Они написали убийство. Детектив про женскую дружбу [Евгения Ивановна Хамуляк] (fb2) читать онлайн

Евгения Хамуляк Они написали убийство. Детектив про женскую дружбу

Найти хорошего друга легко. Надо лишь для начала им стать.

Глава 1. Женская дружба

Ольгу Головёшкину и Ольгу Голяшкину считали лучшими подругами и даже сёстрами с самого детского сада. Оно так и было. Несмотря на внешнее отличие и разные фамилии, девочки походили друг на друга, как близнецы. Именно по этой причине происходили разнообразные конфликты, в которых порой педагогическому составу приходилось разнимать мнимых близняшек, с кулаками, зубами и даже матными словами выяснявших свои дружеские отношения: кто кого умней, красивей, добрей и, главное, кто станет королевой мира, а кто вице-мисс. С детства это являлось главной целью обеих Олек, желавших мировой славы во что бы то ни стало. Но, к счастью, конфликты, драки и претензии на престол отходили на задний план быстро. Обе Ольги шли на мировую, потому как не могли прожить друг без друга и дня.

Это был тот редкий случай женской дружбы, которую не могли разлить, сломать, распилить ни огонь, ни вода, ни медные трубы, ни зависть, ни счастье. Ни даже мужчины.

Когда Оли стали взрослыми, их пути несколько разошлись, хотя девушки поддерживали отношения и в любой критический момент названивали друг другу, несмотря на тысячи километров дистанции. Ольга Голяшкина, или как её звали Ога, от сокращённых имени и фамилии, а также за неимоверно длинные ноги, сначала не поступив в школу полиции, а потом не закончив институт журналистики, удачно вышла замуж и улетела искать счастья и славы за океан.

Её тёзка с прозвищем Головёшка, имевшая не менее длинные ноги, но к ним ещё сообразительную голову, с отличием закончила журфак и осталась на родине, пытаясь добиться мировой славы традиционным путём, поступив свободным обозревателем на работу в столичный журнал по «женским глупостям». Так его про себя прозвала новоиспечённая амбициозная журналистка, в душе мечтая о карьере политического обозревателя или, на крайний случай, криминального или даже военного журналиста. Но выход замуж на третьем курсе за однокурсника Володю Анашкина, будущего блестящего журналиста-политолога, и родив на четвёртом курсе сына Витю, временно приостановила далекоидущие и претендующие на мировое господство планы Ольги, немного потонувшей в быту, но не оставившей надежды покорить звёздный небосклон.

– Какашкина, мне плохо, – жаловалась Ольга Голяшкина, сидя в пентхаусе на Манхэттене, полчаса назад поругавшаяся со своим мужем, биржевиком Джефри Кури, толстым, но добродушным янки, который, по слухам, знал, что будет твориться с биржей в ближайшие несколько лет, потому являвшимся одним из самых влиятельных людей в округе, добывавшим большие деньги одними лишь взглядами и намёками, неизменно раздавая их за обедами-полдниками-ужинами-поздними ужинами, потому имея внушительные подбородок и живот, заработанные, что называется, на вредном производстве.

Раньше большие деньги Джефри складывал в банк, так как не знал, на что ещё их тратить, ведь к 40 годам заимел все блага человечества, от нескольких люксовых машин до домов и квартир в Испании, Англии и на Бора-Бора. Но встретив Ольгу Голяшкину, студентку юрфака, и сделав её Голяшкиной-Кури, он решил эту проблему. Русская жена, красавица и умница, от которой Кури сходил с ума, называя не иначе как «Майя вайфи!», сумела найти применение их общим теперь деньгам.

Кури завидовали и в то же время жалели всем миром, ведь с появлением «этой русской», так звали между собой Ольгу коллеги Джефри, парень сначала бросил нюхать, потом пить, затем лишился перекусов традиционной американской едой, от которой развивался диабет, сел на диету из борща и салатов из капусты, похудел и похорошел достаточно в рамках дозволенного природой. А под конец нарастил себе волосы с собственной задницы на всю голову, превратившись в волосатого классного толстяка, у которого всё путем.

– Крыса! – крикнула в трубку Ольга Головёшкина. – Ты охренела! У меня четыре часа утра! Ты завтра не могла позвонить?

– Мне плохо, Головёшка, если ты меня не спасёшь, потом будешь всю жизнь жалеть, – не обратив внимания на крики подруги, продолжала Ольга. – Джеф хочет остаться в этих гребанных каменных друнглях ещё на год, а меня здесь не принимают. Хоть об стенку расшибись, им нафиг не нужны мои… дела, – неопределённо выразилась Ольга Голяшкина-Кури, профессиональная йогиня, мастер тай-чи и чайных церемоний, хиропрактик и наследница шаманского круга шестого уровня.

Встретив весёлого толстого американца на первом курсе, Ольга решила, что легче добиться мировой славы в свободной и продвинутой Америке, чем за пыльной партой закошмаренного журфака замытарившейся деревянной России, ползущей позади паровоза всего цивилизованного сообщества. В Америке же имелось целое явление, которое чётко и ясно обозначалось как «американская мечта» или по-русски говоря, «из грязи в князи». И так как молодожён Джефри Кури был сказочно богат, девушка решила «искать себя» не через тернии к учебникам, а там, куда юбка понесёт.

Юбку Оги понесло в эзотерику, туда шли все без высшего образования и без определённого места заработка, так как намечался бум в атеизме, а значит, хорошо продавались магия и волшебство – субстанции хоть и не физические, но лакомые и желанные. Ольга, что называется, встала на свои лыжи: красивая русская девушка с идеальной фигурой, прекрасным лицом и замашками Снежной королевы, в короткий срок освоила йогу в лучших ретритах Бали и Индии, научилась изгонять духов и восстанавливать чакры с передовыми гуру-бабами-шаманами Мексики, Южной Америки, Австралии и везде, куда летали самолеты с бизнес и элит-классами… Её кабинет, а у Оги имелось отдельное пространство для медитаций и выхода в астрал, был увешан разнообразными дипломами.

Короче, за пару лет брака и поисков себя резюме заслуг перед эзотерикой, наукой скользкой, сомнительной, но очень прибыльной, у Ольги было расписано на пять страниц мелким шрифтом.

Однако набрав багаж знаний и будучи готовой к тому, чтобы ими делиться за определённую плату, Ольга столкнулась с проблемой расизма на родине мужа. Её коллег по ауре, в подписчиках которых ходило людей в разы меньше, чем у неё, приглашали на телевидение, радио, крутые закрытые вечеринки, где устраивались массовые медитации с автограф-сессиями. А её – светлую прорицательницу современности, родом из Славии, предков древних кривичей и вятичей – игнорировали всем миром.

И только связи Джефа позволяли входить почти во все желанные двери, но не в качестве приглашённой звезды, а в качестве участницы. Это сильно било по самолюбию молодой женщины, ведь она мечтала добиться успеха сама, своими мозгами, упорством, недюженным талантом и харизмой. Был ещё один фактор, заставляющий Огу торопиться с покорением звёздного небосклона.

По договоренности с мужем, он отказывался от всех вредно-аморальных американских зависимостей и утех, а также от соковыжимательной работы, требующей продать душу и тело дьяволу, живущему на одной из известных стрит, чтоб через пять лет брака, наконец, завести долгожданное потомство. У Ольги оставалось полтора года до даты зачатия.

– Будь я африканкой или… хоть китайкой, меня б уж разрывали на части си-сис-пи-сбиэны и би-би-би-каки-лены. Но белых русских красивых баб им не надо, понимаешь?! Иначе как толстые американки будут идентифицировать себя со мною? Им нужны страшные уродливые желательно… – Ольга понизила голос до еле слышимого герца и стала оборачиваться по сторонам в поисках неслышимо ступающих Розы или Аданны, чернокожих служанок.

Ольга Головёшкина на расистских россказнях подруги отключилась.

– Коза, не спи! – разбудила её американская подруга, почувствовав, что на том конце трубки ей больше не внимают. – Говорю, мне нужна твоя помощь!

– Сходи к своему психологу! – прорычала русская спящая подруга с закрытыми глазами.

– У меня больше нет психолога, – ещё мрачнее ответила Ольга. – Квинси умер, не перенес операцию по смене пола.

– Сходи к коучу! – хрипло посоветовала Ольга, уже нажимая на кнопку отбоя телефонного разговора.

– Так он мне и посоветовал обратиться к тебе! Ты ж у нас журфак закончила! Ты можешь написать книгу! – и чувствуя, что скоро услышит гудки прерванного разговора, Ольга Кури прокричала, – 300 тысяч деревянными и роялти с продаж. Семь процентов. Ты второй соавтор. Ты пишешь, я продаю.

Русская Ольга не нажала на отбой. Американская Ольга коварно улыбнулась.

– Какую книгу-то? – переспросила журналистка, почесав сплющенную грудь, на которой остались следы от лифчика, потому что вчера Оля забыла его снять, упав на кровать и погрузившись в беспробудный сон в чём была. Витя засопливил и пришлось потрудиться, чтоб усыпить его.

– Короче, крыса, слушай сюда, – деловым тоном, зная, что подцепила подругу на интересную задачу и на деньги, проговорила Ольга Кури. – Джеф должен остаться ещё на год в своей драной… э… Эмэрикэ, – с акцентом выговорила йогиня. – Меня отпускает в свободное плавание на год-полтора.

– Чтоб ты какахой плавала от русского берега к американскому? – хихикнула Ольга, просыпаясь-таки в четыре утра от делового предложения.

– У нас договорённость: в августе, ровно через 18 месяцев заделать первого Кури, наследника престола. А пока у меня есть это время, чтоб прославить мою фамилию так, чтоб каждый третий, а лучше каждый первый на планете знал и любил Ольгу Голяшкину-Кури, гуру в области… во многих областях, – Ольга отодвинула локон от голубых глаз, моргнувших забором из черных ресниц. – Тебя ждёт много работы. Через восемнадцать месяцев контракт на серию книг «беременность и йога», «роды и оргазм в асанах». Планируется создание собственного бренда одежды для женщин, беременных, деток. Есть наработки по парфюмерному бизнесу исвоего стиля в дизайне интерьера. Но чтоб фамилия Голяшкина стала продавать саму себя, как зачётка на пятом курсе, нужно стрельнуть! Лучшее и самое быстрое – это написать книгу-бестселлер.

Ольга Головёшкина всё-таки расстегнула лифчик и сняла его – он мешал слушать и понимать планы подруги.

– В общем, издатель говорит, они расходятся, как горячие пирожки на вокзале с нищими и бродягами: либо мемуары истерзанной тираническим режимом русской души, либо детектив с убийством. Желательно с участием русской мафии. По поводу первой темы у меня ни идеи! – Ольга развела руками и засмотрелась на маникюр с длинными ногтями, которым легко было разделать тушку зайца. – И по поводу русской мафии… тоже ни ши-ша наработок. Хотела было засесть напридумывать про 90-е, но как-то не натурально выходит. Да, было тяжело, но жили, старались, верили. А здесь такое не пройдёт. Им надо, чтоб прям ГУЛАГ! Чтоб страсти! Оторванные ноги, кипяток в глаза… А это не мой стиль, меня воротит только при упоминании живодёрств, ведь я эколог третьего уровня, – Ольга расстроенно надула губы. – Тогда мой коуч Вини сказал: найди голодного русского журналиста, предложи ему золотую гору, он тебе и русскую мафию, и тиранический режим, и, если надо, японских ниндзя с африканскими шаманами в одну кашу заварит.

– И ты вспомнила меня, моя ты золотая, – разулыбалась Ольга, почёсывая обе груди, соскучившиеся по свободе от тиранических чашечек лифчика.

– Да!, – растаяла Ольга, вдруг вспомнив, что не видела подругу целую вечность, хоть и была на связи чуть ли не каждый день все эти годы. – Головёшка, а ведь мы с тобой с твоей или моей свадьбы не виделись! Как так могло произойти? Как мы это допустили?

– Не знаю, – тоже впала в ностальгию Ольга без лифчика, припоминая этот факт.

– Вини говорит, надо ехать в Россию, там написать бестселлер от лица американской подданной. С продажными русскими издателями и деньгами Джефа это будет сделать проще простого. Русские читатели, любопытные до жизни иностранщины, должны расхватать книги, как горячие пирожки, – повторяла мудрые слова, в которые верила Ога-Голяшка. – Потом с этим бестселлером вернуться назад, перевести его и презентовать от революционно настроенной диссидентки. Эти котируются на рынке наравне с африканскими и прочими… – Оля обернулась, удостоверилась, что никого нет и назвала слово, за которое обычно подают в суд за расизм и нетолерантность. – Таким образом, я убью сразу двух зайцев, русского и американского. На китайский и индийский рынок мы выйдем автоматически, но позже.

– Поэтому, Головёшка, жди меня и я вернусь, – подытожила она и не услышала крик радости. – Курица, ты меня вообще слышишь!? Я еду домой, готовь салаты!

Наконец послышался запоздалый, но счастливый крик Головёшкиной-Анашкиной, который окончательно разбудил мужа и заодно двухгодовалого сына, спавшего рядом в кроватке.

– Малыш, всё хорошо, – нежным голосом увещевала сына Ольга, укладывая опять на бочок, приговаривая нелепицы, должные успокоить Витеньку. – Это просто одна дурная корова разбудила твою маму. Сейчас мама ей начистит рога и всё будет хорошо. Спи, родной, завтра в садик. Там машинки, вертолёёёётикиии-иии, куууубики…

Головёшкина больше не могла спать, её мозг заработал на полную катушку. Поэтому она вышла на кухню и там продолжила разговор.

– Во-первых, не семь, а 15 процентов роялти. Русские голодные, но не настолько, чтоб работать даром. Во-вторых, поточнее поставь задачу. В-четвертых, сроки и бюджет. В-третьих, когда встречать?

Оказалось, бюджет такой, что Агата Кристи с Конан Дойлем перевернулись бы в гробу. С таким размахом можно показаться и на телевидении в разных неудобоваримых, но смотримых читателем и зрителем программах, где талантливая молодая русская дамочка расскажет, как выйти замуж за олигарха и стать успешной. Кстати, американская мечта «выбиться из грязи в князи» полностью совпадала с русской мечтой в этом плане, выйти замуж предпочтительно за американского олигарха, решив все задачи разом.

Сроки стояли самые что ни на есть кратчайшие. Написать надо было позавчера, отредактировать и издать вчера, создать команду по продвижению сегодня, чтоб завтра проснуться знаменитыми.

Ога обещала вылететь через неделю. Через неделю должен был быть готов бестселлер в черновике и уже назначена встреча с издателем. Джефри звонил «своим людям» из посольства, которые знали всех издателей в профиль и в анфас, ибо они все проходили переподготовку в одном заведении.

– Вот оно, – подумала Головёшкина, наконец почувствовав жар в сердце и холод в районе спины: не зря, значит, она сидела в декрете и строчила всякие глупости про помады. – Терпение и труд все перетрут, – одеваясь приговаривала она, собираясь засесть за компьютер, чтоб не терять драгоценного времени и начать писать бестселлер.

Но проблема обнаружилась сразу же: кого собственно надо убивать? Ведь мемуары жертвы режима отпадали сами собой. С властью у четы Головёшкиных-Анашкиных всё было в порядке, точнее, власть своими действиями давала ежедневную работу журналисту-добытчику, который трудился сразу на два издательства: провластное и контравластное, обнаружив, что и то и другое имеют одно тело и две, а может, и больше голов.

– Власть всегда была и будет от чёрта. Плевать на неё. Каждый человек должен думать о себе и о родине, где родина – это семья и друзья, – говорил Володя Анашкин, политический обозреватель не с мировой, но достаточной славой, мечтой которого было покупка домика на Камчатке, родине его предков, где он проводил каждое лето в походах и постройках разных шалашей, лодок, раскидывании сетей, охоте и рыбалке… Ольга мечтала подсобить в его мечте, потому как помимо мировой славы и богатства, разделяла привязанности мужа к природе и сама обожала охоту, рыбалку и особенно сбор грибов и ягод, коих на Камчатке водилось видимо-невидимо.

Если написать бестселлер, то при возможностях и связях Оли и её янки, убивались зайцы не только четы Голяшкиных-Кури, но и Головашкиных-Анашкиных.

Проблема была только в одном: кого убить кроме зайцев?

Глава 2. Кого убить, кроме зайцев?

После завтрака Оля перезвонила подруге и озадачила её этим вопросом.

– Убивай кого не жалко, – с благородного плеча разрешила Ога – будущая обладательница бестселлера. – Главное, чтоб там были русская мафия, продажные полицейские, любовь, секс и… – маникюр опять привлёк внимание молодой женщины. – И всё! – других вводных не было.

– Ладно, – вздохнула тяжело Анашкина Ольга и стала думать, кого бы такого убить, чтоб русским и американским читателям понравилось и они скупали бы тиражи книги, как горячие хот-доги и пирожки.

Проблема оказалась более сложной, чем предполагалось в начале. Дело в том, что Ольге Головёшкиной с детства было жаль всех и вся. По этой причине она прогуливала уроки литературы, когда изучали «Му-му» и «Каштанку». Ей было трудно представить мотивы главных героев, способных на подобную жестокость. Ей становилось жалко и жертв, и самих мучителей, не знающих настоящей любви.

А убить кого-то всё-таки придётся.

Ольга отложила написание бестселлера до следующего дня, занялась своими обычными делами, при этом не переставая думать о сюжете. Когда наконец следующей ночью гениальная идея посетила её голову, она даже вскрикнула, чем опять разбудила сына.

– Ложись-ложись, мой хороший. С мамочкой всё хорошо. Ей очень хорошо! – зловещим тоном произнесла Оля, в голове которой проносились яркие картинки коварного убийства. – А будет ещё лучше! – и белозубая улыбка озарила её красивое лицо.

***

Ольга не приехала через неделю, так как Джеф вызвался её сопроводить, выкроив недельку отпуска от цифр, которые делают мировую погоду. И потому, поменяв билеты, они счастливой парой влюблённых приехали через две недели вместе.

Роман был давно написан и даже разослан всем ведущим издательствам, одно из которых за внушительную плату и благодаря покровительственному звонку из посольства Соединенных Штатов, вызвалось собеседовать автора на предмет издания бестселлера.

Ольга Головёшкина, а теперь второй соавтор и пресс-атташе первого автора – Ольги Голяшкиной, также успела разузнать расценки на раскрутку быстрой звёздности. Услуги стилистов, визажистов, фотографов, блогеров, пиарщиков, промоутеров, копирайтеров, продюсеров и ещё с десяток выговариваемых профессий стоили, как подержанный феррари. Однако Джеф, как спонсор будущего бестселлера, давал добро и на это. Лишь бы супруга успокоилась и перестала метать икру… или бисер: он всегда путался в русских пословицах, которыми стреляла жена, вымогая деньги, обещая взамен вернуть их с процентами, когда бренд Голяшкиной-Кури станет, как Армани или Версаче, и будет продавать всё и даже навоз, если понадобится.

К тому же великий биржевик и экономист, у которого у самого раз в два года выходили экономические бестселлеры на тему “как разбогатеть” сотнями тысяч экземпляров, тут же переводимые на все языки мира, зная спады и подъёмы корпускулярно-волновой природы явлений, подсчитал, что заделаться мега-звездой в России в разы дешевле, чем на его родине. И даже если не выйдет, семейный бюджет несильно пострадает от этого. Тем более, Ольга в целях экономии перестала транжирить деньги, заделававшись бизнес-леди, которая под мышкой или в сумочке теперь носила книгу дебетов и кредитов, где кредит пока что рос в пользу Джефа. Одним словом, выходила экономия по всем фронтам.

– Можно сказать, даже бесплатно, – думал Джеф, разглядывая листик А4 с предполагаемыми вложениями в жену в виде услуг издательств, посредников и прочих спичрайтеров и копирайтеров с продюсерами. – Пусть потешится перед беременностью и родами, – радовался американец, глядя как красавица-жена пищит от счастья, видя его поддержку. Ну и ему льстило, что Ольга станет звездой. В его глазах и глазах многих она уже давно сверкала, как самая яркая звезда. Однако покорение всего звездного небосклона не могло не радовать супруга, верившего в упорство и целеустремленность жены, которая, если ей надо, мёртвого из могилы поднимет.

В аэропорту их встречала пара Головёшкиных-Анашкиных, счастливых и радостных, что после долгой разлуки вновь повстречаются с друзьями.

Ольга Головёшкина, правда, признала подругу только по наличию рядом американского мужа, слегка изменившегося, но всё же прежнего весельчака-толстяка Джефа теперь с копной курчавых волос, словно у одуванчика торчащих в разные стороны.

– Матерь Божья! – пересохшими губами произнесла Ольга, завидев незнакомую знакомку с надутыми, словно шары, боками, тонюсенькой талией, на которой в разрезе белого, как снег платья, сверкали кубики шоколадной плоти. Эта же плоть, прилично распухнув чуть выше талии, возвышалась двумя пиками в области груди. Наконец, еле оторвавшись от грудей, шоколадного цвета шеи с эффектно висящими тяжёлыми золотыми цепями, Ольга добралась до лица, будто сошедшего с полотен с богинями Олимпа. Огромные глаза с поволокой и тенью от забора ресниц, гладкая кожа, два пухлых розовых бугра, которыми Ольга Кури наконец вымолвила:

– Что? Не узнала меня, замухрень замухранская? – и бросилась в объятия подруги со слезами, которые становились чёрными и оставляли следы на выбеленной коже, стирая приличный слой дорогой декоративной косметики.

Две Ольги расплакались, переполненные чувствами, и рыдали так ещё долго, через всхлипывания обзывая друг друга разнообразными прозвищами, винными и невинными. От их прослушивания у прохожих вставали волосы дыбом, ведь в иной ситуации можно было словить пощечину за такие выкиды. Но каждый, видя искренность чувств и объятий, подмечал, что так может литься любовь только между лучшими подругами, которые уже не обращают внимания на слова и даже поступки, передавая друг другу невероятное тепло, идущее от сердца.

– Я думала, ты прикалываешься или накладываешь всякие эффекты или носишь протезы, – произнесла поражённая Ольга Головёшкина, ещё раз оглядев сексапильную Барби, когда-то бывшую обычной красивой девчонкой по имени Олька Голяшкина.

– Я – публичная персона и не могу выглядеть как-будто собралась на рыбалку, – оправдывалась с гордым видом Ога, многозначительно глядя на затрапезный вид подружки. – На меня смотрят люди, они хотят быть как я – идеальной. Не могу их подвести, это своего рода миссия. Кстати, чтоб ты знала, задница моя. Занимаюсь три раза в неделю специальным хопп-поп-флекс-прессингом с резинкой из упругого латекса.

Головёшкина поморщилась, представив себя, только будучи не в своём уме, захотевшей провести десятки, а то и сотни часов во всевозможных салонах красоты, на поп-прессингах, обёрнутой резинками, а ещё хуже на столе у пластического хирурга, чтоб навести «такую красотищу». Однако обернувшись на мужа, который стоял, как столб, не моргая и не дыша минут десять, бесстыже разглядывая лучшую подругу жены, Ольга подумала, что, возможно, заигралась с образом домовой тётки.

Джеф стал ёрзать на месте, тем самым намекая, что телячьи нежности от радости встречи – это прекрасно, но он очень голоден, а с его нежным желудком и слабой поджелудочной лучше не шутить.

– Конечно-конечно, любимый, – захлопотала молодая жена, открывая лист с ресторанами города, который посоветовал посетить их знакомый ресторатор Валентин.

Ольга Головёшкина в который раз засмотрелась и восхитилась настоящей любовью друзей. Ведь надо было б очень любить деньги, чтоб влюбиться в некрасивого, толстого, сухого, расчётливого трудоголика, видевшего мир через призму корреляции между ростом и снижением различных кривых, которые приносили баснословные деньги. Голяшкина любила деньги и люкс, но больше всего она любила жизнь, умела ценить прекрасное и чудесное рядом с собой, которое проявлялось не только во внешнем, сколько во внутреннем. Она б не променяла яркую жизнь с её сюрпризами на прозябание рядом с нелюбимым человеком, пусть и богачом.

И сейчас идентичность душ виделась невооруженным взглядом. Со дня свадьбы, спустя почти три года года, ребята стали невероятно схожи, хотя и выглядели по-разному.

– Они оба так гротескны! – прокомментировал Володя Анашкин образы низкого толстого американца в розовой рубашке и голубых льняных шортах и высокую блондинку в белом платье с захватывающими дух разрезами, которые целовались в такси вот уже девять с половиной минут, не обращая внимание на окружающих. А окружающими являлись таксист, который не мог спокойно вести машину, то и дело поглядывая в зеркало назад, Володя Анашкин, усаженный третьим лишним на заднее сиденье под бочок влюблённой пары, и жена Оля, которая упрямо пересказывала последние новости, не замечая страсти в такси.

– Ога, сразу после обеда нас ждёт издатель, – пыталась разнять влюблённых Ольга-Головёшка и перевести внимание бизнес-леди на бизнес. – Ты бы хоть почитала роман с убийством. Вдруг тебе не понравится?

– Я тебе доверяю, Какашкина. Ты была самой талантливой из всего потока. У тебя, если ты даже будешь стараться, всё равно, кроме шедевра ничего не получится, – нехотя отнимая пухлые губы из капкана мужних, промычала Голяшка.

Ольга повела бровью от льстивого комплимента подруги и улыбнулась, зная, что та шутит и не шутит одновременно.

– Умеешь ты, коварная, подлизать сладко до самых до окраин.

– Так мы с тобой – идеальная компашка. Ты пишешь шедевры, но не умеешь ни их, ни себя продавать. Я не дружу с ручками и тетрадками, но зато могу продавать хоть коровье молоко самой корове.

Джеф, изучающий русский последние три с половиной года и весьма продвинувшийся в этом процессе, читая классиков во время многочисленных перелетов, не совсем понял последнее предложение. Жена тут же перевела его на возвышенно-американский, и Джеф засмеялся, похрюкивая и повизгивая, будто не слышал ничего более смешного в жизни.

– Ты и в самом деле стала похожа на иностранку, Голяшка, – тепло улыбнулась Ольга. – У тебя даже юмор ихний. Купи-продай. Продай-купи. Купи-купи.

– Просто я профессионал, – облизнула розовым языком розовые губы Ольга и Джеф хотел было их облизать вновь.

– Ка, – добавила, хихикнув, Ольга и, к счастью, такси остановилось, так как они подъехали к месту назначения – лучшему ресторану города, куда залетали лишь звёзды и планиды. Ольга Голяшкина-Кури как нельзя лучше вписывалась в интерьер, томным взглядом осматривая другие столики, зная, что скоро даже здесь, где некуда упасть звезде, будут выпрашиватьу неё автографы и встречи разнообразные зеваки и ротозеи.

***

Развесёлыми и счастливыми, отпустив сытого Володю на работу, требующую бесконечного обозрения политической болтовни, которую журналист-политолог переводил на русский язык, объясняя населению, какими ещё бедами грозят рабочие будни властей, они ввалились в грязно-пыльный офис одного из самых крупных издательств России.

– Приятно удивлен, – вежливо пожал руку Ольге Кури Вадим Сергеевич Жунин, ответственный редактор, при этом всё время посматривая на Джефа Кури, эксклюзивные права на экономические шедевры которого, к несчастью Вадима Сергеевича, пока принадлежали другому издательству. Ольгу Головёшкину, соавтора, он даже не поприветствовал, посчитав за персонал. – Чтоб не тратить вашего и моего времени, сразу скажу, что приятно удивлён, потому что «Барби не страдает»…

– «Коварная Барби не страдает», – поправила редактора не поприветствованная соавтор.

– Да, – улыбнулся он ей, будто впервые завидев, – реально круто написано! – Вадим растопырил в сторону пальцы, больше похожие на толстенькие сардельки, и поднял руки вверх, как это делали сдающиеся в плен фашисты, тем самым показывая, что сражён талантами автора и соавтора. – Дамочки скушают этот пикантный тортик за день и захотят ещё. Поэтому давайте говорить серьёзно. Вы готовы к продолжению? Это не однодневка? От вашего ответа зависит многое. Ведь поступят сопутствующие предложения: по переводу, экранизации. Читателю можно впихнуть и сувенирку с лицами героев. Я прям так и вижу рекламу кефира или, вот скажем, чистящего средства, в котором находился яд, которым Барби убила лучшую подругу…

– Не однодневка, – сурово ответила Ольга Головёшкина за всех и сразу. Голяшкина сурово кивнула, хотя последняя фраза редактора напрягла её слух.

– Тогда решим два больных вопроса: ваши имя и фамилия.

Ольга Голяшкина забыла про чистящее средство и убийство лучших подруг.

– Ничего личного, лишь взгляд профессионала, имеющего многолетний опыт и знающего, где зарыта золотая жила.., – профессионал откашлялся, делая многозначительную паузу, отделяющую мнение мастера от дилетантского. – Наше издательство находится в числе лидеров по продажам, знаете почему? Потому что 90% нашего продукта – переводные книги. За время нахождения за «железным занавесом» мы, славяне, устали друг от друга, словно издохшие пауки в банке. Русские, украинцы, белорусы, молдоване, мордва… Нам теперь даже Румыния или Сербия и те вожделенным оплотом цивилизации и мудрости кажутся. Фигня, конечно! Сказки для провинциалов, но ваша целевая аудитория, а это разнообразные домохозяйки, замухрышки, золушки в возрасте от 30 до 100 лет, только и мечтают попить кофе с Деми Мур на Манхэттене, – Ольге Головёшкиной почему-то показалось, что именно в этот момент ответственный редактор моргнул глазом в её сторону, хотя она вообще не употребляла кофе. – Поэтому желательно не упоминать, что вы русская. Ну в смысле, видно, что вы русская и говорите по-русски, но… – он почесал длинный нос в креативном размышлении. – Но можно увильнуть, намекнув, скажем, на сербские или польские корни. Вроде как братья-славяне, да! Но не совсем! – Вадим щёлкнул пальцами, а Ольга вспомнила ставропольскую родню, которой бы очень не понравился такой трюк с братьями-славянами, за которых поднимался первый тост на каждом празднестве. А ещё не понравился бы ответственный редактор, говоривший по-русски, но выглядевший и рассужавший, как враги отечества, которым поднятые руки вверх потом сковывали железные кандалы в местах очень отдалённых.

– Теперь имя. Ольга. Слишком напористое и опять-таки очень уж русское, – Вадим скривился. – Олек, Валек, Танек, Анек, Ленок, Светок, понимаете, пруд пруди. Ну кого вы хотите удивить? А удивлять придётся, моя милая. Теперь это ваша профессия. За это вам будут платить червонным золотом, за ваши уникальность, неординарность, удивительную многообразность. И я вижу, вы в этом преуспели без меня и моих советов. Роман – бомба! Вы – бомба! – Вадим улыбнулся, взгляд его скользнул по Ольгиной груди, облачённой в белый обтягивающий трикотаж, правда, потом он резко был обстрелен сухим и очень красноречивым взглядом мужа-гения-экономиста. Вадим расплылся в своей самой сладостной улыбке. – Я предлагаю имя Хельга. Нечто родное, нечто знакомое, нордическое, но не прямой удар в челюсть. Понимаете? А от Голяшкиной я бы и вовсе отказался по причине смешно…

Теперь Вадим попал под прицел сразу двух взглядов, настроенных огнестрельными снарядами сверхточного попадания и «разрывания на тряпочки» любого незадачливого объекта.

– Но вижу, вам дорога память предков, – безоговорочно поднял руки вверх редактор, – поэтому предлагаю выкинуть другой финт, который обычно проделывают мастера по продажам. Прибавить к окончанию незвучной или неподходящей фамилии благородное «ПФ». Вот, к примеру, жил-был некто Шваркин, Шапкин или Шварцапкин, а стал «ШварцкопФ». Звучит?! И главное, пахнет не козьими какашками, а князьями, боярами… – Вадим довольно развёл руками, как бы принимая благодарности и похвалу за чудесные советы. – Надеюсь, мысль понятна, вы же, профессионал, Хельга Голяшкопф-Кюри? Не мешало б букву «у» на «ю» поменять, чтоб имелась некая связь с великой учёной, благородству которой не было предела, как, собственно, наблюдается и у вашей героини Барби, сумевшей обыграть русскую и американскую мафии, раздав их кровавые деньжища неимущим.

Джеф хотел возмутиться, но твёрдая красивая рука жены усадила биржевика опять в неудобное кресло.

– Малыш, послушай! На кону стоит много чего, – упорным шёпотом убеждала Голяшкина Кури. – Будь снисходительным к этим маркетинговым штучкам. Издатель лучше знает, как продать подороже мой… наш труд, – Оля взялась за руки мужа. – Прошу тебя, ведь ещ– каких-то полтора года и я стану счастливой пузатихой, у которой на уме будет только «агу-да-агу». К тому же в Америке всё выйдет иначе. Это нужно только, чтоб стрельнуть для русской публики.

Джеф растаял, женин шёпот в ухо, тёплые поглаживания его пухлых рук возбуждали и одновременно усмиряли душевные и физические колыхания.

Головёшкина значительно покачала головой, гордясь и восхищаясь целеустремленностью подруги и предчувствуя невероятный успех.

Как бы странно и цинично ни звучали советы издателя, но он был прав: большинство русских, словно заражённые неизвестным вирусом, страдали русофобией.

Поэтому успех был очевиден: искусно написанный роман попадал в тренды, охватывал широкую аудиторию, образ Ольги соответствовал запросу публики, возможности Джефа сокращали путь к славе. Скромный талант соавтора мог наваять продолжение на сто серий вперед, если бы понадобилось.

Наторелый издатель Жунин тут же предложил свои услуги и связи в области книжного рынка, отметив, что за 15% роялти с продаж первого бестселлера он готов будет организовать встречи с лучшими пиар-менеджерами, которые в короткий срок сделают из Хельги Голяшкопф-Кюри (и её соавтора, конечно же) не просто продаваемых авторов детективного жанра, а настоящих звезд.

– Последний вопрос, Хельга, – по-новому обратился Вадим, чтоб будущая лауреатка всех возможных литературных премий привыкала к псевдониму, – вы написали этот детектив по реальным событиям или это чистая выдумка?

Хельга, уже войдя в роль загадочной писательницы детективов, ответила взглядом, от которого рождались разные ответы.

– 5% и это наше последнее предложение, – услышал Вадим и был согласен, а как почётные гости засобирались уходить, быстро попросил аудиенции у биржевика, который был не прочь рассмотреть условия издания на российском рынке через Вадима, но только после того, как имяего жены, старое или новое, замелькает огоньками Бродвея в каждом киоске столицы до самого до Шанхая.

– Всё будет ок, Джеф, – на чистом американском заверил Вадим и получил дружественный шлепок по плечу. – Я наших знаю. Съедят и глазом не моргнут. Тем более, такой скандал. Жена убивает мужа и лучшую подругу. Коварно, хладнокровно, при этом сохраняя русскую нетленную душу… которую нельзя понять. Лишь любить… – второй шлепок дружбы за поэтическое прощание.

***

– Что ты там понаписала, писака? – спросила Ольга сквозь зубы, стараясь не кривить лицо, так как сидела в кресле визажиста одного из главных каналов страны, где вскорости должна была произойти запись эфира на злободневную тему мужей-любовников. Роман, будущий бестселлер и начало эпопеи про русскую супер-вумен как раз были про это.

Оля протянула увесистую папку распечатанного текста для ознакомления.

– Перескажи своими словами, ты ж знаешь, у меня плохая память на прочитанное, – волновалась за макияж Ольга, зная какими безрукими бывают ассистентки, которых набирают чёрте где.

– Варвара Кротько… – начала Головешкина.

– Что?! – возмутилась Ольга и зло моргнула глазом на подругу. Тушь на бесконечных ресницах некрасиво окрасила веко, над которым трудились последние полчаса. – Какое Кротько?

– Не какое, а какая, – отдёрнула подругу подруга, а потом взяла ватку, послюнявила её и самолично стала отмывать веко, чем ввела в ужас ассистентку. – Варвара, майор отдела уголовного розыска по кражам в особо крупных размерах, сбежала в Америку от русской мафии, прикрывавшей министерство финансов и заодно уголовный розыск, которые в сговоре как раз и воровали в особо крупных размерах у самих себя, то есть у государства. На чужбине её приютила давняя подруга и ранее сбежавшие коллеги, давно прознавшие про аферы зарвавшейся у власти клики бандитов…

– Хельга Ивановна, вас зовут, – ассистентка прервала соавтора, профессиональным ухом уловив строгий голос режиссера.

– Ладно, потом почитаю, – махнула рукой Хельга, так и так слушавшая вполуха, и королевской походкой от бедра двинулась к прожекторам славы.

Ольга пожелала ни пуха ни пера и зажала кулачки, следя за ходом записи на специальном экране.

– Вы удивительная женщина, Хельга! – задорно воскликнул ведущий. – Ваша книга больше похожа на мемуары. Вам не страшно их обнародовать? Ведь там описан коварный план, который многие могут взять на вооружение. Нужно иметь недюжинные талант и храбрость, осведомленность, терпение, хитрость, чтоб показать изнанку нашей политической элиты, а также методы борьбы с ней. Чувствуются образование журналиста-международника, опыт политолога и знатока структуры власти на планетарном уровне. И всё это приправленное психологическими вывертами, которые порадуют женскую аудиторию: стенания убийцы и любящей женщины, живущие в одном сердце.

Голяшкина-Кури, готовившаяся к этому моменту всю ночь, тренируя «говорящий взгляд орлицы» посмотрела на ведущего так, что он, словно кролик, загипнотизированный красотой и силой героини, замер и глупо разулыбался в камеру.

Интервью было коротким, ведущий так и не сумел разговорить загадочного автора с сербскими корнями. Хельга много не разговаривала, лишь кивала, жеманно закрывала руками лицо, морщилась и подмигивала, посматривая на вопрошающих только взглядами «орлицы», «волчицы», «лисы» и прочих пернатых с млекопитающими. На этом беседа была закончена под оглушительные аплодисменты.

Не успев дойти до кабинки, где оставила свои вещи и где ждала её восхищенная чуть ли не до слез актёрским талантом подруги Оля, Хельга получила сразу два предложения поучаствовать в передачах, где нужно было просто отвечать «да» и «нет»и пожаловаться на тяжёлое детство при коммунистическом режиме. Хельга согласилась, ведь, оказалось, за каждую дают по миллиону. Миллион деревянных – не такая уж и прибыль, но продюсеры уверяли, что программы смотрит, чуть ли не вся страна. Про тяжёлое детство Хельга могла порассказать такое, что позавидовали бы фантасты всех времён и народов и всех существующих режимов.

Вадим дал добро на все телодвижения в области продвижения и ещё раз поздравил новорождённую звезду с первой победой.

Поисковые системы разрывались от имени Хельга Голяшкопф-Кюри. Нанятые блогеры не успевали писать посты о вкусах и пристрастиях писательницы, оставляя пока интимные подробности жизни на горяченькое. Многие, правда, интересовались не столько романом, который тёпленьким, упакованным в сургуч пирожком ждал своего часа на складах издательства, сколько вопросом: как стать женой американского олигарха.

– Оль, ты б дослушала до конца детектив, а то спросят что к чему, а ты не в зуб ногой, – посоветовала Ольга, отправляясь домой к семье, пока подругу разрывали на части журналисты.

– Нормалёк, Головешка ты моя, не болей, езжай домой! Мамочка разберётся с этим сбродом, – сквозь зубы ответила Ольга и помахала подруге красивой ручкой с золотыми часами. И напрочь позабыв, что вообще-то тоже собиралась к Джефу на свидание, звезда детективного жанра продолжала рассказывать разнообразным папарацци о том, как сложно переживать творческие кризисы, особенно, если ты – просвещённый человек, сыроед, натуропат, йогиня и знаешь, к чему готовит тебя карма.

***

– Хельга Голяшкопф-Кюри – первая женщина, не побоявшаяся ответить на провокационные вопросы, которые бы поставили в тупик даже агентов спецслужб, умеющих контролировать сердце и пульс! – ведущему приходилось орать, потому что ни его громкий голос, ни микрофон не справлялись, пытаясь перекричать разбушевавшуюся публику, которая не могла сидеть на месте, после того, как прошла скандальная передача с участием шпионов, психологов и полиграфа, детектора лжи. – Браво современной женщине, сильной и прекрасной, талантливой и храброй, описавшей коварное убийство своего американского мужа, пригревшего русскую змею на груди. Варвара Кротько, она же Коварная Барби, поставила на место русскую мафию, своими ядовитыми щупальцами окутавшую нашу страну. Великая русская душа! Такую женщину, как и нашу страну, невозможно понять, их можно только любить! Аплодисменты Хельге Голяшкопф-Кюри, покорившей своей искренностью нашу студию и Россию! Недаром в вас текут браткие, славянские крови! Вы – наша богиня, Хельга! Вы наша икона!

Зал свистел, буйствовал, аплодировал стоя. Многие женщины даже плакали. Хельга улыбалась во все 32 зуба и в какой-то момент тоже пустила слезу.

Ольга, стоя за кулисами, была уверена, что слеза вышла настоящая. Подруга растворилась в любви публики и, похоже, нашла то, что искала.

– Я написала этот детектив для вас. Я хочу, чтобы в вашем сердце поселилась надежда и уверенность, что всё в ваших руках! Я люблю вас! – сказала она и закрыла рот красивой рукой, скрывая рыдания.

– Что ты там написала, коза? – первое, что спросила Ольга, когда нашла подругу в коридоре и чуть не накинулась на неё с кулаками. – Что это было?

– Как что? Детектив с убийством, – побледнела Оля-соавтор, пятясь назад.

– И кого ты там замочила, коварно и благородно одновременно? – прошипела Хельга, чуть не извергая огонь из розовых пухлых губ.

– Ты сказала: убей кого не жалко, – стала отбиваться соавтор. – Мы – свои люди, – Оля развела руками, показывая на себя, подругу и появившегося в коридоре Джефа с большим кофе и круассаном в руке, который ему вообще-то было запрещено есть, но зная, что жена занята, Джеф, похоже, решился на рецидив.

У Хельги заморгал глаз и никак не мог остановиться.

– Сегодня мы приглашены на ужин с Джефом, завтра он улетает. Я провожаю его и мчу к тебе. Ты мне подробно рассказываешь какие-такие коварные убийства запланировала твоя Барби, что теперь все думают, что я хочу убить мужа и лучшую подругу. То есть тебя! А я уже хочу! Уже мечтаю!!!

На слове «убить мужа» Джеф напрягся: кусок круассана застрял у него в горле, и он сильно закашлялся. Ольгам пришлось вдвоём стучать ему по спине и приводить его в чувства.

– Милый, не обращай внимание. Я тебе потом все объясню, – проговорила Ольга Кури, даже не поругав мужа за недозволительный пирожок – удар по поджелудочной, за которой Оля следила, как за писанной торбой.

Глава 4. Плохие предчувствия

Ольга Головёшкина вернулась домой с плохими предчувствиями. В ночь, когда гениальная писательница с американским мужем отправились на ужин, сразу три сумасшедшие, ужасные, коварные мыслишки атаковали её голову.

Первая. А что если она ошиблась с сюжетом? Как-то странно публика восприняла события в книге, тут же наложив выдуманную картинку на жизнь подруги, которая по описанию непоходила на Варвару Кротько от слова «совсем». Ведь Варвара, хоть и числилась сотрудницей органов и даже обладала экстраординарным умом, знала важную информацию, могла сдать шишек из самого из оттуда, но при этом всем выглядела замухрышкой. Совпадения с Ольгой Головёшкиной начинались потом, когда героиня бежала в Америку. Америка – раз. Нашла приют у удачно вышедшей замуж за американского бизнесмена подруги. Это два. Потом, правда, прикокошила подругу, присвоила себе вдовца, коварно довела его до приступа диабета, накармливая сахаром по случаю и без.

– Слабая поджелудочная Джефа, – сквозь сон давала очную ставку Ольга, – и коварная смерть от диабета героя – ну… два с половиной с натяжкой, – вывела наконец она счёт совпадениям.

Далее шли чисто политические события, где из всех трех участников, только Джефа можно было кое-как с боку припёку отнести к политике.

Главы, где Варвара расквиталась с русской мафией, слив информацию новым правителям, которые ликвидировали её врагов, вообще являлись чистой выдумкой, а по-честному – следствием просмотра американских блокбастеров, где то и дело муссировалась эта тема.

– Ну где связь с Ольгой Голяшкиной-Кури? Нигде! – отвечала сама себе неспящая Ольга, кусая ногти. А всё же по спине гоняли нервные мурашки, предчувствующие беду, посеянную фантазией талантливой журналистки.

Вторая, коварная. Гениальный детектив, написанный Ольгой Головёшкиной, принёс подруге Ольге Голяшкиной славу чуть ли не с первых дней. А что бы было, если б сама Головёшкина заявилась к издателю Вадиму Жунину со своим произведением, слегка причехлившись в салоне? Ведь когда-то Олек не различали, думая, что те сёстры. Длинные ноги, тонкие талии, притягательные образы. Харизма пёрла, что называется, со всех концов, иногда вступая в соперничество. Только Голяшкина эту харизму увеличила до гротесных размеров, а Головёшкина сократила до минимума, облачив в спортивное трико.

Ольга вдруг вспомнила взгляды Жунина и Володи Анашкина, с наглой откровенностью или откровенной наглостью гулявшие по харизматическим впуклостям и выпуклостям подруги, и поняла простую вещь.

– А ведь вы правы, ребята, – сказала она вслух, глядя на спящего мужа. – Если оставить амбиции, претензии на талант и успех, в трико прекрасно можно прожить оставшиеся полвека. Но я-то хотела другого. И в лосинах с начесами Варвара Кротько вам не нужна. Вы желаете лицезреть секспапильную Барби? – Ольга наклонилась, чтоб услышать ответ, но услышала родное сопение. – Хорошо! Вы её получите!

Третья.

– Деньги-деньги, дребеденьги! – произнесла Оля и зло скрипнула зубами.

Триста тысяч, видевшиеся подарком небес на фундамент дома на Камчатке, казались крохами со стола в предвкушении невероятного успеха, к которому стремились обе Ольги. И ведь какой бы суперской продажницей ни была Голяшкина, без писательского таланта Головёшкиной, у которой в голове роились новые идеи про Барби, далеко не улетишь. Вадим тоже говорил: без продолжения не имеет смысла и начинать.

Ольга не спала всю ночь, отгоняя пороки жадности, зависти и злости от влияния на свою бессмертную душу.

И первое, что сделала, когда поутру отвела Витю в садик, это направилась в ближайший салон красоты и попросила сделать ей все процедуры по омолаживанию и прихорашиванию, что возможны в кратчайшие сроки на очень внушительную сумму.

Дальше события развивались стремительно. Однажды утром Ольги проснулись знаменитыми.

Глава 5. Однажды утром они проснулись знаменитыми…

Так же как и подруга, не спала всю ночь Хельга Голяшкопф-Кюри, у которой в голове, как на заевшей кинопленке, то и дело звучал голос слишком уж развесёлого ведущего, задававшего каверзные вопросы на миллион, который торчал у неё из сумочки в почтовом конверте, так и не вскрытом:

– Вы могли бы поступить, как ваша героиня?

– Вы – коварная женщина? Хуже или лучше, чем ваша героиня?

– Способны ли вы на убийство, как ваша героиня?

На все эти вопросы, естественно, ни о чем не догадывавшаяся Ольга Кури отвечала невпопопад: то «да», то «нет», как в голову взбредёт. Её больше волновал вопрос тренировки «взгляда хитрой волчицы», «затаившейся рыси», «мудрой совы», от которых в ответственные минуты, когда играла волнительная музыка, у многих сердце останавливалось… А её собственное сердце было спокойно, оно ведь не врало, говоря, что «да, коварна, не без того, но пойтить на убийство не могуть! Да, героиня хороша, но я-то лучше. Если надо и не такое отчебучу». Бывшие шпионы, опытные следователи, психологи, следившие за её реакциями, не могли сопоставить данные полиграфа и свои собственные наблюдения, разделившись по голосам: кто-то верил Варваре Кротько, кто-то совсем не доверял Барби. Под конец зал, ведущие, специалисты, машина признались, что встретили слишком “крепкий орешек”, потому преклоняются перед талантом и харизмой писательницы, явившей миру детектив с убийством.

Вместо утреннего будильника, который Ольга так и так не проспала бы, позвонил отец из Ставропольского края. По громкой связи было слышно, что собрался весь клан Голяшкиных, включая прадеда Тимофея, который выругивался на заднем фоне.

– Оля, что это было? – спросил ошарашенный отец. – Ты часом не рехнулась? Убить мужа и подругу? Давай ещё нас прикокни и забери дедовский дом и баню?!

Оля не знала, что ответить, потому что первое, что мечтала сделать, сбагрить мужа в самолёт и за те девять часов полета, пока он будет вне весомости, действительно убить Ольгу Головёшкину, а потом и себя за тот ужас, что они натворили, заигравшись в игру «королева мира».

– Пап, – собрав волю в кулак, сказала дочь Голяшкина, тренируя теперь не столько взгляд, сколько голос мудрой волчицы. – Я вам с мамой, ну и дедушкой Тимофеем, этот миллион хотела подарить… Я ведь ради вас всё это затеяла.

Гробовое молчание и обмен взглядами волков, тигров и прочих разнообразных мудрых представителей животного мира длился около минуты.

– Это у тебя пиар что ли такой?

– Пиар, папа, пиар! А как ты думал победить русскую мафию, что засела в телевизоре и пол твоей жизни глаза тебе мозолит? Огнём и мечом приходится прорываться. Они скандал – я два! И так до победного! С волками жить – по-волчьи выть!

Хельга Голяшкопф-Кюри была довольна собой, улыбка почти не дрогнула, пока Джефри уходил на посадку. И только дверь за ним закрылась, молодая женщина бегом побежала к выходу: в её памяти уже всплывал матный лексикон дедушки Тимофея.

***

Найдя подругу в салоне красоты, уже изрядно похорошевшую, Хельга Голяшкопф-Кюри опешила, не зная, как реагировать на соблазнительную красотку, действительно похожую на старую модель Барби без гротескных выпуклостей.

– Где книга?

– Ждёт не дождётся своего часа, – стараясь говорить ровно, произнесла Ольга. – Вадим назначил встречу с читателями в центральном книжном магазине ровно на 20:00.

– Я что-то не пойму, что происходит, – с придыханием проговорила Ольга, придвигая кресло к маникюрному столику, где восседала преображённая подруга. Маникюрша вся разулыбалась, признав звезду телеэкрана, взорвавшую вчера и позавчера российский эфир.

– А что происходит-то? Слава упала на тебя с неба большим золотым дождём. Привыкай!

– Зачем ты написала, что я убила Джефа?

– Да не писала я такого! – вдруг прокричала Ольга Головёшкина, потому что чувствовала, что эту фразу придётся кричать ещё много много раз. – Там написано, что Варвара – брюнетка, а ты – блондинка. Она – сотрудник полиции, ты – недоучка-журналистка. Она убила американскую подругу, потом вышла за её американского мужа. Он – американский бизнесмен, а твой-то – биржевик!!! А если написано талантливо и даже гениально, что в это поверил каждый, я не виновата! – оторвала от маникюрши пальцы с красными ноготками Ольга Головёшкина и направилась к кассе.

Хельга Голяшкопф-Кюри шла за ней рядом, переваривая услышанное.

– А чем заканчивается детектив?

– Все деньги русской мафии, которую Ольга смогла вывести на чистую воду, она отдала домам-инвалидов. А себе оставила столько, чтоб припеваючи жить на Гавайях с мужем-египтянином, он был садовником убитого мужа и убитой подруги.

Хельга Голяшкопф-Кюри почесала голову так, что чуть не вырвала себе клок волос, не в силах понять, катастрофа уровня ДТП или ядерного взрыва произошла с её жизнью за эти дни?

– Оль, я сама переживаю. Это ж первый раз, когда по-настоящему выстрельнуло! – обняла подругу за плечи Головёшкина, стараясь не дотрагиваться до неё ещё не высохнувшими ногтями. – Мы с тобой попали в яблочко! Звёзды нам благоволят! Ты хоть понимаешь, что твои мечты сбываются?! Всё идёт по плану?! Ты хотела покорить родину? Все эти зеваки, – Оля отвела в сторонку всё ещё напряжённую подругу, как бы отстраняясь от персонала и посетителей, которые всё больше и больше признавали популярных звезд, только не понимая, кто из них кто, так девушки были обе прекрасны, – твои читатели, зрители, поклонники. Они скушают всё, что ты им предложишь. Дальше ты берёшь в руки роман и едешь с ним в свою Эмэрикэ, – передразнила невыговариваемый акцент соавтор, – и там становишься второй Мисс Марпл, только с сербским акцентом. Но тебе и мне придется убивать, – серьёзно посмотрела в глаза Ольга Головёшкина Ольге Голяшкиной и попыталась не рассмеяться. – Нам придётся мочить кого-то желательно раз в полгода. Даже если ты продолжишь рекламировать там свои фигулечки про йогу и здоровое питание, от которого растут такие сиськи. Без коварных убийств, – Ольга дотронулась красным ногтем до своей головы теперь цвета шоколадное дорадо, – которые живут в моём лице здесь, ничего не получится.

Наконец до Голяшкиной дошли слова подруги, которые яркими американскими картинками замельтешили в голове цвета мокко-дорадо, и обе они засмеялись так, что схватились за животы, согнувшись в три погибели. И если Хельга разогнулась от смеха, то Головёшкина так и упала на пол салона с приступом сильнейшей боли.

– Вызовите скорую! – кричала Ольга, пытаясь обнять подругу. – Немедленно! Моей лучшей подруге плохо! Спасите её!

– Что… смешно, – сквозь боль говорила соавтор, пытаясь шутить, – в книге Барби, ну то есть Варя, убивает лучшую подругу специальным ядом, про него знают русские спецслужбы, хотя его можно найти в любом чистящем средстве для унитазов. Они провоцируют мнимые колики в желудке, после которых наступает быстрая смерть.

Хельга Голяшкопф-Кюри хотела было улыбнуться, но не смогла.

Приехавшая быстро скорая помощь диагностировала острый приступ аппендицита и увезла соавтора в ближайший госпиталь на срочную операцию.

– А мне-то что делать? – спросила напоследок скрюченную подругу Ольга Голяшкина.

– Качай, Оля! Качай нам деньги и славу! Пусть в честь нас назовут улицу, а лучше целый город! – прохрипела накрашенная и похорошевшая Ольга Головёшкина уже из кареты скорой помощи.

Бодрой походкой Хельга Голяшкопф-Кюри отправилась в отель, ожидать новостей, во-первых, от издателя: что читатели готовы увидеть своего кумира, во-вторых, от мужа: что он удачно приземлился и, в третьих, от подруги: что с аппендицитом покончено.

Первым позвонил Джеф, по заикающемуся тону которого Ольга поняла, что ДТП всё-таки случилось. Оказывается, во время полёта в элит-классе муж повстречал давних коллег, что летели с брифинга. Те восхищались и изумлялись смелостью коллеги жениться на русской киллерше, которая носит в сумочке убийственное оружие массового поражения типа «новичок», от которого погибли лучшая подруга и американский муж, очень похожий на Джефа.

– Я… я не понимаю, Вафи, что происходит? – заикался Джеф.

– Милый, я сейчас все объясню. Ольга… – умиротворяющим тоном начала молодая жена.

– Я ей звонил. Взял трубку врач, он сказал, что Ольга на операции – такой же, как у девушки из книги, которая умерла на операционном столе, – Джеф не заикался, но чувствовалось, что ему стало не хватать кислорода. – Также в книге написано, что ты убила меня и уехала с Мухаммедом жить на Гавайи.

Джефу пришлось оторвать телефон от уха, потому что послышался страшный скрежет – это скрипела зубами Ольга, готовая взорваться от злости и действительно прибить кого-то.

– Джеф, книга ещё не вышла… и я её не читала.

– Да, но ты отвечала на вопросы по телевизору и… Оля, – голос Джефа поник, – я позвонил адвокату Левитцу, он посоветовал мне вызвать полицию и воспользоваться защитой свидетелей.

– Джеф, ты сошёл с ума? И твой адвокат тоже? – Ольга посмотрела на экран телефона взором взбешённой зебры, будто Джеф мог её видеть. – В книге говорится, что Барби работала в полиции, я никогда не работала вообще!

– Ты всегда говорила, что из тебя бы вышла лучшая шпионка в мире, – вставил Джеф.

– В книге Барби убивает мужа – американского бизнесмена, а ты – биржевик! – оправдывалась жена, всё-таки подключая видео-связь, чтоб муж видел её честные искры из честных глаз. Но тот сбросил звонок, зная магическое влияние на него её лица.

– Это детали…

– Она убивает подругу ядом из чистящего средства, а я не знаю никаких ядов и ещё меньше знаю марок чистящих средств для унитазов, Джеф! А бизнесмена эта русская дрянь убивает, пичкая его сахаром, я же бегаю за тобой, вытаскивая круассаны изо рта, чтоб спасти твои здоровье и фигуру, – Ольга не дала вставить Джефу ни слова. – Наконец, она уходит к садовнику-египтянину Мухаммеду…

– Да! – вскрикнул Джеф и чуть не заплакал, только представив красавицу-жену в смуглых волосатых чужих руках. – Нашего садовника тоже зовут Мухаммед, – Джеф всё-таки пустил слезу. Ему было жаль себя, слепого и наивного все эти годы, верившего в сказку, что Снежная королева может полюбить жирдяя-биржевика, который кроме как считать деньги, ничего толком не умеет делать.

– Наш Мухаммед – турок! – завопила Ольга, чуть не посинев только от одной мысли, что лежит в постели с кем-то, кто не Джеф.

– Ты же сказала, что не читала книги? – задал последний вопрос расстроенный муж.

– Я не успела. Всё завертелось так быстро, что я не успела прочитать, клянусь, – ответила она тоже расстроенным голосом. – Включи камеру, милый, посмотри на меня. Что я должна сделать, чтоб ты поверил мне? У меня нет никаких ядов, я не знаю русскую мафию, я очень люблю тебя и Олю, я не могу вас убить, только если сойду с ума. Просто моё желание сбылось так быстро, что я не успела понять его цену. А цена оказалась так высока, что без твоей поддержки и веры в меня, я боюсь, что мне не нужны ни слава, ни деньги. Ничего.

Прошла одна минута молчания, за ней вторая. Наконец, Джеф включил камеру. Ольга увидела его сидящим на их диване в холле, держащим голову опущенной, скрывающим слёзы и страх.

– Что мне сделать, чтоб ты мне поверил? – спросила она.

Американец не знал. Слова его коллег растревожили старые раны ревности, неверия, что его – страшного и толстого американского тролля – не может полюбить такая женщина как Ольга. Что всё идёт слишком уж гладко и хорошо, а будет ещё лучше.

А сейчас к этим невыносимым чувствам прибавилось чувство вины, что он поверил этим злым языкам, что его любимая женщина, смотрящая с экрана глазами, полными боли и слез, может убить его.

– Ну хочешь я прилечу и мы…

Глава 6. От фантазий к реальности

Пока Голяшкины-Кури плакали по видеосвязи, Володя Анашкин мчался в палату своей дорогой жены, перепрыгивая сразу через три ступени, хватаясь за люстры, отталкиваясь от стен, расталкивая головы и плечи прохожих. За ним очумело гнались медицинские сёстры, увещевая успокоиться, но он их не слышал, заглядывая в каждую палату в поисках любимого лица. И не узнав в яркой, лежащей в полураздетом состоянии красотке, которую в срочном порядке готовили к операции, свою дорогую жену Ольгу Головёшкину, Володя оторопел.

– Зачем ты так накрасилась? – первое, что спросил он, шокированный видом жены, которая лишь в самом начале наряжалась, а потом в угоду мужу и с рождением сына предпочитала спортивное одеяние, готовая в любой момент хоть в поход, хоть на рыбалку. Сколько раз она помогала ему в лесу мастерить костёр, рыть землянку, ловить и чистить рыбу, собирать и рубить дрова. Ольга являлась не столько женой, сколько товарищем или товаркой по делу жизни. А тут разлеглась полуобнаженная дамочка, больше похожая на девушку лёгкого поведения. Или хоть бы на свою подругу, которую Володя ещё недавно с охотой разглядывал.

– А зачем ты пялился на грудь Голяшкиной? – вопросом на вопрос ответила Ольга, не смущаясь присутствия медсестер, которые уже кололи вены и вставляли катетеры.

Это тебе совсем не идёт. Я люблю тебя без мишуры… – пытался оправдаться Володя, а Олину каталку уже увозили к лифту, чтоб поднять на другой этаж. – И я не пялился…

– Пялился-пялился! А мне, может, приятно, что теперь будут пялиться на меня. Ведь начиная с этого дня теперь я – звезда, Анашкин! Привыкай! – на ходу, увозимая в неизвестность, крикнула Оля, а сама пожалела о сказанном: вдруг из операционной ей не выйти и эти последние слова останутся, как приговор. Её запомнят не хорошей и доброй женой, а капризной и своенравной дурой.

Володя весь сморщился, еле сдерживая себя, чтоб не заплакать. Он так привык, что Ольга здорова, бодра, всё понимает, всех принимает, что совсем не думал о том, что она может быть ранима, уязвима или нуждаться в чём-то.

Журналист-политолог представил себя без жены, и свет погас в его глазах и сердце.

Глупая женская мечта вырваться к славе, пока Ольга трудилась на попсовое издание и ухаживала за маленьким сыном и домом, в душе мечтая о большой карьере, где можно развернуться её таланту, представлялась мужчине неважной, не главной все эти года.

Для него, человека традиционного воспитания, казалось, что женщине важнее реализоваться как жена, мать, товарищ, гражданин… А тут губы, ногти и колготки! Да ещё убийство! Книга с примитивным сюжетом, которую он не читал и, если честно, даже не собирался начинать, выстрельнула, не успев попасть на прилавки!

И стрельнуло так, что все коллеги в офисе обеих газет посмеивались над ним. Ведь на утро после телевизионных передач с идиотскими вопросами проснулись известными не только Ольга и Джеф Кури, но и Ольга и Володя Анашкины.

Он не успел переступить порог офиса, как поднялся нешуточный хохот. Его собственная жена, судя по всему, и есть та самая Варвара Кротько, убившая на страницах детектива лучшую подругу Ольгу Голяшкину, иммигрировавшую в своё время заграницу, присвоила как трофей американского Джефри Кури, а потом пришив и его, улетела чёрте куда с каким-то марроканцем или алжирцем.

– Потому что ты – идиот, Анашкин! – зло сказал сам себе Владимир, представив себе, до какой точки должна была дойти его дорогая жена, чтоб захотеть связаться с африканцем. – Идиот, сухарь и… эгоист!

Скупые мужские слёзы всё же полились из его глаз, он присел на больничное кресло, закрыл лицо руками, чтоб проходящие зеваки не видели его горя и позора.

За два часа операции, которые для Анашкина длились как 22, он передумал всё что можно, от ужасного до кошмарного, решив, если ещё раз посчастливиться обнять и поцеловать жену, он примет её любой: звездой, красоткой, киллером и изменщицей.

– Даже падшей женщиной, – сказал Володя хирургу, пришедшему обнадёжить его тем, что операция прошла успешно и можно, надев специальный халат, посетить больную в палате интенсивной терапии.

Ольга не спала. От макияжа остались лишь большие глаза с длинными ресницами, на которых повисли кристальные слёзы чувства вины за безрассудство и запальчивость. Володя припал к любимому тонкому запястью и заплакал, прося прощения за эгоизм.

– Давай, когда вернемся домой, то… – сказал он.

Глава 7. Давайте!

Презентация книги «Коварная Барби не страдает» автора Гелы Головешкопф, русской писательницы польского происхождения в соавторстве с американской дивой сербского происхождения Хельгой Голяшкопф-Кюри состоялась через пять дней. Народу набилось в магазин столько, что очередь за автографом стояла ещё несколько часов и не могла разойтись, даже когда объявили, что Хельги вовсе не будет, так как она укатила в Америку пить кофе на Манхэттене, а Гела уехала, так как приготовленных книг для автографов не осталось.

Таким образом, первый тираж «Коварной Барби» разошёлся в считанные дни.

Вадим Жунин был очень доволен, особенно после разговора с Ольгой Головёшкиной, которая пришла к нему в кабинет чуть ли не сразу после больницы.

– Хельга уехала и вернётся не скоро. Точнее, её можно сразу записать в соавторы. А вот моё новое, – Ольга присела в кресло, не дожидаясь приглашения. Жунин так и остался стоять, поскольку не мог соединить функции двух парных органов, глазного и ушного, воедино. Глазной неотрывно следил за телодвижениями аппетитной шатенки. Ушной пытался вникнуть в сказанное чудесным голосом. – Гела Головёшкопф. Гела – производное от Ольги, не ищите, – посоветовала Ольга, доставая из портфеля новые договора для подписания, распечатанные накануне. – Первый, с Джефри Кури, пока что на один экономический бестселлер. Я имею доверенность на подпись. Все дела вы будете вести лично со мной, – Ольга достала специальную бумажку, помахав ею перед зачарованным лицом издателя. Потом кашлянула, поправила волосы, потрогала шею и немного помассировала чуть ниже, Жунин заморгал. Как опытная фокусница, Ольга вытащила второй договор. – Этот между нами, Ольгами, и вами, издательством, на эксклюзив на ближайшие пять лет, где я собираюсь избавиться от любовника-египтянина, так как вспыхнет страсть между агентом русской спецслужбы, который идёт по следу Варвары.

– Прекрасный ход, – сквозь сон заметил издатель. – Очень патриотично. Русские это отметят.

Ольга усмехнулась. Ещё бы.

– Третий для вас – с тремя процентами от роялти с продаж на территориях славян, братских народов, входящих в состав на сегодняшний день. Американские шири остаются во владении американских издателей, – закончила Ольга, вытащив все тузы, что у неё были спрятаны для хитрого Жунина, который на цифре три и чужих американских издателях проснулся: хотел было возмутиться, но посмотрев ещё раз на похорошевшего соавтора, а теперь наследного автора всех бестселлеров, как детективных, так и экономических, поблуждал глазами по столу, по бумагам, прикинув в уме варианты, и молча кивнул.

– Давайте, Жунин! Теперь ваша работа, – сказала Ольга Головёшкина и, сделав невероятный поворот от крутого бедра, которым загордилась бы её лучшая подруга, отправилась в детский садик за сыном Витей, чтобы вместе с папой Володей Анашкиным вместе махнуть за мороженым или новой игрушкой, или в кино.

Эпилог

***

– Хочешь, я прилечу ближайшим рейсом и мы сделаем ребёнка прямо на пороге дома? – с придыханием спросила Голяшкина-Кури.

– Зачем же на пороге? – ошарашился Джефри, только представив себя большого и голого на холодной плитке у входа, – Роза может увидеть или соседи, – он помолчал. – Но как же твои карьера, мечты, планы?

– А я их не откладываю, милый. Всё вышло, как надо! Ольгин роман стрельнул! Моя страница в соцсетях стоит на одном горизонте с неприкасаемыми. Никто из них даже не чихнул, что я русская. Поэтому я смело могу приступать ко второй части плана, американской – раскручиванию образа мудрой и любящей матери, истинной женщины, прекрасной хозяйки, кулинара и иконы стиля. Это можно делать и беременной и кормящей.

– Давай! – сказал Джеф, почувствовав, как за спиной выросли крылья счастья.

***

– Козявка, – дрожащим голосом сказал Володя, держа холодную белую руку жены, которая отходила от наркоза. – Я очень хочу, чтоб ты стала успешной писательницей. И если для этого нужно, чтоб ты убила меня на страницах своих романов, а потом сбежала в Турцию с арабом, – он поджал губы, глаза его чуть увлажнились, а брови собрались домиком с кривой крышей. – Я согласен.

***

Ольга Голяшкина-Кури отказалась от шампанского, предложенного стюардессой, плюхнувшись в кресло бизнес-класса с охапкой бумаг. Но к середине повествования, так и не поднимая головы от текста, всё же попросила сначала водки, потом виски, а затем шампанского, почти рыдая над последними страницами:

«…Катя, я убиваю не лучшую подругу, которая была когда-то человеком с большой буквы, хотя и не имела трёх люксовых машин, стоящих в элитном гараже. У Кати Аллегровой не было даже гаража. Я убиваю человека без души, – спокойно говорила Варвара Кротько над срюченным в коликах телом американской подруги, дожидаясь той стадии, когда молодая женщина уже не сможет говорить, чтоб рассказать правду приехавшим фельдшерам скорой помощи, которые, скорее всего, примут колики за острый аппендицит. Начнут спасать больную, но будет уже слишком поздно.

– За время сытной жизни на берегу свободы у тебя было столько шансов найти себя. Стать звездой в любой области! – Варвара развела руками, показывая как ласков и приветлив мир для широких умов, способных изменить его. – Катя, ведь ты была умнее, талантливее, благороднее всех нас. Но кем ты стала? Ты превратилась в королеву вещизма. Погрязла в мире ничтожества, пластика, пыли, ненужных вещей и ненужных разговоров. Поэтому судьба направила меня, которая делает генеральную уборку, ликвидируя беспорядок и никчёмное существование. Извини, ничего личного. – Варвара потрогала холодный лоб лежащей на полу, приподняла веко, пощупала пульс. – Ты, как никто другой, знаешь, что для светлого будущего нужно стереть тёмные подгнившие пятна прошлого и настоящего…», – читала Ольга Голяшкина и плакала.

– Головешка – ты гений! Как ты права, что убила эту никчемную суку, – сквозь слёзы шептала молодая женщина, ловя восхищённые взгляды из эконом-класса, узнавшие звезду телеэкрана.

«…Твоя голова набита тряпками, Катя. И ты сама превратилась в тряпичную куклу. Внешность затмила твой ум, который высох в этой упаковке. Я вынуждена отправить тебя на перезагрузку. На эапгрейт, – сказала Барби Кротько на идеальном американском, примеряя туфли своей когда-то бывшей подруги. – Ведь следующая ступень эволюции куклы – это ветошь. Я не могу позволить русскому человеку опуститься до уровня мусора. Лучше смерть. В любом случае, увидимся, девочка. И если вдруг я окажусь на твоём месте, сделай всё чики-пики. Прощай, Кэт, и помни твой Кен в надёжных руках… Поцелуйчики. Барби».

Стюардесса принесла воды. Ольга выпила три стакана, чувствуя, как успела охмелеть и опохмелиться за девять часов. И первым делом вступив на остров свободы, набрала номер своей лучшей подруги:

– Геля, ты меня убила наповал. Правда. Ты – гениальная писательница. У меня к тебе только два вопроса.

Ольга Головёшкина, слыша полупьяный бред своей лучшей подруги, которая звонила в четыре часа утра, молча ждала, что же осталось невысказанным после всего сказанного?

– Как будем делить Индию и Китай?

Головёшкина, а точнее Гела Головешкопф, привстала на локте, сморщив лоб от вопроса, который сломал ей мозг. И вдруг взорвалась безудержным хохотом, разбудив одновременно мужа и маленького сына, которые, словно по команде, поднялись с постели.

– Так и быть: тебе Индию, Хельга Кюри, учёная ты женщина.

– Значит, тебе Китай, Геля Какашкина. На связи! Поцелуйчики. Барби.