он сожжет дом.

Диего ехидно смотрит на меня, на что я закатываю глаза.

– Я умею готовить, – говорю я.

– Последний раз ты сожгла готовую лепёшку из супермаркета, – напоминает он.

– Я всего лишь не проверила температуру.

– Да, всего лишь, – согласно кивает парень.

– Таланты от дедушки, – улыбается бабушка, стягивая перчатку.

– Я могу помочь, – предлагаю я. – Помыть посуду, например.

– Занимай местечко, милая, тебе нужен отдых.

– Сегодня я потрудилась на славу, – не скрывая иронии и насмешливого взгляда, с которыми смотрю на Диего.

– Чем занимались?

– Помогала Диего с бумажной волокитой. Было весело.

Хихикаю, тихо добавляя:

– А потом-то как будет.

Диего сжимает моё колено под столом и тяжело выдыхает. К счастью, бабушка не понимает и не стремится понять мою иронию, либо же понимает, но оставляет её без внимания, не углубляясь в тему «было весело».

На следующий дверной звонок спешу я, потому что бабушка занимается выкладкой десертов на широкое блюдо. Не сдерживаю улыбку, когда на пороге нахожу Оливера, Сам и Полли. Некое беспокойство поднимается из-за Марии, но расстраивать бабушку и дедушку в первый нормальный семейный ужин тоже не хочется. Этот вечер очень важен для меня, полагаю, для них тоже, если они всё ещё желают меня видеть и называют нас семьёй. Я давно начала проникаться к ним, легко пуская в свою жизнь и сердце. Они единственные родные люди, которые у меня остались, кроме Иви.

– Это Оливер, Саманта и Полли, – представляю я, указывая в сторону каждого.

– Скарлет, – искренне улыбается бабушка, протягивая им ладонь.

Её щеки становятся пунцовыми, когда Оливер, как истинный джентльмен, целует тыльную сторону кисти. К слову, бабушке лучше не знать, что это джентльмен обычно не целует дамские руки, а спускает женские трусики во всех возможных местах.

– Дедушка задержится на десять минут, – сообщает бабушка. – Его собрания когда-нибудь меня доконают.

– Ничего страшного, – пожимаю плечами, переводя взгляд на одного из друзей. – Уверена, Оливер будет рад рассказать все новости.

– Конечно, – довольно соглашается он. – Ты же даже не в курсе, кто нас тренирует.

– Удиви меня.

– У нас новый тренер. Она… – парень смотрит на бабушку, явно подбирая слова: – Умопомрачительно милая.

Да, скорей, у неё огромные сиськи, и она умопомрачительно охренительная. Не исправляю его слова вслух, но судя по закатанным глазам Полли, я полностью права. Меня уже интересует другое. Сосредоточиваю всё внимание на Диего, который не упоминал подобную мелочь. Кажется, я начинаю ревновать. Ей лучше вытащить силикон из груди, иначе он лопнет.

– Я не видел, – говорит он, читая вопрос на моём лбу.

– Поверю, – киваю я. – Что ещё, Оливер?

– Я уже упоминал, что больше не пропускаю и не опаздываю?

– Это и так всем понятно, – вступает Полли. – Я бы даже сказала, что он бежит в первом ряду.

– Как ответственно, – улыбается бабушка. Но я улавливаю её насмешливый тон.

Спуск курка – так я могу назвать последующие новости, которые Оливер торопиться рассказать. Ему бы вести программу по телевизору, чтобы скрасить время новостей шуточками, сменой тона и передразнивания. Он буквально пуляет, подобно автомату. Кажется, даже Диего начал слушать его с неким интересом. Я же знаю, что половину он приукрашивает, ведь это лучшее оружие, которым владеет Оливер. Он мог быть бы диктатором, чтобы воодушевлять народ. В любом случае, там, где необходимо болтать – лучшая гавань для Оливера.

За всей этой сворой новостей, не сразу замечаем дедушку, который сообщил о своём приходе бренчанием ключей, которые положил на столешницу. Все взгляды резко устремляются в его сторону, и первым, конечно, восклицает Оливер:

– Вот же нахрен, у тебя дедушка ректор!

– Это главная новость, – киваю я, – та-дам.

Дедушка поднимает уголки губ, снимая пиджак и повесив его на спинку стула.

– Вы являетесь моим любимым студентом, мистер Блайт.

Оливер окидывает взглядом каждого, кто занимает место за столом, останавливаясь на дедушке.

– Это круто или нет?

– Лучшая из твоих заслуг, – хихикает Сам.

– Определённо, – соглашаюсь я.

– Ладно, я ещё никогда не тусил с ректором.

– Профессор Филипс ждёт ваши работы уже третий день, – с деловитой улыбкой, говорит дедушка.

– Этан, забудьте хотя бы на один вечер про ваши учебные дела, – просит бабушка. – У нас же ужин, а не совещание. Ты только что оттуда.

Дедушка ослабляет галстук и пожимает плечами.

– Хорошо, потусуюсь со студентами, – вздохнув, он вовсе снимает его, бросив поверх пиджака. – Целый день душит меня, чертова штуковина.

Не успевает дедушка поднять вилку, как дверной звонок поднимает его со стула и заставляет прогуляться до дверей. Я же улыбаюсь, когда он не сдерживает бранные слова. Сейчас он не мистер Харрис, а мой дедушка. Это довольно приятно. Не проходит и минуты, как он вновь возвращается, смотря на меня.

– Говорят, что к тебе, Грейс.

– Ко мне? – спрашиваю я, настороженно взглянув в сторону Диего, который тоже заметно насупился и насторожился.

– Кто там? – интересуется мой мужчина.

– Девушка, – жмёт плечами дедушка. – Говорит, что хочет срочно поговорить с Грейс.

– Ты не пойдёшь одна, – сообщает Диего, поднимаясь из-за стола. – Не дай Бог твой отец…

В глазах бабушки тоже возникает мгновенное беспокойство, с которым она смотрит то на меня, то на Диего, то на дедушку, который, кажется, растерян.

Диего первый выглядывает из-за угла, в ту же секунду его плечи заметно опускаются и расслабляются. Он поворачивается ко мне и кивает.

– Вам лучше поговорить вдвоём.

Не понимаю, о ком он, но выползаю из-за стола и направляюсь к парадной. Не знаю, как сильно вытягивается моё лицо, на пороге нахожу Марию.

Сжав пальцы в замок, она смотрит в сторону улицы и качается на пятках, кусая губы, которые уже искусаны чуть ли не до крови. Её потускневшее лицо, на котором под глазами синяки, поворачивается и девушка застывает, словно увидит что-то неземное и пугающее.

– Мари? – шепчу я, поглядывая через плечо, не подслушивают ли нас. К счастью, никого нет. Вероятно, дедушка занял место за столом.

– Грейс…

Её нижняя губа начинает дрожать, а в глазах подавленность и неприкрытая боль.

– Прости меня… пожалуйста, прости. Конечно, это ребёнок Диего, я просто злилась… Ты же моя лучшая подруга, а он мой брат. Вы ничего не сказали, а мне так хотелось узнать первой… я не нашла ничего лучше, чем обидеть тебя…

Не успеваю ничего ответить, потому что Мария продолжает тараторить.

– Я не должна была так говорить. Вы не заслужили… я хотела сказать, что мне жаль.

Она разворачивается, чтобы уйти, но у меня разрывается сердце, когда вижу её отдаляющуюся спину.

– У нас же ужин, ты даже не познакомишься с моей семьёй?

Девушка застывает. Несколько секунд, Мария не поворачивается, но она совершенно точно услышала меня. Я, как никто другой знаю, что каждый может совершить ошибку, и каждый заслуживает второй шанс. Я не хочу терять её. Со всеми перепадами настроения, вспышками гнева и радости, я хочу знать, что она присутствует в моей жизни. В жизни моего сына, потому что я до бесконечности люблю Остина. Уверена, Мари будет любить нашего сына также.

– Я всё испорчу… – тихо говорит она.

– Ты испортишь, если не будешь с нами.

Она берёт время на обдумывание, смотря то на меня, то вдаль улицы. Я же умоляю механизм в её голове дать согласие.

– Ты же моя лучшая подруга, – повторяю то, что сказала Мария, и то, что я действительно думаю.

– Ты хочешь меня там видеть?

– Да, ты же тётя моего сына. Он не сможет без тебя.

– Я заражу его бешенством.

– Поздно, его носитель сумасшедшая я.

На губах Марии расцветает улыбка. Она бросается ко мне, и сжимается в объятиях, но тут же их разжимает, положив ладони на живот.

– Он же такой большой, Грейс.

– Да, подрос за время моего побега.

Она хмыкает, я же беру её ладонь и направляюсь в дом. Осторожность и некий страх, который исходит от Марии, лишь приятен. Это означает, что ей не безразлично. Не выражая никаких эмоций, она лишь покажет то, что пришла не из-за желания, а из-за надобности, чего не хочу я.

Как только появляемся на горизонте, вижу лёгкую улыбку Диего, который обращает взгляд к нам.

– Это Мария, – сообщаю я. – У неё не получалось прийти, но она смогла.

Дедушка и бабушка радушно и приветственно кивают ей, все остальные держат правду за закрытой дверью. Неважно, что было до, главное, что есть сейчас.

Глава 22

Ледяные стены одиночной камеры хранили в себе крики заключённых, их ужасающие истории, от которых стынет кровь в жилах, а уровень тромбоцитов от испуга повышается до критической отметки. Мизерное окошко со стальной решеткой высоко на стене, куда заключённый уж точно не сможет достать, железная кровать с тонюсеньким ветхим матрасом, железный стол в середине комнаты и низкий стульчик, как для маленького ребёнка: то ли для того, чтобы показать заключённому его уровень, то ли просто для издевки, – весь интерьер камеры.

Страшно ли было здесь находиться?

Да, – ответит вам Вильям Мелтон и даже не попытается соврать. Какой уж теперь толк от его натуры.

Сколько же дней он здесь провёл? Неизвестно. Вильям пытался считать, но всё-таки сбился. От стресса в первые дни он вообще не понимал, что происходит. Последующие были как в прострации. А дальше началось принятие безысходности и ожидание, когда всё это закончится. А закончится, конечно же, не скоро. Очень нескоро. Вильям осознавал это как никто другой. На собственной шкуре ощущал то, как медленно, в его случае критически медленно, течёт время. Каждый день казался годом, еда помоями, охранники зверями, а мысли в собственной голове пожирающими.

Когда пришла осознанность происходящего, он начал размышлять: можно ли было этого избежать? Нет, не залечь на дно, после покушения на дочь. Избежать в корне. И Вильям пытался честно ответить на этот вопрос и ведь даже пришёл к ответу. Правда, не очень утешительному. Он такой, какой он есть. Из дерьма не сделать золото, а из золота дерьмо. Рано или поздно он стал бы тем, кто он есть сейчас: безжалостный ублюдок с дырой в сердце, которую он отчаянно заполнял деньгами.

Хорошо, давайте попытаемся оправдать его, раз уж на то пошло. Может, у него была отвратительная обстановка в семье, отчего от недостатка внимания со стороны родителей он поддался плохому влиянию парней с улицы? Нет. По крайней мере, обстановка дома была у него намного лучше той, что он создал в своём для своих детей. Тогда быть может это неразделённая любовь? Туше. Что бы он там не рассказывал, какие бы байки это ни были, – он никогда не любил Аннабель настолько, чтобы потерять себя от её отказа. Он просто хотел получить её, а она мало того, что отказала ему, так ещё и унизила. Тогда как же он стал таким монстром?

Вот что я вам скажу: монстрами не рождаются, монстрами становятся. Нас определяют наши поступки, наше мышление, рассуждения, наше видение жизни. Вильям изначально рос в далеко не лучшей обстановке: его родителям было на него плевать, пусть далеко это не заходило, например, до насилия. Глядя на своих родителей, деспота-деда, он постепенно впитывал в себя их образы, строя свою собственную оболочку из гнили. Методом проб и ошибок Вильям пришёл к тому, что всё, что в этой жизни нужно, – это деньги. Деньги решают всё, – думал маленький Мелтон. Можно ли его осуждать за это? Не вижу в этом смысла, ведь все мы любим деньги. Только каждый по-разному добивается их. Один трудится на работе днём и ночью, другой обманом забирает у старушек квартиры. А Вильям решил идти по головам, чтобы вырезать для себя место во влиятельном обществе и стать тем, кто не станет считать эти чертовы деньги. И ведь у него получилось. До чего же целеустремленным оказался Вильям Мелтон. Дедушка наверняка будет гордиться мной, – самодовольно фыркал Вильям. Будет, милый. Определенно. Уж он-то точно будет тобой гордиться.

Вильям перекатился на другой бок, сопровождаемый мерзким скрипом, который резал уши, кровати. Правый бок оказался в ещё более плачевном состоянии, и Вильям, кряхтя, лёг на спину, сложив ладони на груди и судорожно вздохнув от резкой боли в позвоночнике. Он даже предположить не мог, что убьёт его раньше: эта идиотская кровать-садистка или годы заключения.

Глядя в потолок, он вытащил из кармана штанов изрядно помятую фотографию и поднёс её к лицу. Из-за жуткого освещения разобрать, что же было запечатлено на фотографии, было невозможно. Но это Вильяму и не нужно было: он уже назубок знал, что и где расположено на фото. Это была единственная вещь, которую ему оставили. И он дорожил ею, как бы это банально не звучало. Самое интересное ведь то, что это не банкнота.

Бежевая стена в позолоченную полоску и на её фоне маленькая белокурая девочка. Волосы прямо спадают с плеч и переливаются на закадровом солнце. Лицо пунцовое, даже недовольное: носик сморщен, щёчки покраснели, брови сошлись у переносицы, губки надуты бантиком. Хрупкие плечи напряжены, ладони в кулаки. Его маленькая малышка Грейси. Вильям вздохнул, засунул фотографию поглубже в карман и закрыл глаза. Хватит с меня на сегодня, – решил он.

Любил ли он её? Конечно. Но любовь эта была извращённой. Сам Вильям считал, что делает вклад в её будущее. Жизнь далеко не простая вещь, – рассуждал он, – ей нужно уметь правильно управлять. И он с малых лет учил её этому. По крайней мере, ему так казалось. И вот сейчас, когда его дочь засадила в тюрьму, он чувствовал не ненависть, а своего рода гордость. Ученик превзошёл своего учителя.

Что-то заскрежетало в скважине, а затем железная дверь распахнулась со стуком.

В дверном проеме стоял Майкл и улыбался, а позади него пара охранников с недовольными лицами. Поправив накрахмаленный пиджак непонятного цвета, Майкл сверкнул белозубой улыбкой и зашёл в камеру.

Вильям хмыкнул.

– Вильям Мелтон, как я рад тебя видеть, – отнюдь не доброжелательным голосом пробасил Майкл и подошёл к столу в середине комнаты.

Мелтон закатил глаза и планировал отвернуться к стенке, чтобы не видеть самодовольное лицо бывшего приятеля, но внезапно возникшие охранники перед его койкой одним толчком перевернули его на живот, сцепили наручниками руки на спине, а затем жестко подняли и поставили на пол.

Вильям зло прокряхтел проклятия, и тогда один из охранников, что отличался особой жестокостью над заключёнными, схватил его за шею и притянул к себе так, чтобы губы были около уха.

– Не рыпайся, Мелтон. Одно лишнее движение – и ты навсегда пожалеешь о том, что родился на свет.

– Ладно вам, мальчики. Не запугивайте моего друга, – прозвучал следом приторный голос Майкла.

Охранник дёрнул Вильяма в сторону и усадил на стул. Затем двое скрылись, перед этим что-то шепнув на ухо Майклу.

Когда же бывшие друзья остались наедине, Вильям позволил себе сплюнуть на пол, а затем вызывающе посмотрел в глаза Майкла.

– Ну что, не молчи, рассказывай. Как тебе новые хоромы? Достойные великого и непобедимого Вильяма Мелтона?

Вильям молчал. Говорить с предателем он не хотел. Более того, желал ему смерти.

Майкл закатил глаза.

– Не хочешь говорить – не надо. Тогда слушай, как я снес твой офис и построил на его месте…

– Мне плевать.

– Что?.. Что ты там бубнишь себе под нос? Проклинаешь меня, да? А я между прочим…

– Мне плевать, – громче повторил Мелтон и отвернулся.

Это не было ложью. Ему и в самом деле было безразлично, что стало с делом всей его жизни. Сейчас это уже не имело никакого значения.

– Взрослый человек, а лжёшь как мелкий поганец, – прошипел Майкл, перегнувшись через стол и расставив ладони.

Вильям усмехнулся.

– Если это то, за чем ты пришёл – позлорадствовать, то можешь проваливать. Сегодня у меня есть планы получше.

– Поесть эту клейкую кашку, дать другим заключённым пару раз ударить себя в лицо, а затем лечь спать на жёстком матрасе? Это твои планы? – негодующе и как-то обижено крикнул Майкл.

И даже на этот раз Вильям смолчал, хотя обычно отличался агрессивным характером. Повысить на него голос значило вырыть себе могилу. Но не сейчас. Тот Вильям Мелтон, кажется, канул в лету.

– Ты – сукин сын, слышишь меня? Ублюдок, – Майкл уже не мог держать себя в руках от напирающей ярости. Он пришёл сюда с целью показать Мелтону насколько тот облажался, но он даже в ус не дует. Ему всё равно. И этот факт выводил Майкла из себя ещё больше. Он выиграл. Он выиграл практически непобедимого Вильяма Мелтона, который из года в год их дружбы, начинающейся с самого университета, получал всё, что хотел себе сам Майкл. Он всегда был лучше, но добивался этого мерзкими путями, и ведь ничего ему за это не было. А Майкл, который проходил тернистый труд, получал всего на всего – ничего.

Несправедливость, – выл Майкл и обещал себе, что однажды он покажет ему кто здесь король.

Вильям повернулся и лениво скользнул взглядом по краснеющему лицу Майкла:

– Это всё?

– Ненавижу! Ненавижу тебя! – зарычал Майкл. Он потянулся к Вильяму и схватил его обеими руками за шею. – Умри. Умри, гнида. Такие как ты не должны существовать.

Он все кричал и кричал. Кричал все то, что накопилось за долгие годы их «дружбы». Из-за криков охрана быстро вбежала в камеру и оттащила Майкла от задыхающегося Вильяма. Но даже тогда первый не успокоился, а второй всё так же молчал.

– Вы же говорили, что все будет тихо спокойно, – проворчал один из охранников Майклу. – Если главный узнает, что нам заплатили за личную встречу с ним, то нас накажут.

Тот отмахнулся.

– Насрать. Я убью его.

Мелтон хрипло рассмеялся, схватившись за шею. Тогда Майкл рванул в его сторону, но охранники быстро скрутили его и повели к выходу, но перед этим он успел выкрикнуть:

– Ты будешь гнить в тюрьме, жалкий мудак, пока я получаю всё внимания, все деньги, абсолютно всё, – но увидев, что слова не возымели желанного эффекта, он выплюнул: – Какого это осознавать, что я буду вести твою дочь к алтарю сегодня?

Вильям замолк. Он поднял покрасневшие глаза на Майкла.

Тот выдохнул и расхохотался. Наконец-то он пробил его броню.

– К алтарю? – тихо повторил Вильям, все ещё не веря.

Он наивно полагал, что Грейс всё-таки не разведётся с Арчером. Ведь он помнил любовь, которую видел в её глазах, смотрящих на этого мальчишку. Именно по этой причине он снизошёл и позволил им пожениться. Но сам сказал дочери, что это стратегический ход ради блага компании. Все было далеко не так. Да и какой толк от сотрудничества с компанией родителей Арчера, если они перешли в ресторанный бизнес, а это было не интересно Вильяму. По крайней мере, не настолько, чтобы выдавать дочь за их сына.

– Плохо слышишь, Мелтон? Твоя дочь сегодня станет женой этого Диего, а я буду играть роль отца на свадьбы. Может, даже понянчу их детишек. Ты же знаешь, что ей осталось немного до предполагаемой даты родов. Так вот Грейс даже предложила назвать мальчика в честь меня. Ну и я, естественно, не мог отказаться.

Вильям поднялся и в ярости пнул стул в сторону Майкла.

– Лжец! Ты лжёшь. Лжёшь! Надо было стрелять раньше, тогда я бы успел и тебя прикончить.

Охранники переглянулись. Кого же держать: дикого заключённого или не менее дикого гостя? Один из них подбежал к Вильяму и ударил того в живот, отчего он упал на пол и начал кашлять кровью. Другой же быстро вывел хохочущего Майкла.

Так и закончилась легендарная дружба, длившаяся годы, пропитанные болью, желчью и желанием стать лучше другого.

***

Находясь в коконе смешанных ощущений, Мария покрутилась перед зеркалом повторно, чтобы наверняка знать, нет ли где складок на платье, не задралось ли оно, всё ли хорошо смотрится. Встав боком к зеркалу и повернув голову так, чтобы видеть спину, она дернула плечом, чтобы пряди волос плавно спали на спину. Темно-каштановые волосы – её новый цвет, который она сделала в очередной период маниакальной стадии, в последний раз, когда она ещё ощущала этот «полёт эмоций», необузданность диких мыслей, – прекрасно сочетались с темно-зелёным, с оттенком изумрудного, платьем, котороеона решила надеть на свадьбу.

Изначально ей до безумия хотелось тоже быть в белом, чём-то элегантном, но, когда рассудок встал в позу злой мамы, Мария осознала, как это неудачно будет смотреться. Блистать на свадьбе должна лишь невеста, – такой тактики поддерживалась Мария, но все же вертелась перед зеркалом битый час, сходила на укладку, маникюр и прочие прелести жизни далее по списку. Хотелось выглядеть хорошо, но не для гостей. Нет, вовсе не для них.

Впервые ей хотелось выглядеть блистательно лишь ради одного человека.

Даниэль же в это время стоял за стеной с телефоном у уха и пытался успокоить взвинченную маму. Признаться честно, парень удивился, когда Диего пригласил и родителей Даниэля на свою свадьбу. Это было приятной новостью и необязательным, уже давно ненужным, подтверждением сути их дружбы. Они были уже как семья.

– А я тебе говорю: мы опоздаем на свадьбу и все из-за твоего отца, – ворчала мама в трубку, чем-то шурша. Скорее запаковывала подарок для будущих молодожёнов.

Даниэль закатил глаза и сел на кровать, не боясь помять брюки.

– Мам, прекрати себя накручивать. Мы ещё даже не вышли, так что не расстраивайся и не думай ни о чём таком. Все придём вовремя. И не кричи ты так на папу, ты же знаешь, как он обожает свадьбы. Пусть собирается сколько угодно, без него точно не начнут.

– Он, конечно, обожает свадьбы… но когда нам ждать вашу? Мы очень любим Диего, но хотелось бы…

– Не надо, – резко перебил Даниэль, ставший мягким голос матери.

– Ну как не надо!?

– Мама, – тихо зарычал Даниэль.

Видимо слишком громко, раз дверь в спальню приоткрылась и в щелочке появилась голова Марии.

Даниэль повернул голову в её сторону и замер.

Она была сногсшибательная. Её оливковая кожа блестела под светом люстры, брови с изящным изгибом чем-то уложены, губы ярко накрашены красной матовой помадой. Тело облечено в длинное обтягивающее платье с провокационным декольте. Мягкая кожа так и притягивала вдохнуть ванильный запах, погладить, даже ущипнуть. А эти пухлые губы…

Мысли Даниэля прервал скромный вопрос матери:

– Не кричи на мать. Лучше скажи дату празднования. Ты уже не молод, пора бы и жениться. А если Мари против, так давай я с её мамой поговорю, замечательная женщина. Обещаю, она будет твоей! Только скажи – сразу.

– Мама… – страдальчески застонал Даниэль и сбросил вызов. Да, за это получит подзатыльник, но уже лучше это, чем слушать её бред.

Мария, увидев, что теперь можно зайти, грациозно прошла в комнату.

Бесконечные чертовы ноги, – взвыл внутренний голос Даниэля. Он уже представлял, как он посадит её на стол, эти ноги обвивают его торс, а он глубоко входит в неё с каждым жестким толчком, пока красные ногти Марии царапают его шею. Он будет гладить правой рукой её гладкое бедро, а левой придерживать за упругую маленькую попку, чтобы прижимать её к себе ещё ближе. Он укусит её за шею, оставив свой след, и признается в самых сильных чувствах.

– Даниэль? – переспросила Мария, смущённая его пристальным взглядам. От неловкого положения она сцепила ладони в замок, отчего сильнее прижала плечами груди друг к другу.

Мать твою, – уже вне себя умолял Даниэль.

– Да? – с дрогнувшей улыбкой и пересохшим горлом спросил он.

– Я слышала, ты кричал. Всё в порядке?

– А.. да, все отлично. Не переживай. Просто мама, ты же знаешь её, – он пожал плечами. Ему казалось, что он стоит как вкопанный и тупо пялится на неё, поэтому дабы разрядить обстановку, Даниэль делал какие-то хаотичные движение.

Мария отвела глаза и тихо спросила:

– Я тут подумала, может нам всё-таки поехать вместе, ну, как друзья?

– Не думаю, что это будет хорошей идеей.

Плечи девушки поникли, руки опустились по швам, да и сама она перестала светиться.

Мария хотела спросить что-то ещё, но Даниэль демонстративно посмотрел на часы и сказал:

– Встретимся там, а то время уже поджимает.

– Но сейчас ведь только два?

– Я заеду за родителями.

С этими словами парень вышел из комнаты, а затем захлопнулась входная дверь.

Мария зажмурилась.

Почему? – вздыхала она.

Всё началось, когда Диего уехал за Грейс. Ремиссий у Марии практически не было, и почти все время депрессия сменялась гипоманией, причем, чем сильнее эпизод гипомании, тем хуже депрессия. Один из дней, когда её рассудок дал сбой, Мария не помнит абсолютно, словно тот отрезок не жизни просто взяли и вырезали, но вот что она помнит отчетливо, как Даниэль забирал её откуда-то. Он снова ворчал, она снова психовала. И в больную голову девушки прокралась сумасшедшая идея: позволить Даниэлю воспользоваться собой. Она видела в этом выход. Вдруг он от меня отстанет, получив то, что желал, – решила Мария.

Следующей настала депрессия. Она была глубже, чем все предыдущие: Мария потеряла себя в избытке грусти, ненависти к себе, к своим поступкам. Тогда её начало тошнить. Абсолютно от всего: она буквально не могла дышать запахом еды. Причина стала ясна – две полоски.

Страх. Дикий страх из-за перспективы стать матерью, но ещё больший за то, что ее болезнь передастся ее ребёнку. Мария когда-то клятвенно обещала себе даже не думать о беременности: нельзя обрекать ребёнка на такие мучения. Но, к сожалению, всё сложилось иначе.

Мария видела лишь один выход. Привязав один конец веревки к ручке двери, а другой обмотав вокруг шеи, она захлопнула дверь на ключ и начала идти. Каким-то чудом, в квартиру неожиданно зашёл Даниэль, узнать, как там его любимая: она уже несколько недель страдала депрессией, а тут ещё и недавний звонок Диего, после которого она очень долго проплакала, заперевшись в комнате. Он услышал хриплые стоны умирающей Марии, которая продолжала идти, ограничивая себе доступ к кислороду. Ему не составило труда догадаться выломать дверь.

Найдя её в таком состоянии, он и понятия не имел, что на этот раз стало причиной, но посчитал причиной депрессию и неутешительную новость о брате. Мария молчала. Просто рыдала, прижав ноги к груди, скрутившись в кокон. Он отвёз ее в клинику немедленно, осознавая, что дальше так быть не может: она будет принимать таблетки и это окончательное решение.

Курс терапии довольно быстро поставил её на ноги. Чувствуя себя значительно лучше, чем раньше, Мария всё-таки решилась признаться во всем Даниэлю. Было ли это роковой ошибкой в их отношениях? Кто его знает.

Рассказ Марии вонзил нож в сердце Даниэля: насколько же она ненавидит его, раз хочет избавиться от из ребёнка таким путём. Он поклялся ей, что больше не заикнется о чувствах. Отныне они друзья. Но Даниэль также хочет учувствовать в жизни ребёнка, если Мария, конечно, все ещё хочет его оставить.

И вот уже недели он ведёт себя холодно по отношению к ней, не проявляя больше эмоций, чем положено. Это сказалось на гордости девушки.

Как он мог так быстро забыть меня? Неужели всё это было несерьёзно?

И по закону подлости внезапно пропащие чувства Даниэля поспособствовали возникновению сильных чувств Марии. Но только теперь уже было поздно: их связывала лишь дружба.

***

В церкви собрались абсолютно все близкие и друзья. Первые ряды лавочек были забиты, а последние всё-таки пустовали: Грейс настояла на том, что звать своих дальних родственников она не собирается, а у Диего их не оказалось.

Священник ещё не вышел, невеста где-то пропадала, а взволнованный, немного испуганный Диего стоял рядом с Даниэлем, который недавно подъехал. Сначала Фуэнтес удивился:

– Дай угадаю, моя сестра снова показывала характер, ты усыпил её и засунул в багажник? – с преувеличенным весельем спросил Диего, засунув ладони в карманы.

Чтобы отвлечься от волнения, он решил полностью вовлечь себя в беседу с гостями и начать с Даниэля. Именно странное выражение отчаяния на лице лучшего друга подтолкнуло Диего подойти к нему первым.

Даниэль нахмурился и притихшим басом ответил:

– Мы по раздельности. Мне нужно было забрать родителей, так что…

– Ты и без моей сестры? Это шутка какая-то? – удивленно спросил Диего и хотел рассмеяться, но серьёзное, унылое выражение лица Даниэля его остановило. – Вот дерьмо. Рассказывай.

И Даниэль и вправду всё ему выдал, не мог больше молчать. Он давно разрывался между тем, чтобы излить душу Диего или по-прежнему делать вид, что ничего за время его отсутствия не произошло. Но сейчас был день его свадьбы, поэтому Даниэль умолчал некоторые подробности, а точнее аборт Марии. Пусть узнаёт позже, так будет лучше для всех.

Диего только успел открыть рот, как двери церкви открылись, и вошла Мария. Она тут же нашла взглядом Диего, который замер, смотря на неё, неожиданно подмигнула ему и пошла в его сторону. Уже подходя ближе, она заметила и стоящего рядом Даниэля. Тогда она вытянулась по струнке и сжала губы.

Что за дерьмо, – спросил свой внутренний голос Диего и решил просто понаблюдать за ними.

– Привет, мальчики. Надеюсь, я не опоздала? – мило спросила Мари, но всё-таки до конца она так и не смогла скрыть свою нервозность. Она то и дело поглядывала на Даниэля, который даже не смотрел в её сторону.

– Как видишь – нет. Грейс все ещё не готова, а без неё начинать смысла нет, – пожимает плечами Диего. Обстановка становятся напряженной, и он решает пошутить, чтобы хоть как-то исправить положение дел: – Хотя у меня всегда есть Даниэль в запаске. Ну что, выйдешь за меня?

Даниэль пихает Диего в плечо и улыбается.

– Иди в задницу, ублюдок.

– А ты уже приготовил её для меня? – поигрывает бровями Фуэнтес. Даниэль прыскает со смеху, и они продолжают шутить между собой, будто неловкой паузы вовсе не было.

Мария смотрит, как они веселятся, понимает, что она лишняя, и с болью в сердце уходит в комнату, где готовилась Грейс.

***

– Бабушка! – стонет Грейс, когда что-то острое, скорее всего уже сотая шпилька, проходится острым концом по коже головы.

– Я впервые в жизни держу в руках эти штучки, так что не смей на меня ворчать, леди, – в свою защиту ворчит Скарлет и берет ещё одну «штучку» с туалетного столика. Пальцы порхают вокруг голову Грейс, пытаясь найти убежище. Найдя свободное место, женщина радостно улыбается и почти ликуя, отправляет шпильку в шевелюру внучки.

– Так и знала, что надо было нанять мастера, – себе под нос пробубнила Грейс.

Скарлет услышала её и фыркнула:

– Ты видела, какие деньги они требуют за эту мелкую работенку? Да я в два счёта сделаю всё бесплатно.

– При этом изуродовав меня, – добавляет Грейс.

Скарлет закатывает глаза и отходит от стульчика, на котором развалилась её внучка.

Она поднимает глаза на зеркало и смотрит на неё в отражении.

– Смотри, какую красоту я тебе сделала.

Девушка раскрыла зажмуренные от боли глаза и посмотрела на своё отражение. Бабушка была права, прическа и вправду была просто идеальной. В первую их встречу, она выглядела прекрасно, и, вероятно, подбирала каждую деталь образа сама.

Подобие венка, в который вплели свежие бутоны маленьких ночных фиалок, идеальные русые локоны, которые ползли по спине и доходили почти до поясницы. Грейс уже давно собиралась отстричь их, но решила сделать это после родов, которые должны были случиться уже в этом месяце. Скарлет и Грейс с открытыми ртами наблюдали за зеркалом, как за самой изящной бабочкой, и восхищались.

Дверь в комнату приоткрылась и голову просунула Мария. Она хотела пошутить что-то непристойное, но увидев бабушку Грейс промолчала.

– На тебя уже жалуется Диего, – проходя внутрь, говорит она.

Скарлет и Грейс оборачиваются. И на лице последней расцветает маленькая улыбочка, которая кажется усталой. Последний месяц беременности измотал её, а процессия свадьбы только ухудшает её состояние. Она хотела бы сыграть свадьбу после родов, но Диего настоял на обратном.

– Да? – удивлённо спросила Грейс.

– Похоже, мы с тобой тут задержались, работая над твоей прической, – ответила за Марию Скарлет.

Грейс сморщила нос, вспомнив все шпильки, вколотые ей в кожу.

– Мне, наверное, пора оставить вас. Пойду, отыщу твоего дедушку, Грейс, пока он с кем-нибудь не повздорил. Ты же знаешь его.

– О да, Диего с ним даже рядом не стоит, – хохочет Грейс и машет уходящей из комнаты Скарлет.

Как только дверь закрывается, Грейс аккуратно сползает со стула и притягивает Марию в объятия.

– Я рада, что ты пришла, – искренне говорит она.

– Даже и не знаю, что на это ответить. Я, конечно, не самая хорошая подруга, но твою свадьбу пропустить я точно не смогу.

– И то только потому, что здесь бесплатно кормят, – дополняет сказанное Марией Грейс и отстраняется, погладив её напоследок по спине.

Мари хлопает глазами и хмурится.

– Не…

– Да ладно тебе. Я тоже здесь только из-за халявной еды, так что ты не одна такая, – подмигивает Грейс.

Наконец осознав, что подруга пошутила, Мария расслабилась и рассмеялась.

– Я уже успела подумать, что ты всерьёз.

– Я заметила, – Грейс щурится, глядя на подругу и вкрадчивым голосом спрашивает её: – Ты сегодня совсем не своя. Что случилось?

Былое расслабление, которое пришло всего несколько секунд назад, сменилось тревожностью. Мария отводит глаза в пол, закусив нижнюю губу. И плевать, что помада смажется.

– Мари, не молчи. Ты не слышала, что беременных нельзя волновать? А я не просто беременная, я – Грейс. Твоя сумасшедшая подружка, так что давай, выкладывай.

– Может, после церемонии? Я не хочу портить тебе настроение…

– Сегодня мне уже его никто не испортит. Не после того, как я прочитала статью в интернете, что дети в утробе матери могут плакать. Представляешь, его никто не слышит, он в темноте, совсем один, – в едва заметно припухших от недосыпа глазах Грейс заиграли блики.

Мария тут же начала бодро махать ладонями перед её лицом.

– Не смей! Тебе нельзя сейчас плакать. У тебя же уже все накрашено.

– Плевать, – взвыла Грейс, выпятив нижнюю губу от досады. Конечно же, ей не хотелось смазать всю эту шпаклевку на её лице. – Мой Ди…

– Грейс, давай мыслить здраво: Ди твой ребёнок. А ещё он ребёнок Диего. Ты думаешь, он будет плакать? Он скорее лишний раз пнет тебя, если чего-то испугается.

В дверь постучали.

– Девочки, священник уже тут. Пора выбираться и становиться миссис.

Слёзы из глаз Грейс мгновенно улетучились, Плечи выпрямились, нос вздернулся вверх, а губы сжались в предвкушающую улыбку. Она уже собиралась выходить, но задержалась.

Взяв Марию за ладонь, она посмотрела ей в глаза. Та же недоуменно ответила взглядом.

– Я помню свой вопрос. Не думай, что я забыла.

***

День, который они ждали. День, который не вписывался в их предполагаемое будущее. Мальчик с судимостью, обвиняющий себя в самых ужасных смертных грехах, обиженный на жизнь и на самого себя. Девочка с непростым характером, который образовывался как хитиновый скелет вокруг неё в виде дополнительной защиты, чтобы никто никогда больше не обижал, как это делала её семья. Казалось бы, что общего между ними? Как судьба свела рельсы, чтобы два поезда жизни слились в один, общий, где они уже будут не одиноки?

На все эти вопросы есть лишь один ответ: так было нужно. Им было предназначено встретиться, таким непохожим, но одновременно, словно копиями друг друга. И пусть они не два пазла, цепляющиеся друг к другу и сотворив картинку. Но друг без друга они больше не смогут – сломаются. Так кто же они друг другу, если уход одного способствует смерти другого?

В первую очередь это нелюбовь. Это взаимопонимание: они знают, через что прошёл каждый из них, как им было тяжело, из-за этого прощают все грубые слова и неправильные поступки, понимая, что сделано это было не специально – они просто по-другому не могут. Это дружба. Они словно старые друзья, встретившиеся пасмурным днём на мокрой после дождя лавочке. Они шутят друг над другом, смеются вместе, доверяют друг другу самые сокровенные тайны. И да, это, безусловно, любовь. Непростая, начавшаяся неправильно, извращенно, болезненно, но сейчас, когда каждый из них осознал, что их ждёт вместе и что порознь, всё изменилось. Сейчас они дышат тем, чем дышит другой. Спят крепко прижавшись друг к другу, боясь потерять даже на миг – тогда ночной кошмар сбудется. Целуют друг друга, признаются в любви, ругаются, бьют посуду и клянутся убить. Но остаются вместе, оба сложные, непростые, как и их история.

Диего посмотрит в глаза Грейс, не увидит в них страха или сомнения и выдохнет. Поправит смокинг, вдруг, что не так, и станет неотрывно следить за Грейс, идущей к алтарю. Она же улыбнётся, выпрямит спину, поднимет глаза вверх и скажет спасибо.

Он возьмёт ее за руку, чтобы она аккуратно поднялась по лестнице, поцелует быстро в лоб и произнесёт клятву. Она закатит глаза на эту формальность и просто скажет: «Я тебя люблю». И ему будет этого достаточно.

Теперь нет двух одиноких, разбитых сердец. Есть семья Фуэнтес, где Диего будет мудрым отцом, а Грейс станет вечно беспокоящейся мамочкой. Прочитав это, становится смешно. Как? Грейс и Диего? Ни за что. И вы будете правы. К этому ещё им предстоит идти и идти, набираться жизненного опыта, воспитывать детей и себя, а пока они под радостный гул гостей приникнут друг к другу с поцелуем и будут благодарить Бога, за их встречу в той раздевалке.

Эпилог

4 года спустя

Атмосфера осени накрыла университет толстым куполом с целью донести до каждого, что пришло её время: остывший летний ветер измывался над листьями деревьев, тепло солнца ощущалось не таким приятным, а тучи медленно, но верно низко опускались над землей. Началась пора учебы.

Стены университета за лето успели отдохнуть от вечных визгов, шума, и сплетен и были готовы вновь впитывать в себя самые интересные и горячие новости студентов. В этом году их скопилось достаточно, но главной стала новость о новом тренере команды парней по футболу, лицо которого ещё никто не видел, но о нём уже вовсю говорили.

Я шёл сквозь эти толпы шепчущихся студентов, распихивая плечами зевак и первокурсников. Новость о коллеге меня заметно порадовала: теперь я буду тренировать всего две команды, а значит, смогу проводить больше времени с семьей. В последнее время Грейс все чаще этого требует, поэтому я решил обсудить момент с Этаном и тот довольно сразу принял моё предложение. Мне было неинтересно, кто будет моим коллегой, но вот Грейс измучила меня с вопросами о том, как я отреагирую, если там будет «сисястая баба с губами как у утки». Обвинив её в мизогинии, я пытался пресекать дальнейшее развитие диалога на эту тему. Я ещё не обошёл от той, что была пару лет назад. Обычно на поле никто не занимался, все смотрели, как она кусает ручку и что-то пишет в журнале. Хотелось влепить каждому по лбу и гонять по полю, как проклятых. Мне было фиолетово на неё, но факт того, что они не занимаются – раздражал.

Захожу в тренерскую и сразу же подхожу к окну, чтобы посмотреть, пошёл ли дождь: если да, то заберу Ди с садика на машине. И вдруг замечаю, что на поле сидит команда, причём не моя.

Хмурясь, иду к столу и смотрю на лежащий сверху лист расписания занятий на поле и вижу, что сегодня как раз работает новый тренер и команда ждёт именно его. Смотрю на часы и оказывается, что тренер опаздывает, причём на целых пятнадцать минут.

Мог бы найти кого-нибудь пунктуальнее. Даже Грейс бы не опоздала на тренировку своей команды на целых пятнадцать минут.

Беру со стола свисток и решаю помочь бедняге, заменив его, пока он не придёт.

Команда при виде меня перестаёт разминаться и встаёт в одну колонну, одновременно крича приветствие.

– Где ваш тренер не знаете?

– Нет, – отвечает мне белобрысый.

– Тогда проведём перекличку и приступим, пока он не придёт, не будем терять времени.

Смотрю в список.

– Фил Уотер?

– Здесь, сэр!

– Элвин Холт?.. – ответа не последовало. – Элвина Холта нет. Так, дальше Эрик Дайн… куда вы, черт возьми, смотрите?

Все как один пялятся мне за спину с открытыми ртами и намерениям диких самцов. Один тут же поправляет прическу, другой поправляет свои шорты, другие перешёптываются, но одобрительный гул остальных бесит меня ещё больше.

Оборачиваюсь, готовый рвать и метать и вижу её.

Длинные русые волосы заделаны в высокий неопрятный ручек на голове, а пара выбившийся прядей развивается на ветру, пока она бежит. Облегающие тайтсы, и такая же пошлая футболка, прижимающаяся к ней до извращенности. Свисток раскачивается на её груди в том самом месте, где написано слово тренер.

Мое выражение лица сейчас мрачнее некуда, готов поспорить. Поворачиваюсь в сторону команды и рявкаю:

– Бег вокруг поля. Начали.

Но те упорно игнорируют меня, пока Грейс не добегает до нас. Тут же хватаю её за руку и увожу на несколько футов, закрыв при этом своей спиной.

Смотрю на неё испепеляющим взглядом, не понимая, к чему это представление.

– Фуэнтес, ты чего? – ошарашено спрашивает Грейс и несколько раз моргает. Сама невинность. Если бы она не была моей женой и матерью моего сына, я, может быть, и поверил бы в этот цирк.

– Какого черта ты тут делаешь? – осевшим голосом, хриплю я, рассматривая её тело. Пусть мы и женаты уже несколько лет, я все ещё не могу насладиться ею, и вид изящного тела в облегающей одежде только усугубляет ситуацию.

– Работаю, а ты? – улыбается она в ответ и накручивает прядку на палец.

Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что этот жест заметил только я, но каждый сосунок команды смотрит на неё тем самым взглядом, которым когда-то смотрел я. И я не могу скрыть то, что внутри меня парализовало все органы, потому что сейчас я смотрю на неё также, это словно дежавю, разве что прошло несколько лет. Ей скоро двадцать четыре, но по ощущениям, прежние восемнадцать. Что может быть лучше гормональной вспышки каждого члена на поле? Знаю, каждый готов утащить её за ближайший угол, а то и на лавочку, и это поднимает весь гнев во мне, но он моментально испаряется, когда губы Грейс касаются моей щеки. Теперь все смотрят на нас с вытаращенными глазами.

– Меня зовут Грейс Фуэнтес, и с этого дня я ваш тренер, а теперь выполняем задание, данное вам тренером Диего Фуэнтесом: бег вокруг поля, пока я не заставила вас отжиматься пару сотен раз. Начали! – командным тоном отдаёт задание Грейс и проводит пальцем по моей челюсти, которая уже почти у её ног. – Что встали? Меня плохо слышно?

На этот раз никто не проигнорировал её.

– Сколько лет бы я не был знаком с тобой, ты не перестаёшь меня удивлять, – признаюсь я, обняв Грейс за талию.

Она кладёт мне ладони на шею и встаёт на носочки, оказываясь у моего подбородка.

– Приятно знать, что я все такая же интересная, что и пять лет назад, – она тянется выше, наклоняя мою голову, и оказывается возле губ: – С годовщиной, мистер Фуэнтес.

– И вас, миссис Фуэнтес.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог