Эля дома [Ali Beisenov] (fb2) читать онлайн

Julia Beisenov, Ali Beisenov Эля дома

Юля и Алик Бейсеновы

Эля дома

Предисловие

Некоторое время назад я обнаружил на нашем домашнем компьютере открытую страницу онлайн-дневника моей супруги Юли, который она вела на livejournal.com в 2014-2015 годах. В теории я знал, что в тот период она периодически публиковала краткие очерки по мере развития нашей истории удочерения Эли и делилась ими с друзьями. А тут они оказались прямо передо мной. И поскольку Юля была дома, я сразу же получил возможность вновь окунуться в события тех лет.

Я нашёл её дневник весьма интересным, и потому предложил поделиться этими записями с людьми. На мое удивление, супруга оказалась против. Во-первых, она выразила сомнение в том, что блог, который вёлся для себя и узкого круга подруг, может представлять интерес для непосвященных. А во-вторых, по ее мнению одну треть из всего этого печатать нельзя, потому что публикация этих данных может навредить некоторым персонам. Вторую треть – не хочется, так как в ней много мыслей и чувств личного характера. А оставшееся, мол, и так уже выложено в общем доступе.

После долгой полемики всё же удалось убедить Юлю позволить мне сначала скомпоновать ее дневник в последовательное повествование и лишь затем решать, насколько оно может быть пригодно и полезно для стороннего читателя. С воодушевлением я принялся за текст. Но, в итоге, получить добро на публикацию я смог только после безжалостного количества купюр. Хотя некоторые из ключевых моментов я всё же отвоевал, убедив Юлю, что без одной части из них сложно понять мотивационную составляющую определенных действий. А другая – является определенной канвой, помогающей читателю без сопротивления пробираться сквозь официально-деловую лексику и тематическую терминологию. Особое внимание я уделял тому, чтобы, придавая текстовому материалу чуть большую лёгкость восприятия, оставить в нём как можно меньший собственный след. Надеюсь, что мне и то и другое удалось.

Выражаю безмерную благодарность Юле Жуковой, Ане Гомозовой и Ольге Александровне Сурначевой за корректуру и редактуру книги.

А. Бейсенов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

10 июля 2014.

Вот уже десять лет, как я иду к усыновлению ребенка из детского дома. За эти года робкие мои мысли выросли в мечту, а из мечты в потребность. Сейчас я ощущаю ее физически, ощущаю как необходимый для меня жизненный шаг. А где-то чуть более месяца назад мои грезы начали обретать реальные очертания. Все это жутко будоражит мой ум и сердце. Мыслей и чувств так много, что если я не начну в ближайшее время делиться ими с кем-нибудь близким мне по духу, то рискую просто взорваться. И я не смогла придумать ничего лучшего, как вылить все это в онлайн-дневник, который буду вести для себя и своих друзей.

Начну с краткой предыстории до того момента, с которого я начала записи. Моя семья родом из Казахстана, где я выросла, выучилась, вышла замуж. Там же родился наш первенец. В начале нулевых мы большим семейным кланом эмигрировали в Германию, на родину моих предков по материнской линии. На новом месте достаточно быстро обустроились, нашли работу.

С тех пор, как сама стала мамой, я осознала, насколько остро дети нуждаются не только в уходе, но и в любви, внимании, заботе. И когда я обнимала своего малыша или целовала его на ночь, то меня все чаще стали посещать мысли о тех детях, которые всего этого лишены. Почему они этого лишены? И почему я раньше не задавалась этим вопросом? Может, потому, что, как и многие, считала, что я тут ни при чем. Мне и в голову не приходило, что их судьба – это следствие и моего равнодушия в том числе. Но со временем мое бездействие в отношении такого положения вещей становилось для меня все более тягостным. Я занялась волонтерством в сфере детских домов России. Д/д в самой Германии как таковых нет, потому что количество желающих усыновить намного превышает число детей, подлежащих усыновлению. А ребенка, который по каким-либо причинам не может оставаться с родителями, не лишенными родительских прав, устраивают, как правило, во временную семью. Да и в целом я решила для себя, что немецким сиротам не настолько тяжело, как детям в детских домах постсоветского пространства.

По классике жанра в первую очередь я подключилась к акциям в духе "зажечь радость в глазах детишек". Многие волонтеры начинают с подобного, ведь это первое, что приходит на ум тем, кто пока далек от темы детских домов. И только погрузившись в нее глубже, начинаешь понимать, что все эти вереницы новых и новых лиц, посещающих детские дома с целью "подарить сироткам праздник", наносят детям скорее вред, чем пользу. Сегодня надо сплясать перед красивой тетей на высоких каблуках, чтобы получить от нее конфетку, завтра спеть песенку лысому дяде, который одарил планшетами. А после все они исчезают из жизни детей навсегда. Но это ничего, ведь на замену им всегда прибывают новые лица. В итоге ребенок приходит к выводу, что поскольку он сирота, то все вокруг должны ему априори, а сами отношения между людьми – это нечто поверхностное и непостоянное. И когда выпускники детских домов, будучи в душе все ещё незрелыми детьми, остаются к совершеннолетию предоставлены самим себе, с невольно взращенным в них потребительским отношением к обществу, которое вдруг разворачивается к ним на 180 градусов, то и оказываются они по большей части в нездоровых отношениях да на кривых дорожках. Неумолимая статистика гласит, что из десяти выпускников сиротских учреждений четверо становятся алкоголиками или наркоманами, четверо оказываются в тюрьме, один кончает жизнь самоубийством… И только одному из десяти удается встать на ноги и наладить нормальную жизнь. И наши "праздники для сироток" – одна из причин такой печальной картины.

По мере осмысления всей этой информации я стала искать более эффективные пути помощи и открыла для себя сообщество "Невидимые дети". В нем каждому ребенку из д/д ищут индивидуального сопровождающего взрослого. И этот взрослый пишет своему подшефному письма, настоящие письма, собственным почерком и на обычной бумаге, посылает их в конвертах с марками, созванивается по телефону. А по праздникам шлёт небольшие посылочки, что-то недорогое и личного характера. В общем, присутствует в жизни своего подопечного на осязаемом для ребенка уровне, делая упор именно на отношения, а не на финансовый аспект. У ребенка появляется осознание того, что он не безразличен конкретному человеку. И если такая дружба складывается на года, то она дорогого стоит. Таким образом я стала шефом нескольким ребятам из разных детских домов России.

Но со временем, участвуя в волонтерских программах, я поняла, что и это полумеры, что никто и ничто мамы заменить не может и что как минимум для одного такого ребенка я могу стать ею. Муж поначалу от идеи взять "чужого" ребенка был далек. Но, будучи близким для меня человеком, был неизбежно вовлечен и в мои проекты. К тому же он видел, насколько это важно для меня. И несколько лет назад мы приняли решение, что сначала родим третьего ребенка, а когда он немного подрастет, удочерим девочку, которая должна оказаться на тот момент самой младшей в нашей семье. Таким образом будет соблюден настоятельно рекомендуемый психологами естественный по возрасту приход детей в семью. Согласовали также и возраст – 2 или 3 года. Золотая середина между желаемой мной 5-7-леткой (грудничков и без меня разберут, да и с большими детьми мне интереснее) и первоначальной готовностью мужа только на годовасика (пока характер не сформировался).

Когда родился и начал подрастать наш маленький, я стала ежедневным посетителем различных интернет-площадок в духе "Ребенок ищет родителей". Понимала, что рановато. По уговору наш малыш должен дорасти до 3-4 лет, но меня все равно магнитом тянуло на эти платформы. Одним из самых читаемых мною стал форум сайта отказники.ру. Специфика его такова, что там ищут семьи тем детям, шансы которых на усыновление не очень велики. А именно это и было моей целью. Как в той притче о мальчике, который ходит по берегу и забрасывает выброшенные волнами морские звезды обратно в море. "Что ты делаешь, чудак? Ведь их тут тысячи. И от твоих действий ничего не изменится!" – воскликнул однажды случайный прохожий. Бросив очередную звезду в море, мальчик ответил: "Для нее – изменится". Хочется верить, что он все еще там.

Поначалу я обращала внимание лишь на более или менее "здоровых" деток. Но, параллельно читая истории усыновления детей с инвалидностью, ощутила, что в моем сознании что-то начало меняться. Ключевой стала история мамы Фени и ее приемного сына Рената, которого она, вопреки мнению многих врачей, поставила на ноги. Посмотрев это видео https://www.youtube.com/watch?v=AKKeC4hocaU , я почувствовала, что во мне достаточно сил, чтобы поднять и более сложного ребенка. С горящим сердцем я поделилась с мужем своими доводами. И – о, чудо! – мой самый лучший в мире не стал мне сразу же вразумлять разницу между облаками и твердой землей.

Чаще всего истории усыновлений начинаются с пресловутого "сердце ёкнуло". Так вот, с Элей, когда я в 2013 году в первый раз прочла про неё на отказниках.ру, у меня ничего не ёкнуло. У ребенка ручки присутствуют только наполовину… Не потяну. История Ренатика к тому моменту еще не "вправила мне мозги", и я была не на той ступени "просветления". В теме Эли на форуме никто ничего не писал, и она "уплыла" в архив. В октябре того же года про нее появились новые сообщения, и я вновь только вздохнула, пожелав ей хорошей семьи, и топик утонул вслед за многими другими. В июне 2014 опубликованные новые фотографии Эли вернули тему на первые места в списке "Дети ищут родителей". Лицо девочки было уже знакомым. Ручки, ручки… Что же с ними делать? И я стала заглядывать к ней изо дня в день. Просматривала фотографии и видео бессчетное количество раз: открытая детская мордашка, оттопыренное ушко, огромные глаза. И ручки. Недоразвитые, искривленные, изогнутые. Но пройти мимо я уже не смогла.

Рассказала все мужу. Вместе взвешивали все за и против. Это бездетная пара может загореться малышом для души и для себя, у нас же немного другая мотивация. Мы старались более трезво оценить свои ресурсы: душевные, физические, финансовые. Насколько реально нашей семье помочь девочке, не надорвавшись при этом самой. И наконец пришли к выводу, что в целом, кажется, это в наших силах. Так что пока идем дальше.

Эля старше нашего младшенького ровно на четыре месяца: будут почти что двойняшки. И пусть еще абсолютно ничего не ясно и масса преград впереди, но я буду писать о ней. Иначе либо взорвусь от своих мыслей и переживаний, либо так достану мужа своими отчетами, что его искреннее согласие удочерить перерастет в острое желание послать маньяка в моем лице глубоко в сад. К тому же я верю в материальность мысли, и чем больше хороших людей будут думать и просить о нас Всевышнего, тем лучше. И, может быть, когда-нибудь я расскажу Элечке эти строки Милы Хамамелис:

То, что я сейчас скажу –

Важно.

Я тебя удочерю.

Можно?

Это будет вовсе не

Страшно.

Это будет даже не

Сложно.

Ну не плачь, послушай, я

Честно!

Обещаю настоящей быть,

Тёплой.

Усажу тебя к себе,

В кресло,

Вытру слёзы со щеки

Мокрой.

Сладкой-сладкой угощу

Ватой.

Назову своей морской

Пчёлкой.

Разрешу без рукавов

Платье,

И подольше, до весны,

Ёлку.

Заболтаю – ни о чём

Сказкой,

Понадую пузырей

Мыльных.

Заберу и спрячу все

Маски –

Те, в которых ты была

Сильной.

Подарю блаженство стать

Слабой,

Беззащитной, не боясь

Фальши.

Хорошо ведь младшей быть,

Правда?

Ну и что, что ты чуть-чуть

Старше.

На ладошке напишу –

"Мама" –

На своей, а на твоей –

"Дочка".

Так хочу, чтоб ты была

Самой…!

Я тебя удочерю.

Точно.

11 июля 2014. Сбор информации.

Итак, маленькую девочку без мамы зовут Эля. И живет она в доме ребенка в Приморском крае. Я начала собирать о ней все, что только могла найти в интернете. Списалась с одной девушкой из волонтерских кругов Приморья и рассказала ей немного о себе, о своих планах, о сложностях усыновления из Германии и о том, что для принятия окончательного решения мне бы сейчас помогла любая информация о ребенке. Девушка поделилась со мной парой контактов и имеющимися данными. Поразмыслив немного, я отправила ей новое письмо. Поблагодарила ее за всё и, сославшись на сложность телефонной связи с Владивостоком по причине 9-часовой разницы во времени, обратилась к ней с просьбой выяснить в учреждениях по месту важные для меня вопросы: есть ли у девочки другие серьезные диагнозы и есть ли кандидаты, которые оформляют на нее документы. Девушка связываться с чиновниками отказалась. Ну что ж, придется звонить самой.

12 – 18 июля 2014. Твой ребенок.

Уложив детей спать и дождавшись часа ночи, позвонила в Департамент образования Приморского края. Очень волновалась. Молча выслушав меня, региональный оператор отрезала:

"С Германией мы не работаем!".

Уняв дрожь, я в мягкой форме стала сетовать, ведь речь идет о девочке с патологией ручек.

"А, знаю, знаю такую, – смягчилась регоператор, – да, действительно, жалко. А впрочем, на нее как раз подали заявление потенциальные российские усыновители".

"А когда станет известно, забрали они ребенка или нет?"

"Через 10 дней".

"Можно, я вам позвоню через 2 недели снова?"

"Можно".

Ну, и на том спасибо.

На форумах усыновления как-то прочла, что один из критериев понять, насколько ребенок "твой", – это представить момент, в котором он едет в другую семью, и попытаться определить собственные ощущения. Чувствуешь ли ты облегчение и радость за малыша или же это боль расставания с ним. У меня было скорее первое: главное, чего мне хотелось, – это помочь девочке. И дело не только в ручках. Эля окажется не самой младшей в нашей семье, а это может стать серьезным камнем преткновения для немецких органов опеки. Да и расстояние до Приморья весьма ощутимое: согласно сайтам-калькуляторам время перелета Москва-Владивосток составляет 8 часов 25 минут. Плюс Мюнхен-Москва и еще Владивосток-Уссурийск. Весело. А у нас трое детей, которых мы на такое длительное время еще не оставляли. Впрочем, если решусь, это, конечно, не преграда. Что там пару раз слетать на край света – акция-то разовая. Главное, понять, "мой" ли Эля ребенок. Чтобы успокоить рой собственных мыслей, я решила дать себе время и ничего не предпринимать в эти две недели, а там видно будет. Утром пересказала мужу, он кивнул – мол, подождем.

18 – 28 июля 2014. Диагнозы.

Двух недель я, конечно же, не вытерпела, хватило и десяти дней. За прошедшее время осознала, что Эля не выветривается из моей головы. Делая обычные повседневные дела, играя со своими детьми, часто ловлю себя на мыслях об Эле, идущих задним фоном, словно включенное радио. Но я все еще чувствую в себе и сомнения и некий страх. Попыталась понять, чего же боюсь больше всего. Типичные для усыновления проблемы: адаптация, "полюблю-не полюблю" и тому подобное – меня не сильно беспокоят. О них сполна я начитана и не они страшны мне в данном случае. А именно возможные Элины проблемы. Решила составить список, который выглядел следующим образом:

1. Я нашла уже достаточно информации о данной патологии рук. Так как точный диагноз мне пока неизвестен, нельзя исключать, что ручки – лишь сопутствующий фактор более серьезных синдромов. Беспомощно вздыхая, понимаю, что умственно отсталого ребенка мне не потянуть. Для меня один из самых важных критериев здоровья усыновляемого ребенка – сохранное ментальное развитие. Я ни разу не ищу будущих профессоров, но честно призналась себе, что детей с тяжелыми диагнозами в сфере умственного развития усыновить не смогу (ЗПР и ЗРР в счет не идут).

2. Проблемы с ручками могли быть, согласно разным источникам, разовым сбоем во время внутриутробного развития. Но это могла быть также и генетически запрограммированная особенность, которая передается по наследству. Что тогда? Выходит, что мои внуки и правнуки по этой ветке всегда будут с такими руками? Глупо, конечно, но эта мысль не отпускала меня несколько дней и в какой-то момент начала пугать больше других, пока я не поделилась этими опасениями с мужем, и он не осадил меня: "Нашла о чем переживать. В крайнем случае, в будущем, осознавая риски наследственности, ей можно будет усыновить ребенка. Но в любом случае это будет ее решение". Всего-то.

3. Я почти уверена, что ручки мы "починим". Я усердная, и у нас в стране есть много хороших клиник, да и медицина не стоит на месте. Но, читая разную информацию по теме, стала понимать, что если функциональность рук можно будет улучшить, то оптический вид, с большой вероятностью, нет. Попыталась представить Элю подростком: влюбленности, свидания, комплексы по поводу своей внешности. На гормональном фоне вообще "крышу сносить" будет. Найдет ли она человека, который полюбит и примет ее такой, какая она есть? А как она станет выглядеть взрослой женщиной с маленькими руками? Кем сможет работать? Как будут складываться ее отношения с людьми? Готова ли я сама в случае провала плана "большой починки" принять ее на всю жизнь именно с такими ручками? "Не вижу в этом проблемы", – пожал плечами муж на мои очередные метания. Ладно, пока разузнаю все поподробнее. А думать – "я подумаю об этом завтра", как говорила Скарлетт О'Хара.

Сегодня дождалась ночи и набрала дальневосточный номер. Регоператор вспомнила меня с трудом. Сказала, что не знает, забрали ли потенциальные родители Элю, что ей нужно позвонить в дом ребенка (д/р) и велела связаться с ней через полчаса. Чтобы унять волнение и ускорить время, я заняла себя раскладыванием по полкам высохшего белья. Через полчаса мне сообщили, что девочку не забрали. На мой вопрос "почему?" регоператор с удивленным возмущением выдала:

"Ну, она же инвалид!"

Во мне всколыхнулся протест:

"Так они перед знакомством с ребенком знали об этом и все равно пошли знакомиться".

"Ну, не знаю, видимо, оценили свои силы и решили, что не смогут".

Решили и решили. Регоператор по моей просьбе дала уссурийский номер органов опеки и попечительства, отвечающих за девочку, и велела в дальнейшем информироваться у них. Я позвонила к ним. Женщина на другом конце провода попалась более отзывчивая. Пообещала, что сможет узнать картину по здоровью ребенка минут через 30, и я продолжила разбор белья. Дождалась, связалась с ней повторно. Выслушала длинный список медицинских терминов, окончанием которого было – "и плоскостопие". После чего сотрудница органов опеки вздохнула:

"Видите, какой сложный ребенок."

"Вот уж плоскостопие – это, блин, вообще ни в какие ворота", – подумала я про себя, и эта улыбка немного разрядила мое внутреннее напряжение.

На половину диагнозов, на мой взгляд, можно смело закрывать глаза. На постсоветском пространстве детей в целом диагностируют от души. В этом у меня имеется и личный опыт. А в д/д гипердиагностика – тем более обычное дело. Ребенок, который растет в семье, находится под ответственностью родителей, а за здоровье сироты отвечают врачи, которые его ведут. А ну как потом обнаружатся последствия ранее не запротоколированного заболевания? С кого спрос будет, что проглядели? Вот они и перестраховываются, навешивая диагнозы там, где домашнему ребенку, может быть, и "простили" бы некоторую индивидуальность и несоответствие нормам. К примеру, "гидроцефальный синдром" Эле поставили на основании несколько видоизмененной формы черепа. Как я позже узнала от главврача, МРТ ей не делали. В течение трех лет в росте головы резких скачков и увеличений не было и каких-то других сопутствующих этому заболеванию симптомов у девочки также не наблюдалось. Поэтому диагноз переквалифицировали в "гидроцефальный синдром скомпенсированный".

Или взять ПЭП (перинатальная энцефалопатия) – классический диагноз, который на территории СНГ ставят чуть ли не каждому второму новорожденному. Он означает, что при родах или непосредственно после них были какие-то сложности, например ребенок перенес гипоксию (нехватку кислорода). "ПЭП" – это нечто вроде "метки" врачам, которые в дальнейшем будут вести ребенка в духе "мне что-то показалось, посмотрите внимательно!". Впоследствии она зачастую за ненадобностью снимается. В международной классификации данного диагноза вообще не существует. Как говорят на форумах, страшен не ПЭП, а его последствия, если они проявятся, чего чаще всего не происходит. С такими диагнозами определили девочку в неврологический Дом Ребенка, а это уже ярлык: в такие учреждения усыновители редко заглядывают. Дальше тележка с диагнозами будет только расти, поскольку многие из них тянут за собой другие. А вследствие депривации и педагогической запущенности появляются новые. В результате ребенок щедро снабжен приданым в виде толстенькой папки, которая многих потенциальных родителей отпугнет не только от него самого, но и от идеи усыновления как таковой. Эх!

Разговор с главврачом дома ребенка. Как повезло и мне и Эле, что в ее учреждении на этой должности работает такой душевный человек. Первый в бюрократической цепочке, тянущейся за каждым ребенком-сиротой, который сказал об Эле что-то хорошее. Видел в ней личность, а не инвалида. Как выяснилось, никто с Элей в данные 10 дней не знакомился. И за три года жизни ребенка толком и не было семей, которые посмотрели бы в ее сторону. "Что Вы, у нас в регионе и здоровых детей не забирают, а деток с проблемами тем более!" Кровные родители отказались от девочки еще в роддоме, и после никто из родственников ни разу не навещал кроху и не интересовался ею.

Элины проблемы по здоровью я разделила для себя на четыре группы:

1. Список диагнозов, связанных с патологией ручек. К счастью, это – самые большие проблемы.

2. Косоглазие.

3. Гидроцефальный синдром скомпенсированный и Резидуально-органическое поражение центральной нервной системы (РОП). Насколько я смогла найти информацию, данное РОП и выше упомянутая ПЭП – неразлучные братья. Если ребенку на первом году жизни был поставлен ПЭП и на втором году жизни некоторые отклонения от стандартов сохраняются, то ближе к двум годам ставят уже РОП. У Эли ПЭП/РОП проявляется, согласно словам главврача, только в задержке речевого развития.

4. "Вдогонку": Дисплазия тазобедренных суставов, признаки удвоения правой почки (с этим живут спокойно всю жизнь, к тому же признаки эти следует дообследовать), задержка физического развития (маленький рост и вес). И, конечно же, плоскостопие. Вот с ним что делать – ума не приложу.

Сердечко в норме, ножки тоже. Ходит сама, что для меня важно. Неходячий ребенок – это перестройка всего дома, инвалидное кресло, пандусы. Это действительно совсем другой образ жизни. И чтобы сознательно усыновить неходячего ребенка, нужна такая смелость и сила, какие мне и не снились. Главное, что умственное, психическое и прочее развитие главврач похвалила. По своей инициативе она зачитала мне характеристику на Элю, так как сама проводит занятия с ней и наблюдает ее в качестве невропатолога. Я слушала характеристику, кивала и постепенно чувствовала, что куда-то уплываю, будто слушаю что-то хорошее, свое. "Говорит предложениями по типу "Где Оля?", знает имена детей в группе. Полностью проговаривает простые слова, знает цвета, формы. Любит книжки, игрушки, пазлы. Самостоятельно держит ложку, справляется с развивающими играми, рамками и вкладышами. Любит музыкальные занятия, танцует, кружится, топает ножкой".

Последующие пару недель я только и представляла, как Эля танцует, кружится и топает ножкой. Речевое развитие по сравнению с моим домашним ребенком даже впечатляет. Наш "болтун" до сих пор называет всех детей в садике собирательным "ляля". Средненькая же моя в этом возрасте давно уже декларировала Чуковского и общалась сложноподчиненными предложениями. Поэтому я, как мама троих детей, прочно убедилась в том, что каждый ребенок индивидуален и развивается своими темпами. И единственный человек, с которым следует его сравнивать, – он сам. Динамика развития должна присутствовать, а с ней у Эли, похоже, все в порядке. Я от души поблагодарила главврача за беседу. Сказала, что в ближайшее время уезжаю в отпуск к родственникам в Казахстан, что все обсужу с мужем и в конце августа позвоню.

Преисполненная энергии, в эту же ночь начала искать немецких светил медицины по проблемам с ручками и строчить им запросы. Очень хвалят одного профессора в Гамбурге. Утверждают, что волшебник и в своей сфере творит чудеса. После еще раз проследила пути на карте мира и оценила среднюю стоимость перелета. Затем снова зависла на какое-то время над фотографиями и видео с Элей. И легла спать.

Поворочавшись, вскочила снова позвонить главврачу.

"Извините, у меня еще один вопрос".

"Да, Юля, спрашивай", – уже как-то по-доброму и по-свойски приветствовала она меня.

"До какого времени Эля будет в доме ребенка и куда она попадет потом, если ее не удочерят?"

"До апреля 2015 она будет в доме ребенка, до ее четырехлетия, а потом будет переведена в детский дом. Нет, в дом инвалидов вряд ли, т.к. она сама себя обслуживает и вообще умственно сохранный ребенок".

Тогда я и запомнила, что день рождения Эли – 19 апреля. И с этим ворохом информации в половине пятого утра поползла обратно в кровать. Обняла спящего младшенького и с теплыми мыслями уснула.

24 августа 2014. Внеочередная запись.

Оказывается, об Эле и на форуме "литтлван" есть отдельная тема! Одна женщина, Тая из соседнего с Элей города, взяла направление и ездила к ней буквально пару дней назад. Я с трепетом читала про их личное знакомство. Первое чувство – ааа, почему топик назван "Девочка, которую очень хочется обнять"?! Это уже моя девочка, почему к ней ездят! На меня накатила тоска. Мы в этот день отмечали день рождения нашего маленького Даника, и мне с трудом удавалось переключаться и дожидаться, пока разойдутся гости, чтобы дочитать ветку целиком. Конечно же, в первую очередь я желаю Эле счастья, и за ребенка радоваться надо. У неё появился еще один шанс, которого долгое время совсем не было. Да и пока у меня бы всё получилось (если бы вообще получилось), могли пройти долгие месяцы. А ей в семью сейчас надо, и чем быстрее, тем лучше. Пишут, что чахнет на глазах, что перестала прибавлять в весе, что у нее снизился жизненный тонус, что тускнеет и замыкается в себя. Заведующая вроде хочет перевести ее в обычный д/д, так как у Эли сохранное ментальное развитие. Но, насколько я поняла, решает не она одна. И даже в этом случае она боится, что в обычном д/д у нее не будет возможности противостоять более сильным сверстникам. Уже сейчас в среде, где она одна из самых старших, некоторые дети воздействуют на нее физически. Если в детском доме инвалидов она "погибнет" интеллектуально и морально, то в обычном д/д – морально и физически.

В текущий понедельник эта женщина везет Элю на медицинское обследование во Владивосток. В моих отношениях с Таей сразу же вырисовывается сложный узор. С одной стороны, топик этот болтается на форуме "литтлван" больше года, где пока дальше охов в стиле "я БЫ ее еще год назад забрала" или "я давно влюбилась в ее фото и давно уже ХОТЕЛА забрать" не заходит. И пока взрослые рядятся, ребенок гаснет. А тут – впервые кто-то к ней действительно поехал. У Эли с Таей уже сложился контакт. С другой стороны, сама она считает, что не имеет ресурсов на этого ребенка. Говорит, что у нее трое несовершеннолетних детей, двое из которых приемные, и что дочь четырех лет висит на ней практически сутки напролет. А направление на Элю она взяла только для того, чтобы организовать ей независимое обследование и лечение. И собирается, не подписывая ни отказа, ни согласия, тянуть и продлевать направление, насколько это возможно. В случае если "никто другой, достойный, не возьмет Элю", она заберет ее сама, чтобы не оставлять в д/р. Насколько я вижу ситуацию, Тая просто не смогла пройти мимо. В моих глазах она, конечно же, Человек. Но у этого Человека сейчас слишком много всего на плечах, и Элю она вполне может не потянуть.

Ну, а я? Что конкретное могу предложить сейчас взамен я? Месяцы ожидания без гарантии на успех? С риском, что в последний момент российская сторона откажет? Я как раз собиралась писать следующую запись в дневнике про полученные мной отказы от немецких агентств. Нет у них аккредитации на Приморский край, и война нам предстоит большая. Я в полном расстройстве чувств. Хотя все, что мне нужно, – это время, и я бы точно горы свернула. Я уже начала. А что теперь?

Воевать за Элю, конечно же, не собираюсь. Моя мечта – дать семью тому, кому она необходима, а не вырывать из рук ребенка, которого и без меня усыновляют. Что мне делать теперь, не знаю. Наверное, самое разумное – продолжать собирать документы здесь, в Германии, попутно наблюдая за развитием событий там. Правда, если Элю Тая таки заберет, мне придется прервать все процессы по месту жительства. И немецкие службы опеки в следующий раз, если я найду другого нуждающегося в маме, будут работать со мной с предвзятостью. Они и так весьма неохотно идут на усыновление самостоятельно выбранного ребенка. Обычно подбором кандидатуры занимаются усыновительские агентства, и лишь в качестве исключения они согласились на то, что я им предложила сейчас. Четвертого сентября у меня запись на встречу с местными органами опеки "Jugendamt". Надо продумать, как вести разговор. Необходимо, не выдавая того, что у меня все может сорваться, выяснить возможные пути отступления и переключения на другого ребенка.

Три с половиной года девочка была никому не нужна, причем, полтора из них – в активном пиаре. И как только я позвонила главврачу и сообщила ей, что мы приняли решение удочерить Элю (об этом напишу позже), тут же, через пару часов, взяла направление и приехала знакомиться с ней Тая! Как мне это понимать? Я пока не писала ей: не хочу давить на принятие ею решения. Если она заберет Элю, то и хорошо. Для Эли. Конечно, я уже настроилась именно на нее, но детей, которым нужна семья, к сожалению, еще вагон и маленькая тележка. В ближайшие пару недель выяснится, насколько вообще реальны мои шансы удочерить Элю. Когда у меня на руках будет конкретная информация, буду думать, что же делать дальше.

28 июля – 24 августа 2014. Решение принято.

Теперь-таки сделаю запланированную запись и расскажу о первой половине августа.

Мы ездили в Казахстан к родителям мужа. Ни дня не проходило, чтобы я не вспомнила об Эле. Что она сейчас делает? Спит ли или "кружится и топает ножкой"? Сколько времени в ее часовом поясе? С этими мыслями я мыла посуду, гуляла с детьми или засыпала. На тот момент я еще не решила, что "созрела", но чувствовала, что уже на пути. В один из дней мы поехали в Каркаралинские горы. По скалистым ущельям поднялись к бездонному, по местным легендам, озеру, находящемуся на вершине гор. Такая причуда природы. Там же растет "Дерево Желаний", веточки которого покрыты бесчисленными ленточками, повязанными туристами. Мне тоже захотелось привязать свою, только вот с формулировкой желания замешкалась. То, что оно связано с Элей, знала точно. Но чего именно я хочу? "Пусть у Эли появится любящая семья". С легким сердцем почувствовала, что так оно выражено честно. Не в этот ли момент решилась Тая?

Ближе к возвращению домой традиционно сходила в книжный магазин закупиться детской литературой на русском языке. Одна книжка бросилась мне в глаза, и неожиданно для себя самой очень захотелось ее приобрести. Она называлась "Мама для мамонтенка". На ней есть кнопка, при нажатии на которую играет известная, щемящая сердце песенка. Сначала я планировала сдать ее "во временное пользование" Данику и потом, если все получится, передарить Эле. В итоге припрятала. Лежит теперь у меня в шкафу непонятно для чего.

Под конец отпуска собралась с духом и поговорила с мужем, предварительно попросив его выслушать меня до конца. Рассказала подробно про все диагнозы, выдала прочую информацию. Сказала, что сама еще не до конца уверена, но, кажется, очень хочу забрать девочку:

"Давай примем решение: Эля не идет у меня из головы, измаялась вся уже".

Муж укорил меня в том, что я психологически давлю на него, пытаюсь манипулировать, так как постоянно провожу параллели с нашими детьми в духе "а это как у нашего" или "а у нас тоже такое было". Настойчиво попросил выложить ему факты в чистом виде, не сравнивая, не приукрашивая и не приуменьшая. Мол, он не кисейная барышня, и ему нужна конкретика.

В итоге дал зеленый свет. Теперь это совместное решение, и я действительно готова принять ее такой, какая она есть. А дальше оперировать, лечить, реабилитировать и т.д. и т.п. Вернулись мы домой 15 августа с настроем удочерять Элю.

Всю первую неделю после отпуска собирала информацию, звонила, писала. На сегодня состояние дел таково:

1) Дом ребенка. Сообщила главврачу, что мы приняли решение забрать Элю. В ее голосе почувствовалось искреннее одобрение, что порадовало меня. Разузнала о некоторых нюансах диагнозов, расспросила о самочувствии девочки, о том, не навещает ли ее кто-нибудь. "Нет, никто не навещает. А Элечка в последнее время грустная, очень плохо кушает, возможно, из-за жары. Жара у нас плюс 35 и 95 процентов влажности, как в сауне, соль даже в солонке отмокает". Договорились, что я займусь юридической стороной дела и буду держать их в курсе. А через пару часов, как выяснилось позже, взяв направление, к ним приехала знакомиться Тая.

2) Российский краевой Департамент образования.

"Здравствуйте, так и так, мы хотим удочерить Элю. Проживаем в Германии. Как нам можно это сделать?"

"У нас – никак!"– с дежурной безапелляционностью заявила регоператор. Зная ее имя, я специально зову к телефону одну и ту же женщину, надеясь, что рассказывать и пояснять придется меньше. И она каждый раз меня забывает. Но мой небольшой опыт общения с бюрократической машиной начал сказываться, и я заставила себя спокойно выслушать почему. Она в очередной раз объяснила, что те четыре немецких агентства, которые аккредитованы в России, не работают с Приморским краем, а все решается только через них. И мне надо искать тех, кто согласится вести процесс на месте, то есть ехать в Приморье.

3) Немецкая касса больничного страхования. Выяснила, что в плане страховки усыновленный ребенок в Германии приравнивается к своерожденному. То есть если мы усыновляем ребенка, то его так же, как и моих детей, застрахуют без доплат и по моему договору. Исключений по каким-либо хроническим заболеваниям или инвалидности нет – усыновляйте и лечитесь сколько душе угодно. Это очень хорошо. Вполне допускаю, что какие-то сложные обследования, материалы и всякое "дополнительное" будет платным. Но то, что базовое медицинское обслуживание Эли будет покрываться семейной страховкой, весьма порадовало.

4) Агентства. Связалась со всеми четырьмя немецкими усыновительскими агентствами, аккредитованными для работы с Россией. Одно из них уже отказало по причинам удаленности региона, а также усыновления выбранного самостоятельно ребенка. Второе и третье дали предварительно следующую информацию: "С Россией сейчас сложные отношения, но мы пока продолжаем работу. Возможность сотрудничества с Приморским краем надо согласовать. И обычно мы усыновлением конкретного ребенка не занимаемся. Выясним в ближайшее время и свяжемся с Вами". Четвертое агентство пока молчит.

5) Немецкий областной Департамент по делам молодежи и детства. По идее, областной Департамент "Landesjugendamt" имеет законные полномочия проводить процедуру иностранного усыновления (ИУ). Это намного дешевле упомянутого выше пути через агентство, и к тому же ограничений по регионам РФ нет. Но "Landesjugendamt" загружен другими делами, потому любит отправлять всех в агентства. И только в случае особых предпосылок может взяться за дело сам. Значит, если агентства откажут, – мне сюда, я это так вижу. Правда, и Россия отказывается работать с немецким Департаментом, хотя, по сути, это государственное учреждение. Официальной причиной, по которой российские чиновники хотят знаться с усыновителями только через агентства, является то, что агентства проходят проверки российскими инстанциями и шлют ежегодные отчеты по развитию ребенка в семье. Мол, таким образом у российской стороны больше контроля. Я не в курсе истинных причин, но факт таков: пока путь только через агентство. Если с ними не выйдет, вернусь к варианту "Landesjugendamt" и буду добиваться от России согласия сотрудничать в Элином случае с немецким Департаментом. Он так же, как и агентство, проверяет семью потенциальных усыновителей, так же только после тщательных проверок выдает заключение о праве быть усыновителем, так же высылает отчеты о развитии ребенка в Россию. И в российских законах нигде не прописано, что исключительно агентства могут заниматься ИУ. Я нашла только то, что ими не могут заниматься частные лица, а немецкий государственный "Landesjugendamt" таковым ни разу не является.

6) Городской Департамент по делам молодежи и детства. Непосредственно выдачей заключения о праве быть усыновителями занимается местный городской Департамент "Jugendamt". Поговорила с ними, объяснила ситуацию. Меня заверили, что заняться проверкой нашей семьи они могут и социальный отчет подготовят. Назначили первую информационную встречу на четвертое сентября. Пойду к ним пока одна, заполню все необходимые бланки, задам насущные вопросы. В свете последних событий один из самых важных – выяснить, возможно ли будет позже использовать это заключение и для другого ребенка. А также срок его годности. Помимо прочего, нельзя забывать, что я никоим образом не должна показать, что девочка, о которой я им все уши прожужжала, вот-вот может уйти в другую семью, чтобы этой информацией не уменьшить их желание заниматься нашим случаем, если таки придется идти через "Landesjugendamt".

Пока все непонятно.

25 августа 2014. Выйти из шкафа.

Написала на литтлван-форуме о своих намерениях и текущем прогрессе. Волнуюсь. Как отреагирует Тая? Из последних новостей: она свозила Элю на независимое медицинское обследование во Владивосток. Консилиум вынес вердикт: "никакая операция не поможет". Это немного расходится с тем, что говорят их немецкие коллеги, правда, у последних нет полной картины. Но я все-таки верю и в функциональное, и в косметическое улучшение и не очень доверяю врачам больницы Владивостока, которая вроде бы и не специализированная по ортопедии, а общего профиля.

26 – 29 августа 2014. Консолидация.

Дружба с "потенциальной приемной мамой" Эли пока не складывается. Розовая картина, которую я успела себе нарисовать в духе "она будет ангелом-хранителем Эли, покуда мы не сможем забрать ее", рассеивается в туман. Да и счастья у Таи на предмет того, что появился человек, которому можно "передать ребенка" со спокойной совестью, пока не наблюдается. Хотя она сама так хотела, чтобы "миновала ее чаша сия" и чтобы нашлись более ресурсные родители. Может, она не верит в перспективу усыновления в Германию и потому не воспринимает меня всерьез? Как бы то ни было, я в глубоком игноре. "Доктор, почему меня никто не замечает? Следующий! (с)". Тая не отвечает мне ни в личке, ни в ветке. На форуме она на всех разобиделась и больше не пишет никаких новостей.

Конечно, ее можно понять. Обидно, что в "теме помощи ребенку", как она сама это называет, на нее накинулись, обвиняя в "придерживании ребенка для себя". Дескать, она тянет время и не пишет ни согласия, ни отказа. В то время как за всё предыдущее время ни единая душа не интересовалась Элей. А как только она взяла направление, забеспокоились. Чего это она девочку каким-то мифическим кандидатам не отдает? Мол, как собака на сене. Хотя и сами не берут, да сторожат только. Мне даже досадно за нее – вот написала Тая, что поездка во Владивосток была тяжелой, и Элю рвало всю дорогу, а в ответ ни слова поддержки или сочувствия.

Но и с другой стороны, ведь не все сидят на литтлване и не все знают, что сначала надо лично представиться Тае, чтобы доказать свою "профпригодность". И пока она не напишет отказ, новым кандидатам вообще неоткуда появиться, потому как им просто не выдадут направление на знакомство с ребенком. Я уже и раньше замечала, что нередко волонтеры в сфере, подобной усыновлению, думают больше сердцем, чем головой. Может, так оно и должно быть. Народ в этих проектах, по-моему, априори хороший. Не может плохой человек осмысленно и бескорыстно дарить частицу себя чужим. И в этом смысле мне до Таи, как до Китая.

Только почему она не хочет идти на контакт со мной? Ведь и я человек вроде неплохой, который всячески пытается найти с ней общий язык, чтобы совместно помогать Эле. А там уж видно будет, что из этого выйдет. Первые дни я в ожидании ответа постоянно обновляла страницу форума и на работе, и дома, по нескольку раз просыпалась ночами и скорее открывала сайт. Разница у нас во времени 9 часов, может быть, ответила. Нет. Пару раз даже ловила ее онлайн – сейчас наверняка напишет. Вдруг забирает Элю! Или отказывается. И сердце замирало минут на 15, пока ее ник не помечался "оффлайн". Ушла. Снова молча. Меня этот игнор жутко вымотал. Еще и агентства тянут с ответами. Ждать, ждать, ждать… Как же это непросто!

Я постаралась внутренне собраться: "так нельзя! Если ты уже сейчас изнемогаешь от ожидания, как ты собираешься пройти через весь многомесячный процесс?". И вообще, сдалась мне "дружба" с этой женщиной! Что от этого изменится? Самое разумное – дальше идти своей дорогой по документам тут и параллельно наблюдать, как и что у нее решится там. Время покажет. Главное, чтобы для Эли в итоге все сложилось хорошо. Более-менее удалось абстрагироваться и меньше зацикливаться: теперь обновляю форум всего лишь каждый час :) В остальном – новостей нет, жду по всем фронтам. В это воскресенье хочу позвонить главврачу дома ребенка, поинтересоваться делами Эли. А 4-го сентября иду в наши местные органы опеки.

30 августа – 2 сентября 2014. Сны и их последствия.

30 августа Тая мне наконец-то ответила. Коротко, в паре предложений, но таки личным сообщением. Сказала, что рада познакомиться, и спросила, насколько реальны мои шансы на усыновление. Я описала ситуацию как есть: что успех зависит не только от меня, но я очень стараюсь. И если она Элю забрать не сможет, то сделаю всё, чтобы "вытащить" ее в семью. Но если она чувствует силы и имеет возможность забрать Элю в ближайшее время, я только порадуюсь за ребенка и от души пожелаю им счастья. В конце задала ответный вопрос: какова вероятность того, что она заберет Элю.

На общем форуме Тая написала, что Эля ложится 8-го сентября на полное обследование, и вместе с ней будет ее старшая совершеннолетняя дочь. Боюсь, что за эти 2 недели вся их семья так прикипит к ребенку, что уже не забрать ее они не смогут… Ну, да неисповедимы путиГосподни, и пусть сложится так, как лучше для Элечки.

На 2-ое сентября ответа от Таи все еще нет. Хочется уже какой-нибудь внутренней определенности. Стараюсь особо не думать о сложившейся ситуации, но получается не всегда. Приснился сон: вижу Элю, подхожу к ней, глажу ее по головке. Ей говорят что-то обидное, я ее защищаю. Тут подходит женщина, и я понимаю, что это Тая. Она бережно берет Элю на руки и уносит, говоря, что забирает ее в свою семью. Я с комом в горле улыбаюсь им вслед. Мне грустно за себя и радостно за них: "Ну, вот и хорошо, пусть Эля в своей новой семье будет счастлива". Поворачиваюсь, а Эля стоит на том же месте! Я в растерянности, ничего не могу понять. Потом до меня доходит, что эта женщина все-таки не забрала ее. Просыпаюсь, и сон еще долго не выходит из головы.

По-прежнему вскакиваю ночами и ищу телефон. Допрыгалась до того, что, сходив очередной раз за телефоном, который стоял на подзарядке, и вернувшись в полумраке обратно к кровати, села спросонья мимо нее. Кажется, сломала копчик, теперь ни сесть, ни встать. Но при ходьбе ничего так, если ходить медленно. Как говорится, любопытной Варваре на базаре…

Еще одно агентство отказало, остались два. Скорее бы 4-ое сентября и мой поход в органы опеки! Хочется хоть каких-то конкретных движений: режим ожидания жутко выматывает. Для разрядки читаю истории других малышей: вдруг именно там ждет меня моя дочка. А в остальном, прекрасная Маркиза… Да нет же, в целом все хорошо: радуюсь своим деткам, сегодняшнему дню рождения мужа. Благодарю Мироздание за все, что у меня есть, и прошу посодействовать Эле попасть в любящую семью, а уж в какую – Ему виднее.

3 – 4 сентября 2014. Jugendamt.

Долгожданный поход в местные органы опеки состоялся. Всю ночь ворочалась, пытаясь найти удобное положение для копчика – такая маленькая косточка, а в скольких процессах задействована! Всю гармоничность и уникальную слаженность организма можно оценить только тогда, когда заедает какая-то деталька. Оказывается, даже чтобы чихнуть или посмеяться, нужен копчик. Охо-хо, как же я пойду завтра в опеку. "Куда вам ребенка-инвалида, Вы же сами каракатица!". Наконец-то утро. Я кое-как скатилась с кровати, собралась и выползла из спящей квартиры. Перед выходом выпила болеутоляющее, чтобы выглядеть бодрее и веселее.

По пути начала прикидывать возможные вопросы, продумывать "правильные ответы", готовить речи. А потом думаю: "да ну, я же с честными намерениями иду. Я знаю, чего хочу и почему этого хочу, вот и буду отвечать просто и искренне". Потом вспомнила, что совсем без макияжа: "да ей даже привести себя в порядок некогда, откуда у нее время на четвертого ребенка". Остановиться и накраситься что ли? Тогда подумают: "вот фифочка, только о себе, любимой, и заботится, не до детей ей". В итоге, с улыбкой над собой слегка подкрасила губы, нашла нужный кабинет, приняла легкую осанку, дав копчику установку на бодрость духа, и стала ждать.

Подошла приятная на вид женщина, проводила меня в зал переговоров, и мы мило пробеседовали часа полтора. Чувствовала я себя с ней комфортно и без напряжения. В основном только слушала. У меня сложилось впечатление, что она хорошо знает, каково детям в детских домах, особенно такого "системного" типа.

"В Германии в 50-60-ые годы было подобное устройство детских учреждений – длинный ряд кроватей, режимный и дружный подъем, все кушать, все на прогулку, все спать. Всё по команде. Детям оказывался уход, но не более. Индивидуального внимания и тепла не было. Бывало, конечно, что у воспитателей некоторые сироты вызывали личную симпатию, и к ним они относились с особым вниманием, но это опять же негативно сказывалось на других детях", – рассказывала она. Чувствовалось, что ей понятны мои мотивы и нет необходимости ее в чем-либо убеждать. Это порадовало. Поговорили также об актуальной "неблагоприятной политической погоде", как она сама ее назвала. О том, как ее огорчает то, что власть России делает детей-сирот заложниками политических отношений. У меня сложилось хорошее впечатление: тут работают люди, которых, действительно, заботят интересы детей.

Вырисовался следующий план:

1) мне выдали пачку бланков на заполнение, список документов, которые необходимо получить.

2) до 7-го октября я должна буду все это собрать, оформить и после снова прийти к ней. Теперь уже с мужем.

3) потом нам назначат несколько посещений у нас дома: будут говорить отдельно со мной, отдельно с мужем, затем вновь с нами обоими. Посмотрят наших детей, жилищные условия и т.п.

4) следующим этапом будет обучающий семинар: что-то вроде школы приемных родителей (ШПР). Возможно, если семинар состоится не очень скоро, они найдут другую альтернативу и не будут вынуждать нас ждать долго.

5) и в итоге, если они убедятся в нашей благонадежности, нам выдадут заключение о праве быть усыновителями. И – там-тарам! – это уже в декабре!

Я боялась гораздо более длительных сроков. Правда, заключение – это лишь "первая часть Марлезонского балета", но и это огромный шаг. С того момента мы будем уже не абы кто, а Кандидаты с Пакетом Документов.

Помимо этого, я вызнала, что:

а) заключение будет не на конкретного ребенка, а в стиле "семья признана способной усыновить ребенка такого-то пола, таких-то возрастных границ, с такими-то ограничениями по здоровью".

б) страна происхождения ребенка будет указана, и причем только одна. Будем просить Россию. Если железный занавес опустится, придется позже пытаться переделывать на Казахстан.

в) если сейчас все агентства откажут, достаточно реален путь через Landesjugendamt. Соцработник доверительно разъяснила, что это ведомство уполномочено проводить подобные усыновления и что нужно быть с ними твердыми и просить о сотрудничестве. О, это я умею! А также, что Россия, по идее, не имеет оснований настаивать на агентствах. Я это и так знала, но приятно увидеть поддержку. Хорошая женщина мне попалась. После она повела меня в другой кабинет и познакомила с вышестоящей по должности коллегой, которая также будет заниматься нашим процессом и которая оказалась не менее дружелюбной. Но взгляд ее ясных глаз из-под приспущенных очков словно просканировал меня – я почувствовала почти рентгеновское облучение. Аж растерялась. Оно и понятно, подумалось мне позже: отдел работает, помимо прочего, по изъятию детей из проблемных семей, по налаживанию контактов внутри семей в моменты кризисов и прочее. Им необходимо уметь "считать" как можно больше с человека в сжатые сроки.

Садилась и вставала у них я достаточно изящно, вышла бодренькой походкой. И только на улице позволила себе обратное перевоплощение в щадящий копчик старушечий образ и поплелась потихоньку восвояси. Потом снова приосанилась: окна же никто не отменял. Села в электричку и поехала на работу, вникая по пути в полученные бланки. Будем заниматься документами и ждать 7-го октября! Ощущение было такое, что я наконец-то встала на первую ступень эскалатора и поехала куда-то наверх.

5 – 8 сентября 2014. Сводка новостей.

Актуальная сводка новостей:

1) На выходных заполняли с мужем формуляры для кандидатов в усыновители. Взялась я за них с радостью: с детства любовь ко всяким анкетам. Но мой энтузиазм быстро прошел. Почувствовала себя покупателем в магазине, ковыряющимся на полках в поисках подходящего товара. Я, конечно, понимаю, что вопросы поставлены так, чтобы потенциальные родители получили информацию к размышлению о том, с какими проблемами они могут столкнуться. Это может помочь им более трезво оценить свои возможности. Но тем не менее:

– Вы согласны усыновить ребенка с синдромом Дауна?

Отмечаю "нет" и чувствую себя предателем по отношению к таким детям. Ну выпал им особый билет, с каждым могло случиться, а я отгораживаюсь. Стыдно за себя становится.

– Вы готовы усыновить ребенка с физическими недостатками, например, с патологией рук, ног или неходячего?

Как тут ответить "да", если неходячего не осилю… Да и суть та же, что и в предыдущем вопросе.

– Вас обеспокоило бы, если бы вы узнали, что в роду у ребенка имеются отсидевшие в тюрьме, проститутки, наркоманы, душевно больные или физические инвалиды?

Ну, зачем же всех в одну кучу? Социальные "нарушители" меня не особо беспокоят. Душевные болезни, передающиеся по наследству, обеспокоили бы.

Вопросы сложные и в плане неоднозначности, и в смысле душевного равновесия. Почти к каждому приписала на полях кучу комментариев, поскольку места для них предусмотрено не было. На основании анкет позже с нами будут проведены беседы. Погоняют нас еще по наркоманам и инвалидам, и я опасаюсь, как бы после подобных вопросов мой благоверный не начал сомневаться. Но все-таки он у меня замечательный! "Изменить жизнь хотя бы одного нуждающегося к лучшему – и, может быть, мир станет немного лучше", – записала я его формулировку собственной мотивации к усыновлению в анкету. Но рано он радуется, что отделался от вопросов. Прежде чем выдать заключение, не раз еще покопаются в наших мыслях, чувствах и отношениях. Наверно, иначе сложнее отсеивать нездоровых и оплошных кандидатов. Только бы нас на основании наших ответов в "неадекваты" не записали.

2) Сегодня Эля должна была лечь на госпитализацию на 2 недели со старшей дочерью Таи. Но та молчит как рыба об лёд. И непонятно, что там у них творится.

3) Отказало третье агентство. Мол, регион Приморский край с ними не сотрудничает. Зато четвертое написало, что очень сложно браться за наш случай, но они пока не отказываются и предлагают встретиться лично. В Баден-Бадене. И это в наш доблестный век телефонов и интернетов. У меня после получения письма сначала сработал постсоветский менталитет: всякие "надо поговорить", "можно договориться" звучат неоднозначно, но я отмахнулась от этого допущения. Уже столько лет в Германии живу, пора бы уже и отвыкнуть. Хотя с другой стороны, агентство работает с Россией. Ну, хорошо, хотят поговорить лично – не вопрос! За 350 километров – да легко! Главное, чтобы толк вышел.

Предложили на выбор текущий четверг, 11 сентября, или следующий вторник, 16 сентября. Дилемма. Если поехать пораньше, то можно скорее сообщить Тае, насколько у меня все реально. И она на основании этих данных сможет принять свое решение. Если позже, то на момент поездки, может быть, у нее уже что-либо определится. И я буду знать, говорить ли мне с агентством об Эле или более абстрактно. Ведь если Баден-Баден сейчас пойдет на исключение и даст мне добро на Элю, то последующий отказ и разговоры о другом ребенке отрицательно скажутся на моем положительном доверительном балансе.

Выслушав мои излияния, муж предложил ехать 11-го. Говорит, нет смысла ждать шагов Таи и затягивать. Ну, вот и славно. Запросила один день отпуска, забронировала билет. Прокачусь в четверг в местные Ессентуки. Надо же когда-то побывать в местах, которые сыграли столь особую роль в русской литературе.

11 сентября 2014. "…и в ту же ночь уехал в Баден-Баден" (с)

Поездка получилась продуктивной и подающей надежды. Но обо всем по порядку. В этой записи будет только про само путешествие, а в следующей – цели и результаты.

В четверг я проснулась в пять утра. За окном было темно, так что имею полное право сказать: "И тут же ночью уехала в Баден-Баден". Оффтоп: "Тургенев хотел быть храбрым, как Лермонтов, и пошел покупать саблю. Пушкин проходил мимо магазина и увидел его в окно. Взял и закричал нарочно: "Смотри-ка, Гоголь (а никакого Гоголя с ним и вовсе не было), смотри-ка – Тургенев саблю покупает! Давай мы с тобой ружье купим!" Тургенев испугался и в ту же ночь уехал в Баден-Баден". Спасибо подруге Наде за Хармса.

Так как дома все спали, я смогла спокойно собраться и своевременно выехать. Успела даже запить в привокзальной пекарне круассан капучино. Ехать нужно было с пересадками, так дешевле. В поезде достала свои папочки и анкеты, заполнение которых растянулось на весь первый отрезок пути до Карлсруэ. Сам город оказался симпатичным, аккуратным и ухоженным. Во время прогулки встретила беременную женщину. Подумала, что ведь и я в некотором смысле вынашиваю ребенка, хоть по мне и не видно. Но кто знает, может, через 9 месяцев "роды" тем не менее состоятся.

Дорога от Карлсруэ до Баден-Бадена заняла не больше получаса. На вокзале я пересела на автобус, направляющийся на центральную площадь, и уже по пути обнаружила необычайную красоту города. При пешем осмотре он оказался еще прекраснее. Забавно, что весь центр Баден-Бадена был покрыт красной ковровой дорожкой. Кажется, что я бы не удивилась, если бы увидела людей, выходящих из дому в домашних тапочках. Как будто в зазеркалье оказалась. Вокруг парки, деревья, фонтаны, а также бесчисленное количество изящных скамеек – садись да любуйся. И… цветы, цветы, цветы!

Достаточно быстро нашла местоположение агентства. В перерыве на обед позволила себе рыбный суп и креветки на палочке. Путешествие, да без детей – гулять так гулять! Когда я гуглила Баден-Баден, отметила для себя Аллею Лихтенталь (Долина Света). Но специально искать ее не стала: в последнее время вокруг меня всё цели да цели, поэтому захотелось побродить бесцельно. И случайно набрела именно на нее. Вот чудеса. По всей аллее протекает ручей, через который перекинуто множество чудных мостиков, украшенных цветами. И деревья, очень старые, очень объемные и очень высокие. Городу около тысячи лет. Я ознаменовала его самым красивым городом Германии. Понимаю Тургенева.

Четыре с половиной часа обратной дороги дали ясно понять, насколько я устала за день. В поисках приемлемого положения для все еще не выздоровевшего копчика я свернулась калачиком на двух сиденьях и проспала некоторое время. Муж встретил на вокзале, и в час ночи мы были уже дома. Детки спали точно так же, как и утром, будто никуда и не уезжала. Зарылась под одеяло и сразу же заснула.

25 сентября 2014. Я вся такая внезапная…

Сегодня искала среди друзей тех, кто имеет регистрацию и возможность писать на литтлване, с просьбой заручиться за меня. А то я пишу-пишу на форуме, а меня "не видят" и продолжают твердить, что надо "искать семью". Не верят. А доверие и репутация надежного человека мне сейчас необходимы, т.к. нужна будет помощь на месте, например в поиске хорошего адвоката, да и не раз придется что-нибудь передать или отвезти. К тому же в той ветке обитает Тая, и мне хотелось, в первую очередь, именно до нее донести серьезность своих намерений.

После передумала. Не буду никому ничего доказывать, пусть все идет как идет. Не хочу ни к кому набиваться в друзья – кто меня поддержит, тот поддержит. Все просто.

11 – 26 сентября 2014. Баден-Баден (об итогах поездки).

Теперь о самой встрече 11-го сентября. При входе на стенах усыновительского агентства я обнаружила стенды с бесчисленными фотографиями веселых деток, нашедших через них родителей. Сотрудники агентства произвели на меня положительное впечатление. Очень интересовались и мной, и Элей.

Первое, о чем меня спросили: "Покажите, где находится детский дом?" Я показала точку на большой карте мира, висящей на стене. В ответ прозвучало: "Дааа, это же край света…" Ну да, край. Потом мы долго беседовали. Они все качали головами и удивлялись, что я уже столько лет занимаюсь волонтерскими делами, что мы, имея троих детей и возможность родить самим, хотим усыновить. "У нас усыновляют обычно бездетные пары в возрасте около или за 40", – сказал сотрудник. И, указав пальцем на фотографию Элечки с ее ручками, сокрушенно констатировал факт: "Этого ребенка никто из усыновителей нашего агентства не забрал бы. Никто".

Я думаю, что личная симпатия к Эле, желание ей помочь, а также, возможно, мой энтузиазм сподвигнули их таки взяться за наш случай. "Вы уже были в Jugendamt и там Вам не дали от ворот поворот? Я удивлен", – говорил мне руководитель агентства. – "Правильный ответ от них должен быть таким: найденного своими силами ребенка усыновлять нельзя, если только речь не идет о родственных связях. Как Вам удалось расположить их к себе?"

В итоге мне был предложен, как исключение, такой вариант:

1) Весь процесс будет проходить через агентство и от их имени. Все строго по законам, немецким и российским.

2) Их московский представитель будет при крайней необходимости приезжать в Уссурийск, например на суд: это очень далеко, а жить там полгода он не может. В целом Москва задействована практически не будет – за счет этого стоимость процесса, возможно, будет тоже снижена.

3) Всей рутиной по документам на месте будет заниматься адвокат, найти которого нам следует самим. Он получит от агентства полномочия / доверенность и будет действовать от его имени. То есть будет, по сути, их представителем.

4) Большая часть работы ляжет на меня: переводы, которые не требуют нотариального заверения, созвоны, контакт с адвокатом и прочее… Да я с радостью!

5) Отчеты до 18-летия ребенка будет писать агентство. Если они пропустят хотя бы один отчет, их могут закрыть. Для них это архиважно. Отчеты будут слать либо через свое московское представительство, либо напрямую в приморскую опеку курьерской почтой, либо через выше упомянутого адвоката. Как опека скажет.

Весь успех плана фокусируется на человеке на месте, в Приморье, и потому он должен быть таким:

– ему можно доверять на 100%,

– у него хорошие связи с судом и опекой,

– желательно с юридическим образованием, чтобы имелись определенные полномочия,

– как вариант – бывший представитель американских агентств, ведь раньше они оттуда усыновляли.

Если я отыщу такого человека, агентство возьмется за усыновление. Причем найти его и согласовать с ним все дальнейшие шаги, списки документов и т.п. я должна до того, как будет готово мое заключение. А готово оно будет в декабре.

Я очень осторожно спросила, не упоминая о существовании Таи, что будет, если чисто теоретически до того времени Элю заберет российская семья. Ведь она на данный момент за мной не "зарезервирована". Мне сказали, что договор и заключение будут оформлены на общих основаниях, без привязки к конкретному лицу. И что если не выйдет с Элей, то можно будет усыновить кого-то из тех детей, чьи анкеты уже есть в агентстве. Меня это успокоило. Хотя мне очень важно найти именно "своего" ребенка. В агентстве тебе предоставят одну и ровно одну анкету. И если ты почувствуешь, что ребенок не твой или что его и без тебя усыновят, и отказываешься, то можешь заплатить еще одну кучу денег и получить вторую анкету.

Спрашивать о том, смогу ли я сама в случае чего найти из "волонтерских проектов" другого ребенка, пока не стала. Предположив, что если они сейчас делают для нас, с их точки зрения, настолько большое исключение, то вряд ли такой шанс будет дан дважды. Главной для меня была информация: если не получится с Элей, то возможность на другого ребенка имеется. Пока этого достаточно.

Там же мне вручили приглашение в ШПР, которая будет проходить в Хайдельберге, городке рядом с Баден-Баденом, и состоять из двух блоков: 22-23 сентября и 9-10 октября. Причем записаться туда надо срочно. Сроки приема давно закончились, но нам опять-таки идут навстречу. Следующий заезд в школу только через полгода, а без ШПР Россия на нас и смотреть не станет. Дали очередную кучу бланков с договором, которые надо заполнить и подписать в ближайшие дни. Распрощались мы тепло, и я вышла из агентства с массой новых надежд, страхов и переживаний. Но главное – с чувством наличия реального шанса. В большом возбуждении часа полтора я бродила по чудесному зеленому парку и обсуждала с мужем по телефону текущую ситуацию. Это был диалог льда и пламени. Ему удивительным образом удаётся успокаивать и стабилизировать амплитуду моих чувств и эмоций. Я ему так благодарна за тот разговор!

– Мне сказали искать человека на месте и звонить в опеку. Через приморские форумы искать никого не могу, т.к. там они все знают, что Эля пока с Таей. В опеку звонить тем более нет смысла, мне скажут, что ребенка посещают: "давай, до свидания".

– Пока никого не ищи. Поговори с Таей, проси писать отказ.

– Я не могу и не хочу давить на нее, я не собираюсь забирать ребенка у "мамы"!

– Тогда жди. К тому же ей до "мамы" Эли еще далеко, она же сама не уверена, что имеет на Элю ресурса.

– Но на днях начинается Школа Приемных Родителей, что делать? Если мы сейчас не поедем, то потеряем время, а следующая будет нескоро. А если поедем, то заплатим уйму денег, потратим отпускные дни на работе, пройдем ШПР – а "завтра" Тая возьмет да и заберет Элю! Что делать: ехать или не ехать?

– Ехать, – невозмутимым голосом говорит муж.

– А что делать с договором агентства? При заключении уже нужно оплатить первый взнос!

– Заплатим.

– Но ведь всё в любой момент может сорваться!

– Конечно, может. Ты сейчас в любом случае вступила на тонкий лед. Все может провалиться в любой момент. Поэтому единственное, что можно и нужно делать, – внимательно и осторожно идти вперед. И действовать по обстоятельствам…

А я-то боялась, что муж скажет, что детей на столько дней не бросит, что такую сумму отдавать в неизвестность не согласен и т.д. и т.п. Я чуть не расплакалась от счастья.

Ожидание.

9 дней прошло в ожидании решения потенциального приемного родителя: забирает ли она Элю. Чувство бессилия и связанных рук. Мне удалось завоевать в Баден-Бадене репутацию активной, настроенной на действия и на успех, уверенной в себе будущей приемной мамы. Они ждут от меня хоть каких-то шагов, а я тяну время, темню, отмалчиваюсь.

Но чувство беспомощности было только в душе – на деле я провернула за эти дни массу дел:

– заполнила бесконечные бланки, биографии и договор для агентства.

– не раз сбегали с мужем за справкой о несудимости: то форма не та, то присутствие обоих нужно.

– еле выкроила удачный момент, пока детей не было дома, чтобы навести идеальную видимость идеального порядка. И, ловя последние лучи заходящего солнышка, запечатлела все комнаты нашей съемной квартиры, чтобы приложить их к папке усыновителей.

– записались в ШПР, оплатили участие (1200 евро) и первый взнос агентству за процесс усыновления (2000 евро)

– взяла на три дня на работе отпуск. Три, так как Баден-Баден настоял, чтобы после ШПР мы сразу же заехали к ним. Хотят видеть нас парой.

Осталось найти билеты на поезд и ночевку в Хайдельберге на время ШПР. Надо также не забыть про гостей, которые придут 20-го на отмечание моего дня рождения. Маленькой радостью были новые фотографии Эли, выложенные на форуме.

21 сентября, день накануне поездки в ШПР, выдался убойным. Пропал интернет. В его поисках мы подолгу висели на горячих линиях техподдержки, нажимали кнопочки, дергали провода и потряхивали сами девайсы – всё безрезультатно. А интернет был нужен, чтобы купить билеты и найти ночевку. Как позже выяснилось, что-то перегорело в самом роутере. В итоге муж поехал вечером на работу искать и распечатывать все там.

В саму ночь перед отъездом в ШПР заболел наш младшенький. Он кашлял уже пару дней, но тут горло опухло до того, что дыхание стало с каким-то присвистыванием. Температура 39. В 2 часа ночи муж поехал с ним в неотложку, я осталась дома со старшими и с заведенным на 5 утра будильником. В 5:40 надо было быть уже в поезде. В 4:15 позвонил муж и сказал, что малыша планируют оставить в больнице. Врачи ввели ему кучу препаратов, чтобы улучшить дыхание, – не помогает. Оно по-прежнему затрудненное, и врачи хотят держать Даника под контролем. Мой бедный малыш… Я начала плакать. Ну почему все складывается против нас? Прокрутили возможные варианты, все сводилось к тому, что никуда не поедем.

В 4:30 дыхание наконец-то улучшилось. Видимо, лекарства начали срабатывать с задержкой. Даника еще раз осмотрел заведующий отделением и сказал, что состоянием ребенка доволен – он отпускает их домой с наказанием делать ингаляции с NaCl и сальбутамолом каждые пару часов. В 5:15 они были дома, и в эту же минуту нужно было уже выбегать, чтобы успеть на поезд.

Мы, естественно, никуда не выбежали. Лечили младшенького. В таком состоянии оставить его с моими родителями мы не могли.

"Давай заберем Даника с собой. И ингалятор, и лекарства и твоего папу тоже, чтобы смотрел за мелким, пока мы будем на занятиях. Поедем на машине. По времени успеваем", – предложил муж, умеющий в таких ситуациях сохранять холодную голову. Это был вариант! Позвонила в 5:30 папе, описала ситуацию: "Сможешь поехать с нами?" У моего папы в таких случаях ответ один: "Запросто!" Если Эля окажется когда-нибудь с нами, это будет заслуга и моих родителей. Без команды в этом деле не обойтись.

В шесть утра мы уже ехали в Хайдельберг. За окном звездное небо и уходящие за линию горизонта полоски автобана. Муж, которому после бессонной ночи пришлось вести машину четыре часа кряду, пил крепкий горячий чай, слушал музыку и местами подпевал, чтобы взбодриться. Даник спал рядом со мной. Папа периодически подбирал падавшую в полусне на грудь голову. Я улыбалась сквозь слезы: какая у меня все-таки семья! И просила Бога помочь нам.

В семь позвонила старшим, чтобы разбудить и отправить в школу. После школы их встретит и покормит моя мама. В 10:20 мы были уже на месте. Припарковали машину, нашли нужное здание и с невозмутимой улыбкой вошли в аудиторию ШПР.

ШПР.

Программа была интересной. Нас было 8-10 семей усыновителей: некоторые приходили и уходили. Приятные люди, каждая из будущих мам будто "беременна": теплый взгляд и легкая улыбка на лице. Почти все – бездетные. Они делились тем, насколько горько им было десятилетиями ждать беременности. Отвечать на бестактные вопросы: "А почему у вас нет детей? А в ком причина: в тебе или в муже?"

На уроках рассказали много дельных вещей: давали практические советы по формированию привязанности, смягчению адаптации. Значительную часть этого материала я уже и раньше находила в интернете, но было хорошо в плане подытоживания и общего обзора. Для мужа нового было больше, хотя и он многое уже слышал от меня. Обычно его подобные лекции не особо вдохновляют, тем более было приятно видеть его заинтересованность. Однако позже он мне признался, что это была больше видимость. И в основное время он боролся со сном и старательно пучил глаза, создавая причастную видимость, чтобы не вызывать против нас предубеждений у преподавателей, которые, возможно, будут писать на нас характеристики. Из семей периодически формировали маленькие группки, в которых мы что-то обсуждали, прорабатывали. Какая информация важна для нас о ребенке и его предыстории? Как можно смягчить стресс расставания малыша с детским домом? Что важно в первые дни/недели/месяцы?

В перерывах мы бегали под дождем, как студенты, к своему ребенку и таскали ему булочки с колбасками. Искали в соседних зданиях электрическую розетку, чтобы подключить ингалятор и тут же, на полу, сажали Даника себе на колени и лечились. Мы не хотели светить малыша в школе. Мало ли, как это расценят. "Больного ребенка притащили, разве им можно еще одного доверить?"

Папа с Даником весь день гуляли под большим зонтом по улицам, укладывались на обеденный сон в машине, отсиживались в магазинах. В 17:00 школа закончилась, и мы поехали искать жилье. Нам повезло, и после десятка ответов "мест нет" мы нашли свободную и недорогую квартирку на краю города. Рядом – горы с зеленью и речка. Хайдельберг находится в часе езды от Бадена-Бадена и сравним с ним по красоте. Наконец-то душ, тепло и уют. Купили продукты, приготовили, поужинали и свалились спать. Я обнаружила, что заразилась от младшенького, и из-за боли в горле полночи не могла заснуть.

Во второй день ШПР за наших мы были спокойны: они были с крышей над головой и с прекрасными местами для прогулок. Я сидела на таблетках и старалась не разболеться окончательно. Но хоть малышу было получше. Вечером легла спать пораньше, но не спалось. Проговорили с папой "за жизнь" до часу ночи. Было хорошо. Не часто получается находить время на общение с родителями.

Часа в 2 ночи я проснулась, чтобы сделать очередную ингаляцию Данику. Глянула на литтлван, а там Тая пишет. По содержимому становится понятно, что девочку она, скорее всего, не возьмет. Пишет, что помочь Эле очень сложно, а возможно, что и невозможно. Недоразвитие плечевых суставов, локтевых и кистевых. Правая рука получше, левая совсем плохо. Двигает руками за счет плеча. Немного работают только пальцы на обеих руках, но нет двигательной активности в кистях и локтях. Перспективы туманны, и врач говорит – ничего улучшить нельзя. Невропатолог вообще не поняла, за счет чего происходит движение: на ее молоточек руки не реагируют. Из сообщений становится понятно, что у самой Таи руки опустились, и будущее с таким ребенком ее пугает.

Утром мы пораньше выехали в Баден-Баден. Собеседование прошло неплохо, но сложилась пара недомолвок. Основная – почему до сих пор нет адвоката в Приморском крае. Выкручивалась, как могла. Сказала, что мы в процессе поиска и что нам уже удалось установить контакты с приемными местными семьями (что есть правда). Но что, мол, по предварительной информации, пока у нас на руках нет заключения, мы для опеки "никто". Поэтому все советуют сначала закончить подготовку документов и только затем обращаться в органы опеки.

Сотрудник агентства качал головой и говорил, что в декабре будет поздно: если только тогда начать искать человека на месте, писать на него доверенность и узнавать о необходимых документах для предоставления опекой анкеты ребенка агентству, то мы потеряем много времени. Адвокат, который получит доверенность от агентства, должен будет запросить анкету в российской опеке. Ведь иностранным агентствам СНАЧАЛА выдают анкеты детей, и потом те находят усыновителей. Следовательно, и в случае с Элей они уже "прям щас" могут теоретически получить анкету девочки и уже под нее "подобрать" нас. Но загвоздка в том, что для этого зачастую нужны какие-то особые документы, и в каждом регионе они свои. Федеральные правила им не писаны.

"Нужно уже сейчас знать все, с чем нам надо будет работать в декабре, чтобы, как только будет готово заключение, стартовать". Я все понимала и кивала головой. Не могла же я сказать, что Эля официально "закреплена" за российской семьей, и я пока не могу ничего узнавать о ней. Еле выкрутилась, пообещав ещё более активизироваться. Чувствовала укоры совести: агентству ведь рискованно так полагаться на меня и "моего человека". В случае, если что-то пойдет не так, они рискуют потерять лицензию. На этот момент я уже осознавала свою ответственность перед ними и во всех своих действиях старалась учитывать и их интересы.

Второй момент напряжения возник, когда я начала говорить слишком много, местами отвечая за мужа или поправляя его фразы. Сотрудник агентства с улыбкой сказал, что, видимо, ему придется поговорить с супругом с глазу на глаз, т.к. я давлю на него, и потому трудно понять, что на самом деле думает мой благоверный. Во-первых, это потому, что я волновалась. А во-вторых, немецкий мужа хуже моего, и я боялась, что его не так поймут. Тем не менее я постаралась "заткнуться" и больше не встревать. В целом разговор прошел позитивно, и, надеюсь, их мнение о нас не испортилось. Мы получили новые задания: составить биографии своих детей, таблицу доходов-расходов, ну и поиски человека на месте.

Забрали на улице Даника с папой. Гулять по Баден-Бадену не было ни сил, ни времени, да и желания тоже. Покажу мужу эту красоту в следующий раз. Поехали сразу же домой и по дороге на меня накатила такая усталость, что еле высидела последний час в машине. Малыш капризничал, меня подташнивало (меня всегда укачивает в транспорте), последней каплей были прочитанные мной очередные "метания" на литтлване, идущие в прежнем русле: "Давайте продолжать искать Эле семью и верить, что найдется семья, которая сможет забрать ее…". Я обняла старших и рухнула в кровать.

Проспала час, после заставила себя встать и поплестись на родительское собрание в школу дочки. Голова, как в космосе. Я там еще не была, но предполагаю, что в такой дали от Земли ощущение "не своей головы" должно быть схожим. После написала на работу, что беру на день больничный. Я еще не выздоровела, да и Даника оставить с родителями не хватало совести. Наконец-то можно было снова лечь спать.

С утра занялась приведением в порядок дома, пережившего родительское отсутствие, лечила нас с Даником, строчила на литтлване. К вечеру обоим стало лучше. Появились силы и энергия идти дальше. И вера, что все будет хорошо!

Отказ Таи.

Сегодня Тая сообщила, что подписала отказ. Наконец-то появилось чувство определенности. Это подвешенное состояние убивало всякую охоту действовать, просто руки опускались. Теперь можно звонить в опеку, да и многое другое можно начинать делать. Тая – хороший человек, да и Эля за 2 недели госпитализации в больнице с ней расцвела. Диагноз "гидроцефальный синдром" сняли. И, возможно, благодаря договоренностям Таи Элечку отправят на лечение в Санкт-Петербург, где у нее будет индивидуальная няня от фонда "Отказники". Было бы здорово, если бы Эле удалось "перекантоваться" в Питере до того, как мы ее заберем. Ведь там у неё будет особый уход и личное внимание. Огромное спасибо Тае за все.

8 октября 2014. Новости.

На днях дописала автобиографии на всю семью. С подробностями и иллюстрациями. Один отбор подходящих фотографий из несметных семейных архивов чего стоит! Я подошла к процессу творчески: например, фото дочки Дамиры, где она учится кататься на роликах и падает так, что руки-ноги в воздух, а сзади папа с невозмутимым лицом подхватывает ее за шиворот, подписала так: "Мой папа всегда меня поддержит". Классные истории получились, аж отдавать жалко. И все мы такие, как выяснилось, замечательные, и сама семья у нас просто чудесная! Надеюсь, к такому же выводу придут и соцработники.

Очередная встреча с дамой из опеки состоялась 7 октября. Она к нам благожелательно настроена и старается делать все без задержек. Я передала ей биографии. Потом мы обговорили предстоящие дела: нам назначили даты для осмотра жилищных условий, для личного разговора со мной одной, после – с мужем и затем – с нашими детьми. Надо будет моих немножко подготовить.

Прочитала у МамФени ценный совет, что тем, у кого гражданство другой страны, стоит заранее запросить там справки о несудимости. Вот попросят у нас эти справочки из Казахстана, а мы их из рукава – вуаля!

Документально все идет по плану, и это хорошо. Сегодня ночью едем на второй блок ШПР в Хайдельберг. Все здоровы, всё в порядке, едем с мужем вдвоем. Скоро к нам подойдет мой папа и пробудет с детьми оба дня. Вернемся в пятницу вечером. Интересно будет встретиться с уже знакомыми из первого блока ШПР будущими приемными родителями.

Политика. В очередной раз вдохнули и выдохнули. Недавно Дума рассматривала чего-то по поводу отмены иностранного усыновления и, к счастью, "прислушалась к рекомендациям Департамента семьи, женщин и детей". Но некоторые персонажи весьма забавны – один из депутатов: "Вот мы, русские, усыновляем по любви, а для чужеземцев усыновление – это как собачку купить". Мол, потому надо бы им это дело обломать… И смех и грех. Что ж он со своей чистой любовью не возьмет в свою семью хотя бы одного, самого здорового? Я уж не говорю про других деток. Наверное времени нет, так как все ресурсы уходят на чрезмерную заботу о народе. Да ну их. Обошлось в очередной раз, и слава Богу. Очень надеюсь и прошу Мироздание, чтобы мы успели проскочить под закрывающимся шлагбаумом, и он не треснул по голове нам и ребенку. Но в целом я достаточно спокойна: никто ничего пока не отменяет. Собака лает – караван идет. Прорвемся.

Периодически ставлю будильник на час-два ночи и созваниваюсь с главврачом дома ребенка. У Элечки все хорошо, повеселела. Хотя скучает по Тае и всё спрашивает, когда придет "мама". А та пропала со всех радаров с тех пор, как вернула Элю. О подписанном отказе в доме ребенка узнали позже, из органов опеки. Думаю, сейчас Тая очень переживает, и ей нужно время, чтобы переработать свой отказ. Только Элю жалко. Снова из ее жизни исчез кто-то. У Таи вроде договоренности с д/р, что она подготовит рентгеновские снимки и будет заниматься оформлением поездки Эли в Питер. Я с домом ребенка тоже параллельно веду переговоры по этому поводу. Пока все упирается в рентгеновские снимки, а Тая ушла в несознанку. Ну да подождем.

Поиски уполномоченного доверенного лица во Владивостоке понемножку двигаются, жду новостей. Хоть бы нашелся хороший человек, который с душой занялся бы делом и искренне хотел бы помочь. Одна замечательная девушка из Приморья, которая и сама в детстве была усыновлена и сейчас активно помогает детям находить семьи, меня невзлюбила. Жаль. Помощь ее была бы очень кстати: она глубоко сведуща в усыновительских вопросах в их регионе. "Не любит" она меня, так как я "иностранный усыновитель". Мол, ИУ – процесс долгий и мутный, и из-за таких, как я, дети сидят по году-два в детских домах и ждут неизвестно чего, в то время как местные давно бы их уже разобрали. Ну да, ну да. А остальных детей им взять, конечно, никак. Надо сначала тех, на кого идет процесс иностранного усыновления. Да, ИУ дольше и сложнее, чем российское усыновление, да вот только детей, к сожалению, хватит на всех с лихвой и ещё останутся. Ну да я не обижаюсь. Это не личная неприязнь, а общая и основана на переживании за детей.

Позвонила вчера ночью регоператору Приморского края, выяснилось, что она в отпуске до 5 ноября. Поговорила с ее замом:

– Так и так, я гражданка Германии, хочу удочерить такого-то ребенка.

– Мы с Германией не работаем!

– Да, я знаю, я с вашей коллегой в прошлый раз договорилась, что я буду искать агентство, которое согласится работать с Вашим регионом. Так вот, я его нашла.

– Хм, хорошо, пусть тогда Ваше агентство получает аккредитацию в России.

– Оно уже аккредитовано в России.

– Ээ.. Ммм.. Ну тогда пусть оно готовит досье на вашу семью и присылает к нам своего представителя. Но все это только с моей коллегой, которая будет 5 ноября.

И то хлеб. Идем дальше, полет нормальный.

20 октября 2014. ШПР, блок второй.

В очередной из записей дневника загадала себе цифру 99 в надежде, что на девяносто девятой напишу, что "Эля дома". 99 – это так, с большим запасом (надеюсь). Видимость конечности пути придает сил.

Второй блок ШПР, на который мы на днях съездили, был поинтереснее. Говорили, например, об основных типах реакции человека на стресс: убежать, атаковать или заморозиться. У детей с травмой часто срабатывает третий вариант. И замороженный послушный ребенок ничуть не лучше агрессивного, а может, и хуже. В любом случае, это индикатор стресса, и с ним необходимо работать.

Особенно впечатлил один мужчина, которого пригласили к концу занятий, дабы после всех лекций на темы адаптаций, травм и так далее показать, что "все будет хорошо". Миролюбивый, позитивный и юморной дядька. Трудно представить его другим и что все у него было по-другому. Он из Кореи, а усыновила его немецкая семья в возрасте 7 лет. В детском доме у них было тяжко: дети голодали, за любую провинность их били палками. Мальчик часто сидел на огромной лестнице и смотрел на закат, мечтая, что когда-нибудь уедет жить в новую семью в Америку. Почему именно Америка, он и сам не знает – такой был образ идеального будущего. Однажды его обстригли налысо, помыли, одели, посадили в самолет и отправили одного в приемную семью. Такие были заведены порядки 30 лет назад. Мальчик приземлился в "Америке", но Рая не наступило. А была тяжелая адаптация. За 2 недели он не раскрыл рта, и бедные родители решили, что ребенок глухонемой. Потом он заговорил, но на протяжении многих лет изводил своих близких. Сейчас об этом весьма сожалеет и рассказывает о семье с огромной теплотой и любовью. Но тогда, как он говорит, задавал своими безумными поступками из раза в раз один и тот же вопрос: "Вы мои родители? Я ваш ребенок?". Проверки родительской любви перестал устраивать только лет в 20. А окончательно расслабился и принял себя и свое прошлое лет в 30. Сейчас ему под 40, семья, дети, и все у него хорошо. Как-то он посещал Корею и нашел кого-то из бывших "соратников" по детдому. Пришел в тихий ужас от того, какими они стали – жесткими, злыми, и с опустевшими глазами. Им повезло меньше. Нашел свой бывший детский дом, который давно снесли и лишь чудом уцелела та самая лестница. Только оказалась она совсем не такой большой… Аудитория прониклась, задавали дяденьке много вопросов и внимали с жадностью его советам о том, как справиться с адаптацией или как найти подход к ребенку.

Сертификат о прохождении ШПР мы получили – еще один документ в копилку положен. Хайдельберг, а в русской транскрипции Гейдельберг, сказочно красив, и я полюбила его не меньше Баден-Бадена. Рекомендую. К тому же оба города расположены близко друг к другу.

Сегодня у меня была встреча "тет-а-тет" с соцработником немецких органов опеки. Через неделю приватная беседа настигнет мужа, а потом и наших детей. Разговор прошел на позитиве. Я была расслаблена и уверена в себе. Тепло как-то пообщались. Но после я начала себя накручивать, перебирая в памяти подробности и с ужасом "обнаруживая ловушки". Ведь то, что я рассказывала, – это одно, а как оно дошло до адресата и какие будут сделаны из этого выводы – может оказаться совсем другим. И если сотрудник опеки смотрела на меня понимающими глазами и кивала, то это совсем не означает, что она все принимает и со всем согласна. Таким образом опытный психолог могла раскручивать меня на откровенность. Некоторых вещей можно было и не говорить. Но меня так мягко с разных сторон подводили к одним и тем же темам, что я не почуяла подвоха. Блин, надеюсь, подвоха и не было! Зачем-то сказала, что муж иногда может уехать с друзьями на несколько дней, к примеру, в горный поход. "Да, понимаю, одной с тремя детьми оставаться тяжело", – сочувствовала моя собеседница. Да, собственно, это происходит нечасто и вовсе уж не тяжело. Вечно я ударяюсь в подробности. Проблемы в этих поездках нет никакой, и тема выеденного яйца не стоит. Но они, исходя из того, что человек заинтересован в создании положительной картины о себе, наверняка всё хорошее, что им люди рассказывают о себе, делят на три, а "проблемы" на столько же умножают. И ее реакция на разъезды мужа была слишком уж сочувствующей. Вот как напишет в характеристику нашей семьи: "Муж постоянно в отъездах, жене с тремя детьми тяжело, куда им четвертого, да еще и с проблемами по здоровью". Хотя я позже добавила, что если что-то срочное и важное, то позвоню мужу и знаю: в любой момент он сорвется и приедет так быстро, насколько это возможно. Вот кто меня за язык тянул? Надеюсь, что я ничего не испортила.

Ну да ладно. Теперь надо подготовить детей, чтобы и они не ляпнули чего-нибудь, что может быть превратно истолковано. Дочка Дамира у нас мастер преувеличивать и обобщать. В ее духемогут прозвучать фразы типа "Даник всё время ноет" или "Мама на выходных всегда спит до обеда" и даже "Мама со мной никогда не играет". Надо будет попросить ее придерживаться более подлинных формулировок, например "мама не всегда играет со мной столько, сколько я бы хотела". Объяснить, какие могут быть последствия – что нашу семью могут признать не способной усыновить ребенка. А с другой стороны, они ведь не ожидают идеальных семей. Я сознательно избегала восторженно-приукрашенного тона, старалась говорить искренне и по существу, и не создавать впечатления, что я чего-то недоговариваю. Хотела показать, что мы обычная хорошая семья. Надеюсь, у меня получилось.

20 октября 2014. Представитель в Приморском крае.

Связи во Владивостоке надо искать, конечно же, в Чехии. Логично? Благодаря моей подруге Оле нужный человек, кажется, нашелся. Девушка – юрист, имеет многолетнюю практику работы помощником судьи, а последние годы и адвокатом по семейному праву. То есть имеется и опыт по внутрироссийским усыновлениям, и опыт работы с судом, а также "связи по обе стороны". Прекрасно. Главное, как она написала, есть огромное желание помочь. Я обнадежена. Правда, уже 3 дня жду от нее ответа, но пока не унываю. Время терпит, и наладить бесперебойные каналы связи мы, думаю, сможем.

28 октября 2014. Обо всем понемногу.

Сегодня с утра снаряжала мужа на беседу с соцработником. Говорит, что всё прошло нормально, но подробностей не выведать. Краткость – и его сестра тоже. Надеюсь, что по этой же причине и сотруднице опеки мало чего перепало. Единственное поведал, что вовсе его не пытали на тему того, какого лешего он столько путешествует. Ну и ладненько. Послезавтра, 30 октября, придут осматривать наши палаты и с детьми нашими общаться. Вспомнился фрагмент мультфильма в тему – "Лило и Стич", беседа с социальным инспектором. По идее, это будет последняя из запланированных встреч, и далее опека начнет колдовать над характеристикой нашей семьи и над заключением. Пусть самые лучшие впечатления лягут в основу ее отчета.

На днях отметили день рождения дочки: ей исполнилось восемь. Насыщенная праздничная программа, выполненная мною в полном объеме, прошла на "ура". Именинница "щщаслива", и маман её при этом умудрилась не отбросить копытца.

Еще недавно удивил муж:

– Когда у Эли день рождения?

– В апреле.

– Если все у нас сложится, "займем" все времена года. (У нас в семье дни рождения зимой, осенью и летом. Весны еще не было). Особенное в этом диалоге то, что до этого момента усыновление Эли обсуждалось только с практической точки зрения, но не на уровне теорий или эмоций. Алик вообще не любит загадывать наперед и делить шкуру неубитого медведя. А тут как бы сам примерил Элю на нашу семью. Меня это тронуло.

С адвокатом в Приморском крае контакт сложился хороший. Девушку зовут Юлия Лифар, и она классная. Вовсю разрабатываем с ней стратегические планы к выходу из отпуска приморского регоператора, который планируется на 5 ноября.

7 ноября 2014. Социнспектор у нас в гостях.

Никак не дойдут руки рассказать про визит представителя опеки, который состоялся 8 дней назад. Встреча прошла в лайт-версии. Больше боялись. Никто под холодильник не заглядывал и разглядывать в сантехнике собственное отражение не пытался. Столько труда насмарку. Генеральную уборку мы начали за 3 дня и в каждый из них что-то отмывали. Благо, у детей была неделя каникул. Я разобрала в очередной раз накопившийся в шкафах и на полках ровный слой конструкторов-машинок-и-прочих-маленьких-штуковин. Обычно такой сортировки хватает месяца на три, в течение которых все перемешивается снова. Готовились мы, как к приему персоны статусом никак не ниже королевы.

В последнюю ночь перед днем Х я решилась отчистить пятна на диване. Хотя муж предупреждал, что уже поздно и если он не успеет высохнуть, то посадить социнспектора на мокрый диван однозначно хуже, чем посадить его же на сухой диван с пятнами. Я все-таки рискнула. Взяла минимум воды и максимум пенки. За ночь почти все высохло, и общий вид нашего ветерана, вырастившего троих детей, стал на толику лучше. Только вот веяло от него моющим средством прям очень. А в последние 15 минут до прихода сотрудницы, протирая полочку, на которой у нас стоят винные принадлежности, я умудрилась снести рукой часть этого добра. Оба бокала нам со старшим сыном Диасом удалось поймать не хуже Черепашек-Ниндзя. А одну почему-то открытую бутылку синий ковер с радостью принял в свои объятья. В конкуренцию вступил выразительный запах итальянского полусладкого. Последних минут хватило как раз на то, чтобы бумажными салфетками оттереть пятна на ковре и проветрить зал. В итоге в 11:00 мы, веселые и запыхавшиеся, открыли дверь нашей мадам.

Социнспектор была приветлива, прошлась со мной по квартире, при этом всего лишь с порога заглядывая в каждую из комнат, про которые я рассказывала размеренно и с любовью: здесь наш сын Диас играет на фортепиано, тут наши обезьянки лазают по лестнице и качаются на качельке, бывшей раньше слингом для Даника и т.д. Экскурсия, кажется, понравилась. Она заключила, что места в квартире достаточно и последняя всем параметрам удовлетворяет.

После чего мы расположились в зале на диване. Битва запахов за первенство мешала мне концентрироваться. Надеюсь, что обоняние у нашей гостьи менее чувствительное. Диас сел рядом с папой, Дамира прильнула ко мне. Даник был в садике: я, хитрая, попросила дедушку привести его позже, к концу беседы, чтобы обстановка в доме была тихая и благоприятная.

Дама начала задавать детям вопросы. Оставлять ее наедине с ними не пришлось. Диас на вопрос, как он смотрит на идею усыновления, сказал, что это было бы милым расширением семьи. Дамира молчала, как мышка. В итоге на наводящие вопросы в духе "младшая сестричка – это хорошо или плохо?", хлопая длинными ресницами, тихим голосом подтвердила, что хорошо. Сама скромность и обаяние. На вопрос, как они себе представляют последующие за усыновлением изменения в их жизни, оба не смогли ничего внятного ответить. Соцработник не обиделась. Она еще немного поспрашивала про школу, и на этом все. Ничего такого каверзного, на что дети могли бы выдать что-нибудь неожиданное.

Единственное, что еще спросила, знают ли они, что ребенок с инвалидностью. Дамира невозмутимо молчала, а Диас, застигнутый врасплох, начал при ней же подавать мне знаки – мол, что ответить? "Нет, они не знают, – ответила я за детей. – Мы посвятили их в наши планы только в общем. И не показывали им фотографии, пока все не будет достаточно точно. Не хотели настраивать их на конкретного ребенка раньше времени." Социнспектор согласилась. Я тут же в двух словах объяснила своим, что у Эли проблемы с ручками, но ходить она может и соображает хорошо.

Далее беседовали лишь на отвлеченные темы. Я даже несколько удивилась. Готовилась почти, как к экзамену, инструктировала детей на все возможные темы. Но тем лучше для нас. В определенный момент Дамира совсем сникла.

"Ты устала? – спросила ее наша гостья. – Или тебе скучно?".

"Скучно", – призналась Дамира.

"Ну, можешь идти играть, если хочешь", – улыбнулась сотрудница опеки, и нашу красавицу ветром сдуло. Под конец беседы она добавила, что дотошно проверять ей нас нет необходимости, т.к. мы свою родительскую компетентность в некотором роде уже "доказали" в лице своих троих детей. По ее мнению, мы все хорошо обдумали и понимаем, что делаем.

Пришел Даник, весь такой радостный, куртка нараспашку, шапка набекрень, и с порога стал показывать пальцем на гостью и ликующе кричать: "Тетя баба!" У нас сейчас хитом сказок является "Колобок", в которых дед и баба – любимые персонажи. К счастью, тетя русского не понимает и намека на возраст не углядела. Мы с Диасом помогли Данику раздеться, и попросили его сказать даме "Халлё", что он милостиво исполнил. Дальнейшей их беседе не суждено было состояться по лингвистическим причинам.

Сотрудница опеки сказала, что недели 4 будет писать отчет и характеристику, т.к. сейчас у нее "на руках" 2 отказных новорожденных, которых она устраивает в семьи. Один из них из мусульманской семьи, в которой ребенка по каким-то причинам родные не приняли, и мать, молодая девчонка, отказывается. Другой ребенок родится завтра в рамках программы "анонимные роды". Женщина может и беременность, и роды вести под наблюдением врачей абсолютно инкогнито, без каких-либо документов, и даже своего имени не называя. Она получает идентификационный номер, по которому везде и числится.

"Вот завтра родится человек, а его никто не ждет", – вздохнула я.

"Почему не ждут, еще как ждут", – возразил муж. И он прав: приемные родители ждут, ведь бездетных пар, желающих усыновить новорожденного в Германии, – десять на одного ребенка.

На мой взгляд, все прошло хорошо. Правда, Дамира могла быть повеселее, а Диас мог бы лучше обрисовать наши планы. Они ведь на самом деле оба очень ждут, планируют и искренне радуются предстоящему событию. Дамира прячет свои малые вещи подальше в шкаф и говорит, что это для нашей девочки. Диас философски рассуждает о том, насколько здорово помочь хотя бы одному ребенку без родителей. Но вот такие они у нас мало эмоциональные и не спешат делиться чувствами, особенно с чужими. Кажется, что наша дама этого и не ждала и ушла как будто бы довольная.

На данный момент я ожидаю еще одну бумагу от агентства. Потом переведу все на русский, схожу к нотариусу за заверением, далее в суд за апостилем. После отправлю все нашему адвокату во Владивосток, чтобы она могла начинать подготавливать почву. Регоператор Приморского края должна была уже выйти из месячного отпуска, но я решила не звонить ей, а предоставить весь этот сложный и щекотливый момент налаживания первого контакта адвокату. Очень важно, чтобы это непривычное и непонятное для Приморья дело пошло в режиме не сопротивления и борьбы, а сотрудничества.

В начале декабря будет готово наше заключение о праве быть приемными родителями. Тогда нас еще раз вызовут на беседу в Баден-Баден, и наш пакет документов к отправлению в Россию будет готов!

14 ноября 2014. Охота за апостилями.

Последнее дни я затонула в бумагах – как все так морочно, запутанно и долго! На одни документы апостиль ставится, на другие – не ставится, эти надо переводить, те – не надо. И за каждым в разные инстанции, которые расположены в противоположных концах города и имеют свои часы приема. А время уплывает сквозь пальцы. Вот уже половина ноября прошла, но мне все еще не отправить во Владивосток первый пакет документов. Однако больше всего утомляет то, что каждый раз непонятно, к кому, куда и в какой последовательности. Сначала нотариат? Или перевод на русский? Или апостиль? А апостиль ведь тоже надо перевести на русский? И потом опять заверить? А надо ли русские документы переводить на немецкий? И поскольку за все платить, то любая ошибка обходится не только во время, но и в деньги. Заверить свою подпись у нотариуса – 25 евро, поставить на данное нотариальное заверение апостиль в суде – 20 евро, перевести документ у официального переводчика – пока не поняла, сколько именно.

Стараюсь делать все по порядку, по принципу маленьких шагов. Подписали с мужем у нотариуса правовое соглашение и доверенность на имя нашего приморского юриста на русском языке. На немецкий их переводить не стали, решив, что России он незачем. Выпросила в Баден-Бадене письмо, подтверждающее, что данное агентство в данном процессе сотрудничает с данным адвокатом, чтобы Юлия Лифар могла этой бумагой подтверждать свою официальность там, где это необходимо. Ждала этого документа дней десять. Наконец-то получила его с немецкой лицензией и копией русской аккредитации агентства.

Сегодня перед работой я отправилась со всем этим богатством в суд. Узнала предназначение того красивого здания в центре города, которое уже не раз видела раньше. Внутри огромного зала меня встретили невообразимо высокие истуканы. Впечатленная я проследовала на контроль. После того как трое полицейских проверили меня на наличие оружия и прочих ценных металлов, я вошла в холл. Кругом лестницы и колонны, колонны и лестницы… Красота!

Мне нужен был шестой этаж, но, побегав по этим роскошным ступеням, поняла, что такого этажа в здании нет. Дяденька, которого я поймала в одном из коридоров, искренне и добровольно уделил мне несколько минут, и вместе мы выяснили, что это не тот филиал суда, что мне необходим. После он распечатал и вручил план, как добраться до правильной инстанции. А подписывал бы он мне листок, потратив на это в пять раз меньше времени и усилий, то сразу – доставайте ваши золотые.

Поблагодарив доброго человека, за полчаса добралась до места. Там меня снова поджидали блюстители порядка. В этом филиале величественных подпорок не было, наверное, поэтому досмотр проводили вручную. Вытряхивали мои карманы и исследовали каждый отсек моей сумочки, в коей их с десяток. Убедившись в моих мирных намерениях, пропустили к тетеньке с печатями. Там выяснилось, что на нотариальное заверение поручительства и правового соглашения они апостиль поставить могут, а вот на оригинал письма из агентства – нет. Для этого сначала нужно было сделать с него заверенную копию. Но зачем мне копия, если я буду отсылать оригинал? А мне отвечают: на оригинал апостиль не ставим. А, так Вы хотите немецкое письмо перевести на русский? Тогда пожалуйста, переводите его у официального переводчика. Но на русский перевод мы апостиль тоже не поставим, с этим вам надо в другое здание. И на заверенную в ЗАГСе копию паспорта, которую я заполучила сегодня в 7 утра, апостиль тоже не поставим, потому что мы ставим апостили только на нотариальные заверения. На заверения Загса, будьте добры, проследуйте в наш третий филиал.

А так хотелось уже сегодня отправить всё во Владивосток. После обеда поеду к официальному переводчику – она обещала постараться сделать все быстро. Затем снова в суд мимо потрошителей карманов. Веселимся, как можем, а ведь мы даже еще не доехали до России.

24 ноября 2014. В Германию детей не отдавать.

Бумаги, уполномачивающие нашего юриста в Приморье, я отправила по почте 17 ноября. Три дня ходила в суд, как на работу, – на контроле уже начали узнавать мою сумку с кармашками. Наконец, получив заветные переводы на русский и апостили, отправилась на почту в центре города. Там меня встретили двери с объявлением, что они закрыты на совещание. Редко такое встретишь в Германии, и надо же – именно сегодня. Ну и не надо мне вашего винограда… Настроение замечательное, сокровенный пакет документов на руках. Плюс в предыдущий вечер муж, видя мою вымотанную в последние дни физиономию, сводил меня в суши-ресторанчик, чтобы расправить складки лица. Безропотно сдал мне на пару часов свои уши в аренду. А что еще женщине надо?

Пошла искать другой филиал почты, но на нем висел точно такой же плакат. Это уже было не смешно. Под дождем и с тяжелой ношей пошлепала в третий, где наконец-то отправила драгоценные бумажечки скоростной почтой. Ура! К обеду добралась до работы (да здравствует свободный рабочий график программистов!) и, чтобы ускорить процесс, отправила все сканы адвокату через интернет с просьбой уже начинать связываться с Департаментом образования.

Проснувшись на следующее утро, получила емэйл из Владивостока. Вот оно, маленькое преимущество нашей 9-часовой разницы во времени: днем я бегаю тут и пересылаю адвокату результаты дня, а пока сплю, действует она. И утром можно уже читать об итогах. Но пока они неутешительные. Региональный оператор Приморского края про наши с ней договоренности упорно не помнила и говорила с адвокатом в достаточно агрессивной форме. Мол, ничего не знаю и советую вам бросить это дело. Якобы из Министерства пришла бумага с указанием – в Германию детей не отдавать, так как там разрешили однополые браки. Ёшкин свет, опять двадцать пять! Юлия не робкого десятка, но таким приемом была удивлена.

Я погуглила на всякий случай, не приняла ли Германия и в самом деле тайком от меня такой закон. Нет, не приняла. Немцы хоть и движутся далее в направлении гуманизации, но однополые браки, как и прежде, не легализованы. А только гражданские партнерства. Несколько месяцев назад вроде бы разрешили усыновлять ребенка своего партнера, ежели таковой имеется, и для России эти новшества звучат нехорошо. То есть, если мы усыновим Элю и потом – чисто теоретически – муж уйдет от меня в однополый брак (после 15 лет семейной жизни, ага) и заберет с собой Элю, то она попадает в однополую семью. Бред какой-то. Основываясь на подобных, мягко говоря, маловероятных предположениях, далеко можно зайти. Надо нам двигаться быстрее, быстрее, пока этот маразм не вышел на новый виток! В Приморском суде же адвокату сообщили, что запрета на усыновление в Германию у них нет и все решается в индивидуальном порядке "в интересах ребенка".

Поговорила с нашим агентством, они снабдили меня письмом, описывающим текущее правовое положение однополых союзов в Германии. Сказали, что с этой бумагой в российских инстанциях до данного момента все были счастливы. Переведу его и пришлю во Владивосток со следующим пакетом. Пару дней меня еще помандражило на эту тему, а потом как-то отпустило. Делай, что должно, и будь что будет. А что нам еще остается?

С Юлией Лифар договорились, что пока не готовы все документы о праве быть усыновителями, включая медзаключение и прочее, смысла говорить с Департаментом Приморского края нет. Так что ждем заключения. Готово оно должно быть к концу ноября – зря только торопилась с апостилями и тратилась на скоростную почту.

Ждать наше заключение от немецких органов опеки уже сил нет, и я позвонила социнспектору. Сказали, что будет готово, самое позднее, в начале следующей недели. Уж скорее бы. После надо будет сразу же отправить его в Баден-Баден, и там они на базе полученного отчета подготовят собственное заключение и свой пакет документов. Потом я заапостилирую все это и пошлю на нотариальный перевод в Россию. Думаю, так оно будет дешевле. К тому же, в данном случае местное производство котируются больше импортного. И в конце всю эту кладь понесет наш адвокат в Департамент образования.

Фоном маячат типичные глюки усыновителей: А ВДРУГ НАШЕГО РЕБЕНКА ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЗАБЕРУТ? Вдруг прямо сейчас какая-то семья собирает документы и утащит у нас нашу Элю?

21 января 2015. С ноября по январь.

После волшебных пенделей от двух подруг записываю последние новости, а то откладываю изо дня в день. Совершенно некогда, но совершенно хочется и даже необходимо для упорядочения плана. За прошедшие два месяца сдвинулись мы не намного, но главное – в правильном направлении. В целом было несколько нитей, которыми мы занимались и которые сожрали не один десяток сантиметров моих нервных клеток.

Доверенность для адвоката. Подготовленный агентством пакет документов, который я выслала во Владивосток еще в ноябре и без которого наш адвокат Юлия даже позвонить в Департамент образования не могла, так как являлась, по сути, посторонним человеком, завяз в пути. В местном отделении почты я проконсультировалась насчет цен и выяснила, что отправить можно было либо курьерской доставкой (около 100 евро, два дня доставки), либо опцией "Срочное интернациональное письмо" (около 7 евро, и 3 дня доставки). Угадайте, что я выбрала? Потом в течение трех недель посыпала пеплом голову, поскольку письмо пропало с концами и не появлялось на сайте Почты России ни в какой форме. Проверяла их сайт по несколько раз в день и ругала себя на чем свет стоит.

Регоператор Департамента образования Приморского края давно вышла из отпуска, а мы все никак не можем начать с ней контакт. 10 декабря Юлия написала мне, что наконец-то получила пакет. Бинго. Впредь буду отправлять только курьерской почтой, там сроки доставки более надежные.

Оплата услуг адвоката. С ней тоже было весело. Сделанный мной перевод предоплаты половины суммы застрял в пути. Деньги до Владивостокского банка дошли, но их не отдавали: было неправильно написано название фирмы-получателя. Написала я его по-английски (Law Firma и название бюро), а надо было по-русски и латиницей (Advokatskoe buro и название). Несколько дней подряд бегала в местный банк, упрашивая их дослать какое-нибудь подтверждающее письмо, что оба эти названия, по сути, одно и то же и что я прошу выдать деньги получателю. Тем не менее сумма вернулась назад с вычетом около 50 евро. Перевела ее снова, и 24 декабря оплата дошла до получателя. Бинго номер 2.

Заключение от службы опеки. Социнспектор из Jugendamt в первых числах декабря закончила его оформлять и признала нас годными для усыновления. Теперь мы официальные КАНДИДАТЫ! Хорошо написала. И что семья у нас взаимоподдерживающая, и что супруги прислушиваются к мнению друг друга и являются крепкой парой, что дети прекрасно развиваются, и в целом в семье теплая атмосфера. И в долгосрочном плане она видит в нас потенциал стать ответственными усыновителями. Но прежде чем получить этот сертификат, я до дыр затерла свой почтовый ящик. С надеждой летела к нему каждый вечер, а он разводил руками – извините, ничем не могу порадовать. Позже выяснилось, что зря я сердилась на железную коробку, так как по закону отчет высылают из опеки напрямую в агентство. В первых числах декабря письмо приплыло на место. Бинго номер 3.

Досье усыновителей. Для составления окончательного заключения и сбора в одно досье всех документов нас пригласили 18 декабря в Баден-Баден. Ну как пригласили? Вернее, я сама пригласилась. Настояла, чтобы не откладывали на январь, а нашли возможность принять в декабре. Поехали мы туда, как уже можно догадаться, по принципу "и ночью сразу же уехал в Баден-Баден". Дни стояли сумасшедшие – миллион дел перед Рождеством: бесконечные концерты и мероприятия у детей, подготовка к приезду гостей из Израиля и Казахстана, оформление годовой налоговой декларации. Уповала только на 31 декабря, когда "сделаю все дела" и начну следующий год плавно и расслабленно. В Баден-Баден съездили успешно, и агентство провозгласило нас мужем и женой, вернее, кандидатами в приемные мамы и папы. После чего они торжественно выдали нам очередную пачку формуляров, которые требует российская сторона, чтобы зарегистрировать нас в качестве оных на своей земле. Бинго номер 4.

Я с тоской смотрела на календарь: с 24 по 31 декабря праздники в Германии, а потом пол-января – в России. Значит, все будет стоять почти месяц. А апрель, когда Эле стукнет 4 года, приближается катастрофически быстро. И на горизонте замаячит следующее по этапу детское учреждение, что потянет за собой гору новых сложностей. Не говоря уже о стрессе для маленькой девочки при переводе на новое место. Все формуляры (анкеты, обязательство поставить ребенка на консульский учет, обязательство содействовать в оформлении отчетов о развитии и т.п.) я за эти дни заполнила, мы подписали их у нотариуса, получили апостили. Новая пачечка документов обошлась нам примерно в 500 евро. И это еще учитывая тот факт, что некоторые документы мы оформляли как один. К примеру, просили подшить и заверить анкеты гражданина мужа и гражданочки жены как одну "родительскую", что сэкономило около 200 местных тугриков. И почему я не пошла работать в нотариат?! 7 января отправила пакет в Баден-Баден. Бинго номер 5.

В середине января наш юрист написала мне следующее сообщение: "В декабре опубликовали в Бюллетене ВС РФ обзор практики по международным усыновлениям. Практика почти всегда положительная, отказывают очень редко. По поводу Германии. Согласно Обзору, в Германию усыновили 5% детей. Кроме того, описываются многократные случаи, когда в заключениях, выданных усыновителям, дается согласие на усыновление детей, например в возрасте до 3-х лет, а желают усыновить 3,5 – 4-х летнего, из-за чего отказы. Надо будет внимательно смотреть все ваши документы. Либо бывают случаи, что ребенок не предлагался на усыновление российским кандидатам и т.п." Меня данные, с одной стороны, порадовали: иностранные усыновления продолжаются. С другой стороны, насторожили, ведь Данику уже 3 года, а по общим предписаниям усыновленный ребенок должен быть младше уже имеющихся минимум на год. В качестве исключения нам выдали заключение на ребенка в возрасте трех лет. А Эле в апреле будет уже 4, и российскому судье может оказаться без разницы, что на момент выдачи заключения Эле было три года. А сейчас оно, мол, уже негодно. Попросила агентство повысить планку. Они подняли до 5 лет, т.к. когда Эле стукнет 4 года, фактически она будет находиться на пятом году жизни. Замечательно. Но для изменения заключения надо заново переоформлять некоторые из документов. В общем, вновь – "ночь, улица, фонарь, аптека". Мне достался бесценный муж, который меня за мои походы к нотариусам все еще не задушил. Сегодня, 21 января, получила информацию, что досье усыновителей готово к отправке в Россию. Бинго номер 6, ага.

Постскриптум. Не знаю, читается ли между строк, но должна сказать, что мне весь процесс, несмотря на сложность, доставляет глубокое удовлетворение тем, что я иду своей тропой. Ведь чтобы не выгореть на тернистом пути, важно гореть тем, что делаешь. А я сейчас делаю именно то, о чем давно мечтала и что должна сделать. Это внутреннее чувство правильности и осознание, ради кого все это, как маяк впереди, придают силы и держат цель в фокусе. Так что – да, оно не просто, и преград множество, но это моя дорога, и я пройду её. Я дойду до моей дочки!

23 января 2015. Опять двадцать пять.

Планировала сегодня поделиться с вами своим воздушным настроением по поводу того, каких продвижений нам удалось добиться. Не успела. С утра меня за ноги, да головой об землю. Сад мой выжжен, и внутри пустота.

Тая написала, что их семья забирает Элю. Пишет, что когда она рассказала своей старшей дочери обо мне, та неожиданно объявила о принятом ею твердом решении взять Элю под опеку. Мол, она, как оказалось, уже заканчивает ШПР, и муж ее тоже согласен.

Я написала Тае эмоциональное письмо о степени моей фрустрации. О том, что наше досье уже практически "на взлете". О пройденном пути и свернутых горах. О моем чувстве к Эле. О сложности и самого ребенка, и его лечения для ее дочери. О том, что в Германии у ребенка больше шансов и на восстановление, и на социализацию. О том, могут ли они обратить свое внимание на кого-то, кроме Эли. И о том, что весь наш процесс усыновления завязан на конкретном ребенке, и мы не можем выбрать другого (теоретически пакет документов не привязан к Эле, практически же – нам пошли навстречу ради ребенка со сложной судьбой. И если сейчас все отменится, агентство больше не позволит нам искать другого, а усыновить того, кого предложит агентство, мы не готовы, наверно. Помимо прочего, мне очень важно, чтобы ребенок "лег на душу". Только тогда я могу годами вытягивать его и переносить все трудности адаптации). А также о том, что это просто разобьет мне сердце.

В ответ получила сообщение, что Тая сама в шоке от этой новости и что дочь ее делает это только ради Эли и брать другого не будет. И хочет сообщить еще один важный фактор: она говорила с опекой, которые поделились с ней негласным распоряжением – детей за рубеж не отдавать. Мол, заведующая детским домом подтвердила эту информацию. А дочь у Таи работает в сфере медицинского туризма. Везде договорилась: операции будут в России, а реабилитация в Китае, где она и работает. Спонсоры найдены.

Не знаю, что делать. Руки опускаются.

Поплелись сегодня на заранее запланированную запись в нотариат, чтобы подписать документ для органов опеки, где мы детально обосновывали, почему мы хотим забрать именно Элю. Нотариус наотрез отказался распечатывать файл с моей флешки: боится компьютерных вирусов. Мужу пришлось бежать вниз и искать возможность распечатать на улице. Эта мелочь добила меня окончательно: рыдала в коридоре и не могла остановиться. Осенью ОНА мне всю душу вымотала, и вот опять двадцать пять.

"Негласных распоряжений" я не особо боюсь: нам уже удалось достигнуть договоренностей с неприступными скалами. Стадию жестких отказов от сотрудничества с такими же ссылками на "негласные распоряжения" мы тоже прошли. К примеру, сейчас в Департаменте образования Приморского края уже сами предлагают заранее прислать им документы, чтобы они предварительно их посмотрели, дабы представитель агентства не летел зря. Дом ребенка очень хорошо ко мне относится, я с ними на постоянной телефонной связи. Просят поторопиться, ведь в апреле Эле будет 4 года, и они должны будут ее переводить. Насколько я знаю, заведующая дома ребенка смотрит скорее в сторону д/д общего типа, так как Эля более-менее может себя обслуживать и головка у нее смышленая. Но кто знает, вдруг комиссию какую не пройдет, и в детский дом инвалидов направят – это вообще жесть будет. И вытаскивать ее оттуда может быть намного сложнее. А здесь, в доме ребенка, руководство вон какое чуткое, что немаловажно для успешного процесса. Я уж так надеюсь, что они подержат ее у себя подольше.

И юрист наш действует активно, она молодчина. Еще нам удалось договориться с Баден-Баденом о том, что они наймут ее приморским координатором! То есть она будет не просто нашим адвокатом с доверенностью агентства, а официальным представителем агентства. Это нереально круто: не придется летать московскому сотруднику, она сама на месте будет все разруливать. О чем я и хотела писать свой радостный пост.

И досье наше уже на днях отправят в московское представительство для перевода на русский язык. Оттуда досье (нем.+рус.) и договор на сотрудничество отправят во Владивосток. И понесет Юлия Лифар все это богатство в качестве сотрудника агентства в Департамент образования Приморского края. Те примут досье, в течение 10 дней обработают его и выдадут нам направление на знакомство с ребенком, после чего мы полетим в Уссурийск. Таков был план. А что сейчас?

Ведь видят же, что семья уже собрала документы и что почти летит за ребенком. ЗАЧЕМ вырывать из рук? Если они усыновляют, как пишут, ради самой Эли, то дали бы ей возможность уехать туда, где ей будет лучше и в социальном, и в медицинском плане. Ощущение, что они и бросить ее там не могут, и взять боятся. И, понаблюдав за ними полгода, я не исключаю, что даже если возьмут, позже могут отказаться. Для Эли это будет катастрофа. Я не могу и не хочу отступаться и отказываться от Эли. Ведь если у них не получится и Эля попадет в дом инвалидов, я себе этого не прощу.

Муж считает, что если Тая с дочкой не верят именно в иностранное усыновление, то следует попросить у них пару месяцев "отсрочки", которые для них не принципиальны. Мои подруги тоже считают, что с дочерью Таи можно попробовать поговорить. И я все больше к этому склоняюсь. Хуже, наверно, не будет. Разве что она совсем на меня ополчится и нарочно начнет ставить палки в колеса. Но я уверена, что они не в войнушку играют, а о ребенке думают.

Честно говоря, в сфере усыновления на текущий момент многие сообщества настроены против иностранного усыновления. Некоторые готовы зубами вырывать детей у иностранцев. Недавно была свидетелем подобной истории на литтлван. Ветка называлась "девочка для ИУ". Иностранная семья усыновителей должна была уже лететь знакомиться с ребенком. По этому поводу вся общественность форума кипела праведным гневом. Мол, надо срочно, пока они не прилетели, взять направление на знакомство. Писали и жаловались губернаторам и кому-то там еще. В итоге "выдрали", да. Конечно, хорошо, что девочка теперь в семье. Но когда я читала, у меня волосы дыбом вставали. Пугает, что это не просто политическая линия такая, а обычные хорошие люди, которые и сами "в теме", видят каких-то монстров в иностранных усыновителях и грудью встают на "защиту" детей от их потенциальных приемных пап и мам. В то время как других сирот в системе вагоны… Вычерпывать бы дружно ложками эту бездну детского горя, а не отбирать детей друг у друга.

23 января 2015. Мое письмо Тае.

Очередной раз решила, что буду идти дальше, несмотря ни на каких других кандидатов. Я не буду воевать или выдирать Элю из семьи, но пока всё на той стороне остается на уровне "хочу", "твердо решила" и "заканчиваю ШПР", я иду дальше, а там видно будет. Мы с мужем обдумали,

и я написала им простое изложение фактов, по возможности без эмоций, чтобы они понимали ситуацию. В конце приписала, что мы готовы бороться с бюрократией, с законами, с чем угодно, но только не с приемными родителями, что это для нас абсолютно противоестественно. Ведь наши семьи хотят одного и того же – счастливого будущего для этой маленькой девочки, запавшей обоим в душу. Попросила, чтобы они еще раз все тщательно обдумали и взвесили, включая перспективы Эли в будущем. И если они не верят в успех ИУ, то разумно дать нам попробовать. Таким образом, у Эли будет двойной шанс на семью. "Да будет так, как будет. Главное, чтобы Эле было хорошо, а мы, взрослые, найдем выходы из всех положений, ведь правда?"

Сдала мужу на проверку и после отослала Тае. А там пусть сами решают.

24 января 2015. Продолжение переписки.

В ответном сообщении Тая вопросила, что делать с квотой на лечение в Питере, которую должна получить Эля. Указала мне на отсутствие у меня опыта работы с чужим ребенком. Напомнила о настроениях против иностранных усыновлений и о том, что заведующая д/р во время их последнего разговора так и сказала, что сверху ей намекнули, что усыновление, скорее всего, не произойдет. Предложила в интересах Эли отправить ее в Питер, где я могла бы познакомиться с девочкой, чтобы понять для себя, насколько мне это нужно. Пишет, что она знает, что такое приемные дети и ей, как матери, Эля необходима. Считает, что ребенку будет абсолютно все равно, сколько я для нее сделала, если не смогу полюбить ее, а она меня.

Мое письмо о чувствах, о которых меня спросили, приводить не буду. Оно очень длинное. И чувств на сей раз, видимо, оказалось слишком много, потому что ответом мне был упрек в ношении огромных розовых очков. Дочке Таи еще закачивать ШПР, в Питер Элю повезет она, договоренность с д/р по этому поводу уже есть. Тая надеется, что квоту на лечение дадут быстро, хотя много волокиты с документами.

Я написала еще раз, и на этом диалог, наверно, пока закруглим: "Розовые очки – это когда действия расходятся со словами, а результаты с ожиданиями. В моем же случае это скорее оптимизм и готовность идти вперед не с чувством обреченности и безнадеги, а с ощущением взвешенного внутреннего ресурса и с готовностью справляться с трудностями. Я не ожидаю розового пупса, я ожидаю сложного ребенка с трудной судьбой. И готова с этим работать.

Тая, Вам не угодишь: то чувств не хватает, то слишком много (шутка).

Хорошо, в Питере может удастся нам встретиться – Вашей дочке, Эле и мне."

Такие дела. Напряженность обстановки немного спала. Меня внимательно и строго рассматривают, ставят диагнозы. Как теща, которая в каждом женихе для своей дочери видит какой-то изъян и никак не найдет достойного. И если мне самой посмотреть на них таким же взглядом, то считаю, что в настоящем времени в случае Таи не исключено профессиональное выгорание. Она не видит перспектив в развитии Эли (лечение, адаптация, социализация), которых в России сейчас, скорее всего, и нет. К тому же, как она сама о себе неоднократно писала, внутреннего ресурса на Элю у нее нет. Дочь же ее еще совсем юная, недавно вышла замуж, своих детей нет, а значит, и родительского опыта тоже. Как им справиться с таким сложным ребенком? Не будет ли потом отказа?

Да и с юридической стороны они, как россиянки, на конкретном ребенке не завязаны, а детей, которые отчаянно ждут родителей, не счесть! Но доказывать я им ничего не собираюсь. Буду стараться поддерживать с ними мирные отношения. Действительно, как написала Тая, Бог решит, какая мама нужна Эле. А мы будем идти дальше.

30 января 2015. Досье.

У нас сегодня с утра разыгралась метель, ветер сносил с ног, еле добралась до работы. По пути по привычке обдумывала дальнейшие шаги, планировала, просила о помощи Мироздание. Между тем появляется надежда, что действительно скоро! Порой ждать становится невыносимо. Особенно выматывает страх, что Тая активизируется. Даже думать об этом не хочу. Теперь и на литлване боюсь лишнее слово написать, чтобы оно не явилось катализатором.

Но жду я по-прежнему активно: цепким взглядом и такими же пальчиками слежу за всеми инстанциями, за всеми механизмами. Только и успеваю подкручивать нужные колесики да подталкивать маятники. Как пример – история развитий отношений с Департаментом образования Приморского края:

A) сентябрь-ноябрь 2014. Категоричные и безапелляционные заявления. Ощущаемое желание отделаться от нас и нежелание сотрудничать. Озвученные причины:

1 – нет немецких усыновительских агентств, которые работают с Приморским краем (агентство мы нашли).

2 – в Германии разрешены однополые браки (подтвердили документально, что однополые браки не разрешены).

3 – в декабре появилась так напугавшая меня причина номер три. Есть постановление, согласно которому для начала работы с агентством необходимо, чтобы его сотрудник лично явился в Департамент образования со следующими документами:

– с удостоверением сотрудника

– с письмом агентства, в котором оно изъявляет свое намерение работать в данном регионе.

Меня хорошенько поморозило на тему возможностей решения данного вопроса. Пойдет ли на это Баден-Баден? Я вела долгие переговоры с ними, с Департаментом и с адвокатом. Начали вырисовываться 2 варианта:

а) лично представить агентство приедет их московский сотрудник. Недостатки: очень удаленный регион, Москва лететь не очень хочет, а если и полетит, то все за наш счет. А это влетит нам в еще ту копеечку. Плюс много времени на организацию вылета.

б) агентство оформляет нашего приморского адвоката собственным сотрудником. Этот мой наглый вариант они отмели сразу же.

В итоге решили, что московский представитель вылетит во Владивосток, где пойдет с Юлией Лифар в Департамент образования, представит там ее и обсудит, какой именно документ нужен нашему юристу, чтобы в дальнейшем дело могла вести она сама. Насчет письма с обязательством работать в регионе – наше агентство пообещало дать такое, где их планы будут поданы обтекаемо, "если будет запрос на этот регион от приемных семей". Выдохнули.

Все никак не удавалось согласовать дату вылета. Первая половина декабря – московский сотрудник в отъезде, конец декабря и начало января – праздники, а после праздников она заболела. Потом осуществлялся переезд московского бюро, и им опять не до нас.

Б) Январь 2015. Департамент Приморского края начал идти навстречу – гнев был сменен на милость. А в середине января узнаю великолепную новость: Москва поговорила с нашим приморским адвокатом по телефону, и агентство сочло приемлемым принять ее официально на работу! Это упрощает все в разы – Юлия настроена на успех и время не тянет. И вот уже полмесяца устраивают ее на работу, регистрируют новый филиал агентства на месте, должны выслать на днях ей договор, который будет действителен со 2 февраля. А это значит, что она уже со следующей недели сможет действовать как официальный сотрудник агентства!

Досье. Чтобы пойти в Департамент, нашему юристу нужны не только полномочия, но и наше досье. Оно было готово, но 21 января Баден-Баден запросил еще одно письмо со всеми регалиями для Департамента, объясняющее причины желания усыновления нами именно данного ребенка. Они должны были далее приложить его к досье и выслать весь пакет в Москву для перевода на русский язык. А у нас в это время гостили родственники из Казахстана, которым мне очень важно было уделить время, в частности, весь четверг. В пятницу же, вместо того чтобы проводить их в аэропорт, я сбежала к нотариусу. После него поспешила за апостилями, но они оказались закрыты вплоть до 27 января. А сроки поджимают жутко!

Но наши не сдаются. В понедельник штурмом взяла здание суда, и феи со штампами, улыбаясь и в порядке исключения поставили нужную печать. Отправила всё в Баден-Баден с просьбой выслать досье в Россию в тот же день, как они получат мое письмо. И бинго! Во вторник мое письмо уже получено и досье в Москву курьерской почтой выслано. Таким образом, мы выиграли несколько дней, и все бумаги, думаю, уже в Белокаменной у переводчика. Аминь. Прошу Мироздание помочь ему поскорее выслать досье во Владивосток, чтобы адвокат Юлия смогла отнести его в Департамент. А там, дай Бог, его быстренько рассмотрят и выдадут нам направление на знакомство с ребенком.

5 февраля 2015. Документы летят во Владивосток.

В понедельник, после очередного тура переговоров, подошли к финальному пункту данной стадии. Москва оформила все переводы на русский язык и выслала нашему юристу курьерской почтой:

– договор о принятии ее сотрудником и открытии нового филиала агентства в Приморском крае

– наше досье кандидатов в усыновители на русском и немецком языках.

Документы могли уже вчера прибыть на место, но пока тишина. Когда Юлия их получит, она – та-дам! – понесет их в Департамент образования. Как я этого жду! И в Департаменте нас уже ожидают (хочется верить) с настроем содействовать.

Подпрыгиваю от нетерпения, и, чтобы скрасить ожидание, разрешила себе планирование билетов на самолет во Владивосток и подарочка Элечке. Рассматривать и мечтать – такая радость.

От Таи новостей никаких. В доме ребенка мне сказали, она им пообещала, что если Эле в Питере сделают хоть одну операцию, то она ее заберет. А что может в Элином случае решить одна операция? Про дочь свою она им ничего не говорила. Тая себе на уме. А вдруг они вот прямо сейчас?

10 февраля 2015. Прием в Департаменте назначен.

Документы прибыли в Приморский край. Правда, почему-то часть из них отдельно досылали сканами. Я уж не вдавалась в подробности, главное, у адвоката на руках все, что пока нужно. Она договорилась с Департаментом образования о приеме в четверг. Учитывая разницу во времени, в ночь со среды на четверг надо будет помолиться, как умею, чтобы приняли Юлию хорошо, и она смогла бы сдать наше досье кандидатов на обработку.

Дорогое Мироздание, помоги.

12 февраля 2015. Пока снова ждем.

Регоператор документы не приняла. Запросила дополнительный список. Адвокат пишет:

"Те документы, которые она требует, ничем не предусмотрены. На мой вопрос об этом она внятно мне так ничего и не ответила. Но, поскольку от нее многое зависит, пришлось соглашаться. В Москву я написала: как только придут документы, я сразу к ней. Думаю, на следующей неделе уже все будет".

Как абсолютно верно сказала моя подруга Оля, "игра переносится на российское поле, и теперь играем по их правилам". Но на нашей стороне правда и закон, а еще –настойчивость и последовательность. Пробьемся.

Благодарю моих подруг за поддержку. Она мне сейчас как воздух.

19 февраля 2015. Эля растет.

Звонила на днях в дом ребенка. Главврач мне все больше нравится. Сколько хороших людей я повстречала на пути к Элечке.

За полгода выросла наша дюймовочка на 5 (!) см, и теперь ее рост составляет 88 см. Не такая уж и маленькая. Полгода назад говорили, что совсем перестала расти, а тут такой прорыв! Правда, прибавила за этот же период всего 450 граммов, и весит ныне 9250 г. Знает 4 цвета, геометрические фигуры, сама поднимается и спускается по лестнице. Может пересказать сюжет, говорит многословными предложениями, отвечает на вопросы "где" и "куда". Просится в туалет, сама одевается, считает до четырех, поет песенки, кладет конфетки в карманы. Собирает пазлы лучше многих ровесников в доме ребенка! И это с ее ручками – Эля боец!

Сообщили новости по Тае. Когда я услышала ее имя, меня как током ударило. Сказали, что она еще раз все обдумала и сочла, что девочке за границей будет лучше. После этих слов у меня появилось несказанное облегчение: чего уж скрывать, ведь я ни за что бы не хотела забирать ребенка у без-пяти-минут-мамы. Вся эта непонятная ситуация с Таей камнем лежала на душе. Видимо, правильно, что я просто иду своим путем, а время все расставляет на свои места. Искреннее спасибо ей за все, что она сделала для Элечки.

19 февраля 2015. Наше досье приняли на обработку!

Эта запись короткая и радостная. Волшебница Юлия, и по совместительству наш адвокат, сделала сегодня следующее:

– получила необходимые документы по агентству из Москвы,

– сегодня же попала на прием в Департамент образования,

– сегодня же зарегистрировала там приморский филиал немецкого агентства,

– сегодня же умудрилась сдать наше досье кандидатов на обработку,

– сегодня же заказала медицинское заключение на Элю в Департаменте здравоохранения.

Дело пошло! Теперь теоретически у Департамента 10 дней, чтобы обработать пакет и выдать нам направление на знакомство с ребенком. Практически же, скорее всего, надо будет досылать какие-нибудь дополнительные бумажки. Но главное – мы теперь в обработке.

Очень прошу Мироздание, пусть пошлет самое благодушное и человеколюбивое настроение чиновникам, через которых будет идти наше досье.

5 марта 2015. Вновь режим ожидания.

В процессе усыновления самое сложное для меня, возможно, даже не борьба с бюрократией – там хоть активно действуешь, – а ожидание. Направление на знакомство пока не выдают, но на днях был промежуточный ответ, суть которого состояла в том, что в целом досье в порядке. Требуется дослать лишь один документ, и Москва вроде как его уже срочной почтой выслала. Со дня на день он должен дойти до адресата. Каждую ночь засыпаю с предвкушением и надеждой, что в это время на другом конце Земли утренняя заря и начинается новый день. А значит, и новые шансы продвинуться вперед. Утро у меня уже многие месяцы начинается с электронной почты в постели.

Все усложняется одним архиважным проектом на моей работе, из-за которого я должна безвылазно находиться на фирме с 18 по 26 марта. То есть, если нас вызовут даже завтра, то уже не успеваем слетать до этого времени. В Уссурийске надо пробыть недели две, плюс время на визы и дорогу туда и обратно. Значит, лететь теперь только не раньше 27 марта. А это еще почти целый месяц!

По совету подруги съездила в визовый центр, чтобы проверить возможность сделать визу уже сейчас и на подольше. Там сказали, что с доплатой виза будет делаться минимум 4 дня, а в стандартном случае 9 дней. После выхода от них я выдохнула: поняла, что до начала рабочего проекта уже никак не успеть ни с визами, ни с полетом, и эта определенность, хоть и не самая радужная, помогла разжать кулачки и отпустить ситуацию. 27 марта тоже не за горами.

12 марта 2015. Традиции Голливуда.

Каждый уважающий себя голливудский сценарий должен включать в себя фразу Главного Героя: "У меня две новости: хорошая и плохая". Голливуд – это тебе не шуточки. Начну с хорошей: Департамент Приморского края одобрил наше досье и больше ничего не требует. Дал зеленый свет на наш прилет! Данную новость подкараулила в 3 часа ночи (я уже давно сплю в обнимку с телефоном), и до 6 утра было уже не до сна.

Плохую новость можете угадать сами. Это уже просто издевательство над моей нервной системой. Ну что за колдовство – уже в который раз в самый радостный момент какого-то значимого продвижения Тая переходит дорогу. В эти дни ее семья позвонила в Департамент Приморского края и сообщила, что они оформляют на Элю приемную семью, чтобы повезти ее в Питер. И это уже не пустые слова. Я подозреваю, что ее дочь закончила ШПР. Департамент ввергнут в сомнения. Они нам сказали – прилетайте, но имейте в виду, что у дочери Таи, как россиянки, приоритет и если она в ближайшие дни оформит приемную семью, то для вас без шансов и вариантов.

К слову, "приемная семья" – это в России такая юридическая форма устройства ребенка в семью. Приемный родитель по договору является воспитателем ребенка до 18 лет. Договор может быть расторгнут в любой момент. То есть это не усыновление.

Я тут же позвонила в дом ребенка – они удивились, поскольку не были посвящены в планы дочери Таи. Мы, конечно, идем дальше, но риск, что купим билеты и прилетим в никуда, теперь очень даже реальный. Удивительным образом все эти месяцы мы пересекаемся со своими решениями и значимыми этапами в одних и тех же временных точках. Вот как это понимать? Это меня Мироздание тыкает носом, что я лезу не на свою тропу? Или это для того, чтобы протестировать мою решимость и проверить, насколько сильно мне нужен именно этот ребенок? А он мне нужен. Очень. Я как представлю, что у меня ее забрали, мне физически плохо становится и ком к горлу.

13 марта 2015. Волшебство.

Иногда жаловаться полезно. Поплакалась во вчерашней записи, нажала на кнопку "отправить", и тут же (!) меня начинают засыпать сообщениями со всех форумов и социальных сетей: тебя ищет Тая и ее дочь Надя. Даже братишка, который сейчас в отъезде в Египте, шлет мне сообщение, мол, выйди в контакт, тебя тут какая-то Надежда ищет. Я поняла: занавес рухнул, и сейчас все прояснится.

Мы беседовали с Надей три часа. Она посвятила мне свою приморскую ночь и легла спать в 5 утра. Половину из этого времени я без зазрения совести строчила на рабочем месте. Вторую – в пути, забирая дочку из танцевальной школы, потом спеша на родительское собрание к сыну, тыкая мимо клавиш, периодически спотыкаясь о незамеченный в темноте бордюр и ахая от страха, что сейчас телефон разобьется, и я не смогу закончить этот важный для меня разговор.

Она удивительная: чуткая, открытая, светлая, мудрая. Она волонтер с подросткового возраста, и идея усыновить детей была принесена в их семью именно ею. И пока Надя помогала маме Тае с Элей, выбивала квоту на лечение в Питере, то и прикипела к ней. Когда поняла, что ее маме Элю не потянуть, решила сделать это сама.

Надя ищет меня уже пару дней. Везде регистрируется, но никак не может пробиться ко мне через мои настройки приватности (чтоб их растак, просто я открытую общественную жизнь не очень-то жалую). По этой причине она и начала бомбардировать мои контакты. А ищет она меня как раз для того, чтобы согласовать планы. Надя очень хочет забрать Элю и не раз уже порывалась сделать это "прямщас", т.к. переживает, что ей там плохо. Но и ситуация у нее непростая, и муж ее не очень-то "за". Она абсолютно согласна, что в плане лечения и отношения общества Эле у нас будет лучше. Она не будет ставить нам палки в колеса и даст нам возможность полностью пройти наш путь вплоть до суда. И только если суд откажет, она постарается забрать Элю.

"Я знаю, что Вы с мамой Таей к Эле очень привязались, Вы провели все-таки две недели вместе. Очень понимаю ваши с мамой чувства. Ведь и я чувствую то же самое. Мне самой тяжело на сердце: что я вроде как "отбираю" у вас Элю… Но вырывать из семьи ее ни в коем случае не собираюсь… Такая ситуация сложилась ужасная. То три года никому ребенок не был нужен, а тут двум семьям он стал дорог," – писала я Наде.

"Значит, Бог благословил эту девочку, увидел, какая она упорная умничка и дал ей не один шанс, а целых два! Трудно вот так вот в словах и сообщениях выразить всю гамму чувств, переполняющих нас обеих. В Германии Эле по ее проблеме однозначно лучше помогут. И я понимаю, сколько Вы всего для этого сделали, и это только половина пути", – отвечала она.

Это был разговор людей, стоящих на одной стороне. На душе стало хорошо, тем более, что произошло все так неожиданно. Она мне столько интересного и важного рассказала об Эле: "Голос у Эли звонкий и нежный, но, вот, знаете, что многие детки из д/д видят чужую тетю и бегут к ней сразу, и кричат, могут мамой назвать даже. Эля совсем не такая, она четко понимает, кто чужой, а кто свой. На контакт идет далеко не сразу. Может сидеть букой и не говорить ни слова, но ее нужно чем-то заинтересовать, подтолкнуть выйти из своего "защитного домика". Я ее в первый раз печенькой растормошила, второй раз мы гуляли по парку, и она каталась на паровозике карусели. Это тоже заставило ее выйти во внешний мир. В ней удивительным образом сочетается душевная хрупкость и духовная сила. Именно сила духа. Эля очень красивая, пусть эта красота и не сразу бросается в глаза, а про душевную красоту и слов нет. Она удивительная, неземная".

А еще у нас с Надей оказалось столько всего общего! Любимые исполнители, фильмы, книги. Она так же обожает "Мастера и Маргариту". И даже была в Москве на экскурсии "Ночной Булгаков", с прототипом той самой "нехорошей квартиры", с балконом Маргариты, с каморкой Мастера, с Патриаршими прудами. Я внесла эту экскурсию в свой список желаний.

У них в Приморье тоже цветет сакура, которую я мечтаю увидеть когда-нибудь в Японии. И Надя обещала показать мне Владивосток, который входит по National Geographic в десятку самых красивых городов-на-море. Надя хочет встретиться с нами после суда и подарить Элечке говорящую куклу. Она купила ее на день рождения, но теперь не хочет тревожить ребенка.

Еще одна важная новость: Тая осенью, когда поняла, что Элю ей не потянуть, взяла в семью другую девочку. Это для меня очень важно: таким образом, я не забираю ребенка, который и без меня нашел бы семью. И в сумме получается МИНУС ДВА! Это любимая фраза сообществ приемных родителей: "-1" означает минус один ребенок в системе, плюс один в семье.

Теперь я осознала тайный смысл всей этой параллельности наших путей с семьей Таи. Просто Бог приберёг для Эли два шанса вместо одного.

21 марта 2015. Низкий старт.

"И ночью сразу же уехал в Баден-Баден" (с) Люблю я эту цитату. 13 марта Юлия Лифар получила в Департаменте документы на Элю, необходимые для того, чтобы мы смогли приехать на знакомство с ней. Выслала их в московский филиал. Это была пятница, и я уже подозревала, что весь путь бумаг, пусть и курьерской почтой, займет не меньше недели. После этого нас должны были вызвать на консультацию в Баден-Баден. И только затем мы могли покупать билеты.

15 марта агентство написало, что Москва письмо получила, обработала его и к вечеру вышлет им сканы факсом. И не желаю ли я в среду, 17 марта, явиться пред светлые очи их. Вы еще спрашиваете! Но меня тут же осенило, что в среду стартует тот важный проект на работе. В четверг я бы еще смогла отпроситься, или во вторник. Написала в Баден-Баден сообщение с просьбой перенести встречу и до самой ночи ждала ответа.

В 3 часа проснулась от того, что Данька толкался в бок. Обнаружила ответный емэйл, высланный в 12 ночи! Все-таки замечательные люди там работают. Они мне предложили единственный вариант – вторник, 11 часов утра. А вторник как бы уже вовсю начался! И ежели нет – то извиняйте, можем только на следующей неделе. Сон как рукой сняло. Я бросилась изучать, как можно так быстро попасть в Баден-Баден – только на машине. Прокрутив в голове варианты, я разработала план: подъем в 6 утра, собираю и отправляю в школу на ранний завтрак Дамиру. Потом бужу мужа Алика и со взглядом котика из "Шрека" упрашиваю его совершить еще одно "маленькое" путешествие. Бужу Диаса и поручаю ему чуть позже собрать и отвести Даника в садик, как только тот откроется. По дороге звоню в гимназию и предупреждаю, что Диас сегодня опоздает.

План сработал. Мой ненаглядный, похлопав спросонья своими роскошными ресницами, вопросил, чего я изволю.

"У тебя машина на ходу?" – спросила я сладким голосом, памятуя, что на днях потерялась передняя табличка с автомобильным номером, а купленная онлайн новая еще не пришла.

"Более или менее, а что?"

"Давай съездим в Баден-Баден", – объяснила в двух словах зачем.

"Хорошо", – сказал Алик, и я готова была его расцеловать. Мы быстренько собрались, распечатали на принтере номер, налепили его на лобовое стекло и помчались, очень надеясь, что мюнхенские полицейские нас не задержат и не развернут домой. Пусть уж тогда баденские задерживают, когда мы все уладим.

На автобан выехали без препятствий, но сразу же попали в пробку. "О, повелитель пробок, перенеси пожалуйста все пробки на следующий раз!" Меня услышали и в 10:50 мы уже пили капучино за столиками "Чибо" недалеко от дверей агентства.

Консультация прошла продуктивно. Нам выдали необходимые документы и дали добро на покупку билетов во Владивосток. Забавен мне их снова и снова повторяемый вопрос: "Вы все еще остаетесь при своем решении?" По дороге назад я изучала полученные бумаги: родители Эли – молодые, наши ровесники, имеют обычные профессии, в браке, первая беременность. Заявление об отказе было подписано ими в роддоме, когда малышке было три дня. Ценная информация для ребенка, для того "сундука" воспоминаний, о котором писала психолог Петрановская. Значит, три дня мама еще думала, возможно, даже кормила грудью, раздираемая страхами и сомнениями. Не исключено, что не последнюю роль в этом ее решении сыграли сотрудницы роддома, которые в подобных случаях почему-то считают своим долгом убедить роженицу отказаться от ребенка. И это в один из самых уязвимых моментов жизни, когда каждое слово может склонить чашу весов в одну или другую сторону. Много раз уже слышала такое. Какое они имеют на это право?! Ведь речь идет о человеческих судьбах. Считаю, что эту распространенную на постсоветском пространстве практику надо пресечь на законодательном уровне. В общем, отказ был подписан обоими родителями, и Элечку перевели в отделение патологии новорожденных, записав в карточку "угнетенно-депрессивный синдром". Так горько представлять этот маленький, одинокий и никому не нужный угнетенно-депрессивный комочек, лежащий в казенной кроватке…

Потом были поиски гостиницы, бега с визой – несколько раз меня разворачивали. Наконец-то приняли, и мы взялись за поиски подходящих билетов на самолет. Учитывая, что на работе тот проект идет полным ходом, неделя пролетела ураганом. Гостиница наша будет на набережной и относительно недорогой. Как пишут в интернете, "советская гостиница, разве что у моря". Мне подходит. Всяко лучше, чем те, что на один квартал ближе к центру, в небоскребах с запрограммированными туалетами и с ценами в 3 раза дороже. Нас и советский вполне устроит.

Виза должна быть готова 27 марта. Ох, держите за нас кулачки! Вылетаем в субботу вечером, 28-го, и доберемся до Владивостока в понедельник в 7 утра 30-го. Вперед, навстречу солнцу! Продумываем, как организовать детей, благо у них начинаются каникулы. Будем отсутствовать около недели. Дай Бог, за это время сделаем большой и важный шаг, и, главное, наконец-то обнимем нашу девочку согласно названию темы на форуме литтлван.

27 марта 2015. 3, 2, 1, пуск!

Всем, кто за нас переживает, пишу короткой строкой – все отлично!

– Виза в наличии.

– Билеты на самолет имеются.

– Гостиница забронирована.

– Подарки для Эли готовы.

– Конфеты-цветы-мороженое для малышни и официальных лиц закуплены.

– Ненормальный проект, из-за которого приходилось работать эту неделю по 12 часов в сутки, закончен. И я все еще жива!

Левой ногой собираю чемоданы, волноваться и переживать некогда. Все будет хорошо! Чиркну оттуда, если удастся.

:-*** Это вам от меня.

31 марта 2015. Девочка, которую я обняла.

Эля чудесная. То замороженная, то полностью расслабившаяся и теплая в моих руках. То косящая глазками "в никуда", то смотрящая чистым взглядом прямо в глаза. Легкая, как пушинка, и с потрясающе ловкими ручками для своих ограничений. Смышленая и усердная. И, главное, по восприятию совсем наша!

5 апреля 2015. Мы вернулись.

Вот мы и дома. А Эля – там. Частица моего сердца осталась в Уссурийске. Не думала, что так грустно будет уезжать. Из-за длинной дороги в три самолета и смене часовых поясов приехала домой еле живая. Проспала 16 часов кряду. Проснулась, организовала с детьми отмечание Пасхи. Подробнее опишу позже, как восстановятся силы, предположительно не раньше вторника. Согласие на удочерение мы подписали. Будем собирать документы для суда.

10 апреля 2015. Приморский край.

Восемь с половиной часов.

Наконец-то дошли руки описать саму поездку. Начну с начала, 28-го марта. Мы выдали последние ЦУ детям и бабушке с дедушкой. На выходе Даник заявил, что полетит с нами.

"Маленький, ты подожди маму и папу, а мы тебе машинку привезем, ладно?" – пришлось схалтурить, так как времени не было.

"А, ладно!" – радостно засиял младшенький, а я, поцеловав бессовестно подкупленного мной малыша, выбежала на залитую желтым светом фонарей улицу. Старшие помахали нам в окошко. И с легкими чемоданчиками в формате ручной клади наперерез, по травке мы поспешили к электричке. Успели. В Москву прибыли поздно ночью, выпили горячего шоколада в "Шоколаднице". Утром заскочили в гости к подруге Марине, где были тепло встречены ее семьей и горячим чаем.

После побежали на второй самолет, где уселись в чудом бесплатно доставшиеся нам кресла Space+ с увеличенным пространством для ног. Впервые летела так долго. Но в просторном самолете, с персональным телевизором, да налегке и с полными карманами радужных надежд пролетели 8,5 часов незаметно. Настроение всю дорогу было замечательное. Впрочем, прыгающих по мне детей все-таки не хватало: такое чувство, что летишь какой-то неполный. Исполнилось давнее желание – почитала объемный журнал "Аэрофлота". Раньше мне всегда было любопытно, кто все эти скучающие в самолетах люди, небрежными жестами листающие глянцевые странички? Как оно в плане ощущений? Вот, закрыла гештальт.

Периодически заставляла себя немного поспать, понимая, что, когда прилетим на другую половину земного шара, там будет уже утро, и потому наша ночь отменяется. Помимо всего, заполняла бумаги, набрасывала шаги и планы. Наблюдала на мониторе динамику траектории полета между точками взлета и посадки и караулила момент рассвета. Это было так красиво: легкие розовые тона из окошек по левую сторону самолета и нежно-голубые – по правую.

В 7:15 местного времени мы приземлились. Ну, здравствуй, Приморский край!

30 марта. Приморский край, день первый.

До гостиницы добрались на праворульной машине, которых в городе большинство. Отзыв "нормальная советская недорогая гостиница" соответствовал. Номер оказался простым, чистым, светлым и с видом на море. Привели себя в порядок, вышли навстречу заехавшей за нами адвокату Юлии. Лайф она оказалась еще активнее и душевнее, носилась с нами, как с родными. Даже подругу свою к этому привлекла. Они подарили нам кедровые орешки из тайги, возили нас по собственной инициативе во все инстанции, переживали за нас.

Отправились в Департамент. Там все прошло гладко, нас встретили дружелюбно и вручили такое долгожданное и выстраданное Направление на знакомство. Девять месяцев я ждала этот листок бумаги. Потом в оставшееся время пообедали, купили местные симки, памперсы малышам и поехали в дом ребенка. В дороге, которая из-за пробки заняла часа два, мы узнали много интересного про Приморье. Волшебное место! Дай Бог, породнимся с этим краем, и станет он малой Родиной Эли. Тайга, уссурийские тигры, медведи, море, заливы и потрясающие мосты. Разная погода внутри одного города: Владивосток расположен на нескольких сопках, и у каждой свои представления о том, какой она нынче должна быть. А также коррупция и еще раз коррупция, которая поглотила множество государственных проектов, стартовавших к европейскому Саммиту в 2012 году. Океанариум до сих пор не достроен, трасса, при строительстве которой "разворовали больше, чем положено" (с), посыпалась почти сразу. А еще переплетение культур и традиций – соседство Китая, Кореи и Японии обогатило Дальний Восток. Многие местные владеют китайским языком: "Для вас это экзотика, а тут многие только в Китай и ездят, в то время как за Уралом ни разу в жизни не были".

В дом ребенка мы прибыли около 3 часов дня. Дети к этому времени как раз должны были проснуться после дневного сна. По пути начало крутить живот, это в моем случае – признак сильного волнения. У меня живот и душа каким-то образом тесно взаимосвязаны. Да и отмененная ночь начала сказываться.

Мы были приглашены в комнату, где нас уже ждала Эля. В смешанных чувствах я переступила через порог. Там увидела маленькую, тоненькую, почти прозрачную девочку с отсутствующим взглядом. Совершенно замороженную, стоящую рядом с сидящей на лавочке воспитательницей. Нарядное салатовое платьице с большущим белым накрахмаленным воротничком так контрастировали с этим бледным, одиноким существом. Отличие от всех фотографий, которые я видела до сих пор, было настолько разительным, что меня накрыл когнитивный диссонанс. Я подошла к этому эльфику, присела на корточки и, стараясь не выдавать волнения, сказала негромким голосом:

"Привет".

Эльфик никак не отреагировал. Я знала, что она не из тех детей, что бросаются к каждому взрослому с криком "Мама, забери меня отсюда!", поэтому примерно такую реакцию и ожидала. Меня не отсутствие ее радости огорчило (чему радоваться-то: привели тебя и чужой тете показывают, а там еще и чернобровый дядя позади маячит), а то одиночество и отстранённость от мира, которые выказывал весь ее вид. Где та девочка с фото, с открытой улыбкой и сияющими глазками? Я никак не могла сопоставить образы обеих воедино. Не понимала, что с ней сделалось. Ощущение, что она превратилась в маленькую, осунувшуюся снежинку. Я взяла ее за ручку, сказала:

"Меня зовут Юля, а это – Алик. Мы пришли к тебе в гости". Эля посмотрела на меня так же безучастно.

"А мы тебе подарок принесли, подожди", – поспешила я в другую комнату за умеющей ходить пони. Как оказалось, это был отличный выбор. Я нажала на спинку пони, и та пошла к маленькой девочке своим неспешным шагом. Эля улыбнулась и посмотрела на меня уже чуть теплее. Первый шаг был сделан.

Мы немного поиграли с лошадкой: гладили ее, кормили, поили, отправляли с поручениями в разные стороны. Воспитательница фоном рассказывала о том, какая она умница и как много всего умеет. Подавала нам книжки, пазлы, сортеры, и Эля с поразительной точностью справлялась с маленькими деталями, со страничками, с пирамидкой. Фокусница! Не ожидала у нее такой развитой мелкой моторики. Я осторожно позвала ее на коленки: "Сядешь ко мне?" Эля уже немного освоилась к тому моменту, да и воспитательница была рядом, и потому она покивала головой. Алик все это время находился поодаль, давая возможность поначалу привыкнуть к его наличию. Когда Эля со мной немного расслабилась, я стала ненавязчиво привлекать и его. "Давай дадим Алику подержать конструктор, и он нам будет подавать детали". Эля соглашалась и складывала маленькие частички в его большие ладони.

Воспитательница попалась чуткой: она была рядом, но не навязывалась. Не привлекая к себе внимание, оставалась именно посредником, чтобы Эля не почувствовала себя брошенной в холодную воду. Видя, что контакт между нами налаживается, воспитательница удалилась в группу. Через игру мы все больше знакомились друг с другом, я начала привыкать к новой Эле, живой и настоящей. К ее нежному, тихому голосу, большим глазкам и застенчивой улыбке, к новым и непривычным выражениям лица.

На полке нашлись куклы. От Эли мы узнали, что их зовут Наташа и Вова. Мы с ними подружились: одевали, кормили, укладывали спать. И мне все было не нарадоваться точности ее движений: как ловко она расстилала простынку на кукольную кроватку, сосредоточенно расправляя каждый уголок. Я проникалась уважением к этой крохе, которая старается делать все сама и отказывается от роли беспомощного создания.

Потом мы начали прятать Наташу, и Вова ее искал, или наоборот. Когда прятавшийся отыскивался, Эля смеялась, а порой и хохотала. Слышать это было так радостно! Мы смотрелись в большое зеркало и показывали пальчиком, называя наши имена.

"Люля", – стесняясь, отвечала Эля на вопрос, кто это там в зеркале. В какой-то момент я, сидя рядом с Элей на ковре, взяла ее за ручки, и мы встретились взглядом. В несколько секунд на меня из этих глаз вылилось столько чистоты, столько готовности и желания любить… Я поняла, что Эля моя…

Нам еще отогревать ее и отогревать. Но в ней огромный потенциал развития: старательность, упорство, настойчивость, тяга и интерес к занятиям, хорошая память и концентрация. Ни за что не скажешь, что рабочих пальчиков у этого ребенка в сумме шесть на две руки. Она захватывает предметы между мизинцем и безымянным пальчиком либо всей ладошкой в кулачок. Использует обе ручки, хотя левая и значительно короче. Берет и бросает мячик, рисует (!), сама ест ложкой, пускает мыльные пузыри, листает книжки. Легче перечислить то, чего она НЕ умеет. Мне очень повезет с дочкой, дай-то Бог.

А под конец встречи Элечка совсем расслабленная полулежала у меня на коленях. Она практически растворилась во мне, и сияющие глазки дарили мне столько доверия! "Балдеет", – с умилением проговорила зашедшая посмотреть на нас сотрудница. Это было так трогательно, что словами не передать. Меня накрыли одновременно и нежность, и болезненно щемящее чувство, что теперь я точно в ответе за этого ребенка, который так мне открылся. Я не имею права подвести. Даже страшно становилось от размера этой ответственности. Возможно, я подошла намного ближе, чем пока стоило бы.

Постепенно нас начала одолевать сильная усталость. Алик пару раз засыпал на стуле. Да и я от двух пропущенных ночей и от всех пережитых чувств начала терять способность соображать.

"Нам надо идти, но завтра мы придем снова", – объяснила я Элечке.

"Пойдешь теперь играть к детям?" Эля покивала головой. А после очень резко, как по волшебству, снова "заморозилась"… Я держала ее за руки и строила вслух планы на завтра, но передо мной стоял ни на что не реагирующий, на все согласный ребенок. Я отвела ее в группу, куда она пошла совершенно машинально. Как по команде, помахала мне ручкой и спокойно вернулась к детям. Это защитная броня, которую умеют надевать дети, потому что не хотят, чтобы им сделали больно. Смотреть на эту броню было невыносимо…

В это время как раз подъехала Юлия Лифар, которая ездила с сотрудницей органов опеки к кровным родителям Эли. Для иностранного усыновления нужны повторные отказы от всех прямых родственников. Рассказали, как съездили – все очень грустно: бередили им раны, устраивали "допросы". Как-то это неправильно и жестоко. Писать о них и обсуждать, наверно, не имею морального права, расскажу когда-нибудь Эле, если спросит. Смутно помню, как мы добрались в гостиницу. Спать хотелось жутко, и окружающий мир был как сквозь пелену – гулкий и ненастоящий. В гостинице я зарылась под одеяло, попыталась анализировать день и собственные ощущения, но сил думать уже не было, и я провалилась в сон.

31 марта. Приморский край, день второй.

Проснулась еще до рассвета. Сдвиг часового пояса совсем все перепутал, но, кажется, выспалась. В гостинице замечательные окна с широким подоконником, где можно было неплохо устроиться, чтобы любоваться морем. Просидела там с тетрадкой часа полтора: было так хорошо! Можно без спешки вспомнить вчерашние сутки, осмыслить события, записать новые планы. Но вот взошло Солнце, и начался новый день.

В Уссурийск нас повезла одна приемная мама с форума литтлван, Наташа. Интересный и мыслящий человек. Она рассказала еще много познавательного о Приморском крае, да и ее опыт усыновления и адаптации было полезно послушать. Заранее скажу, что на следующий день вечером мы с ней встречались снова, чтобы забрать фотографии текущего дня, и в этот раз познакомились со всей ее семьей. Я впервые увидела приемных детей вживую. Вот так по-дилетантски признаюсь. Самые обычные домашние двойняшки-трехлетки, такие мамины и папины. А почему я так ими восторгаюсь? Потому, что на тот момент я уже знала из рассказа Наташи, в каком жутком состоянии они забирали их год назад и какой тяжелой была адаптация. Любовь и семья творят чудеса.

Когда мы приехали в дом ребенка, малышей выводили гулять на улицу. Одеты они были хорошо: видимо, сказывается спонсорская поддержка. Мы подошли к Эле: "Ты помнишь нас, мы вчера играли с тобой, я Юля, а это Алик". Эльфик смотрел сквозь нас. Нам разрешили погулять отдельно от всех, и мы втроем двинулись в сторону детской площадки, расположенной на территории д/р. Эля ходила с нами и послушно следовала всем предложениям поиграть, как кукла, автоматически выполняющая все, что ей скажут, будто ей было все равно. Меня это огорчало, но я понимала состояние Эли – страшно, тревожно, незнакомо. Я не торопила ее, хотя так хотелось крепко-крепко обнять, растормошить и крикнуть ей: "Проснись, ребенок! Ты где? Иди ко мне!"

К концу прогулки на горке она немного оттаяла. Я привезла с собой прозрачный розовый мячик с Микки-Маусом, который светится и мигает, если бросить его с размаху о пол. Мяч заинтересовал Элю, и она регулярно заглядывала внутрь мячика, прижимаясь к нему всей мордашкой:

"Не горит".

"Эля, а что надо сделать, чтобы мячик загорелся?"

"Сильно бросить!"

Потом я вынула из своих закромов мыльные пузыри. Настроение у Эли при этом еще несколько поднялось.

"Кто теперь будет запускать пузыри?"

"Эля!" "Люля!" "Эля!" "Аик!" – очередность соблюдалась почти справедливо. В группе я помогла Эле раздеться, и они пошли на обед. В целом встреча прошла хорошо, а учитывая, что это первая наша прогулка на улице, то, наверное, даже и отлично. Но особого контакта, как в первый день, не сложилось. Ну да ничего, время есть, говорила я себе.

Пока у детей был дневной сон, мы забежали в местную опеку. Договорились, что в одну из ближайших встреч с Элей сотрудница опеки пойдет в дом ребенка с нами, чтобы зафиксировать, что "контакт с ребенком установлен".

После мы вернулись в дом ребенка. Снова синие бахилы, густой запах борща и приветливые лица сотрудников – мы уже чувствовали здесь себя почти своими. Нас сопроводили в музыкальный зал и через некоторое время привели Элю. Она нас узнала и сильно смущалась. Если утром она была похожа на заколдованную Марью-Искусницу ("что воля, что неволя – все равно"), то теперь она ВИДЕЛА нас. Но разговаривала только шепотом, и застенчиво улыбаясь. Мы поиграли с заводной пони, потом принесли из группы книжки, игрушки. Укладывали спать Наташу и Вову под мелодию из музыкальной книжки "Утррро начинааается, начинается". Эля много раз подряд нажимала кнопочку на книжке, и Наташа с Вовой мирно засыпали на кукольной кроватке, не замечая каких-либо несоответствий. Потом мы обнаружили в комнате мини-тоннельчик, и тут наша девочка развеселилась на славу. Она пряталась внутри, а я ползала вокруг него и появлялась то с одной, то с другой стороны.

Я впервые взяла Элю на ручки стоя. Слышала, что дети из учреждений, не привыкшие к такому ракурсу, могут пугаться, поэтому действовала потихоньку. Сначала ребенок немного ушел в прострацию. Сопровождающая нас волонтер Наташа, которая фотографировала нас в это время, сказала, что называет такое выражение лица, достаточно типичное для детей д/д, "Сиротка Хася".

При случае я внимательно рассмотрела Элины ручки и ножки. Все не так уж плохо, а местами даже хорошо! Ножки вообще замечательные – самые обычные ножки. С ручками работы, конечно, будет много. Пальчиков на левой ручке три, на правой четыре, два из них наполовину срослись. Доставим еще по большому пальчику, и будет у нас почти комплект! Во время "медосмотра" Эля выглядела довольной и с готовностью подавала мне свои руки и ноги. Может, это привычка к разного рода обследованиям. За все это время мы дважды ходили на горшок, Эля просилась сама. Доверяла мне помогать ей при всех процедурах, и я делала это, как со своим ребенком, то есть хочу сказать, что отторжения или неприятия не было. Я слышала, что такое бывает, и первое время приемным родителям порой на физическом уровне сложно принять ребенка. Запах, кожа, туалетные дела – все "чужеродное". У меня с Элей тут барьеров не оказалось.

День подошел к концу, мы проводили Элечку в группу, она помахала нам и пошла к детям. Когда она замечала, что мы собираемся уходить, то сразу замораживалась и затихала. Возвращалась в группу всегда спокойно: там для нее родная гавань, привычная, понятная и надежная.

А мы поехали во Владивосток, где Наташа нам открыла чудеса китайской кухни под названием "дамплинги". Это потрясающе вкусная штука типа пельменей на пару с разными начинками, приготовленными в деревянных корзинках. Получилось прекрасное окончание насыщенного и хорошего дня. С Наташей мы совсем подружились. Она классная.

19 апреля 2015. День рождения Эли!

Сегодня нашей девочке 4 годика! С днем рождения, маленький Эльфик, и пусть это будет твой последний день рождения "не дома". Даст Бог, будет у тебя самое лучшее в мире 5-летие и тортик, который никогда не пекли в твою честь. В доме ребенка празднуют только общий месячный день именинника. Легкая грусть чувствовалась весь день. Надеюсь, что хотя бы не забыли надеть ей то праздничное платье, которое я оставила в подарок.

21 апреля 2015. Платье.

Не забыли! И пони-малыша в пару к уже имеющейся у Эли пони-маме тоже не забыли. Я не стала дарить его сразу и попросила вручить в день рождения. Как светится ее личико на фотографии! Вот увидите, с Божьей волей мы подправим еще и ручки, и глазки, откормим, зацелуем, и расцветет эльфик в такую красавицу, умницу и доброго человечка, что еще бегать за нами будут и спрашивать, где таких раздают.

В немецкие органы опеки (Jugendamt) пришло указание свыше, звучавшее примерно так: "Вы заметили, что у вас тут сложного ребенка усыновляют? У вас там что, приемные родители с приветом? Срочно разберитесь и доложите." Но наш соцработник сказала, что после многих месяцев работы с нашей семьей она в нас не сомневается и что вызывает на разговор только для того, чтобы отчитаться перед начальством, что, мол, беседу провела и мозги всем вправила. Она нам нравится, и, кажется, это чувство взаимно. Мы еще раз обоснованно, развернуто и по делу обрисовали перспективы лечения, реабилитации и адаптации Эли. Дали понять, что осознаем объем психологических, физических и временных ресурсов, которые от нас потребуются. И что готовы работать с тем, что есть.

8 мая 2015. Приморский край. Продолжение.

1 апреля. Приморский край, день третий.

Четвертая и пятая встречи прошли расслабленно, почти по-семейному. Погода выдалась необычайно солнечная, и мы практически весь день гуляли на улице втроем. В это утро к Эле мы приехали на такси, без сопровождающих, и нас никто не отвлекал во всех смыслах этого слова. Мы могли полностью посвятить время ребенку. Это было на пользу самоощущению нас троих как семьи.

В дороге с таксистом состоялся показательный разговор. Мы назвали адрес назначения, поначалу молодой парень ехал молча. Через некоторое время спросил:

"Что, пополнение в семье ожидается?" Муж ответил: "Что-то вроде того". И тут прозвучало прекрасное: "Ну, хорошо, лучше свои, россияне, заберут, чем американцы замучают". Я поперхнулась. Спрашиваю шепотом Алика: "Мне промолчать?" Он сказал, что да, не стоит. Меня так и подмывало "втолковать", что, несмотря на всю свою индивидуальность, люди в целом по миру так похожи друг на друга. И что для любого ребенка главное – любящая семья. А насколько семья хорошая, от географии не особо зависит. Но вслух я только заметила, что информация по телевизору бывает и однобокой, что в Европу и Америку усыновляют часто детей с инвалидностью. Жестокое обращение в отношении детей абсолютно недопустимо, но, к сожалению, встречается во всех странах, и в семьях российских усыновителей таких случаев ничуть не меньше.

Таксист, который, видимо, такого развития диалога не ожидал, сбавил тон и мирно согласился, что все может быть. Только удалось мягко закрыть этот вопрос, как он зашел с другой стороны: "А еще в Европе детей из семей постоянно забирают: например, ребенок не помыл посуду, родители его поругали, и сразу за это забирают ребенка. А если упал и шишку набил, то это вообще без шансов – сразу заберут". На наши возражения, что это, мягко говоря, преувеличение, таксист горячо возразил, что это абсолютная правда, что он передачу про это видел. Грустно, что такие воинственные настроения всячески подогреваются различными СМИ. Чего стоят только новости по радио, которые мы недавно слышали в другом такси: список новостей в стиле "В России все хорошо" периодически перемежался новостями в духе "В Европе убийца-гомосексуалист обвенчался прямо в тюрьме с другим гомосексуалистом". Занавес.

В начале встречи Эля была снова замкнута, апатична. Мы уже привыкли к такому старту. Постепенно она все быстрее оттаивала, и было видно, что ей с нами нравится. Алик ее и прозвал "эльфиком таёжным". Наверное, за отрешенность от мирской суеты, за некую несуразность и нескладность и за какое-то неземное молчаливое обаяние. Я переживала немного насчет того, примет ли он Элю. Женщинам это легче дается: материнские инстинкты помогают. А у мужчины с "чужим ребенком" часто непросто складываются отношения. Одно дело, он "теоретически" решился на усыновление, и совсем другое – общаться с человечком вживую. И меня радует его расположение к Эле. Он с ней столько играл и возился, сколько и дома не всегда с детьми возится. А дать ей собственное прозвище – для меня это о многом говорит.

В Уссурийске пруд пруди голубей. Я обрадовалась, когда в сусеках сумки отыскалась булочка с самолета. Мы стали крошить ее птицам – Эле понравилось, да и мне тоже. Было солнечно, тихо, расслабленно: вобщем замечательно. Алик нас сфотографировал, а потом мы заметили, что в кадр попала вывеска, на которой написано "Дочки-матери", что в целом соответствовало атмосфере. С виду бездомные кошки и коты выползали на солнышко греть свои животы. Мы их рассматривали и называли цвета. Как только на горизонте появлялось очередное облезлое и грациозно несущее себя создание, Эля радостно кричала, показывая пальчиком: "Аик, вон еще одна кошка!".

Некоторое напряжение и стеснение в Эле все равно чувствовались: она говорила мало и держалась скованно. Тем не менее, начали появляться некоторые приятные глазу мелочи. Например, если она отбегала вперед, то через метров десять останавливалась и оборачивалась, чтобы убедиться, что мы все еще здесь и никуда не исчезли. Когда она видела, что мы на месте, беспокойство в ее глазках сменялось удовлетворением и на личике было написано: "Я так и знала, что вы здесь". Или, когда Алик отходил купить воды в магазине или задерживался, чтобы сфотографировать кошку, Эля не хотела идти дальше. И только когда вся команда была в сборе, соглашалась продолжать путь.

Пару раз у нас на горизонте появлялась Элина группа. Когда Эля их видела, она сначала замирала, а после ее тихий голосок обретал неожиданную силу, и она звонко и радостно кричала: "Дети!" Родное и знакомое вселяло ей чувство уверенности. Даже хорошо, что мы их периодически встречали: это было маленьким якорем к знакомой гавани, некоторой подпиткой, после которой Эле становилось спокойнее. Время близилось к полудню. Мы отвели Элю в группу и сказали, что после ее дневного сна придем снова.

Во время обеденного перерыва Алик нашел забегаловку, где можно было поработать на ноутбуке, а я отправилась на экскурсию по магазинам. У меня появилась задумка купить Эле на предстоящий день рождения платье принцессы. Приятно было рассматривать пышную розовую красоту, и слушать вопросы в духе: "Вы для дочки? Какой у нее размер?". В одном универмаге я нашла нечто приблизительно соответствующее моим представлениям, но не совсем. Спросила продавщицу, где еще можно найти детские праздничные наряды, на что в ответ услышала: "Ну, это вам в Москву надо". Я улыбнулась и сказала: "Далековато будет…" И хорошо, что "подумала" вслух, а то бы и не узнала, что она имела в виду торговый центр через пару кварталов. В "Москве" я и нашла то самое чудо-платьице, которое потом надели Эле на день рождения. Прежде чем его купить, я позвонила в дом ребенка и уточнила, насколько это будет уместно. Мало ли, вдруг других детей это будет расстраивать, да и Эльфику за это может от них перепасть. Меня заверили, что все нормально, что девочек они на праздники всегда наряжают и для них это привычно и понятно. Так тому и быть.

После обеда все детки одевались на прогулку и, увидев нас, радостно загалдели: "Элина мама пришла!" Я смутилась, хотя было приятно это слышать. Мы изначально для себя решили, что пока для Эли будем Юля и Алик, что непривычно для нас, ведь дома мы чаще всего обращаемся друг к другу "мамочка" и "папочка". Но с Элей это было бы эгоистично с нашей стороны. Пока нет решения суда (а будет оно еще нескоро), мы не имеем морального права обнадеживать ребенка. Мама и Папа – дорогие слова. Хотя, конечно же, это мы лишь себя так тешили, дети сами за нас уже все решили… И от названий размер ответственности не очень-то менялся.

Когда ребятня одевалась, одна девочка, Ксюша, начала плакать и закрывать лицо руками, отворачиваясь от Алика. И она так и рыдала, пока мы не поняли в чем дело, и он тактично не вышел из комнаты. Нас предупреждали, что многие дети в доме ребенка боятся мужчин. У них он один на всех – водитель Андрюша. К нему они привыкли, а чужих в их заведении почти не бывает.

На улице нам втроем было снова хорошо. После мы еще поиграли в актовом зале. Хитом стали прятки.

– Кто будет прятаться?

– Люля!

– А кто будет искать?

– Эля! – отвечала она звонко и радостно. Между делом я тайком от Эли передала сотрудникам д/р подарки, попросила не забыть вставить батарейки в игрушечного пони-малыша и вручить ей все 19 апреля. В ответ мне подарили фотографию маленькой Эли.

К вечеру мы поехали в гостиницу. Торопиться было некуда, и в целях экономии поехали на автобусе. Во Владивостоке встретились с Наташей, чтобы забрать у нее флешку с фотографиями. Тут-то мы и познакомились с ее двойняшками, окоторых я писала ранее. На завтра с утра был запланирован поход к нотариусу для того, чтобы подписать Согласие На Удочерение. Все было и так ясно, но мне захотелось облечь это в слова, поэтому перед сном я спросила Алика: "Ну что, завтра подписываем согласие на Элю?" Он с некоторым удивлением ответил: "Ну да", мол, какие тут вопросы. Потом я еще некоторое время переписывалась с Дамирой и родителями и чуть позже мы заснули.

2 апреля. Приморский край, день четвертый.

Завтраки в гостинице мне нравились – уютно и вкусно. Приятная тихая музыка. На деревянных столиках стояли цветочки в вазочках. Обычно терпеть не могу искусственные цветы (от них веет притворством), но в этих было что-то, напоминающее Элю, – бледные, хрупкие, полупрозрачные и не совсем настоящие. Правда, есть важное отличие: Эля обязательно распустится, ей только нужно время.

Мы решили по-быстренькому сбегать на почту. До этого я слышала от российских подруг, что отправление одной бандерольки может занять не один час, но считала это скорее исключением: мало ли чего бывает. Но нам тоже "повезло", и мы изрядно попереживали, что можем опоздать к нотариусу. Посылку пересылали по просьбе моего папы нашему пожилому родственнику, живущему в России. С небольшим опозданием, но успели, и всё прошло замечательно. Мы подписали Согласие на удочерение девочки по имени Эля, и где-то в глубине сердца от этого становилось тепло.

Затем распечатали в магазине несколько фотографий наших встреч с Элей, чтобы после нашего отъезда ей их время от времени показывали, дабы она не забывала нас. По дороге в Уссурийск пообедали в забавном ресторанчике морской тематики с адвокатом Юлией и ее подругой Сашей, которая, несмотря на боли в шее, вновь вызвалась нас свозить. Потом зашли за сотрудницей органов опеки и вместе отправились в д/р документально фиксировать "установление контакта с ребенком".

"Команда" Элю, конечно же, смутила. Крутя в ручках две конфетки, эльфик нас "не узнавал" и нами не интересовался.

"Элечка, ну давай же, покажи, что контакт установлен, пожалуйста, маленькая!" – мысленно говорила я ей.

"Ты мамочке и папочке конфетки принесла?" – дружелюбно спросила Элю сотрудница опеки. Мы, переглянувшись, пояснили, что с целью пощадить чувства ребенка до тех пор, пока судом не будет принято окончательное решение, называем себя по именам.

"Понятно", – с удивлением ответила она. И я почти пожалела об этом, как бы оно не сыграло против нас. В волнении я не заметила, что Эля тщетно пытается развернуть фантик. Сотрудница опеки указала мне на это, и я, чувствуя себя двоечницей, поспешно помогла ей.

Только доев конфетки "для мамочки и папочки", Эля обратила на нас внимание. Но ни на мои, ни на еще чьи-либо вопросы не отвечала, как если бы она нас не слышала или не понимала. Благо, мы имели уже в запасе общий багаж игр и ритуалов – только они нас и спасли. Начали мы с розового мячика, потом прятки. Постепенно Эля, хоть и шепотом, начала с нами разговаривать, улыбалась, местами смеялась. И на каждом моменте я краем глаза старалась уловить, слышала ли сотрудница опеки. Записала ли? "Экзамен" закончился, и она, удовлетворенная увиденным, удалилась. После мы остались втроем, и все заметно расслабились. Кормили кашей игрушки, Алика, Юлю, строили башню. Жаль, что не такое "установление контакта" было зафиксировано. Но Алик заверил меня, что этот человек на стороне ребенка, а значит, и на нашей стороне и напишет все как надо.

Настала пора уходить. Я попросила у мужа еще минут десять, понимая, что время за хвост не поймать и уйти все же придется. Мне захотелось остаться с Элей наедине. Стало казаться, что так и не успела побыть с ней по-настоящему, по-домашнему и я совсем не готова уходить от нее сейчас. Чтобы подойти к ней хоть немного ближе, предложила поиграть в "ехали на бочке". Я легла на ковер, посадила Элю к себе на живот и взяла ее за ручки. "Ехали на бочке, ехали по кочкам, в ямку бух!" На слове "бух" я садилась и медленно роняла Элю на пол, держа ее за руки. С каждым разом ей нравилось все больше, и на каждом "бух" мы встречались взглядами и пару секунд смотрели друг на друга неотрывно. Это трогало до глубины души.

Возвращаться в группу Эля отказалась. Нет, и все тут, никуда она не пойдет. Мы договорились, что последний раз сыграем в "Кочки", и потом Эля вернется к детям. С тяжелым сердцем начала объяснять ей (никчемное слово, придуманное взрослыми, чтобы скрыть за ним свои отговорки. Умный взрослый "объясняет", а ребенок, как настоящий умница, должен "всё понять". Было так тошно от этого ощущения), что сейчас Эля пойдет играть к ребятам, а Юля и Алик улетят на самолете делать документы. И потом Юля и Алик обязательно прилетят к Элечке опять. После чего Эля покивала и послушно пошла в группу. Я обняла ее на прощанье, уже не в силах сдержать слёз. И когда закрылась за ней дверь группы, отошла к окну – ревела и не могла остановиться, чувствуя себя предателем. Что ей наши самолеты и документы? Она чувства времени пока не имеет и, наверно, будет ждать нас завтра, и послезавтра, и так изо дня в день, а потом перестанет. Забудет нас. Останется только еще более глубоко укрепившееся чувство разочарования во взрослых.

Мы поехали во Владивосток. Алик утешал меня, уверяя, что ей будут показывать наши фотографии и она нас не забудет. Говорил, что скоро мы снова приедем. И я прикидывала, сколько времени займет сбор документов, потом ожидание даты суда, а возможно, и дополнительные запросы, и понимала – нескоро. Такое тяжелое расставание показало мне, насколько я настроилась на этого ребенка. Ложка мёда в бочке дегтя. Я остро почувствовала эту привязанность. Мне нужна именно эта Эля, настоящая и разная, а не та радостно улыбающаяся на фотографиях девочка. Именно эта Эля – моя!

Поздним вечером мы встретились с Надей, дочкой Таи. Планировали погулять, но из-за дождя пришлось сидеть в номере гостиницы. Алик раздобыл где-то чай с выпечкой, и мы провели теплый вечер. Надя удивительная. Но чувствовалось маленькое "нечто", которое все еще стоит между нами, что-то близкое к слову ревность. Было ощущение, что она настороженно "следит" за нами, готовая в любой момент броситься "спасать" Элю. Надя славная, и к нам она дружелюбно относится. И мы ей как будто нравимся. И она желает нам, чтобы все у нас получилось. Но пока как-то вот так.

Уезжать мне было тревожно во всех отношениях, но деться от этого было некуда.

3-е апреля. Приморский край, день пятый и возвращение.

Снег. Это было неожиданно после таких солнечных дней. В пятницу в 12 нам надо было уже быть в аэропорту. Наутро у нас был запланирован поход в Департамент образования, чтобы исправить в одном из документов неверное написание моей фамилии и гражданства Алика. Шлепать с багажом по снегу с грязью да на сильном ветру было тем еще развлечением. Пока добрались до учреждения, основательно промочили ноги. Там мы быстро всё уладили, вручили благодарственные конфеты и поехали в аэропорт. Такси еле ползло по заметенной дороге. Временами в лобовое стекло швыряло целыми охапками снега. Немного поволновалась: успеем ли. Добрались нормально, я переоделась в сухие вещи, и мы успели еще и закупить гостинцев: "Птичье Молоко" от "Приморского кондитера" – маме и копченую рыбу-нерку – папе.

Летели в этот раз особенно долго: сначала до Москвы, там пару часов ожидания, потом в Питер. Планировали погулять по ночному городу. Побывать в нем мечтала давно. Однажды даже делала визу и бронировала хостел, когда в 2013 году мы должны были съездить в Санкт-Петербург с нашими подшефными девочками из Архангельского д/д. Но тогда не сложилось. Теперь вот я сидела в Пулково, но сил поднять себя с кресла в зале ожидания уже не было. Я свернулась калачиком в поисках приемлемой позиции и поняла, что Питерским мостам придется подождать до следующего раза. Переночевав прямо в аэропорту, ранним утром мы вылетели в Мюнхен.

Дома нас ждали радостные дети и перевернутая вверх дном квартира. А также вырванные в наше отсутствие ураганом две ели перед нашим домом. Большие и величественные, они лежали с выдранными корнями поперек дороги. Так жалко их. Ветер был невиданной силы. С дороги мне хотелось зарыться в теплую, мягкую, удобную кровать и проспать три дня подряд, но пришлось заниматься бесконечной уборкой. Моя подруга как-то сказала о себе после поездки к детям и внукам: "Вернулась как раненая". Очень точно подходит к моему текущему состоянию. Все думаю об Эле.

6 Апреля – 8 Мая 2015. Документы, документы, документы…

Началась очередная гонка с документами для суда. Собрать их нужно было столько, что не знала, за что хвататься. Старалась вперед заниматься теми, которые требуют больше времени. Спасибо еще раз моей работе за гибкий график: я брала почти каждый день по половине свободного дня и бегала с папками и бумагами. Отработаю после.

Так как у Баден-Бадена нет опыта взаимоотношений с Приморским краем, а у каждого региона РФ свои погремушки, то немецкое агентство дает только общие рекомендации с постоянной оговоркой: уточняйте на месте у вашего адвоката. Юлия обращается с вопросами в Департамент образования, где ей отвечают, что это должно знать ваше агентство, и круг замыкается. Суд тоже справок не выдает, у них инстанция нейтральная и не консультирует стороны. Тыкались методом проб и ошибок, штурмуя всевозможные учреждения, добывая по крупицам информацию. Что-то получалось быстрее, другое с заморочками. Особая сложность была с психиатрами, запись к которым в стандарте за пару месяцев! Еле нашла одного, который смог принять нас быстрее. Выяснил, что мы не буйные, жизнь кончать самоубийством не собираемся, и написал отчет о нашей вменяемости. Справка о несудимости из Казахстана тоже потребовала массу времени и помощи родственников. Провела три недели в режиме "документы-документы-документы". Казалось, я никогда не закончу их собирать.

23 апреля наконец-то докомплектовали пакет для суда, подписали в присутствии нотариуса все заявления, получили апостили, и полетела посылка в Баден-Баден! Немецкое агентство дополнило ее необходимыми лицензиями и отправило на нотариальный перевод и очередную докомплектацию в московское бюро. Там они и застряли из-за бесконечных майских праздников. Позавчера Москва сообщила мне, что их нотариус в отпуске и поэтому они смогут отправить все во Владивосток только 18 мая! Обидно, мы так торопились, а документы теперь пылятся на какой-нибудь тумбочке у входной двери. Я просила их пойти в другой нотариат, почему надо ждать именно этого. Безрезультатно.

Устав переживать, немного отпустила ситуацию – пусть идет как идет, а мы тогда поедем в первую неделю июня на наше традиционное ежегодное море. Дети так устали от учебы, особенно Диас. Ему тяжело даются языки, а в гимназии на данный момент их уже три: немецкий, английский, на котором преподаются некоторые предметы, и латынь. Не считая русского, грамматике которого я обучаю детей дома сама. Надо дать детям отдохнуть по-настоящему. Да и сама я остро нуждаюсь в этой передышке. Мы уже почти отменили отпуск, думали, что в это время будет либо поездка в суд, либо интенсивная подготовка к ней. Теперь, видимо, уже без шансов, и все дороги ведут к морю.

12 мая 2015. Звезда телеэкрана.

На днях Элину группу снимало местное телевидение. В передаче Элин друг Тёма, чудо-мальчишка, поет песенку о маме. А в конце и сама Эля появляется на мгновение в розовой кофточке. Маленький "приветик" из Приморья. Всё в этом видео такое знакомое и почти родное: комнаты, игрушки, воспитатели, сотрудница опеки.

13 Мая – 13 июня 2015. Движемся потихоньку.

Весь этот месяц был "потрачен" на то, чтобы дождаться доставки документов во Владивосток из трех источников: наш пакет, бумаги из Департамента Москвы и кое-что по родственникам Эли. Подползали одни, потом ожидали других, после переделывали что-то из первых. Затем оказывалось, что тот, кто должен доделать вторые, еще в отпуске. Выясняли, что третьи по неизвестным причинам были отправлены на три недели позже, чем было обещано и т.п. Я висела на телефоне и на электронной почте, пытаясь всё это хоть как-то ускорить. Ведь некоторые документы, сделанные в середине апреля и имеющие срок годности три месяца, истекут к середине июля. Плюс политическая обстановка в плане отношения к иностранным усыновлениям тревожная. Да и Элька сидит там, а ей домой надо. И ее перевод в другое учреждение в силу возраста уже маячит на горизонте. И… до кучи! Элю в питерскую клинику пригласили, а я теперь уже сильно сомневаюсь, что стоит сейчас начинать лечение там. Ведь технологии и методы разные, и речь идет не о разовой операции, а о многоступенчатой и многолетней работе над ручками. Там у нее всё такое хрупкое, и не дай Бог сейчас предпринять какие-то шаги, которые потом отрежут лучшие пути!

В таких условиях "транжирить" месяц на почтовую доставку – роскошь непозволительная. Но пришлось. Сейчас уже всё на месте! И, дай Бог, на следующей неделе наш юрист подаст все документы в суд. Тогда будем уповать и молиться, чтобы дело попало к хорошему судье, который назначит близкую дату суда и проведет его в интересах ребенка, т.е. отдаст нам Элю.

Бонус месяца – поездка на море. Наобщалась с детьми и надышалась морским воздухом. Насмотрелась на чаек и наелась морепродуктов. Вернулась с новым платьем. Перед отпуском был очередной аврал на работе, и приходилось работать по 10-13 часов в сутки. Тем прекраснее был отдых.

Вторым бонусом стало то, что я подружилась с одной воспитательницей Эли, которая ее очень любит. Ее зовут Наташа, очень душевный и хороший человек. Мы постоянно на интернет-связи, шлем друг другу фотографии и видео. Она показала мне другую Элю – открытую, радостную, сияющую, любящую и любимую. Беда детей из системы детских учреждений в том, что из-за отсутствия тесного эмоционального контакта с близким взрослым и постоянной смены людей вокруг у них наступает так называемое реактивное расстройство привязанности. Впоследствии ребенку очень тяжело выстраивать отношения с людьми: он либо поверхностен в связях и готов уйти с любой понравившейся тетей с улицы, либо настолько тревожен в своей привязанности, что испытывает жуткий страх расставания с близкими. Это такой подарок, что в жизни Эли есть значимый для нее взрослый! Как говорят детские психологи, теперь она сможет "перенести привязанность" и на нового человека, на новую семью. Эля знает, что фото пошлют Юле, и с радостью позирует, а я отсылаю для нее себя и детей. На одном видео Элюшка играла с телефоном и в игрушечную трубку сказала: "Алё, мама, приезжай!" И это было адресовано именно мне. С новой силой я ощутила тяжесть ответственности – надо не подвести, несмотря ни на что!

23 июня 2015. Мы подались в суд.

Смешно, но именно так выражаются в опеке, и мне понравилось. Юлия Лифар отнесла сегодня в суд пакет документов, приближенный в размерах к первому тому "Войны и мира". На днях станет известно, к какому хорошему человеку попадет наша эпопея. Дорогое Мироздание, пусть нас определят к самому человечному и справедливому судье! Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире! (с)

Но до того, как назначат дату, я почти уверена: будут дополнительные запросы, это обычная практика. Я не против того, чтобы и ничего не запрашивали, но если ограничатся, скажем, пятью документами, буду считать, что нам повезло.

24 июня – 3 июля 2015. Дополнительные документы.

В полчетвертого ночи получила из Владивостока копию постановления суда. Я ожидала его и спала чутко, внимательно слушая сигналы телефона. Наше заявление пока "оставили без движения", затребовав 8 документов.

– 2 из них – пустяки, раз и готово.

– 1 – надеюсь, получится.

– 1 – придется на днях рвануть в Москву за медицинским обследованием (справки от немецких врачей суд не устроили). Решаемо.

– 1 – хотят на мужа заключение из Казахстана о праве быть усыновителем, т. к. у него гражданство казахстанское. Это нереально. Решили доказывать, что он уже много лет на бессрочном ПМЖ в Германии и что, со ссылкой на российское законодательство, в данном случае требуется только заключение страны места жительства.

– И еще 3 на набившую уже оскомину тему "однополые браки". Наши эффектные бумажки о том, что в Германии такие браки не разрешены, а разрешены только союзы, которые, в свою очередь, не могут усыновлять детей совместно, их не удовлетворили. Копаются в законодательстве, придираются жутко. Сейчас эта тема – моя основная головная боль.

Идеально было бы заручиться рекомендательным письмом и поддержкой российского омбудсмена по правам ребенка Астахова. Пару лет назад он помог в усыновлении родителям из Швейцарии с таким же букетом (ребенок-инвалид плюс "однополая история"). Написала им в надежде, что они посодействуют контакту с администрацией Астахова.

Отдельная сложность в том, что на сбор, перевод, апостилирование и почтовую доставку всего этого добра дали только 30 календарных дней! Всю ночь анализировала список запрошенных документов. Скучать не приходится.

ПС. К Астахову обращаться не будем, усыновительское агентство запретило. Считают, что шумиха помешает делу и решать все надо по-мирному. Мироздание, помоги!

4 – 17 июля 2015. Вдох, выдох…

Какие это были дни! Они вымотали меня и морально, и физически. В один из дней я зашла в рабочий кабинет и ощутила, что коленки у меня во время ходьбы подкашиваются. Внутренние силы на исходе: не ела, не спала, не работала, не занималась семьей, а только кружила в вихре гонки и страха. Вновь всё подвисает на волоске и рискует оборваться. Раньше я считала эти "не ест, не спит" нагнетанием или преувеличенным подчеркиванием собственных переживаний в песнях о любви. Обычно у меня реакция на переживания противоположная: нападал жор, и я поедала всё без остановки, да и спать могла, как сурок: срабатывала защитная реакция организма. А тут потеряла аппетит. К тому же и некогда было в таком режиме. Бывало, только к вечеру вспоминаешь, что надо бы поесть. Сон тоже улетучился, все время прокручиваешь варианты, варианты, варианты, чтобы не упустить ни единого шанса повлиять положительно на процесс сейчас, пока еще есть возможность. Плюс постоянное ожидание сообщений из трех стран, в одной из которых циферблат перевернут вверх ногами. Семья дрейфовала в режиме самоуправления. А я исчезала из дома в 6 утра и приползала обратно уже поздним вечером.

Вторая неделя была полегче. Я смогла взять себя за шкирку и заставить не смотреть с опаской в будущее, а фокусироваться только на том, что зависит от меня в данный момент. Держать цель в поле зрения, но находиться здесь, а не там. Бесконечно повторяя, как мантру, всего три слова, прочитанные мною как-то у Ольги Валяевой: "Искусство маленьких шагов". И надо двигаться дальше, даже зная, что на каждом пороге надо кого-то убеждать, уговаривать, порой и умолять сотрудничать с тобой в порядке исключения. Непрерывно ощущать при этом страх отказа или отката. Искать новые пути взамен тупиковых. Год по тонкому льду. Идти на ощупь с постоянной угрозой шагнуть мимо. И периодически проваливаться в холодную воду, чтобы снова выкарабкиваться на скользкую поверхность. Вылезла? Встань, отряхнись и давай шагай дальше!

Если вы прочитали этот мой вопль, то уже спасибо. Я должна была все это написать. Сходила в церковь – вроде полегчало. Вдох, выдох, идем дальше.

Если отбросить лирику, то суть последних дней следующая. Работала по списку запрошенного, из которого больше всего пугало, что по "однополым бракам" мы вляпались в болото по уши. Хоть таковые в Германии и запрещены, но легализованы однополые партнерства. И судье это очень не нравится. Она усмотрела тут гипотетический "риск" для Эли попасть в такое партнерство.

В страданиях и муках мне удалось добыть одну прекрасную бумагу, которая гласила, что Элю никогда и ни за что не передадут в однополую семью. Когда я в обнимку с этим поручительством была уже в 15 минутах на пути к получению апостиля, мне позвонили из Баден-Бадена и сказали, что нам такой документ не должны были выдавать, так как он не предусмотрен регламентом. И чтобы я ехала назад и забыла про него, будто его не существовало и вовсе. Потом данный текст мне переделывали несколько раз в согласовании с агентством в версиях, которые выглядели гораздо более хиленько. И когда я написала в одну организацию уже просто крик души, Мироздание смилостивилось надо мной, и я получила эту бумажку почти что в первоначальном виде.

Получение медицинских справок в Москве было по сравнению с этим почти пустяковым делом. Подумаешь, две с половиной тысячи километров. Тут чистые траты денег и времени, а рисков и нервов – по минимуму. И красивенькие справочки с печатями уже радуют глаз.

Документ из Казахстана добыть сложнее. Отфутболивали меня многократно. Отказывать никто не решается, но и помогать не спешит. А сказать: "А это не к нам, вы лучше вон туда обратитесь" – это за милую душу. Прокрутившись в таком замкнутом круге, я выбрала из всей цепочки того, у кого голос был самый человечный, позвонила еще раз, с отчаянием поведала о том, что меня все время посылают дальше. И, кажется, к концу июля у нас что-то получится!.. Искреннейшее Спасибо Всевышнему за всех замечательных людей на нашем пути! Черствых и равнодушных тьма, особенно среди чиновников. Но и хороших много! И они своим качеством восстанавливают баланс.

Сделала все зависящее от меня, и по максимуму вытащила возможное из ситуаций. Достала всех, кого только можно было. Терпеть не могу просить людей: для этого приходится выворачиваться самой. Но тут без вариантов. Итого, на данный момент я всё отправила. На плечах остался лишь один перевод с немецкого на русский, страниц в 50, но это я быстро. Главное, следить за процессом далее, неусыпно продолжая всех пинать и дергать, чтобы колесики крутились, не тормозили (к чему они настойчиво склоняются) и чтобы 5-го августа все было в суде. А потом снова молиться, дабы судья смилостивилась и позволила ребенку обрести семью.

23 июля 2015. Еще одна сложная справка добыта. Ура!

Сегодня у меня радость. Провела все утро в ведомстве иностранных дел, поскольку надо было получить очень непростой документ. Не хотели принимать без записи да и выдавать нетипичную для них справку тоже не желали. Только благодаря Божьей помощи, помощи моей любимой социальной работницы, помощи нашего агентства, ну и моей настойчивости практически вымолила заветную бумажечку. Когда отказывали одни сотрудники, я обращалась к другим, не принимали и эти – шла к начальству. В итоге поставила на уши практически все учреждение, и справочка у меня! Слава Мирозданию, что добрые люди не переводятся.

На крыльях полетела в свой офис, где в 11 должно было начаться совещание. В 11:03 влетела кубарем в кабинет, узнала, что совещание перенесли и убежала снова, теперь за апостилем. Получила его за 15 минут до закрытия, отправила всё экспресс-почтой в Баден-Баден и на сегодня оставалось только отработать в офисе восемь часов.

Благодаря процессу усыновления я уже ознакомилась практически со всеми ведомственными зданиями Мюнхена. Сегодня была в Правительстве Верхней Баварии. Величественно.

А вот Казахстан с документами подтормаживает. По поводу заключения, которое они мне обещали до конца недели, сегодня никого не смогла найти. Те, кто занимались им, либо на больничном, либо еще где. Опять не сыскать крайних. Завтра утром буду звонить по новой, поскольку время поджимает: срок экспресс-доставки в Россию – до 8-ми рабочих дней, а бумаги должны быть во Владивостоке не позднее 4 августа.

Остались 2 цепочки, которые должны успеть сработать:

1. (Россия) Мое письмо завтра дойдет до немецкого агентства, они отправят все в Москву, которая оформит заверенный перевод на русский язык и вышлет пакет во Владивосток.

2. (Казахстан) Доделает-таки свое заключение и вышлет напрямую в Россию.

И если все получится, то пятого числа понесет наш адвокат оные в суд. А пока моя задача – продолжать телефонный террор и не терять бдительности, дабы избежать возможных задержек.

24 – 30 июля 2015. Пакет документов практически на месте!

Оптом хорошие новости:

1) В понедельник, 27.07.2015 Казахстан сделал заключение для мужа! Заголовок не совсем тот, что нужен (отказались озаглавливать по-другому), зато содержание что надо. Документ был готов еще в пятницу. Наша любимая родственница Гульжан подключилась, сбилась с ног, но за минуту до закрытия органов опеки таки добыла его. Прислала мне фото, а там даты рождения напутаны. Она побежала исправлять, но поздно. Я сначала огорчилась, но вышло к лучшему: заодно вставили по моей просьбе еще два важных дополнения. До последнего отказывали в них, и я уже смирилась, а в понедельник после обеда получила сообщение от родственницы: "Юля, они всё добавили!". И она тут же отправила пакет курьерской почтой в Приморский край. Спасибо казахстанской опеке, спасибо Гульжан, и спасибо Мирозданию!

2) Владивосток уже получил данное письмо из Караганды! Я не ожидала, что оно долетит настолько быстро.

3) Московский переводчик и нотариус закончили обработку своей части документов, и полетела бандероль на восток! Обещали, что будет на месте в понедельник, 3 августа.

Пока всё идет отлично. Успели тютелька-в-тютельку, в выделенный судом срок.

В качестве ложечки дегтя: есть один крутой российский адвокат, Антон Жаров, команда которого заточена на детские темы. Его в среде усыновителей хорошо знают. Он и в том швейцарском усыновлении участвовал, когда ребенка-инвалида еле вырвали из лап "защитников прав ребенка", возжелавших "спасти" его от "риска попадания" в однополую семью. Написала ему запрос, не может ли он и за нас взяться. Ответ его меня порядком огорчил. Адвокат сообщил, что не считает себя вправе браться за заведомо проигрышное дело. Мол, как человек он ужасно возмущен тем, как сейчас обходятся с иностранными усыновителями, но как юрист не видит зацепки и не хочет давать мне ложную надежду. От досады у меня зародился еще и спортивный интерес. Захотелось и ему доказать, что дело очень даже выигрышное и мы его выиграем! Здоровая злость только на пользу. Будем считать, что он мне своим письмом в чем-то даже помог. Вдох, выдох, и идем дальше.

4 августа 2015. Подаемся в суд. Попытка номер два.

Барабанная дробь. Все документы на месте, и завтра утром Юлия понесет их в суд. Не все они идеальны. Но мы сотворили из ситуации гораздо больше максимума, а местами и вовсе с элементами чуда. Теперь, когда всё, зависящее от нас, сделано, можно расслабиться и просить Всевышнего помочь с оставшейся частью. Настроение штормит между безграничной усталостью и надеждой обнять Элю в ближайшее время. Между апатией, нежеланием думать о решении суда, страхом перед отказом и восторгом при мыслях об успехе, верой в поддержку Мироздания. В то, что оно поможет и вверит в наши руки дитя свое. Приморское "завтра" наступит уже в час западноевропейской ночи, а потому начинать просить его за нас можно уже сейчас.

Ну, с Богом!

5 – 15 августа 2015. Дополнительные документы приняты!

Cуд все дополнительные документы устроили. И это замечательно. Дело официально принято к производству. И даже назначено предварительное судебное заседание на 20 августа. Как мы поняли, предварительное заседание – чистая формальность, и наше присутствие не обязательно, что тоже хорошо, так как успеть на него было бы практически невозможно. Нас будет представлять наш адвокат, а также вызовут представителей органов опеки. По итогам этого заседания назначат дату основного суда. Волнуюсь.

Пишу и сама не верю, что от нас больше ничего не требуют. Все боюсь какого-то подвоха. Но это уже, наверное, мания. Вчера вернулась из Казахстана, куда ездила с семьей в отпуск к любимым родственникам. Там я не расставалась с телефоном в постоянных поисках WiFi. Временами накатывало чувство вины, что наши родные так мне рады, а я не могу быть с ними всей душой. Такой у меня сейчас период. В Караганде пробыла семь дней и полетела домой пока одна, чтобы рулить процессом дальше. Алик и дети остались еще на недельку.

Нарисовались наполеоновские планы по генеральной уборке квартиры, пересортировке всех шкафов, игр, по оформлению различных домашних документов. Так непривычно быть дома одной. Скучаю без детей, особенно без Даника, обычно копошащегося теплым комочком у меня под боком. Наслаждаюсь тишиной и возможностью заниматься делами, предоставленная сама себе. Сейчас врублю громкую музыку – непременный атрибут моих домашних революций – и начну…

20 августа 2015. Все плохо.

Сегодня прошло предварительное слушание. На нем суд объявил, что на 99% будет отказ. Причина – пресловутые "однополые браки". Назначили суд на 3-е сентября. Посоветовали не лететь вовсе, чтобы сэкономить и деньги, и нервы. Предупредили, что если суд состоится и будет отказ, то в России мы усыновить больше не сможем. "Придрались" еще по семи пунктам.

Сознание отказывалось принять информацию – это не про меня. Потом начало тошнить: этот режим у меня включается на почве сильного волнения. После зарылась под одеяло и попыталась заснуть – стало как-то абсолютно всё равно. Единственным желанием было спрятаться поглубже и… катись оно всё на все четыре стороны! Через некоторое время пришло осознание, что покатится не просто всё, но и мой ребенок. Так и разрывался мозг попеременно на отрицание, страх и апатию.

Когда поняла, что уснуть уже не удастся, позвонила мужу, который находится сегодня последний день в Караганде. И хорошо, что он еще там. В новом списке из семи пунктов три должны быть сделаны в Казахстане. Муж подтвердил без колебаний: "Конечно, летим. Отступать на таком этапе бессмысленно. Пойдем до конца".

По согласованию с ним я решила сразу же запустить и план "Б", который уже пару месяцев дымкой маячил на краешке сознания, с того момента, как в начале июня суд начал намекать на бесперспективность нашего пути. А именно – написала Наде такое сообщение: "Новости достаточно плохие. На предварительном слушании прокурор дал ясно понять, что на 99% будет отказ из-за однополых союзов, разрешенных в Германии. Суд назначен на 3 сентября. И что нам якобы даже нет особого смысла ехать. Мы решили, что в любом случае идем до конца. Сворачивать с пути сейчас уже нет никакого смысла. Мы едем на суд и будем пытаться с нашим адвокатом убедить судью. Сказать, что я в шоке, это ничего не сказать. Я даже плакать не могу – ступор. Если есть надежда на шанс 1%, мы его используем. Но я, в первую очередь, думаю об Эле. Надя, мне очень тяжело это писать, но я тебя просто умоляю: если можешь, начинай готовить медицинские документы, чтобы, если что, забрать Элю сразу. Иначе ее очень быстро переведут в другое учреждение".

И лишь когда отправила письмо, разрыдалась: как будто уже потеряла Элю. Потом мы еще долго говорили с Надей. У нее тоже всё неоднозначно и сложно, и сможет ли она забрать Элю – далеко не факт. Но если заберет, я пообещала любую поддержку, которую смогу ей предоставить. Она меня очень поддержала. Хорошая она.

Однако на самом деле важна на данный момент только Эля. Дом ребенка тянул с ее переводом, как только мог. Если в суде нам будет отказ и у Нади тоже не получится забрать ее, Элю будут вынуждены сразу же "погнать по этапу". А что из этого выйдет, ясно по первому же ее выходу в "социум". Только вчера мне воспитательница писала, что водила ее к зубному врачу, и там одна девочка спросила Элю: "А у тебя рук нету?" Эля сразу же сникла, зажалась. Если ее сейчас переведут в детский дом или, того хуже, в дом инвалидов, она очень быстро уйдёт в себя.

Удалось вернуть самообладание – официально нам еще никто не отказывал. Собираем семь документов. Все казахстанские Алик уже сегодня умудрился раздобыть (он мой герой!). С оставшимися ношусь на месте: два мне пообещали, остальные проблематичны. Придумала еще попросить сестру, чтобы она подписала обязательство у нотариуса, что в случае "форс-мажора" она и ее муж заберут всех наших четверых детей к себе, дабы суд меньше "боялся" попадания Эли в однополую семью. Возникла мысль взять Элю на суд, если это разрешено, но я сразу же отбросила ее. Это совсем уже нечестно и почти что подло по отношению к ребенку. Ломаем головы над тем, какими еще справками можно подпереться.

Внешне может показаться, что всё неоднозначно с этим вопросом. Но юридически ситуация выглядит так: российский закон не разрешает отдавать ребенка на усыновление парам, состоящим в однополом браке. В Германии однополые браки запрещены. Точка. На основании этого в обычные традиционные семьи резидентов Германии усыновления по-прежнему идут. Только недавно, 30 июня, после успешного суда очередная немецкая семья через наше агентство усыновила ребенка. Параллельно с этим в Германии узаконены однополые партнерства. Как пара они не могут совместно усыновить ребенка. Но может один человек, и в будущем его партнер сможет усыновить ребенка своего партнера. И суду это очень не нравится. Мол, в случае, если вдруг оба приемных родителя решат одновременно "отбросить копыта", то усыновленный ими ребенок теоретически может попасть в однополую семью. Хотя, по сути, они передергивают закон и перестраховываются в интересах не ребенка, а в своих собственных. Российское законодательство никак не обязывает их на этих основаниях отказывать. Но в судах, видимо, всячески стараются предвидеть "линию партии" и очень беспокоятся, что с них потом могут спросить: а что это вы ребенка в "кишащую кровожадными однополыми партнерствами" Германию отдали! Я не знаю, были ли действительно прецеденты со спросом с них или судьи сами себе на уме. А если и были, то тем, кто спрашивает, – будьте уж тогда последовательны и запретите всем россиянам не только переезжать, но и выезжать за рубеж с детьми. Вдруг они там останутся и со временем могут либо сами стать "однополыми", либо развестись и сойтись с таковыми. Так на гипотезах можно до такого маразма дойти!

Как написала Надя, это было бы смешно, если б не было так грустно. Завтра буду заниматься визой, самолетом и отелем. Не думала, что лететь придется в таком упадническом настроении. При таком раскладе до суда в любом случае встречаться с Элечкой не стоит, чтобы не бередить ее, хотя изначально я планировала. И суд это приветствует: мол, есть ли все еще контакт? Жестоко – сначала освежить контакт, а потом отказать. Мне даже представить больно, что может произойти с ребенком в случае отказа. Не хочу думать об этом. В общем, летим в омут с головой, и будь что будет…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

4 – 10 сентября 2015. План Б.

Суд мы проиграли. Надо бы всё записать подробно, но пока на это нет никаких сил. Я думала, что если уж и придется падать, то при наличии альтернативного плана будет не так больно. Знала, что идти по нему будет ужасно обидно, но в интересах Эли найдем ей как можно скорее российскую семью, и "будет всем счастье". Изначально апелляцию я не рассматривала совсем: задним фоном кружила в сознании информация, что опротестование – это процесс на год. Мариновать Элю в системе еще год?! Да и самой провести столько же времени в режиме запредельных возможностей? Но когда нам отказали, я поняла, что вся моя внутренняя подготовительная работа летит к черту – я абсолютно не готова прощаться с Элей.

А узнав от прошедшей аналогичные жернова швейцарской семьи Пошон, что между их отказом и вызовом на Верховный Суд прошло всего 3 месяца и что именно этот период закреплен законодательно, я воспряла духом: это совсем не тот срок, которого стоит бояться. Мы идем дальше. Будем исчерпывать шансы, насколько это возможно.

Вихрь событий начинает набирать новые обороты – сокрушаться и горевать времени нет. У нас имеется в наличии всего 10 дней на обжалование решения суда, часть из которых мы уже упустили. И понеслось…

Мы обратились к адвокату тех же Пошонов, с которым они тогда выиграли в высшей инстанции. "Удовольствие" не из дешевых, но выбора нет. Александр Голованов согласился взяться за наш случай и активно приступил к изучению материалов. Побеседовали по скайпу, после чего я записала в своем дневнике: "Амбициозен, мотивирован, зубаст: то, что надо для Верховного Суда. Считает дело более-менее перспективным". Еще раз обратились в администрацию уполномоченного по правам ребенка Астахова с просьбой взять процесс под личный контроль и получили утвердительный ответ.

11 сентября 2015. Зарисовка дня.

– Настрочила длинное письмо в агентство в Баден-Баден о текущем состоянии и об актуальных вопросах.

– Cобрала в садик младшенького, сегодня там будут праздновать его день рождения, который прошел во время каникул. Торт я с вечера испечь не успела, потому с утра сбегала в пекарню за пирожными.

– Примчалась в визовый центр для оформления российской визы. Ха-ха – да, мне снова туда. Елена Пошон связала меня с журналистами телеканала RTVi, которые проявили большое желание помочь и пригласили на съемки передачи об иностранных усыновлениях, запланированную (вот совпадение!) на следующую неделю. Очень просили быть не скайпом, а лично. На съемках будут депутаты Госдумы и другие полезные товарищи – надо ехать. Вот только визу не дают, не успевают по срокам даже с экспресс-вариантом.

– Прибежала в российское консульство, которое собственно их и изготовляет.

"Не хотите в визовом центре? Можно и к нам, но запись за 2 месяца. Нет записи и Вам очень-очень срочно? Извините, ничем не можем помочь. Ах, Вас пригласили на телесъемки? А письмо подтверждающее есть? Тогда до свидания. Да, его можно прислать и факсом. Не получается факсом? Хм, что же с Вами делать-то… Вообще-то артисты у нас с письмами из телестудии приходят". Вглядываются внимательно в фотографию и имя в паспорте, пытаясь, видимо, вспомнить, из какой же я оперы, но спросить так и постеснялись. Я в это время делаю важное лицо и многозначительно молчу. "Ну что ж, приходите после обеда, сделаем вам визу с доплатой за срочность". Спасибо вам большое.

– Довольный Артист добрался до работы.

– Хотя по возрасту Элю уже положено переводить в дальнейшее учреждение, дом ребенка согласился оставить ее у себя на весь период обжалования решения суда. Ведь иначе это было бы огромным стрессом для психики ребенка.

– Наш адвокат Юлия Лифар продолжит поддерживать нас с приморской стороны. Она отфотографировала и переслала фото всех материалов дела в суде: они нужны для передачи Голованову. Итого, у нас 3 тома и 588 листов!

Вечером закажу билеты на самолет. На выходных необходимо составить с Александром апелляционную жалобу. Еще решили, не доверяя советам Воланда, писать Меркель и Путину.

Всех обнимаю, всех люблю и вашу поддержку в весь этот хренов период безмерно ценю.

14 сентября 2015. Успеть опротестовать.

Голованов прислал нам первичное обжалование, целью которого было только заявить в 10-дневный срок наше несогласие с решением суда. Поэтому оно было коротким, в один лист. Не согласны, и все тут. Подписали и выслали экспрес-почтой во Владивостокский суд.

17 сентября 2015. Как я влезла в телевизор.

Никогда бы не подумала, что жизнь занесет меня на Мосфильм. Интересно было заглянуть в мир, где грим накладывают в специально предназначенной для этого комнате, а прежде чем запустить в студию, обмахивают щеки пушистой кисточкой. Вот и меня также перекрестили, объяснили, куда смотреть, выдали последние ц/у перед началом съемок: при волнении подышать глубоко, спинку держать прямо, транслировать образ мамы, коей я и являюсь, говорить искренне и от души, вызывая отклик в сердцах, но не переигрывать. Раз-два-три, камера!

Передача состоялась, и нас, кажется, услышали. Она прошла достаточно спокойно, в формате не ток-шоу, а экспертной беседы. Канал RTVi, цикл передач "За границей", тема "Русские усыновляют русских". За четырьмя стойками столько же гостей: два депутата Госдумы, один специалист по международным усыновлениям и один я. В первом зрительском ряду – Голованов, адвокат-спец по детским вопросам Антон Жаров, посчитавший ранее наше дело проигрышным, режиссер фильма "Блеф, или С новым годом" Ольга Синяева, прекрасная Алена Синкевич из фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" и другие гости. На интернет-связи – приемная мама Елена Пошон из Швейцарии. В какой-то момент на экранах транслируется мое домашнее видео с детьми, которые говорят: "Эля, мы ждем тебя дома…" В перерыве я и Александр меняемся местами, чтобы теперь сделать акцент на юридической стороне вопроса.

Ребята-телевизионщики круты, команда замечательная. Они встретили меня как старую знакомую и организовали отель прям в аэропорту. А я-то на лавочке в зале ожидания ночевать собиралась: так как прилетала в три часа ночи и ехать куда-то уже не было смысла. Сделали для нас и Эли, что смогли – включили в одну из главных тем своей передачи, и ведущий лично в камеру просил за нас у депутатов. Последние хоть расхваливать себя и не забывали, но были вполне вменяемы. Один из них по своей инициативе предложил заняться нашим вопросом – подсобить, чем сможет на всех уровнях. Ох, дай-то Бог. Наш адвокат, товарищ бывалый, говорил, что пока нет визитки и личных договоренностей, обещать на камеру заняться вопросом – не более чем красивый жест во избежание моветона. Но после съемок депутат сам подошел к нам и выдал пресловутую карточку. Спросил, чем и как он может быть полезен. Это дает надежду.

Во время эфира волновалась, достаточно ли убедительно я говорю, достаточно ли реалистично и понятно передаю ту трагедию, что разворачивается в жизни маленькой девочки. Верят ли мне? Я имею в виду веру не разумом, а сердцем. Выдержать баланс между "говорить трагично" и "не переиграть" непросто. К тому же мой непосредственный монолог длился всего 3-4 минуты. Если бы я знала, что это будет мое единственное "выступление", может, получилось бы еще что-то нужное добавить. И, да, непростое это занятие. Не завидую тем, на кого камеры направлены постоянно в силу их профессиональной деятельности.

В целом настрой в программе был разумный, сбалансированный, без провокаций и по существу. Правда, с перепалками, но в рамках допустимого. Как мне потом сказали, "чтобы не заснуть". Основные озвученные лейтмотивы передачи: "Детям нужны родители, независимо от страны проживания". "За границей детей не кушают". "Для русскоязычных усыновителей, живущих за границей, надо бы смягчить процедуру усыновления". "Число российских сирот сократилось почти вдвое, надо и дальше работать в этом направлении и, в первую очередь, поддерживать российских усыновителей". "Но для детей, которым в России не находится семья, надо перестать ставить палки в колеса иностранным усыновителям". Когда по окончании съемок оппоненты, улыбаясь, хлопали друг друга по плечу с фразами "не сильно я тебя помял", "ничего, ничего, я еще отыграюсь", накатилоощущение театрализованности. Я отмахнулась. Депутаты подтвердили, что в Европу усыновления продолжаются, и выразили возмущение решением судьи по Элечке. Будем надеяться, что это не просто слова.

Вчера же вечером помчалась на обратный самолет. Ближе к ночи прилетела в Ригу, где подруга Марина пыталась зазвать меня в гости, но я отказалась: иначе, приехав к ним в час ночи, уезжать пришлось бы в 5 утра, что было бы полнейшим стрессом для всех участников. Но сам факт – ночевать в городе и знать, что кто-то хороший у тебя тут есть, – уже приятно. В транзитной зоне нашла кафе с мягким диванчиком (спасибо за совет Марине), купила кружку чая, ягодный пирог и удобненько устроилась в надежде, что меня не выгонят, когда чай и пирог закончатся. Не выгнали, и я в обнимку с сумкой, где "деньги лежат", проспала до шести. Через три часа была уже в Мюнхене, а в 10:30 – на работе. Весело живем!

18 сентября 2015. Прокуратура жалуется.

Прокуратура Приморского края подала жалобу на решение Приморского краевого суда. Ее обжалование звучало обоснованно, разумно и полностью в нашу пользу.

22 сентября 2015. По тонкому льду.

Почти месяц у меня не было ресурсов, чтобы описать события суда. Время идет, что-то уже забывается, и надо обязательно занести в дневник то главное, что еще помнится. Я думала, как бы обозначить для себя эту сложную поездку, и решила дать ей неоднозначное название "По тонкому льду". Насколько бы осторожно мы ни шли по нему, на финишной прямой с треском провалились… Но, опустившись камнем на дно проруби, спустя две с половиной недели потихоньку выкарабкались обратно и идем дальше. И, знаете, это еще не финиш. А тот самый финиш еще впереди, и он будет положительным.

24 – 30 августа 2015 года. По тонкому льду. Начало.

Я взяла на работе очередной отпуск, испытывая на прочность свою репутацию хорошего сотрудника. С того времени перестала видеть детей, и весь остальной свет белый тоже перешел в фон. Телефон стал продолжением руки: я строчила сидя и стоя, лежа и в дороге. Мозг безостановочно генерировал идеи: кому бы еще написать или позвонить. Подруга Оля подала ценную идею – запастись справкой сексопатолога в том, что по его профессиональному мнению мы с мужем устойчивые гетеро и ориентацию менять не собираемся. Будет у нас и немецкое, и российское заключение по этому поводу. А также масса других солидных бумажек, например, статистика, подтверждающая, что в Германию усыновления продолжаются.

С трудом отыскали немецкого психотерапевта, согласившегося принять нас вне очереди на тему выяснения нашей ориентации. Бред, но что делать – сидели с серьёзными лицами, держались за ручки и рассказывали, что мы в однополую сторону ни одним глазком. Благо, врач попалась адекватная и выдала нам вердикт, что мы вполне гетеро. Помимо моей сестры просили и брата мужа подписать у нотариуса обязательства забрать Элю в их семьи в случае, если мы не сможем выполнять наши родительские обязанности. Подписали сами у нотариуса обязательства не создавать однополые партнерства. Дополнительно чудесным образом удалось получить без предварительной записи еще пару красивых и узорчатых документов.

Ну и для полной экипировки решили с мужем подать общественную петицию в интернете. Я до последнего тянула с этим, надеясь избежать широкой огласки. Во-первых, я не сторонница популярности от слова вообще, а во-вторых, боялась навредить делу, разозлить судью и настроить её против себя еще больше. Но, так как по итогам предварительного заседания и судья, и прокурор хором пообещали нам 99 % отказ, то мы решили, что терять нечего. Сообразили текст повыразительней и подали петицию на имя Путина, Патриарха всея Руси Кирилла и Председателя Верховного суда России Лебедева. Я нервничала от непредсказуемости возможных результатов. Вечером 28-го августа мы её опубликовали, а наутро проснулись "знаменитыми". Спала я плохо, продолжая во сне спорить с чиновниками, а проснувшись, панически боялась проверять электронную почту. Заглянув, обнаружила там около пяти сотен писем.

Мой ящик трещал по швам, так как по каждой подписи, поставленной под петицией, приходило подтверждение на емэйл. Плюс на форумах, где мы разместили ссылки, люди тоже начали спрашивать, писать. Я быстренько отключилась от уведомлений и все выходные со страхом и радостью наблюдала, как растет количество подписавшихся: 1000, 1500, 2000… Это было непередаваемое ощущение. Трогало до самого сердца, ведь каждый из этих тысяч – отдельный человек со своей судьбой. И этот человек переживает за нас и желает Элечке попасть в семью. Я обнаруживала перепосты в лентах не только друзей и знакомых, но и многих неизвестных мне людей.

Возникало ощущение, что стеной встают неравнодушные люди, встают за нас и за Элю. Это давало мощный заряд энергии. Правда, одновременно и тревоги – волна запущена, теперь держись: что она снесет на своем пути?

Отдельно беспокоило то, что мы не сами по себе усыновители, а идем через агентство, а оно нас однозначно обязывало согласовывать с ними каждый шаг. И никакой огласки, и к Астахову ни ногой. Я правила и правила текст много раз: очень не хотелось им навредить. Жесткие формулировки меняла на более мягкие, даты заменяла общими сведениями типа "в начале года", убирала географические названия и фамилии, выверяла на предмет неразглашения сведений о ребенке, неразглашения тайны усыновления, недавления на суд до вынесения решения. Это были метания между "привлечь внимание общественности" и "не навредить". Очень тяжело было выдержать баланс, но сейчас, оглядываясь назад, есть некоторая уверенность, что с петицией все было правильно и не зря. Рычаг надавлен ровно до нужной границы, дальше которой нельзя. И агентство, к счастью, нас не убило, а отнеслось с пониманием.

Под вечер воскресенья удалось вырваться на встречу с российской подругой Леной и ее мужем, приезд в Мюнхен которых был запланирован много месяцев назад и выпал на время перед нашим отлетом в Приморский край. Это чуток встряхнуло меня и развеяло мою перегруженную цифрами, фактами и волнениями голову. Вид у меня, наверное, был соответствующий – ошалелый и вымотанный.

31 августа 2015. По тонкому льду. День первый.

Именно эта дата значилась в наших билетах на самолет. Не очень комфортных и очень не дешевых, но при всем этом чудом нами добытых. Дело в том, что с датами нашей поездки совпадал экономический форум во Владивостоке, на который слетались участники чуть ли не со всего мира, и Путин собственной персоной. В связи с чем были раскуплены не только билеты, но и разобраны все гостиницы города. Найти можно было лишь варианты совсем неудобные и дорогие.

Лететь мы должны были с понедельника по четверг тремя самолетами: Мюнхен-Москва-Новосибирск-Владивосток. Суд был назначен на четверг, на 10 утра. А так как все было впритык и мы не успевали бы навестить Элечку перед судом (в необходимости этой встречи нас таки убедило болеющее за нас окружение, иначе это могло быть использовано против самой же Эли), то ходатайствовали о переносе заседания минимум на сутки.

В понедельник, который был у меня еще и рабочим днем, мы должны были вылетать в послеобеденное время. Просить на этот день очередной краткосрочный отпуск у меня уже не хватало совести: предыдущие две недели я только на них и сидела. Поэтому решила поработать до отлета. Но в эти же полдня нужно было еще сгонять в две инстанции за апостилями и собрать чемодан в дорогу. Одновременно всё это вместить в себя бедный понедельник не смог,

и кто-то должен был пасть жертвой. Выбор пал на работу. И, так как на фоне цейтнота весь предыдущий день меня тошнило, я с почти с чистой совестью взяла больничный.

За три часа до посадки пакуем в чемодан драгоценные бумаги, ноутбук, подарки-гостинцы, одежду для суда и прочее. За полтора часа до взлета мчимся на машине по автобану в аэропорт, до которого ехать минут 35. Молимся, чтобы не было пробок. Я безуспешно пытаюсь пройти чек-ин по телефону и созваниваюсь с аэропортом по вопросу стоянки. Стоянка оказалась очень платной, каждые сутки – 30 евро. А так как время возвращения еще неизвестно, то перед глазами рисовалась удручающая сумма.

В итоге мы с Аликом, ни разу не поругавшись (очень ценю это качество в наших отношениях, многие из знакомых пар в подобных ситуациях начинают проявлять раздражительность и активно ищут оплошности партнера), рухнули в сидения самолета, пристегнули ремни и взлетели. А за нашей машиной съездил приятель мужа, отыскав ее в лабиринтах многоэтажной парковки и открыв ее спрятанными там же ключами. Кулибин нервно курит в сторонке.

Москва, по обычаю, встретила нас огнями, памятниками и высотными зданиями. По пути в отель мы пересеклись с представительницей агентства. Она забрала у нас в этот неурочный час немецкие документы, чтобы завтра с утра подготовить по ним нотариальные переводы и вернуть нам обратно. В 23 часа заселились в хостел – было большим облегчением в столь длинные сутки улечься спать в маленькой, чистой и уютной комнатке. Планов на завтра было громадье… А пока спать, спать и набираться сил.

1 сентября 2015. По тонкому льду. День второй.

"День знаний" начался в 7 утра: успеть надо было много. Разработав оптимальный план маршрутов по гугл-картам, мы двинулись покорять Москву. Сначала отыскали типографию, которая распечатала и прошила нам объемные книженции нашей Петиции – в трех экземплярах и с тремя тысячами подписей.

Первый повезли в администрацию Астахова. Пройдя через охрану, пообщались с приятной девушкой-секретарем, которая спустилась к нам в фойе и приняла у нас петицию. Она засомневалась, что за двое суток удастся что-либо сделать, но пообещала отнести начальству наше ходатайство сейчас же.

Второй экземпляр поехал в Верховный суд. Там был обеденный перерыв, и мы отправились пока на встречу с сотрудником агентства. После обеда вернулись в Верховный суд. Петицию у нас приняли, но эти стеклянные глаза, безучастные лица и раздраженные голоса… Помимо воли эта сердечная пустота начала действовать на меня негативным образом и поглощать мой оптимизм кусками. Добро пожаловать в мир начальников, детка. Я с ужасом начала представлять масштабы этой черной дыры равнодушия судебной системы, в которую мы так радостно стремимся, в которую я только что краешком глаза заглянула и осознала, насколько там никому нет дела ни до нас, ни до маленькой девочки. Я скинула с себя наваждение: не было времени.

Нашу третью Петицию "ждала" Генеральная прокуратура. В приемной я натолкнулась на строгую тетеньку, которой также до лампочки было все, кроме ее строгости. Она направила меня к дежурному прокурору. На удивление, дяденька оказался очень живым и с интересом меня выслушал. После он начал стучать кулаком по столу: "Да как они смеют ставить палки в колеса при усыновлении ребенка-инвалида! Ленятся принимать решения сами, все время им нужен пинок. Хотят пинок? Будет им пинок!" Потом хороший дяденька долго рассказывал мне о Меркель, которая "обнаглела", о мигрантах, которые на нас "нападают", о своем путешествии в советское время за границу. Беседа была интересная, но я боялась, как бы он не забыл о сути моей просьбы. Вроде не забыл. И очень даже может быть, что и помог: ведь позже на суде владивостокская прокуратура в итоге приняла нашу сторону, хотя изначально была настроена против.

После этой беседы мой жизненный тонус немного подокреп, и мы направились на "стрелку" с моей подшефной – Светлячком из детского дома Архангельской области, которую я "веду" с ее 12-летнего возраста. Света выросла, и теперь я воспринимаю ее как младшую сестренку. И, хотя она уже покинула стены д/д, мы всегда на связи. Капризом судьбы она оказалась в это время в Москве, и нам обязательно нужно было встретиться. Последний раз мы встречались лично пять лет назад. А сейчас ей уже 18 лет, она ждет ребенка от парня, которого вот-вот должны посадить в тюрьму, проживает в столице у дяди на птичьих правах, без регистрации, не имея возможности пойти даже на консультацию к женскому врачу. И всё это тогда, когда у меня у самой бурлят события. Но выбирать не приходится – принимай и выкручивайся, как можешь. Поговорили со Светиком тепло, но коротко, времени уже не оставалось. Я передала ей кое-что из "беременной" одежды и деньги. Несмотря на то, что посидеть с ней тет-а-тет не очень получилось, т.к. рядом сидели и "бдили" Светин молчел с ещё одним "братаном", я была рада ее увидеть.

Далее по плану состоялось рандеву с московскими подругами, на которое я сильно опоздала. Еле нашла их. Девочки, вы были прекрасны: Ира, Лена и Майя с дочкой. Мы чудесно посидели в кафе, и я получила дополнительный заряд бодрости, тепла и веры в лучшее. Спасибо, мои дорогие.

Потом мы отправились в аэропорт Домодедово, где должны были сначала сфотографировать русские переводы новых документов и прочих бумаг, которые получили сегодня на руки, и переслать все во Владивосток. Мы хотели, чтобы адвокат подала их в суд до того, как мы прилетим лично. Таким образом у судьи было бы больше времени изучить наши новые аргументы. Нашли бесплатный вайфай, разложили на полу порядка сотни листков, и муж начал их снимать, а я строчила к ним пояснительную записку. Слать все пришлось по причине дефицита времени Ватсапом. Он сжимал качество фото и отправлял в режиме "прямого эфира", к тому же как попало в плане очередности. Но времени на исправление уже не оставалось. Звук на телефоне у Юлии, видимо, не был выключен, и я видела, что она проснулась в свои четыре утра и пытается понять, чего тут такое творится. Надеюсь, она нас в этот момент не очень проклинала.

По окончании фотосессии мы помчались наперегонки на новосибирский самолет. Посадка на него по времени уже заканчивалась. В спешке мы с Аликом потерялись. Его задержали на проверке металлоискателем, а я, чтобы выиграть время, помчалась вперед по указателям "короткая дорога". Расталкивала прохожих на эскалаторах с горячими мольбами: "Извините, посадка закончилась", "пропустите, пожалуйста, посадка закончилась". Если сейчас не успеем, то пиши-пропало…

Обнаружив, что мужа долго нет в поле зрения, я побежала за ним обратно. У металлоискателей его тоже не оказалось, и я снова вперед. В итоге мы встретились у очереди на посадку, которую, к счастью, по неизвестным причинам задержали. Выяснилось, что наши понятия "короткой дороги" не совпали, и мы прибежали разными тропами. Совершенно обессиленная, я рухнула в кресло и продолжила с пояснительной запиской.

Вот мы уже сидим в самолете. Стюардесса требует выключить все электронные приборы, я же судорожно дописываю очередную страницу. Понимаю, что уже не дописать, фотографирую и отсылаю хотя бы то, что успела, попутно заверяя стюардессу, что всё я уже выключила, а в руках не телефон, а так – мираж. После набора высоты часа четыре дополняла, а потом переписывала начисто пояснительную записку. Набрасывала концепцию своей речи в суде.

За окном ночь, весь самолет погрузился во мрак, и только над моей неспокойной головой горит свет. Места нам достались не рядом, и муж, который сидел в хвосте, запечатлел этот момент и позже показал мне фото. Просматривать эти фотографии мне до сих пор больно: неужели я не заслужила права стать Эле мамой, неужели не выдала весь предел человеческих возможностей, чтобы доказать свою готовность и способность быть надежным родителем?!

Самолет плавно скользил над облаками, под нами пролетали города, леса и реки России. А я писала и надеялась…

2 сентября 2015. По тонкому льду. День третий.

В пять утра по местному времени мы приземлились в Новосибирске. Я обняла мужа и поздравила с днем рождения. Изначальным планом было поспать пару часов в аэропорту, потом познакомиться с городом и встретиться с моей давней новосибирской подругой Надей Кошелевой. А вечером был самолет на Владивосток. Но приземлились мы в таком состоянии, что ни экскурсии, ни подруги не могли перекрыть по своей привлекательности один из самых базовых уровней пирамиды Маслоу – потребности поспать. В аэропорту нам удачно попалась на глаза табличка "Квартиры недалеко, посуточно, дешево". Оказалось, действительно недалеко и действительно дешево. И мы зарылись в аккуратненькую квартирку, с балкончика которой нас приветствовал сибирский рассвет.

Апартаменты оказались с интернетом, и, согласовав с адвокатом, мы прислали ей заново все фотографии документов в хорошем качестве и в нужной последовательности. Зря только так рисковали в аэропорту Москвы и будили ее среди ночи. Муж застелил диван найденным в шкафчике чистым постельным бельем, и мы в блаженстве провалились в объятия Морфея. В два часа дня пришлось проснуться: шиковать было некогда. Я начала названивать в Москву, в которой уже наступило утро, – в приемную Астахова, в Генпрокуратуру, в Верховный Суд, чтобы узнать о продвижениях по нашей петиции, проконтролировать, передать дополнительную информацию. Потом позанималась сортировкой других бумаг, получила сообщение из Казахстана, что их бандеролька прибыла в место назначения. И, наконец, очередь дошла и до подруги.

Так как аэропорт за городом и времени на дорогу не оставалось, то бедной Наде пришлось оставить болеющего сына и примчаться с дочкой Линой к нам. Спасибо ей за это. Колокольчик Лина веселила, радовала и распыляла вокруг себя бодрость. Очень рада была познакомиться с девочками вживую. Надя попросила передать "московским дамочкам" выговор за то, что не приезжают в гости, и подтвердить, что Новосибирск вполне себе досягаем. Подтверждаю: пара часов на самолете, и можно прогуляться по набережной Оби, до которой мы сами так и не добрались. Рассвет, рябина, Надя и Лина – это всё, что я успела узнать о Новосибирске.

При посадке на самолет вновь начала бояться суда, начало которого приближалось к нам семимильными шагами. Алик аккуратно завел разговор на тему "что будем делать, если откажут". Хотел выявить, не планирую ли я в таком случае свихнуться. Отстраненное обсуждение меня несколько успокоило, мы рассмотрели варианты, и мне даже стало казаться, что морально к отказу я готова.

Если стать мамой Эли не получится, я найду ей маму и буду их поддерживать. Главное, семья у нее будет! А сама вернусь домой к детям, наконец-то у меня появится на них больше времени. А в будущем, через пару лет, усыновим другого ребенка. Только больше не из России: в эту судебную систему я больше ни ногой. Ну и в любом случае всё это было хотя бы уже потому не зря, что благодаря нашему пути к Эле, как минимум, у двух других детей из ее группы появился шанс на усыновление. А еще со столькими хорошими людьми познакомилась. К тому же, может, наша история разбудила в ком-то хорошие мысли и желания, веру в светлое и доброе. Всё это говорила я Алику и сама почти верила себе. Стало казаться, что за спиной есть мосты, что и отказ я тоже смогу принять. Наивная.

Мы сели в маленький самолетик, который неплохо потряхивало весь путь, и отправились на восток. Чувство защищенности и окруженности заботой мужа, который неподвижно сидел всё время полета, уложив меня спать на свои колени и укрыв подручными средствами, придавало ощущение надежного тыла.

3 сентября 2015. По тонкому льду. День четвертый.

Добрались до Владивостока. Новая дата суда была назначена на 4 сентября. Немного больший запас времени был бы лучше, ведь каждый день – это шанс, что те инстанции, куда мы обратились, смогут вмешаться. Но и один день – тоже неплохо. Успеем навестить Элечку и не дадим им дополнительный "козырь" против нас.

Душа не лежала ехать к ней сейчас. Учитывая обстоятельства, было ощущение, что мы каким-то образом ее обманываем. Но разум говорил, что это важно для успеха дела, а, следовательно, и для нее самой. Сначала мы направились в забронированный на сутки хостел и улеглись спать в комнате на 10 человек (экономический форум!). Кровати приятно пахли свежевыглаженным бельем, в комнатке было чисто, да и нам сейчас любая кровать была раем.

Поспав часа два, побежали на встречу с адвокатом. Потом были безуспешные и съевшие массу времени попытки встать туристами на миграционный учет, поиски банка для обмена валюты и химчистки для костюмов на завтра. В последней нам объявили, что к завтрашнему дню никак не успеть, но на наши просьбы откликнулись обещанием постараться. А тем временем нас давно уже ждали в доме ребенка Уссурийска, до которого ехать часа полтора.

Благо, нам попался замечательный таксист. Вот имя его забыла, вылетело из головы. Прям стыдно. Передаю через Мироздание еще раз спасибо этому хорошему человеку, который проникся нашей историей и катал нас до глубокой ночи. И весь следующий день с раннего утра, терпеливо ожидая нас часами, пока мы зависали в какой-нибудь инстанции. А деньги в итоге взял просто смешные. Моментами даже и наоборот – занимал нам рубли, когда мы не могли найти обменник. Доверие и искреннее желание помочь от совершенно незнакомого человека – это бесценно.

Еще нужно было пересечься с хозяином угла, в который мы переселялись сегодня, т.к. в предыдущем броня была только на сутки. Ключи от квартиры мы получили, но когда увидели ее саму, пришли в тихий ужас. Стало понятно, почему она была все ещё свободна и почему ключи на нее выдали нам в городе. В убитом подъезде запах вызывал приступы рвоты. Я даже не могу идентифицировать этот запах. На пороге квартиры нас встретило стадо тараканов, которые, казалось, удивились этой встрече не меньше нашего. Запах внутри был получше, но сантехника практически отсутствовала, были видны только какие-то обрубки труб. Все поверхности внутри жилища были покрыты липким желтоватым слоем непонятно чего. Мы не привередливые, но это… Ладно, альтернатив все равно нет. Мы ехали к Элечке, завтра у нас суд, после которого, возможно, все вместе поедем домой! "Пусть это будет самая большая неприятность в этой поездке", – сказала я и слегка порадовалась, что так легко "расплатилась", и дальше все будет хорошо.

В 17 часов мы наконец-то прибыли в Уссурийск. Забрали по пути сотрудницу опеки, которая планировала составить официальный отчет для суда по итогам встречи с ребенком. И снова бахилы, крашеные стены и детские голоса. Забежали в кабинет администрации, чтобы успеть застать их на месте, обсудили вопросы по документам на завтра. Все эмоционально и искренне переживали за нас, как за родных. А моя драгоценная воспитательница Наташа, благодаря которой мы все это время были на связи с Элечкой, приготовила для нас и наших детей два огромных пакета с подарками!

Позже завели в кабинет и нашу девочку. Как она сияла! Как светились глазки! Это надо было видеть. Она сразу к нам подошла и обняла. Даже поцеловала. Ребенок нас не то что не забыл, а всем сердцем был рад нас видеть. Мною обуревали и огромная нежность к Элечке, и поганое чувство нечестного поступка со своей стороны. Приехала, укрепила надежду и привязанность, будучи самой не совсем уверенной, что завтра все это не оборвётся…

Мне надо было еще дооформить некоторые бумаги с администрацией, поэтому Алик сказал Эле:

"Давай мы пойдем с тобой пока поиграем, а мама скоро к нам придет". Это вылетело у него на автомате, мы дома часто так обращаемся друг к другу, да и Элю уже давно так воспринимаем. Сердце резко сжалось, я с укором посмотрела на мужа. Он тут же понял и в спешке поправился. Юля-мама потом действительно пришла, они премило играли подаренным нами котиком в розовом платьице по имени Пами. Я присоединилась, и мы тепло провели оставшееся время, вместе катая Пами на машинке и играя в прятки. Элечка быстро вспомнила наши "обряды" и заливалась смехом. Было очень хорошо.

Мне разрешили поприсутствовать на ужине деток. Эля наяривала ложкой, как заведенная, и воспитательницы нахваливали ее на все лады, говоря, что "никогда еще она так хорошо не кушала, и мы уже хотели жаловаться Юле, а тут, посмотрите только, как хорошо она кушает, когда Юля рядом!" Я тоже похвалила ее, но, когда мне стало понятно, почему ребенок так отчаянно старается, грусть нахлынула новой волной.

После ужина пришло время прощаться. Эля посмотрела на меня открытым взглядом и спросила:

"Ты завтра придешь?" Нет, это просто пытка – требовать навещать ребенка перед судом. Слезы полились у меня сами по себе, я обняла ее, чтобы она их не увидела, и сказала тихонько:

"Элечка, я очень хочу завтра прийти к тебе. Но я должна спросить одну тетю. Если тетя разрешит, я приду к тебе завтра опять. А если нет…– я не смогу больше прийти. Но я всегда буду любить тебя. И мы с тобой будем присылать друг другу фотографии и видео. Хорошо?" Эля согласилась. Я отвела ее в группу, она обняла меня, помахала нам ручкой, и мы ушли.

Приехали во Владивосток. Зажав носы, прошмыгнули в свою нору, положили вещи на кровать, поскольку на пол их было не поставить. Пошли ужинать в облюбованную нами столовую в советском стиле "Копейка". Там были необходимый вайфай и недорогая вкусная еда. По возвращении в "гнездо" я принялась составлять план на завтра, подбирать фотографии со встреч с Элей на печать для суда. Алик зазывал спать, т.к. завтра день сложный, но у меня открылось второе дыхание. К тому же выяснилось, что кровать имеет посередине большую впадину до самого остова и спать придется "в яме". Да и вместо отсутствовавшего постельного белья в наличии имелось только сомнительной чистоты покрывало. К тому же я боялась, что если выключить свет, то мало смущенные нашим присутствием тараканы, бегающие в зоне видимости, наползут на кровать. Так я и проворочалась без сна до самого утра, в страхе и волнении перед "Судным Днем".

4 Сентября. По тонкому льду. День пятый.

В этот день наш 14-месячный забег по тонкому льду должен был закончиться. Столько раз Мироздание уберегало нас на особо опасных участках, а 4 сентября 2015 года лед под нами треснул окончательно.

Но сначала было утро. Мы собрали всё необходимое и в путь. На улице верным стражем нас уже ждал наш таксист. Он цокал и качал головой: "Вчера с женой обсуждал, она тоже ужасно возмущена, как так можно, грозиться не отдать ребенка в семью по такой абсурдной причине!" Суд был назначен на 14 часов, и дел было невпроворот. В первую очередь поехали снова попытаться встать на миграционный учет. Там нам невероятно повезло: выручил оказавшийся совершенно случайно рядом Андрей, муж нашей подруги Наташи, у которых приемные двойняшки, и помог оформить всё на себя. После мы срочным делом организовали пересылку сканов кое-каких документов из Германии и Казахстана, которые вдруг оказались необходимы. Нашли пункт печати фотографии и оформили альбом для суда под названием "Будущая приемная семья Эли". Купили колонки и удлинитель, чтобы иметь техническую возможность включить на ноутбуке видеозаписи нашего общения с Элечкой как доказательство установленного контакта. Забрали из химчистки парадную одежду, которую, слава Богу, успели привести в порядок. Нашли кафе с вайфай, где, на ходу перекусывая, что-то доделывали.

Почти все круги мы наворачивали по центру города и во время этого мельтешения несколько раз пробегали у подземного перехода мимо юного паренька, выводящего на аккордеоне одну и ту же мелодию. Она брала за душу и была так созвучна с настроением – смесью надежды и тревоги. До сих пор при просмотре этого видео "парня с гармошкой" сердце откликается горечью.

Наконец все приготовления закончены, и мы в суде. Прошли контроль, потом спрятались в туалете, чтобы переодеться, и с накрахмаленными манжетами вышли навстречу другим участникам процесса. Через некоторое время всех пригласили в зал заседаний. Сделав глубокий вдох и выдох, мы вошли и заняли свои места.

"Так, всё, волнение в сторону, сейчас ты приемная мама, есть только ты и Эля, а однополые браки и что бы там еще ни было, тебя сейчас абсолютно не волнуют. Расслабься, улыбайся, у тебя красивая улыбка. Ты мама, и точка", – увещевала меня по-доброму сотрудница опеки.

"Да, я мама…", – согласилась я и действительно немного расслабилась. На удачу взялись с Аликом за руки, и началось…

"Всем встать, суд идет!". Вошла судья в черной мантии и с белым воротничком, на вид вполне себе человек. Прокурор уже была на месте – приятной наружности молодая девушка с неравнодушным взглядом: мы немного выдохнули. Заседание продолжалось примерно до 18 часов. И в целом оно шло в адекватном русле: нам задавали вопросы, я рассказывала, что уже много лет являюсь волонтером, говорила о проектах, о помощи детям в детских домах, о том, как мы узнали об Эле и почему не смогли пройти мимо. Рассказывала, что по призванию души я – мама и с каким удовольствием провожу время с детьми, о том, что мы много читаем, играем в настольные игры, путешествуем, делаем велосипедные семейные вылазки, ездим в бассейн, в горы, на море и что у нас много добрых семейных традиций. Говорила и о том, что Элечка очень хорошо впишется в нашу семью, что ее ждут мама, папа, братья и сестра, бабушка с дедушкой и что уже есть договоренности с немецкими клиниками о лечении и реабилитации.

А судья задавала вопросы и слушала. И ведь с живыми глазами слушала! А порою даже и с некоторой по-женски теплой улыбкой. Особенно во время показа альбомов, которые я веду на каждого моего ребенка, с записями о первом зубике и первых словах. А когда я показывала видео, где Элечка уморительно декларировала "Наша Таня громко плачет", что-то даже материнское промелькнуло в ее взгляде.

Почему, ну почему она все-таки пошла против сердца и совести? Ведь и заключение потом по нам она написала весьма положительное. И законодательство никак не мешало ей принять положительное решение! Приняли же такое решение 46 раз в прошлом году и 25 раз в этом году другие суды России. У нее на руках были ВСЕ необходимые бумаги, на которые она могла опереться в случае чего. Неужели степень каких-то рисков настолько перевешивала в ней человеческое?

После заслушивали отдельно Алика, сотрудницу дома ребенка, сотрудницу органов опеки, нашего адвоката. Все были однозначно за нас. Я старалась сосредоточиться только на "здесь и сейчас" – вот есть вопросы, и есть на них ответы: все идет хорошо. Потом я много бичевала себя за то, что слишком расслабилась, слишком мало говорила на тему "однополых браков", что они в данном случае не помеха усыновлению, и слишком сосредоточилась на роли мамы, когда стоило побыть и "юристом". Позволила этой теме идти на самотёк, понадеявшись, что в документах всё есть. Муж меня позже убеждал, что у судьи изначально была однозначная позиция, которую она озвучила еще на предварительном заседании. Но я не знаю. Могли ли мои пылкие речи на эту абсурдную в данном контексте "однополую тему" поколебать позицию судьи?

Под конец заседания предоставили заключительное слово прокурору. Молоденькая и хрупкая девушка, которая на предварительном заседании была против, сменила позицию. Она зачитала свое заключение, которым поясняла, что удочерение будет полностью соответствовать интересам ребенка и она просит удовлетворить заявление. Когда я это услышала, в ушах у меня и в голове потемнело – показалось, что сказка сбывается!

Всех попросили удалиться, судья же осталась совещаться. Хочется верить, что с совестью. Мы вышли в коридор, все в приподнятом настроении, почти что уже обнимали друг друга. Я начала обсуждать с врачом дома ребенка, какие медикаменты Эле стоит принимать дома дальше. И только прокурор сидела с красными глазами и напряженным лицом. И на мое искреннее "Спасибо!" тихонько ответила: "Но Вы ведь в курсе, что мнение прокурора судью ни к чему не обязывает, да?".

Я радостно закивала: "Да-да, конечно, но все равно это очень важно, что Вы выступили за нас". А сама уже почти верила!

Объявили об обратном возвращении в зал заседаний. Судья, не поднимая глаз, начала быстро тараторить:

"По заявлению таких-то по удочерению такой-то…", называла имена, даты, адреса, и у меня начало холодеть сердце. Становилось страшно, потому что абсолютно такой же скороговоркой закончился в свое время суд у швейцарской семьи Пошон. "Неужели отказ?" – пронеслось в голове. …СУД РЕШИЛ: В УДОЧЕРЕНИИ ОТКАЗАТЬ! Письменное обоснование будет изготовлено 9 сентября.

После этих слов судья, по уже известному мне сценарию, стремительно вылетела за дверь, хлопнув ею так, что все вздрогнули. "Ничего не понимаю", – проговорила сотрудница опеки в мертвенной тишине. Все молчали. Говорить было нечего. Меня словно оглушили. Может, я не так поняла судью? Может, она имела в виду что-то другое? Может, отказать это все-таки означает разрешить? Если бы до этого я так не взлетела в своих надеждах, может быть, легче бы приняла удар. У меня словно отрубили все чувства. Я не плакала, не злилась, я просто молчала и в прострации смотрела перед собой. Все Рухнуло. И ответ на вопрос Эли стал теперь ясен: нет, солнышко, я не приду…

Мы вышли из суда. Все мне что-то говорили, пытались поддержать, утешить. Я слушала и не слышала. Кто-то плакал, кто-то возмущался, а я молчала. Алик был рядом. Мы отошли и сели вдвоем на лавочку. Не хотелось ни думать, ни говорить. Я включила телефон, чтобы посмотреть время. Посыпались сообщения, вопросы: "Ну как?" Столько народу за нас переживало, а что я могла им ответить?

Оказались в "Копейке", поужинали. Из окна столовой была видна табличка, хорошо описывающая произошедшее: "Комната смеха, ул. Пограничная, 2". Вернулись в квартиру с тараканами. Легли спать. И только тут меня накрыло. Я выла, била кулаками плечо мужа: "Ну почему, почему, почему? ПОЧЕМУ!!!???" Алик гладил меня по голове, слушал и утешал. Тяжелая ночь. Снова не спала. Когда за окном начало светать, организм взял свое: я заснула и во сне продолжала спорить, доказывать судье, что она просто обязана отпустить Элю домой.

С 5 по 9 сентября 2015. День шестой и последующие.

Вяло прошелестели оставшиеся дни поездки. Обратные билеты у нас были на раннее утро 8 сентября: Владивосток-Хабаровск-Москва-Мюнхен. Брали с возможностью передвигать дату, но смысла в этом сейчас не было.

Проснулись на следующий день ближе к вечеру и пошли прогуляться. В голове гулко, глухо, безнадежно. Непонятно, что теперь делать, куда идти и зачем? На набережной шли "Дни мира на Тихом океане". Прогуливающиеся у моря пары, выступающие на уличной трибуне артисты, смеющиеся и хлопающие зрители – я воспринимала происходящее вокруг как издевательскую насмешку. Идущие навстречу семьи с детьми, радостно скачущими вокруг родителей, обостряли чувство несправедливости. Мозг сверлила мысль: Почему Эля не здесь? Какое право имела судья так распорядиться ее и нашими жизнями? Зачем она это сделала? Отчего всё так глупо вышло?

На последующие дни Алик нашел малюсенькую, но чистую комнатку размером чуть больше кровати. Когда отыскались силы, встретились с теми, кому обещали, – с Наташей и ее очаровательными приемными детками, которые были бальзамом на душу. Она два дня подряд водила нас по городу – в восточную кухню, на вышку, откуда открывался вид на весь Владивосток и бухту, на маяк, который я впервые видела так близко. Когда держала в руках шебуршащую своими многочисленными ножками морскую звезду и морского ежа, вспомнилась притча про мальчика. Маяк, пожалуй, был одним из лучших моментов всего этого тяжелого путешествия.

Потом был перелет до Хабаровска, там я поспала в кафе на диванчике. Муж купил кофе с блинчиками и сторожил мой сон. Затем Москва: переночевали на старом месте, где нас уже начали узнавать. И 9 сентября наконец-то оказались дома. Обняли своих деток, которые по нам ужасно соскучились, и стали думать, как жить дальше.

Ну вот я и поведала историю, которая грузом лежала на сердце. Мне после повествования обычно становится легче, как будто перекладываю часть этого груза в текст. А вчера вечером, готовя ужин, даже песни распевала. Все будет хорошо, обязательно будет. То, что мне тогда казалось точкой, – это запятая. Бессмысленная, жестокая, но запятая. Она мощно долбанула нас, но так быстро мы не опустим руки. И мудрое Мироздание наверняка увидит, насколько мы тверды в своем желании стать родителями Эле. Оно поможет нам поставить другую точку в этой истории, вернее, многоточие, после которого начнутся обычные семейные будни. Я в это верю.

22 сентября 2015. Change.org.

Представители платформы петиций Change.org написали мне, что обратили внимание на нашу петицию и хотят помочь в ее распространении. Элина история вызывает столько искреннего отклика в сердцах людей!

25 сентября 2015. Продуманный ход.

Приморский суд выдал определение об оставлении нашей апелляции без движения, т.к. в жалобе не указаны основания, по которым мы считаем решение суда неправильным, и дал срок на устранение недостатков до 20 октября. На это адвокат Голованов и рассчитывал. Таким образом мы выиграли время на составление юридически обоснованной и сильной апелляции.

26 сентября 2015. Информационная волна.

Александр убежден: на свету темные дела делать сложнее, и чем больше внимания общественности, тем сложнее будет чиновникам втихую замять наше дело и отказать окончательно. Мы принялись за создание информационного сайта: волшебница и по совместительству помощница адвоката Ольга запустила группы в соцсетях. Параллельно администрация Change.org помогала нам с продвижением петиции. Информационная волна набирает обороты, и на данный момент уже 50.000 подписей!

30 сентября 2015. АиФ.

СМИ начали откликаться на эту волну и писать мне. Одной из первых была отзывчивая и искренняя журналист Надежда Кузьмина, которая принялась работать над статьей для "Аргументов и Фактов".

1 октября 2015. Все вместе.

Мы с Головановым помогли составить и подать в срок обжалование от имени дома ребенка. Органы опеки Уссурийска также подали жалобу на решение суда. Стоит отметить, что приемным родителям нередко ставят палки в колеса именно органы опеки и попечительства. Но в опеке Уссурийска работают люди, для которых интересы детей действительно что-то значат.

В немецкой опеке Jugendamt нас тоже поддержали и выдали ряд дополнительных документов: обязательство по предоставлению регулярных отчетов после усыновления, выписку по законодательной базе в области усыновлений, справку о полномочиях ведомств и так далее.

Получили сообщение: "100 000 человек подписали вашу петицию". Волна нарастает снежным валом – столько откликов, комментариев, теплых слов и пожеланий, такая мощная поддержка со всего мира! Поразительно, скольких хороших сердец коснулась наша история, сколько отзывчивости и неравнодушия!

9 октября 2015. Видеообращение.

Записали и выложили видеообращение для общественности, где кратко изложили нашу историю.

13 октября 2015. Мои подруги.

Все это время со мной были мои подруги из России, Чехии, Израиля, Латвии, Германии. Их около 10 человек, тех, кто был рядом с САМОГО начала, видел все наши взлеты и падения, надежды и крушения. Это вам я писала все эти строки, а вы переживали за нас и вселяли в меня веру в благоприятный исход. Ваша поддержка совершенно особая, а на определенных виражах была и вовсе экзистенциально необходимой, помогающей не сломаться и найти силы идти дальше. Это бесценно. Спасибо, дорогие девочки!

В Германии подключилась моя подруга, адвокат Юлия Клейман, которая составила обширное юридическое заключение по статусу и правам однополых союзов. В нем она указала, что на практике одиноким людям в Германии практически невозможно усыновить ребенка: по статистике на одного ребенка, подлежащего усыновлению, приходится 7-10 потенциальных кандидатов в усыновители, и предпочтение отдают семейным парам, состоящим в законном браке. Соответственно вероятность "переусыновления" Эли в однополую семью стремится к нулю.

Марина Глок, аккредитованный переводчик в Германии, также всем сердцем прониклась историей Эли. Она делала для нас заверенные переводы всех бесчисленных документов для суда не только вне очереди, а еще и бесплатно!

Оля Лазарева из Астрахани запустила в соцсетях фото-флешмоб "Элю – маме". Отклик был невероятным! Фотографии множества неравнодушных лиц с листом в руках "Элю – маме" заполонили интернет. Видеть визуально масштабы переживающих за нас людей было так трогательно!

15 октября 2015. СМИ.

В "АиФ" вышла статья Надежды Кузьминой "Уберечь от Европы", а в "Ведомостях" – "Воображаемая угроза гомосексуализма как фактор в суде" Марии Эйсмонт.

Параллельно мы безостановочно работали со СМИ, давали интервью, предоставляли им материалы. Тут были свои нюансы: нельзя было допустить грязи и скандала, которые легко раздуть на любом громком деле. Поэтому мы с мужем для себя решили: никаких ток-шоу. Нам начали писать с передач "Пусть говорят", "Мужское и Женское", "Прямой эфир", приглашали на свои площадки, звали, уговаривали. Огласка истории важна, если мы хотим привлечь общественное внимание. Но ток-шоу, скорее всего, попытаются для повышения градуса выманить на передачу, например, кровную семью Эли и подставить их под закидывание камнями. Или пригласить в эфир ярых ненавистников иностранного усыновления, которые будут рассказывать об издевательствах над детьми в иностранных семьях и горланить о том, что русские дети ДОЛЖНЫ жить в России, хотя бы и в домах инвалидов. И так далее. Шоу создается в противостоянии, и целью являются эмоции и накал страстей. Поэтому со СМИ мы были предельно осторожны: не все средства приемлемы. Огонь – это хорошо, но важно не дать ему превратиться в пожар.

К тому же под раздачу и так уже начали попадать кто ни попадя: прокуратура подала жалобу на дом ребенка, на органы опеки начали давить сверху.

16 октября 2015. Еще одна Юлия.

Мне написал удивительный человек, которым я восхищаюсь по сей день, – Юлия Рихтер, специалист по иностранному усыновлению, сотрудник другого немецкого агентства – "Zukunft fuer Kinder". Она окунулась с головой в наше дело, будучи на девятом месяце беременности. Юлия в личное время изучала наше досье, давала важные советы, предоставляла нам юридические брошюры, справки, образцы документов.

19 октября 2015. Уполномоченный по правам ребенка.

Адвокат Голованов закончил составление юридически обоснованной апелляционной жалобы, мы с мужем подписали ее и выслали почтой. Для надежности наша приморский адвокат Юлия отнесла во Владивостокский суд письмо с уведомлением – мол, ждите.

Уполномоченный по правам ребенка Астахов дал интервью телеканалу "Звезда" и официально заявил: "Я на стороне приёмной семьи Бейсеновых". Особую важность это заявление приобретало ещё и потому, что он ведь не сам по себе, он часть системы, а это означает, что в целом настроения в нашу сторону там, видимо, неплохие.

Дальневосточные СМИ тоже проявили большую отзывчивость: Анна Маленко, Дмитрий Комаров и другие связывались со мной и писали на местных порталах.

20 октября 2015. Издержки "славы".

Ажиотаж вокруг всей истории уже начинает напрягать. Как актеры, певцы и политики живут на всеобщем обозрении и обсуждении, а нередко и осуждении изо дня в день? Это давит, особенно когда безосновательно переходят на личности.

Одним не нравится, что ты на фото слишком улыбаешься: "Ведь неискренне же, немцы всегда такие, на лицо улыбку натягивают, а сами подлое замышляют". Другим претит твоя физиономия в принципе: "Да вы посмотрите на эти рожи, ни следа интеллекта, наверняка безработные, наплодили детей, живут на пособие". Третьи в праведном гневе вторят вторым: "А где гарантии, что семья не усыновляет ребенка ради пособий?" Этим если даже и доказать, что выложенная нами сумма за процесс усыновления уже превышает далеко не один и не два десятка тысяч евро и стремительно растет дальше, будут пытаться найти другой подвох. Четвертые, привыкшие, что за них думают (удобно же), убеждены, что "не мог суд ТАК ПРОСТО отказать: нечисто тут дело, и наверняка есть другие причины отказа. А если их не видно, то интуиция у судьи сработала или опыт сказался". Пятые предполагают, что мы можем ребенка-инвалида на органы собственным детям везти… Шестые подозревают нас в том, что мы усыновляем ребенка, чтобы сделать ее террористкой: "Ручки у Эли хоть и короткие, но до кнопки на поясе шахидки дотянутся". Седьмые открывают сбор денег в помощь удочерению на собственные счета! Притом, что мы денег не просили и не просим.

И это лишь осколки боев, разворачивающихся на форумах и в комментариях статей. Там происходят настоящие войны между нашими защитниками и "продвинутыми обладателями критического мышления". Но "наших" на этих платформах, слава Богу, больше.

Муж призывает не обращать внимания, говорит, что просто некоторым важно считать себя лучше других. И когда в их окружении появляется кто-то, кто нарушает эту картину, то вернуть себя на пьедестал они могут двумя путями: постараться вырасти самим, что часто требует больших усилий, либо принизить значение других, что гораздо легче, и в чем многие из них проявляют недюжинную смекалку. Если человек крут в спорте – то наверняка недалёк в развитии, если жизнерадостен – то поверхностный, если "слишком" добрый – то только для видимости или грехи замаливает и так далее. Как в той песне "Куплеты Тристана" из фильма "Собака на сене".

Да я и сама понимаю, что вся эта болтовня в интернете, как выразился один замечательный человек, – "тлен". Но обидно и неприятно все равно. Есть среди них не только тролли, но и те, кто всерьез не верит. Ищут скрытые мотивы непонятного им желания вытащить ребенка в семью и не дать ему сгинуть в системе детских интернатов. Мне и раньше, с начала волонтерской деятельности, встречалось немало людей, искренне не понимающих моих побуждений. Неужели эти люди настолько черствы, что не могут понять или хотя бы принять наличие у человека обычной эмпатии, желания помочь другому не ради наживы, а ради самого другого? Да, он делает это и для себя тоже, но не чтобы "заработать", а чтобы не потерять в себе человека.

Есть, конечно, и те, кто все понимают, но "спускать" собственные ресурсы на постороннего человека им досадно. А если просто смотреть на эту деятельность "в окошко", то совесть не спокойна. И чтобы легитимно самоустраниться, они переводят вопрос в другую плоскость: "помогая другим, мы делаем их инфантильными и ещё более зависимыми", "систему надо менять, но мне одному это не под силу (соответсвенно я могу ничего не делать)" и так далее. Мол разбираться с подобными вопросами – дело государства, которому я, кстати, плачу за это налоги, и нечего тут всяким волонтерам мнить себя в белом пальто и разводить суету.

Для меня же волонтеры в социальных сферах – это люди с расширенной "зоной комфорта". К примеру, в своей квартире большинству нравятся чистота и порядок. В какой-то момент кто-то из них расширяет свою "зону комфорта" на подъезд, затем они не хотят видеть мусор на своих улицах, в своем городе, на планете в целом. Тут то же самое, только в смысле не пространства, а людей и их отношений. Ведь каждому человеку важно чувствовать, что рядом идет кто-то, кому есть дело именно до него, кто принимает личное участие в его жизни. А детям близкий значимый человек необходим втройне. И волонтеры расширяют зону эмпатии со своей семьи до "чужих" детей, стариков, инвалидов и так далее. Они становятся голосами тех, кого не видят и не слышат.

Я не спорю, что нужно менять систему так, чтобы детских домов не было как таковых. Но каждый ребенок, который уже прямо сейчас находится в сиротском учреждении, нуждается в нашей помощи. Без сомнения, всякая помощь может быть как здравой и целесообразной, так и неразумной. И никто никого не агитирует потакать тем, кто "ножки свесил". Но все мы хоть раз в жизни оказывались в таком состоянии, когда без помощи другого человека было не обойтись. И как было хорошо, когда такой человек находился. Но когда нуждаются другие, нам так хочется, чтобы те оказались "сами виноваты" в своих бедах. Ведь тогда от них гораздо легче отгородиться. Так может стоит перестать обманывать себя и постараться хотя бы не мешать тем, кто хочет и может оказаться тем самым человеком.

Надоело быть в фокусе. Я весьма непубличный человек, интроверт, и мой дневник у меня под замком, и в соцсетях я всегда была под псевдонимом. А тут ощущение беззащитности перед праздной и любопытной толпой. Видимо, вся эта грязь – дело неизбежное при огласке. Вон как девушкам из благотворительного фонда "Старость в радость" в свое время досталось: они, якобы, на стариках "пиарились". О борьбе за детей из Разночиновского дома-интерната тоже чего только не несли и как только не пытались радостно выяснить, чего "на самом деле" хотят волонтеры. Вспомнилась фраза: "Если вы раскинули руки, открывшись миру, то будьте готовы, что вас за них могут тут же и прибить к столбу".

Параллельно приходится выдерживать натиск и нарастающее напряжение со стороны дома ребенка и опеки, которые очень хорошо к нам относятся, но не любят огласку. И каждый раз приходится по новой объяснять, почему оная нужна.

Ну да ладно, вновь вдалась я в лирику. Поплакалась вам, и полегчало. Все равно "наших" больше по качеству. Разве можно с такой поддержкой грустить? Но тем не менее буду безмерно рада, когда всё закончится. Схвачу своих четверых детей в охапку, запрусь дома, удалю из сети всё, что только можно будет удалить, и будем мы долго и счастливо наслаждаться семейными буднями.

25 октября 2015. Адвокат Голованов.

С ним мы на связи практически беспрерывно. Разработали список действий по пунктам и трудимся над ним чуть ли не круглосуточно: ходатайства, обращения, запросы на документы и статистику. Обсуждали, согласовывали, спорили и ломали копья, решая, например, идти ли на ток-шоу к Малахову. Только изредка можно было позволить себе подобное сообщение: "Александр, по Вашим последним сообщениям отвечу в воскресенье. Завтра у дочки день рождения. Семья и дети должны видеть меня тоже: один день – тайм-аут. До связи!"

Адвокат отдался делу полностью. Он давал во всех обращениях свой телефонный номер и принимал на себя шквал звонков и писем. За этот защитный "заслон" я ему очень благодарна.

27 октября 2015. Апелляция принята.

Наша Апелляционная жалоба принята к производству! Это значит, что в ближайшее время дело будет официально передано в Верховный суд.

6 ноября 2015. Продвижения.

Вчера был день маленьких радостей:

1) Приморский краевой суд известил нас, что обработка на месте завершена и дело поехало в Москву. С Богом! Будем ждать назначения даты суда. Держите кулачки, чтобы суд нам назначили до Нового Года, так как потом половину января никто и шевелиться не будет.

2) Вышла передача на RTVi, куда я летала 16 сентября. По откликам, мнения положительные, ну и хорошо. Мне и самой передача понравилась, только вырезали некоторые важные куски. Ну да ладно, главное:

– в целом она была по существу,

– посыл, как выразилась подруга Оля, "прямо вот сразу понятно, что ты героиня положительная и что суд однозначно накосячил" прозвучал,

– депутат на всю Россию помочь пообещал.

3) По отслеживанию на сайте почты вижу, что мои письма с ходатайствами получили и действующий канцлер Германии Меркель, и бывший канцлер Шрёдер. Надеюсь на их личное вмешательство, особенно на г-на Шрёдера, который и сам пару лет назад усыновил двоих детей из России. К тому же его дружба с Путиным всем известна.

4) Пачка дополнительных документов, высланная мною для Верховного Cуда, покинула Германию. А то долго она что-то не появлялась в отслеживании, и я начала беспокоиться. Пусть поскорее дойдет, затем побыстрее переведут ее на русский язык и направят куда надо.

16 ноября 2015. Дело в Верховном Суде!

И теперь продвижение можно отслеживать онлайн на сайте Верховного Суда РФ. Вдох-выдох. Следующий шаг – дело должны принять к производству и назначить дату суда. Наш адвокат рассчитывает на декабрь. Волнуюсь, как первоклассница.

18 ноября 2015. МК.

Екатерина Сажнева написала пронзительную статью про Элю в "Московском комсомольце".

20 ноября 2015. Дата заседания назначена!

Аллилуйя! 15 декабря 2015 года в 11:00 в Москве состоится рассмотрение дела номер 56-АПГ15-41 по апелляционной жалобе на решение Приморского краевого суда от 04.09.2015. В лучшем случае Новый Год Эля встретит дома. Но наиболее вероятен вариант, что будет второе заседание, через месяц. Посмотрим, главное – мы на финишной прямой!

Заканчиваю обновление документов; как только всё будет на руках – к нотариусу и за апостилями, потом в Россию на перевод, они – адвокату, он – в суд. Билеты на самолет мы уже купили, визой срочно займусь в понедельник, хостел забронирую, гостинцы закуплю. Со СМИ постоянно на связи, возможно, придется еще раз слетать в Москву на съемки. Сделать надо еще много, но, думаю, всё успеем: где наша не пропадала! Адвокат тащит дело мастерски. Депутат вроде занимается вопросом. Тьфу-тьфу-тьфу, пока все складывается неплохо.

Господи, помоги! И пусть все получится!

23 ноября 2015. Доползем.

Если я доживу до 15 декабря и не свихнусь, уже неплохо. Ну а если еще и Эльку отвоюем, то нечеловеческое счастье накроет мою бедную головушку. Как же я устала! И чем ближе дата суда, тем круче мясорубка: выходных нет, свободных вечеров с детьми тоже, высыпаться удается редко.

К примеру, сегодня встала в 7 утра и понеслось:

– собрала детей в школу и садик,

– отправила 27 емэйлов по теме усыновления. И это не массовая рассылка: каждый из них надо было проработать,

– согласовали с адвокатом обращение к Астахову,

– отослала запрос в две немецкие клиники по поводу лечения Эли, чтобы те обновили приглашения, так как срок в старых устарел,

– подбила суммы и отослала сканы кучи документов налоговому консультанту, чтобы он составил для нас обновленные документы по имуществу и финансам,

– перевела на немецкий и отправила в агентство письмо для Посольства Германии,

– подготовили с Головановым ходатайство для Верховного суда о приобщении к делу новых документов,

– отправила запрос на обновление медзаключения Эли в Приморье,

– согласовала с Баден-Баденом обновленное обязательство о написании отчетов после усыновления,

– согласовала с ними же новый документ о том, что в случае жестокого обращения с ребенком и пр. они уведомят в течение пяти дней все необходимые инстанции,

– вела переписку с телеканалом RTVi, которые хотят снимать нас снова,

– сходила к зубному,

– закупила подарки на Новый Год для моих подшефных ребят, упаковала и отправила три бандерольки, сделала еще мелкие покупки и почтовые дела,

– поработала у себя на фирме, а вечером приготовила детям простенький ужин.

Не замечаю, как пролетает день. Вот уже снова спать. А я опять почти не видела своих деток, ну разве что поиграла с ними с полчасика в "Монополию".

Голованов вчера решил "приободрить", увидев, что я подустала: "Юль, не обмякайте, Вы же боец". Конечно, я боец, но не робот. Всё время соответствовать и не ронять свой имидж в глазах окружающих тяжело. Бывает, устаю и имею, блин, право!

В общем, в последние дни строчим с адвокатом личные обращения к кому только можно – лишним не будет. К тому же я всегда за диалог. Ну или почти всегда. Будь то враги, противники или вертикаль власти. Гордость – слишком дорогое удовольствие. К тому же иногда сделать добро можно только из "темной материи", и отсутствие диалога лишь ухудшит ситуацию. Я не говорю, что можно предавать себя или свою идею. Но любая принципиальность должна быть осмысленной, и быть неотъемлемой частью целостности личности, иначе она легко может перерасти в глупость. Но пока все обращения безответны.

Написали в приемную Путина и даже получили ответ. Правда, он был не на мое, а на имя неизвестной гражданки Тепляковой и являлся формальной отпиской, которую, похоже, ничего в ней не меняя, рассылают всем гражданам, которые шлют свои чаяния Гаранту Конституции. Справедливости ради стоит отметить, что от Меркель и Шредера тоже пришли отписки, пусть и более индивидуального характера. Шредер с женой так хорошо нас понимают, но сделать вот ничегошеньки не могут: и Путину писать он разучился, а может и бумага закончилась. Злая я сегодня. Вымоталась.

Ну да не беда, обращения к сильным мира сего были скорее на удачу, а главным фронтом работы остается документальная броня и общественный резонанс. Будем надеяться, что самая темная ночь перед рассветом.

24 ноября 2015. Исаковы.

Обычно мы посылаем обращения к представителям власти и получаем либо автоответ, либо вообще ничего. А тут к нам обратился Эдуард Владимирович Исаков, член Совета Федерации Федерального Собрания РФ, со своей супругой Аленой: "Следим за вашей историей. Чем мы можем помочь?" Это настолько непривычно. И общение с супругами Исаковыми было настолько человечным и конструктивным, что я снова поверила, что не для всех приход к власти обозначен возможностью обрести лопату пошире. Что и там можно не потерять себя. Исаков 19 лет работал с детьми и взрослыми с инвалидностью, поднял у себя в регионе пласт адаптивного спорта для людей с ограниченными возможностями и помогает им со своей супругой до сих пор. Нам он тоже очень помог личным участием, написанием ходатайств, обращением к Астахову и так далее. Этот вклад в дело важен, и я им очень благодарна.

28 ноября 2015. Усыновления в Германию продолжаются.

Министерство Образования РФ подтвердило в ответ на наш запрос: усыновления в Германию продолжаются. Прислало официальную статистику усыновлений из России в Германию за последнее время. Следовательно, встает вопрос, насколько законно основанное на такой абсурдной причине решение Приморского краевого суда по отказу нам в удочерении Эли?! Это письмо ценно для предстоящего заседания в Верховном Суде.

1 декабря 2015. Иногда время можно купить.

Подметила интересную особенность – в реалиях гонки стала меньше жалеть деньги и больше жалеть себя. Сделать в тройном тулупе визу в Россию сегодня или заняться ей позже и доплатить лишних 40 евро? Выслать в двойном твисте документы сейчас или через пару дней экспресс-почтой? Выбор для меня в последнее время все более очевиден. На обед на работе стала покупать себе всё самое вкусное, необычное и дорогое – маленькие радости, которые поднимают жизненный тонус и дают силы готовиться к суду дальше. Деньги сыпятся направо и налево. Боюсь даже считать. Зато сэкономила себе пару метров нервных клеток.

Конечно, встала я все равно в семь утра и приперлась с работы в восемь вечера, но до середины декабря дотяну. Главное, муж поддерживает, с детьми отдыхаю душой, адвокат таранит дело вперед, друзья со мной и еще много народу за нас. На выходных устроила себе разгрузку: сплели с детьми рождественский адвент-венок из еловых веток, сходили с мужем в кино, а на завтрак даже блины семье испекла.

Депутат с телепередачи отмалчивается. Зато по личной инициативе на нас обратил внимание Алексей Головань, правозащитник, бывший уполномоченный по правам ребенка. Он, помимо прочего, занимается не на лозунгах, а на деле фактической поддержкой выпускников детских домов. Оказал и нам помощь, связавшись с Министерством Образования и подготовив для нас важные данные.

5 декабря 2015. 200 000.

Обратились ко всем подписчикам нашей Петиции, которых было уже около 200 тысяч (живая стена в защиту маленькой девочки. Разве это не чудо?), с просьбой подать личное обращение во все федеральные и региональные инстанции, чтобы выразить свое отношение к делу. Люди нас поддержали, и письма посыпались сотнями и тысячами.

10 декабря 2015. Прямое включение.

Опубликована большая и душевная статья Ольги Алленовой в издании "Такие дела". Ольга Алленова – талантливый журналист с огромным сердцем, пишущий о горячих точках, о наболевших социальных проблемах. Ее бесконечно уважают среди волонтеров за то, что обычно в центре ее повествования находится человек в беде.

Телеканал "Дождь" в передаче "Здесь и сейчас" рассказал о нашей истории с прямым включением. Я выходила в эфир по интернету прямо с работы и волновалась, как бы в кабинет не зашли коллеги и не сорвали съемку. Все прошло хорошо.

14 декабря 2015. Полетели!

Сидим в самолете, через 20 минут взлет. Неужели я выдержала эти недели (документы, визы, билеты, СМИ, телесъемки, интервью, звонки, письма, восьмичасовой рабочий день, дети, быт, стирка, готовка, роды моей подшефной Светы, смена юридической формы фирмы мужа, срочное оформление квартирных бумаг, детские новогодние концерты-утренники)! Я пишу, значит, существую.

Настроение боевое. И ощущение, что все будет хорошо, должно быть обязательно. Обнимаю и шлю вам теплые приветы. Завтра в 11 утра по московскому времени держите за нас кулачки так, как только можете! С Богом!

15 декабря 2015. Я Элина мама!

Аааа!!! Я – Мама Эли!!! Я – Элина Мама!!! Эля – моя Дочка!!! Я счастлива ))))))))))))))))))))))

Дорогие, милые люди, живущие в разных городах и странах, имеющие разные профессии, любящие разные вещи! Сегодня нас всех объединила маленькая девочка Эля, которая теперь не НИЧЬЯ, а МАМИНА и ПАПИНА!!! ДА! Верховный Суд вынес решение и разрешил Эле стать нашей дочкой, а нам – ее родителями. Мы чрезвычайно признательны Верховному Суду.

Огромное, нет, просто гигантское СПАСИБО КАЖДОМУ, КАЖДОМУ, кто помогал нам в приближении этого радостного дня, содействовал оформлению документов, освещал нашу проблему в СМИ, выдавал нам заключения и справки, поддерживал и переживал за нас, подписывал нашу петицию, желал нам успеха! Вы – чудесные! Вы – замечательные! Спасибо за вашу поддержку и тепло! Это невероятно – за нас и Элечку болела треть миллиона человек!! Помимо явных и активных, было просто несметное количество "невидимых" помощников, и мы благодарны каждому, кто вложил в нас частичку своего времени, души и сердца! Я так счастлива и хочу поделиться нашим счастьем и с Вами! Храни Бог Вас, Ваши семьи и Ваших детей!

Элина Мама

5 января 2016. Как рождалось счастье.

Это была самая долгая и самая сложная моя беременность: ровно 18 месяцев. Я до сих пор усилием воли заставляю себя поверить, что война с инстанциями и судами закончена. Не нужно больше по этому поводу прорабатывать и составлять, звонить и обсуждать, согласовывать и спорить. Не нужно продумывать и продвигать, просить и бояться, писать и переживать. О Боже, неужели всего этого действительно больше НЕ нужно делать?! Неужели Мироздание сжалилось надо мной и Элей и подарило нам возможность стать одной семьей?!

С одной стороны, мне сейчас тяжело вспоминать путь борьбы. А с другой, когда перебираю в памяти то, что было, и то, что стало, я будто сшиваю эти два участка жизни воедино, и исцеляется выстраданное и отболевшее. И осознание того, что это не сон и что Эля на самом деле Моя Дочка, постепенно переходит из удерживаемого сознательным усилием в привычное и бессознательное.

Вот уже пару дней, как я устроила себе отдых и держу телефон без звука и днем и ночью! И пока моя "новорожденная" и трое старшеньких спят, кратенько хочу записать на память основные моменты с 15 по 31 декабря.

15 декабря 2015.

В 11 утра мы явились в Верховный Суд. Я старалась сконцентрировать мысли только на настоящем времени, чтобы хоть немного уменьшить волнение. О результатах суда запретила себе и думать. После родного уже металлоискателя нам выдали пропуска и пустили на верхний этаж, где нас ждали журналисты, что было оговорено заранее. Эдакое око общественности, которое бдило за тем, чтобы вершилось правосудие, а не судилище.

Дождались приезда адвоката Александра Голованова и сплоченной командой вошли в зал. "Встать! Суд идет!". Вошли три черные мантии и заполнили собой пространство: началось. Длилось заседание часа четыре и протекало, хоть и с виражами, но в целом позитивно. Пару раз накатывало ощущение, что от наших ответов вряд ли что зависит. Из особенно напряженных был момент, когда Александр подал ходатайство о привлечении к делу дополнительных документов. Важных и нелегко нам доставшихся – заключения Астахова и Министерства Образования, справки от других российских и немецких инстанций, наше завещание с назначением моей сестры опекуном Эли в случае, если мы не сможем заботиться о ней, и прочие бумаги, которые должны были еще более усилить нашу позицию.

Загвоздка в том, что по закону суд апелляционной инстанции работает только с имеющимися в деле документами и принимает новые лишь тогда, когда имеется уважительная причина, по которой они не могли быть поданы раньше. По существу таких причин у нас не было. Поэтому наш адвокат откопал в деле мелкие нарушения со стороны приморской судьи и придрался к ним, требуя на их основании перейти к рассмотрению дела не в рамках апелляции, а по правилам первой инстанции.

Голованов раскрыл свои карты, и судьи в ответ нахмурились. Средний из них, восседавший до этого с видом отвлеченного от дел Бога, угрожающе изрек: "Вы отдаете себе отчет в том, что если мы удовлетворим ваше ходатайство о переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции, то заседание придется отложить? Ведь нам нужно будет уведомить всех участников процесса, пригласить их заново и так далее". У меня внутри все похолодело. Перенос? Еще на несколько месяцев? С другой стороны, идти ва-банк и согласиться на сейчас, без привлечения наших новых бумаг, более рискованно. Что делать? Мы посовещались, и Голованов заявил о том, что наше ходатайство о переходе на правила первой инстанции мы временно отзываем и просим приобщить к делу наши дополнительные документы. Суд удалился на совещание по данному поводу. Минут двадцать я дрожала осиновым листом, молча кивая на уверения адвоката, что если они сейчас откажут нам в приобщении новых бумаг, то рисковать опасно и надо настаивать на переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции и переносить заседание. "А если они примут наши документы, то это заявка на победу, – шептал он, – так как это будет означать, что они идут нам навстречу".

Монументальные фигуры в черном внесли свою величавость обратно в зал и огласили, что все документы, кроме трех, не самых существенных, приняты и приобщены. Мы выдохнули. Потом были выступления сторон, вопросы, ответы. Рядом с нами был опытный адвокат, на столах – кипы документов от всевозможных инстанций, в коридоре – нацеленные на двери зала камеры журналистов, в интернете более трети миллиона подписей нашей петиции. Шло к тому, что всё должно быть хорошо.

Последовал еще один момент, который снова заставил мое сердце ускориться. В конце заседания головной судья вопросил: "Я тут читал в СМИ Ваши обращения, петиции. Зачем Вы всё это сделали?!" Такого "виража" мы не ожидали, и я готова была провалиться под стол. С одной стороны, внутренне возликовала: ага, дошла-таки информационная волна до тех, кому она предназначалась! А с другой стороны, мною овладел страх: вопрос прозвучал с плохо сдерживаемым раздражением. "Вы что, думаете, что Верховный Суд сам не разберется? Вы что, не доверяете Верховному Суду?" Краснея и бледнея, я заявила, что Суду полностью доверяю, более того, только на него и уповаю, как на последнюю высшую инстанцию. А к широкой общественности мы обратились еще до вынесения постановления первой инстанции в страхе потерять нашего ребенка. Тему закрыли.

После каждому предоставили заключительное слово. Я еще раз постаралась вдохновенно донести, как мы ждем и как хорошо подготовлены к приходу Элечки в семью, а также подробно о невозможности попадания Эли в однополые партнерства. Адвокат тоже подчеркнул, что "в Германии толерантность, да, но партнерства – это абсолютно НЕ браки, и никогда не будет Эля переустроена в однополую семью". Театр абсурда с темой, набившей мне уже жуткую оскомину…

Заключительное слово передали представителю Генеральной Прокуратуры. "Прошу решение Приморского суда отменить". Это звучало хорошо, но, помня сценарий Приморского суда, я пока только напряженно слушала. "Суд удаляется на совещание". Около получаса мы ожидали. Я мысленно перебирала сказанное, оценивала: кажется, всё нужное было озвучено и всё возможное мы сделали. Будь что будет.

"Встать! Суд идет!". Я вся превратилась в слух и в зрение, жадно изучала каждую черточку лица каждого судьи, считывала интонации голоса, пытаясь предугадать каждое слово. Речь была начата спокойно и размеренно: это хороший знак. Но как же долго он зачитывал вступительные данные, имена, даты, обстоятельства дела. И вот – "Решение приморского суда от 4 сентября 2015 года ОТМЕНИТЬ".

АААААААААААААААААААААААА )))))))))))))))))))) Душа и сейчас ликует на этих словах. Я, Алик и адвокат не сговариваясь, схватились на этих словах за руки. Я шептала "спасибо… спасибо…" и сразу же почувствовала неожиданную слабость, будто все напряжение, сжатое в комок, в кулак, вдруг отпустило. Ноги подкосились, я задержалась о стол руками и… неожиданно для себя заплакала. От счастья и облегчения. Судьи дочитали свое определение, завершив его прекрасным оглашением того, что письменное решение можно будет забрать уже послезавтра (невообразимо краткие сроки). Это было СЧАСТЬЕ в чистом виде!

Судьи удалились через свой выход. А прокурор и секретари перешептывались: "Ну что, журналисты еще там? Как нам выйти?" "Да, еще там, нацелили свои камеры на дверь!" И тихий укор в нашу сторону: "Ну что же вы – журналистов пригласили. Такие дела по усыновлению вообще тихо надо делать".

После поехали с Александром Головановым и его помощницей отмечать победу в кафе. Там мы читали многочисленные поздравления, писали в ответ СМСки и сообщения. Потом нас поздравляла семья Исаковых, познакомились с их замечательными детьми. Был вечер ликования.

Слава Богу, и спасибо Мирозданию за этот день!

16 – 31 декабря. За Элей.

Затем были еще две недели, за которые нужно было слетать в Приморский край и оформить на месте выездные документы. После чего обратно в столицу, чтобы сделать немецкий паспорт для Эли. Очень хотелось вернуться домой еще в этом году. Правда, это были уже приятные хлопоты.

Но чтобы мы не скучали и не расслаблялись, нам устроили очередной квест. Из Уссурийска пришло сообщение, что так как суд проходил в Москве, то и свидетельство об усыновлении необходимо получить там же. Пробегали весь день по городу, все без результата. Информация противоречивая. Поскольку подобный вариант через Верховный Суд случается раз в Х лет, то никто ничего не знает наверняка. В итоге Москва отказалась нам что-либо оформлять. И мы побежали в аэропорт, чтобы решать этот бумажный коллапс уже на месте, в Приморском крае.

С билетами на самолет тоже были сложности. Из-за предновогоднего ажиотажа остались только дорогие, со многими пересадками или на прямые рейсы, но сделанные, по всей вероятности, из чистого золота. Обратились по телефону в известные авиакомпании – везде отказ. Мы уже смирились. И тут "Аэрофлот" перезвонил и сообщил, что организовал специально для нас недорогие билеты на прямой рейс, да еще с выбором удобных мест и детского меню для Эли. Туда – два билета, обратно – три. Красота! Приносим им искреннюю благодарность!

Когда оказались у Эли, она с гордостью объявила детям из группы: "Это моя мама!" И надо было видеть при этом ее глазки. Не зря весь путь проделан, ох, не зря!

…Потом была вновь Москва, где во всех инстанциях так непривычно стремительно всё складывалось. В канун Нового Года мы гладко долетели до Мюнхена. Часа за два добрались на электричке до своей остановки. И вот уже знакомые царапины родной двери. Навстречу нам шумно высыпали наши дети. Господи, спасибо, что наконец-то я могу написать эти заветные два слова – Эля дома.

Послесловие

5 января 2021.

Вот уже 5 лет, как наша Эля дома. Она растёт настоящей умницей и красавицей, и скоро ее первый юбилей – 10 лет. Элечка ходит в обычную школу. И государство нас в этом поддерживает: оплачивает индивидуальную сопровождающую, которая помогает ей в течение школьного дня с бытовой рутиной. Но со многим Эля прекрасно справляется и сама. А как она пишет! У нее настолько чудесный почерк, что многие принимают ее кругленькие идеальные буквы за напечатанный образец написания.

За это время в детской ортопедической клинике города Ашау Эле сделали несколько операций на ручки. Наш Доктор Дусса – настоящий волшебник. Он проделал просто ювелирную работу по выпрямлению кистей Элиных рук, за которую другие специалисты не решались браться. И теперь уже позади месяцы гипсования и ношения спиц, разработка пальчиков и осваивание заново своих рук в новой форме. Сейчас Эле стало гораздо удобнее брать предметы, одеваться и т.п. Да и оптический вид, несомненно, улучшился: теперь они ровненькие и стали от этого еще милее. В идеале мы бы хотели "доставить" по большому пальчику на каждую руку, что еще больше расширило бы их возможности. Но от этой операции доктора нас пока отговорили: есть риски не только не улучшить, но и ухудшить функциональность и внешний вид.

Наши дети приняли Элю очень тепло: они быстро сдружились и стали одной "веселой бандой". Первый год адаптации был, как это обычно и бывает при усыновлении, непростой. Но сейчас Эля уже давно стала неотъемлемой частью нашей семьи. Она просто наша, а мы – ее.

И я не устану повторять спасибо каждому, кто внес свой вклад в то, чтобы эта история обрела счастливый конец. Очень надеюсь, что никого не забыла упомянуть в книге. Те невероятные масштабы поддержки, тот отклик в сердцах, который вызвала история одной маленькой девочки – этого я никогда не забуду… Да хранит Бог вас и ваши семьи, дорогие друзья!

В завершение книги хочу сказать отдельное спасибо моему мужу Алику. Моему родному человеку, который неустанно сопровождал меня на протяжении всего этого безумного пути борьбы с ветряными мельницами… Ты был безгранично сильным и всегда был рядом. И тот факт, что я чувствовала за спиной твое плечо, и знала, что в любой момент могу опереться на эту каменную стену, помогал мне каждый раз вставать заново и идти дальше. Спасибо, дорогой… И, конечно же, спасибо моим детям и моим родителям за удивительное терпение и безграничную поддержку во время всего того сложного периода.

Спасибо и тебе, дорогой читатель, что нашел время прочесть мои старые дневниковые записи: для меня это очень много значит. Если книга тебе понравилась, если ты считаешь, что ее распространение поможет сделать этот мир хоть на капельку лучше и вдохновить людей на добрые дела, то мы будем очень благодарны тебе за ее рекомендацию в твоем окружении.

И если у тебя есть желание принять участие в судьбах детей, которым нужна помощь, то прочитать о примерах того, как это можно сделать, ты можешь на следующей странице.

Юля, Элина мама

P.S. Насколько мне известно, у Таи сейчас тоже всё хорошо. Как я узнала позже, тот период, когда Тая так и не решилась забрать Элю домой, был сложным в жизни ее семьи. И, на мой взгляд, она правильно тогда сделала, что не стала брать на себя ношу, которая могла оказаться не по силам: ведь если мама надорвется, лучше от этого никому не станет. Позже в ее жизни все наладилось, и за последние годы Тая приняла в свою семью еще 5 детей-сирот со сложной судьбой. Я испытываю большое уважение к этой сильной духом женщине и желаю ей и ее детям всего самого доброго.

Помочь другим детям

Одного ребенка мы смогли забрать домой, но там, в системе сиротских учреждений постсоветского пространства, их осталось еще очень много… Поэтому мы решили создать официальную организацию, чтобы использовать весь наш многолетний опыт волонтерства и приемного родительства для объединения тех, кто хотел бы помогать этим детям. И в прошлом году родился наш пятый "ребенок" – мы с мужем основали в Германии благотворительный фонд помощи детям-сиротам России и СНГ "Take my hand e.V.".

Наша цель – адресная помощь конкретным детям в сиротских учреждениях и после выхода из них: в лечении, образовании и в трудной жизненной ситуации. В долгосрочной перспективе наша мечта – чтобы каждый ребенок рос в семье, и казенные учреждения долговременного содержания детей-сирот были упразднены как таковые. За два десятка лет волонтерства у нас сложилось большое количество контактов с надежными организациями, фондами и волонтерами России. Мы стали намного лучше понимать, как помогать более эффективно.

Более подробную информацию о наших программах адресной помощи вы сможете найти на сайте https://www.take-my-hand.org/ru/. Фонд "Take my hand e.V." имеет статус зарегистрированной благотворительной организации и пожертвования в наш фонд дают право на налоговые вычеты в Германии. Для нас принципиально важно вести подробные и прозрачные финансовые отчеты по работе фонда, их тоже можно найти на нашем сайте.

Мы будем очень рады Вам в соц.сетях:

@take_my_hand_germany (инстаграм) и @take.my.hand.germany (фейсбук).

Вместе мы сможем больше!

Ваши Юля и Алик

© Все авторские права на данную книгу принадлежат Julia Beisenov.

Любое коммерческое использование без разрешения законных правообладателей запрещено.