Идеальный помощник [Марина Орлова] (fb2) читать онлайн

- Идеальный помощник (а.с. Идеальный роман -1) 2.32 Мб, 103с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Марина Орлова

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Марина Орлова Идеальный помощник

глава 1

Даже Главный не знает, откуда я притащил в нашу часть Эрика. Ну, эта история – не очень, так что я молчу, а он молчит тем более. На его месте мне бы тоже не хотелось кому-либо рассказывать, что меня нашли на свалке – еле живым и на цепи, а потом откармливали кровью. Главное, что сейчас Эрик – отличный военный и лучший помощник среди всех, кто у меня был.

Итак, история. Два года назад я вызвался возглавить экспедицию – турне по заброшенным маршрутам галактики, которые периодически нужно чистить от криминальных элементов, обожающих ныкаться по таким вот тёмным углам. Мероприятие обещало быть скучным – долгая дорога и не факт, что найдём кого-либо, – однако это всё-таки шанс устроить побоище, а то сидеть в кабинете мне осточертело.

Вскоре мы остановились проверить мелкую нищую планетку, населённую вконец опустившимися потомками первых колонистов – несколько десятков тысяч спившихся и сторчавшихся граждан.

Чтобы ускорить процесс, проверку начали сразу как прилетели – чудесным звёздным вечером разбрелись по окрестностям. Ночь – лучшее время, чтобы обнаружить тёмные делишки, а также чтобы услышать пьяные похвальбы этими делишками.

Я направился в сторону населённого пункта, обозначенного на карте как «город Мусорка-22»: внутри ограждения – центральная площадь и круг хибар из подручных материалов, а снаружи, чуть поодаль, – огромная свалка. Таких свалок, оставленных неведомо кем, на планете много. Колонисты, поначалу вдохновлённые, устраивали лагеря рядом с ними, изучали непонятные артефакты, но толку от этого не было, так что постепенно учёные спились с горя и превратились в обычных алкоголиков, копающихся в мусоре – которого на этой планете хватит на сто лет вперёд.

К городу я вышел как раз со стороны свалки. Впереди – словно бы праздник: костёр, человеческие фигуры вокруг, весёлые пьяные крики и разрозненные звуки барабанов. Было похоже, что отмечающие уже перепились и хороводят кто во что горазд.

Странно было то, что чем больше я приближался к городу, тем гаже себя чувствовал. Я уж было начал гадать, что это за ощущение – побочный эффект от долгого перелёта или влияние унылой атмосферы планеты, как вдруг – накрыло меня отчаянием так, что хоть застрелись на месте, а в голове раздался тоскливый и какой-то измученный скулёж – словно кому-то очень больно, но у него уже нет сил сопротивляться.

Я даже замер от удивления: ощущение было как от сознания другого мутанта, но откуда ему тут взяться? По официальным данным генномодифицированных на планете не было – это и понятно, они предпочитают жить не просто на Земле, а в закрытых городах-гетто, по соображениям безопасности. Один я такой умный – пошёл работать в армию, чтобы ночами шарашиться по каким-то негостеприимным планетам.

Впрочем, за себя я не боюсь – и не в такое вляпывались, – но вот это странное ощущение… В недоумении я присмотрелся к «празднику». Всё веселье сконцентрировано вокруг огня. Именно там все пляшут, громко радуются и тычут палками в костёр – зачем, спрашивается? Видимо, там есть что-то интересное.

И в этот момент мне показалось, что внутри пламени что-то шевелится.

Обычные люди считают нашу способность общаться мысленно чем-то сверхъестественным, но это чушь – мутанты просто более чувствительны, особенно друг к другу. А уж не заметить волны боли и страха, расходящиеся от сжигаемого заживо существа, может только человек с наглухо отбитым восприятием.

Окончательно убедила меня в реальности происходящего длинная цепь. Тянется от ограды города прямо в костёр.

В следующее мгновение я влетел в толпу веселящихся и порвал их на лоскуты, параллельно скороговоркой оттарабанив протокольную речь – мол, были выявлены их преступные умыслы и действия, в связи с чем я, высший армейский чин, присутствующий сейчас на этой планете, приговариваю их к высшей мере наказания. Конечно, по правилам я обязан был сказать это до исполнения приговора, но – какая им уже разница?

Когда я потушил огонь, там, действительно, оказался человек – чёрный как головешка, еле различимый в слабом свете звёзд. Поскольку было ясно, что это мутант, я быстренько располосовал свою руку и прижал к его рту – и он, чуть почувствовал, схватил меня так, что остались ожоги от горячей плоти.

Нас ведь не просто так обзывают вампирами – мы и правда любим кровь. В качестве еды это скорее удовольствие, чем необходимость, но вот как лекарство – именно она, особенно кровь других мутантов, лечит лучше всего. Генномодифицированные все разные, потому что мутации почти всегда случайны, но всех объединяет инстинкт – при сильных травмах стоит мутанту почуять запах крови, он даже в бессознательном состоянии потянется к её источнику и вцепится, насколько хватит сил.

Конечно, говорить об этом считается дурным тоном, и в СМИ разные там врачи регулярно доказывают, что их эксперименты не выявили тяги мутантов к человеческой крови, но – мы-то знаем.

Кроме того, именно кровь усиливает способности организма, если они есть. Вот я, например, от природы быстрый, поэтому обожаю в бою пить кровь врагов – и мне приятно, и дело ещё больше ускоряет.

А человек из костра оказался очень живучим – я буквально чувствовал, как от моей крови по его телу пробегают волны регенерации. Нет, конечно, он не покрылся новой кожей, на чудеса никто не способен – что бы там ни болтала жёлтая пресса, – однако вскоре я смог разорвать цепь, обвязанную вокруг шеи, и отнести его к нашему кораблю.

Нам повезло – никто из команды ещё не вернулся с проверки, только медичка смотрела кино в общем зале, так что я незаметно протащил свою обугленную ношу в каюту. Не слишком-то осмотрительно селить к себе незнакомца, но я в своей жизни наслушался историй о том, как лет сто назад люди обращались с такими как мы. Когда слышишь о пытках для развлечения, изощрённых способах убийства, охоте на генномодифицированных и тому подобном – и это не какие-то фильмы, а рассказы соседей, – в подобной ситуации само собой включается недоверие к обычным людям. Конечно, сейчас такого уже нет – официально, но мутанты всё равно не особенно рассчитывают на свои гражданские права, по старой памяти предпочитают жить в гетто и друг другу доверяют гораздо больше, чем «нормальным».

Лет двадцать назад права мутантов дошли до того, что стало возможно зарегистрироваться в городе людей на постоянной, а не только временной основе – чем я и воспользовался: в четырнадцать поступил в военное училище, где был единственным генномодифицированным. Представить, а? Единственным! И ведь закончил его, несмотря ни на что. Даже и в последние годы если осмелишься пройти по улице большого города, услышишь в спину эпитеты вроде «вампирская дрянь» или «выродок», но в лицо не скажут, по крайней мере такому красавчику как я. Когда у тебя рост два и десять, острые зубы и ещё более острые ногти – люди дважды подумают, прежде чем вякать.

В общем, я не понаслышке знаю, как к нам относятся, – а потому не стал никому рассказывать о своей находке. Не хотелось ни самому объясняться за какого-то подозрительного гражданского, ни бросать его в пучину бюрократии. Пусть отойдёт хоть немного.

Покопавшись в данных, я обнаружил, что двадцать шесть дней назад на планете-свалке делал остановку медицинский крейсер. Скорее всего, именно он привёз туда этого парня – раз он настолько живучий, что не умер от травматического шока, значит, его могли использовать для нелегальных опытов, такое до сих пор практикуется. На всякий случай я отправил запрос на проверку крейсера, хотя вряд ли повезёт – такие люди осторожны, они не приблизятся к полицейской трассе с криминальным грузом, а бегать их выискивать никто не будет.

Что касается таинственного мутанта, он вёл себя тихо. В буквальном смысле – не издавал ни звука, даже не стонал вслух, хотя я чувствовал его боль. Иногда, приближаясь к каюте, улавливал его мысленный скулёж, но как только заходил – он замолкал вообще, только дышал тяжело. Думаю, это подтверждает мою теорию насчёт медицинского крейсера – скорее всего, этого парня приучили испытывать боль и молчать при этом.

И позже, когда стало получше, он всё равно не отвечал на мои слова и сам не делал попыток общаться, хотя определённо меня понимал. Например, когда я мазал его средством от ожогов – даже не спрашивайте, как мне пришлось охмурять медичку, чтобы получить его, – то говорил встать или вытянуть руку, и парень это делал. Но сам – никакой инициативы.

Физически он восстановился быстро – ну да, я-то кормил его кровью три раза в день, аж похудел на десять кило, хотя ел всё, до чего мог дотянуться. Серьёзно, только и зыркал по сторонам, чего бы ещё сожрать. Корабельный кок даже начал шутить, что мне еда впрок не идёт – то ли влюбился, то ли космических глистов подхватил, ха-ха, глядишь, такими темпами нам рассчитанной провизии на дорогу не хватит.

Да уж, завёлся тут у меня один… генномодифицированный паразит. Ну а как, как его не кормить? Сам ростом с меня, а худой как палка – все кости пересчитать можно. И ещё бледный как смерть – по сравнению с чёрной униформой это особенно заметно. Потом, правда, у него выросла белая шевелюра, так что я догадался, что это он не после травмы так болезненно выглядит, а просто альбинос. Вот только глаза никак не желали реанимироваться и оставались чёрными.

По непривычной, контрастной, внешности было трудно судить, сколько ему лет. Ясно, что мало, вряд ли больше двадцати пяти. Когда у парня полностью восстановились мышцы, стали покрываться кожей – бросилось в глаза, что мускулатура-то у него проработанная. Да, худой, жилистый, но в драке такие заморыши получше многих качков на стероидах: во-первых, они проворнее, а во-вторых, красавчики с эффектной горой мускулов обычно слишком самоуверенные – на чём и прокалываются.

Хм, вот только от мутантов всего можно ожидать, вдруг это не результат многолетних тренировок, а природное телосложение? То есть не показатель возраста. И волосы на голове у него выросли, а борода – нет. Подросток? Хотя такая дылда с меня ростом… Да нет, двигается он всё же уверенно, без подростковой неуклюжести. Взрослый. Буду надеяться. На тот случай, если потом он заявит на меня – мол, держал взаперти, голышом и сексуально домогался путём тыканья в обожжённую кожу лопаткой с гелем.

Из-за этих его ожогов приходилось трудно и с постельным бельём, и, позднее, с униформой. Бельё я таскал в стирку каждый день – пряча за спиной, чтобы никто не заметил следов крови и сукровицы. Каждый божий день! Постоянно бегал туда-сюда с этим бельём, что тоже вызывало какие-то ухмылки – видать, мне слишком одиноко в такой долгой поездке. Я в ответ улыбался таинственно как Мона Лиза.

С униформой было ещё веселее – её ж только два комплекта. Один на мне, второй я отдал парню. Но ведь мне постирать одежду тоже хочется! Поэтому иногда ему приходилось снова сидеть голышом – теперь, когда кожа зажила, это уже не выглядело вполне естественным. Ну, я объяснял, конечно, что вот такая необходимость, но ему, по-моему, было вообще похрен. Кажется, он всё воспринимал как само собой разумеющееся: что-то дали, потом забрали назад, о, снова вернули – хорошо.

Поскольку парень занимал мою кровать, сам я спал где придётся, чаще всего за столом в кабинете-кладовке – экспедиция была длительная, так что у меня было отдельное рабочее место метр на два. Иногда не выдерживал боли в спине и, вооружившись папкой с бумагами, заваливался на диване в общем зале. Типа, прилёг полюбоваться на бланки с генеральскими подписями – ага, я всегда так на досуге делаю – и случайно заснул.

Но иногда я спал и в своей каюте, на полу. Тоже комфорт сомнительный, из всех удобств – только простынка, чтоб кителем пол не протирать, и полотенце вместо подушки.

Обычно я сплю крепко, но конкретно в тот период – чувство опасности давило на мозги. В общем зале – кто-нибудь может зайти и начать расспросы, на столе в принципе спать неудобно, а в каюте – закрываешься изнутри с незнакомцем, который то ли умственно отсталый, то ли, может, социопат-убийца.

В одну из ночей, когда раздался очередной корабельный шум, я дежурно подорвался, продрал глаза – вообще не соображая от недосыпа – и вдруг увидел в темноте наверху два голубых огонька. Сказать, что я ахуел, – ничего не сказать. Хорошо хоть оружия под рукой не было, а то херакнул бы всю обойму в это мистическое явление.

Когда я всё же отмер и включил свет, парень сидел на кровати по-турецки – ну да, днём выспался, почему бы не посидеть просто так, пока я кости на полу отлёживаю – и совершенно равнодушно смотрел на меня.

Именно что смотрел – я накануне вечером не приглядывался, а у него, оказывается, на чёрных белках проявились ярко-голубые радужки. Здрасьте, приехали. Интересно, эта подсветка что-то даёт – например, он лучше видит в темноте? Или просто для декора?

Восстановившееся зрение ничего полезного в наши отношения не добавило – парень по-прежнему меня игнорировал. Теперь он большую часть времени сидел на кровати вот так же по-турецки и изучал собственные пальцы. Выглядело это стрёмно – да, я вполне мог представить его в роли социопата-убийцы, который на досуге разделывает людей и жарит на такой аккуратной сковородочке.

Ещё того хуже было, когда он смотрел на меня. В детстве я видел странный фильм – про ледяную королеву, которая с чего-то влюбилась в обычного парня. Он сначала обрадовался – деваха-то и впрямь красотка, только когда стали жить вместе, у него от снежных интерьеров вокруг крыша поехала и все чувства замёрзли. А королева была хоть и ледяная, но не фригидная, она к парню и так, и эдак, и улыбается – а он, аутичный, только гуляет по зимнему саду и на обледеневших пичужек любуется. От его равнодушного лица у меня, мелкого, мороз по коже продирал.

Вот мой странный мутант на того парня и был похож: взгляд осмысленный, но совершенно без эмоций и чувств. Того и гляди мёртвую птичку из кармана достанет.

Впрочем, был простой способ заставить парня прекратить эти гляделки – спросить что-нибудь. Через несколько секунд он переводил взгляд на стену или снова на свои пальцы – и не испуганно, и не смущённо, а так, словно ему просто надоело смотреть на меня. В общем, я тогда подумал, что в костре у него подчистую сгорели мозги – конечно, если они вообще изначально были.

Тем не менее, решил провести эксперимент – принёс свой портативный дисплей с книгами. Не рассчитывал на успех. А парень взял и начал читать, будто так и надо. Весь день просидел. Когда я приносил еду – хватит уже меня жрать, восстановился ведь, – он откладывал книгу и ел, а потом снова возвращался к своему занятию.


***


В один из дней, когда я сидел в каюте, смотрел как парень читает, и думал, что со всем этим делать, дверь неожиданно распахнулась. Вот так и не закрой единственный раз – сразу кто-нибудь вломится!

Хотя, конечно, не «кто-нибудь», а мой помощник лейтенант-майор Фрэнк – славный вояка и отменный идиот. Ну, этому ничего не страшно. Постучать? Что? Какое личное пространство?

Если честно, каюту я начал закрывать как раз после подобного случая. Где-то полгода назад – был выходной – решил я расслабиться. Включил любимую подборку девушек, расстегнул штаны… И всё было замечательно до тех пор, пока лейтенант Фрэнк не распахнул дверь со всей своей молодецкой удали.

До сих пор не могу спокойно вспоминать об этом идиотизме – тянет то ли ржать, то ли в глаз ему засветить. Обнаружив меня со стояком в руке, помощник вовсе не смутился, а гаркнул это своё «Разрешите обратиться!» как ни в чём не бывало. Ну а что мне было делать? Я встал, застегнул штаны – и пошёл за Фрэнком решать очередные якобы неотложные проблемы.

Понятно, что умственная деятельность лейтенант-майора Фрэнка сравнима с таковой у моллюска, зато вместо мозгов у него есть дядя – флагман второй степени, которому приспичило продвигать любимого племянника по карьерной лестнице. Для этого было решено обеспечить красивое личное дело со множеством записей – мол, и там был, и тут участвовал, и помощником какого-то начальника работал.

К сожалению, не повезло именно мне – дядя рассудил, что начальник-мутант лучше всего подойдёт для красивой записи, ведь это так политкорректно. Главный покивал мне сочувственно, но против личной просьбы флагдва переть не решился – повесил на меня эту гирю, от которой толку никакого, зато нервные клетки выжигает за несколько секунд.

Первое вторжение в мою каюту ничему Фрэнка не научило, и вот снова. Застыл на пороге и принялся недоуменно разглядывать парня – тот даже не отвлёкся от книжки. А потом заметил меня. Снова посмотрел на парня. На меня. И выдал: «Сэр, простите, кто из вас капитан?».

Я даже не смог ответить этому придурку недоделанному. Просто смотрел на него и ждал, когда же он опознает своего командира, вместе с которым работает уже полтора года. Но Фрэнк не был бы Фрэнком, если бы всё было так просто. Нет, ну он же логично рассудил: если на человеке надета униформа с нашивкой «С. Блэйк» на груди – значит, это и есть капитан-майор Синхард Блэйк, даже если он выглядит, мягко говоря, непохоже. Даже если второй человек с такой же нашивкой – выглядящий как привычный капитан Блэйк – сидит тут же рядом.

В общем, я ждал. А лейтенант смотрел на меня совершенно пустым взглядом и тоже ждал. В этот момент парень отложил книгу, легко спрыгнул с кровати и выдал: «Я – капитан. Что вы хотели, помощник?».

Вот тут я охренел окончательно – за последнее время ослабел от дефицита крови, устал без нормального сна, все мозги себе сломал, прикидывая, что делать с этим молчащим неадекватом, – а он, оказывается, вполне соображает.

Уставился я на это зрелище – а лейтенанта Фрэнка ничего не смутило, нет.

Он преданно вскинул глаза – парень-то высокий – вытянулся в струнку и в бодром темпе отрапортовал о проблеме. Услышав в ответ: «Я распоряжусь. Свободны», помощник молодцевато стукнул каблуками, вышел и закрыл за собой дверь.

Слов, особенно цензурных, у меня не нашлось. А этот мой «космический паразит» сел обратно, скривил губы, пытаясь скрыть улыбку, и сказал: «Извините, не смог удержаться. Он всегда такой?».

Ну, по крайней мере стало ясно, что парень точно взрослый – судя по голосу. Ура, меня не посадят.

Да и скудоумие моего помощника в конечном счёте сыграло на руку – он не удивился, что в моей каюте обитают два капитана вместо одного. Мне показалось, что он принял это как должное, а потому никому и не рассказал. Ну, типа – это ж мутанты! От них всего можно ожидать! Размножение делением и тому подобные фокусы. А что второй получился альбиносом – так поделился неудачно. Как говорится, детей не выбирают.



глава 2

После того случая парень оттаял. Начал отвечать на вопросы – конечно, немногословно и не на все. Так-то по-прежнему смотрел странно, но иногда даже улыбался в ответ на мои шутки. Легонько так, уголками губ, но – всё же прогресс.

Теперь он больше напоминал не того отморозка из фильма, а просто уставшего человека. Как будто всё в этом мире уже видел, и ничего его не волнует.

Сказал, что его зовут Эрик, а фамилию не знает – ага, так я и поверил, но хрен с ним.

Я, конечно, вознамерился парню помочь, но с другой стороны, я не собираюсь отпустить его так просто. Мало ли, кто он такой. Или, может, он после пережитого съехал с катушек и планирует мстить всем подряд.

Поведение за всё время у него было адекватное – на меня не бросался, на просьбы реагировал, – поэтому я предложил этому Эрику работу под моим командованием. Вроде и присмотр, а вроде и денег можно заработать. В окрестностях мутанта вряд ли возьмут. За пустыней есть Данбург, мой родной город-гетто, но он слишком далеко. Так что остаётся только наш военный городишко. Здесь у нас за политкорректностью следят, так что проблем с трудоустройством не будет.

Главному я пообещал взять ответственность на себя, и он даже был рад. Если херня какая случится – все шишки мне, а вот похвала из штаба за привлечение генномодифицированных граждан в ряды армии – ему.

По армейским каналам и утерянные документы восстановить проще. Фамилию парню мы выбрали «Смит» – обычная, не привлекает внимания.

Вскоре рядовой Эрик Смит заселился в мой родной шестой корпус.

К моему удивлению, я обнаружил, что соскучился по работе, – всего-то пару месяцев поболтался на корабле, а ощущение такое, будто год в кабинете не был. Остановился на пороге, принялся разглядывать свой стол, окно, шкафы с папками за стеклом – будто впервые – и к привычному запаху принюхиваться. Запылился без меня, бедненький… То есть понятно, что тут убирали, да и Главный наверняка шарашился за какими-нибудь бумажками – а то и коньячку втихаря бахнуть в рабочее время. Собственно, у меня как раз для него и стоят две бутылки… То есть стояли, уже нет.

Ну, всё равно – пустовал тут без меня, сиротка.

Я, конечно, приказал лейтенанту Фрэнку пыль со шкафов протереть, он щёлкнул каблуками – вот это он умеет – гаркнул: «Будь сделано!» и уселся за свой стол в приёмной. Ну да.

От злости мне сразу зубы свело, приятную ностальгию как ветром сдуло, а вместо неё вспомнилось всё раздражающее, что есть в части. Например, снова нужно намордник носить, а я уже и отвык, насколько он душный. Все ж вокруг такие чувствительные, нервные, если увидят мои зубы – энурез какой заработают со страху. Пока мы летали, с этим было проще – на такую продолжительную операцию взяли людей сообразительных, из спецподразделений, им на мою внешность похрен, так я и отвык маску носить.

Но теперь я вернулся. Прощайте, ответственные и собранные бойцы, я буду по вам скучать. Теперь я снова должен зубы – прятать, ногти – подпиливать, а в подчинении у меня – пятьдесят охламонов, включая лейтенанта Фрэнка, с которым на Земле нужно помягче разговаривать, а то нажалуется дяде, а тот побежит к Главному, будет ор на весь двор… Короче, на задании, поглубже в космосе, помощника ещё можно гонять, а в части – изволь его в задницу целовать и упрашивать хоть какую-нибудь работу сделать.

За час до конца рабочего времени лейтенант и вовсе испарился – будто и не было его тут никогда. Может, на самом деле никакого Фрэнка не существует? Может, как в кино: это или мой воображаемый друг – скорее уж ночной кошмар, или местный призрак. Это объяснило бы, почему он ничего не делает, только мозолит глаза своей мордой. Нужно понаблюдать, видит ли его кто-нибудь ещё, кроме меня.

Плюнув на это дело, я было пошёл в свою комнату, но вместо того, чтобы просто подняться на два этажа, ненароком оказался в другом конце корпуса – посмотреть, как там Эрик обустроился в общей спальне.

Изначально, когда я попал в эту часть после учебки, жил в четвёртом корпусе, но планировка везде одинаковая, так что эта казарма – точно такая же, только сине-зелёная, а наша была светло-фиолетовая. И даже двухъярусные койки того же фасона, за столько лет не поменялись – я до сих пор помню, как со своим ростом ни хрена не мог там поместиться. Эх, были времена… На самом деле были они средненькие, но с высоты прошедших лет всё кажется лучше.

Зато в четвёртом был огромный плюс – столовая на первом этаже. Не нужно было каждый день бегать на обед через улицу, поэтому мы успевали разобрать самое вкусное, пока остальные добирались. Теперь-то я начальник, могу позволить себе некоторую свободу – да и меню у офицеров разнообразнее, а тогда нужно было успевать строго в обеденное время, и кто не схватил бифштекс с пюрешкой, тот ест сосиски с рисом, а я рис терпеть не могу – в зубах застревает.

К тому же теперь у меня есть доставка прямо в комнате, в принципе я мог бы вообще не ходить на обед, а подниматься к себе и есть всяческие разносолы – вот только за них нужно платить, в отличие от столовского пайка. Да и я как-то привык, всё же прогулка помогает отвлечься от работы.

Добравшись до двух спален моего подразделения, побродил я там, полюбовался на эти разъевшиеся морды – а в глазах-то ни тени мысли… Кто-нибудь, верните мне тех, нормальных парней из экспедиции, с которыми мы понимали друг друга с полуслова…

Ну, для приличия наорал на всех за чью-то недостаточно ровно заправленную кровать – небось, за время моего отсутствия они тут вообще оборзели, так что нужно напомнить, что это, мать вашу, не зоопарк с весёлыми пиздариками, а все недостаточно старательные имеют приличный такой шанс красить забор – всю ночь!

В нашей части, как и в других, есть длинная стена, предназначенная для проштрафившихся, – красят её то одноцветно, то вырисовывают разное, кто что умеет. Конечно, для начала это «умение» проверяют на бумаге, иначе несчастный забор сиял бы исключительно изображениями половых органов разной степени детализации, а проверяющие из штаба подобный декор не оценят.

Ну и вот, особый шик – красить эту стену ночь напролёт, а с утреца – десять кругов вокруг плаца, после чего – милости просим на стандартное времяпрепровождение по расписанию.

При этом я-то даже хотел пожалеть этих обормотов и не спрашивать, чья это такая хреново заправленная кровать, – моей целью было посмотреть на Эрика, а не назначить нового маляра, – но они сами стали бухтеть, что кровать – рядового Хлота, и нечего, мол, им претензии высказывать. Нормально вообще?! Пришлось восьмерых, включая Хлота, послать к забору и снять дополнительные выплаты на месяц. А потом ещё говорят, будто я строгий.

Да, Эрик. Ну, держится нормально. Конечно, заметно, что ему непривычны все эти шеренги, стоять навытяжку и «Рад стараться» – так и косится по сторонам с каким-то удивлённым недоумением, а то даже улыбка в углах рта мелькает.

Я уж хотел и на него наорать за компанию, но сообразил, что ему ведь и правда всё это в новинку – мне такое представить трудно, но если напрячься, то можно вспомнить, как я впервые приехал в учебку. Пожалуй, тогда было хорошо, что старшие на меня не орали, а объясняли, что и как. Значит, вызову его завтра к себе. Я ещё раз подловил его растерянную улыбку, посмотрел-подумал – ладно, она всё же не то чтобы высокомерная или презрительная – и ушёл.

На лестнице столкнулся с Главным – как-то умудрился днём с ним не видеться. Слово за слово, застряли мы на ступеньках, потом выяснили, что планов на вечер ни у кого нет – Сикорски, видать, как обычно с женой поссорился, – и отправились в генеральский кабинет отмечать моё возвращение со звёзд.

Почему к нему? А потому что я намекнул, что остался совершенно без запасов, и Главный великодушно предложил угостить. Ага, сначала приговорил мой коньяк, а теперь одаряет от щедрот. Тот ещё пройдоха. Но я воспользовался шансом на полном серьёзе – недвусмысленно уставился на бутылку джина и принялся цокать языком, как давно не пил «вертушку», вон у господина генерала как раз и водка стоит, очень удачно…

Главный со скрипом, но всё же замешал нам по «вертушке». После третьей стопки – раздобрел, воротничок расстегнул. После пятой на его физиономию наползла фирменная хитрая улыбочка – значит, скоро будет: «А что, Блэйк, не переместиться ли нам в кладовку?».

«Кладовкой» у Сикорски зовётся офицерская спальня, которая официально ничейная, но все знают, что там ночует генерал, когда не хочет идти домой – а это бывает часто. Соответственно, там есть доставка, где можно заказать ингредиенты для продолжения банкета.

Переместившись в «кладовку», мы принялись вспоминать прошлые годы, наши с ним совместные вылазки, да какие раньше пилоты были – не чета нынешним… Могли крейсер на одном двигателе посадить… А медички какие были – сплошь красавицы… А если послушать Главного, так он их всех перетрахал – то есть медичек, а не пилотов, хотя, может, и пилотов тоже, после такого количества «вертушек» уже не разобрать. Ясно только, что он – крутой мужик, герой влажных грёз всех женщин и этого города, и двух соседних.

Засиделись мы так, что на следующий день орать уж точно не хотелось – «вертушка» так называется неспроста, поэтому Эрику повезло. Просто сказал ему, чтоб отставил эти свои смехуёчки, а если не понимает, так можно ведь прямо отсюда в полицию пройти – выяснять его личность и прочее, но ему стоит помнить, что полицейские к мутантам без документов настроены не особенно любезно, и оттуда можно не выйти.

Эрик вроде морду сделал смущённую, сказал, что будет стараться и что благодарен за мою помощь. Так извинялся и глазами хлопал испуганно, что даже слишком… Переигрывал как-то.

Тут я впервые пожалел, что не сдал его в полицию, а зачем-то повесил себе на шею. Ну, то мне всё казалось, что он нормальный – и по поведению, и по моим ощущениям от него, – а как в часть заселился, стал какой-то… другой. Словно маску надел. Охотно поддерживает разговор, смотрит-кивает, даже улыбается если нужно – открыто, с готовностью, – но я-то чувствую, что всё это враньё, а на самом деле от него постоянно фонит напряжением.

С другой стороны, обстановка здесь новая, я почти уверен, что непривычная для него. И в подразделении он – единственный мутант на толпу людей, в таких условиях трудно быть спокойным, так что его поведение вполне оправданно. А уж если вспомнить, как я его нашёл, – ничего удивительного, что он постоянно напряжён. Вроде физиономия спокойная, но всех людей держит в поле зрения – я прекрасно знаю этот взгляд, сканирующий окружающее на предмет угрозы, – и спиной не поворачивается.

Ладно, подожду с полицией, дам ему ещё шанс. Просто… Не знаю, неприятно теперь с ним разговаривать, на корабле он мне больше нравился. Там он внушал опасение и недоумение своим отсутствующим видом, но – не знаю, как это объяснить, – я чувствовал, что он более искренний.

Понятно, что при таких делах следил я за Эриком внимательно, ещё и нескольких человек из своего подразделения попросил дать знать, если что. Но – ничего криминального. Парень тихий, спокойный. Держится отстранённо, сам ни к кому не лезет, на толчки и тому подобное не реагирует. Умный, на экзаменах хорошие результаты показывает. Исполнительный – отличное качество для армии.

Однажды я в шутку предложил ему помочь мне с отчётами, а на следующее утро он действительно постучал в дверь кабинета – помогать. Подумав, я и согласился: бумажной работы много, делать её никто не любит, а некоторым – как Фрэнку – вообще не хватает соображения, так что от добровольной помощи отказываться не стоит. К тому же так я получил возможность наблюдать за Эриком постоянно – не употребляет ли что-нибудь, не подворовывает ли скрепки… Просто удивительно, сколько воришек спалилось на мелочах.

Так и получилось, что рядовой Смит фактически выполнял обязанности моего помощника, пока лейтенант-майор – задери его коза – Фрэнк сидел в приёмной и хлопал своими тупыми глазами.

Здесь мы с Эриком стали больше общаться, и снова он стал мне симпатичен. Когда сидели в кабинете, закопавшись в документы, это его напряжение отступало, становился он посвободнее, а то даже какие-то эмоции выражал: удивление, интерес, смущение и раздражение – это если что-то не получалось. Сам он разговор никогда не начинал, но мне отвечал – теперь более развёрнуто, хотя казалось, что он делает это больше из вежливости, поэтому я особенно к нему не лез и личные темы не затрагивал.

В общем, обычный человек. Может, зря я на него окрысился – если у парня была такая жизнь, что его в костёр запихали, то неудивительно, что он теперь никому не доверяет. А я-то хорош: требую, чтобы он дружил с сослуживцами, пиво с ними пил и шутки про баб шутил, а если нет – подозрительный какой-то, в полицию его! Как будто себя в учебке позабыл, когда был один на толпу людей.

А ещё – чем дальше, тем больше нравилась мне помощь Эрика: наконец-то у меня под рукой оказался адекватный и сообразительный работник, а подозрительного за ним я не замечал при всём желании.

Может, для всех остальных он выглядел неприглядно – тощий, бледный, глаза эти странные, – но я при взгляде на Эрика видел совсем другое – огромный прогресс. Я-то живо помнил его изначальное состояние – уголёк, который чудом не двинул кони.

Теперь он стал уже просто худой, а не доходяга как раньше. Ну, я же на корабле пичкал его как мог и таскал всё съедобное, что находил, а в части на первое время оплатил дополнительный паёк.

Потом обратил внимание, что Эрик обеды пропускает. Обычно я в столовку хожу не в установленное время, а сильно позже – засиживаюсь за работой, да и неохота при всех там зубами светить. Повара это знают, идут мне навстречу и оставляют одну порцию, хотя записывают, что выдали паёк вовремя. Вот и получилось, что я работаю себе, не обращая внимания на время, а Эрик – сидит со мной. Но ведь к тому моменту как я ухожу на обед, ему-то порцию уже не выдадут.

Когда я это сообразил, начал ему говорить – двенадцать дня, идите! А он отнекивается – мол, дел много, после завтрака ещё не голодный. Нашёл, кому врать! Я-то, небось, знаю, какой у мутантов метаболизм, да это и так ясно: взрослому мужику весь день на утренней овсянке не проживёшь.

Тогда я решил, что он опасается в одиночку ходить, – мало ли почему, могут быть разные варианты. Начал я сам ходить на обед и его таскать. Даже будильник себе поставил: чуть двенадцать стукнет, я все документы закрываю, вскакиваю и командую – рядовой Смит, обед!

И было даже по-особенному приятно сопровождать его в столовую – как будто личное шефство над новичком взял, – а потом наблюдать, как Эрик подчистую сметает двойную порцию. Да, внезапно я заделался курицей-наседкой. Ишь, а пиздел, что ему завтрака на весь день хватает!

Да и в остальном он смотрелся теперь гораздо лучше. Стрижка нормальная. На корабле успел обрасти чуть не до плеч – тоже положительное влияние моей крови – и стал похож на бомжа. Я ему оставлял расчёску, но по ходу он ею не пользовался, да и волосы помыть было негде – он же в каюте сидел, там только маленькая раковина. Но перед трудоустройством я это лохматое чудище в парикмахерскую сводил, и неожиданно Эрик оказался вполне представительным.

Если ему ещё униформу по мерке сделать – мой размер великоват, то будет вообще красавец. Ну да, мутант-красавец, а что? Многие обычные люди, конечно, в принципе не соглашаются применять к генномодифицированным подобные слова, но это они просто настоящих уродов не видели. Эрик на «урода» не тянет, максимум «своеобразный», а я вообще уже привык к его внешности и даже гордился результатом собственных усилий: подобрал не пойми что, а теперь – смотрите-ка! – вполне нормальный человек. Ещё и работу работает получше многих.

Однако сидеть вдвоём в моём кабинете было неудобно, и чем дальше, тем чаще приходили мне в голову крамольные мысли избавиться от лейтенанта Фрэнка – например, ежедневно сыпать ему в кофе слабительное. Поначалу это были мысли в шутку, мимоходом, но затем – я всерьёз задумался, сколько ещё должен терпеть оккупацию моей приёмной этим монстром?!

И вот, когда я принялся на полном серьёзе обдумывать план по освобождению территории от внутреннего врага, случилось чудо. Я вообще на удивление везучий, а тут – стоило в моей жизни появиться умному-разумному Эрику, как мой помощник, от которого я уже не чаял спастись, вдруг объявил о предстоящей свадьбе. Ишь ты, тупой как столб, а туда же – познакомился у меня в приёмной с генеральской дочкой. Откуда она вообще здесь взялась?

Главное, что Фрэнк подал заявление на увольнение – которое я подписал не дыша, чтобы не спугнуть удачу. Тут же вызвал Эрика и велел писать заявление на перевод в офицеры. Звякнул генералу Сикорски – дал понять, что на должности помощника мне нужен именно Эрик Смит, которому ради такого дела необходимо одобрить звание лейтенанта.

Через две недели Эрик официально занял приёмную, а я вздохнул с облегчением. Прощайте, господин Фрэнк, да пребудет с вами семейное счастье – главное, чтоб подальше от моего кабинета.

глава 3

Однажды вечером, вскоре после официального назначения Эрика, позвонили из главного штаба и велели ждать курьера – с безумно важными документами, подписанными лично главнокомандующим.

У штабных вечно так, они с полевыми офицерами не считают нужным цацкаться. Даже для нашего местного штаба, который всего лишь четвёртый по значимости, считается нормальным позвонить за пять минут до конца рабочего дня и сказать, что они отправили документы, – ждите, мол. Но тут хоть быстро, полчаса на машине. А курьера из главного штаба можно ждать до трёх ночи – и тогда он наконец-то позвонит и скажет, что сегодня уже не успевает, отбой.

Ну, я стандартно приготовился сидеть допоздна. У меня даже подушечка в ящике стола припасена – на ней спать удобнее, чем на пачке бумаги.

Сижу, читаю, задумался… И вдруг – в приёмной пол скрипнул.

Я как выскочил! Думал, это или Главный пришёл – и тогда ему нужно кофе предложить, или какой-нибудь придурок из новобранцев берега попутал – и тогда нужно наорать, что мой рабочий день уже закончен.

А это Эрик – стоит себе возле кофеварки и чай помешивает. Смотрит на меня удивлённо. А я – на него. И говорю:

– Вы чего тут?

– Так… работа же.

– Какая у вас работа?

– Ждать. Курьера.

От удивления я вылупился на него как на чудо какое-то – где это виданы сотрудники, которые остаются сверхурочно? Обычно подчинённые только и норовят слинять пораньше. Типа: «А вот уже четыре часа… Господин капитан-майор, а я вам зачем-нибудь нужен? Нет? Мм… Так, может, я это… пойду?..»

Ну, я ему пояснил:

– Курьера жду я. А вы свободны.

Эрик пожал плечами – и дальше чай мешает.

– У меня тоже есть чем заняться.

Похлопав глазами, я всё же промолчал и ушёл к себе. Его дело, чем в свободное время заниматься.

Сижу, на закрытую дверь поглядываю – за ней шуршит иногда. То стул скрипнет, то в компьютере щёлкнет. И так приятно, что кто-то ждёт вместе со мной. Раньше всегда было так, что все разбегаются, а я остаюсь в кабинете один – и чувствую себя придурком, которому больше всех надо. А когда вместе сидишь – это совсем по-другому.

Да и вообще, видно, что Эрик старается. Не только выполняет поручения, что само по себе радует, но даже перепроверяет! Пересчитывает, следит за мелочами, обращает внимание на оформление бумаг и тому подобное. Невиданное чудо после лейтенанта Фрэнка.

Конечно, вряд ли у него долго продержится этот энтузиазм, со временем все наглеют, но хотя бы сейчас – я загружаю его по полной. В основном прошу навести порядок после его предшественника – и в файлах, и в кабинете. Вчера велел пыль на шкафах протереть – ту самую, которую Фрэнк обещал «Будь сделано», – и он сразу полез, без возражений. Наконец-то и мне повезло в этой жизни…

Мой взгляд со шкафов переполз на настенные часы. Курьер, конечно, не торопится. Всё стандартно.

Ну ладно, я взялся читать новую должностную инструкцию.

Протёр глаза и перечитал второй раз. Ничуть не лучше: «в случае выявления отсутствия присутствия рядового в определённом местоположении…»

На третьей попытке вникнуть в эту галиматью меня окончательно закоротило. Штабные инструкции – не для слабых духом и не для вечернего времени.

Плюнул я на это дело и закрыл глаза. Когда после чтения казённых бумажек мозг опухает – так и хочется достать его из черепа и как следует размять, – меня спасают тактильные ощущения. Я вообще очень тактильный, это успокаивает и помогает переключиться. Вот и тут – привычно начал водить пальцами по столу, вспоминая схемы разных видов оружия, мысленно разбирая и собирая самые любимые модели. В качестве отдыха можно делать это медленно, смакуя каждую деталь…

Из медитативной дрёмы меня выдернул внезапно раздавшийся голос:

– «М-карбон-115»?

Открыл глаза – Эрик стоит в дверях и смотрит на мои пальцы, поглаживающие поверхность стола. Я тоже посмотрел на свои пальцы. Хорошо бы ногти подточить – к сожалению, вне боевых вылазок они скорее мешают, приходится укорачивать, чтобы людей не смущать.

И тут до меня дошло: Эрик впервые заговорил по своей инициативе. Какой, однако, необычный вечер.

Конечно, я тут же решил поддержать беседу – нужно закреплять успехи в его социализации.

– Неплохо для человека, служащего четыре месяца. Как определили?

– Это одна из двух моделей булл-пап, и только она собирается в таком порядке.

Ну вот, я же говорил, что он умный. Мы недавно обсуждали разные модели винтовок, но, честно говоря, я не рассчитывал, что он запомнил хоть что-то.

– Мм, – я скривился уважительно. – И что думаете о ней?

– Слишком лёгкая, – Эрик поморщился с пренебрежением.

– Разве это не достоинство?

– Ну как бы да… Но мне не нравится.

– А что вам нравится?

– Честно?

– Обещаю сохранить эту тайну, – в доказательство серьёзности клятвы я, как принято у всех военных, приложил два пальца к нашивке с фамилией.

Эрик зыркнул по сторонам и понизил голос:

– «Гепард М-17». С разрывными пулями.

– «Гепард»?! – протянул я в приятном удивлении. – Да уж он, мягко говоря, тяжелее «сто пятнадцатой» – на самолёты можно охотиться.

Помощник смущённо опустил глаза.

– И прям разрывные? Чтоб побольше шума?

– Я всю жизнь прячусь, – Эрик пожал плечами. – Надоело.

– Понимаю. Тогда, – ухмыльнулся я, – вам нужно наконец-то составить мне компанию в боевой вылазке! Хватит сидеть в кабинете. Вот как будет заварушка, так и впишемся, мм? Устроим приключение! Крупный калибр не гарантирую, но в любом случае будет весело.

– Хорошо, – он несмело улыбнулся в ответ. – Можно кое-что спросить?

– Конечно.

Конечно, можно! Вот тот самый Эрик, который вообще со мной не разговаривал, а только смотрел аутично, хочет – сам, по собственной инициативе – что-то у меня узнать? Да я с удовольствием!

– Какое оружие вы предпочитаете?

Я задумался на минуту – вернувшись к рисованию пальцами на столе.

– Я предпочитаю убивать руками.

– То есть… вы поэтому здесь, а не в штабе? Извините, я видел досье. Вы отказались от перевода. Это… ну, непонятно.

– Лейтенант, я понимаю, что это интимный вопрос, но как часто вы пили человеческую кровь?

– Вообще не пил. Кроме как тогда… вашу… – он так смутился, что даже щёки стали бледно-розовые.

– А я только ради этого и живу. Ради крови и адреналина, – мои руки легко начертили на поверхности стола схему основных артерий человеческого тела. – В штабе такой вкуснятины не водится.

На его лице мелькнуло то ли удивление, то ли недоверие, и я улыбнулся.

– Спрашивайте. Раз у нас сегодня вечер вопросов и ответов. И вообще – садитесь, что в дверях стоять.

Он прошёл к одному из стульев, стоящих напротив моего стола.

– Это прям так разрешают? Пить кровь?

– Нет, конечно! – от возмущения мой голос рухнул на октаву. – Как вы могли подумать! Все люди знают, что мутанты вообще не пьют кровь, у них даже нет такой потребности – разве вы новостей не читаете? Просто иногда, на боевых операциях, некоторые плохие парни отбиваются от своих, бродят зачем-то по тёмным углам – как в тех ужастиках. Пошёл проверить комнатушку на отшибе,по дороге устал, прилёг отдохнуть и умер. А то, что мимо иду я и вкусно облизываюсь, – чистое совпадение. Да и вообще, главное, что задача выполнена.

– А в штабе?.. За этим следят или что?

– Не, дело не в этом. Просто штабные крысы сидят в своих уютных норках и носа «в поле» не кажут. Они всё больше планы разрабатывают, инструкции, распоряжения… Конечно, через пять лет можно будет вернуться, но зачем? Управлять частью я не рвусь – тот ещё геморрой, а какой иначе смысл в этом карьерном росте? Бумажной работы мне и здесь хватает.

Эрик покосился в сторону двери – в приёмной тихо – и понизил голос:

– Кажется, вы не очень высокого мнения о штабных офицерах, – он улыбнулся, словно извиняясь.

– Ну… – я поднял брови, – может, я любил бы их больше, если бы не приходилось вот так сидеть и ждать.

Он задрал голову на часы, висящие на стене позади, – восемь.

– Повторяю: вы можете идти.

– А вы?

Я философски пожал плечами.

– Он вообще точно придёт?

– Может, и нет. Была такая книга – там два мужика ждали третьего, день за днём, и суть была в самом ожидании. Вот курьеры из штаба тоже любят так делать. Видимо, учат нас постигать дзэн или что-то подобное.

– А почему он не может прийти к вам в комнату? Какая ему разница.

– Ну нет, – протянул я обиженно. – Это ж армия. Порядок! Субординация! Дисциплина! А если курьеры начнут документы носить в личные комнаты – это бардак уже какой-то. Вот представьте: стучит он ко мне, а я выхожу такой – заспанный, в трусах – и в ведомости расписываюсь. А потом если мне нужна подпись генерала, пойду к нему в комнату, он тоже выходит – в трусах и с личной печатью – ну, допустим, он спит с ней. А если вдруг потребность в срочном совещании? Все придут кто в чём – в пижамах, с плюшевыми медведями в обнимку, с какой-нибудь этой… – я обрисовываю пальцем свою физиономию, – маской на лице… Эдак нас никто бояться не будет.

Эрик нахмурился.

– По-моему, это, наоборот, было бы пугающее зрелище.

Я хихикнул, вообразив подобное мероприятие.

– Может, вы и правы.

И тут – о чудо из чудес! – в дверь приёмной постучали. Уверенно так, с чувством собственного достоинства. Сразу ясно, что не случайно заблудившийся прохожий, а штабной курьер.

Расписавшись в ведомости, я закрыл дверь, бросил пакет с документами на стол и потянулся.

– Ну что ж, теперь мы официально свободны.

– Вы не будете его открывать? – Эрик удивлённо поднял брови. – Действительно нужно было ждать три часа ради одной подписи?

– Армия! – я наставительно поднял палец. – Дисциплина! А теперь, как ваш командир, приказываю немедленно идти спать.

– Отбоя не было.

А, точно. Я забыл, что он живёт в общей спальне, – обычно офицерам дают отдельные комнаты, но тут уж я не стал наглеть, достаточно и того, что Главный подписал ему звание лейтенанта.

– Да. Отбой. Ну, тогда – чтоб легли сразу как дадут. Кстати, как у вас с коллективом?

– Нормально, – Эрик пожал плечами.

– Неуставные отношения?

– Нет.

– Ну, смотрите. Если что… В предыдущем призыве народ получше был, почти все адекватные, а в этом, – я скривился, – так себе. Урожай игристого.

– Что?..

– Это… Ну, это шутка такая внутренняя. Мы тут в гороскопы особо не верим, но – в разные годы призыв бывает разный. В этот раз – «игристое»: резкое, в голову бьёт, но быстро скисает. Предыдущий призыв был «сухое»: рассудительные парни, ответственные. А если удаётся набрать нормальных сотрудников на постоянку – ну, это «Шато де Бриёр пятьдесят второго». Есть легенда, что из того призыва наша часть пополнилась ценными кадрами на много лет вперёд. Главный пришёл за год до этого и до сих пор рассказывает, какой был призыв в пятьдесят втором, – я мечтательно закатываю глаза, изображая генерала Сикорски за стаканчиком коньяка, и тяну: – «Второго такого уже не будет…». Кхм, ладно. В общем, если что, какое-то недопонимание – говорите мне, хорошо? А теперь долгожданный отдых.

глава 4

Вскоре меня осчастливила новость о боевой операции. Очередная планетка с окраин цивилизации, которая для меня выглядела как мягкий и ароматный, только что из печки, пирог с мясом.

Аборигены предпочитают крупный калибр – вот так приятное совпадение! Я сразу про Эрика подумал: определённо, это знак. Даже разрывные можно взять, вдруг найдутся подходящие цели, я и сам не откажусь развлечься – жалею иногда, что не пошёл в артиллерию, как в детстве мечтал. На фоне идиллических фантазий, как мы вдвоём с помощником постреляем в своё удовольствие, меня не опечалила даже весть о том, что на указанную дату свободны лишь небольшие корабли, а это значит, что наземного транспорта у нас не будет – придётся все железки таскать на себе. Ладно, на то мы и пехота.

На пробную вылазку я взял только Эрика. Официальный аргумент: мы с ним поднимаем больше веса, чем обычные люди. Ну а неофициально: я и сам давно крови не пил, и для него это может стать первым разом – такие интимные вещи не стоит делать на глазах у сослуживцев.

На практике оказалось, что я погорячился. Хоть Эрик и мутант, но всё же в армии и полугода ещё не пробыл, да и парень он скорее из категории спокойных и рассудительных, чем шибанутых на голову придурков, которым только автомат дай – тут же начнут восторженно палить во все стороны.

Эрик вообще не такой, ему, наверное, в кабинете сидеть и лучше было бы. Ну, от вида крови он в обморок не упал, уже хорошо, но к выстрелам явно непривычен: от громких вздрагивает, тихие игнорирует.

Чем дальше в лес, тем больше я волновался. Старался делать всё сам, оставляя помощника прикрывать спину, но всё равно – постоянно косил глазом в его сторону и был готов бежать на выручку. Из-за раздёрганных чувств начал ошибаться, а уж простреленная нога Эрика вообще неожиданно сильно выбила меня из колеи – я даже на минуту пожалел, что втянул его в такую передрягу.

В общем, местных мы одолели – хотя и не так легко, как я рассчитывал, – вот только они успели вызвать подмогу.

И теперь мы торчим в небольшом помещении где-то в глубине полуразрушенного административного корпуса, мой помощник сильно хромает, а я стараюсь не поддаться панике. В таком состоянии я не могу тащить его к точке эвакуации, учитывая, что схемы коридоров у нас нет, а вскоре тут появятся толпы врагов.

Эрик подпирает спиной пыльную стену, давая отдых кровоточащей ноге.

– Капитан, что скажете?

– Насколько быстро вы можете восстановиться?

Он наклоняется, разглядывая окровавленную ногу, – интуитивное движение, хотя ясно, что толку в нём нет.

– Кажется, пуля внутри. Если её не вынуть…

– А если вынуть и добавить кровь мутанта? В тот раз процесс шёл быстро.

– Вы имеете в виду… свою кровь?

Я раздражённо молчу – вроде и так ясно, что именно я предлагаю. Но Эрик качает головой.

– Час или даже два. Долго.

– Хорошо. Тогда план такой: вы ждёте здесь, я иду, убиваю всех и возвращаюсь за вами.

– Чего?! Вы меня извините, конечно, но это не план. Мне думается, вы просто решили умереть с максимальным удовольствием.

– Другие идеи?

Он молчит несколько секунд.

– Если вы выпьете меня, то проблема решится. К тому же кровь мутанта – естественный стимулятор, успеете добраться до точки эвакуации раньше них.

У меня даже челюсть отвисает.

– Эм… В смысле, совсем выпить?

– Тащить меня неразумно, я вас замедляю, – Эрик смотрит исподлобья. – Так хотя бы принесу пользу.

– Знаете что, лейтенант? Идите нахер со своей разумностью!

Разумный он! Рассудительный, посмотрите на него! Я что, похож на такое чмо, которое жертвует своими бойцами лишь бы выжить? Тем более, тут у нас вообще рядовое мероприятие, подумаешь – одного задело. Обычные рабочие моменты.

Хм, с другой стороны, он прав насчёт естественного стимулятора. Я-то никогда не пил, но в гетто многие этим балуются – ради возбуждающего эффекта.

Например, романтично настроенные парочки пьют друг из друга. Говорят, это позволяет достичь близости, которая недоступна обычным людям. Я из гетто уехал в четырнадцать, тогда у меня девушки не было, а теперь мотаться туда ради романтики нет ни времени, ни желания. Когда изредка наезжаю в родительский дом, друзья зовут – заказать девочек на групповушку, все ж свои… Не знаю, что-то останавливает. Годы идут, жизненные пути разошлись, и не настолько уже они «свои», чтобы я с ними пил общих девочек.

То же касается и нелегальных инъекций – за которые вообще-то сажают. Снова друзья предлагали. Вроде да, любопытно попробовать… Но хрен знает, что там за кровь, я всё-таки брезгливый. Да и говорят, что подсесть легко, а я не хочу зависеть от чего бы то ни было.

Официально мне несколько раз переливали генномодифицированную кровь после тяжёлых травм, но я тогда был под транквилизаторами, так что плохо помню ощущения. В общем, не знаю, в какой мере эта «стимуляция» работает…

Издалека доносятся голоса. Так, хватит мяться, пора пробовать. Я и от человеческой крови ощутимо ускоряюсь, а если это будет мутантская – легко смогу решить проблему и потом дотащу помощника до эвакуатора.

В один шаг оказываюсь возле Эрика, большим пальцем отвожу его подбородок, наклоняюсь к шее… И замираю от неловкости.

Я привык пить кровь в бою, кровь врагов. Это естественно. На адреналине даже не замечаешь. Но здесь – тишина, его дыхание… и запах. Конечно, я в курсе, как он пахнет, но раньше это был всего лишь привычный элемент в моём кабинете. А сейчас – так близко. И кожа нежная, будто женская. Да, я помню, что у Эрика нет растительности на лице, но на ощупь это странно. И что, нужно прижаться губами к его шее? Чёрт, как-то это слишком… Слишком непристойно, вот что.

Так, ладно. Что за странные мысли! Враги по периметру, а я вспоминаю, насколько давно не ходил по девочкам. К тому же он вообще мужик, и всё по делу.

Резко выдохнув, кусаю. Получается грубо из-за неловкости, но через секунду всё смущение вылетает из головы. Рот наполняется тёплой кровью, первый глоток кажется странным – ещё не распробовал, но уже второй, такой сладкий, – выносит не хуже оргазма.

Даже не успев подумать, сгребаю Эрика в охапку, прижимаю к стене, только бы не сбежал и не лишил меня этого божественного напитка. Это просто… Да это точно лучше секса! Во всяком случае такого, какой был у меня. Так уж повелось, что у мутантов секс не продаётся, исключительно кровь, а с обычными женщинами не разгуляешься – габариты не совпадают. Чаще всего обходимся руками или ртом – и то нужно постоянно себя контролировать, успеть предупредить девушку, чтобы она там не захлебнулась. В общем, расслабиться не получается.

Здесь, сейчас – совсем другое дело. Я отключаюсь от реальности и проваливаюсь в бесконечный космос. Падаю и падаю, пока эта потрясающая кровь наполняет рот.

Посреди космоса приходит мысль: что-то не так. Дыхание человека в моих руках слишком быстрое и поверхностное. Чёрт, пора прекращать, если я не хочу его убить.

Прижав рану языком, жду, пока кровь остановится. С закрытыми глазами. Мои руки продолжают обнимать его, а ноги подкашиваются от слабости – непонятно, кто из нас на ком висит. Если бы не стена за спиной Эрика, оба повалились бы на пол.

Нужно отдышаться.

Вот так. Наконец открываю глаза и отрываюсь от его шеи – такой тёплой и вкусной… Простое движение, но мне приходится собрать всю свою волю. Не хочу прекращать, не хочу возвращаться в реальность! Какие, к чёрту, враги по периметру, когда я только что чуть не упал в центр галактики… Может, они подождут хотя бы пару тысяч лет?

Однако вскоре расслабленное состояние сменяется дикой бодростью – словно мою оболочку опустошило до предела, а затем наполнило чистой энергией. Бухнув закрывшего глаза помощника на пол, выскакиваю в коридор – ура, враги! Но почему они умерли так быстро? Значит, нужно найти других!

Человеческая кровь после Эрика слишком пресная, но я всё равно пью. Лишним не будет. Последних двоих аккуратно вырубаю и несу помощнику – ему тоже нужно восстановиться, а то я чуть его не опустошил. Настолько бледный, что пару ужасных секунд мне кажется, что он умер, – но нет, дышит. Стоит почувствовать запах крови, как он, не открывая глаз, впивается в тело зубами.

Вот и всё, можно спокойно выдвигаться к точке эвакуации.


***


Попробовав кровь Эрика, я начал узнавать его чуть ли не из-за двери – то ли запах, то ли мысленное присутствие. Он ещё только подходит к кабинету, а я уже в курсе. Даже пару раз поймал себя на том, что специально выхожу к помощнику в приёмную – когда меня что-то бесит, его запах успокаивает за несколько минут – чудо, да и только.

По большей части моё развитое обоняние вызывает лишь проблемы: люди в основной своей массе пахнут неприятно, это факт. Вечно у них какой-то дисбаланс гормонов, тот курит, этот злоупотребляет разной хернёй… Ну, это что касается запаха тела. А ведь многие добавляют к этому искусственные ароматы – ядрёные, приторные до тошноты, тяжёлые до головной боли, да ещё в такой концентрации, что у меня нюх на пару часов отшибает. Бывает, в борделе какая деваха понравится, а ближе подойдёшь – и начинаешь чихать как придурок.

Но Эрик – совсем другое дело. Ох, как он пахнет… Запах спокойный, такой размеренный… Даже когда потом отдаёт – всё равно мягкий, без этих острых адреналиновых нот, которые бьют в нос и заставляют морщиться. Очень комфортный. Обожаю приятные запахи, они слишком редко встречаются, а потому – будь моя воля, я бы уткнулся носом в шею Эрика и так бы и жил.

глава 5

Вскоре я обнаружил ещё один плюс Эрика в качестве моего помощника – он не любит сладкое.

Поначалу, когда я сопровождал его в столовку, он ел всё. Это я точно помню, я тогда внимательно за ним следил.

Затем я как-то раз задержался по важному делу, отправил его на обед одного, потом второй раз… Ну, и снова начал я засиживаться, рассудив, что Эрик взрослый мужик и я не могу постоянно с ним носиться.

А тут мне в один из дней позвонила мама, долго переживала, что я НАВЕРНЯКА себя не берегу и забываю есть, так что я, устыдившись, поставил напоминалку про обеденное время. И таки ж пошёл – хоть и за двадцать минут до конца.

К моему удивлению, впереди я увидел спину Эрика – это он ещё только туда идёт?

Нагнав помощника, хлопнул по плечу – чёрт, он так вздрогнул, что мне аж неловко стало.

– Всего лишь я. Что-то вы поздно, обед уже на исходе.

– Я всегда так хожу.

Не дождавшись пояснения, всё же решил спросить:

– Почему?

– Людей меньше.

Ну, это понятная стратегия. Может, при случае поговорю с поварами, чтобы Эрик тоже мог позже приходить. Толерантность и гражданские права – это хорошо, но нам, социальным меньшинствам, иногда хочется просто поесть спокойно.

Я было пристроился рядом с ним – всё равно в одном направлении идём, – но вскоре заметил повисшее в воздухе напряжение.

Эрик отодвинулся от меня подальше, на другой край дорожки. Разговаривает сквозь зубы. Как только навстречу кто идёт – многие уже из столовой возвращаются, – меня так и окатывает ощущением паники.

Не хочет, чтобы нас видели вместе? Типа, неловко, что два мутанта поддерживают дружбу? Или что? И почему раньше он так себя не вёл, а теперь – нате вам?

А уж когда я заметил на его щеках бледно-розовый румянец – совсем лёгкий, но тем не менее, – понял, что нужно валить. Навязываться и смущать кого-либо своим присутствием не в моих правилах.

– Зайду в лазарет, по делу.

Он кивнул – как будто с облегчением. А может, у меня паранойя.

Ни в какой лазарет мне, конечно, не надо было, сделал круг и снова направился к столовой.

Взял порцию, пошёл к своему любимому столику – в углу, подальше от входа, там ещё раскидистый фикус хорошо прикрывает, – и здрасьте, Эрик. Значит, с тех пор как я показал ему этот стол, он так за ним и обедает.

Остальные места свободны.

Однако стоило мне посмотреть на стул напротив него, как на лице Эрика вспыхнула такая растерянность, чуть ли не страх – снова, что я извинился и потопал к столику у другой стены.

Да и ладно. Не хочет – не надо. Главное, что на работе нормально общаемся. Нормально же?..

Через десять минут обеденное время закончилось, я краем глаза покосился – Эрик встал и, собрав посуду, ушёл.

А на столе осталась шоколадка в красной фольге.

Лично я чаще беру синюю – с орехами больше люблю, но от обычного молочного шоколада тоже не откажусь. А он её оставил.

Я было подвис нерешительно, но при виде уборщика – вскочил, метнулся к тому столу и забрал. Выбрасывать шоколад? Не в мою смену!

В приёмной Эрик уже пялился в свой монитор, и я положил шоколадку на стол перед ним.

– Вы забыли.

– Я не люблю сладкое.

Вот ещё открытие, раньше-то нормально ел.

– То есть… Вы специально её оставили? И часто вы так?

Вместо ответа он пожал плечами.

– Только не говорите, что каждый день. Серьёзно?! Тогда отдавайте лучше мне, чем так просто…

Я чуть было не ляпнул «выбрасывать» – оставшуюся после мутанта еду всё равно никто не возьмёт, – но успел сдержаться.

– Хорошо. Я не знал, что вы любите. Ну, тогда берите.

Он подвинул красную плитку обратно к краю стола – а мне два раза предлагать не нужно. Довольный, я половину сжевал сразу, а вторую оставил к чаю.

На следующий день лежащая рядом с кофеваркой плитка шоколада стала приятным сюрпризом – я уже успел забыть об этом разговоре.

А в ближайший понедельник – целых три, потому что Эрик и за выходные притащил.

Остановился я, значит, в приёмной с полными руками шоколада – одну грызу, на остальные любуюсь – и дверь в кабинет изучаю.

За спиной хлопнуло – Эрик откуда-то вернулся.

– Что-то не так?

– Да нет. Я просто прикидываю, может, уже сейчас оформить смету на ремонт. Нужно расширить дверной проём.

– На сколько? – встав рядом, он тоже принялся изучать дверь. – Тогда нужно шкафы менять, здесь впритык, да и с вашей стороны тоже.

От неожиданности этого делового тона я перевёл взгляд на него – ну да, физиономия такая сосредоточенная – и, не выдержав, начал ржать.

– Я что-то не так сказал?

На самом деле манера общения у Эрика мужиковатая, где-то даже грубая – не в том смысле, что он собеседников херами обкладывает, а просто без намёка на сюси-пуси, – но когда он вот так распахивает глаза в растерянности – ни за что не скажешь. Такой очаровашка! Даже забавно, насколько его внешность не совпадает с характером.

Не удержавшись, я выпалил:

– Знаете, с таким лицом вам нужно не в казарме штаны протирать, а моделью работать. Я гарантирую, что девушки бы в очередь выстраивались, чтобы вас потискать.

Но Эрик нахмурился так оскорблённо, что я поспешил хлопнуть его по плечу со всей силы – напомнить, что сейчас он вовсе не в модельном агентстве.

– Да ладно, расслабьтесь. Я всего лишь имел в виду, что скоро перестану пролезать в дверь – с такой-то кормёжкой.

– Вы же сказали…

– Ну да, спасибо. Но это не отменяет того, что придётся объединить кабинет с приёмной и я буду кататься туда-сюда.

– Я могу не приносить, – он искоса оглядел мою фигуру.

– Нет! – я возмущённо махнул шоколадиной. – Непременно приносите! Ради такого дела я готов пойти на жертвы. Тем более, женщины любят милых пухлячков.

В общем, так оно и пошло: Эрик обеспечивал меня дополнительной порцией сладкого, и каждый раз, попивая кофе с шоколадкой, я радовался, как мне наконец-то повезло с помощником. Есть всё-таки справедливость на свете, и не зря я столько времени мучился с лейтенантом Фрэнком!

глава 6

Раньше я на долгие выходные ездил домой, в Данбург, но чем дальше, тем реже – очень уж лень переться через пустыню. Днём там адская жара – даже какой-то рекорд фиксировали, а ночью я не поеду – в одиночку скучно, боюсь заснуть от однообразного пейзажа.

Конечно, есть ещё поезд, там можно всю дорогу с книжкой проваляться, но он тащится настолько медленно и таким кругом по краю пустыни, что это невозможно терпеть. Все эти разговоры… Конечно, я специально переодеваюсь в гражданское, но всё равно догадываются. Да ясно, если заходишь на нашей остановке – значит, работаешь или в части, или в штабе. Или это у меня звание уже на лбу написано.

Женщины сразу делятся на два лагеря. Одни стреляют глазами и просят помочь им донести чуть ли не дамскую сумочку: «Она такая тяжёлая, а вы такой сильный…». Другие ударяются в политику: «А почему при штурме в Балибо застрелили гражданского? Я понимаю, что это не вы, но это же ваши, военные! Сначала стреляете, а потом думаете! А ещё маршал такой-то очень непрофессионально высказался в последнем интервью, так ведь нельзя! Что вы думаете?». Да нихера я не думаю! Мне работы на работе хватает, чтобы ещё в поездах пресс-конференции проводить.

Мужики сначала держатся в стороне, но потом и их пробирает: «А вот я когда служил, нам патронов на стрельбы давали так мало, не то что сейчас, а прапор наш подошёл и говорит – куда вы целитесь, уроды нахохленные»… Ну, и понеслась – что там в стародавние времена говорили какие-то неведомые прапоры. Звание это уже сто лет как отменили, я только в учебке их и застал, но в народной памяти они живее всех живых.

Как итог – я предпочитаю долгие выходные проводить в части. Иногда, под настроение, даже работаю все четыре дня, но конкретно в то утро у меня был другой план – отоспаться и к девочкам. Взять две бутылки шоколадного ликёра – классика, в любом борделе котируется, – побольше рома, закрыться в номере на весь день и как следует наиграться в пиратов.

Однако только я направился к выходу из корпуса – в столовую, на завтрак, – расслабленное состояние как рукой сняло.

Слишком много людей. Откуда они взялись, если накануне все разъехались на выходные? Значит, что-то случилось – очень приметное и, скорее всего, хреновое. Не дойдя до выхода, я на всём ходу развернул обратно, к кабинету Главного. Мне кажется, или на меня косятся?

Стоило потянуться к ручке кабинета, как дверь распахнулась, и Сикорски выскочил прямо на меня – в парадном мундире с орденами. Гаркнув: «За мной!», он рванул по коридору в сторону лестницы, а я последовал за ним – неторопливым шагом, чтобы ненароком не обогнать запыхавшееся начальство. Главный очень переживает, если к нему относятся без должного почтения, а если учесть, что он невысокий, мне приходится вдвойне тяжело – ходить рядом с ним медленно и уважительно смотреть на него сверху вниз. Дело осложняется тем, что с высоты моего роста прекрасно видно лысеющую шевелюру генерала, насчёт которой он комплексует, поэтому – смотрим исключительно в глаза.

Между пролётами лестницы Сикорски притормозил, зажал меня в угол и принялся грозно шипеть:

– Не вздумай выкинуть какой-нибудь хуйни, Блэйк! Сиди и кивай. Понял?!

Угу. Тут я, конечно, догадался.

Поскольку я знал, что искать, то сознание Эрика почувствовал ещё перед дверью. Тяжёлое чёрное облако.

В парадный зал, где проходят преимущественно награждения и изредка – трибуналы, мы зашли чинно, благородно, как и положено руководству. Народу полный зал – быстро сбежались. На обвиняемого я не смотрел – и так всё понятно, не стоит одному мутанту бросаться к другому будто курица-наседка, это не порадует обычных людей, – просто занял своё место в первом ряду перед столом трибунала.

Но когда дошли до обвинения, я не выдержал и покосился на Эрика. Рехнуться можно, шесть человек! Нет, ну я понимаю – одного убить случайно, ну двоих – можно не рассчитать силы, особенно если ты мутант. Но переломать кости шестерым – при этом одному из них вырвать сердце и съесть, что за больная херня?! – это нужно умудриться.

Вспомнил нашу с ним первую вылазку. Хм, в принципе, я-то сам не давал ему шанса проявить себя – рассудил, что он тихоня, которого нужно опекать, и требовал не высовывать носа из-за моей спины. А он, видимо, не такой ягнёночек, каким выглядит. Точнее, сейчас он выглядит вообще как чёрт знает что – я даже отсюда чувствую запах крови.

Свидетелей нет, камер в общей спальне, конечно, тоже нет. На записи из коридора видно, что мой помощник заходит в помещение, вскоре за ним – те самые шестеро, известная компашка, на каждые выходные вляпывались в неприятности, – а через некоторое время выходит один Эрик, перемазанный кровью. Судя по тому, что сейчас лицо чистое, он умылся, но растрёпанные белые волосы тут и там склеены тёмным – видимо, убирал их окровавленными пальцами.

И вместо того, чтобы сбежать, он пошёл и сдался.

Очевидно, официальная версия такова: чёртов мутант съехал с катушек, чего ещё от них ожидать? Неофициально, само собой, не один я понимаю, что существует такое явление как «расовая дискриминация» – настолько постыдное, что в нашей образцовой части его нет. Впрочем, внезапный съезд с катушек тоже не стоит сбрасывать со счетов.

Однако – в обвинении не упомянуто, что Эрик пил их кровь. Странно, это как раз больше бы вписалось в образ кровожадного – во всех смыслах – мутанта. Может, Главный решил замять этот момент – то ли чтоб на меня не косились, то ли в целом не хочет затрагивать щекотливую тему…

Или в самом деле не пил? Почему?

Ладно, хватит думать о ерунде, что делать-то? Я же не могу посреди трибунала пойти к обвиняемому и начать с ним шушукаться, выясняя, псих он или как. А когда объявят приговор, будет уже поздно.

Поразмыслив, я вдруг сообразил, что генномодифицированные способны не только чувствовать друг друга, но и разговаривать мысленно – не все, это как повезёт, но ведь его сильные эмоции я замечаю, а значит, конкретно между нами связь есть. Конечно, в этом нужна привычка – я давно ни с кем не общался, да и желательно потренироваться, чтобы настроиться друг на друга, но – лучше сделать хоть что-то, чем ничего.

Я мысленно позвал помощника. Ощущение отчаяния колыхнулось – значит, услышал, – но больше ничего. Ишь, какой упорный, решил сдохнуть молча и пафосно.

Хорошо, сделаем по-другому: не обращая внимания на речь Главного, я полностью сконцентрировался на сознании Эрика. Если я даже невольно чувствую его эмоции, значит, связь сильная. Да, влезать вот так человеку в голову невежливо, нужно спросить разрешения, но раз такая ситуация, то уже не до этикета.

Настроился было прилагать усилия, потому что в первый раз, но – получилось неожиданно легко. Может, это связано с тем, что недавно я пил его кровь? Что, если это и есть та самая «близость»?

Отчаяние Эрика врывается как цунами, сметая мои собственные эмоции. Страх, ожидание смерти, тоскливое чувство одиночества… Даже удивительно, как под оболочкой сидящего неподвижно человека скрывается такая буря.

Но мне нужно другое. Недавнее прошлое. А, вот этот образ: Эрик на полу, вокруг возвышаются смутные фигуры. Видимо, те самые шестеро. Картинка совсем неразборчивая, лиц не видно, зато ярко чувствуются эмоции и боль от ударов. Злость. Растерянность, сомнение – что делать. Ярость. Наслаждение от ощущения собственной силы – о да, знакомое чувство…

Его сознание ясное – вполне вменяем. И то, что он сделал, он сделал в ответ на их действия, а не по собственной прихоти. Мне этого достаточно.

Память тут же напомнила о годах в учебке. У нас тоже не было расовой дискриминации, ни в коем случае! Нельзя было даже заикнуться о подобном – иначе руководству будет проще выкинуть одного тебя, чем всех тех, кому ты не нравишься. И потому я тоже когда-то прошёл этот путь. Хотя, между нами говоря, я прошёл его гораздо более скрытно – да, я знаю, что меня считают импульсивным и открытым нараспашку, этим и воспользовался: никому не пришло в голову, что я также умею терпеть и планировать. Но дело в том, что если я чего-то хочу – а я очень хотел попасть в армию, – то я это получаю.

Поэтому с моей репутацией всё в порядке, и вот я оказался сейчас в почётном первом ряду.

А на скамье подсудимых – мой помощник. Исполнительный, ответственный, умный. Я понимаю – шесть человек… И я знаю Эрика не так уж хорошо… Это, может, даже имя ненастоящее, а фамилии и вовсе нет… Шесть или сколько, семь месяцев? Достаточно этого, чтобы доверять человеку?

Я решил, что достаточно.

И вот представьте. Парадный зал. Главный в красивом мундире – весь в серебре, увешан орденами так, что еле места хватает. Все спокойны, всё ровно катится к смертному приговору. И тут поднимаюсь я и громко говорю:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого.

Ох, нет, эту прекрасную сцену даже вообразить нельзя, это нужно было видеть! Все посмотрели на меня. Даже птицы за окном остановили свой полёт и уставились на меня, повиснув в воздухе. Отчаяние Эрика лопнуло в моём сознании как чёрный мыльный пузырь, оставив лишь полное недоумение. Глаза генерала в буквальном смысле полезли на лоб.

Повернув голову к секретарю, глядящему на меня с открытым ртом, я чётко повторил:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого. Внесите в протокол.

Секретарь вопросительно хлопнул глазами на Главного. Тот посмотрел на него, на меня, прочистил горло и, вопреки всем правилам, спросил:

– Капитан-майор, вы подтверждаете, что принимаете на себя ответственность за убийство шести человек? – при этом он страшно пучил глаза и отрицательно качал головой в рамках той миллиметровой амплитуды, которая была дозволена ему уставом.

И, глядя прямо в эти его ошалевшие глаза, я ответил:

– Да, подтверждаю. Готов выслушать приговор.

На красной морде Главного очень чётко и по буквам отразились все ахуительно нецензурные слова, которые ему захотелось выдать в мой адрес, но – нельзя. Поэтому он замолчал, видимо, решив произнести их хотя бы мысленно, чтобы не взорваться от возмущения.

Зато в моей голове раздался голос Эрика: «Что вы делаете?..». Я мысленно фыркнул: «Проверяю, насколько хватит моих заслуг перед отечеством». Приговор должен быть равнозначен для всех обвиняемых, а Сикорски не даст высшую меру нам двоим. Испугается скандала. Если бы я промолчал и подписал документы – вопросов бы не было. Но если пойдут разговоры, что один мутант подвергся нападению на почве расовой дискриминации, оказал сопротивление, второй – а у меня орденов тоже хватает – встал на его защиту, и их обоих казнили, то правозащитники уничтожат любого.

Поиграв в гляделки ещё немного, Главный перевёл взгляд в бумаги, пожевал губу и встал. Все тоже поднялись. Ну и хорошо, а то что это я один тут стою посреди этого цирка?

Генерал Сикорски имеет множество достоинств, но иногда мне кажется, что главное среди них – его громовой голос. Он легко и непринуждённо может орать на весь плац, доводя новобранцев до ужаса, а уж наш небольшой парадный зал, кажется, и вовсе способен обрушить своими децибелами. И несмотря на то, что за много лет я привык к генеральским воплям, тут даже у меня печень упала в пятки. Мало ли… Вдруг всё же даст высшую…

Продолжая сверлить меня негодующим взглядом, Главный взревел:

– Приговор! Младший лейтенант Смит лишается возможности получения повышения, выслуги и дополнительных выплат на десять лет с этого момента. Капитан-майор Блэйк разжалован в младшие капитаны, лишается выслуги и боевых наград, а также лишается возможности получения дополнительных выплат на пять лет с этого момента. Испытательный срок – год. Если в течение испытательного срока любым из обвиняемых будет совершено нарушение, подлежащее рассмотрению трибунала, обвиняемые подлежат казни без права обжалования.

Я не выдержал и широко улыбнулся Главному. Чёрт с ней, с выслугой – обидно, конечно, снова скатиться на базовую ставку жалования, вдвойне обидно лишиться наград, – но зато он оставил Эрика в офицерах. Мог бы скинуть до рядового – без права получить повышение, – и тогда я бы потерял помощника, потому что на этой должности могут быть только офицеры. А Главный оставил мне его. Хороший он всё-таки мужик. Понимающий.

Из зала я выходил победителем. Радовался так, словно меня наградили, и, когда впервые за сегодняшний день посмотрел в глаза своему помощнику, даже незаметно подмигнул. Эрик же в ответ глянул на меня как на психа. Да и чёрт с ним. Сейчас у него шок, а вот позже – дойдёт, что он мог бы быть уже мёртв.

глава 7

Впрочем, скоро меня самого отпустил восторг по поводу того, что моя безумная затея оказалась успешной, и я прочувствовал, что вообще-то могу влететь за чужой проёб. Ощущение было неприятным и давило на нервы.

С одной стороны, в нашей части несильно придираются к дисциплине, в этом направлении можно – почти – не бояться. Конечно, Эрику я этого не сказал. Убил он толпу народа, посмотрите на него! Нет уж, пусть теперь понервничает, пусть каждую пуговицу на кителе проверяет, каждую пылинку с ботинок вытирает, а то ощущение безнаказанности даже приличным людям крышу сносит.

Но что, если он и в самом деле слетел с катушек? Или наконец-то проявил истинную сущность маньяка-убийцы? Мне не улыбается попасть под трибунал за психа, который в один прекрасный день притащит на рабочее место ту самую красивую маленькую сковородочку с котлетами из сослуживцев. При мысли об этом я всякий раз тут же строил суровую морду и рявкал ему что-нибудь про документы, которые нужны мне НЕМЕДЛЕННО! Эрик сразу подрывался выполнять, упавшим голосом извинялся за задержку, да и вообще постоянно смотрел на меня таким виноватым взглядом, что я вскоре бросил это дело. По ходу он и правда переживает.

Через месяц произошли события, которые окончательно меня успокоили.

В тот день я попал в собственный кабинет только к обеду – Главный приказал заменить его на двух установочных занятиях у новобранцев, а это три часа ора на плацу. У меня глотка не такая лужёная, как у Сикорски, так что после подобного развлечения в горле першит и весь день приходится насасывать леденцы с шалфеем.

И вот, значит, с этим самым леденцом во рту открываю я дверь – а Эрик шагает по приёмной, что вообще-то ему не свойственно, обычно он сидит за компьютером или в крайнем случае отирается где-то у стенки: в шкафу роется или кофеварку чистит. В общем, не любит отсвечивать. А тут – мечется туда-сюда.

Чуть я зашёл, он подхватил со стола какую-то бумагу и сунул мне. Официальный вызов на совещание. Ну да, декабрь, из штаба прислали разнарядки на следующий год, то есть Главный обязан отчитаться, что довёл их до сведения всему командному составу: сначала все расписываются, что получили вызов, затем подтверждают присутствие на совещании, потом – что были ознакомлены… Обычная бюрократия.

Я спокойненько взял бланк, буркнул сквозь леденец: «Спасибо» и ушёл к себе.

Весь день просидел за изучением каталогов стройматериалов. Ремонт дошёл до нашего корпуса, и Главный не придумал ничего умнее, чем повесить на меня все эти шпатлёвки и покраски, потому что хозотделу не доверяет: в смете на пятый корпус они перепутали аж три цвета, не говоря о том, что заказали краску не эконом, а люкс, с «роскошными оттенками», как заявлено в описании, и не менее роскошными ценами. Ну, насыщенно-фиолетовые стены в общих душевых – ещё ладно, хоть и смахивает на бордель, а вот когда Сикорски увидал весёленькие жёлтые спальни казармы – вообще с цепи сорвался. Орал про детский сад «Ромашка», брызгал слюной в лицо начальнику хозбригады и напоследок объявил, что сметами в нашем, шестом, корпусе будет заниматься – конечно, «младший капитан Блэйк», кто ж ещё – таким тоном, что возражать точно не стоило.

Я проверял артикулы, а Эрик считал количество – и всё это в дополнение к нашим основным обязанностям. Везёт же кому-то в этой жизни быть безответственным идиотом: твою часть работы перекинут на кого-нибудь другого, ты будешь лодыря гонять и всё равно получать зарплату, а тот, типа умный, будет корячиться вместо тебя. Тоже за стандартную зарплату. Так, погодите, что-то я не понял, кто из нас всех тут идиот?..

Когда время подошло к четырём, я наконец-то закончил, потянулся и решил выпить кофе, после чего топать на совещание – Главный обожает ставить их на вечернее время и задерживать сверхурочно. У самого уже дочки взрослые, с женой не ладится, вот он и развлекается работой. Я-то ладно, у меня тоже семьи нет, а многие бесятся от этой генеральской манеры.

Не успел я подумать об этом, как в дверь постучали.

Эрик. С подносом: кофе и две шоколадки. Хо, как раз вовремя.

Я привык, что помощник в моём кабинете не задерживается, а тут – замер надо мной и явно хочет что-то сказать. Облизывает губы, набирает воздух – но молчит, обдавая меня волнами беспокойства.

– Лейтенант?..

И тут он выпалил:

– Я неправильно посчитал все сметы.

Снова замолк. Пришлось мне поощрительно покрутить ладонью – быстрее, мол.

– Я вчера перечитал то сопроводительное письмо – помните, к распоряжению прилагалось, а там написано, что под краску нужно основу в два слоя. Потому что стены тёмные. А я везде посчитал только один.

Ох ты ж ребёнок… Забыл письмо из хозотдела… А вот лейтенант Фрэнк даже не стал бы его читать, а лучше вообще потерял – чтобы и никто другой не смог узнать, что там было написано. Как же мне повезло с помощником…

Но показывать свои чувства я, конечно, не стал. Начальник я или где?

– Да, как же вы так…

Он опустил голову и, помявшись, пробормотал тихое:

– Может, всё-таки вам не дадут? Это же моя ошибка, я скажу, что вы тут вообще ни при чём… Нет, я понимаю, дисциплина, – Эрик вскинул глаза, и его голос возмущённо поднялся, – но ведь не могут же они на самом деле дать высшую меру за какую-то… краску! Или могут?..

О-о-о, мало того, что он читает сопроводительные письма – да половина помощников, которых я видел, ими разве что в сортире подтирается, записка из какого-то хозотдела, чего? – он ещё и думает, что нас убьют за то, что не сошлись цифры в ведомости. Это так наивно, что даже мило. Если бы оно так было, тут бы уже людей не осталось, Главному пришлось бы самому все бумажки заполнять, а напоследок – застрелиться, потому что у него бы тоже не сошлось, я гарантирую.

– Не знаю. Попробую поговорить с генералом.

– А это совещание… Это предварительное или уже объявят официально? Но это же ещё не трибунал, да? Или как?

Тут до меня наконец-то дошло, почему он психует весь день. Обычно ему звонит помощник Главного и передаёт всё устно, а тут – официальный бланк, с гербом и блестяшками. Видимо, Эрик решил, что кто-то внимательно посмотрел на его смету – ха! – пересчитал цифры – ха-ха! – и ошибка стала поводом вызвать меня на ковёр.

Я поджал губы и покачал головой.

– Даже не знаю. Но вы пока можете заниматься своими делами, – я ткнул подбородком в сторону двери.

– Да. Конечно.

Эрик вылетел в приёмную, а я развернул шоколадку и с удовольствием надкусил. Очевидно, в таком лихорадочном состоянии работать он не сможет, ну и ничего. Пусть поволнуется. В другой раз подумает, прежде чем людей убивать.

Допив кофе, я забросил в рот мятную жвачку, одёрнул китель и эффектно распахнул дверь кабинета, явившись на пороге как суровый командир, храбро глядящий в лицо неминуемой смерти – за ошибку в хозрасчётах. Судя по встревоженному взгляду Эрика, поза трагического героя вполне удалась – хм, если бы я не пошёл в армию, мог бы попробовать себя на актёрском поприще.

Эрик вскочил из-за стола, шагнул ко мне – а вот голос у него неожиданно спокойный:

– Можно я пойду вместо вас? Это моя ошибка, и я должен за неё ответить, а вы тут ни при чём. Да и на трибунале не надо было вам лезть – я знал, что делаю. У поступков есть последствия.

Вообразив, как мой помощник ворвётся на совещание по годовому плану и выдаст что-нибудь пафосное вроде: «Убивайте меня, я готов!» – может, ещё и китель на груди рванёт, – я аж слюной поперхнулся.

– Я ценю ваше рвение, но субординация превыше всего. Вызвали меня – пойду я.

Он подозрительно вгляделся в моё лицо.

– Вы ведь не будете больше так делать? Выгораживать меня?

– А вы против моей помощи?

– Нет, но… – его физиономия стала упрямой. – Я ценю, конечно, но это неразумно.

– А, ну с вашим представлением о разумности я уже ознакомлен. Почему оно каждый раз сводится к тому, что вас нужно убить?

Он было раздражённо сжал губы, но всё-таки ответил:

– Пожалуйста, не надо. Я способен отвечать за себя. А то, что теперь на мне висит ответственность за вас, – ещё хуже, чем если бы меня просто казнили.

– Ваша будущая жена обрадуется, когда услышит подобные рассуждения. «Дорогая, извини, но я предпочту смерть, чем ответственность за кого-либо».

– Вы хоть когда-нибудь говорите серьёзно?

– Конечно. Я совершенно серьёзно прошу вас посмотреть, достаточно ли я красив для казни. Вдруг шоколад где-нибудь на лбу? – я натянул маску, поправил ровнее и покрутил головой перед Эриком.

Помощник оглядел моё лицо, покачал головой.

– Отлично. Значит, я божественно прекрасен, и я полетел. А вы не вздумайте засиживаться – как пять стукнет, сразу закрывайте кабинет. Это приказ.

Совещание было предсказуемо скучным: Главный бухтел на одной ноте, озвучивая нескончаемое количество цифр, я на автомате записывал вперемешку с каракулями и цветочками – смысла в этом нет, всё равно всем раздали в письменном виде, но хоть какое-то занятие.

А когда этот ад наконец-то закончился – у меня уже глаза сонно закатывались, Главный ещё и сказал мне задержаться.

– Что, младший капитан, как твой волшебный помощник? Стоило того?

– Вполне. Он отлично управляется с площадью стен, объёмом краски и прочими стратегически важными расчётами. Враг не пройдёт.

– Ладно, хватит зубоскалить, – проворчал Главный в меру раздражённо. – Или ты хочешь гулять по оранжевым коридорам?

– Никак нет.

– Ну так и отлично. Считайте. И кстати… Новый год скоро. Алкоголь, хлопушки бьют в голову…

– Я не замечал, чтобы он пил.

Генерал выдал авторитетно, как он любит:

– На новый год пьют все, кто от радости, кто от горя, – Сикорски выдержал многозначительную паузу и продолжил: – Блэйк, я скажу один раз. Если он что-нибудь выкинет, сразу оформляй увольнение задним числом – я подпишу, а дальше – меня не интересует, что и как, но он не должен выйти за ворота. Мы не можем выпускать на улицы всяких уёбков. Но и смыть свою жизнь в унитаз за хуй пойми кого я тебе не позволю. Хотя следовало бы – после таких твоих выебонов на трибунале. В общем, ты меня понял.

– Так точно.

Конечно, какая мне высшая мера – а кто будет считать краски, швабры и прочее, что взбредёт ему в голову? Хорошо быть полезным сотрудником.

Главный помялся, словно хотел сказать что-то ещё, но потом всё же кивнул на дверь. Наконец-то.

Коридоры уже опустели. Рабочий день полтора часа как закончился, все разбежались по домам, местные – по комнатам, один я прусь в кабинет только ради того, чтобы оставить документы. Такое у меня правило: держать рабочие бумаги исключительно там – спасибо, в моей комнате они мне не нужны, должен же я хоть где-то отдыхать от этого всего.

Вышел я из-за угла неподалёку от кабинета и сразу увидел Эрика – сидит на полу рядом с дверью.

– Лейтенант! Почему без букета?

– Что?

– Ну, обычно… – я хотел было объяснить, что столько времени можно ждать только девушку, которой хочешь сделать предложение, но решил, что сейчас неподходящий момент для шуток, Эрик весьна нервах. – Неважно. Что вы тут, а не там?

– Вы сказали закрыть.

– А-а-а…

Как я и говорил, исполнительность – отличное качество для армии.

В кабинете, бросив папку с бумагами на стол, я встал в позу и торжественно объявил:

– Генерал, конечно, был недоволен, но в итоге разрешил сделать дополнительную смету.

Помощник выдохнул с явным облегчением и расплылся в такой счастливой улыбке, что мне даже как-то неловко стало.

– Сейчас сделаю.

Не-не-не. Рабочий день закончен. Посчитаем всё завтра, на свежую голову. И ещё – он ясно дал понять, что не стоит злоупотреблять на новый год.

Эрик нахмурился непонимающе. Пришлось пояснить:

– Праздник. Алкоголь.

– Мне? Я и не собирался. Я вообще ничего не отмечаю.

– Это похвально.

Хотя что «похвального» в том, что в его жизни нет праздников? Вот так ляпнешь что-нибудь на автомате, а потом думаешь – что сказал-то?

Чтобы хоть как-то объяснить эту странную логику, я добавил:

– Ну, я тоже.

– У вас нет семьи? – Эрик сразу напрягся.

– Да нет, почему. Есть. Но я как-то…

– Мм… – он кивнул рассеянно, явно занятый какой-то мыслью.

– Ладно, спрашивайте, что хотели.

– Это личное, – помощник качнул головой.

– Ну так и спросите. Я ведь могу не отвечать?

Помявшись, он выпалил:

– А у вас родители родные или приёмные? Извините.

Я даже улыбнулся в ответ на его смущение – такое непривычное на фоне армейской бесцеремонности.

– Родные.

– То есть они…

– Ага, мутанты.

– Мм. Мои вроде были нормальные.

– Мои вообще-то тоже.

– Вы же сказали…

– У меня нормальные родители. Хоть и мутанты.

Когда до него дошло, щёки тут же покрылись бледно-розовым румянцем.

– Извините, я… Я не это имел в виду.

– Ничего страшного. Так и что? Ваши – обычные? Есть предположения, что вызвало мутацию?

– О… Я не знаю. То есть мне так кажется. Ну, всегда ведь отказываются.

У меня наконец-то щёлкнуло в голове – все детали встали на место. Действительно, частое явление, когда у обычных людей рождается генномодифицированный ребёнок – есть разные теории почему, но всё это на уровне предположений, – и они тут же пишут отказ.

Сто двадцать лет назад, когда всё началось, большинство таких детей убивали. Потом стало помягче: оставляли где придётся, иногда даже не в безлюдном месте, а на пороге церкви или больницы, хотя не факт, что там бы такого взяли. В Данбурге все крупные улицы названы в честь благотворителей, которые объявляли вознаграждение за младенцев «с отклонениями» и устраивали для них специальные приюты – почти все действуют до сих пор. Впрочем, я так думаю, что на самом деле меценатов было больше, но – многие исчезли втихаря, и никак не узнать, зачем они собирали детей. Главное, что платили, а остальное никого не волновало.

В наше время шанс, что ребёнок окажется генномодифицированным, остался прежним: одиннадцать процентов вероятности у обычных людей, сто – у двух мутантов, и восемьдесят два, если генномодифицированный только один из родителей. При этом следует учитывать, что не все способны иметь детей и далеко не все мутации совместимы с жизнью, так что засилие «уродов», как пишут в листовках борцов за чистоту человеческого вида, планете не грозит. Хм, как же нам повезло жить в цивилизованное время, когда нас уже официально признали отдельной расой с такими же правами, как у других. Можем стоять с Эриком посреди кабинета и спокойно разговаривать вместо того, чтобы прятаться по катакомбам от радикалов с топорами.

Интересно, что поначалу, когда изобрели генетические карты, они безошибочно показывали наличие мутации, даже на ранних сроках – началась волна абортов, люди вздохнули с облегчением, – но потом перестали. Конечно, прессу тут же наполнили истеричные статьи. Объяснения шли в двух направлениях: или мутации каким-то образом осознают себя, скрываются от уничтожения (вплоть до того, что все генномодифицированные – это рой с общим разумом), или же процесс контролирует некто со стороны – гениальный злодей, а то даже дьявол. В общем, стандартные броские заголовки.

Но это и в самом деле странное явление: посмотрит врач на результаты обследования, скажет, что всё нормально, а по факту рождается мутант. Вот я, например, первое время выглядел совсем обыкновенным малышом – пока не начали расти крошечные острые зубки. Моя-то маман была счастлива – это её наследство, но вот обычным людям, думаю, зубастый младенец не показался бы особенно милым. У нас в школе многие выглядели обычно до подросткового возраста, а затем – у кого вдруг цвет кожи менялся, у кого внутренние органы перестраивались. Но тут, в Данбурге, изначально было ясно, что они генномодифицированные, а если нет? Конечно, подобные перемены становились неприятным открытием для родителей, которым обещали нормального ребёнка. Многие подавали в суд – и на клинику, и на врача, – но для аборта уже поздновато.

В случае с Эриком, думаю, всё было понятно сразу – с такой-то внешностью. И если от него отказались сразу после рождения, то это почти наверняка значит, что родители были обычными. Мутанты как правило детей не бросают – многие ещё помнят времена, когда выживать нам было слишком трудно.

– Вы жили в гетто?

– Нет.

Прозвучало слишком резко – как знак, что этот разговор стоит прекратить.

С детства жить одному среди людей – наверняка это было хреново. Подумав, я так и не решил, высказать ли сочувствие – может, его это заденет, – поэтому решил свернуть беседу.

– Кхм. Ну ладно, завтра нас ждёт новый марш-бросок по территории стройматериалов, а пока – давайте отдыхать.

глава 8

Другой вопрос, который не давал мне покоя после трибунала, – как Эрик умудрился выстоять против шестерых? Даже если он не такой уж ягнёночек, парни там были крепкие – ума с гулькин хрен, зато занятия в спортзале не пропускали.

Раньше, давно, я сам проводил тренировки у своих парней, но вскоре бросил это дело. Мне приходилось постоянно сдерживаться, всё-таки человеку против мутанта трудно, – а без личного участия, просто так наблюдать – скучно. В последние годы ходил на тренировки только изредка, проконтролировать, что они не совсем уж там балду пинают, а в основном следили сержанты.

Но тут – я потопал сам. Смотреть на Эрика.

На первый взгляд уровень у него так себе. Одного – точно. Двоих – маловероятно. Троих – определённо нет. Но как-то же он это сделал?

Однако чем дальше, тем больше мне казалось, что лейтенант Смит дерётся без особого энтузиазма, чтоб не сказать поддаётся. Аккуратненько так, ненавязчиво… Если не приглядываться – народу-то много, – так и не бросается в глаза. А вот если смотреть только на него, можно заметить, что он не только подставляется, но и в последнюю секунду успевает чуть отодвинуться. Вроде и удар, но даже синяка не будет. Н-да, я как-то не задумывался, что мутантскую быстроту реакции можно в таком ключе использовать.

Посмотрел я на это его показательное выступление и побежал в раздевалку, переодеться.

Сказал помощнику подойти. Дал ему в челюсть. И говорю: «Давайте, лейтенант Смит. Только без вот этого “настроения нет, и голова болит”».

Но он всё равно – и со мной попробовал в поддавки играть. А потом я ему по носу пару раз стукнул, и он быстренько передумал. Облизал кровь с губ, прищурился – тут у меня внутри всё сладко замерло в предвкушении, – и как даст лобешником тоже в нос, аж в черепе хрустнуло. Я тоже разозлился – по-хорошему так, – и понеслась.

Я на равных, с мутантом, не дрался, небось, с самой юности, ещё когда в Данбурге с друзьями развлекались. Ох, какое это чувство… Когда ощущение силы и свободы переполняет – даже чёрт с ней, с победой, не в ней дело. А потом прилетит тебе так, что звёзды из глаз и кровь на языке, а ты не сдаёшься. Вот в этом суть. Как бы ни было больно, как бы ни кружилось всё перед глазами – но ты можешь продолжать. Я ради этого ощущения и в пехоту пошёл, от артиллерии отказался. Хотя где-то и просчитался, конечно, – по факту хорошенько подраться мне здесь не с кем.

Не было до того момента.

Самая неожиданность была, когда он с ходу скрутил меня за шею – это вот тот Эрик, который только что лениво махал руками и поддавался обычным людям! – и принялся дубасить коленом в солнечное сплетение. Вот же сучёныш, до этого ноги вообще не использовал! Прикидывался, будто и вовсе не знает, для чего они, кроме ходьбы, нужны, а тут – разошёлся, отбивную из меня делать!

И вырваться оказалось не так-то просто – от чего я, конечно, вообще в восторг пришёл. Пришлось бухнуться на пол, прокатиться – ага, по нему, – и только после этого хватка Эрика ослабла, так что мне удалось перебросить его через голову – он там приземлился на кого-то из парней, но нам обоим уже было похер на окружающих. У кого мозги есть – догадаются отойти.

Эрик хоть и худой, но если облапить его под балахонистой футболкой – весь жилистый и неожиданно твёрдый. И быстрый – держался наравне со мной, а у меня вообще-то ускоренная реакция даже по меркам мутантов. Точно тренировался. Но не в армии. А где?

Хотя вскоре – наверное, когда у Эрика злость из-за разбитого носа схлынула – у меня опять возникло ощущение, что он поддаётся, поэтому я и бросил драку на полпути. Мне такой победы не нужно.

Разошлись мы, кровавые сопли вытираем, смотрю – а парни на тренировку плюнули, вокруг нас столпились, любуются. Ну, прикрикнул я на них и ушёл в душ – больше для того, чтоб не светить довольной мордой: давно так хорошо не развлекался.

Решил, что обязательно нужно будет повторить.


***


Год испытательного срока прошёл на удивление быстро. Проблем не было, и на высшую меру мы не попали.

Я по-прежнему сидел в кабинете, Эрик по-прежнему был моим помощником. Бумажки, скучные бумажки. Криминальные элементы находились не так часто, как мне бы того хотелось, а масштабных военных действий и вовсе не было, но всё-таки на боевые задания мы выбирались каждый месяц. Ещё были тренировки в условиях, приближенных к реальным, что тоже неплохо. Конечно, там нет живых людей и нет крови… Да ладно, и то развлечение.

Ну, и ещё – регулярные драки с Эриком. Он предложил ходить не в общее время, а вечером после работы, и я согласился. Обычно я настаиваю, чтобы в моём подразделении все держались вместе – несмотря на любые разногласия и антипатии, потому что в бою будет не до того, а перед боем – нужно привыкнуть друг к другу, приноровиться к особенностям, знать скорость реакции, ведущую руку, слабые места и прочее.

Но Эрик… Он с самого начала не рвался наводить мосты любви и дружбы с сослуживцами – как и они с ним, ясное дело, – хотя я надеялся, что со временем притрутся. Однако теперь стало очевидно, что если продолжать давить и упорно заставлять их общаться, то одна из сторон в этом противостоянии сломается – и теперь я уже не был уверен, что это окажется Эрик, – а мне не нужны военные действия в моём подразделении.

Поэтому я разрешил помощнику тренироваться в индивидуальном порядке, после отбоя – рядовых уже не будет, а офицеры у нас слишком ленивые, чтобы настолько поздно в зал ходить.

Разве только я регулярно оказывался там в то же время, что и Эрик.

Если в зале всё-таки был кто-то ещё, помощник снова начинал поддаваться – может, это у него даже бессознательное. Привычка? Откуда может быть такая странная привычка?

И вот эта его манера специально переодеваться к тренировке. Общепринятая практика: просто снять китель и в стандартной, нижней, футболке идти на занятие, а после – поменять на свежую. Но Эрик всегда переодевался заранее, в свободную такую кофту с длинными рукавами – и тут уж по его виду точно не скажешь, что он может быть серьёзным противником. Так, мальчишка худосочный, чуть ли не подросток: взгляд опустит, рукава эти длинные тянет – как будто ему то ли холодно, то ли неловко.

Но если мы оставались вдвоём – о, это было совсем иное дело. Эрик зыркал несколько раз на дверь и если видел, что никто к нам не ломится, – наконец-то расслаблялся. Как будто другой человек, заметно более уверенный в себе. Держался свободнее, смотрел в глаза, а то ещё, бывало, оглядит меня изучающе и ухмыльнётся довольно так – тут уж я не мог удержаться, чтоб не ответить тем же, потому что мне тоже нравилось наше с ним времяпрепровождение. И этот вариант Эрика мне очень нравился – больше, чем привычный тихоня.

Верный признак, что мой помощник решил взяться за дело всерьёз, – это если он рукава закатывал. Я уже даже ловил себя на том, что невольно улыбаюсь при виде того, как он их поддёргивает. После этого – начиналось самое веселье, и если не прервут, то мы могли кувыркаться до поздней ночи. Выдохнемся оба, развалимся, потные, на полу – и хорошо так…

Я быстро заметил, что с Эриком нужно держать ухо востро: он любит выматывать, кружить, усыпляя внимание, а потом – раз! – и по горлу. Знает все болевые точки, но при этом я никак не мог заметить у него привычки к какой-либо тренировочной системе. Обычно сразу чувствуется, с какой школы человек начинал – стойка, поставленные удары, – но у Эрика было всего понемногу и всё вперемешку.

Из-за этой непредсказуемости было даже интереснее. И любопытно, где он такого набрался. Ну, то есть любопытно, но не настолько, чтобы в лоб спрашивать, – ясно, что удары, способные убить, не на мешках с песком отрабатывают. Если бы Эрик сам рассказал – я бы послушал, а так – обойдусь. У нас тут вообще разный контингент встречается, и выспрашивать о прошлом считается дурным тоном.

Но какое бы ни было у него прошлое, нынешний результат лично мне очень нравился. Дошло до того, что если мы приходили в зал, а там кто-то из подчинённых – я откровенно выгонял. Эрик в такие моменты скромненько держался в отдалении – то ботинки перешнуровывал, а то и вообще сбегал в раздевалку за чем-то якобы забытым, – но я был уверен, что на самом деле он доволен тем, что мы останемся наедине. Политкорректность – это, конечно, здорово, но расслабиться в своём узком кругу всегда приятно.

глава 9

Окончание испытательного срока я решил отметить с размахом – за год до чёртиков надоело тихушничать и строить из себя паиньку. Через две недели после этого предстояла очередная годовщина нашей части – вот, как раз можно совместить.

По этому поводу парторг бегал в мыле и умолял всех встречных-поперечных поучаствовать в спектакле, спеть песню или сделать ещё что-нибудь столько же странное и никому не нужное. Как обычно, все его посылали, так что майор с каждым днём всё более грустнел. Видимо, уже представлял, как ему одному придётся петь и плясать за всю часть.

И тут – на арене появился я! Ну, я-то известный спаситель всех подряд, вот и сейчас: сделал приунывшему парторгу такое предложение, от которого бедняга воскрес и воссиял радостью. На мгновение мне даже показалось, что ему хочется меня обнять, однако в итоге счастливо улыбающийся Новак обошёлся лишь тем, что пару раз хлопнул меня по плечу совершенно фамильярно – дотянулся ведь, на цыпочки, что ли, встал?

Вообще говоря, капитан-майор Новак и так во мне души не чает. Во-первых, я – тот самый «политкорректный элемент», как пишут в закрытых штабных инструкциях, который идёт плюсиком в карму и Главного как начальника части, и парторга.

Во-вторых, мало того, что я хожу почти на все его «проповеди», так ещё всегда сажусь в первом ряду, прилежно слушаю и в специальный блокнотик конспектирую. Подаю, так сказать, пример своему подразделению – им я тоже регулярно напоминаю, чтоб ходили.

Понятно, что все эти лекции про историю нашей части и высокий моральный облик современного бойца нахрен никому не сдались – мне особенно, – но это его работа. Будет низкая посещаемость партсобраний – из штаба всем по башке настучат. Ну, вот я и создаю активность: хлопаю, вопросы задаю. По дороге на собрание прихватываю всех своих, кого увижу, – мои парни отлично знают, что вечером вторника нужно прятаться в любых кустах, лишь бы не попасться мне на глаза.

В общем, Новак обожает меня настолько, что наравне с Главным руку жмёт. Собственно, больше я никому и не подаю, чтобы ногтями не смущать.

А теперь – я явился к нему как ангел с небес и предложил спасение для праздничной программы. Идея простая и гениальная, как почти все мои идеи, – показательное боевое выступление! Но не бессмысленное махание ногами и рубка дров головой, а художественный номер с элементами драмы – называется «Битва человека и природы».

В роли природы, конечно, буду я – с зубами и когтями. Например, тигром – большим, полосатым и очень злобным. Эрик будет человеком – более слабым и медленным, зато хитрым. Допустим, дадим ему нож. Нет, лучше копьё, это смотрится колоритнее.

Услышав подобное – я ещё и показал в лицах, – парторг чуть не кончил от восторга, схватил меня за рукав и потащил к себе – утверждать декорации и прочий антураж. Хм, как же всё-таки приятно, когда к тебе относятся с таким восхищением.


***


И вот он – день триумфа! Накануне майор закрыл большую круглую арену на ключ и втайне от чужих глаз расписал её чёрно-оранжевыми полосами, а также украсил пластиковыми лианами и пальмами. Хотя я с первого взгляда даже не понял, что это именно пальмы – те ещё кособокие уроды с непропорциональными листьями, – но когда Новак гордо объявил, что он сам рисовал, я, конечно, покивал и сказал: «Вполне, вполне…». Ладно, у нас будет интригующий полумрак и свет прожекторов в центре, так что и напечатанные на дешёвом принтере поделки сойдут.

Да и вообще, кому какое дело до пальм, если на сцене буду я? Уж свой костюм я продумал до мелочей! Чёрные меховые трусы в лучших традициях гладиаторов – я всегда как-то так их себе представлял, такие же повязки на запястья и лодыжки, волосы – покрасить в чёрный и разлохматить, а тело – в тигриных полосах. Специально неделю отращивал ногти и на руках, и на ногах – они, ясное дело, в ботинках мешают, но тут уж я потерпел, гулять так гулять. Хотел сначала чёрным лаком покрасить, но потом решил, что красный будет эффектнее. Ррар, детка!

Ещё думал про хвост, но, во-первых, ничего подходящего не нашёл, а во-вторых, решил, что он всё же будет путаться в ногах и мешать. Хватит зрителям и мохнатой задницы – если мех распушить, выглядит вообще шикарно. Эх, даже жаль такую задницу в кабинете отсиживать, но – куда деваться, умная голова приоритетнее.

Осталось раскраситься.

Выпив бутылку бурбона – для художественного вдохновения, я приступил. И всё было нормально, пока не дошёл до спины: руки-ноги вполне удались, а вот туда я кисточкой не дотянусь. Нет, оранжевым намазался – зачерпывал краску руками и растирал, – но ведь нужны полосы… Что делать, что делать?! Парторг? Не, он и так в истерике бегает с последними приготовлениями. Непосвящённых в план звать нельзя. Остаётся Эрик.

Набираю номер и говорю как можно разборчивее: «Помощник, подойдите, пожалуйста, в мою комнату сейчас же».

Через минуту – стук в дверь.

Сосредоточенно тыкая кисточкой в пузо – как у тигров выглядят полосы на животе? – ору: «Войдите».

Дверь открывается, закрывается.

Тишина.

Честно говоря, я уже ожидал какой-то подставы, но нет, на пороге комнаты и в самом деле стоит Эрик – уставился на меня и молчит. Хм, означает ли это, что я выгляжу чрезвычайно эффектно? Конечно же да!

– Помощник, будьте любезны помочь. Ну, как положено по должности, – я фыркаю над этой не то чтобы смешной шуткой и возвращаюсь к разукрашиванию живота.

Никакого движения. Странно, что это мой обычно исполнительный сотрудник решил тупить?

– Смит?..

– Кхм. Да? Что нужно… кхм… делать?

– Возьмите вот ту кисточку – мне нужны полосы на спине. Как у вас с рисованием?

– Вообще, не очень.

– Ну, вы уж постарайтесь.

Эрик наконец-то подходит, берёт со стола вторую кисточку и банку и начинает перемешивать краску.

Я возвращаюсь к животу. Нарисовал уже целых две полоски – а в комнате снова висит тишина.

Помощник, оказывается, в окно уставился. Я его что, позвал видом любоваться?

Хотел было наклониться к его уху, но из-за бурбона не рассчитал и чуть губами туда не ткнулся, говорю:

– Смит, выступление через час. Я не могу быть плешивым тигром, я же молодой и красивый.

– Да, конечно.

Поднимает кисточку и проводит по левому плечу – я еле сдерживаюсь, чтобы не дёрнуть лопатками, а то размазал бы.

– А вы можете… Ну, посильнее, что ли? Щекотно.

– Так?

– Да, нормально.

Я уже закончил с животом, Эрик дошёл до поясницы. Отлично, мы укладываемся в график.

Теперь, когда я сам не отвлекаюсь на рисование, ощущения от поглаживаний кисточки, спускающейся всё ниже, стали ярче. Непривычные.

Кошусь через плечо, что там со спиной. Выглядит здорово.

– Может, мне наклониться? Нужно закрасить всё как следует, чтобы не было белого перехода.

– Да, наверное.

Сделав шаг в сторону, облокачиваюсь на стол. Хм, а ведь это приятно… Кто бы мог подумать, что прикосновение влажной кисточки к пояснице может быть настолько возбуждающим? Надо будет вечером сходить в «Каталину», давно я там не был… Может, даже прихвачу с собой кисточку, то-то будет смешно. Хотя нет, лучше не стоит. Бордель – не то место, где стоит откровенничать, хотя бы и таким образом. Но вообще-то я нигде не откровенничаю.

При мысли о девушках из «Каталины» меховые трусы становятся тесными. Чёрт, вот бы прямо сейчас здесь оказалась какая-нибудь блондинка с пухлыми губами и мягкими руками! Прямо под этим столом. В памяти мелькает лицо Мирандэллы. Ох, какие у неё губы… Жаркие, нежные – как стояк обхватит, и язычком… Так, Син, прекращай! Сглотнув, я прекратил. Впереди выступление, а до девочек ещё нужно дожить.

Над головой раздаётся голос Эрика:

– Кажется, всё.

Выгнувшись, осматриваю поясницу. Ровно всё так, красиво. Хорошо, когда у помощника руки из правильного места растут.

– Отлично! А вы готовы?

Поднимаю глаза – Эрик отводит взгляд и тоже сглатывает.

– Да, конечно. По какой тренировочной системе будем драться?

– Нее, – я морщу нос, – никаких тренировок! Это будет настоящий бой.

Он удивлённо зыркает на меня, но тут же снова отводит глаза.

– Насколько настоящий?

Кажется, краска высохла. Потянувшись, я наконец-то разгибаюсь и не могу удержаться от мечтательной улыбки.

– Насколько может быть настоящим, прекрасным и смертельным бой между двумя мутантами, – слова перекатываются на языке будто сладкий изюм из свежеиспечённой булки. – Ладно, шучу. Бой до серьёзной травмы. Победа должна быть очевидной. Вас это пугает?

– Нет, конечно. Я сделаю всё, что скажете.

– Замечательно. Тогда – через пятнадцать минут на арене.

– Капитан?

– Мм?

– Лицо. Его ведь тоже нужно раскрасить?

– О… Я как-то забыл.

Подставляю левую щёку.

Пауза.

– Да, сейчас.

Обмакнув кисточку в краску, Эрик аккуратно проводит от щеки к виску. Сосредоточенный. Вот за это я его люблю и уважаю – он просто делает. Не хлопает глупыми глазами, как его предшественник – господи, спасибо тебе за то, что богатая жена забрала лейтенанта Фрэнка от нас! – не морщится недовольно, не начинает нытьё «ой, а я не могу, потому что не знаю, как это делать». Вряд ли он раньше много тигриных морд изображал, но ведь рисует же! Я говорю – он делает. Идеальный помощник.

Интересно, он тоже ходит в «Каталину»? Или куда дальше? Вряд ли в более дорогие заведения – на базовую ставку лейтенанта не разгуляешься. Наверняка девушки сравнивают его со мной, мы ведь тут на весь город одни… такие. Зубы у него обычные, на моём фоне это плюс. Но вот бледная кожа и чёрные глаза – точно минус. Мне-то нормально, я привык, да и вообще какая разница? Мне ж с ним не целоваться.

Хм… Точно, а я-то думаю, к чему мне вспомнились губы Мирандэллы. Я просто не замечал, но сейчас, когда лицо Эрика настолько близко и смотреть мне всё равно больше не на что, невольно обратил внимание: у него похожие губы – форма такая же, чётко очерченные, и верхняя более припухлая… Очень приятные… Думаю, это вполне может нравиться девушкам, особенно когда он вот так их облизывает… Ой бля, он ведь что-то говорит!

– Что? Извините.

– Сколько вы выпили?

– Ну… Сколько-то. Кстати, вам тоже нужно. Вы слишком напряжены, для шоу это плохо.

Выхватив из тумбочки новую бутылку, открываю и вручаю ему.

– Пейте, это приказ. Первое правило: все должны расслабиться и получать удовольствие. Второе правило: бегом на арену. Адьос!

Успев заметить, как Эрик прикладывается к бутылке, я в два тигриных прыжка вылетаю в коридор.

глава 10

Круглая арена ярко освещена лучом прожектора. Зрительские места, возвышающиеся рядом, скрыты в сумраке. Шелест одежды, тихие голоса, мужское покашливание.

Сверху раздаётся громовой голос Главного, целиком заполняющий помещение:

– Дамы и господа, сейчас вас ждёт любопытное представление! Противостояние дикой природы и цивилизованного человека! Животная сила против изобретательного разума! Кто же победит? Честно говоря, я и сам не знаю. Давайте посмотрим!

Шуршание зрителей стихает.

Вдалеке звучит ритм барабана. Приближается, всё больше оплетаемый музыкой.

На середину арены, в свет прожектора выходит Эрик. Чёрные форменные брюки, но не с кителем, а с белой рубашкой навыпуск. Контраст выглядит зрелищнее. Белые волосы. Чёрные глаза. Да уж, его внешний вид идеально иллюстрирует понятие «цивилизации», извратившей природу до полной неестественности.

Человек расслаблен и спокойно оглядывается по сторонам – милая лесная прогулка. Однако в полумраке джунглей прячется голодный тигр. Труднее всего не цеплять ногами уродливые пальмы – они такие лёгкие, что в два счёта упадут.

Позволяя ритму вести меня, медленно сужаю круг и выступаю на арену. Шорох. Человек замечает тигра.

Напряжён, но не паникует. Бросает взгляд на острую палку, валяющуюся под пальмой. Я ухмыляюсь и показательно облизываюсь. С удовольствием сейчас повалил бы его и вгрызся в тело – например, в это сладкое местечко сбоку живота, под рёбрами.

Внезапно ритм музыки прыгает вперёд, как и Эрик – к палке. Перехватив её на манер копья, он улыбается мне в ответ. Я оскорблённо рычу – обед с палкой мне не нужен! Я хочу сочный бифштекс, а не какое-то канапе со шпажкой!

Ну вот, теперь острие не позволяет мне приблизиться к лакомой добыче – только и остаётся, что рычать и клацать зубами. Экое разочарование. Не придумав ничего лучше, я кубарем бросаюсь Эрику под ноги, он падает, и я таки успеваю цапнуть его за бедро. Мм, вкусненький какой…

Когда снова оказываемся на ногах – правая штанина Эрика напитывается кровью, и на трибуне раздаётся громкое женское «Ой!».

Движение по кругу продолжается. Вот теперь мой помощник тоже злится. Даже непривычно – ощущать столь сильный поток его эмоций. Как будто широкая полноводная река, обычно перекрытая дамбой, но сейчас – налетел шторм, все препятствия сорвало, и меня хлещет яростью Эрика вперемешку с наслаждением – его чувства переплетаются с моими, такими же. Идеально. Не думать, что говорить и что делать, достаточно просто быть собой. Расслабиться и позволить ритму музыки направлять мои мышцы.

Я мотаю головой. Тигр голоден, мать вашу! Он пытается подобраться к человеку то с одной стороны, то с другой, кружит и кружит вокруг этого аппетитного куска мяса. От привкуса крови во рту у меня и вправду слюнки текут. Но человек не сдаётся, периодически тыкая тигра палкой то в грудь, то в ногу.

Напряжение музыки доходит до предела. Тигр окончательно осатанел от голода и приступает к решительным действиям!

Рыкнув, я всем весом бросаюсь на Эрика, одновременно толкая палку вбок. Мы падаем, и его правая рука подо мной ощутимо хрустит – его боль вспыхивает в моём сознании, но Эрик и не думает прекращать бой. Одним движением он спихивает меня и тут же вскакивает – с палкой в левой руке.

Я тоже уже на ногах и, решив закрепить успех, бью ногтями наотмашь. И вот здесь… Как он успел?! Чёрно-белой молнией Эрик падает на колени – под меня – и снизу втыкает эту чёртову палку мне прямо в живот! Ох ты ж блядь…

Бешеный ритм музыки мгновенно обрывается, переходя в рвущее нервы соло электроскрипки. Белый свет прожектора стремительно краснеет. Самая важная часть представления! Вокруг арены – такая тишина, словно мы здесь вдвоём.

Я рычу со всем возможным страданием в голосе, вскидываю на своего победителя недоумевающий взгляд – «за что?!» – и валюсь в круг красного света, на пол, уже вымазанный кровью. От резкого движения боль чуть не разрывает внутренности, но нужно терпеть.

В ответ на сотрясение сцены – конечно, если моим весом бухнуться на пол – страшненькая пальма на краю арены падает вслед за мной. Вот чёртова хрень, испортила такой момент!

Человек отступает в темноту. Музыка затихает, баюкая. Последний раз вздохнув, тигр драматично роняет голову и умирает.

Стоп, снято! Под потолком вспыхивает яркий свет, публика вскакивает с мест, врачи нервно дёргают закрытые ворота арены – хорошо, что парторг настоял на присутствии медбригады, – я ору многоэтажную тираду, а Эрик бросается ко мне и опускается на колени рядом. Ликующий победитель тигра исчез, теперь он хмурится, глядя на мой живот. Боль зверская – хорошо, что наконец-то можно бить кулаком по полу и подвывать.

– Простите. Я увлёкся.

Прикусив губы, я всё равно улыбаюсь. Лоб уже покрылся испариной от боли, а в животе что-то противно булькает.

– Это было здорово! Ты всё сделал идеально.

Он смотрит мне в глаза и улыбается в ответ.

– Я думал, вы победите.

– Вряд ли природа когда-нибудь победит. Как рука?

– Нормально.

Врачи уже здесь. Что ж, очевидно, девочки мне сегодня не светят. Да и ладно, всё равно получилось замечательно. Уж отметили так отметили!


***


Наше выступление запомнилось, это точно. Главного чуть инфаркт не хватил – ему показалось, что я реально помер посреди арены. Точнее, можно сформулировать это так: он подумал, что на территории вверенной ему части один генномодифицированный гражданин убил другого. Вот это скандал!

Ну ничего, ему там накапали успокоительного. Равно как и впечатлительным дамам. И тому мужику, который упал в обморок от вида крови. В общем, лечили всех.

В больнице нам повезло: попали к врачу, у которого я бывал раньше, и он уже успел убедиться, что мутантов эффективнее всего лечить переливанием крови. Эрик вообще был там только четыре дня – и за это время его палата наполнилась букетами и открытками с сердечками. Ха, дамы-то впечатлительные, охали-ахали, а потом сразу побежали строчить жаркие послания.

Мне за две недели тоже перепало несколько открыток и писем. Немного, конечно – кто ж догадается признаваться в любви дохлому тигру? И хотя послания были многообещающие, но ответил я всем сухо – «спасибо большое, наилучшие пожелания», игривый тон не поддержал и ответные фото в нижнем белье посылать не стал. То есть у меня их и нет, но тут – не тот случай, ради которого в принципе стоило бы их делать. Знаю я таких дамочек, им личные встречи не нужны, лишь бы художественными снимками похвастаться: смотри, капитан, какие у меня трусы кружевные, а вот ещё розовые, а тут ещё лифчик дорогущий, правда же красивый? Я человек занятой, на фривольные переписки времени не имею. Да и желания, честно говоря, – что я, женских трусов не видел?

Вернувшись к работе, я сам не заметил, как перешёл с Эриком на «ты» – это получилось совершенно естественно. Он было не поддержал это начинание, но я попросил. Мне даже хотелось считать его вроде как другом. Ну, не то чтобы мы болтали на личные темы, пили пиво по выходным и всякое тому подобное, но он всё-таки мутант, как я. И военный, как я. И он любит убивать – ну прямо как я. В общем, когда через пару месяцев началась небольшая война, мы оба были рады.

глава 11

Планета эта с самого начала показалась мне дурацкой. Вся какая-то серая, каменистая, сморщенная… И растут на ней ссохшиеся кривые кизляки, просто чудом поддерживающие уровень кислорода в атмосфере. И живут на ней отморозки, питающие страсть к взрывающимся штукам – вот бы ещё выяснить, кто им ингредиенты таскает. Одним словом, не планета, а херня.

При мысли о предстоящем задании весь мой жизненный опыт свивался в тугой кнут беспокойства и хлестал меня по заднице, гоняя по кабинету. Обычно обитаемые планеты или милые – океаны, зелень, фрукты, – или имеют какие-то ресурсы, например, как та инопланетная свалка, где я нашёл Эрика. Здесь же – ничего. Всего лишь космический булыжник, на котором нет официального населения, только пироманы без удостоверений личности. И поскольку они фактически распоряжаются планетой, наверняка устроили там какую-нибудь подлянку – а мы даже не имеем права развернуть масштабные военные действия: по бумагам там никого и ничего нет.

Главного, видимо, всё это тоже насторожило, поэтому он назначил отряд вдвое больше предписанного инструкциями: два подразделения, сто человек. А свободных кораблей-то на вокзале и нет! Ну, это как всегда: то одно, то другое, там штурвал сломали, тут движок залило потёкшим азотом, а на этом корабле вообще улетели за деталями для другого, в котором какой-то идиот во время взлёта решил «открыть окно, потому что душно». В итоге на ходу остался единственный крейсер – та ещё неповоротливая туша. Один корабль! Для идиотской планеты, населённой идиотскими пироманами! Да будь моя воля, я бы туда и не садился, просто залил её горючкой из танкера и бросил вниз зажигалку.

Ох, как мне это не понравилось. Я своему подразделению ещё за три дня до даты Хэ начал полоскать мозги – и про технику безопасности, и про должностные инструкции на все возможные критические ситуации, и устроил креативный опрос типа: «Представьте, что вас атакует хищный кактус, напарнику уже откусили руки, а у вас есть только отвёртка, ваши действия?» – кстати, встречались ответы весьма остроумные, я даже записал пару.

В целом мои парни были готовы.

И вот представьте мою досаду: мы благополучно долетели, мы уже почти сели, и тут в хвосте раздаётся эпичное БУХ! Наш большой красивый корабль начинает взрываться, переливаясь красочными всполохами, и все мои бойцы разлетаются на мелкие кусочки, не успев применить многочисленные и очень полезные должностные инструкции.

А я остался жив. Ну, потому что, во-первых, мне очень не нравилась эта мерзкая планета – и я сидел как на иголках, а во-вторых, я очень быстрый, как уже много раз говорилось. Пока где-то в хвосте взрывается, очень быстрый мутант вполне успеет открыть носовой шлюз, спрыгнуть с корабля и удрать достаточно далеко, чтобы не сдохнуть.

За спиной вспыхивает белое, меня швыряет ударной волной, а уши чуть не разрывает грохотом.

Кое-как поднимаюсь на четвереньки. В голове звенит, всё кружится, дышать трудно. Что говорит инструкция про такой случай? Нужно бежать подальше, спрятаться получше, ждать подкрепления или эвакуации. Но вы же видите эти ошмётки корабля и людей, которым ни разу не помогли инструкции?

Нужно вернуться и посмотреть, есть ли выжившие. Шанс невелик, но всё же – я обязан проверить.

Небо кажется пасмурным, хотя это не так: со стороны корабля виден кружок тусклого солнца. Серая каменная пустыня внизу, серое небо над ней, а посередине – огромное чёрное пятно гари. Слишком резкое на фоне окрестного пейзажа.

Запах крови окутывает тяжёлым тёплым одеялом. Пепел, мясо, горячие железки, провода и снова мясо. Это были мои парни, ебучие вы уроды! Всё моё подразделение!

Тишина, только кое-где потрескивает огонь. Ни стона.

А я их всех по именам помню. Равно как и второе подразделение – они хоть и не мои, но бумаги всё равно я веду, других желающих не нашлось. А теперь на всех похоронки писать.

Но сейчас об этом думать нельзя. Вот выберусь отсюда – тогда да, сяду с бутылкой вискаря и, может, даже реветь буду. Да ладно, чего прикидываться – точно буду. Всякий раз, после того как заполняю эти настоебавшие бланки с чёрной каймой, напиваюсь в хлам и реву в три ручья.

Это потом. Сейчас – мне нужен Эрик, потому что он единственный гипотетически мог пережить взрыв. Он живучий, он должен.

Среди обломков и копоти разглядеть что-либо трудно, поэтому рыскаю, полагаясь больше на чутьё: ищу запах или ощущение от его сознания. Пока – ни того, ни другого.

Тем временем пироманы подтянулись, справа за холмами перекрикиваются. Небось, думают, что все погибли, потому и шумят так смело.

Слева мелькает знакомый запах, и я пробираюсь туда. Выворачиваю обломки корабля. Эрик! Ух, бля… Живой, и это, конечно, замечательно, вот только у него нет ног и живот превратился в месиво. Аккуратно стягиваю исцарапанный шлем. На губах – кровавая пена, чёрт, ещё и лёгкое… У него внутри осталось хоть что-нибудь целое?

Один – распластаться по земле. Два – расцарапать ногтями шею. Три – прижаться к его губам.

Грязные, скользкие от крови руки резко хватают за затылок, сжимают удушающе крепко, пока зубы вгрызаются в шею. Ощущение по сути пугающее, но меня, наоборот, радует. Это же Эрик. Ему можно. Пусть поест.

Однако слишком много отдавать тоже нельзя, у меня ещё предусмотрено развлечение с пироманами. Кошусь на него – подействовало лечение хоть немного? – но с этой гарью и кровью не разобрать.

Голова ощутимо кружится – значит, пора заканчивать. С трудом отрываю от себя руки и зубы Эрика – надеюсь, он не выгрыз мне кусок шеи? – зажимаю рану и мысленно кричу: «Я принесу еду. Дождись меня». Как будто громкость может компенсировать то, что он без сознания.

Так-так, пироманы всё шумят. Какие храбрые парни – взорвали корабль издалека, ох какие молодцы. А теперь давайте проверим, будете ли вы такими же смелыми при прямом контакте.

Что говорит моя личная инструкция на такой случай? Выбрать одиночку с краю – вот этот мелкий сойдёт. Схватить со спины, утащить за камушек… А, ты девушка? Извини, но девушка со связкой динамита идёт на общих основаниях – я не позволю подорвать себя даже самой красивой «Мисс мерзкая планета». Значит, выпить – и почувствовать себя заметно лучше.

Что ж, ребята, вот и я – стремительный и неотразимый. Спорим, я перережу вас всех не только быстро, но даже изящно? Для тех, кто понимает работу мастера, конечно.

О, смотрите, я выиграл. Остались трое – перепуганные малолетки. Столпились в круге высоких камней как бараны и не подумали, что мне, прячась за этими укрытиями, даже удобнее. Кто из вас хочет стать моим первым призом? Давайте, не стесняйтесь, всё равно я получу всех.

Дальше всё как по нотам. Схватить одного, утащить за камни, выпить с удовольствием. За это время двое оставшихся расстреливают все патроны – судя по звуку, в воздух.

Эффектно захожу в круг, дёргаю следующего за руку – прямо в мои страстные объятья, строю кровожадную морду и пью на месте. Ну как, похож я на Дракулу из того фильма? Видимо да, потому что у последнего пиромана трясутся руки – эй, ты не с той стороны магазин тычешь, зачем ты вообще полез играть в войнушку? Впрочем, он даже не смотрит на своё оружие – только на меня.

Забираем у этого цыплёнка ненужную ему больше железку, взваливаем на плечо и тащим к Эрику. Что, не ожидал такого, придурок с гранатой? Что ты орёшь и лупишь меня по почкам – не хочешь быть вкусным цыплёнком? А кто ж тебя спрашивать-то будет. Раньше думать надо было, до того как решил оставить меня без подразделения.

Эрик ещё дышит, хотя на каждом вдохе хрипит, а на выдохе – на губах прибавляется красных капелек. Ничего, помощник, держись! Режем цыплёночку горло, а на десерт – моя кровь. Я теперь сытый, могу поделиться – и после этого явно чувствую, что Эрику лучше. Пора строить планы на будущее.

Первая задача – спрятаться. Вторая – найти связь. Корабль наш выгорел основательно, передатчики не работают. Сюда, конечно, направят проверку, но я не могу сидеть и ждать их посреди пустыни. Следовательно, нужно найти другой передатчик, а там уж нас подберут или свои, или полицейский патруль. Всё элементарно! Сделаю в два счёта.

От куртки Эрика мало что осталось, но броник почти целый, повезло – он хоть и тонкий как водолазка, но теплоизоляцию даёт достаточную. Осталось только придумать что-нибудь с перевязкой, я же не могу волочь моего ценного помощника внутренностями по земле.

Пробежавшись по окрестностям, собираю наименее грязную одежду и накручиваю на нижнюю часть Эрика – теперь он выглядит как наполовину мутант, наполовину гусеница, результат экспериментов безумного учёного. Главное, что кровотечение остановилось, и, надеюсь, эта импровизированная перевязка поможет и дальше сохранить его в таком состоянии. Без кровавых следов на каменистой почве нас будет сложно выследить, и дополнительный бонус: без ног – а главное, без армейских ботинок! – Эрик очень лёгкий. Повезло мне.

Для начала нужно добраться вон до той скалистой гряды – всего-то пара километров, я легко это сделаю. Ну ладно, пять. Всё равно близко. Чёрт, с раненым, по открытой местности… И долбаные карабины на тряпках, которыми я его обернул, так и норовят расстегнуться… Что за мудаки поставляют одежду в армию – один небольшой взрыв, и эта сучья фурнитура уже оплавилась! Да я бы этих уродов – вместе с теми, кто подписал им контракт на поставку, – подвесил на этих самых карабинах над пропастью, чтобы прочувствовали, какой уровень надёжности требуется.

Ладно, нормально, и не из такого выбирались. Там дальше уже начинаются настоящие горы, спрячемся в лучшем виде. По скалам лазать я умею с детства. И, судя по островкам зелени, там может быть еда.

Итак, горы, ждите меня!


***


Уф, наконец-то на месте. Можно распластаться в темноте, на холодных камнях, и отдышаться, хватая ртом воздух. Такой же мерзкий, как и всё на этой планете, – его постоянно не хватает. Вот же занесло нас на мою голову… Рёбра колет мелким каменным крошевом, даже через броник чувствуется. И всё-таки хорошо быть живым.

Ещё повезло, что у меня нет клаустрофобии, хотя лежать в малюсенькой расщелине, уходящей глубоко в скалу, не особенно приятно. Стоит вообразить все эти тонны камня сверху – так и ждёшь, что они вот-вот рухнут и сплющат нас в двумерные фигуры. Ладно, хватит думать об этом.

Зато отличное убежище: неприметный лаз в глубине, в стороне от гораздо более удобных – и потому очевидных вариантов. Нет уж, мы лучше скромненько.

Труднее всего было затащить сюда Эрика – заняло целый час.

Для начала я уложил его на свою куртку рядом с расщелиной, а сам пополз на разведку. Чем дальше, тем более стыло и непроглядно – как каменный холодильник.

Убедившись, что места в одном из тупиков хватит для нас двоих, а по дороге нет ничего опасного, вернулся и тут же пополз обратно – на этот раз ногами вперёд, подтаскивая за собой куртку с Эриком. Нащупывать путь ногами сложнее, а свёрток из помощника так и норовил развалиться – приходилось тянуть то с одной, то с другой стороны. Пока дополз, семью потами изошёл. После этого лежать на холодненьком даже приятно, хотя ясно, что это ненадолго, – справочник показывает, что скоро стемнеет, значит, температура упадёт.

Зато мы ещё живы. Ну, мне-то что, со мной и так всё в порядке. А вот Эрик лишь быпродержался до больницы – уж там ему пришьют новые ноги, от зайчика или ещё какого кузнечика. Хм, представляю, что получится на выходе… Ладно, шутка, у него вырастут собственные, хотя, как я слышал, процесс это медленный, мучительный, требует круглосуточного переливания крови и тонну обезболивающего.

А сейчас медикаментов у нас нет – я, идиот эдакий, так торопился сбежать, что забыл поискать хоть что-нибудь среди обломков корабля. И пока я обустраивал Эрику «гнездо», подпихивая одеждой со всех сторон, он ещё и очнулся – вскоре это стало заметно по напрягшимся мышцам под моими руками и стуку зубов. Чёрт. Конечно, хорошо, что он жив, но без обезболивающего от таких повреждений рехнуться можно – вот и он, видимо, так сдурел от боли, что вцепился мысленно в моё сознание и стал требовать, чтобы я его выпил. Где-то я уже это слышал.

«Ты сам знаешь, что я этого не сделаю».

«Потому что ты идиот» – надо же, в его сознании чувствуется даже искра злости. Отлично, злость помогает держаться.

«От идиота слышу. Можешь хоть сдохнуть, но твои требования я выполнять не собираюсь».

«Очень смешно» – и Эрик обиженно замолкает, только зубы в темноте стучат.

Тоже придумал – оскорбляться из-за того, что я не хочу его убить. Суицидник хренов. Ну, зато на фоне всех его повреждений голова работает на удивление хорошо – дурная, конечно, но на привычном уровне. Это успокаивает. Как и яркие огоньки его глаз в темноте.

Раз я отлежался, пора идти за едой. Местные угрёбыши точно не имеют летающих аппаратов – ни самолётов, ни спутников, – так что если я аккуратно поохочусь в горных низинах, не увидят. Эх, а ведь если бы мы засекли что-то подобное, я бы первый настаивал на дистанционной бомбёжке, и мы с помощником не оказались бы сейчас в такой заднице – чёрной и холодной как могила. Однако и в этом есть плюс: раз у аборигенов нет спутников для связи, значит, должно быть много мощных и при этом портативных передатчиков. Нам достаточно найти всего лишь один.

Свой бронежилет я тоже сунул под спину Эрика, чтобы создать максимальную прослойку между телом и камнями, поэтому ползать туда-сюда стало ещё веселее: чёртово крошево царапает пузо и щедро набивается под футболку. Надеюсь, она не порвётся от этого, не хватало мне тут вообще голым скакать.

Что безусловно радует – здесь оказалось достаточно еды. Растительность я придирчиво обнюхал – выглядит и пахнет знакомо, с Земли привезли, – однако слишком уж терпко, пробовать не решился. Мясо безопаснее, поэтому, разведав окрестности, я открыл сезон охоты на горных козлов, тут и там укладывающихся спать.

Поскакать за ними я могу, однако таскать эти брыкающиеся туши с острыми рогами к Эрику не получится – тем более что в нашу узкую расщелину их и не пропихнёшь, поэтому пищевая цепочка такова: козлы – я – помощник. Он, конечно, демонстративно недоволен, но когда чувствуешь кровь на губах, трудно придерживаться идеалов: она ведь не только еда, но и лекарство, после кормёжки Эрик ощутимо расслабляется, перестаёт дрожать в ознобе.

Да и вообще, пусть скажет спасибо за доставку – я-то наверняка приятнее козла буду. Ну… Во всяком случае, у меня нет густой комковатой шерсти, насчёт запаха уже не уверен.

Теперь, когда Эрик пришёл в себя, во время еды ведёт себя спокойнее: не прикасается руками, обходится без зубов, и даже губами почти не двигает – только сглатывает судорожно.

Я вот что-то вспомнил, как пил его кровь – тогда, в пыльной комнатушке полуразрушенного здания. Это было приятно… Даже очень… Интересно, ему тоже настолько сносит крышу от этого? Вот сейчас – непохоже, но когда Эрик был без сознания, кормёжка выглядела гораздо эмоциональнее: впивался в мою шею горячим ртом, прижимал к себе и дышал так тяжело, со стонами вперемешку с кровожадным рычанием. То зализывал царапину – сильно нажимая языком, такое щекотное ощущение, – то снова присасывался, покусывая кожу так, что у меня мурашки по спине бежали. Если учесть, что вокруг ни черта не видно, – однозначно казалось, будто это не человек, а животное какое-то.

Сейчас уже об этом не говорят – табуированная тема, – но раньше для описания кровопоя открыто использовали слово «наслаждение». Странное дело, чем меньше у мутантов было прав, тем более свободны мы были в выражениях и вообще в повседневной жизни.

В моём детстве, помню, было какое-то социальное движение типа секты, они регулярно собирались, пели и кормили друг друга кровью – круговорот чистой энергии внутри группы, отказ от любой другой пищи… Носили белую одежду, листовки на улице раздавали. Очень популярные ребята были одно время, но потом эту контору прикрыли. Сейчас, в эпоху толерантности, уже невозможно представить, чтобы о крови говорили так открыто, прямо на улице – если мы хотим быть равными с людьми, то должны притворяться, что ничем от них не отличаемся.

«Хватит» – Эрик прижимает языком царапину, но и это делает так осторожно, словно не хочет лишний раз ко мне прикасаться. Почему-то это задевает. Нет, я вообще не то чтобы мечтал, чтобы мой помощник обсасывал мою шею будто сладкий леденец, но… Не знаю, мне больше нравится, когда у Эрика прорываются сильные эмоции – они ощущаются настолько знакомо, почти как мои собственные. Я раньше не чувствовал подобного.

Снова путь наружу. Кожу на животе саднит. Может, перевернуться на спину и цепляться за камни, подтягиваясь?

А ещё некоторые пропагандировали кровопой как замену сексу – сейчас эта идеология ушла в подполье, но всё ещё существует. Мол, и наслаждение особенное, и хранит отношения «чистыми». Духовная связь вместо низменного желания. Что правда, то правда, удовольствие в этом есть, но проверить, насколько оно способно заменить секс, у меня вряд ли получится: для этого нужно найти генномодифицированную девушку, да ещё и влюбиться в неё для полноты эксперимента. Если мужчины-мутанты ещё иногда живут среди людей, то женщины предпочитают не покидать границы гетто. Лично я знаю только одну, переехавшую к мужу в человеческий город, но она выглядит как обычная и ото всех скрывает, что мутантка.

Эх, я бы, конечно, не отказался от красивой девчонки, но безвылазно сидеть в гетто ради этого? Вот уж скука. Я не променяю свою жизнь на безопасность Данбурга или любого другого города мутантов. Да, сегодня много людей погибло. Хороших парней. Но я – пока ещё жив. Дышу холодным воздухом, цепляюсь пальцами за каменные откосы, разглядываю незнакомые звёзды над головой – в отличие от тусклого солнца, они сверкают как острия игл. Бросить всё это ради милого домика с клумбой и безопасной работы? Пф!

Ночь длится и длится, прыгать в поисках козлов уже надоело, сердце тяжело колотится – чёртов воздух! – но нужно продолжать. Тёмное и светлое время суток здесь длятся примерно по шестнадцать часов. Сейчас наедимся до отвала, днём поспим, а завтра ночью отправимся в путь.

глава 12

Наконец-то светает, и я заползаю в нашу расщелину – от усталости так и вырубился бы на полпути, если б не адский холод. Точнее, он-то как раз соблазняет растянуться в ледяной темноте и заснуть, чтобы уже не проснуться, но меня на эти хитрости не купишь. Ничего, днём температура должна подняться, будет в самый раз.

Настолько уже привык к нашей норе, что и темнота не мешает – вполне ориентируюсь на ощупь. Как будто полжизни тут провёл. Того и гляди захочется уют наводить. Во всяком случае, пропылесосить эту щебёнку на полу я бы не отказался.

Дыхание помощника звучит уже лучше, он почти не хрипит, хотя дрожит в ознобе и очень горячий. Ну, даже в этом есть плюс, я смогу погреться рядом с ним. Не хватало ещё пережить всю эту херню только ради того, чтобы банально околеть, бросив его тут одного. Нет уж, никто из нас не умрёт. Этот вариант не рассматривается.

Покормив Эрика, готовлю его к ночлегу: ещё раз проверяю застёжки моей куртки, в которую я его завернул, поправляю все прочие тряпки, тщательно подпихиваю… Отличная мумия получилась.

Так, стоп. А я-то как должен греться? От усталости совсем уже туплю. Значит, придётся всё же забрать из кипы вещей мой бронежилет – спать в одной футболке я не рискну. И лягу рядом с ним. Да, вдвоём теплее.

Ох, какое же блаженство, когда броник обтягивает тело, закрывая от стылого воздуха… Расстёгиваю на куртке боковую молнию и, закопавшись в свёрток одежды, укладываюсь спиной к телу Эрика – хорошо-то как, тёпленько… Отлично, а рукав куртки положу под голову, чтобы спастись от вездесущего каменного крошева. Рёбра уже мало что чувствуют, так и ладно, а вот лицом лежать на этом колючем и холодном камне не хочется. Если бы только ещё ближе притереться к жаркому телу за спиной, то было бы вообще идеально, но – боязно напирать на сломанные кости.

Прислушиваюсь – в сознании Эрика беспокойства нет.

Вместо этого всплывают ленивые слова:

«Что ты делаешь?» – от температуры или от выпитой крови, но звучит он совершенно обдолбанно. Или просто спать хочет?

«Собираюсь спать» – тяну на себя какую-то ткань в надежде укрыться, но она оказывается всего лишь ещё одним рукавом, даже непонятно от чего. Ладно, и на том спасибо.

«Мм…»

Он вроде ничего и не сказал, но почему-то мелькает неловкость от осознания, насколько тесно я тут прижимаюсь к нему, – это моё чувство или его? – и сразу хочется оправдаться.

«Вообще-то моя куртка у тебя, так что мне холодно. Да и тебе не помешает дополнительный источник тепла».

«Мм… Не помешает».

От смущения я принимаюсь с новыми силами натягивать край куртки на своё плечо.

«Син?..


Замираю с тканью в руке. Моё имя в его исполнении звучит до странного непривычно. Я и не думал, что Эрик его помнит, – иногда мне самому кажется, что родители назвали меня «капитан». Но почему «Син», а не «Синхард»? Да, так меня зовут близкие, но в личном деле об этом точно не написано.

«Кхм. Да?»

«Спасибо, что не бросил меня там».

«Конечно. В смысле, не за что».

«Я этого не заслужил».

«Что за херня? Всё нормально. Сейчас поспишь, потом быстренько доберёмся до связи, и всё будет чики-оки. Хорошо?»

«Угу… Сейчас хорошо…» – я почему-то уверен, что вслух он бы прошептал это так, словно вот-вот заснёт. Хотя, даже несмотря на его состояние, в словах чувствуется улыбка.

«А завтра будет ещё лучше. Спи».

«Спокойной ночи».

«Спокойной ночи» я не слышал со времён далёкого детства – так говорила мама, но потом я потребовал, чтобы она перестала разговаривать со мной как с малышом, ведь я уже взрослый мужик, целых пять лет. Да, воспоминания… Что за странный день сегодня?

«Эм. Да. И тебе спокойной ночи».

Как же хорошо наконец-то лечь и отключиться. Полностью. Быть настороже смысла нет, если сюда подберутся пироманы – нам крышка и всё. Так что можно не беспокоиться, а просто вырубиться до вечера. Может, во сне я и умру. Но если нет, то лучше хорошенько выспаться.


***


Чернота. Душно. Но и холодно. Издалека зовут по имени. Сознание медленно всплывает из горящего мазута сна.

Тело слишком тяжёлое. Обрывки смутных образов, и снова повторяется бормотание: «Син… Пожалуйста…». Кто-то зовёт. Эрик. Взрыв. Горы. Я в пещере.

Справа что-то обжигающе горячее. Чёрт, температура у него ещё поднялась. Дыхание поверхностное, с присвистом – в полной темноте этот сиплый звук неприятно скребёт по нервам. Вот же дьявол! Почему всё не может быть просто? Почему вечно случается какая-то хрень?

Я подползаю выше, привычным уже движением сдираю с шеи корку от предыдущих царапин и прикладываюсь к сухим и горячим губам Эрика. Жду, пока он пьёт – глотает судорожно, то и дело тяжело выдыхая над ухом. Рука ложится на мой затылок, но совсем легко, и тут же обессиленно соскальзывает.

В одуревшую от усталости голову вновь пробирается сознание Эрика – это не слова, как мне показалось спросонок, а смутные образы: моё имя и неопределённая просьба, которые повторяются снова и снова. Может, на самом деле они не связаны между собой – это он не ко мне обращается, а всего лишь чувствует мой запах, потому я и мелькаю в его мыслях. А с просьбой всё понятно, о чём можно просить в таком состоянии – пить хочет или обезболивающего. Ничего, сейчас кровь подействует, должно стать полегче.

И она действует – рука Эрика снова подбирается, сжимает моё плечо более уверенно, а в сознании раздаётся чёткое слово: «Пожалуйста…». Да что опять ему надо? К сожалению, сервис у нас ограничен, в меню только кровь, больше ничего предложить не могу.

Глотки Эрика становятся более редкими, как будто он устал. Жду до предела. И ещё немного. Голова кружится, но что я могу сделать? Видимо, путь в поисках связи будет не таким лёгким, как я размечтался.

Стоит отодвинуться от губ Эрика и зажать рану, как в голове раздаётся: «Пожалуйста… Поцелуй меня?..»

Эм.

Чего это он?

Глаза по-прежнему закрыты – судя по тому, что я их не вижу.

«Пожалуйста».

Кхм… Просьба, конечно, странная…

С другой стороны, повреждения серьёзные, высокая температура – всё-таки он действительно может умереть. Бывает, что за короткое время до смерти человеку как будто становится лучше, он пытается подняться, разговаривает связно, убедительно так – в том числе выдаёт всякие просьбы. Бывает, что и странные.


В голову приходит воспоминание о рядовом Йоханесе – первый раз, когда я с таким столкнулся. У него ещё как раз тоже не было ноги. И вот он вцепился в меня так, что пальцы побелели, и принялся требовать, чтобы я снял с него ботинок и почесал эту самую ногу – мол, он просто с ума сходит от зуда. Я растерялся, чуть не ляпнул ему в лицо – сдурел, какая нога? – но командир операции – даже не помню уже, кто это был, – пихнул мне в челюсть и кивнул вниз – иди чеши. И вот я полз к несуществующей ступне Йоханеса и возился там, делая вид, что чешу. Чувствовал себя идиотом и даже хотел подать жалобу на командира – что это ещё за цирк такой? Увлёкся этими мыслями, а тут он мою руку перехватил и говорит: «Хватит, всё». Вот не помню, кто был, но голос его до сих в ушах стоит.

«Поцелуй…» – Эрик снова сжимает мою руку.

А вдруг он не от крови стал таким разговорчивым парнем с активной жизненной позицией? Вдруг та самая вспышка бодрости перед смертью? Ведь это возможно. Что, если он умрёт, а я буду знать, что не выполнил его последнюю просьбу? Пусть даже странную – это ещё не оправдание. Даже преступникам в этом не отказывают.

И я решаюсь. В непроглядной темноте нащупываю лицо – если ткнусь Эрику в нос, будет вдвойне неловко, – на пару мгновений замираю, – но всё же прикладываюсь губами к его губам.

Жаркие, пересохшие от лихорадки, обветренные и густо пахнущие моей кровью.

Поцелуй, конечно, так себе. То есть я просто прижался к его губам, но в такой ситуации, наверное, особые изыски и не требуются?

Секунда.

Две.

Отодвигаюсь. Этого хватит?

«Син?..» – звучит лениво. Мне кажется, что удивлённо, хотя наверняка это лишь моё воображение.

Я что-то кашляю в ответ.

«Син…» – на этот раз эмоции и вовсе неразборчивые, слишком много слабости и усталости. Непонятно, что именно он хочет этим сказать.

«Летом жарко».

Что? При чём тут это?

«Вот бы рвануть к океану».

Неуверенно мямлю: «Да, было бы неплохо».

«Помнишь, Гектор говорил про бухту? Где черепахи. Вот бы туда».

И тут меня окатывает жаркой волной стыда. Блядь, да он же бредит! И, очевидно, разговаривает вовсе не со мной. Я точно не знаю никакого Гектора.

Чёрт, я ведь сразу верно понял, что моё имя и просьба не связаны между собой, так чего потом затупил?!

Поцеловать он просил, конечно, не меня, а кого-то другого. Свою девушку. Бывшую. Или даже… маму?! Мало ли, кто там ему в бреду видится. Ведь он не сказал, куда целовать, – может, в щёку.

Мне представляется очаровательная Красная Шапочка, которая говорит своей бабушке: «Я умираю, поцелуй меня на прощание», и бабушка склоняется над ней, вот только оказывается не славной старушкой, а серым волком – вонючим, колючим и, мягко говоря, туповатым. Даже откровенно тупым. И вместо благочестивого чмока в лобик – зачем-то лезет в губы.

Нет, я, конечно, слышал, что военные тупые, но вот именно сейчас прочувствовал всю очевидную правдивость такого мнения. Хочется немедленно провалиться сквозь горы в самое пекло.

А Эрик всё не унимается: «Лодку купить… Там вода зелёная…».

Ладно, даже если он говорит не со мной – лучше подыграть. Может, это его успокоит.

Деловито угукая и выдавая бодрые междометия – океан, отличная идея! – я сползаю на прежнее место под его боком и тихонько укладываюсь.

Стоит Эрику умолкнуть – и я тоже сразу затыкаюсь, надеясь, что он забудет о моём существовании. Остаётся лишь молиться всем богам, чтобы он был полностью в бреду и как-нибудь вообще этот эпизод не заметил.

От слабости тянет в сон, но на границе дрёмы в голову пробираются яркие картинки – снова образы из сознания Эрика. Солнечный день, зелень… Похоже на нашу часть. О, да это же я! Улыбаюсь там чего-то, счастливый такой – будто приз в лотерею выиграл. Это реальное воспоминание Эрика?.. Не помню, когда такое могло быть. Должно быть, просто сон.

Так, хватит подглядывать, тем более за самим собой в его сознании, это как-то неправильно. Да и вообще пора спать. Хотя в таком состоянии закрыть свои мысли непросто – даже это усилие даётся с трудом.

В голове успевает мелькнуть только одна мысль – я не хочу проснуться рядом с трупом, – и меня вырубает.


***


И мне снова повезло – как только проснулся, сразу услышал спокойное дыхание рядом. Я вообще очень везучий и обычно получаю всё, что хочу. А те случаи, когда не получаю, предпочитаю забыть.

Мышцы болят после вчерашних поскакушек, но я всё же выспался, а рядом – ощущение от сознания Эрика. Такое тёплое и мягкое среди этих ледяных камней. Привычное. Хорошо-то как! Я жив, он жив, чего ещё желать? Разве что телефон – чтобы набрать номер внутренней связи и сказать: «Дежурный, метнитесь-ка в столовую и принесите мне в комнату двойной кофе, пару свежих козликов и шоколадку, да побыстрее!»… Но нет, придётся скакать самому и без всякого кофе. Как вернусь в часть, неделю буду требовать завтрак с доставкой. Начальник я или как?


***


После еды настало время ответственного рывка. Его я помню смутно. Пустыня, скалы – одинокие и небольшими грядами, скрюченные деревья, иногда редкие заросли. Было тяжело и очень хотелось пить.

Затем наконец-то стали попадаться дома. Десяток замаскированных хибар на приличном расстоянии друг от друга – видимо, местная деревня. Выбрав один на отшибе, я залез внутрь, связал обитателей – им непередаваемо повезло, что я не нашёл в доме боеприпасов или ингредиентов к взрывчатке, – и подал сигнал, на который вскоре отозвались полицейские.

Несколько часов – и мы в безопасности, а я наконец-то смог напиться до отвала и вырубиться на нормальной кровати.


***


Сначала без Эрика было непривычно. Я взял даже двух помощников – из новичков, потому что с ними проще, понтов меньше, – но это всё не то. Вот им скажешь: «Сделать то и это», они кивают, всё хорошо. Прошло три дня – результата нет. И тут выясняется, что они вообще не поняли, что делать, как делать и что это нужно было ещё вчера. Смотрят на тебя бессмысленными глазами, хоть им кол на голове теши.

Но через пару недель свыкся. Даже стало казаться, что всё прежнее было слишком хорошо, чтобы продлиться так долго. Наверняка Эрик вообще не захочет возвращаться к военной службе, всё-таки травма тяжёлая, могут быть психологические последствия. Я не раз видел, как люди менялись после подобного: у одних начиналась паническая атака как только брали в руки оружие, другие не могли заставить себя подняться на корабль, а некоторых даже от вида униформы срывало. Конечно, при таких делах речи о продолжении службы не было.

Возможно, Эрик хотя бы сможет работать в кабинете, без боевых операций? Но не факт. На всякий случай стоит опять привыкать к помощникам-идиотам.

Порядка ради я сходил в больницу, разузнал, как его дела. Да, почему-то не позвонил, а пошёл лично. Ну, как-то это… как будто надёжнее. Поговорил с врачом. Мол, жалко терять ценный кадр. Врач ответил, что жизнь господина Смита вне опасности, но о последствиях сейчас говорить рано.

Ладно, я вернулся в свой кабинет и засел за бумажки. Интересно, а я сам смогу в следующий раз отправиться на задание как ни в чём не бывало? С другой стороны, если мне не придётся ни за кем следить… Всё-таки опекать кого-то – не моё. В одиночку спокойнее. Конечно, я забочусь о своих парнях, ясно, но нельзя переводить это в статус дружбы – они уходят или домой, или в штаб на повышение, а то и умирают, и так никаких нервов не напасёшься. Хорошо, что Эрик лишний раз напомнил мне об этом. Нужно держать себя в руках. Только работа.

глава 13

Прошло два месяца. Здравствуй, годовой отчёт, чтоб тебя еноты сожрали.

Сижу вот я весь в бумажках. Пялюсь в них, пока глаза не закипят. Шаги в приёмной. Дверь в кабинет открывается. Но на этом и всё.

Поднимаю глаза – Эрик. Стоит на пороге и смотрит. Почему-то сразу вспомнилось, как два года назад, после костра, он наблюдал за мной безо всяких эмоций. Сейчас очень похоже.

Чёрт, не могу сообразить, как мне следует к нему обращаться. Я и сам не заметил, как привык мысленно называть его по имени, но вслух при помощниках такое не скажешь.

Наконец, отмираю и вскакиваю – вслед за моим резким движением лист бумаги с края стола слетает на пол.

– Кхм. Лейтенант? Рад видеть вас в добром здравии. Садитесь. Кофе? Помощник! Две чашки кофе!

Из соседнего кабинета доносится:

– Кто из нас?

Параллельно с этим Эрик произносит:

– Я не пью кофе.

Меня почему-то переполняет целая гамма чувств: хочется обнять его, эдак сурово похлопав по спине, хочется придушить обоих помощников сразу, хочется кофе, а может, чаю… и ещё, кажется, хочется улыбаться во все зубы.

Я выскакиваю в приёмную, рычу: «Две чашки зелёного чая НЕМЕДЛЕННО, иначе оба пойдёте красить забор!» и громко захлопываю дверь – в ответ ещё пара бумажных листов планирует со стола на пол. Да что ты будешь делать…

Наведя порядок, бухаюсь на своё кресло, барабаню пальцами по столу и поглядываю на дверь в ожидании чая, а Эрик садится напротив и молчит. Хочется сказать что-нибудь, но в голову лезет неведомая хрень – что я рад его видеть, я так скучал по нему, ну то есть как по ответственному сотруднику, а нормально ли его кормили в больнице, а у меня тут вот отчёт… Нет, такое говорить нельзя…

Скачущие по всякой ерунде мысли возвращаются к забору: я бы с удовольствием отправил этих двоих туда на постоянной основе – если бы только Эрик вернулся вместо них. Сидят в приёмной и тупят, два остолопа… Вот он никогда таким не был…

Ненавязчиво поглядываю на Эрика: уставился на меня и даже не моргает. Спокойный, неподвижный. Ну чисто статуя.

Может, он пока не подавал заявление на освобождение от обязанностей моего помощника? Мне на подпись точно не давали. Или он как раз за этим и пришёл? Или подал напрямую Главному?

Где-то позади разумных рассуждений мелькает смутное воспоминание о нашей последней операции – горы, пещера, чувство неловкости… Но я тут же заталкиваю эти мысли обратно в глубину. Вот об этом точно думать не стоит, просто глупое недоразумение.

Надеюсь, он этого не помнит.

Не помнит ведь?..

Наконец-то, чай! Отлично! Просто восхитительно! Никогда я так не радовался чашке с чаем. В совершенном восторге отхлёбываю большой глоток – ох ты ж блядь! – крутого кипятка, кое-как проглатываю и мычу помощнику: «У вас обед на ближайший час». Он, конечно, радостно сияет и уносится бегом. Вот и чудесно. Чёртов чай!

Дождавшись, пока хлопнет дверь приёмной, я всё же решаюсь – изображаю максимально нейтральную улыбку и выдаю первое пришедшее в голову:

– Лейтенант, ну как вы? Или, может, вы уже гражданский? Я нормально к этому отношусь, не беспокойтесь. Всякое бывает.

На последней фразе хочется придурковато хихикнуть, но я держусь как могу. Блядь, что за чушь я несу? Ещё и тараторю как школьница. Так, нужно замолчать – в конце концов, я тут суровый командир с кучей боевых наград… А, нет, у меня ж всё забрали после трибунала. Ну, я всё равно достаточно суров.

Молчу, смотрю на него. Вот так. Спокойно… Очень хочется ещё раз отхлебнуть кипятка, но я сдерживаюсь.

– Спасибо, у меня всё в порядке.

Невольно смотрю на его ноги. Стандартная чёрная униформа. Выглядит обычно. У Эрика всегда выглажены стрелки на брюках.

– И ноги тоже, как видите.

– Да, я знаю. Я слышал… от врача. В смысле, я заходил… поинтересоваться.

Ну и почему я чувствую себя таким придурком из-за того, что ходил в больницу? Зачем вообще я ходил, если можно было позвонить? Наверняка он решит, что это странно.

Торопясь отвлечь его внимание, выпаливаю:

– Чай?

– Нет, спасибо. Собственно, я зашёл за своими вещами.

Сердце ухает вниз. Ну, как я и ожидал…

– Конечно, конечно, – деловито киваю, как положено начальнику. – Хотя я не знаю, где они. Может, помощники знают. А у них… эм… обед.

Так, ничего не остаётся – я беру чашку с так называемым чаем и выпиваю всю эту пылающую заварку до дна. Так-то лучше. Будь моя воля, я бы и его чашку выпил. Может, даже весь чайник.

– Как только они вернутся, я попрошу собрать. А много вещей?

Он слегка качает головой, не отрывая от меня спокойного взгляда – сейчас дыру проглядит.

– Отлично. Отлично. Ну, замечательно, – я встаю, лихорадочно соображая, что, блядь, в этом замечательного?! – Я попрошу их собрать. А вы всё там же? Комната 637?

Эрик тоже поднимается и кивает. Я и забыл, насколько у него странные глаза, особенно когда он смотрит так внимательно – так, что я чувствую себя ещё более неловко. Зачем-то про комнату ляпнул – с какой стати я помню её номер?..

– Да, я попрошу отнести их вам. Ну, или вы заходите. Вдруг чаю захотите.

Да уж, ну и ха-ха. Вечно у меня выскакивают тупые шутейки, особенно когда нервничаю. Хотя на лице Эрика мелькает улыбка.

– Хорошо. Спасибо.

– Да. Конечно. Не беспокойтесь о вещах, я уверен, с ними всё в порядке. Да.

Хмыкая и кивая, как китайский болванчик, провожаю Эрика к выходу. Ещё пару раз сказать «да» и «конечно» – и я закрываю за ним дверь.

Ах ты ж ёбаный по голове! Что это вообще за такое было?!

Крепко зажмуриваюсь и стараюсь дышать спокойно. Ладно. Плевать. Облизываю губы – язык ничего не чувствует и как будто распух. Кажется, Эрик не помнит про пещеру. Надеюсь. Да и вообще – он уже почти уволился. Нужно сказать этим придуркам про его вещи. Я ничего не могу изменить. Меня это вообще не должно волновать, меня ждёт отчёт. Так же все делают – приходят и уходят, люди постоянно меняются. Один я сижу тут годами. Тем более, у Эрика было два месяца под капельницами, чтобы обдумать все прелести военной жизни.

А он сказал, что увольняется? Вот чтоб точно? Не помню. Вроде нет. Может, решил перевестись в другую часть? Что он вообще говорил? Что не любит кофе. Н-да, вот и всё, что я вынес из беседы… Очевидно, он больше не придёт – кому охота разговаривать с идиотом, который двух слов связать не может. Неужели я всегда был таким ебанутым? Раньше не замечал… Ладно. Пфф… Проклятый отчёт!


***


Несколько следующих дней я чувствовал себя ужасно. Было безумно стыдно вспоминать нашу «беседу», так что я задвинул мысли об этом как можно дальше.

Вещей Эрика, действительно, оказалось немного – одна маленькая коробка. Очень хотелось заглянуть туда, но я не решился. Вообще, я даже подумал отнести её самостоятельно, но тут же передумал. Это уж совсем странно: командир бросает все дела и несёт подчинённому, в его личную комнату, какую-то коробку. И что я ему скажу? «Вот ваши вещи, да, ага, замечательно»?

Ещё и с заявлением ничего не понятно. Я спрашивал помощников – Эрик ничего не подавал. Ни на освобождение от должности, ни на перевод, ни на увольнение. Но и в кабинете больше не появлялся. Тоже ещё неведомая херня – не могу же я за ним бегать и упрашивать: а может, вы передумали?.. А передумайте, пожалуйста… А придите, пожалуйста, на работу…

С другой стороны, он ведь сказал, что пришёл забрать вещи, – очевидно, это значит, что он больше не хочет здесь работать. Наверное, считает, что и так всё ясно, зачем ещё объясняться.

В общем, я заслал одного из моих долбоящеров – с вещами Эрика и с бланком заявления на освобождение от должности. Вернувшись, помощник положил мне на стол заполненное заявление.

Я его подписал. Теперь уже всё официально закончено.

глава 14

Первого мая, после рабочего дня, в коридоре я наткнулся на парторга.

Новак при каждой нашей встрече так и норовит завести приятельский разговор – в том числе до сих пор благодарит меня за то впечатляющее выступление в декабре, на день рождения части. Он как-то так эффектно описал его в своём отчёте, что из штаба ему выписали похвальную грамоту. Не знаю, за что конкретно – за то, что два мутанта по итогу оказались в больнице?

Вот и сейчас: капитан-майор сияет улыбкой и любуется на меня снизу вверх, будто я – вовсе не я, а прелестная девица с косой до пояса.

– Капитан Блэйк, вы не подтвердили участие в празднике. Вам столик резервировать? Может, на двоих?

– Что?

– Я посылал вам приглашение. Ну, оставил у помощника.

Ага. «У помощника». Я уже почти смирился.

– Праздник. Сегодня.

– Да, конечно. Весенний бал, я помню.

Вообще, конечно, не помню, у меня и так забот хватает. Ещё недавно я бы ни за что не пропустил мероприятие с девушками и танцами, но в последние дни настроение паршивое.

– Вы будете? Свободные столики ещё есть.

– К сожалению, не могу. В последнее время завал с бумагами.

– Будет обер-прокурор… – парторг многозначительно понизил голос и дёрнул глазом, словно хотел подмигнуть, но в последний момент передумал.

Ещё того чище, не хватало мне весь вечер дребезжать хвостом перед проверяющим из штаба. Нет, Хольм мужик нормальный – для обер-прокурора, конечно, – но мне и дневной работы хватает, чтобы любоваться на руководство всех рангов.

– Извините, никак не могу. Может, на следующий бал.

Не дожидаясь ответа, я сделал целеустремлённое лицо и направился в сторону спортивного зала.

Я люблю праздники за то, что жизнь части становится очень предсказуемой. Например, в зале гарантированно никого не будет. Отключить голову. Включить музыку. Громче, ещё громче. И приступим.


***


Из зала я вышел поздно. Бал должен быть уже в разгаре. Издалека доносится искажённый аппаратурой голос Главного, но здесь, в этих сумрачных коридорах, пусто и пыльно. Почему пыльно? Не знаю. Почему-то, когда в казённых помещениях нет людей, они кажутся пыльными и очень старыми.

Быстрый душ – и спать. Даже свет включать не буду. Иногда бывает приятно лечь и заснуть вместе с солнцем, как делали люди давным-давно, когда у них не было электричества и всяких технологичных штучек.

Хорошо всё-таки быть командиром: в моей комнате есть окно. Нет, собственный санузел и кухня с доставкой тоже радуют, но окно – это вообще роскошь, особенно когда из него можно увидеть закат, сияющий огнём на полнеба. А если учесть, что утренний кофе я обычно пью в своём кабинете – перед окном, которое выходит на восток, – то я имею редкую для работающего человека возможность видеть солнце целый день. Вон у Эрика, например, в комнате вообще окна нет. Ладно. Закат красивый.

Со всем удовольствием растягиваюсь на кровати и вскоре чувствую, как меня уводит в дрёму.

Однако – раздаётся стук в дверь. Что за нахрен? Неужели так трудно оставить меня в покое хотя бы на день?

Может, не открывать? А вдруг это сам Главный под ручку с обер-прокурором? Нажрался пунша и решил похвастаться перед начальством, как хорошо и политкорректно живётся мутантам под его руководством. Мне живо представляется эдакая повисшая друг на друге пьяная парочка, при этом Главный тычет пальцем мне в пузо и говорит заплетающимся языком: «А в этой комнате у нас проживает генномодифицированный гражданин. Да-с. Живой. Да вы потрогайте, господин обер-прокурор, он не укусит!». Забавно. Ладно, открою.

Накрутив на бёдра уже высохшее полотенце – вот нехрен в личные комнаты ломиться, не буду я ради вас искать в шкафу свежую униформу, – распахиваю дверь.

Эрик. Смотрит на меня. А я смотрю на него, соображая, что ему может быть нужно в столь вечерний час. Что-то случилось?

Он решительно делает шаг в комнату, не глядя, захлопывает за спиной дверь, хватает меня за талию и, бухнув всем весом на ближайшую стену – я от неожиданности даже не сопротивляюсь, – впивается в губы.

Эм?..

И тут до меня доходит – его дыхание сплошь состоит из паров чего-то обжигающе крепкого. Если сейчас к его рту поднести зажигалку, получится настоящий огнедышащий дракон. Как он на ногах-то держится?

В общем, так мы и замерли. В таком вот странном положении.

Но тут – конечно, давайте сделаем сцену ещё более дурацкой! – с меня сваливается полотенце. Приглушённое «шурх» очень явственно раздаётся в тишине комнаты.

В ответ на звук Эрик словно просыпается – отступает на шаг, недоумевающе оглядывает меня и, судя по лицу, пытается сообразить, что делать дальше. Ну, у меня-то предложений тоже нет. Я вроде и рад его видеть, но… Что вообще происходит?

Однако стоит посмотреть ему в лицо, как даже эти незатейливые мысли вылетают из головы. Ну да, снова эта милая мордаха: растерянный взгляд, приоткрытые губы… Чуть припухлые – в самый раз – и вообще-то соблазнительные… Меня вдруг накрывает пониманием, насколько я соскучился по ним, и по его запаху, и по ощущению его сознания. Почему бы мне просто не сделать то, что хочется? К чёрту всё, и я целую его в ответ.

В первое мгновение Эрик не отвечает, и мне уж кажется, что на самом деле это какое-то недоразумение, сейчас он вырвется и засветит мне в глаз, но потом – сжимает в объятьях и набрасывается как голодный зверь.

И тут же в голове сверкает вспышка боли. Мой язык!

– Ай-ё-ё! – зажимаю губы рукой и чувствую, как рот наполняется кровью. Из-за ладони голос звучит невнятно: – Бф-ф! Эт фто такое?

Эрик тут же отдёргивает руки и отступает.

– Извините… Я как-то… Э-э-э… Всё плохо?

Да уж это мягко говоря. Я вообще не особо много целовался, но это – однозначно худший поцелуй в моей жизни. Вот уж не думал, что кто-нибудь может укусить меня – с моими-то клыками!

– Яжык на мефте, фпафибо!

Смотрю в огромные испуганные глаза Эрика и ничего не могу с собой поделать – начинаю ржать. С полным ртом крови это проблематично, я булькаю и давлюсь, но всё равно не могу успокоиться. Ну смешно же: я без штанов, Эрик бухой, какая-то херня творится… Хорошо хоть полностью не откусил, а то сейчас пришлось бы бежать в больницу – завернувшись в полотенце, с собственным языком в руках – и там объясняться, что, видите ли, мы с лейтенантом целовались и слегка не рассчитали.

Тем временем Эрик снова смотрит на меня как на психа – что за бля, это уже становится тенденцией. Как будто я виноват, что у него чувство юмора хромает.

– Щаф. Фкоро пройтёт.

Иду в комнату, вытираю руку от крови, всё-таки протёкшей изо рта, достаю начатую бутылку бурбона и, запрокинув голову, делаю большой глоток – рот обливает огнём, из глаз сыплются искры. Что ж мне так не везёт с языком-то?

Отдышаться. Надеть штаны.

Возвращаюсь в прихожую. Эрик подпирает стеночку, поглядывая на меня с виноватым видом.

Недолго думая, я хлопаю ладонью по экрану замка, потому что даже если сам обер-прокурор приползёт сюда на коленях – до завтра меня нет. Может, и до послезавтра.

Подхватив Эрика, тащу на кухню, наливаю стакан воды. И он пьёт. Я говорю – он делает. Боже, как я соскучился по этому. Ещё один стакан. «Завтра ты будешь мне благодарен». И ещё. Я знаю, что это противно, но также я знаю, насколько хуже будет утром, если сейчас этого не сделать. Эрик ведь говорил, что особо не пьёт, а у меня – приличный стаж посиделок с сослуживцами.

Теперь ванная. Где-то была запасная зубная щётка… А, вот. Вручаю Эрику, а сам, со своей щёткой, ухожу на кухню. Наличие ванной комнаты – уже роскошь, но двум мужикам развернуться у маленькой раковины нереально.

Я уже успел вернуться в комнату, когда Эрик наконец-то выбирается из ванной – вот теперь замечаю, что он слегка шатается. Хм, для настолько пьяного человека он держится поразительно нормально, так сразу и не догадаешься.

– Что дальше? – склонил голову и старательно отводит взгляд. Напряжённый. Может, даже напуганный.

И тут я делаю финт ушами, как я это люблю.

– Спать. Ты – на кровати, себе я постелю на полу.

Хах, вот уж этого он не ожидал! Вообще-то мне, конечно, хочется хотя бы ещё раз его поцеловать – ладно, на этот раз без языка, просто чмокнуть в губы, – но ведь на этом остановиться невозможно, а я не собираюсь устраивать пьяную оргию. Ну, все эти «ой, всё кружится, ой, почему я под кроватью?», «смотри, какой у меня смешной язык, я – король ящериц!», «кончай быстрее, спать хо… хр-р-р…» и прочее в таком духе. Поэтому – ложимся и всё, а утром он протрезвеет и там решим. Надеюсь, у меня получится заснуть.

Стелю на пол покрывало и бросаю второе в качестве подушки. Места маловато, но если сунуть ноги под кровать, то впишусь.

Эрик осторожно присаживается на матрас – прямо в одежде.

– Одеял больше нет, но могу дать запасную простыню.

Он мотает головой – и тут же болезненно морщится.

– Нормально. Я привык.

Выключаю свет.

– Спокойной ночи.

– Спокойной.


***


Когда Эрик пополз в туалет в первый раз, я прислушивался с замиранием сердца – он же бухой в мясо, убьётся ещё в незнакомой комнате.

Ну, точнее, туда он более-менее пошёл – для начала заблудившись в моих ногах рядом с кроватью. Спасибо хоть не наступил.

А вот обратно – после эпичного грохота и мата громким шёпотом – приполз на четвереньках. Снова принялся лезть через мои ноги, шатаясь, путаясь в собственных конечностях и всё-таки наступив коленом мне на лодыжку. Охренев от боли, я аж подскочил – как раз чтобы полюбоваться, как он старательно забирается на кровать. Пару раз казалось, что вот-вот рухнет обратно, – я даже ноги убрал с потенциальной траектории, но всё-таки не зря мы на тренировках скалолазание тренируем. Навык не пропьёшь!

Покорив высоту, Эрик тут же отрубился – свесив на меня ногу.

Второй раз я слышал в полудрёме. Скрип матраса, кто-то ощупывает моё колено… Непроизвольно дёргаюсь в сторону, и в потёмках раздаётся деловитое: «Извините». Ох уж эта алкогольная романтика! Если бы мне сказали, что в моей комнате будет спать Эрик, я бы как-то не так это представил.

Тут мне повезло – я удачно передвинул ноги, и больше Эрик по ним не топтался. До утра я спал спокойно.

глава 15

Просыпаюсь. Шея затекла. Жёстко. По лицу гуляет сквозняк.

Открываю глаза. Ножки стола, пыль, белая стена. Судя по всему, это моя комната, только что я делаю на полу? Вот уж не думал, что у меня настолько грязно…

Вместо со мной просыпается боль в языке. Я что, вчера перебрал? Подрался? Да ещё упал и заснул прямо посреди комнаты?

Вроде чувствую себя нормально… Так, стоп! Мысленная ревизия собственного тела спотыкается о неожиданное ощущение – к голой спине, между лопаток, прижимается что-то тёплое. И оно сопит – кожу щекочет дыханием. Скосив глаза на пустую мятую постель, соображаю, что к чему.

Хм, наверное, стоит изобразить ленивое пробуждение… Сейчас я потянусь… И повернусь к нему, обняв ненароком… Так, а где он?!

В два шага выпрыгиваю в прихожую, где Эрик уже обувается, сосредоточенно глядя на свои ботинки.

– Эм… Уже уходишь?

– Извините за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло, но это больше не повторится.

А я не могу сообразить, что ответить. Что вообще можно сказать в подобной ситуации? Я только размечтался, а он – «это больше не повторится»! Но я не собираюсь просто стоять и смотреть, как он… Ах да, дверь-то закрыта.

Эрик выжидающе оборачивается. Хм-м… А ведь я сейчас, воспользовавшись элементом неожиданности и его похмельным состоянием, вполне мог бы дать ему в челюсть, затащить на кровать и трахнуть… Как можно позволить ему уйти – после вчерашнего, после того, как я понял, насколько сильно его хочу? Однако память тут же подсовывает образ из прошлого – сочетание вони помойки, обожжённой кожи и раскалённой цепи. Ч-чёрт. Нет, так нельзя.

Поэтому я прикладываю ладонь к замку, чтобы открыть дверь, и говорю как можно более невозмутимо – я ж тут суровый командир, если вдруг кто забыл:

– Жаль. Я надеялся наконец-то тебе отсосать.

Хотя если честно, ничего такого я не надеялся и не собирался. Пять минут назад и не думал об этом, а тут – нате вам, вырвалось. Но зато я точно знаю, почему оно вырвалось, – я действительно хочу, чтобы он остался. А раз так – я должен предложить ему что-то более завлекательное, чем «Иди обратно в койку, я отдеру тебя пять раз подряд, пока ты будешь разглядывать потолок и думать, какого хера здесь забыл». Конечно, есть и другой вариант: «Давай закажем смузи и будем целоваться, включив фоном мелодраму и периодически рыдая друг у друга на плече», но, боюсь, это пошатнёт мой командирский имидж.

Однако и без упоминания смузи брови Эрика ползут вверх.

– Я бы ожидал наоборот. Если бы вообще чего-то ожидал после увольнения.

Я невольно смотрю на его губы – на моём члене? о да! – и в то же время стараюсь не поддаться раздражению. Терпеть не могу разговоры «про отношения» и оправдываться.

– Я тебя не увольнял, а взял временную замену, пока ты был в больнице. Да я думал, ты вообще свалишь после такого!

– А я… Бля, какая разница! Куда мне валить?! А ты прислал этого придурка с моими вещами, сам даже не попрощался. Как будто они мне нужны…

Ргхрр, ненавижу все эти недопонимания и «кто что подумал»! А какое наилучшее решение, если не хочешь объясняться? Правильно, прижать человека к стене и заткнуть ему рот поцелуем. Эрик, конечно, протестующе мычит и брыкается, но не тут-то было – в прямом противостоянии я вполне способен его удержать. Мм, чёртов язык…

Дождавшись, пока Эрик затих, отрываюсь от его губ, но руки не отпускаю – знаю я его подлые ударчики, на тренировках уже нахватался, больше не хочется. Надеюсь, не догадается головой мне в нос стукнуть, это было бы уж совсем – у нас тут типа разговор про чувства.

– Ты какую пиццу предпочитаешь?

Он сопит сердито, но потом всё же бормочет:

– «Красный прапор».

– Отлично, тогда я закажу тебе два «прапора» и… чай?

– Чёрный без сахара.

– Хорошо. И я надеюсь, что ты останешься. Если останешься, код замка 714531.

Я ухожу на кухню, к дверце службы доставки, и тычу в экран в поисках пиццы.

В прихожей тихо. Так, всё не то, это вообще фруктовый десерт «Сержант на выезде», как я оказался в этом разделе?

Тишина. Закусываю губу. Вот и чай. Нажимаю кнопку «чёрный», закрываю глаза и жду.

Жду.

Из прихожей доносится чуть слышный писк клавиатуры на двери. Я выдыхаю и открываю глаза.

Итого в комнату я притаскиваю: четыре пиццы, чёрный чай, кофе и две шоколадки. Перекусить на первый момент, а позже закажем ещё. Раз Эрик остался, так я и осмелел – теперь уж я не отпущу его так просто.

Срываю обёртку с одной шоколадины и откусываю половину. Замечаю удивлённый взгляд Эрика.

– Что? – сполным ртом получается невнятно. – У меня стресс!

– Какой, например?

– Такой, – глотаю, – что ты чуть не сбежал, бросив меня дрочить в унылом одиночестве. А теперь я должен ждать, пока ты поешь.

Он фыркает, выуживая из коробки кусок пиццы.

– Всем бы твои проблемы!

Пожимаю плечами, запихивая в рот вторую шоколадку.

– Просто я очень тебя хочу.

И как ни странно, это правда. Как я мог так долго не замечать? Или замечать, но пропускать мимо сознания. Ещё вчера утром я бы сказал, что Эрик, конечно, мне нужен, это не обсуждается, но – как ответственный сотрудник. Ну, максимум как человек очень похожий на меня, способный понять, общения с которым мне теперь недостаёт. А сейчас это прозвучало и стало очевидным – я его хочу. Интересно, когда это началось?

Пару секунд Эрик смотрит на меня с недоверием, но в уголке рта всё же притаилась улыбка. Чёрт, настолько милая… И ведь давно уже такой была. Ну я и придурок! Мне всегда говорили, что я не замечаю очевидных вещей про отношения и вот это всё, но я не верил. Думал, эти «замечающие» всего лишь набивают себе цену. А теперь и я понимаю – да, вот же оно. Лежало на поверхности всё это время.

Пока мы оба торопливо едим, я разглядываю Эрика уже сознательно. Я ведь знаю его наизусть: от непонятного залома на правом нагрудном кармане – он говорил, что регулярно гладит, но это не помогает, такой бракованный китель – до безупречных стрелок на брюках. Уже и раньше смотрел на него, запоминал – как-то не замечая этого. Я знаю его привычки, хоть иногда и туплю, как с этим чаем. И по запаху я найду его в любом углу нашего корпуса. А это напряжение между нами на тренировках? Например, когда в одной из последних драк ему удалось оседлать меня, заломив руку за спину, меня это почему-то не взбесило – не так, как если бы меня одолел кто угодно другой. «Хороший сотрудник», серьёзно? Син, ну ты даёшь…

Тем временем «сотрудник» дожевал и тут же оказался возле меня – проводит горячими ладонями по животу, расстёгивает штаны. Как раз вовремя, а то они уже стали тесными – пока я тут пялился на него, заодно вспомнил, что два года назад он уже спал на моей кровати – на корабле – голышом, когда я забирал униформу в стирку. И сейчас я очень не против снова раздеть его и пригласить в мою постель – только на этот раз вместе со мной.

– Секунду, – одним заходом опустошаю чашку с кофе. Радует, что он нормальной температуры. – Слушай, а можно тебя попросить? Язык болит.

Эрик послушно склоняет голову набок, подставляя шею. Ну да, идеально исполнительный помощник, хех.

Прижимаюсь губами к коже – на этот раз сексуальный подтекст вполне уместен, – осторожно царапаю зубами и слизываю выступившие капли.

Тем временем руки – жаркие, сильные, уверенные – гладят мою спину то подушечками пальцев, то ногтями, спускаются и сжимают задницу, притягивают бёдра ближе. Непривычно и даже странно прижиматься к чужому стояку, ещё более странно, что это возбуждает, – я бы раньше не подумал, что могу так реагировать на мужика. Оказывается, правы те, кто говорит: «не попробуешь – не узнаешь». Мне всегда казалось, что это чушь, а вот же, работает.

Язык вроде уже зажил, но прекращать не хочется. От вкуса и запаха накатывает приятная слабость, тянет полностью погрузиться в ощущения…

Зажимаю языком ранки, чтобы остановить кровь.

Жду, пока голова обнаружится в глубине космоса и прилетит на место.

Голос над ухом:

– Эй, ты здесь?

– Неа…

– А можно мне?

– Угу…

Укладываю голову ему на плечо и провожу ногтем по своей шее. И, чёрт возьми, так приятно кормить Эрика, когда при этом его руки жадно бродят по телу, гладят и мнут, не отпускают, не позволяют даже отодвинуться. В кои-то веки нет ощущения, что Эрик хочет выгрызть кусок моей шеи. С другой стороны, сразу становится понятно, чего мне не хватало во время последних кормёжек – тогда, в пещере, когда Эрик даже не прикасался ко мне. Ну да, вот этих рук, лапающих за задницу, как раз и не хватало.

– На кровать?

Он согласно мычит, не отрываясь от моей шеи, и мы вальсируем по направлению к кровати. Конечно, она одноместная и вовсе не рассчитана на двух мутантов, но ладно, как-нибудь поместимся.

Тут взгляд падает на стену над кроватью, и я вдруг вспоминаю, что капитан Воропаев – который живёт в комнате по ту сторону – любит приводить к себе девиц. Вообще, это, конечно, не приветствуется, но не суть. Значит, он их увлечённо ахает, а они ахают от восторга. И громко хвалят его таланты – так, что и через толстую стену слышно.

Конечно, зная скрытность Эрика, вряд ли он догадается орать в голос как те девицы – что-нибудь вроде «о боже, какой огромный!» или «засади мне, жеребец!», – но всё же стоит предупредить, так что я шепчу:

– Только давай потише, ага?

– Угум.

Теперь уже Эрик повисает на мне, глубоко дыша, а меня накрывает бодростью и возбуждением. Расстёгиваю его китель – мятый после ночи, в налипших ворсинках, – стаскиваю футболку и укладываю обмякшее тело на кровать. Теперь штаны… Нет, сначала ботинки снять. Чёрт, он так тщательно их зашнуровал, хрен развяжешь…

За эти два года я успел позабыть, как Эрик выглядит без одежды, – он всегда в чём-то закрытом, с длинными рукавами. Бледность на этот раз не кажется болезненной – наверное, просто привык, – а светло-розовые соски мне даже нравятся. Нежные, как и вся его молочная кожа. Стоит лизнуть, и Эрик вздрагивает, поводит плечами – как будто у него мурашки по спине пробежали. Расплывшись в довольной улыбке, снова провожу языком по соску – медленно, прислушиваясь к реакции. Теперь второй. Накрыть ртом и слегка засосать – Эрик запускает пальцы в мои волосы, почёсывает ногтями затылок, словно поощряет инициативу.

А какой у него животик, мм… Мышцы твёрдые, но в то же время кожа такая тонкая – непривычное сочетание. И да, совершенно без волос, только едва заметный пушок. У него вообще есть только шевелюра на голове и брови с ресницами – и на том спасибо, – а больше ничего нет. В принципе, это даже хорошо – никогда не замечал за собой тяги к волосатым мужикам. Впрочем, как и к мужикам вообще. Бывают в жизни повороты!

Сползаю ниже. Без волос его очень удобно облизывать – и чёрт, ощущение необычное… Далеко не у каждой девушки, которую мне доводилось лизать, была настолько нежная кожа на лобке. И уж точно ни у одной не было члена, ха-ха. Как-то странно, когда у тебя чужой стояк прямо вот перед носом, но – ладно, это же Эрик. Я могу простить ему многое.

С другой стороны, даже любопытно: я к собственному в деталях не приглядывался, ну есть и есть, а тут – непривычный ракурс, наглядно так, прям урок биологии. Только форма немного другая и, конечно, цвет – Эрик везде такой бледно-розовый, начиная с губ и заканчивая… Кхм, головкой. Ну, то есть что я могу сказать… Ничего такой стояк, нормальный. Я не против. Главное, хорошо, что позавтракали, а то этот его цвет почему-то у меня ассоциируется с едой – то ли креветки, то ли лосось… Нужно будет на обед заказать…

Опасливо слизываю прозрачную каплю смазки – хм, вкус совсем не как у моих девушек раньше. Ну, тоже нормальный.

А вот ещё плюс: с мужиком гораздо понятнее, и я могу опробовать на нём всё, что нравится мне самому. Только нужно сообразить, какие действия к каким ощущениям приводят, я-то знаю это только изнутри, так сказать. Впрочем, Эрик там по ходу вообще в ауте – лежит себе и не реагирует, только иногда поглаживает меня ослабевшими пальцами – значит, ещё живой, ну и ладно.

Но сначала мне хочется ещё немного полизать эту чудесную нежную кожу, изучить всё подробнее. Запах Эрика, такой знакомый, здесь отдаёт непривычными нотами – концентрированный, более терпкий, но также и более уютный. Это вам не какой-то там новомодный дезодорант или синтетическая отдушка парфюма, от которых только чихать хочется, – это нормальный человеческий запах, к тому же безумно приятный… И мне, конечно, нравится, как пахнет шея Эрика, но, оказывается, если уткнуться носом во внутреннюю поверхность бедра – это даже ещё лучше…

Солоноватый вкус – где-то ярче, где-то слабее. Будь я каким-нибудь бездушным чистюлей, для начала отправил бы Эрика в душ, но – это не про меня. Я знаю, что такое смерть, и поэтому умею получать удовольствие от жизни, самой обычной и несовершенной. Если прямо сейчас появилась возможность – спасибо, я воспользуюсь.

На узкой кровати неудобно, приходится перебраться на пол – если встать на колени между его ног, то в самый раз. Я тут уже обжился: увлечённо изучаю каждый сантиметр, самые чувствительные места – то целуя, то вылизывая всей поверхностью языка… С удовольствием бы кожу и зубами прихватил – чёрт, кажется, я впервые в жизни жалею, что они такие острые. Раньше я как-то: «ну, без зубов – и ладно, обойдусь». А с Эриком – прямо чувствую, что они лишают меня чего-то желанного.

Ещё ногти эти… С проблемами из-за них я и раньше сталкивался: бывает, маячит в поле зрения соблазнительная дырочка, вся такая мокрая, потемневшая от возбуждения, так и хочется скользнуть пальцем внутрь – а вот хрен тебе.

Но если аккуратно, то можно хотя бы просто погладить – и бёдра, и по животу провести… Мм, сладкий животик… Уже влажный от смазки – пора переходить к основному блюду.

Главное, как мне неоднократно и девушки говорили, – осторожнее с зубами. Вообще, я спокойно кости перегрызаю, но если хочу – могу быть очень аккуратным. Язык скользит выше по члену, губы обхватывают головку – Эрик резко выдыхает от удовольствия, и у меня внутри тоже всё сладко сводит.

А если выпустить изо рта, лизнуть ниже для смены впечатлений – и повторить? И он снова выдыхает так же. Ох бля, кажется, я мог бы кончить от одного этого чудесного тихого звука… А если пощекотать языком уздечку? Вот лично мне это нравится – и ему, судя по всему, тоже.

Ритмично поглаживает мою руку кончиками пальцев – словно направляя темп, и я подстраиваюсь. Кошусь на лицо – глаза закрыл, дышит тяжело, то прикусывает губы, то пробегает по ним языком. Это напоминает о том моменте перед выступлением – с красками и кисточками, – когда я впервые осознал, что мне нравятся его губы.

И дышит… Ох, как же страстно он дышит… Хотя, наверное, ничего особенного в этом нет, просто дело-то в том, что я раньше не слышал, как дышат люди от возбуждения и удовольствия. Опыт у меня хреновый, прямо говоря, – бордельные девушки выдают отрепетированные охи и вздохи, да, очень жаркие, но я-то чувствительный, я знаю, что искреннего наслаждения за ними нет. Или, может, дело в том, что мне они были не особенно важны, совсем не как Эрик. Каждый его тихий прерывистый выдох кажется наградой – и хочется стараться ещё больше.

Ладно, хватит отвлекаться, пора ускорить темп. Крепко обхватываю член, оттягивая крайнюю плоть, обнажая больше чувствительных мест – и я вылижу всё полностью, – однако Эрик перехватывает руку, останавливая.

– Стой… Подожди…

Неохотно отрываюсь.

– Что?

– Такими темпами я скоро кончу.

– Ну и отлично.

– А ты?

Вместо ответа я возвращаюсь к нежно-розовой плоти, обвожу головку языком – и с ходу задаю бодрый темп. Эрик ахает, сжимает мою руку, и вскоре его дыхание становится быстрым и поверхностным. Когда-то я уже такое слышал, но на этот раз – обстоятельства совсем другие. Даже странно, откуда мы начали и к чему пришли.

Пальцы поднимаются по моей руке, перебираются выше, затем нащупывают затылок, ныряют в волосы, гладят – словно просят не останавливаться. И, казалось бы, во всём этом нет ничего особенного… Для сотен тысяч людей всё происходящее сейчас между нами было бы только скучной обыденностью, привычкой или даже работой. Но для меня сам факт, что Эрик доверил мне своё удовольствие, – что-то невероятное и весьма лестное. Уж для него я постараюсь.

Взгляд цепляется за его живот – мышцы то и дело напрягаются, – и это заводит неожиданно сильно, потому что я понимаю, что он сейчас испытывает – вот это состояние, когда оргазм подступает, уже вот-вот…

За мгновение до того нежная, рука на моём затылке сжимается в стальном захвате – удерживая голову, насаживая глубже, не давая вдохнуть. Сильная струя бухает в горло, наполняет рот. Хочется вырваться и откашляться, но – терплю. Эрику можно. Хотя теперь я понимаю, почему бордельные девушки на это редко соглашаются.

Вкус ещё такой – противно-горький после алкоголя, и что-то знакомое, что я чувствовал на его языке накануне…

– Ты вчера нажрался коньяком из столовки?!

Эрик расслабленно усмехается.

Но меня уже разобрало:

– Как я сразу не опознал это дрянное пойло! Им же только тараканов травить!

Почему я так ненавижу столовский коньяк? Да потому что его любит Главный, и если какие посиделки с руководством – пьём именно его. И хвалим, да. Но ладно ещё я, я ко всему привычен, а вот Эрику точно не стоит портить здоровье этой дешёвой гадостью.

Он лениво бормочет:

– Сам-то что пьёшь, эстет… Ладно, в следующий раз составлю меню. Чтобы тебе было вкусно.

Я усмехаюсь с видом знатока.

– Перед походом по шлюхам советуют есть ананасы.

И тут же ощущение от его сознания меняется. Что-то плохое.

Быстро вытираю рот о простыню рядом, забираюсь на кровать, заглядываю Эрику в лицо – но он отводит глаза. Бледно-розовый румянец на его щеках выглядит мило, и я бы даже сказал об этом, если бы не испортил… сам пока не знаю, что именно. Может, у меня будет другой шанс для подобных слов – если я сейчас исправлю ситуацию.

– Что такое? Я же знаю.

Молчит.

Но я жду.

Наконец, нехотя:

– Трибунал. Это было после… Помнишь?

Так с ходу трудно сообразить, о чём он, но на всякий случай киваю.

– И?..

Вот теперь Эрик зыркает на меня раздражённо и проводит языком по зубам.

– И хотя ты не помнишь, ты меня тогда сильно укусил. Остался засос. Все заметили.

Мысли в голове шевелятся со скрипом. «Засос». Вот же блядство. Хочется зажмуриться – чувствую себя полным идиотом! Ведь я тоже потом видел его шею, но даже не придал этому значения и не догадался сложить два и два. Почему, спрашивается?

– Думаю, в части нас уже давно считают парочкой. Особенно после трибунала – типа, ты меня спас. Извини, я должен был уволиться, чтобы прекратить эти слухи, но я… не знаю… Я не смог.

– Может, наконец-то расскажешь? Что там было с трибуналом.

Он кусает губы, но потом всё же начинает говорить.

– После этого типа-засоса меня стали называть капитанской шлюхой. Звание так себе.

И тут до меня, наконец, доходит полная картина. Я-то думал, там была обычная драка.

– То есть они?..

– Да, решили, что тоже могут попользоваться. Ну то есть началось всё с премии – кому-то что-то не дали… Но в итоге все сняли штаны. Почти все.

Утыкаюсь носом в его подмышку, чтобы спрятать смущённую физиономию. Подобные новости так сразу и не уложить в голове. В моём подразделении толпа народу чуть не изнасиловала моего, блядь, собственного помощника – моего Эрика! – при этом я, как полный дурак, ничего не заметил и даже предположить не мог. Пусть эти мудаки скажут спасибо, что он их убил, а то сейчас я бы пошёл и убил их второй раз.

Как же повезло, что он умеет постоять за себя – хотя по виду и не скажешь. Повезло, что я догадался вступиться за него. Насколько вообще нам повезло в итоге оказаться здесь и сейчас.

А Эрик продолжает:

– Прости, что втянул тебя в такую херню, ты столько потерял – и деньги, и награды… Я должен был уйти раньше. Как получил документы – ты мне помог, опять же, – нужно было сразу уволиться.

Так, по ходу его понесло не в ту сторону – пора отвлечь. И у меня есть прекрасное решение. Стопроцентная смена темы. И заодно компенсация за всю прошлую херню.

– Хочешь, я буду шлюхой, а ты меня трахнешь? – из-за того, что я торчу лицом в его подмышке, голос звучит приглушённо, но, полагаю, вполне разборчиво.

Он замолкает на середине фразы. Обдумывает? Что тут думать, я не каждый день с такими инициативами выступаю!

Осторожно говорит:

– Супер-предложение. Прям трудно отказаться.

– Я серьёзно. Назови меня шлюхой.

– Ты действительно этого хочешь?

Я выбираюсь из подмышки и стараюсь не смотреть очень уж пристально на его губы. Подождите немного, чудесные мягкие губы, позже я до вас доберусь, обещаю. У меня весь день впереди. А пока – нечто, чего никто не ожидал. Особенно я. С другой стороны, почему бы не попробовать? Если уж я вообще оказался в постели с мужиком, то даже не знаю, что может быть следующим, – мало ли, вдруг понравится.

– Ну, лейтенант? Или у вас кишка тонка трахнуть старшего по званию?

Он наконец-то расслабляется – фыркает и расплывается в улыбке.

– Вот уж не ожидал, капитан, что вы окажетесь такой сладкой шлюшкой.

И я ухмыляюсь в ответ – это определённо хэппи-энд.

Примечания:

Генерал Сикорски, также известный как Главный, получил фамилию в честь персонажа братьев Стругацких.

Смит – фамилия появилась по ассоциации с вокалистом The Cure (а вовсе не с агентом Смитом)

И, само собой, моё уважение Уильяму Блейку (хотя всё же изменила на «Блэйк»).

«Была такая книга – там два мужика ждали третьего, день за днём, и суть была в самом ожидании» – отсылка к «В ожидании Годо» С. Беккета

«Тигр» – карабин на базе снайперской винтовки.

Булл-пап (англ. bullpup) – схема компоновки механизмов винтовок и автоматов, при котором спусковой крючок вынесен вперёд и расположен перед магазином (из-за этого они короче стандартных).


Оглавление

  • глава 1
  • глава 2
  • глава 3
  • глава 4
  • глава 5
  • глава 6
  • глава 7
  • глава 8
  • глава 9
  • глава 10
  • глава 11
  • глава 12
  • глава 13
  • глава 14
  • глава 15
  • Примечания: