Не, любить татарина [Евгения Ивановна Хамуляк] (fb2) читать онлайн

- Не, любить татарина 1.51 Мб, 12с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Евгения Ивановна Хамуляк

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Евгения Хамуляк Не, любить татарина

В семье Горячновых водилось сразу несколько фобий. А точнее, три. Поэтому Анечку Горячнову с детства поучали никогда не заводить собак и кошек, а лучше никакую живность вообще. Особенно пауков!

Дело в том, что ее бабушку Ольгу Васильевну в детстве укусила собака и кошка тоже, и напал паук. Ну как напал… Упал с потолка на даче, где природа в то лето благоухала так, что некоторые экземпляры вырастали до каких-то неприличных экзотических размеров. И если четвероногих нелюдей она еще как-то брезгливо переносила, наблюдая поодаль и вокруг, то на пауков проявлялась страшная реакция: падать замертво и отходить от шока исключительно в больничных стенах, в реанимационной палате.

Но! Шутка природы – всех и особенно последних внучка Анечка любила до беспамятства, кидаясь на них везде, где только встречала.


Второй серьезный пункт, весьма обоснованный в наше непростое время, – никогда не разговаривать с незнакомыми. Это Анечке тоже давалось с трудом, потому что любознательность, природная открытость и даже обворожительность постоянно толкали незнакомцев к ней на разговор, и она не могла им ответить немилостью. Поэтому запрет нарушался периодически, отступая перед хорошим настроением и дружелюбностью.

Наконец, самым страшным грехом в семье считалось выйти замуж за татарина.

Причем к татарам причисляли всех азиатских и заодно африканских мужчин. Не исключено, что имелись в виду также люди из более дальних земель, например, Южной Америки и Австралии, и Арктики с Антарктидой. Но ужаснее всего было выйти замуж именно за татарина!

Для наличия этого пункта имелись свои причины.

Бабушка Ольга Васильевна, одна из первых красавиц, в свое время выскочила за самого красивого хулигана нашего городка. Он, как вы понимаете, был татарином.

Рослый и красивый Рамиль, с одной стороны, являлся самым страшным пугалищем для местной детворы и пенсионеров, а с другой стороны, самым желанным женихом. Он и в самом деле был красив, как Аполлон, а плохая слава, особенно в женских глазах, только добавляла ореол геройства. О нем ходили самые разнообразные слухи: от ужасных до прекрасных, что делало его героем и звездой того времени.

Одним словом, две звезды, чьи траектории до поры до времени гуляли где-то в разных районах города, однажды-таки встретились в местном городском парке, окончательно переплетясь страстными взглядами, где настоящая природная блондинка с голубыми глазами, оттененными плотным забором ресниц, отразилась в раскосых восточных зеленых глазах высокого бравого брюнета.

Но две звезды на то и звезды, чтоб блистать каждый в своей сфере, и через время они стали своим светом обжигать друг друга.

У Ольги обнаружился абсолютно непримиримый холерический темперамент и стремление идти всему, что стоит поперек горла, исключительно наперекор, а у Рамиля – желание ломать этот перекор и горло, в котором этот перекор рождался и становился поперек. Ломать рукоприкладствуя, к сожалению. Поэтому вспышки безудержной ревности и ярости к молодой красивой жене часто заканчивались драками, которые Ольга терпела ради семьи и скоро народившейся от такой любви и страсти дочери. Но такие муки не могли продолжаться вечно. И в один прекрасный день все-таки закончились тем, что горячая блондинка разбила граненый стакан о лицо любимого хулигана, навсегда оставив на нем непоправимые следы утраченной любви, и покинула любимое гнездо, на прощанье проклиная весь татарский род в лице уже теперь бывшего мужа.

А себе и дочери, и всем поколениям Горячновых, теперь передаваемых исключительно по женской линии, предрекла:

– Никогда! В твердом уме и здравой памяти ни за что не пересекаться с этим отродьем, двести лет, по версии классической истории, итак давившим своим игом на родину славных славян и теперь не оставляющим в покое их дщерей.

И поэтому дочке Лене и внучке Ане с младых ногтей рассказывалась и пересказывалась история о страшных немытых косых бабайках, от которых надо держаться подальше во что бы то ни стало во веки веков.

Внучка Анечка – не природная блондинка, а истинная брюнетка с черными, как смоль, бровями и зелеными раскосыми глазами, в которых хитренько отражался весь земной шарик, точно как в глазах дедушки Рамиля, глазами, никогда не унывающими, вечно смеющимися, ищущими приключений. А однажды в них отразился-таки один симпатичный паренек тоже с черными, как смоль, бровями и раскосыми зелеными глазами, где в радужных тонах запечатлелась улыбающаяся Анечка.

Талгат гулял со своим псом, здоровенным Нико, полная кличка которого была Николлини, турецкой овчаркой гигантских слоновьих размеров при этом с совершенно человеческим, спокойным взглядом, мирным характером и абсолютно потрясающим воспитанием, привитым с младых лап папой Талгата – Касимом Тимерхановичем. То же воспитание было дано и Талгату Касимовичу. Мужицкое, трудолюбивое, строгое, но справедливое.

Талгат выгуливал собаку, чтоб потом первой же электричкой отбыть до места работы – ближайшего аэропорта, чтоб отправиться в долгосрочную двухнедельную смену стюарда-международника.

Ох, как шла ему эта работа быть услужливым, добрым, внимательным восточным принцем. Сколько положительных отзывов получала компания-перевозчик за одну взятую на вооружение маркетинговую штуку – брать только красивых и воспитанных стюардесс и стюардов. Меркли все недостатки путешествия: задержки, отсутствие нужного питания, запах в туалете и прочее перед этими белозубыми улыбками и добрыми открытыми глазами, которые все понимали и молебно просили прощения.

Анечка тоже поддалась на эти восточные штучки, и в тот момент прошла мимо татарина и гигантского пса слишком медленно, чтоб Талгат смог воспользоваться случаем и окликнуть красивую девчонку.

Это была любовь с первого взгляда всех во всех! Анечка и не мечтала о сбыче всех мечт сразу: получить красивого умного жениха и премилую гигантскую собаку в одном пакете.

И все было б ничего, но она разом нарушила сразу три правила, которые ей с молоком матери и бабушки передавались с пеленок: не разговаривать с незнакомцами, не ластиться к чужим животным и ни при каких обстоятельствах не связываться с татарином.

Анечка ясно понимала, что это катастрофа. Бабушка Оля с годами не перестала быть той немеркнущей звездой, у которой давняя большая любовь переросла в большую ненависть, которая, конечно же, не обернется опять любовью к татарам просто так в один день. Срока годности ни любовь, ни ненависть не имели.

И сколько б Анечка ни думала, ни гадала, ни пыталась найти выход – его не было в этом тоннеле татарского отчаяния. Но и бросить любимого человека, который полюбил ее с первого взгляда, она тоже не могла. Более того, отношения развивались самым благоприятным образом: уже через два месяца тайных свиданий Талгат познакомил ее с родителями, оказавшимися очень приятными людьми, хоть и татарами. Они сразу же распознали в Анечке свои корни. Сделать это было несложно по вышеуказанным описаниям. Только одно «но» стояло между счастьем и бедой. И время работало не на счастье…

Подозревающие о том, что у дочери и внучки наконец-то завелся жених, мама и бабушка, естественно, стали вести разные познавательные разговоры, допытываться до расписания Ани, мечтая выловить того принца, что попался в сети восточной красавицы, между прочим, будущего сотрудника МЧС.

Но недаром говорят, Восток – дело тонкое, и сама Анечка, урожденная восточная принцесса с характером сотрудника МЧС, решила попытаться не сплоховать и удержаться на двух стульях, стоящих на двух велосипедах, лавирующих на трех лодках в бушующем океане холодных, как ненависть, и горячих, как любовь, течений.

Любить татарина, иметь Нико-Николлини, а также перемячи с зур-бялешами на все праздники жизни и не потерять семью, которая ходила в неведении в преддверии страшной катастрофы – это являлось самыми главными задачами, от которых болела голова.

Обручившись, Талгат, конечно же, узнал всю подоплеку своей проклятой нации в глазах родни невесты, естественно, поддержал свою любимую и всячески старался не попадаться на глаза расистам-родственникам и не задавать лишних вопросов хмурившейся невесте.

И когда Анечка объявила маме и бабушке, что решила обособиться от семьи, переехать в общежитие, а на самом деле, на квартиру, купленную родителями Талгата в качестве подарка к будущей свадьбе, которая должна была состояться по весне, то у Горячновых эта новость не вызвала никаких опасений и сомнений. Действительно, общежитие располагалось ближе к университету, где предполагалось провести еще долгих два года. И вообще независимость прививала детям ответственность и взрослила в глазах родителей. Женщины гордились своей девочкой и были четырьмя руками за.

А тем временем Анечка и Талгат, и Нико обживались в новой квартире. И когда надо было, Анечка вырывалась в мнимую комнату в общаге, которую она, как будто бы делила с другой девочкой из университета по имени Вера, которая по дружбе всячески поддерживала фарс, придуманный для спасения и семьи и любви своей подруги.

Когда несчастье постучало-таки в двери.


Наступили первые декабрьские морозы в этом году с приставкой аномальные. Хотя если бы у людей была память, они бы вспомнили, что ровно год назад журналюги уже обзывали так декабрь, каждый раз придумывая эти уникальные аномалии, чтоб побольше и покрепче прилепить к экранам своих зомбоящиков всему верящих телезрителей, охочих до сенсаций.

Одним словом, как обычно где-то лопнули батареи, в школах отменили занятия, на дорогах образовались невероятные пробки, особенно из растущих из года в год, словно грибы, люксовых авто, которые терялись в буранах, на них ниспадал ледяной дождь, обваливались снежные лавины и обрушивались смертоносные гигантские сосульки.

Ольга Васильевна напекла горячих пирожков и решила-таки в канун Нового года съездить к внучке и угостить ее и заодно всю общагу, судя по килограммам пирожков. В этот непогожий день Министерство чрезвычайных ситуаций, куда скоро должна была поступить на службу Анечка, очень просило, даже молило в беспрестанно рассылаемых смсках не выходить без нужды из дома.

Но Ольга Васильевна была глуха к просьбам МЧС, желая прокатиться на своем красном рено, которое вот уже два дня из-за непогоды было не прокаченным, а значит, ржавело и пропадало зря.

Вместо пятнадцати минут, которые отделяли дом бабушки от общежития внучки, Ольга Васильевна проехала три часа пятнадцать минут, сорвав голос в пробке на неумелых водителей, и в бодром духе прибыла-таки к подъезду общежития, но уже не в светлое время суток, как планировала, а практически черной ночью, когда, конечно же, не горела ни одна лампочка, чтоб осветить тот олимпийский каток, в который превратились дорога и тротуары.

И ни о чем не жалея и не заботясь, Ольга Васильевна практически впотьмах на ощупь вышла из машины, таща в руках огромную коробку пирожков, еще теплых благодаря верблюжьему одеялу, коим любовно накрыла она свои яства, и… Беда застала Ольгу Васильевну прям на проезжей части, где она поскользнулась, сначала взлетев вместе с пирожками вверх, а потом очень неудачно упав вниз, похоже, сломав себе ногу и повредив руку.

Хуже всего было то, что в этот коварный день большинство послушалось советов МЧС и носа не совало на улицу. Поэтому Ольга Васильевна как ни старалась привлечь внимание своим и так сорванным голосом, к сожалению, не могла рассчитывать на скорую помощь.

В это время внучка пребывала дома, в своей новой квартирке в двух кварталах от места происшествия, готовя легкий ужин для своего жениха, который в любую погоду, как учил его отец, гулял с Нико.

– Ибо мы в ответе за тех, кого приручили, – неустанно повторял сначала Касим Тимерханович, а потом и совесть самого Талгата, чьи рейсы были отменены на несколько дней вперед, и его ждал внеочередной отпуск с любимой невестой в эти декабрьские холода.


Вдруг Нико сорвался с поводка, и даже сильная молодая рука Талгата не смогла удержать прирожденного спасателя от спасения пострадальцев.

– Но что случилось? – только и успел воскликнуть парень, естественно, побежавший за собакой, которая с пеной у пасти мчалась куда-то вперед в снежную бурю.

Пес ответить не мог. Но его инстинкты пастора, а порода называлась именно так – турецкий пастор, звали спасти старшего брата (или сестру), голос которого немощно продолжал звать на помощь, и только чувствительные уши могли услышать сквозь непроходимую воющую метель этот отчаянный крик, пробудивший древние инстинкты.

Нико и Талгат прибежали тогда, когда первый приступ отчаяния уже охватил Ольгу Васильевну, обнаружившую, что коварство этого дня еще не закончилось, когда в своей сумочке она не нашла сотового телефона, ясно вспомнив, что оставила аппарат дома на трельяже.

И увидев в метели бегущего Нико, похожего на демоническую собаку Баскервилей, впервые в жизни обрадовалась животному, почему-то инстинктивно ощущая, что оно бежит на помощь ей. Николлини тут же принялся оттягивать жертву ДТП с проезжей части.

Подбежавший Талгат, догадавшись о случившемся, стал помогать собаке и принялся осматривать Ольгу Васильевну, лучезарно улыбающуюся теперь не только давней фобии животных, но и незнакомцев. В суете бабушка Ани вряд ли рассмотрела признак третьей своей ненависти – национальную принадлежность человеческого спасителя, ибо черные, как смоль, глаза сливались с чернотой вечера.

– Точно перелом! Надо ехать в больницу! – быстро сориентировался стюард-международник, понимающий не только в переломах, но могущий принять роды, если надо, согласно инструкции: в воздухе, на земле и даже на снегу.

– МЧС предупреждает, что на дорогах опасно… – вспомнила устаревшее предупреждение Ольга Васильевна. – Может, скорую вызвать?

– Пока она доедет – окоченеем, – серьезно отозвался Талгат. – Где ключи от машины?

Ольга Васильевна послушно отдала ключи.

– Вы не волнуйтесь, я с шестнадцати лет умею машину водить. Отец научил.

– А сейчас тебе сколько? – оперлась на плечо спасителя Ольга Васильевна.

– Двадцать три, – тащил норковую ношу Талгат в красный рено.

– Прям как моей внучке, ей двадцать один с половиной, – продолжала светский разговор Ольга Васильевна, забывая про разбросанные пирожки, которых Нико успел слопать штук десять, пока происходила эвакуация их изготовительницы.

Талгат водил машину так, будто вез самый ценный груз в своей жизни, совсем не подозревая, что на самом деле так и было. Он вез свое счастье в лице храброй Ольги Васильевны, почти не хныкающей, берегшей силы для врачей.

Дело в том, что Анечка, как и положено восточной женщине, тонкой и хитрой, в целях особых предостережений не только не знакомила родных, но даже не показывала им их издалека и на всякий случай не держала фотографий. Чтоб если б встреча и произошла, а она вполне могла состояться из-за небольшой вместимости городка, никто бы никого не узнал, а значит, не подал вида. Поэтому Талгату и не приходило в голову, что в красном рено на скоростях, допустимых, чтоб довезти быстро, но аккуратно, он вез свою будущую родственницу.

Ольге Васильевне не приходило в голову рассмотреть Талгата поближе, потому что дознание национальности спасителя в данном случае, где боль на снежных кочках перевешивала любопытство, было неуместным.

Итак, без проволочек они долетели до больницы, где Ольгу Васильевну и еще с десяток таких непослушных горожан бережливо переложили на каталки и увезли к травматологу.

– Мальчик, запиши мой номер телефона, и потом моя дочка или внучка заберут ключи от машины, – на прощанье попросила бабушка.

– Мы с Нико, который остался караулить возле больницы, дождемся результатов, – сухо ответил Талгат, желая знать, открытый или закрытый перелом у этой декабрьской предновогодней истории. – Мы не торопимся.

И пока с Ольгой Васильевной проделывали все нужные процедуры, Талгат позвонил домой, вкратце объяснил ситуацию, его задержка к ужину была одобрена, и они с собакой остались ждать результатов, которые последовали незамедлительно.

К счастью всех, была слегка повреждена малая берцовая кость, на которую тут же наложили внушительный гипс, прописали полнейший покой в течение двух недель, а дальше физиотерапию. И уже к весне обещали Ольге Васильевне, что она сможет вытанцовывать хоть на свадьбе, если захочет. Но аккуратно, без выкрутасов, прислушиваясь отныне к советам врачей и метеорологических служб.

Довольную, получившую свою долю внимания и сострадания бабушку Олю отпустили домой в сопровождении татарина и турецкого пастора.

Ольга Васильевна, пока принимала свою дозу сочувствия и скорой помощи, решила не звонить родным и не беспокоить их, раз уж ей попался такой душевный и ответственный спасатель, который и отвез ее до дома уже в гипсе, поднял до квартиры, где ее встретила ошеломленная дочь.

– Леночка, представляешь все-таки среди молодежи еще водятся благородные и ответственные люди, как…

– Талгат, – поздоровался парень под чуть сморщившийся носик бабушки Оли.

– Как Талгат. Он и его пес просто-таки спасли меня от неминуемой погибели. Вот бы нашей Анечке такого жениха! – похвалила Ольга Васильевна спасателя и хотела было усадить его ужинать, но тот деликатно отказался, оговариваясь, что его невеста вот уже наверное два или даже три часа ждет его за тем же самым дома.

– Представляешь, этот МЧС предупреждает так, что непонятно, стоит ли выезжать или лучше переждать? Могли бы как-то по-особенному дать сигнал, не знаю, всем пенсионерам разослать специальные письма с красным крупным шрифтом, в конце концов, по телевизору как-то озвучить погромче… – закрывая дверь за парнем продолжала рассказывать женщина про свои вечерние приключения.

Талгат помчался домой, внизу его уже ждали брат и отец, которых тот заранее вызвал, чтоб без спешки, но с комфортом доехать назад к остывшему ужину.


Дальше события развивались, что называется, снежным комом и ледяной лавиной.


Анечка, увидев раненую бабушку, услышав ее рассказ и сопоставив его с рассказом любимого, впала в легкий шок от поворотов судьбы, которая самолично, и тут не надо было быть гадалкой, вмешалась-таки в судьбы Горячновых и Надровых. И подумав несколько дней, не поспав несколько ночей, Аня решилась рассказать все маме, переложив часть ответственности на плечи взрослых, когда-то заваривших кашу с национальной неприязнью и вообще всеми этими фобиями к животным и незнакомцам.

И подобрав удачный день, когда все предвещало скорые праздники, купив любимый мамин торт, пошла в родительский дом, где… встретила Талгата и его отца и еще Нико, занявшего полквартиры, пришедших навестить раненую, которая бегала по дому с костылем, словно метеор, собирая стол к чаю.

– Бабушка, но ты же должна быть у доктора на осмотре.., – только и могла вымолвить Аня, входя в дом и роняя торт из своих ослабших рук в предчувствии катастрофы.

Мама, завидев побледневшую дочь, бросаемые ею и Талгатом взгляды, почему-то поняла все и сразу. И тоже устав от самодурств взрослых, подошла к Анечке и просто обняла ту за плечи, тем самым одобряя ее действия, какими бы те ни были… Так уж случилось, и это, наверное, обычное и даже правильное дело, что природа отдыхает на разных поколениях: одним дает звездность, другим добродушный и покладистый характер. И еще неизвестно, что в жизни ценнее и нужнее для мира и покоя!


По виду невесты Талгат тоже понял, кого он спас пару дней назад. Николлини же набросился на молодую хозяйку всем своим добрым весом, подтвердив догадки всех и каждого в квартире о состоянии семейных дел.


– Мама! – с особым нажимом произнесла Елена Горячнова. И так было много в этом слове для родных, понимающих друг друга одними лишь взмахами ресниц и полутонами голоса.

Ольга Васильевна опустила глаза в пол, крепко сомкнула губы в тонкую фиолетовую ниточку, как бы собираясь с духом, и надолго замолкла. В этот момент все замерли, чувствуя, как сначала разрежается воздух и потом снова заряжается какими-то новыми эманациями, положительными или отрицательными, пока было непонятно.

А в эту долгую минуту Ольга Васильевна просто подсчитывала, сколько запретов нарушила она сама. Оказалось, что все «смертные» запреты за раз. Были и незнакомцы, и животные, и много татар. Очень приятных татар, которых скоро, кажется, станет еще больше. Она с удовлетворением помотала головой, соглашаясь про себя, что со своими принципами похоже дала лиху, раз ситуация зашла так далеко, что сама судьба опять сводит ее с этой нацией. И слава Богу, думалось бабушке Ольге, что у этих татар любовь к собакам, а не к паукам.

И когда Ольга Васильевна все-таки подняла свои голубые глаза, не потерявшие блеска и задора, и разомкнула уста, то оттуда посыпались слова благодарности, восхищения и радости. Ну а как прознала она о том, как далеко зашли отношения внучки и спасателя, ей оставалось лишь прослезиться от счастья, которое-таки коснулось их дорогой Анечки в лице замечательного, отзывчивого, очень воспитанного Талгатика, который, как и положено восточному принцу, поцеловал руки своих будущих родственниц, галантно попросив разрешения жениться на любимой.

Никто не возражал. Да и ему, красивому и прекрасному, не могли отказать в этом праве ни пассажиры авиасудна, ни новоиспеченные родственницы.


Эту историю мне сначала поведала Анечка, потом Талгат, ну а затем, когда Нико перекочевал жить к бабушке, однажды оставшейся жить в одиночестве в своей квартирке, так как и дочь, и внучка нашли свое счастье в соседних кварталах, и сама Горячнова Ольга Васильевна, открывшая сердце разом и для татар, и для собак, множившихся в ее жизни как на дрожжах, – выражаясь ее словами, полюбившая и зур-бялеши, и сабантуи, и татарских незнакомцев на этих многочисленных праздниках, но так и не оттаявшая к своей первой татарской любви и к паукам.


Продолжение следует…