Кирпичик на кирпичик [Александр Иванович Вовк] (fb2) читать онлайн

- Кирпичик на кирпичик 1.46 Мб, 46с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Александр Иванович Вовк

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1

Совсем недавно юный герой данного рассказа, прелестный мальчуган Андрюшка, всего тремя пальчиками демонстрировал свой возраст. Теперь умений у него заметно прибавилось. Даже непонятно когда и как это произошло, но он буквально всё знает и понимает! И настолько занятен, что притягивает к себе всех встречных и поперечных, особенно, чужих бабушек и дедушек. Однако их интерес односторонний, поскольку самого мальчугана взрослые интересуют мало – у них все вопросы однотипные: как зовут, сколько лет, да где твоя мама?

– Зачем только к людям по пустякам пристают? – всякий раз удивлялся мальчишка.

Но сегодня его ожидало событие, обещавшее значительные перемены в жизни, хотя сам Андрюшка пока не знал, понравятся ли они ему? Ведь ему, сказали, что так надо, не вдаваясь в подробности! Мол, все дети в садик ходят.

А уж посвящать малыша в проблемы внедрения в образцовый детский сад тем более никто не собирался.

Значительные перемены и сопутствующие им неудобства, Андрюшка оценил лишь в последний момент, когда утром его наряжали словно куклу, упаковывая в неодеванные и сковывающие одежды. И кому, скажите, это понравится?

– Ладно! Из-за ерунды реветь не буду! – мудро решил он держаться, опираясь на принципы отцовского воспитания.


Мама разбудила его, как всегда, нежным прикосновением губ, но значительно раньше обычного. Новым оказалось и то, что она впервые отчаянно торопилась, суетилась и нервничала. Даже голос зазвучал строже, когда Андрюшка немного залежался в постели. Вот только поступить иначе он не мог, пока окончательно не приземлится. Всего секунду назад он беспорядочно кувыркался в синей вышине, словно сдутый одуванчик, не в силах, как ни старался, управлять полетом – ни раскрытыми ладошками, ни ногами, ни всем телом. И только теперь, наконец, устойчиво воспарил над землей и всем тем, что давно занимает на ней свои законные места. От новизны ощущений в Андрюшке происходило нечто таинственное и приятное, и совсем не хотелось такое чудо терять, открывая глаза и попадая в привычный мир. «Вот бы задержаться во сне или всамделишном полете, чтобы никто не мешал летать, как птица! Всегда летать, летать!»

Но мама торопила. «Придется просыпаться! Придется приземляться!»


Уже на улице мама решила наверстать потерянное дома время, потому Андрюшка, послушно семенивший за ней и не успевавший собирать в пучок резные листья клена, быстро выдохся.

– Я развеваюсь как Андреевский флаг! Может, посидим? – пожаловался он на высокий темп.

– Почему же Андреевский? – уточнила мама, не обращая внимания на предложение сына.

– А чей же, если он мой? Я же Андрей! Твой флаг будет Татьянинским.

Мама ничуть не притормозила, но рассмеялась счастливым колокольчиком, звук которого обещал Андрюшке много хорошего.

– Фантазёр ты у меня, как никто!

Андрюшка приумолк, что-то обдумывая, но скоро уточнил:

– Мама, а фантазер – это кто?

– Это такой человек, сынок. Он живет не в реальном мире, а всегда фантазирует, мечтает, выдумывает собственный мир, ему интересный и понятный. Но такого мира в действительности нет! Вот и говорят о нём – фантазер!

– А папа так про оптимистов так говорил! Он и меня оптимистом обзывал. Я же не оптимист? Нет?


К детскому саду отовсюду стягивались нарядные дети и их родители. Последние в меньшей степени выделались праздничностью нарядов, зато их лица были отмечены особой торжественностью и неким знаком особой важности момента. Такая важность позволяла не здороваться с незнакомыми пока людьми, которые встречались здесь повсюду. Собственные дети, разговоры с ними и торопливые последние указания помогали взрослым людям еще успешнее прятаться от других взрослых людей, не вникая ни во что.

Чтобы войти в заведение через настежь открытый главный вход, пришлось протиснуться сквозь каре сияющих «лексусов» и «мерсов», вплотную подкативших к крыльцу.

Это у них – особый шик! И, одновременно, – характерный признак нашего славного времени!

Теперь для многих индивидуумов, выдающих себя (они говорят, «позиционирующих») за успешных, пройти пешком несколько шагов считается не царским делом! Куда уж разумнее, полагают такие успешные, сэкономить силы, чтобы с максимальной пользой потратить их в тренажерном зале! Им приходится часто посещать тренажерный зал! Ведь они так быстро набирают избыточный вес! Но с этим ничего не поделаешь! Ведь под алкоголь невозможно избежать переедания в ресторане! В то же время, неразумно отказываться от самого ресторана – где же встречаться с нужными людьми?

Да! Их жизнь трудна! Но мы-то, мы кем стали, если нам не смешны подобные ужимки? Если кое-кто даже завидует этим праведным трудягам!


Освоившись в раздевалке, мама ткнула наманикюренным пальчиком в картинку на дверце детского шкафчика:

– Запомни, сынок, этот синий экскаватор! Здесь будут храниться твои вещички.

– Экскаваторов здесь больше нет! Потому неважно, какого он цвета! – заключил Андрюшка, немного помолчал, не мешая маме суетиться с вещами, и задумчиво согласился. – Ладно, уж! Запомнил!

Дети в тесноте и спешке переодевались и переобувались с помощью мам. Одна из них, нарушая условные границы, ненароком придавила Андрюшку. От неожиданности он даже испугался, но стерпел, не заплакал, только громко и четко проговорил в сторону:

– Взрослые люди, а неуклюжи, словно, коалы!

Чужая мама удивилась столь точному и образному комментарию, даже оторвалась от собственного дитя и поспешно извинилась, но не перед Андрюшкой, а лишь перед его мамой, потому малыш ее запомнил, но не простил.


В какой-то миг в раздевалке возникла деловитая воспитательница и громко объявила кто она, и что ее зовут Фарбиза Камаловна. Она дважды повторила трудное имя, однако Андрюшка про себя решил, что для неё достаточно и краткого Фафа.

Фафа с улыбкой, но настойчиво всех организовывала, хотя дети, ошарашенные неразберихой, едва успевали внимать своим родителям, которые, в свою очередь, не считали команды воспитательницы распространяющимися и на них. В такой обстановке Фафа тщетно попыталась удалить из раздевалки хотя бы родителей, но и они не слушались, полностью сосредоточенные на своих детях. Впрочем, если бы затея Фафы с выдворением родителей и удалась, покончить с вакханалией в раздевалке вряд ли представлялось возможным.

Ещё бы! Что тут творилось с детьми! Ведь на них психологическим грузом навалилась новизна обстановки, теснота помещения, поторапливание со стороны матерей, настойчивые команды Фафы и абсолютное непонимание собственных перспектив!

Какая-то девчушка обреченно глотала слезы, потеряв надежду самостоятельно натянуть новые, очень тесные колготки, а рядом упитанный мальчуган громко и противно завывал, непонятно почему, затихая лишь на вдохе. Кто-то шумно искал второй сандалик, пролезая между крохотными детскими стульчиками и ногами взрослых, кто-то отчаянным воплем призывал на помощь маму. Как знать, возможно, именно она через всю раздевалку обещала неутешному сыну, если он успокоится, велосипедик со звуковым сигналом.

Наконец Фафе удалось увлечь малышей за собой, пообещав им встречу с живыми лебедями. Дети с муками отрывались от родителей, улыбающихся им через силу и ободряюще жестикулирующих, и недружно, по одному, оглядываясь и падая, выдавливались из раздевалки в зал, недоступный страдающим родителям.

Глава 2

Два белых лебедя в большом овальном бассейне выглядели огромными заманчивыми поплавками, но Фафа поскорее провела маленьких гостей в следующий зал, не давая им возможности рассмотреть удивительных птиц вблизи. «Дети! Всё потом! Всё потом! А сейчас все идём за мной! Держитесь друг за друга! Все за мной! Все за мной!»


Андрюшка устроился на стульчике в предпоследнем ряду. Рядом расположились незнакомые ему новички, как Андрюшке показалось, уже доведенные до полного обалдения, поскольку не знали, что им делать. Их глупые от перенапряжения мордашки выражали невесть что, а шальные глаза бессистемно шарили по незнакомому помещению.

Да и сам Андрюшка удивлялся, зачем подобное мучение называть веселым словом праздник? Тем не менее, он стойко перенес долгое напутствие заведующей, видимо, возомнившей себя политическим деятелем, которому в хорошем обществе без мудрых речей никак нельзя.

В какой-то момент других родителей, допущенных в зал с другого входа и прижавшихся к противоположной стене, Андрюшка разглядел свою маму. Она беспомощно улыбалась уже вполне освоившемуся сыну, выделяя из всех детей лишь одного его. Уяснив, что мама рядом, Андрюшка был готов вытерпеть многое!

И он действительно мужественно терпел, когда дети, старожилы садика, поочередно демонстрировали новоселам свои творческие достижения. Они вразнобой и очень громко кричали хором известные песенки, лихо танцевали парами и бойко читали давно знакомые ему стишки.

Он вытерпел всё! Уж очень не хотелось расстраивать маму. В последнее время она часто объясняла, как он должен вести себя в этом садике. Парень он сообразительный, толковый, если бес не вселился, как смеется папа. Потому-то Андрюшка давно уяснил, что своим непослушанием маму можно расстроить легко и надолго. А тогда прощай совместное гуляние на площадке с качелями и каруселями, к которым его в последние дни особенно тянуло. И в «торгашку» (так Андрюшка прозвал торговый центр, полный игрушек) уже не попасть. И отчаянно храбрых воробьев в заветном месте хлебными крошками не покормить. Без всего этого жизнь станет совсем неинтересной – только сон да еда!

Нет! Маму расстраивать нельзя, думал Андрюшка, себе дороже выйдет! И он терпеливо дожидался финала совсем неинтересного представления. Однако силы и терпение быстро заканчивались. Уже не раз прогонял от себя Андрюшка спасительную мысль, что мама его обязательно простит, даже если он уйдет отсюда без разрешения, но до сих пор старался держаться.

Дети рядом тоже сильно извелись. Какая-то девочка с огромными бантами, наряженная под Мальвину, улеглась на составленных стульчиках и тихо посапывала во сне, не отвлекаясь на внешние раздражители. Рядом несчастные мальчишки тихо плакали на пару, покорно повинуясь судьбе и заражая безутешным страданием соседей. На лицах иных малышей легко читались невероятные переживания. Некоторые дети, потеряв в непривычной обстановке родительскую поддержку, ревели в голос, но их мамы, хоть и исстрадались сами, покорно пребывали, где им указано – на родительских скамейках в отдалении от детей.

В конце концов, ситуация достигла некого качественного предела, когда нешуточная тревога овладевала буквально всеми мамами. Они еще натянуто улыбались, пытаясь скрыть свои страдания, но едва сдерживались, чтобы, пренебрегая всем на свете, не кинуться на вызволение из неявного плена своих любимых чад. В общем, получалось так, что пока страдали дети, впервые удаленные от своих мам, мамы страдали еще сильнее, впервые разлученные со своими детьми! Тревожное напряжение в зале становилось всё гуще.

Очередной номер надоевшего всем концерта зрители восприняли как долгожданный финал мучений. Однако в середину зала опять, паясничая и бренча нелепыми музыкальными инструментами, вывалились вульгарно наряженные скоморохи. Мамы покорно вздохнули и проявили даже большее послушание, нежели их дети, на слабенькие плечики которых навалилась тяжесть и безропотного выбора их любящих матерей.

Наша действительность, обычная для взрослых людей, организовала этим детишкам трудный экзамен на право считаться личностью. Теперь им следовало самостоятельно осмыслить ситуацию, сформировать отношение к ней и принять собственное решение к действию. Вот, собственно, и всё! Но как же, всякий раз, трудно это сделать!

Решение может оказаться любым! Даже неправильным, но непременно самостоятельным! Личность не может во всём быть как все! Да! Она может быть согласна со всеми, но не должна покориться без боя, если имеет иное мнение.

Задача оказалась сложной, но хуже всего, что малыши даже не попытались её решать. Вот так и дальше, во взрослой жизни, поплывут по течению, подобно своим «опытным» мамам, твердо усвоившим с детства: не высовывайся – не будешь бит! Глядя на них в сей важный миг, могло показаться, будто самостоятельность и самоуважение в них погибли еще до рождения.

Эх, мамы! Милые наши, дорогие женщины-мамы! Каждая из вас мечтает о чудесном времени, когда ваш бесконечно любимый ребенок прославится великими делами! Так зачем же поступаете вопреки своей мечте?

Зачем вы приземляете зарождающуюся самостоятельность, полет творческой мысли, упаковываете великое достояние непосредственности в рамки бессмысленной дисциплинированности и безоговорочного послушания? И тем самым ставите крест на славном будущем своих детей, может быть, очень достойных и талантливых от рождения. Неужели вы согласны растить лишь покорных исполнителей чужой воли? Бессловесных исполнителей, лишенных собственного видения жизни, понимания ее взаимосвязей и ценностей? Такая задача, да будет вам известно, не является ни сложной, ни, тем более, почетной. Ни для вас, ни для ваших детей.

Думайте же, мамы! Думайте, папы! Готовьте своих детей к реальной, очень непростой жизни в стране, где нравственные ценности давно расшатаны более всякого предела, что бесконечно отдалило существование честных людей от прежних, сказочно радужных перспектив! Тех перспектив, которые в нашей стране раньше материализовывались, будто сами собой.

Глава 3

Андрюшка всегда остро ощущал неискренность. Особенно он не терпел, когда с ним сюсюкали, как с маленьким. Возможно, взрослым казалось, будто малышу так понятнее? Но в семье с ним изначально говорили нормальным языком, невзирая на возраст и сложности каких-либо тем, и никогда не лицемерили.

Потому теперь он, сильно страдая от затянувшегося паясничания клоунов, в конце концов, поднялся со стульчика и кратчайшим путем устремился к маме. Прямо через середину зала, оккупированного клоунами.

С этого мгновения Андрюшка завладел вниманием присутствующих. И обстановка в зале сразу изменилась. Она разряжалась на глазах. Оно и понятно! Наконец-то хоть чей-то внутренний протест перерос в решительный и, главное, публично значимый поступок.

А малыш, тем временем, шагал. Шагал против естественного течения событий и, фактически, против всех. Шагал так, как сам считал нужным. Со стороны казалось, будто он шел медленно, даже робко, но для кого это имело значение? Ведь он шел самостоятельно, без оглядки на чью-либо реакцию и суету скоморохов.

Один из них, спохватившись, постарался обыграть ситуацию с мальчиком. Скоморох преградил Андрюшке путь, широко размахивая огромными рукавами, словно крыльями, и, большой как парус, ритмично раскачивался из стороны в сторону. Всё это, надеялся он, могло остановить ребенка, отвлечь от него зрителей и спасти представление.

Но Андрюшка такие попытки легко пресек. Натолкнувшись на преграду в ярком шутовском наряде, глыбой нависшую над ним, он с досадой произнес на весь зал:

– Вот ещё! Бляха-муха! Ну, сколько можно?

От таких слов скоморох оцепенел, забыв опустить свои огромные рукава, а мальчуган взглянул на него снизу вверх, и, оценив замешательство, восторженно рассмеялся:

– А пуговицы-то! Пуговицы…

И через мгновение, показавшееся присутствующим длиннющей паузой, хлёстко завершил начатую фразу:

– Идиотские!

Это утверждение было близко к истине! Пуговицы таковыми и являлись! Огромные, с чайное блюдце, обтянутые красной, желтой, голубой материей, они представлялись нелепыми и нефункциональными. Андрюшка мгновенно сообразил, что их и тремя руками не застегнуть, но объяснять это бестолковым клоунам не стал.

Он решительно отодвинул в сторону шута, ставшего вдруг ватно-послушным, и продолжил движение.

Сделав еще несколько шагов, он заметил перепуганную маму, бросившуюся к нему на помощь через зал. Только теперь он не сдержался и расплакался:

– Пойдем отсюда, мамуля. Не хочу я сюда никогда! Пойдем в «торгашку»!

Мать Андрюшки, сгорая от стыда и, как ей казалось, публичного позора, прижимала плачущего сына к груди, защищая от возможных обидчиков, и пробиралась с ним к выходу. Следом уже спешила заведующая детским садом.

– Мамаша, как вас… будьте любезны! Задержитесь, на минутку.


В коридоре она добавила голосом, отсекающим возможные возражения:

– Вашего ребенка лучше сегодня же показать психологу. Её кабинет на втором этаже, но пока она, Эльвира Петровна, в актовом зале со всеми детьми. Немного здесь подождите, пожалуйста.

Потом, обращаясь к Андрюшке, заведующая спросила с укоризной:

– Ну, что же ты, герой дня, взял и расплакался? Можно сказать, разорался на весь зал. И в каком ты виде теперь домой пойдешь?

Андрюшка продолжал всхлипывать, но на вопрос, коль уж он прозвучал, ответил предельно точно:

– Вот так, разорённый, и пойду!


Между тем, многие родители в зале давно не сдерживали душивший их смех. Некоторые даже повизгивали от восторга, не прекращая поглядывать на скоморохов, выступление которых никого не порадовало, хотя открыто об этом заявил единственный маленький смельчак.

В образовавшемся хаосе и отсутствии внимания скоморохи окончательно растерялись. Они уже прервали свои репризы, но еще не решили, как поступить дальше. Потому неуверенно переглядывались между собой, не возобновляли номер, но и зал не покидали. Они привыкли уходить под аплодисменты, которых теперь не дождались. Смех зала их не смущал – они догадывались, что он адресован малышу и являлся знаком его поддержки. А вот как быть самим и как относиться к этому безответственному мальчишке, поставившему точку на их программе, они пока не решили.

И только родители, освободившись от дисциплинировавшего их оцепенения, открыто хохотали, вытирали слезы веселья и повторяли друг другу меткие выражения и интонации трехлетнего героя, расхватывая между тем своих детей, также догадавшихся, что утомительный праздник завершился и можно ринуться к матерям.

Впрочем, некоторые родители возникшую стихийно ситуацию не одобряли. Они ворчали с начала инцидента. И как-то быстро нашли друг друга, сплотились в стремлении поскорее восстановить незыблемый порядок и беспрекословное подчинение всех и вся:

– Просто возмутительно! – обменивались они своими тревогами. – Наши дети окажутся в одной группе с этим маленьким хулиганом! Что из него получится дальше? И как своей необузданностью он повлияет на наших детей? Надо немедленно ставить этот вопрос перед заведующей. Надо принимать самые жесткие меры! Надо…

Глава 4

Ждать возле кабинета с табличкой «Детский психолог», пугающей всякое материнское сердце, пришлось недолго. Хозяйка кабинета, едва появившись, дружелюбно пропустила гостей вперед и, хохотнув, присела на корточках перед Андрюшкой, протянув ему свои руки:

– Ну, герой, подходи поближе! Силен ты, брат, оказывается!

Мальчишка среагировал мгновенно:

– Тетя братом не бывает! Только сестрой!

– Это ты точно подметил! Но ты мне и не брат! Ты – настоящий богатырь!

– Нет! Богатыри только раньше были! В сказках! Они тогда сражались с чудищами заморскими! – остановил ее Андрюшка.

– О! Тебе палец в рот не клади! – восхитилась Эльвира Петровна. – Нам и сегодня тех богатырей не хватает, чтобы избавить нас от чудищ заморских! Но награду ты честно заслужил! Потому мама отведет тебя за общий праздничный стол, где детишки делят торт и вкусные конфеты, а после чая уже ты сам отведешь свою маму домой. Договорились? И не бойся – твоя мама побудет здесь! Я ее в обиду не дам! Нам поговорить нужно. Лады?

Минуту назад, перед заходом в кабинет психолога, мать Андрюшки ощущала себя провинившейся девчонкой, ожидавшей заслуженных унижений. Однако Эльвира Петровна быстро расположила ее к себе и успокоила:

– И не волнуйтесь вы так, мамаша! Дети всё впитывают без разбора. Они ведь, как губка! Сегодня, когда телевидение весь день на психику давит, невозможно разобраться, где эти сорванцы учатся ругаться, но происходит это почти с каждым; мы уже привыкли. Но Андрюшка всех покорил очень точным и весьма уместным употреблением столь колоритного родного языка. Прямо-таки, высший пилотаж!

И она, вспоминая подробности, опять очень естественно хохотнула:

– И вы Андрюшку ни в коем случае не наказывайте! Просто не акцентируйте внимание на этом происшествии. Просто дайте понять, что огорчены случившимся. Для всякого малыша нет большего горя, чем видеть маму в расстроенных чувствах. Потому ваш прием обязательно сработает, даже если не сразу. Итак, отведите сына к воспитательнице и скорее возвращайтесь – чуток поболтаем! Лады?

Всё это время Андрюшка стоял в сторонке, сосредоточенно рассматривая мягкие игрушки, но без разрешения к ним не прикасался, да и разговору взрослых не мешал. Создавалось впечатление, будто он тайком прислушивался к беседе и делал наперед какие-то выводы, однако лишь по пути вниз, после длительного молчания, которое мама преждевременно приняла за раскаяние, не сдержался и уточнил:

– Мамочка, ты только не обижайся! Я не хочу говорить плохие слова, но очень интересно, как всё-таки правильно – бляха муха или бляхина муха?

Некоторое время Татьяна не отвечала сыну – она старалась незаметно для Андрюшки подавить охвативший ее хохот.

– Мне кажется, сынок, что такие слова лучше никогда не говорить. Чтобы о нас не подумали плохо. Такими словами, Андрюшка, пользуются только нехорошие люди. Мы ведь с тобой другие?

Глава 5

– Ну, что? Теперь поболтаем? – обрадовалась Эльвира Петровна вернувшейся в кабинет Андрюшкиной маме. – Татьяна… простите…

– Петровна, – робко подсказала Татьяна, которой всё ещё казалось, будто сейчас ее станут отчитывать и стыдить, как набедокурившую девчонку, потому она, неопределенно пожав плечами, готова была на всё. – Давайте, поговорим…

– Видите, как замечательно! Мы с вами по отцу даже тезки! Не скрою, ваш мальчик мне очень понравился. Потому особенно интересно, как вы с ним занимаетесь, кем видите его этак, лет через двадцать, и вообще!

Вопрос привел Татьяну в замешательство. Так далеко она не загадывала.

– И напрасно! – угадала Эльвира Петровна. – Эти годы пролетят столь быстро, что и не заметите, но менять что-то в сыне, если и захочется, станет невозможно. Потому-то судьбу своего ребенка следует планировать заранее. Конечно, в самых общих чертах. Всех мелочей не предусмотришь! Но если ничего не планировать, то со временем вам захочется кое-что скорректировать, вот только захочет ли этого сын? Дети пластичны лишь в малом возрасте! Кстати, какая у вас семейная обстановка? Супруг? Квартира, финансы, здоровье? Родители с вами или как?

– Всё нормально! – залепетала Татьяна. – Всё хорошо! Терпимо, в общем…

– Если так, то база для воспитания сына у вас благоприятная. Приятно это слышать! Но вы должны сознавать, ребенка чрезмерной любовью – а у вас она именно такая, это на вашем лице написано – вы скорее, испортите, нежели правильно воспитаете! Нужна не только любовь, но и настойчивость, и конкретные цели, жесткие принципы, научные методы… Вы понимаете, о чем я говорю?

Татьяна поспешно подтвердила:

– Да-да! Я понимаю… Бывает, я читаю педагогическую литературу… Но мне казалось, будто еще рано… Ну, если Андрюшке не понравится профессия, которую мы с мужем выберем? Сын же будет страдать, если нас послушается, или же, если сделает по-своему, наши отношения могут испортиться. Ведь так?

– Вполне возможно! О профессии говорить действительно пока рановато. Родители часто подталкивают детей, словно в капкан, то в музыканты, то в спортсмены. Им кажется, будто это очень хороший род занятий, а значит, и хорошая судьба! Но я сейчас интересуюсь другим. И очень прошу вас не обижаться! Хочется знать, каким именно человеком вы представляете себе взрослого сына? – Татьяна вскинулась, но и ее собеседница среагировала мгновенно. – Знаю, знаю, конечно же, хорошим! Но кто для вас этот хороший человек? Ведь у всех на этот счет свои представления! Только, повторяю, не обижайтесь, пожалуйста! Такой вопрос лишь на первый взгляд кажется элементарным? Он почти всех ставит в тупик! Попробуем вместе? Может, вы и начнёте?

Дружеская заинтересованность, с которой Эльвира Петровна произнесла это, успокоила Татьяну, она раскрепостилась и, кивнув головой, охотно приступила:

– Хороший человек не может не быть честным, верным, отзывчивым, принципиальным, тактичным, добрым…

Неожиданно для себя Татьяна, никогда не испытывавшая затруднений при подборе слов, заметила, что сейчас, подыскивая требуемые качества идеального образа, быстро очутилась в тупике. Конечно, слегка задумавшись, она смогла бы продолжить этот ряд достоинств, но Эльвира Петровна прервала ее слишком торопливо и, как показалось Татьяне, даже с радостью.

– Всё, всё! Вполне достаточно! Теперь представим, будто всё это уже воплощено в вашем сыне, взрослом сыне. Представили? В таком случае вы должны понимать следующее. Рядом с ним всем-всем будет, как теперь говорят, комфортно. Но каково будет ему самому? Об этом вы задумались? Для вас же этот вопрос важнее остальных! Судите сами, что более важно: как отзываются о вашем сыне посторонние люди, или же, как он сам себя ощущает среди них? И вообще, какое место он займет в этой большой и сложной системе человеческих отношений?

На лице Татьяны проявилось недоумение:

– Так что же, предлагаете считать хорошим человеком… – Татьяне хотелось сказать – негодяя, но она сдержалась и продолжила иначе. – Который сам себе на уме? А остальных людей ни во что не ставит? Тогда я вас не понимаю!

– Не беспокойтесь, Татьяна Петровна, я всё сейчас поясню! С вашей помощью мы сейчас смоделируем всю ситуацию. Как вы считаете, сможет ли стать успешным человек, нацеленный не на собственную жизнь, а вежливо пропускающий впереди себя всех конкурентов? Даже, если их и в очереди, как говорят в Одессе, не стояло! Если ваш сын всякого конкурента станет ценить выше себя? Вот я о чём! Чего достигнет самый одаренный человек, если у него нет малейшей доли целеустремленности, тщеславия, эгоизма и стремления любой ценой… Сами понимаете! Если он, как говорят, живет для других. Если у него душа нараспашку! Его наверняка все станут использовать в своих интересах. Ведь мы давно живем не в той прекрасной стране, которая нас когда-то воспитала! Я думаю, хорошо воспитала! Но теперь иные времена. Теперь акулы или шакалы не прикидываются благородными овечками! Они активно расчищают себе дорогу, не церемонясь при выборе средств, и не боясь осуждения окружающих. А нынешние порядки в обществе обеспечивают им зеленую улицу. Всё перевернулось верх дном. В том числе, и общественная мораль! И современные соотечественники мгновенно этим воспользовались. Вы только встаньте на их пути! Они ведь никого не пощадят, раздавят, сметут! Так же, как сегодня они свои дорогие машины перед крыльцом пристроили, мешая всем, но, не обращая на это никакого внимания! То есть, не обращая внимания на всех нас, маленьких и жалких, в их представлении! А вы, мне кажется, намерены любимого сына заранее принести им в жертву, воспитав послушной овечкой, проповедующей непротивление!

– Ужас, что вы говорите! Зачем намеренно всё преувеличиваете? И криминальные опасности, и моральное разложение общества. Мы же с вами в одной стране живем, но никогда не замечала тех ужасов, которые вы сейчас расписали! Конечно, это всё сто раз ко дню мелькает на экране телевизора. Безусловно, многие программы очень гадки, но в них специально навязывается выдуманный мир беззакония, а вокруг меня живут, знаете ли, вполне нормальные и, безусловно, порядочные, совестливые люди… А с ваших слов выходит, будто у наших детей выбор невелик – либо стать добычей хищников, либо к ним же и примкнуть? Правильно я вас поняла?

– Простите великодушно, но вы пока не работаете? Я верно говорю? Следовательно, контактируете с очень небольшим количеством людей, так ведь? Они-то для вас и конкурентами не являются – соседи, попутчики, друзья. Так? И прекрасно! Но, как только возникнут настоящие конкуренты или кому-то приглянется то, чем вы сегодня обладаете, вы сразу обнаружите, насколько многообразна современная жизнь. И она вас, поверьте мне, вам совсем не понравится! Поскольку она, куда страшнее телефильмов про улицы бразильских фонарей!

– Да что с меня взять? И кому это нужно? – изумилась Татьяна.

– Не скажите! Например, квартиру! Если она приватизирована. Или супруга вашего… Ну, почему не увести, если он в полном порядке? Сейчас настоящего мужика, свободного, да ещё с деньгами, очень трудно найти! Куда проще отнять у той, которая его сама нашла!

– Типун вам… Вы уж простите, но вас послушаешь, так совсем покой потеряешь! – отмахнулась Татьяна, действительно напуганная, будто после слов Эльвиры Петровны настоящая беда замаячила где-то рядом.

– А вы, кстати, Татьяна Петровна, кто по специальности?

– Можно сказать, пока никто! Пять лет назад университет окончила. С золотой медалью. Если по диплому, то конструктор систем управления сложных технических систем. Правда, поработать по специальности из-за Андрюшки не удалось. Уж не знаю, как буду теперь устраиваться? Да и куда теперь? Сегодня требуются иные специалисты! Продавцы телефонов, девочки в банк или охранники…

– Золотая медаль, говорите? – изумилась Эльвира Петровна. – Впрочем, нечто подобное я подразумевала. А насчет работы не переживайте! Если по душе ничего не подыщите, я вам помогу. У меня есть нужные знакомства! К слову, во что обошлась медаль?

– Не понимаю… Ах, вы подумали, будто я ее купила! Да вы что? Исключительно по формальным признакам! Я долго была первой по успеваемости среди выпускников факультета. Ни одной четверки за пять лет. И другие заслуги имелись – в общественной и научной работе. Даже неудобно хвалиться, но всё в точности соответствует положению о медали. И дорогу я никому не переходила. Всё честно…

– Да что вы так разволновались? Я и не сомневалась! – успокоила Эльвира Петровна таким тоном, что ее сомнения стали очевидными. – Согласна и с тем, что истинную картину я несколько приукрасила.

– Или причернили!

– Тоже согласна! Но, самую малость, – усмехнулась Эльвира Петровна. – Всё-таки нашим детям жить следует для себя, а не для дяди. Личный интерес тянет за собой мир куда сильнее, нежели интерес общественный. Так ведь?

– Не знаю. Думаю, если это и так, то радости мало! Это же, как лебедь, рак и щука. Они-то тянут, но каждый в свою сторону, а страна, она, как та телега – ни с места! А мы с пресловутым личным, а не с общественным интересом, который год только в пропасть и летим! Спасибо ещё, пропасть экономическая оказалась бездонной! Ведь нет предела грозящей нам нищете! Хотя некоторым соотечественникам это даже на руку! Другие же полагают, будто их не коснется, и они могут жить сами по себе, не взирая, на состояние своего народа. Заблуждаются! Любое богатство там, где нет производства, возникает лишь от перераспределения того, что уже есть. А перераспределение всегда преступное, всегда кровавое! Еще спекуляция возможна! Привезли из-за границы и продали в десять раз дороже!

– Вот о политике и о политиках, Татьяна Петровна, мы говорить не будем. Они нашего времени не стоят! Хотя я соглашусь, если вы скажете, будто наша жизнь – это и есть политика. А мы все в липких лапах бессовестных политиков, чуть придушенные, во всём покорные мышки. Как поглядишь на этих «народных баранов»…

– Нет-нет! Я совсем не о политике… Я продолжаю разговор о существовании человека ради себя самого. Думаю, непростительно, если человек живет для себя. Будто не замечает, как рядом с ним организуют свою жизнь другие люди, с такими же правами. Всякий человек живет не один! Потому он не вправе жить без оглядки на соседей, на соотечественников. Свобода любого человека, независимо от его общественного положения, не должна быть особенной, безмерной и безграничной. Это возможно только за счёт лишения свободы остальных! Хотя часто именно так и происходит. Нам вообще не нужна эта пресловутая свобода! Нам нужна настоящая дружба настоящих людей! А для этого должна во всём торжествовать справедливость!

– И кто же определит границы возможной свободы? – усмехнулась Эльвира Петровна. – Если кому-то дать такое право, то уж себе он точно оттяпает… И родственникам заодно, а потом и продавать начнет…

– Каждый человек сам и должен определять. Принцип прост – ни у кого права не должны быть больше, нежели у других людей. Нельзя отнимать чужое, нельзя вторгаться…

– А если столь желанных прав на всех не хватает, и никогда не хватит? Если их приходится делить? Тогда как быть? – не отступала Эльвира Петровна. – Вот вы имеете право на нормальную, обеспеченную жизнь, и все имеют такое же право! Оно в конституции записано. Но на всех, как видите, не хватает! Опять всё поделить? Опять всем стать равномерно нищими?

– Лучше поделить поровну, нежели избранным достанется всё, а остальным – кукиш! Все теперь говорят о справедливости, а сами поступают наоборот, как только появляется возможность обогатиться. Не могут устоять… Легко оправдания себе находят – мол, не для себя же, всё детям! Отсюда и понятно, что природа всякой несправедливости кроется не в дефиците чего-то, а в чьем-то желании или даже праве обирать остальных. Для этого и законы пишут соответствующие… Чтобы грабить с размахом, не нарушая эти бессовестные, придуманные ими же законы! А еще плохо, если человек чужую беду не чувствует, не сочувствует ей… Или сочувствует, но пассивно, не помогает! Всё это, я так считаю, звенья одной гнилой цепи, которую на нас надевают порочным воспитанием! – выразила себя Татьяна.

– Стало быть, вы хотите, чтобы ваш сын, словно мать Тереза, потратил свою жизнь на сострадание? – с иронией заключила Эльвира Петровна. – Конечно! Это так замечательно! А вы учитываете, дабы это сострадание обернулось для кого-то реальной помощью, вашему сыну понадобится заполучить власть, то есть, реальные рычаги воздействия на общество. Без них все ваши затеи останутся пустыми фантазиями! – Эльвира Петровна произнесла это тихо и спокойно, даже с некоторой жалостью к непонятливой собеседнице. – Такими рычагами в обществе всегда являются высокие руководящие должности. Или огромные деньги. В противном случае самые похвальные порывы уйдут в песок! И не забывайте, есть еще и непобедимая коррупция! Ее тоже приходится кормить и лелеять, если не можете придушить. А чтобы придушить, опять силенки нужны! Или деньги. Вот и получается, что карьера для порядочного человека является фундаментом для последующих благородных свершений, для укрепления своего положения, усиления своих возможностей! Не считаете? – Эльвира Петровна засмеялась. Видимо, ей самой понравилась сложившаяся экспромтом логическая цепочка. – Только не говорите мне, будто круг моих рассуждений замкнулся! Мол, добро порождает зло, а зло неизбежно порождает добро! Я этого не понимаю и не признаю!

Татьяна промолчала, склоняясь к мысли, что продолжать такой разговор не имеет смысла, но не находила предлога, чтобы выйти из него изящно, не задевая самолюбия Эльвиры Петровны, и… без последствий для своего Андрюшки. Она всегда очень за него боялась. Потому, стараясь говорить мягче, уточнила:

– А какие жизненные цели вы сами считаете достойными?

– Да, разве в двух словах ответишь? Они определяются многими обстоятельствами, но, более всего, на мой взгляд, индивидуальными возможностями, способностями и талантами самого человека. Ваш сын уже проявил себя публично как личность. Спору нет – он пока малыш, но уже мыслит самостоятельно, решения принимает без оглядки на окружение. Это – превосходно! Очень ценные и редкие качества!

– Он просто устал и сдался раньше других, бросившись ко мне за помощью.

– Не скажите! Все дети устали! Кто-то плакал, кто-то спал, кто-то приспосабливался иначе, но лишь он оказался способным на самостоятельный поступок. Из таких ребят со временем получаются лидеры. Люди думающие, оригинальные. Их бы по-особому к жизни готовить, они должны осознать своё предназначение, а вы сына с первых шагов под общую гребенку, с детства давите его индивидуальность, инициативу и самостоятельность. Лишаете будущего, которого он один, возможно, достоин из очень многих, претендующих на это же, людей!

– Нет же! Просто я – мать! И хочу, чтобы мой ребенок вырос хорошим человеком. А для этого он не должен быть хотя бы эгоистом! Остальное же, дай бог, само собой приложится!

– Но почему, вы, простите меня, умная и образованная женщина, позволяете себе стереотипы, недопустимо упрощающие истину? Отвергаете свои желания, как только они расходятся с общественным мнением! Вы ведь подчиняетесь не собственному разуму, а послушно движетесь по рельсам, проложенным другими людьми. А они, чаще всего, руководят вами в своих корыстных интересах. Вам разве не обидно? А мне обидно за вас. И за мальчика вашего! Ему впору самому за собой вести толпу, которую гордо величают народом. А вы приводите сына к общему знаменателю. Да ещё, к весьма низкому. Конечно же, мне от этого весьма обидно!

– Почему вы так решили? Просто я ориентируюсь на моральные нормы нашего, как вы заметили, народа! Разве аморальный человек, эгоист, да еще на высокой должности – это не беда для его окружения? И я не хочу видеть своего сына таким…

– Право же, вы мне всё больше нравитесь! Только какой народ вы имеете в виду? Это тот самый, который пьяный мужик с высокой трибуны обозвал неведомым ранее словом – россияне? А ему это новое прозвище настолько пришлось по душе, что историческую память начисто отшибло… Забыли, что совсем недавно себя русскими называли? А теперь оно и не надо! Что же, тогда и спору нет! Великий народ! – ехидно заметила Эльвира Петровна. – А какими делами он себя сегодня прославляет? Много достижений припомните, которыми впору гордиться? А ведь любые достижения есть воплощение народных талантов! Выходит, нет теперь талантов, нет и совести! Нет и великого народа, нет оснований для гордости! А у нас, взгляните, половина мамаш из старших групп – уж я их знаю – даже при детях курят и сквернословят… Они же, дуры накрашенные. Причем, не столько по уму, сколько по воспитанию и по своим убогим убеждениям, вдавленным в них телепрограммами для одноклеточных организмов! У них после телевизора кроме бонусов и распродаж в голове только адюльтер. Остальное пространство занимает глубокий вакуум! Такие вот Арины Родионовны сегодня в России воспитывают новое поколение! Разве они приумножат дух своего народа? А если нет, то преемственность поколений когда-то разорвется. Что, впрочем, уже случилось! Дети не почитают родителей, им не дороги обычаи предков, считают, будто жили те якобы неверно, хотя сами-то – через одного недоумки. Разве что кнопки весьма шустро нажимают! А без преемственности поколений любой народ лет за двадцать-тридцать закончится, даже некогда великий! А вы мне о писаных идеалах…

– А я считаю, не всё так ужасно! И народ наш своей историей доказал, что он великий! Иное о нем и сказать никто не посмеет! – возразила Татьяна.

– Вижу, вы меня осуждаете! Словно я не желаю принадлежать к великому народу! Но это совсем не так! Я тоже пламенная патриотка! Но нельзя же под знаменем патриотизма всегда себя обманывать! Нельзя желаемое принимать, а потом и выдавать за действительное! Нельзя, падая, утверждать, будто летишь! Знаете, может это и смешно, но все народы считают себя великими. Немцы, например, считают себя высшей расой! Французы со своей великой революцией от гордости из штанов выпрыгивают! Великобритания даже в названии себя превозносит! Китайцам сам бог велел! Говорят, их стало до неприличия много! Но ведь туда же и голландцы, и поляки… Грекам, туркам, итальянцам историческая память, их былые мнимые империи, тоже покоя не дают! Только кто же теперь их считает великими, кроме них самих? Впрочем, каждый народ сознаёт своё реальное место, хотя жаба, без сомнения, кого-то душит. А у РФ, кстати, первые места остались только в том, чем хвалиться перед честными людьми неудобно! Вот вам и великий народ! Вы же давали взятку за прием в садик? Только не надо морщиться – я знаю, из всех выжимают! Ваш сынок с такими порядками пока не знаком, зато в школе его всему обучат. Я же не напрасно спрашивала про вашу медаль – коррупция, это узаконенная норма жизни в нашей нынешней каше! Слышала, будто из МГУ за неуспеваемость после первого же семестра вылетают почти все медалисты! Разве это не доказательство незаслуженных, иначе говоря, купленных медалей? За ними знаний-то нет! И все с подобными безобразиями смирились! Кому-то даже нравится такое устройство жизни. А какую часть школьников, скажите мне, уже с детства привлекает перспектива стать взяточником, вором или проституткой? Не знаете? Так я вам скажу – очень значительную часть! Ведь наши дети постигают реальную жизнь! Пусть и мерзкую! Они давно материальную сторону ставят выше расплывчатой, по их мнению, духовной. А мы их с детства сказками… Потому они нам не верят ни в детстве, ни потом! Они видят жизнь настоящей, а не сказочной!

– Простите, Эльвира Петровна. Только зачем вы мне об этом..? Я ведь тоже немало знаю… Всё случится так или иначе, только от матерей зависит немногое!

– Простите меня, но ничего не зависит только от ничтожества! Личность, а я, конечно, не о себе, непременно себя проявит! И хоть чуть-чуть в жизни что-то усовершенствует, хоть немного, но приподнимет, направит, образует. И этот маленький вклад всего одной-единственной личности, возможно, народу нашему величия когда-нибудь добавит. Хотя, конечно, если личность аморальна, то от нее лишь вред. Причем, тем больше, чем выше она над всеми окажется. А если учесть, что по своей природе негодяи всегда активнее людей хороших… И средства выбирают без лишней щепетильности… Вот и получается, что даже один негодяй сильнее союза многих порядочных людей!

– Вот, Эльвира Петровна, вы и запутались! Всяких эгоистов и карьеристов, вижу, осуждаете, а меня подталкиваете воспитывать Андрюшку в их же духе!

– Напрасно вы так обо мне… И Андрюшке я добра желаю. Но мне вдруг померещилось, будто именно ему окажется по силам вырвать этот липкий змеиный клубок из мозгов наших многочисленных соотечественников, без протестов, кстати, усвоивших мораль негодяев. Может Андрюшка и станет тем былинным русским богатырем, о коих, как об избавителях, вечно мечтает наш униженный народ. Ведь негодяи у нас, извините, плодятся с быстротой эпидемии, в то время как порядочные люди вымирают! Вот и догадайтесь, кто всюду скоро станет представлять наш якобы великий русский народ? А мы будем наивно ждать, гордясь своей добротой и этой, как ее, толерантностью, когда волки от испуга скушают другдруга? – подытожила Эльвира Петровна.

– Мрачная перспектива… А может не сама перспектива мрачна, а лишь ваш прогноз? Возможно, он ошибочный! Думаю, что именно так! Потому, как я точно знаю, хорошие люди в любой среде, даже в самой мерзкой, всё же сохраняются! Даже не понимаю, как им это удается, но ведь выживают! Впрочем, Эльвира Петровна, вы столько интересного мне рассказали… Даже неловко.

– Вам так кажется? – со смехом уточнила Эльвира Петровна, не принимая последнюю фразу за похвалу, а лишь как попытку закончить разговор. – В этом суть моей работы! Чем больше я знаю о каждой семье, о родителях, тем проще мне улаживать семейные и детсадовские проблемы с детьми. Но и это не всё, – она напряженно осмотрелась по сторонам и, театрально понизив голос, прошептала. – Я же агент влияния! И на содержании американской разведки! Проповедник саентологии! Вам такая религия знакома?

– ?

– Киргуду! Шутка! – рассмеялась Эльвира Петровна. – Я за лето так по работе соскучилась… И по детям! Мы только накануне открылись, после большого ремонта. Кстати, как вы относитесь к религии, вообще, и к вере, в частности?

– В общем-то, никак! Пока я верю только в искренность своего супруга и ребенка. На остальное у меня и времени-то не остается!

Эльвира Петровна одобрительно усмехнулась.

– В искренность детей и я верю, но не в мужскую верность! Как, впрочем, не верю и в женскую. И дело не в личном опыте. Половая психология, есть такая наука, знаете ли, многому меня научила.

Татьяна не хотела начинать дискуссию о супружеской верности или неверности и снова постаралась завершить разговор.

– Но не пора ли мне сходить за сыном? Застолье там, наверное, закончилось?

– Да, пожалуй! Следует проверить, чем они занимаются. Пойдемте же вместе, Татьяна Петровна.

Обе женщины под руку спустились на первый этаж. Детей, вполне освоившихся и успокоившихся в ходе поглощения пирожных и конфет, действительно разбирали родители, довольные завершением первого дня в этом садике.

Глава 6

Татьяна и Андрюшка возвращались домой, не спеша и привычно нарезая в городских скверах круги вокруг всех детских площадок. Тихая и сухая осень располагала к лирическим размышлениям, хотя уже не первый раз Татьяне вспоминалось и почему-то тревожило последнее откровение Эльвиры Петровны.

– Видимо, женщине в браке не повезло, – объяснила себе и пожалела ее Татьяна. – Хотя такая должна из мужиков веревки вить. Странно, если она теперь одна. Я даже не спросила, есть ли у нее свои дети? Только о своем Андрюшке и беспокоилась. Стыдно-то как? Осуждала эгоизм, а сама его проявила в полной мере!

По дороге сын всё же уговорил зайти в любимую «торгашку»:

– Только посмотрим, мамочка, и сразу уйдем. Ладно? Но я не хочу к тому продавателю, который вчера всё перепутал. Он даже не знает, что «Лендкруйзер» это «Тойота», а не «Мерс».

– Но ему, возможно, и не следует в этом разбираться?

Андрюшка возмутился:

– Мне ты твердишь, будто я всё должен знать точно и подробно, а продавателя разве это не касается? Разве мама его ничему не научила?

– Просто я хочу, чтобы ты вырос самым-самым! Кстати, если он продаватель, то кто же мы с тобой? – уточнила Татьяна.

– А ты словно не знаешь! Он – продаватель, а мы – покупцы! Да! Мы с тобой покупцы, даже если сейчас совсем-совсем ничего не купим, потому что денег нет. Правда?

– В общем-то, так! – счастливо засмеялась в ответ Татьяна. – Только обычно говорят иначе – продавец и покупатель. Продавец и покупатель. Он – продавец! Ты – покупатель! Запомнил?

– Ладно! – подтвердил Андрюшка и метнулся по магазину выискивать вновь появившиеся на витринах игрушки. Обнаружив что-то интересное, он, как обычно, поджидал маму и вопрошающе кивал в сторону своего выбора. Мама же, чаще всего, с сочувствием на лице слегка поводила плечами. Андрюшка понимал её без слов:

– Для нас это дорого, хотя твой выбор мне нравится!

Теперь Андрюшка не задержался возле любимых копий легковых автомобилей, а пошарил в глубокой корзине с мягкими игрушками.

– Мамочка! А бурые медведи быстро вырастают?

– Нет! Они, как и ты, долго растут и долго учатся у своей мамы-медведицы, – удивилась вопросу Татьяна.

– Тогда возьмем к себе этого мишку? Он в нашей тесноте долго будет маленьким! Я его сам всему научу, без медведицы, пока он маленький!

Андрюшка с надеждой глядел на мать, которая при таком подходе не могла отказать сыну, хотя и понимала, что сегодня придется чем-то пожертвовать.

– Я ему подскажу, чтобы все медведи поскорее переселялись на Южный полюс, потому что на Северном очень много змей.

– И почему ты решил, будто там много змей? – удивилась Татьяна.

– Так ты сама рассказывала, что Северный полюс ядовитый! Значит, там ядовитые змеи…

Татьяна опять хохотнула.

– Нет, сынок! Полюс северный, но не я-до-витый, а ле-до-витый! Там всюду очень толстый лед. Только твоему мишке лед не опасен. Мишка у тебя бурый, потому зимой он спит в теплой берлоге, в лесу! А на полюсе живут только белые медведи. Но и им не холодно! У них теплая-претеплая шуба.

Глава 7

Татьяна, удаленная сразу после замужества от родственников, три последних года посвятила своему малышу и любимому супругу. Каждую минуту день за днем и ночь за ночью! Только закоренелый и ненаблюдательный холостяк усомнится в том, что весь этот период она творила свой гражданский подвиг. Впрочем, в реальной жизни ненаблюдательных людей обнаруживается сколько угодно!

Причина же вопиющей недооценки семейного героизма наших милых женщин заключается в том, что свои подвиги совершают очень-очень многие из них. Совершают часто и повсеместно, никогда не предъявляя претензий на вполне заслуженные награды. И совсем уж странно сознавать, но даже сочувствия от окружающих они часто не ощущают. Каким-то неведомым образом в нашем, как считается, особо гуманном обществе материнское мужество стало восприниматься естественным, заурядным, даже обязательным атрибутом всякой женской доли.

– Ну, и пусть! Мы-то причем? Это же судьба, уготованная бабам самой природой! – вполне возможно, и вам, уважаемый Читатель, приходилось слышать подобные слова, произнесенные мужественным мужским голосом.

А не лучше ли так организовать нашу жизнь, чтобы женщинам не приходилось проявлять мужество и, тем более, совершать подвиги после каждого рождения ребёнка?

Возможно, и Татьяну, пока она студенткой бегала по дискотекам, музеям и выставкам изобразительных искусств, а затем, выйдя замуж, вынашивала своего первенца, подобная участь не страшила. Может, потому, что Татьяна не имела о ней представления, а может, полагала, будто другой судьбы ей всё равно не будет. Зато скоро и Татьяне пришлось в полной мере познать героическую женскую долю.

И уже не понять ей, что же произошло! То ли пролетели три напряженных года стремительно, как мгновение, то ли растянулись они, словно залежавшаяся возле подъезда бездомная собака? Как-то по-разному Татьяна воспринимала свою жизнь, пока бесконечно хозяйничала, чистила, стирала, облизывала и сдувала пылинки со своего Андрюшки. Иногда время летело, не успеть за ним, а то вдруг тянулось мучительно медленно. Особенно, если для Андрюшки ожидала «скорую», а супруг опять оказался в отъезде.

Каждую секунду своей семейной жизни, вполне счастливой, она чего-то боялась. Чтобы по неопытности не нанести младенцу непоправимый вред – не перекормить, не дать по ошибке не то лекарство, или не в нужном количестве, не пропустить прививку, элементарно не доглядеть, или не оказаться в страшную минуту опасно неподготовленной.

Кто знает, тот поймёт, как же трудно с первенцем, если рядом нет его родной бабушки или, пусть чужой, но доброй и опытной женщины!


Супруг Татьяны Сергей водит товарные поезда. Татьяна как-то даже стояла рядом с его страшным на вид электровозом. Конечно, Сергей для Татьяны – бесконечно любимый и дорогой человек, но его работа против ее воли подчиняется какому-то взбалмошному графику. Иной раз внезапно вызывают ночью – хорошо хоть машину присылают – и он, поспешно поцеловав ее и спящего сына, убегает, сам не зная, насколько. А Татьяна остается с малышом, изнуряемая беспокойством, не случится ли чего с Андрюшкой до возвращения Сергея?

В ту сложную пору ей недостаточно оказалось бы и пяти рук, чтобы совладать с морем навалившихся бытовых проблем, но не это более всего тревожило Татьяну.

Даже отупляющий круговорот кормлений, купаний, гуляний, стирок и глажек не особенно досаждал – Татьяна всё сносила героически, как любая любящая мать. Но если Андрюшка болел, а приходило это всякий раз тяжело и опасно, она одна оставалась наедине с пугающей неизвестностью, от которой опускались руки. Именно это переносилось труднее всего, и кроме бесконечной усталости оставляло даже на молодом сердце незаживающие рубцы.

Воображение неопытной матери, всегда ожидающей прихода беды, рисовало самые ужасные исходы Андрюшкиной болезни, и она тряслась всем телом, давилась в подушку от рыданий и беспомощности, но не имела права покоряться недоброй судьбе. Маленькое тельце, терзаемое муками болезни, которые в равной степени испытывала на себе и Татьяна, не позволяло ей сдаваться. И она научилась во всём успевать, всё познавать самостоятельно, мужественно сражаться со всеми бедами и невзгодами. Только о собственном отдыхе, об элементарном сне Татьяна давно забыла, вспоминая о нем в последнюю очередь, да и то, лишь в присутствии Сергея.

Впрочем, Татьяна догадывалась, что урывками и незаметно для себя она всё же спала. Спала на ходу, спала, сидя у Андрюшкиной кроватки, спала над кастрюлькой у плиты. И потом ужасалась, что в неконтролируемое ею время могла сама же спровоцировать беду.

Подобная тревога, замешанная на хронической усталости, бесконечно выматывала. Пытались свалить её и собственные недуги, нажитые при родах. Татьяна сознавала все опасности, но ничего поделать не могла. И лишь потом удивлялась, откуда всякий раз у нее находятся силы, едва услышит сопенье Андрюшки, предвестник плача, или вспомнит о какой-то неотложной, но неисполненной домашней работе.

В такой обстановке их маленькая однокомнатная квартирка обладала преимуществом перед желанными хоромами – меньше площадь, меньше и уборки. А чистота для малыша – первое условие здоровья! Святое дело!

Впрочем, мало ли в чем нуждается младенец?

Именно потому с рождением Андрюшки семья скатилась в нищету. Семейный бюджет не выдержал естественного стремления родителей обеспечить любимого малыша даже тем, что относится к предметам первой необходимости. Коляска, памперсы, смеси, игрушки – всё доставалось Андрюшке лишь благодаря героическим ограничениям обоих родителей. И так происходило притом, что Сергею платили немало. Впрочем, так лишь казалось, если сравнивать с теми бедолагами, которым за работу вообще платили гроши. В любом случае, посвященным в его работу было ясно, что Сергею значительно недоплачивали при немалой его должностной ответственности и беспокойном образе жизни.

Зато дома Сергей старался помогать Татьяне как мог. После рейса носился по магазинам, платил по каким-то счетам, подменял супругу в выгуливании сына, сам его купал – и всё лишь затем, чтобы облегчить неоправданно тяжелую участь жены. Но всякий раз, вернувшись домой, он заставал свою неугомонную Татьяну не спящей, а у кухонной плиты или с горячим утюгом в руке.

– Сережка, ты и сам после рейса не отдохнул, а в аптеку уже смотался! – оправдывалась Татьяна. – Нам же эта присыпка не к спеху! Или рейс у тебя был не очень тяжелый?

Глава 8

И всё же, дорогой Читатель, несмотря на известные трудности и бытовые передряги, которые давно и почти безраздельно владеют Татьяной, только попробуйте спросить её мнение по самому важному для любого человека вопросу, ответ вы получите без колебаний – конечно, она счастлива! Даже очень счастлива!

Счастлива оттого, что есть у нее немыслимо родной, любимый и преданный ей муж. Счастлива потому, что в ее памяти навсегда запечатлелась первая Андрюшкина улыбка – сын адресовал ее Татьяне при первом же кормлении, ещё в роддоме.

Да и потом у Татьяны находилось немало поводов для счастья, придающего душевных сил. Как-то, например, сын впервые стал ползать, да ещё попкой вперед, а она ее целовала, переполняемая материнским счастьем, в то время как мальчишка злился и, быстро уставая, тыкался носиком в постельку.

Немного погодя, Андрюшка совершил свои первые шаги – опять радость. Не успели родители к этому привыкнуть, как он впервые побежал, да так, что поначалу зеленки не хватало на его коленки и локотки.

Вроде недавно радовались с Сергеем первому Андрюшкиному слову, а сегодня их сын рассуждает так, что даже своих родителей удивляет недетской обстоятельностью.


Вряд ли кого удивит, что многие годы Татьяна, мечтая, как и все, о собственном счастье, не очень-то задумывалась, что это такое? Каким оно должно быть?

Когда придет, тогда и разберусь, думала она всякий раз, подстегиваемая многочисленными заботами. А теперь, уже вполне счастливая, опять не может объяснить своё состояние. Конечно, при необходимости она сформулирует что-нибудь мудрое. Например, счастье, это когда человек всем доволен, и при этом не испытывает ни малейшей тревоги из-за своего прошлого, настоящего и будущего.

Если так, то у Татьяны теперь всё, как будто бы, в порядке. Собственное прошлое ее не тревожит, ведь в нём нет ничего постыдного, что следует скрывать от людей. Настоящее тоже, как будто, вполне сложилось. Конечно же, в материально могло быть и лучше, да и к такому приноровилась! Только бы Андрюшка не болел, да отоспаться, хоть самую малость. Ну и у Сергея, понятно, чтобы на работе всегда ладилось.

А насчет будущего Татьяне рассуждать не удавалось. А кому, собственно говоря, это легко? Кто знает наверняка, что его ожидает? Будущее всегда расплывчато, наперед ни разглядеть, ни разгадать. Но очень уж хочется верить во что-нибудь хорошее! Так Татьяна и поступает всякий день, с утра до ночи. Потому-то ее переживания, не столь уж замысловатые, каким-то сложным образом перешиваются в сознании и обретают в душе очертания того самого женского счастья, о котором она всегда вроде бы и мечтала.


Чего ещё, казалось бы, она может желать? Но вопреки убежденному оптимизму, и именно сейчас, после того, что вместил в себя сегодняшний день, включая пресловутую Эльвиру Петровну, Татьяне сделалось тревожно. А, собственно, почему она чувствует себя такой уж счастливой? Возможно, лишь потому, что не всё видит, не всё знает, не обо всём догадывается?

– Может, – развивала неприятную мысль Татьяна, – она как наивная дурочка не обращает внимания на реальную жизнь, на важные факты и существенные обстоятельства? Конечно же, такое можно допустить, ведь на всякого мудреца довольно простоты! Неготовый видеть, ничего и не заметит! А я-то оказалась совсем не готова.

Тревожную мысль прервал Андрюшка:

– Мамуля! И почему мы все – и папа, и ты, и я – мы устаём, а лифт никогда не устает? Смотри, как он сильно щелкает дверью!

– Он тоже устает, но больше работает днем, а ночью больше отдыхает, – ответила Татьяна, открывая ключом дверь квартиры. Андрюшка прошмыгнул мимо неё и, не раздеваясь, ринулся в комнату, потом в кухню и только шум воды в ванной помог ему в поиске:

– Мамуля! Папа вернулся! Он купается. Я ему Мишутку покажу!

В тесненькой прихожке завибрировал и стал шустро сползать на край тумбочки незнакомый сотовый телефон. Татьяна, мысленно составляющая план кормления мужа и сына, умаявшегося за день, машинально подняла аппарат. На дисплее высветилось сообщение, текст которого привел её в замешательство:

– Сколько же тебя можно ждать? Я давно соскучилась. Где ты? Больше часа не выдержу – умру навсегда! Твоя… сам знаешь!

– Вот оно! Предчувствие не обмануло! – подвела итоги Татьяна, плохо соображая, как ей быть. Но в душе уже что-то раскололось, направляя всю боль в сердце, и тот покой, который не покидал ее в самые тяжелые дни и ночи, сменился леденящей тревогой, страхом и предчувствием беды. Татьяна только и подумала, куда же теперь деваться, где станет жить с Андрюшкой? В этом городе ей совершенно некуда идти. Да и стыд-то, какой…

Она просидела пару минут на тумбочке, пока не заметила, что сын интенсивно треплет ее руку:

– Мамочка! Ну, почему ты меня не слушаешь? Почему ты плачешь? Тебе больно? Давай поцелую твою ранку, и всё заживет! Где болит, покажи мне…

– Всё хорошо, сыночек. Тебе показалось. Сейчас я тебя умою, покормлю, и ты поспишь немного. Устал ведь за день, глядя на всяких скоморохов, или как их там? Пойдем в кухню, надо же и папу кормить, раз приехал.

– Мамочка, а можно я сначала Мишутку уложу. Он тоже намаялся, ему плохо без мамы. А я его обниму, сказку ему расскажу, спинку пощекочу, он и успокоится! Можно?

– Конечно! Хорошо, что ты о нем заботишься! Умничка! Надо обо всех заботиться, даже если самому тяжело. И никого не предавать! Давай всё же я тебя умою прямо под кухонным краном, пока папка наш в ванной.

– Только Мишутку мыть нельзя! Он воду не любит, а умывается лапой. Я в зоопарке видел. Но от него плохо пахло, а мой Мишутка – чистюля.

Через минуту оба малыша, обнявшись, крепко спали, хотя блестящие глаза Мишутки, не мигая, глядели в темный потолок.

– Даже плюшевый медведь оказался бдительнее меня! И как я прозевала? Всегда доверяла – работа, мол, у мужа такая! Или, быть может, я всё придумала, и нет ужасного треугольника? В жизни часто случается то, чего вообще не может быть! Но и то, что является непременным, не всякий раз происходит. Наша жизнь подчас настолько сложна, что не во всём можно разобраться, легко запутаться, – уговаривала себя Татьяна, пока оставалось сомнение, поддерживающее ниточку надежды. – Возможно, нынешние волнения беспочвенны и семейная жизнь не разлетится в пух и прах? Но ведь телефон, телефон! Это же факт, который сам собой голосит о заготовленной беде. Как его не замечать? Как о нем забыть?

Татьяна машинально отлила в кастрюльку борщ, приготовленный для Сергея сегодня ночью, и вдруг разозлилась, а потому укрепилась в собственной решимости разобраться во всем. Немедленно! Хотя, надо сказать, внутренний голос отговаривал, предлагая иной вариант – ты затаись, выведай как можно больше, чтобы не смог выкрутиться, если уж виноват, если попался.

Победила решительность и желание полной ясности. Татьяна открыла дверь в ванную, где за занавеской плескался под холодной водой её или, как знать, может быть, уже чужой Сергей, и против своей воли неожиданно промямлила:

– Сереженька! А мы уже пришли!

– Ура! Однако загуляли вы где-то! Сейчас выхожу!

– Тебе спинку потереть?

– Не так уж она велика, чтобы ею вдвоем заниматься! Вот голоден я до головокружения! Как только на суше окажусь, тебя разом и проглочу, как Красную Шапочку! А как наш Андрюшка? Не весь садик разогнал?

– Герой наш утомился, уже спит, а ты, давай, скорее за стол, всё готово…

Вот-вот опять задребезжит телефон, подумала Татьяна. Теперь его возьмет Сергей и заторопится, соврет, наверное, будто вызывают в депо. Или что-нибудь подобное. А я останусь дома сверлить неизвестностью свои мозги и от ревности дробить на мелкие кусочки оставшиеся нервы. Незавидная участь, прямо скажем; потому буду действовать решительнее. Может, тогда мне больше вариантов откроется?

Сергей возник в кухне в трусах и в каплях воды, нежно поцеловал хлопочущую жену в шею, что ей всегда особенно нравилось, и коршуном набросился на горячий борщ. Он ел с тем аппетитом, который легко сгладил бы все прежние обиды в сердце самой сварливой хозяйки, но даже это обстоятельство не оказалось для Татьяны смягчающим:

– Ты куда-то торопишься, Сереженька? Опять в депо вызывают? – осторожно подсказала Татьяна своему супругу, но он весело возмутился:

– Неужели мне дома не рады? Или это заговор? Дудки! Ничего у вас не получится! Моя смена закончилась, а другая будет только… Впрочем, сам пока не знаю! – Сергей как будто пребывал в прекрасном расположении духа. Или, что тоже было в его правилах, за бравадой скрывал плохое настроение и служебные неприятности. Так или иначе, но его ложка уже барабанила по дну опустевшей тарелки, а он сам с откровенным обожанием уставился на жену. Заподозрить мужа в дурных намерениях Татьяне казалось невозможно. Тем не менее…

«Понятно! – мысленно прикинула Татьяна. – Когда опять зазвонит телефон, Сергей для видимости повозмущается, мол, всё против его воли, и уйдет к той, к другой! Однако теперь, дорогой мой, меня так просто не проведешь! С некоторых пор я тебя вижу с двух сторон одновременно – можешь мне свой МХАТ не устраивать!»

Вместо этого Татьяна, удивляясь себе, произнесла совсем другие слова:

– В прихожке телефон вибрировал, а ты в это время был в ванной, я волновалась – не срочный ли вызов, поглядела…

Странно, но Сергея это не задело.

– Да пусть себе вибрирует. Не мой же телефон, и не меня добивается.

– А чей? – сердце Татьяны переполнилось надеждой.

– Стажера моего! Ко мне вчера стажера прикрепили. Он после рейса так заспешил к своей невесте, что телефон забыл. Это я запретил ему в пути отвлекаться, велел телефон убрать. А он передо мной оправдывается, мол, невеста по десять эсэмэсок в час присылает, нельзя пропускать. Иначе, говорит, она не может – сразу паникует и ужасно ревнует. А нам, сама знаешь, даже на невест отвлекаться нельзя. А он телефон в руках непрерывно вертит! Ну, я с ним и поговорил чуть строже, чем, наверное, следовало. Обиделся. Такая вот история!

– Сереженька! И ты ей, невесте-то, ни разу не ответил?

– Зачем? Да и что я ей скажу? – Сергей ладонью ударил себя в лоб. – Ой, Танюшка, недотепа же я, форменный! Знаешь, ведь и в голову не пришло, чтобы предупредить. Он же свой телефон в электровозе оставил… Я всё звонка ждал с чужого, тогда бы и сообщил. А он не позвонил… Рейс у нас, знаешь ли, запоминающимся вышел… Погоди, я позвоню ей. Заодно узнаю, где ее возлюбленный задержался? Уж не случилось ли что? Мы ведь давно расстались. Он даже сдачи электровоза не дождался… Сразу отпросился.

Пока Сергей связывался с девушкой, невольной причиной мучительных переживаний Татьяны, она, что есть силы, корила себя за необоснованное недоверие мужу.

– Так что у вас случилось, Сереженька?

– Да опять на регулируемом переезде… машину протаранили… Я диспетчеру сообщил, как положено, и покатили дальше. Иначе нельзя! А там… Лучше не смотреть!

– Ой, Сереженька, беда-то, какая у людей! А если экстренно тормозить?

– Танюш, ты хоть мне душу не рви. Он ведь был в пределах видимости, словно умышленное самоубийство замышлял. Только пассажиры в машине зачем? Ну, не мог я ничего сделать! Только сигнал и врубил. А чтобы состав остановить, мне тормозить два километра нужно, а там – метров сто. У меня только сейчас, под душем, немного отлегло, но не забылось же. А впереди ещё ночь, все эти кошмары… Если медконтроль не пройду… Придется отпуск брать… Намекали уже. Потому-то стажер мой и сбежал. Мальчишка о романтике дорог мечтал, а тут такое! Впрочем, нам ещё повезло, что на обратном пути, а то ведь и я спасовал бы, пожалуй. Руки трясутся, внимание рассеивается. Нервишки всё больше барахлят. Непросто, знаешь ли, чувствовать себя убийцей и иметь для этого все основания! Прямо как палач, волею судьбы!

– Ну и хорошо, – неуместно подвела итоги Татьяна и тут же уточнила со скрываемой, но, всё же заметной мольбой в голосе. – А ты меня любишь, Сереженька?

Сергей взглянул на нее мутными от слезы глазами, не понимая причин столь неуместной радости у супруги, и ответил с почти шуточным вызовом.

– А если я не отвечу?

– Тогда я не стану больше кормить такого подлого предателя. Итак, твоё последнее слово! – с пафосом воскликнула Татьяна.

– Ну, вот! Пять лет живем, душа в душу, а ты до сих пор не уяснила ответ на сей вопрос!

– А тебе трудно ответить? Жалко губами пошевелить, да? Силы бережешь? Значит, так любишь! – Татьяна действительно обиделась, хотя Сергей никогда не понимал, как можно обычным словам придавать столь большое значение. Не лучше ли выводы делать на основе более весомых аргументов?

– Танюшка, родная, милая моя! Ну, не терплю я этого слова. Очень уж оно универсальное и затасканное! Можно любить тебя, а можно жареную картошку. Или, к примеру, футбол. С таким подходом любая глупость становится возможной! Представляешь, я спутаю тебя с жареным футболистом!

– Ты можешь… Я знаю! – всхлипнула Татьяна.

– Танюшка, милая моя, хорошая моя! Я же тебе значительно больше сказал: ты для меня, самая-самая! Мне без тебя никак не быть! Никогда! Что это, как ты полагаешь? Любовь? Нет, конечно! Любовь для нас – это слишком мелко! Она у всех проходит, если не через месяц, то год спустя…

– А твоей насколько хватило? – съехидничала супруга, при этом несколько успокоилась и даже осветилась своей обворожительной улыбкой, с едва обозначенной кокетливой хитрецой, которую Сергей неоднократно пытался воспроизвести в своей памяти, находясь вдалеке, но, к стыду своему, никогда не добивался успеха.

Улыбка жены, конечно же, как догадался Сергей, явилась признаком его прощения, без вины виноватого, но игра в недоверие со стороны Татьяны не могла прерваться столь быстро, и потому он подыграл:

– У меня к тебе не какая-то там, пресловутая любовь, а более глубокое чувство, более высокое, более широкое, более крепкое, более самоотверженное, более…

– Опять заболтался. Сколько слов потратил, вместо того чтобы произнести для меня одно-единственное, но самое заветное! Впрочем, все мужики – да и ты не лучше – когда им надо, соловьями заливаются, а всё равно налево поглядывают!

– Приплыли! Помнишь, я же клялся тебе в вечной верности, преклонив колено? А своих клятв я не нарушаю – не обижай раба своего верного! Что с тобой случилось?

– Все до свадьбы клянутся, а потом мечтают сменить мужскую клятву на штампик о разводе. Разве не так?

– Танюша! Как я понимаю, тебе нужен повод, чтобы меня оставить? Предупреждаю, ничего не получится – придется терпеть до последнего дыхания!

– Ладно, уж! Не такое терпела! – счастливо засмеялась Татьяна. – Лучше послушай про Андрюшку – он сегодня отличился. Потом даже меня стали воспитывать! – Татьяна успокоилась, видя, как Сергей отдалился от тяжелых мыслей, связанных с аварией. – Я даже засомневалась, не перевести ли нашего сына в другой садик?

– И как ты это представляешь? Опять ждать три года? Да и тысяча долларов, которая гавкнет, для нас что-то значит! Даже две тысячи, потому как в другом садике, думаешь, из нас опять не вытянут? И что же Андрюшка такого натворил на две тысячи долларов?

– Ты всё шутишь… Вот сам бы с ним и сходил! А я там натерпелась… Ведь сын твой представление артистов сорвал. Впрочем, если говорить честно, дети к тому времени уже настолько устали, что многие родители нашего Андрюшку за его решительность даже восхваляли. Правда, по ходу он этим клоунам несколько таких словечек выдал, что нас срочно к психологу отправили. Ужас! Я уж тебе не стану повторять те слова, а то и ты научишься! Так вот, психолог, ее зовут Эльвира Петровна, запомни, мне мозги всё прочищала, прочищала. Я никак не могла понять, к чему она клонит. Даже назвала себя американским шпионом. А я, между прочим, так о ней поначалу и подумала. Говорит, что нам симпатизирует и потому якобы советует воспитывать нашего Андрюшку наглецом и эгоистом, то есть, как я понимаю, полным негодяем. А в противном случае, только представь себе, не видеть ему в современной жизни успеха – заклюют, затопчут, обдерут. Жаль ей, видите ли, что парень такой талантливый, но без индивидуального подхода ничего существенного в жизни не достигнет, не сможет нигде пробиться. Как тебе нравится такая воспитательная концепция?

– Что ж! Нам на беду, она не лишена здравого смысла. Хорошему человеку всегда живется тяжело, а уж сегодня, когда нагло торжествует культ силы – физической, финансовой, чиновничьей – и кумовство на всех уровнях власти процветает, честному человеку и подавно место только на погосте, кем бы он ни был, хоть Ломоносовым, хоть Эйнштейном. Им-то, кстати, в свое время тоже несладко жилось! Только ты, Танюш, зачем всю эту лобуду в голову берешь? Продуй мозги – обычно помогает! Мы с тобой вырастим сына человеком с большой буквы – честного, умного, принципиального, глубоко порядочного – но который, тем не менее, сумеет распознавать существо своего окружения. Но, даже понимая его, не станет яростно обличать, вешать ярлыки, которых оно, конечно же, вполне заслуживает, то есть, не будет бороться с ветряными мельницами, а наладит взаимодействие с теми убогими героями нашего времени, при этом, не пачкаясь. Не будет отказываться от благородных целей, но и бдительность не потеряет, не допустит, чтобы его самого ненароком проглотили, даже не разжевывая. Вот так, жена, я понимаю нашу с тобой воспитательную стратегию на ближайшие годы.

– Умеешь ты, Сережка, сформулировать! И успокоить меня умеешь! А я уже думала, что Андрюшку туда водить не следует. Ведь Эльвире Петровне, пожалуй, все воспитательницы подчиняются. Не накрутит ли она их против Андрюшки? Может, мы с тобой потом и изменить ничего не сможем? К тому же, воспитание не только от родителей зависит. Это лишь в раннем детстве, а потом всё больше влияет садик, улица, школа, телевидение, компьютерные игры, всякая иная гадость… Одним словом, среда! От всего не оградишь, не убережешь!

– Более того! Тем не менее, если всю грязь от ребенка скрывать, то он в неё непременно и попадет, словно кур во щи. Надо заранее сформировать негативное отношение ко всякой, как ты говоришь, гадости. Вот и подумай об этом, пока время есть, пока второго не родили.

– Ты, Сережка, совесть имеешь? Я из молодого специалиста скоро стану старым, не проработав по специальности ни дня! Столько лет мотаюсь, как на бешеной карусели! Голова кругом идёт! И надо же, оказалось, это и есть моя судьба! Хоть и тошнит, а с карусели не соскочишь! Гипертрофированная личная ответственность подталкивает к самопожертвованию! Нет уж, больше я не же-ла-ю! Твоя очередь рожать, тебе и думать о воспитании, пока не родил!

– Между прочим, единственный ребенок в семье почти всегда вырастает эгоистом, чего ты и боишься больше всего, – выложил последний аргумент Сергей.

Татьяна развернулась к мужу, поглядела на него как-то особенно, излишне серьезно, как-то оценивающе, но свои позиции не сдала:

– А ты, Сереженька, разве знаешь, чего я больше всего боюсь? Тебе только померещилось, будто знаешь… Я же у тебя безропотная, всегда молчу, терплю, соглашаюсь, стараюсь везде успеть, стараюсь сама выкрутиться из любой ситуации, стараюсь тебе всегда улыбаться, словно у меня и впрямь всё прекрасно… Возможно, тебя это и обидит, но с нашим бюджетом я себе даже белье купить не могу. Что же ты морщишься, дорогой? Разве не видишь, что… И платья у меня осеннего нет, и плащика какого-нибудь. А у Андрюшки… А у тебя самого… Ладно уж, больше не буду! Ты ведь, Сережка, и сам понимаешь, что второй ребенок нам не только счастья добавит – он же нас нищими сделает. Я ведь у тебя не колье прошу и не машину – у меня трусов одна пара. Разве я не права, Сереж? И не смотри на меня так! Да-да! Я тоже мечтаю о дочурке! Ты и не представляешь, как я ее уже сейчас люблю – но… Не знаю я… Я с Андрюшкой в магазин игрушек с опаской захожу, вдруг опять попросит что-то дорогое. Ну, разве так можно жить? А тебя в любой миг нет рядом! Ты же занят – вывозишь составами то, что другие украли! Сел в свой паровоз, и одна забота – гляди вперед! Даже руль крутить не надо! А я тут как челнок в колесе… Мозги наполовину усохли! В них и сегодня ни одной идеи… А что дальше? Пойми же, не по нутру мне вечное домохозяйство. И как те одноклеточные девочки, у которых вся жизнь проходит в магазинах, соляриях, курортах, барах с богатенькими дядечками, я тоже не могу. Я хочу что-то полезное делать, сама решать, сама добиваться, прошибать, творить, в конце концов!

Сергей слушал жену молча, не поднимая головы. Да и что он мог ответить любимому человеку на крик его души, если сам, работая по специальности изо всех сил, имея высокую квалификацию… А сидит теперь, без вины виноватый. И перед Татьяной стыдно, и, более того, сам себе противен до одурения. Нынешнее положение не сулит приемлемой перспективы, а что-то иное в голову не приходит. Не в торгаши же подаваться? Что осталось? Оправдываться? Уговаривать жену чего-то подождать? Так она давно оптимист, а потому твердо уверена, что завтра будет ещё хуже! Объяснять сейчас Татьяне, что не он создал столь странные условия работы и ее оплаты, да и всю совокупность условий, в которых барахтаются теперь честные люди? Не надо всё на него списывать! Только какие, к черту, помогут объяснения! Назрело давно, но теперь прорвало!

Пожалуй, Сергей надолго окунулся в свои размышления, поскольку Татьяна уже развивала другую тему:

– Вчера днем хозяйка квартиры заходила. Умоляла наперед ей заплатить, если деньги имеются. Как же ей откажешь – отдала! (А что у нас осталось?) Хорошая ведь женщина, только горемычная – старший сын по лагерям скитается, а младший, балбес великовозрастный, нигде не работает который год, но не просыхает. Она же его и поит на свою пенсию, а иначе он обещает мать с балкона уронить. Представляешь? Вырастила детишек на свою погибель! Тоже ведь не досыпала, во всём себе отказывала, мечтала, что людьми станут достойными… Ещё и ей когда-нибудь помогут. Горе-то какое у людей, куда ни глянь! Сколько горя…

Сергей не удивился тому, что жена всей душой восприняла ещё одну неупорядоченную судьбу. Всё произошло бы не иначе, даже при условии, что они вовсе не снимали бы у этой женщины квартиру, а лишь случайно где-то с ней пересеклись. Чужая боль всегда находила Татьяну и она, искренне сочувствуя людям, в какой-то мере брала их беды на себя, а потом не могла заснуть или во сне металась, вскрикивала, стонала.

– Танюш! Как считаешь, нам лет через двадцать, или даже пятьдесят, поверят? – прерывая супругу, задумчиво спросил Сергей.

Она уставилась на мужа в недоумении:

– Ты о чем?

– Знаешь, я сейчас представил, что пройдут годы, и мы перед кем-нибудь станем хвалиться, будто за всю жизнь ни разу не поссорились…

– Вот ещё! Я распинаюсь о сокровенном, а он, видите ли, про ссоры думает! Он весь в будущее устремлен… Дурачина-простофиля! Впрочем, нам с тобой, без сомнения, все поверят, кто хоть немного с тобой знаком! Потому что ссориться с тобой я не умею… и не научусь, наверное! Потому что мы – одно целое. Ты и я – это мы! И Андрюшка наш, конечно, тоже одно целое! За это я тебя и поцелую! Ты же – хитрющий – умеешь сердцем бедной девушки овладеть!

Но лишь Татьяна намерилась пересесть к мужу на колени, чтобы обвить его шею руками и рассказать о сегодняшних подозрениях, как ураганом влетел Андрюшка в обнимку с медвежонком. Выспавшись, он сам соскочил с постели и, наконец-то обнаружив дома отца, бросился к нему:

– Папа! Вот! Ты никогда не обижай Мишутку! Он такой несчастный. Он свою маму в лесу потерял, а у нас пока не освоился. Я его сам научу! Загляни ему в глазки! Видишь, какой он умный? А ведь совсем-совсем маленький. Он вырастет и станет большим и страшным зверем. И будет меня защищать. Давай ему берлогу построим?

– Да где же нам ее разместить? – воскликнула Татьяна. – У нас папины штиблеты полквартиры занимают!

– Мама! А кто же ему поможет, если не мы? Он же такой незащитный, такой косоногий!

На лицо Татьяны пролилось восхищение сыном:

– Раз он такой незащитный, то придется нам потесниться. Так что, Солнышки мои ненаглядные – большое и маленькое – у вас появилась ещё одна общая задача. Думайте же, где берлогу строить, а меня стирка ждет. Ведь жизнь продолжается! Не правда ли, мужики мои, дорогие?

– Конечно, продолжается! – поддержал супругу Сергей. – И только она, жизнь, нам всё расскажет – кого возвысит, кого накажет!

Татьяна засмеялась. Она догадалась, что мужу не дает покоя происшествие на работе. Он всегда зачем-то чужую беду примеряет на себя. Хотя, понятно, ведь не без его участия всё случилось, пусть и без его вины. Поэтому Татьяна мужу подыграла.

– Ты что-то расфилософствовался, стихами застрочил, Сереженька.

– Сам не знаю… Несёмся все куда-то, вроде бы рядом, в едином большом потоке. Но кого-то выносит на середину, где не бывает препятствий. Кажется, только и плыви себе в удовольствие. Ан, нет! Вдруг на пути – плотина! Забурлит она всё вокруг, спутает всю жизнь, да и сбросит везунчика вниз. Другому бедолаге, глядишь, изначально приходится пробираться вдоль берега, где мелководье, где застой и коряги. То здесь его причалит, то там прибьет, живого места нет! Но в итоге-то, через годы узнаёшь, что заплыл он дальше всех, всем на удивление. И нет пока такого рентгена, чтобы заранее свою жизнь просветить. А хотелось бы! Смотришь подчас со стороны, вроде бы правильный мужик – сильный, умный, решительный, но ничего в жизни у него не складывается. А почему? И как ему быть? А несостоятельных хлюпиков случай подчас на такую высоту заносит, что остается лишь удивляться неразборчивости и неразумности судьбы. Потому-то и говорят, что на судьбу надейся, да сам не плошай! Рули, значит, самостоятельно, а то ведь, пролетишь по всем статьям! Ведь с судьбой, если что не так, да не раскис окончательно, и поспорить не возбраняется! Она тоже не всесильна – может и уступить! А?

– Знаешь, Сережка, меня в последнее время тоже мысли странные терзают. Всё гадаю, как у нас дальше жизнь сложится, как у Андрюшки всё пойдет? Только я быстро запутываюсь. Кажется, что нами только всякие случайности и управляют, а сами мы меняем что-то лишь в мелочах. Даже страшно становится. Совсем фатализм одолел, проклятый. Уж, не знаю, как мне быть!

– Что-то, положим, ты всё-таки знаешь. Например, про мяч!

Татьяна посмотрела на супруга с удивлением, по опыту догадываясь, что сейчас угодит в его западню, но всё-таки уточнила:

– При чём здесь мяч?

Сергей вдруг перешел на шепот и пропел скороговоркой.

– Таня, Танечка, не плач. Не утонет в речке мяч! Выходит, что-то знаешь! Не утонет ведь! Или даже в этом сомневаешься?

Татьяна с наигранной обидой отмахнулась:

– Я же серьезно, а ты всё к шуткам сводишь. Совсем несерьезным ты человеком становишься к старости, товарищ Сергей! Наверное, тебе шпалы по мозгам стучат, когда едешь!

Но он смотрел на супругу с тем искренним чувством обожания и любви, которое подделать невозможно, да и рассуждал занятно, потому Татьяна смягчилась, ожидая развития последней мысли. И муж не заставил себя ждать.

– Знаешь, Танюшка! Ты всякими случайностями – болезнями, катастрофами и прочими превратностями судьбы – голову себе не забивай! Судьба с нами будет разбираться, а мы с ней тоже попробует совладать! Случайности – они, конечно, способны всё в жизни изменить, но ты представь, что строишь дом. Кирпичик на кирпичик! Кирпичик на кирпичик! Долго строишь! Мучительно! Тяжело! Но всё же, строишь! Значит, построишь. Несмотря на всякие случайности: жару и холод, ураганы и травмы… Конечно, и материалы вовремя не завезут, у нас так принято, и землетрясение сдуру шарахнет. Но всё равно построишь, если есть цель и ответственность. Перед собой и перед людьми! Потому надо просто жить, не загадывая. Жить день за днем! День за днем! Не терять ни минутки, не изменять себе по глупости или лености, не конвертировать ценности жизни в ерундовую бижутерию! Вот и вся наука достойной человеческой жизни, любовь моя! И случайности с такой наукой, если, конечно, осилим ее на практике, нам будут нипочем! – Сергей нежно чмокнул жену в лоб, словно точку поставил в их разговоре.

В это время Андрюшка, исподтишка наблюдавший за родителями, решил заявить свои претензии:

– А меня хоть кто-нибудь поцелует? Или я уже не наш?

И сразу началось понятное каждому бурное излияние семейных чувств, наблюдать за которыми нам, дорогой Читатель, пожалуй, неуместно. Не лучше ли поскорее приступить к решению собственных семейных проблем? Если таковые, конечно, имеются. Ведь семья – она в жизни всему голова! А без головы не то чтобы совсем не проживешь, но калекой всю жизнь будешь!

2011 год.

Для оформления обложки использовано фото автора.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8