Избранное. Фантастика и фэнтези. Компиляция. Книги 1-20 [Константин Юрьевич Бояндин] (fb2) читать онлайн

Константин Бояндин Пригоршня вечности

Татьяне и Дженнироуз

Глава первая

Буря утихла.

Обрушив часть своей ярости на источенные скалы острова, она отступила к северу, волоча за собой тяжелый черный шлейф облаков. Усмиренные волны лениво покачивали корабль, уже не стремясь смять его, захлестнуть, увлечь в лазурную бездну.

И капитан, и команда были измотаны недавней схваткой со стихией; их единственный пассажир, напротив, сохранял полное спокойствие. Капитан тайком посматривал на него: высокий, стройный, закутанный (в этакую жару!) в меховой плащ. Должно быть, боги милостивы к этому странному человеку, раз буря улеглась так скоро…

Да только что могло привлечь столь прилично выглядевшего путешественника на этот проклятый остров? Ни одно судно вот уже десятки лет не причаливает к нему: древний маяк многие годы как не светит. Лишь отчаянные искатели приключений стремятся сюда за обсидианом, за сокровищами, якобы погребенными в подземных лабиринтах… Капитан вздохнул. Положительно, его пассажир не похож на авантюриста.

Впрочем, пусть его высаживается.

Пока готовили шлюпку, капитан припомнил начало рейса: мрачные знамения не оставляли их в покое. Призрачные корабли, преследующие судно; мрак, что опустился на море посреди ясного дня на второй день после отплытия; неожиданный пожар, который лишь чудом не уничтожил их всех. Пора прекращать ходить сюда, где обитают лишь молчаливые немигающие рептилии, где боги, покровительствующие людям, слепы и глухи к воззваниям.

Неожиданно для самого себя капитан сложил за спиной пальцы в знак, отгоняющий злых духов. Побыстрей бы убраться отсюда.

Стало очевидно, что матросы не намерены ступать на землю островка, Нламинер покачал головой, проклиная их за суеверия, и бросил свою поклажу на скамью. Меньше всего ему сейчас хотелось искупаться вместе со всем имуществом.

Тяжелые неодобрительные взгляды сверлили его затылок, когда он перебрался за борт — вода оказалась на удивление теплой — и в три шага добрался до узенькой полоски песчаной отмели, что опоясывала остров неровным кольцом.

Притихший остров встретил его лишь вечным голодным призывом чаек. Ни пятна лишайника, ни травинки — ничего. Воздух у иссеченных ветром и солнцем базальтовых стен был горячим и влажным.

Волны равнодушно облизывали песчаную полоску у его ног.

— Передайте-ка мне… — Слова застыли на губах Нламинера, когда шлюпка быстро и беззвучно истаяла, рассеялась, словно дым.

Секундой позже исчез и корабль, покачивавшийся чуть поодаль.

Несколько мгновений голоса людей еще отражались от горячих темных скал.

А капитан увидел, как рябь пошла по фигуре его пассажира и его не стало. Без хлопка, взрыва и прочих эффектов. Был человек — и нет его. Матросы в шлюпке, побелевшие, словно снег, за пару минут пригнали ее назад.

А спустя еще десяток минут островок удалялся за кормой, и никто не осмелился оглянуться, чтобы проводить его взглядом. Сверток с вещами их загадочного попутчика немедленно полетел за борт.

Больше капитан уже не плавал в этих водах и не испытывал такого ужаса, который почему-то овладел им возле забытого маяка. Он никому не рассказал, что ему померещилось за несколько мгновений до того, как его последний пассажир бесследно испарился.

Капитану показалось, что чужое, нечеловеческое лицо глянуло на него — лицо, покрытое коротким светлым мехом, с двумя массивными клыками, выступающими изо рта.

Нламинер постоял еще несколько минут; слабая надежда на то, что случившееся — наваждение, не сразу покинула его. Однако ни его чутье, ни звуки и запахи не ободряли. Пора было что-нибудь предпринимать. Облизнув клыки, он оглянулся.

Не впервые ему было вступать в неизвестность с голыми руками. Однако во всех предыдущих вылазках была уверенность, что задача ему по силам; были сведения, был азарт. Теперь же — ничего, лишь этот скалистый зуб, торчащий из безбрежного океана. Что он знает об этом островке? По слухам, место, где в глубинах таятся невиданные сокровища. Маяк, который уже полсотни лет как никому не нужен: новая магия и навигационные инструменты были в состоянии справиться даже с самым густым туманом, провести корабль вопреки любым прихотям погоды.

Одним словом, ничего. Ничего вразумительного. Ах да, легендарный храм, ушедший под воду вместе с большей частью острова… Но даже имя божества никто не мог назвать точно. И суеверия. Каких только сказок не сочиняют про этот крохотный островок!

Под эти мысли Нламинер за какой-то час обошел половину острова, и вновь непонятная тревога шевельнулась внутри. Поселок был пуст. Сборщики обсидиана, вспомнил он и пошевелил ногой груды бесценного вулканического стекла. Верно, многие маги, ювелиры и алхимики платили огромные деньги за эту застывшую кровь глубин. Что же могло заставить здешних жителей бросить все — хижины, сокровища, инструменты — все свои вещи и покинуть остров?

Не было никаких сомнений, что с острова бежали в величайшей спешке. Зола в очагах была относительно свежей: огонь разжигали не более двух дней назад. Немногочисленные сараи были сожжены дотла со всем, что находилось внутри: дрова, инструменты, все скудное имущество тех, кто добывал черное стекло, несмотря на чудовищные легенды.

Прах. Нламинер постоял, пересыпая пепел из руки в руку и задумался вновь. Деревья здесь растут только в кратере, там, где маяк. Да и то следовало бы быть безумцем, чтобы срубать тамошние деревья на дрова: роща была посвящена… кажется, Мурти. Покровительница лесов, Стрелок, Не Знающий Промаха.

Словно искра сверкнула в глубинах его рассудка. Какое-то несоответствие. Все здесь не так. Откуда взяться лесу? Зачем сжигать драгоценное дерево, уничтожать инструменты, спасаясь бегством?

Загадка на загадке. Он побродил еще немного, но отыскал лишь тупой старый нож да несколько полусгоревших досок. Пора подниматься наверх, подумал он. Из того, что осталось здесь, ни лодки, ни плота не собрать.

Когда он достиг Лестницы, Элиор-солнце уже опускался за горизонт.

— То, что мы видим, и то, что есть на самом деле, — совершенно разные вещи, — говорил ему Инлеир, один из магов портового города Оннд, что лежал теперь в сорока милях к северу — недосягаемый, как если бы находился на обратной стороне дальней из лун.

Разумеется, они беседовали на Тален, Среднем наречии, придуманном для того, чтобы все расы Ралиона — как гуманоидные, так и нет — могли бы общаться на едином языке. Многие звуки Тален были непривычны и сложны для человеческой гортани… как, вероятно, были сложны иные звуки для рептилий, крылатых Флоссов и других невероятных созданий, живущих бок о бок с человеком.

Нламинер никогда не видел Инлеира без капюшона на голове и без накидки; впрочем, у всякого мага свои странности. В его родном поселении Анлавен один из местных чародеев ни на шаг не отходил от древнего, затерянного в лесах алтарного возвышения, где множество богов — ныне известных и давно забытых — взирали на любопытствующих ледяными глазами.

Когда изнурительные упражнения бывали выполнены, маги-наставники Дворца Мысли города Оннд становились простыми смертными — почти что сверстниками, которых о многом можно было спросить, на которых можно было глядеть, не испытывая суеверного ужаса перед непостижимыми глубинами, куда мог погружаться их отточенный ум.

— Как же тогда отличить, что истинно, а что — нет? — услышал Нламинер свой собственный голос. Прохладный камень стен не пропускал ни раскаленных лучей солнца, ни порывистого соленого южного ветра.

Маг улыбнулся и постучал пальцами по отполированной крышке стола.

Зачем тебе потребовалось отличать?

Нламинер словно споткнулся.

— Н-ну… Разве хорошо — жить среди иллюзий, не зная того, что за ними скрывается?

— Смотри. — Маг протянул руку к окну, где в изящном глиняном горшке пышно цвело небольшое растение. — Вот линхо, бессмертник, пустынный цветок. Жители тех мест, где он растет, приписывают ему множество совершенно фантастических свойств. Скажи, какого цвета его лепестки?

— Белые, разумеется, — ответил Нламинер недоуменно.

— В самом деле?

Нламинер поднялся и подошел к цветку. С каждым шагом по лепесткам линхо пробегали волны цвета. Сиреневый… красный… желтый… изумрудный… Голова кружилась от разноцветного вихря, и Нламинер остановился в трех шагах от горшка. Ярко-пурпурные цветки светились в полумраке комнаты, источая терпкий, едва ощутимый аромат.

— Так какого же он цвета?

Нламинер не ответил, только слабо пожал плечами. Наставник тремя быстрыми шагами пересек комнату и сел неподалеку.

— Даже люди одной расы по-разному видят одни и те же вещи, — продолжал он. — Пока что мы не говорим о том, как им удается называть предметы своего внутреннего мира так, чтобы другие их узнавали. Достаточно того, что все видят по-своему.

— Значит, нет смысла искать подлинное? — Голос Нламинера показался ему самому каким-то глухим.

— Подлинный смысл сам отыщет тебя. — Инлеир больше не улыбался, голос его был сух и серьезен. — Если не стараться всем знакам и образам приписывать предопределенный смысл, они расскажут его сами. Поэтому первое, чему мы обучаем, это…

— …умению видеть, — хрипло прошептал Нламинер и открыл глаза. Он вновь был на островке. Огромная Лестница из белого камня поднималась к кромке кратера. Начинаясь в глубинах океана, что некогда были сушей, она тянулась на сотни шагов вверх, соединяя три стихии, подчиняя их себе. Ступени ее были сбиты и покрыты сетью трещин, однако едва уловимая гармония формы все еще звучала. «Сколько народу прошло по тебе? — думал Нламинер, поднимаясь с прохладного камня. Кромки ступеней были округлены и отполированы тысячами ног. — Что думали они при этом?»

Но Лестница хранила молчание, и оставалось только подняться по ней и попытаться получить ответы.

С каждым шагом сгущалась темнота, слабый ветерок подталкивал в спину. Поднявшись на десяток ступеней, Нламинер осознал, что ничто живое не проявляет себя ни единым звуком.

Только шорох сонных волн. Только шепот ветра.

Предчувствие накатило волной. Он присел, хватаясь за гладкий камень, превозмогая головокружение. Тьма клубилась в глазах еще несколько мгновений, прежде чем мысль оформилась в слова. «Возвращаться некуда».

Нламинер обернулся. Слабо фосфоресцирующий океан, россыпь звезд, ночная прохлада. Донесся ли голос с небес или пришел из глубин его разума, звук его был чужим: сухой, чуть насмешливый тон. Нламинер сделал еще несколько шагов, и холод пополз по спине, обостряя чувства, пробуждая от раздумий. Рука его потянулась к поясу… но оружия не было.

Что-то ожидает его наверху?

Однако незачем бросаться очертя голову в неведомое. Нламинер повернулся спиной к подъему (далось это с некоторым трудом) и направился вниз. Злорадный смешок пронесся где-то на границе слышимости за его спиной, но он не обернулся.

…Он не сразу заметил, что направляется к изрезанным кромкам скал. Предчувствие вновь вело его, но опасность не ощущалась. Нламинер прогнал усилием воли дымку, покрывавшую сознание, и остановился. Перед ним был узкий лаз: даже днем его трудно было бы заметить. Мысль еще не успела облечься в слова, но Нламинер уже все понял. Он усмехнулся и наклонился к лазу.

Тишина внутри напряглась.

— И открыл он врата, и предложил мне вкусить Вечности, — произнес он тихонько и чуть нараспев.

Тишина, казалось, чуть расслабилась. Затем едва слышный шорох донесся изнутри скалы.

— Входи, — послышался тихий голос.

Глава вторая

Многократно чья-то доброжелательная воля вторгалась в жизнь Нламинера. За свои тридцать шесть лет он испытывал это вторжение весьма явственно. Начать с того, что в одно прекрасное утро он возник, плачущий и дрожащий, на пороге дома Унхара, жреца Тиерха, местного бога города Анлавен.

Жрец, восьмидесятилетний старик, едва увидев странного нечеловеческого младенца, заметил крохотный медальон, надетый на шею подкидыша. Рунами одного из северных диалектов Тален там было выгравировано одно лишь слово сернхе, или, на местном языке, «судьба». Унхар воззвал к Тиерху, и ответ божества был скор и ясен.

Оберегать и обучать.

Его супруга, Анвес, посвятила себя воспитанию необычного ребенка. Ни мех, которым он частично был покрыт, ни длинные клыки — ничего не замечала она: двое сыновей погибли, защищая город от пиратов, и неожиданный дар провидения вернул ее к жизни.

Невелик город Анлавен. Некогда был он знаменитым портом, через который шли многие морские караваны. Но вот уже четыре сотни лет, как почти не осталось судов — иные средства путешествия употребляются на Ралионе, и далеко не всем пошло это на пользу.

Соседство с древним подземным городом, разрушенным однажды извержением вулкана, также не добавляло Анлавену доброй славы. Немало искателей приключений сгинуло, пытаясь добраться до легендарных подземных сокровищ, и вскоре их поток сильно уменьшился.

Одним словом, превратился Анлавен из метрополии в провинцию. Хотя и не впал в запустение, не пришел полностью в упадок, но таяло его население, разъезжались люди. Кто — на соседние острова Архипелага, кто — и вовсе на Большую Землю. А с нечеловеческими народами у людей издавна отношения не самые добрые.

Долго сидел в тот вечер Унхар, раздумывая над словом «судьба». Любят боги облекать свою волю в туманные фразы. Виделось ему великое полотно, что прядет Интуар, не смертный и не бог. Сотни, миллионы нитей переплетаются под его чуткими пальцами, и сходит с золотого станка серн, полотно, взглянув на которое всякий сможет сказать, что ждет каждую отдельную ниточку — каждую смертную или бессмертную жизнь. Сможет, если допустит к себе Ткач. Ибо существует он вне стихий, которыми повелевают боги, вне страстей, которыми боги являются, вне времени, вне всего. Лишь два-три божества, которым подвластно время, могут иногда уговорить вечно занятого Интуара позволить им взглянуть на серн.

…Он вполз в неожиданно просторную пещеру, освещенную зыбкой фосфоресценцией стен. Лишь несколько секунд спустя глаза Нламинера привыкли, и он увидел груду костей и черепов, аккуратно собранную у одной из стен. Над останками слабо светилась руна Нааты, божества смерти и перерождений. Несколько толстых поленьев лежало у противоположной стены; посреди чернело пятно давно не зажигавшегося костра.

Нламинер поднял руку ладонью вверх и прикрыл глаза. Когда он вновь открыл их, новый свет наполнял пещеру, смывая нависшие тени и оживляя полутьму красками. Прямо перед ним воздух задрожал и сгустился в низенькую фигуру. Шарик света, который Нламинер подвесил над собой, вздрогнул и поднялся к потолку пещеры. В узком отверстии, что служило, видимо, дымоходом, тихонько шелестел и стонал ветер.

Нламинер оглянулся. Никого больше.

Некоторое время они рассматривали друг друга…

— В другом мире и в другой раз, — сказал он и уселся на поленья. — Это другой раз, Рисса, но мир все тот же.

Рептилия кивнула и уселась прямо на пол.

— Тебя попросили узнать, что происходит на острове, — продолжал Нламинер, по привычке потянувшись за фляжкой. — Затем корабль высадил тебя и растворился в воздухе.

Рука рептилии остановилась на полпути к поясу. Она удивленно мигнула.

— Откуда ты знаешь?

В ответ Нламинер пересказал ей историю своего прибытия на остров.

— И я хочу сначала выбраться отсюда, — заключил он, — а затем найти того шутника, что дал мне это поручение.

— Высокий человек или ольт, со смуглой кожей, слегка сутулится и говорит с небольшим акцентом, — произнесла Рисса, чуть прищурив глаза.

— Откуда ты… — начал Нламинер и рассмеялся, не закончив. — Все понятно. Давно здесь сидишь?

— С утра.

Нламинер с завистью посмотрел на ее пояс. Ажурная конструкция из полосок кожи казалась хрупкой и недолговечной, но служила своей хозяйке сразу рюкзаком, кольчугой и мало ли чем еще. Оружия при ней не было, но Нламинер знал, что пятифутовая, хилая на вид рептилия представляла собой нешуточную военную силу.

— Нда-а, — вздохнул он, — и вся моя поклажа тоже уехала. Нашла что-нибудь интересное?

— Самое интересное должно быть наверху, на маяке. — Рисса извлекла откуда-то большую рыбину, еще слегка подрагивавшую, и протянула Нламинеру. — Но туда мне одной не пройти. В поселке я тоже ничего не нашла… Правда, в этой пещере есть кое-что.

Нламинер подошел к стене, на которую ему указали, и присмотрелся. Камень как камень, ничего особенного… но затем словно кто-то смахнул пелену с глаз. Массивная дверь, не ниже семи футов, была тщательно замаскирована под скалу.

— Так ты намерена все здесь исследовать?

Рисса кивнула и принялась задумчиво поедать свою рыбину. Нламинеру, воспитанному людьми и привыкшему к человеческой пище, стало немного не по себе. Одновременно он понял, что с немедленным отплытием придется повременить. Коль скоро Рисса что-то задумала, то постарается довести до конца. Он мрачно смотрел на живую еще рыбу и думал, с чего начать.

Тут его осенило. Ведь он же сидит на поленнице! Нламинер схватил ближайшее полено и попытался ножом расщепить его.

Проще было бы вогнать соломинку в стальной слиток.

Он вращал полено и так и этак, поражаясь его небольшому весу и невероятной прочности. Ну да, ведь деревья на острове не растут. Значит, все это привезено с материка. Где же он встречал такое дерево раньше?

— Сиарх, каменный дуб, — пояснила наблюдавшая за ним Рисса. — Должно быть, этим поленьям несколько столетий.

— Они разводили костер из каменного дуба? — не поверил своим ушам Нламинер. — Да любой алхимик отдал бы полжизни за такое бревнышко!

— Скорее всего, они схватили первое, что попалось под руку, — ответила Рисса. — Попытались укрыться в этой потайной пещере и умерли от голода. — Она указала на кости.

В пещере воцарилось молчание.

— И это тоже странно, — продолжала Рисса. — Я попыталась спросить эти кости, что с ними случилось, но они молчат. Словно им уже несколько тысячелетий… или же кто-то следит за мной.

Мурашки побежали по спине Нламинера.

В глазах рептилии блеснул зеленый огонек — признак испуга. Те несколько случаев, когда он замечал страх в ее взгляде, каждый раз казались ему последними мгновениями жизни.

Ветер над их головой застонал жалобнее.

После смерти своих приемных родителей (они умерли в одну и ту же ночь, во сне, со спокойной улыбкой на губах) Нламинер, или Марркес — «клыкастый», как звали его сверстники, — остался один на один со всем миром.

Ни новый жрец, ни соседи Унхара не питали к нему особой приязни. Проработав у городского кузнеца пару лет, Нламинер счел, что пора искать новое пристанище. Весь мир до той поры помещался внутри стен Анлавена. Только годы спустя Нламинеру стало интересно, как это можно — прожить без малого сотню лет, не выходя за стены крохотного городка.

А пока же перед ним расстилалась неизвестность, и древние стены города, в котором он вырос, казались крохотными и ничтожными, стоило отойти от них на пару миль.

В свои шестнадцать лет он знал язык людей и вендор, говор лесного народа; люди звали их «ольтами». Позже Нламинер осознал, что ольтами многие также называют любую вредоносную нечисть, и впервые задумался, почему мир настолько сложнее, чем кажется.

Разумеется, Унхар обучил его Тален — тем двум диалектам, которыми сам владел. Грамотность по-прежнему была хорошей традицией, несмотря на то что «мир катится к хаосу», как частенько говорили старейшие обитатели города.

Спустя два дня, когда Нламинер порядком углубился в лес, он случайно набрел на старинное святилище. По преданиям, некогда боги настолько хорошо ладили друг с другом, что алтари их стояли совсем рядом и ни одного верующего не задевало близкое присутствие чужеродных стихий.

Зная по опыту, что подобные истории зачастую основаны на предрассудках, Нламинер не был склонен доверять им. Если уж жрецы нынче не могут терпеть чужих культов, что уж говорить об обычных людях! Но когда столетние деревья расступились перед ним, открывая каменную плиту, он не поверил своим глазам.

Десятки каменных изваяний соседствовали там — все ухоженные, вычищенные и украшенные подобающим образом. Не сразу понял Нламинер, что это за статуи, но потом заметил улыбающегося Тиерха с сосновой ветвью в руке, и холодок пробежал по его рукам. Боги!

Он расслышал голоса и решил подкрасться поближе. Тиерх следил за ним полуприкрытыми глазами, сработанными из изумрудов, и, казалось, благосклонно кивал своему подопечному.

— Эй, старик! — Хриплый голос раздался неожиданно, и Хранитель чуть вздрогнул. Плоды дикой яблони едва не высыпались с подноса. Не оборачиваясь, он аккуратно сложил душистые яблоки у мраморных ног богини и лишь затем повернулся.

Трое путников — по виду воины — с насмешкой взирали на него, положив руки на истертые рукояти коротких мечей. Три лошади стояли поодаль, привязанные к молоденькой сосне.

— Ты, я вижу, заботишься о богах? Остальные двое сели на валуны, что в старину служили скамейками для пилигримов. Некогда бескрайняя пустыня окружала исполинскую плиту, и боги так же улыбались бесплодному песку, как нынче — могучему лесу.

— Да, путник, — Голос старика был неожиданно сильным, — У святилища всегда должен быть хранитель, иначе боги отвернутся от смертных.

— Присядь, старик! — Воин повелительно махнул рукой. — Я повидал немало так называемых жрецов и богов, и мне не терпится хотя бы раз увидеть что-нибудь настоящее,

Его спутники усмехнулись и принялись расстегивать свои сумки. Снаряжены они были основательно — перед ними вскоре появились несколько головок сыра, изрядный ломоть вяленого мяса и толстая бутыль с янтарной жидкостью. Тот, кто говорил с Хранителем, некоторое время смотрел, как содержимое бутыли играет и переливается под солнцем.

— Садись, садись, — уже более дружелюбно повторил путник и извлек четыре медные кружки, украшенные крохотными опалами, — Но знай, старик, что я чрезвычайно любопытен и мне не терпится получить у тебя ответ на свой вопрос.

Его спутники довольно заржали, что, впрочем, не помешало их трапезе.

Хранитель степенно опустился на соседний валун и добавил к приготовленной снеди каравай хлеба и несколько терпких лесных груш. Его собеседники переглянулись, но не проронили ни слова.

— А вопрос мой таков, — произнес путник, разливая вино по кружкам. Старик отметил, что вкус у него неплох: вину было немало лет, и привезено оно было с юга Континента, славящегося своими винами. — Скажи, старик, живы ли твои боги?

Старик не шелохнулся.

— Пока смертные верят в богов, боги живы.

— Здесь, — путник взмахнул рукой, обводя святилище, — стоят десятки богов. О многих из них никто уже не помнит. Они что, тоже живы?

— Достаточно того, что я забочусь о них. — Старик пригубил вино. Действительно, один из лучших сортов.

— Защитят ли тебя они, окажись ты в опасности? — последовал новый вопрос, и Хранитель заметил огонек, блеснувший в глазах незнакомца. Его спутники перестали пить и молча следили за происходящим.

— Откуда мне знать? — пожал он плечами. — Я не жрец, чтобы знать волю богов, я лишь Хранитель их святилища.

Путник расхохотался.

— Наконец-то я вижу кого-то, кто не угрожает мне карами небесными! — Он смахнул с подбородка крошки и потянулся. — Поверишь ли, старик, но все жрецы оказывались шарлатанами. Сначала они читают вдохновенные проповеди, затем запугивают чудовищными карами. Стоит, однако, приставить им нож к горлу, как все божественное вдохновение тут же проходит.

Хранитель молчал. Слабая усмешка блуждала на его губах.

— А потому только справедливо, что мы отнимаем у таких шарлатанов все сокровища, которые они обманом уводят у честных людей. Не так ли?

— Если боги вмешаются, путник, — сказал Хранитель мягко, — у тебя может не остаться времени, чтобы раскаяться. Ибо боги живы, несмотря ни на что. Даже если от их имени выступают проходимцы.

Путник побагровел и вскочил на ноги.

— Посмотрим, — ответил он сухо. — Я намерен забрать отсюда все, что мне сможет пригодиться. И если ты скажешь хоть одно слово, которого я не пойму, твоя служба богам закончится.

Один из его спутников неуловимым движением выхватил арбалет и прицелился в Хранителя. Тот даже не пошевелился. Ни следа гнева или испуга не появилось в его глазах, к немалому удивлению грабителей.

Главарь неторопливо подошел к святилищу и вздохнул.

— Как обычно, — проронил он. — Наивные люди надевают на истуканов золотые ожерелья в надежде, что те исцелят им пару прыщиков.

Он протянул руку к золотому ожерелью, украшавшему грудь улыбающейся статуи бога с флейтой в руках.

Что-то звонко щелкнуло по стальному шлему.

Главарь развернулся, стремительно выхватывая свой меч.

Худенький юноша стоял поодаль и наслаждался дикими вишнями, которые брал прямо с блюда для подношений. На глазах опешившего главаря он съел еще одну ягоду и вновь запустил в него косточкой.

На юноше из ценностей был лишь потрепанный походный плащ. Главарь выдержал взгляд темных насмешливых глаз незнакомца и усмехнулся.

— Старик-то нам наврал, — сказал он громко. — Что, Хранитель, нанял-таки себе защитника? Да только вид у него не впечатляющий, — Свободной рукой он вновь потянулся к ожерелью.

Косточка попала ему в глаз, и бандит озверел.

— Ладно, малец. — Он сплюнул на мраморные ноги божества. — Так и быть, начнем с тебя. — Не спеша, держа меч наготове, он принялся подходить к наглецу. Тот спокойно отступал, держась на прежнем расстоянии и направляясь к выходу из святилища.

— Ребята, не давайте ему уйти! — крикнул главарь, не спуская с юноши глаз.

Некоторое время все беззвучно и медленно двигались, словно во сне. Один лишь Хранитель, под прицелом тяжелой стрелы, сидел неподвижно и загадочно улыбался. В конце концов третий бандит, также с арбалетом наготове, преградил юноше выход.

— Еще не поздно извиниться, — ухмыльнулся главарь. Противник был в ловушке.

— Посмотрим. — Впервые его новый недруг нарушил молчание и, не подавая признаков испуга, тихонько хлопнул в ладоши. Все три лошади, дико заржав, пустились безумным галопом куда-то вглубь леса. Тот, что держал старика на прицеле, едва не выронил оружие. Чертыхаясь, он кинулся вдогонку и остановился, одумавшись.

— Похоже, что извинения тебе не помогут, — рявкнул главарь и замахнулся.

Его клинок разрубил пустоту, и грабитель покатился прямо под ноги своему спутнику. Когда он вскочил, глаза его пылали яростью. Юноша стоял в четырех шагах от него, но улыбка его стала недоброй.

— Пристрели старика, — произнес главарь, не оборачиваясь, и вновь замахнулся.

Юноша вновь хлопнул в ладоши.

Бандит спустил тетиву арбалета, но какая-то тварь ужалила его в предплечье. Наконечник рассек воздух сверкающей молнией и пробил насквозь ладонь главаря.

Тот выронил меч и посмотрел на окровавленную руку, не веря своим глазам. Затем с воплем кинулся на юнца — задушить его голыми руками, разорвать на куски!

От чудовищного удара в глазах его засверкали искры. Пошатываясь, главарь отпустил дерево, неожиданно вставшее у него на пути, и мешком свалился на землю.

Его сообщники разом выстрелили. Юноша лишь взмахнул руками и поймал оба снаряда. Стрелы в ладонях его разгорелись нестерпимым голубым сиянием, и одну из них он небрежно швырнул обратно.

Громовой удар потряс землю. Перед грабителями сверкнула молния, опаляя их лица и превращая арбалеты в пригоршни праха.

Этого было достаточно. С побледневшими от страха лицами они бросились наутек.

…Когда главарь, шатаясь, поднялся на ноги, старик вновь ходил по святилищу, стирая пыль, раскладывая дары леса и что-то тихонько напевая. Юноша сидел на ступенях и играл на флейте. Даже сквозь туман в голове главарь осознал, насколько виртуозной была игра. А когда в глазах перестало двоиться, разглядел тонкую изящную золотую цепочку, обвивавшую шею музыканта. Рядом на ступени лежала сверкающая арбалетная стрела.

Прижимая окровавленную руку к животу, главарь поплелся прочь. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

— …Так что оставаться здесь безопасно, — сказала Рисса. — Ты меня слушаешь? Нламинер стряхнул с себя видение.

— Не вполне, — ответил он. — Извини. Повтори еще раз.

— Судя по всему, — пояснила Рисса, обводя рукой стены пещеры, — никто сюда не заглядывает. Не стоит останавливаться в других местах, пока не выясним, что к чему.

— Понятно. — Впервые он ощутил усталость. Она накатила волной, и неожиданно не осталось сил, даже чтобы подняться на ноги. — Завтра и начнем, — промолвил он невпопад и свалился рядом с поленницей.

Рептилия постояла над ним, вслушиваясь в дыхание, и села у «порога». Ветер гудел уже совсем сердито, но в укрытие ему было не проникнуть.

Постепенно сон сморил и ее.

Тучи разошлись, и солнце засияло над притихшим океаном.

Нламинер стоял на мраморной лестнице. Только теперь она простиралась не на сотню футов, а на тысячу. Величественное здание возвышалось над ним; незнакомый изящный город расстилался внизу. Множество рептилиеобразных существ чинно шествовали по лестнице.

Они не обращали на него внимания. Все они были по грудь Нламинеру, но держались так, словно он был песчинкой у ног великанов. У тех, кто поднимался к зданию («храму», решил Нламинер), в руках были подношения — гроздья незнакомых ему мелких ягод, резные фигурки и многое другое.

Пожав плечами, Нламинер направился наверх. Он не ощущал своих шагов — словно плыл по воздуху. Тут только до него дошло, что это — видение, сон. Он усмехнулся. Нечасто ему доводилось видеть столь яркие и правдоподобные сны.

«Поклонись статуе, когда войдешь в храм», — шепнул ему чей-то голос, и Нламинеру немедленно показалось, что где-то он уже его слышал. Двигаясь вверх, он достиг массивных распахнутых дверей сооружения и вошел внутрь.

Красивые мозаики, воздух, прохладный и исполненный необычной свежести, огромная фигура улыбающегося божества в дальнем конце зала. И сотни существ. Как по команде, они повернулись в его сторону. Под взглядом немигающих глаз с сузившимися вертикальными зрачками Нламинеру стало не по себе. Он медленно поклонился статуе, и все сразу же перестали им интересоваться.

«Положи подношение к его ногам», — вновь шепнул голос, и Нламинер опустил глаза. В руках он нес свой меч, «Покровитель», и края клинка едва заметно поблескивали сиреневым отливом.

Сквозь туман, клубившийся в голове, проползла мысль: «Что-то здесь не так! Остановись немедленно и подумай!»

Он замер и поднял глаза на статую. Множество предметов украшало ниши и постаменты поблизости от нее — вазы, статуэтки, ягоды, множество вполне повседневной утвари… Что случилось, почему его так беспокоит меч, который он должен положить к ногам изваяния?

Слабый стон пронесся по залу, и все вокруг стало таять, терять материальность и прочность. Затем сияющий сгусток света пронизал пространство и взорвался перед ним, расплескивая свет и смывая вялость и неторопливость, с которой он шествовал по видению.

Глава третья

Чья-то прохладная рука прижималась к его лбу.

Нламинер открыл глаза и сел. Рисса стояла над ним, принюхиваясь; посмотрев ему в глаза, она уселась рядом. Сквозь «дверь» в пещеру просачивался утренний свет.

— Что случилось? — поинтересовался Нламинер, разминая чудовищно затекшие суставы. «Отвык я от походной жизни», — подумалось ему.

— Ты говорил во сне, — был ответ. — Прежде никогда с тобой такого не было. Видел сон? Нламинер кивнул.

— Довольно яркий и странный. А что? Рисса запнулась.

— Это весьма необычно, но я тоже видела сон. Он был… — Она потрясла головой, словно не вполне еще проснулась, и встала. — Впрочем, ладно. Я не чувствую ничего подозрительного ни в тебе, ни в себе. Пошли.

«И так всегда», — угрюмо подумал Нламинер, выкарабкиваясь навстречу прохладному утреннему морю.

Ветерок пригладил его мех и развеял последние остатки ночного видения. Сразу же захотелось есть. «Однако, — подумал Нламинер, — наш стол не будет баловать разнообразием». Только чайки гнездились на островке; если наверху нет людей, останутся лишь дары моря. В сыром виде. Да, и морская вода взамен пресной.

— Пойду-ка я наверх, — сказал Нламинер, окидывая взглядом Лестницу. — Может, случится чудо и там кто-то есть.

— Хорошо, — кивнула Рисса в ответ. — Попытайся открыть ворота. Только осторожнее: там, где нет света, наверняка небезопасно. Я пока поохочусь.

И нырнула в море.

Нламинер проводил взглядом ее силуэт и пошел наверх, считая ступени. Солнечные лучи скользили по-над морем; картина была мирной и величественной. Впрочем, давно известно, что мир ночной разительно отличается от мира дневного. «И сумеречного мира», — шепнул ему голос на ухо, и Нламинер резко остановился. Опять этот голос! Где же он его слышал?

Голодные резкие вопли птиц были ему ответом.

…В святилище Нламинер задержался на несколько дней. Он появился там, едва незадачливые грабители ушли со сцены. Впрочем, мало кто обвинил бы его в трусости: невелика доблесть выступать голыми руками против опытных бойцов.

Юноша, наигрывавший на флейте, подмигнул ему и бросил арбалетную стрелу. Нламинер ловко поймал ее и едва не выронил: вместо стрелы в руках его был старинный ключ, сработанный из драгоценных металлов и украшенный множеством каменьев. А когда он вновь поднял глаза, на ступенях никого не было.

В святилище оказалось немало работы, которая была уже не под силу пожилому Хранителю. Та же непонятная воля, что вела Нламинера через лес, посоветовала ему поговорить со стариком и неожиданно исчезла.

Впервые он оказался совсем один.

Однако Хранитель принял его радушно. За те несколько дней, что Нламинер провел приводя в порядок каменную площадку — сметая пыль, поправляя статуи, восстанавливая невысокий забор, ограждавший святилище двойной восьмеркой, — он рассказал ему немало интересного о вселенной, окружавшей их. Воображение Нламинера загорелось. Он часами слушал рассказы о героях старины, о неведомых землях и великих океанах, о битвах богов и смертных, о взлете и падении целых народов. Как проста и безмятежна оказалась размеренная жизнь Анлавена! Где-то за пределами ее бурлил огромный, неизвестный мир, и желание добраться до него стало нестерпимым.

Тогда же он понял первый закон жизни: мгновение триумфа должно быть заранее оплачено долгими и неинтересными годами, насыщенными тяжелым и однообразным трудом.

Ему потребовалось пять лет, чтобы пересечь сорок миль леса, преграждавшие ему путь в соседний город, Киннер, откуда можно было отплыть в любую часть света.

С вершины Лестницы океан разворачивался во всем своем величии. Сквозь размеренный строй ленивых волн осязалась дремлющая мощь, способная однажды восстать, разгневаться и обратить в прах все, что попадется на пути. Где-то там, в лазурной глуби, скрывался древний город… и еще девять десятых Лестницы. Нламинер представил себе занесенные илом улицы, полностью стертый с лица Ралиона народ и ужаснулся. Можно было сколько угодно говорить о величии вселенной и мудрости ее законов, но когда видишь, как эти законы действуют, разум порой может помрачиться.

К северу, за дымкой, находился Континент, Большая Земля, арена многих боев прошлого, изобилующая чудесами и загадками. Только близость его была обманчивой. Хорошо тем, у кого под ногами надежная палуба корабля или тусклое зеркало портала, — сделал шаг, и ты уже в сотне миль отсюда. Когда же вокруг только камни да пыль…

Сразу за Лестницей следовал небольшой тоннель — игра природы, окно, выточенное неутомимым ветром. За ним в кратере давно потухшего вулкана и находился маяк. Он тоже был древним, вмещая в себя сотни лет и бесчисленные события. Теперь, когда магниты и магия вели корабли надежнее любого маяка, он был не нужен — и оставлен на произвол судьбы. Любопытно, чем занимались здесь последнее время?

Некогда все небольшое пространство кратера занимала роща — здесь, на выветривающемся базальте, под надежной защитой стен вулкана в конце концов прижились священные деревья — ольха, береза и… Нламинер оторопел, когда увидел то, что осталось от рощи.

Мертвые остовы деревьев торчали из каменистой земли, словно грозя последним проклятием всем встречным. Лишь крохотная часть рощи еще была жива; впрочем, и там деревья были больны, и долго им не протянуть. Стараясь не наступать на рассыпающиеся в прах пни, Нламинер подошел к десятку уцелевших деревьев и покачал головой. Словно кто-то высасывает из них жизненную силу. Однако Рисса уже была здесь и не заметила ничего подозрительного. Великие боги, что же может быть подозрительней?!

Собственно маяк был крохотной крепостью, отгородившейся от мира пятнадцатифутовыми стенами и стальной решеткой в воротах. Нламинер постоял минут десять, вслушиваясь в звуки и запахи, но ничто не привлекло его внимание. Только камни да пыль.

Ему не составило большого труда перелезть через арку ворот и поднять решетку с той стороны. Проржавевшие зубья угрожающе нависли над головой. Ворота выглядели неприветливо и даже враждебно — словно голодная пасть чудовищно старого хищника.

Он сделал два шага внутрь небольшого внутреннего дворика и остановился, пораженный увиденным. Сразу за воротами находились главные двери центрального строения, на вершине которого некогда сиял путеводный шар. Двери выглядели едва живыми; казалось, тронь пальцем — и рассыплются пылью. Поверх обоих изуродованных створок чем-то похожим на свежую кровь было каллиграфически начертано на Тален: «Добро пожаловать!»

Он поднес руку к двери, чтобы толкнуть ее, и замер. Время отступило назад на несколько лет. Точно так же он стоял тогда у разрушенных дверей большого подземного города Сингары.

Только глупец, самонадеянный и слепой, мог кинуться в глубины Сингары без предварительной разведки. Город некогда был славой всего Архипелага: драгоценные камни и руда, фантастически дорогой подземный светящийся мох, ценнейший алхимический реагент и многое другое — где все это? Половину тысячелетия прожил город, привлекая торговцев, магов, кладоискателей; людей, хансса, дарионов и подземных ольтов — найя, а вернее — все расы, известные Ралиону. Затем проснулся древний вулкан — и все забыли город, наполовину снесенный буйством стихии.

Где справедливость и благодарность? Или правду говорят жрецы, что справедливость уместна только между подобными друг Другу, и нечего надеяться камню на справедливость со стороны скульптора и городу — со стороны его обитателей?

Никому это не ведомо. К счастью, предсказатели не ударили лицом в грязь, и никто не пострадал при катастрофе. И потянулись охотники за брошенным в глубинах добром — словно обреченные муравьи, копошащиеся в разрушенном муравейнике.

А затем, подтверждая истину известной поговорки, чудовища наводнили руины. Там, куда не проникают лучи гневного Элиора, правят другие силы, и их подчиненные не прочь перекусить искателем приключений.

…Их было пятеро. Остальные попутчики, поняв, что Нламинер с приятелями не шутят по поводу посещения Сингары, благоразумно отстали по пути. В немом молчании смотрели все пятеро на едва живые двери, пока Нламинер не подошел и не толкнул их.

Одна из створок рухнула, разваливаясь на куски и открывая темный провал пещеры. Эхо удара блуждало во тьме переходов и несколько раз возвращалось ко входу.

— Пришли тихонько, называется, — прошептал кто-то из его спутников. Нламинер среди них был самым снаряженным. Двое оставшихся полагали, видимо, что им предстоит развлекательная прогулка, и не взяли приличного оружия. Порой легенды о несметных богатствах подавляют остатки здравого смысла.

Они вошли в первый из множества залов, которые, опускаясь все глубже и глубже, вели к остальным уровням и районам города. Оставшаяся часть города была практически нетронута: вулкан действовал всего лишь неделю, после чего заснул вновь — никому не ведомо, надолго ли. Нламинер имел опыт боевых операций — как-никак три года служил в пограничных войсках Северной провинции. Страшнее браконьеров противники не попадались, но кой-какие опыт и чутье он все же приобрел.

Он немало удивил своих спутников, неслышно обнажив меч и встав наизготовку. Что-то не очень приятное связывалось у него в голове с самым широким — центральным — проходом.

— Ну ладно, постой тут, а мы пока пойдем дальше, — рассмеялся кто-то за его спиной. Не осознавая, что делает, Нламинер чуть подался назад и расслабил мускулы, готовый нанести удар. Вновь чья-то воля направила его действия и отпустила.

Недоуменный вопль, свист меча и грохот падающего тела слились в один взрыв звука. Тот, кто посмеивался за его спиной, лежал, глядя в недоумении на окровавленное плечо. Рядом лежала перерубленная пополам небольшая птица с длинным и острым, словно жало, клювом. Оперение ее светилось. Клюв был испачкан в крови.

Спутники Нламинера разом выдохнули. Ужас, смешанный с восхищением, читался на их лицах.

— Тебе стоит вернуться, — сказал один из них, перевязывая раненому плечо. — Иначе все подземелье сбежится на залах крови.

По глазам пострадавшего было видно, что приключений с него на сей раз довольно. Хмуро кивнув, он попрощался и побрел, прихрамывая, обратно.

Нламинер с оставшимися искателями приключений свернули в правый проход.

— С тобой все в порядке? — послышался тихий голос позади.

— Вполне. — Он толкнул правую створку дверей, и она рухнула, складываясь внутрь себя. Клубы пыли, едкой и почти невесомой, повисли вокруг отвратительным облаком. Нламинер почти неосознанно сделал быстрый жест кистью правой руки. Пыль осела и словно впиталась в камень. Рисса с интересом посмотрела на своего спутника, но ничего не сказала.

— Где-то это я уже видел, — пробормотал Нламинер и шагнул в темноту. На пояс опустилась рука и резко остановила его.

— Смотри! — шепнула Рисса, указывая на пол. Кровавые буквы упали вместе с частью двери. Надпись, неожиданно изменившись, теперь гласила: «Легко войти, трудно выйти».

— Как тыдумаешь, кто к нам обращается? — спросил Нламинер и впервые со времени их встречи заглянул рептилии в глаза. — Меня не оставляет чувство, что кто-то наблюдает за нами. Иногда даже хочется обернуться.

Рисса закрыла глаза, и Нламинер заметил, как сдвинулись, стали нечеткими очертания ее тела.

Затем словно крохотный белый вихрь опустился на ее голову, и Рисса ответила, не открывая глаз: — Никто из известных нам людей… — она помедлила, — или богов. Разумеется, боги никогда не открывают своих намерений… Но никто из нас двоих, насколько я знаю, не провинился перед божествами. Разве что этот наш общий знакомый, который попросил заехать на остров. Но мы здесь одни.

— Точно?

— Точно.

Последовало тягостное молчание.

— Я-то думал, что дела хуже некуда. — Нламинер по привычке вновь потянулся за фляжкой и остановился на полпути. — Выходит, они еще хуже. Мы на острове, которого боятся, как чумы; здесь нет ни щепочки, чтобы построить плот и никто из нас не сможет пролететь десяток-другой миль, чтобы оказаться в безопасности.

— С каких это пор ты потерял азарт к приключениям? — В глазах Риссы зажглись ехидные огоньки.

— Я привык сам их выбирать. — Нламинер вздохнул. — И мне казалось, что я достаточно вырос, чтобы чуять подвох. Только не говори, что ты в восемь раз меня старше, я это уже слышал.

Он шагнул в темноту. Рисса последовала за ним.

Кровавая надпись под ногами с шипением впиталась в камень. Выбежавшая из тьмы крыса принюхалась к поднявшемуся дыму и в ужасе поспешила прочь.

Глава четвертая

Ралиону были известны «движущиеся сцены» — килиан, как их называли. Уже несколько поколений маги торговали специальными устройствами для создания таких «записанных» сцен, и на демонстрацию красочных, объемных изображений — не только хроники, но и разнообразных исторических, приключенческих и прочих сеансов собиралось множество народу. Пожалуй, только килиан вызывал интерес практически у любой расы.

Сейчас Нламинер ощущал ту «прозрачность», налет нереальности, что сопровождал почти каждый килиан. Только на сей раз он был не зрителем, а актером неведомо кем придуманной сцены. Иногда хотелось прикоснуться к стене, почувствовать материальность окружающего, убедиться, что это не сон.

Трудно было сказать, что создавало такую иллюзию. В конце концов Нламинер смог выразить ощущение словами: в каждый момент времени было что-то неестественное в окружении. Хотя бы малая деталь. Звуки или их отсутствие, запахи, пейзаж. Ощущение то накатывало, то отпускало. Несколькими годами раньше Нламинер решил бы, что переутомился. Сейчас же, после полугода сравнительно спокойной жизни, откуда бы взяться переутомлению?..

…Рисса шла и думала о странной «трещине», что появилась в астральной проекции окружающего мира. Раса хансса, к которой она принадлежала, была по происхождению искусна в определенного рода магии. Но иногда рождались необычайно талантливые особи, хаанс, к которым относилась и Рисса, что практически постоянно находились в двух плоскостях существования: обычной, доступной всем смертным существам, и астральной, отражающей все проявления интеллекта.

Изъян в астральной проекции, который она почувствовала пару дней назад, не показался ей зловещим: как и материальный мир, астрал непостоянен и подвержен неожиданным изменениям. Кроме того, несколько сотен хаанс были рассеяны по всему свету. Если были бы основания поднимать тревогу, ей давно это стало бы известно.

Ни ее способности, ни двойное видение не изменились, так что беспокоиться вроде бы не о чем, и все же…

Грандиозный погром предстал их глазам. Вся скромная обстановка внутри здания была полностью уничтожена. Не было никакого смысла в столь разрушительных действиях: обломки старинной вазы были перемешаны со щепками от дорогих кресел; изорванные в клочья книги валялись там и сям, присыпанные каменным крошевом. Несколько раз попадались тонкие и глубокие борозды в камне, напоминающие следы когтей. Нламинер указал на них Риссе, но та в ответ только пожала плечами.

Ничьих останков, однако, не было, и Нламинер испытал некоторое облегчение. Возможно, конечно, что на верхних этажах и в подвалах их ждут более неприятные сюрпризы… но пока что жертвой безумного гнева пали предметы неодушевленные.

— Интересно, водились ли у них мыши? — вырвалось неожиданно у Нламинера, когда он заметил несколько страниц, не тронутых грызунами.

— И сейчас водятся. — Рисса поманила кого-то пальцем, и из угла комнаты выбежала тощая мышь. Стоило Нламинеру шевельнуться, как она немедленно скрылась. — Дело не в мышах, а в книгах. Я бы не стала прикасаться здесь ни к чему, пока мы не обойдем все вокруг.

— Пожалуй, я согласен с одним из твоих выводов, — заметил Нламинер, перешагивая через руины каменного стола и помогая спутнице перепрыгнуть через них.

— С каким же?

— Никого, кроме нас с тобой, здесь нет. Ветер, ворвавшийся сквозь выбитые окна, задумчиво поднял обрывки страниц и разложил их новой, но столь же унылой мозаикой.

Хранитель святилища, что скрыто в лесах возле города Анлавен, ничуть не удивился, когда из воздуха соткался путник в поношенной одежде и, вежливо поприветствовав его, встал у ступеней, ведущих к статуям. Путник бросил в чашу для пожертвований несколько старинных золотых монет и присел на один из валунов.

— Все ли статуи святилища, о почтенный, тебе известны?

— Разумеется, — ответил старик спокойно. Кем бы ни был этот посетитель, в свою судьбу Хранитель верил не менее твердо, чем во всех богов, образы которых его окружали. Даже если этот путник замышляет недоброе, беспокоиться не о чем.

Поймав взгляд старика, путник улыбнулся.

— Не сочти за дерзость, о почтенный, но не смог ли бы ты рассказать мне о каждой? Как и тебе, мне дорого наше прошлое и я помогаю помнить его. На Ралионе осталось едва ли с десяток подобных святилищ…

— Одиннадцать, — вставил Хранитель, кивнув.

— …и в каждом есть образы, не встречающиеся больше нигде. У меня нет времени, чтобы помочь тебе, но, по крайней мере, я смогу хорошо заплатить. Времена такие, что многие отвращаются от богов.

— Верно, хотя времена меняются и к лучшему. — Хранитель несколько мгновений смотрел в глаза пришедшего и кивнул. — Хорошо, странник. Я не знаю, кто ты, но я помогаю всем, кто искренне интересуется богами.

Прошел примерно час, и вот они встали перед улыбающимся божеством, сжимающим в одной руке несколько колосьев, а в другой — вычурной формы жезл. И тут что-то сместилось в голове Хранителя, и он, как ни старался, ничего не смог вспомнить о статуе. Путник увидел, как крайнее изумление и тень отчаяния мелькнули поочередно в глазах старика, и наконец тот сказал:

— Должен признаться, странник, что память моя меня подводит. Ничего не помню. Возможно, чуть позже…

— Благодарю, о почтенный. — Путник коротко наклонил голову. — Все, что ты успел рассказать, весьма мне поможет. Я надеюсь, что более проблем с памятью у тебя не будет.

И исчез.

Спрятав оставленный странным гостем щедрый дар — мешочек с редкостными каменьями, Хранитель еще раз обошел обширное святилище, но память на сей раз работала исправно: ничего неизвестного не было. Что за причуды!

Поразмыслив, впрочем, он не стал придавать значения произошедшему. В его жизни было немало куда более странных событий.

— Должно быть, это была библиотека, — задумчиво сказал Нламинер, отворив скрытую в стене дверь.

По сравнению с жилыми комнатами, где посреди обломков мебели гнили обрывки одежды, бумаг и всевозможного металлического мусора, комната выглядела сравнительно целой. Книги, занимавшие обширные стеллажи вдоль всех стен, также не избежали печальной участи. Плесень, солнце и чьи-то острые зубы придали им жуткий вид, однако стекла уцелели, и комната выглядела даже уютной.

Осмотревшись, Нламинер подошел к ближайшей полке. Рисса подняла предостерегающе руку, но он не стал ничего брать. Взамен искорка вспыхнула на кончике пальца Нламинера, и комната на миг озарилась призрачно-зеленым пламенем. Рисса успела заметить, как переплеты книг засветились разными цветами.

— Самая обычная библиотека, — подтвердил Нламинер. — Как и все смотрители маяков, здешний тоже предпочитал книги по магическим дисциплинам.

— Осталось только найти этого смотрителя, — проговорила Рисса. — Здесь занимались чем-то… неправильным… — Нламинер посмотрел на нее. — Трудно описать это словами, но весь маяк создает впечатление очень больного места.

Несколько секунд они молчали.

— Ну что, спускаемся в подвал? — спросил Нламинер, отряхивая руки, — Здесь все равно за несколько минут ничего не выяснить.

— Солнце садится, — было ему ответом. Нламинер оглянулся. Рисса стояла у окна. Солнечный диск начал тонуть в море; горизонт вновь нахмурился черными грозовыми тучами. Похоронные песни слышались изо всех щелей.

— Возвращаемся в пещеру, — скомандовала рептилия резко. — Ничего не говори. У нас очень мало времени!

Пораженный, Нламинер послушался. Со всех ног они пустились вниз — по заваленным хламом лестницам, по мрачному залу, мимо фонтана, из которого сочилась вязкая слизь. Дальше, за ворота, и вниз по Лестнице. За их спинами что-то хрустнуло, словно раскололись сами небеса, и леденящий порыв ветра едва не сбросил их на острые камни внизу. Меньше чем за минуту они втиснулись в пещерку, и Рисса хлопнула ладонью по шершавой глыбе:

— Помоги мне открыть!

Могучая скала неожиданно подалась и плавно повернулась на невидимой оси. Узкая лестница свивалась в петли, прижимаясь к стенам широкого каменного колодца. Нламинер взглянул в провал шахты, и голова его закружилась.

Рисса не дала ему насладиться впечатлениями. Только когда камень за их спиной вновь загородил проход и прочный засов лег в выдолбленные щели, она опустилась прямо на крошащиеся от времени ступени и вздохнула.

Нламинер помолчал немного и спросил, понизив голос:

— Что там, снаружи?

— Не знаю, — ответила она и вновь вздрогнула. — Смерть. Может быть, что-то похуже. Вряд ли мы узнаем это.

Тусклое свечение стен скорее мешало видеть, чем помогала. Нламинер не решался зажечь магический огонек — что-то подсказывало, что не стоит сейчас употреблять магию. Впрочем, Риссе свет вообще не был нужен. Пары глаз на двоих вполне достаточно.

Они спускались вниз долго — так долго, что Нламинер потерял счет времени. Усталости не было; удивительная легкость наполняла его существо, и все происходящее было так похоже на сон, что он не раз щипал себя за руку.

Его неотступно преследовала тень звука — словно чьи-то когти скребли по камню где-то вдалеке.

Где-то, где смыкаются двенадцать изогнутых стен-лепестков, где ветер вечно кружит над головой, принося прохладу и свежесть, послышались шаги.

Кто-то, чей облик непрерывно менялся — становясь то мужским, то женским, меняя рост, возраст и даже расу, — кто-то неопределенный встал в зале и залюбовался (залюбовалась?) немеркнущим свечением каждого из лепестков.

Возле стены, полыхавшей всеми оттенками зеленого, стоял трон, высеченный из прозрачного камня. Искорки бегали в его глубинах — до чего, должно быть, неуютно и неловко тому, кто садится на этот трон!

Пришелец встал рядом и на миг принял облик путника, которого уже видел Хранитель святилища. Пальцы его пробежались по трону. Хрустальные звонкие ноты наполнили воздух и растаяли, а в глубине трона пробежала стайка искорок. Однако ничего более не случилось. Пришелец задумался, отчего по лицу его пробежала рябь, и щелкнул пальцами. Стена за троном протаяла, и открылся мост, уходивший куда-то в глубины. Трон вновь музыкально отозвался, и тьма, окружавшая мост, ожила звездными огоньками.

— Иногда подслушивать полезно, — проворчал путник себе под нос и шагнул на мост.

— …Ты не спишь?

Голос вырвал его из сомнамбулического состояния. Нламинер заморгал и огляделся. Обширная пещера открывалась перед ними. Гигантский купол в несколько сотен футов опирался на стройные естественные колонны. Небольшой бассейн в центре помещения был наполнен слабо светящейся водой — именно она порождала нестойкие, обманчивые светящиеся пятна, от которых радужно искрились стены и пол. Нламинер оглянулся. Никого.

— Проснулся?

В голосе звучало множество эмоций: немного тревоги, насмешка, сомнение… Чей это голос? Нламинер попытался ответить, но горло пересохло, и ни звука не вырвалось из него.

Тихие шаги позади.

— Ты меня звала? — смог наконец спросить Нламинер. Голос был чужим: глухим, очень низким, с едва различимым шипением.

Рептилия покачала головой.

— Нет, я ждала, когда ты очнешься.

— Кто же тогда говорит со мной? Тихий смех пронесся под куполом зала.

— Ты слышала? — резко повернулся он к Риссе.

— Нет, но я догадываюсь, что ты слышишь. Если хочешь совета — молчи. Видишь стражей?

Нламинер придирчиво изучал пещеру, но никого не заметил. На той стороне зала что-то мерцало в глубине камня, но подробностей не было видно. Он затаил дыхание. Шелест ветра, слабый плеск воды и биение собственного сердца. Никого больше.

Рисса засмеялась.

— Сделай шаг вперед.

Нламинер повиновался и едва не наступил на громадную ящерицу. Массивная, с гребнем всех цветов радуги, рептилия надменно взирала на него снизу вверх и не двигалась. Нламинер заметил, насколько велики ее когти, и замер неподвижно. Существо лениво сдвинулось, освобождая проход — и вновь замерло. Тут же Нламинер увидел его сородичей. Несколько десятков их ползало по пещере, то и дело сливаясь с камнем. В длину они были не менее десяти футов каждая.

— Если стража здесь, значит, нам повезло, — заметила Рисса, осторожно пробираясь к водоему. — Но везение может кончиться в любой момент. Пойдем, тебе тоже будет интересно заглянуть в воду.

— Что за стража? — Мысли у Нламинера совсем перемешались. — Где мы?

Но вопрос остался без ответа. Рисса бесшумно скользнула вперед, мимо расступившихся ящеров. Ступая за ней, он заметил острые шипы, которыми венчались гребни, и содрогнулся. Не хотелось бы разозлить этих забавных существ…

Рисса подошла к водоему, зачерпнула ладонью воды и выпила. Жестом предложила своему спутнику сделать то же самое. Нламинер неохотно подчинился: его магическое чутье было слепо в этом глубоко скрытом месте, и это нервировало его. Становилось ясно, как сильно он зависит от магии. Принюхался. Нет, ничего подозрительного. В конце концов он решился и выпил пригоршню воды.

Ничего не случилось. Только серебряные иголочки принялись покалывать виски. Слегка закружилась голова, и Нламинер уперся ладонями в полированный камень, чтобы не упасть.

Вода неожиданно потемнела, и мгла забурлила в ее глубине.

Вначале был только мрак. Без имени, ощущений и мыслей. Ни времени, ни пространства — лишь кружащаяся тьма и беспомощность. Вечность длилось это непереносимое ощущение, и мгла взорвалась яркой, болезненной вспышкой, выбросив его наружу, опаленного и задыхающегося.

Он стоял на границе тьмы и света; сполохи то и дело разрывали тьму позади, отбрасывая мечущиеся, размытые тени. Голоса, безумные, визгливые и ужасные, разрывали мрак, то ли выкрикивая проклятия, то ли читая невероятно нескладные стихи. Он сделал шаг вперед, но полоса мрака, качнувшись, поползла следом.

— Где я? — сказал он сам себе, и голос неожиданно гулко прокатился по окружающей его пустоши.

Мгла догнала его, и вновь послышался хор голосов… Он то приближался, то отдалялся, но звук его замораживал сердце ужасом.

Он побежал вперед. Мрак, очнувшись от спячки, последовал за ним. Под ногами клубилась едкая коричневая пыль; сухой, лишенный всякой влаги воздух сжигал легкие, но надо было двигаться.

На бегу он попытался понять, как попал сюда, — и не смог. Попытался вспомнить, кто он, — и не нашел имени. Память была пуста. Он осознавал, что думает, но не мог понять, на каком языке.

Хохот родился из пустоты в его памяти, и, оглянувшись, он увидал свою призрачную, прозрачную копию, что едва передвигала ноги, волоча за собой полосу тьмы.

Он остановился и закрыл ладонями глаза. Сердце отбивало глухой ритм, и каждый миг он ждал, когда голоса вновь настигнут его.

Но порыв ветра рассеял иссушающий зной, и земля дрогнула под ногами…

Он шел, не заботясь о том, что его могут заметить, и ножны его меча поблескивали из-под складок плаща.

Волосы были заплетены в четыре короткие косички и скреплены серебряной скобой, символизирующей смертельную месть. Шаги гулко отдавались в пустоте просторного туннеля, и все указывало на то, что цель близка.

…Гнев его был велик, и указание божества было недвусмысленным: настигнуть противника любой ценой. Пощады свыше в случае промаха не будет. Тем не менее все указывало на то, что на сей раз испытывать терпение божества не придется. Знаки на стенах, тепло, что двигалось навстречу из глубин прохода, говорили не менее красноречиво, чем надпись «Твой враг здесь».

И вот потолок принялся вздыматься вверх, стены раздвинулись, и две изящные статуэтки, изображающие танцующих драконов, встали по обе стороны от спускающихся в слабо освещенные глубины горы ступеней. Лестница была колоссальна. Даже самый крупный горный тролль смог бы пройти здесь, не задев макушкой свода.

— Я пришел, — заметил пришелец и выхватил свой меч. Два взмаха — и статуэтки раскололись, осыпаясь блестящим дождем. Левая рука начертала в воздухе затейливый знак — и огонь обволок осколки статуэток, обращая драгоценный камень в отвратительный пепел. Что-то глухо шевельнулось в глубинах, словно сама гора заворочалась во сне, и стихло. Пришелец рассмеялся.

— Я не горд, Ливайер! — крикнул он в распахнувшийся исполинский проход. — Я сам спущусь к тебе, коль скоро ты трусишь.

Он пустился бегом по длинным и прочным ступеням, и светящиеся камни стен отбрасывали зловещие блики на его клинок.

Спустя несколько минут сумасшедшего бега лестница неожиданно кончилась, и просторная комната необъятных размеров раскрылась впереди. Многочисленные черные проходы испещряли стены.

Из тени вышел огромного роста человек, облаченный в просторную мантию. Шлем на его голове скалился драконьими зубами, в руках его горел невыносимым сиянием кривой посох. Губы гиганта скривились в снисходительной усмешке.

— Что ты станешь делать в этот раз, Шайар, если я ускользну? — громыхнул он и стукнул посохом об пол, отчего трещины зазмеились по полу, окружив его зловещей паутиной. — Ты утомляешь меня. Не надейся, выкупать свою жизнь я не стану. Мне проще уйти от тебя, тогда твой жалкий бог сам накажет тебя. Что скажешь? — И гулкий хохот потряс стены.

— Ты продолжаешь осквернять чужие храмы и уничтожать тех, кто ничем не оскорбил ни тебя, ни твоего бога. Рано или поздно вы оба пожалеете об этом. Пока же подумай, не стоит ли сдаться — пока еще есть время.

Шайар извлек кинжал из складок плаща и поднес светящееся лезвие к затылку. Его оппонент наблюдал за этим, сохраняя на лице усмешку.

Шайар отрезал все свои косицы и швырнул их на пол между собой и противником. Со вспышкой они исчезли, и стены комнаты со скрежетом покачнулись. Не изменившись в лице, Шайар переломил свой меч и презрительно выбросил его обломки за спину.

— Теперь только один из нас покинет эту комнату, Ливайер, — проговорил он безразличным тоном, и противник его вздрогнул. — Позаботься об обороне, если только ты не решил положиться на милость моего повелителя.

Не обращая никакого внимания на своего оппонента, Шайар принял ритуальную позу и начал исполнять сложные фигуры танца. Свет в комнате померк, и по мере того, как движения его ускорялись, зловещее синее сияние начало разливаться по клинку кинжала. Не дождавшись конца танца, противник его что-то прорычал и взмахнул своим жезлом. И исчез.

Шайар завершил свой танец, и свечение кинжала поблекло.

— Не надеешься же ты вечно играть со мной в прятки, — крикнул он в дальний конец комнаты, где что-то тяжело шевелилось и грохотало. — Иди сюда, пора уже закончить наш спор!

Грохот, тяжелый топот и рычание были ему ответом. Судя по звукам, что-то очень большое мчалось навстречу. Дымка, повисшая в комнате, и слабое свечение стен не позволяли пока увидеть приближающуюся махину.

Улыбаясь, Шайар стоял на том же месте.

Он не сдвинулся с места, когда очертания дракона, несшегося на полной скорости, появились из дымки. Видимо, на сей раз противник решил не тратить попусту силы. Что может сделать человек против мчащейся лавины, хрупкий мотылек против ревущего смерча?

За несколько шагов до жертвы дракон подпрыгнул, выставив когти и разинув пасть, из которой выбивались отдельные огненные струйки.

Не переставая улыбаться, Шайар поднял руку, защищая лицо.

Дракон словно налетел на несокрушимую скалу. Движение ладони отбросило бронированного хищника на десяток футов, и дракон распростерся на полу, оглушенный.

С обезьяньей ловкостью Шайар вскочил на голову дракона и извлек полыхавший синим кинжал.

— Твой бог бессилен против справедливой мести, — сказал он. Струйки жидкого огня падали с клинка, стекая по шкуре дракона дымящимися ручейками. — Пусть попытается наказать меня.

Он с силой опустил кинжал, и ослепительная вспышка опалила искрящиеся стены.

С тяжело бьющимся сердцем Нламинер поднял голову и встретился глазами с Риссой. Непроизвольно он облизнул губы. Как хочется пить! Что же значили эти видения, настолько подлинные и правдоподобные?

— Ты что-то видел? — спросила она, и искорка удивления блеснула в ее глазах. — Впрочем, позже. Пойдем-ка повидаем хозяина этого водоема. Он ждет нас.

Нламинер осознал, что все ящеры выстроились в две шеренги, не оставляя им другой дороги. Их немигающие глаза вселяли в Нламинера тревогу, а улыбающиеся морды не придавали бодрости.

Несколько минут — и они, сопровождаемые эскортом, вошли в небольшую нишу. Там, поддерживая на кончике носа прозрачный светящийся шар, стояла статуя диковинной ящерицы, возвышаясь над их головами. Нламинеру казалось, что статуя постоянно пребывает в движении. Стоило отвести от нее глаза хотя бы на миг, и ее поза, казалось, менялась. Не отрываясь от своего пьедестала, статуя исполняла плавный непрекращающийся танец.

— Он что-то хочет сказать, — шепнула Рисса. — Жаль, что я его не слышу. Придется ждать.

Они стояли и смотрели на незримо движущуюся статую, пока вдруг отдаленный гул не проник откуда-то сверху. К их ужасу, статуя потекла струями густого светящегося тумана и испарилась. Словно тяжелый вздох послышался позади. Рисса обернулась. Никого. Пустой зал, ни ящеров, ни воды в бассейне. Темные стены сдвинулись, угрожая поглотить их в любой момент.

Нламинер не слышал ее удивленного возгласа. Перед его глазами все еще светилась надпись, что зажглась в глубинах прозрачного шара. Он прилагал все усилия, чтобы не забыть ни единого штриха.

— Пойдем, — потянула она его за руку. Голос ее был почти умоляющим. — Уйдем отсюда. Здесь теперь небезопасно.

Прежде чем уйти, Нламинер наклонился и подобрал оставшийся от статуи шар. Он лежал в груде щебня и стал совсем крохотным, не больше фаланги пальца.

Глава пятая

Утро выдалось дождливым. В их крохотной пещерке царил теперь такой же разгром, что и на маяке. Хорошо, что ничего из вещей не оставили здесь, подумал Нламинер. Несокрушимые, казалось, поленья каменного дуба множеством ароматных щепок устилали пол. Четыре рыбины, оставшиеся со вчерашнего дня, смердели так, словно пролежали неделю под солнцем. Чьи-то когти оставили многочисленные отметины на стенах — словом, надеяться на безопасность этого убежища теперь не имело смысла.

Нламинер изучал взглядом спину Риссы, сидевшей перед ним, и гадал, о чем она размышляет. Пытаться прервать ее в такие моменты — совершенно безнадежная затея. Ее концентрации могли позавидовать многие. Судя по всему, эта раса действительно живет в обеих плоскостях, подумал Нламинер, заметив, как размываются порой очертания ее тела. До того привычны к таким путешествиям, что совершают их почти непроизвольно.

Он встал, с хрустом потянулся и выглянул наружу. Ему делалось не по себе при одном виде косых струй, хлещущих по песку. Мех тут же промокнет, и придется потом расчесывать его битых полчаса, чтобы не выглядеть пугалом. Он принюхался. Ну разумеется, зарядило на весь день. Впрочем, не сидеть же здесь безвылазно только потому, что нет гребня…

Сегодня придется обосноваться на маяке, подумал он. Кто бы там ни обитал, ночевать больше негде. Только если новую пещеру вырыть. Так что развлечений им хватит на весь день: привести в порядок хотя бы одну комнату и исследовать наконец подвал.

Он сделал несколько шагов вперед и наткнулся на Риссу, сидевшую все в той же позе, но на первой выступающей из воды ступени Лестницы. От неожиданности он даже потерял дар речи.

— Тренируюсь, — обыденным тоном ответила она и чуть прищурила глаза, что означало улыбку. — Ну что, пойдем осматривать наш новый дом?

И она еще шутит, мрачно подумал Нламинер, вздрагивая, когда струйки дождя стекали ему за шиворот.

— Учитель Инлеир, — сказал юноша в потертом дорожном плаще, выходя прямо из стены комнаты. — Мне нужна ваша помощь. Срочно.

Маг обернулся, откинув капюшон, и некоторое время изучал посетителя. Тот сел, словно был с магом на короткой ноге, и, улыбаясь, продолжал смотреть на него.

— Мы не знакомы, — ответил ему маг.

— Не знакомы, — кивнул посетитель и превратился в точное подобие Инлеира. Превращение было на редкость плавным, и, на взгляд Инлеира, знакомая ему магия была тут ни при чем. Странное ощущение охватило его — словно что-то давно позабытое вертится на языке и никак не может оформиться в слова.

Два одинаковых мага бесстрастно разглядывали друг друга.

— «Ты спрашиваешь меня, где положена грань между добром и злом?» — вырвалось у мага как-то само по себе. — «Сами боги не могут сказать нам об этом. Одно и то же деяние предстает перед нами в разных тонах, и не хватило бы ничьей жизни, чтобы постигнуть его во всех оттенках».

Посетитель кивнул и подхватил текст:

— «Но говорим мы о человеке — великий праведник, и говорим о другом — великий злодей. Разве можно представить праведника, хоть раз отступавшего от тропы добра? Разве можно представить злодея, совершившего благой поступок?»

Инлеир сглотнул. Неприятное теперь ощущение усиливалось. Он видел раньше этого странного гостя, но когда и где это было?

— Ты ищешь мне имя, маг Инлеир, — нарушил молчание посетитель. — Не торопись искать его, поскольку не узнаешь его никогда. Ты ответил на первый мой вопрос, и я вскоре покину тебя.

— Вопрос?

— Вопрос. Иногда на вопрос можно ответить, не зная, что он задан. Ты думаешь, что я морочу тебе голову, маг, но ты, по крайней мере, знаешь, кто ты и что делаешь. Я — не знаю.

Инлеир пошевелил пальцами руки, и сидящий перед ним его двойник исчез, чтобы через миг появиться вновь.

— Я не иллюзия, — ответствовал двойник с укоризной. — Последняя просьба, маг. Сейчас ты увидишь несколько лиц. Скажи, кто из них тебе знаком, и я перестану докучать тебе.

Потекли целые потоки лиц, совершенно незнакомых Инлеиру. Некоторые из них казались отдаленно знакомыми, остальные он видел впервые. Остальные части тела двойника не подвергались превращению. Только голова непрерывно меняла форму, вид, выражение. У славящегося своей выдержкой мага по спине поползли мурашки.

Наконец среди потока лиц мелькнуло одно, весьма знакомое, и пальцы Инлеира дрогнули.

— Благодарю, маг Инлеир, — поклонился ему тот самый юноша, который недавно вышел из стены. — На прощание скажу: готовьтесь к неприятностям.

Гость кивнул и шагнул к окну. Его силуэт размылся и разошелся туманными струями.

С гулко бьющимся сердцем Инлеир нащупал хрустальный шар. Обыденно сказанные прощальные слова испугали его впервые за двести двадцать последних лет. Неплохо было бы спросить своих коллег о новостях. Было бы обидно последним узнать о конце света.

Напротив «библиотеки» нашлась сравнительно целая комната. Если не считать выбитых стекол, ее обстановка вполне годилась для использования. Дверь можно было запереть, а из окна — либо спрыгнуть на крепостную стену, либо взобраться на крышу.

К полудню они закончили наводить порядок и разделились. Нламинер отправился в библиотеку и сел, размышляя над увиденным в шаре начертанием. Он перенес его на бумагу, попытался перевести с шести известных ему языков, применял для этого магию — бесполезно. Либо не было никого, кто говорил бы на этом языке, либо это — шифр, знак смысла, ключ к замку, который ему неизвестен.

Рисса отправилась в подвал. Крыс и прочих обитателей заброшенного строения она не боялась, а ничего более существенного там не ощущалось. Проходя мимо фонтана, она очистила источник, и мерзкая слизь исчезла. Правда, у воды еще держался неприятный запах и странный вкус, но ядовитой она больше не была, и ладно.

За прошедшее время трещина в астральном видении вроде бы исчезла, но основания для тревоги остались. Как и Нламинер, она ощущала смутно чье-то неусыпное внимание, чье-то ухо, стремящееся подслушать мысли, чьи-то глаза, постоянно сверлящие спину.

Ни ей, ни Нламинеру не снились сны в эту ночь. Ничего странного, не каждый раз доводится их видеть. К тому же каменная лестница — не самое удобное места для отдыха. Размышляя, она спустилась по ненадежной, рассыпающейся лестнице в сырой мрак подвала и осмотрелась.

Ближайшая дверь, судя по запаху, вела в кладовую с запасами пищи. Заглянув внутрь, она увидала то, чего следовало ожидать. Взмах рукой — и заросшие плесенью сундуки, коробки и мешки осыпались прахом, перестав источать немыслимое зловоние. Крысы прятались кто куда, стоило ей приблизиться. Чего они боятся? Осторожность — одно дело, а панический страх — совсем другое. Что их так напугало?

Вторая дверь вела к водоему, из которого, вероятно, питался и фонтан. В нем тоже завелась живность, но неопасная, и Рисса не стала задерживаться здесь надолго.

Третья дверь, массивная, окованная медью, отказалась поначалу открываться, несмотря на все ее усилия. Рисса произнесла несколько слов, отдававшихся эхом в низком помещении, и хлопнула по двери. С грохотом та отворилась, ударившись о стену и осыпая зелеными хлопьями все вокруг.

За ней лежал длинный проход, оканчивавшийся оружейным складом. Ни мечи, ни алебарды, ни доспехи, ни порох уже не заслуживали никакого внимания. Как и наверху, запустение было полным. Но этого просто не должно быть! Исчезновения искателей приключений, что привыкли лезть в разверстую пасть по доброй воле, случаются часто, но катаклизм подобного рода не мог пройти незамеченным!

Рептилия постояла среди едкого воздуха хранилища в окружении груды ржавого железа, тщетно пытаясь понять, что за несчастье постигло маяк. Память подсказала ей: пятьдесят лет назад остров покинут, оставалось только селение для добытчиков обсидиана. И все. Оборудование и вещи были вывезены с острова. Да, но откуда тогда огромное количество сгнившей провизии? Откуда книги, каменный дуб, останки, что валялись в пещерке? И где все те люди, чьи вещи разбросаны повсюду? Ни одной косточки им не попалось ни в одном из помещений.

По возвращении на материк надо организовать следствие, подумала Рисса, возвращаясь наверх, к дождю и свежему воздуху. Что-то здесь нечисто. И, как назло, только голые руки. Впрочем, нет: голова и руки. Даже две головы.

Она вышла из-за внешних ворот маяка и направилась к Лестнице.

Нламинер сидел и перелистывал обширные журналы смотрителей маяка. Помимо пяти потрепанных тетрадей, остальные книги были набиты какими-то странными символами, загадочными рецептами, неизвестными заклинаниями.

Подборка была на редкость странной. Предположим, что журналы подлинные — их состояние и содержание вроде бы похожи на правду. Уход за светильником — огромным шаром, который поглощал солнечный свет, а по ночам щедро выплескивал его обратно, — был весьма условным, и магов среди смотрителей не имелось. Когда остров перестал быть крепостью, на нем оставались постоянно еще двое: помощник смотрителя и слуга. Судя по содержанию записей, служащие здесь были довольны своими постами, и ничего примечательного за все сто двадцать лет работы маяка не происходило. Правда, было слабое землетрясение девяносто семь лет назад. Ничего не разрушено, никто не пострадал.

Записи обрывались датой пятидесятитрехлетней давности и припиской: «Все имущество и ценное оборудование вывезено». Шар, конечно же, оставили. Интересно, кто его расколол? Нламинер уже поднимался на крышу: в гнезде лежало четыре осколка, на которые распалась некогда идеальная сфера восемнадцати футов диаметром. Молнии били в нее и раньше, без особого ущерба. Так что же случилось? Еще одна загадка.

Итак, пятьдесят лет назад кто-то возвращается на остров, приносит с собой груду магической литературы, обосновывается здесь и никому об этом не сообщает. Затем в один прекрасный день что-то происходит, все в ужасе покидают остров, круша по пути все подряд, и опять-таки никого это не настораживает! Спина его похолодела. Неожиданно Нламинер перестал ощущать себя в безопасности. Какие-то странные действа происходили и продолжают происходить здесь по ночам, уже много лет подряд, и никому нет до этого дела! Божества Хаоса? Вряд ли, их культы вне закона — да и Рисса почуяла бы неладное. Уже более двух сотен лет прекратились войны между различными расами Ралиона. Но можно ли назвать миром то, что происходит здесь? Он рассеянно листал книги, поражаясь обширной коллекции заклинаний, в них заключенной, когда дверь позади скрипнула. Он обернулся. Рисса прошла мимо него и опустилась на скамью. Чешуя ее была мокрой от дождя.

— Я нашла кладбище, — сказала она безразличным голосом.

Вход на кладбище был скрыт в туннеле. Один из камней легко подавался и уходил внутрь. Просторный коридор вел вниз, постепенно поворачиваясь по часовой стрелке. Стены прохода были испещрены драгоценными камнями. Неясно, кто и зачем украшал таким образом проход, но вид у него, даже под слабым освещением магического «фонарика» поражал воображение. Миллионы огоньков загорались и гасли в стенах, сверкающей паутиной окружали смотрящего, затуманивали разум. Не раз и не два Нламинер, засмотревшись на огоньки, ушибался о стену.

После десятка оборотов проход завершился массивной двустворчатой дверью. Сложный барельеф был выбит на ней — двуногие хвостатые фигуры танцевали, сражались, склонялись перед кем-то; надписи на неизвестном Нламинеру языке были выбиты под каждой сценой. Как и коридор, дверь прекрасно сохранилась. Рисса остановилась и указала на щель между створками.

— Кто-то там был. Несколько лет назад, по меньшей мере.

Нламинер осторожно прикоснулся к одной из створок. Ничего особенного. Прохладный камень, отполированный ветром и временем… или сотнями прикосновений.

Ничто, кроме их дыхания, не нарушало тишины.

— Ты там была? Рисса покачала головой.

— Одной там небезопасно.

— Тогда почему ты решила, что это кладбище?

— Так здесь написано.

— Но откуда… — Нламинер осекся. — Ты что, уже видела надписи на этом языке? Рептилия кивнула.

— Сто пятьдесят лет назад. У нас на острове нашли похожее кладбище. Этим могилам не менее тысячи лет.

— Значит… — Мысли обгоняли одна другую. — Значит, это кладбище было здесь задолго до маяка и до извержения вулкана… Но, погоди-ка, как же тогда оно сохранилось? Считается, что весь город затонул при извержении!

— Как-то сохранилось. Мне интереснее было бы узнать, кто и когда здесь побывал. Ну что, заходим?

Нламинер кивнул и открыл створку. Его «фонарик» скользнул внутрь, осветив обширный зал, у стен которого располагались могилы. Не менее сотни, подумал пораженный Нламинер. Они сделали несколько шагов внутрь, и небывалая картина открылась их взгляду.

Все могилы были вскрыты. Все до одной.

Груды сокровищ — монеты, драгоценности, оружие, непонятные предметы — лежали перед каждой могилой. Лежали как попало, словно те, кто выбрасывал все это из захоронений, ни в коей мере не интересовались богатством. Там и сям валялись осколки костей, истлевших кусочков ткани — судя по всему, останки. И непонятный двойной крест был начертан на каждой надгробной плите.

— Никогда бы не подумал, что когда-нибудь увижу столько сокровищ разом, — произнес Нламинер и сразу же пожалел об этом. Взгляд, который бросила на него Рисса, мог бы обратить его в камень. — Что за странные грабители! Ничего не взяли. Что же тогда они искали?

Он сделал несколько шагов к ближайшей могиле, и двойной крест на ней слабо замерцал. Рисса поймала его за руку.

— Здесь и так хватает покойников, — сказала она холодно. — Мне сейчас потребуется твоя помощь. Посмотри, нет ли здесь чего-нибудь скрытого.

Зеленоватое свечение коснулось стен зала, и стал виден темно-пурпурный ореол, окружавший каждую могилу. У дальнего конца зала многие могилы были окружены непроницаемо-черными пятнами.

— Не подходи близко к могилам, — сказала Рисса и осторожно двинулась к центру зала. Пятна зашевелились, словно чуяли присутствие кого-то чужого, враждебного. Под потолком что-то слабо зашелестело и стихло. Нламинер осторожно шагал следом, стараясь не терять концентрации. Пятна гипнотически шевелились, разум готов был поверить в стон и шорох, исходящий из темных провалов. Когда они остановились, Нламинер оглянулся и не увидел выхода из зала. Ужас едва не сковал его по рукам и ногам.

— Дай мне руку, — донесся до него голос откуда-то с другого конца вселенной. Руку? Бежать отсюда! Бежать, пока изо всех могил не появились их рассерженные обитатели. Что может сделать смертный против того, что уже мертво?.. Словно порыв прохладного ветра пронесся под сводами его черепа, изгнав страх и беспомощность. Рисса встряхнула его, и наваждение рассеялось.

— Будь готов бежать отсюда в любой момент, — сказала она твердо. — И не отпускай моей руки.

Свободной рукой она начертала в воздухе знак, и двойные кресты на надгробиях зашипели, испуская черный густой дым. Невидимый прежде амулет со светящимся именем Нааты вспыхнул на ее шее.

Рисса что-то добавила на незнакомом Нламинеру языке, и пламя охватило надгробия, заставляя пятна пурпурного и черного извиваться и сокращаться. Вопль, слышимый не слухом, но сознанием, донесся отовсюду. Пол мелко задрожал, и камешки посыпались с невидимого потолка.

Рептилия начертала один из знаков своего божества, символ Моста, соединяющего мир живых и умерших. Надгробия взорвались бесшумными вспышками; рассыпаясь на миллионы сверкающих частиц, распались груды сокровищ. Нламинер почувствовал, как чудовищный водоворот забирает его жизненную силу, отнимает бодрость, энергию, ясность мысли. И «фонарик», и щит, выявлявший скрытое, сразу же исчезли; взамен зал озарился неровным зловещим синеватым свечением, что сочилось отовсюду.

— Бежим! — крикнула Рисса и потянула его за руку с такой силой, что едва не оторвала ее. Потолок и пол тряслись, камни с голову величиной сыпались дождем. Им едва хватило времени, чтобы юркнуть назад в тоннель, где тряска практически не ощущалась. Впрочем, спешка не помешала Нламинеру подхватить с пола переживший катаклизм меч в богато украшенных ножнах.

Он захлопнул дверь, и последний, самый сильный толчок сбросил их обоих наземь. Двери сорвались с петель и только чудом никого не придавили. За проемом теперь находилась пропасть; пыль густым туманом висела в разрушенном погребальном зале. Однако ничто теперь не давило на разум, не повергало в панику, не парализовывало ужасом. Нламинер посмотрел на густо запорошенную пылью подругу и рассмеялся. Она засмеялась в ответ. Смех этот, хоть и был не очень-то веселым, все же снял остатки напряжения.

— Анс-Шаар, — сказала Рисса, отряхиваясь и поднимаясь с пола. — Тебе всегда требуется встряска, чтобы прийти в форму. Спасибо, одна бы я не справилась.

Пока Нламинер с проклятиями вычищал из меха осколки камня, Рисса рассматривала меч. По клинку бежали сложные геометрические узоры, и изящные тонкие буквы были сплетены в одно и то же слово — оно повторялось на каждой из сторон клинка и на рукояти.

— Ну что же, — ответила она наконец, — хотя его сила практически иссякла, ты теперь вооружен. Кстати, тебе, возможно, будет интересно узнать, что меч называется «Покровитель».

Покровитель! Так назывался меч, с которым он тогда спускался по опустевшим улицам Сингары.

Рисса вернулась к проему и принюхалась.

— Так, здесь все кончено. Надеюсь, что, кроме нас, теперь некому бродить по ночам. Пойдем обратно, я хочу поскорее смыть эту пыль.

— Что теперь ты намерена предпринять? — спросил Нламинер, пока они взбирались по спиральному коридору.

— Решить, каким образом мы можем убраться отсюда, и пригласить тех, кому полагается решать подобные проблемы. Я Наблюдатель, не более. К тому же у нас нет ни сил, ни средств далее ворошить это гнездо.

Нламинер уловил ударение на слово «мы».

— Ты хочешь сказать, что могла уйти отсюда в любой момент? Рептилия кивнула.

— Но мне показалось, что тебе не хотелось бы заканчивать эту жизнь до срока, да еще в пасти у нежити. Анс-Шаар, — повторила она, и медальон на ее шее на миг засверкал маленьким солнцем.

Прежде красивые деревянные скамьи и столы теперь годились разве что на растопку. К вечеру погода совсем испортилась; шторм бушевал вокруг острова, молнии то и дело озаряли его безжизненные скалы. Впрочем, за закрытыми ставнями и возле растопленного камина было гораздо уютнее. В одной из ниш на здешней кухне нашлись масляные лампы и масло для их заправки — так что Нламинер читал со всеми удобствами. На ужин у них была все та же рыба, что, впрочем, доставляло беспокойство одному только Нламинеру.

Они смотрели на надпись, которую Нламинер безуспешно пытался прочесть.

— Загадка достаточно трудная, — признался он наконец. — Кроме того, если ее показало божество, вряд ли имелась в виду какая-нибудь мелочь. Всякий раз, как я пытаюсь ее прочесть… Впрочем, нужно показать. Напиши рядом что-нибудь на языке, который я не знаю.

Рисса задумалась и набросала несколько фраз, начертанием похожих на переплетение ветвей.

Нламинер кивнул и пошевелил пальцами. «Ветви» на листе бумаги ожили и сползлись во фразу на Тален: «Должен быть ответ». Надпись же, которую он перенес из глубин хрустального шара, попросту растаяла.

Воцарилось молчание.

— А если надпись нарушить?

— Как это? — не понял Нламинер.

— Нарисовать с дефектом. Опустить какую-нибудь линию.

— А что, это мысль! — обрадовался Нламинер. — Сейчас попробуем.

В слове было тринадцать букв. Нламинер набросал с десяток версий слова, опуская разные части разных букв, и вновь прочел заклинание. Сначала линии начали вновь тускнеть, но неожиданно на бумаге начали проступать слова Тален — обрывочные, с пропусками. Рисса склонилась над листком, захваченная происходящим, когда Нламинер ощутил резкий запах озона, наполняющий комнату. Говорить было некогда, и он прыгнул, увлекая Риссу за собой на пол.

Контуры букв на листке вспыхнули, накалились добела, и листок испарился с громким хлопком.

Пораженные путешественники выбрались из-под перевернутой скамьи и вернулись к столу. В некогда полированном мраморе его крышки теперь были проплавленные углубления. Семь незавершенных слов: «По…л тре… кни. а с…. вв…. с. ве… ал..»

Они помолчали несколько секунд.

— Ну что ж, сейчас повторим опыт, — рассудительно сказала Рисса. — Рано или поздно что-нибудь да увидим.

Нламинер кивнул, извлек новый лист и замер с пером в руке.

— Я его забыл, — произнес он гробовым тоном. Рисса присвистнула.

— А на других листках?

Нламинер принялся рыться в кармашках пояса и обрывках бумаг на столе и под столом, но все они были совершенно пусты.

— А я ведь специально записал его несколько раз, — сообщил он совсем упавшим голосом. Покопавшись в кармане, он извлек уменьшившийся шарик и некоторое время изучал его, прислушивался, вглядывался в глубины. Ничего.

Рисса положила руку ему на плечо.

— Пора отдыхать. Думать будем завтра, раз уж так получилось. Ложись спать, я пока постою на страже. Тем более что мне пока не спится.

Нламинер хотел было возразить, но затем кивнул и свернулся по-кошачьи у камина. Рисса задула лампу и села за стол. Надпись, проплавленная в камне, светилась оранжевым светом, постепенно остывая и сливаясь с фоном,

Что-то стонало и гремело под крышей. Хорошо, если просто ветер.

Глава шестая

Нламинер, прежде чем заснуть, вспоминал прошлое.

Тот день, когда они впервые встретились.

Возможно, это была ночь. Два дня спустя после того, как он с тремя спутниками штурмом взял небольшую сокровищницу — а воевать пришлось с уже знакомыми им птицами-кровопийцами, — так вот, с того момента мнения в команде разделились. Нламинер считал, что пора возвращаться. Известные ему карты себя исчерпали. Глубинные уровни города были абсолютно неизвестным лабиринтом. Самые нижние этажи, где выращивались ценные мхи и грибы и добывались минералы, вообще были тайной за семью печатями.

Тем не менее трое его спутников жаждали большего. Хотя с грузом сокровищ передвигаться было обременительно, они втроем энергично возражали против возвращения. Сингара казалась преодолимым препятствием. Когда выяснилось, что кровопийцы боятся огня, ничего не стоило придумать нехитрую тактику нападения на их гнездилище. Расправившись с двумя десятками смертоносных противников, поистине можно было считать себя героями.

Нламинер, однако, был настроен скептически. В конце концов договорились, что если в течение нескольких часов не удастся обнаружить что-либо стоящее, они повернут назад.

Нескольких часов не потребовалось. Спустя полчаса один из его спутников заметил предмет, спрятанный в трещине в нескольких футах над землей. Прежде чем Нламинер успел его окрикнуть, он полез в расщелину и извлек красивый золотой браслет, инкрустированный крохотными рубинами.

— Странный способ прятать ценности, — усмехнулся он, опуская добычу в мешок. — Никогда бы не подумал…

Договорить он не успел. Мощный удар гонга раздался над их головами, и все инстинктивно присели, озираясь. Мигом позже непроницаемый мрак опустился на коридор и послышалось глухое ворчание невдалеке.

Нламинер успел заметить, что ворчание доносилось из-за спины. Он приготовился зажечь магический свет и извлек своего «Покровителя» из ножен, но перепуганные приятели не стали его слушать. Не сговариваясь, наощупь они ринулись вперед, в совершенно незнакомый проход. Только чудом Нламинер не попал ни под один из ударов: в панике они беспорядочно отмахивались.

Нламинер, наоборот, побежал назад. Там, в десятке футов от него, была пустая кладовка, в которой можно было забаррикадироваться. Он заметил быстро приближающуюся пару горящих огоньков и бросился наземь. Вовремя: струя пламени пронеслась над ним, опаляя спину.

Нырнув в кладовку, он успел погрузить меч в несущегося мимо противника. Попал. Что-то со стоном рухнуло на пол. Нламинер едва успел подхватить оружие, как второе полотно пламени скользнуло мимо лица.

Откуда-то доносились вопли и лязг оружия. Некогда было обращать на это внимание: второе существо едва не вломилось в ту же кладовку. Сила его была чудовищной; Нламинер не смог опустить засов и старался, сдерживая скрежещущую дверь, перехватить меч поудобнее.

Сквозь щель внутрь ворвалась струя пламени, и «Покровитель» немедленно нагрелся так, что Нламинер выронил его. Оставался только кинжал. Если он не уложит противника с первого попадания, тогда конец, подумал Нламинер, уворачиваясь от очередного горячего приветствия.

В этот момент вновь что-то сместилось в голове, и время потекло быстрее. Нламинер заметил, как косматое, напоминающее низкорослого волка создание собралось, чтобы вновь всей массой обрушиться на едва державшуюся дверь. Он присел, повинуясь безмолвной подсказке, перебросил кинжал в левую руку и бросился вперед и в сторону в тот момент, когда противник с рычанием устремился внутрь.

Струя огня обволокла его руку, но он успел вонзить клинок по рукоять в глаз противника и перекатиться через него. Захлопнув за собой дверь, он выскочил в коридор. Левая кисть страшно болела, от запаха паленой шерсти мутило, но бой еще продолжался.

Впрочем, он ошибался. Бой был завершен. Судя по всему, противников было трое. Третий лежал чуть дальше, зарубленный, среди останков двух растерзанных им людей. Следы третьего человека — судя по всему, серьезно раненого — исчезали в одном из боковых проходов. Нламинер хотел было броситься следом, но услышал знакомое попискивание крылатых кровопийц и передумал.

Он едва успел вернуться в кладовку и опустить засов, как снаружи послышались шорох крыльев и воинственные крики птиц. Трясущиеся ноги плохо держали его. Опустившись в угол комнаты, подальше от трупа хищника (жар его тела чувствовался даже на расстоянии), он принялся бинтовать пострадавшую руку.

Почти сразу же после этого он погрузился в тяжелый сон без сновидений.

Рмаир, некогда младший жрец Нааты и — в далеком прошлом — воспитатель Риссы, умирал.

Шестьсот тридцать лет иссушили его телесную оболочку. Теперь он витал где-то в других мирах, время от времени возвращаясь в свое уставшее тело, что покоилось на груде высохших ароматных трав.

Где-то рядом продолжалась жизнь. Смутно, словно сквозь толщу камня, он слышал разговоры своих соплеменников. Жизнь продолжалась. Планировались спасательные экспедиции, собирались отряды для ликвидации очагов распространения нежити и многое другое — за свою жизнь Рмаир успел увидеть с десяток войн, боролся с загадочными эпидемиями и посланцами Хаоса, служил посредником при заключении мира и был наставником в магических и культовых дисциплинах.

Однако что-то тревожило старого хансса. Что-то несоразмерно огромное вторглось в смежные области астральной проекции — что-то, ускользающее от пристального внимания. Словно зыбкие пятна-призраки, что мерещатся в темноте, — стоит подойти поближе, и они исчезнут.

В его теперешнем состоянии любой дальний прыжок в астральном теле мог навсегда оборвать уже очень слабые связи с телом физическим. Не то чтобы Рмаир боялся или не торопился умирать: страж Моста уже пристально следил за ним, приближающимся к границе двух миров. Ощущение незавершенности своей жизни, ощущение опасности — вот что не давало ему покоя. Судя по всему, никто более не замечал очень тонкого изменения, которое открывалось его глазам. И это тоже было скверно.

Он парил над астральным двойником своего родного острова — Розового острова, единственного обитаемого места южного полушария, где некогда зародилась цивилизация хансса. Здесь все было в норме. Ничто из противодействующих сил не нарушало установленного соотношения. Вопреки распространенному мнению, нельзя полностью истреблять нежить, нельзя полностью подавлять зародыши Хаоса. Иначе их место займут другие — и может потребоваться немало времени, прежде чем новые нарушители негласных границ будут обнаружены. Так уже было, и истребление целых народов, опустошение огромных пространств — обычные последствия слишком рьяной войны с так называемым злом.

Трудно передать словами ощущения, что испытываешь в астральном теле. Пребывание в теле физическом похоже на жизнь глухого, слепого и парализованного человека после возвращения из астральной проекции. И все же здесь также нужно чувство меры. Печально кончается необдуманно долгое астральное путешествие. Физическое тело без носителя разума, атмана, служит легкой приманкой для всех бестелесных существ, что вечно скитаются, незримые, в обоих мирах. И тот, кто пропустит подобное нападение, либо обречен делить свое тело с чужеродным и враждебным сознанием — что обычно кончается плохо для них обоих, — либо становится сам вечным скитальцем, застрявшим в цепи перерождений, обреченным на непрекращающееся бессмысленное существование. Правда, поблизости от священных помещений, где сейчас пребывал — физически — Рмаир, ему нечего было опасаться. Как и многие другие хансса, остаток жизни он проводил, не обремененный страданиями разрушающегося организма.

Когда около него возник многоцветный сгусток — чье-то астральное тело, Рмаир приготовился строго выбранить самонадеянного подростка, что дерзнул отправиться в подобную экскурсию без надлежащего обучения. Цветом и структурой его сосед походил на молодого хансса.

Вернувшись в свое тело, Рмаир — к величайшему изумлению — застал в своей комнатке не хансса, но человека, закутанного в переливающийся плащ всех цветов радуги. Впрочем, это было понятно: в подземных жилищах хансса по человеческим меркам было прохладно. Непонятно было другое: как могли его сюда пропустить? Даже не всем соплеменникам был разрешен вход в иные комнаты, прилегающие к Храму… не говоря уже о людях.

— Почтенный Рмаир, — поклонился человек, — приношу извинения тебе и твоему почитаемому богу за это вторжение. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, я не стал бы тебя тревожить.

В двух словах гость описал то, что давно уже видел Рмаир, и то, что никто больше не замечал.

— Кто еще из твоих учеников мог бы заметить подобную брешь? Если их слишком много, чтобы вспоминать всех, то не скажешь ли, кто из них может быть поблизости?

Рмаир задумался. Его спутник сидел, и черты его лица порой менялись, словно оно существовало отдельно от своего хозяина.

— Ширанс, Наблюдатель на Змеином острове, — проговорил наконец хансса. — Орас, исполнитель особых поручений, Выжженный остров. Рисса, Наблюдатель области Оннд. Халиар, Жрец второй ступени. Остальные гораздо дальше. Этих же я еще вижу.

— Благодарю. — Гость встал, еще раз поклонился и начал таять в воздухе. — Похоже, я догадываюсь, что должен сделать. Тебя же, почтенный Рмаир, я попросил бы предупредить всех своих соплеменников, что приближается война. Не знаю, минует ли она Ралион.

Прежде чем совсем растаять, посетитель постучал по двери и испарился прежде, чем в комнатку вошли обеспокоенные служители Храма.

Риссе показалось, что кто-то осторожно царапает дверь их штаб-квартиры, и бесшумно и осторожно она скользнула к ней. Принюхалась. Ничего и никого. Оглянувшись, она увидела безмятежно спавшего Нламинера и, помедлив несколько мгновений, распахнула дверь.

За ней начинался огромный зал с величественной колоннадой; витражи высотой в несколько сотен футов изображали легендарных героев и разнообразных богов. Фонтаны рассыпали радужные потоки брызг, воздух был свежим и приятным. Солнца не было, но сквозь мозаичный потолок, что находился на умопомрачительной высоте, просачивался рассеянный, не слишком яркий свет. Рисса шагнула в зал и вновь оглянулась. Теперь она увидала две фигуры: Нламинера, дремлющего у тлеющих огоньков камина, и саму себя, сидящую за столом.

И вновь она не удивилась. Ощущения были близки не к тем, что она испытывала в сновидениях, а к астральным путешествиям. Присутствие могучей и неизвестной силы электризовало воздух, делало каждый шаг легким и воздушным.

У ближайшего фонтана она заметила низенькие скамеечки, достаточно высокие, чтобы хвост не мешал сидеть. Усмехнувшись, она села и принялась смотреть в радужные глубины фонтана. Каскад брызг окружал водоем облаком приятной прохлады, а шелест его не мешал размышлениям.

Время от времени она оглядывалась, наблюдая сквозь проем за собой и Нламинером, но «там» ничего особенного не происходило. В любом случае наблюдать за собой со стороны — необычайно впечатляющее зрелище.

— Я полагаю, что теперь можно поговорить.

Голос был глубоким, раскатистым и не принадлежал ни одной из известных ей рас. Она оглянулась в поисках говорящего, но никого рядом не заметила. «Там», на маяке, она устроилась поудобнее за столом.

— Кто говорит? — спросила Рисса. Ее собственный голос также оказался глубоким, вибрирующим, гораздо мощнее, чем прежде.

— Это не имеет значения, — ответил собеседник. — Пока не имеет. Мне нужно от тебя одно небольшое обещание.

Рисса молчала.

— Мне нужно, чтобы ты помогла своему… — голос помедлил, словно подбирал слово, — спутнику оказать мне одну небольшую, но весьма существенную услугу.

— Почему бы тебе не показаться?

— Не могу, — ответил голос, как показалось Риссе, с грустью. — Кроме того, это противоречит тем условиям, что я… — снова пауза, — должен соблюдать.

— Что это за услуга? — поинтересовалась Рисса. — И зачем, собственно, я должна ему помогать?

— У вас обоих редкое сочетание очень необходимых мне качеств. — Голос словно бы приблизился. Рисса осмотрелась — никого. — Впрочем, если вы окажетесь слишком строптивыми, — нотки угрозы прозвучали в голосе, — то я подожду кого-нибудь еще.

— Кого-нибудь еще, — повторила Рисса. — А что будет тогда с нами?

Ответа не последовало.

— Что будет с нами? — повторила Рисса. Зал словно взорвался перед ее глазами. Она была в знакомом ей месте, в одном из коридоров Храма Нааты на Розовом острове. Странные, несуразные признаки упадка предстали ее глазам. Коридоры обветшали и давно не убирались. Шаркающие шаги вокруг были неуверенными, словно принадлежали либо тяжело больным, либо старым существам. Она провела рукой по стене. Под густым покровом паутины открылась руна Нааты, знак Обновления. Знак сильно искрошился и распадался от прикосновения.

Рисса машинально прижала руку к своему амулету, знаку ее положения в иерархии культа. Амулет был прохладен и не действовал. Холодок прополз по животу, мысли спутались. Во имя всех богов, что здесь случилось?

Она поспешила вперед, к главному проходу, что вел к святая святых Храма — Залу Моста. По пути она замечала другие удручающие признаки запустения. Календарные надписи утверждали, что прошло несколько месяцев с того дня, как она получила просьбу навестить старый маяк и исследовать, что там происходит.

Зал Моста был переполнен. Там и сям стояли, сидели, лежали хансса — словно весь остров попытался разместиться здесь. Все они были необычайно, невероятно стары. Странно, что они еще живы!

Воздух в Зале был отвратительным — смрад разложения витал вокруг, словно присутствующие гнили заживо. Не видя вокруг себя ничего, охваченная ужасом Рисса попыталась протиснуться к центральному возвышению, где надлежало находиться Старшему жрецу. Там стоял какой-то старик в регалиях Старшего жреца, но поза его была бессильной, а взгляд — тусклым.

— Что случилось? — спросила Рисса. Голос был дрожащим, неуверенным. Старик поднял глаза.

— Вернулась, — сказал он едва различимым голосом, переходящим в шипение. Он что, тоже болен?

— Вернулась, чтобы наблюдать гибель своих соплеменников, — отозвался кто-то позади. — Довольна ли ты тем, что видишь?

Рисса закрыла глаза руками, но звуки и запахи продолжали ее преследовать. Все вокруг смолкло. Все смотрели на нее, но хранили молчание.

— Нет больше хансса, — продолжал жрец (бывший жрец?), сверля ее взглядом, — Никто из хансса уже не сможет отложить ни одного яйца. Наш бог изгнан, а сами мы прокляты. Может, ты скажешь, за что?

Рисса молчала. Она пыталась сосредоточиться на том, что все это — наваждение, но все происходящее имело невыносимый оттенок реальности, и ни одна попытка проснуться не помогала.

— Знаешь, — ответил все тот же незримый голос из-за спины. — Она знает, — продолжил он. — Мы все дорого заплатили за несправедливость. Что тебе стоило согласиться, перешагнуть через свою гордость?

Рисса задыхалась. Она увидела мертвые, распадающиеся в прах глаза изваяния Нааты, оскверненные и разбитые священные изображения, осознала, как тяжело давит на нее осознание вины…

Вины?!

Она отняла руки от лица. Она была вновь в Зале, позади открывалась дверь в настоящее, которое она недавно покинула, а перед глазами все еще стояло ужасное будущее, которое ей посулили…

Вины?!

Что-то неправильное было в видении будущего, которое ей предстало. Не было времени думать, что именно.

— Если ты угрожаешь, — сказала она с негодованием, прижимая руку к груди, — значит, ты не можешь нами управлять. Так что посмотрим, что предпринять. Я не стану давать обещания.

— Ладно, — согласился неожиданно голос. — Я не позволю вам никого позвать на помощь. А если будете упорствовать, я помогу вам подумать в таком месте, где других занятий у вас будет немного.

Фонтан неожиданно притих, а когда Рисса подняла глаза, вместо воды, чистой и прохладной, фонтан источал теперь кровь. Отвратительный залах гниения вновь коснулся ее ноздрей. Стены Зала поросли плесенью и мхами, а сверху стал сочиться кроваво-красный свет, скудный и скрадывающий обстановку.

Кривясь от отвращения, Рисса побрела по скользкому и липкому полу к едва различимым тлеющим уголькам по ту сторону видения. За спиной ее кто-то добродушно смеялся.

…Нламинер попался в ловушку.

Проход, по которому их компания пришла, оказался перекрыт массивной металлической решеткой — настолько тяжелой, что ему не удавалось ее даже пошевелить. Дождавшись, когда пернатые хищники умолкнут вдалеке, он прокрался в тот коридор, куда скрылся раненый, специалист по ловушкам по имени Нарри. Кровавый след вел в одну из комнат, где явно произошла схватка: на полу валялись останки нескольких птиц. Дальше следы продолжались, но уже без цепочки кровавых пятнышек. Нламинер некоторое время следовал за ними, пока не уперся в такую же массивную решетку.

Ладно, подумал он, раз уж он смог уйти, то и выбраться из города наружу ему будет не слишком сложно. Поднимать шум было бы небезопасно. Предыдущие отчеты ничего не говорили ни о птицах-кровопийцах, ни об огнедышащих «волках». Похоже, правы те, кто утверждает, что привычная спокойная жизнь — крайне хрупкое и недолговечное состояние. Стоило на несколько десятков лет покинуть город, как уже нужна по меньшей мере армия, чтобы очистить его от новых обитателей.

Сейчас он был вынужден красться, подолгу замирая у каждого нового перекрестка, прислушиваясь и принюхиваясь, стараясь экономить воду — ее оставалось дня на три, не более. В памяти осталось одно: город имеет достаточно простую планировку; самый широкий проход неизменно приводит к серии лестниц и подъемников, ведущих на другие уровни. Только нигде не говорилось, с кем или с чем придется встретиться, чтобы прорваться к одному из таких мест.

Таилась, правда, робкая надежда, что портал, соединявший некогда город с другими крупными городами Ралиона, все еще действует, — тогда он будет рад убраться отсюда куда угодно. Как сильно может изменить взгляд на жизнь пара-другая железных решеток, думал он. Нет их — и ты свободен. Есть они — и ты обречен.

…Десятки странных помещений — проходов, каморок, складов, жилых комнат и много чего еще прошло перед его глазами. Однако не было времени все это исследовать. Поразмыслив, Нламинер спрятал большую часть сокровищ, найденных ими, в той комнатке, где он отбивался от огнедышащих хищников. Труп последнего так и не пожелал расставаться с его кинжалом — пришлось выволочь его в коридор целиком.

На второй день осторожного перемещения по широкому проспекту — вероятно, некогда величественному и красивому — ему почудилось чье-то присутствие. Кто-то, без сомнения, был поблизости — судя по следам, по запахам, по непонятным знакам, нацарапанным на стенах. Кто бы то ни был, решил Нламинер, вряд ли его общество будет намного хуже теперешнего. Ни одну ночь ему не удавалось спать спокойно: непонятные звуки тревожили его, сотрясения пола, непрекращающееся болезненное свечение стен. Он начинал ощущать себя букашкой, ползущей внутри разлагающихся останков подземного колосса, куда стремились теперь самые отвратительные и невероятные твари со всего мира.

Следы вскоре потерялись — то ли исследователь глубин двигался какими-то тайными ходами, то ли попросту умел летать, — и впереди, там, где заканчивалась цепочка следов, коридор разделялся на три прохода.

Левый и правый были узкими, и оттуда тянуло ледяным сквозняком. Центральный постепенно подымался и сохранился явно лучше других. Подумав немного, Нламинер двинулся по среднему, по-прежнему прижимаясь к стенам, готовый в случае необходимости обратиться в бегство либо слиться со стеной, укрыться, переждать возможную опасность.

Никого не было. Он подкрался к двери, которой завершался коридор, и заметил буквы, что светились на ней. Его знание местного языка было слабым, но рядом была полустертая копия той же надписи на Тален. Выходило что-то вроде «..У..Т…. орт……» Вряд ли там было что-либо запрещенное или опасное — ни замков, ни предупреждающих знаков не было видно. Поколебавшись несколько секунд, Нламинер аккуратно приоткрыл дверь.

Просторный зал был пуст и безмолвен. Слабый запах озона витал в воздухе; девять полированных круглых возвышений находилось здесь — восемь у стен, одно в центре. Над тем, что в центре, висел сгусток черноты, от которого и исходил слабый запах озона.

Портал!

Впервые за множество часов Нламинер почувствовал облегчение. Держа меч наготове, он очень медленно двинулся в обход портала, готовый либо мгновенно прыгнуть в него, либо отскочить прочь, — насколько ему было известно, портал всегда предупреждал звуком о перемещении по нему.

Неожиданно он расслышал легкие, но несомненные звуки со стороны, противоположной той, откуда он вошел. Позабыв про портал, Нламинер кинулся вперед и распахнул дверь, что вела из зала дальше.

За дверью начинался новый проспект — просторный проход со сводчатым потолком, более чем в две сотни футов шириной. Сравнительно неподалеку что-то время от времени вспыхивало, и слышался звук, напоминавший шипение огромной разъяренной змеи. Плавающие в воздухе черные тени померещились ему, и, подняв засветившийся «Покровитель» перед собой, Нламинер бросился вперед.

Похоже, он подоспел вовремя. Низкорослая фигура яростно отбивалась от восьми или более теней, что окружали ее со всех сторон. Даже на почтенном расстоянии Нламинер ощущал ледяной холод, распространявшийся от призраков, и понял, что времени терять нельзя. Никакой кодекс ведения рукопашного боя не относился к подобным чудовищам, и он наискось перечеркнул одно из них, уворачиваясь от туманных «рук» тени. Вопль едва не оглушил его; меч проходил сквозь противника, словно сквозь густой студень. Тень, которую он поразил, распалась на черные фрагменты и рассеялась. Отбивавшийся отсалютовал Нламинеру, но тому некогда было отвечать на приветствие. Три тени насели на него, и не было времени ударить как следует.

Он осознал, насколько его неожиданный спутник мастерски владеет оружием: даже от трех теней ему едва удавалось обороняться. Спустя всего несколько секунд он начал замерзать и успел подумать, что, скорее всего, в этот раз попался по-настоящему.

Одна из теней безо всякой причины поплыла прочь, и Нламинер, прокатившись под двумя остальными, вонзил с размаху меч в отступающего противника. В этот раз «Покровитель» сильно нагрелся, и искры брызнули в разные стороны. Позади него послышался стон поверженной нежити, и это придало ему уверенности.

Вторая тень покачивалась у него за спиной, и он, успев поразиться ее беспечности, ударил снизу вверх. Но тут же в голове словно взорвалось пушечное ядро. Нламинер слабо осознавал, что меч, который он выпустил, медленно опускается наземь, среди лохмотьев разрушенной тени, и успел заметить призрачную длань, вновь занесенную для удара…

Чья-то сильная рука отшвырнула его в сторону и нарисовала в воздухе ослепительно вспыхнувший знак, от которого тень пошла рябью и испарилась. Та же рука посадила его у стены, и новый знакомый склонился над ним. Капюшон откинулся, и Нламинер увидел голову рептилии: светло-серая мелкая чешуя, внимательные желто-зеленые глаза и необычный, напоминающий аромат благовонных трав запах. Тут все пошло кругом, и непроницаемая мгла опустилась на него.

Очнулся он на свежем воздухе. Молот, сокрушавший его мозг изнутри, успокоился, и теперь только слабая боль в висках напоминала о случившемся. Нламинер сел и тут же пожалел об этом. Он схватился рукой за затылок и зашипел от боли, которая, казалось, вот-вот разорвет голову на части.

И ощутил сильный запах трав. Подняв взгляд, он увидел перед собой небольшую фляжку. Кто-то вложил ее в его непослушную ладонь и сжал пальцы. Ладно. Раз уж остался жив, почему бы не продолжить? Нламинер закрыл глаза и сделал основательный глоток. Вкус был резким, отрезвляющим, но не тошнотворным. Туман моментально рассеялся в глазах, и необычайная бодрость наполнила все его существо.

Нламинер попытался подняться и с удивлением осознал, что ни одна косточка не болит. Неподалеку лежал его «Покровитель», вложенный в ножны. Он оглянулся и встретился с уже знакомой ему парой глаз. Только теперь они были пронзительно-зеленого цвета. Показалось, что ли, успел подумать Нламинер и отступил на шаг от неожиданности.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Рептилия была без накидки, ее единственной одеждой был сплетенный из полосок кожи пояс, что служил одновременно рюкзаком и бог весть чем еще. Ему показалось, что на шее рептилии сверкнул небольшой амулет, но, взглянув еще раз, он не заметил ничего.

Все, что можно было бы предположить, — что его новая знакомая женского пола. Ростом она была чуть больше пяти футов, но не казалась хрупкой или слабой: Нламинер помнил, с какой силой она отбросила его прочь от врагов.

— Рисса, — указала на себя рептилия, — Рисса Талашесс анс Шиора.

— Нламинер, — отозвался Нламинер. Рептилия говорила на Тален, и лишь едва заметное шипение отличало ее голос от человеческого.

— Анс-Шаар, — произнесла рептилия и протянула руку ладонью вверх. Помедлив секунду, Нламинер осторожно коснулся ее своей ладонью.

Ему показалось, что ладонь на миг охватил огонь. В ушах возникла и угасла высокая музыкальная нота, а на шее Риссы вспыхнул и вновь стал невидимым небольшой амулет.

— Ты спас мне жизнь, — продолжала рептилия, усаживаясь у камня. Нламинер вновь повторил ее действие и сел поблизости. — Теперь мы… — рептилия словно подбирала слова, — союзники, если ты не откажешься от моей помощи.

— Не откажусь, — услышал Нламинер свой голос. Отчего-то он был страшно смущен и слова давались с трудом. — Помощник из меня был, правда, неважный.

Они помолчали, и Нламинера неожиданно охватила волна спокойствия. Окружающий его пейзаж словно только что стал видимым: горный склон, низенькие изогнутые деревья, трава, прохладный воздух и ватные островки облаков на небе.

И черная пасть пещеры на склоне.

— Что ты там делал? — неожиданно спросила Рисса, поворачиваясь к нему.

Поколебавшись всего несколько мгновений, Нламинер описал ей вкратце все события, что случились с момента, когда их компания вошла в юго-западные ворота Сингары. Рептилия терпеливо выслушала его и покачала головой.

— Весьма безрассудно. Это был первый раз, когда вы решились на такое приключение? — Глаза ее на долю секунды приобрели оранжевый оттенок. Нламинер кивнул.

Рисса некоторое время размышляла.

— То, для чего я сюда спустилась, еще не завершено. Могу ли я попросить тебя помочь мне?

Нламинер кивнул, не раздумывая.

— Предстоит весьма опасная дорога, — предупредила Рисса.

— Если бы мы не встретились, я вряд ли пережил бы этот вечер, — ответил он. — Я тоже обязан тебе жизнью. Так что я согласен.

— Отправимся ночью, — ответила она. — Разбуди меня, если что-нибудь случится.

И сразу же уснула, укрывшись от солнца в тени большого камня.

Никогда прежде Нламинеру не предлагали дружбу и доверие столь стремительно. Впрочем, что-то подсказывало ему, что подвоха ждать не следует. Нельзя сказать, на чем основывалось это ощущение. Он знал это, вот и все.

Постепенно проснулся голод. Стараясь вести себя насколько возможно тихо, он перекусил остатками своего дорожного пищевого запаса и наполнил флягу свежей водой, спустившись немного вниз: там журчал небольшой ручеек.

Вернувшись к камню, он уселся, опираясь о его нагретый солнцем бок, и постарался не думать о тревогах и радостях, что свалились так неожиданно в таком количестве. Спокойствие нарушал лишь оскалившийся голодной пастью вход в пещеру. Что-то скрывалось там — голодное, настойчивое, ожидающее своего часа.

Он просидел так, пока солнце не стало опускаться за горизонт. Сон не шел, но вся усталость мало-помалу прошла.

Человек в черном плаще мрачно поднимался по Лестнице; потоки дождя хлестали, едва не сбивая с ног. Ливень был теплым, земля под ногами кипела, превращенная в предательскую кашу, скользкую и ненадежную.

Задержавшись на миг у входа в разрушенное теперь кладбище, он поднял голову и увидел два забранных ставнями окна на втором этаже здания.

— Понятно, — буркнул он себе под нос. — Теперь начинается самое интересное. Пожалуй, надо позаботиться о внешности.

Если бы его увидел сторонний наблюдатель, то, вероятно, бежал бы в панике, даже если бы дело происходило и не на острове с неважной репутацией. С каждым шагом части тела идущего меняли вид, размер, положение; из рукавов высовывались то ухоженные кисти рук человека, то массивные короткие лапы рептилии, снабженные двухдюймовыми когтями; ступни то обрастали шерстью, то меняли количество пальцев. Если бы не дымка, которая в этот момент скрывала контуры пришельца, более жуткого зрелища было бы не представить.

Он поднялся на второй этаж (следов от него не оставалось) и прошел сквозь стену в комнатку, в которой путешественники разбили свой лагерь. Оглянувшись, он увидел в проеме приоткрытой двери зал с фонтанами и Риссу, сидящую у одного из них. Перевел взгляд на вторую Риссу, безмятежно глядевшую в окно, и покачал головой.

— Нехорошо подсматривать, — сказал он, наклоняясь над Нламинером, — но всегда приходится. И растаял.

— Вот мы и встретились, — сказал незнакомец, по виду — ольт, закутанный в переливающийся многими цветами плащ, выходя из-за камня, рядом с которым устроилась Рисса.

Нламинер остолбенел. Это не могло происходить! Во сне он невольно просматривал многие моменты из прошлого — так иногда удавалось решить проблемы настоящего.

Но этого персонажа не могло быть в его воспоминаниях!

Оглянувшись, он увидел, что все вокруг застыло. Деревья перестали шевелить листьями на ветру, птицы замерли прямо в воздухе, и ни ветерка не проносилось мимо него. Наступила абсолютная тишина. Лишь биение сердца нарушало ее. Присмотревшись, Нламинер осознал, что весь окружающий мир — кроме них с пришельцем — стал черно-белым, потеряв все остальные цвета.

— Иначе бы ты испугался и, чего доброго, проснулся, — пояснил пришелец. — А это ни к чему. У нас с вами впереди и так достаточно забот.

— Я узнал тебя! — с жаром выкрикнул Нламинер, позабыв обо всем на свете. — Ты направил меня с поручением на этот остров! — Он пошарил вокруг себя, чтобы взять свой походный рюкзак, и осекся. В этом сне его быть не могло.

— Действительно? — с энтузиазмом отозвался незнакомец и огляделся. — Очень интересно! И о чем же мы говорили?

Похоже, это действительно сон, причем, скорее всего, кошмар. Иначе как объяснить, что он видит такое? Нламинер встал и заглянул за камень. Та Рисса спала и своим черно-серым цветом нисколько не отличалась от камня, у которого лежала.

— Она не проснется, — заверил его пришелец. — Считай, что ее вообще нет. Не отвлекайся. Итак, о чем мы беседовали?

Может быть, подумал Нламинер, проще рассказать этой галлюцинации все, что она хочет? Тут он осознал, что понимает, что все происходит во сне, и — во сне, разумеется, — огорчился. В кои-то веки выпадает шанс видеть столь яркий и управляемый сон — и чем приходится заниматься!

Он вздохнул и рассказал все, что помнил. Память его была необычайно цепкой и достоверной. Когда он завершил свой рассказ, с негодованием глядя на собеседника, тот кивнул, совершенно удовлетворенный.

— Вот теперь я готов, — сказал он невпопад и поднялся с камня. Плащ взметнулся вверх радужной волной и растекся по высокой фигуре ольта.

— Что же ты хотел? — спросил Нламинер, который неожиданно понял, что сейчас этот загадочный посетитель его сновидений уйдет так же неожиданно, как и вторгся.

— Я не могу тебе это сказать, — ответил тот серьезно. — Сейчас я покину тебя, и наш разговор ты вспомнишь очень, очень не скоро. Мне не позволено давать тебе никаких советов, кроме одного: оставайся самим собой. Вы вдвоем — необычайно удачная пара. Все, что вам нужно, вы найдете сами.

— Подожди! — крикнул Нламинер, но контуры пришельца растаяли, словно дым. Закатные краски вернулись на свои места, ветер освежил его горячую голову, и, подняв ее с камня, он никак не мог понять, что могло его разбудить. Рисса спала рядом, закат стремительно переходил в ночь, и густая ночная тишина окутывала все вокруг…

Тишина!

Ни всепоглощающего пения цикад, ни песен птиц, ни редкого писка мелких зверьков, ведущих ночную жизнь.

Полная тишина взамен этого. Нламинер проверил свой меч — в полном порядке. Он тронул осторожно руку Риссы, и она немедленно открыла глаза.

— Тихо, — шепнул он. — Что-то не в порядке. Слышишь?

Он сделал выразительный жест и обвел молчащие окрестности. Повернувшись к Риссе, он вздрогнул: ее не было.

Позади него послышался шорох. Он обернулся и увидел полностью снаряженную Риссу. В руках у нее поблескивал жезл, вторую она подняла предостерегающе: молчи! Нламинер застыл и медленно повернул голову к пещере. Откуда-то из ее глубин доносилась угроза, не облеченная в слова.

— Отступаем вниз, — шепнула Рисса. — Здесь мы в ловушке. Старайся держаться на открытом пространстве.

Из пещеры потянуло холодом, и Нламинер увидел нечто, выползающее из мрака. Хотя размерами оно и не отличалось от их прежних противников, даже издали было заметно, насколько оно вредоноснее. Трава, над которой оно перемещалось, чернела и съеживалась; с деревьев поблизости черным потоком посыпались листья. Нламинер ощутил исходивший от них залах — запах болезни, гниения, порчи — и с отвращением стряхнул их с себя.

Тень помедлила, затем простерла к нему свои бесплотные руки и, казалось, произнесла что-то не ощутимое для слуха. От этих слов кровь потекла медленнее в его жилах и страх накатил на него удушающей волной. Однако тело его оказалось сильнее разума. Он следил, как, отступив на шаг, выхватывает «Покровитель» из ножен и становится в оборонительную позицию.

Наваждение прошло. Тень стояла перед ним, не решаясь касаться ярко сияющего острия оружия. Он всем телом ощущал тлетворные эманации чудовища, что продолжало высасывать жизненные силы изо всего, что находилось вокруг, — травы, деревьев, животных и его самого. Нламинер решился, и меч его скользнул к конечности призрака. Послышалось злобное шипение, и другая рука обожгла левую часть его головы. Нламинер ощутил, как ледяная боль пронзает голову, и едва не выронил оружие. Тень оказалась едва ли не проворнее своих меньших сородичей. Она была повсюду: туманные, смертельно опасные щупальца, казалось, заполняют все вокруг. Он отступал осторожно, парируя каждый возможный удар противника, но долго так продолжаться не могло.

Собравшись, он сделал глубокий выпад и погрузил клинок в черные глубины призрака. Меч застрял в вязком теле, раскалился добела и начал оплавляться. Нламинер даже не пытался его извлечь и откатился назад, судорожно хватая ртом обжигающе холодный воздух. Призрак яростно бил вокруг себя едва заметными конечностями и стонал на многие голоса.

В мертвенно-бледном свете, что исходил от испаряющегося оружия, стало видно, как из глубин пещеры появилось еще три таких же призрака. Риссы нигде не было, и Нламинер понял, что теперь-то он погиб. Тени развернулись цепью и заскользили к нему с ужасающей скоростью. Нламинер оглянулся: позади была пропасть. Тридцать футов для отступления. Потом — только вниз.

Он не успел заметить, как это произошло. Казалось, что солнце на миг взошло прямо над его головой. Ослепляющий, невыносимо горячий сгусток света повис между ним и призраками, от которых протянулись дрожащие длинные тени.

В несколько мгновений все было кончено. Тени съежились, поплыли неровными волнами. Запах свежести и грозы наполнил мир. Какое-то время Нламинер, видел все пространство вокруг одновременно. Рисса, притаившаяся среди деревьев, воздевшая руку к небесам. Тени, беспорядочно протянувшиеся во все стороны. Силуэты птиц, выхваченные вспышкой из темноты. Каждый камушек, травинка, каждый изгиб земли под ногами были пронзительно ясными и осязаемыми.

И все завершилось. Рисса вышла из-под укрытия и подошла к нему. Ее прохладные пальцы прикоснулись к голове, и ожог от призрачной руки перестал донимать дергающей, назойливой болью.

— Ничего страшного, — донесся до него голос — Дважды в день попасть под такое — не каждый выдержит. Еще два дня отдыха, и будешь в полном порядке.

— Почему ты не нападала раньше? — спросил он вяло. Боли не ощущалось, чувствовалась только невероятная усталость. Должно быть, действие травяного напитка закончилось.

— Надо было бить наверняка, — ответили ему. — А для этого требовалось выманить их всех наружу. Тебе это удалось.

— Тебе невероятно везет, — добавила Рисса после того, как он уснул. — Немногие пережили бы и один удар. Что ж, надеюсь, что ты поделишься своей удачей.

Глава седьмая

Ставни распахнулись, и свежий воздух ворвался внутрь, разгоняя гарь и прогоняя остатки сна. Нламинер поднялся с пола, щурясь и часто моргая. Рисса завтракала, сидя за столом. Ее чешуя еще не успела высохнуть от морской воды.

Он мысленно взвыл и пожелал, чтобы на этом острове водился хотя бы один заяц. Или сурок. Что угодно съедобное. Уж он бы выследил его! О боги, все сокровища Палнора за кусок хлеба!

Нламинер поднялся и заметил цепочку темных следов, ведущих от стола к двери. Принюхался. Пахло чем-то мерзким.

— Откуда это? — указал он на пятна в величайшем удивлении. — Я хотел сказать, доброе утро. Что здесь случилось ночью?

Рисса коротко рассказала о «встрече» с неизвестным, умолчав о втором своем видении. Нламинер осторожно подошел к двери и выглянул наружу. Разумеется, там был коридор и мокрые следы, тянувшиеся от лестницы.

— Нда, — вздохнул он. — У меня тоже был очень странный сон. Я… — Он замер. Темная пелена опустилась где-то в глубине его памяти. — Очень интересно. Я помню, что видел крайне странный сон, но не помню ни одной детали. Уже второй раз я забываю вещи, которые только что помнил. Как по-твоему, это нормально?

— Нет, — ответила она коротко.

— Все время хотел спросить. — Нламинер сел рядом, — Твоя магия может вернуть память?

— Иногда. — Рисса пожала плечами. — Ты действительно хочешь, чтобы я попробовала?

Он выдержал взгляд ее оранжево-зеленых глаз и покачал головой.

— Пожалуй, что нет, — ответил он, поджав губы. — По крайней мере, не сейчас. Сейчас я хотел бы заняться вон той надписью. — Кивок в сторону стола. — Или есть другие предложения?

— Мы тщательно осмотрели только две комнаты, — ответила рептилия. — Пока что мы не нашли ничего, что объясняло бы, почему нас заставили прибыть именно сюда. Кладбище разрушено, так что там мы ничего не узнаем. Подземный храм тоже разрушен.

— Храм? — удивился Нламинер. — Это был храм? Там, где водоем и ящеры? Чей же? Рисса вздохнула.

— Надо заняться твоим образованием. Это был храм Андринкса, Властителя Времени. Правда, он скорее не зависит от времени, чем повелевает им. Так что гордись, у тебя в кармане лежит знак на память от одного из величайших богов.

Нламинер покопался и извлек ключ. Тот самый, с той памятной встречи у святилища близ Анлавена. За прошедшие годы ключ не утратил своей привлекательности.

Рисса осеклась.

— Я говорила о шарике, который ты подобрал. Откуда у тебя это?

Нламинер вздохнул не менее тяжко.

— Похоже, нам предстоит рассказать друг другу множество вещей, — заключила рептилия. — Позже. Я пойду осмотрю здание. Кстати, не забудь позавтракать.

Нламинер положил шарик рядом с ключом и посмотрел на них. Куда ни глянь, кругом боги. Слишком много богов, надо признаться, для такого крохотного клочка суши.

Какая-то мысль шевельнулась в глубинах его сознания.

— Слишком много богов, — повторил он вслух и спрятал оба предмета.

Затем вернулся к камину и принялся разводить огонь.

— Учитель, что такоеАнс-Шаар? — спросил Нламинер у Инлеира три года спустя после своей первой вылазки в Сингару. Распрощавшись с Риссой через три недели после их встречи, он посетил почти все города Западного Архипелага, подрабатывая охранником и постепенно совершенствуя свою магию.

Так прошло еще шесть лет.

Собственно, Инлеир уже не был его учителем. По крайней мере, официально. Закончив первые три года обучения, Нламинер, как и его сверстники, находился перед выбором: остаться магом с начальными знаниями, вполне годными для мелких бытовых целей, или же поступить на более серьезные — и более ответственные — курсы. Вопрос был далеко не праздным, требования к студентам были высокими, но и времени на размышление давалось неограниченно много.

Инлеир откинул капюшон, под которым обнаружились короткие кудри серо-стального цвета. Глубокий шрам, начинаясь у правого виска, продолжался далее где-то под волосами. Он скрывает шрам, подумал Нламинер, несказанно удивившись такому жесту. Интересно, почему?

— Где ты это слыхал?

— Так мне сказали… несколько лет назад.

— Ага. И кто эта твоя новая знакомая? — Инлеир хитро прищурился, и огоньки зажглись в глубине его темных глаз.

Теперь настала очередь Нламинера удивиться.

— Откуда вы знаете, что это «она»?

— Сейчас объясню. Пока же ответь, ты пытался ее расспрашивать об этом?

— Нет, — честно признался он.

— Правильно. — Маг откинулся в кресле. Они сидели на одной из площадей, где Нламинер случайно заметил своего прежнего наставника. Само то, что вечно занятый маг спокойно проводил время за прохладительными напитками, было достойно удивления. Однако то, что Инлеир был настроен поговорить, и вовсе оказалось величайшей удачей!

— Скажу пока одно: твоя знакомая — важная фигура в их иерархии.

— В чьей?

— Хансса. Кстати, весьма многочисленная раса, но очень скрытная. Ты когда-нибудь замечал их в Оннде?

— Нет, ни разу, — ответил Нламинер, вспоминая Риссу. Положительно, ее соплеменники бросались бы в глаза в любом месте города.

— То-то и оно. А тем не менее их здесь тысячи.

— Не может быть! — вновь поразился Нламинер.

— Может. Кстати, Оннд — один из древнейших городов, и здесь представлены практически все расы. Тебе, наверное, кажется, что здесь только человекообразные расы, такие, как люди, ольты, найя, дарионы и некоторые другие. Однако здесь есть все. Просто не все их замечают.

Вернемся к твоему вопросу, — продолжил маг. — Насколько я понял, ты практически ничего не знаешь о хансса. При условии, конечно, что твоя знакомая ничего не рассказывала.

— Пожалуй, что ничего.

— Кое-что я знаю. Знаю, что их цивилизации несколько десятков тысяч лет, что живут они не менее шестисот лет…

— Шестьсот лет! — воскликнул Нламинер, облизывая клыки. Для него это действие означало крайнее удивление. Многие случайные свидетели, однако, воспринимали его клыки как демонстрацию несколько других намерений.

— …и имеют очень сложную систему взаимоотношений. Там сотни названий, в которые я не стану вдаваться. Очень большое внимание они уделяют представителям других рас. Тебе предложили очень своеобразные взаимоотношения… в Тален нет нужного слова… в общем, это сочетание одновременно личного друга, союзника, отчасти собрата по культу и кое-чего еще. Я сам не вполне понимаю их психологию — вероятно, никто, кроме хансса, ее не поймет, — но тебе дано весьма привилегированное положение в их сообществе. Не исключено, что это тебе еще пригодится. Такие вещи не делаются просто так.

— Надо же! — пробормотал Нламинер. — А откуда вы сами это знаете?

— У меня не менее высокое положение среди хансса, — ответил маг просто. — Когда-то я был у них послом. Еще во время войны на западе. Кстати, неподалеку от Сингары. Около ста двадцати лет назад.

Они помолчали несколько минут. На площади царило обычное оживление, но в небольшой закусочной на свежем воздухе, где они сидели, народу было немного. Нламинер время от времени бросал осторожный взгляд на прохожего, гадая, какое лицо скрывается на самом деле под видимым обликом.

— Я рекомендую тебе обратиться в городскую библиотеку, — сказал маг серьезно. — Почитай труды о хансса. Потерять их расположение не очень трудно, и было бы обидно попасть впросак по неведению. Я сам зайду туда и попрошу дать тебе доступ к соответствующим записям.

— Так эти сведения не для всех?

— К сожалению. Мы живем без войн всего лишь сорок три года. Возможно, что нам удалось наконец найти способ предотвращения межрасовых конфликтов, — но пока опасность сохраняется, будет и тайное знание, недоступное большинству. Впрочем, боюсь, что так будет всегда.

— Как мало мы знаем друг о друге…

— Вовсе нет, — возразил Инлеир. — Ты знаешь, на каких условиях было заключено последнее перемирие? Наблюдатели от всех рас, заинтересованных в прекращении войн на Ралионе, присутствуют во всех мало-мальски значимых населенных пунктах друг у друга. Явно или нет, как шпионы или советники, послы и прочее. Помимо всего, это должно свести к минимуму риск сговора и попытки вновь начать раздел территорий.

— Так что же выходит, не все расы заинтересованы в мире?

Инлеир вздохнул и посмотрел куда-то поверх Нламинера.

— Во-первых, не все считают необходимым как-то фиксировать свое мнение. Хотел бы я посмотреть на дракона, который снизойдет до подписания — хотя бы и формального — какого бы то ни было перемирия! Во-вторых, у некоторых рас нет понятия о едином управлении. В таких случаях мир подписывали заинтересованные области — княжества, королевства, называй как хочешь. В-третьих, некоторые расы рассеяны по всему миру и во многих случаях никогда не собираются в больших количествах. Не стану утомлять тебя другими подробностями. Нламинер вновь облизал клыки.

— А я-то считал, что мы живем в относительно спокойном мире. Не очень безопасном, конечно, но не в таком беспорядочном. Лучше бы я не спрашивал…

Инлеир поднял вверх указательный палец.

— Правило номер два, помнишь? Не следует стремиться получать сверх необходимости. Знать много о мире — значит пребывать в большем беспокойстве. Никогда не пересекай границы известного без веских причин. Пока что твое любопытство сходило тебе с рук…

«Я бы так не сказал», — подумал Нламинер, погладив побелевший после общения с нежитью мех на голове.

— …но когда-нибудь может и не повезти. Инлеир щелкнул пальцами и прислушался.

— Мне пора. Спасибо, Нламинер, за беседу. Пожалуйста, зайди ко мне в школу до отправления куда бы то ни было. Я, помимо прочего, Наблюдатель в Оннде, и все, что ты сочтешь нужным рассказать, будет очень интересно многим другим.

Они распрощались.

«Пожалуй, пока из города уезжать я не стану», — решил Нламинер, двигаясь не спеша в сторону гавани.

Поглазев на корабли и послушав свежие новости, он направился к ближайшую гостиницу, чтобы обдумать свои планы. Заработанного ему должно хватить на несколько месяцев, а за это время он найдет, чем заняться.

Он прошел всего лишь полмили, когда кто-то осторожно потянул его за руку.

— Я слыхала, что ты ищешь, чем заняться? — спросили его.

«По…л тре… кни. а с…. вв…. с. ве… ап..»

Нламинер очнулся от воспоминаний и понял, что уже час сидит, глядя на проплавленные буквы.

«По…л» — несомненно, «подвал». Это-то понятно. Если бы Рисса что-то обнаружила поблизости, она давно бы уже сказала. Стены достаточно тонкие, скрытых помещений над землей не должно быть — план маяка висит в нескольких местах здания, и ни одна копия существенно от других не отличается. Значит, что-то должно быть под землей. «Если только здесь нет порталов», — возразил внутренний голос. Нламинер поморщился. Пока лучше думать, что здешние подземелья, как и положено нормальным классическим подземельям, не меняют своего вида каждые несколько минут и что каждая дверь, сколько бы раз ее ни открывали, будет вести в одно и то же место. Правда, дверь из их комнаты вела ночью куда-то… Впрочем, это было что-то вроде сна.

«Кни. а» — книга? Третья книга? Где здесь есть книги, среди которых можно найти третью? Разумеется, напротив. Нламинер вышел на минутку в библиотеку и быстро вернулся. Понятно. «Третья книга слева вверху». Какая-то простая загадка…

Третьим слева — если считать полки, стоя лицом внутрь помещения, был объемистый том всяческих путевых заметок и описаний народов Ралиона. Нламинер посмотрел: издано сто сорок лет назад. Ну да, небось, полным-полно всяких сказок. Искать в такой книге что-то полезное и связанное с маяком?

На всякий случай он прихватил книгу, которая была бы третьей слева, стой он лицом в противоположную сторону. Это был справочник по наиболее известным архитектурным сооружениям Ралиона. Тоже очень полезный, несомненно. Тот, кто оставлял это послание, большой шутник.

Но вот последние слова никаких идей не навевали.

Он сидел, листая пожелтевшие страницы, поражаясь фантазии автора, смехотворным подчас воззрениям путешественников прошлого, когда появилась Рисса и села поближе к камину.

— Холодно, — сообщила она. — Очень холодно для середины лета. Ужасные сквозняки во всех этих комнатах.

Нламинер показал ей книги и сел, прислушиваясь к завывающему за окнами ветру. Рисса захлопнула ставни и вернулась к очагу.

— Иначе, — пояснила она, — и в спячку впасть недолго.

— Вы впадаете в спячку? — поразился Нламинер.

— В прошлом, — ответила она, держа руки у огня. — Будь со мной все мое снаряжение, мне и зазимовать ничего бы не стоило.

Нламинер посмотрел на останки мебели — последний запас дров. Дня на два хватит, не более. Что делать потом — совершенно неясно.

— Слушай, — повернулся он к Риссе. — Не может быть, чтобы здесь топили одними дровами. Даже когда здание еще не было разгромлено, потребовались бы тонны дерева! Что, его везли с Материка?

— Почему бы и нет? — пожала плечами она. — Один раз в год — не так уж и дорого, если речь идет о безопасности многих десятков кораблей.

— Но камин есть только в этой комнате! Как обогревались остальные? Рисса задумалась.

— Должно быть, какое-то центральное отопление. Я, правда, не помню, чтобы оно было на планах, но что в этом такого интересного?

Нламинер поднялся.

— Где-то в кладовках я видел зимние одежды, — сказал он, подбрасывая новое полено в огонь. — Поищу, может, там что-нибудь найдется.

— Отвратительная погода, — пробормотала Рисса, поворачивая хвост к огню. — Не хватало только замерзнуть.

Нламинер шел, сжимая в руках изрядно пострадавшую от воды, моли и времени меховую накидку, и прислушивался к каждому звуку. Снаружи уже бушевала метель. Если бы он не видел это своими глазами, нипочем бы не поверил. Позавчера — лето, жаркое и влажное. Вчера — осень, с опаданием листьев, дождями и непрекращающимся ветром. Сегодня — уже зима. Чертовски быстро идет здесь время!

Обратившись лицом туда, где должен был быть Континент, он прищурился, стараясь сквозь вращающийся снежный туман увидеть хотя бы один блик света, хоть какое-нибудь свидетельство существования цивилизации. Но тщетно.

Осколки путеводного шара на крыше время от времени испускали болезненный, неровный свет. Он выхватывал из снежного вихря фантастические, эфемерные картины, от которых становилось не по себе.

Он вернулся в их комнату и вздохнул с облегчением. Как тепло!

Рисса дремала у огня.

Нламинер постоял у окна и вздрогнул. Шаркающий звук донесся до него, словно из другой вселенной — так, что его можно было бы счесть игрой воображения. Он повернулся к Риссе. Та спокойно спала, практически беззвучно и неподвижно — как обычно.

Нламинер повесил на пояс ножны с мечом и выскользнул из комнаты. Сквозняк оплакивал что-то в концах коридора, и отдельные снежинки весело кружились в воздухе. Пыли на полу уже не было — пол был чист и даже, кажется, натерт. Скоро новый, снежный ковер украсит большинство здешних комнат.

Шаркающие звуки донеслись вновь, откуда-то снизу. Нламинер обнажил клинок и поразился: голубое пламя плясало по нему, то пригасая, то проносясь яркими волнами. Нламинер подобрался к лестнице и заглянул вниз. Никого. Ни теней, ни запахов. Он скользнул по каменным ступеням вниз и выглянул за угол. Одна из дверей была приоткрыта. Звук доносился изнутри.

Может, стоит все же разбудить Риссу? Ее чутье никогда прежде не подводило… за исключением тех случаев, когда она полагалась на его чутье. «Что-то с ней не так, — подумал Нламинер, стараясь ни звуком, ни движением не выдать своего присутствия. — Совсем уж врасплох ее не застать. Если что — подниму шум погромче».

Он вжался в стену и подкрался к косяку. Изнутри тянуло запахом горящих дров, пыли и чего-то еще. Слабый скрип. Свист ветра в щелях. Что там происходит?

Нламинер беззвучно возник в проеме. Кто-то, сгорбленный, закутанный в старую шубу, сидел за столом и медленно, словно с трудом, писал в старой потрепанной книге. В камине рядом едва-едва теплился огонь. Нламинер быстро огляделся. Что-то сродни видению Риссы. Очень настоящее, но… не настолько, насколько он сам. Впрочем, раз уж у нас тут летом зима, почему бы не появиться еще одному жителю?

Он медленно, шаг за шагом, приближался к сидящему. Сказалась многолетняя привычка. Ни одна половица не скрипнула под ногами, ничто не захрустело и не покатилось. В кресле сидел, видимо, человек: пальцы были узловатыми, почти коричневыми, но явно человеческими. Пальцы старика или тяжелобольного.

«Лето 102/4.», — прочел Нламинер из-за его спины, уже не сильно беспокоясь о своей безопасности. Он стоял чуть боком: если кому-то еще вздумается пробраться в комнату, он заметит пришельца. Сидящий же, судя по всему, не был опасен. Он прислушался и вновь осторожно наклонился над книгой.

«Метель и сильный ветер продолжаются уже третий день. Нет никакой возможности ухаживать за шаром: от холода я чувствую себя гораздо хуже. Если не прибудет корабль с топливом, то до конца лета я просто не доживу».

Сидящий неожиданно поднял голову и посмотрел Нламинеру в глаза.

Огромного усилия воли ему стоило не закричать от ужаса.

Мертвое лицо открылось его глазам. Оно выглядело так, словно в течение многих лет постепенно отваливалось кусками и недостающие части замещались первым попавшимся материалом. По всем законам природы человек с таким лицом не мог быть живым.

Человек поднялся из кресла и двинулся прямо на Нламинера. Тот, потрясенный, не сдвинулся с места, и случилось нечто странное: человек прошел сквозь него. Кряхтя (судя по движениям), взобрался на небольшую складную лестницу, чтобы поплотнее закрыть створку окна. Нламинер, не веря своим глазам, потрогал стол, украдкой пошевелил страницу книги, дотронулся до чернильницы. Все совершенно материально.

Человек подошел, сгибаясь в три погибели, к очагу, что-то беззвучно сказал и вышел прочь из комнаты. Поборов крупную дрожь, что не позволяла ему пошевелиться, Нламинер направился следом. Не было смысла таиться от старика: все равно он его не заметит.

Он двигался вслед за человеком, заглядывая во все комнаты, поражаясь произошедшим там переменам. Что-то тихонько стучало и бурлило на кухне — кастрюля, стоявшая на плите. Связка ключей лежала рядом с люком, закрывающим спуск в подвал. Человек с величайшим усилием открыл люк (Нламинер подумал, что тут-то ему и наступит конец) и исчез в темноте внизу. Вскоре там зажегся неровный желтый свет, и Нламинер поспешно спрыгнул вниз. Облачко пыли поднялось из-под его ног. Человек тут же обернулся (Нламинер отвел взгляд в сторону), посветил вверх и что-то произнес. Затем, покачав головой, скрылся там, где Рисса обнаружила сгнившие мешки с провизией.

Все там было чисто и аккуратно. Никакой плесени, никакого запаха гниения. А у самого входа был еще один люк (как это мы его пропустили?), в который человек и спускался. Нламинер подошел и заглянул внутрь. Внизу аккуратными рядами стояли какие-то бутыли, свертки, тюки. Пахло пылью. Человек тащил что-то скрежещущее. Вскоре он вернулся со своей поклажей к люку. Это была вязанка дров.

Нламинер привидением следовал за этим существом, все более проникаясь ощущением нереальности. Старик обошел все комнаты, наверху и внизу (заглянул и в ту, где по-прежнему безмятежно спала Рисса), и неожиданно вновь направился в подвал.

В этот раз он двинулся туда, где находилась оружейная. Зачем, интересно? С кем он собрался воевать?

Дверь распахнулась, но никакой оружейной там не было. Да и зачем такому сторожу оружие? Все пространство внутри занимали четыре огромных, высеченных в камне концентрических круга. Посреди черным туманным облаком висел портал. Изящная вязь неизвестного (дарионского — судя по начертанию) языка украшала каждый круг. Понять бы еще, что все это значит!

Человек поднял руку, и внешний круг осветился. Левой рукой старик принялся чертить в воздухе некий знак, контуры которого загорались ярким фиолетовым свечением. Нламинер видел, как шевелятся губы человека, но не мог угадать ни единого слова. Круг погас, и человек сделал шаг вперед. Новый знак — новые безмолвные слова — новый круг гаснет, и снова шаг вперед. Когда перестал светиться и последний круг, портал издал мелодичный звук, и Нламинер вздрогнул. То, что все действия старика были безмолвными, усыпляло бдительность. До чего же напряжены нервы! Он вытер пот с лица и осторожно выдохнул.

Человек постоял у портала, коснулся его рукой и, горестно опустив голову, отправился восвояси. Каждый круг чуть загорался, когда идущий пересекал его, а портал постепенно переставал светиться. Наконец старик исчез где-то наверху и заскрежетал люком.

Запустив крохотный магический «фонарик», Нламинер осторожно поднес руку к границе внешнего круга. Неприятное покалывание стало ощущаться на расстоянии нескольких дюймов, и острая боль — словно от нападения электрического ската — пронзила кисть, когда он попытался пересечь невидимый барьер.

Все понятно.

Дождавшись, когда замолкнут шаги наверху, Нламинер сдвинул люк в сторону и бегом бросился наверх, вознося молитвы всем богам, чтобы линии каждого из четырех знаков не стерлись из его памяти.

Немалых трудов стоило убедить Риссу, что все, увиденное им, действительно происходило.

— Мы здесь одни, — сказала она уверенно — Не считая, конечно, крыс и прочей мелочи. И были одни.

— Что мне, по-твоему, все это приснилось? — возмутился Нламинер.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Нам осталось только поссориться, — ответила Рисса дружелюбно, но с тончайшей ноткой холода в голосе. — Хочешь посмотреть?

Нламинер кивнул. Рисса взяла его за руку, и окружающий мир чуть-чуть расплылся.

— Закрой глаза и мысленно осмотрись, — сказала Рисса.

Даже с закрытыми глазами он увидел себя и Риссу — как два туманных, но вполне различимых силуэта. Где-то под ногами мельтешили многочисленные белые пятнышки. Нламинер попытался вглядеться в пятна — по очертаниям это были мелкие грызуны, какие-то ящерки, всякая мелочь. Смутные туманные пятна за пределами острова. Рыбы? Дельфины? Он не мог сказать точно. Рисса отпустила его руку, и окружающий мир вернул четкие контуры.

Нламинер разжал кулак, и они оба уставились на небольшой прозрачный шарик, что все это время лежал там.

— Вот как? — с удивлением произнес Нламинер и аккуратно уложил шарик обратно в кармашек. Рептилия, не мигая, следила за ним.

Цвета окружающего казались теперь куда более яркими.

— Пойдем посмотрим, — махнул он рукой. — Даже если здесь никого нет, я нашел место, где мы не были. И вот это. — Он помахал в воздухе листком бумаги с наброском каждого из четырех начертаний.

Рисса кивнула.

— Пойдем. Тем более что нам еще предстоит решать, как отсюда выбраться.

Где-то на северном берегу материка, возле того места, где кончаются обширные Лерейские болота, находится множество поселений. Порты там, хоть иногда и замерзают, неизменно деятельны, а поток посещающих их не иссякает.

Кое-кто из предприимчивых жителей пытается выращивать на болотах некоторые редкостные растения, грибы и мхи, кое-кто исследует самые гиблые места в поисках неожиданных находок. Постоянно движущаяся трясина, постоянная опасность, угрожающая жителям, — от болезней ли, что в изобилии подстерегают незадачливого путешественника, от редких, но ужасных обитателей трясин, от самих болот, что то и дело меняют свои границы, — все это никого не оставляет равнодушным.

Человек в сером, подбитом мехом плаще побродил по городу, что всегда несколько притихал по вечерам, прошелся по длинным торговым рядам и повернул к западной окраине городка Лерей. Посмотрев в сторону слоя тумана, постоянно плывущего над болотами, он углубился в лабиринт мелких, древних построек и не колеблясь направился к одному из домиков. У входа в него упражнялся жонглер. Жонглер был молод — лет двадцать с небольшим, — но самое поразительное, что с первого взгляда человек в плаще не смог понять, мужчина перед ним или женщина. Ни лицо, ни одежда — ничто не позволяло выбрать, как обратиться к улыбающемуся артисту. Он подождал завершения нескольких особенно впечатляющих каскадов, пару раз хлопнул в ладоши и сказал:

— Приветствую. Времени у меня довольно мало, и я сразу перейду к делу. Мне нужны твои хозяева.

— Хозяева? — удивился жонглер. Голос его (или ее?) также был бесполым. Человек в плаще покачал головой.

— В настоящее время я ни на кого не работаю, — продолжал жонглер, опускаясь на низенькую скамейку возле дома и вытирая пот со лба. — Может быть, вы ищете хорошего, профессионального артиста? Я с удовольствием поработаю на вас. Это лето — не лучший сезон.

— Я говорю о настоящих хозяевах, Шин-Арон, — ответил человек, внимательно наблюдая за собеседником. — У меня действительно мало времени. Мне нужно их увидеть.

Выражение лица жонглера не изменилось.

— Не вполне понимаю, о чем вы, уважаемый, — было ответом. — Кроме того, вы назвали не мое имя.

— «Там, где солнце не светит, где не светит луна, там мой мир и покой», — продекламировал человек и оглянулся. Никого не было поблизости. Когда он перевел взгляд на жонглера, тот держал в руке не горящий факел, а узкий поблескивающий меч. Улыбка по-прежнему держалась на губах, но глаза уже не улыбались.

— Тот, кто знает чрезмерно много, не всегда в состоянии справиться с грузом знания, — сообщил жонглер. — Известно ли тебе, уважаемый, что я теперь сделаю с тобой?

— Сначала я должен увидеть их, — повторил его новый знакомый. — Остальные проблемы можно обсудить позже.

— Забавно, — проговорил жонглер, опуская меч в ножны. Теперь вместо карнавального костюма он был облачен в какое-то подобие просторного халата. Ткань была почти черной и слабо шелестела при каждом движении. — Впрочем, почему бы и нет? У людей иногда бывают самые причудливые желания. Следуй за мной, странник, если не передумал. Или беги, если надеешься скрыться от меня.

Странник пожал плечами, откинул небрежным движением волосы со лба и вошел вслед за жонглером в полутемный дверной проем.

Угли в очаге еще тлели.

Эта комната была второй и последней жилой комнатой, в которой был камин. Судя по всему, подумал Нламинер, не для обогрева.

Настоящий обогрев осуществлялся как-то по-другому.

Рисса смотрела на камин широко открытыми — на этот раз ярко-желтыми — глазами. Она наклонилась над очагом, принюхалась. Скривилась. Столь же тщательно исследовала журнал для записей. Осмотрела всю комнату.

— Этот человек серьезно болен, — ответила она наконец. Нламинер был слегка разочарован. Рисса ничем не выдала своего удивления, никак не отреагировала на встречу с тем, что считала невозможным. — Очень странно… — Глаза ее вновь позеленели.

Они отправились в путешествие по маяку, посещая те комнаты, куда заходил таинственный старик. На плите (которая была еще теплой) остывала кастрюля с чем-то — на запах — вполне съедобным. Ни следа пыли, разорения, запустения. Подобрав ключи с пола, они спустились в подвал.

Рисса долго прислушивалась к чему-то, прежде чем позволила Нламинеру спрыгнуть в очередной люк. Спустившись туда, Нламинер не смог не издать возглас удивления.

Чего здесь только не было! Аккуратно перевязанные связки дров, от которых шел слабый смолиста запах. Кучи угля. Небольшая с виду печь, вмурованная в дальнюю стену. Помещение было низким, и Нламинеру пришлось пригнуться, чтобы не собирать макушкой паутину. Бутыли с маслом для освещения, какие-то другие фляги, бутылочки, свертки… Несколько сундуков, тщательно прикрытых плотной тканью. Откуда все это?..

Рисса направлялась куда-то в дальний конец этой потайной кладовки. Нламинер увлекся чтением запылившихся этикеток на бутылях и не сразу отозвался, когда его позвали. Он помог Риссе оттащить несколько мешков с углем. Обнаружилась небольшая выемка в стене, в которой валялось нечто, покрытое угольной пылью.

Рисса сдернула покрывало, и высохшее лицо, с обладателем которого Нламинер познакомился недавно, открылось их глазам. Он сглотнул и отступил на шаг назад. Изуродованные губы скривились в чудовищной усмешке, взгляда на которую хватило бы, чтобы самому сойти с ума.

— Закрой его, — прошептал он хрипло, схватившись за грудь, в которой неожиданно стало больно. Рисса не слышала его, осматривая останки, и Нламинер уселся прямо на пол, подальше от страшной находки.

— Он мертв уже несколько лет, — сообщила Рисса, отряхивая черную пыль с ладоней. — Что с тобой?

— Сейчас пройдет, — ответил он слабо.

— Убит ударом по голове. Странно, что он так хорошо сохранился… Впрочем, для нас это не представляет никакого интереса.

Она задумчиво рассматривала Нламинера, лицо которого по-прежнему было серым.

— Сейчас мы поднимемся наверх, — говорила она, помогая Нламинеру встать и добраться до выхода. — Ты запрешься в комнате, а я отправлюсь за помощью. Мне очень не нравится то, что здесь происходит, и, видимо, надо рискнуть.

Нламинер пришел в себя довольно быстро и до комнаты добрался уже своими силами. Там, усевшись на скамью, он наблюдал, как Рисса сцепила руки и пропела что-то, отчего все металлические предметы в комнате отозвались тонким хрустальным звоном. Улыбнувшись, она закрыла глаза. Над ее головой открылся светящийся изнутри «проход» и закрылся вновь, как только ее тело поблекло, стало прозрачным и рассеялось.

Почти тотчас Нламинер услыхал, как что-то словно шумно выдохнуло — так мог бы выдохнуть гигант, подслушивающий за крохотной дверью этой комнаты, который, забывшись, перестал сдерживать дыхание.

Дверь комнаты с треском распахнулась, и второй Нламинер, улыбаясь, с рукой, поднятой в приветственном жесте, вошел в комнату. За дверью открылась пустота; Нламинеру померещились мерцающие огоньки, туманности, шелест ветра.

— Вот мы и встретились, — сказал его двойник, усаживаясь рядом на скамью. Голос был, видимо, его собственный: слегка гортанное «р», едва заметные следы свиста. — Я не смогу беседовать долго, но в присутствии твоей назойливой подруги беседы бы вовсе не получилось.

Нламинер закрыл глаза и посидел несколько секунд, прежде чем открыть их вновь.

«Это я уже слышал», — чуть было не вырвалось у него. Однако внутренний голос, в котором он до сих пор ни разу не усомнился, посоветовал не говорить двойнику о предыдущем ольте, с которым не так давно довелось поговорить.

— Ты уже говорил с ней. — Нламинер говорил утвердительно.

Тот кивнул. Нламинер заметил, что двойник держится с достоинством, которое пристало бы королю. Одет он был весьма просто — такую же поношенную одежду носил он сам несколько лет назад. «Запомни это, — сказал внутренний голос. — Каждая мелочь имеет смысл».

— Так что же ты хочешь от нас?

— Ты когда-нибудь слышал о Суде Смертных?

Нламинер покачал головой. Кое-что он знал, но было интересно услышать это от чужака. Тот устроился поудобнее, насколько позволяла простая каменная скамья, и начал рассказывать.

Нламинер украдкой скосил глаза под скамью и облегченно вздохнул про себя. И он сам, и его собеседник отбрасывали тени, как и подобает нормальным людям. Может, хоть это не сон!

По словам чужака, Суд Смертных собирался в тех исключительных случаях, когда божества и им подобные силы не могли договориться самостоятельно без развязывания опустошительных войн во всех аспектах реальностей. Божества выбирали незаинтересованных лиц — тех, кто отличался бы ясным умом, но не имел бы никакого отношения к конфликту. В указанное время собирались все избранные судьи и выносили вердикт. Этот вердикт был окончательным, каким бы он ни был.

— Понятно, — кивнул Нламинер. — Но мы-то здесь при чем?

— Я предлагаю тебе стать одним из судей.

— Почему бы не попросить об этом как-нибудь проще? — Нламинер припомнил все странные события, что произошли в последнее время, и рассердился. — Если то, что происходило, — способ убеждать, то я скорее убежден не помогать тому, о ком идет речь. Или той. Не имеет значения.

— Боюсь, что ты неправильно понимаешь. — Собеседник вздохнул, но в глазах его блеснули огоньки, не ускользнувшие от Нламинера. — Не я… не тот, кто послал меня к тебе, сделал все это. Это работа тех из богов, кто не хочет, чтобы Суд состоялся. — Он нервно постучал пальцами по сиденью.

— То есть если мы выберемся отсюда…

— …То за ваши жизни я не дам ничего стоящего.

— А доказательства? Собеседник встал.

— Доказательства у тебя будут достаточно скоро. Но я очень бы рекомендовал тебе согласиться сейчас и помог бы тебе… помог бы вам обоим укрыться до начала Суда там, где никто вас не найдет.

Нламинер тоже встал.

— Я все же предпочту дождаться помощи и обдумать твои слова позже.

— До чего же вы, смертные, одинаковы. Ну что же, думай… Для этого у тебя будет достаточно времени.

— Как зовут того, кому нужно мое содействие?

Двойник промолчал. Он открыл дверь и ступил за порог, прямо в черную пустоту. И обернулся.

— Только на помощь извне я бы на твоем месте не рассчитывал.

Дверь с грохотом захлопнулась.

Почти немедленно у потолка открылся «проход» в никуда, и из него вывалилась Рисса. Она тяжело дышала, пальцы были сжаты в кулаки. Рисса взглянула в глаза Нламинера, и тот заметил быстро погасший в них красный огонек.

Ее молчание было красноречивее любых слов.

Зал был высоким, облицован темным камнем. Стройные колонны поддерживали его свод, витражи и гравюры украшали стены. Впрочем, обычно в этом зале было темно. Вот и сейчас в зале горел один-единственный огонек. Его неровный свет слабо освещал трехступенчатое возвышение и плоскую белую каменную плиту, на которой стояла небольшая ваза. Именно она и испускала слабое голубоватое свечение.

Человек в плаще уверенно двигался к огоньку сквозь темноту. Рядом с ним шел кто-то еще; не было необходимости всматриваться в силуэт. Он и так догадывался, кем был его сопровождающий.

То, что он ощущал, отличалось от ожидаемого. Никаких гротескных, уродливых очертаний, отвратительных запахов, потоков крови и груд костей. Благовонный дым и абсолютная чистота взамен. Интересно, кто здесь убирает? Металлические подковки на его сапогах чуть слышно клацали о камень и порой высекали искры.

Он подошел к возвышению, но не стал подниматься по ступеням. Его сопровождающий отстал по пути и затерялся где-то в обширной неосвещенной пустоте. Человек постоял, вслушиваясь и запоминая свои ощущения, и поправил волосы ладонью.

— Просто поразительно, — сказал он искренне. — Никак не ожидал, что увижу такое.

— Времена меняются, — ответил ему глубокий бас с той стороны возвышения, и фигура высокого, облаченного в тяжелую мантию незнакомца появилась с другой стороны возвышения. Это тоже был человек; в руках у него был массивный жезл, сплетенный из белой и черной металлических спиралей. Многочисленные кольца унизывали его пальцы; амулет с причудливой руной слабо светился в полумраке. Жрец — так определил его посетитель — испытующе поглядел на своего нежданного гостя и чуть взмахнул жезлом. Слабо светящийся розоватый туман обволок пришельца на долю секунды и растаял.

— Ты не вооружен, — произнес жрец и усмехнулся, — У тебя завидное самообладание, незнакомец. Зачем ты хочешь видеть моих повелителей?

— Боюсь, что тебе я этого объяснять не должен.

У жреца тоже было отличное самообладание.

— Ты смеешься надо мной? Насколько я понимаю, тебе уже стоит задуматься, как ты будешь отсюда выбираться.

Позади из мрака выскользнул «жонглер». Он (она?) уже ни в коей мере не походил на беззаботного артиста. Одеяние его напоминало символикой одежды жреца, а серебристый клинок хищно светился в полутьме. Не обращая внимания на сопровождающего, человек поджал губы и вздохнул.

— Право же, жрец, мне необходимо поговорить с ними. С обоими. Я понимаю так, что сейчас этот храм — храм обоих богов?

— Да, — ответил жрец, буравя пришельца тяжелым взглядом. — Откуда тебе это известно?

— Мне кажется, что многое из того, что известно мне, было бы очень интересно твоим хозяевам.

— То, что им нужно, они узнают и сами. Ты пришел, чтобы торговаться с ними?

— Видимо, каждый раз придется доказывать, что я действительно тот, за кого себя выдаю. У меня за спиной стоит твой слуга. Похоже, у него ко мне имеются какие-то претензии. Пусть он попытается их удовлетворить, а мы потом продолжим разговор.

— Сомневаюсь, что мы его продолжим, — усмехнулся жрец. — Но зрелище будет достойным.

Он взмахнул жезлом, и богато украшенный зал превратился в арену. Не торопясь, человек снял плащ, аккуратно сложил его поодаль, слегка размял кисти рук и повернулся к спокойно выжидающему противнику.

— Имей в виду, что никакая магия здесь тебе не поможет, — предупредил тот, ослепительно блеснув зубами. Его меч поднялся и замер в ожидании.

— Позаботься лучше о себе, — ответил человек и слегка кивнул своему противнику. Где-то над ними ударил гонг.

— Ничего? — спросил Нламинер. Рисса покачала головой. Вид у нее был очень мрачный.

— Ничего. Непроницаемая стена. Словно весь окружающий мир перестал существовать. Я еще могу видеть в пределах острова… но скоро, вероятно, и это кончится.

— Итак, нас вынуждают забраться в тот портал.

— Возможно.

— У тебя есть еще идеи?

Рисса подняла глаза вверх, словно кто-то ее окликнул, поднесла палец к губам и скользнула к углу комнаты. Там был прикреплен к стене план здания, залитый в какую-то твердую смолу. Подумав немного, она указала пальцем на план.

— Библиотека? — недоверчиво спросил Нламинер. — Ты что, заметила там что-то еще?

Рисса кивнула и сделала знак в воздухе.

— Дверь? — удивился Нламинер. — Где именно? Рисса указала на запад.

— Сейчас проверим, — сказал он твердо и вышел из комнаты. Спустя секунду Рисса услышала удивленный возглас и вышла следом. Сбитый с толку Нламинер стоял у стены, в которой был когда-то вход в библиотеку, и чесал в затылке.

— Он ведь только что был здесь! — воскликнул он. Рисса кивнула и вновь поднесла палец к губам. На этот раз Нламинер догадался. «Нас подслушивают!» — изобразил он на языке жестов.

— Очень хорошо, — сказал он вслух. — Ну что же, тогда пошли вниз. Кто бы нас ни загонял в угол, выбора все равно нет.

«Ты уверена, что уплыть отсюда нам не удастся?» — спросил он ее тем временем на языке жестов.

«Уверена».

Они спустились в подвал и направились прямо к порталу. Нламинер успел заметить, что ни двери туда, где находился склад, ни кухни уже не существует.

Они вошли в зал, и за их спинами слабо скрежетнуло. Оглянувшись, они заметили, что двери больше нет: там, где был проем, теперь была сплошная стена. Ничто не свидетельствовало, что там вообще когда-либо была дверь. Пол слабо вздрогнул, и неясный гул донесся снизу.

— Очень мило, — вырвалось у Нламинера. — Ну что же, начнем.

Он встал перед внешним кругом и уверенно начертил в воздухе первый знак. Знак ослепительно засиял, но круг не торопился погасать. Нламинер лихорадочно искал в памяти хоть что-нибудь, но тщетно. Он протянул руку, пересекая ею границу круга, и тотчас же отдернул. Ожог был очень неприятным.

Знак померк и распался на миллионы крохотных, быстро гаснущих искорок. Рисса с тревогой посмотрела на него.

— Не знаю слов, — пояснил Нламинер, сжав губы. — Я не слышал их и не смогу воспроизвести их по тому, что я видел. Что будем делать?

— Возьми меня за руку, — сказала она, и Нламинер подчинился.

— Закрой глаза, — сказала она. — Сосредоточься на том, что ты видел. У тебя будет очень мало времени…

Дальше он не расслышал. Тишина опустилась на него, и чудовищная тяжесть упала на плечи. С трудом превозмогая невероятное давление, он вспомнил, как крался за стариком, и пол ушел у него из-под ног.

Он открыл глаза. Старик стоял на границе круга и поднял руку, чтобы начертать знак. Нламинеру показалось, что он висит в воздухе. Посмотрев вниз, он с ужасом осознал, что не видит своего тела. Это было странно, ведь он ощущал его, все чувства были предельно обострены и буйная энергия кипела в каждой клеточке!

«Сосредоточься на том, что видел…» — прозвучало откуда-то из глубин его сознания. Был ли это его собственный голос или чей-то еще? Нламинер поднял глаза на старика и на сей раз услышал все, что тот произносил. Слова были совершенно незнакомыми, на неприятно звучащем языке, но каждое слово немедленно откладывалось в памяти — словно высекалось там, как высекают надписи в камне. Радужное свечение исходило от всего, что видел Нламинер, и стоило немалых трудов сохранять концентрацию.

Нламинер повторил жесты старика и постарался воспроизвести его слова. Шаг вперед. Нламинер полностью повторил то, что делал старик, приближаясь вместе с ним к порталу. Второй круг. Третий. Глаза едва удерживали фокус, грохот океанского прилива почти заглушал и без того невнятно произносимые слова. Четвертый круг. Едва Нламинер повторил все, что видел и слышал, как мощный удар выбросил его за пределы зала куда-то в черную пустоту и ветер засвистел в ушах. Он падал с невероятной высоты, и полет вот-вот должен был завершиться…

…Он поднялся с пола, засыпанного кусками льда и крошками камня. Все четыре круга были повреждены многочисленными трещинами, что змеились по полу, стенам, своду зала. У ног его лежала Рисса, присыпанная снегом и кусками льда.

Пол содрогался и стонал. Скрежет камня донесся сверху, и каменная пыль обрушилась на него щедрым каскадом. Подхватив Риссу с пола, он сгреб все вещи, которые успел заметить, и, стараясь не споткнуться, шагнул в тусклое зеркало, что дрожало и мерцало прямо перед ним.

Мгла охватила его. Обернувшись, он увидел рушащиеся камни и лаву, выплескивающуюся из стремительно расширяющихся трещин. Однако, прежде чем портал обрушился и тьма, в которой не было никаких ощущений, сомкнулась, множество картин промелькнули перед его глазами.

Он стоял перед островерхим двойным пиком, на бесплодной равнине, и фиолетовое свечение волной стекало с вершины горы.

Он сидел у невысокой каменной скамьи, и кто-то смутно знакомый лежал на ней, укрытый светло-зеленым покрывалом.

Он бежал вверх по бесконечной анфиладе комнат, в которых горы книг едва оставляли место для перемещений, и кто-то с тяжелым топотом несся следом.

Он… был в тысяче разных мест, и вереница видений все ускорялась, пока они не слились в один ревущий, ослепительно белый поток.

Прежде чем сознание покинуло его, он ощутил, как опускается на что-то мягкое и удобное. И еще: чье-то мрачное и подозрительное внимание неожиданно оставило его.

Человек стоял у алтаря и рассматривал меч, который несколько секунд назад принадлежал его сопернику.

Эффектного боя не получилось. Когда зазвучал гонг, человек просто оказался за спиной у противника, поймал его за запястье, отобрал меч и отшвырнул его владельца на несколько десятков футов. Когда тот, недоумевая, поднимался и готовился обрушить на своего врага магический шквал, острие меча уперлось ему в горло и бой закончился. Жрец нетерпеливо махнул рукой, и арена вновь превратилась в зал.

— Оставлю себе на память, — сказал человек, пряча меч куда-то под плащ.

Жрец неторопливо приблизился к нему. Глаза его были расширены от изумления.

— Мне нужно поговорить с твоими хозяевами, — повторил пришелец так, словно никакого боя не было.

— Подойди к алтарю, — ответил тот. — Не знаю, откуда у тебя такая сила… Но придется подчиниться.

Они встали по разные стороны от алтаря, и из вазы начал вытекать серый, почти черный поток тумана. Он скатывался клубящимися волнами на пол и впитывался в пол.

— Мы слушаем тебя. — Слова срывались с губ жреца, но принадлежали они кому-то другому. Голос был мужским, стальным и холодным. Черты лица жреца стали каменными, жезл в его руке принялся слабо мерцать.

— Прежде всего, почему Шин-Арон? Почему в именах ваших слуг постоянно есть что-то шипящее?

Его собеседник рассмеялся. Льдинки и тысячи острейших лезвий ощущались в этом смехе.

— Ты для этого отрывал нас от дел? — отозвался второй голос, женский, вкрадчивый и мягкий. Та же сталь сквозила и в нем, замаскированная интонацией, словно отравленный клинок, скрытый полой одежды.

— Нет, просто спросил. — Человек задумчиво посмотрел на насмешливое лицо жреца, закрыл на миг глаза и продолжил: — Я хочу предложить вам небольшую сделку.

— Сделку? — ответили оба голоса. Диссонанс был потрясающим. На обычных людей, подумал пришелец, это подействовало бы чудовищным образом. Впрочем, откуда бы здесь взяться обычным людям?..

— Приближается Суд Смертных, — сказал пришелец, и выражение лица жреца изменилось. Теперь на нем читалось любопытство.

— Вряд ли кто-то вспомнит там о нас, — ответил мужской голос. — Что нам с того?

— Я могу подсказать вам, как обрести здесь определенное влияние и усилить свои позиции. Правда, придется стерпеть несколько серьезных оскорблений. Может быть, даже позволить осквернить этот храм.

— Ты просишь много, Шаннар (Торговец), — ответил с сомнением женский голос. — Мы и так очень слабы здесь. Чем ты подтвердишь свои слова и докажешь, что не насмехаешься над нами?

— Шаннар! — воскликнул человек и расхохотался. — Ну что же, имя не хуже других. Я как раз думал, какое имя мне себе подобрать. Что же касается доказательств, то…

Он пододвинулся ближе к жрецу и заговорил, сильно понизив голос.

Никого не было в зале, и некому было подслушивать.

Глава восьмая

Что-то изменилось в мире с тех пор, как он взобрался на руины древней крепости Моррон. В глазах еще светился ослепительный фиолетовый свет, что упал с небес, пожирая и его, и все его достижения. В этой вспышке застыли скопившиеся под крепостью войска, сотни и тысячи людей, обитателей лесов и равнин, множество других существ, что пришли, чтобы сравнять крепость с землей.

Как и прежде, он лишился всего в момент наибольшей силы — был повержен в миг триумфа. Право же, не стоило огорчаться из-за поражения. Некто мудрый, что существовал задолго до этого мира, сказал, что даже злейшему противнику следует позволить ощущение триумфа. И вот — снова плоть и кровь, что течет где-то в глубине его нового тела.

Неожиданно зрение и слух вернулись к нему, наполнив его разум буйством и заставив упасть на колени под этим неистовым напором. Тотчас же наваждение прошло. Острые углы камня вонзились в колени, в ладони, и боль привела его в чувство.

Поднявшись, он увидел хмурые волны, в несколько футов высотой, что упорно пытались добраться до него, обрушивая на скалы громоподобные удары. Воздух был насыщен электричеством, клубящиеся тучи мчались над скалами, едва не касаясь их, однако буря уже уходила.

На север.

Он поднялся и посмотрел на свои руки — чужие, незнакомые, с короткими острыми когтями вместо ногтей, покрытые светло-серым коротким мехом. Прикоснулся к лицу, ощущая пальцами двухдюймовые клыки. Зажмурился в замешательстве, и рука скользнула к поясу (на котором ничего не было), повторяя, без сомнения, чей-то жест. «Я снова — чья-то тень».

Мысль пришла просто и естественно. Сколько теней накопилось во глубине времен? Трудно сосчитать. Стоящий на скале оглянулся, ожидая увидеть нанесенные волнами груды светло-фиолетового песка и руины крепости Моррон, чей древний страж наконец обрел покой.

Но позади него не было ничего подобного. Там грохотал, вырываясь на свободу, подземный огонь; султан дыма и пепла, уже не рассеивающийся под шквальными порывами ветра, грозно вздымался в небеса. Ярко-красные кипящие брызги вырывались из кратера и летели во все стороны, стремительные и смертоносные. Одна из таких капель с шипением утонула в нескольких шагах от стоящего. Вулкан. Куда его занесло на этот раз?

И как его теперь зовут? Прошлое имя всплывало с трудом. Оно затерялось где-то в невероятной дали, там, где оставались вся память, впечатления и идеи, откуда нет выхода. Как звали обладателя этого тела?

«Я — Нлоруан».

Мысль вновь выпала из небытия, и чужая память перевела: «Нлоруан — тот, чей путь не завершится».

Прежде чем странник произнес это имя вслух, позади него зашуршали камни — его новый слух был необычайно чутким! — и чья-то тень легла рядом с его тенью, изломанной и размытой.

— Я позвал тебя на этот раз. — Голос был незнакомым и вряд ли принадлежал человеку. — Однако как союзник, а не как повелитель. Что скажешь, странник?

Нлоруан долго думал, глядя в глаза невысокому существу футов пяти ростом, и слова долго не шли с языка. Что лучше — забвение, где дух не дремлет в ожидании воплощения, но бодрствует, лишенный всего, кроме себя самого, — или новая тень кого-то, новая попытка бросить вызов силам, что превыше человеческих, и вновь потерпеть неудачу?

«Что ты знаешь о союзниках, — подумал Нлоруан, глядя в глаза незнакомцу, скрестившему руки на груди, — чтобы говорить со мной таким тоном?» Слепая ярость, что изредка вырывалась наружу, шевельнулась где-то поблизости, и он сжал руки в кулаки, чтобы не дать ей выплеснуться. «Что сделаешь ты, карлик, если я просто протяну руку и оторву тебе голову?»

— Я отращу себе новую, — ответил тот вслух. — И вообще, не о моей персоне идет речь. Предстоят очень интересные события — клянусь всеми подвластными мне силами, что ты не пожалеешь. Как только придешь в себя, странник, мы снова побеседуем.

Нлоруан стоял, мрачная улыбка блуждала по его губам.

— Поговорим позже, — резко повторил карлик и ушел прямо в скалу.

Сознание вернулось сразу — как будто в богато украшенном темном зале одновременно зажглись тысячи свечей.

Он лежал на траве, под ярким голубым небом, и ослепительно белые холмики облаков лениво ползли над его головой.

Рядом шелестела листва, и запахи леса накатывались волнами. Голова сразу же прояснилась, и усталость разошлась, словно льдинка в кипятке.

Нламинер сел, упираясь ладонями в густую траву, и огляделся. Бесконечные холмы разбегались во все стороны, и низенькие деревья росли между ними. Ветерок изредка пробегал над головой, разгоняя духоту. Трещали насекомые; где-то неподалеку пела небольшая лесная птичка. Он не смог вспомнить, какая именно. Часть сознания все еще пребывала в тумане.

«Где я?»

Он встал и осмотрелся. Куда ни глянь, всюду холмы. Никого и ничего; однообразный, ровный пейзаж, приветливый, красивый. «Посмотрим, каким все станет ночью», — шепнул внутренний голос, и Нламинер скривился. Откуда здесь могут браться такие странные мысли?

Куда идти?

Нет, разумеется, можно сидеть на этом холме, — скорее всего, в этом лесу с голоду он не умрет. А может быть, надо просто закрыть глаза и заснуть — кто знает, может, удастся проснуться в…

— Откуда я здесь?

Это он произнес вслух, и ему показалось, что на какой-то миг его тень раздвоилась. Два совершенно одинаковых контура, один чуть в стороне от другого, лежали перед ним. Он потряс головой, и тень вновь стала нормальной.

Он пожал плечами и двинулся туда, куда стоял лицом. Прошлое плыло где-то рядом, скрытое густым туманом, и не торопилось проявляться. «Свежий воздух приведет меня в чувство», — повторил Нламинер и сорвал по пути травинку. От нее исходил свежий, живой запах — сейчас он казался особенно сильным, словно все предыдущее время он просидел в мрачном подземелье, где царили мрак и гниение.

Он шел, что-то напевая, и туман в голове постепенно таял.

Рисса сидела на одном из холмов и наслаждалась ощущениями.

Память не говорила ей, откуда она здесь и что случилось несколько дней тому назад. Смутный туман скрывал это знание. Вглядываясь в этот туман, она не видела ничего, кроме причудливо изменяющихся форм, эха знания, нечетких контуров. Она знала, как ее зовут и где родилась, кто ее воспитывал и обучал.

И все.

Впрочем, пока ее это не беспокоило. Окружающий мир обрушивался на нее невероятно богатым изобилием красок, цветов, ощущений любого рода. Она осознала, что незадолго до того пребывала в месте, где все — по сравнению с этой долиной — было менее четким, менее настоящим, менее заметным. Ее ощущения были сродни ощущениям умирающего от голода, которого выхватили из бесплодной пустыни, вволю накормили и вернули в нормальный, дружественный мир. Нереальность. Эйфория. Энергия, бьющая через край.

Она попыталась увидеть здешнюю астральную проекцию, сосредоточилась… и увидела все ту же долину. В точности все то же. Попыталась вернуться «назад» — и вновь тот же холм, та же рощица неподалеку, ручеек, что журчал за ее спиной, и щебет птиц. Поразительно, не правда ли?

Только отсутствующая память о прошлом мешала ей, вызывала беспокойство. Тем не менее еды здесь было вдоволь — множество мелких грызунов, змей, птиц; ее магический дар постепенно восстанавливался, и туман, застилающий минувшее, постепенно разрежался. Названия и образы еще не обрели четких форм, но вот-вот их обретут.

До той поры все, чем имело смысл заниматься, — сидеть и медитировать и упражняться. В конце концов, она — Наблюдатель. И хотя здесь и не было места ничему подозрительному, ни тело, ни мозг не должны расслабляться.

День сменялся днем, ночь — ночью. Нламинер брел куда-то (компаса с собой не было, а солнце вставало каждый раз там, где ему вздумается), и конца не было этим холмам. Он мог поручиться за то, что не остается на месте. На каждом холме, где он останавливался, чтобы заночевать, оставлялся знак: несколько вбитых в землю колышков, что приходилось достаточно долго обтесывать невероятно тупым ножом.

Следовало бы хорошенько наказать тех, кто доводит свое имущество до такого состояния. Нламинер думал об этом всякий раз, как смотрел на затупленное, со множеством зазубрин лезвие, которое, вероятно, несколько лет не знало точильного камня и которое никогда не вытирали. «Не может быть, чтобы это было моим!» Впрочем, на поясе все равно ничего больше не было.

В других отношениях все так же было достаточно просто.

С водой был полный порядок: ручьи то и дело попадались на глаза. Единственное, что омрачало жизнь, была строгая диета из ягод и кореньев. Никакого приличного оружия, способного поразить птицу или зверя, он не смог соорудить. Равно как и способа развести костер: ни камушка до сих пор не попадалось на его пути. То, что у него были огромные клыки, вроде бы свидетельствовало о том, что предки его были хищниками… однако есть сырое мясо он сможет только в самом крайнем случае.

«Что-то еще я забыл, — говорил он себе частенько. — Что-то вот-вот всплывет. Как-то я же справлялся раньше, причем в условиях, намного худших!»

Он убедился, что тело отлично помнит приемы владения оружием — импровизированным шестом, относительно прямой ветвью, что могла сойти за тренировочный меч или посох. «Когда и где я обучался этому?»

Не было ответа. Тем не менее он открыл для себя новое развлечение — вспоминал заученные уроки владения оружием, нападения и защиты, часами бегал по холмам, восстанавливая физическую форму, — и тело не очень протестовало. Все, чего оно требовало, — это еды. Тут, конечно, большого разнообразия вроде бы не предвиделось.

Однако однажды он набрел на здоровенный замшелый валун, что выглядывал из-под травы у подножия очередного холма. Камень оказался твердым и в какой-то мере годился для роли точила.

Когда он довел свой нож до сравнительно острого состояния, новая волна энтузиазма наполнила его существо. Где-то неподалеку он заметил дерево с необычайно твердой и упругой древесиной. Возможно, лук со стрелами окажется для него слишком трудной задачей, но сделать несколько заостренных шестов, рогатину или даже вырезать сколько-нибудь сносный бумеранг — задача вполне посильная.

Тем более что ничто пока не подсказывало ему, зачем он здесь и что надо бы предпринять. Не сидеть же, действительно, сложа руки!

— Должен признаться, что не сразу узнал тебя, — ответствовал средних лет человек, что сидел перед Шаннаром в просторном удобном кресле.

Они были в богато обставленном зале. Мебель, инкрустированная золотом и драгоценными камнями, украшения, на которые приятно смотреть. Богатая мозаика, украшающая стены, и тонко подогнанный орнамент под ногами — редчайшие породы дерева и камня пошли на его изготовление. При всем этом зал не производил ощущения показной пышности. Скорее, он свидетельствовал о том, насколько высокое положение занимает его хозяин.

Старинная на вид флейта лежала на столе.

Сам Шаннар, на сей раз без своего плаща и без меча, выигранного у Рыцаря Хаоса, сидел в не менее удобном кресле напротив. Фрукты и несколько кувшинов с вином стояли на столике между ними.

Плащ владельца зала был небрежно брошен прямо на пол. Шаннар заметил узор из стилизованных рун «П», серебристой паутинкой украшавший изнанку плаща.

Его собеседник с улыбкой изучал не очень приметную фигуру Шаннара. Не придавая, впрочем, своему лицу никакого выражения, уместного при общении с нижестоящими. Улыбка была дружеской.

— Этот облик выбрал не я, — было ответом. — Кстати, как я должен к тебе обращаться на этот раз?

— У меня множество имен, — махнул ладонью собеседник. — Зови меня, например, Легнаром. Вполне подходящее имя.

— Легнар. Графство Селир, север Змеиного острова, — ответил собеседник. — Как же, как же. Похищение фамильных сокровищ тамошнего графа. Плюс небольшая стычка с… э-э-э…

— Я действительно не ошибся, — сверкнул белыми зубами Легнар. — Все-то ты помнишь. Так что стряслось на этот раз?

— Суд Смертных.

— Знаю.

— И кого же выберешь в судьи?

— Стоит ли об этом говорить? — лениво протянул Легнар. — Как ты понимаешь, я не обязан это разглашать. Да и что особенного в этом Суде? Я помню их сотни. Все достаточно интересны по-своему… и достаточно скучны, кстати…

— За исключением тех случаев, когда ты проигрывал.

— Точно! — вновь улыбнулся Легнар, и глаза его чуть сузились. — Задал-таки я беспокойства этим надутым любителям всего блестящего. — Его глаза приобрели мечтательное выражение, и он продекламировал неожиданно густым басом: — «За похищение драгоценностей и осквернение храмов да будут твои подданные вечно вне закона в моих владениях!»

Оба собеседника расхохотались.

— Так что же ты хочешь? — повторил Легнар.

— Ты меня не очень-то жалуешь.

— Я никого не очень-то жалую. К тому же мне как-то боязно говорить с тем, кто вне моего влияния. Хотя… у тебя, ты говоришь, есть один прекрасный меч?

— Какой меч? — искренне изумился Шаннар, и оба рассмеялись.

— Ладно, — ответил Шаннар в конце концов. — Сейчас дело несколько серьезнее. Речь может пойти об изгнании.

Легнар присвистнул.

— И кто рвется в нашу славную компанию?

— Вот это я как раз и выясняю. Тут-то мне и нужна помощь. В обмен могу предложить какой-нибудь интересный экземпляр для твоей коллекции.

— И что же за экземпляр? — Легнар придвинулся поближе.

— Так я тебе и сказал! С тобой, как всегда, будет все просто. Услуга за услугу.

— Вон ты как… — протянул Легнар. — А что мне за интерес тебе помогать? За кота в метке?

— Я когда-нибудь тебя обманывал?

— Нет. — Легнар энергично мотнул головой, и его тщательно собранная прическа при этом изрядно пострадала.

— Вот видишь! Так что давай перейдем к деловой части. У меня еще масса других идей… да и отдохнуть немного хочется. Уже неделю как на ногах.

Легнар посмотрел в глаза своему гостю.

— Скажи же хоть что-нибудь!

— Ну ладно. — Шаннар отхлебнул вина и аккуратно поставил бокал на столик. — Скажи откровенно, ты в состоянии увидеть Впервые Рожденного?

Легнар был озадачен.

— Нет, разумеется. К чему этот вопрос?

— Не видишь совсем?

— Совсем. Ни тело, ни сернхе… если это тебя интересует. А что?

— Я и так сказал слишком много. — Шаннар поднялся и поклонился хозяину. — Не одним же богам изъясняться загадками!

Легнар рассеянно щелкнул пальцами, и его нищенский наряд сменился другим, более подобающим изяществу и богатству комнаты. Свечи зажглись в многочисленных канделябрах, а за окном стремительно зашло солнце.

— Кстати, о мече, — обронил Шаннар, когда дошел до двери наружу. — Я действительно оставлю тебе его на память… только не говори его прежним хозяевам, что тебе его подарили. Неудобно выйдет, знаешь ли.

Спустя десяток дней встрепанный, но вполне живой и бодрый Нламинер заметил первые признаки пребывания в этом необычном месте (которое он про себя прозвал Лугами).

На вершине холма, на который он взбирался, чтобы устроиться на ночлег, черным пятном выделялось старое костровище. Судя по всему, решил он, принюхавшись, несколько месяцев прошло с тех пор, как здесь зажигался костер. Костер! Он вздохнул. Те редкие камни, что попадались на пути, годились для высекания искры так же, как воздух — для питья.

Он лихорадочно принялся исследовать землю вокруг, но все, что нашел, — несколько угольков и оплавленные куски какого-то серого металла. Ничего не понимая, он все же разбил здесь свой лагерь.

Той ночью он впервые увидел сон.

Во сне он увидел самого себя.

Точнее, не вполне самого себя. Никогда он, Нламинер, не носил на лице такого хмурого выражения, никогда его мех не был в таком беспорядке. Исключая, конечно, три недели в пустыне Анертон, где он иногда сутками сидел в руинах, спасаясь от погони. Но то было давно.

Его двойник путешествовал по местам, вроде бы знакомым — очертания гор, растения, деревья казались известными. Иногда чудилось, что звуки, запахи и прочие ощущения вот-вот прорвутся, — настолько реалистичным был сон.

Картинки были смутными, быстро обрывались, переходили одна в другую безо всякой видимой связи. Тем не менее смотреть сон было интересно.

Сон оборвался, когда «Нламинер» подошел к полуосыпавшейся каменной стене с непонятными рунами, чудом уцелевшими на ней, и, взмахнув рукой, сделал что-то, отчего руны потекли и образовали слово, уже вполне понятное и знакомое: «Вода».

Здесь Нламинер проснулся. Холодный пот выступил на лице, сердце бешено стучало. «Я тоже так умею, — неожиданно пришла мысль. — Я тоже умею читать неизвестные надписи. Почему я об этом забыл?»

Он лежал, глядя в испещренное яркими звездами небо, и под оглушительный хор цикад думал, думал, думал. Пытался вспомнить. Слова уже начали прорываться сквозь туман, и оставалось надеяться, что воспоминания будут приятными.

К полудню непонятно какого по счету дня (лишь позднее Нламинер пожалел, что не попытался отмечать время) он заметил три человеческие фигуры, сидевшие на холме, склонившиеся над чем-то и оживленно — судя по жестикуляции — что-то обсуждающие.

Нламинер кинулся к ним не помня себя от радости. Наконец-то хоть какая-нибудь компания! Однообразные холмы, постоянная теплая погода, полное отсутствие какого бы то ни было общения начинали выводить его из равновесия.

Трое сидели прямо на траве, и между ними на круглой подставке лежало что-то вроде макета. Нламинер издалека разглядел домики, дороги, башни… Что бы это значило?

Трое не обращали никакого внимания на его приближение. Кто они такие? Строители? В таком месте? Нламинер перебрал несколько объяснений происходящему и решил не прибегать ни к какому объяснению.

— А, зритель! — обрадовано вскричал один из сидящих и повернул к Нламинеру свое изборожденное множеством морщин, худое смуглое лицо. — Нам как раз нужен добрый совет. Смотри. — И он махнул рукой куда-то в сторону.

Вереница холмов в указанном направлении просела, туман опустился с небес и быстро разошелся. Прекрасный город открылся Нламинеру — в точности как на макете. Архитектура была ему незнакома, но вид был впечатляющим.

— Вот как мы его, — произнес все тот же человек (был ли он человеком на самом деле?), и земля содрогнулась под ногами у Нламинера. Он в ужасе увидел, как глубокие трещины разверзались там, в долине, жадно заглатывая рассыпающиеся здания. Охваченное паникой население пыталось спастись, но почти всех настигали либо падающие обломки, либо бездонные трещины, либо огонь. Прошло всего несколько секунд, и там, где был город, лежали руины. Пыль медленно оседала на останки былого великолепия.

— Он испугался! — вскричал все тот же человек и повернулся к своим собеседникам. — Я же говорил, что так будет эффектнее всего. Ну что, решили? — Он взмахнул рукой, и изрядно поднадоевшие холмы вновь заполнили пространство со всех сторон.

— Что тут происходит? — вымолвил наконец Нламинер.

Другой из сидящих поднял к нему мрачное лицо, и тень улыбки мелькнула на нем.

— Придумываем, как нам избавиться от этого города. По-моему, землетрясение — это не очень оригинально. Может быть, наводнение? Как ты считаешь, зритель, наводнение страшнее?

— Какой я вам зритель! — рявкнул неожиданно для самого себя Нламинер и краем глаза заметил, что тень его вновь расщепилась. Чье-то сознание, холодное и четкое, заглянуло в открывшуюся брешь. — Вы что тут, в игры играете?

Все трое подняли головы и уставились на него. Третий, который продолжал улыбаться с того самого момента, как Нламинер подошел к ним, тихо сказал:

— Он ничего не понял.

— Ему, наверное, наши лица не нравятся. Может быть, женские не будут тебя так раздражать? — Тембр его голоса на полуслове изменился, и перед ошеломленным Нламинером оказались три миловидные девушки. Лица их, правда, сохраняли то же обветренное, жесткое выражение.

— Нет, ему, наверное, хочется чего-нибудь страшного, — ответила вторая, и — новое превращение. Три четвероруких, зубастых создания уставились на него красными горящими глазами, потирая внутренние руки. Блеск их когтей и зубов, несомненно, быстро бы свел с ума любого человека… вероятно. В Нламинере же поднялась лишь усталость. Он был сыт по горло этим миром, где ничто не следовало привычным физическим законам.

— Где я? — спросил он у своих новых знакомых. Ближайшее чудовище скривилось, пошло волнами и вновь превратилось в того, кто показал ему землетрясение.

— Он не помнит! — радостно вскричал третий. — Как раз то, что нам нужно!

— Ты действительно не помнишь, откуда ты здесь? — спросил его мрачный. Нламинер покачал головой. — Ну что ж, мы, конечно, поможем. Только у нас принято оказывать ответные услуги.

— У вас? — вырвалось у Нламинера.

— У нас, у вас… — Мрачный поморщился. — Ты каждый день встречал нас раньше, однако не замечал. Так что не перебивай.

— Пусть присоединяется к игре! — воскликнул улыбающийся. — Не надо навязывать ему сторону — пусть выберет сам! Давненько у нас не было подобного зрелища…

— Что за игра?

— Наша игра. — Первый поднял указательный палец, и солнце немедленно зашло, а звездное небо стремительно возникло из-за горизонта. У Нламинера закружилась голова, и он закрыл глаза ладонями. Открыв их, он увидел за спиной у троих огромную, в треть неба, луну. Зрелище было настолько жутким, что он отвернулся, чтобы не сойти сума.

— К тебе однажды подойдет кто-нибудь и попросит оказать услугу — от нашего имени. Как по-твоему, это равноценная услуга?

— От вашего? От чьего именно?

— Не беспокойся, этого ты не узнаешь. По крайней мере, от нас. Но этого посланца ты узнаешь безошибочно.

Нламинер смотрел в глаза собеседника и видел в них что-то, трудно описываемое словами. Миры… события… катастрофы… видения едва не захлестнули его, и он отвел взгляд вниз.

У каждого из его собеседников было по три тени. По две указывали на двух остальных… а третья — на Нламинера. У самого Нламинера тени не было.

И вновь Нламинер ощутил, как знание ворочается в глубине разума, но не может облечься в слова.

— Согласен, — ответил он после долгой паузы, и трое зааплодировали.

— Мы будем наблюдать, — произнес улыбающийся, и небо вновь стало дневным, а воздух — прохладным.

Нламинер чувствовал, что засыпает. Падая куда-то в вязкую теплую пропасть, он слышал над собой голоса, что могли бы принадлежать богам. Неимоверная мощь чувствовалась в каждом звуке.

— …говорил, что их было двое…

— …пусть останется, если захочет…

— …действительно самый первый…

В этот или другой момент где-то вдали от него случилось два события.

Рисса проснулась и села, озираясь. Вокруг нее расстилалась каменная пустыня, с расставленными там и сям могильными камнями. Внутри остывал болезненный жар, и тысячи тонких иголочек пронизывали все тело. Ощущения были такими, словно она проснулась от долгого непрекращающегося бреда, очнулась от болезни, что терзала ее несколько лет.

Нлоруан с криком проснулся, сбрасывая с себя покрывало и хватаясь за оружие. Впервые за бессчетное количество ночей он увидел сон. Кошмарный сон. Такой, который никогда никому не рассказывают, чтобы видения постепенно забылись и рассеялись. Впрочем, когда на его крик снаружи в дверь его номера вежливо постучали, он вернул себе самообладание и предложил стучавшему убраться туда, откуда еще никто и никогда не возвращался.

Он очнулся все там же. Он лежал ничком в густой траве, в очень неудобной позе, и шея страшно затекла.

Поднимаясь, он ушибся головой о дерево и чертыхнулся. Потирая затылок, повернулся кругом и встретил все тот же неизменный мир. Холмы, деревья и все прочее. Он вспомнил странную троицу и поморщился. Разыграли? Он по-прежнему не помнил ничего, кроме своего раннего детства и бесконечности Лугов. Что теперь?

Подняв глаза, он увидел две полосы, небрежно проведенные краской по коре дерева. Черная и белая. На их стыке краски слегка смешались, и тончайшие струйки серого всех оттенков разделяли два цвета. Краска еще не высохла — она блестела на солнце и источала густой хвойный запах.

Нламинер вгляделся в нарисованные полосы и поднял ладонь ко лбу. Туман в сознании заклубился и начал стремительно таять. Память наваливалась так быстро, что он обхватил дерево руками и прислонился к нему.

Прошлое возвращалось.

…Обмакнув кисть в белую краску, Инлеир провел по деревянному щиту белую полосу. Другой кистью он провел черную — так, чтобы края полос соприкоснулись.

— Ты видишь черное и белое, — сказал он Нламинеру, и тот кивнул. — Детский взгляд на мир. Правильное и неправильное. Доброе и злое, созидательное и разрушительное… и так далее.

Теперь вглядись, — указал он, и Нламинер придвинулся ближе. — Видишь ли ты четкую грань между черным и белым? Так, чтобы можно было сказать: «Вот место, где начинается чисто белое»?

Нламинер покачал головой и улыбнулся.

— Это знание — одно из самых очевидных, но и наиболее труднопостигаемых. — Инлеир поднял указательный палец. — Истина в том, что всегда существует граница. Никогда не бывает противостояния двух сил. Всегда есть третья — иногда плохо различимая, иногда отлично заметная — она есть всегда. Без нее весь мир был бы вечной ареной, вечным полем боя, безо всякого затишья.

Граница эта, — продолжал маг, — присутствует во всех аспектах существования. Поясню на примере еще одного популярного заблуждения. Магия очень привлекательна и полезна с точки зрения некоторых и кажется источником невероятной угрозы для других. Где, по-твоему, истина?

— Где-то посередине, — предположил Нламинер.

— Верно. Все зависит от употребления. А теперь скажи, часто ли ты слышал легенды о могущественных злобных магах, которые развили свою мощь до такой степени, что сами законы мироздания бессильны перед ними и кажется, что обрести власть надо всем сущим для них — легкая задача?

— Конечно, — Глаза Нламинера загорелись. — И книги читал, и немало представлений в килиане видел…

— Как, по-твоему, возможно ли такое? Нламинер подумал несколько секунд и молча пожал плечами.

— Трудный вопрос, согласен. Теоретически это возможно. Черная полоса в этом случае — это то состояние, когда мощность мыслящего существа такова, что оно в состоянии манипулировать законами реальности, в которой обитает. Белая — это наш уровень, уровень существ принципиально ограниченных, неспособных бросить вызов всему остальному миру.

— Граница в этом случае, — маг подошел к окну и говорил, не глядя на ученика, — весьма своеобразна, и единого мнения среди магов нет. Наиболее общая точка зрения такова. Когда существо приобретает способности, превосходящие те, которые записаны в его нити жизни, — некоторые называют это кармой, но разница все же есть, — то законы воплощения начинают подавлять такое существо, чтобы не нарушать равновесия его и окружающего мира.

— Равновесия? — подал голос Нламинер. — Как же, слышал. Ходил однажды проповедник и говорил, что все в мироздании предопределено и уравновешено и что задача каждого — медитацией понять, как надо поступать, чтобы не нарушить текущее положение вещей. Представляю себе картину — все сидят и медитируют, а вселенная тем временем живет сама по себе…

— Занятно. — Инлеир улыбнулся. — Впрочем, проповедников нынче много, так что не стоит слишком уж верить их словам. Вообще, слова лучше всегда подвергать сомнению — мои, кстати, тоже. Так вот, завершая эту тему. Мы вольны упражняться в наших магических искусствах как угодно, в рамках ограничений, что накладывает на нас образ жизни, общество, вера — неважно, какой культ ты исповедуешь и исповедуешь ли вообще. Как только маг попытается переступить ту грань, в рамках которой он не нарушает равновесие своей нити жизни, сернхе, вмешиваются иные силы, что неподвластны ни смертным, ни богам и противодействуют попыткам стать чрезмерно могущественным.

— И нельзя обмануть эти силы?

— Кто знает! Однако ни одно смертное существо на памяти Ралиона не смогло установить сколь-нибудь полный контроль над всем миром, хотя некоторые были весьма близки к этому. Замечу, однако, что все такие личности либо сходят с ума, либо неожиданно изменяются духовно и отказываются от власти. Что-то ломает их решимость в той или иной форме. Разумеется, ни из чего не следует, что эти силы нельзя обойти. Если хорошенько захотеть, то можно постараться. Вопрос только — зачем?

— Да, это сложный вопрос, — ответил Нламинер несколько секунд спустя. Новое знание взбудоражило его и зародило сомнения в его правомерности. Воистину, чем больше узнаешь о мире, тем больше видно непознанного…

— …Хорошенько захотеть, — произнес он, вставая с земли и отряхиваясь. Дерево таинственным образом усохло, пока он сидел у него, и полосы, проведенные на коре, казались невероятно старыми.

Окружающая местность также изменилась. Она стала заметно менее холмистой. Камни покрывали ее в изобилии; деревца были чахлыми, и голоса птиц больше не раздавались вокруг. Смолкли все насекомые, и теплую жару сменила осенняя прохлада.

— А я хочу вспомнить все, что забыл, — произнес Нламинер и вновь ощутил, как что-то настороженно шевельнулось в его сознании.

Один невысокий холм возвышался к северу от него — или к югу, а может быть, вообще в любую сторону. Если предположить, что огромное тусклое солнце садилось на западе, то к северу.

И на этом холме стояло неприветливое квадратное сооружение с колоннадой, украшающей стены. Единственная постройка за все время его последних скитаний. Намек был понятен; Нламинер направился к постройке, и с каждым шагом прошлое возвращалось к нему, и многие вопросы находили свои ответы.

И почему-то казалось, что его обвели вокруг пальца.

Рисса сидела прислонившись спиной к ближайшему могильному камню и размышляла.

Несколько недель — или меньше? — она пребывала в необычном мире, который совпадал со своей астральной проекцией. Всего там было вдоволь: и еды, и воды, и ощущений — не было лишь собеседников. Память вернула ей имя, воспоминания о детстве, о воспитании, об обучении и первых стычках с врагами…

И ничего больше?

Память возвращалась скачками. Трое ее детей… двое из которых все еще были живы… битва с Повелителями Химер и серьезное ранение в болотах Лерея…

Что же не хочет возвращаться к ней?

Странным было это чувство — осознание того, что память вернулась не вся. Странным и жутким. Рисса взывала к богам, к Эзоксу и Андринксу, — но боги молчали. Ни Всезнающий, ни Вечно Следящий ничего не знали о месте, в котором она застряла. Мысль была настолько необычной, что Рисса даже улыбнулась.

Поскольку холм, на котором она очнулась, ничем не отличался от других в обеих проекциях, не было смысла куда-то двигаться. Ждать на месте — тоже способ перемещаться. Рано или поздно мир сам сдвинется из-под ног.

Как сейчас вот сдвинулся.

Один раз ей показалось, что она слышит скрипучий смех в три голоса. Как-то раз она проснулась ночью и увидела луну, не менее чем в треть неба, что нависала над ней, ослепительная и неправдоподобная. Видения других незнакомых мест — могучего замка на небольшом острове, пыльной анфилады комнат, заваленных книгами, почти бесплодного пейзажа, по которому во все стороны разбегались двойные ниточки железных брусков, опирающихся на бруски деревянные… Великое множество видений посещало ее сны, но все были мимолетными, неясными и зачастую не поддающимися толкованию.

И многие сны, что не относились к Ралиону или его проекциям… но вызывали острое чувство уже пережитого. Глянцево-черная река, отделявшая пустошь от буйного леса, статуя каменного ворона с жарко горящими глазами… чьи это были сны?

И вот теперь этот бесконечный могильник. Интересно, кто-то собрался ее напугать? Человека это могло бы испугать. При виде нежити, выбирающейся их могилы, человек, как правило, впадал в смертоносное оцепенение от страха. Их раса боялась совсем другого. Для нее кладбище — это почти что священное место, место отдыха души, место, где всегда незримо присутствует страж Моста, их расовое божество, великий Наата.

Или же ей создают священное место? И это глупо, так как все эти могилы — не более чем декорация. Это ясно и по ощущениям, от них исходящим, по запаху, по внешнему виду… Непонятно.

Камушки скрежетнули справа от нее, и, повернувшись, она увидела выходящего из-за постамента Шаннара. Он приветствовал ее жестом и сел напротив, тоже прямо на землю.

— Вспомнить все пока еще не удалось, — произнес он глубоким голосом, в котором что-то выдавало нечеловеческое происхождение.

Рисса кивнула.

— Мы знакомы, — продолжал собеседник. — Я участвовал в штурме башни Мерго, когда тебе было примерно сто двадцать лет.

Рисса сузила глаза (они при этом стали чуть-чуть карими) и произнесла:

— Человек, что сражался под зеленым знаменем? Тот, кто не позволил убить пленников? Шаннар кивнул.

— В тот раз меня звали…

— …Арлион. «Стремительный». Помню. Только мне не о чем говорить с тем, кто стоял на стороне Хаоса.

И встала, чтобы уйти.

— Начнем с того, что я не повинуюсь богам, — произнес человек за ее спиной, и Рисса вздрогнула. — Боги иногда повинуются мне — это верно.

Рисса остановилась.

— Во-вторых, я стоял на стороне Равновесия, а не Хаоса. Ты же не видела меня ни раньше, ни позже, верно?

Рисса обернулась.

— В-третьих, сейчас у меня к вам неотложное дело, и нет никакой надежды, что я смогу еще вот так запросто с вами поговорить.

Рисса в замешательстве прикоснулась ладонью ко рту.

— С нами? С кем еще?

— Так ты его не вспомнила? Ладно, немного подскажу. Не так давно ты отправлялась в Сингару, чтобы запечатать могильники…

Рисса хотела что-то сказать, но осеклась.

— Вижу, что вспоминаешь! Я показал бы его тебе, но последние детали тебе предстоит вспомнить самой.

Он помолчал и продолжил:

— Здесь, конечно, время не идет — для всех, кроме меня. Поэтому я немного тороплюсь. Итак, я указываю тебе, куда идти, чтобы наконец выбраться отсюда, а в ответ ты меня выслушаешь. Идет?

Рисса кивнула. Шаннар указал пальцем куда-то вдаль, и там Рисса заметила небольшой холм и какую-то постройку. Отсюда она казалась совсем крохотной, и никаких деталей не было видно.

— До чего же приятно иметь дело с расой наподобие твоей! — сказал Шаннар, когда они зашагали к далекому холму. — Людям приходится доказывать по несколько часов, что их не вводят в заблуждение, не обманывают, не пугают…

— У людей слишком мало органов чувств, — отвечала Рисса. — И раса их еще молода.

— Так вот, — продолжал Шаннар. — Я не стану представляться — у меня уже сотни имен, и узнать еще одно — невелика радость. Вам нужно узнать имя того, кто вас отправил сюда. Выглядит он примерно так…

И на ходу Шаннар превратился в небольшого карлика, которого повстречал Нлоруан на берегу острова. Шагать ему приходилось теперь чуть ли не вдвое быстрее.

— Где-то я это уже видела, — ответила Рисса, осмотрев подвижное существо с немигающими глазами рептилии, но практически без чешуи и с чрезвычайно подвижными пальцами.

— Несомненно. Однако позволь предупредить. Как только вы узнаете его имя, он сможет вновь добраться до вас. Он сделал двойника твоего спутника, и я пока не знаю, почему именно его. Это вам тоже предстоит выяснить. И не забывайте, что, как только вы получите ответ на оба вопроса, у вас будет всего несколько дней на все действия.

— А что будет потом? — поинтересовалась Рисса.

— Потом состоится Суд Смертных, и я уже ничего не смогу изменить.

Сказав это, Шаннар растаял в воздухе. Рисса остановилась, некоторое время ожидая его возвращения, затем пошла дальше. Память возвращалась к ней с каждым шагом, и, когда она подошла совсем близко к постройке, кто-то высокий и худощавый сидел на ступенях, глядя в ее сторону. Не помня себя от радости, Рисса бросилась бегом. Позже они довольно долго простояли, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.

У обоих было, что спросить и что рассказать.

Глава девятая

В одном из многочисленных трактиров озерного города Яндор сидел, закутанный в тяжелый плащ, Нлоруан и потягивал вино, слушая разговоры и размышляя. Похоже, что его новый союзник не лгал: силы его уже почти восстановились, и чутье подсказывало, что говорит он именно то, что думает.

Две вещи омрачали его существование. Прежде всего, союзник никогда не называл себя по имени. Про себя Нлоруан звал его «коротышкой», а в разговоре все более обходились местоимениями. Тем не менее тому имя Нлоруана было известно.

Одно за другим Нлоруан вспоминал свои прежние имена. Цепочка Медленно уходила в прошлое — Нлоруан, Каллиро, Оттураэ, Ценнонн… Новая память подсказывала ему видения, которых не могло быть в этом мире, — черная река, в водах которой застывало само время, расколотый надвое фиолетовый пик посреди великой пустыни, кольцо гор, внутри которого господствовала нежить… Ничего такого здесь не было. Так, обширный, но в целом сонный мир — с небольшой армией он взял бы его за считанные дни. В этом ли будет его поручение?

Далее, невидимая область в его памяти по-прежнему оставалась. В отличие от своего союзника, Нлоруан знал, что в решающий момент удача ему изменит, знал, что сама по себе его ненормальная, бесконечная цепь возрождений не прервется. Что-то сломалось во вселенском законе, и он стал жертвой этого сбоя. Ни предсказатели, ни могущественные телепаты — никто не мог пробиться в мертвую зону и вынести оттуда единственное знание, в котором Нлоруан нуждался: узнать, почему это случилось.

Союзник обещал это рассказать… когда он, Нлоруан, поможет ему в решающий момент. Может быть, бросить все это ко всем чертям и заняться своей жизнью? Перестать выполнять чьи-то поручения, попытаться освободиться от гнета предыдущих жизней: их память не умирала в его голове и, хотя и не сводила с ума, ничего приятного также не приносила.

Что-то еще?

Ах да, его новое тело. Это, конечно, забавно, но такой расы здесь нет. Он один в своем роде. Впрочем, возможно, это чьи-то эксперименты. Не он ли сам некогда создавал совершенно невероятных существ, которые в одиночку могли справляться с целыми армиями, а выглядели совсем похожими на людей?

И еще этот шепчущий голос в голове… непохожий на память прошлого. Живой, отличающийся от него самого голос. Чей он, интересно?

Тут, как всегда, появился «коротышка». Он молча сел за тот же столик и жестом заказал себе вина. Когда заказ был исполнен, он положил обе руки на стол и произнес:

— Ну что же, через восемь дней я должен буду решить одну небольшую проблемку. А тебе через два дня надо будет встретиться кое с какими людьми и…

— Убить? — равнодушно спросил Нлоруан, одним глотком допивая то, что у него оставалось.

Карлик сморщился.

— Разве для этого я. стал бы нанимать профессионала? Нет, дело тут гораздо тоньше.

Он придвинулся поближе и заговорил шепотом. Со стороны эта компания не вызывала никаких подозрений: двое прилично одетых торговцев совещались о чем-то. Никому и в голову не пришло бы подслушивать их беседу.

Повелитель драконов был сух и неразговорчив.

Его жилище было открыто всем ветрам. Вокруг расстилалась безбрежная пустыня, а вглубь пещеры, у которой он встретил Шаннара, он его не пригласил.

«С кем только не приходится иметь дело», — вздохнул про себя Шаннар и в который раз обрадовался тому, что его мысли неосязаемы даже для богов.

В этот раз Зартин принял человеческий облик. Он выглядел воином, в богатой сверкающей кольчуге, со множеством украшений на пальцах, запястьях, голове. Ослепительно сияющий амулет светился на его шее.

— Я уже сотни лет не участвую в Судах Смертных. — Голос Зартина содержал и шорох начинающегося обвала, и далекие раскаты грома. Даже на почтенном расстоянии Шаннар ощущал тепло, источаемое его телом. — Почему я должен изменить своим привычкам? Мои подданные живут в другом мире и не имеют ничего общего с остальными… — он помедлил, — расами.

— Давно ли я нарушал твой покой, Владыка Драконов? — спросил Шаннар, глядя прямо в глаза Зартина, в бушующее алое пламя. Его собеседник выдержал взгляд и чуть усмехнулся. Каждое его движение наводило на мысль о невероятной, почти непреодолимой мощи. Шелест его одежд казался свистом далекого урагана, а звуки голоса внушали ужас.

— По счету времени Ралиона, не беспокоил тысячу сто шестнадцать лет. Что с того? Предыдущий раз я послушался тебя, но мог бы и не слушаться.

«Предыдущий раз тебя и всех твоих подданных могли бы изгнать, не уговори я Элиора поддержать тебя», — подумал Шаннар, но вслух говорить этого не стал. На лице у Зартина читалось, как неудобно ему говорить с тем, чьи мысли — тайна за семью печатями, и Шаннар позволил себе вновь немного этому порадоваться.

— Ладно. — Шаннар стер с лица вежливую улыбку и принял такое же кислое выражение, какое видел на лице у собеседника, — Поистине, терпение мое небесконечно. Если сам мой визит не свидетельствует, что к словам моим стоит прислушаться, то далее убеждать тебя бесполезно. Желаю всего наилучшего.

Он резко повернулся и пошел прочь. Теперь-то он знал, как поступит Зартин, и прилагал все силы, чтобы не расхохотаться. Как просто порой можно заставить собеседника сделать то, что нужно! При условии, конечно, что вас не сотрут в порошок, не обратят за беспокойство в нечто безобидное, не одарят любым из тысяч известных проклятий. О смертные! Для чего вы выдумываете своим богам такое щедрое разнообразие проклятии…

Невзрачное серое здание, у которого они встретились, имело по двери в центре каждой стены. И двери, и стены, и ступени были невероятно пыльными — словно тысячелетия не дул здесь ветер, не проходила ничья нога. Нламинер было коснулся массивной золотой ручки, когда Рисса поймала его за руку.

— Взгляни-ка, — указала она пальцем поверх двери.

Там, полускрытая осевшей пылью, была высечена надпись. На Тален. Словно вся вселенная на нем разговаривает, подумал Нламинер, подпрыгивая, чтобы смахнуть наросты пыли. Открывшаяся надпись была так же лаконична, как и непонятна.

«РАЛИОН».

— Понятно, — кивнул он, — дорога домой. Не хочется туда вернуться? Рисса покачала головой.

— Нет, мне много чего было обещано, если я вернусь назад. Тебе там, кажется, тоже делать нечего. По крайней мере, сейчас.

Нламинер кивнул.

— Ну что же,пошли дальше. Следующая дверь (шли они по часовой стрелке) была помечена:

«МУЗЕЙ».

— Не сказал бы, что у этого музея много посетителей, — сказал Нламинер, отряхивая с коленей поднявшуюся въедливую пыль.

— Как бы самим не оказаться экспонатами, — проворчала Рисса и потянула его за руку. — Пошли дальше.

«АНЕКТАС».

— Что бы это значило? — спросил Нламинер озадаченно. — Я что-то не припомню такого слова.

— Я тоже.

«ПОРТ».

— Отлично! — выразил Нламинер свое восхищение. — Последние несколько дней у меня складывается впечатление, что я — кукла в какой-то непонятной и страшно глупой пьесе. Теперь я в этом совершенно убежден. Ну что, куда пойдем?

— Пойдем-ка дальше, — сказала Рисса, у которой начало возникать нехорошее предчувствие.

Следующая дверь была девственно пыльной, и надпись на ней гласила: «БИБЛИОТЕКА». Оба путешественника посмотрели на надпись, затем друг на друга.

— Пять сторон у квадрата, — задумчиво произнес Нламинер и вновь почесал затылок. — Хорошо, что я сидел, а не ходил вокруг здания. Долго же мы искали бы друг друга!

Они помолчали несколько минут.

— Я настроен войти, — заявил Нламинер. — Может быть, мы кого-то и позабавим, если будем без конца бегать вокруг этого здания, но мне, честно говоря, хочется ясности.

— Пошли, — согласилась Рисса.

Он открыл дверь, и из открывшегося черного проема на них пахнуло пылью выдержки в несколько тысячелетий. Воздух был невероятно сух, и от него неприятно запершило в горле.

Они сделали шаг в проем, взявшись за руки, и окунулись в непроглядный мрак, что тянулся на многие мили во все стороны. Слабое эхо их шагов возвращалось спустя несколько секунд, и от этого единственного звука у Нламинера по спине забегали мурашки.

Нламинер ощущал себя затерявшимся в обширном помещении, словно мошка, залетевшая в храм. Стен не было видно; под ногами чуть поскрипывал паркет (менее пыльный, чем входные ступени), и ничего опасного вроде бы не ощущалось.

Распахнутая дверь позади выглядела прямоугольной дырой, пробитой в черноте, и вызывала неприятные чувства. Впрочем, Нламинер не полностью проникся человеческой склонностью бояться всего, что непонятно или не видно. Ему не мерещились притаившиеся за спиной орды привидений, среди шорохов сквозняка не чудились стоны и плач. Темнота была просто темнотой. Залах пыли и другой, не менее своеобразный аромат пробудили в нем воспоминания о библиотеке Оннда — восьми огромных залах, где собралась мудрость двадцати пяти веков, художественная литература (жанр, который только начинал развиваться), всевозможные атласы, справочники, жизнеописания и много чего еще.

В библиотеке Оннда было принято окуривать книги неким алхимическим составом, что защищал хрупкую бумагу от разрушения, предохранял книги от влаги, насекомых, грызунов. И здесь, в неизвестном до сих пор месте, он ощутил отголоски того, привычного и спокойного запаха, и последние остатки настороженности испарились прочь.

…Рисса шла, размышляя о своих невероятно обострившихся чувствах и о загадочной речи ее старого (как теперь выяснилось) знакомого. Мыслимо ли, чтобы человек прожил так долго и не изменился? Ничего магического или сверхъестественного не излучал Арлион, не был он ни аватарой божества, демоном или кем-то еще не от мира сего. И все же сохранился! Ее память напомнила тот день, когда объединенные войска трех рас разрушили гнусную башню, откуда выходили практически неуязвимые и невероятно опасные чудовища, порожденные больной фантазией хозяев башни… Тогда Арлион первым разгромил магическую лабораторию, но встал, с клинком наголо, у сдавшихся на милость нападавших горстки чародеев и не позволил озверевшим бойцам разорвать их на части немедленно… Так и ушел вместе с ними куда-то, не пожелав ничего объяснить. Никто не осмелился его преследовать: до той поры он был надежным союзником, и его огненный меч, Ридиал (Гроза), не раз обращал исход сражений в пользу объединенных сил.

Как давно это было! Она помотала головой, отгоняя видения. Ее ночное зрение показывало ей ряды стеллажей с книгами, стойки, кресла, столы, аккуратно положенные дорожки. Ни в коей мере это место не пребывало в запустении. Но где же тогда посетители? Ей приходилось бывать в десятках библиотек (хотя город Оннд обладал крупнейшей), но все они, вместе взятые, целиком уместились бы в этом зале. Вдали, где даже ночное видение не проникало сквозь мглу, смутно угадывались очертания еще одной двери. Новый зал? Новые стеллажи? И как, интересно, они смогут прочесть здесь хоть что-нибудь?

Немногие расы издавали книги. Лидером здесь были, как ни странно, люди, которые во всех остальных отношениях были гораздо моложе остальных рас. Только ольты, найя и дарионы сами научились печатать книги. Остальные расы, включая хансса, использовали до настоящего времени другие способы. Птицы флоссы, которым отсутствие рук отрезало путь ко множеству технологий, в совершенстве владели способом запоминать практически любой объем знаний и передавать их, не теряя ни одного ощущения, ни слова, ни мысли. Хансса изобрели сложную пиктографическую систему и воспроизводили памятники своей культуры во множестве пещер, подземных городов, на камне и дереве, на металле и кости. Впрочем, теперь они тоже печатают книги — бумага хоть и ненадежна на вид, а хранит сведения не менее надежно, чем гранитная стена, да и печатать книги проще.

Не всем, конечно, нравятся нововведения, но даже самые придирчивые мудрецы не нашли ничего недостойного в том, чтобы доверять тонкой бумаге священные тексты, исторические записи, картины и многое другое.

Рисса заметила, как Нламинер зажег крохотный магический огонек, машинально, сам того не замечая. Теперь она осознавала, что сам он не всегда замечает, как быстро чему-то обучается, и пользуется своими возможностями не всегда осознанно. Ловушка, в которую угодили многие до него.

И были случаи, когда его поведение ставило ее в тупик! Она считалась одним из лучших экспертов по человеческой и ольтийским расам, и все же Нламинер, воспитанный людьми, оставался уникальным. Она не знала, есть ли у него цель в жизни. Он никогда не отходил ни на шаг от своих решений и практически никогда не терял голову. Разум его казался совершенно бессбойным, а неправильные решения, видимо, объяснялись только недостатком знаний. Рисса поежилась. Никто из ее знакомых никогда не слышал о такой расе, не знал даже малейших упоминаний о таких существах. Десятки вымерших или считающихся вымершими рас известны Ралиону, но Нламинер такой один. И его имя — в переводе с диалекта Анлавена оно означает «находящийся под покровительством». Уж это точно…

Он не знает ничего о своих родителях или сородичах (и это его нисколько не тревожит), а теперь кто-то, не менее загадочный, интересуется им.

Тут она вспомнила пещеру, бассейн, разрушившуюся статую Андринкса… Он тоже заглянул в бассейн. Сама Рисса там увидала множество образов, так или иначе связанных с хансса. А что видел там он?

Так ведь и не нашлось времени спросить!

Ладно, как только будет время устроить привал, спрошу непременно. Собственно, это все, за что пока можно зацепиться.

Элиор, вопреки всем ожиданиям, оказался наиболее дружелюбным.

Он встретил Шаннара на берегу небольшого озера, у приветливой березовой рощи. Было лето, и воздух был в меру теплым.

— Честно говоря, я немного устал, — добавил Шаннар, после того как рассказал, зачем он, собственно, побеспокоил его. Элиор (на сей раз выглядевший одетым во все желтое тяжеловесным воином) кивнул и сказал:

— Посылал бы меньшую аватару.

— Все мои аватары ты видишь перед собой.

— Ах да. — Элиор усмехнулся. — Неужели дело ожидается настолько серьезное? Как зовут претендента?

— Никто не знает.

— Так уж никто?

— Никто из смертных, — уточнил Шаннар. — Те двое, что ближе всего к ответу, находятся в серьезной опасности. Хуже всего, что я не могу подсказать им, где искать, так как сразу же выйду из игры. А мне надо в любом случае присутствовать на Суде.

— Кто будет выносить вердикт?

— Эзоксу, наверное. Уже две тысячи лет, как он. Никто пока не в претензии.

Бог-Солнце нахмурился, и вокруг потемнело. Шаннар поднял голову и увидел небольшую тучку, заслонившую солнечный диск на небе.

— Ладно, — в конце концов ответил Элиор, и тучка немедленно растаяла. — Я постараюсь узнать все, что смогу. И помогу в случае чего. В обмен на любезность, конечно.

— Любезность?

Элиор кивнул.

— У меня много проблем в приграничных с Ралионом реальностях. Кто-то усердно выкорчевывает мой культ… и все мои меньшие воплощения. Мне пригодилась бы помощь.

Шаннар кивнул.

— Я думаю, мы договоримся. Прежде чем я пойду дальше, не позволишь посидеть здесь немного? Очень уж отдохнуть хочется.

— Чувствуй себя как дома. — Элиор подмигнул и растаял в воздухе.

Шаннар улегся у самой воды и уставился в небо. Солнечный диск исчез с неба, но было по-прежнему светло. Вереница облаков плыла над его головой, меняя очертания.

— Зверски трудно иметь дело с богами, — проворчал он в надежде, что никто из них его не услышал.

Рисса бродила по залу, открывая все новые детали его интерьера.

Стоило закрыть «входную» дверь, как где-то невероятно высоко над головой зажглось освещение. Вокруг все равно были сумерки, в которых читать было бы очень трудно, но все же это было лучше, чем ничего.

Множество кресел, сооруженных из неизвестного Риссе металла, стояли по два — по три у низеньких деревянных столиков. Искусственные цветы — также из неизвестного легкого материала — стояли на столиках в изящных вазах. Рисса фыркнула, изучив одну из ваз. Неужели настоящие цветы чем-то хуже этих подделок?

Нламинер с энтузиазмом рылся в огромном каталоге — несколько десятков тысяч ящиков, где сведения о книгах хранились на множестве бумажных карточек. В библиотеках Ралиона предпочитали магические носители. Прикоснешься к такому, сосредоточишься на искомом — получишь ответ. Быстро и эффективно. Здесь же надо было рыться в каталогах, перебирая многие тысячи карточек, вдыхая пыль… Одно забавно: стоило взять карточку в руки, как текст на ней становился понятным. Не то чтобы совсем: некоторые названия — впрочем, чего уж греха таить — большинство названий не говорили абсолютно ничего. Мир, в котором собрали эту библиотеку, был совершенно не похож на Ралион. Рисса вздохнула. Люди завидуют остальным расам, чей век в несколько раз дольше их. Мы, хансса, иногда завидуем драконам, что живут тысячи лет. Хватило бы драконьего века, чтобы постичь все, что здесь есть?

…Нламинер за какой-то час понял, чем руководствовались создатели каталога, и быстро нашел стопку карточек со ссылками на книги о культах. Поиск самих этих книг занял существенно больше времени: пришлось пройти в следующий зал (который начинался за дальней дверью), и еще раз в следующий. Ковер-самолет совсем бы не помешал, подумал Нламинер, взбираясь на головокружительную высоту по хрупким на вид лестницам.

В конце концов и Рисса подошла к каталогу и принялась что-то сосредоточенно искать.

— Вот здесь. — Нламинер сидел у одного из столиков, заваленных подобранными им книгами, и быстро листал массивный том. — Я нашел упоминания о многих культах, о которых на Ралионе, возможно, никто никогда не слышал.

Заинтересованная Рисса наклонилась поближе. На страницах, исполненные в красках, мелькали сотни картинок — сопровождаемые бисерным, но вполне понятным текстом. Несмотря на свой кажущийся возраст, книга пребывала в отличном состоянии. Как это, интересно, достигается?..

— …Вот здесь. — Нламинер открыл очередную страницу, и знакомый лик глянул на Риссу. Все атрибуты. Короткий плащ, пронизывающие до глубины души глаза, жезл со множеством насечек, которым отмеряется будущая участь смертного. Наата. Одно из наиболее распространенных изображений.

— Откуда это? — произнесла Рисса, вчитываясь в текст.

— Я думал, что это — наше, из Ралиона. Не тут-то было! Это — совсем неизвестный мне мир. Что-то вроде Анлигей. И бога этого зовут Дажез. Но ты, я вижу, опознала его сразу?

— Это Наата, — кивнула Рисса. — Никаких сомнений быть не может.

— Значит, не только нам он… — Нламинер бросил взгляд на картинку и поправился, — она известна.

Рисса скрыла улыбку.

— Что-то не так? — озадаченно спросил Нламинер, глянув в ее глаза.

— Наата обычно является смертным, приняв облик противоположного пола, — пояснила она. Нламинер усмехнулся.

— Значит, точно он… Я тут подобрал еще двенадцать томов об истории культов. Сейчас сяду разыскивать нашего знакомого.

Щелк! Что-то в голове у Риссы сместилось.

— Ты думаешь, что это — божество? — спросила она, и внутри у нее словно все застыло.

— Он обратился ко мне — «смертный». Значит, либо бог, либо считает себя богом. — Нламинер кивнул и направился к стеллажам. Магический огонек не поплыл за ним, но остался висеть над Риссой. Она, забыв про найденные ей тома, склонилась над изображением Дажез-Нааты и изучала черты, знакомые ей с детства.

Снова что-то сместилось у нее в голове, и еще одна часть головоломки встала на место.

«Считает себя богом».

Арлион сказал: «Тогда состоится Суд Смертных».

Она закрыла лицо руками и посидела немного, ошеломленная догадкой. Их судьба, судьба двух смертных, вряд ли может решаться на Суде Смертных. Значит, решается судьба богов. Арлион, судя по всему, появляется только в моменты чрезвычайной сложности (или опасности — если богам может всерьез угрожать опасность)…

«Считает себя богом»…

Но обычный смертный, как бы высоко он не приблизился к богоподобному состоянию, никогда не посмел бы требовать божественности. Как никто в здравом уме не станет требовать ордена с надписью «Самому скромному». Божественность — одна из тех вещей, которых нельзя достичь, если к ним стремиться.

Выходит, что можно?

Когда Нламинер вернулся, Рисса сидела, погруженная в медитацию. Он бросил короткий взгляд на плывущие очертания ее тела, пожал плечами и тихонько водрузил огромную кипу на стол. Все равно бесполезно ее отвлекать.

Впервые в жизни Рисса была озадачена.

Она привыкла к текущим, вечно меняющимся пейзажам астральной проекции. Красочные фантастические ландшафты, переливающиеся краски, зыбкие контуры и вся гамма чувств, которую только можно ощутить.

Теперь же она стояла в холодном, темном и сыром месте, где под ногами были острые камни. Ее обувь, вместе с остатком вещей, осталась с ее телом. В астральной проекции можно существовать только лично — придумать себе сколь угодно украшенный облик, но для себя существо остается полностью обнаженным. Ничего, кроме собственного «тела».

И это тело сейчас ощущало острые углы, впивающиеся в ступни. Довольно прочная чешуя не помогала. Аккуратно переставив ноги, Рисса огляделась и принюхалась.

Пещера. Сырость и сквозняки. И холод. Не физический, конечно, — откуда ему тут взяться! Иной холод, от которого постепенно устает и застывает разум.

Она сдвинулась, и хруст камней под ногами отозвался гулким насмешливым эхом. Охота побродить, смертный? Добро пожаловать! Что-то неприятное поразило ее обоняние. Тонкий, отнюдь не зловонный оттенок, тем не менее оскорблявший ее чувства.

Несколько более светлых пятен сгустились в окружавшем ее мраке. Помедлив, Рисса осторожно двинулась в направлении одного из них.

Путешествие во тьме отняло, казалось, вечность. В конце концов туннель изогнулся, круто наклонился вниз и завершился неожиданно чем-то вроде окна.

В нем виднелась часть обстановки какого-то достаточно убогого питейного заведения, но лица! Рисса готова была поклясться, что это — Ралион!

Прямо «под» окном был столик на двоих. Спиной к ней, с головой, укрытой капюшоном, сидел кто-то высокий. Напротив, лицом к ней, сидел персонаж, ей вовсе не известный. Впрочем, нет… определенные черты были знакомы. Почти человекоподобная фигура, с мелкой чешуей, удлиненными челюстями, глубоко посаженными глазами и длинными, тонкими конечностями. Очень невысокое: Рисса и ее соплеменники не отличались ростом, но это существо было еще мельче.

Они о чем-то оживленно беседовали. Окно не пропускало ни звуков, ни запахов, ни ментальных всплесков — только изображение.

Наконец карлик закончил разговор, уставился прямо на Риссу (у нее вновь все замерзло внутри от этого взгляда) и… прыгнул прямо на нее!

Он отшатнулась, прижимаясь к острым и холодным камням туннеля. Что-то со свистом пронеслось мимо, словно комета, оставляя за собой слабо светящийся, быстро гаснущий след. Звук, напомнивший ей безумный хохот, растаял вдалеке.

Незнакомец в капюшоне сидел как ни в чем не бывало. Затем, видимо, кто-то окликнул его. Он опустил капюшон и повернулся к Риссе лицом. Она вздрогнула и вновь пережила шок.

Это был Нламинер.

Лицо его, правда, словно хранило на себе отпечатки тысяч боев, в глазах таилась мрачная бездна, а губы давно уже не знали улыбки. Несколько томительных мгновений они смотрели друг другу в глаза (осознавал ли он это?), и Риссе показалось, что гул и суета трактира начинают доноситься до нее откуда-то издалека.

Незнакомец усмехнулся, блеснув ослепительно белыми клыками, и отвернулся вновь.

Рисса уже мчалась обратно, чтобы вернуться скорее в мирную тишину библиотеки.

Рука опустилась на плечо Нламинера, и он едва не выронил тяжеленный том себе на ногу.

Поднял глаза. Риссы не было в кресле напротив. Обернулся и встретился с ней глазами.

— Хотя бы раз привыкнуть к такому! — воскликнул он и нервно облизал клыки. — Что случилось?

— Я только что видела тебя, — пояснила Рисса и опустилась в кресло. Глаза Нламинера расширились, и Рисса описала ему вкратце свое путешествие.

— Очень хорошо! — недовольно сказал он. — Опять я чувствую, что все от меня что-то скрывают. Ты догадываешься о чем-то — по глазам вижу. Правильно?

Рисса кивнула.

— О чем-то, что касается меня. Вновь кивок.

— Тогда почему бы не сказать? Рисса немного помедлила с ответом.

— Ты смотрел вместе со мной в бассейн Андринкса. Помнишь?

Нламинер хмуро кивнул. Как не помнить!

— Этого достаточно. Я не стану ничего пояснять, поскольку тебе следует самому сделать все выводы. Ты что-то видел там — что-то настолько тебя потрясшее, что я тогда испугалась за состояние твоего рассудка…

Рисса вспомнила, с каким страшным лицом он озирался, и продолжала:

— …И я не буду расспрашивать, что именно ты там видел. Это меня не касается.

Она помолчала. Нламинер опустился обратно в кресло, с плохо скрытой досадой на лице.

Такое выражение частенько встречалось на лицах у детей. Которым отказываются сообщать ответ на загадку, что оказалась им не под силам. Которые считают себя обиженными.

— Если кто-нибудь расскажет, что именно видел в том бассейне, может случиться что-нибудь непоправимое, — пояснила она почти оправдывающимся тоном.

Нламинер вздохнул, и самообладание вернулось к нему.

— Понятно, — произнес он устало. — Я подумаю. Пока же вот, смотри, моя следующая находка.

Он положил перед Риссой открытую книгу. Огромная, чуть ли не в квадратный фут картина занимала всю страницу.

С нее Риссе приветливо улыбался тот самый карлик, которого она разглядывала совсем недавно. Только глаза у существа на изображении не светились лихорадочным светом, а лицо излучало не подозрительность, а доброту.

Она посмотрела на иллюстрацию и подняла глаза на Нламинера. Тот был явно восхищен своей находкой и довольно улыбался. Затем прижал палец к губам.

— Только не читай его имя вслух, — предупредил он. — Иначе у нас будут неприятности.

Он указал ей под стол. Там виднелись останки сожженной дотла книги. Видно, огонь был очень сильным: белела кучка пепла, и запаха почти не ощущалось.

— Хорошо, что нашелся второй экземпляр, — пояснил Нламинер и откинулся в кресле, закрыв глаза.

Они сидели снаружи от библиотеки. Нламинер развлекался тем, что рисовал в пыли запретное имя, и тут же поднимался ветерок, который сдувал его. Он не осмелился выцарапывать его в камне — как знать, может, земля тогда разверзнется под ногами, чтобы стереть с камня надпись, которой не должно быть. В конце концов Рисса поймала его за руку.

— Остынь, — посоветовала она. — Не привлекай к себе внимания.

— Послушай, — повернулся он к ней, и хитрые огоньки зажглись в его глазах. — Этот трюк — с именем, которое нельзя произнести, чтобы не быть замеченным, — он ведь довольно старый?

— Старый, — пожала плечами она. — Многие на Ралионе им пользуются. Конечно, все не так сильно. Как правило, это работает в пределах дома… иногда города. Для большей области влияния требуются чудовищные затраты энергии…

Она вновь запнулась.

— А боги этим пользуются?

— Пользуются, только не этим. Боги кругом, — Рисса начертила в воздухе круг. — Они присутствуют сразу во всех местах. Им не нужно произносить заклинания, чтобы почувствовать обращение к себе. Самого обращения достаточно.

— Понятно. — Нламинер почесал затылок. — Похоже, что наш знакомый как-то раз прибег к этому заклинанию, да так и наращивает мощность. Может быть, даже не подозревая об этом.

Нламинер улегся прямо на чахлую траву и прикрыл глаза.

— Вертится одна идея в голове, — произнес он, не открывая глаз. — Попытаюсь поймать ее.

Рисса наблюдала за его лицом. Выражение на нем было ей знакомо: всякий раз, когда Нламинера настигало озарение, на лице его было точно такое же, немного насмешливое, выражение. Она уселась рядом, перебирая камушки под руками и вспоминая.

Опустив шест, Рисса критически оглядела своего нового знакомого.

— Кто учил тебя фехтовать? Нламинер смутился.

— Я пытался учиться у тренеров Оннда, но на лучших у меня не было денег.

— Понятно. — Она поджала губы. — До сей поры тебе везло, но удача не может длиться бесконечно.

«Почему не может?» — хотел спросить Нламинер, но взглянул в ее глаза и передумал.

Три дня после неожиданной ночной схватки с нежитью восстановили его силы, но изредка странная ноющая боль поражала все его мускулы и суставы на несколько секунд… чтобы так же неожиданно отпустить. Словно ревматизм, подумал он. Рисса, выслушав его описания, сказала только, что со временем это пройдет.

— У нас еще есть восемь-девять дней, — сказала Рисса и извлекла из чехла на спине свой жезл. — Придется тебя немного подучить, иначе нам обоим может сильно не повезти.

Так начались безрадостные дни, наполненные исключительно уроками. К концу дня Нламинер совершенно выматывался, в то время как Рисса выглядела возмутительно бодрой. Он впервые увидел, что такое хорошее владение оружием. Кроме жезла (который она предпочитала) Рисса неплохо владела также мечом и посохом.

— То, чему тебя учили, — говорила она, показывая Нламинеру основные оборонительные приемы, — годится для спортивного боя. Ни в настоящем бою, ни тем более в бою с чудовищами тебе все это не поможет. За несколько дней я не смогу тебя научить всему, но основы дать успею.

Как настоящий учитель, попытки улизнуть от тренировок она встречала весьма прохладно.

— Там, внизу, нам придется встретиться с подавляющими силами, — пояснила она. — Другой дороги отсюда все равно нет — либо слезать с обрыва, либо возвращаться через Сингару. Если же мы проведем здесь слишком много времени, следующая группа нападающих окажется нам не по зубам.

Это произошло на четвертый день занятий. Нламинер уже испытывал острое отвращение к занятиям (что, как говорила Рисса, является верным признаком того, что они необходимы).

Они стояли друг перед другом, вооруженные шестами, что должны были изображать мечи.

На второй или третий раунд их поединка странное чувство посетило Нламинера: словно его разум отделяется от тела. Он следил, как тело его, словно само по себе, движется, принимает ту или иную позу, как руки движут шестом. Время ускорилось. После нескольких секунд такого состояния что-то будто бы взорвалось у него в голове — ослепительная вспышка, принесшая неожиданное знание. Позже он рассказывал, что ощущения были сродни стихам, что возникли у него перед глазами. Слова были понятны, хотя и не переводились точно ни на один язык. Ближайший перевод был примерно таким:

Где та стрела,

Что взмыла ввысь

И вслед за сбитой ей звездой

назад вернулась?

После этого время пошло прежним ходом.

Теперь, однако, мускулы его обрели привычку владеть мечом, тело — знание о том, как, куда и когда надо двигаться, а разум — обостренное чувство того, куда будет нанесен удар. Он не обратил внимание на ложный выпад, шагнул, поворачиваясь, вглубь незащищенной области и ударил.

Шест вырвался из рук Риссы, переломился в воздухе и упал по обе стороны от нее. А шест Нламинера остановился посреди замаха у ее шеи.

Нламинер опустил шест и сел, стараясь унять неожиданно возникшую дрожь в руках.

Рисса замерла, пораженная. У нее в глазах еще стояло фантастически быстрое движение, которое обезоружило ее. Бой был завершен профессионально, за два молниеносных движения. Как ему это удалось?

— Впечатляет, — произнесла она, когда обрела дар речи. — Ты что, намеренно притворялся?

— Нет, только что научился, — ответил он, стуча зубами. Отвратительная дрожь все не проходила. Рисса посмотрела ему в глаза и сразу же поверила.

Кто-то тихонько кашлянул.

Нламинер немедленно вскочил на ноги, а Рисса открыла глаза, прогоняя воспоминания.

Шаннар-Арлион стоял перед ними и довольно улыбался.

— Началось, — произнес он без какого бы то ни было вступления. — Боги уже начали назначать судей, а наш общий знакомый с напарником развили бурную деятельность. Мне срочно нужно его имя. Успели выяснить?

Нламинер и Рисса кивнули.

— Превосходно. — Шаннар кинул что-то Нламинеру, и тот машинально поймал предмет. Это была массивная, хотя и тонкая, золотая цепочка. — Надень на шею, — посоветовал он. — Это от Дайнера.

— От кого? — поразился Нламинер, разглядывая цепочку. Рисса шепнула ему на ухо: «Дайнер — бог-посредник между смертными и остальными богами».

— От него, — невозмутимо продолжал Шаннар. — Я тут поговорил с некоторыми из богов… Они согласны будут помочь вам, так что этот предмет может пригодиться. Однако мой совет — просите помощи только в крайнем случае.

Нламинер пожал плечами и надел цепочку.

— Сейчас вы мне скажете имя, — продолжал Шаннар, — и я уйду. Будьте готовы к неприятностям в любой момент. Как только мой… э-э-э… небольшой обман всплывет, наш общий знакомый будет, мягко говоря, недоволен. Вам придется проникнуть к нему домой и утихомирить его.

— Но как?! — воскликнул Нламинер. Шаннар пожал плечами.

— Понятия не имею. У меня и без того хватает дел, так что думайте сами. Не забудьте про его напарника — он для меня по-прежнему неосязаем, и что от него ждать, я не знаю. Так как его зовут?

— Его зовут Токссар, — произнесла Рисса, прежде чем Нламинер успел ее остановить. Шаннар кивнул и исчез.

— Не стоило говорить… — начал было Нламинер и осекся.

Черная трещина открылась за спиной у Риссы. Порыв ледяного ветра швырнул ее внутрь и сбил с ног Нламинера. Прежде чем он сумел подняться на ноги, трещина сомкнулась с грохотом, от которого заложило уши.

Нламинеру показалось, что чей-то гулкий хохот донесся до него.

— Я доберусь до тебя! — крикнул он в ярости и погрозил небу кулаками.

Когда он разжал кулаки, каменное крошево высыпалось наземь.

Глава десятая

Один.

Нламинер довольно долго стоял, глядя на место, где только что была Рисса. У него чесался язык сообщить всем богам и всем тем, кто впутал их двоих в непонятную и затяжную игру, все, что он о них думает. Да только с цепочкой Дайнера его могли услышать (а нрав у богов бывает разный), да и сниматься эта цепочка не пожелала.

За несколько лет общения с Риссой Нламинер успел отучиться от иррационального страха перед смертью, который привили ему люди. Кроме того, его «шестое чувство», которое не раз указывало ему нужное решение, говорило, что она все еще жива… Только где? Вторым «подарком» от людей, избавиться от которого было труднее, была пассивность. Анлавен жил, пребывая в неторопливом безмятежном сне; все указания свыше — от правительства ли или еще от кого — принимались как должное, какими бы они ни были. Думать полагалось избранным.

Теперь он не знал, за что взяться.

Прежде всего, стоило следить за мыслями. То, что боги обещали содействие, не означает, что оно будет дано бесплатно. И так уже было высказано несколько обещаний, выполнять которые еще предстояло.

Посему он подавил немедленное желание спросить у кого-нибудь из богов, куда дели его подругу, и потребовать, чтобы ее вернули обратно.

Да и у кого спрашивать? Он перебрал в уме известные ему культы и осознал с ужасом, как мало он о них знает! Всю жизнь казалось, что нет нужды обременять себя подобным знанием:

будет необходимость — узнаешь. Теперь необходимость была, но было ли время? Когда Арлион появится вновь?

Неизвестно.

Нламинер вздохнул и собрался с мыслями. Все остальное вокруг него не изменилось. Позади виднелась распахнутая дверь в Библиотеку. Пожалуй, для начала это сойдет.

Будем считать, что времени достаточно. А раз времени достаточно, надо срочно узнать о культах Ралиона все, что удастся.

Когда Нламинер добрался до каталога, паника и ощущение беспомощности прошли.

Куда ни глянь, кругом расстилалась ледяная пустыня.

Однако прямо под ногами была теплая и мягкая земля; неподалеку росли деревья, обрамляя небольшое озерцо. Здесь царило лето; в полумиле отсюда в любую сторону царила вечная зима.

Шаннар некоторое время бродил по роще, пока не осознал, что никого здесь нет. Не то чтобы совсем никого: где-то над головой пели птицы, стрекотали и жужжали насекомые — крохотный мирок жил летней жизнью, совершенно необычной и невероятной в таких условиях.

«Это — последний визит», — подумал Шаннар и вздохнул. За исключением перемещений между многочисленными порталами, которыми были связаны все миры, где он побывал, путешествовать приходилось пешком. Ноги гудели и плохо слушались своего хозяина. «Мало тренировки», — подумал он и усмехнулся. Он попытался вспомнить, чем занимался, когда очередной «вызов» вырвал его из привычного окружения и поместил на Ралион, ничего не понимающего и безоружного. Всякий раз «вызов» заставал его врасплох.

«Интересно, я один такой?» — подумал он, и эта мысль внушила беспокойство. В самом деле, сколько существ выполняют волю невидимого судьи, который требует от них, чтобы задача, о которой всегда приходится догадываться самостоятельно, была решена как можно быстрее? Если он не один такой, было бы интересно познакомиться с коллегами. Или товарищами по несчастью. В конце миссии всякий раз вместо благодарности ему достаются угрозы и упреки. Так уж устроен мир.

Интересно, куда подевался хозяин этих мест? Шаннар поднял камушек и бросил в озеро, перепугав стайку небольших толстых рыбок. В разбегающихся волнах закачались кроны деревьев, побежало рябью ослепительно синее небо. Вздохнув, он сел у озера и уставился на свое отражение.

Тут до него дошло, что в воде отражаются двое. Он оглянулся — никого. Вторым был худощавый, практически лысый человек, который пристально смотрел ему в глаза. Что ж, дело хозяйское.

— Приветствую! — Шаннар махнул рукой отражению, и оно кивнуло в ответ.

Затем отражение постепенно растаяло, а на берегу материализовался его владелец.

— Эзоксу? — спросил Шаннар, и человек кивнул. — Наконец-то, — произнес Шаннар, вытягиваясь на траве. — Ты уж извини, что я без должного почтения. Я до того утомился ходить из гостей в гости…

— Знаю. — Владыка Мудрости опустился в возникшее из воздуха кресло и устроился поудобнее. — Что ты затеял на этот раз?

— Я затеял? — Шаннар обиженно покосился на собеседника. — Во-первых, не я, а… — Он оглянулся. — Нас здесь никто не услышит?

— Никто, — покачал головой Эзоксу. Шаннар понизил голос и назвал имя.

— Тот, кто его произнес вслух в последний раз, похоже, нарвался на неприятности, — пояснил он. — Надо будет, конечно, помочь… как-нибудь. Тебе это имя что-нибудь говорит?

Эзоксу смотрел куда-то сквозь него, и Шаннар представил, как на миллионах миров бессчетные его воплощения сейчас перебирают все те бездонные океаны знаний, хозяином которых он считался. Прошло несколько секунд, и взгляд Эзоксу стал более осмысленным.

— Был такой бог, весьма скромных возможностей, местный для небольшого селения. Но о нем уже несколько тысяч лет никто не вспоминает.

— Скоро вспомнят, — пообещал Шаннар. — Кто-то, кто назвался его именем, скоро соберет Суд Смертных…

— Известно.

— А известно, что он потребует? Эзоксу выглядел растерянным, и Шаннар в очередной раз насладился ощущением. Хоть какая-то компенсация за все эти длинные, трудные и утомительные разговоры!

— По правилам, это не оглашается до начала Суда.

— Он потребует изгнания нескольких других божеств и попытается присвоить их области влияния. По крайней мере, на Ралионе.

— Бессмысленно. — Эзоксу покачал головой. — Судьи его не поддержат. Потрясения были бы слишком сильными.

— А если поддержат?

— Что ты имеешь в виду?

Шаннар выдержал паузу и объяснил:

— Претендент тихонько сидел на Ралионе несколько столетий и кого-то ожидал. Он нашел себе интересного напарника — имя Нламинер из Анлавена тебе что-нибудь говорит?

Эзоксу вновь посмотрел куда-то в пустоту, после чего ответил:

— Говорит. Но я полагаю, ты с ним уже знаком.

— Знаком. У этого малого не было отражения в бассейне Андринкса.

Эзоксу нахмурил брови.

— И он теперь в напарниках у претендента? Какая жалость!

— Не совсем. Его двойник. Двойник идеальный, но содержимое его телесной оболочки для меня невидимо. Скажи, ты можешь попытаться увидеть двойника?

— Попытаюсь. — Эзоксу помедлил секунду-другую и ответил голосом, в котором звучало искреннее удивление: — Не могу!..

— Вот так. — Шаннар покивал головой. — Никто его не видит. Только смертные, но и для них он, скорее всего, принимает какой-нибудь неприметный облик. Вчера начали назначать Судей. У меня есть полная уверенность в том, что эта парочка попытается как-то на них повлиять.

Воцарилось молчание.

— Так что ты хочешь? — Впервые за время их разговора Эзоксу посмотрел Шаннару в глаза. — Все это очень странно, но я не имею права вмешиваться.

— Я хочу устроить небольшой розыгрыш, — невозмутимо сказал Шаннар, глядя в глаза божества. — Если не действовать, то, возможно, половина божеств вскоре покинет Ралион. Заметят это немногие, но когда заметят, будет уже поздно. Так что я хочу расстроить Суд.

— Ты с ума сошел! — Суд Смертных был чем-то вроде высшей инстанции для всех божеств — но не для Шаннара. Теперь в голосе Эзоксу звучал ужас. — Ты понимаешь, чем это может обернуться для нас всех?

— Не для всех. — Шаннар поднялся с травы. — Всего лишь для двух смертных, которых претендент избрал своим инструментом. И для меня. Я открою еще одну страшную тайну, Эзоксу: претендент вовсе не является божеством. Пока. Но если он выиграет Суд, то в пантеоне появится еще один персонаж… и весьма мрачный, смею заметить. Слуги Хаоса покажутся сущим подарком по сравнению с ним. Ты же знаешь, никто так не кровожаден и мстителен, как смертные.

— Я уже пообещал помочь этим двум. Не слишком ли многого ты от меня хочешь?

Шаннар мысленно проклял самомнение всех божеств, включая Владыку Мудрости, и вновь заговорил.

Прошло немало времени, прежде чем ему удалось убедить своего несговорчивого собеседника.

— …Зайди как-нибудь ко мне, когда все это закончится, — сказал ему Эзоксу. — Я что-то уже не ощущаю себя всезнающим. Неловко получается!

— Загляну, — пообещал Шаннар весело. — Кстати, тебе будет интересно поговорить с Нламинером. Или с ними обоими. Кстати, услуга за услугу. Где они сейчас находятся?

На сей раз Эзоксу очень недолго медлил с ответом.

— Ни на одной области, мне доступной, их нет.

— Значит, где-то на окраине. — Шаннар что-то прикидывал в уме. — Это очень плохо. Он, конечно, может тебя позвать, да вот только…

— Что только?

— Я ему посоветовал обращаться к богам только в самом крайнем случае.

— Ну что же, — заметил Эзоксу. — Вот и посмотрим, насколько он силен. Жаль, конечно, что первым его увидел претендент…

— Первым его увидел кто-то другой, — возразил Шаннар. — Ну ладно, мы еще поговорим об этом. До встречи!

Одиночество сильно мешало ему. Сам он вряд ли смог бы подобрать подходящее слово для нового ощущения. К большому облегчению его приемных родителей, Нламинер вовсе не интересовался вопросами своего появления на свет и тонкостями взаимоотношений между полами вообще. Словно уже знал все, что ему было нужно.

Если бы его хоть раз показали эмпату (воспринимающему эмоции) — Флоссу, например, — тот бы наверняка заинтересовался этим необычным ребенком, который оставался глух к одним видам эмоциональных переживаний и необычайно чувствителен к другим. Этого, однако, не произошло.

В окружающих он более всего ценил честность.

Во всех остальных отношениях Нламинер также был уникален… впрочем, как и все мы. Так или иначе, он сумел успокоить ноющее, неприятное чувство утраты и усилием воли поддерживал работоспособное состояние. Вследствие какого-то колдовства ни пить, ни есть ему не хотелось, пока он находился в Библиотеке. Его тайные ожидания не сбылись: никого больше в Библиотеке так и не появилось.

А жаль, подумал он. Никакого способа следить за временем не было (по подозрениям самого Нламинера, время здесь вообще не шло), но по внутренним часам прошло не менее трех суток, прежде чем он, прихватив с собой несколько книг (которые, как ему казалось, еще пригодятся), вышел наружу, в бескрайние пустоши.

— Каждая дверь не лучше других, — сказал он вслух и твердо открыл дверь с надписью «ТЕАТР».

К его удивлению, изнутри вырвался не пыльный и застойный, но чистый, бодрящий воздух, наполненный хвойным ароматом.

Селиан Килор, потомственный ткач, был немало удивлен, когда богатый эскорт прибыл кнему домой и пригласил его в храм Элиора, оказывая почести, которые подобали бы какому-нибудь богатому аристократу.

Пока его торжественно везли в храм, его соседи по улице успели составить несколько версий происходящего. Фигурировали такие интересные версии, как участь жертвы на каком-нибудь особо торжественном празднестве гневного бога; неожиданно вскрывшиеся родственные связи с каким-нибудь высокопоставленным жрецом; такие впечатляющие предположения, как кража большого количества храмовых сокровищ, и многое другое. Если бы не крайний ужас, который не отпускал ткача всю дорогу, он, без сомнения, достойно бы ответил зубоскалам.

К его невероятному удивлению, миссия, которую ему поручили, была равно ответственной и почетной. Сам он слышал о Суде Смертных, но быть самому избранным Судьей! Это была слава на всю жизнь, чем бы Суд ни закончился. Он только робко заметил, что не имеет никакого отношения к культу (мстительный характер Бога-Солнца был ему хорошо известен).

— Это не имеет значения, — ответили ему.

После чего с почетом проводили домой. На сей раз массивная золотая эмблема на его шее мигом пресекла всевозможные разговоры. Шутки шутками, а смеяться над Судьей, избранным Элиором, означало бы значительно сократить срок своей жизни…

…Поздно вечером в дверь его дома постучали. Селиан, чей разум перебирал радужные перспективы, с неохотой оторвался от раздумий и открыл дверь.

За ней стоял высокий незнакомец, отличавшийся от человека только очень длинными клыками. Он улыбнулся (Селиан вздрогнул) и вежливо спросил:

— Имею ли честь говорить с Судьей Селианом Килором?

— Вы из… Храма? — спросил почему-то Селиан, глядя в глубокие, затягивающие черные зрачки пришельца.

— В некотором смысле, — ответил тот. — Я вас надолго не задержу.

Селиан впустил гостя в дом и запер дверь.

Нламинер сделал несколько шагов и остановился в недоумении. Затем оглянулся. Дверь «наружу» висела в воздухе, безо всякой видимой опоры. А вокруг расстилались подозрительно знакомые холмы…

Впрочем, нет. На горизонте виднелось величественное куполообразное строение. Должно быть, это и есть Театр. Одинокие небольшие постройки — полуразвалившиеся хижины, какие-то памятники и совсем непонятные сооружения украшали собой холмы.

Слева от него глухо заворчал отдаленный гром, и Нламинер обернулся. Обернулся и тут же присел от неожиданности, не зная, спасаться ли ему бегством или вцепиться в землю, слиться с ней, держаться до последнего.

Огромная, непередаваемо грозная и клубящаяся грозовая туча возвышалась на расстоянии нескольких шагов от него. Она висела всего в футе-другом от земли, щедро изливая на нее свои водяные запасы. Внутри ее черной массы непрерывно сверкали молнии; время от времени доносились раскаты грома. Небывалое зрелище совсем парализовало Нламинера — сил хватило только на то, чтобы не кинуться без оглядки подальше от такого дива.

Он так и не нашел в себе храбрости дотронуться до тучи рукой и предпочел отвернуться и пойти к Театру. Несколько раз оборачивался — туча лениво плыла своей дорогой, и размеры ее были просто потрясающими. Судя по всему, ползти над одним и тем же местом ей предстояло несколько дней.

Только теперь он заметил, что и обычные облака тоже плывут чуть-чуть ниже уровня его головы. Все остальное — деревья, кусты, даже птицы, которые в изобилии летали вокруг, — было нормального размера, и острое чувство нереальности долго не отпускало Нламинера.

Он не решился пройти насквозь ни одно облако и предпочитал обходить их за несколько шагов. По пути он пытался запоминать ориентиры, если случится возвращаться той же дорогой, но постепенно приходил к выводу, что эта затея напрасна. Где бы ни был он сейчас, это все одно с Лугами, с мертвой пустошью вокруг здания с бессчетным количеством дверей, с Библиотекой и Портом… Интересно, а что там за дверью, помеченной «Ралион»? Привычный ему мир или такое же место, где ни один закон природы не является обязательным?

«Узнаем в свое время», — думал Нламинер, постепенно приближаясь к растущей громаде Театра. Искушениевоззвать к какому-нибудь божеству было сильным, но он сумел его побороть.

Она летела куда-то сквозь пространство, лишенное материи.

Чем-то это походило на астральное путешествие, но на сей раз полет был неуправляемым.

Ее «тело» непрерывно вращалось, далекие зарницы освещали призрачным сиянием «небо», и многочисленные более светлые пятна проносились мимо. Возможно, это были «спуски» в физическую проекцию, возможно, что-то еще — понять это не представлялось возможным. От прежней Риссы сейчас оставался только разум в чистом виде, без всего прочего. Что-то, что для физического тела казалось бы ледяным ветром, влекло ее по никому не ведомому пути.

В момент «отрыва» от физического тела всякий, кто практиковал астральную проекцию, испытывал поначалу сильный шок. Разъединение духа и тела, мыслящей сущности и ее носителя никогда не проходило безболезненно. Со временем можно было привыкнуть к этому довольно болезненному ощущению, как хронически больной свыкается со своими неудобствами. Полностью избежать этого было нельзя.

Но теперь, однако, судя по всем признакам, она совершала астральный полет — безо всякого нервного укола. Это было поразительно, и, вероятно, именно эта мысль пробудила Риссу. Слишком стремительно «унесло» ее сюда, и слишком настойчиво неизвестный до сих пор голос убаюкивал ее, предлагая вечный отдых и покой.

Очнувшись, она ощутила пронизывающий «холод», которым было сковано все ее невидимое «тело».

Осознав себя, она смогла остановить вращение вокруг своей оси и принялась изучать окрестности.

Очень скоро стало ясно, что она движется по спирали, постепенно ускоряясь и приближаясь к загадочной центральной точке ее орбиты. Повернувшись «лицом» (скорее по привычке, чем по необходимости: в астральной проекции мыслящее существо смотрит одновременно во все стороны) к центру «притяжения», она заметила странную темно-фиолетовую вращающуюся туманность, куда ей предстояло упасть.

Попытавшись мысленно остановить свой спиральный полет, она убедилась, что каждая такая попытка приводит только к ускорению движения. Какие бы методики, способы концентрации, мысленные приказы она ни отдавала, на каждую попытку остановить движение неведомая сила отвечала противоположным действием.

Тогда Рисса, секунду поколебавшись, прекратила сопротивление и убрала все ментальные барьеры, которые привыкла воздвигать, проникая в астральную проекцию. Как правило, в любом месте проекции есть обитатели, которых притягивает временно «необитаемое» тело. Беспечность может дорого обойтись. Здесь же, когда физическое тело было неведомо где, на это можно было пойти.

И случилось чудо: ее движение почти прекратилось. Исчез жуткий холод, оставалась только равнодушно вращающаяся туманность да светящиеся дыры-окна, украшающие «небесную» сферу. Рисса поймала одну из них взглядом, и тут же непреодолимая сила повлекла ее навстречу быстро приближающемуся окну. Инстинктивно она дала приказ невидимым мускулам защитить руками лицо, но в следующий момент окно уже закрывало собой полнеба. И тогда застывшая картина, которую она увидела сквозь окно, ожила.

Словно в древнем килиане, где не было звуков и порой не было красок, картина была немой.

Рисса увидела незнакомое небо, почти чисто сиреневого цвета, и приземистые, ветвистые деревья. Впрочем, какими бы странными ни были иные миры, везде были деревья, везде была трава, птицы, животные. Глаза и сознание быстро привыкали к новым формам. По крайней мере, ее глаза и сознание: смежные реальности были ей знакомы, и то, что приводило другие расы в суеверный ужас, для хансса и некоторых других рас было столь же обыденным, как порталы, големы — неутомимые работники на все руки, ковры-самолеты и прочие достижения цивилизации. Разница была в точке зрения.

Изящное строение под открытым небом было, несомненно, храмом. Человекоподобные существа, с иссиня-черной кожей и коротким мехом, покрывавшим почти все тело, участвовали в неком неизвестном обряде. Точка зрения сместилась, и в кадре появилась изящная представительница прекрасного пола, державшая за руку ребенка. Женщина стояла перед небольшим возвышением (алтарем?), на котором находилась хрупкая на вид статуя — летящее крылатое четвероногое существо с оскаленной пастью. Жрец со своей свитой приблизился к возвышению с другой стороны и, судя по движениям губ, принялся что-то читать. Статуэтка, казалось, ожила и засветилась всеми цветами радуги.

И это будет всегда, подумала Рисса. Всегда будут боги и им поклоняющиеся, всегда у смертных существ будет необходимость опереться на что-то более постоянное, универсальное, всеобъемлющее.

В этот момент ребенок сумел освободиться от руки своей матери и потянулся к сверкающей, переливающейся игрушке, что манила его.

Несколько человек бросилось к алтарю со всех сторон.

Слишком поздно. Ручки уже сомкнулись на постаменте статуэтки. Кто-то успел поймать ребенка за руку, но безуспешно. Статуэтка покачнулась и, упав на каменный пол, взорвалась дождем из сотен сверкающих брызг.

Все, кроме матери, бросились прочь от ребенка. Алтарный камень стал непроницаемо-черным. Трещины побежали по нему. Черный саван опустился на испуганного малыша, впитался в его кожу, в одежду, в пол под ним.

Лицо ребенка заполнило весь экран. Рисса старалась запомнить каждую его черту. Особенно запомнились его глаза — черные, бездонные, непонимающие.

Камера начала удаляться. Все те, кто несколько секунд назад принимал участие в ритуале; осторожно, пятясь, удалялись прочь от оскверненного алтаря. Возле перепуганного, плачущего ребенка и его матери, что лежала ничком на камне, уже не было никого. Все сторонились их, словно зачумленных.

Окно отодвинулось прочь, картинка замерла, и через миг Рисса вновь вернулась на свою орбиту. Подавив бешеное сердцебиение, она выбрала следующее окно, и оно вновь поглотило ее…

Сотни картин увидела Рисса, одна не была похожа на другую — менялось все: раса персонажа, пол, реальность… Неизменным оставались только почти неуловимые следы. Выражение лица. Выражение глаз. Мимика. Почти ничего общего, но, тем не менее, что-то связывало все увиденные ею картины воедино.

С каждым новым «представлением» реальность все больше походила на Ралион. Трудно понять, чем походила — сама Рисса не смогла бы дать этому никакого убедительного объяснения. Новое чувство требовало названия, но названия не находилось.

Оглянувшись как-то раз, Рисса заметила, что «окна», в которые она заглядывала, постепенно тускнеют. Лишь дюжина их горела звездами на «небе», все остальное было залито чернотой.

Когда предпоследнее окно показало ей еще одну историю несчастий все того же персонажа, ощущение какого-то небывало древнего, но все же достоверного прошлого Ралиона стало очень сильным. Вон те горы походили на Серебряный хребет, что начинался не слишком далеко от Оннда, древнейшего города. Фиолетовый песок под ногами все еще встречался и под Онндом, и среди бесплодных дюн Выжженной Земли. Замок, на башне которого стоял безвестный персонаж, ничего ей не напомнил, но мало ли руин пребывают в забвении после многих веков бесконечных войн?

Рисса не стала смотреть, что сталось с владыкой замка, который успел перебить почти всех нападавших. Ясно было одно: победы ему не видать. Ему не повезет, как не везло постоянно.

Вот оно, общее! Рисса ощутила, как сильнее забилось сердце. Невезение. Древнейшее из проклятий, которое обезоруживает самых сильных и ломает самых крепких. Но кто слышал, чтобы все воплощения, одно за другим, страдали от того же самого невезения? Страшное сочетание — редкостный магический талант и невезение, острый ум и неприязнь к негостеприимному миру.

Теперь оставалось лишь два места — клубящееся фиолетовое облако за спиной и последний сияющий глаз «окна». Что ждет ее здесь? Что ожидает там? Ничто не помогало ей сделать выбор. Возможно, Нламинер был прав, и они давно уже перестали владеть свободой воли?

Она долго размышляла, прежде чем сделать выбор.

Когда за спиной его захлопнулись массивные двери Театра, Нламинер вздрогнул. На Ралионе театр был другим. Честно говоря, сам он поклонником этого вида искусства не являлся. Только люди, некоторые из ольтов и — что удивительно — многие флоссы питали страсть к пьесам. И удовольствие это было не из дешевых.

У него оставались лишь смутные воспоминания о театрах. Впрочем, своеобразная атмосфера, дух театра присутствовали везде — и этот дух вновь коснулся его, едва лишь двери захлопнулись. Перед ним было просторное фойе — настолько просторное, что могло бы вместить в себя весь многоэтажный Дворец Мысли Оннда. Еще и место осталось бы. Потрясающая, привлекательная, но чудовищно чрезмерная роскошь обрушилась на него.

Колонны, сделанные из слабо светящегося камня, уходили куда-то под невидимый потолок. Тяжелые золотые люстры самых причудливых форм спускались сверху на толстых стальных цепях. Множество крохотных шариков светилось в них, заполняя фойе рассеянным полумраком. Не было резких теней, не было пятен тьмы и ярко освещенных пятен.

Столь же гигантский гардероб начинался по левую руку. Какая-то фигура в ливрее стояла за стойкой, не привлекая к себе внимания, но у Нламинера не было никакой одежды, которую полагалось бы сдать. Он сделал шаг вперед, и тихий шум встретил его слух. Знакомая мягкая какофония оркестра, настраивающего свои инструменты, перезвон невидимых колокольчиков, слабое шуршание чьих-то бесед на почтительном расстоянии — все это подтверждало, что Театр жив. Никого больше Нламинер не увидел и, выждав минугу-другую, сделал несколько шагов вперед, ступая по превосходным, тщательно подобранным и вычищенным коврам.

Он брел мимо рядов кресел, в некоторых из которых сидели, тихо переговариваясь, какие-то существа (зрители?); мимо ярко освещенных изнутри киосков, где продавалась всякая мелочь; мимо множества лишенных надписи дверей. Услышав из-за одной пары дверей рукоплескания, Нламинер отважился открыть их и войти внутрь.

Билетер чуть поклонился ему, предложив пройти в зал. Зал был невообразимо огромен — оставалось непонятным, как многочисленные зрители видят и слышат все, что происходит на сцене. Нламинер пробирался мимо занятых кресел, стараясь не глядеть в лица и изо всех сил пытаясь играть свою роль. Роль Зрителя. Впрочем, нет. Большой буквы заслуживал лишь сам Театр; все остальные были здесь зрителями, актерами, случайными прохожими…

Усевшись в мягкое, удобное кресло, Нламинер попытался понять, что происходит на невероятно далекой сцене, но неожиданно почувствовал себя крайне уставшим.

Откинувшись на спинку, он прикрыл глаза и почти мгновенно опустился в глубокий сон без сновидений.

Затерянный неведомо где запретный Храм Хаоса был погружен в тишину.

Тишину потревожил стук чьих-то подошв о камень Храма. Кто-то уверенно шел в темноте, приближаясь к святая святых — алтарю со стоящей на нем расписной вазой.

Звон металла о камень мог бы пробудить и мертвого. Когда силуэт приблизился к алтарю, из мрака выступил жрец и вопросительно взглянул на пришедшего.

— Вот, значит, как живут поклонники запрещенных культов, — насмешливо сказал пришелец, держа руку на рукояти меча.

— Что тебе нужно, путник? — спокойно спросил жрец, наблюдая, как вскипела тьма внутри стоявшей на алтаре вазы.

— Я пришел сказать вам, что этот тайный Храм уже не будет тайным, когда я вернусь назад и скажу о нем всем заинтересованным. Думаю, что не всем понравится новость о том, что тысячи людей живут поблизости от столь жуткого места.

— Ты угрожаешь Храму? — мягко спросил жрец, и из темноты выступил Рыцарь Хаоса, вооруженный ярко-пурпурной булавой. Пришелец презрительно усмехнулся.

— Боги, что действительно достойны почитания, защитят меня от любых неприятностей, — бросил он, извлекая меч из ножен. — Сейчас мы посмотрим, на что способны слуги Хаоса.

Он взмахнул мечом, и ваза с мелодичным звоном распалась на сотни светящихся осколков. Темноту сотряс чей-то могучий рык, и пришелец небрежно взмахнул мечом еще раз, отражая удар булавы. От прикосновения его меча внушительная на вид булава осыпалась ярко-пурпурным песком. Рыцарь Хаоса, с улыбкой, застывшей на губах, протянул руку к святотатцу, но черная стрела, которую он пустил, отразилась от груди пришельца, рассеиваясь безвредным туманом. Пришелец расхохотался.

— Можете собирать всех своих слуг — все равно вам со мной не справиться. Если вам потребуется найти меня — меня зовут Нламинер из Анлавена.

И ушел, посмеиваясь.

Когда звуки его шагов затихли, второй жрец — точная копия первого — выступил из мрака, держа в руке священную вазу — точную копию разрушенной.

Несколько секунд два одинаковых жреца смотрели друг на друга.

Затем один из них вытянулся, похудел и превратился в Шаннара. Бережно смахнув метелкой пыль с алтаря, он водрузил вазу на место.

Спустя долю секунды жрец, Рыцарь и Шаннар сотрясались от хохота. Шаннар мог поручиться, что к гулкому смеху жреца примешиваются еще несколько голосов, гораздо более зловещих.

— Он попался, — сказал Шаннар, вытирая слезы. — Я так и думал, что он будет вести себя до невозможности глупо. Итак, я сдержал свое слово.

— Если бы он сломал настоящую святыню, — возразил Рыцарь, — ему бы не поздоровилось. Шаннар с сомнением покачал головой.

— Он не блефовал. Никто сейчас не может повредить ему.

— Даже ты?

— Даже я.

— Недопустимо, чтобы смертное существо обладало такими способностями, — нахмурился жрец. — Мои повелители приветствовали бы такую мощь, будь она употреблена в меру. Но я прочел в глазах этого варвара безумие.

— Это не его безумие, — вздохнул Шаннар. — И не его глаза, раз уж на то пошло. Они помолчали несколько мгновений.

— Ну что же, — Шаннар слегка поклонился, — я свою задачу выполнил, остаток долга вам вернет кто-нибудь другой.

Жрец кивнул.

— Тогда — до встречи. — Шаннар махнул рукой и исчез в раскрывшемся перед ним портале.

Нламинер очнулся оттого, что кто-то едва слышно всхлипывал неподалеку.

Давно уже ему не приходилось слышать подобного! Во многих килиан-представлениях слезы были почти неизменным атрибутом — в особенности когда показывали драму. Для самого Нламинера слезы ни с чем не ассоциировались: они наворачивались на глаза, если было очень больно или обидно, но плакать он не умел.

Где-то поблизости был человек. Человеческий ребенок, если быть точным. Нламинер открыл глаза и поразился. Зал был пуст. Представление завершилось. Кроме редкого, тихого плача лишь слабый свист ветра нарушал тишину.

Он посмотрел на далекую сцену — черное пятно в почти полном окружающем мраке — и вновь поразился, как можно было отсюда что-то разглядеть. Взялся за поручни, чтобы встать, и вцепился в них от неожиданности: едва он прикоснулся к прозрачному шарику, которым был украшен подлокотник, сцена рывком приблизилась к нему — словно вот она, протягивай руку и прикасайся. Сейчас, лишенная актеров, света, оркестра, она выглядела пугающе. Что-то тихонько поскрипывало за кулисами, подрагивала — видимо, от сквозняка — бахрома на них, и впечатление от этого создавалось самое гнетущее.

Нламинер отпустил шарик, и сцена вернулась на свое место. Но некогда было восхищаться столь интересными вещами: кому-то здесь, в необъятной темноте зала, было страшно. Нламинер мягко, по-кошачьи, перепрыгнул через ряд кресел, встал в одном из проходов и прислушался. Чуть ли не миля отделяла его от сцены. Неужели здесь всюду ходят пешком? В конце концов он заметил скорчившуюся, вжавшуюся в глубину кресла небольшую фигурку и направился к ней.

Ребенок продолжал плакать, время от времени что-то бормоча сквозь слезы. Язык был ему неизвестен, ну да не беда! Нламинер подошел поближе, присел и окликнул ребенка на Тален.

Крик, который был ему ответом, мог бы считаться оружием. Нламинера едва не отбросило назад. Нламинер щелкнул пальцами, зажигая магический огонек, и легонько шлепнул ребенка по щеке, чтобы оборвать истерику.

Это был мальчик лет семи. Он воззрился на Нламинера, оглядывая его лицо, задержался на его клыках и уставился на фонарик. Глаза ребенка широко раскрылись.

Судя по всему, с магией он не знаком. Нламинер чуть заметно усмехнулся и расцветил магический огонек всеми цветами радуги. Мальчик что-то сказал, показывая на огонек, но Нламинер, разумеется, ничего не понял. Он произнес еще одно заклинание и коснулся одной ладонью своего лба, а другой — лба мальчика. Тот сначала отпрянул, затем прикоснулся пальцами к меху на его руке.

— Кто ты такой? — спросил мальчик почему-то шепотом.

Нламинер улыбнулся и поднялся на ноги.

— По крайней мере, я не людоед.

Глаза раскрылись еще шире.

— Ты меня понимаешь?!

— Разумеется. Одно из самых простых заклинаний.

Мальчишка поглядел на него с нескрываемой завистью.

— Ты умеешь колдовать!

— Ну, положим, умею я не так много. Ты что, заблудился?

Мальчишка потупил взгляд.

— Я… ну… я видел этот театр во сне… и я захотел забрать себе вот это на память.

Он разжал кулачок и показал прозрачный шарик. Верно, выковырял из подлокотника. Нламинер рассмеялся бы, не будь у ребенка столь затравленного вида.

— Понятно, и проснулся не дома, а здесь. Тот кивнул.

— Попытайся поставить эту вещь на место и заснуть еще раз, — посоветовал Нламинер. — Тогда вернешься домой.

— Правда? — Впервые в глазах мелькнула надежда.

— Правда, — заверил его Нламинер, совершенно не представляя, что будет делать, если это не так.

— А ты кто? — выпалил мальчишка, все еще сжимая в руках шарик.

Нламинер покачал головой.

— Вряд ли я успею тебе объяснить. Я тут тоже чужой. И мне здесь сидеть никакой охоты нет. Так что выбирай — или пошли со мной, или возвращайся домой.

Он заранее знал ответ.

— Меня мама будет искать, — вздохнул мальчик. — Я лучше домой пойду. А мы еще встретимся? — В глазах его вновь мелькнула надежда.

Нламинер усмехнулся, снял с шеи свой амулет и надел его на мальчишку.

— Если не увидимся, оставишь себе на память, — сказал он. — Мне он приносил удачу.

Мальчишка не стал больше задавать вопросов, старательно ввернул шарик на место и скорчился в просторном кресле.

— Не уходи, — попросил он, закрыв глаза. — Побудь еще здесь, пожалуйста!..

Напряжение его сказывалось: стоило закрыть глаза, как сонливость немедленно охватила его.

— Не уйду, — пообещал Нламинер и уселся в соседнее кресло. На мальчишке была одежда, которой он никогда не видел на Ралионе. Ткань была словно отлита, а не соткана. Фасон тоже был неизвестен: такого никто не носил — ни люди, ни кто другой. «Не стану его расспрашивать, — подумал Нламинер. — Интересно, зачем я ему посоветовал снова заснуть?» Когда его обучали медитации, то одним из первых упражнений было не позволять языку опережать разум. Никогда не говорить, не подумав. Или ослаб его внутренний страж, что плохо — нельзя расслабляться! — или он сказал в каком-то смысле истину. «Сейчас засну, — подумал Нламинер, закрывая глаза, — и проснусь на Розовом острове. Рисса будет сидеть рядом, размышляя о высоких материях, а я буду сидеть и слушать прибой. И нет никакого маяка.»

И не было…

…Они остановились у входа в старинную гробницу (так пояснила Рисса — в то время Нламинер плохо владел заклинанием-переводчиком).

Какой-то текст был выгравирован над дверью, украшенной тонким барельефом. Изображался царь, сидящий на троне и вершащий правосудие. «Как давно это было, — подумал Нламинер, разглядывая изображенные регалии, — Сколько времени стоит здесь эта гробница?»

— Переведи текст, — попросил он Риссу. Та кивнула, опустила жезл и принялась читать:

Долго я искал того,

кто открыл бы мне тайну жизни.

Обращался я ко многим богам,

но откликнулся мне лишь Страж Смерти.

Он открыл мне ворота

и предложил мне вкусить Вечности…

Она запнулась.

— Текст частично сколот, — пояснила она. — Это одна из ритуальных надписей. Люди и многие другие расы полагают, что Наата — злобный бог, готовый истребить все живое и тем живущий. Они взывали ко всем мыслимым силам, чтобы те позволили покойнику поскорее покинуть загробный мир — по их представлениям, место мучений — и вновь вернуться в мир живых. Здесь выбито начало одной старинной легенды…

— Так они понимают Наату? — указал Нламинер на многорукое, зубастое и вооруженное устрашающим количеством клинков чудище, которое выглядывало из-за трона, хищно усмехаясь зрителям.

Рисса потрясла головой:

— Возможно.

Он не стал развивать эту тему, тем более что в божествах разбирался довольно слабо.

— Что будем делать теперь? — спросил он взамен. Рисса повернула к нему ярко-янтарные глаза и долго смотрела куда-то сквозь него.

— Откроем дверь, — ответила она. — Доберемся до печати, которая должна не пропускать нежить в наш мир, и посмотрим, что с ней стало.

— Там кто-то есть? — спросил Нламинер, изучая дверь и осторожно ощупывая косяк, детали рельефа, — все, что могло бы дать ключ к тому, как ее открыть максимально бесшумно.

— Там нас ждет целая армия, — было ему ответом, и сказано это было совершенно серьезно. Нламинер едва не выронил свой инструмент.

— Очень вдохновляет, — проворчал он, продолжая изучать замки.

Наконец раздался едва слышимый щелчок, и дверь распахнулась.

…Они шли по просторному проходу, и умершие — в виде памятников, надгробий, простых могильных плит — были с ними. Ничто человек так не задабривает, как смерть. Ничто человека так не пугает, как смерть. Даже те, кто уверовал в перерождение духа и бесконечную цепь существования, не избавлен от древнего, примитивного, но неумолимого инстинкта — беги от смерти прочь, спасайся!

«Все ли этому подвержены?» — думал он впоследствии. Поскольку, если оставаться честным, в тот момент ему было не до философии. Вышагивая рядом с невозмутимой Риссой, он прилагал все усилия, чтобы не удариться в панику. Невероятная, почти идеальная чистота здесь, в гробницах, и терпкий, слабый запах, ничего общего с тленом и временем не имеющий, не помогали ему отвлечься от мрачных мыслей. После двух схваток с могущественной нежитью один и тот же навязчивый мотив преследовал его во снах — что он бежит, убегая от орды преследующих его оживших мертвецов, а тело слушается его все меньше, а тело его стареет, распадается, превращается в груду такого же мертвого истлевшего праха, из которого состоят его преследователи…

Когда они остановились, Нламинер словно вынырнул из одного кошмара, чтобы окунуться в другой.

Сотни теней стояли вокруг. Он оглянулся — новые сотни их подступали со всех сторон, оставаясь, впрочем, на почтительном расстоянии. На шее Риссы разгорелся ярко-зеленым пламенем небольшой овальный амулет, и сам Нламинер смутно осознавал, насколько ему сейчас не помешала бы защита. «Если выберусь отсюда живым, — подумал он, — расскажу, сколько всего было вокруг. Жаль, что никто не поверит». И чуть не расхохотался.

Перед ними, на полу посреди небольшого открытого пространства, среди самых величественных надгробий светился сложный геометрический узор, вписанный в окружность добрых пяти футов в диаметре. Издалека было видно, что узор местами прерван, нарушен, не завершен. Хотя линии светились белым, ощущение чего-то по природе своей черного исходило из глубины рисунка.

— Печать, — произнесла Рисса отрешенно. — Как я и предполагала, кто-то повредил ее.

— Что будем делать? — спросил Нламинер шепотом. Тени не двигались, плотно сомкнувшись вокруг них. Ему мерещились призрачные лица, воздетые когтистые лапы, полураспавшаяся плоть, стекающая с ветхих костей. Он зажмурился и отогнал видение.

Рисса повернула к нему спокойное лицо и произнесла только:

— Не подпускай никого ко мне, — и шагнула вперед, к Печати. Призраки расступились, слабое недовольное шипение послышалось отовсюду. «Не подпускай!» Нламинер извлек «Покровитель» из ножен — кромка меча светилась во мгле не слабее Печати — и подумал, сколько раз он успеет взмахнуть, прежде чем бесплотные руки сожмут его горло.

Рисса сделала шаг и еще один. Несколько футов отделяло ее от Печати, и казалось, что свет, струящийся из линий диаграммы, фонтаном выплескивается вверх, чтобы скатиться вниз светящимся каскадом. Свечение волнами стекало по ее серебристо-серой чешуе, когда она опустилась перед Печатью на колени и развела руки в стороны.

Тени тут же ожили, шагнув к ней. Нламинер бросил наземь свою поклажу и встал за спиной у Риссы, держа холодно сверкающую сталь «Покровителя» перед собой.

Тени сделали несколько шагов, протягивая дрожащие призрачные руки к ним, но ритмичные, исполненные странной музыки слова упали в тишину погребального зала, и тени замерли.

За «спиной» каждой из теней открылся косой крестообразный разлом в пространстве. Свет, вспыхнувший за разломами, вобрал в себя призраков и заплавил собой разломы. Они остались одни.

Нламинер вытер со лба пот дрожащей рукой и оглянулся. Рисса продолжала что-то напевать, проводя ладонями перед Печатью, и линии рисунка стали плыть, сдвигаться, смыкаться.

Позади него воздух колыхнулся, пропуская что-то в комнату. Нламинер стремительно обернулся и встретился с парой немигающих глаз — сгустков тьмы на призрачном сером лице. Призрак был не ниже семи футов, он подавлял своим присутствием и нисколько не боялся смертного с его светящимся оружием. Рисса не обращала внимания на происходящее, Нламинер был предоставлен самому себе. Пять шагов отделяло его от чудовища. Он поднял ладонь и зажег над собой магический свет — настолько яркий, насколько могли позволить его силы. В яркой вспышке длинная, бесконечно длинная тень упала на пол позади призрака — тень чего-то бесплотного, колыхающегося, враждебного.

Меньшая нежить сгорала от света, зачастую не успев пошевелиться. Более сильную свет заставлял замереть и, хотя и немного, повреждал. В этот раз фокус не удался: призрак взмахнул рукой, и магическое «солнце» зачахло, съежилось. Тьма окутала их обоих.

Призрак шагнул вперед. Его бесплотный палец поднялся, и Нламинер увидел, как седеет, редеет и выпадает его мех, как иссушается и кусками сходит кожа, как разваливается в пыль его тело. Сжав зубы, он силился побороть наваждение, вцепившись в холодную рукоять меча и удерживая себя по эту сторону черты, за которой — Хаос.

Призрак вновь шагнул вперед. «Покровитель» описал тускло светящуюся во мраке дугу и вонзился туда, где у людей было бы сердце.

Призрак издал хриплый рев (позже Нламинер пытался понять, чем он мог бы его издать) и вырвал меч из себя. Оружие накалилось добела, посеребренный клинок начал плавиться, и поток ослепительных брызг рухнул между противниками. Нламинер отпрыгнул. Кипящее серебро ранило призрака — его проницаемая «плоть» уже была усеяна множеством отверстий, но он был еще не побежден.

«Все, доигрался», — думал Нламинер, извлекая из рукава кинжал — жалкая игрушка, конечно, к тому же не серебряная, но не сдаваться же! За спиной его что-то грохотало, дрожал каменный пол, но все это было за тысячу миль отсюда. Сейчас призрачная рука коснется его тела, и тогда…

Призрак ринулся вперед, когда дорогу ему преградил огромный крестообразный разлом. Жаром дохнуло из глубин его; Нламинер закрыл лицо ладонями и отступил на шаг. Его противника разлом поглотил без остатка. Жуткий вопль донесся откуда-то из нестерпимо сияющей глубины. С металлическим щелчком разлом сомкнулся, и тут же вновь стало светло.

В воздухе повис жар кузницы. Сухой, металлический жар, с привкусом горящих угольев. Нламинер с трудом поверил, что вновь остался жив, и обернулся. Рисса сидела у Печати — теперь совершенно целой и завершенной — и слабо улыбалась ему.

— Он мертв? — спросил Нламинер. Видение призрака все еще стояло перед глазами.

— Надеюсь, — ответила она, пытаясь встать на ноги. Ноги плохо слушались ее, и Нламинер поспешил на помощь. — Впрочем, он никогда и не был живым.

Они побрели прочь из гробницы, слишком уставшие, чтобы позволить себе разглядывать многие сотни надгробий и прикасаться к давно ушедшему времени.

Нламинер проснулся, словно выплыл на поверхность моря — толчком. Протерев глаза, он осознал, что находится в Театре. Мрак по-прежнему окутывал его, но в соседнем кресле никого не было.

«Сработало», — подумал он с вялой радостью. Зажег фонарик, ожидая увидеть в кресле или возле него свой амулет. Но ничего не было.

Мальчишка унес его с собой. «Одной легендой больше», — подумал Нламинер безо всякого воодушевления и поднялся с места. Во тьме слабо светились очертания двери — выход. «Странно, — удивился он, — раньше я ее не замечал».

На сей раз тишину зала нарушали только его шаги.

Глава одиннадцатая

Рисса падала вглубь фиолетовой туманности, и хор голосов — похоже, миллиардов голосов — пел что-то печальное и заунывное. В сердцевине туманности царила полная темнота, а вокруг с чудовищной скоростью вращалось множество «окон». Времени на раздумья было немного, и Рисса предпочла черную мглу. Большого выбора все равно не было — только что выбрать наугад одно из «окон», на которое повезет свалиться — переместиться неведомо куда, неизвестно в какое время, в какой мир. Нет, что бы ни было здесь самым интересным, оно находилось в центре.

Мрак поглотил ее, и сотни серебряных иголочек принялись покалывать ее невидимое тело. После тело стало обретать очертания, непрозрачность, весомость. Рисса с интересом наблюдала, как собирается ее тело — по частям, как возникают кости, как обрамляются мышцами и чешуей. Зрелище хотя и было жутким, но оторваться не было никакой возможности.

Когда тело вновь стало материальным, ноги коснулись пола.

Вслед за этим ярко вспыхнул и испарился ее амулет. Секунда — и все остальное снаряжение последовало в небытие. Она осталась одна, без облачения, без оружия, без всего.

Она находилась в гигантском лабиринте — высота проходов была чуть больше ее роста, но многие из ветвящихся и разделяющихся поворотов уходили куда-то за горизонт. Стены были обиты плотной искрящейся тканью, которая переливалась всеми цветами радуги. Рисса осторожно сделала шаг — ничего не случилось. Было тепло и как-то необычайно спокойно. «Если когда-нибудь вернусь домой, — подумала она, — я смогу поверить во что угодно».

«…Что угодно…», — отозвалось эхо.

«Странно, — поразилась она. — Я ведь ничего не говорила вслух». «…Вслух…», — подтвердило эхо.

Рисса подошла к одной из стен. И — о чудо! — стена словно сделалась зеркальной. Навстречу ей шагнула еще одна Рисса, повторяя ее малейшие жесты. Очень качественное отражение — более красочное, более живое. Впрочем, нет, это не отражение. Кто-то похожий на нее — но были и отличия. Едва заметные, но были. Рисса замерла, и отражение рассеялось. Ткань была соткана из чрезвычайно тонких ниточек — тоньше паутинок, — но все они были переплетены исключительно сложным узором, всюду своеобразным, нигде не повторяющимся. «Какое странное место», — подумала Рисса в восхищении.

«…Место…», — подхватило эхо и убежало, посмеиваясь, за угол.

Рисса коснулась ткани пальцем и ощутила живое тепло, исходящее из нее. Хор голосов вновь пропел что-то — в глубине ее сознания, и Рисса убрала ладонь. Отпечаток пальца светился ярко-сиреневым цветом еще несколько секунд. Сама ткань цвета не имела — на расстоянии была серой, а вблизи по ней пробегали волны самых разнообразных оттенков.

Делать нечего, надо идти. Пытаться понять, что было за тканью, означало разрывать ее. На это у нее не хватало духу — настолько сильным было чувство, что ткань живая.

Она появилась в тупике и, поскольку не было никаких других идей, пошла, поворачивая на каждом перекрестке налево.

Молин Улигдар был прекрасным охотником, способным выжить практически в любой обстановке.

В этот день он забрел в глухую чащу, что покрывала склоны Северо-Восточного хребта, в поисках чего-нибудь редкостного. Алхимики платили немалые деньги за разнообразные редкие (и порой опасные) трофеи, но дело того стоило.

Первая половина дня выдалась неудачной. Присев на сравнительно открытом пространстве перекусить, Молин внезапно обнаружил, что его окружил десяток флоссов. Как и полагалось, они возникли из ниоткуда — что достаточно неожиданно для птиц таких размеров.

Кусок едва не застрял у него в горле. Довольно длительное время флоссы разглядывали его, не издавая ни одного вразумительного звука.

После один из них предложил Молину следовать за ними. Дескать, им нужна его помощь и он не пожалеет об этом. «В любом случае, — думал Молин, — поди скройся от них!» Он не очень хорошо понимал сложную сигнальную систему флоссов и боялся лишний раз открыть рот.

Так они и следовали куда-то в почти полном молчании.

Затем — как это произошло, Молин не успел понять — он оказался в очень странном месте. Оно походило на огромную, занимающую площадь целого города, скульптуру, составленную из причудливо выросших стволов и ветвей деревьев. Ему пояснили, что он находится в Храме Гвайи, их богини, у которой есть к нему дело.

Молину стало сильно не по себе. Он быстро перебрал в уме, не обидел ли чем каких-нибудь богов. Впрочем, невозможно жить, не вторгаясь во владения хотя бы одного божества — настолько повсюду их можно найти. После чего смирился.

…Несколько одуревший, с тяжелым золотым знаком на шее и сумкой, до отказа набитой редкостной ценной ягодой синлир, Молин оказался (как — он не помнил) у себя в деревушке, у порога собственного дома. Одно было ему теперь ясно — если выживет в ближайшие несколько дней, от нищеты застрахован и он, и его семья, и его потомки на несколько поколений вперед.

…Никого дома, однако, не было.

Молин не успел выйти на улицу, чтобы начать поиски — все должны были быть дома, и никаких поездок не планировалось, — как кто-то деликатно кашлянул у него за спиной. Оглянувшись, он увидел незнакомца в просторной хламиде и широкополой шляпе, скрывавшей большую часть лица.

— Давай сюда свой знак, — прошептал тот, прислонив к его шее что-то острое для большей убедительности. «Вот же несчастный день», — подумал только Молин, после чего его быстро обезоружили, связали, заткнули кляпом рот и положили на пол в кладовке, велев лежать тихо и шума не создавать.

Он успел только заметить, что грабитель лицом и ростом похож на него самого.

После чего в дверь постучали.

— Судья Молин Улигдар? — вежливо осведомился некто высокий, с приветливой улыбкой, длинными клыками и холодными глазами.

— Да, — степенно ответили ему и впустили в дом.

…Молин был изумлен до полного онемения, когда все тот же незнакомец развязал его, вручил ему знак Судьи, солидный кошелек с привлекательным звоном изнутри и посоветовал никому об этой истории не рассказывать. И ушел.

Жену и детей он обнаружил в спальне. Они были немало удивлены, когда он разбудил их, — все с негодованием утверждали, что и не думали ложиться спать в такую рань, когда еще столько дел!

В тот день это не прибавило Молину спокойствия.

День тянулся за днем.

Нламинер обнаружил, что сидит в гостях уже более месяца. Теперь он находился в месте, которое стоило бы назвать Гостиницей — правда, судя по его ощущениям, гостиницей на одного клиента. Поблуждав по пыльным и темным переходам, он наткнулся на комнатку, которая казалась очень уютной (какой и была на самом деле), и обнаружил, что целая армия молчаливой, но неизменно вежливой прислуги готова сделать его пребывание здесь настолько приятным, насколько возможно.

Поначалу его это неприятно поразило. Не то что денег (да и какие деньги годились бы здесь?) у него не было — денег с него не требовали; не то что его удерживали насильно — нет, иди куда хочешь. Нет, его оскорбляло все то же ощущение навязываемого поведения. Никакой свободы воли.

Он пытался выйти из Театра. Не тут-то было! Часами он мог блуждать по переходам, пересекая время от времени длинные фойе, где бродило множество разнообразной публики, для которой он не представлял решительно никакого интереса. Мог посещать спектакли — и даже посидел на двух-трех. Ничего знакомого — реалии были совершенно чужими, — но артисты играли профессионально, и некоторые вещи он все же почти что понял.

И все. Можно было долго странствовать по переходам. Неизменно он находил дверь в стене, которая вела в его номер. Просторный номер — гостиная с большим камином и имитацией окна, кабинет и спальня. В конце концов он оставил попытки убежать. Чем больше он пытался, тем яснее становилось, что это не удастся.

Похоже было, что лучший исход — принять правила игры. Нламинер даже начал вести дневник. Память не подводила его, но кто знает, сколько еще времени ему предстоит провести здесь? То, что совсем недавно он торопился, беспокоился, стремился побыстрее что-то сделать, для этого места было пустым звуком. Возможно, он уже никогда не увидит ни Ралион, ни Риссу, никого из знакомых — здесь никому до этого нет дела.

А перестать беспокоиться о том, что совсем недавно казалось обязательным и неотделимым от него самого, — это настолько трудно! Но выбора не было. Либо изводить себя тревогой и ожиданием чего-то нового, либо считать, что окружающий мир подождет его, Нламинера, возвращения, а до той поры ничего не случится.

Он сидел, листая позаимствованные в Библиотеке тома.

В одном из них он нашел новое для себя заклинание, которое позволило уместить восемь огромных — полтора фута на фут и на три дюйма — книг в крохотный кармашек на поясе. Нламинер уже представлял себе восхищенные лица магов из Дворца Мысли, когда он покажет им этот небольшой фокус.

Книги, набранные убористым шрифтом, оказались прекрасным средством для самоконтроля. И он сидел, погруженный в чтение, изредка выходил на прогулку и неизменно возвращался в номер, где его ожидали растопленный камин и стопка бумаги возле чернильного прибора.

Так шли дни, пока однажды он не вышел из фойе, погруженный в задумчивость, в просторный зал, где множество народу обедало за изящными столиками, где сновали официанты и играла приятная музыка.

Нламинер остановился как вкопанный. У дальней стены этого заведения помещалась целая батарея разнообразных бутылок. Возле нее стоял, по всей видимости, владелец заведения — судя по его виду, в котором ощущались достоинство, уверенность и приветливость. Обходя столики и чувствуя себя слегка оглушенным мерным гулом разговоров, привлекательными запахами и яркими красками, Нламинер постепенно приближался к стойке и вежливо улыбающемуся человеку за ней.

Поворот тянулся за поворотом, и Рисса все шла и шла.

Время здесь не идет. Спать ей не хотелось; усталость проходила, стоило прилечь и закрыть глаза, а есть не хотелось вовсе. Лабиринт уже изрядно надоел ей, но выхода не было. Приходилось надеяться, что когда-нибудь прихотливо извивающиеся проходы приведут ее к чему-нибудь.

И вот однажды — непонятно, сколько времени спустя после начала ее странствий, — она услыхала легкий повторяющийся звук. Словно кто-то тихонько играл на арфе со множеством струн. Рисса долго стояла затаив дыхание, пытаясь понять, откуда доносится звук, и принялась красться, осторожно выглядывая из-за каждого поворота, опасаясь пропустить источник звука. Возможно, в лабиринте и нет никого живого, но вдруг! Ралион и его проблемы остались где-то в другом мире, и сейчас беспокоиться о нем — только отнимать у самой себя жизнь.

Не впервые ей приходилось действовать одной, но, к своему изумлению, она начала осознавать, что одиночество тяготит ее. Привязанность, для которой в богатом языке хансса не было слова, сумела пустить корни и укрепиться в ней. Впрочем, всегда что-то случается впервые. Тем более стоило поискать кого-нибудь еще — выход обязан быть, даже если вход куда-то делся.

Звук постепенно приближался, и за очередным поворотом Рисса увидела столь неожиданную картину, что даже замерла на миг.

Внушительных размеров ткацкий станок заполнял просторное помещение — и шире, и выше, чем остальные проходы. Небольшого роста ткач стоял у станка и работал. Позади станка двое его подручных совершали какие-то манипуляции — что именно делали они, на таком расстоянии понять было невозможно. Рисса осторожно подошла поближе, стараясь не прикасаться ни к чему из достаточно скудного убранства зала, и вежливо приветствовала ткача.

Тот не обратил на нее внимания. Возможно, конечно, что короткое движение головой, которое почудилось Риссе, было ответом. Впрочем, неважно. Она медленно подошла к самому станку и взглянула ткачу в лицо.

Трудно было понять, к какой расе он относился. Скорее всего, имел признаки очень многих. По крайней мере, нельзя было сказать, покрыт ли он кожей, перьями или чешуей; лицо его напоминало человеческое, но было словно обожжено и изборождено морщинами. Одет он был в совершенно непонятное одеяние, полностью скрывавшее все остальное его тело. Две руки, с длинными и ловкими пальцами, взлетали над станком, перебирали нити, управлялись с челноком — так быстро, что порой казалось, что рук этих больше, чем две. Возможно, их и было больше.

Глаза его на миг повернулись к Риссе, не отражая никаких эмоций, и вернулись к станку. Рисса прислушалась. При каждом взмахе рук ткача станок отзывался мелодичной нотой. Именно эта музыка и привлекла ее внимание там, в лабиринте.

Рисса обошла станок и взглянула на полотно, что волнами падало позади него. Непонятно было, откуда берутся нити: похоже, что ткач вынимал их прямо из воздуха. Подручные ткача — той же расы, такие же тощие, закутанные по подбородок и молчаливые — деловито приподнимали полотно и уносили его куда-то за угол. Риссу они игнорировали и ничем не выразили своего недовольства, когда она присела у кромки полотна и принялась его разглядывать. То же самое полотно украшало стены.

Рисса взглянула на ткача и догадалась, что еще привлекало ее внимание: он не отбрасывал тени. Рисса взглянула себе под ноги и увидала странную, расплывчатую тень без четких очертаний. Так могли бы выглядеть десятки теней, наложенных одна на другую.

Понимание начало приходить к ней.

Она заглянула за угол. И верно — подручные прикрепляли полотно к стене. За их спинами темнела чернотой стена, на которой еще не было этого своеобразного покрытия.

Должно быть, стены,необходимые для полотна, тоже откуда-то брались — в необходимом количестве. Рисса вспомнила про свои способности и попыталась глянуть на здешнюю астральную проекцию. Ее, однако, не было.

Одна из нитей в глубине полотна казалась ей ярче других. Рисса осторожно подошла поближе и прикоснулась к ткани, стараясь разглядеть нить повнимательней. Даже ее острыми когтями подцепить ее было трудно — настолько тонкими были нити, — но, в конце концов, это удалось.

… — Что случилось? — поинтересовался Нламинер, медленно поднимаясь с пола пещерки. Рисса увидела свою собственную руку, которая только что касалась его лба, и услышала свой голос.

— Ты говорил во сне, — Нламинер нахмурился. — Прежде с тобой такого никогда не случалось. Видел сон?

Он кивнул.

— Довольно яркий и странный. А что?..

…Рисса отняла руку и сидела, крепко зажмурив глаза. Недостающие фрагменты возникли у нее в сознании, и теперь стало понятно, что это за ткач. Ее раса мыслила всеобъемлющие законы мироздания по-другому. Ткач и полотно, серн, принадлежали к легендам людей, ольтов и других млекопитающих.

Она прикоснулась к собственной нити жизни, сернхе — к тому, во что никогда не верила и существование чего не представлялось необходимым.

Холодок пробежал по ее спине. Абстракции и множество идей, которыми оперируют смертные в надежде понять законы вселенной, порой кажутся наивными и смешными… но вот он, ткач, неутомимо создающий судьбу всей вселенной… Как же так? Как такое могло случиться?

Она сидела закрыв лицо ладонями. Один из древнейших вопросов: что было раньше — разум или материя? Боги создали смертных или смертные — богов?

Она присмотрелась к своей нити. Та причудливо извивалась в плотной ткани, переплетаясь со множеством других. Не совсем так, однако: две нити переплетались с ее собственной. А вот — совсем близко к станку — еще одна нить обвилась вокруг трех свившихся спиралью нитей, одна из которых — ее. А вот и пятая, приближающаяся к этим четырем. Приближающаяся постепенно. Еще несколько десятков взмахов челнока — и эта нить приблизится к сплетению. Что происходит?

Она посмотрела на ткача, стараясь запомнить его черты, выражение лица, движения. Кто знает, успеет ли она кому-нибудь рассказать об этом. Хотя, возможно, и не стоит рассказывать. Кого она хочет убедить? Людей? Они и так в это верят. Своих соплеменников? Те, если и поверят, отнесутся к этому достаточно спокойно. Нламинера? А надо ли его убеждать?..

Рисса принялась перебирать складки серн, осторожно перекладывая тяжелую ткань и стараясь не мешать ткачу. Вот бежит ее нить… бежит, бежит… то истончается, то становится чуть толще. Стоп! Вот место, где нить резко переставала светиться. Рисса старалась подавить сердцебиение и замерла с рукой, почти прикоснувшейся к нити. Стоит ли касаться нити того, кем она была в предыдущем воплощении?

Подумав, она поборола искушение и не стала этого делать.

Прошло немало времени, прежде чем она отыскала нить Нламинера — та тоже светилась чуть ярче остальной ткани. Проследив за ней, она отыскала то, в чем уже не сомневалась. Эта нить начиналась из ниоткуда. Еще немного постояла Рисса перед станком, прислушиваясь к голосам миллионов судеб, что сейчас возникали, обрывались, продолжались. Затем, отыскав свою нить, она крепко схватила ее и уже не отпускала.

— Что будете заказывать, сударь? — Человек за стойкой был сама вежливость. Впервые кто-то проявлял к нему искреннее расположение и интерес — не считая, конечно, того мальчишки.

Нламинер секунду помедлил.

— Сожалею, уважаемый. — Он покачал головой и вздохнул. — Мне нечем платить.

— Это вряд ли. — Человек ненадолго отвернулся, поколдовал над множеством бутылок, стаканов и загадочных стеклянных приспособлений и протянул ему высокий бокал с темно-рубиновой жидкостью. В бокал была помещена соломинка. — Шеннсский Особый. За счет заведения.

— Благодарю. — Нламинер неловко взял бокал в руки — из соломинки ему пить еще не приходилось — и осторожно сделал несколько глотков. Вкус был потрясающим.

Человек следил за его эмоциями с улыбкой.

— Неплохо, верно? — спросил он, когда Нламинер поставил бокал на стойку. — Гвоздь сезона, позволю заметить. Чего-нибудь еще?

Нламинер покачал головой.

— Мне кажется, что вы должны разбираться в этом… — Нламинер пытался подобрать нужное слово, — месте лучше меня. Не ответите ли на пару вопросов?

— С удовольствием, — Человек приветливо улыбнулся. — Меня зовут Юарон. По вашему выговору ясно, что вы происходите из Анлавена. И зовут вас…

— Нламинер, — ответил Нламинер, пораженный тем, что человек был знаком с его родным городом. Они пожали друг другу руки — Нламинер сделал это нерешительно, поскольку пожимал руки третий раз в своей жизни, — и Юарон жестом предложил ему присесть. Забравшись на один из высоких табуретов, Нламинер вопросительно взглянул на своего нового знакомого.

— Мне всегда доставляло удовольствие беседовать с умными людьми, — произнес тот, полируя бокал полотенцем. — Видите ли, гостей здесь чрезвычайно много, но достойных собеседников почти не бывает.

— Где это — «здесь»?

— Здесь. — Юарон обвел рукой зал, и Нламинер проследил глазами за его жестом, — В Театре.

— В Театре, — эхом отозвался Нламинер и опустил голову, уперев ее в ладони.

— Не огорчайтесь, — произнес Юарон рядом с ним. — Раз уж вы нашли меня, значит, вы готовы заплатить за содействие.

Арлион-Шаннар чувствовал, что хорошо поработал.

Из тридцати семи Судей, которых назначили все заинтересованные божества, он успел посетить тридцать пять, прежде чем их находил загадочный помощник Токссара.

При разговорах с ним — все тридцать пять бесед оказались до смешного одинаковыми — этот помощник никак не заподозрил, что имеет дело с подделкой. «Не смешно ли?» — подумал Шаннар. Все же есть изъян в планах Токссара. Не все он предвидит, не все чувствует, не все предусмотрел. Теперь, когда все тридцать пять Судей, свободные от внушения, которое пытался применить союзник, скажут свое настоящее мнение, участь Токссара незавидна. Что-то он предпримет после этого? Впрочем, это будет уже другая история — хотя, возможно, он, Шаннар, вновь окажется в нее втянутым.

Нет, скучной такую жизнь не назовешь. Он вытянулся на серо-фиолетовом песке, на побережье в полумиле от доков города Оннд, и принялся рассматривать султан дыма, вставший над островком, где не так давно находился маяк.

Теперь оставалось только ждать. Никто не знает, когда боги объявят день Суда, и никому не по силам предсказать этот день. Теперь, когда выдалась передышка, можно просто погулять вокруг. Никакой спешки, никаких забот… на время.

И что самое обидное — ни для кого он не друг, хотя многим, кажется, враг. Подлинные подвиги никогда не заслуживают ни единого доброго слова. Шаннар подобрал плоский камень и метнул его не глядя — загадав предварительно желание.

Камень отскочил от воды четырнадцать раз, прежде чем утонуть. Как он и загадывал.

— Значит, вы здесь хозяин, — произнес Нламинер, проходя вслед за Юароном в обширную оранжерею.

— Я не хозяин, — возразил тот. — И никто не может им быть. Просто я лучше остальных понимаю законы Театра и всегда их соблюдаю. В ответ Театр позволяет мне делать все, что я сочту нужным. Разве это не справедливо?

Нламинер только вздохнул.

— Как вы здесь оказались? — спросил он после долгого молчания. Юарон был поглощен изучением какой-то лианы, что обвивала ствол высокой пальмы. Закончив осмотр, он спрятал лупу в карман и ответил, отряхивая руки:

— Просто оказался, и все. Многие попадают сюда, но не всем хватает ума осознать, что они хотели и как этого добиться. Я в каком-то смысле осознал.

— И давно вы здесь?

— Почем мне знать? — пожал плечами Юарон. — Здесь время не идет. Отсюда можно выйти и в тот же момент времени, и в прошлое, и в будущее. Мне кажется, что я всегда здесь жил, хотя я помню и детство, и более зрелые годы…

«На вид ему дашь лет сорок, — подумал Нламинер. — Сколько же он здесь на самом деле?» Юарон тихо рассмеялся и двинулся дальше по проходу.

— Не стоит забивать голову вопросами, если ответ на них не нужен, — продолжил он. — Похоже, так учат в вашем Дворце Мысли? Здесь это не просто совет. Здесь это — правило номер один.

— Со скольких же миров у вас здесь… гости? — спросил, сглотнув, Нламинер. Вселенная за последние несколько недель настолько расширилась, что он уже не считал себя чем-то уникальным и достойным внимания.

Юарон вновь пожал плечами.

— Что считать миром? Ралион — одна из планет, из звездной системы одного из миллиардов звездных скоплений. В соседних звездных системах у вас тоже есть разумные существа, хотя и живут они совсем по-другому. Принадлежат ли они другому миру? У меня бывают люди, похожие на меня или на вас, на вашу спутницу…

«Что-то я не помню, чтобы я говорил о ней», — подумал Нламинер.

— …и на прочие расы Ралиона. Никто из них никогда не слыхал о Ралионе. Многие не верят в магию. Некоторые отрицают существование богов. Из другого ли они мира? Зачастую другой мир лежит в двух шагах — или даже в пределах того же самого существа. Так что я не могу ответить на вопрос.

— Вы сказали, что я готов заплатить. А за что, вы знаете? И чем это я могу заплатить?

— Догадываюсь. — Юарон отворил следующую дверь, и перед Нламинером открылась обширная библиотека. Не такая грандиозная, как Библиотека, но немалая. Юарон провел его к небольшому отгороженному уголку, где на старинном деревянном столе располагались обширная стопка бумаги, чернильный прибор и несколько перьев.

— Вот ваша плата, друг мой. — Юарон указал на стопку бумаги. — Если вы сядете и опишете всю свою жизнь, изложите свое знание о Ралионе, Театр окажет вам ответную услугу. Или даже несколько услуг — все зависит от вашей добросовестности. Дорогу сюда вы теперь найдете, а если вам не будет работаться — заходите ко мне в ресторан, где я всегда буду рад побеседовать, развлечь вас музыкой, разговором — да мало ли чем еще!

— Ресторан, — задумчиво повторил Нламинер доселе неизвестное слово, — И сколько же я здесь просижу?

— Время в Театре не идет, — повторил Юарон. — Если вам угодно считать это заключением — что ж, это очень приятное заключение. Согласитесь, что обслуживание здесь — высший класс.

— Пожалуй, — согласился Нламинер, мрачно осматривая толстенную кипу, видимо, очень тонкой бумаги. Итак, приключения продолжались.

Видно, во взгляде его мелькнуло отчаяние, поскольку Юарон похлопал его по плечу и сказал:

— Сам я потратил немало сил и отказался от многого, чтобы выйти отсюда. Театр меня не выпускает. Ваша же свобода вам доступна — как и весь Театр. Играйте свою роль, друг мой, и завоевывайте аплодисменты.

Когда Нламинер очнулся от мрачных мыслей, Юарона поблизости не было. Стук закрываемой двери свидетельствовал о том, что ушел он пешком, как все добрые люди. «Хоть что-то здесь делается по-человечески», — проворчал про себя Нламинер, усевшись за стол и задумавшись с пером в руке. «Писатель из меня никакой», — подумал он. «Не беда, — отозвался иронический голос где-то в глубине сознания, — У тебя будет масса времени для тренировки».

Глава двенадцатая

В день, когда Нламинер закончил свою работу, он — как и тысячи раз до того — бродил по причудливо изгибающимся проходам Театра, пока не вышел — совершенно неожиданно для себя — в небольшую комнатку, стены и потолок которой состояли из стекла.

Странные картины открылись его взору. Их объединяло одно: везде царили сумерки. Холмы, заросшие столетним лесом, виднелись слева; полуразвалившиеся строения — прямо перед ним. Могучая река текла по правую руку — и неправдоподобно тонкая и высокая плотина виднелась вдали, гораздо ниже по течению.

И лес, украшавший горизонт. Нламинер долго смотрел на него, не в силах понять, почему лес кажется таким необычным. Вскоре он понял: если законы перспективы не нарушались, каждое дерево в том лесу должно было быть высотой в несколько тысяч футов.

Разглядывая невероятную, невозможную мозаику ландшафтов, Нламинер находил в ней все новые и новые детали. Вон — здание, построенное словно изо льда; вон — выжженная солнцем пустыня с небывалыми грибовидными строениями, разбросанными там и сям; вон — дворец, мрачный и темный… Сколько же здесь всего!

И каждое из этих мест, соединенных неизвестным художником в единое полотно, представлялось ему знакомым. Не прежде виденным, нет, скорее, таким, которое невозможно не увидеть — рано или поздно.

…Впоследствии именно эта стеклянная комнатка — а не все остальное текучее великолепие Театра — возникала перед его глазами, стоило ему подумать о проведенном там времени…

«Время!»

Голос вывел Шаннара из задумчивости. Он стоял у лавки бродячего торговца, прицениваясь к паре неплохих каменных браслетов. С детства он питал слабость к кустарным изделиям — у него дома скопилась уже неплохая коллекция. Теперь, пожалуй, он добавит к ней кое-что…

«Время!»

Голос внутри его головы звучал как набат. Следовало торопиться. Неслыханно удивив торговца тем, что поспешно бросил на прилавок сумму, которую тот назвал в надежде всласть поторговаться, Шаннар схватил браслеты и кинул их в карман.

«Время…»

И испарился на глазах у ошарашенного торговца. Тот долго не решался взять оставленные чудаковатым магом деньги — не иллюзия ли? Не ловушка ли? В конце концов, он все же взял их, отложив в специальный кармашек — непременно проверить! Если то, что ему досталось, не фальшивое, то неделю можно отдыхать…

Незримо ни для кого тридцать семь Судей надели Знаки, выданные им, и растворились в воздухе.

Нламинер прощался с Юароном.

— Не уверен, что еще увидимся, — покачал тот головой. — Однако желаю вам всего хорошего. Передавайте привет от меня всем своим друзьям. Если когда-нибудь окажетесь здесь, вы знаете, как меня найти.

— За ту же плату? — Нламинер изобразил на лице ужас, и оба расхохотались.

— Нет, за счет заведения, — ответил, отдышавшись, Юарон. — Жаль, я не знаю, что вас погнало в этакие странствия. Занимательная история, скажу я вам. Ну, всего доброго.

Они вновь пожали друг другу руки, и Нламинер открыл невидимую до поры дверцу рядом со столом, за которым он провел немало времени.

За дверцей открывался чудесный лес, где все искрилось и переливалось на солнце — видимо, недавно прошел дождь. Нламинер ступил на тропинку, что змеилась среди деревьев, и оглянулся. Дверца захлопнулась за его спиной бесследно.

Впереди возвышалось высокое здание, на фасаде которого даже издалека можно было увидеть множество изображений. Одно было знакомо Нламинеру — весы.

Судя по всему, Театр выполнил свое обещание. Вся усталость, которая накопилась в его сознании за долгие дни, проведенные в Театре, быстро рассеялась, когда он сделал несколько первых шагов. Над ним было небо — настоящее небо. Настоящие птицы летали вокруг, и настоящая жизнь текла своим чередом. «Надеюсь, что я тоже настоящий», — сказал про себя Нламинер и решительно направился к зданию.

Боги приходили по одному.

Эзоксу, Главный Судья, прибыл первым и сидел в просторном зале, рассматривая украшения, размышляя о том, что предстоит сделать. Здесь он становился на какое-то время личностью — не всеми теми Эзоксу, что присутствовали одновременно в мириадах миров, ему доступных, а собой. Тот образ, под которым он был известен, некогда был смертным существом. Никому не ведомо, где пролегает грань между смертным и богом, хотя однажды Эзоксу-смертный ее пересек. Но даже ему, Всезнающему, не было дано узнать этого.

Вторым прибыл Легнар, он же Палнор, он же владелец тысяч других имен, — бог воров, музыкантов, исследователей, художников… Некогда самостоятельные олицетворения всех этих родов деятельности во всех видимых Палнору мирах постепенно становились его ипостасями. Одет бог воров был в неизменные лохмотья и, как всегда, держал в руке свою любимую флейту.

— Я, значит, самый первый, — произнес он, оглядываясь, и поправился, обнаружив Эзоксу. — Точнее, самый второй. Привет, Судья. Не возражаешь, если я тут немного сыграю?

— Можешь похитить мое беспокойство, — усмехнулся Эзоксу. Здесь, в Зале Суда, никто из божеств не мог использовать свои атрибуты, что ставило всех в равное положение. Но музыка Палнора, лишенная всех ее коварных магических свойств, все же оставалась непревзойденной.

Палнор кивнул и, усевшись на одно из мест для Судей, тихонько заиграл что-то тихое и жалобное.

А затем пошли все остальные — их соседи по Ралиону, включая таких редких гостей, как божества Хаоса, и некоторых богов из числа тех, которым Ралион не был доступен.

Истца все еще не было, и, пока в Зал не начали заходить Судьи, боги беседовали, делились новостями, рассказывали забавные истории. Здесь они не имели власти — и не могли враждовать. Зартин, Владыка Драконов, держался особняком, но и на него произвело впечатление мастерство Палнора. Впрочем, подходить к Палнору вплотную он, как и Элиор, не решился.

Нламинер наблюдал, как Судьи и масса другого народу — все очень странно и по-своему выглядели — входили в здание. Собственно, дверей не было: просторная арка служила входом в единственное помещение, но не оставалось сомнений, что здесь и происходит Суд Смертных. И не всякому дано войти туда.

Риссы поблизости не было. «Надеюсь, что с ней все в порядке, — подумал Нламинер. — Хотя ее совет сейчас был бы как нельзя кстати!»

Токссар и его помощник, Нлоруан, прибыли последними. Притаившись за колонной, Нламинер следил за тем, как они вошли, и на его глазах Нлоруан стал почти прозрачным, войдя под арку. Все остальные присутствующие были вполне материальны и непрозрачны. Почти все — если не считать Андринкса в облике белого ящера — приняли человеческий облик. Токссар не был исключением. В одной руке он нес ветвь дерева, в другой — изогнутый посох, свой культовый знак.

Нет, поправил себя Нламинер. Тот Токссар был подлинным владельцем этого культового знака. Этот же — самозванец, который пытается присвоить то, что присваивать не положено.

Сам он не смог войти под арку — что-то не впускало его, — да в том и не было нужды. Ему все было прекрасно видно и слышно. Его самого из помещения не было видно — по крайней мере, Нламинер на это надеялся.

Он приготовился наблюдать за тем, как пойдет Суд, как кто-то осторожно тронул его за плечо. Он обернулся… Надежда ожила в нем и тихо растаяла вновь. Это была не Рисса.

Человек в небрежно наброшенном плаще, почти полностью облысевший и мягко улыбающийся, приветствовал его.

— Интересно? — полюбопытствовал он.

— Еще как, — мрачно ответил Нламинер, пытаясь понять, с кем говорит.

— Я помогу тебе. — Человек подмигнул, и в одной руке его появился свиток, а в другой — прозрачный кристалл. Нламинер тут же узнал его и несказанно поразился.

— Эзоксу! — Он взглянул в Зал. На месте Главного Судьи уже сидел Эзоксу. — Кто же тогда…

— Тс-с-с. — Эзоксу прижал палец к губам. — Там один наш общий знакомый. Говори потише, а то кое у кого могут быть слишком длинные уши.

— Ничего не понимаю, — честно признался Нламинер. — Что за знакомый? Неужели вы собираетесь расстроить Суд? Что, богам все позволено? — Он почти кричал.

— Не так громко. — Эзоксу недовольно поджал губы. — Богам позволено не все. Но можешь не возмущаться: тот, кто все это подготовил, тоже не бог. Так что все останутся довольны.

Нламинер потрогал золотую цепочку, которая по-прежнему отказывалась покидать его шею.

— И что тогда делать? — спросил он и ощутил, насколько глупо он выглядит.

— Слушать, — указал Эзоксу рукой. — Ждать. Теперь все зависит от Судей.

И они принялись смотреть и слушать.

— Истец имеет какие-либо замечания к Судьям или ответчикам? — задал вопрос лже-Эзоксу.

Токссар оглядел зал, подолгу останавливаясь взглядом на каждом из богов. Гвайя, с крыльями, изображенными на ее одежде, насмешливо прищурилась, когда холодный взгляд скользнул по ней. Дольше всего Токссар изучал Палнора. Тот напустил на себя маску смертельной скуки и выразительно зевнул. Нламинер почувствовал, как, несмотря на важность происходящего, его обуревает смех.

— Нет, — ответил наконец Токссар. Эзоксу позади Нламинера шепнул:

— Все идет по плану. Он не заметил подделки. Если бы он действительно был богом, то обязательно заподозрил бы неладное.

— А если Судьи его поддержат? — спросил Нламинер, не оборачиваясь.

— Тогда приду я и объявлю, что Суд неправомочен, поскольку мое место занимает кто-то другой.

— Похоже, вы все тщательно продумали, — фыркнул Нламинер.

— Я надеюсь, — скромно отозвался Эзоксу.

— Судьи имеют замечания к истцу? — спросил «Эзоксу», одарив каждого из Судей вежливой улыбкой.

— Он не перепутает слова? — спросил Нламинер.

— Я заставил его повторить трижды, — усмехнулся бог. — Можешь не беспокоиться. Моя роль здесь — самая простая.

— Неужели они не видят его спутника? — удивился Нламинер.

— Не видят только Судьи, — пояснил Эзоксу. — Это тоже козырь в наших руках. Истцу полагается приходить одному.

Судьи возражений не имели. Нламинер видел довольную улыбку на губах своего двойника, заметил он и едва видимый кивок, которым Токссар поддержал своего союзника.

— Назовитесь, истец, — предложил «Эзоксу». Когда это произошло, некоторые из богов обменялись удивленными взглядами. Только Андринкс, Зартин и Палнор оставались равнодушными. Божества Хаоса, Кунди и Янати, улыбнулись друг другу и взялись за руки. «Не хотел бы я с ними встретиться», — подумал Нламинер.

— Изложите свои требования, — предложил «Эзоксу» и, не моргнув глазом, выслушал требования отставки на Ралионе более чем семи божеств. Включая самого Эзоксу. Теперь наступила очередь Токссара тихо радоваться, глядя на изумленные лица богов.

— Судей просят ознакомиться с деталями требования истца, — невозмутимо продолжал «Эзоксу». В Зале повисла гробовая тишина. Пока Судьи вчитывались в обширное описание, все остальные молчали. Ни один звук не нарушал хода мыслей — только едва заметный шорох бумаги.

— Мне как-то не по себе, — произнес Нламинер вполголоса, глядя на сосредоточенные лица Судей.

— Мне тоже, — отозвался Эзоксу. — Как-никак мне тоже грозит изгнание.

— Но ведь остаются остальные миры?

— Ты думаешь, претендент потребовал только Ралион? О, не сомневаюсь, что его аппетиты гораздо обширнее. В любом случае изгнание — очень неприятная вещь. Можешь верить, можешь не верить.

…Ритуал Суда продолжался, казалось, бесконечно. Наконец «Эзоксу» взял в руки символ Весов — символ правосудия — и объявил:

— Уважаемые Судьи, просьба ответить, поддерживаете ли вы требования истца.

— Да, — ответил твердо один из Судей, и Нламинер заметил, как вздрогнул Эзоксу. Токссар старался сохранять безразличное выражение лица.

— Да.

— Да.

— Нет, — отозвался следующий Судья, и теперь вздрогнул Токссар, а на лице его появилась растерянность.

Все остальные сказали «нет».

Уж лучше бы Эзоксу было явиться в своем традиционном облике — пернатого змея. Тогда, подумал Нламинер, с неприязнью глядя на бога, у его лица не было бы такого самодовольного выражения.

— Ну, вот и все, — сказал Эзоксу, потирая руки. — Теперь ему будет над чем задуматься. До встречи, смертный. Не сомневаюсь, что мы еще увидимся. — Он помахал весело рукой и исчез.

— До встречи, смертный, — передразнил его Нламинер, когда Эзоксу скрылся из виду. — Надеюсь, что мы не скоро увидимся, о Всезнающий! Как вы, все бессмертные, мне надоели!

Ему едва хватило времени спрятаться, когда наружу вырвался разъяренный Токссар и устремился куда-то в чащу, ударами ладони сшибая на ходу деревья.

«Если он тебя заметит слишком рано, то твоя удача точно закончится», — сказал себе Нламинер, следуя за ним и своим мрачным двойником на почтительном расстоянии.

Токссар испытывал одновременно страх и ярость.

Ярость — понятно. Остальные боги все же смогли его перехитрить. Что делать с ними — тоже понятно, но на это снова нужно время, и почему вдруг стали рушиться его планы?

Прежде все, что он задумывал, свершалось в точности и никаких непредвиденных последствий не проявлялось.

Он потребовал, чтобы Впервые Рожденный пришел на Ралион, где его, Токссара, микроскопическое влияние все же было самым сильным, — и так оно и случилось. Правда, немного не совпало время и место — но это уже мелочи.

Он потребовал, чтобы того хорошо подготовили к восприятию правды о его происхождении. И это правда. Так оно и случилось.

Он поставил ловушку, запретив произносить свое имя, — и его бесполезная уже спутница блестяще в нее попалась. Вряд ли теперь ее ждет возрождение.

Он призвал одного из самых мощных магов, что когда-либо являлись на свет, — и бесценная физическая оболочка Впервые Рожденного заполнилась тем, кем нужно. Незримый для богов и предсказателей, Нлоруан оказал ему немало ценных услуг. Скоро, правда, он потребует платы — но все это уже разрешимые проблемы!

Он навлек проклятие Хаоса на Впервые Рожденного — и теперь тот будет уничтожен, едва лишь осмелится ступить туда, где имеют влияние Владыки Хаоса.

Все было готово! Все Судьи были обработаны, чтобы произнести нужное слово в решающий момент. И вот — провал.

Он метался по своей обширной резиденции, бормоча проклятия, а Нлоруан стоял и бесстрастно смотрел на все это.

Нламинер стоял перед дверью в жилище лже-Токссара и готовился войти внутрь.

Правда, правильнее было бы назвать эту дверь стеной. Ни щелки, ни замочной скважины, ни ручки. Предыдущая, украшенная множеством зловещих надписей и снабженная десятками смертоносных ловушек, открылась без единого возражения и безо всякого сопротивления, едва он прикоснулся к ней старинным ключом со множеством инкрустаций.

Ключом, что столько лет пролежал в кармашке его пояса.

Если ему повезет, то, возможно, он успеет сделать хоть что-нибудь, прежде чем из него вышибут дух. Едва он подумал об этом, как цепочка на шее слегка нагрелась и вспыхнула изумрудным свечением. Нламинер огляделся. Никакой стражи. Ну да, когда это божество кого-то опасалось!

«Дверь постараемся открыть без помощи богов», — подумал он и принялся тщательно ощупывать ее. И так, несомненно, без них не справиться. Лучше уж самому побольше сделать.

Однако дверь не желала открываться, пока Нламинеру не пришла в голову забавная мысль.

Если его догадка окажется верной, дверь вскоре перестанет служить препятствием.

Когда дверь рухнула и в туче каменной пыли появился Нламинер, сжимая в руке ярко пылавший «Покровитель», Токссар менее всего задумывался о том, что ему придется обороняться.

Нламинер не особенно оглядывался по сторонам. Чутье подсказывало, что главным противником оставался мрачного вида карлик, получеловек-полурептилия, что злобно смотрел на него исподлобья. Краем глаза он заметил многочисленные стеллажи, уставленные книгами, всевозможным магическим инвентарем, всякой всячиной. Что-то пошевелилось за стеллажами, но Нламинер не спускал глаз с Токссара, приближаясь к нему.

Когда их разделяло несколько шагов, из тьмы выступил улыбающийся Нлоруан, с таким же пламенеющим клинком, и заслонил ему дорогу. На шее своего двойника Нламинер заметил точную копию своего талисмана.

— Ты оказался сильнее, чем я думал, — сказал Токссар неожиданно спокойным голосом, и Нламинер заметил, что тот улыбается. — Что ты хочешь теперь? Я предлагал тебе союзничество — ты не смог победить меня и вряд ли теперь выживешь сам. Однако я все еще могу предложить тебе союз. Подумай над этим.

Нламинер опустил меч.

— Он говорил тебе то же самое? — обратился он к двойнику. Тот усмехнулся.

— У меня с моим союзником есть договоренность, — ответил Нлоруан, и его клыки влажно блеснули. — В каком-то смысле я, конечно, и твой должник — как-никак пользуюсь твоим телом…

— А также моей памятью, моими впечатлениями, — продолжил Нламинер. — Вот только кто из нас может называться Впервые Рожденным? Вряд ли ты, Нлоруан.

— Откуда ты знаешь мое имя? — резко спросил двойник, и улыбка слетела с его лица.

— Значит, тебя ввели в заблуждение, — продолжал Нламинер с довольным видом. — Он, небось, сказал тебе, что я изгнан, что никоим образом не могу помешать вам. Он солгал.

— Ты обвиняешь меня во лжи? — мягко, но с угрозой спросил Токссар.

— И я обвиняю, — откуда-то из-за стеллажей вышла Рисса и указала светящимся жезлом на Токссара. — Как ты думаешь, он знает что-нибудь о твоем секрете? — спросила она у помрачневшего Нлоруана.

— Ты?! — задохнулся от злобы Токссар, но тут же вновь изобразил на лице своем улыбку. — Не было никакой тайны.

«Пора», — подумал Нламинер и воззвал к Дайнеру. Цепочка на его шее засветилась, и двойник бросил на Нламинера короткий взгляд.

— Он знал, что тебе никогда не везло в конечном счете, — обратился он к своему двойнику.

«Он знал, что тебе никогда не везло в конечном счете», — повторило эхо, и Нлоруан поднял глаза к потолку, стараясь понять, кто говорит. Рисса тоже услышала эхо и улыбнулась Нламинеру. Он отсалютовал ей в ответ.

Он выглядит по-другому, поняла Рисса, глядя на Нламинера. Как-то больше… старше… умнее… Где он побывал? Сколько прошло времени?

Токссар, похоже, эха не услыхал.

— Я не знал ничего подобного, — возразил карлик насмешливо. — Я честно соблюдал нашу договоренность.

«Разумеется, я знал об этом, — отозвалось эхо, и глаза Нлоруана расширились. — Я намеревался избавиться от него при первой же возможности».

Нлоруан бросал взгляды попеременно то на Нламинера, то на Токссара. Последний, похоже, так и не слышал эха, что открыло его подлинные мысли.

— Я знаю, что привело тебя к невезению. — Рисса шагнула вперед. — Вспомни об алтаре и статуэтке. Тот, кто называет себя Токссаром, намеренно не стал говорить тебе об этом.

— Ложь! — взвился Токссар. — Я ничего не знал об этом! Уничтожь их, Нлоруан, пока они не успели заморочить тебе голову!

«Правда, — возразило эхо. — Зачем же мне было ему говорить? Я надеюсь, что вы успеете перебить друг друга, а я разберусь с уцелевшими».

Нлоруан повернулся к Токссару, и тот прочел в его глазах приговор. Нлоруан замахнулся мечом, бросаясь к нему, но карлик лениво шевельнул пальцем, и черный портал, разверзшийся перед двойником Нламинера, поглотил его.

— Ладно, — сказал Токссар равнодушно. — Хотите войны? Сейчас устроим. — Он вновь шевельнул пальцем, и многочисленные порталы начали открываться во всех стенах. Нежить, разнообразная и смертоносная, выступила из порталов и стала приближаться к Нламинеру и Риссе.

Нламинер воззвал к Элиору, и ослепительный свет затопил помещение. Рисса с изумлением смотрела, как корчатся и растворяются в воздухе неудавшиеся убийцы. Нламинер шагнул к Токссару, поднимая «Покровитель». Карлик отступал к столу, заваленному множеством разных предметов, и на лице его читалось недоумение.

— Ты хочешь поднять руку на неуязвимого? — спросил карлик с усмешкой, и в руке его появился черный дротик. — Сначала докажи, что справишься с этим.

Нламинер воззвал к Зартину, когда карлик метнул свое оружие, и снаряд осыпался перламутровой пылью, коснувшись его тела. Второй снаряд метнул карлик, и третий — всех их постигла та же участь. Едва ли с десяток шагов разделяло противников.

Рисса подняла руку и принялась читать какое-то заклинание, когда Токссар зарычал и махнул рукой в ее сторону. Огромная пасть поднялась прямо из-под Риссы и поглотила ее. Нламинер воззвал к Андринксу, Владыке Времени, и Рисса вернулась на прежнее место.

Теперь в глазах карлика появился страх. Он неуверенно отступал к стене, насылая на Нламинера разные напасти.

Огонь охватил всю комнату — но Монффу, Владычица Дождей, справилась с ним. Лед попытался сковать все живое — но бог Шанта, Повелитель Огня, уничтожил и лед. Нламинер замахнулся было мечом, как карлик, ускользнув из-под удара, метнулся к неприметному на вид стеллажу.

Нламинер воззвал к Эзоксу, и массивная книга, стоявшая на стеллаже, ярко засветилась. Бросив бесполезный меч, Нламинер кинулся к книге.

Рисса что-то продолжала читать им вслед, но следить было некогда.

И Нламинер, и Токссар достигли книги одновременно.

Никто из них не мог вырвать том из рук противника.

— Ты считаешь себя самым умным? — спросил Токссар со страшной улыбкой. — Книга слушается меня, о Впервые Рожденный Глупец. Сейчас ты в этом убедишься.

Книга легким движением стряхнула Нламинера, и тот неловко упал наземь. Карлик раскрыл книгу и торжествующе уставился на своего недруга.

— Итак, — провозгласил карлик. — Я, Токссар, обращаю этого недостойного…

«Отличное дополнение к твоей коллекции», — подумал Нламинер и, дотянувшись пальцем до края книги, воззвал к Палнору.

Книга испарилась из рук карлика.

Тяжкий гул сотряс комнату.

Темный портал открылся за спиной у Токссара. Тот упал со стоном на колени. Из портала вышел черный силуэт с горящими глазами.

Нламинер заметил, что Рисса упала наземь, закрыв лицо ладонями, и последовал ее примеру. Тишину разорвал пронзительный вопль.

С грохотом рушащегося здания портал захлопнулся.

Карлик лежал на спине, и Нламинер заметил, как сильно тот состарился. Теперь он выглядел не просто старым — древним. Карлик что-то прошептал, и Нламинер шагнул было к нему, но Рисса отстранила его и склонилась над умирающим.

Затем начертила над ним Знак Моста.

Вслед за этим карлик обратился в прах.

Рисса долго сидела перед грудой пыли, отдаленно напоминавшей очертаниями человеческую фигуру, и держала руки сцепленными в ритуальном знаке. Нламинер не осмеливался отвлекать ее.

— Что он сказал? — спросил он, когда Рисса повернула к нему посеревшее, измученное лицо.

Ответа он не получил.

Глава тринадцатая

— И тогда я мысленно нарисовал его имя на двери.

— И что же?

— Дверь рассыпалась, что же еще? Они сидели на камне у гавани и смотрели на уходящие корабли.

— Я должен был бы уплыть на нем, — сказал Нламинер ошарашено. — Клянусь, это тот самый корабль!

— Куда уплыть? — не поняла Рисса.

— На маяк. — Нламинер махнул рукой на север. — Видишь? — Он указал рукой на календарный камень. — Тот самый день, когда я должен был бы уехать туда. Мы что, вернулись назад во времени?

— Возможно. — Рисса вновь опустилась на камень. — Ноги совсем не держат. Мы отправим на остров тех, кому положено справляться с подобными вещами, и они вычистят всю заразу. Так что не стоит беспокоиться.

Они помолчали, наслаждаясь покоем и солнечным светом.

— Так ты говорить, что он предложил тебе написать твою биографию в обмен на перемещение в нужное место? — продолжала расспрашивать Рисса.

— Ну да, — кивнул Нламинер. — И я долго сидел там, сочиняя ее.

— Как долго?

Нламинер прикинул.

— Если мои записи верны, двадцать с небольшим лет.

— Лет?!

Нламинер кивнул с кривой усмешкой.

— Так что я очень устал и тоже не прочь отдохнуть. Теперь, когда все закончено… Кто-то кашлянул за их спинами.

— Опять он, — вздохнула Рисса. — Я вернусь, — пообещала она, с неприязнью посмотрела на Шаннара и отошла в сторонку.

— Ну что же, все закончилось, — сказал тот, лучезарно улыбаясь. — Все мы устали, и всем пора отдохнуть. Я, собственно, зашел передать, что боги просили тебя не забывать о долгах.

— Каких долгах?

— Ты же обращался к ним за помощью? Ну так вот, теперь тебе придется оказать каждому из них небольшую услугу.

Нламинер машинально схватился за цепочку. Та неожиданно легко расстегнулась и стекла ему в ладонь золотым ручейком.

— Оставь себе на память, — предложил Шаннар. — Трое просили тебе передать, что очень довольны и никаких других обязательств с тебя не возьмут.

Нламинер по привычке скосил глаза. С тенями все было в порядке. Шаннар проследил за его взглядом и рассмеялся.

— Очень мило с их стороны, — выговорил Нламинер, едва сдерживаясь. Шаннар подмигнул.

— Нечего ворчать, я тоже не бездействовал. Ну ладно, счастливого отдыха.

— Скажи мне одно, — спросил Нламинер его спину, когда Шаннар собрался было удалиться. — Кто ты такой?

— Ты первый меня об этом спрашиваешь открыто, — ответили ему спустя долгую паузу. — Поэтому я отвечу честно. Я не знаю. Спроси себя, кто ты такой. Может быть, это тебе поможет?..

И ушел неторопливо, напевая песенку. Когда Рисса вернулась, Нламинер мрачно смотрел на прибой.

— Что случилось? — спросила она встревожено. Нламинер поднялся и со злостью швырнул цепочку в океан. Подумал и отправил туда же ключ и крохотный шарик, что по-прежнему лежали в кармашке его пояса.

— Отдых отменяется, — пояснил он. — Я тут умудрился немного задолжать всем богам сразу.

— Ну что же, это успеется, — ответила Рисса, помолчав. — К тому же я помогу тебе. Буду ждать тебя в городе — многим не терпится познакомиться с тобой.

Прикоснувшись ладонью к плечу Нламинера, Рисса оставила его у моря и пошла по тропинке, по которой ходила уже несколько столетий.

Нламинер сидел, поднимая камушки и швыряя их в воду. Где-то на севере небо еще отливало зловещей чернотой, но над Розовым островом не осталось даже крохотных облачков.

Буря утихла.

Константин Бояндин Умереть впервые

Путник, здесь тебе предложат честный обмен,

Проверь свои желания, осознай стремления.

За каждым камнем скрыта стена,

За каждой мыслью скрыт человек,

За каждым мигом скрыты века.

Выберешь будущее — шагни направо.

Выберешь прошлое — шагни налево.

Выберешь настоящее — возвращайся назад.

Выберешь единство — оставайся на месте.

Если нет света — придумаем свет,

Если нет тьмы — придумаем тьму,

Если нет сумерек — придумаем сумерки.

Если нет единства — исчезнет весь мир.

(надпись-мозаика Геллосского лабиринта)

Всем, кто участвовал в наших играх

Глава первая ЕДИНСТВО

Был вечер 18-го дня осени 319 года. Не нужно обладать острым слухом, чтобы услышать скрежет металла о камень.

В просторном подвале, что находился где-то под городом Киншиар, зажегся свет и худенький юноша, обернувшись, прикрыл глаза. После кромешной мглы яркость была нестерпимой.

— Леглар! — крикнул он в пустоту зала. — А сейчас что не так?

Ответом ему был короткий смешок. Уши у юноши вспыхнули при звуке этого голоса. Затем из слепящего свечения послышался стук деревянных подошв о металл, и высокая фигура спустилась откуда-то сверху.

— Очень плохо, Таилег, очень плохо. Юноша оглянулся. Его окружали хитроумно расставленные предметы: стулья, столы, легкие деревянные коробки и тяжелые сундуки. Тонкие меловые линии были нарисованы на полу, образуя головокружительную путаницу. Несколько нитей соединяли предметы друг с другом.

Леглару на вид было лет сорок. Впрочем, люди доживали теперь до почтенного возраста в сто двадцать — сто сорок лет без особых трудностей, так что говорить о приближении старости было бы трудно. И все же грядущая зима уже отметила его пышную шевелюру.

— Вот и вот. — Он указал длинным пальцем куда-то в глубь паутины, среди которой стоял Таилег, двадцатилетний человек, единственным достижением которого было острое желание прославиться.

Неважно как.

Таилег проследил за пальцем и увидел оборванные нити. Сквозняк шевелил их обрывками, металлические пылинки искрились на почти невидимых волокнах.

— И здесь. — Другой палец указал в другом направлении, где едва видный след подошвы пересекал меловую линию.

— Одним словом, — подвел итоги Леглар, — три ловушки. Плюс сундук. Кто за тебя станет проверять его? Я слышал, что ты полез в него, не обследовав. Настоящему сундуку ты тоже станешь объяснять, что не хотел нарываться на неприятности?

— Как ты мог слышать! — воскликнул юноша, в сердцах стукнув ладонью по сундуку. С потолка, мягко шелестя, упала сеть, и Таилег с проклятиями принялся из нее выпутываться.

— В следующий раз намажу сеть какой-нибудь гадостью, — пообещал его наставник с презрительной усмешкой, но весело прищурив глаза. — Несколько ожогов — что может быть лучшим обучающим средством?

— Хватит на сегодня, — буркнул Таилег, выпутавшись из сети и пытаясь привести свою одежду в порядок.

— Да, действительно, — кивнул Леглар и жестом пригласил его следовать за собой. В углу подвала стоял небольшой столик, на котором аппетитной грудой лежала снедь. — Ешь, заработал. Не деликатесы, конечно, но раз уж тренироваться — так всерьез.

— Ты считаешь, что заработал? — спросил Таилег, с жадностью набрасываясь на сушеные фрукты и вяленое мясо. Обычная вода казалась напитком богов — после целого дня, проведенного в тренировочном лабиринте.

— Да, — коротко ответил его собеседник, удобно устроился в кресле и перестал улыбаться. — Две ловушки ты прошел чисто. Первую нить порвал случайно — уже устал, как мне кажется, — но тем не менее порвал. Все остальное — из-за плохого самообладания. Не знаешь, что делать, — стой и думай. И главное. Когда зажегся свет, ты так и остался стоять. С недовольной физиономией.

— Ясно, — мрачно ответил Таилег и вздохнул. Суставы ныли, и сидение на простом деревянном табурете вовсе не казалось благом.

— Но улучшение есть, несомненно, — кивнул Леглар и вынул из кармана часы. — О боги, уже восемь часов! Да, засиделись на этот раз. Ну ладно, день отдыха — послезавтра жду тебя здесь. Осталось восемнадцать дней, так что соберись.

В этот момент в кармане его куртки что-то музыкально заиграло. Озадаченный Леглар извлек небольшой красиво ограненный камень и уставился в его глубины.

— Даал, — низким и раздраженным голосом отозвался кристалл. Таилег вздрогнул и едва не упал со стула.

— Слушаю, — не менее мрачно ответил Леглар, делая ученику знак — помолчи, — Что случилось?

— Через полчаса ко мне в кабинет, — произнес кристалл, и на длинном лице Леглара поочередно отразилисьразнообразные выражения неудовольствия. — Срочное дело. Где живет твой новый ученик?

Глаза Таилега расширились, и он вопросительно ткнул себя большим пальцем в грудь.

— Сейчас он здесь, в тренировочном зале, — ответил Леглар кристаллу, с сомнением глядя в его светящиеся глубины.

Кристалл с облегчением вздохнул:

— Бери его с собой и — живо ко мне! После чего свечение кристалла померкло. Если бы пожелание Леглара исполнилось, владельца голоса ожидала бы очень неприятная смерть.

— Собирайся, — коротко кивнул Леглар, с хрустом разминая суставы. — Чувствую, нам сейчас припомнят последнюю вылазку. Торопись, если не хочешь отправиться к герцогу под стражей.

— Под стражей? — перепугался Таилег. — Может, мне… того?..

Леглар Даал, специалист первого класса по ловушкам, почетный член множества Гильдий и так далее, взглядом пригвоздил ученика к полу.

— Не валяй дурака, — посоветовал он и прикосновением к невидимой кнопке погасил весь свет. — От приглашений герцога не отказываются.

Они шли по людным вечерним улицам. Приходилось торопиться — правительственные здания находились почти на другом конце города.

Таилег шел и думал, где они могли попасться. Два месяца назад они с Легларом — как и многие другие, кстати, — посетили руины одного древнего подземного города. Вполне законное предприятие. Все ценное давно уже вывезено, все путешественники посещают город на свой страх и риск. Все трофеи разрешено уносить с собой. Правда, они немного… так скажем, случайно уклонились от безопасного маршрута и несколько часов блуждали по невообразимо жутким проходам… и трофеев-то кот наплакал. К чему тут придраться? Можно сказать, туристическая поездка.

Леглар шел и думал, куда его отправят на сей раз. Всякий раз, когда кто-нибудь из воров Киншиара стащит что-нибудь не то, его вызывают улаживать скандалы. Сейчас, сомнений нет, чем-то не понравились они сами. Ну да, у парнишки пока еще руки не оттуда растут, откуда положено, да и опыта маловато — но ведь ничего такого он не сделал! Сам же следил за его приключениями… Он почесал затылок и, встретив тревожный взгляд ученика, только пожал плечами.

— Если бы нас хотели посадить, то не стали бы вызывать по срочной связи, — пояснил он на словах.

— Тебя посадить, как же, — уныло отозвался Таилег.

В Гильдии воров, как и во многих других ремесленных цехах, дозволялось обращаться к наставнику на «ты».

— Ваша светлость, — негромко произнес Леглар, слегка подталкивая бледного Таилега вперед. За их спинами гулко сомкнулись створки дверей, оставляя их в обществе превосходной мебели, множества скульптур и недовольного герцога. Таилег заметил, что герцог явно одевался в большой спешке.

— У нас есть полчаса. — Герцог жестом приказал своим посетителям сесть. — Садись, Леглар, некогда соблюдать этикет. Ты тоже садись, — кивок в сторону Таилега.

Таилег украдкой осмотрел богато украшенный зал, где вершилась политика герцогства Киншиар, и беззвучно вздохнул. Герцог вообще не замечал его присутствия — сказывается воспитание. Кто он ему, собственно? Так, мелочь, уличный воришка… Да, но почему такая срочность? Безо всяких чиновников, без секретаря, в неприемное время… Он покосился на высокие окна. Никого. Здесь только они трое.

— У нас гости. — Герцог извлек откуда-то из стола сигару и не торопясь раскурил ее. — Гости очень неприятные, скажу сразу, и мне не хочется их задерживать.

— Наблюдатели, — произнес Леглар полувопросительно-полуутвердительно. Герцог недовольно кивнул.

— Они являются из ниоткуда, стража вынуждена их пропустить без официального объявления, и вся их милая троица приказывает мне явиться сюда к девяти, и чтоб вы двое тоже здесь сидели.

Таилег спрятал улыбку.

— Что-нибудь еще они сказали? — прервал Леглар неловкую паузу.

— Нет, и я как раз жду, что скажете вы. — Герцог впервые увидел Таилега и испепелил его взглядом. — Что натворили? Лучше скажите сразу. Может, вас сразу в темницу отправить или дать время скрыться. Ну, что натворили?

Леглар некоторое время наблюдал, как багровеет лицо герцога, и в конце концов вздохнул.

— Могу поклясться чем угодно, ваша светлость, — начал он, как вдруг негромко зазвенел колокольчик на обширном столе герцога.

Владелец стола обреченно вздохнул.

— Вот, началось, — сказал он шепотом.

Таилег собственными глазами увидел тень страха на желчном аристократическом лице.

Наблюдатели шли через зал целую вечность. Двое из них были ольты, вендор, как их звали на Островах. По их лицам невозможно было угадать возраст. Властные над своим телом, они отчасти были властны и над временем. Пожалуй, только по глазам, по манере держаться можно было бы оценить их возраст.

И конечно, когда было бы время заглядывать в глаза. Таилег не на шутку перепугался — но не от вида двух высоченных Наблюдателей, которые были на голову выше Леглара (а тот не считался низкорослым). Что-то неосязаемое навеяло на него противный, обидный страх. Он чувствовал себя словно карапуз, которого уличили в краже варенья.

Третьим в этой команде было и вовсе нечеловеческое существо. Оно имело, конечно, две руки и две ноги. Однако было и покрытое чешуей тело, короткий хвост, придававший существу несколько танцующую походку и когти на руках и ногах.

Одно только облегчение: ростом существо было всего футов пять. Одной рукой поднять можно, подумал Таилег и невольно отступил назад, задерживая дыхание.

Как и от всяких чудищ, запах от этого должен был быть весьма неприятным. Однако крепкий дым дорогой сигары перебило не зловоние, а терпкий запах леса. Коры какого-то дерева… трав… мха… Таилег не успевал удивляться, слишком быстро все происходило.

Леглар встал первым, коротко поклонился и быстро произнес несколько слов на музыкальном, приятном для слуха языке. Оба ольта кивнули и, миновав Леглара, Таилега и рептилию, направились прямо к герцогу. Там они по-хозяйски уселись в кресла для посетителей и вполголоса принялись о чем-то беседовать. Тут Таилег бросил украдкой еще один взгляд на герцога и вновь порадовался: герцог был бледен и то и дело вытирал со лба пот.

Глаза рептилии остановились на Таилеге.

— Что вы подобрали во время последнего… похода? — спросила она на безукоризненном Нижнем Тален. Если бы не паузы между словами, Таилег поклялся бы, что перед ним человек, надевший маску рептилии. Вертикальные зрачки сверлили его взглядом, и выражение чешуйчатого лица было совершенно незнакомо. Небеса, зубов-то сколько…

Рука как-то сама собой полезла в карман… Леглар бросил на Таилега удивленный взгляд. Юноша осознал, что его наставник ожидал чего-то другого.

Руку с зажатым в ней небольшим предметом Таилег протянул к существу… когда Леглар поймал его за локоть. Вот уж воистину стальная хватка! Леглар столь молниеносно остановил его движение, словно он, Таилег, намеревался зарезать этого недомерка!

Осторожно Таилег разжал ладонь. На ней лежала изящная булавка. В оправу, изготовленную из самородного серебра, был вправлен небесно-голубой камень. Даже издалека было видно — не безделушка. Тонкая работа… и стоит немало.

Существо аккуратно протянуло ладонь к его руке, остановив движение в паре дюймов над булавкой. Таилег почувствовал слабое тепло, исходящее от когтистых пальцев. Ощущение было необычным — тепло словно вихрями исходило из чужой ладони, ввинчиваясь в его собственную.

Рептилия кивнула и отступила на шаг. Теперь ее глаза с вертикальными зрачками и сиреневыми радужками остановились на Легларе, и они обменялись несколькими фразами на том же музыкальном наречии. Судя по тону, Леглар в чем-то оправдывался. Рептилия вновь кивнула, шагнула мимо Таилега, вовсе не обращая на того внимания, и села рядом с остальной троицей. Герцог сделал жест Таилегу с Легларом — подождите, мол, за дверями.

Пришлось выйти.

— Слушай, что происходит? — Таилег пытался унять дрожь в руках и не мог. Леглар посмотрел на него искоса и тихонько рассмеялся:

— Они решают, что с тобой сделать. Рука Таилега с булавкой остановилась на полпути.

— За что? За это? — Он показал булавку наставнику, и свет канделябров вспыхнул внутри камня зелеными лучиками. — Что в этом незаконного?

— Скажи мне, по секрету, разумеется, — где ты ее откопал? — неожиданно спросил Леглар сухим и жестким тоном.

Таилег опешил.

— Д-да там, в той комнате — помнишь? — там, где много столов было порубленных, картины на стенах…

Леглар схватился за голову и застонал.

— Там, на полу, случайно ничего не было нарисовано?

— Было, — честно признался Таилег, сам от себя этого не ожидавший. — Вроде как углем. Но ничего такого, спокойно ногой стиралось, я и стер… а булавка посреди кучи мусора валялась.

К Леглару успело вернуться самообладание.

— Говорил я тебе — сначала меня спроси, — зло обругал он ученика. — Теперь радуйся, если жив останешься.

Таилег хотел было возразить — тебе, мол, покажешь, так ничего себе не останется, — но передумал. Шутки кончились. Таким своего наставника он видел редко.

— Так что ж я такого сделал-то? — спросил он почти робко.

Леглар пожал плечами и устроился в кресле поудобнее.

— Сейчас тебе все скажут, — ответствовал он мрачно.

Ждать пришлось недолго. Наблюдатели вышли из зала, попрощались с Легларом (не замечая при этом Таилега) и оставили их двоих.

— Вернитесь-ка сюда, — послышался холодный голос из мрачной глубины, откуда медленно выплывал сизый сигарный дым.

Когда оба они вновь предстали перед очами его светлости, герцог выглядел гораздо лучше. Судя по всему, осознал Таилег, герцог поначалу рассчитывал на что-то очень скверное. На что же? Что могут приказать ему Наблюдатели? Странно все это.

— Таилег из Киншиара, — размеренно произнес герцог, протягивая юноше свиток. — Я уполномочен передать вам свиток от Наблюдателей Киншиара. Там описано особое поручение, которое вам надлежит исполнить. Начинайте незамедлительно.

— Даал, — голос герцога стал чуточку добрее, — для тебя тоже есть особое поручение. Лично от меня. Мы поговорим о нем с глазу на глаз.

Намек был прозрачнее некуда.

Глава вторая ТЬМА

Выяснилось, что Таилег не переносил качки.

Торговый корабль «Кориам», пассажиром которого он был, шел по спокойному морю — волны едва ли поднимались выше двух-трех футов, но и этого Таилегу хватило, чтобы совершенно позеленеть, потерять и аппетит, и самый интерес к жизни.

Похоже, что корабль был худшим из тех, какой смог найти герцог. Глядя на хмурые лица команды и на снисходительные усмешки других пассажиров, Таилег мысленно перебирал все проклятия, какими наградил бы этого индюка с сигарой в клюве, стань он хоть на минутку богом.

Список был внушительным, и его с лихвой хватило бы на большую аристократическую семью.

Он ехал, в сущности, немного проветриться, за чужой счет, с кучей золота в рюкзаке, но почему-то не ощущал себя счастливым. Причиной тому, кроме тошноты, был пергамент с золотым обрезом, который ему вручил герцог три дня тому назад.

Там было сказано: «Выполнить задание, которое даст Совет Наблюдателей». Легко сказать! Неизвестность была сама по себе неприятна, но другое обстоятельство тяготило Таилега гораздо сильнее.

Необходимость иметь дело с нелюдьми.

Бабушка, которая в основном занималась воспитанием Таилега, сумела привить внуку острую неприязнь ко всему нечеловеческому. То покрытое чешуей лицо, которое он видел совсем недавно, в детстве появлялось только в худших кошмарах. Давление, которое ощущал Таилег, было почти непереносимым. Хорошо хоть, экипаж и пассажиры были люди… по крайней мере на вид.

«Там написано особое поручение»… «Следовать до порта Киннер, далее на северо-запад, до входа в заброшенный подземный город». Таилег фыркнул, когда впервые прочел эти слова. «Следовать!» Вход в руины Даи-Годдара, Двух Золотых Лун, как примерно переводилось название города, он отыскал бы на ощупь. Руины были настолько изучены и просеяны, что все окрестные горожане приезжали туда на пикники. Побродить по подземным переходам, коснуться рукой древности… Да уж.

С кем теперь ему предстоит там встретиться? И почему, черт побери, сами Наблюдатели не могут вернуть эту булавку на место, раз уж на то пошло? Никто ему ничего не пояснял.

«Следовать до входа»!

Никогда не хотел следовать чьей-то воле, но вот приходится…

Рейс до Киннера должен был продолжаться три дня. Корабль шел неторопливо, поскольку был основательно загружен. Да и сам рейс проходил всегда поблизости от берега. Это не в Штормовой пояс плавать: двадцать дней в открытом море — при попутном ветре — и дальше проявлять чудеса навигации, чтобы вернуться назад живым и невредимым.

Право же, Таилег предпочел бы отправиться к Штормовому поясу… или отработать наказание в Киншиаре, если Наблюдатели считают, что он провинился. Впрочем, кто сможет понять их нечеловеческую логику. Правда, ольты… Но и ольты не совсем люди. А значит, нельзя до конца доверять им.

Утром второго дня чья-то рука похлопала его по плечу.

Таилег поднял глаза и увидел какую-то желтоватую пастилку, лежавшую на подозрительно знакомой ладони, которую пересекал наискось глубокий шрам.

Леглар.

Таилег был до того измучен сочетанием страха, голода и тошноты, что не смог даже улыбнуться. Он подобрал пастилку и положил ее в рот, с ужасом ожидая, что его немедленно стошнит.

Однако во рту разлилась терпкая горечь, клубящийся туман заполнил голову и схлынул, забрав с собой морскую болезнь.

Ощущение было просто божественным.

— На, ученик, — Та же рука протянула юноше пакетик с пастилками. Таилег нехотя оторвался от поручней, которые служили ему опорой добрые сутки, и по-новому взглянул на окружающий мир. Корабль, правда, не стал от этого приличнее, но сумрак, окутывавший все вокруг, рассеялся. Что здесь делает Леглар?

— Ты не беспокойся, я здесь случайно. — Леглар ловко пододвинул к себе шаткое деревянное кресло и устроился поблизости. — Мне показалось, что несколько дополнительных уроков тебе не повредит. Вот, держи. — Леглар протянул объемистый пакет, завернутый в парусину. — Позже поглядишь. Я так и знал, что путешественник из тебя никудышный. Половину полезных вещей покупать не стал… Когда только дурь из тебя вылетит?

Его строгий тон плохо сочетался с улыбкой, которая пряталась где-то в глазах. Таилег вымучено улыбнулся и сел в соседнее кресло. Тут только он понял, до чего приятно сидеть и наслаждаться покоем. Тут же захотелось есть.

— Ясно. — Леглар поднялся и задумчиво потянул себя за бороду. — В этот раз урок начнем с обеда.

— Итак. — Леглар обвел взглядом сидевших за соседними столиками. Он встретился взглядом с мрачным толстяком в богатых одеждах и усмехнулся: — Во что корабль превратили… Тьфу! Итак, одно небольшое предупреждение.

Герцог надеется, что больше тебя в Киншиаре не увидит.

Таилег едва не подавился.

— Что я ему сделал? — проговорил он возмущенно. Судя по негодующему тону, излечение от морской болезни прошло более чем успешно. — Что я, обокрал его родственников? Знакомых? Или он на это покушается? — Он извлек злосчастную булавку и задумался, глядя на нее. — В море, что ли, выбросить…

— Давай, — согласился Леглар. — Герцог, конечно, не заставит тебя нырять за ней, но… Таилег побледнел.

— Спрячь игрушку, — посоветовал магистр Леглар Даал. Он оглянулся. Толстяк неприязненно осматривал их обоих. Рядом с ними сидел худощавый седой мужчина с девочкой на коленях. Та весело смотрела на Леглара и его спутника, не подозревая, какие страсти там бурлят. Таилег медленно спрятал булавку в потайной карман и усилием воли придал лицу спокойное выражение.

— Ладно. — Леглар с хрустом потянулся. — У нас мало времени. На берег мы сойдем вместе, но в город ты пойдешь один.

Таилег вновь побледнел. На сей раз как снег.

— Знаешь, ученик, — Леглар побагровел, — пора, наконец, взрослеть. Есть вещи, которые приходится делать помимо своей воли. И есть дела, помочь в которых тебе никто не сможет. Уяснил?

Таилег кивнул.

— То-то же. — Цвет лица магистра постепенно приходил в норму. — Я не знаю, придется ли тебе встречаться с рилдарами…

— С кем? — подозрительно перебил его Таилег.

— Так звали их на нашем Острове. — Леглар ухмыльнулся. — У вас в городе ими пугают детей и называют слугами смерти. Сами они зовут себя хансса. Наше название, правда, тоже не очень лестное…

— И что оно значит? — спросил Таилег, уже готовый посмеяться.

— Не скажу. — Леглар перестал улыбаться. — Не то с тебя станется ляпнуть это при них, а тогда тебе не позавидуешь.

— Что они со мной сделают? — презрительно спросил его ученик, откидываясь в кресле. «Быстро приходит в себя», — с удовлетворением отметил магистр и закрыл глаза, изображая на лице мечтательную улыбку.

— Давным-давно, — пояснил он, — когда люди еще воевали каменными топорами, они придумали очень эффективный способ бороться с умалишенными, преступниками и еретиками…

Таилег вопросительно смотрел на своего наставника.

— Они их поедали. — Леглар мрачно воззрился на ученика, побледневшего в третий раз. — Это, конечно, давно уже не практикуется, но заруби себе на носу, парень, что это не люди. У них свои понятия о долге. О морали. О порядке. Они нас знают как облупленных, а мы до сих пор только и умеем, что пугать ими детей.

Так что заткнись и слушай меня. Многому я тебя не научу, но основы хорошего тона преподам.

— …Нет, — сказал Леглар в сотый раз за третий день путешествия и закатил глаза. — О боги, ну неужели у меня настолько плохое произношение? Итак, повторяй снова: анс ассаи, халиан ормасс…

— Мне надоело. — Таилег поднялся и захлопнул тетрадь в толстой кожаной обложке. — Слушай, Леглар, я с этими крокодилами на задних лапах говорить не собираюсь. Если им охота, пусть говорят со мной сами. На человеческом языке. Нелюди — они и есть нелюди, и относиться к ним, как к людям, за один день ты меня не научишь.

Он обернулся к учителю, рассчитывая увидеть гримасу гнева на его лице, но Леглар только обреченно вздохнул и покачал головой.

— Нет, — после неловкой паузы проговорил Леглар. — Действительно, зачем я тебя учу? Зачем я вообще увязался за тобой? Что с того, что из тебя может выйти первоклассный специалист? Зачем я стараюсь из рядового воришки сделать образованного человека? Дурную голову только топором и вылечишь… — и сокрушенно покачал головой.

Таилегу стало непереносимо стыдно.

— Я… Леглар… — пробормотал он наконец.

— Говорить буду я, — мягко прервал его магистр. Говорил он тем тоном, услышав который к полу примерзают даже самые отчаянные храбрецы. — А ты будешь говорить, когда я попрошу.

Он отошел к иллюминатору и заметно оттаял постояв там с минуту.

— Вернемся к уроку, — продолжил он как ни в чем не бывало, — У нас еще будет вечер и завтрашнее утро.

Оба помолчали.

— Леглар. — Голос Таилега был серьезен и совершенно спокоен. Это было так на него не похоже, что Даал удивленно воззрился на своего ученика. — Ты только о них и говоришь, словно свет на них клином сошелся.

— В определенном смысле, ученик, в определенном смысле. Для тебя он несомненно сошелся. Или сойдется в самом ближайшем будущем. Ты наступил на хвост самим Наблюдателям, а девять десятых Наблюдателей — Хансса. Давай, раскрывай свой блокнот и записывай…

Киннер менее всего выглядел величественным в такую скверную погоду.

Судьба распорядилась так, чтобы у Даала разболелась голова вскоре после заключительной перебранки с Таилегом. Остаток пути он мрачно просидел в собственной каюте, глядя на собиравшиеся тучи. Погодя, кратко отвечал он на все вопросы о своем самочувствии и из лекарств потребовал только розового киннерского вина. Наставнику всегда виднее. Утром они спустились на скользкую и неприветливую землю Киннера, местами закованную в камень, а местами превратившуюся в грязную кашу. Последние два года славились затяжными дождями, и этот, судя по всему, решил укреплять традицию.

— Какие странные дома, — произнес Таилег с восхищением. Ни один дом не страдал от недостатка внимания; все выглядело новеньким, ухоженным, радующим глаз. Все здания имели куполообразные в сечении крыши, с круто опускающимися у краев скатами.

— Остров — место не очень сухое, — пояснил его наставник, — Но в Киннере дожди — особенно частые гости. Никому еще не удавалось это объяснить. Как и везде на Островах, здесь очень порывистые ветра, и в конце концов архитекторы остановились вот на такой форме.

Пока Леглар обменивался фразами с неприметными людьми, что собирались вокруг приезжих в поисках поручений, Таилег осмотрелся. К северо-западу сквозь завесу дождя просматривались гладкие, низкие вершины Змеиного хребта. Самый богатый железной рудой, с трудом припомнил Таилег. Уроки обязательной начальной школы забывались легче всего…

Послав гонца занять номер получше в главной гостинице города, Леглар решительно направился в ближайший портовый кабак, и Таилегу ничего не оставалось, как последовать за ним.

— Ужасная погода, — сообщил в очередной раз Леглар, осушая второй кувшинчик местного пива и удовлетворенно похлопывая себя по животу. — На твоем месте я бы не торопился спускаться в руины. Подожди денек-другой, походи по городу, поговори с людьми…

— Так мне же приказано — «срочно»! — недоуменно воскликнул Таилег.

— Сразу видно, что ты никогда не был солдатом, — усмехнулся его наставник. — Или гонцом у герцога, да не оскудеют запасы его сигар. Кто тебе мешает думать, что именно в этот момент ты с наибольшим рвением выполняешь приказ? Кстати, в записке от Совета Наблюдателей сказано буквально: «прибыть туда-то и сделать то-то». Ни слова не сказано, что это срочно, немедленно, никаких угроз…

Таилег позволил себе немного расслабиться и отхлебнул из своего кувшинчика. На его взгляд, вкус у пива был отвратительный, но все остальные напитки были здесь куда крепче.

— Так что ты хотел мне сказать еще? — спросил Таилег после долгой паузы.

— Ага, память еще не засорилась! — радостно воскликнул Леглар и заказал еще пива. — Зайди как-нибудь в «Розовый камень», парень и попробуй тамошних угрей. Карлики — лучшие повара на свете, да не оставит их заботой богиня…

— Что-то стал часто богов поминать, — неодобрительно отозвался Таилег. Его пожирало нетерпение — с одной стороны, ему не терпелось узнать побольше (а его наставник оказался неистощимым кладезем премудрости), а с другой… Впрочем, о другой стороне знания он предпочитал не думать. Пока, во всяком случае.

— У каждого города свои порядки, — отозвался его собеседник. — Здесь принято часто желать всем упомянутым всего самого доброго. Иначе на тебя начнут косо смотреть.

Таилег молча ждал продолжения.

— У меня все еще ноет голова, — поморщился Леглар, немного помолчав и покончив с очередной порцией десерта. — Так что я скажу тебе только самое важное. Остальное сам прочитаешь в библиотеке.

— Как в библиотеке? — Таилег не поверил своим ушам. — Ты хочешь сказать, что все, что ты мне рассказал, ты прочел в какой-то книге?

— Разумеется. — В тоне Леглара прорезались знакомые раздражительные нотки. — Ты думаешь, что это у хансса я обучился срезать кошельки, вскрывать сейфы, расследовать кражи, заниматься слежкой и прочее? Большинство знаний я обнаружил в книгах. И тебе советую почаще читать. А то голова всякой ерундой забита, да простят меня небеса…

— С чего ты взял, что в книгах написана правда?

— Надо будет выяснить, что ты понимаешь под правдой… Но это в другой раз. Ладно, ученик. Ты снова забываешься. Так что рот закрой, а уши открой. — В голосе Леглара вновь появился металл.

Пришлось повиноваться.

— …Итак, главное, что тебе надо запомнить, — что они выработали очень сложную систему жестов. Никогда не прикасайся к ним первым, если не уверен в том, что делаешь. Никогда не делай резких движений. Можешь на них кричать, можешь им угрожать словами, можешь даже рискнуть оскорбить собеседника лично — они не очень-то на это обижаются, но всегда следи за своими жестами.

В случае острой необходимости можешь взять хансса за плечо — вот здесь, — чтобы привлечь внимание, остановить, да мало ли еще для чего. Все остальное имеет вполне однозначный смысл, и не стоит вводить их в заблуждение. И помни, что нашу мимику они знают в совершенстве, хотя собственной не обладают…

— Я видел, как у него… нее… — Таилег сбился. — В общем, как менялся цвет глаз.

— Правильно, но не у всех. Итак, запомни. Формулы приветствия. Жестикуляция. Ни слова о богах, пока они сами не спросят. Соблюдай эти три правила, и тебя съест кто-нибудь другой.

Таилег даже не улыбнулся.

— Как отличить, кто из них какого пола? — спросил он наконец, и уши его предательски порозовели по краям. Леглар снисходительно улыбнулся.

— Боишься, что приударишь не за тем? — спросил он язвительно и полюбовался богатой гаммой красок, что посетили уши его собеседника. — Ну что за жизнь — чего ни коснись, у тебя кругом сплошные предрассудки. Хорошо, собирай вещички и пошли ко мне в гостиницу. Тут слишком много народа, и на нас уже полтаверны уставилось…

Леглар оставил хозяину солидные чаевые, вежливо приподнял шляпу, подмигнул одной из помощниц владельца заведения и вышел наружу, в дождь и слякоть.

После доброго завтрака Леглар заметно подобрел.

— …Они яйцекладущие, и — поверь мне на слово — вопросы пола и размножения у них занимают столь же много внимания, как, гхм, прочие естественные потребности… Одним словом, наши сексуальные привычки и горы всяких условностей, которые мы понаворотили, им совершенно не свойственны. Например, если ты обратишься к хансса местоимением не того пола, тебя не будут поправлять. Скорее всего, решат, что тебе удобно считать собеседника существом именно такого пола и доставят тебе некоторую радость, поддерживая эту иллюзию.

— И все же, как их различать?

— Очень просто. Если ты встретишь хансса где угодно, но не у них в городе — значит, ты встретил женщину.

Таилег открыл рот и не нашелся что сказать.

— Хансса несколько тысяч лет не ведут войн, — пояснял Леглар. — Так что самцы для размножения им нужны постольку, поскольку им не хочется вырождения расы. Самки в состоянии откладывать яйца, так сказать, собственными силами. Они вообще размножаются, когда этого захотят. В этом смысле они намного нас опередили…

— Да уж, — хмыкнул Таилег, который еще помнил картины своего полуголодного существования — нищенствующие дети на задворках города… у бедняков всегда было множество детей. И если кто-то из них умирал, оставалось еще очень много. Для правительства это было проклятием, но отменить кастовые традиции указом еще никому не удавалось.

— Самцы у них занимаются в основном воспитанием, — закончил Леглар, когда они наконец подошли к входу в гостиницу. Множество экипажей стояло неподалеку — видимо, в гостинице собрались какие-то важные персоны. — Ну и некоторыми другими вещами, где много специалистов не нужно. И войнами. Так что не думай о том, о чем беспокоиться не имеет смысла. Тем более что отличить их самцов от самок проще всего по запаху, а в этом мы, люди, ни на что не годимся.

Таилег посмотрел на гостиницу, возвышавшуюся над остальным городом всеми пятью этажами, и почесал голову в нерешительности.

— Заходи, — махнул рукой Леглар. — Тут отлично кормят и содержат первоклассный оркестр. Высохнешь, почитаешь, послушаешь музыку… Я тут останусь на недельку, по мелким торговым делам, так что меня ты сильно не обременишь. Пока ты не перестанешь трястись от мысли о путешествии в руины, тебе все равно не стоит заниматься своим особым поручением… — Леглар выделил тоном слово «особым». — Кстати, номер я тебе уже снял. Вычтем из твоих денег, если желаешь.

В конце концов Таилег согласился.

Сказались уроки Леглара: уже на второй день пребывания Таилег заметил слежку.

Вначале он не придавал этому значения. По многим признакам в нем можно было заподозрить практикующего вора, и в традициях местных воровских Гильдий было принято изредка устраивать подобные спектакли. Дескать, нас голыми руками не возьмешь. Свои территории они охраняли лучше, чем собака — родную миску.

Впрочем, проверить это было легко. Воры Ралиона, как и многих других миров, были своеобразной нацией, рассеянной по всему свету. Если эти двое, что тенью следовали за Таилегом абсолютно повсюду, из его же «братства», то пара условных знаков должна произвести на них впечатление.

Не произвела.

Нужна была более аккуратная проверка. Таилег потратил пятнадцать золотых (огромные деньги, на которые можно было месяц отменно питаться) и связался с местной Гильдией, заплатив им умопомрачительный взнос за право работать в окрестностях города.

Но хвост оставался.

«Сорок золотых коту под хвост», — размышлял Таилег, решивший наконец обновить свои походные запасы. Он посещал лавку за лавкой, магазин за магазином, но взгляд двух пар недобрых глаз не переставал сверлить ему затылок.

К концу третьего дня он счел, что можно выходить. С разрешения своего наставника он взял из его коллекции две полезные (со слов самого Леглара) книги и оставил тому записку. Делать это пришлось тайно. Раз уж к его скромной особе проявляют столь пристальное внимание, лучше считать, что у всех стен есть и глаза, и уши, и нос. Посетив номер Даала, пока тот был где-то в городе, Таилег оставил ему подробное письменное изложение своих наблюдений.

Да и пора бы в путь собираться. Ожидание притупило клыки страху, что время от времени впивался в Таилега, и будущее уже не казалось таким однозначным и безрадостным.

На рассвете четвертого дня своего пребывания в Киннере Таилег покинул гостиницу (закрепив номер за собой на пару недель) и твердо направился к руинам. Дорога была утоптана, словно вела к святыне.

Когда Таилег скрылся за поворотом, более высокий из соглядатаев повернулся к своему коллеге (тот был пониже и пошире в плечах) и буркнул:

— Ну ладно, одна пташка полетела. Что будем делать со вторым? — и выразительно провел ребром ладони по горлу.

— За магистра ты будешь расплачиваться остаток своей жизни, — скучным голосом ответил ему второй. — Не те времена и не то место. К тому же нам о нем не говорили ни слова. Так что действуем по плану. Ты отправляешься за парнем в подземелье и должен вернуться оттуда один. Я подготовлю все остальное.

— Почему это я должен лезть в подземелье? — недовольно спросил высокий.

— Потому что удачнее надо было монетку кидать, — пояснил тот, что пошире, и, кивнув, удалился прочь.

Высокий проводил его взглядом, вздохнул и направился к руинам. Странные предчувствия тяготили его.

Легкие мохнатые лапы провели по мозаике, и треугольные кусочки стекла ненадолго засветились и потухли.

«Узор почти что идеален», — так прозвучали бы слова, если бы им суждено было облечься в звуки.

«Мы видим. — И десятки других лапок провели по сложному геометрическому узору, — Сейчас же мы спросим совета у Незавершенного и сделаем, если удастся, последние шаги».

Беззвучны были молитвы, и лишь дыхание да едва слышная поступь множества мягких лап нарушали тишину.

Закончились последние ритуальные слова, и все мохнатые уши принялись жадно впитывать окружающие звуки в поисках знамения.

Глухо зарокотал в глубинах подземный огонь и трижды сотряс пол подземного храма.

«Мы начинаем, — прозвучали более глубокие, более властные мысли-слова. — Мы начинаем. Пусть случай сделает очередной выбор».

К огромному удивлению Таилега, возле входа в руины Двух Золотых Лун стоял стражник. При виде посетителя он заметно оживился. Впрочем, любой оживился бы, простой он под проливным дождем несколько часов подряд.

— В такую погоду — да в подземелье? — с сомнением окликнул он юношу. Стражник был тучен, но достаточно подвижен, и его блестящая алебарда недвусмысленно загораживала вход.

— Неужели руины теперь охраняются? — спросил Таилег самым невинным тоном, на который только был способен. Стражник повеселел. Судя по всему, вздохнул Таилег мысленно, неподкупных стражников почти не осталось. Куда только катится мир…

— Сами понимаете — стоит только уйти, как всякого сброду набежит полное подземелье. — Стражник был явно не дурак поболтать. — А к нам сюда очень приличные люди захаживают… Служба, сами видите, какая. Так что без сопровождающего из магистрата…

— Так ведь вот он, сопровождающий. — Таилег одной рукой указал куда-то в сторону, другой высыпая в ладонь стражнику три золотые монеты. — Да и задержимся ненадолго. Так что не беспокойтесь.

— Ваша правда, господа, — закивал стражник и отодвинулся от входа. — Вы уж там поосторожнее, пожалуйста…

При желании Таилег мог срезать с пояса этого недоумка все, что там висело. Да только посетителей сегодня слишком мало, замести следы не удастся. Посему он ограничился только тем, что сделал на его кошельке несколько аккуратных надрезов. Если он полезет за золотом не глядя, веселья будет на весь кабак…

Стражник смотрел на ладонь и не верил своему счастью. Никто его, конечно, не посылал охранять эти дурацкие пещеры. Но терпеливый всегда будет вознагражден. Почаще бы попадались эти приезжие богатей… Попробовав монеты на зуб, он спрятал оружие в чехол и отправился пропивать нежданно свалившиеся на него деньги.

Задержись он еще на пять минут, ничего более ему в этой жизни выпить уже бы не удалось.

— Тоже мне — особое поручение, — бормотал Таилег, с легкостью перепрыгивая через трещины в полу. Самое главное, повторял он вновь и вновь, не забыть о «хвосте». То, что за ним последуют и сюда, он не сомневался. Теперь хорошо бы спуститься на уровень вниз, где множество параллельных коридоров, и подождать там сопровождающего. Придется, вероятно, оглушить его — убивать Таилегу приходилось три раза, каждый раз — обороняясь, но пакостное чувство осквернения долго не оставляло его.

А ведь соглядатай наверняка захочет расправиться с ним.

Эта мысль, вполне очевидная, неприятно поразила начинающего вора. Действительно, соглядатай идет за ним до самого конца, и, как только он кладет булавку на место, тихонько оставляет его там же — и репутации герцога ничто не угрожает.

Мало ли случайных камней может упасть на голову беспечного искателя приключений.

У поворота на первую лестницу, откуда еще был различим более светлый контур входа, Таилег переобулся. Сложная, многослойная подошва была некогда изобретена ольтами. Позже многие мастера использовали упругий, бесшумный материал — особенно мастера ловких рук. Переобувшись, Таилег совершенно переменился. Он быстро прокрался к комнате с символом — где следовало оставить булавку, — спрятал там рюкзак и, сверяясь с планом лабиринта, бесшумно поднялся наверх.

Соглядатай уже спускался по дальней лестнице.

План лабиринта, судя по всему, у него тоже был. «Интересно, что стало со стражником?» — подумал Таилег и искренне пожалел его. По всем канонам убийца не оставит Б живых никого, кто мог бы поведать миру, что же случилось… В любом случае бедняге уже не помочь.

Что-то слабо скрипнуло, и Таилег заметил, что убийца извлек небольшой, но внушительный арбалет. Новейшей конструкции, заряжавшийся целой обоймой стрел. Зачастую отравленных. Спуск — поворот рукоятки — арбалет вновь взведен. Время перезарядки — полторы секунды.

Хорошо, если в него будут стрелять только из этого.

Один промах убийца-таки совершил. Он держал в руке крохотный светящийся шарик, чем выдавал себя за сотню шагов. То ли думал, что сам Таилег такой же неопытный, то ли надеялся на себя. Как бы то ни было, близко подходить не следует.

Случай подвернулся скоро.

Стоило убийце постоять несколько секунд у одного из перекрестков, как внимание его притупилось. Таилегу хватило нескольких секунд, чтобы метнуть камень.

Послышался глухой стук, камень отскочил от затылка, и верзила принялся медленно оседать.

Теперь быстро к диаграмме — положить булавку, — бегом к оглушенному и связать его. А там — назад, в гостиницу, и скорее предупредить Даала, что герцог вышел на тропу войны.

По-кошачьи мягко Таилег прыгнул почти в самый центр диаграммы, полу-инкрустированной в полу, полуначерченной светящимся мелком. И тут-то все пошло не так, как ожидалось.

Стоило ему извлечь булавку, как воздух вокруг сгустился, стал вязким и окружил юношу непроницаемым для звуков покровом. Отчаянно сопротивляясь, Таилег попытался быстро наклониться и положить булавку — острием на зеленый кирпичик, ушком на красный — и понял, что воздух сгущается, а дышать становится невероятно трудно.

Он заметил блик, когда стрела, неслышно пущенная ему в затылок, вошла в конус света, что испускала диаграмма вертикально вверх. Понимая, что не спасется, он изо всех сил оттолкнулся от пола. Стрела коснулась отточенным краем жала его щеки, заливая глаз кровавыми брызгами. Двигалась она медленно, но не потеряла своей убийственной силы…

Булавка выскочила из пальцев, но Таилегу было не до того. Надо было покинуть диаграмму, прежде чем верзила пошлет второй снаряд.

Он падал невероятно медленно, опираясь на сгустившийся до плотного киселя воздух, и неожиданно ощутил, что летит. Ощущение было неземным… но долго ли он будет им наслаждаться?

Камень мягко коснулся его головы. Ноги еще лежали внутри диаграммы, и та не собиралась отпускать их без борьбы.

Булавка продолжала падать.

Острие очередной стрелы глядело ему между глаз, и Таилег понял, что спасет его только чудо.

С музыкальным звоном булавка коснулась пола и, к величайшему изумлению юноши, вонзилась в самом центре, касаясь стержнем всех пяти сходившихся в центре кусочков цветного камня.

Весь центр диаграммы неожиданно посерел, а булавка вспыхнула ярко-синим пламенем. Скорее разумом, чем слухом, Таилег ощутил, как вторая стрела покидает свое отполированное ложе.

Закрыв глаза, он отчаянно оттолкнулся от переливавшейся мозаики. Что-то невероятно тяжелое встретилось с его головой, и мириады огненных брызг заполнили вселенную.

Потом был долгий, почти непереносимо долгий покой.

Очнулся он от неприятно пульсирующей боли.

Диаграмма совершенно потухла и почти не выступала на окружающем камне. Если бы не слегка выступающие вверх края, она ничем бы не выделялась на слабо светящемся, скрадывающем расстояния фоне.

Лежать было очень удобно и приятно, но кое-что оставалось неясным. Например, почему он жив. Осторожно потрогав лоб, Таилег не нашел в нем торчащего украшения и сел, охнув от боли, что пронизала его позвоночник.

Почему его не убили? Если убийцу кто-то спугнул, то почему его оставили здесь, никак не помогли?

Впрочем, последнее не было таким уж удивительным. Благородство и милосердие — качества скорее персонажей легенд, нежели обычных людей. Да еще в такое время, время всеобщего упадка.

Так что вознесем хвалу великому Палнору, что хранит всех почитателей своего ремесла, и двинемся отсюда подальше.

Рюкзак лежал неподалеку. Он был нетронут — и судя по тому, как он лежал, и по весу. Совершенно невероятно. Настолько честные обитатели пещер никогда не существовали в настоящей жизни. А преисподняя для воров вряд ли выглядит столь безобидно.

Таилег долго массировал руки и ноги, ощупывал всего себя, прежде чем осмелился встать.

Кроме рваной царапины через правую щеку он отделался только десятком синяков. Боги милостивы к тем, кто чтит их законы. Ухмыльнувшись, он потянулся к рюкзаку. Зажжем факел и осмотримся. Раз уж пришлось здесь задержаться, почему бы не осмотреть окрестности? Ни в каких диаграммах он больше искать не станет, ясное дело, но все остальное по-прежнему оставалось ничьей собственностью.

Да и булавка была уж очень красивой…

Рука Таилега уже нырнула в кармашек пояса, где хранились бруски для высекания огня, как новый звук, неожиданно коснувшийся его слуха, заставил его замереть неподвижно.

Едва слышный плеск, шорох, капель.

Вода?!

Неужели город затопило?

Таилега словно подстегнули кнутом. Он молниеносно накинул рюкзак, соображая, какая из лестниц более удобна в случае наводнения. Затем зажег факел — под ноги надо смотреть, когда бежишь, — и страх пронизал его всего.

Он находился в другом месте. Естественные колонны подпирали высоко вознесшийся потолок, создавая причудливый каменный лес. Диаграмма, точный двойник той, из Золотых Лун, лежала перед ним. Широкая подземная река лениво облизывала голый каменный берег в сотне шагов от него, и следы разрушения, битвы, смерти виднелись буквально на всем вокруг.

Ноги его подкосились. С размаху усевшись на колючее каменное крошево, Таилег закрыл глаза и огромным усилием воли сдержался, чтобы не разразиться воплем отчаяния.

Легкое прикосновение меховой лапы заставило мозаику вспыхнуть, но — о ужас! — весь рисунок ее совершенно изменился. Мысли зрителей были почти неслышны — все испытывали невероятный ужас. Что предпримет Незавершенный в ответ на подобное святотатство?

Но вот подземный гул качнул пол под ногами собравшихся, стены засветились ярче, и полосы цвета потекли по элементам мозаики, собираясь в то, что заменяло зрителям письменность.

«Незавершенный в восторге», — обрадовано пронеслась звучная мысль жреца. — «Тот, кто принес ему новую часть, остался жив. Готовьтесь к следующему испытанию, о дети Незавершенного. Осталось сделать два последних шага».

Зрители постепенно расходились, а жрец и его помощники сели медитировать. Остальные сообщества, что питались силой и мудростью Незавершенного, должны узнать радостную весть от них.

Ибо они сидят на оси, что движет вселенную, на линии, что соединяет древние места обитания первых рас. Отсюда, из центра их вселенной, мгновенным узором знания обратится радостная весть.

Незавершенный, что собирал самого себя из тысяч фрагментов, был уже совсем близок к совершенству.

Сонным светлячком двигался огонек факела меж причудливо возвышавшихся каменных колонн. Таилег потерял счет времени. Возможно, прошло несколько часов, а может быть — суток. Он устал и страшно хотел есть, но монотонный пейзаж и невообразимо обширная пещера не позволяли ему остановиться.

Ни брызги крови, ни обгоревшие останки, ни обломки костей уже не встречались каждые несколько шагов. Воздух по-прежнему пах застоем и распадом — только у самой реки он был приятно чист и свеж. Однако, поглядев на снующие под поверхностью фосфоресцирующей воды длинные стремительные тени, Таилег решил не искушать судьбу. Если уж погибать, то на суше.

Наконец колонны разошлись в стороны и новая диаграмма — очередной двойник той, в Золотых Лунах, — предстала его глазам. Как и первая, она была серой, безжизненной и не излучала интенсивной магической ауры.

Девять колонн стояли поодаль, равно отстоя одна от другой. Что-то почудилось юноше в очертаниях колонн… но толстый слой отвратительного жирного пепла покрывал в изобилии пол вокруг мозаики, и он не стал задерживаться.

Когда мозаика осталась позади, он увидел излучину реки. Узкая песчаная отмель была совсем близко, и пол поблизости изобиловал небольшими бугорками и лунками. Каменный лес продолжался далеко впереди; лишь шагах в пятидесяти от отмели стояла одна колонна, широкая и внушительная, словно вековой дуб.

Кто-то спал, свернувшись, в одной из лунок вдалеке от воды.

Наконец-то!

Кто бы это ни был, решил Таилег, на ходу сбрасывая рюкзак, я сумею с ним договориться. Только бы выбраться отсюда!

Однако с каждым шагом к лежавшему надежда на быстрое спасение таяла, и притихший было страх вновь впился в него, лишая последних сил. От лежавшего пахнуло тяжелой смесью запахов высохшей крови, грязи и чего-то на редкость отвратительного.

Это была рептилия, скрючившаяся кольцом. Широкая ножевая рана пересекала ее горло. Другая, не менее смертоносная, была нанесена в правый бок. Третья — насколько мог судить Таилег — была нанесена в спину.

Профессионально.

Глаза были открыты, но закрывавшая их мигательная перепонка придавала лицу жуткое выражение. Одежда — сложная система сплетенных широких полос кожи — была единственной защитой несчастного существа. Хитроумно сделанные сандалии должны были служить отличным средством бесшумного перемещения и заодно не мешали использовать дюймовой длины когти в качестве оружия.

Не помогли они владельцу…

Что-то источало слабый, едва различимый серебристый свет сквозь сжатые пальцы правой руки. Наклонившись, Таилег осторожно разогнул четыре пальца, обхватившие тонкой работы пузырек, и поднес добычу к глазам. В руках его содержимое пузырька — почти прозрачная опалесцирующая густая жидкость — стало светиться чуть ярче. Пузырек был небольшим, на один хороший глоток.

Что это? Лекарство? Яд? Взрывчатая смесь? Что хотело сделать существо, уже истекавшее кровью и захлебывавшееся ею?

Тошнота подступила к его горлу, но желудок был пуст. Спустя минуту-другую ему полегчало. Кое-как добравшись до каменного «дуба», Таилег воткнул догоравший факел — предпоследний — в расщелину рядом с собой и откинулся.

Запасов еды — на пять-шесть дней. Воды нет вовсе, только два меха (скорее, правда, складные фляги из тщательно обработанной кожи). Ни дров, ни средств освещения. Что ему делать? Питаться всем тем золотом, что составляло добрую треть его поклажи? Привязать рюкзак к горлу и сразу утопиться? Или подождать?

Нет уж, подумал Таилег с неожиданной для самого себя злостью. Уж лучше он будет питаться падалью (начиная с тех останков, что лежали поблизости), чем сдастся. Еще чего! Все только и ждут, что он сломается. Буду биться до последнего, подумал он, и дикая, неуправляемая ярость оставила его. Лишь слабый звон в ушах некоторое время звучал, исчезая.

Он извлек ломоть вяленого мяса и вздохнул. Скоро захочется пить. С другой стороны, рано или поздно он будет вынужден пить речную воду. Хорошо, если найдется дерево, — котелок у него есть, не забыл захватить, хвала всем богам.

Он отложил пузырек в сторону и жевал, размышляя. Желудок требовал большего, намного большего, но позволить себе этого он пока не мог. Сначала надо продумать стратегию. Что лучше делать — придумать способ плыть по реке вниз, пока пейзаж не изменится, или идти пешком, обыскивая все вокруг? Последнее могло занять буквально века. Хотя… есть тонкая прочная Веревка, найдется и крючок — можно ловить рыбу или что здесь водится. Рыба подземных рек славилась странным вкусом, но считалась съедобной.

«Ладно, — подумал он. — Сначала похороню этого несчастного, а там видно будет. Что бы там ни плел Даал, я не стану есть что бы то ни было, если при жизни оно было разумным».

Совершенно невообразимо, когда рядом есть река и рыба.

Покончив с ломтиком мяса, Таилег принялся разглядывать пузырек. Вряд ли это оружие:

уж больно тонкое стекло. Поломайся он случайно в кармане, и все — доигрался. Значит, какое-то лекарство. Или яд. Хотя зачем яд… раны и так были очень тяжелыми.

Он аккуратно свинтил крышку и осторожно повел носом. Очень приятный залах. Девять или десять травяных оттенков мог различить даже его человеческий нос. Было бы еще представление о том, как они называются… «Говорил же — учи!» — услышал он язвительный внутренний голос.

Таилег мысленно отмахнулся от наставника и осторожно коснулся кончиком указательного пальца вязкого состава.

Ничего. Едва заметный слабый холод, словно от мятного настоя во рту.

Он закрыл пузырек и положил рядом с собой. Серебристое свечение постепенно угасло. Таилег рассматривал светящийся кончик пальца и думал.

Наконец, решившись, он коснулся составом рваной царапины, что по-прежнему тупо ныла и чесалась. Жидкий огонь обрушился на поврежденную кожу, и юноша едва не вскрикнул от боли. Однако ощущения были сродни не яду, пожиравшему тело, но лекарству, уничтожавшему заразу.

Почти сразу кожа стала непереносимо чесаться. Заглянув в лужицу неподалеку, Таилег ахнул: там, где он помазал «сиропом» рану, она затянулась. Розовая, свежая кожа виднелась на месте бурого шрама.

Подождав еще пять минут, он решился помазать остаток раны. Зашипев от боли, он склонился над лужицей и увидел, как отпадает, осыпается серым порошком мертвая кожа и присохшая кровь и новая плоть, здоровая и живая, возникает прямо на глазах.

Чудодейственное средство! Как ему не хватало его прежде! Таилег вспомнил немилосердные прижигания — едкими травяными отварами, крепкими напитками, а то и просто раскаленным металлом. Да уж, воистину добрые маги создали подобное.

Потратив едва ли пять капель снадобья, он свел также все ушибы и синяки, доставшиеся ему от последних приключений.

Пока он сидел и наслаждался ясностью чувств и отсутствием боли, слабый шорох померещился ему. Скосив глаза, он увидел полупрозрачную удлиненную капельку, что вилась меж неровностей пола, направляясь к колонне. Вздрогнув и схватившись сначала за кинжал, он опустил его и рассмеялся. Слепая безногая подземная ящерица, стекляница, была его соседкой. Он понаблюдал, как она неторопливо льется из трещины в трещину, и кинул кусочек мяса. Стекляница тут же направилась к нему. Открылась и затворилась Крохотная пасть. Кусочек исчез во мгновение ока.

Стекляница равнодушно обтекла пузырек (который вновь разгорелся до слабо-серебристого свечения) и направилась прочь, в своих вечных, но крайне простых заботах.

Пузырек постепенно переставал светиться.

Таилег развлекался тем, что то придвигал к нему руку, то убирал ее. Свечение то нарастало, то пропадало. На что оно реагирует? На тепло? Да нет, стекляница-то холоднокровная. На живое?

Тут словно сместились кусочки головоломки у него в голове, и мысль, ранее не приходившая в голову, внезапно поразила его. Таилег вскочил на ноги и аккуратно, с бесконечной осторожностью, уложил пузырек в кармашек пояса.

Пузырек он нашел по свечению. Ничего не лежало в той ямке, кроме тела рептилии. Ничего более — ведь он подносил факел вплотную к телу.

Рептилия была еще жива.

Следующие полчаса были самыми отвратительными в его жизни. Таилег и раньше не мог понять, как могут люди годами работать в больницах, постоянно имея дело с грязью, гноем, испражнениями. Он, выросший среди отбросов и умиравший от черного мора, все же не смог преодолеть отвращения, когда попытался было наняться в лечебницу.

Теперь предстояла не менее неприятная задача. Вначале он осторожно оттащил рептилию к воде и изучил ее одежду. Застежка была мудреной, но Таилег не зря ел свой хлеб у Леглара Даала. Спустя всего лишь минуту он смог расстегнуть «сеть» и аккуратно снял ее, стараясь не прикасаться к ранам. Рептилия по-прежнему не подавала признаков жизни. Некоторое время он полюбовался «сетью» — к прочной и толстой коже не пристало ни крупицы грязи, не присохло ни капельки крови. Как это достигается? В кармашках и чехлах одежды что-то соблазнительно звенело и шуршало, но не грабить же едва живого!

Потом был черед сандалий. Время от времени Таилег отворачивался — сочетание запахов было почти непереносимым. Отрезав кусок от пледа, он принялся оттирать застывшую корку грязи. Проще всего, конечно, затащить целиком в воду… С другой стороны, что там постоянно мечется? Хищники? Рыбы? Ящеры? Нет уж, спасать так спасать. А то закусят сразу двумя…

Таилег произнес эти слова и поднялся, сжимая в руке грязную тряпку.

— Интересно, зачем я это делаю? — громко спросил он реку перед собой.

Река ничего ему не ответила.

…Наконец он рискнул капнуть светящегося состава на самую страшную рану — на горле.

Рана засветилась ядовито-зеленым свечением и заросла на глазах. Не веря своим глазам, Таилег коснулся шеи существа и поразился. Она была невредима. Он поднес ухо к чуть приоткрытой пасти, но не почувствовал дыхания.

Впрочем, раз уж начал, надо заканчивать.

Одежду и обувь рептилии Таилег аккуратно сложил в свободный мешок. Кто его знает, может, владельцу все это уже не понадобится.

…Спустя еще полчаса Таилег был совершенно измотан. Напоследок он приоткрыл кинжалом пасть рептилии и капнул внутрь несколько капель. Вряд ли это смертоносно, да и признаков жизни все равно не видно.

Он довольно долго сидел, прислонившись к телу рептилии (факел давно погас) и смотрел в зыбкую фосфоресцирующую воду перед собой. Прошло несколько минут, и он услышал редкое, хрипящее, но непрекращающееся дыхание.

Теперь дождемся, когда оно проснется… «И что тогда?» — шепнул внутренний голос. С чего он взял, что существо будет ему благодарно?

Таилегу стало как-то не по себе. Мелкие зубы, что не придавали скорчившемуся телу ни капли внушительности, теперь казались чуть ли не в милю длиной… И клыки в добрые полтора дюйма… что это за темная жидкость стекала по ним?

И массивный палец на стопе, отставленный назад, с прозрачным и острым как бритва когтем? Зачем, Таилег, ты лечил его? …Или ее? «Если ты встретишь их вне их города…» Он обернулся.

Все признаки совпадали. Перед ним была хансса, самка, и одному только мрачному богу-покровителю их расы было ведомо, как она оказалась здесь и как ей удалось выжить.

Вздохнув, Таилег вновь уставился в глубины реки. Суматошный сегодня день. Хорошо бы заснуть так, чтобы завтра проснуться.

Позади него послышался едва слышный голос, словно принесенный ветром с другого края света. Таилег, задремавший было, встрепенулся от этих шелестящих нечеловеческих звуков и обернулся.

Левая рука рептилии чуть шевельнулась. Слово, которое донеслось до него, было произнесено на Нижнем Тален и означало «холодно».

…Словно легендарный баран между двумя кормушками, Таилег стоял над рептилией и держал в руках плед.

Он не стал брать палатку, ограничившись пледом и небольшой непромокаемой кожаной подстилкой. А надо было взять! Уж лучше золота бы взял поменьше. Проклятая жадность!

Его самого бил озноб — сочетание голода, холода и усталости, но он не знал, как ему поступить. Плед был достаточно широк, чтобы укрыть двоих. Но все его существо возмущалось от одной только мысли — спать вместе с этим… вместе с ней под одним одеялом. Если ее оставить так, как есть (а на ощупь она была холоднее льда), до утра она может и не дожить.

Ощущая себя одержимым навязчивой идеей, Таилег осторожно уложил рептилию на подстилку, укрыл толстым пледом и устроился поблизости, подложив под голову рюкзак. Ему осталось немного места на подстилке, но ветерок над рекой становился с каждой минутой все более прохладным, и впивавшиеся в затылок какие-то угловатые предметы обещали тяжелую и незабываемую ночь.

Слабый запах, напоминавший запах полыни, коснулся его ноздрей. Однако Таилег ни за какие богатства мира не мог позволить себе раздумывать, что это означает и откуда он взялся.

У высочайшей вершины Юго-Западного хребта стоит небольшой монастырь. Неоднократно менял он хозяев, и многие священные знаки по очереди украшали его стены.

Без малого восемь тысяч лет стоит он совсем рядом с кратером давно потухшего вулкана, Мои-Валс (Удушающий Огонь). Никто не помнит о трех огромных городах, которые некогда были разрушены стихией, никто и не искал их останков — войны занимали умы первых поселенцев, а с тех пор прошло не так много времени, чтобы любопытные путешественники успели посетить все уголки света и передать рассказы об их чудесах всем остальным.

Последним обитателем монастыря был преклонных лет астролог Альри Данхор из Темера и многочисленные его ученики — их разношерстная компания отлично ладила друг с другом. Немногие отваживались провести восемь лет обучения на неприветливых склонах Мои-Валса, да и спрос на астрологов — подлинных, разумеется, исключая шарлатанов, которые встречаются на каждом углу, — не столь велик.

Многие опасаются спрашивать о будущем, предпочитая настоящее.

К 22 — му дню осени года 319 от пришествия Дайнера астролог, крепкий старик ста восемнадцати лет от роду, неожиданно понял, что больше не может ни учить последователей, ни заниматься астрологией сам.

Раз в год он делал особый расчет — по просьбе Совета Магов. Каждый год почтовый голубь доставлял в неприметное здание на окраине Оннда листок тонкой бумаги, испещренный разноцветными точками.

Немногие знали их смысл. Образно выражаясь, схемы позволяли определить крупнейшие события, что должны были вот-вот потрясти Ралион и ближайший к нему участок вселенной.

Откровенно говоря, с точки зрения простого человека высшие маги и знатоки точных наук показались бы безумцами. Ведь неурожаи, наводнения, пожары, эпидемии вовсе не считались из ряда вон выходящими событиями. Так, решаемая проблема — и что с того, что она в состоянии опустошить целые страны?

В этот раз схема была путаной, но отдельные расчеты Альри поручил лучшим своим ученикам, и те подтвердили его выводы, не вполне понимая, что они вычисляют.

Гадал и Альри, глядя на схему, которая предвещала ни много ни мало фундаментальные изменения в структуре мироздания. Впрочем, для обычных людей эти потрясения незаметны. Даже если их и удастся заметить, то как ничтожные и неопасные. Еще бы, ведь все крупнейшие сдвиги протекают очень медленно.

А утром, повторив расчеты и сверяясь со множеством таинственных приборов, Альри получил результат, который заставил его содрогнуться.

Точки сползались ко вполне определенному месту на карте Ралиона, и силы, которые производили сдвиг, были невообразимо велики. Что это должно было повлечь — он не понимал. Но понимал, что такого просто не может быть.

Спустя день расчеты повторились. Раз сдвинувшись, точки не совершили заметного перемещения. Тут-то Альри и уверовал в истощение собственного разума и в необходимость отставки. Хотя всегда знаешь, что все хорошее непременно прекратится, как больно бывает ощущать это каждый раз!

На четвертый день Альри повторил расчеты… и точки собрались в совсем небольшой и ничего не говорящей ему области на карте. Спокойно и неторопливо Альри перепроверил расчеты, вызвал гонцов и велел немедля разослать копии своих предсказаний в четыре крупнейших университета Ралиона.

Никогда еще гонцы не получали задания доставить сведения во что бы то ни стало в течение суток.

Спустя восемь часов все университеты уже получили предупреждение Альри Данхора и выслали экспедицию — проверить, что же творится в никому не ведомой точке Ралиона.

Экспедиция долетела до океана, не нашла там ничего и вернулась. Никому из ученых не было известно, лежит ли что-либо там, в глубине, под полуторамильной толщей воды.

Все маги и специалисты по внечувственным восприятиям перешли в состояние полной готовности к чрезвычайным ситуациям.

А Ралион готовился отмечать праздники урожая, что были древней традицией почти повсеместно.

Таилег проснулся от жуткого холода. Покосившись, он увидел мерно дышавшую рептилию и беззвучно выругался. То-то будет смеху, когда она утром очнется и увидит его окоченевшее тело… «Спасая население, пал спасатель такой-то…» Тьфу!

Намерение подняться и попрыгать вскоре оказалось совершенно невыполнимым. Суставы и мышцы настолько сильно болели в ответ, что доведенный до отчаяния Таилег решил сжечь последний факел и худо-бедно погреться. И шут с ним со всем! Все равно один факел — это не сто и не тысяча.

Тут он вспомнил, что так и не развернул сверток Даала. Кстати, именно этот сверток немилосердно втыкался ему в затылок, как ни поворачивай рюкзак.

В свертке была бухта очень тонкой, но прочной, веревки, две дюжины узких прямоугольных свертков и три — свертков покрупнее.

Ладно, начнем с маленьких. Скользкая на ощупь плотная бумага долго не поддавалась, пока неожиданно из нее не выскочил узкий предмет. Наподобие факела в ножнах. Конус на короткой тонкой рукоятке.

Таилег осторожно снял колпачок с отполированного тяжелого конуса, и тот… засветился. Выяснилось, что, нажимая на разные участки его рукоятки, можно регулировать яркость. Свет был белым, сильным… и холодным. Осознав последнее, Таилег не выдержал и разразился хриплым хохотом. Немного успокоившись, он закрыл конус колпачком, и тот немедленно потух. Отлично. Правда, не совсем то, что нужно.

Таилег оглянулся — рептилия не отреагировала на взрыв безумного смеха — и развернул второй сверток.

В прозрачной бумажной упаковке лежал тяжелый — фунта два — брусок размером с ладонь. А это что? Еда? Оружие? Надо же, хотел ведь спросить Леглара… Проклиная себя за глупость, Таилег осторожно разорвал обертку и повертел брусок в ладони.

Ничего особенного. Запах напоминает торф. Вряд ли это едят… Поверхность бруска была покрыта тонкой пленкой парафина, и Таилег счистил ее ладонью…

Зашипев от неожиданности, он выронил брусок себе под ноги. Брусок за несколько секунд раскалился докрасна и излучал теперь драгоценное, слабо пахнущее смолой тепло. Юноша пожелал Леглару тысячу лет жизни и растянулся около бруска Прямо на земле. Только в трех шагах можно было выдерживать этот жар.

Вскоре холод был побежден и остался голод. Ничего не попишешь. На еде экономить не получится. Леглар сжевал еще пару ломтей мяса, заел сушеными фруктами и страшно захотел пить.

Вскипятить воду в котелке? Да, но ведь замучаешься ждать, пока остынет.

Тут его осенило, и в котелок воды из реки он капнул из флакончика, содержимым которого вылечил себя и рептилию. Вода в котелке на миг засветилась, затем поднялась и осела легкая муть… и Таилег получил полный котелок вкусной, освежающей и прохладной воды. Просто божественно…

Пододвинув медленно сгорающий брусок поближе к рептилии (разумеется, так, чтобы ее не поджарить), Таилег вновь улегся спать. Солнца здесь не предвиделось, но хочется надеяться, что он его еще увидит.

Он очнулся от неприятного покалывания где-то в позвоночнике.

Брусок давно уже догорел, оставив после себя проплавленную лунку в камне и горсточку белого пепла. Доносился плеск воды и прежнее, чуть хрипловатое редкое дыхание из-за спины.

Что-то разбудило его. Но что?

Послышался слабый плеск, и белесая светящаяся тень скользнула совсем рядом с берегом. Странные здесь водятся рыбы, аж дрожь в коленях. Таилег наклонился к воде и зачерпнул в ладони воды. Холодное прикосновение быстро прогнало остатки сна. Уже утро? Вряд ли, по внутренним ощущениям прошло часа два.

Таилег вновь зачерпнул воды и энергично растер себе лицо.

Когда он отнял руки от лица, кожа, сошедшая с щек и лба, неровными окровавленными лоскутьями упала в ладони.

Таилег издал нечеловеческий крик и вскочил на ноги. Боли не ощущалось. Под кожей обнажилось мясо — оно сочилось вязкой черной жидкостью и издавало отвратительный запах.

Он прикоснулся дрожащим пальцем к правой щеке, и та отвалилась целиком. Таилег не смог издать ни звука: ужас сковал его горло, отнял силы и лишил дыхания. Он ощущал — уже неведомо чем, — как сходит кожа на всех остальных частях его тела.

Ноги не удержали его, и он упал, с размаху ударившись о камни лбом.

Почти немедленно он очнулся. Все с ним было в порядке. Таилег долго осторожно ощупывал свое лицо, руки и ноги, прежде чем убедился, что не рассыпается на куски.

Ну разве что болел лоб. Слава богам, легкая ссадина.

Он обернулся. Все оставалось по-прежнему. Окружающий мир не изменился. Откуда пришло это ужасное наваждение? Лицо его горело огнем, и сердце никак не могло успокоиться.

Совладав со страхом, Таилег вновь остудил лицо (на сей раз без последствий) и уселся у самой воды.

Он боялся засыпать.

Сон мог прерваться, и прерваться так же, как этот, пробуждением у ледяной воды, с криком, застрявшим в горле. Что-то неладное с его головой, ведь никогда прежде кошмаров не снилось!

От тишины звенело в ушах. Таилег затаил дыхание, и ничего, кроме плеска воды, не услышал. Умерла?

Он осторожно склонился над рептилией. Дыхание не исчезло, оно просто перестало быть хриплым. «Как быстро она излечивается!» — подумал Таилег с завистью и потрогал ее лоб.

Он был теплым! Невероятно! Всю жизнь его учили, что все, покрытое чешуей, холодно на ощупь, отвратительно пахнет… ладно, запахи пока оставим в покое. Сейчас от нее пахло полынью, что вообще ни в какие ворота не лезло. Но как ей удается быть теплой?

Усталость, которую так и не удалось сломить, вновь напомнила о себе. Таилег понял, что если немедленно не ляжет спать, то заработает что-нибудь похуже испорченных нервов.

— Да провались оно все, — произнес он вслух и после короткого раздумья забрался под плед. Когти рептилии упирались ему в спину и в лопатки… но это было лишь мелким недоразумением.

Ему наконец-то было тепло.

Сны не удостаивали его визитами вот уже несколько лет. Таилег отвык от них и недоуменно пожимал плечами, если кто-нибудь принимался рассказывать свой сон или, что еще хуже, толковать его. Кому-то они снятся, кому-то нет.

Сейчас же, затерянный где-то под землей, он вообще дремал, почти не засыпая глубоко. Журчание воды, редкая капель, от которой разносилось неожиданно гулкое эхо, глухое бурчание в животе, раздражавшее его больше всего, ощущались, несмотря на то, что на веках висел чудовищный груз, и только могучее колдовство помогло бы ему открыть глаза снова.

Постепенно звуки и ощущения уплывали вдаль… и новые, живые и яркие образы начали проявляться в его сознании.

Поздний вечер, молодой человек в накидке с вышитым знаком Шила осторожно пробирается по темным и узким улочкам. Почему Шило, понятно. Как еще изображать себя Гильдии воров? Только чужими символами могли украсить они свои одежды, только в маске могли безбоязненно расхаживать по городу. Семь веков все правители изживали Гильдию, бились с ней, подкупали ее — но рано или поздно талант ее мастеров становился позарез необходимым.

Не все же они обирают ротозеев, срезают у почтенных горожан кошельки или крадут фамильные драгоценности, заменяя их разной дрянью.

Впрочем, сейчас юношу интересует не его будущая профессия. Он крадется, выискивая некий знак, начертанный в условном месте и, обнаружив его, спускается по бесконечно глубокой винтовой лестнице куда-то под землю.

…Когда пришли люди, пришло и буйство чувств. Лишенные возможности жить долго, не наделенные магическим даром, вечно обиженные на все и вся, люди открыли, что органы чувств могут приносить наслаждение. Не одним людям, конечно. Всем двуногим и похожим на людей. Изысканные кушанья, благовония, театр, музыка… только гуманоиды изобрели способ наслаждаться всем этим.

Чем немало потрясли остальные расы.

Любовь телесная не была исключением.

Окутанная множеством запретов, бессильных управлять ею, порождающая хаос во внутреннем мире людей — как и прочие зыбкие изобретения их разума, — она оказалась мощным топливом, способным питать частицы божеств, разлитые в окружающем мире.

И появлялись постепенно у каждого божества странные, привлекательные и жуткие одновременно ипостаси, и все новые и новые культы соглашались даровать людям свое расположение.

…В Киншиаре также имелся запретный храм, где жизнь дневная и ночная разительно отличались. Днем храм был местом, где молились об излечении и плодородии (и не оставляло оно никогда окружающие пашни), где лечили раны телесные и душевные.

Ночью храм был другим.

На взгляд постороннего наблюдателя, это был обычный бордель. Однако ночной храм также отличался от лучшего борделя, как изысканный обед от ведра помоев.

Поскольку «низменная» ипостась божества всегда присутствовала со своими жрецами и жрицами, даровала ощущения, недоступные смертным иным путем, — и сжигала в ответ смертные жизни. Не одаривая клиентов, однако, ни старостью, ни болезнями. Как и всякий наркотик, наслаждения были доступны всем. Но не от всякого наркотика смерть была блаженной. Не всем дано было знать, как много берут боги с тех, чей разум подавлен страстями.

Тайну эту стерегли пуще всех храмовых сокровищ.

В конце концов, почему бы не обманывать тех, кто хочет быть обманутым?..

За глаза всех служителей темных богов звали слугами Хаоса, но подлинным ударом для многих и многих было бы узнать, что их собственный бог или богиня тоже имеют темного двойника, не брезгующего ничем для усиления своей мощи. Боги не обязаны отчитываться перед смертными.

…Юноша спускался в ночной храм, но вовсе не для того, для чего храм ночной существовал.

Он намеревался ограбить его.

Ограбить — вероятно, слишком громкое сказано. Так, стащить хоть что-нибудь. Черные ходы, по которым спускались жаждущие удовольствия, никогда не пересекались с переходами, что открыто вели в храм дневной — с главных улиц, с каменных ступеней, по которым шли, чтобы благодарить богов и просить их о милости.

Здесь не просили, а требовали; вопреки слухам, здесь всегда царила абсолютная чистота и воздух был полон изысканных благовоний. Ни нежить, ни настоящие демонопоклонники никогда не появлялись здесь.

За многие столетия, что Киншиар рос и развивался, оба храма — дневной и ночной богов города и окрестностей, бога-брата и богини-сестры — развивались вместе с ним. Когда же пришел черед богов, что известны во многих мирах, когда имена их были начертаны поверх древней пары имен, храм ночной не впал в запустение.

Напротив, он только разросся.

…Храм Тивера и Ормианы — ночной храм сохранил свое древнее название — был похож на замок, предназначенный для самых важных особ. Только рос он не вверх, а вниз. Хотя переходы его и многочисленные помещения никогда не охранялись (горе тому, кто хотя бы помыслит учинить беспорядок в святом месте), все же вору здесь было неуютно. Положенные жертвы Палнору, Владыке Воров, были принесены, его божественная мысль скрывала подлинные намерения молодого человека, и наряженные в красивые, но простые одежды жрицы Ормианы приветливо улыбались навстречу.

И все равно он ощущал опасность каждой частичкой своего тела.

…Спустившись по лестнице, что таилась за скрытой панелью в темном проходе, он бесшумно пересек пустую, ничем не освещенную анфиладу узких комнат и остановился на пороге святая святых Храма.

Обе статуи, брата и сестры, стояли рука об руку на противоположной стороне зала. На губах их играла едва заметная улыбка. Над ними, как дань их более мощным собратьям, были изображены символические фигуры тех из универсальных божеств, кто не являлись прямыми противниками древнего культа. Незваный гость даже не взглянул на статуи и барельеф. Боги одинаково чутки ко всем обращениям в их адрес. Достаточно восхититься их изображением, обратиться с молитвой, даже просто упомянуть имя — и божество, что обитает поблизости, услышит.

Так что он видел только бессчетные сокровища, что были аккуратно разложены вокруг, расставлены так, чтобы глаз радовался, пробегая по ним. Боги не были скупы: в тяжелые времена они могли наказать жадных жрецов, что не торопились использовать храмовые сокровища на нужды верующих.

…Итак, взять хоть что-нибудь. Главное, думать только о цели. Только о ничтожной безделушке. Тогда, возможно, удастся уйти отсюда живым.

Рука не успела коснуться драгоценного изделия, когда ослепительная вспышка белого света озарила зал, порыв ветра швырнул вору в лицо полу его же плаща, и дикая, неуправляемая энергия затопила его существо.

…Время неожиданно возобновило свой ход. Он был все еще жив, стоял, недвижный, протянув руку к цели своего предприятия. Эхо дальних голосов слышалось в Сокровищнице.

Схватив добычу, вор торопливо выскользнул из зала и — быстро, быстро! — вернулся потайным ходом наверх, к переходам и покоям ночного храма.

Там уже замирала всякая жизнь. Близилось утро.

Огонь!

Белое, непереносимое сияние затопило все вокруг, и порыв буйной, неуправляемой силы излился откуда-то из глубин его существа — как в ту ночь, восемь лет назад.

Таилег ощущал, что тяжесть всего мира лежит на его плечах.

Сияние, что скрыло всю вселенную, разошлось и угасло, но чудовищное возбуждение, ощущение могущества нарастало; все вокруг окрасилось в пурпурные тона. Таилег, все силы которого уходили на то, чтобы бороться с нарастающим удушьем, успел заметить, что окружающий мир стал расплывчатым и нереальным, каждый предмет переливался всеми оттенками красного и звучал собственным, отличимым от других музыкальным тоном. Звуковой шквал ошеломлял, но Таилег понял, что слышит его не ушами.

Он попытался встать, но мощь, которой он не умел управлять, опрокинула его, швырнула спиной вперед. Он заметил рубиновый контур каменного «дуба», падающий сверху, и выставил перед собой руки.

Последовала еще одна вспышка, и океан силы, неожиданно вырвавшийся на свободу, так же неожиданно схлынул.

Таилег лежал ничком, в куче каменного крошева и никак не мог отдышаться.

Откашливаясь и проклиная едва державшие его ноги, Таилег поднялся. Весь он был присыпан каменной пылью, она же скрипела на зубах.

Что же происходит в этом мире? Еще неделю назад он был обычным, приемлемым, в меру враждебным и в меру приветливым. Неужели все, кто попадается Наблюдателям, сталкиваются с подобным?

Одежда была цела. Она, правда, не предназначалась для того, чтобы в ней спали. Тело ныло и жаждало настоящего отдыха. Настоящего сна в настоящей постели и настоящей еды. Брошу это проклятое ремесло, только бы выбраться отсюда!

Таилег принялся отряхивать каменную пыль и охнул. Левая рука отозвалась дергающей болью. Поднеся ладонь к глазам, он увидел три глубоких ожога — треугольной формы следы глубоко впивались в ладонь. Обо что это он так?

Флакончик с целебным составом тоже не пострадал. Таилег капнул на распухшую ладонь и, стиснув зубы, вытерпел огонь, принесенный исцелением.

Так что же здесь произошло?

Таилег не сразу понял, что каменной колонны больше не существует. Вернее, огромный ее сегмент, футов в десять длиной, отсутствовал. На его месте теперь стоял он, Таилег. Осознав это, он поспешил отойти. Вовремя: сверху немедленно свалилось несколько довольно острых и тяжелых осколков.

А чьи это оплавленные следы? Две пятерни, глубоко отпечатавшиеся в камне? Таилег осторожно приложил руку к одному из отпечатков. Камень был еще горяч. Несомненно, это его рука.

Да что же это все значит?

Таилег в полном смятении озирался вокруг, как вдруг обратил внимание на импровизированную постель.

В ней никого не было.

Таилег подошел, осторожно нагнулся и осмотрел подстилку и плед. В обоих виднелись выжженные следы, и отпечаток тела рептилии еще хранил ее тепло.

— Хорошенькое дело, — произнес юноша и уселся с размаху на скомканный плед. Вопреки всем его усилиям, голос дрожал и звучал жалобно.

Таилег доел очередной ломоть мяса и пересчитал свои запасы.

Если весь день идти, то хватит на четыре с небольшим дня. Недостатка воды пока не предвидится… но вот что ему теперь делать?

Ладно, рептилия скрылась — ее дело. Может, оно и к лучшему. Таилегу все равно не спастись, если его захотят убить. Здесь он беспомощен.

На дне рюкзака отыскался компас. Под землей толку от него было немного, но стало понятно, что река течет с северо-северо-востока.

Там же, на дне, лежали две книги — «Загадки Ралиона» и «История культов». Не бог весть какое чтиво, и все же… Как бы ему тут не застрять годиков на несколько. Сгодится и это. О, и чернильница цела! Интересно, кто это все мне положил?

Впрочем, понятно кто.

Хорошо, если удастся посидеть день (или ночь?) в относительном спокойствии.

Подумав несколько минут, Таилег решил идти вниз по течению. Хотя бы в уважение древнего суеверия — не возвращаться назад, пока цель не достигнута. Сложив пожитки, он устроился поверх отпечатков своих ладоней и немного полежал, глядя на потолок. Странным образом напряжение и постоянный страх оставили его. Осознание этого было редкостным удовольствием.

Он лежал, прикрыв глаза, и слушал размеренное журчание воды. Однако он вовсе не собирался спать и вовремя заметил едва ощутимый хруст камушков под чьими-то ногами.

Бурная ночь не притупила его рефлексов. Меньше чем через секунду Таилег уже стоял на ногах, сжимая в правой руке кинжал.

Перед ним стояла мокрая рептилия. Росту в ней было всего футов пять. Ярко-желтые глаза с вертикальными зрачками спокойно глядели на него, не мигая.

Таилег молча убрал кинжал от ее горла и уселся на камень. Рептилия осторожно разжала ладони, и три больших рыбины упали наземь, мелко подрагивая.

Не сводя друг с друга взглядов, они довольно долго сидели неподвижно.

Таилег решился отвести взгляд от этих гипнотизирующих, ярких глаз и неторопливо расстегнул рюкзак. Извлек одежду и обувь рептилии и осторожно положил перед ней. Та, продолжая рассматривать человека, ловко застегнула свою «сеть» и обулась. Только теперь Таилег осознал, насколько свободно она себя здесь чувствует. Без обуви, без снаряжения подошла к нему вплотную почти совсем бесшумно!

Юноша выложил свой дневной запас еды и положил рядом с рыбой. Рептилия мельком взглянула на предложенное и отвернулась.

Таилег пролистал блокнот, в котором записывал наставления Леглара, и откашлялся.

— Анс ассаи, халиан Таилег, — сказал он, стараясь произносить слова четко, и приложил ладонь ко лбу. Рептилия вздрогнула и чуть приоткрыла рот. — Анс ассаи, ормасс ари?

Что означало: могу ли я надеяться узнать ваше имя? Правда, Леглар любил повторять, что точного перевода на Тален в данном случае нет и быть не может.

— Анс ассаи, ханссарил Тамле, — ответила рептилия неожиданно мелодичным голосом и, быстро прикоснувшись когтем правой руки к запястью Таилега (от чего тот вздрогнул), спросила: — Таилег Хаттар, аирссидо хаин?

— Не понимаю, — ответил сконфуженный Таилег на Нижнем Тален, и уши вновь подвели его, покраснев по краям. Он помолчал, собираясь с мыслями, и повторил то же на языке рептилии: — Илеасс ханссамир оила.

Рептилия кивнула и, поудобнее устроившись на камне, принялась за рыбу. Зрелище было настолько впечатляющим, что Таилег даже рот открыл от изумления. Кто бы мог подумать, что рыбу можно так разделать когтями за десять секунд!

Пока Тамле завтракала, он записал ее ответ в блокнот (на что та не обращала внимания) и лихорадочно искал в нем сложный список иерархии Хансса. Долго листал его, прежде чем нашел слово «Хаттар». А когда нашел, то земля едва не ушла у него из-под ног.

«Хаттар, — было написано в блокноте, — вежливое обращение к смертельному врагу, с которым в данный момент заключено перемирие».

— Хорошо хоть, что перемирие, — проворчал Таилег и покосился на рептилию. Та закончила свой завтрак (оставив ему одну из рыб) и, молча поднявшись на ноги, скрылась из виду.

Похоже, что мы еще не распрощались, подумал Таилег и со злостью пнул рюкзак. Что-то протестующе звякнуло внутри. Ну что, кто теперь сомневается в том, что делать добро — совершенно бесполезное и опасное занятие?!

«Смертельный враг»! Неплохое начало для знакомства!

Тут вновь что-то щелкнуло у него, в голове и тревожная мысль посетила его. А как это он ходил, собирал вещи, читал и так далее в полной темноте?

Ведь факела-то он не зажигал!

Ошарашенный юноша извлек из кармана куртки «холодный» факел и снял колпачок. Нестерпимо яркое сияние ударило в глаза… и сразу само собой стало терпимым и удобным. Он погасил факел и через пару секунд видел так же хорошо.

Даже, пожалуй, лучше, чем прежде.

Нет, не только отвратительные чудеса случаются с ним! Непонятно конечно, навсегда ли новое зрение и что он потерял взамен… Да и ладно.

Некоторое время Таилег стоял, все еще пораженный таким необычным даром. Интересно, надолго ли это?

Весь последующий день он шел вниз по течению, но Тамле так и не появилась.

Затеряться среди других туристов, посещающих руины Двух Золотых Лун, для Леглара Даала было простой задачей.

Сейчас он был Маором Нишором, купцом из Лерея. Среди пестрого потока, что вливался в узкие ворота города и выливался обратно, он выглядел так же естественно, как и остальные.

Он заметил второго человека, чьи приметы совпадали с оставленными Таилегом, и принялся следить за тем. На третий день после того, как Таилег исчез в руинах, сообщник соглядатая не выдержал и появился здесь.

Вначале он посетил ту злополучную комнату, в которой должен был побывать Таилег.

Комната была почти пуста. В смысле ценных находок, конечно. После недолгих поисков Даал обнаружил две арбалетные стрелы. Одна — с жалом, испачканным в высохшей крови, и вторая — словно бы перерубленная пополам. Ни одного мертвого тела не было поблизости; следов переноски покойника также не нашлось. Стрелы уже были кое-чем, и Даал их тщательно упаковал и опустил в рюкзак.

Впрочем, тело можно было спрятать или уничтожить магически, а эту возможность подручными средствами проверить было невозможно. Интуиция подсказывала Леглару, что его наиболее талантливый (и, кстати, заносчивый) ученик все еще жив.

Самое удивительное было то, что булавка, которую он некогда унес отсюда, торчала целехонькая в полу, у всех на виду. Почему ее никто не забрал? Через день после исчезновения Таилега дождь прекратился и мощный поток туристов хлынул в руины. Даал не был единственным вором среди них, да и свежих следов было немало.

Почему же булавка все еще здесь? И где Наблюдатели?

Что-то здесь было не так.

Памятуя о магической эманации диаграммы, Даал не стал входить в нее, а извлек булавку петлей. Диаграмма немедленно ожила и вновь принялась светиться, ее серые до того фрагменты обрели прежние цвета. Какого дьявола Таилег вставил булавку сюда? В тексте поручения Наблюдателей было сказано буквально так:

«Прибыть в комнату, где была взята булавка, и встретиться там с Наблюдателем…

После совместного осмотра диаграммы следовать вместе с Наблюдателем в местный Совет Наблюдателей…»

Нужно было быть полным идиотом, чтобы экспериментировать с магическим устройством, совершенно не зная о его назначении! Таилег, конечно, способен идти на риск, но не такой — в этом Леглар был убежден.

За руинами, несомненно, следили. Так что странное предписание «следовать в комнату» означало, что Наблюдатели будут начеку. Так кто же на самом деле встретил Таилега? И чья кровь на стреле? Впрочем, чья кровь — вроде бы понятно. Проверим, конечно, но предварительно ясно. Капель крови немного, только на диаграмме, и, следовательно, серьезного ранения Таилег не получил.

Так что теперь надо брать второго и вытряхивать из него правду.

В этом преуспеть было не так уж и трудно. Леглару приходилось выполнять десятки подобных поручений, и выследить того, кому был дан заказ на устранение человека, не представляет труда для профессионала того же рода.

Покрутившись среди туристов, второй соглядатай скользнул к боковой лестнице и был таков. Леглар тоже отправился в том направлении… но только он уже побывал там раньше и оставил несколько сюрпризов нежданному гостю.

…Когда убийца появился из дальнего прохода, оружия при нем видно не было. Леглар осознавал, что это ровным счетом ничего не означает. Многие специалисты выглядят неопасными — что притупляет бдительность.

Он надел защитные кольца и амулеты из своего арсенала и извлек палочку-пускатель из кармана. Когда его цель, тщательно осматриваясь, отошла от входа, Леглар зажмурился и переломил палочку.

Рефлексы у убийцы были на высоте — сквозь сомкнутые веки Даал ощутил вспышку, озарившую комнату. Подождал секунду для верности и увидел с удовлетворением, что «клиент» лежит и отдыхает совсем недалеко от того места, где его застали усыпляющие заряды.

Через полминуты облачка стали безопасными, и, проверив обе лестницы и продумав легенду на случай, если их застукают, Даал пошел брать своего незадачливого коллегу.

…Коллега поздно осознал, что попал в руки к не меньшему профессионалу. Даал коротко изобразил несколько отличительных знаков Гильдии убийц и повел разговор на Верхнем Тален, который не был известен большинству населения.

— Кто дал заказ на вот этого, — Даал помахал портретом Таилега, исполненным на небольшом листе бумаги, — я не спрашиваю. Мне нужно знать, чего вы добились и сколько вас участвует в задании.

Допрашиваемый мрачно молчал.

— У меня мало времени. — Даал посмотрел на хронометр. — В сущности, я могу связать тебя и отнести к одному знакомому псионику, который и без твоей помощи пороется у тебя в башке. Потом, правда, придется скормить тебя его любимым рыбкам. Если же скажешь, то мы разойдемся и больше не встретимся. Доложишь о провале, заплатишь штраф и останешься жив. Думай быстро, считаю до пяти.

На слове «три» убийца согласился отвечать. Даал выпил содержимое небольшого флакончика, отчего в глазах у него слегка порозовело, и задал первый вопрос.

— Сколько человек участвует в операции?

— Я один, — ответил убийца, незадумываясь, и красный нимб загорелся над его головой.

— Врешь, — ответил Даал и вновь посмотрел на хронометр. — Я сам отчасти псионик, так что сэкономим время. Даю тебе три минуты на весь рассказ. Иначе мое обещание останется в силе.

Убийца оказался доверчивым и быстро изложил все, что знал. Его напарник пропал, цель пропала, четверо их агентов ждут распоряжений. Заказчик пока ничего не знает.

Каждый раз над убийцей загорался то зеленый, то серый нимб. В основном правда, и на том спасибо.

— Я доволен, — ответствовал Даал и защелкнул две больших металлических скрепки на веревках, что опутывали пленника. — Через пять минут веревки перегорят. Убирайся из города и докладывай, что цель сбежала. Вот тебе на штраф, — Даал кинул горсть золотых монет, — считай, что это мой заказ. За тобой будут следить, попытаешься обмануть — пожалеешь.

Тон у Даала был самый дружелюбный, но взгляд запуганного до полусмерти толстяка говорил, что он не замедлит воспользоваться его, Даала, ценными указаниями.

Выйдя в коридор, Даал снял маску и выпил из другого пузырька. Через пять минут тембр его голоса вернется в норму, а до той поры надо молчать.

В Совете Наблюдателей были немало удивлены, когда к ним в приемную ворвался не на шутку разгневанный Даал. Отодвинув секретарей в сторону, он прошел прямо в комнату, где находился глава представительства, и закрыл за собой дверь.

Глава, Кинисс Аугари анс Шалир, была хансса, и солнечный свет на пользу ей не шел. Существовали средства, что придавали иммунитет, но она использовала их только в тех случаях, когда была острая необходимость выходить наружу.

Внутри помещения царил полумрак, и освещение создавалось фосфоресценцией, похожую на ту, которую использовали хансса в своих древних поселениях. Создавал ее мох, что рос на стенах их пещер и стоил, кстати, бешеных денег. Алхимики всех стран Ралиона его ценили очень и очень высоко.

Кинисс сидела на своем «стуле» — странной конструкции, которая позволяла сидеть удобно всем тем, кто обладал хвостом. Даал вошел настолько тихо, насколько возможно, и сел в кресло для посетителей, не произнося ни звука.

Спустя несколько минут рептилия (что сидела, закрыв глаза) пошевелилась и произнесла:

— Анс-Шиасс Леглар.

— Да, Амиад Кинисс, — отозвался Леглар. На этом оба отставили этикет в сторону.

— Ты опять пил «Определитель правды»? — Янтарные глаза смотрели на него, не мигая.

— Да. — Что еще можно было сказать? Чутье у хансса намного превосходило человеческий.

— Значит, что-то случилось, — подвела рептилия итоги, — Закончились ли «особые обстоятельства», о которых упоминал герцог Дилроминд Алжейский, владыка Киншиара?

Леглар прикусил язык. Вот оно что!

— Когда он известил вас об «особых обстоятельствах»?

— Там же, в Киншиаре. Мы оставили ему копию письма для Таилега Ленхарта из Киншиара и попросили поставить нас в известность, когда особое поручение, данное им Таилегу, завершится. Мы ждем уже восьмой день.

— Кинисс, — произнес Леглар на северном диалекте хансса, и рептилия вновь открыла глаза, — герцог вас попросту обманул, но дело пока не в этом. Меня интересуют две вещи. Вот первая, — он положил на стол, не прикасаясь к ней руками, арбалетную стрелу со следами крови, — и вот вторая. — Булавка легла рядом со стрелой.

— Герцог ввел нас в заблуждение? — Глаза смотрели вопросительно. Леглар внутренне усмехнулся. Хансса славились способностью избегать резких слов, даже если выносили кому-нибудь смертный приговор. Впрочем, особой вежливостью они тоже не отличались.

— Он нанял убийц и поручил им устранить Таилега. — Леглар перевел дыхание. Портрет его ученика был сделан на личной бумаге герцога, с водяными знаками и хитроумной монограммой. — Я не знаю, что произошло. Эту стрелу я нашел в комнате, где Таилег — уж не знаю зачем — оставил эту булавку.

— Леглар, подожди минутку. — Рептилия закрыла глаза и стала чуть ли не прозрачной. Длилось это несколько секунд, но всегда вызывало у Леглара восхищение.

Правда, обычно при людях Хансса не совершали путешествия сквозь астральную проекцию. Ему она доверяла во многом. Он, конечно, ни в коей мере не был ей другом — на то была своя иерархия званий и церемоний — но с профессионалами Хансса обращались с величайшим уважением. Будь ты великим полководцем, чистильщиком, игроком в кости или вором — у Хансса ты мог равно рассчитывать на множество привилегий. Впрочем, так заведено почти у всех рептилий. Странные они все…

После возвращения из транса Кинисс взяла стрелу и принюхалась.

— Он не был убит этой стрелой, — сообщила она. — Ты хочешь, чтобы я его нашла?

— Если возможно, Кинисс. Он — моя надежда и лучший ученик.

Рептилия кивнула и на этот раз всего лишь подернулась легкой дымкой. Леглар терпеливо ждал.

— Он жив, — проговорила Кинисс. — Пока что жив. Но он находится на территории, которую мы считаем запретной, и мне непонятно, как он туда попал. Постой… рядом с ним есть моя соплеменница… Ладно, я поговорю с ней позже. Вернуть его обратно будет не очень просто, Леглар, поскольку… одним словом, не раньше чем дней через пять. Я очень заинтересована во встрече с ним, так что прослежу, чтобы он попал сюда как можно скорее. Она замолчала.

— Я готов платить, — тут же ответил Леглар, знавший, что означает эта пауза.

— Отлично, Леглар. Подойди ко мне в конце дня, я передам тебе послание герцогу. Я отправлю тебя прямо к нему, так как дело весьма срочное.

— Я сделаю все, что смогу, — ответил Леглар, понимавший, что это не единственное поручение. И встал. Беседа была окончена.

— Кохиар селир, Анс-Шиасс-Хаод Леглар?

— Не сейчас, Кинисс. Я вышел из Равновесия и не готов говорить. Самиелид, Амиад-Хаод Кинисс. Рассчитываю на повторное приглашение.

Рептилия кивнула и встала, соблюдая церемонию окончания беседы.

Леглар вышел, скрывая улыбку. Слово «селир» имело массу значений. Чаще всего это означало что-то вроде чаепития, за которым велись ученые беседы. Тяга к знаниям у Кинисс была невероятно велика, и Леглар часами говорил с ней, исписывая толстые тетради. Жаль только, что после этих встреч он уходил до предела уставший.

Однако многое из того, чему она научила его, нельзя найти в книжках.

«Анс-Шиасс-Хаод», — повторил он, извиняясь перед секретарями. Так… Стало быть, его переводят в «испытательный разряд» потенциальных личных друзей. Лестно. Немногие люди могут этим гордиться.

Стоп… тогда выходит, что случившееся — что-то из ряда вон выходящее. Раз за помощь в их в общем-то рядовом поручении хансса сумела проникнуться таким уважением, что продвинула его в иерархии, значит, впереди большая беда. По крайней мере большой переполох.

Когда он вернулся в гостиницу, чтобы слегка расслабиться и выпить стаканчик крепкого красного, он обнаружил булавку у себя в нагрудном кармане.

Как она туда попала, он не имел ни малейшего понятия.

Пространство перед герцогом подернулось рябью? и из воздуха вышел необычайно мрачный Леглар Даал. Один.

— Господин Дилроминд, — произнес он и с усмешкой поклонился.

Было одиннадцать часов вечера. По обстановке комнатки, где находился герцог, было понятно, что это не его официальная резиденция. Там такой комнаты не было. Герцог сидел в прогулочном наряде и не думал отправляться на покой.

Ждет кого-то?

— Даал, — кисло отозвался аристократ. — Ты прекрасно знаешь, что я не переношу магических штучек. Что стряслось, чтобы вторгаться ко мне таким образом? Говори быстрее да убирайся, мне не до тебя.

— Я, собственно, не настаиваю — Даал извлек из кармана свиток с золоченым обрезом (герцог поджал губы) и кинул его на стол.

— Почитай на досуге, — предложил он и уселся в кресло напротив человека, который был самым щедрым его заказчиком за последние пять лет. — Это от Наблюдателей. Им, знаешь ли, показалось странным, что ты решил устранить Таилега. Мне, кстати, тоже.

— Что ты несешь? — рассвирепел Дилроминд, и Леглар неожиданно вспомнил, что в юности тот успешно оборонял небольшой северный порт от превосходящих пиратских сил. — Какое…

Леглар положил перед ним на стол портрет Таилега, и герцог замолчал. Леглар заметил, что пальцы правой его руки тянутся куда-то под стол, и извлек небольшую оранжевую палочку.

— Не валяй дурака, приятель, — произнес он сухо. — Я отсюда уйду так же, как и пришел. В любой момент. Так что отвечай на вопрос. Кто послал за Таилегом убийц?

— Не посылал я убийц! — прошипел Дилроминд и стукнул кулаком по столу. — Шпионов я посылал. Вот смотри, копия задания!

И он извлек из ящика стола свиток из тонкой, почти невесомой бумаги. Умно, подумал Леглар. Герцог не переносит магии, но активно ею пользуется. Бумага должна была воспламениться и сгореть без следа, стоило хотя бы немного повредить ее. Огонь был холодным и не вредил ничему остальному.

— Осторожно, — предупредил Дилроминд, к которому стало возвращаться самообладание. — У меня всего две копии.

Не сводя с правителя страны хмурого взгляда, Леглар извлек из кармана свиток, который отобрал у второго наемника. Сел и сличил тексты. Очень медленно положил свой свиток рядом с герцогским.

— Дилроминд, дружище, — произнес он мягко. — Сравни-ка эти тексты. И скажи мне, кто из нас двоих сошел с ума.

Герцог недоверчиво взял оба документа, сел, сосредоточенно нахмурив брови… и вдруг вскочил. Кинулся к стене. Отворил массивную дверь железного шкафа, встроенного в стену, и извлек еще один свиток. Развернул его… и упал в кресло, словно пораженный молнией.

— О боги, — выдохнул он наконец. Леглар наблюдал за ним с брезгливой миной. Если герцог играл, то весьма неубедительно. — Леглар, это мой почерк, все верно… но я не хотел делать этого! Поверь мне, не хотел! — возопил он, словно Леглар был последний, кто мог отменить вынесенный ему смертный приговор.

Леглар молча повернулся к нему спиной и направился к противоположной стене. Нажал на неприметную панель (герцог наблюдал за ним, вытаращив глаза) и открыл дверцу. Взял одну из многочисленных бутылок, что стояли на полках, и два бокала.

— Пей, — сказал он устало и наполнил бокалы, — Дил, Таилег — мой лучший ученик. Если с ним что-то сделают по твоему приказу… в общем, я тебя достану даже с того света.

— У меня нет слов, — сказал герцог слабо, указывая на погребок. — Слушай, кто хозяин в этом доме? — Дрожащей рукой он схватил бокал и осушил его до дна. — Скажи мне на словах, что там написано? — И он указал на свиток с золоченым обрезом.

— Не знаю, — пожал плечами Даал.

— Не знаешь?

— Я не читал его, Дил, — спокойно повторил Даал и не торопясь отпил из своего бокала. — И тебе в будущем советую ограничивать любопытство. Где оригинал того свитка, что тебе дали Наблюдатели?

— У меня в кабинете, — уныло отозвался герцог. — Зачем он тебе?

— Завтра его там не окажется, — продолжал Леглар, не обращая внимания на слова аристократа. — И не думай, Дил, что ты хозяин всей вселенной. Ты и меня дураком выставляешь, и весь Киншиар. Осознай, что за Наблюдателями — сила, и не перебегай ей дорогу.

— Что случилось-то? — спросил герцог. Он выглядел совершенно спокойным.

— Нас кто-нибудь слышит? Герцог кивнул:

— Возможно.

Леглар пододвинулся к нему поближе и сказал на Верхнем Тален:

— Что-то очень непонятное, Дил. Нутром чую, что большая неразбериха. Так что читай свиток, делай, что там сказано, и веди себя тихо. Я тебе не угрожаю. Это просто совет.

Герцог молча барабанил пальцами по крышке стола.

— Ты серьезно? — спросил он наконец.

— Да, — ответил Даал. — Ну что, договорились?

— Договорились, — ответили ему, — А сейчас, Даал, сделай одолжение — исчезни. Все же я здесь хозяин.

— Слушаюсь. — Леглар почтительно поклонился и переломил палочку. Взвилось и опало оранжевое пламя, и его не стало.

Герцог вернулся к своему погребку и понял, что Леглар прихватил бутылку с собой.

— Вот же свинство, — буркнул он. — Вор — он и есть вор.

Затем взял дрожащими пальцами сигару, подождал и выкинул ее прочь. Прошло немало времени, прежде чем он отважился прикоснуться к принесенному Даалом свитку.

Кинисс ждала его.

— Я прочел свиток, Кинисс, — сказал Леглар и подавил зевок. Он очень устал за последние десять часов. — Я не имел права этого делать, сознаю, но прочти его — и ты меня простишь.

Рептилия молча приняла бумагу, развернула ее и сузила зрачки. Интересно, сколько ей лет? Ни разу она не ответила на этот вопрос. Почему?

Или я чрезмерно любопытствую?

Рептилия долго молчала, прежде чем ответить.

— Это не наш свиток.

— Это был единственный.

— Я знаю. — Леглар ошарашено замолчал, не зная, что сказать. — Но вы не могли написать такого!

В документе намекалось, что ему, герцогу Дилроминду и все такое прочее, стоит позаботиться о том, чтобы Таилег такой-то, осквернитель священных мест и так далее, совершенно случайно перестал попирать своими нечестивыми ногами землю Ралиона.

Причем сказано было примерно этими словами.

Такого не могли сочинить ни Кинисс, ни ее подчиненные. Да и не было такого в свитке, Даал помнил это точно. Копию свитка он засунул… куда же он ее дел? В рюкзак Таилега, точно! О небеса, ну и ситуация…

— Мы получили… говорю откровенно, устрашающую картину. Примерно того самого места, где я почувствовала Таилега. Мы были готовы к самым серьезным неприятностям со времен Вторжения.

Леглар кивнул.

— Но ничего не случилось! — Кинисс села рядом и положила свою ладонь поверх его. — Прошли сутки, и все вернулось на свои места. Огромные силы, достаточные для того, чтобы разрушить весь Ралион, собрались вокруг твоего ученика — и рассеялись. Ты что-нибудь понимаешь?

Леглар покачал головой. «Сейчас я усну», — подумал он вяло.

— Ты устал, — сказала Кинисс обвиняюще. — Отдохни, иначе твой мозг не выдержит. Не стоило тебе торопиться ко мне.

— Я в порядке, — слабо возразил Леглар. — Немного утомился, вот и все.

Рептилия покачала головой и приложила ладонь к его лбу. Аромат лаванды, что всегда сопровождал Кинисс, накатил на него, и сразу же обрушилась огромная и жаркая волна спокойствия и безмолвия.

Тонуть в ней было в высшей степени приятно.

…Таилег просидел у воды три часа подряд, но смог поймать лишь две тощие рыбешки. Как говорил Леглар, будешь выглядеть в соответствии со способностями. Как в воду смотрел… Он научился экономить «горючие» бруски: достаточно было отломить кусочек, счистить с него парафин — и огонь разгорался. Остаток можно было прятать назад. Такими темпами он сожжет все топливо дней через двадцать. Что делать дальше — одному Эзоксу известно.

И Палнор в теперешнем положении был ему не помощник (Таилег торопливо сделал священный знак, чтобы чутко слышащий бог воров ненароком не оскорбился). К чему умение скрываться от взглядов и обезвреживать ловушки? Чем ему поможет ловкость рук? По потолку идти некуда. Ни деревяшки, ничего, что можно было бы использовать в качестве плавательного пузыря. Да и вода холодна как лед — долго в ней не выдержать…

Но сидение на месте и вовсе не придавало уверенности — и он шел вперед.

Целый день (насколько он мог судить, ибо не располагал таким невероятным богатством, как хронометр) тянулся без всяких событий. То ли все его видения были вызваны каким-нибудь отравлением, то ли просто судьба в тот день не нашла лучшей игрушки — но теперь, не считая ночного зрения, он ощущал себя никчемным и никому не нужным.

Он закончил обгладывать последнюю рыбью косточку, когда рука опустилась ему на плечо и хрипловатый голос пропел на Нижнем Тален:

— Ты мертв.

Таилег медленно, бесконечно медленно повернул голову и уставился в спокойные желтые глаза Тамле.

Рептилия была безоружна, но почему-то не казалась безвредной.

Похоже, что перемирие кончилось, подумал он и расслабил мускулы. Интересно, сумеет ли он дотянуться до оружия прежде, чем три массивных когтя оторвут ему голову?

Рептилия отступила на шаг и указала рукой куда-то за спину. Выждала, смотря прямо ему в глаза, и удалилась в указанном направлении.

Таилег сглотнул горькую слюну, которой наполнился его рот, и на негнущихся ногах направился следом. Странно, ведь теперь, казалось, ничто не могло его напугать. Однако два простых слова на родном языке совершенно обезоружили его…

Рептилия обернулась и остановилась, ожидая его. Дальше они шли бок о бок. Надо будет спросить, почему от нее пахнет полынью, подумал юноша ни с того ни с сего. Мозг был пугающе чист. Интересно, куда его ведут? На алтарь, торжественно принести в жертву их злобному богу? Мурашки поползли по спине Таилега, но — странное дело — он продолжал шагать, словно одурманенный.

Впрочем, отчасти так оно и было.

Он едва не споткнулся о ноги трупа.

Рептилия поймала его за рукав и молча указала вниз.

От тела несло густым трупным запахом, и Таилега едва не вывернуло наизнанку. Когда перед глазами перестали плавать оранжевые огоньки, он осторожно осмотрел тело. Покойник лежал лицом вниз.

Он, судя по его состоянию, лежал здесь дней пять. Одет был в кожаную походную одежду — сам Таилег, как и тысячи путешественников, носил ее, и из перепачканных в крови спутанных светлых волос что-то выступало. Он наклонился, задерживая дыхание.

Из затылка убитого торчала арбалетная стрела. До того знакомая, что Таилегу снова стало худо. Что происходит в мире, во имя всех добрых богов? Он осторожно перевернул покойника на спину.

На него с мрачной усмешкой уставилось его собственное лицо.

Искаженное гримасой, изуродованное начавшимся тлением, но несомненно, его собственное.

Тут только Таилег осознал, что на убитом его куртка, его штаны, его обувь. Все как у него. Осторожно открыв внутренний потайной карман куртки, Таилег извлек из него булавку.

Ту самую.

Он отшвырнул ее, словно смертельно ядовитое насекомое,

Больше у покойника в карманах не было ничего. Только во втором потайном кармане Таилег обнаружил тонкую золотую цепочку, очень тонкой работы, украшенную небольшой золотой пластинкой. На пластинке был изображен танцующий ящер.

Тут его осенило, и он протянул цепочку Тамле. Та приняла ее, кивнула в ответ и надела на шею. Таилег ахнул: ожерелье поблекло и исчезло. Надо же!

Теперь понятно, почему «смертельный враг»…

Закончив осмотр, он отошел подальше от покойника, чтобы хоть немного перевести дыхание.

Сидя на мокром камне и борясь с тошнотой, он услышал позади себя негромкое, но приятное для слуха пение. Потянуло ледяным ветром. Таилег вскочил на ноги, оборачиваясь. Тамле сидела в странной позе перед телом, которое оседало, таяло, превращалось в порошок.

Затем над кучкой праха на миг открылось небольшое окно в никуда. Прах собрался в небольшой смерч и втянулся в отверстие. Прежде чем окно захлопнулось, Таилегу померещилась пара ярко-оранжевых глаз, смотревших на него с той стороны.

Огромных глаз, принадлежавших, несомненно, гиганту.

Рептилия некоторое время посидела в той же (вероятно, очень неудобной) позе и поднялась, отряхивая прах со своих ног.

— Меня зовут Арлиасс Саглаар анс Шиора. Пока Таилег пытался понять, что происходит, она покачнулась и неловко села, подвернув хвост.

— Я устала, — сообщила она просто, — Тебя нелегко было догнать.

Таилег молча протянул ей руку и помог подняться. Продолжая поддерживать ее, Таилег указал в сторону едва заметного дымка от дотлевающего костра. Рептилия кивнула. Остаток пути они прошли молча. Котелок с водой забурлил, и Таилег бросил в него несколько щепоток травяной смеси. Даал называл это чаем и очень любил получавшийся обжигающий напиток. Правда, Таилегу довелось пить настоящий чай — редкостный, дорогой напиток, который выращивали где-то на восточных склонах Огненного хребта, где тяжко ворочались три последних на континенте действующих вулкана.

Аромат был приятным, да и действие налитка было бы сейчас очень кстати. Последние дни подвергают его нервы жутким испытаниям. Весь мир, что казался простым и постижимым, распадался на части и придавливал ими остатки здравого смысла. Да что говорить! Он, человек, сидит здесь рядом с представительницей расы, которая, если верить легендам, едва не истребила его собственную. Впрочем, теперь Таилег начал задумываться, все ли из того, во что было положено верить, имеет под собой прочные основания.

Как-то не похоже это существо на демонопоклонников, которые пьют кровь своих жертв и крадут чужих детей, чтобы умилостивить своего кровожадного бога-демона…

Он извлек пару железных кружек и наполнил одну из них дымящимся зеленоватым настоем. Подумал и наполнил вторую. И вновь вернулся к своему блокноту. Умная мысль всегда запаздывает. Надо было больше верить Леглару, черт возьми.

Рептилия позади него все еще спала.

— Анс лаеро таман… черт, как же это читается?.. таман… олисса арлаид… — Он с раздражением швырнул блокнот себе под ноги. Нет, чудес не бывает, и за один день чужой язык выучить невозможно.

— Нет необходимости, — послышался позади тихий голос. Таилег обернулся. Рептилия потянулась (при этом когти ее блеснули в отсветах углей), зевнула, поражая человека своим клыками, и уселась поближе к костру.

Вопросительно взглянула на одну из кружек и Таилега. Тот кивнул. Тамле (он мысленно продолжал так ее называть) осторожно отпила и одобрительно кивнула головой.

«По крайней мере у нас есть хоть что-то общее, — подумал Таилег и невольно улыбнулся. Он отхлебнул из своей кружки и насладился вкусом и теплом, что заструилось по его телу. — Еще бы немного какого-нибудь варенья… где только его здесь взять». Он протянул горсть сушеных фруктов Тамле, но та вежливо отказалась.

— Ты хотел убить меня, — сказала она неожиданно, и Таилег едва не вылил горячий чай себе на колени. — Но, как выясняется, это был не ты. Ты находиться на запретной для тебя территории. И все же ты спас мне жизнь.

Ему казалось, что она загибает пальцы.

— Потому я не могу назвать тебя другом, хотя мне очень хочется. — Рептилия издала необычный свистящий звук, и Таилег понял, что она смеется. — Но и врагом тебя звать нельзя. У нас нет слова для такой ситуации. Надо будет его придумать.

Таилег молчал. Да и что было говорить?

— Поэтому я буду обращаться к тебе, как к равному. Мы встретились случайно здесь, у стен Мраморных городов, и поняли, что достойны друг друга. Ты согласен в это поверить?

Таилег, которого не оставляло все усиливающееся чувство нереальности, кивнул. «Если мне придется об этом рассказать, — подумал он, — мне никто не поверит».

— Я согласен, — услышал он свой собственный голос.

Из уважения к напитку они допили его не торопясь, в молчании.

— Что значит «Тамле»? — спросил Таилег, когда с чаем было покончено. На языке у него вертелось множество вопросов, но надо было начать с чего-то простого. «Не упоминай богов, пока о них с тобой не заговорят». Это-то он помнил.

— Так меня звали в детстве. На Тален (звук «т» она произносила с сильным придыханием) нет точного соответствия. Да и нужно ли знать это?

Начинается, подумал Таилег но, вопреки своим ожиданиям, он не обиделся на эту реплику. Попробуем обходные пути… когда придумаем их.

— Могу ли я задать вопрос об этих местах? Рептилия кивнула.

— Что за Мраморный город?

— Почему ты хочешь знать?

— Из любопытства, — ответил Таилег. Великий Палнор, неужели они и друг друга встречают так же недоверчиво?

— Это запретная территория, — ответила Тамле, выдержав продолжительную паузу. — Любопытство о ней неуместно.

Словно с ребенком разговаривает. Односложно — дескать, куда ему понять.

— Слушай, Тамле, — неожиданно сказал Таилег и поглядел ей в глаза. — Что ты знаешь о людях? — Он надеялся, что достаточно выделил слово «люди».

Его собеседница долго смотрела ему в глаза, после чего отвернулась. Таилег уже собирался извиняться (правда, как — он не понимал) за очередной неуместный вопрос, как она повернула голову в его сторону и произнесла:

— Нельзя знать ни много, ни мало… Я скажу так: мне не приходилось встречаться с людьми прежде, но о вашей расе мне известно многое… киассилл омиал… — Она беспомощно развела руками. — Я не знаю, как это сказать.

Таилег усмехнулся. Философский язык, научный и прочие относились к Верхнему Тален. Хитроумная идея одного из создателей среднего наречия работала блестяще: коренные вопросы власти и фундаментальные философские материи не встречались в обыденной речи, и требовалась специальная подготовка, чтобы пробиться в верхние «силиды», круги общества, где ясно ощущалась грань между основной массой населения и учеными; теми, кто думал и теми, кто делал. Закон роста был прост: учись. На что учиться и где брать время — это были проблемы жаждущего уважения у высших слоев.

Подготовка отнимала немало времени и требовала многих лет обучения. Даал тайком от общественности верхних «силидов» обучил немало смышленых, с его точки зрения, людей — в обход традиций, сложных и дорогостоящих экзаменов и архаичных уже ритуалов. Несладко ему пришлось бы, узнай об этом руководство «силидов».

— Должен быть язык, чтобы это выразить, — возразил Таилег на Верхнем Тален. Рептилия вздрогнула и долго смотрела ему в глаза, прежде чем заговорить вновь.

— Ты не так прост, как кажешься, — ответила она и прикоснулась когтем правой руки к его локтю. — Хорошо, я продолжу. Есть два знания — то, что впитываешь из мира, и то, чему учат другие. Нас учат, что видов знания больше, но живем мы за счет этих двух.

Хансса изучили ваш мир задолго до того, как вы начали расселяться и воевать за земли. Мы были одними из первых, кто осторожно пытался обучать вас тому, что нужно каждой мыслящей расе.

— Кто же вам сказал, чему нас стоит учить? — Таилег ощутил недовольство, зарождающееся где-то в глубине его существа. Вот, значит, как! Прямо как власти — «нам виднее… нам лучше знать…»

— Боги, — был лаконичный ответ. — Наши и ваши. Тысячи Хансса приходили к вам в стойбища, предлагая знание. Никогда они не учили, не спросив согласия людей.

— И… их всегда встречали дружелюбно? Рептилия смотрела на него в упор:

— Почти всегда враждебно.

— И… вы продолжали предлагать свое знание?

— Да. Чаще всего наших послов изгоняли. Иногда убивали. Иногда после этого съедали. Но мы добились успеха.

— Откуда тебе знать? — воскликнул юноша, ужасаясь простоте, с которой Тамле рассказывала об этом.

— Мы сидим и разговариваем, — пояснила рептилия. — Восемнадцать столетий часть наших… жриц считала, что людей нужно истребить. Что это существа, обделенные тем, что должно быть присуще разумной расе. Как видишь, они ошибались.

Таилег молчал, не сумев придумать достойной реплики.

— Жриц? — спросил он наконец.

— Жрецов у нас не осталось с тех пор, как мы перестали вести войны.

Таилег ощутил, что перестает понимать, о чем идет речь.

— И вы мирились с тем, что вас едят, убивают, что вами пугают детей?

— Да, — было ответом. — Скажи сам, стал бы ты убивать существо только потому, что оно одето в чешую, имеет хвост и не имеет привычки носить одежду?

Таилег молчал. Уши его постепенно разгорались.

— Я не знаю, — ответил он почти робко. — Раньше… не знаю. Сейчас я испытываю отвращение к убийствам. Но я не могу выразить это словами.

Прозвучала ли фальшь в его словах? Желтые глаза пронизывали его насквозь. Ответное молчание длилось так долго, что Таилег в сотый раз подумал, что сболтнул что-то непоправимое.

— По крайней мере, ты сказал откровенно, — ответила Тамле, и глаза ее затуманились. — Я не знаю, что о нас думают люди. Могу ли я попросить тебя рассказать о них? Об их взглядах на нас?

О них. «Они всегда необычайно вежливы, в том смысле, что смягчают вопрос».

— Все, что знаю, Тамле. Только многое из того, что думают люди о вас, не вызовет у тебя восторга.

— Я знаю. — И она придвинулась почти вплотную.

И Таилег рассказал.

— Почему ты не выпускаешь меня? — спросил Леглар на второй день своего пребывания у Кинисс.

— Тебя удовлетворит, если я скажу, что кто-то домогается твоей смерти? — произнесла рептилия. Леглар нарочно задал этот вопрос во время «селир», когда ритуал снимает все запреты на обсуждаемые темы.

— Нет, Кинисс. Я давно знаю, что у меня масса врагов. Да и что это за жизнь, если не доказываешь, что достоин ее?

— Я докажу, что тебе не удалось бы уйти живым.

— Я не очень-то верю словам.

— Это будет больше, чем слова.

— Единство, Кинисс?

— Единство, Леглар.

Она замерла, протягивая ему руки ладонями вверх. Леглар положил свои ладони ей на плечи, посмотрел в глаза и сказал:

— Нет, Кинисс. Дух должен быть силен. Последние годы я очень ослаб. Это не пойдет мне на пользу.

Кинисс кивнула и села на место. Протянула ему новую чашку с чаем. Леглар кивнул, бережно взял ее и поблагодарил.

…Единство, или Линиссад, как звали его хансса, было той гранью, что принципиально разделяла обе расы. Астральная проекция в той мере, в которой ее знают люди, была столь же выразительна, с точки зрения хансса, как рассказы о красках мира для человека, слепого от рождения. Для самих хансса это был простой ритуал, позволявший узнать то, что знал партнер, ощутить его мировоззрение, как если бы оно было своим.

Разумеется, если оба хансса сознательно этого хотели.

Для людей это было новое видение. Не привыкший к нему мозг поначалу воспринимал изобилие восприятия астральной проекции как постоянное, бурное наслаждение прекрасным — искусством, танцем, чем угодно. Только сильный дух мог преодолеть желание остаться в океане чувств, не пересекая его по своему желанию, но следуя его волнам.

Для человека сильного Единство было испытанием силы. Для человека слабого — либо смерть, либо вечная тоска по Единству впоследствии. Никакие другие наслаждения, доступные человеку, не могли сравниться с Единством по объему и глубине ощущений.

Кроме того, человек, хранивший свое «Я» как нечто, недоступное грязным рукам окружающих, не сразу мог согласиться, чтобы его внутренний мир стал виден кому-то во всей его красе.

Или неприглядности.

Чтобы решиться на Единство, надо было либо вначале переломить спину дикарю, который незримо для окружающих живет в каждом человеке, либо научиться лелеять свои пороки, гордиться ими.

Иначе неизбежен был надлом психики — и безумие, лекарства от которого не знали даже боги…

— Тогда я скажу, что ты мне нужен живым. — Кинисс произнесла после того, как взгляд Леглара перестал блуждать где-то в незримых глубинах мироздания.

— Спасибо, Кинисс. Но я все равно не могу сидеть здесь вечно.

— Мы выловили всех тех, кто искал тебя. Завтра утром ты можешь идти, если хочешь.

— Спасибо, Кинисс. — В этот раз слова прозвучали гораздо более искренне. — Что слышно о Таилеге?

— Я не стала ни в чем убеждать его спутницу, — ответила Кинисс и прищурилась. — Им обоим будет отличным уроком научиться воспринимать мир таким, каков он есть.

— Ты взялась обучать его?

— У меня для него тоже может найтись особое поручение, Леглар. Настоящее. В конце концов, никто из людей прежде не уходил живым с запретных территорий.

— А я-то думал, что всему его обучил, — вздохнул Леглар и осушил чашку до дна. — Старею я, Кинисс. Я думал, что нашел себе достойную замену. Будет жалко его потерять.

— Но ты же не стал бы заставлять его силой?

— Разумеется.

— Тогда не о чем беспокоиться. Я просто предложу ему еще один путь.

— Ты жульничаешь, — скривился Леглар, увидев искорку смеха в ее глазах. — Ты знаешь, что сумеешь убедить его лучше, чем я.

— Тогда научись жульничать. Время у тебя еще есть.

Оба рассмеялись.

После короткой паузы они вернулись к обсуждению искусства давно исчезнувших цивилизаций.

Таилег услышал шорох пролетевшей мимо него арбалетной стрелы и проснулся.

Рядом с ним никого не было.

Беспокойство, которое он испытывал, было отчасти беспокойством и за нее. То, что они совсем упустили из виду, во сне сформировалось и обрушилось на него. «Спасайся! — кричало чувство. — Спасайтесь оба!»

— Тамле? — шепотом позвал Таилег, бесшумно поднимаясь на ноги. Острое чувство опасности не оставляло его ни на миг. Смерть была где-то рядом. За каждой колонной мог поджидать неприятель.

Проклятье! Во второй раз Тамле может уже не повезти. «Почему ты так заботишься о ней?» — спросил его холодный голос, что не раз уже соблазнял его на всевозможные рискованные затеи. Теперь голос этот был сух и неприятен.

— Иди ты знаешь куда, — прошептал Таилег, но голос не смолк. «Нашел себе подружку, — не унимался он. — Смеху-то… Надо было оставаться с людьми, юноша. С ними по крайне мере можно договориться…»

— Проваливай, я сказал, — прошипел Таилег, озираясь, и голос повиновался.

Где-то в сотне-другой шагов он услышал едва различимый плеск.

Он побежал туда, стараясь не создавать излишнего шума. Как они могли об этом забыть! Кто-то ведь должен был выстрелить в его двойника. Второго-то трупа рядом не было.

Он ощущал жгучий, ненавидящий взгляд на своем затылке.

Тамле плескалась в речке — видимо, ловила рыбу. Она сразу же обратила внимание на его крики и быстро поплыла к берегу — туда, где была сложена ее одежда.

— Стрелок, — объяснил Таилег, пока Тамле отряхивалась. — Он где-то рядом. Тот, что стрелял в меня.

Тамле резко вздрогнула, уставившись на него. Затем схватила в охапку свою «сеть» и сандалии и неожиданно сильно толкнула Таилега в грудь.

Тот полетел кувырком, едва успев сгруппироваться. Он успел заметить, как рептилия молнией метнулась за ближайшую колонну.

Порыв ветра пригладил ему волосы. Что-то зашипело перед ним, погружаясь в воду, и тотчас взрыв справа обрушил на него град осколков.

Таилег перекатился налево. Прижимаясь к каменному полу, он заметил верзилу, что появился перед ним, не более чем в сотне шагов. Он пустил стрелу куда-то влево, и Таилег заметил, как рептилия увернулась от очередного снаряда.

Игра пошла всерьез.

И Таилег понял, что его поймали в ловушку.

Он не успеет добежать до колонны. В голове у него до сих пор гудело от предыдущего попадания, а стрелок быстро шел вперед, поднимая сразу два арбалета.

Таких же. С двумя десятками убийственных стрел в каждом. О боги, сколько их у него?

Две стрелы полетят в него сейчас. Единственный выход — прыгать в воду. Таилег не успел это осознать, а тело уже среагировало, поднимая его в воздух и отталкиваясь подальше от берега. Вода сомкнулась над его головой, и тут ударная волна молотом бухнула сверху, выжимая из легких драгоценный воздух.

Крик, замерз у него в горле.

Вода была чудовищно холодной. Сердце его едва не остановилось. Несколько страшных секунд оно размышляло, стоит ли биться дальше, а течение тем временем играло им, затягивая все глубже в крутящиеся черные волны.

Он сумел вынырнуть и понял, что проиграл. Убийца сделал свое дело. Он продолжит охоту на Тамле, поскольку она наверняка не стала бы с ним любезничать. С таким боезапасом ему нетрудно будет добиться цели. Верзила двигался по открытой территории, разбрасывая вокруг себя осветительные пакеты. У такого наверняка найдутся и усыпляющие… А о нем, Таилеге, можно больше не беспокоиться.

Все это он успел подумать, пока течение несло его прочь от места, которое едва не стало его последним пристанищем.

Он успел заметить, как Тамле возникла за спиной у верзилы — словно из ниоткуда, — и тут волна затащила его под воду.

Вынырнув во второй раз, он увидел верзилу, неловко падающего на бок, и стрелу, что молнией взлетела вверх, вспыхнув где-то под потолком.

И уже погружаясь, он успел понять, что в третий раз не вынырнет. Тело почти не ощущалось, одежда весила несколько тонн, и не оставалось сил, чтобы сбросить ее.

Сквозь сон и чудовищную усталость он ощутил, что его раздевают. Опять повезло, подумал Таилег, огромным усилием воли стараясь разлепить веки. Слева и справа накатывали волны едва переносимого жара, и это было хорошо. Две прохладные ладони прикоснулись к его лбу.

Он ощутил, что совершенно здоров, бодр и готов сразиться с кем угодно.

— Тамле, — начал он, поднимаясь с подстилки и лихорадочно ища глазами, чем бы прикрыться. Рука осторожно толкнула его в лоб, укладывая обратно. Рептилия стояла перед ним на коленях, сжимая в одной руке открытый пузырек.

— Спи, — сказала она, и бодрость немедленно улетучилась. Он успел еще понять, что его растирают чем-то маслянистым, прежде чем провалился в спокойный сон без сновидений.

Он ощутил, что становится все легче и легче, что начинает приподниматься вверх и в конце концов улетает туда, куда захочется легкому теплому ветерку.

Это было прекрасно и могло длиться вечно, если бы удалось совсем не дышать.

В конце концов он вдохнул и тут же мягко приземлился на землю.

Чья-то рука посадила его.

— Пей. — Кружка с крепким чаем появилась перед ним, и аромат окончательно его пробудил. Таилег схватился за кружку и покачнулся. Рептилия, убедившись, что он не падает, уселась рядом. Глаза ее были прищурены.

— Сколько я спал?

— Несколько часов, — ответили ему. — Твоя одежда почти совсем высохла.

— Несколько часов? — не поверил он своим ушам. — Быть того не может! Я чувствую себя как новенький.

— Может, — спокойно ответила Тамле, — Не забывай, что мы научились лечить намного раньше вас.

— И людей тоже?

— Все мы люди, раз уж на то пошло.

— Тамле, — продолжил Таилег после того, как выпил чашку до дна. — Зачем ты бросилась меня спасать?

— Я как-то не думала зачем. Думать надо, когда это необходимо. Зачем ты меня спасал?

— Один-один, — рассмеялся Таилег, и рептилия недоуменно расширила глаза.

— Не понимаю.

— Так мы отмечаем успехи в состязаниях. Кто сколько раз попадет в цель. Кто сколько раз выиграет в каждой попытке. Ноль-ноль. Один-ноль. Один-один.

Рептилия кивнула:

— Это не приходило мне в голову. Таилег смотрел в огонь, где по углям блуждало сонное пламя — то оживая пурпурным всплеском, то растекаясь темно-багровыми волнами. Угли… Дерево. Откуда здесь дерево?

Он осмотрелся. В трещины пола были воткнуты гибкие деревянные ветки, на которых сохла его одежда.

— Откуда взялось дерево, Тамле?

— Там, — рептилия махнула рукой в сторону реки, — на той стороне еще остались леса. Сейчас они возвращаются в прежние границы, хоть за ними и некому ухаживать. Вы, люди, не можете обойтись без одежды — я думаю, что лес простит мне одно больное и одно высохшее дерево. Все равно жизнь в них не вернется.

— Леса! — восхитился Таилег и наполовину выбрался из-под пледа. Досталось этому пледу… весь в прожженных дырах, с отрезанным краем, но все еще теплый. — Никогда бы не подумал. Жаль, что в мире так много всего… Рептилия промолчала.

— Тамле, можно, я задам еще один вопрос? Она кивнула.

— Что ты здесь делала?

— Я картограф. Историк. Археолог. Не знаю, как точно передать. Что-то среднее.

— Ты наносила все это на карту? — спросил Таилег с завистью. А он-то думал, что на Ралионе не осталось мест, которые стоило бы посетить.

— Только карта исчезла, — пояснила Тамле и потянулась. — Кто-то украл ее, пока я… пока я… — Она замолчала.

— И что теперь?

— Вернусь к началу, — ответила она и снова потянулась. — Начну все заново. Что я еще могу сделать?

— И… долго ты уже этим занимаешься? Рептилия на миг подняла голову вверх, вычисляя.

— В вашем исчислении около двадцати двух лет.

Таилег был потрясен:

— Мне жаль, Тамле… что так случилось. Она кивнула:

— Я рада, что ты сказал это. Однако скажи мне теперь, что намерен делать ты?

— Мне нужно домой, — сказал Таилег решительно. — Если это возможно, — добавил он уже не так уверенно. — Ты можешь мне помочь? — закончил он совсем неуверенно.

— Я не маг, не жрица… я не смогу перебросить тебя куда угодно. Я могу только то, что умеют все хансса. Однако, возможно, ты сам сможешь помочь себе. Ты веришь в каких-нибудь богов?

Таилег неуверенно кивнул.

— В кого же?

Таилег произнес имя Владыки Воров, ожидая самой бурной реакции.

Тамле рассмеялась. Таилег уже успел привыкнуть к этому звуку.

— Возможно, мы сумеем уговорить его помочь тебе. Вернее, уговаривать его ты будешь сам.

— Заодно, — добавила она, скрестив пальцы рук — я расскажу тебе о нашем покровителе. Может быть, ты расскажешь своим соплеменникам, кто он на самом деле.

— Здорово, — выдохнул Таилег и потянулся к рюкзаку.

Тамле поймала его за руку.

— Сначала спать. Разговор у нас будет долгим. «Если торопишься, думай, что изо всех сил спешишь к цели», — вспомнил Таилег и послушно улегся. Тамле улеглась рядом, сложившись в почти правильное кольцо. Какая гибкая, подумал Таилег сонно. Как кошка!

Ему приснился каменный лабиринт, где на стенах были нарисованы мертвые головы. Во сне он блуждал, не в силах выйти на свободу, и звук, напоминавший свист меча, рассекающего воздух, постепенно приближался к нему.

Но ничего страшного не случилось.

Колокольчик над дверью тихонько зазвенел.

— Леглар! — Хозяин магазина, ольт по имени Нантор Олгаллон, уже шел к нему навстречу. — Какими судьбами?

— Приветствую, Нантор. — Они раскланялись, и хозяин пригласил гостя в глубь своего заведения. — Мелия, — окликнул он кого-то. — Поработай пока, у меня важный гость.

Девушка прошла мимо Леглар а, улыбнувшись ему на ходу. Тот приподнял шляпу и поправил воротник своей куртки.

— Садись. — Хозяин указал на одно из невысоких кресел. Леглар оглянулся. Нантор не потерял превосходного вкуса — произведения искусства, собранные здесь, должны были привлекать воров со всего света. Даже ему, поверхностно воспринимающему гармонию неживого, было приятно среди такого великолепия. — Какая превосходная коллекция, — сказал Даал с неподдельным восхищением.

Ольт кивнул. Он ничуть не изменился за двадцать пять лет и выглядел по-прежнему двадцатидвухлетним.

— Пора бы уже уезжать. Засиделся я здесь, дружище. А ты здесь откуда? По делам?

— Да нет, Нантор. У меня к тебе один небольшой вопрос.

Он извлек булавку и положил ее на стол.

— Вопросы потом, Леглар. Как насчет бутылочки вина?

— Черт побери, почему бы и нет, — сказал Леглар и снял свою куртку. — Ты прав, Нантор, я становлюсь слишком суетливым.

На следующий час заботы нынешние благоразумно уступили место вечному.

— Сталобыть, ты собрался на фестиваль Оннда, — заключил ольт, задумчиво поигрывая шариком килиана. У Олгаллона была богатейшая коллекция музыкальных записей такого рода, и желающих сделать копию было невероятное множество.

Иначе как услышишь такие шедевры? Всевозможные оркестры были редкостью на Ралионе; услышать их своими ушами было трудно и дорого, а уж храмовую музыку… и вовсе невероятно.

Тем более что боги не возражали против распространения себя в виде музыки, картин, книг. Вражда их перешла в соперничество — и новое это занятие увлекло бессмертных настолько, что войны между разными культами стали большой редкостью…

Леглар кивнул.

— Да только не поеду. Я собрался познакомить Таилега там кое с кем… да только теперь. — Он махнул рукой.

— Таилег? — Ольт осторожно уложил шарик в специальное гнездо, коснулся его пальцем, и полилась тихая, неторопливая музыка, под которую было удобно медитировать и творить. — Помню. Очень способный молодой человек. Он мог бы стать прекрасным скульптором.

— Я его несколько по другой части обучаю.

— Знаю. — Ольт улыбнулся. — Знаю я твои «другие части». Ну и что с того? Хачлид Великий до семидесяти лет был разбойником с большой дороги, пока однажды не услышал музыку арфы. Так родился великий композитор.

— Я не верю в подобные сказки, Нантор. — Леглар откинулся в кресле и закрыл глаза. Седьмая Симфония перемен была любимой у них обоих. Ее полагалось слушать молча… но и смертным и бессмертным всегда недостает времени и терпения.

— Не верь, — согласился ольт после долгой паузы. — А еще я говорил тебе, Леглар, что из тебя выйдет отличный дипломат.

— Я и так дипломат. В некотором смысле.

— Но мог бы стать великим.

— Зачем нам столько великих, Нантор? Если мне доведется стать дипломатом и избавлять мир от насилия остротой ума, то только когда мое теперешнее ремесло мне наскучит. Но, боюсь, пока все сокровища не окажутся в руках у Палнора или Зартина, мне найдется чем заняться.

— Я уверен в обратном.

Леглар промолчал.

…Час спустя ольт открыл глаза, велел принести им чаю с горными травами и взял тонким пинцетом булавку. Провел над ней рукой, поднес к глазам, прислушался к внутренним чувствам.

— Странно, — покачал он головой. — Трудно описать ощущения. Представь, Леглар, зал, где играет превосходная музыка и ведутся мудрые разговоры. Толстая дверь заглушает почти все звуки. Ты видишь в этой двери замочную скважину, но, как только подносишь ухо, так музыка замирает, а разговоры прекращаются.

— Ясно, — произнес Леглар, уже привыкший к необычному языку Нантора. — Надеюсь, ты к ней не прикоснулся.

— Нет. — Ольт подумал и, отпив глоток чая, спросил: — Чьи голоса ты боишься услышать, Леглар?

— Я боюсь только одного голоса, — криво усмехнулся Леглар. — Голоса, что прикажет мне стать честным человеком.

— Не время для шуток. Ты хотел услышать ответ на вопрос, но отчасти ты знал ответ или надеялся на что-то. У тебя на лице написана покорность року. Я не предсказатель… поговори с предсказателями. С настоящими, — сделал ольт упор на последнее слово.

— Уже.

— Кинисс?

— Ты уверен, что ты не телепат?

— Нет, но помимо меня она — единственная здесь, кто хорошо знает тебя. Кроме того, ты кого-то ждешь.

Леглар молчал.

— Нантор, — произнес он. — У меня ощущение, что мы… я… в руках безумца. Кто-то задался целью сжить нас со свету — любыми средствами. Сегодня, например, в гостинице мне подали отравленное вино.

— Кто это сделал?

— Никто. И самое удивительное — все говорили правду. Несколько дней назад по городу рыскали убийцы. Тоже по мою душу. Но у меня не осталось никого из врагов, что стали бы преследовать меня здесь! Да и почему именно сейчас? Я давно уже сижу тише мыши…

Ольт остановил музыку и долго глядел куда-то сквозь стену.

— Возьми вот это. — Он протянул Леглару небольшой лист бумаги, — Это мои хорошие знакомые. Живут в Алтионе. Через двенадцать дней там устраивается Праздник Урожая. Золотой.

— В честь Ирсераны? Ольт кивнул.

— Они ожидают массу знамений, явление младшей манифестации своей богини и многое другое. Но вернемся к этим адресам. Здесь два имени. Один из них мой соплеменник — он занимался экзотическими вещицами, наподобие этой. Сам знаешь, я магии не изготовляю. В общеупотребительном смысле.

Леглар кивнул.

— Второй — дарион. Тоже прекрасный ювелир и большой знаток истории. Съезди к ним, когда дождешься кого следует, и не пропусти Золотого Праздника.

— Надо же, — пробормотал Леглар, аккуратно сворачивая листок. — Совсем забыл, что у них Золотой именно в этом году.

— Возможно, я тоже там появлюсь. Ну а если нет, что ж — возьми, — и Нантор передал Леглару горсть почти черных, пустых шариков для килиана.

— Зачем это?

— Запишешь что сможешь. Сделай мне запись музыки.

— Хорошо. — Леглар ссыпал шарики в карман. Они встали и вновь поклонились друг другу.

— Кстати, почему ты уверен, что я дождусь кого следует?

— Интуиция, — ответил ольт и подмигнул.

Разговор действительно получился долгим.

Более того, Тамле придавала ему очертания ритуала, который Таилегу был не понятен.

Утро и день Тамле занималась какими-то своими делами. Единственный раз она позвала Таилега — присутствовать при упокоении останков стрелка. Более точного слова Таилег не смог придумать.

От их противника (надеюсь, что последнего, подумал юноша мрачно) осталось немного. Стрела, которую он пустил в потолок, вызвала небольшой обвал, и теперь недавний охотник лежал погребенным под почти двумя тоннами каменных глыб.

Таилегу не было его жаль ни в коей мере, но Тамле, производя тот же странный ритуал, что проводила недавно над телом его двойника, испытывала такую же скорбь. «Скорбь» — человеческое слово, но Таилег не знал правильной замены ему в языке Хансса. Чувство исходило от нее физически ощутимыми волнами, и Таилег неведомым ему путем испытывал его.

Следующие несколько часов он занимался описанием недавних событий, делая множество пометок в своем блокноте и надолго останавливаясь. Писательское ремесло давалось с трудом. Да еще с каким трудом! Тамле поблизости не было. …Она заварила чай, добавив в котелок крупицу мягко светящегося мха, и, выбрав камень, что немного возвышался над окружающим полом, устроила на нем импровизированный стол.

Таилег уселся напротив.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Сначала Таилегу было немного смешно от той важности, с какой Тамле производила свои манипуляции, но когда он уселся примерно в ту же позу, странное чувство обостренности восприятия неожиданно проснулось в нем.

Он сделал глоток горячего напитка, но не почувствовал вкуса.

— Селир танасс, Таилег Адор, — услышал он чей-то голос, словно сквозь густой туман.

— Селир танасс, Арлиасс Адор, — ответили его губы.

— Путь богов длиннее пути всех смертных, и мне известны многие его изгибы. Слушай, Таилег, и задавай вопросы, я отвечу на любой из них…

Речь ее звучала словно журчание воды в чистом роднике, и Таилег перестал ощущать окружающий мир.

Он растворился в них обоих. Существовал только их разговор — вернее, монолог, поскольку, чтобы задавать вопросы, нужно хоть что-нибудь знать.

Никогда ранее Таилег не ощущал себя таким невеждой.

Леглар лежал на обширном диване в своем номере, глядя в пустой потолок и поигрывая пустым шариком килиана.

Нантор, несомненно, знал больше, чем сказал. Впрочем, и что с того? Ведь он сам пришел к своему старинному другу… правильно тот сказал — словно на исповедь. Или словно к базарному прорицателю, который всегда старается сказать то, что хочется услышать?

Что же ему хочется услышать? Чуткость к враждебным переменам, которую должен иметь любой уважающий себя вор, уже несколько дней будоражила его ум, но ни разу интуиция не подсказала ему, чего следует бояться.

Вот как то вино: если бы не решил проверять все подряд, не обнаружил бы… до поры до времени.

«Чего мне не хватает, — подумал он, — так это философии. Никто из современных философов не открыл, зачем нужен мир, и не научился предсказывать то, что нас ждет, но новые житейские истины мне бы сейчас не помешали. А я-то, дурак, перед Таилегом выставляю себя философом».

Вскоре усталость договорилась со стаканчиком красного, что Леглар опрокинул у себя в номере, и итогом договоренности был сон. Лучшее лекарство для смертных.

…Дымка в сознании то сгущалась, то таяла. Огромная череда образов, времен и эпох проходила мимо Таилега, и он начал осознавать главное: людям ничего не известно об истории.

Их собственные войны за власть и насаждение древних, косных культов кажутся им вершиной цивилизации, а исчезновение всех тех, кто не разделяет их взглядов, вызывает только радость. Таилег испытал невероятной силы стыд, когда понял, как мелок тот мир, который выстроили для себя люди… и как мало они значат безо всех остальных.

Отзвучали слова Тамле, она умолкла, положив на камень между ними руки ладонями вверх. Какая-то искра вспыхнула в глубине сознания Таилега, но погасла. Время шло. Вопросы не появлялись.

— Мне не о чем спрашивать, — произнес Таилег, и каждое слово давалось с большим трудом. — Я только что понял, как мы ничтожны и как мало оправдываем свое существование.

— Все мы ничтожны, — был ответ. — Но не стоит жалеть самих себя или надеяться на помощь: окружающий мир не знает жалости. Есть единственный закон — за все нужно платить. Все остальное — условности.

— Люди считают, что вы поклоняетесь смерти. Кому вы поклоняетесь на самом деле?

Слабый смех пробился сквозь дымку. Очертания фигуры напротив него плыли. Была ли то Тамле… или кто-то другой… он не мог сказать наверняка.

— Бог Наата — наш проводник в мир новой жизни; мы для него — проводники в мир смерти. Мир новой жизни — не только смерть. Это рождение, воспитание, открытия, войны, любовь, все те слова, что выдумали мы для перехода из одного в другое. Все это — смерть, и везде Наата направляет нас.

— Так кто из вас важнее для другого? Смертные для бога или бог — для смертных? Вздох пришел из ниоткуда:

— Нет ответа. Чтобы ответить от имени бога, нужно быть богом. Чтобы ответить от имени смертного, нужно умереть.

Таилег замолчал. Более никакие вопросы не шли ему на ум.

Он положил руки на камень — так же, ладонями вверх.

— Некоторые ответы надо увидеть — их недостаточно знать, — донесся до него голос. — Линиссад аис, Таилег Адор?

В этот момент Таилег утратил связь с происходящим. Странное чувство вскипало в нем — ощущение приближения к завесе, что скрывает все тайны бытия. Протяни руку, отдерни завесу — и постигнешь тайны вселенной.

— Линиссад аир, Арлиасс Адор, — ответил кто-то его голосом.

Руки его медленно поднялись и легли на руки Тамле, ладонь к ладони.

И дымка в сознании немедленно упала. Далее не было ничего. Все, что запомнил Таилег, было видение девяти смыкающихся вокруг скал. Он стоял посреди голой пустыни, а девять колоссальных острых зубцов сдвигались к центру, которым он был.

Когда они сомкнулись, Таилег потерял сознание.

Леглар проснулся от слабого сотрясения здания.

Землетрясение?

Да не может быть, их не было здесь несколько столетий.

Он подошел к окну и выглянул наружу. Где-то на окраине города ярко горел свет — то ли пожар, то ли что еще. Леглар вернулся у дивану и сел на него.

Сна не было ни в одном глазу. Он сидел довольно долго, но ничего не происходило. Напротив, напряжение последних дней неожиданно отпустило его. Ощущение было очень приятным, и он позволил себе сидеть, ни о чем не думая и ничего не предпринимая.

Он сидел довольно долго, пока не услышал, как ключ поворачивается в замке внешней двери.

Через секунду Леглар уже стоял за портьерой, сжимая в руке тяжелый кинжал. Непонятный посетитель двигался осторожно, не зажигая света, и хотел, вероятно, застать его врасплох.

Ну что же, посмотрим, что будет дальше. Сознание вернулось неожиданно, словно кто-то включил его.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенным тоном спросили его.

Таилег попытался встать и неожиданно взлетел в воздух. Мускулы необычно реагировали на мысленные команды. В глазах немного двоилось и постепенно угасал легкий шум в ушах.

— Все в порядке, — ответил он, и мир вокруг сдвинулся, стал целостным и… правильным. Это слово пришло на ум неожиданно. Правильным.

— Я забыла, что ты человек, — произнесла Тамле. — Для нас Линиссад — безвредный ритуал. Очень личный, очень ответственный, но безвредный. Для вас он может быть смертоносным.

— Выходит, мне повезло. — Таилег засмеялся. Смех словно отражался от стен и опадал серебристыми снежинками. — Как странно я все чувствую! Что случилось, Тамле?

— Линиссад не оставляет никого неизменным, — ответила та, прижимая ладонь к его лбу. Мир сразу же стал обычным и немного скучным. — Но раз ты сидишь и говоришь со мной, значит, ты в полном порядке.

Они сидели молча, глядя друг другу в глаза.

— Я не думала, что за семь дней я смогу так сильно изменить впечатление о мире, — проговорила Тамле в конце концов.

— Я тоже, — признался Таилег.

— Теперь, когда ты знаешь больше, — спросила она, — сможешь ли ты найти дорогу домой?

Таилег подумал и понял, что сможет. Открытие было потрясающим, но каким-то очевидным — словно он знал об этом все время и лишь сейчас понял все до конца.

— Ну что же, — сказала Тамле, вставая, — я пойду. Желаю удачи. Если ты не сможешь отправиться домой, я вернусь сюда, когда река заснет, и мы отправимся туда, куда нужно мне.

— Спасибо. Желаю удачи.

— Аисс, Таилег.

— Аисс, Арлиасс.

Рептилия помедлила и шагнула к нему. Сняла со своей шеи ожерелье (которое при этом выпало из невидимости) и надела на него.

— До встречи, — произнесла она и ушла не оборачиваясь.

Таилег так и не понял, чего она пожелала, — того, чтобы он остался, или того, чтобы им довелось встретиться в будущем.

Чуть скрипнула и отворилась внутренняя дверь.

Долю секунды кинжал ждал в напряженной руке, позволят ли ему напиться крови или нет. Затем…

— Кинисс?!..

Он сделал шаг навстречу, убирая кинжал в ножны.

Рептилия шагнула навстречу, складывая ладони хитроумным знаком. Белый туман окутал Леглара и рассеялся.

— Ну, знаешь, Кинисс! — Леглар был не на шутку оскорблен.

— Идем со мной. — Как обычно, вежливость использовалась только в случае необходимости. — Торопись, Леглар. Я раньше не верила в чудеса — теперь пора поверить.

Они спустились вниз, мимо двух безмятежно спавших охранников и швейцара. Как только Леглар с Кинисс уселись в экипаж, вся троица открыла глаза — недоумевая, что с ними стало.

Была полночь.

— Должно было случиться что-то странное, чтобы ты вышла на улицу, — заметил Леглар. Кинисс держалась с ним как-то отчужденно. — Скажи мне, что происходит?

— Часть ты увидишь сам, часть я покажу. Но не надейся на объяснения. Никто ничего не понимает — но похоже, что у нас всех крупные неприятности.

Леглар вскипел.

— Не время говорить загадками, — произнес он, едва сдерживаясь.

Рептилия промолчала, и до самого конца пути они не проронили ни слова.

…Горел дом Нантора Олгаллона. Леглар кинулся было внутрь, где что-то еще слабо дымило, но Кинисс поймала его за рукав.

— Держись рядом со мной, — приказала она. — И, ради всех богов, Леглар, молчи.

Они прошли мимо входной двери — что стояла сама по себе, словно доказательство хрупкости мира… мимо превращенных в прах хрустальных витрин. Прекраснейшие вещи лежали грудой цветных осколков: шедевры, создававшиеся веками, были обращены в бесполезный мусор.

— Где Нантор? — шепотом спросил Леглар. Рептилия промолчала. Множество спасателей копалось в руинах, под бдительным надзором Наблюдателей и городской стражи.

Рептилия промолчала и провела его внутрь. Крышей им теперь служило небо.

— О боги, — выдохнул Леглар, увидев комнату, в которой Нантор принимал его несколько часов назад, и одно из кресел, запачканное кровью. — Объясни же мне, Кинисс, что случилось?

— Метеорит, — лаконично ответили ему. Они шли и шли мимо величайших богатств, выставленных теперь под открытым небом. Почему метеорит должен был попасть именно в Нантора? Что это? Почему это?..

— Смотри, — указала Кинисс куда-то под ноги.

Леглар взглянул вниз и впервые в жизни потерял дар речи.

В луже крови и чего-то не менее отвратительного, с перекошенным от ненависти лицом лежал он сам.

Леглар Даал.

Магистр по части ловкости рук.

Да упокоится в мире.

Таилег высыпал все свое золото (а было его внушительное количество) и сел задумавшись.

Неприятным условием, сопровождающим все услуги Владыки Воров, была необходимость жертвовать всеми ценностями.

Всеми, что были с собой.

Он вздохнул. Формулы, что при помощи Тамле выкристаллизовалась у него в сознании, должны сработать. Но вот только…

Что он мог сделать для Тамле?

Вопрос вертелся совсем рядом с ответом, и Таилег почти час сидел, глядя на груду желтого металла, прежде чем ответ созрел.

И рассмеялся.

— Что с Нантором? — спросил Леглар, не в силах оторвать взгляда от собственного лица.

— Он жив, — ответила Тамле откуда-то из бесконечности. — Велел передать тебе это. — Она протянула ему булавку. «Не берись за нее!» — хотел сказать Леглар, но слова застряли у него в горле.

Поздно.

Его руки сами взяли булавку и воткнули внутрь лацкана.

— Неужели это я?

— Да, — отрешенно подтвердила Кинисс. — Это ты. Вне всяких сомнений. Для меня видеть тебя живым — необыкновенная радость, но и необыкновенный ужас.

Леглар сел, стараясь не попасть в кровавую лужу, и закрыл глаза ладонями.

Прошло достаточно долго времени, прежде чем его осторожно тронули за плечо.

Вздохнув, Таилег начертал на камне кончиком кинжала знак Палнора и высыпал на него золотые монеты.

Он представил, как они попали к нему.

Монеты были его единственным сокровищем. Он добыл их, собирая у ротозеев и бесчестно нажившихся богатеев. И вот теперь, он, скромный слуга Владыки Воров, просил у него оказать милость и исправить несправедливость.

Когда монеты стали таять на импровизированном алтаре, Таилег ощутил прикосновение чего-то, доселе неизвестного. Чего-то высшего. Божественного. Ранее молитвы и обращения в Палнору были формальностью, пустыми формулами, а вера — тем, что полагается знать каждому мастеру ловких рук.

Но теперь…

Теперь монеты потекли и растаяли, а взамен…

Взамен появилась толстая тетрадь, в кожаной обложке, аккуратно перевязанная. С рунами хансса на обрезе.

Получилось!

От восторга Таилегу захотелось что-нибудь станцевать. Он осмелился открыть тетрадь и пролистать ее. Ничего не было понятно… но по ощущениям — запаху, виду, он поверил, что это то, что нужно.

Он оглянулся.

Вторая половина его золотого запаса осталась невредимой.

И здесь получилось!

Он вновь сел и представил, как зарабатывал это золото, дни и ночи выпрашивая милостыню, обкрадывая бессовестных ростовщиков…

…Спустя несколько часов Тамле обнаружила плоды своего многолетнего труда рядом с неумело выцарапанными рунами Нааты.

Приписка человеческой рукой гласила: «Желаю удачи. Надеюсь, что мы еще увидимся».

Тамле села на землю и долго думала.

— Я тоже надеюсь, — ответила она пустоте подземного города и встала, чтобы продолжать свою работу.

Леглар поднял глаза.

— Идем, — сказала Кинисс. — Здесь все уберут. Тот, кто умер, умер. Я не знаю, кто это был, но его путь теперь иной. У нас же с тобой остались проблемы.

Она показала диаграммы — новые схемы, поступившие из монастыря.

Девять ярких точек постепенно сближались, поворачиваясь по невидимой спирали. Центром их встречи был Киннер.

— Что это значит? — спросил Леглар отрешенно.

— Это значит, что здесь очень скоро что-то случится. Никто не знает что. По всем воззрениям, эти диаграммы не должны существовать. Все здесь нарисованное — это страшный сон для таких, как я.

— Я не… — начал Леглар и осекся. Из руин дома выходила подозрительно знакомая фигура. Изрядно похудевшая, но знакомая. Фигура помахала рукой.

— Я сплю? — прохрипел Леглар. — Кинисс, кто это?

— Это Таилег, — ответила Кинисс, не удостаивая юношу ответом, — Что ты…

Она не договорила.

Рядом с ней начали возникать новые и новые фигуры.

— Что происходит? — спросил Таилег после того, как они обменялись рукопожатием. — Я что, снова сплю?

— Если бы, — вздохнул Леглар, отводя юношу в сторону. — У меня такое ощущение, что мы здесь лишние. — Рядом уже около двух десятков прибывших — все незнакомые, разных рас и по-разному выглядевшие — собрались около Кинисс, которая что-то им объясняла. — Пошли-ка в гостиницу, парень, да поделимся новостями. Я не верю своим глазам. Ты жив! Впрочем, то, что я жив, — тоже чудо. Сегодня я увидел свой труп.

— Как?! — вздрогнул Таилег.

Леглар тяжело вздохнул.

— Давай лучше… — начал он, но и его словам не суждено было завершиться.

Небо над ними расцвело огромным цветком с ярко-синей сердцевиной и девятью длинными черными лепесткам, что спускались сверху, накрывая город матово-черным колпаком.

— Началось, — прошептал Леглар. Далее все случилось очень быстро.

Вновь прибывшие разделились на несколько групп, и каждая, взлетев в воздух, устремилась к одному из «лепестков». Что-то густо гудело в глубинах черных покрывал, струящихся над притихшим городом зловещим водопадом.

— Входите, — произнесла Кинисс, и ее голос прозвучал так, словно сам Бог Грома говорил ее устами.

Ничего не случилось. Ветер колыхал исполинские «лепестки», и город выглядел ничтожным и непрочным под невероятным, вселенским чудом, расцветшим над ним.

Что за плоды он даст?

— Есть, — прошептала Кинисс вскоре, и слово это также разнеслось вокруг и донеслось до каждого из слушавших.

Лепестки начали съеживаться, вползать в чашечку своего цветка, исчезать. Тысячи глаз уставились в небеса, где вершилось нечто небывалое.

Вспыхнула и рассеялась чашечка. Кинисс шагнула к ним обоим.

— Леглар, Таилег, — сказала она. — Идемте со мной. Мне нужно сказать вам…

И исчезла.

Вместе с Киннером.

Отполированная палуба корабля возникла под ногами, и перепуганную ночь сменил спокойный и сонный полдень.

Глава третья СВЕТ

День 33-й осени 319 года. Выяснилось, что морская болезнь таинственным образом оставила Таилега.

«Кориам», торговый корабль, два дня назад отчалил от Киннера — благословенны будут боги, что даровали хорошую погоду в такое время — и теперь уверенно направлялся к Оннду, цели своего плавания.

Таилег стоял на корме и провожал взглядом рассеченные кораблем волны, изредка появлявшихся птиц (корабль шел поблизости от берега) да едва различимые очертания Юго-Западных гор слева по курсу.

Что-то тяготило его. Он знал, куда едет (в Алтион, на Золотой Праздник, куда же еще?), но не знал почему. «Почему» — этот вопрос дураков и мудрецов неотступно волновал его с самого отправления из Киннера…

…если было оно, это отправление…

…и до сих пор не оставлял в покое. У себя в рюкзаке он нашел только свои личные вещи, кусок небесного камня, о который он споткнулся в руинах дома Нантора, немного денег, приличного размера золотой самородок…

…неведомо откуда появившийся…

После долгого размышления он решил так:

переждем праздник, и там видно будет. Тем более что его учитель, Даал, отбыл по делам в…

…по делам ли?..

Заткнись, мысленно зарычал Таилег. Второй голос вступал как бы извне, в нем звучала скрытая насмешка.

Тут неожиданно мир поплыл, и Таилег свалился на поручни, неловко стукнувшись коленом о палубу. Пока он приходил в себя, кто-то похлопал его по плечу.

«На, ученик», — подумал Таилег неожиданно.

— На, ученик. — Рука Даала протянула пакетик с пастилками.

«Зачем они мне?» — подумал Таилег тоскливо, но отказываться не стал. Пастилка растаяла во рту терпкой горечью. Сейчас вкус был совершенно неуместен.

«Не беспокойся, я здесь случайно», — родилась новая фраза в голове Таилега.

— Не беспокойся, я здесь случайно, — подмигнул Даал. — Едем развлекаться? Давай, такие праздники раз в сто лет бывают. Каникулы пойдут тебе на пользу. — Он пододвинул кресло к себе поближе и уселся, щурясь на полуденное солнце.

— Ты разве не в Алтион?

— Да, но сперва у меня пара дел здесь, в Оннде. — Даал кивнул в направлении носа корабля. Едва заметные очертания Оннда по левую руку и слабо курившегося вулкана по правую придавали пейзажу фантастический вид. — Да и тебе советую задержаться. Между городами есть прямое сообщение, так что гнать что есть мочи не придется. Да, кстати, ученик, я обычно останавливаюсь в «Золотой стреле», когда приезжаю в Алтион. Заходи, поговорим.

Он встал, весело кивнул и удалился в направлении столовой.

Таилег стоял, сжав пальцами оба отворота своей куртки… как вдруг почувствовал что-то холодное под левой рукой.

Осторожно посмотрел, что там.

Булавка красовалась, до половины погруженная в ткань. Ее синий камень слабо светился, и тончайшие капельки серебра на оправе рассыпали вокруг серебристую радугу.

Тут у Таилега мир почернел во второй раз. Теперь в ушах грянул набат, а ноги налились свинцом. Во рту скопился вкус железа, и он, перемещаясь на негнущихся ногах, побрел в свою каюту. Все плыло вокруг, но, хвала богам, по пути ему никто не попался.

У себя в каюте он первым делом направился в уборную, как вдруг его отпустило. Музыка, нестройная и навязчивая, звучала в ушах короткой однообразной фразой.

«Заболел», — подумал Таилег, но почему-то не испугался. Месяц назад он испугался бы до потери сознания. Ему довелось пережить черный мор, но не было никакой гарантии, что он переживет еще один.

Он доплелся до зеркала и встал, глядя в глаза отражения. Музыка постепенно стихала.

Он высунул язык и осмотрел его. Нормальный. Все как будто в полном порядке… Он придвинулся ближе к стеклу… Нет, не все. То есть наоборот, слишком в порядке.

Его зубы.

Они были скверными с шести лет, когда Таилег начал есть что придется. Их отвратительное состояние приносило ему немало страданий, как моральных, так и телесных, но теперь — теперь все они были безупречными и ослепительно белыми.

«Я сплю», — подумал он отрешенно и в голову пришла мысль: уколоть себя булавкой, что ли?

У отражения на шее было застегнуто тончайшее золотое ожерелье с пластинкой, изображающей танцующего ящера. Таилег прикоснулся к своей шее и нащупал невидимое иным образом ожерелье. Откуда это взялось?

Не оттуда ли, откуда и булавка?

Не глядя, он расстегнул кармашек пояса, чтобы достать порошки от головной боли, как неожиданно голова прояснилась. Таилег опустил все же пальцы в кармашек и извлек тонкий стеклянный пузырек, почти доверху наполненный прозрачной опалесцирующей жидкостью. А это что, будь он проклят?!

— Серилл олат, — произнес он слова, не ведая, что они означают, и пузырек в его ладони разгорелся, словно фонарик. Таилег поставил его на столик и плюхнулся в кресло, стоявшее рядом.

Тут мир почернел в третий раз, стремительно, но какая-то часть Таилега все же осталась, взлетая выше и выше.

Он смотрел, как «Кориам» стремительно падает вниз, как грозные и неторопливые волны уменьшаются, превращаясь в безобидные морщины на лазурном лике океана, как съеживается и проваливается куда-то в недоступную даль весь мир.

После чего рухнул назад, так молниеносно, что страх охватил его — спиралью ввинчиваясь в море, падая на корабль, возвращаясь в свое тело.

И тут же вскочил.

Все было в полном порядке. Ничто не болело, ничего чуждого не шевелилось в голове.

И память — по крайней мере частично — вернулась к нему. Он знал, для чего этот пузырек, хотя и не помнил, кому тот принадлежал. Знал, что провел около восьми дней в подземелье, где каменные колонны подпирали каменное небо. Но не помнил, что там случилось. Помнил, что на него охотились, но не помнил лиц охотников.

Такая память была все же лучше никакой.

И булавка.

— Тварь, — произнес Таилег, дрожа от злости. — Когда ты перестанешь ко мне возвращаться?! — Он кричал почти в полную силу.

Но ответа не последовало.

Оннд был уже совсем близко — без всякой зрительной трубы были видны старинные стены, что окружали город со всех сторон, многочисленные бойницы, сторожевые башни… Город отстоял от моря примерно на треть мили — порт появился намного позже.

Слишком часто и слишком дорого город платил за штормы, обрушивавшиеся на побережье, — и отступил в глубь континента, где жадные волны не могли до него добраться. Над стенами возвышался шпиль знаменитого во всем Ралионе Дворца Мысли — местного университета и магической школы. Флаг Федерации Оннда гордо реял над шпилем — самым высоким сооружением города.

Таилег прогуливался по палубе, обдумывая, чтобы такого ему сделать с булавкой. Просто выкинуть ее не получается. Расплавить — чего доброго, освободишь силы, в ней заключенные, и тогда все происходившее покажется благословением богов.

Он дошел до кормы и вздрогнул, как от удара электричеством.

Два человека стояли на корме. Высокий седовласый мужчина с отличительными знаками офицера стражи и девочка лет шести.

Девочка светилась перед его глазами.

Точнее, так бы он назвал увиденное — первыми пришедшими на ум словами. Малышка выделялась на фоне всего остального, казалась более значительной, более весомой, более важной.

У Таилега перехватило дыхание. Он ощутил себя одновременно удостоенным какой-то неизвестной почести и немного испуганным одновременно.

Рядом никого не было. Корабль должен был причалить меньше чем через час, и большинство пассажиров уже собирали вещи.

Таилег шагнул вперед, и мужчина, о чем-то беседовавший со своей спутницей, вздрогнул и повернулся в его сторону.

Глаза его были жесткими.

Таилег сделал шаг вперед, сжимая в пальцах булавку.

Девочка повернулась к нему и с любопытством уставилась на незнакомца. «Я ее уже видел», — подумал юноша, лихорадочно пытаясь вспомнить. Но тщетно.

Еще шаг. Мужчина, видимо заподозрив недоброе, весь напрягся, правая рука его опустилась на пояс.

«Свечение» вокруг девочки не ослабевало.

Таилег опустился на колено перед ней (девочка робко улыбнулась в ответ) и бесконечно медленно протянул ей булавку, ушком вперед.

— Позвольте подарить вам это, — услышал он свой собственный голос, хриплый от волнения. Девочка вопросительно взглянула на своего сопровождающего и с важным видом взяла булавку, словно это был дар необычайной ценности.

Позднее Таилег вспоминал эти минуты и не мог понять, зачем он сделал это. Что за сила управляла им тогда? Одно он знал точно: никто посторонний не давил на его волю в тот момент.

Знал, и все.

Девочка прикоснулась ладонью к его плечу и сказала что-то. Языка Таилег не понимал, но кивнул и медленно поднялся на ноги.

На лбу его обильно выступил пот.

— Ты видел? — тихонько спросил его мужчина, пристально глядя ему в глаза. Говорил он на Верхнем Тален.

— Да, — ответил юноша, хотя понятия не имел, что же он видел.

— Мы следуем инкогнито, — продолжал офицер, — Ты, без сомнения, человек весьма сведущий и духовный. От ее, — он выделил это слово, — имени я прошу тебя сохранять тайну. Она будет ждать тебя на празднике.

— Слушаюсь, — ответил Таилег, поклонился им обоим и удалился. В голове был полный сумбур.

Он ощущал невероятной мощности силу, что таилась за хрупкими чертами девочки, но не мог понять ни что это за сила, ни почему он вдруг осознал ее.

…Когда помощник капитана вежливо напомнил ему, что рейс закончен, Леглара на корабле уже не было. «Странно, что он не нашел меня», — подумал Таилег, собрал свои вещи и покинул корабль.

Оннд простирался перед ним — деятельный, величественный и древний.

Оннд, столица Федерации Оннд, слыл благословенным городом, и все, кто мог позволить себе путешествовать, рано или поздно наносили ему визит.

Первый оплот людей на континенте, потомок девяти разрушенных одна за другой крепостей, что некогда стояли на этом же месте, город раз за разом возрождался из пепла. И всякий раз становился лучше прежнего. Крепче, весомее, красивее. Ближайший порт для всех кораблей, что шли с юго-запада и юга, он вынужден был стать твердыней, что первой принимала удары неприятеля и последней смывала кровь войны и ужас эпидемий.

Последний император (тогда еще Империи Оннд) первым обратился к нечеловеческим расам — за что и был убит своими соперниками. Но дело было сделано, и через два поколения раздираемую внутренними распрями Империю сменила Федерация, со смешанной властью, что одновременно представляла лучшие магические умы семи рас и наиболее влиятельных служителей культов.

С тех пор вот уже шесть с половиной тысяч лет Федерация успешно противостояла всем попыткам расколоть либо опрокинуть ее. Не свободная от разного рода проблем, она все же решала их, не сдаваясь.

Главным ее оружием была торговля.

Может, потому-то так тесно кораблям в гавани Оннда — гавани, в которой некогда состоялась историческая осада Оннда армадой в сорок два корабля. Но западнее голодные скалы ждут зазевавшихся капитанов, а болота и тропические леса к востоку не привлекают даже самых отчаянных искателей приключений. Три сотни миль в обе стороны — и один только Оннд, стерегущий свой залив.

Серебро, руда, сахар, пряности, алхимические компоненты и чудодейственные средства, оружие величайших мастеров — вот то, что привлекало сюда торговцев со всего света. Соперник Оннда, что находился на противоположном краю континента, великий город Лерей заметно уступал во всем своему южному старшему брату.

И все же торговля сменила войны — по крайней мере существенно потеснила — и простые жители Ралиона, не искушенные в магии и в высшей степени богобоязненные, спешили перебраться поближе к Федерации. Те, разумеется, что жили на земле. Летающие либо подземные расы и ранее не соперничали с ними — ибо их мир, более опасный и всегда погруженный во мрак, был так же обширнее Большой Земли, как Большая Земля — песчинки на берегу океана.

…Бросив монетку сборщику налогов, Таилег превратился в чтущего законы Федерации и города Оннд гостя — даже в этом он превосходил остальные города. Всего лишь золотой в неделю надо было платить, чтобы оставаться уважаемым гостем города. В родном городе Таилега, Киншиаре, это стоило в десять раз дороже.

Правда, здесь практически невозможно было укрыться от сборщиков налогов — они находили легкомысленного или забывчивого гостя где угодно и вежливо напоминали о долге перед Федерацией. В Киншиаре, при известной ловкости и содействии Гильдии воров, можно было жить припеваючи всю жизнь.

Впрочем, Гильдия была и здесь. И сегодня вечером Таилег намеревался встретиться с ее представителями. Золотой слиток был последним его сокровищем, и для худо-бедно приличной экипировки был явно недостаточен.

Скрипнула дверь ювелирной лавки, и два желто-зеленых глаза уставились на пришельца.

Два глаза с вертикальными, сузившимися зрачками.

Оторопев, Таилег смотрел на вставшую на задние лапы и выросшую в человеческий рост кошку. Примерно так выглядела бы она после этого превращения.

— Милости прошу. — Покрытая густым мехом рука поднялась в приветственном жесте, — Вы здесь впервые?

Голос был мягким, низким, вибрирующим. В Киншиаре вся коммерция была в руках людей и ольтов. Такое страшилище там недолго бы удержалось у дел… но чужой дом — чужие порядки.

И нечего глазеть на торговца как на экспонат зверинца.

«Хотя там тебе и место», — подумал Таилег со странной для себя неприязнью. Но неприязнь тут же развеялась, и юноше стало чудовищно неловко. Впрочем, необычный торговец, видимо, мыслей читать не умел, а широко раскрытые глаза посетителя приписал богатству своего заведения.

И, надо признаться, было отчего разинуть рот.

— Д-да, — ответил Таилег, осознав, что хозяин все еще ждет ответа, — Потрясающе, — продолжил он, переводя взгляд с витрины на витрину. — Когда только вы успели все это собрать.

— Раддарри, — представился хозяин и чуть наклонил голову. Уши его дернулись, когда что-то скрипнуло за его спиной, и снова приняли вертикальное положение.

— Таилег из Киншиара, — представился Таилег. В Оннде, судя по слухам, пользоваться фальшивыми именами имеет смысл только среди людей. Против многих остальных подобная уловка была совершенно бесполезной.

Витрины уходили внутрь здания причудливым лабиринтом. Оружие и старинная кухонная утварь, монеты и вазы, украшения и предметы мебели — все сочеталось друг с другом в этой комнате и выглядело на редкость достоверно.

— Желаете что-то приобрести? — вкрадчиво осведомился Раддарри и улыбнулся. Во всяком случае, Таилег предпочел трактовать это как улыбку. — Или продать? Или просто поговорить? Оннд — суетливое место, а я предпочитаю вести дела не торопясь.

— С удовольствием поговорил бы, — кивнул Таилег, вращая самородок в кармане своей куртки. — Никогда здесь не был… наверное, вам найдется что сказать мне. Возможно, буду у вас частым посетителем.

— Превосходно. — Раддарри открыл доселе неприметную дверь между витринами и жестом пригласил гостя внутрь. Таилег прошел в полутемный коридор, слабо пахнущий какими-то едкими реактивами, и попал в небольшую, но весьма уютную комнатку без окон.

Он не успел заметить, когда другое кошкообразное существо сменило Раддарри. Оно вежливо кивнуло клиенту и заняло пост своего сородича — скучать в пустом помещении. Видимо, рано утром посетителей было немного.

Как, впрочем, и в Киншиаре, где иные ювелирные лавки вообще не открывались раньше полудня.

Час спустя Таилег шел, довольный полученными деньгами, выпитым вином и полученными сведениями. Последних было слишком много — видимо, хозяин питал слабость к чужеземцам. Золота он отвалил ему ни много ни мало сто сорок федеральных золотых. Недурно, Таилег оценивал самородок в сто — сто двадцать.

Видимо, это был намек — заходите ко мне почаще и не пожалеете.

Тоже обычный прием ювелиров. Когда вооруженные грабежи начали отходить в историю, ювелиры вышли из подполья. Вместо осторожных связей через десять посредников, вместо торопливых переговоров в присутствии мрачных охранников торговля стала театром и способом общения.

Не все, конечно, были столь словоохотливы и доброжелательны, но ищущий да найдет.

Теперь предстояло решить, как потратить столь солидную сумму. Если Раддарри не работал по совместительству наводчиком для какой-нибудь шайки воров, то он сможет купить себе новую одежду, запасы еды, инструмент… Весь его воровской набор бесследно сгинул в подземелье, где бы оно ни находилось.

Поразмыслив, Таилег решил сначала найти себе пристанище и осмотреть город. Весь ему, конечно, не обойти: поперечник Оннда более двенадцати миль. Скопление городов, деревень и парков. Первый и единственный в своем роде. Миллион с лишним человек населения.

Миллион человек! И это при том, что здания были все одно-двухэтажными. Только особые сооружения да Храмы было положено делать высокими.

Путеводитель по городу, который раздавали всем желающим на входе, оправдывал свое существование. Собственно Онндом следовало называть ближайшую к порту часть, где находился комплекс Храмов, правительственные здания и всевозможные федеральные службы. Остальные же районы города (по сути, самостоятельные города) находились на почтительном отдалении от Старого Города.

Так что проще всего было оставаться в Старом Городе. Две мили вдоль и поперек — тоже немалый размер. Улицы и улочки, как положено во всех старинных городах, вились затейливо и непредсказуемо. Однако уже через какие-нибудь полчаса Таилег обнаружил чистую, небольшую и сравнительно недорогую гостиницу.

Уплатив хозяину три золотых за неделю, Таилег еще раз поразился дешевизне. Народ был приятный, никто не задавал лишних вопросов, но и не замыкал рот на замок.

Прежде чем отправиться дальше после вполне приемлемого обеда, Таилег тщательно спрятал часть своего золота в комнатушке (все современные постоялые дворы обещают сохранность имущества, да только можно ли на то надеяться?) и припомнил свой визит к ювелиру.

Почему он зашел именно в ту лавку? Почему не в любую из десятков других, что были поблизости?

Опять не было ответа.

«Может, не стоит каждый раз искать ответы? — спросил его довольно усталый внутренний голос. — Может, стоит просто что-то делать? Даал частенько говорил, что ответы приходят сами собой, стоит только не искать их. Как вещь, что положили не на место: стоит прекратить думать о ее пропаже, как она сразу находится».

…Таилег брел по торговым рядам и чувствовал себя как дома. Как и дома, рука его держалась поближе к кошельку, а деньги лежали отнюдь не в том кошельке, который всем был заметен. Маскировка — великая вещь.

Да только брать здесь было нечего. То, что он искал, отчасти принадлежало местным ворам, отчасти находилось в лавках и торговых домах, что обитали на улицах попросторнее.

И конечно, перед отправлением из города надо посетить все, что здесь есть. Дворец Мысли, Храмы, биржу труда… мало ли, вдруг он сможет найти себе приличную работу. Хотя вряд ли. Множество народу именно за этим в Оннд и приезжает.

В любом случае есть время подумать. Золотой Праздник будет на сороковой день. Если Даал не врет и есть мгновенный транспорт в Алтион, можно целую неделю развлекаться. А если ошибается, то пяти дней хватит с лихвой. Новинка современной техники — летучие ковры, ковры-самолеты, были очень дорогим, но стремительным средством перемещения. Судя по теням, что мелькали около города, ковры здесь в ходу.

Прежде чем покинуть базар, Таилег решил развлечься. Проиграл два золотых в «три листика», чем немало помог коллеге-мошеннику, съел несколько душистых кусочков мяса, жаренного на палочке из специальной ароматной древесины, посмотрел на выступление бродячих актеров… словом, окунулся в тот мир, что существовал независимо от высоких материй и великих замыслов.

Самый прочный из миров.

Напоследок он подошел к предсказателю судьбы.

— Покажите мне вашу ладонь, юноша, — нараспев произнес морщинистыйстарик, на плече которого восседал облезлый попугай, — и я скажу вам, что вас ждет хорошего и чего вам надо опасаться.

Таилег протянул ему ладонь, насмешливо улыбаясь.

— Вы чужестранец, — важным тоном произнес прорицатель, и попугай уставился на Таилега левым глазом, слегка покачиваясь на плече своего владельца, — вы прибыли сюда с северо-запада, но путь ваш лежит дальше. Вам…

Прорицатель споткнулся и вдруг стиснул Таилегу ладонь так, что тот охнул от боли. Лицо старика страшно изменилось, побагровело, глаза расширились. Попугай хрипло крикнул что-то и исчез, разноцветным вихрем сорвавшись с плеча прорицателя.

— Ты… — Прорицатель страшно хрипел, — …не человек. Как ты смеешь ходить среди людей?.. — Он отпустил ладонь Таилега и схватился за сердце.

Это было уже не смешно. Вокруг них стали собираться любопытные.

Таилег профессионально быстро ввинтился в толпу и исчез, смешался с ней. Меньше всего ему хотелось привлекать к себе внимание.

Но слова, сказанные стариком, жгли его, как огонь. Что он имел в виду — не человек?

«Надо сходить в Храм, — подумал Таилег. — В какой-нибудь, где не так строго относятся к неверующим и готовы им помочь. Не нравятся мне прорицатели, говорящие подобные вещи». Может быть, булавка снова у него? Может быть, он навлек попыткой избавиться от нее нечто похуже головной боли?

Всегда считалось, что дар, совершенный от чистого сердца, — лучшее средство от всякого проклятия. Таилег был готов поклясться, что дарил безделушку с совершенно чистыми намерениями.

Итак, в Храм, но сначала — в местную Гильдию. Там, кстати, тоже бывают специалисты по снятию проклятий.

На всякий случай он осторожно обыскал свою одежду. Булавки нигде не оказалось. Зато в левом кармане куртки обнаружился золотой самородок.

Третий день Кинисс пребывала в медитации и в молитвах.

То, что Даал и его ученик испарились одновременно с «цветком», уже наводило на кое-какие размышления. Исчезли они, вероятно, не очень далеко. Но уже третий день она не могла найти их — не могла, несмотря на все свое искусство астральных путешествий и на божественную помощь.

«Я потратила половину жизни, добиваясь расположения божества, и израсходовала почти все ресурсы за пару дней», — подумала как-то раз Кинисс и прекратила поиски.

Либо что-то намеренно затрудняло ее поиски (и это было наименее приятной версией), либо оба они сменили свой астральный облик. Что-то неизменное всегда сохранялось при любых изменениях личности, но в той спешке, с которой она обыскивала весь Ралион (оторвав от дел многих из своих соплеменников), их можно было упустить.

На четвертый день в дверь постучали, и уставшая Кинисс увидела встревоженное лицо своего секретаря, ольта, что начал всерьез беспокоиться за ее здоровье. Его начальница ничего не ела уже третьи сутки и лишь пила тонизирующие напитки.

Очень тяжелая неделя.

— Что нового, Калиннон? — спросила Кинисс неожиданно сильным голосом, и секретарь на время отставил страхи о ее здоровье.

— Шесть команд вернулись, Амиад…

— Без титулов, Калиннон.

— Слушаюсь. Шесть команд вернулись, завтра доклады будут разосланы университетам. Одна команда еще там.

— Остальные две? — спросила Кинисс спокойно, увидев тень испуга на лице секретаря.

— Погибли, — ответил тот коротко.

— Достоверно?

— Да, Кинисс.

Глаза рептилии потемнели. Хансса не знала слез, но выражение ее глаз говорило само за себя.

— Двенадцать ни в чем не повинных человек погибают от падения метеорита. Восемь превосходных экспертов погибают за порталами. Мы теряем и теряем, — сказала она тихо. — Когда, наконец, города решат, где мы будем строить Академию? Сколько еще нам надо выдержать потерь? Что известно, Калиннон?

Секретарь давно уже привык к неожиданной смене темы разговора.

— Обсуждается Тишартц.

— Безжизненный островок?

— Да, там только крохотная деревушка и руины города…

— Знаю. Сингара. — Кинисс встала. — Попросите Совет Магов ускорить обсуждение. Сегодня мы потеряли восемь лучших. Еще два-три таких случая — и мы будем вынуждены отзывать Наблюдателей из городов.

— Все равно я вас найду, — прошептала Кинисс, когда секретарь уговорил ее пообедать и удалился, оставив одну в блаженном сумраке.

Даал и его загадочный ученик были где-то рядом. Страж Моста не видел их — следовательно, они живы. Магия оказалась бессильна — следовательно, нужна хитрость. Самая обычная житейская хитрость.

Надо подумать, что предпринял бы Даал… и, возможно, Таилег. И расспросить неожиданную знакомую последнего, Арлиасс. Сейчас она знает о юноше больше всех.

С этими мыслями она заснула. Таилег толкнул тяжелую дубовую дверь, и та бесшумно отворилась. В крохотной каморке за ней стоял старинный стол, за которым сидел, погруженный в чтение каких-то бумаг, приземистый седеющий мужчина.

Он вопросительно поднял глаза на посетителя.

— Прошу меня извинить, молодой человек, — сказал он подчеркнуто вежливо. — Вероятно, вы ошиблись дверью. Кого вы ищете?

Таилег уселся напротив и сказал, глядя в пронзительные серые глаза:

— Я ищу Мастера здешней Гильдии, — и изобразил три условных знака, один из которых должен был помочь ему побыстрее уговорить недоверчивых собратьев по профессии.

Если, конечно, интуиция его не подвела.

— Не понимаю, — ответствовал сухо его собеседник. — Гильдия? Какая Гильдия? Вы, несомненно, ошиблись дверью. Не тратьте зря мое и свое время, молодой человек.

И недвусмысленно поднялся, в упор глядя на своего незваного гостя.

— Я могу назвать несколько имен, — отвечал Таилег, не двигаясь с места. — Скажем, Леглар Даал.

«Клерк» тяжело опустился в свое кресло.

— Даал, значит. — Он задумчиво почесал подбородок. — Это уже интересно. И что Даал?

— Я его хорошо знаю, — было ему ответом. — Сегодня мы вместе прибыли в Оннд. Теперь вы согласны меня выслушать?

— Вне всякого сомнения, — заверил его «клерк». Где-то зазвенел колокольчик, и юноша ощутил, что в комнате они уже не одни. — Дело в том, что сегодня утром тело Даала было найдено рядом с пристанью. Я жажду услышать от вас какие-нибудь подробности, дорогой друг.

Глаза его стали безжалостными, а от былой медлительности не осталось и следа.

Мохнатые лапки вновь прикоснулись к мозаике.

«Наш союзник делает очередной выбор, — прозвучала мысль в темном коридоре. — Нам повезло, что он оказался сговорчивым».

«Незавершенный не велел его беспокоить».

«Передайте это всем остальным сородичам. Никто не должен отвлекать его».

Легкие шаги быстро замерли вдалеке. Таилег побледнел, и его собеседник удивленно приподнял брови.

— Даал? — сглотнув, спросил Таилег и попытался подняться. Чья-то рука опустилась ему на плечо и заставила сесть назад. — Как это случилось?

— Это хороший вопрос. Однако я думаю, что задать его должен я. Иначе как объяснить, что вы появляетесь тут, словно это самое обыкновенное дело? Кто вам сообщил, где я нахожусь?

— Угадал, — ответил Таилег мрачно.

— Ясно, — насмешливо отозвался Магистр. — На каждом углу, само собой разумеется, висят указатели к моей резиденции.

— Я не вру. — И сумрачный взгляд Таилега встретил жесткий и недобрый взгляд серых глаз. Молчание на миг воцарилось в каморке.

— Мне нужна помощь, — произнес Таилег. — У нас… у меня, — поправился он, — большие неприятности. Я готов заплатить.

Магистр отпрянул назад и встал неподвижно, оценивающе глядя на своего коллегу.

— Что-то в тебе есть, приятель. — Он тяжело опустился за стол. — Я не верю, что ты ничего не знаешь о смерти Даала, запомни это. Но раз тебе нужна помощь — что ж, вот тебе задание. — Он протянул Таилегу, не глядя, листок тонкой бумаги. — Порвешь, как прочитаешь. Здесь же.

— И что тогда? — Слова давались с большим трудом. Даал мертв? Нелепица! Кто на корабле мог желать его смерти?

— Тогда мы снова встретимся здесь. — Магистр посмотрел на хронометр. — У меня мало времени, коллега. Кстати, вы забыли представиться.

— Аррад. — Таилег назвался именем, под которым был известен Гильдии Киншиара.

— Вот и прекрасно. Давай, Аррад, либо соглашайся, либо проваливай.

Огромным усилием воли Таилег собрал разбежавшиеся мысли и принялся вникать в детали задания.

— Приятель, — торопливый и немного испуганный голос донесся до ушей Таилега вместе с осторожным стуком подкованных подошв, — пару слов, приятель.

Таилег обернулся, сжимая кинжал в руке. Позади него стоял сгорбленный человек, скрывающий лицо под капюшоном старого и грязного плаща.

— Кто бы вы ни были, приятель, — шепотом произнес он, озираясь, — бросьте эту затею. Вам дали мертвое дело.

«Мертвое» на жаргоне Гильдии означало заранее проигрышное. Такое было в ходу. Мертвые дела поручались либо зарвавшимся, либо неугодным членам Гильдии. Целью мертвого задания, как правило, было что-нибудь безнадежное — непреодолимая, смертоносная ловушка, хороший отряд стражи, а то и просто аккуратный донос и пара стражников, что брали неудачника с поличным.

— Магистр велел тебе проверить мои нервы? — осведомился Таилег. Он не очень-то верил этому неизвестному, но мурашки поползли по его спине. Как будто логично. Либо он преодолеет западню — и тогда будет оправдан для Гильдии, в каких бы преступлениях против нее ни обвинялся, — либо сгинет.

Оба исхода Магистра устраивают.

— Магистр тут ни при чем. — Человек оглянулся. Ночь царила на улицах Оннда безраздельно, и ничто не нарушало пустынность улочек. — Тут что-то нечисто. Я сегодня видел Магистра Даала, он спешно исчез из города.

— Врешь. — У Таилега пересохло в горле.

— Клянусь Владыкой. — Неизвестный сделал торопливый жест. — Так что вам попросту подписали приговор.

— С чего это вдруг такая забота? — подозрительно спросил юноша. Очень уж не хочется влезать в долги к подобным существам.

Существо протянуло ему аккуратно сложенную записку. Таилег развернул ее. Почерк, несомненно, принадлежал Даалу — и в конце стоял условный знак, которым он, Даал, всегда обращался к своему ученику.

— Ясно. — Таилег сложил записку и отправил ее в карман. — Что я должен тебе?

Неизвестный отпрянул, словно перед ним стоял демон с окровавленными клыками, и испуганно пролепетал:

— На ваше усмотрение, господин. Даал велел передать на словах — берегитесь. За вами обоими снова охотятся.

— На. — Таилег сунул незнакомцу золотой самородок, и того словно сдуло ветром.

Таилег возобновил свой путь по темным улочкам, и тут до него дошло, отчего его собеседник так перепугался.

На улице было темно, но Таилег прочел записку, не зажигая огня.

— Кинисс?

— Да. — Она очнулась от транса и несколько раз моргнула, возвращаясь в физическое тело. — Что случилось?

— Донесения из городов.

Секретарь терпеливо ждал, пока рептилия пролистывала ворох бумаг и просматривала, прищурившись, жемчужно-белые шарики килиана. Неожиданно она вздрогнула.

— Вот он. — И указала когтем в строку одного из сообщений.

Там говорилось о странной смерти туриста, тело которого выловили в гавани Оннда. По описанию выходил Даал.

— Даал, — задумчиво повторил секретарь. — Тот, который уже однажды вроде бы погибал?

Кинисс кивнула и сложила ладони вместе (добрый знак, отметил секретарь).

— И сейчас он все еще жив. Страж Моста не встречал его. Он среди живых — и его ученик где-то рядом. Направляйте всех в Федерацию и предупредите тамошнее правительство. В городе тихо?

— Все спокойно, — подтвердил секретарь. Потребовалось немало усилий, чтобы остановить панику и многочисленные слухи о конце света. После недавних событий город был на грани массового бегства.

— Превосходно. Сообщайте мне об Оннде как можно чаще.

Секретарь кивнул и удалился.

— Вот ваша ваза, — произнес Таилег вместо приветствия, стремительно распахнув дверь вечерней резиденции Магистра. После чего осторожно поставил невероятно красивую вазу — вероятно, похищенную давным-давно из какого-то могильника, и уселся рядом.

— Клянусь всеми… — Слова Магистра застряли у него в горле. По всем признакам этот молодой наглец должен был быть уже мертв. Купец, который бросил вызов Гильдии, слов на ветер не бросал — и неугодные Магистрам воры один за другим становились жертвами хитроумных защитных конструкций.

И вот теперь, три года спустя, этот никому не известный юнец приносит ему вазу, за которую князь Лерея обещал два миллиона золотых…

— Взял что-нибудь еще? — буркнул Магистр, вращая вазу в руке и не веря своей удаче. Юноша только загадочно улыбнулся.

— Теперь ваше слово, — произнес Таилег тихо, и Магистр отметил, что тот чертовски устал. Немудрено.

— Поздравляю вас со вступлением в Гильдию Оннда. — Ритуальные слова давались Магистру не без труда. — Завтра, на пристани, вас встретит наш представитель и препроводит вас, куда вам потребуется. Инструменты, одежда и прочее будут доставлены вам в гостиницу.

— Благодарю, Магистр. — Таилег поклонился своему коллеге и ушел — на сей раз с достоинством и не хлопая дверью.

Тут же другой силуэт, легкий, словно ветер, проскользнул через другую дверь и уселся напротив начальника Гильдии Старого Города.

— Рассказывай, что видел, — коротко велел Магистр и налил себе стакан легкого киншиарского.

— Мы так не договаривались. Магистр, — зашептал тощий и изморенный на вид человек. — Вы сказали, что я должен следить за человеком, а не за демоном. — Руки у вновь прибывшего дрожали.

Магистр молча поставил перед ним второй стакан и вопросительно поднял брови.

— Магистр, его же ничего не берет, — продолжил тощий горячим хриплым шепотом. — Две отравленные иглы! «Большая собака»! Я думал, его пополам перекусит! Удавки и все прочее — он просто шел через них и не обращал внимания. — Тощий время от времени озирался, словно дьявол стоял за его спиной, расставив когтистые лапы.

— А сигнализация? — недоверчиво спросил Магистр.

— Он ее снял, и не спрашивайте меня как. Это не человек, Магистр! В темноте видит, как кошка! Чует все за милю! Сделайте одолжение, отошлите его подальше из города!

— Если все это правда, то этот Аррад — просто сокровище, — задумчиво сказал Магистр, яростно чеша свой затылок. — Успокойся, недоумок. При нем нет ничего магического. Никаких талисманов не носит. В гостинице его никаких штучек тоже не нашлось. Так что зря пугаешься.

— Вы его не видели, а я видел, — угрюмо сообщил тощий, осушая третий стакан. Говорил он теперь совсем членораздельно и уже не озирался при каждом шорохе.

— Все мы смертны, — глубокомысленно заметил Магистр. — А все прочие, к твоему сведению, и увидеть-то эту вазу не смогли. Так что перестань дрожать. Если он и дальше сможет так работать — мы все наконец займемся делами поприличней.

— С чего вы взяли, что он будет на нас работать?

— Интуиция. Он не потребовал за вазу ничего, а прием у клериков обойдется ему самое большее в четыреста монет. Он не дурак — по глазам видно — и я тоже. Надо будет попросить его поработать учителем. — Магистр налил себе еще вина и откинулся в кресле. — Старею уже, пора на покой. Да только из вас замена — как из волка пастух. Держи. — И он кинул тощему увесистый мешочек. Тот принял его с благодарностью. — А это, — Магистр кинул второй мешочек, более увесистый, — положишь на его счет в банке Двух Золотых Листьев. Смотри не перепутай.

— Слушаюсь, — Тощий подобострастно поклонился и исчез.

— Гильдия тоже ценит специалистов, — сказал, ни к кому не обращаясь. Магистр и был отчасти прав.

Жизнь потекла веселее, но депрессия все сильнее наваливалась на Таилега.

Беспокоиться было вроде бы не о чем. Трое весьма высокопоставленных священников осмотрели его и провели обряды снятия проклятия;

Гильдия теперь смотрела на него с обожанием;

Даал был жив, и впереди был Золотой Праздник — говорят, совершенно незабываемое действо, после которого можно и умереть спокойно.

Вдобавок он был теперь богачом. Самородок к нему не возвращался, но на счету у Таилега теперь было шестьдесят тысяч золотых. На сорок лет распутной жизни. Четыре раза он выполнял сложнейшие задания, и Раддарри стал его лучшим другом.

Магистр знал свое дело — банк Двух Золотых Листьев имел свои отделения во всех крупных городах Ралиона. Наземных, естественно. Так что за неделю Таилег стал человеком обеспеченным и — в определенных кругах — знаменитым. Что еще надо?

Но его стало мутить при виде коллег-воров и людей вообще, а одиночество приносило только временное облегчение. Странный образ преследовал его — озеро, на дне которого некогда разверзлась бездонная пропасть. Сухая плоская пустыня, изборожденная трещинами, у которых не было дна.

И обжигающий жар, вырывавшийся из этих трещин. Неприятный, сухой, зловонный жар.

Накатывало на него редко, но Таилег старался держаться подальше от людных мест. Посетил все храмовые сооружения, прочие посетители которых не замечали его; сходил во Дворец Мысли, где всерьез заинтересовался потрясающей мощью, таящейся в знании магии. Побывал в Магистрате, где легендарный Совет вершил всю политику Федерации.

Никакие наслаждения, кроме чтения и медитации, более не существовали для него. Таилег рискнул посетить один из самых дорогих борделей и ужаснулся. При первом же прикосновении к женскому телу он вновь оказался на дне пересохшего озера, и жар, что горячей волной принялся подыматься из глубин, вместе с ощущением невероятной силы и какого-то неестественного, демонического удовольствия принес страшное ощущение вины, иррациональной злобы и поврежденного, расколотого рассудка.

И, хотя проститутка вела себя так, словно ее посетил сам бог плодородия, неистощимый в любовных утехах, Таилег сбежал из обители разврата, словно из зачумленного квартала.

Вечером последнего дня его пребывания в Оннде в дверь его номера тихонько постучали.

Таилег как раз закончил собирать и упаковывать все свои вещи, расплатился с хозяином гостиницы (не забыв, конечно, про чаевые) и читал книгу, полученную у Даала, «Историю культов». Головокружительная карьера вовсе не радовала его, когда он вспоминал о трупе с жуткой улыбкой и перерезанным крест-накрест горлом. То, что это был Даал, сомнений не оставалось.

Многие из Магистров — в особенности в недавнем прошлом — кончали свою жизнь не в спокойной и обеспеченной старости, а где-нибудь на грязных улочках или сточных канавах, в кровавой луже. Но сейчас? Здесь, где у Леглара просто не могло быть врагов? Понятное дело на севере — где еще в ходу была торговля рабами и где даже Наблюдатели работали в условиях жесткой конспирации.

Здесь же это было совершенно бессмысленным событием. Хотя смерть редко бывает исполнена смысла, подумал Таилег. Едва он открыл главу, посвященную культу Нааты, как раздался осторожный стук. Два легких удара… пауза… три легких удара. Длинная пауза и все повторилось.

— Входите, — сказал Таилег. Дверь он запирал только на ночь.

Приподнялись и опали шторы, потревоженные сквозняком, и на пороге появилась высокая фигура в маскарадном костюме. Костюм был сделан со вкусом и изображал Демона Отчаяния — половина лица искажена от ужаса, вторая — пустая и изборожденная морщинами. Символ песочных часов на груди и заостренный посох в правой лапе.

Очень красочно, подумал Таилег.

— Что вам угодно? — сухо спросил он, сжимая левой, невидимой незнакомцу рукой рукоять кинжала. Вряд ли у него появились смертельные враги, да еще настолько глупые, чтобы мстить в такое людное время… и все же.

— Я не буду представляться, — отозвалась маска тихим шепотом. Человек (если то был человек) уселся на ближайший стул и прислонил свой посох к стене. — Я пришел поговорить с вами.

— Зачем этот маскарад?

— Ни вам не следует знать, кто я… пока, во всяком случае, ни мне нет смысла рассказывать этого. Вы собрались уезжать завтра?

— Да. — Отпираться было ни к чему, раз уж столько людей вокруг это знали. Кроме того, Таилег и в самом деле собирался отправиться в Алтион.

— Я пришел к вам ни как союзник, ни как враг. Скорее как товарищ по несчастью. Сразу предупреждаю, что если вы передумаете и останетесь, то погибнет множество невинного народа.

— К чему вы клоните? — спросил Таилег резко. Он уже был сыт по горло таинственными речами.

— К тому, что вы ищете не там, где следует. Вы пытались снять проклятие, которого на вас нет, и боитесь, что сходите с ума. На самом деле причина всего — внешняя. Вот, возьмите.

Посетитель оставил на столе ромб, набранный из многих фрагментов разноцветного стекла. Причудливое произведение искусства слабо светилось в темноте.

— Это поможет вам — так я надеюсь. Я даю вам это на свой страх и риск. Эта игрушка очень чувствительна — можете проверить это сами, можете кому-нибудь поручить проверить.

— Знаете что. — Таилег подошел поближе, — Мне не нужны ни амулеты, ни благословения — ничего. Я хочу, чтобы мной перестали вертеть все, кому не лень. Заберите вашу игрушку и забудьте, что видели меня.

— Ваше право. — Демон тяжело кивнул головой. — Но я все же оставлю ее. Не хотите — не берите. Мы установили, что на вас сходится фокус слишком многих сил, чтобы держать вас в неведении. Знать об опасности — значит быть вооруженным.

— Кто это — «мы»?

— Я не стану этого говорить. Пока. Если вы переживете Золотой Праздник — значит, мы еще встретимся. Скажу только одно. Мы, как и ваша Гильдия, вечно в опале, и нам, как и вам, приписывают множество злодеяний.

— Посмотрим, — произнес юноша спокойно. Странно, но в периодах между депрессиями он стал пугающе невозмутимым и хладнокровным.

Посетитель кивнул.

— Вы знаете, что вас разыскивает одна… э-э-э… знакомая вашего учителя?

Щелк!

В голове у Таилега неожиданно возникла сцена: небольшое скрюченное тело, рана, пересекающая горло и тяжелый запах смерти.

— Верно, — согласился гость. — И знакомая вашей знакомой. Мы многое знаем о вас, но мы не вмешиваемся. Вы слишком важная персона.

Таилег схватился за голову. В ней возникла и исчезла еще одна маленькая буря. Теперь он помнил все… до того момента, как в небесах над Киннером завял чудовищный цветок.

— Один момент. — Таилег сглотнул горькую слюну. Его посетитель, уже направлявшийся ко входной двери, остановился на пороге и оглянулся. — У вас случайно нет для меня особого поручения?

— Нет, — коротко ответил гость.

— Вы не представляете себе, как я рад, — ответил ему Таилег, и гость, еще раз кивнув, закрыл за собой дверь.

Окончательно проснувшаяся память не принесла долгожданного покоя.

Таилег поднес к ромбу руку — ничего не произошло. Поднес флакончик с целебным составом — и зеленые полоски, пульсируя, принялись набирать свечение. Поднес ожерелье, что висело на его шее, — и синие вставки тревожно мигнули и загорелись холодным ясным пламенем.

— Ну что же, — задумчиво проговорил Таилег и спрятал ромб в потайной карман своей новой куртки.

— Это еще что? — Кинисс ткнула пальцем в длинный текст донесения.

— Посланцы других культов. — Секретарь был удивлен. — Они всегда посещают большие празднества друг друга. Вот, тут написано — Элиор, Андринкс, Эзоксу, Хиндалунг и…

— Нирату, — прочитала Кинисс там, где секретарь запнулся. — Объясни мне две вещи, Калиннон. С чего бы Владыке Дарионов удостаивать своим появлением Молчаливую? И как может Нирату удостаивать своим посещением своего смертельного врага?

Нирату, бог-покровитель «двутелых» существ — оборотней — был одним из запрещенных в наземных городах. Многие из жителей Ралиона, что ни разу не встречались с его подданными, никогда об этом не жалели.

Секретарь молчал, потрясенный.

— Следующий «праздник» будет в Алтионе, — произнесла Кинисс с уверенностью. — Я отправляюсь в Храм, — она выделила тоном последнее слово, — и сразу же затем — в Алтион. Принимай командование, друг мой, и сообщай мне обо всем необычном сразу же. Отзови всех остальных сыщиков. Пусть собираются вокруг Алтиона.

Когда секретарь ушел, Кинисс некоторое время ходила по комнате, погруженная в мысли.

— Интересно, чего хочет Двутелый? — спросила она вслух. — На что рассчитывает? И сколько жертв будет на этот раз?

После чего закрыла глаза и сосредоточилась, сомкнув ладони перед лицом.

Контуры ее стали таять и постепенно совсем размылись.

Через несколько секунд она была уже в Храме, в сотнях миль отсюда.

На следующий день — ясный и теплый, несмотря на осень, Таилег проснулся бодрым и полным сил. Открыл окно и долго дышал свежим воздухом, с наслаждением вдыхая запах морской соли.

После получасовой прогулки он достиг Зала Порталов, откуда — за умеренную плату — можно было попасть практически в любой крупный город планеты. Длинный хвост желающих попасть на Праздник быстро придвигался к темно-сиреневому матовому «зеркалу». Вручив положенное кассиру, Таилег встал в конец очереди, тихонько насвистывая веселую песенку.

Алтион встретил его проливным дождем.

«Золотая стрела» располагалась на одном из ближайших холмов. Карлики, что составляли абсолютное большинство населения Алтиона и окрестностей, старались как можно меньше ранить землю и ее творения. Неудивительно, что с воздуха Алтион порой был попросту невидим. Только храм Ирсераны, молчаливой богини-покровительницы расы карликов, возвышался над остальными — преимущественно двухэтажными — зданиями, затерянными среди вековых деревьев.

Гостиница — а вернее, постоялый двор — встретила его множеством аппетитных ароматов, веселым гулом голосов и музыкой. Карлики, что лишь изредка были выше пяти футов ростом, ни в коей мере не выглядели смешно. Быстрые, жизнерадостные, подвижные, они являлись полновластными хозяевами Алтиона и обширной сельскохозяйственной империи, что простиралась вокруг — от дебрей леса Серинх на севере и болот Венллена на юге до неприступного Северо-Восточного хребта на западе. Только Федерация Оннд могла поспорить с владениями карликов размерами — она да враждебное всем княжество Лерей на севере.

Открыты были границы этой странной империи, где вот уже долгие века путникам не грозили ни разбойничьи засады, ни дикие звери. И все же никто не осмеливался нападать на нее. Почему — никто не знает. Видимо, улыбающаяся Ирсерана умела не только благословлять поля и исцелять раны. Куда делись многие отряды тех, кто покушался на безобидных карликов, не знает никто.

Разве что Эзоксу Всезнающий.

…К Таилегу тут же подбежала молоденькая карлица — улыбающаяся, стройная, миниатюрная.

Голову ее украшала повязка с символом Ирсераны — переплетенные серая и белая полоски. И зеленые листики вокруг.

— Добро пожаловать в «Золотую стрелу»! — весело приветствовала она вновь прибывшего и вручила растерявшемуся юноше сочный кусок пирога, посыпанного зеленью. Таилег, хоть и не был голоден, проглотил подарок, даже не заметив.

— Благодарю! — крикнул он вслед девушке, что уже убегала прочь, подмигнув ему на прощание.

Народу было не очень много — может быть, еще удастся снять комнату. Хотя, если учесть только гостей из Оннда… Да. Как бы не пришлось потратить весь день в поисках пристанища.

Хозяин заведения, как было принято у карликов, был и шеф-поваром, и главным затейником, и просто хорошим собеседником. Прислонившись к стойке, Таилег смотрел на его священнодействия. Руки низкорослого чародея от кулинарии в один момент отсекли сочный кусок мяса, отбили его, посыпали специями и опустили в кипящий ад огромной сковороды. И еще один. И еще… Таилег не успел опомниться, как хозяин перепоручил свою вахту другому, такому же раскрасневшемуся карлику и мигом оказался у стойки.

— А-а-а! — радостно прогудел он, и Таилег поразился, что у такого существа может быть настолько густой и музыкальный бас. — Отлично, отлично, друг мой. Комната для вас уже заказана. Пройдите в третий кабинет, сделайте одолжение — я мигом.

И удалился в другой конец заведения — Таилег не успевал следить за ним, настолько везде успевал быть этот улыбающийся, румяный и громогласный человечек.

Таилег подошел к третьему кабинету, но остановился, не открыв двери, — позади него музыканты заиграли протяжную и немного печальную музыку. Шум вокруг тут же стих. Таилег стоял и готов был слушать текущую, нежную мелодию вечно, как вдруг расслышал голос из щели в двери кабинета.

— …Да ну, в самом деле… Что я — под дождь никогда не попадал, что ли. Стар я становлюсь, вот что главное…

Голос принадлежал его другу и наставнику, дважды покойнику, Магистру Леглару Даалу.

Взгляды трех пар глаз сошлись на Таилеге, едва тот закрыл за собой дверь кабинета. Пахло внутри необычайно вкусно и было не в пример уютнее, чем в общем зале.

Впрочем, каждому свое. Карлики предпочитали большую шумную компанию.

За стол здесь сели, судя по всему, недавно — ибо вилки и ложки летали вверх и вниз весьма и весьма энергично, а настроение царило очень даже неподавленное.

Слева за столом (накрытым на шесть персон) сидел высокий седой Человек, лет шестидесяти, очень похожий на давешнего стражника, что сопровождал девочку на корабле. Взгляд его был дружелюбным, но твердым. Он молча кивнул Таилегу — присаживайся.

Справа сидели двое. Даал, с опухшим носом и хитро прищуренными глазами, и ольт, тоже с совершенно белыми волосами и спокойным, довольным выражением лица.

— Таилег! — воскликнул Даал, приветствуя гостя вилкой с насаженным на нее солидным куском мяса. — Садись, садись. Здесь все свои.

Таилег кивнул и шагнул вперед. Стул слева от седовласого человека был свободен, и Таилег направился к нему. Взялся за спинку стула, чтобы отодвинуть его от стола, и обомлел.

На некотором расстоянии от сиденья неожиданно открылась пара глаз — внимательных, близко посаженных, — золотые кружочки в пурпурном ободке и вертикальные щели зрачков посередине. Глаза моргнули, рассматривая Таилега, и чуть приподнялись. Явственный звук клацнувших челюстей вывел юношу из оцепенения. Он отпрыгнул от стула чуть ли не до самой двери.

Общество разразилось веселым хохотом. Даал хлопнул рукой по стулу слева от себя.

— Давай садись, — сказал он, вытирая выступившие слезы. — Садись и рассказывай, почему ты разоделся, как барон, и что с тобой случилось в руинах.

Глаза, по-прежнему висящие отдельно от какого бы то ни было тела, проследили за юношей (который также не мог оторвать от них взгляда) и, сонно моргнув несколько раз, исчезли.

— Что это? — спросил пораженный Таилег, указывая на вновь опустевший стул.

— Это мой кот, Даррилхоласс, — отозвался седовласый, все еще весело улыбаясь. — Меня зовут Рамдарон.

— Элларид Ташшилен, — отозвался ольт и кивнул юноше.

— О тебе я уже рассказал, — подвел итоги Даал. — Ладно, так и быть — бокал вина в честь общества. Общество не возражает?

Голосование установило, что нисколько не возражает.

— Почему у кота такое длинное имя? — спросил Таилег, когда первое потрясение немного прошло.

— На другое он не пожелал отзываться, — ответил Рамдарон совершенно серьезно. — Впрочем, кот — это отдельная история. Мы начнем издалека.

Он оглядел присутствующих, и Даал кивнул — продолжай, мол.

— …Я занимаюсь археологией, — начал Рамдарон повествование, и Таилег чуть усмехнулся. — Не в том смысле, о котором вы, наверное, подумали. Я в общем-то скорее историк, нежели археолог. Последние девять лет я работал на Геллоссе…

— Где это? — спросил, не удержавшись, Таилег.

— Про Выжженный остров слыхал? — спросил его Леглар. Юноша кивнул и содрогнулся. Остров, покрытый безжизненными и смертоносными песками, остался пустыней после какого-то легендарного сражения… в котором принимали участие чуть ли не сами боги. Большего он не помнил.

— Леглар немного не прав, — пояснил Рамдарон. — Геллосс — один из близлежащих островков. Тоже пустынный, но изобилующий множеством пещер. Там находится лабиринт, достаточно известный в определенных кругах. Никто из знакомых нам рас не имеет к лабиринту отношения.

Впрочем, вы, вероятно, слышали о легендарных строителях подобных сооружений.

— Маймы, — полуспросил-полуответил Таилег и рассказчик кивнул. — Верно, хотя мои коллеги зовут их немного по-другому.

«Майм» означало нечто вроде «подземного демона». Таилег и здесь не мог похвастать обилием знаний… помнил только, что, как и Выжженный остров, слово «майм» встречалось в основном в страшных историях, слухах и всем таком прочем.

— Первые два этажа лабиринта обширны, запутаны, но в общем проходимы, — продолжал Рамдарон. — Ваш покорный слуга делал это неоднократно. Третий этаж — нечто посерьезнее. Там появляются сдвигающиеся стены, скользящие панели, — одним словом, он постоянно меняет свой облик. Именно там некто по прозванию Олри Грабитель тысячу триста лет назад обнаружил огромный изумруд, вмурованный в стену, и целую новую сеть проходов, где на полу и в стенах было невероятное количество подобных сокровищ.

…Имя Олри навеяло какие-то смутные воспоминания у Таилега, но он предпочел слушать дальше…

— Олри вернулся сказочно богатым, рассказал всем о несметных сокровищах, но таинственно исчез два года спустя. Никто так и не видел больше его изумруд, и многие ученые отдали бы очень многое, чтобы приобрести его.

Дальше начинается что-то совершенно непонятное, — продолжал Рамдарон. — На остров повалили все, кто только смог нанять корабль в эти гиблые места. Никто не вернулся обратно. Вернее, некоторым удавалось выйти из Лабиринта, кое-кому — даже с добычей, но с ними всеми было что-то не в порядке. Внешне это походило на серьезные психические расстройства, хотя все, кто пытался потом их лечить, уверяли, что дело в чем-то другом. Важно одно: никто из них не смог рассказать, что с ними случилось. Многие произносили слово «майм», но не в силах были ничего добавить.

Так оно и продолжается. Желающих попытать счастья все меньше, но смельчаки находятся. В Лабиринте не имеет силы наша магия, там невозможно взывать к богам. Надеяться можно только на собственные силы. Мы установили, что в общей сложности нашлось еще восемь мест, где случались подобные происшествия. Геллосс — самое доступное из них. Кстати, на одном из диалектов Тален Геллосс означает «живые проходы».

Так вот, девять лет назад я со своими тремя коллегами отправился на Геллосс. Мы встали лагерем у южного входа в Лабиринт — наиболее безопасного, поскольку на северном склоне постоянно случаются оползни. Геллосс — жаркое и безводное место, но при некотором старании там можно прожить. Мы изучили этот островок, благо он всего пять на три мили в поперечнике, и нашли, кстати, немало свидетельств существования на нем неизвестной нам культуры и даже руины какого-то поселения. Впрочем, я отвлекаюсь.

За четыре месяца до нас на Геллосс явились еще трое искателей приключений. Мы встретились с ними, и когда они узнали, чем мы занимаемся, то стали гораздо дружелюбнее. Изучив первые два уровня Лабиринта, они в один прекрасный день пошли добывать себе сокровища и славу. Одному из них удалось выбраться живым, — Рамдарона передернуло.

Он был чудовищно изрезан каким-то оружием, невразумительно мычал и все делал какие-то жесты, то поднимая руки к голове, то указывая ими себе на ноги. Мы были вынуждены связать его. Однажды вечером мы в очередной раз попытались спросить, что случилось с его ногами, — они были словно вытесаны из дерева — почти совсем не гнулись.

Мне показалось, что случилось чудо. Сумасшедший неожиданно обрел дар речи и превратился в нормального человека, только насмерть перепуганного. Он кричал что-то о глазах на стенах, о каменных зубах и всем таком прочем. Несколько раз упоминал о маймах. Все, что мы установили, — это то, что он повстречал каких-то невысоких, вероятно, человекообразных и весьма могущественных существ. Что стало с его спутниками — непонятно. О себе он отказался рассказывать и в тот же вечер уплыл назад. У Острова их ждала небольшая парусная лодка. Я не знаю, что с ним случилось потом.

…Наконец я решил спуститься на третий уровень сам. Мы договорились с моими коллегами:

если я не возвращаюсь в течение установленного срока, они снимают лагерь и убираются с острова. Мы и так нашли слишком многое, чтобы рисковать уже полученными знаниями. Из моих спутников я провел в пещерах гораздо больше времени и надеялся, что у меня было больше шансов вернуться.

Кроме того, меня не интересовали сокровища. Я давно знаю, что бывает с теми, кто грабит могильники, древние храмы и подобные им места. На моей совести ничего подобного не было — это давало некоторую дополнительную надежду.

Я — с некоторыми приключениями — добрался до предполагаемого входа и нашел проход к сокровищницам.

— И что вы там увидели? — не удержался Таилег. Даал усмехнулся и промолчал. Ольт молча слушал рассказ, едва слышно постукивая ногтями по крышке стола.

— Я увидел много интересного, — продолжал Рамдарон спокойно. — В том числе и глаза на стенах, и каменные зубы, и прочие жуткие украшения тех мест. Я не стану рассказывать подробно: во-первых, я это записал и разослал по университетам, а во-вторых, мне не хотелось бы переживать те часы еще один раз.

Слушатели кивнули.

— В конце концов я провалился в тщательно замаскированный желоб и очутился гораздо глубже. В месте приземления, хвала богам, не было ни шипов, ни голодных чудовищ, но места вокруг были по-прежнему жуткими. Я долго бродил, пока не нашел очень странное место.

Стены вокруг покрыты мозаикой. Она сделана очень тщательно и, без сомнения, очень древняя. Я бы сказал, двенадцать-пятнадцать тысяч лет. Но самое странное не в этом. На полу, концентрическими кольцами, была выгравирована надпись. Судя по ее виду, тоже невероятно древняя, хотя все буквы были различимы. Надпись была на Верхнем Тален.

— Что за нелепица! — воскликнул Таилег. — В то время этого языка вообще еще не было!

— Я подумал также, — кивнул Рамдарон. — Но решил все же срисовать надпись. Срисовал и попытался прочесть. Вот, кстати. — Он протянул Таилегу небольшой пергамент (где он только его взял? — подумал Таилег), и юноша прочел:

— «Путник, здесь тебе предложат честный обмен…»

— Остановись, — предупредил Рамдарон. — Я тоже сделал такую ошибку и прочел это вслух. Следующие два часа я находился в аду. Как мне удалось выбраться, я не знаю. Чудом, наверное.

— Это не заклинание? — спросил Ольт.

— Нет, — ответил Рамдарон. — Никто из тех, кому я показывал фрагменты надписи, не обнаружил в них ничего магического. Впрочем, в полной надписи — тоже.

— Может быть, — кивнул Таилег и положил пергамент на стол. — Но это не вами написано. Пергаменту несколько столетий.

За его спиной Даал одобрительно кивнул Рамдарону. Тот чуть наклонил голову в ответ.

— Верно, — согласился Рамдарон по-прежнему спокойно. — Это я нашел… впрочем, неважно где — вряд ли вам это интересно. Главное, что никто этим свитком никогда не интересовался. А теперь взгляните. — И Рамдарон положил на пергамент лист бумаги.

Юноша сличил тексты — они полностью совпадали. Не считая мелких различий в начертании букв.

— Что же все это значит?

— Понятия не имею, — пожал плечами седовласый. — Трижды мне случалось повторять подобную глупость — читать текст вслух, — и один раз это сделал еще один человек. Последствия каждый раз были чудовищными.

…Я добрался до лагеря на седьмой день, — продолжал он. — Еды у меня почти не оставалось, воды тоже, а впереди меня ждала приятная перспектива прожить на острове остаток моей жизни. Потому что мои спутники должны были уехать три дня назад.

Однако лагерь стоял на месте. Я издалека понял, что случилось что-то неладное, и приблизился к лагерю настолько тихо, насколько смог. Там я и увидел своих спутников. — Рамдарона вновь передернуло.

— Что с ними стало? — резко спросил Таилег, и Леглар даже открыл рот, чтобы одернуть ученика… но передумал.

— Я не хочу этого рассказывать. — Гримаса пробежала по лицу седовласого. — Эти видения по-прежнему преследуют меня. Когда я похоронил их останки, я послал сигнал бедствия. Элларид был одним из тех, кто подобрал меня.

Наступило тяжелое молчание.

— А кот?

— Кот появился на второй день после того, как я вылез из этих чертовых пещер, — ответил Рамдарон и выпил стакан вина залпом. — Если бы не он, я бы с вами тут не разговаривал. Так с тех пор мы вместе и путешествуем.

Новая пауза была не менее тяжелой.

— Понятно, — произнес Таилег. — То есть я хочу сказать, что примерно понятно. Мне не ясно одно — почему мы все здесь собрались.

— В Лабиринте я нашел вот это. — Рамдарон полез во внутренний карман своей походной сумки. — Я нашел ее в самом центре той надписи.

И выложил на стол булавку. Таилег едва не подавился.

— И не можете с тех пор от нее избавится, — тихо продолжил он. — И всякий раз с вами происходит что-то неприятное.

— Верно, — подтвердил Рамдарон.

— И вот еще. — Даал вмешался в разговор и положил на стол еще одну булавку — точную копию первой. Таилег зажмурился и открыл глаза. Булавок было по-прежнему две.

Таилег вопросительно взглянул на ольта. Тот покачал головой.

— У меня такого нет, — ответил он на словах. — Я, как выяснилось, давний знакомый и — надеюсь — друг их обоих. Поэтому я и здесь.

— Элларид преуменьшает, — отозвался Леглар. — У него есть кое-какие мысли о том, что происходит. Возможно, он нам всем поможет.

Все поглядели на Таилега.

— Давай-давай, — поторопил его Леглар. — Выкладывай свою безделушку. Она у тебя, головой ручаюсь.

— Была, — подтвердил Таилег. — Но больше нет. Я сумел от нее избавиться.

— Как?! — разом выдохнули двое остальных.

— Я… — начал было Таилег, но осекся. Дверь кабинета распахнулась, пропуская внутрь музыку и шум, и на пороге возник высокий, широкоплечий, пузатый человек в потертом защитного цвета плаще и массивном нагрудном панцире. От него пахло гарью и вином.

Остальной его наряд не производил впечатления праздничного. Скорее он походил на военную форму.

— Привет всей честной компании, — громыхнул толстяк и вошел, закрыв за собой дверь. — Элларид! Будь я проклят! Вот уж не чаял…

— Вся компания в сборе, — заключил Даал и жестом пригласил вновь прибывшего садиться.

Тот тоже попытался усесться на стул, занятый котом, и тоже отпрыгнул к двери, скрежещасвоей амуницией, ко всеобщему восторгу всех остальных.

Даал не успел представить нового знакомого, как дверь отворилась вновь и на пороге появился хозяин «Золотой стрелы», Агайри Теиреш собственной персоной. В руках у него был соблазнительно пыльный запечатанный кувшин, а следом вошел его помощник и внес целое блюдо головокружительно пахнущего жареного мяса.

Разговоры, понятное дело, пришлось отложить.

Агайри блестяще оправдал репутацию гостеприимного хозяина и оставил компанию в несколько более приподнятом и благодушном настроении. Толстяк мигом оценил богатый выбор вин и некоторое время наливал их одно за другим, пробовал, одобрительно крякал. К удивлению Таилега, манеры его были безукоризненны. Тоже офицер? Спасатель? Свободный наемник? — гадал Таилег.

Звали его Иррген Тарц.

— Итак, Таилег, — продолжал Леглар. — Давай продолжай. Как тебе удалось от нее избавиться?

Иррген, успевший впасть в некое подобие мечтательности, неожиданно вскочил, указывая пальцем на стол.

После чего выложил к двум булавкам третью.

Таилег вздохнул и начал свое повествование. Он опустил беседы с Тамле, Магистром Старого Оннда и кое-кем еще.

Леглар присвистнул.

— Неплохой у меня ученик… пожалуй, пора самому у тебя учиться. Неужели вы с ней так ни о чем и не поговорили?

Таилег посмотрел ему в глаза и отвел взгляд.

— Ясно, — покачал головой Даал. — Знаешь, я тебе завидую. Можешь ли себе это представить?

Рамдарон вновь ожил, и глаза его заблестели, когда Таилег упомянул о Мраморных городах.

— Побывать бы там, — вздохнул он. — Сколько всего еще неизученного, прямо диву даешься.

Таилег закончил свой рассказ и откинулся на спинку стула.

— Подарить. — Рамдарон повращал булавку в руках и посмотрел сквозь синий камень на пламя свечей. — Надо же, никогда бы не подумал…

— Если я не ошибаюсь, — вставил Элларид, — то ничего особенного это не принесло. Я прав, Таилег? Странности продолжались?

Юноша кивнул.

— Вы избавитесь от булавки, — продолжал ольт, — но не от того, что с вами происходит. Кстати, Иррген, не хочешь рассказать, что с тобой-то случилось?

— Не хочу, — проворчал толстяк и похлопал себя по панцирю. — Попал в засаду! Здесь, во владениях самых безобидных существ на всем свете! Специально пожертвовал их богине…

— Ирсеране? — спросил шепотом Таилег у Леглара.

— Не произноси ее имени, — нахмурился тот. — Здесь это не принято. Зови ее по атрибутам. Например, Молчаливая.

— …прорву всего — думал, хоть она поможет. Так нет же! Два стрелка из лука. — Иррген начал загибать пальцы. — Им не повезло больше остальных… зол я был… плюс шесть головорезов. Ну те в основном разбежались. И где? В центре Алтиона!

Иррген шумно отхлебнул из своего стакана.

— Ну хоть коротко-то ты можешь рассказать, что случилось с тобой в самом начале? — настаивал ольт.

— Не везет мне, — хлопнул толстяк по столу. — Не везет, и все.

Все остальные переглянулись.

— И тогда я… о небеса! — Толстяк испуганно воззрился куда-то под стол. Что-то мягко оттолкнулось от пола, и на коленях у Ирргена возник крупный кот — добрых два фута в длину, с широкой головой, мозаичной окраской шубы и кисточками на ушах.

Кот подозрительно обнюхивал царапины на панцирной пластине.

— Боги всемогущие, — недовольно произнес Иррген. — Ну и туша, все колени оттоптал. Рамдарон, к чему тебе этот зверь? Это ж небось мозаичный кот, он тебя как-нибудь на завтрак скушает.

— Мозаичный, — кивнул Рамдарон. — Он самый. Только ты поосторожнее с ним. Даррилхоласс не совсем обычный кот и, кроме того, очень многое понимает.

Толстяк фыркнул.

— Понимает, — сказал он, осторожно прикасаясь к кисточкам на ушах. — Все, что он понимает, — это как бы нажраться до самого…

Кот поднял лапу и провел по панцирной пластине сверху вниз.

Фонтан серебристо-синих брызг оросил стол, прожигая в скатерти крохотные дырочки. Все, кроме Ирргена, кинулись прочь, роняя стулья и прижимаясь к стенам.

С оглушительным звоном две половинки пластины упали на пол и, дребезжа, улеглись по обе стороны от их владельца.

Кот дернул коротким хвостом и, уже почти невидимый, соскочил на пол, где принялся трогать лапами половинку панциря и катать ее взад-вперед. Рамдарон мягко позвал его, и кот вернулся на свое место.

Толстяк превратился в сплошной разинутый рот.

— Будь я проклят, — прошептал он. — Небеса, Рамдарон, надо же предупреждать! Хорошо еще, что панцирь совсем старый… — С этими словами Иррген отстегнул и спинную пластину, положив ее рядом. Поднял половину пластины и недоверчиво осмотрел следы когтей на помятой и поцарапанной стали.

— Да уж, — прошептал Таилег, возвращаясь за стол. — Где это он так научился? Рамдарон пожал плечами.

— Я его не спрашивал, да и к чему мне знать? Твой пример, юноша, меня лишний раз убеждает, что много знать — вредно для здоровья.

— Одним словом, — продолжил ольт, неприязненно глядя на прожженную в некоторых местах полу своей накидки. — Одним словом, булавки ваши — просто символ. Что на самом деле причиняет вам все эти неприятности — неизвестно. Вы все что-то скрываете. Давайте, не стесняйтесь. Чего вы не договариваете?

Все хмуро молчали, стараясь не смотреть друг другу в глаза.

— Тогда зачем вы вообще собрались? — удивился ольт. — Просто так? Рассказать о своих неприятностях?

Молчание по-прежнему висело над столом.

— Ну ладно, — пожал плечами ольт. — Будем надеяться, что во время Золотого Праздника нам ничего не грозит. И все же… — Он махнул рукой.

Застолье продолжилось, и веселье постепенно вернулось в кабинет номер три.

— Ну ладно. — Таилег осторожно потрогал свой живот, — небеса, разве ж можно так объедаться! Сколько дней продолжается Праздник?

— Он начинается сегодня вечером, с закатом солнца. — Леглар что-то прикидывал в уме. — Два дня — представления, ярмарка и все в таком духе. Затем — явление Молчаливой. Каждые сто лет она появляется, так сказать, во плоти. Есть, кстати, поверье, что чем больше ей подаришь, тем счастливее проживешь остаток жизни.

— И что… дарить может кто угодно? И что угодно?

— Кто угодно — да. Что угодно — тоже, в принципе, да, но — сам понимаешь — дарить всякую белиберду, да еще, не приведи небеса, с корыстными намерениями… я бы не советовал. В том-то и фокус, что дарить надо совершенно искренне.

…Так, — продолжал Леглар. — Затем четыре дня культовых праздников… это нам с тобой неинтересно — только что музыку послушать, песни, представления поглядеть… Да, и, разумеется, Темная Луна…

— Что это?

— Ночь, посвященная Темной Молчаливой, — с невинным видом объяснил Леглар, глядя на Таилега. Уши у того вновь не выдержали испытания.

Даал расхохотался:

— Не бойся, ученик, сплошного разврата не предвидится. Тут у них никто не строит из себя аскета, но и под каждым кустом этим заниматься не станут. Темная ипостась — возможность снять проклятия, исповедаться, излить все, что накопилось. Согласись, что время от времени это необходимо.

— Да уж, — ответил Таилег, по-прежнему поджав губы. — Ты всерьез думаешь, что Темная И… Темная Молчаливая в состоянии избавить тебя от этого?

— Не знаю, — серьезно отвечал его наставник. — Не знаю. Но могу же я надеяться! Остаток дня Таилег проспал. Вечером фейерверки возвестили о начале Золотого Праздника. Когда народу в «Золотой стреле» слегка поубавилось, шестеро, включая кота, встретились у Даала в номере.

— Далеко не расходитесь, — посоветовал ольт. — Я буду поблизости от Храма — на всякий случай — и время от времени буду заглядывать в «Стрелу». С Агайри я договорился. Наш кабинет никто не займет.

Остальные кивнули. Таилег все еще не мог побороть дрожи при виде котовьих глаз, безо всякого тела, плывущих на высоте фута от пола, — уж очень страшно это выглядело. Видимо, мимикрия была инстинктивной: кот выходил из «невидимости» ненадолго и только в крайнем случае.

— Когда будет Явление, вам всем лучше быть рядом с Храмом. Давка там будет что надо. В обычные Праздники туда не протолкнешься, а уж сейчас-то…

— Договорились, — сказал каждый из них, и вся компания направилась наружу.

Целая неделя незабываемых впечатлений!

Где еще такое увидишь…

Таилег переложил обломок метеорита в карман куртки, поскольку — как предупредил Даал — Молчаливая может появиться неожиданно, откуда угодно — не обязательно на третий день, рано утром, при большом стечении народа.

Он твердо решил подарить небесный камень Молчаливой. Вряд ли она сделает его счастливым — но что еще он мог бы предложить Ей?

Ярмарка!

Сто двадцать квадратных миль Алтиона и окрестностей, все теперь — одна сплошная ярмарка. Неделями готовились все соседи обширных владений Молчаливой, запасали лучшие товары, готовили подарки непостоянной улыбающейся богине — пусть и им достанется крупица благословения, от которого даже на голых камнях может вырасти богатейший урожай!

Страшное напряжение и головная боль для купцов — и верх удачи для покупателей. Здесь можно найти все. Тончайшие драгоценности, сработанные ольтами и Дарионами (а карлики, как и все, ценят красоту), инструменты, повозки, благовония, пряности, лошади, овцы, птица, зерно разного рода, дары леса — орехи и смола, ягоды и чернила… Не хватит ни памяти, ни воображения, чтобы описать все это разнообразие.

Не исчезнут, конечно, торговые ряды после Праздника, не станут людные холмы пустынными. Но именно сейчас даже ленивейшие из ленивых появляются здесь — хотя бы затем, чтобы поглазеть, — и прекращаются войны, и утихают распри. Жаль, конечно, что утихают лишь на время Праздника.

Такова человеческая природа.

Таилег не был Карликом — и быстро уставал от шума, суеты, изобилия запахов и звуков. К тому же он не умел торговаться, и словоохотливые купцы хватались за голову, когда покупатель брал товар за ту цену, за которую ему предлагали.

Умение торговаться для торговцев — как умение приносить жертвы для служителей культа. Владыка Воров, официально всегда и везде пребывающий в опале, пожинал щедрый урожай на ярмарках — когда самые завзятые скептики, для которых богов не существовало, непременно взывали тайком к хитроумному Флейтисту, чтобы добиться удачи — и избегнуть кражи, обсчета, обмана.

Да и жертвы Владыке Воров приносить куда как просто. Его алтарь — любая лавка, его священники — все мы. В душе, по крайней мере.

Иначе не объяснить, отчего не забывается его имя, сколь строго его ни запрещали бы произносить.

Весь Первый День Таилег провел у небольшого, но чистого озера Алтион, лежа на траве и радуясь последним теплым дням. Скоро наступит зима и сидеть придется у окна — глядя на скованный и заснувший мир.

Под вечер Таилег задремал. Ему приснилось высохшее озеро и лава, что поднималась из глубин преисподней, обжигая его своим губительным дыханием. Трещины в земле постепенно зажигались тускло-вишневым свечением… все ярче и ярче…

Таилег проснулся с криком.

— Тоже не любишь суеты? — спросил его необычайно добродушный Иррген, с мурлыканьем уплетавший какую-то птицу на вертеле. Добродушие было неудивительно — рядом с толстяком стояли два пустых кувшина.

Никого больше не было.

Таилег кивнул и сел за стол. Тут же и ему подали птицу, еще дымившуюся и скворчавшую. «После Праздника я стану выглядеть как он», — подумал Таилег, поблагодарив слугу и украдкой поглядывая на более чем солидный живот Тарца.

— Чем вы занимаетесь? — осмелился он спросить Ирргена после того, как тот насытился и довольно откинулся в массивном кресле.

— Да ничем, — ответил тот глубокомысленно и расхохотался: — Да, юноша, ничем! Когда-то я, как и ты, снимал кошельки, взламывал сейфы. Не поверишь — даже отправлялся с компанией за драконовыми сокровищами.

— И как дракон? — поинтересовался Таилег. Иррген подмигнул ему:

— Понятия не имею. Мы от него с такой скоростью удирали — времени не было разглядывать. Вот так… Так что я подумал и стал… как бы это выразиться… мастером на все руки. Ну, правда, борьбой одно время занимался… тяжести поднимал. Теперь-то мне о деньгах заботиться не нужно, вот и развлекаюсь. Пора бы, конечно, осесть где-нибудь, семьей обзавестись… Не женат?

— Нет еще.

— И верно. Торопиться некуда. Войн нет, работы полно… еще успеешь. Но хоть приглядел кого-нибудь?

Таилег смутился и молча покачал головой.

— Тогда лучшего места, чем Алтион, тебе не сыскать. Похоже, что здесь собрались самые красивые — что ольтийки, что люди, что карлицы… Так что не зевай: Праздник — он не только для торговли-то!..

И снова расхохотался.

Странное дело, но Таилег не испытывал к нему неприязни. Может быть, оттого, что Иррген говорил понятными и простыми словами, не делал таинственных замечаний и высокими материями не занимался вовсе?

День Второй.

К вечеру начался маскарад. Многие приехали, уже заготовив себе костюм, кто не успел — мог приобрести его здесь же, а то и заказать на свой вкус. Коли водятся деньги в кармане — получай, что хотел! Карлики умеют обращаться не только с плугом, но и с иглой.

Некоторые ограничивались простенькой маской или попросту обряжались в накидки, мантии, плащи, что позволяло скрывать лицо. Со Второго Дня начинались разнообразные представления. Гвоздь программы, конечно, будет после Явления. А пока те, кто готов был слушать непритязательную — но подчас виртуозную — музыку бродячих музыкантов, смотреть постановки древних, но по-прежнему интересных пьес — словом те, кто любил всякое искусство, коль скоро шло оно от сердца, собирались и собирались…

Таилег тоже не избежал увлечения театром. Ему были по душе скорее ядовитые и насмешливые баллады, комедии, фарс… Классическая музыка, всемирно известные музыканты — да, но такую музыку, по его мнению, надлежало слушать в одиночестве.

Или с самыми близкими друзьями.

…Когда Таилег отдыхал в одном из трактиров под открытым небом, к нему подошла высокая фигура в маске горного льва и сказала голосом Элларида:

— Даала не видел?

— Нет, — покачал головой Таилег.

— Ясно. Тут, похоже, собираются его старые знакомые.

— Какие еще знакомые?

— Наблюдатели.

Таилег поперхнулся горячим медом и едва не захлебнулся.

— Чего им-то здесь надо? — произнес он, задыхаясь от кашля.

Горный лев похлопал его по спине:

— Понятия не имею. С другой стороны, почему бы им тоже не развлечься?

И растворился в толпе.

Не то чтобы Таилега сильно волновало, прибудут ли Наблюдатели на Праздник или нет — их дело, в общем-то, — но как-то много внимания они уделяют тем местам Ралиона, где ему доводиться находиться. Не к добру это. Увидит Даала — надо будет передать. Пока Таилег размышлял над этим, другой голос прозвучал у него над головой.

— Небесный камень все еще у вас?

Голос был мягким, журчащим, струящимся. Никогда прежде юноше такого слышать не доводилось. Немного похоже звучал голос Раддарри… но не так. Выговор был почти человеческим.

Но человеку не принадлежал.

Он оглянулся. Позади него, как и впереди, шло празднество. Веселый хаос, полная неразбериха. Никто не стоял у него за спиной.

— С кем я говорю? — спросил Таилег. Удовольствие от праздника неожиданно пропало. Кого это еще демоны принесли?

— Это не имеет значения. Я слышал, что вы хотели подарить его… Молчаливой.

Лихорадочно перебирая в уме имена, Таилег понял, что ни с кем этой мыслью не делился.

Что за наваждение!

— Камень у вас с собой? — прошелестел голос совсем рядом и Таилег снова, не выдержав, оглянулся. Никого. В смысле, никого, кому бы такой голос мог бы принадлежать.

Он едва не потянулся к застегнутому карману, в котором покоился камень, но вовремя сообразил, что делать этого не стоит.

— Камень спрятан в надежном месте, — ответил Таилег сухо. — Что вы от меня хотите?

— Отдайте его мне. Или продайте. Я заплачу вам столько, что вы проживете безбедно всю оставшуюся жизнь.

«Ага, — подумал Таилег, — последние несколько секунд после того, как камень покинет мои руки».

Эту песенку он слышал уже неоднократно. Но пели ее не таким голосом. От этого же веяло какой-то нечеловеческой силой… Таилег испугался бы, не находись он в людном месте, поблизости от Храма.

— Я уже решил, что с ним сделаю.

— А если я отыщу его сам? — Такая же жидкая, но явственная угроза скользнула в уши Таилегу.

— Найдете — будет ваш. Не считайте меня дураком, любезнейший… — Таилег хотел добавить что-нибудь покрепче, как вдруг сообразил, что его никто не слушает.

Он некоторое время допивал свой мед, пока до него не дошло, о чем с ним говорили. Мать честная! Надо немедленно предупредить всех остальных!

Он рассчитался с хозяином и принялся пробираться сквозь беспокойную толпу перед Храмом. На лице у него была маска летучей мыши. Ольт не на шутку встревожился.

— Опиши-ка голос еще раз, — потребовал он. Таилег повиновался, не вполне понимая, чего же от него добиваются. Ольт немного подумал и сказал:

— Рамдарон и Иррген где-то здесь. Я их пока разыщу, а ты бегом в «Стрелу» — и тащи Легларa сюда, к Храму. Иди только людными местами. Заметишь что-то неладное — немедленно возвращайся. Понял?

— Понял. — Таилег кивнул и быстрым шагом принялся спускаться с холма.

Хорошо бы двигаться быстро. Но поди проберись сквозь густую толпу, каждый человек в которой движется в свою сторону! Таилег не рискнул силой расчищать себе дорогу — можно ведь и нарваться — и принялся выбирать обходные пути, проскальзывая вдоль стенок всевозможных лавок на колесах, мимо деревьев, — но не удаляясь от освещенных мест. Легкие облачка закрывали луну — завтра должно было наступить полнолуние.

Слабый ветерок шевелил траву под ногами.

Несколько раз Таилегу бросались в глаза отдельные лица и силуэты, как тогда, на корабле. А один раз он явственно различил силуэт рептилии — безо всякой маскировки, спокойно перемещающейся среди обтекающей ее людской волны. Странно…

Всего он заметил с десяток выделяющихся силуэтов, но времени любопытствовать не было.

«Золотая стрела», так же как и другие постоялые дворы, была ярко освещена изнутри, но народу вокруг он не заметил. Это-то понятно. Все на празднике… или спят давно. Как Леглар. Где там у него комната? На втором этаже, четвертая дверь слева…

Открывая дверь, Таилег уже почуял неладное, но предупреждения Элларида моментально вылетели у него из головы.

…Первое тело лежало прямо у двери. Глубокая кровавая борозда пересекала спину жертвы. Как тогда в подземелье, Таилег ощутил неприятный, жуткий запах смерти. Не телесного разложения — смерти. Тяжелый, обессиливающий дух.

С кинжалом наготове он впрыгнул по-кошачьи в зал, оглянулся. Никого. Тело, хвала богам, не принадлежало никому из его знакомых.

Ни хозяина, ни прислуги поблизости не было. Тишину нарушал лишь бесконечно удаленный шум праздника и потрескивание поленьев в огне.

У Таилега, несмотря на густой туман страха, что рос в нем с каждым мигом, хватило ума выхватить горящее полено — какая-никакая, а защита. Кинжал не казался ему достойным против врага, что в состоянии разделать человека одним ударом.

Кровавые следы вели на второй этаж.

«Куда ж все делись? — думал Таилег, пытаясь усмирить отчаянное сердцебиение. — Как такое могло произойти здесь, во время священного праздника?!»

Следующее тело — женское, практически разорванное пополам — лежало поперек лестницы. Вопреки инстинкту, что призывал его бежать подальше отсюда, зарыться в нору поглубже и не шевелиться, Таилег на нетвердых ногах шагал вперед.

Ни звука. Только гул снаружи. Там, на свежем воздухе, веселье и смех. Здесь же — зловонная кровавая каша.

Подавляя тошноту, Таилег толкнул дверь четвертой слева комнаты.

Вошел, освещая себе дорогу ярко горящим потрескивающим поленом.

Леглар лежал на кровати и, казалось, спал. Лицо его было почти нетронутым, но все остальное было разодрано на части.

Когда Таилег прислонился к косяку, стараясь не потерять сознание, полено выпало у него из руки и подкатилось, шипя, ближе к кровати.

Из скрюченной ладони Леглара выпал и покатился по полу небольшой желтоватый шарик.

«… — Камень у вас с собой?.. — Найдете — будет ваш…»

Таилег, шатаясь, поднял полено, чтобы не устроить еще и пожара. Вещи Даала были нетронуты, саквояжи и рюкзак стояли целехоньки. Пострадал только обладатель этих вещей. На редкость бессмысленное убийство.

«… — Камень у вас с собой?.. — Найдете — будет ваш…»

Таилег вышел из комнаты. Депрессия, о которой он не вспоминал уже третий день, вновь начала клубиться над его головой, заслоняя собой окружающий мир, отравляя воздух и уродуя лица окружающих. Показалось ли ему или мертвое лицо укоризненно кивнуло ему с пропитанной кровью кровати?

«… — Камень у вас с собой?.. — Найдете — будет ваш…»

Страшно осунувшийся, Таилег брел по коридору, уже не обращая внимания на останки. Его комната была в нескольких шагах. Кровь была повсюду — на полу, на потолке веерами брызг, на стенах, к которым неизвестный убийца прикасался руками. Или лапами? Что это была за тварь?

«… — Камень у вас с собой?.. — Найдете — будет ваш…»

Его комната была разгромлена. Вещи почти не пострадали, но были раскиданы там и сям. Пятна крови — чужой крови — окрасили все в траурные тона.

Камень был у него с собой. Все это время.

«Отдай я его — Леглар был бы жив», — промелькнула мысль. Тяжело дыша, Таилег подошел к зеркалу, откуда на него уставился смертельно бледный, невероятно уставший молодой человек.

«… — Камень у вас с собой?..»

Да, но что в нем теперь проку? Будет ли даром камень, из-за которого пролилось столько крови?

Впервые в жизни Таилег понял, что хочет умереть.

За окнами слышались тревожные голоса, там собирались люди… Таилег оперся о стену, глядя в глаза своему отражению, и легкий туман в голове постепенно уплотнялся.

Легкая серебристая тропинка вспыхнула перед его глазами — словно зыбкая «дорожка к счастью», что ведет к луне, повисшей над водоемом. Вела она в глубины зеркала. Таилег прикоснулся к стеклу — и оно пошло рябью, пропуская его руку куда-то вглубь. Он шагнул вперед, и стекло сомкнулось за его спиной.

…Ноги несли его сквозь шумную толпу, звуки которой почти не доносились до него. Все окружающее воспринималось сквозь дымку — и это было хорошо. Веселье не вызывало отвращения в глубине его сознания, где вновь вспыхивал нездоровый огонь, где миллионы голосов пели — каждый на свой лад — унылую спотыкающуюся песню. Всякий раз, когда он пытался прислушаться к словам, его пробирала дрожь.

Люди обходили его — словно он был бестелесным, неощутимым и невидимым. Оно и к лучшему. Сознание, отупленное кровавыми картинами, болезненно замерло, воспринимая мир урывками. Тело его двигалось само по себе — было странно видеть собственные руки, отодвигающие ветви от лица, ноги, что перепрыгивали через скрытые листвой корявые корни.

Он удалялся прочь от веселья.

Водопадом рухнули сверху разноцветные высохшие листья, и широкие мраморные ступени открылись перед ним, приглашая войти. Полумрак царил в глубине лестничного пролета, и пахло осенью — собранными фруктами, листопадом, дождями.

Таилег не ощутил, как спускался по лестнице… как прошел — или проплыл? — мимо ряда дверей, из-за которых доносились голоса, слышался смех и музыка. Тонкий, печальный звук повис где-то над головой — так кричат некоторые перелетные птицы, делая последний круг над землей, что они готовятся покинуть. Печальный звук, звук прощания.

Руки его толкнули дверь, и яркий свет свечей на миг ослепил. Руки сами собой поднялись к глазам… опустились. Комната была небольшой, и в ней было жарко. Напротив виднелась дверь, на которой было начертано кольцо, состоявшее из двух полумесяцев.

Белого и серого.

И руна Молчаливой посередине.

Листья ворохом лежали под ногами. Свежие листья, издающие летний, сильный аромат, возвращающий к жизни. Он прошелся по комнате. Небольшой столик стоял по правую руку. На нем — ничего, только бокал с густой пурпурной жидкостью.

Руки поднесли бокал к губам.

В горло скользнул жидкий огонь… но чувства по-прежнему не возвращались. «Это сон, — подумал Таилег. — Либо смерть. Кто знает, каковы последние видения умирающего?..»

Дверь напротив распахнулась, колыхнулось пламя свечей, и свежесть летней ночи ворвалась в комнатку, где тяжелым слоем плавал благовонный дым. Ноги направили непослушное тело внутрь, в черноту, навстречу прохладе.

Тьма окружила его.

Не тьма могильника, где тают надежды и глохнет последний стон, но покрывало беззвездной ночи, что утешает и освежает раненую душу. Ветер смахнул с лица его болезненный жар. Таилег вздрогнул — он почувствовал это прикосновение так явственно, как никогда не бывает во сне,

Глаза постепенно привыкали к темноте. Стены высокого, мрачного и непроницаемо черного леса тянулись справа и слева от него. Каменные ступени, вытертые множеством ног, поднимались к небольшому широкому возвышению. Позади возвышения, прямая как стрела, мощеная крупным камнем дорога уходила к горизонту. Тот же ковер листьев лежал под ногами — толстый, безопасный, приятный. Таилег не заметил, когда успел расстаться с обувью, — но двигаться стало еще приятнее, плавнее, бесшумнее.

Женский силуэт отделился от стены леса слева от него.

Звездный свет не позволял увидеть ее лицо. Арсан — просторная накидка, сшитая из множества длинных кусков ткани, позволял ей двигаться удивительно изящно. Она сбежала по ступеням, вздымая быстро опадающую зеленую волну, и подошла к нему вплотную.

Слабый, едва ощутимый лунный свет упал на ее лицо.

Словно разряд пронизал все его существо. Нельзя было указать возраст красавицы, что стояла перед ним. Она была молода — и это все, что понял Таилег. И вновь уверовал, что спит. Смертное существо не могло быть таким невероятно красивым.

Он протянул руку, чтобы коснуться руки прекрасного видения, но она отбежала в сторону и рассмеялась. Звуков он не услышал, мир по-прежнему воспринимался урывками. Запертый неведомой силой в собственном теле, Таилег мог только наблюдать.

И ощутил, как рассеивается, впитывается в поры его сознания черная пелена безысходности, что едва не задушила его там, перед зеркалом.

Он не сразу понял, что девушка танцует. Не слыша звуков, ему трудно было воспринимать танец. Но движения ее были точны и плавны, и каждое из них вызывало смутное ощущение того, что когда-то он это уже видел.

После третьего танца она поманила его к себе, и Таилег побежал (поплыл?) к ней. Четвертый танец они исполняли вместе. Это было странно — ощущать, что двигаешься в незнакомом ритме, видеть густое зеленое покрывало, что стелется под ногами, ловить озорные взгляды и испытывать непонятное чувство того, что так было уже миллионы раз.

Он потерял счет танцам. Да и не пытался считать. Они походили то на пару журавлей, то на стаю волков, что мчатся через лес, то на неистовую бурю, перед которой склоняются самые крепкие деревья. Язык танца, хотя и не сразу понятный, не требовал переводчика.

Неожиданно она замерла, оборвав очередной танец. Луна, очевидно, всходила за его спиной; холодное сияние упало на возвышение, и под ногами их открылись два полумесяца — белый и серый, с неразличимой границей между ними.

Порыв ветра бросил длинные волосы незнакомки ему в лицо, и арсан ее неожиданно превратился в разноцветные листья. Очередной порыв ветра, более сильный, сорвал эти листья и взметнул над их головами шуршащим каскадом.

Новый порыв ветра сделал то же самое и с его одеждой и толкнул в спину, заставляя приблизиться к незнакомке. Таилег смотрел на невозможную, ослепительную красоту и понял, что переживает последние минуты в своей жизни.

Ибо никому не может быть позволено лицезреть подобное безнаказанно.

А затем вязкая тишина, что отделяла его от мира, растаяла, опала и освободила его волю и чувства. Мир нахлынул на него, словно разъяренная штормовая волна. Бронзой отсвечивала кожа девушки, сладкой горечью был полон воздух, и дыхания в горящей груди оставалось совсем немного.

Девушка взяла его руки в свои.

Таилег заметил в глубине ее глаз две горящие искорки — слабый знак какой-то древней, могучей и безжалостной силы, которую можно разбудить, но нельзя успокоить.

Жар заполнил его тело.

И мир разверзся под ногами. Стремительно рухнул и раскололся, открывая под ногами бездну. Таилег не видел никого. Он был тем самым озером, воды которого высосала жадная пропасть, и нездоровый, лихорадочный жар вновь подымался из глубин, чтобы принести с собой страдания, конца которым не было.

Но на сей раз на горизонте появились ярко-лазурные волны. Вода пришла в бесплодную пустыню, которой он стал. Волны приближались с пугающей скоростью, чтобы вернуть в него жизнь, и расплавленный камень двигался ей навстречу — уничтожить воду и укрепить свое могущество.

Томительно бежало время. Словно осужденный, который видит блик от топора в руках палача, Таилег — то, чем он стал, — следил за буйными, живыми волнами, что накатывали со всех сторон.

Яростный расплавленный камень и вода встретились в глубинах его существа. Боль вспыхнула, окрашивая мир в пурпурные тона. Стихия боролась со стихией. Огонь поглощал и разрушал тяжелые волны, превращая их в отвратительный пар и пятная пеплом выжженное добела небо.

Таилег смутно ощущал, как вздрогнуло его тело, в котором сошлись две противоборствующие стихии — внешняя и внутренняя, обе разрушительные, обе неистовые и непобежденные.

Вода и лава отступили, заполнив его дно стонущей, горячей коркой застывшего камня, что покрывалась сеткой трещин и пропускала еще не успокоившийся огонь.

И вновь накатили волны.

И снова боль скрутила его бестелесное существо, и Таилег закричал, хотя никто и не слышал его вопля.

Раз за разом схватывались стихии, и все выше вырастал слой камня. Вскоре уже утес, дымящийся и черный, преградил путь огню, запечатывая его, замуровывая своим весом.

Но волны по-прежнему накатывали. И Таилегу стало страшно, поскольку мощь водной стихии все усиливалась.

Удар — и стонут камни утеса, цепляясь друг за друга, не позволяя жадным волнам растащить их по всему свету.

Удар — и фонтан искрящихся брызг взлетает над утесом, обрушиваясь сверху тяжким молотом, стараясь найти хоть малейшую трещину…

…Таилег открыл глаза. Они все еще стояли внутри каменного кольца, но девушка вновь была облачена в арсан. Огонь, уже усмиренный, постепенно покидал его тело. Тот же знак, кольцо из полумесяцев, слабо светился на ее лбу.

Она что-то сказала на мелодичном, приятном для слуха наречии, но Таилег не понял ни слова. Тогда она коснулась ладонью его лба и тут же обратилась в хоровод искрящихся пылинок, стала дымкой, туманом, ветром.

Таилег стоял один. Четкость и уверенность заполняли его существо. Он вдохнул воздух, упиваясь его ароматом, и сделал шаг с возвышения.

Следующий шаг он сделал уже в комнате.

Ясно ощущая каждую клеточку своего тела, он обернулся, чтобы понять — откуда он здесь взялся, — как вдруг дверь распахнулась и в комнату ворвались люди, молча и страшно.

Несколько клинков прижали его к стене.

Прошла пауза, длиннее которой он не помнил, и низкий, недовольный голос рявкнул откуда-то с лестницы:

— Это он, недоумки. Оставьте человека в покое.

Клинки отодвинулись, и Таилег, ощущая наполняющую его звенящую пустоту, позволил себе упасть на пол и потерять сознание.

— Все в порядке…

Голос донесся словно сквозь толщу воды. Таилег рывком сел, стряхивая с себя обморок.

— Долго я так валялся? — спросил он пространство, и оно отозвалось голосом Рамдарона:

— Несколько минут. Давай, Таилег, поднимайся, у нас сейчас будет очень много забот.

Таилег послушно поднялся на ноги и вздрогнул, увидев отражение в зеркале.

— Когда вы здесь появились?

— Примерно пять-шесть минут после тебя, — ответил вновь появившийся на пороге Тарц. — Проклятье, это не Праздник, как я себе это представляю. Ничего удивительного, что нервы не выдержали, парень. Я такого тоже давно не видел, прямо мясная лавка какая-то. — Он поднес объемистую фляжку к губам и продолжил: — Хорошо, что хозяин этой несчастной гостиницы еще ничего не знает.

— Как это не знает? — изумился юноша.

— Да так. Тут все уже убрали. Тоже, на мой взгляд, без чертовщины не обошлось, — Рамдарон протестующе поднял руку, но промолчал, — прошли какие-то мрачные типы, залили все чем-то дымящимся — и на тебе, ни крови, ни покойников.

— Рамдарон, я выходил из дому? — спросил Таилег, вспоминая свое видение.

— Да нет, — ответил тот, подумав. — Мы тут все обошли, осмотрели все трупы, — Тарц недовольно скривился при этих словах, — потом услышали у тебя в комнате шорох и устроили небольшой штурм. Вот, собственно, как было дело. Здание было уже окружено, так что незамеченным из него было не выйти. А что? Провалы в памяти?

— Вроде того, — ответил Таилег, немного успокаиваясь. Теперь становилось ясно, что его «путешествие» сквозь зеркало было видением. Иллюзией. Сном. Правда, во многих отношениях сном приятным…

— Даал? — спросил Таилег и Рамдарон мрачно кивнул.

— Живого места не было, — пояснил он на словах. — Его мы чистильщикам не отдали. Сами похороним, позже.

— Я знаю, кого бы я похоронил, — начал Иррген, но с той стороны двери что-то заскреблось.

Кот ворвался в комнату, оставляя за собой влажные следы, и остановился перед своим хозяином, полностью выйдя из невидимости. Прошелся перед ним, прижав уши к спине и выразительно поматывая головой. Фыркнул и покосился на свидетелей пантомимы. Повторил ее еще раз. И сел, нервно подергивая усами.

— Так. — Рамдарон думал очень недолго. — Таилег, Тарц, следуйте за котом. Я постараюсь предупредить Наблюдателей и вызвать подмогу.

Кот тут же сорвался с места и исчез.

— Что я тебе — птица, мчаться на такой скорости? — недовольно заворчал Тарц.

— Что, собственно, все это означает? — спросил Таилег, пристегивая пояс и несколько устрашающе выглядевших предметов на пояс, на спину или в карманы. — Что у нас, война?

— Примерно, — ответил Рамдарон, уже выходя наружу. — Кот нашел следы того, кто устроил здесь беспорядок.

— И где же это чудо природы? — недоуменно произнес Тарц, глядя во все стороны. Улица по-прежнему была пустынна. Как в таких условиях удалось быстро убрать трупы, да еще не поднимая паники, Таилегу было не вполне понятно. Ладно. Потом подумаем.

— Вот он! — Таилег указал на слабо выделявшийся силуэт, что сидел под деревьями шагах в двухстах от них и нетерпеливо подергивал хвостом.

— Нет, так не пойдет, — запротестовал толстяк, — я в темноте видеть не умею. Да и бегать не очень-то мастак.

— Погоди. — Таилег поднял руку, всматриваясь в темноту. По траве бежали слабо видимые, но постепенно проявлявшиеся серебристые нити. Те самые, что увели его в глубь зеркала.

— Иди к Храму, — сказал он опешившему Ирргену и протянул тому фонарь. — Беги как можно быстрей и предупреди их — пусть держатся подальше. Сдается мне, там будет жарко.

Почему это пришло ему в голову, Таилег не знал. Знание выкристаллизовалось у него в голове, как отпечаток, картина, понятный и законченный образ. «Почему» — он не знал. Он знал, «что» и «где».

После чего бросился бежать, следуя вдоль нити, — эту дорогу выбирал и кот. Как он ее видел и видел ли — Таилегу было неизвестно. Кроме едва слышного скрипа кожи, из которой была сшита куртка, звуков он почти не издавал. Кот несся рядом, обгоняя человека и выжидательно поворачиваясь — не отстал ли? Таилег ощущал его по раздвигаемым травинкам: кот предпочитал оставаться «невидимым».

Пыхтение Тарца скоро осталось позади.

Они миновали небольшую рощу, обогнули озерцо, и тут серебристая «нить» раздвоилась. Кот, не задумываясь, выбрал правую и понесся дальше. «Как он только не устает!» — удивился Таилег. Впрочем, впору было задуматься, почему он сам не ощущает усталости.

Сила вскипала в нем серебристыми пузырьками, и память неожиданно возвращала его в подземелье, в пещеры, в те минуты, когда он, замерзший, лежал у огня и наслаждался волнами жара. Примерно так же Таилег ощущал себя и в этот раз.

Замечтавшись, он едва не споткнулся о кота. Тот встал, неожиданно и непонятно, и повел ушами. Покрутил головой, повернул к человеку горящие глаза и беззвучно открыл и захлопнул пасть.

После чего исчез — слился с окружающим фоном, растворился в траве, не оставив после себя ничего.

Серебристая нить вилась, ныряя и взлетая по неровностям почвы, доходила до невысокого холма и уходила куда-то дальше.

Таилег заметил какие-то белые выступы над гребнем холма, и тут его осенило.

Он смотрел на тыльную сторону Храма.

Чуть впереди, возле небольшого оврага, нить вновь раздваивалась — на этот раз одна из ветвей убегала в противоположную от Храма сторону, куда-то вниз, в сумрачный и пустынный теперь лес.

Он тихонько извлек из кармана ромб.

Зеленоватые волны плыли по его поверхности.

Вроде бы ничего страшного.

Таилег ощущал, как поднимается ветерок. За спиной его затянутое легкими облаками небо начало покрываться прорехами. Лунный свет, белый и пронзительный, то освещал притихшую землю, придавая пейзажу ощущение нереальности, то вновь погружал ее в тень.

Таилег направился по правой «нити». Шел он довольно долго, пока не увидел заросли орешника по левую руку от себя. Он остановился у небольшой поляны, сразу за которой деревья вставали плотной и — в окружавшей темноте — непроницаемой стеной.

Тихая музыкальная нота — птицы ли, инструмента ли? — коснулась его слуха. Ему казалось, что тени от травинок и кустов, которые то проступали в лунном свете, то вновь пропадали, взывают к нему, безмолвно говорят о чем-то.

Таилег стоял, сжимая в правой руке оружие, когда легкий хруст — Таилегу посреди практически полной тишины он показался громче грохота камнепада — прозвучал за его спиной. Таилег повернулся, извлекая левой рукой цепь и готовясь ударить кинжалом.

За его спиной из зарослей какого-то колючего и удивительно цепкого кустарника выбрался Леглар Даал.

Таилег на несколько секунд потерял дар речи. Перед ним действительно стоял Даал — живой, исцарапанный и злой. Несколько секунд он следил, как юноша прячет кинжал в ножны, и только усмехнулся в ответ.

Они долго не шевелились, глядя друг другу в глаза.

— Я думал, что тебя убили, — произнес Таилег, не отводя взгляда.

— Я тоже, — было ответом. — В последнее время это, похоже, входит в привычку. Ты видел призрака?

— Какого еще призрака.

— Того, что разодрал меня на части, — спокойно пояснил Даал. — Я просыпаюсь, вижу, что лежу в каком-то болоте, — обоняние и зрение Таилега подтверждали эти слова, — а эта жуть примостилась совсем рядом и воду лакает. Я чуть снова не умер, как увидел его…

Шутка вышла невеселой.

— Как ты здесь оказался? — шепотом продолжал Даал, видя, как озирается его ученик.

— Кот привел, — пояснил Таилег и повалил Даала на землю. Прошептал тому на ухо: — Видишь?

Даал видел. Прижимаясь к кромке деревьев, на расстоянии полумили от них двигался странный силуэт, на вид сотканный из множества серебристых огоньков. Силуэт то припадал к земле, то вставал на задние лапы, постепенно приближаясь к ним.

Таилег вновь посмотрел на ромб и ужаснулся. Поверхность его была ярко-пурпурной, только кромка была молочно-белой. На таком расстоянии!

— Минуты через три он будет здесь, — прошептал Даал. — Что будем делать?

— Понятия не имею, — ответил Таилег. — Остается надежда, что Рамдарон или Тарц успеют позвать на помощь. Если это он тебя так разделал, то больше чем на минуту мы его не задержим.

— Соврал я тебе, — грустно признался Даал несколько секунд спустя. — Веселого праздника не получилось…

Таилег вновь прижал палец к губам и прислушался. Даал скользнул к тропинке, по которой Таилег пришел на поляну, и пригляделся. После чего встал в полный рост и произнес:

— Пришла…

Голос его выдавал ужас, смешанный с восхищением.

Крохотная фигурка двигалась откуда-то со стороны деревни.

Даже на почтительном расстоянии Таилег разглядел арсан — такой же, как в его видении. Холодок пробежал по его затылку. Фигурка скользила по траве, изредка приостанавливаясь, чтобы погладить травинку или ветку куста.

Таилег смотрел, и какая-то странная несоразмерность бросилась ему в глаза. Понаблюдав, он понял, какая именно.

Силуэт был детский.

Даал оглянулся и указал пальцем в сторону медленно приближающегося призрака.

— Я, кажется, знаю, кем он решил закусить. Таилег обомлел.

— Богиней? Ты с ума сошел!

— Она станет богиней, только когда войдет в Храм, — возразил Леглар яростным шепотом. — А до тех пор она почти не отличается от человека. Виноват, от карлика. Пошли!

И он кинулся бегом, стараясь перехватить малышку прежде, чем она достигнет развилки «нитей».

Таилег кинулся следом, на бегу оглядываясь и разматывая длинную цепь. Хорошо, если она сможет удержать тварь с полминуты. Судя по царапинам на дереве и по ранам, силы существа были чудовищны.

Силуэт заметил их — теперь уже всех троих, так как двигался в их сторону. «У нас будет очень мало времени, — размышлял Таилег холодно. — Потом это придет и начнет нами ужинать. Вот ведь невезение! Каков выбор — позволить сожрать воплощение Молчаливой — за что богиня, надо полагать, благами не одарит — либо самому стать закуской, в надежде, что Молчаливая успеет скрыться».

Таилег верил в перевоплощение, но блага этой жизни ему казались несколько более убедительными.

Впрочем, выбора, конечно, не было.

Девочка остановилась и посмотрела на незнакомцев, преградивших ей дорогу. Даал хотел было что-то сказать про опасность, про охрану и все такое прочее, но язык застрял у него в горле.

От робости.

В чем Даал даже себе самому признался очень не скоро.

Таилег, изо всех сил стараясь не оглядываться, извлек небесный камень и встал перед девочкой на колени.

Та повернула к нему голову, и Таилег узнал ее лицо. Он видел его совсем недавно… только где? На корабле, где подарил ей булавку, или в безмолвном лесу, у ступеней, ведущих к каменному кольцу?

Девочка улыбнулась ему и коснулась ладошкой лба. Слов, которые она произнесла, Таилег не понял, но прозвучали они, подобно музыке. Ошеломленный Даал, который стоялрядом и не знал, куда девать руки, увидел, как на лбу Таилега разгорается кольцо, состоящее из двух полумесяцев.

Белого и серого.

А Таилег увидел искорки в глазах девочки и ощутил скрытую в них силу… которую скоро, возможно, разбудят.

На благо или на великие беды.

Он протянул девочке камень, серебристые прожилки которого искрились под луной, и наклонил голову.

И неожиданно время замерло.

— Еще не поздно передумать, — прожурчал хорошо знакомый Таилегу голос.

Таилег и не подумал оборачиваться.

— Боюсь, что ты опоздал, приятель. Искренне надеюсь, что увижу твою шкуру, прибитую к чьей-нибудь стене.

Он вроде не произносил слов вслух, но отдавались они у него в голове раскатисто и звучно.

— Ей он ни к чему, — не унимался голос. — Для нее это еще одна безделушка. Для моего повелителя — спасение от многих несчастий. Отдай камень, человек, и я не трону ни вас, ни ее.

— Я уже предложил тебе поискать его и помню, что ты сделал с теми, кто был поблизости.

— Жизнь одного человека ничего не значит, — прошелестел голос, и металл зазвучал в нем — металл и шум надвигающейся бури. — Твоя подружка играет чужими жизнями так же, как и я. Отдай камень, человек, и ты не пожалеешь.

— Нет, — ответил Таилег, и время вновь возобновило свой ход.

Девочка взяла камень в руки, и тот на миг вспыхнул синим пламенем. Пламя угасло, но камень принялся менять форму, оплывая серебряным облаком, вытягиваясь и утончаясь.

И непонятный, мягкий и высокий голосок на миг ворвался в сознание Таилега. Два слова произнес этот голосок, и Таилег не понял — ему ли принадлежит этот голос, его противнику, Молчаливой или кому-то еще:

«Выбор сделан…»

Из оцепенения Таилега вырвал истошный крик Леглара:

— Берегись!..

Таилег обернулся, загораживая собой девочку. Силуэт лился к ним, перепрыгивая через кусты. Он мчался быстрее самого быстрого скакуна, и очертания чего-то могучего, косматого и обладающего парой горящих глаз все явственнее проступали из серебристого вихря.

В бою время движется очень медленно.

Даал уже понял, куда направляется силуэт, и, осторожно подхватив девочку на руки, прыгнул через кусты, чтобы убраться с пути несущегося существа.

Таилег же взмахнул цепью, что запела, как натянутая тетива, и метнул свой снаряд в ноги надвигающемуся врагу, откатываясь в сторону.

Тяжелая лапа свистнула возле его уха, забирая с собой прядь волос.

Громко щелкнула о камни опутавшая противника цепь.

Страшный вопль боли — смесь стона, рычания и шипения — едва не оглушил Таилега. Существо корчилось, пытаясь сорвать с себя цепь; там, где блестящие звенья касались его плоти, та дымилась, сгорала и таяла, наполняя воздух отвратительным смрадом.

«Серебряная цепь, — подумал Таилег ошеломлено. — Быть того не может… она только что была стальной!»

Тут он осознал, что еще жив, и оглянулся, пока было время оглядываться. Со всех сторон к их холму бежали люди. Даал мчался к холму с девочкой на руках. «Правильно, — подумал Таилег, извлекая метательные стрелки и кинжал. — Неси ее в Храм, пока есть время».

Огоньки показались со всех сторон долины.

Приближалась помощь.

Цепь жалобно хрустнула, и существо с ревом поднялось на ноги, готовое обхватить обжигающий металл лапами, порвать его, броситься за добычей. Даал бежал медленно… бесконечно медленно…

Неожиданно трава всколыхнулась под ногами у чудовища, и оно кубарем полетело наземь. Таилег разглядел два глаза, мелькнувших в траве. Кот! Надо же, какой храбрец. Лишь бы его лапой не достали…

Цепь трещала и рвалась, а помощь была еще так далеко…

— Та-а-аилег!

Голос сзади. Таилег отступил на шаг, оглядываясь, и увидел, как Даал принимает из рук девочки и бросает ему что-то длинное, блестящее, тонкое — то ли веретено, то ли небольшой жезл.

Существо снова попыталось подняться, но пробежавший под ним кот вновь уронил его. Взметнулась дымящаяся лапа… но кота уже и след простыл.

Цепь со звоном развалилась на куски.

Таилег видел, что предмет до него не долетит, — Леглару было неудобно бросать его левой рукой. Он прыгнул вперед, искренне мечтая не удариться головой о какой-нибудь пенек.

Схватил предмет. Ни дать ни взять имитация кинжала — длинный тупой клинок, широкая рукоять, письмена, бегущие по плоскости клинка…

Позади него чудовище уже приседало, чтобы прыгнуть, и Таилег со страхом заметил, что раны от цепи успели затянуться.

Он прыгнул вперед, уворачиваясь от взмаха лапы, и швырнул предмет, не глядя, в своего противника, подымаясь на ноги и готовясь отступать, прыгать, маневрировать.

Чудовище замерло, и глаза его, горящие в темноте, начали остывать.

«Кинжал» лежал перед ним, темная капелька крови виднелась на его острие, но Таилег не отважился бы подойти и поднять его.

Время постепенно ускоряло свой бег, возвращая юношу в прежний мир. Тарц подбегал с целым отрядом мечников (где он их собрал?) слева, а справа подходил Рамдарон с оравой местных жителей. Хоть и были последние вооружены чем придется, Таилег не минуты бы не считал их воинство ничтожным.

Существо неожиданно рухнуло вперед (Таилег успел отпрыгнуть) и рассыпалось в прах. Таилег осторожно погрузил руку в буроватый пепел и извлек «кинжал». Поднял его над головой, показывая всем вокруг.

Тишину разорвали торжествующие вопли.

А девочка, жестом велев Даалу опустить себя на землю, улыбнулась, соединяя ладони вместе, и поманила Таилега пальцем.

К Храму они шли втроем, ощущая на себе восторженные взгляды.

Когда до ступеней Храма оставался один шаг, девочка отпустила руки своих сопровождающих и посмотрела им в глаза.

Оба немедленно опустились перед ней на колено.

Девочка долго глядела Даалу в глаза, затем велела им обоим подняться и сделала несколько шагов по лестнице. Тишина была полной — окружающая их многотысячная толпа не издавала ни звука.

После чего обернулась и поклонилась Таилегу.

Как равному.

Когда Молчаливая скрылась в месте, где ей ничто уже не могло угрожать, сотни рук подхватили Даала и его ученика и с триумфом понесли их к тому месту, где состоялась битва.

— Долго же я вас искала, — произнесла Кинисс, выныривая из группы желающих посмотреть на защитников богини поближе. Тем же не было конца, и голова у Даала и Таилега начинала кружиться. — Ты делаешь успехи, юноша, — кивнула она Таилегу. — Кажется, ты мечтал прославиться?

Таилег вспыхнул… но понял, что в интонациях рептилии не было и следа насмешки. Он действительно мечтал прославиться. Разумеется, оставаясь при этом живым.

Неужели он добился, чего хотел?..

Рептилия не дождалась ответа и шепнула что-то на ухо Даалу. Тот кивнул, и Кинисс так же ловко исчезла в толчее.

Когда выяснилось, что поток желающих выпить, перемолвиться парой слов или просто поглазеть на новых героев и не думает иссякать, Леглар забрался на пустую бочку и обратился к благодарной публике:

— Друзья! Эта ночь весьма утомила нас. Не сочтите за невежливость, но нам нужно отдохнуть. Те из вас, кто не сможет выпить вместе с нами, смогут по крайней мере выпить за наш счет в гостинице «Золотая стрела».

И слез под бурные аплодисменты.

Теперь им не мешали двигаться сквозь толпу, хотя и не торопились оставлять их в покое.

Спустя каких-нибудь двадцать минут друзья вышли на свежий воздух.

— …Ты им всерьез обещал выпивку за наш счет? — спросил Таилег тихо, когда случайные уши оказались достаточно далеко.

— Естественно, — кивнул Леглар. — А ты что, считаешь, что в обязанность героев входит только совершать подвиги и предпринимать триумфальные шествия? Э нет, ученик, дело гораздо хуже. Сейчас мы с тобой обошлись только расходами на выпивку (для каждого участника Праздника! — съязвил Таилег), и все. Порой бывает и хуже.

— Может быть что-то хуже?

— Разумеется. — Даал нырнул под тяжелые ветви дуба, что неожиданно возник у них на дороге, и углубился в чащу. Таилег не отставал, — Иногда приходится доказывать, что подвиг совершил именно ты. И мне знакомы случаи, когда лжегерои становились всеобщими любимцами, а подлинные виновники торжества с позором изгонялись. Если не прощались с жизнью.

— Похоже, ты преувеличиваешь, — неуверенно возразил Таилег. — Как такое может быть?

— Да очень просто. Представь: ты — местный житель, какой-нибудь помощник местного кузнеца или мелкий торговец. Хватает тебя однажды некий благородный рыцарь и говорит: помоги-ка, дружище, на дракона поохотиться. Мы тут с войском в засаде сядем, а ты забежишь к нему в пещеру, выманишь наружу — и дело в шляпе. Риск, конечно, но мы тебе аж десять золотых заплатим.

— И что дальше?

— А дальше ты залезаешь в нору, видишь там тихо-мирно спящего дракона, стукаешь его чем-то острым по голове и убегаешь. А тут, как назло, дракону на голову падает камешек, размером с полдома — все от того, что дракон обозлился и хвостом дернул, — и конец ящеру. Ну тут-то ты, довольный, и выходишь: все, мол, господа рыцари. Нет больше вашего дракона.

— И все? — скептически усмехнулся юноша.

— И все. Хорошо еще, если они тебе заплатят — медяк-другой, а не то и попросту стукнут камушком и закопают невесть где. Честь и слава, естественно, благородному рыцарю. Догадываешься, что будет с таким торговцем, вздумай он правды искать?

Таилег долго молчал. Кусты, сквозь которые они шли, становились совсем непролазными, и времени на обдумывание ответа оставалось не слишком много.

— Даал, ты только что сочинил эту сказку. Не поверю, чтобы масса таких совпадений могла происходить в действительности.

— Может, — возразил Даал. — Я, кстати, и был тем местным жителем. А начинал я помощником у своего отца, между прочим. Продавал ножи, зеркала, всякую мелочь. Так-то.

— А что стало с тем благородным рыцарем? — спросил Таилег ехидно, надеясь увидеть смущение на лице своего наставника.

— Понятия не имею, — отозвался тот безразлично. — Может быть, как-нибудь и выбрался наружу. Да и не в нем дело, Таилег. Я хотел сказать, что за подвиги платит больше всего сам герой. Запомни это и не старайся бороться с этим законом природы.

Еще некоторое время они продирались сквозь совсем уже непролазную чащу, пока Таилег не взмолился:

— Куда мы идем? Неужели не было дороги покороче?

— Может быть, и есть, — отвечал тот, с проклятиями отцепляясь от куста терновника. — Но мне она неизвестна. Да не беспокойся, тут идти минут десять.

Выяснилось, что идти было все полчаса.

— …Все здесь, — произнесла Кинисс. Таилег обернулся. Холм, на котором они все собрались, был единственным свободным от деревьев островком на мили вокруг. Рядом с ним стояли Даал, Рамдарон со своим котом, Тарц и Ташшилен. Кроме них, поодаль стояло человек двадцать — все сплошь маги, высокопоставленные клерики и представители других сил, о существовании которых Таилег раньше и не догадывался.

К Кинисс и ее компании они, правда, не подходили. О чем-то совещались, рассматривали какие-то бумаги, возились с загадочным снаряжением.

— Зачем мы здесь? — спросил Таилег, когда Кинисс закончила переговариваться с Даалом и отошла в сторонку. Все остальные его новые знакомые устроились прямо там, где сидели. Тарц, как выяснилось, не преминул запастись выпивкой и закуской, так что для него — и для всех окружающих — Праздник продолжался.

— Кинисс… — Нужные слова не приходили к нему на язык, пока вдруг пелена усталости не сошла и понятия не появились сами собой. — Кинисс Адор… — Рептилия подняла голову и посмотрела на него как-то странно. — Зачем мы здесь? — Таилег понял, что говорит на языке хансса. Леглар, что присоединился к Тарну и держал в руке оловянную кружку, вздрогнул и посмотрел в его сторону.

— Затем, чтобы избежать ненужных жертв. — Кинисс ответила ему на языке своих соплеменников и посмотрела на Таилега с нескрываемым любопытством. — То, что случилось в Киннере, скоро случится здесь. Я постараюсь забрать вас с собой, прежде чем вы исчезнете.

— Зачем?

— Странный вопрос, Таилег Адор. — Кинисс прикоснулась к его запястью двумя когтями. — Кто знает, куда вас забросит на этот раз? Не вы одни сейчас вовлечены в непонятные и жуткие события. Но вы лучше всех остальных знаете, что происходит.

— Я ничего не знаю, Кинисс. Все само обрушивается на меня.

— Верю. Но нужно, чтобы ты рассказал все, что знаешь. Все, — подчеркнула она интонацией. — У нас мало времени. Я объясню позже.

Она коротко отсалютовала ему (жест вынужденного прекращения разговора, отметил про себя Таилег) и направилась к группе тех, кто продолжал совершать какие-то непонятные приготовления.

…Таилег присоединился к товарищам по несчастью.

И вовремя. Бочонок у Тарца вот-вот должен был опустеть. Когда Таилег отпил первые несколько глотков, Леглар запустил в пространство обглоданную цыплячью косточку и спросил его тихо:

— Где ты так научился разговаривать с ними?

— Как-то не задумывался, — честно ответил Таилег.

— Вот оно что, — протянул Даал. — Слушай, я всерьез предлагаю тебе поучить меня чему-нибудь. Я закрыл глаза — и можно было подумать, что говорят двое хансса. Небеса, ты даже интонации употреблял те же самые!

— Для начала я хочу отдохнуть, — возразил Таилег. — По-настоящему. И если ты меня снова заманишь для этого на какой-нибудь Праздник — клянусь Владыкой Воров, Леглар, я намну тебе бока! Во всяком случае, постараюсь это сделать.

— Договорились, — весело рассмеялся Даал и хлопнул его по спине, — В следующий раз сам выберешь, где отдыхать. И тогда…

— Даал, — произнес Элларид за его спиной, — посмотри-ка на небо.

Все тут же уставились в зенит.

Темная точка возникла над ними, на головокружительной высоте. Она росла, наливаясь синим и черным, превратилась в сложную многозубчатую чашечку, и тонкие, почти невидимые, иссиня-черные «лепестки» принялись постепенно тянуться от чашечки к земле.

Кинисс возникла рядом в мгновение ока. Сосредоточилась, и перед ней в воздухе вырос мерцающий овал — достаточный, чтобы в него вошел человек.

— Все внутрь, быстро! — приказала она, и даже Тарц, постоянно принимавший в ее присутствии кислое выражение лица, не стал перечить.

Последним в портал вошел Рамдарон, держа на руках шипящего Даррилхоласса.

Глава четвертая СУМЕРКИ

Таилег!

Голос, что вывел его из оцепенения, принадлежал Рамдарону.

— А? — Юноша поднялся с обширного дивана, протирая глаза. Свечи в канделябрах, что стояли поблизости, укоротились почти вдвое. Книга, которую он читал, валялась на полу.

— Сейчас! — ответил юноша, тщетно пытаясь откашляться. В замке, который служил им пристанищем, по-прежнему жили сквозняки и коварно лишали голоса всякого, кто осмеливался разгуливать, не одевшись как следует.

Путь до двери в два человеческих роста высотой длился вечность. Ныли суставы, прихваченные сквозняком, и координация после сна на жестком диване оставляла желать лучшего.

Рамдарон вошел внутрь, по-прежнему в своей походной одежде. Как объяснил он однажды, прогуливаться по пещерам надо одевшись так, чтобы не было холодно. Тот, кто об этом забывает, живет недолго.

Говорилось это в присутствии слуг — надменных и лишенных всяких эмоций. Как и на Континенте, в старинных замках поколения прислуги сменяли друг друга, как и поколения хозяев. Таилег готов был поклясться, что в тот момент, когда Рамдарон впервые сравнил замок с пещерой, на лицах лакеев отразилась на какой-то миг новое чувство.

Весьма нелестное чувство.

Однако слуги были не более чем привычным дополнением к замку, снят последний был за немалые деньги, так что каждый из новых жителей Нинцора (так звался и островок где-то на западе Архипелага, и сам замок) мог весьма вольно отзываться о прошлом, настоящем и будущем своего нового жилища.

Дверь за Рамдароном захлопнулась, и Таилег поспешил к камину — разжечь огонь. Звать слугу он не хотел: во-первых, не имел привычки, а во-вторых, многие их разговоры не предназначались для посторонних ушей.

— Как это можно, — приговаривал он, стуча зубами. — На улице тепло, а здесь такой зверский холод!

— Ты еще не бывал в здешних темницах, — охотно поддержал разговор археолог. — Я туда заглянул — вот уж поистине безнадежное место! Местами даже кости валяются в камерах. Не иначе, реклама для интересующихся…

— А что? Это здесь, на Юге, феодалы мало что значат. А на Севере еще очень даже много значат… и у них, наверное, темницы не пустуют… Может, гостил один такой недавно.

— Возможно. — Рамдарон придвинул к камину два массивных кресла и в одно из них уселся сам, подставив ноги постепенно разгорающемуся пламени. — Хочешь намек? В здешних подвалах полным-полно потайных дверей и каких-то загадочных щелей. Из некоторых при достаточном воображении можно услышать и стоны.

— Намек понял. — Таилег забрался в кресло и натянул плед по подбородок. Плед был тем самым. — И шагу туда не ступлю.

Рамдарон рассмеялся.

Долгое время они сидели, вдыхая с наслаждением смолистый дым и вслушиваясь в потрескивание. В дымоходе тихонько подвывал ветер.

— Где твой кот? — нарушил тишину Таилег спустя десяток минут.

— Даррилхоласс? Да вон он, лежит между нами.

Юноша повернулся и всмотрелся в пустое, темное и пыльное пространство между их креслами. Отблески пламени то освещали блестящий, отполированный паркет, то вновь оставляли его в тени. Спустя минуту-другую он различил слабо очерченный дрожащим воздухом силуэт чего-то длинного и мохнатого, лежащего к огню лапами.

Кот, похоже, спал.

— Я, кажется, скоро научусь находить его, — произнес Таилег, принимая прежнюю позу. — Как это ему удается, быть почти невидимым?

— Я пытался это выяснить, — пожал плечами археолог. — Считается, что мозаичные коты обладают псионическим даром и «глушат» восприятие у всех, кто рядом.

Таилег извлек ромб, подаренный ему неизвестным в маске, и поднес поближе к коту. Свечение ромба не изменилось.

— Неправда, — произнес Таилег с удовлетворением. — Псионика тут ни при чем.

— Да я знаю, что ни при чем. Пытался как-то раз записывать его на килиан. Ничего не вышло. Местами только глаза и получились… и то, когда он на меня смотрел.

— Чем же он тут питается? Что-то я не помню, чтобы ты его кормил.

— Странные вопросы, юноша. В двух шагах от замка начинается лес. Мозаичные коты, кстати, раньше водились почти повсеместно. Так сказать, были хозяевами животного мира.

— А потом?

— А потом пришли люди.

Таилег промолчал. В последнее время свет клином сходился на людях. Куда ни брось, во всем были виноваты люди.

— Ладно, не заводись, — Рамдарон привстал и бросил в огонь еще одно полено. — Тебя так вырастили — в убеждении, что Человек всегда отличается от окружающего мира в лучшую сторону. Вот тебе и обидно.

— А тебе не обидно? Послушаешь Кинисс или еще кого из их команды: «люди разрушили природу, люди истребили животных, люди то, люди се…»

— Ну и что? Так ведь оно и есть.

— Странно слышать это от человека.

— Таилег, — Рамдарон повернулся к нему лицом, продолжая улыбаться, — когда-то я стал археологом, чтобы показать: люди во все времена были лучше всех. Могущественнее всех. Культурнее всех. Я этим занимался более тридцати лет, так что кое-что могу позволить себе утверждать.

— И что же?

— И ничего. Через десять лет я понял, что люди — лишь пылинка на лице Ралиона. Мелочь. Жемчужина, конечно, но лишь одна из большого узора. Мне было очень обидно. Я даже заподозрил, что другие расы в отместку уничтожали все доказательства человеческого превосходства. В отместку.

Наступило молчание.

— А потом я понял, что мы всего лишь занимаем свое место. Которое нам уступили — кто с боями, кто по доброй воле. Можно считать это страхом перед людьми. А можно — выражением доброй воли. Кому как нравится.

— Так что же, мы хуже всех?

— Таилег, тебе пора бы перестать делить мир на белое и черное.

— И все же? Ты сам-то что думаешь?

— Я? — Рамдарон протянул руку и налил легкого яблочного вина им обоим. Подумал, добавил в оба бокала щепотку каких-то пряностей и капельку лимонного сока. — На, попробуй. Я вообще еще не умею думать.

— Шутишь?

— И не думал. — Рамдарон усмехнулся, — Прости, проговорился. Думать, юноша, надо уметь. А чтобы уметь, надо учиться. У нас на островах учиться было негде. Я вообще был сыном сапожника, и мне думать не полагалось по определению.

— Сыном сапожника. — Что-то мелькнуло в сознании Таилега, но не оформилось в мысль.

— Да… Так что думать, приятель, порой приходиться учиться через унижение. Для меня осознать, что моя раса вовсе не венец творения, было большим унижением. Да и остается им, по большому счету. Тебе, правда, довелось немало пережить, так что и думать пора уже.

— И все же? Рамдарон? Скажи откровенно — по твоему мнению, мы лучше всех или хуже всех?

— Мы нужнее всех. — Рамдарон одним глотком осушил свой бокал и содрогнулся. — Ух как продирает… Мы нужнее всех, Таилег. Иначе ни одна раса не стерпела бы нашего существования после всего того, что мы сделали с нашим миром. А почему мы нужнее всех — этого я пока не понял.

— Нужнее всех, — повторил Таилег, встал с кресла и подошел к окну.

Свинцово-серое небо на востоке приобрело чуть розовый оттенок и заметно посветлело.

Начинался последний день осени.

Прогулка по островку приносила Таилегу заметное облегчение. Ему самому было странно: стоило отказаться выполнять чьи бы то ни было «особые поручения», как даже странные и могущественные Наблюдатели оставили его в покое. Этот островок, рекомендованный ими как «самое безопасное место», конечно, можно было рассматривать как ссылку…

Но никаких трюков, уговоров, воззваний к чувству долга…

Черная мгла, что выжигала в нем тягу к жизни еще две недели назад, ушла в прошлое. Осталась лишь усталость… она тянулась и тянулась. И человеческое общество. Таилег по-прежнему не мог находиться в нем.

В обществе нелюдей он ощущал себя лучше. Сам он никому в этом не признавался. Кроме самого себя. Внутренний голос, некогда заносчивый и всезнающий, стал появляться лишь изредка и стал на удивление сговорчивым. Например, он не протестовал против одиночества.

Правда, есть Рамдарон, Даал, Тарц… Может быть, они — исключение из мира людей, который постепенно становился чужим?

«Или они тоже уже не люди?..»

Таилег споткнулся, услышав знакомые насмешливые нотки. А это чей голос?

И почему — «тоже»?

Так же неожиданно, как она нахлынула и смяла его жизнь, чужая воля оставляла его. Таилег по-прежнему был утесом, выросшим на умершем озере, и огонь под его корнями еще не сдавался.

И он занялся чтением, языками, размышлениями. Прошло всего пять дней, и новое увлечение захватило его. Осень и зима на Нинцоре были мягкими, прохладными, легко переносимыми. Они так же побуждали разум действовать, как лето — отдыхать.

— Рамдарон, почему ты не уехал? Силуэт за столом пошевелился. Рамдарон, который листал один из толстенных справочников за столиком в гостиной, пошевелился и вопросительно поднял брови.

— В смысле?

— Тарц уехал к себе на Запад. Даал сидит в Оннде и о чем-то беседует с прорицателями. Я сижу здесь, потому что мне противно быть среди людей. А ты?

— А я изучаю этот островок, — ответил археолог серьезно. — Здесь, как и везде, мне есть работа. Археологи как историки или домохозяйки: работа у них никогда не кончится.

— Я серьезно, Рамдарон.

Лежавший рядом с седовласым Даррилхоласс выпал из небытия, шумно лизнул переднюю лапу и сел, глядя выпуклыми глазищами на Таилега. Фыркнул и вновь исчез.

— Ладно, скажу. Я все еще надеюсь получить от тебя приглашение посетить Мраморные города.

Полено выпало из руки Таилега и больно ушибло ему ногу.

— Я не могу пригласить тебя туда, — сказал он холодно, и что-то теплое шевельнулось внутри него. — Ты прекрасно об этом знаешь.

— Знаю. Но ты знаешь того, кто может меня пригласить.

Таилег долго молчал.

— Откуда ты знал, что я… — Таилег смутился и сел с размаху прямо на пол. — А если я откажусь?

— Я не гордый. Я подойду к тебе попозже, когда ты передумаешь. Я одержимый, Таилег, как и ты. Ты — своим одиночеством и жалостью к себе. Я — руинами и останками. Знанием.

Таилег подавился от ярости.

— Ты делаешь слишком поспешные выводы, Рамдарон, — сказал он медленно, сжимая руки в кулаки. — С чего ты взял, что я жалею себя?

— Да у тебя это на лбу написано. Неужели ты не видишь, что с тобой обращаются как с ребенком? Капризным ребенком, непослушным ребенком? Ты сказал Наблюдателям: «Чихать я на вас хотел!» — и они повиновались. Небеса, Таилег, неужели ты думаешь, что они тебя испугались?

Таилег молчал. Ярость закипала в нем все сильнее. То, что Рамдарон был прав, не придавало ему радости.

— Значит, я должен вернуться к ним и заявить — извините меня, я с радостью сделаю все, что скажете? — язвительно произнес юноша. — И не подумаю, Рамдарон. Что скажешь?

— Ничего не скажу. — Рамдарон вернулся к изучению толстенного тома. — Я вообще жду от тебя одной-единственной вещи, коллега. И мне безразличны и Наблюдатели, и весь остальной мир, и ты в том числе. Жалеть тебя я не собираюсь. Мне самого себя жалко. Так что продолжай.

Что-то сломалось внутри Таилега, но ярость еще блуждала в крови. Он с грохотом швырнул полено в камин и ушел к себе в комнату.

Дверью, однако, не хлопнул.

— Что скажешь, Даррилхоласс? — спросил Рамдарон тихонько. — Поправляется наш приятель или как?

Два сонных глаза поглядели на него, затуманенные и недовольные, и скрылись вновь.

— …Сумерки, — сказал Рамдарон задумчиво, внося в столовую запыленную бутыль с киннерским вином. Таилег, который не на шутку испугался своего нового пристрастия — пристрастия к вину, — успокоился, когда осознал, что такими винами напиться до беспамятства нельзя.

Просто столько не влезет. Как невозможно объесться приправами.

Таилег пошевелился. Несколько дней он не разговаривал с Рамдароном, однако кот, напротив, проникся к нему расположением. Как Таилег ни старался просачиваться в комнаты незаметно, рано или поздно возле его колен возникал довольный Даррилхоласс и принимался смотреть на него.

Просто смотреть.

Гнать его Таилег не осмеливался. По легендам, один мозаичный кот мог без труда одолеть дюжину опытных бойцов и ему вовсе не хотелось убедиться в этом на собственном опыте.

— …Что ты сказал? — спросил он, протягивая руку за бокалом. Рамдарон настолько хорошо разбирался в винах, что у Таилега начало складываться нехорошее ощущение, что вся его археология — просто прикрытие. А настоящий талант у него проявляется в чем-то другом.

— Сумерки, — повторил Рамдарон. — Сегодня я прочел Книгу Предсказаний, и всякий раз натыкался на слово «сумерки». Тебе это слово ничего не говорит?

Таилег кивнул.

— Так я и думал. Кстати, скоро у нас гости. Все трое.

— Откуда ты знаешь? — подозрительно осведомился Таилег.

Рамдарон только пожал плечами.

— Знаю, и все.

— Ну что же, — Таилег поднял бокал. — За то, чтобы сумерки закончились.

— Поддерживаю, — Рамдарон прикоснулся своим бокалом к бокалу собеседника. Тост пили стоя.

— С днем рождения! Таилег проснулся и застонал. Возле его кровати (массивного и внушительного сооружения, на котором могли бы устроиться еще десять Таилегов) сидел, вальяжно развалившись на стуле, Даал.

В руке он держал крохотный букетик бессмертника. Редчайшего цветка, который остался только в самых недоступных пустынях.

— Знаешь что, Даал! — возмущенно проворчал юноша, выбираясь из-под кучи одеял.

— Знаю, — ответил тот не улыбаясь и осторожно поставил букетик — в крохотной хрустальной вазочке — на столик рядом с кроватью. — У одной неблагодарной свиньи сегодня день рождения. Все его друзья по несчастью бросили все, приехали на этот забытый богами каменный обломок, а он еще чем-то недоволен.

Таилега словно окатили холодной водой.

— Извини, — пробормотал он, вновь краснея. — Я последнее время не в духе.

— Одевайся. — Даал кинул ему одежду, уже гораздо миролюбивее, — И благодари судьбу, что Кинисс и прочие остались в гостиной. Я уговорил их не ходить, но ты же знаешь Кинисс… Словом, Рамдарон там пока отвлекает ее разговорами.

Таилег собрался настолько молниеносно, что любой солдат мог бы ему позавидовать.

Наскоро умывшись, он все же подошел к столу и взглянул на календарь.

21 — й день зимы. Начало сезона ветров. Вскоре, до самого конца весны, уплыть отсюда на восток будет крайне непростым занятием.

— С днем рождения! — хором повторили все четверо. Кинисс была в своей официальной форме — с медальоном Наблюдателя, в кожаной куртке-доспехах, что весьма походила на ту «сеть», которую носила Тамле.

— Спасибо, — сказал немного растроганный Таилег и принял подарок — четыре огромные книги.

— Рамдарон говорил, что в последнее время ты любишь читать. — Кинисс прищурилась. — Я подумала, что тебе будет интересно прочесть именно это. Мы выбирали их вместе с Даалом.

Таилег наконец понял, чем же от нее пахнет. От невысокой, подвижной, зеленовато-серой хансса пахло можжевельником. Слабо-слабо. «Когда-нибудь я наберусь смелости, — решил он, — и спрошу ее — что все это означает».

— Я хотел попросту забрать всю ее библиотеку — ей все недосуг заниматься чтением. Но она мне не позволила, — объявил Даал, и вновь последовал взрыв смеха.

— Как будем праздновать? — поинтересовался Тарц, критически оглядывая стоявшие на столе бутылки из-под вина. — Эй, да здесь живут знатоки! Нам-то хоть оставили, а?

— Оставили, — проворчал Рамдарон. — Тебе проще оставить, чем слушать потом упреки до конца своих дней.

На сей раз рассмеялся и Таилег.

— Приглашаю в пещеру! — неожиданно объявил Рамдарон. — Мы сделали тут одно скромное открытие… Так что прошу со мной в развалины! Вам, кажется, хотелось экзотики?.. В качестве сюрприза, по-моему, подойдет.

Открытие поджидало их в нескольких минутах ходьбы от замка. Ветер уже дул, теплый и ровный, но пока он не принес дождей и с ног еще не валил.

В каменной расселине, мимо которой Таилег ходил не один день, неожиданно обнаружился лаз. Невысокий — пролезть можно разве что на четвереньках, — но на первый взгляд надежный. Рамдарон поймал обеспокоенный взгляд Даала и кивнул.

— Все надежно. Я уже не первый год по пещерам лазаю. Итак, прошу всех внутрь. Лезть рекомендую ногами вперед.

Дольше всех в ход пролезал Тарц, обширное брюхо которого не разделяло интереса своего хозяина к древностям.

Внутри Таилег раздал всем факелы из своего запаса и, в их холодном свете общество увидело обширный коридор, в который вел змееподобный лаз. Все, спрыгивая на пол, невольно смотрели наверх. Лаз чернел на высоте около восьми футов и без специального снаряжения, казалось, туда было не попасть.

— Как мы отсюда будем выбираться? — спросил Тарц с любопытством, в котором тем не менее ощущались нотки беспокойства.

— Смотри. — Рамдарон встал прямо под лазом и чуть подпрыгнул. Участок пола под его ступнями на короткое время вспыхнул зеленым сиянием, и что-то мягко подтолкнуло Рамдарона вверх. Словно пушинка, взлетающая в теплом потоке воздуха, он поднялся к самому лазу и неторопливо забрался в него.

Спустя несколько секунд Рамдарон весело помахал им рукой и мягко спрыгнул вниз.

— Акайиф, — прошептала Кинисс и сделал в воздухе какой-то быстрый знак правой рукой.

— Точно, — Рамдарон кивнул, уже не скрывая своего триумфа. — У нас их называют Акайист, но разницы, конечно же, нет.

— Что это такое? — спросил Таилег недоуменно.

— Они обитали на Ралионе примерно восемнадцать тысяч лет назад, — пояснила Кинисс. — Были гораздо меньше похожи на рептилий (хотя были ими) и очень походили на… млекопитающих.

— На кого? — переспросил Тарц, с интересом прикасаясь к каменной облицовке туннеля. Камень был в превосходном состоянии, и от прикосновения на некоторое время зажигался теплым оранжевым свечением.

— На людей, — пояснил Таилег.

— Верно. Они были… и исчезли. Внезапно. Все до одного. Никто не знает, что с ними случилось.

— Даже боги? — с недоумением спросил Таилег. Кинисс несколько мгновении смотрела ему в глаза и ответила:

— Боги не всегда отвечают на вопросы. Как и смертные, впрочем.

— Я слыхал, что Акайист обитали преимущественно под землей, — пояснил Рамдарон. — Эти острова поднялись из океана сравнительно недавно — шесть-семь тысяч лет тому назад. Так что нам повезло.

— Кому это — «нам»? — не понял Таилег.

— Мне и коту. — Рамдарон махнул рукой куда-то в сторону. — Трещину нашел он, а все остальное — моя заслуга.

Все оглянулись, пытаясь понять, что это такое — восемнадцать тысяч лет. Коридор направлялся в обе стороны. С северной его стороны отчетливо тянуло теплым воздухом.

— Я немного обошел это место, — говорил Рамдарон, жестом пригласив всех следовать за ним. — Кругом полным-полно загадок, но без оборудования и специалистов я не хочу взламывать двери или открывать сундуки. Я покажу вам то, что видно и так.

…Коридор довольно долго опускался (по расчетам Таилега, они должны были давно находиться под океаном), пока неожиданно перед ними не открылась просторная арка. В стенах прохода им встретились десятки дверей, все запертые, но трогать их никто не стал. Кинисс подолгу задерживалась у них, читая письмена, пока все остальное общество не напоминало, что ее ждут.

Зал имел куполообразную форму, и в центре его было круглое возвышение. На нем, исполненная в неведомом камне, находилась карта Ралиона. Большая часть по крайней мере. Континент, Архипелаг, Выжженная земля, Драконовы острова — все это было видно.

Правда, очертания земли немного не совпадали. Совсем чуть-чуть.

А рядом, на невысоких пьедесталах, стояли попарно изображения различных рас Ралиона.

Хансса, люди, ольты, Дарионы, флоссы, таффу и многие другие, которым Таилег не мог дать названия. Восемнадцать пар. Обоего пола.

Люди, как заметил Таилег, были изображены одетыми в меховые накидки, грубые деревянные сандалии и с копьями в руке.

Напротив входа же, глядя на пришельцев глазами из изумрудов, стояло и улыбалось неведомый гостям изваяние. Не ящер и не человек, но с чертами обоих, глянцево-черный, с лицом неопределенного пола кто-то приветствовал пришельцев улыбкой.

— «Когда Шаччари нахмурится, огонь и ветер обрушатся на землю», — процитировала Кинисс, низко поклонившись статуе. — Мы не знаем, кем был он для них, но Акайиф почитали его. Больше об этом божестве никто ничего не слышал. Он ушел вместе со своими почитателями.

— Зачем было изображать жителей нашего мира? — спросил Таилег, с любопытством присматриваясь к статуям. Отделка была столь тонка, что в мечущихся тенях от факелов по лицам скульптур, казалось, пробегают улыбки. — Правда, мне не все здесь знакомы.

— И мне, — сказала Кинисс. — Пять из них уже не населяют наш мир. Мы не знаем, что это за зал, зачем статуи, зачем карта… Очень мало осталось от их культуры. Возможно, это самый большой ее фрагмент.

— А где здесь сами Акайиф? — спросил ее Таилег, вернувшись к карте Ралиона.

— Их здесь нет, — ответил Рамдарон спокойно. — Как нет и в других подобных залах. — Кинисс приоткрыла было рот, но промолчала.

— Что же это все значит? — озадаченно спросил Тарц, указывая пальцем на рельефную карту. — Были народы… да сплыли? Что стряслось с ними? Я вижу здесь множество городов — там же, где и сейчас. Только что лесов побольше было.

— Уйдемте отсюда. — Кинисс выпрямилась и вновь поклонилась улыбающемуся богу. — У нас сегодня праздник, а это место наводит на печальные мысли.

Все остальные тоже поклонились статуе — кто от чистого сердца, кто с испугом.

Никто не проронил ни слова до того момента, как все вернулись в замок.

— Ладно, ребята, — подал голос Тарц. — Мы пока еще живы, так что давайте веселиться. Мне нужно успеть уплыть на Материк, пока этот ветер не разошелся как следует.

Они веселились от души. Даже в такой небольшой компании нашлись и музыканты, которым было под силу исполнять разнообразные мелодии — от жизнерадостных до печальных. Тарц извлек из недр своих карманов редчайший на Ралионе инструмент — губную гармонь — и довольно долго поражал тонкой игрой благодарных слушателей.

— Проклятье, аж слезы наворачиваются, — признался он позже, когда был зажжен камин и разлиты напитки. — Превосходный инструмент. Эта гармошка мне обошлась в целое состояние, но она того стоит. — И подмигнул Таилегу.

…Леглар допоздна занимал слушателей небывалыми историями из своего бурного прошлого, но Таилег, немного захмелевший, извинился и оставил компанию.

Он долго стоял на балконе, глядя на север, и думал о подземном зале, который и тысячелетия спустя оставался чистым и нетронутым, и вспоминал слова Рамдарона. «Неужели мы — только пылинка?»

Утром, когда Тарц попрощался со всеми и отправился к крохотной пристани, Даал и Кинисс пригласили Таилега в библиотеку. Рамдарон с утра ушел заниматься раскопками.

— Прежде чем попрощаться, — сказала Кинисс, — я хочу передать тебе привет от Арлиасс Саглаар анс Шиора. От ее и своего имени я приглашаю тебя на Лирид-Хаас, Праздник Возрождения, посвященный нашему богу.

— Спасибо, — ответил Таилег искренне. Он был удивлен официальным и немного насмешливым тоном рептилии. — Но праздник… даже не знаю… я еще после предыдущего Праздника не совсем в себя пришел.

Кинисс и Даал переглянулись.

— Ему ничего не рассказывали, — пояснил Даал и продолжил, обращаясь к Таилегу: — У тебя, дружище, будет достаточно времени, чтобы отдохнуть перед Лирид-Хаас. Праздник будет через семьдесят три года.

Кинисс отошла к окну и принялась разглядывать прибрежные скалы.

— Ты… шутишь?.. — Таилег ощутил, как неприятный озноб неожиданно охватывает его тело. В глазах наставника не было и следа улыбки.

— Помнишь, как после возвращения с Золотого Праздника мы уговаривали тебя посетить магов и разнообразных священников?

— Помню, — кивнул Таилег. Он отказался показываться кому бы то ни было.

— Остальные все согласились, — продолжал Даал. — Поскольку ты отказался, мы смогли предоставить им только косвенные сведения. Тем не менее итог был точно таким же.

Кинисс повернулась к ним снова.

— И что это за итог? — спросил Таилег. В горле пересохло. Что там предрекли всем им? Перерождение? Постоянные несчастья и приключения? Широкий выбор проклятий на усмотрение какого-нибудь божества?

— Все известные нам божества сообщили, что мы четверо, включая тебя — все, кто были обладателями небезызвестных булавок, — не видны отныне богам и находимся вне их влияния.

— Что с того? — изумился Таилег. — Ну не видны, и ладно… Иногда это даже полезно… прости, Кинисс! Что это значит-то?

— Среди прочего, — продолжил Даал по-прежнему спокойным тоном, — это означает, что ты не можешь умереть. Смерть и перевоплощение — тоже область влияния богов.

Таилег уселся прямо в кресло, из которого только что поднялся. Смысл сказанного не доходил до него. Как это — не можешь умереть? Что же тогда?

Кинисс подошла к широкому зеркалу, что было напротив входа в библиотеку, и поманила их к себе.

— Ты должен знать заклинание — стихотворную фразу «Отражение живущих», — обратилась она к Таилегу. — Судя по тому, что я знаю, должен.

Таилег кивнул, пытаясь привести в порядок свои мысли.

— Читай, — приказала рептилия и указала на зеркало. — Читай, и все увидишь сам.

Язык у Таилега немного спотыкался, но фраза была достаточно коротка. «Зачем весь это спектакль? — подумал он, совершая жестикуляции, которые неведомым образом почерпнул прямо из чужого сознания. — Чтобы заклинание подействовало, мало просто выучить его слова».

Зеркало отозвалось низким колокольным звоном и слегка засветилось.

Три пары глаз — Кинисс, Таилега и Даала — глядели в зеркало.

Две пары глаз — Кинисс и Даррилхоласса, сидящего рядом с Таилегом, отразились в нем.

Три фигуры по эту сторону, не считая кота.

Две фигуры по ту.

— Мне очень жаль вас, — произнесла Кинисс и Таилег, услышал в ее голосе сострадание. — То, что вам предстоит, выше сил многих из смертных.

Кот в зеркале нервно пошевелил ушами. По эту сторону зеркала он был по-прежнему невидим.

43-й день зимы.

Таилег не сразу отозвался, когда Рамдарон позвал его обедать.

— Ну, что сегодня? — поинтересовался археолог, и Таилег молча показал ему темную от окислов медную пластинку. На ней, под толстым слоем зелени, были слабо различимы какие-то рисунки. Или надписи.

— Отлично! — Рамдарон просиял. — Уже четвертая. Ну что, вылезаешь? Я тут слегка закоченел.

Это было понятно. Снег на Нинцоре был редкостью, но шквальный ветер, температурой всего на несколько градусов выше точки замерзания, был и без того серьезной угрозой жизни.

Оба археолога вылезли из пещеры, в которой ветер заунывно пел и причитал на разные голоса, и пошли к замку.

Таилег только теперь начал понимать, насколько основательно был построен замок. Толща камня скрывала его от преобладающих ветров, но большая часть солнечного света тем не менее попадала в его окна. Платой за некий компромисс была прохлада, которая воцарилась в замке. Большинство комнат зимой не отапливалась, и там отваживался гулять только кот. Ему с его зимней шубой было проще переносить подобные невзгоды.

— Какие-нибудь новости с Материка? — спросил Таилег, и Рамдарон отрицательно покачал головой.

Таилег, который недавно встретил свой двадцать первый год, теперь задумывался, на что и как ему потратить предстоящую бесконечность. Известие до сих пор не укладывалось в голове, и разум замолкал, едва Таилег пытался обдумывать свое положение.

Даже если таких, как ты, четверо, что это меняет?

К тому же сказано было только о невозможности умереть. Об отмене права болеть, стареть, сходить с ума ничего не было сказано.

Человек не привык задумываться о бесконечности всерьез. Для философов и математиков она была просто словом. Понятием, которым легко было — при некоторой практике — манипулировать. А вот когда осознаешь, что она становится не просто понятием…

— Рамдарон, — сказал Таилег, когда с обедом было покончено и его седовласый собеседник удобно устроился перед камином с книгой в руках. —Чем ты намерен заниматься?

Тот долго молчал.

— Чем и раньше. Я же говорил, что археологам работа будет всегда. Так что мне найдется занятие… и поверь, что всегда найдется чему удивляться.

— Это верно, — кивнул Таилег, хотя думал совершенно о другом.

— Да и тебе, я вижу, изучение древностей не так уж противно. Рекомендую. Или просто начни путешествовать.

— Насколько я понял, меня так и не выпускают с Острова.

— Да брось ты, — фыркнул Рамдарон и отложил книгу на стол. — Тебя и раньше никто не держал.

— И что же, Наблюдатели тратят такую прорву денег на этот замок просто из любви ко мне?

— Во-первых, почему бы и нет? Признаюсь откровенно, я тоже не ждал от тебя такой прыти. Ты за один месяц успел совершить столько, сколько мне еще не удалось за всю жизнь.

— А во-вторых?

— Во-вторых… Я понимаю, что они так и не отчаялись дождаться, что ты согласишься.

— Нет уж, благодарю покорно, — Таилег скривился. — Раз уж я решил, значит, решил. В конце концов, позиция не хуже других. Разве не так?

— Разумеется. — Археолог кивнул, и насмешки в его глазах не было и в помине. — Ну а что касается меня, то мне и на Нинцоре дел хватает. Тут работы еще лет на десять, не меньше. Место тут тихое, войн давно нет, пиратов тоже, так что я… — Он замолчал.

Таилег неожиданно успокоился. Действительно, если тебе позволяют отстаивать даже глупую и неожиданную точку зрения, основанную единственно на упрямстве… то зачем волноваться?

— Таилег?

— Что?

— Скажи откровенно, почему бы тебе не согласиться и не обойти все эти девять мест? Разницы, в принципе, никакой. Ты даже можешь отправиться в путешествие и как бы случайно там везде побывать.

— Уговариваешь?

— И не думаю. Раньше у тебя была хорошая отговорка — что жизнь, мол, коротка. Сейчас отговорки не стало.

— Считай, что я упрям, как баран.

— Договорились. Но ты все же подумай. Знаешь, почему тебя не заставляют делать это силой? Потому, что больше некому.

— А остальные трое?

— У нас свои заботы. — Рамдарон вздохнул с грустью. — Свои, так сказать, заскоки. Единственное общее у нас одно — нам в обозримом будущем умереть не светит. Но я, вероятно, не сделаю большой ошибки, если скажу, что после всего этого у каждого появились свои, собственные, особые свойства. Так что особое поручение в данный момент относится только к тебе.

— Ладно. — Таилег встал. — Я снова себя чувствую круглым дураком, но доля правды в твоих словах есть. У меня осталась последняя отговорка. Я не знаю, кто на нас все это навел.

— Верно, — Рамдарон кивнул.

— Так вот, я хотел бы сначала это выяснить.

— Твое право. — Рамдарон потянулся и нехотя вылез из-под накидки. — Работать пора, вот что я скажу. А насчет того, чтобы выяснить, кто это, — так все Наблюдатели уже несколько месяцев над этим думают.

— И что, по-твоему, они смогли найти?

— Я не спрашивал, но Кинисс говорила две вещи. У того, кто устроил эти фокусы с булавками, не все в порядке с рассудком.

— Это точно, — вставил Таилег усмехаясь.

— И еще она говорила, что по всем признакам этот кто-то мертв.

— Мертв? — Таилег удивился, — Зачем же вся эта суета?

— Прислушайся к своим чувствам, — посоветовал Рамдарон. — Скажи откровенно, ты ощущаешь, что все кончилось?

— Нет, — ответил Таилег честно после длительной паузы.

…Спустя час они продолжали раскопки.

55-й день зимы.

Булавку Таилег обнаружил в Звездчатой комнате — как условно называли они с Рамдароном новую, не до конца очищенную комнату. Юноше, похоже, всерьез начинала нравиться археология — в новом аспекте, ранее ему совсем незнакомом. Ему было приятно копаться часами в куче камней, выбирая по крупицам осколки минувшего.

К ответственным работам Рамдарон его пока не допускал — за три недели достаточного опыта не набрать, — но большую часть рутинного просеивания Таилег выполнял по собственной воле, с большим удовольствием.

Он смахнул кисточкой пыль с чего-то, обросшего за века неприглядным слоем разнообразного мусора, как вдруг оболочка отвалилась, и первозданной свежестью в его пинцете засветилась булавка.

Та самая. Или такая же.

Вначале Таилегу стало немного не по себе.

Откуда здесь она? Или в то незапамятное прошлое уже существовал тот безумец, что навлек на десятки людей смерть, а на единицы — проклятия?

Весь интерес к работе тут же пропал.

Он выбрался из комнаты, тщательно сложил инструменты и побежал в замок — показывать Рамдарону.

Тот хмыкнул и извлек собственную булавку. Сравнил, стараясь не прикасаться к ним пальцами. Все, включая форму камня и царапины на оправе, было абсолютно одинаковым.

— Честно говоря, я ничего не понимаю, — покачал Рамдарон головой. — Вызови Кинисс, скажи ей — может, там что-нибудь поймут.

Но Таилег не стал никого вызывать и просидел остаток дня у себя в комнате, глядя на плывущие над морем тяжелые облака. Настроение у него сразу испортилось.

А ночью ему приснилось, что над Континентом повисли плотной пеленой облака, но вместо дождя из них сыпался нескончаемый поток таких же булавок.

Утром он решился и вызвал Кинисс по шарику экстренной связи; такой был теперь у каждого из них.

— Таилег? — отозвалась та немедленно.

— У меня очень странная находка, Кинисс. Мне бы хотелось показать ее.

— Сейчас буду, — отозвалась она, и шарик погас.

Спустя минуту Кинисс постучалась в дверь его комнаты.

Таилег предложил ей сесть и молча вытащил на свет булавку.

— Я вчера нашел ее под грудой камней, — пояснил он. — Мне стало немного не по себе. Кинисс некоторое время молчала.

— Я боюсь, что сейчас тебе станет очень не по себе, — ответила она и вытряхнула на стол содержимое небольшого мешочка.

Таилег ошарашено уставился на груду в несколько сотен булавок.

— Они появляются одна за другой, — пояснила Кинисс. — Пока что мы исследуем только населенные пункты. По каким-то причинам булавки возникают лишь по ночам. Это, правда, нам работу не облегчает. Все маги будущей Академии и все Наблюдатели заняты день и ночь.

На короткий момент Таилега обуял невыразимый ужас.

— Я… — слова с трудом шли ему на язык. — Подожди меня здесь, Кинисс… я сейчас.

Рептилия кивнула и устроилась у стола, уперев голову в ладони и глядя в облака.

…Таилег бродил по скользким от дождя скалам и дрожал. Не от холода — одет он был тепло, — а от чего-то еще. Ему, которому уже не угрожала смерть, было страшно.

Он представил себе, как тысячи людей с интересом подбирают булавки, втягиваясь в тот же круговорот событий, что уже повлек множество смертей. Как количество бессмертных растет с каждым днем.

Что-то блеснуло в трещине между камней. Он наклонился и увидел еще одну булавку. Яростно пнув ее, Таилег со всех ног поспешил обратно.

— …Я отправляюсь, — произнес он бесцветным голосом. — Кинисс, скажи мне правду — что произошло помимо этого дождя из булавок?

— Мы успели найти и закрыть в общей сложности двести шесть порталов, — ответила Кинисс, и Таилег понял, что она страшно устала. — На вечер вчерашнего дня.

— А… потери?

— Девяносто шесть человек. Из тех, что погружались в порталы. Других жертв нет.

— Куда же ведут порталы? — Таилег не верил, что этот разговор происходит на самом деле.

Рептилия пожала плечами:

— Точно неизвестно, но, как правило, в очень недружелюбные места. Искренне надеюсь, что тамошние обитатели и дальше будут успевать к порталам позже нас.

— И ты молчала? — спросил Таилег, ощущая себя преступником. — Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— А ты смог бы выполнять мое особое поручение, если бы сам не хотел его выполнять? — ответила Кинисс, прикасаясь своими необычайно теплыми пальцами к его ледяным запястьям. — Мы никогда никого не заставляем силой. Это бессмысленно — и последствия могут быть только еще более худшими.

— Я сейчас снова жалею, что не могу умереть, — горько пожаловался Таилег и сел, глядя на россыпь украшений. — Все, что случилось, будет на моей совести.

— Можешь считать так. — Кинисс повернулась к нему лицом, и в ее глазах не было ни капли жалости. — А можешь и не считать. Никому не известно, что было бы, согласись ты сразу же. Многие живы. Те, кто умерли, знали, что они идут на смерть. Возможно, больше смертей не будет. Кто знает?

Она отошла к окну.

— Корабль прибудет через день, — объявила она. — Вам придется плыть на запад. Это отнимет существенно меньше времени — сезон ветров в разгаре.

Таилег молча кивнул.

— Может быть, ваша миссия будет бессмысленна, — произнесла Кинисс. — Тогда Рамдарон прав, и наступили сумерки мира. Но я до сих пор надеюсь, что все вернется на круги своя. Для большинства ничего особенного не произошло.

Так, впрочем, и должны приходить сумерки. Тихо и постепенно.

— Удачи, Таилег. — Рептилия сжала его локоть, и юноша почувствовал себя гораздо лучше. — И постарайся не испытывать жалости к себе. У вас, людей, это чувство — наиболее омерзительное.

Корабль шел быстро, и ветры благоприятствовали путешественникам.

К большому удивлению Таилега, с ним вместе отправились все четверо. Пятеро, включая кота.

Корабль (в типах их Таилег не разбирался и звал его просто кораблем) им попался весьма быстроходный. По словам их капитана, путешествие должно было занять пятнадцать-двадцать дней.

«Это только к Геллоссу, — подумал юноша. — Дальше — больше». Правда, как говорится, страшно только начать, а дальше все само получается.

Из всех пассажиров только Таилег был молчалив. Совесть все еще донимала его, и, хвала всем богам, его попутчики ни разу не заводили разговоров на эту тему.

Единственное, чего следовало опасаться, — преждевременного оскудения запасов вина. Таилег занялся книгами, которые ему подарили Леглар и Кинисс, и обнаружил, что имеет дело с точным и очень подробным сравнительным описанием истории Ралиона — с точки зрения трех рас. Люди, хансса и Дарионы излагали свой взгляд на события периода почти в восемь тысяч лет длиной.

До того момента Таилегу, как и многим людям его возраста, казалось, что мир возник одновременно с ними и что минувшее — не более чем привычка. Способ объяснить то, что неизвестно, или обосновать то, что иначе не обосновывается.

Теперь он начинал понимать, почему Рамдарон зачитывался историческими заметками. Даже такими малодостоверными, как записки придворных историографов.

— Слушай, Даал, — обратился он как-то к своему наставнику. Спустя три дня ветра стали заметно менее сильными — с одной стороны, это удлиняло их путь, а с другой — стало проще стоять на палубе и обозревать бесконечный океан. — Вы действительно отбирали эти книги вдвоем?

— Угу, — сказал тот неразборчиво, поскольку держал во рту большую иглу. Как и многие Магистры, Даал чинил свой мундир сам. Поручать эту ответственность кому-то еще было дурным знаком — удача могла оставить лентяя.

— Что-то я не видел у них в кабинете книг. Ни одной.

— А это и не в кабинете, — возразил Даал. — Это у нее в библиотеке. Дома.

— О-о-о! — только и сказал Таилег. Он имел очень смутные понятия о том, как живут Хансса. Бред, который об этом сочинили люди, его не устраивал, а погружаться в глубины позаимствованной им памяти было… как-то… неприлично, что ли. — И много там книг?

— Вообще-то хансса книги не очень-то уважают, — продолжил Даал, оглядывая свою куртку и довольно улыбаясь увиденному. — У них другой способ записи. Нам, видимо, недоступный. Иероглифический… хотя это не то слово. Иероглиф — это знак со смыслом, но, как правило, с понятием или с несколькими. У хансса же их «записи» — целые трактаты. Я видел одну из их притч, примерно в полчаса длиной, которая умещалась на куске камня величиной в две ладони. И язык, на котором они говорят теперь, изобретен из-за таких, как мы… Слушай, а чего это я тебе все рассказываю? Ты разве сам не узнал уже все это?

— У меня было не так много времени, — ответил Таилег, решив сказать хотя бы часть правды.

— Ясно, — Леглар вздохнул. — Сколько там всего, у нее в библиотеке! Я бы с удовольствием нанялся к ней библиотекарем. Выдавал бы ей книги и сам читал бы в свободное время… Кстати, ученик, не одолжишь эти книги пролистать? Да и Рамдарон на них уже зубы точит.

— Разумеется. — Таилег был удивлен. — Торопиться мне теперь некуда. — И усмехнулся. На этот раз уже почти весело.

— Правильно, — кивнул головой Даал. — Бессмертие — это как болезнь. Если уж она неизлечима, то надо к ней привыкнуть.

Тут из кают-компании высунулась рыжая голова Тарца:

— Эй! Философы! Мы тут в «три башни» решили перекинуться… Не составите компанию?

На третий день относительного спокойствия Таилег увидел белесую линию, что тронула северную часть горизонта, и спросил об этом Рамдарона.

— Там? — почесал голову археолог. — По-моему, это Штормовой пояс. Гиблое место… Ни один корабль не смог еще сквозь него пробиться.

— Да ну! — Таилег говорил почти с восторгом. Штормовой пояс был местом, за которым всегда помещали предел мечтаний человека на земле. Там творилась жизнь справедливая, и вечно ревущие на границах ветры охраняли вход в земли для избранных, — И что там, как ты думаешь?

— Есть легенда, что некоторые драконы поднимались в воздух так высоко, что пересекали Пояс, — вступил в разговор капитан, видавший виды Человек. — Но и они не смогли запомнить ничего из того, что там творится.

— А маги? — подозрительно спросил Таилег. — Неужели их хваленое могущество не позволяет пробиться сквозь непогоду? Подумаешь, какой-то ураган…

— Не говори так, юноша. — Капитан покачал головой, — Ты не бывал в тех местах. Магия хороша там, где ее изобретали. Есть вещи, против которых она бессильна.

Таилег только хмыкнул. Авторитет магии в его глазах сейчас значительно уменьшился.

— Возможно, когда-нибудь мы изобретем способ плавать под водой и поднырнем под Пояс, — сказал Рамдарон задумчиво. — Пока же это намек. По-моему, совершенно очевидный. Не лезьте, люди, куда вам пока нельзя.

— Под водой? — переспросил подошедший Даал. — Ходили слухи, что Дарионы уже владеют подобной техникой. Правда, слухи бывают разные…

Беседа прекратилась как-то сама собой, но Таилег долго провожал белую линию взглядом. «Вот где действительно стоит побывать», — подумал он.

Время от времени булавки сыпались и на корабль, но кто-нибудь из четырех пассажиров всегда оказывался поблизости, чтобы сбросить их в море.

На восемнадцатый день пути Геллосс возник из ниоткуда — словно только что появился из ничего. Таилег был одним из первых, кто услышал крик впередсмотрящего и поспешил туда, где должно было начаться его последнее — как он надеялся — особое поручение.

Ничего примечательного Геллосс собой не представлял. Даже непонятно было, за что его прозвали «живыми скалами». Скалы как скалы. Округлые, обточенные за многие века волнами и ветром, как и у всех островов в мире.

Корабль долго обходил остров в поисках удобной гавани и в конце концов встал в полумиле от северной оконечности. Ближе капитан подходить отказался.

Целый день шлюпки сновали туда-сюда, выгружая запасы. Как понял Таилег, корабль отправлялся дальше, в Оннд, и должен был вернуться сюда только через месяц. Ну что же, неплохо. Им оставалась шлюпка — достаточно, чтобы перебраться на соседний островок, в трех милях отсюда. Как крайнее средство.

Остров был действительно безжизненным. Чахлые кустики и деревца вызывали такое сочувствие, что рука не поднималась срезать их на костер. Дааловы «кирпичи», запас которых был весьма и весьма солидным, вновь выручили компанию. Больше всех радовался толстяк.

— Мне без горячего жизнь не мила, — заявил он, водружая над тлеющим «кирпичом» котел. — Пусть даже сырое, лишь бы подогреть.

Рамдарон долго бродил по острову, прежде чем отыскал родник. Он был не один, как археолог пояснил, но вода в этом была самая чистая. Путешественники долго наполняли свои емкости для воды — по совету того же Рамдарона.

— Ты говорил, что пробыл здесь несколько месяцев, — скептически сказал ему Тарц, — а сам битый час искал этот родник. Что-то здесь нечисто.

Рамдарон промолчал.

Ночью Даал потряс Рамдарона за плечо:

— Где Иррген?

— Почем мне знать? — отмахнулся тот сонно. — Мало ли куда человеку ночью потребуется! Ничего, остров маленький, не потеряется.

Однако Тарц вернулся только спустя пару часов. Свое отсутствие он объяснил так:

— Чертовщина какая-то. Вышел это я — дай, думаю, отойду в местечко поукромнее… ну, одним словом, только я закончил, как что-то меня толкает, прошу прощения, в корму и я лечу куда-то вверх ногами. Прихожу в себя — смотрю: ни одной знакомой скалы. И темнотища! Выходил я, помню, корявая такая скала возле лагеря была, вроде пирамиды — и нет ее! Ходил, ходил, опять, думаю, колдовство какое-то…

— Скалы не движутся только под деревьями и спящими людьми, — пояснил Рамдарон, скрывая улыбку. — Все остальное за ночь может измениться до неузнаваемости.

У всех остальных на лицах было написано изумление.

Утром, увидев футах в трехстах плоское и ровное место в низине, Таилег спросил:

— Почему мы не остановились там?

— Там был мой предыдущий лагерь, — пояснил Рамдарон, и новых вопросов ни у кого не возникло.

На следующее утро все сходили посмотреть на зияющую пасть пещеры — вход в Лабиринт. «Вот оно, — подумал Таилег, глядя в черные глубины. — Начинается. Сейчас проверим, что там у нас по части бессмертия».

Он извлек из кармана ромб. Чем ближе ко входу они приближались, тем менее ярко светились его пластинки.

— Я же говорил, что внутри магия не работает, — пояснил Рамдарон. — Так что запасайтесь традиционными припасами.

— Но лекарства-то магические там работают?

— Работают. И меня это уже выручало… Вздохнув, Таилег отправился вместе со всеми — готовиться к спуску.

Тарц в конце концов уговорил их отправляться не вечером, а на следующее утро.

— На свежую голову оно как-то приятнее, — пояснил он, извлекая бутылку темного алтионского.

Даал только усмехнулся.

Вечер получился какой-то однообразный. Наставления от Рамдарона все успели получить по нескольку десятков раз, все вещи лежали на месте, все было привязано, проверено, смазано и вычищено.

Остаток лагеря решено было упаковать и привязать гирляндой к стволу какого-нибудь дерева.

В голове у Таилега, когда он засыпал, все еще вращалась строка из романса, который Даал пел вечером у костра. «Я не виновен в том, что смертен», — сонно прошептал он еще раз, укрылся с головой и уснул. Последнюю неделю сны выдавались, как прежде, — без сновидений.

— Вот, значит, как. — Рамдарон развернул свой план и показал его еще раз. — Эти проходы — самые безопасные. До второго уровня мы с вами пройдем все вместе. Дальше — разделимся. Я не уверен, что это лучшая идея, но нырять всем в один котел — не самая удачная идея.

— Может, мне пойти одному? — спросил Таилег. — Я, в общем, должен что-то сделать один.

Все остальные изобразили на лицах презрение.

— Ну, знаешь, приятель! — Тарц не на шутку обиделся. — Во-первых, бояться нам, как и тебе, нечего. А во-вторых, я маймов живыми еще в глаза не видел.

— Не терпится?

— Как и тебе. И кстати, всем остальным. Так что пошли все вместе, Рамдарон. Какая, в принципе, разница?

Рамдарон пожал плечами:

— В сущности, никакой.

После короткого раздумья он пошел. Все остальные потянулись следом.

Пустота внутри Лабиринта была настолько всеобъемлющей, что Две Золотых Луны показались Таилегу людным и шумным местом по сравнению с ним. Стены его практически не отражали никаких звуков. В таких условиях было немудрено пропустить самую примитивную засаду — если не руководствоваться чутьем или паранормальными свойствами. Но ромб, который юноша время от времени вынимал из кармана, оставался темным и холодным, так что надо было учиться полагаться на собственные силы.

Невелика потеря, однако. Никто из здесь присутствующих никогда не зависел слишком сильно от своих магических возможностей.

«Но я чуть было не начал зависеть», — подумал Таилег, перестав поминутно оглядываться по сторонам. В конце концов, с ним рядом был Даррилхоласс, с чутьем, не в пример человеческому. Кот шел себе и шел, время от времени становясь видимым и с интересом обнюхивая все на своем пути.

Постепенно напряженность в компании стала пропадать.

— Ты уверен, что первые два этажа пусты? — спросил Таилег у Рамдарона, поменявшись с Даалом местами. Его наставник шел и время от времени помечал что-то в своем блокноте.

— Да, — ответил тот коротко. — Если они и были чем-то заняты, то за тысячу лет исследования твоими коллегами по профессии здесь стало неинтересно.

— Кстати, — объявил Таилег спустя несколько минут. — Лабиринт совершенно пуст. Так же не бывает. Я своим глазами видел летучих мышей, что летали мимо нас, — а пол и стены совершенно чисты, словно их кто-то вычищает.

— Тут как на острове вокруг, — пояснил Рамдарон. — Если бросить вещь просто так, она в конце концов исчезнет. Не происходит ничего только с живыми людьми и их непосредственным окружением. Я уже имел глупость оставить как-то раз часть своих вещей в другом углу комнаты. Больше я их не видел.

Спустя каких-нибудь полчаса компания подошла к винтовой лестнице, что вела на следующий уровень. Два оборота лестницы были разрушены.

— Очень странно… — протянул Рамдарон. — Раньше этого не было. Даррилхоласс, что там?

Кот возник возле лестницы, подумал и смело спрыгнул вниз.

— Пошли, — объявил Рамдарон и подал всем пример. — Пока что бояться нечего.

— Так я тебе и поверил, — пробурчал Иррген.

— Второй уровень гораздо просторнее, — объявил Рамдарон. — Ничего живого и голодного здесь нет, но сюрпризы уже начинаются. Держаться всем вместе. Не терять друг друга из виду. Ни при каких обстоятельствах.

— Так уж ни при каких? — засопел Тарц.

— Смотри. — Рамдарон вышел на середину комнаты, в которой они стояли. Семь проходов, включая тот, из которого они появились, вели их нее. — Следи за тем, куда я уйду.

Он вышел и скрылся в третьем слева коридоре. Его шаги долго звучали эхом (тут появилось нормальное эхо, чему юноша немало порадовался) и постепенно затих.

— И что? — недоуменно вопросил Тарц. Шаги постепенно послышались вновь. Однако они доносились из первого прохода слева, и все трое невольно вздрогнули. Затем… началось нечто совершенно невообразимое. Шаги доносились из всех проходов. Дробные, характерные для Рамдарона, сухие щелчки становились все громче и беспорядочнее. Глаза всех путешественников бегали от прохода к проходу, но выбрать ни один из них не удавалось.

Рамдарон вышел из третьего прохода слева, и эхо тут же вошло в норму.

— Разрази меня небо! — воскликнул Тарц и вытер лоб, вспотевший от напряжения.

— Следите только глазами, — посоветовал Рамдарон. — Не доверяйте ни ушам, ни чему бы то ни было другому. Советую сразу же прислушаться к моим словам.

— Дальше, — добавил он с грустью, — уже ни на что нельзя будет положиться.

— Эти надписи на стенах, — указал Даал на часть коридора, — кто-нибудь пытался их понять?

— В Лабиринте встречается много надписей, — ответил Рамдарон. — Я бы не советовал их читать. Здесь даже надписи на привычном языке могут оказаться ловушкой.

— Да ну, какая там ловушка, — указал Тарц на ближайшую стену. — Что тут страшного! Обычная чушь, какую на всех стенах рисуют. «Отнеси дерево в сторону», — прочел он, чуть прищурив глаза. — «И вода…»0 — о-ох!

Рамдарон, не задумываясь, метнул в Тарца своим «факелом» и рассек тому до крови верхнюю губу.

— Ну, знаешь, Рамдарон! — рявкнул ошеломленный Тарц. — Хватит строить из себя умника. В следующий раз…

Тут он увидел, как стена, на которой была надпись, начала выгибаться наружу, и силуэт прогибавшей ее изнутри огромной когтистой лапы прорисовался столь ясно, что стало понятно: пора бежать!

Даал подставил ему ногу, и Иррген, сильно стукнувшись лбом о камень, не сразу смог подняться.

Когда он сел, то тут же посмотрел на стену. Та была в полном порядке, хотя в голове у него что-то еще слабо вращалось.

— В следующий раз будешь выбираться сам, — наставительно сказал Рамдарон, протягивая ему аптечку. — Здесь пропала не одна сотня людей, Иррген, и твое бессмертие может не помочь. Представь себе глубокий и узкий колодец, с железными шипами на дне. Ты сейчас мог ехать прямо на дно такого устройства. Как ты себе представляешь следующие дни своей жизни?

Видимо, воображение у Тарца было хорошее, поскольку больше он не оспаривал ничье руководство.

— Это что же, — озадаченно сказал Даал несколько минут спустя, почесывая бороду, — теперь и на стены смотреть без необходимости нельзя?

— Ага, — отвечал Рамдарон беззаботно, поворачивая из одного прохода в другой.

Таилег пытался наносить план пройденного на бумагу, но после получаса непрерывного ворчания своих спутников отказался от этой идеи. Все начинали ворчать, едва он задерживался, чтобы сличить планы проходов. Компас вскоре перестал работать.

— Да не трать времени зря, — посоветовал Рамдарон. — Вот на следующем этаже — там да…

Там придется заняться рисованием плана. Хотя, есть такое подозрение, он мало чем поможет. У меня есть чувство, что нам для начала неплохо бы попасть в тот памятный желоб, который меня прямо к булавке привел.

— Ну так веди прямо к нему, — сказал Тарц. — Что нам мешает?

— Да много чего, — покачал головой Рамдарон — Прежде всего, там стены иногда меняют свои места. Проходы открываются, закрываются… и живность появляется разная.

Тарц выразительно похлопал по зачехленной секире.

Рамдарон только вздохнул.

— Держите оружие наготове, — посоветовал он, — только смотрите, не снесите друг другу головы.

— Мы что, прямо сейчас туда? — спросил Таилег, разминая руки.

— Ну уж нет. — Рамдарон отошел подальше от лестницы и сел прямо на пол. — Сначала привал. Надо будет как следует отдохнуть.

— Небеса, какое блаженство, — восхитился Иррген, когда все уселись, пересчитали друг друга, кота и снаряжение и пустили по кругу фляжку. — А я-то думал, что страшнее могильников и драконова логова ничего не бывает.

Таилег вспомнил свой сон на берегу подземной реки и содрогнулся.

Спустя шесть часов (все дежурили по очереди) компания принялась собираться идти дальше. Таилег спал плохо, урывками, и ему снилось, что он ходит босиком по сложным, запутанным коридорам, что бегут то вверх, то вниз, а из пола постепенно вырастают иглы. Все длиннее и длиннее… Он проснулся, прежде чем кошмар стал невыносимым.

Все уже проснулись и выглядели менее чем довольными. Довольно долго все переглядывались, прежде чем Рамдарон сказал вполголоса:

— Ну, пора.

На краю лестницы возник Даррилхоласс и тихонько зашипел, прижав уши и чудовищно сгорбив спину.

— Он дальше не пойдет, — пояснил Рамдарон и без опаски подошел к своему другу. — Что ж, я его не виню. Жди нас здесь, дружище.

Кот отошел, неуверенно пятясь, подальше от лестницы и исчез.

— Да, неутешительно, — нарочито бодро произнес Леглар. — Ну что, кто первый?

Первым вниз спрыгнул Тарц, с секирой в руке. В холодном свете «фонаря» лезвие оружия блеснуло ярко и грозно.

К удивлению Таилега, Иррген двигался плавно. Его кажущаяся неуклюжесть бесследно исчезла. Движения стали мягкими и бесшумными. «Я был о нем слишком плохого мнения», — подумал Таилег, спрыгивая следом.

…Они стояли в такой же комнате о семи выходах, что и уровнем выше. Никаких признаков обитания не имелось, комната была так же чиста и пустынна.

Рамдарон прижал палец к губам и огляделся.

До слуха путешественников донеслись слабые, но явные звуки беседы.

Осторожно, не издавая ни звука, Рамдарон подошел к ближайшему проходу, держа кинжал наготове, и заглянул внутрь. Постоял и поманил остальных жестом.

Те подошли к проходу. За ним, в такой же комнате, сидели они сами — вокруг весело горящего костра, весело о чем-то болтая. Таилег отвернулся. Что-то странное почудилось ему в окружающем пространстве. Пока остальные осторожно подглядывали за своими двойниками, он лихорадочно осматривался и прислушивался.

Узкие щели приоткрылись в стенах.

Легкий скрип донесся до его слуха.

— Ложись! — гаркнул юноша, не ожидая, что сможет крикнуть так громко. Все немедленно упали на пол: реакция их не подвела. В следующий момент свист и шорох наполнили комнату.

Ярко блестящие металлические диски вылетали, вращаясь, из щелей и с отвратительным визгом высекали снопы искр, ударяясь от стену. Кошмар длился всего лишь несколько секунд, и щели, похожие на оскаленные пасти, сомкнулись.

Все поднялись с пола, отряхивая одежду и не веря своим глазам.

— Я, похоже, потерял чутье, — признался Рамдарон. — Сам же говорил, что здесь уже не получится ничему доверять. Спасибо, старина, вынимать из себя эти тарелочки было бы крайне неприятно.

«Тарелочки» меж тем постепенно погружались прямо в камень, словно тот был вязкой жидкостью.

— Я схожу с ума? — вопросил Иррген. — Я вижу то, что вижу?

— Похоже, что да, — отвечал Даал. — Но лучше не глазей слишком долго. Рамдарон, куда теперь?

— Странно. — Рамдарон лихорадочно вертел свой план. — Либо я все уже забыл, либо мы стоим в двух шагах от комнаты с желобом. И с сокровищами, кстати.

Глаза у Тарца заблестели.

— Никаких сокровищ, — сказал Даал сурово. — Сокровища после. Сначала дело.

— Какое там дело! — проворчал толстяк, стирая с плоскости клинка своего оружия невидимую грязь. — Еще непонятно, доживем ли… тьфу ты, зараза… вернемся ли сюда обратно.

Таилег сидел у ручья, что вытекал из-под одной стены и втекал под другую. Вода была чистой и на вид безопасной, но пить ее он все же не решился.

События предыдущих нескольких часов изрядно утомили юношу. Их, событий, что случились с ними за этот краткий период, было не меньше, чем за три предыдущих месяца.

Таилег помнил все смутно. Летающие оскаленные черепа, каменные руки, что вылезали из стен, огонь, охватывавший комнаты. Иллюзии, после которых впору было поседеть от ужаса.

И последний сюрприз. Под ними разверзся пол, складываясь гармошкой, и под ним оказался действительно желоб.

Но не один.

Все разъехались в разные стороны, не успев даже крикнуть. Таилег помнил, что падал довольно долго, и уже стал припоминать, что там Рамдарон говорил о колодце с шипами, как падение неожиданно завершилось.

Он уселся с размаху в текущий ручей и сильно ушиб себе копчик.

Все ужасы предыдущего пути уступили место одной, но крайне ощутимой неприятности. Боль была почти нестерпимой, но отрезвляющей. Она вправила Таилегу мозги намного лучше, чем самое сильнодействующее лекарство.

Убедившись, что все еще цел, он поднялся, ежась от холода, и услышал чьи-то шаги.

Кто-то, небольшой и медлительный, двигался во тьме.

Таилег погасил факел и еще раз порадовался своему ночному зрению. Без факела было видно лучше, чем с ним.

Мягкие шаги доносились откуда-то спереди.

— Кто здесь? — спросил Таилег, поднимаясь на ноги.

Проход впереди него слабо осветился.

Величественная мозаика украшала стены. Таилег видел только часть ее, но даже небольшой фрагмент поражал воображение. Куски цветного камня были подобраны, казалось, безо всякого видимого смысла, но ощущения, которые приносило созерцание картины, впечатляли. Словно истина, давно понятная, но не описываемая существующими словами, вертелась на языке.

Юноша встал, перешагнул через ручей и направился в проход.

Зал, в который он вошел, изобиловал ходами, норами и сталактитами. Все стены его были заняты мозаикой — поднимаясь на четыре человеческих роста, она создавала огромную, подвижную и непонятную картину. Таилег задрал голову, стремясь понять, откуда надо начинать ее рассматривать, как тихий, почти бесплотный голос коснулся его слуха.

— Пришел…

Таилег резко повернул голову. У стены стояло небольшое, фута в три ростом существо, похожее на плюшевого медведя. Пуговки его глаз печально смотрели на пришельца. Возле руки «медвежонка» виднелась очень странная пластинка: в отличие от других составляющих мозаики, по ней не переливались никакие цвета. Она была серой.

— Таилег сделал шаг к комично выглядевшему существу и ощутил слабый запах озона.

«Вот он, безумец», — посетила его разум неожиданная мысль.

— Пришел… — тем же бесплотным голосом произнес «медвежонок» и чуть покачнулся. — Незавершенный заждался тебя, человек… закончи свое поручение.

Позади Таилега послышались шаги, и остальные его спутники вышли из темноты. Тарц, весь исцарапанный и злой, хотел что-то сказать, но Даал резко тряхнул его за рукав, указывая на «медвежонка».

— Разрази меня гром, это майм! — донесся до Таилега возбужденный шепот.

— Кто такой Незавершенный? — спросил юноша, приближаясь к существу. Оно безучастно смотрело на него сверкающими глазами и не отвечало. От него доносился странный запах… жара и пламени, лавы и пепла. Не запах живого существа.

— Закончи свое поручение, — услышал он вновь. — Остался последний шаг. Мы все, как и Незавершенный, ждали тебя. Прошло так много времени… Выбери для него последнюю страсть.

— Что? — грозно спросил Иррген, прежде чем Даал успел его остановить. — О какой страсти говорит это чучело?

— Человек, — прошелестел голос, и «медвежонок» вновь покачнулся. — Незавершенный не может управлять своим миром и своим разумом. Он слишком близок к гармонии — а ближе всего к гармонии хаос. Мы страдаем и умираем от голода, пока ты думаешь, что делать.

До Таилега начало доходить, что все это время происходило.

— Вы, значит, страдаете и умираете. А те люди, которые погибли? Как они? За что пострадали они? За что пострадали мы все? Я не просил выбирать меня ни для какой миссии.

— Что значит одна жизнь, человек? Меньше, чем ничего. Оторви от себя волосок — разве ты умрешь без него? Кроме того, Незавершенный сделал вам великий дар. Он дал вам вечную жизнь.

— В гробу я видел твою вечную жизнь, кукла! — прогремел Тарц и сделал шаг вперед, отводя секиру в сторону. — Или ты начнешь говорить на понятном языке, или я сделаю из твоей шкурки коврик для прихожей!

— Что это у тебя, человек? — спросил майм, поворачиваясь к Тарцу и глядя невинными глазками на поднимающееся оружие.

— Это, коротышка, моя любимая секира, — холодно отвечал Тарц. — Оружие такое, если не понял. Сейчас ты с ней познакомишься, если не научишься отвечать на вопросы. Ну, говори! — рявкнул он.

— В мире нет никаких секир, — тихонько пропел майм и махнул забавной лапкой. — И нет никакого оружия.

Глаза Тарца сверкнули, и он выронил секиру. По счастью, та никого не задела. Несколько секунд Иррген смотрел на свои руки, на своих друзей, на майма, и было видно, что он не в состоянии произнести ни звука. С ревом, в котором не было ничего человеческого, он кинулся прочь. Рамдарон с проклятиями бросился следом.

Из темноты донесся шум схватки и плеск воды.

Даал метнул в майма злобный взгляд и кинулся в темноту — помочь.

— Человек. — Майм повернулся к Таилегу, и глазки его стали доверчивыми. — Назови страсть, которую ты дашь Незавершенному. Все страдают и будут страдать, пока ты не выберешь ее. Что ты хочешь ему дать? Что должно быть в нем главным? Любовь? Война? Скорость? Время? Не медли, человек, я прошу тебя.

— Главную страсть, значит, — ответил Таилег медленно и нехорошо улыбнулся. — Вот, значит, как. Ну хорошо. Я понял тебя, майм, или как там тебя зовут. Я догадываюсь, кто такой Незавершенный. И я сделаю ему сейчас отличный подарок.

Таилег подошел поближе к серой пластине, и майм услужливо отошел на шаг назад.

— Я знаю отличную главную страсть, — продолжал Таилег, уже предвкушая триумф. — Она достойна такого бога. Она достойна всех вас. Самая сильная страсть, самая важная. С ней вы станете непобедимыми. Эта страсть — пустота.

Майм вздрогнул и поднял лапки, словно умоляя о чем-то.

— Да, пустота! — расхохотался юноша, и смех его отразился от потолка пещеры, — Полная и бесконечная! Без пространства и времени! Без всего, майм! Получайте свою главную страсть!

И прикоснулся к пластине.

Майм пискнул и кинулся к юноше, словно стараясь помешать ему совершить задуманное.

Мозаика разом потухла. Стала непроницаемо-черной. Ледяным холодом дохнуло откуда-то сверху.

Майм безжизненно свалился наземь.

Юноша вобрал голову в плечи, ожидая, что сейчас рухнет свод, — но ничего не случилось.

Он победил.

Отшвырнув ногой тельце майма, он кинулся к ручью. Там еще слышались стоны, хрипы и проклятия.

Глава пятая ЕДИНСТВО

Рамдарон был бледнее самой смерти. Он отодвинулся от стены и указал на скрученного, связанного Тарца. На лице толстяка застыл непередаваемый ужас; он булькал, хрипел, порывался бежать и издавал звуки настолько чудовищные, что кровь стыла в жилах.

— То же, что и с другими, — повторил Рамдарон глухо. — То же самое. Что будем делать?

Таилег задумался и его осенило.

Он сходил за секирой, стараясь не глядеть на лежащего неподвижно майма, и принес ее к Ирргену. Тот пошевелил пальцами руки, прикасаясь к оружию, и захрипел, завыл еще сильнее, вращая дико глазами.

— Это секира, — мягко ответил Таилег и положил ее так, чтобы пальцы безумца смогли к ней прикасаться. — Это оружие. Тебя обманули. В мире есть и то и другое.

Глаза толстяка неожиданно остановились, а на лице проступил разум.

— Это… — прохрипел он, глядя на секиру, — она… она…

И разрыдался.

Рамдарон молча развязал узлы на веревке и потянул двух остальных за руки.

— Идемте. — Он указал на темный теперь зал. — Оставим его одного.

Даал долго рассматривал майма и осторожно потрогал его.

— Пустой, — сообщил он остальным. — Тряпичный. Что с ним случилось?

— Меня это мало волнует, — сухо ответил Рамдарон. — Как ты догадался, Таилег?

— На знаю, — Юноша устало пожал плечами. — Показалось, что надо просто сказать противоположное. Ну и ужас… аж мороз по коже. Бедняга Тарц…

— Что ты ему сказал? — спросил Даал, указывая на оболочку майма. — Он что-то говорил о какой-то страсти.

— Я подарил им пустоту, — ответил довольный Таилег. — Ту, которую они заслуживают. Надеюсь, что их богу и им самим конец.

Даал только покачал головой. …Иррген достаточно быстро пришел в себя.

Чтобы полностью привести его в чувство, хватило доброго глотка из фляжки.

— Боги мои, — причитал он, — какой кошмар. Век тебе не забуду, Таилег. Если бы вы только знали, как это было ужасно!

— Кончай, Иррген. — Даал был непривычно неприветлив. — Все позади. Таилег, ты еще помнишь то… заклинание? Что ты читал тогда у зеркала?

Послышался плеск лакаемой воды, и Таилег вздрогнул. Напротив на момент обрисовался силуэт Даррилхоласса, спокойно утоляющего жажду.

— Явился, значит, — проворчал Тарц, которому все еще было неловко.

Таилег извлек из кармана ромб. Тот слабо светился. По его контуру переливались малиновые огоньки. Он посмотрел на мерцающий узор и почему-то вспомнил Тамле.

— Могу. Ты что, надеешься, что… прошло?

— Кто знает? Ну давай, не тяни душу!

Юноша кивнул и начал читать.

Ручей отозвался мелодичным серебряным звоном, и все, не сговариваясь, сделали шаг вперед, наклоняясь над водой. Кот тоже наклонился, рассматривая бегущие волны.

Пять пар глаз, склонившихся над пещерным ручьем, всматривались в свое отражение, но лишь одна пара — золотистых, с пурпурным ободком — смотрела на них из воды.

Осень прежнего мира (Семь цветов магии, Ралион III)

Моей бабушке, Горбачёвой Надежде Васильевне

© 1996, 2002, 2008 Константин Юрьевич Бояндин

История 1. Поправка и проклятие

I

Нападавшие появились словно из ниоткуда.

Человек, что привлёк их внимание, сидел на невысоком камне и, под проливным дождём, сосредоточенно рассматривал какой-то предмет. С точки зрения нормального человека, вероятно, было бы странно сидеть, промокнув до нитки, на камне, с едва светящимся фонарём в руке… но поживиться иногда удаётся в самых неожиданных местах.

Удар по голове был не очень сильным, но когда человек пришёл в себя, он валялся лицом вниз в бурлящей от дождя грязи, что-то холодное и острое прижималось к горлу, едва позволяя дышать, а чьи-то хриплые голоса с оживлением обсуждали его судьбу.

— …Если скажет, что тут у него хорошего, то и живым останется, — пояснил, наконец, один из них. Человека грубо подняли из грязи и поставили на колени. Всё его имущество, выброшенное из мешка, лежало на грязной тряпке, что была недавно его плащом.

— Ну, воробушек, подай голос, — потребовал обладатель второго голоса и встряхнул пленника. — Рассказывай, что у тебя тут к чему. Если здесь есть что ценное, то…

— Украшения… из могилы вождя арратов, — с трудом прошептал человек, когда из мешочка на тряпку выпали изящные, чуть потускневшие браслеты, венцы, бусы — всё тонкой работы и, несомненно, древнее. — В… музей Оннда… — человек захрипел — лезвие плотнее сдавило ему горло.

— Лучший музей — это наши карманы, — пояснил обладатель ножа и его напарник довольно заржал. — Что ж, за такую жалкую душонку сойдёт. Что у него магического?

— Ничего, — тихо отозвался второй. — Я уже проверил. Он не маг.

— Тем лучше. — Лезвие отодвинулось и человека отпустили. Он упал на четвереньки, с трудом глотая холодный и восхитительно чистый воздух. — А это что ещё за дрянь?.. — и тяжёлый сапог поднялся над куском каменной пластинки, которую человек рассматривал в момент нападения.

— Не… надо, — прохрипел человек, протягивая руку к пластинке. Нога задержалась в воздухе и второй грабитель, что поспешно прятал украденное в мешок, поднял голову. — Не раз… бивайте. Заберите, продайте, подарите, но не ломайте. Это очень ценный экспонат.

— Ну надо же! — восхитился обладатель лезвия. — Ему бы о своей шкуре заботиться, а он… — рука в перчатке подняла осколок за краешек. — Магическое?

Человек покачал головой. Сообщник повторил: — Нет у него ничего магического.

— Ладно, учёная душа, уговорил — рукаположила пластинку в тот же мешок. — Будешь сидеть тихо — будешь…

Он не договорил. Сквозь плеск дождя и глухой рокот грома донёсся топот копыт. Кто-то быстро приближался со стороны большой дороги.

— Убегаем, — тот, кто держал мешок, скользнул во тьму.

Человек, шатаясь, поднялся на ноги и шагнул навстречу приближающемуся силуэту всадника.

Открыл рот, чтобы крикнуть.

Обжигающий холод пронзил ему грудь и заставил крик умереть, не родившись.

Всадник понял, что опоздал.

Грабители скрылись, напоследок убив свою незадачливую жертву.

Человек лежал в кровавой луже, постепенно размываемой дождём.

Вероятно, всадник вскоре двинулся бы дальше, поручив судьбу останков кому-нибудь ещё. Но слабый голос, что донёсся с земли, заставил его передумать.

— Помогите… — шёпот был едва уловим.

II

Трактирщик с большим неодобрением следил, как прислуга помогла закутанной в плащ фигуре внести окровавленное тело какого-то бродяги в главный зал заведения. Многие завсегдатаи — среди которых были и некоторые весьма влиятельные люди — с неодобрением следили за этой процессией.

— Мой трактир не место для… — начал было недовольный трактирщик, без особых церемоний хватая облачённого за рукав. Слова, правда, застыли у него в горле. Молодая, красивая и, вероятно, знатная девушка холодно взглянула на него из-под капюшона. Что-то невнятно пробормотав, хозяин склонился перед ней в поклоне.

— Не позвать ли стражу? — спросил он уже гораздо вежливее. — И лекаря? Напали на вашего… знакомого, благородная госпожа?

Девушка неторопливо откинула капюшон и попыталась придать намокшим волосам сколько-нибудь достойный вид.

— Нет, — голос девушки выдавал её северное происхождение. — Я сама справлюсь. Горячей воды, мыла, чистых тряпок. И побыстрее.

Несколько увесистых золотых монет немедленно вывели трактирщика из мучительного оцепенения.

— Слушаюсь, — и хозяин толкнул слугу в спину. Тот прекратил глазеть на гостью и мигом помчался выполнять приказ.

Когда слуги ушли и оставили её одну вместе с раненым, девушка тщательно осмотрела его.

На поясе у жертвы по-прежнему висел небольшой красно-коричневый мешочек. Интересно, почему его не украли? Почему даже не разрезали? Она попыталась взять мешочек, но пальцы… схватили пустоту. Поморгав и тряхнув головой, девушка повторила попытку.

Тщетно.

Впрочем, не кошелёк, каким бы загадочным он ни был, заставил её прийти на помощь. Голос. Точнее, язык.

Раненый произнёс слово «помогите» на Верхнем Тален, языке учёных, магов, вообще образованных людей.

А это означало, что он — хотя бы в знак благодарности — сможет ей помочь.

Она быстро извлекла всё необходимое из дорожного саквояжа и осмотрела рану.

Промыв её, капнула из небольшого хрустального флакончика и произнесла заклинание.

* * *

— Неточно, — голос вывел девушку из раздумий.

Сама рана была достаточно скверной и простого сращения тканей оказалось недостаточно. Лёгкие по-прежнему были повреждены, и сейчас девушка пыталась понять, какое из заклинаний полезнее, мысленно произнося части их формул.

— Неточно, — вновь шепнули губы раненого, но глаза не открылись. — Должно звучать так: 'suiran Covaddo'…

— Ты владеешь магией? — спросила его спасительница недоверчиво.

Ответа не последовало.

Впрочем, мало ли что скажет человек в бреду. Лучше уж знакомые формулы, какими бы неточными они кому-то ни казались. После нескольких попыток лечение было завершено.

— Приведите в порядок его и его одежду, — велела она слуге, бросая тому монетку. — Перенесите его в другую комнату и уберите в этой. Пусть его не тревожат.

Тон её и манера держаться были весьма и весьма убедительны.

* * *

— Приветствую, — голос вывел человека из раздумий.

Память покинула его в кровавой луже на окраине Оннда, а вернулась здесь — пасмурным утром, в скромной комнатке скромного трактира. Одежда была чиста, и — хвала богам! — самое ценное из имущества оставалось при нём.

Что за чудеса?

Не притрагиваясь к завтраку, что источал ароматный пар, человек ощупал себя, осмотрел одежду и не заметил, как в дверь тихонько постучали.

Вошедшая оказалась красивой девушкой, в потрёпанной, но богатой походной одежде и с властными манерами. Кто такая? Где я её видел?

— Не узнаёшь? — голос звучал несколько нетерпеливо.

— Полагаю, что именно вам я обязан жизнью? — человек встал и изящно поклонился. — Чем смогу отблагодарить вас?

Девушка отметила, что её пациент был родом откуда-то с востока. Странно, конечно — Люди предпочитали Север, Запад и Архипелаг. Впрочем, какая разница?

Она заметила, что человек только что встал.

— Спустишься в общую комнату, — произнесла она и человек вновь убедился, что этот голос привык повелевать. — Там и поговорим.

Повернулась и ушла.

Человек сохранял выражение почтительности до тех пор, пока шаги не затихли вдали. Лишь потом позволил себе улыбнуться.

Люди с таким взглядом и тоном не любят улыбок в свой адрес, даже если на то есть основания.

* * *

В общем зале было довольно пустынно. Трактирщик, старательно глядя в противоположную от девушки и её пациента сторону, о чём-то беседовал с ремесленником в потёртой кожаной рубахе. Вопреки ожиданиям человека, пахло здесь вполне прилично. Впрочем, столица всё же…

«Меня уже ждут в храме», пришла в голову мысль. Однако важные дела — в первую очередь. Его сразу привлекла эта северянка… она постоянно притягивала его взгляд. Вот уж не ожидал! Он заказал лёгкого вина на двоих и сел напротив своей спасительницы.

— Я Коллаис, — произнесла девушка и осуждающе посмотрела на бутылочки с вином. — Не рановато ли?

— Не каждый день мне спасают жизнь, — ответил человек и разлил вино по бокалам. — Меня зовут Олли.

Девушка попробовала. Вино было вкусным, совсем не хмельным. Действительно, столица — даже в таком грязном кабаке подают такое вино…

Она рассматривала собеседника. Той ночью он показался седым стариком. Сейчас же выглядел самое большее на тридцать лет. Волосы светлые… ещё одна странность — откуда светловолосому взяться на востоке?

— Ты поправил меня, когда я обдумывала заклинание, — продолжала Коллаис на Верхнем Тален, внимательно наблюдая за собеседником. — Ты знаком с магией?

— Я не помню, что я говорил, — признался Олли на Верхнем языке, непринуждённо переходя на него. Осторожные взгляды, которые время от времени бросал на них трактирщик, сразу же прекратились. — Я скорее владею языками — разного рода — но не магией. Её я не практикую.

— Вот оно что, — медленно ответила Коллаис. — Тем не менее ты — человек учёный. У меня неприятности. Я полагаю, что смогу потребовать от тебя услуги, Олли?

— Разумеется, — ответил тот. Я готов оказывать вам услуги каждый день, едва не произнёс он вслух, но вовремя сдержался. Как бы искренне это ни прозвучало, последствия могли бы быть печальными. — Чем бы я мог помочь? Что с вами…

— Не задавай мне вопросов! — неожиданно злым голосом ответила Коллаис и стукнула кулаком по столу.

Во гневе она ещё красивее, восхищённо подумал Олли. Каштановые волосы, зеленоватые глаза… что она делает здесь, на Юге? Видно же, что родом из какого-нибудь северного королевства… их там хоть пруд пруди.

— Не расспрашивай меня, — продолжила она уже спокойно. — В этом часть моих неприятностей, — добавила она осторожно и замолчала, словно ожидая чего-то.

Олли выждал несколько минут, но ничего особенного не происходило.

— Мне потребуется от тебя услуга, Олли, — продолжила она и налила в свой бокал ещё немного вина. — Какая — не знаю. Может быть, сегодня, может быть — через неделю. Или ещё позже.

— Желание? — улыбнулся Олли настолько нейтрально, насколько смог.

Ответной улыбки не последовало.

— Желание, — кивнула Коллаис утвердительно. — Но не мечтай, это будет не поцелуй в щёчку и не букет цветов.

Она собралась было продолжать, как дверь заскрипела и пропустила с улицы порцию утреннего тумана и хмурого стражника.

Тот направился прямо к ним.

— Художник Ользан? — спросил он хриплым басом. Олли кивнул.

— С вами произошёл несчастный случай? — поинтересовался стражник, коротко кивая Коллаис. — Ваши наниматели беспокоятся. Не хотите ли обратиться в службу охраны?

Олли покачал головой. Помимо всего прочего, услуги здешнего правосудия стоили недёшево.

Стражник неодобрительно посмотрел на него.

— Всё же мы хотели бы, чтобы вы оставили описание нападавших, — прохрипел он. — Это уже не первый случай. Могут пострадать другие люди, — стражник выделил последнее слово.

Олли вновь отрицательно покачал головой. Стражник кивнул и удалился, не прощаясь.

Олли взглянул на Коллаис и ужаснулся. Взгляд её смог бы заморозить саламандру. Что это она?

— Коллаис… — начал он было, но договорить ему не дали.

— Художник, — протянула она так, словно слово было неприличным. — Тайком набрался грамоты, чтобы сойти за умника. Ладно, художник, ступай, тебя уже ждут. И забудь, что встречался со мной.

— Я не…

— Скажешь ещё хоть слово — пожалеешь, — она стремительно поднялась из-за стола и удалилась.

Олли вздохнул и, оставив трактирщику плату, удалился сам.

День был испорчен.

* * *

Солнце быстро рассеяло туман.

Я надеялся войти в город через восточные ворота, размышлял Ользан, перемещаясь к центральной части улицы. Вошёл через северные… без ценностей, без таблички, без всего. Теперь ещё предстоит отчитаться перед магистратом.

Остатки денег — кроме тех, что лежали в «кошельке» — также перебрались в карманы нападавших. Что мне стоило спрятать всё в кошелёк и идти по дороге! — проклял он себя. Воистину, нетерпение губит всех. Не удержался, свернул посмотреть на знаки… хорошо ещё, что выжил.

Отчитаться перед магистратом означало упомянуть о пластинке. Именно этого Ользан делать не хотел. Многие историки и маги точили зубы на письменные памятники арратов — племени, некогда жившего на территории современной Федерации Оннд. Из этих памятников в своё время были почерпнуты многие ценные сведения, что обогатили современную магию и теологию…

Сообщать о пластинке же не хотелось по одной простой причине: для Дворца Мысли, как и для магистрата, в данном случае он был наёмником. Отдав табличку, он вряд ли увидел бы её в ближайшем будущем — кто он такой, чтобы претендовать на знание? Получил свой гонорар — и свободен!

Иногда кастовая система так же удобна, как кость в горле, подумал Ользан, проходя мимо стража порядка. Тот вежливо кивнул ему. Образованные люди занимали в Федерации высокие ступени иерархии, наряду с мастерами во всех видах ремесла и искусства.

Интересно, почему Коллаис так не любит художников?..

…Когда он дошёл до храмового комплекса, план уже созрел в его голове. Прежде всего — выполнить заказ для Храма. Деньги в ближайшем будущем лишними не будут. Потом доложить в магистрат об ограблении и вернуть аванс — задача не выполнена. А потом попытаться вернуть украденное — восстановив тем самым и часть репутации. О боги, сколько хлопот сразу…

Впрочем, когда Ользан вошёл на территорию Храма Солнца, внутреннее равновесие вернулось к нему. Здесь он был человеком уважаемым и известным.

Всё остальное уладится само собой.

III

Первая миниатюра никак не удавалась Ользану, — два дня сидел он над ней, сжав в руке кисточку и глядя в пространство. Жрец неоднократно наблюдал за ним — этот художник, хоть и был самым молодым, несомненно был отмечен милостью богов. Когда работа спорилась, шедевр, соединявший в себе тайную символику культа с гармонией, заметной даже неопытному глазу, выходил из-под его кисти иногда за считанные минуты.

А иногда для этого требовалось несколько дней.

Вот и сейчас жрец смотрел на сумрачное лицо художника и поражался, насколько непостоянным может быть вдохновение.

Миниатюра оказалась по вкусу жрецу — хоть и была простой и не очень глубокой. Ользан испросил разрешения отдохнуть день-другой — и, разумеется, ему не отказали. Те, кто создают зримые свидетельства величия богов, сами подобны богам: пытаться силой принуждать их творить — значит, навлекать на себя беду.

Своё художественное снаряжение он унёс с собой. Разумеется, никто не пишет подобные картины дома: ритуал требует, чтобы окончательные штрихи создавались в стенах Храма.

Наброски, однако, можно делать где угодно.

Из Храма он пошёл не домой — уже третий год он снимал одну и ту же уютную комнату с видом на залив — а в библиотеку.

Смутные видения проникали в его сны после встречи с Коллаис и не давали ему покоя.

* * *

Ему всегда нравились запахи библиотеки.

Страны бывали разными; по-разному относились к учёному — а иногда и просто к грамотному — люду, но библиотеки всегда были как бы вне времени и пространства. Запах трав, которыми окуривали книги — чтобы, не приведи боги, не завелись жучки или плесень. Тишина. Ряды книг — как старинных рукописных фолиантов, так и современных печатных изданий, которые самые богатые могли купить практически повсеместно. Владельцы крупнейших лесов весьма скупо жертвовали дерево на подобные нужды — по-прежнему бал правили щит и меч, а не знание. По крайней мере, среди Людей.

Уже который год длились Сумерки, постоянно дюжины сект и тысячи проповедников объявляли об окончательном падении цивилизаций и разрушении Вселенной — но жизнь продолжалась. Беспокойная, суетливая, но жизнь. И, как водится, наверх всплывало всё самое отвратительное.

Хвала владыкам Оннда: жёсткая общественная иерархия в значительной мере предотвращала всевозможные бунты — хотя и не устраивала многих. Что ж делать, плата за постоянство всегда высока.

Север Большой Земли на сей раз был потревожен не на шутку — ходили слухи, что Империя Лерей — так звали своё недавнее княжество его новые владельцы — решила стереть с лица Ралиона все нечеловеческие расы, ибо последние «виновны в болезнях, бедствиях и нищете Людей» — и в этот раз, похоже, впереди было смутное время для всех. Впрочем, от Оннда до Лерея было далеко, между ними пролегали владения отнюдь не беспомощных правителей — возможно, пожар прежних войн не сможет разгореться с прежней силой.

Обо всём этом думал Ользан, листая атласы и словари. Ему услуги библиотеки, как храмовому художнику, стоили баснословно дёшево — один золотой за сутки работы в читальном зале. Чуть ли не вдесятеро дешевле, чем для прочих смертных.

Чистый лист бумаги под его рукой долго сохранял девственную белизну — мысли упорно не шли в голову. Рука перелистывала страницы в надежде на то, что глаза обнаружат что-либо, сочетающееся с невнятными видениями…

* * *

…Четвёртый век эпохи вестника богов Дайнера был беспокойным; жаждущее экспансии княжество Лерей, подчинив почти все пограничные крохотные королевства и княжества, объявило о своём намерении бросить вызов всему остальному миру. Прежде всего — миру тех, кто не родился Людьми.

Всё это было уже не ново. Не Люди принесли агрессию и войны на Ралион, не они первыми пытались распространить своё влияние повсеместно, не они первыми научились находить радость в страдании других. Но, лишённые каких бы то ни было особых свойств — по сравнению с другими расами — Люди то вели себя дружелюбно и энергично осваивали мир, обогащая его искусством и знанием, то в необъяснимых приступах агрессии обращали самих себя и свои земли в залитые кровью пепелища, в грязь, трясину и пустоши.

Так остальные расы поневоле обучились искусству ведения войны; Ольты создали и совершенствовали мрачную эстетику оружия и битвы; те расы, которые не могли скрыться под землю, призывали на помощь богов и разрабатывали военные аспекты магии. Пышно расцвели школы боевых искусств.

Однако, самым страшным оружием и последствием первых войн было межрасовое недоверие.

Его, к сожалению, внедрили повсеместно именно Люди.

Однако Федерация Оннд показала, что Люди, при надлежащем обращении, могут быть незаменимыми членами общества. Почти семь тысячелетий существования — весомый аргумент. Первые законы Империи Оннд, что высек её первый правитель на стенах давно поглощённой морем Охранной башни так же отличались от современных, как грубые алтари варваров от великолепных Храмов. И всё же сохранилось что-то на протяжении немыслимо долгих эпох. И войны разорили южную часть Большой Земли в наименьшей степени. Ту самую часть, где некогда встал городок Оннд — Новый Город на языке первопоселенцев.

…Теперь, когда Наблюдатели были изгнаны из новоявленной Империи и запрещённое оружие готовилось к употреблению против её врагов, Сумерки во второй раз окрасили жизнь Ралиона в траурные тона. Нелегко жить во время войны, но всего ужаснее — жить в ожидании войны…

* * *

Ользан очнулся и посмотрел на лист бумаги. Там тонкими линиями был обозначен знак — четыре вертикальных линии, контуры цветка, лежащего поверх всех четырёх линий. Герб? Условный знак? Ользан пододвинул к себе массивный том географического атласа — самый полный за три последних века — и открыл карту княжества… виноват, Империи Лерей.

Шесть смежных королевств, лесное государство Сеаринх и несколько крохотных полосок незаселённой территории — вот что отделяло Лерей от остального континента. Почему он открыл именно это? Что навело его на такие мысли?

Взгляд его упал на стремительные, тонкие линии рисунка. Медитативное «знание», доступное практически всем, не вызывало у художника особого доверия. Во многих случаях оно сообщает не подлинное знание, а затаённые мысли гадающего. Так же, как таблички и иглы для вызова духов, на счету у которых немало жертв. Впрочем, каждому свой выбор.

Итак, цветок. Посмотрим, посмотрим… Ользан пододвинул словарь — жаль, старый — и принялся листать статьи о геральдике. После получаса поисков труды его увенчались успехом.

Герб, который его рука набросала во время транса, принадлежал одному из правящих семейств небольшого княжества Шантир. Оно занимало коридор, ведущий — через любой из трёх имеющихся перевалов — в центральные государства. Стратегически важный пункт. Ользан поднял глаза к потолку, вспоминая, что передавали по килиану вчера и позавчера. Пока, вроде бы, Лерей прямой агрессии не предпринимал.

Итак, его спасительница — из Шантира. Шантир… Опал, пещерный мох, медная руда… достаточно популярные товары для торговли. Постой, ведь у неё конь; сбруя коня — вся в серебряных украшениях. Неужели она…

Порыв огненного ветра обжёг ему гортань и заставил упасть на стол, прямо на книгу. На миг прохладный и спокойный зал превратился в раскалённое пекло пустыни, в смертоносные дюны Выжженного острова. Жадно хватая воздух, Ользан поднялся на ноги, и тут же всё прекратилось.

Вокруг воцарилась благословенная прохлада. Хор встревоженных голосов ещё несколько секунд пел тоскливые похоронные песни в его ушах. Наконец, и это стихло.

— С вами всё в порядке? — помощник библиотекаря. Встревоженный, готовый немедля послать за лекарем.

— Всё в порядке, — слабо улыбнулся Ользан и вытер мгновенно вспотевший лоб платком. — Я немного перетрудился вчера. Благодарю вас, беспокоиться не о чем.

Помощник кивнул и удалился, успокоенный.

Известная история, передаваемая поколениями разных народов — «старайся не думать о…» — более не была камнем преткновения для медитативной магии. Или, скорее, для медитативных упражнений. Классические маги аркану медитаций за магию не считали.

Мысли были готовы вернуться к сбруе и гербу, к Коллаис и грабителям… и, вероятно, к новой порции обжигающего воздуха — а, возможно, и к смерти. Большинство проклятий, как человеческого, так и божественного происхождения, основаны на неуправляемости человеческой памяти.

Но… Kaital Omel Haita, мысленно прочёл Ользан первые слова Мантры Сосредоточения и спустя несколько минут изгнал опасные мысли из сознания, как изгоняют назойливый дешёвый мотив, забыть который по-доброму не удаётся.

Ещё спустя полчаса он уже направлялся домой. Кое-какие идеи уже посетили его. Похоже, что Коллаис ищет здесь кого-то из знакомых… из очень хороших знакомых.

Надо бы закончить наброски к вечеру, думал Ользан, поглощая великолепный ужин. Хозяева комнаты, которую он снимал, содержали весьма приличный трактир. Повара они были отменные, надо отдать им должное.

Закончить наброски, решил Ользан, и… спать. Времени для упражнений сегодня не осталось… слишком сильны ещё воспоминания о страшном холоде в груди, грязи сверху и снизу, и пустоте, что наваливалась со всех сторон.

Нехорошо, конечно — первый перерыв за одиннадцать неполных лет занятий… но даже самое строгое расписание допускает один-два пропуска.

В четыре часа утра будильник разбудил его изящной мелодией.

Начинался новый день.

IV

Пусто в приёмном зале Дворца мыслей.

Половина шестого утра.

Никто не охраняет Дворец; люди низших сословий — халла, как их называют в Федерации — и за солидную сумму не подойдут близко к храму магии и мудрости. Не их это дело. Пернатый змей Эзоксу не подпускает души, не облагороженные науками и искусствами… и горе тем, кто осквернит его святыни своим недостойным прикосновением. Возможно, далеко не всё правда из того, что рассказывают о богах… но всем нужно нечто непознаваемое, сильное, ужасное.

Всем нужны боги. Чем бы их не именовали — законами природы, богами, духами предков, судьбой.

Одинокая фигура пересекла пустынную комнату и остановилась у обширной доски объявлений. Выглядела последняя так же, как и на любом базаре, бирже труда или приёмной магистрата. Только что не было похабных надписей.

Фигура постояла возле секции, выделенной всем желающим оставить записку. Чего здесь только не было — стихи, хорошие и не очень; приглашения на разнообразные вечера — развлечения и не только ради; загадочные послания; обыденные надписи о пропажах, находках, прочей ерунде.

Тот, кто стоял у доски объявлений, повидал немало подобных мест. На северо-востоке, в землях Ольтов и Карликов, роль подобных залов исполняли трактиры, театры, магические хранилища новостей. Ходили слухи, что задолго до открытия килиан Человеком-алхимиком Голтаром из Меорна «зрячие» камни охраняли подступы к Шести башням, оплоту чародеев, что натравили на мир полчища химер. Вот только не все знают, как пробудить камни от спячки и заставить их поделиться увиденным.

И холодные призмы горного хрусталя, что украшают многие жилища, святилища и перекрёстки — случайно ли они все похожи друг на друга? Смешиваются вера и суеверия, магия воображения и пыль времён, наука и обман… Порой никто уже не в состоянии понять, что было, для чего было, да и было ли?..

Человек шагнул к стенду и прикрепил короткими железными булавками к деревянной плоскости тонкий лист бумаги. Оглянулся — не видит ли кто? — и провёл поперёк листа жирную полосу кусочком угля. Вновь оглянулся.

Никого.

Изваяние Эзоксу Всезнающего, что топорщило украшенные крылья за его спиной, не собиралось рассказывать о его визите кому бы то ни было. Да и кто спросил бы об этом?

* * *

Вопреки всем ожиданиям, работа спорилась с самого утра.

Две прекрасных миниатюры — Элиор, Поражающий Нежить и Элиор, Дарующий Свет — уже высыхали на специальном возвышении в рабочей комнате художника.

Стену возле входа в этот заветный уголок Храма украшали, по традиции, небольшие надписи, оставленные всеми, кому доводилось работать для Храма. Без малого шестьдесят веков стоял здесь Храм; лишь три комнаты, считая эту студию, никогда не перестраивались. Надписи бесчисленных художников, ваятелей, резчиков по дереву и металлу, ювелиров, музыкантов, проповедников и одним богам ведомо кого ещё украшали стену причудливым орнаментом. Тщательно оберегался он — опрыскиванием особыми составами, уходом за всей студией — не менее тщательно, нежели за тем, что считалось святая святых Храма.

Ибо здесь запечатлена история Храма. Много ли на Ралионе святых мест, что могут гордиться столь долгой историей? Ведомы были Оннду и завоевания, и смерчи, и пожары, но никогда ни стихия природы, ни стихия разума не вредили Храмам.

…Напевая, Ользан получил и третье задание — реставрировать барельеф, украшающего главное святилище. Ответственная работа. Одних положенных воззваний к божеству и внутреннего равновесия здесь недостаточно. Символика, которой было покрыто святилище тысячи лет назад, ныне могла пониматься иначе. Создать новую — значит, взять на себя ответственность за то, что ощутят верующие.

Тут, прежде чем взять в руки кисть, резец или иной инструмент, надо увидеть цель работы. Впрочем, не умей Ользан видеть, не видать ему подобных заказов. Десятки тысяч великолепных художников трудятся во всём мире — но в Храмы пускают далеко не всяких. Так что оснований гордиться собой у Ользана, конечно, предостаточно. Правда, выросший в нищете и недоброжелательности, он как-то привык обходиться малым.

Во всём.

Кроме тяги к знанию. Клочок старой книги, выхваченный им из костра, всегда был рядом. Тот самый кусочек, который подсказал ему, чему стоит научиться.

Впрочем, всему своё время…

* * *

Коллаис впервые в жизни ощутила себя преступницей.

Художник, которого угораздило попасться ей на пути, конечно, внимания не заслуживал… если бы только не одно небольшое обстоятельство. Два слова, которые он произнёс в бреду, 'suiran Covaddo', долго не давали ей покоя. В том заклинании, которым она вернула ему здоровье, были похожие звуки.

Вся беда была в том, что похожие. Да только не следует понапрасну произносить слова заклинаний, — в особенности, если не намереваешься пускать их в ход. Целительница, которая обучала Коллаис, не уставала повторять: «магические слова, как драгоценные камни: не стоит прикасаться к ним без необходимости».

Однако Коллаис отважилась мысленно повторить часть заклинания, куда, по мнению Олли, должны были вписываться те два слова. Звучало приятно. Все заклинания подбирались согласно музыке звука: помимо самих слов и правил произнесения, конечно, важен внутренний настрой, наличие ресурса энергии… много чего. Так что не страшно, если неуч подслушает слова заклинания: без должной практики и старательного изучения ничего у него не выйдет.

Тогда-то и возникла у Коллаис мысль: проверить. Легко сказать! Не резать же себе самой руку ради опыта! А где тогда найти раненого или больного?

Узнай об этих мыслях её наставница, не быть Коллаис практикующим магом. Никогда целители не экспериментировали с заклинаниями на живых существах: им помогала медитация. Потому, наверное, в Арканах целительства и жизни так мало заклинаний… — ведь каждое нужно осознать, прочувствовать, проверить!

И всё же искушение попробовать было невероятно сильным. Коллаис так и не смогла понять, почему это произошло. Всего два слова! Неужели они могут так воздействовать на человека? Она прижала ладони к вискам и долго сидела, напевая Мантру Самоконтроля, пока опасные мысли не сгинули, оставив её в покое.

На второй день своего пребывания в Оннде Коллаис переоделась так, чтобы её северное происхождение не бросалось в глаза и отправилась в город. Денег у неё было не так много. На месяц с лишним неплохой жизни, конечно, хватит, но что делать дальше?

Остаётся надеяться, что целителям здесь работа найдётся. По слухам, Федерация переживала не лучшие времена и самые западные её государства намеревались объявить независимость. В мирное время это было бы пустяком, но ослабление Федерации сейчас могло причинить ей значительные хлопоты. Впрочем, подумала Коллаис, не моя это забота.

Ей, потерявшей собственный дом, беспокоиться ли о чужом?

* * *

Прошло три дня. Коллаис быстро отыскала лечебницу; крупнейшая из всех лечебниц ближайших городов-государств, она никогда не пустовала. Самые серьёзные вмешательства, конечно, требовали денег. Иногда — значительных. Но ежедневные проблемы — царапины, порезы, тысячи неприятных болезней — вот уже сотни лет не задерживались в Оннде надолго. Даже низшие и презренные халла — дворники, нищие и прочий сброд — всегда могли рассчитывать на бесплатное исцеление. Таково было одно из условий вхождения государства в Федерацию.

Обязательная медицинская помощь. Для всех. От заключённых до правителей. Сравнительно небольшие налоги, которые приходилось платить Федерации вполне стоили спокойствия и военной поддержки, которую Федерация гарантировала всем вступившим в неё. Единственного не было дано изменять её членам: властей Федерации. Загадочные шесть людей (или кто уж они там были), никогда не появлявшиеся при народе, умело вели внутреннюю и внешнюю политику.

Следовало бы, конечно, задуматься, почему их шесть… но так было написано в летописях Оннда: «и шестеро мудрецов, собравшись, утвердили закон и предложили всем окрестным государствам мир». Остатки первой — высеченной в камне — летописи Оннда и Федерации тщательно охранялись в Музее Оннда и пережили все три случая, когда богам было угодно, чтобы Оннд был захвачен неприятелем.

…Вступительный «экзамен» был прост. Одна из целительниц (в отличии от её родного Шантира, здешние почти все были женщинами) поговорила с ней, «прислушалась» к своим внутренним чувствам и, взяв с Коллаис символическую плату, выдала ей лицензию на право исцеления в Оннде.

— Если вам угодно, — пояснила она, — то можете приступить к работе прямо сейчас. У нас в больнице всегда полно работы. Много вам здесь не заплатят, зато практики будет достаточно.

Коллаис кивнула — что-что, а практика нужна. То, что работа будет довольно грязной и неблагодарной, отчасти даже хорошо. Может быть, удастся найти способ отыскать… но об этом думать было нельзя. Огненная игла сразу же вонзилась в основание черепа и Коллаис постояла некоторое время, закрыв глаза.

— Вам нехорошо? — участливо спросили её. Не открывая глаз, Коллаис ответила: — Благодарю вас, это дорога. Мне пришлось долго путешествовать.

Чьи-то пальцы прикоснулись к её голове и пульсирующая боль прошла.

Пора было приниматься за работу.

* * *

В тот же день Ользан проснулся с мыслью:

«Сегодня».

Что-то должно было произойти сегодня. Все три ночи он осторожно захаживал во Дворец Мысли, но листок, который он оставил на доске объявлений, исчез тем же вечером. Для успеха рискованного замысла Ользана было необходимо, чтобы обладатель его наброска сам отыскал его.

Иначе… он уже не сомневался, что на Коллаис лежит какое-то странное, но мощное проклятие.

Проклятия! Самая обширная, чудовищная и отвратительная отрасль магии. Где каждая ошибка может стать последней, и приходится молиться, чтобы смерть была мгновенной.

Судя по его собственным ощущениям, проклятие, словно чума, передавалось и другим людям. Подробно подумать об этом ему придётся потом… если будет это «потом». План, который он составил, мог сработать. Ну, а если Коллаис решит уехать из Оннда… что ж, ему, Ользану, придётся следовать за ней тенью. Или пасть вместе с ней, если и когда Коллаис совершит роковую ошибку.

Какую именно — он не знал. Понятно было одно.

Проклятие спускалось с незримой привязи словом.

* * *

В тот же день она отыскала возможность проверить «правильное» заклинание. В отделении для безнадёжно больных лежал лесоруб с заражением крови. Чрезвычайно редкий случай, подумала Колаис, морщась от запахов крови и распада, что неизменно сопровождали подобные помещения.

Ни ароматические травы, ни маски не помогали полностью избежать соприкосновения с неизбежными явлениями, сопровождающими смерть.

Судя по всему, лесорубу дали что-то обезболивающее. На него было страшно смотреть и, вероятно, ему полагалось испытывать невероятные мучения. Но он лежал тихо, в забытьи и даже улыбался. Что ж, подумала побледневшая Коллаис, в этом есть какой-то смысл. Ей не доводилось видеть медленной смерти. Войны в Шантире не были редкостью, и многие из воинов либо выздоравливали — от прикосновения ли целителя или своими силами — либо умирали сразу.

Кроме неё и лесоруба, в комнате никого не было.

И искушение победило.

Мысленно простившись со своей профессией, Коллаис присела перед умирающим и сосредоточилась. За несколько часов ей довелось прочесть лишь пару лёгких заклинаний, так что сил должно было хватить.

Решившись, она прикоснулась к лихорадочно горящему лбу и произнесла заклинание. Заменив два слова из его середины на те, что «подсказал» Олли.

Слабо-розовый туман заклубился над дровосеком и Коллаис физически ощутила, как заклинание «выкачивает» её магические силы. Поднялся и рассеялся слабый туман и всё было кончено.

Перед ней лежал здоровый, спящий человек. Он был измождён — борьба с подкрадывающейся смертью не прошла для него даром — но был совершенно здоров. По всему видно.

Коллаис захотелось запрыгать от радости — и от того, что всё получилось, и от того, что никто не застиг её, экспериментирующей над человеком. Но тут рука опустилась ей на плечо и девушка едва не вскрикнула от ужаса.

— Где вы выучили это заклинание?

Коллаис, всё ещё лишённая дара речи, с трудом поднялась с колен и оглянулась. Целительница — невысокого роста, почтенного возраста и немалого ранга испытующе смотрела на неё. Невероятно трудно было отвести взгляд от её внимательных серых глаз.

— Меня зовут Эллаир, — представилась целительница. — Пока Верховный Целитель в отъезде, его замещаю я. Мне никогда не доводилось слышать подобное прочтение…

Она склонилась над дровосеком и внимательно осмотрела его.

— Поразительно! — воскликнула Эллаир. — Мы все будем вам благодарны, если вы и нас научите подобному. Его — она кивнула на спящего — доставили сюда четыре часа назад, уже в безнадёжном состоянии.

— Меня… — язык трудно повиновался Коллаис, и предстояло ещё придумать правдоподобное объяснение. — Я училась целительству неподалёку от Шантира. Там меня и научили.

— Идёмте, — Эллаир поддержала Коллаис за руку. — Вы растратили все силы, дитя моё. Вам необходимо отдохнуть.

— Кроме того, — добавила она, закрывая дверь в комнату, — теперь в Оннде есть человек, который ежедневно будет молиться о вашем здоровье.

Сил Коллаис хватило только на вялый кивок. Она устала так, словно сутки бежала в полном боевом облачении.

* * *

Всегда немного грустно осознавать, что работы закончена. Барельеф был восстановлен на славу, и, помимо благословений жреца (милость его гневного покровителя никогда не бывает лишней), была награда и вполне материальная. Не золото: никогда Храмы не расплачивались презренным металлом. Драгоценные камни. Все — из добровольных пожертвований Храму.

Перед закатом солнца в Храме должна была пройти служба. Посмотреть бы, подумал Ользан, любуясь великолепной архитектурой, но некогда. Обращаться в другие Храмы Оннда сейчас не стоит: Элиор ревнив. Надо либо выждать изрядное время, либо уйти в другой город. Последнее было привычным: вот уже четыре года Ользан странствовал из одного города Федерации в другой. Если не находилось иной работы.

А работу найти не так-то просто.

Он обернулся ещё раз у символических ворот, открывавших вход к Храму, как чей-то вежливый — но исполненный скрытой угрозы — голос окликнул его со спины:

— Не вам ли, любезнейший, принадлежит это творение?

Ользан обернулся и встретился глазами с широкоплечим молодым человеком, в богатой одежде и с небольшой бородкой. Хотя он и улыбался, глаза оставались ледяными, а в руке он держал эскиз Ользана.

Герб Шантира, перечёркнутый крест-накрест жирными чёрными линиями.

Если бы я испугался, он заставил бы меня съесть этот эскиз, подумал Ользан, спокойно выдерживая взгляд незнакомца. Лёд в глазах последнего немного подтаял, но в голосе продолжала звучать враждебность. Он опустил руку с зажатым в ней эскизом и медленно скомкал его.

— Мне, — признался Ользан.

— Тогда потрудитесь объясниться, — приказал незнакомец и Ользан уловил призвук того же акцента, который он слышал в таверне несколько дней назад. — Я не привык, чтобы шутили над гербом моей страны.

— Идёмте, — Ользан указал в сторону моря. — Я знаю одно уютное место, где мы можем побеседовать. Подождите немного, — он подозвал храмового слугу и передал ему конверт вместе с мелкой монеткой. Мальчишка кивнул, довольный, и умчался — относить послание по адресу.

Незнакомец презрительно хмыкнул. Решил, наверное, что я подмогу вызываю, — подумал Ользан, сдерживая улыбку.

— Идёмте, — повторил он и отправился первым.

Шёл он спокойно и не оглядываясь. Его новый спутник следовал позади — молча и нахмурившись. Было очевидно, что он намерен получить ответы на все свои вопросы.

V

В «Трёх лунах», куда Ользан привёл своего нового знакомого, было малолюдно. Неудивительно; во многих заведениях подобного рода жизнь начиналась только поздними вечерами. Ользана здесь знали и трактирщик кивнул на один из свободных четырёхместных кабинетов.

В полном молчании двое пришедших уселись друг напротив друга.

— Прежде, чем придёт тот, кого я позвал письмом, — Ользан первым нарушил молчание, — я хотел бы спросить вас кое о чём.

— Я не понимаю, что вы затеяли, — отозвался его собеседник раздражённо, — и отвечать на вопросы не намерен. Я намерен получить ответ. И уйти — у меня дел по горло. Так что кончайте валять дурака и скажите, что означает вот это? — скомканный лист бумаги полетел Ользану в лицо.

Загремел отодвигаемый стул.

— Вы занимаетесь магией? — спросил Ользан, аккуратно разглаживая лист и укладывая перед собой.

— Да, — было ответом. — Так что поторапливайтесь, любезнейший, пока я окончательно не потерял терпение.

Ользан почувствовал, что сам понемногу начинает раздражаться. Упражнения самоконтроля не были, очевидно, рассчитаны на беседы, подобные этой.

— Если бы я вас испугался, — ответил он менее дружелюбно, — то сразу бы укрылся в Храме. К нам вот-вот придёт посетитель, так что сделайте над собой усилие и ответьте сначала на мои вопросы.

Он ожидал чего-нибудь весьма неприятного, но его собеседник неожиданно разжал кулаки и вновь уселся. Вошедшая служанка несколько мгновений рассматривала посетителей — не стоит ли позвать стражу? — но увидев выражение их лиц, принялась выставлять на их стол аппетитно дымящиеся блюда.

— Вы родом из Шантира, — продолжал Ользан, ощущая, как драгоценное время утекает прочь. — Я не знаю, почему вы здесь, да меня это и не касается. Поскольку вы маг, то должны знать о проклятиях.

На лице его собеседника неудовольствие сменилось озадаченностью. Он кивнул.

— Посему у меня к вам только одно предостережение. Прежде чем вы спросите что бы то ни было у того, кто сейчас придёт, десять раз подумайте.

— Хорошо, — человек кивнул Ользану в ответ. — Меня зовут Бревин Шаальтар и я действительно из Шантира. Что-то в вас…

— Ользан, — коротко представился Ользан.

— …Что-то в вас, Ользан, говорит мне, что вы не лжёте. Однако если вы меня втянули в какие-то личные ваши проблемы, я обещаю вам, что вы об этом пожалеете.

Ользан мысленно вздохнул. Пожав плечами, он указал на стол.

— Предлагаю пока пообедать.

* * *

Гонец поймал Коллаис по дороге домой. До южной части города от лечебницы было минут тридцать ходу — если не нанимать экипаж. Однако Оннд выгодно отличался от большинства северных городов тем, что был чист и сравнительно безопасен. По такому городу было приятно пройтись пешком.

Голова у неё ещё немного кружилась; местные целители долго не отпускали её, вслушиваясь в звуки нового заклинания и запоминая его. Каждое новое заклинание в Аркане Жизни всегда было событием. Неплохо я начинаю, подумала в какой-то момент Коллаис. Не успела приехать в город, а уже становлюсь знаменитостью.

Гонец остановил её, погружённую в раздумья, и вежливо поклонился. Коллаис открыла конверт, с изображённым на нём гербом Федерации (крепость на берегу моря) и оторопела.

На листе бумаги был несколькими торопливыми штрихами начертан герб Шантира. Ниже стояли две фразы, обе несколько раз подчёркнутые.

Первая: «Три Луны».

Вторая: «Срочно».

Мне кажется, я знаю, кто это, подумала Коллаис и ей почему-то на миг стало неловко. Олли вызывал противоречивые чувства. От чьего имени он передал это странное послание?

И как стало известно, откуда она родом?

Коллаис кинула гонцу ещё одну монетку и требовательно взмахнула рукой, подзывая экипаж.

До «Трёх Лун» ехать было всего несколько минут.

* * *

Собеседники успели пообедать — не произнося ни единого слова, после чего Бревин откинулся на стуле и задумчиво уставился на стену, прислушиваясь к звукам извне. Звуков было не так уж и много. Музыканты не появятся до вечера, а редкие посетители, как правило, помалкивали.

Ользан почувствовал, что что-то меняется в окружающем его мире за несколько секунд до появления Коллаис. Не обжигающий жар, что сжал его горло тогда, в библиотеке, но предвестник жара. Ему стало не по себе. Сердцебиение участилось и во рту неожиданно пересохло.

Судя по всему, Бревин тоже что-то почуял, так как перестал смотреть на стену и расстегнул ещё одну пуговицу своего камзола. Странно, подумал Ользан. Как это ему не жарко — в такое время ходить в камзоле?..

Коллаис появилась на пороге их кабинета — со знаком целителя, приколотым к куртке и конвертом в руке.

Оба мужчины поднялись со своих мест. Ользан — молча, отходя к стене и пристально глядя в глаза потрясённому Бревину. Тот, видимо, совершенно не ожидал подобной встречи и никого, кроме Коллаис не замечал.

Коллаис сделала шаг назад, прижимая ладонь ко рту.

Жар сгущался в комнате. Капельки пота мгновенно выступили на лбу у Бревина; он смахнул их ладонью и сделал шаг вперёд.

— Лаис? — спросил он неожиданно охрипшим голосом. — Ты здесь? Что случилось с…

Ужас возник в глазах Коллаис. Ользан ощущал, как сила, необоримая и страшная, вот-вот обрушит на них потоки пламени. Всё, доигрались, — мелькнула мысль. Сейчас он закончит вопрос, и всем нам конец.

Но Бревин замолк, словно вспомнив о чём-то. Он увидел непередаваемый ужас и отчаяние, которые охватили Коллаис и слова застряли в его горле.

— Понятно, — произнёс он после бесконечно долгой паузы. Ользан слышал его словно сквозь толщу камня — едва различимо. В ушах грохотал могучий молот, пол и стены сотрясались.

— Мне всё понятно, — повторил Бревин и, к удивлению Ользана, улыбнулся. Улыбка была невесёлой. — У меня нет больше дома.

Жар и сила, сгущавшаяся в полумраке кабинета, рассеялись, словно их и не было. Некоторое время все стояли, жадно вдыхая прохладный воздух и радуясь тому, что жизнь ещё продолжается.

Потом Коллаис кинулась в объятия Бревина и разрыдалась, прижавшись лицом к его груди.

Ользан тихонько вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Удивительно, но никто в трактире ничего не заметил.

* * *

— Странно всё это, — произнёс Бревин, наливая себе ещё вина.

Они сидели дома у Ользана. Выбор был прост; идти к Ользану было ближе всего. Коллаис спала в соседней комнате, так что говорили вполголоса.

— Несомненно, — подтвердил Ользан, отрываясь от своего альбома с набросками. — Никогда бы не подумал, что вы — брат и сестра. Вы мало похожи друг на друга.

— Верно, — кивнул Бревин. — Все так говорят. Я вышел в отца, а Лаис — в мать. — Он вздохнул. — А я-то ещё удивлялся, куда это подевался старый Глешар.

— Глешар?

— Слуга, — пояснил Бревин. — Видишь ли, дядя настоял, чтобы я отправился учиться. В общем-то он прав. У нас грамотность — редкое явление, а знание магии — и подавно. Так вот, Глешар время от времени появлялся, привозил мне вести из дому и деньги, — Бревин тихонько рассмеялся. — Дядя по-прежнему думает, что я — бездельник и умею только тратить.

Ользан молчал, глядя в окно.

— Неплохо лето начинается, — продолжил Бревин. — Ты сильно не удивляйся, Олли, не так-то легко свыкнуться с мыслью, что у тебя не осталось ни дома, ни родины, — только сестра.

— По-моему, у тебя прекрасное самообладание, — осторожно заметил Ользан, глядя по-прежнему в сторону. — Да и Лаис держится неплохо.

— Да, в нашем роду слабых людей не бывает, — подтвердил Бревин и Ользан вновь скрыл улыбку. — Вопрос только в том, почему её попросту не убили там же, в Шантире. И почему Глешар, покинув город, не подсыпал мне яду на прощание.

— Ты думаешь, что переворот устроил твой дядя?

— Очень на него похоже.

Оба замолчали.

— Я привык рассуждать логически, — продолжал Бревин. — А тогда непонятно, зачем связываться с проклятиями, полагаться на заклинания, когда можно было всё решить традиционными средствами? Либо мы рано радуемся, либо…

Ользан пожал плечами.

— Лаис упоминала про какого-то чародея.

— У нас чародеев, как крыс в амбарах, — отмахнулся Бревин. — Самый могущественный из них только и умел, что произносить внушительные слова и устраивать фейерверки. Так что о ком она говорит, мне непонятно. Да и к чему чародеям Шантир? Мы, конечно, достаточно богатая страна, но вокруг нас есть гораздо более богатые! Я не говорю, конечно, о Лерее — там одного чародея для захвата власти не хватит, но Шантир! — Бревин вздохнул. — Ничего не понимаю.

Ользан провёл рассеянно по матовому шару, укреплённому на стене и тот осветился изнутри мягким желтоватым светом.

В комнате стало светло.

— Кстати, Олли, — Бревин стоял у окна, глядя в сгущавшийся мрак. — Как ты догадался о проклятии? Насколько я знаю, ты не маг. По всем признакам не маг.

— Нет, — Ользан улыбнулся, — «Только не стремящийся к знанию сможет постигнуть мир; только не знающий магии сможет увидеть все семь её цветов», — произнёс он, полуприкрыв глаза.

— Странная цитата, — отозвался шантирец после паузы. — Где ты её нашёл?

— Вот, — Ользан передал ему своё сокровище — обгоревший кусочек бумаги, на котором сохранилось лишь несколько отрывочных фраз. — Это я спас из костра.

— Значит, здесь тоже жгут книги, — медленно произнёс Бревин, возвращая клочок его владельцу. — Ну так как, Олли?

— Догадался, — Ользан пожал плечами. — Мне в голову иногда приходят совершенно неожиданные мысли. Видения…

Он охнул и встал из кресла.

Голова у него закружилась и миллионы крохотных иголочек принялись вонзаться в его тело. Бесчисленные огоньки зажглись в глазах и начали неторопливо вращаться, — словно гигант ладонью перемешивал звёзды, рассеянные в пустоте.

— Ну-ка, глотни, — послышался голос из невероятной дали и что-то прижалось к его губам. Ользан глотнул. Вкус оказался непереносимо горьким.

Тут же мир вернулся в обычное состояние; иголочки и туман рассеялись, оставив ощущение странной лёгкости и бодрости.

— У тебя, я вижу, тоже был трудный день, — Бревин завинтил на чём-то крышку и спрятал предмет в карман. — Давай-ка на боковую. Тем более, что торопиться нам теперь некуда.

* * *

Ользан долго стоял у окна.

Бревин и Коллаис, видимо, не привыкли вставать рано. Оннд, над которым ещё не взошло солнце, по-прежнему жил своей жизнью и улицы его никогда не пустели. Глядя на людей, идущих по своим делам, Ользан размышлял, что ему теперь делать.

Он не поведал своим новым друзьям, что подсказывали ему ощущения.

Проклятие, которое должно было сработать, начни Бревин расспрашивать свою сестру о случившемся, благополучно рассеялось. Это, конечно, хорошо. А вот что плохо: оно не было единственным.

Рассказывать им об этом — значит, рисковать, что избежав одной опасности, они немедленно встретятся с другой. Раньше — скажем, после первых Сумерек — проклятия были хоть и неприятными, но медленно действующими. Сейчас же чернокнижники и боги предпочитали молниеносные удары.

Чтобы жертва не могла позволить себе радоваться жизни.

Тот же внутренний голос, который проснулся в библиотеке, пока он просматривал историю Шантира, предупреждал его и сейчас: дело нечисто.

На сей раз, однако, Ользан не имел ни малейшего понятия о спусковом механизме новой напасти. Поразмыслив над этим, он не стал понапрасну беспокоиться: раз опасность может проснуться от чего угодно, незачем находиться постоянно в напряжении. А нужно лишь несколько раз думать, прежде чем говорить или делать.

Ользан вздохнул, прокрался в угол комнаты, где стоял письменный стол, и принялся писать письмо.

За этим занятием его и застали Бревин с Коллаис.

VI

Они сидели в «Трёх Лунах», в том же самом кабинете.

— Значит, мы закончили выяснение отношений, — подвёл итоги Бревин, подливая себе ещё чая. — Поскольку ты спас нам всем жизнь, Ользан, я думаю, что ты не откажешься считать нас своими друзьями. Мы, конечно, с сестрой не подарок, но…

— Говори за себя, Риви, — перебила его сестра. Оправившись от вчерашнего потрясения, она выглядела красивее прежнего, — Это ты у нас не подарок. Ты и святого из себя выведешь.

Бревин усмехнулся и пригладил бороду.

— Одним словом, можешь на нас рассчитывать. Хоть мы теперь и бездомные, но сдаваться без борьбы не будем, — и протянул Ользану правую руку ладонью вперёд. Ользан повторил его жест. Бревин легонько прикоснулся своей ладонью к чужой и тут же хлопнул ею по столу. Ользан вновь повторил его жест.

То же самое проделала и Коллаис.

— Ну вот, — Бревин перестал улыбаться. — Теперь мы почти что родственники. Я намерен узнать, что же именно случилось у нас в Шантире и — если судьбе будет угодно — отплатить своей неблагодарной родне.

— Я тоже, — после короткой паузы произнесла Коллаис. В глазах её на миг возник отблеск льда, который уже заставил однажды содрогнуться Ользана. — Если это вообще возможно.

— У вас есть армия? — спросил Ользан осторожно.

Бревин рассмеялся.

— У нас есть только то, что сейчас на нас. Не считая, конечно, коня Лаис и кой-какой мелочи. Армию ещё предстоит нанимать — а значит, нам с ней надо заработать. И солидно заработать.

— Я уже нашла себе работу, — заметила Лаис.

Бревин отмахнулся.

— На спокойную жизнь мы здесь заработаем, сомнений нет. Но чтобы нанять армию, нужны не десять золотых в месяц, а по крайней мере десять тысяч. Нет, я, наверное, попрошу какое-нибудь поручение. Чем опаснее работа, тем лучше платят.

— Я могу вам помочь? — поинтересовался Ользан.

Бревин вздохнул и побарабанил пальцами по крышке стола.

— Откровенно говоря, Олли, нам не помешает магия и знание оружия. Мы с сестрой худо-бедно в этом разбираемся. А ты?

— Я знаю несколько языков… неплохо знаю здешние окрестности. Магией я, как ты знаешь, не занимаюсь, — ответил Ользан, поразмыслив. — Правда, умею стрелять из лука и начинал осваивать холодное оружие.

— Я боюсь, Олли, что у тебя другой способ зарабатывать на жизнь. Вне всякого сомнения, достойный и неплохой, но… я бы не торопился брать тебя с собой. Человек, который ни разу не сражался, может нам только помешать.

— Бревин, — Лаис взяла брата за руку.

— Я знаю, что говорю, — сухо закончил тот. — Хорошо. Олли, признайся честно, ты готов прямо сейчас наняться… так скажем, искателем приключений?

— Нет, — ответил Олли откровенно.

— Тогда мы вернёмся к этому вопросу позднее. Я пойду разузнаю, каковы новости, Лаис, а ты пока перебирайся ко мне. Все расходы я уже оплатил.

Он поднялся, хлопнул Ользана на прощание по плечу и покинул кабинет.

Ользан и Коллаис долго смотрели друг другу в глаза.

— Я вела себя не лучшим образом, — произнесла, наконец, девушка и подняла руку, увидев, что Ользан собирается возразить. — Не перебивай. Я хотела сказать тебе, что твоя поправка сработала.

— Поправка? — не понял Ользан.

— К заклинанию. Ты произнёс её в бреду. Ну так вот, я испытала его на безнадёжно больном… и он выздоровел.

— Надо же, — пробормотал Ользан, не зная, что ещё сказать.

— Все местные целители в восторге. Скажи, — она взяла его за руку, — если ты не практикуешь магию, как ты смог придумать поправку?

— Правду говорить?

— Разумеется.

— Мне показалось… — Ользан запнулся, подбирая слова. — Словом, правильное звучание как-то само пришло на ум. Возникло из ниоткуда.

— А ты не пробовал… как бы это сказать… улучшить что-нибудь ещё?

— Нет, — ответил Ользан. Такая мысль не приходила ему в голову. — Кроме того, я не могу целенаправленно заниматься магией. Это может всё испортить.

— Что испортить? — спросила Лаис с нескрываемым любопытством.

Ользан смутился.

— Ну… я не могу тебе ответить. Словом, раз уж решил, надо следовать убеждениям. Так меня учили.

Коллаис долго смотрела ему в глаза.

— Ты странный, — произнесла она, наконец. — Но ты мне нравишься. Я думаю, мы ещё успеем обо всём поговорить.

Она поднялась из-за стола.

— Риви ждёт, — пояснила она на словах. — До встречи, Олли.

Ользан сидел, улыбаясь и повторяя про себя последние слова Коллаис. Из раздумий его вывел вежливый голос хозяина.

Надо было расплатиться.

История 2. Ловушка

VII

Говорят, что первопоселенцы, основавшие Оннд, более трёх месяцев следовали вдоль берега Большой Земли — Унралиа, как они её называли — прежде чем нашли подходящее место.

Впрочем, это неудивительно. Жизнь быстро научила их не отходить далеко от берега, если горизонт был тёмен. Хотя корабли становились всё крепче, мощнее и быстрее, стихии не изменялись. Шторму, проносящемуся мимо южного побережья Большой Земли было совершенно всё равно, что сломать, разбить, уничтожить — лёгкую ли одноместную лодчонку или огромное судно. Правда, в те далёкие благословенные дни не было ещё пиратов, да и слова такого — «пират» — ещё не придумали.

Обосновавшись, новые жители континента принялись понемногу расширять свои владения. И очень быстро убедились, что землю эту своей считают не только они. Помимо других Людей — в большинстве своём диких кочевых племён — им начали встречаться и иные разумные расы.

Кто был прав в те дни, кто виноват — трудно сказать. Но жители крохотного городка Оннд недаром отстаивали свою свободу с оружием в руках. Прежде, чем были поделены земли и влияние, прежде чем выяснилось, что торговать выгоднее, чем вести бесконечные войны, родилось и легло руинами немало городов, крепостей, деревень.

В большинстве своём руины пережили все последующие события — но немногим ныне живущим ведома их история. Единственное, что роднило все развалины — люди не селились поблизости от них. Постепенно возникла и укоренилась молва, что, скрытые от света обломками камней, обитают в тех руинах ужасные чудовища, что владеют миром по ночам. Изредка искатели сокровищ отваживаются потревожить древние камни, но всё реже и реже улыбается им удача.

* * *

Двое путешественников в очередной раз устроили привал, бесцельно проблуждав более двух часов у гряды неприветливых скал. Небольшая долина, начинавшаяся под их ногами, уходила к северу. Земля должна была быть превосходна для земледелия.

— Смотри, колодец! — указала Коллаис на нечто, издали походившее на груду камней. Им уже трижды встречались колодцы; но в лучшем случае в них стояла зеленоватая вода с запахом мертвечины, а в худшем — вообще какая-то отвратительная слизь.

— Давай котелок, — потребовала девушка, заглянув в непроницаемую глубину шахты. — И верёвку. Подлиннее, здесь очень глубоко.

— На, — буркнул её брат, повинуясь. — Только в этот раз отмывать будешь сама. В предыдущий раз ты тоже говорила — «чистая вода».

Его передёрнуло.

Из глубины колодца донёсся плеск.

— Чистая! — торжествующе объявила Коллаис, осторожно поднимая котелок в воздух. Бревин недоверчиво покосился в её сторону и предложил только:

— Проверь, нет ли там заразы.

— Уже проверила, — послышалось за его спиной. После чего перед глазами его возник котелок. — Вот, попробуй.

Вода оказалась невероятно холодной и необычайно освежающей.

— Похоже, стоит заменить воду, — произнёс Бревин, отхлебнув ещё. — Просто чудо, что она так сохранилась.

Он подошёл к колодцу и заглянул внутрь. Стены были выложены из тонких — миллиметров пять — камней, что образовывали причудливую, убегающую вниз спираль. Вода держалась на глубине двадцати пяти метров.

— Что-то я ничего не пойму, — отозвался Бревин, раз за разом поднимая всё новые порции воды. — Кто построил этот колодец? Все предыдущие сделаны совершенно по-другому. Представляешь, чего стоило соорудить такую кладку на такую глубину!

— И на карте он не обозначен, — заявила Коллаис, исправляя этот недостаток. — Правда, карта вся какая-то странная. Пещеры обозначены не там, колодцы все испорчены или засыпаны. Интересно, нам одним такие карты достались?

С картами вышел конфуз. Атласы в библиотеке Оннда оказались недостаточно детальными. Зато в изобилии оказалось самых разнообразных карт окрестностей, «составленных с одобрения властей», ценность которых оказалась весьма сомнительной.

После того, как Бревин и Коллаис сличили карты, купленные у разных торговцев, их уверенность несколько пошатнулась. Общего, не считая очертаний крупнейших скальных массивов, рек и гор, у карт было мало.

— Ладно, — отозвался Бревин, засовывая пергаменты в сумку. — Видимо, все по очереди об это спотыкаются. Но если я ещё встречу этого купца, то заставлю сожрать эту карту, чего бы мне это не стоило.

Коллаис хихикнула.

— Теперь, похоже, я знаю, на что у тебя уходили деньги, — пояснила она, глядя на брата. — На штрафы.

— Смейся, смейся, — проворчал Бревин, поднимая с земли камушек и запуская его подальше. — Если такая умная, могла бы и предупредить.

— Ты ж у нас самый умный! Сам посуди — разве можно за пол-золотого купить подлинную карту? Удивительно, почему на ней не указаны крестиком зарытые сокровища. Я бы обязательно указала.

Бревин помолчал.

— Я знаю, что я сделаю, — и нехорошо усмехнулся. — Если нам удастся добраться до сокровищ, я обязательно отмечу их на карте. После того, как заберу. И продам эту карту другому лопуху.

— Сначала нам надо хоть что-нибудь найти, — возразила сестра. — Если я правильно понимаю, мы отдалились от цели.

— Почему это?

— Вода, — коротко ответила она, указывая на колодец. — Возле логова, которое мы ищем, всё должно портиться. Следовательно, чем хуже вода, тем ближе к цели.

— Верно! — воскликнул Бревин. — Как это мне в голову не пришло! Молодец, сестричка. Только давай сначала пообедаем, я уже с ног валюсь.

— Давай, — согласилась та и прислонилась к дереву. — Иди, собери дрова для костра.

Бревин выразительно посмотрел на сестру, поднялся и принялся выполнять поручение.

* * *

После обеда, конечно, полагалось отдохнуть. Кто ж занимается подвигами сразу после обеда! Бревин улёгся в тени, положив голову на свой рюкзак и рассматривал причудливые, сглаженные ветром очертания скал.

Сестра тем временем долго сличала «карты» и отрывочные записи, которые они сделали в окрестных деревнях. По слухам, непонятные, наводящие ужас на всё живое пришельцы появлялись дважды в год — во время солнцестояний. Все указания жителей трёх ближайших деревень указывали на эту полосу скал, длиной около километра. Да, искать придётся долго… Хорошо ещё, что до солнцестояния целых восемь дней.

— Насколько мы отошли от Оннда? — спросила она, не поднимая головы.

— Километров на тридцать, — ответил Бревин невнятно: в зубах он держал травинку. — Впрочем, здешние деревни подчиняются другому городу. Вон там, к северу…

— Дал… Далхар? Ну и почерк у тебя…

— Данхор. Неплохой город, между прочим. Жить в нём стоит гораздо дешевле, чем в Оннде.

— Столица, понятное дело, — и Коллаис вновь углубилась в раздумья.

Спустя пять минут она отложила записи в сторону.

— Всё сходится, — подтвердила она. — Надо возвращаться и обыскивать те скалы, возле засохших деревьев. Давай, собирай вещи, а не то мы не успеем до заката.

Чем ближе они возвращались к унылым и безжизненным скалам, тем мрачнее становилось на душе.

* * *

Страсть к поискам сокровищ рождается не только от алчности.

Некоторые ищут красоту, скрытую в очертаниях статуй, украшений и оружия; другие ищут знаний, запечатлённых в надписях и изображениях. Кому-то просто приятно прикоснуться к древности, кому-то нет никакого дела до рук, что прикасались к находкам века назад.

С течением времени не осталось сокровищниц, не охраняемых от посягательств грабителей. Как бы сильны не были запреты, как бы страшны ни были легенды, как бы изощрённы ни были способы защиты скрытого, всегда находятся желающие добыть охраняемое. Соревнование это подобно соревнованию брони и клинка: никогда не прекращающееся, но изредка склоняющее чашу весов то в одну, то в другую сторону.

Ралион, естественно, не является исключением. После первых веков колонизации Большой Земли, образования государств разного рода, постепенно появились те, кто был готов пойти на любой риск ради приобретения чего-нибудь неслыханного. После того, как были найдены и разграблены первые гробницы, что строились ещё до появления человека, поток искателей сокровищ невероятно возрос.

Они гибли десятками тысяч, но всегда приходили новые. Ни ловушки и охрана, не гнев потомков тех, чьи останки тревожили новоявленные «археологи», ни жестокие наказания — ничто не могло их удержать. Искатели приключений объединялись в команды и вызывали невиданный спрос на всё то, что служило единственной цели: выжить. Выжить после встречи с существами, призванными охранять тайники или поселившимися в безлюдных подземельях; после встречи с ловушками, хитроумными орудиями уничтожения; после встречи с конкурентами.

Странно порой, как презренное, хищническое ремесло вызывает к жизни новое знание и превращается в достойную и популярную профессию… Впрочем, ни одно из государств Ралиона никогда не одобряло деятельности искателей сокровищ, хотя тайком всегда их поощряло.

Так, вероятно, будет всегда.

Хотя меняется всё, — возможно, даже природа человека…

* * *

Бревин с сестрой не изводили себя философскими проблемами.

Место, на которое указывали все признаки, представляло собой каменную стену метров восемнадцати в высоту, изобиловавшую трещинами, пещерками и прочими деталями рельефа. Место было нехорошим; деревья поблизости от скал были мертвы, птицы облетали их стороной. Даже трава и лишайники не росли в сотне шагов от мрачных камней.

— Ну что? — спросила Коллаис, наблюдая, как Бревин, что-то бормоча себе под нос в десятый раз обходит скалу, присматриваясь к её неровной поверхности. — Что-нибудь есть?

— Вот, смотри, — её брат указал на землю. — Видишь? Красные пятна. Это, несомненно, земля — она кругом здесь с бурым песком. Кто-то побывал здесь, совсем недавно.

— Ты уверен? — Коллаис встала с камня и подошла поближе, чтобы рассмотреть. Решительности у неё несколько поубавилось. Надо же, не успели найти задание — и уже кто-то опередил.

— Посмотри сама, — Бревин поднял голову и принялся рассматривать скалу снова. Куда делся обладатель следов? Влез по скалам наверх? Тогда отпечатки остались бы и на скалах. Хорошо бы, конечно, полазать по ним, но это на крайний случай.

— Что, собственно, тебе сказали? — поинтересовалась она, когда ей надоело рассматривать красные крошки на серо-белом каменном крошеве.

Бревин неохотно извлёк контракт, который он подписал в магистрате. Форма была обычной: «… исполнителю сего допускается приобретение в личную собственность всех ценностей, не зарегистрированных имуществом Федерации и не объявленных в розыск…» и так далее. В графе «Задание» было написано лаконично: «исследовать район возле селения Красные Камни». Ни больше, ни меньше.

— Сдаётся мне, что эта бумага ничего не стоит, — фыркнула Коллаис, возвращая свиток. — Я помню, как писарь сочинял у нас документы. Вот уж где была бумага так бумага… миллион разных случаев предусмотрит, всё возможное опишет и так далее. А здесь получается: «пойди туда, не знаю куда…»

— Всё в порядке, — Бревин застегнул рюкзак и вытер взмокший лоб ладонью. — Зато, если кто-нибудь из местных властей спросит, чего мы тут делаем, эта бумага позволит нам послать его куда подальше. Не писать же, в самом деле: «вскрыть склеп такой-то и извести обитающего там вампира». Тут же объявится уйма владельцев склепа и потребуют от тебя компенсации. Нет, бумага составлена с умом.

Коллаис только хмыкнула.

— Так что теперь осталось только найти вход… — Бревин осмотрелся ещё раз и какая-то идея зашевелилась у него в голове. — Слушай, откуда, по-твоему, он подошёл?

— Кто «он»?

— Тот, чьи следы здесь остались.

— Слушай, кто из нас маг? Ты хвастался, что сможешь отыскать любой предмет за сто шагов. У меня познания несколько в другой области, — Коллаис отцепила свою сумку от пояса и вновь уселась на камень. — А поблизости от этой скалы мне вообще немного не по себе.

— Пробовал я уже искать вход, три раза пробовал, — Бревин был несколько раздосадован. — Вот он, перед тобой. Всё, как полагается. Три раза прочёл из трёх точек. Сел, начертил план. Всё указывает на этот камень. Где же здесь дверь?

Они вновь уставились на несколько квадратных метров сравнительно гладкой стены и обменялись взглядами.

— Жаль, что в Оннде не обучают ходить сквозь стены… — Бревин мечтательно улыбнулся. — В Лайшаде, говорят, жил один маг, который таким образом скопил немыслимое состояние. Вот только пропал куда-то.

Коллаис снова усмехнулась.

— Почему бы тебе просто не посмотреть на вход с разных точек зрения? Если уж он не поддаётся силе, значит, есть какой-то механизм.

— Хорошо, если это не отпирающее слово, — задумчиво почесал он подбородок. — Тогда останется только грубая сила…

И принялся вновь ходить вокруг да около, присматриваясь и приглядываясь.

Коллаис присела возле камня, на котором сидела всё предыдущее время. Чем-то он привлекает её взгляд. Чем же?

Плоская верхушка, слишком ровная для обычного куска камня. Явные следы того, что камень обтёсывали. Как интересно! В девушке вновь проснулся азарт и она обошла камень со всех сторон, тщательно осматривая его поверхность. Но ничего, кроме шероховатой, изъеденной водой и ветром поверхности она не увидела.

Одна из граней каменного «кирпича» была косо отсечена. Треугольник. Убедившись, что линии среза ни на что не указывают, Коллаис посмотрела на срез со всех сторон. Сверху он походил на вытянутую стрелку — указатель. Коллаис отошла шагов на десять и осмотрела место, куда должен был бы упираться «взгляд» стрелки.

Обычная земля.

Используя кусок гранита, как лопатку, Коллаис убедилась, что ничего в непосредственной близости под землёй здесь не лежит. Но ведь должно что-то быть! Камень стоит неподвижно уже не один год…

Она взглянула в сторону Бревина — позвать его сюда, пусть тоже подумает и оторопела.

Отсюда линии, трещины и борозды, что испещряли поверхности скалы, выглядели несколько иначе. Среди них выделялся ровный, почти идеально прямоугольный контур. Коллаис встала, ощущая, как забилось сердце… и контур исчез. Присела вновь… и контур таинственным образом воссоздался. Вот оно что!

— Бревин! — крикнула она и энергично замахала рукой. — Иди сюда! Я нашла!

VIII

Внутри царила мгла, тишина и холод. Жаркое и душное лето осталось снаружи; здесь была вечная зима. Пар вырывался изо рта, сквозняки гуляли повсюду, свистя из всех возможных щелей.

Пыли на полу не было вовсе. Впрочем, не надо было быть гениальным сыщиком, чтобы понять, что их опередили и опередили не очень давно. Проход был узкий и спускался в недра скалы — правда, довольно полого. В воздухе витал запах гари.

— Факел, — шёпотом сообщил Бревин, поднимая лампу немного повыше. Потолок был не очень высок, хотя идти можно было не сгибаясь. — Горел здесь не более часа назад.

Коллаис метнула в брата короткий взгляд. Значит, их таинственный соперник всё ещё здесь. Чуть больше часа они и осматривали эту проклятую скалу. Звук от их движений разносился, казалось, на всю вселенную. Бревин был под землёй не в первый раз и знал, что здесь всё не так, как на поверхности. И всё же ему стало не по себе, когда массивная скрытая дверь аккуратно затворилась за их спинами и они оказались во мраке.

Даже если здесь нет никаких чудовищ, подумала Коллаис, здесь есть чего испугаться. Ей тоже доводилось бродить по пещерам. Правда, в Шантире она ходила по окрестным пещерам с солидным эскортом и глубоко забираться ей просто не позволяли…

Бревин покачал лампой и тени метнулись по стенам.

— Масла часа на три, — вновь добавил он шёпотом. — Так что надо поторапливаться. Ну как, глаза привыкли?

Коллаис зажмурилась и вновь открыла глаза. Теперь ей были видны и мельчайшие детали поверхности стен.

— Да, — коротко ответила она и достала свой медальон — символ целителя.

Если поблизости будет нечто, несовместимое с жизнью — нежить, одним словом — медальон изменит окраску. Пока ничего опасного не было и украшение излучало слабый, тёплый жёлтый свет.

Бревин сделал пометку мелом на стене и путешественники принялись спускаться по проходу. Они старались идти как можно осторожнее. Кто бы ни был там, впереди, двигался он осторожно и ничем не выдавал своего присутствия.

* * *

Первый предмет они заметили спустя каких-нибудь пятьдесят шагов. Коридор постепенно выравнивался, постепенно поворачивая на запад. Бревин прикинул в уме, что от моря их отделяет сейчас не более двенадцати метров камня. Интересно, кто и зачем всё это строил?

— Вон там, — указала Коллаис и Бревин тут же остановился, направляя свет от лампы вперёд. Что-то бесформенное грудой лежало на полу, шагах в двадцати от них. Бревин принюхался. Ничем особенным не пахло.

— Следуй за мной, — приказал он, бесшумно извлёк меч из ножен и двинулся вперёд. Посеребренное лезвие отбрасывало узкие, нестерпимо яркие блики.

Груда не шевелилась. Бревин осторожно прикоснулся к ней кончиком меча и со слабым шорохом груда распалась на части. Стали заметны остатки костей — судя по всему, невероятно древних, превращающихся в пыль от лёгкого нажима. Среди праха сверкнуло что-то металлическое. Дротик. Судя по состоянию наконечника, покрытый серебром или заговорённый.

— Чисто, — пояснил он сестре, вытирая пот со лба. — Чёрт, что-то мне не по себе. Вроде бы уже сто раз видел покойников.

Коллаис осторожно протянула ладонь с зажатым в ней знаком в сторону останков. Края медальона перестали светиться и стали чёрно-синими. Она обменялась с братом коротким взглядом.

— Должно быть что-то ещё, — заявил тот. — Не станешь же ты утверждать, что эта груда мусора наводит ужас на окрестности. Если я правильно понимаю, оно безобидно. Если, конечно, руками не трогать.

— Надо понять, откуда оно взялось, — Коллаис указала дальше по коридору. Медальон тут же засветился прежним жёлтым светом. — Откуда-то же оно взялось. А никаких дверей мы здесь не нашли.

Бревин сделал на стене над останками ещё одну пометку светящимся мелком и молча указал вперёд. Судя по тому, как изменилось эхо, впереди находилось помещение гораздо просторнее прохода.

Если бы путешественники прислушались, то обратили бы внимание на слабый скрежет камня о камень у них за спиной.

* * *

— Впечатляет, — произнёс Бревин, поднимая фонарь повыше. Они стояли в сводчатом зале, не менее шести метров высотой. Здесь, в глубинах одинокой скалы, вдалеке от населённых мест он выглядел совершенно неуместно. — Ты что-нибудь понимаешь?

— Дарионы? — неуверенно предположила его сестра, прикасаясь к плите пола. Камень был довольно шершавым.

— Вряд ли, — поморщился тот. — Я, правда, сам никогда не был в их городах, но слышал и читал. У них всё сделано на совесть, тщательно пригнано, отполировано. Да и что здесь делать дарионам? Я не слышал, чтобы здесь когда-нибудь добывали хоть что-нибудь драгоценное.

Он сделал несколько шагов вперёд и остановился, как вкопанный.

— Смотри! — шепнул он сестре.

Чуть дальше, располагаясь одна напротив другой, были две каменные двери. Обе были слегка приоткрыты. Обе продолжали мозаику, которой были украшены стены: прикрой дверь вплотную и уже не так-то просто будет отыскать её вновь.

— Вот это то, что нужно, — произнёс юноша удовлетворённо.

— Можно подумать, там только и ждут, чтобы завалить тебя драгоценностями.

— Разумеется, мы сначала… — начал было Бревин, но сестра прижала ладонь к его губам. — Слушай! — шепнула она.

Какие-то звуки, напоминавшие человеческую речь, донеслись с другого конца зала. Спустя несколько секунд послышался слабый звук — так может скрежетать нечто массивное, передвигаемое по камню.

— Вперёд! — приказал Бревин громким шёпотом и быстрым шагом двинулся вперёд, прикрыв лампу так, чтобы наружу вырывался лишь тонкий лучик. Да и в том не было нужды: когда показался конец зала, из прохода, что вёл куда-то дальше, было заметно, что появился другой источник освещения. Коридор делал резкий поворот спустя каких-нибудь десять шагов.

Бревин замер, бесшумно выхватил меч и бережно опустил свою поклажу наземь. Всё, готов к бою. Оглянулся. Сестра тоже вооружилась мечом и коротко кивнула в ответ. Хорошо, что нас обоих обучали фехтованию, подумал Бревин неожиданно.

И выступил в полосу света. Фигура склонилась в конце небольшой комнатки — над чем-то, напоминавшим огромный сундук, вмурованный в пол. Много разнообразного хлама украшало пол и стены комнатки, но Бревин не обращал на это внимания.

Важно было понять, как отреагирует их соперник на появление новых действующих лиц. И не дать ему ничего предпринять. Бревин некоторое время смотрел, как пальцы незнакомца ощупывают покрытые сложным рельефом стенки сундука, иногда задерживаясь на некоторых выпуклостях и впадинах.

— Так-так, — произнёс незнакомец вполголоса и юноша едва не выронил меч.

— Чёрт побери! — воскликнул Бревин, делая шаг вперёд. — Откуда ты здесь взялся?

Коллаис, недоумевая, последовала за братом. Незнакомец поднялся с колен (видимо, затёкших от долгого сидения) и повернулся к ним лицом, улыбаясь и счищая налипшую пыль.

— Ользан! — воскликнула Коллаис и была права.

* * *

Бревин раскипятился не на шутку.

— Знаешь, что я тебе скажу! — рявкнул он первым делом, вкладывая меч в ножны. — Если ты собрался произвести на меня впечатление, то выбрал неправильный способ. Ты сошёл с ума, если ходишь в такие места безоружным.

— Он прав, — поддержала Коллаис брата. — Почему ты пришёл один? Почему сюда? Следил за нами.

— Не так быстро! — Ользан поднял обе руки ладонями вперёд. — Не всё сразу. Во-первых, Бревин, я уже не впервые осматриваю всякого рода заброшенные места. Если бы здесь было опасно, я бы попросил вас сопровождать меня.

— Ещё чего! Ты ж сам сказал, что ни магией, ни оружием всерьёз не владеешь.

— Ну и что? Во-вторых, у меня есть то, чего не было у вас, — в руке Ользана появился откуда-то (Бревин не успел понять, откуда) тщательно сложенный лист бумаги. На вид бумага была довольно старой.

— Это карта, — пояснил он. — Если вам интересно, могу потом показать. Мы здесь, конечно, не первые. Да и спустился я сюда не за сокровищами.

— А зачем же, позволь спросить? — сощурился Бревин иронически.

— Вот, — художник указал на сундук. — Видишь символы, которыми он покрыт? Это чрезвычайно редкий язык. Не исключено, что эти надписи помогут разгадать некоторые загадки.

— А что внутри? — поинтересовалась Коллаис.

— Понятия не имею, — признался Ользан. — Да и открывать не советую. Сундук защищён ловушкой, которая…

Только теперь Бревин обратил внимание на слабый скрежет. Рука его метнулась к мечу, но уже было слишком поздно.

Трое людей, с лицами, скрытыми под чёрными масками, возникли у входа в комнату. Двое держали в руках арбалеты; третий поигрывал похожим на короткий жезл предметом.

— Ловушка, говоришь? — громко переспросил тот, что был с жезлом. — Интересно. Вы двое, оставьте оружие на полу и отойдите в угол. Руки держать на затылке.

Ользан не понял слова, которое Бревин произнёс вполголоса, но смысл его был очевиден.

* * *

Судя по всему, размышлял Ользан впоследствии, Бревин не привык иметь дело с охотниками за сокровищами. Если практически у всех школ боевых искусств и владения оружием были кодексы чести, которые порой выполнялись почти повсеместно, то братство кирки и лопаты, как звали их презрительно, не тяготилось никакими условностями. На нейтральной территории конкуренты-кладоискатели могли быть вежливы, приветливы и справедливы.

На рабочем месте им полагалось одно — выжить.

В этот раз, однако, Ользана не охватило чувство обречённости, что сковало его тогда, на коленях в грязи, под проливным дождём. Сейчас он был спокоен.

И наблюдал, как пальцы левой руки Бревина складываются особым образом, как чуть шевелятся его губы… сейчас он выбросит руку вперёд и…

Стоящий впереди лениво пошевелил жезлом. Словно порыв прохладного ветра пронёсся в комнатке и ударил в лицо незадачливым путешественникам. Бревин ощутил, как тает, иссякает его магический потенциал. Он вытянул руку вперёд, уже осознавая бессмысленность этого жеста. Однако выстрелов не последовало.

Жалкая искорка сорвалась с кончика пальца шантирца и втянулась в жезл. Нападающие захохотали — незлобно, словно над глупыми проделками ребёнка.

— Хорошая реакция, — произнесла маска с жезлом в руке и тёмные глаза вновь осмотрели пленников. Медленно, словно во сне, они отстегнули ножны с оружием и положили его на пол. По знаку левого грабителя с арбалетом отпихнули в сторону. Взвились клубы тончайшей и удивительно едкой пыли.

— Так что ты говорил о ловушке, приятель? — жезл уставился в лицо Ользану и тот заметил тончайшие синевато-белые искорки, что танцевали внутри прозрачного набалдашника.

Ользан вспомнил, где он уже слышал этот голос. И боль серебряной булавкой кольнула грудь. Он невольно прижал ладонь и судорожно вздохнул. Арбалеты чуть качнулись за движением его руки, но выстрела не последовало.

Обладатель жезла усмехнулся.

— Верно, приятель, мы снова встретились. Разве не забавно? Я, кстати, тебе должен — за ту милую глиняную табличку. Я продал её, как ты и просил.

Бревин и Коллаис переглянулись.

— Так что ты сейчас откроешь мне сундучок — и ступай своей дорогой. Всё ж я твой должник, не правда ли?

— А они? — спросил Ользан едва повинующимися губами. Ему пришлось повторять вопрос дважды.

— А что тебе до них? Возьмём с них выкуп, да и отпустим… может быть… — грабитель откровенно разглядывал Коллаис. Бревин поджал губы, но ничем более своих чувств не выдал. — Или не отпустим. Давай, — он подошёл ближе и повелительно взмахнул жезлом. — Открывай сундук. Выживешь — отпущу.

— Постой, мы ж не проверили… — запротестовал один из стрелков. — А если…

Жезл наклонился к сундуку и сделал над ним несколько быстрых движений. Ничего не последовало.

— Всё чисто, — подвёл итоги владелец жезла. — Давай, коллега, открывай.

Ользан на негнущихся ногах подошёл поближе к сундуку и встал перед ним на колени. Прикоснулся к рельефным фигуркам. Скользнул по ним ладонью, взмокшей от напряжения. Только бы главарь ничего не заподозрил…

Из коридора донёсся слабый шорох. Главарь пошевелил повелительно пальцами и один из стрелков юркнул во тьму.

— Открывай, — голос был безразличным, но именно от него у всех пленников поползли мурашки по телу. Главарь встал, направив переливающийся синим жезл на брата с сестрой и прикрыл голову полой плаща. — Иначе я начну поджаривать их прямо сейчас.

В коридоре что-то громко скрипнуло и грабители на мгновенье метнулись взглядом к дверному проёму. Ользан повернулся лицом к своим друзьям и прикрыл глаза, сильно сжав веки. Чуть кивнул головой.

Хорошо, если Бревин его правильно поймёт…

Положил ладони на пару защёлок на противоположных концах крышки. Размаха его рук едва хватило, чтобы отомкнуть их одновременно.

Два глухих щелчка.

Положил руки на тяжёлую крышку, провёл по ней рукой, сметая наросшую за года пыль…

Бревин, наблюдающий за сценой и готовый в любой момент броситься ничком на пол, с удивлением увидел, как чуть поплыли и изменились рельефные рисунки на сторонах сундука.

О боги, что здесь происходит?..

Ользан закрыл глаза и напряг мышцы. Крышка была тяжёлой; сразу она не поддалась. Он не знал, что именно должно сейчас случиться, но догадывался, в чём заключался его шанс.

Мысленно он был далеко отсюда.

Он стоял на берегу обрыва, под которым лениво покачивалось море. В детстве он с приятелями по улице любил приходить сюда и прыгать вертикально вниз в тёплую, лазурно-фиолетовую воду. Ощущение полёта, от которого захватывало дух, хоть и длилось мгновения, приносило необычайное удовольствие.

Шаг вперёд…

Голоса бандитов доносились до него, словно с другого края света…

Ещё шаг…

Скрипнула ли крышка под руками, или же это были камушки под босыми ступнями?

Он зажмурился и прыгнул.

Тёплый ветер пригладил его волосы и окружающий мир понёсся ему навстречу…

* * *

Бревин с сестрой не зря тренировались у придворного учителя фехтования в Шантире. Они кинулись вниз, ничком, лицом в отвратительную рыжую пыль. Что-то прошелестело над головой Бревина, наполняя воздух резким вкусом озона. Сквозь плотно сжатые веки и несколько слоёв ткани над ними он ощутил, как комнату затопила небывалой яркости вспышка.

Привычно перекатился в сторону противника, чтобы ударить по руке с жезлом, прежде чем она пустит оружие в ход. Стрелок его не интересовал; в бою всплывают только умозаключения. Причины, по которым они принимались, вспоминаются намного позже.

И остановился, не ударив противника.

Тот стоял, прижимая ладонь к лицу, а другой направляя жезл куда-то вниз. Секунда и вторая лениво проползли мимо, но грабитель не двигался. Какие-то крики и скрежет доносились из коридора, но сейчас не до них.

Бревин поднимался медленно на ноги, с ужасом глядя на то, что произошло с нападающими. Краем глаза он заметил, как поднимается с пола Коллаис, чихая и отплёвываясь, с лицом, перекошенным от отвращения.

Кожа грабителя приобрела молочно-серый цвет, и вид материала не мог ввести юношу в заблуждение.

Камень.

Второй грабитель, тоже ставший статуей самому себе, стоял в нелепой позе, полуприсев и направляя арбалет туда, куда кинулся Бревин. Хорошо, что не успел выстрелить…

Бревин с сестрой обменялись взглядами и кинулись к сундуку, стараясь не прикасаться к ужасным статуям.

Руки Ользана по-прежнему сжимали крышку сундука, не давая ей сдвинуться с места. Внутри сундука была мгла. Полная, непроницаемая чернота, словно сундук был доверху залит смолой.

Бревин сделал шаг вперёд, заранее пугаясь того, что увидит.

Он увидел капельки пота, стекающие по белому, как бумага, лицу Ользана. Взялся за его кисти, судорожно вцепившиеся в крышку, но не смог их разжать.

— Помоги, — велел он сестре.

Та повиновалась, тоже бледнее снега.

Стараясь не прикасаться к «смоле», Бревин отвёл крышку назад, а Коллаис подхватила упавшего Ользана. Тот был в полном порядке. Едва Бревин плеснул ему в лицо водой из фляжки, он открыл глаза.

— Где… третий?.. — прохрипел он и заметил, как Коллаис украдкой вытерла слезу. Бревин махнул рукой в коридор.

— Где-то… — начал он, но его слова прервал ужасный, отчаянный крик и отвратительный влажный хруст.

Бревин выругался и подхватил с пола свой меч.

— Коллаис, за мной! Олли, оставайся здесь, — он толкнул плечом окаменевшего стрелка, отчего тот упал на пол и развалился на куски с приглушённым скрежетом.

На бегу Коллаис извлекла медальон.

Он был чёрно-синий и пульсирующий холод вытекал из него.

* * *

Коллаис никогда не приходилось встречаться с нежитью лицом к лицу; хотя, разумеется, она много читала об этих порождениях тьмы и обучалась основным приёмам борьбы с ними.

Главными правилами были: побольше света и не прикасаться к ним руками. Нежить, даже та, что не владела магическим даром, разрушала всё живое одним своим приближением и неосторожность того, кто позволял чудовищу к себе приблизиться, могла стоить медленнойи болезненной смерти несколько недель спустя.

Фигура, что стояла посреди растерзанных человеческих останков, внешностью напоминала человека, но подробно разглядеть её черты не позволяло скудное освещение, лившееся из-за спины. Возможно, это и к лучшему, подумала Коллаис, извлекая меч. Как назло, не посеребренный… Говорят, что далеко не для всякой нежити серебро губительно, но резать это коротким мечом…

Как бы не оказалось, что они избежали лёгкой смерти, выбрав гораздо более неприятную…

Бревин тоже понял, что драться ему нечем. Поглощённые жезлом магические ресурсы не успели восстановиться за несколько ужасно длинных минут. Он произнёс заклинание, что должно было обрушить на противника обжигающую огненную стрелу, но только искорка сверкнула в темноте, рассеявшись безвредным облачком дыма.

— Кому-то надо прорваться за его спину, — шепнул Бревин, не сводя взгляда с фигуры. — Мне не улыбается сражаться с ним в узком коридоре. В случае чего, хватай Олли и выбирайся наружу.

— Иди ты… — фраза не была закончена, да этого и не требовалось. Бревин не выдержал и рассмеялся. Хриплый смех гулко раскатился по сводчатому помещению, и высокая фигура, отрезавшая им путь к солнцу, шевельнулась.

— Ну что же, — произнёс Бревин, не оборачиваясь. — Тогда не поминай лихом. — Держа меч наготове, он принялся медленно приближаться к неприятелю.

Фигура тут же оживилась и сделала шаг вперёд. Коллаис изумилась. Нежить описывали как шатающиеся, полуразложившиеся создания, неуклюжие и угловатые, а это двигалось быстро и изящно. Что за сила заставила пробудиться этот кошмар?

Она держала на ладони бутылочку с освящённой водой — может, она поможет им прожить на несколько секунд дольше.

Противников разделяло едва ли двадцать шагов и Бревин уже собирался с силами, чтобы броситься в атаку первым, когда позади них раздались быстрые шаги и голос Ользана, непривычно властный, рявкнул:

— На пол!

Его спутники кинулись наземь, не раздумывая; Бревин — так, чтобы можно было, поднимаясь, достать противника клинком; Коллаис — чтобы не разбить драгоценную бутылочку.

Они услышали глухой щелчок и красноватая вспышка озарила мрачную комнату. Истошный вой и раскат грома одновременно обрушились на их слух. Бревин увидел, как часть чудовища испарилась, рассеиваясь вокруг багровым туманом облаком, а всё остальное отнесло на несколько шагов назад.

Новый щелчок и новый взрыв. На этот раз противника разорвало надвое. Обе части упали на пол и Коллаис зажала ладонью рот, борясь с тошнотой.

Ользан ещё дважды выстрелил в останки нежити, обращая их в мелкий мусор и только потом с размаху уселся у холодной стены, аккуратно положив арбалет рядом. Его била дрожь.

Остальные двое неловко уселись рядом, переводя дыхание.

Очень долго все сидели и дышали, наслаждаясь тем, что живы. Затхлый воздух подземелья казался им чистым и животворным.

— Не думал, что это ремесло настолько захватывающее, — произнёс Бревин наконец и все рассмеялись. Было, правда, скорее страшно, чем смешно, но кому до этого дело!

* * *

Бревин долго рассматривал трофеи, которые они собрали с тел своих незадачливых конкурентов. Трофеев было немало и все они были какие-то странные. Жезл долго не вынимался из окаменевшей руки главаря; в конце концов шантирец со злостью пнул статую и та рассыпалась на куски, ударившись о стену.

— Ему ещё можно было вернуть человеческий облик, — тихо произнесла сестра за его спиной.

— Может, ты ещё плакать по нему будешь? — ответил зло её брат и поднял неожиданно тяжёлый жезл. Множество выпуклостей украшали его поверхность. Некоторые были сделаны из драгоценных камней; к ним молодой маг постарался не прикасаться.

— Неплохая экипировка, — произнёс он наконец. — Это ж не люди были, а целые армии. Ты посмотри, сколько на нём было колец, — он ткнул пальцем в блестящую россыпь. — Жезл… арбалет с полным комплектом разрывных стрел… сколько их ещё там, Олли?

— Шесть, — коротко ответил художник. Дрожь в руках всё не проходила.

— Если я не ошибаюсь, подобные стрелы запрещены к употреблению, — произнесла Коллаис после некоторого раздумья.

— Верно, — отозвался её брат, с интересом рассматривая угольно-чёрный наконечник стрелы. — Запрещены. Мне кажется, что нам неплохо бы повидать местные власти. Что-то тут нечисто. С таким снаряжением можно было и на дракона выйти.

— Сначала надо выйти отсюда, — возразил Ользан, поднимаясь на ноги. — И, кстати… Лаис, у тебя, кажется, была освящённая вода?

Девушка кивнула.

— Надо обработать останки. И человеческие… и… эти. Дай-ка бутылочку.

— Идём вместе, — Коллаис поднялась с колен и пристегнула меч к поясу. — Возьми арбалет на всякий случай.

— Бревин? — позвал Ользан шантирца, который сидел и самозабвенно вращал в руке жезл.

— А? — тот не сразу оторвался от новой игрушки.

— Обыщи пока комнату. Сундук не трогай, но всё остальное обыщи. Мы — первые посетители за долгое время.

* * *

Бревин услышал два глухих взрыва неподалёку; но криков о помощи не было слышно — следовательно, можно было не беспокоиться. И действительно, спустя ещё пять минут появилась его сестра вместе с Олли, оживлённо что-то обсуждая.

Всё это время шантирец клял себя за то, что согласился раскапывать эту пыль. Он успел надышаться ею на несколько лет вперёд. Однако улов был неплохим: несколько десятков старинных монет, два широких меча и кинжал в ножнах, завёрнутые в некогда плотную, а теперь рассыпающуюся от прикосновения ткань и великое количество разнообразного хлама.

Его сестра посмотрела на находки и покачала головой.

— С чем вы там сцепились? — спросил её брат, заходясь кашлем.

— Ещё одна такая штука, — махнула Коллаис рукой. — Помнишь те две двери? Как я и думала, это погребальные камеры. Могилы там, хвала богам, не разграблены, но в каждой камере было по пугалу. Теперь там чисто. Жаль, освящённой воды не осталось…

— Могилы, говоришь, не разграблены… — глаза Бревина блеснули. Ользан усмехнулся.

— И не мечтай, — сердито перебила его сестра. — А если соберёшься этим заниматься, то без меня. Тем более, что там в основном похоронены обычные солдаты и ничего путного тебе всё равно не найти.

— С чего ты взяла, что солдаты? — изумился шантирец. На вид этим руинам было несколько столетий. Откуда ей знать язык?

— Олли сказал, — объяснила Коллаис и указала рукой на художника.

Воцарилось молчание. Бревин ожесточённо отряхивал пыль со штанов, но тут же на них оседала новая.

— Чем больше я тебя знаю, тем сильнее боюсь, — объявил он, обращаясь к Ользану. — Слушай, сколько языков ты знаешь? Сначала этот сундук, теперь могилы… Ты вряд ли намного старше нас — тебе от силы лет двадцать пять…

— Двадцать шесть, — вставил Ользан.

— А ты уже и храмовый художник и языки все знаешь… Я тебя недооценивал, это точно.

— Не знаю, — пожал плечами Ользан. — Как-то всё само собой даётся. В особенности легко даётся, если не стремиться добиться этого во что бы то ни стало.

— Надо у тебя этому научиться, — Бревин критически осмотрел свои руки и вытер их об одежду. А то мне уже двадцать три, а я так и не научился осторожности. Надо же, попались, как дети малые…

— Олли, а что с сундуком? — Коллаис, присев, осторожно рассматривала рельеф. Он состоял из десятка переплетённых в разных сочетаниях фигурных элементов. Рельеф был, несомненно, сделан из чего-то с примесью меди: кое-где виднелись характерные зеленоватые пятна.

— Да, действительно, — Олли извлёк откуда-то из воздуха лист бумаги и, усевшись рядом, принялся перерисовывать очертания рельефа. Убедившись, что его не оторвать от этого занятия, Коллаис с Бревином сели сортировать свою добычу. У двух предметов — небольшой золотой монетки и богато украшенного кинжала — её медальон разгорелся по краям ярко-красным свечением и девушка велела не прикасаться к ним голыми руками.

— Что-то с ними нечисто, — пояснила она. — Я не знаю, что, и лучше оставить их, где лежат.

— Так я и думал, — проворчал Ользан за их спинами и, обернувшись, Коллаис увидала, что он стоит на коленях, сосредоточенно рассматривая узор.

— Что? — спросила она, придвигаясь поближе.

— Я не могу перевести в точности, — Ользан вытер пот со лба, сотавив на нём грязную полосу. — Достать отсюда что бы то ни было вряд ли удастся.

— А там есть что-нибудь? — поинтересовался Бревин, перекладывая мелкие предметы в небольшой мешок. — По виду, только пустота. И то, как ты говоришь, её лучше не трогать.

— Там может быть множество вещей, — пояснил художник, поднимаясь на ноги. — Но это… даже и не алтарь… трудно подобрать правильное слово. Здесь лежит то, что не должно достаться другим. Попытка достать отсюда что бы то ни было сопряжена с огромной опасностью.

— Да уж… — согласился Бревин, подходя поближе. — А жаль… Если там есть что-нибудь, я был бы не прочь достать это…

Крышка сундука, словно ожив, принялась медленно и бесшумно закрываться. Путешественники следили за ней зачарованно, пока Ользан не крикнул:

— Не дай ей закрыться!

Крышка уже не скользила, а падала, стремительно набирая силу и Бревин не придумал ничего умнее, как метнуть в щель ножны со своим мечом.

Раздался оглушительный звон и хруст.

Крышка тут же успокоилась и не сопротивлялась, когда Ользан откинул её назад.

Ножны скользнули внутрь «смолы» и исчезли в её глубине. Бревин кинулся было их подхватить, но вовремя одумался.

— Как видишь, надо следить за своими словами, — произнёс Ользан спокойно. — Этот сундук привык получать, а не отдавать.

— Отец бы меня высек за это, — мрачно признался шантирец, глядя в непроницаемую толщу «смолы». — У нас каждый меч был дороже золота. Не поймёшь что… не крышка, а что-то ужасное. Надо же, а я чуть было руку не подставил…

Ользан указал на переднюю часть сундука.

— Тут написано… «…отдай умершим… и не оставят они тебя своей мудростью».

Все трое замолчали, переглядываясь.

— Мудрость умерших, — поёжился Бревин. — Ну и ну! Нет, надо отсюда убираться. Меня не так легко испугать, но тебе это почти удалось.

— Похоже, я знаю, — Ользан достал из «кошелька» небольшую золотую монетку и аккуратно бросил в «смолу».

Коллаис ахнула.

Чёрная пелена растворилась и взору друзей открылась обширная комната, в центре которой возвышалась огромная гора разнообразных драгоценных изделий, оружия, каких-то загадочных предметов. Ножны Бревина лежали чуть сбоку. Было видно, что из них после падения выпал меч, разбитый на три фрагмента.

— Да-а-а… — прошептал Бревин. — Глазам своим не верю. Тут золота на несколько армий. — Он осёкся. — Интересно, в эту комнату никто не пытался подкопаться? Она должна быть прямо под нами.

— Сомневаюсь, — проронила Коллаис. — Судя по тому, что я вижу, под нами должна быть пустота. — Она постучала по полу. — Слышишь? Под нами нет пустот.

— Где же всё это лежит? — ошарашено спросил её брат, яростно взлохмачивая свои волосы. — Или нам это всё мерещится?

— Кто знает, — Ользан пожал плечами. — Не думаю, что нам стоит пытаться доставать всё это. Вспомни, что случилось с этими двумя, — он махнул рукой на то, что осталось от грабителей. — Хотя, конечно, искушение велико.

— Смотрите! — Коллаис указала вниз дрожащей рукой.

Из груды золотых и серебряных монет выглядывала подошва сапога. Судя по всему, изрядно потрёпанного.

— Пошли отсюда, — Коллаис поёжилась. Ользан молча закрыл крышку «сундука» (отчего защёлки на его стенках сами собой замкнулись) и они, не произнося более ни слова, покинули странное помещение.

Свет в комнате, струившийся прямо из стен, сам собой иссяк, когда люди ушли.

IX

Они сидели у костра, на полпути между склепом и Онндом. Глядя на окружавшие их холмы, Ользан лишний раз радовался, что власти Оннда запретили занимать чем бы то ни было земли ближе двадцати километров от столицы. Стояли и здесь когда-то дома, крепости и стены; эти камни слышали и похвалу, и проклятия. Теперь здесь не было людей; всё остальное мало-помалу вернулось.

— Что теперь? — спросил Ользан после того, как трапеза была закончена (арбалет второго стрелка был заряжен обычными стрелами и пришёлся очень кстати: кролики вокруг водились в изобилии).

Бревин, который лежал, пожёвывая травинку, приоткрыл глаза и взглянул в его сторону.

— Отдыхать, — отвечал он. — Мал я ещё ходить в подобные места. Да и могильники… — он кивнул в сторону Коллаис, — вон, разве ж она позволит могилы вскрывать?

— Не позволит, — отозвалась Коллаис равнодушным голосом. — И правильно, кстати, сделает.

Бревин похлопал ладонью по мешочку с добычей.

— За этот хлам мы больше пяти сотен монет не получим. Ну, понятно, за контракт добавят ещё тысячи три или четыре. Всё равно это ничего не решает.

— Почему? — спросил Ользан, глядя в костёр.

— Мне нужна армия, — объяснил шантирец. — Тысячи полторы, не меньше. У дяди было не менее тысячи, плюс на наше золото он теперь может нанять ещё несколько сотен. Но в Федерации мне эту армию собрать и обучить не дадут. У Федерации с Шантиром мир, видите ли.

Он приподнялся и плюнул в костёр.

— Поэтому денег мне нужно гораздо больше — нанимать сразу профессионалов, чтобы не тратить время на обучение. Собрать армию поблизости от Шантира — иначе это придётся делать или в Киншиаре, или на островах — а незамеченной она к Шантиру не подойдёт. Нет, силы надо собирать совсем рядом с Шантиром. Единственная надежда — что дядя поссорится с Ролданом, нашим соседом, и к тому можно будет обратиться за помощью. У Ролдана — лучшие воины в наших краях.

— А нужна ли армия? — спросил Ользан. — Может быть, стоит нанять несколько человек настоящих профессионалов? Опытный маг может стоить целой армии.

— Как же, — усмехнулся Бревин и уселся. — Маги, насколько я знаю их, поддерживают нейтралитет. Никогда не выступают от имени кого-то против кого-то. А почти все сильнейшие маги состоят в Совете Магов и будут придерживаться нейтралитета.

— Ну и кому они такие нужны? — спросила Коллаис презрительно. — Тоже мне — сильнейшие маги! В чём же их сила?

Бревин промолчал.

— Я думаю, что у магов в каждом городе забот хватает, — произнёс Ользан. — Кроме того, если опасность будет действительно сильной, маги вмешаются без промедления. Я слышал, такое было и в Оннде и в других городах. Да даже и не в городах.

Коллаис еще раз фыркнула, но промолчала.

— Подумай, Бревин, — повторил Ользан. — Далеко не все маги состоят в Совете и далеко не везде они придерживаются нейтралитета. Если не работает сила, надо применять хитрость. Кроме того, ты же сам маг.

— Да какой я маг, — махнул рукой юноша. — Так, семь заклинаний знаю. Всерьёз не тренировался. Хотя, конечно, это мысль. С ходу я Шантир не верну, так что подготовка в любом случае предстоит долгая.

Ночь быстро опускалась и где-то заухали совы. Искорки взмывали над костром, угасая далеко вверху и летучие мыши, проносящиеся поблизости, чертили на чернеющем небе немыслимые спирали.

— Коллаис, а ты? — спросил Ользан.

— У меня есть, чем заниматься, — девушка задумчиво посмотрела в сторону океана. — Ну и учиться, конечно. Ты не сердись, Бревин, но здесь я себя хоть человеком почувствовала. Так что если не удастся нам вернуть Шантир сразу, и ладно.

— Ну уж нет, — твёрдо ответил её брат. — Я скорее сотру его с лица земли, чем оставлю моему милому родственнику. Ладно, хватит о грустном. Олли, ты вроде изучал историю этих мест? Откуда взялись такие странные склепы — вырубленные в скале?

Ользан устроился поудобнее и начал рассказывать.

* * *

Мир на Ралионе — явление частое, но долго почти никогда не длящееся. Цивилизация Островов быстро открыла мореплавание и вскоре обнаружила, что неосвоенных земель огромное количество. И лежат они сравнительно близко. Беда была в том, что ближайшие к Архипелагу части Большой земли уже были заселены дикими племенами (одним богам известно, как они туда добрались).

Переселенцы, отправившиеся в незапамятные времена искать лучшей жизни, не были новичками в военном деле, но им хотелось мира. Менее сотни людей против многих тысяч воинственных соплеменников — нет, это было не по ним.

И начались поиски. Огибать континент с Севера было, казалось бы, проще — но ни один капитан так и не прислал вестей об участи своих пассажиров. Так что, когда основатели Оннда после многих месяцев странствий нашли удачно расположенный залив и удобное для поселения место, они сочли это даром свыше. Климат был жаркий, непривычный для жителей Островов, но зато они были свободны от непрерывных войн, что опустошали острова Архипелага, и сами могли решать свою судьбу.

Спустя тридцать лет на берегу океана выросла небольшая, но грозная крепость; Онндо-Моррон назвали её колонисты: Защитник Нового Города. Не раз и не два нападали на Оннд кочевники и пираты, но город выстоял и понемногу расширял свои владения.

В близлежащих горах нашлась железная руда — подлинное сокровище для жителей Островов; лес, пригодные для земледелия поля и прочие дары природы также имелись в изобилии. Очень скоро — всего через каких-нибудь двести лет — появилась Империя Оннд, успешно выдержавшая натиск всех грабителей — как морских, так и сухопутных. Она стала торговать с Островами — к тому моменту значительно ослабленными междоусобицами и Людям Оннда показалось, что на очереди — покорение остальной Большой Земли. К тому моменту три крупнейших племени, чаще всего беспокоившие первопоселенцев были либо перебиты либо рассеяны и ничто не могло противостоять десяти тысячам воинов, что могли в любой момент выступить в любую сторону.

Мираж собственной силы развеялся, едва Люди познакомились с другими расами Ралиона…

* * *

Ользан словно очнулся ото сна — рассказ увлёк его самого и только теперь он заметил, что шантирцы смотрят на него широко раскрытыми глазами и не издают ни звука.

— Что случилось? — спросил он удивлённо, отпив воды из фляги. Брат с сестрой переглянулись и Бревин потёр лоб.

— Ну ты даёшь… — воскликнул он восхищённо. — Где ты успел так его выучить?

— Что выучить? — не понял Ользан.

— Ты рассказывал на языке Шантира, — пояснила Коллаис, тоже поражённая. В глазах её читалось восхищение. — Причём на великолепном языке. У нас так не каждый менестрель сумеет рассказать. Тебя было приятно слушать.

Всё смешалось в голове у художника.

— Я… как-то не заметил, — ответил он сконфуженно. — Честное слово, я не знаю ни слова на вашем языке.

— Трудно поверить, — возразил шантирец и произнёс несколько слов на неизвестном Ользану языке, обращаясь к сестре. Та кивнула и что-то сказала в ответ. Теперь наступила очередь Ользана уставиться на них, раскрыв глаза.

— Не знаю, что и подумать, — заключил Бревин, подбрасывая в огонь толстую ветку. — Если бы я не знал тебя некоторое время, я решил бы, что ты притворяешься. Так ты действительно не понимаешь наш язык?.. Сейчас?..

— Ни слова, — честно признался Ользан. — Сам не знаю, как это получилось.

— В любом случае, было здорово, — заключила Коллаис. — Как много ты знаешь! Расскажешь что-нибудь ещё?

— Завтра, — заключил её брат. — Мы все устали, и Олли — больше всех. Давайте отдыхать.

Никто не стал возражать.

* * *

— …То есть эти склепы — дело рук не людей? — удивился Бревин. — Интересно, сколько же им тогда на самом деле лет?

— Кто знает, — ответил Ользан. — Несколько тысячелетий. Иногда меньше, иногда больше.

— Что-то я не поняла, — вставила Коллаис, — То есть они попросту заняли чужие склепы? Куда же они дели… их прежних обитателей?

— Выкинули, надо полагать, — пожал плечами Ользан. — Первые колонисты не всегда уважали чужие кладбища. Может быть, поэтому в старых склепах постоянно что-нибудь заводится…

Они приближались к западному входу в Оннд. Прежний — так называемый старый — город был, разумеется, защищён неприступной каменной стеной. Теперь же, за границами расширившегося города, путь преграждали достаточно символические таможни. Кольцо дозорных башен практически не оставляло шансов тому, кто попытался бы прокрасться в город незамеченным.

Когда Бревин показал контракт, а каждый из путников — свой медальон (у каждого жителя Федерации был отличительный знак, который можно было и купить, но за невероятно большую сумму), стражники пропустили их без дальнейших проволочек. Ользану показалось, что взгляды охранников были исполнены презрения.

— Они нас не очень-то жалуют, — отметила Коллаис, чью спину взгляды стражи жгли особенно долго.

— Я их тоже не очень-то жалую, — пренебрежительно отозвался её брат. — Разве ж это стража? Увальни, совершенно безрукие увальни. Вот муниципальная охрана — это, я вам скажу, охрана что надо. С ними обращаться стоит осторожно. А эти только и умеют, что блеск на свои железяки наводить.

Бревин оставил сестру и Ользана в своих обширных апартаментах и отправился получать вознаграждение. По его словам, это должно было занять не более получаса, но, как выяснилось, удовольствие протянулось до конца дня. Коллаис заказала деликатесов — в честь успешно проведённого задания — и долго совещалась с хозяевами относительно обеда. Который им и пришлось съедать вдвоём. Остатки же она велела выбросить собакам.

— Нечего, — пояснила она осуждающе. — Если узнаю, что он шатался по злачным местам, ещё и без ужина останется.

Бревин появился уже после заката солнца, совершенно трезвый, но уставший сверх всякой меры.

— Нас всех завтра вызывают в магистрат, — объявил он торжествующим голосом, — им нужны подробности нашего путешествия. Мне показалось, что наши конкуренты, да упокоятся в мире, их интересовали больше, чем тот сундук, но…

— Чего ещё ты им рассказал? — недобро прищурилась его сестра. — Надеюсь, у тебя хватило ума не отдавать все трофеи? А то я уже слышала, как трудно потом их добыть. У вещей неожиданно находится хозяин, или же им приписывают «необычайную историческую ценность».

— Плохо же ты думаешь о здешних властях, — с раздражением отвечал Бревин, усаживаясь в кресло и с наслаждением вытягивая ноги. — Сообщаю, как факт, что мы разбогатели на двенадцать тысяч. Треть твоя, Олли, всё честно…

Отвечать на последующие вопросы он отказался и вскоре стены его комнаты уже сотрясал жизнерадостный храп.

История 3. Туман

X

Никто не ожидал, что утром соберётся подобный туман.

Непроницаемо-молочная завеса опустилась поверх лагеря и отрезала его от окружающего мира. Археологи, среди которых был и Ользан, вынуждены были остаться в своих шатрах. Тишина, которую принёс с собой туман, была угнетающей. Ользан время от времени сглатывал, чтобы убедиться, что со слухом всё в порядке.

— Это надолго, — заметил Илитанна, Ольт из далёкого северного города Домлиарт, затерянного в глубинах огромного лесного массива. — Нам повезло, что предыдущие три дня были удачными.

— Интересно, что скажет наш друид? — заметил Веркласс, начальник экспедиции, задумчиво поглаживая бороду. Собственно экспедиция была необычайно мала: четверо археологов и три человека охраны. Времена были довольно спокойными, но почему-то считается, что археологи возвращаются с раскопок гружёные золотом и драгоценными камнями. Заблуждение, весьма прискорбное для представителей этой крайне мирной профессии…

Друид, о котором шла речь, стоял неподалёку, но из-за тумана не был виден. Его звали Охтанхи, и был он Карликом. Его важный вид не всегда сочетался с малым ростом, но Ользан давно уже отвык смеяться над теми, кто выделялся среди окружающих. Никогда не знаешь, на что можно нарваться.

— Скажу, что у вас будет два дня отдыха, — послышался голос, после чего обладатель его проявился из молочной пелены и помахал рукой. — Я пойду поброжу. Через час будем завтракать.

— Твоя очередь идти за водой, — со вздохом сообщил Веркласс, кивнув в сторону Ользана. — Если бы вы только знали, как мне хочется чего-нибудь мясного…

— Мясное мы уже съели, — заметил Илитанна. — Иди попроси друида, пусть приманит какую-нибудь живность.

— Он ещё издевается! — начальник покачал головой и вышел из палатки — разводить костёр. Дрова для него пришлось везти с собой по двум причинам: во-первых, здесь, в долине, все деревья можно было сосчитать по пальцам, а во вторых, с ними был друид.

— Что, он действительно запрещает охотиться? — спросил Ользан у Илитанны. Последний сидел у своего шатра и сосредоточенно чистил кисточкой глиняный черепок с ладонь размером, время от времени наклоняясь к бутылочке с клеем.

— Нет, когда дичи много, — ответил Илитанна, улыбнувшись краешком губ. — Здесь только на сурков охотиться, но Веркласс считает их несъедобными. — Он тихонько рассмеялся. — Экспедиции ему идут на пользу; всякий раз он возвращается стройным и загоревшим.

Вздохнув, Ользан взял котелок и побрёл туда, где сквозь туман смутно виднелось солнце. Где-то там находился родник.

* * *

Прошло всего пять дней с момента, когда Ользан и шантирцы вернулись из своего совместного похода. Как полагается в подобных случаях, было множество официальных вопросов, масса бумаг и потерянного времени. Денег должно было хватить на месяц — обучение в Оннде стоило недёшево — так что, когда Ользана вновь пригласили на раскопки, он с облегчением согласился.

Не то, чтобы совсем с облегчением: как ни крути, а Коллаис последнее время всё больше занимала его мысли. По глазам её юноша видел, что и он там лежит не на самом дне — что приводило его во всё большее смущение. Ему ещё никогда не приходилось ухаживать. Тем более, за княжеской дочерью. Пусть даже изгнанной.

Так что небольшое отвлечение, возможно, разгонит туман в его голове. Подумав это, Ользан усмехнулся. Туман вокруг клубился причудливыми сгустками, скрадывая очертания окружающего мира и принося с собой запах влажного камня. Да будет благословенно имя того, кто придумал компас! Без него можно было бы блуждать несколько часов, не отходя более чем на километр от лагеря, но так и не обнаружить его. Хорошо ещё, что поблизости нет крутых склонов.

Что-то хрустнуло под ногами. Ользан нагнулся; это был череп какого-то мелкого животного. Череп был, вероятно, очень старым; кости его стали тонкими, словно бумага и прикосновение башмака раздавило его, словно яичную скорлупу. Странно. Археолог наклонился и присмотрелся. Поблизости от разрушенного черепа лежали и другие кости. Также выбеленные временем, солнцем и ветром. Он прикоснулся к одной и костей. На пальце остался белый след.

Странно, думал Ользан, вытирая палец о штаны. Кости остались лежать нетронутыми. Никаких следов зубов, все совершенно целые — исключая, конечно, пострадавший череп. С чего бы это? В долине жило множество мелких животных и птиц. Неужели никому не захотелось поживиться?

Источник находился метрах в семистах от лагеря — у группы небольших скал. В долину было три пути; северный перевал был самым трудным. Ветер, постоянные снегопады, пропасти. Следуя на север, можно было пересечь хребет и выйти к руинам Шести Башен — то есть, оказаться практически в центре материка. Проще, правда, сказать, чем сделать: по прямой перевал, пересекая по пути ещё три долины, тянулся километров на сто.

Один из других путей вёл на восток — сложный и опасный спуск в низину, где приходилось следовать изгибам Монгеллы (Бурной), реки, действительно оправдывавшей своё название. Третий путь, которым они пришли, вёл с юга. Самый безопасный, там практически нигде жизни путешественников не угрожали ни лавины, ни камнепады, ни иные бедствия.

Ользан аккуратно зачерпнул воду — источник представлял собой небольшое озерцо, заполнявшее вырубленное в камне углубление и отпил немного. Действительно, хороша… Говорят, вода из этого источника лечит немало недугов, но быстро теряет свои свойства. Ользан налил немного воды в ладонь и плеснул себе в лицо. Чудесно. Остатки сна мигом слетели с него.

Спустя пять минут обе ведёрные фляги были наполнены и можно было возвращаться. Ользан сделал несколько шагов и внезапно остановился. Как и прежде, ощущение пришло неожиданно. Он поставил фляги наземь и оглянулся. Уже с расстояния в несколько шагов скалы выглядели призрачно и даже немного зловеще. Воображение здесь только вредит, подумал Ользан, присматриваясь к возвышающимся буроватым силуэтам. Похоже на присевшего напиться исполина. Что-то друид говорил о том, как арраты называли этот источник… как-то забавно. Ладно, потом вспомню. Что особенного в этих скалах?

Ользан сделал шаг вперёд, присмотрелся… отошёл левее, затем правее. Как и в случае хитроумно скрытого прохода в могильник, имело значение, откуда и куда смотреть. После нескольких секунд он неожиданно увидел надпись.

Как в картинках для детей, что часто использовались потехи ради на всевозможных праздниках, очертания, однажды увиденные, уже не сливались с фоном. Оставалось только сказать: «как же я раньше этого не увидел!» Было немного непонятно, чем сделана надпись. Буквы были, несомненно, арратскими — в написании на Тален надпись звучала бы как «YRA..GHIO..STOVA». Stova, вспомнил Ользан беседы с историками, означает что-то вроде «покоя». Нескольких букв, несомненно, недоставало и в целом фраза не подлежала переводу. Следующее действие он сделал автоматически: извлёк из «кошелька» походную книгу и карандаш и, как можно точнее, срисовал символы. Интуиция ему подсказывала, что вреда от этого быть не должно. Есть, конечно, надписи, простой взгляд на которые приводит к неожиданным последствиям, но…

Но его там уже ждут не дождутся, чтобы приготовить традиционную утреннюю кашу. Ользан вздохнул и побрёл обратно. Идти с грузом оказалось несколько сложнее, даром что дорога вела под уклон.

* * *

— Суслик какой-нибудь, — предположил Веркласс, когда Ользан описал необычную находку. — Их здесь полно. Только… кости, говоришь, не прокушены и лежат рядом? Странно… Впрочем, может он больной был…

— Больные или раненые обычно в норы прячутся, — заметил Илитанна. — Так, по крайней мере мне всегда казалось. Так-так… Ну что, командир, как тебе это?

Ольт держал в руках вазу, которую собирал из осколков целых три дня. Как он находил недостающие фрагменты, никому было не ведомо. Ользан подозревал, что без магии тут не обошлось.

Ваза действительно производила впечатление. Невозможно было поверить, что этой вещице десять тысяч лет. Сложный узор — вязь букв, картины, геометрическая символика — испещрял вазу сверху донизу. Все затаили дыхание.

— Великолепно, — произнёс, наконец, Веркласс. — Ты гений, Илитанна. Ни у кого ещё не было целого узора. Зададим мы работёнку нашим друзьям в Музее…

Илитанна улыбался, вид у него был немного смущённый.

— Можно её взять? — спросил Ользан, после того, как Веркласс «записал» образ вазы на килиан и спрятал шарик в карман.

— Можно, — кивнул ольт. — Только аккуратно, горлышко ещё не совсем высохло.

Ользан взял сосуд в ладони и бесконечно осторожно принялся поворачивать, следуя изгибам надписи. Познания его были всё ещё малы: ни одно слово на вазе не было знакомо. Хотя… может быть, это тайный язык? Существуют же арратские надписи, никем не переведённые. Картины, изображённые на вазе, несомненно, носили культовый характер. По атрибутам Ользан узнал Элиора, ниспосылающего молнии и огонь на какое-то загадочное чудовище; Эзоксу, отправляющего правосудие и ещё какого-то бога. Картинок было девять, все они были мелкие и из-за состояния вазы большинство деталей было неразличимо.

— Что это за божество? — спросил Ользан у Илитанны. — Не могу узнать. Кажется, бог плодородия или чего-то в таком духе…

Илитанна пожал плечами.

— Узнаем позже, — ответил он, рассматривая изображение. — Империя арратов была велика и они собрали великое множество местных культов. Кто-то из божеств плодородия, несомненно. Впрочем, я могу и ошибаться.

— Интересно, что случилось с их империей? — спросил Ользан. Вопрос этот давно его беспокоил. Считалось, что арратов вырезали кочевники, которые постепенно двигались на юго-восток в поисках новой добычи. Однако, те же самые учёные утверждали, что из народов, обитавших здесь до Колонизации (имелось в виду, Людьми), арраты были самыми могущественными. Эти два высказывания плохо сочетались.

— Стечение обстоятельств, — ответил Охтанхи, который давно уже следил за разговором. Все знали о его умении двигаться бесшумно, но всякий раз Ользан вздрагивал, обнаружив карлика у себя за спиной. — Несчастное для них стечение обстоятельств. Болезни, неурожай, возможно — гнев богов. Варварам просто повезло, что арраты уже боролись со множеством проблем. Просто стечение обстоятельств.

— Тебе-то откуда это известно? — спросил Веркласс, поджимая губы. — Прежде ты ничего подобного не говорил.

Друид пожал плечами и уселся рядом. В шатре сразу стало тесно. Карлик осторожно взял вазу и долго, сосредоточенно её разглядывал.

— У нас в селении остались отдалённые потомки арратов, — объявил он. — За тысячи лет они, конечно, многое забыли; кое-что, вероятно, сочинили сами. Но понять всё же можно. То, что мы откапываем, подтверждает их слова. Всё указывает на то, что их империя была сильной, самодостаточной и могла бы существовать ещё очень долго. Но… неожиданно всё рухнуло. Никто не знает, почему.

* * *

Он поставил вазу на место и долго смотрел на причудливое переплетение дуг, углов и линий.

— Заклинания, — вздохнул он. — Арраты знали весьма своеобразную магию. Вот, на этой вазе, тоже нанесено заклинание. Но пока неизвестен язык, нам не узнать, что это было. Варвары и есть варвары — всё, что им было не нужно, перебили, переплавили, изуродовали.

Он вздохнул.

Все молчали, погружённые мысли. Охтанхи неожиданно для всех поднялся и молча направился прочь.

— Веркласс, — отозвался карлик, остановившись у выхода. — Ты, кажется, мечтаешь о мясных блюдах? На южном склоне сейчас пасётся стадо оленей. Иди, попытай счастья. Только предупреждаю, детёнышей не трогать.

— Чудо, — ошеломлённо прошептал Веркласс, лихорадочно роясь в мешке с вещами в поисках тетивы. — Ты смотри, Илитанна, как на него ваза подействовала. Пожелайте мне удачи! — крикнул он уже на бегу. Ользан покачал головой.

— Так он всю дичь распугает… Интересно, кстати, как он собирается охотиться в таком тумане?

— Туман держится только в долине, — ответил ольт, потягиваясь. — Пойду-ка я подышу воздухом. Если у тебя нет других планов, поможешь мне вечером с переводом. Идёт?

Ользан кивнул.

Оставшись один, он долго смотрел на вазу. Заклинание, сказал друид. А зачем было наносить его на сосуд? Стойте… Как это карлик это узнал? Ользан прикоснулся к глине ещё раз. После нескольких лет общения с магами он научился отличать магические предметы по ощущению. Не нужно было умение видеть ауры, достаточно было просто прикоснуться рукой.

Ваза не отвечала на прикосновение ладони. Кроме того, вспомнил Ользан, известные сейчас заклинания «спадают» с предмета, на котором закреплены, если предмет серьёзно повреждается.

Неужели заклинание — это деталь орнамента?

Он долго вращал вазу в руках, стараясь уловить что-нибудь, ощутить скрытую в рисунке гармонию, но разум оставался глух. Возможно, позже. Ользан осторожно поместил изделие в свободный ящик для экспонатов и, выходя, застегнул вход в шатёр. Влажность не пойдёт на пользу находкам.

XI

Ользан не сразу нашёл друида. Тот сидел под низеньким деревцем, у северно-восточного края долины и молча смотрел вдаль, скрестив руки на груди. Судя по всему, карлик не был занят: он кивнул Ользану и жестом предложил присесть. Юноше было немного не по себе: привыкнуть к манерам Охтанхи было нелегко.

— Ты что-то хотел спросить? — произнёс карлик после долгой паузы. Место, где они сидели, слегка возвышалось над центром долины. Туман стелился у самых их ног и вся долина напоминала пирог, украшенный горой взбитых сливок. Ветра практически не было, и белый «крем» клубился и перемещался по своим собственным законам.

— Хотел, — согласился Ользан. Почему-то на него всегда накатывала робость, когда он говорил с магами разного рода. С чего бы это? — Почему вы не хотите просто разогнать туман? Вы же могли бы это сделать?

Карлик взглянул на него с любопытством. Возраст его можно было оценить лишь по жидкой бороде — у Карликов растительность на лице была крайне скудна. На «человеческий» взгляд Охтанхи было лет тридцать пять-сорок, но Ользан смутно догадывался, что на деле тот гораздо старше.

— Мог, — кивнул он. — И не я один. Илитанна тоже мог. Воззвать к Элиору и попросить очистить небо. Пустяковая просьба, не правда ли? Да и Веркласс на это способен. Почему же ты спрашиваешь меня?

Ты же не спрашивал их, подразумевалось в ответе. У Ользана мгновенно вспотел лоб. Так что, Веркласс тоже практикует магию? Кто бы мог подумать! Ни словом никогда не обмолвился.

— Мне показалось, что они многого не делают, потому, что… вы…

— Потому, что я стал бы возражать? — закончил друид за него. — Возможно. Кстати, обращайся ко мне на «ты». В нашем языке множество обращений, и «вы» — неудачное слово. На мой взгляд.

На Тален — который стал фактически родным языком для Людей южной части Континента — карлик говорил безукоризненно. По употреблению некоторых слов могло создаться впечатление, что он, как и сам Ользан — с востока. Разумеется, это было не так.

— А почему я не вмешиваюсь… — карлик вздохнул. — Ты, наверное, уже сотню раз слышал слова о Равновесии, — Охтанхи выделил голосом слово, — о борьбе Добра и Зла… Слышал?

— Не раз.

— И что думаешь?

Ользан пожал плечами. Ему хотелось сказать, что все эти идеи о непрекращающемся противостоянии сил вселенского размаха — попросту сказочка для детей. Для самых маленьких.

Карлик прочёл всё это на его лице.

— Ясно, — он улыбнулся. — Ты верно подумал, в большинстве случаев об этом говорят люди, представления не имеющие о действительном положении вещей. Часто так говорят просто, чтобы оправдать своё бездействие. Или скрыть незнание. Я мог бы рассказать тебе о Равновесии — в моём понимании — но это долгая история. Как-нибудь в другой раз…

Охтанхи сегодня был необычайно разговорчив, что также немало поразило Ользана. Обычно он молчал, если только не участвовал в очередных раскопках, просеивании и прочих археологических священнодействах.

— Так что я отвечу так: не стоит делать большое, если можно обойтись малым. Кстати, спроси Илитанну. Я уверен, что он скажет примерно то же самое. Если доведётся, я познакомлю тебя с Рольвидой — она у нас лучший специалист по Равновесию. Единственная в своём роде. Успела пожить среди почти всех рас нашего мира и собрала любопытную коллекцию взглядов на эту тему… Что-то я отвлекаюсь. — карлик пошевелил пальцами и туман под его ногами взметнул вверх тонкий белый рукав. Он сгустился, изменил очертания и превратился в низенького толстого зайца, потешно шествующего по земле.

Ользан долго старался сохранять серьёзность, но в итоге расхохотался. Охтанхи движением кисти «отпустил» зайца и фигурка последнего скрылась в глубине молочно-белой стены.

— Трудно сразу понять, — Ользан отсмеялся и вытер глаза ладонью. — Один из моих друзей говорит, что, скорее всего, маги попросту не хотят признаться, что большинство их «заклинаний» — чушь.

— Бывает и так, — согласился Охтанхи, рассеянно глядя перед собой. — Везде бывают шарлатаны, что уж тут поделать. А в нашем случае — проще подождать. К тому же я не уверен, что, призывая внешние силы, мы не потревожим здесь что-нибудь неприятное.

Услышь Ользан подобное от одного из базарных «чародеев» — ловких фокусников, как правило, или магов-недоучек — он только усмехнулся бы. Карлик говорил же совершенно серьёзно, но не напуская на себя важного вида. С тем же выражением лица он говорил и всерьёз, и в шутку.

Оба замолчали. Солнце уже перевалило верхнюю точку своей небесной дуги и постепенно двигалось к закату. Сквозь толстый слой облаков был виден лишь размытый по краям неровный жёлтый диск.

— На стене у источника я заметил надпись, — Ользан извлёк свою тетрадь и показал Охтанхи. Тот с интересом принялся рассматривать линии. — Что они означают?

— Любопытно, любопытно… — бормотал Охтанхи, не слыша вопроса. — А ведь раньше я этого не замечал. Ты наблюдателен, коллега! Как тебе удалось её найти?

Ользан рассказал.

Карлик покачал головой.

— Надпись, несомненно, сделана на культовом языке, — пояснил он. — Нескольких букв не хватает. Надо будет вернуться в лагерь и поискать в моих записях. Сколько тебе лет?

Вопрос был совершенно неожиданным.

— Двадцать… шесть, — ответил Ользан, неожиданно для самого себя запнувшись.

Карлик посмотрел ему в глаза и Ользан выдержал взгляд. Хотя было нелегко.

— Тебе очень быстро всё даётся, — покачал он головой. — С одной стороны, боги милостивы — надо радоваться. С другой стороны…

Он замолчал, не закончив фразы.

— Что с другой стороны? — спросил Ользан, больше из любопытства.

— У нас есть поговорка, — ответил, наконец, Охтанхи. — «Чем ночь темнее, тем дороже свеча». Опасайся неудач, Ользан, если их у тебя не было, и готовься всегда к самому худшему. Я знаю, что говорю. Когда-то я считал себя самым умным среди сверстников, а после того, как не справился с экзаменом, целый год считал, что жизнь кончена. Впрочем, я сегодня разговорчив не в меру. Мне хотелось бы посидеть одному, — добавил он почти извиняющимся тоном.

Ользан, кивнув, поднялся на ноги и побрёл в южном направлении. Нет, всё же чем умнее человек, тем труднее с ним общаться. По пути он поводил пальцами в воздухе, подражая, как мог, жестам карлика. Разумеется, туман и не думал повиноваться.

* * *

Веркласса Ользан увидел сразу. Он что-то сооружал, спустившись всего метров на сто ниже южного гребня долины. Неподалёку лежала туша оленя. Помочь ему, что ли, подумал юноша и спустился вниз.

Бородач приветствовал его взмахом окровавленной руки.

— Отличная добыча, — улыбнулся он, принимаясь свежевать оленя. — Жаль, ты не видел,какой это был выстрел. Хоть я и не стрелял уже месяца три…

— Обучался стрельбе? — спросил Ользан, наблюдая за процессом не без отвращения. Он тоже мог бы справиться с такой работой, но никогда её не любил.

— Приятель, я был чемпионом Западного побережья три года подряд. — Веркласс вытер пот со лба тыльной стороной ладони. — Среди людей, конечно. Вон, посмотри. — Он мотнул головой в сторону. — Отличная вещица. Никогда с ней не расстаюсь.

В двух шагах от него, аккуратно прислонённый к груде камней, лежал составной лук — подлинное произведение искусства. Тетива была ослаблена и лук более походил на причудливый посох с канавкой посередине. Он казался деревянным — причём дерево было далеко не самое обычное — и хрупким. Тонкие железные пластинки, тщательно пригнанные и позволяющие выдерживать самые невероятные напряжения, были почти неразличимы. Игрушка и игрушка.

— Ольтийский? — спросил Ользан, присев перед оружием и рассматривая его внимательнее.

— Нет, — отозвался владелец лука, не оборачиваясь. — Да ты возьми, посмотри. Только осторожно, это опасная игрушка.

Лук оказался гораздо тяжелее, чем могло бы показаться издалека. Дерево по твёрдости не уступало камню и действительно походило на тускло блестящий серовато-чёрный мрамор. Ользан осторожно потянул за тетиву и лук на какой-то миг стал луком — бесшумно приняв нужную форму. Юноша отпустил тетиву и с едва слышным скрипом лук вновь превратился в посох. Юноша надавил на «посох» сверху и тот неожиданно со щелчком сложился втрое — теперь он прекрасно помещался в любой сумке. Предоставленный самому себе, лук вновь «вытянулся» во всю длину.

Рядом с кожаной оплёткой для руки шла едва заметная надпись.

— Зальол, — прочёл Ользан и почесал затылок. — Странное имя.

— Ага, — согласился Веркласс и сел на камень, чтобы передохнуть. — Говорят, он из варваров, с одного из островков Архипелага. По части луков он просто чародей.

— Действительно, — от лука было невозможно отвести взгляд. — Хотя зрелище всё же жуткое.

— Оружие должно быть красивым, — ответил Веркласс. — Тогда это как-то оправдывает его употребление.

— Да ты философ, — усмехнулся Ользан. — Что ты собираешься делать с ним дальше? — кивок в сторону оленя. — Мы не успеем съесть его всего.

— Часть зажарим, часть закоптим. Вот, кстати, для тебя работёнка. Вырой-ка мне во-он там яму. Раз уж нам устроили выходные, займёмся кулинарией. — И Веркласс подробно объяснил, что и как нужно сделать. Работы оказалось чрезвычайно много. Жаловаться, впрочем, смысла не имело: тем, кто не блещет способностями, нечасто достаётся самое интересное. Надо бы самому обучиться, думал Ользан, то поднимаясь за водой, то перетаскивая потроха подальше в лес, то срезая ветви по указаниям Веркласса. Через полтора часа он изрядно устал.

— Отлично, коллега, — похвалил Веркласс и принялся сооружать какую-то сложную конструкцию над ямой для углей, что живо напомнило юноше сказки о чудаковатых алхимиках, которые ему доводилось слышать в детстве. Само копчение, как выяснилось, было занятием изрядно благовонным и Ользан успел пожалеть, что был в своей любимой куртке. Сколько, интересно, раз придётся отдавать её в стирку, чтобы избавиться от запаха?..

Впрочем, больше всего доставалось самому Верклассу, который священнодействовал, время от времени скрываясь в тяжёлых клубах дыма целиком.

— Фу, — выдохнул он, усаживаясь рядом с Ользаном. — Аж горло дерёт. Жалко, конечно, что приправ не захватил. Так всегда…

— Интересно, Охтанхи станет это есть? — спросил Ользан, глядя на испускающую жар и дым коптильню. — Он, кажется, весьма разборчив в еде.

— Друид? — Веркласс рассмелся. — Скоро ты увидишь, что перед доброй олениной с пивом ни один друид не устоит.

— У тебя и пиво припасено? — не поверил своим ушам художник. — Вот это да!

— Припасено, — загадочным тоном ответил ему бородач. — Скажи ещё, что это не подвиг!

* * *

День, начинавшийся с безделья и скуки, завершился невероятным пиршеством. Выбор блюд был несколько ограничен, но зато какие это были блюда! Лучник оказался прав: карлик поглощал оленину с пивом за троих и впервые Ользан увидел на его лице выражение самого обычного удовольствия. Бочонок с пивом пустел катастрофически быстро и настал момент, когда Веркласс, озабоченно нахмурившись, не смог извлечь из него ни капли. Охране — трём рослым стражникам, что до похода занимались в основном патрулированием улиц — тоже досталось и того и другого. Угощение стёрло с их лиц скуку, которая становилась тем сильнее, чем дольше они сидели в долине.

— Где ты его прятал? — спросил Илитанна, кивая на бочонок. — Не в кармане же!

— Где и он, — Веркласс мотнул головой в сторону Ользана и похлопал себя по боку. Ользан успел разглядеть висящий у того на поясе «кошелёк». — Жаль, двух не взял… Впрочем, мы тут уже всё осмотрели… Не так ли, Охтанхи?

Карлик долго молчал, добродушно улыбаясь в пустоту, прежде чем ответил.

— Мы, похоже, не нашли того, за чем шли, но больше мне на ум ничего не приходит. Если через два — он взглянул на небо — три дня, — поправился карлик, — мы не обнаружив входа в гробницу, можно будет уходить с чистой совестью.

— Так здесь есть гробница! — воскликнул Ользан, усаживаясь поудобнее. — Раньше вы о ней не говорили.

— Слухи, — поморщился Веркласс. — Только слухи. Долина, конечно, с причудами, но ничего, кроме легенд, о существовании гробницы не говорит. Мы не знаем, где она, кто в ней погребён, — никаких следов. Не раскапывать же, в самом деле, всё подряд. На это и жизни не хватит.

— Мне что-то показалось странным посередине долины — там, где растёт деревце, — добавил Охтанхи, — но ничего, кроме странных ощущений, там не было. Должно быть, цель очень умело замаскирована.

Остаток дня они болтали о всякой всячине; только к вечеру, когда желудок перестал отягощать разум, все вспомнили, зачем они сюда прибыли, и занялись отвратительно рутинной работой, из которой в основном и состоит ремесло археолога.

* * *

— Будь оно неладно, — высказался Веркласс и мрачно смахнул листы бумаги с колен. Остальные не повернули голову в его сторону, занятые своим делом. — Какое-то наваждение. Всякий раз одно слово оказывается лишним. — Он указал на орнамент, по которому струились сплетённые чёрной вязью буквы. — Кто-нибудь, скажите мне, что происходит.

Все по очереди взглянули на лист бумаги, на котором буквы арратов были изображены привычными буквами Среднего языка. На всякий случай начальник экспедиции сделал также вариант на Верхнем языке.

— Cuiram ah'da larghe… — прочёл, запинаясь, Ользан. — Э-э-э… по-моему, это стандартное вступление: «волей… э-э-э… духов и предков…»

— Богов и предков, — поправил Охтанхи. — Ну-ка, дайте-ка…

Ему передали лист и несколько минут карлик хмурился, морщил лоб, но и у него на лице постепенно проступило то же выражение, которое только что было на лице у Веркласса. — Что за странность… Действительно, одно из слов явно лишнее, а удалишь любое — получится нелепица. Кто-нибудь видел такие надписи раньше?

Как выяснилось, никто не видел.

— Может быть, важен порядок, в котором читаются буквы? — спросил Илитанна, поразмыслив. — Я видел арратские надписи с подобным фокусом. Пока не обратишь внимание на манеру, в которой написаны слова, ничего невозможно понять.

— Верно! — воскликнул Веркласс и вновь взял вазу в руки. Орнамент огибал картинки, но поверх него самого не располагалось ничто. Ни дополнительных значков, ни единого намёка. После лучника вазой завладел Ользан и принялся рассматривать её поверхность через увеличительное стекло. Веркласс же, вздохнув, принялся за более простые вещи: у них была масса осколков некогда большой и массивной плиты, надписи на которой были гораздо разборчивее. В том случае, конечно, если удастся правильно собрать из осколков саму плиту. Илитанна прилежно занимался этой кропотливой работой и теперь к нему присоединился его начальник.

Ользан напряжённо размышлял. Что находится поблизости от орнамента? Выступающие части миниатюр. Так-так… здесь кончик посоха… здесь угол здания… гребень чудовища… Юноша переносил орнамент на бумагу, указывая то, что было поблизости. Спустя полчаса работа была закончена. Что-то ещё привлекало его внимание. Ага, выступающие детали геометрического орнамента. Вот здесь и здесь они слегка касаются полосы букв.

— Слушай, — позвал он Веркласса. Тот неохотно оторвался от игры «собери дом из миллиона осколков» и взглянул в сторону Ользана, всё ещё сжимая пинцетом кусочек камня. — А?

— Смотри, — художник указал ему на вазу и на свои наброски (к слову сказать, очень точные). — Видишь? Все части остальных изображений касаются букв вот таким начертанием. — Ользан нарисовал — что-то вроде запятой. — Может это что-то значить?

На помощь позвали друида. Тот некоторое время смотрел на закорючку и, наконец, буркнул: — Не знаю, не знаю… Очень неточное воспроизведение. Хотя. — он взглянул в небо, которое быстро темнело с каждой минутой — хотя… Так… Это может быть знак 'Foa' … То есть «ветер, вихрь, порыв»… Или 'Vei' — «упадок, разрушение, недостаток».

Ользан с Верклассом озадаченно посмотрели друг на друга.

— Может быть, надо вычеркнуть буквы, на которые они указывают? — предположил художник. Веркласс долго думал, прежде чем ответить.

— Не думаю… слишком просто. Попробовать, конечно, можно. Ну-ка… — спустя несколько минут была готова новая, укороченная надпись, на которую все смотрели с ещё большим недоумением. — Ну это совсем тарабарщина! — махнул рукой Веркласс. — Тут если слова внятные попадаются, то случайно. Нет, это явно шифр. Без помощи специалистов тут не справиться. Посмотрю, конечно, в словаре, но…

— Как это должно читаться? — бормотал про себя Ользан, рассматривая непрерывный поток букв. — Жалко, что они не отделяли одно слово от другого. 'Curam anha larhea…'

Слова неожиданно полились сами собой, стройно и даже отчасти музыкально. Ользан продолжал, увлечённый чтением бессмысленного набора букв. Все, однако, немедленно прекратили делать то, чем занимались и изумлённо уставились на юношу. Друид, часто моргая, прислушивался к чему-то и вдруг крикнул:

— Прекрати!

— Э-э-э… — Ользан несколько сбился от его выкрика, но всё же прочёл завершение. — Taulenh gior nalar.

Тут же прекратил дуть ветер.

В облаках над головами сидящих появился просвет и звёзды холодно глянули на них.

Земля задрожала под ногами и Веркласс вскочил на ноги, озираясь.

— Сидите тихо, — велел ему карлик, вслушиваясь во что-то, слышное ему одному. Постепенно дрожь под ногами затихла и тучи затянули образовавшийся прорыв.

Долгое время все не могли прийти в себя.

— Ты ж говорил, что надпись не магическая, — произнёс, наконец, Веркласс и налил себе воды в кружку. Руки у него сильно дрожали.

— Говорил, — хмуро подтвердил друид и отобрал у притихшего Ользана лист с надписью. — Кто бы мог подумать… Впредь надо осторожнее обращаться с подобными вещами. Ользан, ты, конечно, молодец, но давай не будем больше экспериментировать.

— Давай, — согласился юноша. У него тоже дрожали руки и мурашки бегали по спине. — Наверное, надо было прочесть задом наперёд.

— Ну уж нет, — решительно возразил Охтанхи. — Пусть сначала посмотрят специалисты. Раз уж тут никто не распознал магию… Веркласс, сделай одолжение, вскипяти чаю. Что-то мне не по себе.

— Хорошая идея, — отозвался бородач, стуча зубами. — Мне тоже. Вот напасть, чуть не влипли.

Прошло довольно долго времени, прежде чем Ользан решился вновь заговорить.

— Кто-нибудь находил подобные вещи?

— В Киннере есть торговец старинными вещами, — неожиданно отозвался Илитанна, — я видел у него золотую пластинку с арратскими надписями. Тоже, кстати, с орнаментом и совершенно бессмысленную на взгляд.

Все обменялись тревожными взглядами.

— Он просил за неё целое состояние, — пояснил ольт, — и никто не мог позволить себе её купить. Да и потом непонятно — может, подделка?

— Если ничего за ночь не случится, — подвёл итоги карлик, — завтра сворачиваем лагерь. Очень странная находка, и вряд ли она здесь оставлена случайно. Илитанна, расскажи мне поподробнее о той киннеровской пластинке. Всё, что знаешь. По-моему, нужно добыть её как можно скорее.

Илитанна кивнул. Ользан поёжился и вышел наружу. Неподалёку, всё ещё стуча зубами, Веркласс заканчивал разводить костёр. Вечер был тёплым, и туман почти полностью разошёлся.

* * *

— Чего это он делает? — спросил Ользан, глядя на едва различимый в темноте силуэт карлика.

— С кем-то разговаривает, — пояснил, бросив короткий взгляд, Веркласс. Чай быстро привёл всех в норму и неприятный озноб прошёл. Веркласс даже попросил друида проверить — не случилось ли чего с ними, но друид ответил немедленно: «нет».

«Но могло бы случиться», поняли все. После чего карлик оставил кружку с чаем нетронутой и ушёл немного в сторонку. И замер, глядя в пространство и скрестив руки на груди.

— Я думал, что дальняя связь не работает, — удивился Ользан. Телепортация между крупными городами континента оказалась ненадёжной и опасной — не зря нынешнее время называли Сумерками — и многие другие заклинания также отчасти потеряли силу. Маги утверждали, что это временное явление, но приятного было мало. Предыдущие Сумерки — правда, легендарные — длились около двух веков. Как бы не повторилась прежняя история!

— Друидов это почти не коснулось, — вступил в разговор Илитанна, который по-прежнему усердно собирал каменную плиту. Ещё несколько часов — и реконструкция будет в основном завершена. — Правда, сам я не знаю… В общем, он прав. Мы тут за один день совершили несколько открытий — точнее, это ты, Ользан, совершил. Потрясающая наблюдательность.

— Да ладно, — Ользан немного смутился.

— И видно, что непонятного здесь слишком много. Никогда ещё не видал магию, которая бы переживала тех, кто её употреблял.

Воцарилось молчание.

— А может быть, не пережила? — спросил неожиданно Веркласс и озадаченно посмотрел на вазу — так, словно в ней затаилась ядовитая змея.

Никто ему не ответил.

XII

Он передвигался осторожно, мелкими шагами, и мир вокруг почему-то чудовищно вырос. Или это он сам уменьшился? Всё выглядело несколько неестественно и Ользан начал было удивляться, не стряслось ли с ним чего-нибудь, вопреки заверениям друида.

Ему почему-то не спалось. Охрана бдительно сторожила лагерь, и часовой предупредил только, чтобы тот не удалялся из зоны видимости. Правда, при фосфоресцирующем небе и кажущемся спокойствии опасаться было вроде бы некого.

…Ользан не заметил, когда у него начались искажения восприятия — и не сразу осознал, что это может быть опасным. Он продолжал идти (теперь каждый шаг требовал почему-то других усилий, да и перемещаться окружающий мир стал по-другому), не придавая первоначально изменениям никакого значения.

Разум, тем не менее, пробился сквозь корку беззаботности, что постепенно покрывала его всего. Ему не хотелось думать об опасности, ведь чутьё…

(чутьё??)

…говорило ему, что всё в порядке. Где-то рядом находится его нора…

(нора???)

… и вскоре он будет в безопасности. Тут-то его разум и взбунтовался. Немедленно назад, подумал Ользан отчаянно, но тело продолжало бесцельно перемещаться по гладким камням, не обращая внимания на приказы. Тени нависли вокруг него; раскаты грома (почему-то он знал, что это — чужая речь) оглушали его и мертвенные вспышки света, что падали на него откуда-то сверху, обессилили всё его существо. Тёмный и бесформенный гигантский силуэт склонился и протянул к нему хищную лапу с ярко сверкающими когтями. Другие силуэты стояли рядом, молча наблюдая…

Яркая вспышка пронеслась в его сознании.

Ользан очнулся. Он сидел на полпути к источнику, на корточках, в крайне неудобной позе и ноги уже начинали затекать. Его била дрожь. Когда он оторвал правую ладонь от земли, под ней оказалась белая пыль. Ользан поморгал и присмотрелся, насколько позволяло скупое освещение от пасмурного неба.

Череп. Вернее, то, что было черепом. Тем самым, на который он наткнулся утром. Остальные кости лежали рядом, почти не потревоженные.

— Они убили сурка, чтобы закрыть, — произнёс Ользан неожиданно для самого себя и вздрогнул. Что закрыть? Откуда взялась эта фраза?

— Со мной что-то случилось, — проговорил он. Теперь уже по своей воле, без чужого голоса, шепчущего в уши. И было похоже, что это правда. Что-то случилось.

Пора идти спать, решил Ользан и почувствовал неимоверную усталость. Сколько он просидел здесь? И зачем, кстати, сюда пришёл? Не хватало ещё стать лунатиком. Нет, друид прав, слишком много впечатлений — вредно для здоровья.

Страх, впрочем, рассеялся к тому моменту, когда он вернулся в свой шатёр. Часовой бодрствовал, но не обратил на Ользана ни малейшего внимания.

Словно тот не существовал.

* * *

Сборы были невесёлыми.

Веркласс не выспался и бродил, спотыкаясь о вещи. К счастью для экспонатов, их ящики были достаточно крепки даже для такого массивного человека, как Веркласс — изредка только что-то жалобно позвякивало. Друид, ко всеобщему удивлению, отправился разводить костёр, и на некоторое время у всех пропал стимул к активности.

Ользан не стал сворачивать шатёр — ветерок с утра был достаточно прохладен; тумана, вопреки словам друида, не появлялось и в облаках кое-где появились просветы. Холодно. Когда ещё тронемся в путь…

— Погода изменилась к лучшему, — вздохнул Илитанна, — а мы уезжать собрались. В сущности ведь, ничего не собрали. Конечно, ваза…

Ользан вынес вазу наружу и принялся её рассматривать, в свете нарождающегося дня. Краски выглядели совсем по-другому — живее и ярче, без тусклости, ощущения ветхости и непрочности. Странное чувство на миг охватило юношу — словно совсем другой мир, исполненный иных цветов, запахов и звуков на миг окружил его зыбким облаком. Стоило пошевелиться, однако, как наваждение исчезло без остатка. Как странно, подумал он, всматриваясь в скрытые прежде линии орнамента, что даже на слабом солнечном свету выглядели чётче, нежели под ярким светом лампы. Вот здесь, здесь и здесь узор нарушен. Если провести его так же, как на соседнем участке орнамента…

К удивлению юноши линии орнамента стали чётче и ровнее. Ользан издал возглас удивления, шагнул назад и едва не полетел кубарем через мешок с вещами. Веркласс выскочил на крик и уставился на вазу, не веря своим глазам.

— Чтоб мне лопнуть… — только и смог он произнести.

Линии орнамента полностью обновились на всей поверхности сосуда. Миниатюры на боках стремительно набирали цвет, а глазурь становилась блестящей — словно только что из печи. К тому моменту, когда на шум вышел Илитанна, тонкий солнечный луч вырвался из-за горизонта и коснулся лиц археологов, их лагеря и — вазы.

Ваза издала пронзительный звук колокола. Вибрация была неожиданно мощной; Ользан едва не упустил их главное сокровище. В это момент откуда-то с севера послышалось что-то вроде вздоха и земля качнулась под ногами.

— Смотрите, — выдохнул Веркласс, указывая пальцем.

Чахлое деревце, что торчало одиноко посередине долины, росло на глазах, набирая силу, превращаясь в могучий ствол с пышной кроной. Но не это привлекало внимание путешественников. Рядом с деревом из ничего возникло красивое куполообразное строение — тщательно отделанное, со множеством изображений на стенах. Невысокий каменный забор окружил и дерево, и гробницу. Ворота, ведущие внутрь, были открыты. Порыв ветра освежил изумлённых археологов и вновь стало спокойно.

Было настолько тихо, что каждый ощущал биение своего сердца.

— Я говорил, что она хорошо скрыта, — довольным голосом произнёс незаметно подошедший Охтанхи. Ользан вздрогнул от неожиданности и Илитанна ловко подхватил выпавшую из его рук вазу. Та выглядела, как новенькая.

— Теперь никто не поверит, что я собрал её по частям, — вздохнул он, бережно опуская её внутрь ящика. — Ну что, Охтанхи, мы уезжаем или остаёмся?

— Уезжаем, — ответил тот ко всеобщему изумлению. — Но сначала мы посмотрим на всё это — и махнул рукой в направлении гробницы.

* * *

— Нет, Охтанхи, похоже, что ты перегибаешь палку, — ворчал недовольный Веркласс. Карлик нарочито (как показалось всем остальным) медленно приготовил завтрак, не спеша поел и долго сидел, размышляя и глядя на чудесным образом возникшее строение. — Всё-таки экспедицию организовал я. Мы, конечно, прислушиваемся к твоим советам, но почему, ради всех богов, мы должны уезжать? Мы только что сделали потрясающее открытие! И что — бросать всё, оставить кому-то ещё?

— Ты ничего не понял, Веркласс, — спокойно отвечал друид. — Ользан смог — и мне вновь непонятно, как — пробудить магию, спавшую долгое время. Посмотри сам. Гробница настолько насыщена магией, что это ощущается отсюда. Как ты думаешь, что с тобой будет, если ты попытаешься вскрыть её?

Лучник потеребил бороду и пожал плечами.

— Вот и я не знаю, — продолжал карлик. — Судя по всему, ничего хорошего. Эта гробница достойна по крайней мере императора. Во всяком случае, великого вождя. Не зря же они выбрали настолько затерянную долину.

— Но посмотреть-то можно? — спросил Ользан. — Ничего не трогать, а просто посмотреть?

— Думаю, что да, — пожал плечами друид. — У нас у всех здесь голова вроде бы на плечах, так что — ради всего хорошего, не думайте ни о каких находках и сокровищах, когда будете поблизости. Это — гробница, место последнего отдыха. Пока вы не перестанете считать её чем-то ещё, мы не сдвинемся с места.

Никто не проронил ни слова.

— Вот и договорились, — подвёл итоги друид. — Зря беспокоишься, Веркласс. Скорее всего, никто не сможет туда войти, не уничтожив всё, что преграждает путь грабителям. Разве что потомок арратов. Но мне кажется, что их потомки, если они вообще сохранились, почти не помнят, кем или чем были их предки.

Илитанна встрепенулся и хотел что-то сказать, да передумал.

— Ользан, — пронзительно-синие глаза друида вновь встретили его взгляд, — впредь старайся ничего не читать, не дорисовывать. До сих пор тебе — и нам всем — везло. Но везение тоже кончается. Так что, умоляю, вначале по крайней мере предупреждай, что ты собираешься сделать.

— Хорошо, — буркнул Ользан. Это было, конечно, глупо, но слова карлика задели его. Обращается, словно к неразумному ребёнку!

— Подождите, пока я не вернусь, — заключил карлик и, неожиданно для всех, сорвался с места и убежал куда-то в сторону восточного спуска.

Все остальные проводили его недоумённым взглядом.

* * *

— Что-то он задумал? — вполголоса спросил Веркласс, ни к кому особенно не обращаясь.

— По-моему, кого-то ловит, — заметил ольт, осматривая долину. — Точно, какого-то зверька ловит. Интересно, зачем он ему?

— Может, там ловушки? — предположил Ользан. — Я слышал, что это достаточно обычный способ — пускать впереди себя что-нибудь живое — в качестве проверки.

— Вряд ли, — махнул рукой бородач. — Ловушки там рассчитаны на двуногих прямоходящих, не иначе. Вряд ли они сработают от какой-нибудь мелочи… Ну ладно. Трудно спорить с друидами, иногда проще подчиниться.

Ольт едва заметно усмехнулся за его спиной. Ользан тоже едва не рассмеялся. Решениями карлика никогда не пренебрегали — хотя, конечно, экспедицию действительно финансировал Веркласс. Дворец Мысли официально не поощрял археологию, но на деле щедро платил за все новые сведения. В подобных случаях, когда предприятие могло прямо или косвенно оскорбить чьи-либо чувства, оно никогда явно не одобрялось.

Ользана это постоянно коробило — привыкнуть к подобному было не так-то просто. В городке, где прошло его детство — в трёх сотнях километров к востоку от Оннда — всё было как-то проще. Нельзя — значит, нельзя. Можно — значит, можно. Жаль, что не везде так…

От раздумий его отвлёк друид. Последний вооружился своим посохом (без которого обычно обходился) и махнул им в сторону гробницы.

— Ну что ж, идёмте. Я надеюсь, что не напрасно заставил вас ждать.

* * *

Все четыре угла забора, что был почти идеальным квадратом — одна из сторон его смотрела на север — венчали скульптуры грифонов. Небольшие, чуть более метра высотой изваяния. Глаза из отшлифованных рубинов зловеще поблескивали на путников.

Ворота — низенькая арка — были открыты. На стене гробницы, обращённой к археологам, был барельеф — высокий человек со множеством украшений, длинным копьём и щитом в руках и множество других людей на заднем плане. Среди последних выделялась, несомненно, женская фигура, со спиралеобразным посохом в одной руке и венком в другой.

— Что скажете? — спросил карлик таким тоном, словно это был экзамен, а сами они располагались не у входа в позабытую всеми гробницу, а в уютном и тихом библиотечном зале.

— Скажу, что это кто-то очень важный, — произнёс Веркласс, близоруко прищуриваясь. — Да, несомненно… Либо вождь Первой Ветви, либо сам Император.

— А ты что скажешь? — повернулся карлик к Илитанне.

Тот пожал плечами и опустил свою сумку на землю.

— Император, конечно, — ответил он в конце концов. — Вместе с супругой-жрицей и десятью министрами. Куда уж проще.

Карлик повернулся к Ользану. Тот пожал плечами.

— Я мало знаю об арратах, — ответил юноша, ощущая себя крайне неловко, — Но по-моему, это не последний император. Того постоянно изображали с топором, а не с копьём. По-моему.

— Верно, — кивнул друид. — Ну, то, что это — не последний, следует хотя бы из возраста гробницы. Грифоны спят — он указал посохом на ближайшего, — значит, можно входить. Напоминаю. Никакого мародёрства. Иначе мы живыми отсюда просто не уйдём.

По одному археологи входили под арку, пригибаясь так, чтобы не коснуться камня головой. К удивлению Ользана, карлик также пригнулся, входя — хотя мог бы этого и не делать. Мысль шевельнулась где-то в глубине сознания юноши, но на поверхность не вышла.

Изнутри дворика всё выглядело по-другому. Глаза грифонов были ярко-жёлтыми, а выхода наружу и вовсе не существовало.

— Ничего себе, — произнёс Веркласс, озираясь. — Как же мы выйдем?

— Не беспокойся, — карлик пошевелил пальцами в воздухе. — Не это самое трудное. Ну-ка, кто самый наблюдательный — где вход в гробницу?

— Всё бы тебе, Охтанхи, в игры играть, — неодобрительно отозвался бородач, но в глазах его мелькнула искорка. — Сейчас посмотрим.

Все разбрелись по дворику — площадью с хорошую городскую площадь — и принялись осматриваться. Один только Охтанхи направился прямиком под дерево, после чего совершил некий, видимо, важный, ритуал: поклонился дереву, высыпал что-то лёгкое, порошкообразное на землю перед ним и несколько раз коснулся посохом грубой коры. Ближайшие ветви, с удивлением отметил Ользан, находились не ниже тридцати метров. Само же дерево возвышалось метров на восемьдесят. Откуда только оно здесь взялось…

Ну да ладно. Где тут может быть вход? Поверх монолитной на вид поверхности гробницы продолжался барельеф. Ользан медленно пошёл против часовой стрелки, изучая роспись. Тут было на что посмотреть. Колонны воинов, уходящие за горизонт; высокие башни с дозорными на них; могучие горы, на фоне которых возвышался величественный дворец. Множество разнообразных букв, странная символика, которую раньше Ользану видеть не доводилось. Он машинально извлёк тетрадь и сделал несколько набросков. Кто знает, удастся ли ещё посмотреть на всё это…

В конце концов он сделал три полных круга и обнаружил, что двое остальных присоединились к друиду и с интересом наблюдают за его, Ользана, перемещениями. В общей сложности роспись вмещала десятка три сцен. Где же намёк на вход?

Так-так… Ага, вот здесь: парадные ворота дворца. Император выходит из них… что-то странное в его одежде. Ну конечно! Он в погребальном наряде! Ользану на миг стало жутко. Улыбающийся аррат шёл, увенчанный крохотным венком из листьев священного дуба, а его супруга в сопровождении двух высоких воинов следовала поодаль, с выражением скорби на лице. Не здесь ли?

Он отметил эту сцену и двинулся дальше, совершая уже четвёртый круг. Може быть, что-то ещё? Он следил за множеством фигур и символов, пока вдруг взгляд его не привлекло высеченное в камне дерево. Вот оно что! Всё остальное — выдающееся наружу, а дерево — высеченное в камне, сантиметров тридцати в высоту. Он оглянулся. Точно. Изображение почти полностью передавало пропорции дерева, у которого сидели все остальные.

Ользан указал на дерево и карлик неожиданно зааплодировал. Илитанна его поддержал, а Веркласс — посмотрел на своих коллег с удивлением.

— Так что, я ошибся? — с недоумением осведомился он.

— Ты выбрал парадные ворота? — спросил Ользан, подходя поближе. Лучник коротко кивнул.

— И сделал бы ошибку, — ответил друид. — У гробниц всегда было два входа. Один — для взломщиков. Тот, который нашли вы все. И один — настоящий — тот, который только Веркласс не увидел. Впрочем, огорчаться не стоит, замаскировано на совесть…

— Вечно он меня дураком выставляет, — проворчал себе под нос Веркласс, следуя позади всех. — Ну и жизнь!

Впрочем, его раздражение звучало не вполне искренне.

Карлик подошёл к изображению дерева и прикоснулся к нему ладонью. Раздался едва слышный скрип и часть стены медленно повернулась вокруг невидимой оси. Открылся лаз, высотой чуть меньше метра.

— И что, туда лезть? — изумлённо спросил Веркласс. Друид молча кивнул. — Святые отшельники! Ну и дела… Что ж, поползли…

И Веркласс, который не отличался излишней стройностью, храбро втиснулся в тоннель и быстро исчез в нём. Минуту все ждали, когда он подаст знак, и вот откуда-то донёсся его голос, слегка приглушённый: — Давайте сюда, только захватите какое-нибудь освещение. Тут темно, как в… словом, ни зги не видно.

Ользан был вторым и на полпути не выдержал и расхохотался. Он надеялся, что не оскорбит этим тех, кому был уготован вечный покой.

* * *

— Старайтесь ничего не трогать, — донёсся до них голос друида. Карлик сначала двигался довольно медленно — лаз был спиральным. Ользан пережил не один неприятный момент, когда был вынужден — ценой некоторых усилий — подниматься вверх, полулёжа на спине. Ему на несколько секунд стало страшно — показалось, что камень мягко сомкнулся вокруг и не пускает дальше — но вот чьи-то руки схватили его под локти и втянули внутрь. Точно так же внутрь втащили Илитанну.

— Не отходи далеко от лаза, — посоветовал невидимый в темноте Веркласс. — Пока у нас нет освещения, лучше вообще не двигаться.

— Постой, так ведь у всех есть огнива! — удивился Ользан. — Или ты своё не взял? Давай факел, я зажгу его. У тебя в сумке должны быть факелы.

— Не вздумайте ничего зажигать, — предупредил их Охтанхи, который приближался неожиданно быстро. — Подождите меня, сейчас устроим освещение…

— Веркласс, — голос Илитанны был немного насмешливым.

— А? — Ользан ощутил, как Веркласс машинально повернул голову на звук.

— Медленно повернись налево и сделай два шага, — посоветовал ольт и Ользан вспомнил, что ольты неплохо видят в темноте. — Поверь мне, это хороший совет.

Веркласс повиновался. Тут же послышался шорох и стук дерева о камень. Карлик, ворча, долго счищал с себя пыль. Остальные — кроме Илитанны, который осторожно ходил по комнате — терпеливо ждали.

— Закройте глаза, — посоветовал карлик. Сквозь сомкнутые веки Ользан ощутил, как в комнате стало светло и осторожно открыл глаза.

— Да-а-а… — протянул Веркласс, поражённый. — Никогда такого не видел!

Было чему удивляться. Комната была невероятно просторной — казалось, намного больше, нежели снаружи. Всевозможные драгоценные изделия — золотая и серебряная утварь, монеты, украшения, слитки, гравюры и многое из того, для чего не сразу вспоминалось название громоздились вокруг — сложенные, казалось, безо всякого видимого порядка.

Но не это было наиболее поразительным. Посередине находилось массивное ступенчатое возвышение, и даже издалека было видно, что оно — из чистого золота. Облачённый в пышные одежды, закрыв глаза, на возвышении лежал человек. На груди у него лежали щит и копьё — поверх которого были сложены ладони. Человек выглядел, как живой. Казалось, окликни его — и проснётся.

— Веркласс, обернись, — предложил Илитанна. — Только медленно.

Бородач вновь повиновался… и замер, открыв ещё шире. Позади него стоял воин — под два метра ростом, в лёгкой, но ослепительной кольчуге и кожаной куртке поверх. Воин опирался на копьё со сверкающим наконечником и смотрел Верклассу прямо в глаза. Последний попятился и перевёл дыхание. Затем осторожно протянул вперёд руку. Когда от кончиков пальцев до руки воина оставалось не более ладони, слабая сиреневая дымка окутала неподвижную фигуру и в воздухе послышался отчётливый запах озона.

Лучник поспешно отступил.

— Потому-то я и советовал отойти, — пояснил Илитанна. — Мастерская работа. Совсем как живые…

Он указал себе за спину. Там стоял второй воин — похожий на первого, только наконечник копья у того отливал золотом.

Но более всего Ользана потрясла женщина, что стояла в головах у лежащего на возвышении Императора. Она была потрясающе красива. Как и у Императора — да и всех остальных «статуй» здесь — кожа её была слегка бронзового оттенка. Глаза её были открыты, на лице застыла печальная улыбка. Одежды её были очень просты. За тысячелетия накидки, что одевали жрецы почти не изменились. Траурная серая полоса шла по краям одеяния.

В правой руке она держала короткий спиралеобразный жезл, что указывал теперь куда-то под голову её супруга. Их сон должен был длиться до конца времён.

Друид молча смотрел на спокойно улыбающегося Императора и медленно поклонился ему. Остальные последовали его примеру.

* * *

— Они живы или нет? — спросил Ользан шёпотом. Взгляд жрицы сверлил его спину и ощущение того, что все здесь находящиеся лишь делают вид, что мертвы, не оставляло его ни на минуту.

Карлик, который всё это время внимательно осматривал стены, что-то время от времени записывая, бросил на юношу короткий взгляд.

— Что я могу тебе ответить? — вопросил он. — Я знаю одно — что все они, исключая Императора, предпочли сохраниться вместе с ним в веках, чем доживать свои дни среди живых. Они не живы, но и не мертвы. Точнее я не могу ответить.

— Но как арратам удалось их так сохранить?

Друид пожал плечами.

— От них осталось много знаний, но часть всё же утеряна. Например, как они сохраняли своих покойников, — он покосился на вечно скорбящую жрицу и поправился, — повелителей. Возможно то, что мы здесь увидим, поможет нам пролить свет на некоторые из тайн.

Веркласс, что быстро оправился от первоначального изумления, бродил вокруг, с шариком килиана в руке — делал запись. Никто не посмеет прикоснуться к этим сокровищам — по крайней мере, пока действует воздвигнутая арратами оборона — но увидеть их смогут некоторые избранные.

Илитанна занимался полом. Мозаика, покрывавшая весь пол гробницы, изобиловала множеством повторяющихся геометрических элементов. Ольт сосредоточенно перерисовывал линии, замерял что-то, осторожно постукивал молоточком. Стражи, что несли теперь охрану своего владыки, не вмешивались. Незваные гости не пытались осквернить священное место. Во всяком случае, пока.

— Как же грабителям удалось взломать остальные гробницы? — поразился Ользан, глядя в лицо жрице, чья империя более не существовала. — При такой охране?

— Капля камень точит, — ответил карлик, не оборачиваясь. И всё. И более ни слова.

Более четырёх часов провели археологи, записывая, зарисовывая и запоминая. Ользан извёл остаток тетради на зарисовки и сел так, чтобы не видеть жрицы. Остальные прилежно занимались своим делом, пока, один за одним, не уселись рядом с юношей — в южной части помещения, где было немного пустого пространства.

— Жаль, что мы никогда не узнаем, что с ними случилось, — пожалел Илитанна и повёл вокруг рукой. — У них была великая империя в те дни, когда мой народ только начинал строить свою, — Илитанна никогда не подчёркивал, какой он расы; после произнесённой фразы головы повернулись в его сторону.

— Всё меняется, — заметил Веркласс устало. — Всё проходит.

— Великое открытие, — усмехнулся Ользан, передавая ему фляжку с водой.

— Ты даже не представляешь себе, какое! — возразил ему бородач. — Вдумайся в эти слова: всё меняется. Всё. Всё исчезнет. Рано или поздно. В таких местах мне всегда становится грустно, — покачал он головой. — А не стоило бы. Старею, наверное.

— Смотрите! — позвал их карлик. Все тут же поднялись и подошли к нему.

В дальнем углу гробницы, под сложенными в пирамиду копьями стояла небольшая металлическая чаша. Чёрный, маслянистый пепел выстилал её дно; лёгкий дымок курился над ней.

— Не подходите близко, — предупредил друид. — Я не знаю что это, но вряд ли это приветственные благовония. Хорошо, что я хорошенько выждал, прежде чем пустить вас сюда.

Веркласс повёл носом. Пахло чем-то, отдалённо напоминающим мускус. Он поморщился.

— Ловушки, кругом ловушки. Ну что, Охтанхи, выбираемся отсюда?

— Да, — ответствовал карлик. — Но сначала придётся принести дань мёртвым.

— Как это? — не понял Веркласс.

— Знак уважения, — карлик указал на груды вокруг. — Откуда, по-твоему, здесь всё это? Чтобы выйти отсюда невредимыми, надо оставить здесь то, что дорого тебе более всего.

Лучник присвистнул. Затем побагровел.

— Почему бы тебе было не предупредить об этом заранее? — произнёс он с явной угрозой в голосе. — Что ещё за странности? Откуда ты это знаешь?

— Прочёл, — карлик указал на стены. — Ради всех богов, Веркласс, не спорь и не ссорься со мной. Здесь действуют силы, намного превышающие возможности нас четверых.

Прошла бесконечно долгая пауза. Карлик первым сложил свой посох в пирамиду с копьями.

Веркласс положил туда же свой лук. Вид у него был такой, словно его вели на казнь.

Ольт, с ничего не выражающим лицом, положил рядом с пирамидой небольшой серебряный свисток.

Ользан со вздохом положил свой «кошелёк» туда же. Очень жаль, подумал он. Хотя… чтобы взглянуть на такую красоту…

Едва он поднялся с пола, как в западной стене со скрипом распахнулась дверца и внутрь гробницы ворвался свежий воздух. Солнце было всё ещё высоко. Лучи его ослепляли.

Карлик ещё раз поклонился безмятежному Императору и вышел наружу. Остальные последовали его примеру. Ользан был последним. Он взглянул ещё раз на жрицу — возможно, в последний раз в жизни. Да, наверняка в последний.

Показалось ли ему, или рука «статуи» шевельнулась?

Дверца мягко скрипнула за его спиной и гробница вновь стала неприступной.

* * *

— Хорошенькое дело! — возмущённо воскликнул Веркласс, в четвёртый раз обежав внутренний дворик гробницы. — Где же выход, Охтанхи? Что нам, через стену перелезать?

Карлик сидел в тени, и вид у него был очень уставший.

— Попробуй, — произнёс он равнодушным голосом. — Я знаю один способ, но, возможно, твой окажется проще.

— Смотрите-ка! — Илитанна указал на заострённую тень от клюва ближайшего грифона. — Тень не сместилась. Похоже, что здесь время не шло? Так, Охтанхи?

— Возможно, — карлик посмотрел на дерево, защищая глаза от солнца ладонью. — Да, несомненно. Я, признаться, такого не ожидал.

Веркласс тем временем бродил возле южной стены — там, где некогда была арка — и тщательно ощупывал стену. Всё было одной сплошной кладкой. В конце концов, лучник решился.

— Была не была… — прошептал он и, подпрыгнув, положил ладони на верх стены, ухватился за камень и попытался подтянуться.

С лёгким скрежетом грифон слева от него повернул каменную голову в сторону человека и разинул клюв. Подобрался, широко размахивая крыльями. Хриплый крик вырвался из каменной глотки, и глаза изнутри осветились красным пламенем.

Остальные наблюдали, поражённые, как каменное (каменное ли?) существо легко поднялось на задние лапы; опустилось и, вцепившись передними, птичьими когтями в камень, издало новый угрожающий крик, уставившись бездонными глазами на пришельца.

Справа от него, и сзади донёсся слабый скрип.

Веркласс, перепуганный насмерть, спрыгнул наземь и отбежал от стены. Грифон проследил за ним взглядом и, устроившись на стене в прежней позе, замер. Глаза его потухли и вновь стали жёлтыми.

Илитанна тихонько засмеялся. На этот раз Веркласс не обиделся (чему Ользан очень удивился).

— Проклятие, — прошептал лучник. — Надо было это записать. Охтанхи, ты видел?

— Нет, но догадываюсь, — карлик поднялся наземь и аккуратно развязал второй свой мешочек — тот, что оставался снаружи гробницы.

— Я знаю, как отворить двери, — вздохнул Охтанхи, — но очень неприятно то, что я должен для этого сделать. — Он запустил руку в мешок и извлёк изнутри перепуганного, жалобно пищащего каменного сурка. Зверёк слабо трепыхался у него в руке, не пытаясь сопротивляться. Другой рукой друид извлёк из того же мешка небольшой каменный нож.

Неприятный холодок пополз по спине Ользана.

— Они убили сурка, чтобы закрыть, — повторил он, словно во сне. Карлик бросил на него краткий взгляд и жестом приказал — отойдите. Все молча разошлись в разные стороны.

Нож опустился, и отчаянный писк оборвался. Нож опустился ещё четыре раза, расчленяя тельце. Ользан отвернулся, его неожиданно скрутила тошнота.

За его спиной послышался хруст камня и земля дрогнула под ногами. Чёрный туман поплыл перед его глазами.

— Быстрее, — чья-то рука схватила его за локоть. — Проход скоро закроется.

Он не помнил, как оказался снаружи.

* * *

Привал устроили тут же, отойдя от гробницы едва ли на сотню шагов. События этого утра — для них оно было на четыре часа длиннее, чем для всего остального мира — измотали всех. Веркласс помахал стражам, что стояли на полпути между ними и лагерем — всё спокойно. Те кивнули и вернулись назад — собирать вещи.

— А ты соврал, Охтанхи, — Веркласс откусил добрый кусок оленины и махнул остатком в сторону арки. — Проход не исчез.

— Сходи дапроверь, — карлик ехидно улыбнулся. — Поймать тебе сурка?

— Зачем было его так… — Ользан замялся, — разделывать? По-другому нельзя было?

Друид покачал головой.

— Радуйся, что времена изменились, друг мой. Всего лишь десять тысячелетий назад все наши ритуалы требовали кровавых жертв. Иногда — человеческих. То, что я сделал — всего лишь повторил то, о чём гласили письмена. Кстати… Что ты сказал там, перед тем, как я провёл ритуал?

Ользан нехотя повторил.

Карлик вновь покачал головой.

— Меня пугает то, что узнаёшь, юноша. Ты слишком молод, чтобы получать знание таким образом… Смотри, не перестарайся…

Ользан вспыхнул.

— Не обращай на него внимания, — толкнул его локтем в бок Веркласс. — Большая часть наших находок — твоя заслуга. Всё в порядке, Олли. Охтанхи просто слишком стар, ему сами боги велели ворчать по любому поводу.

— Молод ты обо мне судить, — произнёс карлик с надменным видом и встал, опираясь на свой посох. Все остальные рассмеялись — и Охтанхи в том числе. Неожиданно Веркласс вскочил и указал дрожащим пальцем на посох друида.

— Ты… ты же оставил… — искра озарения мелькнула в изумлённых глазах лучника и он полез в свой мешок. Лук оказался на месте. В глазах Веркласса засветилась безумная радость.

Ольт, также поражённый, извлёк из кармана серебряный свисток и уставился на него, словно не понимая, что это за вещь.

Ользан, ахнув, хлопнул себя ладонью по правому боку. «Кошелёк» был там — вместе со всем грузом, что был внутри. Со всем, что вообще было у Ользана.

Все трое уставились на карлика, в глазах их читалось и восхищение и недоверие.

— Император великодушен, — указал карлик рукой на гробницу. — Не стоит говорить, что его империя исчезла.

Четверо очень долго стояли рядом, бок о бок, глядя в сторону гробницы. Могучее дерево мирно шелестело листвой; птицы безбоязненно садились на его ветви.

XIII

К вечеру со стороны южного прохода донеслось конское ржание.

Охтанхи вскочил и посмотрел в ту сторону.

— Вовремя, — он хлопнул в ладоши. — Сюда, мои дорогие.

Спустя каких-нибудь пять минут подошли три лошади — выглядели они обычно, но, как уже узнал Ользан, были тяжеловозами. Стражам сразу же нашлась работа — за которую они взялись с удовольствием. Несмотря на высокую плату, на некоторое разнообразие, наблюдение за археологами привело их в состояние, близкое к унынию. Что ж, могли бы быть и разбойники.

Ользан немало бы удивился, если бы узнал, что солдаты не видели никакой гробницы. Всё, что они заметили — это появление могучего дерева. Вот уж будет о чём рассказать! Хоть и не очень великое, а всё волшебство. В городах применение магии было строго регламентировано — и многие жители Ралиона проживали свой век, недоумевая, что же понимает под «магией» весь этот учёный люд…

— Кому можно об этом рассказывать? — спросил Ользан, неожиданно вспомнив Коллаис. Тут же он осознал, что страшно скучает по ней. Экспедиции, как средству отвлечения, была грош цена.

Веркласс задумчиво взглянул на него.

— Мозги у тебя на месте, — проронил он, наконец. — Кому сочтёшь нужным. Сам понимаешь, что охотники до золота найдутся. Так что думай. В любом случае, не теряйся в Оннде. Нас ждут через три дня во Дворце Мысли и ты там будешь главным докладчиком. Смотри, не загордись.

Ользан неловко усмехнулся, и разговор продолжался уже на другие темы.

— Кстати, — спросил он Илитанну, пока Веркласс с друидом о чём-то оживлённо спорили, вглядываясь в глубины килиана. — Что это за свисток у тебя? Если не секрет, конечно.

— Секрет, — ольт улыбнулся. — На, попробуй.

Ользан взял в руки небольшую изящную безделушку и с сомнением посмотрел на неё. Затем осторожно прикоснулся к свистку губами и легонько дунул.

Мелодичная птичья трель вырвалась из свистка. Но, судя по всему, лишь Ользан да Илитанна заметили её. Ользан сразу же опустил руку со свистком, но мелодия продолжалась. Юноша поспешно встал — ему казалось, что он взлетит, если проделает это слишком быстро. На какой-то момент все его чувства обострились. Он увидел долину и смутно видневшийся северный перевал далеко за ней. Он увидел каждую ночную бабочку, каждую мошку, — всё единой застывшей картиной, словно выхваченной вспышкой из темноты. Запахи долины обрушились на него, Он опустил голову вниз и увидел — смутно — нечёткие тени, что скользили неторопливо где-то под ногами.

Тут же всё и окончилось.

Ошеломлённый всем, что неожиданно обрушилось на него, Ользан едва не рухнул наземь. Илитанна стоял рядом и наблюдал за ним. Молча, без усмешки.

— Честно говоря, я так и не понял, что он делает, — признался юноша, возвращая ольту его собственность.

— Он для каждого свой, — заметил тот, убирая свисток прочь. — Поскольку я не знаю, что он сделал для тебя, мне трудно сравнить. Впрочем, мне и описать-то трудно. Скажу только, что мне было сказано: использовать только в безвыходных ситуациях.

— И часто ты его использовал?

— Один раз. Как и ты, из любопытства…

* * *

Обратная дорога была достаточно однообразной. Первые два дня повозки, тяжело груженные людьми и ящиками, двигались быстро: дорога шла под гору. Веркласс, когда устраивали привал, сочинял один за другим отчёты об экспедиции и, время от времени, рвал листы на части. Главная трудность, как он объяснил, была в том, чтобы, с одной стороны, убедить правительство продолжать финансировать его экспедиции, а с другой — дать информации настолько мало, насколько возможно.

— Не то сюда сам знаешь зачем повалят, — пояснил он, уничтожая пятый вариант своего отчёта. Участвовать же в его составлении он никого более не допускал.

…В конце концов они миновали один за другим Терлинг и Валлир — самые северные города Федерации — и потянулись бесконечные поля. Слева и справа они тянулись — куда хватало взгляда. Этим количеством зерна можно было бы накормить несколько Федераций, заметил Ользан. Зачем столько много? Ведь, насколько всем известно, Федерация издавна торгует с Алтионом, который снабжает продовольствием весь Континент. Друид только пожал плечами.

— Видимо, кому-то нужно столько зерна, — произнёс он. — Честно говоря, меня это мало интересует.

…Вечером четвёртого дня они въехали в Оннд и странное чувство спокойствия охватило Ользана. Дома, подумал он. Это было странно. Вырос он в небольшой деревне под названием Камни Меорна. То, что осталось от одноимённого городка рудокопов, сожжённого во время одной из войн. Что за «камни», и при чём тут была небольшая деревушка — никто уже не помнил. Даже всезнающие старожилы.

— Ты сменил адрес? — спросил Веркласс на прощание. Ользан кивнул и продиктовал ему новый. — Я пришлю за тобой гонца. Кстати, в конце лета я, видимо, отправлюсь в новую экспедицию. Не хочешь присоединиться?

— Куда будет экспедиция?

Бородач пожал плечами.

— Скорее всего, на запад. Там непочатый край работы… да и не живёт никто. Точно пока не знаю.

Ользан вздохнул.

— Даже не знаю. Но на всякий случай загляни — вдруг буду свободен.

Веркласс кивнул. Ользан распрощался с Илитанной (друид исчез как-то ночью, не прощаясь — словом, как обычно) и свернул на более узкую боковую улочку. В кармане у него было немного денег — хватит перекусить, и домой. Спать! Чего это я так устал? Вроде бы сидел себе и сидел, ничего не делал… Ладно, утро вечера мудренее.

Он вошёл в харчевню (сейчас не до деликатесов) и уселся на одно из свободных мест на краю стола. Было людно; впрочем, музыка была вполне сносной, народ был хоть и из низших халла — сословий — но вёл себя прилично. На него никто не обращал внимания. Вот и хорошо.

Где-то посередине ужина Ользану стало как-то не по себе. Он оглядел заведение и понял, что видит всё сквозь дымку. Ользан схватился за голову, и ощущение немедленно прошло. Но стоило ему съесть ещё несколько кусочков, как очертания мебели, утвари и посетителей снова расплылись, воздух наполнила сероватая дымка, а уши заложило. «Заложило» — не вполне точное слово. Ользан ощущал, что десятки голосов непрерывно шепчут ему в уши — причём ни одного связного слова он разобрать не мог. Вот пакость, подумал он, вытирая неожиданно взмокший лоб рукавом и озираясь, неужели заболел?

Совершенно не к месту вспомнились рассказы о разнообразных проклятиях, подстерегающих любителей посещать захоронения и поживиться чужими сокровищами. Что, если?..

Чья-то рука похлопала его по плечу. Тут же всё вернулось в норму, и Ользан вздрогнул — словно от удара током.

Рука принадлежала невысокому человеку с короткой, ухоженной бородкой и добродушным лицом. На поясе у него висел странный предмет — короткий молоточек, выглядевший, словно детская игрушка.

— Нездоровится? — спросил человек со слабым акцентом, выдававшим в нём уроженца… чего? Совсем уже не соображаю, подумал Ользан. Он посмотрел в глаза незнакомца и слабо улыбнулся.

— Нет-нет, всё в порядке.

— Как скажете, — человек кивнул и вернулся на своё место — через два сидения от Ользана. Его лицо мне знакомо, подумал художник, закончив трапезу и вытирая салфеткой губы. Да быть того не может. Никогда я его не видел. Такую вещь, как молоточек, трудно было бы не запомнить. Он бросил на стол плату за ужин и поспешил наружу.

Там, стоило ему вдохнуть вечерний воздух, насыщенный морской солью, туман накатил вновь. На этот раз ноги стали ватными, а в голову вонзилась тупая, медленно вращающаяся игла. О боги, подумал Ользан, прислонившись к ближайшему фонарю и массируя себе виски. Что-то я всё же подцепил. Если завтра не пройдёт, срочно пойти к лекарю.

Однако спустя какую-то минуту проклятый туман разошёлся вновь и более не повторялся. До своего — вместе с шантирцами — дома юноша дошёл безо всяких приключений. Солнце уже опустилось за горизонт и скоро станет совсем темно. По скрипучей лестнице Ользан поднялся на второй этаж, где располагались жилые комнаты и тихонько отпер дверь. Из других дверей полоски света не выбивались. Наверное, его друзья уже спят.

Вот и отлично, подумал Ользан. Будет сюрприз. И распахнул дверь в свою комнату.

И действительно, сюрприз был хоть куда.

* * *

— Явился, бродяга! — довольным голосом взревел Бревин. Не ожидавший такого приветствия Ользан едва не присел от неожиданности. Бревин и Коллаис весело рассмеялись, довольные неожиданностью.

Большой стол переместился в центре комнаты и буквально ломился от разнообразных угощений. Голова у Ользана пошла кругом. Он провёл рукой по лицу и понял, что небрит. Ох и вид же у меня сейчас, подумал он, глядя на Коллаис и чувствуя, как уши отчего-то наливаются красным.

— Привет, — произнёс он растерянно, опуская на пол дорожную сумку. — А что мы празднуем?

— Ну как, — Бревин тут же почувствовал себя хозяином ситуации и принялся критически рассматривать одну из бутылок с вином. — Во-первых, ты вернулся из изгнания. Во-вторых, какое сегодня число?

— Семьдесят… второе… — догадка неожиданно всплыла у него в сознании, но не успела оформиться в слова.

— Ну и? — требовательно воззрился на него шантирец.

— Что? — пробормотал художник, закрывая за собой дверь и выражая своим видом полную растерянность.

— Ты только посмотри, — Бревин повернулся к Коллаис, которая смотрела на Ользана с каким-то сочувствием. — Человек умудрился забыть, что у него сегодня день рождения. Дожили!

— Точно, — Ользан плюхнулся с размаху в кресло и ощутил, что от его куртки всё ещё исходит запах дыма. Вовек теперь не отстирать, подумал он отчего-то. Как же так? Забыть свой собственный день рождения… Ну и дела!

— Так что, хочешь не хочешь, а отпраздновать придётся. Бревин небрежным движением вышиб пробку из бутылки и разлил тёмно-бордовую жидкость по бокалам. — Я надеюсь, ты не успел совершить глупость и поужинать где-нибудь?

— Успел, — сокрушённо признался Ользан, чем вызвал общий взрыв негодования.

— Тогда мы совместим праздник с наказанием, — объявил шантирец. — В следующий раз не забудешь. — Он поднял свой бокал. — Ну что же, за здоровье беглеца, который нашёл в себе храбрости вернуться!

Тост был поддержан единодушно. Объемся сегодня, как последняя свинья, подумал художник обречённо, оставляя куртку на вешалке и усаживаясь за стол. Ну да ладно.

Шантирец повёл носом и посмотрел на куртку, на загорелое лицо Ользана и хмыкнул. Бороду его раздвинула понимающая улыбка.

— Э-э-э, сестричка — он повернулся к Коллаис, — а он там всё это время вкушал деликатесы! Оленина? — сделал он вывод и вопросительно посмотрел на художника. Тот кивнул.

— Эх, природа, — вздохнул Бревин невпопад и уселся за стол. Некоторое время все сосредоточенно жевали. Несколько минут спустя Бревин откупорил другую бутылку — на сей раз с густым тёмно-вишнёвым напитком — и постучал по столу кончиками пальцев.

— Ну что же, — он поднял бокал вновь. — Давай рассказывай. По лицу вижу, что тебе есть, чем поделиться. У нас тут, сам понимаешь, новостей-то не особенно много.

Ользан глубоко вздохнул и украдкой покосился на Коллаис. Та была не в своём повседневном платье — с символикой целителя — а в другом, значительно более пышном. Из Шантира?

— С чего начать? — спросил он, глубоко вздохнув.

* * *

Он проснулся, и вновь ощутил, как шепчущий на разные голоса туман заполняет собой всю комнату. Он попытался подняться — ноги не слушались. Попытался позвать кого-нибудь — голос отказывался повиноваться. После нескольких секунд паники, которые длились несколько тысячелетий, Ользан окончательно пришёл в себя и, закрыв глаза, принялся мысленно повторять Мантру Сосредоточения, с некоторым усилием пробиваясь сквозь заполонившие мозг чужие голоса.

Тут же туман отпустил его. Ользан вскочил и обнаружил, что всё ещё взлохмачен и небрит. Где это я? Он оглянулся. Комната была аккуратно прибрана (Коллаис?), нигде не было ни пылинки. Странно. Ользан готов был поклясться, что совсем недавно они вчетвером сидели в долине, ожидая, когда появятся лошади…

Он встал и распахнул окно. Океан был подёрнут слабой пеленой (будь ты неладен, процедил Ользан сквозь зубы), но воздух был прохладен и свеж. От него юноша окончательно проснулся.

Да нет, конечно, всё в норме. Всё он помнил — и однообразную поездку в Оннд, и харчевню, и молоточек, и вчерашнее пиршество. Он схватился за живот и тот недовольно отозвался — что, мол, тебе ещё надо?

Но почему события целых пяти дней словно спрессовались в несколько коротких видений? Ользан потряс головой. Снизу доносились голоса — видимо, все уже встали. Надо бы привести себя в порядок, а то… Ему удалось незаметно для всех проскользнуть в ванную комнату, и он принялся разводить огонь под массивным баком с водой. Это тоже был ритуал, рассчитанный не на поспешное исполнение. С детства ему прививали отвращение к грязи и вот привили… То, что было хорошо на природе, в походе, сейчас казалось чуть ли не отвратительным. Боги, как же я зарос…

…Спустя час Ользан, ощущая себя заново родившимся, с чистой совестью присоединился к обществу.

* * *

Общество состояло из шантирцев и… Веркласса. Бородач был тоже свеж и — в особенности с тщательно подстриженной бородой — выглядел гораздо лучше. Коллаис слушала его рассказ, затаив дыхание и Ользан, непонятно отчего, на миг ощутил раздражение.

— А, вот и он! — отозвался Бревин. — Давай-давай, спускайся. Тут тебя уже ждут.

— Привет, коллега! — бородач помахал рукой. — Неплохая у тебя компания, как я погляжу… Надо бы почаще у вас появляться.

При виде накрытого стола (судя по всему, ждали, пока он проснётся) у Ользана, вопреки всякой логике, разыгрался чудовищный аппетит.

— Сегодня в два часа пополудни у тебя доклад, — бородач помахал внушительным свитком. То было приглашение от Дворца Мысли. — Так что подкрепляйся, сил тебе потребуется немало. Я тут вижу, что рассказчик из тебя никудышный — самое интересное почему-то упустил.

— Вовсе не упустил! — отозвался Ользан, изображая недовольство. — Кто ж всё за один вечер выкладывает! Так что я бы на твоём месте не вмешивался!

Веркласс усмехнулся, обнажая все зубы.

— Всё, моя дорогая, мне было приказано умолкнуть, — и поднял руки, поворачиваясь к Коллаис. — Подчиняюсь, подчиняюсь… Остальное расскажет наш герой.

— Грифоны на стене, — произнесла Коллаис мечтательно и взглянула на Ользана. Тот улыбнулся. — В следующий раз возьмите меня с собой.

— Конечно, — язык Ользана оказался резвее его ума.

Веркласс снова усмехнулся — на этот раз в сторону, чтобы никто не заметил. Заметил только Бревин и усмехнулся в ответ.

* * *

Весь путь до Дворца Мысли занимал не более получаса ходьбы пешком. Ехать на экипаже Веркласс отказался наотрез — он, по его словам, был сыт этим удовольствием на три месяца вперёд. Так что они продвигались не спеша, постепенно переходя в более старые кварталы, где обитали люди самых разных халла. Федерация не устанавливала жёстких правил общения сословий и непреодолимых запретов на перемещение между ними. Подавляющее большинство правил, привычек, предрассудков и всего остального опиралось на традиции.

— В этом смысле, — высказался Бревин, когда речь зашла о сословиях, — у нас в Шантире всё как-то проще. Есть правители, есть чиновники, есть войска и есть все остальные. Как там они делят себя дальше, никому не интересно. Здесь же тьма сословий и совершенно другие законы. Мне, признаться, это доставляло некоторые трудности.

Коллаис усмехнулась за его спиной. Из всех четверых это заметил только Ользан.

— И как, по-твоему, какие законы разумнее? — спросил он у шантирца.

Тот долго не отвечал.

— Я бы предпочёл это не обсуждать, — ответил наконец Бревин. — И вообще, Олли, такие вопросы не задают. Ещё год назад ты бы получил от меня по шее за такие расспросы. Что значит — «разумнее»? Наши законы создавались у нас; жизнь у нас другая, вот и законы вышли другие. Опять же, здесь все должности в магистрате — выборные. У нас такого сроду не бывало. У нас так: новый князь — новые законы. Как правило.

Некоторое время все шли молча.

— Я вижу, ты не любишь обсуждать правительство, — заметил Веркласс, когда вдали показался вход во Дворец Мысли. Часы, установленные над ним, показывали час пополудни.

— Привычка, — пояснил Бревин, приглаживая волосы. — У нас в Шантире можно нажить массу неприятностей, обсуждая власти. Нечего их обсуждать. Власти есть власти — либо им повинуешься, и тогда надо делать, как говорят, или нет — и тогда вообще делай, что хочешь. Пока не попадёшься, конечно.

— Как-то всё очень просто, — вздохнул Веркласс. — В Шантире мне бывать не доводилось, но в Киншиаре бывал. Там схожие нравы. Не знаю, как в Шантире, а в Киншиаре я устал от соглядатаев. Иноземцев, конечно, за хулу в ямы не сажают, но на штраф можно нарваться. Достаточно даже принять неправильное выражение лица в присутствии должностного чиновника. Утомительное, скажу я вам, занятие — постоянно следить за собой. Здесь как-то проще.

— Вот и я расслабляться начинаю, — кивнул Бревин. Внешний двор Дворца был местом всеобщего доступа. Внутренний же был отгорожен отдельной стеной, увенчанной каменными изваяниями богов (преобладали статуи Эзоксу). Вход туда позволялся не всем, хотя, конечно, стражи не было. — Правда, князю… возможному князю… — поправился он с некоторым усилием, — не полагается следить за языком…

— Ещё как полагается, — возразила Коллаис. — Вспомни своего двоюродного братца.

Воцарилось неловкое молчание.

— Что с ним случилось? — осторожно спросил Ользан.

— Не имеет значения, — отмахнулся Бревин. — Да и вообще, о чём мы спорим? Когда я смогу сказать «вот я и дома», вот тогда и будет, о чём поговорить.

Не успел он произнести эту фразу до конца, как Ользану померещилась странная вещь. Контуры Бревина и Коллаис странным образом смазались и сместились. Длилось это долю секунды, и тут же всё вернулось в норму. Однако что-то неестественное проглянуло из-под их настоящих лиц. Что-то очень странное. Ользан вспомнил, что предполагала его интуиция. Что брата с сестрой, вероятно, связывает не одно проклятие. Однако они были у специалистов по снятию проклятий и те с уверенностью утверждали, что всё нормально…

— … так что я сделал набросок. Олли, ты с нами? — Веркласс потрепал его по плечу. Ользан с трудом оторвался от размышлений и взглянул в сторону лучника. Тот протягивал ему лист бумаги.

— Вот примерный план твоих выступлений, — повторил тот. — Не перепутай. Первое — общественное. Для всех. Второе — для специалистов, в Малом зале. Между выступлениями у тебя будет интервал примерно минут в двадцать — успеешь перекусить. Наброски у тебя с собой?

— Ага, — Ользан кивнул и похлопал себя по «кошельку».

— Ты сделал наброски! — воскликнула Коллаис и подошла поближе. — Почему же нам ничего не показал?

— К сожалению, я его попросил об этом, — пояснил Веркласс. — Мы были наняты для похода в заранее выбранное место, поэтому материалы о походе будут просмотрены сначала на закрытом выступлении. То, что будет позволено, передадут для всеобщего доступа…

Взгляд девушки был красноречив. Она улыбнулась и Веркласс тут же потерял своё красноречие.

— Хотя… из каждого правила бывают исключения… — он повернулся к Ользану. — Не пойму, чего это я за тебя отдуваюсь! На, держи, — он вручил художнику лист и исчез в толпу. — Тебя вызовут! — крикнул он уже издалека.

— Так покажешь? — повторила Коллаис, прикасаясь ладони Ользана. Тот кивнул.

— После выступления, хорошо? Вам-то я доверяю, но вокруг сейчас столько глаз…

— Ловлю на слове! — Коллаис кивнула головой.

Все трое отошли в сторонку, чтобы не попадаться на пути у тех, кто входил и выходил из Внутреннего Дворца. А таких было немало.

— Давно хотела спросить, — произнесла Коллаис и указала на «кошелёк». — Что за странности у тебя с этой штукой? Что это вообще такое?

— А, — махнул рукой её брат. — Бездонная сумка. Кстати, стоит целого состояния. Всё, что в неё кладётся, становится невесомым.

— Правда? — глаза девушки загорелись.

— Не совсем, — поправил Ользан. — Не становится невесомым, а уменьшается в весе. И никакая она не бездонная. Хотя, конечно, влезет в неё очень много… Кстати, здесь её называют «кошельком». Или как Бревин сказал.

— Что-то я у тебя раньше этого «кошелька» не видел, — Бревин подошел поближе. — Он у тебя что, от чужих глаз заколдован или как?

— Не совсем, — Ользан подмигнул Коллаис. — У тебя хорошее воображение?

— А что? — Бревин недоумённое приподнял голову.

— Отвернись и вообрази, что ты хочешь меня ограбить. Только вообрази это на самом деле. Всерьёз. Ну?

Бревин послушно отвернулся и спустя десяток секунд перевёл взгляд на Ользана.

«Кошелька» на поясе не было.

— Что за… — Бревин прикоснулся к тому месту, где был крохотный коричневый мешочек. Пальцы его встретили пустоту. — А? Вот это да! Как это делается?

Ользан пожал плечами.

— Такой мне уже подарили.

— Как интересно, — Коллаис попыталась приподнять «кошелёк» на ладони, но… рука её прошла насквозь. От неожиданности Коллаис оступилась и едва не упала.

Тут уж Ользан не выдержал и рассмеялся: вид у обоих шантирцев был донельзя озадаченный.

— Кто бы мне такое подарил, — мечтательно протянул шантирец. — Слушай, Олли, признайся — кто это из твоих друзей такой богач?

— Ты вряд ли его знаешь, — пожал плечами художник. — Один из Магистров. Помог мне, кстати, устроиться художником.

Улыбка сошла с лица Бревина.

— Ты что, имеешь дело с Гильдией?

Имелась в виду, конечно, Гильдия Воров — объявленная недавним решениям правительства Федерации вне закона. Говорили, что Гильдия находится в состоянии упадка: десять лет назад ни одно правительство Ралиона не осмелилось бы на такой шаг.

— С Магистром, — уточнил Ользан. — Не все они на самом деле — уголовники. Отличный человек, между прочим. И честный. Зря ты так сразу.

— Слова «Магистр» и «честный», по-моему, исключают друг друга, — ядовито заметил шантирец. — Я надеюсь, что ты не выполняешь никаких его поручений?

— Уже нет, — пожал плечами Олли. Он заметил, что выражение лица у Коллаис стало встревоженным. Ей явно была не по душе эта перепалка. — Да и вообще, Бревин, разве тебя это касается? Извини, конечно. Я же вас в это не впутываю.

— И правильно делаешь, — Бревин сердито мотнул головой, сбрасывая прочь непокорную прядь волос. — Потому что это будет последний раз, когда ты нас увидишь.

— Риви, — сестра взяла его за локоть. Бревин молча освободился, не глядя в её сторону.

— Всё, — сухо произнёс он. — Я всё сказал.

Ользан открыл было рот, чтобы что-то возразить, но тут сквозь толпу к нему пробился один из студентов.

— Вы Ользан? — спросил он. Тот кивнул. — Ваше выступление через пять минут. Просили прийти в Большой зал.

Ользан кивнул и студент, бросив на него ещё один взгляд, исполненный (уважения? любопытства? — Ользан так и не понял), убежал прочь.

Где-то прозвонил колокольчик.

— Идёмте, — Ользан взял шантирцев за руки и кивнул головой вперёд. — Послушаете. Вы же для этого сюда пришли?

Хотя Бревин был всё ещё хмур, он подчинился беспрекословно. Коллаис же, наоборот, успокоилась. В любом случае, выяснение отношений откладывалось.

* * *

Кроме Ользана, Веркласса и Илитанны, выступили ещё девять человек. Председатель сообщил всем присутствующим, что несколько дней назад обнаружена совершенно нетронутая гробница одного из Императоров династии Грифона — чем вызвал в зале немалое оживление. Ользану показалось, что он говорит неразборчиво, несвязно и, в общем, неинтересно. Тем не менее, его сообщение было встречено достаточно громкими аплодисментами и в конце концов Ользан был отпущен.

В столовой оказалось много народу и Ользан решил, что обед может и подождать. Тем более, что времени его выступления отняло немного. Непонятно, конечно, сколько времени займёт полный отчёт — в котором, видимо, придётся упомянуть также о своих видениях. О последнем юноша прежде не задумывался.

Но раз назвался груздем…

Ожидая вызова он бродил по одному из выставочных залов — Музей нередко открывал выставки, посвящённые самым различным тематикам. Сейчас, когда интерес к культуре арратов и других исчезнувших народов возродился, исторические исследования стали необычайно популярными. Странное дело, подумал Ользан, прохаживаясь между многочисленными посетителями. Мир опять движется к хаосу, скоро, того и гляди, последует война, а здесь ничего не меняется. Слова «всё меняется» вновь пришли на ум и он недовольно поморщился. За тысячелетия своего существования Федерация продемонстрировала удивительную живучесть. Все уверены, что она — вечна. Так же, как, впрочем, любые жители любой другой страны.

Но всё меняется и всё исчезнет. Ользан попытался себе представить руины Оннда, занесённые песком и пеплом и не смог. Может, не стоит и пытаться?

Кто-то похлопал его по плечу. Ользан обернулся. Бревин с Коллаис.

— Думал, скроешься? — спросил Бревин вполне дружелюбно. — Как же… Почему здесь, не успел проголодаться?

Ользан объяснил.

— Жаль, конечно, что мы не услышим настоящую историю, — многозначительно сказал Бревин, выделяя слово «настоящую». — Сюда-то мы, как студенты, можем входить, а вот туда… — он кивнул в сторону плотно запертых дверей Малого зала.

— Смотри, Риви, — сестра дёрнула его за рукав и указала на гравюру, что висела в нескольких шагах от них на стене. — Какая прелесть!

Все трое подошли к гравюре. На ней был изображён какой-то дикий кот, сидящий на небольшом бугорке и пристально вглядывающийся вдаль. Ничего, кроме камней, видно не было и о предполагаемом размере животного было трудно судить. Мех кота был украшен необычной мозаикой из пятиугольных пятен трёх цветов.

— Красиво, — согласился Бревин, глядя на гравюру с некоторым удивлением. — Но причём здесь арраты?

— Арраты ни при чём, — согласился Ользан и указал на надпись под гравюрой. — Это другой народ, который обитал в центральных пустынях ещё до арратов. О них мало что известно. Достоверно известно только то, что они поклонялись мозаичному коту. — Художник указал рукой. — Я даже не знаю, сохранились ли такие коты. С прибытием колонистов все они куда-то делись.

Бревин попытался припомнить, что он слыхал о мозаичных котах, и не смог.

— Что в них такого особенного? — спросила с любопытством Коллаис, пододвигаясь настолько близко к гравюре, насколько позволяло ограждение. — Необычно выглядит, но не более.

Ользан пожал плечами.

— Аборигены приписывали им немало способностей. Становиться невидимыми, пересекать огромные расстояния за короткий миг, перевоплощаться в людей и других животных. Они называли их Darril kou Ales holla sari — «невидимый повелитель пустынь, способный обогнать молнию». Перевод примерный, конечно.

Тут же юноше показалось, что на него кто-то смотрит. Не выдержав, он оглянулся. Высокий человек в чёрной одежде некоторое время смотрел удивлённо в его глаза и, стремительно повернувшись, скрылся из виду.

— Послушать тебя, так это прямо божество какое-то, — усмехнулся Бревин, по-прежнему глядя в равнодушно прищуренные глаза с узенькими зрачками-чёрточками.

— Так они и считали, — кивнул Ользан. — Впрочем, я не уверен. От них мало что сохранилось — во времена войн за юг Континента земли, на которых они жили, разграблялись и выжигались раз двенадцать. Только…

Тут он заметил, как дверь в Малый зал приоткрылась, и вышедший оттуда человек призывно помахал ему рукой.

— Мне пора, — сообщил он приготовившимся слушать шантирцам. — Расскажу вечером.

— Удачи! — крикнул вдогонку Бревин, и дверь за Ользаном захлопнулась.

Шантирцы переглянулись и вновь уставились на гравюру. Коллаис заметила, как к ним присоединился высокий человек в чёрной одежде, седой и худощавый. Что-то мягко прошло мимо, коснувшись её ноги. Коллаис машинально глянула вниз, отодвигая ногу в сторону, но там ничего не было. Скорее всего, ей показалось.

* * *

В Малом зале народу было, тем не менее, немало. Обстановка была другой. Не было рядов кресел, зал не имел форму амфитеатра — черная доска под ярко-белой стеной, забранные тяжёлыми тёмными портьерами все остальные стены, кафедра-возвышение в центре зала и ряды кресел — вдоль стен.

Да тут человек сорок, прикинул Ользан, немного оробев. Шутка ли — выступать перед известнейшими учёными и магами. Съедят меня, подумал он обречённо. Что не съедят, тут же закопают. Медленно, стараясь держаться с достоинством, он поднялся на возвышение и положил перед собой папку с эскизами. Назначение матового серого прямоугольника, что занимал изрядную часть трибуны, ему уже подсказали. Всякий лист, положенный на него, тут же отображался над доской, на белой стене, в увеличенном виде. В оптике местные маги преуспели немало.

Ользан представился — ничего в ответ не последовало — и, поначалу сбиваясь и делая паузы, он принялся рассказывать о том, как впервые заинтересовался археологией и историей, как постепенно освоил большинство рутинного труда, которым приходилось заниматься в походах, как отправился — восемнадцати лет от роду — в первый поход…

Интересно, они так и будут слушать молча всё, что я ни скажу? — подумалось ему. Лица, обращённые к нему, выражали вежливую заинтересованность, некоторые делали записи. Боги, куда меня понесло, подумал юноша обречённо, глядя, как по лицам слушателей пробегают улыбки — после того, как он упомянул эпизод с ожившим грифоном. Кем я им кажусь, клоуном?

Он не успел заметить, как постепенно вокруг него вновь начал сгущаться туман и, заставляя его напрягать слух и говорить чуть громче, вновь полился поток чужих голосов, о чём-то шепчущих, ведущих друг с другом неторопливые беседы. Только этого не хватало, подумал Ользан мрачно, завершая своё повествование. Ноги его вновь стали ватными и он вцепился в кафедру обеими руками. Сейчас меня стошнит, подумал он бессвязно. Вот уж будет достойное завершение доклада.

Прямо перед ним стена, на которой висела доска, раскололась, и сквозь ровную вертикальную трещину внутрь хлынул ослепительный, жаркий свет.

Краем глаза Ользан заметил, что все в зале, мягко говоря, возбуждены. Все встали со своих мест и глядели на него, не отрываясь, — словно на пророка, закончившего вещать о будущем. Некоторые сжимали в руках блестящие прозрачные шарики (записывают выступление, подумал Ользан вяло), некоторые оживлённо жестикулировали, указывая в его сторону. На трещину никто не обращал ни малейшего внимания.

Смотрите, — хотел крикнуть Ользан, указывая на медленно расползающуюся щель в пространстве, но язык его присох к горлу и от непереносимого жара, что изливался из разлома. Перед глазами всё закружилось и мир полетел в пустоту.

История 4. Компромисс

XIV

Он пришёл в себя от полной тишины, сдавившей его уши. Стук сердца гулко отдавался во всём теле.

Открыв глаза, он понял, что лежит в постели.

Но не у себя дома. Совершенно непонятно, где всё это находилось. Ользан смутно ощущал сильный голод, ясность мышления и — самое неприятное — провал в памяти. Ну да, трещина в стене, тошнота и жар. Он прикоснулся пальцами к вискам, но ничего не произошло. Тогда он открыл глаза.

Комната была невероятно высокой — метров десяти в высоту. При всём этом она была невелика в других измерениях: почти всю её занимала кровать. Кровать была исполинской: Ользан мог поместиться на ней несколько раз в обоих направлениях. Ничего не понимаю, подумал он с недоумением, озираясь. По правую руку от него была дверь — массивная на вид, плотно закрытая. По левую на стене тускло светился жёлтым светом небольшой шарик на изящной подставке. Ночник, значит.

— Где я? — спросил он — прежде всего, чтобы разогнать давящую тишину. Гортань повиновалась не сразу. То, что удалось извлечь из неё поначалу, сделало бы честь карканью вороны. Правильно выговорить слова удалось только с третьей попытки.

Никто не отозвался, но зато Ользан услышал несомненное тиканье часов. Солидных, больших часов, что были в состоянии идти десятками лет, переживая своих владельцев. Он запрокинул голову и увидел часы у изголовья. Те действительно были солидными — с корпусом, украшенным росписью. Что за странная причуда, подумал юноша, извиваясь и стараясь посмотреть на часы как следует. Двигаться было крайне неудобно, — и перина, и одеяло были очень мягкими. Впрочем нет. Податливыми. Он тонул в них при попытках пошевелиться. Сесть ему удалось лишь с огромным трудом.

Едва он сел, как в висках у него загрохотал, ритмично нанося удары, тяжёлый молот. Ользан прижал ладони к ушам и ощущение быстро прошло. Сколько времени я здесь нахожусь? — гадал он. Ощущения времени не было (часы показывали три часа, но это ничего не значило). Сутки? Более? Он неожиданно вспотел. Одеяло было толстым, тёплым и, как и перина, абсолютно белым.

Надо бы встать, подумал он. Видать, здорово меня скрутило… в лечебнице Оннда таких мест нет. Да и вообще он о таких комнатах (палатах, поправил его внутренний голос — несомненно, это лечебная палата) он в жизни не слыхал. «Причалив» к краю кровати, Ользан заглянул под неё. Пусто. Поглядел вокруг. Тоже пусто.

Это было уже нехорошо. Не было ни одежды, ни минимальных удобств для… в общем, понятно. Дверь не поддавалась. Прекрасно! Ользан представил, как он нагишом бегает по комнате, пытаясь отыскать уборную и рассмеялся. Смех звучал как-то безумно, но дело своё сделал: привёл его окончательно в чувства.

Под ногами оказался ковёр — тёмный, почти чёрный. Ноги в нём тонули по щиколотку, но казалось, что они ступают по тёплой и влажной земле. Ользан даже поднял ногу и пригляделся — нет, ничего к ней не пристало.

Да что же это за наваждение такое?

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он громко, и слабое эхо откуда-то с потолка было ему ответом.

Затем из-за двери послышались тихие звуки приближающихся шагов, и Ользан поспешил юркнуть обратно в постель. Ощущение было странным: перина, одеяло и подушка казались живыми на ощупь.

Дверь бесшумно отворилась и в комнату вошла целительница — судя по нагрудному знаку. Правда, одежды у неё были не зелёные, а белые, но какая разница? Женщина взглянула на него удовлетворённо (так мог бы глядеть садовник на ухоженное и изящное дерево, что вырастил своими руками) и присела возле кровати.

По комнате распространился запах ландыша. Поздновато для них, подумал Ользан невпопад и молча посмотрел в глаза вновь пришедшей.

— Я Мелларно, — представилась целительница и чуть наклонила голову. — Приятно видеть, что вы поправляетесь. Что-нибудь болит?

Ользан молча похлопал себя ладонью по лбу. Отчего-то он почувствовал себя страшно уставшим.

— Понятно, — она без лишних слов откинула одеяло и принялась тщательно рассматривать его, время от времени прикасаясь прохладными пальцами. Ользан почувствовал себя неловко, но, в конце концов, это же только врач. — Вставали?

Отпираться было бессмысленно. Она явно знала ответ заранее.

— Да, — Ользан почувствовал себя намного лучше, когда его вновь укутали. — Минуты две назад. Или три. — Он вновь запрокинул голову и попытался взглянуть на часы. Безуспешно.

— Сейчас вам принесут поесть, — Мелларно делала какие-то записи в небольшом блокноте, — а потом мы поговорим. До тех пор, пожалуйста, не вставайте.

И поднялась.

— Подождите, — запротестовал юноша. — Мне нужно…

— Не вставайте, — повторила целительница, уже закрывая за собой дверь. Ользан безмолвно выругался и покорно закрыл глаза.

Ему уже доводилось лежать в больнице — с жёлтой лихорадкой — и он успел возненавидеть это занятие на всю оставшуюся жизнь. Ощущение полной беспомощности, смешанное с ощущением того, что ты — экспонат в зверинце, в общей сложности было унизительным и выматывающим душу.

С другой стороны, был ли какой-нибудь выбор? Он закрыл глаза и почти немедленно дремота охватила его. Он очнулся от стука в дверь.

* * *

Бревин рвал и метал.

— Куда он делся? — спрашивал он, вышагивая по комнате взад и вперёд. Коллаис, побледневшая, но спокойная, сидела рядом в кресле и следила за тем, как брат мрачно расхаживал по комнате.

— Говорят, что забрали в больницу. С ним там стало нехорошо.

— Уж этот мне юг… — Бревин в сердцах хлопнул ладонями по столу. — Болезней больше, чем комаров на болотах. Как тут только все не перемёрли… Ты заходила в лечебницу?

— Да, — терпеливо ответила Коллаис. — Я тебе говорила это уже два раза. Он не в Оннде. Куда его забрали, толком никто не знает.

Вещи Ользана — кроме одежды — таинственным образом возникли у него в комнате, когда раздосадованные шантирцы вернулись со столь странно завершившегося выступления. Из-за дверей Малого зала вначале донёсся оживлённый гул голосов, какой-то треск и щелчки, а потом наружу повалили возбуждённые до крайности маги. Толку от них было немного: на вопросы они не отвечали. Ользана же в зале уже не было.

Бревин только и успел уловить, что из зала тянет слабым запахом озона.

— Объясни мне вот это, — повернулся он к сестре и указал на «кошелёк» Ользана, что спокойно лежал на столе. Бревин попытался взять его, но без особого успеха. И так, и этак опускал на него пальцы, пытался использовать другие предметы — всё проходило насквозь. Под конец наклонил стол — но «кошелёк» словно примёрз к его поверхности.

— Ничего не пойму, — Бревин яростно чесал затылок. — Что он — пришёл, оставил вещи и испарился?

Ответа не последовало.

— Ну хорошо, — Бревин кончил мерить комнату шагами и остановился у двери. — Я пойду в магистрат, послушаю новости и вернусь. Никуда не уходи… — он повернулся уже на пороге. — Так ты говоришь, что вчера он был ещё в полном порядке?

— Насколько я могла судить, — Коллаис пожала плечами. — Больным не выглядел. Уставшим — да. Но не больным. — Она встала и поправила свой медальон. — Ну что, ты идёшь?

Захлопнулась дверь и Коллаис осталась одна. Походив по комнате в задумчивости, она положила ладони рядом с «кошельком» и побарабанила пальцами по столу.

— Как ты здесь оказался? — спросила она вполголоса.

Неожиданно обгоревший клочок бумаги лёг на стол между её ладонями. От неожиданности девушка вздрогнула. Пригляделась. Клочок был чуть меньше ладони, залит в прозрачную светло-жёлтую смолу. Для сохранности, подумала она. Как-то слышала, что старинные манускрипты иногда заливают смолой — поскольку прикосновение может обратить их в прах. Осторожно приподняла твёрдую пластинку, в которую превратилась бумага и поднесла к свету. Буквы были нанесены давно и текст подвергся атаке как огня, так и воды.

— «…чины…» — слова разбирались с трудом. Коллаис прищурилась, силясь рассмотреть буквы. Жаль, что нет увеличительного стекла. — «…тогда… только тот, кто не… магию, сможет увидеть все семь её цветов…» О боги!

Едва она прочла последнее слово, клочок вздрогнул у неё в руках. Коллаис уронила его на стол и поспешно отошла подальше. На миг ей почудилась толстая книга, лежащая на столе. Незримый ветер яростно перебирал её страницы, часть перелистывая, часть отрывая и унося прочь. Затем контуры тома стали неясными, расплылись и остался только клочок, залитый в смолу.

Коллаис пригляделась. Поверх едва различимого текста проступили другие буквы. Коллаис они были незнакомы, но она вышла из состояния оцепенения, когда увидала, что контуры нового текста постепенно меркнут. Схватив первое попавшееся перо и лист бумаги, она лихорадочно принялась перерисовывать текст. Времени хватило в обрез — девушка едва успела сличить последние нарисованные буквы, как последние белесые штрихи пропали с гладкой поверхности смолы.

В комнате стало сразу же как-то темнее.

— Что же всё это значит? — прошептала она, глядя на «кошелёк». Словно в ответ на её слова клочок испарился. Так же неожиданно, как и возник. Бесшумно.

* * *

После обеда (или как уж должна была называться эта трапеза) Ользан вновь впал в дремоту, стоило ему только опустить голову на подушку. Он не помнил, ни что он ел, ни кто это всё приносил. Два или три раза ему казалось, что в комнате разговаривают несколько людей, нооткрыть глаза не было никакой возможности.

Не считая сна, который длился неопределённо долго, Ользан запомнил три беседы с Мелларно. Было странно помнить только моменты бодрствования: всё остальное начисто испарялось из памяти.

— Вы помните, что с вами случилось? — спросила целительница, когда Ользан в следующий раз открыл глаза. Ользан попытался было сесть, но ему не позволили этого сделать.

— Примерно, — ответил он, вновь опуская голову. — Помню зал, трещину в стене, огонь… или нет, свет. Помню, что было жарко и очень светло.

— Правильно, — кивнула она. — Вы когда-нибудь обращались к псионикам?

— К кому? — не понял он сначала. Потом до него дошло, что речь идёт о паранормальном — то, что некоторые считали магией, а некоторые — естественными способностями. — Нет. Никогда. Да и зачем мне это? У меня нет таких талантов. А их услуги мне как-то ни разу не были нужны.

— Один из наших псиоников недавно осматривал вас, — пояснила Мелларно. — Он сказал, что вас забрали очень вовремя. Ещё немного — и могла произойти вспышка, «озарение». Слышали о таком?

Ользан покачал головой.

— Если паранормальный талант до поры до времени скрыт, — терпеливо пояснила целительница, — он может не проявляться очень долго. Однако при некоторых обстоятельствах, нами до конца не понятых, паранормальная способность иногда просыпается — в течение нескольких дней, часов, минут, иногда мгновений. Это и называется «озарением». Теперь понимаете?

Ользан нахмурился.

— То есть у меня…

Мелларно кивнула.

— Когда вас принесли сюда, псионик был в ужасе. Вы излучали — в психическом смысле — настолько сильно, что он опасался за ваш мозг.

— И… что за таланты он у меня нашёл? — осторожно спросил Ользан. Интересное начало!

— Все, — коротко ответила целительница.

Ользан потерял дар речи.

— Как это… все? — выговорил он несколько секунд спустя. — Как это?

— Все, — повторила она. — Все нам известные. Обычно паранормальный талант только один. Очень редко — два. Тут он увидел все известные нам потенции сразу.

Ользан схватился руками за голову.

— Что теперь мне делать? — спросил он устало.

Целительница посмотрела на него и вздохнула.

— Ничего. Несколько часов назад он вновь осматривал вас и не нашёл ни одной потенции. Всё бесследно исчезло. Вот почему вы по-прежнему здесь.

Ользан недоверчиво посмотрел в её глаза.

— Вы серьёзно?

— Куда уж серьёзнее.

— А где я?

Мелларно снова вздохнула.

— Это не имеет значения. Вы как себя, нормально чувствуете?

— Да, — ответил Ользан, хорошенько подумав. — И долго мне ещё здесь лежать?

Целительница встала и подошла к двери.

— Подождите! — воскликнул Ользан, немного испуганный. — Я же не…

Она открыла дверь и встала на пороге.

— Посмотрите в мою сторону, — приказала она совершенно бесстрастно. Ользан посмотрел и вздрогнул. Контуры целительницы подёрнулись хорошо знакомым ему туманом, пошли волнами. Он увидел две, три, пары глаз на её лице — разного цвета, они занимали почти одно и то же место. За её спиной виднелся коридор — тоже плывущий, зыбкий, нестойкий. Ользан закрыл глаза ладонями и поглядел на стену. Всё совершенно нормально. На кровать — всё в порядке. На Мелларно — всё ещё в тумане.

Его взгляд, видимо, был достаточно красноречив.

— Вижу, — целительница откуда-то из воздуха достала небольшой стеклянный сосуд и откупорила его. Пахло травами.

— Пейте, — сухо приказала она, помогая Ользану сесть. Тот глотнул и скривился — рот наполнился ароматной горечью.

— Пейте, — повторила она и Ользан, сделав над собой чудовищное усилие, проглотил настой. В ушах слегка зазвенело и на всё окружающее лёг налёт нереальности. Он помахал рукой и контуры её пошли неожиданно волнами. Перестал двигать ею — всё прекратилось. Ользан рассмеялся, сам не зная почему. Смех казался чужим и неожиданно хриплым.

— Перестаньте, — тон целительницы был резким и эйфория растаяла бесследно. Ользан повернул к ней лицо. — Что это было?

— Это поможет вам не перенапрягать свой мозг, — ответила она и уселась рядом с кроватью. — А теперь рассказывайте.

Даже в слегка одурманенном состоянии юноша смог удивиться.

— Что рассказать?

— Всё, — ответила она и улыбнулась. Странно, подумал Ользан, всматриваясь в её лицо. Я думал, ей уже за пятьдесят, а она, видимо, едва ли старше меня.

— Что всё? — повторил он довольно глупым тоном.

Целительница вздохнула в третий раз.

— Такого состояния можно было достигнуть только неправильными упражнениями, — пояснила она. — Поэтому рассказывайте, как именно вы упражнялись, какие формулы использовали, всё по порядку. Иначе вы здесь пробудете ещё очень долго.

— Где я? — спросил Ользан, глядя ей в лицо. Отвар мешал сосредоточиться. Ну вот, подумал он, сейчас она рассердится…

— В безопасности, — было ответом. — Давайте же, не тяните. Вы подвергаете себя и окружающих большой опасности.

Ользан закрыл глаза, сосредоточился и начал свой рассказ.

Его слушали, ни разу не перебивая.

* * *

Коллаис всё ещё сидела, погружённая в задумчивость, когда дверь позади тихонько скрипнула. Кто-то сделал несколько шагов внутрь комнаты и остановился.

— Риви? — окликнула она, стряхивая с себя сонливость, и потянулась. — А я тут…

Девушка осеклась. Кто бы ни был позади неё сейчас, это не был её брат. Она ощутила, как затылок её жжёт чей-то взгляд и осторожно упёрлась руками в край стола, готовая к прыжку. Оружие далеко, какая жалость…

— Не поворачивайтесь, — произнесли шёпотом за её спиной, и Коллаис вздрогнула. В руке у неё по-прежнему было перо. Что ж, пусть незнакомец подойдёт поближе.

— Вам не стоит видеть моего лица, — произнёс голос равнодушно. — Меня послали, чтобы я передал послание. Я оставлю его и удалюсь. Не двигайтесь.

Коллаис не утратила способности к восприятию окружающего и по-прежнему была готова в любой момент прыгнуть. Медальон на её груди тихонько щёлкнул. Она скосила глаза и увидела, что тот стал безжизненным.

Рука в чёрной перчатке осторожно опустила не край стола довольно толстый пакет и моментально убралась.

— Как вы вошли в дом? — спросила она, стараясь говорить равнодушным голосом.

— Через дверь, — послышался шёпот. — Прощайте.

И скрипнула дверь.

Медальон засиял прежним пламенем.

Коллаис кинулась к двери, но та оказалась заперта. Проклиная всё на свете, девушка повернула ключ в скважине (умудрившись не уронить его впопыхах) и вылетела наружу.

Высокая фигура, закутанная в плащ с головой, скользнула за внешнюю дверь. Коллаис вихрем метнулась к двери, открыла её и оказалась на улице.

Никого. День клонился к закату. Все прохожие двигались неторопливо. По лицам их нельзя было сказать, что мимо них только что кто-нибудь промчался сломя голову — кое-кто взглянул на разгорячённую, растрёпанную девушку, но не обратил на неё особого внимания. Мало ли что происходит!

— Будь ты неладен, — посулила Коллаис и вернулась домой. Заглянув к хозяйке, увидала ту замершей в странной, нелепой позе — с блюдом в одной руке и ножом в другой. От звука голоса Коллаис оцепенение её прошло.

— Боги! — воскликнула хозяйка, подхватывая выпавшее из рук блюдо. — Как вы меня напугали! Что-нибудь случилось?

— Вы никого не видели? — спросила девушка, не став вдаваться в подробности странного визита.

Хозяйка отрицательно покачала головой.

Для неё время не прекращало свой бег. Коллаис кивнула, извинилась за вторжение и поднялась наверх. Тут вдруг её осенило. Воры! Ну ещё бы! Отвлечь внимание хозяев, а пока те гоняются за призраками, спокойно стащить всё, что нужно.

Но увы! Всё оказалось на месте. Коллаис провела ревизию всего их имущества. Все ценные вещи были на месте. В том числе украшения, которые она, не особо церемонясь, оставляла всякий раз на столе. Всё цело.

Коллаис заглянула в комнату Ользана. Пакет по-прежнему лежал на столе. Она рассеянно вошла внутрь, повернула ключ в замке… Кстати! Как это дверь заперлась, когда ключ был вставлен с этой стороны? Так же, как перестал работать медальон, ответил ей голос, прежде почти не подававший жизни. Интересно, что в пакете?

Медальон не отозвался на пакет — значит, если опасность, то не магическая. Тоже, конечно, мало приятного. Ладно. Коллаис отошла подальше от пакета и, сосредоточившись, прочла заклинание.

Пакет засветился золотистым свечением. Если там были ловушки, они должны были сработать. Золотистый свет означал, что ничего опасного для жизни нет. Нет ничего опасного, видимого для этого заклинания, поправил её прежний голос, и девушка вздрогнула. Что это ещё за советчик?

Голос молчал.

Решившись, Коллаис взяла крохотный ножик для разрезания писем и вскрыла толстый внешний слой. Невольно обратила на него внимание. Гербовый конверт, пропитанный парафином, герметично заклеенный. Такой переживёт и попадание в воду и много чего ещё. Дорогое удовольствие. Интересно, что там такого?..

Читаешь чужую почту, не унимался голос. Не стыдно?

— Ни капли, — услышала она свой собственный голос. Если Риви сейчас войдёт, подумалось ей, он решит, что я схожу с ума. Коллаис перевернула конверт и на стол выпали три конверта поменьше и сложенная вчетверо газета.

— Очень интересно, — прошептала она. Только Оннд, Киншиар и Лерей могли позволить себе печатать газеты. Печатный станок был сравнительно недавним изобретением и почти исключительное право на его использование имели те, кто хранил сокровища мысли — университеты, монастыри, музеи. Очень немногим правительствам было по карману приобрести станок и использовать его для своих нужд — специалисты и сырьё стоили баснословно дорого. Газеты, что выпускались с его помощью, расходились среди строго ограниченного круга людей и стоили в буквальном смысле слова на вес золота.

Коллаис поморщилась — запах типографской краски был ей неприятен. Местная газета, только для членов магистрата и высших степеней во Дворце Мысли. Называлась она коротко: «Новости».

Три конверта, помимо газеты. Надпись на каждом: «лично Ользану из Камней Меорна». Медальон зажёгся красноватым светом, когда она взяла один из них в руки. Предупреждение!

Ничего себе! Это что же, сквозь внешний пакет такое нельзя было почувствовать? Она вложила меньший конверт во внешнюю оболочку и поднесла к медальону. Тот не реагировал.

Осторожно и медленно, Коллаис сложила все три конверта во внешний влагостойкий и отложила подальше. Доведётся свидеться с Ользаном в ближайшее время — пусть сам и открывает. Не доведётся — что ж, не по её силам обезвредить такое послание. Красный оттенок мог значить всё, что угодно. Огонь с неба, мерзкие бородавки по всему телу, превращение в животное или отвратительное чудище. Всё, что угодно.

— О боги, кто ж тебе пишет такие письма? — спросила она дрожащим голосом. После слов Ользана о Магистре она немного беспокоилась за молодого художника. Он говорил, конечно, правду — в том смысле, что сам верил в то, что говорил, и всё же… Что это за таинственный гонец, что проникает в дома, парализуя хозяев и не позволяя магии действовать? Жрец? Маг? Ничего ей было не понятно.

Кроме одного: вокруг них собирались некие странные силы, и не все они были доброжелательны. Очень общий вывод, и не самый утешительный, к сожалению. Коллаис взяла в руки газету и принялась читать.

* * *

— Вот оно, — псионик, невысокий человечек с большими глазами и совершенно лысым черепом, поднял вверх тонкий палец, когда Ользан кончил декламировать очередную Мантру. Ради безопасности он читал её, вставляя в текст ничего не значащие слова.

Псионика звали странно — Хоффл. Откуда он родом? — думал Ользан, глядя на тщедушную фигурку. По выговору южанин. По цвету кожи — откуда-то с запада. Только на островах жили люди с желтоватым или бронзовым оттенком кожи. Не понять. Спросить же его об этом не позволяла робость.

— Вот она, — повторил псионик и прикрыл на миг глаза. — Откуда вы взяли эту Мантру?

— В «Пособии по самосовершенствованию», — признался юноша неохотно. «Пособие» считалось книгой для толпы среди знающих людей — большей частью она была набита полной чепухой. Мантры, там напечатанные, годились только для детских игр в колдунов, а упражнения являли собой причудливую смесь множества существующих и позабытых методик. Специалисты в лучшем случае усмехались, когда слышали это название.

К большому удивлению Ользана, псионик немедленно достал экземпляр «Пособия» и протянул пациенту. — Покажите.

Ользан перелистнул несколько страниц и указал пальцем.

— Вот здесь. Только вместо 'kunnai Ghobod Talo' я читаю 'kullai Ghabol Tanlo'. По-моему, получается то, что нужно.

— Откуда вы взяли эту… поправку? — спросил псионик резко и уставился ледяными глазами прямо на Ользана. Стоявшая рядом Мелларно нахмурилась.

— При… придумал, — ответил юноша, слегка заикаясь. Кто бы ни был этот Хоффл, дело своё он знал. Ользану казалось, что незримые щупальца скользят по поверхности его мозга, определяя ложь и правду и не позволяя покривить душой. — Мне показалось (это было лучшее слово), что так лучше.

— Действительно, — псионик взглянул на целительницу и кивнул. — Он говорит правду. Это просто поразительно. Рассказать ему?

Та кивнула.

— Эта Мантра похожа на ту, что употребляет наша школа, — начал псионик и открыл другую книгу — рукописный манускрипт, которому было несколько столетий. — Взгляните вот сюда.

Ользан прочёл текст, на всякий случай также разбавляя его пустыми словами. Мантра отличалась от той, что он читал по сотне раз в день всего тремя гласными.

— То, что читаем мы, настраивает мозг на благоприятное действие, — медленно протянул Хоффл. — Что делает то, что читаете вы, надо ещё выяснить. Я постараюсь сделать это как можно быстрее, а пока — никаких Мантр. Никаких упражнений. Покой и отдых. — Человечек поклонился целительнице и поспешно удалился.

— Почему, собственно, все эти заботы? — спросил Ользан немного раздражённо. По его счёту времени, прошли уже пятые сутки с того момента, как он очнулся в этой палате и оснований для оптимизма было мало. — Я думаю, что у специалистов вашего ранга есть немало иных забот.

— Что ж, объясню, — зелёное платье прошелестело рядом с его лицом и запах ландыша чуть усилился. — Как по-вашему, Ользан, много ли среди людей псиоников?

Юноша задумался. Он прочёл немало книг… но ответить вот так, сразу. Хотя погодите. Где-то говорилось… Он лихорадочно вспоминал.

— Трудно сказать, — ответил он наконец. — Скрытые возможности — у одного из сорока тысяч. Успешно реализуются — у каждого второго из них.

— Так говорят. А что вы скажете, если я скажу, что у каждого второго человека есть паранормальные потенции?

Ользан пожал плечами. Ему это представлялось в высшей степени сомнительным.

— Не верите, — кивнула целительница. — Правильно. Вся беда в том, что человек начинает прививать своему потомству способ мышления словами. У всех других рас имеются иные способы восприятия окружающего мира. У нас, людей — только слова.

— Что с того?

— То, что слова — это только один из способов восприятия. Человек, к нашему великому удивлению, обладает весьма странным сознанием. До определённого момента оно легко развивается… затем — хлоп! — изменению не поддаётся. Огромных трудов и страданий стоит людям изменить своё «Я». Заметьте, только Людям.

Ользан молчал. Ему пока не было понятно, к чему она клонит.

— Мы проводили исследования, Ользан, — продолжала целительница. — У половины Людей ещё при рождении в сознании скрыты огромные потенции. Зачастую выше, нежели у других рас, которым мы по традиции завидуем. Но слово, которому человека начинают обучать с малых ногтей, давит всё остальное, загоняет его на задний план, гасит.

Смутная догадка начала прорисовываться в сознании юноши. Мелларно прочла это на его лице и кивнула.

— Вижу, что догадываетесь. Многие из нас страдают — сами того не осознавая — от того, что подавленный талант направлен не в то русло. Как правило, это не мешает человеку жить — и это ещё одна из тайн сознания. Иногда «озарение» приходит вовремя и человек осознаёт своё место в мире. Иногда талант, просыпаясь, повреждает рассудок.

— У вас — как сказал Хоффл — нет никаких зачатков паранормального. Вы — бездарь в этом смысле, Ользан, простите мне эти слова. Но когда вас подобрали из Малого зала, ещё в бреду, мы испугались того, что было готово выплеснуться из вас наружу.

Ользан молчал. Ему вдруг стало не по себе.

— Вы нашли способ разбудить паранормальное в мозге, не готовом для этого. Понимаете? Если удастся узнать, как это удалось, то многое станет понятным. Или наоборот. Но псионики — неважно, от природы или такие, как вы — очень редкое явление. Оно стоит того, чтобы ради него пожертвовать многим. Вы женаты? — спросила она неожиданно и посмотрела Ользану в глаза.

— Нет, — ответил он и неожиданно для самого себя смутился. — Нет ещё. Почему вы спрашиваете?

— Паранормальный дар часто передаётся по наследству, — было ответом. — Только и всего.

Целительница встала.

— Хоффл появится не раньше, чем через день, — добавила она и пошевелила в воздухе пальцами. Шар-ночник немедленно померк и стал рассеивать мягкое, тёплое освещение. — Отдыхайте, Ользан.

— Сколько я здесь уже? — спросил Ользан вялым голосом. Каждая такая беседа утомляла его.

— Сколько потребуется, — было ответом и дверь затворилась. У юноши не оставалось сил, чтобы удивиться внешней бессмысленности ответа.

* * *

— Вот это да, — ошарашено произнёс Бревин, откладывая газету в сторону. — Ты только посмотри!

— Что такое? — его сестра взяла лист и просмотрела все страницы. — Ничего особенного. Местные новости, к тому же очень частные. Мне это сразу показалось неинтересным. Что ты там увидел?

Её брат подошёл и молча ткнул ногтём в строчку.

«Посол Шантира передаёт, что получил трагические известия из дома. Предполагаемый наследник трона Бревин Шаальтар и его сестра Коллаис Шаальтар были найдены убитыми 70-го дня лета сего года в собственных покоях. Дядя покойного наследника объявил, что в произошедшем виновны лазутчики из соседней империи Лерей — известно, что Бревин был настроен против всякого сотрудничества с могущественным соседом…»

Она ошеломлённо отложила газету.

— Мы убиты и похоронены, — подвёл итоги его брат. — Это означает, что нас в лучшем случае объявят двойниками, появись мы там. Ты что-нибудь понимаешь?

Потрясённая Коллаис покачала головой.

— Мама, — севшим голосом произнёс Бревин, наморщив лоб. — Интересно, что ей сказал это негодяй? — Имелся в виду, конечно, его дядя.

Коллаис, внутри которой что-то прорвалось, кинулась к нему на шею и разрыдалась. Бревин молча прижал сестру к груди и недобро посмотрел в окошко. Его учили не плакать ни при каких обстоятельствах, но что-то тёмное всё же поднималось изнутри, и это нечто жаждало немедленного мщения.

— Всё образуется, сестрёнка, — говорил он, но мягким был только его голос. — Как всё свалилось, в один день.

Он посмотрел на стол, на котором лежала злосчастная газета, «кошелёк» и пакет с письмами.

— Интересно, куда ты делся? — спросил Бревин задумчиво. — Чую, что без надёжных людей нам не обойтись. Где бы только найти их…

— Кстати, — отсутствующим голосом спросил Бревин, когда Коллаис успокоилась, и вечер полностью вступил в свои права. — Кто у нас сейчас посол?

— Не помню, — ответила она. Глаза её вновь пробежали по заголовку газеты и две цифры, на которую она прежде не обратила внимания, бросились теперь в глаза. — Смотри! Какое сегодня число?

— Семьдесят третье, — ответил её брат и склонился над газетой, ожидая нового сюрприза.

Он не замедлил себя ждать. На титульном листе стояло: «выпуск от 75-го числа лета» текущего года.

Они долго смотрели в глаза друг другу.

— Я добуду эту газету, — пообещал Бревин сухо. — Посмотрим, шутка это или нет.

XV

Хоффл появился трое суток спустя. О времени можно было судить только по тому, сколько раз Ользана будили, чтобы накормить. Он чувствовал себя то подопытным животным, то младенцем в материнской утробе. Ни то, ни другое ощущение не было особенно приятным.

— Я принёс вам кое-какие рекомендации, — начал человечек, коротко поприветствовав своего пациента. — Вкратце они сводятся к одному: вам нужно сдерживать то, что раньше вы разгоняли. Иначе быть беде.

— Сдерживать? — Ользан был в недоумении. — Как это — сдерживать?

— Мантра, которую вы «подправили», служит своего рода стимулятором паранормального, — пояснил псионик, глядя немигающими глазами на юношу. — Однако, на уже имеющееся паранормальное она не влияет. Понимаете, о чём я говорю?

— Честно говоря, не вполне.

— Вам уже, вероятно говорили, что сейчас — прямо сейчас, понимаете? — вам доступны все способности, какие только известны нам до настоящего времени. Стоит вам захотеть, и вы воспримете любую из них. Может быть, даже не одну.

— И на этом всё закончится, — подвёл итог Ользан.

— Да, — взгляд Хоффла вызывал беспокойство. — Возможно, это даже к лучшему. Хотите, вам помогут? Сейчас все псионики на вес золота. Для вас нашлось бы много работы.

Ользан долго думал.

— А если я продолжу? — осторожно поинтересовался он.

Впервые на лице Хоффла появилась растерянность.

— Не знаю, что произойдёт в этом случае, — признался он. — При правильном самоконтроле, возможно, удастся достигнуть чего-то, что до сего времени оставалось недоступным.

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил Ользан после новой долгой паузы.

Человечек сел рядом с кроватью и озадаченно уставился на собеседника.

— Почему вы этого хотите? — спросил он устало. — Вы добиваетесь власти? Могущества?

Ользан с улыбкой покачал головой. — Нет.

— Тогда почему? Из любопытства?

— Видимо, так звучало бы точнее всего. Считаете, что это самонадеянно?

На этот раз пришла очередь Хоффла задуматься.

— С одной стороны — несомненно, — подтвердил он. — С другой стороны, вы на пороге чего-то такого, что не было известно. Я не могу приказать вам сделать тот или иной выбор. Но следует помнить, что первооткрыватели, в большинстве своём, помимо славы обычно находят страдания, до того неизвестные, и смерть. Последнее — чаще всего.

Ользан молчал.

— В любом случае сдерживайте себя, а не подталкивайте, — продолжал псионик и положил два тонких листа. — Вот то, что может вам помочь, вне зависимости от того, что вы предпочтёте. Сейчас вы похожи на ребёнка, который полез по крутому склону, только научившись ползать. Но камень под ногами может быть ненадёжен, а наверху могут поджидать голодные хищники.

— Вы стараетесь испугать меня? — спросил Ользан удивлённо.

— Страх полезен. В необходимых дозах. Безрассудная храбрость ещё никому не приносила счастья.

Хоффл кивнул и направился к двери.

— Хоффл, — окликнул его юноша, приподнимаясь. — Что я вам должен за вашу помощь?

Псионик остановился, словно ждал этого вопроса.

— Трудно говорить о плате в подобных случаях, — ответил он. — Однако и у нас бывают моменты, когда ничто из имеющихся средств не в состоянии помочь. Если бы вы согласились иногда помогать в подобных ситуациях…

— С удовольствием, — тут же ответил Ользан.

— Вряд ли это доставит удовольствие кому бы то ни было, — покачал головой Хоффл. — Но я вам заранее благодарен. Сегодня вечером вы будете уже дома.

— Хоффл?

Псионик вновь остановился, на полпути из комнаты.

— Вы действительно не можете мне приказать?

— Действительно, — ответил тот. — Должен сразу признаться, такое я встречаю нечасто. До встречи, Ользан, и будьте осторожны.

* * *

— Выпуск от послезавтра! — возмутилась Коллаис. — Какая отвратительная шутка! Как ты думаешь, откуда могла взяться подобная газета?

Бревин поглядел на сестру с недоумением.

— Я думаю, об этом стоит спросить тебя, — ответил он в конце концов. — Ну-ка, расскажи, откуда взялся этот листок.

Коллаис некоторое время колебалась.

— Ничего больше не пропало, — заключила она в конце своего рассказа.

— Час от часу не легче! — вздохнул Бревин обречённо. Взгляд его вновь упал на газету. Он задумчиво просмотрел её и глаза его заблестели.

— Вот, — он указал пальцем на одну из рубрик. — Смотри здесь, в разделе происшествий. Ограблена лавка одного из торговцев драгоценностями… Третья Западная улица, дом двенадцать. Понимаешь, о чём я?

— Нет, — покачала головой девушка. — Хотя постой… Что же получается, — здесь пишут об ограблении, которое ещё не состоялось?

— Вот именно, — Бревин снял с вешалки свою куртку. — Идём-ка, прогуляемся. У меня острое желание побродить по Третьей Западной улице сегодня вечером. Не возражаешь?

— Как бы потом не пожалеть, — с сомнением проговорила Коллаис.

— Мы с тобой уже покойники, — заметил Бревин философски. — Куда уж хуже! Ну так что, составишь мне компанию?

Спустя час с небольшим две фигуры затаились в одном из переулков поблизости от дома номер двенадцать. Всё было спокойно; магазин ещё не был закрыт — как и многие другие, он работал до глубокой ночи.

Спустя ещё двадцать минут две другие фигуры, осторожно озираясь, приблизились к магазину с другой стороны улицы. Одна из них осталась снаружи, другая — повыше и пошире в плечах — вошла внутрь.

— Быстро за стражей, — шепнул Бревин и девушка, кивнув, бесшумно скользнула во тьму.

Тот, что оставался снаружи, не замечал никаких подозрительных звуков, пока чья-то рука не взяла его горло в тиски. Грабитель захрипел, чувствуя, как ноги его отрываются от земли и попытался дотянуться до спрятанного в кармане стилета. Что-то холодное и острое тут же упёрлось ему в горло.

— Не двигайся, — услышал он шёпот и послушно опустил руки. — Вот и отлично. Теперь отойди подальше от лавки, да не вздумай пискнуть…

* * *

— О великие боги, — торговец был и перепуган, и обрадован. Двое несостоявшихся грабителей покорно ушли, сопровождаемые мрачными стражниками, а шантирцы, вместе с капитаном стражи, остались в лавке, чтобы составить официальное донесение о произошедшем. Бревину не нравилась вся эта бумажная суета; в Шантире вора, пойманного с поличным обычно вели сразу к виселице — или в камеру смертников, если палач был слишком занят. Здесь же с уголовниками обращались чрезмерно мягко.

— О благосклонные боги, — голос торговца дрожал; все его потери, правда, свелись к разбитой витрине да паре синяков. — Как мне отблагодарить вас, добрые люди? Сами боги послали вас сюда… ещё минута — и этот негодяй выпустил бы мне кишки.

— Минутку, — Коллаис бесцеремонно повернула лицо торговца поближе к свету и тремя прикосновениями избавила того и от синяков, и от порезов, что остались на его лице от встречи с витриной. — Так гораздо лучше.

Купец застыл, щупая своё лицо и не находя повреждений.

— Как-нибудь отблагодарите, — шантирец, утомлённый бесконечными причитаниями низенького ювелира, был рад лишней минуте тишины. — Где была ваша охрана? — спросил он уже на пороге.

— Отпросился он сегодня, — охотно пояснил ювелир. — Тихонько ушёл, кто-то из родственников у него захворал. Как только об этом узнали, ума не приложу.

Бревин только хмыкнул. — Идём, Лаис.

— Одно мгновенье! — ювелир всё-таки догнал их. — Благородная госпожа, возьмите хотя бы это! — на ладони торговца лежало небольшое, но украшенное редкими камнями ожерелье. — Возьмите, прошу вас!

Коллаис кивнула, и ожерелье сверкающим ручейком перелилось в её ладони.

— Вы будете у меня самыми дорогими посетителями! — крикнул им вдогонку торговец, всё ещё не веря, что остался жив.

— Терпеть не могу торговцев, — сплюнул Бревин, когда они вновь выбрались на улицу. Странным образом на ней теперь появились прохожие. Всё было тихо и спокойно. — Как мало нужно, чтобы сбить с них спесь…

— Смотри! — Коллаис остановилась под ближайшим фонарём и протянула брату газету.

Сообщение об ограблении изменилось. Там теперь говорилось о чудесном спасении известного ювелира двумя неизвестными… Всё примерно походило на истину.

— Это как же так? — Бревин был потрясён до глубины души. — Я не сплю, Лаис? А?

— Смотри, — сестра ткнула пальцем в соседнюю колонку. — Ещё одно ограбление! Ну что, сходим и туда?

— Ну уж нет, — шантирец отобрал у неё газету и, не обращая внимания на протесты, сложил и спрятал её в карман. — Одного подвига на вечер более чем достаточно. Идём домой.

— Алмазы, — отозвалась сестра несколько кварталов спустя. Мысли Бревина в этот момент блуждали где-то вдалеке. — А? — спросил он. Сестра шла, глядя на ожерелье. Разноцветные искорки вспыхивали в глубине его камушков.

— Спрячь подальше, — посоветовал он и Коллаис со вздохом подчинилась. — Иначе следующая заметка будет о нас с тобой.

* * *

— Ничего ты там не высмотришь, — Коллаис была изрядно утомлена многочисленными событиями, что случились в течение одного, такого длинного, дня. Её клонило ко сну. Бревин же раздобыл увеличительное стекло и рассматривал загадочный газетный лист, что-то бормоча себе под нос. — Пойду-ка я спать, — объявила она. — Тяжёлый день сегодня.

Бревин кивнул, не оборачиваясь.

Коллаис сделала шаг к двери и та неожиданно стала зеркальной. Девушка увидела саму себя и остановилась. Сон сразу же слетел с неё.

— Риви! — воскликнула она, но брат её был увлечён осмотром.

По ту сторону зеркала послышались шаги.

Шантирец поднял голову и открыл рот, не веря своим глазам. Потом, опомнившись, подбежал поближе. Его сестра медленно отступала, глядя на плывущую волнами золотую плёнку.

Поверхность плёнки выплеснулась в комнату, напоминая очертаниями человеческую фигуру. Бревин уже держал в руке тяжёлый кинжал, готовый метнуть его…

Зеркало лопнуло со звуком разбивающегося стекла, и из глубины плывущего рябью прохода вышел… Ользан. Он выглядел похудевшим, но в остальном был тем же.

Коллаис ахнула.

Проход за его спиной сомкнулся с лёгким треском. Ользан обернулся и потрогал руками дверь.

— Ничего себе, — произнёс он шёпотом. Бревин медленно убирал кинжал назад в ножны. На этот раз и ему не нашлось, что сказать.

Положение спас Ользан.

— Какое сегодня число? — спросил он, взглянув в чернильную темноту за окном.

Эти слова стряхнули оцепенение с шантирцев.

* * *

К ночи с моря потянуло влажным холодом и пришлось развести огонь в камине.

— Вы меня разыгрываете, — убеждённо повторил Ользан час и две бутылки вина спустя. — Да я там не меньше двух недель провалялся, как пить дать.

— Не знаю, не знаю, — проворчал Бревин, всё ещё косившийся на лежавшую рядом газету. — Вот, кстати… тут тебе три письма и в высшей степени странная газета.

— Как только вам удалось её заполучить? — удивился Ользан, с интересом всматриваясь в чёткие буквы, усеивавшие прочную бумагу. — А какое качество… просто загляденье.

— Газетка с подвохом, — хмуро пояснил Бревин. — Взгляни, какого числа её напечатали.

— Чья-то ошибка, — пожал плечами художник.

Тогда шантирец рассказал об ограблении.

К его удивлению, художник не стал ни о чём расспрашивать. Он молча поднялся, взял газету (осторожно, словно брал ядовитое насекомое) и швырнул её в огонь. Бревин не успел даже пошевелиться.

— Зачем… — начал он возмущённо, но Ользан прижал палец к губам и указал на уснувшую в кресле Коллаис. — Зачем ты это сделал? — яростным шёпотом осведомился шантирец. — Может быть, она помогла бы найти этого загадочного «почтальона». Теперь всё пропало!

— Пропало, — согласился Ользан, кочергой превращая остатки газеты в хлопья пепла. — Я слышал много историй о предсказании будущего и о тех, кто пытался с этим играть. Ни одна из них хорошо не оканчивалась.

— Ты думаешь, что я всё это сочинил?!

— Я думаю, что всё это правда, — Ользан равнодушно отвернулся от огня. — Так же, как правда то, что я две недели валялся неведомо где, не вылезая из кровати. Правда то, что я вышел сюда прямо из воздуха. Вообще слишком много странных вещей оказывается правдой. Может, лучше с ними не связываться?

Он взвесил на ладони один из конвертов.

— Какой тяжёлый, — поразился Ользан. — И… притягательный. Так и хочется вскрыть его. — И поспешно положил его на место. — Могу сказать тебе ещё одну правду, Риви. У меня нет врагов.

Бревин задумчиво почесал подбородок и покосился на художника.

— Видимо, ты прав. Лаис тоже порывалась обойти всех, кого должны были сегодня ограбить, убить и так далее. Я ей не позволил.

Оба молчали довольно долгое время.

— У меня такое ощущение, что всё это уже было, — проговорил Ользан, усевшись в кресло напротив Бревина. Тот оглянулся. Коллаис спала, свернувшись в неудобной позе в соседнем кресле. На столе стояла бутылка вина, лежало сверкающее ожерелье и несколько конвертов. Исключая ожерелье и конверты, всё остальное сильно напоминало их первую встречу.

— У меня тоже, — признался неохотно Бревин и поднялся, скрипнув суставами. — Но если всё случившееся не укладывается в обычную жизнь, как с ним поступать? Как с газетой — сжечь и забыть?

— Зачем? — Ользан допил то, что было у него в бокале и поставил его осторожно на край стола. — Просто считать всё это сном. Вспомни, как начинался этот день. — Ему самому вспомнить это было намного труднее.

— И что ты будешь делать завтра? — с недоверием спросил Бревин, глядя на пляшущие в камине искры.

— Не знаю, — Ользан устало пожал плечами. — Врач предписал мне не утомлять голову сверх меры. Наверное, попрошусь к вам в ученики и стану искателем приключений. Иногда не вредно сменить род занятий.

Шантирец скептически усмехнулся.

— Ты ведь собирался нанимать армию и отнимать трон силой? — продолжал Ользан, глядя тому в глаза.

— Что-то я несомненно придумаю, — было ответом. — Но теперь мы с Лаис официально мертвы и торопиться нам уже некуда. Пожалуй, я последую твоему совету и поищу… специалистов. Только вот не знаю, где их найти.

— Сидя на месте, конечно, ты их не найдёшь.

Бревин поднялся и посмотрел с сочувствием на сестру. Затем осторожно поднял её на руки и кивком попросил Ользана открыть дверь. Коллаис что-то пробормотала во сне, но не проснулась. Перешагнув через порог, шантирец обернулся.

— Ты обещал показать нам эскизы, — напомнил он. — Спокойной ночи.

Ользан кивнул и запер за ним дверь.

— Интересно, что я ещё обещал? — спросил он растерянно самого себя.

* * *

Этой ночью ему приснился странный сон.

Он обнаружил себя стоящим в тупике, внутри невообразимо огромного лабиринта. Стены были покрыты чем-то вроде тяжёлой ткани — отдельные тончайшие нити её время от времени вспыхивали серебристым свечением; сама же ткань была тёмно-красной и колючей на ощупь. Местами она отставала от стен, обнажая пятна черноты, в которую было страшно заглянуть.

Ользан знал, что стоит один раз заглянуть туда, в клубящийся мрак, как ничто не сможет отвести его взгляда. Он побрёл по лабиринту — под ногами был холодный каменный пол, а обуви, как назло, не было.

Чем дальше, тем больше прорех и неровностей обнаруживалось в ткани, выстилавшей стены. Коридор вился и вился; иной раз он выходил к перекрёсткам — но идти в проходы, лишённые освещения было жутко, и выбора, как оказывалось, почти не было. Источником света был, по всей видимости, потолок. Только свет от него напоминал фосфоресценцию гнилушек: что-то рассмотреть можно было, только глядя немного в сторону.

Из дыр в стенах тянуло холодом и странным, неприятным запахом. Приходилось глядеть под ноги: становилось скользко и то и дело приходилось перепрыгивать противные на вид лужи.

Неровная, неширокая полоска, чуть светлее остального камня, вилась по середине прохода. Ользан наклонил голову и с удивлением обнаружил, что это — фраза, написанная чем-то вроде мелка. Однако, стоило ему прочесть несколько слов, как они тут же исчезали с поверхности камня.

Полоска вела себя достаточно странно, делала причудливые повороты на перекрёстках. Ользан, увлечённый чтением, наклонился так, что голова была на расстоянии вытянутой руки от пола и шёл, не обращая внимания на окружающую обстановку. Слова были бессмысленными, но в их сочетании улавливалась необычная гармония. Казалось, что чем больше прочтёшь, тем ближе подойдёшь к разгадке этой таинственной надписи.

Пол пошёл слегка под уклон. Ользан попытался выпрямиться, чтобы не расшибиться ненароком, но не смог.

Он испугался и попытался остановиться. Тоже не смог.

Попытался оторвать взгляд от полоски — тщетно. Ничего не значащий ритм звуков подчинил его волю. Оставалось только бежать быстрее.

Ощущение было очень неприятным. Он бежал, сильно наклонив голову, и, тем не менее, успевал прочесть все без исключения буквы.

Вскоре ветер засвистел у него в ушах, и Ользан понял, что летит. Полёт проходил в доле сантиметра над полом, и по-прежнему следовал изгибами надписи. Скорость всё нарастала, и самым неприятным было ощущение беспомощности.

Неожиданно надпись оборвалась.

Ользан тут же поднял голову и увидел, как с невероятной скоростью на него надвигается что-то двуногое и массивное, унизанное шипами с ног до головы. Он так и не успел понять, что это было — сил хватило только на то, чтобы закрыть лицо руками и закричать. Но ни звука не слетело с его губ…

Послышался хруст, и всё утонуло в кроваво-красной вспышке.

Ользан стремительно уселся в кровати. Сердце бешено билось и перед глазами всё ещё стояла демоническая маска того существа (статуи?), с которым он столкнулся. Руки его были прижаты к груди. Отняв их, Ользан увидел на коже следы от глубоко врезавшихся ногтей.

Ни о каком сне речи быть уже не могло. Художник поднялся (по сравнению с той, «живой» постелью, эта казалась холодной, колючей и неудобной) и открыл окно. Вместо свежей ночной прохлады в комнату вполз отвратительный густой туман и Ользан поспешно захлопнул окно.

Было два часа ночи. Остаток ночи обещал быть утомительнее всего. Со вздохом Ользан зажёг лампу и взял с книжной полки первую попавшуюся книгу.

XVI

Утром всё произошедшее накануне и впрямь можно было бы счесть сном. Правда, ожерелье (с двумя десятками мелких алмазов и множеством камней попроще) никуда не делось, и не оказалось подделкой. Впрочем, это была приятная сторона вчерашнего сна.

Набросков оказалось более сотни, и шантирцы увлечённо рассматривали их, изредка задавая вопросы Ользану. Если думать об экспедиции с точки зрения набросков, подумалось тому, всё выглядит так: заранее знали, что искать; пришли прямиком в нужное место, отыскали всё, что хотели. Ну и спокойно уехали домой… Коллаис долго рассматривала рисунок, изображавший жрицу, супругу Императора и сложная смесь чувств отразилась на её лице.

— Стоять так вечность, ни живой, ни мёртвой, — протянула она и нахмурилась. — Как, должно быть, было страшно решиться на такое.

— Мы ничего уже не узнаем, — заключил Бревин. — Кроме того, многое зависит от того, кто найдёт захоронение и что об этом расскажет. Не все ж такие бескорыстные.

— Это точно, — заключила его сестра со вздохом. — Ты говоришь, она выглядела как живая?

— Совершенно как живая, — подтвердил Ользан. — Вблизи даже казалось, что от неё исходит тепло.

— А если взять её за руку?

— Сомневаюсь, что это было бы полезно для здоровья, — и юноша описал, как Веркласс чуть не коснулся «статуи» воина.

— Такая сильная магия, — покачал головой Бревин. — Столько времени стоять и не потерять ни капли силы! Воистину, нынешняя магия слабее прежней и не так полезна.

— Чушь! — фыркнул Ользан. — То, что ты её не видел, не означает, что она слабее.

— Ты будто видел, — возразил ему шантирец. — Прочти летописи. Сплошные битвы! Десятки магов, всевозможные чудовища, нежить и всё такое прочее. А сейчас что? Магия для поимки разбойников! Магия для отпугивания комаров! Смех, да и только.

— Я на твоём месте не особенно доверял бы летописям, — Ользан снисходительно улыбнулся. — Тебе положено бы знать, что именно в них обычно записывают. А комары… Тебе было бы приятнее, если бы комаров не отпугивали?

— Не в том дело, — отмахнулся Бревин. — По-моему, раз уж магия, то надо применять её с умом. А не тратить на всякие мелочи. Иначе вся на мелочи и уйдёт.

— Ну так это проще простого. Едешь к драконам на острова и применяешь её там с умом. Жаль только, что никто об этом не расскажет.

— Кто бы говорил! — раздражённо начал было Бревин, но тут вмешалась Коллаис: — Прекратите сейчас же! Хуже маленьких детей, честное слово…

Оба юноши замолкли и некоторое время тишину нарушал только шелест бумаги.

— Что, он попытался влезть на стену? — недоверчиво спросил шантирец, глядя на изображённого грифона: крылья расправлены, когти передних лап хищно расставлены, взгляд горящих глаз пронзает зрителя.

— Не успел, — пояснил Ользан, рассмеявшись. — Скорее всего, к лучшему. Грифон, похоже, не торопился стать его ездовым животным.

— А вот что мне непонятно, — Бревин смотрел на схему гробницы внутри и снаружи и что-то сличал на отдельном листке бумаги. — Ты говоришь, что ползти внутрь пришлось несколько минут?

— Минуты три, — припомнил Ользан и содрогнулся незаметно для окружающих. Память о петле-ловушке была ещё свежа.

— Тогда покажи мне, где здесь можно было ползти целых три минуты?

Он указал ладонью на рисунок. По его выкладкам выходило, что толщина стенки гробницы была с десяток сантиметров.

Ользан посмотрел на всё это озадаченно.

— Об этом я не подумал, — сознался он в конце концов. — Хорошая загадка. Надо будет не забыть рассказать о ней Верклассу.

— Вот! — Бревин встал и с довольным видом хлопнул Ользана по плечу. — И мы, оказывается, думать умеем! Верно, Лаис?

Коллаис улыбнулась. Ользан открыл было рот, чтобы ответить, но тут дверь наружу распахнулась и в дом без стука ворвался весьма рассерженный Веркласс.

* * *

— Вот он где, — рявкнул бородач, не обращая внимания на Бревина с сестрой. — Его там всеждут, а он тут сидит, лясы точит. Здорово! — добавил он, подойдя поближе. — И картинки им показывает. Слушай, Олли, мы же договорились, что до…

— А нельзя ли повежливее, приятель? — воинственно перебил его шантирец. Тон его не сулил ничего хорошего.

— Погоди, — Ользан остановил шантирца ладонью и повернулся к своему недавнему начальнику. — Кто это меня ждёт?

— Ты что, всю ночь веселился? — спросил Веркласс, но уже тоном ниже. — Ну хорошо, напомню. Вчера ты выступил с докладами. Все были в полном восторге. Вчера же назначили встречу с магистратом…

Бревин и Коллаис переглянулись — вид у них был недоумевающий. У Ользана, впрочем, тоже.

— … чтобы решить, куда направлять следующие экспедиции. Нам там гору денег обещают дать! — Веркласс энергично взмахнул кулаком в воздухе. — А если мы опоздаем, то денежки получит кто-то другой. Ты что думаешь, тебя там вечно будут ждать? Скорее во Дворец, пока там не передумали!

— Идёмте, — решил Ользан, собирая эскизы и поманил рукой шантирцев. — Это становится интересным.

На улице их ждал экипаж. По счастливой случайности места хватило всем четверым.

* * *

— Не вздумай им говорить, что показывал эскизы кому-то ещё, — втолковывал Веркласс Ользану, протискиваясь вместе с ним сквозь толпу. — Надо будет только…

Окончания фразы шантирцы не услышали — археологи успели исчезнуть в толпе. На сей раз народу собралось ещё больше. Интересно, зачем их здесь столько? — поражался Бревин. Выставки в переходе между Большим и Малым залами уже не было. Так чего же здесь все ждут?

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила тихонько Коллаис. — Как будто вчера ничего не случилось! С ума можно сойти!

— Вспомни про ограбление, — её брат приподнял голову, высматривая кого-то, — и не торопись сходить с ума. Голова нам ещё пригодится. Смотри, вон там… нет, в углу! Узнаёшь?

Коллаис приподняла голову. У левой двери в Малый зал стоял, не выказывая никаких эмоций, высокий худощавый человек в чёрном. Возле него сохранялось некое пустое пространство — словно люди избегали приближаться к нему, сами того не подозревая. Это был единственный, кто обратил внимание на появление Ользана.

Бревин был готов дать голову на отсечение, что на лице человека в чёрном при этом отразилось неподдельное изумление. Может быть, он снизойдёт и скажет, почему?

— Давай-ка к нему, — он указал на свою цель кивком. — Мне кажется, нам стоит поговорить с ним.

Однако пробраться сквозь толпу оказалось весьма непростым занятием. Бревин едва успел пройти с десяток шагов, проклиная всё на свете и непрерывно извиняясь налево и направо, как позади громко протрубили несколько первых тактов гимна Оннда. Все вокруг пришли в необыкновенное оживление.

— Что это там? — спросила Коллаис; ниже ростом, чем брат, она почти ничего не видела.

— Какие-то важные особы, — ответил тот, вглядываясь. — Целая процессия… похоже, сюда направляется. Проклятье!

Последнее слово он произнёс с таким ударением, что Коллаис испугалась.

— Что там ещё?

— Смотри! — он указал, куда. Лес рук и множество голов заслоняли от Коллаис происходящее, но вот на долю секунды образовался просвет и она поняла, что так подействовало на её брата. Среди прочих, одетый в золотисто-серый плащ, с позолоченным жезлом в правой руке и множеством других регалий к главным воротам Дворца двигался не кто иной, как посол Шантира.

* * *

У Ользана голова шла кругом.

Помимо многочисленных слов признательности, которые он услышал он видных учёных Оннда, ему на голову свалилось несколько предложений об исследовании других предполагаемых захоронений арратов. Ользан ощущал себя так, словно он занимает чужое место и использует чужую славу. После видения разверзающейся трещины на дальней стороне Малого зала (он несколько раз украдкой осматривал ту стену — цела была стена, без единой трещинки) внимание Дворца Мысли, обращённое на его (по его мнению) крайне скромные возможности казалось по меньшей мере странным.

Поскольку Ользан был полностью уверен, что ничего из того, что ему приписывали теперь (включая почти полное восстановление Тоа-нарра, обиходного языка арратов) в действительности никогда не случалось, к концу получасового заседания ему стало совсем не по себе.

Когда представился удобный случай предоставить слово Верклассу, Ользан, сославшись на недомогание, выскочил из зала, переводя дух и ощущая себя выбравшимся на свободу после долгого и несправедливого заточения в темнице.

Он покинул зал через запасной проход. Позже он долго вспоминал свои ощущения перед этим. Почему он не вышел через главный вход? Понять было трудно. Однако Ользан, когда непроницаемые снаружи двери захлопнулись за его спиной, обнаружил, что никого поблизости нет.

Почти немедленно юноша ощутил, как воздух вокруг него начинает дрожать, словно жарким летним днём. Слабый звон в ушах живо напомнил ему те же симптомы, последствием которых было в высшей степени необычное пребывание неведомо где, под надзором целителей, помощи которых он не просил.

Вначале он попросту перепугался. Мир вокруг то терял чёткость контуров, то вновь её приобретал. Рука сама собой потянулась к «кошельку» и листы, исписанные бисерным почерком Хоффла, сами собой легли в ладонь. Не очень беспокоясь о том, что его могут услышать, Ользан принялся читать длинные и совершенно непонятные предложения, звучавшие и таинственно, и угрожающе.

Звон в ушах немедленно пропал; одновременно всё пространство вокруг обрисовалось в деталях, которые в обычных условиях недоступны человеческому глазу. Светло-серые стены коридора вначале потускнели, а затем зарделись тёмно-вишнёвым свечением. Сквозь него смутно проступали неясные силуэты.

Полная тишина окружила его. Он не оглох; напротив, то, куда падал его взгляд, становилось источником такого количества звуков, до того не ощутимых, что вызывало невольный страх. Зато исчезали все прочие звуки.

Ользан сделал шаг вперёд и понял, что давешняя слабость не коснулась его на этот раз. Двигалось удивительно легко и просто; тело было исполнено незнакомой ранее силы и казалось, что ничего не стоит обежать вокруг всего мира, не испытав при этом усталости.

Где-то слева была масса народа. Ользану всё это было не очень интересно. То, что привлекало его внимание сейчас, было новое чувство — не описываемое словами, оно передавалось ему как новое, цветное, накладывающееся на обычное зрение.

Новая пара «глаз» раскрасила окружающий интерьер в золотисто-серую сеточку, никоим образом не сочетающуюся с орнаментом на стенах и полу. Подойдя к проходу, ведущему к главному входу в Малый зал. Ользан оглянулся, заворожённый увиденным. Пятна многих цветов радуги ползли на почтительном расстоянии от него; судя по всему, стен для нового зрения не существовало. Юноша с удивлением увидел ярко-жёлтый диск, просвечивающий сквозь потолок и предположил, что это — солнце. Вид был в высшей степени необычный.

Покрутив головой, Ользан вздрогнул.

В направлении, противоположном проходу к Малому залу (где должны были ждать его шантирцы), его второе видение уловило пятно яркой окраски. Оно казалось глазам ярко-пурпурным, переливающимся, медленно перемещающимся. Ользан убедился, что других пятен подобного цвета поблизости нет и побрёл к пятну, стараясь не ударяться о переливающиеся стены коридора.

* * *

— Это не шантирец, — Коллаис покачала головой, проследив взглядом за послом. Тот двигался важно, с достоинством, подобающим его положению, но лицо его произвело на Бревина с сестрой очень странное впечатление. — Северянин, но не шантирец. Я вообще его раньше никогда не видела.

Брат с сестрой переглянулись. Все посланники княжества всегда выбирались из ограниченного круга аристократии. Выросшие во дворце и знакомые с большинством приближённых своего отца и дяди, они знали в лицо почти всех.

Кроме вот этого. У Коллаис возникло неприятное ощущение, что человек осознаёт их присутствие и был бы не прочь увидеть их. Когда он время от времени глядел в их сторону, они с Бревином успевали смешаться с толпой, но пронзительный взгляд посла, казалось, лишь по чистой случайности не находит искомого.

Посол, вместе со своей охраной (не более чем традиция — в Федерации за многие прошедшие столетия никто из представителей иных государств не подвергался никогда серьёзной опасности) проследовал в специально отведённый для приёмов зал Дворца Мысли и исчез из виду. Толпа тут же начала редеть — видимо, предстояло нечто важное, в чём посол играл не последнюю роль.

Не сговариваясь, шантирцы осторожно проследовали в том же направлении. Нечего было и надеяться проследить, куда именно уйдёт посол и уж тем более — попытаться узнать, о чём там будет идти речь, но повинуясь неожиданному внутреннему импульсу, они пошли за «шантирцем», словно собака по следу.

И тут же едва не столкнулись с человеком в чёрной одежде.

Тот отступил на шаг, сохраняя на лице доброжелательное выражение, и вопросительно приподнял брови.

— Могу ли я задать вам вопрос? — неожиданно для самого себя спросил Бревин, глядя в тёмные, почти чёрные глаза незнакомца. Тот носил значок Следопыта — достаточно редкой, но крайне уважаемой профессии почти во всей Федерации. Впрочем, и в других краях тоже.

Что, интересно, он здесь делает? — подумала Коллаис. Но не задавать же, в самом деле, ему этот вопрос! Хорошо, если незнакомец вообще захочет с ними разговаривать. Мало ли что там показалось его брату. После вчерашних событий у него словно что-то случилось с головой, подумала девушка без особой радости. Забыл про все свои дела, и тоже принялся заниматься вопросами, до которых им, скорее всего, вообще не должно быть дела.

— Один? — с едва ощутимой тенью усмешки спросил человек. — Извольте. Только с условием, что и вы ответите на мой вопрос, а может быть, и на несколько. — Он перевёл внимательный взгляд на Коллаис и та ощутила странную неловкость.

— Я Бревин, из Шантира, — продолжал её брат и Коллаис едва удержалась, чтобы не привести того в чувство. Вот это да! Представляться первому встречному, когда лучше всего — вообще не говорить о своих связях с Шантиром. Неужели у него действительно что-то с головой? — с ужасом подумала Коллаис. Вчера они испытали немало потрясений, но чтобы так на них реагировать…

— Я это понял, — кивнул незнакомец. — Зовите меня Рамдарон. Так это вас объявили покойниками? — он кивнул на стоящую рядом Коллаис, и вновь перевёл взгляд на Бревина.

Тут, наконец, Бревин оглянулся. Никого вокруг не было. Более того, за несколько секунд люди успели почти полностью покинуть просторный переход — вряд ли кто-нибудь мог подслушать начало их разговора.

— Извините, — Бревин в замешательстве потёр лоб. — Что-то я стал совсем беспечным. Как вы определили, откуда мы?

— Ну это просто, — Рамдарон или кем он был на самом деле извлёк из кармана небрежно сложенную газету. Ту самую. — Ваших портретов тут нет, но по многим признакам — а мне доводилось путешествовать — нетрудно угадать, откуда вы. Ну, а остальное, — Рамдарон сдержанно улыбнулся, — я узнал из других источников. Кстати, вы действительно весьма беспечны. Посол очень удивился бы, увидев вас здесь.

— Откуда вы всё это знаете? — Бревин был совершенно растерян. Как и Ользану, происходящее ему казалось сном, лишённым всякой логики. Неужели каждый человек в Оннде сейчас знает…

— Должен ли я отвечать? — Рамдарон перевёл взгляд на Коллаис. Та стояла, вглядываясь куда-то под ноги своему брату. Её не оставляло ощущение, что там что-то мягко двигалось — однако ничего не было заметно. — Вы, если я не ошибаюсь, по поводу вашего приятеля, которого вчера вынесли отсюда в весьма плачевном виде.

— …И который сегодня вполне жив, здоров и нормален, — подхватил Бревин. — У меня ощущение, что далеко не все это заметили. Вы, в частности. Там, — он мотнул головой в сторону Малого зала, — этого не заметили. Мне кажется, что с ним — да и с нами тремя, видимо, что-то происходит… — О боги, зачем я всё это говорю! — Не могли бы вы сказать, что видели вы вчера?.. — Бревин завершил свою спутанную речь и уставился на собеседника. Тот, к его изумлению, смотрел куда-то в сторону.

— Если только это, — Рамдарон с любопытством следил за Коллаис, которая обошла брата, по-прежнему вглядываясь куда-то вниз. Что-то смутно привлекало её внимание. Какие-то мелкие неровности, шевеления воздуха, едва заметные звуки. Она прошла почти до самой двери в Малый зал и оглянулась. Впереди и позади неё тянулся коридор. Посол свернул налево. Что-то здесь есть, решила девушка, более не обращая внимания на странный диалог. Вот тут, на самой границе коридора…

Коридор был загадочным образом безлюден.

— Вы знаете, ваш приятель мне напоминает одного моего друга, — донеслось до неё. — Поэтому я, собственно, и задержался здесь. Он — я имею в виду своего друга — тоже иногда поражает меня странными способностями…

Коллаис подняла глаза и они расширились от изумления.

Видимо, она вздрогнула или что-то произнесла. Двое остальных взглянули в её сторону и бесшумно приблизились. Коллаис указала рукой вглубь прохода.

Шагах в сорока от них из бокового прохода вышел Ользан. Вид у него был такой, будто его осенила некая высшая сила. Глаза его отражали лишь бесконечное изумление; двигался он словно человек, не верящий в реальность происходящего.

Ользан остановился, взглянул в их сторону (видимо, не замечая — но как можно было их не заметить?) и двинулся в противоположном направлении.

Коллаис собралась было шагнуть вперёд, но Бревин остановил её.

— Не беспокойтесь, с ним ничего не случится, — тихо шепнул Рамдарон и (как заметила только Коллаис) сделал кому-то несомненный знак. Пальцы его едва заметно указали в сторону Ользана.

— Откуда вы знаете? — недоверчиво ответил Бревин. Рамдарон не стал утруждать себя ответом.

Ользан дошёл до очередного поворота и неожиданно резко остановился — словно человек, наткнувшийся на невидимую стену. Затем чуть попятился. Было видно, что он с кем-то говорит — и, судя по донёсшимся звукам, разговор вряд ли был дружественным.

Не сговариваясь, все трое бросились следом.

* * *

Ользан следовал за пурпурным пятном, словно заворожённый. Рядом с ним виднелись другие пятна — в основном золотистого оттенка. Пятна изредка меняли очертания и время от времени перемещались. Ноги сами несли Ользана вперёд. Показался новый проход. Справа виднелись массивные двойные двери — очередной зал, служивший каким-то иным целям. Пятно виднелось где-то за дверями.

Из-за спины послышался слабый шум. Ользан оглянулся и увидел невысокого, ярко раскрашенного кота, который шёл за ним с независимым видом. Никогда не видел, чтобы кошки сюда заходили, подумал художник удивлённо и помахал животному рукой. Кот дёрнул хвостом, но не свернул с пути.

Не осознавая, что делает, Ользан направился к дверям. Тут же откуда-то возник массивный кулак и легонько толкнул его назад.

Рядом с юношей материализовался владелец кулака — верзила, с длинным лицом, явно откуда-то с севера родом. Он и его напарник, не менее грозной внешности, смотрели на юношу с неприязнью.

— Полегче, приятель, — пояснил тот, что оттолкнул его. — Туда нельзя. — Вид охранника сам собой отбивал желание спросить что-нибудь ещё. На лице верзилы читалось презрение.

Ользан отступил назад и второе видение стало стремительно меркнуть. Позади послышался звук множества ног. Ользан обернулся и увидел шантирцев и смутно знакомого высокого человека, бегущих к нему со всех ног.

Он успел увидеть ярко-белое пятно, сквозь которое виднелась Коллаис, и два менее ярких пятна — светло-синее поверх Бревина и слабо-серое — поверх незнакомца. Тут же второе видение окончилось. Ользан поморгал и недоумённо воззрился на тяжело дышащую троицу.

— Здравствуйте, — кивнул он незнакомцу. Тот вытаращился, словно услышал невесть что и, запинаясь, поздоровался в ответ. Тут же лёгкость и ясность окончательно покинули Ользана и на миг мир покачнулся под ногами. Тут же это ощущение прошло.

— Что происходит? — Бревин первым обрёл дар речи.

* * *

Судя по всему, ничего страшного не произошло. Ользан обернулся в их сторону, и выражение лица его было самым обычным. Исключая странный блеск в глазах.

Художник перевёл недоумевающий взгляд с Коллаис на Бревина и далее на Рамдарона. Затем кивнул последнему и произнёс:

— Janzar las holnai, ans Olzan.

— Janz… janzar trave Ramdaron, — отозвался Рамдарон (так, словно сам теперь не верил, что всё происходит на самом деле) и кивнул в ответ.

Некоторое время все молчали. Двое дюжих охранников у массивных дверей за спиной у Ользана вообще не обращали на всех четверых никакого внимания.

— Что происходит? — Бревин едва удержался от того, чтобы не крикнуть это во весь голос. Странным образом у него в голове что-то сместилось и ощущение нереальности покинуло его. Перед ним стоял Ользан, слегка утомлённый — вероятно, переговорами — но в остальном вполне нормальный. Никаких проблем с охранниками, похоже, тоже не было.

— Он действительно очень напоминает моего друга, — Рамдарон явно обращался к шантирцам, хотя и не поворачивал головы.

— Идёмте-ка отсюда, — Бревин энергично указал головой назад, в сторону Малого зала. — Есть разговор, Олли. Кстати, познакомься, это Рамдарон.

— Мы уже познакомились, — рассеянно ответил Ользан, пристально вглядываясь в окружающий полумрак. — Слушайте, никто из вас не видел тут кота? Мне только что показалось, что за мной по коридору шёл кот.

— Нет тут никаких котов, — раздражённо бросил Бревин. — Убираемся отсюда поскорее. Потом всё объясню.

Ользан хотел было возразить, но Коллаис мягко сжала его ладонь в своей и тихонько покачала головой — так, чтобы брат не заметил.

* * *

Судя по всему, «Три Луны» показались всем четверым достаточно безопасным местом. Когда слуги оставили их в кабинете наедине с вином и закусками, Рамдарон огляделся и едва заметно помотал головой.

— Что с вами? — с удивлением спросил Бревин.

— Ничего, — ответил тот. — Просто у меня сильное чувство, что всё это уже когда-то происходило. Странно, правда? — он усмехнулся и откинулся в кресле. — Я весь внимание.

Ользан с любопытством следил, как шантирец приводит в порядок свои мысли — это у него явно читалось не лице.

— Нам нужна помощь, — это было первое, что услышали все остальные. Рамдарон долго смотрел куда-то поверх голов, прежде чем ответить.

Рамдарон слушал, не прерывая рассказа ни одним словом и только время от времени отпивал из своего бокала. Коллаис украдкой следила за всеми остальными. Ользан слушал, но мысли его были явно заняты чем-то другим. Аппетита ни у кого не было. Видимо, острые ощущения хороши для него только в разумном количестве.

— Ну что же, — следопыт задумчиво пригладил свою чуть тронутую сединой шевелюру и ещё раз оглядел всех троих. — Мне кажется, Ользан, что вам тоже что-то хотелось сказать.

Юноша кивнул.

— Но прежде всего я должен предупредить о том, что, несмотря на обширные знакомства, которые у меня имеются по всему свету, я придерживаюсь строгого нейтралитета. Я равно отношусь к каждой из враждующих сторон, если только одной из них не являюсь лично я.

— Что это значит? — спросил Бревин.

— Это значит, что если к нему придёт шантирский посол, он может точно также помочь и ему, если они договорятся.

— Верно, — кивнул Рамдарон. Он взглянул на мигом потемневшее лицо шантирца и поднял правую руку ладонью вверх. — Не надо злиться раньше времени. Такова моя позиция. Я не намерен объяснять вам, почему я поступаю так, а не иначе, поскольку ничем вам не обязан. Так же, как и вы — мне.

— Понятно, — процедил Бревин, стиснув зубы. — Я-то думал, что моё положение может показаться несколько более…

— Правильным? — завершил следопыт. — Приятель, я повидал на своём веку немало переворотов. Каждая сторона свято верит, что её действия — правильные и справедливые. Разве не так? Только не надо мне рассказывать сказки, что население Шантира страдает от чудовищного деспотизма узурпатора и всё такое прочее. Честно говоря, в моих глазах вы сейчас ничуть не лучше вашего оппонента, кем бы он ни был.

— Я не совершал подлостей, — буркнул Бревин.

— Это потому, что вы, уважаемый, ещё не испытали на себе, что такое власть.

— Удивляюсь, как при таком подходе вы ещё живы, — мрачно ответил Бревин и залпом допил то, что было у него в бокале.

— Я надеюсь, что мы не начнём угрожать друг другу, — изрёк Рамдарон, поднимая свой бокал. — За удачу! Я уже говорил, что помогу и вам, и вашим противникам, если они того захотят. Чтобы утешить вас, могу сказать, что вряд ли они захотят.

— За удачу! — подхватили Ользан и Коллаис. Бревин всё ещё смотрел в свой пустой бокал, не произнося ни слова. Наконец он плеснул себе вина и присоединился к тосту.

— Открою вам один небольшой секрет, — Рамдарон посмотрел куда-то в угол комнаты и, как показалось Коллаис, вновь пошевелил кончиками пальцев. — Мне вообще-то не полагалось с вами разговаривать, — он поднял ладонь, пресекая попытки прервать его, — но мне тоже нужна некоторая услуга. Итак, услугу за услугу.

— Это уже интересно, — Бревин оторвал свой взгляд от стола и посмотрел на следопыта. На лице того, к изумлению шантирца, не было ни одной эмоции, что могла бы ранить его чувства. Следопыт оставался спокойным и уверенным, словно речь шла о безобидном — например, торговом — предприятии.

— Больше мы с вами не увидимся, — Рамдарон слегка отодвинул своё сидение. — Иначе я подведу многих людей, с которыми меня связывают договорённости. Так что сейчас мы с вами должны всё решить раз и навсегда. А потому давайте закончим с вашими историями. Ользан, можете не трудиться рассказывать о ваших работах для Храмов или об археологических походах. Ну разве что есть что-то, о чём не было ни слова в докладах.

Ользан удивлённо приподнял брови, встретился взглядом с Коллаис и слегка пожал плечами. Затем пошевелил рукой в воздухе и в ладонь его легли три конверта.

Медальон Коллаис тут же засиял кроваво-красным по ободу.

— Не вздумай. — начала было она, но художник мягко прервал её кивком и осторожно положил все три конверта на стол. Рамдарон извлёк откуда-то крохотное увеличительное стекло и присмотрелся к конвертам, не трогая их пальцами.

— Очень любопытно, — проронил он наконец. — И очень странно. Мне это напоминает…

— Загадку корабля «Око провидения»… — закончил художник. Шантирцы обменялись недоумевающими взглядами.

— Верно, — следопыт был явно заинтересован. — Но это было довольно давно. Откуда вам это известно?

— Я часто записывал всё необычное, на что натыкался в книгах.

— А. Понятно, — Рамдарон извлёк из карманов (чего там только нет! — подумал Бревин) изящный хрустальный пузырёк с притёртой пробкой и кончиком ножа высыпал на один из конвертов горку тёмно-красного порошка, которым был наполнен пузырёк. Затем провёл ладонью над конвертом. Медальон Коллаис издал тонкий музыкальный звук.

— Мне казалось, что практиковать магические искусства в городе позволено не всем и не везде, — заметил Бревин; без особой, впрочем иронии.

— Я знаю, — отвечал Рамдарон, не поднимая головы. Порошок впитался в плотную бумагу конверта и бумага потемнела, стала почти чёрной. От неё потянулся лёгкий дымок. Ользан сделал движение, чтобы встать.

— Ничего страшного, — успокоил его следопыт. — Следите за тем, что будет, поскольку этот фокус дважды не повторить.

На чёрном, как смоль, конверте неожиданно проявился странный символ — состоявший из двух рунических букв, Shes и Dism, со сложным орнаментом вокруг. Затем — никто не успел заметить, как это произошло — конверт приобрёл прежний вид — тёмно серая бумага с красно-жёлтым пунктиром по ободу, знаком курьерской почты.

— Запомнили? — спросил Рамдарон, поднимая глаза на Ользана. Тот быстро чертил что-то в своей тетради. — Только не вздумайте…

— Я понял, — юноша быстро рисовал, добавляя какие-то примечания. — Я его нарисовал по частям, и часть деталей опустил.

— Для такого возраста вы что-то слишком много знаете, — произнёс следопыт с сомнением. — Ну да ладно.

— Слушайте, объясните хоть что-нибудь! — не выдержал Бревин. — Что за корабль? Что за порошок?

— Ваш друг расскажет вам, что за корабль, — кивнул Рамдарон. — Мне же понятно одно: кому-то крайне невыгодно, чтобы вы оставались в живых. Хорошо, что вы все маги — это уже спасало вас, и, вероятно, поможет и впредь.

— Я не… — начал Ользан.

— Под магией я понимаю множество вещей, — прервал его Рамдарон. — К тому же сути дела это не меняет. Итак, перейдём к делу. Вначале то, что нужно вам. Вам, Бревин, я полагаю, нужно знать как можно больше о том, что происходит у вас в княжестве. Я прав?

Шантирец кивнул.

— Вам, Коллаис… Впрочем, мне показалось, что вам не очень-то охота возвращаться домой. Верно?

Девушка смутилась, но выждав несколько секунд, она встретила внимательный взгляд Рамдарона и кивнула.

— Лаис, — тут же вмешался Бревин. — Какого…

— Telamme arz kido al att, — резко ответила Коллаис и её брат в растерянности замолчал. Рамдарон недоумённо поднял ресницы, а Ользан приложил все усилия, чтобы не расхохотаться. Ему, под непривычными, рублеными шантирскими словами показалось, что Коллаис произнесла нечто иное. Приличными словами это не передавалось.

— Продолжаем, — Рамдарон оставался невозмутимым (Бревин не успел опомниться). — Меня это не касается, Коллаис, не беспокойтесь. Вам, Ользан, охота узнать, от кого вам эти «послания», — кончиком ножа следопыт пошевелил конверты. — Кстати, не вздумайте их сжигать. Я не знаю, как именно следует от них избавляться, но кто-нибудь, вероятно, знает. Чтобы убедиться окончательно, проведём последнюю проверку. Ользан, ответьте честно: если бы я смог обезвредить то, что скрыто внутри конвертов, стали бы вы их вскрывать?

— Нет, — ответил художник немедленно.

Конверт, на котором проступал знак, вздрогнул, внутри него что-то зашуршало.

— Вот оно, — произнёс Рамдарон с чувством. — Признаться, я никогда не жаждал встретиться с таким при жизни. Кто-то вас очень не любит, Ользан… — он оглянулся, — или всю вашу компанию.

На некоторое время воцарилась тишина. Бревин успел оправиться от слов своей сестры и только грозно посматривал на неё. Судя по всему, подумал Ользан, вечером у нас будет оч-чень интересный разговор…

— А теперь то, что нужно мне, — неожиданно нарушил молчание следопыт. — Я не зря говорил вам, Ользан, что вы напоминаете мне одного моего друга. Моя просьба касается как раз его. Итак, я даю вам имена тех, кто может помочь вам, а вы решаете одну — достаточно опасную, к сожалению — проблему для меня. Согласны?

— Согласен, — неожиданно для всех первым согласился Бревин.

— Вы даже не хотите выслушать, в чём моя просьба? — удивился следопыт.

— Мне кажется, что, захоти вы доставить нам неприятности, вы бы давно уже их доставили, — заключил Бревин и криво улыбнулся. — Так что я согласен. Всё равно для всех остальных мы мертвы.

— Я согласна, — присоединилась Коллаис.

— Согласен, — кивнул Ользан.

Бревин и Рамдарон вновь повторили тот же ритуал, что некогда с Ользаном. Сам Ользан просто пожал следопыту руку — так ему было привычнее. После некоторого колебания, то же сделала и Коллаис.

— Ну хорошо, — Рамдарон откинулся на спинку. — Я прошу вас помнить, что, как только я отсюда уйду, мы с вами незнакомы и никогда не встречались. Надеюсь на вашу честность. Итак, — он прикрыл глаза, — вот те, кто могут вам помочь…

* * *

… — Скажите, — Коллаис догнала Рамдарона, когда тот, распрощавшись со всеми, уже дошёл до дверей трактира. — Всего один вопрос. Почему вы тогда подошли к нам, когда Олли рассказывал про мозаичного кота?

Рамдарон молча поглядел себе под ноги.

Коллаис последовала его примеру.

На некотором расстоянии от пола неожиданно возникла пара внимательных глаз с вертикальными зрачками и золотым ободком. Глаза некоторое время вглядывались в лицо поражённой девушки, затем, моргнув, исчезли. Что-то мягкое коснулось её правой ноги. Сквозняк приоткрыл входную дверь и та с недовольным скрипом захлопнулась вновь.

— Удачи, — Рамдарон осторожно взял Коллаис за правое запястье и, низко склонившись, прикоснулся к нему губами. — Пусть это останется между нами. — И, подмигнув, вышел прочь.

Ользан и Бревин вышли из кабинета и удивлённо воззрились на девушку. Та стояла в дверях и задумчиво глядела куда-то на улицу.

— Пошли, — проворчал её брат, осторожно прикасаясь к её плечу. — Пора собираться.

XVII

— Ну, — Бревин сел в кресле и грозно посмотрел на сестру. — Для меня это что-то новое. Тебе, значит, не хочется назад, в Шантир?

— Не хочется, — Коллаис выдержала его взгляд и выражение её лица было не менее грозным. Ользан сидел в стороне и помалкивал. — Это ведь не тебя хотели выдать замуж за этого старого урода.

— О ком идёт речь? — не выдержал Ользан.

— О бароне Ролдана, — пояснила Коллаис, не поворачивая головы. — Нашему дяде захотелось укрепить, так сказать, родственные узы между нашими государствами. Хорошая идея, только не надо меня в неё впутывать.

— Это политика, — холодно напомнил Бревин. — Если ты думаешь, что правители всегда делают то, что им угодно, то несколько заблуждаешься. Кроме того, ты прекрасно знаешь наши традиции.

— Именно поэтому я и сбежала. А насчёт традиций… почаще вспоминай, что случилось с нашим дорогим папочкой. И с мамой, если уж на то пошло, — добавила девушка тоном пониже. — Я прекрасно представляю, что именно ты мне однажды предложишь, если… — Коллаис мотнула головой, — когда вернёшь себе трон. Тебе тоже захочется помириться с кем-нибудь подобным образом.

Лицо Бревина окаменело.

— Тогда ты лишишься всего. Станешь просто целительницей, никому не нужной и всеми презираемой. По крайней мере, в Шантире.

— Тебе не кажется, что в свете последних слухов это не такая уж большая потеря? — язвительно возразила его сестра.

— Коллаис…

— Я бы не советовала тебе продолжать, — тихо продолжала Коллаис и Ользан вздрогнул от звуков её голоса. — Если ты тоже считаешь, что моё единственное назначение — продолжение княжеского рода, то мы с тобой сейчас расстанемся. Навсегда.

Бревин схватился за голову.

— Зачем же тебе тогда всё это нужно? — произнёс он уныло.

— Ты задаёшь странные вопросы, — его сестра поправила растрепавшиеся волосы и села поближе. — Ты — мой брат. Разве этого недостаточно?

Бревин не ответил. Взамен, он сбросил себя пояс с оружием, отшвырнув его пинком в угол комнаты и вышел вон, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Мама права, Риви так и не научился проигрывать, — голос Коллаис дрожал.

Ользан встал с кресла и сделал шаг в её сторону.

— Лаис…

— Олли, — произнесла она, не поднимая головы. — Оставь меня одну. Пожалуйста.

Ользан молча повернулся к двери и вышел, тихонько закрыв её за собой.

* * *

Бревин сидел внизу и его вид мог бы испугать кого угодно.

— Бревин, — окликнул его Ользан, усаживаясь напротив. — У меня у тебе есть разговор. По-моему, ты зря…

— По-моему, ты зря вмешиваешься в наши с ней отношения, — рявкнул шантирец. — По-моему, это тебя не касается. — Он потянулся за бутылкой, но, подняв глаза на Ользана, выронил её.

Лицо Ользана вытянулось и потемнело, глаза сузились. Он встал, упираясь ладонями в отполированную крышку стола, и шантирец увидел промелькнувший в них блеск — подобный тому, что он видел этим утром. Хмель тут же выветрился из его головы, он попятился из-за стола и с грохотом свалился вместе со стулом.

Ользан смял что-то мягкое, оказавшееся у него под пальцами, швырнул комок в растерянно поднимавшегося Бревина и вышел на улицу, не произнося ни слова. Дверь за ним аккуратно затворилась.

Бревин едва уклонился от летящего предмета и тот с дребезжанием покатился по полу. Шантирец поставил стул на место и поднял снаряд.

Им оказалась смятое в комок серебряное блюдо. Местами на изуродованном металле были заметны отпечатки пальцев.

— Ну и дела, — выговорил Бревин ошеломлённо и осторожно положил останки блюда на стол. — Ну и дела. — Почему-то он чувствовал себя неправым, и это донимало его более всего на свете.

Вроде бы винить себя было не за что.

* * *

Час спустя, когда солнце уже клонилось к закату, все трое вновь собрались в комнате Коллаис. Бревин, посидев пару часов у себя, выглядел более дружелюбным, хотя вид его по-прежнему оставался неприветливым. Где пропадал Ользан, никто из шантирцев не знал.

— Ну так что? — спросил Ользан после того, как в гробовом молчании прошёл ужин. — Я договорился сегодня о встрече. Рамдарон оставил мне только адрес, так что я пока не знаю, с кем буду иметь дело. Встреча завтра в полдень.

— Где живёт тот, кто должен помочь нам с оружием? — спросила Коллаис. Ользан заметил, что она успела собраться — все вещи были аккуратно сложены. Хоть сейчас в дорогу. Интересно, где она оставила коня?

— Он дал только его приметы, — пожал художник плечами. — Низенький, с небольшим брюшком, круглолицый. А где его искать — не очень понятно. Похоже, что он шатается по всей Федерации и ей окрестностях.

— Очень точное описание, — усмехнулся Бревин. — Я уже вижу, как мы подходим к каждому круглолицему толстяку и вежливо так спрашиваем, не знает ли он, где можно добыть хорошее оружие.

— И это всё? — удивилась Коллаис. — Один — неведомо кто, с кем ты будешь говорить завтра, и второй — этот загадочный бродяга? Как-то странно всё это.

— С одной стороны он не был похож на мошенника, — вздохнул Бревин, — а с другой его помощь уж очень своеобразная. Впрочем, можно, конечно, самим всем этим заняться…

— Я тут посмотрел на карту, — Ользан извлёк из «кошелька» свёрнутый трубкой пергамент, — Нам в любом случае стоит посетить Паэрон — вот здесь, на западе, — и Гилортц — здесь, возле самых гор. Два дня пути в каждый город.

— Гилортц — если не ошибаюсь, слово островное? — осведомился Бревин, рассматривая карту.

— Островное, — подтвердил Ользан. — Что-то вроде «Красных скал», если я ничего не путаю. Там очень много оружейных мастерских.

— А зачем нам в Паэрон?

— Мне говорили, что там вторая по величине библиотека в Федерации, — объяснил Ользан. — Кроме того, там немало магических школ. Думается, что вас двоих это заинтересует.

— Всё это здорово, — хмыкнул шантирец, не отрывая взгляда от карты. — Но где нам найти столько денег?

— Странный вопрос, — Коллаис встала между ними двумя и тоже наклонилась к карте, — заработаем. Ты же, вроде бы, совсем недавно мечтал заработать на армию?

Бревин вздохнул.

— Хорошо бы не состариться до того момента, когда заработаем. Видел я расценки на подобные миссии в здешнем магистрате. Проще действительно стать лекарем и ходить по белу свету — доходы те же, а опасности существенно меньше.

— Ты не там ищешь, — возразил художник, сворачивая карту. — Подобного рода задания надо искать в иных местах. В трактирах, Храмах, иногда даже борделях…

— Тебе не кажется, что упоминать Храмы рядом с борделями — это несколько чересчур? — сухо осведомилась Коллаис.

Ользан пожал плечами.

— Возможно. Хотя, по мнению некоторых, Ночной Храм…

— Что ещё за Ночной Храм? — прищурилась девушка.

Ользан беспомощно взглянул на Бревина.

— Я тебе потом расскажу, — пообещал тот сестре, и она скептически усмехнулась. — Ладно, оставим в покое бордели. Нам и без того занятие найдётся. А насчёт трактиров — я так полагаю, что вначале надо приобрести некоторую репутацию, не так ли?

— Кое-что мы уже приобрели, — возразил Ользан. — А если считаешь, что недостаточно… ну что же, придётся брать очередной контракт. Что ещё делать?

— Ну ладно, — подвёл итоги шантирец. — На первое время денег у нас должно хватить… Олли, я полагаю, что у тебя тоже?

Юноша кивнул.

— Превосходно. Верхом тут умеют ездить все, так что сэкономим немало времени. Итак, завтра совершаем последние приобретения в Оннде и убираемся отсюда. Всех это устраивает?

Выяснилось, что всех.

— Ещё одна маленькая проблема, — Бревин положил на стол исковерканное Ользаном блюдо. — Хозяйка пока его не хватилось, но ущерб всё равно придётся возмещать. Я полагаю, что надо поделить на нас двоих, Олли.

— Что это? — поразилась Коллаис, глядя на кусок серебра. Теперь он напоминал небрежно смятый комок глины, с остатками орнамента там и сям.

Ользан вытаращил глаза.

— Неужели это я? — спросил он недоверчиво. — Да-а-а… Да нет, что уж, я сломал, я и заплачу.

— Как это ты сделал? — Коллаис смотрела на него со смешанным выражением восхищения и страха.

— Мы с твоим братом немного поругались, — было ответом. — Я взял что-то со стола, скомкал и кинул в него. Честно говоря, я был уверен, что это салфетка.

— Ты меня время от времени пугаешь, — сообщил Бревин. — Похоже, что тебя лучше не злить.

* * *

Когда обсудили все детали, Ользан спрятал кусок серебра в «кошелёк».

— Ну что, баиньки? — спросил он.

— Нет уж, — Коллаис устроилась в кресле поудобнее. — Ты обещал рассказать про какой-то корабль…

— «Око провидения» — вставил Бревин.

— Спасибо. Ну так что, Олли?

Художник со вздохом (и с тщательно скрываемой улыбкой) вернулся на место.

— Я полагал, что нам стоит выспаться перед трудным днём…

— Не увиливай, Олли.

— Ну хорошо. Примерно три с половиной столетия тому назад в Оннд приходил корабль, «Око провидения», который привозил с Выжженной земли много полезных вещиц. В основном это были всевозможные охранные амулеты…

— Там разве кто-то живёт? — удивился Бревин. — я считал, что там давно уже никого нет.

— Живут, — ответил Ользан. — Только, по-моему, не люди. Я точно не знаю. Итак, всё шло хорошо, пока капитан — он же был владельцем судна — не поссорился с каким-то портовым чиновником. Тот обвинил его в провозе магических предметов, запрещённых к торговле. И действительно, среди груза нашли один такой амулет…

— Всего один? — спросила Коллаис.

— В том-то и странность. Потому что капитан привозил каждого амулета по несколько десятков штук. Он попытался доказать, что ему подбросили этот амулет, но не смог. Ему запретили входить в гавань Оннда и торговать в течение трёх лет. Ну и, конечно, конфисковали весь товар.

Бревин покачал головой.

— Я так и думал, что чиновники везде одни и те же.

— Не мешай, — сестра потянула его за рукав. — Что дальше?

— Неделю спустя чиновник получил три конверта. Примерно так же, как и ты, Коллаис… в смысле, как и я. Чиновник вскрыл первый — там было письмо от какого-то его родственника, который советовал ему совершить некую торговую сделку — весьма, по его словам, выгодную. Чиновник долго проверял эти сведения, и в итоге рискнул. После чего неплохо заработал. После этого он вскрыл второй конверт. Там сообщалось, что его подручный такой-то вот уже который год надувает своего начальника, тайком присваивая часть его доходов. Не помню, кто это был — его заместитель или что-то в таком духе. Да, я забыл сказать, что чиновник работал на таможне.

После проверки выяснилось, что и это правда. Понятное дело, его помощника сослали на каторгу, а часть украденного — кстати, весьма солидную — вернули владельцу. Тут чиновник вспомнил про третий конверт. Там было сказано, что вся его семья вскоре погибнет, а всё его состояние исчезнет. Чиновник, конечно, возмутился, но не стал ничего предпринимать, а письмо попросту сжёг в камине.

В ту же ночь на Оннд обрушился смерч. По странной случайности он разрушил несколько факторий, принадлежавших чиновнику, сравнял с землёй его дома; в одном из них вспыхнул пожар, и вся его семья либо задохнулась от дыма, либо сгорела заживо.

— Какой ужас, — покачала головой Коллаис. — Что стало с чиновником?

— Сошёл с ума, — ответил Ользан. — Когда решили осмотреть конверты, то обнаружили, что на каждом листе повторялось одна только фраза: «око провидения». Ничего более. На конвертах было указание: «вручить лично» такому-то. Конверты, кстати, до сих пор хранятся в Музее.

— А капитан? — нарушил Бревин тягостное молчание.

— Никто больше никогда ничего не слыхал об «Оке провидения», — ответил Ользан. — Вот так вот… Конверты, которые мне прислали, похожи на те, описанные в истории, как две капли воды. Я специально сходил и посмотрел. Даже почерк похож.

— Ну это уже бред, — фыркнул шантирец. — Я могу понять, что капитан мог желать смерти таможеннику, но ты-то тут при чём?

— Меня это тоже интересует.

— Интересно, почему он не вскрыл все три конверта сразу? — задумчиво спросила Коллаис, глядя в камин. Никто ей не ответил.

— Так что же это означает? — спросил шантирец недоверчиво, подбросив в камин ещё пару поленьев. — Если бы он не открыл конверты — то остался бы жив?

— Именно так, — кивнул художник.

— Чушь какая, — пренебрежительно фыркнул Бревин. — Человек не может изменить своё будущее.

— Неужели? — возразил Ользан. — Разве у тебя не было никогда моментов, когда трудно было выбрать, что именно сделать? Когда ты был совершенно не в состоянии решить, что лучше?

— Естественно. При чём тут это?

— Ты думаешь, что твой выбор всегда определяла внешняя сила?

Бревин на минуту задумался.

— Неубедительно, — произнёс он наконец. — Да, кстати, разве чиновника не удивило что-нибудь в этих письмах? Ну не знаю… внешний вид, количество…

Ользан пожал плечами.

— Видимо нет.

— А нас… в смысле, тебя и Лаис сразу же удивило. И Рамдарон сказал, что конверты очень похожи на те самые. Что это за ловушка, если она так настораживает?

— Некоторые магические действия требуют строго определённых действий со строго определёнными предметами, — пояснил художник. — К счастью или к сожалению.

— К счастью, — произнесла девушка, с отвращением глядя на конверты. — Несомненно, к счастью.

История 5. Пустыня

XVIII

— А вот и первый кандидат, — указал Бревин, насмешливо улыбаясь.

Они шли втроём по Портовому проспекту — древнейшей улице города. Минут пятнадцать им было по пути; позже каждому предстояло направиться в свою сторону.

Ользан глянул туда, куда указывал шантирец. Действительно, возле входа на Южные торговые ряды сидел невысокого рода человек, перед которым на земле стояла видавшая виды деревянная чаша для подаяний. Голова его была выбрита до зеркального блеска и на круглом лице виднелась благожелательная улыбка. Одет попрошайка был в какую-то грязную изрядно поношенную жёлто-оранжевую накидку.

Чаша была пуста.

— Не очень похож на оборванца, — заметила Коллаис с подозрением в голосе. — Судя по животу, в последнее время он не голодает. Слушай, Олли, здесь что, терпят нищих?

— Как сказать, — ответил Ользан, подумав. Они прошли мимо оборванца. Ользан пытался поймать его взгляд, но нищий продолжал сидеть, прикрыв веки и что-то тихонько напевал, покачивая головой. — Вообще-то их положено гнать в три шеи. На практике же, их терпят до первой жалобы. Видать, этот просто никому пока не мешает.

— Раньше я в Оннде нищих не видела, — заключила Коллаис. Торговые ряды и необычный попрошайка остались далеко позади. — Откуда он только взялся…

— А я видел, — вставил Бревин. — Просто не в каждом районе их встретишь. Возле Дворца Мысли их никогда не бывает. Другое дело — возле Храмов.

— Ну ладно, — вздохнул Ользан. — Мне направо. Встречаемся в два часа, дома. Кажется, так?

Шантирцы кивнули. Ользан помахал им рукой и исчез за поворотом.

* * *

Дверь открыл, видимо, слуга — высокий, смуглый человек, с совершенно непроницаемым лицом. Он посмотрел на Ользана и чуть наклонил голову.

Тот молча протянул записку, которую оставил им Рамдарон. Слуга прочёл её и отступил в сторону.

— Проходите, пожалуйста, — предложил он и вежливо улыбнулся. Улыбка, как показалось Ользану, была отрепетирована в течение многих лет. В коридоре пахло неизвестными Ользану благовониями. Запах был сильным, но не приторным, не тошнотворным — вполне приемлемым. Ользан с интересом посмотрел по сторонам. Источник запаха не был виден.

Слуга не торопил его. Единственный проход вёл прямо от дверей вперёд и в нём царил полумрак. Шаги были почти неощутимы. Ользану хотелось присмотреться, чем выстлан пол — но по здравом размышлении он решил не испытывать терпения здешних обитателей.

В конце коридор поворачивал направо — оттуда проникал слабый свет. Ользан дошёл до поворота и остановился, как вкопанный. Сразу за поворотом начиналась та самая улочка, в которую он свернул несколько минут назад. Он оглянулся. Позади него была дверь.

«Как я не заметил её раньше?» — подумал юноша и бросил взгляд на слугу. Но того уже не было в коридоре. Он словно провалился сквозь землю.

— Входите, прошу вас, — послышался хрипловатый голос из-за двери и Ользан, помедлив несколько мгновений, повернул ручку двери.

* * *

— Рамдарон был прав, — раздался голос, едва Ользан сделал шаг внутрь комнаты. — Ну что же, я очень рад нашему знакомству. Проходите, прямо перед вами находится кресло.

Темнота была — хоть глаз выколи. Ользан шёл, осторожно ступая и держа руки перед собой. Ну и причуды, подумал он с удивлением. Однако сочетание всего того, с чем он только что повстречался, как-то не допускало подозрений, что его заманили в ловушку. Ничто не предупреждало его об опасности.

Кресло оказалось мягким и довольно глубоким — юноша непроизвольно ухватился за подлокотники: ему показалось, что кресло развалилось под ним.

Запах благовония был сильнее. Он наплывал волнами откуда-то сзади. Ользан ощутил, что чувства его обострились, стоило ему несколько раз глубоко вдохнуть. Как бы не оказался дурман, подумал он неприязненно. Ему уже доводилось сталкиваться с подобными дурманящими смесями. К счастью, они попадались только в экзотических местах. Например, в гробницах.

Спустя несколько секунд глаза привыкли к темноте и где-то по левую руку от себя Ользан заметил очень слабый, едва заметный круг рассеянного света. Человекообразная фигура сидела в центре этого круга, склонившись над чем-то.

— Прошу прощения за неудобства, — голос был бесполым. Ользан мог только гадать, сколько лет тому, кто обращался к нему. Или той. Лет тридцать, не меньше, решил он. Интересно, их встреча так и будет происходить в темноте?

— Некоторые вещи требуют, чтобы с ними работали в темноте, — продолжал голос. — В Оннде у меня слишком много работы. Если вас стесняет темнота, то минут через двадцать можно будет зажечь свет.

— Нет, нисколько, — говорить с невидимым собеседником было непривычным занятием. — Меня зовут Ользан. Я…

— Не утруждайте себя, — что-то тихонько звякнуло в темноте. Словно собирает сложный механизм с завязанными глазами, подумалось художнику. — О вас я знаю достаточно. Мне хотелось бы услышать о конвертах.

Ользан посидел несколько секунд, собираясь с мыслями, и рассказал. Почти то же самое, что Рамдарону.

— Вот только газету я сжёг, — добавил он и замолчал. Сейчас скажет, «большое спасибо, я вас больше не задерживаю», подумал юноша почему-то. Ему стало как-то не по себе. Собеседник воспринимался, как бездонное отверстие — он только поглощал. Юноша поёжился.

— Жаль, — долетело из темноты. — Газета была бы, безо всякого сомнения, интересна. Впрочем, того, что вы рассказали, уже хватит, чтобы заинтересоваться. Конверты при вас?

— Да.

— Вы их вскрывали?

— Нет, — ответил Ользан сухо. Он что, принимает меня за полного идиота?

— Разрешите взглянуть?

— Конечно. Куда их положить? — Ользан едва сдерживался, чтобы не говорить насмешливо. Будет интересно, как его неведомый собеседник будет рассматривать что бы то ни было в полной темноте. Хотя, если он ольт… Да нет, вроде по голосу не похож.

— Один момент.

Раздался щелчок и комнату затопил мягкий, желтоватый свет. Он лился из трёх больших шаров-фонарей, что висели прямо под потолком.

Ользан невольно привстал, чтобы оглядеться. Комната напоминала небольшой Музей. Только в здешнем Музее было свыше двухсот тысяч экспонатов, а в комнате, вероятно, тысяч десять. Помещение было неожиданно большим и все его стены были шкафами, стеллажами и аналогичными сооружениями. Чего только там не лежало…

— Прошу вас, — человек сидел спиной к нему и был ростом около полутора метров. Ещё один кандидат, подумал Ользан неожиданно, вспомнив описание «бродяги». И вновь едва не рассмеялся. — Подойдите сюда.

Ользан пересёк разделяющее их пространство за пять шагов и положил на свободный уголок стола все три конверта. После этого свободного места на столе не осталось.

Хозяин дома повернул к Ользану голову и тот оторопел.

Лицо его было человеческим — только что кожа была чуть сероватой, а глаза — глубоко посаженными. Однако там, где полагалось быть волосам, находились, судя по всему, перья. Человек выглядел так, словно оделся на маскарад гусём. Руки его были одеты в кожаные перчатки. Хорошо хоть, что пальцев пять, подумал юноша почему-то.

Человек или кем он там был смотрел в глаза Ользану ещё несколько секунд. Затем улыбнулся. Зубы тоже были, как у людей.

— Нерлон, — представился он.

— Что, простите? — Ользан был совершенно поглощён мыслями.

— Так меня зовут. Присаживайтесь. Что-нибудь выпьете?

Лицо также не позволило определить, какого пола был его собеседник. Сидел он так, что определить пол по фигуре также не представлялось возможным. Кстати, неожиданно подумал Ользан и ощутил, как кончики ушей чуть покраснели. На кой мне вообще это далось? Какая разница — он это или она?

Позже он подумал, что, видимо, его растерянность была вызвана тем, что существо, с которым он говорил, во многих смыслах вызывало противоречивые эмоции. Разум не сразу смог с этим справиться.

А пока разум был занят, тело вернулось к креслу и уселось, как и прежде.

— С удовольствием, — ответил Ользан, тоже слегка охрипшим голосом и вспомнил, что Бревин не признавал чай за достойный напиток. — Чаю, если можно.

— Разумеется, — ответил Нерлон, но не пошевелился. — Я вижу, вас удивила моя внешность.

— Да, — признался Ользан.

— Могу добавить, что многие до вас вели себя куда более странно, — Нерлон мелодично рассмеялся. А вот смех похож на женский, подумал Ользан. — Однако мы отвлекаемся.

Нерлон наклонился над конвертами и, казалось, принюхался к ним. Затем застыл, глядя в пространство и не обращая ни на что внимания. Вошёл слуга и с лёгким поклоном поставил чашечку на низенький столик у Ользанова кресла. Вторую поставил перед Нерлоном — словно по волшебству, на столе освободилось немного места.

Чай был отменный. Однако тоже с добавками. Юноша ощутил слабый травяной вкус. Он не портил напитка, но заставлял пить его не торопясь — оттенков вкуса было очень много.

— Несомненно, это повторение, — пробормотал Нерлон. Его чёрные глаза вновь уставились на посетителя и неожиданно он спросил: — Рамдарон говорил вам, чем я занимаюсь?

— Нет, — с удивлением ответил Ользан. Он проверяет меня на честность, пришла в голову мысль. Ну ладно. Зачем мне врать-то?

— Я ищу повторения.

— Что? — теперь удивление стало искренним.

— Вы давно живёте в Оннде? — глаза пытливо всматривались в лицо Ользана. Как быстро он меняет темы, подумал Ользан. — Я здесь появляюсь время от времени. В общей сложности — лет семь, наверное. Не считал, честно говоря.

— Тогда вы заметили, что во многих отношениях Оннд и Федерация вообще отличаются от остальных государств. Ощущением — спокойствия, наверное? — хотя, вероятно, можно подобрать и лучшее слово.

— Пожалуй, — осторожно согласился Ользан. Ему был непонятен этот разговор. Что хочет от него это существо?

— Всякая система — в особенности, власть — должна уметь реагировать на изменения мира, если она не хочет гибели. Изменения зачастую совершенно незаметны, пока не становится слишком поздно. Коротко говоря, нет таких повторяющихся явлений, которые не заслуживали бы внимания.

— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал Ользан.

— Превосходно. Ваш случай — также случай повторения. Очень неприятный, надо признать. Простейший способ понять, что происходит — выяснить, кто послал вам эти «письма».

— Боюсь, что это не так-то просто.

— Разумеется, — тон собеседника слегка раздражал тем, что в нём звучали назидательные нотки. — Тем не менее я могу помочь вам отчасти обезопаситься. Рамдарон сказал мне — да это и так очевидно — что вы человек незаурядный и можете сами помочь нам. В качестве ответной услуги.

«Интересно, а что нужно ему?» — подумал Ользан уже с неприязнью. Сейчас тоже даст невероятно опасное, но в высшей степени важное поручение в обмен на…

— Возможно, — ответил Ользан настолько вежливо, насколько смог.

— Благодарю вас. Вот, возьмите. — Нерлон извлёк откуда-то небольшой свёрток. — Это от Рамдарона. Если вы исполните его поручение, то сможете оставить всё это себе.

— А если не смогу?

— Сможете, — Нерлон улыбнулся. — Сможете. Ну, а если случится невероятное и не сможете — тогда вернёте. С вашего позволения, я отлучусь ненадолго.

Ользан вернулся в кресло, положил сверток на тот же столик и допил чай. Превосходный напиток. Спросить, как он его готовит… Впрочем, чего это я?..

* * *

— …Ну вот, — закончил Ользан. — А потом он сказал, что я могу посмотреть на его коллекцию. Вот я и задержался немного.

— Ничего себе, немного, — Бревин взглянул на часы. — Мы здесь, значит, бегаем, как проклятые, по магазинам, а он там чаи распивает и вообще приятно проводит время. Здорово, Олли. А потом вы ещё говорите, что я веду себя по-детски.

— Не переживай, — ответил художник. — На прощание он сказал: «заходите, когда представится возможность».

— Серьёзно? — Бревин приподнял удивлённо брови.

— Вполне.

— Хорошая мысль. Перья, говоришь? Ну и ну… Чего только на свете не бывает.

— Ну уж нет, — Коллаис решительно поднялась. — Раз уж собрались ехать, значит ехать. А то ещё на день задержимся, потом ещё на один. Знаю я вас…

— Боги! — воскликнул Ользан неожиданно. — Конверты! Я же забыл у него конверты!

Воцарилось молчание.

— Мне кажется, это не случайно, — выражение лица Коллаис было озабоченным. — Да и нужны ли они тебе, если подумать?

— Да! — воскликнул Бревин. — Свёрток! Что там, внутри?

— И верно, — Ользан хлопнул себя по лбу. Он помахал рукой в воздухе и положил свёрток на стол. Осторожно развернул шелестящую, тонкую бумагу и покачал головой. — Да, скупостью он не страдает.

Внутри лежали три «кошелька» и четыре массивных браслета — каждый со сложным орнаментом из драгоценных камней.

— Интересно, почему браслетов четыре? — задумчиво спросила девушка, поворачивая браслет и любуясь игрой света. — И сумка лишняя…

— Лишнего не бывает, — глубокомысленно заметил её брат. — Запасные, надо полагать. Слушай, а ведь он ужасно богат, этот Рамдарон! Мне на одну такую сумочку и за год не заработать. Ну Олли, давай, учи, как с ними обращаются.

— Зачем такая спешка? — удивилась Коллаис.

— Как это, зачем? Мне не терпится первый раз в жизни поехать налегке.

* * *

Они покинули Оннд через западные ворота.

Когда дорогу обступил лес, признаки цивилизации стали едва различимы. Трудно было поверить, что здесь когда-то всё было иначе. Все, правда, думали о разном.

Ользан постоянно вспоминал свою деревушку и приёмную мать. Она была весьма стара, хотя лицо и не выдавало возраста. Каждую зиму он приезжает к ней в гости, и она не меняется. Что ж, это к лучшему. Ользан уже пережил время, когда сама жизнь и все её проявления казались насмешкой природы: всё равно конец будет один и тот же. Но вопреки всем страхам и снам, которые преследовали его несколько недель, Эльна — так звали приёмную мать — оставалась такой же, никуда не девалась, и это было хорошо… Это по-прежнему хорошо, подумал Ользан, нагибаясь, чтобы ветви не хлестнули его по лицу.

Коллаис вспоминала последние семь месяцев своей жизни. Вначале — в Шантире, благословенной горной стране, оплоте культуры. Теперь, когда даже в Лерее, некогда прославленном и великом городе всерьёз думают о мировом господстве, надежда только на здравомыслие людей. Перебьют ли они остальные расы или же просто потеснят — не имеет значения. Она видела, как вельможи с одинаковым увлечением травили лесных зверей и присутствовали на публичных казнях. Не имеет никакого значения, кто твоя жертва. Хорошо, что одна из знахарок, свободно входившая во дворец, была настоящей целительницей — знатоком магии, что порождается всем живущим. Интересно, сумела ли она бежать?.. Последнее, что Коллаис помнила о Шантире было брюзгливое лицо её дядюшки, когда он — на потеху собравшимся аристократам — решил её дальнейшую судьбу, не оставив никакого выбора… Она тряхнула головой. Её конь был вторым в процессии.

Бревин, ехавший первым, размышлял о том, как может измениться окружающий мир всего за несколько недель. Преданные слуги бросают тебя, сестра отрекается от своей родины, а родина хоронит заживо. Возможно, Лаис и права: тот, кто не терпел серьёзных неудач, не может быть к ним готов. Ну вот, теперь я знаю, что это такое — когда весь мир рушится на голову. И ничего хорошего в этом нет. Он провёл рукой по «кошельку» и вновь поразился — если кто-нибудь узнает, что там помещается разного барахла весом килограммов восемьдесят, то сильно удивится. Потому что «кошелёк» как был невесомым, так и остался. Может, Лаис всё же права и их крошечное государство не стоит того, чтобы приносить ему в жертву всё на свете? Только случайность помешала тому, чтобы они с Лаис действительно исчезли с лица Ралиона. Стоит ли всерьёз бороться с судьбой? Юноша тряхнул головой. Бороду пришлось сбрить, к его огромному неудовольствию. В целях маскировки, будь она четырежды неладна…

Руки его потянули поводья прежде, чем разум оформил увиденное в слова. Остальные также придержали своих коней, собравшись рядом с шантирцем. Тот махнул рукой вперёд.

Там, сидя под деревом, благосклонно улыбался бритый наголо человечек, с круглым улыбающимся лицом… тот же самый. Или родной брат предыдущего. Что за наваждение?

— Ну-ка, посмотрим, — Ользан пустил коня медленно вперёд, осторожно приближаясь к нищему. Тот тихонько что-то шептал себе под нос, не обращая никакого внимания на окружающий мир.

Когда серебряная монетка упала с глухим звоном в его чашу, он только кивнул, произнёс (со странным акцентом) слова благодарности и вновь погрузился в себя.

Шантирцы встретили Ользана недоумёнными взглядами.

— Похоже, ему не очень-то нужно подаяние, — объяснил им художник. — Что-то необычное есть в этом человеке, но я боюсь, что у нас нет времени с ним разбираться.

— Верно, — согласился Бревин и отъехал чуть в сторону, пропуская встречного всадника. — Нам и так придётся ночевать на дороге. Одного раза более чем достаточно.

Когда топот копыт стал неслышим, нищий поднялся на ноги и с сожалением посмотрел вслед. Что за странные люди! Что за странный народ! Одно хорошо — почва для Учения здесь, в Федерации, самая благодатная. По крайней мере за проповеди здесь не побивают камнями и не сажают в яму. И всё же глаза этих зрячих слепы, а уши глухи. Ну что же, терпение побеждает всё.

Он вышел на дорогу и неторопливо побрёл в ту же сторону.

* * *

Лагерь они разбили неподалёку от могильного кургана, давно поросшего деревьями. По странному капризу природы, окружающая курган долина была лишена деревьев. Когда путешественники закончили разбивать лагерь, Бревин осмотрелся и критически осмотрел их позицию — три шатра в чистом поле. Подходи и бери голыми руками.

— Кто из вас выбрал это место? — спросил он недовольно. — Может, нам ещё поставить табличку с надписью о том, кто, куда и зачем едет? Да ещё этот курган…

— Что тебе не нравится? — спросил Ользан. — Эти места — чуть ли не самые безопасные на побережье. Я тут останавливался раз пять. Никогда ничего не случалось.

— Вот так бдительность и теряют, — наставительно заметил Бревин. — Если ты такой знающий, где здесь вода?

— Вон там, — Ользан махнул на юг, в сторону далёких скал. — Такая небольшая ямка, в красной глине, выложена кусками гранита.

— Раз ты такой бдительный, — Коллаис рассёдлывала коней, — будешь сторожить первым. Я присмотрю за животными.

— Договорились, — кивнул Бревин. — Ользан, ты будешь вторым. Кстати, нам надо ещё позаботиться о дровах. Куда за ними прикажешь идти?

— На курган, куда же ещё, — художник пожал плечами. — Остальные деревья гораздо дальше.

Шантирец вздрогнул.

— Ну что же… Пойдём посмотрим, что за могильник.

Коллаис придирчиво осмотрела онндских коней. Покупают они их, что ли? Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в Оннде разводил лошадей. Да ещё способных преодолевать длительные расстояния. Её конь, Алмаз, был одним из лучших в Шантире; кроме того, даже спасаясь от преследования, она не посмела пожертвовать им. Это была последняя память о доме. Она помотала головой. Положительно, ей вредно думать о Шантире. Настроение портится удивительно быстро. Как будто одного Риви ей мало…

* * *

— Ничего себе холмик, — уважительно покачал головой Бревин, едва они поднялись на курган. — Сколько же здесь народу полегло? — Он потрогал ствол ближайшего дуба. Судя по толщине, дерево росло здесь не меньше столетия. Сколько лет федерации? Шесть тысяч? По сравнению с Шантиром это, конечно, глубокий старик. Что было здесь до того, как возвели этот курган?

— Около трёх тысяч, — пояснил Ользан, поднимая отдельные сухие ветви и высматривая, нет ли целого сухого дерева. Всякий раз, когда он здесь останавливался, такое дерево находилось. Курган, правда, не очень большой… — Здесь были в первый раз перебиты шартские кочевники. Все их селения были сожжены неделю спустя.

— Должно быть, это была героическая битва, — произнёс шантирец несколько торжественно, помогая художнику рассекать высохший ствол на поленья. — Сейчас-то время куда более спокойное.

— Это была резня, — холодно ответил Ользан, вытирая пот со лба. — После того, как нападавшие перебили оборонительный отряд, они настолько озверели, что двинулись без отдыха дальше и перерезали всё живое. Если хочешь, я зачитаю тебе отрывки об этом героическом событии.

— Слушай, неужели ты позволяешь себе отзываться так обо всех битвах? — спросил шантирец оскорблённо. — Что, по-твоему, в сражениях не бывает ничего героического?

— Не бывает, — ответил Ользан. До лагеря было примерно пятнадцать минут ходьбы. С грузом — чуть подольше… — Героическими они становятся только впоследствии. Когда за дело берутся историографы. Тут и великие битвы появляются, и славные подвиги. Ты сам-то сражался хоть раз? Я имею в виду настоящую войну, не турниры, конечно.

— Не довелось, — ответил шантирец.

— Мой тебе совет — не торопись, — продолжил Ользан. — Я знаю, что говорю. Моих родителей зарезали точно в такой же героической битве. Совсем недавно. Два королька повздорили из-за полосы каменистой земли и сгоряча перебили пять сотен мирных жителей.

Остаток пути Бревин молчал.

— Что не поделили на этот раз? — спросила Коллаис, переводя взгляд с одного мрачного лица на другое.

— Олли считает, что ничего величественного в войнах не бывает, — неохотно пояснил Бревин. — Я знаю, что ты с ним заодно, так что давай я сразу сдамся. Сил у меня сегодня нет с вами обоими пререкаться.

Капитуляция была принята без возражений и вскоре последовала примирительная трапеза.

Бревин просидел половину ночи, но ничто не нарушало спокойствия. У Лаис в шатре долго горел свет. Читает она там, что ли? Он немного опасался той жадности, с которой сестра читала книги в последнее время. Оно понятно, книги в Шантире не очень-то жаловали. А здесь, наоборот, почти нет менестрелей и искусных рассказчиков. Театр какой-то… нет, всё же надо попробовать всё это, так сказать, для пробы. Неважно, вернётся ли он в Шантир, ляжет ли в могилу при попытке сделать это, или откажется от такой затеи.

Вот только чая он никогда не будет пить.

* * *

Ользан просидел вторую половину ночи без особого труда. Для него самым неприятным временным периодом был второй час ночи: время, пересидев которое, бодрствовать до утра было проще. Он слушал, как изредка ухают редкие в этих местах совы, шуршат в траве все те, для кого дневной свет — непереносимая угроза. Стоило человеку уйти отсюда, как природа тут же отобрала всё, принадлежавшее ей изначально. Так что царь природы царствует, только пока у него хватает сил подавлять настоящего хозяина…

Из раздумий его вывел неторопливый стук деревянных подошв. Пешеход? В этих местах? Странно. Святилищ поблизости нет, только что этот пилигрим направляется на юго-западное побережье. Кто бы это мог быть?

В тёмной, быстро теплеющей синеве он отчётливо разглядел фигуру человека, который вышел из-за поворота. Ользан примёрз к месту от изумления, когда разглядел потрёпанную жёлто-оранжевую накидку, сверкающую, как зеркало, макушку и невозмутимую улыбку. А ведь и комплекцией подходит, подумал он ошарашено. Что за шутки! Так теперь принято обращать на себя внимание?

«Нищий» приветливо помахал ему рукой и неторопливо ушёл по дороге, которая петлёй огибала курган. Ользан не стал будить своих друзей. Всё равно они увидят своего назойливого сопровождающего, куда ж ему деться!

Однако, он ошибался. Достигнув к вечеру окраин Паэрона, они так и не встретили вечно улыбающегося «попрошайку» и без особых приключений устроились на ночлег в первом попавшемся постоялом дворе. На вновь пришедших никто не обратил внимания: видимо, потому, что сюда, как в Оннд, приходили люди (и нелюди, к слову сказать) самых неожиданных профессий, привычек и происхождения.

XIX

— Ну что, сразу начнём ходить по трактирам в поисках приключений или сначала устроим экскурсию? — бодро осведомился Бревин, чувствовавший себя просто превосходно — двор был хоть и неказистым, но на редкость уютным.

— Конечно, экскурсию, — поджала губы Коллаис. — Не забудь, кстати, переодеться. Ты у нас наёмник-любитель, а не аристократ с севера. Олли, тебе тоже надо выглядеть попроще.

— Ни к чему, — возразил Ользан, допивая чай. Хвала богам, здесь он был вкусным. — Ты увидишь, что здесь столько всякого народу, что можно разгуливать нагишом, не привлекая внимания.

— Как скажешь, — Коллаис поднялась из-за стола. — Встречаемся в два часа, здесь же. Риви, проследи, чтобы позаботились о конях.

— Нет, ты смотри! — Бревин был возмущён до глубины души. — Что, так теперь и будет? Риви туда, Риви сюда?

— Почему бы тебе не сделать вид, что это твоя собственная идея? — предложил художник. — Единственное спасение для тебя — найти работёнку покровавее и поопаснее. Вот там ты будешь несомненным командиром.

— Ладно, шутник, — Бревин смог-таки улыбнуться. — Ты у нас самый умный, тебе и искать…

Ользан вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Воздух здесь был не в пример суше, хотя океан был ненамного дальше. Впрочем, как магия ни развивалась, а погоду предсказывать так и не научились. Неспроста, наверное.

* * *

Озёр на материке великое множество; Паэрон — один из городов, стоящих у озера. Этим он выгодно отличался от многих других городов Юга: две реки стекали с близлежащих гор и питали озеро; одна река уносила его воды дальше, впадая в небольшой залив. Озеро носило то же имя, что и город и было глубоким, пресным и холодным. В прошлом, защищённый двумя быстрыми реками с запада и востока, город был неприступной крепостью. В отличии от Оннда, Паэрон не брали ни разу. Во времена последних битв с кочевниками население города порой сокращалось в десятки раз, но не сдавалось.

Горы поблизости — всего каких-то шестьдесят километров — изобиловали минералами и алхимическими реагентами и тем привлекали сюда множество торговцев. Рудники, правда, в незапамятные времена были отобраны у дарионов, но последние давно уже не предъявляли на них претензий. Наверное, потому, что сами составляли изрядную долю населения — а некоторые даже работали на рудниках.

Ользан припомнил, что мраморные шахты возле Оннда и к северу от столицы Федерации были в основном местом каторги. Здешние же рудники были почётным местом работы, куда не каждый мог попасть. Многие века разработок их привели к тому, что образовались целые подземные поселения, но признаков истощения пока не наблюдалось: при умелой добыче запасов должно было хватить ещё не на один десяток веков. Так, по крайней мере, предсказывали дарионы, а кому, как не дарионам, лучше знать земные недра?..

Как всякий старинный город, Паэрон выглядел на редкость хаотично. Центральные здания — башня-резиденция короля и его министров, а также библиотека, она же университет и алхимические лаборатории — были видны ещё до въезда в город. Все остальные здания были низенькими. Как и прочие государства Федерации, Паэрон рос довольно медленно: история быстро наказывает тех, кто расширяется, не думая о последствиях.

К западу от Паэрона начинались пустынные места — прерии и собственно пустыни, песчаные и каменистые. Ущелья и трещины, невероятных очертаний скалы и прочие естественные образования служили достаточно трудным препятствием для вторжения с запада и юго-запада. Прежде и там обитали кочевники — но последние их остатки, не пожелавшие принять цивилизацию, медленно угасали среди неприветливых, иссушённых солнцем и ветром скал.

Это была западная граница Федерации.

Пойду-ка я в библиотеку, решил Ользан. Здесь, говорят, немало архивов. Иногда полезно в них покопаться. Тем более, что время пока терпит. Он заплатил входную плату (две серебряных монетки — для граждан Федерации, как обычно, скидка была существенной) и после некоторых блужданий отыскал каталог.

Его служитель был древен, как сама библиотека.

* * *

— Нет, сударь, — хранитель архивов медленно покачал белой, как снег, головой. — У нас действительно богатое собрание всевозможных сочинений, но на руки мы выдаём только копии. Уж извините, если это вас не устраивает. Лично Его Величество или Его министры должны дать мне подобное распоряжение.

— Что же мне тогда делать? — спросил Ользан обескураженно. Нечего было и думать, что здесь может помочь взятка, какой бы облик она ни приняла. То, что годилось для ленивых и корыстолюбивых стражников на границах, здесь могло привести к катастрофе.

— Возьмите копию, — предложил хранитель и извлёк солидный фолиант; к немалому изумлению художника, печатный а не рукописный. Стало быть, последние достижения не обходили стороной даже такие консервативные учреждения. — Правда, и копии не все я могу дать вам. Но те, что упомянуты в этих трёх томах, — старик с лёгкостью извлёк ещё два тома, укладывая их рядом, — все могут быть ваши. Последняя неприятная новость, сударь, та, что копии довольно дороги.

— Что ж, — заключил Ользан, открывая первый том. — Выбирать не приходится. Но я могу потратить много часов на поиски. Может быть, вы что-нибудь порекомендуете?

— С удовольствием, — кивнул хранитель. — Что вас интересует?

— Магия, — ответил Ользан. — История магических искусств. Современная не очень интересна: о ней можно узнать во многих других местах. Мне хотелось бы прочесть о том, что считается забытым, устаревшим и всё такое прочее.

— Большинство этих документов доступны немногим, — покачал головой старик. — Однако кое-что я вам найду. Подождите вон там, пожалуйста — там есть, где присесть.

Сидя в тёмном углу, куда не падали цветные пятна света, сочившегося сквозь узкие витражи, Ользан с интересом наблюдал, как архивариус быстро написал несколько строчек на листе бумаги и положил его в массивный металлический ящик, стоявший рядом на мощной железной стойке.

Несколько минут спустя он открыл ящик, словно заправский фокусник и извлёк на свет с десяток свитков, книг и разрозненных листов.

— Прошу вас, сударь, — позвал хранитель. — Не забудьте указать своё имя вот здесь.

* * *

Колокольчик тихонько звякнул над дверью.

Коллаис вошла в скромную на вид алхимическую лавку и глаза её разбежались.

Торговые ряды Шантра, столицы Шантира и в недавнем прошлом — её родного дома, изобиловали сотнями всевозможных магических изделий: оружие и боеприпасы; лекарства и яды; снаряжение и произведения искусства — выбор был велик. В Оннде каждая из алхимических лавок вмещала больше, чем ряды Шантра.

Здесь, судя по всему, выбор был больше, нежели во всём Оннде. Комнаты анфиладой уходили вглубь здания; кругом возвышались витрины и стеллажи. Было чисто и уютно — как и в Оннде, здешние торговцы во многих случаях считали своим долгом угостить особо ценных клиентов или просто поговорить с ними в непринуждённой обстановке.

Однако хозяин заведения потряс девушку более всего. Об ольтах, дарионах и прочих ближайших родственниках людей она знала немало. Гораздо меньше — о некоторых рептилиях, что, по утверждениям некоторых, не уступали Людям в разуме и способностях. Сказки и легенды о драконах, оборотнях, зловещих духах и нежити для неё оставались сказками, пока жизнь не смогла доказать обратного.

Хозяин — или хозяйка? — смотрел на неё парой кошачьих глаз и лицом весьма и весьма напоминал крохотных четвероногих спутников человека. Дальше лица сходство распространялось весьма условно: обладатель покрытой жёстким мехом головы стоял на двух ногах и руки выглядели вполне по-человечески. Только что когти были почти чёрными — даже аккуратно подстриженные, они производили впечатление.

Интересно, а хвост у него есть? — почему-то подумала девушка и едва не прыснула со смеху: ей представилось, как изменится лицо этого… существа, если она об этом спросит.

— К вашим услугам, сударыня, — отозвался хозяин мягким вкрадчивым голосом. — Поражены обилием товара?

— Благодарю, — Коллаис сделала шаг к витринам, не в силах удержаться от восхищённого выражения на лице. Хотя полагалось бы помнить, что цены вырастают до небес для тех, кто не сможет изобразить равнодушного пренебрежения на лице.

Флакончики, бутылочки и шкатулки; всевозможные лекарственные и алхимические смеси; пояса, сапоги, плащи, накидки и вся прочая одежда — словом, почти всё, что могло прийти на ум. Даже оружие — хотя последнего было немного.

— Вы уже посещали другие лавки нашего королевства? — спросил хозяин, глядя немигающими глазами на посетительницу. Шантирка едва не прыснула вторично. Паэрон и десяток городков помельче были тем, что он назвал королевством — таким тоном, словно Паэрон был величайшей из империй.

— Мне кажется, что в этом нет более смысла, — ответила девушка, придя, наконец, в чувства. Как разговаривать с торговцами, она знала: ничто так не пробуждало последних к красноречию, как лесть — неважно, заслуженная или нет.

— Маларр, сударыня, — хозяин поклонился. — Я и моя семья будем всегда рады видеть вас. Вы ведь издалека?

— С севера, — коротка ответила Коллаис, стараясь говорить как можно ровнее.

— Понимаю, — закивал хозяин. — Понимаю. Ну что же, перейдём к делу. Я могу рассказать вам обо всём, чем располагаю. Однако не буду навязчивым. Если вы не торопитесь — прошу, осмотрите всё сами.

Колокольчик вторично звякнул над дверью. Вновь пришедшие, судя по всему, были из частых посетителей заведения. Бросая любопытные взгляды на северянку, они отозвали хозяина к одному из стеллажей и принялись обсуждать что-то яростным шёпотом.

Девушка шла мимо стен и пыталась сообразить — что может пригодиться здесь в первую очередь?..

* * *

Бревин также нашёл, чему подивиться. В каждом городе водилось по несколько школ, где преподавали воинские искусства. Сам он неплохо владел лишь мечом и кинжалом; всё прочее было ему не по вкусу. Разумеется, наследник Шантира прекрасно владел основами рукопашного боя, стрелял из лука и арбалета, но сам рассматривал всё это, как забаву. В Шантире господствовал культ меча. Дальнобойное оружие считалось уделом людей, слабых духом.

Здесь же тренировочные залы, оружейные мастерские и торговцы оружием занимали значительно больше пространства, нежели, скажем, Храмы. Последние, само собой, также не были обделены вниманием.

— Оннд? — спросил задумчиво один из рослых людей, повстречавшихся ему на пороге ближайшего тренировочного зала. — Да нет, пожалуй наши-то мастера будут получше.

«Вот я удивился бы, если бы ты сказал что-нибудь другое», подумал Бревин язвительно.

— Лучше во всём, что касается мечей и топоров, — поправил его другой. — Лучшие лучники — в Райдолле… или, на худой конец, в Киншиаре. Да и прочие виды оружия…

— Прочие меня не интересуют, — перебил его Бревин. — К кому мне стоит обратиться, чтобы поговорить об обучении?

— Вторая дверь направо, вон там, — указал первый собеседник на коридор за своей спиной. — Только, приятель, тебе лучше сначала разбогатеть. Хорошее дорого обходится.

Посмеявшись на прощание, все трое ушли по своим делам.

Интересно, хватит ли мне двух сотен золотых на что-нибудь стоящее? — раздумывал шантирец, с интересом глядя на внутреннее убранство. Стены изобиловали всевозможными батальными сценами. Некоторые даже пробуждали в нём смутные воспоминания.

* * *

— Ну что же, — подвёл итоги Бревин. — Денег у нас не хватит ни на что. Здесь есть, конечно, что выбрать, спору нет. Но как бы нам разжиться тысчонкой-другой денег? А, Олли? Ты был в здешнем магистрате?

— Он называется как-то по-другому, — возразил художник. — Нет, не был. Руки не дошли. И потом — ты куда-то торопишься?

— Разумеется, — шантирец недовольно потёр руки одна об другую. — Можно, конечно, тридцать лет и три года готовиться, снаряжаться и собираться — только хотелось бы побыстрее. Что, кстати, ты принёс?

— Несколько трактатов по магии, — Ользан неопределённо помахал рукой в воздухе. — Не смотрел ещё. Но может пригодиться.

— Ясно. Ты, Лаис?

— Вот, — на стол легла объёмистая книга, исписанная мелким почерком.

— Что это? — с удивлением спросил её брат, осторожно открывая книгу и перелистывая несколько страниц.

— Это список того, что у них есть, — Коллаис распустила волосы и они стекли ей на плечи. — Так ничего и не выбрала. Не привыкла я к такому изобилию.

— Зря торопишься, — произнёс Ользан, с любопытством глядя на остальных посетителей заведения. Кого тут только не было… — Похоже, я знаю, как тут можно подработать. Опять же, пару контрактов никто не мешает выполнить. Под лежачий камень…

Он осёкся.

— Опять он, — прошептал Ользан и указал в сторону двери.

Сопровождаемый удивлёнными взорами, в трактир вошёл давешний «нищий» — в той же запылённой и старой жёлто-оранжевой накидке, но на сей раз с небольшим дорожным посохом. Голова его по-прежнему сверкала, словно отполированная.

Вежливо поклонившись на входе всем присутствующим, «нищий» направился прямо к путешественникам. Остановившись в трёх шагах от стола, он вновь поклонился — на сей раз не так глубоко. Всё это время улыбка не покидала его лица.

— Да сопутствует вам удача, — произнёс он чуть хриплым голосом. Выговор был безупречен, но акцент не был известен никому из присутствующих. — До меня дошло, что вам не помешает помощь. Могу ли я предложить вам свои скромные услуги?

Разговоры в заведении тут же поутихли; почти все — кто искоса, кто в открытую — с удивлением воззрились на «нищего» и компанию, к которой тот обращался.

* * *

— Помощь нам, конечно, не помешает, — задумчиво произнёс Бревин, глядя с презрением на оборванца. — Но чтобы я взял в спутники бродягу — это уж слишком.

«Бродяга» аккуратно прислонил свой посох к стулу, на котором сидел Ользан и с сожалением взглянул на шантирца.

— Не стоит судить только по внешности, уважаемый, — произнёс он наставительно. — Мне, к примеру, ваша тоже может показаться… не слишком внушительной. Однако я с удовольствием бы принял вашу компанию.

Бревин расхохотался.

— Ну даёт! — воскликнул он восхищённо. — Давненько я видел подобной наглости. Нет, приятель, я сам выбираю, с кем мне иметь дело. Выбор не в твою пользу. И закончим на этом.

— Что мне нужно сделать, чтобы убедить? — «нищий» смотрел на шантирца со всё нарастающим сожалением. — Побить вас? Вышвырнуть из трактира?

Он сбросил свою изношенную накидку наземь. Под ней обнаружилась другая, значительно более чистая и новая. Небольшой мешочек висел у «нищего» на поясе, подозрительно похожий на их «кошельки». Коллаис первой заметила это и указала Ользану. Тот кивнул, но не стал вмешиваться.

— Ты? Меня?! — шантирец презрительно ухмыльнулся, поднимаясь из-за стола. — Эй, хозяин — тут не будут сильно против, если я выкину вон этого оборванца?

— Не будут, — сам хозяин уже спешил к их столу; вид у него был не самый довольный. — Только без членовредительства. Иначе хлопот не оберёшься.

— Идёт, — Бревин оставил на столе свой пояс с оружием и шагнул в сторону человечка. На лице того проступило сочувствие. Так мог бы глядеть взрослый на ребёнка, который тянулся к раскалённой печи вопреки предупреждениям.

— Мне кажется, я знаю, что сейчас произойдёт, — шепнула Коллаис Ользану. — Риви, похоже, соберёт по пути все шишки…

* * *

— Ну, — вопросил шантирец — на голову с лишним возвышаясь над противником. В плечах он тоже был шире. — Выйдешь сам или помочь?

— Помочь, — ответил тот с готовностью, не двигаясь и не отводя взгляда.

Бревин рывком наклонился, чтобы схватить оппонента поперёк туловища…

… и кубарем покатился на пол. Пальцы его схватили пустоту. «Бродяга» медленно обходил шантирца по кругу, не отдаляясь и не приближаясь.

Весь трактир собрался вокруг; столы и стулья были с грохотом отодвинуты — предстояла потеха. Даже стражники, стоявшие у стойки, с интересом следили за событиями.

— Силён, — шепнул Бревин и попытался схватить человечка за руку. Он не преуспел в этом; зато преуспел человечек. Тот поймал юношу за запястье и небрежно взмахнул руками. Бревин описал в воздухе короткую дугу и шлёпнулся с грохотом на пол. Всерьёз он не пострадал: удар пришёлся на мягкие части тела. Было не очень больно, но весьма унизительно.

Человечек по-прежнему вышагивал босыми ногами вокруг, никак не меняя выражение лица: то же сочувствие и сожаление.

— Только бы Риви не хватался за кинжал, — шепнула Коллаис, не в силах удержать смех. Тон её, однако, был серьёзным. — Иначе может случиться беда.

— Не думаю, — усмехнулся Ользан.

Шантирец попытался сбить противника на пол широким взмахом ноги. Не получилось: тот чуть подпрыгнул и продолжал неспешно двигаться вокруг. Бревин ловко вскочил на ноги и, уже изрядно разъярённый, коротко замахнулся кулаком, целясь в корпус.

Ему показалось, что он со всего размаха врезал по каменной стене. Охнув от боли, шантирец отскочил и посмотрел на кулак. Тот был цел, но жутко саднил. Противник же, казалось, даже не пошевелился.

Второй замах кулаком оказался последним. Никто не успел понять, что произошло. Человечек плавно присел, поймал проносящийся мимо кулак и слегка толкнул противника бедром. Когда Бревин — по-прежнему без серьёзных повреждений — приземлился животом на пол, «бродяга» приземлился сверху, заводя шантирцу обе руки за спину и сжимая их стальной хваткой.

Бревин попытался освободиться, но тщетно. В человечке, хилом на вид, скрывалась нешуточная сила.

Публика разразилась аплодисментами и восторженными криками.

Человечек легко отпрыгнул в сторону и встал, молча глядя на тяжело поднимающегося Бревина. Тот встал, тяжело дыша, с глазами, исполненными злости. Рука его непроизвольно потянулась к поясу. Ользан заметил, как губы «бродяги» чуть искривились, когда он заметил это.

Все ждали, что произойдёт, затаив дыхание.

— Твоя взяла, — признал шантирец после долгой паузы и вновь послышались одобрительные возгласы. Напрягая всю волю и стиснув зубы, Бревин пожал противнику руку (та казалось обманчиво небольшой и слабой) — тот чуть поклонился в ответ. Не произнося ни слова, «бродяга» подобрал свою одежду и молча уселся за тот же стол, рядом с Коллаис. Та чуть поморщилась. Однако от человечка пахло только пылью да неизвестными ей благовониями —голову он ими натирает, что ли?

От настоящих нищих, которых она встречала в изобилии, запахи доносились куда менее приятные.

— Рад с вами познакомиться, — произнёс человечек и улыбнулся, обнажая небольшие, ослепительно белые зубы. — Рамдарон сказал, что, возможно, с вами будет интересно. Теперь и я так думаю.

— Рамдарон? — недоверчиво переспросил шантирец, одевая пояс и потирая всё ещё протестующий кулак. — Почему ж ты сразу не сказал?

— Я предпочитаю сам производить впечатление, — «бродяга» запустил руку под накидку и извлёк крошечную бутылочку. — За нашу встречу! — он разлил содержимое по бокалам, прежде чем остальные успели опомниться и первым отпил из своего.

Даже Коллаис, которая не разделяла страсти своего брата к винам, нашла, что редкие вина могли бы превзойти этот напиток.

Вопреки её опасениям, Бревин сразу же проникся к новому знакомству симпатией. Похоже, он знает, как произвести впечатление, подумала девушка, присоединяясь к тосту.

* * *

— Я ищу приключений, — сообщил им «бродяга» несколько минут спустя. — Мне довелось много странствовать и новые впечатления — это то, что мне нужно. Да, я забыл представитсья. Сунь Унэн.

— Какое странное имя, — удивилась Коллаис, назвав своё. — Не могу даже примерно представить, где такие встречаются.

— Да практически нигде, — вздохнул человечек. — Мой народ весьма немногочислен. Вы, насколько я понимаю, с Севера?

— Да, — признался Бревин, гадая, что ещё успел сообщить Рамдарон этому необычному существу.

Унэн извлёк откуда-то потрёпанную тетрадь, чернильницу и перо и, аккуратно окуная перо в чернила, быстро записал что-то. Писчие принадлежности исчезли так же стремительно. Все следили за этими действиями, затаив дыхание.

— Я скорее с Юга, — отозвался Ользан. — Хотя почти всё время живу в Оннде. Или поблизости.

— Если не ошибаюсь, вам путь в конце концов лежит в Шантир? — спросил Унэн Коллаис, прищурив глаза. Та подняла глаза на брата и неохотно кивнула.

— Мне, в общем-то, всё равно, — сообщил человечек, когда возникла неприятная пауза. — Просто если представится возможность, я хотел бы по пути заглянуть в свой монастырь.

— Монастырь? — с изумлением переспросила Коллаис. — А чей? Извините, — добавила она поспешно.

— Всех богов, — ответил тот важно. — Всех и ничей.

— А далеко ли монастырь? — спросил Бревин, подзывая хозяина, чтобы заказать обед.

— Далеко, — было ответом, — На севере, в горах… неподалёку от Шантира, кстати. Меня это не смущает, тем не менее. Я привык странствовать.

— По всему свету? — спросил шантирец с усмешкой.

— В том числе, — было ответом. — Обычно я странствую по мирам. Ралион для меня — всего лишь очередная остановка.

На это ни у кого не нашлось, что сказать.

— Там видно будет, — промолвил Бревин в конце концов. — Пока что у нас и здесь есть, чем заняться. Что будете пить?

— Вино, если не возражаете, — ответил Унэн. — Можете не беспокоиться. Меня устроит ваш путь, каким бы он ни был. В конце концов, все пути заканчиваются одинаково.

— Да ты философ, как я посмотрю!

— У меня множество профессий, — улыбнулся человечек, как показалось Коллаис — не без самодовольства. — Философ — не последняя из них.

— И нищий, — не удержался шантирец.

— Учение велит мне принимать подаяние, — пожал плечами Унэн, нимало не смутившись. — Что мне остаётся делать?

* * *

— Итак, наши общие денежные запасы… — Бревин опустил взгляд на стол, где на листке бумаги был записан ряд цифр. — Три с половиной тысячи. Ну, Олли, ты даёшь. Не думал, что у тебя с собой столько.

Ользан пожал плечами. В Оннде, а также в тайнике в Меорне у него в общей сложности было ещё тридцать с лишним тысяч золотых. Захоти он провести остаток жизни в праздности, ничто не могло бы этому помешать.

— У меня… — начал было художник, но шантирец остановил его взмахом руки.

— Мы и так в долгу перед тобой, — прервал он. — Три тысячи — это более, чем достаточно. Пока, конечно, хватит только на всякую мелочь. На тренировку уже не останется… так что, ты прав: торопиться нам действительно некуда.

— Если дело в деньгах, — отозвался Унэн, который медитировал, скрестив ноги, в дальнем углу комнаты, — то я могу ссудить вам некоторую сумму. На неопределённый срок.

— И сколько же? — недоверчиво спросил Бревин. Он помнил, как плачевно кончил его отец, который всякий раз забывал, что долги следует возвращать.

— Около пятидесяти тысяч могу дать прямо сейчас, — послышалось из угла. — Если заглянем в монастырь — то до двух миллионов. Деньги нам легко даются.

— Миллионов? — прошептал Бревин и уронил перо в чернильницу. — Лаис, мне послышалось, что он сказал «миллионов»?! Да ты, никак, король! Знал бы я, вёл себя поприличнее.

— Миллионов, — кивнул Унэн, подходя к поражённым спутникам. — Что тут особенного? Умный человек всегда сможет заработать. А от жизни мне требуется совсем немного.

— Так зачем же сидеть, выпрашивая подаяние? — никак не мог взять в толк Бревин. Человечек только снисходительно улыбнулся, подмигнул Коллаис и вернулся в свой угол.

— Нет, я так не могу, — справился, наконец, шантирец с искушением. — Только если не будет другого выхода.

Он посмотрел на сестру, но та глядела в глаза Ользану и загадочная улыбка блуждала на её лице.

— Итак, решено, — Бревин поднялся на ноги. — Поручение, о котором говорил Р… наш общий знакомый, предстоит выполнять где-то в горах. За сегодняшний день надо прикинуть, чего и сколько нам нужно для путешествия туда. Тогда и посмотрим, сколько надо будет заработать.

— Кстати об обучении, — Ользан встал из-за стола. — Почему бы тебе не поговорить с Унэном? Ему, похоже, есть чему тебя научить. Да и другим, возможно, было бы интересно.

— Хорошая мысль, — пробормотал Бревин и оглянулся. Человечек по-прежнему сидел, прикрыв глаза. — Унэн, сколько ты возьмёшь с нас за обучение?

— Шестую часть добычи, — послышалось в ответ. Шантирец в недоумении открыл рот, а Коллаис с Ользаном дружно рассмеялись. — Мы же отправляемся за сокровищами? По-моему, это справедливая цена.

— Сказал бы я, куда мы отправляемся, — проворчал шантирец, когда иссякло всеобщее веселье. — Я думаю, что возражений не будет? Тогда ловлю на слове. Завтра же и начнём.

* * *

Прошло всего два дня, когда то, что Ользан привык считать странным сном, неожиданно напомнило о себе. Он сидел, собирая сведения о магии разного рода; слушал новости и собирал слухи. Город жил достаточно спокойно; нынешний монарх, в отличие от своего сумасбродного деда, не торопился выходить из Федерации. Напротив, он расширял торговлю с остальными её государствами и привлёк к мастерам и мудрецам своего небольшого королевства внимание почти всего Юга континента. Торговля была прекрасным средством и от внутренних противоречий: постоянно пребывая в ожидании войны последние четыре столетия, население было утомлено всеобщей подозрительностью.

Ользан знал, что всего в сорока километрах к западу начинаются существенно менее мирные земли, и текущее состояние дел ему представлялось благоприятным. Несмотря на некоторый упадок магических искусств, вызванный Сумерками, занятие находилось для всех. Здесь не так строго соблюдалась иерархия халла, но, поскольку большинство жителей были гостями, это не имело серьёзного значения. Что-то, конечно, будет, при новом монархе, подумал художник, с интересом глядя на изредка преграждающие дорогу пышные процессии. Если боги пошлют нынешнему королю доброе здоровье, то ещё лет двадцать покоя этой стране обеспечено. И на том спасибо.

Унэн с Бревином часами пропадали где-то за городом, а Коллаис усердно обучалась целительству. Здесь, правда, лечебница находилась под покровительством Храма Афамис. Что, впрочем, ничуть не смутило северянку: она не исповедовала ни один культ, хотя всегда относилась ко всем богам с уважением. Боги благосклонны к таким людям.

Вечером четвёртого дня, прямо перед ужином, Ользан подошёл к зеркалу (из превосходного стекла, — не металлический лист, как водилось в заведениях попроще). Становилось очевидно, что окрестные земли не очень страдали от напастей, так что рассчитывать на приличный заработок можно было только как-то иначе. Придётся вновь стать художником, подумал он. Денежное занятие, но очень уж утомительное.

Зеркало вздрогнуло — кто-то хлопнул внизу входной дверью и чуть качнулось. Ользан вздрогнул. В зеркале отразился сидящий на кресле за его спиной тот, кого он решил считать персонажем из сновидения.

Ользан резко обернулся. Никого. Кресло совершенно пусто.

Повернув зеркало, он ошарашено уставился на спокойно смотрящего на него Хоффла. Тот поднялся и подошёл — со стороны зазеркалья — прямо к зеркалу. Ользан протянул руку — следя за своим отражением — и его пальцы коснулись плеча псионика. Юноша отдёрнул руку, словно коснулся раскалённой кочерги.

— Рад видеть вас в добром здравии, — раздался голос Хоффла. Губы псионика шевелились, но слова отдавались где-то под сводами черепа Ользана. — Мне приходится соблюдать некоторую конспирацию, коллега. У нас к вам срочное дело.

— Слушаю вас, — Ользан облизнул мгновенно пересохшие губы и оглянулся на дверь. Закрыта. По меньшей мере полчаса никто его не хватится.

— Я вас надолго не займу, — объяснил Хоффл. — Вам потребуется некоторое снаряжение — иначе вам просто не удастся справиться с тем, о чём пойдёт речь. Сам я его передать не могу. Вам придётся сходить за ним сегодня вечером.

Ользан кивнул, изо всех сил стараясь не оглядываться.

— Чтобы вы не думали, что я вас посылаю на смерть: у нас есть, кому заняться этой проблемой. Более того, все они придут к вам на помощь, как только вы дадите знак. Но никто из наших мастеров не в состоянии приблизиться к цели. Это может показаться смешным, но чем больше человек может, тем труднее ему иногда оставаться незамеченным.

Ользан вновь кивнул.

— У нас есть ещё время? — спросил псионик.

— Несколько минут.

— Этого хватит. Итак, слушайте…

* * *

Бревин, разумеется, был раздосадован.

— Откуда такая спешка? — возмущался он. — И почему мы должны оставаться здесь и ждать сигнала, а ты пойдёшь куда-то в ловушку? Где логика?

Ользан глубоко вдохнул и воззвал ко всем богам сразу, прося о терпении. Ему самому слова Хоффла показались убедительными: ничто не вызывало подозрений о подвохе. Но как это втолковать шантирцу?

— Во-первых, не один, — возразил художник. — Унэн, не составите ли вы мне компанию?

— Отчего же, — отозвался тот немедленно. — Мне нравятся неожиданности.

— Олли, — укоризненно произнесла Коллаис, постукивая пальцами по своему медальону. — Идти одному, в пасть непонятно к кому, толком не владея ни оружием, ни магией? Это неразумно.

— Кроме того, — заметил её брат, — это, я так понял, одолжение этому… как его там? Нет, Олли, я всё понимаю. Ты перед ним в долгу. Но зачем так рисковать?

Из всех четверых только Сунь Унэн сохранял полное спокойствие. Неожиданно он и прервал наступившее молчание.

— Я чувствую, что задача будет нам под силу, — заявил он. — Это, конечно, только предчувствие, но оно меня никогда не подводило.

— Всё когда-нибудь происходит впервые, — буркнул шантирец.

— Ну хорошо, — Ользан положил руки перед собой ладонями вниз. — Я доверяю тому, кто дал мне поручение. Вас никто не собирается оставлять здесь: вы просто появитесь чуть позже. Бревин, ты можешь просто поверить мне на слово и сделать так, как я скажу?

Разнообразные эмоции долго бродили по лицу шантирца.

— Не вижу, почему я не должен тебе верить, — произнёс он, наконец. — Но если с тобой что-то случится, это будет на нашей совести.

— Я знаю, — Ользан опустил глаза. — Нам нужно быть готовыми завтра на рассвете, часам к шести утра.

— А снаряжение? — возразил шантирец. — Мы же ничего толком не собрали.

— Хватит того, что уже есть, — было ответом. — Наша задача — продержаться несколько минут и вызвать тех, кто разбирается в подобном. Правда, от этого поход менее опасным не становится.

— Всё будет нормально, — уверил всех Унэн. — Уж поверьте мне. Я побывал в таких переделках, что вам и не снились.

Девушка поджала губы, но не стала возражать.

XX

Все получили по браслету (что были в свёртке), хотя, конечно, никто не знал, что с ними делать. Все четверо долго осматривали их, пытаясь определить, как и для чего это служит, но без особого успеха. Тем не менее, было решено, что лишним это не будет.

Коллаис догнала Ользана, когда он, вслед за Унэном, спускался по короткой лесенке на улицу.

— Береги себя, — шепнула она и, резко отвернувшись, скрылась в дверях. Ользан, немного смущённый, постоял, глядя ей вслед и присоединился к стоявшему шагах в десяти Унэну.

— Похоже, что ты ей нравишься, — сообщил тот, радужно улыбаясь.

— Я думал, что ты не слышишь, — сухо ответил художник.

— Мне не надо слышать, — ответил Унэн, слегка опустив веки. — Мне достаточно видеть.

Путь до южных ворот Паэрона они прошли в гробовом молчании. Впрочем, нет: монах что-то напевал — по крайней мере, так казалось юноше. Ему самому было неловко. Два простых слова начисто разрушили линию мыслей, которую он выстраивал целую ночь. Заодно, правда, пропало напряжение, которое постепенно накапливалось внутри.

— Отвлекись, — посоветовал Унэн, когда они оказались снаружи, в роще, среди встречающей новый рассвет живности. — Относись к подобным вещам, как к неизбежным. Если что-то предстоит сделать, нет смысла волноваться из-за этого. Делать-то всё равно придётся, не так ли? Думай о другом. Смотри вокруг, дыши воздухом, радуйся жизни.

— Тебе легко говорить, — ответил Ользан, чуть прибавляя шаг, чтобы поспеть за стремительно идущим человечком. — Можно подумать, что ты постоянно занимаешься делами, о которых почти ничего неизвестно.

— Так оно и есть, — подтвердил монах, невозмутимо отворачиваясь.

Возразить на это было нечего.

* * *

Бревин с сестрой нервничали не меньше.

— Как он сказал? — в десятый раз переспрашивал шантирец. — Когда засветится шарик…

— … взять его в ладонь и сжать, — закончила его сестра. Она сохраняла видимое спокойствие, но в душе у неё тоже была сумятица. Прежде они видели, куда шли, примерно знали, с чем предстоит встретиться и неизвестность не пугала их. Теперь же всё было иначе. Они находились в комнате, в полном боевом снаряжении — том, что успели собрать. Коллаис, кроме того, взяла с собой неплохой набор разнообразных снадобий и составов.

Устав ходить, Бревин плюхнулся в кресло и привычно потянулся к бутылке, что стояла на столе со вчерашнего вечера.

— Прекрати, — сестра ловко отобрала у него бутылку и спрятала в «кошельке». — Вот это действительно была бы глупость.

Шантирец только вздохнул и уселся, стараясь отвлечься мыслями от бесстрастно лежащего на столе шарика из тёмного стекла.

* * *

— Теперь куда? — спросил Унэн. За полчаса они добрались до оврагов. Теперь предстояло спуститься к реке, Ронане, что уносила воды из озера в залив. Река была довольно быстрой; к счастью, поблизости был мостик. Он был скрыт краем обрыва, но монах оказался достаточно наблюдательным, чтобы сократить им путь на добрые два километра.

Они стояли по ту сторону моста. Дальше пейзаж был на редкость неровным, холмы и скалы громоздились одни на других. По описанию, которое вручили художнику на безвестной улочке Паэрона, выходило, что им надо пройти шесть километров на юго-запад — добраться до небольшой пустыни — где и искать цель своего путешествия.

Легко сказать — шесть километров!

По ровной дороге — ещё куда ни шло. Но по этим скалам? Так можем и не успеть, мелькнула в голове мысль. Надо подойти к цели от полудня до трёх часов дня. Иначе всё будет напрасным.

— Боишься, что не успеем? — добродушно спросил монах, глядя на эмоции, проносившиеся по лицу спутника. — Зря беспокоишься. Мне доводилось бродить по подобным местам, так что тут я тебе немного помогу. По верёвке подниматься умеешь?

— Умею. Спускаться тоже умею. Вот по скалам лазать — это с трудом.

— Этого, я надеюсь, не потребуется. Юго-запад, говоришь? Понятно. Ну что же, следуй за мной.

Он принялся взбираться по осыпающемуся склону и Ользан, с трудом поспевая за ним, подивился, что монах по-прежнему не обут. Какими же должны быть подошвы, чтобы выдерживать подобное! Он поймал конец верёвки, брошенной ему сверху, и быстро взобрался на гребень скалы. Унэн действительно был силён. В нём больше, чем кажется снаружи, решил юноша, глядя, как монах с обезьяньей ловкостью опускается по противоположному склону. Ну, положим, по этому склону пройти не так-то трудно…

К концу четвёртого часа их путешествия они преодолели почти весь путь. Из двоих путешественников только Унэн был по-прежнему бодр и спокоен. У Ользана же успели изрядно устать ноги; кроме того, он в нескольких местах ободрал себе руки.

— Привыкай, — посоветовал ему Унэн на очередном коротком привале. — Одно дело — путешествовать с удобствами, и совсем другое — вот так. Ноги не стёр?

— Нет, — ответил Ользан, изучив этот вопрос. — Где ты так научился лазать по скалам?

— Этому быстро учишься в горах, — пожал плечами Унэн, подкрепляясь из очередной маленькой бутылочки. — Если, конечно, ни разу не сорвёшься в пропасть.

* * *

— Вон то? — спросил Унэн, указывая пальцем на останки низеньких строений. Они виднелись там и сям по всей пустыне. Чьи это, интересно, дома? — подумал художник, глядя на лабиринт руин. Потрескавшаяся, смешанная с песком и камнем земля представляла собой жалкое зрелище. Он присмотрелся к скоплению развалин, на которые указывал монах и кивнул.

— Между полуднем и тремя часами, — повторил Унэн задумчиво. — Сейчас… — он запрокинул голову, словно вслушиваясь в голос с небес. — Примерно без четверти двенадцать. Подождём здесь. Отсюда до этого места не более получаса ходьбы.

Если не весь час, подумал Ользан устало. Ноги его гудели, отвергая саму мысль о продолжении пути. Они сидели на последней — к счастью, невысокой — скале, за которой начиналась совершенно открытая пустыня. Спрятаться там было бы негде.

— Помнишь легенду? — спросил он монаха.

Тот кивнул.

— Помню. Обо мне не беспокойся. Сосредотачивайся на своей.

Судя по всему, монах был прав. Ользан отвернулся и попытался расслабиться, сколько позволяла весьма условная тень и спокойствие. Сердце никак не хотело успокаиваться и ничего с этим нельзя было поделать.

* * *

Я обманщик, думал Ользан, медленно ступая по неровной земле. Ветер дул непрерывно, перекатывая высохшие кустики травы и высасывая влагу из редких, упрямо вцепившихся в землю низеньких деревьев. Кора их была ядовита, так же как и сок, вспомнил художник. В этих краях всё было враждебно ко всему остальному.

Итак, я обманщик. Позади него неторопливо следовал оборванец, которому он посулил десяток золотых за тёмную работёнку. Никого не удивляло то, что разбойничье логово — к которому они шли — находилось в столь неприветливом месте. Совсем близко росли фруктовые рощи и текла прохладная река, люди работали и развлекались, изучали магию и слушали музыку… Ользан потряс головой, отгоняя мысли прочь.

Мне нужно подойти к двери и убедить того, кто за ней, открыть нам. Потом под благовидным предлогом улизнуть, забрав с собой пятьдесят золотых — награду. Никто никогда уже не увидит этого оборванца… Кому от этого будет хуже? Вон он, идёт, ничего не подозревая… Ользан сглотнул. Напряжение, что не оставляло его последние часы, таинственным образом растаяло, едва они ступили на выжженную землю, над которой поднимался жаркий, иссушающий воздух. Позади виднелись многочисленные скалы, окрашенные в жёлтые и тёмно-коричневые тона. Прекрасный вид. Одному из них его уже не увидеть…

Вход в логово состоял из полуразрушенной, ведущей внутрь руин лестнице. Стараясь, чтобы оборванец не видел, Ользан выкинул наружу небольшой металлический шарик. Его гарантия того, что он сможет вернуться обратно.

* * *

Семь ступеней вели к каменной, плотно запертой двери. Ользан подошёл к двери вплотную. Ветер траурно завыл за его спиной. Своего спутника он не видел, но едва слышный шорох подсказывал, что тот на своём месте.

Тут-то, у двери, у Ользана всё и перемешалось в голове. Кодовая фраза напрочь вылетела из его головы. Рука мгновенно взмокла, а ноги, и без того уставшие после многочасового перехода, едва не отказались служить своему хозяину. Юноша опёрся руками о дверь, чувствуя, что колени его дрожат и неожиданно для самого себя постучал. Два стука — пауза — один — пауза — четыре. Долгая пауза и повтор. Боги всемогущие, взмолился Ользан, ощущая, как легенда, в которую он вживался, спадает с него, что я делаю?

— Кто там? — послышался тихий голос из-за двери.

— Открывай, — Ользан не узнал своего голоса — тот звучал хрипло и непривычно низко. — Есть дело. Нашёл работника.

«О небеса! Я же должен был сказать „Солнце уже не такое жаркое!“»

— Керми, — в голосе послышалось облегчение. — Что-то ты рано сегодня. Входите, только быстро.

Когда дверь начала открываться, Унэн уже стоял за спиной у художника, прямой, собранный и неподвижный. Благодушную улыбку сдуло с его лица. Сейчас оно было бесстрастным, но могло испугать сильнее, нежели любая гримаса ярости.

Дверь раскрылась как-то сразу и открывший её, видимо, стоял против солнца. Он отошёл назад, открывая прямой коридор, спускающийся куда-то во тьму и произнёс ещё:

— Неудачное время ты выбрал, Керми. Сегодня у нас нет охраны. Если до трёх часов…

Унэн был уже внутри и зарывал за собой дверь. Человек, что открыл дверь, проворчал недовольно:

— Скажи своему приятелю, что здесь…

Дверь почти закрылась. Запах склепа накатил на пришельцев со всех сторон и тут-то привратник увидел их лица. Он побледнел, словно сам ангел смерти стоял перед ним и прошипел в лицо Ользану:

— Ты-ы-ы?!

Ользан смотрел на него и тоже вдруг узнал. Снова ледяная игла вонзилась ему в грудь и он машинально прижал к ней ладонь. И тоже узнал привратника. Что за колдовство, ведь он превратился в камень!

— Я думал, что ты мёртв, — Ользан медленно наступал на противника, позабыв обо всём на свете. Ярость привела его в чувство. Он услышал шаги откуда-то спереди и заметил приближающуюся тень.

— Я тоже, — на лице привратника виднелся ужас. Ользан взглянул поверх его спины и привратник очнулся от кошмара.

— Рид, что за… — слова застряли в горле у второго человека, который вышел из-за поворота и с удивлением воззрился на пришельцев.

— Тревога! — заорал привратник и замахнулся на Ользана. В руке его блеснуло что-то сверкающее и Ользан успел подумать: «во второй раз это у тебя не выйдет».

— Унэн! — крикнул он. — Держи второго! Останови его!

Монах бросился вперёд, по пути нанеся привратнику чувствительный удар в солнечное сплетение. Рид или как его звали, свалился безжизненной грудой, отчаянно хватая ртом воздух и силясь крикнуть. Взамен этого изо рта его долетало только слабое шипение.

Ользан окончательно проснулся от спячки и извлёк из кармана тёмный шарик. Сжал его как следует в пальцах и с размаху разбил о пол.

* * *

Оба шарика, что лежали на столе перед задремавшими шантирцами, принялись ярко мигать. Коллаис вскочила на ноги, тряхнула своего брата так, что тот едва не вывалился из кресла на пол.

— Риви! Вставай, быстро!

Она первой сжала шар в руке…

…и прохлада комнаты стремительно превратилась в душный зной, и неприятно засосало под ложечкой. Она стояла у разрушающегося спуска в какой-то подвал. Выхватив оружие, девушка метнулась к двери, прислушалась и пинком распахнула её. Позади неё что-то щёлкнуло и из ничего возник Бревин, растрёпанный и сердитый. Он кинулся следом.

* * *

Второй противник лежал без сознания и Ользан не стал обращать на него внимания. Позади уже раздавались голоса шантирцев — побеждённых свяжут они. Сейчас главное — не привлечь внимание тех, кто на самом деле владел этим потайным местом. Впереди ещё слышались крики и топот. Ользан сжал в ладони второй шарик. Если его разбить, через полминуты сюда прибудет команда поддержки.

Звать её он будет, только если они осознают, что им не справиться. Точно такой же шарик есть у каждого из остальных его друзей: достаточно разбить любой из них.

* * *

Заговорщиков или кем они тут были подвела надёжность их собственного укрытия. Они не ожидали подобного нападения и первые три человека, что попадались на пути Унэна, укладывались наземь, даже не успев понять, что с ними случилось. Он, разумеется, не убивал их. Было сказано: избегать кровопролития.

Пока что проход следовал за проходом. Чем дальше, тем отвратительнее становился воздух — пахло распадом, какими-то тошнотворными снадобьями, кровью. Чем они тут занимаются?

Следующая звуконепроницаемая дверь вела к перекрёстку. Теперь куда? Унэн обернулся и, увидев фигуру бегущего за ним Ользана с кинжалом в руке, сделал знак: тише.

Он прислушался. Два голоса справа. Интересно, есть ли у них хоть какая-нибудь сигнализация? Или все настолько надеялись на наружное наблюдение, что позабыли всё на свете? Унэн осторожно сделал шаг вправо и прислушался. Большая комната. Говорят, не понижая голос, видимо, не знают о нападении. Монах сконцентрировался, встал прямо перед дверью и окружающий его мир резко замедлился. Сердце по-прежнему отдавалось барабаном в ушах, зато замерли все остальные звуки.

Ользан медленно-медленно мчался к нему, зависая в воздухе. За ним по коридору двигались шантирцы, с оружием наголо. Открылась одна из боковых дверей — и выглянувший наружу человек тут же получил удар кулаком под подбородок. Его также связали, заткнули рот кляпом и положили у стены лицом вниз. Бревин заглянул внутрь — никого. Коллаис двинулась дальше, приближаясь к перекрёстку, а Бревин задержался у соседних дверей, открывая их и освещая комнатки изнутри. Никого.

Ользан увидел, как тень метнулась к двери, тронувшись с места, где только что стоял монах. В двери возникло отверстие по форме Унэна, и она медленно провалилась внутрь комнаты, рассыпаясь по пути на куски.

Из соседнего прохода выскочил человек. Он увидел нападавших и, помедлив лишь секунду, полез в карман. Ользан понял, что не успеет добежать до него и метнул кинжал. Когда человек упал наземь, выронив из пробитой ладони небольшую чёрную палочку, Ользан уже был поблизости. Проход вёл в какое-то подобие склада. Внутри никого больше не было — зато в изобилии стояли бочки, от которых исходил весьма неприятный запах.

Бой в комнате, в которую ворвался монах, окончился, не начавшись. Двое магов были связаны по рукам и ногам. Когда Коллаис подбежала, монах заканчивал вливать им в рот что-то из тёмного фигурного флакончика.

— Чтобы не баловались магией, — пояснил он коротко. Вытер пот с лица и встретился на перекрёстке с Ользаном.

— Как выглядит сигнальное устройство? — спросил монах, вытирая пот с лица. Он не улыбался и вид у него был слегка уставший.

— Что-то вроде шара, с иглами, — ответил юноша.

— Такого здесь нет, — осмотрелся монах. — Значит, нам надо…

Дверь третьего коридора открылась и наружу вышел ничего не подозревающий человек небольшого роста, с чашкой в руках.

— Не двигаться, — приказал Ользан, поднимая кинжал. Человек выронил чашку и сделал шаг назад. Раздался звон и сотни глиняных кусочков брызнули во все стороны.

Это, видимо, убедило человека, что всё, что он видит, происходит на самом деле. Повернувшись, он пинком открыл дверь и с ужасным криком бросился назад по коридору.

Унэн оттолкнул Ользана и метнулся следом. По пути монах поскользнулся на влажном пятне и едва не полетел кувырком. Ользан бежал следом, и слышны были торопливые шаги и проклятия Бревина.

Не успеет, понял Ользан. Но было поздно что-то придумывать, советовать, кричать. Человек телом распахнул следующую, длинную и тёмную комнату. В конце её на небольшом возвышении стояло что-то мерцающее, покрытое иглами, с голову величиной.

Человек едва было не споткнулся, но удержал равновесие.

Унэн прыгнул, но было понятно, что он не успеет. Успеем ли мы удрать? — думал Ользан, лихорадочно нащупывая шарик в кармане. Тот постоянно выскальзывал из влажных пальцев.

Послышался резкий свист и глухой удар.

Человек рухнул всем телом вперёд, не добежав до возвышения.

Унэн поднялся с пола, вытирая исцарапанное лицо ладонью. Он посмотрел на неподвижно лежавшего человека и произнёс:

— У меня не было другого выхода.

* * *

Тело выволокли в коридор и Унэн извлёк из затылка убитого необычной формы снаряд — многолучевая металлическая звезда с острыми, как бритва, краями.

— Я полагаю, что это не последний твой сюрприз? — спросил Бревин, который молча наблюдал за всем этим. Монах слабо улыбнулся.

— Конечно, нет. — он прислушался. — Вроде бы тихо. Кто-нибудь знает, как управлять тем предметом? — и Унэн кивнул на ровно мерцающего «ежа». Все покачали головой.

— Тогда вот так, — он осторожно закрыл дверь в комнату и взглянул на Ользана. — Сколько у нас времени?

— Они должны были давать сигнал каждые полчаса. По моим прикидкам, минут пятнадцать, не больше.

— Не будем терять времени.

Унэн решительно направился в комнату, в которой лежали два одурманенных мага. Коллаис осматривала комнату широко открытыми глазами.

— Ну и арсенал… Что же они тут варили? Кстати, можно ли что-нибудь забрать себе?

— Можно, — ответил Ользан. — Но необходимо оставить по крайней мере половину всего, что относится к магии или алхимии. Всё остальное — наша законная добыча. У нас — он извлёк часы из «кошелька» — тринадцать минут. Быстро собирайте всё, что сочтёте нужным, и…

Ользан осёкся. Он посмотрел на стол, заваленный бумагами и свитками. Под ними оказалась небольшая каменная пластинка, испещрённая арратскими письменами.

Та самая. Из-за которой его едва не убили тогда, под проливным дождём. Ользан оставил всех собирать добычу и быстрым шагом вернулся ко входу в подземную лабораторию, где валялся связанный по рукам и ногам привратник. При виде Ользана с пластинкой и кинжалом в руке он посерел.

— Скоро сюда придут люди, чтобы разобрать ваше гнездо на части, — пояснил юноша и помахал табличкой перед глазами пленника. — Ты уже сказал, что продал её. Вижу, что соврал. У тебя есть последний шанс уйти отсюда.

— Что ты хочешь? — захлёбываясь от страха, спросил тот.

— Знать, кто ей пользовался. Кому она была нужна. Советую не врать, потому что теперь я тебя отыщу и под землёй.

Пленник некоторое время колебался, но затем жажда жизни победила.

— Убирайся, — Ользан кинжалом перерезал верёвку и поднял привратника на ноги. При том, разумеется, ничего уже не было.

— Ты меня отпускаешь? — тот не поверил своим глазам.

— Я найду тебя, если только мне захочется. Советую больше никогда не напоминать мне о своём существовании. Иди! — и юноша распахнул дверь наружу.

Привратник выскользнул прочь. Тут к Ользану подбежал запыхавшийся Бревин и посмотрел на груду верёвок.

— Неужели сбежал?!

— Я отпустил его, — пояснил Ользан и указал на пластинку. — Долго объяснять. Всё равно мы найдём его в любой момент, — и Ользан показал прядь волос. — Это его.

— Тебе, конечно, виднее, — Бревин задумчиво почесал затылок. — Слушай, мне показалось, что в одном из проходов есть кто-то живой. На этих непохоже. Может, посмотрим?

— У нас мало времени, — покачал головой Ользан.

— Да это рядом, — Бревин указал рукой. В другой он держал зажжённый факел.

* * *

Запах, который доносился из прохода, был тяжёлым и напоминал запах зверинца. Скверного зверинца, где огромные звери ютятся в крохотных клетушках, и убирают за ними далеко не каждый день. Бревин брезгливо сморщился.

— Что они только здесь держали…

Он толкнул ногой первую из четырёх дверей — все они располагались на одной стене. Пусто. Внутри было несколько клеток, все они были пусты.

Во второй и третьей комнате было тоже пусто.

Открыв дверь четвёртой, Бревин шепнул:

— Смотри… — и махнул факелом. Внутри огромной клетки, что занимала чуть ли не половину комнаты, на зловонной груде, что была некогда соломой кто-то лежал, свернувшись клубочком. Что-то тускло поблёскивало в темноте.

Бревин укрепил факел на противоположной стене и изумился:

— Да это женщина! Эй, милая, — он подошёл вплотную к клетке и легонько постучал по решётке. — Вставай, да побыстрее. Надо убираться отсюда.

Силуэт на груде гнилой соломы пошевелился и открылись узенькие щелки глаз, слабо мигнули. Бревин нетерпеливо постучал по решётке.

— Не пойму, как она отпирается… Смотри, словно здесь вообще нет двери. Придётся придумать, как…

Ользан заметил, как странно напрягся обитатель клетки и, ощутив в густом смраде, витавшем вокруг, непонятный, мускусный аромат, неожиданно понял, что сейчас произойдёт несчастье.

— Назад! — он кинулся к клетке и в тот же миг существо, превратившись на миг в расплывчатую тень, метнулось к решётке изнутри. А бегает, пожалуй, быстрее Унэна, успел подумать юноша, отбрасывая Бревина в сторону.

* * *

Бревин успел сгруппироваться и встретился со стенкой боком. Было больно, но не смертельно. Чертыхаясь, он позвал на помощь и рванул меч из ножен.

Ользану показалось, что порыв ветра ударил ему в лицо. Силы неожиданно оставили его: напряжение, которое поддерживало их, растаяло во мгновение ока.

Обитательница клетки стояла по ту сторону, сжимая руками прутья.

Жар накатил на Ользана — он стекал широкой полосой по правой стороне лица и руке. Юноша взглянул на руку и увидел, что половина рукава оторвана. Пять глубоких борозд появились на руке и из них широкой полосой стекала кровь.

Что-то тёплое потекло за шиворот.

Пара зелёных глаз пристально смотрела на него из мрака; ни один звук не нарушал тишину комнаты, кроме потрескивания факела.

Бревин ошеломлённо уставился на разодранное до кости лицо Ользана и с ужасом понял, что тот не лишился глаза только чудом. Кровь текла быстро; ему срочно нужна была помощь.

— Тварь, — выдохнул шантирец и отвёл руку с мечом назад, замахиваясь для удара сквозь металлические прутья.

Глаза повернулись в его сторону.

Шантирец увидел почти совершенно человеческое лицо; на этом лице, иссиня-чёрном, застыло настолько странное выражение, что он едва не попятился.

Там была не ярость, боль или ненависть. Там было что-то очень простое и вместе с тем невероятно страшное. Несколько дней спустя Бревин смог понять, что означало это выражение. Так смотрит голодный человек на поджаренный кусок мяса, предвкушая удовольствие от трапезы.

— Сдохни, — шепнул шантирец и шагнул, выбрасывая руку с мечом вперёд.

Вернее, ему показалось, что он шагнул.

Порыв тёплого воздуха охватил его и отбросил к стене. Невероятная слабость охватила все его члены; мускулы отказывались повиноваться, тепло волнами накатывало на него, принося то болезненную усталость, то почти неземное удовольствие от её отсутствия.

Меч выпал из его руки и Бревин беспомощно уселся на пол, по-прежнему глядя во внимательные зелёные глаза.

Ользан же ощутил, что сковывавшее его оцепенение прошло. Боли не ощущалось, хотя раны были нешуточными. Ощущался только жар.

В комнату ворвался Унэн и остановился, словно попав в невидимую паутину. Он замер, заслоняя рукавом лицо и отчаянно хватая воздух. Коллаис вбежала следом. Увидев, что происходит что-то неладное, она извлекла откуда-то арбалет и направила его на существо в клетке.

Унэн, по-прежнему закрывая лицо, отвёл назад левую руку, готовясь метнуть свой снаряд.

Тут голос вернулся к художнику.

— Стойте! — крикнул он, и на миг напряжение распалось. Глаза в клетке на миг повернулись в его сторону, а Бревин, наконец, оторвался от стены и упал на пол, словно тряпочная кукла.

— Уберите его отсюда, быстро, — Ользан указал рукой на шантирца и краем глаза заметил, что остальные двое бросились выполнять его приказ.

Стараясь подавить слабость, от которой звенело в ушах, он шагнул к клетке и ощутил знакомое чувство обрушивавшейся на него неведомой силы.

* * *

Мир вокруг него то терял очертания, то вновь приобретал их. Ользан заметил, как Унэн бесшумно скользнул в комнату и встал у стены, подняв меч Бревина и глядя куда-то вниз.

Глаза по-прежнему смотрели на него.

Ещё шаг.

Существо действительно было похоже на человеческую женщину. Единственным отличием, помимо цвета кожи, был короткий мех, покрывавший почти всё её тело. По человеческим меркам ей было бы не более двадцати лет и её назвали бы ошеломляющей красавицей. Ростом она была с Унэна, но у Ользана уже не оставалось иллюзий относительно её настоящей силы.

На шее у пленницы тускло светился массивный серый ошейник.

Внутрь скользнула Коллаис и что-то тихонько шепнула Унэну, указав рукой на Ользана. Тот кивнул и она вновь покинула комнату.

— Sirinna faille, — услышал Ользан свой собственный голос и глаза мигнули. Растерянная улыбка на миг скользнула по чёрным губам. Унэн приподнял голову и увидел, что губы существа шевельнулись.

— Clainad hotta, — Ользан махнул рукой в направлении выхода. — Thovan devair, sirinna claide?

Существо ответило и едва заметно кивнуло головой.

Ользан подошёл вплотную к клетке. От пленницы исходил тот самый запах мускуса, и ему стоило немалого труда сохранять сосредоточение. На него накатывала невероятная энергия; она волнами жара пронзала тело и Ользан пожалел Бревина, которому всё это досталось в полной мере.

Он просунул руки за решётку и обхватил ими ошейник. Пленница вздрогнула, но по-прежнему не сводила с него зелёных, поглощающих всякую волю глаз. Пальцы его скользнули по холодному металлу и он поразился, насколько мягким был мех. Словно у котёнка. Наконец раздался щелчок и ошейник, легко раскрывшись, с глухим звоном свалился на пол.

Долю секунды Ользан стоял, обнимая существо за шею и вновь увидел, как по чёрному, как ночь, лицу проскользнула улыбка.

— Dulai, — он отступил от клетки, ощущая, что ещё несколько минут — и он свалится от изнеможения. Как быстро уходят силы…

Послышался треск — пленница ухватилась за толстый прут обеими руками и вырвала его. За ним последовал второй и третий. Затем она медленно шагнула вперёд, взглянула вниз и на Унэна, нерешительно попятилась.

— Dulai, — повторил Ользан уже нетерпеливо и взглянул под ноги. Мама родная, неужели это всё — моя кровь?!

Пленница осторожно взяла его за раненую руку и наклонила голову. Ользан в изумлении увидел, как кроваво-красный язык скользнул по ранам, счищая грязь и кровь. Боль огнём обожгла руку, он едва не вскрикнул. Опустив голову, он увидел, как на глазах затягиваются раны, покрываясь розовой полоской новой кожи.

Пленница обняла его шею руками и заставила наклонить голову. Вновь шершавый язык прошёлся по разодранному мясу, вновь жуткая боль пронзила Ользана, на сей раз вырывая из горла хриплый вопль… и всё. Только немного покалывало кожу.

Две пары глаз смотрели друг в друга короткое мгновение, но для Ользана оно длилось вечность.

— Unir alaida, — шепнули чёрные, как смоль, губы и пленница отпустила его. Её взгляд обратился на Унэна и Коллаис. Те смотрели на всё происходящее, потрясённые до глубины души.

— Пропустите её, — велел Ользан, делая шаг вперёд и хватаясь за стену, чтобы не упасть.

Те послушно расступились. Чёрная тень метнулась между ними, и лишь где-то вдалеке послышался и замер лёгкий топот.

Ользан извлёк из кармана перепачканный его кровью шарик и с силой швырнул его на пол. С глухим шипением шарик взорвался и в комнате повис густой туман.

— Уходим, — Ользан сделал несколько шагов к выходу, но не смог дойти даже до порога. Смутно он ощущал, как его подхватывают и волокут куда-то. Ноги его больно ударялись о стены.

Когда его вытащили наверх, в благословенный край лютой жары и свежего воздуха, силы таинственным образом вернулись к нему. На несколько секунд.

* * *

Они едва успели выбежать на свежий воздух и вытащить Бревина, как вокруг с лёгкими хлопками начали возникать люди. Их было не меньше десятка — первые тут же бросились внутрь подземного строения, другие одинаковым жестом подняли левую руку. На каждой сверкал браслет. Все поднесли губы к браслету и что-то сказали.

— Теперь я знаю, зачем эти браслеты, — произнёс Унэн и обеспокоенно взглянул на Бревина. Тот так и не пришёл в сознание.

К путешественникам подошёл высокий ольт с совершенно седыми волосами.

— Есть пострадавшие? — спросил он обеспокоенно, глядя на залитого кровью Ользана. — Я могу перенести вас к целителям. Думайте быстро, у нас мало времени.

— Давайте, — распорядилась Коллаис. — У нас двое пострадавших, и вряд ли путешествие пешком пойдёт им на пользу.

Ольт кивнул и за его спиной открылся портал. А ещё говорят, что порталы стали ненадёжны, вяло подумал Ользан.

Когда его вносили в портал, он успел заметить лежащее вдалеке тело. Голова была неестественно выгнута и, судя по всему, позвоночник был сломан.

Привратник так и не скрылся.

История 6. Вершина

XXI

— Ну, и каково тебе быть больным? — Ользан вошёл в комнату, в которой вот уже четвёртый день лежал Бревин. Тот страдальчески скривился.

— Ужасно, — просипел тот, откашлялся и повторил. — Ужасно. Терпеть не могу, когда за тобой ухаживают, как за младенцем. Ты, я вижу, в полном порядке?

— Практически, — Ользан повернул голову так, чтобы шантирец увидел шрамы. — Вот, осталось на память. Теперь-то уж никто не скажет, что я никогда не брал в руки оружия.

— Я рад за тебя, — Бревин вяло улыбнулся. — Как там Лаис?

— Разве она не заходит?

— Заходит, — больной снова улыбнулся. — Да только она сама ничего не говорит и мне не разрешает. Тут же принимается пичкать лекарствами. Только что пелёнки не меняет.

Ользан приложил все силы, чтобы не улыбнуться. Последнее действие явно пугало шантирца сильнее, чем все возможные увечья, вместе взятые. Впервые в жизни онсерьёзно слёг и выяснялось, что это требует совсем другого мужества…

— Нормально всё с Лаис. Сидит, изучает нашу добычу. Скоро станет профессиональным алхимиком. Нас с Унэном почти не замечает.

— Так я тебе и поверил, — шантирец попытался сесть в постели, но это ему удалось не без труда. — Кстати, что там Унэн?

Художник вздохнул.

— Ему, похоже, бездельничать вредно. Второго дня учинил погром в торговых рядах. Кто-то ему, видите ли, гнилое яблоко в чашу положил. Так он там все окрестные яблоки попытался передавить.

— И что? — Бревин недоверчиво поджал губы. — Посадили, небось, на недельку?

— Размечтался, — Ользан хмыкнул. — Ты, похоже, забыл, с кем имеешь дело. Он спокойно заплатил штрафы и сегодня с утра снова сидит со своей чашей.

— Весело живёте, — шантирец болезненно поморщился. — О боги, ну и каша! Такое чувство, словно мускулов совсем не осталось. С ложечки кормят, с боку на бок поворачивают… тьфу!

Художник наклонился поближе и заговорщически подмигнул.

— Я открою тебе страшную тайну, — сообщил он, понизив голос. — Через три дня тебя отпустят. При условии, конечно, что не будешь впредь отказываться от каши.

— Смеёшься, что ли? С меня этого травяного отвара уже достаточно. Чтоб я ещё кашу ел! Ха!

— Ну, тогда тебе здесь ещё недельки две загорать, — развёл руками его собеседник.

Бревин замолчал и подозрительно воззрился на невинно улыбающегося художника.

— Слушай, ты это серьёзно? Что через три дня, если не…

— Вполне.

— Обманешь, поди. Ну да ладно. Три дня ещё можно стерпеть.

Они распрощались и Ользан вышел, встретив в комнате для посетителей… Сунь Унэна. В бело-зелёном халате и деревянных сандалиях тот выглядел комичнее обычного.

— Я тоже к нему зайду, — сообщил монах и подмигнул. — Подожди меня здесь.

Вернулся он через минуту, улыбаясь до ушей.

— Судя по всему, — предположил Ользан, уже на улице, — Ты ему что-то принёс. Что-нибудь запрещённое.

— Естественно, — развёл руками тот. — Стал бы я приносить ему разрешённое. Разрешённым его и так кормят до отвала.

Несколько минут они шли молча.

— И, кстати, ты несколько преувеличил, когда сказал, что я передавил все окрестные яблоки. Всего лишь все яблоки того самого мерзавца. Хотя, конечно, твой вариант мне нравится больше.

— Я сказал «попытался». Кстати, откуда ты это узнал? Подслушивал?

Унэн развёл руки, на лице его отразилась скорбь.

— Соблазн был очень велик.

— Разве тебя не учили бороться с подобными соблазнами?

— Учили, — монах горестно вздохнул. — Но, во-первых, соблазны бывают разные; а во-вторых, в пороках тоже есть своя прелесть.

Ользан не выдержал и расхохотался. Несколько прохожих удивлённо посмотрели им вслед.

* * *

В честь выздоровления шантирца его друзья затеяли грандиозный пир. Поначалу его сестра опасалась, не принесут ли ему вреда подобные излишества, но в конце концов сдалась. Спорить с таким приверженцем подобных начинаний, как Сунь Унэн, оказалось выше её сил.

— Ему, похоже, нужно, чтобы вся жизнь была одним сплошным праздником, — пожаловалась она Ользану, пока тот распоряжался относительно сервировки.

— Разумеется, — отозвался всеслышащий монах из другой комнаты. — Смерть может настигнуть нас в любую минуту, так почему же надо отказывать себе в повседневных удовольствиях?

— Опять подслушивал, — Коллаис, уперев руки в бока, недружелюбно посмотрела на появившегося в дверях Унэна. — В следующий раз голову оторву!

— И не думал, — монах энергично затряс головой. — Сама посуди: на что ещё ты стала бы жаловаться Олли?

Девушка вздохнула и безнадёжно развела руками.

— В следующий раз будешь готовить сам, — пригрозила она монаху.

— Я мечтаю об этой минуте, — поклонился тот, выражая всем своим существом восторг. — Должен же я когда-нибудь познакомить вас с тем, как принято пировать у нас.

И удалился, не дожидаясь новых неприятностей.

— Тебя учили готовить? — удивился Ользан.

— Меня учили всему, — ответила шантирка с гордостью. — Мама говорила, что грош цена хозяйке, которая не сможет подать пример слугам. Никто, конечно, не ожидал, что будет прок от этих уроков.

Она помолчала и тень на какой-то момент опустилась на её лицо.

— Не будем об этом, — она взглянула на часы. — Кто из вас поможет Риви прийти домой?

— Я, — раздалось два голоса и Коллаис облегчённо вздохнула.

— Превосходно. Унэн, поторопись, а не то всё успеет остыть.

— А он? — монах возник на пороге.

— А он поможет мне разобраться с винами.

— Чего с ними разбираться, — недовольно проворчал Унэн, но перечить не стал.

* * *

Бревин выглядел ещё бледным и каким-то прозрачным, но дошёл до дому почти без посторонней помощи. Судя по улыбающемуся лицу, Унэн времени зря не терял.

Пир вёлся по обычаю Шантира — с утра до вечера, с перерывами, чтобы дать отдых желудку. Разговоры велись на самые различные темы.

— Ну, так куда мы подадимся теперь? — спросил Ользан, когда были подняты бокалы за здоровье и за удачу. Остальные два представителя мужского пола удивлённо воззрились на него при этих словах.

— Мне в ближайшее время не до подвигов, — возразил Бревин. — На подвиги надо отправляться в хорошей форме. Да и тебе рано пока ещё.

— И я против, — подал голос монах. — Нет, конечно, решать вам, но зачем так быстро покидать город, в котором нам настолько все благодарны?

— Да уж, — фыркнула Коллаис. — Ещё пара-другая погромов и вся наша слава испарится. С твоей помощью.

— Великие дела — это одно, а неуважение к религии — совсем другое. Клянусь своим великим предком, даже базарные торговцы должны это понимать!

— Великим предком? — заинтересованно наклонился вперёд шантирец. — Что-то раньше ты о нём не говорил.

— Куда уж мне, ничтожному, — вздохнул человечек, наливая ещё вина. — Я всего лишь неудачное воплощение всех его великих достоинств. Хотя, конечно, я стараюсь.

— Представляю, что такое удачное воплощение, — содрогнулась девушка.

— Представить себе такое очень трудно, — покачал головой монах. — Кроме того, есть ещё одна причина не торопиться на подвиги.

— Какое же?

— Вы все очень плохо к ним подготовлены.

Все недовольно заворчали.

— Ну, знаешь, Сунь, — шантирец был недоволен больше всех. — Не хочешь ли ты сказать, что по сравнению с тобой мы ни на что не годимся?

Монах тяжело вздохнул, но ироничной усмешки на его лице не появилось.

— Я не сказал — по сравнению со мной. Я занимаюсь этим не один год… да и не одну жизнь, кстати, — Коллаис насмешливо уставилась на монаха. — Вот скажите мне, чем отличается профессиональный искатель приключений от обыкновенного воришки?

— Объёмом похищенного, — съязвил шантирец.

— Не только. Обычный воришка занимается кражами не из любви к искусству… по крайней мере, в большинстве случаев. Ему хочется есть, пить, развлекаться с женщинами… — он осёкся, глядя на шантирку.

— Понятно, — кивнула та. — Продолжай.

— Слушаюсь. Профессионалу доставляет удовольствие сам процесс преодоления препятствий.

— Ну, допустим, — кивнул шантирец. — Так чем же мы плохи?

— Я ещё не закончил. Профессионал, кроме того, стремится выжить. В большинстве случаев — скорее выжить, чем достигнуть цели. Вот и вся разница.

Остальные недоумённо переглянулись.

— Ну ладно, допустим, что на мечах я пока сражаюсь хуже тебя, — произнёс Бревин. — Но до сих пор мы преодолевали все препятствия и всё же выжили. Что тебя не устраивает?

— Едва выжили. Едва. Вспомни себя. Вспомни Олли… впрочем, о нём разговор особый. В этот раз нам просто повезло. В следующий раз может уже не повезти.

— И что ты предлагаешь?

— Тренироваться. Кое-чему смогу обучить я, кое-чему — кто-нибудь другой. Я знаю немало людей… впрочем, не только людей, которые будут рады помочь вам.

— Что бы мы только без тебя делали, — иронично протянул Бревин, приглаживая волосы.

— Пропали бы, — пожал плечами человечек. — Тут и гадать нечего.

— Ладно, спорщики, — перебила Коллаис. — Все готовы приступить к главному блюду?

* * *

К вечеру мир казался не таким уж и жестоким, а жизнь — не такой уж и короткой.

— Кстати, Олли, — шантирец удобно устроился в кресле; рядом с ним стояли бутылки с винами и вазы с фруктами. Прислуга в доме была отлично выученной и никак не привлекала к себе внимания. — Что это было за пугало? Я ведь так и не помню, что произошло. Помню, что… — он помедлил. — из меня будто высосали все соки… и всё.

— Мирацу, — коротко ответил Ользан.

— Что-что?

— Оборотень. Раса такая. Малочисленная, правда.

Коллаис удивлённо подняла брови.

— Да брось ты, — недовольно ответил шантирец. — Какая, будь она неладна, раса! Я немало слышал об оборотнях. Никакого сходства.

— И что же ты слышал? — спросил художник заинтересованно.

— Что и все. Что это — результат проклятия или болезни. Обычные люди, которые во время полнолуния перерождаются во что-то жуткое, кровожадное и почти неуязвимое. Понятно, что от серебра никому спасения нет. Кроме того, — шантирец сделал хороший глоток и отставил бокал. — Стоит оборотню ранить человека, как и тот становится оборотнем. Вчера было полнолуние, а с тобой всё в порядке.

— А, вон ты о чём. Тогда мы просто называем разные вещи одним и тем же именем. То, о чём говоришь ты, действительно результат проклятия. Но это не раса. Мирацу гораздо опаснее, гораздо умнее, гораздо сильнее и стараются избегать человеческого общества.

— Ну, насчёт их силы у меня сомнений нет, — отозвался Унэн. — Так что по мне, пусть они остаются малочисленными и продолжают избегать людей. Прутья она выламывала — любо-дорого было посмотреть.

— Какие прутья? — не понял шантирец.

Монах рассказал.

— Так ты её отпустил? — шантирец не поверил своим ушам. — Совсем с ума сошёл! Пусть она даже умеет разговаривать — представляешь, сколько ещё людей она успеет сожрать?

— Пока что она сожрала только привратника, — поморщился художник. — И то не съела, а просто пришибла. Впрочем, я на её месте тоже не стал бы с ним любезничать.

— Мне, ты уж извини, трудно поверить, что она просто ушла по своим делам, — сухо возразил Бревин. — По себе могу судить.

— Она, похоже, была очень голодна. Иначе могла бы выбрать какой-нибудь другой способ восполнить силы. Необученный человек почти не может сопротивляться мирацу.

— Какой это другой способ?

— Как сломить внутренне сопротивление? Напугать тебя. Разозлить. Заняться любовью, наконец. Последнее — самый простой способ забрать всё, что есть у человека.

— Я бы предпочёл последнее, — криво улыбнулся шантирец. Краем глаза Ользан заметил, как поморщилась его сестра.

— Конец был бы один и тот же, — вздохнул художник. — Вспомни: о тебе заботились неплохие целители. И тебя, кстати, не успели высосать досуха.

— Как же ты справился? — скептически спросил Бревин.

— Я просто поговорил с ней.

— Всего-то?

— Всего-то. На неё это произвело большое впечатление.

— Да, кстати, — монах вновь подал голос. — О чём вы с ней говорили? Мне это крайне интересно. Мне не доводилось встречаться с мирацу.

— Мне бы и не хотелось, — вздрогнула Коллаис. — Ужас какой! Мне потом кошмары снились несколько ночей.

— Я сказал ей… — Ользан закрыл глаза и приподнял голову, вспоминая. — «Мы друзья.» Она ответила, что не верит.

— Дальше, — Коллаис обернулась и увидела, как монах что-то быстро записывает в тетрадь.

— Дальше. «Если я выпущу тебя, ты не станешь нас трогать?» Она ответила, что ошейник не позволит ей выйти.

— Вот оно что, — медленно проговорила девушка. — А я-то думала, почему она не разобрала на части и укрытие, и всех, кто там был. Без нашего участия.

— Дальше, — монах продолжал строчить.

— Что дальше? Она вышла, и я сказал, что она свободна. Она и ушла. Ну, по пути залечила мне раны. Очень мило с её стороны.

— Что она сказала на прощание? — спросила Коллаис, чуть прищурив глаза.

Ользан выдержал взгляд.

— Ничего, — заминки с ответом вроде бы не получилось. — Просто посмотрела мне в лицо и ушла.

— Очень романтично, — заключил Бревин. — Откуда ты знаешь их язык?

— Я же говорил. Понятия не имею. Просто… осознал, что могу разговаривать на нём. — Монах встрепенулся при этих словах, но ничего не сказал.

— Ну ладно, — Бревин вновь взял бокал. — Допустим. Я уже могу в это поверить. Но откуда ты вообще узнал, что это мирацу?

— Например, отсюда, — Ользан достал из «кошелька» видавший виды том, полистал его некоторое время и прочёл вслух:

— «Они зовут себя мирацу, что означает „жители двух миров“ и обитают среди нас, незаметные, как тень ночью. Они не знают ни законов, ни обычаев, почитают единственного бога, двуликого и смертоносного, и горе тем, кто попадётся на их пути. Подобно тварям неразумным, они движутся по жизни, не оставляя по себе памяти. Иногда проникают к людям, в обличье, сладостном тем, и крадут их любовь. Так восполняют они род свой, поскольку, к счастью для людей, эти существа также смертны.» — юноша захлопнул книгу. — Здесь, конечно, много вымысла, но правда, как видите, тоже есть.

— Эй, не убирай! — потребовал шантирец. Его сестра присоединилась к нему. — Оставь нам почитать. Книга, должно быть, очень интересная!

— Да пожалуйста, — Ользан положил книгу на соседний стул. — Только аккуратнее, ради всех богов. Книга очень редкая — видите, ещё рукописная.

— Огромное спасибо хозяйке, — Унэн поднялся со стула и поклонился улыбнувшейся девушке. Остальные мужчины поддержали его. — Кстати, там сегодня карнавал — годовщина обороны города. Кто-нибудь хочет ко мне присоединиться?

— О небеса! — Коллаис подняла руки на головой, изображая ужас. — Опять есть?! Куда в тебя помещается?

Монах сосредоточенно осмотрел свой живот (тот, действительно, нисколько не изменился в размерах после целого дня чревоугодия) и сокрушённо покачал головой.

— Сам не знаю. Но — развлекаться так развлекаться! Ну что, есть желающие?

* * *

В карнавальную ночь им всем не спалось. Возможно, от выпитого и съеденного; возможно потому, что в Паэроне полагалось гулять целую ночь. Как бы то ни было, все трое (монах-таки присоединился к пиршеству под открытым небом) вышли развеяться и сидели на обрыве, глядя на стремительно несущуюся к невидимому отсюда океану речку, Зилону («могучую»).

— Если бы каждый день был таким праздником, — вздохнула Коллаис. Со стороны города доносились звуки музыки и людские голоса.

— Нам скоро бы всё это наскучило, — отозвался её брат. — Я чувствуя себя странно. В воздухе пахнет войной. Каким-то сумасшедшим вновь захотелось править всем миром. А мы сидим тут, беззаботно, словно ничего этого нет.

— Как сказал бы Унэн, если чему-то суждено случиться, стоит ли каждую минуту думать об этом?

— Я вижу, он неплохой учитель, — заметил шантирец, хитро улыбаясь.

— А как же. Всё-таки настоятель монастыря. Не за способность же к выпивке он им стал.

— Настоятель? — поразилась Коллаис, тряхнув головой. Каштановая волна пробежала по её плечам. — Ни за что бы не поверила… А почему ты уверен, что он не… ввёл тебя в заблуждение?

— Не знаю, — пожал плечами художник. — Мне так кажется. И потом — по-моему уже все умеют определять, когда он намерен приврать.

— Может быть, может быть, — отозвался Бревин — чёрный силуэт на фоне багрового, быстро остывающего неба. — В таком случае это для нас большая честь. Интересно, почему же он ходит по всему свету, вместо того, чтобы управлять монастырём?

— Не спрашивал, — признался Ользан. — Надо будет узнать. Действительно, интересно.

В полночь троекратный фейерверк озарил небо над городом. Шантирцы следили за этим, раскрыв рты. У них дома подобное было строжайше запрещено — как и почти вся мало-мальски сильная магия и алхимия. В небе загорались и гасли огромные шары, состоявшие из разноцветных звёзд; проносились целые полотна пламени. Ользан заметил, что салют производился со стен старой крепости, которая, собственно, и выдержала все до одной осады. Несколько минут длилось огненное представление, и вновь музыка и веселье воцарились в городе.

— Все веселятся, — заметил Бревин после долгой паузы. — А мне что-то не по себе. Как-то… холодно. Идёмте-ка домой.

На обратном пути Коллаис взяла Ользана за руку и шла молча до самого дома.

XXII

— Так-так, — задумчиво протянул Сунь Унэн, выслушав в очередной раз рассказ Ользана. — Очень интересно. Что, говоришь, ты при этом чувствовал?

Юноша беспомощно пожал плечами.

— Как я это опишу! Словно… что-то опускается сверху и всё становится понятным. Все языки. Все символы. Всё, что вижу. Потом так же неожиданно проходит.

Монах ожесточённо листал свою тетрадь.

— Не бывает такого, — заявил он решительно несколько минут спустя. — Неожиданно это не возникает. Проходит — возможно, но исключительно потому, что ты теряешь сосредоточение.

Шантирцы слушали этот диалог с большим вниманием. Как обычно, все тренировки они проводили за городом, среди деревьев. Среди людей, пояснил Сунь Унэн, обучаться очень неудобно и чрезвычайно неэффективно. Примером тому, естественно, служил он сам.

— Вот, смотри, — Унэн сложил пальцы рук замысловатой фигурой и, обернувшись к Бревину, неожиданно произнёс что-то на незнакомом языке. Тот вздрогнул, но ответил. Обменявшись с ним ещё парой фраз, Унэн расцепил пальцы и вытер лоб.

— Устал уже, — сообщил он. — Риви, на каком языке я говорил?

— На шантирском, естественно.

— Лаис, правильно?

Девушка недоумённо кивнула.

— Ты что-нибудь понял?

Ользан почувствовал лёгкое раздражение.

— Нет, конечно. Я не знаю этого языка.

— Как трудно этим заниматься… — монах несколько минут сосредоточенно дышал, затем уставился на Ользана и произнёс несколько фраз на незнакомом никому из присутствующих гортанно звучащем языке.

— Понял?

— Ни слова. — Ользан начинал уже сердиться.

— Сиди, — монах поймал его за руку. — Я тут с тобой не в игры играю. Сиди и старайся понять.

После третьего раза Ользан сдерживал себя только невероятным усилием воли. И тут на него нашло то самое состояние.

Сквозь лёгкую дымку проплыли непонятные звуки, издаваемые человечком, а наружу просочилась осмысленная фраза.

— Я хочу… чтобы ты обучился вниманию… — запинаясь, произнёс художник и его отпустило.

Монах сидел с довольным видом, а шантирцы поднялись с земли, словно увидели невесть что.

— Вы видели? — повернулся Унэн к брату с сестрой.

— Ещё как, — произнёс Бревин ошарашенно. — Такой ореол.

— Скорее облачко, — поправила сестра. — Розоватое облачко, которое сгустилось у него над головой.

— На, выпей, — монах протянул ничего не понимающему юноше фляжку и тот послушно глотнул густого вина. — Отдышись.

Спустя минуту всеобщего молчания Ользан заговорил.

— Что это был за язык?

— Ты уже успокоился? — монах с опаской поглядел на юношу и тот подумал, что Унэну вновь захотелось, так скажем, пошутить.

— Слушай, кончай издеваться! — проговорил Ользан возбуждённо, но без злости. — Что это был за язык?

Унэн хихикнул.

— Это не язык. Это набор звуков.

— Ты шутишь! — вырвалось у Бревина. — Ты хочешь сказать, что Олли в состоянии читать мысли?

— Хуже, — монах извлёк из-под накидки помятый листик бумаги. — Прочти.

Бревин молча склонился над листком.

— Похоже на то, что я говорил?

— Вроде бы похоже, — неуверенно подтвердил шантирец. Сестра отобрала у него листок и согласилась. — Да, в точности. И что же?

— Я вчера весь вечер заучивал эту ахинею, — ткнул монах пальцем. — Помните основной принцип перевода с неизвестного языка?

— Вроде бы да, — шантирец наморщил лоб, видимо, вспоминая урок. — Необходимо, чтобы жили живые носители языка и существовали написанные на нём памятники, доступные для чтения. То есть…

— Ну-ну? — поинтересовался монах.

— То есть… да нет, не бывает! Он что, прочёл текст, у которого нет памятников и жив единственный носитель?

— Именно, — кивнул монах. — А ты говоришь, что я издеваюсь! Я сам псионик, причём в некоторых областях неплохой… но этот парнишка меня превосходит во много раз. Причём, не осознавая своей силы. Так что я не зря спросил, успокоился он или нет.

У Ользана по спине побежали мурашки.

— Так значит там, в подземелье…

— Ну конечно! Ты как-то смог встретить мирацу её же оружием. А знание языка было просто последней каплей. Они считают себя неизмеримо выше и сильнее человека, но, видимо, умеют ценить достойных противников.

— Я даже не знаю, как это у меня получилось.

— Я тоже. Но стоять возле вас двоих было страшно. Словно мыши, которая бегает под ногами у сражающихся гигантов. А насчёт того, как получилось… вроде бы один из способов мы выяснили.

— Разозлить меня, — кивнул Ользан.

— Ага, — рассмеялся шантирец. — Или испугать, а также… гм…

— Заткнись, — приказала ему сестра, не повышая голоса.

— Зря смеёшься, — возразил монах. — Ты, к сожалению, совершенно прав. Будь я проклят, если понимаю, откуда Олли черпает такую энергию, но ему как можно скорее надо научиться ею управлять.

— Ты знаешь, как этому можно научиться? — спросил Ользан, поднимаясь на ноги.

— Есть способы, — монах почесал в затылке. — Не знаю, выйдет ли… Но попробуем. Для начала самый простой.

— И в чём он заключается? — с любопытством спросил художник.

— Не скажу, — отрезал Унэн безо всякой улыбки. — Иначе лекарство не подействует. Тем более, что мне за этим придётся прогуляться в соседний город.

— Верхом ездить умеешь?

— В жизни не пробовал, — скривился человечек. — Да мне и не нужно. Как раз за ночь и прогуляюсь. Риви, вставай. Для разнообразия позанимаемся с тобой.

— А мы с тобой, — девушка поднялась и извлекла из чехла пару тренировочных мечей. — Давай, повторим последний урок.

— Ни минуты покоя, — проворчал Ользан, принимая хрупкий на вид, но невероятно прочный деревянный меч.

* * *

Утром следующего дня зной затопил Паэрон; безветрие немедленно подтвердило, что город стоял среди пустыни. Воздух сгустился во влажный, неприятный кисель, что обтекал каждого, кто осмеливался покинуть прохладу жилища.

Коллаис сходила в алхимический магазин и вернулась с книгой, несколько толще той, что принесла вначале.

— Что это? — удивился Бревин, который всё утро упражнялся в метании кинжала.

— Это настоящий список того, что есть у него в лавке. — Девушка принялась уставлять стол разнообразными пузырьками, свёртками, коробочками. Её брат и Ользан смотрели, как на их глазах их обеденный стол исчезает под всевозможными воплощениями алхимического гения.

— Это ж на какую армию ты всё это набрала? — было первым, что произнёс Бревин. Он склонился над столом и, взяв в руки один из пузырьков, принялся рассматривать его. — Что это?

— Это — от животных ядов. Зря ты, кстати, морщишься. От всего того, о чём мы знаем, все эти вещи помогут. Мы же не на прогулку готовимся, а на войну.

— На войну с людьми, — простонал шантирец. — А не с вампирами, драконами и оборотнями. Всё, Олли, плакали наши денежки. Если я хоть что-нибудь понимаю, всё это великолепие стоило как раз всех наших запасов. Да ещё она взяла у кого-нибудь в долг, без сомнения.

Его сестра снисходительно улыбнулась.

— Все наши деньги на месте, — объявила она, усаживаясь рядом. — Какая прохлада! Если бы вы только знали, какое пекло там, снаружи.

— Я готов поверить, что торговец дал тебе скидку, — нахмурился Бревин. — Но в то, что он тебе всё это подарил, прости, не поверю.

— О боги… Похоже, тебе проще всё сразу рассказать. Я продала кое-что из нашей добычи. Отсюда и деньги. Ещё и осталось, кстати.

— Что это ты продала?

— Вот это, — на столе появился тёмно-серый пузырёк с притёртой крышкой. Внутри него переливалась какая-то густая жидкость.

— Что это, будь я неладен? — шантирец поднял флакон и посмотрел сквозь него на солнце. — Какой тяжёлый!

— Небьющееся стекло, — ответила сестра. — Открой да понюхай. Не бойся, не отравишься.

— Ну уж нет, — содрогнувшись, Бревин вернул пузырёк на место. — Пусть кто-нибудь другой нюхает.

— Дай-ка, — Ользан осторожно повернул матовую пробку и положил её на стол. Осторожно наклонился ближе к флакону. — Кровь, что ли? — предположил он растерянно и потянул носом. Едва ощутимый мускусный запах достиг его обоняния. — О небеса! — воскликнул он, поспешно закрывая флакон. — Это её кровь!

— Чья кровь? — шантирец непроизвольно сделал шаг назад.

— Мирацу, — пояснила его сестра. — Теперь мы знаем, зачем они её держали. Ради вот этого.

— На кой им может потребоваться такая кровь? — насторожился шантирец.

— Кто его знает. Чем большими возможностями обладает существо, тем больший толк от частей его тел. Это же аксиома, Риви, ты же читал про алхимию.

— Никогда не буду ей заниматься, — Бревин брезгливо поморщился. — Только представить, с чем придётся иметь дело. Ну и гадость!

— Гадость, говоришь? Тогда тебе лучше не вспоминать, из чего приготовляются мясные блюда, лекарства, и многое другое. Например, ты ешь почки, только успевай добавляй. Сказать тебе, для чего они служат?

— При чём тут это! — возмутился Бревин. — Это всё — обычные вещи. Но зачем, ради всего святого, возиться с такими жуткими тварями? Неужели нет средств попроще?

— Видимо, не всегда есть, — пожала плечами Коллаис. — Кроме того, я же тебя не заставляю всем этим заниматься.

— И сколько он за это дал? — прервал спор Ользан.

— Похоже, всё, что имел, — Коллаис откинулась в кресле с довольным видом. — Бросил все остальные дела, закрыл лавку и полчаса совещался со своими коллегами. Так что, если будем бедствовать, у нас ещё три таких флакона. Ну и кое-что в запасе.

— Во что я ввязался, — тоскливо протянул её брат. Коллаис, молча поднявшись с кресла, вручила ему небольшой пузырёк с кроваво-красным составом внутри.

— Это тебе.

— Что это? — подозрительно спросил Бревин. — Я совершенно здоров. Зачем мне пить это? По-моему, лечебницы более чем достаточно.

— Не валяй дурака, — возразила его сестра. — Ты на свои зубы давно смотрел?

Шантирец промолчал. По какой-то причине у обитателей Шантира быстро портились зубы. Некоторые винили в том воду, некоторые — суровый климат, кое-кто — зловредные колдовские заклятия. Сама Коллаис заплатила более сотни золотых, чтобы один алтионский алхимик помог ей навсегда забыть о зубной боли. Восстановление было долгим и болезненным.

— Пей это по пять капель утром, — велела она. — Иначе через пару лет на тебя смотреть будет страшно.

— Ещё чего!

— Риви, это лекарство изготавливается по сотне флаконов в год. Ты вообще ничего не заметишь. Меня лечили гораздо более простыми средствами, и месяц я не могла по-человечески есть. Будешь пить? Не каждый король в состоянии покупать подобные лекарства.

— Ну ладно, — проворчал шантирец. — Но впредь запомни, что нянька мне не нужна.

— Почему всего по сотне в год? — снова встрял Ользан, которому не понравился тон шантирца. Вид у Коллаис был оскорблённый.

— Если я скажу, из чего это делают, то Риви точно не станет это пить.

— Запах приятный, — объявил шантирец и некоторое время смотрел, как переливается в крохотном флаконе тёмный сироп. Потом осторожно закрыл его, встал и повернулся к сестре, которая смотрела на него с каменным лицом.

— Спасибо, сестрёнка, — шантирец наклонился и поцеловал её в щёку. — Ну не нравится мне алхимия, что уж тут поделать. — И покинул комнату.

— Мальчишкой был, мальчишкой остался, — укоризненно произнесла Коллаис, но глаза её улыбались. Повернувшись к столу, она принялась укладывать снадобья в «кошелёк».

— И всё же, из чего это зубное средство? — не выдержал заинтригованный художник. Коллаис, оглянувшись, наклонилась к его уху и шепнула несколько слов.

После чего наблюдала за Ользаном, который несколько минут не мог справиться с приступом смеха.

— Только не вздумай говорить ему! — услышал он вдогонку, покидая комнату и борясь с икотой.

* * *

— Ну вот, — довольно объявил Сунь Унэн, глядя на своих друзей. — Оружием вы теперь владеете намного лучше. Теперь вам надо научиться лазать по горам.

— Это ещё зачем? — удивился шантирец, поигрывая рукоятью учебного меча.

— Во-первых, вам наверняка придётся пересекать горные участки. Во-вторых, это создаст у вас массу полезных навыков. В-третьих, это только начало программы.

— Что-что? — недоверчиво наклонил голову Бревин. — И сколько, по-твоему, займёт эта твоя тренировочная программа?

— Немного. Года два-три.

Взрыв возмущения был ему ответом.

— Ну ладно, пошутил я, — довольная улыбка на широком лице монаха несколько поблекла. — Несколько недель. Всякую экзотику мы пока оставим в покое, но уметь вести себя в горах и пещерах вам всё равно придётся.

— Чего ради придётся? — возмутилась Коллаис. — Прекращай шутить, Унэн. Можно подумать, у нас есть столько времени!

— Приятель Рамдарона, которого вы ищете, — сухо пояснил монах, опираясь на посох из тёмного дерева, — пропал где-то в пещерах. Высоко в горах. Этого достаточно?

— Достаточно, — ответил наконец Бревин. — С этого и надо было начинать.

— Если бы я не сказал про несколько лет, — возразил монах, — вы бы ни за что не согласились на три недели. Ладно, полчаса перерыва. Олли, иди-ка сюда. Я тут принёс кое-что для тебя.

«Кое-что» оказалось бутылочкой — не более чем на два-три глотка — в которой плескалась прозрачная жидкость.

— Что это? — подозрительно спросил юноша, поднимая глаза на Унэна. Тот печально закатил глаза.

— Когда же вы перестанете ожидать от меня подвоха. Это то, что поможет тебе справляться с твоими… талантами. Возможно, некоторое время будет чуть-чуть кружиться голова.

— Ну ладно, — юноша с сомнением принял сосуд и долго смотрел на состав. — Надеюсь, что ты не ошибаешься.

Все следили, как Ользан залпом выпил содержимое бутылки и поморщился. Затем встал, прислушиваясь к своим ощущениям. Немного звенело в ушах. В остальном ничего не изменилось.

— Превосходно. А это — монах подал ему видавший виды свиток, — будешь читать трижды в день, по сто раз. Ничего не поделать, всё это отнимает время.

— Фу-у-у… А я пока отдохну, — монах сшиб с дерева крохотное кислое дикое яблочко и с наслаждением улёгся в тени дерева. — Если засну, разбудите меня к обеду!

* * *

— Послезавтра отправимся в Гилортц, — объявил монах. — У тебя превосходные сведения, Олли. Там куют прекрасную броню, отличное оружие… Кроме того, там живёт один мой знакомый, который может взобраться на любую вершину с закрытыми глазами.

— Ну да! — скептически воскликнул шантирец. — Может, ты скажешь, что ещё и без снаряжения?

— На голых руках.

— Опять заливаешь, — покачал тот головой.

— Постой, это что — Ирентлам из Серенга? — поразился Ользан. — Кроме него я не знаю таких скалолазов. Если, конечно, тот, о ком идёт речь, попросту не взлетает на скалы.

— Он самый, — самодовольно подтвердил Унэн. — Люблю знакомиться со знающими людьми.

На несколько секунд все потеряли дар речи.

— Подумаешь, — вздохнул монах, потягиваясь. — Мой великий предок водил знакомство с самими богами и перебил несметное количество всевозможных демонов. Почему бы мне не водить знакомство с лучшими специалистами?

И ушёл к ручью — освежиться.

Все провожали его взглядами.

— Если я ещё раз услышу про его великого предка, — произнёс Бревин, стиснув зубы, — то зарыдаю от горя.

— У меня складывается чувство, — задумчиво произнесла Коллаис, — что мы уже сами собой не распоряжаемся. Похоже, он лучше всех знает, что нам надо делать.

— Так это легко исправить, — монах вышел откуда-то из-за её спины. — Стоит вам только сказать, как я замолкну и стану делать всё, что скажете.

Девушка безнадёжно махнула рукой.

— Для начала просто помолчи немного, — попросила Коллаис, в который раз склоняясь над листком бумаги. Монах кивнул с выражением преданности на лице и сел под соседнее дерево. Достал из одного рукава метательную звёздочку, из другого — точило и принялся доводить грозный снаряд до совершенства.

— Похоже, что на всё денег хватит, — Бревин закончил осмотр своего имущества. То же делала и Коллаис. Небольшая поляна, в километре от города, вся была заставлена массой вещей, которые до того хранились в «кошельках». — Даже продавать ничего не придётся. Так… верёвки сто метров… хорошая верёвка! Кто её делал?

— Карлики, по-моему, — отозвался Ользан, не в силах оторвать взгляд от сверкающей девятиконечной звезды. Унэн сосредоточенно проводил тонким бруском по кромке лучей, что-то тихонько напевая.

— Фонари, крючья, факелы… вроде бы всё. Поразительно — я нёс всё это в «кошельке» и не чувствовал!

Некоторое время тишину нарушал только тихий скрежет точила о металл.

— Слушай, Сунь, — произнёс, наконец, Ользан. Он справился с инвентаризацией раньше всех. — Скажи честно — что ещё там у тебя в рукавах? Сдаётся мне, что там целый арсенал.

— Ну уж и арсенал, — скромно возразил монах. Он осмотрелся и отошёл в дальний угол поляны. — Сейчас посмотрим.

На траву перед поражёнными зрителями легло: две дюжины смертоносных звёзд; две чаши для подаяний — деревянная и из какого-то зеленоватого камня. Десяток изящных статуэток, изображавших человека, сидящего со скрещенными ногами (больше разглядеть не удалось, так как монах быстро спрятал статуэтки назад); несколько ножей с крайне острыми лезвиями; серебряная цепь в два человеческих роста. Какое-то, по-видимому, оружие — прочная цепь с массивным металлическим шариком с одной стороны и небольшим остро отточенным серпом с другой; несколько посохов и масса всякой полезной мелочи.

— Вроде бы всё, — сообщил монах, похлопывая себя по бокам. — Впрочем, это был только один рукав. Во втором я храню свои научные трактаты и кое-какие личные вещи.

— Трактаты? — спросил Ользан, словно очнувшись ото сна. — А можно взглянуть?

— Естественно, — монах покопался в складках своей накидки и извлёк на свет два толстенных тома. — Когда я закончу работать над ними, то, несомненно, произведу переворот в здешней медицине. Ну и культуре, разумеется.

— Язык неизвестен, — вздохнул художник (остальные переглянулись), рассматривая изображение человека, поверх которого были нанесены сотни разноцветных точек и линий, их соединяющих. — О чём это, Сунь?

— Это учение о точках, расположенных на теле человека и о силах, которыми они управляют. К моему большому огорчению, здесь это знание находится в зачаточном состоянии. Правда, есть расы, здесь не обозначенные — а, значит, мне есть, чем заниматься.

— Неужели эти точки так много значат? — спросил Ользан с недоверием. — Покажи-ка что-нибудь!

Монах пожал плечами, и, протянув руку, легонько надавил куда-то в левое предплечье. Юноша охнул и схватился за руку. Та была парализована ниже локтя и совершенно ни на что не реагировала.

— А теперь так… — монах неуловимым движением надавил на другое место и сотни огненных иголок вонзились в руку. Ользан потрогал её — всё в порядке, рука была вполне дееспособна.

— Я уже говорил с некоторыми лекарями, — вздохнул монах, — но меня, как правило, называют дикарём и шарлатаном. Воистину, труден путь просвещения.

— Так! — произнесла с отвращением Коллаис, которая тем временем сосредоточенно листала второй том. Она показала том своему брату и тот с удивлением воззрился на множество иллюстраций, изображавший пары обнажённых тел. Догадаться, о чём шла речь, было нетрудно. — Это что, второй великий трактат? Как называется эта наука? Разврат?

— Чем больше я гляжу на вас, — произнёс монах с сожалением на лице, — тем больше убеждаюсь, что учить вас предстоит ещё очень и очень долго. Мне ужасно жаль, если разврат — это единственное слово, которое вы находите для этого занятия.

— По крайней мере называть это научным и великим трактатом я бы не стала, — возразила девушка с негодованием. — Мне страшно представить, что будет, если это сочинение станет всеобщим достоянием.

— По-моему, это как раз легко представить. Большинство людей утратят массу нелепых предрассудков относительно этой части своей жизни. Кстати, в Оннде большинство жителей таких предрассудков и так не имеют.

— У нас дома я тоже видела людей, лишённых подобных предрассудков, — Коллаис откинулы волосы на плечи. — В основном это мужчины, цвет нашего общества. Правда, похоже, что их… жертвам всё это большого удовольствия не доставляет.

— В одной и той же посуде можно приготовить несъедобные горькие уголья и изысканные блюда, — ответил монах. — Равно как можно приучить человека к мысли, что естественные потребности — гнуснейшие и отвратительнейшие пороки. Всё это изменится, Коллаис, если ты хоть раз влюбишься.

Коллаис силой отобрала злополучный том у своего брата (тот с увлечением листал его, и отдал с большой неохотой) и молча вручила Унэну.

— К любви всё это не имеет никакого отношения, — возразила Коллаис тише и уже не столь уверенно.

Монах молча покачал головой и принялся с оскорблённым видом укладывать вещи назад в свой вместительный рукав. Стоило ему уложить свои посохи, как Ользан с проклятиями вскочил и шлёпнул себя ладонью по затылку.

— Что такое? — вскочила Коллаис.

— Что-то ужалило меня, — юноша потрогал затылок и скривился от боли. — Жжёт-то как…

— Сейчас приложим что-нибудь холодное, — девушка взяла кусок ткани и встала было на ноги, когда над головой Ользана неожиданно сгустилось и начало набирать яркость небольшое ярко-жёлтое облачко. Все уставились на него, широко открыв глаза. Один только Ользан ничего не замечал — он стоял, прижав ладони к вискам, словно у него разболелась голова.

Облако оторвалось от головы художника и медленно поползло вверх, раскручиваясь наподобие вихря и стремительно набирая яркость. Вторые тени легли на землю — зыбкие, сиреневые, дрожащие. Когда яркость вихря стала нестерпимой для глаз и крохотные молнии начали с треском прорываться наружу, монах опомнился.

— На землю! Живо!! — и бросился к Ользану.

На лице Унэна был написан неподдельный испуг и шантирцы, не раздумывая, кинулись наземь, укрывая лицо и зажимая уши. Унэн повалил Ользана и едва успел упасть рядом, набросив поверх головы свою накидку, как над головой прогрохотал оглушительный взрыв. Волна тёплого воздуха прижала их к земле. Со стороны города послышались крики.

Унэн встал, пошатываясь, с непереносимым звоном в ушах. Все остальные тоже встали — судя по всему, никто серьёзно не пострадал. Над самой землёй висел мелкий желтоватый туман. На глазах оглушённых зрителей он стремительно впитался во все металлические предметы и исчез.

В воздухе пахло грозой.

Бревин недоверчиво прикоснулся к своему мечу… и ничего не заметил. Всё остальное выглядело, вроде бы, как и прежде.

— Быстро собирайте вещи, — сквозь туман в сознании и звон в ушах донёсся голос монаха. — Скоро здесь будет стража. Надо убраться отсюда как можно скорее.

Спустя пять минут четвёрка, всё ещё пошатываясь от испытанного шока, скрылась на западном склоне холма. Вовремя: спустя ещё пару минут к их поляне прибежали четверо стражников. Их поиски оказались тщетными; в конце концов они убедились, что жертв нет и ушли. Их капитану, правда, пришлось составлять рапорт о произошедшем — но это, в конце концов, была лишь крохотная неприятность.

* * *

Домой добрались без происшествий.

— Всё с тобой в порядке, — уверено заключила Коллаис, закончив осматривать Ользана. На затылке у того вздулась большая шишка, но компресс должен был вскоре справиться с этой напастью. — Ничего болезненного… по крайней мере, для меня.

— Ну-ка, дай-ка я, — Унэн, без своей обыкновенной улыбки, некоторое время сосредоточенно исследовал правую руку юноши, осторожно прикасаясь пальцами и что-то бормоча, а в завершение долго рассматривал его глаза. Наконец, встал и пожал плечами.

— Согласен. Всё в порядке. Сам ты что чувствуешь?

— Ничего. — Ользан прислушался к внутренним чувствам. — Странно. Раньше вроде бы всё время ощущался слабый туман в голове. Сейчас всё прошло. И ясность мысли просто поразительная.

Бревин с облегчением вздохнул.

— Добро пожаловать в мир нормальных людей, Олли, — пояснил он на словах и уселся в кресло. — Что бы там у тебя ни было, но, раз оно прошло, то, возможно, и к лучшему.

— Не думаю, чтобы оно прошло, — с сомнением отозвался монах. — Ну да ладно. Что у нас сегодня на ужин?

— Мне сейчас только об ужине думать, — отмахнулась девушка. — Кстати, ты не так давно обещал поразить нас своей кухней. Почему бы не вспомнить про своё обещание?

— А это идея! — обрадовался человечек. — Риви, пойдём, поможешь. Одному мне всё это не дотащить.

* * *

Коллаис удалилась к себе в комнату и оглядела её. Вроде бы ничего не забыла. Все поручения в городе завершены… к алхимику она уже сходила (и тот, вместе со своей супругой, долго упрашивал её не забывать про их скромную лавку и почаще навещать). В Храме ею остались довольны и даже дали рекомендацию для других целительских орденов. Так, глядишь, и до диплома недалеко. Верно говорила их знахарка, что у всех в роду Коллаис склонность к волшебству.

Взять хотя бы Риви. Стоило взяться за ум, как тут же всё схватывает. Вот только похоже, что Унэн как-то странно на него действует…

…Снизу раздавались голоса и приглушённый грохот и лязг — по-видимому, Сунь Унэн принялся за работу. Девушка села у окна, наслаждаясь вечерним воздухом и неожиданно для самой себя вспомнила о надписи, которую она срисовала с обгорелого клочка бумаги. Убедившись, что никто её не видит, она положила листик на стол.

Осторожно, заполняя пробелы ничего не значащими словами, прочла бессвязный текст. Ничего магического не ощущается. Любая магическая система Ралиона построена на ограниченном количестве слогов. После некоторого навыка узнать некоторые из них сможет любой мало-мальски грамотный человек.

Прочестьвсё или не рисковать?

Она поднесла к клочку бумажки медальон и присмотрелась. Никаких изменений. Прочла несложное заклинание, обострявшее восприятие — в том числе ко всему магическому. Слабо зарделся в полутьме висевший на поясе «кошелёк». Надпись по-прежнему не меняла цвета. Будь она магической — даже частично разрушенной или давно позабытой — медальон должен отозваться.

Прочесть или не стоит?

Внутри у неё шла страшная борьба. Как в тот раз, когда она прочла «улучшенное» Ользаном заклинание. В тот раз всё обошлось. А сейчас? Олли утверждает, что приобрёл свои способности путём чтения этой бессмыслицы. Ну и, конечно, Мантр концентрации и всего остального популярного набора.

Коллаис ощущала себя человеком, который решился выпить неизвестный состав, не потрудившись узнать, что это такое. Но искушение ощутить, что может случиться, было так велико…

Девушка зажмурила глаза и, открыв их через несколько секунд, быстро прочла надпись, краем глаза наблюдая за медальоном.

Ничего не случилось.

Ну хорошо, сказал внутренний голос. Один раз прочла — и довольно. Или ты тоже собираешься отказаться от употребления магии и читать эту формулу?

Конечно же, она не собиралась.

За дверью послышались неторопливые шаги и Коллаис поспешно спрятала бумажку.

Если бы она взглянула на медальон, то увидела бы, как внутри него зажглась и сразу же погасла одинокая искорка.

* * *

— Прошу, прошу, — Сунь Унэн довольно потёр руки. — Сегодня выбор блюд на моё усмотрение. В поварском деле я, конечно, намного хуже…

— … твоего великого предка? — предположил Бревин.

Монах разразился хохотом и долго не мог успокоиться.

— Не угадал. Хуже многих поваров в моём монастыре. Так что, если представится случай посетить его…

Все расселись, некоторое время разглядывали блюда. Все они выглядели, как произведения искусства. Даже винные бутылки — последние были пузатыми, пыльными, и происходили, несомненно, из тайников для особо дорогих клиентов.

— Впечатляет, — призналась Коллаис, когда с ужином было покончено. — Мне-то казалось, что почти всё, о чём ты говоришь, чистое хвастовство. Беру свои слова обратно. Кое-чему мне, пожалуй, следует у тебя поучиться.

— Многим вещам, моя дорогая, — благодушно пропел человечек. — Многим вещам у меня стоит поучиться. Но что касается трапезы, тут я, к сожалению, тебе уступаю. Видишь ли, лень — единственный порок, в борьбе с которым я так и не преуспел.

Коллаис не выдержала и фыркнула.

— Интересно, а скромностью ты превосходишь своего великого предка?

— Несомненно, — подтвердил монах. — Хотя бы потому, что он — да простятся мне эти слова — был начисто лишён её. Что и говорить, равные богам имеют свои недостатки.

— Твои слова, к сожалению, невозможно проверить, — вздохнул Ользан.

— Как это невозможно! — возмутился монах. — Неужели я сам и мои поступки их не подтверждают? Кроме того, — на стол легло четыре толстых и пыльных тома, — вот жизнеописание моего предка, составленное его благодарными учениками.

— Да уж, — произнёс, наконец, поражённый Бревин, пролистав несколько страниц. — Пожалуй, стоит выучить этот язык. Я надеюсь, ты не откажешься обучить?

— Разумеется, — важно кивнул головой Унэн. — Хотя бы для того, чтобы вы, наконец, начали приобщаться подлинной мудрости. Впрочем, чего это я? О делах можно поговорить и позже. Кто-нибудь возражает против вечерней прогулки? Хороший сон нам не повредит.

Никто не возражал и, когда слуги убрали остатки праздничного ужина, четвёрка, одев походную одежду, вышла наружу и двинулась в направлении Старой Крепости.

* * *

Было большое полнолуние — два диска, жёлтый — покрупнее и белый — помельче светились на безоблачном небе. Третьей луны не было видно; Ользан знал, что её видно только более зоркими глазами либо в подзорную трубу.

Большая площадь посреди Старой Крепости была оживлена и по ночам. Крепость давно уже перестала служить основой, ядром обороны города и прилегающих селений — никто из западных жителей не осмелился бы, даже если был бы враждебен, напасть на Паэрон. За годы, прошедшие с последней войны, крепости и дозорные башни выросли вокруг Паэрона — проходя редким пунктиром через мрачную скалистую пустыню, где ветер постепенно стирал руины с лица земли. Вопреки мнению историков, королевство не пренебрегало защищённостью и тщательно следило за своими границами.

Впрочем, пустынный пояс в сорок два километра шириной служил естественной границей между разрозненными городками юго-запада — те постоянно были желанной добычей как пиратов, так и варваров, что спускались с гор. Давно, правда, нет ни тех, ни других, но память о постоянно нависшей угрозе живуча, и люди не торопятся селиться у пологих юго-западных берегов.

Площадь была не столь и велика по меркам современных городов. Однако на ней умещались три небольших группы музыкантов — одна, судя по всему, была местной. Хоть слушателей в вечерний час было и не очень много, довольный вид музыкантов говорил, что дела идут не так уж плохо.

— Интересно, есть ли хоть что-нибудь, что он не умеет? — шепнула Коллаис, наблюдая, как Унэн, устроившись рядом с музыкантами, подыгрывает им на небольшой свирели, которая, естественно, появилась всё из того же рукава его одеяния. Музыканты не возражали — слух у монаха был превосходен, а денег он не требовал. Впрочем, его собственная чаша для подаяний уже устроилась у ног своего хозяина и время от времени принимала скромные дары.

— Поднимемся на стену? — предложил Бревин, когда стало ясно, что Унэн увлёкся музицированием и не обращает на них внимания. Вход на стену был также свободен — вернее на две стены, западную и восточную. Плату в один серебряный за вход вряд ли можно было считать серьёзным препятствием.

С западной стены открывался вид на пустыню. Кое-где были видны заострённые верхушки дозорных башен. Два созвездия, Дракон и Колесница, господствовали в западной части неба. Воздух был спокоен и разноцветные звёзды выглядели очень нарядно. Отсюда были видны окраины прерий — там, где теплилась жизнь, не подавленная зноем и песками. Людей там, правда, по-прежнему не было.

Сверкающая звезда сорвалась с неба и начала свой первый и последний полёт. Все трое схватили первые попавшиеся под руку монетки и кинули вниз — туда, где находилось спокойное и глубокое озеро. Если монетки упадут в воду одновременно со звездой, сбудется загаданное желание.

За негромкой музыкой и разговорами стоявших рядом плеска не был слышно.

XXIII

Дорога в Гилортц запомнилась только изобилием всевозможных посёлков, что располагались поблизости от дороги. Не все они были крестьянскими; то там, то здесь виднелись характерные по очертаниям строения, в которых выплавляли металл. Некоторые из них работали и по ночам — судя по поднимающимся столбам дыма.

Что за привычка ездить по ночам, думал сонный Ользан, которого даже прохладный ветер не смог до конца разбудить. Оно конечно, что днём, в самый зной, путешествовать по здешним краям не очень удобно, но в такую рань…

Дорога постоянно шла в гору — сами горы, полуприкрытые туманной дымкой, приближались как-то незаметно. Вначале появились каменные столбы — «пальцы» — которыми ощетинилась здешняя земля на добрые пятнадцать километров во все стороны от гор. Ользан не сразу припомнил названия горы, в которую постепенно вгрызались здешние рудокопы. Анкин-Шартц, Неиссякающий источник. К чему бы это? Что под этим понимается — руда, которая по-прежнему исправно лилась наружу или две реки, Нильман и Ханкина, взявшие городок в клещи?

— Смотрите, — указал монах вперёд часа два спустя, почти перед самым концом путешествия.

Зрелище было впечатляющим. Два водопада, по левую и правую руку, срывались с тридцатиметровой высоты. Имена у рек были собственные — кажется, по именам легендарных основателей города. Обе были стремительными, холодными и своенравными. Когда снега обильно выпадали на невидимых отсюда склонах Анкин-Шартца, обе реки могли подняться метров на пять за несколько солнечных дней — и горе тому, кто зазевался. Могучим потокам ничего не стоило нести с собой осколки камней — иногда с голову величиной.

— Стражи города, — указал монах ещё раз, прежде чем водопады скрылись за городской стеной и зданиями. — Они не позволят врагу перейти себя, если город не перестанет почитать их.

— Как странно, — Коллаис задумчиво глядела в сторону Нильмана. — Мне казалось, что местные культы давным-давно исчезли.

— Никуда они не исчезали, — ответил Ользан. — Просто теперь Великие боги имеют по несколько новых обликов в каждом городе, селении, а то и просто в местном святилище. И почитают их теперь вместе с прежними божествами, только и всего.

— Да, — отозвался монах минуту спустя. — Никогда не надо говорить, что культы исчезают или становятся менее значительными. Боги особенно чутки к подобной хуле.

— Даже если я в них не верю? — недоверчиво спросила девушка.

— Это твоё личное дело, верить или не верить, — монах указал левой рукой в центр города, где стояли, возвышаясь над остальными зданиями статуи божеств-близнецов. — От этого они не станут менее значительными или безвредными. У вас в Шантире не принято чтить богов?

— У нас принято почитать только оружие и деяния предков, — ответил Бревин. — Всё остальное считается суевериями.

— Ну что же, если не покидать своей земли, то ничем не хуже любой другой веры, — кивнул Унэн и указал на старенькое здание по правую руку. — Сюда. Здесь живёт Ирентлам Серенгский.

— Мы что, остановимся у него? — недоумённо вопросил шантирец, придирчиво оглядывая скромный, но ухоженный домик.

— Разумеется, — Унэн, чуть свесившись с седла, негромко постучал в ворота висевшим рядом молотком. — Ирент рад гостям — в особенности, если их сопровождаю я.

Ворота бесшумно распахнулись и небольшая кавалькада постепенно втянулась внутрь.

Часы на городской башне пробили восемь.

* * *

Скалолаз оказался сухоньким седовласым человечком — едва ли выше монаха. Короткая бородка и стремительная походка напомнила Коллаис одного из дарионов, популярных персонажей шантирских сказок. Только этот был настоящим, добродушным, и глаза его не светились в темноте.

— Прошу вас, прошу, — голос знаменитости оказался низок — пожалуй, чрезмерно низок для такого щуплого сложения. — Судя по тому, что с вами Сунь, вас ожидает много неприятностей. Он у нас специалист по части каверз.

— Если бы тебе выпало счастье быть знакомым с моим… — начал было монах, но Ирентлам, не обращая внимания на речи монаха, изящно поклонился Коллаис и её брату, после чего, склонившись, поцеловал ей руку. Девушка была несколько ошарашена — всё было исполнено в соответствии с этикетом Шантира. Вот только откуда этому уроженцу островов их знать?

— Не удивляйтесь, — улыбнулся скалолаз, довольный произведённым впечатлением. — Мне довелось взобраться почти на все горы мира. В Шантире меня как-то раз приняли за лазутчика и продержали неделю в яме.

— Ну вот, — укоризненно отозвался Унэн из-за его спины. — А я-то думал, что умею сочинять лучше всех…

— Он вам ещё не надоел? — спросил хозяин дома, усаживая гостей по креслам и кивком отсылая куда-то слугу. — Признаться, я не в состоянии выносить его более месяца.

— А больше и не потребуется, — ответствовал монах, с довольной улыбкой вытирая блестящую голову рукавом. — Обучи их основам хождения по горам и пещерам. Только быстро, если тебя не затруднит. У нас всего две недели.

При этих словах добродушие слетело с лица скалолаза. Он оглянулся и несколько секунд смотрел на Унэна. Последний улыбался, но уже не так беззаботно.

Судя по всему между двумя людьми происходил какой-то безмолвный диалог — оба смотрели друг другу в глаза, чуть двигая веками. В конце концов монах кивнул — так, что не наблюдая за ним, этого было не заметить.

— Ну что же, — произнёс Ирентлам в конце концов. — В тебе есть одна положительная черта, мой дорогой болтун. Ты никогда не просишь помощи без крайней на то нужды.

И стремительным шагом покинул комнату.

* * *

— Куда это он? — шёпотом спросил Бревин. Стремительная смена настроения хозяина дома ему не очень понравилась. Может быть, что-то было сделано не так? Да нет, последняя реплика принадлежала Унэну.

— Всё в порядке, — ответствовал монах, озабоченно поглаживая голову. — Не удивляйтесь. Он человек необычных способностей и иногда ведёт себя странно.

Пока хозяина не было, приезжие осмотрели комнату. Та была почти пуста. Массивный, старый стол, сделанный из дуба, шесть кресел и картина на стене. Картина была старой — не менее полутора веков, машинально определил Ользан, присмотревшись к потемневшей от времени рамке. Пейзаж, который был изображён на полотне, ничего ему не говорил. Вид откуда-то со скалы — цветущая долина внизу, изобилие цветов и деревьев. Лёгкие облачка на небе. Ничего больше.

Запахи в доме были так или иначе связаны с деревом. Тут только до Ользана дошло, что в комнате не было ничего металлического. Случайность? Или причуды хозяина? Он подумал и вспомнил: дверной молоток был не то из камня, не то из кости… Интересно…

Бревин единственный из всех ни к чему не присматривался: ему всё ещё хотелось спать; как только разговоры в комнате прекратились, вялость охватила его.

Коллаис же разглядывала цветы на окне. Два горшочка; в одном — небольшое растеньице, три листика на коротком стебле и нераскрывшиеся бутоны. Во втором — нилайр, уроженец пустыни, которому приписывали немало целебных свойств. Толстые, мясистые стебли ощетинились множеством ядовитых колючек. Это растение ей было знакомо: его сок и мякоть входили во множество лекарственных составов. А что в первом горшочке? Она подошла к первому горшочку и поднесла ладонь к листку. На её глазах бутончики тут же раскрылись, источая тонкий аромат. Девушка улыбнулась, удивлённо раскрыв глаза и вздрогнула. Цветки, что показались ей белыми, меняли цвет при каждом движении головы. Радужные полоски текли по ним, стоило хоть чуть-чуть пошевелить головой. Коллаис хотела позвать остальных, но тут за дверью послышались шаги.

Унэн неожиданно поднялся на ноги и покинул комнату. Все вновь недоумённо переглянулись. Никто не звал его… хотя, возможно, эти двое могли общаться и без слов.

Почти сразу же вернулся Ирентлам. Он нёс подносик, на котором стоял чайник и четыре крохотных чашки. По комнате распространился приятный аромат.

— Я не употребляю вина, — пояснил скалолаз. — В этом мы существенно расходимся во взглядом с Унэном. Ничего страшного, — добавил он успокаивающим тоном, увидев, как изменилось выражение лица Бревина. — Уверен, что вам понравится.

Он разлил содержимое чайника и вручил каждому по чашке. Бревин ощутил, что сон моментально покинул его, едва он вдохнул терпкий пар.

— Это не лекарство, — заметил хозяин дома, заметив, как Коллаис смотрит на желтовато-коричневый настой. — К сожалению, много этого пить нельзя, но для наших с вами занятий это будет в самый раз. За удачу! — он чуть поднял свою чашку и немного отпил из неё.

Ользан заметил, что напиток с каждым глотком менял вкус. В нём ощущался привкус яблока… груши… каких-то пряностей… Ничего хмельного не чувствовалось, но в голове немного зазвенело. Впрочем, звон тут же прошёл.

Бревин ощутил, что полностью проснулся и готов к чему угодно. Но бодрость была не искусственная, как от некоторых алхимических составов или травяных смесей. Сейчас бодрость казалась… естественной, что ли? Правильной. Не вызванной ничем посторонним.

— Я распорядился насчёт завтрака, — хозяин встал и собрал чашечки. — Ваши комнаты в левом крыле дома — слуга проводит вас. Можете не торопясь привести себя в порядок. Я давно уже не у дел и сегодня тоже никуда не спешу.

— А сколько времени нам потребуется для обучения? — спросил Бревин, поднимаясь. — Унэн говорил что-то о нескольких неделях — но, по-моему, невозможно за две недели обучиться подобному.

— Вы совершенно правы, — кивнул Ирентлам, — если бы вас обучали традиционными способами, потребовалось бы несколько месяцев, а то и лет. Но для вас, — он поднял поднос в воздух, — обучение уже завершилось. Вернее, вам осталось только убедиться, что вы всё выучили.

— Как это? — Коллаис широко раскрыла глаза. — Этот настой…

— Нет-нет, — скалолаз энергично помотал головой. — Настой — это, как сказал бы Унэн, театр. Не беспокойтесь, я всё вам объясню.

Когда Бревин поднимался по лестнице в комнату, которую ему отвели, его не покидало ощущение, что с ним снова сыграли какую-то не очень честную шутку. Хотя отчего у него это ощущение, он и сам не знал.

* * *

Завтрак был вегетарианский — к радости Ользана и некоторому (тщательно скрытому) неудовольствию северян. Для Унэна, похоже, выбор блюд был удачным. Он разговаривал меньше всех остальных, зато не забывал налегать на снедь.

— Несколько лет назад я как-то решил залезть на высочайший в здешних местах столб — его ещё зовут Клыком за очертания, и впервые за тридцать лет не удержался на камне. Мне до сих пор кажется, что моей вины в том не было. Ощущение было такое, словно Клык… не захотел, чтобы я взбирался на него.

— А раньше вы на него забирались? — не удержался Ользан.

— Неоднократно, — скалолаз почти не притронулся к еде, предпочитая соки и чай, — выбор этих напитков был весьма велик. — Да и не я один. Клык — прекрасное место для восхождения без снаряжения. Не очень опасен и практически не осыпается. Да вы сами всё увидите — может быть, уже сегодня.

После этого я повис посередине столба и долго не мог прийти в себя, — продолжал Ирентлам. — Когда я спустился, то до самого вечера у меня дрожали руки. Более того, целый месяц я не мог заставить себя подойти к скале.

Бревин сочувственно кивнул.

— После этого мне приснился странный сон, — хозяин обвёл гостей задумчивым взглядом, — не стану пересказывать его содержание, с вашего позволения. Дело в том, что до этого я почти не видел снов. Ну разве что во время болезни.

С тех пор у меня появился этот… талант, или способность. Я могу обучать людей тому, что знаю сам. Правда, убедиться, что всё сработало в том или ином случае можно только на практике, — скалолаз выставил перед собой руки и пошевелил пальцами, словно пробегая ими по клавишам музыкального инструмента. — В этом случае придётся повторить.

— И как это делается? — удивился шантирец. — Просто… выпить с учениками этот ваш настой?

— Не вполне. Ещё необходимо прикоснуться к ученику.

— Поразительно, — откровенно признался Ользан. — Если бы всё можно было бы так изучать… У вас, верно, отбою нет от желающих научиться?

— К сожалению вы правы, — вздохнул скалолаз и потянулся за кувшином.

— К сожалению? — поразился Бревин. — Да на этом можно было бы нажить состояние… если, конечно, говорить о деньгах, — добавил он поспешно.

— Не в деньгах дело, — махнул рукой Ирентлам и по его изборождённому морщинами лицу пробежала тень. — Дело в тех, кто пытался обучиться у меня. В основном это были… как бы это точно выразить… профессиональные убийцы. Наёмники.

— Ну, это можно понять, — пожал плечами шантирец.

— Возможно. Да только за последние четыре года только они и удостаивают меня своим вниманием. Все словно на одно лицо. У всех в глазах что-то недоброе, все страшно торопятся и предлагают невероятно большое вознаграждение.

Неловкая тишина повисла над столом.

— Вы — первое исключение, — закончил Ирентлам. — Мне и приятно видеть хороших людей… и несколько не по себе.

Никто не стал спрашивать, что тревожит хозяина, а он сам не торопился продолжать.

— Я думаю, что ты сгущаешь краски, — заметил монах, улыбаясь своей обычной радужной улыбкой. — Кроме того, дело у нас действительно неотложное и я не стал бы зря беспокоить тебя.

— Ладно, — скалолаз тряхнул пышной шевелюрой, что придавала его голове сходство с одуванчиком. — Всё это мои проблемы, незачем впутывать ещё и вас. Ну что, — предпочтёте выехать к скалам сейчас же или у вас есть другие планы?

— Я бы побродил пока по городу, — возразил Унэн, подавляя благородную отрыжку. — Если я не путаю, Ирент, человеку нужно полдня ничем особенным не заниматься, чтобы твоё снадобье возымело действие.

— В общем-то ты прав, — кивнул старик. — Видимо, я просто соскучился по горам. Располагайте своим временем как вам будет угодно.

Все поблагодарили хозяина за угощение и не торопясь вышли во двор. День обещал быть жарким. Дымка рассеялась и гора, казалось, нависала над городом. Ощущение было не из приятных. Ользан зажмурил глаза и помотал головой, прежде чем оно прошло. Всё оказалось спокойно и вполне безопасно. Водопады не были видны отсюда, но временами шум от них достигал ушей.

— Ну что, устроить вам экскурсию? — добродушно осведомился монах. — Я тут неоднократно бывал… Городок, хоть и маленький, а интересный.

— Кто-то говорил, что здесь можно заказать отличное оружие, — вспомнил шантирец, подозрительно глядя из-под ладони на гору. Видимо, ему померещилось то же самое.

— Правда, — подтвердил человечек. — Только спешить с этим не стоит. Через неделю — в самый раз. Пока же только деньги зря потратишь.

Он снисходительно улыбнулся улыбкой всезнающего мудреца и не торопясь побрёл вверх по улице — к перекрёстку, на подъезде к которому путешественники увидели статуи богов.

— Как бы знать, когда он действительно знает, что говорит, а когда просто валяет дурака, — вздохнула девушка за его спиной. Унэн вроде бы не должен был слышать. И случилось чудо — он не обернулся.

— Похоже, что одно другому не мешает, — заметил Ользан и, рядом с шантирцами, двинулся следом. Торопиться почему-то не хотелось.

* * *

— Вот они, оружейники, — махнул рукой монах, остановившись у одной из улиц, выходящей на центральную площадь города. Действительно, прикреплённый к одному из домов, над въездом на улицу лениво качался металлический щит с эмблемой оружейников Гилортца — два скрещенных топора на фоне горы. — Через неделю сюда прибывают их коллеги из соседних городов, на ярмарку. Вот тогда и посетим их — цены будут раза в три ниже.

— А что здесь ещё интересного? — Ользан с любопытством смотрел на высокие статуи, что бесстрастно взирали на людей с высоты в пятнадцать метров. Казалось, что они состоят из расплавленного серебра.

— Всё, что касается металла, — ответил монах. — Всё, что из металла делают. Это очень своеобразный городок — хоть и крохотный, зато известный всему миру.

— Свои звёздочки ты здесь заказывал? — спросил неожиданно Бревин.

— Здесь, — монах удивлённо покосился на него. — Как ты угадал?

— Не знаю, — пожал плечами шантирец. — Я ещё в детстве слышал, что лучше всего по серебру работают здешние… мастера, — Бревин явно намеревался сказать что-то другое. — А звёзды у тебя серебряные.

— Правильно, — согласился монах. — Хотя, конечно, есть и другие оружейные мастера… В Дельизе, Киншиаре… в Шантре, кстати.

Бревин вздохнул. Похоже, что монах действительно знал очень много.

Они походили по городу — посмотрели на здешние святилища (к удивлению Коллаис, Храмов здесь не было вовсе, а из небольших жертвенников она узнала только относящийся к Элиору, Владыке Света). Впрочем, в каждом городе свои обычаи.

Неожиданно Ользан вздрогнул — словно от оклика.

— Вы заметили человека, который только что прошёл мимо нас? — спросил он, останавливая процессию.

— Которого? — спросил Бревин, озираясь.

Художник ткнул пальцем — высокая фигура, в тёмном плаще быстро двигалась к восточной стороне площади. — Он никого вам не напоминает?

Коллаис прикрыла глаза и прижала ладонь к виску.

«Вам не стоит видеть моего лица».

Стремительно спускающийся по лестнице высокий силуэт в плаще.

«Меня послали, чтобы я передал послание».

— Я видела его! — воскликнула она и указала рукой в сторону фигуры, уже почти скрывшейся среди толпы. — Он похож на того, кто передал эти проклятые три конверта!

— Ну ладно, — монах пожал плечами и ловко ввинтился в толпу, пробираясь в восточном направлении. — Не отставайте, раз уж вам так захотелось погони.

* * *

Человек шёл, явно не ожидая, что за ним будут следить. Плащ, к некоторому разочарованию Ользана, являлся отличительным знаком курьеров, что разносили срочные поручения. Их форма была почти одной и той же по всему свету. Точно, вон символ — мчащийся стриж. Коротко и понятно.

Человек шёл, чуть прихрамывая на правую ногу и с каждым шагом всё меньше напоминал Коллаис того таинственного «почтальона». Однако он двигался в сторону дома Ирентлама — пока что не ошибаясь ни одним поворотом, уверенно и быстро. От кого ему может быть письмо? Вроде бы не от кого… хотя какое им, в сущности, до этого дело?

Никакого, совершенно никакого. Угрызения совести донимали Коллаис всё сильнее с каждой минутой и она едва не сказала, что человек-то, на самом деле, не очень похож на давешнего посетителя.

И, хорошо, что не сказала. Потому что, когда человек в плаще остановился у дома Ирентлама, он вытащил из сумки толстый конверт, как две капли воды похожий на…

Ользан вздрогнул и указал на «почтальона», не в силах произнести ни слова. Из всех четверых только Унэн сохранил присутствие духа. Он молча кинулся к дому, двигаясь почти бесшумно.

— Нельзя дать ему заговорить с… — Ользан успел выговорить, едва поспевая следом. «Почтальон» даже не оглянулся. Он несколько раз постучал в ворота и ему почти сразу же открыли.

В тот же миг Унэн достиг двери и, скользнув мимо опешившего слуги, кинулся на «почтальона», молча и страшно. Когда дверь открылась и на пороге возник Ирентлам, «почтальон» был сбит с ног, оглушён и связан по рукам и ногам.

— Закрой дверь, — велел монах слуге, который так и застыл, раскрыв рот. Блеск в глазах Унэна вернул его к жизни. Пропустив внутрь запыхавшихся шантирцев, слуга поспешно заложил ворота засовом.

— Не трогай, — резко приказал монах скалолазу, уже наклонявшемуся за конвертом. — Сам возьму. Ты с ним заговаривал?

— Нет, — удивлённо ответил старик. — Мне сообщили, что кто-то меня ищет…

— Что ты сказал ему? — повернулся монах к слуге, который от страха стал заикаться. — Слово в слово. Да не трясись ты, ради всех богов, — он коснулся руки слуги и тот пришёл в себя.

— Чт-то его хочет увидеть какой-то человек — важная новость для моего хозяина, — выговорил тот наконец. Монах удовлетворённо кивнул.

— Молодчина. Ну-ка, сбегай-ка за водой, — и добавил ничего не понимающему Ирентламу. — Ирент, дружище, сделай-ка одолжение. Скройся с глаз и не показывайся, пока не позову.

Хозяин дома, на лице которого уже начало проступать негодование, только махнул рукой и подчинился.

Унэн надорвал пакет и увидел там три красных конверта, размером поменьше. Показал молча всем остальным. Девушка взялась за горло и слегка побледнела, а Бревин сделал шаг назад, словно от пакета скверно пахло.

Унэн действовал со сказочной быстротой. Он извлёк сумку «почтальона» и высыпал её содержимое на землю. Присмотрелся, недоверчиво читая надписи и щёлкнул языком.

— Похоже, что это настоящий почтальон, — произнёс он наконец. Его жертва пребывала в глубоком забытьи и сейчас Коллаис разглядела его. Высокий, в годах, человек, с обветренным усталым лицом. Он так и не понял, что случилось.

— Похоже, что кто-то подсказал ему, куда идти, — заключил монах, осторожно двигая ладонями перед лицом «пациента». — Ну ничего, это-то мы сейчас уберём.

Появился слуга с миской воды и, повинуясь жесту монаха, вернулся в дом.

— Что ты намерен делать? — спросил Бревин с любопытством. Коллаис покосилась в его сторону, но ничего не сказала.

— Развяжу, да верну ему память, если получится, — ответил человечек, быстро запихивая всю почту на место. — Можешь помочь, если тебе не слишком трудно. — Бревин тут же бросился помогать.

Они размотали человека, прислонили его у стене дома и Унэн, бормоча что-то себе под нос, прикоснулся обеими ладонями к вискам почтальона, тут же отдёрнув их, словно коснулся раскалённой печи. Затем замер, напряжённо глядя в закрытые глаза и быстро коснулся какой-то точки на лице своей жертвы.

Человек немедленно открыл глаза, недоумённо моргая и охнул, взявшись за голову.

— Где я? — спросил он чуть хриплым голосом, уставившись на обеспокоенно выглядевшего Унэна. Тот молча поднёс ему миску и почтальон сделал несколько глотков. — Благодарю вас, любезнейший.

— С вами сделалось нехорошо, — Унэн помог человеку подняться. — Мы просто отнесли вас в тень и подождали немного. С вами всё в порядке?

— Да, несомненно, — почтальон поспешно открыл свою сумку. — О боги, как я опаздываю! Где это только меня носило? — он покачал головой, недоумённо оглядел всё компанию. Все тут же постарались придать лицам такое же встревоженное выражение.

— Как я могу вас отблагодарить? — человек коротко наклонил голову и Унэн поклонился в ответ. — Со мной действительно что-то неладно… Словно всё утро валялся без памяти.

— А давно вы в Гилортце? — спросил Ользан, не обращая внимания на яростную жестикуляцию монаха.

— Со вчерашнего вечера, — сокрушённо отозвался человек, перебирая письма и пакеты. — Мне давно уже пора в путь… Ну да ладно, ещё наверстаю. Так чем мне вас отблагодарить?

— Не стоит беспокоиться, — монах улыбнулся, ослепляя почтальона блеском зубов. — Мы, в сущности, ничего не сделали…

Почтальон поблагодарил всех остальных и поспешил на улицу. Унэн тайком скользнул следом и вернулся через десяток минут. Все продолжали стоять, словно ожидая приказа.

— Ушёл, — пояснил монах и вытер лоб рукавом. — Всемогущие боги, как пить хочется! Ну-ка, друзья, поднимемся наверх…

* * *

— Актёры из вас, как из волков пастухи, — ворчал монах, расхаживая из угла в угол. — Ни помочь толком, ни подыграть. Да-да, Риви, зачем было на него пялиться, словно на двухголового урода? Хорошо, что я ему не дал опомниться…

— Да в чём дело-то? — спросил наконец ничего не понимающий Ирентлам. — Что вы там устроили?

— Кому-то ты очень не нравишься, — пояснил Унэн и положил на стол пакет. — Ты, случайно, не нажил врагов?

— Откуда мне! — засмеялся скалолаз. — Я давно уже не участвую в турнирах… Ничьих смертей на мне нет, у меня никто даже не покалечился…

— Он работал спасателем, — произнёс Унэн куда-то в пространство, проходя рядом с остальными тремя.

— Только что эти, которых я отказался обучать, — пожал плечами хозяин дома. — Да и им-то отчего так себя вести? Я им честно морочил голову — давал напиток… немного другой, правда, честно пытался обучить… Видите, мол — не выходит уже ничего. Так что даже не знаю. Может быть, обратиться в магистрат?

— Никакого толку, — пояснил монах, указывая на пакет. — Нет, не трогай. Мало ли чего! Ничего почтальон этот не вспомнит. Только зря внимание привлечём.

— И что же ты предлагаешь?

— Я? Я предлагаю пообедать — да как положено, а не одной травой. А потом мы отправимся за город, по скалам полазаем…

— Я серьёзно, Сунь.

— Я тоже. А потом ты отправишься на отдых ко мне в монастырь. Давно, кстати, обещал в гости приехать.

— Нет, я так не могу, — запротестовал старик. — В мои-то года, так вот срываться…

— Ирент, — оборвал его Унэн и улыбнулся как ни в чём не бывало. — Если ты совершенно случайно сгоришь, утонешь, отравишься или попадёшь под нож заезжему грабителю, мне будет очень жаль. Я не суеверен, но сейчас лучше поверить в то, что говорят эти ребята.

— Но дом… цветы… — Ирентлам беспомощно развёл руками и вздрогнул, увидев раскрывшиеся бутоны. — Кто-то подходил к цветку? — спросил он неожиданно.

— Я, — тихо призналась девушка. Но хозяин дома тут же забыл про неё.

— Будет тебе новый дом, не беспокойся, — пообещал монах. — А цветки я лично принесу, куда скажешь.

Ирентлам махнул рукой, словно смиряясь с судьбой и вышел наружу.

— Ну что же, жизнь становится разнообразной, — монах потёр ручки. — А то я уже опасался, что мы умрём тут от скуки. Вернее, я умру…

— Всё бы тебе шутить, — недовольно перебила его девушка. — Ты серьёзно собираешься отправить его из города?

— Нет, я оставлю его на произвол судьбы, — проворчал монах. — Конечно, собираюсь. Только даже под угрозой смерти надо вести себя естественно и радоваться жизни. Всё-то вам надо объяснять… — и покинул комнату.

— Что это за цветок? — спросил Бревин растерянно, не найдя, что бы такого сказать.

— Бессмертник, — отозвался Ользан таким же растерянным голосом. — Никогда не знал, что он может раскрыться от прикосновения… Нда-а-а, неплохо начинается день.

— Уж это точно, — Коллаис похлопала брата по спине. — Риви, займись-ка лошадьми. Сдаётся мне, что покоя им сегодня не видать.

XXIV

Они разбили лагерь к северо-востоку от города — там, где никогда не было поселений; вокруг громоздились столбы; ближайшие скалы выглядели отвесными и совершенно непроходимыми.

— Вон Клык, — Ирентлам указал на чуть изогнутый столб, что стоял особняком. Вид у него был действительно внушительный. — Неплохое место, Сунь, — похвалил он монаха, который заканчивал рассёдлывать лошадей (с мученическим выражением на лице). — Есть, на чём попробовать силы.

Монах что-то проворчал в ответ и, когда с рассёдлыванием было покончено, отправился искать ручей. Скалолаз единственный из всех поставил не дорожный шатёр, а небольшую палатку.

— Всегда хожу с палаткой, — пояснил он. — В горах с шатром неудобно. Места мало, ветер порывистый… Да и привык уже.

Поставил он её очень быстро — даже немного небрежно, словно стараясь произвести впечатление. Как сказал монах, долго им тут задерживаться всё равно не следовало, тем более что двух дней должно хватить на всё.

— Ты же говорил — три недели! — с негодованием возразила Коллаис.

— Я ошибся, — скромно ответил Унэн и поспешил скрыться, не дожидаясь ответа.

* * *

— Ну, кто первый? — спросил Ирентлам, глядя с улыбкой на коническую, круто уходящую вверх глыбу. Высоты в ней было от силы метров десять. По словам скалолаза, совсем неплохо для начала.

Все чувствовали себя неудобно и выглядели, как им казалось, комично со скалолазным снаряжением. Вопреки уверениям старика, никто не ощущал никаких знаний. Некоторое время все молча поглядывали друг на друга (к удовольствию монаха, наблюдавшего за этой сценой из-под ближайшего дерева), затем Бревин вздохнул и махнул рукой.

— Ну, я попробую, — он подошёл к скале и долго смотрел на её вершину, стоя к камню вплотную. Затем нерешительно прикоснулся к тёплой поверхности ладонью и взглянул на Ирентлама.

— Всё нормально, — кивнул тот. — Представь, что ты забираешься на небольшую горку. Когда был маленьким, играл в «господина горы»? Ну и отлично. Представь, что ты забираешься на подобную горку.

Шантирец закрыл глаза и на лице его отразилась работа воображения. Должно быть, с памятью у него всё было в порядке, так как неожиданно он обхватил невидимые зрителям выступы на камнях и быстро взобрался на несколько метров. Там, быстро осмотревшись, он чуть изменил направление и, прижимаясь к камню, уверенно двинулся к уже не столь далёкой куполообразной вершине.

Когда он встал во весь рост, снизу его приветствовали восторженными криками и аплодисментами.

— Теперь вниз, — крикнул скалолаз, складывая ладони рупором. Бревин кивнул и неуверенно посмотрел вниз, крепко вцепившись в верхнюю кромку. Что-то, видимо, случилось, поскольку он неожиданно побледнел и обхватил скалу, прижимаясь к ней всем телом. Старик было сделал шаг вперёд, но вскоре послышался слабый шорох, несколько крохотных камушков свалилось рядом со зрителями и шантирец, слегка бледный, но с торжествующей улыбкой, спрыгнул наземь.

— Вот и я, — объявил он и вновь заработал аплодисменты. Однако происшествие на вершине не прошло для него даром, поскольку через несколько шагов ноги у него подкосились и он с размаху уселся на землю.

— Всё в порядке, — успокоил скалолаз подбежавшую к брату Коллаис. — Никогда не смотри вниз, если висишь на скале, — обратился он к Бревину, который, надо отдать ему должное, выглядел скорее растерянным, чем испуганным. — Привыкай запоминать дорогу и никогда не смотри вниз. Смотри рядом с собой. Далеко не все способны смотреть вниз, в особенности с большой высоты, не теряя самоконтроля. Ну, кто следующий?

Следующей была Коллаис, а за ней последовал Ользан, который, однако, не смог побить её в скорости. Девушка буквально взлетела и спустилась вниз и глаза её тоже отдавали лихорадочным блеском, когда она вернулась вниз.

— Потрясающе, — призналась она, обращаясь к улыбающемуся Иретнлану. — Вы чародей! Мне кажется, что я в состоянии взобраться куда угодно. Безо всякого снаряжения.

— Почему бы и нет? — отозвался Бревин, который очень быстро пришёл в себя. — Вон на тот столб, например!

— Нет, — резко ответил Ирентлам. Все обернулись в его сторону. Седовласый человечек не улыбался. — Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Но поверьте моему слову, на сегодня достаточно. Дайте привычкам освоиться в ваших руках, ногах и головах. Остыньте. Скоро сядет солнце, так что на сегодня достаточно.

— А у всех получалось с первого раза? — спросила Коллаис, пока они возвращались к лагерю.

— Не у всех, — ответил тот. — Некоторых приходилось «обрабатывать» снова. Некоторые так и не смогли научиться. Страх высоты, который почувствовал наш молодой друг, — он кивнул в сторону Бревина, — вполне естественен, но у некоторых он побеждал все навыки, что успевали сложиться. С вами всё получилось очень быстро. Впереди, конечно, ещё тренировки, но главное уже позади.

В лагере выяснилось, что монах успел поймать с десяток крупных рыбин и с видом человека, который делает всю работу за окружающих, он разводил костёр. Когда его спросили, когда он успел их поймать, Унэн только загадочно улыбнулся.

* * *

После ужина скалолаз начал рассказывать слушателям различные истории из своих многолетних странствий, а Унэн зажёг фонарь и, неторопливо и старательно, извлёк свою походную книгу, и принялся что-то в неё записывать. Ользан бросил несколько беглых взглядов через его плечо, но язык оставался непонятным. Куда девались его неведомо когда приобретённые и полезные способности, можно было только гадать. У самого юноши возникало нехорошее подозрение, что, возможно, больше они не вернутся.

Более часа Ирентлам, наливавший себе новые и новые чашки чая, рассказывал о том, как ему довелось спускаться в мало кому известные долины посреди Западных хребтов, где он находил давно позабытые всеми селения, в которых жили люди (и прочие существа), также незнакомые с теми событиями, что потрясали весь остальной мир.

— В одном из них меня сначала приняли за миссионера и чуть было не приговорили к съедению, — рассказывал он. — Потом, правда, я помог тамошним старейшинам извлечь со дна пересохшего колодца одну очень важную для них реликвию. Поскольку я спустился и поднялся обратно, будучи только в набедренной повязке (это всё, что они мне позволили одеть), они решили что духи гор благожелательны ко мне. Правда, чтобы выкупить свою свободу, мне пришлось совершить для них ещё несколько подвигов… — он рассмеялся. — Расскажу как-нибудь в другой раз.

Со стороны Сунь Унэна послышался шорох, что-то свалилось и растерянный голос монаха произнёс шёпотом:

— Проклятье…

— Что такое? — все вскочили и подбежали к шатру Унэна. Тот молча протянул им ладонь. На ней лежала одна из его метательных звёзд. Поверхность её потемнела, и, занимая собой весь центр плоскости, на зрителей глядел глаз. Самый настоящий, с веками, радужкой и зрачком. Отблески света от костра падали на тусклую поверхность металла, отчего глаз казался живым.

— Хотел было подточить, а тут вон что, — монах осторожно перевернул звезду. Тыльная поверхность стала бархатисто-чёрной. — Теперь даже не знаю, что от неё ожидать…

— Дай-ка — Коллаис осторожно, боясь порезаться, положила тяжёлый снаряд на ладонь и достала из-под куртки свой медальон. Кайма его разгорелась чуть поярче, когда девушка поднесла его вплотную к звезде, но ничего более не произошло.

— Она, несомненно, магическая, — объявила она и спрятала медальон. — Но ничего опасного. Она осторожно наклонила ладонь в разные стороны, вглядываясь в отсветы на поверхности звезды. Глаз по-прежнему смотрел на неё. Она осторожно коснулась чёрного зрачка указательным пальцем.

Глаз мигнул.

Девушка взвизгнула и отбросила звезду в сторону — как если бы это был паук, неожиданно упавший ей на руку. Звезда, однако, закружилась в воздухе, словно лёгкий высохший лист и, описав замысловатую дугу, вновь вернулась в ладонь.

Все перевели дыхание.

— А выглядит, словно нарисованный, — заметил Бревин, глядя вдоль плоскости снаряда. — Но мигает… занятная штука. Кстати, Унэн! Что с остальными звёздами?

Монах молча взмахнул рукавом и на траву легли остальные. Точные копии первой. Две дюжины внимательных глаз смотрели на окруживших их людей и слегка подрагивали в отсветах от костра.

— Впечатляет, — произнёс скалолаз, сам почти не знакомый с оружием. — Откуда у тебя это, Сунь? Раньше ты вроде обходился вполне обычным арсеналом.

— Сам не знаю, — произнёс монах озадаченно и яростно почесал затылок. Потом взглянул на шантирцев и Ользана. И в этот момент им всем пришло в голову одно и то же видение — громовой раскат в небе и желтоватый туман, опустившийся на поляну.

— Кажется, я знаю, что случилось, — выпалил Бревин за миг до того, как то же самое хотела сказать Коллаис.

— Туман! — воскликнул Ользан и остальные трое кивнули.

— Что за туман? — удивился Ирентлам. — Расскажи-ка, Унэн! Давненько я не слышал от тебя новых историй.

— Долго рассказывать, — махнул тот рукой. — Так, побочное действие… Мы тут взялись лечить его — он ткнул пальцем в сторону Ользана, — а тут такое случилось… Словом, звёзды как раз лежали на земле…

— Похоже, пора проверить всё наше снаряжение, — нахмурился шантирец. — Ну-ка…

Он осторожно извлёк меч из ножен. Кромка меча слабосветилась белым светом. Коллаис молча поднесла свой медальон — тот же эффект.

Вскоре на поляне выросла гора всевозможных вещей. Всё оружие теперь заставляло медальон слегка светиться; к немалому изумлению публики, медальон реагировал и на оловянные миски для еды.

— Пожалуй, стоит есть из чего-нибудь другого, — рассудила Коллаис. — Оно, конечно, само по себе не вредно, но кто знает, что после этого может случиться.

Альпенштоки и всё, купленное в Гилортце, вело себя, как подобает обычным предметам и это несколько всех успокоило.

— Всё равно надо будет время от времени всё проверять, — проворчал Бревин, глядя на груду вещей, которые предстояло уложить назад в «кошелёк». — По крайней мере, пока не установим, что всё это означает.

Коллаис поднесла медальон к бухтам верёвки — той, что также побывала на той поляне и ахнула. Медальон слабо осветился зеленоватым сиянием.

— И они тоже, — озадаченно молвила девушка. — Жаль, что я не понимаю смыслов всех цветов. Знаю только, что не опасно.

— Не люблю я, когда оружие мне подмигивает, — неожиданно заявил монах и рассовал всё по рукавам. — Но мне это нравится. Весь монастырь умрёт от зависти.

Ользан придирчиво осмотрел один из тридцатиметровых кусков верёвки. Верёвка как верёвка. Никаких приказов, мысленных или устных, она не слушалась. Кто бы только знал, что с ней случилось!

— Вы как хотите, — зевнул монах, — а я отправляюсь спать. Слишком уж тяжёлый день сегодня. Ну, до утра!

Ользану долго не спалось и какое-то время он сидел, глядя на звёзды. Постепенно сон сморил и его — хотя несколько часов назад он ни за что не уснул бы: пение цикад было невообразимо громким.

* * *

Коллаис обнаружила монаха у ручья. С отсутствующим видом тот сидел, глядя в пространство и бритвой, которая вполне могла бы сойти за небольшой меч, обривал себе голову. Вид у него был настолько сосредоточенный, что девушка не осмелилась улыбнуться.

Унэн продолжал своё занятие, не обращая на зрительницу никакого внимания; наклонившись к ручью, ополоснул голову и принялся втирать в кожу какую-то едко пахнущую мазь, появившуюся, разумеется, из рукава.

— Почему бы тебе не извести волосы совсем? — полюбопытствовала девушка, терпеливо дожидаясь окончания этого священнодействия.

— А если мне захочется оставить орден? Думаешь, приятно будет ходить с лысой головой?

— Ты думаешь, что тебе этого захочется?

— Нет, конечно, — и монах продолжил втирать мазь. — Разве я похож на вероотступника?

— Но ведь это, должно быть, неприятно, — сделала Коллаис вторую попытку.

— Жизнь есть страдание, — было ей ответом. — Человек не должен позволять себе забывать об этом.

— Страдание! — фыркнула девушка. — Что-то не похоже, чтобы ты так уж сильно страдал.

— Это потому, что, в отличие от некоторых, мне удаётся скрывать, в какое уныние меня приводит окружающий мир, — сладким голосом ответил монах и повернул к ней лицо. На лице была написана такая скорбь, что, не знай Коллаис его уже некоторое время, она приняла бы её за чистую монету.

— Отчего бы тебе тогда не начать скверно питаться и хлестать себя бичом? — спросила Коллаис, едва сдерживая смех.

— Страданий, что выпадают мне, и так достаточно, — ответствовал монах, поднимаясь на ноги. — Но я надеюсь, что ты искала меня не для того, чтобы вести философские беседы?

— Я хотела спросить тебя о твоих планах, — девушка уселась на камень у ручейка. — Брат мой намерен вернуться в Шантир во что бы то ни стало, и разобраться с нашими родственниками. Скажи, ты поможешь ему?

— Нет, — монах покорно уселся рядом. — Я не вмешиваюсь в политику.

— Но…

— Не стоит, — Унэн медленно покачал головой. — Я не вмешиваюсь в войны, которые мне не объявляли. Помогать вам, пока вы сами находите себе приключения, я буду, с большим удовольствием — но в войны не вмешиваюсь.

— Тогда он пропадёт, — прошептала Коллаис, глядя себе под ноги. — Я знаю, он ещё упрямее меня, и сунется туда, несмотря ни на что.

— У каждого свой путь, — монах сорвал листик с дерева и принялся его жевать. — Я позволил себе немного вмешаться в ваши планы только потому, что вам было нужно обучение. Но я не буду учить вас жить, моя милая, разве что на собственном примере.

— Ясно, — Коллаис встала. — Спасибо и на этом. — Она кивнула и побрела назад к лагерю.

— Лаис?

Девушка обернулась.

— Ты знаешь, я иногда нарушаю собственные принципы. Так что не торопись огорчаться. Я же говорил, что от меня трудно отделаться.

— Да ну тебя, — сердито махнула та рукой и прибавила шагу. К удовольствию Унэна, обречённость исчезла из её взгляда.

* * *

— Ну хорошо, — подвёл итоги скалолаз на третий день их тренировок. — Похоже, что всё необходимое вы усвоили. Моя помощь вам не нужна, но никогда не забывайте: горы не терпят беспечных.

— А пещеры? — спросил, недоумевая, Бревин.

— А пещеры я оставляю вам самим. Всё снаряжение у вас есть, и единственное — помните о безопасности. Я повторял вам все правила уже по сто раз, и надеюсь, что вы их не забудете.

— Верно, — монах подошёл к скалолазу и все заметили, что он был в своей походной поношенной накидке. — Я отвезу вашего наставника в монастырь и нагоню вас. Вы будете следовать по той карте, что была у вас?

Ользан кивнул.

— Вот и отлично… Да, кстати, — монах отдёрнул левый рукав, обнажая браслет. — Пока не поздно, давайте познакомимся с этой милой игрушкой. Я заметил, что чистильщики, которые встретили нас в пустыне, сделали так, — монах повторил жест, — и что-то сказали. Я подозреваю, что само слово не имеет значения — тем более, что я его всё равно не слышал — но по движениям губ я мог судить, что слово одно и то же.

— И что это будет за слово? — спросил, озадаченно глядя на свой браслет, Ользан.

— Я предлагаю «встречу», — заявил Бревин. — Мы, я так надеюсь, ещё увидимся!

— Несомненно, — кивнул скалолаз и монах присоединился к нему.

— Ну что же… — по сигналу Унэна все поднесли браслет к губам и прошептали слово. Ничего не случилось.

— И что теперь? — спросил Бревин, ощущая себя до невозможности глупо. — Чего, собственно, мы ожидали?

Вместо ответа монах развернулся и припустил со всех ног к роще.

— Чего это с ним? — поразился шантирец. — Живот, что ли, схватило?

— И ты туда же! — негодующе воскликнула Коллаис. — Можно подумать, его нам мало!

— Конечно мало, — шепнул браслет на её руке голосом монаха и девушка вздрогнула. Сам монах стоял на почтительном расстоянии и махал им второй рукой. — Чем больше веселья, там лучше.

С такой же прытью Унэн вернулся к зрителям. Те с любопытством взирали на «говорящие игрушки».

— Вот и отлично, — монах сиял, словно небольшое солнышко. — Для непонятливых: мысленно представьте, к кому обращаетесь и говорите. Коллаис, — добавил он, подходя вплотную к девушке и заговорщически понижая голос, — обещаю, что на этот раз я не стану подслушивать ваши разговоры.

И ловко пригнулся, уклоняясь от подзатыльника. Ирентлам присел от хохота, слёзы текли у него из глаз. На прощание он обнял Коллаис.

— Присматривайте за мальчишками, красавица, — попросил он. — Вы здесь, как я вижу, самая рассудительная. До скорой встречи.

Все долго провожали взглядом двух удаляющихся на восток всадников, а Коллаис почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Что-то говорило ей, что встречи этой не будет.

— Ну что? — нарушил молчание шантирец. — Нам тоже надо пополнить кое-какие запасы. Придётся в город возвращаться — и потом, надо будет оставить там коней.

— Тогда собираемся, — вздохнула девушка. — Или вам ещё хочется по скалам полазить?

— Несомненно, — её брат указал рукой на одиноко стоящий Клык. — Как же можно уйти, не взобравшись на него.

— После рассказов Ирентлама, — медленно проговорила Коллаис, — я вообще сомневаюсь, стоит ли за это браться.

— Пустяки, — махнул рукой Бревин. — Он сам говорил, что масса народу взбирается на него каждый год. Почему бы и нам не попробовать.

— Верно он сказал, что мальчишки, — отозвалась сестра. — Ну ладно. Только, пожалуйста, по одному и со страховкой.

* * *

Бросили монетку, и лезть первому выпало Бревину. Тот быстро — хотя и со страховкой, как обещал, преодолел замысловатый спиральный подъём. Когда он вновь появился, на крохотной площадке ста метрами выше, ему помахали руками в знак триумфа.

— Спускайся! — крикнула ему сестра. — Скоро стемнеет!

Спуск вниз отнял несколько больше времени — около получаса и к основанию Клыка подошл Ользан, деловито растирая руки.

— Олли, — неуверенно окликнула его девушка. — Может быть, завтра?

— Да ну, — махнул тот рукой. — Пустяки. Я быстро.

И полез.

Зрители отошли подальше: даже небольшой камешек, свалившийся с такой высоты, мог дорого обойтись зеваке. К изумлению шантирцев с гор неожиданно поползли тучи. Скатываясь с крутых склонов, они неохотно отрывались от горы и ползли в сторону новоиспечённых скалолазов. Тучи были тёмными и снизу казалось, что они вряд ли пройдут выше Клыка.

— Надо сказать ему, — забеспокоилась Коллаис. — Надо немедленно спускаться. Как бы это не оказались грозовые тучи!

Вокруг сгущалась темнота.

— Вон он, — Бревин прищурился. — Ему метра три осталось… Провалиться мне на месте! А это ещё кто?

Он указал пальцем; шантирка ахнула. На вершине, взявшись неведомо откуда, стоял высокий человек в длинном плаще, полы которого вздымались на ветру, словно огромные крылья летучей мыши.

Человек смотрел на них, но на таком расстоянии они не могли разобрать ни черты его лица, ни его выражение. Он наклонился и, судя по движению кисти, что-то положил на вершину и замер, скрестив руки на груди.

— Похоже… — шантирец не верил своим глазам, — он собирается…

— Стойте! — крикнули они оба, глядя, как человек — чёрно-белый силуэт на фоне нахмурившегося неба — выпрямился и, глядя вверх, сделал шаг в пустоту.

Бревин оттолкнул сестру в сторону и отпрыгнул сам, — казалось, что человек упадёт прямо на них. Сердце Коллаис сжалось, крик замёрз в горле. Она следила за падением, не в силах отвести взгляда…

… но человек разошёлся туманными струями и исчез, не достигнув земли.

…Ользан добрался до короткого подъёма на вершину за несколько мгновений до того, как неведомый пришелец сделал шаг в бездну. На его глазах высокий силуэт покачнулся и исчез за краем скалы.

Дурнота охватила Ользана. Скала покачнулась под его ногами и руки соскользнули с камня. Порыв ветра ударил в лицо и он понял, что сам тоже сейчас соскользнёт со скалы, сорвётся вниз, невзирая ни на какую страховку.

Бесконечно долгое мгновение он висел где-то посреди мира, но, вопреки популярному мнению, перед глазами его проносилось одно и то же видение: как он, ударяясь по пути об острые выступы, летит вниз и превращается в кровавое месиво в ста метрах отсюда.

Затем всё вернулось к нему. Он всё ещё был жив; непонятная сила прижимала его к скале. Невидящими глазами Ользан посмотрел себе на пояс. Верёвка обвивала его талию, захлёстывала оба плеча и двойной восьмёркой обвивала каменный выступ прямо над его головой.

— Спасибо, родная, — прошептал юноша, вгоняя выскочивший клин обратно в камень. Когда ему удалось разжать пальцы, верёвка неуловимым движением отмоталась и, долю секунды полежав в ладони, сама собой убралась в «кошелёк».

Он не стал задерживаться на вершине и сразу же принялся спускаться. Обратный путь прошёл без затруднений.

Едва он спустился на землю, тучи пронеслись над их головами и, не проронив ни капли дождя, уплыли в сторону города. Оттуда вскорости донеслось приглушённое ворчание молний.

* * *

— Прав был Ирентлам, — стуча зубами, проговорил Ользан и, взяв чашку с чаем, благодарно кивнул головой. — Надо быть осторожным. Я едва не загремел от неожиданности… Кстати, куда он делся? Улетел?

Шантирцы отрицательно покачали головами.

— Исчез, — хмуро ответил Бревин. — Раз — и нет его. Напугал нас до полусмерти…

— Он ничего не оставил там, наверху? — спросила Коллаис, когда дрожь, донимавшая Ользана, улеглась.

— Вот это, — и перед ними на пол шатра легла тяжёлая книга с деревянной обложкой, обшитой сильно вытертой кожей. Коллаис привычным жестом поднесла к ней свой медальон. Ничего не случилось.

— Книга, — с удивлением отметил шантирец. — О чём там, Олли? Можешь разобрать?

Художник рассеянно перелистнул несколько листов — те были тонкими, но удивительно прочными и вгляделся в исписанные чётким почерком страницы.

— «Я оставляю на ваш суд легенду, которая не оставляет меня в покое», — прочёл он, с некоторым трудом шевеля губами. Шантирец наклонился над его плечом и открыл рот, чтобы удивлённо воскликнуть. Язык был непонятным и вряд ли попадался им ранее. Вместо букв или рун странные, соединённые кое-где косыми линиями, группы точек испещряли листы. Сестра зажала ему рот рукой и кивнула головой: не мешай. — «Поскольку те, кто считает меня олицетворением всех бед, не хотят увидеть что-либо иное.»

— Странно, — добавил он, закрывая книгу. — похоже на дневник. Да и исписана не вся — там ещё изрядно пустых листов. — Он прижал руку ко лбу. — Здорово я перепугался… аж до сих пор не по себе.

— Верёвка, говоришь, сама собой завязалась? — с сомнением произнёс Бревин, глядя в сгущающийся мрак снаружи. — Что же, от таких верёвок мы не откажемся. Если, конечно, они тоже не любят строить козни…

В ту ночь все долго не могли заснуть. А затем Ользану приснилось, что он вновь бродит по давешнему лабиринту, стены которого были покрыты отваливающейся от них тканью. Только в этот раз он, куда бы ни шёл, всё время выходил к похожим одна на другую дверям. За первой он увидел свой труп — позеленевший, безобразный, тот ухмыльнулся и шагнул навстречу, протягивая трясущиеся руки. Ользан с криком захлопнул дверь и запер её на засов. За следующей дверью его с нетерпением поджидали ожившие останки Бревина. Третью дверь он не стал открывать — и сидел, прислушиваясь к хриплому дыханию, что исходило из-за неё и не решаясь узнать, что там может быть.

Шантирцы, однако, спали спокойно.

История 7. Перемирие

XXV

— Какой прекрасный вид, — мечтательно произнесла Коллаис, когда тропинка вывела их к ровной и плоской площадке. Оглядевшись, все согласились с ней: вид на Гилортц, раскинувшийся перед ними во всей красе, стоил того, чтобы запечатлеть его на полотне. Город выглядел игрушечным и удивительно соразмерным. Самые старые города, история которых насчитывала несколько тысячелетий, выглядели сверху, как причудливый лабиринт. Гилортц же был городом сравнительно молодым и походил на изящную, симметричную безделушку, которую обронил проходящий мимо великан.

— Только отсюда это и кажется красивым, — вздохнул, вытирая лоб, её брат. — Как спустишься вниз, так только грязь и видишь.

— Вот видишь, — отозвался Ользан, появляясь на площадке, — значит, время от времени стоит забираться в горы.

Они находились в пути второй день. По карте их путь лежал через южный хребет, называющийся на Юге Семигорьем — из-за семи крупнейших гор, что дугой простирались от западной окраины Континента почти до его середины. Чуть к северу от обширного Семигорья встречались две других горных цепи: Кинр-Эларн (Горбатые великаны) и Оирчар (Золотистые), в каждой из которых было только по три высоких горы. Всё пространство между высочайшими вершинами было занято горами пониже, а также бесчисленными долинами, разломами и ледниками. Сколько путешественников ни пытались разведать белые пятна на карте обширной горной области, их количество всё равно оставалось внушительным…

* * *

…Путешественники вернулись в Гилортц утром следующего дня. Они тщательно осмотрели землю поблизости от Клыка — никаких следов таинственного самоубийцы. Хотя последнее слово не обязательно было верным: ведь от него ничего не осталось.

— Ах, да, — неожиданно хлопнул себя по лбу Ользан и, покопавшись в «кошельке», извлёк небольшую, сделанную из серебра и золота булавку, с небольшим неправильной формы синим камнем, не ограненным, но прозрачным. Казалось, что внутри него застыла паутина: множество чёрных многоугольников, вложенных один в другой, пересекались несколькими радиальными линиями. — Вот, возьми, — он протянул украшение Коллаис. — Застряла там, наверху, среди камней. Случайно увидел.

— Что-то я там такой не увидел, — поразился шантирец, рассматривая булавку. Та выглядела одновременно и грубой — из-за своего неправильной формы камня — и изящной — из-за покрытой сложным узором оправы. Острие было тщательно заточено.

— Я слышал, что подобные булавки люди находили и в наших горах, — продолжал шантирец. — Говорят, что эта «паутина» — знак божества, которое оставило эти булавки как некий тайный знак.

— Суеверия, — отмахнулась Коллаис. — Видишь, совершенно «пустой» предмет. Был бы он божественного происхождения, мы бы хоть что-нибудь да почувствовали.

— Это смотря какого происхождения, — возразил Ользан. — Держи, Лаис. На память о Клыке.

— Спасибо, — девушка приколола булавку под воротником. Украшение ей явно шло. — Ну что, в дорогу?

Спустя полчаса они уже возвращались в город.

* * *

Дом уже принадлежал другому владельцу. Путники не стали навязывать своё общество, только успели поразиться, когда это Унэн успел всё это проделать. Его расторопность отдавала чем-то мистическим.

— У него что, по двойнику в каждом городе? — поражался Бревин, когда они, оставив коней (что будет им обходиться аж в два золотых в день), неторопливо шли в одну из мелких гостиниц. Их, видимо, в городе было больше, чем трактиров: из случайных разговоров с местными жителями выяснилось, что на ярмарки сюда собиралось народу едва ли не втрое больше здешних жителей. И всё равно приезжим приходилось в итоге селиться где придётся.

— Если дело действительно так обстоит, то Паэрон должен быть фантастически богат, — заметил Ользан. — Паэрону даже не нужны его гранитные каменоломни, серебряные прииски и прочая мелочь. Оружие — самый дорогой товар.

— Что наводит на мысли, — отозвалась Коллаис. — Куда оно идёт в таком количестве? Не работает ли Паэрон против себя, вооружая всех, кто только ни захочет?

— Вряд ли, — пожал плечами художник. — С запада напасть на него трудно — а если планировать неожиданную атаку, то и невозможно. С севера нападать тоже крайне трудно, а с востока у него Федерация. Которая давно и охотно с ним торгует. Так что, пока у неё с Паэроном мир, королевству ничего не грозит.

То ли Унэн немного ошибся, то ли в этом году сдвинулись даты — ярмарка уже началась. До самых интересных её дней было далеко, но улицы (они же служили торговыми рядами) уже выглядели нарядно, торговцы вовсю зазывали посетителей к себе в лавки. К слову сказать, не только оружию и доспехам была посвящена ярмарка, но и вообще всему, что как-то относилось к металлу. Помимо прочего, в обязательный ритуал всегда входило посвящение лучших творений мастеров по металлу близнецам-богам Гилортца. Признанные теперь младшими воплощениями Дайнера и Элиора, снисходительно улыбающиеся статуи благосклонно принимали разнообразные чудеса, которые только смогли родиться в воображении знаменитых мастеров. Всякий год дары предыдущей ярмарки убирались в особые хранилища.

— Представляю, что там только лежит… — мечтательно закатил глаза Бревин. Яркие предметы, порой слишком красивые, чтобы вспоминать о смерти, которой они служили, привлекали его, как ребёнка — сласти. Немалых трудов стоило двум его спутникам не дать ему часами бродить по одному и тому же оружейному ряду.

Впрочем, когда дело дошло до украшений и ювелирных изделий вообще, та же напасть настигла и Коллаис. Она смотрела на тысячи превосходных сверкающих изделий, и глаза её подёргивались туманом — столь же стойким и парализующим. По правде сказать, Ользан был готов купить ей всё, что лежало на прилавках… да только ни одному из живущих богачей Ралиона это было бы не по карману. Разве что полулегендарным дарионам, что жили невероятно глубоко и на людской памяти никогда сами не общались с наземными расами. О них ходили легенды столь невероятные, что обладай дандарионы (так их именовали) хотя бы тысячной долей приписываемых им сокровищ, им были бы по карману все тайники и сокровищницы наземного мира.

Сам художник также не избежал притягательной силы искусства; его очаровали порой совсем обыденные, но выполненные с невероятным изяществом предметы. Шкатулки и рамки для картин; подсвечники и вазы; письменные принадлежности и инструменты. Всё это было не только красиво и баснословно дорого, но ещё и полезно: никогда на Ралионе не делали абсолютно бесполезных вещей.

— Зря мы сюда пошли, — вздыхала Коллаис, когда её брат вместе с Ользаном, употребляя всю хитрость, данную им от природы, старались отвести её внимание от очередной лавки с соблазнами. — Денег-то у нас на это практически нет.

— Да уж, — ответил Бревин, с восхищением глядя на широкий меч, кромки клинка которого матово светились и под солнцем, и в тени. Как и все подлинные произведения искусства, меч выглядел скорее украшением, нежели оружием. Цена, указанная ниже серебряной ниткой на бархате быстро погасила в шантирце жажду обладания. Двадцать восемь тысяч золотых, в пересчёте на деньги Федерации.

— Интересно, что это за светящийся металл? — с любопытством спросила Коллаис, разглядывая полупрозрачный клинок, внутри которого, казалось, сновали сотни искорок.

— Митралл, — охотно пояснил стоявший рядом низенький человечек с внушительными бакенбардами. Обернувшись на голос, Ользан с удивлением обнаружил, что у незнакомца на поясе висит крохотный серебряный молоточек. Где-то я видел такой же… Ах да, тогда в Оннде, в таверне. Да и лицом похож… Впрочем, прохожий не узнал его — или, по крайней мере, сделал вид, что не узнал.

— Что-что? — переспросила Коллаис.

— Живое серебро, — пояснил Ользан. — Серебро, подвергнутое некой специальной обработке. Странно, я считал, что митралл — чистой воды сказка.

— Не сказка, — ответил прохожий, с любопытством оглядывая юношу. — Хотя принято так считать. Просто большая редкость. Приготавливать его сложно, ковать — ещё сложнее, а погубить неосторожным обращением — очень просто.

— Вы оружейник? — вступил в разговор Бревин.

— И это тоже, — кивнул прохожий, вручая шантирцу небольшую серебряную пластинку, на которой был выбит профиль её владельца и знак — три огранённых камня в шкатулке. Было выбито и имя: Шунлам Халларз. — Если навестите мой павильон, я покажу вам множество изделий, в которых употребляется митралл, если он вас так заинтересовал. Разумеется, все они недёшевы.

— Как только представится такая возможность, — Коллаис улыбнулась оружейнику настолько очаровательно, насколько смогла, одновременно показывая брату кулак за своей спиной. — А где мы сможем найти вас?

— Пока идёт ярмарка — во-он там, на Второй Оружейной. После неё я обычно езжу по Югу и Равнинам (прохожий имел в виду центральную часть Континента). А вы, я вижу, знатоки оружия.

— Вовсе нет, — смутился Ользан. — Просто довелось читать… Ну и говорить кое с кем. Мы, честно говоря, просто смотрим. Уж больно всё красиво.

— Красота для того и создаётся, — покивал прохожий. — Ну, не буду вас задерживать. Всего доброго — и, я надеюсь, до встречи.

Чуть поклонившись, он поправил крохотную шапочку, что едва закрывала его макушку и побрёл дальше.

— Ну, Лаис, — шёпотом возмутился её брат. — Зачем уж так-то рот затыкать!

— Иначе бы сегодня мы превратились бы в нищих. Неважно, что в вооружённых нищих. Вообще, пойдёмте отсюда, — шантирка с немалым трудом отвернулась. — Потому что если мне что-нибудь приглянётся, мы точно останемся без денег.

* * *

Обо всём этом они вспоминали, сидя на площадке. Ярмарка всё ещё продолжалась где-то там внизу, но возвращаться всё равно не имело смысла. Значительную часть средств пришлось потратить на совершенно обыденные дорожные сухие рационы, меха для воды (новейшие изобретения, в которых вода и обеззараживалась, и не пропадала много недель), топливо на случай, если поблизости не будет дерева и много прочих мелочей.

— Теперь мне ясно, зачем мы обязаны разбогатеть, — задумчиво изрёк Бревин, когда они съели показавшийся необычайно вкусным сухой паёк и запили его простой водой.

— Чтобы купить всё, что мне понравится? — осведомилась его сестра с совершенно серьёзным выражением лица.

— И она ещё говорит, что Унэн на меня плохо влияет! Олли, будь свидетелем. Для того, чтобы удовлетворить твои фантазии, сестрёнка, надо завоевать весь мир. Иначе денег не хватит. Мне всего-то нужно, что меч покрасивее да доспехи понаряднее… в смысле, поприличнее.

— Повесить их на стену и каждый день мечтать о подвигах, стирая с них пыль, — завершил художник.

— Почему бы и нет? — шантирец не обиделся. — Даже это было бы хорошо. У нас в Шантире… — и он махнул рукой.

— Что у нас там дальше? — спросила Коллаис. Ользан достал карту и некоторое время изучал её.

— К вечеру мы пройдём мимо селения, — сообщил он, наконец. — Там, возможно, удастся купить продовольствие. Правда, здесь сведения сорокалетней давности. Будем надеяться, что за столь небольшой промежуток времени там ничего не изменилось. Затем — разлом, нам надо будет пройти его засветло. Затем небольшое ущелье — и вверх, вверх, вверх. Наша цель — примерно в восьми днях пути. Быстрого пути, конечно.

— А потом обыскивать сорок пять квадратных километров, на которых где-то должна быть одна нужная нам пещера, — проворчал шантирец недовольно.

— Что поделать, — развёл руками художник. — Радуйся, что у нас «кошельки». Не то пришлось бы брать сопровождение.

По лицу шантирца было видно, что особой радости он всё равно не испытывает.

* * *

— Что-то мне не нравится это селение, — заметил Бревин, когда путешественники принялись спускаться в небольшую — километр в поперечнике котловину, которую и должно было занимать поселение. Туман низко стелился по дну котловины, изредка показывая верхушки домов. Ни один звук не достигал слуха путников — и, что значительно хуже, ни один огонёк не пронзал тонкую пелену тумана, хотя солнце уже заходило.

— Селение-призрак, — задумчиво протянул шантирец, после того, как все трое довольно долго простояли у спуска в котловину.

— Не говори так, — перебила его сестра. — У меня и без того мурашки по коже.

— Ага, испугалась! — усмехнулся Бревин, но его энтузиазма никто не поддержал. — Признаться, в сказках всё описывалось не так внушительно.

— Крыши проваливаются, — отметил художник, осматривая селение в подзорную трубу. Шантирец с завистью глядел на бесценный инструмент. Оптические приборы в Шантире также считались недостойным изобретением ума, развращённого демонами. — Здесь давно уже никто не живёт.

— Насколько давно? — подозрительно спросила девушка.

— Не знаю. Лет десять как минимум, — предположил Ользан. — Ну что, спускаемся?

— Ни за что, — Коллаис содрогнулась. — Вернёмся на последнюю стоянку и заночуем там. Мне страшно даже просто смотреть на всё это, а ты говоришь — спускаться.

— Храбрости в вас ни на грош, — с отвращением хмыкнул Бревин. — Почему бы не спуститься и не выяснить, что там и как?

— Это может быть болезнь, — терпеливо пояснил художник. — Проклятие. Всё, что угодно. При свете дня мы, по крайней мере, сможем увидеть опасность издалека. Сейчас же — если предположить, что там кто-нибудь есть — мы будем как мыши в клетке.

— Можно подумать, нас на стоянке будет труднее застать врасплох.

— Вот поэтому ты лично и будешь нас охранять, — ответила девушка и похлопала брата по плечу. — Ладно. Пошли отсюда.

— У меня такое ощущение, что за нами наблюдают, — заметил Ользан вполголоса, но никто его не услышал.

В эту ночь художник вновь спал плохо. Разгорячённому воображению мерещились орды нежити, что набрасывались на спящий лагерь и раздирали его обитателей в клочья; таинственный туман, в котором люди засыпали навеки; горные львы, что, говорят, на голодный желудок тоже бывают не прочь полакомиться незадачливыми странниками и прочие ужасы.

Он проснулся за несколько минут до того, когда должен был сменить Бревина на посту и мир успел волшебным образом измениться. Всё казалось усталым и спящим, но совсем не враждебным. Правда, чей-то пристальный взгляд то и дело обжигал затылок. Ользан несколько раз делал обход, и ему даже показалось, что снизу доносятся охотничьи крики горного льва, но ничего необычного так и не случилось. Говоря откровенно, он был этому рад.

* * *

При свете дня селение выглядело мрачно, но казалось не таким страшным, как предыдущим вечером.

Селение было некогда довольно большим — даже сквозь слабый туман, что по-прежнему висел в котловине, удалось различить более двух десятков домов. Теперь же, когда солнце поднялось над горами и призраки не мерещились за каждым углом, запустение вызывало не ужас, а недоумение и некоторую печаль.

Осмотрев котловину издалека, путешественники принялись неторопливо спускаться по единственной и достаточно опасной тропке. Не представляю, как бы мы шли здесь с животными, подумал Бревин. Или с большим грузом.

— Откуда они брали дерево? — спросил он, когда первые дом — двухэтажный, некогда ухоженный и крепкий — выплыл из тумана. Вблизи он тоже производил удручающее впечатление: стёкла все выбиты, часть брёвен в стенах сломана какими-то, вероятно, очень сильными ударами. Ни души вокруг. Рядом оскалилось обломанными чёрными зубьями сожжённое до основания строение поменьше. Амбар? Загон для скота? Второе больше походило на истину: на пепелище, уже изрядно отмытом дождями и расчищенном ветром, кое-где валялись черепа и кости, явно не принадлежавшие человеку.

— Что тут случилось? — поразился Ользан. — Если бы был набег, то сожгли бы всё. Да и вряд ли нападавшие стали бы сжигать скот живьём — он должен быть на вес золота.

— Какой ещё набег! — воскликнул шантирец, разбивая череп в пыль лёгким ударом каблука. — Никто уже не устраивает набегов. Во всяком случае, все говорят и поют о них в прошедшем времени.

— Мало ли, — возразил художник, наклоняясь поближе и разглядывая останки повнимательнее. — О том, что селение заброшено, никто же не знает. Странно. С ними же кто-то торговал — они что, ничего не заметили?

— Во всяком случае, это не проклятие, — указала Коллаис по сторонам, и отряхнула руки. — Вон, кругом полно живности, а кое-какие останки явно были обглоданы. Причина в чём-то другом.

— Зайти в дом? — предложил Бревин.

— Заходить не стоит, — возразил Ользан. — Тут всё, того и гляди, рухнет на голову. Только что посмотреть с порога.

Внутри дома царил беспорядок. То ли кто-то поспешно собирался, чтобы бежать отсюда, то ли что-то искал — всё перевёрнуто вверх дном, растоптано ногами, рассыпано. Пятна плесени выросли вокруг небольшой прямоугольной крышки, закрывавшей спуск куда-то ниже.

— Подполье, — сделал вывод шантирец. — Что-то мне не очень хочется туда лезть. Только в плесени я ещё не копался.

— Надо как можно скорее сообщить об этом в ближайший город, — решила девушка. — А нам не стоит тут надолго задерживаться. Чует моё сердце, что здесь и днём небезопасно, а уж тем более ночью.

— Не возвращаться же ради этого обратно!

— Конечно, нет. Десять лет оно уже так стоит, подождёт ещё несколько дней. Но как только представится возможность, надо будет сообщить. Ни к чему оставлять рассадники заразы.

Бревин аккуратно затворил истошно скрипящую дверь и путники поспешили отойти подальше. Едва они сделали с десяток шагов, как изнутри дома послышался вначале скрежет, затем глухой удар и шорох.

— Вот так-то, — назидательно заметила Коллаис. — Было бы сейчас тремя покойниками больше.

— Что значит «тремя»? — осведомился её брат. — Мы пока ни одного не видели.

Девушка промолчала.

Посреди селения была когда-то площадь. Невозможно было понять, что стояло на ней — только следы старого пожарища, груды камней и мусора усеивали землю. Ользан наклонился над одной из груд и носком сапога разворошил её. Из глубин кучи выкатился человеческий череп, очищенный временем до белизны.

— Ударили чем-то тяжёлым, — заключил он, приглядевшись. — Или что-то свалилось на голову. Выходит, что без жертв здесь всё же не обошлось.

Чем больше строений и их останков они обходили, чем большее отвращение и испуг овладевали ими. Кое-где попадались разрозненные человеческие останки.

— Ты можешь выяснить, отчего они погибли? — спросил Бревин сестру. — Вас должны были обучать чему-то подобному.

— Ещё нет, — ответила та. — Такому обучают только дипломированных целителей.

Впереди показался колодец. Судя по затхлому запаху, тянувшемуся из него, воды там давно уже не было. Бревин привязал верёвку к фонарю и опустил его вниз, осторожно, вглядываясь и стараясь не опираться на полуразрушенные стенки строения.

* * *

В конце концов внизу показалась неопрятная, ощетинившаяся обломками дерева масса. Присмотревшись, шантирец различил в ней торчащие там и сям, местами сломанные кости и содрогнулся. Несколько мелких животных юркнули в трещины и щели в стене, спасаясь от медленно раскачивающегося фонаря.

— С ума они все здесь сошли, что ли? — предположил позеленевший Бревин, отходя от колодца.

— Складывается такое впечатление, — кивнул Ользан. — Что-то очень странное случилось здесь.

— Давайте заканчивать с осмотром, — предложила Коллаис. — Ничего ценного мы здесь не найдём.

— Вон ещё один колодец, — указал Бревин вместо ответа. — Заглянем внутрь и достаточно на сегодня.

— Смотри-ка, здесь и ведро есть! — поразился он, подходя поближе. Грубо сколоченное деревянное ведро местами потрескалось, но всё ещё выглядело пригодным. Ржавая цепь, на которой оно висело, поскрипывала на ветру, время от времени роняя вниз чешуйки ржавчины.

Шантирец осторожно откинул крышку колодца и заглянул внутрь, не нагибаясь слишком сильно. Пахло сыростью. Посторонних запахов вроде бы не наблюдалось.

Вода оказалась на достаточно большой глубине и шантирец перепачкал все руки в ржавчине, поднимая ведро. Ворот давно сломался и валялся рядом, рассыпавшись на несколько частей.

Вода в ведре выглядела вполне нормально и шантирец осторожно склонился над ней, принюхиваясь.

— Не вздумай пить! — предупредила его сестра. — Вначале надо проверить, что это за вода.

— За кого ты меня принимаешь! — обиделся тот и, склонившись к колышущейся поверхности, потянул носом. Слабый металлический запах привлёк его внимание. Ну да. Цепь-то провисала почти до самой воды.

— Вроде бы ничего страшного, — прошептал он, пока Коллаис осматривала извлечённые из «кошелька» пузырьки. И тут что-то блестящее померещилось ему на дне ведра.

* * *

— Что это? — спросил самого себя шантирец и, упёршись руками в ведро, посмотрел на его дно с разных сторон. Несомненно, что-то небольшое, округлое, серебристое. Неплохая находка!

— Смотрите! — он оглянулся, но никого рядом не было. Шутники! Ну да ладно… сейчас мы её достанем…

Ведро, к его большому изумлению, успело вырасти до огромной бадьи, и продолжало расширяться. Так и упустить вещицу можно! Шантирец недолго колебался — подтянувшись за края огромного ведра, он нырнул в воду.

Ох, и холодная! Долго находиться в такой воде было бы очень нежелательно. Нырнув (вещица блестела довольно глубоко), Бревин зажал что-то, похожее на брошку в кулаке и направился вверх, пока этот верх не успел удалиться чрезмерно далеко. Всё равно он добыл эту штуковину!

Борта оказались чрезмерно высоко. Стало очевидно, что ему не дотянуться. Проклятье, как холодно! Ну ничего, сейчас он привяжет верёвку к альпенштоку и выбросит его наружу. Плавать получалось как-то само собой и никаких усилий это не отнимало.

Над стенкой гигантского ведра нависла, глядя на него с необъятной высоты, голова какого-то жуткого чудища. Уродливая, бесформенная морда его ощерилось множеством поломанных зубов. Чудище протянуло к нему свою лапу и Бревин тут же нырнул. Не хватало только, чтобы его сожрала такая тварь…

Вещица тем временем тоже выросла и оказалась сработанным из серебра черепом. Он холодно блестел алмазными глазницами и, казалось, насмешливо улыбался…

Бревин попытался выбросить череп, но тот не желал покидать его ладонь. Никакими усилиями не мог он разжать её. Воздуха в лёгких оставалось всё меньше, и, запрокинув беспомощно голову, шантирец увидел, как сверху к нему опускается многосуставчатая, растопырившая десяток когтистых пальцев лапа…

* * *

Он пришёл в себя от того, что кто-то похлопывал его по щекам. Острый, едкий запах раздражал горло.

Бревин сел, не открывая глаз и оглушительно чихнул. После чего открыл глаза. Он сидел возле кучи небольших обломков камня, шагах в ста от злополучного колодца, и Ользан с состраданием смотрел на него. В одной из рук художника был зажат крохотный флакончик.

— Пришёл в себя, — окликнул он Коллаис, которая аккуратно отсчитывала капли какого-то тёмно-зелёного состава в чашку с водой.

— На, герой, — рука поднесла ко рту Бревина чашку и тот заранее скривился. Однако, напиток оказался всего лишь кисловатым, вовсе не противным. Шум в ушах и слабость во всём теле начали рассеиваться.

Он взглянул в сторону колодца. Ведро так и стояло на его стенке. Бревин ощупал себя руками и вздрогнул, припомнив видение.

— Тебе стоило бы хотя бы немного позаниматься алхимией, — сухо пояснила его сестра, усаживаясь на камни. — Там бы тебя быстро отучили нюхать незнакомые вещества.

— Что тут было? — слабым голосом спросил её брат. В глазах ещё немного двоилось.

— Много чего. Вначале ты хотел утопиться в ведре, потом в колодце, а затем принялся хвататься за что попало и кричать дурным голосом: «отпусти, отпусти меня!» Словом, пригодилась верёвка…

Шантирец опустил глаза и увидел верёвку, что кольцами лежала под его ногами. К его изумлению она зашевелилась (шантирец инстинктивно отдёрнул ноги), мягко приподнялась, свернулась в кольцо и легла в ладонь Коллаис. Она и Ользан рассмеялись, глядя на поражённое лицо Бревина.

— Хорошая верёвка, — признал тот тоном, которым обращался бы к незнакомой, рычащей на него собаке. — Научите меня как-нибудь с ней обращаться?

— У тебя два куска должно быть в «кошельке», — было ответом. — Попытай счастья на досуге.

— А пока пора уходить, — Коллаис указала на небо. — Ты тут полдня отсыпался, милый друг. Солнце уже садится. Надо поскорее убраться отсюда.

— Может, перекусим, хотя бы маленько? — взмолился её брат. — Ноги отнимаются.

— А у нас с Олли руки отнимались после того, как с тобой тут воевали. Ты меня чуть в лицо не пнул со всей силы… одним словом, потерпишь. Пошли!

Бревин повиновался со страдальческим выражением на лице. Ользан шёл позади всех и, оступившись на ямке, припорошённой пеплом, тихо выругался и присел, потирая ногу. Надо же, чуть не вывихнул. Что-то тускло блеснуло в пыли. Ользан протянул руку и поднял, недоумевая, небольшой, с ноготь размером, плоский кусок тёмного стекла в форме неправильного четырёхугольника. Трудно различимый рельеф виднелся на каждой из плоскостей. Что бы это могло быть?

— Олли! — окликнула его девушка. — Что с тобой? Ногу подвернул?

— Не успел, — ответил художник и поспешил следом. Темнело очень быстро.

* * *

Два часа и семь километров спустя Коллаис разрешила остановиться и разбить лагерь. Всё это время проклятая долина оставалась всё дальше, и угроза, исходившая от неё, тоже. Во всяком случае, путешественники в это верили. Поднявшись на гребень котловины Ользан бросил на неё прощальный взгляд — и вновь не увидел ничего, кроме тумана.

— Ладно, — миролюбиво произнёс шантирец, помешивая в котелке. Вода была из источника поблизости, и, хвала богам, была нормальной, чистой и прохладной. Бревин не преминул воспользоваться случаем и принёс порцию Коллаис для исследования. Та с невозмутимым видом поколдовала над ней, время от времени капая различные составы и осталась довольна. К некоторому разочарованию её брата.

— Ладно, — добавил тот. — Это, конечно, убедительно. Теперь понятно, что случилось с жителями.

— Непонятно только, отчего всё это случилось, — добавил Ользан несколько минут спустя. После миски густого мясного супа кошмар, пережитый в селении отступил прочь, словно дурной сон после пробуждения. — Не сами же собой колодцы стали такими.

— Не наша эта забота, — Коллаис пододвинулась ближе к костру и замерла, наслаждаясь теплом и изнутри, и снаружи. — По-моему, уже ясно, что нам одним там делать нечего.

— Завтра день будет не лучше, — вздохнул Ользан, собирая посуду. — Впереди разлом и, честно говоря, я пока не знаю, как мы его преодолеем.

Однако подобная мелочь не произвела впечатления на его спутников.

* * *

— И что нам теперь делать? — спросил шантирец, ни к кому особенно не обращаясь.

Разлом выглядел несерьёзным препятствием только издалека. Подойдя к нему вплотную, путешественники осознали, что фраза «пройти разлом засветло» значила больше, чем казалось на первый взгляд. Пропасть шириной метров шестьдесят перегораживала им путь. О её глубине можно было только догадываться: примерно в километре внизу всё скрывала дымка.

Тропинка резко сворачивала вправо, прижимаясь к отвесной каменной стене.

— Что, идти вниз? — поразилась Коллаис. — Интересно, куда ведёт эта тропинка?

— Почему бы нам не использовать верёвку? — преложил Бревин. — Если связать три куска, получится неплохой мост.

— Я бы предпочла мост попроще, — ответила его сестра. — Кроме того, на той стороне всё равно не за что уцепиться. Для начала поищем другой спуск.

В конце концов Ользан вскарабкался на ближайшую, не очень круту скалу и, словно горный орёл, принялся осматривать окрестности в трубу. Воздух был чист и сказывалось, что они забирались всё выше: дышать было труднее и усталость приходила раньше. Так мы не уложимся в восемь дней, подумал художник, вглядываясьв причудливые зигзаги разлома.

Неожиданно он громко воскликнул, быстро набросал что-то на листке бумаги и спустился к шантирцам. Был он возбуждён и доволен.

— Мост, — пояснил он, указав в северо-западном направлении. — Километрах в восьми отсюда. Совершенно целый, да и тропа там пошире. Правда, лезть придётся прямо через скалы.

— А на карте там что?

— Минутку, — карта была разложена и все склонились над ней. — Странно… Совсем ничего. Не могу понять, неужели такой мост нельзя было заметить раньше?

— Что-то у меня всё меньше уважения к картографам, — усмехнулся Бревин. — Который день идём по карте, и всё больше того, чего на ней не отмечено.

— Здешние горы — одни из самых опасных, — ответил художник. — Северные и восточные хребты гораздо проще, а здесь нужно постоянно держать ухо востро. Так что не зря нас скалолазанию обучали…

— То есть?

— Часа два нам придётся изображать из себя горных баранов, — юноша указал рукой в сторону моста. — Скалы там довольно сложные, если я правильно понимаю. Так что готовьтесь, это вам не Клык.

* * *

Совершенно непонятно было, откуда бралась тропа. То есть, это-то было видно: она начиналась прямо от основания неприступной, гладкой и высокой каменной стены. Длилась чуть больше тридцати метров и упиралась в мост.

Мост был чудом инженерного гения — ажурный, похожий на паутину, он казался непрочным и ненадёжным. Однако, подойдя к нему поближе, Ользан убедился, что мост крепок и не должен подвести. Он не качался, никакие его части не отходили, поручни были крепко сколочены и отполированы.

— А кто за ним ухаживает? — спросил вдруг Бревин. — Мост ведь не просто хорошо сохранился. За ним следят. Кто, интересно?

Девушка указала рукой на тропу, которая сразу за мостом делала зигзаг и поднималась на довольно крутой каменный гребень.

— Скоро узнаем, — ответила она.

Ользан пошёл первым. Тщательно обвязавшись, он ступил на настил и несколько раз присел, чуть качнулся из стороны в сторону. Всё в порядке. Тогда он двинулся в путь, стараясь не думать о бездне, что смотрела на него снизу.

Путь в двести шагов оказался необычайно длинным. Ользан перемещался короткими шагами, ощущая, как мост чуть покачивается под порывами ветра. Из транса, в который он впал из-за монотонности своих движений, его вывел тревожный оклик за спиной.

Шантирцы указывали руками впереди него.

На гребне, сгорбившись, стоял старик — невероятно измождённый, с длинной бородой, в каких-то лохмотьях. Он исподлобья смотрел на Ользана. Тот помахал ему рукой, не зная, как показать, что у него нет дурных намерений. К его удивлению, старик отступил на шаг, и извлёк из складок своей одежды что небольшое, тёмное, блестящее. Он угрожающе вытянул руку по направлению к Ользану.

И тот ощутил, что мост вздрогнул под его ногами.

Ужас сковал художника. Он вцепился в поручень и воображение немедленно показало ему, как мост небрежно сбрасывает его вниз, и он летит, срывая голос в крике, пока каменные зубы внизу не стирают его в порошок…

Страх тут же улетучился. И поражённый Ользан увидел, как старик, выронив то, что держал в руке, упал ниц и не шевелится. Мост под ногами вёл себя, как и положено нормальному мосту. Чего это я испугался? Нормально привязан. Ользану стало неловко.

Последние несколько шагов он преодолел чуть ли не бегом. Привязал к каменному выступу верёвку, которой был обвязан и кинулся к старику. Тот вроде бы дышал, но потрясал своей худобой. Как он дошёл до такой жизни?

Спустя несколько минут появились шантирцы

— Жив, — заключила Коллаис, подержав старика за запястье. — Но страшно голоден. В этот раз нам, похоже, повезло немного больше.

Ользан склонился к тому, что старик уронил себе под ноги. Это были фрагменты — видимо, прямоугольной, — пластинки, что была составлена из тёмного стекла. Счастье, что ничего не разбилось, подумал художник, осторожно двигая фрагменты, пока не пришёл к выводу, что одного не хватает.

Старика тем временем привели в чувство. Ему дали выпить воды (которую он выпил с невероятной жадностью) и Коллаис вручила голодающему небольшой кусочек хлеба.

— Больше пока нельзя, — пояснила она. — Олли, что там у него?

— Толком не пойму, — ответил тот. Аккуратно уложив фрагменты мозаики на лист бумаги, он сложил их — не складывая, конечно, вместе — перед стариком и тот воззрился на него так, словно перед ним стояло что-то сверхъестественное.

— Здесь не хватает одного фрагмента, — указал он, присев и глядя старику в глаза. Шантирцы обомлели. То, что они услышали, звучало примерно как «eryean allon barrikha swir». Коллаис схватила брата за руку и отвела его подальше, прижимая ладонь к губам. Широко раскрытыми глазами они следили за беседой.

Старик кивнул и горестно улыбнулся. Затем сложил ладони и, описав ими перед собой петлю, кивнул в сторону пропасти. Тут Ользана осенило и он, вынув из «кошелька» стеклянный кусочек, положил его к ногам старика.

Кусочек оказался недостающим фрагментом.

После этого несколько минут путешественники наблюдали припадок радостного исступления. Старик то обращался к небу, выкрикивая восторженным голосом невразумительные слова, то падал на колени и целовал пыль у ног незнакомцев. В конце концов разум вернулся в его глаза и он поднялся на ноги — легко и просто, словно отдохнув от изнурительной работы.

— Прошу вас, идите за мной, — обратился он к ним, но только Ользан услышал эти слова. Художник облегчённо вздохнул и кивнул в сторону удалявшегося старика.

— Слушай, о чём речь-то? — не выдержал Бревин, растерянно глядя на Ользана. — Мы, честно говоря, ни слова не поняли.

Некоторое время сам Ользан растерянно глядел на них, после чего озарение мелькнуло в его глазах.

— Неужели… — начал он неуверенно. — О! В самом деле?

Коллаис молча кивнула, глядя на него то ли с восхищением, то ли с испугом.

— Он сказал, чтобы мы следовали за ним, — пояснил художник. — Ну что, пойдём?

— Какой-то он худой, — проворчал шантирец, замыкая процессию. — Надеюсь, что нас не примут за миссионеров.

* * *

За гребнем начиналась пустыня.

Некогда она, должно быть, была цветущей и плодородной долиной, но теперь всё было иссушено солнцем; местами из бесплодной каменистой почвы торчали высохшие скелеты деревьев. При каждом шаге в воздух взлетали облачка жёлтой пыли. От неё неприятно першило в горле.

— Как он только выжил! — удивился шантирец.

Старик бодро шёл вперёд — к нескольким десяткам сложенных из камня хижин. Вид у всего этого был не менее удручающим, но здесь, по крайней мере, оставались живые.

Впрочем, не совсем. Бревин, не дожидаясь ничьего совета, приоткрыл ближайшую дверь и увидел две человеческие фигуры, застывшие неподвижно в полутёмном помещении. Тут же спереди послышался испуганный окрик и Бревин, захлопнув дверь, нос к носу встретился с перепуганным донельзя стариком. Тот что-то втолковывал ему, жестикулируя и указывая на стоящую особняком хижину.

— Он говорит, что нельзя входить в эти дома, иначе смерть постигнет всех, кто там находится.

— А что он хочет-то? — спросила Коллаис, глядя на похожего на обтянутый кожей скелет жителя гор.

Старик глянул в её сторону, выслушал спокойный вопрос Ользана и неожиданно замер, глядя в пространство. Затем указал пальцем на Коллаис и что-то сказал.

— Что такое? — спросила девушка, схватившись за грудь, которую чуть уколола невидимая игла.

Ользан помедлил с ответом.

— Он говорит, что ты должна войти в ту хижину и отыскать предмет, который вызвал все эти бедствия. Тогда несчастье, обрушившееся на его племя, окончится. Иначе мы тоже будем заперты в этой долине до скончания времён.

Старик глядел исподлобья; своим чуть крючковатым носом он всё больше походил на орла.

— Больше ему ничего не надо? — начал было Бревин, но Коллаис молча оттолкнула брата в сторону, некоторое время смотрела в глаза старика, а затем решительно направилась к хижине.

— Ты что, с ума сошла? — прошептал Бревин, не веря своим глазам. — Олли! Скажи ему, что нам некогда заниматься всякой ерундой!

Ользан покачал головой.

— Ну ладно, — Бревин двинулся было следом за сестрой, но старик провёл перед его лицом ладонью и невидимая сила отбросила шантирца назад. Он попытался подняться, но старик вновь поднял ладонь и ноги Бревина стали невероятно тяжёлыми. Он ворочался на земле и злобно смотрел на старика. Последний глядел куда-то вдаль, словно ничего не замечая. В конце концов Бревин перестал сопротивляться и тяжкий груз немедленно упал с его ног. Он осторожно поднялся и жестом поманил Ользана к себе.

— Слушай, — прошептал шантирец, поглядывая на старика. — Если он такой могучий, зачем ему потребовалось что-то от Лаис?

— Похоже, он считает нас посланцами судьбы, — хмуро отозвался художник. — От них всегда ожидают чудес и великих свершений. Меня больше беспокоит, что там творится с Лаис и что мы будем делать, если с ней что-нибудь случится.

Шантирец посмотрел на свою ладонь и в ней возникла свёрнутая в кольцо верёвка.

— Даром ему это не пройдёт, — произнёс он равнодушно. — Будем ждать.

* * *

Хижина была небольшой, но хлама в ней хватило бы на несколько больших домов. Хвала небесам, что грязи практически не было. Откровенно говоря, вообще не было похоже, чтобы здесь кто-нибудь появлялся последние несколько лет — густой слой пыли лежал повсюду. Едва она вошла, массивная каменная дверь захлопнулась за её спиной.

Отлично. Теперь предстояло рыться в небольшой — десять на десять — комнатке, по колено заваленной всякой всячиной. Свет просачивался сквозь щели между камнями и Коллаис впервые осознала, что попалась в темницу. Судя по всему, открывать дверь, звать на помощь и делать прочие поступки, уместные в данной ситуации, не имело смысла. Она слышала разгорячённые голоса своих спутников снаружи и только невесело усмехнулась. Первым делом она добыла из пыльной груды трёхногий старенький табурет и уселась на него, упёршись локтями в колени и положив подбородок на ладони.

Почему она так сразу согласилась идти в эту хижину? Теперь было время подумать над этим. Да, времени было предостаточно. Что заставило её, не раздумывая, согласиться со странным требованием?

Коллаис подумала, вспоминая прошедшие дни, что им постоянно приходится становится инструментом в чьих-то руках. Унэн то и дело повторял, что осознание этого — первый шаг на пути к озарению… или как он там называл это состояние? Ну вот, до осознания уже, практически, добрались. Что делать теперь?

Она не спеша разгребала кучи пыли и извлекала на поверхность вещи, от одного вида которых её брала оторопь. Черепа каких-то птиц, нанизанные на тонкую серебряную цепочку. Большой деревянный щит, на котором кусочками камня был инкрустирован контур круга. Птичьи перья, связанные в подобие венков. Большая каменная ступка. Разум не успевал удивляться с той скоростью, с которой руки вытаскивали всё это наружу. Спустя полчаса девушка устала и вновь уселась, мрачно глядя под ноги.

Что случилось с их долиной? Она высохла… всё живое ушло либо погибло… люди впали в какой-то неестественный сон… что может быть причиной этого? Она сосредоточенно думала, но ничто не приходило в голову. Вздохнув, Коллаис передвинула свой табурет чуть в сторону и продолжила раскопки. В хижине было на удивление прохладно — и на том спасибо.

После часа (по её ощущениям) поисков и раздумий её стала одолевать дрёма и девушка испугалась. Она уселась и прочла несколько раз Мантру Концентрации. Сон тут же улетучился. Мне нельзя засыпать, произнесла она про себя. Ни в коем случае нельзя.

В итоге она вернулась к раскопкам хлама, время от времени повторяя Мантру. Она не успела осознать, когда вместо неё начала повторять другую фразу. Внутри её медальона ожили и тревожно засуетились две крохотные искорки. Впрочем, сама она этого не заметила.

* * *

Бревину и Ользану приходилось несладко. Небо было безоблачным, солнце пекло с чудовищным усердием и, казалось, не намеревалось двигаться по небу. Старик рядом застыл, словно статуя и не шевелился. Вначале юношам показалось, что они спят — но постепенно эта надежда поблекла. Им не удавалось отойти от старика дальше, чем на десяток шагов и вскоре жара стала нешуточной угрозой их здоровью.

— Зачем мы только сюда полезли, — простонал Бревин, в очередной раз поливая водой запасную рубашку, из которой он устроил себе головной убор. Деревянно-металлический шлем, в котором они лазали по скалам, постепенно превратился в раскалённую сковороду.

— Уже залезли, — отозвался Ользан, сердце которого бешено колотилось. Ещё в детстве он не переносил долгого пребывания под солнцем. Сколько ещё продлится этот бред?

Чтобы не заснуть, он потихоньку напевал песенки или читал Мантры. Сосредоточиться, правда, всё равно не удавалось, но как-то отвлекало ото сна.

…Они не обратили особенного внимания на едва заметный скрип. Только когда Коллаис подошла поближе и встряхнула их, они очнулись.

* * *

— Наконец-то! — обрадовался шантирец, с трудом поднимаясь на затёкших ногах. Сестра его была вся в пыли и выглядела не менее уставшей. В руке она держала что-то, похожее на сильно попорченный солнечный зонтик. — Что это за штука?

— Сама не знаю — призналась девушка. — Я там как во сне сидела. Она попалась мне под руку, и дверь сразу же раскрылась…

При этих словах старик пошевелился и медленно повернулся в её сторону. Увидев зонтик в руках у Коллаис, он расхохотался и, осторожно забрав у Коллаис её находку, взмахнул ею.

— Лучше отойти подальше, — предложил Ользан и все, едва переставляя ноги от усталости, сделали несколько шагов в сторону. Затем оглянулись.

Старик был уже не в лохмотьях, а в пёстром, сшитом из грубой ткани и украшенном птичьими перьями одеянии. Поднимался ветер; полы накидки широко развевались вокруг старика. Тот поднял руку к небу и раскрыл зонтик.

— Ну, теперь держись, — шепнул Бревин и присел, когда в ответ из безоблачного неба ударила молния. Старику она не повредила, но зонтик — или что это было на самом деле — испарился.

Со всех сторон долину обступили тучи. Вид у них был невероятно грозный. Путешественники лихорадочно искали, куда бы укрыться. Ветер дул уже настолько сильный, что сбивал с ног. Они едва успели отойти на несколько шагов от старика, как разразился ливень.

* * *

Как потом рассказывал Бревин, именно этот момент был самым опасным во всём путешествии. Дождь выливался потоком, словно возмещая многие безводные годы. Путешественникам стоило немалых усилий не утонуть и не быть погребёнными под потоками вязкой глинистой жижи, в которую обратилась потрескавшаяся земля. Они всплывали, вытаскивали друг друга из волн и почти ничего не слышали из-за рёва ветра.

Затем всё кончилось.

Пейзаж вокруг неуловимо изменился.

Трава возникла под сидящими в нелепых позах путешественниками; деревья вновь были живыми и протягивали к небу зелёные, мелкие листья. К востоку от них на месте впадины возникло небольшое озерцо. И только старик стоял в той же позе, глядя в небеса и воздев руки.

Открывались двери хижин и люди выходили по своим делам.

— Они, похоже, ничего не заметили, — произнёс Ользан, с проклятиями пытаясь подняться на ноги и раз за разом падая. Как и его друзья, он с ног до головы был покрыт скользкой, вязкой глиняной массой.

— Вот так всегда, — мрачно заметил Бревин, покосившись на ком глины, внутри которого скрывалась Коллаис. Ему, видимо, хотелось сказать что-нибудь покрепче. — А сейчас он над нами ещё и посмеётся.

Улыбающийся, хотя по-прежнему истощённый на вид, старик шёл к ним. Кроме него, лишь стайка ребятишек заметила появление перепачканных пришельцев, но приближаться они не осмелились. Лишь указывали на них пальцами и смеялись.

Старик, однако, не стал смеяться. Взамен он поднял ладони вверх, растопырив пальцы. Тут же горячий воздух поднял путников в воздух, а когда они опомнились, то стояли на ногах под его испытующим взором. Одежда и всё тело были совершенно чисты. Правда, платье было немного влажным.

XXVI

Гостеприимное племя, неведомо для самого себя вернувшееся к жизни, не торопилось расставаться с гостями — торопились сами гости. И то, правда, не сразу. Коллаис целыми днями сидела и при помощи Ользана говорила со стариком (который оказался старейшиной и шаманом племени), обмениваясь с ним познаниями. Её это увлекало, но шаман уже на второй день начал выказывать признаки усталости.

Бревин сразу же покорил внимание здешних охотников своими блестящими, отличными кинжалами, удобными и для метания, и для рукопашного боя. Он обменял пять кинжалов (половину своего запаса) на превосходный лук и дюжину стрел. И то и другое было выполнено с редким искусством, так что шантирцу сразу расхотелось стрелять из такого лука. Слишком он был для этого хорош.

Язык жестов оказался достаточен для подобных обменных операций.

Помимо этого, горцы изготавливали из неизвестных ему корней хмельной, вполне приемлемый напиток, и Бревин тут же завоевал уважение всех взрослых обитателей долины своим талантом в области его поглощения. К его удивлению, сам он практически не пьянел.

В конце концов всё это кончилось. Тремя днями спустя, когда путешественники решили всё же продолжать свой путь, шаман привёл Ользана к гребню, с которого был виден мост и молча вручил ему пластинку. Та держалась на удивление крепко — Ользан даже опасливо повертел ею в воздухе, боясь, что та развалится. Ничего подобного, однако, не случилось.

— Благодарю, — ответил он старику. — Что это такое?

В ответ тот взял пластинку у него из руки и та неожиданно легко осыпалась дождём из кусочков стекла в подставленную ладонь. Затем шаман замер, глядя на каменную стену, что встала на пути тропинки на той стороне и кусочки стекла с мелодичным звоном взлетели и вновь собрались в пластинку. На ней, к изумлению юноши, появилось смутное, но узнаваемое изображение тропинки и стены — всего несколько штрихов.

Шаман повернулся лицом к стене, держа пластинку плоскостью к себе и потянул за её стороны.

Вновь дождь осколков осыпался в ладони старика. В тот же миг раздался грохот и стена, к ужасу и удивлению Ользана, раскололась, рассыпалась на несколько огромных частей. Образовался проход, в который ещё некоторое время падали большие глыбы. Спустя несколько секунд всё закончилось. Лишь эхо обвала продолжало отражаться от окрестных скал, постепенно затихая.

Старик молча вручил пластинку (уже безо всякого рисунка на плоскостях) Ользану, и, церемонно попрощавшись, удалился.

Юноша долго стоял, глядя то на пластинку, то на расколотую стену, прежде чем опомнился. На другом конце долины его дожидались шантирцы. Пора было продолжать поиски.

* * *

— Мне всё это не приснилось? — спросил Бревин, когда они отошли на километр от долины и та была уже почти не видна. — По-моему, такого просто не бывает. Оно конечно, в сказках есть заколдованные города и их освободители, но при чём тут мы?

— Героями чаще всего становятся случайно, — отозвался Ользан. — А то и вовсе незаслуженно. Почитай летописи, ты в этом сразу же убедишься.

— Мы отклонились от пути, — напомнила им Коллаис, которая шла, чуть улыбаясь чему-то, о чём не хотела говорить. — Если я правильно помню, нам нужно вон к тем трём скалам.

— Опять через скалы лезть, — философски заметил её брат. — Ну что же, придётся. Только дальше я сегодня никуда не пойду.

Последнее пришло на ум не ему одному — после великолепной прощальной трапезы бросаться немедленно преодолевать препятствия казалось чуть ли не святотатством.

* * *

Три скалы мало-помалу придвигались и незавидная перспектива — обыскивать множество окрестных пещер — постепенно поворачивалась к путешественникам во всей её неприглядности.

Бревин первым взобрался на последнюю скалу, за которой начинался долгожданный спуск к тропе и желанному отдыху. Он осмотрелся… и неожиданно расхохотался. Затем повернулся к своим спутникам и призывно помахал рукой. Те были бы и рады ускорить свой путь, да не могли при всём желании. Когда, минуты три спустя, они присоединились к шантирцу, то поняли причину его веселья.

Далеко внизу, в тени трёх скал стояла одинокая палатка, а возле неё лежал на спине, глядя в небо, некто в жёлто-оранжевой накидке.

Спускаться вниз оказалось намного проще, нежели они предполагали…

* * *

Унэн ничем не отреагировал на их приближение. Словно не замечая трёх людей, ловко спускающихся по камням, он уселся, протянул руку куда-то в щель под скалами и выволок оттуда бочонок. Задумчиво прислушавшись к звукам изнутри, монах со вздохом налил содержимого в стоявшую рядом кружку и принялся пить, блаженно улыбаясь.

— Пиво… — ошарашено произнёс Бревин, подходя поближе. — Он, значит, лежит здесь и пивом балуется…

— Как дела, Унэн? — окликнула его Коллаис, с довольным вздохом опускаясь на камни поблизости. Вид у неё был самый довольный.

— А, это вы! — обрадовался человечек, словно только что заметил их присутствие. — А я-то думал, куда вы запропастились? Вот лежу здесь, провожу время в медитации и молитвах…

— Если это теперь так называется, — заметил Бревин, с разочарованием глядя на опустевший бочонок, — то я с удовольствием к тебе присоединюсь… Постой, ты что — уже всё выпил?!

Монах с обиженной миной запустил руку в ту же щель и вновь пошарил там. В конце концов, пыхтя от напряжения, он добыл второй бочонок — полный.

— Как ты узнал, что мы пройдём здесь? — полюбопытствовала Коллаис, наливая себе обычной воды.

— Ну как же… Четвёртого дня прохожу это я здесь — ну, думаю, Унэн, придётся тебе здесь и поселиться — нигде вас нет. Тут смотрю — гроза бушует, тучи собираются. Всё понятно, думаю, без вас там не обошлось. И, как видите, не ошибся.

— Без нас не обошлось! — фыркнула девушка. — Что, по твоему, мы в каждую неприятность готовы вляпаться?

— А как же! — с энтузиазмом кивнул монах и вновь улёгся на спину. — У меня это первый принцип. А вы со мной уже давно знакомы. С кем поведёшься…

Остаток дня все предавались праздности. Кое-чем, конечно, пришлось заняться — осмотреть окрестности, перебрать имущество, привести в порядок самих себя. Коллаис с неприязнью смотрела на свои волосы — те отказывались укладываться ровно; никакое мытьё озёрной водой не помогало.

— Риви, — обратилась она к брату. — Через неделю тебе либо придётся добыть мне дождевой воды, либо я их состригу. Пугало пугалом, смотреть на себя страшно.

— Ищущий мудрости обретает все блага мира, — заметил на это Унэн и с довольным видом провёл ладонью по своей безупречно гладкой голове.

XXVII

В ту ночь что-то выбросило Ользана из сна ни свет ни заря.

Он приподнялся и прислушался. Всё в порядке. Тихо и спокойно. Сквозь полотно палатки был виден мирно потрескивающий костёр. Кто-то — видимо, Унэн — сидел у костра, скрестив ноги.

Несколько минут художник ворочался с боку на бок, но сон не возвращался. Наоборот, он понял, что совершенно выспался и лежать дальше — значит, обманывать самого себя.

Со вздохом он оделся и, наскоро причесав волосы, выбрался наружу. Было довольно зябко.

Пятый день они продолжали поиски и пока безуспешно. Указания Рамдарона были крайне неопределённы. Однако иного выбора не было; через десять дней им предстояло спуститься в ближайший город — либо чтобы запастись провизией и всем прочим, либо вернуться и признать своё поражение.

Было весьма обидно, так как десяток крупнейших пещер, по которым они успели наскоро пройтись, были помечены внутри следами чьего-то присутствия — потухшие факелы, мелкий походный мусор, а то и просто знаки светящимся мелком. Знаки походили на те, что мог бы оставить загадочный знакомый Рамдарона, но где же был он сам? Ни следов обвала, ни колодцев или расщелин, куда бы можно было свалиться. Никаких следов. В одной из пещер они даже нашли походную сумку со снаряжением. Но вокруг всё было чисто и безукоризненно — даже слишком чисто для пещеры…

— Не спится? — повернул к нему голову монах. Ользан кивнул.

— Сменить тебя?

— Да нет, не надо. По ночам мне легче думается. Сдаётся мне, что ответ на вопрос где-то поблизости.

Ользан помолчал.

— Может, нам отнести сумку и покончить на этом?

Монах ответил не сразу.

— Вряд ли его это устроит. Мы не первые, кто осматривает эти пещеры по его заданию.

Ользан ощутил разочарование.

— Как же тогда они не нашли сумку?

— Не знаю. Может быть, они не…

Что-то метнулось справа от них. Ользан не успел ничего заметить, как монах уже стоял, сжимая в правой ладони своё загадочное оружие — цепь с серпом и грузиком. У некоторых горных племён подобное оружие называлось онглир и Унэн, отчаявшись обучить своих спутников длинному и непроизносимому названию, которое употреблял сам, со вздохом согласился на «онглир».

Шагах в ста от костра, едва освещаемая его отблесками, на скале стояла большая чёрная горная львица — ни дать ни взять домашняя кошка, неимоверно выросшая. Зверь стоял, пристально глядя на людей, не издавая ни звука.

— Разбудить остальных? — шёпотом спросил Ользан. Его собственный меч показался ему совершенно бесполезным.

— Не торопись, — ответил монах тихо. — Во-первых, она не нападает. Горные львы никогда не позволяют добыче разглядывать себя. Во-вторых, она чёрная. Ты когда-нибудь видел чёрного горного льва?

— Что, будем просто стоять?

— Почему бы и нет? — в другой ладони у монаха появилось кольцо «живой» верёвки. — На всякий случай не отходи далеко от костра.

Кошка широко открыла пасть, демонстрируя зубы, и неторопливо пошла по направлению к костру. Монах не сменил ни позы, ни выражения лица, хотя Ользан знал, что его кажущаяся растерянность обманчива.

На полпути кошка упёрлась передними лапами в землю, прижала к ним голову и очертания её тела на миг размылись. Неуловимое мгновение — и с земли поднялась, глядя на них, невысокая, чёрная как уголь стройная женщина, покрытая коротким мехом. Она взглянула на Ользана (у которого почему-то едва не подкосились ноги) и чуть заметно шевельнула ладонью.

— Это тебя, — усмехнулся монах и оружие исчезло из его рук. — Где ты только находишь таких очаровательных подруг!

Ользан глубоко вздохнул, собираясь с силами и сделал шаг в сторону пришелицы.

— Олли? — тихонько позвал его монах.

— Что? — юноша обернулся.

— Если не трудно, спроси у неё — можно ли будет с ней как-нибудь побеседовать? Я бы полжизни за это не пожалел.

— Спрошу. В обмен на небольшую услугу.

— Слушаю.

— Ты никому не расскажешь об этом визите.

— Хорошо, — и монах, кивнул, уселся у костра в прежней позе, глядя в прежнюю сторону и не замечая всего остального.

* * *

Мирацу улыбнулась ему, сверкнув зелёными глазами и молча указала на край скалы. Сама она скользила по камням, словно была невесомой, а вот Ользану пришлось повозиться. Наконец, он спустился на небольшой уступ, метров двадцать в длину и от силы десяток в ширину. За ним начиналась отвесная стена.

— Unire alaidem, — произнесла его спутница. Однако, эти слова художник услышал приглушённо, словно сквозь подушку. Поверх них прозвучали сказанные на чётком среднем Тален слова «вот мы и встретились».

— Что ты хочешь? — спросил он и вновь поразился — на сей раз его слова прозвучали глухо, а поверх них, с не свойственным ему гортанным выговором с его губ сорвались совсем другие звуки. «Clansari uora?»

Вместо ответа мирацу указала ему на край уступа, и Ользан послушно отошёл. Поглядев на него ещё несколько мгновений, она медленно опустилась на колени, обхватила голову руками и сжалась в комок. Вновь потекли очертания и вот уже на скале расправляла крылья огромная птица — отчасти похожая на кондора, но намного крупнее. Покосившись на человека, птица спрыгнула в пропасть и ветер от взмаха пары огромных крыльев прижал Ользана к стене. Неторопливо взмахивая крыльями, птица совершила несколько кругов над уступом и направилась в его сторону, плавно снижаясь и выставив когти.

Ользан понял, что она хочет сделать и отошёл от стены, повернулся к птице спиной и развёл руки в стороны. Оставалось только надеяться, что та не промахнётся.

Его подняло в воздух так резко, что захватило дух. Он время от времени косился на когти в ладонь длиной, державшие его мёртвой хваткой и внутренне содрогался. Его несли куда-то на северо-восток, и ветер свистел в ушах. На какой-то момент Ользан увидел далеко впереди едва заметные огоньки — видимо, город, а затем птица резко нырнула вниз и у юноши внутри всё сжалось.

Спустя несколько секунд его ноги упёрлись в твёрдую опору. Птица взмыла над ним и унеслась куда-то вперёд и вверх.

Интересное начало, подумал Ользан, ощупывая свои плечи. Не пострадала ни одежда, ни он сам. Оглянувшись, он увидел, что стоит рядом со входом в ту самую пещеру, где они обнаружили старую сумку с чьими-то вещами. Успевшими наполовину сгнить.

Мирацу возникла из-за ближайшей скалы — вновь в человеческом облике и встала справа от него. От неё исходил жар, который ощущался даже сквозь одежду, и это было всё. Никаких запахов на этот раз. Возможно, конечно, что его маломощное человеческое обоняние просто не в состоянии было их уловить.

Прошло несколько ударов сердца — и он, и мирацу смотрели на скалу, из-за которой она появилась. В этот момент другой человек, выше ростом и невероятно широкоплечий, легко поднялся на скалу и быстрыми шагами приблизился к двум остальным. Мантия развевалась у него за спиной и Ользан успел подумать, что это — не самая подходящая одежда для таких условий.

Человек остановился за несколько шагов и уселся прямо на землю, скрестив ноги. Мигом позже Ользан последовал его примеру, заметив краем глаза, что мирацу уселась за его спиной.

— Vaorin, mirangil, — произнесли губы человека, но звуки эти были гораздо тише того, что на самом деле услышал Ользан. — Приветствую тебя, человек.

* * *

— Приветствую тебя, мирацу, — отозвался художник и также чуть наклонил голову. На шее у пришельца висел тяжёлый амулет на золотой цепи. Он откинул капюшон, закрывавший его лицо и художник обомлел.

Левая часть лица была ярко-белой, совершенно человеческой — лицо пожилого и умудрённого жизнью человека, седоволосого и седобородого. Правая же часть лица была непроницаемо-чёрной и, хотя также принадлежала человеку, производила гнетущее впечатление. Явившийся положил руки на колени и Ользан увидел, что и они окрашены в те же цвета. Как и от мирацу позади него, от «человека» впереди веяло сильным, но не болезненным жаром. Жар этот скорее походил на огонь подземных глубин или пекло раскалённой солнцем пустыни.

— Ты знаешь, кто я? — спросил пришелец. Было нечто жуткое в том, как двигались разделённые на два цвета губы; по сравнению с этим «двойная» речь, что слышалась ему, показалась обыденной и неинтересной.

— Знаю, — ответил Ользан, недоумевая, откуда к нему пришло это знание. — Ты жрец Нирату, Двуликого, Властелина двух миров.

— Тогда это действительно ты, — ответил человек и мантия, что улеглась поверх и вокруг него, исчезла. Сам жрец оказался поросшим таким же коротким мехом — по-прежнему разделённый на белое и чёрное. Только голова оставалось человеческой. Глаза его слабо светились жёлтым.

— Зачем я здесь? — отважился спросить Ользан и ощутил, как мирацу вздрогнула позади него.

— Тебе нужна помощь и нам нужна помощь, — ответили чёрно-белые губы и раздвинулись в едва заметной улыбке. — Я никогда бы не подумал, что нам придётся просить помощи у людей, но времена меняются.

— Разве я просил о помощи?

— Разве кто-нибудь говорил, что ты просил? Я сказал, что тебе она нужна.

Ользан подумал.

— Что вы мне предлагаете?

— Эллеривен-Тиалоресс, — жрец поднял руку и Ользан почувствовал, как на его плечо опустилась мягкая, но горячая ладонь, — поможет тебе отыскать того, кого вы ищете. Без нашей помощи вам это не удастся.

— Почему это не удастся?

Жрец несколько секунд внимательно глядел в его глаза.

— Хорошо, — вздохнул Ользан. — И что я должен вам взамен?

— Ничего, — ответил тот. — Это будет нашим подарком. Люди привыкли считать нас бесчестными и вероломными — это будет доказательством обратного.

— Я никогда вас такими не считал, — возразил Ользан, ощущая, как гнев просыпается внутри. — К чему эти слова?

— Ты не считаешь, — жрец поднял голову, глядя в небо, и вновь перевёл взгляд. — Но твои друзья так считают. Мы не обязаны оправдываться в том, чего не делали, но всегда приходиться это делать.

— Я вам благодарен, — ответил Ользан, слегка поклонившись, — но ведь не для этого вы принесли меня сюда?

— Верно, — жрец соединил ладони, белую и чёрную, и прижал их к груди. — Нам нужен союзник. Мы находимся перед лицом большой опасности, и самим нам не справится.

— Но почему я?

— Почему ты освободил Эллеривен?

Ользан поискал ответа и не нашёл его.

— На некоторые вопросы нельзя ответить, — продолжал жрец. — Ты говорил, что мы считаем людей своими меньшими братьями и не очень-то их уважаем. Так и есть. Мы совершенно разные, и считать это несправедливостью или злой волей — бессмысленно. Это надо просто принять.

Так же надо принимать то, к чему вынуждают обстоятельства, — продолжал жрец. — Я предлагаю тебе долгую жизнь, но жизнь, что только изредка будет приятной. Правда, ты сможешь узнать всё то, что знаем мы — если согласишься. Вы, люди, любите знания, хотя и не всегда понимаете, какова их оборотная сторона.

Ользан был сбит с толку.

— Но зачем предлагать мне это?

— Разве ты не подобрал бы ребёнка, решившего переплыть океан, проплыви он мимо твоей лодки? Ты — один из немногих, кто избрал путь знания, но всё ещё жив. Волей судьбы ты не подвластен нашим способностям — и это нельзя упускать. Я предлагаю договор.

— Продолжайте, — Ользан вновь ощутил, что опять становится чьим-то инструментом.

— Что-то угрожает нашему существованию, — произнёс жрец. — Мы не можем понять, что именно. Если ты когда-нибудь сможешь отыскать хоть какое-нибудь объяснение происходящему, твоя часть договора будет выполнена.

— А в ответ?

— Один из нас станет твоим шенлесс.

— Что это?

Жрец поднял руки над головой.

— Я опираюсь на скалу — и это шенлесс, она поддерживает меня. Я пью воду и питаюсь — и это шенлесс, всё это сохраняет мою жизнь. Мои сородичи окружают меня — и это шенлесс, они всегда придут мне на помощь. У вас, людей, это слово разбито и рассеянно на множество осколков, которым вы поочерёдно поклоняетесь. Мы же видим всё это единым. Ты придумаешь множество имён для шенлесс — но все они отразят только часть истины.

Произнося это, жрец встал. Ользан тоже поднялся, ощущая, как мирацу позади него поднимается, не отпуская его плеча.

— А если я откажусь?

— Тогда мы постепенно отыщем себе иные два мира и оставим этот его сумеркам.

Мурашки поползли по спине Ользана, хотя он и не вполне понимал, почему.

— А если я соглашусь, но не выполню договор?

— Так уже было дважды. Тогда с тобой останется только шенлесс, поскольку мирацу не нарушают своего слова. Ты сможешь увидеть начало заката этого мира, и это будет твоим наказанием.

— Похоже вы не оставляете мне выбора, — отозвался художник горько. — И не интересуетесь моими собственными взглядами.

— По собственному выбору ты решил вступить в мир, в котором могут жить только сильные. Либо ты станешь сильным, либо исчезнешь без следа.

Художник долго думал. Потом нехотя кивнул, ощущая, что залезает в трясину, из которой сможет выбраться только собственными силами.

— Эллеривен-Тиалоресс захотела стать твоим шенлесс, — ответил жрец. Вновь холодок пробежал по спине юноши. Примерно этого он и опасался. — С ней ты будешь говорить и с ней заключишь договор, если твёрдо решишь не отказываться. Возьми от меня вот это, — и жрец передал Ользану кусок камня неправильной формы; он выглядел оплавленным и сотни миниатюрных кратеров усеивали его поверхность. Местами серебристые прожилки пронизывали сплавившийся камень.

— Мне придётся поступить вопреки воле божества и заключить перемирие с его противником, — продолжал жрец. — Мне останется надеяться лишь на милость их обоих. Передай это, — жрец указал на камень, — тому, кого вы ищете и скажи, что Нирату предлагает перемирие.

Не произнося более ни слова, он поднялся и скрылся за скалой. Мигом позже Ользану почудилось, что он слышит звук огромных крыльев, но вскоре ночная тишина вновь опустилась на него.

* * *

Едва он пошевелился, как мирацу скользнула к пещере и вошла в под её своды. Сверкнули зелёные глаза и рука поманила его следом.

Свет в пещере исходил лишь от выросшего на стенах мха, да от полустёртых указателей, начертанных на них. Последний вообще казался ослепительным. Мирацу быстро добралась до прохода, в котором нашли сумку и, отойдя немного, с силой обрушила на стену ладонь.

Камень расступился — почти безо всякого шума, словно подчиняясь приказу — и за ним открылся новый проход. Мирацу указала на проход и поспешила назад из пещеры.

Когда Ользан выбрался наружу, едва не набив в темноте здоровенную шишку, она стояла в нескольких шагах от пещеры и вопросительно глядела на него.

Ользан подошёл к ней вплотную и замер, ощущая, как пересыхает горло. Интересно, как я расскажу об этом Лаис? — подумал он тоскливо. И всё же его не покидала уверенность, что жрец говорил правду. Люди не могут сопротивляться мирацу. Если бы дело обстояло иначе, они смогли бы получить от него всё, что угодно безо всяких договоров, возможно, даже втайне от своей жертвы.

— Я согласен, — произнёс он наконец и мирацу вновь улыбнулась — на этот раз, как ребёнок, которому пообещали исполнить самую заветную его мечту. Любопытно, сколько ей лет?

* * *

Мирацу присела и протянула ладонь к земле. Камни тут же ожили, покатились под её ладонь и собрались в небольшую пирамидку. Мирацу подняла его правую ладонь и провела над ней пальцем. Ользан вздрогнул — на пальце появился порез. Мирацу ждала, глядя на него и Ользан, достав кинжал, осторожно поднял покрытую мехом кисть и осторожно провёл остриём по среднему пальцу.

Следом за ней он прикоснулся окровавленной ладонью к пирамидке, после чего мирацу взяла его правую руку своей и чуть сжала. На миг раненый палец отозвался острой болью.

— Смотри, — указала она вокруг свободной рукой.

Ользан осмотрелся. Горы и земля сдвинулись, меняя свои очертания; исчезли огни городов; не стало шести башен, чьи полуразрушенные крыши виднелись отсюда; повсюду внизу выросли непроходимые леса; воздух потеплел и под их ногами возникла густая трава. Пещера по-прежнему оставалась за его спиной, так же, как и сложенная из камней пирамидка.

— Это второй мир, — произнесла мирацу. — Настоящий мир. Наш мир, в котором не бывает никого другого. Ты сможешь остаться здесь, когда придёт время, или приходить сюда, когда вздумаешь.

Она отпустила его руку. Звёздное небо резко повернулось — так, что Ользан едва не упал, испытав серьёзнейшее головокружение. Солнце стремительно поднялось из-за горизонта и повисло над их головой. Ользан зажмурился и долго не мог открыть глаза.

Второй мир по-прежнему жил своей жизнью. Мирацу спокойно глядела на него.

— Назови моё имя, — потребовала она.

— Элле…

Ладонь коснулась его губ.

— Это имя тебе не принадлежит. Назови моё имя.

Как это бывало и прежде, из неведомых глубин возникло и предстало перед его рассудком слово, показавшееся ему уместным.

— Лемори, — произнёс он.

— Ленирон, — услышал он в ответ.

Лемори взяла его за руки и медленно положила их себе на плечи. Под ними ощущались стальные, невероятно мощные мускулы и тлеющий в глубине жар. Ользан вздрогнул, ощутив, как жар переливается по его рукам внутрь его тела и наполняет его энергией, которая сметёт его, словно лавина, стоит ей только позволить. Смутно он ощутил, как её руки ложатся на его плечи, обжигая своим прикосновением.

— Всё исполнено, — услышал он сквозь туман в голове и яркие зелёные глаза заполнили собой весь мир.

Потом была прежняя ночь, холодный воздух, взмахи крыльев над головой.

Он упал на твёрдый неприветливый камень и с трудом поднялся, оглядываясь. Силуэт птицы быстро слился с мраком и растворился вдалеке.

* * *

Монах повернул голову на звук и увидел Ользана, медленно бредущего в сторону лагеря. Прошло не более часа.

— Чем это ты занимался? — спросил Унэн с любопытством. — У тебя такой вид, словно ты всё это время таскал тяжести.

— Вовсе нет, — художник махнул рукой, усаживаясь рядом. — Я…

Тут же слова застряли у него в горле. Мигом позже паралич прошёл, но слова, готовые сорваться с языка, волшебным образом забылись. Некоторое время Ользан сидел, погружённый в транс, затем опомнился. Слова вновь вернулись к нему, но он не сомневался, что они ускользнут, едва лишь он попытается их произнести. Он не знал, что за магию они вызвали к жизни, заключив договор, но действовала она безотказно. Тем, кому говорить об этом не полагалось, он не сможет рассказать ни слова.

— Одним словом, это было что-то вроде сна, — закончил он.

— Что-то мне редко снятся такие сны, — заметил Унэн с завистью и посмотрел на засохшую кровь. — Что у тебя с рукой?

— Зацепился за камень.

— Похоже, с этим камнем мы уже встречались, — кивнул монах понимающе.

Ользан посмотрел ему в глаза.

— Ты пообещал молчать.

— Конечно, конечно. Кстати, ты спросил её?

— У тебя будет возможность с ней встретиться, — ответил художник и отвернулся. Интересно только, когда? — подумал он.

— И это всё, что ты можешь сказать? — спросил Унэн после длительной паузы.

— Я нашёл его, — ответил Ользан и выпил залпом целую кружку воды. Монах чуть не подпрыгнул от этих слов. — Она показала мне, — добавил художник.

Больше Унэн не расспрашивал его о произошедшем и это было приятнее всего. Впрочем, для него самого в памяти задержались только отрывочные видения, части разговора, каменная пирамидка. Только имя — Лемори — осталосьнезамутнённым и неискажённым.

Позднее он покопался в своих записях и обнаружил, что «лемори» — арратское слово, обозначавшее горную львицу. Слова «ленирон», правда, ему отыскать не удалось.

XXVIII

— Видение, значит, — задумчиво произнёс Бревин, выслушав краткий — и изрядно переработанный — рассказ художника. — Я надеюсь, дальше видений дело не пойдёт. Где, говоришь, он находится?

Ользан рассказал.

— Брось, — махнул рукой шантирец. — Мы её облазили вдоль и поперёк. Откуда там взяться чему-то новому?

— Я слышал ночью треск с той стороны, — поддержал Ользана монах. — Что-то наподобие обвала. Почему бы нам всё же не прогуляться в ту пещеру?

В конце концов Бревин согласился. Его сестра долго смотрела на Ользана, не произнося ни слова.

— Ну что же, — произнесла она. — Но если там ничего нет, мы немедленно спускаемся вниз и связываемся с Рамдароном. Покажем ему сумку, если он захочет, — её передёрнуло. — По-моему, мы и так потеряли массу времени.

На том и договорились.

* * *

Когда они спустились ко входу в пещеру, Ользан заметил, что пирамидка по-прежнему оставалась там, где он её помнил. Проходя мимо, Бревин случайно зацепил её и она с шорохом рассыпалась. Улучив момент, Ользан нагнулся и подобрал один из камушков, на котором виднелись следы крови.

Когда все увидели трещину в стене, удивлению их не было предела.

— Не может быть, — недоверчиво огляделся Бревин. — Как мы могли пройти мимо такого и не заметить! Смотрите — он попытался сдвинуть часть скалы, что закрывала проход и не смог. — Странно, — озадаченно добавил шантирец. — А кажется совсем тонкой.

Проход вился сравнительно недалеко и упирался в обвал. Обвал случился довольно давно и намертво преграждал путь. Унэн посмотрел на размер глыб и присвистнул.

— И где же он, в таком случае? — требовательно спросил он, обернувшись к художнику.

Ользан наклонился и посветил факелом. После короткой паузы он выпрямился и молча указал. Из-под ближайших к путешественникам камней виднелся носок сапога. Слегка припорошённый пылью.

— Ну что, будем вытаскивать? — обернулся монах.

— Только без меня, — побледнела Коллаис. — Не могу я на такое смотреть. — И вышла, покачиваясь. Бревин догнал её и помог выбраться на свежий воздух.

— Да уж, — добавил он с неприязнью, вернувшись. — Он что, хочет, чтобы мы это принесли ему в качестве трофея?

— Там видно будет, — монах посмотрел на потолок и что-то прикинул в уме. — Помоги-ка мне вытащить вот эти камни. Если нам повезёт, то к вечеру мы сможем вытащить тело наружу.

— Тело, — буркнул шантирец. — Похоже, его придётся выметать из-под камней метлой.

Стараясь не прикасаться к постепенно возникающим из-под камней останкам, трое молча принялись убирать, откатывать глыбы, относить их наружу. Нового обвала не произошло, но работа продолжалась так долго, что все начали пошатываться от усталости.

* * *

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил монах, после того, как возникла возможность извлечь останки в соседний проход. — Смотри, он совершенно не разложился. Измят, изломан, но в остальном нетронут. Что здесь, воздух особенный? Или камни заколдованные? Я что-то подобного раньше не видел.

— Он тёплый на ощупь, — вздрогнул шантирец, попытавшись взяться за одну из кистей погребённого под обвалом. — Нет, дорогие мои, это уже не смешно. — И пулей выскочил наружу.

— Действительно, тёплый, — монах озабоченно поглядел на побледневшего и перепачканного пылью художника. — Знаешь что, давай и мы подышим свежим воздухом. Вытащить наружу его можно теперь в любой момент.

Они устроились поблизости от пещеры — время от времени бросая внимательные взгляды в её сторону. Есть никому не хотелось, но воду все пили с удовольствием. Бревин приуныл, когда ему сообщили, что ближайший источник — в трёх километрах отсюда и кое-как отряхнул с себя пыль руками.

— Я не понимаю, чему вы удивляетесь, — пожал плечами монах. — Он же говорил, что его приятель пропал более пятидесяти лет назад. Что вы, собственно, ожидали увидеть?

— Только не это, — Бревин поёжился. — Мало с нас нежити! Да и то, с ней как-то проще. А выкопать такое из-под обвала… Не представляю, как мы его потащим в Оннд…

Из глубины пещеры послышались шаги. Неровные, шаркающие.

— Похоже, идти он сам сможет, — заметил монах, глядя в сторону чернеющего входа. Эти слова разрушили всеобщее оцепенение и шантирцы вскочили, хватаясь за оружие.

Монах тоже поднялся, но не торопясь.

Из пещеры показался довольно худой, покрытый пылью молодой человек, в измятой и пропитанной кровью куртке и таких же изодранных штанах. Он выглядел, словно больной, очнувшийся от долгого забытья. Щурясь, он обвёл своих спасителей взглядом и уселся прямо на землю у входа в пещеру.

Спустя пять минут он вновь поднял голову и оглядел всех четверых.

— Какое сегодня число? — спросил он едва слышным голосом, не обращая внимания на стрелы, нацеленные в него.

Вопрос настолько потряс шантирцев, что они опустили оружие. Ользан, после некоторого раздумья, подошёл поближе. Поглядев на «покойника», он ответил на вопрос.

— Пятьдесят три года, — схватился тот за голову. — Какой ужас!

Более от него ничего нельзя было добиться: он сидел, уткнувшись лицом в колени и не обращал внимания на происходящее.

— Пятьдесят три года под обвалом? — недоверчиво переспросила Коллаис. — Бедняжка! Как ему удалось так восстановиться?

— После недавних событий, — ответил её брат, — я уже ничему не удивлюсь.

Коллаис покачала головой и, налив в чашку воды, осторожно двинулась к сидевшему у входа незнакомцу. Тот поднял голову и вскочил на ноги, увидев булавку у Коллаис под воротником.

— Откуда это? — спросил он таким тоном, словно девушка носила там живого скорпиона.

— Нашли, — ответила она с удивлением. — Что случилось? Кто вы такой?

Молодой человек яростно покачал головой, словно стряхивая с себя наваждение и слабо улыбнулся. Коллаис молча протянула ему воду и тот выпил её, словно это было невесть какое угощение.

— Как вы меня нашли?

— Нас послал Рамдарон, — ответил Бревин и кинул прогнившую, рассыпающуюся сумку к ногам спасённого. — Вот ваши вещи. Выглядят они, правда, неважно.

Они следили, как юноша брезгливо копается в сумке. Наконец, он извлёк оттуда невзрачное, но не тронутое коррозией кольцо и молча швырнул всё остальное в пропасть.

— Я ваш должник, — произнёс, наконец, спасённый. — Вы не можете представить себе, каково это было… — он содрогнулся.

Выговор у него был западный, отметила Коллаис. Интересно, почему он не представляется?

— Как вас зовут? — спросила она.

— Рамдарон говорил вам?

— Нет, — призналась она.

— Тогда я, с вашего позволения, пока не стану этого говорить. Война уже идёт?

— Какая война? — опешил Бревин.

— С Лереем. Когда меня угораздило здесь попасться, она была готова разразиться.

— Пока ещё нет, — пожал плечами шантирец. — Но вокруг неспокойно.

— Оставьте меня одного, если вам не трудно, — попросил спасённый и остальные, недоумённо переглянувшись, отошли в сторону.

— Что-то он не выглядит чрезмерно признательным, — ядовито заметил Бревин. — Мне кажется, что мы давно бы уже сами всё разузнали, что там в Шантире и как, не выполняя никаких дурацких поручений.

Остальные промолчали. События разворачивались вовсе не так, как того стоило ожидать и мрачные Коллаис с Бревином принялись рассовывать вещи по «кошелькам».

Ользан тихонько подошёл к спасённому и тот поднял на него глаза.

— Возьмите это, — Ользан протянул ему камень, полученный от жреца. Его собеседник вздрогнул и посмотрел на камень совершенно безумными глазами. — Нирату просил передать, что предлагает перемирие.

— Вы служите Нирату? — спросил пострадавший глухо, не поднимая головы.

— Нет, — Ользана это тоже начинало выводить из себя. — Мы выполнили просьбу вашего друга. Но, честно говоря, если бы мы знали, как нам на это ответят, то подумали бы, стоит ли с этим связываться.

И отошёл, не оборачиваясь.

* * *

Они оставили спасённого сидеть у камня (он так и не подошёл к путешественникам, сколько они ни ждали). В конце концов Коллаис вздохнула и обернулась к нахмурившемуся Унэну.

— Поручение выполнено, — голос её был холодным. — Где здесь ближайший город? Мне не терпится принять ванну, а потом разыскать Рамдарона и сказать, что я думаю о нём и его друзьях.

— Скажите ему, что все мои усилия оказались напрасны, — послышался голос из-за её спины и, обернувшись, она увидела, что спасённый стоит рядом с ними с виноватым видом.

— Передайте ему, что Таилег возвращается домой и просит как следует отблагодарить своих спасителей, — добавил он и, коснувшись кольца, исчез с лёгким хлопком.

— И всё-таки, как в сказках, мне больше нравится, — вздохнул Бревин. — Там в конце обычно награждают грудой сокровищ. Кстати, насчёт ванны — это мысль. Ну что, Унэн, у тебя в рукаве случайно не завалялся бочонок с пивом? У меня от огорчения ужасно пересохло в горле.

История 8. Сокровища

XXIX

Они соскучились по Оннду так, словно не были в нём десяток лет.

— Как я раньше не понимал этого! — высказался Бревин. — Я всего две недели провёл в походе, а уже соскучился по цивилизованной жизни.

— Привыкай, — отозвалась его сестра, которая днями пропадала в лечебнице. — Ты же собирался вернуть себе трон? А без длительных военных походов это у тебя никак не получится. Представь только — грязь, пекло, конное войско, все закованы в латы… Столько возможностей испытать свой дух!

— Да вы сговорились, — Бревин недовольно скривился. — То наш художественный гений называет все войны без разбору резнёй и отвратительным занятием, то ты теперь во всём видишь только грязь и вонь.

— При ближайшем рассмотрении именно так и выходит, — заметил Ользан, который вторые сутки занимался реставрацией холста трёхвековой давности. — Просто прежние правители объявляли грязь, болезни и невежество данными свыше и это считалось в порядке вещей. Здесь ты увидел, каким бывает другой порядок вещей, так что придётся тебе переучиваться. Либо то, либо это.

— Был бы Унэн, мы бы ещё поспорили, — вздохнул шантирец и с сожалением посмотрел на стоявший на столе дымящийся чайник. — Вот уж кто в любой ситуации чувствует себя, как дома…

Тут было с чем согласиться. Неизвестно, конечно, сколько времени человечек вырабатывал в себе такое состояние духа — на памяти Ользана он один-единственный раз выказал испуг. Когда подействовало его лекарство, что должно было затормозить неуправляемое развитие его, Ользана, талантов. Интересно, подумал вдруг художник и даже отложил в сторону кисти, настолько потрясла его эта мысль, а вдруг он сам не знал, какими могут быть последствия?..

— Интересно, где Унэн? — спросил он, ни к кому особенно не обращаясь.

— У пристани, — хмыкнул шантирец. — Проповедует. Слушал я его… как он их называет?

— Сутры, — подсказала его сестра.

— Вот-вот. Честно говоря, не понял ничего. Игра словами. Как может серьёзный человек заниматься подобным?

— Важен результат, — ответил художник и, отодвинувшись от стола, потянулся. — Рамдарон не оставлял записок?

Выяснилось, что не оставлял. С этим вообще была неразбериха. Путешественники вернулись в Оннд девять дней спустя встречи с таинственно ожившим незнакомцем. Почти сразу же их встретил Рамдарон и пообещал, что появится на следующий день. С тех пор прошла неделя.

Унэн преспокойно занялся сбором милостыни, к чему его друзья уже привыкли и перестали вздрагивать, когда им случалось проходить мимо одетого в жёлтые лохмотья монаха, с улыбкой читающего свои никому не понятные священные тексты. Частенько его не было и по ночам. Впрочем, Коллаис догадывалась, где его носит, поскольку его «научные» трактаты постоянно лежали на столе и время от времени дополнялись.

Но более всего всех донимало то, что не было новостей. То есть, конечно, город жил своей жизнью. Приходили и уходили корабли, устраивались торжественные шествия, ставились пьесы и день-деньской на площадях выступали бродячие труппы — но у всего этого не было видно никакой цели. И главной неприятностью было, конечно, отсутствие денег. Поскольку Рамдарона не было, шантирец всё чаще подвергался искушению занять у монаха изрядную сумму и… что потом? Стало ясно, что желание нанять армию и идти свергать узурпатора было действительно сказкой, приятной сердцу фантазией. Население центра и юга отвыкло от войн. Набрать и незаметно переместить армию необходимого размера было попросту невозможно — только что нагрянуть с юга, спустившись с гор. Где же найти таких солдат, чтобы были ещё и скалолазами?..

Тут шантирца осенило и он вспомнил, что тревожило его не так давно в Гилортце.

— Как звали того скалолаза? — спросил он, с отвращением отхлебнув чая. Организм требовал воды, а денег на вино уже не было. Коллаис, правда, что-то зарабатывала в лечебнице, но занимать денег у неё? До такого шантирец ещё не дожил.

— Ирентлам, — отозвался Ользан. — Кстати, Унэн сказал, что он жив-здоров и шлёт нам привет. Тебе в особенности, Лаис.

Девушка подняла голову.

— Поздно же ты об этом вспомнил, — укоризненно покачала она головой. — Почему ты о нём заговорил? — повернулась она к брату.

— Он говорил, что к нему было паломничество разнообразных наёмников. Кому могут потребоваться тренированные солдаты, прекрасно перемещающиеся по горам и пещерам?

Все замолчали, переваривая услышанное.

— Если мы ещё увидимся с Рамдароном, — медленно произнёс Ользан, — тебе стоит сказать ему об этом.

Он, вспоминая полушутливое приглашение Нерлона, рискнул прогуляться к нему домой. Там его ждало глубокое потрясение. Дверь открыл недружелюбный скорняк и быстро дал понять, что в этом доме, хвала Элиору и Афамис, живут настоящие люди, а не бог весть кто ещё — и всегда жили, сколько он себя помнит. Хорошо ещё, что силой не выставил.

После того, как Ользан походил вокруг и осторожно порасспрашивал соседей по улице, лицо его вытянулось сильнее. Кто бы ни был Нерлон, в искусстве маскировки ему было немного равных…

— Если увидимся, — повторил Бревин. — Нет, я так не могу. Как вы можете пить такое целыми днями? Завтра пойду ещё раз, попытаюсь наняться тренером. Не может быть, чтобы я не мог честно заработать себе на жизнь!

— А как ты жил раньше? — поинтересовался Ользан, вновь отрываясь от полотна.

— Раньше! — воскликнул шантирец. — Раньше я мог наняться телохранителем, пойти разворошить какое-нибудь осиное гнёздышко, если за него платили. А что сказал Рамдарон? Сидите тихо, ничем не занимайтесь. Вот и сижу. Плесенью скоро покроюсь…

Во входную дверь постучали.

— О боги, — простонал шантирец. — Если это опять бродячие торговцы… Ну-ка, дайте-ка, хоть душу отведу.

Он решительно вышел из комнаты и с грохотом сбежал по лестнице. Раздался скрип открываемой двери… и пауза. Затем снова шаги, уже не такие быстрые.

Первым в комнату вошёл Рамдарон, сияющий и довольный. Вторым была какая-то фигура, чью голову скрывал капюшон. Завершал процессию ошарашенный Бревин. Он закрыл дверь и встал рядом, глядя на гостей.

Фигура сняла с себя капюшон, и взорам искателей приключений предстал сдержанно улыбающийся… Нерлон.

— Вы, я вижу, нас не ждали, — Рамдарон огляделся и, спросив разрешения, уселся в ближайшем к окну кресле. — Коллаис, если вас не затруднит… чего-нибудь горячего. У нас сейчас будет разговор. Ользан, если не трудно, задёрните немного шторы — Нерлон у нас не в ладах с солнечным светом.

— Преувеличиваешь, — отозвался Нерлон своим мелодичным голосом. — Я же не вампир, в конце концов. Благодарю, Ользан. Ну что, все в сборе? — добавил он, когда девушка вернулась с чайными принадлежностями. — С каких новостей начнём? Есть хорошие, и есть плохие.

— С плохих, — немедленно отозвался Бревин.

— Как хотите, — немедленно ответил Нерлон, не обращая внимания на то, что шантирцы смотрят на него, раскрыв рот от изумления. Не каждый день увидишь подобную шевелюру.

Что-то коснулось правой руки Коллаис, лежавшей на подлокотнике. Она осторожно опустила её и нащупала тёплую, с парой настороженных треугольных ушей голову. Её обладатель, судя по всему, нисколько не возражал, чтобы его по ней погладили.

Рамдарон подмигнул кому-то у её кресла и, повернувшись так, чтобы видеть всех присутствующих, начал.

* * *

— Первая плохая новость — что на вас начали охоту, мои дорогие. Если бы вы знали, сколько предлагают за ваши головы, то поняли бы, насколько до сих пор себя недооценивали.

Мы узнали немало нового, после того как чистильщики распотрошили лабораторию близ Паэрона. Не забудьте туда как-нибудь заехать, король Паэрона велел выплатить вам солидную премию. Возможно, не очень большую для князя Шантира, — хитрая улыбка в сторону Бревина, — но достаточную для безбедной жизни.

— Сколько? — шёпотом спросил Бревин, но сестра сердито дёрнула его за рукав, продолжая поглаживать прислонившегося к её ноге невидимого кота. Ощущение было очень необычным.

— Это уже хорошая новость, — перебил Нерлона Рамдарон. — Нам удалось обнаружить и разнести полтора десятка подобных лабораторий. Всё благодаря вам, коллеги. За это, естественно, вас и приговорили.

— К чему? — спросил Ользан. Ему на какое-то мгновение стало сильно не по себе.

Рамдарон пожал плечами.

— Фантазия у подобных личностей богатая. Лучше им не попадаться… собственно, для этого мы сюда и пришли. Не всё сразу, речь зайдёт и об этом.

— Раз уж речь пошла о хорошем, — продолжал Нерлон, отхлебнув чая и одобрительно шевельнув бровями, — то и здесь есть достижения. Мы схватили всех «почтальонов», что разносили по три конверта, и обезвредили много других любителей «сюрпризов». Так что война теперь начнётся не скоро, и времени для передышки будет побольше.

— Что за война? — удивился шантирец. — Я уже дважды слышал о какой-то войне.

— Самая гнусная, — поморщился Рамдарон. — Война людей против людей. Лерей не шутил, когда объявил, что на Ралионе нет места для нечеловеческих рас. А остальные расы не примут участия в этой войне.

— Даже если на них нападут? — недоверчиво спросила Коллаис.

— Если нападут, тогда совсем другой разговор.

— Позвольте, — вступил Ользан. — Что значит, самая гнусная? Неужели война людей против нелюдей… прошу прощения, Нерлон! Разве такая война чем-то лучше?

— Далеко не все люди хотят силой переделывать мир, — объяснил Рамдарон. — Поэтому с ними будут воевать, чтобы попытаться склонить их на свою сторону. В этом смысле такая война — самая гнусная.

— Так, значит, все эти письма… интриги… попытки обучения наёмников…

— Постойте, — Нерлон оживился. — Каких, извините, наёмников?

Бревин рассказал.

Пришедшие обменялись взглядами.

— Ещё один кусочек мозаики, — заметил Рамдарон. — По-прежнему укладывается в прежнюю схему.

— Вы продолжаете говорить загадками, — не выдержала девушка. — Нельзя ли хотя бы немного подробнее? Что за лаборатории? Какие чистильщики? О чём вообще идёт речь?

Рамдарон вздохнул и прикрыл глаза на несколько секунд.

— Ну хорошо. Я расскажу вам достаточно, чтобы можно было сделать выводы. Раз уж мы начали сотрудничать, придётся раскрыть кое-какие карты…

На лице у Нерлона появилось озабоченное выражение, он поглядел на Коллаис и, кивнув чему-то, откинулся в кресле.

В доме стояла тишина, и только с улицы доносились голоса прохожих.

* * *

— Не секрет, что более двух сотен лет мы живём без войн, — начал Рамдарон. — Теперь, однако, ситуация ухудшается. Северные государства, там, где живут почти одни только люди, вновь заявили о необходимости передела мира — им становится тесно, им не хватает ресурсов и так далее. Примечательно, что заявляют это Люди.

— Не вижу ничего странного, — пожал плечами Бревин. — Все государства растут. Все рано или поздно ощущают нехватку ресурсов. Война — нормальный выход из положения. По крайней мере, так меня учили.

— Древняя точка зрения, — кивнул Рамдарон. — Найдите тех, чьё имущество сгорело или было разграблено во время войн, чьи родственники погибли или попали в рабство, чьи Храмы осквернены или разрушены — найдите таких и попробуйте убедить их, что война необходима и неизбежна.

Шантирец промолчал.

— Одним словом, мы стараемся по мере сил найти другие выходы в подобных ситуациях. В частности, не допускать, чтобы насаждалась вражда между различными расами. У нас и без того отношения не всегда гладкие.

— Кто это «мы»? — спросила Коллаис. — Вы уже не первый раз так говорите.

— Некогда существовало особое сообщество, координировавшее использование магии и её изучение.

— Совет Магов, — кивнул Ользан. — Но это было тысячу лет назад. Я слышал, что он распался.

— Отчасти это так, — произнёс Нерлон. — Часть из нас считает, что всё, что существует, достойно продолжения своего существования. Что нет лучших рас и худших рас. Что каждый вид животного и растения имеет такие же права на существование, что и разумные существа.

— А, друиды, — разочарованно протянул Бревин. — Если так жить, то ни дерева не срубить, ни города нового не построить — всё равно придётся кого-нибудь уничтожать. Куда же деваться людям?

— Можно так же спросить, куда деваться ольтам, дарионам, всем остальным.

— Вот для этого война и нужна. Потому что и люди, и все прочие как плодились, так и будут плодиться.

— Вам, возможно, покажется это странным, — возразил Нерлон, — но население всех рас, кроме людей, не растёт уже две тысячи лет. Именно поэтому никто не хочет воевать на стороне людей.

— Быть того не может, — отрезал Бревин.

— Вас же не удивляет, что, скажем, крысы не плодятся так, что вытесняют всё остальное?

— Естественно. Во-первых, хищники, а во-вторых, мор…

Бревин осёкся и не окончил фразу.

— Именно, — кивнул Рамдарон.

Шантирец не сразу осознал, что означает услышанное им.

— Так это что — все остальные…

— Нет, — ответил Рамдарон. — Мы сами. Мы сами себе мор, хищники и добыча. Причём, как правило, так поступают те, кто гордятся своей цивилизованностью. Остатки диких племён живут в равновесии с природой.

— Отвратительно, — содрогнулась Коллаис.

— Вполне с вами согласен, — Нерлон был само спокойствие. — Но мы отвлеклись. Итак, наши оппоненты — лабораторию которых вы помогли захватить — развивают за последнее время очень бурную деятельность. Готовятся могучие средства ведения войны. Алхимические составы — яды, возбудители ужасных болезней, одурманивающие средства; ведутся эксперименты по превращению людей и других рас в оружие уничтожения; организуются беспорядки у тех, с кем намерены воевать…

— Но ведь всё это запрещено! — воскликнул Ользан. — Когда закончилась война у Шести Башен, всё это было признано недостойным и запрещено, и принято всеми государствами.

— Запрещено. Но очень эффективно. Моя работа состоит в том, чтобы улавливать отклонения от нормы и закономерности, — пояснил Нерлон и скрестил пальцы у ладоней. — Ничто не может быть совершенно случайным. Я узнаю обо всём, и, при достаточно долгом размышлении, очень многое укладывается в одну и ту же схему. Как, скажем, истории с тремя конвертами.

— То есть как это? — не понял Бревин. — Вы изучаете всё? Вообще всё, что происходит в Оннде? Немыслимо!

— Не в Оннде, — поправил Нерлон. — Во всей Федерации. А что немыслимо — я ведь, как вы заметили, отличаюсь от вас, — и провёл рукой по голове. — Это утомительно, не стану спорить. Но вы живы — и отчасти это моё достижение. Разве это плохо?

— Вы что-то говорили об охоте, которая за нами организована. Кто её начал?

— Я думал, что вы догадываетесь, — произнёс Рамдарон.

Шантирцы некоторое время смотрели друг на друга.

— Посол! — воскликнула Коллаис.

— Верно, — подтвердил Нерлон. — Он вообще причиняет нам немало хлопот. Теперь, правда, когда во всех своих провалах он обвиняет вас, — палец в перчатке указал на Ользана, — нам несколько проще действовать. А вам надо будет в самом ближайшем времени скрыться из Оннда. Лучше вообще из Федерации.

— Опять! — с тоской простонал Бревин. — Не привыкли мы к странствиям.

— Что поделать, — пожал плечами Рамдарон. — По мере сил мы будем вам помогать. Конечно, если речь не пойдёт о вмешательстве во внутренние дела другого государства, — добавил он и надежда, появившаяся на лице Бревина, тут же растаяла. — Кстати, вот то, что я обещал, — и на стол легла увесистая тетрадь, сшитая из вороха листов самого разного размера.

— А если просто отсидеться в городе? — с надеждой спросил Ользан.

— Как пожелаете, — Рамдарон встал. — Мой совет — отправиться в путь, и желательно в какую-нибудь глушь. Война, судя по всему, неизбежна, но чем больше наших оппонентов мы успеем обезвредить, тем быстрее затянутся её раны.

Всем стало не по себе. Нерлон встал и накинул капюшон.

— Скажите, — спросила Коллаис, — а разве заниматься подобными вещами — это не задача правителей? А не кого-то ещё?

— Совершенно с вами согласен, — ответил Рамдарон и помахал рукой. — Мы ещё увидимся.

Что-то потёрлось о ногу Коллаис и исчезло. Только пыль закружилась над полом.

— Странная она какая-то, — задумчиво произнесла девушка, едва Ользан запер дверь за посетителями. — У неё страшно усталый вид.

— У кого это? — не понял Бревин.

— У Нерлон, естественно.

— С чего ты взяла, что это женщина?

— По-моему, это очевидно.

Бревин взглянул на художника, но тот пожал плечами.

— Понятия не имею, — пояснил Ользан. — Да и какая разница?

— Разницы-то никакой, — шантирец почесал подбородок, — но у меня не возникало сомнений, что это мужчина. С чего бы это?

* * *

Бревин сидел, погружённый в изучение оставленной Рамдароном тетради, когда дверь распахнулась и в комнату вошёл чрезвычайно недовольный Унэн.

— Что, уже ушли? — спросил он сердито.

— Кто? — спросил Бревин, не оборачиваясь, а Ользан кивнул.

— Так я и знал, — монах уселся в кресло и шумно вздохнул. — Я думаю — столько времени по душам не говорили, сейчас в тёплой компании… нет, он ловит меня на углу и говорит: «Сунь, оставайся на улице, следи за домом»! Отличная карьера — в сторожа! Ну, сам виноват, вино мы выпьем без него.

— Они посоветовали нам убраться из города подальше, — заметил Ользан. — Вот и думаем — куда деваться? Кстати, Унэн, не безопаснее ли просто в городе отсидеться?

— Ну нет уж, — Бревин стоически допил остатки чая и встал. — Я готов ещё пускаться в путешествия, когда мне советуют, но отсиживаться и бездействовать — ни за что. Вот, кстати, новости из Шантира. Не очень хорошие.

— Что там? — спросила его сестра.

— Шантир сдался Лерею, — он оглядел слушателей и поправился. — Заключил с ним военный союз, что в своей сути одно и то же.

Все замолчали.

— Это что, наш дорогой дядя? — недоверчиво спросила Коллаис. — Да он мог сто лет выдерживать их осаду. Что такого ему могли предложить?

— Понятия не имею, — пожал плечами её брат. — Это, кстати, не самое худшее. Во-первых, они начали мобилизацию. Во-вторых, ближайшие соседи Шантира не сегодня — завтра вступят в этот союз. Одним словом, мне позарез нужно домой. — Он швырнул тетрадь на стол и Коллаис немедленно взяла её.

— Домой, — покачал головой Унэн. — Тебе, никак, захотелось поскорее свести счёты с жизнью. Самозванца, который объявляет себя законным претендентом на престол, в военное время… — он махнул рукой и презрительно усмехнулся.

— Что бы ты предложил мне? — спросил шантирец свирепо. — До конца дней скрываться от наёмников дядюшки и его союзников, пока, наконец, меня и Лаис не прихлопнут?

— Скрываться, — кивнул монах. — Но скрываться в нужном направлении. Никто не подумает искать вас поблизости от Шантира. Почему бы нарушить все правила и не податься в том направлении прямым путём?

— А разве нас не смогут найти? — удивилась Коллаис. — Я-то считала, что магия позволит найти всех на любом расстоянии.

— Тогда вы давно бы уже погибли. А может, нужны вашим недругам живыми. Сомневаюсь, конечно, что в этот самый момент они слушают наш разговор и читают мысли, но в принципе следить за нами не так уж и трудно. Мы ведь не особенно и скрываемся.

— То, что рано или поздно найдут, несомненно, — отмахнулся Бревин. — Потому-то и нужно не отдавать инициативу.

— Вот и отлично, — потёр Унэн руки. — Я как раз нашёл вам достаточно интересное приключение. Притом, с прогулкой в сторону Шантира.

— Это на тебя похоже, — заметила Коллаис, отрываясь от тетради. — И что это за приключение?

— То, что вам нужно, — ответил человечек и взглянул на настенные часы. — Много золота в конце, много достопримечательностей по дороге. Ну и я, конечно, — надо же за вами кому-нибудь приглядывать. Ну так что скажете?

— Слишком общее описание, — задумчиво произнёс Бревин, осматривая клинок своего меча. — И притом, на что мы будем собираться?

— Ах да, — монах пошарил по рукавам и извлёк два крупных изумруда. — Вот, Рамдарон просил передать. На текущие расходы.

— Какая прелесть! — воскликнула девушка, взяв один из камней и глядя сквозь него на лампу. И размер, и качество камня были более чем превосходными.

— А я знаю одного знакомого ювелира, — засмеялся неожиданно Бревин, — который купит их и совершенно случайно забудет о налоге. И всё же, Унэн, как насчёт подробностей?

— Темнеет, — указал монах в окно. — Давай сначала прогуляемся к твоему знакомому ювелиру, а затем я позову кой-кого, кто расскажет тебе о подробностях?

— Ещё кого-то? — возмущённо спросил шантирец. — Ну нет, Унэн, тебя одного вполне достаточно. Притом, зачем делиться с кем бы то ни было?

— Можно и без него, — как-то очень легко согласился Унэн. — Только он — единственный, кто знает туда дорогу. Собственно, он и попросил найти не слишком трусливых искателей приключений.

— Это меняет дело, — Бревин спрятал изумруд в «кошелёк». — Лаис, давай второй камушек.

— Ещё чего, — отозвалась та, не оборачиваясь. — Считай, что я начала собирать свою коллекцию драгоценностей.

— Не говори ерунды, — поморщился её брат. — Камни дали нам на всех четверых, я так понял.

— Вот и прекрасно, — Коллаис улыбнулась и повернулась к Ользану. — Олли, ты не будешь возражать, если наш с тобой камушек полежит пока у меня?

* * *

Ювелир задержал их ненадолго.

— Ну, Унэн, это уже чересчур! — ворчал шантирец, когда они входили в комнату. — Мало того, что мы ходим исключительно туда, куда ты скажешь, так ты ещё и торговаться за меня вздумал.

— Сколько он тебе предлагал? — спросил вместо ответа человечек.

— Три, — неохотно ответил шантирец.

— А сколько ты получил?

— Восемнадцать, — признался тот.

— И ты ещё недоволен? — покачала головой Коллаис. — Да я бы на твоём месте поучилась у Унэна, как надо торговаться.

— Я недоволен тем, что он, — кивок в сторону монаха, — взял от этого одну шестую.

Монах закатил глаза.

— Риви, — ответил он сладким голосом. — Я рад, что это задело тебя за живое. Иначе ты никогда ничему на научишься. Но, если ты так возмущён, я оставлю нам три тысячи, соберу остальное, отнесу ювелиру и отдам.

Бревин только засопел и махнул рукой.

Тут же раздался негромкий стук в дверь.

— Вот и он, — кивнул головой Унэн. — Ну что же, встречайте нового знакомого. Он вам понравится.

Дверь отворился и вошёл приземистый, широкоплечий человек, с которым все уже встречались на оружейной ярмарке в Гилортце. Всё было тем же самым, даже небольшая шляпа на макушке. Бревин ошарашено посмотрел на серебряный молоточек на поясе и пышные бакенбарды оружейника и покачал головой.

— Мир тесен, мастер Шунлам Халларз, — произнёс он, слегка наклоняя голову. — Не думал, что встречу вас здесь.

— О! — воскликнул незнакомец. Голос у него был крайне низким. — Вы встречались с моим братом! Что же, это превосходно. Тогда у меня не осталось сомнений, что я обратился к правильным людям. Меня зовут Номвиллер Халларз. Оружейник и кузнец из Дварна.

— Польщён, — Бревин пожал предложенную руку и подивился, насколько силён её обладатель. Номвиллер снял свою крохотную шляпу и низко поклонился Коллаис. Выглядело это комично, но ни у кого не возникло желания посмеяться.

— Извините, — спросил Бревин. — А Дварн — это где?

— Восток-северо-восток от Киншиара, — ответил Номвиллер. — Шестьсот три километра.

— Постойте, — шантирец поднял руку. — Это же совсем рядом с нами. А возле Шантира нет такого города!

— Отчего же, — Номвиллер улыбнулся и не торопясь опустился в ближайшее кресло. — Просто город под землёй. Лет сто назад мы оживлённо торговали с вашей страной.

— Позвольте, — Бревин не стал обращать внимания на «вашу страну». — Под землёй? Так вы что — дарион?

— Да, — гость сдержанно улыбнулся. — Мне казалось, вы это сразу поняли.

— Не может быть, — разочарованно протянула Коллаис. — Дарионы совсем не такие.

— А какие? — спросил дарион с неподдельным интересом.

— Ну как, — отозвалась она, слегка покраснев. — Мы их неоднократно видели. Низенькие, с бородой до пояса, очень мрачные и с топором.

Дарион разразился хохотом и долго не мог успокоиться.

— Ясно, ясно, — ответил он. — Ну что же, я слышал и менее приятные описания. Однако, если вас на оскорбит моё присутствие, я всё же предложил бы вам весьма выгодное путешествие. Нелёгкое, разумеется, и опасное. Попутно я расскажу вам, что такое дарионы на самом деле.

— Одно я знаю точно, — Коллаис довольно быстро оправилась от смущения. — Дарионы сказочно богаты.

— Не стану спорить, — кивнул Номвиллер. — Бедным я себя не считаю. А с вашей помощью смогу стать ещё богаче. В известном смысле, конечно.

— Ну ладно, — Унэн поставил на стол толстую бутылку и пять небольших рюмок. — У меня давно уже горло пересохло. Я вижу, что принципиальных возражений у вас нет, так что давайте соединять приятное с полезным.

— Скажи мне, — девушка посмотрела монаху в глаза. — Вино для тебя — приятное или полезное?

— Жизненно необходимое, — ответил тот и пригубил свою рюмку. — Просто божественно! Попробуй сама и скажи — разве жизнь без этого чего-нибудь стоит?

XXX

— Ближайшие горы — это вон там, — указал Бревин на карте. — Совсем близко, пятьдесят один километр. Только это не по пути. Нам, если в сторону Дварна, на север надо, а не на северо-запад.

— Так мы полмесяца будем ехать, — покачал головой дарион. — А моим путём послезавтра будем уже в Дварне.

Все недоверчиво посмотрели на него. Безмятежное спокойствие сохранял только Сунь Унэн.

— У дарионов тоже есть свои небольшие секреты, — пояснил он.

— Да ну, какой это секрет, — Номвиллер пригладил бакенбарды. — Никакого секрета тут нет. Так что, если всё готово, так можно и выступать.

— Ночью? — Коллаис покачала головой. — Все лавки закрыты. Как это может быть всё готово? Унэн, ты что, заранее всё купил?

— Ты нравишься мне всё больше и больше, — очаровательно улыбнулся монах, не обращая внимания на кулак, которым погрозил ему Бревин. — Естественно. Зачем оставаться здесь ещё на один день?

— Не люблю выезжать ночью, — девушка посмотрела на часы.

— Тут уж ничего не поделать, — Ользан вздохнул. — Днём наш отъезд скрыть гораздо труднее.

* * *

— Я устала, — пожаловалась Коллаис, когда было решено не разбивать лагеря, а наскоро позавтракать да отправляться в путь. Не совсем, правда, было понятно, что такое «в путь». Горы были совсем рядом — стоило пройти шагов пятьсот к северу и вокруг уже громоздились скалы, изобилующие трещинами и норами, практически безо всякой растительности. Там, где остановились путешественники, рос запущенный, полный высохших деревьев лес.

— Может быть, мне всё же позволят отдохнуть? — спросила она. — Я же вижу, что вы все спать хотите. Риви, вон, то и дело зевает.

— Через час мы будем в Дварне, — пояснил монах. — Там и отдохнём. За нами, безо всякого сомнения, погоня — у нас очень мало времени, чтобы оторваться.

— Откуда ты знаешь о погоне? — недоверчиво спросила девушка.

— Шестое чувство, — ответил монах. — Риви, всё снял с лошадей?

Шантирец кивнул.

— Ну тогда…

Унэн подошёл к каждой лошади и что-то шепнул на ухо. Затем отошёл в сторонку и хлопнул в ладоши. Лошади пустились галопом и быстро скрылись в восточном направлении.

— Куда это они? — спросил поражённый шантирец.

— В Данхор, — махнул монах рукой. — Боюсь, правда, что преследователей это с толку не собьёт. Твой Алмаз, Лаис, в безопасности. Этих лошадей их хозяин получит — я надеюсь. Во всяком случае, я уже отправил ему записку с извинениями.

— Уж лучше бы ты узнал, кто наши преследователи и что им надо, — вздохнула Лаис. — Ну ладно. Давайте завтракать!

* * *

После завтрака дарион тут же отправился в сторону гор, а монах принялся упражняться со своим онглиром. Представление было настолько эффектным, что Коллаис даже расхотела спать. Серп и грузик, казалось, по своей воле описывают вокруг монаха свистящие кривые, создавая непреодолимый барьер. По просьбе монаха Бревин кинул в него несколько кусочков дерева — все их постигла печальная участь. Они распадались или надвое, или в мелкие щепки.

— Кстати, — монах спрятал грозное оружие и поманил остальных зрителей пальцем. — Смотрите, что я обнаружил.

Он извлёк «зрячую» звезду и указал на сухое дерево шагах в тридцати.

— Нижний сук.

Послышался свист и звезда с треском вонзилась в основание сука.

— Неплохо, — заметил шантирец одобрительно. — Но что в этом особенного?

Монах вытянул руку в направлении дерева и звезда, стремительно освободившись от тисков трухлявой древесины, понеслась назад к Унэну. Коллаис непроизвольно пригнулась, настолько молниеносным был полёт. Монах, однако, стоял со всё той же улыбкой. Звезда резко затормозила и мягко опустилась в подставленную ладонь.

— Здорово, — выдохнул Бревин.

— Ты не видел самого главного, — возразил монах. Он взял звезду двумя пальцами, направил её глазом в сторону цели. — Второй снизу сук.

После чего мощно метнул снаряд куда-то в сторону. Звезда описала в воздухе замысловатую сверкающую петлю и вонзилась в основание ветви, обрубив её.

Тут все вскочили и с восхищением, смешанным с ужасом, уставились на глубоко вошедший в ствол снаряд. Монах вновь шевельнул пальцами и звезда вернулась в ладонь.

— Вот так, — заключил монах. — Кстати, Олли, поскольку этим чудесам я обязан тебе, держи. — И протянул юноше стопку звёзд, нанизанных на металлическую спицу. К удивлению Ользана, в центре каждой звезды было небольшое отверстие. — Осторожно, — предупредил он. — Можно порезаться.

— Спасибо, — Ользан с некоторой опаской посмотрел на открытый, немигающий глаз. — Как ими пользоваться?

— Обычную звезду, которую на западных островах называют, кстати, раммитр, кидают так, — он продемонстрировал, держа снаряд между большим и указательным пальцами. — С этими же всё, разумеется, проще. Кидай её, как тебе угодно — но старайся не касаться острий и вообще лучей.

— А как она… — Ользан замялся, подыскивая нужное слово.

— Управляется? Очень просто. Мысленно выбираешь цель, мысленно приказываешь вернуться. Да возьми и попробуй на том же дереве.

Под пристальными взглядами зрителей Ользан взял верхний раммитр из стопки, которая теперь принадлежала ему и осторожно повернул глаз в сторону дерева. «Вон то тёмное пятно посреди ствола», подумал он.

Звезда ринулась к цели, словно хищная птица, выпущенная из рук. Никто не успел заметить, как это произошло. В дереве неожиданно возникла дыра, а затем ствол, с треском, развалился надвое и осыпался кучкой трухи. Звезда улетела куда-то дальше.

— Вот это да… — выдохнул Бревин.

Ользан протянул руку вперёд, мысленно приказывая звезде вернуться и увидел, как далеко впереди в небо взмыла яркая искра и покатилась в его сторону. Ользан успел испугаться — того, что, достигнув его, звезда вовсе не остановится, а врубится в плоть, как в дерево, пробивая всё на своём пути.

Ничего подобного не случилось. Звезда мягко опустилась на ладонь, отбрасывая солнечные зайчики кромками лучей и глаз чуть мигнул. Дескать, не теряйся, хозяин. На ощупь снаряд был тёплым.

— Ну вот, — Унэн сиял, словно второе солнце. — Теперь я буду меньше беспокоиться о твоей безопасности. Только помни, не надо её бояться. Относись к ней, как к дрессированному хищнику. Надо осознавать себя её повелителем. Всегда.

— Проклятье! — Бревин с размаху хлопнул себя по шее. — Кровососы поганые… — небольшая муха продолжала виться вокруг шантирца. — Интересно, твои глазастые звёзды смогли бы справиться со слепнями?

— А это идея, — оживился монах и прежде, чем кто-либо успел возразить, поднял свою звезду и метнул её вверх.

Следующая минута стоила всем, вероятно, не менее года жизни. Сверкающая молния стремительно описывала пируэты в воздухе; иногда кое-кто ощущал тёплое дыхание увлекаемого ею воздуха и сильнее вжимался в землю, стараясь не кричать и не шевелиться. Поистине, эта минута была самой долгой из тех, что Ользану довелось пережить.

Потом наступила благословенная тишина.

— Получилось, — монах стоял и восхищённо улыбался. — Слушай, Риви, получилось! Превосходная идея. Как это я сам не догадался!

— В следующий раз, Унэн, — Коллаис поднялась и принялась ожесточённо отряхиваться, — когда решишь избавиться от нас, выбери смерть попроще. Пора бы уже повзрослеть.

Тут послышались быстрые шаги.

— Идёмте, — Номвиллер возник из-за деревьев и озадаченно уставился на перепачканных и растрёпанных путешественников. — Я нашёл нужное место.

Спустя минуту лишь примятая трава да раскиданные вокруг мёртвые мухи напоминали о том, что здесь что-то произошло.

* * *

Дарион привёл их в небольшую пещеру. У стены её виднелось вытесанное из камня изображение — барельеф; несомненно, изображавшийкакого-то бога. В правой руке божество сжимало молот, а левой указывало на небольшую пирамидку, высеченную над увенчанной шлемом головой. Выражение лица было грозным, но не кровожадным.

— Какая прелесть! — воскликнула девушка, сделав вперёд шаг, но не решаясь подойти вплотную. — Откуда оно здесь?

— Я только что вытесал это, — отозвался дарион. — Вы мне льстите, Коллаис, это не самое лучшее из моих творений. Если вас не затруднит, не подходите ближе.

После чего преклонил колено перед невысоким — менее полуметра — барельефом и к изумлению зрителей положил перед ним красивый тёмно-красный драгоценный камень — вероятно, рубин. После чего изящно поклонился и проговорил слова на непонятном никому языке.

Рубин стал прозрачным и постепенно исчез, словно кусок льда под палящим солнцем.

А рядом с барельефом прямо в скале обрисовались контуры двери. Дарион вновь поклонился барельефу и потянул за фигурную ручку. Дверь бесшумно распахнулась — за ней смутно виднелась какая-то улица, слабо освещённая и незнакомая. Дарион чуть наклонил голову и указал на дверь.

— Добро пожаловать в Дварн, — произнёс он. — От имени Первого Кузнеца и своего клана приглашаю вас в гости.

Монах вошёл первым, преспокойно переступая через порог. Затем в дверь вошла Коллаис, Бревин и Ользан. Дарион аккуратно захлопнул дверь за собой и её очертания слились с камнем, стали зыбкими и бесследно исчезли.

* * *

Тонкая, безволосая рука с чёрными когтями осторожно раздвинула ветви деревьев и босая нога, ступни которой были вооружены таким же образом, опустилась поблизости с остатками короткой стоянки путешественников. Пара больших глаз внимательно осмотрела окрестности, отметив множество мёртвых мух и рассыпавшийся в пыльную кучу ствол мёртвого дерева.

Обладатель глаз опустил голову к земле, принюхиваясь, и безошибочно двинулся тем же путём, которым путешественники, включая дариона, отправились полчаса назад.

За спиной преследователя, чуть возвышаясь над травой, показалась пара других глаз, жёлто-зелёных и бесстрастных. Они мигнули и последовали той же дорогой. Их обладатель также остался незамеченным.

* * *

Площадь была обширной и потолка не было видно — настолько высоко он был. Коллаис ожидала увидеть подземелье с низкими, царапающими макушку сводами и затхлым, неприятным воздухом — как описывалось в сказаниях, но нашла прохладный, своеобразный, непривычный, но приятный воздух.

Здания — частью небольшие, частью величественные и высокие — располагались вокруг, выстраиваясь причудливой, но регулярной мозаикой. Центральная часть площади была пуста. По ней шло множество народу, но появление Номвиллера и его компании никого не заинтересовало. В порядке вещей это, что ли? — подумал ошарашенный такой быстрой сменой обстановки шантирец.

— Прошу сюда, — дарион сделал жест и перед путниками остановился странный, низкий и продолговатый экипаж. Никто, однако, не был в него запряжён. Все расселись. Коллаис вздрогнула и указала пальцем в сторону противоположного края площади.

Все взглянули в ту сторону и увидели невысокую, одетую (если можно было это так назвать) в несколько полосок кожи невысокую фигуру, безволосую, с глубоко посаженными глазами и покрытую чешуёй. Короткий хвост забавно подрагивал позади. Существо прошло, в окружении дариона и двух своих сородичей, о чём-то беседуя.

— Канасс, — пожал плечами дарион. — Сами они называют себя Хансса. Здесь все чувствуют себя, как дома. Время войн давно позади.

Когда экипаж мягко тронулся и покатил по безупречно гладкой мостовой, Коллаис быстро сморила дрёма. Она устроилась на коленях Ользана и очнулась только, когда путешествие закончилось. Вокруг по-прежнему простиралось большое открытое пространство. Множество красивых домов находилось поблизости; экипаж остановился возле дома, на стене которого красовался небольшой вымпел — с изображением трёх камней в шкатулке и небольшого молотка.

— В моём доме, — дарион помог сонным путникам выбраться наружу и указал на входную дверь. — Вы будете отныне желанными гостями. Прошу вас.

Коллаис уже не могла ничему удивляться. Помнила только, как её провожают в комнату и, сняв с себя часть одежды, упала на необъятное по размерам ложе, вновь утонув во сне. На сей раз, как следует.

* * *

— Странно это, — отозвался Бревин, расхаживая по комнате и время от времени выглядывая в окно. Мягкий, рассеянный свет сочился откуда-то сверху, — достаточно яркий, чтобы на улице (или как следовало говорить?) можно было читать. — Как им удалось сделать такие огромные пещеры? Неужели они не боятся, что в один прекрасный день всё это рухнет?

Дариона не было с ними; дождавшись, когда его гости проснутся, он пригласил их к столу (который привёл в восторг всех, включая монаха) и, извинившись, ушёл. Улица была пустынной; изредка по ней проезжали такие же безлошадные экипажи или проходили прохожие. Преимущественно там было пустынно.

— Они никогда не рушатся, — возразил Ользан. — Пока дарионы живут здесь и почитают Глубинных Владык, ничто не может угрожать их жилищам. По крайней мере, насколько я помню.

— Не перестаю восхищаться тем, как много ты знаешь! — воскликнул Бревин. — Мне неловко говорить, но рядом с тобой я постоянно кажусь себе неучем.

— Ничего страшного, — успокоил его Унэн. — Когда-то и я так себя чувствовал. Правда, давно это было, уже забыл. А если Олли начнёт хвастаться познаниями, то пусть посостязается со мной, — и снисходительно посмотрел на своих друзей.

— Да ну, много, — рассмеялся художник и махнул рукой в сторону монаха. — Просто я люблю читать. Только и всего.

— А вот что мне интересно, — Коллаис закончила причёсывать волосы и села рядом с братом. — Почему он такой гостеприимный? Он ведь видит нас впервые в жизни.

— Закон гостеприимства — главный для них, — ответил Унэн. — Как это ни странно, дарионы ко всем обитателям внешнего мира относятся благожелательно. Если, конечно, не осквернить их гостеприимства или не быть их кровными врагами. Последнего легко достичь, но оно очень дорого обходится.

Бревин поджал губы и приподнял голову, но промолчал.

— Походите по дому, — посоветовал Унэн, складывая ладошки на животе и откидываясь в кресле. — Это вас позабавит.

— Вряд ли хозяину понравится, что мы изучаем его жилище, — возразил Бревин. — По-моему, это невежливо. Или даже неприлично.

— Не беспокойся, — монах беззаботно махнул ладонью. — Дом не пустит тебя, куда тебе не следует входить.

* * *

В доме было, действительно, много диковинок.

Во-первых, далеко не всё было сделано из камня или металла. Попадалось и дерево — скажем, в креслах — и ткань, порой удивительно тонкая и прочная. В комнате, служившей им столовой, убранство было скромным. Кресла, стол, с крышкой из полированного камня, шар-светильник на стене и ничего более.

В других комнатах было немало интересного. Тончайшие изделия из камня и металла — посуда, всевозможные сосуды и столовые приборы; попадались также изделия из стекла и совершенно непонятных материалов — например, прочных, прозрачных и гибких нитей. Соседняя со столовой комната была похожа на выставку произведений искусства.

— Если даже оценивать это в деньгах, — прошептал Бревин, словно громкий голос мог повредить изысканной гармонии этих шедевров, — то здесь предметов на несколько миллионов. Когда это он успел всё это создать?

— Для нас это невиданное красоты шедевры, — ответил Унэн, неожиданно возникнув у него за спиной. — Для него это — всего лишь должная доля гармонии. Ты не видел того, что они считают произведениями искусства. Впрочем, если и увидишь, то наверняка не ощутишь всё так, как ощутил бы дарион. Или ольт.

— Да ну, — Ользан недоверчиво покачал головой. — Разве ольты создают менее красивое? По-моему, они всегда считаются подлинными знатоками красоты.

— Порой — да, — кивнул Унэн. — Но у меня возникало впечатление, что ольты часто ставят красоту впереди практической пользы. Красота ради себя самой. Это, без всякого сомнения, достойно громкой похвалы — достаточно увидеть ольтийские творения. Для дарионов же главное — практичность. Красота и гармония не вредят их предметам — они делают их… более правильными, что ли. Сами они называют это улданх…

— Ульданх, — поправил его Ользан и все взгляды на миг задержались на нём.

— Благодарю, — человечек чуть поклонился — как обычно, с иронической улыбкой. — Что означает «уместное великолепие». Или что-то подобное.

Хотя в комнатке было от силы с полсотни предметов — расставленных на многоэтажных деревянных полках — все провели там добрые полтора часа, подолгу рассматривая один предмет за другим.

— Как можно есть или пить из такого! — удивлялась Коллаис. — Я бы в лучшем случае любовалась ими на каком-нибудь пиршестве. Но чтобы есть из этакой красоты… по-моему, это недостойное занятие.

— Глупости, — хмыкнул монах. — Из чего, по-вашему, мы сегодня ели? Присмотрись в следующий раз. Точно такая посуда.

…Но более всего девушку потрясла умывальная комната, где из простой металлической трубки начинала литься вода, стоило лишь нажать на расположенную рядом панель. После короткого и полного неожиданностей общения с диковинным устройством выяснилось, что умелым манипулированием четырьмя панелям над трубкой можно было заставлять литься из трубки либо холодную, либо почти кипящую воду — более или менее обильно.

— Дарионы изобрели водопровод и канализацию за тысячи лет до появления человеческой цивилизации, — заметил Унэн, с улыбкой на лице наблюдая за экспериментирующими шантирцами.

— Теперь я понимаю, почему нас зовут дикарями, — вздохнул Бревин, ополаскивая в прохладной и чистой воде лицо. — Должно быть, мы навсегда отстали от них. Зачем только я покинул Шантир! Когда-то мой замок казался мне средоточием прогресса.

Монах хихикнул.

— Учиться никогда не поздно, — ответил он. — Мой достопочтенный предок…

Бревин застонал.

— Ради всех достоинств твоего предка, Унэн, — взмолился он. — Не упоминай о нём так часто! Я и так ощущаю себя безнадёжно устаревшим, беспомощным и грязным варваром.

— Что-то в этом есть, — заметила девушка. — Пойдём, возьмёшь полотенца и запасную одежду. У тебя есть ещё время стать варваром чистым и отмытым.

XXXI

— Торопиться вам некуда, — дарион с облегчением уселся в кресле, которое жалобно скрипнуло под ним. — Место, о котором я говорю, заброшено и малоизвестно. Туда мы, конечно, пойдём кратким путём, как и в Дварн. Если меня правильно осведомили, — дарион взглянул на монаха и тот едва заметно кивнул, — то ближайшие три недели в полном вашем распоряжении. То есть, вам лучше не показываться на поверхности. Если желаете, ознакомьтесь с городом. Как-никак, это крупнейший город нашей империи в этих горах.

И очертил в воздухе величественную дугу.

— Я могу провести вас по городу, — продолжал он, — но вам, вероятно, было бы интереснее пройтись самим. Унэн знает, как управлять олшатц…

— Экипажами, — пояснил Унэн.

— …Так что можете проехаться по городу… или пройтись. Как вам будет угодно. Дорога к известному мне месту займёт не более трёх дней.

— Номвиллер, — Коллаис задержалась у выхода. — Скажите, вы женаты?

— Да, — дарион, казалось, нисколько не удивился. — Моя… супруга живёт вместе со своим кланом, в Минидхе — примерно в в тысяче четырёхстах километрах отсюда. — он благожелательно взглянул на девушку. — Мои кольца и вот этот молоток — он бережно погладил своё «украшение» — её рук.

— Как странно, — покачала Коллаис головой. — Я, должно быть, вела себя довольно глупо в тот вечер. Прошу прощения.

— Не стоит, — дарион встал с кресла, чуть поклонился и вновь уселся. — Меня это нисколько не задело. Я и сам частенько подшучиваю над собой.

* * *

Обладатель когтистых рук и ног дошёл до барельефа и уставился на него. Как и множество раз до того, странная пелена на миг обволокла его сознание, словно кто-то отодвинул его разум в сторону.

На сей раз долго это не продлилось. Стремительная тень метнулась под ногами нелепо присевшего существа и, пока то, в полузабытье, пыталось отыскать взглядом вероломно напавшего противника, что-то обрушилось ему на спину и сломало хребет. Из конвульсивно раскрывшей ладони выпала и покатилась крохотная, похожая на застывшую капельку стекла, вещица.

Толстая лапа отбросила капельку туда, куда беспомощно скребущие по камню лапы не смогли бы дотянуться.

В этот же миг далеко отсюда Унэн вздрогнул, замолчав посреди длинной фразы и беспокойно почесал спину. Впрочем, неудобство тут же прошло.

* * *

— …Да, так о чём я?.. — Унэн озадаченно посмотрел вокруг. Их «тележка» проезжала мимо торговой части города, где изредка на глаза попадались люди, ольты, и существа, для которых у шантирцев не находилось слов.

— О его супруге, — подсказала Коллаис. — Давайте здесь остановимся! Столько всего интересного!

— Давайте, — Унэн прикоснулся ладонью к небольшому кристаллу, врезанному в переднюю стенку и повозка постепенно замедлила свой ход. Затем свернула к дорожке для пешеходов и остановилась. Стоило последнему пассажиру покинуть её, как повозка мягко тронулась с места и укатила куда-то по своим делам.

— Что-то я тебя не понимаю, — Бревин запрокинул голову, чтобы увидеть шпиль Торгового Собрания, в стенах которого заключались самые впечатляющие по объёмам сделки. — По-моему, никакой двусмысленности тут не бывает. У человека либо есть жена, либо нет.

— Тут ты ошибаешься, — Унэн вновь почесал спину, что-то бормоча себе под нос. — Даже у людей понятие о семье и браке может крайне различаться. В Федерации, например, почти во всех государствах не возбраняется иметь сколько угодно жён. У островных аборигенов, в особенности у тех, кого у вас принято именовать варварами, есть различные слова для тех женщин, что обязаны приносить потомство своему мужу; для тех, что обязаны развлекать его; для тех, кто отвечают за ведение хозяйства и так далее. Кто из них жена? У них же и мужья бывают разные. Тот, кто защищает собственность, тот кто добывает пропитание, тот, кто участвует в решении вопросов племени. Кто из них муж?

— Чушь какая-то, — покачал головой шантирец. — Если я правильно тебя понял, одна и та же женщина может быть разного рода… э-э-э… женой в разных семьях?

— Разумеется. У них вообще понятие семьи очень странное, с вашей точки зрения.

— А с твоей?

— У нас вообще нет понятия семьи в вашем понимании. И ничего, мир не рухнул.

— Тогда понятно, — усмехнулась Коллаис, — откуда у тебя такие странные взгляды.

— Не более странные, чем ваши, — возразил монах, указывая на проход между зданиями. — Нам сюда. Здесь есть указатели — где что искать и к кому за чем обращаться. Не более странные. В Шантире, если я правильно понял, замужняя женщина должна принести своему супругу не менее двух детей мужского пола. А до той поры она немногим отличается от служанки. Ну, не считая того, что может употреблять титул мужа рядом со своим именем. Ведь так?

— Ну знаешь, — Бревин тут же вспыхнул. — Не тебе решать, что у нас правильно, а что нет. Это традиция. Многовековая, кстати.

— Ответь мне на вопрос, — монах неожиданно остановился и взглянул шантирцу в глаза. — Так это или не так?

Бревин долго думал, прежде чем мрачно кивнул головой.

— Это традиция, — повторил он мрачно. — Не мы её придумали, не нам её менять.

— И пожалуйста, — нахмурилась его сестра. — Только незачем на меня поглядывать. Я тебе по этому поводу давно уже всё сказала.

— Традиция, — продолжил монах, — есть зачастую то, что давным-давно не нужно, но из-за ряда суеверий или недостаточно умных законов не отменяется. Так что для меня это не аргумент. Островитянка, которую ты считаешь порочной, по крайней мере проживает свою жизнь, не теряя здоровья и получая от жизни максимум удовольствия.

— Так по-твоему жизнь — это получение удовольствия?

— В том числе. Что в этом плохого?

— Для странствующего монаха, у которого нет ни дома, ни обязанностей, ничего. У людей цивилизованных есть ещё понятие родины, долга, традиций…

— Ну, положим, о моей родине ты просто ничего не знаешь, — монах зевнул и на лице его возникло вновь то самое выражение сочувствия, с которым он смотрел на шантирца при их первой встрече. — Так же как о долге и традиции. Для начала, Риви, запомни: если судишь о ком-то, сначала узнай о нём как можно больше и попытайся встать на его точку зрения. Я-то стерплю, поскольку у тебя ещё есть возможность поумнеть, а вот если ты дариону скажешь, что их семьи — оскорбление здравого смысла, то такой возможности тебе может уже не представиться.

— При чём тут дарионские семьи? — спросила Коллаис.

— При том, что вы с Номвиллером говорили о разном. У них — я имею в виду кланы, к которым принадлежат он сам и его супруга — супружество не обязательно относится к продолжению рода. Это просто путаница — видимо, тех дней, когда создавали средний язык. Для семьи в вашем понимании у них есть отдельное слово, хаарнид. Его жена — хаарнид давно погибла, во время последней войны. Супруга же, о которой ты его спросила, относится скорее к союзу духовному… ну не знаю даже, я не дарион, чтобы точно объяснить… отчасти, наверное, даже к ремесленному. Прочие отношения не подразумеваются.

— Боги, — поразилась девушка. — Как всё сложно! Почему нельзя было под словом «семья» понимать одно и то же?

— Я уже говорил, — монах пожал плечами. — Все мы отличаемся друг от друга. Порой даже в пределах той же расы. Что уж говорить об иных расах! Почаще читай мои путевые заметки — там описаны вещи куда более поразительные.

— Ладно, — Ользан, молчавший всю дорогу, потянул монаха за рукав. — Похоже вот он, твой указатель. Что нам здесь интересно?

— Я так понимаю, всё, — монах хитро улыбнулся. — Риви, если тебе не удастся отвлечь сестру от драгоценностей, то мои деньги в твоём распоряжении.

Шантирец молча отмахнулся.

— Пойдём все вместе или каждый посмотрит, что ему интересно? — спросил Бревин. — Как там твоё шестое чувство, Унэн? Никто нас сейчас есть не собирается?

— Не собирается, — усмехнулся монах. — Так что гуляйте, где хотите. Меня найдёте во-он в том здании. На всякий случай адрес Номвиллера: Элиггерд, сто тридцать, сто два.

Остальные повторили адрес несколько раз и разошлись. Множество народу сновало вокруг; если не обращать внимания на непривычный источник света, всё выглядело так же, как сотни других торговых заведений. Впрочем, нет. Уж на что Паэрон и Оннд славились масштабами торговли, а до этого города и им, вместе взятым, было далеко.

* * *

Километром выше ещё одно существо — похожее видом не человеческого ребёнка, с огромными выпуклыми глазами и чёрными когтями на руках и ногах, недоумённо ходило по скалистой поверхности, прислушиваясь к своим чувствам. Добыча была где-то рядом, если следовать его чутью — но где она была? Стоило отойти на шаг в сторону, как чувство указывало в противоположную сторону.

Пастух, что присматривал за овцами рядом в низине, по-прежнему не оправился от испуга, — увидеть, как тощая, жилистая чудовищная пародия на человека с лёгкостью перепрыгивает через скалы и стелется по земле в поисках неведомо чего, было выше его сил. Попутно существо загрызло и обглодало попавшуюся по дороге овцу. У пастуха хватило ума не вмешиваться. Он слышал, как когтистое чудовище копошится среди скал неподалёку, но боялся выйти и встретить взгляд огромных желтоватых глаз.

Наконец, существо ощутило нетерпение чужого разума, что время от времени указывал, куда двигаться и что искать. Надо было сообщить ему о том, что добыча где-то рядом.

Чёрная тень упала на существо. Пара когтистых лап схватила его, глубоко вонзаясь в добычу и не обращая внимания на жалобные, почти детские вопли. Пастух увидел, как огромная птица поднимается по спирали ввысь, унося с собой тот ужас, который три часа бродил рядом с ним по низине.

Высоко наверху когти разжались.

Пастух провожал взглядом падающую фигурку и поспешил туда, куда она упала — то, что можно ранить, можно и убить. А ему ещё предстояло ответить за пропавшую овцу.

По пути он раздавил башмаком крохотный, почти невидимый прозрачный камушек и, к своему счастью, обнаружил наверху лишь отвратительные, разбросанные повсюду ошмётки плоти и костей. Непонятно было только одно: у останков был такой вид, словно они несколько недель лежали под палящим солнцем.

* * *

Коллаис быстро вернулась к месту, о котором говорил Унэн. Глаза у неё разбегались и без сумки, гружёной золотом, делать здесь было нечего: взять хотелось буквально всё. Здесь и было всё, что можно было себе вообразить: тысячи алхимических составов и сотни ингредиентов, магические и более привычные лекарства. Одежда, сшитая и неведомо как ещё изготовленная для любой расы мира; оружие и утварь, драгоценности и книги, а также предметы, которые просто невозможно было никуда причислить.

Хотя более всего её, конечно, потрясли посетители. Здесь бродили те, кого в детстве им описывали как исчадий ада — низкие и высокие, в чешуе и мехе, в одежде и без. Все вели себя совершенно естественно — как вёл бы себя на приличном базаре всякий уважающий себя обыватель. Для девушки такое обилие странного народу оказалось последней каплей и она поспешила вернуться.

Она обнаружила монаха посреди толчеи, куда приходили, чтобы услышать либо прочесть новости — или же чтобы поведать о них. Унэн, сидя в своей обычной позе — скрестив ноги — читал большому количеству слушателей одну из своих сутр. На удивление девушки, некоторые слушали его, не посмеиваясь и не указывая руками. Сама она слышала эти проповеди — отрывками — уже множество раз и вскоре ей наскучило. Тем более, что остальных поблизости не было.

Как-то сами собой ноги привели её к Храмам — в отличие от Оннда и всех городов и селений, через которые она проехала в своём путешествии на юг, здесь было всего три Храма — все отличались изяществом очертаний и неповторимостью. Стены не были украшены ни гравюрами, ни росписью; множество статуй не наблюдали за теми, кто проходил мимо; зелень и деревья не украшали собой землю — ничто из растений внешнего мира не смогло бы выжить в этих условиях. И всё же строения не казались бедными или убогими. Форма их производила достаточное впечатление.

Ни храмовая стража, ни жрецы не попались на глаза девушке, когда она решилась войти за ограду одного из Храмов. Посетителей было немного и никто не обращал на неё внимания.

Внутри царила та же строгая геометрическая красота. Единственным добавлением была статуя божества — похожая на барельеф, к которому Номвиллер обращался с таким почтением. Бог смотрел на неё каменными глазами, но ничем не выдавал своего настроения. Однако девушка так и не осмелилась подойти поближе к статуе, за спиной которой виднелся крытый проход. Присутствие покровителя дарионов было здесь настолько сильным, что не требовало ничего более для охраны священного места.

Девушка испуганно поклонилась неотрывно следящей за ней статуе и ей показалось, что надменно сжатые губы чуть шевельнулись. Сковывавшее её напряжение тут же оставило свою жертву и Коллаис поспешила наружу. Ей нечего было принести Владыке Глубин.

* * *

Ользан так же блуждал, довольно бесцельно, погружённый в мысли о том, куда они направляются. Похоже, что Сунь Унэн был прав: любопытство заставляет мышь выглянуть туда, где обитают голодные кошки и тогда всё сразу же меняется. Совсем недавно — полгода назад — он был художником, странствующим по сытому и довольному собой Югу, и не нуждался практически ни в чём. Любопытство привлекло к нему странные силы — и, однако трудно было назвать их как добрыми, так и злыми. Словно ветер — который движет лопастями мельниц и топит корабли — силы были безразличны к нему. Благосклонные сейчас, они могли оказаться злокозненными миг спустя.

И ещё он понял совершенно точно: то, что мощной спиралью раскручивалось где-то в тайниках его сознания, по-прежнему развивалось и двигалось — только исподволь, почти незаметно, словно тень под солнцем. Будет ли конец этому движению? Что нового подарит ему безразличная сила, и что потребует взамен?

Он понимал, утраты чего боится в наибольшей степени, но не позволял этой мысли посетить свой разум. Едва не столкнувшись со спешащим куда-то человеком, он услышал неподалёку неторопливый, бесстрастный голос Унэна, читающего проповедь и поспешил отойти в сторону.

Совершенно случайно он наткнулся на прорицателя. То был древний старик — человеческого племени, неведомо как оказавшийся здесь, глубоко под землёй, в чуждом ему царстве. Посетителей у него было немного и Ользан развлечения ради подошёл к погружённому в свои мысли старцу. Рядом с ним стоял человек, лицо которого было бы трудно не запомнить — оно было изборождено многочисленными шрамами от ожогов и, вероятно, ножевых ран. Искалеченный не обращал внимания на удивлённые и сочувствующие взгляды а, казалось, наблюдал за предсказателем судьбы.

— Расскажите мне о будущем, — попросил старика художник и две пары глаз — прорицателя и человека со шрамами — повернулись в его сторону. Старик долго сверлил его усталым взглядом и покачал головой.

— Тебе незачем узнавать об этом, ты сам создаёшь своё будущее, — произнёс он и Ользан заметил, как лицо со шрамом чуть дёрнулось. — Тобой движет пустое любопытство. Вот мой ответ: ты сам выберешь себе дорогу, даже если будешь это делать неосознанно. — И отвернулся, не желая продолжать беседу.

Хорошо предсказание, усмехнулся про себя Ользан и вышел наружу. Не зная об этом, он двинулся в сторону Храмов и долго смотрел на величественные старинные здания, как и Коллаис несколькими минутами спустя. Как и она, он вошёл и вышел. Художники здесь были ни к чему, а сравниться с дарионами по части резьбы и скульптуры ему было не дано.

* * *

Бревин двигался туда, куда нёс его поток окружающих его людей — в широком смысле, ибо собственно людей здесь было немного. Он несколько раз останавливался возле рептилий, что двигались по торговым павильонам так спокойно, как если бы были у себя дома и разглядывал их краем глаза. Убрать чешую и хвост и добавить всё, что положено человеку, подумал он, и чем они будут отличаться от нас?

Что имел в виду Унэн, когда говорил, что все мы различны? Не может этого быть. Все хотят жить и избегают смерти; все выращивают потомство и охраняют своё добро. Как может быть иначе? И что останется от Шантира, если ниспровергнуть традиции? Ничего, кроме могил. Как может человек отказываться от всего, что накопили его предки? Чтобы остаться ни с чем?

Что с того, что его сестре не по нраву положенная ей предками судьба? Силы выше её понимания привели её в этот мир женщиной. Правда, если что-то является судьбой, то скрыться от неё всё равно не удастся. Он помотал головой. Доводы Унэна невозможно было опровергнуть, но сами они не оставляли от Шантира ничего, кроме скопления бессмысленных обычаев и суеверий. К чему тогда он, Бревин Шаальтар, стремится?

Не зря некоторые говорят, что философы — это те, кто готов часами молоть языком, лишь бы не заниматься чем-либо стоящим. На том шантирец и успокоился. В конце концов он вернулся к указателю и застал там всех остальных, уже закончивших свои путешествия и подуставших.

XXXII

— Здесь начинаются рудники, — указал Номвиллер в соседний проход, откуда слышались периодические удары и тянуло сыростью. — Отсюда нам примерно день ходу. Можно взглянуть, если вам интересно.

Они шли несколько часов от границы города — ничем, на взгляд путешественников, не выделявшейся. Дарион, побуждаемый сосредоточенным вниманием своих спутников, рассказывал им о подземных городах и мостах, их соединяющих (судя по всему, что-то вроде порталов наземного мира); о временах войн и переселений; о чудесах подземного мира и его опасностях; о сгинувших племенах и неожиданных находках. О своём ремесле он мог рассказывать особенно долго — но слушатели, впитывая совершенно неожиданные и новые знания, довольно быстро устали.

Так что к тому моменту, когда перед ними возникли просторные проходы, ведущие к рудникам, дарион в основном ограничивался ответами на вопросы.

— А можно? — спросила Коллаис и добавила осторожно. — В Федерации считается, что работа на рудниках — тяжёлая и опасная для здоровья.

— Несомненно, — кивнул Номвиллер. — Но мы там долго не задержимся. Если вам, конечно, интересно. На глубинном уровне, например, добывают алмазы.

— Конечно, интересно, — немедленно ответила девушка, и дарион пригладил бакенбарды, скрывая улыбку. Проход заканчивался широкой каменной площадкой с небольшим столбиком у самого края — дальше начиналась пропасть.

— Это подъёмник, — пояснил дарион. — Месторождения разрабатываются очень давно, спускаться приходится всё глубже и глубже.

— Не боитесь, что когда-нибудь всё рухнет на голову? — спросил Бревин, осматриваясь по мере того, как площадка принялась медленно опускаться.

— Нет, — покачал головой дарион. — Строят здесь надёжно. Кроме того, большинство пустот здесь — естественного происхождения. Вам, наверное, кажется, что горы — сплошной камень. Это не так. Если собрать всё доступное под землёй пространство, площадью оно превзойдёт наземный мир во много раз.

Не менее десятка минут опускалась площадка; постепенно окружающий их камень потемнел и видом своим напоминал застывшую лаву. В конце концов площадка остановилась и широкий полукруглый тоннель открылся перед путешественниками.

Они шли довольно долго — не было ни ответвлений, ни знаков. Верхняя часть тоннеля слабо светилась — гораздо слабее, нежели в самом Дварне. Свет был скорее помехой, чем помощью, но позволял замечать все препятствия. В конце концов Бревин зажёг факел и путешественники сразу же почувствовали себя гораздо лучше. Правда, видимость сразу же сократилась.

Неожиданно все почувствовали слабые содрогания почвы и шантирцы немедленно застыли, как вкопанные, озираясь по сторонам. Унэн тоже был удивлён, но признаков страха не выказывал.

— Землетрясение? — шёпотом спросил Ользан. Дарион покачал головой.

— Нет, конечно. Но лучше не двигаться.

Вибрации то, казалось, отдалялись, то приближались. Иногда они доносились словно бы сверху, иногда снизу. Наступила пауза, и шантирец вопросительно кивнул вперёд. Дарион отрицательно помотал головой и сделал знак — не шевелись.

Слева и спереди от путешественников небольшая часть стены, поперечником сантиметров сорок, ярко вспыхнула и исчезла.

Наружу выползло, извиваясь, тёмное, блестящее, излучающее невиданный жар тело. Оно замерло и подняло переднюю часть. Вид у неё был внушительный — множество коротких, но острых клыков выглядывали по всему периметру сложного, почти что круглого рта. Глаз у него не было видно. Существо открыло пасть и яркий белый свет выплеснулся наружу. Казалось, оно принюхивается.

Камень под диковинным червяком, что был вдвое длиннее человека, быстро накалялся. Голова качнулась в сторону Коллаис и та едва не закричала от страха. Так же равнодушно червь опустился на потрескивавший от жара пол и скользнул в направлении другой стены. Вошёл в неё, словно раскалённый нож в брусок масла и был таков.

Тёмно-багровая извилистая полоса на полу постепенно остывала.

— Что это было? — спросил, наконец, шантирец, вытирая со лба пот дрожащей рукой.

— Хозяин глубин, — произнёс дарион и остальные ощутили уважение в его интонации. — Каменный червь. Тот, кто приносит нам все дары подземного мира.

Бревин хотел было скептически усмехнуться, но обратил внимание на медленно покачавшего головой Унэна и сдержался.

— Ой, что это? — девушка присела перед оплавившейся частью стены и кончиком кинжала высвободила небольшой, неправильной формы прозрачный камень. Он холодно сверкал под неровным светом факела.

— Алмаз! — воскликнула она с восхищением и дарион кивнул с довольным видом.

— Алмаз, — подтвердил он. — Лучший из тех, что могут быть. Существует примета, что тот, кто обнаружит драгоценный камень в Его Следе, никогда не будет знать горя. Берите его смело, он ваш по праву. Я нечасто встречал такие большие алмазы в Следах. Судьба улыбается вам.

— Как интересно, — отозвался шантирец, любуясь игрой света внутри безупречно прозрачного алмаза. — Неужели все драгоценные камни порождаются ими?

— Вряд ли, — дарион тоже взял камушек и некоторое время сосредоточенно рассматривал его. — Зачастую драгоценные камни находят и там, где никогда не появляется Хозяин глубин. Хотя, конечно, такие камни — всё равно что куски пустой породы по сравнению вот с этим. — Он вернул камень девушке и та некоторое время несла его в ладони, прежде чем спрятать в «кошелёк».

* * *

— Да это же не люди, — удивлённо воскликнул Бревин, когда наконец увидел тех, кто методично вгрызался в стены, превращая камень в крошево и выгружая его на вагонетки — для тех, кто будет просеивать всю эту груду в поисках драгоценных камней.

И действительно, фигуры, что сосредоточенно работали в полумраке штолен, походили на людей только очертаниями. Ни лиц, ни чётко выраженных частей тела. Словно грубые деревянные куклы — две руки, две ноги, голова.

— Разумеется, — дарион указал рукой. — Это эррион, искусственные работники.

— А, големы! — обрадовался Ользан, понявший, что это такое. Искусственные, снабжённые лишь простыми указаниями к действию существа нередко употреблялись в качестве работников на опасных производствах и там, где человек попросту не смог бы выжить. Употребление их как военной силы было признано незаконным.

— Верно, — дарион с уважением посмотрел на Ользана. — Вы поражаете меня всё больше и больше. Никто не стал бы подвергать опасности здоровье других — эррионы требуют ухода, но это всё же не люди. Никто не станет их оплакивать.

Как путешественники ни старались, но всё, что они смогли найти, был крохотный алмаз, вмурованный в потолок. Унэн предложил взобраться на потолок и добыть его, но Бревин почему-то передумал.

— И что, кто угодно может прийти сюда и начать искать сокровища? — недоверчиво спросил шантирец на обратном пути.

— В принципе, кто угодно, — подтвердил дарион. — Но вряд ли Хозяину глубин понравится вторжение чужаков. Дарионов и тех, кто с ними, он не тронет. Остальные же будут вынуждены повернуть. Справиться с Хозяином очень трудно, а скрыться от его гнева невозможно.

— Ещё бы, — Коллаис представила себе червя, что словно гусеница в яблоке странствовал в толще камня, и содрогнулась. Интересно, что они едят? Спросить об этом она не осмелилась.

* * *

— Вот он, вход, — дарион указал на неровной формы провал, ведущий куда-то отвесно вниз. — Безопасные места закончились, дорогие коллеги. Теперь нужно держать ухо востро.

«Вход» оказался не пещерой, которую ожидали увидеть путешественники, а бездонным колодцем. Холодом веяло изнутри; ни один звук не вырывался из глубины. Коллаис постояла у бездны и ощутила, что голова постепенно начинает кружиться.

— И что там? — спросила она у дариона.

Тот пожал плечами.

— Откуда же вы знаете, что там сокровища? — спросил Бревин настолько вежливо, насколько смог. Неплохо получается! Прийти сюда, к совершенно чёрной и неисследованной дыре, чтобы получить такой ответ?

— Я знаю, — было ему ответом. — У каждого из нас свои способности. Я, например, ощущаю присутствие сокровищ на значительном расстоянии. Я не стал бы приводить вас сюда, только чтобы посмеяться над вами.

Это звучало убедительно.

Шли третьи сутки пути — здесь, вдалеке от света, Коллаис чувствовала себя угнетённой. Сон подолгу не шёл к ней; вдобавок, спать приходилось не в палатках — их просто негде было бы поставить — а в спальных мешках. Безглазые и безногие ящерицы то и дело проскальзывали вокруг; некоторые из них — так называемые стекляницы — были забавны; остальные омерзительны. Насекомые наподобие пауков непрерывно сновали в поисках пропитания, кидаясь за каждой оброненной крошкой. Всё это не поднимало её настроения.

А теперь ещё и в колодец лезть.

— Ну ладно, — Унэн потуже завязал пояс и извлёк онглир. — Пора показать вам, что такое настоящее скалолазание. И, обвязав верёвку вокруг вбитого в пол железного клина, исчез во тьме.

* * *

Снизу доносились методичные звуки металла, цепляющегося за камень и сухого звона металла о металл. Время шло, а Унэн всё продолжал спускаться. Прошло, как показалось его друзьям, не менее полдня (на самом деле — не более получаса) и вдруг из черноты колодца вынырнул, словно рыба из воды, Унэн.

— Что-то я нашёл, — сообщил он. — Правда, если там есть сокровища, то в могилах. Что-то вроде кладбища.

Тут по спине у всех побежали мурашки.

— Да не тряситесь вы, — Унэн спокойно погладил себя по голове. — Там спокойно и ничего сверхъестественного. Ну что, полезли?

— Это то, о чём вы говорите? — спросила Коллаис осуждающе.

— Да что вы, — дарион выглядел растерянным. — Нет, конечно же. То, что я чувствую, лежит ещё глубже.

— Во всяком случае, это — солидная часть пути, — произнёс Унэн. — Так что лучше спуститься до этого кладбища или что это там такое.

Первой вызвалась Коллаис. Унэн страховал её, но пальцы и мышцы быстро «вспомнили» уроки Ирентлама и вскоре девушка проворно спускалась по верёвке, слабо светившейся во тьме. И клинья, и сделанные Унэном кое-где пометки светящимся мелком значительно облегчали путь.

Прошла целая вечность, прежде чем она ступила на площадку неправильной формы. Должно быть, некогда сюда вела прямая дорога, осознала девушка, и всмотрелась в противоположную стену. Однако там ничего не было заметно. Позади неё была приоткрытая дверь. Ничего зловещего оттуда не исходило — медальон хранил безмолвие.

Постепенно все прибыли на площадку и сразу же стало очень тесно.

— Зайдите внутрь, — предложил монах и, хоть и неохотно, все подчинились. За дверью был просторный зал — ничем, кроме размеров да неразборчивой и поросшей мхом мозаики на дальней стене, не отличавшийся. Небольшое возвышение виднелось на противоположной стороне зала.

— Номвиллер, вы знаете, чьи это постройки? — спросил Ользан, с любопытством вглядываясь во множество непонятных символов (видимо, иероглифов), покрывавших стены вокруг дверного проёма.

— Похоже на Найя, — отозвался тот неуверенно. — Но это странно. Во-первых, никто никогда не слышал о Найя в этих местах; во-вторых, здешний камень принадлежит глубинным слоям.

— То есть, — Бревин медленно огляделся. — Всё это… как бы поднялось сюда с большой глубины?

Дарион кивнул.

— Сюда, несомненно, стоит вернуться, — проговорил он. — Хотя бы затем, чтобы узнать, что это были за люди.

(— Кто такие Найя? — шёпотом спросила Коллаис у Ользана, наклоняясь к самому его уху.

— Что-то вроде подземных ольтов, — ответил тот, подумав.

— «Люди»! — она презрительно поджала губы. — Нашёл, тоже мне, слово!)

Коллаис осторожно подошла к одному из шести проходов, что мрачно чернели в стенах, и у самого входа её амулет неожиданно осветился ярко-красным светом.

— Я так и думал, — вздохнул Унэн. — Только люди оставляют своих покойников без защиты. И то не всегда.

— Давайте уйдём отсюда, — попросила Коллаис, поёжившись. — Сдаётся мне, что здесь нам не рады.

— Ну что же, — вздохнул Унэн и извлёк онглир. — Как скажешь. Труды, труды… — проворчал он и скрылся за краем площадки.

* * *

Прошла гораздо более длительная вечность, прежде чем путешественники достигли дна. Несмотря на «умные» верёвки, на кажущегося неутомимым монаха, на волшебным образом обретённые навыки скалолазания, все были измотаны до последней степени. Спуск был глубоким — не менее трёх сотен метров — и всего две площадки попались на пути. Коллаис едва не сорвалась вниз — верёвка спасла её, обмотав запястье, и девушка отделалась слабым вывихом. И с ужасом думала об обратной дороге.

— Туда? — Бревин указал на низкий тоннель, уходящий куда-то в северном направлении.

— А больше некуда, — пожал плечами дарион. — Нам стоит найти место попросторнее, для отдыха. Осталось совсем немного.

Удобная «комнатка» — едва ли в три метра в поперечнике — была всё же лучше, чем шахта, где на голову в любой момент могло что-нибудь свалиться — и заведомо лучше узкого, словно крысиный лаз, прохода. Ользан вспомнил спиральный лаз гробницы и содрогнулся. На этот раз от свежего воздуха, неба и солнца его отделяло более километра камня. Стоит стенам чуть сомкнуться…

Однако все достигли тесной комнатёнки без приключений. Сон, что сморил путников, был целебным и освежающим — лучше любого напитка.

* * *

— Всё, — дарион остановился перед небольшим провалом в каменном полу. — Дальше я не пойду.

Все подняли на него удивлённые взгляды.

— Есть силы, которые стихают при появлении дарионов, — пояснил оружейник. — Есть и другие, что при приближении дарионов становятся неодолимыми. Впереди есть ловушки и чудовища, которые в моём присутствии будут причиной гибели всех нас. Возьмите вот это, — он протянул Ользану свой серебряный молоточек. — Если он засветится, значит, можно возвращаться за мной.

Ользан молча повесил молоточек на пояс — рукоять инструмента была снабжена тонкой серебряной цепочкой.

— А зачем возвращаться-то? — спросил недоумённо шантирец. — Мы и сами всё принесём сюда, поближе. Где и поделим всё, как полагается.

— Я оговорился, — ответил дарион. — Не «можно», а «нужно». Хозяева глубин охраняют то, что мы ищем. Без меня они не подпустят вас близко.

Путешественники некоторое время смотрели на провал, слабо освещённый изнутри, после чего, один за другим, спрыгнули вниз. Высота была небольшой — чуть больше двух метров.

* * *

— Вот это мне нравится, — Бревин указал пальцем вперёд. — Смотрите. Точно так же, как и в том кладбище. Эти проходы никуда не ведут!

И был прав. Сразу после спуска неровный лаз вывел их прямо на начинающийся ниоткуда коридор, ярко освещённый холодным свечением потолка иуходящий, сколько глаз хватало, вперёд. Воздух был пронзительно свежим, разительно отличаясь от прежнего, затхлого и несущего в себе пыль веков, воздуха шахты. Многочисленные боковые проходы разбегались от того, у начала которого они стояли. За их спиной была неровная каменная стена.

— Тоже кусок города, — пояснил шантирец. — Вырезан и брошен здесь. Что за причуды природы!

— Хорошо, если только природы, — сквозь зубы заметил художник, взглянув на молоточек. Тот и не думал светиться. — Мне кажется, что здесь замешано что-то похуже.

Они шли вперёд — за неимением других идей — и их шаги, сколь бы осторожно они ни ступали, звонким эхом отражались от стен и время от времени глухим отзвуком возвращались с самых неожиданных направлений.

Ближайшая пара боковых проходов вела в тупики — в метр глубиной, завершавшиеся такой же каменной стеной. Унэн взглянул вверх и почесал затылок.

— Лучше идти по одному, — предложил он. — Потолок не кажется чрезмерно крепким. Видите вон те трещины?

— Если он рухнет на одного человека, мы всё равно ему уже не сможем помочь, — заметил Бревин. Ему было как-то не по себе.

— Я пойду первым, — заявил Унэн. — Если хоть что-нибудь заметите, немедленно кричите.

И двинулся вперёд, сжимая в ладони онглир.

Он дошёл до следующей пары проходов, заглянул в них и помахал рукой. Бревин и Коллаис двинулись следом. Ользан остался. Что-то выжидающее мерещилось ему совсем близко. Это место менее всего казалось дружелюбным. Что-то очень скверное должно было случиться с минуты на минуту. Он потёр виски. Что именно?

— Давай сюда! — позвал его Бревин. Ользан поднял голову. Все трое стояли шагах в ста от него, у боковых проходов.

Чёрная пелена поплыла перед глазами художника. Опасность! Что-то было совсем рядом. И тут он заметил, как каменная крошка облачками спадает с потолка, как шевелятся плиты прямо над тем местом, где стояли остальные трое…

Он с ужасом представил себе, как плиты высыпаются на них, с пятнадцатиметровой высоты, навсегда погребая под собой… Треск, слышный только ему, заполнял всю голову и мгновения потекли всё медленнее…

— Бегите! — крикнул он, указывая на потолок. Друзья смотрели в его сторону, открыв рот, словно увидели невесть что. — В проход, скорее!!

Тут они очнулись от оцепенения и Ользан, изо всех сил стараясь не думать о подающихся плитах наверху, кинулся вместе со всеми ко второму слева проходу. Чёрный саван покрыл собой почти весь мир перед его глазами и он бежал, руководствуясь скорее памятью, чем зрением…

Его втянули внутрь и повлекли вглубь. Ользан упал и ушиб колено. Тут же позади послышался грохот и волна воздуха ударила в спину. Взметнулось облако неприятной бело-серой пыли.

— Да-а-а, — смог, наконец, произнести Бревин. Припорошенный, как и все, белой каменной пылью, он выглядел комично. — Мне показалось, или камни над головой Олли висели в воздухе?

— Мне тоже показалось, что висели, — проворчал Унэн. — Ты вовремя крикнул, приятель. Нас едва не раздавило.

Он на мгновение замер (Коллаис в это время отряхивала Ользана, а Бревин яростно чистил самого себя) и неожиданно лицо его посерело.

— Наружу! — скомандовал он. — Быстрее! Готовьте оружие!

Спотыкаясь об обломки разбившихся плит, все поспешили наружу. Как и предыдущие боковые проходы, этот был тупиком.

* * *

— Что за спешка? — Бревин стоял посреди усыпанного каменной крошкой прохода и озирался. — Чего ты испугался? — Пыль ещё висела в воздухе, придавая ему неприятный сухой вкус.

Они стояли спина к спине; Бревин и Коллаис — с мечами наголо; Ользан — с парой звёзд, монах — с онглиром.

Слабый, едва заметный свист послышался отовсюду. Сверху, сбоку, спереди и сзади. Ользан мельком взглянул на потолок. Похоже, что рухнула вся его часть, что была ненадёжной.

Юркие тени пронеслись над головами путешественников и разделились, окружая их. То ли птицы, подумал Ользан, то ли летучие мыши…

— Ложись! — крикнул ему монах и Ользан упал, перекатившись. Над ним показался крохотный быстро выраставший силуэт и художник запустил в него звездой. Взвилась и вернулась сверкающая молния и нечто, отдалённо напоминавшее птицу, упало рядом с ним, глубоко вонзившись в камень клювом. И оперение, и всё прочее у существа, казалось, были из стали.

Десятки других таких же «пташек» летели к ним с дальней стороны прохода.

И Бревин, и Коллаис, казалось, порой лишь чудом уворачивались от острого, как игла, клюва, направленного им в глаза. Ользан отгонял от себя мрачные видения того, как их всех растерзывают на части эти стремительные и практически неуязвимые противники, уворачиваясь, приседая и перекатываясь, и беспрерывно запуская звёзды. Если бы не их способность отыскивать свою цель, им пришлось бы туго.

Всё кончилось так же неожиданно, как и началось.

Все стояли, тяжело дыша, откашливаясь и глядя друг на друга. Затем, когда давящая тишина в ушах улеглась, они рассмеялись — так, как смеются приговорённые к смерти, когда казнь в который раз откладывают. Ещё один день жизни, даже и такой — он многого стоит.

Одежда их была во многих местах изодрана клювами и повреждена острыми кромками камней, но ран никто не получил. Меч Бревина был зазубрен; от меча Коллаис осталась лишь рукоять да сантиметра два того, что некогда было клинком. Ользан молча вручил ей свой короткий меч, которым почти никогда не пользовался.

— Неплохие птички, — выдохнул Бревин, наконец. — Что же будет дальше? — Он коснулся одной кончиком сапога. — Откуда они такие взялись?

— Вряд ли случайно, — ответил Унэн. Монах дышал ровно, словно не прыгал только что вокруг, создавая онглиром спасительную завесу. Его оружие, как и обе звезды Ользана, практически не пострадало. — Видите лестницу, вон там, в конце прохода? Похоже, что следующий сюрприз будет там.

И спокойно побрёл, переступая через разбросанные там и сям останки бронированных птиц.

* * *

Невидимые глаза по-прежнему смотрели им в затылок. Примерно через сотню шагов им попался первый боковой проход, что завершался дверью. Ользан указал на него, но монах отрицательно покачал головой.

— Чувствую, что главная напасть будет впереди, а не там, — пояснил он. — Так что вперёд и пойдём.

Боковые проходы исчезли; последние сто шагов до лестницы проход был совершенно пуст. Двигались не спеша, прислушиваясь и всматриваясь в стены. Ничего подозрительного, однако, не попадалось.

— Вон они, — указал рукой Бревин, когда путешественники подошли вплотную к первой ступеньке.

Наверху, по обеим сторонам от массивной двустворчатой каменной двери, стояли две огромные каменные фигуры — по две оскалившихся кровожадными усмешками головы; по четыре руки. Не менее трёх метров росту в каждом. Глаза изваяний были сделаны из ярко светящегося материала. Словно четыре пары тихонько тлеющих углей.

Бревин присвистнул.

— Хорошенькое дело, — проговорил он. — Да они ж нас в пыль искрошат.

— Если они оживут, — монах задумчиво посмотрел на изваяния, — надо постараться их уронить. Стоит им спуститься вниз, и нам несдобровать.

Как бы в ответ, глаза существ вспыхнули ярче и они отошли на шаг от стены, подняв каждую руку ладонью вверх. Рты раскрылись шире, каменные челюсти клацнули.

— Началось, — прошептал Бревин.

* * *

Никуда они не собирались спускаться.

В каждой ладони возник колючий каменный шар, размером с голову. Доля секунды… и восемь убийственных снарядов со свистом помчались в непрошеных гостей. Те едва лишь успели пригнуться или отпрыгнуть, как пол задрожал от ударов и каменной крошево брызнуло вокруг, больно раня незащищённую кожу.

Ухмылки на уродливых лицах стали шире. Каждое из изваяний переглянулось своими головами и новые шары легли из воздуха в подставленные ладони. Снова свист… и на сей раз один из шаров едва не снёс голову шантирцу.

— Здорово, — прохрипел тот, поспешно поднимаясь. Его сестра, с глазами, расширенными от ужаса, стояла неподалёку. Изваяния играли со своими жертвами — и глаза их, и руки чуть двигались, выбирая упреждение. Сколько мышке ни бегать…

— Олли, — шепнул монах художнику, после того, как они упали рядом после очередного залпа. — Постарайся их отвлечь. Как угодно. Я попробую подняться наверх.

Ользан извлёк пару звёзд и метнул их в широко раскрытые светящиеся глазницы. Руки с колючими гостинцами дрогнули и шары посыпались на пол, поскакали, теряя иглы, вниз. Звезды несколько секунд летали вокруг исполинов, словно рассерженные шершни, касаясь кончиками лучей их лиц и высекая из них искры. Две пары рук одновременно попытались схватить кусачие снаряды и промахнулись. Звёзды вернулись к их владельцу.

Ользан мигнул и понял, что монах преодолел уже половину лестничного пролёта. Он вновь запустил звёзды; вновь несколько секунд жизни, украденной у смерти с шарами в ладонях… Монах змеёй скользнул под ногами у правого изваяния и прижался к косяку двери.

Коллаис вскрикнула и кинулась бежать. Назад, подальше от лестницы. Левый исполин, не обращая внимания на звезду, повелительно взмахнул левыми ладонями и часть потолка осыпалась каменным градом. Коллаис опередила его лишь на миг. Споткнувшись, она едва не упала лицом на острые осколки. Другая пара рук указала вверх и вновь пласт камня ринулся вниз. Бревин уже бежал к сестре; он что было силы толкнул её и упал сам, едва успев откатиться подальше.

Монах застыл в стойке, затем резко повернулся и ударил правое изваяние в спину открытой ладонью. Прежде таким ударом он раскалывал скалы и обращал двери в горсть опилок. Теперь же ничего не случилось. Изваяние стремительно повернулось к противнику, сделало шаг вперёд.

Унэн прижался к стене. Отступать ему было некуда.

Ользан ощутил, как что-то вновь проснулось внутри его сознания. Новая сила, пока ещё безымянная, но пробуждённая к действию отчаянием. Где-то позади него рушился потолок и разлетались осколки — но там, он знал, всё обойдётся.

Каменные кулаки взметнулись над крохотной фигуркой, тщетно пытавшейся увернуться.

Сейчас.

Если вон тот камень, под правой ногой изваяния, исчез бы…

Камень исчез.

Кулаки врезались в дверь, едва не задев скорчившегося монаха. Рёв вырвался из двух каменных глоток, в первый и последний раз. Изваяние оступилось, покачнулось, хватаясь руками за воздух и рухнуло вниз.

Земля содрогнулась от удара и послышался сухой шорох рассыпающихся осколков.

Ользан обернулся.

Шантирцы уже спрятались в проходе.

Оборачиваться ему не следовало. Монах только начинал подниматься на ноги, как второй великан, обернувшись в его сторону, поднял все четыре руки над головой и огромная дубина возникла в них. Торжествующе зарычав, статуя размахнулась, далеко отводя дубину назад…

Если бы дубина стала потяжелее!

После короткой паузы в воздухе мелькнули корявые каменные ступни и миг спустя второй тяжкий удар потряс спокойствие подземелья.

И воцарилась тишина.

* * *

— Похоже, что дарион был прав, — заметил Бревин, помогая сестре подняться. — Ей повезло. Чего ты вдруг вздумала бежать?

— И… испугалась, — ответила девушка. Её била мелкая дрожь. Всё лицо и руки были исцарапаны. Когда Ользан подошёл поближе, она вцепилась в его ладонь мёртвой хваткой и уже не отпускала. Ользан опустился рядом.

— Смотри, — шантирец указал на молоточек. Тот светился мягким золотистым свечением. — Похоже, что эта дверь — последнее препятствие. Схожу-ка я за дарионом!

— Нет уж, — монах поправил изрядно пострадавшую накидку и довольно улыбнулся — как будто здесь произошёл не смертельный бой, а добрая беседа. — У меня это получится быстрее.

Минут через пятнадцать все пятеро собрались у дверей и сели, тяжело дыша.

— Не могу я так, — поёжилась девушка, извлекая из «кошелька» что-то едкое и принимаясь беспощадно обрабатывать им чужие ссадины и царапины. — Всё равно, что на тигра с голыми руками.

— Мой великий… — начал было Унэн, но споткнулся посреди слова, встретив негодующий взгляд художника. — Ладно. Убедил. Ну что, мастер оружейник — ваша очередь!

Дарион кивнул, с сочувствием наблюдая, как девушка стискивает зубы и протирает тампоном своё лицо. Затем взял в руку молоточек и коротко размахнулся. Гулкое эхо раскатилось вокруг.

— Eddvarin ong Hindanne! — провозгласил дарион и двери нехотя распахнулись. Бревин успел отметить, что на них не осталось ни царапинки.

И взорам путешественников открылась небольшая круглая комнатка, по колено заваленная разнообразными сокровищами. Шорох и скрежет послышались откуда-то снизу и затихли. Дарион удовлетворённо кивнул и коротко поклонился кому-то невидимому.

— Ну что же, — произнёс он. — Как договорились. Забирайте всё, что понравится.

XXXIII

— Вы не шутите? — ошарашено спросил Бревин. — Всё, что сочтём нужным? А если я заберу всё, что здесь вижу?

Дарион пожал плечами.

— Я рассчитываю на то, что вы поделитесь со мной — хотя бы тем, что вам самим не подойдёт. А так, берите хоть всё. Поверьте, что мне не нужно здесь ни золота, ни камней.

— Что же вам нужно? — спросил Бревин, всё ещё недоумевая.

Дарион вновь пожал плечами.

— Там видно будет.

В комнате было на что посмотреть. Мечи и кольчуги, браслеты и амулеты. Всё, что угодно. Были и откровенно сломанные, изъеденные временем и сыростью предметы — но совсем немного. Бревин достал четвёртый, до сих пор не использованный «кошелёк» и положил его рядом.

— Так… — бормотал он, открывая шкатулки, рассматривая некогда богатые одежды, ныне лежавшие грудой лохмотьев. — Ничего интересного… и здесь тоже… так… Ну ладно. Нас тут пять — поделим поровну. Все старались, не так ли?..

Ользан поднял шкатулку, которую Бревин отверг и предоставил шантирцу и монаху продолжать сортировать добро. Похоже, что эйфория вытеснила в голове у Бревина всё остальное. Он, без сомнения, уже видел себя одетым в неуязвимую кольчугу, скачущим в Шантир во главе славной и непобедимой армии.

Ользан едва не споткнулся о покрытый зеленоватой плёнкой тяжёлый медный жезл, увенчанный прозрачным набалдашником. Толстая спираль вилась по всей длине жезла. Юноша перешагнул через жезл и подошёл к дариону.

— Похоже, что вы обратили внимание на это, — он открыл шкатулку. Коллаис, которая быстро остыла к виду сокровищ, подошла и встала рядом.

В шкатулке была только пыль да горстка небольших камушков, напоминавших кусочки гранита. Узор на их поверхности едва заметно менялся.

Ользан высыпал содержимое шкатулки на ладонь и камушки, соприкоснувшись с его рукой, засветились ярче. Тепло потекло от них, разливаясь по всему телу.

— Как интересно! — воскликнула девушка, прикасаясь пальцем к одному из камушков. — Словно живые.

— Ungvarin, — тихонько произнёс дарион и камушки разгорелись, словно маленькие солнца. — Они и есть живые. Живые камни, Ungvarin, величайшие сокровища земли.

Ользан молча протянул ладонь дариону и светящиеся кусочки пересыпались в ладонь дариона. Тот достал массивную шкатулку из своего мешка и осторожно открыл её. Непроницаемо-чёрное бархатное покрытие выстилало её изнутри.

* * *

— Это первые жители нашего мира, — объяснил дарион, понизив голос. Бревин и монах не обращали на остальных внимания, увлечённо разглядывая какие-то монеты. — Пока они живы, ему ничто не угрожает. В последнее время их очень трудно отыскать. Я благодарен вам, потому что, только отданные по доброй воле, камни остаются живыми. Так они и погибали — их крали, обманом выменивали, уничтожали ради алхимических опытов. Эти, конечно, не последние, но отыскать остальные непросто.

— Чем же они замечательны? — спросила девушка, не в силах оторвать глаз от переливающихся камней.

— Дайте-ка мне серебряную монетку, — попросил дарион и Коллаис повиновалась. Номвиллер прикоснулся к монетке одним из камушков и монета, вспыхнув, словно раскалённая добела, постепенно остыла и превратилась в полупрозрачный, слабо просвечивающий диск.

— Митралл! — ахнула Коллаис.

— Совершенно верно, — кивнул дарион. — Но камни должны ощущать заботу. Их возможности велики, но ограничены — как и всем, им нужен отдых. Если обычный камушек положить рядом с Ungvarin, то он унаследует их свойства только многие столетия спустя. Вероятно, так и случилось. Возьмите, — он протянул по яркому солнышку Ользану и Коллаис и те бережно приняли их. — Носите их рядом с телом и не забывайте, что они — живые.

Откуда-то дарион извлёк две тонкие серебряные цепочки и мгновения спустя — Ользан с Коллаис не успели опомниться — оба камня висели на полупрозрачных митралловых цепочках. Переглянувшись, они одели цепочки и спрятали камни под одеждой. Медальон Коллаис разгорелся, словно новая звезда, когда камень коснулся его.

— Сумерки скоро кончатся, — дарион осторожно пересыпал остальные камни в шкатулку и спрятал её. — Новый день будет самым тёплым и солнечным. Но прошу вас — никому не слова.

Его собеседники закивали, взявшись за руки.

* * *

Сортировка сокровищ, делёж и упаковка заняли немало времени. Ользан помог Бревину и Унэну упаковывать добычу и поднял жезл, о который не так давно споткнулся. Присмотрелся к нему повнимательнее.

— Спираль-то светится! — указала Коллаис. Действительно, верхний виток спирали слабо мерцал.

— Где-то я видел такое, — дарион попросил жезл и неожиданно… исчез. Коллаис ахнула, но дарион вновь возник, удовлетворённо кивая.

— Вам вновь повезло, Ользан, — признал он. — Это тоже редкость. Игрушка наших родственников, Дандарионов. Кальарт, средство для мгновенного перемещения в пространстве.

— А куда? — спросил подошедший Бревин. — Мы всё поделили, Номвиллер. Всё поровну. Можно собираться назад.

— Благодарю вас, — дарион вручил жезл художнику и добавил. — Куда угодно. Или почти куда угодно. Я не помню, как он восполняет свои ресурсы. Что-то очень простое — подержать подольше на солнце, например. А для перемещения достаточно представить себе, куда вам надо. Хлоп — и вы уже там.

— И сколько раз можно так переместиться? — недоверчиво спросил Бревин, озадаченно почёсывая подбородок. — Везёт тебе, Олли! Всё время находишь самое интересное!

— Не знаю, — дарион присмотрелся к жезлу и вернул его. — Пока что — не более десятка раз. Чем больше витков светится, тем больше ресурсов.

— Ну что? — Ользан поднял жезл над головой и оглядел изрядно опустевшую комнату. — Все готовы возвращаться? Первая остановка — Дварн. — Коллаис взяла его за руку и зажмурилась.

Несколько минут спустя в комнате никого не было. Свет, что источался стенами прохода и сокровищницы, начал меркнуть и вскоре воцарилась полная и непроницаемая тьма.

История 9. Сумерки

XXXIV

— Что может быть проще? — негодовал Бревин. — С таким жезлом мы в момент облетим весь Шантир и решим все проблемы.

— Какие все? — спросила его сестра. — Что толку летать туда-сюда? У тебя есть план действий?

— Конечно, — шантирец уселся и продолжил уже более спокойным тоном. — Для начала потолковать с дядюшкой.

— И получить нож в спину, — Коллаис встала и постучала пальцами по столу. — Успокойся, Риви. Никакое колдовство, даже самое мощное, не сможет победить в сочетании с поспешностью. Ты хочешь в Шантир? Изволь. Придумай, что и как ты там будешь делать и я… — она взглянула на Ользана, — и мы поможем тебе. Хотя бы для того, чтобы ты успокоился и отстал.

К их изумлению, Бревин неожиданно угомонился.

— Договорились, — кивнул он. — Ловлю на слове.

Сестра пожала плечами.

— Кстати, — напомнил он, — нас по-прежнему ищут. Если нужно в город, позовите Унэна. Он там, внизу, обед готовит. — И вышел из комнаты.

* * *

Ользан приводил в порядок оружие. Из сокровищницы им всем досталось по мечу — все они были украшены непонятными символами. Художник выбрал себе клинок покороче, чуть выгнутый дугой, с прозрачным семигранным камнем, врезанным в рукоять. У всех мечей по обеим сторонам клинка бежала серо-синяя лента орнамента; все были отлично сбалансированы и не потеряли заточки.

После этого то оружие, которое ковали городские кузнецы для местных стражей и простых жителей показалось Ользану нелепым и никудышным. То, что висело у него слева на поясе, могло бы по праву считаться произведением искусства. Теперь придётся следить — есть места, где небезопасно ходить открыто, если носишь хоть что-нибудь ценное.

Транспортный жезл был тщательно отполирован и целыми днями лежал под яркими солнечными лучами; постепенно всё большая часть спирали набирала свечение. Путешественники каждую неделю перебирались в один из соседних городков, неизменно придерживаясь Центра. Сейчас их гостеприимным хозяином был Веннелер — ближайший к Шести Башням город на берегу одноимённого озера. На той стороне озера в ясную погоду виднелись руины — остатки старого, Восточного Веннелера, разрушенного при последнем штурме башен. Ещё дальше виднелись дремучие леса, простиравшиеся на десятки километров и угрожающе воздетые к небесам верхушки самих башен.

Восемь раз за прошедший месяц Сунь Унэн вскакивал — иногда среди ночи — и всем приходилось срочно собираться, расплачиваться и отбывать. После недавних событий никто уже не сомневался в шестом чувстве монаха — шутить с его предупреждениями не стоило.

…Время шло и постепенно удавалось совершать короткие вылазки. Ользан написал два портрета местного правителя в городке Сентаор, после чего удостоился, к большому неудовольствию монаха, торжественного ужина вместе с семьёй князя. Поблизости от Федерации и Алтиона никто не жил в тревоге: либо боги, либо смертные следили, чтобы ничто подолгу не тревожило простых людей. Впрочем, не только их.

* * *

Коллаис, Ользан и Унэн брели по базару; жезл был всё время при них. Несмотря на сравнительное спокойствие города, никто не мог поручиться, что таинственные преследователи не настигнут их здесь, прямо среди бела дня, при большом скоплении народа. Веннелер был краем, где наиболее всего почиталась жизнь во всех её проявлениях — отсюда изобилие друидов и целителей, безбедная жизнь в краю, что некогда был каменистой пустыней. Год за годом увеличивался плодородный слой и поговаривали даже, что здешние урожаи иногда не уступают прославленным полям Алтиона, что кормили весь наземный мир.

Монаху изрядно надоела роль няньки — но он с лихвой окупал долгие дни бездействия, читая проповеди и поражая публику своей ловкостью. Действительно, не каждому человеку было дано ловить пролетавшие мимо арбалетные стрелы. Не каждый мог лёгким прикосновением обращать булыжник в каменный порошок и взбираться с голыми руками на отполированный деревянный столб. Так что центром внимания был неизменно Унэн — что, в общем-то, устраивало остальных. Ему самому, как он неоднократно повторял, опасность не грозила. К смерти были приговорены только шантирцы и их приятель-художник. Непонятно, правда, кем.

Ользан вздрогнул, увидев в толпе прорицателя и, рядом с ним — того самого человека с обожжённым и изуродованным лицом. Тот по-прежнему стоял рядом, наблюдая за тем, как предсказатель с сосредоточенным видом вещает о будущем. Публика подходила к нему в основном потехи ради. Прорицателя — пожилого человека с короткой седой бородкой и узким, вытянутым лицом, это устраивало. Хоть и малыми порциями, а в его кошельке денег прибавлялось.

— Я видел его раньше, — шепнул художник, незаметно для окружающих показывая своим спутникам человека со шрамами. — В Дварне. Он и там стоял возле прорицателя.

— Ну-ка, посмотрим, — монах ловко проделал путь к прорицателю, аккуратно разрезая толпу, словно острый нож — тонкую ткань. Спустя какую-то минуту друзья вплотную приблизились к знатоку будущего и встали так, чтобы человек со шрамом их не видел. Выслушали несколько полных неизвестной мудрости советов прорицателя, данных забавляющимся зевакам и переглянулись. Обычный шарлатан. Что в нём особенного?

— Достопочтенная госпожа, — ладонь неожиданно обхватила запястье Коллаис и та от неожиданности чуть приблизилась к прорицателю. Тот смотрел ей в глаза, вид у него был обеспокоенный.

Монах и Ользан шагнули следом и вся их маскировка пошла прахом. Ользан увидел, как обожжённое лицо повернулось в его сторону, и понял, что узнан. Впрочем, взор глаз на уродливом лице тут же обратился к гадателю.

— Большая опасность подстерегает вас, благородная госпожа, — произнёс прорицатель звучно, продолжая сверлить шантирку своими тёмными глазами. Ользан заметил, что девушка чуть побледнела. Улыбка Унэна чуть поблекла — он встал рядом, готовый вмешаться в любой момент. — Вам предстоит вернуться в место, которого вы более всего опасаетесь и… — он неожиданно захрипел, вздрогнул и кровавый пузырь вздулся и лопнул на его губах. Все с ужасом подались прочь от предсказателя и монах, подхватив его, заметил торчащую из спины рукоять стилета.

Он оглянулся и увидел, что человека со шрамами нет поблизости. С головой, скрытой под капюшоном, тот стремительно убегал прочь. Подбежавшие стражники выслушали Унэна и бросились в погоню.

— Не поймают они его, — мрачно заметил монах. — Лаис, ты можешь что-нибудь сделать?

Девушка, с трудом освободившаяся от судорожно вцепившейся в неё руки, молча кивнула.

— Разожми ему кулаки, — приказала она, одевая медальон на шею и соединяя на миг кончики пальцев обеих рук. — Уложи на спину. Быстрее, мы теряем время.

Подоспевший лекарь коротко кивнул Коллаис и, выслушав её объяснения, крикнул кому-то, чтобы несли носилки.

Левая рука раненого вцепилась во что-то в кармане его накидки. Монах с немалым трудом извлёк почти не гнущуюся руку из кармана и осторожно разжал.

На землю выкатился крохотный кусочек стекла, каплевидной формы, со множеством мелких граней. Раненый вздрогнул и попытался дотянуться до него, но Коллаис уложила его наземь.

— Не двигайтесь, — велела она резко. — Сейчас мы вас…

Едкий дым пошёл от кожи раненого. Плоть его вскипела и растеклась, распространяя сильный трупный запах. Монах оттащил едва не потерявшую сознание девушку прочь и та долго боролась с приступами тошноты, кашляя и вытирая слёзы.

От прорицателя остался только скелет, закутанный в пропитанную отвратительной гниющей массой одежду. Побледневший лекарь, содрогаясь от отвращения, вызвал стражу и подошёл к мрачному Унэну и Ользану, который поддерживал нетвёрдо стоявшую на ногах девушку.

— Вам придётся быть свидетелями, — пояснил он горестно. — Ума не приложу, что с ним стряслось. Теперь торговцы понесут большие убытки…

Тайком ото всех монах спрятал кусочек стекла в рукав — никто, кроме него и Ользана, не заметил странную вещицу. После чего им пришлось, в сопровождении группы мрачных стражей, идти в ратушу и отвечать на множество утомительных вопросов.

* * *

— День-два мы здесь ещё высидим, — монах подошёл к окну и задёрнул штору. — Нет новостей от Рамдарона, вот что плохо.

— Ты передал ему мои вопросы? — спросил Бревин. План посещения достопримечательностей Шантира, который он составил, имел один недостаток: необходимо было точно знать, когда армия покинет столицу, Шантр, а также Вайдеж, замок, в котором доживала свои дни, ныне никому не нужная, мать Бревина и Коллаис.

Помочь взялся Рамдарон, неожиданно появившийся у них в гостях — с сообщением о том, что Нерлон почти завершил поиски тех, кто добивался гибели его союзников. Что осталось выждать от силы неделю, никому не попадаясь. Он же пообещал известить их, когда представится возможность проникнуть в Шантир, по возможности не поднимая шума.

— Передал, — ответил монах. — Ну и денёк… Весь аппетит пропал. Кстати, как насчёт того, чтобы навестить убийцу?

— Человека со шрамом? — удивлённо поднял голову задремавший было в кресле Ользан. — Ты что, смог его найти?

— А жезл на что? — монах снисходительно улыбнулся. — Представляешь себе, что тебе надо появиться за спиной у нашего приятеля и…

— И выясняется, что он стоял спиной к стене, — завершил Бревин. — Что тогда?

— Ровным счётом ничего, — покачал Унэн головой и в который раз стёр с неё пот. — Не такие уж дарионы недальновидные, чтобы такого не предусмотреть. Ну что, какие будут предложения?

— Какие могут быть предложения! — Бревин поднялся на ноги. — Тащить его сюда, а потом — сдать властям. Сначала поговорим с ним сами — как-никак, здесь замешана Лаис. Лаис, с тобой всё в порядке?

— Надоел уже, — отозвалась та раздражённо. — Всё. Ничего он со мной не сделал. У двух друидов и мастера-целителя уже побывала. Мало этого?

— Да нет, достаточно. Ну что, вам помочь?

— Незачем, — Унэн извлёк серебряную цепочку и взялся за руку Ользана. — Готовь место для почётного гостя. Он сделал знак художнику и оба моментально испарились.

— Хорошо, что мы выбрали одинокий домик, — философски заметил шантирец, выглядывая поочерёдно в каждое окно. — Не то хлопот с ним не оберёшься.

Почти сразу же раздался лёгкий хлопок и ловцы вернулись. Втроём.

* * *

— Меня зовут Хедальор, — мрачно признался пленник, когда туман перед его глазами рассеялся. Он был обыскан и крепко привязан к стулу. Монах равнодушно смотрел на изборождённое рубцам разного цвета лицо, не выражая никаких эмоций.

— Северо-западная часть Архипелага? — спросил Ользан.

— Да, — удивлённо отозвался тот. — Странно, что вы знаете… Ну да ладно. Я повторяю, что спас жизнь вашей подруге. Тем более, что вы сами видели, что это была за тварь. И за неё вы хотите сдать меня властям? Вы знаете, что со мной сделают?

— Догадываемся, — Бревин пододвинул кресло поближе. — Но если вам, Хедальор, угодно, чтобы мы вас отпустили подобру-поздорову, вам придётся рассказать всё. Почему вы напали на него. Что он хотел от Лаис. И всё такое прочее.

— Только одна просьба — развяжите меня, — попросил пленник. — Я обещаю, что не стану ничего предпринимать.

— Даже если и сбежит, — пробормотал шантирец и кивнул. — Хорошо.

И, протянув руку, прикосновением заставил «умную» верёвку отпустить свою жертву. Тот удивлённо воззрился на то, как верёвка сворачивается в моток и исчезает куда-то, а после вздохнул и уселся поудобнее.

— Я расскажу, — начал он, — но вам лучше не сидеть долго рядом со мной — иначе можете навлечь на себя гнев сил, бороться с которыми бесполезно, — и выразительно потрогал своё изуродованное лицо.

Монах понимающе усмехнулся, словно взрослый, которого попытались одурачить детской сказочкой.

— Не верите, — Хедальор пожал плечами. — Ваше право. Времени у меня мало, так что я начну.

* * *

— Когда-то я тоже занимался прорицанием, — начал рассказ пленник. — Прочитал множество книг, нигде не нашёл ничего дельного — одни лишь бессмысленные фразы и ничего более. Вначале я решил, что это ремесло — не более, чем ловкость рук — или, в данном случае, языка. Но как-то раз я повстречал жреца и мне открылась истина.

— Что за жрец это был? — спросила Коллаис.

Пленник искоса посмотрел в её сторону.

— Вам не терпится подойти к смерти поближе? — спросил он и, не получив ответа, продолжал. — Что, по-вашему, представляет собой будущее? — он смотрел на Бревина.

— То, что ещё не случилось, — ответил тот, недоумевая. — Только некоторые избранные в состоянии видеть это. Так мне кажется.

— Многие так думают, — пленник встал и шантирец недовольно пошевелился. — На самом деле, будущее — это безбрежное море, — он описал вокруг себя руками дугу. — Один путь ведёт в благополучные гавани; другой — в бурные моря; третий может посадить корабль на мель. Нет никакой предначертанной дороги. Есть множество путей, и все они одинаково возможны.

— Вы красиво говорите, — похвалила его Коллаис. — И кто же, по-вашему, кормчий?

— Предсказатель должен уметь красиво говорить, — усмехнулся Хедальор и правый уголок его рта болезненно дёрнулся. — Кто кормчий, вы спрашиваете? Прислушайтесь к себе. Кормчий живёт в нас. Немногие догадываются о том, что сами в состоянии избирать тот или иной путь. Некоторые объявляют всё «судьбой» и отказываются с ней бороться. Так показал мне жрец и я понял, что это правда.

— Но несколько месяцев спустя я понял, что обученный человек, владеющий искусством убеждать нашего с вами кормчего, в состоянии выбрать для собеседника путь. И ничто уже не сможет спасти такого человека, если ему предначертано погибнуть. Смерть настигнет его повсюду, как бы он ни скрывался. Ни магия, ни вмешательство богов уже не властны над этим: сами боги соблюдают неписаный закон — не вмешиваться в чужую судьбу.

— Вы противоречите сами себе, — заметил Ользан. — Кто же те, что вмешиваются?

— Это злобные люди, — пленник содрогнулся. — Я наблюдал долгое время за одним из жрецов, что владел даром подобного убеждения. За несколько недель он обрёк на гибель многих из тех, кто чем-то ему не угодили. Иногда всего лишь толкнули его на улице. И я убил его.

— Понятно, — Бревин сочувственно посмотрел на пострадавшее лицо.

— Ничего вам не понятно, — ответил тот мрачно. — Вам приходилось терять всё, ради чего стоило бы жить? Наблюдать, как все, кто вам дороги, исчезают или погибают дикой и мучительной смертью? Вижу, что не приходилось. Не стоит испытывать ко мне сострадание, не то гнев богов падёт и на вас. А их жрецы крайне изобретательны.

— Значит, этот человек… или что это было… намеревался…

— Он намеревался создать вашей подруге то будущее, которое ему было угодно. Был единственный способ избежать этого — и я его использовал. Теперь вы знаете всё. Либо позвольте мне уйти, либо сдайте властям. Но умоляю, не надо больше расспросов.

— И что вы теперь сделаете? — спросил Ользан, когда монах молча вручил Хедальору его имущество.

— Отправлюсь дальше, — пожал тот плечами. — На свете осталось ещё немало негодяев, которые заслуживают того же, что и этот «предсказатель». Не знаю, откуда их столько развелось — за последние четыре месяца это уже пятый. Раньше они были редкостью. Ну что, я свободен?

— Разумеется, — Ользан отошёл от двери. — Вам не кажется, что вы могли бы немалого достичь… так сказать, без самодеятельности? Вам ведь тоже можно помочь!

— На моих руках и так много крови, — отозвался предсказатель с порога. — Я всё решил для себя. Прощайте. Держитесь подальше от прорицателей и ничего с вами не случится.

— Подождите! — воскликнула Коллаис. — Вы ведь тоже видели то, что видел этот… прорицатель? Скажите мне хоть что-нибудь!

— Вы и так слишком близко к тому месту, где выбирать просто не приходится, — было ответом из-под натянутого капюшона. — Не спрашивайте меня об этом.

И он ушёл.

— Вы ему поверили? — недоумевал Бревин. — По-моему, он просто рассказал красивую сказку. А мы его отпустили!

— Он говорил правду, — монах устало опустился в кресло. — Или он настолько могущественен, что смог внушить мне свою искренность. В последнем случае зачем бы ему сидеть здесь и отвечать на наши вопросы?

— Ну, я не знаю… — шантирец озадаченно поглядел себе под ноги. — Просто всё это как-то…

Он не договорил. В дверь тихонько постучали, и, когда Унэн открыл её, за ней стоял Рамдарон собственной персоной.

* * *

— Ну что, — начал он, едва были произнесены все приветствия. — Не знаю, обрадует это вас или нет. Так называемый посол Шантира в Оннде намерен тайно покинуть Федерацию нынче вечером. Также удалось установить, что армия Шантира, за исключением небольшого гарнизона в Шантре получила тайное предписание послезавтра выступить в западном направлении.

— Война, — недовольно пробормотал Бревин. — Ну что же, вот и всё. Пора собираться.

— Погоди, — Коллаис обратилась к седовласому археологу, — куда направляется армия?

— В сторону Киншиара, — пояснил тот. — Киншиар разорвал договор о военном союзе с Лереем пять часов тому назад.

Все переглянулись, но каждый подумал о своём.

— У меня к вам одно небольшое предупреждение, — добавил Рамдарон тоном ниже. — Тайное оружие — уж не знаю, что именно — недавно стало поступать на вооружение в Шантире. Судя по всему, его попытаются испытать против взбунтовавшегося герцогства. Соблюдайте крайнюю осторожность — тут мы уже не можем вам помочь.

Монах обменялся взглядами с археологом и многозначительно подмигнул тому.

— Если вы не возражаете, — Рамдарон опустился на стул, на котором не так давно сидел пленник, — я посижу у вас до утра. За эту неделю мне не досталось ни минуты покоя.

— Ну что же, — Унэн хлопнул в ладоши, — возможно, мы не скоро сможем так вот собраться… Давайте уж отпразднуем это событие. Первый тост будет за успех вашей затеи, Бревин. Берегите себя — меня с вами не будет.

…Улучив минутку, Коллаис отвела гостя в сторону.

— А где же кот? — спросила она. — Я уже как-то привыкла к нему…

— Ах, он — удивлённо протянул археолог. — Он оставил меня. Видимо, нашёл себе более неотложное дело. Мне кажется, что он ещё вернётся — он всегда возвращается.

* * *

— Ну хорошо, — монах указал рукой в сторону холмов. — Я там подыскал одно местечко. На холме, всё вокруг хорошо просматривается, сравнительно недалеко от города. Мы отправимся туда сейчас же и разобъём лагерь. Весь день отдыхайте. Если что-то нужно в городе, я схожу. На следующее утро отправитесь по своему плану — я останусь ждать вас в лагере. Что бы ни случилось, возвращайтесь туда. Слышишь, Риви? Не изображай из себя героя без крайней необходимости.

— Знаю, Унэн, — отозвался тот, но без всякой обиды. — Ну что, всё собрали?

Ользан и Коллаис заглянули в свои «кошельки» и кивнули. Походная одежда лежала, свёрнутая, в их поклаже; они оденут её завтра. Хоть она и создавала относительно хорошую маскировку и была прочной, долго носить её было неудобно. Вопреки ожиданиям монаха, никто не явился по их душу ни ночью, ни рано утром, когда Рамдарон, проснувшийся раньше всех, не покинул их общество.

Солнце только-только приподнялось над сточенными зубьями далёкой башни, когда путники, на сей раз пешком (монах рассудил, что заряды жезла, сколько бы их там ни было, не вредно поберечь), побрели в сторону холмов. Три часа спустя, когда лагерь был разбит (город был виден отсюда весь — и даже часть руин, по ту сторону сильно вытянутого озера), всех сморил сон. Монах спокойно уселся поодаль, откуда никто не смог бы подобраться к ним незамеченным, и занялся медитацией.

* * *

После полудня Бревин уговорил монаха пойти с ним в город, оставив сестру с Ользаном. Коллаис внешне выглядела спокойно, разговаривала о всякой всячине и иногда листала книжки, но Ользан заметил, что морщины то и дело ложились на её лоб. Не надо было быть искусным наблюдателем, чтобы увидеть, что её не отпускает напряжение — напротив, оно становилось всё заметнее.

Солнце клонилось к закату, а Бревина с монахом всё ещё не было. Коллаис и Ользан успели обойти лагерь (поодиночке, не отдаляясь) и убедиться, что снаружи его действительно не заметно. Всё было собрано, ужин был приготовлен и успел остыть, а на дороге из города так никто и не показывался.

— Я знаю, где он, — Коллаис сжала кулаки. — Там, где Унэн занимается своими «научными исследованиями». Этих заведений в этом городишке больше, чем жителей. Ну ладно, пусть только вернётся…

Ользан промолчал. Спорить с Коллаис, когда она была в подобном настроении, было небезопасно.

* * *

Закат надвигался стремительно. Коллаис нервничала и то и дело подходила к спуску, откуда лучше всего было видно дорогу в город. Там, внизу, один за другим зажигались огоньки. Прекратился лёгкий ветер, что весь день рассеивал зной, и листва замерла неподвижно на деревьях.

— Где же они? — то и дело спрашивала девушка; постепенно и самому Ользану стало не по себе. Он не стал зажигать костра — это была бы прямая указка в их сторону. А ведь они даже не знали, кто, собственно, за ними охотится. Люди? Животные? У многих богов были особые животные — или похожие на обычных животных существа — которые выполняли их приговоры.

…Ользан присел на небольшой валун, что был рядом со входом в его шатёр. Коллаис забралась в свой и там, при свете крохотной походной лампы, что-то читала. Художник то и дело оглядывался… никого. Звёзды одна за другой выступили на небосводе; Ользан поднял голову и, время от времени прислушиваясь к шорохам и поглядывая в сторону города, принялся рассматривать созвездия.

…Странная сонливость нахлынула на него. Ользан вскочил. Прошло не менее получаса; обе луны уже выкатились на небо — все вещи отбрасывали двойные зыбкие тени и неподвижность ночной сцены наводила тревогу. Юноша тревожно озирался. В его ушах ещё звучало странное, убаюкивающее бормотание незнакомого ему голоса.

Кто-то был поблизости.

— Лаис! — позвал он шёпотом и не получил ответа. Слабый свет пробивался сквозь ткань. Заснула?

Он отважился заглянуть вниз и увидел, что девушка замерла с книгой в руках — глаза были открыты, но ничего не видели. От прикосновения руки она вздрогнула и заморгала, непонимающе глядя на юношу.

— Выходи, — позвал тот шёпотом. — У нас, похоже, гости.

— Где эти двое? — Коллаис проворно пристегнула меч к поясу и Ользан вылез наружу, помогая ей выбраться по возможности бесшумно. — Не вернулись?

Ользан покачал головой.

Держась поблизости друг от друга, они осторожно двигались по неподвижному, совсем не приветливому лагерю. Холм жил своей ночной жизнью; стрекотали насекомые (что было и хорошо, и совсем не вовремя), проносились летучие мыши. Кто бы это ни был, живность он не распугивает. И это плохо. Как узнать, где притаился пришелец?

— Смотри, — Коллаис указала на примятую траву ниже по склону. — Кто-то только что прошёл здесь. Давай…

Фразу она не закончила. Ользан обернулся и увидел, как девушка медленно оседает наземь. Он кинулся, подхватил её и осторожно опустил на землю. На лице шантирки застыла улыбка — блаженная, довольная; улыбка человека, который всё исполнил в этой жизни. Вид её лица окончательно пробудил Ользана. Улыбка была жуткой и неуместной.

— Кто здесь? — крикнул он, держа в одной руке обнажённый меч, а другой сжимая запястье Коллаис. Емунужна доля секунды, чтобы коснуться висящего на поясе жезла и, вместе с потерявшей сознание Коллаис, оказаться за много километров отсюда. Однако мысль о бегстве была совершенно вытеснена гневом.

Что-то шевельнулось совсем рядом — шагах в пятнадцати, за камнем слева. Словно ветер, тёплый и ароматный, шевельнул его волосы. И ноги, и руки теряли силу; немыслимо хотелось спать. Тут же в голове у Ользана мгновенно пронеслась картина — как они, сонные и беспомощные, укладываются рядом, а кто-то спокойно выходит из тьмы и перерезает им горло…

Сон немедленно схлынул. Ользан осознал, что стоит, держа клинок прямо перед лицом. Слева и справа от клинка горело по большому желтоватому огню. Глаза?

Это действительно были глаза. Из обладатель поднялся во весь рост — чуть более метра — и глаза его полыхнули белым огнём. Вновь дремота одуряющей волной накатила на художника и схлынула, оставив его совершенно не изменившимся — разъярённым и готовым к бою.

— Вон ты как, — шепнул он и занёс меч, в то же время краем глаза следя за окружением — неровностями почвы, препятствиями, тенями — чтобы в любом случае не остаться неожиданно беззащитным, споткнувшись или не вовремя оглянувшись. Уроки Унэна не прошли даром.

Существо недоумённо зашипело. Человек не поддавался внушению. Более того, человек намеревался снести ему голову. Впрочем, было велено брать пленных только при возможности… к тому же оно оголодало, выслеживая свои жертвы пятые сутки.

Глаза изменили цвет, непроницаемо-чёрный саван на миг собрался вокруг крохотного охотника. Ользан не успел пошевелиться, зато в его голове вихрем потекли картины: Ользан, оборачивающийся камнем; растекающейся отвратительной лужей; сгорающий заживо или обращающийся в кусок льда; погружающийся в неожиданно расступившуюся землю. Десятки жутких картин собственной кончины увидел он в одно долгое мгновенье. И открыл глаза.

Бросил на себя быстрый взгляд. Заметил, что трава под ногами и вокруг пожухла, почернела, рассыпалась прахом.

Всё остальное было прежним, только глаза существа не светились — чёрные угольки на сером силуэте. Ользан взмахнул клинком и молча ринулся на врага.

Тот замяукал от боли, когда клинок вспорол его тело наискось. Тут же, однако, раны затянулись. Существо подняло руки, выставив чёрные когти и угрожающе зарычало.

Ользан мгновенно взмок. Удар за ударом обрушивал он на тщедушного противника, но тому всё было нипочём. Так не могло долго продолжаться — срубить ему голову никак не удавалось: бестия была слишком подвижна, а он не мог далеко отходить от Коллаис. Ользан заметил, как конвульсивно сжимается в кулак левая кисть чудовища при каждом ранении и вспомнил, как из ладони прорицателя выкатился прозрачный камушек…

В конце концов он смог отрубить ему левую руку. Получив при этом несколько болезненных царапин. Оставалось надеяться, что яда на когтях не было. Существо тут же потеряло агрессивность и ворочалось в траве, издавая совершенно человеческий стон и неразборчиво причитая. Клинок опустился на тонкую шею и крики оборвались.

Впрочем, не всё ещё кончилось. Отрубленная рука медленно ползла к останкам — с какой-то пугающей решительностью. Ользан наступил на неё и, не обращая внимания на когти, терзающие его сапог, со второго удара отрубил палец, на котором было крохотное кольцо с уже знакомым каплевидным камнем.

— Гадина, — прошептал Ользан, положив кольцо на камень и с силой опуская сверху другой. Послышался треск и отвратительное шипение. Художник оглянулся — с разрубленными останками неудачливого охотника произошла та же метаморфоза, что и с телом прорицателя. Он поморщился и двинулся наверх.

Коллаис села, недоумённо глядя на уставшего и исцарапанного Ользана с мечом в руках. Клинок был перепачкан чёрной кровью. Опустившись на траву, Ользан принялся молча чистить своё оружие. Отчего-то его не покидала уверенность, что противников больше нет.

— Что случилось? — спросила Коллаис, прижимая ладони к вискам. — Я шла… споткнулась… наверное, ударилась головой…

Ользан коротко рассказал ей. Девушка не стала подходить близко — даже при слабом лунном свете всё было ясно видно. Она обняла Ользана и некоторое время молча сидела, прижавшись к нему; затем, не обращая внимания на его протестующие возгласы, стала обрабатывать царапины.

Яда в ранах, хвала богам, не было.

Когда с царапинами было покончено, со стороны дороги послышались оживлённые голоса. Бревин был явно навеселе — монаха не было слышно, но они, без всякого сомнения, шли вдвоём. Коллаис отпустила руку Ользана и сделала шаг навстречу. Лицо её потемнело.

* * *

— Вот они! — указал шантирец — он действительно слегка покачивался и глаза его весело блестели. — А ты говоришь — «сожрут, сожрут»… Представляете себе, сидим мы это, отдыхаем — тут врывается Сунь и кричит — пошли, мол, там их сейчас съедят. Я ему говорю — Олли с ней, бояться нечего… Ну вот, столько веселья пропустили… Я ж говорил, что тут всё в порядке!

Монах стоял на ногах гораздо твёрже и выглядел значительно более трезвым. Впрочем, возможно, только потому, что молчал.

— Нас действительно едва не съели, — заметила девушка холодно. — А ты, я вижу, веселился от души. Хорошо, что почти все деньги у меня остались. Хочешь, я угадаю, где ты был?

Шантирец трезвел на глазах.

— Именно там, — произнёс он, попытавшись и в свой голос вложить побольше холода. — Возможно, это последний раз, когда я могу как следует отдохнуть. В чём дело, Лаис? Завидуешь?

Сестра шагнула ему навстречу, но Ользан схватил её за руку и удержал.

— Так там и для женщин есть такие же заведения, — продолжал Бревин. — Я уже говорил тебе, что в няньках не нуждаюсь.

К удивлению Ользана, девушка рассмеялась. От неожиданности он даже отпустил её руку.

— Для женщин, говоришь? — переспросила она. — Интересно, сколько здешних жителей знают, кто на самом деле их отец?..

— О чём это ты? — Бревин от удивления приоткрыл рот, а монах усмехнулся.

— Тебе мама не рассказывала, отчего дети случаются?

— А… — шантирец был явно разочарован. — Вон ты о чём. Ну, во-первых, у людей дети бывают только от людей и ольтов, а во-вторых…

— Белые браслеты, — неожиданно для самого себя перебил его Ользан. Ему показалось, что возле сжатых кулаков Коллаис заструилось синеватое свечение и ему это очень не понравилось. Вообще, никакого отдыха не получалось. — Такие фигурные, тонкие. — Все взгляды обратились на него. — С небольшими такими золотыми колосьями на застёжках. Продаются почти в каждой алхимической лавке.

— И для чего они, по-твоему? — подозрительно спросил Бревин.

— Как сказал бы Унэн — именно для этого. Чтобы случайно не размножиться.

— Так просто? — Коллаис с недоверием смотрела на художника. Тот кивнул и почувствовал, что краснеет.

— Кто бы мог подумать, — по губам шантирца блуждала глупая улыбка. — А я-то думал, что это… так сказать… символ профессии…

Коллаис переводила взгляд то на брата, то на Ользана. Наконец, она быстро повернулась к Бревину и наградила его оплеухой, от которой тот свалился и кубарем покатился по склону. Девушка презрительно поджала губы и молча направилась к своему шатру.

Ользан стоял, словно парализованный. Наконец он пришёл в себя и сделал шаг следом. Тут же чья-то рука поймала его запястье и вынудила с размаху сесть на землю. Он обернулся — это был Бревин, почти совсем протрезвевший.

— Сядь, — приказал он почти дружелюбно. — У тебя тоже лишней головы в кармане нет. Я знаю Лаис, уж поверь мне. Пусть остынет.

— И кстати, — подал голос Унэн. — Если уж ты взялся меня цитировать, то будь точным. Не «сказал бы», а «неоднократно говорил».

— Ожог, — пожаловался шантирец, осторожно прикасаясь к пострадавшей щеке. — Чем это она меня?

* * *

Когда страсти немного поутихли, монах выслушал Ользана и, велев тому быть наготове, скрылся во мгле. Вернулся он спустя примерно полчаса, и выглядел недоумевающим.

— Рядом с холмом ещё четыре… — он запнулся, — груды останков. Интересно, кто это разделался с ними? Кому это нужно — помогать нам?

Ользан промолчал, стараясь не глядеть в пытливые глаза монаха. Тот действительно был совершенно трезв, что было либо чудом, либо очередным из великих достижений его организма.

— Ну ладно, — махнул тот рукой. — Непосредственной опасности всё равно нет. Давайте-ка поедим, да и спать пора укладываться. Завтра тяжёлый день.

Коллаис отказалась выходить из своего шатра и ужин получился невесёлым. Все сидели и мрачно жевали, стараясь не глядеть друг на друга. В конце концов все, кроме Унэна, разошлись по своим шатрам и в лагере вновь стало тихо. Если не принимать во внимание непрекращающееся пение насекомых.

* * *

Ользан проснулся и понял, что в шатре, кроме него, есть ещё кто-то.

Пробуждение было резким, как и в тот, предыдущий раз — в ночь, когда он беседовал с чёрно-белым жрецом. Поначалу он даже не понял, проснулся ли или видит во сне ночь прежнюю. Всё было тихо. Смолкли насекомые и лишь едва потрескивали ветви в костре, неподалёку от шатра.

Затем что-то шевельнулось возле самого входа. Ользан уселся, сжав в одной руке кинжал, а в другой — «живую» верёвку.

Ладонь опустилась на его губы и губы шепнули ему в ухо:

— Тихо. Не надо слов…

Та же ладонь скользнула по его запястью, отомкнула и сняла «всеслышащий» браслет.

Висящий на тускло светящейся цепочке унгвар, живой камень, качнулся мимо его глаз и в глубине спящего солнца Ользан заметил нечто, похожее на светящуюся золотую надпись. Миг она пребывала в глубинах камня и растворилась бесследно. Позже он пытался вспомнить, что означало это начертание — но либо часть его успела исчезнуть из памяти, либо оно таило смысл, уместный лишь в тот момент.

А в тот момент был только тонкий аромат лилий, слабое потрескивание горящих ветвей и не было места словам.

XXXV

— Ну и место вы выбрали, — тихо произнёс Ользан, стараясь отыскать стену, к которой можно было бы прислониться, не боясь запачкаться. Бревин смотрел сквозь небольшую щель в подзорную трубу.

Они находились в какой-то крохотной и очень сырой пещере. Сам Ользан представлял себе первую встречу с Шантиром несколько по-другому. Собравшись на рассвете, они коротко попрощались с притихшим монахом и, переглянувшись, отправились в путь. Жезл был у Бревина: ему закоулки Шантира были известны лучше всех.

Так они и оказались в этой пещерке, где под ногами была сырая грязь, на стенах — плесень и копоть, и кромешная мгла. Интересно, удастся ли выйти отсюда, не извалявшись как следует в грязи?

— Это наше тайное место, — шёпотом сообщила Коллаис. — В детстве мы частенько здесь играли.

— Чисто, — сообщил её брат. — Я действительно вижу войска — стоят при полном снаряжении. Должно быть, скоро отправятся. Придётся ждать здесь, ничего не попишешь.

«Здесь» означало поблизости от Вайдежа — где, помимо прочего, постоянно располагались отборные шантирские войска. Их и лицезрел Бревин, с почтительного расстояния, укрывшись в пещерке вместе со своими спутниками. Мысль о том, что подобный поход начнётся с промозглой и неуютной пещеры, что больше походила на яму для приговорённых к смерти, даже не позабавила Ользана. Ему с утра было холодно, а в таком месте скоро станет совсем невмоготу. И ведь размяться-то негде!

— Что там насчёт тайного оружия? — спросила Коллаис и её брат передал её трубу.

— Взгляни сама, — предложил он. — Самые что ни на есть обычные шантирцы. Элита, — вздохнул он. — Очень надеюсь, что Рамдарон не ошибся. Очень надеюсь. Возвращаться обратно я просто не решусь. Либо сегодня, либо никогда.

— Мы так замёрзнем, — неодобрительно проговорила Коллаис. — Надо было об этом подумать. Не сидеть же тут до вечера! Вон, у Олли уже зубы стучат.

— На, — её брат вручил ей плотный на ощупь брусок. — Разломи надвое и брось на пол. Только осторожно.

— Что это? — шепнула Коллаис, ощупывая толстый пергамент.

— Подарок от Рамдарона, — ответил её брат. — Нам негде больше укрыться. Надо постоянно наблюдать за войсками. Хорошее место мы выбрали с тобой… весь Вайдеж как на ладони. Часовых-то сколько… ну, надеюсь, что они тоже частично уйдут. Действовать мы будем, конечно, ночью, но никого убивать не хочется. Всё-таки наши подданные.

— «Подданные», — усмехнулась девушка, переламывая брусок и бросая его под ноги. — Сначала верни себе княжеский титул. Ой!

Брусок у её ног раскалился докрасна и мокрый камень под ним недовольно зашипел. Стало видно, что, во-первых, пещера была суше, чем казалось в полумраке, а, во-вторых, гораздо больше. В стене, противоположной входу, был узкий проход. Воздух, что сочился оттуда, был заметно суше.

— Там и укроемся, — указала Коллаис, подсаживаясь поближе к раскалённому бруску. — Откуда только у него такие вещи, а, Риви? Ты смотри, как удобно — ни дыма, ни копоти, и жар приличный.

В тусклом вишнёвом свете её лицо выглядело немного пугающе — в особенности в походном облачении, что и так было угловатым. Ользан в должной мере оценил то, что одежда была непромокаемой. Влетела, правда, им в копеечку, но зато как сейчас было удобно!

— Идём пока, — Коллаис установила над бруском треножник и повесила котелок. — Риви, проследи, а мы пока осмотримся.

Она повела Ользана за руку куда-то во тьму и, когда стало совсем темно, зажгла факел. Ользан вздрогнул.

Место, где они находились, некогда было гробницей. Иные могилы были давным-давно вскрыты — грабители не поленились отволочь в сторону тяжеленные каменные плиты — но большинство остались нетронутыми. Лишь мох да выросшие кое-где сталагмиты украшали мрачный интерьер.

— Именно поэтому сюда никто не сунется, — пояснила девушка, обводя вокруг себя факелом. — В этих пещерах погребены те, кто обитал здесь ещё до Шантира. Мы с братом не очень-то боялись таких мест, а ничего страшного здесь никогда не происходило. — Она прыснула. — Наши родственники до сих пор не знают, где мы пропадали, когда были маленькими. Они боятся этих мест, словно здесь живут стаи голодных демонов.

— Интересно, — юноша задумчиво осмотрелся. — Надо будет вернуться сюда. Одни надписи чего стоят — вполне возможно, что это были даже и не люди!

— И у тебя все мысли только об одном, — вздохнув, девушка подёргала его за рукав. — Идём. Нам дальше.

Дальше, за анфиладой гробниц и запутанной сетью проходов находился совершенно пустой и — к немалому удивлению Ользана — слабо освещённый зал, где не было никаких могил, но стояли две тяжёлые каменные скамьи. Комната была почти идеально чиста — несмотря на то, что свет проникал через прорубленные в потолке штольни. Должно быть, до поверхности здесь было недалеко.

— Вон там и там, — Коллаис обвела рукой восточную стену, — есть смотровые щели. По крайней мере, мы их так использовали. Здесь мы и останемся, пока не стемнеет. Риви прав: вокруг всегда было полно дозорных башен, а становиться невидимками мы не умеем.

— А жаль, — добавила она с сожалением, оглядевшись.

* * *

— Всё верно, — с удовлетворением отметил Бревин несколько часов спустя. — Войска ушли, наблюдательные посты сворачиваются. Должно быть, они уверены в своих силах и не ожидают никакого подвоха. Надеюсь, что здесь никто не станет нас искать.

Ользан, который с утра пребывал в постоянном напряжении, почувствовал, что оно оставляет его. Глоток-другой горячего чая окончательно вернул его в состояние равновесия, и предстоящие события — какими бы они ни были — уже не казались невероятно опасными и заранее безнадёжными.

— Что дальше? — спросил он, наблюдая, как Коллаис спокойно читает книгу. Художественная литература была редкостью; то, что вызывало большой интерес у читателей, было, как правило, путевыми заметками, сборниками легенд и преданий, историческими хрониками. Впрочем, последние, подумал художник, не всегда отличались от чистого вымысла. Девушка была совершенно спокойна, словно они прибыли, чтобы навестить их старую матушку — и ничего более.

— Дальше всё просто, — Бревин дожевал свой кусок и посмотрел на Ользана. — Мы проникаем в замок — вы с Лаис с одного входа, я — с другого.

— Разве нам стоит разделяться? — нахмурился Ользан. — Жезл-то один.

— И я, и Лаис знаем наши замки как свои пять пальцев. Если мы и встретимся с кем-нибудь, то разве что со стражей. Да и то вряд ли. Я смотрел, кто покидает замок — вряд ли там сейчас больше, чем дюжина стражников. Ни мне, ни Коллаис не составит большого труда усыпить их. А в крайнем случае, — он поднял руку с браслетом, — я подаю вам сигнал об опасности и вы меня заберёте. На, кстати, — и он протянул художнику жезл. У того светилось полтора витка спирали. Что-то около двенадцати перемещений, прикинул Ользан.

— У меня всё равно некоторое предубеждение против того, чтобы разделяться, — покачал головой Ользан. — Ну да ладно. Если вы оба не видите в этом опасности, пусть будет так. Что потом?

— Потом мы отправляемся во дворец в Шантре и ловим нашего дядюшку. А там по обстоятельствам. Если потребуется, похитим. Там нам надо держаться вместе, это уж точно. В Крепости слишком много тайных ходов и там поодиночке пропасть ничего не стоит.

— А если из Вайдежа сообщат о вашем визите?

— Как? Голубь прилетит самое меньшее через час. Мы же будем там мгновенно. Притом, ночью.

— Ну хорошо, — Ользан вытянулся на скамье — благо, та была длинной и места хватило бы всем. — Разбудите меня, когда будет нужно.

* * *

Когда его разбудили, ночь только-только вступила в свои права.

Шантирцы старались скрыть: Бревин — нетерпение, Коллаис — тревогу.

— Мы пойдём туда пешком? — спросил Ользан шёпотом. — Может быть, проще сразу переместиться в нужную комнату?

— Нет, — Бревин покачал головой. — Не проще. Мы не знаем, что там и как. Прямо к маме мы переместимся, только если не останется другого выхода. Сейчас же мы перемещаемся к одному из спусков в подземный ход, а дальше сам увидишь. Дай-ка жезл на минутку…

Через какой-то миг они стояли в тоннеле, которым пользовались, судя по виду и запаху, не очень часто.

— Свинарник, — поморщилась девушка. — Отвыкла я от родных мест… Как-то очень быстро отвыкла. Ну, пошли.

Спустя несколько сотен шагов проход действительно раздвоился. Бревин избрал левый, Коллаис — правый. Иногда из глубин браслета доносилось лёгкое постукивание — удары ногтем по нему были почти неслышны для всех остальных — в знак того, что всё нормально. Систему знаков друзья придумали и заучили заранее.

Жезл висел на поясе у Ользана, под толстой курткой. Прятать его в кошелёк было опасно: могло не остаться времени вынуть его. Спустя ещё десяток шагов Коллаис с Ользаном добрались до массивной каменной плиты, что перекрывала им вход. Девушка молча поглядела на Ользана и прижала палец к губам. Затем постучала по браслету пять раз подряд. Что означало — до повторного сигнала никаких сообщений. Тут же донёсся ответный стук — всё понял.

Коллаис надавила на скрытую в стене панель и плита повернулась — едва-едва, чтобы можно было протиснуться внутрь.

— Кого там демоны носят? — послышался сонный голос и Коллаис, не говоря ни слова, протиснулась в щель.

* * *

Всё шло как-то слишком просто. Первый стражник лишь разинул глаза, увидев свою давно мёртвую госпожу. Три пальца, сложенных щепотью, коснулись его лба и он погрузился в глубокий сон. Ользану оставалось только подхватить его и аккуратно уложить.

То же было и со вторым стражем, и с прочими. Один лишь раз Ользан случайно толкнул плечом алебарду и пережил несколько страшных секунд, представляя себе, как на грохот сбегается вся армия Шантира. Но каким-то чудом алебарда осталась на месте и более не двигалась.

— Аккуратнее, — негодующе шепнула Коллаис ему в ухо.

Вскоре пошли богатые, изящно убранные коридоры и комнаты. Никакой прислуги, никаких стражей, чистота и порядок.

— Мы уже близко, — шепнула Коллаис и осторожно приоткрыла массивную дверь с золотой ручкой.

За ней воздух был насыщен густым запахом горящих благовонных составов, дышать им было, в общем-то, неприятно. Коллаис поманила рукой Ользана, и тот вошёл.

Комната была большой; в одном углу была аккуратно убранная кровать, сама поперечником с неплохую комнату. А рядом с ней, утопая в пышном кресле, укрытая пледом, дремала пожилая женщина.

На вид ей было лет сто — хотя, как Ользан знал, ей было от силы сорок пять.

— Мама, — прошептала девушка и голос её дрогнул. Она нервно постучала пять раз по браслету и тихонько шепнула в него: — Риви, мы нашли маму. Поторопись, с ней совсем плохо.

* * *

Бревину в каком-то смысле повезло.

Ему попался здешний казначей — человек суеверный и с богатым воображением. Когда он увидел спокойно вошедшего Бревина, который молча запер дверь и уселся напротив, казначей только и смог, что беззвучно открыть и закрыть рот.

— Ты прав, — невесело усмехнулся шантирец. — Я призрак. Ты сейчас же расскажешь мне, что случилось с другими моими родственниками, не то свою месть я начну с тебя.

Бедному казначею в голову не могло прийти, что может быть что-то хуже дотошной ревизии из столицы. Ему, перепуганному насмерть и тем, что он видел в замке, и тем, о чём только слышал, и впрямь показалось, что покойный наследник не отбрасывает тени, и что от него тянет холодом могилы.

Захлёбываясь словами, казначей быстро изложил всё, что знал и не успел заметить, как призрак тихонько прочёл заклинание и погрузил его в тяжёлый сон без сновидений. Сообщение от Коллаис застало его, когда он просматривал журналы и учётные книги. Там было много интересного, чего он никогда бы не узнал «при жизни»…

Казначей, очнувшись, увидел оставленную призраком записку, в которой тот советовал вернуть всё, что успел похитить у хозяев и убираться подальше. К слову сказать, именно так казначей и поступил. И никогда более не засиживался за рабочим местом допоздна.

* * *

Коллаис долго беседовала с матерью, встав у кресла на колени. Когда она подошла к Ользану, ожидающему её у двери, вид у неё был — хуже некуда. Видно было, что слёзы она сдерживает только нечеловеческим напряжением сил.

— Она не доживёт до рассвета, — Губы её дрожали. — Она надеялась, что сможет увидеть меня, прежде чем умрёт — и теперь ей незачем больше жить. Я так и не поняла, верит ли она в то, что я жива или же считает, что я — видение.

Они стояли ещё несколько секунд, глядя друг другу в глаза, и когда девушка тихонько спросила Ольазана, тот, подумав, кивнул. Подойдя к креслу, он преклонил колено и, повинуясь знаку Коллаис, осторожно поднял и поднёс к губам сухое, холодное запястье бывшей княгини Шантира. Её рука погладила его по голове — то было почти неосязаемое прикосновение — и губы, отвыкшие улыбаться, вновь улыбнулись во второй раз за последние несколько лет.

…Когда Бревин тихонько вошёл через ту же дверь, глаза его матери уже закрылись навсегда. Сестра стояла возле кресла на коленях, и молча прижималась щекой к морщинистым рукам, что безвольно лежали поверх пледа.

Шантирец хотел было подойти к сестре, но Ользан удержал его. Так они стояли довольно долго.

* * *

В конце концов Коллаис встала и вернулась к двери. Пока Бревин прощался со своей матерью, Ользан украдкой поглядывал на девушку. Глаза её были сухими, а лицо — мёртвым. Ользан дорого бы дал, чтобы такого не видеть. Только дыхание да тихий мерный стук маятника часов были единственными источниками звука.

Затем откуда-то неподалёку послышались голоса. С Коллаис словно спали чары — лицо неуловимо изменилось, стало оживлённым и исполненным мысли. Лишь глаза оставались невыразительными — безо всякой эмоции. Взглянув на Ользана, она глазами указала на дверь и вышла первой. Юноша последовал за ней.

Голоса немного приблизились. На тревогу это не походило: до смены караула было не менее четверти часа; кроме того, восстановить, куда двигались пришельцы, было бы не так сложно. Хорошо ещё, что в эти комнаты вела только одна дорога…

Хотя, думал Ользан, расстёгивая куртку так, чтобы жезл был всегда под рукой, может, именно это и плохо. Ни из чего не следовало, что люди движутся именно сюда. Коллаис замерла у следующих дверей (комната была чем-то вроде кабинета, обставленного скупо, но со вкусом) и поманила Ользана к себе. Держа оружие наготове, они распахнули двойные двери и вышли в следующий зал.

Зал был велик — до следующей стены было не менее полусотни шагов. Дверь напротив была приоткрыта; голоса раздавались именно оттуда. Со звуком открываемой двери, однако, голоса тут же прекратились и в зал вошёл грузный, широкоплечий мужчина в сильно поношенном походном костюме. Ользан узнал его по описанию — это был Гуннавер, сын Кильорта, барон Ролдана собственной персоной. Неудавшийся супруг Коллаис.

* * *

— Ай да встреча! — воскликнул барон громко и в комнату вошли, выстраиваясь вдоль стен, вооружённые люди. Ничего особенного в них не было, отметил художник. Самый серьёзный противник, с которым им, вероятно, доводилось иметь дело — местные крестьяне, да пленники. Однако вся эта компания, исключая барона, была вооружена арбалетами и издалека могла бы быть крайне опасна. Не менее десятка солдат стояло рядом со своим господином, оценивающе глядя на шантирку. Та отпустила руку Ользана и сделала шаг вперёд. Художник заметил, как вокруг пальцев её рук заструилось едва заметное синее пламя.

— Что ты здесь делаешь, Гуннавер? — спросила она резко. — Моя матушка ни за что бы не пустила тебя в свой дом. Так что тебе здесь нужно?

— Какие мы грубые! — владыка Ролдана тоже сделал шаг навстречу и расставил руки в сторону, словно намереваясь обнять Коллаис. — Тебе не стоило так долго странствовать. Но я рад, что мы, наконец, встретились. Я так скучал по тебе, моя дорогая…

Из двери справа выскочило ещё восемь солдат. Оценив ситуацию, они остались у двери и с ухмылками принялись следить за происходящим.

— На твоём месте я бы немедленно убралась отсюда и позабыла сюда дорогу, — теперь вокруг пальцев девушки вилось уже вполне отчётливое пламя. Ользан оценил количество противников и приготовился хватать Коллаис и испаряться отсюда — в спальню за Бревином — куда-нибудь подальше. Впрочем, шантирка, похоже, разъярилась не на шутку. — Ты старая гнусная похотливая тварь, Гуннавер. После того, что ты сделал с мамой, ты ещё осмеливаешься являться сюда?

— Очень гнусная, — закивал барон головой, сделав ещё один шаг навстречу. — И невероятно похотливая. Но раньше ты была бы баронессой — а это, видишь ли, хоть какое-то возмещение. Теперь же мы с ребятами просто попользуемся тобой. Как уличной девкой.

Солдаты медленно двигались вдоль стен, окружая Ользана и Коллаис. Позади Ользана возник Бревин и потемнел лицом, увидев сцену. При его появлении десяток арбалетов нацелились в его и Ользана сторону.

Коллаис сделала ещё один шаг вперёд и подняла руку, указав ею на довольно улыбающегося барона.

— Тебе, Гуннавер, придётся поискать иных развлечений, — заметила она холодным тоном, от которого вздрогнули и попятились солдаты, медленно смыкавшие своё кольцо. — И я дам тебе украшения, о которых позабыли Предки, когда производили тебя на свет! — С пальцев её стекла холодная молния и обволокла барона на миг синим одеянием.

Барон побледнел, отступил на шаг и вдруг со стоном повалился наземь, прижимая руки к животу. После чего осторожно потрогал голову кончиками пальцев, не веря собственным ощущениям, и взревел нечеловеческим голосом:

— Схватить её! Проклятая колдунья! Хватайте её и расправьтесь с остальными!..

Ользан побледнел — времени хватать Коллаис уже не было; она продолжала надвигаться на медленно отползающего от неё барона, не замечая, что происходит вокруг.

Он зажмурил глаза и сосредоточился.

Свистнули стрелы… но таинственным образом исчезли, растаяли в воздухе. Затем исчезли и сами арбалеты. Некоторым из нападавших этого хватило; однако, двое кинулись к Коллаис, замахиваясь мечами. Видимо, они решили прикончить её во что бы то ни стало.

У одного из них меч бесследно растаял в воздухе и кулак Бревина отправил вояку в беспамятство. Второй только казался фехтовальщиком: Ользан единственный раз взмахнул клинком и обезоружил противника. Тот, однако, отпрыгнул в сторону и потянулся за кинжалом. Это было его последнее движение.

И всё же пять человек окружали их, обступали — надо было быстро заканчивать этот спектакль. Тут же Ользан выяснил, что для вызова таинственной силы вовсе не надо закрывать глаза.

И оказалось, что для того, чтобы полностью обезвредить противников, достаточно было лишить их одежды. С выпученными от ужаса глазами, кое-как прикрываясь руками, остатки баронова отряда бежали.

Коллаис не замечала этого, продолжая приближаться к барону и глядя на него тем остановившимся взглядом, от которого совсем недавно Ользану стало не по себе. Прижавшись к стене, барон уткнулся лицом в колени и заскулил — зрелище и отвратительное, и жалкое. На голове у него постепенно вырастали рога — судя по всему, обещая стать длинными и загнутыми спиралью.

— Мы ещё не закончили разговор, — негромко добавила девушка, и Бревин молча поднял барона на ноги. — Но если ты хоть раз появишься в этих краях без приглашения, одними рогами не обойдёшься.

Спотыкаясь и причитая, барон проследовал за своей храброй дружиной.

* * *

— Тебе не стоило так рисковать, — Бревин, вытирал лоб, морщась от витавшего вокруг смрада. — Он, конечно, мерзавец, но именно поэтому не стоило бы так себя вести.

— А вы на что, хотела бы я знать? — впервые за последний час на лице девушки проступили человеческие эмоции: усталость и отвращение. — Идёмте назад. Надо похоронить её.

— Лаис, нам надо сначала… — Бревин посмотрел в её глаза и подавился остатком фразы. — Хорошо. Идёмте.

— Вот и ссорься теперь с ней, — шепнул он Ользану. Они едва поспевали за девушкой — та почти бежала. — Где, интересно, она всему этому выучилась?..

…Могилу они вырыли под той самой скалой, из щелей которой сегодня утром наблюдали за отбытием войск. Церемония похорон была для Ользана странной и исполненной какого-то жуткого, трудно осознаваемого смысла. Когда все слова были сказаны, песня закончена и земля скрыла останки, Коллаис ещё долго сидела у могилы, глядя куда-то под ноги. Ользан даже стал опасаться за состояние её рассудка.

Когда она выпрямилась, однако, ничего пугающего не было в её лице. Ользан подал ей ладонь, помогая встать на ноги, и подивился, какой холодной оказалась её рука.

— В Шантр, — голос Коллаис был спокойным. — И давай побыстрее, Риви. У меня такое чувство, будто я искупалась в помоях.

XXXVI

Кабинет правителя Шантира был одной из самых больших и роскошно обставленных в Крепости, княжеском дворце, за могучей спиной которого не одно столетие город укрывался от настойчивых завоевателей. Узкое ущелье вело на север, — дорога в Лерей. По другую сторону долины, в которой располагался собственно Шантр, начинался труднопроходимый перевал — дорога на запад. Все прочие пути были подземными и лишь безумец отважился бы странствовать по ним, не имея плана: строились ходы и целые подземные улицы ещё в те времена, когда ни Шантира, ни людей здешние места ещё не знали.

Когда у дальней стены кабинета возникли все трое — уже вооружённые и готовые к бою, выяснилось, что Риндвер Шаальтар, дядя Коллаис и Бревина, нынешний князь Шантира, не очень-то заботился об охране. Он и кто-то ещё склонились над чем-то, разложенным на необъятном дубовом столе у противоположной стены.

Впрочем, когда незваные гости направились к князю и его неизвестному им знакомому, те не спеша повернулись… и Бревин не обнаружил на лице дядюшки того, что он надеялся увидеть: испуга.

— А, вот и они, — протянул, дружелюбно улыбаясь, второй. Все трое тут же узнали его — это был тот самый загадочный посол Шантира в Оннде. Что он тут делает, интересно?

— Вот они и дома, — продолжал посол, пристально глядя в глаза Коллаис. Та вздрогнула от этого взгляда, но глаз не отвела. — Ну хорошо, поговорите со своим родственником — вы ведь для этого пришли? А мы побеседуем позже.

Помахав рукой, посол открыл оказавшуюся скрытой дверцу в углу комнаты и исчез в непроницаемой мгле за ней.

Риндвер повернулся к неожиданным гостям и широко улыбнулся. В правой руке он сжимал небольшой серебряный диск.

* * *

— Ты, вероятно, пришёл сюда вот за этим? — князь указал на висевший на его шее тяжёлый тускло-серый знак — символ власти, носить который имел право только князь. Вновь и вновь Бревин всматривался в лицо своего родственника и не находил ни страха, ни изумления. Неужели он ждал нас? — пронеслась мысль в голове у шантирца. Что он задумал?

— Не только, — Бревин, наконец, обрёл самообладание. — Тебе придётся публично признаться, что ты силой захватил власть. Я уже знаю, что кроме нас с Лаис, никого из нашего рода нет в живых. Ты их вырезал. Ты или твои союзники.

— Они ничего не значили, — пренебрежительно ответил князь, поигрывая диском. — Так же, как и ты, они так держались за идею независимости, словно это была единственная стоящая цель. Наши соседи, и на севере, и на востоке, не пренебрегали ни науками, ни магией — и вскорости сломили бы нас. Так что я спас Шантир — конечно, поступившись кое-чем.

Бревин вновь потемнел и быстрым шагом двинулся к своему дяде, сжимая обнажённый меч. Тот нахмурился и показал ему диск.

— Не торопись, дорогой племянник, — он указал куда-то за спину Бревина. Тот не остановился бы, не услышь испуганный возглас своей сестры.

Из боковых дверей в комнату входили существа, облачённые в лёгкие накидки, похожие на людей — только на людей двух метров ростом, с могучей мускулатурой и гривой волос соломенного цвета. Ользан и Коллаис попятились, не в силах повернуться к новопришедшим спиной. Дюжина существ вошла в комнату — все спокойно разглядывающие посетителей князя — со спокойным вниманием на лицах.

Один Ользан заметил, как что-то блеснуло серебром на шее у внушительных бойцов и спина его взмокла. Там, в подземелье, всего одно такое существо едва не справилось с ними четырьмя… А сейчас все они подчиняются приказам князя. Как же мирацу смогли допустить такое?

— Можно было бы отдать тебе княжеские регалии и оставить одного во дворце, — скучающим тоном произнёс Риндвер. — Но мне жаль времени. За твоей спиной, племянник, стоит доказательство того, что люди становятся влиятельной силой в этом мире. Похоже, что вы уже встречались с подобными тварями, так что не шевелись без моего приказа.

Князь явно наслаждался произведённым впечатлением. Бревин осторожно взглянул себе за спину, ожидая, что с дядюшки станется ударить его тем временем в спину. Но ничего с ним не произошло, и он медленно повернул голову в сторону родственника.

Коллаис и Ользан стояли тем временем шагах в десяти от шантирца. В случае чего, удерём немедленно, холодно подумал художник. Страх перед дюжиной огромных и сказочно быстрых мирацу исчез из его сознания. Он не обращал внимания на князя, что по-прежнему упивался своим могуществом и не принимал во внимание своих противников. Верно, вспомнил вдруг художник, он ведь не видел, как мы возникли. Значит, о жезле не знает ничего… И неожиданный план вспыхнул у него в голове.

— Ну ладно, — князь зевнул. — Сейчас вас отведут в…

Ользан материализовался прямо перед ним.

Взял пальцами серебряный диск.

И вновь испарился, возникнув на прежнем месте. Ользан успел заметить, что ряд новых воинов князя уже пришёл в движение, но он поднял диск и те послушно остановились.

Князь побледнел — но скорее от неожиданности, чем от страха.

— Ловко, — выговорил он. — Ну хорошо. Я оставлю вам всё, чего вы добивались. — Он встал и сделал шаг назад. Бревин следил за дядей краем глаза, поражённый тем, что творилось за его спиной.

Дюжина рук поднялась к дюжине шей.

Хрустнули ошейники, превращаясь просто в смятые кусочки металла.

В дюжине пар глаз появилось выражение — осмысленное, выражение уважения и растерянности. Из обладатели явно не помнили, почему они здесь и что происходит.

— Dulain, — приказал Ользан громко. — Rua neglan, mirangile tohai.

«Бегите», — услышала Коллаис где-то на границе слышимости. — «Не трогайте, пожалуйста, людей».

Двенадцать голов кивнули и некоторое время стояли, глядя в глаза художнику и прижимая руки к груди. Затем взвился и опал вихрь — превращающий двери в разлетающиеся куски дерева и камня — и в комнате осталось только пятеро людей.

* * *

— Не двигайся, дядя, — мрачно предупредил Бревин, сжимая в руке кинжал. — Не заставляй меня бить в спину. Ты проиграл.

— Я так не думаю, — возразил князь, стоявший уже совсем близко к скрытой двери. — Одевай этот кусок железа, дорогой мой, и считай себя князем. Шантир теперь — провинция Империи Лерей. Вся наша армия уже в пути, показывает новую силу, что теперь подчиняется людям. Твоё княжение не будет слишком долгим. Прощай.

— Стой! — рявкнул Бревин, когда князь сделал шаг в сторону двери. Ользан протянул было руку в сторону князя, сосредотачиваясь, но неожиданно холодок пробежал по его спине. И он не осмелился ничего сделать.

— Будь ты проклят, — кинжал с хрустом вонзился в шею князя, стоявшего уже на пороге. Тот повернулся, и… рассмеялся. Извлёк из шеи оружие и швырнул его обратно. Рана на шее тут же затянулась.

Дверь захлопнулась и её контуры пропали.

— Портал! — воскликнул художник. — По-моему, самое умное сейчас — это бежать.

— И он тоже, — ошарашенно проговорил шантирец, у которого перед глазами до сих пор было видение стремительно затягивающейся раны. — Что же здесь происходит, скажите мне?

— Не знаю, — послышался из-за спины знакомый голос. — Но я полностью согласен с Олли. Надо поскорее убираться отсюда.

* * *

— Унэн! — воскликнули все трое. Монах кивнул, но, вопреки обыкновению, не улыбался. Напротив, был молчалив и сосредоточен.

Ользан ощутил, как туман заполняет комнату. Жар охватывал его. Что-то могло случиться с минуты на минуту. Что же именно? Он пытался вспомнить, когда в последний раз ощущал такое.

— Как ты сюда попал? — с любопытством спросила Коллаис.

— Ногами, — ответил тот коротко. — Послушайте, у меня очень нехорошие предчувствия. Собственно, потому-то я и здесь.

— Ну, положим, кое-чего мы достигли, — заметил Бревин, вкладывая меч в ножны. Взгляд его упал на оставленный княжеский знак. — Я, конечно, ожидал другого… но мы, в конце концов, дома.

Ользан вздрогнул. Слова падали, словно хрустальные шары на каменный пол. Словно ключи, они отомкнули прежде закрытую дверь в глубине его сознания и, к своему ужасу, художник понял, что должно случиться.

И вспомнил, когда подобный жар накатывал на него. Тогда, в трактире, когда одно только неосторожное слово, сказанное шантирцем сестре, могло бы спустить проклятие, что висело над ней, как каменная скала на тонком волоске.

И, как и в тот раз, нельзя было говорить о том, что спускает с цепи готовящуюся напасть силу. Это означало бы куда худшие последствия.

Сквозь туман, Ользан услышал Унэна:

— Риви, не торопился бы ты…

И Бревина:

— Но это я точно заберу…

Рука шантирца сомкнулась на цепи, прикреплённой к знаку, и бездна разверзлась над головой у художника.

Чёрное покрывало окутало всех находившихся в комнате. Он лихорадочно перебирал возможные последствия — того, что могло бы случиться с ними, и осознавал, что не успеет. Тень скользнула мимо него, не угадавшего её намерений.

Бревин обернулся и глаза его расширились.

Коллаис сгибалась, опускалась на четвереньки, зыбкими стали её очертания. Новый, рычащий звук сорвался с её губ.

Одежды её упали на пол.

Что-то стремительно выскользнуло из-под них и замерло, глядя на оцепеневшего Бревина и подёргивая хвостом.

Крупная кошка, с полосатой спиной, с невероятно мощными мускулами, перекатывавшимися под лоснящейся шкурой. Ещё не опомнившись от своего видения, художник увидел, как кошка стремительно подобралась и взвилась в воздух, целясь выставленными когтями в того, кто не так давно был её братом.

Ользан заметил, что монах замахнулся, готовясь метнуть что-то в сторону кошки.

— Нет! — хотел крикнуть он, но только хрип сорвался с его губ.

И время возобновило свой прежний бег.

* * *

Первая верёвка опутала хищницу в воздухе и это спасло шантирцу жизнь. Кошка рухнула совсем рядом с ним, всё ещё не пришедшим в себя и, раскрыв пасть, издала угрожающий вопль. Верёвка треснула, распадаясь на части, но вновь и вновь бросал монах «живые» мотки и вскоре прочно спеленал то, во что превратилась Коллаис.

Ользан подошёл к кошке на негнущихся ногах и заглянул ей в глаза. Ничего человеческого там не оставалось. Всё, что он там увидел — это точное понимание того, что она с ними сделает, если высвободится. Бревин опустился на пол, закрыв лицо руками.

— Я не хотел, — глухо проговорил он. — Я не знал, что так случится.

Ользан срезал с кошки клочок шерсти и обернулся к Бревину. Затем ощутил, что туман всё ещё присутствует в комнате, то рассеиваясь, то проявляясь. Он схватил шантирца за плечо и рывком поставил на ноги.

— На, — вручил он ему жезл, уже не заботясь о том, что могло бы случиться. — Унеси её отсюда. В безопасное место. Молчи! — крикнул он, видя, что Бревин пытается что-то вымолвить. — Молчи и ничего больше не трогай!

Некоторое время из звуков в комнате раздавалось лишь шипение, перемежавшееся с рычанием.

— Унеси её, — глаза Ользана неожиданно стали пустыми и чёрными. Возможно, именно это вывело шантирца из столбняка. — Подальше отсюда.

После чего отвернулся, шатаясь, подошёл к тому месту, где стояла девушка и упал, уткнувшись лицом в груду вещей.

* * *

Бревин некоторое время размышлял, затем присел рядом с кошкой (тщетно пытавшейся укусить его) и исчез вместе с ней.

Монах постоял над распростёртым на полу Ользаном и покачал головой. Я так и думал, что беды не миновать, подумал он. Впрочем, никто не сказал, что они избежали остальных опасностей. Унэн соединил руки, сосредоточился… и очень удивился. Судя по его ощущениям, замок был пуст. Не считая,конечно, мелкой живности.

Он вихрем промчался по ближайшим комнатам и вскоре вернулся. Осторожно присел рядом с безмолвно лежащим Ользаном и тихо сказал:

— Гарнизон поднят по тревоге, Олли. Пора уходить. Так ты всё равно ей не поможешь.

Художник поднял голову и монах увидел, что он постарел лет на десять. Глаза его по-прежнему оставались пустыми и жуткими — словно с пола поднималось воплощение мщения, собравшееяся в поход.

— Надо уходить, — повторил монах и Ользан молча собрал и спрятал всё, что некогда принадлежало Коллаис. Молча шли они по пустынным и мрачным комнатам и Унэн держался поодаль от Ользана — исходившая от того сила пугала как своей мощью, так и возможностями.

Они дошли до лестницы, что спускалась к главному входу и тут же в замок принялись вбегать вооружённые воины. Не кое-как обученный сброд, с которым явился барон Ролдана, но лучшие из лучших. Четверо из них выбежали к лестнице и, заметив две спускающиеся фигурки, махнули кому-то за своей спиной.

— Хватайте их! — загремел чей-то голос. — Остановите их любой ценой!

— Опять, — вздохнул Унэн и в каждой руке его появилось по звезде. — Ну что же, Олли — начали. Только умоляю, не срывай на них свой гнев.

* * *

Не торопясь спускались двое по лестнице.

Лучники успели прицелиться. Четыре кованых жала смотрели сейчас в грудь незваным гостям. Капитан приказал им остановиться — те продолжали спускаться, ничем не ответив на приказ. Капитан коротко выкрикнул команду и взмахнул рукой.

Стрелы взвились в воздух… и две сверкающих искры встретили их в полёте. Кучкой пыли осыпались стрелы на ступени.

Вновь музыкально пропели тетивы, но на этот раз стрелы попросту исчезли. Тут же на головой стражи что-то треснуло и те вовремя отпрыгнули: огромный кусок дверного проёма едва не проломил головы трём-четырём из них.

— Сети! — крикнул капитан, жестом велев отступать. — Огонь! Не упускать их из виду!

Спокойно спускались двое по ступеням, приближаясь к огромным створкам, что вели наружу, в пасмурную темноту. Стрелы вновь и вновь отправлялись в полёт, но так и могли попасть в цель. Четверо лучников прицелились в них, стоя на опускающемся мосту, но камни посыпались в ров под их ногами и те едва успели вцепиться в казавшийся прочным и надёжным камень. Противники прошествовали мимо — не обращая на солдат внимания, словно были неуязвимыми.

Казалось, что сама земля содрогается под их ногами. На всех окрестных сторожевых башнях было заметно движение, но никто не осмеливался приблизиться к врагу вплотную.

* * *

Возле Киннера, в сорока пяти километрах от города находится один из крупнейших зоосадов Ралиона. Единственный из тех, кто к моменту появления у его дверей шантирца с тяжёлой кошкой за плечами содержал зверей не в тесных клетках, на скудном пайке и в крайне тяжёлых условиях, а в просторных вольерах, в которых отчасти создавались их родные условия.

Ещё ребёнком Бревину понравился зоосад и когда предоставлялась возможность, он отправлялся на одном из кораблей, принадлежавших Шантиру, в сторону Киннера. Прежний князь Шантира немало помог зоосаду, добывая для него новые экспонаты, и Бревин искренне надеялся, что их имя здесь ещё не забыто.

Небо над зоосадом только-только начинало светлеть и Бревин подумал, что ему ещё предстоит вернуться в ночь. Очень длинную, утомительно длинную ночь.

Дверь открылась и на пороге появился сонный человек, преклонного возраста. За его спиной стоял другой, помоложе.

— Шаальтар, — недоверчиво произнёс глава семейства Огдельн. — Бревин Шаальтар! Вот так гость… Заходи, заходи, мальчик мой. Что стряслось?

— Достопочтенный Наорн, — вспомнил Бревин имя старика. — У меня к вам, к сожалению, неотложное дело. Позвольте показать…

Старик вышел из дому и подошёл к кустам, возле которых лежала стянутая по всем лапам кошка. Увидев старика, она обнажила зубы и прищурила глаза.

— Какая красавица! — восхищённо воскликнул старик. — Рильге, бегом сюда! Смотри, что нам привезли!

— Карликовый тигр, — определил его сын моментально. — Взрослая самка, и в таком прекрасном состоянии. Откуда она у вас, Бревин? Они теперь — большая редкость!..

— Мне нужно, чтобы вы присмотрели за ней, — ответил шантирец и Огдельн-старший отметил, что юноше явно не по себе. Глаза его лихорадочно блестели. — Вы лучшие из лучших, кого я знаю. Мне она нужна живой и здоровой.

Бревин помог Огдельну-младшему перенести тигрицу во временную клетку — прочное сооружение, собранное из прутьев в два пальца толщиной. Едва клетка была надёжно заперта, верёвки моментально размотались и, одна за одной, повисли на протянутой руке шантирца.

Кошка прыгнула к решётке и замахнулась на Бревина лапой. Тот отскочил подальше. Из клетки донеслось недовольное рычание.

— Вот вам за хлопоты, — всё с тем же отсутствующим взглядом Бревин высыпал в ладони старика горсть драгоценных камней и прочих сокровищ. Тот застыл, ошарашенно глядя на сверкающее великолепие. Бревин ничего не замечал, глаза его блуждали повсюду.

— Как её зовут? — осведомился Рильге, с завистью глядя на верёвки. — Какое отличное снаряжение… Просто и удобно…

— Лаис, — отозвался Бревин и взглянул в глаза старику. — Я не знаю, когда заберу её. Может быть, скоро. Но появляться буду часто.

— Папа, — Рильге довольно улыбался. — У нас ведь для неё есть отличная пара! Манарс!

— Что? — Бревин вздрогнул, словно ужаленный.

— У нас есть самец карликового тигра, — охотно пояснил Огдельн-младший. — Великолепный экземпляр. Но мы уже три года не могли подыскать ему пару. Не беспокойтесь — она у вас в полном порядке. У них будет отличное потомство.

Огдельн-старший никогда не видел, чтобы человек мог так посереть. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бревин опомнился.

— Если тебе удастся получить от неё потомство, — произнёс он медленно, — то следующий приплод от этого великолепного экземпляра я получу лично от тебя.

И пошёл прочь, не оглядываясь.

— Здесь же хватит, чтобы пару лет содержать весь наш зоосад, — прошептал Рильге, всё ещё перепуганный. — Что с ним стряслось? Он совершенно не в себе!

Старик покачал головой.

— Сдаётся мне, это не просто кошка, — покачал он головой. — А у Бревина, должно быть, большие неприятности. Ну да ладно. Иди, займись тигрицей — и ради всех богов, забудь о приплоде. Он ведь не шутил.

— Я это сразу понял, — кивнул его сын. У него тоже было хорошее воображение.

* * *

Ользан брёл по дороге, что вела в Шантр и монах понял, что никогда он ещё так не пугался.

С ближайших сторожевых башен на них попытались вылить жидкий огонь — жуткое, но очень эффективное оружие. Однако, прежде чем пылающий состав потёк по трубкам и желобам вниз, худощавый противник взглянул в сторону башни — и одна из четырёх ног-подпорок бесследно исчезла. За ней во тьме исчезла и башня — разваливаясь на лету, она осыпалась на горный склон грудой камня. Вспыхнуло пламя и мотыльками заметались по объятому реками огня склону те, кто смог выбраться из-под обломков.

А Ользан всё шёл и шёл. За его спиной рушились башни, падали стены и осыпались кусками крошева оборонительные сооружения. Внушительный отряд конницы выехал им навстречу, но тут земля вздрогнула под ногами и широкая трещина разверзлась прямо посреди дороги. Лавиной посыпались камни. К счастью для всадников, никто не пострадал.

Сам же художник не осознавал, что он всё это делает. Он шёл, погружённый в засасывающий и обессиливающий омут, имя которому было отчаяние.

Сквозь пелену в ушах и туман перед глазами он услышал, как позади него прозвучал голос:

— Держи его, Унэн. Не то он тут камня на камне не оставит.

* * *

— Что он? — спросил Бревин час спустя. Шантр был за горой; они отыскали небольшую площадку, укрытую от посторонних глаз и решили остаться там. С большим трудом Унэн уговорил Ользана поесть и тот, молча закончив трапезу, уселся на небольшом холмике и замер, скрестив ноги, сжимая в ладони клочок шерсти.

Монах пожал плечами.

— Сидит. Думает. Ищет выход.

Последовала долгая пауза.

— Какая длинная ночь, — заметил Бревин. — Мне кажется, что мы здесь уже неделю. Столько всего… Кстати, если это — проклятие, то разве нельзя просто снять его? Я понимаю, это нелегко, но ведь возможно?

— Возможно, — монах уселся у костра и морщины, наконец, оставили его лоб. — Только есть одна трудность. Если проклятие обратило человека в животное, то отменить заклинание — значит, создать нового человека. Полностью уничтожив прежнего. Понимаешь? Похожего на прежнего, может быть, отчасти с памятью прежнего — но другого.

— И нет другого выхода? — тихо спросил шантирец.

— Насколько мне известно — нет.

— На что же он надеется?

— Риви, отучайся задавать глупые вопросы. На чудо. На что ещё ему можно надеяться?

Шантирец горестно кивнул и уселся рядом.

Добавить было нечего — всё читалось на его лице.

* * *

Ользан вынырнул из затягивающего омута, но как ни пытался придумать выход, не мог этого сделать. Жезл лежал рядом, на траве, совершенно разряженный. Да если бы и был он заряжен… Художник осознавал, что не в состоянии вызвать в памяти внешний вид «посла» — а без этого жезл был бесполезен.

И время уходило с каждой минутой. Он не знал, что может случиться — но вскорости ему надеяться будет уже не на что.

Ользан вздохнул, и прочёл несколько раз Мантру Сосредоточения. Затем, поколебавшись лишь миг, принялся раз за разом произносить ту фразу, что некогда прочёл на обрывке книги, рядом со строками о семи цветах.

Будь что будет.

* * *

Бревин первым заметил, что стало светлее и вскочил на ноги. Ользана, сидящего на холме, окутывал светящийся ореол — словно сам художник разогрелся так, что начал светиться.

— Унэн! — крикнул Бревин и монах, оглянувшись, пустился следом.

Когда они подбежали к холмику, невозможно было смотреть в сторону Ользана без боли в глазах. Трава, однако, не сгорала вокруг художника — наоборот, она на глазах росла, наливалась цветом, становилась всё гуще.

Неожиданно спираль на жезле, виток за витком, начала наливаться свечением. Унэн первым сообразил, что это означает. Он схватил горячий, обжигающий жезл и что было силы толкнул шантирца в грудь.

— Ложись! — крикнул он.

Над Ользаном возник ярко-белый вихрь. Схожий с тем, что им уже доводилось увидеть. Через мгновение очертания человека, сидящего под вихрем, расплылись, потекли, втянулись внутрь воронки. Вихрь рывком поднялся вверх и, растёкшись в вышине сложным геометрическим узором, исчез с оглушительным хлопком.

Только спустя несколько минут у Бревина с Унэном перестали плясать перед глазами чёрные пятна.

Холм, на котором был Ользан, густо порос травой. Более того, там успела появиться, вырасти и зацвести небольшая дикая яблоня.

— Откуда здесь взяться яблоне? — недоумевал шантирец. — Не может этого быть!

— Я-то думал, что ты уже ничему не удивишься, — заметил Унэн, глядя на жезл. Все витки спирали ярко и ровно светились. — Однако, — покачал он головой. — Не хотел бы я встать у него поперёк дороги…

— И что мы теперь будем делать? — требовательно спросил Бревин.

Унэн долго молчал, глядя в небеса.

— Ждать, — было ответом. — То, что случится, от нас уже не зависит.

XXXVII

Ользан осознал, что стоит где-то посреди необъятного лабиринта — со стенами из мрака, покрытыми отваливающейся, переливающейся многими цветами тканью.

Только в этот раз это был не сон. Впрочем, откуда знать? То, что произошло за последние несколько часов, больше всего походило на сон. Причём, на сон кошмарный.

Куда теперь? Пол был испещрён надписями. Они тянулись пунктиром в разные стороны; многочисленные повороты виднелись повсюду — полумрак был жутковатым, неверным, скрывающим всё, кроме отдельных очертаний.

Он прислушался. Где-то капала вода. Иногда ему чудились звуки, напоминавшие лёгкий вздох; изредка до ушей доносилось странное поскрипывание. Неуютное место. Если это вообще можно было называть местом.

Ользан двинулся в сторону, в которую некогда пошёл во сне. Как и во сне, вскоре у стен стали появляться полки. Они уходили на недосягаемую высоту и все были уставлены книгами. Сняв одну, Ользан не смог прочесть ни строчки: буквы становились невидимыми там, куда падал его взгляд. Из щелей между книг потянуло ледяным холодом.

Дорога становилась всё уже. В конце концов, когда перемещение давалось лишь с большим трудом, очертания двери показались впереди. Странная это была дверь — она словно бы висела в пустом пространстве, и всё же тьма над ней была непроницаема, как камень.

Он знал, что увидит за дверью.

И открыл её.

Ользан долго всматривался в своё собственное, распадающееся и обезображенное лицо и подумал, что каждый шаг его был в чём-то смертью. Становясь лучше, человек хоронит того себя, что был хуже. Взрослея, погребает свою молодость. Приобретая новое, теряет того, кто этого не имел.

Или не теряет?

В тот раз он кинулся было на труп, но тот становился сильнее с каждым ударом — и он, во сне, бежал. Сейчас же, глядя с состраданием на останки, оживлённые неведомой силой, Ользан ощутил только усталость.

И не пошевелился, когда скрюченные руки опустились ему на горло.

Впрочем, ему показалось, что опустились. Ибо стоило покойнику шагнуть вперёд, как выглядеть он стал гораздо лучше. Шаг вперёд — и Ользан стоял нос к носу с самим собой. Выражение лица двойника было ему знакомым… где-то он его видел. Неожиданно двойник в ужасе вскрикнул и опрометью бросился бежать.

Захлопнув дверь.

Не с той стороны, с которой ей полагалось захлопнуться.

Ользан ощутил, что понимание подходит к нему. Обернувшись, он увидел узкую лестницу, вздымавшуюся куда-то вверх — и едва заметное пятнышко света высоко вверху.

Последний раз обернувшись на закрытую дверь, он начал восхождение.

* * *

— Войска, — сообщил Бревин, отлучившись на минуту. — Идут с севера. Дядя, судя по всему, не лгал. Видать, искать нас будут. И ещё: мне показалось, что я заметил среди них этих… в ошейниках…

— Мирацу, — подсказал монах.

— Их самых. И ещё какая-то нечисть, — юношу передёрнуло. — Если бы я знал, что всё так кончится…

Монах опустил голову, не ответив.

* * *

Прошли века, прежде чем крупица света выросла, приблизилась и превратилась в окно. Висящее в пространстве. Ользан заглянул внутрь и вновь поразился.

То, что виднелось позади окна, находилось, несомненно, где-то глубоко под землёй. Если, конечно, вообще где-то находилось.

Это был вытесанный в толще камня зал, высокий и мрачный. Множество дверей было в стенах; у дальней стены было возвышение. Алтарь? Трибуна? Трудно было судить. Две человеческие фигуры стояли у возвышения, обсуждая что-то. Звуки не доходили до Ользана.

Затем один из них оглянулся и юноша узнал его. Вновь холодок пробежал внутри его груди. Это был Рид, привратник, что некогда вонзил стилет ему в грудь. Снова живой.

Юноша шагнул вперёд и, оглянувшись, понял, что обратного пути нет. Позади была глухая стена.

Пахло здесь пылью и ещё… грозой. Странный запах, необычный для такого места.

Едва он сделал первый шаг, оба человека обернулись в его сторону и замолчали, пристально разглядывая пришельца.

* * *

Вторым оказался «посол» Шантира. Он довольно улыбался, и всем своим видом показывал, как доволен он этой встречей.

— Вот мы и встретились, — объявил он и отошёл в сторону. Предмет, похожий на огромный, с голову величиной алмаз, лежал на возвышении, мерцая всеми цветами радуги. У него была слегка каплевидная форма.

— Сколько же раз тебя придётся убивать? — сухо спросил Ользан у привратника и тот довольно засмеялся.

— Тебе надоест, приятель… И потом, ты ведь пришёл принять наши условия?

— Условия? — эхом отозвался художник.

— Условия, — кивнул «посол». — Нам нужен ты, а тебе нужна твоя возлюбленная. Разве это не достойный обмен?

Ользан медленно продолжал приближаться, положив руку на рукоять меча.

— Оставь это, — снисходительно посоветовал высокий «посол». — Здесь тебе это не поможет. Кроме того, выйти отсюда непросто. Ты смог войти — и, следовательно, представляешь собой огромную ценность. Присоединяйся к нам, и твои несчастья закончатся.

Художник подошёл вплотную к двум остальным и уставился на огромный «алмаз».

— Присоединиться? К кому же?

— Ты уже почти догадался. Мы хотим поставить людей на ноги. Поднять их с колен. Сделать их силой, с которой придётся считаться.

— Проводя на них эксперименты?

— Они не имеют значения, — «посол» нетерпеливо взмахнул рукой. — Их воспитали быть серостью, стадом, ничем ни от кого не отличаться. Таких можно приносить в жертву — чтобы стало лучше другим.

— Себя в жертву, конечно же, приносить не стоит?

— Отчего же? — удивился «посол». — Если потребуется, я пожертвую собственной жизнью. Ни минуты не колеблясь.

Ользан понял, что тот искренен и ему стало страшно. Впервые за эту ночь.

— Ты прислал мне три конверта, — произнёс художник неожиданно для себя и его собеседник довольно кивнул.

— Угадал. Если бы ты оказался настолько глуп, что вскрыл бы их, это означало бы, что я ошибся в тебе.

Ользан молчал, не отводя взгляда.

— Смотри, — «посол» указал в сторону сверкающего камня. — Вот наше величайшее достижение за последние полсотни лет. По крупицам мы собирали знания, что тщательно скрывались от людей. Это — средоточие той магии, которую мы постепенно отберём у остального мира. Помимо прочего, он дарует бессмертие. Подумай сам, разве это тебя не привлекает?

— Что же вам от меня нужно? — спросил Ользан после долгого молчания.

— Согласия. Оказывать нам услуги. Когда и если мы попросим. Ничего более. Тебя интересует твой приятель, князь-неудачник? Пожалуйста. Княжество вернётся к нему. Мы на многое готовы ради твоих талантов.

«Посол» прикоснулся к камню.

— Твои способности сделают людей ещё сильнее, — произнёс он. — Сделай выбор.

Ользан обнажил меч.

— Что, если я откажусь?

«Посол» усмехнулся.

— Тогда ты останешься здесь навсегда. А твоя любимая так и останется кучкой праха.

«Он не знает, что с ней стало?» — поразился Ользан.

Он замахнулся и попытался обрушить клинок на холодно мерцающий камень.

Страшная боль пронзила его кисть и меч упал на пол. Ользан согнулся пополам, вскрикнул и попытался пошевелить пальцами. Они повиновались с большим трудом; боль терзала руку, словно ту варили в кипятке.

Скрипнув зубами, Ользан протянул руку к камню и приказал ему исчезнуть. Тяжёлый молот обрушился на его голову, наполняя всё тело жгучей, скручивающей его в клубок болью. Чёрная пелена повисла перед глазами. Он упал на колени, пытаясь вдохнуть воздух, а вдыхал раскалённые угли.

«Посол» и привратник весело смеялись.

— Бесполезно сопротивляться, — «посол» назидательно погрозил пальцем. Ользану стоял на четвереньках, судорожно глотая воздух. — Мы следили за вами. Камень знает обо всём оружии, что ты употреблял. Ты не сможешь причинить ему вреда. Вставай и найди в себе мужество сдаться.

Ользан долго сидел, прижимая руки к груди.

Затем встал и холодно посмотрел на улыбающегося «посла». Поднял руки перед собой. В них появилась собранная из кусочков стекла овальная пластинка. На лицевой её стороне было изображение большого огранённого камня — всего несколько штрихов.

Юноша повернулся к камню и с силой потянул пластинку за противоположные концы.

— Стой! — бросился к нему «посол», в глазах которого появился сумасшедший испуг.

С пронзительным звоном пластинка рассыпалась на части.

Камень лопнул пополам. Гул прошёл под сводами зала. Каждая половинка камня вновь треснула надвое… и ещё, и ещё. Жалобный звук пронёсся и замер над их головами.

Привратник рухнул, осыпавшись грудой мраморных осколков.

«Посол» смотрел на случившееся, не веря своим глазам.

— Ты сошёл с ума… — шепнул он. — Из-за какой-то женщины?! Да их у тебя была бы сотня! Тысяча! Ты погубил все наши усилия — из-за чего?!

Ользан надвигался на него, занося меч для удара.

«Посол» лихорадочно ощупывал себя и не находил оружия.

— Ну ладно, — он криво усмехнулся. — Мы начнём ещё раз. И в следующий раз будем аккуратнее. Тебе всё равно не уйти!

Вдалеке послышался низкий басовый звук и в воздухе возник портал. «Посол» оглянулся, увидел Ворота и кинулся в них со всех ног.

Ользан за его спиной поднял руку и указал ею на портал.

Тот исчез, когда «посол» вбегал внутрь.

Оставшаяся половина его тела сделала несколько шагов, прежде чем упасть.

Тут же портал возник вновь. Ользан всмотрелся в его глубины и ощутил чей-то пристальный, настороженный взгляд.

— Выходи! — крикнул он. — Кто бы ты ни был — выходи!

Ответа не последовало. Прошло несколько томительных секунд и портал вновь закрылся.

Позади послышался другой звук, не менее музыкальный. Ользан оглянулся. Там, где лежал рассыпавшийся на мельчайшие пылинки камень, клубилось облако. Оно росло, становясь всё шире… выросло в огромную, вращающуюся воронку и начало постепенно уменьшаться.

У Ользана оставалось несколько мгновений. Он разбежался, и нырнул в сужающийся вихрь. Падение было необычным — что-то подхватило его и после бесконечно долгого спуска во тьме осторожно поставило на ноги.

И тьма рассеялась.

* * *

В этот же момент почва вздрогнула под ногами Бревина и Унэна; мигом позже столб пламени поднялся над тем местом, где находился Шантр. Толчки ещё несколько секунд потрясали землю и прекратились.

— Что происходит? — вскочил Бревин.

Монах прислушался к своим ощущениям.

— Не знаю точно, — заключил он, — но, по-моему, ничего хорошего.

Он указал на лежавший рядом светящийся шар, при свете которого они только что читали. На их глазах свечение шара начало тускнеть. Спустя несколько минут он стал угольно-чёрным.

— Ничего хорошего, — эхом отозвался шантирец.

* * *

Смятение охватило армию Шантира, что успела отойти совсем недалеко. Молчаливые, не одевавшие доспехов новые бойцы, справиться с каждым из которых не могла и сотня пеших солдат, один за другим вскакивали на ноги, срывали что-то с себя и исчезали в ночи. Тщетно командиры отрядов взывали к небольшим серебряным дискам, при помощи которых привыкли повелевать наводящими ужас воинами.

Те, кто попытался помешать им уйти, поплатились жизнью.

А несколько из вновь назначенных командиров неожиданно сгинули — кто обратился в пыль, кто — в зловонную груду разлагающейся плоти, кто испарился бесследно.

Девять десятых армии было повержено безо всякого оружия. Не обращая внимания на угрозы генералов, множество отрядов разворачивали своих коней — назад, домой. Такая война была им не по нутру.

* * *

Он стоял на небольшой площадке. Впереди над ним возвышалась многогранная высокая пирамида. Множество мелких предметов, отсюда не различимых, стояли на её многочисленных каменных ступенях.

Небо было угольно-чёрным. Солнца на нём не было.

Ользан обнаружил, что не дышит. Здесь не было воздуха — в привычном понимании — но ему это не вредило. Ощущение было пугающим — он для пробы вдохнул несколько раз и ничто не вошло в лёгкие. И всё же он не задыхался.

Помедлив, Ользан сделал шаг вперёд. Площадка за его спиной тут же пришла в движение, начав своё падение куда-то в окружающую пустоту. Ещё шаг — и очередная ступенька отвалилась, отрезая дорогу назад, и исчезла в бесконечности. И так продолжалось до тех пор, пока он не ступил на нижнюю ступень пирамиды.

Казалось, что фигурки — небольшие каменные статуэтки — перемещаются по ступеням. Стоило присмотреться — и никакого движения не ощущалось. Отведёшь взгляд — и ощущается медленное, едва уловимое скольжение наружу. На глазах Ользана крохотная статуэтка, стоявшая у самого края, сорвалась и исчезла в пустоте.

Путь наверх длился очень долго. Ользан потерял счёт ступеням. Ему казалось, что он не один год идёт вперёд, вперёд, вперёд — вверх по ступеням, не в силах остановиться и отдохнуть. Возможно, так оно и было.

Наверху было небольшое возвышение. А на нём, переливаясь всеми цветами радуги, лежали семь прозрачных камней, искусно огранённых. Центральный был мёртв: через него проходило множество трещин.

Ользан коснулся каждого из камней по очереди и мириады образов закружились в его голове. Множество миров предстало его глазам… все они были прекрасны и несовершенны, возникали и распадались, обращались в прах и восставали вновь.

Центральный камень молчал. Ользан снял с цепочки ярко сияющий унгвар и осторожно прикоснулся им к центральному, расколотому на части камню.

С музыкальным звоном осколки сплавились, сошлись, стали единым целым. Живой камень померк, но постепенно вновь разгорелся. Ользан прикоснулся к возрождённому кристаллу, но тот не отвечал. Однако, он не походил на мёртвый — скорее, на уснувший.

Отвернувшись, Ользан присел перед рядом фигурок, ближайшим к вершине. Здесь, как он заметил, собрались фигурки покрупнее. Он заметил, что они почти не движутся. Меньшие статуэтки постепенно смещались вниз — соскальзывая со ступеньки на ступеньку… чтобы в конце концов отправиться в никуда.

Ользан брёл, рассматривая фигурки. Те, что покрупнее, казались ему сильнее… внушительнее… основательнее. Он вздрогнул. Одна из крупных статуэток, на третьей сверху ступени, словно была спаяна из двух частей — чёрной и белой. Линия раздела проходила вертикально.

Что-то шевельнулось в голове Ользана. Где-то он видел это… Где? Он схватился за голову. Зачем он здесь? Он с ужасом осознал, что не имеет ни малейшего понятия об этом. И принялся лихорадочно ходить по ступеням, осматривая фигурки, моля их о том, чтобы они хоть что-нибудь рассказали ему. Повинуясь непонятно откуда пришедшей идее, он перетаскал повыше все крупные статуэтки. Одну — с самого края, спасая её от скорого исчезновения. Статуэтки казались живыми — они пели ему на разные голоса, но разум отказывался понимать их песни.

Спустя многие часы, когда ноги уже подкашивались от голода и усталости, взгляд его упал на средних размеров статуэтку — множество людей были изображены на ней.

Одним был, несомненно, он сам. Впереди всех. По одну сторону от него стояла улыбающаяся девушка, держа его за руку. Пять других силуэтов, некоторые из них не вполне человеческие, стояли за их спинами. Ользан прикоснулся к фигурке девушки… и память неожиданно вернулась.

Коллаис!

Сколько же времени он провёл здесь? Часы? Годы? Века? Он схватил статуэтку — и те, что стояли рядом — и, оглядевшись, переставил их повыше.

После чего взобрался наверх. Бросив последний взгляд на семь мерно переливающихся кристаллов, Ользан уселся к ним спиной и, подумав минуту, принялся читать знакомую ему формулу.

Задом наперёд.

Это далось не без труда.

* * *

Бревин и Унэн не успели вновь усесться, как над холмиком сгустился светящийся туман. Он пошёл многими цветами, потемнел и превратился в сидящую человеческую фигуру. Шантирец с монахом молча побежали к нему.

Ользан выглядел невероятно уставшим. Ему помогли подняться на ноги и он с трудом разжал левый кулак.

На ладони лежала короткая прядь каштановых волос. Ользан молча показал её Бревину, слабо улыбнулся и повалился набок.

И сразу же уснул.

История 10. Передышка

XXXVIII

— Он всё ещё спит? — спросил Бревин и Коллаис молча кивнула головой.

— Пятый день, — покачал монах головой. — Надеюсь, что когда-нибудь он всё же проснётся. Хотя, чего нам бояться? Армия разбежалась, до нас никому дела нет. Правда, Шантр сгорел почти весь…

— И магия слабеет, — добавил Бревин. — Сегодня я попытался зажечь огонёк и не смог.

— А ты, Лаис? — спросил монах. Та прислушалась к внутренним ощущениям и ответила:

— Всё пока в порядке. Если заклинания и ослабли, то совсем немного.

Унэн обратил свой взгляд на жезл. Тот продолжал светиться, с ним ничего не происходило. Ну да, его творцы использовали совсем иную магию, чем люди, появившиеся над их головами тысячелетия спустя.

— А твои силы, Унэн?

Монах сосредоточился. На глазах публики он мягко поднялся в воздух, двигаясь плавно и непринуждённо; затем, опустившись наземь, вихрем промчался вокруг лагеря — так, что остальные увидели лишь расплывчатое туманное пятно. Потом, неожиданно остановившись возле шантирца (отчего того едва не сдуло порывом ветра), поднял с земли камень и лёгким сжатием пальцев обратил его в порошок.

— Всё в порядке, — доложил он. — Со мной всё, как и прежде.

— Раньше ты никогда не летал, — с восхищением отозвалась девушка.

— Сил много тратит, — пояснил монах. — Лучше уж вот так…

И, схватив онглир в руку, принялся взбираться по отвесной поверхности скалы, стоявшей поблизости. Постоял на вершине и тем же манером спустился.

— Здорово, — поаплодировал Бревин. — Сунь, у тебя в роду, часом, обезьян не было? Люди так не могут, мне думается.

— А что? — спросил монах, придавая лицу самодовольное выражение.

Бревин только рукой махнул.

Монах походил взад и вперёд и ожесточённо почесал спину. Лагерь их находился возле того самого холмика. Яблоня успела уже завязать крохотные плоды и те постепенно созревали — опять же, чересчур быстро для обычного дерева.

— Почему мне всё время кажется, что кто-то стоит за спиной? — спросил пространство Унэн. Но ни у кого другого таких ощущений не было.

* * *

Коллаис ничего не помнила с тех пор, как Бревин взял в руки княжеский знак, служивший единственным доказательством того, что его обладатель действительно был князем.

Потом неожиданно она ощутила себя стоящей обнажённой в просторной клетке, где устланная соломой земля больно колола босые ноги. В клетке пахло так, словно рядом с ней находилось какое-то крупное животное. Хищное животное. Прежние страхи ожили и девушка подумала, что князь-таки нашёл способ избавиться от них. С воображением.

Однако за прутьями находились другие клетки и в них действительно сидели хищники. С некоторым недоумением бросавшие взгляды в её сторону.

А затем послышалось насвистывание и смотритель этого зверинца появился, деловито занимаясь кормёжкой и уборкой клеток. Когда он увидел человеческие руки, обхватившие прутья и пару серых глаз, что смотрела на него в замешательстве, ноги отказались служить юноше и он уселся прямо в корзину, в которой нёс куски мяса.

— И долго ты намерен так глазеть? — послышался вопрос с той стороны решётки.

Несколько минут спустя появился Бревин. Никогда прежде Коллаис не помнила, чтобы брат так обрадовался, увидев её.

Владельцы зоосада долго смотрели им вслед.

— И ведь никто всё равно не поверил бы! — воскликнул Рильге. — Даже если бы мы не пообещали молчать.

— Но мы пообещали, — старик усмехнулся. — Ну ладно, всё хорошо, что хорошо кончается.

* * *

Остаток истории о том, что произошло после, Коллаис выслушала от Унэна и, откровенно говоря, поверила немногому. Хотя, если бы рассказывал её брат… Ользан же продолжал спать — дыхание его едва ощущалось, но ничего необратимо страшного они не находили. Так дни и тянулись — Бревин успел при помощи жезла посетить крупнейшие города Шантира и убедиться, что далеко не все были твёрдо убеждены в кончине его и его сестры.

Равно как лишь немногие из наместников одобряли союз с Лереем, который прежде всего отнял у них львиную долю сокровищниц и лучшие войска. Так что, по крайней мере на первое время, смуты, по-видимому, удастся избегнуть. Слухи — о возможностях которых у Бревина не было никаких заблуждений — успели широко распространиться с той бесконечно долгой ночи. Упоминался в них и незадачливый барон, с позором бежавший домой и так и не успевший всласть пограбить опустевший замок. Говорили также о могущественном маге, который разрушил пол-Шантра, сражаясь с имперскими войсками. Интересно, что думали об этом жители самого Шантра?

Единственной серьёзной угрозой оставалась регулярная армия Лерея. По прямой от Агглона, ближайшего к Шантру города империи, было восемь дней пути. В том, что вторжение неминуемо, шантирец не сомневался. Шантир был лакомым кусочком — от последних катаклизмов ни рудники, ни важнейшие фактории не пострадали, а жители горных селений могли вообще ничего не заметить. Только что дань, которую они должны будут заплатить два месяца спустя, неожиданно окажется намного меньшей.

При условии, конечно, что новым князем будет он, Бревин.

* * *

— Где я? — прохрипел Ользан, внезапно выплыв из медленно текущего сладкого потока. Память милосердно затемнила то, что вызывало боль и страдания, и от предыдущих дней в голове в него оставалось немного. Глаза с трудом удавалось держать открытыми и кроме разноцветных пятен, что были крышей шатра, ничего разглядеть не удавалось. Юноша попытался приподняться на локтях и не смог.

— Со мной, — послышался рядом знакомый голос.

Из тумана выплыло лицо Коллаис и Ользан слабо улыбнулся и протянул к ней руку. Вернее, показалось, что протянул — на самом деле только пошевелил кончиками пальцев.

Руки осторожно усадили его, подложив под спину что-то мягкое.

— Ешь, — чашка с бульоном возникла перед ним и в тот же миг проснулся жуткий голод. Есть, однако, Ользан старался медленно — каждая ложка, которую ему подносили, обжигала внутренности расплавленным свинцом.

— Что у… — начал было он, когда первый голод прошёл и окружающий мир стал намного чётче. Коллаис (вновь в бело-зелёной одежде целителя, а не в походной форме) прижала ладонь к его губам и вынудила улечься обратно.

— Спи, — велела она. — Вопросы потом. Мне тоже хочется о многом тебя расспросить.

К удивлению Ользана, сон пришёл почти мгновенно. На сей раз это было не вязкое и одуряющее течение, покидать которое совсем не хотелось, а обычный сон — исцеляющий, лишённый сновидений, полностью скрывающий собою все заботы дневного мира.

* * *

Когда он, шатаясь, вышел из своего шатра днём позже, ему устроили небольшую овацию. Его обнимали, хлопали по плечам и поздравляли, словно человека, что совершил исторический подвиг. К слову сказать, сам Ользан из воспоминаний сохранил только пирамиду, статуэтки да семь невероятно красивых камней, переливающихся всеми цветами и поющих восхитительную музыку.

Или же музыку пел кто-то ещё?

Обо всём остались только смутные впечатления, словно о кошмаре — который никому не придёт в голову вспоминать, да ещё во всех деталях. Всплывали лишь отдельные фрагменты. Ользан извлёк пластинку, в которую собрались кусочки стекла и долго глядел, пытаясь понять, что же там изображено. Но штрихи легли беспорядочной грудой и никакого образа собой не несли. Вздохнув, художник убрал пластинку прочь.

— …Вот только магия с каждым днём всё слабее, — пожаловался шантирец. — Я уж не знаю, что ты там устроил, Олли, но фейерверк был знатным!

— Да, — подхватил Унэн, блаженно откинувшись на том самом холмике и сложив ручки на животе. — А какую историю я по этому поводу напишу. Клянусь Учением, со времён моего великого предка никто не устраивал такого основательного переполоха. Не знай я твоей родословной, подумал бы, что мы родственники.

Ользан рассмеялся и неожиданно остановился, глядя на монаха. На миг ему показалось, что, облачённое в жёлто-оранжевую накидку, там сидит совсем другое существо. Лохматое, клыкастое, с горящими глазами, мохнатыми ушами и наголо выбритой макушкой. Одним словом, обезьяна. Из-под одежд выглядывал кончик хвоста.

Затем видение пропало и вновь был толстенький и благодушный монах. Ользан некоторое время подозрительно вглядывался в него, но ни клыков из пасти, ни меха так и не увидел.

— Чего это ты? — поинтересовался монах. — Голова закружилась?

— Да нет, — Ользан помялся. — Просто мне показалось, что у тебя в роду действительно были обезьяны.

— Твоя проницательность меня скоро начнёт пугать, — притворно испугался Унэн и сменил позу. — Кстати, не вижу в этом ничего зазорного. Один учёный с островов тоже утверждает, что все люди произошли от обезьян.

— А некоторые ими и остались, — засмеялся Бревин. — Ну ладно. Раз всё так прекрасно кончились, давайте решать, что делать дальше. Или отложим важные дела на завтра?

— Конечно, на завтра, — монах тут же улёгся под деревце. Яблочки уже почти совсем созрели. — Или на послезавтра.

— Делать, — потёр Ользан лоб и вдруг ощутил, как на него что-то наплывает. Что-то, что удержится в памяти лишь недолго, но что совершенно немыслимо потерять. — Риви, у тебя найдётся бумага и перо? Только быстро!

— Конечно! — отозвался шантирец недоумённо и тут же достал искомое.

— Превосходно. Тогда садись и записывай. Быстро, не задавая вопросов. Не то я что-нибудь забуду.

Ользан уселся рядом с Унэном, изумлённо уставившимся в его сторону и, вздохнув, начал говорить.

XXXIX

— Надо было силой заставить его улечься спать, — негодовала Коллаис. — Что хорошего в том, что он сидел до утра? После такого истощения ему нужен нормальный режим. Сами-то вы, небось, отдыхали!

— Отдыхали, как же, — огрызнулся её брат, растирая мучительно ноющее запястье. — Как пошёл, как пошёл… Он же ни на секунду не замолкал! Хорошо, что Унэн меня сменил. Точно бы рука отвалилась. Так что сама и заставила бы его улечься!..

— И что тут? — спросила Коллаис, глядя на исписанную стремительным почерком книгу. — Постой… это что, тексты заклинаний?

— Угу, — отозвался Унэн с набитым ртом. — Сотен шесть, не меньше. Причём из них половину я вообще не понимаю. То есть прочесть-то смогу, но что будет — не знаю.

— Кое-что я знаю, — указал её брат. — Он правда, толком ничего не объяснил. Сказал только — «читайте», да и заснул. Хорошо ещё, до шатра сам добрался. Так что не переживай, к вечеру проснётся.

— А я пока, — заявил он и взял жезл (треть длины спирали которого уже потускнела), — нанесу кой-кому визиты. Со дня на день в Шантр пожалуют имперские отряды — надо бы узнать, что там да как.

Девушка с интересом перелистнула несколько страниц. Действительно, заклинания. Причём перемешанные как попало. Всё подряд — и те, что употребляет Школа Слова, и Целители, и Друиды и прочие разновидности магических наук. Всё подряд, одной большой кучей. Разбираться ещё и разбираться. Она довольно долго листала записи, прежде чем нашла кое-что интересное и для себя.

Интересно, что он имел в виду под «читайте»? Надо будет спросить.

* * *

— Никогда не догадаетесь, кого я видел! — возвестил Бревин двумя часами позже, появляясь в лагере из ниоткуда.

— Неужели дядю?

— Если я всё правильно понял, дядю мы увидим нескоро. Да и на что он нам теперь? Мирацу!

— И что ей было нужно? — удивилась Коллаис.

— Не ей, а ему. Стою на скале, смотрю на перевал — тут позади появляется верзила, на две головы меня выше, усаживается рядом и сразу начинает разговор. Я так полагаю, они считают себя чем-то обязанными нам.

— Ну и?

— Ну и сказал, что они решили закрыть границы Лерея и Шантра. Не пропускать никакие войска. Сказали, что подержат их так неделю, если их не попросят подольше. Впрочем, могут и подольше. У них, я вижу, зуб на Лерей, и даже не один.

— Кто это может их попросить? — удивилась девушка. — Мы, что ли? Я думала, что им до нас вообще никакого дела нет. Не сожрали, и то ладно. Ты не спросил его?

— Какое там, — махнул рукой её брат. — Я перепугался так, что мне не до расспросов было. Всё, думаю, съедят. Видели бы вы его лицо… А потом договорил… и как-то стёк со скалы, — то ли в камень впитался, то ли ещё что.

— Надо будет рассказать Олли, — решила Коллаис. — Возможно, его это заинтересует.

На губах монаха появилась таинственная улыбка.

* * *

Солнце постепенно клонилось к закату.

— Ну ладно, — Бревин оглянулся, потирая руки. — Говоришь, читайте? Сейчас попробуем…

И отошёл к краю площадки — туда, где скалы резко ныряли вниз.

Ользан и остальные с интересом наблюдали за ним.

Бревин сосредоточился и между ладонями его рук проскочила крохотная молния. Он расставил руки пошире и поднял их вверх. В небо со зловещим шипением взметнулась полоса пламени. Взметнувшись высоко над головами зрителей, она взорвалась сотней огненных звёзд. Коллаис зажала уши ладонями и присела от неожиданности.

Над её братом взлетали ввысь огромные светящиеся пузыри света, лопались в небесах и на миг озаряли сиянием горы. Молнии слетали с кончиков его пальцев и вонзались в покрытые снегом вершины, отчего над горами вздымались облака пара. Полосы всех цветов поползли по земле вокруг шантирца. Он становился невидимым и одноцветным, тишина то опускалась на лагерь, то вновь пропадала. По взмаху его руки камни становились водой, солью, дымом или превращались в крохотные человекообразные фигурки и разбегались прочь, чтобы осыпаться горсткой камушков по дороге. Зрители засмеялись.

— Фу-у-у, — Бревин подошёл к ним, глаза его сияли. — Вроде всё, что успел выучить. Ну как вам? Не ожидал, что у меня хватит сил на всё это!

— Да, — монах быстро что-то записывал в свою тетрадь. — Ну-ка, кто ещё!

— Попробую, — девушка поднялась на холмик и опустила руки. Все затаили дыхание. Руки медленно поднялись, описав полукруг. Медальон на её груди засветился, словно расплавленное серебро.

Долгое время ничего не происходило.

Затем деревце у неё за спиной вздрогнуло и принялось расти. На глазах набирало оно силу, поднимаясь всё выше, пока крона его не зашелестела метрах в трёх над девушкой. Листья на дереве пожелтели и опали, но тут же выросли вновь. Разноцветными стали они — серебристые, бурые, зелёные; полосатые, усыпанные тонкой мозаикой; всех форм и расцветок. Напоследок дерево зацвело и через миг богатый урожай разнообразных плодов усеял его ветви.

Закружились над головой облака и собрались тяжёлые тучи. Из них повалил снег, заставивший всех подскочить с травки, на которой так удобно было лежать. Снег сменился дождём — пронзительно холодным; затем тёплым; тучи рассеялись и тёплый ветер засчитанные секунды высушил все одежды. Писк, чириканье и прочие животные и птичьи звуки послышались со всех сторон. Сотни и тысячи птиц, мелких и крупных животных спешили к Коллаис со всех сторон, чтобы так же неожиданно кинуться наутёк.

В конце концов девушка опустила руки и довольно улыбнулась.

— Эх, жалко Охтанхи не видит, — покачал головой Ользан, аплодируя вместе со всеми.

— Так, пора мне, — монах приосанился и вышел посередине поляны, сдержанно улыбаясь и посматривая по сторонам. Затем взмахнул своей накидкой и за спиной у него возникла пара крыльев, словно у бабочки. Некоторое время Унэн задумчиво порхал над поляной, поднимаясь всё выше и выше, затем сложил руки и ракетой взмыл ввысь, исчезнув там.

Что-то сверкнуло в зените и колесница, запряжённая парой огнедышащих тигров, со свистом и шипением опустилась сверху по крутой спирали. Правил тиграми Унэн — но Унэн-гигант, который мог поднять гору двумя пальцами и растереть в порошок небрежным прикосновением. Чудовищный экипаж пронёсся над невольно присевшими зрителями, исторгая огонь и грохот и исчез, рассыпавшись на миллионы крохотных искорок.

Искорки сгустились в прежнего Унэна, и тот спрыгнул на поляну со скалы, высотой не менее ста пятидесяти метров. Коллаис ахнула. Помахав им рукой, Унэн вертикально вниз встретился с землёй и… ушёл в глубину, как ныряльщик под воду. Тут же, однако, вынырнул и поплыл по расходящейся волнами поверхности, отфыркиваясь и отплёвываясь.

Под конец выпрыгнул из-под земли, мягко приземлился и извлёк из рукава серебряную монетку. Скатал её в шарик на своей ладони и неуловимыми движениями пальцев соткал из него ажурную розу. Которую и преподнёс галантно девушке. Та с восхищением приняла её, поклонившись в ответ.

На сей раз аплодисменты были особенно продолжительными.

— Ну что, Олли? — спросил Бревин. — Не говори, что совсем ничего не умеешь. Не только же города крушить ты научился! Давай, не стесняйся.

Художник смущённо улыбнулся.

— Даже не знаю… Только попробовать.

Он протянул руку вверх и в ладонь ему легла небольшая флейта — тёмного дерева, покрытая затейливым узором. Усевшись наземь, он поднёс инструмент к губам и прикрыл глаза.

Необычная, тоскливая мелодия потекла из флейты. Стих ветер, и туман опустился на поляну. Солнце потускнело в небесах и зимняя стужа на мгновение охватила всех вокруг.

Другая мелодия, лёгкая и воздушная, сменила предыдущий печальный напев. Рассеялся туман, солнце засветило с прежней силой и даже окрестные камни посветлели и выглядели не такими древними и обточенными — ветром и дождём, снегом и солнцем. Туман собрался в небольшое облачко над художником и поплыл по-над поляной, беспрестанно меняя очертания. Превращался он то в зыбкий, светло-розовый замок, то в горную цепь; то в объятый пламенем город, то в стаю птиц. Постепенно облачко спустилось к обрыву и исчезло там.

Ользан отдышался и вновь поднёс инструмент к губам. Крохотные ростки пробились по всей поляне и быстро выросли, поднимая растущие бутоны вверх. Раскрылись бутоны и повсюду распустились дивные цветки, и каждый из множества лепестков имел свой цвет.

Ользан встал и поклонился публике.

— Ну что же, — начал монах. — Не так уж и…

— Смотрите! — Бревин вздрогнул и указал в сторону шатров.

Там, позабытый всеми, лежал закатившийся в ямку шарик-фонарик. В его глубине вспыхнула небольшая искорка и постепенно разгорелась. Спустя пять минут он светился, ровно и ярко, что от него и ожидалось.

— Всё когда-нибудь проходит, — заключил Унэн и довольно улыбнулся.

* * *

— Ну что, пора собираться? — спросил Бревин. — Не век же нам сидеть здесь. Жаль, Крепость сильно пострадала от пожара. И ничего спасти не удалось…

— Ну, это как сказать, — возразил монах. — Кому удалось, а кому и нет. Вот, возьми, — и протянул шантирцу тяжёлый знак княжеской власти, тщательно начищенный и сверкающий. — Два вечера старался. Надеюсь, что ты оценишь.

— Спасибо, — голос Бревина дрогнул. Он держал знак на ладони и оглядывал своих друзей. — Ну что, покончим с некоторыми формальностями? Есть у кого-нибудь возражения?

— Нет, — Коллаис взяла Ользана за руку и шагнула вперёд. — Кстати. Позвольте вас представить. Бревин Шаальтар, мой брат, — указала она Ользану. — Ользан из Камней Меорна, мой супруг.

XV

— Супруг? — глаза Бревина округлились и рука со знаком замерла в воздухе. — Интересно, когда вы успели?

Сестра его молча протянула руку — на ней был перстень, некогда принадлежавший их матери. Брат её озадаченно покачал головой.

— Ну ладно, — сестра взяла из рук брата едва не выпавший символ и одела ему на шею. — Долгого и благословенного правления князю Шантира!

Раздались восторженные крики и рукоплескания.

— Не знаю, огорчаться или радоваться, — Бревин обвёл взглядом горы и задержался на столбе дыма, поднимавшимся над Шантром. — Страна разорена, вот-вот война, замок почти разрушен… Здорово мы тут повеселились!

— Риви! — сестра укоризненно нахмурилась.

— Виноват. И, между прочим… — он оживился. — Выходит, что барон смертельно оскорбил сестру князя?

— Выходит, что так, — ответила сестра.

— Ну что же, — Бревин усмехнулся. — По соглашению, подписанному Ролданом пять веков тому назад, барону придётся обменять государство на свою жизнь. Если, конечно, он ей дорожит. Выходит, что и тебе, Олли, кое-что достанется…

— Ну уж нет, — Ользан выставил перед собой руку ладонью вперёд. — Я не правитель. Я художник. Если только Лаис… — он взглянул на свою супругу.

Та отрицательно покачала головой и улыбнулась.

— Ладно, — Бревин снисходительно махнул рукой. — Вернём Ролдан Шантиру. Лишняя провинция никогда не помешает.

— Верно, — Унэн приблизился к ним, потирая руки. — Значит, свадьба? Слушайте, это превосходно! Прекрасное завершение столь мрачных событий. Итак, я предлагаю — отправляемся ко мне в монастырь, и отпразднуем там. Ух, и погуляем!

— А это уместно? — поинтересовалась смутившаяся Коллаис. — Всё-таки монастырь…

— Дорогая моя, кто из нас настоятель? — сладким голосом спросил Унэн. — Если я говорю, что можно — значит можно. Вдобавок, отмечать такое событие на руинах собственного дворца не очень весело.

— Ну что же, — Бревин оглянулся на шатры. — Может, сначала собраться?

— О вещах не беспокойся, — монах махнул рукой. — Нашёл время думать о подобных мелочах. Дай-ка мне жезл, и…

Лёгкий шорох послышался справа от них — он донёсся со стороны обрыва.

* * *

Кошачий силуэт скользнул к холмику и застыл там. Некоторое время чёрная горная львица молча смотрела на людей, затем прижалась к земле и из травы поднялась Лемори, такая же спокойная и невозмутимая. Глаза её полыхнули зелёным огнём.

Превращение произвело на шантирцев огромное впечатление. Бревин по привычке потянулся к мечу, но монах поймал его за руку.

Мирацу приблизилась к людям — встав шагах в десяти от них и что-то сказала Ользану, прижав руки к груди. Тот оглянулся, задумчиво почёсывая затылок.

— Она хочет пойти с нами, — пояснил он.

Все обменялись недоумёнными взглядами. Кроме Унэна. У того на лице было написано удовлетворение.

Неожиданно для всех, Коллаис сделала шаг навстречу Лемори и спросила:

— Rua shalanzi, mirangila alhai?

Больше всех поразился Ользан. Он сделал шаг назад и оглянулся на остальных.

— А они друг друга стоят, — шепнул монах и ткнул оцепеневшего шантирца в бок кулаком.

Мирацу удивлённо посмотрела на девушку и подошла к ней. Взяла осторожно за руку и отвела в сторонку. После чего принялась тихо говорить с ней — один раз прижав кулак к груди и указав глазами на Ользана.

Не выпуская чёрную мягкую ладонь из своей, Коллаис повернулась к Ользану.

— Интересно, когда ты успел? — спросила она озадаченно, и едва заметные нотки ревности скользнули в её голосе.

Ользан смущённо развёл руками.

— Здорово! — воскликнул Унэн и захохотал. — Первая семейная сцена! Ну вот, теперь у вас всё, как полагается!

Коллаис и Лемори говорили ещё несколько минут, после чего рука об руку вернулись ко всем остальным.

— Ну что же, идём все вместе, — заявила девушка, глядя на художника прищуренными глазами.

— О чём это вы говорили? — спросил тот с любопытством.

— О том, что за тобой нужен глаз да глаз, — ответила Коллаис и засмеялась. — Наши секреты тебя не касаются, верно?

Она посмотрела на Лемори и та тоже улыбнулась, прищурив глаза.

— Лаис, — отозвался её брат, выглядевший несколько смущённо. — Не могла бы ты попросить её… одеться, что ли? Как-то не очень удобно.

Коллаис вновь отошла с мирацу в сторону и что-то шепнула той на ухо. Удивление пробежало по чёрному лицу и Лемори, подумав, что-то спросила. Помедлив, Коллаис кивнула.

Мирацу отступила на шаг, подняла руки и осторожно провела по волосам девушки… по лицу… по одежде. Затем прижала руки к плечам и присела. Туман потёк над ней и рассеялся. С земли поднялась вторая Коллаис — только медальон не висел у неё на шее.

— Отлично! — похлопал в ладони Унэн и спросил. — Олли, ты не боишься, что как-нибудь их перепутаешь?

Две пары глаз посмотрели на монаха — серые и зелёные. Тот растерянно моргнул.

— Понятно, — кивнул он. — Не перепутаешь. Везёт тебе, Олли — такая красавица, да ещё в двух экземплярах!

— Пусть не радуется, — ухмыльнулся Бревин. — Хлопот будет гораздо больше, чем вдвое.

Две шантирки засмеялись. А вот смеются они одинаково, поразился Бревин.

— Ну что, пошли? — вздохнул Ользан и, встав между двух Коллаис, взял их под руки. Ему не нужно было глядеть в глаза, чтобы определить, кто из них кто. Кисть, что нежно сжимала его левую руку, таила в себе могучую силу, которую ничто не могло скрыть.

Сколько, интересно, я дал обещаний? — подумал художник, ведя их обеих к Унэну. Неужели так живут все — половину жизни накапливают долги, а потом пытаются их вернуть?

Впрочем, хлопоты о будущем до завтра могли и подождать.

КОНЕЦ

©1996–2008 Константин Бояндин

Автор будет крайне признателен вам за любые отзывы об этом произведении. Спасибо!

Разрешается любое некоммерческое использование настоящего документа, при условии, что он распространяется в оригинальном, неизменном виде и обязательно указаны ссылки на источник документа (URL) и сайт автора. Копию этого документа вы можете скачать в любой момент из электронной библиотеки Константина Бояндина. По всем остальным вопросам просьба обращаться к автору произведения.

Электронная почта: konstantin@boyandin.ru, konstantin@boyandin.com;

Skype: elneirenn,

Jabber: temmokan@jabber.ru, temmokan@jabber.org.

Прочие средства связи перечислены на странице сведений об авторе.

Константин Бояндин Ветхая ткань бытия из цикла "Ралион"

ЧАСТЬ 1 ТЫСЯЧА ГРАНЕЙ

I

Я — Норруан. Я знаю своё имя. Возможно, это покажется странным — кто, умеющий оставлять после себя записи, не знает его? Однако я смотрю в прошлое — туда, где теряют смысл правда и ложь, свет и тьма, и вижу то единственное, что постоянно во мне — моё имя. Куда бы ни заносило меня, имя не меняется никогда. Меняются губы, способные исказить его, и уши, способные неверно услышать.

Теперь, после тысячной проверки, я готов поверить в это. Тот, кто читает этот дневник, да будет предупреждён! Никому ещё не удавалось прочесть его до конца и не умереть».

* * *

Читавший вздрогнул и захлопнул фолиант. Дневник! Неплохое название для тома, который войдёт не на всякую книжную полку. Деревянный переплёт, обшитый кожей; тысяча с лишним страниц и непривычный алфавит — россыпи точек и дуг. Первые четыре листа так и не поддались расшифровке — вопреки всем усилиям специалистов по языкам (когда иссякла надежда на собственные силы).

Жаль только, не покажешь дневник всем. Книга уникальная и непростая: дерево переплёта, равно как кожа и бумага, оказались чрезвычайно прочны. Огонь и сталь их не брали, и лишь алмазом удалось соскрести несколько крупинок на анализ. Который и заключил: ничего опасного.

Совсем ничего. То есть ни проклятия, ни скрытой ловушки; в тексте вроде бы нет надписей, что могут смертоносно повлиять на читающего. Последние — страшная напасть современности, изобретение неведомого чернокнижника, да будет он вечно воплощаться в нежить. Единственное спасение сейчас — сложная многоступенчатая проверка, которая говорит «да» или «нет». Если «да» — то предмет уничтожается (лучше всего — сбрасыванием в кратер действующего вулкана).

Читавший вспомнил, какой был переполох, когда все книги монастыря подвергали срочным проверкам. Маги трудились, не покладая рук, две недели, и нашли-таки два экземпляра «книг с сюрпризом». Никто, к счастью, не успел прочитать их, хвала Владыке Знаний… Первому из богов, объявившему, что Учение, приходящее из здешнего монастыря, достойно уважения и ему не должно чинить преград.

Зеркало, висящее на стене между книжными полками, отразило недоумевающее лицо низенького, круглолицего, толстенького человечка. В эти сравнительно тихие четыре часа он обычно занимался научными исследованиями. Астрономия, астрология, медицина… а вот теперь ещё и перевод этого странного дневника. Память его пока ещё не подводит — необходимости в писце нет. Да и владелец этого загадочного фолианта не очень-то обрадовался бы участию постороннего. Чем меньше людей знает о существовании этой книги, тем лучше.

Человек вздохнул и вернулся к дневнику. Для начала, сосредоточившись, взглянул на первые четыре листа. Тот же туман. Ни одного понятного слова… Чем плох магический перевод — так это тем, что при помощи заклинания порой воспринимаешь не написанное, но подлинные мысли писавшего. Согласитесь, не всегда это одно и то же. Пододвинув лампу поближе, читавший продолжил.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

Читавший рассмеялся и вновь отложил фолиант. Слов нет, стиль необычен. Впрочем, ничего особенно нового в этом нет. Многие из языковедов приходили в чудовищное уныние, когда после многолетних трудов обнаруживали, что покрытые таинственными значками дощечки, камни и прочие чудом сохранившиеся свидетельства древности, оказывались не средоточием мудрости предков, а долговыми расписками, доносами, описями имущества… Тоже интересно, но не всем.

Читавший насторожился. Ему показалось, или чуть скрипнула дверь в библиотеку? Он тихонько подкрался к двери в коридор и превратился в статую. Точно. Два тихих голоса. Он даже знал, чьих. Ну, держитесь…

Бесшумно распахнулась дверь в его кабинет (никакой магии, просто петли надо смазывать), и в два шага читавший подобрался к двери в библиотеку. Прислушался.

— Здесь, вон на той полке!

— Много ты помнишь! Там у него словари стоят!

— Вот, смотри… (пыхтение и скрип) — видела?

Тишина. Шелеста страниц не слышно.

Читавший откашлялся, несколько раз притопнул сандалиями и распахнул дверь в библиотеку, насвистывая какой-то мотив. Подошёл к дальней полке… и неожиданно сделал три быстрых шага назад и скользнул в левый проход.

Так оно и есть. Две фигурки в серо-зелёной одежде послушниц. Два ободка с холодно сияющими алмазами на двух золотистых головах и две пары хитрых серых глаз. Или синих?

Понятно, — обличающий перст указал на книгу, которую его гостьи тщетно пытались спрятать за спинами. — Вот, стало быть, как вы проводите время, что предназначается для медитации. Хо-ро-шо…

На двух лицах отразилось притворное раскаяние. Читавший в который раз изобразил на лице строгость и указал на одну из них пальцем:

— Энхора? Ну-ка…

Ильвена, — поправила та, и обе довольно рассмеялись. Разумеется, читавший знал, кто есть кто: ободки слегка отличались. Ими, хвала Провидению, они не догадались поменяться. Хотя он знал ещё один способ отличить их — когда Ильвена танцевала, то имела привычку чуть сгибать правый мизинец. Но не попросить же станцевать что-нибудь, в самом-то деле!

— Разумеется, Ильвена. Итак. Что на сегодня было задано? Ага. Процитируйте-ка мне, уважаемая Ильвена, третий стих обращения к Несущему Свет из сборника «Круговорот»…

«Завершится зима, и снега потекут под ногами, Отступят морозы, пробудится всё ото сна…» — немедленно прочитала та, сложив ладошки перед грудью.

— Благодарю. Энхора, год взятия Мергилла.

— Сорок девятый.

— Ну что же… — читавший благосклонно поднял взгляд. — Хорошо. Поверю на этот раз. Однако, если ваши кельи застанут пустыми, мне придётся вас выдать. Что, по-вашему, сделает со мной Достопочтенная Айзала?

Ничего,

— хором отозвались два голоса. — Она вас слишком сильно любит.

— Всё-то вы знаете, — пробурчал читавший и грозно сдвинул брови. — А что мне придётся рассказать вашим уважаемым родителям?

— Ничего! — вновь отозвались голоса, и девчонки засмеялись.

— Ладно, негодные, — читавший отобрал у них книгу. — Хм. «Легенды кочевых племён».

Ну ладно, если у вас хватает ума это понять… Сядьте вон туда, в кресло. Здесь всё-таки сквозняки.

Две головы закивали, и две пары ног устремились в указанном направлении.

— Что только из вас вырастет, — тихо пробормотал человек и вернулся к себе в кабинет.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

Читавший вздрогнул. Концентрация тут же оборвалась: вместо текста перед ним была мозаика точек и дуг. Устал, что ли? Он вновь сосредоточился…

«Прежде чем читать дальше, незнакомец признайся: боишься ли этой книги?»

А дальше — ни слова. Глаза не в состоянии были сдвинуться на строчку ниже.

Читавший мгновенно вспотел. Что за наваждение! Он закрыл глаза (которые жгло, словно в них попал песок) и открыл книгу наугад, где-то посредине. Открыл глаза.

Пусто. Чистая поверхность. Ни единой буквы. Он принялся листать страницы назад. Они послушно укладывались одна на другую… та же белизна. Посмотрим, что впереди… Э, нет… страницы словно склеились. В конце концов, вложенная закладка оказалась на свободе. И здесь текст обрывался. Тем самым вопросом.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

— Да, да, будь ты неладна, — ответил читавший глухо, положив ладони на страницы и прикрыв глаза. И одновременно прислушался к своим ощущениям.

Тихо.

И это тоже испугало его. Любое магическое воздействие, пусть и слабое, неизбежно оставляет следы. А ведь подобная концентрация духа позволяла ощутить, как в дальнем крыле монастыря зажигали магический огонёк…

— Да, будь ты неладна, — вновь шепнул он и вытер пот со лба.

Наклонился к книге.

«Теперь, читатель, когда ты признался в своих страхах, прочти историю моей жизни. Как он ни старался ты отвлечься от моего дневника, ты вернёшься к нему. Потому что я предлагаю на твой суд легенду, которая не оставляет меня в покое. Постарайся взглянуть на события моими глазами, поскольку те, кто считает меня олицетворением всех бед, даже не пытаются сделать это».

— Интересно, кто ты такой? — спросил читавший и вновь захлопнул том. — Кто ты такой и откуда взялся на мою голову?

В дверь постучали.

— Учитель, — вошедший монах поклонился, держа руки у груди. — Всё готово к занятию.

Читавший кивнул и, когда монах удалился, спрятал дневник в свой личный тайник. Не потрудившись часок-другой, взломать его было бы трудно.

Проходя мимо двери в свою библиотеку, он легонько постучал в дверь условным стуком. Не то зачитаются, и беды не миновать.

* * *

— Ты хочешь, чтобы я осмотрел тебя? — целитель Шассим-Яг удивлённо взмахнул крыльями.

— Что могло случиться такого, чего тебе самому не удалось бы почувствовать? — и, подняв в комнатке крохотный ураган, опустился на сиденье-насест.

— Почему бы попросту не выполнить мою просьбу? — отозвался читавший ворчливо. — Ну и дует тут у тебя…

Целитель повернул голову с огромными золотистыми глазами в сторону окна, и то медленно затворилось. Скрипнула, поворачиваясь, задвижка.

— Как скажешь, — целитель едва слышно прищёлкнул. — Подойди-ка поближе, повернись ко мне спиной и не шевелись. Никогда бы не подумал…

Голос отдавался у человека где-то в глубине головы. Слабое тепло обтекло затылок и постепенно разлилось по всей голове.

— Всё,

— прошелестел целитель. — Можешь поворачиваться.

Перья на его голове сложились узором задумчивости.

— Ничего, — пояснил он, глядя читавшему в глаза. Сидя на насесте, он мог смотреть сверху вниз. — Ну как, расскажешь, что стряслось?

Его собеседник почесал в затылке.

— А ты умеешь хранить тайны? Глаза моргнули.

— Разумеется. От тебя ничего, кроме великих тайн, и не услышишь. Не считая, конечно, легенд о твоём великом предке…

Скрипучий хохот раскатился под сводами черепа читавшего. Ради всех богов, подумал тот, вздрагивая, неужели он не может смеяться приятнее? Ведь нарочно же так делает!

— Ну ладно. Пойдём, — и читавший подставил левую руку. Целитель перелетел на неё. — Всё время забываю, какой ты тяжёлый.

— По-прежнему хвастаешь своей силой, о почтенный учитель? — целитель аккуратно обхватил предплечье огромными когтями. Ему казалось, что он сидит на каменной скале.

— Должен же я ощущать своё превосходство, — и читавший, погасив лампу, двинулся вниз по крутой винтовой лестнице. Лунного света было вполне достаточно. Видят боги, он собирался выкроить себе этой ночью пару часиков для сна.

Знать, не судьба.

* * *

— Норруан будет знать о его прибытии, — заметил человечек, облачённый во всё зелёное. Голова его напоминала одуванчик: снежно-белые волосы, торчащие во все стороны.

— Не стоит произносить это имя вслух, — отозвался страж Севера, недовольно поморщившись.

— Хотя вряд ли он его услышит с такого расстояния… — Он был высок и, несмотря на возраст, весьма подвижен. Разговор происходил на вершине дозорной башни — оттуда виднелись расставленные спиралью горные пики на севере и вечно обложенное тяжёлыми тучами небо на северо-востоке.

— Всё уменьшается? — спросил человечек, глядя в ясное и выбеленное солнцем летнее небо. Впрочем, здесь теперь всегда лето. По ту сторону Реки — пекло и иссушённая до пыли земля; на западе, за Семью Холмами — болота, уходящие, куда хватает глаз. Пустыня не смогла пересечь Реку, а вот болота постепенно ползут на восток.

— Так сразу этого не заметить, — отозвался страж. — Хотя, конечно, две Башни мы оставили всего месяц назад. Двое часовых погибли, остальные отступили.

Он оглянулся, в поисках Иглы. Как всегда, строго на юге. За Рекой вся магия теряет силу с каждой милей, равно как и в глубинах болот, но мир на этом берегу остаётся прежним. Несмотря на ничтожную армию и сильно поредевшее население,

Зивир, край чудес, что некогда простирался на тысячи миль во все стороны, ещё может сопротивляться.

— Куда должен прибыть гость? — спросил человечек. Звали его Аймвери, и он был последним из Повелителей лесов. Да уж… его царство, последний сохранившийся лес Зивира, вскоре может остаться единственной его живой частью.

А потом…

— Как обычно, — страж махнул рукой в сторону черно-фиолетового пятна на северо-востоке. — Это уже третий. С каждой их неудачей Зивир становится всё меньше и меньше.

— Я слышал, — медленно произнёс лесной житель, — что все предсказания уготовили нам гибель. Позже из пыли и грязи сможет восстать новый мир, не менее прекрасный, чем Зивир. Дескать, надо идти к Нор… к нему в крепость и просто сдаться. Поражение всё равно неизбежно.

— А ты как считаешь? — страж перевёл взгляд на человечка.

— Я считаю, что надо пытаться. Мы не приводим Гостей силой. Они идут сами. Осознавая риск. Но раз уж идут — почему надо сдаваться немедленно?

Некоторое время страж смотрел на Иглу, что вонзалась в облака во многих милях отсюда. Ясное доказательство того, что магия жива и есть ещё надежда. Как и столетия раньше, Иглу прекрасно видно с любой точки Зивира — спасение мореходам и заблудившимся путникам…

* * *

Читавший вздрогнул и отошёл от зеркала. Оно вновь стало зеркалом, и сцена, только что разыгравшаяся в его глубинах, растаяла так же незаметно, как и возникла.

— Интересно, — прошелестел в голове голос Шассима. — Очень интересно.

— Так ты тоже видел?

Целитель долго смотрел на собеседника, глаза его чуть померкли.

— Не только видел, но и запомнил, — уточнил он. — Кстати, Унэн, не мешало бы всё это записывать. Чёткие образы, запоминающиеся лица. Однако я уверен, что мы видели не Ралион.

— Тоже мне, открытие, — усмехнулся именуемый Унэном. — Это сразу видно. Ни таких гор, ни Иглы здесь не было, и о них никогда не слышали.

— Торопишься, — целитель пошевелил «ушами» (что были на деле перьями), — торопишься. Во-первых, ты здесь не так долго. Во-вторых, я ещё помню предания о чём-то наподобие их Иглы. Нет, дело не в пейзаже.

— Я понял тебя, хотя и не знаю нужного слова.

— Верно. Ощущение реальности совсем иное. Тот мир жив и полон энергии, но он другой.

— Ну не знаю, насколько он жив, — читавший с сомнением посмотрел на книгу. — Судя по их диалогу, от него мало что осталось. Но другой мир… мне становится как-то не по себе.

Он посмотрел на закрытую книгу.

— Обложка, прочная, словно камень, — пробормотал он. — Нигде я не видел такой кожи. И такого дерева. И такой бумаги. Выходит, можно путешествовать между мирами? Я хочу сказать, совершенно различными мирами?

— Странно, что это тебя удивляет, — заметил целитель. — В конце концов, откуда взялись ты и твой народ?

— Это совсем другое дело, — возразил Унэн. — Путь созвездий — это… — он осёкся.

Дверь раскрылась и на пороге появилась Достопочтенная Айзала.

— Сейчас меня будут бить, — шепнул Унэн целителю и медленно поклонился, изображая на лице сладкую улыбку.

— Моё почтение, Айзала, — он вновь поклонился. — Вам тоже не спится? Могу предложить чаю.

* * *

Айзала, Жрица Триады, бесшумно вошла в кабинет Унэна, где запах пыли и ароматических трав невозможно было истребить никакими проветриваниями. Одета она была в повседневное платье, однако на груди у неё висел амулет со знаками всех трёх культов. Афамис, Гвайя, Ирсерана. Непроизносимые имена. Приручающая, Вестница, Молчаливая. Так их звали вслух.

На вид ей было не более сорока, но Унэн знал, что жрица намного старше. Переоденься она в простые одежды — и никто из встретившихся ей на пути не опознал бы в ней одну из трёх ныне живущих женщин, которым дана власть в любой момент обращаться к силам Триады — объединённым силам всего живого. Длинные волосы соломенного цвета, стального цвета глаза и живое, открытое лицо. И, как и у самого Унэна, чрезвычайно переменчивый характер. Наверное, потому они так хорошо ладят. Иногда.

— Снова сидели у тебя в библиотеке? — спросила она, глядя в глаза Унэну. Венок на её голове был словно сплетён из ветвей и листьев ясеня, хотя на деле это было серебро, митралл — живое серебро — и драгоценные камни. Ещё один знак Триады. Собственно, Триада как таковая почиталась в двух — от силы в трёх Храмах. На всей остальной земле культы давно уже существовали порознь.

Унэн кивнул и чуть улыбнулся.

— Они всё ещё считают, что могут лгать мне в глаза, — усмехнулась Достопочтенная и закрыла за собой дверь. — Ну ничего, уж дисциплине-то я учить умею. Лопата и метла — отличный выход для излишней энергии.

— Мир и покой, — прошелестел Шассим и пропел короткую фразу, отчего амулет Айзалы на миг засветился. — Что у нас нового?

— Моё почтение, целитель, — жрица поклонилась в ответ и присела в соседнее кресло. — Этот болтун по-прежнему не даёт вам покоя?

— Мы с ним провели небольшое исследование, — возразил целитель. Из вазы, что стояла рядом с ним, медленно поднялась гроздь ягод, подплыла к флоссу и опустилась у его ног. Вина он не пил (к величайшему разочарованию Унэна), а из закусок предпочитал ягоды. Не есть же мышей, понятное дело. Не все люди спокойно переносят подобное зрелище.

— Книга, — полувопросительно-полуутвердительно произнесла жрица.

— Она самая, — вздохнул Унэн и погладил до блеска выбритую голову. — Редкостный артефакт. На какой-то момент мне даже показалось, что маги ошиблись, и книга гораздо опаснее, чем было сказано.

— А теперь?

— По-прежнему так думаю, но уже по иной причине. Что нам известно о других мирах?

— О каких именно? — жрица, к не меньшему разочарованию Унэна, вина также не употребляла. Хорошо ещё, что чай пила… Унэн налил себе и ей по чашечке дымящегося напитка и уселся лицом к обоим собеседникам.

— Не об астральном слое, само собой. О других мирах. Таких же, как этот, но… как бы это сказать… традиционными средствами недостижимых.

— Вот оно что, — покачала головой жрица. — Достоверно известно одно: такие миры существуют. Вторжение произошло именно из подобного места. Да только не осталось никого, кто смог бы поведать об этом.

— А обитатели Выжженной Земли? — целитель шевельнул «ушами», выражая недоумение. — Ведь они по-прежнему живут на том же месте. Под землёй, правда.

— О них ходят только легенды, — ответила Айзала. — Многие пытались договориться с ними, но — без особого успеха.

— А боги молчат… — добавил Унэн. — Впрочем, по мало-мальски существенному поводу они всегда молчат. Я шучу, — добавил он, увидев недовольное выражение лица жрицы. — Не так давно мы с Шассимом видели картины иного мира. Они как-то связаны с книгой, — кивок головой. — Вот я и в недоумении. Впрочем, вы ведь не для этого сюда пришли?

— Верно, — жрица поставила чашку на место. — В подземных переходах обнаружены ранее скрытые двери. Одна дверь, если быть точной. Как раз где-то между монастырями. Благодари своих разбойниц — судя по всему, они её и обнаружили.

— Они спустились аж до погребальных камер? — схватился за голову читавший. — Воистину, я недостаточно слежу за ними. Как, впрочем, и вы, Достопочтенная.

— Унэн, может, лучше без титулов? В твоих устах они звучат, словно насмешка.

— Договорились, — в который уже раз пообещал Унэн. — Так что, необходимо расследовать, куда он ведёт?

— Совершенно верно, — кивнула Айзала. — Никакой опасности оттуда не ощущается, но порядок есть порядок. Ты лучше всех справляешься с такими задачами. Можешь не беспокоиться, я найду занятие нашим с тобой воспитанницам.

— Ну что же, — Унэн постарался не скрывать удовольствия. — Тряхнём стариной. А не то тут от скуки можно и пылью порасти…

— Спустя каких-то три года оседлой жизни?

— Возьми меня с собой, — неожиданно попросил Шассим. — Мне не доводилось бывать под землёй.

Айзала и Унэн переглянулись. Жрица удивилась не меньше последнего.

— Что ж, — ответила она. — Это может оказаться долгим путешествием, так что подумайте, Целитель Шассим. Впрочем, Унэну компания не помешает. Я-то знаю, как трудно ему прожить спокойно хотя бы день, не учинив каверзы…

После чего раздался смех на три голоса. Третий был слышен только тем, кто сидел в кабинете.

II

Была середина весны, однако никакой радости сидящие в небольшой, скрытой от глаз посторонних комнате, не испытывали. Наоборот. Последнее время наиболее частой эмоцией в здешних стенах было раздражение.

— Итак, мы перешли в оборону, — заключил в конце концов Первый. Сейчас в комнате было четверо; среди посторонних обитатели этого места имели множество имён, но здесь предпочитали использовать числа. — Провалены все наступательные операции за последние три месяца. Насколько хорошо защищены наши границы, Четвёртый?

Его собеседник был высоким горбоносым человеком, более всего походившим одеждой и обликом на слугу-рассыльного. Никто бы никогда не заподозрил в нём одного из влиятельнейших людей государства. И к лучшему.

— С границами всё в порядке, — ответил Четвёртый. — Тем более, что наши соседи нападать не собираются. Как и обещали. Пока мы не отыщем новое оружие взамен утраченного, нам лучше изображать побеждённых в состоянии замешательства.

— Уже,

— ответил Первый. — Император извещён о заговоре против его величества, о предателях, что хитростью хотели заставить Империю начать войну с соседями. Заговорщики схвачены, извинения принесены, возмещение выплачено, — он усмехнулся, — в основном их же собственными деньгами.

— Тогда непонятно, зачем меня сюда пригласили, — вступил в разговор третий собеседник. Этот выглядел преуспевающим купцом — полный, с широким добродушным лицом и надменным взглядом. — У меня пока никаких новостей. С тех пор, как Наблюдатели появились в непосредственной близости от столицы, я не могу рисковать. А подобающего места для лабораторий так и не нашлось.

— Второй сообщает, что есть возможность вызвать мощного союзника, — объявил Первый. — Для этого необходимо заполучить одну из вещей вызываемого. Достоверно известно, что одна из них находится в руках у… Цели.

— У Цели? — поразился «купец». — Это… который Ользан Меорнский? Позвольте, но я полагал, что с ним давно покончено. Не то и пальцем бы не стал шевелить.

Все переглянулись.

— Он сидит в месте, которое… — Четвёртый замялся. — Нам недоступно. Известными методами. И носу наружу не кажет.

— Сам-то, может, и не кажет, — заметил Шестой. — Но отправил дочерей учиться. В небезызвестный нам всем монастырь. Не понимаю, Первый, почему бы их попросту не выкрасть? Глядишь, станет сговорчивее.

Первый выразительно посмотрел на Шестого, контрразведчика. Медленно покачал головой.

И не стал напоминать, что предыдущий Первый уже предложил упомянутому Ользану союз… на самых заманчивых условиях. За что и поплатился головой. Попутно едва не погубил всю остальную Девятку… теперь Восьмёрку. Подлинных хозяев Империи Лерей. Какой бы слабой та сейчас ни казалась…

Он также не стал говорить, что, тайком от остальной Восьмёрки, уже посылал четырнадцать групп захвата — чтобы выкрасть (или убить, в случае крайней необходимости) саму Цель или же кого-то из её… родственников. Ни один из отрядов не успел подать даже сигнала бедствия. Складывалось ощущение, что все они попросту исчезли. Поскольку перевербовать их было — и в этом Первый был твёрдо уверен — невозможно.

— Итак, наш художник-любитель владеет тем, что ищет Второй, но добраться до него мы не можем, — подвёл итоги Пятый. Презрение звучало в его голосе. — Что будем делать? Ждать, пока он не умрёт от старости?

— По совершенно достоверным сведениям, — возразил Четвёртый, обеспокоенный выражением лица Первого, — нужная нам вещь уже покинула укрытие.

— Это меняет дело, — согласился «купец» спустя некоторое время. — Значит вам, как всегда, нужны…

— Все ваши изобретения, что могут видеть, слышать, идти по следу. Только никаких покушений, пожалуйста, Пятый.

— Вас не поймёшь, — усмехнулся «купец», скрестив пальцы замком на груди. — То Цель вам нужна как союзник, то вы рвётесь его уничтожить. Да и сведения от мёртвых получать значительно проще… Ладно. Мне нужна действительно тайная лаборатория. Пока что их обнаруживают самое большее через неделю.

Первый некоторое время сидел, постукивая по крышке стола.

— Мы провели тщательную разведку, — сообщил он наконец. — Пока что безопасно использовать только островки возле Выжженной земли.

— У меня разбежится остаток персонала, едва лишь я назову это место, — предупредил Пятый.

— Не имеет значения. Корабль отправляется через восемь дней. А до тех пор — никакой активности в пределах Империи. Сделаем вид, что наши возможности исчерпаны.

Все взгляды обратились в сторону Пятого. Крупнейшего специалиста по искусственным формам жизни, поддерживающего планы Восьмёрки… а, значит, и Империи.

— Мне будет нужен помощник, — произнёс Пятый твёрдо. — Стоящий помощник. И его я выберу сам.

— Но… — начал было Четвёртый.

— Договорились, — Первый встал. Совещание было окончено. — Выберите сами. До тех пор будем соблюдать тишину. Связь только в экстренных случаях.

Часы пробили полдень.

* * *

Аймвери тревожно оглянулся — Игла по-прежнему находилась на юго-востоке, проступая сквозь низкие, налитые огнём и водой тучи. Зрелище было столь же невиданным, сколь и обнадёживающим. Так близко к Вилке он никогда не подходил.

Некогда по эту сторону Реки (что была в те дни обычной рекой, воду которой можно было пить и в которую можно было погружаться без риска для жизни) находилась великолепная горная страна. Скалистые горы к северо-западу отсюда — жалкое подобие былых чудес. Теперь была только неприступная двойная гора иссиня-фиолетового цвета, Вилка, как звали её с тех пор. Настоящего названия не употреблял никто — из страха, что обитатель здешних мест проснётся, услышав своё имя.

Хозяин лесов посмотрел на восток. Не более мили отсюда — и уже ничего не видать. Тучи, смыкающиеся у горизонта с бесплодной землёй, и пыль под ногами. Когда-то здесь были плодородные земли, и десятки государств (их названия вспоминаются уже с трудом) к востоку отсюда славились дарами полей, гор и озёр. Сейчас их уже нет, как нет большей части Зивира.

Человечек дотронулся носком сапога до камушка и ввысь поднялся столбик пыли — мелкой, желтоватой, отвратительной. Утверждается, что Зивир имеет форму шара. Пять лет назад не одна экспедиция отправилась сюда, на восток, чтобы пробиться сквозь тысячи миль пыли и смерти и попытаться найти остатки настоящего, живого и цветущего Зивира. Ни одна из них не вернулась, ни с какой стороны.

Может быть, мир перестал быть шаром? Впрочем, что за чушь, поморщился Аймвери, придёт же такое в голову. Звёздное небо всё так же вращается, всё также восходят и заходят Солнце с Луною. Видимо, мир приближается к своему концу.

Как просто это звучит. Конец света всегда представлялся небывалой битвой, где огонь и лёд оспаривали бы силу друг друга, а оказался медленным, невероятно скучным и тошнотворным угасанием.

* * *

Человек стоял на небольшой площадке, венчавшей центральную башню крепости Моррон. Как символично: отсюда в Зивир впервые пришли люди, и отсюда же начинается конец их мира. Круговорот. Однако все построения относительно угасания и рождения мира хороши, пока сам не сталкиваешься с ними на практике. Далёкая война бесплотна и может поразить только числом потерь, объявленных в сводках. Если же её кровавый шторм бушует над головой, война ощущается совсем по-другому.

Так же и с угасанием вселенной.

Если она гибнет вокруг тебя, это производит несколько иное впечатление. Человек усмехнулся. Там, к северу, возле ярко светящейся Иглы, считают, что крепость набита исчадиями тьмы, кровожадными созданиями, способными разрушать саму ткань мироздания. Какое заблуждение! Вот он, один-одинёшенек, противник всего остального Зивира. Вернее, его жалких останков.

И всего-то забот — следить, чтобы мир достойно встретил свой конец — тогда, со временем, новая жизнь и новая красота придут сюда, в Зивир (или как его ещё нарекут его обитатели). Гораздо ярче прежних. Тех, что нынче уходят в небытие.

Как же тогда назвать его профессию? Могильщик? Пожалуй. Не раз и не два обречённые жители выступят против него, не раз и не два попытаются повернуть время вспять.

Кто знает, может быть им и удастся выторговать у судьбы ещё десяток-другой лет.

Скоро пожалует Гость, подумал человек и оглянулся. Позади расстилался неподвижный, словно замёрзший, океан. Некогда он был лазурным, живым и тёплым; после того, как его воды смешались с мёртвой водой Реки, он превратился в застывший студень. Человек представил себе, как армия Зивира повергает во прах его твердыню, чтобы вместо безбрежного океана, за краем которого может ждать спасение, обнаружить вязкий и смертоносный кисель.

У него неприятно кольнуло сердце, когда в тысячах миль к северу отсюда на миг возникли Ворота и очередной пришелец, Гость, ступил на пыльную землю Зивира.

* * *

Огонёк тихонько замерцал во мгле и повис над правым плечом Унэна.

— Разве тебе нужно освещение? — спросил Шассим-Яг спутника. Вернее сказать, носильщика. Ибо теперь за плечами Унэна находилась перекладина, на которой и восседал целитель. Лететь по низким проходам — занятие и опасное, и бессмысленное, а идти пешком — слишком медленно. Флоссы ходить не любят. Неудобно.

— Я, в общем-то, для ориентировки, — рассеянно отозвался Унэн. — Очертания проходов я чувствую, а деталей не разобрать. Неохота тратить силы на заклинания.

— Я могу стать твоими глазами, — предложил целитель.

— Нет, спасибо, — отказался человек, аккуратно приседая под очередной аркой. — Чтобы потом неделю заново привыкать к собственным? В случае чего, скажешь.

Они шли три часа и порядком удалились от обоих монастырей. Подземный путь направлялся на восток-северо-восток, постепенно понижаясь. Многочисленные знаки украшали стены прохода. Унэн отметил, что ни плесень, ни мох не росли на камне; проход в безукоризненном состоянии. Словно вчера построен.

— Ты думаешь о том же, о чём и я, — беззвучно заметил целитель.

— Верно, — Унэн прикоснулся ладонью к прохладному камню. — Я видел строения дарионов. Ни трещинки, ни выбоинки. Прямо как здесь.

Он остановился у карты — это, без сомнения была карта: высеченный в камне на уровне глаз барельеф, чуть более полуметра в поперечнике, слабо светился во мраке. Монах прикоснулся ладонью к карте, и та осветилась ярче. Стало очевидно, что показан не весь город, а лишь фрагмент его.

— Мы на окраине, — сделал вывод Шассим. — Видишь вон тот огонёк? На верхней части контура?

Унэн присвистнул.

— Клянусь посохом великого предка… Так ведь вся эта карта, — он махнул ладонью,

— указывает на нечто прямо под монастырями…

Он помолчал и чуть было не потянулся, по привычке, погладить голову. Пока Шассим сидел на его плечах, делать этого не стоило.

— Тебя это удивляет? — спросил Шассим. — Подземных городов в десятки раз больше, чем наземных. Подавляющая часть их необитаема. И, между прочим, эти проходы строили не дарионы. Не их письменность.

— А кто? Найя?

Целитель долго всматривался в карту.

— Найя высокого роста. А здесь даже тебе приходится пригибаться.

Они помолчали несколько секунд.

— Тогда ктоже? — подозрительно нахмурился монах. — Дай-ка подумать. Не Хансса. Не их письменность. Лунные люди?

— Айшиа? — переспросил целитель. — Возможно. Обрати внимание: этими проходами не пользовались многие века.

— Ты меня пугаешь, — монах вытер лоб. Слова отдавались приглушённым эхом. — Заброшенные города… Неизвестные строители… Я чувствую, что почти ничего не знаю о Ралионе, даром что сорок лет путешествовал. Откуда, кстати, ты знаешь об Айшиа? Они же никогда не выходят на поверхность.

— Вот устроим привал, — отозвался целитель, — и я отвечу на твой вопрос. А ты — на мои. Спорить с ним было бессмысленно.

* * *

Шум бьющих по воздуху крыл привлёк внимание человека на башне.

Птица, отдалённо напоминающая ворону, опустилась на парапет. Наклонила голову, поглядев на человека каждым глазом, и чуть приоткрыла массивный клюв. Захоти они биться без оружия, никто не взялся бы предугадать исход схватки.

— Морни? — спросил человек. Имя не сразу пришло на язык. Как и многие другие знания, оно словно всплыло из ниоткуда. Как и все слова Зивира.

— Норруан, — послышался хриплый голос и человек вздрогнул. — Таково твоё имя?

— Моё имя, — человек отшатнулся и едва не споткнулся. — Моё имя… откуда тебе оно известно?

— Странно было бы не знать имя своего союзника, — заметила птица, подходя поближе к собеседнику. — Я прибыла, чтобы сообщить тебе — Гость уже в пути.

— В пути, — повторил человек и туман в его глазах рассеялся. Голос стал твёрдым и уверенным. — Ты быстро добралась.

— Не только Повелитель лесов владеет подобным знанием, — заметила птица. Будь она человеком, несомненно пожала бы плечами. — Что ты намерен предпринять, Норруан?

— Как всегда, — пожал плечами тот. — Дождусь его. Спрошу, что ему нужно… Если бы я знал, как это было раньше… — он вновь прикрыл ладонью глаза и наклонил голову.

— Раньше? — удивилась ворона. Произнося слова, она не двигала клювом. Зрелище было не из приятных. — Но это первый Гость, который знает дорогу в твой замок! Неужели ты намерен впустить его?

— Он не первый, — заметил Норруан и холодок скользнул по его спине. — И не второй. Я сегодня бродил по подземным ходам. Тысячи черепов и скелетов, Морни! Многие — с талисманами Иглы. Понимаешь? Он далеко не первый.

Ворона подошла к нему вплотную. От её оперения пахло пылью. Вековой пылью… словно птица долгие годы провела на чердаке, среди никому не нужных вещей. Норруан вздрогнул. Что за чепуха!

— На моей памяти это — третий Гость, — произнесла она медленно. — Я не понимаю тебя, Норруан. Их не могло быть так много.

— Ладно, — Норруан выпрямился. Теперь он действительно был похож на Властелина мрака, каким его изображали в Зивире. Высокий, худощавый, с длинным лицом. Холодный равнодушный взгляд чёрных глаз, готовых в любой миг вспыхнуть смертоносным огнём. Чёрная одежда, высокие сапоги, тяжёлый жезл, висящий на поясе — украшенный тремя золотыми и пятью серебряными кольцами. Прикосновение его означает гибель. — Что ты хочешь с ним сделать?

— Утопить в Реке, — ворона щёлкнула клювом. — Единственный путь к замку, над которым не властна магия — это Река. К чему тебе рисковать?

— Ты говоришь так, словно не принадлежишь Зивиру, — насмешливо протянул человек. — Когда Игла падёт, ты тоже покинешь Зивир навсегда. Возможно, сгинешь бесследно.

— Я тоже владею магией, как и ты, — холодно отозвалась Морни. — Я знаю, что мне предначертано и верю в предсказание. Мне не по душе видеть мучительную смерть мира, который и так прожил дольше, нежели положено. И хватит об этом.

— Ясно,

— Норруан внимательно смотрел в выпуклый, блестящий её глаз. — Но признайся,

Морни, ты всё же чего-то хочешь от меня. Хотя знаешь, что мне нечего тебе дать.

— Нет,

— ворона наклонила голову и посмотрела на него другим глазом. — Ты не принадлежишь Зивиру. Ты — откуда-то издалека. Я хотела бы взглянуть на твой дом — даже если это будет последнее, что я увижу.

— Я не помню, откуда пришёл, — медленно произнёс Норруан и прикоснулся рукой к жезлу.

— Я очнулся здесь, у замка, одетый в эту гадость, — он указал на свою одежду (способную, по слухам, противостоять объединённой магической мощи Зивира). — Всё. Ничего, кроме имени. И приказ — похоронить останки вашего мира.

Ворона отодвинулась от него.

— Ты пугаешь меня, — произнесла она. — Я знаю, что большинство из того, о чём говорят там, — она кивнула в сторону севера, где выделялся чёткий силуэт Иглы,

— не более чем вымысел. Но чтобы ты не знал, откуда появился и кем был прежде… Как это может быть?

Норруан почувствовал, что смертельно устал.

— Давай спустимся, — ответил он, помедлив. — Мне необходимо чего-нибудь выпить. Там мы и ответим друг другу на вопросы.

* * *

Унэн вздрогнул, замерев посреди фразы. Ему показалось, что перед ним, поблескивая глазами, сидит не флосс, а огромная, с гуся величиной, серая ворона. Видение, впрочем, тут же рассеялось.

— О чём я говорил? — спросил он, когда осознал, что никакой вороны перед ним нет.

— О том, как ты впервые появился здесь, на Ралионе.

Монах кивнул. От Шассима исходил густой запах пыли и паутины… впрочем нет, что за наваждение! Он помотал головой. От флосса пахло флоссом. Едва ощутимый запах. Ничего особенного.

— С тобой всё в порядке? — Слова хрустальными шариками падали в глубине его сознания и со звоном распадались на фрагменты.

— Да, — ответил Унэн и понял, что это правда. Перед ним сидел Шассим, а не ворона; вокруг была пещера — сухая и чистая; никто посторонний не вторгался в его разум. Неужели я так устал? — мелькнуло в сознании. Никогда мне ничего не мерещилось.

Он вспомнил свои первые минуты в этом мире.

Камни под ногами; туман в небесах, на земле и в голове. Тёплый ветер, накатывающийся ароматными волнами. Сотни сияющих радуг вращаются перед глазами. Музыка сфер, постепенно замирающая где-то на пределе слышимости.

И холод, сотней золотых игл вонзающийся в босые ступни. В новый мир он пришёл нагим, как обычно; но не беспомощным младенцем. Разум его был с ним, и лишь память не желала по доброй воле отдавать ни крупицы знаний. Вспоминались светящиеся спирали под ногами — в пространстве, где никогда не было материи. И чей-то смех… или не было смеха? Он не мог точно сказать.

Когда туман рассеялся, новый мир обрушился всеми своими красками, запахами и звуками, а также теми ощущениями, для которых ещё нет названий. Унэн помнил только, что несколько часов стоял неподвижно, позволяя разуму скитаться свободно, пока его имя не всплыло из небытия.

Возникнув, оно связало его с новым миром, в котором ему предстояло жить… кто знает, сколько лет?

Он оглянулся и увидел, что со стороны величественной крепости, что венчала вершину ближайшей горы, к нему спускаются люди в бело-зелёной одежде. К тому моменту, когда они добрались до него, Унэн уже спал. Страшная усталость сковала его и несколько долгих дней не отпускала своей хватки. Прибывший не чувствовал, как его осторожно поднимают и несут куда-то.

Когда он очнулся, то увидел на стене знак, смутно напомнивший ему что-то.

Неоднократно виденное, но прочно забытое. Два круга, вложенные один в другой; лук со стрелами, пара крыльев и дерево.

Так он впервые очутился в монастыре Триады.

— …А остальные? — поинтересовался целитель, и видения прошлого оставили монаха. — Остальные из твоего племени?

— Они пришли позже, — пожал Унэн плечами. — Они нашли меня, поскольку для них это — проще простого. Когда мы встретились, у подножия той самой горы, мы принялись строить собственный монастырь. И я скажу тебе, работа была не из лёгких.

— Но построено на совесть, — признал Шассим.

— Спасибо.

— Иные миры, — задумчивым эхом пронёсся голос целителя. — Кто бы мог подумать.

Вестница, что дала нам разум, учила нас, что весь мир лежит вокруг нас и внутри нас и что другого нет. Она рассказала нам обо всех народах, обо всём живом и неживом. И этого было достаточно.

— А потом вы узнали, что есть и другие вселенные.

— Разумеется. Вестница мудра; обучая потомков, никто не рассказывает сразу же обо всём, что творится вокруг. Говорят лишь то, что проще принять. Подлинное знание может раздавить новорожденный разум. Лишь смутные тени мира не вредят ему. Так же, как глаз, привыкший ко тьме, не сможет сразу перенести яркого света солнца.

— Я слышал подобные речи от одного мудреца, — медленно произнёс Унэн и налил себе ещё чая. — Но это было давным-давно, и не на Ралионе. Что наводит меня на странные мысли…

— Что разум сходен во всех мирах? Монах усмехнулся.

— Разум! Видел я мир, где не было магии и где жила одна-единственная раса. То ли она истребила остальные, то ли их и не было. Жил я там сравнительно недолго, но меня удивило, с каким рвением обитатели мира старались определить, что такое разум.

Целитель присвистнул.

— И определили? Монах пожал плечами.

— Насколько я понимаю, нет. Сравнить-то не с чем!

Флосс моргнул и расправил крылья.

— Я устал от слов, Унэн. Поговори со мной образами.

Монах вздохнул и принялся сворачивать их небольшой лагерь. Спустя десяток минут ранец вновь покоился на его спине, а на нём восседал целитель. Всё равно он весит меньше, чем те камни, с которыми мы заставляем упражняться послушников, подумал Унэн и поставил крестик светящимся мелком возле входа в пещеру.

Флосс терпеливо молчал.

— Ну что же, — произнёс монах и усмехнулся про себя. — Послушай тогда сутру, что, по преданиям, привела в движение колесо Учения в одном из миров…

Хотя монах об этом и не догадывался, но уже на расстоянии в сто шагов его голоса практически не было слышно. Кто бы ни построил этот подземный ход, он был непростым строителем.

* * *

Аймвери надолго запомнил момент, когда открылся проход между мирами, и на мёртвую землю Зивира ступил Гость. Никто не знал, откуда они приходят; никто не знал, кем они являлись там, откуда начинался их путь. Достаточно было того, что они откликались на призыв о помощи.

Некоторые даже соглашались рискнуть достичь замка Моррон и сразить его хозяина, имя которого не положено произносить. Неторопливо готовившего воинство разрушения, чтобы превратить Зивир в холодную пыль — материал, из которого, возможно, появятся иные чудеса и иная жизнь.

Только погибать от этого ненамного приятнее.

…Тучи вздрогнули над головой и опустились чуть ниже. Казалось, протянешь руку — и погрузишь её в бешено вращающиеся чёрные вихри. От безмолвного бушующего хаоса над головой исходило чудовищное ощущение силы: молнии потрескивали и ветер, проснувшись, гнал на запад сероватые стены пыли.

Стало почти совсем темно.

Тени упали на землю вокруг Аймвери, который пытался прикрыть лицо от порывов начинающегося урагана. Тени от двери, что сама ещё не успела показаться — двери между вселенными. Три тени отбрасывала невидимая дверь: они ползли, то сливаясь с землёй, то отделяясь от неё — словно пальцы, ищущие опору.

И возникла дверь. Ворота, как их называли. Некогда Ворота связывали различные части Зивира между собой; ныне же любая попытка открыть их немедленно замечалась хозяином замка Моррон и могла привести к беде. Полчища болотных тварей, обрушившиеся полгода назад на одну из западных дозорных башен — тому пример. Неуязвимые для огня и металла, покрытые липкой слизью существа сотнями возникали из бездонной трясины и растаскивали строения по кусочкам. Тех, кто пытался противостоять им, попросту топили. Возможно, съедали. У выживших не было времени запоминать подробности.

Ворота осветились изнутри, и наружу вышел Гость — худощавый, светловолосый, одетый в лёгкую походную одежду. Он поднял голову и взглянул в нависшие над ним небеса. Помедлил и решительно перешагнул зыбкую границу, разделяющую миры.

Аймвери успел заметить красивый осенний пейзаж по ту сторону Ворот и яркое синее небо. Видение тут же исчезло. Ворота с треском испарились, и ураган немедленно прекратился.

Гость с удивлением и любопытством рассматривал человечка. Тот, в свою очередь, испытующе смотрел в глаза пришельца. В конце концов, кивнул и произнёс, протягивая Гостю свой амулет:

— Добро пожаловать в Зивир, Гость.

— Fainazu ku'Zivir, Nahwer, — услышал Гость и, помедлив, принял амулет — изящный золотой листик на тонкой, но прочной цепочке. Он надел его на шею и, когда Аймвери повторил приветствие, все слова его стали понятны.

— Я представлял его иначе, — отозвался Гость. Да он совсем молод, удивился Аймвери. Ему ещё и сорока нет. Ну что же, возможно, это к лучшему.

— Если твоя миссия удастся, Зивир станет прекраснее прежнего, — и Аймвери указал рукой на гордо сияющую Иглу. — Хотя и сейчас у нас есть, на что посмотреть.

— Идём,

— добавил человечек и осторожно потянул пришельца за рукав. — Оставаться здесь небезопасно. Того и гляди, нас…

Между вершинами Вилки проскочила разветвлённая фиолетовая молния, и притихший было ветер вновь коснулся пыльной ладонью их лиц.

— Уже,

— шепнул Аймвери и указал в сторону Реки. — Быстрее же. Мы в смертельной опасности, Гость.

На лесном наречии «гость» звучало как «Науэр».

* * *

— Да, — отозвался целитель и встряхнулся, — впечатляюще. Должно быть, это сильно взбудоражило умы тех, кто не привык к образам.

Он произнёс это после того, как не менее получаса обдумывал услышанную сутру, сидя неподвижно и закрыв глаза. Впрочем, видеть его глаз Унэн не мог, да и занят был: двигаться по неизвестному проходу — дело непростое и опасное. Он извёл уже два светящихся мелка, обозначая условными символами места, где они побывали.

Вопреки мнению Айзалы, он не стал брать с собой менее опытных исследователей. К чему? В случае опасности они — только лишняя обуза, а доведись сражаться — более других рискуют своими жизнями. Их же пара, человек и флосс — была более чем дееспособна в большинстве ситуаций, которые только можно себе вообразить.

Хотя, конечно, непредвиденные случаи потому так и зовутся, что предугадать их невозможно. Унэн лишь пожал плечами в ответ. Впереди показался тупик, и сейчас предстояло либо возвращаться — двумя километрами ранее было ответвление прохода — либо проникать за скрытую дверь, если таковая объявится.

— Как же ты тогда определяешь разум? — спросил Шассим, и Унэн в который раз подивился его способности быстро менять тему беседы.

— Как способность задаваться вопросом о смысле существования, — ответил он после некоторого раздумья. На самом деле монах несколько покривил душой, поскольку полагал, что только боги и другие над-разумные существа могут дать определение разуму. Как рыбе осознать, что её пруд — далеко не весь мир? Пожалуй, что никак.

— Интересно, — отозвался целитель. — По моему мнению, разум определяется скорее способностью создавать и использовать знаковые системы.

— Тогда выходит, что муравьи тоже разумны. И пчёлы, и бог весть кто ещё.

— В какой-то мере — несомненно, — подтвердил Шассим. — Ты же знаешь, что с точки зрения Ордена весь Ралион — единая разумная система. Мы — лишь малая её часть.

Унэн не стал уточнять, что такое «мы». Он подошёл поближе к тупику и осторожно уселся, не снимая с себя планку-насест. Нагрузка в виде восьмикилограммового флосса не повредит, учитывая, что в монастыре жизнь, конечно, далеко не сидячая, но уж больно однообразная.

В смысле удручающего постоянства распорядка.

— Ну что же, меня это не задевает, — Унэн уселся поудобнее и уставился на стену, преграждающую им путь. — Это, как говорили мне наставники, лишь одна из тысячи граней, определяющих сущность. Кое-кто считает, что разум — это то, что позволяет оперировать отвлечёнными понятиями. Среди Ольтов популярно мнение, что разум — способность к созидательной деятельности. И многие другие мнения. Окончательного определения, по моему мнению, вообще быть не может, а все частные более или менее хороши.

— Однако, когда мы сталкиваемся с новым проявлением разума, зачастую требуются огромные усилия, чтобы признать — как ты говоришь? — новую грань.

— Вероятно, поэтому не следует считать, что есть какой-либо способ определить, является ли данное существо разумным. Не то участью большинства станет жизнь в клетках. И то в лучшем случае.

Целитель некоторое время молчал.

— Боюсь, что ты прав, — изрёк он, в конце концов. На том беседа временно прекратилась.

Ибо заставить говорить Флосса, у которого нет желания вести разговор, немногим проще, чем научить камни разговаривать.

* * *

— Тысяча граней, — произнёс Норруан неведомо откуда пришедшие на ум слова. Обратил свой взор на северо-восток. Там красовались лёгкие белые облака… и где-то в том же направлении только что открылись Ворота, пропуская пришельца из иного мира.

Над которым не властна здешняя магия. Что, в общем, не очень страшно: то, что ходит, дышит и ест, можно уничтожить. Однако Норруан был не в состоянии почувствовать, где в данный момент находится Гость и тем более прочесть его намерения.

В данный момент в этом не было необходимости. Поскольку рядом с Гостем был хвастливый коротышка Аймвери, который утверждал, что Норруан не сможет проникнуть в Лес и остаться в живых. Надо будет как-нибудь его разочаровать.

Норруан нахмурился… и рассмеялся. Оба они, и Науэр, и Аймвери, привлекли к себе внимание обитателя Вилки. Ну что же, возможно, что у него, Норруана, вскоре появится некоторая передышка до появления очередного Гостя.

А к тому времени ещё часть Зивира уйдёт в небытие… и сократится тот срок, что ему суждено провести здесь, в угасающем мире. Исполняя неведомо чью волю.

Зивир считает, что Норруан — демон разрушения, посещающий миры, чей жизненный срок подходит к концу. Если бы обитателям Зивира стала известна истина, какой переполох поднялся бы!

…Морни вопросительно взглянула на хозяина замка.

— Тысяча граней, — повторил человек в чёрном. Слова казались частью более длинной фразы, таящей в себе важный смысл. — Каждый мир имеет тысячу граней…

— Точно, — повернулся он к вороне. — У каждого мира есть тысяча граней, как и у каждой задачи — тысяча решений. В этот раз я не стану собирать войско и выступать против Гостя. Пусть приходит сам. Я буду ждать его.

Морни опустила «в этот раз», но была искренне поражена всем остальным,

— Ничего не предпринимать? Позволить Зивиру собрать армию и напасть на Моррон?

— Почему бы и нет? — удивился Норруан, наливая себе густого тёмно-вишнёвого вина — трофей из недавно захваченных сторожевых Башен. — Что он может мне сделать? Я не знаю. До настоящего момента я воевал чужими руками. Ладно, все эти существа были и впрямь созданы мной (хотя я не всемогущ, как некоторые думают), но всё же против Гостей сражался не я. Так что разнообразие не повредит.

— Ты хочешь играть, зная, что шансов у противника почти что нет, — ответила Морни и поёжилась. В мрачных залах Моррон было прохладно, и сквозняки хозяйничали в них, как хотели.

— Вовсе нет, — в глазах Норруана вспыхнули огоньки, и улыбка скользнула по его губам. — Поэтому слушай моё поручение, Морни. Скажи Воинству Иглы и Гостю, что я буду ждать его прибытия здесь. Пусть попытаются осуществить то, чем давно мне угрожают.

— А то, что я буду сидеть сложа руки и просто наблюдать, — добавил он, — мы им говорить не станем. Мне интересно, что произойдёт в этом случае.

Ворона хотела возразить, но, подумав, молча кивнула.

— Сначала, конечно, обед, — остановил он её, уже собиравшуюся взлететь. По мановению руки Владыки Моррон зал осветился огнём десятков факелов и явились из ниоткуда многочисленные слуги, несущие подносы с тем, что было по душе хозяину замка и его гостям.

Вид у слуг был устрашающим.

III

Впервые Унэн встретился с надписью, понять которую не мог.

«Эх,

Олли бы сюда», — мысленно вздохнул монах, вспомнив о своём друге, которому, к слову, и отыскал когда-то необычную книгу. Не вполне было понятно, отчего тот категорически отказался переводить книгу… но у монаха уже зрело смутное осознание — почему. Хотя жаль. До сих пор не было надписи, которую друг его не смог бы понять. Сам Унэн был знатоком ненамного меньшим, однако слова, что возникли на стене после прочтения обнаруживающего магию заклинания, озадачили и его, и флосса.

В буквальном прочтении надпись гласила: «Сквозь Анектас. Соблюдайте осторожность». Понятна была только вторая фраза.

— Что за «Анектас»? — спросил он у Шассима и вывернул шею, чтобы взглянуть тому в глаза. Флосс медленно покачал головой.

— Здесь проход, — было ответом, — и он открывается, насколько я понял, только тому, кто смог прочесть надпись. Но это слово, как и ты, я слышу впервые. Подожди немного, я спрошу совета.

По спине Унэна пробежала неприятная дрожь, и слабая дымка на миг окутала сознание. Когда флосс обращался к богам, он «светился» во всех мыслимых магических и псионических диапазонах. Настолько мощным был контакт. Везёт же, подумал монах с завистью. Ему общение с божествами давалось с большими затратами. Отчасти, конечно, вследствие его воззрений. Вследствие веры в Учение. Согласно которому одна и та же судьба и у смертных, и у богов.

Что, конечно, не у всех богов вызывает восторг.

…Наконец, общение завершилось, и флосс энергично встряхнулся.

— Слово без значения, — объявил он. — Никто из обитателей Ралиона не приписывал ему никакого значения.

По спине монаха пробежала ледяная струйка. На сей раз от страха, а он испытывал страх очень редко. И лишь когда были весомые на то основания.

— Извини меня, Шассим, но это чушь, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Никто не может написать слова, не вкладывая в него хоть какого-нибудь смысла. Может быть, тайный язык? Шифр?

— Нет,

— Шассим нетерпеливо переступил ногами по планке. — Не веришь, так спроси сам. Спроси сам! Чтобы потом часа три отдыхать!

— Верю,

— солгал Унэн. — И что же ты предлагаешь?

Флосс думал очень долго.

— Войти.

Унэн задумался. В устах неизменно осторожного флосса такое предложение казалось безумным, но В самом деле, его, Унэна, шестое чувство, всегда предупреждавшее об опасности, молчит. Во время похода оно предостерегало от опрометчивых действий, но нисколько не возражало сейчас, перед проницаемой стеной, ведущей неведомо куда.

— Ну ладно, — монах поправил одежду. — Однако помни, Шассим, что я-то воскресну быстро, хотя и не ясно — где, а вот что будет с тобой, известно лишь… в кого из богов ты веришь сильнее всего?..

И шагнул сквозь «камень», слыша скрипучий смех, отдающийся где-то под сводами черепа.

И мрак поглотил их.

* * *

В тринадцати местах по всему Ралиону, в святилищах Всех Богов, вздрогнула земля и что-то недовольно заворчало, ворочаясь в глубине. Однако Хранители (там, где они ещё были), не придали большого значения произошедшему. Боги охраняют свои святилища, а в знамениях нуждаются не Хранители, а многочисленные паломники.

Многие из которых вняли знамению. Каждый, само собой, по-своему.

* * *

Из подвалов Моррон послышался скрежет и стук отодвигаемой каменной плиты.

Норруан, который спокойно сидел в кабинете, рассеянно листая древний трактат по геометрической магии, вздрогнул и взялся за жезл, висящий на поясе. После чего захлопнул книгу и быстрым шагом направился к ближайшему спуску в подземелье.

Что-то проснулось в замке — и надлежало понять, что именно. У замка может быть только один хозяин.

* * *

Долгое время Унэн висел в воздухе… лишённый каких-либо ощущений. Ничто — ни зрение, ни слух, никакое из остальных чувств не находило ничего достойного внимания в окружавшем его пространстве.

Если, конечно, это было какое-то пространство.

Однако обжигающие серебряные иглы созвездий не торопились вонзаться в его бесплотные ступни, и ветер, что избавлял от бремени плоти и имущества, не торопился проделать это вновь, — чтобы вскорости вернуть похищенное.

Стало быть, жив.

Гулко стучало сердце. Очень, очень медленно.

Бессчётное число ударов сотрясло чёрную пустоту пространства, и пол коснулся ног монаха.

А флосс тут же проявил себя всем своим весом и беспокойными мыслями, коснувшимися спокойного рассудка Унэна. Стало быть, и он жив. Что ж, весьма отрадно.

И тут же монах ощутил, как соскальзывает, спадает с него та маска, тот облик, под которым он привык показываться жителям Ралиона — порой столь враждебных ко всему, от них отличающемуся!

Флосс в великом изумлении смотрел, как густая лохматая рыжеватая шерсть прорастает на теле его друга и носильщика; как уши его удлиняются и уплощаются; как короткие, но острые клыки показываются из-под верхней губы, чтобы устрашать зрителя своим блеском.

Венцом всего стала тщательно выбритая верхняя часть головы — она смотрелась и комично, и устрашающе. И ещё длинные когти на руках и ногах, и кончик хвоста, выбившийся из-под рясы.

Голова Унэна повернулась и Шассим встретился взглядом с парой пылающих красноватых глаз — в которых добродушие и доверие могло моментально смениться яростью и непреодолимой силой.

— Вот, значит, каков ты на самом деле, — присвистнул целитель и шевельнулся на насесте. — Воистину велики твои возможности, раз я не смог увидеть этого раньше.

— Я есть то, что я есть, — услышал он в ответ. Флосс закрыл глаза и прежний Унэн — низенький подвижный человечек с кругленьким брюшком — по-прежнему подходил этому голосу. Шассим открыл глаза, и ему показалось, что прежний облик на миг вернулся к Унэну.

И вновь растаял.

— Мы предоставлены сами себе, — заметил Унэн. — Наша магия здесь бессильна. Однако раз я тебя слышу, врождённые способности по-прежнему действуют.

Он взмахнул рукой и не встретил вокруг ничего, кроме застойного, сухого воздуха, в котором смешались поблекшие ароматы бесчисленного множества эпох. Так пахнет в древних гробницах, в заброшенных городах, — везде, где царит запустение и безжизненность.

— Что ты видишь? — спросил Унэн, убедившись, что псионика не в состоянии подсказать глазам, что окружает его во мраке.

— Коридор, — флосс вновь шевельнулся. — Множество дверей. Портал за нашей спиной… Можешь зажечь факел, если хочешь. Я… не ощущаю…

Флосс вздрогнул, на сей раз гораздо сильнее. Унэн ждал, пребывая в неподвижности.

— Мы не на Ралионе, — неожиданно заключил флосс и несколько раз взмахнул крыльями, обдавая спину монаха прохладой. — Никакой жизни. Никакой мысли. Никакого движения.

Монах хранил молчание.

— Анектас, — проговорил он в конце концов и извлёк алхимический факел, подарок одного хорошего знакомого. Стоило повернуть верхнюю часть приспособления, как возникал мягкий, желтоватый свет, яркостью которого можно было управлять.

Монах отвёл руку в сторону и сиротливый огонёк в его ладони постепенно разгорелся крохотным, едва переносимым солнечным сиянием.

Действительно, коридор. Массивные двери, каждая много выше человеческого роста — проход для гигантов, способных сокрушать скалы небрежным движением пальца. А за спиной…

— Ты видишь? — он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли.

На поверхности портала мерцало изображение чуть сутулящегося человека невысокого роста, облачённого в просторную рясу.

Возвышаясь над его головой, за плечами человека сидела крупная птица. Очень похожая на флосса. Или на филина — изображение было нечётким.

Шассим мелодично пропел изумление.

— Анектас, — повторил Унэн. — Скажи, достопочтенный Шассим-Яг, много ли в вашем… на Ралионе подобных проходов?

— Немного. Я не знал, что смертные могут пользоваться ими, — ответил тот. — До сих пор я полагал, что только богам дозволено путешествовать подобным образом.

Унэн склонил голову, и факел съёжился робким светлячком у него на ладони.

* * *

Мрачные подземелья Моррон способны были вызвать к жизни не один десяток ужасных преданий, легенд, баллад и прочих памятников мысли.

Пыточные камеры, специальные помещения для осуждённых на самые разнообразные виды смерти, лабиринты, напичканные множеством смертоносных ловушек. Десятки подземных этажей, в запутанной схеме которых мог разобраться один лишь Норруан.

Правда, по его собственному мнению, он не очень-то старался запоминать что бы то ни было. Он просто знал, как попадать в ту или иную часть подземного Моррон.

И теперь он спешил в самое сердце чудовищных помещений замка — туда, где могло находиться нечто, ему неизвестное. Впрочем, и теперь его вело не чёткое знание, а словно бы чей-то вкрадчивый голос, указывающий, куда идти и что искать.

* * *

Шестнадцать дверей было в коридоре. И полупроницаемая стена — видимо, очередной портал — на другой его стороне. Собственно, коридором-то его можно было назвать лишь весьма условно. Затерянный неведомо где осколок пространства, соединяющий Ралион неизвестно с чем.

Однако воздух был пригоден для дыхания, а температура — вполне сносной. Целитель долго не мог оправиться от полного молчания, окутавшего органы чувств — в основном, ментальное и астральное зрения. Лишённый постоянной связи с генвир — нематериальными мирами, порождаемыми разумными формами жизни — флосс ощущал себя ослепшим и беспомощным. Коридор непереносимо давил на него, постепенно сокрушал психику — сокрушал абсолютным, невероятным молчанием. Здесь не было ничего. Ни жизни, ни разума, ни богов.

Только они с Унэном.

Шассим ощутил острое желание непрерывно говорить с монахом или читать какой-нибудь гимн — словом, занять свой мозг, чтобы не сойти с ума.

Унэн, похоже, ощущал беспокойство спутника.

— Я тоже его не чувствую, — изрёк он, прислушавшись к собственному состоянию.

— Чего? — не понял Шассим.

— Генвир, — пояснил монах. — Пустота. Какой-то… ненастоящий мир. — И стукнул с размаху кулаком по каменной стене.

Камень, однако, был настоящим и с честью отплатил обидчику. Унэн потёр ноющую руку и подумал, стоит ли пытаться разрубать камень ладонью. Вряд ли. Поскольку с псионикой здесь неладно, лучше не играть с огнём. Перспектива застрять рукой в стене его не очень-то прельщала.

— Ну что? — вопросил он. — Мне, честно говоря, не очень охота тратить остаток жизни на эти двери. Да и страшновато немного. Так только… прислушаться к тому, что за ними творится, да и возвращаться.

Флосс неожиданно встрепенулся.

— Седьмая дверь, — воскликнул он, взмахнув крыльями так, что Унэн пошатнулся. — Я чувствую что-то из-за неё. Посмотрим?

Монах пожал плечами и быстро преодолел расстояние, разделявшее их и дверь номер семь.

Пол был покрыт толстым слоем очень лёгкой пыли.

— Давненько здесь не подметали, — покачал головой Унэн и поднёс факел к двери, приказав ему светиться поярче.

На краткий миг его шестое чувство, чувство опасности, ожило… но не сказало ничего внятного. Так, неразборчивый шёпот.

* * *

Норруан стремительно спустился в катакомбы, где были погребены строители и первые обитатели этого замка. Он быстро проходил мимо зияющих чёрных провалов, из которых сочился влажный холод и не останавливался, пока не добрался до той самой, легендарной гробницы.

Дверь бесшумно открылась, повинуясь нетерпеливому жесту его руки.

Глаза Норруана прекрасно видели и в темноте. Как он и ожидал, одна из плит посреди зала лежала не на месте. Непроницаемая мгла заполняла неровный прямоугольник в полу.

Норруан вошёл внутрь и не почувствовал ничьего присутствия.

Это было просто невероятно. Замок, конечно, можно было назвать живым (в особенности вспомнив про множество этажей с движущимися, смертоносными ловушками), но не до такой же степени!

— Кто здесь? — громко спросил он, и темнота вздрогнула, отползла в стороны и забилась в щели, испугавшись хозяйского голоса. Наступила полная тишина. Даже звук падающих капель и едва слышный скрежет механизмов, приводивших в движение «живые» лабиринты наверху — всё это пропало.

— Ну хорошо, — Норруан снял с пояса жезл и призрачный свет захлестнул комнату, отражаясь от стен и стирая все тени.

Никого.

Норруан пожал плечами и подошёл к провалу вплотную. Присел.

Что-то смутно виднелось внизу.

Какой-то зал, уставленный не то статуями, не то колоннами. До пола было футов тридцать. Владыка Моррон усмехнулся и извлёк из воздуха прочную верёвку. Она послушно обмоталась вокруг выросшего из пола металлического столбика и упала в провал, бесшумно размотавшись и оставив в пыли на полу слабый след.

Чисто.

На всякий случай Норруан взглядом приковал отодвинувшуюся плиту к полу и быстро спустился по верёвке вниз.

Где его и встретил чистый, свежий, восхитительный воздух. По сравнению с ним в подземельях Моррон витал отвратительный смрад (хотя ничего подобного Норруан раньше не замечал).

Он отпустил верёвку и огляделся. Положительно, такого места под Моррон просто быть не могло. Длинный зал, с огромной статуей ворона, взмахнувшего крыльями, в дальнем конце зала.

Небольшое возвышение шагах в десяти от статуи и пыльный свёрток, лежащий на нём.

И десятки колонн, каждая — увенчанная каменной головой ворона. Глаза изваяний были рубиново-красными и слабо тлели в полумраке.

Норруан сделал шаг по направлению к гигантскому ворону, и именно в этот миг его и скрутило.

* * *

Аймвери и Науэр бежали к Реке что было сил.

Тучи текли грязным потоком над самыми их головами — так, по крайней мере, казалось.

Не переставая гремел гром, не давая ни единственной возможности перемолвиться хотя бы словечком. Ярко-сиреневые, разветвлённые молнии били в пронзившую облачное покрывало Вилку.

Земля вздрогнула под ногами у бегущих, и Науэр на миг оглянулся. И тут же Аймвери рванул его вперёд. Гость едва удержался на ногах, поразившись силе человечка.

— Не оглядывайся! — прокричал Аймвери, указывая на небольшой плот, что лежал у самого берега Реки. — Иначе мы пропали!

Судя по всему, Гость его услышал. Они столкнули плот в воду, и Аймвери оттолкнулся шестом от берега. Как раз в тот момент, когда посланец Фиолетовых гор был готов настигнуть их.

Гость обернулся, услышав неприятный сухой скрежет разламывающейся земли, и едва не упал в Реку, увидев то, что предстало его глазам.

— О небеса, — только и смог прошептать он, вцепившись в плот изо всех сил. Аймвери молча отталкивался шестом, стараясь не позволить слабому здесь течению унести их слишком далеко от переправы.

Гость заворожённо смотрел на чудище, словно собранное из частей самых невероятных тварей. Две пары плавников, кожистые крылья на спине, длинная шея и пасть, из которой выглядывали сверкающие клыки. Да оно же может перекусить наш плот, подумал Науэр. Невольно пригнувшись, когда голова свирепо метнулась вниз… и замерла, словно наткнувшись на непреодолимую стену.

Впрочем, так оно, наверное, и было.

Издав устрашающий вопль, чудовище нырнуло (Гость смотрел, не веря своим глазам, как волны расходятся по поверхности земли… словно то была вода) и устремилось назад. К двум зловеще светящимся пикам, время от времени выставляя над поверхностью земли уродливую, ощетинившуюся шипами голову.

Буря прекратилась, словно по команде. Только что она бушевала над ними, а теперь всё застыло и успокоилось. Моментально, безо всякой паузы.

— И часто у вас здесь… такое творится? — спросил Науэр у старательно работающего шестом человечка. Противоположный берег был всё ещё далеко.

— На той стороне, — Аймвери кивнул в направлении Вилки, — может твориться всё, что угодно. На нашей стороне, — и выделил интонацией слово «нашей», — такого пока ещё не происходит.

Пока, подумал Гость и поёжился. В детстве он читал множество сказок, но увидеть столько небывалого за какой-нибудь час… нет, к этому он не был готов. Да и можно ли быть готовым к ставшему явью кошмару?

* * *

— Там, — возбуждённо воскликнул флосс, — кто-то есть! Кто-то живой! И, по-моему, не враждебный!

— Не так громко, — усмехнулся Унэн и вновь по привычке потянулся почесать затылок.

Не вовремя, конечно. Пару раз флосс едва не лишился глаза, прежде чем монах не запомнил, что с живым грузом за спиной жестикулировать следует осторожно.

Третьего раза не получилось. Монах спохватился и остановил руку. Присмотрелся к двери — на ней красовался выгравированный силуэт. Рассмотреть его вблизи не представлялось возможным, а изучить издалека мешал толстый слой пыли.

Унэн хлопнул по двери ладонью, и пыль осыпалась серебристым каскадом им на головы. Флосс возмущённо отряхнулся.

— Теперь все знают, что мы намерены войти, — воскликнул он укоризненно. — Где твоя осторожность?

— А, — беспечно махнул рукой Унэн. — Справимся как-нибудь. Если бы ты только видел,

Шассим, где мне доводилось бывать… Словом, как говорил мой наставник, тяжело в Ученье — легко в бою.

И, молниеносно развернувшись, ударил в дверь ладонью. Та неожиданно легко подалась и бесшумно повернулась, открывая новое, куда более просторное помещение.

Огромная статуя ворона, расправившего крылья, холодно смотрела на пришельцев с дальней стороны зала. Кровавыми капельками светились в полумраке каменные глаза птичьих голов, венчавших колонны.

Ни окошка, ни ветерка. Затхлый, едва пригодный для дыхания воздух.

— Смотри, — позвал Шассим и Унэн оглянулся. На двери, как было теперь заметно, тоже был изображён ворон. В точности повторяющий огромное изваяние, частично вмурованное в стену.

— Я думаю, что… — начал было монах, но флосс перебил его, энергично махнув правым крылом в сторону статуи.

— Тихо,

— пронёсся его шёпот в разгорячённом сознании Унэна. — Прислушайся.

Теперь это слышал и монах. Чьи-то осторожные шаги. Странным было то, что они доносились откуда-то из-за статуи.

Слышимость была превосходная, и Унэн не сразу сообразил, что его псионически усиленный слух успел вернуться в норму.

* * *

Норруан ощущал себя… опьяневшим? Возможно. Ни руки, ни ноги не повиновались ему, а в голове висела блаженная, тёплая дымка. От неё всё виделось в розовом свете и всё унылое, отвратительное, надоевшее просто исчезло.

Он покачнулся, выпуская из рук верёвку, и осознал, что его чувства невероятным образом обострились. Несмотря на полумрак, всё вокруг было исполнено дивных, потрясающе ярких цветов; запах пыли и склепа тысячелетней выдержки показался ему божественным ароматом, по сравнению с которым свежий воздух Зивира был просто непригоден для дыхания.

Окружающий мир показался более настоящим, чем тот, откуда он спрыгнул. Норруан поднял голову и содрогнулся. Непроницаемый мрак сгустился в отверстии, из которого ниспадала верёвка. Он казался невероятно плотным — сдавленным настолько, что вот-вот начнёт просачиваться вниз. Владыка Моррон поспешно отошёл в сторону.

И — самое странное. Туман, скрывавший под собой воспоминания, принялся торопливо уползать. Прошлое всё ещё казалось бесформенной, ничего не означавшей грудой, но очертания его становились с каждым мигом всё чётче.

Норруан остановился и затаил дыхание, вслушиваясь в самого себя.

Из полумрака зала навстречу ему вышел человек по имени Каллиро. Высокий, чуть сутулящийся, с пепельными волосами, собранными в пучок на затылке. В руке он держал миниатюрную арфу. «Я рад, что ты снова проснулся», сказал он и эхо голоса раскатилось где-то в глубине сознания Норруана — там, где никогда не брезжил свет. Улыбнувшись, Каллиро извлёк из своей арфы мелодичный аккорд и силуэт его постепенно растаял. Норруану показалось, что огромные деревья — в сотни футов высотой — показались за спиной растворяющегося в воздухе Каллиро. «Вспомни, где мы виделись прежде», услышал он на прощание.

Шаги послышались справа от Норруана. Он молниеносно повернулся, сжимая жезл. Человек по имени Оттураэ, с тонким окровавленным клинком в перевязанной руке, выходил из крестообразного разлома в пространстве. Он также был высок и худощав; ноги плохо держали его, глаза лихорадочно блестели, но на умирающего он не был похож. «Не дай заманить себя в ловушку», посоветовал он, вытирая клинок и вкладывая его в богато украшенные ножны. «У тебя нет и не может быть союзников. Вспоминай меня почаще…» — и, кивнув, Оттураэ вновь шагнул в разлом. По ту сторону его метались багровые тени, и густой дым стелился над выжженной землёй. С отвратительным скрежетом разлом начал смыкаться.

Прежде, чем он исчез, Норруан почувствовал взгляд на затылке и стремительно развернулся. Третий человек, на голову выше самого Норруана, молча осматривал Владыку Моррон — словно прицениваясь к одежде. Имя человека немедленно выплыло из глубин памяти. Звали его Ценнонн. В руках у него ничего не было, но кисти рук окутывала красноватая дымка. Сквозь туман за спиной Ценнонна был виден странный пейзаж — мрачное здание с сотнями ярко блестящих окон на фасаде, возносящееся на десятки этажей и сумрачный, притихший лес вокруг. Ценнонн, как и Каллиро, был светловолосым и очень широкоплечим. Как он должен быть силён, подумал Норруан с уважением, глядя в своё собственное лицо — правда, лицо, изборождённое шрамами, с неприятной кривой улыбкой и безразличными глазами.

— Я вижу, ты меня вспомнил, — его голос звучал ярко и чётко. Массивная рука упала на плечо Норруану, и тому стоило немалых усилий удержаться на ногах.

Гигант захохотал.

— Вспомнил, я вижу… Но ненадолго. Ты снова забудешь, как только вернёшься туда, — он указал взглядом на провал в потолке, откуда спускалась верёвка. — Прихвати какой-нибудь сувенир, приятель. Мы с тобой нечасто видимся, и становится, прямо говоря, скучно.

И повернулся, чтобы уйти.

— Постой,

— Норруан попытался удержать его за рукав. Бесполезно. Проще было бы остановить руками снежную лавину. — Почему мы встретились?

Ценнонн пожал плечами, не сбавляя шага.

— Почему мы все на одно лицо?

Ценнонн молча удалялся в дымку.

— Почему я всех вас знаю? — крикнул Норруан, начиная злиться.

Ценнонн остановился, едва различимый сквозь туман, и оглянулся. На лице его проступило сочувствие. Он что-то сказал и помахал рукой.

Густой туман опустился сверху.

* * *

Треск и грохот!

Небольшое возвышение, высеченное из единой глыбы камня: сотни миниатюр украшают его поверхность. Звуки множества голосов и чёрная тень, охватывающая его…

Растекается разноцветными струями возвышение, перемешиваются на небе звёзды, бессильно угрожающими руками вздымаются вокруг высохшие деревья. Совсем другое место. Несколько коротких моментов длится пустота внутри и чувство самосознания — самое первое ощущение того, чей разум отделил себя от всего остального.

Но уже в пути сгусток теней — мчится он между холодно мерцающими звёздами, и Норруан (нет, подсказывает разум, это не моё имя, ещё не моё), раскрыв от ужаса глаза, бежит сквозь мёртвый лес, оставляя на жёстких шипах клочья одежды. Тщетно. Вновь опускается тень, и прошлое теряется в дымке…

Очищается небо от коричнево-серой пелены, и хрустальные строения вырастают со всех сторон. Норруан (теперь уже Норруан) стоит у входа на огромную и величественную площадь — на вершине холма находится она, и прекрасный город, от совершенства которого захватывает дух, лежит с трёх сторон света.

И безбрежный, покрытый сосредоточенными морщинами волн океан с четвёртой стороны. Прямо перед ним, на той стороне площади, открываясь во всём великолепии, возвышается прекрасный (храм? дворец?) — он не знает, что именно. Но картины, выложенные яркими кусочками прозрачного камня на фасаде здания, поражают воображение. На одной из них чудовищная туча, занимающая полнеба, готова поглотить крохотного человека, прислонившегося спиной к развалинам стены и прикрывшего лицо ладонями.

Норруан не замечает проходящих вокруг людей. Их лица неясны и размыты; они ничего не значат для него. Туча притягивает его взгляд и надо бы остановиться, отвести глаза в сторону, но — не получается!

И тень, забывшая было о его существовании, принимается присматриваться к окружающему его миру… ничто не уйдёт от её взгляда!..

…Всё убыстряясь, перемешивались картины вокруг него; то под ногами вырастали сугробы невиданной северной напасти, именуемой снегом, то расстилалась пустыня; то джунгли сплетали над ним бесчисленные зелёные руки, то безлюдные холмы уходили замершими волнами вдаль. Всех картин было не упомнить, но видение тонкой металлической полосы, что бежала по земле, разделяя весь мир на две части, не пропадало дольше остальных.

В конце концов видения прошлого, освобождённого от сдерживавшей его стены, в последний раз обрушились на задыхающийся рассудок и неожиданно всё прекратилось.

Норруан стоял, и на длинном лице его было выражение полного понимания всего окружающего мира. Он вновь переживал чувство самосознания и наслаждался свободой думать, о чём угодно и не тяготиться неведомо откуда взявшимися приказами.

Тень, что связывала его последние несколько лет — или столетий? — вновь упустила его. Я не вернусь назад, подумал Норруан неожиданно. Я останусь здесь. Это будет моим новым миром.

И тут он услышал голоса. Странно звучали они, словно бы из-за статуи ворона.

Присмотревшись, Норруан увидел две небольшие дверцы в стене, по обе стороны от статуи.

Нет, решил он, убирая жезл. Сначала посмотрим, что это за свёрток… Почему-то он знал: бояться здесь нечего. Во всяком случае, пока.

* * *

Шассим смотрел, как тает шерсть, покрывающая Унэна, как лицо плывёт и превращается в знакомое ему множество лет — круглое, добродушное, выбритое до зеркального блеска. Интересно, подумалось флоссу, сам он это замечает?

Судя по всему, замечал. Потому что неожиданно остановился и уставился на свои руки. Затем взглянул на флосса (как только он может так голову поворачивать? — удивился тот) и подмигнул.

— Так я выгляжу привычнее? — осведомился Унэн и шагнул вперёд, не дожидаясь ответа.

Послышался едва ощутимый скрежет, и каменные веки исполинского изваяния приподнялись.

Под ними бушевал пурпурный огонь.

* * *

Аймвери помог Науэру спрыгнуть на берег — так, чтобы, во имя всего живого, не прикоснуться к мёртвой воде — и вздрогнул.

Гость тоже вздрогнул.

По небу прокатился, постепенно ослабевая, протяжный гром — словно предупреждая о чём-то, что нельзя оставить без внимания. От звука этого содрогнулось всё живое и замерло солнце в небесах.

— Что происходит? — шёпотом спросил Гость.

— Похоже, что мы опоздали, — мрачно ответил человечек. Во многих пророчествах сказано, что последний день Зивира должен быть отмечен чем-то подобным. Однако проползали мгновения, а всё оставалось по-прежнему. Ничто не обрушивалось на них, не расступалась земля под ногами, разрушители мира не наступали неисчислимыми ордами.

— Жди,

— приказал Аймвери Науэру, который собирался задать ещё какой-то вопрос. Бессмысленный порыв. Всё решится в ближайшее же время.

* * *

Под святилищами Всех Богов вновь что-то тревожно шевельнулось.

* * *

Айзала, сидевшая в кабинете Унэна, вздрогнула. Изнутри неприступного шкафа настоятеля донеслось слабое шуршание. Мыши? Быть того не может. Там, где есть флоссы, мыши не отваживаются селиться. Она подошла поближе к шкафу и прислушалась. Смешно сказать, но ей почудился плеск волн, свист ветра и едва ощутимый деревянный скрип.

Вскоре, однако, звуки прекратились.

Долго стояла жрица, пытаясь понять услышанное. Но ничто не приходило в её голову.

* * *

Норруан вздрогнул, увидев раскрывшиеся глаза. Они смотрели на него — в этом не было никакого сомнения. Порыв ветра упал из-под потолка и одним мягким движением унёс прочь накопившуюся пыль. Норруан закашлялся и оглянулся. Верёвка ещё немного раскачивалась, но по-прежнему убегала наверх, во тьму.

Глядя в пурпурные вихри, которыми смотрело на него изваяние, он ощутил себя беспомощным и незащищённым. С трудом удалось ему отвести взгляд и предмет, что по-прежнему лежал на возвышении, вновь привлёк его внимание.

Это была книга. В кожаном переплёте, очень большая и толстая. Норруан помедлил и быстро подошёл к возвышению. Поторапливайся, говорил он себе. Действуй! Положил обе руки на книгу…

…И понял, что потерявшая его тень вновь взяла след.

Чувство было ужасным. Норруан ощутил, что испугался — так, как никогда не пугался до этого момента. Не того, что с ним может что-то случиться — это его беспокоило меньше всего.

Того, что память, и так ещё не вернувшаяся в полном объёме, вновь скроется под отвратительной мглой.

Он схватил оказавшуюся тяжёлой книгу и услышал слабый скрип открываемой дверцы.

* * *

Когда шквал обрушился на их головы, Унэн поперхнулся пылью и едва не свалился. Флосс энергично махал крыльями, стараясь удержаться — и ему это удалось. Когда они смогли вновь открыть глаза, зал был идеально чист.

И явственно слышались шаги — уже совсем близко.

Не обращая внимания на предостережения Шассима, Унэн бегом кинулся к двери, и распахнул её.

* * *

Чудовище протиснулось сквозь дверцу и Норруан поразился — как ему это удалось? Оно походило на огромного человека, покрытого грубой шерстью, с горящими глазами на обеих головах.

Одна походила на человеческую (хотя у людей не бывает таких клыков), другая, не менее жуткая, принадлежала птице. Норруан неосознанно протянул ладонь в сторону чудища и мысленно воздвиг защитные стены.

Но ничего не произошло. Магические силы оставили его. А тьма, кружившая где-то наверху, внезапно увидела свою жертву и ринулась вниз — так сокол падает с неба, чтобы схватить добычу. Норруан увидел, как в пурпурном пламени, бушевавшем под самым потолком, появились две чёрные точки и, не выпуская книгу, кинулся к верёвке.

Если она тоже откажет, подумал он, не обращая внимания на топот пары ног за спиной, то всё пропало.

Однако верёвка не подвела. Едва он взялся за неё, как зал со статуей рывком упал на несколько десятков футов, и вот уже Норруан стоит в погребальном зале, глядя на прямоугольный вырез в полу.

Стоило верёвке исчезнуть, как плита сама собой скользнула к отверстию и улеглась на прежнее место.

Норруан дышал и не мог отдышаться. Странно! Воздух подземелий — воздух Зивира — по-прежнему был приятен и свеж. Словно он принёс с собой частичку того, более настоящего мира. Ну да, ведь книга…

…Позднее, стоило ему оставить книгу на столе в кабинете, как он немедленно забыл о её существовании. Всё вернулось на должные места, и привычная дымка окутала сознание. Не было ни «раньше», ни «позже». Был день Зивира — такой же, как и сотни предыдущих.

* * *

Унэн долго стоял, глядя на место, где таинственно исчез высокий незнакомец, унёсший с собой нечто вроде книги. Подозрительно знакомой книги, подумал монах и вновь едва не поддался желанию яростно почесать затылок.

— Он бежал так, словно за ним гнались все демоны мира, — произнёс Шассим.

— Может, так оно и было, — проворчал монах и неприязненно взглянул в чуть потускневшие глаза ворона. — Знаешь, что я тебе скажу? Пошли-ка домой.

Целитель нисколько не возражал.

Они беспрепятственно прошли сквозь чёрную стену с их изображениями и возникли по ту сторону — несомненно, на Ралионе. Ничто не могло так обрадовать их обоих.

— Прежде, чем мы уйдём, — произнёс Унэн, — я позабочусь, чтобы кто попало туда не лез.

На этой «стороне» портала теперь тоже виднелось такое же, едва приметное, изображение.

Невысокий человек в просторной накидке и птица, сидящая у него за плечами.

«Анектас»,

— подумал Унэн, возводя «дымку», чтобы случайный взгляд не упал на портал. — «Слово без значения. Интересно. Что ж, мы ещё вернёмся».

* * *

Вновь раскат грома пронёсся под сводами небес, и время возобновило свой бег.

— Не в этот раз, — невпопад произнёс Аймвери и, повернувшись в сторону Гостя, добавил:

— У нас ещё есть время, Науэр. Добро пожаловать в настоящий Зивир.

Науэр (который, как неожиданно понял Аймвери, чем-то сильно походил на Норруана, — если верить описаниям, приводимым в легендах) наклонил голову в ответ. Беспокойство не проходило.

Отчего-то Зивир вовсе не казался настоящим. Ни по ту сторону зловещей Реки, ни по эту.

ЧАСТЬ 2 ПОДГОТОВКА

IV

Не скажу, чтобы вы действовали самым умным образом, но… — Айзала долго искала нужные слова. — Вы вернулись, и это уже хорошо. — Ночные встречи в последнее время стали своего рода традицией. Поначалу Унэн записывал либо рассказывал обо всём, что случилось за время их короткого путешествия; после, когда все вновь открытые подземные проходы были изучены и нанесены на карту, они продолжали собираться в кабинете у настоятеля, раздумывая над загадочным порталом и местом, в которое он вёл.

К слову сказать, никому более не удалось пройти сквозь него — и защита, воздвигнутая монахом, была тут совершенно ни при чём. Портал оставался стеной; рисунок на его полупрозрачной поверхности не менялся: человек и флосс. Отправляться же сквозь портал во второй раз Унэн с Шассимом не торопились.

…Мне он сообщил, что портал — как бы это сказать? — настраивается на первого, кто его использует, — вспомнил Унэн слова одного из магов Киннера, большого специалиста по порталам. — Из этого я заключаю, что место, где мы побывали, имеет немалую важность.

— Так почему бы вам не сходить туда повторно? — спросила жрица, перелистывая дневник, в котором исследователи записали свои впечатления. Вернее сказать, записывал-то один Унэн.

— Мне не совсем по душе, что портал ведёт куда-то настолько далеко, что там не ощущается ровным счётом ничего привычного, — нахмурился монах. — Отсутствие генвир, полная непроницаемость для магии, известной нам двоим.

— Могу ещё добавить, что в этом месте мне не удалось обратиться к Вестнице, — добавил Шассим.

Двое людей (ибо Сунь Унэн вновь походил на человека) удивлённо воззрились на флосса.

— Там ты мне этого не говорил, — поджал губы монах. Целитель промолчал.

— Вот оно что, — медленно произнесла Айзала. — А что насчёт книги, Унэн? Ты утверждал, что человек, который столь стремительно сбежал от вас, нёс какую-то книгу?

— Будь я неладен! — монах хлопнул себя по лбу. — Шассим, помоги-ка мне вспомнить…

…Медленно открывающаяся каменная дверца… высечь того, кто не позаботился её смазать!

Чудовищно громкий скрип, который просто невозможно не услышать… Они вступают в новый зал, не менее просторный… Человек, высокий и облачённый в чёрное, стоит совсем рядом, сжимая в руках тяжёлую книгу… Стоп! Приблизить картинку!

Этот момент всегда вызывал у Унэна смесь восторга с неловкостью. В отличие от многих других рас, Флоссы владели искусством сохранять все впечатления, когда-либо пережитые, и реконструировать чужие. Последнее ощущалось так: кто-то бесцеремонный усердно роется в тайниках вашей памяти, прикасаясь и к тому, что должно оставаться нетронутым.

Картина замерла и множество деталей, недоступных восприятию Унэна — или ускользнувших от его внимания, проступили перед мысленным взором. Можно было не напрягать собственные силы, чтобы сосредоточиться на образе. Шассим это делал с поразительной лёгкостью. У Флоссов не было рук, но это с лихвой окупалось иными талантами.

Некоторое время Унэн видел лицо незнакомца. Длинное, мрачное, со слегка крючковатым носом и глубоко посаженными внимательными серыми глазами. Длинные пепельного цвета волосы, собранные на затылке в пучок. И одежда! Нелепее всего выглядел наряд чужака. Такое количество всевозможных украшений и деталей не могло служить никакой полезной цели.

«Взгляд» Шассима опустился ниже. На поясе незнакомца — с пряжкой в виде головы оскалившейся собаки — висел тёмный, причудливых очертаний жезл; дерево и металл его отполированы до блеска — возможно, частым прикосновением. От одного вида жезла по спине Унэна поползли мурашки…

Наконец, книга. Унэну не пришлось долго вспоминать, на что она похожа, и он с трудом дождался окончания видения.

Оно завершилось мгновенно, без переходов и темноты. Лёгкий хлопок где-то под сводами черепа и вот он по-прежнему сидит в кресле, прижимая ладонь ко лбу.

— Записал? — спросила его Айзала. Унэн разжал кулак другой руки и показал сверкающий шарик килиана — По-моему, — он поднёс шарик к глазам и кивнул. — Записал. Спасибо, Шассим…

Кстати, почему ты всегда говоришь, что вспоминать повторно — с твоей помощью — опасно?

Потому что ты — не флосс, — целитель поискал взглядом вазу с ягодами и перенёс её поближе. — Повторное усилие подобного рода может стереть у тебя часть памяти. Хорошо, если только небольшой отрывок малозначащих воспоминаний…

Убедительно, — Унэн откашлялся. На память он никогда не жаловался и при нужде мог вспомнить практически всё. Не с таким количеством подробностей, конечно. Он встал и, повозившись немного с потайным шкафом, положил на столик между собой и Айзалой книгу.

Ту самую.

— Это она, — похлопал Унэн по обложке. — Нет никаких сомнений. Всё сходится — чёрточки на переплёте, неровность вот здесь и здесь, цвет бумаги. Либо точная копия, либо она же. Сейчас мы…

Он попытался открыть книгу на том месте, где была оставлена закладка, но не смог.

Даже потянув изо всей силы (с риском порвать книгу пополам), ошеломлённый монах не смог даже сдвинуть с места ни обложку, ни единую страницу.

А прикладывая полную силу, Сунь Унэн мог сдвигать с места огромные скалы, рвать прочные железные цепи и вообще творить немало необычного. Этот раз, однако, был исключением.

— Я сказала бы, что мне всё ясно, если бы я поняла хоть что-нибудь, — покачала головой жрица. — Сунь, отложи книгу до лучших времён и вернись к своим обязанностям. В первый день лета мы вернёмся к этому вопросу. В смысле, порталу. До той поры им займутся другие.

Она встала. Встал и монах, слегка поклонившись. Попрощавшись с собеседниками,

Айзала покинула кабинет. На лице её была написана тревога — но такая, увидеть которую смог бы только очень зоркий.

— Ты ведь не собираешься оставлять книгу в покое, — обличительным тоном заявил целитель, заглянув в глаза Унэна. Трудно выдерживать взгляд флосса.

— Если она будет думать, что я следую всем её указаниям, иметь с ней дело будет сплошным удовольствием, — невинным тоном заметил Унэн, изображая на лице почтительность и уважение. — Весьма полезно давать человеку возможность чувствовать свою значимость.

— Кроме того, — добавил он, усаживаясь за столик, — мы с ней друзья.

Шассим хотел было сказать, что всякий раз Унэн понимает под дружбой нечто новое, но передумал.

* * *

Корабль вышел из Лерея в указанный срок. То был торговый корабль среднего класса, не очень подвижный и не приспособленный к ведению сражений. Тем не менее, его пассажиры чувствовали себя в безопасности.

Наверное, потому, что одним из них был Пятый. Рядом с ним стоял его слуга — коренастый низкорослый человек, с лицом, изборождённым многими шрамами. Пятый звал его Альмрином, но сопровождавший Пятого молодой человек никогда на слышал, чтобы Альмрин (или как его там звать на самом деле) произносил хоть слово. Тенью следовал он за своим хозяином, и, хоть лицо его не оставалось совсем бесстрастным, говорить с ним было бесполезно.

Молодого человека звали Хиргол (на Тален всё равно невозможно точно воспроизвести то имя, которое дали ему родители); был он подающим надежды алхимиком, неплохим бойцом для своих двадцати двух лет и умел держать язык за зубами.

— Пятый… — обратился он шёпотом к «купцу», что с благодушной улыбкой смотрел на берега Большой Земли, что им предстояло огибать долгие недели.

Тень неудовольствия скользнула по лицу Пятого.

— Здесь меня можно звать по имени, — ответил он, не оборачиваясь, — а зовут меня Тнаммо.

— Тнаммо? — удивлённо переспросил Хиргол. — То есть вы родом не…

— Не из Лерея? Правильно. Моя родина довольно далеко от Империи… надеюсь, достаточно далеко, чтобы подольше оставаться независимой, — и Пятый испытующе взглянул в лицо своего спутника.

Хиргол долго смотрел в глаза одному из величайших специалистов по искусственным формам жизни и старался не выказывать своих чувств. Подобное проявление неуважения к Империи стоило бы головы простому человеку — а то и всей его семье. Многие из высокопоставленных чиновников Лерея также не отважились бы произносить подобное прилюдно. Пятый же не только щеголяет своим варварским происхождением, но ещё и… Ага! Ясно. Он просто проверяет своего напарника (который, что бы там ни говорили, всегда будет шпионить за ним) и ждёт, что тот предпримет. И если первым донесением отсюда будут слова о неблагонадёжности самого Пятого…

Тут Хиргол припомнил ещё одну странность экспедиции. У Пятого был обширный штат помощников. И вот, буквально за день до отправления, всем им был дан отпуск, а его, сравнительно слабого ученика, включили в команду. И только его. К чему бы это?

— Почему нас только двое? — спросил юноша. Пятый одобрительно посмотрел на него.

Быстро соображает. Это может ему помочь… а может и свести в могилу до срока.

Будь, что будет, подумал Пятый неожиданно. Скажу ему правду.

— У нас с тобой весьма секретное задание, — пояснил он, глядя в сторону. Хиргол, без сомнения, побелел от этих слов. — Наш начальник хочет отыскать какую-то вещицу… не то свиток, не то книгу. Никто посторонний об этом знать не должен.

И поглядел в глаза вновь нанятому помощнику. Тот едва сумел выдержать взгляд.

«Наш начальник», отметил Хиргол. Не «нам необходимо», а «наш начальник хочет». Теперь понятно, отчего ему, Хирголу, дали такие странные (и жёсткие) инструкции, отчего этот… «начальник» так хочет знать всё о планах Пятого.

Уж не подозревает ли он Пятого в… чём-то?

Да что я, в самом деле, подумал Хиргол с раздражением. Они, там у себя, прекрасно знают друг друга. Так что в эту ловушку я не попадусь, решил он и позволил себе лишь усмехнуться. Пятый кивнул и отвернулся. Хиргол сделал лёгкое движение в сторону Тнаммо кистью правой руки (от привычки жестикулировать при беседе было очень трудно отвыкнуть) и заметил, как Альмрин тут же сдвинулся с места, чтобы не позволить ему, в случае чего, прикоснуться к своему хозяину.

В глазах слуги при этом ничего не промелькнуло. Ещё и телохранитель, потрясение подумал юноша, сделав шаг в сторону. Ай да Пятый! Он ведь никому не сообщил, что берёт с собой ещё кого-то. А может быть, это одно из его «произведений»?

Вряд ли, амулет на присутствие Альмрина никак не отреагировал, а был тот амулет весьма чуток к любым проявлениям магии — неважно, ныне действующей или рассеявшейся.

А вот об этом я напишу, подумал напарник-соглядатай. Это уже интересно. Только надо всё же попытаться поговорить с Альмрином с глазу на глаз.

Тнаммо наблюдал за бурей чувств, проносящейся по лицу его спутника, и потешался про себя. В шпионы тот не годится, это точно. Совсем не умеет прятать свои мысли. Наверняка захочет потолковать с Альмрином наедине. Пятый представил себе эту сцену и едва не захохотал вслух.

— Куда мы направляемся? — спросил Хиргол в конце концов. — Мне ведь так и не сообщили маршрута.

— Сначала в Алтион, — охотно пояснил Пятый, — затем в Венллен. Затем в Оннд.

Он наслаждался выражением недоумения на лице юноши.

— Что мы там забыли? — выдавил тот наконец.

— В Оннде? Ничего, разумеется, — и лицо Пятого потемнело. — Но советую не думать об этом. Подлинную цель нашего путешествия знают немногие, и не стоит понапрасну разузнавать о ней. И в Алтионе, и в Венллене найдутся желающие «послушать» твои мысли.

Хиргол удивлённо приподнял брови, но тут же всё понял и кивнул головой в знак благодарности. Действительно, раз они пробираются куда бы то ни было инкогнито, проявлять любопытство неуместно.

Так они и прибыли в Алтион, где очень удачно продали большую партию шкур. А также болотного мха, ценного алхимического реагента, скудными запасами которого владел почти исключительно Лерей. Алхимики обязаны проявлять уважение к Империи хотя бы поэтому.

После того, как «Меттенлиан» (так звался корабль, и будь Хиргол проклят, если это название хоть что-нибудь говорило ему) отчалил, чтобы сделать следующую остановку в Венллене, ему предстояло быть сбитым с курса неожиданно налетевшим штормом.

Который и налетел, подтверждая высказывание о том, что ничего случайного в мире не происходит.

* * *

Зуд от надвигающейся опасности (ибо так проявлялось шестое чувство) не давал монаху покоя уже которую ночь. Зуд был, в данном случае, неощутимым. Он не впивался в те места, чесать которые при людях не принято (как это бывало в решающие моменты жизни). Нет, всё было и проще, и неприятнее.

Ему казалось, что нечто важное — возможно, жизненно важное — проходит мимо. Проявляясь способом, который не привлекал его, Унэна, внимания. Хорошо ещё, есть кому замещать его на занятиях: такие ключевые обязанности, как внешняя политика монастыря и братства вообще, а также денежные вопросы были, разумеется, под его личным контролем. Всё остальное могли и его собратья. Такие же, как и он — и родом, и видом (скрытым от глаз подавляющего большинства жителей Ралиона), и талантами.

Впрочем, нет, поправил себя Унэн. На нашего великого предка я похожу более всех остальных. Тут двух мнений быть не может.

Оттого, наверное, и чешется у него место повыше хвоста чаще, чем у остальных. Надо сказать, чешется всегда некстати.

Монах стремительно ходил по кабинету, пытаясь понять причины своего беспокойства. Книга, по-прежнему закрытая и неприступная, мирно лежала у него на столе. Он несколько раз прикоснулся к потёртой коже… ничего особенного. Кожа как кожа… только превращается в нечто, крепче стали, лишь попытаешься её открыть.

Открыть… Открыть…

Сунь Унэн сел, положив руки на переплёт — тем же движением, каким сделал это незнакомец с длинным лицом — и попытался представить себя на его месте.

Вот он (незнакомец) подходит к возвышению, на котором покоится книга. Вот прикасается к фолианту кончиками пальцев. Ощущает мягкую прохладу кожи, выделанной так, чтобы многие века не превратили её в пыль, в лохмотья, в ничто…

Слышит скрип открываемой двери и машинально поворачивает голову в ту сторону… Что за чувства тогда скользнули по его лицу? Шассима не было поблизости, и Унэн попытался вспомнить сам. Память долго не отворяла своих тёмных кладовых, а затем картинка выплыла на поверхность и была она чудовищна.

* * *

Впервые в жизни Норруан проснулся от кошмарного сна. Во сне его преследовало чудище, с двумя головами — косматой, принадлежавшей какой-то ужасной разновидности обезьяны и птичьей — с блестящими жёлтыми глазами, посмотрев в которые, было невозможно отвести взгляд.

Во сне он был беспомощен. Куда только девалось его могущество, способное по мысленному приказу осушить моря, превратить камень в воду, придать подобие жизни чему угодно и отобрать жизнь у кого бы то ни было! Во сне он был совсем иным.

Затравленным и беспомощным, бегущим по лабиринту просторных комнат, где некуда было скрыться от двухголового демона.

Тот же, грохоча могучими лапами, неутомимо преследовал его, и из обеих пастей доносились звуки, вгонявшие Норруана в холодный пот. Было в них что-то жалобное; слова не имели смысла, но разум застывал от ужаса, стоило загадочным звукам просочиться в него. В довершение всего, воздух то сгущался в кисель, не позволяя оторваться от преследователя, то разрежался — и стоило немалых усилий не упасть в очередной провал, которыми изобиловал лабиринт.

Другие существа, не менее жуткие, бродили вокруг, но были гораздо медлительнее двухголового противника. Однако, запутавшись в очередной раз в вязких волокнах воздуха, Норруан с разбегу натолкнулся на целый отряд нежити и беззвучно закричал, ощутив, что цепкие липкие пальцы не позволяют сдвинуться с места — а топот за спиной становится всё громче…

Он сел в постели, слыша отзвуки своего собственного отчаянного вопля. Долго не мог унять трясущиеся руки. Весь Зивир повиновался каждому его жесту (кроме разве что Иглы), а совладать с собственными страхами…

Нет, тут необходима иная магия.

Владыка Моррон долго сидел перед растопленным камином и пытался унять непрекращающуюся дрожь. Сидел в одиночестве; созданные его собственной волей музыканты и танцовщицы вряд ли успокоили бы своего повелителя этой ночью.

Во всяком случае, так ему казалось.

…Утром прилетела Морни и отметила про себя, что повелитель замка выглядит бледнее обычного.

— Засиделся за книгой, — хмуро пояснил он, и ворона поняла, что впервые на её памяти Норруан солгал.

Зачем ему это? Да, конечно, Зивир считал его отцом лжи и коварства… но легенды в данном случае сами лгали. Норруан был единственной мощной силой в современном Зивире — и этой силе не было нужды лгать.

* * *

Шассим-Яг сидел в одном из почётных рядов внутреннего круга Храма Вестницы и слушал-воспринимал происходящий ритуал. Обряд соблюдался до последней детали с того самого момента, как множество пернатых существ осознали своё «я» и услышали первые слова-образы, с которыми обратилась к ним разлитая в искорках их сознания богиня.

Шассим наслаждался всей полнотой ощущений.

Среди людей ему было невероятно трудно. Вовсе не потому, что они были совершенно другими — практически во всём. Флоссы не испытывали к двуногим ни ненависти, ни презрения — скорее сочувствие к тем, кто прикован к земле, и без помощи магии либо техники не в состоянии взмыть в воздух и ощутить один из величайших даров крылатого божества.

Таффу, что делят воздушное пространство с флоссами, придерживаются сходной точки зрения. Кстати, и с ними флоссы прекрасно ладят. Когда люди, ольты и их родичи сжигали жилища и опустошали природные сокровищницы, оспаривая право владеть тем или иным клочком земли, флоссы и таффу — совместно, как ни странно, с подземными рептилиями — старались ослабить тот чудовищный ущерб, что наносили войны двуногих.

«…Кто смотрит на меня из глубины вселенной, кто открывает мне дороги в воздухе, кто мчится к цели быстрее мысли?..»

В Храм давно уже позволялось впускать не-флоссов. Не всем, понятное дело, такое послабление было по душе. Существуют меньшие Храмы, по-прежнему закрытые для всех иных рас. Культ должен возобновляться и поддерживаться: искажение его губительно. Трижды одаривала Вестница свой народ, всякий раз напоминая о себе в годы, казалось бы, значительного ослабления своей мощи. Впрочем, флоссы, привыкшие проживать свою короткую жизнь стремительно, в объятиях непостоянной воздушной стихии, вовсе не зависели всецело от своей богини.

Она лишь присматривала за ними, охраняя своих детей от губительной опасности, предвидеть которую они сами не смогли бы.

«…Кто останавливает силы, потревоженные незнанием? Кто видит все дороги и всех, кто идёт по ним?..»

Так или примерно так излагался этот гимн — тем, кто привык думать словами. Именно они, цепочки звуков, открывающие людям всё богатство мира, были для флоссов хуже любого физического насилия. Слушать и понимать человеческую речь — всё равно, что пытаться увидеть изображение на мозаике, частички которой нанизаны на длинную нить и как следует перемешаны. Флоссы говорили не словами; людям не дано было это понять, — как невозможно слепому объяснить, что такое зрение.

Флоссы воспринимали свою речь, ангваи, как поток образов — сжатый, красочный и живой. С тех пор, как они научились запоминать его и передавать своим потомкам, они и получили право называться разумными.

По их собственному мнению.

Пожалуй, только в речах некоторых из людей изредка проскальзывали краски, удивительно похожие на текучее полотно ангваи. Такие люди и становились чаще всего переводчиками флоссов — поскольку помогали сократить отчасти тот разрыв, что создавали между расами различные способы воспринимать окружающую вселенную и передавать знания о ней.

«…Пусть течёт вода мимо меня, пусть ветер несётся над моей головой…»

Разве могут эти упрощённые образы дать точное представление о священных текстах? А раз не могут, опасно ли присутствие не-флоссов в пределах Храма? Лишённые возможности точно воспринять некогда высказанное ангваи, чей узор вмещает весь мир, они были бессильны обратить узор во зло.

Это было самым весомым аргументом — конечно же, не для всех — за то, чтобы открыть мудрость богини остальным расам. Впрочем, Вестница не требует полного и абсолютного подчинения. Руки им заменяют паранормальные свойства; животные строят им дома и защищают от когтей и клыков природы. Которая, так же легко может отнять жизнь, как и одарить ею…

Шассим вздрогнул. Он вспомнил Сунь Унэна и его странно звучавшие тексты, именуемые сутрами. Вероятно, потому он так стремился находится в обществе монаха, который, казалось, задался целью быть вечным нарушителем спокойствия.

Поскольку звуки его сутр выглядели особенно ярко для того «зрения-слуха», которым воспринималась ангваи. Узор его речей был чудовищно непривычен и вызывал острое возражения разума — но был так же ярок, как и то полотно, что выпевали сейчас пятеро сидящих у алтаря жрецов и жриц… Сутры взрывались огнём где-то внутри, пробуждая ум от спячки и поражая флосса кажущейся дисгармонией — мнимым хаосом, в котором на деле скрывалось величайшее совершенство.

Ускользавшее при попытке рассмотреть его. Что, впрочем, не удивляло целителя.

Однако последние дни Унэн казался необычайно рассеянным; речи его вызывали совершенно иные ощущения. Взамен ставшего привычным образа непроглядной черноты, смешивавшейся с миллионами серебристых искорок, Шассим видел сотни дуг и точек, испещрявших серые небеса.

Знаки, привнесённые извне. Откуда-то издалека: подобных знаков не знал никто. Шассим рискнул отвлечь Семерых Помнящих, живых хранителей накопленного Флоссами знания — но и они не узнали ни одного образа из тех, что Шассим запомнил.

…Ритуал закончился и на момент все (по крайней мере, все Флоссы), принимавшие в нём участие, ощутили — опять же, беден язык Людей, так мало слов — присутствие Вестницы, коснувшейся собравшихся своим незримым крылом.

Шассим рассеянно приветствовал многих своих знакомых и, легко поднявшись в воздух, направился к селению Яг-Авелло, где жило большинство его родственников. Двое его детей намеревались стать целителями, и он, Шассим, должен заняться их обучением.

Кроме того, Ольви-Яг-Ахалл, его спутница, мысль о которой придаёт смысл его жизни… одним словом, скоро у Шассима прибавление в семействе и пора будет приниматься за воспитание. Невероятно хлопотное дело, между прочим…

* * *

— Что это за знаки? — спросил неожиданно Науэр, указывая на вросшую в землю каменную плиту. По плите ползли рассыпанные чьим-то резцом дуги и точки, сплетавшиеся в причудливый узор. Буквы? Гость сел у плиты и погладил её поверхность. Мох в изобилии покрывал её; множество надписей (если, конечно, это были надписи) были безвозвратно стёрты временем.

— Никто не знает, — Аймвери задумчиво смотрел на плиту. — Некогда говорили, что это — послание древних, наших предков, пытавшихся передать таким образом свою мудрость. Да только никому не дано понять смысл этих надписей…

— Никакими силами? — Гость был поражён. Даже те, по выражению этого забавного человечка, крохи сохранившейся магии были поистине великолепны — и казалось невероятным, чтобы здешние чародеи или как они себя именуют, были не в состоянии расшифровать надписи.

Тем более, адресованные им, потомкам этих самых древних. Зачем затуманивать смысл подобных посланий в будущее? Науэр энергично покачал головой… что-то здесь не то. Решительно не то.

Аймвери последние три дня постоянно торопил его. Игла постепенно приближалась, и Гость всё чаще задумывался, зачем им нужно именно туда. Что, всевидящий Правитель Иглы не в состоянии общаться с ними на расстоянии? Совсем недавно Аймвери хвастался, что весь Зивир открыт ему… весь, кроме замка Моррон и тёмных областей, где законы природы уже не были неизменны и привычны и где правили страх и сумрак.

Иными словами, усмехнулся про себя Науэр, он видит лишь тот клочок, что остался от их Зивира. Не очень-то похоже на могущество. Отчего бы не помочь тогда пересечь разделяющее их пространство? Гость поморщился (он всё-таки умудрился стереть ноги) и проклял магию, которая совершенно не годится ни для чего обыденного.

V

— И часто ты ходишь во сне?.. — вопрос застал Унэна врасплох.

Монах вздрогнул и поднял голову.

— А?

Похоже, что он спал, положив голову на книгу, раз выглядел теперь таким помятым. Странно, подумал Унэн, протирая глаза, неужели я так и уснул здесь?

У стола стояла Айзала, как всегда бодрая, аккуратная и немного насмешливая.

— Который час? — Унэн поискал взглядом часы и не нашёл. Ну да, откуда им здесь взяться. Они стоят в спальне, — которая, если быть откровенным, обставлена чуть более изысканно, чем полагается.

— Три часа до рассвета, — жрица уселась рядом, продолжая глядеть монаху в глаза. — Заметила, как ты бродишь по дозорной площадке, и пришла посмотреть.

— На дозорной площадке? — не поверил своим ушам Унэн. — И… долго я…

— Примерно полчаса. Пришёл сюда, долго сидел перед книгой и, наконец, уснул. Что с тобой творится?

Монах никак не мог стряхнуть с себя сонливость. Вот это действительно было странно: никогда ещё он не был таким разбитым. Вроде бы, не болен. Занятия идут обычным чередом. О старости говорить рановато: сорок с небольшим лет — не так уж и много.

Айзала встала у него за спиной и положила ладони ему на голову. Унэн вновь вздрогнул.

— Обычный массаж, — заметила жрица. — Ничего более. Сунь, с тобой это прежде случалось?

— Вроде бы нет, — проворчал тот. Массаж начал сказываться почти сразу же. Вялость и ноющая боль в суставах начали проходить, и привычная ясность сознания постепенно возвращалась. Айзала, помнится, существенно обогатила его познания в области массажа и учения о рефлексах. Правда, самому себе Унэн сейчас не помощник. Слишком уж вялыми были пальцы, слишком сонным — разум.

— Тогда заканчивай с занятиями… много тебе ещё до летнего выпуска?

— Восемь дней.

— Вот-вот, и отправляйся отдыхать. Ты, похоже, переутомился.

Пять минут спустя жрица закончила массаж и села рядом, осторожно разминая ладони.

— Это, конечно, мысль, — монах чувствовал себя заново родившимся. — Спасибо, Айзала. Ты просто чудо.

— Никогда в этом не сомневалась, — выражение её лица не изменилось. — А тебе надо хотя бы иногда заботиться о себе. Отдых нужен всем, включая тебя.

— Хорошо, — монах встал, потягиваясь, и обнаружил, что усталость прошла бесследно. — Что посоветуешь?

— Отправлю тебя к одному из своих знакомых, — Айзала была уже в дверях. — Он достаточно словоохотлив, чтобы ты не умер от скуки и достаточно твёрд, чтобы справиться с тобой (монах усмехнулся про себя). Книгу же лучше убери. Последний месяц ты от неё не отходишь.

Монах издал неопределённый звук (возможно, означавший сомнение) и пошевелил в воздухе пальцами.

— Я бы на твоём месте попыталась заснуть, — добавила жрица. — Сейчас ты, конечно, в порядке, но вскоре усталость вернётся.

— Надо думать, — согласился Унэн, оставшись один. — Ходить во сне, надо же! Что это со мной? Не ты ли, часом, это устроила? — обратился он к безмолвной книге. Та по-прежнему не желала открываться.

Унэн приложил ухо к её обложке, и ему почудились тихие голоса, доносившиеся из её глубин.

* * *

— Рад видеть вас, Науэр, — Правитель Иглы вовсе не был тем дряхлым седобородым старцем, которого представлял Гость в мыслях. Волосы его были лишь чуть тронуты серебром и глаза были живыми и внимательными. — Аймвери прекрасный проводник. Что у вас с ногами?

— С непривычки, — ответил Аймвери. — Наш гость долго не хотел признаваться, что не привык к подобным прогулкам. К вечеру должно зажить.

— Ну что же, — Правитель жестом пригласил Науэра сесть.

Они находились примерно в трёхстах футах над поверхностью земли — внутри Иглы, конечно. Башня уходила своей вершиной в небеса, и Гостю показалось, что держалась она не без помощи магии (или как это они именуют?) — невозможно было построить такую высокую башню со столь узким основанием.

— Первый ваш вопрос я знаю, — Правитель смотрел в глаза Науэру, и тот не без труда выдерживал взгляд. — Что может сделать человек, не владеющий магией, не очень сведущий в искусстве боя против могущественного противника? Я прав?

— Не вполне, — Науэр некоторое время колебался, но в конце концов решился. — Мне показалось, что рассказы о чудесах и магии Зивира несколько преувеличены. Не считая того чудовища, которое едва не проглотило нас, я не видел ничего волшебного. А вот слышать довелось немало.

Аймвери усмехнулся, но ничего не сказал.

— Вы просили Аймвери что-нибудь показать вам?

— Нет.

— Тогда бы вы поняли, почему мы избегаем пользоваться магией. И, возможно, осознали, в чём ваше преимущество перед нами.

Мысль неожиданно возникла в голове у Гостя и поразила того, словно удар молнии.

— На меня… не действует ваша магия? — спросил он почти робко, ощущая себя неучем, спорящим с мудрецами.

— Совершенно верно! — Правитель рассмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши. — Превосходно, Науэр! Вы действительно тот, кто нам нужен. Вы неподвластны не только нашей магии, но и магии Норруана.

Аймвери вздрогнул и посмотрел на юг — там, где виднелась тёмная полоска на горизонте.

— Рядом с вами это имя можно произносить безбоязненно, — пояснил Правитель и вновь уселся. — Меня зовут Мондерел. Ваше главное преимущество — невидимость, мой дорогой друг. И мы, и Норруан привыкли полагаться на нашу магию… впрочем, мы уже переучиваемся. А вот Норруан — нет. Он всемогущ — по крайней мере, в пределах своего замка.

— И что я должен сделать? — спросил Науэр, у которого неожиданно заболела голова.

— Норруан должен исчезнуть, — просто сказал Мондерел и увидел ироническую усмешку на губах Гостя. — Нет, убить его никому не удастся. Да это и не помогло бы. Его уже пытались убить — до вас. Нет, нужно понять, откуда он взялся, и как помешать ему возвращаться сюда.

— Откровенно говоря, ничего не понятно, — ответил Науэр минуту спустя.

— Верю,

— кивнул Мондерел. — Если я не ошибаюсь, вам не составит большого труда освоить минимум того, что может пригодиться в пути. Мне бы хотелось, чтобы вы сами составили мнение о происходящем здесь, но любой из нас готов ответить на все вопросы.

При этих словах Науэр почувствовал себя на редкость отвратительно. Словно намерено ввязался в историю, хорошего конца у которой быть не могло. Причём ввязался,

прекрасно осознавая это. Где теперь мой дом? — подумал он с неожиданной тоской. Увижу ли я его снова?

— Мы все в вашем распоряжении, — услышал Гость слова Правителя, но чувство обречённости от этого не прошло.

* * *

Монах проснулся неожиданно — его выбросило из сна, словно рыбу на берег. Сердце бешено стучало и в ушах отчётливо звенело.

Он проснулся вовремя. Монастырь оживал задолго до восхода солнца — и, похоже, последним сегодня проснулся всё-таки сам настоятель. Спал он, естественно, на книге.

* * *

После того, как шторм оставил корабль в покое, оптимизма у Хиргола прибавилось. Пятому хорошо: он с таким спокойствием пережил несколько ужасных дней, когда казалось, что корабль вот-вот пойдёт ко дну! Словно сам организовал этот шторм и точно знал, опасен тот или нет.

Впрочем, вероятно, так оно и было.

Хирголу же пришлось несладко. Качка полностью выводила его из строя, и он наотрез отказался использовать подозрительные леденцы, которыми его угостил было Тнаммо. Одним богам ведомо, что туда добавлено!

Хиргол, с лицом, ещё хранящим налёт зелени, стоял, вцепившись в поручни и с завистью смотрел на довольно улыбающегося Тнаммо и бесстрастного Альмрина, стоявшего рядом. Слуга ни на миг не выпускал Хиргола из поля зрения — хотя никогда прямо не смотрел в его сторону. В конце концов, юноша оторвался от поручней и побрёл к себе в каюту — успокаивать желудок. Тнаммо любил поговорить о разных деликатесах — и это могло стать последней каплей в его, Хиргола, незавидном состоянии.

А леденцы он всё равно есть не станет. Будь они хоть триждылечебными. Первое и основное правило: никому нельзя доверять.

* * *

— …Сидит сейчас у Правителя, книги читает, — закончила Морни. — Что, по-прежнему не будешь вмешиваться?

Норруан оторвался от рассматривания крупного алмаза — в сокровищнице оказалось немало интересного — и повернулся к вороне.

— Не буду, — он осторожно положил увеличительное стекло на лоскут бархата. — Говорит, что рядом с Гостем ему ничего не страшно, и что моя магия там бессильна? Давай посмотрим…

Он пошевелил в воздухе пальцами; между ним и вороной повис небольшой сгусток молочно-белого тумана. В нём проявилась картинка: Гость сидел перед столом, заваленным историческими заметками, а Мондерел что-то объяснял ему. Морни прислушалась.

— …Тогда была снаряжена экспедиция, которая впервые обогнула южную оконечность материка и достигла Огненных островов. Там мы и…

Норруан лениво пошевелил пальцем в воздухе и туман рассеялся.

— Зачем же я старалась и выслеживала их? — голос у вороны был оскорблённым. — Раз ты и так мог всё узнать!?

— Во-первых, ни из чего не следует, что так будет вечно, — Норруан загнул один палец на руке. Лицо его было совершенно серьезным. — Наш Гость весьма талантлив. Правитель говорит о желаемом, как о действительном; а Гость ему пока что не верит. Именно потому я и смог их увидеть.

— Значит… — ворона вновь замолчала, искоса поглядывая на человека в чёрном.

— Значит, нам потребуется держать их в неведении относительно моих настоящих возможностей. Ты знаешь, что я могу стереть Иглу в порошок одним щелчком? — и Норруан стремительно повернулся в сторону ярко выделявшегося на горизонте силуэта, протянул к нему руку. — Знаешь?..

Вороне стало не по себе. Норруан не лгал: он действительно верил, что может это сделать.

— Тогда к чему всё это? — спросила она тихо. — Почему бы не покончить с этой историей раз и навсегда?

Норруан засмеялся и, погрозив Игле пальцем, громко хлопнул в ладоши.

Игла переломилась пополам и, бесшумно разваливаясь на части, легла поверх своего недавнего основания грудой обломков.

* * *

Ворона зажмурилась. Ей слышалось странное: то ли пронзительный деревянный скрип, то ли мерное приглушённое постукивание, с примесью едва различимого колокольного звона — а может быть, смесь совершенно иных звуков, для которой просто не существовало нужных слов. Всё это смешалось с сухим шелестом, доносившимся откуда-то сверху.

Ледяным холодом обожгло спину. Ворона открыла глаза и увидела, как рушатся горы и падают деревья, как океан превращается в грязную пустыню и небо становится мертвенно-серым.

После неуловимого мгновения всё вернулось назад. Стремительно и в обратном порядке.

Ворона увидела, как сам собой воздвигается шпиль Иглы, и как прежняя спокойная погода устанавливается над замком Моррон.

— Вот так, — Норруан усмехнулся. — Запомнила?

Ворона кивнула. Ей было нехорошо. Непонятно, правда, отчего.

— Поняла, что случилось?

— Нет,

— призналась Морни.

— Я тоже, — Норруан вздохнул. — Сколько раз уже я пытался решить свою задачу вот так, одним движением.

— И всякий раз всё возвращалось? Норруан хмуро кивнул.

— Почему же… — ворона оглянулась, — почему же никто этого не замечал?

Норруан как-то странно посмотрел на неё.

— Вот это мне как раз и интересно. Коль скоро ты всё видела и всё помнишь… может, оттого, что была поблизости от меня?

Долгое время они молчали.

— Ну ладно, — Норруан потянулся и распахнул окно, впуская внутрь поток свежего воздуха. — Пойду-ка прогуляюсь.

— Я свободна?

— Разумеется, — Норруан широко улыбнулся. — Наши друзья никуда не торопятся — не будем торопиться и мы. Если хочешь, пойдём со мной.

Морни, подумав, взлетела Норруану на плечо, и вскоре они выходили из внушительных главных ворот замка. Те сами собой захлопнулись за их спинами; со скрежетом поднялся разводной мост. Замок вновь стал неприступным.

* * *

Науэр вздрогнул, когда голос Мондерела неожиданно прервался грохотом и треском — таким, словно вокруг рушилось всё мироздание. Он увидел обступившую его черноту, в которой вяло вращались спиральные сгустки разноцветных искорок и неожиданно понял, что умирает.

Но мир тут же вернулся в норму и голос Мондерела продолжался, словно ни в чём не бывало. Науэр украдкой стёр со лба холодный пот и долго не мог справиться с дрожью в коленках.

* * *

Унэну показалось, что кто-то окликает его… но потом он решил, что ему показалось.

Голос, померещившийся ему, вроде был отдалённо знакомым… нет, я действительно переутомился, решил монах несколько часов спустя, когда очередные занятия завершились, и можно было вернуться в кабинет.

Там он и застал двух малолетних разбойниц. Они сидели за столом и увлечённо листали книгу. Ту, открыть которую Унэн был не в состоянии. От изумления настоятель потерял дар речи. Хвала богам, ненадолго.

— Кто вас впустил? — крикнул он так, что девчонки уронили книгу и закрыли лица ладонями. Монах кинулся к ним и поднял книгу с пола. Приоткрыл её — никаких помех! Даже закладка была там же, где он оставил её.

— Кто вас впустил, я спрашиваю? — спросил он уже более миролюбиво.

— Дверь не была заперта, — объяснила, наконец, Энхора. Ещё одно различие, подумал Унэн. Энхора чаще признаётся в содеянном первой.

— А кто вас просил брать книгу? Близнецы только засмеялись. С виноватым видом, но это ровным счётом ничего не означало.

— Ну ладно, — монах вздохнул и уселся перед ними прямо на пол. — Через неделю у вас, негодные, начнутся каникулы. Если бы вы знали, с каким удовольствием я от вас отдохну!

— Не отдохнёшь, — Ильвена потянула его за рукав. — Ты сразу же начнёшь по нам скучать. Как всегда.

— Угадали, — монах положил книгу на стол и хлопнул по ней ладонью. — Но это больше не трогать. Дайте слово, что не будете прикасаться к ней без моего разрешения. Это очень опасно.

Взгляд монаха не смягчался, и честное слово пришлось всё-таки дать. От огорчения на глазах у обеих выступили слезы. Впрочем, они были мастерицы изображать какие угодно чувства. Унэн это прекрасно знал.

— Вот и отлично, — Унэн развернул обеих в сторону двери и слегка подтолкнул ладонями. — А теперь — за работу! Метлы ждут вас — не дождутся…

* * *

— …И чего он так расшумелся? — недоумевала Ильвена часом позже, отрываясь от подметания пола.

— Его не поймёшь, — согласилась сестра. — Картинки были такие красивые…

* * *

…Унэн запер за ними дверь и повернулся к столу.

Книга.

Раскрытая на нужной странице. Давай, человек, прочти меня. Ты не всё ещё узнал. Самое интересное впереди!

— Ну уж нет, — решительно сказал Унэн и, захлопнув книгу, спрятал её в шкаф. Айзала права, скоро он к этой книге прирастёт. Хорошего понемножку.

* * *

— Смотрите! — громким шёпотом выдохнул Хиргол и придвинулся к Пятому, всё так же стоящему у левого борта. Слуга преградил дорогу юноше, не меняя выражения лица. Но Хиргол, разом позабывший и о морской болезни, и о таинственном спутнике Пятого, не обратил на это никакого внимания. — Вон там, ближе к востоку!

Действительно, у самого горизонта, где виднелся далёкий берег безжизненной Выжженной земли, показалось и пропало видение множества крыш, домов, колонн. Словно в зыбком зеркале, зачастую возникающем над пустыней — где путникам, измученным зноем и жаждой, видятся обманчиво близкие оазисы, недосягаемые в действительности.

Если, конечно, вообще существующие.

Примерно таким было и это видение. Хиргол пожалел, что при нём нет подзорной трубы. Оптика, как убедили его, вообще не могла считаться магией сама по себе — а, следовательно, пользоваться оптическими инструментами можно без особых предосторожностей. Пожалел сорока золотых… К его изумлению, Тнаммо молча извлёк из внутреннего кармана складную подзорную трубу и, не глядя, вручил Альмрину.

Тот повернулся к Хирголу и, с улыбкой, коротко поклонившись, протянул тому инструмент. Улыбка эта немало напугала юношу: ей явно не было места на лице молчаливого слуги. Тем не менее, Хиргол принял предложенное (едва не уронив), и Альмрин, уже с прежним бесстрастным выражением лица, отвернулся. Боги, ну и жуткий же телохранитель.

В трубу он действительно заметил едва различимые силуэты башен и крыш — почти сливающиеся с бескрайними жёлто-коричневыми песками Лауды (так именовался остров на среднем языке). Судя по всему, лишь по счастливой случайности поселение попалось им на глаза.

— Город! — воскликнул Хиргол возбуждённо и осторожно вернул трубу Альмрину. Пятый молча кивнул, глядя в сторону далёкого острова почти что с безразличием.

— Вас это не удивляет? — поразился Хиргол.

— Меня это пугает, — Тнаммо наконец-то удостоил его взгляда. — Мы проходим слишком близко. Как бы нас не заметили…

— Ну и что? Тнаммо вздохнул.

— Похоже, что проще показать. На, — и он протянул ошарашенному юноше нечто, напоминающее птичье яйцо — только очень твёрдое и массивное. Нет, живой эта штуковина быть не могла. Юноша не успел налюбоваться изящными узорами, разбегавшимися по отполированной «скорлупе», как Тнаммо вручил ему ещё что-то. Хиргол подставил другую ладонь, и в ней очутилась… птица. Точнее говоря, модель птицы. Какой-то крохотной лесной пичуги — Хиргол никогда не мог упомнить всех их названий.

Птица была произведением искусства. Хиргол с улыбкой поднёс ладонь поближе к глазам и птица… ожила. Пошевелилась (Хиргол разинул рот и едва не выронил и «яйцо», и птицу), расправила крылья, поглядела на держащего её человека по очереди каждым блестящим глазом.

— Сожми камень в ладони, — Тнаммо осторожно сложил пальцы Хиргола, — закрой глаза и командуй ей.

— Как это? — не понял Хиргол, глядя на нетерпеливо рассматривающую его птицу.

Вместо ответа Пятый ударил снизу по ладони, на которой сидела птаха и та стремительно унеслась вверх, обдав Хиргола тёплым ветерком.

— Закрой глаза, — приказал Тнаммо и Хиргол повиновался.

Вот чудо! Он продолжал видеть. Непривычно (поскольку смотрел вниз глазами птицы), но вполне приемлемо. Более того, зрение стало на редкость острым: сам он так видеть не мог. Хиргол подумал, что было бы неплохо рассмотреть во-о-он ту башню получше, и птица послушно сменила курс.

Неслась она с невероятной скоростью. Хирголу стало немного страшно, и он вцепился свободной рукой в поручень. Тнаммо засмеялся рядом с ним, но это не имело значения. Да, несомненно, это был город… ухоженный, судя по состоянию домов… какая странная архитектура! Птица приближалась к городу по пологой спирали, и Хирголу показалось, что он видит бредущую по раскалённым каменным улицам человеческую фигуру…

Он услышал — не своими ушами, конечно — яростное биение крыльев неподалёку и «оглянулся».

И едва не выронил «яйцо». Наперерез птице неслось жуткое чудовище — вытянутая драконья морда, две пары крыльев, выставленные вперёд огромные когти, которыми были снабжены все шесть лап. Чудовище просто не могло быть таким быстрым и манёвренным, но было! Птица, получая от человека панические, отрывочные сигналы, беспорядочно металась в воздухе. Наконец, перепуганный Хиргол заметил точку на горизонте — их корабль и направил птицу к нему, забыв, что ему самому опасность не угрожает.

Он ещё успел подумать, что не стоило бы наводить этакое страшилище на корабль, как послышался хруст, жалобный писк и ярко-красная молния ударила где-то под сводами его черепа. Хиргол вскрикнул, задыхаясь, но его тут же грубо встряхнули, и Тнаммо, держа своего ассистента мёртвой хваткой, осторожно отобрал у того камень.

— С тобой всё в порядке, — сообщил он сухо. — Не придавай этому слишком уж большого значения.

Не переставая кашлять, Хиргол взглянул в сторону города. Показалось ли ему, что длинный змееподобный силуэт канул куда-то за мрачные скалы? Или так оно и было?

— Интересно, он нас заметил? — спросил юноша, когда дыхание вернулось в норму.

— Не заметил, — Тнаммо пренебрежительно махнул рукой. — Пока мы на корабле, и не заметят. Но стоит его покинуть…

Хиргол поёжился.

— Кто это был?

Пятый пожал плечами.

— Трудно сказать. Ты видел, как они относятся к гостям. Так что не советую любопытствовать сверх меры.

Корабль, час назад казавшийся прочным, словно скала, неожиданно показался юноше хрупким и ненадёжным среди тысяч опасностей, что подстерегали их повсюду.

Он хотел было спросить Пятого, откуда тот взял диковинную управляемую птицу, да забыл.

VI

Выпускные экзамены дались Унэну с некоторым трудом.

Шутка ли: его, непревзойдённого знатока «пьяных» стилей, едва не победили! И кто — один из выпускников, пусть даже и лучший — на показательном бою! Когда монах осознал, что вот-вот вызовет на лицах нечто больше, нежели недоумение, то очнулся и смог выйти победителем.

Со стороны это наверняка смотрелось, как новый хитроумный приём, но на самом деле ноги плохо слушались монаха. Причём не так, как положено при опьянении — священном состоянии, когда отягощённое мыслями сознание не мешает телу двигаться. Нет, он чувствовал себя глубоким стариком, и движения давались с невероятным трудом.

Получив должную порцию аплодисментов от восторженных зрителей (помимо собственно послушников и студентов, которые обучались лишь части дисциплин, поглазеть на экзамены приходило огромное множество самого разного люда), Унэн едва не споткнулся о собственные ноги, и подумал, что на досуге надо будет создать новый стиль.

Скажем, стиль «настоятель-паралитик». Что-нибудь в таком духе.

Однако всё кончается, хвала богам, и Айзала, вместе с другими, не менее известными учителями и наставниками обоих монастырей пригласила его на традиционный пир. Триада не одобряла (в отличие от Унэна) пышных торжеств… но эти были как нельзя более уместны. Помимо двадцати новообращённых, впервые одевших сегодня заслуженную оранжево-жёлтую рясу, серебристо-зелёный венок-змейку Триады заработали более трёх десятков представительниц прекрасного пола.

Жрецов-мужчин у Триады никогда не было.

Так что есть основания гордиться: успех одного Учения привлекал внимание и к другому. Как нельзя кстати — подтверждая тем самым правило, что самые различные верования и мировоззрения могут прекрасно уживаться.

…Монах отправился на покой далеко за полночь — спев немало песен, станцевав множество танцев и… Да всё равно, словами этого не передать… не зря подобное устраивается лишь раз в году.

Под самое утро — утро того дня, когда Унэн твёрдо решил отправиться куда-нибудь отдохнуть — ему приснился сон, чёткий и незабываемый. По сравнению с ним иные картины обыденного мира сами показались бы мимолётными сновидениями.

* * *

Это, несомненно, были торговые ряды. Впрочем, ряды — это слабо сказано. Правильнее звучало бы так: это был Храм Книги. Если предположить, конечно, что подобный Храм существует.

Унэн стоял в центре огромной комнаты, напоминавшей своим устройством амфитеатр. Украшенный диковинным орнаментом пол, высокие окна, сквозь красочные витражи которых внутрь лилось разноцветное освещение. И книги: повсюду, повсюду, повсюду. На стеллажах и стендах, в сундуках и коробках, новые и древние, все в прекрасном состоянии, простенькие и богато украшенные — в этой комнате было на что посмотреть!

И подобных помещений было множество! Высокие арки вели в другие залы; там, в причудливом мозаичном свете, взору представали сокровища мысли. В прежних снах монаху не удавалось увидеть столько подробностей. Здесь же он взял одну из книг — жаль, что язык незнаком — и с любопытством принялся листать, разглядывая искусно созданные иллюстрации — множество впечатляющих батальных сцен.

Он услышал голоса — совсем неподалёку. Аккуратно водрузив книгу на место (хорошие манеры не стоит забывать даже во сне), монах бесшумно покинул помещение, и, стараясь держаться у стен, направился туда, откуда доносились звуки.

Они стояли втроём посередине одной из соседних комнат. Трое людей, изумлённо воззрившиеся на монаха. Унэн мельком осмотрел себя — нет, истинный облик его по-прежнему скрыт… хотя кто знает, что видят эти трое?

Сами они тоже представляли собой необычное зрелище. Начать с того, что у всех у них, судя по всему, было одно и то же лицо. Правда, один был худощав и не переставал вертеть в руках небольшую, украшенную сверкающими камнями арфу; другой, со множеством шрамов на лице и в одежде, перепачканной бурым, при виде Унэна положил ладонь на рукоять меча; третий, широкоплечий великан, упёр руки в бока и оценивающе посмотрел на пришельца.

— Где я? — услышал Унэн свой собственный голос.

Трое переглянулись.

— Ну наконец-то, — произнёс человек со шрамами. — Мы уж думали, что никого более не встретим.

Не понимает он его, что ли? Хотя постойте: сам-то Унэн прекрасно понимает, что произносит незнакомец! Впрочем, во снах всякое бывает.

— Иди-ка сюда, приятель, — поманил его пальцем широкоплечий. Он возвышался над Унэном по меньшей мере на две головы. — Ты видел её?

— Кого? — не понял монах, и неожиданно его озарило. — Кни…

— Тс-с-с! — перебил его музыкант. — Не вслух. Ты угадал. Ну так что, ты её видел?

Интересно, подумал монах, подходя совсем близко, что за книгу они имеют в виду? Не ту ли самую? Сказать, что видел, что ли? А ну как это их разозлит?

Что это с тобой? — удивился крайне редко просыпавшийся внутренний голос. Ты стал бояться чего-то, что видишь во сне?

— Не знаю, о какой именно к… идёт речь, — монах вовремя спохватился, — но одну, весьма любопытную, видеть довелось. Правда, не здесь.

Он переводил взгляд с лица на лицо. Все три одинаковые, не считая небольших различий в размере. Чьё же это лицо? — монах не мог вспомнить. Однако чувствовал, что знание скрыто совсем рядом.

— Ты её читал? — задал вопрос человек со шрамами. В голосе его звучал испуг.

— Только начал, — признался монах. — До недавнего времени она не желала повторно открываться.

Трое переглянулись.

— Она,

— произнёс музыкант обречённо. — Он снова вспомнил о ней. Продолжим поиски — она должна быть где-то здесь!

Трое моментально потеряли интерес к монаху и рассыпались по комнате. Судя по состоянию соседних помещений, там уже успели поискать. Книги были свалены беспорядочной грудой. Дикость какая-то, возмутился про себя Унэн.

— Вижу! — воскликнул великан и указал куда-то под потолок.

Все, включая Унэна, подбежали к нему. Проследив взглядом за указующим пальцем, монах увидел ту самую книгу. Как туда добираются — по воздуху, что ли?

— Иди, возьми её, — музыкант легонько ткнул монаха локтем в бок. Он же совсем настоящий, подумал монах с удивлением. Сон ли это?

Унэн послушно принялся карабкаться по полкам, время от времени роняя вниз книжные лавины, водопады и стряхивая шуршащие страницами оползни. Книга почти у него в руках, одно последнее движение…

Тень пробежала по комнате. Монах замер, оглядываясь. Трое, стоявшие на противоположной стороне зала, кричали ему и указывали на книгу. С ними всё понятно. Монах взглянул в сторону окон и обомлел: сумрак сменил солнечный свет — мрак, надвигающийся со всех сторон.

Темнело быстро. Унэн схватил книгу… но та, словно проснувшись, неожиданно сильно рванулась у него из рук. Монах кубарем полетел вниз, успев подумать, что сейчас переломает все кости.

Книги же и спасли его от такой участи. Перекатившись несколько раз, Унэн с трудом поднялся — ноги разъезжались на полу, по колено заваленном книгами; книга в руках вырывалась, словно дикая кошка, издавая явственное шипение.

— Открой! — услышал он вопль сквозь всё усиливающееся шипение и свист ветра, стремительно набиравшего силу где-то за витражами. — Скорее открой её!

Монах послушно рванул на себя обложку — это далось ценой одного сорванного ногтя — и из распахнувшейся, как дверь, книги вырвался могучий поток воздуха. Унэна подняло под потолок, и он успел заметить, как осыпаются разноцветным дождём витражи, пропуская внутрь что-то тёмное и злобное, успел увидеть троих людей, машущих ему руками…

…И проснулся. Немедленно уселся в постели и осмотрел ладони.

Ногти целы. Да и вообще, ни ссадин, ни ушибов…

Приснится же такое!

Унэн довольно долго стоял у потайного шкафа, в надежде что-нибудь услышать изнутри. Но книга хранила тишину. От этого занятия его отвлёк тихий стук в дверь.

* * *

Собираться куда бы то ни было — занятие весьма хлопотное. Сунь Унэну, понятное дело, не впервые приходилось покидать свой монастырь и тщательно передавать дела заместителю: своему сородичу, конечно. Когда ещё дух Учения окрепнет в этом диковинном мире…

И всё же это было однообразно и крайне скучно. Просмотреть массу толстых и пыльных книг, в коих учитывалось имущество, и велись записи о финансовых операциях.

Оставить адреса тех, кто мог бы знать о его пребывании (с этим никаких хлопот:

Айзала была единственным таким человеком), тщательно запереть свою библиотеку и кабинет (Унэну очень хотелось верить, что копии ключей имеются только у Айзалы), а также шкаф-«крепость» (ключ от него существует в единственном экземпляре).

Восемь раз проверив, что книга по-прежнему в шкафу (всякий раз казалось, что вон она, на столе осталась), Унэн почувствовал себя немного не в порядке и запер кабинет, не открывая шкафа в девятый раз. Хотя очень хотелось.

Адрес загадочного хозяина, чьим гостем Айзала так настойчиво рекомендовала стать, наряду с наиважнейшими походными вещами был наготове. Однако не успел Унэн сделать десяток шагов за ворота монастыря, как две пары рук схватили его за локти и вынудили остановиться.

Монах обернулся и увидел близнецов. Изобразив на лице величайший ужас и скорбь, он с причитаниями упал на землю.

— Ну когда же я смогу отдохнуть от вас? — стонал он, пока девочки со смехом носились вокруг. Смех неожиданно оборвался и открывший глаза Унэн увидел, как к ним спешит Айзала.

— Вся компания в сборе, — заключила она, поправляя венок. — Что, Сунь, возьмёшь их с собой?

У них тоже отдых… небольшой, — жрица многозначительно посмотрела близнецам в глаза, и те отвели взгляд, стараясь не хихикать.

— Похоже, мы говорили о восстановлении сил, а не о потере остатков разума, — сухо заметил монах. Глаза его, правда, выдавали скрытую улыбку.

— Ты прав, — вздохнула Айзала. — Впрочем, беспокоюсь я именно о тебе, поскольку этих двух отправлю к родителям сама. Мне неожиданно показалось, что и тебе стоит несколько сократить дорогу.

Монах поджал губы. Ну вот! А он-то надеялся первым делом спуститься вон в ту деревушку и вдоволь поиграть там в кости сегодня же вечером… Как же!

— Неужели я выгляжу настолько беспомощным? — сладчайшим голосом осведомился он, преданно глядя в глаза жрице. Та рассмеялась.

— Ты слишком легко впутываешься во всевозможные истории, Сунь. Я обещала, что ты как следует отдохнёшь, и намерена выполнить обещание.

Она отвернулась и, чуть присев, развела руки в стороны, пропев при этом несколько слов на неизвестном Унэну языке. Монах вздрогнул. Жест жрицы напомнил ему Шассима.

В воздухе возникло небольшое «окно», за которым искрилась уходящая ввысь дорожка, сотканная из разноцветного тумана.

Монах с сомнением посмотрел на дорожку… на Айзалу… Та ободряюще кивнула. Унэн вздохнул ещё раз и, наклонившись, по очереди обнял притихших Энхору с Ильвеной.

— Если я вас больше не увижу, — прошептал он громким шёпотом, — передайте папе с мамой, что во всём виновата тётя Айзала.

И прыгнул в «окно» прежде, чем жрица опомнилась.

Шум множества крыльев вытеснил собой все остальные звуки.

Унэн ощущал, что его подхватили — бережно, но твёрдо — и стремительно уносят вверх, вверх, вверх — куда, изгибаясь причудливыми рукавами, уходила дорожка. Скорость была невероятной, но дышать не мешала. Впрочем, Унэну и раньше приходилось путешествовать на Крыльях Вестницы, так что всё внутри уже не сжималось в холодный комок.

Он попытался осмотреться.

Трудно описать это место… если, конечно, это можно именовать местом. Подобия звёзд слабо проступали наверху (тот/та, кто нёс монаха, оставался/оставалась невидимым), внизу… со всех сторон. Воздух был напоен ароматами трав. Монах силился понять, какими именно, но не успевал — запахи постоянно менялись.

Вскоре дорожка понеслась вниз. Скорость вновь начала увеличиваться и Унэн, неожиданно для самого себя, принялся вспоминать, всё ли он взял. Несколько поздновато, конечно… Да! Мысль эта почему-то испугала его! Он же не взял книгу!

Зря он об этом подумал.

Его немедленно отпустили. Над головой послышался звук, очень отдалённо напоминавший возглас растерянного флосса. Монах понёсся вниз, с каждым мигом падая всё быстрее и быстрее. По привычке он сосредоточился, чтобы заклинанием остановить падение и повиснуть в воздухе, но не тут-то было!

Заклинания здесь не действовали. Или что-то мешало сосредоточиться.

Снизу выплыло чернильно-чёрное облако, и монах на огромной скорости вошёл в него головой вперёд.

«И это она называет безопасным путешествием», успел подумать он, прежде чем потерял сознание.

VII

Унэн открыл глаза, и понял, что снова жив.

Последнее его не удивило. Он вскочил и осмотрелся — ноги повиновались с трудом, но ничто не было сломано. Только в голове ещё звучал свист стремительно проносящегося мимо воздуха. Так, вся одежда при нём… всё снаряжение… ключи от комнат и шкафа… Проклятие! Ключа от шкафа нет!

Унэн почему-то необычайно разозлился и в прыжке ударил ладонью по стене, издав могучий боевой клич.

И тут же пожалел об этом — по руке словно ударили молотом. Монах зашипел, дуя на пострадавшую конечность, и заметил неожиданно, что место, где он пришёл в себя, ему знакомо. Та же пыль на полу, коридор, полутьма, неподатливые стены…

Когда боль в отбитой руке перестала донимать, Унэн смог вспомнить странное слово анектас. Осторожно огляделся. Похоже, что даже следы его ног — от предыдущего визита — всё ещё различимы на ковре пыли. Некоторое время Унэн сосредоточенно отряхивался и… расхохотался. Он представил, какое у Айзалы будет лицо, когда — минут этак через десять — появится перед ней и спросит, что бы всё это означало. Пусть тут магия не работает, но за пределами портала ему хватит сил стать быстрым, подобно молнии, и промчаться по подземным ходам назад в монастырь.

— Похоже, я уже отдохнул, — объявил Унэн вслух и озадаченно пошарил в рукавах.

Факела там, конечно же, не оказалось. Однако он, хоть и слабо, но видел в окружавшей его темноте… отчего бы это? В тот раз вокруг царила кромешная мгла… или нет? Впрочем, неважно. Быстрей отсюда. Слишком много тут неизвестного, да и не готов он схватиться с ним.

В конце концов, искушение было повержено.

Унэн побрёл к тому концу коридора, откуда они с Шассимом некогда вышли. Всё верно, контур человека с флоссом на плече по-прежнему на месте. Ну, прочь отсюда. Унэн присел и впрыгнул в портал.

Так больно ему, наверное, никогда не было. Болела каждая клеточка; монах упал на пол, не в силах исторгнуть из сведённого судорогой горла ни звука… несколько секунд длилась жестокая пытка и схлынула прочь, оставив его, скорчившегося и беспомощного, рядом с бесстрастно мерцающим порталом.

Унэн тяжело поднялся и, стараясь дышать медленно и глубоко, прикоснулся ладонью к поверхности портала. Тот слегка уколол руку… но не пропустил её.

— Ох, скажу я ей, что думаю о таком отдыхе, — прошептал он тихонько и… расхохотался. Он, выбиравшийся изо всех, самых немыслимых, переделок, смог наконец-то попасть в ловушку, очевидного выхода из которой не было. Поистине, это достойно удивления.

Можно было, конечно, ждать — вдруг портал смилостивится и выпустит его на волю… но что-то подсказывало монаху, что так просто он не отделается. Книга, подумал он со злостью. А ещё утверждали, что она не опасна! Головы отрывать таким экспертам. Ну да, ехидно отозвался голос внутри, никто же не думал, что у тебя хватит глупости её читать!

Странно, но в этом месте книга никак не напоминала о себе. Унэн только в этот момент понял это. Все предыдущие дни книга была как наркотическое зелье для человека, пристрастившегося к нему. Книга манила к себе, хотя и не давала возможности читать дальше. Впрочем, этого следовало ожидать. уж очень много странного связано с ней.

Расслабился я, подумал Унэн. Или просто не привык подозревать, что могу быть под таким могучим давлением. Здесь он понял, что угнетавшая его усталость бесследно прошла, и вновь расхохотался. Знала бы Айзала, какова на самом деле болезнь и лучшее от неё лекарство, то-то бы удивилась!

Эхо отозвалось на его смех — но звучал он, отражённый от неприступных стен, испуганно и тоскливо.

Что же, подумал Унэн, приводя в порядок одежду, пора приниматься за дело. Не оставаться же сидеть в пыли! Из правого рукава он извлёк онглир — прочную серебрёную цепь с небольшим отточенным серпом на одном конце и шипастым шариком с другой — своё любимое оружие; проверил, далеко ли метательные звёзды, и со вздохом распахнул первую дверь.

После чего испытал сильнейшее потрясение.

Дверь эта вела в комнату, напоминавшую амфитеатр, квадратный в сечении. Беспорядочной грудой на полу лежали книги — прежде, вероятно, они стояли на стеллажах, стендах и полках, которыми во множестве были уставлены уходящие под потолок огромные ступени. В стене напротив были три высоких окна; оттуда тянуло холодом. Только отдельные осколки остались от разноцветных стёкол.

Сквозняки бродили по комнате.

Острая боль пронзила правую руку и Унэн, подняв её к лицу, обнаружил, что ноготь на безымянном пальце почти что оторван.

Из разбитых окон виднелось сумрачное небо. Унэн долго вглядывался в едва различимые искорки звёзд. Незнакомые, холодные и недосягаемые.

* * *

Норруан рассказывал вороне что-то про острова, лежавшие некогда по ту сторону океана, как вдруг его словно поразило молнией. Морни вздрогнула и вцепилась крепче в его плечо — но её спутник, похоже, не обратил на боль внимания. Он замер, глядя куда-то вдаль, глаза его остекленели.

Прошло несколько секунд, и Норруан опомнился.

— Книга, — произнёс он шёпотом. — Как я мог про неё забыть?

Почему-то книга показалась ему единственной важной вещью, что существовала сейчас во всём Зивире.

— Держись, — приказал он вороне — уже прежним своим голосом, властным и не терпящим возражений. Ворона послушно сжала когти сильнее… Норруан повернулся лицом к замку, сделал шаг… и вот они уже во дворе. Не отвлекаясь на открывание ворот, Норруан бегом помчался по лестницам и проходам (вороне пришлось сжаться в комок — иначе ей, без сомнения, оторвало бы голову первым же косяком) и вбежал в кабинет, стремительно и грозно.

Что, если она исчезла? От этой мысли ему стало страшно. Второй раз за последнее время.

Однако книга никуда не исчезала. Он спокойно лежала, засыпанная грудой свитков, рядом с лампой на его рабочем столе. Владыка Моррон небрежно смахнул свитки прочь и положил книгу перед собой, прикасаясь к её обложке подушечками пальцев.

— Что это? — осмелилась выговорить ворона.

— Трудно объяснить, — Норруан ответил не сразу. — Приготовься к сюрпризу. Не так давно я побывал в месте, которое не было Зивиром — и принёс оттуда вот это.

Ворона долго смотрела на вытертую кожу обложки, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Книга казалась — ярче, что ли? — всех остальных вещей. Хотя нет, не ярче. Правильнее… нет, и это не то слово. Книга была, а всего остального — исключая Норруана — рядом с ней словно бы не было.

— И… где это место? — спросила Морни после долгого раздумья.

— В подвалах замка, — ответил Норруан, наконец-то повернув к ней лицо. В глазах его промелькнул необычный блеск, и ворона успела испугаться, что её союзник сошёл с ума.

Хотя, если вдуматься, что бы это изменило?

* * *

Тнаммо вздрогнул и рядом с ним пошевелился Альмрин.

Пятому показалось, что его окликают. Тихонько… но уверенно. Он неторопливо оглянулся — никого. Хиргол у себя в каюте, — читает, наверное. Хоть этому его научили, оболтуса. Что же?.. Тнаммо сжал виски, стараясь унять запульсировавшую в голове неприятную боль. Погода, что ли, меняется? Да не должна. Кроме того, прежде он не реагировал так на погоду.

Альмрин стоял рядом, безмолвный и готовый услужить, но его господин ничего не приказывал.

* * *

Айзала самолично отправила близнецов домой — обычным порталом, конечно: не тратить же внимание богини на каждую поездку! Тем более что себя она считала достаточно надёжным сопровождающим: с ней никаких неприятностей не случалось… ну, скажем так: непреодолимых.

После того, как приличия были соблюдены и она выпила чаю с родителями своих подопечных (те были столь же рады видеть её, как и девочек), Айзала открыла портал в свой монастырь и, шагнув в него, поняла, что Таменхи, к которому она отправила Унэна, ничего не сообщил ей о прибытии гостя.

Поражённая, Айзала воззвала к Вестнице… и первый раз в жизни поняла, что та растеряна. Ноги подкосились у жрицы. Крылья Вестницы были самым безопасным и быстрым способом путешествия… до сегодняшнего утра.

Сунь Унэн куда-то пропал, и ничего хорошего от этого ожидать не следовало.

* * *

Не считая того неприятного момента, когда Науэр пережил нечто, похожее на смерть (по крайней мере, примерно так её описывали некоторые обитатели его мира, возвращённые к жизни искусными лекарями), его здоровье ничуть не ухудшилось.

Напротив, он чувствовал себя всё лучше. В смысле самочувствия. Он не был стар — менее тридцати лет там, откуда он взялся; по меркам людей Зивира он был ещё ребёнком.

Науэр не сразу осознал это, а когда осознал, то понял причину столь осторожного обращения с собой. Правителю было не менее двух сотен лет (нелёгкая задача поверить в это отняла не менее двух дней). Аймвери — сотен пять (хотя он, в подлинном смысле слова, человеком не был — хотя походил на людей практически во всём). Его наставник в фехтовании и верховой езде, Арун, был мрачным бородачом лет семидесяти. Вообще в Зивире, судя по всему, было принято жить долго.

Хорошо, если это правило распространяется также на героев, приглашённых спасти мир. Откровенно говоря, Науэр попросту не понимал, почему Воинство Иглы (не менее тридцати тысяч отличных воинов, обученных долгим переходам по самым разным видам местности, абсолютно преданных Правителю), вместе с двумя десятками собственно магов давно не снесли Моррон до основания. Ведь корни зла — как часто повторял Правитель — находились где-то в Моррон.

Он даже допускал, что не сам Норруан (имя это не положено было произносить вслух) повинен в происходящем. Что, дескать, Норруан — лишь исполнитель приговора, а подлинная причина всех бед сокрыта в подземельях проклятого замка.

Правда, Науэру показали сохранённые при помощи магии картины продолжающейся войны Зивира за существование — бесконечные пограничные стычки с трудно уязвимыми гигантскими амфибиями, что сотнями поднимались из трясин и осаждали дозорные башни. С зоркими и стремительными огненными птицами, способными спалить в одиночку целый город. С исполинами, созданными из камня. Словом, со всех сторон (исключая Реку и пустоши за ней) Зивир окружало сжимающееся кольцо и исход этой осады, при текущем положении дел, был предрешён.

И чем я могу помочь? — спрашивал Науэр себя раз за разом и не находил ответа. Неужели за полтора месяца, кое-как выучившись фехтовать, ездить верхом и запомнив общий вид Зивира, он был способен противостоять человеку, который в одиночку превращал некогда цветущий мир в безжизненную пыль?

Это утверждение казалось Гостю весьма спорным. Однако были причины не торопиться объявить всё это бредом и отказаться от выполнения миссии.

Во-первых, жить здесь было гораздо интереснее и приятнее, чем дома. Право же, даже месяц жизни в таком месте, как Игла, стоил достаточно предсказуемого будущего Гостя в его родном мире. Там его положение в обществе уже не могло измениться: веками отлаживавшаяся система свела человека до положения крохотного винтика в сложнейшей машине; винтика, который можно в любой момент заменить на другой такой же.

Во-вторых, ему порой казалось, что он видит некий шанс… трудно различимую возможность как-то понять природу изменений. Как бы то ни было, прошло всего лишь десять дней, и предстояло ещё многому выучиться.

Гость со вздохом отложил фолиант и посмотрел на часы. Через полчаса — очередной урок фехтования.

* * *

— Таменхи, — обратилась Айзала к поражённому карлику (изображение которого сейчас висело перед ней в воздухе), — наш общий знакомый бесследно пропал. Если он вдруг появится, немедленно отыщи меня.

— Слушаюсь, Достопочтенная, — склонил голову её собеседник. — Может быть, попросить кого-нибудь поискать его?

— Нет, — немедленно возразила жрица. — Дело крайне необычное и подробности я изложу лично. Пусть всё остаётся, как есть. У тебя не предвидится изменения планов… ну, скажем, через неделю?

— Нет, — карлик говорил спокойно. — В это время года у меня одни и те же заботы, Достопочтенная, — до самого конца лета.

Собственно,

Айзала не считала, что заклинание Зеркала, при помощи которого она только что общалась со своим давним знакомым, может быть кем бы то ни было перехвачено (исключая, конечно, богов), но… После исчезновения Унэна можно ожидать чего угодно.

Подумав, она связалась с двумя остальными Храмами Триады и попросила помощи у равных себе. В монастыре, которым распоряжался Сунь Унэн, пока никто не знал о случившемся — значит, в течение двух недель надо будет отыскать Унэна во что бы то ни стало.

Вряд ли это его обычные выходки. Одно дело — испытывать терпение смертных, и совсем другое — богов. Сунь Унэн, при всей своей любви к розыгрышам и самым невероятным шуткам, всё же не стал бы творить такого.

В этом Достопочтенная была вполне уверена. Она сидела за столом самого Унэна, глядя на последнюю заполненную им страницу календаря, и гадала, где он находится. Если Триада окажется бессильна, придётся обращаться в Совет Магов. А тогда, как ни старайся, поползут слухи. Сунь Унэн — личность слишком известная, чтобы этого не произошло.

* * *

— Вот оно как, — подивился монах и, привычно прикоснувшись к пострадавшему пальцу, залечил его несложным заклинанием.

И спохватился, поражённый. Магия действует! Это значит… монах лихорадочно думал, вспоминая теории Ралиона о природе магии, и её ограничениях. Это значит… нет, непонятно. Это, вне всякого сомнения, не Ралион: звёздное небо не то. Судя по ощущениям, он над землёй. Порталы, ведущие на иные обитаемые планеты (в существовании которых многие учёные Ралиона не сомневались) пока неизвестны.

Тогда что это? Или — где это? Монах ущипнул себя, пару раз уколол остриём метательной звезды. Не получалось: он не просыпался. Правда, если он проснётся там же, у себя в комнате, перед тем, как его отправят набираться сил… Гм.

Он осторожно подкрался к ближайшей щели-окну (слева и справа были арки, ведущие в соседние комнаты) и выглянул наружу.

Лунная ночь. Впрочем, это можно было понять и раньше, по узким полосам призрачного света, сочившегося из разбитых окон. Ох и огромная же у них луна… Да ещё красноватая какая-то! Так, понятно, это заведомо не Ралион. Виднелась необъятная водная поверхность, спокойная, с «дорожкой к счастью», упирающейся в горизонт.

Неужели его вновь перебросило в новый мир? Монаху стало нехорошо. Спустя несколько секунд он отверг это ужасное предположение. Когда неведомая сила, отчасти по воле, но, главным образом, вследствие деяний его легендарного предка, выбрасывала Унэна в новый мир, ещё не озарённый светом Учения, он прибывал туда безо всего. Налегке. Имея только память обо всех… ну, так скажем, имея возможность вспомнить почти всё о своих предыдущих воплощениях. Кому-то это может показаться величайшим благом.

Так что Ралион ещё нуждается в нём, во что бы там ни играли с ним боги. Монах помянул недобрым словом Гвайю-Вестницу, которая считалась образцом обязательности среди богов. Теперь уже нет, подумал Унэн с мстительной радостью. Вот уж я расскажу об этом… если выберусь отсюда. Непременно расскажу. Никогда в жизни не делал ничего худого этому культу! Не шутил над её верующими — почти все они были флоссами, а флоссов монах уважал. Чем-то они походили на его народ — и похожие, и отличные от прочих обитателей; представляющиеся совсем не теми, кем являются; сумевшие прикоснуться к источнику мудрости, что выше возможностей всех смертных, вместе взятых, исчерпать его.

Правда, рассказав об этом происшествии, он невольно навредит флоссам… Ну ладно, великодушно решил монах. Эту тайну, любезная Вестница, мы оставим между нами.

Монах осторожно пробрался к арке, ведущей в соседний зал — прежде, чем покинуть это сумрачное книгохранилище, надо попытаться понять хоть что-нибудь об этом месте.

Вряд ли монаху доведётся часто бывать здесь… так что, чем больше впечатлений, тем лучше.

Под потолком зала по ту сторону арки тускло светились огромные — метра два в поперечнике — жёлтые прозрачные шары, а под ними бесшумно выписывали спирали ночные бабочки. Зрелище было вполне мирным. Монах несколько успокоился — не каждый день за дверью обнаруживаешь место, где побывал во сне.

Монах бесшумно прошёл под аркой и замер, прислушиваясь к ощущениям.

Он вспомнил про трёх людей, из давешнего сновидения. Откуда они-то здесь взялись?

И кто этот загадочный «он», которого они упоминали? Не иначе, всё это относится в книге, ныне запертой в шкафу. Если, конечно, он потерял ключ при падении, а не забыл где-нибудь в кабинете. Страшно подумать, что может случиться в последнем случае…

Зря я взялся читать её, вздохнул монах. Права Айзала, неприятности необычайно легко находят меня.

Он долго стоял не шевелясь, пока не услышал шаги. Откуда-то неподалёку; издававший эти звуки двигался медленно и не очень-то старался скрыть своё присутствие.

Унэн вздрогнул и на всякий случай вооружился онглиром. На совершенно неизвестной земле лучше ожидать самого неприятного.

* **

Норруан помедлил и открыл книгу.

Изнутри повеяло временем. Слежавшимся, застрявшим среди страниц и высохшим. Норруану приходилось и прежде читать древние манускрипты — в его собственной библиотеке, здесь, в Моррон, таких было немало. Норруан смахнул пыль с листа (ворона поспешила отпрыгнуть подальше) и лист тут же с треском разорвался.

— Ай-яй-яй, — прошептал Норруан недовольно. Как-то он забыл, что бумаге полагается ветшать. Ну да ладно… ничего особенного. Сейчас склеим. На столе возникли бутылочки, кисточки, разный переплётный материал и Морни с удивлением воззрилась на всё это.

— Не проще ли приказать бумаге срастись? Норруан вздохнул.

— Если никогда не шевелить пальцами, то в один прекрасный день обнаружишь, что ни на что уже не годен. Видел я магов, которые абсолютно всё пытались делать заклинаниями.

— И что же? — ворона сама была магом и подпрыгнула поближе. Собеседник заглянул ей в глаза и долго не отводил взгляда.

— Магия капризна, — пожал он плечами. — Она может усиливаться и ослабевать, исчезать и менять свою природу. Один из таких «великих магов» неожиданно обнаружил, что своё существование он продлевает исключительно магическим путём, а его настоящее тело давно состарилось и умерло.

Ворона приподняла крылья, выражая недоверие.

— До такой степени не замечать, что с тобой творится? — выразила она то же самое на словах.

Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая.

— Маги бывают разные, — ответил он, наконец. — В Зивире я могу многое, — он положил ладонь на страницу, — но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… — он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы.

— Ты был где-то ещё? — спросила ворона, перелетев на стол. — Помнится, ты говорил что-то про подземелья замка, и про…

— Подземелья, — выговорил Норруан и слабый, но явственный гул послышался изнутри книги — словно ею было прикрыто окно, за которым бушевала гроза.

Лёгкий ветерок коснулся лица. И Норруан, и ворона склонились над томом, не веря своим глазам. Ветер становился всё сильнее и прохладнее. Страницы вздрогнули и принялись перелистываться сами собой. Норруан протянул было руку, но ворона предупреждающе каркнула и спрыгнула прочь.

Норруан вскочил и сам, едва не споткнувшись об упавший стул.

Вихрь пронёсся над книгой; им обоим показалось, что со страниц ссыпаются буквы, слетают серой пылью иллюстрации; бумага светлеет с каждой секундой и непереносимо сильный запах грозы наполняет кабинет.

Оглушительно громыхнуло где-то совсем рядом — так, что Норруан закрыл уши ладонями, а ворона спряталась под ближайшее кресло.

Ветер, уже ослабевающий, перелистал страницы в обратном порядке… они были девственно чисты и совершенно целы. Норруан осторожно подошёл поближе и пригляделся.

Абсолютно новая бумага — прочная, гладкая, выбеленная. Крохотные искорки время от времени пробегали по странице — словно стайка воробьев, спасающихся от хищника.

— Ну, положим, видел я и более… — начал Норруан, как вдруг осёкся, вздрогнув от неожиданности. Морни выбралась из-под укрытия и, шумно хлопая крыльями, устроилась у него на плече. Норруан не возражал.

Взор его не оставлял первой страницы книги — ныне книги пустой, ненаписанной, чистой. Там, рождаясь под пером невидимого писателя, возникали слова — собираясь из древнего алфавита Зивира, которым некогда делались надписи на дорожных столбах, а ныне — записи в особо ценных документах, читать которые полагалось не всем.

— Не может быть! — прошептал Норруан, придвигая, не глядя, стул поближе и усаживаясь на него.

Его удивление можно было понять. Первые же строки, что возникли перед ним из ниоткуда, гласили:

«Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…»

* * *

Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть.

Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище — пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он,

Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? — переспросил внутренний голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему…

— Это ещё что! — воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. — Как вы сюда попали, любезнейший? — он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. — О боги трёх морей! — воскликнул он испуганно, отшатываясь.

Унэн прикусил язык — с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог.

— Я заблудился, уважаемый, — при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах.

— Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга…

Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев — не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это.

— Как, вы говорите, они выглядели? — спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну-людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна-людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить!

Монах повторил описания.

* * *

Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке.

* * *

— Да-да, — вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет!

— Одного из них звали… — сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову.

— Звали…

* * *

Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него.

Неожиданно он понял, что нельзя давать этому — сторожу? — назвать хотя бы одно из имён.

Иначе произойдёт нечто ужасное.

* * *

Сторож окаменел.

Не в буквальном смысле. Он замер — не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время.

Тишина окутала всё вокруг.

Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал.

Затем произошло то, чего Унэн так и не смог забыть: сторож исчез. Не растаял в воздухе, не испарился с громким хлопком. Нет, по нему словно прошлась кисть невидимого художника, замазывающего неверно написанный фрагмент картины.

Несколько раз взмахнула гигантская кисть, прорисовывая сквозь сторожа ту часть зала, которую тот занимал, и его не стало.

Впрочем, какого сторожа? Разве был какой-то сторож? Унэн прижал ладони к вискам и сосредоточился. Что-то неладное творилось в голове. Образ старика, эхо его слов и вообще всё, что он только что воспринимал, подвергалось какой-то необычной атаке. Ощущение было диким, но схожим: словно некто замазывал эту часть памяти, как ненужную.

Монах огляделся. Зал также изменялся. Теперь он воистину походил на образ, созданный сновидением: границы нечётки, цвета не резки, очертания беспрестанно плывут. Но вот всё замерло; застыли в воздухе бабочки, прекратились сквозняки, и лишь удары сердца Унэна вторгались в воцарившееся спокойствие.

Унэн бросился бежать. Ему стоило немалых трудов бороться с неизвестным вором, посягающим на его память, и казалось, потеряв воспоминания, он потеряет и себя.

На бегу он подхватил с пола небольшую книжечку — не осознавая, зачем это делает.

Когда дверь в «библиотеку» захлопнулась за спиной, всё сразу же прекратилось.

Монах замер, тяжело дыша и не осмеливаясь опустить возведённые им мысленные заслоны. Они потребляли чудовищно много сил, но… Он «заглянул» туда, где только что находилась осаждавшая его сознание сила. Пусто. Слегка «опустил» ментальную стену. Ничего не произошло.

Долго, бесконечно долго монах стоял, прислушиваясь к тишине и радуясь тому, что так легко отделался. Перевёл взгляд на книжку, которую подобрал в библиотеке. Потом разберёмся. Унэн сунул её в рукав и расхохотался, погрозив кулаком невидимому противнику.

* * *

Норруан был в некоторой растерянности. Соревноваться с невидимым автором возникавшего текста было нелегко, даром что он, Норруан, писал чрезвычайно быстро. Когда слова «и выскользнул за дверь» появились пониже написанного им текста, он, нахмурившись, потянулся к скребку, чтобы убрать их…

И осёкся. Только что чернила на бумаге — принадлежавшие как ему, так и неведомому писцу — были свежими и блестели. И вот они высохли, схватились, въелись в текст. Нечто жёсткое проступило в очертаниях букв.

Всё, понял он неожиданно. Что написано пером…

— Чего ты добился? — спросила ворона. Она не следила за тем, что именно пишет Норруан.

Она следила за ним самим. Только что на лице её союзника отражалась отчаянная спешка — словно над головой его нависала неотразимая опасность… и вот она таинственным образом миновала.

— Смотри, — указал тот на текст и отодвинулся, чтобы Морни было видно.

Всё осталось неизменным — и написанное неведомой рукой, и добавленное Норруаном. Вот только… Норруан был готов поклясться, что таинственный монах, персонаж короткого отрывка, возникшего на бумаге, носил вполне определённое имя. Однако теперь везде вместо имени стояли ничего не выражающие местоимения. Кто «он» такой? Откуда знает про Норруана?

— Не помнишь, как его звали? — обратился Норруан к вороне и та, помедлив, ответила отрицательно.

— Смотри, — взмахнула она крылом.

Норруан перевёл взгляд на страницу. Невидимая рука начертила пониже законченного отрывка затейливый вензель, и вновь потекли слова…

Норруан схватил перо и приготовился сражаться.

* * *

Здесь они уже были: вдвоём с Шассимом. Стоило Унэну вспомнить имя флосса, как что-то случилось в мрачном помещении, откуда сверху смотрели бесчисленные рубиновые глаза.

Вряд ли монах что-то почувствовал в подлинном смысле этого слова. Так бегущая по полю мышь воспринимает скользнувшую рядом тень от пернатого хищника, ещё не успевшего заметить добычу. Чувство опасности, безмятежно дремавшее в «библиотеке», недовольно зашевелилось и указало своему хозяину: будь внимателен!

Не стоит вспоминать о своих знакомых, осознал он. Потому что, похоже, кто-то подслушивает его. Монах запрокинул голову, словно надеясь увидеть неизвестно кого, вновь почуявшего его появление.

* * *

— Да уж, почуявшего, — проговорил Норруан, недобро улыбаясь. Морни расширенными глазами смотрела на то, что появлялось на бумаге. — Откуда ты взялся такой на мою голову?

* * *

— Откуда ты взялся на мою голову? — проворчал монах, почему-то не сомневаясь, что «взялся» именно «он». Не «она», не «оно» и даже не «они». Чувство опасности, видимо, успело свыкнуться с новым типом угрозы, поскольку взвыло: «осторожней!».

Ну ладно. Монах медленно повернулся и, стараясь ни о чём не думать, медленно пошёл назад, к двери. Великое Колесо, до неё ведь не меньше десятка шагов!..

* * *

— Ну уж нет, мой дорогой, — рассмеялся Владыка Моррон и быстро добавил несколько слов.

— Так просто ты не ускользнёшь.

* * *

Монах почти взялся за ручку двери, как она — подобно старику в «библиотеке» — стёрлась, была вымарана из реальности. Монах почти что услышал издевательский смех и не на шутку рассердился.

Здесь только что была дверь, подумал он, сосредотачиваясь, пусть она вернётся.

Дверь вернулась. Точнее, начала возвращаться. Монах неожиданно вспомнил книгу, — тот вопрос, не ответив на который, никак не удавалось продолжить чтение и странное видение возникло перед глазами.

Видение человека в чёрном, склонившегося над книгой и росчерком пера пытающегося что-то сотворить с ним, Сунь Унэном, которому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Монах даже различил слова, выползавшие из-под пера: «и в конце концов отчаялся найти…»

Это он-то, Унэн, отчаялся? Гнев монаха выплеснулся неожиданно для него самого. Будь сейчас этот человек рядом с ним, он дал бы ему несколько уроков правописания…

Тут же перед ним возникла дверь. Не раздумывая, монах выскочил за неё, захлопнул за собой и уселся прямо на пол. Ему было нехорошо, словно он только что избежал чего-то очень неприятного. Не смерти, которой он не боялся. Бывают ведь вещи и похуже.

* * *

Норруан вскочил и вытер лицо рукавом. Не всё оказалось так просто. Только что он торжествовал победу — оставалось дописать совсем немного, чтобы выяснить, что это за монах и как он связан с ним, Норруаном.

После чего он помнил только, что невидимая рука крепко схватила его за шиворот и с размаху ударила лицом о чернильницу. Норруан некоторое время извлекал из себя осколки стекла (Морни с ужасом наблюдала за происходящим), затем хорошенько вытерся возникшим из ниоткуда полотенцем и убрал разгром на столе небрежным движением ладони.

Хвала судьбе, книга не пострадала.

Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть.

Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие оттого, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше!

— Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, — подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. — Я готов.

Так он просидел долго, очень долго.

* * *

Унэн просидел у стены долго, очень долго. Глотнув вина из фляжки (просто чудом удалось пронести её мимо бдительного ока Достопочтенной), он постепенно вернулся в умиротворённое расположение духа.

Время тянулось невыносимо медленно.

Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей — скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию.

Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора.

Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще?

Ни из чего.

Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим.

И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок.

Быстро подбежал к матово-чёрной стене, замер — всего лишь на мгновение — и шагнул внутрь.

И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку.

VIII

«Опасно! Опасно!» — отдавалось громким эхом в голове у Унэна, и монах замер, стараясь не думать, не двигаться, ничего не предпринимать.

Там, где он возник, не было стен и потолка. Был только пол. Ярко освещённый, он простирался во все стороны, сколько хватало взгляда. Тончайшие узоры, красивые и постоянно меняющиеся, двигались по поверхности пола — петли и дуги, причудливые силуэты и картинки, словно созданные детской рукой: карикатурные рожицы, плоский, условный мир. Монах медленно поворачивал голову, стараясь не дышать.

Но не только по полу вились узоры. В воздухе была разлита едва уловимая, приятная для слуха мелодия. В ней сплетались многие инструменты — слышался и деревянный свист флейты, и печальные звуки скрипки, и медный, уверенный голос трубы. Музыка двигалась так же непредсказуемо, как и узоры по полу: в такт мыслям неведомого дирижёра, ничего не знавшего о том, что в зрительном зале появился слушатель.

Монах сделал шаг вперёд (отчего новые призывы к осторожности сотрясли его сознание) и заметил, что шагах в ста от него с пола поднялась сидевшая на нём фигурка.

Фигурка была человекообразной, ниже него, Унэна, ростом и какой-то нескладной. Пол, хоть и светился, ничего не освещал; ни лица существа, ни его намерений понять было невозможно. Монах оглянулся. Там, где он находился секунду назад, на полу остался угольно-чёрный след. Постепенно и он включился в общий хоровод пляшущих образов, растёкся, растаял. Ощущение было неприятное — словно он, Унэн, прошёлся грязными ногами по чистейшему ковру. Не осерчают ли хозяева?

Монах сделал ещё один шаг, но фигурка подняла руку, указывая в его сторону, и настоятель счёл за лучшее остановиться.

* * *

— Что тебе нужно? — спросили монаха. Странным был этот голос. Он походил на сотни, тысячи голосов, одновременно произносящих одни и те же звуки. Исходил же он как бы сразу отовсюду. Правда, Унэну показалось, что челюсть стоявшего напротив шевельнулась.

Хорошо ещё, что чувство опасности немедленно заткнулось. В голове образовалась блаженная тишина. Что бы такого сказать? Действительно, что он, Сунь Унэн, хочет в настоящий момент?

— Я хочу вернуться домой, — произнёс Унэн и спохватился: а что он, собственно, имеет в виду под «домой»? Впрочем, сказанного не воротишь.

Голос рассмеялся. Устало звучал этот смех — словно принадлежал он мудрецу, которого оторвали от важных раздумий. Фигурка сделала шаг вперёд.

— Что ты предложишь взамен? — спросили Унэна неожиданно. Где-то я видел это, лихорадочно вспоминал монах. Или слышал о таком. Причём слышал что-то очень неприятное… Что бы ему предложить? Золото? «Не вздумай!» — возмутился внутренний голос, и монах от души посоветовал непрошеному советчику оставить его в покое. Тоже мне благословение, — что чувство опасности, что этот внутренний голос! Надо будет научиться глушить их. Итак, что можно предложить?

Неожиданно на Унэна накатило. Усилием воли он заставил себя не обращать внимания на «голоса» и, улыбнувшись, провёл рукой по тщательно выбритой голове.

— Я могу прочесть проповедь, — заявил он.

Существо удивлённо вздохнуло. Наступила тишина, во время которой монаху показалось, что голоса, входившие в общий хор, совещаются друг с другом. Узор на полу застыл и пол — весь, от горизонта до горизонта — равномерно осветился. Но лучше монаху от этого не стало.

Потому что существо состояло из непроницаемой черноты. Очертаниями оно походило на медвежонка, вставшего на задние лапы. Лишь два глубоко посаженных внимательных глаза смотрели из человекообразного сгустка мрака. Чем дольше Унэн смотрел в эти глаза, тем больше сожалел, что не рискнул взамен потягаться силами с таинственным «биографом».

— Мы слушаем тебя, — донёсся ответ и пол потускнел.

Ну что же, назвался груздем…

Унэн уселся на пол поудобнее (фигурка не шевельнулась, продолжая — по-видимому — пристально смотреть на него) и начал. Вскоре он уже забыл и про бескрайние просторы вокруг, и про зловещий силуэт напротив (кажется, он назывался как-то на «м»). Обстановка была не напряжённее, чем посреди торговых рядов какого-нибудь мелкого городка.

Мозаика ожила под ногами и замерцала, образуя моментально пропадающие узоры; казалось порой, что складываются узоры в слова, но уловить их было невозможно.

* * *

Норруан долго сидел, но ничего не случалось.

— Умён!

— произнёс он, в конце концов, и оглянулся. Ворона терпеливо ждала, хотя была уже чудовищно голодна. — Я был бы не прочь познакомиться с ним. Должно быть, незаурядный человек.

— Мне казалось, что ты… — ворона замолчала.

Норруан засмеялся и пальцем поманил её к себе на плечо. Морни послушно перелетела.

— По крайней мере, он не похож на призрак, как живущие за пределами замка, — пояснил он, закрывая книгу. — Ну да ладно. Пора ужинать. Я человек терпеливый… и мне кажется, что мы с ним ещё встретимся.

* * *

Сунь Унэн замолчал, но существо по-прежнему смотрело на него — две раскалённые звёздочки среди клубящейся тьмы. Если кто-то думает, что это не страшно, то глубоко заблуждается. Хоть Сунь Унэн и не боялся смерти, страх ему приходилось переживать не раз.

Как, например, сейчас. Если неизвестный обладатель книги пытался управлять им, так сказать, в своих собственных интересах (трудно было предположить иное), то здесь, под несуществующим небом посреди невозможного пространства, Унэн ни для кого ничего не значил. Его дальнейшая судьба полностью зависела от воли, настолько чуждой человеку, что Унэн ощущал это каждой своей клеточкой.

Минута проходила за минутой, но ничего не менялось. Недостаточно, что ли? Ну что же… можно рассматривать это как затянувшуюся сценическую паузу. Монах набрал было воздуха, чтобы начать читать что-нибудь ещё, как существо опустилось на все четыре лапы и по полу потекли прежние, бесконечно изменчивые, узоры.

— Мы довольны, — прозвучало у монаха в голове. — В твоих словах слышится мудрость. Ты достоин награды.

Пылающие глаза мигнули и существо, отвернувшись, вновь село — или легло? — растекшись, слившись с полом.

А под ногами Унэна пол раскололся несколько раз, образуя стремительно расширяющийся провал, и монах полетел вниз, в сияющую голубую бездну, изнутри которой веяло нестерпимым холодом.

* * *

— Похоже, что я дома, — проговорил монах, и его чуть не сбило наземь порывом ветра. Было темно. Небо светилось над ним мириадами звёзд — и это, к его величайшему облегчению, было небо Ралиона. Только отчего так холодно? Едва удерживаясь на ногах и глотая урывками ледяной воздух, монах огляделся. Снег и лёд, метель, зима. Куда это его отправили?

— И меня не встречают, — добавил он, всматриваясь в зенит. Найти ответ оказалось проще простого. Прямо над ним нависало созвездие Трезубца — самая яркая звезда, венчавшая средний зуб, была Полярной. Монах понял, куда его занесло. Где-то рядом с Северным полюсом.

— Ну и шуточки, — проворчал он, с трудом сосредотачиваясь на заклинании. Сил на него, хвала богам, оставалось достаточно. Тут же ветер прекратил свои попытки сбить его с ног и похоронить под слоем снега; кроме того, Унэну стало тепло. Долго, правда, эти удобства не продлятся. Но Унэн тоже был способен к телепортации… правда, сейчас она ограничивалась только прямой видимостью.

Ох, и напрыгаюсь я сегодня, подумал монах мрачно. Сил хватит самое большее на три прыжка. Потом надо будет как-то пережидать, пока не восстановятся внутренние ресурсы. Не будь здесь такого жуткого холода, всё было бы проще.

Ну да ладно. Итак…

Монах сложил было руки вместе, готовясь «прыгнуть» вертикально вверх, как вдруг звук, знакомый и неожиданный, донёсся до него сквозь рёв ветра.

Хлопанье многих крыльев, бьющих по воздуху.

Он становился всё ближе и Унэн, осознав, что это означает, рассмеялся. Всё-таки удача его не оставляет… правда, когда рассказываешь потом о своих приключениях, редко кто верит хотя бы наполовину. А зря!

— Надеюсь, что в этот раз ты меня не уронишь, — тихо заметил монах, когда перед ним открылось светящееся розовое окно и невидимые руки (когти?) подхватили его и повлекли неведомо куда.

Так быстро, что захватывало дух.

* * *

Айзала и Таменхи сидели у входа в дом — в который полагалось бы прибыть Сунь Унэну.

Жрица провела несколько тревожных дней, пытаясь разведать, куда тот делся и что с ним стало. Множество народу, увы, пришлось оповестить о случившемся, и похоже, что огласки не миновать. Всё произошло внезапно. Обоим сидящим послышался быстро приближающийся шум множества крыльев. Кто это? — подумала жрица устало, поднимаясь с сидения. Шассим? Флосс оставил своё гнездо, как только смог найти замену и вот уже второй день обшаривал весь Ралион, перемещаясь на Крыльях так, как никому и не снилось. Если он обнаружил, что Унэн жив, то вполне может мчаться сюда, так сказать, со всех крыльев.

А ведь частое использование Крыльев — или заклинания Транспорт, которым Шассим владел, как и некоторые другие флоссы — плохо отражается на здоровье. Человек, то и дело использующий порталы, начинает страдать повышенной утомляемостью; организм словно «разлаживается» от подобных прыжков. Для Флоссов частое — более трёх раз в сутки — использование телепортации означало существенное сокращение срока жизни. А ведь они и так живут, по сравнению с другими, не очень долго.

Розоватое окно возникло совсем рядом с собеседниками и на миг осветилось изнутри.

Оттуда вышел Сунь Унэн, весь мокрый и изрядно помятый, но, как всегда, довольно улыбающийся и невредимый.

Айзала остолбенела, не в силах ничего сказать. Таменхи сидел, глядя на вновь прибывшего широко раскрытыми глазами.

Унэн подмигнул обоим и, шагнув к небольшому столику, налил в стакан немного сока и осушил одним глотком. После чего оглушительно чихнул.

— Должен признаться, Достопочтенная, — сообщил он, устало опускаясь прямо в траву, — что мой отдых начался довольно-таки бурно. Передай моё искреннее уважение Вестнице.

Карлик Таменхи опомнился первым и исчез где-то в доме. Вернулся он с халатом в одной руке и высоким бокалом чего-то горячего и дымящегося в другой.

— Вот, — предложил он монаху оба предмета. — Выпейте залпом.

Напиток монах выпил, не меняя выражения лица, хотя состав был чудовищно противным. От халата же отказался: поднялся, провёл вокруг себя руками и хлопнул в ладоши.

Взвилось и рассеялось густое облако пара, и одеяние монаха стало выглядеть, как новенькое.

— Может, теперь ты расскажешь, где был все эти дни? — поинтересовалась Айзала, обретшая к тому моменту дар речи.

Унэн замер, и улыбка исчезла с его лица.

— Дни? — переспросил он недоверчиво.

— Я ждал вас восемь дней назад, — откликнулся карлик. — Таменхи. Травник и алхимик.

— Сунь Унэн, — поклонился монах в ответ. — Монах и…

— …И совершенно невыносимое существо, — закончила жрица, подходя поближе. — Я страшно рада видеть тебя, Сунь, но… Если ты немедленно не объяснишь, что случилось, и почему никто не мог отыскать тебя на Ралионе…

— Пожалуйста, — Унэн вздохнул и вновь уселся. Несомненно, в том лишённом неба месте, где он совсем недавно читал проповедь, ему было проще. — Лечу я, значит, лечу…

— Постой, — Айзала подняла ладонь. — Сначала я сообщу всем, что поиски можно прекратить. — И растаяла в воздухе.

Таменхи качал головой и задумчиво теребил коротенькую бородку. Монах заметил, что карлик весьма похож на него, Унэна: даже ростом он был всего на пару сантиметров ниже монаха. Судя по тому, как быстро исчез озноб, он действительно был отличным травником.

— Айзала мне немало рассказала, — произнёс Таменхи, — но такого я себе и представить не мог. Слушайте, неужели всё, что она рассказала о вас — правда?

Монах засмеялся.

— Меньше половины, насколько я знаю. Я видел немало слушателей, которые были готовы верить только собственным глазам. Достопочтенная не доверяет и им. Как-то раз… Он не договорил.

— Шассим скоро будет здесь, — произнесла Айзала, выходя прямо из воздуха. — Подождём его немного… Таменхи! Может быть, перебраться в дом?

— Разумеется, — карлик чуть наклонил голову. — ужин ждёт нас.

— Нашёлся-таки один здравомыслящий, — проворчал про себя Унэн, стараясь сохранять мину усталого и измотанного человека.

ЧАСТЬ 3 ПЕРЕДЫШКА

IX

Очень интересно, — подал голос Шассим. — Очень интересное место. Жаль, что меня там не было. Увидеть Незавершённого… в смысле, Завершённого, собственными глазами…

— Я бы ни за какие сокровища не согласился вновь проповедовать перед Ним, — проворчал монах, содрогаясь. Тусклое мерцание узоров всё еще стояло перед его глазами.

Долгое время все молчали.

— Даже хорошо, что книга осталась в шкафу, — произнесла Айзала задумчиво. — Вдвойне приятно, что без помощи изготовителей шкафа тебе в него не забраться. Тем меньше соблазн. Так что отдыхай, как и договорились. Я искренне надеюсь, что…

— и махнула рукой, — впрочем нет, уже не надеюсь. Буду время от времени справляться, как у тебя дела. Подумать только! Крылья отказали! Думаю, что это доставит нам немало хлопот.

— Да уж, — Шассим выглянул в окно. Небо постепенно светлело; приближалось утро. — Мне пора. Я и так чудовищно злоупотребил любезностью моего двоюродного брата. Унэн?

— Угу?

— Через три недели… через шестнадцать дней я смогу вернуться — правда, ненадолго, дня на два. Постарайся до того момента не приближаться ни к книге, ни к порталу.

— Да вы сговорились, — воскликнул монах негодующе. — Я пока намерен приближаться только к этим великолепным кушаньям — тысяча благодарностей, уважаемый хозяин! Ну и, понятно, к бутылочке-другой… сока, — закончил он фразу, глядя в глаза жрицы чистым и честным взглядом. — Очень полезно для здоровья. Так что не беспокойся, дорогой Шассим. Да сопутствует твоим птенцам удача.

— Благодарю, — Шассим церемонно расправил крылья на долю секунды и, вслед за Айзалой, исчез в открывшемся портале. Обычном портале.

— Скажите, пожалуйста, — Унэн воровато оглянулся, убеждаясь, что портал сомкнулся, — а вино у вас найдётся?

— Откровенно говоря, да, — признался Таменхи. — Правда, Айзала не велела мне…

— Тогда добавьте к вашей коллекции вот это, — и перед изумлённым карликом на столе возникла одна… две… дюжина тщательно закупоренных бутылочек. Травник в замешательстве взял одну из них и с уважением покачал головой.

— У вас великолепный вкус, уважаемый Унэн…

— Можно просто Сунь.

— Но всё же…

— В конце концов, я — тоже лекарь, — заявил монах, устало опускаясь в кресло. — Так что и сам могу определить, вредно оно мне или нет. Разве не так?

Таменхи открыл было рот… да только безнадёжно махнул рукой.

Так и договорились.

* * *

— Отойди в сторону и не мешай, — Тнаммо отошёл подальше от многочисленных сундуков, ящиков и тюков (возле которых остался бесстрастный Альмрин) и закатал рукава просторного халата.

Хиргол повиновался. Последние два дня пути его продолжало мутить: море было беспокойно. На его взгляд, они не так уж и удалились от Лауды, чтобы быть в безопасности от загадочных обитателей затерянного в песках города.

Пятого, похоже, это ничуть не обеспокоило. Вообще, Хиргол стал подозревать, что тот знает гораздо больше, нежели говорит. А говорил он весьма неохотно. Отвечал на вопросы (иногда), рассказывал об островах, мимо которых проходили (очень часто), вспоминал своё прошлое (крайне редко).

Поначалу Хиргол не мог взять в толк, почему Тнаммо говорит именно так, а не иначе и именно об этих вещах. До сих пор он не получил от него ни единого наставления, ни единого урока в отрасли магии, которая создавала искусственную — а точнее, иллюзорную — жизнь. Вся она была — так, по крайней мере, полагалось считать — под строгим надзором Совета Магов… но в него не входили маги Лерея. Изгнанные некогда из Совета за… проступки.

К слову сказать, проступки эти для Хиргола выглядели очень странно: изгонять за них явно не имело смысла. Конечно, никто не обязывает верить в то, что излагаемые магами истории собственных свершений являются правдой от начала и до конца.

Чаще наоборот.

Многие недоучки, едва освоившие основы построения заклинаний и научившиеся наводить несложные иллюзии, нередко гордо именовали себя «мастерами» и уходили искать славы и приключений, считая, что всё остальное можно изучить на ходу.

После чего встреча с подлинным положением дел обычно оказывалась первой и последней: в этом Хиргол убедился, сопровождая многих членов Девятки (ныне — Восьмёрки) в их путешествиях по разнообразным мрачным и невероятно жутким местам. Во многих случаях то были захоронения, поля давнишних битв, места, отягощённые проклятиями, сожжённые либо магией, либо неразумным отношением к природе. Которая и без всякой магии умеет достойно отвечать обидчикам.

Вот и теперь — «отойди и не мешай». Хорошо ещё, не напускает на себя самодовольного вида. Откровенно говоря, Пятый вызывал у Хиргола скорее симпатию, нежели зависть или страх. Он не преувеличивал своих возможностей и не скрывал ограниченности познаний.

…Тнаммо развёл руки в стороны, после чего соединил ладони перед собой и трижды коротко поклонился каждой из сторон света. Интересно, подумал Хиргол, что из всего этого действительно нужно для заклинания, а что — для зрителей? Поди пойми.

Несколько собранных Тнаммо груд камней зашевелились, потекли вверх расплывчатыми струями и оформились в человекообразные силуэты. Голова у них была весьма условной — не более чем украшением. Восемь исполинов подошли к Тнаммо. Тот что-то тихо произнес, и каменные существа направились в глубь островка. Где Пятому и предстояло выполнять инструкции Восьмёрки.

Хиргол настолько увлёкся наблюдением за тем, как каменные существа — големы — сооружают из камня большой дом (или, скорее, небольшую крепость), что совершенно забыл о Тнаммо. Когда над головой у юноши забили множество пар крыльев, он вздрогнул и поднял голову. Жуткого вида птицы, окраской сливавшиеся с однообразным каменным пейзажем вокруг, покружили над их головами и разлетелись в разные стороны.

— Охрана, — пояснил Пятый. — Ну ладно. Дом готов — помоги Альмрин отнести вещи.

Странно он его называет, подумал Хиргол, послушно взваливая на себя увесистый тюк, — словно к неживому обращается. Хотя… возможно, оно и есть неживое? Он взглянул в сторону быстро идущего Альмрина. На огромный сундук, который тот нёс без видимых усилий. От этого зрелища Хиргол похолодел.

К концу дня Пятый позвал его к небольшой естественной гавани, где стоял корабль.

— Присмотрись, — указал Пятый. — Узнаёшь кого-нибудь?

Двое людей вышли на палубу, неторопливо пропуская матросов, готовивших корабль к отплытию. Хиргол ахнул: это были они с Пятым. Не отличить. Хиргол номер два улыбнулся и помахал ему рукой.

— Кто это? — поразился юноша, не веря своим глазам.

— Мы и наша команда, — Пятый махнул рукой и его двойник, кивнув, крикнул что-то капитану. — Через две недели корабль разобьётся о скалы у берегов Оннда. Никому и в голову не придёт считать нас живыми.

— И они знают, что погибнут? — Хирголу стало невероятно страшно. Его двойник не сводил с него глаз, продолжая улыбаться и махать рукой.

Тнаммо усмехнулся и потёр ладони.

— Не бери в голову, коллега, — посоветовал он. — Чтобы что-то знать, надо, по крайней мере, уметь думать.

И оставил Хиргола одного. Тот смотрел, не отрываясь, как корабль выходит из гавани и начинает дорогу туда, откуда ему уже не вернуться. Когда позади появился Альмрин и сказал, что ужин готов, Хиргола едва не хватил удар. Голос у слуги оказался звучным и довольно приятным. Значит, не немой, думал юноша, следуя за ним. Альмрин сохранял бесстрастное выражение лица. Точь-в-точь, как сам Пятый.

— А как же команда? — вспомнил неожиданно Хиргол несколько часов спустя, когда помогал Пятому распаковывать вещи и собирать непонятного назначения оборудование.

Тот удивлённо поднял брови.

— Настоящая команда осталась в Венллене, — ответил он, наконец. — И потом, откуда такое человеколюбие? Если не ошибаюсь, Империя находится в состоянии войны, а мы — на вражеской территории.

Вот и спорь с ним.

* * *

— Он отказался от обучения? — Мондерел недоверчиво приподнял брови. Арун кивнул.

— Приказал отменить все уроки. Сказал, что справится со всем сам. Сидит в вашей библиотеке и что-то читает.

— Ну что же, — Правитель задумчиво пригладил усы, — хорошо. В конце концов, ему виднее. Продолжайте выполнять его распоряжения — кто знает, может он и прав.

Прав, как же, подумал Арун, спускаясь по винтовой лестнице. Просто слишком много о себе воображает. Ничего, надо будет посоветовать ему совершить прогулку… скажем, на запад. И придать эскорт — так, чтобы не заметил. Встретится разок с «жабами» — тут же поймёт, чего стоит на самом деле.

Эта мысль показалась начальнику охраны чрезвычайно занятной. Действительно, коль скоро Гость — важная персона, то и обучать его надо соответствующими методами.

Позволить несколько раз угодить в капкан, чтоб лишняя спесь сошла. Ничего, не таких приводили в чувство.

Во двор Иглы Арун вышел в отличном настроении.

* * *

— Превосходно, — заметил Норруан. — Правильно сделал, что отказался от всех уроков. Незачем они ему. — И подмигнул вороне.

Той, однако, было не смешно.

— Не понимаю, что ты задумал, — проворчала Морни.

— Поймёшь. Я сооружу для Воинства небольшое отвлечение на востоке, когда Гость выйдет на прогулку. А ты постарайся рассеять эскорт. Пусть отстанут как следует.

Ворона кивнула, но взгляд её оставался непонимающим.

— Не могу этого объяснить, — ответил Норруан, подумав. — Ты должна всё увидеть сама.

* * *

Первые пять дней Унэн только и делал, что отдыхал.

Отдых — понятие относительное. Таменхи появлялся в домике на несколько часов в день; со сказочной быстротой готовил всевозможные деликатесы (помимо тех, что приносил с собой). Монаху даже показалось, что здесь не обходится без мистики: Таменхи не применял никаких заклинаний, но делал всё вроде бы и неторопливо, но с невероятной быстротой. Трудно это объяснить. Надо хотя бы раз увидеть.

Каждый день травник готовил для Унэна несколько порций каких-то снадобий. Запах у них был превосходный, вкус — премерзкий, но что поделать! Унэн послушно пил то, что дают, и ел, как следует. Иногда позволяя себе бутылочку-другую вина. Поскольку сама Айзала не торопилась присматривать за ним, то позволять себе удавалось иногда по два раза в день. Словом, не жизнь, а сплошной отдых — если, конечно, не считать горьких, приторных и прочих настоев.

Дом был обширен; на втором этаже, где располагалась комната Сунь Унэна, находилась также и библиотека. Книги были преимущественно о травах, алхимии, а также по разнообразным разделам медицины. Хотя у монаха не было особого желания читать, всё же иногда он доставал, любопытства ради, томик с полки и сидел в тени деревьев, наслаждаясь свежим воздухом и приобщаясь к мудрости. Оказывалось, что, как и в любом деле, целительство имело тысячи способов справиться с тем или иным недугом. Проще говоря, правильного в нём не меньше, чем неправильного.

Унэн не сразу сообразил, что книга, которую ему удалось подобрать в «Храме Книги», всё ещё при нём. К его величайшему изумлению, томик оказался «Книгой предсказаний», им же самим переведённой на среднее наречие. Кто-то над ним смеётся, это точно.

Улучив момент, монах поместил это «приобретение» на одну из дальних полок. Будет подарком для Таменхи — если тот когда-нибудь туда заглянет. Да. Точно. Скучно, конечно, обнаруживать обыденные трофеи в столь необычных местах… Таменхи сообщил, что ещё неделю он не сможет уделять своему пациенту более трёх часов в день (монаха слегка покоробило слово «пациент») — но вскорости дел станет поменьше, и он сможет подольше находиться в столь приятном обществе. Карлик явно был знаком с искусством изящной речи. Унэн тоже не был невеждой в этой области, и слушать их упражнения в изяществе, должно быть, было одно удовольствие.

Все эти пять дней монах не выходил за невысокий деревянный забор, ограждавший дом, озерцо, а также небольшое поле, где произрастало немало редких растений. Привыкнув находить интересное практически во всём, Сунь Унэн не спешил выглядывать за ограду. О книге (оставшейся в шкафу — он всё чаще называл её мысленно «та книга» или даже «Книга») монах вспоминал раза три, не более — и удивлялся всякий раз, как сильно она притягивала его прежде. Должно быть, Книга всё же излучала некую эманацию, которую шкаф (рассчитанный на хранение магически опасных предметов) и поглощал.

Подобная эманация не была открытием для монаха. Огромное количество магов, а также некоторые магически порождённые животные и отдельные виды нежити прекрасно использовали подобное притяжение внимания. Монаху почему-то пришло на ум слово «сирена», но сколько он ни думал, так и не вспомнил, откуда оно и что означает. Всё, что он ощущал — это несомненную связь непонятного слова с Книгой.

В ночь пятого дня Унэну вновь приснился яркий и запоминающийся сон.

* * *

Это был огромный дом; о множестве этажей; каждый этаж — хитроумный лабиринт прямых коридоров, которые ветвились и ветвились. Лестницы были разбросаны там и сям, соединяя все этажи в сложную и совершенно не поддающуюся представлению паутину.

Дом был обитаем и весьма оживлён. Приходило на ум слово «гостиница» — поскольку монах в своём неторопливом путешествии по дому испытывал именно это ощущение. Что он плывёт по обширной гостинице, откуда каждый день уезжает множество разнообразного народу, и столь же много, в свою очередь, прибывает.

Во сне он не мог управлять своими движениями — словно бы он, Унэн, лишь воспринимал все ощущения, которые испытывал таинственный персонаж его сновидения. Изредка Унэну попадались на глаза руки и ноги, а также предметы одежды персонажа — из чего он заключил, что тот (или та?) — путешественник, намеревающийся вскоре отправиться в позабытое всеми глухое место.

Впрочем, во снах никогда нельзя быть вчём-то уверенным.

Сон был словно образы в калейдоскопе — собирающиеся по собственному произволу; то занятные, то скучные; то притягивающие внимание, то вызывающие отвращение. Несколько раз он видел, как распахиваются обширные двери гостиницы и постояльцы, в сопровождении молчаливых носильщиков, уходят прочь. Чем и куда они отправлялись дальше, Унэн не знал — но у многих из отъезжающих был немалый багаж.

Проснулся монах неожиданно, за два часа до рассвета и более не смог заснуть. Вышел во двор и, ёжась под свежим утренним ветерком, долго сидел у озера, глядя на спокойно отражающиеся в воде два серпика — побольше и поменьше. Скоро новолуние.

Сон не принёс ничего неприятного. Просто расхотелось спать. Таменхи, однако, что-то заподозрил, поскольку осведомился, хорошо ли спал его пациент. Монах, мысленно вздохнув, рассказал ему всю правду (сон, конечно, пересказывать подробно не стал) и Таменхи тут же оживился.

— Интересно, — покачал он головой, полистав несколько минут толстый том. — Я не ожидал сдвига так быстро. Ну что же, слегка изменим курс лечения.

— Кстати, — добавил травник в тот день, прежде чем уйти, — можете свободно покидать дом. Только старайтесь не выходить в лес — а в остальном я вас никоим образом не ограничиваю в перемещениях.

Унэн поблагодарил его, а сам подумал — ведь внутри ограды тоже найдётся, на что посмотреть.

* * *

— Итак, три всплеска за две недели, а мы по-прежнему не знаем, что происходит, — произнёс ректор Университета Венллен после того, как внимательно, в течение получаса, изучал представленные пунктами Наблюдателей сводки.

Было что-то забавное во всём происходящем. Ещё триста лет назад никто и не осмелился бы предположить, чем теперь будут заниматься Наблюдатели. Ну, докладывать о событиях, грозящих вылиться в массовое истребление той или иной расы, вида животных, уничтожение всевозможных природных богатств и прочего — это понятно. Для этого и создавалась организация. Но создавать карту напряжённости поля, откуда маги черпают энергию для исполнения заклинаний! Отыскивать следы порталов! Проверять в массовом порядке магические предметы на скрытые ловушки! Нет, такого никто бы не вообразил.

Ситуация была непростой. Астрологи и предсказатели всех видов совсем недавно единым хором объявляли, что Сумерки должны вот-вот завершиться.

Магия, как известно, это область, где всё зависит от огромного количества условий. Где никогда нельзя быть в чём-либо уверенным, поскольку магия как таковая — изобретение разума, а нет вещи, которая была бы для разума так загадочна, как он сам. Нормальное функционирование магических предметов и заклинаний сродни порядку в доме. Если не поддерживать его, не проводить постоянные уборки, не заниматься ремонтом и так далее — дом постепенно станет непригодным для обитания. Однако поддержка порядка в доме — работа, заметная только при её отсутствии.

С магией примерно та же история. Никто не знает в точности, от чего зависит её существование, однако некие силы поддерживают равновесие, позволяющее ей существовать. Не всегда, конечно. Однако отклонения от нормы не очень существенны и проходят сами собой. Словно кто-то взбаламутил воды медленно текущей реки: вскоре ил осядет, и вода вновь станет прозрачной.

Однако Сумерки, что уже второй раз опускались на Ралион, были намного большей неприятностью. Ослабевала вся магия. Порой делалась настолько неэффективной и ненадёжной, что ей становилось опасно пользоваться. В частности, более тридцати пяти лет — а именно столько длились нынешние Сумерки — не действовал ни один постоянный портал. Совсем недавно они соединяли все крупные города — заплатил крохотный сбор, шагнул — и ты уже в сотнях километров отсюда.

…Так вот, две недели назад предсказатели — как серьёзные учёные, так и многие прочие, — неожиданно объявили, что Сумерки продлятся ещё неопределённое время.

И вскоре на стол каждого мало-мальски опытного мага, входящего в Совет, легли карты, на которых были обозначены произошедшие в энергополе всплески. За несколько часов излучалась или поглощалась энергия, которой в нормальных условиях всему Ралиону хватило бы на месяц-другой. Понятно, как могло это повлиять на медленно срастающуюся незримую ткань, которая позволяла магии работать. Ткните ножом в медленно затягивающуюся рану…

Три всплеска. Все в разных местах. Один — в горных окрестностях Киншиара (неподалёку от городка Коусан, кажется). Второй — почти что на самом Северном полюсе. Третий, самый слабый — неподалёку от Венллена. И усилия десятков магов, направленные на то, чтобы определить, что там случилось. Команда всякий раз оказывалась на месте спустя самое большее пять минут после всплеска — и ничего. Всё спокойно. Никаких следов открывавшихся порталов, ничего враждебного, никакого беспорядка. Жизнь продолжается, все искренне удивлены появлением мрачной команды быстрого реагирования. Да что вы, ничего особенного не происходило…

Ректор помотал головой, отгоняя воспоминания. Полярная высадка была самой запоминающейся. Молчаливое красочное безумие, охватившее полнеба, жуткий холод и совершенно неожиданно прекратившийся ветер. И ничего, абсолютно ничего — пустота и спокойствие. И напряжённость энергополя раз в тридцать раз выше обычной. От этого у ректора начинало невыносимо чесаться в носу. Это было бы смешно, если бы было простым совпадением… Спустя десять минут поле приходит в норму (одна восьмая от того, что было до Сумерек) и ничего не остаётся, кроме как вернуться.

— Были существенно менее сильные всплески, — перед ректором появился ещё один листок.

— Вот один из них. К юго-востоку отсюда, примерно восемь дней назад.

— Это когда разразился непредвиденный шторм? — припомнил ректор. — Ну-ка, напомните мне, что ещё произошло в то время?

— Пострадали три корабля, — отозвался курьер, принесший новые сведения. — Два из них благополучно вернулись в порт. Третий найден сегодня утром, разбившимся к юго-востоку от Оннда. Выживших нет.

— Интересно, почему я узнаю об этом только спустя восемь дней? — осведомился ректор сухо.

— Подобных всплесков было очень много, — пожал плечами курьер, — а в сутках всего двадцать четыре часа, уважаемый ректор. Сами понимаете — мало кому придёт в голову интересоваться такими деталями. Правда, это уже второе крушение за последние три месяца, так что стоит задуматься…

— Благодарю вас, — ректор чуть наклонил голову, — кто у нас занимается подобными «случайными совпадениями»? Мне нужно срочно поговорить с кем-нибудь из них.

За последние десять лет лишь шесть кораблей потерпели крушение близ Оннда. И только на последнем из них никто не пережил катастрофы. Было, действительно, над чем задуматься.

* * *

Науэр всем и каждому говорил, что занят изучением библиотеки Правителя и вскоре, как ему казалось, избавился от назойливой опеки здешних хозяев. Что-то не переставало его беспокоить, и ему необходимо было побыть одному. Долгие дни и ночи Науэр сидел у стола, заваленного книгами, свитками, рукописями и прочими памятниками мысли и смотрел в окно. На север — туда, где за ближайшей горной системой уже начиналось запустение. На юг — туда, где возвышался неприступный замок Моррон, источник невероятного количества разнообразных чудовищ, наводнивших Зивир и постепенно пожирающих его. На запад…

Дымка появилась в голове у Гостя. Называлась она провалами в памяти и в значительной мере выводила из себя. Это не то ощущение, которое именуется «вот-вот вспомню» — когда где-то в глубине памяти кипит работа и вскоре будет извлечено долгожданное знание. Нет. То, что Науэр испытывал, можно было бы назвать «не знаю, помнил или нет». Каково!

Как-то утром он осознал, что на полках библиотеки нет ни одной книги о прошлом Зивира.

Ни единого слова! Во всех записях, хрониках, заметках и всём прочем речь шла, самое раннее, о событиях пятнадцатилетней давности. Но этого просто не могло быть!

— …Боюсь, что вы просто не обратили внимания, — поправил Гостя Правитель, указывая рукой на дальнюю полку. — Вон там, и далее, все наши труды по истории. Восемь тысячелетий, не менее… Трудно не обратить внимания!

Поражённый Науэр потянулся к полке и массивный том едва не выскользнул у него из рук. Как же так? Несколько часов он просматривал все полки… быть того не может, чтобы он не заметил целой стены с полками!

Однако ведь не заметил.

Сославшись на некоторое утомление, Гость вежливо поблагодарил несколько удивлённого Правителя и уселся у окна, недоумённо глядя на вытертую материю переплёта. Что-то здесь нечисто. Он зажмурился и посидел так некоторое время. Мысли свободно плыли в голове, не оформляясь ни во что узнаваемое.

— Да, прогулка не помешает, — кивнул Правитель, соглашаясь с Аруном. — Слишком много читает. Да только что он там найдёт? Мы уже десятки лет ищем в записях хоть какие-то намёки.

Правитель устало опустился в кресло; на свой трон, что находился в Церемониальном зале — возвышаясь на тысячи футов над Зивиром — он не садился уже многие годы.

Недостойно подобное Правителя: пока мир в опасности, садиться на трон — значит, искушать судьбу. Многие его предшественники горько жалели о подобных ошибках…

Вот, например… надо же, забыл! Правитель хлопнул себя по лбу. Забыл! Сегодня же ночью посмотрю в библиотеке, решил он. Не хватало только начать терять память.

* * *

— Когда в точности они устроят прогулку? — спросил Норруан, довольно потирая руки.

Ворона на несколько мгновений прикрыла глаза.

— Через два дня, — было ответом.

— Ну что же, — на лице Владыки Моррон появилась довольная улыбка. — Пока что всё идёт по плану.

X

Вблизи это походило на высеченное из глыбы песчаника возвышение — удобное, скажем, чтобы обращаться с него с проповедью. Сооружению было немало лет; время потрудилось над его поверхностью, сгладив все углы и стерев все шероховатости. Для предмета, простоявшего многие века под открытым небом, оно выглядело чрезвычайно хорошо сохранившимся.

Возвышение было увенчано небольшим углублением — доверху засыпанным тончайшим песком. Ещё одна странность. Ветру давно полагалось бы выдуть весь песок. Тем более, такой лёгкий.

Унэн протянул руку и осторожно зачерпнул немного песка. Тот вылился из его ладони, словно жидкость, с тихим шелестом. На солнце его крохотные частички ослепительно поблескивали.

Таменхи с улыбкой наблюдал за монахом. Вокруг его дома, разбросанные на обширной площади, стояли разнообразные предметы — как правило, некогда служившие объектами поклонения, инструментами (назначение которых порой было утрачено), и прочими артефактами, сохранившимися с древних времён. Войны практически не достигали границ Венллена, и оставалось только восславить мудрость учёных прошлого, что спасли эти вещи, поместив их поближе к благословенному Лесному городу.

— Это оракул, — пояснил карлик, наблюдая за монахом. Последний стоял и пересыпал песок из ладони в ладонь, наблюдая за этим с улыбкой на лице. — Песчаный Оракул из Клемининта. Он должен действовать.

— И как им пользуются? — поинтересовался монах.

Его собеседник только пожал плечами.

Пересыпающиеся песчинки, выливавшиеся из ладони, на миг создавали в воздухе неправильной формы расплывчатое пятно. Кто-то утверждал, вспомнил монах, что радуга — это крохотные капельки воды. Во многих городах планеты были фонтаны, и в безветренные дни можно было часами стоять рядом с ними, наблюдая разноцветные, пересекающие искрящийся шлейф, дуги.

Не сойти ему с места, если и здесь не скрывается нечто похожее. Унэн улыбнулся и высыпал песок в чашу, подняв руку повыше. Да, несомненно, некий силуэт. Странная форма… не дуга, не кольцо… что же это может быть?..

— Что ты видишь? — донёсся голос карлика. Теперь он был исполнен некой торжественности… ранее ему не свойственной.

Монах вновь раскрыл ладонь, выпуская на волю шуршащую невесомую ленту, и вгляделся в силуэт. Обманчив, словно мираж в пустыне. Нельзя сказать, что именно ты видишь… но ведь видишь же что-то!

— Возвышение… — прошептал монах и чуть наклонил голову. Новая горсть песка. Солнечные лучи рассыпаются на части, преломляясь в крохотных белесых кристалликах. — Возвышение… человек в красном и жёлтом… и люди… много людей…

* * *

— Нечестивец! — прогремело над головами. Городок был мал, площадью такого размера ему стоило гордиться. Само поселение было неухоженным и пыльным, но площадь, вместе со стоявшими на ней изваяниями бога, являла образец совершенства. Вымощенная аккуратно подобранными каменными брусками. Идеально круглая.

И полная враждебно посматривающих на него людей. Унэн спокойно стоял, словно не замечая сотни собравшихся горожан. Почти весь городок. Ну ещё бы, не каждый день сюда приходят бродячие проповедники… и не каждый день здешний жрец Владыки Света в состоянии продемонстрировать мощь своего покровителя.

Давай, подумал монах, не меняя выражения лица. Он видел и подлинных жрецов — тех, что были в состоянии обрести на короткий миг силу, ведомую лишь Бессмертным, странствующим между мирами — и с такими шутки были плохи. Чаще всего эти жрецы сознавали свою силу… и были выше обыденной суеты.

Встречались, конечно, среди них и кровожадные демоны. Которые были не прочь сокрушить любого неверующего, чтобы возвыситься в глазах исповедующих культ и укрепить мощь своего бога. И, стоит добавить, многие боги равнодушно взирали на то, как проливается людская кровь. Что им с того? Культ укрепился — значит, всё в порядке. Одно радует: не всякий миг боги смотрят на нас, смертных.

А ты, старик, подумал Унэн, глядя исподлобья на мрачно усмехающегося жреца с солнечными знаками на одеждах — ты в лучшем случае фокусник. Умение производить взрывы, вспышки пламени и свет не так уж непостижимо. В глухих местах любой мало-мальски искусный алхимик может прослыть если не богом, то его верным слугой, непобедимым и могущественным. Унэн готов был побиться об заклад, что жрец, буравящий его взглядом, именно из таких.

А Владыке Света, как всегда, всё едино. Коли простой люд славит его имя, важно ли, что было этому причиной?

— Нечестивец! — прогремел голос жреца, и толпа притихла. — Ты явился, чтобы убедить нас в том, что и люди, и боги — одно и то же? Что величие богов ничего не стоит?

Часто ли они видели такое? Монах не впервые встречал враждебное отношение к Учению.

Порой ему просто не давали открыть рта. Иногда презрительно обходили стороной.

Но в этом случае… Да, нужно иметь крепкие нервы, чтобы не броситься наутёк!

Жрец был мастером слова и не имел себе равных в актёрском ремесле. По крайней мере здесь, в позабытом почти всеми богами городишке.

— Одинаковы пути богов и смертных, и все мы — лишь рябь на воде, — ответил Унэн, слегка поклонившись жрецу. — Всё проходит в этом мире, и все бессмертные так же растворятся среди миров, как некогда возникли. Это закон природы, — закон, что выше всех остальных законов. Почему же так оскорбили тебя мои слова, о жрец?

Лишь ветерок, перебиравший пожухшие листья под ногами, осмеливался издавать звуки. Всё притихло. Жрец развёл руки в стороны, одеваясь золотистым ореолом. Монах был единственным, кто заметил небольшой пузырёк, который жрец сжимал между пальцами правой руки.

— Ты дерзнул облачиться в одежды цвета Его лучей, презренный, — голос звучал сильно и уверенно. Трудно было не подпасть под магию этих слов! И всё же ты фокусник, подумал монах спокойно. Актёр. Ты сам не веришь во Владыку. — Ты дерзнул собирать милостыню, не спросив у Владыки Его соизволения. Только полное раскаяние сможет спасти тебя от Его взгляда!

Все взоры обратились на Унэна, и тот почувствовал, как смерть, равнодушно осматривавшая здешние земли в поисках добычи, задержала взгляд на его спине.

— Ты всего лишь фокусник! — Унэн выпрямился и бесстрашно протянул руку к возвышающемуся над ним жрецу. — Не Его оскорбил я, появившись здесь, а твоё самолюбие. Мои одежды — знак уважения Владыке, вечное напоминание о его милости этой земле. — Монах сделал несколько шагов и, подойдя к статуе грозно улыбающегося божества, низко поклонился. — Ответь, о Владыка Света Элиор, оскорбил ли я тебя, дозволено ли мне сравнивать тебя со смертными?

Толпа откатилась прочь, едва монах произнёс Запретное имя. Но секунды шли, а смертоносный огонь, что должен был спуститься с небес и испепелить дерзкого пришельца, так и не приходил.

— Ну что, жрец? — монах вновь повернулся к совершенно растерявшемуся жрецу, и на лице его появилась спокойная улыбка. — Что скажешь? Что ты можешь сделать, не прибегая к сосуду, который держишь в руке?

Жрец вздрогнул, и пузырёк выскользнул из его руки, звонко разбившись о камни.

Яркая вспышка озарила площадь… и угасла.

— Так кто из нас прав? — спросил монах, не сводя со старика взгляда. Жрец открывал и закрывал рот, но не мог издать ни звука. Впервые он полностью утратил власть над происходящим. Что же будет теперь? Что станет с ним?..

Возглас изумления пронёсся над толпой. Монах обернулся и увидел протянутые к нему руки, расширенные глаза, рты, раскрытые от удивления. Он скосил глаза и заметил, что охвачен слабым, мягким жёлтым свечением. Прищурившись, он поднял глаза к солнцу и ему показалось на миг, что величественная фигура Солнечного Воина возникла высоко в небесах.

— Благодарю тебя, Владыка, — монах ещё раз поклонился статуе и, не оглядываясь, ушёл прочь.

В городе этом делать было больше нечего. Впрочем, можно было сказать и так: случай помог ему — везение, что часто сопровождало его.

Простое ли везение?

…

Так просто ушёл? — донёсся до Унэна голос Таменхи. Монах вздрогнул, заморгал и повернулся, опираясь одной рукой на Оракул. Карлик стоял рядом, и на лице его читалось любопытство. Словно он всё это время слушал интересную историю.

— Д-д-да… — ответил Унэн, не ожидавший подобного. Солнце заметно сместилось за то время, пока он вспоминал. Но постойте! Вспоминал-то он, а не Таменхи! Откуда карлику знать всё это? Или же Унэн вспоминал вслух? Монах вытер лоб ладонью и осознал, что карлик смотрит не на него, а на Оракул.

Он проследил за его взглядом и раскрыл рот от изумления. Песок больше не лежал в чаше податливой сыпучей поверхностью. Он обрёл форму, цвет, — замер неподвижно, сгустившись в подобие той сцены, в которой монах был одним из главных действующих лиц.

Унэн недоверчиво приблизил голову к крохотной фигурке, в которой легко узнал самого себя. Подобие было полным. Оставалось восхищаться способностям Оракула так точно воспроизводить воспоминания — у крохотного Унэна-статуэтки были отлично видны складки одежды… черты лица… всё, абсолютно всё! Словно живой! Столь же точными были и фигурки неудачливого жреца и горожан.

И, разумеется, статуя. Монах прикоснулся к крохотной площади и вздрогнул, ощутив под пальцами неподатливый камень. И это тоже воспроизведено.

Таменхи хлопнул в ладоши, и сцена рассыпалась. Опала лёгкой пылью, вызвав у монаха лёгкое, мгновенно прошедшее головокружение. Вновь перед ним была чаша с песком. С песком ли? Отчего-то и Оракул, и песок больше не казались монаху неодушевлёнными. Скорее задремавшими… в ожидании новых воспоминаний, новых картин…

— Так вот зачем ты спросил, что я вижу, — повернулся Унэн к карлику, который смотрел на него с довольной улыбкой. — Именно так пробуждается Оракул, верно?

— Я ничего не спрашивал, — возразил Таменхи и монах с изумлением понял, что тот говорит правду. — Я просто стоял и смотрел.

В последний раз монах зачерпнул песок и поспешно высыпал его обратно.

— Если он сможет показать и будущее, — произнёс он, отходя от Оракула, — то я не хочу его видеть. С некоторых пор я не люблю предсказателей.

Таменхи пожал плечами.

— Почти ничего здесь не действует во зло. Так что… — он махнул рукой. — Ну что, пошли дальше?

Унэн покачал головой. Тягостные предчувствия неожиданно обрушились на него.

— Нет, благодарю. На сегодня довольно. Кажется, мне полагались какие-то лекарства?

Карлик оторопел. Если пациент неожиданно проявляет интерес к невкусным и отвратительным снадобьям — значит, что-то идёт не так.

* * *

— Не очень-то приятная процедура, — кисло заметил ректор, когда вошёл в препараторскую. У себя в Венллене он, конечно, участвовал в анатомических занятиях, но дело приходилось иметь с только что умерщвлёнными животными. Конечно, также неаппетитное занятие, но изучать утопленников… Ректор внутренне содрогнулся. Это не живые существа, повторял он себе. Но отчего-то дрожь время от времени пробегала по его спине.

Кроме него, в препараторской было ещё трое. Хансса, по имени, кажется, Шалейс — судя по знаку, занимает высокий пост среди здешних Наблюдателей. Она спокойно смотрела на тела — безо всяких эмоций во взгляде. Её ректор видел впервые.

Ольт Ленгерид был его давним знакомым — двенадцать лет он преподавал во Дворце Мысли. Специалист по големам, припомнил ректор. Странно… големы-то тут при чём?

Третьим был человек, руководивший поиском останков и организовавший вскрытие. Препараторская в настоящий момент была наиболее засекреченным помещением в Оннде и нечего было и мечтать попасть сюда без приглашения. Ректор не знал, кто отвечает за секретность происходящего. Кто-то из помощников Рамдарона, надо полагать. За последние сорок лет Федерация настолько хорошо развила свои секретные службы, что постоянно была в курсе происходящего. Рамдарон, по слухам, обладал агентурой едва ли не в каждой наземной стране Ралиона. Легко можно поверить, думал ректор, краем глаза глядя на седовласого, спокойно улыбающегося человека. Неизменная кожаная куртка и штаны из грубой ткани. По слухам, даже к аристократам он является в таком же виде.

Рептилия что-то тихо сказала Рамдарону на ухо (тому пришлось нагнуться) и он, кивнув, что-то приказал ассистентам. Их было двое, их имён ректор не знал. Да и незачем.

— Наденьте маску, — ректор быстро справился с задачей, — и перчатки. Старайтесь не приближаться к телам. — Произнеся всё это, Рамдарон зажёг над каждым из трёх столов яркий свет и рептилия, после краткого раздумья, осторожно наклонилась над покойником. Ректор вновь содрогнулся. Молчание повисло в комнате. Вопреки ожиданиям ректора, разложением здесь не пахло вовсе.

— Что она делает? — спросил он тихонько у Рамдарона. Последний, казалось, вовсе не интересуется происходящим.

— Пытается увидеть последние моменты жизни, — ответил человек охотно. — Здесь две странности. Во-первых, тела сохранились гораздо лучше, нежели полагается; во-вторых, ни рыбы, ни другая живность их почти не тронули.

— Сколько дней они пробыли под водой?

— Не менее двух недель, — ответил Рамдарон и ректор поёжился. Не люблю утопленников, подумал он устало. В детстве ему довелось наблюдать, как хоронили утопленника, и воспоминания о том отвратительном вечере вновь ожили. — Оттого-то мы и предположили, что это — искусственные существа.

— Память отчасти цела, — подошла к ним Шалейс. Золотистые глаза скользнули по Рамдарону и остановились на ректоре. — Но не полностью. С какого-то момента памяти нет вообще. Словно, — взмах когтистой рукой, — её отрезали. Напрочь.

— Такое бывает?

— Бывает, — ответил Рамдарон. — Но тогда это были бы либо глубокие старики, либо люди, умственно неполноценные. Я прав?

Рептилия кивнула.

— А перед нами, если верить записям в судовом журнале…

Они и журнал нашли! — подумал ректор восхищённо.

=… капитан корабля, первый помощник и тот, кто нанял судно. Трудно представить, что все они сразу были умственно неполноценны.

Ленгерид тем временем исследовал тело, которое только что рассматривала Шалейс. Он, правда, использовал инструменты — крохотные, похожие на затейливые украшения.

— Следовательно, — ректор говорил медленно, ощущая, как зреет догадка, — эти покойники вряд ли являются обычными людьми, и корабль, следовательно, разбился не случайно.

— Совершенно верно, — Рамдарон сделал знак в сторону двери. — Идёмте. Вскрытие произведут без нас.

Откровенно говоря, ректор был этому рад.

— Предстоит ещё многое исследовать, — добавил Ленгерид полчаса спустя. — Но, несомненно, это — искусственные существа. Причём высококачественные. Я даже не возьмусь предположить, кто мог бы их изготовить.

— Личность установить пытались? — спросил ректор.

— Пытаемся, — пожал плечами Рамдарон. — Это двойники, вне всякого сомнения.

Корабль вышел из Лерея, поэтому быстрого расследования не получится. Я позвал вас сюда, достопочтенный Альор, поскольку теперь нам потребуется помощь и от вас. Возле Венллена есть Парк Времени, где собраны…

=… всевозможные древние магические и культовые сооружения, — закончил ректор, улыбаясь. Ему было чем гордиться: всего за три года работы он обогатил коллекцию семью экспонатами. — А поблизости живёт один из наших травников. Почему вы спрашиваете?

— Возможно, потребуется прибегнуть к некоторым… экспонатам, — сухо закончил Рамдарон и ректор Альор, считавший себя человеком уравновешенным, вновь вздрогнул. — Мне необходимо ваше разрешение.

— Разумеется, — ответил ректор, несколько ошарашенный. — Неужели дело настолько… запутанное?

— Весьма, — кивнул Рамдарон, и в тот день о делах более не говорили.

Но ректор смог успокоиться далеко не сразу. Если таким специалистам потребовались артефакты из Парка… да, верно, ситуация непростая.

Вот он, главный недостаток кабинетной работы. Думал, что прекрасно разбираешься в происходящем и в состоянии сохранять самообладание — и тут же убеждаешься, что это не так. А вот Рамдарона воистину ничем не удивишь.

* * *

— Ну что же, сегодня значительно лучше, — Пятый посмотрел на то, что получилось у его напарника (и ученика) и одобрительно кивнул.

Хиргол не был о себе столь высокого мнения.

Задание было довольно простым (с точки зрения Пятого): взять готовую «заготовку» той птахи, при помощи которой он совершил краткое путешествие к острову — тогда ещё, на корабле — и оживить её.

Тут-то и стало очевидно, что между описанием процесса на бумаге и его воплощением лежит огромная пропасть. Первые десять раз вообще ничего не получалось. Хиргол извёл уйму дорогостоящих реагентов, но Тнаммо не выражал неудовольствия.

— У меня получалось не лучше, — сообщил он после восемнадцатой неудачи и ободряюще улыбнулся. — Давай-давай! Достаточно, чтобы получилось хотя бы раз.

Хотя бы раз! Хиргола уже тошнило от едкого запаха магической смеси, которую приходилось готовить каждый раз заново. А ногти, похоже, придётся отмывать от пурпурного цвета несколько дней подряд.

… На последней неделе, стоило Пятому завершить обустройство дома (крепости), начались странности. То он, то Альмрин куда-то пропадали. Хиргол, в чьи тайные предписания входило следить за всеми действиями своего наставника, впадал порой в отчаяние: понять, куда они деваются, было невозможно. Да и крепость… Сколько в ней было проходов, коридоров, потайных ниш и тёмных переходов за ними! Он попытался было исследовать их ночью, когда Пятый спал, но услышав однажды за ближайшим поворотом чьё-то могучее дыхание, испугался так, что добрые пять минут не мог сдвинуться с места, и уж тем более издать хоть какой-нибудь звук. Он не понял, когда обладатель жуткого дыхания покинул свой пост, да и, откровенно говоря, не горел желанием это выяснять. Добрался до кровати и погрузился в тяжёлый сон.

'Anio Yarrad Klangottha'… Как трудно выговорить проклятое заклинание, ни разу не споткнувшись! И беда-то в том, что по частям заучивать его запрещено. А он, глупый, гадал, зачем последние два месяца перед отправлением его заставляли зубрить длинные, бессмысленно звучащие фразы — добиваясь того, чтобы они запоминались — хотя бы на краткий срок — сразу же по прочтении.

Теперь ясно, зачем. Но лучше от этого не становится.

… Overviel Cinguddarha… ' Проклятие! 'Cinguddar-rа', конечно же!

Малиновое свечение, начавшее было разгораться вокруг неподвижной «птицы», тут же померкло. Хиргол едва не хватил по ней кулаком со всего размаха.

— Десять минут перерыва и повторим, — услышал он голос Пятого сквозь туман в голове. Именем всех богов, как он ненавидел его в этот миг!

… На восьмой день (когда Хиргол был совершенно уверен, что Пятый сошёл с ума, и вместо выполнения тайной задачи сводит в могилу собственного ассистента) где-то ближе к обеду (мечты о котором были почти непереносимы ближе к полудню) всё неожиданно получилось.

Толком Хиргол ничего не понял. Заклинание, которое походило на опасную и ужасно проворную змею, которую нужно было во что бы то ни стало удержать вертикально на кончике хвоста, выговорилось чётко и без помех. На какой-то момент юноша пережил ощущение, равного которому по мощи и ясности ему испытывать не доводилось. Впоследствии он подобрал множество эпитетов к его описанию и даже посвятил этому моменту главу в своей книге, но в тот, первый раз…

В тот миг Хиргол осознавал, что понимает, как устроен мир, и чего от него можно добиться. Всё стало на свои места, и вместо безобразной и бессмысленной груды обломков перед ним собралась одна, прекрасная и сияющая картина. Он, Хиргол, был всемогущ. Но миг этот тут же прошёл, а вместе с ним — чувство силы.

Птица вздрогнула и, открыв крохотные глаза, недоверчиво взглянула на того, кто её оживил.

Хиргол от неожиданности отпрыгнул прочь от стола и с грохотом повалился на пол вместе со стулом.

Поднявшись на ноги, осторожно взглянул на стол. Птица прыгала по нему, вглядываясь в щели между досками — видимо, искала, что бы съесть. Хиргол рассмеялся и птаха, испуганная, тут же исчезла в открытом окне. Ветер, поднятый её крыльями, сдул со стола все бумаги. Юноша бросился их подбирать.

— Не суетись, — раздался над ухом добродушный бас и Тнаммо положил руку ему на плечо. — Всё, ученик. Самое страшное позади. Теперь иди отдыхай, и чтоб ближайшую неделю я тебя в лаборатории не видел.

Хиргол едва не обнял его — настолько сильно кипели в нём самые разные чувства. Но вот улеглись и они. Прежней неприязни к Пятому он почему-то не испытывал, и не мог её вызвать никаким усилием воли. Как странно!

Очень хотелось знать почему, поскольку в его тайном предписании были пункты, исполнить которые в противном случае он просто не смог бы. Хиргол некоторое время прислушивался к сумятице мыслей в своей несчастной голове, но в конце концов решил предоставить всё судьбе.

— А как же… птица? — спросил он, прежде чем отправился выполнять приказание.

— Пусть живёт, — было ответом. Тнаммо стоял у окна и задумчиво глядел наружу. Неведомо откуда возникший Альмрин стоял у него за спиной послушной тенью. — Она заслужила это, не правда ли?

XI

Чем ближе Гость приближался к западной границе Зивира (которая, если верить Правителю и его соратникам, состояла из топкого, смертельно опасного бесконечного болота), тем сильнее мучили его сомнения.

Прежде всего, сомнения в реальности происходящего. Нет, конечно, он помнил, как его зовут; тайной для него не являлось, кем и чем он был в своём родном мире (вспомнить который, однако, во всей полноте не удавалось). Практически все события, произошедшие с того момента, как он вышел из Ворот (для которых в голове у Гостя постоянно витало другое название), сохранились в его памяти.

Но сам Зивир казался ненастоящим. Нет, не то слово. Неправильным. Хотя и это слово не вполне подходит. Как-то это чувство можно было описать следующим образом: прежний Зивир не мог стать тем, чем он стал.

В этом Гость был уверен абсолютно.

Мысли о том, почему это утверждение казалось ему справедливым, вели к следующему выводу, не дававшему ему покоя.

Всё зависело от того, был ли рядом Правитель со своими друзьями или же Гость оставался один. Звучало это дико… но, вне всякого сомнения, было правдой: когда Правитель был рядом, Зивир выглядел по-другому, когда Гость оставался один (для чего, конечно же, невозможно было дать чёткого определения), Зивир таинственным образом менялся.

Менялся весь. Вплоть до того, что Гость видел вокруг себя. Оставаясь один, он думал о Норруане (произносить это имя не рекомендовалось и в мыслях, но мыслить о противнике иным образом Гость пока не умел) без особой ненависти. Ад, противник. Да, разрушающий целый мир и превращающий его в свалку — причём совершенно неясно, зачем. Но и только.

… Он шёл, а лес всё не кончался. Коня он оставил там, где, если верить карте, начиналась окраина равнин, не тронутая магией Владыки Моррон. Но холм сменялся холмом, — и где же болота? Пейзаж вокруг был прекрасен, ничто не предвещало опасности. Охранные амулеты (к которым Гость относился с изрядной долей неуважения) не подавали признаков жизни. Всё в порядке, сообщали они. Здесь Зивир. Настоящий и не отравленный.

Ещё два холма — и Науэр замер от неожиданности. Равнина постепенно понижалась на запад; холм, на котором он стоял, был последним. И у самого горизонта, окружённый полем ярко-фиолетовых цветов, стоял замок. Выстроенный из белого камня.

Невыразимо прекрасный и совершенный. Нет, это был не мираж — в этом Гость был твёрдо уверен. Не было никаких причин сомневаться в реальности строения. Замок существовал на самом деле; текший по долине туман скрывал его основание, но Гость сумел различить реявший над крышей флаг.

Вид этого флага ему не говорил ровным счётом ничего.

Вот оно что! — неожиданно мелькнула мысль, хотя Науэр, сказать по совести, не мог понять, о чём именно он подумал. Вот ещё одно доказательство, что Зивир не таков, каким кажется. Что мне говорили об этих краях? Что бы ни говорили, о подобном замке речь не заходила. Вот и отлично. Первым делом я спущусь к нему и узнаю, как там, и что. Жаль, коня оставил далеко… идти к замку, возможно, придётся не меньше часа.

Гость почувствовал себя проснувшимся. Всё предыдущее время, проведённое в Зивире, стало казаться ему тягостным сном — сном больного, которого ещё не отпускает недуг. Сон, протекающий на грани кошмара — где нечто ужасное постоянно находится рядом и выжидает удобного момента, чтобы открыться во всём великолепии.

Он сделал первый шаг, как вдруг из-за спины послышался топот ног (звучал он как-то странно) и возбуждённые голоса. Лязг металла. О небеса, подумал Науэр. Опять они. Немедленно, немедленно отослать их назад!

Он поднял взгляд на замок, путешествие к которому так и не началось, и глазам его предстало, вероятно, наиболее жуткое из превращений, которые только можно себе вообразить.

* * *

Замок растаял, рассыпался огромными глыбами и бесследно исчез. Небо из пронзительно-голубого стало серо-коричневым. Не сразу, но постепенно: словно грязь стекла по небесному куполу, пятная его омерзительными разводами.

Воздух наполнился запахами трясины. Гниль, распад, болотный газ, и прочее, столь же неаппетитное. Почва расступилась под ногами и Науэр, издав возглас отвращения, едва не повалился навзничь в поднявшуюся из ниоткуда трясину. Туман сгустился и поплыл вокруг, принимая зловещие, непереносимо жуткие очертания. Глухое дыхание и далёкие всплески донеслись оттуда, где только что красовался замок.

Будьте вы все прокляты, подумал Гость устало, напрягая все силы, чтобы не увязнуть в трясине и поворачиваясь лицом в сторону, с которой он пришёл сюда. Воины Иглы, обеспокоенные и изрядно уставшие, спешили на выручку.

— Вы живы, — обратился к нему ближайший и указал на что-то у самых ног Гостя. Тот взглянул и содрогнулся. Наполовину погрузившись в жижу, перед ним лежала туша существа, являвшегося, несомненно, амфибией. Огромная «жаба» была разрублена почти надвое ударом меча, который — к своему величайшему удивлению — Гость обнаружил у себя в руке.

Он готов был поклясться, что не вынимал его из ножен!

… На обратном пути воины восторженно глядели на человека, который рискнул забраться в болото так далеко — несомненно, выполняя какое-то из поручений Правителя. Шесть убитых амфибий попалось им на дороге — все носили те же следы того же клинка, а ведь каждая из «жаб» продавала свою жизнь не менее, чем за четыре-пять жизней противников!

Воистину, Гость был великим воином.

…

Мондерел, выслушав рассказ капитана, только покачал головой, но не стал того ни в чём разубеждать.

Арун помрачнел и несколько дней ходил, словно в воду опущенный. Великолепный план не удался. Гость, с силой и настойчивостью одержимого, прорвался сквозь топи и перебил по пути всё, что попыталось преградить ему дорогу. Ничего себе! Видимо, в этом юноше всё же есть сила, которую он, старый вояка, не разглядел. Что ж, урок на всю жизнь. С этого дня Арун исполнился к Науэру искреннего уважения.

А сам Гость понял, что рассказывать о замке Правителю либо кому-то ещё будет опасно… для замка. Нелепая эта мысль прочно засела в его голове и никак не проходила. Не было замка! — твердил ему внутренний голос. Ты же сам видел, как он рассыпался! И всё же замок был. Был, но в другом Зивире. Где не было Правителя и его усталого народа, с тоской ожидающего конца света.

Стало совершенно очевидно, что Гостю теперь без надзора и шагу ступить не дадут. Что теперь делать, Науэр не имел ни малейшего представления.

* * *

Норруан, как и обещал, бездействовал. Рассказ Морни произвёл на него большое впечатление. Ворона тоже успела увидеть белый замок и его конец; красочно описала Владыке весь обратный путь. Для воинов Иглы это был триумф. Для Науэра (в чём Норруан не сомневался) — поражение.

— Укажи мне точно, где находится замок, — неожиданно попросил он ворону. Та, с некоторым удивлением, подробно описала весь путь Гостя. Память у неё была по-прежнему превосходной.

— Значит, так, — протянул Норруан, ожесточённо чеша затылок. — У меня к тебе будет ещё одно поручение подобного рода… но позже. А пока — идём-ка со мной.

— Куда?

— спросила птица подозрительно.

— На прогулку, — ответил тот, совершенно не подозревая, что Морни многие его поступки кажутся, мягко говоря, странными. До сих пор Владыка не объяснил, в чём смысл отвлечения воинства от Науэра. Нападать на того он не собирался, как-то общаться — тоже. В чём смысл?

Но лучше повиноваться. Ибо здесь, рядом с Норруаном, Зивир казался другим: хоть и более мрачным и постаревшим, но более… настоящим, что ли? Вороне трудно было подобрать нужные слова.

* * *

— Ну что же, последствия… гхм… переутомления практически прошли, — заявил как-то вечером Таменхи, в очередной раз придирчиво осмотрев своего пациента. Тот успел немного похудеть (нормальная реакция, заверил карлик монаха), но выглядеть стал намного лучше. Глаза его поутру уже не приобретали красноватого отлива, а кожа обрела нормальный, живой оттенок — по сравнению с прежним, землистым.

Таменхи, правда, не был склонен к бурному проявлению радости.

— Ну хорошо, — заключил он, прохаживаясь вокруг стоически переносившего осмотр Унэна. — Можно считать, что курс лечения завершён. Вы можете пребывать здесь сколько угодно долго, — признаюсь, что никогда мне не попадался столь интересный собеседник.

Унэн приосанился.

— Весь вопрос в том, что вы сделаете, вернувшись в монастырь?

Унэн поджал губы и, выждав несколько секунд, пожал плечами.

— Ещё не решил, — объявил он на словах.

— Я не специалист по части псионики, — продолжал карлик, закрывая дверь и зажигая лампу (темнело здесь быстро, а магического света карлик не использовал принципиально). — Но я и без неё легко могу угадать, что вы вернётесь к той самой книге, как только у вас будет такая возможность.

Вернёшься, подтвердила книга, надёжно спрятанная в патентованном магическом шкафу. Несомненно, вернёшься, я знаю. Впереди столько интересного!

— Вполне возможно, — неохотно произнёс монах, с трудом заглушая тихий вкрадчивый голос. — Хотя, надо признаться, хвататься дважды за одну и ту же раскалённую кочергу я не привык. Если и продолжу её читать, то с великими предосторожностями.

— Не вижу большой разницы — влетать в мышеловку сломя голову, или пробираться в неё тихонько.

— Не уверен, — возразил монах, но голос его звучал неубедительно. — Хотя…

— Здесь вы в сравнительной безопасности, — продолжал карлик. — Я не знаю, что это за книга, Айзала ничего мне не рассказала. Но симптомы вашего истощения были очень похожи на… — он замялся.

— На что же? — полюбопытствовал Унэн.

— На последствия нападения нежити. Мощной нежити, — вампира, например. Симптомы были настолько явными, что поначалу я приготовился к долгому и сложному лечению. Но вот проходит две недели — и вы, кому полагалось ещё долго восстанавливать силы, спокойно ходите вокруг и наслаждаетесь жизнью.

— Неужели мой рассказ был настолько неубедительным? — голос Унэна был довольно сух и не без доли раздражения.

— Напротив, — отозвался Таменхи. — Все ваши рассказы слишком убедительны.

Они обменялись взглядами и рассмеялись.

— Ясно,

— ответил монах. — Ну и что же? До конца жизни я должен буду держаться как можно дальше от монастыря?

— Нет, конечно, — ответил карлик. — Я раскрою вам тайну — полагаю, что имею на это право. Ваше исчезновение и появление совпало во времени с некоторыми довольно странными событиями. Вскорости те, кто занимается всем этим, появятся здесь, в Парке Времени. Осмелюсь предположить, что поговорить с ними будет не вредно.

— А кто это? — тут же заинтересовался монах. Таменхи поднял руку ладонью вперёд.

— Нет-нет-нет, — запротестовал он. — Это всё-таки тайна. Дело нешуточное… хотя, должен признаться, у нас в гостях наверняка будет кто-нибудь из ваших знакомых.

У меня пол-Ралиона знакомых, подумал Унэн.

— Тогда с вас одна такая ма-а-аленькая бутылочка, — он показал руками, насколько именно маленькая. — По моим подсчётам, должно было остаться ещё три штуки. Как раз — нам с вами по одной и последняя — вам на память. Ну как, идёт?

— Идёт,

— безнадёжным голосом ответил травник. Когда Унэна охватывала решимость что-нибудь выпить, отговорить его было столь же нереально, сколь убедить дракона отдать свою сокровищницу на благотворительные цели.

Надо ли говорить, что вечер закончился на редкость весело.

* **

— Где мы? — тихонько прошептала ворона, когда Норруан отпустил верёвку и замер. Каменный ворон бесстрастно рассматривал их с дальнего конца зала.

— Не имею никакого понятия, — честно ответил Владыка. — Ну, как тебе здесь?

Ворона слетела с его плеча и сделала несколько кругов по залу. Когда она вернулась и приземлилась перед Норруаном, тот сразу заметил, как загорелись её глаза.

— Превосходно, — ответила птица, по очереди расправляя крылья и часто моргая. — Никогда не ощущала себя такой… живой. Я чувствую, что могу сделать всё, что только захочу!

— Вот потому я и пришёл сюда, — Норруан уселся прямо на каменный пол. Было довольно холодно и весьма пыльно, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Одно движение бровей и пыль уберётся восвояси, оставив его в безупречной и чистейшей одежде…

Они довольно долго молчали. Ворона дышала и не могла надышаться вдосталь. Человек следил за ней искоса, тщательно скрывая улыбку.

— Что дальше? — нарушила молчание Морни.

— Остаться здесь надолго не получится, — вздохнул Норруан.

— Почему?

— Не знаю. Мне кажется. — Норруан не стал рассказывать ей о двухголовом чудовище, которое преследовало его… и о тени, взгляд которой он почуял. И о трёх незнакомцах. Пока ничто из этого не торопилось появляться вновь, хотя была уверенность — что-нибудь, да случится. Стоит ему только потерять бдительность.

— Здесь, хотя и лучше, чем там, — Норруан указал на дыру в потолке, — но небезопасно. По сравнению с Зивиром это — предел мечтаний…

… но и здесь найдётся, чего боятся, — закончила ворона. — Вижу по твоему лицу. Так книгу ты нашёл здесь?

— Да, — Норруан был немало изумлён. Этого он не говорил. — Откуда ты знаешь?

— Догадалась, — ворона выглядела растерянной. — Сама не знаю. Пришло в голову. И…

Она замолчала и втянула голову в плечи. Воздух, неподвижно висевший в зале, пришёл в движение. Долю секунды ветер скользил над их головами и прекратился.

— Прошло, — шепнул Норруан. — Но может вернуться. Нам лучше уйти.

— После этого места я буду чувствовать себя… — Морни не закончила фразы.

— Догадываюсь, — человек осторожно усадил птицу себе на плечо и поднялся. — Но по-моему, лучше вернуться. Сбежать из Зивира — неудачное решение. Кроме того, мне кажется, что так просто сбежать не удастся.

— Почему? — спросила ворона, наклоняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Попробуй. Вон они, двери.

Норруан пожал плечами и двинулся вперёд. Он сделал едва ли с десяток шагов…

…

Видение появилось в его голове. Некто, сидящий в замке Моррон и с пером в руке размышляющий, что бы такое придумать для Норруана с его спутницей… как бы разнообразить повествование, записанное в книге. Почему-то Норруан подумал о Госте, — который, несомненно, не мог находиться сейчас в Моррон.

И всё же думал именно о нём.

Не подходи к двери, означало это видение. Оно выглядело не более чем странная картинка, лёгкий шёпот за пределами слышимости, едва ощутимый намёк. Но в этом намёке звучало эхо силы настолько могучей, что, вздумай она обрушиться на него, от Норруана, Разрушителя Миров, не останется даже воспоминания.

Ворона вздрогнула.

— Ты слышал? — означал её взгляд. Норруан кивнул.

— Возвращаемся, — объявил он, и видение тут же пропало. Не дожидаясь его возвращения, Норруан поспешил к верёвке.

И вот они вновь на крепостной стене.

Свежий воздух, напоенный ароматами только что прошедшей грозы, показался им застоявшимся воздухом склепа.

* * *

— Я понял, — ответил Гость устало. Правитель по-прежнему говорил с ним, как с несмышлёнышем. Подолгу объяснял, почему тот, а не иной выбор так важен для них; почему необходимо действовать так, а не иначе. Гостя так и подмывало посоветовать самим и решать свои проблемы, но… он помнил, что Зивир — только кажется настоящим.

И если я найду Норруана, то первым делом спрошу, не заметил ли он того же самого, неожиданно подумал он. И осознал, что стоит, погружённый в собственные мысли, а Правитель со своими советниками выжидающе смотрят в его сторону.

— Извините, уважаемый Мондерел, — произнёс Науэр и слабо улыбнулся. — Я, должно быть, замечтался. Повторите, пожалуйста, ещё раз.

Правитель охотно повторил.

Гость помрачнел. Как он и предполагал. Ему предлагали отправиться со всем почётным эскортом (от которого, как он понимал, у него будут сплошные неприятности) до юго— или северо-восточной границы Зивира. Далее перемещаться вплотную к Реке — там, где Норруан будет не в силах обнаружить его, и уж тем более чем-то навредить.

Науэр рассеянно кивал, соглашаясь со всеми доводами, и оживился, только когда Правитель произнёс:

— К сожалению, на границе мы будем вынуждены вас оставить. Перемещаться к замку Моррон скрытно никому из нас не удастся…

«Уж это точно», подумал Гость.

… так что, как только вы поймёте, что готовы выступать, я тут же распоряжусь относительно всего остального.

Ну что же, подумал Гость, как только я пойму, что готов? А это идея… где-то среди его книг я видел несколько очень интересных экземпляров…

— Мне хотелось бы ещё несколько дней посидеть в вашей библиотеке, — произнёс он вслух и Мондерел кивнул.

— Вам незачем спрашивать разрешения, Науэр, — наклонил он голову, — вся Игла в вашем полном распоряжении.

К большому удивлению Аруна, тем же вечером Гость спустился к нему в тренировочные залы и попросил подучить его владению оружием. Начальник стражи одобрительно похлопал его по плечу и распорядился немедленно начать тренировки.

Где и выяснилось, что Гость превосходил всех присутствующих по части холодного оружия. Практически любого вида. Как ни странно, но наибольшим сюрпризом это оказалось для самого Науэра.

Где он успел так научиться? — думал впоследствии Арун, и не мог отыскать ответа. Здесь требовалось не менее двух-трёх десятков лет, чтобы стать мастером подобного класса. Впрочем, возможно, что в родном мире Гостя время течёт по-иному… или же он гораздо быстрее обучается, нежели обитатели Зивира. В любом случае у него, Аруна, совесть будет спокойна: Гость отправится в путь основательно подготовленным. Лично он не доверял никаким магическим средствам защиты… коль скоро магия не смогла защитить Зивир от пришествия Норруана.

Мало ли что говорят древние легенды! Те, кто их слагают, тоже любят, скажем так, приукрасить повествование. А что до прорицаний… то им верят только выжившие из ума старики. В этом Арун был совершенно уверен.

* * *

Норруан и Морни сидели перед открытой книгой и хохотали. Норруан — раскатисто и громко, ворона — скрипуче и потише. Насмеявшись, они вновь склонились над написанным Норруаном текстом.

— То-то он удивится, когда узнает, отчего вдруг стал таким редкостным мастером по оружию, — произнёс Владыка, вытирая слезы. — Готов спорить на что угодно, — для Науэра это было гораздо большей неожиданностью, чем для всего Воинства, вместе взятого. В конце концов, Мондерел и вся его компания ожидали этакого сверхчеловека… пусть его и получат.

— Тебе не страшно находиться рядом с Книгой? — ворона произносила это слово всякий раз с заглавной буквы.

— Нет,

— Норруан подумал, прежде чем ответить.

— Но она имеет власть над Зивиром. Очень большую власть.

— Согласен, — Норруан кивнул. — Вполне возможно, гораздо большую, нежели я. Хочешь, я напишу сейчас, что Гость был повержен, не успев даже добраться до Моррон?

Ворона покачала головой и нахохлилась. Она ещё помнила раскалывающуюся на куски Иглу… и её чудесное возрождение.

— Из этого ничего не выйдет, — пробормотала она.

— Верно,

— подтвердил её собеседник. — Ничего не выйдет. Я могу утверждать это с полной уверенностью, поскольку уже пытался это сделать.

— Пытался??

— Смотри, — Норруан обмакнул перо в чернила и быстрой скорописью вывел на чистом месте страницы то предложение, которое только что так испугало Морни.

Некоторое время надпись оставалась неизменной, глянцево сверкая невысохшими чернилами.

Потом с едва слышным шипением буквы начали впитываться в бумагу, пока не исчезли без следа. Сгинули. Под отрывком, в котором утверждалось, что Науэр прибыл в Зивир, будучи непревзойдённым мастером холодного оружия. Этот текст чуть посерел и не думал пропадать: видимо, Книга полагала его правильным. Если, конечно, Книгу имело смысл считать одушевлённой.

Норруан почти не сомневался, что Книга, бесспорно, является живой. Её голос он слышал теперь всегда, стоило ему отойти подальше от Моррон или просто подолгу не подходить к ней.

— Ясно, — ворона взлетела на стол, и долгое время изучала текст. — Никаких следов. Вот теперь Книга пугает меня по-настоящему.

— Не бери в голову, — Норруан захлопнул том и слабый, но весьма притягательный голос тут же смолк. — Книга есть книга. Пока что пишу в ней я. И потом — ты разве не ощущаешь, что поблизости от неё становишься… как ты говорила — более настоящей?

— Ощущаю, — мрачно согласилась Морни. — Не скажу, чтобы это не было страшно.

Кстати… тебе не приходило в голову, что в Книге можешь писать не только ты?

— Приходило, — и Норруан, перевернув несколько страниц назад, указал Морни на строку текста.

Где было сказано, что Норруан всегда будет знать, где Книга находится и всегда сможет воспользоваться ей.

— Кроме того, — добавил Норруан самодовольно, глядя на ошарашенную ворону, — я опустил её в Реку. Ненадолго, на пару часов. Так что теперь повредить её будет очень непросто.

— Ты привязал себя к ней… вполне возможно, навсегда, — тихо произнесла Морни. — Ты осознавал, что делаешь?

— Вполне, — усмехнулся Владыка. — Просто мне надоело ощущать себя ненастоящим, Морни. Если это — выход из создавшегося положения, то я готов примириться со всеми неприятностями, которые это может означать.

Хотя, если говорить начистоту, Норруан не был настолько уверен в себе. Книга нисколько не возражала, когда он дописал в ней эти строки — связывавшие его и её. И в этот момент, едва только чернила высохли и чуть посерели, становясь неуничтожимой надписью, Норруан вспомнил, как легко и быстро со страниц Книги пропал весь прежний текст. Тогда, когда он открыл её впервые.

В последний ли раз она меняет своё содержимое?

Ни из чего не следовало, что в последний. Посему его действительно время от времени посещали тревожные мысли о том, что может теперь случиться с ним.

Хотя беспокоиться уже поздно.

Остаток дня они с вороной провели, читая рукописи из обширной библиотеки Моррон. Во многих из них повествовалось о мирах, совершенно неведомых жителям Зивира. Морни они приводили в восхищение… а Норруан смутно ощущал, что Зивир — не первый, и даже не второй из миров, где ему довелось побывать.

* * *

Унэн замер на середине фразы; ему показалось, что он слышит два смеющихся голоса — один человеческий, а другой — не совсем. Голоса долетели из ниоткуда и поразили его настолько, что он споткнулся и замолчал.

И тут же вспомнил лабиринт, свой разговор с Шассимом. Точно так же тогда он услышал или увидел нечто, проникшее за допустимые пределы. Точно так же замолчал, в попытке понять, что происходит. Повторяется, подумал монах и прижал ладонь к мгновенно вспотевшему лбу. Сунь Унэн, известный странник, нарушитель спокойствия и пьяница, нашёл-таки способ сойти с ума.

— Что-то услышали? — голос Таменхи доносился со всех сторон. Монах напряг волю и сбросил с себя страх, что на долю секунды сковал его по рукам и ногам. Ощущение было премерзкое.

— Судя по тому, что мне показалось, — выдавил Унэн, тревожно оглядываясь, — я теряю рассудок.

Травник рассмеялся.

— Полно шутить, уважаемый, — он подошёл к недавнему пациенту и, осторожно раскрыв пальцами веки его правого глаза, некоторое время всматривался. — Всё в полном порядке. Насколько я могу судить. А мне доводилось лечить душевнобольных, знаете ли.

Унэн почувствовал себя совсем хорошо.

— Что-то на меня нашло, — признался он и ещё раз оглянулся. Комната как комната. Никакие привидения не скалятся из тёмных углов, всё лежит на своих местах и ведёт себя, как полагается. — Я догадываюсь, что может это вызывать, но…

Он махнул рукой.

— Кстати, — прервал карлик затянувшееся молчание. — Что это была за история — я имею в виду слово, которое ничего не означало?

Пожав плечами, Унэн написал слово на листе бумаги и показал.

— Что будет, если перевести его при помощи заклинания?

— Ничего страшного, — монах провёл над листом ладонью, и буквы моментально испарились.

— Здорово! — глаза травника горели, словно у ребёнка, который наконец-то увидел вожделенную игрушку. — Представляю, какой поднимется шум. Да, Айзала права — у вас очень насыщенная жизнь!

Унэн не слушал его, поглощённый идеей, смутно пробивавшей себе дорогу. Он поднялся и прошёл мимо травника к противоположной стене: там находилась подробная карта Парка Времени — с чёткими указаниями, какой экспонат где находится.

— Вот это, — указал Унэн пальцем. — Плита Тан… Тан…

— Тангхро, — подсказал карлик, встав рядом. — А ведь это идея! Считается, что Плита в состоянии перевести какую угодно надпись — даже с мёртвых языков. Хотите попробовать?

— А что, можно?

— То, что могло бы быть опасным, не находится на открытом воздухе.

— Убедительно, — кивнул монах и выпил несколько капель, остававшихся в бутылочке.

* * *

— Вот он, — указал Норруан пальцем. Говорил он отчего-то шёпотом — словно громко произнесённые слова могли разрушить видение. Замок, действительно, производил впечатление. Долгие часы, которые они с Морни потратили, пересекая отвратительные болота, были щедро возмещены. Пока армия Иглы сражалась с целой ордой ужасных на вид, но совершенно безобидных фантомов в полусотне миль отсюда, здесь царили мир и тишина. Долина простиралась во все стороны и Норруан начал постепенно понимать, что происходит.

Вернее, начал видеть то, что никогда не пытался увидеть раньше. Что пришло в голову Науэра (о чём Владыка пока что не знал). И чего не могло существовать, с точки зрения Мондерела и его товарищей.

— Что ты знаешь об этом замке? — спросила его ворона. Сидеть на плече у Норруана было не особенно удобно, зато заведомо безопасно. Трудно было представить, что сказал бы Правитель, узнай он о том, что его злейший враг спокойно пересёк всё огромное пространство, разделяющее самый западный пост Зивира и Моррон — оставшись незамеченным!

Незамеченным никем, включая магов Иглы, которые сейчас слишком заняты, чтобы думать о подобном. Им ведь до сих пор кажется, что на их земле Норруан бессилен.

— Но они заблуждаются, — произнесла ворона, словно прочитав мысли человека. — Они видят здесь болота, потому что привыкли их видеть.

— Так ты тоже поняла? — Норруан усмехнулся. — Похоже, что мы втроём, включая Гостя — единственные жители Зивира, которые видят мир таким, каков он на самом деле.

— Что будешь делать? — спросила Морни. — Отправишься в замок?

— Разумеется, — и Норруан щёлкнул пальцами, превращая сапоги в семимильные. — Туда и обратно. Сейчас, конечно, все маги всполошатся… но что они нам? Мондерел не позволит им уйти, оставив Иглу без охраны.

И сделал шаг. Ветер ударил в лицо, едва не сбросив ворону прочь, и та отчаянно вцепилась когтями в плечо спутника. Норруан не обратил на это никакого внимания. Замок вырос перед ними — сложенный из белого камня, ухоженный, знать ничего не знающий о призрачной войне, которая опустошала Зивир.

Норруан похлопал по голенищам сапог, превращая их в обычные, и приоткрыл дверцу в правой створке главных ворот. Она оказалась незапертой.

* * *

Науэр с изумлением смотрел на странную войну, бушующую вокруг Иглы. Прямо из воздуха на войско Правителя обрушивались невероятные чудовища — высотой с дом, со множеством крыльев, рук и голов, вооружённых оружием, от одного вида которого делалось дурно.

Чудовища оказались довольно слабыми: даже часть магов, успевших прибыть к Игле, прекрасно справлялись с обороной. Но равновесия было мало: всё новые и новые страшилища возникали из ничего и долго так продолжаться не могло. Если они привыкли отражать подобное, подумал Гость, размышляя, не стоит ли и ему вступить в бой, то я о них был незаслуженно низкого мнения.

— Оставайтесь в крепости, — сурово обратился к нему ближайший стражник, едва только Гость попытался выйти наружу — туда, где всё содрогалось от рассекавших воздух молний и полотен пламени. — Приказ Правителя. Не имею права вас выпускать.

Науэр мысленно сплюнул в сердцах и покорно вернулся в Иглу. Он смотрел на битву — точнее, на оборону — и едва не упустил тот момент, когда один из амулетов, которые на него нацепили, издал приятный музыкальный звук и замерцал.

Норруан рядом!

Мерцание, впрочем, ослабевало. Мурашки пробежали по коже Гостя. Что это — Владыка Моррон решил ударить первым, не дожидаясь, пока Гость отправится в поход? Науэр положил амулет на ладонь. Сейчас он являлся чем-то наподобие компаса: зыбкая красноватая стрела на его поверхности указывала в сторону, где находился Норруан.

Гость проследил взглядом за стрелой и оторопел.

В точности то место, куда он смог добраться недавно — там, где увидел белый замок.

Вихри мыслей пронеслись у него в голове.

«Но Владыка в состоянии постичь наши мысли, хотя ваши ему недоступны…»

«Никогда не было ничего, кроме болот…»

«Сможет ли он прорваться к Игле?..»

Науэр очнулся. Подбежал к другому окну, выглянул. Точно! Все призрачные чудовища появлялись со стороны, противоположной той, где находился — если верить амулету — Норруан. Значит…

Он лихорадочно искал объяснение происходящему.

— Там, внизу! — крикнул он, зная, что в грохоте и вспышках битвы никто не обратит внимания на его голос. — Это просто отвлечение! Норруан обманул нас!

Едва он вымолвил последние слова, как все до одного чудовища исчезли.

И не появлялись уже под выжженным молниями небом Зивира.

«Убитые» чудищами бойцы пробуждались от забытья, и в изумлении осматривали друг друга, не находя ран, что недавно казались смертельными.

А Науэр сел у окна и закрыл лицо ладонями. Он не сможет объяснить Мондерелу, что всё это может означать; он не сможет его ни в чём убедить.

Потому что сам Гость будет полностью уверен в правоте слов Правителя, когда окажется рядом с ним. Ощущение собственного бессилия было почти невыносимым. Завтра же отправляюсь, подумал Науэр холодно. Хватит. И будь, что будет.

* * *

Норруан вздрогнул, не успев еще прикоснуться к ручке двери, открывавшей вход в очередную залу.

Замок был совершенно безлюден, но в превосходном состоянии.

Фонтаны били внутри крепостных стен — каждый из них находился посередине крохотных квадратных полян, стенами которым служил тщательно подстриженный колючий кустарник. Безмятежно пели птицы, ведать не ведая о надвигающихся катастрофах и вселенских бедах. Норруан несколько раз замечал разноцветных певцов, почти невидимых среди густой листвы; стоило подойти поближе, как птахи торопливо отступали: крохотные разноцветные огоньки. Морни равнодушно смотрела на всё это; её поражала строгая геометрическая красота, открывшаяся взору, а не природа.

Владыку же восхитила именно жизнь, что текла здесь своим чередом. Возникшая из ничего — взамен положенного зловонного болота. Но ни деревья, ни животные, ни птицы и не подозревали, что существуют так недолго.

Знают ли они об этом? — мелькнула в голове нелепая мысль.

… Вход в главное строение замка был открыт; каменный пол подметён; штандарты и начищенное до блеска оружие украшают стену по левую руку от входа. Никогда Норруан не слыхал о подобных флагах — переплетённые алые и золотистые полосы на знамёнах; щит с изображением розы, с лепестками всех семи цветов радуги; тяжёлый боевой обоюдоострый топор с рукоятью, инкрустированной сотнями драгоценных камней. И много иных, совершенно неожиданных предметов.

— Мне кажется, что я сплю, — произнесла ворона. Перья на её голове топорщились — видно, ей действительно было не по себе.

— Мне тоже, — Норруан вдыхал свежий, пахнущий весенней листвой воздух и никак не мог понять, возможно ли было бесконечное количество лет дышать солью мёртвого океана и не сойти при этом с ума?

Перед дверями, массивные створки которых украшал барельеф с изображением воина, на боевой колеснице несущегося вперёд, Норруан остановился.

— Мне кажется, что за этой дверью мы получим ответы на некоторые вопросы, — произнёс он и прислушался. Прислушалась и Морни. Действительно — из-за дверей доносились приглушённые звуки, несомненно, музыкального инструмента. Похожего на арфу. Впрочем, не имело значения, рука ли или порывы ветра извлекают из натянутых струн подобные звуки — по ту сторону дверей обязательно должно быть что-то, объясняющее существование замка.

Это казалось само собой разумеющимся.

Но, едва Норруан прикоснулся к позолоченной ручке, как мелодия оборвалась, и взамен послышался отвратительный глухой скрип — так, должно быть, скрипит виселица, когда порывы ветра раскачивают повешенного.

Норруан побледнел.

Он хотел было что-то спросить у вороны, но та громко каркнула и забила крыльями, чтобы не упасть. Поток тёплого воздуха обрушился на них со спины, и Норруан едва успел выставить перед собой руки, чтобы не удариться лицом о камень.

Отпрянув от двери, он ужаснулся. На ней остались окровавленные отпечатки ладоней. Кровь медленно стекала по камню, превращаясь из тёмно-красной в чёрную.

Владыка поднёс ладони к лицу — совершенно невредимы.

Гора увядших листьев влетела в комнату; взамен недавней свежести в воздухе повис аромат осени — предвестник скорого распада. Что-то ужасное происходило с замком. Происходило прямо сейчас.

Норруан вновь повернулся к двери, твёрдо намеренный открыть её, что бы ни было по ту сторону. И вновь оторопел. Кровь, неровными дорожками стекшая по барельефу, приняла очертания ужасного лица — искажённого гримасой страха, боли, отчаяния; с глазами, вылезающими из орбит.

Где-то над замком послышался раскат грома.

… уходить! — кричала ворона прямо в ухо. Норруан вздрогнул, словно очнувшись от тяжёлого сна. Пятно было на месте. Вокруг было по колено сухих коричневых листьев. Плесенью и пеплом пахло вокруг. — Надо уходить!

Сюда, — позвали его справа. Человек резко обернулся. Голос не принадлежал живому существу. Так могла бы заговорить гора, жалуясь на рудокопов, терзающих её чрево.

Иди сюда, — послышалось вновь. Норруан дорого бы дал за то, чтобы никогда больше не слышать этого голоса.

Торопись, — упало откуда-то сверху, и глянцево-чёрный овал возник впереди; голубые искорки пробегали по его кромке.

Норруан шагнул в овал. Вовремя: пол под его ногами уже расступался и коричнево-чёрная жижа, источавшая густой тошнотворный туман, быстро поднималась из трещин.

… У себя в Моррон Норруан долго, бормоча проклятия, оттирал перепачканные в грязи сапоги; в конце концов, плюнув, уничтожил их и сотворил новые. Но ощущение осквернённости осталось.

— Одного я не пойму, — заметил он позже, записав произошедшее с ними в дневник (было искушение записать всё это в Книгу, но Владыка устоял). — Чем им так понравились эти болота? Почему они так упорно думают только о них?

— Может быть, Гость знает ответ? Раз уж ты собрался с ним поговорить?

Норруан пожал плечами и велел возникшему из ниоткуда слуге растопить камин пожарче. Ему было холодно.

* * *

— Какая странная, — вырвалось у Унэна, едва он заметил Плиту. Вблизи она более походила на надгробье (за которое он её и принимал), чем на что бы то ни было ещё. Как и прочие экспонаты Парка, Плита выглядела невероятно древней — сохранившись с тех времён, когда драконов в небе было больше, чем людей на земле, а демоны, исполненные дикой силы, властвовали надо всеми стихиями. Трудно было представить, что кто-то мог высечь Плиту. Вероятнее всего, она появилась на Ралионе именно такой — вывалившись из кармана проходившего мимо рассеянного божества.

— Да, пожалуй, — согласился Таменхи. Ночь была в разгаре. Хотя обе луны светили лишь вполсилы, освещения было достаточно, чтобы передвигаться среди редких деревьев Парка. Карлик всё же захватил с собой фонарь. Использовать современную магию, пояснил он, вблизи экспонатов не рекомендуется. Унэн, впрочем, и не намеревался этого делать.

— И как с ней обращаются? — спросил монах, зачарованно проводя по отполированной поверхности Плиты ладонью. Звёзды сверкающими точками отражались от её холодного зеркала.

— Очень просто, — карлик извлёк блокнот. — Берём бумагу, пишем на ней, — он показал, — и опускаем на Плиту. Вот так.

Буквы сместились, расплылись и изменили очертания. И вот взамен древнего, не всем знакомого письма, на клочке проявилась понятная им обоим надпись. Что характерно, на Тален.

— «Всякая трава может быть всесильна», — прочёл монах и улыбнулся. — Кто это сказал?

— Мой дед, — ответил Таменхи. Унэн не рискнул спросить, где его хозяин так выучил древний язык, от которого осталось лишь несколько надписей на памятниках. Карлик был не так прост, как могло показаться.

— Ну что же, — монах извлёк бумагу и чернильницу с пером (карлик с удивлением смотрел на это священнодействие) и, удобно усевшись рядом с плитой, написал для начала несколько фраз тайнописью. Которой, кроме него и Айзалы, пользовались очень немногие.

Плита «переводила» их безукоризненно.

В конце концов, монах аккуратно написал на чистом листе слово «анектас» и, помедлив, неторопливо спрятал перо и чернильницу прочь. Поднялся с земли и, с листком бумаги в руках, нерешительно остановился у Плиты.

— Что случилось? — удивился карлик. Выражение лица монаха было необычным. Знай Таменхи об обстоятельствах, когда подобное выражение посещало лицо Унэна, то, несомненно, поспешил бы подальше отсюда. Сам же монах и не подозревал, насколько сильно его собственное тело выдало обуревающие его чувства.

«Ну, сейчас начнётся», — подумал он и решительно положил листок на Плиту.

Отступил на шаг. Но ничего не происходило. Ветерок пронёсся над ними, но то был обычный ночной ветер. Насекомые продолжали звенеть, трещать и петь на разные голоса; ночные хищники, — как пернатые, так и четвероногие — напоминали миру о своём присутствии. А Плита безмолвствовала.

— Да-а-а… — выдохнул Таменхи, подходя поближе. Буквы «неправильного» слова оставались прежними. Плита либо не могла, либо не хотела открыть его смысл.

— Убедительно, будь я неладен, — проворчал монах и почесал затылок. — Ну хорошо. Больше вопросов у меня…

И остановился, не договорив. Он хотел снять с Плиты листок с надписью, но тот словно приклеился к её поверхности. Унэн попытался подцепить уголок ногтем, но без особого успеха.

— Что за… — произнёс он недоумевающе, как вдруг Таменхи сильно потянул его за локоть.

— Смотрите!

Плита начала тускло светиться. Над листком с непокорным словом потёк тёплый воздух, — чёрные тени деревьев по ту сторону Плиты, посеребренные двумя лунными серпами, пошли волнами. Вскоре жар, исходящий от артефакта, стал почти непереносимым даже на расстоянии.

Унэн неожиданно прыгнул к плите, в последний раз попытавшись оторвать листок. Добром всё происходящее кончиться уже не могло.

— Не смейте! — Таменхи вцепился в упирающегося Унэна и отволок его прочь. — Мы всё равно уже ничего не можем сделать.

— Тогда надо убегать, — резонно заметил Унэн. — Или вам охота поджариться?

— Бесполезно, — покачал головой его собеседник. — Если что-то случится, не поможет никакое бегство.

Плита уже светилась, словно кипящее серебро. Странно, но лист не сгорал. А от букв поднимался ввысь густой чёрный туман и сплетался в небольшое облако. Оно было абсолютно непроницаемым — медленно растущая чернильная клякса в зените.

Бумага вспыхнула. Вспыхнула и тут же сгорела дотла, не оставив ни пылинки пепла. Унэн и Таменхи задрали головы. Над ними облако засветилось тёплым фиолетовым сиянием, выпустило вниз несколько хищно дрожащих лепестков. Теперь оно походило на опрокинутую чашечку цветка. Чудовищного цветка, что расцветал посреди проголодавшихся небес и утолял их голод беспечными путниками. Мысль эта ураганом пронеслась в сознании монаха, не оставив времени удивиться, насколько странно она звучит.

Голова у Унэна закружилась, и он уселся с размаху на землю.

Рядом плюхнулся Таменхи, также не в силах оторвать взгляда от того, что творилось в зените. От Плиты на их лица падал мертвенный свет, а лепестки опускались всё ниже. Метров тридцать, не больше, отделяло их от земли.

Донышко «цветка» налилось ярко-пурпурным свечением.

Унэн ощутил, как невероятно мощный поток энергии проходит сквозь него — изливаясь из глубин «цветка», из бархатных лепестков, которые уже не казались жадными щупальцами.

Синяя вспышка выплеснулась во тьму, и стало светло, словно днём.

Унэн и Таменхи обернулись и обнаружили, что вокруг полно народа. Не менее десятка силуэтов, неподвижных и молчаливых, стояли поодаль. Один из вновь прибывших поднял руку, и с кончиков пальцев сорвалась ярко-синяя молния. «Цветок» вздрогнул и съёжился.

Ещё несколько молний.

«Цветок» стремительно потускнел, завял и расплылся в чистом ночном небе.

Унэн вскочил и подбежал к Плите, не обращая внимания на окружающих. Таменхи кинулся туда же.

Плита остывала. На поверхности её красовался необычный узор: несколько разноцветных пятен с зыбкими очертаниями и соединяющие их тонкие дуги. Едва не разбив в спешке чернильницу, монах стремительно зарисовал очертания узора, взывая в душе ко всем богам, чтобы не упустить ни одной детали.

А затем Плита погасла. Разом. Вновь стала холодной, отполированной и безучастной. Таменхи даже потрогал её пальцами — всё, как прежде. Из глубин Плиты по-прежнему исходили флюиды, подтверждавшие, что она в полном порядке. Хорошо, если так.

Монах ещё несколько секунд что-то яростно дописывал и дорисовывал.

— Надо было взять карандаши, — буркнул он и только теперь заметил, что их окружила дюжина людей. Впрочем, нет: очертания трёх фигур выдавали в них рептилий.

— Так-так, — послышался отдалённо знакомый Унэну голос, и ближайший к нему человек поднял над головой зажжённый фонарь. — Очень хорошо. Лучшего места для развлечений вы не нашли?

— Сунь Унэн! — воскликнула одна из рептилий. Монах молча поклонился в ответ. На ней не было знаков различия, а без них для монаха все они были на одно лицо. Хоть бы представилась, что ли. — Ну, тогда всё понятно. Можно было сразу догадаться.

— Что там у нас? — спросил кто-то.

— Всё чисто, — ответил ещё один смутно знакомый голос. — Ничего не произошло. Более того, в этот раз направление было противоположным.

Кто-то присвистнул.

— Ну ладно, — рептилия взяла обоих провинившихся за локоть и решительно отвела подальше от Плиты. — Сейчас вы нам всё расскажете. Фаирлон, командуй отбой тревоги.

Таменхи обречённо вздохнул. Вид у него был, словно у побитой собаки. Видно было, как хочется ему сказать «я тут ни при чём!», и как трудно на это решиться.

— Я не нарочно, — скромно заметил Унэн, поскольку ожидался ответ.

Рептилия рассмеялась, но не отпустила их.

— Если бы я слышала это в первый раз, то, возможно, поверила бы. Таменхи! Откуда он здесь взялся?

— Он мой пациент, — ответил карлик, шумно вздохнув. — И это я предложил ему воспользоваться Плитой.

Видно было, чего стоило карлику такое признание. Унэн подумал, что как-нибудь отблагодарит его за это. Если, конечно, Таменхи отныне впустит его на порог.

ЧАСТЬ 4 НАЧАЛО ПУТИ

XII

Как ни странно, ни Шассим-Яг, ни Айзала не устроили монаху выволочку. Видимо, хватило того, что их с карликом более трёх часов допрашивали эксперты из Специальной команды. Монаху это даже доставило некоторое удовольствие — когда стало ясно, что гроза прошла стороной и взысканий не будет. Что самое странное, и Таменхи не держал на него зла.

Хотя ничего приятного в допросе, да ещё под каменными взглядами экспертов-телепатов, не было. Унэн ощущал невидимые «глаза», пытавшиеся прочесть его мысли, и без особых проблем скрыл своё сознание под непроницаемым ментальным щитом. Чтение мыслей, как хорошо известно, в официальных процедурах допустимо только с согласия допрашиваемого.

Хотя Таменхи мог об этом не знать… а эксперты, конечно же, и не подумали его предупредить. Поразмыслив, Унэн не стал говорить Таменхи о том, что несколько их «собеседников», безо всякого сомнения, покопались в его памяти. Пусть останется на их совести.

— Никогда у меня не было столь бурного лета, — заключил Таменхи. Айзала скептически усмехнулась, Шассим непонимающе моргнул несколько раз.

— Я оказался беспокойным гостем, — заметил монах, сияя, словно солнышко. — Приношу извинения.

— Извинения приносят другим тоном, — заметила жрица, — и с другим выражением лица. Таменхи рассмеялся.

— Да ладно уж, — махнул он рукой. — В конце концов, всё ведь обошлось.

— Это как сказать, — мрачно возразила жрица. — Вы всех на ноги подняли… вернее, ты поднял, Унэн. Вряд ли тебе будет приятно узнать, что по этой причине Сумерки могут затянуться ещё надолго. А мы так надеялись, что всё пройдёт к осени. К этой осени, — уточнила она.

Монах только пожал плечами.

— Что есть, то есть, — признал он. — Рано или поздно я всё равно попытался бы перевести это слово. Теперь, конечно, я на это не решусь — после такого…

— Ну да ладно, — Айзала выглянула в окно. — Пора домой. Там и обсудим, что делать и как.

Для тебя, кстати, есть дела, — кивнула она в сторону монаха, и тот сразу же оживился.

— Какие именно?

— Непосредственно связанные с твоими ночными безобразиями (монах страдальчески поморщился), — жрица поджала губы. — Достаточно сложные, чтобы ты не уселся за книгу, — добавила она, смерив монаха взглядом. Тот лишь загадочно улыбнулся.

— Впрочем, подробности после. Ночь была длинной и тяжёлой. Сначала надо отдохнуть. Таменхи?

— Слушаю, Достопочтенная.

— Благодарю тебя за помощь. Приношу извинения за хлопоты. Постараюсь, чтобы подобного не повторялось.

— Не стоит, — карлик утомлённо поморгал. — Я не в обиде.

— Тогда в путь, — и все вышли во двор.

— Я появлюсь к полудню, — неожиданно объявил флосс и, взлетев почти вертикально вверх, исчез. Никто не смог заметить, когда он успел открыть портал.

— Надо же, — покачал головой восхищённый карлик.

— Силён, — подтвердил Унэн и крепко пожал травнику руку. — До встречи.

— До встречи.

Ещё один портал открылся и закрылся. Безо всяких происшествий.

А восточная часть неба уже наливалась золотом.

* * *

После того памятного дня, когда Хирголу впервые удалось заклинание, Пятый, казалось, полностью потерял интерес к своему ассистенту. Прибегал к его услугам, не возражал против присутствия последнего, пока занимался таинственными магическими манипуляциями. И почти не разговаривал просто так.

Отчего бы это?

Однако Хиргол не обижался. Смутно он подозревал, что, после удачного опыта, поднялся на ступеньку повыше и теперь, возможно, с ним просто обращаются именно так, как положено. Откуда ему знать. Он пока ещё не маг. А лезть с глупыми вопросами его давно уже отучили.

Тнаммо же следил краем глаза за своим напарником и делал выводы. Из мальчишки определённо получится маг, подумал он и отчего-то опечалился. Вне всяких сомнений, Первый снабдил Хиргола массой глупых указаний… или не очень глупых. Сейчас мальчишка наверняка не знает, кому служить — Пятому, неожиданно открывшему ему путь к могуществу, или же Первому — очень далёкому, но не ставшему от этого менее опасным. Пятый вздохнул. До чего же вся Девятка (извините, Восьмёрка) подозрительна! Даже к самим себе!

Как бы то ни было, дело мало-помалу продвигалось. По-прежнему всё было готово к немедленной эвакуации — что пройдёт она успешно, Пятый не сомневался. Всех секретов он не открывал никому. Даже если Хиргол — агент Совета Магов, то застать его, Тнаммо, врасплох всё равно не удастся.

Своё главное сокровище — журнал, в котором хранились записи о самых существенных достижениях — Пятый очень хорошо замаскировал под личный дневник. Есть основания полагать, что остальные члены Восьмёрки не справятся с расшифровкой его. И да помогут боги тому, кто рискнёт прибегнуть для этого к магии. Журнал, хоть и не был големом в подлинном смысле этого слова, но…

Стоп. Об этом лучше даже не думать.

Вздохнув, Тнаммо выставил на стол первый отряд разведчиков — «статуэтки» птиц, летучих мышей, крупных пауков и прочую «живность». Для начала хватит. Первое время поиски будут вестись, так скажем, не слишком усердно. Первому невдомёк, что он, Пятый, давно знает, кого и где искать.

И знает, что главная проблема — не найти цель, а выжить после того, как удастся ударить по ней. Всякий раз посылаемые Пятым искусственные соглядатаи успевали прожить всё меньший промежуток времени. И, хотя большинство последних из них не успевало даже увидеть человека, до которого мечтала добраться Восьмёрка, интуиции своей Тнаммо доверял абсолютно.

Этот дар у него не смогли отобрать никакие испытания. Да… волей ли случая, или руководствуясь тонким расчётом, место для резиденции человек (которого именовали Целью) выбрал идеально. Сам Тнаммо не может там появиться. Никто из Восьмёрки — тоже. Силы, охраняющие Цель, неподкупны настолько, что позавидовал бы самый трусливый тиран.

— Ну, в путь, — решил Тнаммо и щёлкнул пальцами. В комнате появилась неведомо откуда взявшаяся огромная птица — походившая отчасти на стрижа. Длиной чуть менее человеческого роста. Любой орнитолог Ралиона дорого бы дал за то, чтобы изучить эту махину: других таких в мире не было.

«И не будет», подумал Тнаммо, ласково поглаживая птицу по шее. Он некоторое время укреплял на животе её два крохотных на вид мешочка — в которых, ожидая своего часа, находился первый десант его шпионов. Проба сил. Подобных существ мог создавать мало-мальски опытный специалист по големам, и Тнаммо не собирался сразу пускать в ход главные силы. Первый явно нервничает; предыдущие поражения отбили у него страсть к риску и притупили способность предсказывать действия противника. Ему и невдомёк, что противник ничего не замышляет.

Потому что располагает настолько мощным оружием, что не хочет нападать. Скорее бы уж кончалась война, подумал Тнаммо печально. На что я трачу свой талант!

Звери-убийцы! Големы-похитители! Невидимые шпионы! Если только это останется от меня… Нет, право же, стоило перейти на сторону Цели, пока мог…

— Лети,

— велел он птице и та, ловко вспрыгнув на стол (отчего тот жалобно скрипнул), взмахнула могучими крыльями и была такова.

— Будь осторожна, — пожелал Тнаммо вполголоса, хотя птица всё равно не услышала бы его. — Возвращайся побыстрее.

* * *

Науэра провожало всё Воинство. До границ Восточного леса — до самой Реки — его будет сопровождать Аймвери. Против этого Гость не очень возражал: во-первых, Аймвери сам очень любил слушать (и не подвергал сомнению каждое слово), а во-вторых, рядом с ним… словом, проще было оставаться самим собой.

Воины молча смотрели, как Гость удаляется на восток. Пешком, почти без снаряжения: магическая сумка вмещала достаточно продовольствия, чтобы хватило, по меньшей мере, на месяц. Как и всякая магия Зивира, сумка эта могла потерять силу вплотную к Замку Моррон — тогда придётся её бросить. Сейчас сумка весит от силы фунта два. Всего ничего. И места занимает совсем немного — войдёт в любой карман.

За последние несколько лет выжившие жители Зивира — простые люди, ремесленники и крестьяне, никогда не участвовавшие ни в каких битвах, и не знавшие, отчего распадается всё, ради чего следовало жить — все они переселились поближе к Игле. Жители городков и селений, по которым двигался Гость, молча провожали взглядом того, кто мог справиться с напастью. Даже если это — всего лишь отсрочка неминуемой смерти.

… Сам Гость старался ни о чём не думать. Если рассудить, от его мнения мало что зависело. С точки зрения Правителя, ему суждено победить Норруана и повернуть вспять медленное разрушение Зивира. Это как же прикажете понимать — что бы я ни делал?

Если, скажем, я пойду к Норруану и сдамся, то что — тот заскрежещет зубами от бессилия и сгинет? Гость усмехнулся. Вот почему Правитель не желает видеть никаких несообразностей, нелепостей, связанных с Зивиром. Ему нужен был тот, о ком говорили пророки, чтоб им пусто было. И теперь, когда он полагает, что нашёл спасителя, всё образуется само собой.

Сдаваться Норруану Науэр, разумеется, не хотел. Более всего он хотел домой. В свой мир, сколь безобразным и безнадёжным он ни казался бы. Поскольку там он был человеком, хотя бы никому и не нужным, а здесь — орудием судьбы. Которому и думать не полагается.

Вот это мы и проверим, думал Гость, одним ухом прислушиваясь к речи лесного жителя. Аймвери знал немало преданий и сказок, которых Науэр никогда не видел в библиотеке Иглы — и слушать его было приятно. По крайней мере, он не торопил Гостя исполнить миссию.

Аймвери предложил воспользоваться помощью своих четвероногих друзей и добраться до Реки за несколько часов, взамен пары дней — но Гость отказался. Как и ожидал Повелитель леса.

Куда приятнее идти пешком, глядя на нетронутую пока природу, на прекрасных животных и птиц, на невиданные до того цветы, деревья и кусты. Смутно Науэр помнил, что Правитель — в тот день, когда Гость даст знать о своём приближении к Замку Моррон — начнёт грандиозное наступление всеми имеющимися силами. Чтобы отвлечь внимание Владыки Моррон от Гостя, и позволить тому беспрепятственно проникнуть в Замок.

Внутри которого Гость и Норруан будут равны по силам и возможностям.

Тут-то и скрывался главный изъян в планах Правителя Мондерела: Гость не собирался подавать никакого знака.

* * *

— Он выглядит очень мрачным, — заметил Арун, когда Гость попрощался с Правителем и его приближёнными, и, едва поспевая за стремительно шагающим Аймвери, покинул надёжные стеныИглы.

— Вероятно, я выглядел бы точно так же, — пожал Правитель плечами и устало опустился в кресло. — Я не сомневаюсь, что он справится с задачей, но вот что станет с ним, со всеми нами и Зивиром к тому времени?

«А ведь у предыдущих ничего не получилось», — едва не заметил Арун, но вовремя прикусил язык. Ибо нельзя было придумать ничего нелепее: Гость был первым, кто откликнулся на призыв о помощи, исходящий из Зивира. Возможно, если он не справится, появится и второй… если только Зивир выдержит так долго.

В последнем Арун, сказать по чести, не был уверен совсем.

* * *

Айзала медленно вдохнула и выдохнула воздух.

— Если бы ты не был настоятелем, тебя следовало бы выпороть, — сообщила она Унэну, с миной обиженного ребёнка сидящему возле шкафа, ключ от которого он умудрился потерять, и печально глядящему на дверцу. — Что может быть в этом шкафу такого, что мы не смогли бы заменить? Кроме книги, конечно.

— Снаряжение, — повторил монах в сотый раз за этот вечер. Шассим, восседавший по правую руку от него, чуть скосил глаза, но не пошевелился и не издал ни звука.

Вмешиваться, когда ссорятся два этих человека — значит, не желать себе добра.

— Какое именно?

— Моё любимое, — монах пожал плечами и постучал пальцами по спинке кресла. — Давай решать скорее. Меня ждут ученики.

— Никто тебя не ждёт, — отмахнулась жрица. — Не валяй дурака, Унэн. Что — кроме книги, конечно, — может удерживать тебя? Я не могу сказать, что время нас торопит, но, с другой стороны, зачем его терять?

Монах пожал плечами в сто первый раз и безнадёжно развёл руками.

— Хорошо, — Айзала поняла, что дешевле будет сдаться. — Изготовитель шкафа прибудет завтра. Иногда мне кажется, что лечить тебя следовало вовсе не от переутомления.

И, сухо попрощавшись, покинула кабинет.

— Она обиделась, — заметил Шассим, впервые за вечер подав признаки жизни.

— Я тоже, — было ответом. — Меня отправляют в опасное и долгое путешествие, и не дают забрать то, что для меня дороже всего на свете. Как тут не обидеться?

* * *

… Унэн лежал на жёсткой кровати, по которой успел соскучиться, и размышлял. Спать ему не хотелось, что бы он ни делал. С другой стороны, и не размышлялось — в голову лезла всякая чушь.

Неприятный разговор с Айзалой, конечно, не имел большого значения. Честно говоря, Унэну не очень-то была нужна его реликвия… но он ощущал себя одержимым демоном противоречия. Ему любой ценой хотелось показать, что с ним здесь должны считаться.

Шассим, вероятно, это понял, подумал Унэн и подошёл к окну. Башенка, в которой гостил целитель, была освещена изнутри мягким светом. Интересно, что он там делает? Читает? Думает? Медитирует? Монах неожиданно понял, что знает о Шассиме — и флоссах вообще — крайне мало. Внутренний мир этих птиц оставался загадкой.

А между тем большинство Людей и их собратьев по облику были, как говорится, открытой книгой. С ними не возникало особых проблем. Рано или поздно становился понятен образ их мышления. По крайней мере, до такой степени, что можно было надеяться на взаимное понимание.

Я знаю, почему мне не спится, подумал монах неожиданно. Впереди — путешествия, приключения… сказывается более чем семилетний перерыв. Происшествие у Плиты не в счёт. Оттого-то он и возбуждён сверх меры. Теряю форму, подумал Унэн и подмигнул своему отражению в оконном стекле. Расслабился я тут… сидишь день-деньской, занимаешься исключительно рутиной. Похоже, даже потолстел. Нет, это задание подвернулось исключительно вовремя.

В дверь тихонько постучали.

Унэн повернул голову.

Не сразу до него дошло, что постучали не во внешнюю дверь — кабинет служил как бы прихожей — а во внутреннюю. В ту комнату, где он привык заниматься медитацией — а заодно и спать.

— Войдите, — разрешил Унэн. Строгие правила не позволяли послушникам и даже монахам младших рангов посягать на уединение друг друга — их кельи, не говоря уже о покоях настоятеля, являлись местом, полностью изолированным от окружающего мира. Чтобы младший, вот так запросто, осмелился нарушить уединение настоятеля в… Но эти мысли пришли позже.

В тот момент Унэн витал слишком далеко, чтобы помнить об уставе.

Дверь тихо отворилась, и внутрь вошёл человек, при виде которого у Унэна широко раскрылись глаза. Пришелец был высок, облачён в изрядно поношенные доспехи, повидавшие немало славных сражений. Лицо его представляло собой невообразимое количество пересекавших друг друга шрамов. Длинная рукоять меча виднелась за левым локтем вошедшего.

Первой мыслью Унэна было: как его впустили в монастырь, не заставив сдать оружие?

Впрочем, едва только вошедший переступил порог, как мысль эта сама собой улетучилась: за спиной человека виднелся не кабинет, а горящий город. Вернее сказать, догорающий. По небу ползли тяжёлые грозовые тучи и мертвенно-синие вспышки то и дело выхватывали из мрачного пурпурного пекла очертания уцелевших стен и колонн.

Второй мыслью Унэна было: они уже встречались. Недавно.

Человек оглянулся и осторожно затворил дверь.

— Мы уже виделись, — произнёс он низким хриплым голосом. — Ты сумел найти её, — продолжил он, медленно опускаясь на табурет — единственный, кроме кровати, предмет мебели. От него тут же распространился запах гари. Довольно неприятный.

— Ты должен прочесть её первым.

Унэн сразу понял ещё две вещи: во-первых, что он спит; во-вторых, что речь идёт о Книге. Первое можно проверить. Он выглянул в окно… и понял, что за ним течёт обычная для этих краёв ночь. Со всеми её цветами, звуками и запахами. Башенка Шассима ещё светилась. Позвать его?

— У меня мало времени, — продолжал незнакомец довольно резким тоном. — Ты слышал, что я сказал?

— Кто ты такой? — Унэн выдержал взгляд пришельца и, без обычной улыбки, уселся на кровать.

— Неважно, — незнакомец нервно оглянулся на дверь, и стало ясно, что он чего-то ждёт. — Не отдавай её никому. Не говори с ней ни о ком — это очень важно.

— Для кого?

— Если не послушаешься, поймёшь, — человек положил на подоконник какой-то предмет. — Я здесь для того, чтобы передать послание. Вот, оставил на окне. И запомни: не медли! Если за ней придёт её хозяин, быть беде.

Мысли взвились смерчем в голове Унэна.

— Хозяин? Норр…

— Тихо!

— воин испуганно прижал палец к губам. — Не повторяй при ней имена. В особенности — своё. Она…

Необычный звук, напоминающий рёв исполинского медведя, донёсся из-за двери.

— Пора,

— воин коротко поклонился. — Не пытайся обмануть её, странник. Выполняй все обещания.

— Но что же… — начал было монах, но опоздал. Кивнув на прощание, воин бесшумно приоткрыл дверь, впустив внутрь новую порцию отравленного дымом воздуха, и исчез.

Унэн кинулся следом, открыл дверь… и вылетел в кабинет.

Там было тихо и спокойно; мирно тикали часы, слабо светился дверной косяк. Всё, как всегда.

— Ещё один мудрец на мою голову, — проворчал монах. Надо было оторвать клок от его одежды, что ли. Иначе ведь ни единому слову не поверят, расшибись хоть в лепёшку!

Впрочем, не поверят и в этом случае.

Тихонько он вернулся в спальню, и мурашки пробежали по спине. Унэн не часто ощущал сильный испуг — такой, чтобы тело отказывалось повиноваться, а мысли спутывались.

На подоконнике лежал ключ от шкафа. Тот, который он выронил при столь неудачном полёте на Крыльях. Тот, который должен существовать в единственном на свете экземпляре.

Открой шкаф и проверь, на месте ли Книга, — тихо прошептал монаху голос. Знакомый голос. Вкрадчивый и убедительный.

— И не подумаю, — монах спрятал холодно мерцающий ключ в рукав, вытянулся на кровати и моментально заснул.

XIII

Вид у мастера, занимавшегося магическими шкафами, был скучающе-утомлённым.

Складывалось ощущение, что подобный визит для него — рядовое событие. Изрядно надоевшее, к тому же.

В комнате, помимо мастера, находился сам Унэн, Айзала и Шассим. Последний настолько хорошо играл роль чучела, что взгляд мастера даже не задержался на нём. Однако Унэн, внимательно осмотрев замершего на «насесте» целителя, понял, что тот — весь внимание, слушает и запоминает.

— Вам создали кодовую фразу, которая должна позвать ключ к владельцу, — проговорил мастер, закончив изучение сейфа. — Пытались применять?

— Нет, — признался Унэн. Мастер снисходительно улыбнулся в бороду, а Айзала поджала губы и едва заметно покачала головой. В ответ Унэн пожал плечами — так же, едва заметно.

— Все заказчики одинаковы, — вздохнул мастер. — Но раз уж вам охота выбросить деньги на ветер, извольте. Прочтите, пожалуйста, кодовую фразу. Думается, на том и закончим.

Да не допустят этого боги, подумал Унэн и левая рука его, сжимавшая спрятанный в рукаве ключ, разжалась. Ну, если он отзовётся, я буду выглядеть полным дураком.

В глубине души монах считал, что так оно и случится. Не везёт — так уж всерьёз.

Он кивнул, мысленно воззвал ко всем богам Ралиона, и прочёл кодовую фразу, стараясь не глядеть на Айзалу.

Эффект был потрясающим. Шассим вздрогнул на своём насесте (никто этого не заметил),

Айзала открыла в изумлении рот и потеряла дар речи, а мастер, вытаращив глаза, несколько мгновений смотрел на невинно улыбающегося Унэна. После чего разразился хохотом, едва не уронив чемоданчик с инструментом.

— Тебе обязательно было использовать непристойные стихи? — осведомилась жрица ледяным тоном.

— Кодовая фраза придумана на крайний случай, — пояснил монах. — Когда уже не до изысканной речи!

Он раскрыл правый кулак и горячо поблагодарил богов, пообещав им немало хорошего.

В кулаке ничего не было. Ключ, переданный ему ночью, преспокойно лежал там же, где и был несколько секунд назад.

— Потрясающе, — выговорил мастер, закончив смеяться, и вытерев слезы. — Прошу меня извинить. Ну что же, ключ вы действительно потеряли как следует. Сейчас я открою шкаф… просьба закрыть глаза на счёт «три».

Все послушались. Сквозь сжатые веки монах ощутил, как яркое свечение на миг затопило комнату, и послышался мягкий звук тяжёлой двери, поворачивающейся на петлях.

И возглас:

— Будь я проклят!

Мастер указывал внутрь шкафа дрожащей рукой.

Книга лежала на средней, самой просторной, полке. В точности в том же положении, в котором была оставлена — а на её обложке, насмешливо переливаясь всеми цветами радуги, лежал ключ. Единственный и неповторимый в своём роде.

— Нет худа без добра, — заметил Унэн, когда несколько пришедшего в себя мастера удалось спровадить. Он долго пытался запереть шкаф, оставив ключ внутри, но, как и было написано в руководстве по использованию, дверца не желала закрываться. На прощание мастер долго смотрел на Унэна и удалился, расстроенный. — Теперь им есть, чем заняться… например, создать шкаф, действительно непроницаемый для телепортации.

— Скажи мне, как ты это сделал? — поинтересовалась Айзала. Голос её был совершенно спокойным. — Я, конечно, понимаю, что ты можешь всё — но с подобным ещё не сталкивалась. Сегодня же проверим все наши шкафы.

Монах хмыкнул.

— Чем смеяться, Достопочтенная, — он вложил в это слово столько яда, сколько смог, — перейдём лучше к делу. Что это за задание?

Жрица взяла из воздуха толстый запечатанный конверт и передала монаху.

— Времени выделяется около среднего месяца, — пояснила она. — Я не сомневаюсь, что месяца хватит, и прошу — не задерживайся. Твои ученики в состоянии заместить тебя почти везде, но есть некоторые вопросы…

— Понятно, — Унэн поднялся и самодовольно улыбнулся. Его талант с блеском проводить все торговые операции, за какие бы он ни брался, сделали настоятеля незаменимым для обоих монастырей. До его, Сунь Унэна, появления, дела у монастыря Триады шли, скажем честно, не очень. За первый год Унэн поставил торговлю товарами и услугами монастырей (добавив к ним производство отличных вин, обучение рукопашному бою и некоторые медицинские курсы) на ноги, чем прославился по всей Большой Земле.

Ибо настоятелей и монахов вообще было принято считать существами, далёкими от хитростей и сложностей обыденной жизни — а Унэн блестяще опроверг это расхожее мнение. Деньги рекой потекли в сокровищницы обоих монастырей — и, разумеется, в карман Унэна тоже. Однако он с доблестным безразличием относился к золоту, как к обременительному хламу, чем ещё укрепил свою репутацию. Ибо жадные и ненасытные настоятели, увы, также не были редкостью.

… То есть до начала Золотой ярмарки, — полуспросил-полуответил Унэн, не отказав себе в удовольствии увидеть, как Айзала на мгновение смутилась.

И кивнула ему.

Настоятель никак не мог взять в толк, почему вполне обыденные, мирские заботы, призванные обеспечить монастырям процветание, всё время приводили Айзалу в смущение. Ну да ладно. Он прекрасно справляется с подобными заботами за двоих.

— Можешь на меня положиться, — ответствовал Унэн. — Ну что же, тогда я собираюсь…

— Не забудь оставить мне ключ, — перебила его Айзала. — Кодовая фраза действует всего лишь раз, так что какая-то надежда останется. Да, и не откажи в любезности — покажи реликвию!

— Какую? — не понял Унэн.

— Ту, из-за которой ты так рвался открыть шкаф.

Монах заметил, что жрица хитро прищурилась, а Шассим открыл, наконец, глаза.

Не говоря лишнего слова, монах протянул руку, и положил на стол перед Айзалой старинную, покрытую множеством трещин, потемневшую от времени деревянную чашу для подаяний.

— По слухам, принадлежала ещё моему великому предку, — сообщил Унэн в пространство, любовно стирая с чаши пыль рукавом.

Впервые за много лет Айзала не нашла, что сказать.

* * *

Последний раз они сидели рядом у костра, глядя на звёздное небо и прислушиваясь к полным жизни звукам ночного леса. Те, кто не утруждал себя попытками понять, как устроен мир и каково их место в нём, просто продолжали жить. Аймвери порой хмуро думал, что кажущиеся неразумными животные, птицы и растения во многих случаях были мудрее обременённых разумом. Потому что последние, ради спасения той крохотной искорки, которая позволяла им употреблять слово «Я», зачастую были готовы уничтожить всё остальное.

Услышанные где-то слова о том, что надо просто сдаться и принять тот конец Зивира, который ему предназначен, обретали всё более убедительную силу. Однако вкус этих слов был горьким. Сдаться сейчас, подумал Повелитель леса — значит, признать, что всё, чем мог бы гордиться Зивир, никогда не станет ничьим достоянием, не имеет никакого значения, было бессмысленно с самого начала. Так ли это?

— Раздумываете о том, что будет? — повернул Гость к нему лицо. На нём была та же задумчивость; но, к великому изумлению человечка в зелёном, ни тени угрюмости на лице Науэра не мелькнуло. Он выглядел почти что безмятежным.

— Да, — коротко ответил Аймвери. Вечер был изумительным. В который раз я сижу у костра? — неожиданно для самого себя подумал человечек. Скольких Гостей я проводил в этот путь — в последний, жуткий и никому не нужный? Ледяной холод пополз по его спине, просочившись сквозь тёплый ветерок.

В первый, ответил другой голос утомлённо. Не было никого другого, Аймвери, ты просто утомился. Вспомни, как вместе с Правителем вы сочиняли Послание, как отправляли его за пределы Зивира — множество крохотных маячков, сообщающих о грядущей катастрофе. Это было… как давно это было? Аймвери потёр виски руками и понял вдруг, что не помнит.

— Я почти перестал беспокоиться, — Гость бросил в огонь ещё одну сухую ветку. — Пока размышлял, ужасно боялся, если честно. Но стоило решиться — и сразу успокоился. Забавно, не правда ли?

Аймвери кивнул.

— Я знаю это чувство. Вновь воцарилось молчание.

— Мне почему-то кажется, что всё это уже было, — добавил Аймвери, рассматривая пляшущие язычки пламени. — Что я не в первый раз провожаю кого-то к Реке, сижу ночью у костра, вспоминаю о прошлом и не знаю, что делать с будущим. Там, в Игле, подобные мысли никогда не приходили.

— Но Правитель Мондерел, — Гость отчего-то поёжился, — утверждает, что я — первый.

— Там мне тоже так казалось, — кивнул Повелитель. — Но когда я встречал вас, выходящего из Ворот, мне не давала покоя мысль — пройдёт ли всё удачно на этот раз?

— Странно, — вымолвил Гость шёпотом. — Но меня подобные мысли тоже посещали. Даже там, в Игле, — он искоса взглянул на Аймвери и решил признаться. — Когда я оставался один.

Человечек долго смотрел ему в глаза, затем прикрыл их и отвернулся.

— Это должно быть ужасно, — голос его стал хриплым. — Вам кажется, что всё это затеяно зря?

Если он скажет «да», завтра я сам отправлюсь в Моррон, и будь что будет, холодно подумал Аймвери.

— Мне кажется, — осторожно ответил Гость, вновь подкармливая пригасшее пламя, — что во всё это постоянно вмешивается кто-то другой. Или другие. Не могу сказать точно. Но весь Зивир — и я в том числе — по-моему, лишь фигурки на игровом поле. Вы понимаете меня?

Человечек кивнул. На лице его возникло ужасное выражение — словно он вот-вот разрыдается от бессилия.

— Что вы знаете о белом замке за Семью Холмами? — поинтересовался Гость.

— Замке? — переспросил Аймвери озадаченно. — Каком ещё замке?

И Гость (представляя, что делает следующий шаг внутрь ловушки), рассказал Повелителю леса о своём видении. И о том, что с ним стало.

— В высшей степени… — начал было человечек, и замолчал. Напряжённо думал о чём-то минут пять, глядя в густо усеянное звёздами небо. — Помню, — произнёс он неожиданно чуть охрипшим голосом. — Помню! — он вскочил на ноги и чуть хлопнул в ладоши.

Песчаный бугорок, рядом с которым прижималась к земле раскидистая, искривлённая старая сосна, потёк и туман заклубился над ним. А когда туман рассеялся, возникло крохотное изображение пейзажа, от которого у Гостя сжалось сердце. Долина, усыпанная цветами и величественный замок, бесстрашно возвышающийся у северного края её.

Гость и Аймвери осторожно склонились над возникшим из песка замком, заворожённые происходящим.

… Где-то вдалеке от них проснулся Норруан — проснулся оттого, что у него неожиданно заболело сердце. Раньше такого никогда не случалось, мрачно подумал Владыка Моррон, роясь в своей обширной коллекции лекарственных снадобий. Голос отвлёк его от поисков и заставил забыть о боли. Книга звала его. Ей что-то угрожало, и Норруан, сжимая в руке пузырёк, бегом направился в кабинет.

… Где-то совсем в другом месте Унэн, уже запиравший свой кабинет, остановился и, распахнув двери, быстрым шагом вернулся к шкафу. Там… ощущение было такое, словно он по ошибке закрыл внутри что-то живое — и сейчас оно, глотая последние крохи оставшегося воздуха, тщетно взывало о помощи, которая не могла прийти.

Монах оглянулся и, не оставляя себе времени на сомнения, извлёк из рукава ключ. Второй. Который, как и первый, позволял и запирать, и отпирать шкаф.

… Тнаммо вздрогнул и прервал чтение долгой формулы, которая была почти совсем завершена. Магический состав перестал светиться, и спустя несколько секунд безнадёжно испортился; два дня работы впустую. Но Пятого это нисколько не волновало — он быстро добежал до лестницы, ведущей на крышу и вот уже стоял на дозорной башенке, повернувшись лицом в ту сторону, откуда услышал Голос. Три раза вторгался Голос в его жизнь, и всякий раз рушилась привычная к тому моменту картина мироздания.

… Воин со множеством шрамов на лице поднял глаза к небу. Там постепенно проявлялись отметины — отвратительным образом похожие на следы огромного солдатского ботинка. Каждый следующий возникал всё ближе — кровавые следы на незапятнанном небе. Проклятье, выругался воин, и пришпорил коня. Во что бы то ни стало нужно найти себе укрытие, пока Следы не добрались до него. Хвала всем демонам мрака, впереди показался небольшой домишко.

… Где-то ещё…

… Когда-то ещё…

Некто, задремавший у камина с любимой книгой в руке, проснулся и долго не мог понять, что встревожило его сон. Взглянув на свернувшегося у ног кота, он откинулся в старинном кресле и смежил веки.

И книга медленно исчезла из его рук.

* * *

— Пятнадцать садов, — указал Аймвери тонкой веточкой, стараясь не прикасаться к «макету» — до того хрупким казался он. На лице Повелителя леса горела детская радость — вызванная тем, что наконец-то можно было поиграть любимой игрушкой. Впрочем, об этом Гость подумает намного позже.

— Каждый служил для особой церемонии, — продолжал Аймвери, прикрыв глаза, — и мне как-то раз довелось побывать на некоторых из них. Замок этот звался… звался… сейчас вспомню… — он опустил руку с веточкой и прижал пальцы левой руки к губам — словно те могли помочь заблудившемуся в памяти слову выйти на свободу.

Ветер подул у них над головой; в руки Гостя упал лист — ещё зелёный, но чуть тронутый по краям желтизной. Новый порыв ветра пошевелил его волосы — уже ощутимо прохладный.

Гость обернулся и увидел, как кипящие тучи быстро заполняют всю южную часть неба у них за спиной; в глубине непроницаемо-чёрного исполинского вихря беззвучно проносились молнии. Размах происходящего никак не вязался с царящей вокруг тишиной.

— Вспомнил, — донёсся до Науэра голос Аймвери. — Замок этот назывался Стаин-Гуэдд, что переводится как…

Оглушительный грозный вопль расколол воздух; земля содрогнулась под ногами, и Науэр, не удержавшись, упал на спину. Перед его глазами мелькнул приникший к земле Аймвери. Кипящий мрак на юге раздвинулся, и в его глубине показался силуэт человека невероятного размера. Казалось, ему ничего не стоит растереть весь Зивир в щепоти.

Силуэт наклонился, показываясь из разлома в небесах, и Науэр, видя быстро приближающуюся огромную ладонь, едва успел вцепиться в Аймвери и оттащить того подальше.

Земля вновь вздрогнула под ногами, и Науэр с удивлением заметил, что сидит прямо в воздухе. Длилось это недолго, и вскоре он приземлился совсем рядом с останками «макета».

Вид у них был такой, словно кто-то несколько раз хлопнул по макету ладонью. Отпечатки отдельных пальцев ещё смутно виднелись в груде песка, но быстро заплывали. Не такой уж и большой была та ладонь: Науэр поднёс собственную — если и меньше, то ненамного.

Рядом пошевелился Аймвери, потряс головой, избавляясь от песка и пыли, и уставился в небо.

Последние обрывки чёрных туч сворачивались, съёживались, всасывали сами себя. Ещё несколько мгновений — и всё успокоилось.

Они долго сидели, молча глядя друг другу в глаза, после чего Науэр встал, собрал то, что осталось от костра, и принялся разжигать его заново. Обращаться с кремнем было для него делом непривычным.

— Вы ещё помните название замка? — повернулся он к Аймвери.

Лесной человечек некоторое время смотрел куда-то сквозь Гостя, после чего кивнул.

— Но, думаю, кому-то очень не хочется, чтобы я его произносил, — заключил он, отряхивая руки.

— Мне бы очень хотелось знать — кому, — тихо произнёс Гость и вновь взглянул на южную часть небосвода. Однако там, как и прежде, горело созвездие Лучника — яркое, как и десять минут тому назад.

* * *

— Унэн? — окликнули его. — Что-то забыл?

— Сейчас, — крикнул тот в ответ, продолжая смотреть в глубины открытого шкафа, на лежащую перед ним Книгу. Приглушённый рёв донёсся изнутри тома. Глухой шлепок и свист ветра. Звуки были настолько явственными, что притягивали внимание, как магнит — железо.

После чего голос, едва слышный, но вполне отчётливый, произнёс:

— Вы всё ещё помните?..

Монах с грохотом захлопнул шкаф и дважды повернул ключ. У него возникло дикое, необъяснимое желание сломать ключ в скважине и убраться отсюда как можно дальше. Никогда уже не возвращаясь. Когда начинаешь слышать голоса из глубин книги, дело плохо.

Если бы знать, что это помогло бы, подумал он. Стараясь не смотреть в сторону запертого шкафа, бормоча под нос песенку, Сунь Унэн вышел, пятясь, в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь. Потянул её. Раздался щелчок запирающегося замка. Можно ехать.

* * *

Норруан смотрел на юг, откуда только что, вырываясь из просвета между тучами, показался исполинский человеческий силуэт. Он наклонился над Моррон так стремительно, что Норруан успел понять — никакая магия, никакие слова и силы не в состоянии остановить это. Бороться с ним так же бессмысленно, как разговаривать с катящейся лавиной.

Ладонь, в которой мог, вероятно, поместиться весь Зивир, пронеслась над головой Владыки, странным образом уменьшаясь в размерах. Ну да, она ведь удаляется, подумал тот отчего-то.

Затем вздрогнула земля — к северо-востоку отсюда.

Силуэт потёк, размазался и втянулся в брешь на небе.

Прошло несколько секунд и, разорвав тишину оглушительным треском, на парапет опустилась ворона.

— Что это было? — спросила она.

— Понятия не имею, — Норруан ощутил, что дрожит. — Никогда ещё не видел такого. Что находится на северо-востоке? — и протянул руку, указывая точное направление.

Ворона покачала головой.

— Холмы… лес… Река… в самом конце — Фиолетовый пик. Много чего.

Они обменялись взглядами, и Норруан ощутил, что начинает понимать.

— Давно ли Гость отправился в путь?

— Пять дней назад они покинули Иглу, — ответила Морни. — Мои сородичи следят за ними постоянно.

— Хорошо, — и Норруан устало опустился прямо на остывший камень. — Я не думал, что он отправится тем же путём, — сообщил он вороне мрачно. — Это разочаровывает.

Ворона долго смотрела на него.

— Что есть, то есть, — повторила она. — Если он тоже намерен идти у берега Реки, как ему советовали в Игле, то вскоре всё выяснится.

«Тоже»! Норруан отвернулся, пряча улыбку. Морни, которая всего лишь несколько недель назад считала, что Гость — первый из тех, кто может всерьёз изменить положение в Зивире, теперь, не задумываясь, признала, что это не так. Всё потому, что большую часть времени проводит в Моррон, предположил он. Или нет? Или потому, что ей уже доводилось смотреть на Науэра вблизи?

Пока же всё повторялось, как и сотни раз до того. Норруан поморщился, отгоняя видения, преследовавшие его даже во сне, и побрёл вниз. Ему вновь было страшно холодно.

* * *

Я видел всё это несколько раз, подумал Унэн, оборачиваясь и глядя на монастыри. Они возвышались над ним — красивые, неприступные, мощные. Даже если всё живое сгинет, пройдут многие века, прежде чем исчезнут последние следы этих строений. Впрочем, что такое века? Миры существуют многие миллионы лет… так что всё, что только ни пытаются люди возвести на Ралионе, по большому счёту не более долговечно, чем цветы-эфемеры, распускающиеся в пустынях во времена весенних дождей.

Шассим, сидящий у него за плечами, пошевелился. Самому флоссу, конечно, проще было лететь — куда быстрее и привычнее. Но ему хотелось иметь возможность разговаривать с монахом, а тот не очень возражал против дополнительной тяжести. По крайней мере, сейчас.

— Сколько раз я уже так уходил? — пробормотал Унэн. Конверт лежал в рукаве (в котором могло поместиться многое, очень многое). Вскрыть его надлежало, лишь удалившись от монастырей не менее чем на семьдесят километров. Сам того не подозревая, монах направлялся сейчас в сторону Венллена.

— Куда мы направляемся? — поинтересовался Шассим. — Может, разведать дорогу?

— Куда угодно, — было ответом. — В какой-нибудь городок… небольшой и тихий… чтобы можно было посидеть и подумать денёк-другой.

— Анкуорал, — немедленно отозвался флосс. — Восток-юго-восток, примерно шестьдесят километров.

— Пойдёт, — коротко ответствовал Унэн и двинулся в указанном направлении. — Вполне подойдёт. Был я там несколько раз…

— Может, перенести нас туда? — флосс с сомнением посмотрел на дорогу — мягко говоря, не очень удобную. Метрах в семистах отсюда, если следовать в направлении Анкуорала, был довольно высокий обрыв. И вообще весьма опасные склоны. — Идти пешком туда не очень-то приятно.

— Айзала говорит, что я порой упрям, как осёл, — возразил Унэн. Флосс не видел его лица и не мог понять, шутит тот или говорит всерьёз. — Так оно и есть. Пойдём напрямую.

Флосс замолчал. Был бы он человеком, пожал бы плечами. Что уж тут поделать!

Оставалось следить только, чтобы Унэн, замечтавшись, не свалился с обрыва.

* * *

Когда пришло утро, первое, что ощутил Гость — холод. Солнце уже всходило, тщетно пытаясь выбраться из сплетения ветвей, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем он начнёт греть.

К востоку от него всё так же текла Река. А рядом с угасшим костром, меж двух камней лежала записка.

«К востоку отсюда, чуть ниже по течению, я оставил несколько полезных вещий. Удачи»

И ничего. Даже подписи. Впрочем, лист бумаги имел отдалённое сходство с кленовым листом, так что кто был автором, догадаться нетрудно. Гость поднялся и, приводя себя в порядок, безостановочно стучал зубами.

— Зараза, — прошептал он, обежав несколько раз место своего ночлега. — И это у них называется лето?

Песчаный склон полого уходил вниз. Ночью он этим не интересовался — говорить с Аймвери было интереснее. Теперь же…

Науэр взобрался к ближайшей сосне — той самой, узловатой и древней, чтобы осмотреться. После чего пробиравший его до костей холод моментально вылетел из головы.

Он увидел следы костров.

Десятков костров. Сотен. Весь здешний берег, вдоль которого росли преимущественно сосны, изобиловал полянами, наподобие той, на которой они остановились. И везде, на каждой поляне, виднелись старые, засыпанные песком и порой почти уничтоженные следы костров.

«Вы первый, кто отозвался»…

— Боги всемогущие, — прошептал Науэр, — сколько же их уже было? Что с ними случилось?

Он увидел нечто тёмное, полузасыпанное песком, шагах в пятнадцати. Рядом с тремя крохотными чёрными пятнышками — вне всякого сомнения, также следами костра.

Оглянувшись, вслушиваясь в притихший лес, Науэр некоторое время выжидал. После чего быстрым шагом подошёл и принялся выкапывать предмет.

* * *

Хиргол никогда не задумывался, откуда берутся «заготовки» для тех «птиц» и прочей искусственной «живности», которую Пятый уже выпустил на свободу в огромном количестве. Пока что юноша не понимал, как можно даже не управлять — а хотя бы и просто следить, кто из них чем занимается! Он попытался было спросить своего учителя, но тот только улыбнулся. Узнаешь в своё время, означала эта улыбка.

Зато откуда берутся заготовки, стало ясно. Потому что Пятый посадил своего ассистента вырезать их. Поначалу Хиргол хотел было возмутиться — чтобы он, потомок известного рода, опускался до подобного? Вырезать ножом и стамеской какие-то фигурки? Ну уж нет! Однако Тнаммо пожал плечами, и холодок пробежал по спине Хиргола. Похоже, на этом островке выбор у него невелик. Даже если предположить, что он сможет сбежать и добраться до Большой Земли, ничего хорошего за отказ сотрудничать там не ждёт.

Одним словом, спустя полчаса Хиргол молча забрал инструменты и дерево и устроился в соседней комнате. Сколько раз он порезался за первый день — просто не сосчитать. Пятый был немногословен. После пятой травмы (дерево было на редкость твёрдым, а Хирголом руководили скорее эмоции, нежели желание чего-нибудь добиться), он попросту поставил перед учеником склянку, на дне которой плескалось немного эликсира для заживления ран и сказал:

— Это последний.

Хиргола это впечатлило. Тем более, что спорить с Пятым было бесполезно. И, несмотря ни на что, он так и не смог вызвать в себе неприязнь к своему толстому, надменному, насмешливому учителю. Ну не смешно ли!

То, что получилось у Хиргола спустя три часа ожесточённой войны с деревом, скорее походило на куклу-страшилку, годную лишь на то, чтобы пугать непослушных детей. Тем не менее, Пятый взвесил уродца на ладони, осмотрел и сказал:

— Сойдёт.

После чего Хиргол уверился в мысли, что Тнаммо попросту издевается над ним. Ведь принято считать, что только максимально точное подобие живого существа может обрести иллюзорную жизнь.

Пятый, вероятно, что-то почуял, поскольку посмотрел на покрасневшего, едва сдерживающегося Хиргола и добавил:

— Важно только то, как относишься к работе. Не веришь? Ну, смотри…

И сделал неуловимо быстрый жест над «страшилкой». Хиргол раскрыл от изумления рот: очертания деревяшки потекли, и на руке Пятого оказалось нечто вроде нахохлившейся вороны. Птица раскрыла глаза, часто моргая, и вопросительно взглянула на улыбающегося Пятого. После чего взмахнула несколько раз крыльями и издала протяжный, весьма неприятный для слуха крик.

— Спи, — мягко произнёс Пятый и птица замерла. Стала деревяшкой. Вернее, статуэткой вороны — точным, до мельчайших деталей, изображением птицы.

— Важно, то, с каким чувством создаёшь, — повторил Пятый и положил перед учеником ещё три небольших чурочки. — По твоим глазам легко прочесть мысли. Тебе кажется, что я… так скажем, пытаюсь тебя одурачить. Ну что же, смотри.

И он, взяв в руки стамеску, склонился над бруском. Кисти его двигались с невообразимой скоростью и точностью; дерево не стонало и трещало, как в руках у Хиргола, а пело и лишь слегка потрескивало. Прошло не более двадцати минут, а на столе перед ними уже стояла деревянная фигурка какого-то грызуна — похожего на каменного сурка, насколько Хиргол мог судить. Тнаммо был превосходным резчиком по дереву: и глаза, и рельеф тела, и даже крохотные детали строения лап были отчётливо видны и правдоподобны.

— Держи на память, ученик, — вручил он «сурка» остолбеневшему Хирголу и тут же залил загоревшееся восхищение того доброй порцией ледяной воды: — К завтра должны быть готовы три фигурки.

— Ч-чего? Кого? — попытался спросить его юноша.

— Кого хочешь. Только не меня и не тебя. — И направился к двери. — Поосторожнее с этой статуэткой, — указал Тнаммо на «сурка», которого Хиргол продолжал держать на ладонях. — Это Къеляивинх, покровитель моего племени, если тебе интересно.

Вот так удача! Хиргол не думал, что Тнаммо сможет так проговориться. Эта фраза говорила о нём намного больше, чем, вероятно, было известно до сих пор. Амулет на шее юноши никак не отреагировал на слова Пятого — следовательно, говорил правду. Видимо, он не представляет себе Хиргола в роли возможного врага… что ж, напрасно. Боги свидетели, Хиргол долго думал, не плюнуть ли на Первого, и не избрать взамен тёмной и всегда опасной политики профессию мага. Не зря же Пятый сказал, что из него может получиться маг.

Однако он также вспоминал о своей семье, которая оставалась в Империи и о многозначительной улыбке Первого, когда тот давал ему последние распоряжения.

Не подчинишься мне, и они умрут, говорила улыбка. Произносить это вслух не было необходимости.

Нет, не в силах Хиргол противостоять Первому. А по возвращении тот, несомненно, поставит крест на его карьере мага. Для шпиона всегда найдётся работа, и не всегда можно выбирать, чем будешь заниматься.

Статуэтку Хиргол спрятал в сумку и сразу же забыл про неё. Забавно: Тнаммо и не думал раскрашивать своё творение, но отчего фигурку украшала такая необычная расцветка — чёрно-белые вертикальные полосы?

* * *

Тнаммо проследил исподтишка за сложной гаммой чувств, пробежавшей у парня по лицу, и понял многое.

Во-первых, что тот действительно приставлен к нему Первым. Когда последний успел обработать его — непонятно. Что держало Хиргола на поводке, пока неясно, но нетрудно представить. Что-то из того, что очень ему дорого. Семья. Невеста.

Деньги, наконец (последнее вероятнее всего — судя по блеску в глазах). Главное подтверждение — это то, как загорелись глаза юноши, когда Тнаммо «проговорился».

Этот наивный человек полагает, что амулет поможет ему понять, что и как замышляет его учитель. Ну что же, не буду портить впечатления. Пускай думает, что так оно и есть. По возвращении домой он обнаружит, что несколько переоценил свои способности.

А пока будем учиться, подумал Тнаммо и задумчиво почесал подбородок. Первый «десант» должен уже добраться до цели. Поскольку спешка в таких случаях только вредит, дадим им слиться с окружающим миром. Пожить в нём. Возможны, конечно, и проколы: все животные Тнаммо представляли собой грозную боевую силу. Напав на его «мышь», и кошка, и сова, и собака рисковали жизнью. Теоретически это могло привлечь внимание к неторопливо рыскающим по свету шпионам, но практически — нет. Если только именно его, Тнаммо, искусственное существо, дангхин (слово «голем» Тнаммо не нравилось), не станет объектом целенаправленной охоты. Тогда им придётся просто пожертвовать. И немногие убившие дангхина надолго переживут его смерть…

При помощи Альмрин-птицы он отнёс на Большую Землю более сотни пар глаз и ушей и теперь оставалось только ждать. Сколько — пока непонятно. Сколько потребуется.

* * *

Это была старая кожаная сумка. Она была сильно повреждена — видимо, гнила в песке не один год. Внутри, помимо невероятного количества отвратительной трухи, песка и камней, Науэр обнаружил, вне всякого сомнения, записку.

От нее осталось немного. Но даже то, что осталось, было уже не прочесть. Невооружённым глазом, конечно. Науэр некоторое время раздумывал, после чего сжал в ладони амулет, помогающий читать и говорить на незнакомых языках, и разобрал следующее.

«Тому, кто найдёт моё послание.

У тебя, видимо, хорошее зрение, раз мы смог разглядеть мою сумку среди ветвей… «Странно, подумал Науэр, оглядываясь. Среди каких ветвей? Где она была привязана? Кто оставил её здесь?..

«Моя задача не имеет решения. Меня обманули. Сила замка Моррон настолько велика, что только глупец, может надеяться на успех. Я собираюсь соорудить плот и искать спасения на другом берегу. Не… «И всё.

Вода, время и ветер сделали своё дело. Некогда, вероятно, сумка была упакована в водонепроницаемую оболочку — остатки которой попадались в песке — но и это не помогло.

Науэр долго сидел и размышлял над прочитанным. То, что это также был Гость, несомненно. То, что и он следовал той же дорогой, очевидно. Только куда он делся с восточного берега и смог ли вернуться в свой родной мир? А если смог?..

Гость некоторое время смотрел на клочок — сырая, почти бесформенная масса — и вдруг, с жуткой и ясной уверенностью, осознал, что автора этих строк более нет среди живых.

«Меня обманули».

По своей ли воле он, Науэр, пришёл сюда сквозь Ворота? Пожалуй, что да. Тогда перед ним лежала волшебная страна, нуждавшаяся в защитнике и герое… вот только никто не предупредил, что герои-то им нужны очень даже особые.

По возможности, лишённые воображения.

— Я вам покажу куклу, — произнёс Науэр, постепенно остывая после мгновенно вскипевшего гнева, и сел, прислонившись спиной к древней сосне.

Достал из сумки кусок бумаги, походную чернильницу и принялся составлять письмо. Для Аймвери.

— Он обязан его прочесть, — подумал Гость вслух и пригвоздил записку, обильно пропитав её воском, прямо к стволу сосны. Жаль, конечно свечей — но бумага должна пережить случайный дождик.

— Он обязан его прочесть, — повторил Гость и поспешил вниз по течению — туда, где должен находиться обещанный Аймвери сюрприз. Хоть бы уж он оказался приятным!

XIV

«Анектас», подумал Унэн, ловко спускаясь вниз по ненадёжным, готовым в любой момент осыпаться грозной лавиной камням. — «Анектас… анектас…» Слово порождало необъяснимые ассоциации. Оно казалось чем-то округлым… бархатистым на ощупь… приятным для глаз. Ощущения были в высшей степени необычными — было всё для каждого органа чувств, но не было того, что вызывало эти чувства.

Ведь не было же, верно? Стоило остановиться и перестать повторять слово, которого нет, как все ощущения от него тут же проходили. Унэн несколько раз замирал, проверяя, не влияет ли слово на него самого, и — ничего! Флосс молча сидел у него за плечами, а он-то заметил бы любое воздействие на разум, сколь слабым то ни оказалось бы.

Удобно было так думать. Поскольку Шассим пребывал во всё возрастающем недоумении.

Унэн, что с лёгкостью горного козла спускался по крутым и изобилующим трещинами склонам, преодолевал опасные россыпи камней… словом, разум его на какие-то моменты становился непрозрачным.

Совершенно непроницаемым. С таким же успехом Шассим мог ехать верхом на големе. Он не стал понапрасну окликать Унэна, хотя беспокойство росло. Монах был существом эксцентричным и способным на самые невероятные поступки, но до сих пор всё сходило ему с рук. Унэн свято верил в удачу. Шассим, после некоторых событий последних недель — тоже. По крайней мере, в его, Унэна, удачу, верить определённо стоило.

А между тем обрыв приближался. Унэн же по-прежнему никуда не сворачивал, не снижал скорости и не оглядывался по сторонам. Флосс мысленно напрягся, готовый распахнуть под ними обоими портал и унести вдаль от опасного места.

А Унэн тем временем вспоминал о странном мосте, состоявшем из переливающихся облачков — они были выстроены в одну танцующую линию, а под ногами, очень далеко, текла источающая удушливые испарения вязкая река лавы. Было это неподалёку от Лауды, Выжженного острова, глубоко под землёй — где, в поисках легендарного города маймов, он и его спутники неожиданно нашли крупнейшее святилище Всех Богов — совершенно нетронутое, с изваяниями, такими же изящными и впечатляющими, как и тысячи лет назад.

Помнится, тогда он первым ступил на облачную тропинку, что норовила сбросить его — словно необъезженная лошадь седока — и приходилось прилагать немало усилий, чтобы удержаться на зыбких клочках белёсого тумана, уходящих вниз, во тьму.

Размышляя над этим, монах продолжал напевать про себя слово — оно хорошо ложилось на ритм, который они слышали в тот раз. Сложный, но таинственным образом могущественный ритм невидимых барабанов, которые предупреждали всё вокруг о появлении пришельцев, едва нога Унэна опустилась на первое облачко… Шассим приготовился, когда Унэн подошёл вплотную к пропасти.

Сделал шаг в неё, не останавливаясь. Флосс уже распахнул крылья. Одно короткое слово — и их поглотит светящаяся серебристо-синяя дымка… чтобы опустить безопасно на землю, сотней метров ниже.

Но воздух продолжал удерживать их. Монах начал спускаться по незримой лестнице, а заего спиной возникали, держались несколько мгновений и расходились в воздухе белёсые сгустки, по очертаниям отдалённо напоминавшие ступени.

Шассим повернул голову назад (подвиг, на который способны только Флоссы) и, не веря тому, что видит, покрепче вцепился когтями в насест. разум Унэна продолжал сохранять непрозрачность… и чувствовалось, что отвлекать его не стоит. Правда, Шассим чувствовал доносящийся откуда-то из невероятной дали стук барабанов. Ритм был необычным, ломаным, но приковывал внимание немедленно. Флосс повертел головой, но источник звука найти не удалось.

Прошло несколько очень долгих минут, и последнее облачко растаяло за их спинами.

Монах ступил на прочные и надёжные камни. Дальше спуск был лёгким даже для начинающих скалолазов.

— Уф, — выдохнул Унэн и резко остановился. Шассим несколько раз взмахнул крыльями, чтобы не упасть. Но равновесия его лишило не то, что монах резко замер.

«Шторка», надёжно скрывавшая его, Унэна, сознание, неожиданно испарилась и то, что вырвалось наружу, Шассим воспринял как физический удар.

— Привал, — объявил монах и медленно уселся на землю. Шассим спрыгнул и уселся рядом, всё ещё не пришедший полностью в себя. — Дальше будет проще.

— Ты всегда так шутишь? — спросил его Шассим, и монах вопросительно взглянул тому в глаза.

— Что такое?

— Оглянись, — посоветовал Шассим и Унэн повиновался.

Последовало долгое молчание.

— И как это я спустился? — осведомился Унэн, яростно потирая спину. — Прямо по воздуху?

Флосс кивнул и рассказал о том, что видел. О «шторке» он умолчал. На всякий случай.

— Невероятно, — медленно протянул монах. — Я как раз вспоминал о чём-то похожем.

— И, извлекая из рукавов то, чем можно было перекусить, рассказал о подземном святилище. Вкратце, разумеется. Полный рассказ занимал обычно час-другой.

— Слово, значит, — флосс прикрыл глаза, и монах с любопытством смотрел, как над Шассимом, одевшимся в серебристую дымку, проплывают разноцветные искорки. — Нет, не могу, — признался целитель, в конце концов. — Не получается.

— Что именно не получается?

— Приблизиться к нему.

— О… понятно, — ответил Унэн, хотя ничего не понял. Метафоры флосса большей частью были совершенно неожиданными. Было даже странно, что Шассиму доступна большая часть юмора, популярного среди гуманоидных рас.

— Пожалуй, я не стану больше читать это слово, — решил Унэн наконец. — Есть у меня один приятель… словом, видел я, чем подобное может кончиться.

— Чем же? — немедленно заинтересовался Шассим.

Но монах промолчал.

— Извини, Шассим, — произнёс он наконец, и на лице его отразилась битва долга с чем-то ещё. Долг, в конце концов, победил. — Не могу рассказывать.

Флосс кивнул с важным видом и не стал настаивать.

Взамен монах рассказал Шассиму немало иных историй. Большей частью из собственной жизни.

* * *

Сюрприз оказался брёвнами — выглядели они внушительно: каждое в добрый фут толщиной и длиной футов в тридцать. Что именно хотел сказать Аймвери, оставалось непонятным: разрубить дерево на дрова? Построить из них дом?

Построить плот, шепнул внутренний голос. Странный был это голос. В нём словно смешались десятки человеческих голосов, говоривших слаженно и в унисон.

А ведь это мысль, подумал Науэр, развязывая горловину сумки. Где-то там лежит топорик.

Походный нож. Свой собственный, не дарёный. Да и верёвки предостаточно. Сам он плотов никогда не вязал… но голос шепнул, что сделать это проще простого.

— Кто ко мне обращается? — спросил Науэр громко и оглянулся. Никого. Рядом коричнево-зелёной стеной возвышался лес. Птицы начали неустанную перекличку, оспаривая друг у друга право владеть крохотными мирками, в несколько деревьев каждый. Никто не следил за Гостем, никто не пытался проникнуть в его сознание — так, по всей видимости, необходимо было понимать свечение амулетов.

Повинуясь неожиданно пришедшему порыву, Науэр сорвал с себя все охранные и сигнальные амулеты, которыми его щедро снабдили маги Иглы, и швырнул это добро в Реку.

С шумным плеском связка погрузилось. Науэр инстинктивно присел, спасаясь от брызг. Что бы там ни говорили, а вода может действительно оказаться опасной.

Почти сразу же ему стало намного лучше. Возникло ощущение, что из ушей вынули находившуюся там вату, а с глаз сорвали тёмные, почти полностью непроницаемые очки. Тут же послышался мерный шёпот Реки — в десятке шагов от него, он текла неторопливо и размеренно, порождая бурунчики, и нахмуриваясь мелкими полосками волн. Отчего мне казалось, что она гладкая и вязкая? — недоумевал Гость. Позже он догадался. Наверное, оттого, что так считал весь оставшийся Зивир.

И не такой уж чёрной была её вода. Тёмной, да. Но у самого берега сквозь неё проступали лежащие на дне камушки… и те, действительно, были почти совсем чёрными. Странно.

Ну хорошо. Науэр подошёл к ближайшему бревну… и заметил, что все они крепко-накрепко примотаны друг к другу. Вот ещё забота, нахмурился Науэр.

Верёвку придётся разрезать: очень уж прочная на вид. Он с сомнением ухватился за верхнее бревно, поняв неожиданно, что ему придётся потрудиться на славу. Тяжеленные, небось…

Вся связка брёвен — двенадцать штук — неожиданно взмыла в воздух над его головой.

От неожиданности Науэр споткнулся и упал навзничь, выпустив бревно.

Связка медленно опустилась на берег, проплыв над головой. Не в силах подавить участившееся сердцебиение, Науэр медленно поднялся и вновь тронул рукой связку. Та легко подалась.

Ну и дела! Предупреждать же надо! Он почесал голову. Его счастье, что упал в сторону леса. Иначе сейчас связка выпорхнула бы из ладоней и опустилась на воду. И поминай, как звали.

* * *

Норруан задремал в просторной гостиной, в очередной раз спасаясь от холода. Его любимое кресло стояло возле камина, в камине тускло светились угли, в которые превратились три солидных бревна: очаг был настолько большим, что внутри можно было свободно прогуливаться стоя.

Одним словом, камин был под стать гостиной. Комната притихла за спиной своего хозяина. Порой, когда сон его становился тревожным, тени сгущались в дальних углах и беспокойно плыли по воздуху, жалобно причитая и постоянно меняя очертания. Охотничьи трофеи на стенах — увидев которые, даже днём можно было бы испугаться — холодно взирали на хоровод призраков; в их стеклянных глазах просыпалась давно ушедшая жажда крови.

Замок оживал — в той мере, в которой разум Норруана, непреклонный и тёмный даже для своего обладателя, позволял ему ожить. Ой как несладко пришлось бы незваному гостю, вздумай он проникнуть в Моррон в часы, когда Владыка Замка спит! Как бы в насмешку, и крепостные ворота, и главный вход были широко распахнуты ночью — и многие столетия никто не осмеливался принять их приглашение.

Норруану снилось странное. Цветки, прораставшие в небесах и тянувшие к земле исполинские, расплывчатые чашечки. Деревья, каждое высотой в несколько миль, ходить под которыми было жутко и непривычно — учитывая то, что всё остальное имело привычные размеры. Дома в пустыне, состоявшие из неведомо как застывшего песка — жёлто-коричневыми грибками поднимались они над медленно ползущими дюнами. Какие-то четвероногие силуэты — похожие на крупных кошек — пробирались между домов, сливаясь с песком. Порой выглядело это жутковато: тени кошек скользили по песку, то растягиваясь, то съёживаясь, а их обладательниц не было заметно вовсе.

Видение пустыни было последним и самым долгим. Проснулся Норруан, словно от толчка — толчка, что вытолкнул его из сладкого затягивающего омута наверх, в прохладу и ясность. Сон волнами стекал с него. Он привстал в кресле и оглянулся. Комната замерла, когда его взгляд пронёсся по ней, и огоньки жизни мгновенно погасли во множестве пар стеклянных глаз. Призраки втянулись в стены, и стало совсем тихо.

Кот дремал у камина, свернувшись клубком. Некоторое время Норруан ошалело смотрел на животное, после чего крепко зажмурился и потряс головой. Открыв глаза, он с облегчением обнаружил, что никакого кота нет. Приснился, должно быть. А какой громадный был…

Что-то угловатое впивалось в живот.

Книга.

Он рассеянно открыл её и пролистал. Все позднейшие записи сделаны его рукой. Постойте-ка… это, несомненно, записи сновидений! Норруан зажёг лампу, стоявшую рядом на столике и вчитался. Да уж… написано, несомненно, сонным человеком. Он вглядывался в описания и картины, одна причудливее другой, возникали в голове. Откуда приходит всё это?

Норруан припомнил недавние сновидения. Всё виделось совершенно отчётливо. Цветные образы, долго длящиеся события. Переходящие одно в другое без всякой видимой связи. Впрочем, последнее неудивительно.

Удивительно то, что он видит сны — точнее говоря, помнит их. Память Норруана, хотя и изобиловала туманными областями, содержала лишь разрозненные воспоминания о сновидениях. Раз или два, — когда его прохватывало ветром, и по какой-то причине Владыка не желал исцелять самого себя заклинаниями, он варил горячие ароматные настои и пил их в мрачном одиночестве. Позже приходили кошмары — невнятные сны, от которых становилось невыносимо страшно.

— Морни, — позвал Норруан чуть охрипшим голосом и вспомнил, что ворона сейчас далеко отсюда. Следит, чтобы все движения Гостя не оставались незамеченными.

Перенести её сюда? Норруан неожиданно остро ощутил одиночество. Оно становилось страшнее всего остального.

— Откуда всё это? — поразился он вслух и поднялся из кресла. Несмотря на тёплый воздух комнаты и тусклый жар, волнами накатывающий из камина, ему всё ещё было холодно. — Где это я успел так замёрзнуть?

Он захлопнул книгу и осторожно положил её рядом с лампой.

— Это не мой мир, — произнёс Норруан уверенно. Темнота согласилась с ним. Не твой, услышал он краем сознания тихий голос. Оттого и мёрзнешь в нём. Но где тогда мой?

Взгляд его упал на книгу, на тёмно-коричневый переплёт. А если?..

Впрочем, чтобы записать в книге, как выглядит его настоящий дом, надо вспомнить о нём хоть что-нибудь. А это была одна из немногих областей, где ни воля, ни магия, никакая иная сила не могли помочь ему.

Попробовать всё же стоит.

Первые полчаса принесли одно лишь раздражение. Бумага не удерживала слов, и те стекали в разные стороны, пропадая мгновенно, едва достигали края страницы. При других обстоятельствах Норруан развеселился бы.

* * *

Случай помог Хирголу заглянуть в святая святых Тнаммо, когда и сам Пятый, и загадочный Альмрин оба куда-то делись.

День был тёплым — несмотря на изрядно надоевший солёный привкус в воздухе, ветер был приятным, и настроение с самого утра располагало к деятельности. Последние заготовки — статуэтки — удались ему на славу, да так, что Пятый вполне искренне похвалил ученика. Время от времени, правда, Хиргол вспоминал о тайном предписании, и становилось неприятно. Всё проходило гладко, и то основное, ради чего его отправили с магом, постепенно открывалось. Открывалось с пугающей лёгкостью — несколько раз Хиргол думал, что становится фигуркой, которой на одной и той же доске попеременно играют разные силы.

Непосредственной угрозы пока удалось избежать; добытых сведений уже достаточно для того, чтобы избавить семью от нависшей угрозы. Первый сдержит своё слово; по крайней мере, до тех пор, пока у него не найдётся нового задания. Сейчас Хиргол думал всё чаще о том, как бы ему сбежать из Лерея — куда-нибудь в позабытый всеми богами уголок, где ничья тень не дотянулась бы до его головы.

Мечты, мечты… Раз или два он пытался связаться с Первым через хрустальный шар, но связь отсутствовала. Несомненно, это Пятый. Однако учитывая, что половина отпущенного им cpoка уже прошла, можно было не торопиться. Хиргол свяжется с их общим начальником либо на обратном пути, либо по прибытии на Континент.

В конце концов, Хиргол отмёл все грустные мысли в сторону и неожиданно обнаружил, что стоит перед приоткрытой дверью. Дверью, за которой ему никогда не позволялось появляться. Сердце его забилось учащённо… поскольку дверь не была закрыта. Ветер пел в щели между дверью и косяком. Какой соблазн!

Осознавая, что сильно пожалеет о том, что не сдержал любопытства, Хиргол заглянул внутрь.

Ничего особенного. Та же алхимическая посуда, склянки, диаграммы. Только вот на столе лежит пухлая тетрадь в кожаной обложке. Не это ли так тщательно прячет Пятый?

Дверь недовольно скрипнула, пропуская нежданного гостя, и хор сквозняков прекратился. Большое окно было распахнуто настежь. Вдалеке недовольные волны раз за разом набрасывались на источенный камень, не желая успокаиваться. Пронзительные голоса птиц доносились вместе с порывами ветра.

Как беспечен Пятый, покачал юноша головой. Оставил всё нараспашку. Ну что же, он закроет окно и дверь и выйдет прочь, ни к чему не прикоснувшись. От сознания того, что он победил любопытство, Хиргол ощутил прилив необычайной гордости за самого себя.

Кто-то чирикнул слева от него.

Птица, напоминающая воробья-переростка, вспрыгнула на стол и с хозяйским видом принялась прыгать по нему, время от времени поглядывая на вошедшего то одним, то другим глазом. Хиргол сделал было шаг к окну, и заметил, что птица украсила стол личной печатью, едва не замарав при этом тетрадь.

— Пошла вон, — замахнулся Хиргол. Птица испуганно метнулась в сторону и, несколько раз столкнувшись со стенами, вылетела в открытое окно. Скатертью дорожка. Чистить стол он не станет — пусть Пятый сам займётся этим на досуге.

Хиргол подошёл к столу вплотную. Отсюда уже можно было дотянуться до окна и, несколько повозившись с тугой защёлкой, он закрыл его. В комнате тут же повис тот запах, который свойствен подобным лабораториям — смесь реактивов, пыль, следы дыма от горелки. Запах был слабым, но неистребимым.

Хиргол долго смотрел на тетрадь, и червь, которого он вроде бы прихлопнул в своём сознании, вновь ожил. Ну прикоснись хоть рукой, упрашивал тот. Оставь хоть какое-нибудь воспоминание.

Рука Хиргола потянулась к обложке.

Прикоснуться он не успел. Боковым зрением заметил нечто, метнувшееся к окну снаружи. Начал было поворачиваться, и едва успел пригнуться. Всё, что успел заметить — быстро выраставший силуэт, напомнивший толстую арбалетную стрелу.

Окно взорвалось, выплеснувшись на стол и присевшего Хиргола. Хорошо ещё, что успел закрыть лицо ладонями. Тянулись вязкие отвратительные секунды, но ничего не происходило. Не было ни шума, ни голосов.

Ноги юноши оттаяли, и постепенно вернулась способность соображать. Он поискал взглядом стрелу. Не нашёл. Что за наваждение, что-то же разбило окно!

Он осторожно потряс головой, вытряхивая из волос осколки стекла, и тихо выругался. Теперь не миновать объяснений, почему и для чего ему вздумалось забираться в кабинет… Слабый треск крыльев за спиной. Хиргол мгновенно развернулся, сжимая кинжал в руке. Тот самый «воробей», с чёрным, как ночь, клювом и внимательными глазками. Сидит на запертом шкафу и поглядывает на человека.

Тетрадь всё же надо убрать, подумал Хиргол. Возьму её с собой — иначе точно голову оторвут. А воробей пусть летает.

Хиргол сделал шаг вперёд, и тут же чудовищная боль обожгла руку чуть выше локтя. Правая кисть онемела и вовсе не чувствовалась. Чёрные пятна запрыгали перед глазами. Хиргол схватился левой рукой за правый локоть, с ужасом осознавая, что вместо локтя обнаружит кровоточащий обрубок…

Локоть был на месте, но правая рука совершенно не действовала. Чуть выше локтя красовалась яркая красная точка. Боль, что стальным обручем сжала горло, не позволяя даже вздохнуть, исходила оттуда.

Снова треск крыльев. Над головой. Справа. Слева. Воробей уселся прямо на тетрадь, попрыгал по ней, холодно поглядывая на стиснувшего зубы человека. Неужели это он?

— Пошёл вон, — прохрипел Хиргол и махнул непослушной правой рукой. Птица отпрыгнула в сторону.

Рука постепенно оживала. Надо было просто уйти, думал Хиргол позже. Но упрямство, которое пришло на смену злости, затмило разум. Он вновь попытался схватить тетрадь.

И едва не лишился глаза. На сей раз, это точно был воробей. Он взмыл в воздух, словно ожившая стрела: столь быстро, что человеческий взгляд не смог бы уследить.

Вновь досталось правой руке. Теперь по ладони и ниже проходил рваная борозда. Кровь потекла широкой тёмной полосой, и Хирголу едва не стало худо. Он схватился за край стола — ноги не держали его — и увидел несущуюся на него птицу. Всё, что он успел сделать — закрыть глаза.

После чего тяжёлый молот ударил в лицо, и ярчайшая вспышка сожгла окружающий мир.

* * *

…

Хиргол очнулся оттого, что в голове размеренно бил всё тот же молот. Ощущение напоминало похмелье. В общем и целом ему казалось, что его медленно прокручивают через мясорубку.

Вместе с сапогами.

Чья-то рука протирала ему голову едко пахнущим составом.

— Больно, — прохрипел Хиргол, попытавшись отвести голову. Без особого, правда, успеха. Мускулы не повиновались.

Зайчики переставали прыгать перед глазами.

Хиргол обнаружил, что лежит на низкой деревянной скамье. Редкостной красоты девушка — которой едва ли было двадцать лет — стояла на коленях перед скамьёй и промывала его раны. Увидев, что пациент открыл глаза, она улыбнулась и жестом велела лежать смирно.

Хиргол обнаружил, что не в состоянии отвести от неё взгляда. Кто это? Где это Пятый прятал её?

— Альмрин, — послышался голос откуда-то справа, и девушка, обернувшись, кивнула кому-то, кого юноша не смог увидеть. Впрочем, голос принадлежал Пятому.

Словно ветерок унёс девушку. Она вскочила на ноги и убежала — оставив после себя быстро рассеявшийся слабый аромат хвои.

— Кто… — прохрипел Хиргол.

Тнаммо широким шагом вошёл в комнатушку, в которой лежал пострадавший, и приветственно помахал рукой. Хиргол попытался вжаться в скамью… но его грозный наставник улыбался, как ни в чём не бывало.

— Вижу, ты всё осознал, — он уселся в ногах на низенький табурет. — Радуйся, что жив остался.

— Воробей? — слабо шепнул юноша. Пятый кивнул.

— Мои сторожа чётко выполняют указания, — пояснил он. — Тебе ещё повезло. День полежишь, потом продолжишь занятия.

Хиргол не верил своим ушам.

— И… всё?

— Всё,

— Тнаммо тяжело поднялся. — Лежи, пока не позволят встать. Альмрин присмотрит за тобой.

— Это был… была Альмрин?! — Хиргол вновь попытался подняться и вновь не смог. Тнаммо широко улыбнулся.

— Я всегда думал, что секрет лечения во многом зависит от врача, — кивнул он, поглаживая подбородок. — Да, это она же. Поскольку ты стал чрезмерно любопытным, отныне она будет следить за тобой. Так что не советую лезть, куда не просят.

— А что? — язык вновь опередил разум.

— А не то она тебя съест, — ответил Тнаммо, ещё раз улыбнулся и удалился. Альмрин появилась на пороге. Некоторое время смотрела на пациента, после чего исчезла — так же молниеносно, как и возникла. Уму непостижимо, как это ей удаётся.

Хотя в облике Альмрин и не было ничего пугающего, слова «а не то она тебя съест» почему-то не вызывали веселья. Может, оттого, что Хиргол привык видеть мрачного коренастого коротышку, а не стройную привлекательную девушку?..

* * *

Когда плот был практически готов, Гость долго ходил вокруг и чесал затылок. Что-то здесь не так: слишком уж лёгок. Стоит встать близко к краю… и всё. Ищите затем, что осталось от неосторожного человека. По слухам, купание в Реке добром не кончается. Хотя вода на вид как вода. Только что цвет: слишком тёмная, почти чёрная. Странно, что никто никогда не рассказывал, что это за Река такая и отчего все её боятся.

И отчего пустыня не смеет пересекать её? Впрочем, что-то о ней всё же говорили… дескать, Норруан не в состоянии отыскать того, кто плывёт по Реке или идёт по её берегу. Хорошо, если это так.

А почему, собственно, хорошо? — недоумённо спросил внутренний голос.

Ответа у Науэра не было. А вот вопросы имелись.

Плот-пушинка вовсе не годится в средства передвижения.

Решение нашлось неожиданно. Науэр в буквальном смысле слова споткнулся об него; споткнулся так, что едва не лишился пары зубов. Два длинных предмета, по цвету почти не отличающихся от гальки. Шесты. Но какие тяжёлые!

Гость присел и осторожно потрогал их. Попытался поднять — и едва смог сделать это! Шест был футов десять в длину и чуть толще большого пальца — но весил, словно стальной!

Нет, не стальной, подумал Гость, с трудом сдвинув предмет с места. И даже не свинцовый. Что-то потяжелее. Он присмотрелся… и ахнул. Шесты были на деле стволами деревьев! Интересно узнать, где Аймвери раздобыл эти штуковины… и как приволок их сюда, раз уж на то пошло!

Теперь понятно, как улучшить плот. Только вот чем прикажете рубить это «железное» дерево?

Похоже, никого в Зивире это не интересовало. Вздохнув, Гость уселся перед шестами и выложил перед собой всё, чем располагал.

Нож и топорик.

Интересно, почему ему не предложили снаряжение? Всяких магических, по словам Правителя, вещиц — полные карманы. Но ни палатки, ни котелка, ничего. Гость некоторое время пытался понять, отчего он не вспомнил обо всём этом в Игле, но — без особого успеха.

XV

В гробовом молчании Унэн распечатал конверт и молча положил на колени плотный лист бумаги с поручением. Вчитался в три строки. И дождался, пока строки не поплыли по бумаге, не превратились в ароматный дымок.

Бумага оставалось бумагой ещё несколько секунд, после чего тоже пожелтела, потемнела и рассыпалась прахом.

Всякий раз, когда Совет поручал Унэну что-нибудь, выглядело это в высшей степени забавно. Тайна на тайне едет, и тайной погоняет. В этот раз текст — без произнесения кодовой фразы — читался без труда, и, действительно, мог считаться заданием. Вот только к подлинному заданию, слова которого всплывали перед мысленным взором по прочтении кодовой фразы, это не имело ни малейшего отношения. Кодовая фраза по прочтении забывалась.

Шассим вопросительно смотрел на монаха, по лбу которого пробежали морщинки. Правая рука Унэна потянулась к затылку — верный признак того, что поручение потребует изобретательности. Ну что же, не в первый раз. После того, как флосс встретился и подружился с неуёмным представителем никогда прежде не виданного Учения, ему пришлось подправить представление о беспокойной жизни и сложных поручениях.

— Любопытно, — произнёс, наконец, монах. Таинственно улыбнулся и покачал головой.

— Ну что же, первую часть поручения выполнить как-то можно. А вот вторую…

Флосс продолжал молчать.

— Ну что же, раз ты обещаешь ничего не разглашать, — монах подмигнул Шассиму. — Слушай. «Тнаммо онги Увинхор. Выяснить, кто и откуда. Выяснить, где находится сейчас».

— Кто это такой? — произнёс флосс, подумав с полминуты. «Уши» его при этом пребывали в постоянном движении — знак того, что их обладатель о чём-то сосредоточенно размышляет.

Монах пожал плечами.

— Кто-то, кому захотелось инсценировать свою смерть. Видимо, этому человеку очень не хочется, чтобы его считали живым.

— Что человеку, я понял, — флосс прикрыл глаза. — Звучание речи человеческое. Увинхор… это, случайно, не вид ли грызуна?..

Унэн озадаченно взглянул на спутника.

— Я как раз собирался начать с имени, — пояснил он. — Ну-ка, ну-ка… Что ты можешь сказать об этом?

Теперь флосс озадаченно взглянул на монаха.

— Это… эхо, — объяснил он. — Это не мои мысли. Сам я никогда не слышал этого языка.

— Эхо?!

— монах вскочил на ноги и осмотрелся.

Никого.

— Кто находится вокруг нас? — требовательно спросил монах. Флосс прикрыл глаза и монах ощутил нечто вроде лёгкой щекотки под сводами черепа.

— Никого разумного в пределах видимости… — сообщил целитель. — Несколько мелких животных под землёй… насекомые… птицы…

Унэн сосредоточился и прикрыл глаза. Окружающий мир свернулся, исказился, потёк — теперь Унэн смотрел на него словно бы из центра огромного хрустального шара.

— Что это за птица? — «указал» он мысленно. — Летит от нас к северо-востоку. Очень быстро летит.

— О! — в голосе флосса звучало неподдельное изумление. — Постой… не могу войти с ней в контакт.

Ещё через несколько секунд он горестно пошевелил «ушами» и сообщил: — Ушла.

Унэн хранил гробовое молчание. Но улыбка исчезла с его лица, и это уже о многом говорило.

— Похоже, это вообще не птица, — добавил флосс немного погодя и открыл глаза. — Впервые в жизни встречаюсь с подобным.

— Так-так, — голос монаха был задумчивым. — Поручение, возможно, перестало быть секретным. Что делают в таких случаях?

— Что же?

— Я не знаю, — признался Унэн и развёл руками. — Думал, ты знаешь. Я, честно признаться, впервые сажусь в такую обширную лужу. Шассим?

— Да?

— Ты в состоянии следить, кто и когда к нам подкрадывается? — монах пошевелил пальцами, и обвёл пространство вокруг себя обеими руками.

— Конечно же, в состоянии. Но тогда «щит» придётся держать тебе. Оба сразу я не выдержу.

— Идёт,

— согласился монах и принялся рассовывать вещи по рукавам. — Для начала забьёмся в какую-нибудь щель.

Тнаммо вернулся в своё тело и тогда уже расхохотался. Можно было смеяться во всё горло, — всё равно никто не услышит. Стены кабинета не пропустят ни единого звука. Альмрин стояла за спиной, тихая и незаметная, как всегда; Пятый повернулся к ней и ласково погладил по голове.

— Кое-что мы узнали, — сообщил он ей и жестом предложил сесть. — Секретность у этих вояк та ещё. Так что польза от моих полётов всё же есть.

«Я волнуюсь за тебя», — ответили её глаза.

— Пока ты охраняешь меня, ничего не может случиться, — улыбнулся Тнаммо.

«Кто-то знает о нас», — настаивали глаза, а по лицу пробежала тень растерянности.

— Именно этим я и хочу заняться. Посмотри, кто-нибудь приближается к острову?

Девушка несколько мгновений сидела неподвижно, после чего отрицательно покачала головой.

— Ну, тогда я пошёл, — Тнаммо ободряюще кивнул ей и поудобнее устроился в кресле.

Закрыл глаза.

И растворился в сотнях сознаний своих крохотных шпионов. Птиц, пауков, мышей. Многие из них быстро путешествовали по Ралиону, иногда перевозя друг друга, иногда «подъезжая» на попавшемся транспорте — более крупных животных, экипажах, в багаже путешественников и прочими способами. Ибо то были не просто искусственные животные — в конце концов, давно известные магам. Тнаммо умел растворяться в лазутчиках, передавая каждому из них часть своего «Я», а взамен забирая частички их искусственно созданных слабеньких сознаний.

Иными словами, он становился как бы божеством.

Всё, что происходило вокруг его посланников, становилось известным. Он не видел миллиона накладывающихся картинок и не слышал жуткой какофонии сотней ушей.

Потоки восприятия не смешивались — он, Тнаммо, как бы расщеплялся на множество своих копий, и каждая из них оставалась им самим.

Что, собственно говоря, и было главным его достижением. То, ради чего к нему приставили этого мальчишку, Хиргола. Ну да ладно. Первый так и не узнает, что он, Пятый, давно уже выследил вожделенный артефакт, за которым охотится Восьмёрка, и — более того — отыскал, где скрывается его владелец.

Восьмёрка не готова немедленно приступать к действиям. А он, Пятый, готов — можно хоть сейчас выкрасть артефакт и истребить столь ненавистного Восьмёрке противника… по крайней мере, попытаться. Но в том то и было дело, что у самого Пятого противник не вызывал ни ненависти ни страха. Если прикажет Первый — другое дело.

Возможно, потому что перестал бояться с той памятной ночи, когда, по обычаю племени, отправился в страшный ночной поход — из него воин племени Увинхор либо возвращается, получив имя и дар мудрости предков, либо не возвращается вовсе.

Странно… куда же делись двое забавных следопытов — человечек и флосс? Не могли же они улететь! Его шпион, птица, похожая на стрижа, всё ещё кружила вокруг — и не смогла понять, куда они испарились. Ну да не страшно. Рано или поздно появятся.

Вскоре его глаза будут повсюду — а подсмотренное «секретное» задание в принципе не позволяло исполнителям действовать, оставаясь невидимками.

Задание гласило буквально: «разведать местоположение тайных лабораторий Лерея. Выявить все пограничные склады и тайные переходы». Звучит как-то путано, и вообще задание странное — но вполне разумное. Так что пошлём-ка мы десяток-другой шпионов поближе к Лерею. Не помешает. А в остальном дело сделано — остаётся только ждать.

Странно, конечно, что специалисту такого класса, как Унэн, поручили столь неинтересное дело. Ну да ладно, с этим будут разбираться другие.

… Тнаммо с наслаждением вытянулся в кресле, после чего выпил чашку восхитительного чая, который принесла ему Альмрин. Всё понимает, всё чувствует… умница. Неважно, что готовить чай её научил сам Тнаммо: у него, как бы он ни старался, никогда не получалось такого.

— Спасибо, — поблагодарил он и увидел в ответ смущённую улыбку.

Что там делает Хиргол, интересно?

Впрочем, это не имеет ни малейшего значения.

* * *

— Нечего сказать, — произнёс Гость после того, как ему надоело возиться с плотом.

Собственно, работа была несложной. Тяжеленное дерево оказалось на удивление мягким и пластичным — резалось, хотя и с трудом. Лёгкое же, напротив, было неподатливым, словно камень. Бот тут пришлось повозиться.

… Теперь, существенно утяжелённый, плот был готов отправиться в путь. Так… воду набрал, еды предостаточно. Солнце, поднявшееся из-за Реки, даже до полудня палило беспощадно. Трудно представить, что можно целый день просидеть под его лучами и не пожалеть об этом. Пара шестов, верёвка, весло — всё вроде бы приготовил. Весло получилось корявым, но сломаться не должно.

В книгах всё хорошо, подумал Гость. Там о подобных мелочах не думают. «Срубил дерево», «изготовил лодку», и всё в порядке. Заставить бы каждого автора самому заняться этим… глядишь, хороших книг стало бы намного больше.

Голову пекло немилосердно.

А вода, что плескалась под брёвнами плота, казалась такой прохладной…

«Не прикасайтесь к воде Реки!» — прозвучало в голове Гостя тревожно. Почему, собственно? Ну понятно, подумал он, осторожно отталкиваясь от берега. Так гласят предания. Знаем мы эти предания… и к чему они приводят. Почему бы не попробовать самому заняться их сочинением?

Плот шёл легко, и управлять им оказалось проще простого. Теперь только надо убедиться, что Река действительно спокойная, и нет на ней ни водоворотов, ни порогов, ни прочих препятствий. Всё же он, Науэр, не специалист по таким делам.

Течение было слабым. Стоять над чёрной поверхностью было страшновато, но, стоило немного подгрести, как плот приближался к берегу, и уверенности прибавлялось.

Я Гость, подумал Науэр, изо всех сил стараясь верить в то, что думает.

Вода Реки — самая обычная.

Она не повредит мне.

Я прикоснусь к ней, и ничего не случится.

Он нагнулся и осторожно, кончиком пальца, прикоснулся к чёрной глади. Крохотные круги разбежались во все стороны. Почудилось ему, или же речное дно — обычное и спокойное — показалось сквозь толщу зачарованной воды?

Ничего с его пальцем не случилось.

Науэр рассмеялся и погрозил берегу пальцем.

— Я сильнее вас! — крикнул он камням, скалам и лесу. — Река ничего не сделает мне!

После чего набрал пригоршню воды и смотрел — на то, как вода в горсти посветлела, прояснилась и стала самой обычной водой.

— Вот так-то, — объявил Науэр назидательно.

Тяжкий вздох послышался откуда-то сверху. Гость задрал голову и увидел… звёздное небо! Небосвод над головой потемнел, и на какой-то миг сквозь мрак зенита проступили мерцающие капельки звёзд.

Вода зашипела в горсти.

Страшно, непередаваемо сильно обожгло руку. Науэр вскрикнул и стряхнул чёрную, кипящую и источающую чёрный дым воду…

Слишком поздно. Казалось, что сама кровь закипает в жилах. Боли он не ощущал; зато все мускулы разом стали ватными. Науэр упал, как подкошенный, сильно ударившись затылком о поверхность плота. Ощетинившийся звёздами зенит был последним, что он увидел.

Ветер подул, поднимая волны на зеркально-гладкой поверхности Реки. Чёрная прореха в небесах дрогнула и затянулась. И вновь небо стало однородным, иссиня-пепельным, постепенно расплавляясь от жара поднимающегося солнца.

Плот плыл и плыл, всё дальше от берега, всё ближе к стремнине. К месту, где река из сонного зеркала становилась неукротимым потоком.

* * *

— Он куда-то делся! — воскликнула Морни, вздрогнув. Со своими сородичами она общалась на расстоянии, не произнося вслух ни слова. Так и сейчас — она напряглась, не обращая внимания на Норруана, что-то оживлённо ей объяснявшего и, прикрыв глаза, выслушала торопливое сообщение издалека.

— Он исчез с поверхности Реки, — пояснила ворона и, не раздумывая, поднялась в воздух. — Попытаюсь его отыскать, — крикнула она, не оборачиваясь.

И скрылась из виду.

— Постой! — крикнул Норруан, раздосадованный. Он мог бы объяснить вороне, что, судя по его ощущениям, Науэр жив. То, что его потеряли из виду — не так уж и страшно. Сам Норруан не раз пересекал Реку; сделает это и вновь. А вот Морни летать над Рекой опасно.

Ибо кто знает — вдруг слухи окажутся верными и магия Норруана бессильна над Рекой?

Владыка Моррон вполголоса выругался и подошёл к северо-восточному окну. Где-то там, замыкая восточную границу, текла Река. Сможет ли Норруан противостоять ей?

Выбора нет. Придётся попробовать.

Норруан уселся за стол и сосредоточился. Он не обратил внимания, что рука его как бы сама собой легла на истёртую обложку Книги. И та тяжело вздохнула в ответ.

* * *

— Нам обязательно было забираться в пещеру? — спросил флосс, когда Унэн в очередной раз прикладывался к бутылочке.

Последние два часа они сидели в сыром и тёмном месте — ну, не совсем тёмном, костёр худо-бедно освещал просторное подземное помещение — и говорили о всякой ерунде. То есть, конечно, будь это обычный разговор обычным вечером в монастыре — он был бы уместен. Но говорить вот так, сразу после получения срочного задания… Шассиму это было непонятно.

— Нам нужно было убраться с поверхности, — ответил монах, оставив сосуд в покое. — Ну как, чувствуешь что-нибудь?

Шассим заметил беспокоившую их тень. Однако следить за ней — даже «мысленным взглядом», который у флоссов был скорее инстинктивным, чем приобретённым, — было непросто. Словно смотреть на тусклое свечение гнилушки в полной тьме: видишь, только если отведёшь взгляд в сторону. Сейчас флосс «видел» именно так. Быстрая, крохотная тень, заметить которую можно, лишь сосредоточившись на её окрестностях.

Тень описывала круги вокруг них. Словно знала об их присутствии. Ну да, разумеется, у этого… существа?.. должен быть хозяин. Кто-то управляет им. Но кто?

— Пытается найти нас, — сообщил флосс.

— Отлично, — просиял монах, чем снова вверг Шассима в растерянность. Вообще он приходил к мысли, что люди употребляют слова небрежно, не всегда осознавая, что в буквальном смысле произносят нелепицы.

— Отлично?

— Похоже, что послание подсмотрел именно тот, кого необходимо найти. Ты смог бы понять, кто управляет этим… соглядатаем?

— Ты тоже понял, что им кто-то управляет? Монах страдальчески улыбнулся.

— Иногда я тоже бываю умным, Шассим. Конечно, догадался. По выражению твоих глаз. Ну так как же?

Флосс отрицательно повертел головой.

— Никак, — пояснил он на словах. — Для этого я должен войти с ним в контакт.

— Ну так входи. Всё равно он… они нас найдут. Рано или поздно. Мы же не кроты, в самом деле.

— Не могу, — терпеливо возразил целитель. И объяснил, что, собственно, он «видит». Монах присвистнул.

— Вот так дела… Ну что же, тогда вечер воспоминаний продолжается.

— Ты не собираешься выполнять поручение — поразился флосс.

— Собираюсь, — в голосе Унэна начинали звучать отдельные нотки подступающего раздражения. — Но для этого надо хотя бы придумать, как именно. В таких случаях очень полезно заняться совершенно посторонним делом.

Флосс мысленно воздел глаза к небу и воззвал к Вестнице, с просьбой дать ему мудрости достаточно, чтобы понять, наконец, своего непостижимого спутника. Но либо богиня была занята неотложными делами, либо и ей это было не под силу. Флосс предпочёл думать, что правильно первое предположение.

— Итак, — монах преспокойно опёрся на камень посуше и продолжил беззаботным тоном. — Шёл я, значит, с ярмарки…

* * *

— Не шевелиться, — приказал сзади хриплый голос и стрела, свистнув, вонзилась в ствол дерева над головой монаха. Замечтался, подумалось ему. Вот так это и происходит.

— Поднимите руки над головой, достопочтенный, — приказал тот же голос, и монах повиновался, стараясь изобразить на лице должную меру испуга. Чтоб этим грабителям стать в следующем воплощении родственниками того мула, об которого он отбил все пятки по пути на эту забытую добрыми богами ярмарку!..

Длинное проклятие, хоть и не очень-то помогло, но, по крайней мере, придало достаточно боевого духа.

— Отожрался-то как, — враждебно заметил другой грабитель — высокий, с давно не чёсаными волосами и копьём в руке. — Все вы, святые люди, одинаковы. Ну ничего, сейчас ты с нами кое-чем поделишься.

— Нет у меня ничего, добрые путники, кроме одежды, — смиренно ответил монах и склонил голову. Третий грабитель, вооружённый кистенем, появился из-за стоящего рядом дерева. Судя по всему, их было именно трое.

— Сейчас проверим, — грабитель с копьём прижал острие его к горлу монаха, а соучастник, повесив кистень на пояс, умело обыскал жертву.

— Не врёт, — произнёс лучник с удивлением. — Ну-ка, снять с него пояс!

Пояс тоже был так себе, не особо новый, не особо ценный.

— Ну-ка, попрыгай, — велел лучник, а его приятели довольно заржали.

— Зачем? — испуганно спросил монах, надеясь, что блеск его глаз не очень заметен.

— Будешь нас развлекать, — мрачно пояснил лучник, держа его на прицеле. — Коли беден, заплатишь, чем скажем. Для начала изобрази нам лягушку!

Внутри просторного (и весьма поношенного) одеяния монаха что-то предательски забренчало.

— То-то же, — воскликнул стрелок, опуская лук и потирая шею. — Ну-ка, достопочтенный, признавайся — где добро хранишь?

— В рукавах, — признался тот неохотно. Грабитель с кистенем начал было оправдываться, встретив злой взгляд своего приятеля, но тут же замолк. Все трое обступили монаха, держа оружие наготове, и лучник сплюнул под ноги «святому человеку».

— Давай, выкладывай, что там у тебя!

Вздохнув, монах принялся выкладывать.

Глаза грабителей открывались всё шире. Несколько роскошных одеяний шафранового цвета… привлекательно пузатые мешочки… множество бутылочек, в которых хранилось, несомненно, что-то очень изысканное… стопки книг… ожерелья и чётки… несколько пар очень старых сандалий… старая бритва…

— Во даёт, — шепнул лучник копейщику. — Ну даёт…

Монах продолжал выкладывать вещи. В конце концов, в руках у него появилась массивная серебрёная цепь и что-то наподобие крестьянского цепа…

— Ну? — кивнул он выразительно на кучу добра. — Убедились, что взять с меня нечего?

Тут только до грабителей дошло, что монах уже вооружён. Но собранность и слаженность как-то невзначай оставили их. Спустя несколько долгих мгновений грабители были обезоружены, скручены и связаны по рукам и ногам длинной верёвкой. Охая и проклиная столь неудачный день, они наблюдали, как монах неторопливо рассовывает имущество по рукавам…

* * *

— И что дальше? — спросил флосс, когда перестал смеяться.

— Отвёл их в городок, — пожал монах плечами. — Не оставлять же волкам на съедение. Полдня потерял, словом…

— И часто на тебя нападали грабители? — поинтересовался Шассим.

— Часто, — пожал Унэн плечами. — Видать, судьба такая тяжёлая…

— У тебя?

— У них, ясное дело! Моя судьба меня устраивает.

Унэн шумно вздохнул.

— Хотя, — добавил он, потирая спину, — я предпочитаю воевать словом, а не клинком. Словом-то оно приятнее.

Флосс завозился, устраиваясь поудобнее, и вдруг замер неподвижно. — ушло, — объявил он.

Монах не сразу понял.

— Что ушло?

— То, что нас искало, — пояснил целитель. Тряхнул большой головой, прикрыл глаза. — Причём ушло очень быстро.

— Вот и дождались, — довольно объявил монах. — Выходим!

— Стоит ли? — засомневался флосс. — Может быть, он на это и надеется?

— Вряд ли, — монах аккуратно засыпал костёр, морщась, когда дым попадал в глаза. — Я тоже перестал ощущать чужое внимание. Пошли, пошли. В любом случае спать наверху приятнее.

— Начало пути не самое удачное, — заметил монах, взбираясь по крутому лазу, с тяжёлым флоссом на спине. — Интересно, что будет дальше?

Флосс хотел предположить, но решил промолчать.

ЧАСТЬ 5 ВЫБОР

XVI

Он лежал на спине и смотрел на однообразное небо. Небо, выкрашенное в грязно-голубой цвет; небо, один лишь вид которого вызывал тоску и отвращение.

Плот плыл всё медленнее и медленнее. Или так только казалось? В последнее время на глади Реки стали появляться небольшие волны, что слегка покачивали плот; убаюкивая слабым плеском пассажира.

Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что правая кисть его свешивается за борт, почти касаясь чёрной воды. Науэр испуганно вскочил… едва не опрокинув плот, настолько стремительным было движение.

И споткнулся, наступив на собственный плащ. Неловко упав, он избежал серьёзных ушибов и некоторое время лежал, пытаясь отдышаться; лежал, ощущая яростно бьющееся сердце.

Прикосновение плаща было неприятным. Тёплое, словно кожа больного лихорадкой. Науэр не смог подавить чувства отвращения и сбросил плащ, подставив руки и лицо неприветливому солнечному диску. Дёрнула же нелёгкая отправиться в путь в рубашке с короткими рукавами…

Странно. Плащ-то он снял, но почему-то почувствовал себя значительно лучше. Картина вновь представилась его глазам. Он стоит у берега Реки и, поддавшись невнятному порыву,швыряет в жадные воды все амулеты, кольца, всякую магическую чушь, что навесили на него маги Иглы. В том числе и Мондерел собственной персоной.

Науэр смотрел на скомканный плащ и задумчиво качал головой.

Прикоснулся к одеянию ещё раз. И вновь тошнотворная волна тепла обволокла его… на короткое мгновение. Нервы Гостя не выдержали; вскочив, он пинком отправил плащ за борт. Тот долго не тонул, очень медленно намокал. Течение расправляло его и перекатывало; выглядело это так, словно тонул человек, почти не способный сопротивляться разыгравшейся стихии. Науэр отвернулся и сосчитал до ста.

Когда он оглянулся, плаща не было. Оставалось, правда, неприятное чувство, что стоит подойти ближе к корме, как рукава молниеносно выхлестнутся из-под воды. Давай ко мне, приятель. Тонуть вдвоём веселее. Науэр прикрыл глаза ладонью и судорожно сглотнул. Зря я связался со всем этим, подумал он в очередной раз. Но раз связался, надо выпутываться.

Взгляд его упал на «сумку». Понятно. Ещё один подарок Иглы. Гость вытряхнул сумку прямо на плот (ощутимо присевший от обрушившегося груза) и, не колеблясь ни минуты, выбросил её туда же, куда и плащ.

Месячный запас продовольствия вряд ли пригодится. Кто уж там у них в Игле считал да прикидывал, неизвестно. Однако известно, что путь вниз по Реке отнимает…

Науэр заскрежетал зубами.

Я сам знаю, сколько он занимает, подумал он. В болото Иглу вместе со всеми её добрыми хозяевами! От их заботы недолго и в могилу сойти раньше времени.

Оглянувшись, он увидел, что Игле его проклятие не повредило. Как и прежде, она вырисовывалась на фоне уставшего, иссохшего неба — символ продолжающегося сопротивления, последний оплот старого Зивира.

Странно, что Моррон не виден точно так же, подумал Науэр неожиданно, расшвыривая свёртки с продовольствием в разные стороны, чтобы присесть. Чем он, собственно, хуже? Хозяин его точно так же ничуть не боится продемонстрировать свою мощь; все прекрасно знают, где замок находится.

… К концу дня он остался только с тем, с чем вступил впервые на землю Зивира. Как хорошо, что он сохранил всё это. Иначе пришлось бы отправляться на великий подвиг в чём мать родила.

Гость вымученно улыбнулся этой шутке. По-хорошему, надо бы выбросить в Реку всё остальное… хотя, вроде бы, еда не магическая. Вяленое и сушёное мясо, фрукты, орехи. Вода тоже — самая обычная. Хорошо ещё, что фляжку захватил! Совсем, правда, маленькую.

И ничего, ровным счётом ничего для разведения костра.

Давным-давно Гость читал приключенческий роман, в котором герои вышли из положения, соорудив импровизированную линзу. Да только нет ни пары часов, ни любой другой подходящей вещи. Путешествие будет весёлым.

Хотя, подумал Гость устало, может, и не придётся разжигать костра. Всякое может случиться.

Сон пришёл быстро. А когда он проснулся, незнакомое звёздное небо подозрительно разглядывало его тысячами глаз.

* * *

Путь до южных островов архипелага Хеверт оказался до отвращения спокойным. Монах молчал всю дорогу, чем постепенно ввёл флосса в состояние беспокойства. Не более десятка-двух мысленных реплик в день.

Понятно, почему он помалкивал на корабле. Отчасти понятно, почему продолжал хранить молчание, пока вёл их небольшую лодочку к нужному острову. Но совершенно непонятно, отчего заговорил только, когда небольшая бухта скрылась из виду.

— Интересно, за что эти холмы прозвали Черепаховыми? — задумчиво спросил монах, глядя в светлое небо, по которому лениво ползли ряды облаков. Ярких, ослепительно-белых, словно взбитые сливки… протягивай руку и ешь. Монах вытянул руку над собой, но, конечно же, ничего не достал.

Шассим, как оказалось, сидел поблизости. Унэн привык, что флосс частенько улетает — то на разведку, то поохотиться. Разведка была не очень-то и нужна: шестое чувство постоянно зудело, предупреждая, что за ними наблюдают. И каменистая земля, и похожие на зонтики с короткой ручкой деревья, и вся мелкая живность. И даже небо, наверное. Всем было интересно, что здесь делают два чужака, вот уже четвёртый день не покидающие этих мест. Странное это было ощущение. Отсюда Холмы казались бесконечными; но Унэн знал, что островок, на котором они находятся, можно пересечь пешком из конца в конец, пока светит солнце.

Быстрым шагом, конечно… и если дорога была бы прямой. Где-то рядом ещё жили те, кого было принято снисходительно называть дикарями. Потомки Къелливинха, легендарного каменного сурка, прародителя этого племени. Унэна позабавила та серьёзность, с которой флосс отнёсся к изложению немногих известных преданий этого (может быть, уже вымершего) племени. Шассим поверил в них сразу и безоговорочно. Лёгкость, с которой флосс принимал и то, что требовало прикосновения разума и то, что требовало безусловной веры, поражала. Наверное поэтому, подумалось монаху, они не испытывали никаких потрясений десятки тысяч лет. Люди, те давно уже усомнились бы в существовании богов… пока последние не решили бы показать, сколь наивны подобные сомнения.

Или не решили бы. По Ралиону рассеяна масса всевозможных культовых сооружений; тысячи богов и божков были в своё время известны здесь, до прихода Великих. Трудно понять, как можно было принять то, что все местные и мелкие культы — проявления Великих, и в то же время не допускать мысли о каком бы то ни было родстве между старшими богами… так на то она и вера.

Ощущая пристальный взгляд острова, Унэн тоже готов был признать, что культ Къелливинха всё ещё жив. Иначе кого может беспокоить присутствие непосвящённых? Но вот племя, что умудряется так скрывать следы своего пребывания… и он, и Шассим были неплохими следопытами, и всё же — где люди?..

— За деревьями, — ответил флосс неожиданно. Монах тут же потерял нить размышления.

— Не понял? — настоятель уселся и, не переставая жевать травинку, оглянулся на Шассима. Тот сидел и чистил оперение.

— Эти деревья, — флосс указал крылом на «зонтики». Корявые и едва ли выше Унэна ростом деревья образовывали живую крышу. От дождя и солнца она спасала безукоризненно. В чём путешественники уже успели убедиться: на затерянный в океане островок грозы обрушивались без предупреждения. — Их множество здесь, но когда-то все они росли подобным образом. Словно… зонтики. Сверху холмы походили на множество собравшихся вместе черепах.

— Должно быть, это было красиво, — мечтательно заметил Унэн.

— Могу показать, — предложил флосс неожиданно, и монах вновь уселся, поворачиваясь к птице с выражением искреннего недоумения на лице.

— Открой разум и закрой глаза, — велел Шассим, вспрыгивая на соседний камень. Там он застыл, приоткрыв клюв и слегка разведя в сторону крылья — иначе говоря, принял позу, в которой частенько изображают Вестницу.

Унэн усилием воли ликвидировал все мысленные щиты и заслоны, держать которые стало привычкой, и послушно открыл сознание. Думай обо всём… будешь думать ни о чём. Он и думал обо всём — о камнях под ногами, о небе над головой, о…

Вихрь пронёсся перед его мысленным взором, и прояснилось изображение. Он смотрел на остров сверху, — глазами летающего существа; возможно, флосса. Остров действительно походил на стайку тесно прижавшихся одна к другой гигантских черепах. Зелёные, буроватые, желтоватые пятна выстраивались затейливым узором на их панцирях.

И… строения! Унэн успел заметить высоко вознесшуюся в небо башню, выстроенную настолько изящно и совершенно, что захватывало дух. И фигурки у подножия башни… напоминавшей скорее обелиск, нежели крепость. Фигурки, несомненно, были человеческие. Хотя с уверенностью сказать было нельзя: видение спрессовалось в несколько длинных мгновений, и, после того, как оно прошло, разум всё ещё выбирал из увиденного всё новые и новые подробности.

Неведомый зритель сделал круг, и Унэн заметил дороги. Вымощенные тщательно обтёсанными камнями, расходившиеся от башни во все стороны. И изваяния. Множество изваяний, невысоких, украшающих собой обочины. Все они изображали животных или полулюдей-полуживотных.

Тьма хлынула потоком; Унэн потряс головой и часто заморгал, чтобы глаза вновь привыкли к свету.

И — вот она, привычка — тут же сосредоточился на возведении мысленного щита, которым уже несколько недель укрывал себя с Шассимом.

Флосс сидел на камне, невозмутимо глядя на спутника. По его виду вовсе не казалось, что источником видения был именно он, целитель Шассим-Яг, предки которого занимали скромные, но почётные места в иерархии флоссов вот уже сотни поколений.

— Что это было? — осведомился монах, когда способность говорить вернулась к нему. В голосе его смешивалось уважение и лёгкая зависть — к чему-то, одновременно поразительному и недоступному.

Флосс повёл «ушами» — человек пожал бы плечами на его месте.

— Но как? — невразумительно спросил монах.

— Мы умели записывать картины мира задолго до того, как Люди научились письму, — пояснил флосс.

— И… где же хранится всё это? — недоумевал монах. Не может быть, чтобы каждый флосс помнил всё это!

— Вокруг, — флосс распахнул крылья и вновь сложил их. — В камнях. В травах. В животных. Повсюду.

— И каждый флосс может… увидеть картины прошлого?

— Каждый, — спокойно подтвердил Шассим. В глазах его танцевали насмешливые искорки.

— Может быть, ты ещё скажешь, что и сам время от времени… гммм… запоминаешь всё, что видишь?

— Не время от времени, — возразил флосс. — Постоянно. Ну… почти постоянно. Странно, что ты раньше об этом не знал.

— Действительно странно, — согласился Унэн, лихорадочно припоминая, не совершал ли чего недостойного, пока путешествовал с Шассимом. Ну там, пара скандалов в тавернах и несколько уличных потасовок не в счёт. Учение надо защищать от грязных поползновений… не было ли чего-то ещё? Потом ведь все, кому не лень, смогут полюбоваться на это, если Шассим не врёт!

Флосс тихонько свистел и часто моргал — смеялся.

— Поймал ты меня, — монах обречённо вздохнул и потёр ладонью голову, выбритую до блеска. — Буду знать. А для чего вам всё это?

Флосс вновь «пожал плечами».

— Память должна оставаться, — объявил он, наконец. — То, что мы рассеиваем среди мира, не живёт вечно, но даже одна песчинка может запомнить многое и многое. Как сейчас, например. Ты видел события, которым… — флосс прикрыл огромные глаза, — более восемнадцати тысяч лет.

— Вот как! — монах уважительно покачал головой. — Культ настолько древний! Это надо запомнить, — и, добыв изрядно потрёпанную тетрадь, начал поспешно делать записи. — Мне не хотелось бы проявлять неуважения к почтенному предку здешних жителей.

— Он наблюдает, — добавил флосс и спрыгнул с камня. — Он решает, что с нами делать.

— Как себя следует вести? — тут же поинтересовался монах, хотя и сам знал — как.

— Как всегда, — флосс в третий раз выразил неуверенность. Забавная штука, эти их «уши». — Столь древние силы безошибочно почувствуют фальшь.

— Ну, тогда пошли, — монах быстро собрал их пожитки, привёл, как смог, в порядок примятую траву. — Мне интересно побывать там, где мы видели башню.

— Они называли её «Иглой, удерживающей твердь мира», — произнёс флосс, утвердившись на перекладине за плечами монаха, и тот вздрогнул. — Башню снесли потомки северных пиратов, когда наказывали остров — за отказ подчиниться империи.

— Как обычно, — грустным голосом произнёс Унэн, ловко и без видимых усилий взбираясь в горку. — Как обычно.

* * *

Вода в Реке то чернела, принимая зловещий вид, то становилась прозрачной и обычной — самая обыкновенная вода. Гость иногда свешивал голову за борт и вглядывался в глубину. Было отчасти страшно — ладонь по-прежнему немного болела, напоминая об опасности. Странный рисунок проявился на обожжённой коже — несколько десятков концентрических окружностей, рассечённых линиями ладони на множество неправильных дуг. Рука невыносимо чесалась, а все лекарственные составы он отправил в Реку.

Или в реку. Отчего-то не ощущалось враждебности. Однажды, набрав пригоршню воды (которая была прохладной и прозрачной), Науэр даже решился отпить. И ничего не случилось.

Вот и верь легендам. Правда, когда чёрные буруны вскипали по краям плота, трогать их, и тем более пить, конечно же, не хотелось. Интересно, отчего это случается? Не оттого ли, что достопочтенные защитники Зивира вспоминают о своём спасителе и его нелёгком пути?

Третий день продолжалось его путешествие по Реке. Берега не было видно: только слабая полоска леса на западе и серо-белая дымка на востоке. И всё. Ни облачка, ни ветерка. Стоило встать в полный рост, как солнце начинало немилосердно жечь; но, стоило присесть или, тем более, лечь, как погода становилась вполне терпимой. Река поглощала всё; сама же оставалась либо чистой и неосквернённой, либо чёрной и неукротимой. Последняя вызывала уважение и ужас.

И подходила к концу питьевая вода.

… Гость также заметил, что всё, что ни касается воды, мало-помалу меняется. Верёвка, хвост которой волочился по воде, стала невероятно прочной. Ни разрезать, ни порвать её не удавалось. Кусочки дерева, опущенные в воду, становились прочнее камня всего за несколько часов.

Проверим, подумал Гость отчего-то весело, и опустил в Реку накрепко привязанный «выдержанной» верёвкой свой нож. Походный, тщательно отточенный, видавший виды. Посмотрим, что с ним станет?

Искупаться бы самому… да только камнем бы не стать.

Иногда ему снились сны.

Сны были, как ни странно, о Зивире. Но не об этом, зыбком и распадающемся, а о другом. Цвета были яркими; воздух — сладким и приносящим радость. Земля не была пепельного оттенка, а жизнь не ютилась крохотными оазисами посреди сжимающегося кольца пустыни. Реки и моря; горы и холмы; леса и степи — многие народы, многие страны и чудеса, перечислить которые просто не хватит жизни.

Он плыл на том же плоту по той же реке — она была столь же непокорной и широкой, но вода её не превращалась время от времени в чёрную обжигающую жидкость. Многие другие суда — как лодки, так и небольшие корабли — проходили мимо и ему порой весело махали руками. Такие же люди, как он сам. Или не совсем люди… но была ли, в сущности, разница?

Река кончалась водопадом; широким, многокаскадным. Два небольших рукава уходили в сторону, там, следуя по сложной системе шлюзов, корабли могли безопасно продолжить свой путь.

До водопада, однако, более сотни миль путешествия по Реке.

Немало островов разделяло русло Реки надвое; на нескольких из них также кипела жизнь; крупнейший был самостоятельным крохотным государством — единственным в своём роде.

И, разумеется, Игла. Она по-прежнему видна отовсюду — где бы ни находился зритель.

Помощь заблудившемуся и вечное напоминание о том, что не только на разрушения способен разум.

… Плот заскрежетал, садясь на мель, и Науэр проснулся.

* * *

Черепаха неторопливо пересекла тропу, со всей доступной ей скоростью устремляясь к пышным пастбищам на той стороне. Сам Унэн и за большую награду не взялся бы жевать едкие листья одуванчика, но у каждого свой вкус. Монах остановился, пропуская важную рептилию размером чуть больше ладони, и некоторое время изучал её украшенную тусклым узором спину.

Похоже или нет? Во всяком случае, черепахи здесь тоже водятся.

— Если не ошибаюсь, — начал Унэн, сам не зная, отчего он это говорит, — черепахи здесь — также священные животные.

— Верно, — подтвердил флосс. Черепаха остановилась и, запрокинув клювообразную голову, некоторое время смотрела Шассиму в глаза. После чего с громким шорохом скрылась среди травы.

Руины башни были уже поблизости. Собственно, только теперь стало видно, что это руины. Раньше, пройдя мимо очередного холма, Унэн едва ли отличил бы его от прочих. Теперь же можно стало рассмотреть линии и детали, не являющиеся естественными образованиями.

Всё покрыто мхом, засыпано камнями, задушено травой. Никто не спасся, вспомнил монах и нахмурился. Захватчики долго искали подземный ход, но он оказался свежезасыпанным. Погребли ли его оборонявшиеся вместе со своими тайнами, или же только отрезали дорогу врагу, отступая к очередному рубежу — уже не выяснить.

Он, наверное, может подсказать, подумал Унэн о флоссе, спокойно осматривающемся у него за плечами. Только спрашивать его я не стану.

Есть вещи, спрашивать о которых… словом, неправильно. Трудно подыскать нужное слово. Подобные события с точки зрения постороннего наблюдателя — не самое приятное зрелище. Словно личная жизнь лабораторных мышей, за которыми наблюдают бесстрастные и озабоченные своими задачами учёные.

Монах прикоснулся рукой к замшелому валуну и прислушался к собственным чувствам. Отозвалась ли каменная глыба на прикосновение или это плод его фантазии?

Он оглянулся. За его спиной находилось разрушенное святилище. Некогда оно представляло собой ступенчатую пирамиду из треугольных каменных плит. Девять постаментов стояли на возвышении; восемь из них пустовали. Статуи были снесены могучими ударами — местами выкрошился гранит постаментов; кое-где виднелись их жалкие обломки. Втоптанные в пыль, раздавленные в крошево.

Центральный постамент венчало изображение птицы.

Вернее, чего-то, весьма похожего на птицу. Ибо у птиц всё же не бывает рук, крохотных и на вид ненужных, что растут чуть ниже могучих крыльев — трёхпалых, снабжённых крючковатыми когтями рук. Венец из воздетых перьев придавал изваянию надменный вид. Глаза были молочно-белыми, как и остальная статуя… но очень уж походили на подлинные глаза, всего лишь прикрытые веками. Казалось, обратись к статуе, и она немедленно проснётся.

— Менвермориллидд,

— прочёл монах и поспешно взглянул в «лицо» статуи. Она не отозвалась на имя. Когти «орла» нависали над постаментом; последний был явно маловат. — Какое длинное имя!

— Только Люди додумались изобретать короткие имена, — отозвался флосс, тоже рассматривающий изваяние. — Сила слова пропадает, слово становится просто звуками; суть имени теряется. Здешние жители не произносят звуков без необходимости. Во всяком случае, звуков священного языка.

Монах припомнил, что подлинное имя Шассима состоит из двенадцати частей; Шассим — не более чем «ложное» имя, для тех, кому не положено прикасаться к глубинной сущности флосса. Его, Сунь Унэна, имя, напротив, было ясным и понятным. И его народу подобное уважение к слову не очень-то свойственно. Слово ведь, в сущности, только маскирует подлинную суть мироздания.

Впрочем, каждая мысль имеет право на существование.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — добавил флосс. — Но здешние жители придерживаются иных взглядов. Когда мы с ними встретимся, постарайся не забывать об этом.

Статуя выглядела ухоженной; отдельные фрагменты её словно вчера вышли из-под резца; камень был гладким, тщательно обработанным; вода, ветер и время не успели оставить на нём следов.

— Да он же совсем новый, — указал Унэн, придирчиво осматривая чудом сохранившуюся статую. — Как же он смог уцелеть? Что, захватчики побоялись его разрушить?

— Может быть, и так, — согласился Шассим. — Ты сам не ощущаешь чего-нибудь необычного?

Монах прислушался к внутреннему голосу. Тот помалкивал. Разве что… почти непреодолимое желание смотреть в прикрытые каменные глаза. Ну да это неудивительно. Многие шедевры, ни в коей мере магическими или культовыми не являющиеся, так же непреодолимо приковывают внимание. Само по себе это ничего не объясняет.

— Кстати, как ты узнал его имя? — поинтересовался целитель.

— Так вон же, на постаменте на… — монах удивлённо замолк. Потому что постамент, на котором вроде бы красовалась изящно вырезанная в камне надпись, был совершенно гладким. Без орнаментов. Без надписей. Четырёхгранная колонна со скруглёнными углами.

— Вот так, — прошелестел голос Шассима. — А ведь всё это время он постепенно теряет силу.

Монах медленно прикоснулся ладонью к постаменту. Статуя была в нескольких сантиметров от его лица; пахло от неё нагретым камнем, как и положено.

— Осторожно! — голос флосса вывел его из задумчивости. — Не прикасайся к когтям.

Действительно, каждый коготь был отточен, словно бритва. Монах поёжился. Неплохо старался неизвестный мастер! Полное подобие живого существа — если, конечно, оно когда-либо существовало. Бесконечно осторожно он опустил ладонь, подавив желание прикоснуться к каменным пальцам, охватившим края опоры.

— Я не помню, как ему приносились жертвы, — добавил Шассим, когда монах вновь вернулся на дорогу. — Но знаю, что он — бог непредсказуемый. Один из немногих, так и не соединившихся с Великими.

И отвернулся. Почти сразу же незримые нити, не позволявшие монаху отвести взгляд, лопнули. Более не казалось, что глаза вот-вот откроются. Бог потерял к ним интерес?

— Нам посылают сигнал, — произнёс флосс и монах повернулся в сторону, в которую смотрел Шассим. Огромный орёл парил к западу от них. Величественно описав в воздухе несколько широких петель, хищник спустился и исчез, постепенно став неразличимым на фоне облаков.

— Ты думаешь, что это нам? — удивился монах.

Порыв ветра, невероятный для тихого, солнечного дня, толкнул его в спину, вынудив сделать несколько шагов на запад.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Унэн, отряхивая ладони о рукава. — Во всяком случае, я предпочту идти сам.

То там, то сям из-под буйно растущей травы выглядывали отдельные, сильно пострадавшие от времени каменные бруски. Всё, что осталось от дороги.

* * *

— Все путешествуют, — произнёс Норруан задумчиво. Приоткрыл Книгу и поразился — последние страницы были исписаны иным почерком; крохотным, убористым, но очень аккуратным. Узнать бы, чья рука вписывает сюда то, чему суждено случиться (или что уже свершилось… где-то и когда-то). — Все путешествуют. Один я привык сидеть и никуда не двигаться… — он вчитался в бросившееся в глаза слово. Вздрогнув, подчеркнул его ногтем (хотя след моментально пропал) и позвал ворону.

— Слушай, — обратился он к ней и прочёл вслух: — «Игла, удерживающая твердь мира». Каково? Я-то думал, что Игла только здесь могла прийти кому-нибудь в голову…

Вьются строчки, вьются, излагают события, произошедшие неведомо с кем, неведомо когда. Вот только нет имён; вместо них на бумаге — лишь расплывчатые кляксы. Хотя и без имён Норруану были отчасти знакомы эти двое персонажей: монах неведомо какого монастыря и говорящая птица.

Он вспомнил свой кошмар — мохнатое чудище, об уродливой человеческой и птичьей головах. Не они ли это, часом? Вряд ли. После чтения этого текста монах представал совсем иным: небольшого роста, толстенький, широколицый. Ничего общего.

— Что происходит? — удивлённо воскликнула Морни.

Норруан наклонился над страницей. Целые абзацы текста плыли, размывались и, наконец, исчезали.

Постепенно исчезали, безо всякого особого порядка. Вначале протаял кусок на первой трети левой страницы, затем — беспорядочные части правой. Но, в конце концов, страницы стали чистыми. Норруан осторожно перевернул страницу назад. Всё в порядке. Его последняя запись — которая позволила вороне вернуться сюда, в Моррон, избегнув купания в Реке.

Ниже — чистая бумага, ждущая своего часа. Но слова об Игле и необычное видение островка, разрушенной башни и останков святилища не стирались из памяти. Что-то меняется, подумал Владыка Моррон без особого удивления. Автор спохватился и стёр ненужное… но мы успели это запомнить.

Вот бы передать послание этому загадочному монаху! Или же диковинной птице у него на плечах.

В сущности, мы чем-то похожи. Норруан оглянулся на вопросительно смотревшую ворону и рассеянно вытер лоб. Совпадения… совпадения-Ворона встрепенулась.

— Новости, — сообщила она, взъерошив перья. — Новости. Науэр только что причалил к острову. Мои лазутчики обнаружили его.

— К какому острову? — прошептал Норруан, бросая взгляд на карту Зивира, висевшую на стене. Никаких островов на Реке не предполагалось. — Какой остров, будь я неладен?!

— Не знаю, — ворона посмотрела на него левым глазом, наклонив голову. — Так мне сообщили.

— Но на Реке нет никаких островов!

— Значит, теперь есть, — ответила Морни спокойно. Сомневаться в донесениях она не привыкла. В противном случае нужно всё, абсолютно всё проверять самой.

«Теперь есть».

Норруан захлопнул книгу и надел чёрный плащ — предмет одежды, более подобающий торжественным церемониям, и практически бесполезный для чего бы то ни было ещё.

— Пойду-ка посмотрю.

Ворона посмотрела на него другим глазом.

— Куда ты собрался?

— В подземелье, — бросил Норруан на ходу. — Хочу кое-что проверить. Если хочешь, идём со мной.

Ворона опустилась ему на плечо, и Владыка понял, как мало стоит его плащ против таких когтей. Теперь понятно, для чего монах соорудил эту перекладину за плечами.

Молча стискивая зубы всякий раз, когда ворона плотнее сжимала когти, он потайным ходом обошёл вечно движущиеся лабиринты и ловушки, направляясь к сердцу Замка.

XVII

Науэр затравленно озирался.

Берег, к которому прибило плот, ощетинился мёртвыми когтями высохших ветвей. Некогда это, видимо, был кустарник — возможно, живописный и радующий глаз. Теперь, после многих лет пребывания в Речной воде, от былой красоты остались только окаменевшие остовы ветвей и сучьев. Они цепко впились в брёвна плота и не желали отпускать добычу по-доброму.

Неприветливый берег тянулся в обе стороны, сколько хватало глаз. Это было странно; восточная сторона должна быть пустыней. Или не должна? Науэр несколько раз попытался вспомнить всё, что по этому поводу говорили в Игле, и не смог.

И, честно говоря, обрадовался тому, что не смог. До сих пор лучше было обходиться собственными знаниями — ни из чего не следует, что лучше от этого будет всегда, но попробовать стоило. Итак — для начала освободиться от плена «когтей», покрытых глянцевой корой.

Это было легче сказать, чем сделать.

Тут-то Гость и пожалел, что не «выдержал» весло и шест в воде. Впрочем, у него же есть топорик!

С металлическим звоном топорик отскочил от ветви, высекая из неё искры. Неподатливая ветвь хлестнула человека по лицу — да так, что его моментально пересекла вспухшая красная борозда.

Некоторое время Науэр ошарашено смотрел на зазубрины, появившиеся на лезвии, и ощупывал лицо. Затем вспомнил о ноже. Тот по-прежнему находится в воде… если не потерялся.

Хвала судьбе, не потерялся. Вот только… как бы не получить сдачи ещё раз.

Гость осторожно прикоснулся тускло отсвечивающим острием к прочной ветви и, глубоко вздохнув, нанёс удар.

Отсечённая часть ветви без всплеска исчезла под водой. Науэру показалось на миг, будто на срезе выступила кроваво-красная капля. Крепко зажал глаза ладонью и открыл вновь. Нет, никакой крови. Просто… сок? Какой может быть сок у окаменевшего кустарника?

Науэр прикоснулся к срезу. Действительно, сок.

Приглядевшись, он увидел и листья. Крохотные, сжатые тугим веером, только-только показывающиеся. Прорезающиеся. Осознав это, Гость отпрянул прочь. Почки? Сколько же лет они так… распускаются?

И что получится в конце концов? Какие вырастут цветы, какие созреют плоды? Гость долго вглядывался в чёрную поверхность зачаточных листьев. И почувствовал, что страх пробирает его до костей. Этот кустарник, в отличие от животных, выжил.

Но чем он стал?

Отталкиваясь от зловеще протянутых к нему сплетённых ветвей, Науэр стремился только к одному: уплыть от них подальше.

Но не час и не два тянулась по левому борту непроходимая, спутанная полоса. И простиралась она вглубь земли, сколько хватало глаз.

* * *

Они пришли в опустевшее святилище спустя каких-нибудь два часа.

Унэн готов был поклясться, что ничего подобного здесь не было. Флосс лично облетел весь остров… но так ничего и не нашёл. Или сделал вид, что не нашёл?

Святилище было пусто, но не заброшено. Перед символическим изображением каменного сурка (высотой в человеческий рост) были в изобилии представлены всевозможные дары земли. Кровавых жертв, видимо, ему не приносят. Хотя как знать…

Флосс отказался входить внутрь семигранного низенького ограждения, в дальнем конце которого находилась статуя. Как и «орёл» до того, Къелливинх прикрыл глаза, наблюдая за вновь пришедшими сквозь узенькие щелки.

Шассим встрепенулся и снялся с перекладины за плечами монаха. Сделал круг над святилищем (не пересекая, однако, ограждения) и опустился рядом с монахом.

После чего принял церемонную позу и что-то тихонько просвистел, глядя на землю перед статуей.

Монах лихорадочно вспоминал эпитеты божества, которые моментально вылетели у него из головы. Вот уж некстати! Обращаться же к нему по имени… хуже и не придумать.

— Приветствую тебя, покровитель холмов и всего, что живёт на них, — слова пришли к Унэну не сразу; произнеся их, он почтительно поклонился статуе.

Тянулись секунды.

Тень легла на траву перед ногами монаха. Выпрямившись, он увидел появившегося словно из ниоткуда человека. Золотистая кожа, высокий рост, богатые одежды. Унэн тотчас заметил, что ни один предмет одеяния жреца (а это, без всякого сомнения, был жрец) не изготовлен из кожи или меха животного. Только растения, только камни, только металл.

Монах быстро вспомнил, нет ли на нём чего-нибудь, явно животного происхождения, и успокоился, поняв, что нет.

Жрец опирался на посох чёрного дерева; набалдашником ему служило оскаленная голова сурка, выточенная из обсидиана. Жрец смотрел на пришельцев, не произнося ни слова и не двигаясь.

Монах поклонился ещё раз — жрецу, справедливо решив, что с того достанет и менее уважительного поклона. Жрец чуть наклонил голову — что означает этот жест? Унэн тихонько прочистил горло, чтобы прервать затянувшееся молчание. Странно, что шестое чувство молчит, подумал он. Трудно поверить, что кто угодно может вот так запросто дойти до святилища…

— Мы пришли к племени Увинхор, чтобы узнать о судьбе одного из его людей, — проговорил монах, внимательно наблюдая за жрецом. — Прошу извинить нас за то, что явились без приглашения. От вашей помощи может зависеть судьба всего мира.

Это я, конечно, загнул, подумал монах. Но не открывать же ему подлинную цель визита!

Жрец что-то коротко сказал флоссу, тот сдвинул на долю секунды «уши» и взлетел. Пролетая мимо Унэна, он шепнул «будь осторожен» и скрылся за спиной жреца, среди деревьев.

— Нечасто к нам обращаются за помощью, — выговорил жрец на безупречном Верхнем Тален. Пальцы его правой руки сильнее сжали посох. — Что может поведать пришельцу с востока дикарь, не понимающий выгод цивилизации?

Говорил он не меняя тона — вежливо и спокойно; так спокойно, что трудно было даже заподозрить издевку. Проверяешь мои нервы, подумал Унэн и усмехнулся про себя.

— Достойный и уважаемый жрец может поведать историю жизни одного человека, по имени Тнаммо, который считается умершим — но на самом деле жив.

Вокруг святилища замелькали тени. Возгласы удивления послышались со всех сторон. Монах ощутил волну тепла, накатившую откуда-то справа.

Повернул голову.

Глаза божества были ярко открыты и в них бушевало ярко-белое пламя. Именно от глаз исходило тепло; вплотную к изваянию оно должно было быть непереносимым жаром.

— Осторожнее, чужеземец, — всё тем же тоном произнёс жрец, и посох в его руке шевельнулся. — Ты хочешь узнать то, что дозволено знать только воинам племени. Знание это смертоносно для всех, кто пришёл извне.

Жрец замолк. Унэн краем глаза заметил, что их окружила дюжина воинов. Все одеты одинаково; одежда простая, удобная и не мешающая в бою. И копья, и короткие мечи производили должное впечатление. Тем более, что, судя по виду воинов, они умели обращаться с оружием.

— Мне нужно это знание, — твёрдо произнёс монах.

— Ты готов умереть?

— Да, если необходимо, — ответил Унэн и подумал, что ритуал этот со стороны должен выглядеть на редкость глупо.

— Отлично, — жрец сбросил наземь своё пышное одеяние и предстал перед монахом в боевом облачении — с посохом в руке. Хоть и выглядел жрец стариком, только безумец решил бы, что он не опасен. — Там, в цивилизованном мире, вы почему-то цените силу. Десять раз я нанесу тебе удар, чужеземец; десять раз это сделаешь ты. Пусть сила решит, достоин ли ты знания.

И повернулся, показывая, что не вооружён более ничем.

Монах короткий миг смотрел на соперника, оценивая шансы, и высыпал из просторных рукавов своего дорожного облачения всю коллекцию оружия. При виде её воины невольно покачали головой, а брови жреца чуть шевельнулись.

— Начинай, чужеземец, — проговорил жрец и встал, нарочито тяжело опираясь на посох.

Унэн долго сосредотачивался и собирался, прежде чем нанести удар.

* * *

Если встречаются два слабых противника, всё решает слепой случай.

Если встречаются сильный со слабым, случай практически не играет роли — чем бы ни был вооружён слабый.

Если встречаются двое сильных… то им не стоит вступать в битву. Потому что проиграют оба. Победивший — оттого, что не смог выдержать искушения применить силу, а проигравший — просто потому, что проиграл.

Унэн не торопился применять что бы то ни было эффектное из своего арсенала. Он способен расколоть ударом ладони огромную скалу, перерубить толстый древесный ствол, поймать на лету стрелу. Но здесь-то не скала! По движению глаз, по выражению лица, по незримому психическому полю, что видно немногим, было видно, что жрец — боец высшего класса. Ну да, разумеется; в подобных племенах вождь, жрец и военачальник — одно и то же лицо.

Жрец не отреагировал на два ложных выпада и ушёл от третьего, настоящего — ушёл плавно и неспешно, словно волна, ускользающая от ладони. Его посох с кажущейся медлительностью описал короткую дугу, но Унэн понимал, что соприкосновение с ним кончилось бы печально. Он и не дожидался удара: жрец, похоже, понимал и это.

Где-то ударил гонг, и противники разошлись вновь.

Теперь уже жрец смотрел куда-то сквозь Унэна, и тот чувствовал, как чужое холодное сознание пронизывает его разум; как читает наперёд все мысли и намерения; как удовлетворённо покидает его, зная, что от противника не следует ждать никаких сюрпризов.

Момента, когда посох пришёл в движение, монах попросту не заметил. Вот он, чуть приподнят и отведён назад — поди угадай, какой именно удар последует. И удар последовал; скорее мгновенным озарением, нежели органами чувств Унэн осознал, куда движется чёрная неотвратимая смерть, и подпрыгнул — с места, прямо вверх, вытягивая в прыжке ноги в противоположные стороны.

Что-то слегка задело полы его накидки.

В глазах жреца он увидел удивление и спокойное признание своих возможностей.

И знал, что более ему такой прыжок не поможет.

Гонг…

… и ещё…

… и ещё…

Один-единственный раз Унэн попал-таки по сопернику. Но и это трудно было назвать ударом. Разозлённый предыдущими неудачами, он бил всерьёз: попав по не ожидающему нападения противнику, он, несомненно, убил бы того. Но сложенная наконечником копья кисть странным образом завязла в воздухе перед грудью противника — и не было понятно, что же смогло её остановить. Не небрежный же жест правой ладони.

От удара жрец едва заметно отшатнулся и, словно споткнувшись, резко повернулся вокруг своей оси — как бы ввинчиваясь в землю. И вновь только сложный пируэт — сальто с поворотом — спас Унэна от удара двумя ладонями и одной ступнёй. Трудно сказать, что стало бы с ним, останься он на месте. Вполне возможно, разрезало бы на четыре части.

Последний же удар посоха пришлось останавливать руками. Унэн и остановил — посох завершил движение, не коснувшись его лица; правда, сам монах отчего-то отправился в короткий полёт спиной вперёд и упал, не вполне собравшись. Впрочем, падение ему ничуть не повредило.

Они стояли друг напротив друга — пыльный и несколько запыхавшийся Унэн и чуть улыбающийся жрец, в безупречно чистом боевом наряде.

Сияние глаз статуи стало жёлтым.

— Покровитель холмов благоволит тебе, чужеземец, — произнёс жрец, и глаза на набалдашнике его посоха тоже вспыхнули жёлтым. — Мы дадим тебе имя, достойное гостя нашего острова. Мы будем звать тебя Оранжевым Тигром — надеюсь, имя это не несёт в себе ничего оскорбительного.

Как будто у меня есть выбор, подумал Унэн устало и слегка поклонился.

Глаза статуи закрылись.

— Но я же… не победил, — заметил монах неуверенно.

Жрец и окружавшие его воины от души расхохотались.

— Если бы ты смог это сделать, Тигр, то был бы уже новым вождём, — пояснил жрец, поднимая церемониальную одежду. — С позволения Покровителя, конечно. Но пока крепка земля и не рушится небо, вождями племени будут только уроженцы Островов.

Унэн молча кивнул.

— Идём с нами, — жрец указал, куда именно. — Твой друг, воин Невидимого народа, уже ждёт тебя.

Невидимого народа, подумал монах, сопровождаемый спокойными и немного надменными аборигенами. Надо же. И «воин». Что-то я за Шассимом не замечал никакой воинственности.

Может быть, и к лучшему.

* * *

В тот момент, когда Унэн назвал его имя, Тнаммо вздрогнул, жестом велел Хирголу замолкнуть и повернул голову туда, где, вдалеке от него, встретились доселе неизвестный ему монах и вождь, некогда посвящавший его в воины.

Что-то неприятное происходило там, на другой стороне мира.

«Кто-то следит за нами», вспомнил он слова Альмрин и незаметно подмигнул ей — дескать, всё в порядке.

— Ложная тревога, — пояснил он обескураженному Хирголу, и велел продолжать.

Пауза помогла Хирголу: от страха он припомнил окончание заклинания и учитель, впервые за последние пять дней, остался доволен.

* * *

— Ну и местечко, — пропыхтел Гость, втаскивая плот на берег. Прежде лёгкий, плот отчего-то не желал вылезать на сушу; пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы сдвинуть его с места.

Оставалось надеяться, что река не разольётся и не унесёт единственное средство передвижения.

Тропка вела сквозь всё тот же «железный» кустарник. Заросли его потрясали воображение. Казалось, что весь восточный берег зарос им. Гость вынужден был сражаться с ветвями на каждом шагу и вскоре весь перепачкался в кроваво-красном соке; хорошо ещё, «закалённый» нож никак не страдал от соприкосновения с переродившейся древесиной.

Спустя полчаса (за которые Науэр прошёл едва ли с четверть мили) дорога пошла в гору. Кустарник становился всё реже и реже и вдруг — хвала судьбе! — превратился в обычный, зивирский — живой, зелёный, податливый. Чем-то он походил на иву, однако, это был Зивир, и старые имена тут не годились.

Холм был почти что голым; лишь редкие травинки пробивались то там, то сям; Гость, невзирая на усталость, едва ли не бегом добежал до вершины. Там и встал, осматриваясь.

Зрелище, представшее глазам, наполнило разум одновременно надеждой и безысходностью.

Надеждой — потому, что к югу, за небольшой котловиной, наполненной туманом, виднелись несомненные силуэты строений. Люди!

Безысходностью — потому, что Гость находился на острове. С запада на восток было около пяти миль. И дальше вновь начиналась Река. Хуже всего было то, что восточного берега Гость разглядеть не смог. Лишь неясная пепельно-белая черта на горизонте — то ли горы, то ли снег. Не понять.

После второго открытия Гостю как-то не очень хотелось встречаться со здешними жителями. Однако, как ни крути, раз уж решил не следовать предопределённым маршрутом, надо побывать и там. Тем более, что никто никогда не говорил о том, что на Реке есть острова.

Ну хорошо. Только вот как обозначить это место? Гость вновь огляделся. Холм со всех сторон был окружён кольцами — вначале нормального кустарника, затем — «железного».

Ещё два холма виднелись к юго-востоку, а после остров становился почти совершенно ровным. Не считая котловины — до неё было мили три.

На всякий случай Гость выложил из камней небольшой знак-указатель на вершине холма. Если даже придётся возвращаться в полутьме, заметить такой знак будет просто. А плот с Реки не должно быть видно.

Да и кто осмелится выходить на Реку на каком бы то ни было судне?

Осмотрев критически одежду (всю сплошь измазанную тёмным соком; в особенности досталось рубашке), Гость двинулся в путь.

На юг.

* * *

— Не открывай рта, отвечай мысленно, — послышалось в голове у Унэна. Вот уже три часа он сидел в небольшом каменном строении; вход и выход охранялись внушительного вида воинами. По ним было видно: лучше даже не пытаться затевать разговор.

От монаха явно ожидали чего-то ещё. Сохраняя серьёзный вид и полное внешнее спокойствие, Унэн долго размышлял над тем, с какой стороны приступить к выполнению задания. Что-то здесь не так. После того, как вождь (он же жрец) дал ему имя, все остальные словно воды в рот набрали. Неспроста ведь.

И вот — три часа спустя в хижину влетел флосс; не произнося ни слова, уселся в противоположном углу комнаты и занялся оперением: тщательно укладывал перышки, подолгу выбирал клювом несуществующий мусор. Воин сопровождал Шассима; он внимательно следил и за монахом (который никак не отреагировал на их появление и продолжал медитировать с закрытыми глазами, сидя в самом тёмном углу), и за флоссом.

На последнего он поглядывал с явной опаской.

Услышав знакомый мысленный голос, монах мысленно кивнул, стараясь ничем не выдавать, что он что-то услышал. Страж по-прежнему сидел, внимательно наблюдая за гостями. Он, видимо, не слышал ни слова.

— Ясно, — ответил монах, не размыкая губ.

— Не тешь себя иллюзиями, — посоветовал шелестящий голос где-то под сводами черепа.

— Вот несколько самых важных правил. Не обращайся сам к тому, кто не заговорит с тобой первым; единственное исключение — вождь. Не вздумай говорить об их божестве-Покровителе. Ни слова.

— Ясно, — монаху начинало становиться интересно. Откуда флосс всё это знает? Откуда такое отношение к нему самому?

— Пока достаточно, — флосс никак не выдавал своего беспокойства, хотя, откровенно сказать, вовсе не был уверен, что Унэн сможет скрыть свою непредсказуемость — хотя бы в этот раз.

Узнай монах о его мыслях, непременно обиделся бы.

Но Унэн не слышал этих раздумий, а потому спокойно продолжал сидетьи медитировать. На душе было легко и спокойно; излишнее любопытство в подобных случаях значительно сокращает жизнь.

Тем более, что ему послышалось невысказанное предупреждение Шассима: его не изгнали и не попытались убить потому, что вождю что-то нужно от пришельца извне.

Попытаюсь выяснить, что именно, решил монах, а сам тихонько отхлебнул воды. Из своей собственной фляжки. Что-то странное почудилось ему в чаше с водой, которую ему принесли вместе с простыми, испечёнными из грубой муки лепёшками. Лепёшки не вызвали никакого беспокойства и монах их с удовольствием съел.

Не забыв трижды положить вокруг себя несколько крошек, отщипнув от верхней лепёшки. Знак уважения покровителю племени, Флосс не говорил ему об этом, но монах достаточно знал об обычаях примитивных народов, чтобы быть уверенным: вреда от этого не будет.

Вреда, действительно, не было. Поражённые охранники сообщали вождю о каждом действии их гостя (пленника?), о чём, конечно, Унэн догадывался с самого начала.

Пытаться произвести впечатление на аборигенов боевыми талантами бесполезно: монах сразу ощутил силу, недоступную ему, и обеспечивающую безусловное превосходство каждому здешнему бойцу. Дарована ли она их непокорным божеством или основана на неизвестном монаху виде магии, значения не имеет. Унэн чувствовал, когда силе не могла противостоять сила, и не боялся признавать, что слаб. Не возьмём силой, будем брать чем-либо ещё.

Как раз эту небольшую загадку ему и предстоит разрешить: чем можно повлиять на вождя. Не сидеть же здесь до скончания времени! Унэн не сразу обнаружил, что телепортироваться с острова не удастся: что-то блокировало все известные ему методы мгновенного перемещения. Вряд ли это случайность. уходить отсюда надо исключительно мирным образом.

К тому же Шассим, видимо, поручился за него — и загадку столь высокого уважения аборигенов к флоссу тоже предстоит разрешить.

Унэн прикрыл глаза, расслабил мускулы и начал медитировать.

Заглянувшие в крохотное окошко охранники поразились, обнаружив, что внутри появился ещё один источник света: слабое свечение исходило от самого монаха; преимущественно от сложенных затейливым образом кистей рук, и в меньшей степени — от головы.

* * *

Норруан мягко спрыгнул из шахты, ведущей в Зивир. Ворона слетела с его плеча и сделала несколько кругов по залу. Изваяние ворона не обращало внимания на вновь пришедших; глаза его были прикрыты.

— Что ты хотел показать? — спросила она, усаживаясь у ближайшей колонны.

— Это скорее предчувствие, чем знание, — ответил Владыка и извлёк Книгу из матерчатого мешка, в который на всякий случай завернул её.

От фолианта тут же потекло во все стороны слабое голубоватое свечение. Что-то оно напоминало Норруану… но что, неизвестно. Ворона опустила взгляд на книгу, а сама искоса поглядывала на человека; тот выглядел уставшим. Не физически — уставшим духом. Словно пребывал длительное время в ожидании чего-то плохого.

— Вот, смотри, — Норруан открыл книгу, и ворона увидела, что текст, на который падает взор, меняется на глазах. Проваливались куда-то в глубь бумаги слова и целые абзацы; сами собой переползали, извиваясь и принимая жутковатые очертания, целые предложения. После того, как страница успокоилась, Владыка перевернул лист; таинственное явление возобновилось. Так он делал вновь и вновь, пока все двадцать два листа, исписанных его и чьей-то ещё рукой, не застыли.

Норруан полистал страницы туда-сюда, чтобы убедиться, что всё кончилось.

— Смотри, — указал он пальцем. — Мы с тобой сейчас вне Зивира; всё, что было написано обо мне или о тебе, исчезло со страниц.

Ворона опустилась перед томом и вгляделась в бисерные буковки. Перевернула страницу (мысленным усилием; Норруан с удивлением отметил, что её магические способности в этом странном месте усиливаются — его собственные, наоборот, ослабевали) и принялась читать.

— Верно, — согласилась она спустя минуту. — Но что это нам даёт?

— Мы сейчас находимся вне событий Зивира, — объяснил Норруан, извлекая из воздуха небольшую скамеечку, грубо сколоченный деревянный стол и лампу. — Мне не нравится та лёгкость, с которой удавалось править происходящее там, — он кивнул в сторону угольно-чёрного отверстия в потолке. — Я предпочту посидеть здесь. В Книге скрыта, несомненно, огромная сила. Я сильно сомневаюсь, что роскошь изменять Зивир даётся даром.

Ворона промолчала, выдержав взгляд бездонных тёмных глаз Владыки.

— Так что, если не возражаешь, побудем пока здесь, — предложил Норруан, добыв также чернильницу и перо. — Мне пришла на ум одна крохотная хитрость. Смотри, — и ворона придвинулась поближе.

«И, устроившись вне пределов Зивира, обманчиво податливого и ещё менее понятного, нежели обычно, Норруан с Морни принялись следить, как на страницах Книги проступало описание пути того, кто прибыл в Зивир, чтобы покончить с Норруаном раз и навсегда…»

Норруан подмигнул вороне. До той не сразу дошло, что её спутник только что попытался воздействовать на Книгу при помощи неё самой.

Норруан отложил перо в сторону, и они вдвоём уставились на влажные ещё буквы.

Что произойдёт?

Где-то в глубине сознания, Норруан опасался, что тень, преследовавшая его, едва он покидал пределы Зивира, немедленно отыщет жертву — в качестве ответа на подобную попытку. Что будет с ним после этого, он не знал — вернее, знал когда-то, но не мог обратиться к этому знанию: как и большинство воспоминаний, оно пребывало в глубинах памяти, под чьей-то неусыпной охраной.

Ветерок пригладил волосы Норруана и перья на голове у Морни. Та невольно отступила на шаг от Книги.

Время тянулось, и Книга, казалось, намеренно держит в напряжении своих читателей-писателей, накрепко связывающих собственную судьбу с её участью.

Затем фраза, написанная Норруаном, мгновенно и неуловимо высохла, въелась в бумагу, стала старой не вид. Нет, не старой — невероятно древней.

Норруан издал невольный возглас облегчения — и любопытства. Ворона подошла поближе.

Причудливый вензель нарисовала невидимая рука под последними словами Норруана. И, то проступая буква за буквой, то выливаясь целыми строками, потекли из ниоткуда слова — каллиграфически написанные серой тушью, стереть которую теперь никому не под силу.

Говорилось там о том, что Гость, после многочасовых попыток, неожиданно осознал, что давно уже умел охотиться — просто раньше отчего-то не помнил об этом…

XVIII

Гость неожиданно обнаружил, что давно уже умеет охотиться — но вспомнил об этом словно бы совсем недавно. Подобное «прозрение» не очень удивило его; как, впрочем, не очень-то и испугало: чем дальше он отходил от предначертанного Мондерелом маршрута, тем больше интересного случалось.

Он без особого труда поймал похожего на кролика (из тех, что водились в его родном мире) грызуна и понял, что смерть от голода ему, похоже, не грозит. Закалённый в реке клинок его ножа высекал огромные полотна горячих искр из кусочков кремня, которые попадались на пути — при этом ничуть не тупился. Так что спустя ещё полтора часа Гость угощался вполне приемлемым жареным мясом, заедая его съедобными корешками. Вообще он осознал, как много пищи здесь лежит буквально под ногами — и как сильно его тяготила мысль, что ему неизбежно придётся питаться подарками Мондерела — полосками сушёного мяса и всем прочим.

Теперь же, разорвав ещё одну нить, связывавшую его с Правителем, Гость отметил новое чувство, ранее не проявлявшее себя так сильно.

Надежду.

Надежду на то, что его поход, в котором поначалу он вёл себя как избалованный мальчишка, намеренно нарушавший мудрые запреты старших, всё же не столь безнадёжен. То, что дым от его костра могут заметить, его мало беспокоило: судя по очертаниям строений, жители этих мест совершенно не заботились о безопасности.

Видимо, не зря: чтобы горстка выживших зивирцев решилась переплыть ядовитую и непредсказуемую Реку… тем более, что этот остров на их картах всё равно не значился!

… Ещё спустя полчаса Гость уверенным шагом двигался в направлении котловины. Фляжка приятно отягощала его пояс; вода в источнике была холодной до боли в зубах и очень вкусной. Имела ли она отношение к Реке или нет — неважно. В конце концов, не сам ли он не так давно усомнился в непреложных для зивирцев истинах?

* * *

Одна из серых ворон-наблюдателей уже который день облетала место, за которым Морни велела ей следить — безо всякого успеха. Да и стал бы Гость прорываться к Замку в настолько открытом месте?

Вряд ли — ведь голодные слуги Владыки, один вид которых может отнять мужество у самых отчаянных, не сводят глаз с широкой полосы болот, что отделяют Замок на северо-востоке от последних подчинённых Правителю земель. Точнее, пустошей: ядовитое дыхание реки совместно с усилиями Норруана выжгли здесь всё живое.

Каково же было её удивление, когда на рассвете восемнадцатого дня с того момента, как Гость отправился в поход, из-за ближайшего холма вышел невысокого роста молодой человек, вид которого внушал уважение — и страх. Выглядел он уверенно, а обилие всевозможных магических предметов (несомненно, дар Иглы) не давало возможности ошибиться.

Науэр собственной персоной. Успешно миновавший все двадцать три предыдущих поста, оставшись при этом незамеченным. Правда, вороне показалось, что человек выглядит как-то странно… тень от него то появлялась, то исчезала, черты лица были несколько размыты — словно некая сила скрывала подлинный облик пришельца.

Что, вероятно, соответствовало действительности.

Увидев перед собой низину, болота и грозный силуэт Замка, человек рассмеялся и, поправив выбившуюся из-под серебристого обруча прядь волос, двинулся в сторону Моррон.

По-прежнему становясь время от времени полупрозрачным.

Ворона очнулась от паралича, только когда Гость почти скрылся из виду. Она подала сигнал тревоги — настолько сильный, насколько могла.

Но никто не ответил.

* * *

Почти десять тысяч лет назад Люди принялись расселяться с островов, где некогда возникла их раса. Сотни крохотных островных государств быстро осознали, что единственный выход для них, не считая непрекращающихся междоусобных войн — поиск новых земель.

Острова, конечно, были прекрасным местом. Но Остров Ящерицы (или Змеи — названий для него множество), где располагалось большинство пригодных для поселения земель, был объявлен почти целиком заповедной территорией. Представители всевозможных культов, почитающих всё живое, поспешили защитить это необдуманное решение местного князя. Который, вполне возможно, просто заботился о древних лесах, которые по счастливой случайности ещё оставались кое-где — а дичь там водилась самая изысканная. А может быть, не хотел ни с кем делиться редкостными реагентами, которые ценились у лекарей и алхимиков значительно дороже золота.

Никто этого не знает. И, вероятно, не узнает. Очень скоро выяснилось, что для тех, кому не нашлось места во множестве крохотных городишек и поселений, остался единственный выход — искать себе место за морем.

После того, как, примерно сотню лет спустя, стало совершенно очевидным то, что к востоку от архипелагов находится огромный и малозаселённый континент, туда в поисках лучшей жизни уехало девять десятых жителей островов. Крупных городов — таких как Киннер — это мало коснулось: будучи важным портом, Киннер только выиграл от появления новых портов и поселений. Тем более что находились многие из них на расстоянии от силы недельного морского перехода. Участь же мелких городов порой была печальной.

И многие обособленные племена, из последних сил боровшиеся за независимость, не желая принять цивилизацию, наконец-то вздохнули спокойно. Армии, миссионеры, торговцы плодами прогресса нашли себе новых жертв — куда более привлекательных. Островок, на котором сейчас находился Унэн, волей судьбы выпал из внимания всего остального мира и продолжать жить так, как было заведено сотню веков тому назад.

Ну, разумеется, невозможно совершенно не меняться. Кое-что должно было измениться — тем более, что любопытные всё же находились и раз в десять-двадцать лет хоть кто-нибудь да посещал «необитаемые» территории. Аборигены, разумеется, давно научились жить так, что только самые опытные маги или же существа, должным образом одарённые, могли отыскать их умело скрытые селения.

Не последнюю роль в этом играли их покровители — божества, огромное влияние которых сосредотачивалось на небольших клочках земли. В их пределах они готовы были оспорить власть кого угодно из Великих Богов; за пределами очерченной ими самими границы они были практически бессильны.

На нескольких этих переживших мощные катаклизмы прошлого островках таились, вне всякого сомнения, величайшие сокровища — как материальные, так и иного рода: Унэн более в этом не сомневался. Ему, правда, было непонятно то, что Флоссы, прекрасно зная о таких местах, вовсе не торопятся их изучить. Что мешает им?

Ещё один вопрос без ответа. Хотя, если вдуматься, кто сказал, что необходимо снабдить описанием, объяснением и приручить всё, что только удаётся увидеть? Даже если многие считают именно так, это ещё ничего не означает. Скорее наоборот. То, что всем и каждому кажется очевидным и правильным, в большинстве случаев оказывается прискорбным заблуждением — порой более вредоносным, нежели любая внешняя сила…

Унэн вышел из состояния медитации, как ныряльщик за жемчугом высвобождается от недружелюбных объятий океана. Мир восприятий и мыслей, отдалённо похожий на астральный аспект таваи, был сброшен легко и небрежно. Вокруг вновь был мир обыденный, реальный, доступный органам чувств.

Была ночь.

Оглушительно пели цикады.

Непонятно, как под такой хор людям удаётся заснуть?

Унэн встал, разминая немного затёкшие мышцы, и неожиданно понял, что охрана исчезла.

И дверь уже не заперта.

Снаружи, сквозь небольшое окошко (в него не пролезла бы и голова) доносились звуки — пение, диковинные голоса музыкальных инструментов, что-то ещё. Едва ощутимо рокотали барабаны — их можно было воспринимать не слухом, а осязанием, прижав ладонь к каменному полу.

Но Унэн не зря прожил не одну и даже не две жизни, чтобы не поддаться столь очевидным соблазнам. Раз не запрещено, значит, разрешено; раз нет замка, значит, можно идти, куда угодно. В мире цивилизации это воспринималось как должное; здесь, в затерянном месте, вдалеке от привычных реалий, это было не более чем ловушкой.

Настоятель всё ещё ощущал чьё-то внимание.

«Ночь священного праздника», послышалось ему из ниоткуда. Знакомый голос. Шелест листьев, едва уловимый, на грани восприятия. «Непосвящённые осквернят праздник одним своим появлением». И всё. Шассим исчез — он не подлетал к хижине и вообще был где-то невообразимо далеко. Однако эхо его мысли Унэн смог услышать.

Хорошо, если тот, кто наблюдает сейчас за ним, не услышал того тоже…

Поупражнявшись в быстром темпе — выполнив дюжину излюбленных движений — Унэн выпил ещё немного воды и вновь уселся в дальний угол комнаты. Испытываете терпение? Ну что же, я ведь могу ответить тем же.

Его терпение было вознаграждено уже на рассвете нового дня.

* * *

Смотри, — Норруан подошёл к статуе ворона и по-приятельски похлопал ладонью по одному из каменных когтей. Морни с опаской взглянула в глаза исполинского сородича, но те оставались закрытыми. — Что-нибудь напоминает?

Ворона некоторое время думала.

— Ты имеешь в виду тот отрывок… о загадочном путешественнике?

— Верно, — кивнул Владыка. Открыл Книгу и после непродолжительных поисков указал на нужное место. — Вот. «Менвермориллидд».

Что-то вздрогнуло под потолком, и Норруан отскочил, спасаясь от посыпавшихся на голову камушков. Те падали, с глухим немузыкальным стуком разлетаясь в разные стороны. На миг приоткрылись глаза изваяния, выпуская наружу ярко-жёлтое свечение… чуть вздрогнули распахнутые крылья… когти крепче сжали неподатливый постамент… и всё успокоилось. Норруан захлопнул том и поискал взглядом ворону.

— Скажи мне теперь, что это простое совпадение, — предложил он — Мы с тобой здесь; он со своим приятелем-птицей там. Книга у меня; книга у него. Мы в состоянии читать друг про друга… и влиять друг на друга… — Норруан похлопал по Книге, и устало прикрыл глаза.

— Ты думаешь, это он? — удивилась Морни и похолодела. От мысли о том, что это может быть правдой.

— Не знаю, — ответил человек после долгой паузы. — Не уверен. Судя по тексту, он не держит книгу при себе.

— Но она же здесь! — кивнула Морни в сторону лежащего на полу фолианта. — Как он может держать её при себе?

— Если бы я знал все ответы, не сидел бы тут, — ворчливо отозвался Норруан. — Это она, без всякого сомнения. Не имеет значения, что она здесь, у меня в руках.

— А что они делают сейчас? — полюбопытствовала ворона, когда неловкая пауза затянулась.

— Не знаю, — Норруан открыл Книгу и перелистал её. — О нём более ни слова. И о птице его — тоже. Я даже не знаю, что это за птица — тут толком не объяснялось.

Может, это какая-нибудь мелочь, вроде воробья. А может быть, нет. Сова, орёл, ворон…

Он взглянул на вздрогнувшую Морни.

— Хотя нет, вряд ли это ворон, — заключил Норруан. — Возможно, я напрасно ищу совпадения и параллели. Потому что тот, кто настойчиво ищет, может, в конце концов, найти. А мне пока непонятно, как при помощи этих параллелей решить главную задачу.

— Какую именно? — не поняла Морни. — Справиться с Гостем?

— Убраться из Зивира, — поправил её Владыка. — Раз и навсегда.

И они вновь взглянули на отверстие в потолке, из которого спускалась верёвка.

* * *

— Убраться из Зивира, раз и навсегда, — задумчиво повторил Тнаммо, не нарушая сосредоточения. Где-то далеко отсюда, в малознакомом месте, раздавался голос, к которому он прислушивался уже более получаса.

Всё бы ничего — мало ли кто о чём говорит; но голос слышался из глубины металлического шкафа, марка «Крепость» — с многослойным магическим барьером. Считалось, что никакого обмена с окружающим миром изнутри шкафа быть не может. Ловушка? Возможно, но на кого стал бы ставить ловушку владелец шкафа, если совершенно уверен в его неприступности?

Тнаммо резко тряхнул головой, и крохотная птица с тремя чёрными полосками на боках принялась самостоятельно исследовать тёмные углы в кабинете Унэна. Считалось, что решётка на окне, с одной стороны, достаточно редка, чтобы не мешать движению воздуха; а с другой стороны, достаточно часта, чтобы не пропускать внутрь тех, для кого безразличны какие бы то ни было законы, установленные людьми. Летучие мыши протиснуться сквозь щели не могли. Но крохотная, с ноготь большого пальца «птица», что более недели изучала монастырь (поначалу — безо всякого чёткого плана), смогла просочиться сквозь такое препятствие.

Есть, ей, конечно, было нечего (да и незачем: ведь она не была живой в традиционном смысле этого слова); прыгать по полу в поисках букашек её заставлял таинственным образом передавшийся инстинкт. Как это могло передаваться, не знал и сам Тнаммо.

Теперь уже два места, подумал он. Первое — это Цель. Вторая — шкаф монаха. Ох, и попортил Унэн крови Девятке… да только никак не удаётся ни покончить с ним, ни привлечь на свою сторону. Второе поражение Девятки, не считая Цели.

С десяток его разведчиков постоянно кружат на почтительном расстоянии от Цели. С чего начинать действия? Удар можно нанести только один; второй попытки может уже не получиться. Тнаммо чудом избежал предпоследней осады тайной лаборатории и не питал никаких иллюзий относительно возможностей Совета Магов… или кто ещё там был его противником.

Шкаф или Цель? Куда посылать главные силы? До позавчерашнего дня он был уверен, что искомая вещь лежит где-то в глубинах дома Цели. Теперь же он вовсе не был уверен. Неуверенность же — худшее из проклятий. Она уже не раз обходилась ему очень дорого. Тнаммо взглянул краем глаза на Альмрин. Девушка сидела в кресле позади него и с увлечением читала «Историю освоения Юга». Архаичную, но живо написанную книгу, которая сразу же понравилась Тнаммо. Отчего вдруг она так заинтересовалась книгами? Тнаммо считал, что, как и намеревался, не навязывает ей своей воли. В умственном отношении она во многом — маленький ребёнок. Но как быстро обучается!

Впрочем, это только на пользу. Пятый тяжело опустился в кресло. Возраст уже сказывается.

Плюс постоянное напряжение, подозрительность, ожидание подвоха. Вот они, самые действенные виды оружия Совета. А вовсе не команды особого назначения, которые раз за разом опустошают его склады и уничтожают оборудование…

Ну ладно. Будем полагаться на интуицию. Пока что от Первого нет никаких сигналов — следовательно, время терпит. А когда времени не останется, будем… снова полагаться на интуицию.

Пока же надо выяснить, что такое «Зивир», кто такой «Гость» и кому принадлежат несколько названных имён. Впрочем, одно из имён, а именно «Менвермориллидд»» Тнаммо было слишком хорошо знакомо. Но сделать с этим ничего нельзя: место, откуда могли прийти звуки этого имени, запретно и для него, и для его разведчиков.

Тнаммо, как и Унэн, осознавал пределы своих возможностей.

— Передай Хирголу, чтобы изготовил ещё два десятка «глаз», — вручил он записку Альмрин, и та кивнула, осторожно отложив в сторону книгу. — После пусть принимается за эликсир. Нам потребуется по меньшей мере восемь… нет, двенадцать килограммов… впрочем, это я передам сам.

И Альмрин выпорхнула наружу. Тнаммо проводил её взглядом и задумался. О многом.

… А Хиргол подобрал из корзины для ненужных бумаг клочок, на котором явственно значилось «крепость» и «Зивир» и долго думал. После чего на всякий случай записал всё это в свою тетрадь. Кто знает, когда Первый потребует отчёта. Главное то, что не будет возможности отказаться.

* * *

— Дванламмо, сын Орла Арвоилла, приветствует Оранжевого Тигра, — услышал Сунь Унэн сквозь слабую дымку, которой покрывалась реальность во время медитации.

Он открыл глаза и заметил, что вождь сидит напротив — в новом одеянии, которое, без сомнения, носил этой ночью. От одежды, придававшей жрецу некоторое сходство с Покровителем, доносилась необычная смесь запахов. Было что-то хвойное, терпкое и легко ощутимое; был дым, оставшийся от сжигания трав; были и другие компоненты — некоторые вовсе не относились к благовониям. Кровь, например.

В комнатке они были вдвоём.

Ни охраны, ни Шассима. Унэн чуть сосредоточился и понял, что на расстоянии ста шагов от домика тоже никого не осталось. Итак, вождь снизошёл до частной беседы. Видимо, что-то срочное: из намёков Шассима он знал, что обряды очищения и посвящения могут тянуться несколько недель.

— Сунь Унэн, Оранжевый Тигр, приветствует Дванламмо, — ответил монах со всей серьёзностью, которую смог собрать. Раз этот народ так чуток к именам, лучше даже не пытаться шутить.

Вождь некоторое время молчал.

— Тнаммо онги Увинхор мёртв, — произнёс он. Выражение его лица при этом не изменилось.

— Вполне возможно, — согласился монах. — Тело его отыскали несколько дней спустя кораблекрушения. Однако это не первый раз, когда отыскивают его тело. Поскольку от того, жив он или нет, зависит, будет ли великая война между большими государствами, мне необходимо узнать о нём как можно больше.

— Я слышал о тебе, Тигр, — неожиданно произнёс жрец, и посмотрел Унэну прямо в глаза. — Ты странник на этой земле. Тебе ли беспокоиться о судьбах здешних государств?

— Война противна мне, — отозвался Унэн немедленно. — Какой бы она ни была. Во время даже самой справедливой из войн страдают ни в чём не повинные. За войной всегда следуют хаос и распад.

— Все мы всего лишь исполняем волю богов, — возразил жрец. — Если им угодна война среди смертных, не будет ли самонадеянно поступать вопреки их воле?

— Боги так же преходящи, как и люди, — ответил Унэн равнодушным голосом. — Кровопролитие никогда не нравилось мне, кто бы ни велел его начать — повелитель города, страны или целой вселенной.

Жрец склонил голову, и некоторое время смотрел куда-то в пол, словно прислушиваясь.

— Покровитель позволил мне рассказать, кто такой Тнаммо и почему он мёртв для нас, — промолвил он после долгого раздумья. — Я расскажу об этом всего лишь раз, странник. Покровитель велел сказать также, что разгневается, если впоследствии ты хоть раз спросишь об этом нечестивце на священной земле.

Он замолчал. Монах ждал продолжения: тон жреца указывал на это.

— В ответ ты расскажешь о том, о чём захочет знать Покровитель, — закончил вождь. Это было не предложение; это был приказ.

— Я уважаю законы тех мест, где мне позволяют находиться, — Унэн слегка наклонил голову. — Да будет так.

И жрец начал повествование.

Тайком от него, Унэн сжимал в левой ладони крохотный шарик — килиан, записывать он собирался только звуки. К тому же твёрдо намеревался уничтожить запись сразу по окончании своего поручения — если расследование к чему-нибудь приведёт.

Потом гостя накормили (рыбу здесь готовили отменно) и проводили — до незримых границ поселения. Там, не прощаясь, жрец и его свита попросту исчезли.

А спустя несколько минут появился Шассим-Яг, спокойный, как всегда, и бесшумный.

— Как дела? — поинтересовался он, едва они обменялись приветствиями. Унэн остановился, позволяя флоссу опуститься на «насест», и быстрым шагом направился туда, где среди множества неуютных пещер находилась лодка.

— Кое-что узнал, — помахал он рукой неопределённо. — Великие боги, ну и история.

Этот Тнаммо — кем бы он ни был — человек поистине незаурядный. Вождь продолжал называть его мёртвым, но, по-моему, он понимал под этим нечто другое. Не обязательно физическую смерть.

— Может быть, так, а может быть, нет, — возразил флосс. — У них имеется только одно серьёзное наказание. Провинившийся изгоняется навсегда и должен в течение суток покинуть остров.

— Всего-то? — усмехнулся монах.

— Всего-то, — подтвердил флосс. — Учитывая, что всё на острове, живое и неживое, повинуется Покровителю, а провинившийся, как правило, находится в его большой немилости.

Монах резко остановился. Так, словно вспомнил что-то крайне важное.

— Как же мне это в голову не… — начал он, но не завершил фразы. Лишь звучно хлопнул себя по лбу и почти бегом направился в сторону близкого уже берега. — Ты хорошо знаешь их язык?

— Неплохо.

— Вождь очень необычно объяснял мне, что не хочет возвращать Тнаммо вновь в мир живых и что… впрочем, сначала, так уж и быть, покинем остров. Раз Покровителю не нравится, когда произносят это имя, будем уважать его волю.

Монах вновь открыл рот, только когда лодка была на почтительном расстоянии от берега.

Проклятия в адрес скользких камней, жаркого солнца и ветра, конечно, не в счёт.

* * *

Звуки в котловине, залитой плотным туманом по самые края, гасли очень быстро. Первые несколько шагов это забавляло Гостя; но затем, когда одна лишь голова осталась над густым — хоть зачерпывай ложкой — белым покрывалом, ему стало неуютно. Словно переходишь вброд реку, кишащую голодными крокодилами.

Когда в тумане скрылась и голова, стало, как ни странно, спокойнее.

Шаги ощущались скорее осязанием, чем слухом: скрежет камней друг о друга; глухой, едва заметный стук осыпающегося склона. Вдобавок ему постоянно мерещился тихий печальный свист — словно где-то играла одинокая флейта.

Науэр замедлил шаг. Снаружи котловина была размером примерно две на пять миль; солнце, почти непереносимое «снаружи», окрашивало толщу тумана во все оттенки серого цвета; видимость ограничивалась пятью-десятью шагами. Осознав это, Гость замедлил шаг. Не хватало ещё с разбегу свалиться в яму или другую какую ловушку.

Постепенно он начал осознавать, что теряет ориентацию. Теней здесь не было; а человек, как известно, не в состоянии долго идти по прямой в отсутствие ориентиров. Что, если он сейчас заблудится, и так и будет бродить здесь час за часом, день за днём?.. Гость вздрогнул и попытался взять себя в руки. Во-первых, вот он, склон — достаточно начать подниматься по нему, как выйдешь на поверхность. Вовторых, компас…

Проклятие!

Науэр остановился и принялся рыться в собственных карманах. Ну конечно! Компаса нет. Было нечто… что указывало в сторону, где должен находиться Норруан (Науэр привычно замер, ожидая какой-нибудь реакции на произнесение имени… ничего не случилось). Только теперь оно лежит себе на дне Реки — до скончания времён, наверное.

Выйду-ка я наверх, решил Науэр. Однако подъём через некоторое время сменился спуском — так неожиданно, что Гость едва не перепугался насмерть. Всё же он шёл в правильном направлении, и через пять минут его голова вынырнула из оглушающего клубящегося киселя.

Всё спокойно. Вон она, граница котловины — шагах в двухстах к востоку.

Это наблюдение несколько удивило Науэра. Ему казалось, что он прошёл полмили, не меньше. И входил точно с юга — а теперь вон где объявился. Да уж, с ориентацией не всё в порядке.

Может, обойти котловину стороной? — спросил рассудительно внутренний голос. Тебе же нужна не она, а кратчайший путь в Моррон. Блуждать в тумане сможешь как-нибудь потом — если захочешь. Голос звучал убедительно, но тут Гость увидел, что верхушки явно искусственных сооружений — колонны не колонны, стены не стены — то показываются, то вновь скрываются под клубящимся молоком, и решил не торопиться.

Идти было шагов пятьсот — на глаз. Жаль, не взял с собой никакой верёвки, подумал Гость и отчего-то развеселился. Кто бы сказал, что ему будет страшно пересечь такое огромное расстояние — ни за что бы не поверил.

Ну что же, вперёд. Гость поправил успевшую высохнуть рубашку и двинулся в направлении строений. Рука его постоянно лежала на рукояти ножа. Хоть какое-то утешение.

* * *

Море, вчера ещё бывшее спокойным, чуть нахмурилось; юго-восток горизонта потемнел и ветерок, почти незаметный утром, постепенно крепчал. Решено было остановиться на соседнем островке, огромной скале, изрядно обглоданной ветром и морем. Чайки встретили пришельцев негодующими воплями, но Шассим на миг поднял на них взгляд… и птицы тотчас же забыли о гостях.

А затем настала очередь Шассима удивляться, когда монах, пыхтя и оступаясь, выволок на крохотную полоску суши их корабль, покрутился вокруг него немного… и лодка исчезла.

— Ты не перестаёшь меня удивлять, — воскликнул флосс. — Похоже, что в твоих рукавах можно спрятать целый город. Я надеюсь, ты всегда помнишь, что именно там прячешь?

Унэн послушно заглянул сначала в правый, а затем в левый рукав и обескуражено покачал головой.

— Город уже не войдёт, — сообщил он. — Но места для одного флосса ещё предостаточно. Хочешь проверить?

На самом деле, монах не имел никакого представления о том, какова вместимость его чудесного одеяния; просто никогда не сталкивался ни с какими ограничениями. Правда, однажды, когда он участвовал в дележе грандиозной сокровищницы…

— Нет, благодарю, — флосс закрыл сначала один глаз, затем другой. — Неужели она после этого действительно ничего не весит?

— Практически, — подтвердил монах и несколько раз подпрыгнул. Ни звука не донеслось из рукавов.

— Удивляюсь, как только Совет ещё не заинтересовался, — подвёл итог флосс. — Или ты никому не рассказываешь?

— Вот ещё! — хмыкнул Унэн, ловко взбираясь по отвесной каменной стене. — Чтобы я, да утаивал такие полезные знания… просто они в это не верят.

Остаток пути флосс то и дело тихонько смеялся — хотя, по мнению Унэна, ничего особо смешного сказано не было.

Ближе к верху нашлась пещера — достаточно просторная, чтобы в ней можно было пересидеть начинающийся шторм. Шассиму, конечно, ничего не стоило попросить Вестницу перенести их в любую точку Ралиона… но монах, разумеется, ответил бы вежливым отказом. Особенно после последнего приключения с Крыльями.

Унэну, впрочем, некуда было торопиться — равно как и Шассиму. Остаток лета флосс мог позволить себе потратить на что угодно… а в компании с Унэном никогда не приходится скучать.

* * *

Гость двигался тем медленнее, чем ближе вырисовывались силуэты строений. Тени рассеивались над ним; смутные силуэты плыли перед глазами, принимая любые угодные воображению очертания. Всё это происходило в полном безмолвии; лишь слегка скрипел песок под ногами, да зловеще отдавалось в ушах собственное дыхание.

Что это? Здание? Нет, непохоже. Ни стен, ни крыши — отовсюду истекало ровное серое свечение; и не руины, скорее всего.

— Кто здесь? — спросил Гость настолько громким голосом, насколько мог. Получилось совсем не внушительно. Ответом было слабое, едва ощутимое пение флейты.

Приблизилось, усилилось, затихло.

Тихо. Тени колышутся над головой; словно исполин тщетно пытается схватить что-то мелкое — то там, то сям проявляются толстые колоннообразные силуэты. Гость даже отступил на несколько шагов.

Вновь ожила флейта — теперь за спиной. Подплыла поближе, издала восхитительно сложную трель и смолкла. Науэр оглядывался, не зная, что предпринять.

Тени изгибаются перед ним.

Собрав всю смелость, Гость двинулся навстречу теням. И очертания, то манившие, то отпугивающие, принялись оформляться в материю.

Перед ним проявились три пары толстых каменных столбов; наверху, похоже, каждую пару венчала каменная перекладина. Сооружение изрядно походило на виселицу и Науэр, вздрогнув, посмотрел вверх — нет ли там болтающихся цепей или покойников?

Ничего подобного. Зато в пространстве между каждой парой столбов он увидел чистый воздух. Тумана там не было и в помине. Не было его и в пределах неправильного шестиугольника, который составляли столбы. Посмотрев несколько секунд на ближайшую «виселицу», Гость осознал, что она похожа на Ворота. Не внешним видом, конечно: Ворота, доставившие его на Зивир, вообще не имели ничего материального. Так, зыбкий дымящийся овал, зеркальная плоскость, соединившая два мира.

Но ощущения, которое он испытывал вблизи от столбов, напоминали ему то покалывание внутри головы и лёгкий шум в ушах, которые сопровождали перенос на Зивир. Не вполне, но очень похоже.

Науэр сделал шаг, приближаясь к центру шестиугольника. И заметил, что слышимость таинственным образом изменилась. Теперь каждый его шаг не увязал в плотной молочной мгле, но звук его повторялся десятки раз, медленно ослабевая.

Один его шаг — и сотни нестройных чужих. Науэр поднёс руки к лицу. Показалось ли ему, или контуры его тела стали полупрозрачными?

Наконец, он подошёл вплотную к одним из Ворот и вгляделся внутрь. Постепенно, накладываясь на туманную круговерть, проступал меж столбов иной пейзаж. Нельзя сказать, чтобы он сильно обрадовал Гостя. Город пылал за Воротами; город, совсем недавно взятый штурмом. Повсюду виднелись тела… и Науэр обрадовался, что с «той стороны» не просачиваются ни звуки, ни запахи.

Однако, стоит ему здесь задержаться… Гость поспешно отвёл взгляд и подошёл к другим Воротам. Тоже ничего приятного. Ледяная пустыня, свирепая пурга и радужный костёр в небесах. Оттуда отчётливо тянуло прохладой… каково там на самом деле?

Гость вгляделся во вскипающие снежные вихри и подумал, что ему мерещится силуэт — что-то огромное, четвероногое, припавшее к земле — существо, которое находилось на почтительном расстоянии, но занимало полнеба!

Третьи Ворота показали неожиданно мирный пейзаж. Хвойный лес — куда ни кинешь взгляд, приветливый летний лес; ветер шевелит ветвями; солнце греет во всю мочь — над редкими песчаными холмиками колеблется едва заметное марево. Лес выглядел настоящим и живым — явственно отличаясь от угасающих лесов Зивира.

Шагнуть?

Ты не выполнишь обещание, укоризненно возразил внутренний голос. Ты обещал здешним жителям, что дойдёшь до конца — или, по крайней мере, постараешься дойти. Хочешь сбежать?

Неведомо куда?

На какой-то миг Гостю действительно захотелось сбежать — да так сильно, что он лишь огромным усилием воли подавил желание сделать ещё один шаг.

И заметил, как контуры человеческой фигуры начинают вырисовываться рядом с ним, по ту сторону Ворот. То не был призрак: на толстой хвойной подстилке постепенно появлялась тень. Фигура была одного роста с Науэром и… скорее всего… нет, несомненно, это и был Науэр! Странно одетый — в архаичный камзол, обвешанный множеством украшений, со шпагой на поясе.

Гость оглядел себя — нет, с ним самим ничего не происходит. Он с интересом смотрел, как двойник по ту сторону Ворот окончательно уплотнился и… ушёл. Словно ожившая статуя. Только что стоял, смущённо улыбаясь самому себе, и — Науэр не осознал, как это произошло — ушёл по своим делам.

Судя по количеству теней, не один.

— Стой! — воскликнул Науэр и ринулся внутрь Ворот.

Фиолетовое свечение вспыхнуло в проёме и Гостя отбросило назад. Отбросило так, что он едва не свернул себе шею при падении. Поднимаясь на непослушные ноги, он сделал несколько торопливых шагов к столь неприветливым дверям в другой мир и замер, не приблизившись вплотную.

Безбрежный океан простирался теперь за Воротами.

Я знаю, что сейчас произойдёт, подумал Гость и не ошибся. По ту сторону вновь начинал проявляться контур человеческой фигуры.

Гость кинул в Ворота камушек, и тот скрылся под водой, подняв крохотный фонтанчик.

Как прикажете это понимать?

Неожиданно Гостю стало сильно не по себе. Повернувшись спиной ко всем трём Воротам, он быстрым шагом направился прочь отсюда. Какую бы цель ни преследовали создатели их, вряд ли предполагалось облегчить возвращение Гостя домой.

А раз так, надо придерживаться первоначального плана.

Всё время, которое потребовалось на то, чтобы выйти из котловины, его спину не переставая сверлил чей-то настороженный взгляд.

* * *

Норруан, с факелом в руке, осторожно приоткрыл дверцу по правую сторону от статуи. Прислушался, в любой миг ожидая подвоха. Нет, всё спокойно. Как и в зале, в котором он с вороной провёл уже несколько дней, там было спокойно и тихо. Точно такая же статуя ворона украшала стену — Норруан долго вглядывался в изваяние, но не обнаружил никаких существенных отличий.

В дальней стене зала была дверь. Норруан осторожно подкрался к ней и прислушался.

Мёртвая тишина. Лишь ветер свистит в невидимых щелях.

Рука легла на фигурную ручку, отлитую из золотистого металла.

Дверь послушно отворилась, выпуская Норруана в коридор. Воздух почти не двигался; был он сух и никаких запахов, кроме запаха пыли, в нём не витало.

Норруан сделал шаг наружу.

Ему показалось, что его ударили по голове чем-то очень тяжёлым. Мир поплыл перед глазами; ноги неожиданно отказались поддерживать ставшее чрезмерно тяжёлым тело; сотни голосов запели нестройную, жутковатую песню.

Через мгновение всё прошло. Норруан обнаружил, что стоит на четвереньках, тяжело дыша. В голове всё ещё звучал могучий колокольный звон. Поднявшись, Норруан с удивлением заметил, что чувствует себя необыкновенно бодро. По привычке он поднял руку и пожелал, чтобы в ней появился зажжённый факел.

Ничего не случилось.

Норруан с изумлением посмотрел на пустую руку и вновь потребовал себе освещения.

Сила, которая послушно выполняла все пожелания Владыки Моррон, словно потеряла его из виду.

Как ни странно, страха он не испытал. Скорее небывалое удивление. Впервые за много лет он перестал себя ощущать всемогущим — настолько всемогущим, что ничего, кроме скуки это не приносило. Теперь он был один на один с неизвестностью.

Вернуться? Дверь по-прежнему оставалась открытой. Отсюда, из коридора, тусклая фосфоресценция внутри зала со статуей выглядела мрачно. Из люка, ведущего в Зивир, она выглядела обнадёживающе.

Где я?

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Свет здесь исходил отовсюду — как во многих пещерах — и от этого разглядеть что бы то ни было становилось необычайно трудно. Нужно было глядеть не на предмет, а чуть в сторону. Поначалу это раздражало; но вскоре Норруан приспособился.

Вначале осмотримся. Норруан присел. Так… это я упал на четвереньки. Вот я сделал несколько шагов… пыль здесь собралась толстым слоем, настолько слежавшимся, что в воздух поднималась весьма неохотно.

Всё это — мои следы… Позвольте… а эти чьи?

Другие следы, едва заметные в скудном освещении, вели через весь коридор. Причём следы оставлены не так уж давно. Норруан вспомнил эпизод, который он пытался написать о безвестном монахе… который закончился тем, что могучая рука сгребла его за шиворот и ткнула лицом в чернильницу. Владыка невольно поднял руку и ощупал лицо.

Неужели это он? Видение места, в котором монах пытался скрыться, было очень коротким, но этот коридор походил на него — так, что становилось страшно. Видеть страшный сон — не самое плохое, что может случиться, подумал Норруан, поражаясь всё больше. Подлинный ужас — это когда ты просыпаешься, а кошмар не прекращается.

Как сейчас, например. Норруан осторожно прикоснулся кончиками пальцев к чужому следу и попытался представить себе невысокого человека. Судя по следу, оставивший его привык ходить босиком. Вот он выходит в коридор. Захлопывает за собой дверь, и, прислонившись к ней спиной, разражается хохотом.

Отчего-то казалось, что именно так всё и происходило. Вон его следы, тянутся вдоль стены. Стараясь не затоптать их, Норруан медленно двинулся в ту же сторону. Вот из черноты впереди проявился конец коридора. Его пересекала матово-чёрная стена, в глубине которой что-то непрерывно плыло и перемешивалось.

Ворота, подумал Норруан с разочарованием. Протянул руку и прикоснулся к матовой преграде. Впустит ли она его?

Фиолетовые круги разбежались по матовой плоскости от того места, где Норруан прикоснулся. Ворота не впустили его; взамен ударили током. Рука до самого локтя мгновенно потеряла чувствительность.

Не забыть записать это в книгу, подумал Владыка, растирая пострадавшую конечность. Интересно, а если я стану записывать в ней события, никак не влияющие на происходящее? Например, буду вести дневник?

Мысль была интересной. Тут Норруан вспомнил об умении, которое он вытребовал у Книги.

Он приказал Книге указать ему, где она находится.

Образ был ярким и ослепил Норруана на миг. Видение представляло собой некую комнату… библиотеку или кабинет учёного… со множеством книжных стеллажей, забранными решётками окнами и потемневшим деревянным полом.

Что бы это значило? Книга там, в зале, где он оставил её… При чём тут эта комната?

Вдобавок показалось, что таинственная комната находится где-то рядом — рукой подать.

Шорох крыльев позади.

Норруан резко обернулся. Странно, но теперь он видел намного лучше. Морни стремительно вырвалась через дверной проём, на мгновение окутавшись слабо-голубым свечением. Судя по всему, вороне тоже стало не по себе, едва она оказалась в коридоре. Норруан едва успел отскочить и поймать её — не то лишиться ему глаза.

— Там, — хрипло каркнула Морни, едва смогла говорить. — Поспеши, Норруан. Книга… ты должен увидеть это сам.

Не дожидаясь, когда ворона полностью оправится, Норруан кинулся к двери (вопреки ожиданиям, она и не думала закрываться) и дальше, в зал, к крохотной дверце в дальнем углу.

Обратный переход не вызвал никаких неприятных ощущений. Только стало — ненадолго — нестерпимо жарко, словно с разбегу влетел в раскалённую печь.

* * *

Первый был, как всегда, раздражителен.

А всё из-за того, что ничего не происходило. Предыдущие семь лет их команда жила в окружении, в кольце врагов, потеряв, вместе с прежним Первым всё, чем располагала. Создавать новый противовес Совету пришлось с нуля. И только теперь, когда его, Первого, основной план понемногу претворялся в жизнь, можно было сказать, что усилия не пропали втуне. Не зря каждый из Восьмёрки готовит свои собственные способы не позволить Совету и Наблюдателям решать, какое знание можно донести до всех, а какое необходимо скрыть. Теперь, даже если вся Восьмёрка разом погибнет, в мире останутся многие тщательно скрытые зародыши сопротивления. Многие из них будут обнаружены и погибнут. Но все погибнуть не могут.

Ничего не происходило, и нетерпение мало-помалу подтачивало самообладание. Даже когда летучая мышь, агент Пятого, разбудила Первого среди ночи, раздражение было первой его эмоцией.

Мышь уселась на столик рядом с пышной кроватью и издала резкий скрежещущий звук.

Первый, не сразу пришедший в себя, привычным жестом поставил перед животным крохотный хрустальный шар на изящной подставке, и глаза мыши тут же обратились в его глубины.

— Я нашёл и Цель, и то, что нам от неё нужно, — послышался голос из шара.

Остатки сна мигом слетели с Первого.

— Объясни, — потребовал он. Голос звучал откуда-то из воздуха; сама мышь сидела недвижно, ни подавая никаких признаков жизни.

— Цель передала Предмет другому нашему знакомому, — пояснил Пятый. — Я до конца не уверен, но Предмет оставлен без защиты, в магическом шкафу.

Первый усмехнулся про себя. Неплохо сказано, без защиты. Впрочем, чудовищные изобретения Пятого и в самом деле не испытывали затруднений, если было необходимо взломать магический барьер, сокрушить отряд элитных войск, разнести в крошки крепостную стену. Из Хиргола, конечно, никогда не получится мастера такого класса… но Пятому нужен ученик, а сам он в последнее время действует всё более и более независимо.

=… лаборатории, — послышался голос Пятого.

— Повтори, — приказал Первый, отгоняя раздумья.

— Ожидается атака на все оставшиеся близ Лерея лаборатории, — скучным голосом произнёс Пятый. — Дата нападения: сорок второй день, время: около пяти часов утра.

Через три дня! Первого прошиб холодный пот.

— Это невозможно, — возразил он хриплым голосом. — Никто из агентов не сообщал о нападении. Ты ошибся, Пятый.

— Передаю координаты, — продолжал Пятый жутко безразличным голом. И потекли числа, числа, числа… Первый быстро записывал их, и ему становилось по-настоящему страшно. Указанные лаборатории ни в коей мере не являлись стратегически важными; однако там по-прежнему оставалось ценное оборудование; а про существование двух последних Пятому вообще не полагалось ничего знать.

Поскольку именно там Первый готовился начать серию экспериментов — с намерением лишить Пятого монополии на искусственные формы жизни. Шедевров там, конечно, не создать, но массово производить самые необходимые экземпляры (наподобие этой вот летучей мыши) вполне возможно.

Как Пятый узнал обо всём этом?

Глазки отлитых из золота драконов (на сплетение которых опирался сейчас хрустальный шар) налились ярко-пурпурным свечением.

Знак того, что этот разговор, возможно, стал известен ещё кому-то.

Первый не медлил. Многолетние тренировки и привычка жить в состоянии войны взяли своё. Он хлопнул ладонью по шару, и связь немедленно прервалась.

Мышь тут же ожила и, издав слабое шипение сквозь плотно сомкнутую пасть, вылетела вон, чтобы осыпаться глиняным облачком на расстоянии нескольких метров от окна опочивальни Первого.

Пятый тоже умел реагировать на тревогу.

Пользоваться в таких условиях магической связью было небезопасно. Спустя десять минут Первый уже входил в свою подземную штаб-квартиру; а ещё через полчаса во все окрестные лаборатории были посланы курьеры. Немедленная эвакуация.

Всё остальное подождёт.

* * *

Гость быстро пересёк последние несколько сотен футов, которые отделяли его от холма.

За холмом, судя по тому, что он видел вблизи места высадки, должен быть город — или что там ещё может быть. Люди, одним словом.

Где-то на половине пути на вершину до него донеслись знакомые звуки — цокот копыт.

Множества лошадей. А также крики — на совершенно незнакомом языке; свист бича и смех, от звуков которого захотелось повернуться к городу спиной и бежать изо всех сил.

Науэр стряхнул оцепенение и быстро взобрался, притаившись за тремя крупными валунами вблизи самой вершины.

Город был повержен в руины давным-давно. Вблизи стало совершенно очевидно, что надеяться на какую-либо помощь здесь бессмысленно. Прямо за холмом, начинаясь от обращённой в прах крепостной стены, шла прямая и широкая дорога. Спустя полмили она выходила на площадь — несомненно, некогда одну из главных площадей города. Странными были здешние здания; более всего они походили на кубики, из которых гигантский ребёнок сооружал игрушечные строения. Создавалось ощущение, что большинство зданий — на самом деле цельные куски камня. Или собраны из цельных кусков. Что за место?

Множество всадников двигались по площади; на ней самой дымился огромный костёр; дым уходил вертикально вверх: ни малейшего ветерка не проносилось над руинами.

Гость пригляделся и поразился ещё больше. Рядом с костром было возведено хитроумное сооружение, похожее на осадную башню. К нему был накрепко привязан человек. Судя по виду, весело ему там не было.

Превосходно, подумал Науэр, оценивая свои возможности. Один-единственный нож против трёх-четырёх десятков закованных в латы всадников. Кстати, как это им удаётся так легко и изящно двигаться? Топот копыт возник из ниоткуда, и тень легла на Науэра.

Он медленно повернул голову.

Одна из закованных в металл фигур, верхом на коне, возникла совсем рядом. Отлично, подумал Гость, вскакивая на ноги. Вот тебе и люди. Он поднял глаза на всадника и обомлел.

Некогда, возможно, существо под всадником было конём. Теперь же оно походило на чучело, оживлённое таинственным образом; на иссохшее и полуразложившееся тело. Местами из-под висящих лоскутками кусков кожи выглядывали ослепительно-белые кости. В глазницах «коня» светились ярко-красные огоньки. Существо оскалилось и издало хриплый, отвратительный скрежет.

Всадник поднял руки к груди, и Гость увидел в них арбалет.

Он не успел ничего подумать.

Стрела попала прямо в грудь — в обширную тёмно-красную кляксу, оставшуюся от сока мёртвых кустов. Клякса вспыхнула ярко-голубым свечением, и стрела отскочила от тонкой ткани, словно от панциря. Не оставив даже синяка.

Всё это случилось в один бесконечно короткий миг. Гость некоторое время смотрел на валяющуюся у его ног стрелу, на неподвижно замершего всадника… и ярость нахлынула на него. Стоило столько путешествовать, чтобы лечь от руки безвестного рыцаря, разъезжающего верхом на падали!

Нож в его руке вырос в огромный, отливающий тусклым фиолетовым свечением меч.

Клинок прошёл сквозь попятившегося «коня», не встречая сопротивления. Останки его, масса выбеленных временем костей и несколько лохмотьев кожи, с треском рассыпались вокруг.

Всадник с гулким звоном упал наземь и более не шевелился. Гость некоторое время смотрел на него, после чего подошёл и кончиком меча приподнял забрало.

Доспехи были пусты. Он пнул их ногой, и только что сверкавшая на солнце броня обратилась в кучу ржавых обломков.

Снизу донёсся рёв многих глоток и согласованный грохот копыт. Вся армия, кружившая по площади, неслась на него. В воздух взлетели стрелы…

Гость рассмеялся. Даже ловушки Зивира — неважно, кем поставленные — оказывались на деле беспомощными, сломанными, давным-давно утратившими силу. Он успел заметить, насколько жуткими были и сами всадники, и их подседельные — их всех создала чья-то недобрая воля и обрекла на бессмысленные манёвры в руинах города. Который и городом-то, наверное, никогда не был.

Стрелы, все как одна, попали в запачканные соком места — словно те притягивали их. Гость даже не заметил попаданий.

— Прочь с дороги! — крикнул он, угрожающе подняв меч, и кинулся навстречу неприятелю. Смутно он осознавал, что совершает глупость — каким бы трухлявым ни был противник, численный перевес был в его пользу. Но осознание этого пришло гораздо позже. Сейчас он ощутил только, что порыв ветра подтолкнул его в спину… а вся бронированная кавалерия бесшумно и стремительно осыпалась грудой мусора.

Несколько кусков металла ещё катились, позвякивая, по потрескавшейся земле.

Понять, когда меч в его руке успел съёжиться и вновь оказался походным ножом, Гость не успел. «Осадная башня» и костёр никуда не делись, и человек, привязанный к постройке крест-накрест, возможно, оставался единственным разумным существом — кроме самого Гостя — на этом острове. Бежать по сильно нагретому солнцем камню было неудобно, пыль облаками вздымалась в воздух, и от неё неприятно першило в горле.

Науэр ощущал, что страшно устал.

XIX

Не было необходимости выглядывать наружу, чтобы понять, что шторм по-прежнему обрушивается на островок. Однако внутри пещерки было тепло; походный «костёр» — долго тлеющие бездымные брикеты, на которых можно было плавить золото — превратил промозглую сырость, где хозяйничали сквозняки, во вполне приемлемое место.

— Что-то не хочет, чтобы мы покидали остров, — произнёс флосс задумчиво. Унэн всё это время сидел и методично записывал события последних дней в походный дневник. «Что-то», подумал он. Не «кто-то».

— С чего ты это взял? — поднял монах голову. Флосс «пожал плечами». Но не стал ничего объяснять.

— Ну ладно, — монах зевнул и лёг прямо на камень у «костра». — Торопиться пока некуда.

Торопиться действительно было некуда. Все обращения к божествам, которые по просьбе Унэна произвёл Шассим, приводили к одному и тому же: загадочный Тнаммо мёртв. Шассим, пока Унэн сидел в гостях (в заточении?) у племени, сумел-таки изловить одного из шпионов их таинственного недруга. Лазутчиком оказалась крохотная птица — никогда путешественникам не встречалась похожая. Правда, после поимки птица как-то неуловимо превратилась в глиняную статуэтку, сохранившую очертания птицы.

Монах долго осматривал её, после чего разломил на части и долго изучал при помощи увеличительного стекла. Затем собрал обломки в толстостенный флакончик с притёртой пробкой (явившийся, понятное дело, из рукава) и задумался, глядя на останки сквозь стекло.

— Что-то во всём этом странное, — заключил он. — Так ты говоришь, что ей кто-то управлял?

Сами по себе големы никогда не наделялись чрезмерно сложной программой поведения; расходы на её поддержание непомерно велики и, кроме того, любой мало-мальски мощный маг без помех отыскал бы голема на огромном расстоянии. Простым заклинанием, позволяющим видеть магическую ауру.

Птица же не только не излучала такой ауры, но и проявляла огромную изобретательность, чтобы скрыться от преследования. По словам Шассима, он был вынужден использовать множество животных и птиц, чтобы изловить невероятно вёрткое существо — рискуя навлечь на себя неудовольствие Покровителя. Голем был бы просто не в состоянии выделывать подобные трюки.

Монах выслушал рассказ Шассима ещё раз и задумался, сжимая флакончик в ладони.

Разгадка происходящего где-то рядом… крутится перед глазами, но как заметить её?

… Торжественно показав шарик-килиан флоссу, Унэн приготовился было неторопливо переносить на бумагу подробности своей беседы с вождём, как понял, что шарик пуст. Не просто не содержит никакой записи, а начисто лишён магических свойств. Флосс, увидев ошарашенное выражение лица Унэна, долго смеялся.

— Нельзя недооценивать Покровителя, — заметил он, наконец. — В своих владениях он гораздо могущественнее всех остальных сил Ралиона, вместе взятых.

— Как же тогда пиратам удалось захватить остров? — поинтересовался настоятель, выкидывая прочь бесполезный кусок стекла.

— У каждого имеется своя слабость, — пояснил Шассим. — Слабое место божеств — жрецы. Что произошло на самом деле, неизвестно, но, по-видимому, пришельцам как-то удалось подкупить нескольких тогдашних жрецов. То, что кто-то выжил — заслуга спохватившегося Покровителя и его смертных почитателей. Пираты долгое время были уверены, что вырезали дикарей всех, до последнего…

Он замолчал.

… Монах долго сидел, записывая в тетрадь то, что смог запомнить. Запомнил он почти всё — по крайней мере, так казалось. Если, конечно, Покровитель не добрался и до его памяти. Эту мысль Унэн сразу же прогнал: примириться с ней не представлялось возможным.

Отложив в сторону флакончик, он вчитывался в свежие записи — кое-где стояли дополнения, сделанные при помощи Шассима.

— Картина становится понятна, — объявил Унэн наконец. — Тнаммо, вместе с другими, проходит посвящение — инициацию — но за несколько часов до завершения обряда ввязывается в драку. Его, вместе с другими зачинщиками, проклинают и изгоняют из племени.

— Верно, — подтвердил флосс.

— Все считаются погибшими. Для всего остального мира, разумеется; для племени они мертвы с того момента, как жрец произносит формулу проклятия.

— Не сомневаюсь, что они погибли довольно быстро.

— И имена их запрещено употреблять.

— Верно.

— Тогда отчего жрец всё это рассказал мне?

Флосс долго думал, прежде чем ответить.

— Мне думается, что в тебе заинтересован не жрец, а сам Покровитель, — сделал он вывод. — Ты — единственный чужак за последние пятьдесят лет, кто проник так далеко вглубь острова и остался жив. Можешь гордиться.

— Я и горжусь, — проворчал монах. — Интересно только, зачем жрецу потребовалось расспрашивать меня о таких странных вещах? Неужели это как-то связано с… — он пошевелил в воздухе пальцами.

— О чём он расспрашивал тебя? — осведомился флосс с невинным видом.

Монах мрачно смерил его взглядом.

— Я обещал молчать, — коротко пояснил он, и видно было, как он от этого страдает. — У меня и без проклятий хлопот хватает.

— Между прочим, — спросил Унэн минуту спустя, когда страдальческое выражение мало-помалу покинуло его лицо. — Как звучала формула проклятия, ты знаешь?

Флосс произнёс формулу — опуская некоторые слова — малозначащие, но необходимые для того, чтобы оно подействовало.

— «И будут друзьями тебе лишь камни да пыль», — задумчиво повторил монах. Взгляд его постепенно остановился на флакончике с черепками «птицы» внутри. — О боги! Камни да пыль!

Он поднял флакончик и показал ошеломленному Шассиму его содержимое.

— Камни да пыль! Ты понимаешь?

Он вскочил и заметался по пещерке, едва не наступив при этом на флосса.

— Мне срочно нужно в Венллен! — воскликнул Унэн. — К тому, кто собирает сведения о Тнаммо. Похоже, я догадываюсь, как и где его можно искать.

Флосс неожиданно вздрогнул и широко открыл глаза. Унэн собрался было спросить, что случилось, как услышал знакомый звук.

Биение сотен крыл. Постепенно приближающееся отовсюду. Тьма пещеры разошлась, обливая Унэна призрачным серебристым свечением. «Я же просил его не использовать Крылья», подумал монах негодующе, но сказать ничего не успел.

Его закрутило, подхватило и понесло с чудовищной скоростью в пространстве, где не было ни солнца, ни земли — один лишь воздух да клубящийся туман.

Краем глаза он успел заметить, что Шассим летит рядом.

* * *

Привязанный выглядел странно — вид его был настолько дик, что на несколько секунд вверг Гостя в столбняк. Пленник был одет в некогда роскошный фрак, с ярко-красным галстуком-бабочкой и некогда безупречные лакированные туфли. Слово «фрак» вспомнилось не без труда и вызвало истинное изумление: в Зивире никто не носил фраков — Я…

— прохрипел он, едва Гость взобрался к нему. Клубы дыма то и дело окутывали башню; оставалось гадать, почему пленник до сих пор не задохнулся.

… музыкант, — выговорил пленник, не открывая глаз. — Лучший музыкант во всём мире… веришь мне?

— Да, да, разумеется, — Гость лихорадочно думал, как бы ему стащить несчастного вниз.

Приводить его в чувство будем потом; вполне достаточно, если он, для начала, не будет мешать. Так… верёвки должно хватить. Сейчас обвяжем его как следует…

— Веришь? — и пленник неожиданно открыл глаза, оказавшиеся чистыми и холодными.

Странно. Снизу казалось, что это глубокий старик; теперь же Гость вряд ли дал бы ему более тридцати.

— А что тут особенного? — удивился Гость, поражаясь тому, насколько нелепа ситуация.

Пленник оглушительно расхохотался.

Он легко шевельнул плечами, и верёвки, прочно удерживавшие его, лопнули, распавшись на множество крохотных обрывков. Небрежным движением рук пленник освободил свои ноги, схватил Гостя за руку и спрыгнул вниз.

Гостю пришлось спрыгнуть вместе с ним. Единственной альтернативой было потерять левую руку. Сила, с которой его потянули, была не просто ужасной: она была невообразимой. Как же он позволил держать себя здесь всё это время? Или это тоже притворство, более удачная ловушка, в которую, наконец, удалось заманить Гостя?

Все эти мысли ураганом пронеслись в голове Науэра, пока земля со свистом в ушах неслась им навстречу. В последний момент Гость не выдержал и закрыл глаза.

Земля осторожно толкнула его под ноги.

Рука, стальной хваткой сжимавшая запястье, разжалась.

— Всё в порядке, приятель, — услышал он. — Можешь открыть глаза. Не время спать.

Науэр открыл глаза и обнаружил, что его новый знакомый, облачённый во вновь безупречный фрак, с бабочкой на шее, стоит напротив, со скрипичным футляром в руках, довольно улыбаясь. Костёр куда-то исчез; исчезла и «башня»; а вместо руин города вокруг располагались пологие холмы.

— Фрак… — Гость указал пальцем на совершенно неуместную одежду спасённого. — Скрипка…

— О-о-о! — тот был явно удивлён. — Да мы с вами коллеги, уважаемый! Позвольте представиться. Науригам, Гость Севинга.

— Ч-чего? — не понял Гость. Всё происходило, слишком быстро.

— Севинга, Севинга, — повторил собеседник; в голосе его прозвучали нотки нетерпения. — То, где мы находимся. — Он обвёл рукой всё вокруг. — Севинг.

— Зивир! — воскликнул Гость. Постепенно он начинал понимать. — Сейчас это называется Зивиром. Я Науэр, Гость Зивира.

— Зивир, — повторил скрипач неожиданно печальным голосом и опустился прямо в пыль, в своём безупречном фраке. — Я ожидал чего-то подобного.

* * *

… То есть как это — музыкант? — не понял Гость.

Они сидели совсем рядом с тем местом, где совсем недавно дымил огромный костёр и пустые доспехи безостановочно кружили по площади на давным-давно умерших лошадях. Только теперь костёр был небольшим и больше грел, чем дымил.

— Музыкант, — повторил Науригам. — Ты должен меня понимать. Или… ты что, не понял, что здесь происходит?

— Я понял только, что я — далеко не первый, — коротко ответил Гость. Ему страшно хотелось есть — а с собой ничего не было. Окрестные холмы не прельщали изобилием добычи. Только что змей наловить.

— Тонкое наблюдение, — иронично заметил спасённый. — Но не полное. Ты уже понял, что бессмысленно делать то, чего они добиваются?

— А вы что, пробовали? — Науэру было тяжело обращаться к собеседнику на «ты». Привычка, что поделать.

— Почти, — по лицу музыканта пробежала тень. — Я стал величайшим магом Севинга… Зивира… называй, как хочешь. Всё это одно и то же. Музыкой, — он осторожно погладил футляр, — я мог творить всё, что угодно.

— Так в чём же дело?

— Этот мир не хочет выздоравливать, — шёпотом сообщил Науригам. — И я решил сбежать отсюда. Дважды меня чуть не прикончил… как же они зовут его?..

— Норруан.

— Верно. Все мы тут начинаемся на «Н». После чего решил, что найду первые же Ворота и скроюсь куда угодно. Этот мир болен, приятель. И ему нравится болеть. А мы с тобой — просто чья-то прихоть. Если тебе доведётся добраться до его замка, как следует осмотрись, прежде чем войти.

— Как же вы попались? — усмехнулся Гость недоверчиво.

— Я заснул, — просто объяснил музыкант. — И всё. Когда проснулся… ну, ты сам видел. Правда, иногда это башня, на стене которой я вишу в цепях, иногда — что-то вроде виселицы…

Гость вздрогнул.

… иногда ещё какая-нибудь гадость. И всё время эти всадники. уж не знаю, откуда они взялись.

— И… сколько вы так… висели?

— Почём мне знать, — Науригам пожал плечами и вернул Науэру фляжку. — Спасибо, отличная вода. Давненько я не пил… Может быть, неделю… может быть, тысячу лет. У человека есть одна полезная способность — забывать. Я почти ничего не помню.

Сплошной круговорот. Так что большое спасибо и совет: ищи Ворота и беги отсюда подальше. И не вздумай ложиться спать на этом острове.

— Ворота в той стороне, — указал Науэр рукой и заметил, как округлились глаза собеседника. — В котловине. Там, в тумане. Только я попытаюсь дойти до цели. Есть одна мысль…

— Не валяй дурака, — музыкант встал и поправил галстук, — тебе не дойти до замка. А если дойдёшь, то сделаешь то, о чём так мечтают здешние жители.

— Так разве ж это плохо? — растерялся Гость. Музыкант посмотрел на него с состраданием.

— Ты так ничего и не понял. Ну ладно. Спасибо ещё раз — я пошёл. Загостился я тут…

— Тогда, может быть, подскажете, как попасть к замку? — с надеждой спросил Гость.

— За этим холмом, — указал Науригам футляром за спину. — За первым же деревом. Одним словом — где угодно. Ты мог попасть туда в первый же день, стоило только захотеть. Только я прошу — подумай хорошенько.

— Нет, — и Гость тоже поднялся на ноги. — Я уже решил. Благодарю за подсказку. Прощайте.

— Вполне возможно, что мы ещё встретимся. — Музыкант слегка поклонился и, весело насвистывая что-то, удалился — блестящий и нелепый в своём наряде.

Гость невольно посмотрел на собственную одежду, поношенную и перепачканную.

— За первым холмом, — повторил он и покачал головой. Холм был совсем невысоким. За ним не смогла бы спрятаться и хижина. — Ну ладно, посмотрим.

Он отряхнулся, насколько это было возможно, и быстро взбежал на вершину холма.

Величественная картина заката предстала его глазам. Вдали тёмной лентой выделялся спокойный океан, занимая треть горизонта. Болото, над которым вился тяжёлый отвратительный туман, начиналось у подножия холма. А за болотом, на расстоянии какой-то мили, возвышался Моррон — неприступный и грозный, зубчатый чёрный силуэт на умирающем небе. Цель путешествия. Такая близкая.

Гость машинально обернулся. Но вместо тихо тлеющего костра и бесплодной земли он увидел мёртвый лес, отчаянно цепляющийся за небо сухими крючьями ветвей. Ни птицы, ни зверя. Чёрная земля, из которой при лёгком нажиме выступала отдающая гнилью жижа.

— Там тоже было болото, — произнёс Гость невпопад и двинулся вперёд. Тропинка, даже в полумраке, была легко различима. Было бы на редкость нелепо утонуть здесь, когда до замка — рукой подать.

Там тоже было болото, думал Науэр, легко огибая предательские кочки и безошибочно отыскивая надёжную опору. Он думал о белом замке, среди долины, изобиловавшей цветами — долины, что во мгновение ока обратилась в отвратительную трясину.

Если бы Науэр взглянул направо, то увидел бы ещё одну человеческую фигурку, с проклятиями пробирающуюся сквозь болота.

И заметил бы выстроившееся на холмах Воинство Иглы.

Наступал великий час.

* * *

— «Гость поднялся на холм и увидел, что до замка Моррон осталось меньше мили», — прочёл Норруан и морщины перечеркнули его лоб. — Вот что. Жди меня здесь, возле Книги. Я пойду, встречу Гостя.

— С ума сошёл! — взвилась ворона. — Что он, говорить с тобой пришёл?

— Не шуми, — тихо ответил Норруан, склоняясь над Книгой. Ворона заметила, что он быстро вписывает что-то, ниже последних появившихся слов, и написанное немедленно въедается в бумагу. — Я не сомневаюсь, что он пришёл именно поговорить. Я вернусь.

И скрылся в «люке», который тут же схлопнулся, с неприятным скрежетом.

— Я так и думала, — произнесла ворона. Повинуясь её взгляду, страницы Книги перелистнулись, и она склонилась над последними записями, оставленными Норруаном. Прочесть их она не успела. Под ними чья-то рука стремительно нарисовала вензель, и новые фразы принялись ложиться на чистые листы.

* * *

Ворота Моррон никто не охранял. Ну да, разумеется. До сих пор никто не смог пробраться внутрь — либо болото, либо чудовища, призванные Норруаном, вынуждали отступить. Науэр усмехнулся. Чудовища. Те, кого он видел, оказались призраками. А настоящие чудовища, скорее всего — те, которых Мондерел со своими соратниками привык видеть вокруг последнего сохранившегося клочка старого Зивира. Просто привык видеть. Положено там быть чудовищам — и не имеет никакого значения, призывал ли их хоть кто-нибудь на самом деле.

Ворота открылись легко и почти без звука.

Никто не охранял их. Замок казался необитаемым. Вот будет смеху, думал Науэр, двигаясь к парадной лестнице, если так оно и есть. Что мне тогда делать? Пойти обратно и объявить — я, мол, победил могучего Норруана? Радуйтесь, люди Зивира, ваш мир излечен от болезни!

… Этому миру нравится быть больным, вспомнил он, и прибавил шагу.

* * *

Мондерел осматривал окрестности в подзорную трубу.

— Что-нибудь ещё? — спросил он у ближайшего из генералов.

— Нет, Правитель, — ответил тот, снимая шлем и устало вытирая лоб. — Это был последний отряд.

Поход к Моррон, который планировали заранее, едва не потерпел неудачу. Сигнал, поданный Гостем, пришёл в самый неожиданный момент — когда все уже считали, что он погиб.

Каждую милю приходилось отвоёвывать с боем. Сейчас у холмов перед болотами собралось немногим более двухсот человек. Всё, что осталось от десятитысячной армии. Но им было чем гордиться: все до одного защитники Моррон были повержены. Видимо, Гость был сильнее, чем они думали; и сейчас, провожая его взглядами, они боялись даже подумать о том, что тот может проиграть.

Вернее, боялся один Мондерел. Остальные п росто не сомневались в том, что успех близок. Впервые в истории Зивира армия Моррон была полностью рассеяна. Правитель вспомнил чудовищных летающих, плюющихся огнём и ядом солдат Моррон и содрогнулся. Вот он, Моррон, средоточие зла Зивира. Что будет завтра — первый день нового Зивира или последняя ночь старого?

— Он уже у входа, — доложил один из разведчиков.

Никто из жителей Зивира не смог бы пересечь болота. Тут бессильно любое колдовство; тут, возможно, бессилен и сам Норруан.

* * *

— Любуешься закатом? — послышалось за спиной у Гостя.

Науэр стоял на крепостной стене и задумчиво смотрел в сторону океана. Спокойный… мрачный… одетый во всё чёрное. Он вспомнил, что Река впадает в этот океан, и содрогнулся от этой мысли.

Обернувшись, Науэр увидел хозяина замка. Выглядел тот вовсе не грозно… чем-то напоминал музыканта — видимо, одеянием. Был это, разумеется, не фрак. За спиной у Владыки Моррон висел меч, но Науэру отчего-то казалось, что им никогда не пользуются.

Ну ещё бы… если его слову здесь подчиняется всё… Кроме меня, усмехнулся Науэр. Что ж, сейчас посмотрим.

— Было бы чем любоваться, — хмуро ответил Гость и понял, насколько мелким и малозначащим он выглядит по сравнению с высоким, чисто одетым, изящно двигающимся Норруаном.

Средоточие зла имело длинные волосы и приветливо улыбалось. Ни демонического хохота, ни уродливой внешности. И на том спасибо. — Воды-то там, наверное, нет, один чёрный кисель. Норруан кивнул.

— Ты пришёл поговорить?

— Да, — ответил Гость и понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, что делать. Ради чего, действительно, он спешил сюда?

— Отлично, — похвалил Норруан и жестом пригласил следовать за собой. Крепостная стена была настолько широкой, что на ней без труда разъехались бы трое всадников. — Значит, теперь в Зивире трое здравомыслящих.

— Кто же третий? Мондерел?

— Мондерел! — усмехнулся Владыка. — Мондерел ждёт не дождётся, когда ты подашь сигнал — чтобы выступить на Замок. Я уже начинал думать, что умру от скуки… Ты давал сигнал?

— Нет, — признался Гость. Признание далось с большим трудом. — Я уже понял, что здесь ничего не изменить. Мне интересно, вы тоже это поняли?

— Да, — кивнул Норруан, не останавливаясь. — Но последнее слово за тобой. Мне не терпится убраться отсюда — как и тебе. Но я прикован к Зивиру по рукам и ногам — а ты свободен. Думай, Науэр, пока ещё есть время…

— Проклятие, — воскликнул неожиданно Норруан, бросаясь к южной оконечности стены. Hayэр последовал за ним. — Воинство! Откуда оно здесь?

И глаза его, ставшие моментально безжалостными и свирепыми, повернулись к Науэру. Гость выглядел странно. Его очертания менялись. Слегка, но постоянно. Что происходит? — думал Норруан лихорадочно. Он не вызывал Мондерела, по глазам видно, но кто-то же сделал это!

А Гость увидел, как из-под приятного во всех отношениях лица Владыки начинает проступать другое… куда менее приятное и вежливое. Рука Норруана потянулась к мечу, а пальцы удлинялись на глазах.

Второй Гость — полупрозрачный и едва заметный — поднялся на крепостную стену и тихонько двинулся к Норруану, прячась за спиной у Науэра-первого.

— Не знаю, — ответил Гость, изо всех сил стараясь не замечать того, что происходит с Норруаном. — Я не следовал ничьим советам.

Норруан заметил второй силуэт слишком поздно.

Второй Науэр — мрачный, с недоброй улыбкой и мечом в руке — слился с первым; полыхнуло тёмное пламя, и Норруан отшатнулся, прикрывая глаза.

В его ладонь послушно легла рукоять меча.

— Они сражаются! — воскликнул Мондерел, указывая на фиолетовые вспышки, озарявшие верх крепостной стены. — Нам остаётся только ждать.

* * *

Науэр не успел ничего понять.

Норруан взревел и, выхватив огромный светящийся меч, атаковал Гостя, не оставляя тому времени на раздумья.

У себя в руках Науэр обнаружил меч. А тело доказало, что он действительно фехтовал лучше всех в Зивире.

Лишь два раза коснулись мечи друг друга.

Понял Гость, что промедление будет стоить ему жизни.

И прыгнул вперёд, проводя клинком короткую дугу снизу вверх и слева направо.

Фиолетовая мгла, что опустилась на крепостную стену, неожиданно испарилась.

Норруан стоял перед ним и с великим изумлением смотрел на жуткую рану на своей груди.

— Глупец, — произнёс он отчётливо и рухнул навзничь.

После чего бесследно исчез.

Под ногами Науэра вздрогнул замок. Он посмотрел на юг… болота куда-то делись, и оставшаяся горстка защитников Зивира с восторженными криками бежала к замку. Многие выкрикивали его имя.

Гость не ощущал себя победителем. Он ощущал себя посмешищем — хотя не вполне понимал, почему. И ладно, подумал он вяло. Сейчас потребую, чтобы меня отправили домой, и постараюсь забыть всё это как можно скорее.

Он с отвращением отбросил меч.

* * *

Ворона отскочила подальше от Книги и в ужасе закрыла глаза. Однако время шло, а с ней ничего не происходило.

— Я так и знала, — прошептала она и вновь подошла к фолианту.

Текст потёк вновь… почерк не был похож ни на один из предыдущих.

* * *

Мондерел встретил Гостя у широко открытых ворот Замка.

— Приветствуем тебя, о достойный! — выкрикнул он. Правитель радостно улыбался, и было видно, что он помолодел лет на двадцать. — Мы ни минуты не сомневались, что вы победите — хотя зрелище битвы и доставило нам несколько неприятных минут…

— Зрелище?! — крикнул Гость шёпотом, не в силах крикнуть по-настоящему. — Вы наблюдали за нами?

Мондерел и его генералы удивлённо переглянулись.

— Да, — повторил он. — Не скрою, было поистине жутко. Ну что же, Гость, вы вправе требовать всего, чего пожелаете, прежде мы с почётом проводим вас…

В голове Науэра кружилось несколько мыслей. Ему становилось понятным то, что произошло… и становилось ясным, чем это может кончиться…

Мир потемнел вокруг него.

Его подхватило, как смерч подхватывает пушинку.

Тьма окружила его со всех сторон. Странный шум накатил из тьмы — то ли плеск прибоя, то ли тихие аплодисменты, то ли шелест осенних листьев.

Тьма расступилась.

Гость ощутил себя сидящим на песке, возле мирно потрескивающего костра, тёплым летним вечером.

Рядом сидел Аймвери.

Аймвери кивнул ему.

— …Я знаю это чувство, — произнёс лесной человечек, видимо, отвечая на ранее заданный вопрос. Кинув веточку в костёр, он отвернулся, чтобы взглянуть на Реку.

Воцарилось молчание. Гость сидел, оглушённый и не вполне пришедший в себя после вихря событий последних десяти минут. Почему он здесь? Что здесь делает Аймвери? Разве это — его дом?

— …Мне почему-то кажется, что всё это уже было, — добавил Аймвери, рассматривая пляшущие язычки пламени. — Что я не в первый раз провожаю кого-то к Реке, сижу ночью у костра, вспоминаю о прошлом и не знаю, что делать с будущим. Там, в Игле, подобные мысли никогда не тревожили меня.

Неожиданно Гость всё вспомнил.

Он уткнулся лицом в ладони и был рад, что Аймвери не видит его, перепуганного и жалкого, изо всех сил старающегося удержать рвущийся на свободу вопль ужаса.

Издалека (Ралион IV)

Алёне, Катерине и Сергею

Часть 1. Тысяча граней

I

«Я — Норруан.

Я знаю своё имя. Возможно, это покажется странным — кто, умеющий оставлять после себя записи, не знает его? Однако я смотрю в прошлое — туда, где теряют смысл правда и ложь, свет и тьма, и вижу то единственное, что постоянно во мне — моё имя. Куда бы ни заносило меня, имя не меняется никогда. Меняются губы, способные исказить его и уши, способные неверно услышать.

Теперь, после тысячной проверки, я готов поверить в это. Тот, кто читает этот дневник, да будет предупреждён! Никому ещё не удавалось прочесть его до конца и не умереть».

Читавший вздрогнул и захлопнул фолиант. Дневник! Неплохое название для тома, который войдёт не на всякую книжную полку. Деревянный переплёт, обшитый кожей; тысяча с лишним страниц и непривычный алфавит — россыпи точек и дуг. Первые четыре листа так и не поддались расшифровке — вопреки всем усилиям специалистов по языкам (когда иссякла надежда на собственные силы).

Жаль только, не покажешь дневник всем. Книга уникальная и непростая: дерево переплёта, равно как кожа и бумага, оказались чрезвычайно прочны. Огонь и сталь их не брали, и лишь алмазом удалось соскрести несколько крупинок на анализ. Который и заключил: ничего опасного.

Совсем ничего. То есть ни проклятия, ни скрытой ловушки; в тексте вроде бы нет надписей, что могут смертоносно повлиять на читающего. Последние — страшная напасть современности, изобретение неведомого чернокнижника, да будет он вечно воплощаться в нежить. Единственное спасение сейчас — сложная многоступенчатая проверка, которая говорит «да» или «нет». Если «да» — то предмет уничтожается (лучше всего — сбрасыванием в кратер действующего вулкана).

Читавший вспомнил, какой был переполох, когда все книги монастыря подвергали срочным проверкам. Маги трудились, не покладая рук, две недели, и нашли–таки два экземпляра «книг с сюрпризом». Никто, к счастью, не успел прочитать их, хвала Владыке Знаний… Первому из богов, объявившему, что Учение, приходящее из здешнего монастыря, достойно уважения и ему не должно чинить преград.

Зеркало, висящее на стене между книжными полками, отразило недоумевающее лицо низенького, круглолицего, толстенького человечка. В эти сравнительно тихие четыре часа он обычно занимался научными исследованиями. Астрономия, астрология, медицина… а вот теперь ещё и перевод этого странного дневника. Память его пока ещё не подводит — необходимости в писце нет. Да и владелец этого загадочного фолианта не очень–то обрадовался бы участию постороннего. Чем меньше людей знает о существовании этой книги, тем лучше.

Человек вздохнул и вернулся к дневнику. Для начала, сосредоточившись, взглянул на первые четыре листа. Тот же туман. Ни одного понятного слова… Чем плох магический перевод — так это тем, что при помощи заклинания порой воспринимаешь не написанное, но подлинные мысли писавшего. Согласитесь, не всегда это одно и то же. Пододвинув лампу поближе, читавший продолжил.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

Читавший рассмеялся и вновь отложил фолиант. Слов нет, стиль необычен. Впрочем, ничего особенно нового в этом нет. Многие из языковедов приходили в чудовищное уныние, когда после многолетних трудов обнаруживали, что покрытые таинственными значками дощечки, камни и прочие чудом сохранившиеся свидетельства древности, оказывались не средоточием мудрости предков, а долговыми расписками, доносами, описями имущества… Тоже интересно, но не всем.

Читавший насторожился. Ему показалось, или чуть скрипнула дверь в библиотеку? Он тихонько подкрался к двери в коридор и превратился в статую. Точно. Два тихих голоса. Он даже знал, чьих. Ну, держитесь…

Бесшумно распахнулась дверь в его кабинет (никакой магии, просто петли надо смазывать) и в два шага читавший подобрался к двери в библиотеку. Прислушался.

— Здесь, вон на той полке!

— Много ты помнишь! Там у него словари стоят!

— Вот, смотри… (пыхтение и скрип) — видела?

Тишина. Шелеста страниц не слышно.

Читавший откашлялся, несколько раз притопнул сандалиями и распахнул дверь в библиотеку, насвистывая какой–то мотив. Подошёл к дальней полке… и неожиданно сделал три быстрых шага назад и скользнул в левый проход.

Так оно и есть. Две фигурки в серо–зелёной одежде послушниц. Два ободка с холодно сияющими алмазами на двух золотистых головах и две пары хитрых серых глаз. Или синих?

— Понятно, — обличающий перст указал на книгу, которую его гостьи тщетно пытались спрятать за спинами. — Так, значит, вы проводите время, что предназначается для медитации. Хо–ро–шо…

На двух лицах отразилось притворное раскаяние. Читавший в который раз изобразил на лице строгость и указал на одну из них пальцем:

— Энхора? Ну–ка…

— Ильвена, — поправила та, и обе довольно рассмеялись. Разумеется, читавший знал, кто есть кто: ободки слегка отличались. Ими, хвала Провидению, они не догадались поменяться. Хотя он знал ещё один способ отличить их — когда Ильвена танцевала, то имела привычку чуть сгибать правый мизинец. Но не попросить же станцевать что–нибудь, в самом–то деле!

— Разумеется, Ильвена. Итак. Что на сегодня было задано? Ага. Процитируйте–ка мне, уважаемая Ильвена, третий стих обращения к Несущему Свет из сборника «Круговорот»…

— «Завершится зима, и снега потекут под ногами. Отступят морозы, пробудится всё ото сна…» — немедленно прочитала та, сложив ладошки перед грудью.

— Благодарю. Энхора, год взятия Мергилла.

— Сорок девятый.

— Ну что же… — читавший благосклонно поднял взгляд. — Хорошо. Поверю на этот раз. Однако, если ваши кельи застанут пустыми, мне придётся вас выдать. Что, по–вашему, сделает со мной Достопочтенная Айзала?

— Ничего, — хором отозвались два голоса. — Она вас слишком сильно любит.

— Всё–то вы знаете, — пробурчал читавший и грозно сдвинул брови. — А что мне придётся рассказать вашим уважаемым родителям?

— Ничего! — вновь отозвались голоса и девчонки засмеялись.

— Ладно, негодные, — читавший отобрал у них книгу. — Хм. «Легенды кочевых племён». Ну ладно, если у вас хватает ума это понять… Сядьте вон туда, в кресло. Здесь всё–таки сквозняки.

Две головы закивали и две пары ног устремились в указанном направлении.

— Что только из вас вырастет, — тихо пробормотал человек и вернулся к себе в кабинет.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

Читавший вздрогнул. Концентрация тут же оборвалась: вместо текста перед ним была мозаика точек и дуг. Устал, что ли? Он вновь сосредоточился…

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

А дальше — ни слова. Глаза не в состоянии были сдвинуться на строчку ниже. Читавший мгновенно вспотел. Что за наваждение! Он закрыл глаза (которые жгло, словно в них попал песок) и открыл книгу наугад, где–то посредине. Открыл глаза.

Пусто. Чистая поверхность. Ни единой буквы. Он принялся листать страницы назад. Они послушно укладывались одна на другую… та же белизна. Посмотрим, что впереди… Э, нет… страницы словно склеились. В конце концов, вложенная закладка оказалась на свободе. И здесь текст обрывался. Тем самым вопросом.

«Прежде чем читать дальше, незнакомец, признайся: боишься ли этой книги?»

— Да, да, будь ты неладна, — ответил читавший глухо, положив ладони настраницы и прикрыв глаза. И одновременно прислушался к своим ощущениям.

Тихо.

И это тоже испугало его. Любое магическое воздействие, пусть и слабое, неизбежно оставляет следы. А ведь подобная концентрация духа позволяла ощутить, как в дальнем крыле монастыря зажигали магический огонёк…

— Да, будь ты неладна, — вновь шепнул он и вытер пот со лба.

Наклонился к книге.

«Теперь, читатель, когда ты признался в своих страхах, прочти историю моей жизни. Как бы ни старался ты отвлечься от моего дневника, ты вернёшься к нему. Потому что я предлагаю на твой суд легенду, которая не оставляет меня в покое. Постарайся взглянуть на события моими глазами, поскольку те, кто считает меня олицетворением всех бед, даже не пытаются сделать это».

— Интересно, кто ты такой? — спросил читавший и вновь захлопнул том. — Кто ты такой и откуда взялся на мою голову?

В дверь постучали.

— Учитель, — вошедший монах поклонился, держа руки у груди. — Всё готово к занятию.

Читавший кивнул и, когда монах удалился, спрятал дневник в свой личный тайник. Не потрудившись часок–другой, взломать его было бы трудно.

Проходя мимо двери в свою библиотеку, он легонько постучал в дверь условным стуком. Не то зачитаются, и беды не миновать.

* * *

— Ты хочешь, чтобы я осмотрел тебя? — целитель Шассим–Яг удивлённо взмахнул крыльями. — Что могло случиться такого, чего тебе самому не удалось бы почувствовать? — и, подняв в комнатке крохотный ураган, опустился на сиденье–насест.

— Почему бы попросту не выполнить мою просьбу? — отозвался читавший ворчливо. — Ну и дует тут у тебя…

Целитель повернул голову с огромными золотистыми глазами в сторону окна, и то медленно затворилось. Скрипнула, поворачиваясь, задвижка.

— Как скажешь, — целитель едва слышно прищёлкнул. — Подойди–ка поближе, повернись ко мне спиной и не шевелись. Никогда бы не подумал…

Голос отдавался у человека где–то в глубине головы. Слабое тепло обтекло затылок и постепенно разлилось по всей голове.

— Всё, — прошелестел целитель. — Можешь поворачиваться.

Перья на его голове сложились узором задумчивости.

— Ничего, — пояснил он, глядя читавшему в глаза. Сидя на насесте, он мог смотреть сверху вниз. — Ну как, расскажешь, что стряслось?

Его собеседник почесал в затылке.

— А ты умеешь хранить тайны?

Глаза моргнули.

— Разумеется. От тебя ничего, кроме великих тайн, и не услышишь. Не считая, конечно, легенд о твоём великом предке…

Скрипучий хохот раскатился под сводами черепа читавшего. Ради всех богов, подумал тот, вздрагивая, неужели он не может смеяться приятнее? Ведь нарочно же так делает!

— Ну ладно. Пойдём, — и читавший подставил левую руку. Целитель перелетел на неё. — Всё время забываю, какой ты тяжёлый.

— По–прежнему хвастаешь своей силой, о почтенный учитель? — целитель аккуратно обхватил предплечье огромными когтями. Ему казалось, что он сидит на каменной скале.

— Должен же я ощущать своё превосходство, — и читавший, погасив лампу, двинулся вниз по крутой винтовой лестнице. Лунного света было вполне достаточно. Видят боги, он собирался выкроить себе этой ночью пару часиков для сна.

Знать, не судьба.

* * *

— Норруан будет знать о его прибытии, — заметил человечек, облачённый во всё зелёное. Голова его напоминала одуванчик: снежно–белые волосы, торчащие во все стороны.

— Не стоит произносить это имя вслух, — отозвался страж Севера, недовольно поморщившись. — Хотя вряд ли он его услышит с такого расстояния… — он был высок и, несмотря на возраст, весьма подвижен. Разговор происходил на вершине дозорной башни — оттуда виднелись расставленные спиралью горные пики на севере и вечно обложенное тяжёлыми тучами небо на северо–востоке.

— Всё уменьшается? — спросил человечек, глядя в ясное и выбеленное солнцем летнее небо. Впрочем, здесь теперь всегда лето. По ту сторону Реки — пекло и иссушённая до пыли земля; на западе, за Семью Холмами — болота, уходящие, куда хватает глаз. Пустыня не смогла пересечь Реку, а вот болота постепенно ползут на восток.

— Так сразу этого не заметить, — отозвался страж. — Хотя, конечно, две Башни мы оставили всего месяц назад. Двое часовых погибли, остальные отступили.

Он оглянулся, в поисках Иглы. Как всегда, строго на юге. За Рекой вся магия теряет силу с каждой милей, равно как и в глубинах болот, но мир на этом берегу остаётся прежним. Несмотря на ничтожную армию и сильно поредевшее население, Зивир, край чудес, что некогда простирался на тысячи миль во все стороны, ещё может сопротивляться.

— Куда должен прибыть гость? — спросил человечек. Звали его Аймвери, и он был последним из Повелителей лесов. Да уж… его царство, последний сохранившийся лес Зивира, вскоре может остаться единственной его живой частью.

А потом…

— Как обычно, — страж махнул рукой в сторону чёрно–фиолетового пятна на северо–востоке. — Это уже третий. С каждой их неудачей Зивир становится всё меньше и меньше.

— Я слышал, — медленно произнёс лесной житель, — что все предсказания уготовили нам гибель. Позже из пыли и грязи сможет восстать новый мир, не менее прекрасный, чем Зивир. Дескать, надо идти к Нор… к нему в крепость и просто сдаться. Поражение всё равно неизбежно.

— А ты как считаешь? — страж перевёл взгляд на человечка.

— Я считаю, что надо пытаться. Мы не приводим Гостей силой. Они идут сами. Осознавая риск. Но раз уж идут — почему надо сдаваться немедленно?

Некоторое время страж смотрел на Иглу, что вонзалась в облака во многих милях отсюда. Ясное доказательство того, что магия жива и есть ещё надежда. Как и столетия раньше, Иглу прекрасно видно с любой точки Зивира — спасение мореходам и заблудившимся путникам…

* * *

Читавший вздрогнул и отошёл от зеркала. Оно вновь стало зеркалом, и сцена, только что разыгравшаяся в его глубинах, растаяла так же незаметно, как и возникла.

— Интересно, — прошелестел в голове голос Шассима. — Очень интересно.

— Так ты тоже видел?

Целитель долго смотрел на собеседника, глаза его чуть померкли.

— Не только видел, но и запомнил, — уточнил он. — Кстати, Унэн, не мешало бы всё это записывать. Чёткие образы, запоминающиеся лица. Однако я уверен, что мы видели не Ралион.

— Тоже мне, открытие, — усмехнулся именуемый Унэном. — Это сразу видно. Ни таких гор, ни Иглы здесь не было, и о них никогда не слышали.

— Торопишься, — целитель пошевелил «ушами» (что были на деле перьями), — торопишься. Во–первых, ты здесь не так долго. Во–вторых, я ещё помню предания о чём–то наподобие их Иглы. Нет, дело не в пейзаже.

— Я понял тебя, хотя и не знаю нужного слова.

— Верно. Ощущение реальности совсем иное. Тот мир жив и полон энергии, но он другой.

— Ну не знаю, насколько он жив, — читавший с сомнением посмотрел на книгу. — Судя по их диалогу, от него мало что осталось. Но другой мир… мне становится как–то не по себе.

Он посмотрел на закрытую книгу.

— Обложка, прочная, словно камень, — пробормотал он. — Нигде я не видел такой кожи. И такого дерева. И такой бумаги. Выходит, можно путешествовать между мирами? Я хочу сказать, совершенно различными мирами?

— Странно, что это тебя удивляет, — заметил целитель. — В конце концов, откуда взялись ты и твой народ?

— Это совсем другое дело, — возразил Унэн. — Путь созвездий — это… — он осёкся.

Дверь раскрылась и на пороге появилась Достопочтенная Айзала.

— Сейчас меня будут бить, — шепнул Унэн целителю и медленно поклонился, изображая на лице сладкую улыбку.

— Моё почтение, Айзала, — он вновь поклонился. — Вам тоже не спится? Могу предложить чаю.

* * *

Айзала, Жрица Триады, бесшумно вошла в кабинет Унэна, где запах пыли и ароматических трав невозможно было истребить никакими проветриваниями. Одета она была в повседневное платье, однако на груди у неё висел амулет со знаками всех трёх культов. Афамис, Гвайя, Ирсерана. Непроизносимые имена. Приручающая, Вестница, Молчаливая. Так их звали вслух.

На вид ей было не более сорока, но Унэн знал, что жрица намного старше. Переоденься она в простые одежды — и никто из встретившихся ей на пути не опознал бы в ней одну из трёх ныне живущих женщин, которым дана власть в любой момент обращаться к силам Триады — объединённым силам всего живого. Длинные волосы соломенного цвета, стального цвета глаза и живое, открытое лицо. И, как и у самого Унэна, чрезвычайно переменчивый характер. Наверное, потому они так хорошо ладят. Иногда.

— Снова сидели у тебя в библиотеке? — спросила она, глядя в глаза Унэну. Венок на её голове был словно сплетён из ветвей и листьев ясеня, хотя на деле это было серебро, митралл — живое серебро — и драгоценные камни. Ещё один знак Триады. Собственно, Триада как таковая почиталась в двух — от силы в трёх Храмах. На всей остальной земле культы давно уже существовали порознь.

Унэн кивнул и чуть улыбнулся.

— Они всё ещё считают, что могут лгать мне в глаза, — усмехнулась Достопочтенная и закрыла за собой дверь. — Ну ничего, уж дисциплине–то я учить умею. Лопата и метла — отличный выход для излишней энергии.

— Мир и покой, — прошелестел Шассим и пропел короткую фразу, отчего амулет Айзалы на миг засветился. — Что у нас нового?

— Моё почтение, целитель, — жрица поклонилась в ответ и присела в соседнее кресло. — Этот болтун по–прежнему не даёт вам покоя?

— Мы с ним провели небольшое исследование, — возразил целитель. Из вазы, что стояла рядом с ним, медленно поднялась гроздь ягод, подплыла к флоссу и опустилась у его ног. Вина он не пил (к величайшему разочарованию Унэна), а из закусок предпочитал ягоды. Не есть же мышей, понятное дело. Не все люди спокойно переносят подобное зрелище.

— Книга, — полувопросительно–полуутвердительно произнесла жрица.

— Она самая, — вздохнул Унэн и погладил до блеска выбритую голову. — Редкостный артефакт. На какой–то момент мне даже показалось, что маги ошиблись, и книга гораздо опаснее, чем было сказано.

— А теперь?

— По–прежнему так думаю, но уже по иной причине. Что нам известно о других мирах?

— О каких именно? — жрица, к не меньшему разочарованию Унэна, вина также не употребляла. Хорошо ещё, что чай пила… Унэн налил себе и ей по чашечке дымящегося напитка и уселся лицом к обоим собеседникам.

— Не об астральном слое, само собой. О других мирах. Таких же, как этот, но… как бы это сказать… традиционными средствами недостижимых.

— Вот оно что, — покачала головой жрица. — Достоверно известно одно: такие миры существуют. Вторжение произошло именно из подобного места. Да только не осталось никого, кто смог бы поведать об этом.

— А обитатели Выжженной Земли? — целитель шевельнул «ушами», выражая недоумение. — Ведь они по–прежнему живут на том же месте. Под землёй, правда.

— О них ходят только легенды, — ответила Айзала. — Многие пытались договориться с ними, но — без особого успеха.

— А боги молчат… — добавил Унэн. — Впрочем, по мало–мальски существенному поводу они всегда молчат. Я шучу, — добавил он, увидев недовольное выражение лица жрицы. — Не так давно мы с Шассимом видели картины иного мира. Они как–то связаны с книгой, — кивок головой. — Вот я и в недоумении. Впрочем, вы ведь не для этого сюда пришли?

— Верно, — жрица поставила чашку на место. — В подземных переходах обнаружены ранее скрытые двери. Одна дверь, если быть точной. Как раз где–то между монастырями. Благодари своих разбойниц — судя по всему, они её и обнаружили.

— Они спустились аж до погребальных камер? — схватился за голову читавший. — Воистину, я недостаточно слежу за ними. Как, впрочем, и вы, Достопочтенная.

— Унэн, может, лучше без титулов? В твоих устах они звучат, словно насмешка.

— Договорились, — в который уже раз пообещал Унэн. — Так что, необходимо расследовать, куда он ведёт?

— Совершенно верно, — кивнула Айзала. — Никакой опасности оттуда не ощущается, но порядок есть порядок. Ты лучше всех справляешься с такими задачами. Можешь не беспокоиться, я найду занятие нашим с тобой воспитанницам.

— Ну что же, — Унэн постарался не скрывать удовольствия. — Тряхнём стариной. А не то тут от скуки можно и пылью порасти…

— Спустя каких–то три года оседлой жизни?

— Возьми меня с собой, — неожиданно попросил Шассим. — Мне не доводилось бывать под землёй.

Айзала и Унэн переглянулись. Жрица удивилась не меньше последнего.

— Что ж, — ответила она. — Это может оказаться долгим путешествием, так что подумайте, Целитель Шассим. Впрочем, Унэну компания не помешает. Я–то знаю, как трудно ему прожить спокойно хотя бы день, не учинив каверзы…

После чего раздался смех на три голоса. Третий был слышен только тем, кто сидел в кабинете.

II

Была середина весны, однако никакой радости сидящие в небольшой, скрытой от глаз посторонних комнате, не испытывали. Наоборот. Последнее время наиболее частой эмоцией в здешних стенах было раздражение.

— Итак, мы перешли в оборону, — заключил в конце концов Первый. Сейчас в комнате было четверо; среди посторонних обитатели этого места имели множество имён, но здесь предпочитали использовать числа. — Провалены все наступательные операции за последние три месяца. Насколько хорошо защищены наши границы, Четвёртый?

Его собеседник был высоким горбоносым человеком, более всего походившим одеждой и обликом на слугу–рассыльного. Никто бы никогда не заподозрил в нём одного из влиятельнейших людей государства. И к лучшему.

— С границами всё в порядке, — ответил Четвёртый. — Тем более, что наши соседи нападать не собираются. Как и обещали. Пока мы не отыщем новое оружие взамен утраченного, нам лучше изображать побеждённых в состоянии замешательства.

— Уже, — ответил Первый. — Император извещён о заговоре против его величества, о предателях, что хитростью хотели заставить Империю начать войну с соседями. Заговорщики схвачены, извинения принесены, возмещение выплачено, — он усмехнулся, — в основном их же собственными деньгами.

— Тогда непонятно, зачем меня сюда пригласили, — вступил в разговор третий собеседник. Этот выглядел преуспевающим купцом — полный, с широким добродушным лицом и надменным взглядом. — У меня пока никаких новостей. С тех пор, как Наблюдатели появились в непосредственной близости от столицы, я не могу рисковать. А подобающего места для лабораторий так и не нашлось.

— Второй сообщает, что есть возможность вызвать мощного союзника, — объявил Первый. — Для этого необходимо заполучить одну из вещей вызываемого. Достоверно известно, что одна из них находится в руках у… Цели.

— У Цели? — поразился «купец». — Это… который Ользан Меорнский? Позвольте, но я полагал, что с ним давно покончено. Не то и пальцем бы не стал шевелить.

Все переглянулись.

— Он сидит в месте, которое… — Четвёртый замялся. — Нам недоступно. Известными методами. И носу наружу не кажет.

— Сам–то, может, и не кажет, — заметил Шестой. — Но отправил дочерей учиться. В небезызвестный нам всем монастырь. Не понимаю, Первый, почему бы их попросту не выкрасть? Глядишь, станет сговорчивее.

Первый выразительно посмотрел на Шестого, контрразведчика. Медленно покачал головой.

И не стал напоминать, что предыдущий Первый уже предложил упомянутому Ользану союз… на самых заманчивых условиях. За что и поплатился головой. Попутно едва не погубил всю остальную Девятку… теперь Восьмёрку. Подлинных хозяев Империи Лерей. Какой бы слабой та сейчас ни казалась…

Он также не стал говорить, что, тайком от остальной Восьмёрки, уже посылал четырнадцать групп захвата — чтобы выкрасть (или убить, в случае крайней необходимости) саму Цель или же кого–то из её… родственников. Ни один из отрядов не успел подать даже сигнала бедствия. Складывалось ощущение, что все они попросту исчезли. Поскольку перевербовать их было — и в этом Первый был твёрдо уверен — невозможно.

— Итак, наш художник–любитель владеет тем, что ищет Второй, но добраться до него мы не можем, — подвёл итоги Пятый. Презрение звучало в его голосе. — Что будем делать? Ждать, пока он не умрёт от старости?

— По совершенно достоверным сведениям, — возразил Четвёртый, обеспокоенный выражением лица Первого, — нужная нам вещь уже покинула укрытие.

— Это меняет дело, — согласился «купец» спустя некоторое время. — Значит вам, как всегда, нужны…

— Все ваши изобретения, что могут видеть, слышать, идти по следу. Только никаких покушений, пожалуйста, Пятый.

— Вас не поймёшь, — усмехнулся «купец», скрестив пальцы замком на груди. — То Цель вам нужна как союзник, то вы рвётесь его уничтожить. Да и сведения от мёртвых получать значительно проще… Ладно. Мне нужна действительно тайная лаборатория. Пока что их обнаруживают самое большее через неделю.

Первый некоторое время сидел, постукивая по крышке стола.

— Мы провели тщательную разведку, — сообщил он наконец. — Пока что безопасно использовать только островки возле Выжженной земли.

— У меня разбежится остаток персонала, едва лишь я назову это место, — предупредил Пятый.

— Не имеет значения. Корабль отправляется через восемь дней. А до тех пор — никакой активности в пределах Империи. Сделаем вид, что наши возможности исчерпаны.

Все взгляды обратились в сторону Пятого. Крупнейшего специалиста по искусственным формам жизни, поддерживающего планы Восьмёрки… а, значит, и Империи.

— Мне будет нужен помощник, — произнёс Пятый твёрдо. — Стоящий помощник. И его я выберу сам.

— Но… — начал было Четвёртый.

— Договорились, — Первый встал. Совещание было окончено. — Выберите сами. До тех пор будем соблюдать тишину. Связь только в экстренных случаях.

Часы пробили полдень.

* * *

Аймвери тревожно оглянулся — Игла по–прежнему находилась на юго–востоке, проступая сквозь низкие, налитые огнём и водой тучи. Зрелище было столь же невиданным, сколь и обнадёживающим. Так близко к Вилке он никогда не подходил.

Некогда по эту сторону Реки (что была в те дни обычной рекой, воду которой можно было пить и в которую можно было погружаться без риска для жизни) находилась великолепная горная страна. Скалистые горы к северо–западу отсюда — жалкое подобие былых чудес. Теперь была только неприступная двойная гора иссиня–фиолетового цвета, Вилка, как звали её с тех пор. Настоящего названия не употреблял никто — из страха, что обитатель здешних мест проснётся, услышав своё имя.

Хозяин лесов посмотрел на восток. Не более мили отсюда — и уже ничего не видать. Тучи, смыкающиеся у горизонта с бесплодной землёй, и пыль под ногами. Когда–то здесь были плодородные земли, и десятки государств (их названия вспоминаются уже с трудом) к востоку отсюда славились дарами полей, гор и озёр. Сейчас их уже нет, как нет большей части Зивира.

Человечек дотронулся носком сапога до камушка и ввысь поднялся столбик пыли — мелкой, желтоватой, отвратительной. Утверждается, что Зивир имеет форму шара. Пять лет назад не одна экспедиция отправилась сюда, на восток, чтобы пробиться сквозь тысячи миль пыли и смерти и попытаться найти остатки настоящего, живого и цветущего Зивира. Ни одна из них не вернулась, ни с какой стороны.

Может быть, мир перестал быть шаром? Впрочем, что за чушь, поморщился Аймвери, придёт же такое в голову. Звёздное небо всё так же вращается, всё также восходят и заходят Солнце с Луною. Видимо, мир приближается к своему концу.

Как просто это звучит. Конец света всегда представлялся небывалой битвой, где огонь и лёд оспаривали бы силу друг друга, а оказался медленным, невероятно скучным и тошнотворным угасанием.

* * *

Человек стоял на небольшой площадке, венчавшей центральную башню крепости Моррон. Как символично: отсюда в Зивир впервые пришли люди, и отсюда же начинается конец их мира. Круговорот. Однако все построения относительно угасания и рождения мира хороши, пока сам не сталкиваешься с ними на практике. Далёкая война бесплотна и может поразить только числом потерь, объявленных в сводках. Если же её кровавый шторм бушует над головой, война ощущается совсем по–другому.

Так же и с угасанием вселенной.

Если она гибнет вокруг тебя, это производит несколько иное впечатление. Человек усмехнулся. Там, к северу, возле ярко светящейся Иглы, считают, что крепость набита исчадиями тьмы, кровожадными созданиями, способными разрушать саму ткань мироздания. Какое заблуждение! Вот он, один–одинёшенек, противник всего остального Зивира. Вернее, его жалких останков.

И всего–то забот — следить, чтобы мир достойно встретил свой конец — тогда, со временем, новая жизнь и новая красота придут сюда, в Зивир (или как его ещё нарекут его обитатели). Гораздо ярче прежних. Тех, что нынче уходят в небытие.

Как же тогда назвать его профессию? Могильщик? Пожалуй. Не раз и не два обречённые жители выступят против него, не раз и не два попытаются повернуть время вспять. Кто знает, может быть им и удастся выторговать у судьбы ещё десяток–другой лет.

Скоро пожалует Гость, подумал человек и оглянулся. Позади расстилался неподвижный, словно замёрзший, океан. Некогда он был лазурным, живым и тёплым; после того, как его воды смешались с мёртвой водой Реки, он превратился в застывший студень. Человек представил себе, как армия Зивира повергает во прах его твердыню, чтобы вместо безбрежного океана, за краем которого может ждать спасение, обнаружить вязкий и смертоносный кисель.

У него неприятно кольнуло сердце, когда в тысячах миль к северу отсюда на миг возникли Ворота и очередной пришелец, Гость, ступил на пыльную землю Зивира.

* * *

Огонёк тихонько замерцал во мгле и повис над правым плечом Унэна.

— Разве тебе нужно освещение? — спросил Шассим–Яг спутника. Вернее сказать, носильщика. Ибо теперь за плечами Унэна находилась перекладина, на которой и восседал целитель. Лететь по низким проходам — занятие и опасное, и бессмысленное, а идти пешком — слишком медленно. Флоссы ходить не любят. Неудобно.

— Я, в общем–то, для ориентировки, — рассеянно отозвался Унэн. — Очертания проходов я чувствую, а деталей не разобрать. Неохота тратить силы на заклинания.

— Я могу стать твоими глазами, — предложил целитель.

— Нет, спасибо, — отказался человек, аккуратно приседая под очередной аркой. — Чтобы потом неделю заново привыкать к собственным? В случае чего, скажешь.

Они шли три часа и порядком удалились от обоих монастырей. Подземный путь направлялся на восток–северо–восток, постепенно понижаясь. Многочисленные знаки украшали стены прохода. Унэн отметил, что ни плесень, ни мох не росли на камне; проход в безукоризненном состоянии. Словно вчера построен.

— Ты думаешь о том же, о чём и я, — беззвучно заметил целитель.

— Верно, — Унэн прикоснулся ладонью к прохладному камню. — Я видел строения дарионов. Ни трещинки, ни выбоинки. Прямо как здесь.

Он остановился у карты — это, без сомнения была карта: высеченный в камне на уровне глаз барельеф, чуть более полуметра в поперечнике, слабо светился во мраке. Монах прикоснулся ладонью к карте, и та осветилась ярче. Стало очевидно, что показан не весь город, а лишь фрагмент его.

— Мы на окраине, — сделал вывод Шассим. — Видишь вон тот огонёк? На верхней части контура?

Унэн присвистнул.

— Клянусь посохом великого предка… Так ведь вся эта карта, — он махнул ладонью, — указывает на нечто прямо под монастырями…

Он помолчал и чуть было не потянулся, по привычке, погладить голову. Пока Шассим сидел на его плечах, делать этого не стоило.

— Тебя это удивляет? — спросил Шассим. — Подземных городов в десятки раз больше, чем наземных. Подавляющая часть их необитаема. И, между прочим, эти проходы строили не дарионы. Не их письменность.

— А кто? Найя?

Целитель долго всматривался в карту.

— Найя высокого роста. А здесь даже тебе приходится пригибаться.

Они помолчали несколько секунд.

— Тогда кто же? — подозрительно нахмурился монах. — Дай–ка подумать. Не Хансса. Не их письменность. Лунные люди?

— Айшиа? — переспросил целитель. – Возможно. Обрати внимание: этими проходами не пользовались многие века.

— Ты меня пугаешь, — монах вытер лоб. Слова отдавались приглушённым эхом. — Заброшенные города… Неизвестные строители… Я чувствую, что почти ничего не знаю о Ралионе, даром что сорок лет путешествовал. Откуда, кстати, ты знаешь об Айшиа? Они же никогда не выходят на поверхность.

— Вот устроим привал, — отозвался целитель, — и я отвечу на твой вопрос. А ты — на мои.

Спорить с ним было бессмысленно.

* * *

Шум бьющих по воздуху крыл привлёк внимание человека на башне.

Птица, отдалённо напоминающая ворону, опустилась на парапет. Наклонила голову, поглядев на человека каждым глазом, и чуть приоткрыла массивный клюв. Захоти они биться без оружия, никто не взялся бы предугадать исход схватки.

— Морни? — спросил человек. Имя не сразу пришло на язык. Как и многие другие знания, оно словно всплыло из ниоткуда. Как и все слова Зивира.

— Норруан, — послышался хриплый голос и человек вздрогнул. — Таково твоё имя?

— Моё имя, — человек отшатнулся и едва не споткнулся. — Моё имя… откуда тебе оно известно?

— Странно было бы не знать имя своего союзника, — заметила птица, подходя поближе к собеседнику. — Я прибыла, чтобы сообщить тебе — Гость уже в пути.

— В пути, — повторил человек и туман в его глазах рассеялся. Голос стал твёрдым и уверенным. — Ты быстро добралась.

— Не только Повелитель лесов владеет подобным знанием, — заметила птица. Будь она человеком, несомненно пожала бы плечами. — Что ты намерен предпринять, Норруан?

— Как всегда, — пожал плечами тот. — Дождусь его. Спрошу, что ему нужно… Если бы я знал, как это было раньше… — он вновь прикрыл ладонью глаза и наклонил голову.

— Раньше? — удивилась ворона. Произнося слова, она не двигала клювом. Зрелище было не из приятных. — Но это первый Гость, который знает дорогу в твой замок! Неужели ты намерен впустить его?

— Он не первый, — заметил Норруан и холодок скользнул по его спине. — И не второй. Я сегодня бродил по подземным ходам. Тысячи черепов и скелетов, Морни! Многие — с талисманами Иглы. Понимаешь? Он далеко не первый.

Ворона подошла к нему вплотную. От её оперения пахло пылью. Вековой пылью… словно птица долгие годы провела на чердаке, среди никому не нужных вещей. Норруан вздрогнул. Что за чепуха!

— На моей памяти это — третий Гость, — произнесла она медленно. — Я не понимаю тебя, Норруан. Их не могло быть так много.

— Ладно, — Норруан выпрямился. Теперь он действительно был похож на Властелина мрака, каким его изображали в Зивире. Высокий, худощавый, с длинным лицом. Холодный равнодушный взгляд чёрных глаз, готовых в любой миг вспыхнуть смертоносным огнём. Чёрная одежда, высокие сапоги, тяжёлый жезл, висящий на поясе — украшенный тремя золотыми и пятью серебряными кольцами. Прикосновение его означает гибель. — Что ты хочешь с ним сделать?

— Утопить в Реке, — ворона щёлкнула клювом. — Единственный путь к замку, над которым не властна магия — это Река. К чему тебе рисковать?

— Ты говоришь так, словно не принадлежишь Зивиру, — насмешливо протянул человек. — Когда Игла падёт, ты тоже покинешь Зивир навсегда. Возможно, сгинешь бесследно.

— Я тоже владею магией, как и ты, — холодно отозвалась Морни. — Я знаю, что мне предначертано и верю в предсказание. Мне не по душе видеть мучительную смерть мира, который и так прожил дольше, нежели положено. И хватит об этом.

— Ясно, — Норруан внимательно смотрел в выпуклый, блестящий её глаз. — Но признайся, Морни, ты всё же чего–то хочешь от меня. Хотя знаешь, что мне нечего тебе дать.

— Нет, — ворона наклонила голову и посмотрела на него другим глазом. — Ты не принадлежишь Зивиру. Ты — откуда–то издалека. Я хотела бы взглянуть на твой дом — даже если это будет последнее, что я увижу.

— Я не помню, откуда пришёл, — медленно произнёс Норруан и прикоснулся рукой к жезлу. — Я очнулся здесь, у замка, одетый в эту гадость, — он указал на свою одежду (способную, по слухам, противостоять объединённой магической мощи Зивира). — Всё. Ничего, кроме имени. И приказ — похоронить останки вашего мира.

Ворона отодвинулась от него.

— Ты пугаешь меня, — произнесла она. — Я знаю, что большинство из того, о чём говорят там, — она кивнула в сторону севера, где выделялся чёткий силуэт Иглы, — не более чем вымысел. Но чтобы ты не знал, откуда появился и кем был прежде… Как это может быть?

Норруан почувствовал, что смертельно устал.

— Давай спустимся, — ответил он, помедлив. — Мне необходимо чего–нибудь выпить. Там мы и ответим друг другу на вопросы.

* * *

Унэн вздрогнул, замерев посреди фразы. Ему показалось, что перед ним, поблескивая глазами, сидит не флосс, а огромная, с гуся величиной, серая ворона. Видение, впрочем, тут же рассеялось.

— О чём я говорил? — спросил он, когда осознал, что никакой вороны перед ним нет.

— О том, как ты впервые появился здесь, на Ралионе.

Монах кивнул. От Шассима исходил густой запах пыли и паутины… впрочем нет, что за наваждение! Он помотал головой. От флосса пахло флоссом. Едва ощутимый запах. Ничего особенного.

— С тобой всё в порядке? — слова хрустальными шариками падали в глубине его сознания и со звоном распадались на фрагменты.

— Да, — ответил Унэн и понял, что это правда. Перед ним сидел Шассим, а не ворона; вокруг была пещера — сухая и чистая; никто посторонний не вторгался в его разум. Неужели я так устал? — мелькнуло в сознании. Никогда мне ничего не мерещилось.

Он вспомнил свои первые минуты в этом мире.

Камни под ногами; туман в небесах, на земле и в голове. Тёплый ветер, накатывающийся ароматными волнами. Сотни сияющих радуг вращаются перед глазами. Музыка сфер, постепенно замирающая где–то на пределе слышимости.

И холод, сотней золотых игл вонзающийся в босые ступни. В новый мир он пришёл нагим, как обычно; но не беспомощным младенцем. Разум его был с ним, и лишь память не желала по доброй воле отдавать ни крупицы знаний. Вспоминались светящиеся спирали под ногами — в пространстве, где никогда не было материи. И чей–то смех… или не было смеха? Он не мог точно сказать.

Когда туман рассеялся, новый мир обрушился всеми своими красками, запахами и звуками, а также теми ощущениями, для которых ещё нет названий. Унэн помнил только, что несколько часов стоял неподвижно, позволяя разуму скитаться свободно, пока его имя не всплыло из небытия.

Возникнув, оно связало его с новым миром, в котором ему предстояло жить… кто знает, сколько лет?

Он оглянулся и увидел, что со стороны величественной крепости, что венчала вершину ближайшей горы, к нему спускаются люди, в бело–зелёной одежде. К тому моменту, когда они добрались до него, Унэн уже спал. Страшная усталость сковала его и несколько долгих дней не отпускала своей хватки. Прибывший не чувствовал, как его осторожно поднимают и несут куда–то.

Когда он очнулся, то увидел на стене знак, смутно напомнивший ему что–то. Неоднократно виденное, но прочно забытое. Два круга, вложенные один в другой; лук со стрелами, пара крыльев и дерево.

Так он впервые очутился в монастыре Триады.

— …А остальные? — поинтересовался целитель, и видения прошлого оставили монаха. — Остальные из твоего племени?

— Они пришли позже, — пожал Унэн плечами. — Они нашли меня, поскольку для них это — проще простого. Когда мы встретились, у подножия той самой горы, мы принялись строить собственный монастырь. И я скажу тебе, работа была не из лёгких.

— Но построено на совесть, — признал Шассим.

— Спасибо.

— Иные миры, — задумчивым эхом пронёсся голос целителя. — Кто бы мог подумать. Вестница, что дала нам разум, учила нас, что весь мир лежит вокруг нас и внутри нас и что другого нет. Она рассказала нам обо всех народах, обо всём живом и неживом. И этого было достаточно.

— А потом вы узнали, что есть и другие вселенные.

— Разумеется. Вестница мудра; обучая потомков, никто не рассказывает сразу же обо всём, что творится вокруг. Говорят лишь то, что проще принять. Подлинное знание может раздавить новорожденный разум. Лишь смутные тени мира не вредят ему. Так же, как глаз, привыкший ко тьме, не сможет сразу перенести яркого света солнца.

— Я слышал подобные речи от одного мудреца, — медленно произнёс Унэн и налил себе ещё чая. — Но это было давным–давно, и не на Ралионе. Что наводит меня на странные мысли…

— Что разум сходен во всех мирах?

Монах усмехнулся.

— Разум! Видел я мир, где не было магии и где жила одна–единственная раса. То ли она истребила остальные, то ли их и не было. Жил я там сравнительно недолго, но меня удивило, с каким рвением обитатели мира старались определить, что такое разум.

Целитель присвистнул.

— И определили?

Монах пожал плечами.

— Насколько я понимаю, нет. Сравнить–то не с чем!

Флосс моргнул и расправил крылья.

— Я устал от слов, Унэн. Поговори со мной образами.

Монах вздохнул и принялся сворачивать их небольшой лагерь. Спустя десяток минут ранец вновь покоился на его спине, а на нём восседал целитель. Всё равно он весит меньше, чем те камни, с которыми мы заставляем упражняться послушников, подумал Унэн и поставил крестик светящимся мелком возле входа в пещеру.

Флосс терпеливо молчал.

— Ну что же, — произнёс монах и усмехнулся про себя. — Послушай тогда сутру, что, по преданиям, привела в движение колесо Учения в одном из миров…

Хотя монах об этом и не догадывался, но уже на расстоянии в сто шагов его голоса практически не было слышно. Кто бы ни построил этот подземный ход, он был непростым строителем.

* * *

Аймвери надолго запомнил момент, когда открылся проход между мирами, и на мёртвую землю Зивира ступил Гость. Никто не знал, откуда они приходят; никто не знал, кем они являлись там, откуда начинался их путь. Достаточно было того, что они откликались на призыв о помощи.

Некоторые даже соглашались рискнуть достичь замка Моррон и сразить его хозяина, имя которого не положено произносить. Неторопливо готовившего воинство разрушения, чтобы превратить Зивир в холодную пыль — материал, из которого, возможно, появятся иные чудеса и иная жизнь.

Только погибать от этого ненамного приятнее.

…Тучи вздрогнули над головой и опустились чуть ниже. Казалось, протянешь руку — и погрузишь её в бешено вращающиеся чёрные вихри. От безмолвного бушующего хаоса над головой исходило чудовищное ощущение силы: молнии потрескивали и ветер, проснувшись, гнал на запад сероватые стены пыли.

Стало почти совсем темно.

Тени упали на землю вокруг Аймвери, который пытался прикрыть лицо он порывов начинающегося урагана. Тени от двери, что сама ещё не успела показаться — двери между вселенными. Три тени отбрасывала невидимая дверь: они ползли, то сливаясь с землёй, то отделяясь от неё — словно пальцы, ищущие опору.

И возникла дверь. Ворота, как их называли. Некогда Ворота связывали различные части Зивира между собой; ныне же любая попытка открыть их немедленно замечалась хозяином замка Моррон, и могла привести к беде. Полчища болотных тварей, обрушившиеся полгода назад на одну из западных дозорных башен — тому пример. Неуязвимые для огня и металла, покрытые липкой слизью существа сотнями возникали из бездонной трясины и растаскивали строения по кусочкам. Тех, кто пытался противостоять им, попросту топили. Возможно, съедали. У выживших не было времени запоминать подробности.

Ворота осветились изнутри, и наружу вышел Гость — худощавый, светловолосый, одетый в лёгкую походную одежду. Он поднял голову и взглянул в нависшие над ним небеса. Помедлил и решительно перешагнул зыбкую границу, разделяющую миры.

Аймвери успел заметить красивый осенний пейзаж по ту сторону Ворот и яркое синее небо. Видение тут же исчезло. Ворота с треском испарились и ураган немедленно прекратился.

Гость с удивлением и любопытством рассматривал человечка. Тот, в свою очередь, испытующе смотрел в глаза пришельца. В конце концов, кивнул и произнёс, протягивая Гостю свой амулет:

— Добро пожаловать в Зивир, Гость.

— Fainazu ku'Zivir, Nahwer, — услышал Гость и, помедлив, принял амулет — изящный золотой листик на тонкой, но прочной цепочке. Он надел его на шею и, когда Аймвери повторил приветствие, все слова его стали понятны.

— Я представлял его иначе, — отозвался Гость. Да он совсем молод, удивился Аймвери. Ему ещё и сорока нет. Ну что же, возможно, это к лучшему.

— Если твоя миссия удастся, Зивир станет прекраснее прежнего, — и Аймвери указал рукой на гордо сияющую Иглу. — Хотя и сейчас у нас есть, на что посмотреть.

— Идём, — добавил человечек и осторожно потянул пришельца за рукав. — Оставаться здесь небезопасно. Того и гляди, нас…

Между вершинами Вилки проскочила разветвлённая фиолетовая молния и притихший было ветер вновь коснулся пыльной ладонью их лиц.

— Уже, — шепнул Аймвери и указал в сторону Реки. — Быстрее же. Мы в смертельной опасности, Гость.

На лесном наречии «гость» звучало как «Науэр».

* * *

— Да, — отозвался целитель и встряхнулся, — впечатляюще. Должно быть, это сильно взбудоражило умы тех, кто не привык к образам.

Он произнёс это после того, как не менее получаса обдумывал услышанную сутру, сидя неподвижно и закрыв глаза. Впрочем, видеть его глаз Унэн не мог, да и занят был: двигаться по неизвестному проходу — дело непростое и опасное. Он извёл уже два светящихся мелка, обозначая условными символами места, где они побывали.

Вопреки мнению Айзалы, он не стал брать с собой менее опытных исследователей. К чему? В случае опасности они — только лишняя обуза, а доведись сражаться — более других рискуют своими жизнями. Их же пара, человек и флосс — была более чем дееспособна в большинстве ситуаций, которые только можно себе вообразить.

Хотя, конечно, непредвиденные случаи потому так и зовутся, что предугадать их невозможно.

Унэн лишь пожал плечами в ответ. Впереди показался тупик, и сейчас предстояло либо возвращаться — двумя километрами ранее было ответвление прохода — либо проникать за скрытую дверь, если таковая объявится.

— Как же ты тогда определяешь разум? — спросил Шассим и Унэн в который раз подивился его способности быстро менять тему беседы.

— Как способность задаваться вопросом о смысле существования, — ответил он после некоторого раздумья. На самом деле монах несколько покривил душой, поскольку полагал, что только боги и другие над–разумные существа могут дать определение разуму. Как рыбе осознать, что её пруд — далеко не весь мир? Пожалуй, что никак.

— Интересно, — отозвался целитель. — По моему мнению, разум определяется скорее способностью создавать и использовать знаковые системы.

— Тогда выходит, что муравьи тоже разумны. И пчёлы, и бог весть кто ещё.

— В какой–то мере — несомненно, — подтвердил Шассим. — Ты же знаешь, что с точки зрения Ордена весь Ралион — единая разумная система. Мы — лишь малая её часть.

Унэн не стал уточнять, что такое «мы». Он подошёл поближе к тупику и осторожно уселся, не снимая с себя планку–насест. Нагрузка в виде восьмикилограммового флосса не повредит. Учитывая, что в монастыре жизнь, конечно, далеко не сидячая, но уж больно однообразная.

В смысле удручающего постоянства распорядка.

— Ну что же, меня это не задевает, — Унэн уселся поудобнее и уставился на стену, преграждающую им путь. — Это, как говорили мне наставники, лишь одна из тысячи граней, определяющих сущность. Кое–кто считает, что разум — это то, что позволяет оперировать отвлечёнными понятиями. Среди Ольтов популярно мнение, что разум — способность к созидательной деятельности. И многие другие мнения. Окончательного определения, по моему мнению, вообще быть не может, а все частные более или менее хороши.

— Однако, когда мы сталкиваемся с новым проявлением разума, зачастую требуются огромные усилия, чтобы признать — как ты говоришь? — новую грань.

— Вероятно, поэтому не следует считать, что есть какой–либо способ определить, является ли данное существо разумным. Не то участью большинства станет жизнь в клетках. И то в лучшем случае.

Целитель некоторое время молчал.

— Боюсь, что ты прав, — изрёк он, в конце концов. На том беседа временно прекратилась.

Ибо заставить говорить Флосса, у которого нет желания вести разговор, немногим проще, чем научить камни разговаривать.

* * *

— Тысяча граней, — произнёс Норруан неведомо откуда пришедшие на ум слова. Обратил свой взор на северо–восток. Там красовались лёгкие белые облака… и где–то в том же направлении только что открылись Ворота, пропуская пришельца из иного мира.

Над которым не властна здешняя магия. Что, в общем, не очень страшно: то, что ходит, дышит и ест, можно уничтожить. Однако Норруан был не в состоянии почувствовать, где в данный момент находится Гость и тем более прочесть его намерения.

В данный момент в этом не было необходимости. Поскольку рядом с Гостем был хвастливый коротышка Аймвери, который утверждал, что Норруан не сможет проникнуть в Лес и остаться в живых. Надо будет как–нибудь его разочаровать.

Норруан нахмурился… и рассмеялся. Оба они, и Науэр, и Аймвери, привлекли к себе внимание обитателя Вилки. Ну что же, возможно, что у него, Норруана, вскоре появится некоторая передышка до появления очередного Гостя.

А к тому времени ещё часть Зивира уйдёт в небытие… и сократится тот срок, что ему суждено провести здесь, в угасающем мире. Исполняя неведомо чью волю.

Зивир считает, что Норруан — демон разрушения, посещающий миры, чей жизненный срок подходит к концу. Если бы обитателям Зивира стала известна истина, какой переполох поднялся бы!

…Морни вопросительно взглянула на хозяина замка.

— Тысяча граней, — повторил человёк в чёрном. Слова казались частью более длинной фразы, таящей в себе важный смысл. — Каждый мир имеет тысячу граней…

— Точно, — повернулся он к вороне. — У каждого мира есть тысяча граней, как и у каждой задачи — тысяча решений. В этот раз я не стану собирать войско и выступать против Гостя. Пусть приходит сам. Я буду ждать его.

Морни опустила «в этот раз», но была искренне поражена всем остальным.

— Ничего не предпринимать? Позволить Зивиру собрать армию и напасть на Моррон?

— Почему бы и нет? —удивился Норруан, наливая себе густого тёмно–вишнёвого вина — трофей из недавно захваченных сторожевых Башен. — Что он может мне сделать? Я не знаю. До настоящего момента я воевал чужими руками. Ладно, все эти существа были и впрямь созданы мной (хотя я не всемогущ, как некоторые думают), но всё же против Гостей сражался не я. Так что разнообразие не повредит.

— Ты хочешь играть, зная, что шансов у противника почти что нет, — ответила Морни и поёжилась. В мрачных залах Моррон было прохладно, и сквозняки хозяйничали в них, как хотели.

— Вовсе нет, — в глазах Норруана вспыхнули огоньки, и улыбка скользнула по его губам. — Поэтому слушай моё поручение, Морни. Скажи Воинству Иглы и Гостю, что я буду ждать его прибытия здесь. Пусть попытаются осуществить то, чем давно мне угрожают.

А то, что я буду сидеть сложа руки и просто наблюдать, — добавил он, — мы им говорить не станем. Мне интересно, что произойдёт в этом случае.

Ворона хотела возразить, но, подумав, молча кивнула.

— Сначала, конечно, обед, — остановил он её, уже собиравшуюся взлететь. По мановению руки Владыки Моррон зал осветился огнём десятков факелов и явились из ниоткуда многочисленные слуги, несущие подносы с тем, что было по душе хозяину замка и его гостям.

Вид у слуг был устрашающим.

III

Впервые Унэн встретился с надписью, понять которую не мог.

«Эх, Олли бы сюда», — мысленно вздохнул монах, вспомнив о своём друге, которому, к слову, и отыскал когда–то необычную книгу. Не вполне было понятно, отчего тот категорически отказался переводить книгу… но у монаха уже зрело смутное осознание — почему. Хотя жаль. До сих пор не было надписи, которую друг его не смог бы понять. Сам Унэн был знатоком ненамного меньшим, однако слова, что возникли на стене после прочтения обнаруживающего магию заклинания, озадачили и его, и флосса.

В буквальном прочтении надпись гласила: «Сквозь Анектас. Соблюдайте осторожность». Понятна была только вторая фраза.

— Что за «Анектас»? — спросил он у Шассима и вывернул шею, чтобы взглянуть тому в глаза. Флосс медленно покачал головой.

— Здесь проход, — было ответом, — и он открывается, насколько я понял, только тому, кто смог прочесть надпись. Но это слово, как и ты, я слышу впервые. Подожди немного, я спрошу совета.

По спине Унэна пробежала неприятная дрожь, и слабая дымка на миг окутала сознание. Когда флосс обращался к богам, он «светился» во всех мыслимых магических и псионических диапазонах. Настолько мощным был контакт. Везёт же, подумал монах с завистью. Ему общение с божествами давалось с большими затратами. Отчасти, конечно, вследствие его воззрений. Вследствие веры в Учение. Согласно которому одна и та же судьба и у смертных, и у богов.

Что, конечно, не у всех богов вызывает восторг.

…Наконец, общение завершилось, и флосс энергично встряхнулся.

— Слово без значения, — объявил он. — Никто из обитателей Ралиона не приписывал ему никакого значения.

По спине монаха пробежала ледяная струйка. На сей раз от страха, а он испытывал страх очень редко. И лишь когда были весомые на то основания.

— Извини меня, Шассим, но это чушь, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Никто не может написать слова, не вкладывая в него хоть какого–нибудь смысла. Может быть, тайный язык? Шифр?

— Нет, — Шассим нетерпеливо переступил ногами по планке. — Не веришь, так спроси сам.

Спроси сам! Чтобы потом часа три отдыхать!

— Верю, — солгал Унэн. — И что же ты предлагаешь?

Флосс думал очень долго.

— Войти.

Унэн задумался. В устах неизменно осторожного флосса такое предложение казалось безумным, но… В самом деле, его, Унэна, шестое чувство, всегда предупреждавшее об опасности, молчит. Во время похода оно предостерегало от опрометчивых действий, но нисколько не возражало сейчас, перед проницаемой стеной, ведущей неведомо куда.

— Ну ладно, — монах поправил одежду. — Однако помни, Шассим, что я–то воскресну быстро, хотя и неясно, где, а вот что будет с тобой, известно лишь… в кого из богов ты веришь сильнее всего?..

И шагнул сквозь «камень», слыша скрипучий смех, отдающийся где–то под сводами черепа.

И мрак поглотил их.

* * *

В тринадцати местах по всему Ралиону, в святилищах Всех Богов, вздрогнула земля и что–то недовольно заворчало, ворочаясь в глубине. Однако Хранители (там, где они ещё были), не придали большого значения произошедшему. Боги охраняют свои святилища, а в знамениях нуждаются не Хранители, а многочисленные паломники.

Многие из которых вняли знамению. Каждый, само собой, по–своему.

* * *

Из подвалов Моррон послышался скрежет и стук отодвигаемой каменной плиты.

Норруан, который спокойно сидел в кабинете, рассеянно листая древний трактат по геометрической магии, вздрогнул и взялся за жезл, висящий на поясе. После чего захлопнул книгу и быстрым шагом направился к ближайшему спуску в подземелье.

Что–то проснулось в замке — и надлежало понять, что именно. У замка может быть только один хозяин.

* * *

Долгое время Унэн висел в воздухе… лишённый каких–либо ощущений. Ничто — ни зрение, ни слух, никакое из остальных чувств не находило ничего достойного внимания в окружавшем его пространстве.

Если, конечно, это было какое–то пространство.

Однако обжигающие серебряные иглы созвездий не торопились вонзаться в его бесплотные ступни, и ветер, что избавлял от бремени плоти и имущества не торопился проделать это вновь, — чтобы вскорости вернуть похищенное.

Стало быть, жив.

Гулко стучало сердце. Очень, очень медленно.

Бессчётное число ударов сотрясло чёрную пустоту пространства, и пол коснулся ног монаха.

А флосс тут же проявил себя всем своим весом и беспокойными мыслями, коснувшимися спокойного рассудка Унэна. Стало быть, и он жив. Что ж, весьма отрадно.

И тут же монах ощутил, как соскальзывает, спадает с него та маска, тот облик, под которым он привык показываться жителям Ралиона — порой столь враждебным ко всему, от них отличающемуся!

Флосс в великом изумлении смотрел, как густая лохматая рыжеватая шерсть прорастает на теле его друга и носильщика; как уши его удлиняются и уплощаются; как короткие, но острые клыки показываются из–под верхней губы, чтобы устрашать зрителя своим блеском.

Венцом всего стала тщательно выбритая верхняя часть головы — она смотрелась и комично, и устрашающе. И ещё длинные когти на руках и ногах, и кончик хвоста, выбившийся из–под рясы.

Голова Унэна повернулась и Шассим встретился взглядом с парой пылающих красноватых глаз — в которых добродушие и доверие могло моментально смениться яростью и непреодолимой силой.

— Вот, значит, каков ты на самом деле, — присвистнул целитель и шевельнулся на насесте. — Воистину велики твои возможности, раз я не смог увидеть этого раньше.

— Я есть то, что я есть, — услышал он в ответ. Флосс закрыл глаза и прежний Унэн — низенький подвижный человечек с кругленьким брюшком — по–прежнему подходил этому голосу. Шассим открыл глаза, и ему показалось, что прежний облик на миг вернулся к Унэну.

И вновь растаял.

— Мы предоставлены сами себе, — заметил Унэн. — Наша магия здесь бессильна. Однако раз я тебя слышу, врождённые способности по–прежнему действуют.

Он взмахнул рукой и не встретил вокруг ничего, кроме застойного, сухого воздуха, в котором смешались поблекшие ароматы бесчисленного множества эпох. Так пахнет в древних гробницах, в заброшенных городах, — везде, где царит запустение и безжизненность.

— Что ты видишь? — спросил Унэн, убедившись, что псионика не в состоянии подсказать глазам, что окружает его во мраке.

— Коридор, — флосс вновь шевельнулся. — Множество дверей. Портал за нашей спиной… Можешь зажечь факел, если хочешь. Я… не ощущаю…

Флосс вздрогнул, на сей раз гораздо сильнее. Унэн ждал, пребывая в неподвижности.

— Мы не на Ралионе, — неожиданно заключил флосс и несколько раз взмахнул крыльями, обдавая спину монаха прохладой. — Никакой жизни. Никакой мысли. Никакого движения.

Монах хранил молчание.

— Анектас, — проговорил он в конце концов и извлёк алхимический факел, подарок одного хорошего знакомого. Стоило повернуть верхнюю часть приспособления, как возникал мягкий, желтоватый свет, яркостью которого можно было управлять.

Монах отвёл руку в сторону и сиротливый огонёк в его ладони постепенно разгорелся крохотным, едва переносимым солнечным сиянием.

Действительно, коридор. Массивные двери, каждая много выше человеческого роста — проход для гигантов, способных сокрушать скалы небрежным движением пальца. А за спиной…

— Ты видишь? — он обернулся и поднёс излучающий мягкое тепло факел к отполированной, подёрнутой дымкой «стене», из которой они вышли.

На поверхности портала мерцало изображение чуть сутулящегося человека невысокого роста, облачённого в просторную рясу.

Возвышаясь над его головой, за плечами человека сидела крупная птица. Очень похожая на флосса. Или на филина… изображение было нечётким.

Шассим мелодично пропел изумление.

— Анектас, — повторил Унэн. — Скажи, достопочтенный Шассим–Яг, много ли в вашем… на Ралионе подобных проходов?

— Немного. Я не знал, что смертные могут пользоваться ими, — ответил тот. — До сих пор я полагал, что только богам дозволено путешествовать подобным образом.

Унэн склонил голову, и факел съёжился робким светлячком у него на ладони.

* * *

Мрачные подземелья Моррон способны были вызвать к жизни не один десяток ужасных преданий, легенд, баллад и прочих памятников мысли.

Пыточные камеры, специальные помещения для осуждённых на самые разнообразные виды смерти, лабиринты, напичканные множеством смертоносных ловушек. Десятки подземных этажей, в запутанной схеме которых мог разобраться один лишь Норруан.

Правда, по его собственному мнению, он не очень–то старался запоминать что бы то ни было. Он просто знал, как попадать в ту или иную часть подземного Моррон.

И теперь он спешил в самое сердце чудовищных помещений замка — туда, где могло находиться нечто, ему неизвестное. Впрочем, и теперь его вело не чёткое знание, а словно бы чей–то вкрадчивый голос. указывающий, куда идти и что искать.

* * *

Шестнадцать дверей было в коридоре. И полупроницаемая стена — видимо, очередной портал — на другой его стороне. Собственно, коридором–то его можно было назвать лишь весьма условно. Затерянный неведомо где осколок пространства, соединяющий Ралион неизвестно с чем.

Однако воздух был пригоден для дыхания, а температура — вполне сносной. Целитель долго не мог оправиться от полного молчания, окутавшего органы чувств — в основном, ментальное и астральное зрения. Лишённый постоянной связи с генвир — нематериальными мирами, порождаемыми разумными формами жизни — флосс ощущал себя ослепшим и беспомощным. Коридор непереносимо давил на него, постепенно сокрушал психику — сокрушал абсолютным, невероятным молчанием. Здесь не было ничего. Ни жизни, ни разума, ни богов.

Только они с Унэном.

Шассим ощутил острое желание непрерывно говорить с монахом или читать какой–нибудь гимн — словом, занять свой мозг, чтобы не сойти с ума.

Унэн, похоже, ощущал беспокойство спутника.

— Я тоже его не чувствую, — изрёк он, прислушавшись к собственному состоянию.

— Чего? — не понял Шассим.

— Генвир, — пояснил монах. — Пустота. Какой–то… ненастоящий мир. — И стукнул с размаху кулаком по каменной стене.

Камень, однако, был настоящим и с честью отплатил обидчику. Унэн потёр ноющую руку и подумал, стоит ли пытаться разрубать камень ладонью. Вряд ли. Поскольку с псионикой здесь неладно, лучше не играть с огнём. Перспектива застрять рукой в стене его не очень–то прельщала.

— Ну что? — вопросил он. — Мне, честно говоря, не очень охота тратить остаток жизни на эти двери. Да и страшновато немного. Так только… прислушаться к тому, что за ними творится, да и возвращаться.

Флосс неожиданно встрепенулся.

— Седьмая дверь, — воскликнул он, взмахнув крыльями так, что Унэн пошатнулся. — Я чувствую что–то из–за неё. Посмотрим?

Монах пожал плечами и быстро преодолел расстояние, разделявшее их и дверь номер семь. Пол был покрыт толстым слоем очень лёгкой пыли.

— Давненько здесь не подметали, — покачал головой Унэн и поднёс факел к двери, приказав ему светиться поярче.

На краткий миг его шестое чувство, чувство опасности, ожило… но не сказало ничего внятного. Так, неразборчивый шёпот.

* * *

Норруан стремительно спустился в катакомбы, где были погребены строители и первые обитатели этого замка. Он быстро проходил мимо зияющих чёрных провалов, из которых сочился влажный холод и не останавливался, пока не добрался до той самой, легендарной гробницы.

Дверь бесшумно открылась, повинуясь нетерпеливому жесту его руки.

Глаза Норруана прекрасно видели и в темноте. Как он и ожидал, одна из плит посреди зала лежала не на месте. Непроницаемая мгла заполняла неровный прямоугольник в полу.

Норруан вошёл внутрь и не почувствовал ничьего присутствия.

Это было просто невероятно. Замок, конечно, можно было назвать живым (в особенности вспомнив про множество этажей с движущимися, смертоносными ловушками), но не до такой же степени!

— Кто здесь? — громко спросил он, и темнота вздрогнула, отползла в стороны и забилась в щели, испугавшись хозяйского голоса. Наступила полная тишина. Даже звук падающих капель и едва слышный скрежет механизмов, приводивших в движение «живые» лабиринты наверху — всё это пропало.

— Ну хорошо, — Норруан снял с пояса жезл и призрачный свет захлестнул комнату, отражаясь от стен и стирая все тени.

Никого.

Норруан пожал плечами и подошёл к провалу вплотную. Присел.

Что–то смутно виднелось внизу.

Какой–то зал, уставленный не то статуями, не то колоннами. До пола было футов тридцать. Владыка Моррон усмехнулся и извлёк из воздуха прочную верёвку. Она послушно обмоталась вокруг выросшего из пола металлического столбика и упала в провал, бесшумно размотавшись и оставив в пыли на полу слабый след.

Чисто.

На всякий случай Норруан взглядом приковал отодвинувшуюся плиту к полу и быстро спустился по верёвке вниз.

Где его и встретил чистый, свежий, восхитительный воздух. По сравнению с ним в подземельях Моррон витал отвратительный смрад (хотя ничего подобного Норруан раньше не замечал).

Он отпустил верёвку и огляделся. Положительно, такого места под Моррон просто быть не могло. Длинный зал, с огромной статуей ворона, взмахнувшего крыльями, в дальнем конце зала.

Небольшое возвышение шагах в десяти от статуи и пыльный свёрток, лежащий на нём.

И десятки колонн, каждая — увенчанная каменной головой ворона. Глаза изваяний были рубиново–красными и слабо тлели в полумраке.

Норруан сделал шаг по направлению к гигантскому ворону, и именно в этот миг его и скрутило.

* * *

Аймвери и Науэр бежали к Реке что было сил.

Тучи текли грязным потоком над самыми их головами — так, по крайней мере, казалось. Не переставая гремел гром, не давая ни единственной возможности перемолвиться хотя бы словечком. Ярко–сиреневые, разветвлённые молнии били в пронзившую облачное покрывало Вилку.

Земля вздрогнула под ногами у бегущих и Науэр на миг оглянулся. И тут же Аймвери рванул его вперёд. Гость едва удержался на ногах, поразившись силе человечка.

— Не оглядывайся! — прокричал Аймвери, указывая на небольшой плот, что лежал у самого берега Реки. — Иначе мы пропали!

Судя по всему, Гость его услышал. Они столкнули плот в воду, и Аймвери оттолкнулся шестом от берега. Как раз в тот момент, когда посланец Фиолетовых гор был готов настигнуть их.

Гость обернулся, услышав неприятный сухой скрежет разламывающейся земли, и едва не упал в Реку, увидев то, что предстало его глазам.

— О небеса, — только и смог прошептать он, вцепившись в плот изо всех сил. Аймвери молча отталкивался шестом, стараясь не позволить слабому здесь течению унести их слишком далеко от переправы.

Гость заворожённо смотрел на чудище, словно собранное из частей самых невероятных тварей. Две пары плавников, кожистые крылья на спине, длинная шея и пасть, из которой выглядывали сверкающие клыки. Да оно же может перекусить наш плот, подумал Науэр. Невольно пригнувшись, когда голова свирепо метнулась вниз… и замерла, словно наткнувшись на непреодолимую стену.

Впрочем, так оно, наверное, и было.

Издав устрашающий вопль, чудовище нырнуло (Гость смотрел, не веря своим глазам, как волны расходятся по поверхности земли… словно то была вода) и устремилось назад. К двум зловеще светящимся пикам, время от времени выставляя над поверхностью земли уродливую, ощетинившуюся шипами голову.

Буря прекратилась, словно по команде. Только что она бушевала над ними, а теперь всё застыло и успокоилось. Моментально, безо всякой паузы.

— И часто у вас здесь… такое творится? — спросил Науэр у старательно работающего шестом человечка. Противоположный берег был всё ещё далеко.

— На той стороне, — Аймвери кивнул в направлении Вилки, — может твориться всё, что угодно. На нашей стороне, — и выделил интонацией слово «нашей», — такого пока ещё не происходит.

Пока, подумал Гость и поёжился. В детстве он читал множество сказок, но увидеть столько небывалого за какой–нибудь час… нет, к этому он не был готов. Да и можно ли быть готовым к ставшему явью кошмару?

* * *

— Там, — возбуждённо воскликнул флосс, — кто–то есть! Кто–то живой! И, по–моему, не враждебный!

— Не так громко, — усмехнулся Унэн и вновь по привычке потянулся почесать затылок. Не вовремя, конечно. Пару раз флосс едва не лишился глаза, прежде чем монах не запомнил, что с живым грузом за спиной жестикулировать следует осторожно.

Третьего раза не получилось. Монах спохватился и остановил руку. Присмотрелся к двери — на ней красовался выгравированный силуэт. Рассмотреть его вблизи не представлялось возможным, а изучить издалека мешал толстый слой пыли.

Унэн хлопнул по двери ладонью, и пыль осыпалась серебристым каскадом им на головы. Флосс возмущённо отряхнулся.

— Теперь все знают, что мы намерены войти, — воскликнул он укоризненно. — Где твоя осторожность?

— А, — беспечно махнул рукой Унэн. — Справимся как–нибудь. Если бы ты только видел, Шассим, где мне доводилось бывать… Словом, как говорил мой наставник, тяжело в Ученье — легко в бою.

И, молниеносно развернувшись, ударил в дверь ладонью. Та неожиданно легко подалась и бесшумно повернулась, открывая новое, куда более просторное помещение.

Огромная статуя ворона, расправившего крылья, холодно смотрела на пришельцев с дальней стороны зала. Кровавыми капельками светились в полумраке каменные глаза птичьих голов, венчавших колонны.

Ни окошка, ни ветерка. Затхлый, едва пригодный для дыхания воздух.

— Смотри, — позвал Шассим и Унэн оглянулся. На двери, как было теперь заметно, тоже был изображён ворон. В точности повторяющий огромное изваяние, частично вмурованное в стену.

— Я думаю, что… — начал было монах, но флосс перебил его, энергично махнув правым крылом в сторону статуи.

— Тихо, — пронёсся его шёпот в разгорячённом сознании Унэна. — Прислушайся.

Теперь это слышал и монах. Чьи–то осторожные шаги. Странным было то, что они доносились откуда–то из–за статуи.

Слышимость была превосходная, и Унэн не сразу сообразил, что его псионически усиленный слух успел вернуться в норму.

* * *

Норруан ощущал себя… опьяневшим? Возможно. Ни руки, ни ноги не повиновались ему, а в голове висела блаженная, тёплая дымка. От неё всё виделось в розовом свете и всё унылое, отвратительное, надоевшее просто исчезло.

Он покачнулся, выпуская из рук верёвку, и осознал, что его чувства невероятным образом обострились. Несмотря на полумрак, всё вокруг было исполнено дивных, потрясающе ярких цветов; запах пыли и склепа тысячелетней выдержки показался ему божественным ароматом, по сравнению с которым свежий воздух Зивира был просто непригоден для дыхания.

Окружающий мир показался более настоящим, чем тот, откуда он спрыгнул. Норруан поднял голову и содрогнулся. Непроницаемый мрак сгустился в отверстии, из которого ниспадала верёвка. Он казался невероятно плотным — сдавленным настолько, что вот–вот начнёт просачиваться вниз. Владыка Моррон поспешно отошёл в сторону.

И — самое странное. Туман, скрывавший под собой воспоминания, принялся торопливо уползать. Прошлое всё ещё казалось бесформенной, ничего не означавшей грудой , но очертания его становились с каждым мигом всё чётче.

Норруан остановился и затаил дыхание, вслушиваясь в самого себя.

Из полумрака зала навстречу ему вышел человек по имени Каллиро. Высокий, чуть сутулящийся, с пепельными волосами, собранными в пучок на затылке. В руке он держал миниатюрную арфу. «Я рад, что ты снова проснулся», сказал он и эхо голоса раскатилось где–то в глубине сознания Норруана — там, где никогда не брезжил свет. Улыбнувшись, Каллиро извлёк из своей арфы мелодичный аккорд и силуэт его постепенно растаял. Норруану показалось, что огромные деревья — в сотни футов высотой — показались за спиной растворяющегося в воздухе Каллиро. «Вспомни, где мы виделись прежде», услышал он на прощание.

Шаги послышались справа от Норруана. Он молниеносно повернулся, сжимая жезл. Человек по имени Оттураэ, с тонким окровавленным клинком в перевязанной руке, выходил из крестообразного разлома в пространстве. Он также был высок и худощав; ноги плохо держали его, глаза лихорадочно блестели, но на умирающего он не был похож. «Не дай заманить себя в ловушку», посоветовал он, вытирая клинок и вкладывая его в богато украшенные ножны. «У тебя нет и не может быть союзников. Вспоминай меня почаще…» — и, кивнув, Оттураэ вновь шагнул в разлом. По ту сторону его метались багровые тени, и густой дым стелился над выжженной землёй. С отвратительным скрежетом разлом начал смыкаться.

Прежде, чем он исчез, Норруан почувствовал взгляд на затылке и стремительно развернулся. Третий человек, на голову выше самого Норруана, молча осматривал Владыку Моррон — словно прицениваясь к одежде. Имя человека немедленно выплыло из глубин памяти. Звали его Ценнонн. В руках у него ничего не было, но кисти рук окутывала красноватая дымка. Сквозь туман за спиной Ценнонна был виден странный пейзаж — мрачное здание с сотнями ярко блестящих окон на фасаде, возносящееся на десятки этажей и сумрачный, притихший лес вокруг. Ценнонн, как и Каллиро, был светловолосым и очень широкоплечим. Как он должен быть силён, подумал Норруан с уважением, глядя в своё собственное лицо — правда, лицо, изборождённое шрамами, с неприятной кривой улыбкой и безразличными глазами.

— Я вижу, ты меня вспомнил, — его голос звучал ярко и чётко. Массивная рука упала на плечо Норруану, и тому стоило немалых усилий удержаться на ногах.

Гигант захохотал.

— Вспомнил, я вижу… Но ненадолго. Ты снова забудешь, как только вернёшься туда, — он указал взглядом на провал в потолке, откуда спускалась верёвка. — Прихвати какой–нибудь сувенир, приятель. Мы с тобой нечасто видимся, и становится, прямо говоря, скучно.

И повернулся, чтобы уйти.

— Постой, — Норруан попытался удержать его за рукав. Бесполезно. Проще было бы остановить руками снежную лавину. – Почему мы встретились?

Ценнонн пожал плечами, не сбавляя шага.

— Почему мы все на одно лицо?

Ценнонн молча удалялся в дымку.

— Почему я всех вас знаю? — крикнул Норруан, начиная злиться.

Ценнонн остановился, едва различимый сквозь туман, и оглянулся. На лице его проступило сочувствие. Он что–то сказал и помахал рукой.

Густой туман опустился сверху.

* * *

Треск и грохот!

Небольшое возвышение, высеченное из единой глыбы камня: сотни миниатюр украшают его поверхность. Звуки множества голосов и чёрная тень, охватывающая его…

Растекается разноцветными струями возвышение, перемешиваются на небе звёзды, бессильно угрожающими руками вздымаются вокруг высохшие деревья. Совсем другое место. Несколько коротких моментов длится пустота внутри и чувство самосознания — самое первое ощущение того, чей разум отделил себя от всего остального.

Но уже в пути сгусток теней — мчится он между холодно мерцающими звёздами, и Норруан (нет, подсказывает разум, это не моё имя, ещё не моё), раскрыв от ужаса глаза, бежит сквозь мёртвый лес, оставляя на жёстких шипах клочья одежды. Тщетно. Вновь опускается тень, и прошлое теряется в дымке…

Очищается небо от коричнево–серой пелены, и хрустальные строения вырастают со всех сторон. Норруан (теперь уже Норруан) стоит у входа на огромную и величественную площадь — на вершине холма находится она, и прекрасный город, от совершенства которого захватывает дух, лежит с трёх сторон света.

И безбрежный, покрытый сосредоточенными морщинами волн океан с четвёртой стороны. Прямо перед ним, на той стороне площади, открываясь во всём великолепии, возвышается прекрасный (храм? дворец?) — он не знает, что именно. Но картины, выложенные яркими кусочками прозрачного камня на фасаде здания, поражают воображение. На одной из них чудовищная туча, занимающая полнеба, готова поглотить крохотного человека, прислонившегося спиной к развалинам стены и прикрывшего лицо ладонями.

Норруан не замечает проходящих вокруг людей. Их лица неясны и размыты; они ничего не значат для него. Туча притягивает его взгляд и надо бы остановиться, отвести глаза в сторону, но — не получается!

И тень, забывшая было о его существовании, принимается присматриваться к окружающему его миру… ничто не уйдёт от её взгляда!..

…Всё убыстряясь, перемешивались картины вокруг него; то под ногами вырастали сугробы невиданной северной напасти, именуемой снегом, то расстилалась пустыня; то джунгли сплетали над ним бесчисленные зелёные руки, то безлюдные холмы уходили замершими волнами вдаль. Всех картин было не упомнить, но видение тонкой металлической полосы, что бежала по земле, разделяя весь мир на две части, не пропадало дольше остальных.

В конце концов видения прошлого, освобождённого от сдерживавшей его стены, в последний раз обрушились на задыхающийся рассудок и неожиданно всё прекратилось.

Норруан стоял, и на длинном лице его было выражение полного понимания всего окружающего мира. Он вновь переживал чувство самосознания и наслаждался свободой думать, о чём угодно и не тяготиться неведомо откуда взявшимися приказами.

Тень, что связывала его последние несколько лет — или столетий? — вновь упустила его. Я не вернусь назад, подумал Норруан неожиданно. Я останусь здесь. Это будет моим новым миром.

И тут он услышал голоса. Странно звучали они, словно бы из–за статуи ворона. Присмотревшись, Норруан увидел две небольшие дверцы в стене, по обе стороны от статуи.

Нет, решил он, убирая жезл. Сначала посмотрим, что это за свёрток… Почему–то он знал: бояться здесь нечего. Во всяком случае, пока.

* * *

Шассим смотрел, как тает шерсть, покрывающая Унэна, как лицо плывёт и превращается в знакомое ему множество лет — круглое, добродушное, выбритое до зеркального блеска. Интересно, подумалось флоссу, сам он это замечает?

Судя по всему, замечал. Потому что неожиданно остановился и уставился на свои руки. Затем взглянул на флосса (как только он может так голову поворачивать? — удивился тот) и подмигнул.

— Так я выгляжу привычнее? — осведомился Унэн и шагнул вперёд, не дожидаясь ответа.

Послышался едва ощутимый скрежет, и каменные веки исполинского изваяния приподнялись.

Под ними бушевал пурпурный огонь.

* * *

Аймвери помог Науэру спрыгнуть на берег — так, чтобы, во имя всего живого, не прикоснуться к мёртвой воде — и вздрогнул.

Гость тоже вздрогнул.

По небу прокатился, постепенно ослабевая, протяжный гром — словно предупреждая о чём–то, что нельзя оставить без внимания. От звука этого содрогнулось всё живое и замерло солнце в небесах.

— Что происходит? — шёпотом спросил Гость.

— Похоже, что мы опоздали, — мрачно ответил человечек. Во многих пророчествах сказано, что последний день Зивира должен быть отмечен чем–то подобным. Однако проползали мгновения, а всё оставалось по–прежнему. Ничто не обрушивалось на них, не расступалась земля под ногами, разрушители мира не наступали неисчислимыми ордами.

— Жди, — приказал Аймвери Науэру, который собирался задать ещё какой–то вопрос. Бессмысленный порыв. Всё решится в ближайшее же время.

* * *

Под святилищами Всех Богов вновь что–то тревожно шевельнулось.

* * *

Айзала, сидевшая в кабинете Унэна, вздрогнула. Изнутри неприступного шкафа настоятеля донеслось слабое шуршание. Мыши? Быть того не может. Там, где есть флоссы, мыши не отваживаются селиться. Она подошла поближе к шкафу и прислушалась. Смешно сказать, но ей почудился плеск волн, свист ветра и едва ощутимый деревянный скрип.

Вскоре, однако, звуки прекратились.

Долго стояла жрица, пытаясь понять услышанное. Но ничто не приходило в её голову.

* * *

Норруан вздрогнул, увидев раскрывшиеся глаза. Они смотрели на него — в этом не было никакого сомнения. Порыв ветра упал из–под потолка и одним мягким движением унёс прочь накопившуюся пыль. Норруан закашлялся и оглянулся. Верёвка ещё немного раскачивалась, но по–прежнему убегала наверх, во тьму.

Глядя в пурпурные вихри, которыми смотрело на него изваяние, он ощутил себя беспомощным и незащищённым. С трудом удалось ему отвести взгляд, и предмет, что по–прежнему лежал на возвышении, вновь привлёк его внимание.

Это была книга. В кожаном переплёте, очень большая и толстая. Норруан помедлил и быстро подошёл к возвышению. Поторапливайся, говорил он себе. Действуй! Положил обе руки на книгу…

…И понял, что потерявшая его тень вновь взяла след.

Чувство было ужасным. Норруан ощутил, что испугался — так, как никогда не пугался до этого момента. Не того, что с ним может что–то случиться — это его беспокоило меньше всего. Того, что память, и так ещё не вернувшаяся в полном объёме, вновь скроется под отвратительной мглой.

Он схватил оказавшуюся тяжёлой книгу и услышал слабый скрип открываемой дверцы.

* * *

Когда шквал обрушился на их головы, Унэн поперхнулся пылью и едва не свалился. Флосс энергично махал крыльями, стараясь удержаться — и ему это удалось. Когда они смогли вновь открыть глаза, зал был идеально чист.

И явственно слышались шаги — уже совсем близко.

Не обращая внимания на предостережения Шассима, Унэн бегом кинулся к двери, и распахнул её.

* * *

Чудовище протиснулось сквозь дверцу и Норруан поразился — как ему это удалось? Оно походило на огромного человека, покрытого грубой шерстью, с горящими глазами на обеих головах.

Одна походила на человеческую (хотя у людей не бывает таких клыков), другая, не менее жуткая, принадлежала птице. Норруан неосознанно протянул ладонь в сторону чудища и мысленно воздвиг защитные стены.

Но ничего не произошло. Магические силы оставили его. А тьма, кружившая где–то наверху, внезапно увидела свою жертву и ринулась вниз — так сокол падает с неба, чтобы схватить добычу. Норруан увидел, как в пурпурном пламени, бушевавшем под самым потолком, появились две чёрные точки и, не выпуская книгу, кинулся к верёвке.

Если она тоже откажет, подумал он, не обращая внимания на топот пары ног за спиной, то всё пропало.

Однако верёвка не подвела. Едва он взялся за неё, как зал со статуей рывком упал на несколько десятков футов, и вот уже Норруан стоит в погребальном зале, глядя на прямоугольный вырез в полу.

Стоило верёвке исчезнуть, как плита сама собой скользнула к отверстию и улеглась на прежнее место.

Норруан дышал и не мог отдышаться. Странно! Воздух подземелий — воздух Зивира — по–прежнему был приятен и свеж. Словно он принёс с собой частичку того, более настоящего мира. Ну да, ведь книга…

…Позднее, стоило ему оставить книгу на столе в кабинете, как он немедленно забыл о её существовании. Всё вернулось на должные места, и привычная дымка окутала сознание. Не было ни «раньше», ни «позже». Был день Зивира — такой же, как и сотни предыдущих.

* * *

Унэн долго стоял, глядя на место, где таинственно исчез высокий незнакомец, унёсший с собой нечто вроде книги. Подозрительно знакомой книги, подумал монах и вновь едва не поддался желанию яростно почесать затылок.

— Он бежал так, словно за ним гнались все демоны мира, — произнёс Шассим.

— Может, так оно и было, — проворчал монах и неприязненно взглянул в чуть потускневшие глаза ворона. — Знаешь, что я тебе скажу? Пошли–ка домой.

Целитель нисколько не возражал.

Они беспрепятственно прошли сквозь чёрную стену с их изображениями и возникли по ту сторону — несомненно, на Ралионе. Ничто не могло так обрадовать их обоих.

— Прежде, чем мы уйдём, — произнёс Унэн, — я позабочусь, чтобы кто попало туда не лез.

На этой «стороне» портала теперь тоже виднелось такое же, едва приметное, изображение.

Невысокий человек в просторной накидке и птица, сидящая у него за плечами.

«Анектас», — подумал Унэн, возводя «дымку», чтобы случайный взгляд не упал на портал. — «Слово без значения. Интересно. Что ж, мы ещё вернёмся».

* * *

Вновь раскат грома пронёсся под сводами небес, и время возобновило свой бег.

— Не в этот раз, — невпопад произнёс Аймвери и, повернувшись в сторону Гостя, добавил: — У нас ещё есть время, Науэр. Добро пожаловать в настоящий Зивир.

Науэр (который, как неожиданно понял Аймвери, чем–то сильно походил на Норруана, — если верить описаниям, приводимым в легендах) наклонил голову в ответ. Беспокойство не проходило.

Отчего–то Зивир вовсе не казался настоящим. Ни по ту сторону зловещей Реки, ни по эту.

Часть 2. Подготовка

IV

— Не скажу, чтобы вы действовали самым умным образом, но… — Айзала долго искала нужные слова. — Вы вернулись, и это уже хорошо.

Ночные встречи в последнее время стали своего рода традицией. Поначалу Унэн записывал либо рассказывал обо всём, что случилось за время их короткого путешествия; после, когда все вновь открытые подземные проходы были изучены и нанесены на карту, они продолжали собираться в кабинете у настоятеля, раздумывая над загадочным порталом и местом, в которое он вёл.

К слову сказать, никому более не удалось пройти сквозь него — и защита, воздвигнутая монахом, была тут совершенно ни при чём. Портал оставался стеной; рисунок на его полупрозрачной поверхности не менялся: человек и флосс. Отправляться же сквозь портал во второй раз Унэн с Шассимом не торопились.

— …Мне он сообщил, что портал — как бы это сказать? — настраивается на первого, кто его использует, — вспомнил Унэн слова одного из магов Киннера, большого специалиста по порталам. — Из этого я заключаю, что место, где мы побывали, имеет немалую важность.

— Так почему бы вам не сходить туда повторно? — спросила жрица, перелистывая дневник, в котором исследователи записали свои впечатления. Вернее сказать, записывал–то один Унэн.

— Мне не совсем по душе, что портал ведёт куда–то настолько далеко, что там не ощущается ровным счётом ничего привычного, — нахмурился монах. — Отсутствие генвир, полная непроницаемость для магии, известной нам двоим.

— Могу ещё добавить, что в этом месте мне не удалось обратиться к Вестнице, — добавил Шассим.

Двое людей (ибо Сунь Унэн вновь походил на человека) удивлённо воззрились на флосса.

— Там ты мне этого не говорил, — поджал губы монах. Целитель промолчал.

— Вот оно что, — медленно произнесла Айзала. — А что насчёт книги, Унэн? Ты утверждал, что человек, который столь стремительно сбежал от вас, нёс какую–то книгу?

— Будь я неладен! — монах хлопнул себя по лбу. — Шассим, помоги–ка мне вспомнить…

…Медленно открывающаяся каменная дверца… высечь того, кто не позаботился её смазать! Чудовищно громкий скрип, который просто невозможно не услышать… Они вступают в новый зал, не менее просторный… Человек, высокий и облачённый в чёрное, стоит совсем рядом, сжимая в руках тяжёлую книгу… Стоп! Приблизить картинку!

Этот момент всегда вызывал у Унэна смесь восторга с неловкостью. В отличие от многих других рас, Флоссы владели искусством сохранять все впечатления, когда–либо пережитые, и реконструировать чужие. Последнее ощущалось так: кто–то бесцеремонный усердно роется в тайниках вашей памяти, прикасаясь и к тому, что должно оставаться нетронутым.

Картина замерла и множество деталей, недоступных восприятию Унэна — или ускользнувших от его внимания, проступили перед мысленным взором. Можно было не напрягать собственные силы, чтобы сосредоточиться на образе. Шассим это делал с поразительной лёгкостью. У Флоссов не было рук, но это с лихвой окупалось иными талантами.

Некоторое время Унэн видел лицо незнакомца. Длинное, мрачное, со слегка крючковатым носом и глубоко посаженными внимательными серыми глазами. Длинные пепельного цвета волосы, собранные на затылке в пучок. И одежда! Нелепее всего выглядел наряд чужака. Такое количество всевозможных украшений и деталей не могло служить никакой полезной цели.

«Взгляд» Шассима опустился ниже. На поясе незнакомца — с пряжкой в виде головы оскалившейся собаки — висел тёмный, причудливых очертаний жезл; дерево и металл его отполированы до блеска — возможно, частым прикосновением. От одного вида жезла по спине Унэна поползли мурашки…

Наконец, книга. Унэну не пришлось долго вспоминать, на что она похожа, и он с трудом дождался окончания видения.

Оно завершилось мгновенно, без переходов и темноты. Лёгкий хлопок где–то под сводами черепа и вот он по–прежнему сидит в кресле, прижимая ладонь ко лбу.

— Записал? — спросила его Айзала.

Унэн разжал кулак другой руки и показал сверкающий шарик килиана

— По–моему, — он поднёс шарик к глазам и кивнул. — Записал. Спасибо, Шассим… Кстати, почему ты всегда говоришь, что вспоминать повторно — с твоей помощью — опасно?

— Потому что ты — не флосс, — целитель поискал взглядом вазу с ягодами и перенёс её поближе. — Повторное усилие подобного рода может стереть у тебя часть памяти. Хорошо, если только небольшой отрывок малозначащих воспоминаний…

— Убедительно, — Унэн откашлялся. На память он никогда не жаловался и при нужде мог вспомнить практически всё. Не с таким количеством подробностей, конечно. Он встал и, повозившись немного с потайным шкафом, положил на столик между собой и Айзалой книгу.

Ту самую.

— Это она, — похлопал Унэн по обложке. — Нет никаких сомнений. Всё сходится — чёрточки на переплёте, неровность вот здесь и здесь, цвет бумаги. Либо точная копия, либо она же. Сейчас мы…

Он попытался открыть книгу на том месте, где была оставлена закладка, но не смог. Даже потянув изо всей силы (с риском порвать книгу пополам), ошеломлённый монах не смог даже сдвинуть с места ни обложку, ни единую страницу.

А прикладывая полную силу, Сунь Унэн мог сдвигать с места огромные скалы, рвать прочные железные цепи и вообще творить немало необычного. Этот раз, однако, был исключением.

— Я сказала бы, что мне всё ясно, если бы я поняла хоть что–нибудь, — покачала головой жрица. — Сунь, отложи книгу до лучших времён и вернись к своим обязанностям. В первый день лета мы вернёмся к этому вопросу. В смысле, порталу. До той поры им займутся другие.

Она встала. Встал и монах, слегка поклонившись. Попрощавшись с собеседниками, Айзала покинула кабинет. На лице её была написана тревога — но такая, увидеть которую смог бы только очень зоркий.

— Ты ведь не собираешься оставлять книгу в покое, — обличительным тоном заявил целитель, заглянув в глаза Унэна. Трудно выдерживать взгляд флосса.

— Если она будет думать, что я следую всем её указаниям, иметь с ней дело будет сплошным удовольствием, — невинным тоном заметил Унэн, изображая на лице почтительность и уважение. — Весьма полезно давать человеку возможность чувствовать свою значимость.

Кроме того, — добавил он, усаживаясь за столик, — мы с ней друзья.

Шассим хотел было сказать, что всякий раз Унэн понимает под дружбой нечто новое, но передумал.

* * *

Корабль вышел из Лерея в указанный срок. То был торговый корабль среднего класса, не очень подвижный и не приспособленный к ведению сражений. Тем не менее, его пассажиры чувствовали себя в безопасности.

Наверное, потому, что одним из них был Пятый. Рядом с ним стоял его слуга — коренастый низкорослый человек, с лицом, изборождённым многими шрамами. Пятый звал его Альмрином, но сопровождавший Пятого молодой человек никогда на слышал, чтобы Альмрин (или как его там звать на самом деле) произносил хоть слово. Тенью следовал он за своим хозяином, и, хоть лицо его не оставалось совсем бесстрастным, говорить с ним было бесполезно.

Молодого человека звали Хиргол (на Тален всё равно невозможно точно воспроизвести то имя, которое дали ему родители); был он подающим надежды алхимиком, неплохим бойцом для своих двадцати двух лет и умел держать язык за зубами.

— Пятый… — обратился он шёпотом к «купцу», что с благодушной улыбкой смотрел на берега Большой Земли, что им предстояло огибать долгие недели.

Тень неудовольствия скользнула по лицу Пятого.

— Здесь меня можно звать по имени, — ответил он, не оборачиваясь, — а зовут меня Тнаммо.

— Тнаммо? — удивлённо переспросил Хиргол. — То есть вы родом не…

— Не из Лерея? Правильно. Моя родина довольно далеко от Империи… надеюсь, достаточно далеко, чтобы подольше оставаться независимой, — и Пятый испытующе взглянул в лицо своего спутника.

Хиргол долго смотрел в глаза одному из величайших специалистов по искусственным формам жизни и старался не выказывать своих чувств. Подобное проявление неуважения к Империи стоило бы головы простому человеку — а то и всей его семье. Многие из высокопоставленных чиновников Лерея также не отважились бы произносить подобное прилюдно. Пятый же не только щеголяет своим варварским происхождением, но ещё и… Ага! Ясно. Он просто проверяет своего напарника (который, что бы там ни говорили, всегда будет шпионить за ним) и ждёт, что тот предпримет. Иесли первым донесением отсюда будут слова о неблагонадёжности самого Пятого…

Тут Хиргол припомнил ещё одну странность экспедиции. У Пятого был обширный штат помощников. И вот, буквально за день до отправления, всем им был дан отпуск, а его, сравнительно слабого ученика, включили в команду. И только его. К чему бы это?

— Почему нас только двое? — спросил юноша. Пятый одобрительно посмотрел на него. Быстро соображает. Это может ему помочь… а может и свести в могилу до срока.

Будь, что будет, подумал Пятый неожиданно. Скажу ему правду.

— У нас с тобой весьма секретное задание, — пояснил он, глядя в сторону. Хиргол, без сомнения, побелел от этих слов. — Наш начальник хочет отыскать какую–то вещицу… не то свиток, не то книгу. Никто посторонний об этом знать не должен.

И поглядел в глаза вновь нанятому помощнику. Тот едва сумел выдержать взгляд.

«Наш начальник», отметил Хиргол. Не «нам необходимо», а «наш начальник хочет». Теперь понятно, отчего ему, Хирголу, дали такие странные (и жёсткие) инструкции, отчего этот… «начальник» так хочет знать всё о планах Пятого.

Уж не подозревает ли он Пятого в… чём–то?

Да что я, в самом деле, подумал Хиргол с раздражением. Они, там у себя, прекрасно знают друг друга. Так что в эту ловушку я не попадусь, решил он и позволил себе лишь усмехнуться. Пятый кивнул и отвернулся. Хиргол сделал лёгкое движение в сторону Тнаммо кистью правой руки (от привычки жестикулировать при беседе было очень трудно отвыкнуть) и заметил, как Альмрин тут же сдвинулся с места, чтобы не позволить ему, в случае чего, прикоснуться к своему хозяину.

В глазах слуги при этом ничего не промелькнуло. Ещё и телохранитель, потрясённо подумал юноша, сделав шаг в сторону. Ай да Пятый! Он ведь никому не сообщил, что берёт с собой ещё кого–то. А может быть, это одно из его «произведений»? Вряд ли, амулет на присутствие Альмрина никак не отреагировал, а был тот амулет весьма чуток к любым проявлениям магии — неважно, ныне действующей или рассеявшейся.

А вот об этом я напишу, подумал напарник–соглядатай. Это уже интересно. Только надо всё же попытаться поговорить с Альмрином с глазу на глаз.

Тнаммо наблюдал за бурей чувств, проносящейся по лицу его спутника, и потешался про себя. В шпионы тот не годится, это точно. Совсем не умеет прятать свои мысли. Наверняка захочет потолковать с Альмрином наедине. Пятый представил себе эту сцену и едва не захохотал вслух.

— Куда мы направляемся? — спросил Хиргол в конце концов. — Мне ведь так и не сообщили маршрута.

— Сначала в Алтион, — охотно пояснил Пятый, — затем в Венллен. Затем в Оннд.

Он наслаждался выражением недоумения на лице юноши.

— Что мы там забыли? — выдавил тот наконец.

— В Оннде? Ничего, разумеется, — и лицо Пятого потемнело. — Но советую не думать об этом. Подлинную цель нашего путешествия знают немногие, и не стоит понапрасну разузнавать о ней. И в Алтионе, и в Венллене найдутся желающие «послушать» твои мысли.

Хиргол удивлённо приподнял брови, но тут же всё понял и кивнул головой в знак благодарности. Действительно, раз они пробираются куда бы то ни было инкогнито, проявлять любопытство неуместно.

Так они и прибыли в Алтион, где очень удачно продали большую партию шкур. А также болотного мха, ценного алхимического реагента, скудными запасами которого владел почти исключительно Лерей. Алхимики обязаны проявлять уважение к Империи хотя бы поэтому.

После того, как «Меттенлиан» (так звался корабль, и будь Хиргол проклят, если это название хоть что–нибудь говорило ему) отчалил, чтобы сделать следующую остановку в Венллене, ему предстояло быть сбитым с курса неожиданно налетевшим штормом.

Который и налетел, подтверждая высказывание о том, что ничего случайного в мире не происходит.

* * *

Зуд от надвигающейся опасности (ибо так проявлялось шестое чувство) не давал монаху покоя уже которую ночь. Зуд был, в данном случае, неощутимым. Он не впивался в те места, чесать которые при людях не принято (как это бывало в решающие моменты жизни). Нет, всё было и проще, и неприятнее.

Ему казалось, что нечто важное — возможно, жизненно важное — проходит мимо. Проявляясь способом, который не привлекал его, Унэна, внимания. Хорошо ещё, есть кому замещать его на занятиях: такие ключевые обязанности, как внешняя политика монастыря и братства вообще, а также денежные вопросы были, разумеется, под его личным контролем. Всё остальное могли и его собратья. Такие же, как и он — и родом, и видом (скрытым от глаз подавляющего большинства жителей Ралиона), и талантами.

Впрочем, нет, поправил себя Унэн. На нашего великого предка я похожу более всех остальных. Тут двух мнений быть не может.

Оттого, наверное, и чешется у него место повыше хвоста чаще, чем у остальных. Надо сказать, чешется всегда некстати.

Монах стремительно ходил по кабинету, пытаясь понять причины своего беспокойства. Книга, по–прежнему закрытая и неприступная, мирно лежала у него на столе. Он несколько раз прикоснулся к потёртой коже… ничего особенного. Кожа как кожа… только превращается в нечто, крепче стали, лишь попытаешься её открыть.

Открыть…

Открыть…

Сунь Унэн сел, положив руки на переплёт — тем же движением, каким сделал это незнакомец с длинным лицом — и попытался представить себя на его месте.

Вот он (незнакомец) подходит к возвышению, на котором покоится книга. Вот прикасается к фолианту кончиками пальцев. Ощущает мягкую прохладу кожи, выделанной так, чтобы многие века не превратили её в пыль, в лохмотья, в ничто…

Слышит скрип открываемой двери и машинально поворачивает голову в ту сторону… Что за чувства тогда скользнули по его лицу? Шассима не было поблизости, и Унэн попытался вспомнить сам. Память долго не отворяла своих тёмных кладовых, а затем картинка выплыла на поверхность и была она чудовищна.

* * *

Впервые в жизни Норруан проснулся от кошмарного сна. Во сне его преследовало чудище, с двумя головами — косматой, принадлежавшей какой–то ужасной разновидности обезьяны и птичьей — с блестящими жёлтыми глазами, посмотрев в которые, было невозможно отвести взгляд.

Во сне он был беспомощен. Куда только девалась его могущество, способное по мысленному приказу осушить моря, превратить камень в воду, придать подобие жизни чему угодно и отобрать жизнь у кого бы то ни было! Во сне он был совсем иным. Затравленным и беспомощным, бегущим по лабиринту просторных комнат, где некуда было скрыться от двухголового демона.

Тот же, грохоча могучими лапами, неутомимо преследовал его, и из обеих пастей доносились звуки, вгонявшие Норруана в холодный пот. Было в них что–то жалобное; слова не имели смысла, но разум застывал от ужаса, стоило загадочным звукам просочиться в него. В довершение всего, воздух то сгущался в кисель, не позволяя оторваться от преследователя, то разрежался — и стоило немалых усилий не упасть в очередной провал, которыми изобиловал лабиринт.

Другие существа, не менее жуткие, бродили вокруг, но были гораздо медлительнее двухголового противника. Однако, запутавшись в очередной раз в вязких волокнах воздуха, Норруан с разбегу натолкнулся на целый отряд нежити и беззвучно закричал, ощутив, что цепкие липкие пальцы не позволяют сдвинуться с места — а топот за спиной становится всё громче…

Он сел в постели, слыша отзвуки своего собственного отчаянного вопля. Долго не мог унять трясущиеся руки. Весь Зивир повиновался каждому его жесту (кроме разве что Иглы), а совладать с собственными страхами…

Нет, тут необходима иная магия.

Владыка Моррон долго сидел перед растопленным камином и пытался унять непрекращающуюся дрожь. Сидел в одиночестве; созданные его собственной волей музыканты и танцовщицы вряд ли успокоили бы своего повелителя этой ночью.

Во всяком случае, так ему казалось.

…Утром прилетела Морни и отметила про себя, что повелитель замка выглядит бледнее обычного.

— Засиделся за книгой, — хмуро пояснил он и ворона поняла, что впервые на её памяти Норруан солгал.

Зачем ему это? Да, конечно, Зивир считал его отцом лжи и коварства… но легенды в данном случае сами лгали. Норруан был единственной мощной силой в современном Зивире — и этой силе не было нужды лгать.

* * *

Шассим–Яг сидел в одном из почётных рядов внутреннего круга Храма Вестницы и слушал–воспринимал происходящий ритуал. Обряд соблюдался до последней детали с того самого момента, как множество пернатых существ осознали своё «я» и услышали первые слова–образы, с которыми обратилась к ним разлитая в искорках их сознания богиня.

Шассим наслаждался всей полнотой ощущений.

Среди людей ему было невероятно трудно. Вовсе не потому, что они были совершенно другими — практически во всём. Флоссы не испытывали к двуногим ни ненависти, ни презрения — скорее сочувствие к тем, кто прикован к земле, и без помощи магии либо техники не в состоянии взмыть в воздух и ощутить один из величайших даров крылатого божества.

Таффу, что делят воздушное пространство с флоссами, придерживаются сходной точки зрения. Кстати, и с ними флоссы прекрасно ладят. Когда люди, ольты и их родичи сжигали жилища и опустошали природные сокровищницы, оспаривая право владеть тем или иным клочком земли, флоссы и таффу — совместно, как ни странно, с подземными рептилиями — старались ослабить тот чудовищный ущерб, что наносили войны двуногих.

…«Кто смотрит на меня из глубины вселенной, кто открывает мне дороги в воздухе, кто мчится к цели быстрее мысли?..»

В Храм давно уже позволялось впускать не–флоссов. Не всем, понятное дело, такое послабление было по душе. Существуют меньшие Храмы, по–прежнему закрытые для всех иных рас. Культ должен возобновляться и поддерживаться: искажение его губительно. Трижды одаривала Вестница свой народ, всякий раз напоминая о себе в годы, казалось бы, значительного ослабления своей мощи. Впрочем, флоссы, привыкшие проживать свою короткую жизнь стремительно, в объятиях непостоянной воздушной стихии, вовсе не зависели всецело от своей богини.

Она лишь присматривала за ними, охраняя своих детей от губительной опасности, предвидеть которую они сами не смогли бы.

«…Кто останавливает силы, потревоженные незнанием? Кто видит все дороги и всех, кто идёт по ним?..»

Так или примерно так излагался этот гимн — тем, кто привык думать словами. Именно они, цепочки звуков, открывающие людям всё богатство мира, были для флоссов хуже любого физического насилия. Слушать и понимать человеческую речь — всё равно, что пытаться увидеть изображение на мозаике, частички которой нанизаны на длинную нить и как следует перемешаны. Флоссы говорили не словами; людям не дано было это понять, — как невозможно слепому объяснить, что такое зрение. Флоссы воспринимали свою речь, ангваи, как поток образов — сжатый, красочный и живой. С тех пор, как они научились запоминать его и передавать своим потомкам, они и получили право называться разумными.

По их собственному мнению.

Пожалуй, только в речах некоторых из людей изредка проскальзывали краски, удивительно похожие на текучее полотно ангваи. Такие люди и становились чаще всего переводчиками флоссов — поскольку помогали сократить отчасти тот разрыв, что создавали между расами различные способы воспринимать окружающую вселенную и передавать знания о ней.

«…Пусть течёт вода мимо меня, пусть ветер несётся над моей головой…»

Разве могут эти упрощённые образы дать точное представление о священных текстах? А раз не могут, опасно ли присутствие не–флоссов в пределах Храма? Лишённые возможности точно воспринять некогда высказанное Ангваи, чей узор вмещает весь мир, они были бессильны обратить узор во зло.

Это было самым весомым аргументом — конечно же, не для всех — за то, чтобы открыть мудрость богини остальным расам. Впрочем, Вестница не требует полного и абсолютного подчинения. Руки им заменяют паранормальные свойства; животные строят им дома и защищают от когтей и клыков природы. Которая, так же легко может отнять жизнь, как и одарить ею…

Шассим вздрогнул. Он вспомнил Сунь Унэна и его странно звучавшие тексты, именуемые сутрами. Вероятно, потому он так стремился находится в обществе монаха, который, казалось, задался целью быть вечным нарушителем спокойствия.

Поскольку звуки его сутр выглядели особенно ярко для того «зрения–слуха», которым воспринималась ангваи. Узор его речей был чудовищно непривычен и вызывал острое возражения разума — но был так же ярок, как и то полотно, что выпевали сейчас пятеро сидящих у алтаря жрецов и жриц… Сутры взрывались огнём где–то внутри, пробуждая ум от спячки и поражая флосса кажущейся дисгармонией — мнимым хаосом, в котором на деле скрывалось величайшее совершенство.

Ускользавшее при попытке рассмотреть его. Что, впрочем, не удивляло целителя.

Однако последние дни Унэн казался необычайно рассеянным; речи его вызывали совершенно иные ощущения. Взамен ставшего привычным образа непроглядной черноты, смешивавшейся с миллионами серебристых искорок, Шассим видел сотни дуг и точек, испещрявших серые небеса.

Знаки, привнесённые извне. Откуда–то издалека: подобных знаков не знал никто. Шассим рискнул отвлечь Семерых Помнящих, живых хранителей накопленного Флоссами знания — но и они не узнали ни одного образа из тех, что Шассим запомнил.

…Ритуал закончился и на момент все (по крайней мере, все Флоссы), принимавшие в нём участие, ощутили — опять же, беден язык Людей, так мало слов — присутствие Вестницы, коснувшейся собравшихся своим незримым крылом.

Шассим рассеянно приветствовал многих своих знакомых и, легко поднявшись в воздух, направился к селению Яг–Авелло, где жило большинство его родственников. Двое его детей намеревались стать целителями, и он, Шассим, должен заняться их обучением.

Кроме того, Ольви–Яг–Ахалл, его спутница, мысль о которой придаёт смысл его жизни… одним словом, скоро у Шассима прибавление в семействе и пора будет приниматься за воспитание. Невероятно хлопотное дело, между прочим…

* * *

— Что это за знаки? — спросил неожиданно Науэр, указывая на вросшую в землю каменную плиту. По плите ползли рассыпанные чьим–то резцом дуги и точки, сплетавшиеся в причудливый узор. Буквы? Гость сел у плиты и погладил её поверхность. Мох в изобилии покрывал её; множество надписей (если, конечно, это были надписи) были безвозвратно стёрты временем.

— Никто не знает, — Аймвери задумчиво смотрел на плиту. — Некогда говорили, что это — послание древних, наших предков, пытавшихся передать таким образом свою мудрость. Да только никому не дано понять смысл этих надписей…

— Никакими силами? — Гость был поражён. Даже те, по выражению этого забавного человечка, крохи сохранившейся магии были поистине великолепны — и казалось невероятным, чтобы здешние чародеи или как они себя именуют, были не в состоянии расшифровать надписи.

Тем более, адресованные им, потомкам этих самых древних. Зачем затуманивать смысл подобных посланий в будущее? Науэр энергично покачал головой… что–то здесь не то. Решительно не то.

Аймвери последние три дня постоянно торопил его. Игла постепенно приближалась, и Гость всё чаще задумывался, зачем им нужно именно туда. Что, всевидящий Правитель Иглы не в состоянии общаться с ними на расстоянии? Совсем недавно Аймвери хвастался, что весь Зивир открыт ему… весь, кроме замка Моррон и тёмных областей, где законы природы уже не были неизменны и привычны и где правили страх и сумрак.

Иными словами, усмехнулся про себя Науэр, он видит лишь тот клочок, что остался от их Зивира. Не очень–то похоже на могущество. Отчего бы не помочь тогда пересечь разделяющее их пространство? Гость поморщился (он всё–таки умудрился стереть ноги) и проклял магию, которая совершенно не годится ни для чего обыденного.

V

— И часто ты ходишь во сне?.. — вопрос застал Унэна врасплох.

Монах вздрогнул и поднял голову.

— А?

Похоже, что он спал, положив голову на книгу, раз выглядел теперь таким помятым. Странно, подумал Унэн, протирая глаза, неужели я так и уснул здесь?

У стола стояла Айзала, как всегда бодрая, аккуратная и немного насмешливая.

— Который час? — Унэн поискал взглядом часы и не нашёл. Ну да, откуда им здесь взяться. Они стоят в спальне, — которая, если быть откровенным, обставлена чуть более изысканно, чем полагается.

— Три часа до рассвета, — жрица уселась рядом, продолжая глядеть монаху в глаза. — Заметила, как ты бродишь по дозорной площадке, и пришла посмотреть.

— На дозорной площадке? — не поверил своим ушам Унэн. — И… долго я…

— Примерно полчаса. Пришёл сюда, долго сидел перед книгой и, наконец, уснул. Что с тобой творится?

Монах никак не мог стряхнуть с себя сонливость. Вот это действительно было странно: никогда ещё он не был таким разбитым. Вроде бы, не болен. Занятия идут обычным чередом. О старости говорить рановато: сорок с небольшим лет — не так уж и много.

Айзала встала у него за спиной и положила ладони ему на голову. Унэн вновь вздрогнул.

— Обычный массаж, — заметила жрица. — Ничего более. Сунь, с тобой это прежде случалось?

— Вроде бы нет, — проворчал тот. Массаж начал сказываться почти сразу же. Вялость и ноющая боль в суставах начали проходить, и привычная ясность сознания постепенно возвращалась. Айзала, помнится, существенно обогатила его познания в области массажа и учения о рефлексах. Правда, самому себе Унэн сейчас не помощник. Слишком уж вялыми были пальцы, слишком сонным — разум.

— Тогда заканчивай с занятиями… много тебе ещё до летнего выпуска?

— Восемь дней.

— Вот–вот, и отправляйся отдыхать. Ты, похоже, переутомился.

Пять минут спустя жрица закончила массаж и села рядом, осторожно разминая ладони.

— Это, конечно, мысль, — монах чувствовал себя заново родившимся. — Спасибо, Айзала. Ты просто чудо.

— Никогда в этом не сомневалась, — выражение её лица не изменилось. — А тебе надо хотя бы иногда заботиться о себе. Отдых нужен всем, включая тебя.

— Хорошо, — монах встал, потягиваясь, и обнаружил, что усталость прошла бесследно. — Что посоветуешь?

— Отправлю тебя к одному из своих знакомых, — Айзала была уже в дверях. — Он достаточно словоохотлив, чтобы ты не умер от скуки и достаточно твёрд, чтобы справиться с тобой (монах усмехнулся про себя). Книгу же лучше убери. Последний месяц ты от неё не отходишь.

Монах издал неопределённый звук (возможно, означавший сомнение) и пошевелил в воздухе пальцами.

— Я бы на твоём месте попыталась заснуть, — добавила жрица. — Сейчас ты, конечно, в порядке, но вскоре усталость вернётся.

— Надо думать, — согласился Унэн, оставшись один. — Ходить во сне, надо же! Что это со мной? Не ты ли, часом, это устроила? — обратился он к безмолвной книге. Та по–прежнему не желала открываться.

Унэн приложил ухо к её обложке, и ему почудились тихие голоса, доносившиеся из её глубин.

* * *

— Рад видеть вас, Науэр, — Правитель Иглы вовсе не был тем дряхлым седобородым старцем, которого представлял Гость в мыслях. Волосы его были лишь чуть тронуты серебром и глаза были живыми и внимательными. — Аймвери прекрасный проводник. Что у вас с ногами?

— С непривычки, — ответил Аймвери. — Наш гость долго не хотел признаваться, что не привык к подобным прогулкам. К вечеру должно зажить.

— Ну что же, — Правитель жестом пригласил Науэра сесть.

Они находились примерно в трёхстах футах над поверхностью земли — внутри Иглы, конечно. Башня уходила своей вершиной в небеса, и Гостю показалось, что держалась она не без помощи магии (или как это они именуют?) — невозможно было построить такую высокую башню со столь узким основанием.

— Первый ваш вопрос я знаю, — Правитель смотрел в глаза Науэру и тот не без труда выдерживал взгляд. — Что может сделать человек, не владеющий магией, не очень сведущий в искусстве боя против могущественного противника? Я прав?

— Не вполне, — Науэр некоторое время колебался, но в конце концов решился. — Мне показалось, что рассказы о чудесах и магии Зивира несколько преувеличены. Не считая того чудовища, которое едва не проглотило нас, я не видел ничего волшебного. А вот слышать довелось немало.

Аймвери усмехнулся, но ничего не сказал.

— Вы просили Аймвери что–нибудь показать вам?

— Нет.

— Тогда бы вы поняли, почему мы избегаем пользоваться магией. И, возможно, осознали, в чём ваше преимущество перед нами.

Мысль неожиданно возникла в голове у Гостя и поразила того, словно удар молнии.

— На меня… не действует ваша магия? — спросил он почти робко, ощущая себя неучем, спорящим с мудрецами.

— Совершенно верно! — Правитель рассмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши. — Превосходно, Науэр! Вы действительно тот, кто нам нужен. Вы неподвластны не только нашей магии, но и магии Норруана.

Аймвери вздрогнул и посмотрел на юг — там, где виднелась тёмная полоска на горизонте.

— Рядом с вами это имя можно произносить безбоязненно, — пояснил Правитель и вновь уселся. — Меня зовут Мондерел. Ваше главное преимущество — невидимость, мой дорогой друг. И мы, и Норруан привыкли полагаться на нашу магию… впрочем, мы уже переучиваемся. А вот Норруан — нет. Он всемогущ — по крайней мере, в пределах своего замка.

— И что я должен сделать? — спросил Науэр, у которого неожиданно заболела голова.

— Норруан должен исчезнуть, — просто сказал Мондерел и увидел ироническую усмешку на губах Гостя. — Нет, убить его никому не удастся. Да это и не помогло бы. Его уже пытались убить — до вас. Нет, нужно понять, откуда он взялся, и как помешать ему возвращаться сюда.

— Откровенно говоря, ничего не понятно, — ответил Науэр минуту спустя.

— Верю, — кивнул Мондерел. — Если я не ошибаюсь, вам не составит большого труда освоить минимум того, что может пригодиться в пути. Мне бы хотелось, чтобы вы сами составили мнение о происходящем здесь, но любой из нас готов ответить на все вопросы.

При этих словах Науэр почувствовал себя на редкость отвратительно. Словно намерено ввязался в историю, хорошего конца у которой быть не могло. Причём ввязался, прекрасно осознавая это. Где теперь мой дом? — подумал он с неожиданной тоской. Увижу ли я его снова?

— Мы все в вашем распоряжении, — услышал Гость слова Правителя, но чувство обречённости от этого не прошло.

* * *

Монах проснулся неожиданно — его выбросило из сна, словно рыбу на берег. Сердце бешено стучало и в ушах отчётливо звенело.

Он проснулся вовремя. Монастырь оживал задолго до восхода солнца — и, похоже, последним сегодня проснулся всё–таки сам настоятель.

Спал он, естественно, на книге.

* * *

После того, как шторм оставил корабль в покое, оптимизма у Хиргола прибавилось. Пятому хорошо: он с таким спокойствием пережил несколько ужасных дней, когда казалось, что корабль вот–вот пойдёт ко дну! Словно сам организовал этот шторм и точно знал, опасен тот или нет.

Впрочем, вероятно, так оно и было.

Хирголу же пришлось несладко. Качка полностью выводила его из строя и он наотрез отказался использовать подозрительные леденцы, которыми его угостил было Тнаммо. Одним богам ведомо, что туда добавлено!

Хиргол, с лицом, ещё хранящим налёт зелени, стоял, вцепившись в поручни и с завистью смотрел на довольно улыбающегося Тнаммо и бесстрастного Альмрина, стоявшего рядом. Слуга ни на миг не выпускал Хиргола из поля зрения — хотя никогда прямо не смотрел в его сторону. В конце концов, юноша оторвался от поручней и побрёл к себе в каюту — успокаивать желудок. Тнаммо любил поговорить о разных деликатесах — и это могло стать последней каплей в его, Хиргола, незавидном состоянии.

А леденцы он всё равно есть не станет. Будь они хоть трижды лечебными. Первое и основное правило: никому нельзя доверять.

* * *

— …Сидит сейчас у Правителя, книги читает, — закончила Морни. — Что, по–прежнему не будешь вмешиваться?

Норруан оторвался от рассматривания крупного алмаза — в сокровищнице оказалось немало интересного — и повернулся к вороне.

— Не буду, — он осторожно положил увеличительное стекло на лоскут бархата. — Говорит, что рядом с Гостем ему ничего не страшно, и что моя магия там бессильна? Давай посмотрим…

Он пошевелил в воздухе пальцами; между ним и вороной повис небольшой сгусток молочно–белого тумана. В нём проявилась картинка: Гость сидел перед столом, заваленным историческими заметками, а Мондерел что–то объяснял ему. Морни прислушалась.

— …Тогда была снаряжена экспедиция, которая впервые обогнула южную оконечность материка и достигла Огненных островов. Там мы и…

Норруан лениво пошевелил пальцем в воздухе и туман рассеялся.

— Зачем же я старалась и выслеживала их? — голос у вороны был оскорблённым. — Раз ты и так мог всё узнать!?

— Во–первых, ни из чего не следует, что так будет вечно, — Норруан загнул один палец на руке. Лицо его было совершенно серьёзным. — Наш Гость весьма талантлив. Правитель говорит о желаемом, как о действительном; а Гость ему пока что не верит. Именно потому я и смог их увидеть.

— Значит… — ворона вновь замолчала, искоса поглядывая на человека в чёрном.

— Значит, нам потребуется держать их в неведении относительно моих настоящих возможностей. Ты знаешь, что я могу стереть Иглу в порошок одним щелчком? — и Норруан стремительно повернулся в сторону ярко выделявшегося на горизонте силуэта, протянул к нему руку. — Знаешь?..

Вороне стало не по себе. Норруан не лгал: он действительно верил, что может это сделать.

— Тогда к чему всё это? — спросила она тихо. — Почему бы не покончить с этой историей раз и навсегда?

Норруан засмеялся и, погрозив Игле пальцем, громко хлопнул в ладоши.

Игла переломилась пополам и, бесшумно разваливаясь на части, легла поверх своего недавнего основания грудой обломков.

* * *

Ворона зажмурилась. Ей слышалось странное: то ли пронзительный деревянный скрип, то ли мерное приглушённое постукивание, с примесью едва различимого колокольного звона — а может быть, смесь совершенно иных звуков, для которой просто не существовало нужных слов. Всё это смешалось с сухим шелестом, доносившимся откуда–то сверху.

Ледяным холодом обожгло спину. Ворона открыла глаза и увидела, как рушатся горы и падают деревья, как океан превращается в грязную пустыню и небо становится мертвенно–серым.

После неуловимого мгновения всё вернулось назад. Стремительно и в обратном порядке. Ворона увидела, как сам собой воздвигается шпиль Иглы, и как прежняя спокойная погода устанавливается над замком Моррон.

— Вот так, — Норруан усмехнулся. — Запомнила?

Ворона кивнула. Ей было нехорошо. Непонятно, правда, отчего.

— Поняла, что случилось?

— Нет, — призналась Морни.

— Я тоже, — Норруан вздохнул. — Сколько раз уже я пытался решить свою задачу вот так, одним движением.

— И всякий раз всё возвращалось?

Норруан хмуро кивнул.

— Почему же… — ворона оглянулась, — почему же никто этого не замечал?

Норруан как–то странно посмотрел на неё.

— Вот это мне как раз и интересно. Коль скоро ты всё видела и всё помнишь… может, оттого, что была поблизости от меня?

Долгое время они молчали.

— Ну ладно, — Норруан потянулся и распахнул окно, впуская внутрь поток свежего воздуха. — Пойду–ка прогуляюсь.

— Я свободна?

— Разумеется, — Норруан широко улыбнулся. — Наши друзья никуда не торопятся — не будем торопиться и мы. Если хочешь, пойдём со мной.

Морни, подумав, взлетела Норруану на плечо, и вскоре они выходили из внушительных главных ворот замка. Те сами собой захлопнулись за их спинами; со скрежетом поднялся разводной мост. Замок вновь стал неприступным.

* * *

Науэр вздрогнул, когда голос Мондерела неожиданно прервался грохотом и треском — таким, словно вокруг рушилось всё мироздание. Он увидел обступившую его черноту, в которой вяло вращались спиральные сгустки разноцветных искорок и неожиданно понял, что умирает.

Но мир тут же вернулся в норму и голос Мондерела продолжался, словно ни в чём не бывало. Науэр украдкой стёр со лба холодный пот и долго не мог справиться с дрожью в коленках.

* * *

Унэну показалось, что кто–то окликает его… но потом он решил, что ему показалось. Голос, померещившийся ему, вроде был отдалённо знакомым… нет, я действительно переутомился, решил монах несколько часов спустя, когда очередные занятия завершились, и можно было вернуться в кабинет.

Там он и застал двух малолетних разбойниц. Они сидели за столом и увлечённо листали книгу. Ту, открыть которую Унэн был не в состоянии. От изумления настоятель потерял дар речи. Хвала богам, ненадолго.

— Кто вас впустил? — крикнул он так, что девчонки уронили книгу и закрыли лица ладонями. Монах кинулся к ним и поднял книгу с пола. Приоткрыл её — никаких помех! Даже закладка была там же, где он оставил её.

— Кто вас впустил, я спрашиваю? — спросил он уже более миролюбиво.

— Дверь не была заперта, — объяснила, наконец, Энхора. Ещё одно различие, подумал Унэн. Энхора чаще признаётся в содеянном первой.

— А кто вас просил брать книгу?

Близнецы только засмеялись. С виноватым видом, но это ровным счётом ничего не означало.

— Ну ладно, — монах вздохнул и уселся перед ними прямо на пол. — Через неделю у вас, негодные, начнутся каникулы. Если бы вы знали, с каким удовольствием я от вас отдохну!

— Не отдохнёшь, — Ильвена потянула его за рукав. — Ты сразу же начнёшь по нам скучать. Как всегда.

— Угадали, — монах положил книгу на стол и хлопнул по ней ладонью. — Но это больше не трогать. Дайте слово, что не будете прикасаться к ней без моего разрешения. Это очень опасно.

Взгляд монаха не смягчался, и честное слово пришлось всё–таки дать. От огорчения на глазах у обеих выступили слёзы. Впрочем, они были мастерицы изображать какие угодно чувства. Унэн это прекрасно знал.

— Вот и отлично, — Унэн развернул обеих в сторону двери и слегка подтолкнул ладонями. — А теперь — за работу! Мётлы ждут вас — не дождутся…

— …И чего он так расшумелся? — недоумевала Ильвена часом позже, отрываясь от подметания пола.

— Его не поймёшь, — согласилась сестра. — Картинки были такие красивые…

…Унэн запер за ними дверь и повернулся к столу.

Книга. Раскрытая на нужной странице. Давай, человек, прочти меня. Ты не всё ещё узнал. Самое интересное впереди!

— Ну уж нет, — решительно сказал Унэн и, захлопнув книгу, спрятал её в шкаф. Айзала права, скоро он к этой книге прирастёт. Хорошего понемножку.

* * *

— Смотрите! — громким шёпотом выдохнул Хиргол и придвинулся к Пятому, всё так же стоящему у левого борта. Слуга преградил дорогу юноше, не меняя выражения лица. Но Хиргол, разом позабывший и о морской болезни, и о таинственном спутнике Пятого, не обратил на это никакого внимания. — Вон там, ближе к востоку!

Действительно, у самого горизонта, где виднелся далёкий берег безжизненной Выжженной земли, показалось и пропало видение множества крыш, домов, колонн. Словно в зыбком зеркале, зачастую возникающем над пустыней — где путникам, измученным зноем и жаждой, видятся обманчиво близкие оазисы, недосягаемые в действительности.

Если, конечно, вообще существующие.

Примерно таким было и это видение. Хиргол пожалел, что при нём нет подзорной трубы. Оптика, как убедили его, вообще не могла считаться магией сама по себе — а, следовательно, пользоваться оптическими инструментами можно без особых предосторожностей. Пожалел сорока золотых… К его изумлению, Тнаммо молча извлёк из внутреннего кармана складную подзорную трубу и, не глядя, вручил Альмрину.

Тот повернулся к Хирголу и, с улыбкой, коротко поклонившись, протянул тому инструмент. Улыбка эта немало напугала юношу: ей явно не было места на лице молчаливого слуги. Тем не менее, Хиргол принял предложенное (едва не уронив) и Альмрин, уже с прежним бесстрастным выражением лица, отвернулся. Боги, ну и жуткий же телохранитель.

В трубу он действительно заметил едва различимые силуэты башен и крыш — почти сливающиеся с бескрайними жёлто–коричневыми песками Лауды (так именовался остров на среднем языке). Судя по всему, лишь по счастливой случайности поселение попалось им на глаза.

— Город! — воскликнул Хиргол возбуждённо и осторожно вернул трубу Альмрину. Пятый молча кивнул, глядя в сторону далёкого острова почти что с безразличием.

— Вас это не удивляет? — поразился Хиргол.

— Меня это пугает, — Тнаммо наконец–то удостоил его взгляда. — Мы проходим слишком близко. Как бы нас не заметили…

— Ну и что?

Тнаммо вздохнул.

— Похоже, что проще показать. На, — и он протянул ошарашенному юноше нечто, напоминающее птичье яйцо — только очень твёрдое и массивное. Нет, живой эта штуковина быть не могла. Юноша не успел налюбоваться изящными узорами, разбегавшимися по отполированной «скорлупе», как Тнаммо вручил ему ещё что–то. Хиргол подставил другую ладонь, и в ней очутилась… птица. Точнее говоря, модель птицы. Какой–то крохотной лесной пичуги — Хиргол никогда не мог упомнить всех их названий.

Птица была произведением искусства. Хиргол с улыбкой поднёс ладонь поближе к глазам и птица… ожила. Пошевелилась (Хиргол разинул рот и едва не выронил и «яйцо», и птицу), расправила крылья, поглядела на держащего её человека по очереди каждым блестящим глазом.

— Сожми камень в ладони, — Тнаммо осторожно сложил пальцы Хиргола, — закрой глаза и командуй ей.

— Как это? — не понял Хиргол, глядя на нетерпеливо рассматривающую его птицу.

Вместо ответа Пятый ударил снизу по ладони, на которой сидела птаха и та стремительно унеслась вверх, обдав Хиргола тёплым ветерком.

— Закрой глаза, — приказал Тнаммо и Хиргол повиновался.

Вот чудо! Он продолжал видеть. Непривычно (поскольку смотрел вниз глазами птицы), но вполне приемлемо. Более того, зрение стало на редкость острым: сам он так видеть не мог. Хиргол подумал, что было бы неплохо рассмотреть во–о–он ту башню получше, и птица послушно сменила курс.

Неслась она с невероятной скоростью. Хирголу стало немного страшно и он вцепился свободной рукой в поручень. Тнаммо засмеялся рядом с ним, но это не имело значения. Да, несомненно, это был город… ухоженный, судя по состоянию домов… какая странная архитектура! Птица приближалась к городу по пологой спирали, и Хирголу показалось, что он видит бредущую по раскалённым каменным улицам человеческую фигуру…

Он услышал — не своими ушами, конечно — яростное биение крыльев неподалёку и «оглянулся».

И едва не выронил «яйцо». Наперерез птице неслось жуткое чудовище — вытянутая драконья морда, две пары крыльев, выставленные вперёд огромные когти, которыми были снабжены все шесть лап. Чудовище просто не могло быть таким быстрым и манёвренным, но было! Птица, получая от человека панические, отрывочные сигналы, беспорядочно металась в воздухе. Наконец, перепуганный Хиргол заметил точку на горизонте — их корабль и направил птицу к нему, забыв, что ему самому опасность не угрожает.

Он ещё успел подумать, что не стоило бы наводить этакое страшилище на корабль, как послышался хруст, жалобный писк и ярко–красная молния ударила где–то под сводами его черепа. Хиргол вскрикнул, задыхаясь, но его тут же грубо встряхнули и Тнаммо, держа своего ассистента мёртвой хваткой, осторожно отобрал у того камень.

— С тобой всё в порядке, — сообщил он сухо. — Не придавай этому слишком большого значения.

Не переставая кашлять, Хиргол взглянул в сторону города. Показалось ли ему, что длинный змееподобный силуэт канул куда–то за мрачные скалы? Или так оно и было?

— Интересно, он нас заметил? — спросил юноша, когда дыхание вернулось в норму.

— Не заметил, — Тнаммо пренебрежительно махнул рукой. — Пока мы на корабле, и не заметят. Но стоит его покинуть…

Хиргол поёжился.

— Кто это был?

Пятый пожал плечами.

— Трудно сказать. Ты видел, как они относятся к гостям. Так что не советую любопытствовать сверх меры.

Корабль, час назад казавшийся прочным, словно скала, неожиданно показался юноше хрупким и ненадёжным среди тысяч опасностей, что подстерегали их повсюду.

Он хотел было спросить Пятого, откуда тот взял диковинную управляемую птицу, да забыл.

VI

Выпускные экзамены дались Унэну с некоторым трудом.

Шутка ли: его, непревзойдённого знатока «пьяных» стилей, едва не победили! И кто — один из выпускников, пусть даже и лучший — на показательном бою! Когда монах осознал, что вот–вот вызовет на лицах нечто больше, нежели недоумение, то очнулся и смог выйти победителем.

Со стороны это наверняка смотрелось, как новый хитроумный приём, но на самом деле ноги плохо слушались монаха. Причём не так, как положено при опьянении — священном состоянии, когда отягощённое мыслями сознание не мешает телу двигаться. Нет, он чувствовал себя глубоким стариком, и движения давались с невероятным трудом.

Получив должную порцию аплодисментов от восторженных зрителей (помимо собственно послушников и студентов, которые обучались лишь части дисциплин, поглазеть на экзамены приходило огромное множество самого разного люда), Унэн едва не споткнулся о собственные ноги, и подумал, что на досуге надо будет создать новый стиль.

Скажем, стиль «настоятель–паралитик». Что–нибудь в таком духе.

Однако всё кончается, хвала богам, и Айзала, вместе с другими, не менее известными учителями и наставниками обоих монастырей пригласила его на традиционный пир. Триада не одобряла (в отличие от Унэна) пышных торжеств… но эти были как нельзя более уместны. Помимо двадцати новообращённых, впервые одевших сегодня заслуженную оранжево–жёлтую рясу, серебристо–зелёный венок–змейку Триады заработали более трёх десятков представительниц прекрасного пола.

Жрецов–мужчин у Триады никогда не было.

Так что есть основания гордиться: успех одного Учения привлекал внимание и к другому. Как нельзя кстати — подтверждая тем самым правило, что самые различные верования и мировоззрения могут прекрасно уживаться.

…Монах отправился на покой далеко за полночь — спев немало песен, станцевав множество танцев и… Да всё равно, словами этого не передать… не зря подобное устраивается лишь раз в году.

Под самое утро — утро того дня, когда Унэн твёрдо решил отправиться куда–нибудь отдохнуть — ему приснился сон, чёткий и незабываемый. По сравнению с ним иные картины обыденного мира сами показались бы мимолётными сновидениями.

* * *

Это, несомненно, были торговые ряды. Впрочем, ряды — это слабо сказано. Правильнее звучало бы так: это был Храм Книги. Если предположить, конечно, что подобный Храм существует.

Унэн стоял в центре огромной комнаты, напоминавшей своим устройством амфитеатр. Украшенный диковинным орнаментом пол, высокие окна, сквозь красочные витражи которых внутрь лилось разноцветное освещение. И книги: повсюду, повсюду, повсюду. На стеллажах и стендах, в сундуках и коробках, новые и древние, все в прекрасном состоянии, простенькие и богато украшенные — в этой комнате было на что посмотреть!

И подобных помещений было множество! Высокие арки вели в другие залы; там, в причудливом мозаичном свете, взору представали сокровища мысли. В прежних снах монаху не удавалось увидеть столько подробностей. Здесь же он взял одну из книг — жаль, что язык незнаком — и с любопытством принялся листать, разглядывая искусно созданные иллюстрации — множество впечатляющих батальных сцен.

Он услышал голоса — совсем неподалёку. Аккуратно водрузив книгу на место (хорошие манеры не стоит забывать даже во сне), монах бесшумно покинул помещение, и, стараясь держаться у стен, направился туда, откуда доносились звуки.

Они стояли втроём посередине одной из соседних комнат. Трое людей, изумлённо воззрившиеся на монаха. Унэн мельком осмотрел себя — нет, истинный облик его по–прежнему скрыт… хотя кто знает, что видят эти трое?

Сами они тоже представляли собой необычное зрелище. Начать с того, что у всех у них, судя по всему, было одно и то же лицо. Правда, один был худощав и не переставал вертеть в руках небольшую, украшенную сверкающими камнями арфу; другой, со множеством шрамов на лице и в одежде, перепачканной бурым, при виде Унэна положил ладонь на рукоять меча; третий, широкоплечий великан, упёр руки в бока и оценивающе посмотрел на пришельца.

— Где я? — услышал Унэн свой собственный голос.

Трое переглянулись.

— Ну наконец–то, — произнёс человек со шрамами. — Мы уж думали, что никого более не встретим.

Не понимает он его, что ли? Хотя постойте: сам–то Унэн прекрасно понимает, что произносит незнакомец! Впрочем, во снах всякое бывает.

— Иди–ка сюда, приятель, — поманил его пальцем широкоплечий. Он возвышался над Унэном по меньшей мере на две головы. — Ты видел её?

— Кого? — не понял монах, и неожиданно его озарило. — Кни…

— Тс–с–с! — перебил его музыкант. — Не вслух. Ты угадал. Ну так что, ты её видел?

Интересно, подумал монах, подходя совсем близко, что за книгу они имеют в виду? Не ту ли самую? Сказать, что видел, что ли? А ну как это их разозлит?

Что это с тобой? — удивился крайне редко просыпавшийся внутренний голос. Ты стал бояться чего–то, что видишь во сне?

— Не знаю, о какой именно к… идёт речь, — монах вовремя спохватился, — но одну, весьма любопытную, видеть довелось. Правда, не здесь.

Он переводил взгляд с лица на лицо. Все три одинаковые, не считая небольших различий в размере. Чьё же это лицо? — монах не мог вспомнить. Однако чувствовал, что знание скрыто совсем рядом.

— Ты её читал? — задал вопрос человек со шрамами. В голосе его звучал испуг.

— Только начал, — признался монах. — До недавнего времени она не желала повторно открываться.

Трое переглянулись.

— Она, — произнёс музыкант обречённо. — Он снова вспомнил о ней. Продолжим поиски — она должна быть где–то здесь!

Трое моментально потеряли интерес к монаху и рассыпались по комнате. Судя по состоянию соседних помещений, там уже успели поискать. Книги были свалены беспорядочной грудой. Дикость какая–то, возмутился про себя Унэн.

— Вижу! — воскликнул великан и указал куда–то под потолок.

Все, включая Унэна, подбежали к нему.Проследив взглядом за указующим пальцем, монах увидел ту самую книгу. Как туда добираются — по воздуху, что ли?

— Иди, возьми её, — музыкант легонько ткнул монаха локтем в бок. Он же совсем настоящий, подумал монах с удивлением. Сон ли это?

Унэн послушно принялся карабкаться по полкам, время от времени роняя вниз книжные лавины, водопады и стряхивая шуршащие страницами оползни. Книга почти у него в руках, одно последнее движение…

Тень пробежала по комнате. Монах замер, оглядываясь. Трое, стоявшие на противоположной стороне зала, кричали ему и указывали на книгу. С ними всё понятно. Монах взглянул в сторону окон и обомлел: сумрак сменил солнечный свет — мрак, надвигающийся со всех сторон.

Темнело быстро. Унэн схватил книгу… но та, словно проснувшись, неожиданно сильно рванулась у него из рук. Монах кубарем полетел вниз, успев подумать, что сейчас переломает все кости.

Книги же и спасли его от такой участи. Перекатившись несколько раз, Унэн с трудом поднялся — ноги разъезжались на полу, по колено заваленном книгами; книга в руках вырывалась, словно дикая кошка, издавая явственное шипение.

— Открой! — услышал он вопль сквозь всё усиливающееся шипение и свист ветра, стремительно набиравшего силу где–то за витражами. — Скорее открой её!

Монах послушно рванул на себя обложку — это далось ценой одного сорванного ногтя — и из распахнувшейся, как дверь, книги вырвался могучий поток воздуха. Унэна подняло под потолок, и он успел заметить, как осыпаются разноцветным дождём витражи, пропуская внутрь что–то тёмное и злобное, успел увидеть троих людей, машущих ему руками…

…И проснулся. Немедленно уселся в постели и осмотрел ладони.

Ногти целы. Да и вообще, ни ссадин, ни ушибов…

Приснится же такое!

Унэн довольно долго стоял у потайного шкафа, в надежде что–нибудь услышать изнутри. Но книга хранила тишину. От этого занятия его отвлёк тихий стук в дверь.

* * *

Собираться куда бы то ни было — занятие весьма хлопотное. Сунь Унэну, понятное дело, не впервые приходилось покидать свой монастырь и тщательно передавать дела заместителю: своему сородичу, конечно. Когда ещё дух Учения окрепнет в этом диковинном мире…

И всё же это было однообразно и крайне скучно. Просмотреть массу толстых и пыльных книг, в коих учитывалось имущество, и велись записи о финансовых операциях. Оставить адреса тех, кто мог бы знать о его пребывании (с этим никаких хлопот: Айзала была единственным таким человеком), тщательно запереть свою библиотеку и кабинет (Унэну очень хотелось верить, что копии ключей имеются только у Айзалы), а также шкаф — «крепость» (ключ от него существует в единственном экземпляре).

Восемь раз проверив, что книга по–прежнему в шкафу (всякий раз казалось, что вон она, на столе осталась), Унэн почувствовал себя немного не в порядке и запер кабинет, не открывая шкафа в девятый раз. Хотя очень хотелось.

Адрес загадочного хозяина, чьим гостем Айзала так настойчиво рекомендовала стать, наряду с наиважнейшими походными вещами был наготове. Однако не успел Унэн сделать десяток шагов за ворота монастыря, как две пары рук схватили его за локти и вынудили остановиться.

Монах обернулся и увидел близнецов. Изобразив на лице величайший ужас и скорбь, он с причитаниями упал на землю.

— Ну когда же я смогу отдохнуть от вас? — стонал он, пока девочки со смехом носились вокруг. Смех неожиданно оборвался и открывший глаза Унэн увидел, как к ним спешит Айзала.

— Вся компания в сборе, — заключила она, поправляя венок. — Что, Сунь, возьмёшь их с собой? У них тоже отдых… небольшой, — жрица многозначительно посмотрела близнецам в глаза, и те отвели взгляд, стараясь не хихикать.

— Похоже, мы говорили о восстановлении сил, а не о потере остатков разума, — сухо заметил монах. Глаза его, правда, выдавали скрытую улыбку.

— Ты прав, — вздохнула Айзала. — Впрочем, беспокоюсь я именно о тебе, поскольку этих двух отправлю к родителям сама. Мне неожиданно показалось, что и тебе стоит несколько сократить дорогу.

Монах поджал губы. Ну вот! А он–то надеялся первым делом спуститься вон в ту деревушку и вдоволь поиграть там в кости сегодня же вечером… Как же!

— Неужели я выгляжу настолько беспомощным? — сладчайшим голосом осведомился он, преданно глядя в глаза жрице. Та рассмеялась.

— Ты слишком легко впутываешься во всевозможные истории, Сунь. Я обещала, что ты как следует отдохнёшь, и намерена выполнить обещание.

Она отвернулась и, чуть присев, развела руки в стороны, пропев при этом несколько слов на неизвестном Унэну языке. Монах вздрогнул. Жест жрицы напомнил ему Шассима.

В воздухе возникло небольшое «окно», за которым искрилась уходящая ввысь дорожка, сотканная из разноцветного тумана.

Монах с сомнением посмотрел на дорожку… на Айзалу… Та ободряюще кивнула. Унэн вздохнул ещё раз и, наклонившись, по очереди обнял притихших Энхору с Ильвеной.

— Если я вас больше не увижу, — прошептал он громким шёпотом, — передайте папе с мамой, что во всём виновата тётя Айзала.

И прыгнул в «окно» прежде, чем жрица опомнилась.

* * *

Шум множества крыльев вытеснил собой все остальные звуки.

Унэн ощущал, что его подхватили — бережно, но твёрдо — и стремительно уносят вверх, вверх, вверх — куда, изгибаясь причудливыми рукавами, уходила дорожка. Скорость была невероятной, но дышать не мешала. Впрочем, Унэну и раньше приходилось путешествовать на Крыльях Вестницы, так что всё внутри уже не сжималось в холодный комок.

Он попытался осмотреться.

Трудно описать это место… если, конечно, это можно именовать местом. Подобия звёзд слабо проступали наверху (тот/та, кто нёс монаха, оставался/оставалась невидимым), внизу… со всех сторон. Воздух был напоен ароматами трав. Монах силился понять, какими именно, но не успевал — запахи постоянно менялись.

Вскоре дорожка понеслась вниз. Скорость вновь начала увеличиваться и Унэн, неожиданно для самого себя, принялся вспоминать, всё ли он взял. Несколько поздновато, конечно… Да! Мысль эта почему–то испугала его! Он же не взял книгу!

Зря он об этом подумал.

Его немедленно отпустили. Над головой послышался звук, очень отдалённо напоминавший возглас растерянного флосса. Монах понёсся вниз, с каждым мигом падая всё быстрее и быстрее. По привычке он сосредоточился, чтобы заклинанием остановить падение и повиснуть в воздухе, но не тут–то было!

Заклинания здесь не действовали. Или что–то мешало сосредоточиться.

Снизу выплыло чернильно–чёрное облако, и монах на огромной скорости вошёл в него головой вперёд.

«И это она называет безопасным путешествием», успел подумать он, прежде чем потерял сознание.

VII

Унэн открыл глаза, и понял, что снова жив.

Последнее его не удивило. Он вскочил и осмотрелся — ноги повиновались с трудом, но ничто не было сломано. Только в голове ещё звучал свист стремительно проносящегося мимо воздуха. Так, вся одежда при нём… всё снаряжение… ключи от комнат и шкафа… Проклятие! Ключа от шкафа нет!

Унэн почему–то необычайно разозлился и в прыжке ударил ладонью по стене, издав могучий боевой клич.

И тут же пожалел об этом — по руке словно ударили молотом. Монах зашипел, дуя на пострадавшую конечность, и заметил неожиданно, что место, где он пришёл в себя, ему знакомо. Та же пыль на полу, коридор, полутьма, неподатливые стены…

Когда боль в отбитой руке перестала донимать, Унэн смог вспомнить странное слово анектас. Осторожно огляделся. Похоже, что даже следы его ног — от предыдущего визита — всё ещё различимы на ковре пыли. Некоторое время Унэн сосредоточенно отряхивался и… расхохотался. Он представил, какое у Айзалы будет лицо, когда — минут этак через десять — появится перед ней и спросит, что бы всё это означало. Пусть тут магия не работает, но за пределами портала ему хватит сил стать быстрым, подобно молнии, и промчаться по подземным ходам назад в монастырь.

— Похоже, я уже отдохнул, — объявил Унэн вслух и озадаченно пошарил в рукавах.

Факела там, конечно же, не оказалось. Однако он, хоть и слабо, но видел в окружавшей его темноте… отчего бы это? В тот раз вокруг царила кромешная мгла… или нет? Впрочем, неважно. Быстрей отсюда. Слишком много тут неизвестного, да и не готов он схватиться с ним.

В конце концов, искушение было повержено.

Унэн побрёл к тому концу коридора, откуда они с Шассимом некогда вышли. Всё верно, контур человека с флоссом на плече по–прежнему на месте. Ну, прочь отсюда. Унэн присел и впрыгнул в портал.

Так больно ему, наверное, никогда не было. Болела каждая клеточка; монах упал на пол, не в силах исторгнуть из сведённого судорогой горла ни звука… несколько секунд длилась жестокая пытка и схлынула прочь, оставив его, скорчившегося и беспомощного, рядом с бесстрастно мерцающим порталом.

Унэн тяжело поднялся и, стараясь дышать медленно и глубоко, прикоснулся ладонью к поверхности портала. Тот слегка уколол руку… но не пропустил её.

— Ох, скажу я ей, что думаю о таком отдыхе, — прошептал он тихонько и… расхохотался. Он, выбиравшийся изо всех, самых немыслимых, переделок, смог наконец–то попасть в ловушку, очевидного выхода из которой не было. Поистине, это достойно удивления.

Можно было, конечно, ждать — вдруг портал смилостивится и выпустит его на волю… но что–то подсказывало монаху, что так просто он не отделается. Книга, подумал он со злостью. А ещё утверждали, что она не опасна! Головы отрывать таким экспертам. Ну да, ехидно отозвался голос внутри, никто же не думал, что у тебя хватит глупости её читать!

Странно, но в этом месте книга никак не напоминала о себе. Унэн только в этот момент понял это. Все предыдущие дни книга была как наркотическое зелье для человека, пристрастившегося к нему. Книга манила к себе, хотя и не давала возможности читать дальше. Впрочем, этого следовало ожидать. Уж очень много странного связано с ней.

Расслабился я, подумал Унэн. Или просто не привык подозревать, что могу быть под таким могучим давлением. Здесь он понял, что угнетавшая его усталость бесследно прошла, и вновь расхохотался. Знала бы Айзала, какова на самом деле болезнь и лучшее от неё лекарство, то–то бы удивилась!

Эхо отозвалось на его смех — но звучал он, отражённый от неприступных стен, испуганно и тоскливо.

Что же, подумал Унэн, приводя в порядок одежду, пора приниматься за дело. Не оставаться же сидеть в пыли! Из правого рукава он извлёк онглир — прочную серебрёную цепь с небольшим отточенным серпом на одном конце и шипастым шариком с другой — своё любимое оружие; проверил, далеко ли метательные звёзды, и со вздохом распахнул первую дверь.

После чего испытал сильнейшее потрясение.

Дверь эта вела в комнату, напоминавшую амфитеатр, квадратный в сечении. Беспорядочной грудой на полу лежали книги — прежде, вероятно, они стояли на стеллажах, стендах и полках, которыми во множестве были уставлены уходящие под потолок огромные ступени. В стене напротив были три высоких окна; оттуда тянуло холодом. Только отдельные осколки остались от разноцветных стёкол.

Сквозняки бродили по комнате.

Острая боль пронзила правую руку и Унэн, подняв её к лицу, обнаружил, что ноготь на безымянном пальце почти что оторван.

Из разбитых окон виднелось сумрачное небо. Унэн долго вглядывался в едва различимые искорки звёзд. Незнакомые, холодные и недосягаемые.

* * *

Норруан рассказывал вороне что–то про острова, лежавшие некогда по ту сторону океана, как вдруг его словно поразило молнией. Морни вздрогнула и вцепилась крепче в его плечо — но её спутник, похоже, не обратил на боль внимания. Он замер, глядя куда–то вдаль, глаза его остекленели.

Прошло несколько секунд, и Норруан опомнился.

— Книга, — произнёс он шёпотом. — Как я мог про неё забыть?

Почему–то книга показалась ему единственной важной вещью, что существовала сейчас во всём Зивире.

— Держись, — приказал он вороне — уже прежним своим голосом, властным и не терпящим возражений. Ворона послушно сжала когти сильнее… Норруан повернулся лицом к замку, сделал шаг… и вот они уже во дворе. Не отвлекаясь на открывание ворот, Норруан бегом помчался по лестницам и проходам (вороне пришлось сжаться в комок — иначе ей, без сомнения, оторвало бы голову первым же косяком) и вбежал в кабинет, стремительно и грозно.

Что, если она исчезла? От этой мысли ему стало страшно. Второй раз за последнее время.

Однако книга никуда не исчезала. Он спокойно лежала, засыпанная грудой свитков, рядом с лампой на его рабочем столе. Владыка Моррон небрежно смахнул свитки прочь и положил книгу перед собой, прикасаясь к её обложке подушечками пальцев.

— Что это? — осмелилась выговорить ворона.

— Трудно объяснить, — Норруан ответил не сразу. — Приготовься к сюрпризу. Не так давно я побывал в месте, которое не было Зивиром — и принёс оттуда вот это.

Ворона долго смотрела на вытертую кожу обложки, принюхиваясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Книга казалась — ярче, что ли? — всех остальных вещей. Хотя нет, не ярче. Правильнее… нет, и это не то слово. Книга была, а всего остального — исключая Норруана — рядом с ней словно бы не было.

— И… где это место? — спросила Морни после долгого раздумья.

— В подвалах замка, — ответил Норруан, наконец–то повернув к ней лицо. В глазах его промелькнул необычный блеск, и ворона успела испугаться, что её союзник сошёл с ума.

Хотя, если вдуматься, что бы это изменило?

* * *

Тнаммо вздрогнул и рядом с ним пошевелился Альмрин.

Пятому показалось, что его окликают. Тихонько… но уверенно. Он неторопливо оглянулся — никого. Хиргол у себя в каюте, — читает, наверное. Хоть этому его научили, оболтуса. Что же?.. Тнаммо сжал виски, стараясь унять запульсировавшую в голове неприятную боль. Погода, что ли, меняется? Да не должна. Кроме того, прежде он не реагировал так на погоду.

Альмрин стоял рядом, безмолвный и готовый услужить, но его господин ничего не приказывал.

* * *

Айзала самолично отправила близнецов домой — обычным порталом, конечно: не тратить же внимание богини на каждую поездку! Тем более что себя она считала достаточно надёжным сопровождающим: с ней никаких неприятностей не случалось… ну, скажем так: непреодолимых.

После того, как приличия были соблюдены и она выпила чаю с родителями своих подопечных (те были столь же рады видеть её, как и девочек), Айзала открыла портал в свой монастырь и, шагнув в него, поняла, что Таменхи, к которому она отправила Унэна, ничего не сообщил ей о прибытии гостя.

Поражённая, Айзала воззвала к Вестнице… и первый раз в жизни поняла, что та растеряна. Ноги подкосились у жрицы. Крылья Вестницы были самым безопасным и быстрым способом путешествия… до сегодняшнего утра.

Сунь Унэн куда–то пропал, и ничего хорошего от этого ожидать не следовало.

* * *

Не считая того неприятного момента, когда Науэр пережил нечто, похожее на смерть (по крайней мере, примерно так её описывали некоторые обитатели его мира, возвращённые к жизни искусными лекарями), его здоровье ничуть не ухудшилось.

Напротив, он чувствовал себя всё лучше. В смысле самочувствия. Он не был стар — менее тридцати лет там, откуда он взялся; по меркам людей Зивира он был ещё ребёнком. Науэр не сразу осознал это, а когда осознал, то понял причину столь осторожного обращения с собой. Правителю было не менее двух сотен лет (нелёгкая задача поверить в это отняла не менее двух дней). Аймвери — сотен пять (хотя он, в подлинном смысле слова, человеком не был — хотя походил на людей практически во всём). Его наставник в фехтовании и верховой езде, Арун, был мрачным бородачом лет семидесяти. Вообще в Зивире, судя по всему, было принято жить долго.

Хорошо, если это правило распространяется также на героев, приглашённых спасти мир. Откровенно говоря, Науэр попросту не понимал, почему Воинство Иглы (не менее тридцати тысяч отличных воинов, обученных долгим переходам по самым разным видам местности, абсолютно преданных Правителю), вместе с двумя десятками собственно магов давно не снесли Моррон до основания. Ведь корни зла — как часто повторял Правитель — находились где–то в Моррон.

Он даже допускал, что не сам Норруан (имя это не положено было произносить вслух) повинен в происходящем. Что, дескать, Норруан — лишь исполнитель приговора, а подлинная причина всех бед сокрыта в подземельях проклятого замка.

Правда, Науэру показали сохранённые при помощи магии картины продолжающейся войны Зивира за существование — бесконечные пограничные стычки с трудно уязвимыми гигантскими амфибиями, что сотнями поднимались из трясин и осаждали дозорные башни. С зоркими и стремительными огненными птицами, способными спалить в одиночку целый город. С исполинами, созданными из камня. Словом, со всех сторон (исключая Реку и пустоши за ней) Зивир окружало сжимающееся кольцо и исход этой осады, при текущем положении дел, был предрешён.

И чем я могу помочь? — спрашивал Науэр себя раз за разом и не находил ответа. Неужели за полтора месяца, кое–как выучившись фехтовать, ездить верхом и запомнив общий вид Зивира, он был способен противостоять человеку, который в одиночку превращал некогда цветущий мир в безжизненную пыль?

Это утверждение казалось Гостю весьма спорным. Однако были причины не торопиться объявить всё это бредом и отказаться от выполнения миссии.

Во–первых, жить здесь было гораздо интереснее и приятнее, чем дома. Право же, даже месяц жизни в таком месте, как Игла, стоил достаточно предсказуемого будущего Гостя в его родном мире. Там его положение в обществе уже не могло измениться: веками отлаживавшаяся система свела человека до положения крохотного винтика в сложнейшей машине; винтика, который можно в любой момент заменить на другой такой же.

Во–вторых, ему порой казалось, что он видит некий шанс… трудно различимую возможность как–то понять природу изменений. Как бы то ни было, прошло всего лишь десять дней, и предстояло ещё многому выучиться.

Гость со вздохом отложил фолиант и посмотрел на часы. Через полчаса — очередной урок фехтования.

* * *

— Таменхи, — обратилась Айзала к поражённому карлику (изображение которого сейчас висело перед ней в воздухе), — наш общий знакомый бесследно пропал. Если он вдруг появится, немедленно отыщи меня.

— Слушаюсь, Достопочтенная, — склонил голову её собеседник. — Может быть, попросить кого–нибудь поискать его?

— Нет, — немедленно возразила жрица. — Дело крайне необычное и подробности я изложу лично. Пусть всё остаётся, как есть. У тебя не предвидится изменения планов… ну, скажем, через неделю?

— Нет, — карлик говорил спокойно. — В это время года у меня одни и те же заботы, Достопочтенная, — до самого конца лета.

Собственно, Айзала не считала, что заклинание Зеркала, при помощи которого она только что общалась со своим давним знакомым, может быть кем бы то ни было перехвачено (исключая, конечно, богов), но… После исчезновения Унэна можно ожидать чего угодно.

Подумав, она связалась с двумя остальными Храмами Триады и попросила помощи у равных себе. В монастыре, которым распоряжался Сунь Унэн, пока никто не знал о случившемся — значит, в течение двух недель надо будет отыскать Унэна во что бы то ни стало.

Вряд ли это его обычные выходки. Одно дело — испытывать терпение смертных, и совсем другое — богов. Сунь Унэн, при всей своей любви к розыгрышам и самым невероятным шуткам, всё же не стал бы творить такого.

В этом Достопочтенная была вполне уверена. Она сидела за столом самого Унэна, глядя на последнюю заполненную им страницу календаря, и гадала, где он находится. Если Триада окажется бессильна, придётся обращаться в Совет Магов. А тогда, как ни старайся, поползут слухи. Сунь Унэн — личность слишком известная, чтобы этого не произошло.

* * *

— Вот оно как, — подивился монах и, привычно прикоснувшись к пострадавшему пальцу, залечил его несложным заклинанием.

И спохватился, поражённый. Магия действует! Это значит… монах лихорадочно думал, вспоминая теории Ралиона о природе магии, и её ограничениях. Это значит… нет, непонятно. Это, вне всякого сомнения, не Ралион: звёздное небо не то. Судя по ощущениям, он над землёй. Порталы, ведущие на иные обитаемые планеты (в существовании которых многие учёные Ралиона не сомневались) пока неизвестны.

Тогда что это? Или — где это? Монах ущипнул себя, пару раз уколол остриём метательной звезды. Не получалось: он не просыпался. Правда, если он проснётся там же, у себя в комнате, перед тем, как его отправят набираться сил… Гм.

Он осторожно подкрался к ближайшей щели–окну (слева и справа были арки, ведущие в соседние комнаты) и выглянул наружу.

Лунная ночь. Впрочем, это можно было понять и раньше, по узким полосам призрачного света, сочившегося из разбитых окон. Ох и огромная же у них луна… Да ещё красноватая какая–то! Так, понятно, это заведомо не Ралион. Виднелась необъятная водная поверхность, спокойная, с «дорожкой к счастью», упирающейся в горизонт.

Неужели его вновь перебросило в новый мир? Монаху стало нехорошо. Спустя несколько секунд он отверг это ужасное предположение. Когда неведомая сила, отчасти по воле, но, главным образом, вследствие деяний его легендарного предка, выбрасывала Унэна в новый мир, ещё не озарённый светом Учения, он прибывал туда безо всего. Налегке. Имея только память обо всех… ну, так скажем, имея возможность вспомнить почти всё о своих предыдущих воплощениях. Кому–то это может показаться величайшим благом.

Так что Ралион ещё нуждается в нём, во что бы там ни играли с ним боги. Монах помянул недобрым словом Гвайю–Вестницу, которая считалась образцом обязательности среди богов. Теперь уже нет, подумал Унэн с мстительной радостью. Вот уж я расскажу об этом… если выберусь отсюда. Непременно расскажу. Никогда в жизни не делал ничего худого этому культу! Не шутил над её верующими — почти все они были флоссами, а флоссов монах уважал. Чем–то они походили на его народ — и похожие, и отличные от прочих обитателей; представляющиеся совсем не теми, кем являются; сумевшие прикоснуться к источнику мудрости, что выше возможностей всех смертных, вместе взятых, исчерпать его.

Правда, рассказав об этом происшествии, он невольно навредит флоссам… Ну ладно, великодушно решил монах. Эту тайну, любезная Вестница, мы оставим между нами.

Монах осторожно пробрался к арке, ведущей в соседний зал — прежде, чем покинуть это сумрачное книгохранилище, надо попытаться понять хоть что–нибудь об этом месте. Вряд ли монаху доведётся часто бывать здесь… так что, чем больше впечатлений, тем лучше.

Под потолком зала по ту сторону арки тускло светились огромные — метра два в поперечнике — жёлтые прозрачные шары, а под ними бесшумно выписывали спирали ночные бабочки. Зрелище было вполне мирным. Монах несколько успокоился — не каждый день за дверью обнаруживаешь место, где побывал во сне.

Монах бесшумно прошёл под аркой и замер, прислушиваясь к ощущениям.

Он вспомнил про трёх людей, из давешнего сновидения. Откуда они–то здесь взялись? И кто этот загадочный «он», которого они упоминали? Не иначе, всё это относится в книге, ныне запертой в шкафу. Если, конечно, он потерял ключ при падении, а не забыл где–нибудь в кабинете. Страшно подумать, что может случиться в последнем случае…

Зря я взялся читать её, вздохнул монах. Права Айзала, неприятности необычайно легко находят меня.

Он долго стоял не шевелясь, пока не услышал шаги. Откуда–то неподалёку; издававший эти звуки двигался медленно и не очень–то старался скрыть своё присутствие.

Унэн вздрогнул и на всякий случай вооружился онглиром. На совершенно неизвестной земле лучше ожидать самого неприятного.

* * *

Норруан помедлил и открыл книгу.

Изнутри повеяло временем. Слежавшимся, застрявшим среди страниц и высохшим. Норруану приходилось и прежде читать древние манускрипты — в его собственной библиотеке, здесь, в Моррон, таких было немало. Норруан смахнул пыль с листа (ворона поспешила отпрыгнуть подальше) и лист тут же с треском разорвался.

— Ай–яй–яй, — прошептал Норруан недовольно. Как–то он забыл, что бумаге полагается ветшать. Ну да ладно… ничего особенного. Сейчас склеим. На столе возникли бутылочки, кисточки, разный переплётный материал и Морни с удивлением воззрилась на всё это.

— Не проще ли приказать бумаге срастись?

Норруан вздохнул.

— Если никогда не шевелить пальцами, то в один прекрасный день обнаружишь, что ни на что уже не годен. Видел я магов, которые абсолютно всё пытались делать заклинаниями.

— И что же? — ворона сама была магом и подпрыгнула поближе. Собеседник заглянул ей в глаза и долго не отводил взгляда.

— Магия капризна, — пожал он плечами. — Она может усиливаться и ослабевать, исчезать и менять свою природу. Один из таких «великих магов» неожиданно обнаружил, что своё существование он продлевает исключительно магическим путём, а его настоящее тело давно состарилось и умерло.

Ворона приподняла крылья, выражая недоверие.

— До такой степени не замечать, что с тобой творится? — выразила она то же самое на словах.

Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая.

— Маги бывают разные, — ответил он, наконец. — В Зивире я могу многое, — он положил ладонь на страницу, — но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… — он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы.

— Ты был где–то ещё? — спросила ворона, перелетев на стол. — Помнится, ты говорил что–то про подземелья замка, и про…

— Подземелья, — выговорил Норруан и слабый, но явственный гул послышался изнутри книги — словно ею было прикрыто окно, за которым бушевала гроза.

Лёгкий ветерок коснулся лица. И Норруан, и ворона склонились над томом, не веря своим глазам. Ветер становился всё сильнее и прохладнее. Страницы вздрогнули и принялись перелистываться сами собой. Норруан протянул было руку, но ворона предупреждающе каркнула и спрыгнула прочь.

Норруан вскочил и сам, едва не споткнувшись об упавший стул.

Вихрь пронёсся над книгой; им обоим показалось, что со страниц ссыпаются буквы, слетают серой пылью иллюстрации; бумага светлеет с каждой секундой и непереносимо сильный запах грозы наполняет кабинет.

Оглушительно громыхнуло где–то совсем рядом — так, что Норруан закрыл уши ладонями, а ворона спряталась под ближайшее кресло.

Ветер, уже ослабевающий, перелистал страницы в обратном порядке… они были девственно чисты и совершенно целы. Норруан осторожно подошёл поближе и пригляделся. Абсолютно новая бумага — прочная, гладкая, выбеленная. Крохотные искорки время от времени пробегали по странице — словно стайка воробьёв, спасающихся от хищника.

— Ну, положим, видел я и более… — начал Норруан, как вдруг осёкся, вздрогнув от неожиданности. Морни выбралась из–под укрытия и, шумно хлопая крыльями, устроилась у него на плече. Норруан не возражал.

Взор его не оставлял первой страницы книги — ныне книги пустой, ненаписанной, чистой. Там, рождаясь под пером невидимого писателя, возникали слова — собираясь из древнего алфавита Зивира, которым некогда делались надписи на дорожных столбах, а ныне — записи в особо ценных документах, читать которые полагалось не всем.

— Не может быть! — прошептал Норруан, придвигая, не глядя, стул поближе и усаживаясь на него.

Его удивление можно было понять. Первые же строки, что возникли перед ним из ниоткуда, гласили:

«Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…»

* * *

Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть.

Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище — пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он, Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? — переспросил внутренний голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему…

— Это ещё что! — воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. — Как вы сюда попали, любезнейший? — он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. — О боги трёх морей! — воскликнул он испуганно, отшатываясь.

Унэн прикусил язык — с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог.

— Я заблудился, уважаемый, — при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах. — Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга…

Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев — не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это.

— Как, вы говорите, они выглядели? — спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну–людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна–людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить!

Монах повторил описания.

* * *

Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке.

* * *

— Да–да, — вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет!

— Одного из них звали… — сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову. — Звали…

* * *

Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него. Неожиданно он понял, что нельзя давать этому — сторожу? — назвать хотя бы одно из имён.

Иначе произойдёт нечто ужасное.

* * *

Сторож окаменел.

Не в буквальном смысле. Он замер — не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время.

Тишина окутала всё вокруг.

Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал.

Затем произошло то, чего Унэн так и не смог забыть: сторож исчез. Не растаял в воздухе, не испарился с громким хлопком. Нет, по нему словно прошлась кисть невидимого художника, замазывающего неверно написанный фрагмент картины. Несколько раз взмахнула гигантская кисть, прорисовывая сквозь сторожа ту часть зала, которую тот занимал, и его не стало.

Впрочем, какого сторожа? Разве был какой–то сторож? Унэн прижал ладони к вискам и сосредоточился. Что–то неладное творилось в голове. Образ старика, эхо его слов и вообще всё, что он только что воспринимал, подвергалось какой–то необычной атаке. Ощущение было диким, но схожим: словно некто замазывал эту часть памяти, как ненужную.

Монах огляделся. Зал также изменялся. Теперь он воистину походил на образ, созданный сновидением: границы нечётки, цвета нерезки, очертания беспрестанно плывут. Но вот всё замерло; застыли в воздухе бабочки, прекратились сквозняки, и лишь удары сердца Унэна вторгались в воцарившееся спокойствие.

Унэн бросился бежать. Ему стоило немалых трудов бороться с неизвестным вором, посягающим на его память, и казалось, потеряв воспоминания, он потеряет и себя.

На бегу он подхватил с пола небольшую книжечку — не осознавая, зачем это делает.

Когда дверь в «библиотеку» захлопнулась за спиной, всё сразу же прекратилось.

Монах замер, тяжело дыша и не осмеливаясь опустить возведённые им мысленные заслоны. Они потребляли чудовищно много сил, но… Он «заглянул» туда, где только что находилась осаждавшая его сознание сила. Пусто. Слегка «опустил» ментальную стену. Ничего не произошло.

Долго, бесконечно долго монах стоял, прислушиваясь к тишине и радуясь тому, что так легко отделался. Перевёл взгляд на книжку, которую подобрал в библиотеке. Потом разберёмся. Унэн сунул её в рукав и расхохотался, погрозив кулаком невидимому противнику.

* * *

Норруан был в некоторой растерянности. Соревноваться с невидимым автором возникавшего текста было нелегко, даром что он, Норруан, писал чрезвычайно быстро. Когда слова «и выскользнул за дверь» появились пониже написанного им текста, он, нахмурившись, потянулся к скребку, чтобы убрать их…

И осёкся. Только что чернила на бумаге — принадлежавшие как ему, так и неведомому писцу — были свежими и блестели. И вот они высохли, схватились, въелись в текст. Нечто жёсткое проступило в очертаниях букв.

Всё, понял он неожиданно. Что написано пером…

— Чего ты добился? — спросила ворона. Она не следила за тем, что именно пишет Норруан. Она следила за ним самим. Только что на лице её союзника отражалась отчаянная спешка — словно над головой его нависала неотразимая опасность… и вот она таинственным образом миновала.

— Смотри, — указал тот на текст и отодвинулся, чтобы Морни было видно.

Всё осталось неизменным — и написанное неведомой рукой, и добавленное Норруаном. Вот только… Норруан был готов поклясться, что таинственный монах, персонаж короткого отрывка, возникшего на бумаге, носил вполне определённое имя. Однако теперь везде вместо имени стояли ничего не выражающие местоимения. Кто «он» такой? Откуда знает про Норруана?

— Не помнишь, как его звали? — обратился Норруан к вороне и та, помедлив, ответила отрицательно.

— Смотри, — взмахнула она крылом.

Норруан перевёл взгляд на страницу. Невидимая рука начертила пониже законченного отрывка затейливый вензель, и вновь потекли слова…

Норруан схватил перо и приготовился сражаться.

* * *

Здесь они уже были: вдвоём с Шассимом. Стоило Унэну вспомнить имя флосса, как что–то случилось в мрачном помещении, откуда сверху смотрели бесчисленные рубиновые глаза.

Вряд ли монах что–то почувствовал в подлинном смысле этого слова. Так бегущая по полю мышь воспринимает скользнувшую рядом тень от пернатого хищника, ещё не успевшего заметить добычу. Чувство опасности, безмятежно дремавшее в «библиотеке», недовольно зашевелилось и указало своему хозяину: будь внимателен!

Не стоит вспоминать о своих знакомых, осознал он. Потому что, похоже, кто–то подслушивает его. Монах запрокинул голову, словно надеясь увидеть неизвестно кого, вновь почуявшего его появление.

* * *

— Да уж, почуявшего, — проговорил Норруан, недобро улыбаясь. Морни расширенными глазами смотрела на то, что появлялось на бумаге. — Откуда ты взялся такой на мою голову?

* * *

— Откуда ты взялся на мою голову? — проворчал монах, почему–то не сомневаясь, что «взялся» именно «он». Не «она», не «оно» и даже не «они». Чувство опасности, видимо, успело свыкнуться с новым типом угрозы, поскольку взвыло: «осторожней!».

Ну ладно. Монах медленно повернулся и, стараясь ни о чём не думать, медленно пошёл назад, к двери. Великое Колесо, до неё ведь не меньше десятка шагов!..

* * *

— Ну уж нет, мой дорогой, — рассмеялся Владыка Моррон и быстро добавил несколько слов. — Так просто ты не ускользнёшь.

* * *

Монах почти взялся за ручку двери, как она — подобно старику в «библиотеке» — стёрлась, была вымарана из реальности. Монах почти что услышал издевательский смех и не на шутку рассердился.

«Здесь только что была дверь», подумал он, сосредотачиваясь, «пусть она вернётся».

Дверь вернулась. Точнее, начала возвращаться. Монах неожиданно вспомнил книгу, — тот вопрос, не ответив на который, никак не удавалось продолжить чтение и странное видение возникло перед глазами.

Видение человека в чёрном, склонившегося над книгой и росчерком пера пытающегося что–то сотворить с ним, Сунь Унэном, которому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Монах даже различил слова, выползавшие из–под пера: «и в конце концов отчаялся найти…»

Это он–то, Унэн, отчаялся? Гнев монаха выплеснулся неожиданно для него самого. Будь сейчас этот человек рядом с ним, он дал бы ему несколько уроков правописания…

Тут же перед ним возникла дверь. Не раздумывая, монах выскочил за неё, захлопнул за собой и уселся прямо на пол. Ему было нехорошо, словно он только что избежал чего–то очень неприятного. Не смерти, которой он не боялся.

Бывают ведь вещи и похуже.

* * *

Норруан вскочил и вытер лицо рукавом. Не всё оказалось так просто. Только что он торжествовал победу — оставалось дописать совсем немного, чтобы выяснить, что это за монах и как он связан с ним, Норруаном.

После чего он помнил только, что невидимая рука крепко схватила его за шиворот и с размаху ударила лицом о чернильницу. Норруан некоторое время извлекал из себя осколки стекла (Морни с ужасом наблюдала за происходящим), затем хорошенько вытерся возникшим из ниоткуда полотенцем и убрал разгром на столе небрежным движением ладони.

Хвала судьбе, книга не пострадала.

Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть.

Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие от того, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше!

— Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, — подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. — Я готов.

Так он просидел долго, очень долго.

* * *

Унэн просидел у стены долго, очень долго. Глотнув вина из фляжки (просто чудом удалось пронести её мимо бдительного ока Достопочтенной), он постепенно вернулся в умиротворённое расположение духа.

Время тянулось невыносимо медленно.

Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей — скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию.

Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора.

Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще?

Ни из чего.

Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим.

И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок.

Быстро подбежал к матово–чёрной стене, замер — всего лишь на мгновение — и шагнул внутрь.

И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку.

VIII

«Опасно! Опасно!» — отдавалось громким эхом в голове у Унэна, и монах замер, стараясь не думать, не двигаться, ничего не предпринимать.

Там, где он возник, не было стен и потолка. Был только пол. Ярко освещённый, он простирался во все стороны, сколько хватало взгляда. Тончайшие узоры, красивые и постоянно меняющиеся, двигались по поверхности пола — петли и дуги, причудливые силуэты и картинки, словно созданные детской рукой: карикатурные рожицы, плоский, условный мир. Монах медленно поворачивал голову, стараясь не дышать.

Но не только по полу вились узоры. В воздухе была разлита едва уловимая, приятная для слуха мелодия. В ней сплетались многие инструменты — слышался и деревянный свист флейты, и печальные звуки скрипки, и медный, уверенный голос трубы. Музыка двигалась так же непредсказуемо, как и узоры по полу: в такт мыслям неведомого дирижёра, ничего не знавшего о том, что в зрительном зале появился слушатель.

Монах сделал шаг вперёд (отчего новые призывы к осторожности сотрясли его сознание) и заметил, что шагах в ста от него с пола поднялась сидевшая на нём фигурка. Фигурка была человекообразной, ниже него, Унэна, ростом и какой–то нескладной. Пол, хоть и светился, ничего не освещал; ни лица существа, ни его намерений понять было невозможно. Монах оглянулся. Там, где он находился секунду назад, на полу остался угольно–чёрный след. Постепенно и он включился в общий хоровод пляшущих образов, растёкся, растаял. Ощущение было неприятное — словно он, Унэн, прошёлся грязными ногами по чистейшему ковру. Не осерчают ли хозяева?

Монах сделал ещё один шаг, но фигурка подняла руку, указывая в его сторону, и настоятель счёл за лучшее остановиться.

* * *

— Что тебе нужно? — спросили монаха. Странным был этот голос. Он походил на сотни, тысячи голосов, одновременно произносящих одни и те же звуки. Исходил же он как бы сразу отовсюду. Правда, Унэну показалось, что челюсть стоявшего напротив шевельнулась.

Хорошо ещё, что чувство опасности немедленно заткнулось. В голове образовалась блаженная тишина. Что бы такого сказать? Действительно, что он, Сунь Унэн, хочет в настоящий момент?

— Я хочу вернуться домой, — произнёс Унэн и спохватился: а что он, собственно, имеет в виду под «домой»? Впрочем, сказанного не воротишь.

Голос рассмеялся. Устало звучал этот смех — словно принадлежал он мудрецу, которого оторвали от важных раздумий. Фигурка сделала шаг вперёд.

— Что ты предложишь взамен? — спросили Унэна неожиданно. Где–то я видел это, лихорадочновспоминал монах. Или слышал о таком. Причём слышал что–то очень неприятное… Что бы ему предложить? Золото? «Не вздумай!» — возмутился внутренний голос, и монах от души посоветовал непрошеному советчику оставить его в покое. Тоже мне благословение, — что чувство опасности, что этот внутренний голос! Надо будет научиться глушить их. Итак, что можно предложить?

Неожиданно на Унэна накатило. Усилием воли он заставил себя не обращать внимания на «голоса» и, улыбнувшись, провёл рукой по тщательно выбритой голове.

— Я могу прочесть проповедь, — заявил он.

Существо удивлённо вздохнуло. Наступила тишина, во время которой монаху показалось, что голоса, входившие в общий хор, совещаются друг с другом. Узор на полу застыл и пол — весь, от горизонта до горизонта — равномерно осветился. Но лучше монаху от этого не стало.

Потому что существо состояло из непроницаемой черноты. Очертаниями оно походило на медвежонка, вставшего на задние лапы. Лишь два глубоко посаженных внимательных глаза смотрели из человекообразного сгустка мрака. Чем дольше Унэн смотрел в эти глаза, тем больше сожалел, что не рискнул взамен потягаться силами с таинственным «биографом».

— Мы слушаем тебя, — донёсся ответ и пол потускнел.

Ну что же, назвался груздем…

Унэн уселся на пол поудобнее (фигурка не шевельнулась, продолжая — по–видимому — пристально смотреть на него) и начал. Вскоре он уже забыл и про бескрайние просторы вокруг, и про зловещий силуэт напротив (кажется, он назывался как–то на «м»). Обстановка была не напряжённее, чем посреди торговых рядов какого–нибудь мелкого городка.

Мозаика ожила под ногами и замерцала, образуя моментально пропадающие узоры; казалось порой, что складываются узоры в слова, но уловить их было невозможно.

* * *

Норруан долго сидел, но ничего не случалось.

— Умён! — произнёс он, в конце концов, и оглянулся. Ворона терпеливо ждала, хотя была уже чудовищно голодна. — Я был бы не прочь познакомиться с ним. Должно быть, незаурядный человек.

— Мне казалось, что ты… — ворона замолчала.

Норруан засмеялся и пальцем поманил её к себе на плечо. Морни послушно перелетела.

— По крайней мере, он не похож на призрак, как живущие за пределами замка, — пояснил он, закрывая книгу. — Ну да ладно. Пора ужинать. Я человек терпеливый… и мне кажется, что мы с ним ещё встретимся.

* * *

Сунь Унэн замолчал, но существо по–прежнему смотрело на него — две раскалённые звёздочки среди клубящейся тьмы. Если кто–то думает, что это не страшно, то глубоко заблуждается. Хоть Сунь Унэн и не боялся смерти, страх ему приходилось переживать не раз.

Как, например, сейчас. Если неизвестный обладатель книги пытался управлять им, так сказать, в своих собственных интересах (трудно было предположить иное), то здесь, под несуществующим небом посреди невозможного пространства, Унэн ни для кого ничего не значил. Его дальнейшая судьба полностью зависела от воли, настолько чуждой человеку, что Унэн ощущал это каждой своей клеточкой.

Минута проходила за минутой, но ничего не менялось. Недостаточно, что ли? Ну что же… можно рассматривать это как затянувшуюся сценическую паузу. Монах набрал было воздуха, чтобы начать читать что–нибудь ещё, как существо опустилось на все четыре лапы и по полу потекли прежние, бесконечно изменчивые, узоры.

— Мы довольны, — прозвучало у монаха в голове. — В твоих словах слышится мудрость. Ты достоин награды.

Пылающие глаза мигнули и существо, отвернувшись, вновь село — или легло? — растекшись, слившись с полом.

А под ногами Унэна пол раскололся несколько раз, образуя стремительно расширяющийся провал, и монах полетел вниз, в сияющую голубую бездну, изнутри которой веяло нестерпимым холодом.

* * *

— Похоже, что я дома, — проговорил монах, и его чуть не сбило наземь порывом ветра. Было темно. Небо светилось над ним мириадами звёзд — и это, к его величайшему облегчению, было небо Ралиона. Только отчего так холодно? Едва удерживаясь на ногах и глотая урывками ледяной воздух, монах огляделся. Снег и лёд, метель, зима. Куда это его отправили?

— И меня не встречают, — добавил он, всматриваясь в зенит. Найти ответ оказалось проще простого. Прямо над ним нависало созвездие Трезубца — самая яркая звезда, венчавшая средний зуб, была Полярной. Монах понял, куда его занесло. Где–то рядом с Северным полюсом.

— Ну и шуточки, — проворчал он, с трудом сосредотачиваясь на заклинании. Сил на него, хвала богам, оставалось достаточно. Тут же ветер прекратил свои попытки сбить его с ног и похоронить под слоем снега; кроме того, Унэну стало тепло. Долго, правда, эти удобства не продлятся. Но Унэн тоже был способен к телепортации… правда, сейчас она ограничивалась только прямой видимостью.

Ох, и напрыгаюсь я сегодня, подумал монах мрачно. Сил хватит самое большее на три прыжка. Потом надо будет как–то пережидать, пока не восстановятся внутренние ресурсы. Не будь здесь такого жуткого холода, всё было бы проще.

Ну да ладно. Итак…

Монах сложил было руки вместе, готовясь «прыгнуть» вертикально вверх, как вдруг звук, знакомый и неожиданный, донёсся до него сквозь рёв ветра.

Хлопанье многих крыльев, бьющих по воздуху.

Он становился всё ближе и Унэн, осознав, что это означает, рассмеялся. Всё–таки удача его не оставляет… правда, когда рассказываешь потом о своих приключениях, редко кто верит хотя бы наполовину. А зря!

— Надеюсь, что в этот раз ты меня не уронишь, — тихо заметил монах, когда перед ним открылось светящееся розовое окно и невидимые руки (когти?) подхватили его и повлекли неведомо куда.

Так быстро, что захватывало дух.

* * *

Айзала и Таменхи сидели у входа в дом — в который полагалось бы прибыть Сунь Унэну. Жрица провела несколько тревожных дней, пытаясь разведать, куда тот делся и что с ним стало. Множество народу, увы, пришлось оповестить о случившемся, и похоже, что огласки не миновать.

Всё произошло внезапно. Обоим сидящим послышался быстро приближающийся шум множества крыльев. Кто это? — подумала жрица устало, поднимаясь с сидения. Шассим? Флосс оставил своё гнездо, как только смог найти замену и вот уже второй день обшаривал весь Ралион, перемещаясь на Крыльях так, как никому и не снилось. Если он обнаружил, что Унэн жив, то вполне может мчаться сюда, так сказать, со всех крыльев.

А ведь частое использование Крыльев — или заклинания Транспорт, которым Шассим владел, как и некоторые другие флоссы — плохо отражается на здоровье. Человек, то и дело использующий порталы, начинает страдать повышенной утомляемостью; организм словно «разлаживается» от подобных прыжков. Для Флоссов частое — более трёх раз в сутки — использование телепортации означало существенное сокращение срока жизни. А ведь они и так живут, по сравнению с другими, не очень долго.

Розоватое окно возникло совсем рядом с собеседниками и на миг осветилось изнутри.

Оттуда вышел Сунь Унэн, весь мокрый и изрядно помятый, но, как всегда, довольно улыбающийся и невредимый.

Айзала остолбенела, не в силах ничего сказать. Таменхи сидел, глядя на вновь прибывшего широко раскрытыми глазами.

Унэн подмигнул обоим и, шагнув к небольшому столику, налил в стакан немного сока и осушил одним глотком. После чего оглушительно чихнул.

— Должен признаться, Достопочтенная, — сообщил он, устало опускаясь прямо в траву, — что мой отдых начался довольно–таки бурно. Передай моё искреннее уважение Вестнице.

Карлик Таменхи опомнился первым и исчез где–то в доме. Вернулся он с халатом в одной руке и высоким бокалом чего–то горячего и дымящегося в другой.

— Вот, — предложил он монаху оба предмета. — Выпейте залпом.

Напиток монах выпил, не меняя выражения лица, хотя состав был чудовищно противным. От халата же отказался: поднялся, провёл вокруг себя руками и хлопнул в ладоши. Взвилось и рассеялось густое облако пара, и одеяние монаха стало выглядеть, как новенькое.

— Может, теперь ты расскажешь, где был все эти дни? — поинтересовалась Айзала, обретшая к тому моменту дар речи.

Унэн замер, и улыбка исчезла с его лица.

— Дни? — переспросил он недоверчиво.

— Я ждал вас восемь дней назад, — откликнулся карлик. — Таменхи. Травник и алхимик.

— Сунь Унэн, — поклонился монах в ответ. — Монах и…

— …И совершенно невыносимое существо, — закончила жрица, подходя поближе. — Я страшно рада видеть тебя, Сунь, но… Если ты немедленно не объяснишь, что случилось, и почему никто не мог отыскать тебя на Ралионе…

— Пожалуйста, — Унэн вздохнул и вновь уселся. Несомненно, в том лишённом неба месте, где он совсем недавно читал проповедь, ему было проще. — Лечу я, значит, лечу…

— Постой, — Айзала подняла ладонь. — Сначала я сообщу всем, что поиски можно прекратить. — И растаяла в воздухе.

Таменхи качал головой и задумчиво теребил коротенькую бородку. Монах заметил, что карлик весьма похож на него, Унэна: даже ростом он был всего на пару сантиметров ниже монаха. Судя по тому, как быстро исчез озноб, он действительно был отличным травником.

— Айзала мне немало рассказала, — произнёс Таменхи, — но такого я себе и представить не мог. Слушайте, неужели всё, что она рассказала о вас — правда?

Монах засмеялся.

— Меньше половины, насколько я знаю. Я видел немало слушателей, которые были готовы верить только собственным глазам. Достопочтенная не доверяет и им. Как–то раз…

Он не договорил.

— Шассим скоро будет здесь, — произнесла Айзала, выходя прямо из воздуха. — Подождём его немного… Таменхи! Может быть, перебраться в дом?

— Разумеется, — карлик чуть наклонил голову. — Ужин ждёт нас.

— Нашёлся–таки один здравомыслящий, — проворчал про себя Унэн, стараясь сохранять мину усталого и измотанного человека.

Часть 3. Передышка

IX

— Очень интересно, — подал голос Шассим. — Очень интересное место. Жаль, что меня там не было. Увидеть Незавершённого… в смысле, Завершённого, собственными глазами…

— Я бы ни за какие сокровища не согласился вновь проповедовать перед Ним, — проворчал монах, содрогаясь. Тусклое мерцание узоров всё еще стояло перед его глазами.

Долгое время все молчали.

— Даже хорошо, что книга осталась в шкафу, — произнесла Айзала задумчиво. — Вдвойне приятно, что без помощи изготовителей шкафа тебе в него не забраться. Тем меньше соблазн. Так что отдыхай, как и договорились. Я искренне надеюсь, что… — и махнула рукой, — впрочем нет, уже не надеюсь. Буду время от времени справляться, как у тебя дела. Подумать только! Крылья отказали! Думаю, что это доставит нам немало хлопот.

— Да уж, — Шассим выглянул в окно. Небо постепенно светлело; приближалось утро. — Мне пора. Я и так чудовищно злоупотребил любезностью моего двоюродного брата. Унэн?

— Угу?

— Через три недели… через шестнадцать дней я смогу вернуться — правда, ненадолго, дня на два. Постарайся до того момента не приближаться ни к книге, ни к порталу.

— Да вы сговорились, — воскликнул монах негодующе. — Я пока намерен приближаться только к этим великолепным кушаньям — тысяча благодарностей, уважаемый хозяин! Ну и, понятно, к бутылочке–другой… сока, — закончил он фразу, глядя в глаза жрицы чистым и честным взглядом. — Очень полезно для здоровья. Так что не беспокойся, дорогой Шассим. Да сопутствует твоим птенцам удача.

— Благодарю, — Шассим церемонно расправил крылья на долю секунды и, вслед за Айзалой, исчез в открывшемся портале. Обычном портале.

— Скажите, пожалуйста, — Унэн воровато оглянулся, убеждаясь, что портал сомкнулся, — а вино у вас найдётся?

— Откровенно говоря, да, — признался Таменхи. — Правда, Айзала не велела мне…

— Тогда добавьте к вашей коллекции вот это, — и перед изумлённым карликом на столе возникла одна… две… дюжина тщательно закупоренных бутылочек. Травник в замешательстве взял одну из них и с уважением покачал головой.

— У вас великолепный вкус, уважаемый Унэн…

— Можно просто Сунь.

— Но всё же…

— В конце концов, я — тоже лекарь, — заявил монах, устало опускаясь в кресло. — Так что и сам могу определить, вредно оно мне или нет. Разве не так?

Таменхи открыл было рот… да только безнадёжно махнул рукой.

Так и договорились.

* * *

— Отойди в сторону и не мешай, — Тнаммо отошёл подальше от многочисленных сундуков, ящиков и тюков (возле которых остался бесстрастный Альмрин) и закатал рукава просторного халата.

Хиргол повиновался. Последние два дня пути его продолжало мутить: море было беспокойно. На его взгляд, они не так уж и удалились от Лауды, чтобы быть в безопасности от загадочных обитателей затерянного в песках города.

Пятого, похоже, это ничуть не обеспокоило. Вообще, Хиргол стал подозревать, что тот знает гораздо больше, нежели говорит. А говорил он весьма неохотно. Отвечал на вопросы (иногда), рассказывал об островах, мимо которых проходили (очень часто), вспоминал своё прошлое (крайне редко).

Поначалу Хиргол не мог взять в толк, почему Тнаммо говорит именно так, а не иначе и именно об этих вещах. До сих пор он не получил от него ни единого наставления, ни единого урока в отрасли магии, которая создавала искусственную — а точнее, иллюзорную — жизнь. Вся она была — так, по крайней мере, полагалось считать — под строгим надзором Совета Магов… но в него не входили маги Лерея. Изгнанные некогда из Совета за… проступки.

К слову сказать, проступки эти для Хиргола выглядели очень странно: изгонять за них явно не имело смысла. Конечно, никто не обязывает верить в то, что излагаемые магами истории собственных свершений являются правдой от начала и до конца.

Чаще наоборот.

Многие недоучки, едва освоившие основы построения заклинаний и научившиеся наводить несложные иллюзии, нередко гордо именовали себя «мастерами» и уходили искать славы и приключений, считая, что всё остальное можно изучить на ходу.

После чего встреча с подлинным положением дел обычно оказывалась первой и последней: в этом Хиргол убедился, сопровождая многих членов Девятки (ныне — Восьмёрки) в их путешествиях по разнообразным мрачным и невероятно жутким местам. Во многих случаях то были захоронения, поля давнишних битв, места, отягощённые проклятиями, сожжённые либо магией, либо неразумным отношением к природе. Которая и без всякой магии умеет достойно отвечать обидчикам.

Вот и теперь — «отойди и не мешай». Хорошо ещё, не напускает на себя самодовольного вида. Откровенно говоря, Пятый вызывал у Хиргола скорее симпатию, нежели зависть или страх. Он не преувеличивал своих возможностей и не скрывал ограниченности познаний.

…Тнаммо развёл руки в стороны, после чего соединил ладони перед собой и трижды коротко поклонился каждой из сторон света. Интересно, подумал Хиргол, что из всего этого действительно нужно для заклинания, а что — для зрителей? Поди пойми.

Несколько собранных Тнаммо груд камней зашевелились, потекли вверх расплывчатыми струями и оформились в человекообразные силуэты. Голова у них была весьма условной — не более чем украшением. Восемь исполинов подошли к Тнаммо. Тот что–то тихо произнес, и каменные существа направились в глубь островка. Где Пятому и предстояло выполнять инструкции Восьмёрки.

Хиргол настолько увлёкся наблюдением за тем, как каменные существа — големы — сооружают из камня большой дом (или, скорее, небольшую крепость), что совершенно забыл о Тнаммо. Когда над головой у юноши забили множество пар крыльев, он вздрогнул и поднял голову. Жуткого вида птицы, окраской сливавшиеся с однообразным каменным пейзажем вокруг, покружили над их головами и разлетелись в разные стороны.

— Охрана, — пояснил Пятый. — Ну ладно. Дом готов — помоги Альмрин отнести вещи.

Странно он его называет, подумал Хиргол, послушно взваливая на себя увесистый тюк, — словно к неживому обращается. Хотя… возможно, оно и есть неживое? Он взглянул в сторону быстро идущего Альмрина. На огромный сундук, который тот нёс без видимых усилий. От этого зрелища Хиргол похолодел.

К концу дня Пятый позвал его к небольшой естественной гавани, где стоял корабль.

— Присмотрись, — указал Пятый. — Узнаёшь кого–нибудь?

Двое людей вышли на палубу, неторопливо пропуская матросов, готовивших корабль к отплытию. Хиргол ахнул: это были они с Пятым. Не отличить. Хиргол номер два улыбнулся и помахал ему рукой.

— Кто это? — поразился юноша, не веря своим глазам.

— Мы и наша команда, — Пятый махнул рукой и его двойник, кивнув, крикнул что–то капитану. — Через две недели корабль разобьётся о скалы у берегов Оннда. Никому и в голову не придёт считать нас живыми.

— И они знают, что погибнут? — Хирголу стало невероятно страшно. Его двойник не сводил с него глаз, продолжая улыбаться и махать рукой.

Тнаммо усмехнулся и потёр ладони.

— Не бери в голову, коллега, — посоветовал он. — Чтобы что–то знать, надо, по крайней мере, уметь думать.

И оставил Хиргола одного. Тот смотрел, не отрываясь, как корабль выходит из гавани и начинает дорогу туда, откуда ему уже не вернуться. Когда позади появился Альмрин и сказал, что ужин готов, Хиргола едва не хватил удар. Голос у слуги оказался звучным и довольно приятным. Значит, не немой, думал юноша, следуя за ним. Альмрин сохранял бесстрастное выражение лица. Точь–в–точь, как сам Пятый.

— А как же команда? — вспомнил неожиданно Хиргол несколько часов спустя, когда помогал Пятому распаковывать вещи и собирать непонятного назначения оборудование.

Тот удивлённо поднял брови.

— Настоящая команда осталась в Венллене, — ответил он, наконец. — И потом, откуда такое человеколюбие? Если не ошибаюсь, Империя находится в состоянии войны, а мы — на вражеской территории.

Вот и спорь с ним.

* * *

— Он отказался от обучения? — Мондерел недоверчиво приподнял брови.

Арун кивнул.

— Приказал отменить все уроки. Сказал, что справится со всем сам. Сидит в вашей библиотеке и что–то читает.

— Ну что же, — Правитель задумчиво пригладил усы, — хорошо. В конце концов, ему виднее. Продолжайте выполнять его распоряжения — кто знает, может он и прав.

Прав, как же, подумал Арун, спускаясь по винтовой лестнице. Просто слишком много о себе воображает. Ничего, надо будет посоветовать ему совершить прогулку… скажем, на запад. И придать эскорт — так, чтобы не заметил. Встретится разок с «жабами» — тут же поймёт, чего стоит на самом деле.

Эта мысль показалась начальнику охраны чрезвычайно занятной. Действительно, коль скоро Гость — важная персона, то и обучать его надо соответствующими методами. Позволить несколько раз угодить в капкан, чтоб лишняя спесь сошла. Ничего, не таких приводили в чувство.

Во двор Иглы Арун вышел в отличном настроении.

* * *

— Превосходно, — заметил Норруан. — Правильно сделал, что отказался от всех уроков. Незачем они ему. — И подмигнул вороне.

Той, однако, было не смешно.

— Не понимаю, что ты задумал, — проворчала Морни.

— Поймёшь. Я сооружу для Воинства небольшое отвлечение на востоке, когда Гость выйдет на прогулку. А ты постарайся рассеять эскорт. Пусть отстанут как следует.

Ворона кивнула, но взгляд её оставался непонимающим.

— Не могу этого объяснить, — ответил Норруан, подумав. — Ты должна всё увидеть сама.

* * *

Первые пять дней Унэн только и делал, что отдыхал.

Отдых — понятие относительное. Таменхи появлялся в домике на несколько часов в день; со сказочной быстротой готовил всевозможные деликатесы (помимо тех, что приносил с собой). Монаху даже показалось, что здесь не обходится без мистики: Таменхи не применял никаких заклинаний, но делал всё вроде бы и неторопливо, но с невероятной быстротой. Трудно это объяснить. Надо хотя бы раз увидеть.

Каждый день травник готовил для Унэна несколько порций каких–то снадобий. Запах у них был превосходный, вкус — премерзкий, но что поделать! Унэн послушно пил то, что дают, и ел, как следует. Иногда позволяя себе бутылочку–другую вина. Поскольку сама Айзала не торопилась присматривать за ним, то позволять себе удавалось иногда по два раза в день. Словом, не жизнь, а сплошной отдых — если, конечно, не считать горьких, приторных и прочих настоев.

Дом был обширен; на втором этаже, где располагалась комната Сунь Унэна, находилась также и библиотека. Книги были преимущественно о травах, алхимии, а также по разнообразным разделам медицины. Хотя у монаха не было особого желания читать, всё же иногда он доставал, любопытства ради, томик с полки и сидел в тени деревьев, наслаждаясь свежим воздухом и приобщаясь к мудрости. Оказывалось, что, как и в любом деле, целительство имело тысячи способов справиться с тем или иным недугом. Проще говоря, правильного в нём не меньше, чем неправильного.

Унэн не сразу сообразил, что книга, которую ему удалось подобрать в «Храме Книги», всё ещё при нём. К его величайшему изумлению, томик оказался «Книгой предсказаний», им же самим переведённой на среднее наречие. Кто–то над ним смеётся, это точно.

Улучив момент, монах поместил это «приобретение» на одну из дальних полок. Будет подарком для Таменхи — если тот когда–нибудь туда заглянет. Да. Точно. Скучно, конечно, обнаруживать обыденные трофеи в столь необычных местах…

Таменхи сообщил, что ещё неделю он не сможет уделять своему пациенту более трёх часов в день (монаха слегка покоробило слово «пациент») — но вскорости дел станет поменьше, и он сможет подольше находиться в столь приятном обществе. Карлик явно был знаком с искусством изящной речи. Унэн тоже не был невеждой в этой области, и слушать их упражнения в изяществе, должно быть, было одно удовольствие.

Все эти пять дней монах не выходил за невысокий деревянный забор, ограждавший дом, озерцо, а также небольшое поле, где произрастало немало редких растений. Привыкнув находить интересное практически во всём, Сунь Унэн не спешил выглядывать за ограду. О книге (оставшейся в шкафу — он всё чаще называл её мысленно «та книга» или даже «Книга») монах вспоминал раза три, не более — и удивлялся всякий раз, как сильно она притягивала его прежде. Должно быть, Книга всё же излучала некую эманацию, которую шкаф (рассчитанный на хранение магически опасных предметов) и поглощал.

Подобная эманация не была открытием для монаха. Огромное количество магов, а также некоторые магически порождённые животные и отдельные виды нежити прекрасно использовали подобное притяжение внимания. Монаху почему–то пришло на ум слово «сирена», но сколько он ни думал, так и не вспомнил, откуда оно и что означает. Всё, что он ощущал — это несомненную связь непонятного слова с Книгой.

В ночь пятого дня Унэну вновь приснился яркий и запоминающийся сон.

* * *

Это был огромный дом; о множестве этажей; каждый этаж — хитроумный лабиринт прямых коридоров, которые ветвились и ветвились. Лестницы были разбросаны там и сям, соединяя все этажи в сложную и совершенно не поддающуюся представлению паутину.

Дом был обитаем и весьма оживлён. Приходило на ум слово «гостиница» — поскольку монах в своём неторопливом путешествии по дому испытывал именно это ощущение. Что он плывёт по обширной гостинице, откуда каждый день уезжает множество разнообразного народу, и столь же много, в свою очередь, прибывает.

Во сне он не мог управлять своими движениями — словно бы он, Унэн, лишь воспринимал все ощущения, которые испытывал таинственный персонаж его сновидения. Изредка Унэну попадались на глаза руки и ноги, а также предметы одежды персонажа — из чего он заключил, что тот (или та?) — путешественник, намеревающийся вскоре отправиться в позабытое всеми глухое место.

Впрочем, во снах никогда нельзя быть в чём–то уверенным.

Сон был словно образы в калейдоскопе — собирающиеся по собственному произволу; то занятные, то скучные; то притягивающие внимание, то вызывающие отвращение. Несколько раз он видел, как распахиваются обширные двери гостиницы и постояльцы, в сопровождении молчаливых носильщиков, уходят прочь. Чем и куда они отправлялись дальше, Унэн не знал — но у многих из отъезжающих был немалый багаж.

Проснулся монах неожиданно, за два часа до рассвета и более не смог заснуть. Вышел во двор и, ёжась под свежим утренним ветерком, долго сидел у озера, глядя на спокойно отражающиеся в воде два серпика — побольше и поменьше. Скоро новолуние.

Сон не принёс ничего неприятного. Просто расхотелось спать. Таменхи, однако, что–то заподозрил, поскольку осведомился, хорошо ли спал его пациент. Монах, мысленно вздохнув, рассказал ему всю правду (сон, конечно, пересказывать подробно не стал) и Таменхи тут же оживился.

— Интересно, — покачал он головой, полистав несколько минут толстый том. — Я не ожидал сдвига так быстро. Ну что же, слегка изменим курс лечения.

Кстати, — добавил травник в тот день, прежде чем уйти, — можете свободно покидать дом. Только старайтесь не выходить в лес — а в остальном я вас никоим образом не ограничиваю в перемещениях.

Унэн поблагодарил его, а сам подумал — ведь внутри ограды тоже найдётся, на что посмотреть.

* * *

— Итак, три всплеска за две недели, а мы по–прежнему не знаем, что происходит, — произнёс ректор Университета Венллен после того, как внимательно, в течение получаса, изучал представленные пунктами Наблюдателей сводки.

Было что–то забавное во всём происходящем. Ещё триста лет назад никто и не осмелился бы предположить, чем теперь будут заниматься Наблюдатели. Ну, докладывать о событиях, грозящих вылиться в массовое истребление той или иной расы, вида животных, уничтожение всевозможных природных богатств и прочего — это понятно. Для этого и создавалась организация. Но создавать карту напряжённости поля, откуда маги черпают энергию для исполнения заклинаний! Отыскивать следы порталов! Проверять в массовом порядке магические предметы на скрытые ловушки! Нет, такого никто бы не вообразил.

Ситуация была непростой. Астрологи и предсказатели всех видов совсем недавно единым хором объявляли, что Сумерки должны вот–вот завершиться.

Магия, как известно, это область, где всё зависит от огромного количества условий. Где никогда нельзя быть в чём–либо уверенным, поскольку магия как таковая — изобретение разума, а нет вещи, которая была бы для разума так загадочна, как он сам. Нормальное функционирование магических предметов и заклинаний сродни порядку в доме. Если не поддерживать его, не проводить постоянные уборки, не заниматься ремонтом и так далее — дом постепенно станет непригодным для обитания. Однако поддержка порядка в доме — работа, заметная только при её отсутствии.

С магией примерно та же история. Никто не знает в точности, от чего зависит её существование, однако некие силы поддерживают равновесие, позволяющее ей существовать. Не всегда, конечно. Однако отклонения от нормы не очень существенны и проходят сами собой. Словно кто–то взбаламутил воды медленно текущей реки: вскоре ил осядет, и вода вновь станет прозрачной.

Однако Сумерки, что уже второй раз опускались на Ралион, были намного большей неприятностью. Ослабевала вся магия. Порой делалась настолько неэффективной и ненадёжной, что ей становилось опасно пользоваться. В частности, более тридцати пяти лет — а именно столько длились нынешние Сумерки — не действовал ни один постоянный портал. Совсем недавно они соединяли все крупные города — заплатил крохотный сбор, шагнул — и ты уже в сотнях километров отсюда.

…Так вот, две недели назад предсказатели — как серьёзные учёные, так и многие прочие, — неожиданно объявили, что Сумерки продлятся ещё неопределённое время. И вскоре на стол каждого мало–мальски опытного мага, входящего в Совет, легли карты, на которых были обозначены произошедшие в энергополе всплески. За несколько часов излучалась или поглощалась энергия, которой в нормальных условиях всему Ралиону хватило бы на месяц–другой. Понятно, как могло это повлиять на медленно срастающуюся незримую ткань, которая позволяла магии работать. Ткните ножом в медленно затягивающуюся рану…

Три всплеска. Все в разных местах. Один — в горных окрестностях Киншиара (неподалёку от городка Коусан, кажется). Второй — почти что на самом Северном полюсе. Третий, самый слабый — неподалёку от Венллена. И усилия десятков магов, направленные на то, чтобы определить, что там случилось. Команда всякий раз оказывалась на месте спустя самое большее пять минут после всплеска — и ничего. Всё спокойно. Никаких следов открывавшихся порталов, ничего враждебного, никакого беспорядка. Жизнь продолжается, все искренне удивлены появлением мрачной команды быстрого реагирования. Да что вы, ничего особенного не происходило…

Ректор помотал головой, отгоняя воспоминания. Полярная высадка была самой запоминающейся. Молчаливое красочное безумие, охватившее полнеба, жуткий холод и совершенно неожиданно прекратившийся ветер. И ничего, абсолютно ничего — пустота и спокойствие. И напряжённость энергополя раз в тридцать раз выше обычной. От этого у ректора начинало невыносимо чесаться в носу. Это было бы смешно, если бы было простым совпадением… Спустя десять минут поле приходит в норму (одна восьмая от того, что было до Сумерек) и ничего не остаётся, кроме как вернуться.

— Были существенно менее сильные всплески, — перед ректором появился ещё один листок. — Вот один из них. К юго–востоку отсюда, примерно восемь дней назад.

— Это когда разразился непредвиденный шторм? — припомнил ректор. — Ну–ка, напомните мне, что ещё произошло в то время?

— Пострадали три корабля, — отозвался курьер, принесший новые сведения. — Два из них благополучно вернулись в порт. Третий найден сегодня утром, разбившимся к юго–востоку от Оннда. Выживших нет.

— Интересно, почему я узнаю об этом только спустя восемь дней? — осведомился ректор сухо.

— Подобных всплесков было очень много, — пожал плечами курьер, — а в сутках всего двадцать четыре часа, уважаемый ректор. Сами понимаете — мало кому придёт в голову интересоваться такими деталями. Правда, это уже второе крушение за последние три месяца, так что стоит задуматься…

— Благодарю вас, — ректор чуть наклонил голову, — кто у нас занимается подобными «случайными совпадениями»? Мне нужно срочно поговорить с кем–нибудь из них.

За последние десять лет лишь шесть кораблей потерпели крушение близ Оннда. И только на последнем из них никто не пережил катастрофы. Было, действительно, над чем задуматься.

* * *

Науэр всем и каждому говорил, что занят изучением библиотеки Правителя и вскоре, как ему казалось, избавился от назойливой опеки здешних хозяев. Что–то не переставало его беспокоить, и ему необходимо было побыть одному. Долгие дни и ночи Науэр сидел у стола, заваленного книгами, свитками, рукописями и прочими памятниками мысли и смотрел в окно. На север — туда, где за ближайшей горной системой уже начиналось запустение. На юг — туда, где возвышался неприступный замок Моррон, источник невероятного количества разнообразных чудовищ, наводнивших Зивир и постепенно пожирающих его. На запад…

Дымка появилась в голове у Гостя. Называлась она провалами в памяти и в значительной мере выводила из себя. Это не то ощущение, которое именуется «вот–вот вспомню» — когда где–то в глубине памяти кипит работа и вскоре будет извлечено долгожданное знание. Нет. То, что Науэр испытывал, можно было бы назвать «не знаю, помнил или нет». Каково!

Как–то утром он осознал, что на полках библиотеки нет ни одной книги о прошлом Зивира. Ни единого слова! Во всех записях, хрониках, заметках и всём прочем речь шла, самое раннее, о событиях пятнадцатилетней давности. Но этого просто не могло быть!

— …Боюсь, что вы просто не обратили внимания, — поправил Гостя Правитель, указывая рукой на дальнюю полку. — Вон там, и далее, все наши труды по истории. Восемь тысячелетий, не менее… Трудно не обратить внимания!

Поражённый Науэр потянулся к полке и массивный том едва не выскользнул у него из рук. Как же так? Несколько часов он просматривал все полки… быть того не может, чтобы он не заметил целой стены с полками!

Однако ведь не заметил.

Сославшись на некоторое утомление, Гость вежливо поблагодарил несколько удивлённого Правителя и уселся у окна, недоумённо глядя на вытертую материю переплёта. Что–то здесь нечисто. Он зажмурился и посидел так некоторое время. Мысли свободно плыли в голове, не оформляясь ни во что узнаваемое.

— Да, прогулка не помешает, — кивнул Правитель, соглашаясь с Аруном. — Слишком много читает. Да только что он там найдёт? Мы уже десятки лет ищем в записях хоть какие–то намёки.

Правитель устало опустился в кресло; на свой трон, что находился в Церемониальном зале — возвышаясь на тысячи футов над Зивиром — он не садился уже многие годы. Недостойно подобное Правителя: пока мир в опасности, садиться на трон — значит, искушать судьбу. Многие его предшественники горько жалели о подобных ошибках… Вот, например… надо же, забыл! Правитель хлопнул себя по лбу. Забыл! Сегодня же ночью посмотрю в библиотеке, решил он. Не хватало только начать терять память.

* * *

— Когда в точности они устроят прогулку? — спросил Норруан, довольно потирая руки.

Ворона на несколько мгновений прикрыла глаза.

— Через два дня, — было ответом.

— Ну что же, — на лице Владыки Моррон появилась довольная улыбка. — Пока что всё идёт по плану.

X

Вблизи это походило на высеченное из глыбы песчаника возвышение — удобное, скажем, чтобы обращаться с него с проповедью. Сооружению было немало лет; время потрудилось над его поверхностью, сгладив все углы и стерев все шероховатости. Для предмета, простоявшего многие века под открытым небом, оно выглядело чрезвычайно хорошо сохранившимся.

Возвышение было увенчано небольшим углублением — доверху засыпанным тончайшим песком. Ещё одна странность. Ветру давно полагалось бы выдуть весь песок. Тем более, такой лёгкий.

Унэн протянул руку и осторожно зачерпнул немного песка. Тот вылился из его ладони, словно жидкость, с тихим шелестом. На солнце его крохотные частички ослепительно поблескивали.

Таменхи с улыбкой наблюдал за монахом. Вокруг его дома, разбросанные на обширной площади, стояли разнообразные предметы — как правило, некогда служившие объектами поклонения, инструментами (назначение которых порой было утрачено), и прочими артефактами, сохранившимися с древних времён. Войны практически не достигали границ Венллена, и оставалось только восславить мудрость учёных прошлого, что спасли эти вещи, поместив их поближе к благословенному Лесному городу.

— Это оракул, — пояснил карлик, наблюдая за монахом. Последний стоял и пересыпал песок из ладони в ладонь, наблюдая за этим с улыбкой на лице. — Песчаный Оракул из Клемининта. Он должен действовать.

— И как им пользуются? — поинтересовался монах.

Его собеседник только пожал плечами.

Пересыпающиеся песчинки, выливавшиеся из ладони, на миг создавали в воздухе неправильной формы расплывчатое пятно. Кто–то утверждал, вспомнил монах, что радуга — это крохотные капельки воды. Во многих городах планеты были фонтаны, и в безветренные дни можно было часами стоять рядом с ними, наблюдая разноцветные, пересекающие искрящийся шлейф, дуги.

Не сойти ему с места, если и здесь не скрывается нечто похожее. Унэн улыбнулся и высыпал песок в чашу, подняв руку повыше. Да, несомненно, некий силуэт. Странная форма… не дуга, не кольцо… что же это может быть?..

— Что ты видишь? — донёсся голос карлика. Теперь он был исполнен некой торжественности… ранее ему не свойственной.

Монах вновь раскрыл ладонь, выпуская на волю шуршащую невесомую ленту, и вгляделся в силуэт. Обманчив, словно мираж в пустыне. Нельзя сказать, что именно ты видишь… но ведь видишь же что–то!

— Возвышение… — прошептал монах и чуть наклонил голову. Новая горсть песка. Солнечные лучи рассыпаются на части, преломляясь в крохотных белесых кристалликах. — Возвышение… человек в красном и жёлтом… и люди… много людей…

* * *

— Нечестивец! — прогремело над головами. Городок был мал, площадью такого размера ему стоило гордиться. Само поселение было неухоженным и пыльным, но площадь, вместе со стоявшими на ней изваяниями бога, являла образец совершенства. Вымощенная аккуратно подобранными каменными брусками. Идеально круглая.

И полная враждебно посматривающих на него людей. Унэн спокойно стоял, словно не замечая сотни собравшихся горожан. Почти весь городок. Ну ещё бы, не каждый день сюда приходят бродячие проповедники… и не каждый день здешний жрец Владыки Света в состоянии продемонстрировать мощь своего покровителя.

Давай, подумал монах, не меняя выражения лица. Он видел и подлинных жрецов — тех, что были в состоянии обрести на короткий миг силу, ведомую лишь Бессмертным, странствующим между мирами — и с такими шутки были плохи. Чаще всего эти жрецы сознавали свою силу… и были выше обыденной суеты.

Встречались, конечно, среди них и кровожадные демоны. Которые были не прочь сокрушить любого неверующего, чтобы возвыситься в глазах исповедующих культ и укрепить мощь своего бога. И, стоит добавить, многие боги равнодушно взирали на то, как проливается людская кровь. Что им с того? Культ укрепился — значит, всё в порядке. Одно радует: не всякий миг боги смотрят на нас, смертных.

А ты, старик, подумал Унэн, глядя исподлобья на мрачно усмехающегося жреца с солнечными знаками на одеждах — ты в лучшем случае фокусник. Умение производить взрывы, вспышки пламени и свет не так уж непостижимо. В глухих местах любой мало–мальски искусный алхимик может прослыть если не богом, то его верным слугой, непобедимым и могущественным. Унэн готов был побиться об заклад, что жрец, буравящий его взглядом, именно из таких.

А Владыке Света, как всегда, всё едино. Коли простой люд славит его имя, важно ли, что было этому причиной?

— Нечестивец! — прогремел голос жреца, и толпа притихла. — Ты явился, чтобы убедить нас в том, что и люди, и боги — одно и то же? Что величие богов ничего не стоит?

Часто ли они видели такое? Монах не впервые встречал враждебное отношение к Учению. Порой ему просто не давали открыть рта. Иногда презрительно обходили стороной. Но в этом случае… Да, нужно иметь крепкие нервы, чтобы не броситься наутёк! Жрец был мастером слова и не имел себе равных в актёрском ремесле. По крайней мере здесь, в позабытом почти всеми богами городишке.

— Одинаковы пути богов и смертных, и все мы — лишь рябь на воде, — ответил Унэн, слегка поклонившись жрецу. — Всё проходит в этом мире, и все бессмертные так же растворятся среди миров, как некогда возникли. Это закон природы, — закон, что выше всех остальных законов. Почему же так оскорбили тебя мои слова, о жрец?

Лишь ветерок, перебиравший пожухшие листья под ногами, осмеливался издавать звуки. Всё притихло. Жрец развёл руки в стороны, одеваясь золотистым ореолом. Монах был единственным, кто заметил небольшой пузырёк, который жрец сжимал между пальцами правой руки.

— Ты дерзнул облачиться в одежды цвета Его лучей, презренный, — голос звучал сильно и уверенно. Трудно было не подпасть под магию этих слов! И всё же ты фокусник, подумал монах спокойно. Актёр. Ты сам не веришь во Владыку. — Ты дерзнул собирать милостыню, не спросив у Владыки Его соизволения. Только полное раскаяние сможет спасти тебя от Его взгляда!

Все взоры обратились на Унэна, и тот почувствовал, как смерть, равнодушно осматривавшая здешние земли в поисках добычи, задержала взгляд на его спине.

— Ты всего лишь фокусник! — Унэн выпрямился и бесстрашно протянул руку к возвышающемуся над ним жрецу. — Не Его оскорбил я, появившись здесь, а твоё самолюбие. Мои одежды — знак уважения Владыке, вечное напоминание о его милости этой земле. — Монах сделал несколько шагов и, подойдя к статуе грозно улыбающегося божества, низко поклонился. — Ответь, о Владыка Света Элиор, оскорбил ли я тебя, дозволено ли мне сравнивать тебя со смертными?

Толпа откатилась прочь, едва монах произнёс Запретное имя. Но секунды шли, а смертоносный огонь, что должен был спуститься с небес и испепелить дерзкого пришельца, так и не приходил.

— Ну что, жрец? — монах вновь повернулся к совершенно растерявшемуся жрецу, и на лице его появилась спокойная улыбка. — Что скажешь? Что ты можешь сделать, не прибегая к сосуду, который держишь в руке?

Жрец вздрогнул, и пузырёк выскользнул из его руки, звонко разбившись о камни.

Яркая вспышка озарила площадь… и угасла.

— Так кто из нас прав? — спросил монах, не сводя со старика взгляда. Жрец открывал и закрывал рот, но не мог издать ни звука. Впервые он полностью утратил власть над происходящим. Что же будет теперь? Что станет с ним?..

Возглас изумления пронёсся над толпой. Монах обернулся и увидел протянутые к нему руки, расширенные глаза, рты, раскрытые от удивления. Он скосил глаза и заметил, что охвачен слабым, мягким жёлтым свечением. Прищурившись, он поднял глаза к солнцу и ему показалось на миг, что величественная фигура Солнечного Воина возникла высоко в небесах.

— Благодарю тебя, Владыка, — монах ещё раз поклонился статуе и, не оглядываясь, ушёл прочь.

В городе этом делать было больше нечего. Впрочем, можно было сказать и так: случай помог ему — везение, что часто сопровождало его.

Простое ли везение?

* * *

— …Так просто ушёл? — донёсся до Унэна голос Таменхи. Монах вздрогнул, заморгал и повернулся, опираясь одной рукой на Оракул. Карлик стоял рядом, и на лице его читалось любопытство. Словно он всё это время слушал интересную историю.

— Д–д–да… — ответил Унэн, не ожидавший подобного. Солнце заметно сместилось за то время, пока он вспоминал. Но постойте! Вспоминал–то он, а не Таменхи! Откуда карлику знать всё это? Или же Унэн вспоминал вслух? Монах вытер лоб ладонью и осознал, что карлик смотрит не на него, а на Оракул.

Он проследил за его взглядом и раскрыл рот от изумления. Песок больше не лежал в чаше податливой сыпучей поверхностью. Он обрёл форму, цвет, — замер неподвижно, сгустившись в подобие той сцены, в которой монах был одним из главных действующих лиц.

Унэн недоверчиво приблизил голову к крохотной фигурке, в которой легко узнал самого себя. Подобие было полным. Оставалось восхищаться способностям Оракула так точно воспроизводить воспоминания — у крохотногоУнэна–статуэтки были отлично видны складки одежды… черты лица… всё, абсолютно всё! Словно живой! Столь же точными были и фигурки неудачливого жреца и горожан.

И, разумеется, статуя. Монах прикоснулся к крохотной площади и вздрогнул, ощутив под пальцами неподатливый камень. И это тоже воспроизведено.

Таменхи хлопнул в ладоши, и сцена рассыпалась. Опала лёгкой пылью, вызвав у монаха лёгкое, мгновенно прошедшее головокружение. Вновь перед ним была чаша с песком. С песком ли? Отчего–то и Оракул, и песок больше не казались монаху неодушевлёнными. Скорее задремавшими… в ожидании новых воспоминаний, новых картин…

— Так вот зачем ты спросил, что я вижу, — повернулся Унэн к карлику, который смотрел на него с довольной улыбкой. — Именно так пробуждается Оракул, верно?

— Я ничего не спрашивал, — возразил Таменхи и монах с изумлением понял, что тот говорит правду. — Я просто стоял и смотрел.

В последний раз монах зачерпнул песок и поспешно высыпал его обратно.

— Если он сможет показать и будущее, — произнёс он, отходя от Оракула, — то я не хочу его видеть. С некоторых пор я не люблю предсказателей.

Таменхи пожал плечами.

— Почти ничего здесь не действует во зло. Так что… — он махнул рукой. — Ну что, пошли дальше?

Унэн покачал головой. Тягостные предчувствия неожиданно обрушились на него.

— Нет, благодарю. На сегодня довольно. Кажется, мне полагались какие–то лекарства?

Карлик оторопел. Если пациент неожиданно проявляет интерес к невкусным и отвратительным снадобьям — значит, что–то идёт не так.

* * *

— Не очень–то приятная процедура, — кисло заметил ректор, когда вошёл в препараторскую. У себя в Венллене он, конечно, участвовал в анатомических занятиях, но дело приходилось иметь с только что умерщвлёнными животными. Конечно, также неаппетитное занятие, но изучать утопленников… Ректор внутренне содрогнулся. Это не живые существа, повторял он себе. Но отчего–то дрожь время от времени пробегала по его спине.

Кроме него, в препараторской было ещё трое. Хансса, по имени, кажется, Шалейс — судя по знаку, занимает высокий пост среди здешних Наблюдателей. Она спокойно смотрела на тела — безо всяких эмоций во взгляде. Её ректор видел впервые.

Ольт Ленгерид был его давним знакомым — двенадцать лет он преподавал во Дворце Мысли. Специалист по големам, припомнил ректор. Странно… големы–то тут при чём?

Третьим был человек, руководивший поиском останков и организовавший вскрытие. Препараторская в настоящий момент была наиболее засекреченным помещением в Оннде и нечего было и мечтать попасть сюда без приглашения. Ректор не знал, кто отвечает за секретность происходящего. Кто–то из помощников Рамдарона, надо полагать. За последние сорок лет Федерация настолько хорошо развила свои секретные службы, что постоянно была в курсе происходящего. Рамдарон, по слухам, обладал агентурой едва ли не в каждой наземной стране Ралиона. Легко можно поверить, думал ректор, краем глаза глядя на седовласого, спокойно улыбающегося человека. Неизменная кожаная куртка и штаны из грубой ткани. По слухам, даже к аристократам он является в таком же виде.

Рептилия что–то тихо сказала Рамдарону на ухо (тому пришлось нагнуться) и он, кивнув, что–то приказал ассистентам. Их было двое, их имён ректор не знал. Да и незачем.

— Наденьте маску, — ректор быстро справился с задачей, — и перчатки. Старайтесь не приближаться к телам. — Произнеся всё это, Рамдарон зажёг над каждым из трёх столов яркий свет и рептилия, после краткого раздумья, осторожно наклонилась над покойником. Ректор вновь содрогнулся. Молчание повисло в комнате. Вопреки ожиданиям ректора, разложением здесь не пахло вовсе.

— Что она делает? — спросил он тихонько у Рамдарона. Последний, казалось, вовсе не интересуется происходящим.

— Пытается увидеть последние моменты жизни, — ответил человек охотно. — Здесь две странности. Во–первых, тела сохранились гораздо лучше, нежели полагается; во–вторых, ни рыбы, ни другая живность их почти не тронули.

— Сколько дней они пробыли под водой?

— Не менее двух недель, — ответил Рамдарон и ректор поёжился. Не люблю утопленников, подумал он устало. В детстве ему довелось наблюдать, как хоронили утопленника, и воспоминания о том отвратительном вечере вновь ожили. — Оттого–то мы и предположили, что это — искусственные существа.

— Память отчасти цела, — подошла к ним Шалейс. Золотистые глаза скользнули по Рамдарону и остановились на ректоре. — Но не полностью. С какого–то момента памяти нет вообще. Словно, — взмах когтистой рукой, — её отрезали. Напрочь.

— Такое бывает?

— Бывает, — ответил Рамдарон. — Но тогда это были бы либо глубокие старики, либо люди, умственно неполноценные. Я прав?

Рептилия кивнула.

— А перед нами, если верить записям в судовом журнале…

Они и журнал нашли! — подумал ректор восхищённо.

— … капитан корабля, первый помощник и тот, кто нанял судно. Трудно представить, что все они сразу были умственно неполноценны.

Ленгерид тем временем исследовал тело, которое только что рассматривала Шалейс. Он, правда, использовал инструменты — крохотные, похожие на затейливые украшения.

— Следовательно, — ректор говорил медленно, ощущая, как зреет догадка, — эти покойники вряд ли являются обычными людьми и корабль, следовательно, разбился не случайно.

— Совершенно верно, — Рамдарон сделал знак в сторону двери. — Идёмте. Вскрытие произведут без нас.

Откровенно говоря, ректор был этому рад.

— Предстоит ещё многое исследовать, — добавил Ленгерид полчаса спустя. — Но, несомненно, это — искусственные существа. Причём высококачественные. Я даже не возьмусь предположить, кто мог бы их изготовить.

— Личность установить пытались? — спросил ректор.

— Пытаемся, — пожал плечами Рамдарон. — Это двойники, вне всякого сомнения. Корабль вышел из Лерея, поэтому быстрого расследования не получится. Я позвал вас сюда, достопочтенный Альор, поскольку теперь нам потребуется помощь и от вас. Возле Венллена есть Парк Времени, где собраны…

— …всевозможные древние магические и культовые сооружения, — закончил ректор, улыбаясь. Ему было чем гордиться: всего за три года работы он обогатил коллекцию семью экспонатами. — А поблизости живёт один из наших травников. Почему вы спрашиваете?

— Возможно, потребуется прибегнуть к некоторым… экспонатам, — сухо закончил Рамдарон и ректор Альор, считавший себя человеком уравновешенным, вновь вздрогнул. — Мне необходимо ваше разрешение.

— Разумеется, — ответил ректор, несколько ошарашенный. — Неужели дело настолько… запутанное?

— Весьма, — кивнул Рамдарон, и в тот день о делах более не говорили.

Но ректор смог успокоиться далеко не сразу. Если таким специалистам потребовались артефакты из Парка… да, верно, ситуация непростая.

Вот он, главный недостаток кабинетной работы. Думал, что прекрасно разбираешься в происходящем и в состоянии сохранять самообладание — и тут же убеждаешься, что это не так. А вот Рамдарона воистину ничем не удивишь.

* * *

— Ну что же, сегодня значительно лучше, — Пятый посмотрел на то, что получилось у его напарника (и ученика) и одобрительно кивнул.

Хиргол не был о себе столь высокого мнения. Задание было довольно простым (с точки зрения Пятого): взять готовую «заготовку» той птахи, при помощи которой он совершил краткое путешествие к острову — тогда ещё, на корабле — и оживить её.

Тут–то и стало очевидно, что между описанием процесса на бумаге и его воплощением лежит огромная пропасть. Первые десять раз вообще ничего не получалось. Хиргол извёл уйму дорогостоящих реагентов, но Тнаммо не выражал неудовольствия.

— У меня получалось не лучше, — сообщил он после восемнадцатой неудачи и ободряюще улыбнулся. — Давай–давай! Достаточно, чтобы получилось хотя бы раз.

Хотя бы раз! Хиргола уже тошнило от едкого запаха магической смеси, которую приходилось готовить каждый раз заново. А ногти, похоже, придётся отмывать от пурпурного цвета несколько дней подряд.

…На последней неделе, стоило Пятому завершить обустройство дома (крепости), начались странности. То он, то Альмрин куда–то пропадали. Хиргол, в чьи тайные предписания входило следить за всеми действиями своего наставника, впадал порой в отчаяние: понять, куда они деваются, было невозможно. Да и крепость… Сколько в ней было проходов, коридоров, потайных ниш и тёмных переходов за ними! Он попытался было исследовать их ночью, когда Пятый спал, но услышав однажды за ближайшим поворотом чьё–то могучее дыхание, испугался так, что добрые пять минут не мог сдвинуться с места, и уж тем более издать хоть какой–нибудь звук. Он не понял, когда обладатель жуткого дыхания покинул свой пост, да и, откровенно говоря, не горел желанием это выяснять. Добрался до кровати и погрузился в тяжёлый сон.

'Anio Yarrad Klangottha'… Как трудно выговорить проклятое заклинание, ни разу не споткнувшись! И беда–то в том, что по частям заучивать его запрещено. А он, глупый, гадал, зачем последние два месяца перед отправлением его заставляли зубрить длинные, бессмысленно звучащие фразы — добиваясь того, чтобы они запоминались — хотя бы на краткий срок — сразу же по прочтении.

Теперь ясно, зачем. Но лучше от этого не становится.

'… Overviel Cinguddarha…' Проклятие! 'Cinguddarra', конечно же!

Малиновое свечение, начавшее было разгораться вокруг неподвижной «птицы», тут же померкло. Хиргол едва не хватил по ней кулаком со всего размаха.

— Десять минут перерыва и повторим, — услышал он голос Пятого сквозь туман в голове. Именем всех богов, как он ненавидел его в этот миг!

…На восьмой день (когда Хиргол был совершенно уверен, что Пятый сошёл с ума, и вместо выполнения тайной задачи сводит в могилу собственного ассистента) где–то ближе к обеду (мечты о котором были почти непереносимы ближе к полудню) всё неожиданно получилось.

Толком Хиргол ничего не понял. Заклинание, которое походило на опасную и ужасно проворную змею, которую нужно было во что бы то ни стало удержать вертикально на кончике хвоста, выговорилось чётко и без помех. На какой–то момент юноша пережил ощущение, равного которому по мощи и ясности ему испытывать не доводилось. Впоследствии он подобрал множество эпитетов к его описанию и даже посвятил этому моменту главу в своей книге, но в тот, первый раз…

В тот миг Хиргол осознавал, что понимает, как устроен мир, и чего от него можно добиться. Всё стало на свои места, и вместо безобразной и бессмысленной груды обломков перед ним собралась одна, прекрасная и сияющая картина. Он, Хиргол, был всемогущ. Но миг этот тут же прошёл, а вместе с ним — чувство силы.

Птица вздрогнула и, открыв крохотные глаза, недоверчиво взглянула на того, кто её оживил.

Хиргол от неожиданности отпрыгнул прочь от стола и с грохотом повалился на пол вместе со стулом.

Поднявшись на ноги, осторожно взглянул на стол. Птица прыгала по нему, вглядываясь в щели между досками — видимо, искала, что бы съесть. Хиргол рассмеялся и птаха, испуганная, тут же исчезла в открытом окне. Ветер, поднятый её крыльями, сдул со стола все бумаги. Юноша бросился их подбирать.

— Не суетись, — раздался над ухом добродушный бас и Тнаммо положил руку ему на плечо. — Всё, ученик. Самое страшное позади. Теперь иди отдыхай, и чтоб ближайшую неделю я тебя в лаборатории не видел.

Хиргол едва не обнял его — настолько сильно кипели в нём самые разные чувства. Но вот улеглись и они. Прежней неприязни к Пятому он почему–то не испытывал, и не мог её вызвать никаким усилием воли. Как странно!

Очень хотелось знать почему, поскольку в его тайном предписании были пункты, исполнить которые в противном случае он просто не смог бы. Хиргол некоторое время прислушивался к сумятице мыслей в своей несчастной голове, но в конце концов решил предоставить всё судьбе.

— А как же… птица? — спросил он, прежде чем отправился выполнять приказание.

— Пусть живёт, — было ответом. Тнаммо стоял у окна и задумчиво глядел наружу. Неведомо откуда возникший Альмрин стоял у него за спиной послушной тенью. — Она заслужила это, не правда ли?

XI

Чем ближе Гость приближался к западной границе Зивира (которая, если верить Правителю и его соратникам, состояла из топкого, смертельно опасного бесконечного болота), тем сильнее мучили его сомнения.

Прежде всего, сомнения в реальности происходящего. Нет, конечно, он помнил, как его зовут; тайной для него не являлось, кем и чем он был в своём родном мире (вспомнить который, однако, во всей полноте не удавалось). Практически все события, произошедшие с того момента, как он вышел из Ворот (для которых в голове у Гостя постоянно витало другое название), сохранились в его памяти.

Но сам Зивир казался ненастоящим. Нет, не то слово. Неправильным. Хотя и это слово не вполне подходит. Как–то это чувство можно было описать следующим образом: прежний Зивир не мог стать тем, чем он стал.

В этом Гость был уверен абсолютно.

Мысли о том, почему это утверждение казалось ему справедливым, вели к следующему выводу, не дававшему ему покоя.

Всё зависело от того, был ли рядом Правитель со своими друзьями или же Гость оставался один. Звучало это дико… но, вне всякого сомнения, было правдой: когда Правитель был рядом, Зивир выглядел по–другому; когда Гость оставался один (для чего, конечно же, невозможно было дать чёткого определения), Зивир таинственным образом менялся.

Менялся весь. Вплоть до того, что Гость видел вокруг себя. Оставаясь один, он думал о Норруане (произносить это имя не рекомендовалось и в мыслях, но мыслить о противнике иным образом Гость пока не умел) без особой ненависти. Да, противник. Да, разрушающий целый мир и превращающий его в свалку — причём совершенно неясно, зачем. Но и только.

…Он шёл, а лес всё не кончался. Коня он оставил там, где, если верить карте, начиналась окраина равнин, не тронутая магией Владыки Моррон. Но холм сменялся холмом, — и где же болота? Пейзаж вокруг был прекрасен, ничто не предвещало опасности. Охранные амулеты (к которым Гость относился с изрядной долей неуважения) не подавали признаков жизни. Всё в порядке, сообщали они. Здесь Зивир. Настоящий и не отравленный.

Ещё два холма — и Науэр замер от неожиданности. Равнина постепенно понижалась на запад; холм, на котором он стоял, был последним. И у самого горизонта, окружённый полем ярко–фиолетовых цветов, стоял замок. Выстроенный из белого камня. Невыразимо прекрасный и совершенный. Нет, это был не мираж — в этом Гость был твёрдо уверен. Не было никаких причин сомневаться в реальности строения. Замок существовал на самом деле; текший по долине туман скрывал его основание, но Гость сумел различить реявший над крышей флаг.

Вид этого флага ему не говорил ровным счётом ничего.

Вот оно что! — неожиданно мелькнула мысль, хотя Науэр, сказать по совести, не мог понять, о чём именно он подумал. Вот ещё одно доказательство, что Зивир не таков, каким кажется. Что мне говорили об этих краях? Что бы ни говорили, о подобном замке речь не заходила. Вот и отлично. Первым делом я спущусь к нему и узнаю, как там, и что. Жаль, коня оставил далеко… идти к замку, возможно, придётся не меньше часа.

Гость почувствовал себя проснувшимся. Всё предыдущее время, проведённое в Зивире, стало казаться ему тягостным сном — сном больного, которого ещё не отпускает недуг. Сон, протекающий на грани кошмара — где нечто ужасное постоянно находится рядом и выжидает удобного момента, чтобы открыться во всём великолепии.

Он сделал первый шаг, как вдруг из–за спины послышался топот ног (звучал он как–то странно) и возбуждённые голоса. Лязг металла. О небеса, подумал Науэр. Опять они. Немедленно, немедленно отослать их назад!

Он поднял взгляд на замок, путешествие к которому так и не началось, и глазам его предстало, вероятно, наиболее жуткое из превращений, которые только можно себе вообразить.

* * *

Замок растаял, рассыпался огромными глыбами и бесследно исчез. Небо из пронзительно–голубого стало серо–коричневым. Не сразу, но постепенно: словно грязь стекла по небесному куполу, пятная его омерзительными разводами.

Воздух наполнился запахами трясины. Гниль, распад, болотный газ, и прочее, столь же неаппетитное. Почва расступилась под ногами и Науэр, издав возглас отвращения, едва не повалился навзничь в поднявшуюся из ниоткуда трясину. Туман сгустился и поплыл вокруг, принимая зловещие, непереносимо жуткие очертания. Глухое дыхание и далёкие всплески донеслись оттуда, где только что красовался замок.

Будьте вы все прокляты, подумал Гость устало, напрягая все силы, чтобы не увязнуть в трясине и поворачиваясь лицом в сторону, с которой он пришёл сюда. Воины Иглы, обеспокоенные и изрядно уставшие, спешили на выручку.

— Вы живы, — обратился к нему ближайший и указал на что–то у самых ног Гостя. Тот взглянул и содрогнулся. Наполовину погрузившись в жижу, перед ним лежала туша существа, являвшегося, несомненно, амфибией. Огромная «жаба» была разрублена почти надвое ударом меча, который — к своему величайшему удивлению — Гость обнаружил у себя в руке.

Он готов был поклясться, что не вынимал его из ножен!

…На обратном пути воины восторженно глядели на человека, который рискнул забраться в болото так далеко — несомненно, выполняя какое–то из поручений Правителя. Шесть убитых амфибий попалось им на дороге — все носили те же следы того же клинка, а ведь каждая из «жаб» продавала свою жизнь не менее, чем за четыре–пять жизней противников!

Воистину, Гость был великим воином.

…Мондерел, выслушав рассказ капитана, только покачал головой, но не стал того ни в чём разубеждать.

Арун помрачнел и несколько дней ходил, словно в воду опущенный. Великолепный план не удался. Гость, с силой и настойчивостью одержимого, прорвался сквозь топи и перебил по пути всё, что попыталось преградить ему дорогу. Ничего себе! Видимо, в этом юноше всё же есть сила, которую он, старый вояка, не разглядел. Что ж, урок на всю жизнь. С этого дня Арун исполнился к Науэру искреннего уважения.

А сам Гость понял, что рассказывать о замке Правителю, либо кому–то ещё будет опасно… для замка. Нелепая эта мысль прочно засела в его голове и никак не проходила. Не было замка! — твердил ему внутренний голос. Ты же сам видел, как он рассыпался! И всё же замок был. Был, но в *другом* Зивире. Где не было Правителя и его усталого народа, с тоской ожидающего конца света.

Стало совершенно очевидно, что Гостю теперь без надзора и шагу ступить не дадут. Что теперь делать, Науэр не имел ни малейшего представления.

* * *

Норруан, как и обещал, бездействовал. Рассказ Морни произвёл на него большое впечатление. Ворона тоже успела увидеть белый замок и его конец; красочно описала Владыке весь обратный путь. Для воинов Иглы это был триумф. Для Науэра (в чём Норруан не сомневался) — поражение.

— Укажи мне точно, где находится замок, — неожиданно попросил он ворону. Та, с некоторым удивлением, подробно описала весь путь Гостя. Память у неё была по–прежнему превосходной.

— Значит, так, — протянул Норруан, ожесточённо чеша затылок. — У меня к тебе будет ещё одно поручение подобного рода… но позже. А пока — идём–ка со мной.

— Куда? — спросила птица подозрительно.

— На прогулку, — ответил тот, совершенно не подозревая, что Морни многие его поступки кажутся, мягко говоря, странными. До сих пор Владыка не объяснил, в чём смысл отвлечения воинства от Науэра. Нападать на того он не собирался, как–то общаться — тоже. В чём смысл?

Но лучше повиноваться. Ибо здесь, рядом с Норруаном, Зивир казался другим: хоть и более мрачным и постаревшим, но более… настоящим, что ли? Вороне трудно было подобрать нужные слова.

* * *

— Ну что же, последствия… гхм… переутомления практически прошли, — заявил как–то вечером Таменхи, в очередной раз придирчиво осмотрев своего пациента. Тот успел немного похудеть (нормальная реакция, заверил карлик монаха), но выглядеть стал намного лучше. Глаза его поутру уже не приобретали красноватого отлива, а кожа обрела нормальный, живой оттенок — по сравнению с прежним, землистым.

Таменхи, правда, не был склонен к бурному проявлению радости.

— Ну хорошо, — заключил он, прохаживаясь вокруг стоически переносившего осмотр Унэна. — Можно считать, что курс лечения завершён. Вы можете пребывать здесь сколько угодно долго, — признаюсь, что никогда мне не попадался столь интересный собеседник.

Унэн приосанился.

— Весь вопрос в том, что вы сделаете, вернувшись в монастырь?

Унэн поджал губы и, выждав несколько секунд, пожал плечами.

— Ещё не решил, — объявил он на словах.

— Я не специалист по части псионики, — продолжал карлик, закрывая дверь и зажигая лампу (темнело здесь быстро, а магического света карлик не использовал принципиально). — Но я и без неё легко могу угадать, что вы вернётесь к той самой книге, как только у вас будет такая возможность.

Вернёшься, подтвердила книга, надёжно спрятанная в патентованном магическом шкафу. Несомненно, вернёшься, я знаю. Впереди столько интересного!

— Вполне возможно, — неохотно произнёс монах, с трудом заглушая тихий вкрадчивый голос. — Хотя, надо признаться, хвататься дважды за одну и ту же раскалённую кочергу я не привык. Если и продолжу её читать, то с великими предосторожностями.

— Не вижу большой разницы — влетать в мышеловку сломя голову, или пробираться в неё тихонько.

— Не уверен, — возразил монах, но голос его звучал неубедительно. — Хотя…

— Здесь вы в сравнительной безопасности, — продолжал карлик. — Я не знаю, что это за книга, Айзала ничего мне не рассказала. Но симптомы вашего истощения были очень похожи на… — он замялся.

— На что же? — полюбопытствовал Унэн.

— На последствия нападения нежити. Мощной нежити, — вампира, например. Симптомы были настолько явными, что поначалу я приготовился к долгому и сложному лечению. Но вот проходит две недели — и вы, кому полагалось ещё долго восстанавливать силы, спокойно ходите вокруг и наслаждаетесь жизнью.

— Неужели мой рассказ был настолько неубедительным? — голос Унэна был довольно сух и не без доли раздражения.

— Напротив, — отозвался Таменхи. — Все ваши рассказы слишком убедительны.

Они обменялись взглядами и рассмеялись.

— Ясно, — ответил монах. — Ну и что же? До конца жизни я должен буду держаться как можно дальше от монастыря?

— Нет, конечно, — ответил карлик. — Я раскрою вам тайну — полагаю, что имею на это право. Ваше исчезновение и появление совпало во времени с некоторыми довольно странными событиями. Вскорости те, кто занимается всем этим, появятся здесь, в Парке Времени. Осмелюсь предположить, что поговорить с ними будет не вредно.

— А кто это? — тут же заинтересовался монах.

Таменхи поднял руку ладонью вперёд.

— Нет–нет–нет, — запротестовал он. — Это всё–таки тайна. Дело нешуточное… хотя, должен признаться, у нас в гостях наверняка будет кто–нибудь из ваших знакомых.

У меня пол–Ралиона знакомых, подумал Унэн.

— Тогда с вас одна такая ма–а–аленькая бутылочка, — он показал руками, насколько именно маленькая. — По моим подсчётам, должно было остаться ещё три штуки. Как раз — нам с вами по одной и последняя — вам на память. Ну как, идёт?

— Идёт, — безнадёжным голосом ответил травник. Когда Унэна охватывала решимость что–нибудь выпить, отговорить его было столь же нереально, сколь убедить дракона отдать свою сокровищницу на благотворительные цели.

Надо ли говорить, что вечер закончился на редкость весело.

* * *

— Где мы? — тихонько прошептала ворона, когда Норруан отпустил верёвку и замер. Каменный ворон бесстрастно рассматривал их с дальнего конца зала.

— Не имею никакого понятия, — честно ответил Владыка. — Ну, как тебе здесь?

Ворона слетела с его плеча и сделала несколько кругов по залу. Когда она вернулась и приземлилась перед Норруаном, тот сразу заметил, как загорелись её глаза.

— Превосходно, — ответила птица, по очереди расправляя крылья и часто моргая. — Никогда не ощущала себя такой… живой. Я чувствую, что могу сделать всё, что только захочу!

— Вот потому я и пришёл сюда, — Норруан уселся прямо на каменный пол. Было довольно холодно и весьма пыльно, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Одно движение бровей и пыль уберётся восвояси, оставив его в безупречной и чистейшей одежде…

Они довольно долго молчали. Ворона дышала и не могла надышаться вдосталь. Человек следил за ней искоса, тщательно скрывая улыбку.

— Что дальше? — нарушила молчание Морни.

— Остаться здесь надолго не получится, — вздохнул Норруан.

— Почему?

— Не знаю. Мне кажется. — Норруан не стал рассказывать ей о двухголовом чудовище, которое преследовало его… и о тени, взгляд которой он почуял. И о трёх незнакомцах. Пока ничто из этого не торопилось появляться вновь, хотя была уверенность — что–нибудь, да случится. Стоит ему только потерять бдительность.

— Здесь, хотя и лучше, чем там, — Норруан указал на дыру в потолке, — но небезопасно. По сравнению с Зивиром это — предел мечтаний…

— …но и здесь найдётся, чего боятся, — закончила ворона. — Вижу по твоему лицу. Так книгу ты нашёл здесь?

— Да, — Норруан был немало изумлён. Этого он не говорил. — Откуда ты знаешь?

— Догадалась, — ворона выглядела растерянной. — Сама не знаю. Пришло в голову. И…

Она замолчала и втянула голову в плечи. Воздух, неподвижно висевший в зале, пришёл в движение. Долю секунды ветер скользил над их головами и прекратился.

— Прошло, — шепнул Норруан. — Но может вернуться. Нам лучше уйти.

— После этого места я буду чувствовать себя… — Морни не закончила фразы.

— Догадываюсь, — человек осторожно усадил птицу себе на плечо и поднялся. — Но по–моему, лучше вернуться. Сбежать из Зивира — неудачное решение. Кроме того, мне кажется, что так просто сбежать не удастся.

— Почему? — спросила ворона, наклоняясь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Попробуй. Вон они, двери.

Норруан пожал плечами и двинулся вперёд. Он сделал едва ли с десяток шагов…

…Видение появилось в его голове. Некто, сидящий в замке Моррон и с пером в руке размышляющий, что бы такое придумать для Норруана с его спутницей… как бы разнообразить повествование, записанное в книге. Почему–то Норруан подумал о Госте, — который, несомненно, не мог находиться сейчас в Моррон.

И всё же думал именно о нём.

Не подходи к двери, означало это видение. Оно выглядело не более чем странная картинка, лёгкий шёпот за пределами слышимости, едва ощутимый намёк. Но в этом намёке звучало эхо силы настолько могучей, что, вздумай она обрушиться на него, от Норруана, Разрушителя Миров, не останется даже воспоминания.

Ворона вздрогнула.

— Ты слышал? — означал её взгляд. Норруан кивнул.

— Возвращаемся, — объявил он, и видение тут же пропало. Не дожидаясь его возвращения, Норруан поспешил к верёвке.

И вот они вновь на крепостной стене.

Свежий воздух, напоенный ароматами только что прошедшей грозы, показался им застоявшимся воздухом склепа.

* * *

— Я понял, — ответил Гость устало. Правитель по–прежнему говорил с ним, как с несмышлёнышем. Подолгу объяснял, почему тот, а не иной выбор так важен для них; почему необходимо действовать так, а не иначе. Гостя так и подмывало посоветовать самим и решать свои проблемы, но… он помнил, что Зивир — только кажется настоящим.

И если я найду Норруана, то первым делом спрошу, не заметил ли он того же самого, неожиданно подумал он. И осознал, что стоит, погружённый в собственные мысли, а Правитель со своими советниками выжидающе смотрят в его сторону.

— Извините, уважаемый Мондерел, — произнёс Науэр и слабо улыбнулся. — Я, должно быть, замечтался. Повторите, пожалуйста, ещё раз.

Правитель охотно повторил.

Гость помрачнел. Как он и предполагал. Ему предлагали отправиться со всем почётным эскортом (от которого, как он понимал, у него будут сплошные неприятности) до юго- или северо–восточной границы Зивира. Далее перемещаться вплотную к Реке — там, где Норруан будет не в силах обнаружить его, и уж тем более чем–то навредить.

Науэр рассеянно кивал, соглашаясь со всеми доводами, и оживился, только когда Правитель произнёс:

— К сожалению, на границе мы будем вынуждены вас оставить. Перемещаться к замку Моррон скрытно никому из нас не удастся…

«Уж это точно», подумал Гость.

— …так что, как только вы поймёте, что готовы выступать, я тут же распоряжусь относительно всего остального.

Ну что же, подумал Гость, как только я пойму, что готов? А это идея… где–то среди его книг я видел несколько очень интересных экземпляров…

— Мне хотелось бы ещё несколько дней посидеть в вашей библиотеке, — произнёс он вслух и Мондерел кивнул.

— Вам незачем спрашивать разрешения, Науэр, — наклонил он голову, — вся Игла в вашем полном распоряжении.

К большому удивлению Аруна, тем же вечером Гость спустился к нему в тренировочные залы и попросил подучить его владению оружием. Начальник стражи одобрительно похлопал его по плечу и распорядился немедленно начать тренировки.

Где и выяснилось, что Гость превосходил всех присутствующих по части холодного оружия. Практически любого вида. Как ни странно, но наибольшим сюрпризом это оказалось для самого Науэра.

Где он успел так научиться? — думал впоследствии Арун, и не мог отыскать ответа. Здесь требовалось не менее двух–трёх десятков лет, чтобы стать мастером подобного класса. Впрочем, возможно, что в родном мире Гостя время течёт по–иному… или же он гораздо быстрее обучается, нежели обитатели Зивира. В любом случае у него, Аруна, совесть будет спокойна: Гость отправится в путь основательно подготовленным. Лично он не доверял никаким магическим средствам защиты… коль скоро магия не смогла защитить Зивир от пришествия Норруана.

Мало ли что говорят древние легенды! Те, кто их слагают, тоже любят, скажем так, приукрасить повествование. А что до прорицаний… то им верят только выжившие из ума старики. В этом Арун был совершенно уверен.

* * *

Норруан и Морни сидели перед открытой книгой и хохотали. Норруан — раскатисто и громко, ворона — скрипуче и потише. Насмеявшись, они вновь склонились над написанным Норруаном текстом.

— То–то он удивится, когда узнает, отчего вдруг стал таким редкостным мастером по оружию, — произнёс Владыка, вытирая слёзы. — Готов спорить на что угодно, — для Науэра это было гораздо большей неожиданностью, чем для всего Воинства, вместе взятого. В конце концов, Мондерел и вся его компания ожидали этакого сверхчеловека… пусть его и получат.

— Тебе не страшно находиться рядом с Книгой? — ворона произносила это слово всякий раз с заглавной буквы.

— Нет, — Норруан подумал, прежде чем ответить.

— Но она имеет власть над Зивиром. Очень большую власть.

— Согласен, — Норруан кивнул. — Вполне возможно, гораздо большую, нежели я. Хочешь, я напишу сейчас, что Гость был повержен, не успев даже добраться до Моррон?

Ворона покачала головой и нахохлилась. Она ещё помнила раскалывающуюся на куски Иглу… и её чудесное возрождение.

— Из этого ничего не выйдет, — пробормотала она.

— Верно, — подтвердил её собеседник. — Ничего не выйдет. Я могу утверждать это с полной уверенностью, поскольку уже пытался это сделать.

— Пытался??

— Смотри, — Норруан обмакнул перо в чернила и быстрой скорописью вывел на чистом месте страницы то предложение, которое только что так испугало Морни.

Некоторое время надпись оставалась неизменной, глянцево сверкая невысохшими чернилами.

Потом с едва слышным шипением буквы начали впитываться в бумагу, пока не исчезли без следа. Сгинули. Под отрывком, в котором утверждалось, что Науэр прибыл в Зивир, будучи непревзойдённым мастером холодного оружия. Этот текст чуть посерел и не думал пропадать: видимо, Книга полагала его правильным. Если, конечно, Книгу имело смысл считать одушевлённой.

Норруан почти не сомневался, что Книга, бесспорно, является живой. Её голос он слышал теперь всегда, стоило ему отойти подальше от Моррон или просто подолгу не подходить к ней.

— Ясно, — ворона взлетела на стол, и долгое время изучала текст. — Никаких следов. Вот теперь Книга пугает меня по–настоящему.

— Не бери в голову, — Норруан захлопнул том и слабый, но весьма притягательный голос тут же смолк. — Книга есть книга. Пока что пишу в ней я. И потом — ты разве не ощущаешь, что поблизости от неё становишься… как ты говорила — более настоящей?

— Ощущаю, — мрачно согласилась Морни. — Не скажу, чтобы это не было страшно. Кстати… тебе не приходило в голову, что в Книге можешь писать не только ты?

— Приходило, — и Норруан, перевернув несколько страниц назад, указал Морни на строку текста.

Где было сказано, что Норруан всегда будет знать, где Книга находится и всегда сможет воспользоваться ей.

— Кроме того, — добавил Норруан самодовольно, глядя на ошарашенную ворону, — я опустил её в Реку. Ненадолго, на пару часов. Так что теперь повредить её будет очень непросто.

— Ты привязал себя к ней… вполне возможно, навсегда, — тихо произнесла Морни. — Ты осознавал, что делаешь?

— Вполне, — усмехнулся Владыка. — Просто мне надоело ощущать себя ненастоящим, Морни. Если это — выход из создавшегося положения, то я готов примириться со всеми неприятностями, которые это может означать.

Хотя, если говорить начистоту, Норруан не был настолько уверен в себе. Книга нисколько не возражала, когда он дописал в ней эти строки — связывавшие его и её. И в этот момент, едва только чернила высохли и чуть посерели, становясь неуничтожимой надписью, Норруан вспомнил, как легко и быстро со страниц Книги пропал весь прежний текст. Тогда, когда он открыл её впервые.

В последний ли раз она меняет своё содержимое?

Ни из чего не следовало, что в последний. Посему его действительно время от времени посещали тревожные мысли о том, что может теперь случиться с ним.

Хотя беспокоиться уже поздно.

Остаток дня они с вороной провели, читая рукописи из обширной библиотеки Моррон. Во многих из них повествовалось о мирах, совершенно неведомых жителям Зивира. Морни они приводили в восхищение… а Норруан смутно ощущал, что Зивир — не первый, и даже не второй из миров, где ему довелось побывать.

* * *

Унэн замер на середине фразы; ему показалось, что он слышит два смеющихся голоса — один человеческий, а другой — не совсем. Голоса долетели из ниоткуда и поразили его настолько, что он споткнулся и замолчал.

И тут же вспомнил лабиринт, свой разговор с Шассимом. Точно так же тогда он услышал или увидел нечто, проникшее за допустимые пределы. Точно так же замолчал, в попытке понять, что происходит. Повторяется, подумал монах и прижал ладонь к мгновенно вспотевшему лбу. Сунь Унэн, известный странник, нарушитель спокойствия и пьяница, нашёл–таки способ сойти с ума.

— Что–то услышали? — голос Таменхи доносился со всех сторон. Монах напряг волю и сбросил с себя страх, что на долю секунды сковал его по рукам и ногам. Ощущение было премерзкое.

— Судя по тому, что мне показалось, — выдавил Унэн, тревожно оглядываясь, — я теряю рассудок.

Травник рассмеялся.

— Полно шутить, уважаемый, — он подошёл к недавнему пациенту и, осторожно раскрыв пальцами веки его правого глаза, некоторое время всматривался. — Всё в полном порядке. Насколько я могу судить. А мне доводилось лечить душевнобольных, знаете ли.

Унэн почувствовал себя совсем хорошо.

— Что–то на меня нашло, — признался он и ещё раз оглянулся. Комната как комната. Никакие привидения не скалятся из тёмных углов, всё лежит на своих местах и ведёт себя, как полагается. — Я догадываюсь, что может это вызывать, но…

Он махнул рукой.

— Кстати, — прервал карлик затянувшееся молчание. — Что это была за история — я имею в виду слово, которое ничего не означало?

Пожав плечами, Унэн написал слово на листе бумаги и показал.

— Что будет, если перевести его при помощи заклинания?

— Ничего страшного, — монах провёл над листом ладонью, и буквы моментально испарились.

— Здорово! — глаза травника горели, словно у ребёнка, который наконец–то увидел вожделенную игрушку. — Представляю, какой поднимется шум. Да, Айзала права — у вас очень насыщенная жизнь!

Унэн не слушал его, поглощённый идеей, смутно пробивавшей себе дорогу. Он поднялся и прошёл мимо травника к противоположной стене: там находилась подробная карта Парка Времени — с чёткими указаниями, какой экспонат где находится.

— Вот это, — указал Унэн пальцем. — Плита Тан… Тан…

— Тангхро, — подсказал карлик, встав рядом. — А ведь это идея! Считается, что Плита в состоянии перевести какую угодно надпись — даже с мёртвых языков. Хотите попробовать?

— А что, можно?

— То, что могло бы быть опасным, не находится на открытом воздухе.

— Убедительно, — кивнул монах и выпил несколько капель, остававшихся в бутылочке.

* * *

— Вот он, — указал Норруан пальцем. Говорил он отчего–то шёпотом — словно громко произнесённые слова могли разрушить видение. Замок, действительно, производил впечатление. Долгие часы, которые они с Морни потратили, пересекая отвратительные болота, были щедро возмещены. Пока армия Иглы сражалась с целой ордой ужасных на вид, но совершенно безобидных фантомов в полусотне миль отсюда, здесь царили мир и тишина. Долина простиралась во все стороны и Норруан начал постепенно понимать, что происходит.

Вернее, начал видеть то, что никогда не пытался увидеть раньше. Что пришло в голову Науэра (о чём Владыка пока что не знал). И чего не могло существовать, с точки зрения Мондерела и его товарищей.

— Что ты знаешь об этом замке? — спросила его ворона. Сидеть на плече у Норруана было не особенно удобно, зато заведомо безопасно. Трудно было представить, что сказал бы Правитель, узнай он о том, что его злейший враг спокойно пересёк всё огромное пространство, разделяющее самый западный пост Зивира и Моррон — оставшись незамеченным!

Незамеченным никем, включая магов Иглы. Которые сейчас слишком заняты, чтобы думать о подобном. Им ведь до сих пор кажется, что на их земле Норруан бессилен.

— Но они заблуждаются, — произнесла ворона, словно прочитав мысли человека. — Они видят здесь болота, потому что привыкли их видеть.

— Так ты тоже поняла? — Норруан усмехнулся. — Похоже, что мы втроём, включая Гостя — единственные жители Зивира, которые видят мир таким, каков он на самом деле.

— Что будешь делать? — спросила Морни. — Отправишься в замок?

— Разумеется, — и Норруан щёлкнул пальцами, превращая сапоги в семимильные. — Туда и обратно. Сейчас, конечно, все маги всполошатся… но что они нам? Мондерел не позволит им уйти, оставив Иглу без охраны.

И сделал шаг. Ветер ударил в лицо, едва не сбросив ворону прочь, и та отчаянно вцепилась когтями в плечо спутника. Норруан не обратил на это никакого внимания. Замок вырос перед ними — сложенный из белого камня, ухоженный, знать ничего не знающий о призрачной войне, которая опустошала Зивир.

Норруан похлопал по голенищам сапог, превращая их в обычные, и приоткрыл дверцу в правой створке главных ворот. Она оказалась незапертой.

* * *

Науэр с изумлением смотрел на странную войну, бушующую вокруг Иглы. Прямо из воздуха на войско Правителя обрушивались невероятные чудовища — высотой с дом, со множеством крыльев, рук и голов, вооружённых оружием, от одного вида которого делалось дурно.

Чудовища оказались довольно слабыми: даже часть магов, успевших прибыть к Игле, прекрасно справлялись с обороной. Но равновесия было мало: всё новые и новые страшилища возникали из ничего и долго так продолжаться не могло. Если они привыкли отражать подобное, подумал Гость, размышляя, не стоит ли и ему вступить в бой, то я о них был незаслуженно низкого мнения.

— Оставайтесь в крепости, — сурово обратился к нему ближайший стражник, едва только Гость попытался выйти наружу — туда, где всё содрогалось от рассекавших воздух молний и полотен пламени. — Приказ Правителя. Не имею права вас выпускать.

Науэр мысленно сплюнул в сердцах и покорно вернулся в Иглу. Он смотрел на битву — точнее, на оборону — и едва не упустил тот момент, когда один из амулетов, которые на него нацепили, издал приятный музыкальный звук и замерцал.

Норруан рядом!

Мерцание, впрочем, ослабевало. Мурашки пробежали по коже Гостя. Что это — Владыка Моррон решил ударить первым, не дожидаясь, пока Гость отправится в поход? Науэр положил амулет на ладонь. Сейчас он являлся чем–то наподобие компаса: зыбкая красноватая стрела на его поверхности указывала в сторону, где находился Норруан.

Гость проследил взглядом за стрелой и оторопел.

В точности то место, куда он смог добраться недавно — там, где увидел белый замок.

Вихри мыслей пронеслись у него в голове.

«Но Владыка в состоянии постичь наши мысли, хотя ваши ему недоступны…»

«Никогда не было ничего, кроме болот…»

«Сможет ли он прорваться к Игле?..»

Науэр очнулся. Подбежал к другому окну, выглянул. Точно! Все призрачные чудовища появлялись со стороны, противоположной той, где находился — если верить амулету — Норруан. Значит…

Он лихорадочно искал объяснение происходящему.

— Там, внизу! — крикнул он, зная, что в грохоте и вспышках битвы никто не обратит внимания на его голос. — Это просто отвлечение! Норруан обманул нас!

Едва он вымолвил последние слова, как все до одного чудовища исчезли.

И не появлялись уже под выжженным молниями небом Зивира.

«Убитые» чудищами бойцы пробуждались от забытья, и в изумлении осматривали друг друга, не находя ран, что недавно казались смертельными.

А Науэр сел у окна и закрыл лицо ладонями. Он не сможет объяснить Мондерелу, что всё это может означать; он не сможет его ни в чём убедить.

Потому что сам Гость будет полностью уверен в правоте слов Правителя, когда окажется рядом с ним. Ощущение собственного бессилия было почти невыносимым. Завтра же отправляюсь, подумал Науэр холодно. Хватит. И будь, что будет.

* * *

Норруан вздрогнул, не успев прикоснуться к ручке двери, открывавшей вход в очередную залу.

Замок был совершенно безлюден, но в превосходном состоянии.

Фонтаны били внутри крепостных стен — каждый из нихнаходился посередине крохотных квадратных полян, стенами которым служил тщательно подстриженный колючий кустарник. Безмятежно пели птицы, ведать не ведая о надвигающихся катастрофах и вселенских бедах. Норруан несколько раз замечал разноцветных певцов, почти невидимых среди густой листвы; стоило подойти поближе, как птахи торопливо отступали: крохотные разноцветные огоньки. Морни равнодушно смотрела на всё это; её поражала строгая геометрическая красота, открывшаяся взору, а не природа.

Владыку же восхитила именно жизнь, что текла здесь своим чередом. Возникшая из ничего — взамен положенного зловонного болота. Но ни деревья, ни животные, ни птицы и не подозревали, что существуют так недолго.

Знают ли они об этом? — мелькнула в голове нелепая мысль.

…Вход в главное строение замка был открыт; каменный пол подметён; штандарты и начищенное до блеска оружие украшают стену по левую руку от входа. Никогда Норруан не слыхал о подобных флагах — переплетённые алые и золотистые полосы на знамёнах; щит с изображением розы, с лепестками всех семи цветов радуги; тяжёлый боевой обоюдоострый топор с рукоятью, инкрустированной сотнями драгоценных камней. И много иных, совершенно неожиданных предметов.

— Мне кажется, что я сплю, — произнесла ворона. Перья на её голове топорщились — видно, ей действительно было не по себе.

— Мне тоже, — Норруан вдыхал свежий, пахнущий весенней листвой воздух и никак не мог понять, возможно ли было бесконечное количество лет дышать солью мёртвого океана и не сойти при этом с ума?

Перед дверями, массивные створки которых украшал барельеф с изображением воина, на боевой колеснице несущегося вперёд, Норруан остановился.

— Мне кажется, что за этой дверью мы получим ответы на некоторые вопросы, — произнёс он и прислушался. Прислушалась и Морни. Действительно — из–за дверей доносились приглушённые звуки, несомненно, музыкального инструмента. Похожего на арфу. Впрочем, не имело значения, рука ли или порывы ветра извлекают из натянутых струн подобные звуки — по ту сторону дверей обязательно должно быть что–то, объясняющее существование замка.

Это казалось само собой разумеющимся.

Но, едва Норруан прикоснулся к позолоченной ручке, как мелодия оборвалась, и взамен послышался отвратительный глухой скрип — так, должно быть, скрипит виселица, когда порывы ветра раскачивают повешенного.

Норруан побледнел.

Он хотел было что–то спросить у вороны, но та громко каркнула и забила крыльями, чтобы не упасть. Поток тёплого воздуха обрушился на них со спины, и Норруан едва успел выставить перед собой руки, чтобы не удариться лицом о камень.

Отпрянув от двери, он ужаснулся. На ней остались окровавленные отпечатки ладоней. Кровь медленно стекала по камню, превращаясь из тёмно–красной в чёрную.

Владыка поднёс ладони к лицу — совершенно невредимы.

Гора увядших листьев влетела в комнату; взамен недавней свежести в воздухе повис аромат осени — предвестник скорого распада. Что–то ужасное происходило с замком. Происходило прямо сейчас.

Норруан вновь повернулся к двери, твёрдо намеренный открыть её, что бы ни было по ту сторону. И вновь оторопел. Кровь, неровными дорожками стекшая по барельефу, приняла очертания ужасного лица — искажённого гримасой страха, боли, отчаяния; с глазами, вылезающими из орбит.

Где–то над замком послышался раскат грома.

— …уходить! — кричала ворона прямо в ухо. Норруан вздрогнул, словно очнувшись от тяжёлого сна. Пятно было на месте. Вокруг было по колено сухих коричневых листьев. Плесенью и пеплом пахло вокруг. — Надо уходить!

Сюда, — позвали его справа. Человек резко обернулся. Голос не принадлежал живому существу. Так могла бы заговорить гора, жалуясь на рудокопов, терзающих её чрево.

Иди сюда, — послышалось вновь. Норруан дорого бы дал за то, чтобы никогда больше не слышать этого голоса.

Торопись, — упало откуда–то сверху, и глянцево–чёрный овал возник впереди; голубые искорки пробегали по его кромке.

Норруан шагнул в овал. Вовремя: пол под его ногами уже расступался и коричнево–чёрная жижа, источавшая густой тошнотворный туман, быстро поднималась из трещин.

…У себя в Моррон Норруан долго, бормоча проклятия, оттирал перепачканные в грязи сапоги; в конце концов, плюнув, уничтожил их и сотворил новые. Но ощущение осквернённости осталось.

— Одного я не пойму, — заметил он позже, записав произошедшее с ними в дневник (было искушение записать всё это в Книгу, но Владыка устоял). — Чем им так понравились эти болота? Почему они так упорно думают только о них?

— Может быть, Гость знает ответ? Раз уж ты собрался с ним поговорить?

Норруан пожал плечами и велел возникшему из ниоткуда слуге растопить камин пожарче. Ему было холодно.

* * *

— Какая странная, — вырвалось у Унэна, едва он заметил Плиту. Вблизи она более походила на надгробье (за которое он её и принимал), чем на что бы то ни было ещё. Как и прочие экспонаты Парка, Плита выглядела невероятно древней — сохранившись с тех времён, когда драконов в небе было больше, чем людей на земле, а демоны, исполненные дикой силы, властвовали надо всеми стихиями. Трудно было представить, что кто–то мог высечь Плиту. Вероятнее всего, она появилась на Ралионе именно такой — вывалившись из кармана проходившего мимо рассеянного божества.

— Да, пожалуй, — согласился Таменхи. Ночь была в разгаре. Хотя обе луны светили лишь вполсилы, освещения было достаточно, чтобы передвигаться среди редких деревьев Парка. Карлик всё же захватил с собой фонарь. Использовать современную магию, пояснил он, вблизи экспонатов не рекомендуется. Унэн, впрочем, и не намеревался этого делать.

— И как с ней обращаются? — спросил монах, зачарованно проводя по отполированной поверхности Плиты ладонью. Звёзды сверкающими точками отражались от её холодного зеркала.

— Очень просто, — карлик извлёк блокнот. — Берём бумагу, пишем на ней, — он показал, — и опускаем на Плиту. Вот так.

Буквы сместились, расплылись и изменили очертания. И вот взамен древнего, не всем знакомого письма, на клочке проявилась понятная им обоим надпись. Что характерно, на Тален.

— «Всякая трава может быть всесильна», — прочёл монах и улыбнулся. — Кто это сказал?

— Мой дед, — ответил Таменхи. Унэн не рискнул спросить, где его хозяин так выучил древний язык, от которого осталось лишь несколько надписей на памятниках. Карлик был не так прост, как могло показаться.

— Ну что же, — монах извлёк бумагу и чернильницу с пером (карлик с удивлением смотрел на это священнодействие) и, удобно усевшись рядом с плитой, написал для начала несколько фраз тайнописью. Которой, кроме него и Айзалы, пользовались очень немногие.

Плита «переводила» их безукоризненно.

В конце концов, монах аккуратно написал на чистом листе слово «анектас» и, помедлив, неторопливо спрятал перо и чернильницу прочь. Поднялся с земли и, с листком бумаги в руках, нерешительно остановился у Плиты.

— Что случилось? — удивился карлик. Выражение лица монаха было необычным. Знай Таменхи об обстоятельствах, когда подобное выражение посещало лицо Унэна, то, несомненно, поспешил бы подальше отсюда. Сам же монах и не подозревал, насколько сильно его собственное тело выдало обуревающие его чувства.

«Ну, сейчас начнётся», — подумал он и решительно положил листок на Плиту.

Отступил на шаг. Но ничего не происходило. Ветерок пронёсся над ними, но то был обычный ночной ветер. Насекомые продолжали звенеть, трещать и петь на разные голоса; ночные хищники, — как пернатые, так и четвероногие — напоминали миру о своём присутствии. А Плита безмолвствовала.

— Да–а–а… — выдохнул Таменхи, подходя поближе. Буквы «неправильного» слова оставались прежними. Плита либо не могла, либо не хотела открыть его смысл.

— Убедительно, будь я неладен, — проворчал монах и почесал затылок. — Ну хорошо. Больше вопросов у меня…

И остановился, не договорив. Он хотел снять с Плиты листок с надписью, но тот словно приклеился к её поверхности. Унэн попытался подцепить уголок ногтем, но без особого успеха.

— Что за… — произнёс он недоумевающе, как вдруг Таменхи сильно потянул его за локоть.

— Смотрите!

Плита начала тускло светиться. Над листком с непокорным словом потёк тёплый воздух, — чёрные тени деревьев по ту сторону Плиты, посеребренные двумя лунными серпами, пошли волнами. Вскоре жар, исходящий от артефакта, стал почти непереносимым даже на расстоянии.

Унэн неожиданно прыгнул к плите, в последний раз попытавшись оторвать листок. Добром всё происходящее кончиться уже не могло.

— Не смейте! — Таменхи вцепился в упирающегося Унэна и отволок его прочь. — Мы всё равно уже ничего не можем сделать.

— Тогда надо убегать, — резонно заметил Унэн. — Или вам охота поджариться?

— Бесполезно, — покачал головой его собеседник. — Если что–то случится, не поможет никакое бегство.

Плита уже светилась, словно кипящее серебро. Странно, но лист не сгорал. А от букв поднимался ввысь густой чёрный туман и сплетался в небольшое облако. Оно было абсолютно непроницаемым — медленно растущая чернильная клякса в зените.

Бумага вспыхнула. Вспыхнула и тут же сгорела дотла, не оставив ни пылинки пепла. Унэн и Таменхи задрали головы. Над ними облако засветилось тёплым фиолетовым сиянием, выпустило вниз несколько хищно дрожащих лепестков. Теперь оно походило на опрокинутую чашечку цветка. Чудовищного цветка, что расцветал посреди проголодавшихся небес и утолял их голод беспечными путниками. Мысль эта ураганом пронеслась в сознании монаха, не оставив времени удивиться, насколько странно она звучит.

Голова у Унэна закружилась, и он уселся с размаху на землю.

Рядом плюхнулся Таменхи, также не в силах оторвать взгляда от того, что творилось в зените. От Плиты на их лица падал мертвенный свет, а лепестки опускались всё ниже. Метров тридцать, не больше, отделяло их от земли.

Донышко «цветка» налилось ярко–пурпурным свечением.

Унэн ощутил, как невероятно мощный поток энергии проходит сквозь него — изливаясь из глубин «цветка», из бархатных лепестков, которые уже не казались жадными щупальцами.

Синяя вспышка выплеснулась во тьму, и стало светло, словно днём.

Унэн и Таменхи обернулись и обнаружили, что вокруг полно народа. Не менее десятка силуэтов, неподвижных и молчаливых, стояли поодаль. Один из вновь прибывших поднял руку, и с кончиков пальцев сорвалась ярко–синяя молния. «Цветок» вздрогнул и съёжился.

Ещё несколько молний.

«Цветок» стремительно потускнел, завял и расплылся в чистом ночном небе.

Унэн вскочил и подбежал к Плите, не обращая внимания на окружающих. Таменхи кинулся туда же.

Плита остывала. На поверхности её красовался необычный узор: несколько разноцветных пятен с зыбкими очертаниями и соединяющие их тонкие дуги. Едва не разбив в спешке чернильницу, монах стремительно зарисовал очертания узора, взывая в душе ко всем богам, чтобы не упустить ни одной детали.

А затем Плита погасла. Разом. Вновь стала холодной, отполированной и безучастной. Таменхи даже потрогал её пальцами — всё, как прежде. Из глубин Плиты по–прежнему исходили флюиды, подтверждавшие, что она в полном порядке. Хорошо, если так.

Монах ещё несколько секунд что–то яростно дописывал и дорисовывал.

— Надо было взять карандаши, — буркнул он и только теперь заметил, что их окружила дюжина людей. Впрочем, нет: очертания трёх фигур выдавали в них рептилий.

— Так–так, — послышался отдалённо знакомый Унэну голос и ближайший к нему человек поднял над головой зажжённый фонарь. — Очень хорошо. Лучшего места для развлечений вы не нашли?

— Сунь Унэн! — воскликнула одна из рептилий. Монах молча поклонился в ответ. На ней не было знаков различия, а без них для монаха все они были на одно лицо. Хоть бы представилась, что ли. — Ну, тогда всё понятно. Можно было сразу догадаться.

— Что там у нас? — спросил кто–то.

— Всё чисто, — ответил ещё один смутно знакомый голос. — Ничего не произошло. Более того, в этот раз направление было противоположным.

Кто–то присвистнул.

— Ну ладно, — рептилия взяла обоих провинившихся за локоть и решительно отвела подальше от Плиты. — Сейчас вы нам всё расскажете. Фаирлон, командуй отбой тревоги.

Таменхи обречённо вздохнул. Вид у него был, словно у побитой собаки. Видно было, как хочется ему сказать «я тут ни при чём!», и как трудно на это решиться.

— Я не нарочно, — скромно заметил Унэн, поскольку ожидался ответ.

Рептилия рассмеялась, но не отпустила их.

— Если бы я слышала это в первый раз, то, возможно, поверила бы. Таменхи! Откуда он здесь взялся?

— Он мой пациент, — ответил карлик, шумно вздохнув. — И это я предложил ему воспользоваться Плитой.

Видно было, чего стоило карлику такое признание. Унэн подумал, что как–нибудь отблагодарит его за это. Если, конечно, Таменхи отныне впустит его на порог.

Часть 4. Начало пути

XII

Как ни странно, ни Шассим–Яг, ни Айзала не устроили монаху выволочку. Видимо, хватило того, что их с карликом более трёх часов допрашивали эксперты из Специальной команды. Монаху это даже доставило некоторое удовольствие — когда стало ясно, что гроза прошла стороной и взысканий не будет. Что самое странное, и Таменхи не держал на него зла.

Хотя ничего приятного в допросе, да ещё под каменными взглядами экспертов–телепатов, не было. Унэн ощущал невидимые «глаза», пытавшиеся прочесть его мысли, и без особых проблем скрыл своё сознание под непроницаемым ментальным щитом. Чтение мыслей, как хорошо известно, в официальных процедурах допустимо только с согласия допрашиваемого.

Хотя Таменхи мог об этом не знать… а эксперты, конечно же, и не подумали его предупредить. Поразмыслив, Унэн не стал говорить Таменхи о том, что несколько их «собеседников», безо всякого сомнения, покопались в его памяти. Пусть останется на их совести.

— Никогда у меня не было столь бурного лета, — заключил Таменхи. Айзала скептически усмехнулась, Шассим непонимающе моргнул несколько раз.

— Я оказался беспокойным гостем, — заметил монах, сияя, словно солнышко. — Приношу извинения.

— Извинения приносят другим тоном, — заметила жрица, — и с другим выражением лица.

Таменхи рассмеялся.

— Да ладно уж, — махнул он рукой. — В конце концов, всё ведь обошлось.

— Это как сказать, — мрачно возразила жрица. — Вы всех на ноги подняли… вернее, ты поднял, Унэн. Вряд ли тебе будет приятно узнать, что по этой причине Сумерки могут затянуться ещё надолго. А мы так надеялись, что всё пройдёт к осени. К этой осени, — уточнила она.

Монах только пожал плечами.

— Что есть, то есть, — признал он. — Рано или поздно я всё равно попытался бы перевести это слово. Теперь, конечно, я на это не решусь — после такого…

— Ну да ладно, — Айзала выглянула в окно. — Пора домой. Там и обсудим, что делать и как. Для тебя, кстати, есть дела, — кивнула она в сторону монаха, и тот сразу же оживился.

— Какие именно?

— Непосредственно связанные с твоими ночными безобразиями (монах страдальчески поморщился), — жрица поджала губы. — Достаточно сложные, чтобы ты не уселся за книгу, — добавила она, смерив монаха взглядом. Тот лишь загадочно улыбнулся.

— Впрочем, подробности после. Ночь была длинной и тяжёлой. Сначала надо отдохнуть. Таменхи?

— Слушаю, Достопочтенная.

— Благодарю тебя за помощь. Приношу извинения за хлопоты. Постараюсь, чтобы подобного не повторялось.

— Не стоит, — карлик утомлённо поморгал. — Я не в обиде.

— Тогда в путь, — и все вышли во двор.

— Я появлюсь к полудню, — неожиданно объявил флосс и, взлетев почти вертикально вверх, исчез. Никто не смог заметить, когда он успел открыть портал.

— Надо же, — покачал головой восхищённый карлик.

— Силён, — подтвердил Унэн и крепко пожал травнику руку. — До встречи.

— До встречи.

Ещё один портал открылся и закрылся. Безо всяких происшествий.

А восточная часть неба уже наливалась золотом.

* * *

После того памятного дня, когда Хирголу впервые удалось заклинание, Пятый, казалось, полностью потерял интерес к своему ассистенту. Прибегал к его услугам, не возражал против присутствия последнего, пока занимался таинственными магическими манипуляциями. И почти не разговаривал просто так.

Отчего бы это?

Однако Хиргол не обижался. Смутно он подозревал, что, после удачного опыта, поднялся на ступеньку повыше и теперь, возможно, с ним просто обращаются именно так, как положено. Откуда ему знать. Он пока ещё не маг. А лезть с глупыми вопросами его давно уже отучили.

Тнаммо же следил краем глаза за своим напарником и делал выводы. Из мальчишки определённо получится маг, подумал он и отчего–то опечалился. Вне всяких сомнений, Первый снабдил Хиргола массой глупых указаний… или не очень глупых. Сейчас мальчишка наверняка не знает, кому служить — Пятому, неожиданно открывшему ему путь к могуществу, или же Первому — очень далёкому, но не ставшему от этого менее опасным. Пятый вздохнул. До чего же вся Девятка (извините, Восьмёрка) подозрительна! Даже к самим себе!

Как бы то ни было, дело мало–помалу продвигалось. По–прежнему всё было готово к немедленной эвакуации — что пройдёт она успешно, Пятый не сомневался. Всех секретов он не открывал никому. Даже если Хиргол — агент Совета Магов, то застать его, Тнаммо, врасплох всё равно не удастся.

Своё главное сокровище — журнал, в котором хранились записи о самых существенных достижениях — Пятый очень хорошо замаскировал под личный дневник. Есть основания полагать, что остальные члены Восьмёрки не справятся с расшифровкой его. И да помогут боги тому, кто рискнёт прибегнуть для этого к магии. Журнал, хоть и не был големом в подлинном смысле этого слова, но…

Стоп. Об этом лучше даже не думать.

Вздохнув, Тнаммо выставил на стол первый отряд разведчиков — «статуэтки» птиц, летучих мышей, крупных пауков и прочую «живность». Для начала хватит. Первое время поиски будут вестись, так скажем, не слишком усердно. Первому невдомёк, что он, Пятый, давно знает, кого и где искать.

И знает, что главная проблема — не найти цель, а выжить после того, как удастся ударить по ней. Всякий раз посылаемые Пятым искусственные соглядатаи успевали прожить всё меньший промежуток времени. И, хотя большинство последних из них не успевало даже увидеть человека, до которого мечтала добраться Восьмёрка, интуиции своей Тнаммо доверял абсолютно.

Этот дар у него не смогли отобрать никакие испытания. Да… волей ли случая, или руководствуясь тонким расчётом, место для резиденции человек (которого именовали Целью) выбрал идеально. Сам Тнаммо не может там появиться. Никто из Восьмёрки — тоже. Силы, охраняющие Цель, неподкупны настолько, что позавидовал бы самый трусливый тиран.

— Ну, в путь, — решил Тнаммо и щёлкнул пальцами. В комнате появилась неведомо откуда взявшаяся огромная птица — походившая отчасти на стрижа. Длиной чуть менее человеческого роста. Любой орнитолог Ралиона дорого бы дал за то, чтобы изучить эту махину: других таких в мире не было.

«И не будет», подумал Тнаммо, ласково поглаживая птицу по шее. Он некоторое время укреплял на животе её два крохотных на вид мешочка — в которых, ожидая своего часа, находился первый десант его шпионов. Проба сил. Подобных существ мог создавать мало–мальски опытный специалист по големам, и Тнаммо не собирался сразу пускать в ход главные силы. Первый явно нервничает; предыдущие поражения отбили у него страсть к риску и притупили способность предсказывать действия противника. Ему и невдомёк, что противник ничего не замышляет.

Потому что располагает настолько мощным оружием, что не хочет нападать. Скорее бы уж кончалась война, подумал Тнаммо печально. На что я трачу свой талант! Звери–убийцы! Големы–похитители! Невидимые шпионы! Если только это останется от меня… Нет, право же, стоило перейти на сторону Цели, пока мог…

— Лети, — велел он птице и та, ловко вспрыгнув на стол (отчего тот жалобно скрипнул), взмахнула могучими крыльями и была такова.

— Будь осторожна, — пожелал Тнаммо вполголоса, хотя птица всё равно не услышала бы его. — Возвращайся побыстрее.

* * *

Науэра провожало всё Воинство. До границ Восточного леса — до самой Реки — его будет сопровождать Аймвери. Против этого Гость не очень возражал: во–первых, Аймвери сам очень любил слушать (и не подвергал сомнению каждое слово), а во–вторых, рядом с ним… словом, проще было оставаться самим собой.

Воины молча смотрели, как Гость удаляется на восток. Пешком, почти без снаряжения: магическая сумка вмещала достаточно продовольствия, чтобы хватило, по меньшей мере, на месяц. Как и всякая магия Зивира, сумка эта могла потерять силу вплотную к Замку Моррон — тогда придётся её бросить. Сейчас сумка весит от силы фунта два. Всего ничего. И места занимает совсем немного — войдёт в любой карман.

За последние несколько лет выжившие жители Зивира — простые люди, ремесленники и крестьяне, никогда не участвовавшие ни в каких битвах, и не знавшие, отчего распадается всё, ради чего следовало жить — все они переселились поближе к Игле. Жители городков и селений, по которым двигался Гость, молча провожали взглядом того, кто мог справиться с напастью. Даже если это — всего лишь отсрочка неминуемой смерти.

…Сам Гость старался ни о чём не думать. Если рассудить, от его мнения мало что зависело. С точки зрения Правителя, ему суждено победить Норруана и повернуть вспять медленное разрушение Зивира. Это как же прикажете понимать — что бы я ни делал? Если, скажем, я пойду к Норруану и сдамся, то что — тот заскрежещет зубами от бессилия и сгинет? Гость усмехнулся. Вот почему Правитель не желает видеть никаких несообразностей, нелепостей, связанных с Зивиром. Ему нужен был тот, о ком говорили пророки, чтоб им пусто было. И теперь, когда он полагает, что нашёл спасителя, всё образуется само собой.

Сдаваться Норруану Науэр, разумеется, не хотел. Более всего он хотел домой. В свой мир, сколь безобразным и безнадёжным он ни казался бы. Поскольку там он был человеком, хотя бы никому и не нужным, а здесь — орудием судьбы. Которому и думать не полагается.

Вот это мы и проверим, думал Гость, одним ухом прислушиваясь к речи лесного жителя. Аймвери знал немало преданий и сказок, которых Науэр никогда не видел в библиотеке Иглы — и слушать его было приятно. По крайней мере, он не торопил Гостя исполнить миссию.

Аймвери предложил воспользоваться помощью своих четвероногих друзей и добраться до Реки за несколько часов, взамен пары дней — но Гость отказался. Как и ожидал Повелитель леса.

Куда приятнее идти пешком, глядя на нетронутую пока природу, на прекрасных животных и птиц, на невиданные до того цветы, деревья и кусты. Смутно Науэр помнил, что Правитель — в тот день, когда Гость даст знать о своём приближении к Замку Моррон — начнёт грандиозное наступление всеми имеющимися силами. Чтобы отвлечь внимание Владыки Моррон от Гостя, и позволить тому беспрепятственно проникнуть в Замок.

Внутри которого Гость и Норруан будут равны по силам и возможностям.

Тут–то и скрывался главный изъян в планах Правителя Мондерела: Гость не собирался подавать никакого знака.

* * *

— Он выглядит очень мрачным, — заметил Арун, когда Гость попрощался с Правителем и его приближёнными, и, едва поспевая за стремительно шагающим Аймвери, покинул надёжные стены Иглы.

— Вероятно, я выглядел бы точно так же, — пожал Правитель плечами и устало опустился в кресло. — Я не сомневаюсь, что он справится с задачей, но вот что станет с ним, со всеми нами и Зивиром к тому времени?

«А ведь у предыдущих ничего не получилось», — едва не заметил Арун, но вовремя прикусил язык. Ибо нельзя было придумать ничего нелепее: Гость был первым, кто откликнулся на призыв о помощи, исходящий из Зивира. Возможно, если он не справится, появится и второй… если только Зивир выдержит так долго.

В последнем Арун, сказать по чести, не был уверен совсем.

* * *

Айзала медленно вдохнула и выдохнула воздух.

— Если бы ты не был настоятелем, тебя следовало бы выпороть, — сообщила она Унэну, с миной обиженного ребёнка сидящему возле шкафа, ключ от которого он умудрился потерять, и печально глядящему на дверцу. — Что может быть в этом шкафу такого, что мы не смогли бы заменить? Кроме книги, конечно.

— Снаряжение, — повторил монах в сотый раз за этот вечер. Шассим, восседавший по правую руку от него, чуть скосил глаза, но не пошевелился и не издал ни звука. Вмешиваться, когда ссорятся два этих человека — значит, не желать себе добра.

— Какое именно?

— Моё любимое, — монах пожал плечами и постучал пальцами по спинке кресла. — Давай решать скорее. Меня ждут ученики.

— Никто тебя не ждёт, — отмахнулась жрица. — Не валяй дурака, Унэн. Что — кроме книги, конечно, — может удерживать тебя? Я не могу сказать, что время нас торопит, но, с другой стороны, зачем его терять?

Монах пожал плечами в сто первый раз и безнадёжно развёл руками.

— Хорошо, — Айзала поняла, что дешевле будет сдаться. — Изготовитель шкафа прибудет завтра. Иногда мне кажется, что лечить тебя следовало вовсе не от переутомления.

И, сухо попрощавшись, покинула кабинет.

— Она обиделась, — заметил Шассим, впервые за вечер подав признаки жизни.

— Я тоже, — было ответом. — Меня отправляют в опасное и долгое путешествие, и не дают забрать то, что для меня дороже всего на свете. Как тут не обидеться?

* * *

…Унэн лежал на жёсткой кровати, по которой успел соскучиться, и размышлял. Спать ему не хотелось, что бы он ни делал. С другой стороны, и не размышлялось — в голову лезла всякая чушь. Неприятный разговор с Айзалой, конечно, не имел большого значения. Честно говоря, Унэну не очень–то была нужна его реликвия… но он ощущал себя одержимым демоном противоречия. Ему любой ценой хотелось показать, что с ним здесь должны считаться.

Шассим, вероятно, это понял, подумал Унэн и подошёл к окну. Башенка, в которой гостил целитель, была освещена изнутри мягким светом. Интересно, что он там делает? Читает? Думает? Медитирует? Монах неожиданно понял, что знает о Шассиме — и флоссах вообще — крайне мало. Внутренний мир этих птиц оставался загадкой.

А между тем большинство Людей и их собратьев по облику были, как говорится, открытой книгой. С ними не возникало особых проблем. Рано или поздно становился понятен образ их мышления. По крайней мере, до такой степени, что можно было надеяться на взаимное понимание.

Я знаю, почему мне не спится, подумал монах неожиданно. Впереди — путешествия, приключения… сказывается более чем семилетний перерыв. Происшествие у Плиты не в счёт. Оттого–то он и возбуждён сверх меры. Теряю форму, подумал Унэн и подмигнул своему отражению в оконном стекле. Расслабился я тут… сидишь день–деньской, занимаешься исключительно рутиной. Похоже, даже потолстел. Нет, это задание подвернулось исключительно вовремя.

В дверь тихонько постучали.

Унэн повернул голову.

Не сразу до него дошло, что постучали не во внешнюю дверь — кабинет служил как бы прихожей — а во внутреннюю. В ту комнату, где он привык заниматься медитацией — а заодно и спать.

— Войдите, — разрешил Унэн. Строгие правила не позволяли послушникам и даже монахам младших рангов посягать на уединение друг друга — их кельи, не говоря уже о покоях настоятеля, являлись местом, полностью изолированным от окружающего мира. Чтобы младший, вот так запросто, осмелился нарушить уединение настоятеля в… Но эти мысли пришли позже.

В тот момент Унэн витал слишком далеко, чтобы помнить об уставе.

Дверь тихо отворилась, и внутрь вошёл человек, при виде которого у Унэна широко раскрылись глаза. Пришелец был высок, облачён в изрядно поношенные доспехи, повидавшие немало славных сражений. Лицо его представляло собой невообразимое количество пересекавших друг друга шрамов. Длинная рукоять меча виднелась за левым локтем вошедшего.

Первой мыслью Унэна было: как его впустили в монастырь, не заставив сдать оружие?

Впрочем, едва только вошедший переступил порог, как мысль эта сама собой улетучилась: за спиной человека виднелся не кабинет, а горящий город. Вернее сказать, догорающий. По небу ползли тяжёлые грозовые тучи и мертвенно–синие вспышки то и дело выхватывали из мрачного пурпурного пекла очертания уцелевших стен и колонн.

Второй мыслью Унэна было: они уже встречались. Недавно.

Человек оглянулся и осторожно затворил дверь.

— Мы уже виделись, — произнёс он низким хриплым голосом. — Ты сумел найти её, — продолжил он, медленно опускаясь на табурет — единственный, кроме кровати, предмет мебели. От него тут же распространился запах гари. Довольно неприятный. — Ты должен прочесть её первым.

Унэн сразу понял ещё две вещи: во–первых, что он спит; во–вторых, что речь идёт о Книге. Первое можно проверить. Он выглянул в окно… и понял, что за ним течёт обычная для этих краёв ночь. Со всеми её цветами, звуками и запахами. Башенка Шассима ещё светилась. Позвать его?

— У меня мало времени, — продолжал незнакомец довольно резким тоном. — Ты слышал, что я сказал?

— Кто ты такой? — Унэн выдержал взгляд пришельца и, без обычной улыбки, уселся на кровать.

— Неважно, — незнакомец нервно оглянулся на дверь, и стало ясно, что он чего–то ждёт. — Не отдавай её никому. Не говори с ней ни о ком — это очень важно.

— Для кого?

— Если не послушаешься, поймёшь, — человек положил на подоконник какой–то предмет. — Я здесь для того, чтобы передать послание. Вот, оставил на окне. И запомни: не медли! Если за ней придёт её хозяин, быть беде.

Мысли взвились смерчем в голове Унэна.

— Хозяин? Норр…

— Тихо! — воин испуганно прижал палец к губам. — Не повторяй при ней имена. В особенности — своё. Она…

Необычный звук, напоминающий рёв исполинского медведя, донёсся из–за двери.

— Пора, — воин коротко поклонился. — Не пытайся обмануть её, странник. Выполняй все обещания.

— Но что же… — начал было монах, но опоздал. Кивнув на прощание, воин бесшумно приоткрыл дверь, впустив внутрь новую порцию отравленного дымом воздуха, и исчез.

Унэн кинулся следом, открыл дверь… и вылетел в кабинет.

Там было тихо и спокойно; мирно тикали часы, слабо светился дверной косяк. Всё, как всегда.

— Ещё один мудрец на мою голову, — проворчал монах. Надо было оторвать клок от его одежды, что ли. Иначе ведь ни единому слову не поверят, расшибись хоть в лепёшку!

Впрочем, не поверят и в этом случае.

Тихонько он вернулся в спальню, и мурашки пробежали по спине. Унэн не часто ощущал сильный испуг — такой, чтобы тело отказывалось повиноваться, а мысли спутывались.

На подоконнике лежал ключ от шкафа. Тот, который он выронил при столь неудачном полёте на Крыльях. Тот, который должен существовать в единственном на свете экземпляре.

Открой шкаф и проверь, на месте ли Книга, — тихо прошептал монаху голос. Знакомый голос. Вкрадчивый и убедительный.

— И не подумаю, — монах спрятал холодно мерцающий ключ в рукав, вытянулся на кровати и моментально заснул.

XIII

Вид у мастера, занимавшегося магическими шкафами, был скучающе–утомлённым. Складывалось ощущение, что подобный визит для него — рядовое событие. Изрядно надоевшее, к тому же.

В комнате, помимо мастера, находился сам Унэн, Айзала и Шассим. Последний настолько хорошо играл роль чучела, что взгляд мастера даже не задержался на нём. Однако Унэн, внимательно осмотрев замершего на «насесте» целителя, понял, что тот — весь внимание, слушает и запоминает.

— Вам создали кодовую фразу, которая должна позвать ключ к владельцу, — проговорил мастер, закончив изучение сейфа. — Пытались применять?

— Нет, — признался Унэн. Мастер снисходительно улыбнулся в бороду, а Айзала поджала губы и едва заметно покачала головой. В ответ Унэн пожал плечами — так же, едва заметно.

— Все заказчики одинаковы, — вздохнул мастер. — Но раз уж вам охота выбросить деньги на ветер, извольте. Прочтите, пожалуйста, кодовую фразу. Думается, на том и закончим.

Да не допустят этого боги, подумал Унэн и левая рука его, сжимавшая спрятанный в рукаве ключ, разжалась. Ну, если он отзовётся, я буду выглядеть полным дураком. В глубине души монах считал, что так оно и случится. Не везёт — так уж всерьёз.

Он кивнул, мысленно воззвал ко всем богам Ралиона, и прочёл кодовую фразу, стараясь не глядеть на Айзалу.

Эффект был потрясающим. Шассим вздрогнул на своём насесте (никто этого не заметил), Айзала открыла в изумлении рот и потеряла дар речи, а мастер, вытаращив глаза, несколько мгновений смотрел на невинно улыбающегося Унэна. После чего разразился хохотом, едва не уронив чемоданчик с инструментом.

— Тебе обязательно было использовать непристойные стихи? — осведомилась жрица ледяным тоном.

— Кодовая фраза придумана на крайний случай, — пояснил монах. — Когда уже не до изысканной речи!

Он раскрыл правый кулак и горячо поблагодарил богов, пообещав им немало хорошего. В кулаке ничего не было. Ключ, переданный ему ночью, преспокойно лежал там же, где и был несколько секунд назад.

— Потрясающе, — выговорил мастер, закончив смеяться, и вытерев слёзы. — Прошу меня извинить. Ну что же, ключ вы действительно потеряли как следует. Сейчас я открою шкаф… просьба закрыть глаза на счёт «три».

Все послушались. Сквозь сжатые веки монах ощутил, как яркое свечение на миг затопило комнату, и послышался мягкий звук тяжёлой двери, поворачивающейся на петлях.

И возглас:

— Будь я проклят!

Мастер указывал внутрь шкафа дрожащей рукой.

Книга лежала на средней, самой просторной, полке. В точности в том же положении, в котором была оставлена — а на её обложке, насмешливо переливаясь всеми цветами радуги, лежал ключ. Единственный и неповторимый в своём роде.

* * *

— Нет худа без добра, — заметил Унэн, когда несколько пришедшего в себя мастера удалось спровадить. Он долго пытался запереть шкаф, оставив ключ внутри, но, как и было написано в руководстве по использованию, дверца не желала закрываться. На прощание мастер долго смотрел на Унэна и удалился, расстроенный. — Теперь им есть, чем заняться… например, создать шкаф, действительно непроницаемый для телепортации.

— Скажи мне, как ты это сделал? — поинтересовалась Айзала. Голос её был совершенно спокойным. — Я, конечно, понимаю, что ты можешь всё — но с подобным ещё не сталкивалась. Сегодня же проверим все наши шкафы.

Монах хмыкнул.

— Чем смеяться, Достопочтенная, — он вложил в это слово столько яда, сколько смог, — перейдём лучше к делу. Что это за задание?

Жрица взяла из воздуха толстый запечатанный конверт и передала монаху.

— Времени выделяется около среднего месяца, — пояснила она. — Я не сомневаюсь, что месяца хватит, и прошу — не задерживайся. Твои ученики в состоянии заместить тебя почти везде, но есть некоторые вопросы…

— Понятно, — Унэн поднялся и самодовольно улыбнулся. Его талант с блеском проводить все торговые операции, за какие бы он ни брался, сделали настоятеля незаменимым для обоих монастырей. До его, Сунь Унэна, появления, дела у монастыря Триады шли, скажем честно, не очень. За первый год Унэн поставил торговлю товарами и услугами монастырей (добавив к ним производство отличных вин, обучение рукопашному бою и некоторые медицинские курсы) на ноги, чем прославился по всей Большой Земле.

Ибо настоятелей и монахов вообще было принято считать существами, далёкими от хитростей и сложностей обыденной жизни — а Унэн блестяще опроверг это расхожее мнение. Деньги рекой потекли в сокровищницы обоих монастырей — и, разумеется, в карман Унэна тоже. Однако он с доблестным безразличием относился к золоту, как к обременительному хламу, чем ещё укрепил свою репутацию. Ибо жадные и ненасытные настоятели, увы, также не были редкостью.

— …То есть до начала Золотой ярмарки, — полуспросил–полуответил Унэн, не отказав себе в удовольствии увидеть, как Айзала на мгновение смутилась.

И кивнула ему.

Настоятель никак не мог взять в толк, почему вполне обыденные, мирские заботы, призванные обеспечить монастырям процветание, всё время приводили Айзалу в смущение. Ну да ладно. Он прекрасно справляется с подобными заботами за двоих.

— Можешь на меня положиться, — ответствовал Унэн. — Ну что же, тогда я собираюсь…

— Не забудь оставить мне ключ, — перебила его Айзала. — Кодовая фраза действует всего лишь раз, так что какая–то надежда останется. Да, и не откажи в любезности — покажи реликвию!

— Какую? — не понял Унэн.

— Ту, из–за которой ты так рвался открыть шкаф.

Монах заметил, что жрица хитро прищурилась, а Шассим открыл, наконец, глаза.

Не говоря лишнего слова, монах протянул руку, и положил на стол перед Айзалой старинную, покрытую множеством трещин, потемневшую от времени деревянную чашу для подаяний.

— По слухам, принадлежала ещё моему великому предку, — сообщил Унэн в пространство, любовно стирая с чаши пыль рукавом.

Впервые за много лет Айзала не нашла, что сказать.

* * *

Последний раз они сидели рядом у костра, глядя на звёздное небо и прислушиваясь к полным жизни звукам ночного леса. Те, кто не утруждал себя попытками понять, как устроен мир и каково их место в нём, просто продолжали жить. Аймвери порой хмуро думал, что кажущиеся неразумными животные, птицы и растения во многих случаях были мудрее обременённых разумом. Потому что последние, ради спасения той крохотной искорки, которая позволяла им употреблять слово «Я», зачастую были готовы уничтожить всё остальное.

Услышанные где–то слова о том, что надо просто сдаться и принять тот конец Зивира, который ему предназначен, обретали всё более убедительную силу. Однако вкус этих слов был горьким. Сдаться сейчас, подумал Повелитель леса — значит, признать, что всё, чем мог бы гордиться Зивир, никогда не станет ничьим достоянием, не имеет никакого значения, было бессмысленно с самого начала. Так ли это?

— Раздумываете о том, что будет? — повернул Гость к нему лицо. На нём была та же задумчивость; но, к великому изумлению человечка в зелёном, ни тени угрюмости на лице Науэра не мелькнуло. Он выглядел почти что безмятежным.

— Да, — коротко ответил Аймвери. Вечер был изумительным. В который раз я сижу у костра? — неожиданно для самого себя подумал человечек. Скольких Гостей я проводил в этот путь — в последний, жуткий и никому не нужный? Ледяной холод пополз по его спине, просочившись сквозь тёплый ветерок.

В первый, ответил другой голос утомлённо. Не было никого другого, Аймвери, ты просто утомился. Вспомни, как вместе с Правителем вы сочиняли Послание, как отправляли его за пределы Зивира — множество крохотных маячков, сообщающих о грядущей катастрофе. Это было… как давно это было? Аймвери потёр виски руками и понял вдруг, что не помнит.

— Я почти перестал беспокоиться, — Гость бросил в огонь ещё одну сухую ветку. — Пока размышлял, ужасно боялся, если честно. Но стоило решиться — и сразу успокоился. Забавно, не правда ли?

Аймвери кивнул.

— Я знаю это чувство.

Вновь воцарилось молчание.

— Мне почему–то кажется, что всё это уже было, — добавил Аймвери, рассматривая пляшущие язычки пламени. — Что я не в первый раз провожаю кого–то к Реке, сижу ночью у костра, вспоминаю о прошлом и не знаю, что делать с будущим. Там, в Игле, подобные мысли никогда не приходили.

— Но Правитель Мондерел, — Гость отчего–то поёжился, — утверждает, что я — первый.

— Там мне тоже так казалось, — кивнул Повелитель. — Но когда я встречал вас, выходящего из Ворот, мне не давала покоя мысль — пройдёт ли всё удачно на этот раз?

— Странно, — вымолвил Гость шёпотом. — Но меня подобные мысли тоже посещали. Даже там, в Игле, — он искоса взглянул на Аймвери и решил признаться. — Когда я оставался один.

Человечек долго смотрел ему в глаза, затем прикрыл их и отвернулся.

— Это должно быть ужасно, — голос его стал хриплым. — Вам кажется, что всё это затеяно зря?

Если он скажет «да», завтра я сам отправлюсь в Моррон, и будь что будет, холодно подумал Аймвери.

— Мне кажется, — осторожно ответил Гость, вновь подкармливая пригасшее пламя, — что во всё это постоянно вмешивается кто–то другой. Или другие. Не могу сказать точно. Но весь Зивир — и я в том числе — по–моему, лишь фигурки на игровом поле. Вы понимаете меня?

Человечек кивнул. На лице его возникло ужасное выражение — словно он вот–вот разрыдается от бессилия.

— Что вы знаете о белом замке за Семью Холмами? — поинтересовался Гость.

— Замке? — переспросил Аймвери озадаченно. — Каком ещё замке?

И Гость (представляя, что делает следующий шаг внутрь ловушки), рассказал Повелителю леса о своём видении. И о том, что с ним стало.

— В высшей степени… — начал было человечек, и замолчал. Напряжённо думал о чём–то минут пять, глядя в густо усеянное звёздами небо. — Помню, — произнёс он неожиданно чуть охрипшим голосом. — Помню! — он вскочил на ноги и чуть хлопнул в ладоши. Песчаный бугорок, рядом с которым прижималась к земле раскидистая, искривлённая старая сосна, потёк и туман заклубился над ним. А когда туман рассеялся, возникло крохотное изображение пейзажа, от которого у Гостя сжалось сердце. Долина, усыпанная цветами и величественный замок, бесстрашно возвышающийся у северного края её.

Гость и Аймвери осторожно склонились над возникшим из песка замком, заворожённые происходящим.

…Где–то вдалеке от них проснулся Норруан — проснулся оттого, что у него неожиданно заболело сердце. Раньше такого никогда не случалось, мрачно подумал Владыка Моррон, роясь в своей обширной коллекции лекарственных снадобий. Голос отвлёк его от поисков и заставил забыть о боли. Книга звала его. Ей что–то угрожало и Норруан, сжимая в руке пузырёк, бегом направился в кабинет.

…Где–то совсем в другом месте Унэн, уже запиравший свой кабинет, остановился и, распахнув двери, быстрым шагом вернулся к шкафу. Там… ощущение было такое, словно он по ошибке закрыл внутри что–то живое — и сейчас оно, глотая последние крохи оставшегося воздуха, тщетно взывало о помощи, которая не могла прийти. Монах оглянулся и, не оставляя себе времени на сомнения, извлёк из рукава ключ. Второй. Который, как и первый, позволял и запирать, и отпирать шкаф.

…Тнаммо вздрогнул и прервал чтение долгой формулы, которая была почти совсем завершена. Магический состав перестал светиться, и спустя несколько секунд безнадёжно испортился; два дня работы впустую. Но Пятого это нисколько не волновало — он быстро добежал до лестницы, ведущей на крышу и вот уже стоял на дозорной башенке, повернувшись лицом в ту сторону, откуда услышал Голос. Три раза вторгался Голос в его жизнь, и всякий раз рушилась привычная к тому моменту картина мироздания.

…Воин со множеством шрамов на лице поднял глаза к небу. Там постепенно проявлялись отметины — отвратительным образом похожие на следы огромного солдатского ботинка. Каждый следующий возникал всё ближе — кровавые следы на незапятнанном небе. Проклятье, выругался воин, и пришпорил коня. Во что бы то ни стало нужно найти себе укрытие, пока Следы не добрались до него. Хвала всем демонам мрака, впереди показался небольшой домишко.

…Где–то ещё…

…Когда–то ещё…

Некто, задремавший у камина с любимой книгой в руке, проснулся и долго не мог понять, что встревожило его сон. Взглянув на свернувшегося у ног кота, он откинулся в старинном кресле и смежил веки.

И книга медленно исчезла из его рук.

* * *

— Пятнадцать садов, — указал Аймвери тонкой веточкой, стараясь не прикасаться к «макету» — до того хрупким казался он. На лице Повелителя леса горела детская радость — вызванная тем, что наконец–то можно было поиграть любимой игрушкой. Впрочем, об этом Гость подумает намного позже.

— Каждый служил для особой церемонии, — продолжал Аймвери, прикрыв глаза, — и мне как–то раз довелось побывать на некоторых из них. Замок этот звался… звался… сейчас вспомню… — он опустил руку с веточкой и прижал пальцы левой руки к губам — словно те могли помочь заблудившемуся в памяти слову выйти на свободу.

Ветер подул у них над головой; в руки Гостя упал лист — ещё зелёный, но чуть тронутый по краям желтизной. Новый порыв ветра пошевелил его волосы — уже ощутимо прохладный.

Гость обернулся и увидел, как кипящие тучи быстро заполняют всю южную часть неба у них за спиной; в глубине непроницаемо–чёрного исполинского вихря беззвучно проносились молнии. Размах происходящего никак не вязался с царящей вокруг тишиной.

— Вспомнил, — донёсся до Науэра голос Аймвери. — Замок этот назывался Стаин–Гуэдд, что переводится как…

Оглушительный грозный вопль расколол воздух; земля содрогнулась под ногами и Науэр, не удержавшись, упал на спину. Перед его глазами мелькнул приникший к земле Аймвери. Кипящий мрак на юге раздвинулся и в его глубине показался силуэт человека невероятного размера. Казалось, ему ничего не стоит растереть весь Зивир в щепоти.

Силуэт наклонился, показываясь из разлома в небесах, и Науэр, видя быстро приближающуюся огромную ладонь, едва успел вцепиться в Аймвери и оттащить того подальше.

Земля вновь вздрогнула под ногами, и Науэр с удивлением заметил, что сидит прямо в воздухе. Длилось это недолго, и вскоре он приземлился совсем рядом с останками «макета».

Вид у них был такой, словно кто–то несколько раз хлопнул по макету ладонью. Отпечатки отдельных пальцев ещё смутно виднелись в груде песка, но быстро заплывали. Не такой уж и большой была та ладонь: Науэр поднёс собственную — если и меньше, то ненамного.

Рядом пошевелился Аймвери, потряс головой, избавляясь от песка и пыли, и уставился в небо.

Последние обрывки чёрных туч сворачивались, съёживались, всасывали сами себя. Ещё несколько мгновений — и всё успокоилось.

Они долго сидели, молча глядя друг другу в глаза, после чего Науэр встал, собрал то, что осталось от костра, и принялся разжигать его заново. Обращаться с кремнем было для него делом непривычным.

— Вы ещё помните название замка? — повернулся он к Аймвери.

Лесной человечек некоторое время смотрел куда–то сквозь Гостя, после чего кивнул.

— Но, думаю, кому–то очень не хочется, чтобы я его произносил, — заключил он, отряхивая руки.

— Мне бы очень хотелось знать — кому, — тихо произнёс Гость и вновь взглянул на южную часть небосвода. Однако там, как и прежде, горело созвездие Лучника — яркое, как и десять минут тому назад.

* * *

— Унэн? — окликнули его. — Что–то забыл?

— Сейчас, — крикнул тот в ответ, продолжая смотреть в глубины открытого шкафа, на лежащую перед ним Книгу. Приглушённый рёв донёсся изнутри тома. Глухой шлепок и свист ветра. Звуки были настолько явственными, что притягивали внимание, как магнит — железо.

После чего голос, едва слышный, но вполне отчётливый, произнёс:

— Вы всё ещё помните?..

Монах с грохотом захлопнул шкаф и дважды повернул ключ. У него возникло дикое, необъяснимое желание сломать ключ в скважине и убраться отсюда как можно дальше. Никогда уже не возвращаясь. Когда начинаешь слышать голоса из глубин книги, дело плохо.

Если бы знать, что это помогло бы, подумал он. Стараясь не смотреть в сторону запертого шкафа, бормоча под нос песенку, Сунь Унэн вышел, пятясь, в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь. Потянул её. Раздался щелчок запирающегося замка. Можно ехать.

* * *

Норруан смотрел на юг, откуда только что, вырываясь из просвета между тучами, показался исполинский человеческий силуэт. Он наклонился над Моррон так стремительно, что Норруан успел понять — никакая магия, никакие слова и силы не в состоянии остановить это. Бороться с ним так же бессмысленно, как разговаривать с катящейся лавиной.

Ладонь, в которой мог, вероятно, поместиться весь Зивир, пронеслась над головой Владыки, странным образом уменьшаясь в размерах. Ну да, она ведь удаляется, подумал тот отчего–то.

Затем вздрогнула земля — к северо–востоку отсюда.

Силуэт потёк, размазался и втянулся в брешь на небе.

Прошло несколько секунд и, разорвав тишину оглушительным треском, на парапет опустилась ворона.

— Что это было? — спросила она.

— Понятия не имею, — Норруан ощутил, что дрожит. — Никогда ещё не видел такого. Что находится на северо–востоке? — и протянул руку, указывая точное направление.

Ворона покачала головой.

— Холмы… лес… Река… в самом конце — Фиолетовый пик. Много чего.

Они обменялись взглядами, и Норруан ощутил, что начинает понимать.

— Давно ли Гость отправился в путь?

— Пять дней назад они покинули Иглу, — ответила Морни. — Мои сородичи следят за ними постоянно.

— Хорошо, — и Норруан устало опустился прямо на остывший камень. — Я не думал, что он отправится тем же путём, — сообщил он вороне мрачно. — Это разочаровывает.

Ворона долго смотрела на него.

— Что есть, то есть, — повторила она. — Если он тоже намерен идти у берега Реки, как ему советовали в Игле, то вскоре всё выяснится.

«Тоже»! Норруан отвернулся, пряча улыбку. Морни, которая всего лишь несколько недель назад считала, что Гость — первый из тех, кто может всерьёз изменить положение в Зивире, теперь, не задумываясь, признала, что это не так. Всё потому, что большую часть времени проводит в Моррон, предположил он. Или нет? Или потому, что ей уже доводилось смотреть на Науэра вблизи?

Пока же всё повторялось, как и сотни раз до того. Норруан поморщился, отгоняя видения, преследовавшие его даже во сне, и побрёл вниз. Ему вновь было страшно холодно.

* * *

Я видел всё это несколько раз, подумал Унэн, оборачиваясь и глядя на монастыри. Они возвышались над ним — красивые, неприступные, мощные. Даже если всё живое сгинет, пройдут многие века, прежде чем исчезнут последние следы этих строений. Впрочем, что такое века? Миры существуют многие миллионы лет… так что всё, что только ни пытаются люди возвести на Ралионе, по большому счёту не более долговечно, чем цветы–эфемеры, распускающиеся в пустынях во времена весенних дождей.

Шассим, сидящий у него за плечами, пошевелился. Самому флоссу, конечно, проще было лететь — куда быстрее и привычнее. Но ему хотелось иметь возможность разговаривать с монахом, а тот не очень возражал против дополнительной тяжести. По крайней мере, сейчас.

— Сколько раз я уже так уходил? — пробормотал Унэн. Конверт лежал в рукаве (в котором могло поместиться многое, очень многое). Вскрыть его надлежало, лишь удалившись от монастырей не менее чем на семьдесят километров. Сам того не подозревая, монах направлялся сейчас в сторону Венллена.

— Куда мы направляемся? — поинтересовался Шассим. — Может, разведать дорогу?

— Куда угодно, — было ответом. — В какой–нибудь городок… небольшой и тихий… чтобы можно было посидеть и подумать денёк–другой.

— Анкуорал, — немедленно отозвался флосс. — Восток–юго–восток, примерно шестьдесят километров.

— Пойдёт, — коротко ответствовал Унэн и двинулся в указанном направлении. — Вполне подойдёт. Был я там несколько раз…

— Может, перенести нас туда? — флосс с сомнением посмотрел на дорогу — мягко говоря, не очень удобную. Метрах в семистах отсюда, если следовать в направлении Анкуорала, был довольно высокий обрыв. И вообще весьма опасные склоны. — Идти пешком туда не очень–то приятно.

— Айзала говорит, что я порой упрям, как осёл, — возразил Унэн. Флосс не видел его лица и не мог понять, шутит тот или говорит всерьёз. — Так оно и есть. Пойдём напрямую.

Флосс замолчал. Был бы он человеком, пожал бы плечами. Что уж тут поделать!

Оставалось следить только, чтобы Унэн, замечтавшись, не свалился с обрыва.

* * *

Когда пришло утро, первое, что ощутил Гость — холод. Солнце уже всходило, тщетно пытаясь выбраться из сплетения ветвей, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем он начнёт греть.

К востоку от него всё так же текла Река. А рядом с угасшим костром, меж двух камней лежала записка:

«К востоку отсюда, чуть ниже по течению, я оставил несколько полезных вещиц.

Удачи»

И ничего. Даже подписи. Впрочем, лист бумаги имел отдалённое сходство с кленовым листом, так что кто был автором, догадаться нетрудно. Гость поднялся и, приводя себя в порядок, безостановочно стучал зубами.

— Зараза, — прошептал он, обежав несколько раз место своего ночлега. — И это у них называется лето?

Песчаный склон полого уходил вниз. Ночью он этим не интересовался — говорить с Аймвери было интереснее. Теперь же…

Науэр взобрался к ближайшей сосне — той самой, узловатой и древней, чтобы осмотреться. После чего пробиравший его до костей холод моментально вылетел из головы.

Он увидел следы костров.

Десятков костров. Сотен. Весь здешний берег, вдоль которого росли преимущественно сосны, изобиловал полянами, наподобие той, на которой они остановились. И везде, на каждой поляне, виднелись старые, засыпанные песком и порой почти уничтоженные следы костров.

«Вы первый, кто отозвался»…

— Боги всемогущие, — прошептал Науэр, — сколько же их уже было? Что с ними случилось?

Он увидел нечто тёмное, полузасыпанное песком, шагах в пятнадцати. Рядом с тремя крохотными чёрными пятнышками — вне всякого сомнения, также следами костра. Оглянувшись, вслушиваясь в притихший лес, Науэр некоторое время выжидал. После чего быстрым шагом подошёл и принялся выкапывать предмет.

* * *

Хиргол никогда не задумывался, откуда берутся «заготовки» для тех «птиц» и прочей искусственной «живности», которую Пятый уже выпустил на свободу в огромном количестве. Пока что юноша не понимал, как можно даже не управлять — а хотя бы и просто следить, кто из них чем занимается! Он попытался было спросить своего учителя, но тот только улыбнулся. Узнаешь в своё время, означала эта улыбка.

Зато откуда берутся заготовки, стало ясно. Потому что Пятый посадил своего ассистента вырезать их. Поначалу Хиргол хотел было возмутиться — чтобы он, потомок известного рода, опускался до подобного? Вырезать ножом и стамеской какие–то фигурки? Ну уж нет! Однако Тнаммо пожал плечами, и холодок пробежал по спине Хиргола. Похоже, на этом островке выбор у него невелик. Даже если предположить, что он сможет сбежать и добраться до Большой Земли, ничего хорошего за отказ сотрудничать там не ждёт.

Одним словом, спустя полчаса Хиргол молча забрал инструменты и дерево и устроился в соседней комнате. Сколько раз он порезался за первый день — просто не сосчитать. Пятый был немногословен. После пятой травмы (дерево было на редкость твёрдым, а Хирголом руководили скорее эмоции, нежели желание чего–нибудь добиться), он попросту поставил перед учеником склянку, на дне которой плескалось немного эликсира для заживления ран и сказал:

— Это последний.

Хиргола это впечатлило. Тем более, что спорить с Пятым было бесполезно. И, несмотря ни на что, он так и не смог вызвать в себе неприязнь к своему толстому, надменному, насмешливому учителю. Ну не смешно ли!

То, что получилось у Хиргола спустя три часа ожесточённой войны с деревом, скорее походило на куклу–страшилку, годную лишь на то, чтобы пугать непослушных детей. Тем не менее, Пятый взвесил уродца на ладони, осмотрел и сказал:

— Сойдёт.

После чего Хиргол уверился в мысли, что Тнаммо попросту издевается над ним. Ведь принято считать, что только максимально точное подобие живого существа может обрести иллюзорную жизнь.

Пятый, вероятно, что–то почуял, поскольку посмотрел на покрасневшего, едва сдерживающегося Хиргола и добавил:

— Важно только то, как относишься к работе. Не веришь? Ну, смотри…

И сделал неуловимо быстрый жест над «страшилкой». Хиргол раскрыл от изумления рот: очертания деревяшки потекли, и на руке Пятого оказалось нечто вроде нахохлившейся вороны. Птица раскрыла глаза, часто моргая, и вопросительно взглянула на улыбающегося Пятого. После чего взмахнула несколько раз крыльями и издала протяжный, весьма неприятный для слуха крик.

— Спи, — мягко произнёс Пятый и птица замерла. Стала деревяшкой. Вернее, статуэткой вороны — точным, до мельчайших деталей, изображением птицы.

— Важно, то, с каким чувством создаёшь, — повторил Пятый и положил перед учеником ещё три небольших чурочки. — По твоим глазам легко прочесть мысли. Тебе кажется, что я… так скажем, пытаюсь тебя одурачить. Ну что же, смотри.

И он, взяв в руки стамеску, склонился над бруском. Кисти его двигались с невообразимой скоростью и точностью; дерево не стонало и трещало, как в руках у Хиргола, а пело и лишь слегка потрескивало. Прошло не более двадцати минут, а на столе перед ними уже стояла деревянная фигурка какого–то грызуна — похожего на каменного сурка, насколько Хиргол мог судить. Тнаммо был превосходным резчиком по дереву: и глаза, и рельеф тела, и даже крохотные детали строения лап были отчётливо видны и правдоподобны.

— Держи на память, ученик, — вручил он «сурка» остолбеневшему Хирголу и тут же залил загоревшееся восхищение того доброй порцией ледяной воды: — К завтра должны быть готовы три фигурки.

— Ч–чего? Кого? — попытался спросить его юноша.

— Кого хочешь. Только не меня и не тебя. — И направился к двери. — Поосторожнее с этой статуэткой, — указал Тнаммо на «сурка», которого Хиргол продолжал держать на ладонях. — Это Къелливинх, покровитель моего племени, если тебе интересно.

Вот так удача! Хиргол не думал, что Тнаммо сможет так проговориться. Эта фраза говорила о нём намного больше, чем, вероятно, было известно до сих пор. Амулет на шее юноши никак не отреагировал на слова Пятого — следовательно, говорил правду. Видимо, он не представляет себе Хиргола в роли возможного врага… что ж, напрасно. Боги свидетели, Хиргол долго думал, не плюнуть ли на Первого, и не избрать взамен тёмной и всегда опасной политики профессию мага. Не зря же Пятый сказал, что из него может получиться маг.

Однако он также вспоминал о своей семье, которая оставалась в Империи и о многозначительной улыбке Первого, когда тот давал ему последние распоряжения. Не подчинишься мне, и они умрут, говорила улыбка. Произносить это вслух не было необходимости.

Нет, не в силах Хиргол противостоять Первому. А по возвращении тот, несомненно, поставит крест на его карьере мага. Для шпиона всегда найдётся работа, и не всегда можно выбирать, чем будешь заниматься.

Статуэтку Хиргол спрятал в сумку и сразу же забыл про неё. Забавно: Тнаммо и не думал раскрашивать своё творение, но отчего фигурку украшала такая необычная расцветка – чёрно–белые вертикальные полосы?

* * *

Тнаммо проследил исподтишка за сложной гаммой чувств, пробежавшей у парня по лицу, и понял многое.

Во–первых, что тот действительно приставлен к нему Первым. Когда последний успел обработать его — непонятно. Что держало Хиргола на поводке, пока неясно, но нетрудно представить. Что–то из того, что очень ему дорого. Семья. Невеста. Деньги, наконец (последнее вероятнее всего — судя по блеску в глазах). Главное подтверждение — это то, как загорелись глаза юноши, когда Тнаммо «проговорился».

Этот наивный человек полагает, что амулет поможет ему понять, что и как замышляет его учитель. Ну что же, не буду портить впечатления. Пускай думает, что так оно и есть. По возвращении домой он обнаружит, что несколько переоценил свои способности.

А пока будем учиться, подумал Тнаммо и задумчиво почесал подбородок. Первый «десант» должен уже добраться до цели. Поскольку спешка в таких случаях только вредит, дадим им слиться с окружающим миром. Пожить в нём. Возможны, конечно, и проколы: все животные Тнаммо представляли собой грозную боевую силу. Напав на его «мышь», и кошка, и сова, и собака рисковали жизнью. Теоретически это могло привлечь внимание к неторопливо рыскающим по свету шпионам, но практически — нет. Если только именно его, Тнаммо, искусственное существо, дангхин (слово «голем» Тнаммо не нравилось), не станет объектом целенаправленной охоты. Тогда им придётся просто пожертвовать. И немногие убившие дангхина надолго переживут его смерть…

При помощи Альмрин–птицы он отнёс на Большую Землю более сотни пар глаз и ушей и теперь оставалось только ждать. Сколько — пока непонятно. Сколько потребуется.

* * *

Это была старая кожаная сумка. Она была сильно повреждена — видимо, гнила в песке не один год. Внутри, помимо невероятного количества отвратительной трухи, песка и камней, Науэр обнаружил, вне всякого сомнения, записку.

От неё осталось немного. Но даже то, что осталось, было уже не прочесть. Невооружённым глазом, конечно. Науэр некоторое время раздумывал, после чего сжал в ладони амулет, помогающий читать и говорить на незнакомых языках, и разобрал следующее:

«Тому, кто найдёт моё послание.

У тебя, видимо, хорошее зрение, раз ты смог разглядеть мою сумку среди ветвей…»

Странно, подумал Науэр, оглядываясь. Среди каких ветвей? Где она была привязана? Кто оставил её здесь?..

«Моя задача не имеет решения. Меня обманули. Сила замка Моррон настолько велика, что только глупец может надеяться на успех. Я собираюсь соорудить плот и искать спасения на другом берегу. Не…»

И всё. Вода, время и ветер сделали своё дело. Некогда, вероятно, сумка была упакована в водонепроницаемую оболочку — остатки которой попадались в песке — но и это не помогло.

Науэр долго сидел и размышлял над прочитанным. То, что это также был Гость, несомненно. То, что и он следовал той же дорогой, очевидно. Только куда он делся с восточного берега и смог ли вернуться в свой родной мир? А если смог?..

Гость некоторое время смотрел на клочок — сырая, почти бесформенная масса — и вдруг, с жуткой и ясной уверенностью, осознал, что автора этих строк более нет среди живых.

«Меня обманули».

По своей ли воле он, Науэр, пришёл сюда сквозь Ворота? Пожалуй, что да. Тогда перед ним лежала волшебная страна, нуждавшаяся в защитнике и герое… вот только никто не предупредил, что герои–то им нужны очень даже особые.

По возможности, лишённые воображения.

— Я вам покажу куклу, — произнёс Науэр, постепенно остывая после мгновенно вскипевшего гнева и сел, прислонившись спиной к древней сосне.

Достал из сумки кусок бумаги, походную чернильницу и принялся составлять письмо. Для Аймвери.

— Он обязан его прочесть, — подумал Гость вслух и пригвоздил записку, обильно пропитав её воском, прямо к стволу сосны. Жаль, конечно, свечей — но бумага должна пережить случайный дождик.

— Он обязан его прочесть, — повторил Гость и поспешил вниз по течению — туда, где должен находиться обещанный Аймвери сюрприз. Хоть бы уж он оказался приятным!

XIV

«Анектас», подумал Унэн, ловко спускаясь вниз по ненадёжным, готовым в любой момент осыпаться грозной лавиной камням. — «Анектас… анектас…» Слово порождало необъяснимые ассоциации. Оно казалось чем–то округлым… бархатистым на ощупь… приятным для глаз. Ощущения были в высшей степени необычными — было всё для каждого органа чувств, но не было того, что вызывало эти чувства.

Ведь не было же, верно? Стоило остановиться и перестать повторять слово, которого нет, как все ощущения от него тут же проходили. Унэн несколько раз замирал, проверяя, не влияет ли слово на него самого, и — ничего! Флосс молча сидел у него за плечами, а он–то заметил бы любое воздействие на разум, сколь слабым то ни оказалось бы.

Удобно было так думать. Поскольку Шассим пребывал во всё возрастающем недоумении. Унэн, что с лёгкостью горного козла спускался по крутым и изобилующим трещинами склонам, преодолевал опасные россыпи камней… словом, разум его на какие–то моменты становился непрозрачным.

Совершенно непроницаемым. С таким же успехом Шассим мог ехать верхом на големе. Он не стал понапрасну окликать Унэна, хотя беспокойство росло. Монах был существом эксцентричным и способным на самые невероятные поступки, но до сих пор всё сходило ему с рук. Унэн свято верил в удачу. Шассим, после некоторых событий последних недель — тоже. По крайней мере, в его, Унэна, удачу, верить определённо стоило.

А между тем обрыв приближался. Унэн же по–прежнему никуда не сворачивал, не снижал скорости и не оглядывался по сторонам. Флосс мысленно напрягся, готовый распахнуть под ними обоими портал и унести вдаль от опасного места.

А Унэн тем временем вспоминал о странном мосте, состоявшем из переливающихся облачков — они были выстроены в одну танцующую линию, а под ногами, очень далеко, текла источающая удушливые испарения вязкая река лавы. Было это неподалёку от Лауды, Выжженного острова, глубоко под землёй — где, в поисках легендарного города маймов, он и его спутники неожиданно нашли крупнейшее святилище Всех Богов — совершенно нетронутое, с изваяниями, такими же изящными и впечатляющими, как и тысячи лет назад.

Помнится, тогда он первым ступил на облачную тропинку, что норовила сбросить его — словно необъезженная лошадь седока — и приходилось прилагать немало усилий, чтобы удержаться на зыбких клочках белёсого тумана, уходящих вниз, во тьму.

Размышляя над этим, монах продолжал напевать про себя слово — оно хорошо ложилось на ритм, который они слышали в тот раз. Сложный, но таинственным образом могущественный ритм невидимых барабанов, которые предупреждали всё вокруг о появлении пришельцев, едва нога Унэна опустилась на первое облачко…

Шассим приготовился, когда Унэн подошёл вплотную к пропасти.

Сделал шаг в неё, не останавливаясь. Флосс уже распахнул крылья. Одно короткое слово — и их поглотит светящаяся серебристо–синяя дымка… чтобы опустить безопасно на землю, сотней метров ниже.

Но воздух продолжал удерживать их. Монах начал спускаться по незримой лестнице, а за его спиной возникали, держались несколько мгновений и расходились в воздухе белёсые сгустки, по очертаниям отдалённо напоминавшие ступени. Шассим повернул голову назад (подвиг, на который способны только Флоссы) и, не веря тому, что видит, покрепче вцепился когтями в насест. Разум Унэна продолжал сохранять непрозрачность… и чувствовалось, что отвлекать его не стоит. Правда, Шассим чувствовал доносящийся откуда–то из невероятной дали стук барабанов. Ритм был необычным, ломаным, но приковывал внимание немедленно. Флосс повертел головой, но источник звука найти не удалось.

Прошло несколько очень долгих минут, и последнее облачко растаяло за их спинами.

Монах ступил на прочные и надёжные камни. Дальше спуск был лёгким даже для начинающих скалолазов.

— Уф, — выдохнул Унэн и резко остановился. Шассим несколько раз взмахнул крыльями, чтобы не упасть. Но равновесия его лишило не то, что монах резко замер. «Шторка», надёжно скрывавшая его, Унэна, сознание, неожиданно испарилась и то, что вырвалось наружу, Шассим воспринял как физический удар.

— Привал, — объявил монах и медленно уселся на землю. Шассим спрыгнул и уселся рядом, всё ещё не пришедший полностью в себя. — Дальше будет проще.

— Ты всегда так шутишь? — спросил его Шассим, и монах вопросительно взглянул тому в глаза.

— Что такое?

— Оглянись, — посоветовал Шассим и Унэн повиновался.

Последовало долгое молчание.

— И как это я спустился? — осведомился Унэн, яростно потирая спину. — Прямо по воздуху?

Флосс кивнул и рассказал о том, что видел. О «шторке» он умолчал. На всякий случай.

— Невероятно, — медленно протянул монах. — Я как раз вспоминал о чём–то похожем. — И, извлекая из рукавов то, чем можно было перекусить, рассказал о подземном святилище. Вкратце, разумеется. Полный рассказ занимал обычно час–другой.

— Слово, значит, — флосс прикрыл глаза, и монах с любопытством смотрел, как над Шассимом, одевшимся в серебристую дымку, проплывают разноцветные искорки. — Нет, не могу, — признался целитель, в конце концов. — Не получается.

— Что именно не получается?

— Приблизиться к нему.

— О… понятно, — ответил Унэн, хотя ничего не понял. Метафоры флосса большей частью были совершенно неожиданными. Было даже странно, что Шассиму доступна большая часть юмора, популярного среди гуманоидных рас.

— Пожалуй, я не стану больше читать это слово, — решил Унэн наконец. — Есть у меня один приятель… словом, видел я, чем подобное может кончиться.

— Чем же? — немедленно заинтересовался Шассим.

Но монах промолчал.

— Извини, Шассим, — произнёс он наконец, и на лице его отразилась битва долга с чем–то ещё. Долг, в конце концов, победил. — Не могу рассказывать.

Флосс кивнул с важным видом и не стал настаивать.

Взамен монах рассказал Шассиму немало иных историй. Большей частью из собственной жизни.

* * *

Сюрприз оказался брёвнами — выглядели они внушительно: каждое в добрый фут толщиной и длиной футов в тридцать. Что именно хотел сказать Аймвери, оставалось непонятным: разрубить дерево на дрова? Построить из них дом?

Построить плот, шепнул внутренний голос. Странный был это голос. В нём словно смешались десятки человеческих голосов, говоривших слаженно и в унисон.

А ведь это мысль, подумал Науэр, развязывая горловину сумки. Где–то там лежит топорик. Походный нож. Свой собственный, не дарёный. Да и верёвки предостаточно. Сам он плотов никогда не вязал… но голос шепнул, что сделать это проще простого.

— Кто ко мне обращается? — спросил Науэр громко и оглянулся. Никого. Рядом коричнево–зелёной стеной возвышался лес. Птицы начали неустанную перекличку, оспаривая друг у друга право владеть крохотными мирками, в несколько деревьев каждый. Никто не следил за Гостем, никто не пытался проникнуть в его сознание — так, по всей видимости, необходимо было понимать свечение амулетов.

Повинуясь неожиданно пришедшему порыву, Науэр сорвал с себя все охранные и сигнальные амулеты, которыми его щедро снабдили маги Иглы, и швырнул это добро в Реку.

С шумным плеском связка погрузилось. Науэр инстинктивно присел, спасаясь от брызг. Что бы там ни говорили, а вода может действительно оказаться опасной.

Почти сразу же ему стало намного лучше. Возникло ощущение, что из ушей вынули находившуюся там вату, а с глаз сорвали тёмные, почти полностью непроницаемые очки. Тут же послышался мерный шёпот Реки — в десятке шагов от него, он текла неторопливо и размеренно, порождая бурунчики, и нахмуриваясь мелкими полосками волн. Отчего мне казалось, что она гладкая и вязкая? — недоумевал Гость. Позже он догадался. Наверное, оттого, что так считал весь оставшийся Зивир.

И не такой уж чёрной была её вода. Тёмной, да. Но у самого берега сквозь неё проступали лежащие на дне камушки… и те, действительно, были почти совсем чёрными. Странно.

Ну хорошо. Науэр подошёл к ближайшему бревну… и заметил, что все они крепко–накрепко примотаны друг к другу. Вот ещё забота, нахмурился Науэр. Верёвку придётся разрезать: очень уж прочная на вид. Он с сомнением ухватился за верхнее бревно, поняв неожиданно, что ему придётся потрудиться на славу. Тяжеленные, небось…

Вся связка брёвен — двенадцать штук — неожиданно взмыла в воздух над его головой.

От неожиданности Науэр споткнулся и упал навзничь, выпустив бревно.

Связка медленно опустилась на берег, проплыв над головой. Не в силах подавить участившееся сердцебиение, Науэр медленно поднялся и вновь тронул рукой связку. Та легко подалась.

Ну и дела! Предупреждать же надо! Он почесал голову. Его счастье, что упал в сторону леса. Иначе сейчас связка выпорхнула бы из ладоней и опустилась на воду. И поминай, как звали.

* * *

Норруан задремал в просторной гостиной, в очередной раз спасаясь от холода. Его любимое кресло стояло возле камина, в камине тускло светились угли, в которые превратились три солидных бревна: очаг был настолько большим, что внутри можно было свободно прогуливаться стоя.

Одним словом, камин был под стать гостиной. Комната притихла за спиной своего хозяина. Порой, когда сон его становился тревожным, тени сгущались в дальних углах и беспокойно плыли по воздуху, жалобно причитая и постоянно меняя очертания. Охотничьи трофеи на стенах — увидев которые, даже днём можно было бы испугаться — холодно взирали на хоровод призраков; в их стеклянных глазах просыпалась давно ушедшая жажда крови.

Замок оживал — в той мере, в которой разум Норруана, непреклонный и тёмный даже для своего обладателя, позволял ему ожить. Ой как несладко пришлось бы незваному гостю, вздумай он проникнуть в Моррон в часы, когда Владыка Замка спит! Как бы в насмешку, и крепостные ворота, и главный вход были широко распахнуты ночью — и многие столетия никто не осмеливался принять их приглашение.

Норруану снилось странное. Цветки, прораставшие в небесах и тянувшие к земле исполинские, расплывчатые чашечки. Деревья, каждое высотой в несколько миль, ходить под которыми было жутко и непривычно — учитывая то, что всё остальное имело привычные размеры. Дома в пустыне, состоявшие из неведомо как застывшего песка — жёлто–коричневыми грибками поднимались они над медленно ползущими дюнами. Какие–то четвероногие силуэты — похожие на крупных кошек — пробирались между домов, сливаясь с песком. Порой выглядело это жутковато: тени кошек скользили по песку, то растягиваясь, то съёживаясь, а их обладательниц не было заметно вовсе.

Видение пустыни было последним и самым долгим. Проснулся Норруан, словно от толчка — толчка, что вытолкнул его из сладкого затягивающего омута наверх, в прохладу и ясность. Сон волнами стекал с него. Он привстал в кресле и оглянулся. Комната замерла, когда его взгляд пронёсся по ней, и огоньки жизни мгновенно погасли во множестве пар стеклянных глаз. Призраки втянулись в стены, и стало совсем тихо.

Кот дремал у камина, свернувшись клубком. Некоторое время Норруан ошалело смотрел на животное, после чего крепко зажмурился и потряс головой. Открыв глаза, он с облегчением обнаружил, что никакого кота нет. Приснился, должно быть. А какой громадный был…

Что–то угловатое впивалось в живот.

Книга.

Он рассеянно открыл её и пролистал. Все позднейшие записи сделаны его рукой. Постойте–ка… это, несомненно, записи сновидений! Норруан зажёг лампу, стоявшую рядом на столике и вчитался. Да уж… написано, несомненно, сонным человеком. Он вглядывался в описания и картины, одна причудливее другой, возникали в голове. Откуда приходит всё это?

Норруан припомнил недавние сновидения. Всё виделось совершенно отчётливо. Цветные образы, долго длящиеся события. Переходящие одно в другое без всякой видимой связи. Впрочем, последнее неудивительно.

Удивительно то, что он видит сны — точнее говоря, помнит их. Память Норруана, хотя и изобиловала туманными областями, содержала лишь разрозненные воспоминания о сновидениях. Раз или два, — когда его прохватывало ветром, и по какой–то причине Владыка не желал исцелять самого себя заклинаниями, он варил горячие ароматные настои и пил их в мрачном одиночестве. Позже приходили кошмары — невнятные сны, от которых становилось невыносимо страшно.

— Морни, — позвал Норруан чуть охрипшим голосом и вспомнил, что ворона сейчас далеко отсюда. Следит, чтобы все движения Гостя не оставались незамеченными. Перенести её сюда? Норруан неожиданно остро ощутил одиночество. Оно становилось страшнее всего остального.

— Откуда всё это? — поразился он вслух и поднялся из кресла. Несмотря на тёплый воздух комнаты и тусклый жар, волнами накатывающий из камина, ему всё ещё было холодно. — Где это я успел так замёрзнуть?

Он захлопнул книгу и осторожно положил её рядом с лампой.

— Это не мой мир, — произнёс Норруан уверенно. Темнота согласилась с ним. Не твой, услышал он краем сознания тихий голос. Оттого и мёрзнешь в нём. Но где тогда мой?

Взгляд его упал на книгу, на тёмно–коричневый переплёт. А если?..

Впрочем, чтобы записать в книге, как выглядит его настоящий дом, надо вспомнить о нём хоть что–нибудь. А это была одна из немногих областей, где ни воля, ни магия, никакая иная сила не могли помочь ему.

Попробовать всё же стоит.

Первые полчаса принесли одно лишь раздражение. Бумага не удерживала слов, и те стекали в разные стороны, пропадая мгновенно, едва достигали края страницы. При других обстоятельствах Норруан развеселился бы.

* * *

Случай помог Хирголу заглянуть в святая святых Тнаммо, когда и сам Пятый, и загадочный Альмрин оба куда–то делись.

День был тёплым — несмотря на изрядно надоевший солёный привкус в воздухе, ветер был приятным, и настроение с самого утра располагало к деятельности. Последние заготовки — статуэтки — удались ему на славу, да так, что Пятый вполне искренне похвалил ученика. Время от времени, правда, Хиргол вспоминал о тайном предписании и становилось неприятно. Всё проходило гладко, и то основное, ради чего его отправили с магом, постепенно открывалось. Открывалось с пугающей лёгкостью — несколько раз Хиргол думал, что становится фигуркой, которой на одной и той же доске попеременно играют разные силы.

Непосредственной угрозы пока удалось избежать; добытых сведений уже достаточно для того, чтобы избавить семью от нависшей угрозы. Первый сдержит своё слово; по крайней мере, до тех пор, пока у него не найдётся нового задания. Сейчас Хиргол думал всё чаще о том, как бы ему сбежать из Лерея — куда–нибудь в позабытый всеми богами уголок, где ничья тень не дотянулась бы до его головы.

Мечты, мечты… Раз или два он пытался связаться с Первым через хрустальный шар, но связь отсутствовала. Несомненно, это Пятый. Однако, учитывая, что половина отпущенного им срока уже прошла, можно было не торопиться. Хиргол свяжется с их общим начальником либо на обратном пути, либо по прибытии на Континент.

В конце концов, Хиргол отмёл все грустные мысли в сторону и неожиданно обнаружил, что стоит перед приоткрытой дверью. Дверью, за которой ему никогда не позволялось появляться. Сердце его забилось учащённо… поскольку дверь не была закрыта. Ветер пел в щели между дверью и косяком. Какой соблазн!

Осознавая, что сильно пожалеет о том, что не сдержал любопытства, Хиргол заглянул внутрь. Ничего особенного. Та же алхимическая посуда, склянки, диаграммы. Только вот на столе лежит пухлая тетрадь в кожаной обложке. Не это ли так тщательно прячет Пятый?

Дверь недовольно скрипнула, пропуская нежданного гостя, и хор сквозняков прекратился. Большое окно было распахнуто настежь. Вдалеке недовольные волны раз за разом набрасывались на источенный камень, не желая успокаиваться. Пронзительные голоса птиц доносились вместе с порывами ветра.

Как беспечен Пятый, покачал юноша головой. Оставил всё нараспашку. Ну что же, он закроет окно и дверь и выйдет прочь, ни к чему не прикоснувшись. От сознания того, что он победил любопытство, Хиргол ощутил прилив необычайной гордости за самого себя.

Кто–то чирикнул слева от него.

Птица, напоминающая воробья–переростка, вспрыгнула на стол и с хозяйским видом принялась прыгать по нему, время от времени поглядывая на вошедшего то одним, то другим глазом. Хиргол сделал было шаг к окну, и заметил, что птица украсила стол личной печатью, едва не замарав при этом тетрадь.

— Пошла вон, — замахнулся Хиргол. Птица испуганно метнулась в сторону и, несколько раз столкнувшись со стенами, вылетела в открытое окно. Скатертью дорожка. Чистить стол он не станет — пусть Пятый сам займётся этим на досуге.

Хиргол подошёл к столу вплотную. Отсюда уже можно было дотянуться до окна и, несколько повозившись с тугой защёлкой, он закрыл его. В комнате тут же повис тот запах, который свойствен подобным лабораториям — смесь реактивов, пыль, следы дыма от горелки. Запах был слабым, но неистребимым.

Хиргол долго смотрел на тетрадь и червь, которого он вроде бы прихлопнул в своём сознании, вновь ожил. Ну прикоснись хоть рукой, упрашивал тот. Оставь хоть какое–нибудь воспоминание.

Рука Хиргола потянулась к обложке.

Прикоснуться он не успел. Боковым зрением заметил нечто, метнувшееся к окну снаружи. Начал было поворачиваться, и едва успел пригнуться. Всё, что успел заметить — быстро выраставший силуэт, напомнивший толстую арбалетную стрелу.

Окно взорвалось, выплеснувшись на стол и присевшего Хиргола. Хорошо ещё, что успел закрыть лицо ладонями. Тянулись вязкие отвратительные секунды, но ничего не происходило. Не было ни шума, ни голосов.

Ноги юноши оттаяли, и постепенно вернулась способность соображать. Он поискал взглядом стрелу. Не нашёл. Что за наваждение, что–то же разбило окно!

Он осторожно потряс головой, вытряхивая из волос осколки стекла, и тихо выругался. Теперь не миновать объяснений, почему и для чего ему вздумалось забираться в кабинет…

Слабый треск крыльев за спиной. Хиргол мгновенно развернулся, сжимая кинжал в руке. Тот самый «воробей», с чёрным, как ночь, клювом и внимательными глазками. Сидит на запертом шкафу и поглядывает на человека.

Тетрадь всё же надо убрать, подумал Хиргол. Возьму её с собой — иначе точно голову оторвут. А воробей пусть летает.

Хиргол сделал шаг вперёд, и тут же чудовищная боль обожгла руку чуть выше локтя. Правая кисть онемела и вовсе не чувствовалась. Чёрные пятна запрыгали перед глазами. Хиргол схватился левой рукой за правый локоть, с ужасом осознавая, что вместо локтя обнаружит кровоточащий обрубок…

Локоть был на месте, но правая рука совершенно не действовала. Чуть выше локтя красовалась яркая красная точка. Боль, что стальным обручем сжала горло, не позволяя даже вздохнуть, исходила оттуда.

Снова треск крыльев. Над головой. Справа. Слева. Воробей уселся прямо на тетрадь, попрыгал по ней, холодно поглядывая на стиснувшего зубы человека. Неужели это он?

— Пошёл вон, — прохрипел Хиргол и махнул непослушной правой рукой. Птица отпрыгнула в сторону.

Рука постепенно оживала. Надо было просто уйти, думал Хиргол позже. Но упрямство, которое пришло на смену злости, затмило разум. Он вновь попытался схватить тетрадь.

И едва не лишился глаза. На сей раз, это точно был воробей. Он взмыл в воздух, словно ожившая стрела: столь быстро, что человеческий взгляд не смог бы уследить. Вновь досталось правой руке. Теперь по ладони и ниже проходила рваная борозда. Кровь потекла широкой тёмной полосой, и Хирголу едва не стало худо. Он схватился за край стола — ноги не держали его — и увидел несущуюся на него птицу. Всё, что он успел сделать — закрыть глаза.

После чего тяжёлый молот ударил в лицо, и ярчайшая вспышка сожгла окружающий мир.

* * *

…Хиргол очнулся оттого, что в голове размеренно бил всё тот же молот. Ощущение напоминало похмелье. В общем и целом ему казалось, что его медленно прокручивают через мясорубку. Вместе с сапогами.

Чья–то рука протирала ему голову едко пахнущим составом.

— Больно, — прохрипел Хиргол, попытавшись отвести голову. Без особого, правда, успеха. Мускулы не повиновались.

Зайчики переставали прыгать перед глазами.

Хиргол обнаружил, что лежит на низкой деревянной скамье. Редкостной красоты девушка — которой едва ли было двадцать лет — стояла на коленях перед скамьёй и промывала его раны. Увидев, что пациент открыл глаза, она улыбнулась и жестом велела лежать смирно.

Хиргол обнаружил, что не в состоянии отвести от неё взгляда. Кто это? Где это Пятый прятал её?

— Альмрин, — послышался голос откуда–то справа и девушка, обернувшись, кивнула кому–то, кого юноша не смог увидеть. Впрочем, голос принадлежал Пятому.

Словно ветерок унёс девушку. Она вскочила на ноги и убежала — оставив после себя быстро рассеявшийся слабый аромат хвои.

— Кто… — прохрипел Хиргол.

Тнаммо широким шагом вошёл в комнатушку, в которой лежал пострадавший, и приветственно помахал рукой. Хиргол попытался вжаться в скамью… но его грозный наставник улыбался, как ни в чём не бывало.

— Вижу, ты всё осознал, — он уселся в ногах на низенький табурет. — Радуйся, что жив остался.

— Воробей? — слабо шепнул юноша.

Пятый кивнул.

— Мои сторожа чётко выполняют указания, — пояснил он. — Тебе ещё повезло. День полежишь, потом продолжишь занятия.

Хиргол не верил своим ушам.

— И… всё?

— Всё, — Тнаммо тяжело поднялся. — Лежи, пока не позволят встать. Альмрин присмотрит за тобой.

— Это был… была Альмрин?! — Хиргол вновь попытался подняться и вновь не смог.

Тнаммо широко улыбнулся.

— Я всегда думал, что секрет лечения во многом зависит от врача, — кивнул он, поглаживая подбородок. — Да, это она же. Поскольку ты стал чрезмерно любопытным, отныне она будет следить за тобой. Так что не советую лезть, куда не просят.

— А что? — язык вновь опередил разум.

— А не то она тебя съест, — ответил Тнаммо, ещё раз улыбнулся и удалился.Альмрин появилась на пороге. Некоторое время смотрела на пациента, после чего исчезла — так же молниеносно, как и возникла. Уму непостижимо, как это ей удаётся.

Хотя в облике Альмрин и не было ничего пугающего, слова «а не то она тебя съест» почему–то не вызывали веселья. Может, оттого, что Хиргол привык видеть мрачного коренастого коротышку, а не стройную привлекательную девушку?..

* * *

Когда плот был практически готов, Гость долго ходил вокруг и чесал затылок. Что–то здесь не так: слишком уж лёгок. Стоит встать близко к краю… и всё. Ищите затем, что осталось от неосторожного человека. По слухам, купание в Реке добром не кончается. Хотя вода на вид как вода. Только что цвет: слишком тёмная, почти чёрная. Странно, что никто никогда не рассказывал, что это за Река такая и отчего все её боятся.

И отчего пустыня не смеет пересекать её? Впрочем, что–то о ней всё же говорили… дескать, Норруан не в состоянии отыскать того, кто плывёт по Реке или идёт по её берегу. Хорошо, если это так.

А почему, собственно, хорошо? — недоумённо спросил внутренний голос.

Ответа у Науэра не было. А вот вопросы имелись.

Плот–пушинка вовсе не годится в средства передвижения.

Решение нашлось неожиданно. Науэр в буквальном смысле слова споткнулся об него; споткнулся так, что едва не лишился пары зубов. Два длинных предмета, по цвету почти не отличающихся от гальки. Шесты. Но какие тяжёлые!

Гость присел и осторожно потрогал их. Попытался поднять — и едва смог сделать это! Шест был футов десять в длину и чуть толще большого пальца — но весил, словно стальной!

Нет, не стальной, подумал Гость, с трудом сдвинув предмет с места. И даже не свинцовый. Что–то потяжелее. Он присмотрелся… и ахнул. Шесты были на деле стволами деревьев! Интересно узнать, где Аймвери раздобыл эти штуковины… и как приволок их сюда, раз уж на то пошло!

Теперь понятно, как улучшить плот. Только вот чем прикажете рубить это «железное» дерево?

Похоже, никого в Зивире это не интересовало. Вздохнув, Гость уселся перед шестами и выложил перед собой всё, чем располагал.

Нож и топорик.

Интересно, почему ему не предложили снаряжение? Всяких магических, по словам Правителя, вещиц — полные карманы. Но ни палатки, ни котелка, ничего. Гость некоторое время пытался понять, отчего он не вспомнил обо всём этом в Игле, но — без особого успеха.

XV

В гробовом молчании Унэн распечатал конверт и молча положил на колени плотный лист бумаги с поручением. Вчитался в три строки. И дождался, пока строки не поплыли по бумаге, не превратились в ароматный дымок.

Бумага оставалось бумагой ещё несколько секунд, после чего тоже пожелтела, потемнела и рассыпалась прахом.

Всякий раз, когда Совет поручал Унэну что–нибудь, выглядело это в высшей степени забавно. Тайна на тайне едет, и тайной погоняет. В этот раз текст — без произнесения кодовой фразы — читался без труда, и, действительно, мог считаться заданием. Вот только к подлинному заданию, слова которого всплывали перед мысленным взором по прочтении кодовой фразы, это не имело ни малейшего отношения. Кодовая фраза по прочтении забывалась.

Шассим вопросительно смотрел на монаха, по лбу которого пробежали морщинки. Правая рука Унэна потянулась к затылку — верный признак того, что поручение потребует изобретательности. Ну что же, не в первый раз. После того, как флосс встретился и подружился с неуёмным представителем никогда прежде не виданного Учения, ему пришлось подправить представление о беспокойной жизни и сложных поручениях.

— Любопытно, — произнёс, наконец, монах. Таинственно улыбнулся и покачал головой. — Ну что же, первую часть поручения выполнить как–то можно. А вот вторую…

Флосс продолжал молчать.

— Ну что же, раз ты обещаешь ничего не разглашать, — монах подмигнул Шассиму. — Слушай. «Тнаммо онги Увинхор. Выяснить, кто и откуда. Выяснить, где находится сейчас».

— Кто это такой? — произнёс флосс, подумав с полминуты. «Уши» его при этом пребывали в постоянном движении — знак того, что их обладатель о чём–то сосредоточенно размышляет.

Монах пожал плечами.

— Кто–то, кому захотелось инсценировать свою смерть. Видимо, этому человеку очень не хочется, чтобы его считали живым.

— Что человеку, я понял, — флосс прикрыл глаза. — Звучание речи человеческое. Увинхор… это, случайно, не вид ли грызуна?..

Унэн озадаченно взглянул на спутника.

— Я как раз собирался начать с имени, — пояснил он. — Ну–ка, ну–ка… Что ты можешь сказать об этом?

Теперь флосс озадаченно взглянул на монаха.

— Это… эхо, — объяснил он. — Это не мои мысли. Сам я никогда не слышал этого языка.

— Эхо?! — монах вскочил на ноги и осмотрелся.

Никого.

— Кто находится вокруг нас? — требовательно спросил монах. Флосс прикрыл глаза и монах ощутил нечто вроде лёгкой щекотки под сводами черепа.

— Никого разумного в пределах видимости… — сообщил целитель. — Несколько мелких животных под землёй… насекомые… птицы…

Унэн сосредоточился и прикрыл глаза. Окружающий мир свернулся, исказился, потёк — теперь Унэн смотрел на него словно бы из центра огромного хрустального шара.

— Что это за птица? — «указал» он мысленно. — Летит от нас к северо–востоку. Очень быстро летит.

— О! — в голосе флосса звучало неподдельное изумление. — Постой… не могу войти с ней в контакт.

Ещё через несколько секунд он горестно пошевелил «ушами» и сообщил: — Ушла.

Унэн хранил гробовое молчание. Но улыбка исчезла с его лица, и это уже о многом говорило.

— Похоже, это вообще не птица, — добавил флосс немного погодя и открыл глаза. — Впервые в жизни встречаюсь с подобным.

— Так–так, — голос монаха был задумчивым. — Поручение, возможно, перестало быть секретным. Что делают в таких случаях?

— Что же?

— Я не знаю, — признался Унэн и развёл руками. — Думал, ты знаешь. Я, честно признаться, впервые сажусь в такую обширную лужу. Шассим?

— Да?

— Ты в состоянии следить, кто и когда к нам подкрадывается? — монах пошевелил пальцами, и обвёл пространство вокруг себя обеими руками.

— Конечно же, в состоянии. Но тогда «щит» придётся держать тебе. Оба сразу я не выдержу.

— Идёт, — согласился монах и принялся рассовывать вещи по рукавам. — Для начала забьёмся в какую–нибудь щель.

* * *

Тнаммо вернулся в своё тело и тогда уже расхохотался. Можно было смеяться во всё горло, — всё равно никто не услышит. Стены кабинета не пропустят ни единого звука. Альмрин стояла за спиной, тихая и незаметная, как всегда; Пятый повернулся к ней и ласково погладил по голове.

— Кое–что мы узнали, — сообщил он ей и жестом предложил сесть. — Секретность у этих вояк та ещё. Так что польза от моих полётов всё же есть.

«Я волнуюсь за тебя», — ответили её глаза.

— Пока ты охраняешь меня, ничего не может случиться, — улыбнулся Тнаммо.

«Кто–то знает о нас», — настаивали глаза, а по лицу пробежала тень растерянности.

— Именно этим я и хочу заняться. Посмотри, кто–нибудь приближается к острову?

Девушка несколько мгновений сидела неподвижно, после чего отрицательно покачала головой.

— Ну, тогда я пошёл, — Тнаммо ободряюще кивнул ей и поудобнее устроился в кресле.

Закрыл глаза.

И растворился в сотнях сознаний своих крохотных шпионов. Птиц, пауков, мышей. Многие из них быстро путешествовали по Ралиону, иногда перевозя друг друга, иногда «подъезжая» на попавшемся транспорте — более крупных животных, экипажах, в багаже путешественников и прочими способами. Ибо то были не просто искусственные животные — в конце концов, давно известные магам. Тнаммо умел растворяться в лазутчиках, передавая каждому из них часть своего «Я», а взамен забирая частички их искусственно созданных слабеньких сознаний.

Иными словами, он становился как бы божеством.

Всё, что происходило вокруг его посланников, становилось известным. Он не видел миллиона накладывающихся картинок и не слышал жуткой какофонии сотней ушей. Потоки восприятия не смешивались — он, Тнаммо, как бы расщеплялся на множество своих копий, и каждая из них оставалась им самим.

Что, собственно говоря, и было главным его достижением. То, ради чего к нему приставили этого мальчишку, Хиргола. Ну да ладно. Первый так и не узнает, что он, Пятый, давно уже выследил вожделенный артефакт, за которым охотится Восьмёрка, и — более того — отыскал, где скрывается его владелец.

Восьмёрка не готова немедленно приступать к действиям. А он, Пятый, готов — можно хоть сейчас выкрасть артефакт и истребить столь ненавистного Восьмёрке противника… по крайней мере, попытаться. Но в том то и было дело, что у самого Пятого противник не вызывал ни ненависти ни страха. Если прикажет Первый – другое дело.

Возможно, потому, что перестал бояться с той памятной ночи, когда, по обычаю племени, отправился в страшный ночной поход — из него воин племени Увинхор либо возвращается, получив имя и дар мудрости предков, либо не возвращается вовсе.

Странно… куда же делись двое забавных следопытов — человечек и флосс? Не могли же они улететь! Его шпион, птица, похожая на стрижа, всё ещё кружила вокруг — и не смогла понять, куда они испарились. Ну да не страшно. Рано или поздно появятся. Вскоре его глаза будут повсюду — а подсмотренное «секретное» задание в принципе не позволяло исполнителям действовать, оставаясь невидимками.

Задание гласило буквально: «разведать местоположение тайных лабораторий Лерея. Выявить все пограничные склады и тайные переходы». Звучит как–то путано, и вообще странное — но вполне разумное. Так что пошлём–ка мы десяток–другой шпионов поближе к Лерею. Не помешает. А в остальном дело сделано — остаётся только ждать.

Странно, конечно, что специалисту такого класса, как Унэн, поручили столь неинтересное дело. Ну да ладно, с этим будут разбираться другие.

…Тнаммо с наслаждением вытянулся в кресле, после чего выпил чашку восхитительного чая, который принесла ему Альмрин. Всё понимает, всё чувствует… умница. Неважно, что готовить чай её научил сам Тнаммо: у него, как бы он ни старался, никогда не получалось такого.

— Спасибо, — поблагодарил он и увидел в ответ смущённую улыбку.

Что там делает Хиргол, интересно?

Впрочем, это не имеет ни малейшего значения.

* * *

— Нечего сказать, — произнёс Гость после того, как ему надоело возиться с плотом.

Собственно, работа была несложной. Тяжеленное дерево оказалось на удивление мягким и пластичным — резалось, хотя и с трудом. Лёгкое же, напротив, было неподатливым, словно камень. Вот тут пришлось повозиться.

…Теперь, существенно утяжелённый, плот был готов отправиться в путь. Так… воду набрал, еды предостаточно. Солнце, поднявшееся из–за Реки, даже до полудня палило беспощадно. Трудно представить, что можно целый день просидеть под его лучами и не пожалеть об этом. Пара шестов, верёвка, весло — всё вроде бы приготовил. Весло получилось корявым, но сломаться не должно.

В книгах всё хорошо, подумал Гость. Там о подобных мелочах не думают. «Срубил дерево», «изготовил лодку», и всё в порядке. Заставить бы каждого автора самому заняться этим… глядишь, хороших книг стало бы намного больше.

Голову пекло немилосердно.

А вода, что плескалась под брёвнами плота, казалась такой прохладной…

«Не прикасайтесь к воде Реки!» — прозвучало в голове Гостя тревожно. Почему, собственно? Ну понятно, подумал он, осторожно отталкиваясь от берега. Так гласят предания. Знаем мы эти предания… и к чему они приводят. Почему бы не попробовать самому заняться их сочинением?

Плот шёл легко, и управлять им оказалось проще простого. Теперь только надо убедиться, что Река действительно спокойная, и нет на ней ни водоворотов, ни порогов, ни прочих препятствий. Всё же он, Науэр, не специалист по таким делам.

Течение было слабым. Стоять над чёрной поверхностью было страшновато, но, стоило немного подгрести, как плот приближался к берегу, и уверенности прибавлялось.

Я Гость, подумал Науэр, изо всех сил стараясь верить в то, что думает.

Вода Реки — самая обычная.

Она не повредит мне.

Я прикоснусь к ней, и ничего не случится.

Он нагнулся и осторожно, кончиком пальца, прикоснулся к чёрной глади. Крохотные круги разбежались во все стороны. Почудилось ему, или же речное дно — обычное и спокойное — показалось сквозь толщу зачарованной воды?

Ничего с его пальцем не случилось.

Науэр рассмеялся и погрозил берегу пальцем.

— Я сильнее вас! — крикнул он камням, скалам и лесу. — Река ничего не сделает мне!

После чего набрал пригоршню воды и смотрел — на то, как вода в горсти посветлела, прояснилась и стала самой обычной водой.

— Вот так–то, — объявил Науэр назидательно.

Тяжкий вздох послышался откуда–то сверху. Гость задрал голову и увидел… звёздное небо! Небосвод над головой потемнел, и на какой–то миг сквозь мрак зенита проступили мерцающие капельки звёзд.

Вода зашипела в горсти.

Страшно, непередаваемо сильно обожгло руку. Науэр вскрикнул и стряхнул чёрную, кипящую и источающую чёрный дым воду…

Слишком поздно. Казалось, что сама кровь закипает в жилах. Боли он не ощущал; зато все мускулы разом стали ватными. Науэр упал, как подкошенный, сильно ударившись затылком о поверхность плота. Ощетинившийся звёздами зенит был последним, что он увидел.

Ветер подул, поднимая волны на зеркально–гладкой поверхности Реки. Чёрная прореха в небесах дрогнула и затянулась. И вновь небо стало однородным, иссиня–пепельным, постепенно расплавляясь от жара поднимающегося солнца.

Плот плыл и плыл, всё дальше от берега, всё ближе к стремнине. К месту, где река из сонного зеркала становилась неукротимым потоком.

* * *

— Он куда–то делся! — воскликнула Морни, вздрогнув. Со своими сородичами она общалась на расстоянии, не произнося вслух ни слова. Так и сейчас — она напряглась, не обращая внимания на Норруана, что–то оживлённо ей объяснявшего и, прикрыв глаза, выслушала торопливое сообщение издалека.

— Он исчез с поверхности Реки, — пояснила ворона и, не раздумывая, поднялась в воздух. — Попытаюсь его отыскать, — крикнула она, не оборачиваясь.

И скрылась из виду.

— Постой! — крикнул Норруан, раздосадованный. Он мог бы объяснить вороне, что, судя по его ощущениям, Науэр жив. То, что его потеряли из виду — не так уж и страшно. Сам Норруан не раз пересекал Реку; сделает это и вновь. А вот Морни летать над Рекой опасно.

Ибо кто знает — вдруг слухи окажутся верными и магия Норруана бессильна над Рекой?

Владыка Моррон вполголоса выругался и подошёл к северо–восточному окну. Где–то там, замыкая восточную границу, текла Река. Сможет ли Норруан противостоять ей?

Выбора нет. Придётся попробовать.

Норруан уселся за стол и сосредоточился. Он не обратил внимания, что рука его как бы сама собой легла на истёртую обложку Книги. И та тяжело вздохнула в ответ.

* * *

— Нам обязательно было забираться в пещеру? — спросил флосс, когда Унэн в очередной раз прикладывался к бутылочке.

Последние два часа они сидели в сыром и тёмном месте — ну, не совсем тёмном, костёр худо–бедно освещал просторное подземное помещение — и говорили о всякой ерунде. То есть, конечно, будь это обычный разговор обычным вечером в монастыре — он был бы уместен. Но говорить вот так, сразу после получения срочного задания… Шассиму это было непонятно.

— Нам нужно было убраться с поверхности, — ответил монах, оставив сосуд в покое. — Ну как, чувствуешь что–нибудь?

Шассим заметил беспокоившую их тень. Однако следить за ней — даже «мысленным взглядом», который у флоссов был скорее инстинктивным, чем приобретённым, — было непросто. Словно смотреть на тусклое свечение гнилушки в полной тьме: видишь, только если отведёшь взгляд в сторону. Сейчас флосс «видел» именно так. Быстрая, крохотная тень, заметить которую можно, лишь сосредоточившись на её окрестностях.

Тень описывала круги вокруг них. Словно знала об их присутствии. Ну да, разумеется, у этого… существа?.. должен быть хозяин. Кто–то управляет им. Но кто?

— Пытается найти нас, — сообщил флосс.

— Отлично, — просиял монах, чем снова вверг Шассима в растерянность. Вообще он приходил к мысли, что люди употребляют слова небрежно, не всегда осознавая, что в буквальном смысле произносят нелепицы.

— Отлично?

— Похоже, что послание подсмотрел именно тот, кого необходимо найти. Ты смог бы понять, кто управляет этим… соглядатаем?

— Ты тоже понял, что им кто–то управляет?

Монах страдальчески улыбнулся.

— Иногда я тоже бываю умным, Шассим. Конечно, догадался. По выражению твоих глаз. Ну так как же?

Флосс отрицательно повертел головой.

— Никак, — пояснил он на словах. — Для этого я должен войти с ним в контакт.

— Ну так входи. Всё равно он… они нас найдут. Рано или поздно. Мы же не кроты, в самом деле.

— Не могу, — терпеливо возразил целитель. И объяснил, что, собственно, он «видит». Монах присвистнул.

— Вот так дела… Ну что же, тогда вечер воспоминаний продолжается.

— Ты не собираешься выполнять поручение? — поразился флосс.

— Собираюсь, — в голосе Унэна начинали звучать отдельные нотки подступающего раздражения. — Но для этого надо хотя бы придумать, как именно. В таких случаях очень полезно заняться совершенно посторонним делом.

Флосс мысленно воздел глаза к небу и воззвал к Вестнице, с просьбой дать ему мудрости достаточно, чтобы понять, наконец, своего непостижимого спутника. Но либо богиня была занята неотложными делами, либо и ей это было не под силу. Флосс предпочёл думать, что правильно первое предположение.

— Итак, — монах преспокойно опёрся на камень посуше и продолжил беззаботным тоном. — Шёл я, значит, с ярмарки…

* * *

— Не шевелиться, — приказал сзади хриплый голос и стрела, свистнув, вонзилась в ствол дерева над головой монаха. Замечтался, подумалось ему. Вот так это и происходит.

— Поднимите руки над головой, достопочтенный, — приказал тот же голос, и монах повиновался, стараясь изобразить на лице должную меру испуга. Чтоб этим грабителям стать в следующем воплощении родственниками того мула, об которого он отбил все пятки по пути на эту забытую добрыми богами ярмарку!..

Длинное проклятие, хоть и не очень–то помогло, но, по крайней мере, придало достаточно боевого духа.

— Отожрался–то как, — враждебно заметил другой грабитель — высокий, с давно не чёсаными волосами и копьём в руке. — Все вы, святые люди, одинаковы. Ну ничего, сейчас ты с нами кое–чем поделишься.

— Нет у меня ничего, добрые путники, кроме одежды, — смиренно ответил монах и склонил голову. Третий грабитель, вооружённый кистенем, появился из–за стоящего рядом дерева. Судя по всему, их было именно трое.

— Сейчас проверим, — грабитель с копьём прижал острие его к горлу монаха, а соучастник, повесив кистень на пояс, умело обыскал жертву.

— Не врёт, — произнёс лучник с удивлением. — Ну–ка, снять с него пояс!

Пояс тоже был так себе, не особо новый, не особо ценный.

— Ну–ка, попрыгай, — велел лучник, а его приятели довольно заржали.

— Зачем? — испуганно спросил монах, надеясь, что блеск его глаз не очень заметен.

— Будешь нас развлекать, — мрачно пояснил лучник, держа его на прицеле. — Коли беден, заплатишь, чем скажем. Для начала изобрази нам лягушку!

Внутри просторного (и весьма поношенного) одеяния монаха что–то предательски забренчало.

— То–то же, — воскликнул стрелок, опуская лук и потирая шею. — Ну–ка, достопочтенный, признавайся — где добро хранишь?

— В рукавах, — признался тот неохотно. Грабитель с кистенем начал было оправдываться, встретив злой взгляд своего приятеля, но тут же замолк. Все трое обступили монаха, держа оружие наготове, и лучник сплюнул под ноги «святому человеку».

— Давай, выкладывай, что там у тебя!

Вздохнув, монах принялся выкладывать.

Глаза грабителей открывались всё шире. Несколько роскошных одеяний шафранового цвета… привлекательно пузатые мешочки… множество бутылочек, в которых хранилось, несомненно, что–то очень изысканное… стопки книг… ожерелья и чётки… несколько пар очень старых сандалий… старая бритва…

— Во даёт, — шепнул лучник копейщику. — Ну даёт…

Монах продолжал выкладывать вещи. В конце концов, в руках у него появилась массивная серебрёная цепь и что–то наподобие крестьянского цепа…

— Ну? — кивнул он выразительно на кучу добра. — Убедились, что взять с меня нечего?

Тут только до грабителей дошло, что монах уже вооружён. Но собранность и слаженность как–то невзначай оставили их. Спустя несколько долгих мгновений грабители были обезоружены, скручены и связаны по рукам и ногам длинной верёвкой. Охая и проклиная столь неудачный день, они наблюдали, как монах неторопливо рассовывает имущество по рукавам…

* * *

— И что дальше? — спросил флосс, когда перестал смеяться.

— Отвёл их в городок, — пожал монах плечами. — Не оставлять же волкам на съедение. Полдня потерял, словом…

— И часто на тебя нападали грабители? — поинтересовался Шассим.

— Часто, — пожал Унэн плечами. — Видать, судьба такая тяжёлая…

— У тебя?

— У них, ясное дело! Моя судьба меня устраивает.

Унэн шумно вздохнул.

— Хотя, — добавил он, потирая спину, — я предпочитаю воевать словом, а не клинком. Словом–то оно приятнее.

Флосс завозился, устраиваясь поудобнее, и вдруг замер неподвижно.

— Ушло, — объявил он.

Монах не сразу понял.

— Что ушло?

— То, что нас искало, — пояснил целитель. Тряхнул большой головой, прикрыл глаза. — Причём ушло очень быстро.

— Вот и дождались, — довольно объявил монах. — Выходим!

— Стоит ли? — засомневался флосс. — Может быть, он на это и надеется?

— Вряд ли, — монах аккуратно засыпал костёр, морщась, когда дым попадал в глаза. — Я тоже перестал ощущать чужое внимание. Пошли, пошли. В любом случае спать наверху приятнее.

— Начало пути не самое удачное, — заметил монах, взбираясь по крутому лазу, с тяжёлым флоссом на спине. — Интересно, что будет дальше?

Флосс хотел предположить, но решил промолчать.

Часть 5. Выбор

XVI

Он лежал на спине и смотрел на однообразное небо. Небо, выкрашенное в грязно–голубой цвет; небо, один лишь вид которого вызывал тоску и отвращение.

Плот плыл всё медленнее и медленнее. Или так только казалось? В последнее время на глади Реки стали появляться небольшие волны, что слегка покачивали плот; убаюкивая слабым плеском пассажира.

Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что правая кисть его свешивается за борт, почти касаясь чёрной воды. Науэр испуганно вскочил… едва не опрокинув плот, настолько стремительным было движение.

И споткнулся, наступив на собственный плащ. Неловко упав, он избежал серьёзных ушибов и некоторое время лежал, пытаясь отдышаться; лежал, ощущая яростно бьющееся сердце.

Прикосновение плаща было неприятным. Тёплое, словно кожа больного лихорадкой. Науэр не смог подавить чувства отвращения и сбросил плащ, подставив руки и лицо неприветливому солнечному диску. Дёрнула же нелёгкая отправиться в путь в рубашке с короткими рукавами…

Странно. Плащ–то он снял, но почему–то почувствовал себя значительно лучше. Картина вновь представилась его глазам. Он стоит у берега Реки и, поддавшись невнятному порыву, швыряет в жадные воды все амулеты, кольца, всякую магическую чушь, что навесили на него маги Иглы. В том числе и Мондерел собственной персоной.

Науэр смотрел на скомканный плащ и задумчиво качал головой.

Прикоснулся к одеянию ещё раз. И вновь тошнотворная волна тепла обволокла его… на короткое мгновение. Нервы Гостя не выдержали; вскочив, он пинком отправил плащ за борт. Тот долго не тонул, очень медленно намокал. Течение расправляло его и перекатывало; выглядело это так, словно тонул человек, почти не способный сопротивляться разыгравшейся стихии. Науэр отвернулся и сосчитал до ста.

Когда он оглянулся, плаща не было. Оставалось, правда, неприятное чувство, что стоит подойти ближе к корме, как рукава молниеносно выхлестнутся из–под воды. Давай ко мне, приятель. Тонуть вдвоём веселее. Науэр прикрыл глаза ладонью и судорожно сглотнул. Зря я связался со всем этим, подумал он в очередной раз. Но раз связался, надо выпутываться.

Взгляд его упал на «сумку». Понятно. Ещё один подарок Иглы. Гость вытряхнул сумку прямо на плот (ощутимо присевший от обрушившегося груза) и, не колеблясь ни минуты, выбросил её туда же, куда и плащ.

Месячный запас продовольствия вряд ли пригодится. Кто уж там у них в Игле считал да прикидывал, неизвестно. Однако известно, что путь вниз по Реке отнимает…

Науэр заскрежетал зубами.

Я сам знаю, сколько он занимает, подумал он. В болото Иглу вместе со всеми её добрыми хозяевами! От их заботы недолго и в могилу сойти раньше времени.

Оглянувшись, он увидел, что Игле его проклятие не повредило. Как и прежде, она вырисовывалась на фоне уставшего, иссохшего неба — символ продолжающегося сопротивления, последний оплот старого Зивира.

Странно, что Моррон не виден точно так же, подумал Науэр неожиданно, расшвыривая свёртки с продовольствием в разные стороны, чтобы присесть. Чем он, собственно, хуже? Хозяин его точно так же ничуть не боится продемонстрировать свою мощь; все прекрасно знают, где замок находится.

…К концу дня он остался только с тем, с чем вступил впервые на землю Зивира. Как хорошо, что он сохранил всё это. Иначе пришлось бы отправляться на великий подвиг в чём мать родила.

Гость вымученно улыбнулся этой шутке. По–хорошему, надо бы выбросить в Реку всё остальное… хотя, вроде бы, еда не магическая. Вяленое и сушёное мясо, фрукты, орехи. Вода тоже — самая обычная. Хорошо ещё, что фляжку захватил! Совсем, правда, маленькую.

И ничего, ровным счётом ничего для разведения костра.

Давным–давно Гость читал приключенческий роман, в котором герои вышли из положения, соорудив импровизированную линзу. Да только нет ни пары часов, ни любой другой подходящей вещи. Путешествие будет весёлым.

Хотя, подумал Гость устало, может, и не придётся разжигать костра. Всякое может случиться.

Сон пришёл быстро. А когда он проснулся, незнакомое звёздное небо подозрительно разглядывало его тысячами глаз.

* * *

Путь до южных островов архипелага Хеверт оказался до отвращения спокойным. Монах молчал всю дорогу, чем постепенно ввёл флосса в состояние беспокойства. Не более десятка–двух мысленных реплик в день.

Понятно, почему он помалкивал на корабле. Отчасти понятно, почему продолжал хранить молчание, пока вёл их небольшую лодочку к нужному острову. Но совершенно непонятно, отчего заговорил только, когда небольшая бухта скрылась из виду.

— Интересно, за что эти холмы прозвали Черепаховыми? — задумчиво спросил монах, глядя в светлое небо, по которому лениво ползли ряды облаков. Ярких, ослепительно–белых, словно взбитые сливки… протягивай руку и ешь. Монах вытянул руку над собой, но, конечно же, ничего не достал.

Шассим, как оказалось, сидел поблизости. Унэн привык, что флосс частенько улетает — то на разведку, то поохотиться. Разведка была не очень–то и нужна: шестое чувство постоянно зудело, предупреждая, что за ними наблюдают. И каменистая земля, и похожие на зонтики с короткой ручкой деревья, и вся мелкая живность. И даже небо, наверное. Всем было интересно, что здесь делают два чужака, вот уже четвёртый день не покидающие этих мест. Странное это было ощущение. Отсюда Холмы казались бесконечными; но Унэн знал, что островок, на котором они находятся, можно пересечь пешком из конца в конец, пока светит солнце.

Быстрым шагом, конечно… и если дорога была бы прямой. Где–то рядом ещё жили те, кого было принято снисходительно называть дикарями. Потомки Къелливинха, легендарного каменного сурка, прародителя этого племени. Унэна позабавила та серьёзность, с которой флосс отнёсся к изложению немногих известных преданий этого (может быть, уже вымершего) племени. Шассим поверил в них сразу и безоговорочно. Лёгкость, с которой флосс принимал и то, что требовало прикосновения разума и то, что требовало безусловной веры, поражала. Наверное поэтому, подумалось монаху, они не испытывали никаких потрясений десятки тысяч лет. Люди, те давно уже усомнились бы в существовании богов… пока последние не решили бы показать, сколь наивны подобные сомнения.

Или не решили бы. По Ралиону рассеяна масса всевозможных культовых сооружений; тысячи богов и божков были в своё время известны здесь, до прихода Великих. Трудно понять, как можно было принять то, что все местные и мелкие культы — проявления Великих, и в то же время не допускать мысли о каком бы то ни было родстве между старшими богами… так на то она и вера.

Ощущая пристальный взгляд острова, Унэн тоже готов был признать, что культ Къелливинха всё ещё жив. Иначе кого может беспокоить присутствие непосвящённых? Но вот племя, что умудряется так скрывать следы своего пребывания… и он и Шассим были неплохими следопытами, и всё же — где люди?..

— За деревья, — ответил флосс неожиданно. Монах тут же потерял нить размышления.

— Не понял? — настоятель уселся и, не переставая жевать травинку, оглянулся на Шассима. Тот сидел и чистил оперение.

— Эти деревья, — флосс указал крылом на «зонтики». Корявые и едва ли выше Унэна ростом деревья образовывали живую крышу. От дождя и солнца она спасала безукоризненно. В чём путешественники уже успели убедиться: на затерянный в океане островок грозы обрушивались без предупреждения. — Их множество здесь, но когда–то все они росли подобным образом. Словно… зонтики. Сверху холмы походили на множество собравшихся вместе черепах.

— Должно быть, это было красиво, — мечтательно заметил Унэн.

— Могу показать, — предложил флосс неожиданно, и монах вновь уселся, поворачиваясь к птице с выражением искреннего недоумения на лице.

— Открой разум и закрой глаза, — велел Шассим, вспрыгивая на соседний камень. Там он застыл, приоткрыв клюв и слегка разведя в сторону крылья — иначе говоря, принял позу, в которой частенько изображают Вестницу.

Унэн усилием воли ликвидировал все мысленные щиты и заслоны, держать которые стало привычкой, и послушно открыл сознание. Думай обо всём… будешь думать ни о чём. Он и думал обо всём — о камнях под ногами, о небе над головой, о…

Вихрь пронёсся перед его мысленным взором, и прояснилось изображение. Он смотрел на остров сверху, — глазами летающего существа; возможно, флосса. Остров действительно походил на стайку тесно прижавшихся одна к другой гигантских черепах. Зелёные, буроватые, желтоватые пятна выстраивались затейливым узором на их панцирях.

И… строения! Унэн успел заметить высоко вознесшуюся в небо башню, выстроенную настолько изящно и совершенно, что захватывало дух. И фигурки у подножия башни… напоминавшей скорее обелиск, нежели крепость. Фигурки, несомненно, были человеческие. Хотя с уверенностью сказать было нельзя: видение спрессовалось в несколько длинных мгновений, и, после того, как оно прошло, разум всё ещё выбирал из увиденного всё новые и новые подробности.

Неведомый зритель сделал круг и Унэн заметил дороги. Вымощенные тщательно обтёсанными камнями, расходившиеся от башни во все стороны. И изваяния. Множество изваяний, невысоких, украшающих собой обочины. Все они изображали животных или полулюдей–полуживотных.

Тьма хлынула потоком; Унэн потряс головой и часто заморгал, чтобы глаза вновь привыкли к свету.

И — вот она, привычка — тут же сосредоточился на возведении мысленного щита, которым уже несколько недель укрывал себя с Шассимом.

Флосс сидел на камне, невозмутимо глядя на спутника. По его виду вовсе не казалось, что источником видения был именно он, целитель Шассим–Яг, предки которого занимали скромные, но почётные места в иерархии флоссов вот уже сотни поколений.

— Что это было? — осведомился монах, когда способность говорить вернулась к нему. В голосе его смешивалось уважение и лёгкая зависть — к чему–то, одновременно поразительному и недоступному.

Флосс повёл «ушами» — человек пожал бы плечами на его месте.

— Но как? — невразумительно спросил монах.

— Мы умели записывать картины мира задолго до того, как Люди научились письму, — пояснил флосс.

— И… где же хранится всё это? — недоумевал монах. Не может быть, чтобы каждый флосс помнил всё это!

— Вокруг, — флосс распахнул крылья и вновь сложил их. — В камнях. В травах. В животных. Повсюду.

— И каждый флосс может… увидеть картины прошлого?

— Каждый, — спокойно подтвердил Шассим. В глазах его танцевали насмешливые искорки.

— Может быть, ты ещё скажешь, что и сам время от времени… гммм… запоминаешь всё, что видишь?

— Не время от времени, — возразил флосс. — Постоянно. Ну… почти постоянно. Странно, что ты раньше об этом не знал.

— Действительно странно, — согласился Унэн, лихорадочно припоминая, не совершал ли чего недостойного, пока путешествовал с Шассимом. Ну там, пара скандалов в тавернах и несколько уличных потасовок не в счёт. Учение надо защищать от грязных поползновений… не было ли чего–то ещё? Потом ведь все, кому не лень, смогут полюбоваться на это, если Шассим не врёт!

Флосс тихонько свистел и часто моргал — смеялся.

— Поймал ты меня, — монах обречённо вздохнул и потёр ладонью голову, выбритую до блеска. — Буду знать. А для чего вам всё это?

Флосс вновь «пожал плечами».

— Память должна оставаться, — объявил он, наконец. — То, что мы рассеиваем среди мира, не живёт вечно, но даже одна песчинка может запомнить многое и многое. Как сейчас, например. Ты видел события, которым… — флосс прикрыл огромные глаза, — более восемнадцати тысяч лет.

— Вот как! — монах уважительно покачал головой. — Культ настолько древний! Это надо запомнить, — и, добыв изрядно потрёпанную тетрадь, начал поспешно делать записи. — Мне не хотелось бы проявлять неуважения к почтенному предку здешних жителей.

— Он наблюдает, — добавил флосс и спрыгнул с камня. — Он решает, что с нами делать.

— Как себя следует вести? — тут же поинтересовался монах, хотя и сам знал — как.

— Как всегда, — флосс в третий раз выразил неуверенность. Забавная штука, эти их «уши». — Столь древние силы безошибочно почувствуют фальшь.

— Ну, тогда пошли, — монах быстро собрал их пожитки, привёл, как смог, в порядок примятую траву. — Мне интересно побывать там, где мы видели башню.

— Они называли её «Иглой, удерживающей твердь мира», — произнёс флосс, утвердившись на перекладине за плечами монаха, и тот вздрогнул. — Башню снесли потомки северных пиратов, когда наказывали остров — за отказ подчиниться империи.

— Как обычно, — грустным голосом произнёс Унэн, ловко и без видимых усилий взбираясь в горку. — Как обычно.

* * *

Вода в Реке то чернела, принимая зловещий вид, то становилась прозрачной и обычной — самая обыкновенная вода. Гость иногда свешивал голову за борт и вглядывался в глубину. Было отчасти страшно — ладонь по–прежнему немного болела, напоминая об опасности. Странный рисунок проявился на обожжённой коже — несколько десятков концентрических окружностей, рассечённых линиями ладони на множество неправильных дуг. Рука невыносимо чесалась, а все лекарственные составы он отправил в Реку.

Или в реку. Отчего–то не ощущалось враждебности. Однажды, набрав пригоршню воды (которая была прохладной и прозрачной), Науэр даже решился отпить. И ничего не случилось.

Вот и верь легендам. Правда, когда чёрные буруны вскипали по краям плота, трогать их, и тем более пить, конечно же, не хотелось. Интересно, отчего это случается? Не оттого ли, что достопочтенные защитники Зивира вспоминают о своём спасителе и его нелёгком пути?

Третий день продолжалось его путешествие по Реке. Берега не было видно: только слабая полоска леса на западе и серо–белая дымка на востоке. И всё. Ни облачка, ни ветерка. Стоило встать в полный рост, как солнце начинало немилосердно жечь; но, стоило присесть или, тем более, лечь, как погода становилась вполне терпимой. Река поглощала всё; сама же оставалась либо чистой и неосквернённой, либо чёрной и неукротимой. Последняя вызывала уважение и ужас.

И подходила к концу питьевая вода.

…Гость также заметил, что всё, что ни касается воды, мало–помалу меняется. Верёвка, хвост которой волочился по воде, стала невероятно прочной. Ни разрезать, ни порвать её не удавалось. Кусочки дерева, опущенные в воду, становились прочнее камня всего за несколько часов.

Проверим, подумал Гость отчего–то весело, и опустил в Реку накрепко привязанный «выдержанной» верёвкой свой нож. Походный, тщательно отточенный, видавший виды. Посмотрим, что с ним станет.

Искупаться бы самому… да только камнем бы не стать.

Иногда ему снились сны.

Сны были, как ни странно, о Зивире. Но не об этом, зыбком и распадающемся, а о другом. Цвета были яркими; воздух — сладким и приносящим радость. Земля не была пепельного оттенка, а жизнь не ютилась крохотными оазисами посреди сжимающегося кольца пустыни. Реки и моря; горы и холмы; леса и степи — многие народы, многие страны и чудеса, перечислить которые просто не хватит жизни.

Он плыл на том же плоту по той же реке — она была столь же непокорной и широкой, но вода её не превращалась время от времени в чёрную обжигающую жидкость. Многие другие суда — как лодки, так и небольшие корабли — проходили мимо и ему порой весело махали руками. Такие же люди, как он сам. Или не совсем люди… но была ли, в сущности, разница?

Река кончалась водопадом; широким, многокаскадным. Два небольших рукава уходили в сторону; там, следуя по сложной системе шлюзов, корабли могли безопасно продолжить свой путь.

До водопада, однако, более сотни миль путешествия по Реке.

Немало островов разделяло русло Реки надвое; на нескольких из них также кипела жизнь; крупнейший был самостоятельным крохотным государством — единственным в своём роде.

И, разумеется, Игла. Она по–прежнему видна отовсюду — где бы ни находился зритель. Помощь заблудившемуся и вечное напоминание о том, что не только на разрушения способен разум.

…Плот заскрежетал, садясь на мель, и Науэр проснулся.

* * *

Черепаха неторопливо пересекла тропу, со всей доступной ей скоростью устремляясь к пышным пастбищам на той стороне. Сам Унэн и за большую награду не взялся бы жевать едкие листья одуванчика, но у каждого свой вкус. Монах остановился, пропуская важную рептилию размером чуть больше ладони, и некоторое время изучал её украшенную тусклым узором спину.

Похоже или нет? Во всяком случае, черепахи здесь тоже водятся.

— Если не ошибаюсь, — начал Унэн, сам не зная, отчего он это говорит, — черепахи здесь — также священные животные.

— Верно, — подтвердил флосс. Черепаха остановилась и, запрокинув клювообразную голову, некоторое время смотрела Шассиму в глаза. После чего с громким шорохом скрылась среди травы.

Руины башни были уже поблизости. Собственно, только теперь стало видно, что это руины. Раньше, пройдя мимо очередного холма, Унэн едва ли отличил бы его от прочих. Теперь же можно стало рассмотреть линии и детали, не являющиеся естественными образованиями.

Всё покрыто мхом, засыпано камнями, задушено травой. Никто не спасся, вспомнил монах и нахмурился. Захватчики долго искали подземный ход, но он оказался свежезасыпанным. Погребли ли его оборонявшиеся вместе со своими тайнами, или же только отрезали дорогу врагу, отступая к очередному рубежу — уже не выяснить. Он, наверное, может подсказать, подумал Унэн о флоссе, спокойно осматривающемся у него за плечами. Только спрашивать его я не стану.

Есть вещи, спрашивать о которых… словом, неправильно. Трудно подыскать нужное слово. Подобные события с точки зрения постороннего наблюдателя — не самое приятное зрелище. Словно личная жизнь лабораторных мышей, за которыми наблюдают бесстрастные и озабоченные своими задачами учёные.

Монах прикоснулся рукой к замшелому валуну и прислушался к собственным чувствам. Отозвалась ли каменная глыба на прикосновение или это плод его фантазии?

Он оглянулся. За его спиной находилось разрушенное святилище. Некогда оно представляло собой ступенчатую пирамиду из треугольных каменных плит. Девять постаментов стояли на возвышении; восемь из них пустовали. Статуи были снесены могучими ударами — местами выкрошился гранит постаментов; кое–где виднелись их жалкие обломки. Втоптанные в пыль, раздавленные в крошево.

Центральный постамент венчало изображение птицы.

Вернее, чего–то, весьма похожего на птицу. Ибо у птиц всё же не бывает рук, крохотных и на вид ненужных, что растут чуть ниже могучих крыльев — трёхпалых, снабжённых крючковатыми когтями рук. Венец из воздетых перьев придавал изваянию надменный вид. Глаза были молочно–белыми, как и остальная статуя… но очень уж походили на подлинные глаза, всего лишь прикрытые веками. Казалось, обратись к статуе, и она немедленно проснётся.

— Менвермориллидд, — прочёл монах и поспешно взглянул в «лицо» статуи. Она не отозвалась на имя. Когти «орла» нависали над постаментом; последний был явно маловат. — Какое длинное имя!

— Только Люди додумались изобретать короткие имена, — отозвался флосс, тоже рассматривающий изваяние. — Сила слова пропадает, слово становится просто звуками; суть имени теряется. Здешние жители не произносят звуков без необходимости. Во всяком случае, звуков священного языка.

Монах припомнил, что подлинное имя Шассима состоит из двенадцати частей; Шассим — не более чем «ложное» имя, для тех, кому не положено прикасаться к глубинной сущности флосса. Его, Сунь Унэна, имя, напротив, было ясным и понятным. И его народу подобное уважение к слову не очень–то свойственно. Слово ведь, в сущности, только маскирует подлинную суть мироздания.

Впрочем, каждая мысль имеет право на существование.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — добавил флосс. — Но здешние жители придерживаются иных взглядов. Когда мы с ними встретимся, постарайся не забывать об этом.

Статуя выглядела ухоженной; отдельные фрагменты её словно вчера вышли из–под резца; камень был гладким, тщательно обработанным; вода, ветер и время не успели оставить на нём следов.

— Да он же совсем новый, — указал Унэн, придирчиво осматривая чудом сохранившуюсястатую. — Как же он смог уцелеть? Что, захватчики побоялись его разрушить?

— Может быть, и так, — согласился Шассим. — Ты сам не ощущаешь чего–нибудь необычного?

Монах прислушался к внутреннему голосу. Тот помалкивал. Разве что… почти непреодолимое желание смотреть в прикрытые каменные глаза. Ну да это неудивительно. Многие шедевры, ни в коей мере магическими или культовыми не являющиеся, так же непреодолимо приковывают внимание. Само по себе это ничего не объясняет.

— Кстати, как ты узнал его имя? — поинтересовался целитель.

— Так вон же, на постаменте на… — монах удивлённо замолк. Потому что постамент, на котором вроде бы красовалась изящно вырезанная в камне надпись, был совершенно гладким. Без орнаментов. Без надписей. Четырёхгранная колонна со скруглёнными углами.

— Вот так, — прошелестел голос Шассима. — А ведь всё это время он постепенно теряет силу.

Монах медленно прикоснулся ладонью к постаменту. Статуя была в нескольких сантиметров от его лица; пахло от неё нагретым камнем, как и положено.

— Осторожно! — голос флосса вывел его из задумчивости. — Не прикасайся к когтям.

Действительно, каждый коготь был отточен, словно бритва. Монах поёжился. Неплохо старался неизвестный мастер! Полное подобие живого существа — если, конечно, оно когда–либо существовало. Бесконечно осторожно он опустил ладонь, подавив желание прикоснуться к каменным пальцам, охватившим края опоры.

— Я не помню, как ему приносились жертвы, — добавил Шассим, когда монах вновь вернулся на дорогу. — Но знаю, что он — бог непредсказуемый. Один из немногих, так и не соединившихся с Великими.

И отвернулся. Почти сразу же незримые нити, не позволявшие монаху отвести взгляд, лопнули. Более не казалось, что глаза вот–вот откроются. Бог потерял к ним интерес?

— Нам посылают сигнал, — произнёс флосс и монах повернулся в сторону, в которую смотрел Шассим. Огромный орёл парил к западу от них. Величественно описав в воздухе несколько широких петель, хищник спустился и исчез, постепенно став неразличимым на фоне облаков.

— Ты думаешь, что это нам? — удивился монах.

Порыв ветра, невероятный для тихого, солнечного дня, толкнул его в спину, вынудив сделать несколько шагов на запад.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Унэн, отряхивая ладони о рукава. — Во всяком случае, я предпочту идти сам.

То там, то сям из–под буйно растущей травы выглядывали отдельные, сильно пострадавшие от времени каменные бруски. Всё, что осталось от дороги.

* * *

— Все путешествуют, — произнёс Норруан задумчиво. Приоткрыл Книгу и поразился — последние страницы были исписаны иным почерком; крохотным, убористым, но очень аккуратным. Узнать бы, чья рука вписывает сюда то, чему суждено случиться (или что уже свершилось… где–то и когда–то). — Все путешествуют. Один я привык сидеть и никуда не двигаться… — он вчитался в бросившееся в глаза слово. Вздрогнув, подчеркнул его ногтем (хотя след моментально пропал) и позвал ворону.

— Слушай, — обратился он к ней и прочёл вслух: — «Игла, удерживающая твердь мира». Каково? Я–то думал, что Игла только здесь могла прийти кому–нибудь в голову…

Вьются строчки, вьются, излагают события, произошедшие неведомо с кем, неведомо когда. Вот только нет имён; вместо них на бумаге — лишь расплывчатые кляксы. Хотя и без имён Норруану были отчасти знакомы эти двое персонажей: монах неведомо какого монастыря и говорящая птица.

Он вспомнил свой кошмар — мохнатое чудище, об уродливой человеческой и птичьей головах. Не они ли это, часом? Вряд ли. После чтения этого текста монах представал совсем иным: небольшого роста, толстенький, широколицый. Ничего общего.

— Что происходит? — удивлённо воскликнула Морни.

Норруан наклонился над страницей. Целые абзацы текста плыли, размывались и, наконец, исчезали.

Постепенно исчезали, безо всякого особого порядка. Вначале протаял кусок на первой трети левой страницы, затем — беспорядочные части правой. Но, в конце концов, страницы стали чистыми. Норруан осторожно перевернул страницу назад. Всё в порядке. Его последняя запись — которая позволила вороне вернуться сюда, в Моррон, избегнув купания в Реке.

Ниже — чистая бумага, ждущая своего часа.

Но слова об Игле и необычное видение островка, разрушенной башни и останков святилища не стирались из памяти. Что–то меняется, подумал Владыка Моррон без особого удивления. Автор спохватился и стёр ненужное… но мы успели это запомнить.

Вот бы передать послание этому загадочному монаху! Или диковинной птице у него на плечах.

В сущности, мы чем–то похожи. Норруан оглянулся на вопросительно смотревшую ворону и рассеянно вытер лоб. Совпадения… совпадения…

Ворона встрепенулась.

— Новости, — сообщила она, взъерошив перья. — Новости. Науэр только что причалил к острову. Мои лазутчики обнаружили его.

— К какому острову? — прошептал Норруан, бросая взгляд на карту Зивира, висевшую на стене. Никаких островов на Реке не предполагалось. — Какой остров, будь я неладен?!

— Не знаю, — ворона посмотрела на него левым глазом, наклонив голову. — Так мне сообщили.

— Но на Реке нет никаких островов!

— Значит, теперь есть, — ответила Морни спокойно. Сомневаться в донесениях она не привыкла. В противном случае нужно всё, абсолютно всё проверять самой.

«Теперь есть».

Норруан захлопнул книгу и надел чёрный плащ — предмет одежды, более подобающий торжественным церемониям, и практически бесполезный для чего бы то ни было ещё. — Пойду–ка посмотрю.

Ворона посмотрела на него другим глазом.

— Куда ты собрался?

— В подземелье, — бросил Норруан на ходу. — Хочу кое–что проверить. Если хочешь, идём со мной.

Ворона опустилась ему на плечо, и Владыка понял, как мало стоит его плащ против таких когтей. Теперь понятно, для чего монах соорудил эту перекладину за плечами.

Молча стискивая зубы всякий раз, когда ворона плотнее сжимала когти, он потайным ходом обошёл вечно движущиеся лабиринты и ловушки, направляясь к сердцу Замка.

XVII

Науэр затравленно озирался.

Берег, к которому прибило плот, ощетинился мёртвыми когтями высохших ветвей. Некогда это, видимо, был кустарник — возможно, живописный и радующий глаз. Теперь, после многих лет пребывания в Речной воде, от былой красоты остались только окаменевшие остовы ветвей и сучьев. Они цепко впились в брёвна плота и не желали отпускать добычу по–доброму.

Неприветливый берег тянулся в обе стороны, сколько хватало глаз. Это было странно; восточная сторона должна быть пустыней. Или не должна? Науэр несколько раз попытался вспомнить всё, что по этому поводу говорили в Игле и не смог.

И, честно говоря, обрадовался тому, что не смог. До сих пор лучше было обходиться собственными знаниями — ни из чего не следует, что лучше от этого будет всегда, но попробовать стоило. Итак — для начала освободиться от плена «когтей», покрытых глянцевой корой.

Это было легче сказать, чем сделать.

Тут–то Гость и пожалел, что не «выдержал» весло и шест в воде. Впрочем, у него же есть топорик!

С металлическим звоном топорик отскочил от ветви, высекая из неё искры. Неподатливая ветвь хлестнула человека по лицу — да так, что его моментально пересекла вспухшая красная борозда.

Некоторое время Науэр ошарашенно смотрел на зазубрины, появившиеся на лезвии, и ощупывал лицо. Затем вспомнил о ноже. Тот по–прежнему находится в воде… если не потерялся.

Хвала судьбе, не потерялся.

Вот только… как бы не получить сдачи ещё раз.

Гость осторожно прикоснулся тускло отсвечивающим острием к прочной ветви и, глубоко вздохнув, нанёс удар.

Отсечённая часть ветви без всплеска исчезла под водой. Науэру показалось на миг, будто на срезе выступила кроваво–красная капля. Крепко зажал глаза ладонью и открыл вновь. Нет, никакой крови. Просто… сок? Какой может быть сок у окаменевшего кустарника?

Науэр прикоснулся к срезу. Действительно, сок.

Приглядевшись, он увидел и листья. Крохотные, сжатые тугим веером, только–только показывающиеся. Прорезающиеся. Осознав это, Гость отпрянул прочь. Почки? Сколько же лет они так… распускаются?

И что получится в конце концов? Какие вырастут цветы, какие созреют плоды? Гость долго вглядывался в чёрную поверхность зачаточных листьев. И почувствовал, что страх пробирает его до костей. Этот кустарник, в отличие от животных, выжил.

Но чем он стал?

Отталкиваясь от зловеще протянутых к нему сплетённых ветвей, Науэр стремился только к одному: уплыть от них подальше.

Но не час и не два тянулась по левому борту непроходимая, спутанная полоса. И простиралась она вглубь земли, сколько хватало глаз.

* * *

Они пришли в опустевшее святилище спустя каких–нибудь два часа.

Унэн готов был поклясться, что ничего подобного здесь не было. Флосс лично облетел весь остров… но так ничего и не нашёл. Или сделал вид, что не нашёл?

Святилище было пусто, но не заброшено. Перед символическим изображением каменного сурка (высотой в человеческий рост) были в изобилии представлены всевозможные дары земли. Кровавых жертв, видимо, ему не приносят. Хотя как знать…

Флосс отказался входить внутрь семигранного низенького ограждения, в дальнем конце которого находилась статуя. Как и «орёл» до того, Къелливинх прикрыл глаза, наблюдая за вновь пришедшими сквозь узенькие щелки.

Шассим встрепенулся и снялся с перекладины за плечами монаха. Сделал круг над святилищем (не пересекая, однако, ограждения) и опустился рядом с монахом. После чего принял церемонную позу и что–то тихонько просвистел, глядя на землю перед статуей.

Монах лихорадочно вспоминал эпитеты божества, которые моментально вылетели у него из головы. Вот уж некстати! Обращаться же к нему по имени… хуже и не придумать.

— Приветствую тебя, покровитель холмов и всего, что живёт на них, — слова пришли к Унэну не сразу; произнеся их, он почтительно поклонился статуе.

Тянулись секунды.

Тень легла на траву перед ногами монаха. Выпрямившись, он увидел появившегося словно из ниоткуда человека. Золотистая кожа, высокий рост, богатые одежды. Унэн тотчас заметил, что ни один предмет одеяния жреца (а это, без всякого сомнения, был жрец) не изготовлен из кожи или меха животного. Только растения, только камни, только металл.

Монах быстро вспомнил, нет ли на нём чего–нибудь, явно животного происхождения, и успокоился, поняв, что нет.

Жрец опирался на посох чёрного дерева; набалдашником ему служило оскаленная голова сурка, выточенная из обсидиана. Жрец смотрел на пришельцев, не произнося ни слова и не двигаясь.

Монах поклонился ещё раз — жрецу, справедливо решив, что с того достанет и менее уважительного поклона. Жрец чуть наклонил голову — что означает этот жест? Унэн тихонько прочистил горло, чтобы прервать затянувшееся молчание. Странно, что шестое чувство молчит, подумал он. Трудно поверить, что кто угодно может вот так запросто дойти до святилища…

— Мы пришли к племени Увинхор, чтобы узнать о судьбе одного из его людей, — проговорил монах, внимательно наблюдая за жрецом. — Прошу извинить нас за то, что явились без приглашения. От вашей помощи может зависеть судьба всего мира.

Это я, конечно, загнул, подумал монах. Но не открывать же ему подлинную цель визита!

Жрец что–то коротко сказал флоссу; тот сдвинул на долю секунды «уши» и взлетел. Пролетая мимо Унэна, он шепнул «будь осторожен» и скрылся за спиной жреца, среди деревьев.

— Нечасто к нам обращаются за помощью, — выговорил жрец на безупречном Верхнем Тален. Пальцы его правой руки сильнее сжали посох. — Что может поведать пришельцу с востока дикарь, не понимающий выгод цивилизации?

Говорил он не меняя тона — вежливо и спокойно; так спокойно, что трудно было даже заподозрить издевку. Проверяешь мои нервы, подумал Унэн и усмехнулся про себя.

— Достойный и уважаемый жрец может поведать историю жизни одного человека, по имени Тнаммо, который считается умершим — но на самом деле жив.

Вокруг святилища замелькали тени. Возгласы удивления послышались со всех сторон. Монах ощутил волну тепла, накатившую откуда–то справа.

Повернул голову.

Глаза божества были ярко открыты и в них бушевало ярко–белое пламя. Именно от глаз исходило тепло; вплотную к изваянию оно должно было быть непереносимым жаром.

— Осторожнее, чужеземец, — всё тем же тоном произнёс жрец, и посох в его руке шевельнулся. — Ты хочешь узнать то, что дозволено знать только воинам племени. Знание это смертоносно для всех, кто пришёл извне.

Жрец замолк. Унэн краем глаза заметил, что их окружила дюжина воинов. Все одеты одинаково; одежда простая, удобная и не мешающая в бою. И копья, и короткие мечи производили должное впечатление. Тем более, что, судя по виду воинов, они умели обращаться с оружием.

— Мне нужно это знание, — твёрдо произнёс монах.

— Ты готов умереть?

— Да, если необходимо, — ответил Унэн и подумал, что ритуал этот со стороны должен выглядеть на редкость глупо.

— Отлично, — жрец сбросил наземь своё пышное одеяние и предстал перед монахом в боевом облачении — с посохом в руке. Хоть и выглядел жрец стариком, только безумец решил бы, что он не опасен. — Там, в цивилизованном мире, вы почему–то цените силу. Десять раз я нанесу тебе удар, чужеземец; десять раз это сделаешь ты. Пусть сила решит, достоин ли ты знания.

И повернулся, показывая, что не вооружён более ничем.

Монах короткий миг смотрел на соперника, оценивая шансы, и высыпал из просторных рукавов своего дорожного облачения всю коллекцию оружия. При виде её воины невольно покачали головой, а брови жреца чуть шевельнулись.

— Начинай, чужеземец, — проговорил жрец и встал, нарочито тяжело опираясь на посох.

Унэн долго сосредотачивался и собирался, прежде чем нанести удар.

* * *

Если встречаются два слабых противника, всё решает слепой случай.

Если встречаются сильный со слабым, случай практически не играет роли — чем бы ни был вооружён слабый.

Если встречаются двое сильных… то им не стоит вступать в битву. Потому что проиграют оба. Победивший — оттого, что не смог выдержать искушения применить силу, а проигравший — просто потому, что проиграл.

Унэн не торопился применять что бы то ни было эффектное из своего арсенала. Он способен расколоть ударом ладони огромную скалу, перерубить толстый древесный ствол, поймать на лету стрелу. Но здесь–то не скала! По движению глаз, по выражению лица, по незримому психическому полю, что видно немногим, было видно, что жрец — боец высшего класса. Ну да, разумеется; в подобных племенах вождь, жрец и военачальник — одно и то же лицо.

Жрец не отреагировал на два ложных выпада и ушёл от третьего, настоящего — ушёл плавно и неспешно, словно волна, ускользающая от ладони. Его посох с кажущейся медлительностью описал короткую дугу, но Унэн понимал, что соприкосновение с ним кончилось бы печально. Он и не дожидался удара: жрец, похоже, понимал и это.

Где–то ударил гонг, и противники разошлись вновь.

Теперь уже жрец смотрел куда–то сквозь Унэна и тот чувствовал, как чужое холодное сознание пронизывает его разум; как читает наперёд все мысли и намерения; как удовлетворённо покидает его, зная, что от противника не следует ждать никаких сюрпризов.

Момента, когда посох пришёл в движение, монах попросту не заметил. Вот он, чуть приподнят и отведён назад — поди угадай, какой именно удар последует. И удар последовал; скорее мгновенным озарением, нежели органами чувств Унэн осознал, куда движется чёрная неотвратимая смерть, и подпрыгнул — с места, прямо вверх, вытягивая в прыжке ноги в противоположные стороны.

Что–то слегка задело полы его накидки.

В глазах жреца он увидел удивление и спокойное признание своих возможностей.

И знал, что более ему такой прыжок не поможет.

Гонг…

…и ещё…

…и ещё…

Один–единственный раз Унэн попал–таки по сопернику. Но и это трудно было назвать ударом. Разозлённый предыдущими неудачами, он бил всерьёз: попав по не ожидающему нападения противнику, он, несомненно, убил бы того. Но сложенная наконечником копья кисть странным образом завязла в воздухе перед грудью противника — и не было понятно, что же смогло её остановить. Не небрежный же жест правой ладони.

От удара жрец едва заметно отшатнулся и, словно споткнувшись, резко повернулся вокруг своей оси — как бы ввинчиваясь в землю. И вновь только сложный пируэт — сальто с поворотом — спас Унэна от удара двумя ладонями и одной ступнёй. Трудно сказать, что стало бы с ним, останься он на месте. Вполне возможно, разрезало бы на четыре части.

Последний же удар посоха пришлось останавливать руками. Унэн и остановил — посох завершил движение, не коснувшись его лица; правда, сам монах отчего–то отправился в короткий полёт спиной вперёд и упал, не вполне собравшись. Впрочем, падение ему ничуть не повредило.

Они стояли друг напротив друга — пыльный и несколько запыхавшийся Унэн и чуть улыбающийся жрец, в безупречно чистом боевом наряде.

Сияние глаз статуи стало жёлтым.

— Покровитель холмов благоволит тебе, чужеземец, — произнёс жрец и глаза на набалдашнике его посоха тоже вспыхнули жёлтым. — Мы дадим тебе имя, достойное гостя нашего острова. Мы будем звать тебя Оранжевым Тигром — надеюсь, имя это не несёт в себе ничего оскорбительного.

Как будто у меня есть выбор, подумал Унэн устало и слегка поклонился.

Глаза статуи закрылись.

— Но я же… не победил, — заметил монах неуверенно.

Жрец и окружавшие его воины от души расхохотались.

— Если бы ты смог это сделать, Тигр, то был бы уже новым вождём, — пояснил жрец, поднимая церемониальную одежду. — С позволения Покровителя, конечно. Но пока крепка земля и не рушится небо, вождями племени будут только уроженцы Островов.

Унэн молча кивнул.

— Идём с нами, — жрец указал, куда именно. — Твой друг, воин Невидимого народа, уже ждёт тебя.

Невидимого народа, подумал монах, сопровождаемый спокойными и немного надменными аборигенами. Надо же. И «воин». Что–то я за Шассимом не замечал никакой воинственности.

Может быть, и к лучшему.

* * *

В тот момент, когда Унэн назвал его имя, Тнаммо вздрогнул, жестом велел Хирголу замолкнуть и повернул голову туда, где, вдалеке от него, встретились доселе неизвестный ему монах и вождь, некогда посвящавший его в воины.

Что–то неприятное происходило там, на другой стороне мира.

«Кто–то следит за нами», вспомнил он слова Альмрин и незаметно подмигнул ей — дескать, всё в порядке.

— Ложная тревога, — пояснил он обескураженному Хирголу, и велел продолжать.

Пауза помогла Хирголу: от страха он припомнил окончание заклинания и учитель, впервые за последние пять дней, остался доволен.

* * *

— Ну и местечко, — пропыхтел Гость, втаскивая плот на берег. Прежде лёгкий, плот отчего–то не желал вылезать на сушу; пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы сдвинуть его с места.

Оставалось надеяться, что река не разольётся и не унесёт единственное средство передвижения.

Тропка вела сквозь всё тот же «железный» кустарник. Заросли его потрясали воображение. Казалось, что весь восточный берег зарос им. Гость вынужден был сражаться с ветвями на каждом шагу и вскоре весь перепачкался в кроваво–красном соке; хорошо ещё, «закалённый» нож никак не страдал от соприкосновения с переродившейся древесиной.

Спустя полчаса (за которые Науэр прошёл едва ли с четверть мили) дорога пошла в гору. Кустарник становился всё реже и реже и вдруг — хвала судьбе! — превратился в обычный, зивирский — живой, зелёный, податливый. Чем–то он походил на иву; однако, это был Зивир, и старые имена тут не годились.

Холм был почти что голым; лишь редкие травинки пробивались то там, то сям; Гость, невзирая на усталость, едва ли не бегом добежал до вершины. Там и встал, осматриваясь.

Зрелище, представшее глазам, наполнило разум одновременно надеждой и безысходностью.

Надеждой — потому, что к югу, за небольшой котловиной, наполненной туманом, виднелись несомненные силуэты строений. Люди!

Безысходностью — потому, что Гость находился на острове. С запада на восток было около пяти миль. И дальше вновь начиналась Река. Хуже всего было то, что восточного берега Гость разглядеть не смог. Лишь неясная пепельно–белая черта на горизонте — то ли горы, то ли снег. Не понять.

После второго открытия Гостю как–то не очень хотелось встречаться со здешними жителями. Однако, как ни крути, раз уж решил не следовать предопределённым маршрутом, надо побывать и там. Тем более, что никто никогда не говорил о том, что на Реке есть острова.

Ну хорошо. Только вот как обозначить это место? Гость вновь огляделся. Холм со всех сторон был окружён кольцами — вначале нормального кустарника, затем — «железного».

Ещё два холма виднелись к юго–востоку, а после остров становился почти совершенно ровным. Не считая котловины — до неё было мили три.

На всякий случай Гость выложил из камней небольшой знак–указатель на вершине холма. Если даже придётся возвращаться в полутьме, заметить такой знак будет просто. А плот с Реки не должно быть видно.

Да и кто осмелится выходить на Реку на каком бы то ни было судне?

Осмотрев критически одежду (всю сплошь измазанную тёмным соком; в особенности досталось рубашке), Гость двинулся в путь.

На юг.

* * *

— Не открывай рта, отвечай мысленно, — послышалось в голове у Унэна. Вот уже три часа он сидел в небольшом каменном строении; вход и выход охранялись внушительного вида воинами. По ним было видно: лучше даже не пытаться затевать разговор.

От монаха явно ожидали чего–то ещё. Сохраняя серьёзный вид и полное внешнее спокойствие, Унэн долго размышлял над тем, с какой стороны приступить к выполнению задания. Что–то здесь не так. После того, как вождь (он же жрец) дал ему имя, все остальные словно воды в рот набрали. Неспроста ведь.

И вот — три часа спустя в хижину влетел флосс; не произнося ни слова, уселся в противоположном углу комнаты и занялся оперением: тщательно укладывал пёрышки, подолгу выбирал клювом несуществующий мусор. Воин сопровождал Шассима; он внимательно следил и за монахом (который никак не отреагировал на их появление и продолжал медитировать с закрытыми глазами, сидя в самом тёмном углу), и за флоссом.

На последнего он поглядывал с явной опаской.

Услышав знакомый мысленный голос, монах мысленно кивнул, стараясь ничем не выдавать, что он что–то услышал. Страж по–прежнему сидел, внимательно наблюдая за гостями. Он, видимо, не слышал ни слова.

— Ясно, — ответил монах, не размыкая губ.

— Не тешь себя иллюзиями, — посоветовал шелестящий голос где–то под сводами черепа. — Вот несколько самых важных правил. Не обращайся сам к тому, кто не заговорит с тобой первым; единственное исключение — вождь. Не вздумай говорить об их божестве–Покровителе. Ни слова.

— Ясно, — монаху начинало становиться интересно. Откуда флосс всё это знает? Откуда такое отношение к нему самому?

— Пока достаточно, — флосс никак не выдавал своего беспокойства, хотя, откровенно сказать, вовсе не был уверен, что Унэн сможет скрыть свою непредсказуемость — хотя бы в этот раз.

Узнай монах о его мыслях, непременно обиделся бы.

Но Унэн не слышал этих раздумий, а потому спокойно продолжал сидеть и медитировать. На душе было легко и спокойно; излишнее любопытство в подобных случаях значительно сокращает жизнь.

Тем более, что ему послышалось невысказанное предупреждение Шассима: его не изгнали и не попытались убить потому, что вождю что–то нужно от пришельца извне.

Попытаюсь выяснить, что именно, решил монах, а сам тихонько отхлебнул воды. Из своей собственной фляжки. Что–то странное почудилось ему в чаше с водой, которую ему принесли вместе с простыми, испечёнными из грубой муки лепёшками. Лепёшки не вызвали никакого беспокойства и монах их с удовольствием съел.

Не забыв трижды положить вокруг себя несколько крошек, отщипнув от верхней лепёшки. Знак уважения покровителю племени, Флосс не говорил ему об этом, но монах достаточно знал об обычаях примитивных народов, чтобы быть уверенным: вреда от этого не будет.

Вреда, действительно, не было. Поражённые охранники сообщали вождю о каждом действии их гостя (пленника?), о чём, конечно, Унэн догадывался с самого начала.

Пытаться произвести впечатление на аборигенов боевыми талантами бесполезно: монах сразу ощутил силу, недоступную ему, и обеспечивающую безусловное превосходство каждому здешнему бойцу. Дарована ли она их непокорным божеством или основана на неизвестном монаху виде магии, значения не имеет. Унэн чувствовал, когда силе не могла противостоять сила, и не боялся признавать, что слаб. Не возьмём силой, будем брать чем–либо ещё.

Как раз эту небольшую загадку ему и предстоит разрешить: чем можно повлиять на вождя. Не сидеть же здесь до скончания времени! Унэн не сразу обнаружил, что телепортироваться с острова не удастся: что–то блокировало все известные ему методы мгновенного перемещения. Вряд ли это случайность. Уходить отсюда надо исключительно мирным образом.

К тому же Шассим, видимо, поручился за него — и загадку столь высокого уважения аборигенов к флоссу тоже предстоит разрешить.

Унэн прикрыл глаза, расслабил мускулы и начал медитировать.

Заглянувшие в крохотное окошко охранники поразились, обнаружив, что внутри появился ещё один источник света: слабое свечение исходило от самого монаха; преимущественно от сложенных затейливым образом кистей рук, и в меньшей степени — от головы.

* * *

Норруан мягко спрыгнул из шахты, ведущей в Зивир. Ворона слетела с его плеча и сделала несколько кругов по залу. Изваяние ворона не обращало внимания на вновь пришедших; глаза его были прикрыты.

— Что ты хотел показать? — спросила она, усаживаясь у ближайшей колонны.

— Это скорее предчувствие, чем знание, — ответил Владыка и извлёк Книгу из матерчатого мешка, в который на всякий случай завернул её.

От фолианта тут же потекло во все стороны слабое голубоватое свечение. Что–то оно напоминало Норруану… но что, неизвестно. Ворона опустила взгляд на книгу, а сама искоса поглядывала на человека; тот выглядел уставшим. Не физически — уставшим духом. Словно пребывал длительное время в ожидании чего–то плохого.

— Вот, смотри, — Норруан открыл книгу, и ворона увидела, что текст, на который падает взор, меняется на глазах. Проваливались куда–то в глубь бумаги слова и целые абзацы; сами собой переползали, извиваясь и принимая жутковатые очертания, целые предложения. После того, как страница успокоилась, Владыка перевернул лист; таинственное явление возобновилось. Так он делал вновь и вновь, пока все двадцать два листа, исписанных его и чьей–то ещё рукой, не застыли.

Норруан полистал страницы туда–сюда, чтобы убедиться, что всё кончилось.

— Смотри, — указал он пальцем. — Мы с тобой сейчас вне Зивира; всё, что было написано обо мне или о тебе, исчезло со страниц.

Ворона опустилась перед томом и вгляделась в бисерные буковки. Перевернула страницу (мысленным усилием; Норруан с удивлением отметил, что её магические способности в этом странном месте усиливаются — его собственные, наоборот, ослабевали) и принялась читать.

— Верно, — согласилась она спустя минуту. — Но что это нам даёт?

— Мы сейчас находимся вне событий Зивира, — объяснил Норруан, извлекая из воздуха небольшую скамеечку, грубо сколоченный деревянный стол и лампу. — Мне не нравится та лёгкость, с которой удавалось править происходящее там, — он кивнул в сторону угольно–чёрного отверстия в потолке. — Я предпочту посидеть здесь. В Книге скрыта, несомненно, огромная сила. Я сильно сомневаюсь, что роскошь изменять Зивир даётся даром.

Ворона промолчала, выдержав взгляд бездонных тёмных глаз Владыки.

— Так что, если не возражаешь, побудем пока здесь, — предложил Норруан, добыв также чернильницу и перо. — Мне пришла на ум одна крохотная хитрость. Смотри, — и ворона придвинулась поближе.

«И, устроившись вне пределов Зивира, обманчиво податливого и ещё менее понятного, нежели обычно, Норруан с Морни принялись следить, как на страницах Книги проступало описание пути того, кто прибыл в Зивир, чтобы покончить с Норруаном раз и навсегда…»

Норруан подмигнул вороне. До той не сразу дошло, что её спутник только что попытался воздействовать на Книгу при помощи неё самой.

Норруан отложил перо в сторону, и они вдвоём уставились на влажные ещё буквы.

Что произойдёт?

Где–то в глубине сознания, Норруан опасался, что тень, преследовавшая его, едва он покидал пределы Зивира, немедленно отыщет жертву — в качестве ответа на подобную попытку. Что будет с ним после этого, он не знал — вернее, знал когда–то, но не мог обратиться к этому знанию: как и большинство воспоминаний, оно пребывало в глубинах памяти, под чьей–то неусыпной охраной.

Ветерок пригладил волосы Норруана и перья на голове у Морни. Та невольно отступила на шаг от Книги.

Время тянулось, и Книга, казалось, намеренно держит в напряжении своих читателей–писателей, накрепко связывающих свою судьбу с её участью.

Затем фраза, написанная Норруаном, мгновенно и неуловимо высохла, въелась в бумагу, стала старой не вид. Нет, не старой — невероятно древней.

Норруан издал невольный возглас облегчения — и любопытства. Ворона подошла поближе.

Причудливый вензель нарисовала невидимая рука под последними словами Норруана. И, то проступая буква за буквой, то выливаясь целыми строками, потекли из ниоткуда слова — каллиграфически написанные серой тушью, стереть которую теперь никому не под силу.

Говорилось там о том, что Гость, после многочасовых попыток, неожиданно осознал, что давно уже умел охотиться — просто раньше отчего–то не помнил об этом…

XVIII

Гость неожиданно обнаружил, что давно уже умеет охотиться — но вспомнил об этом словно бы совсем недавно. Подобное «прозрение» не очень удивило его; как, впрочем, не очень–то и испугало: чем дальше он отходил от предначертанного Мондерелом маршрута, тем больше интересного случалось.

Он без особого труда поймал похожего на кролика (из тех, что водились в его родном мире) грызуна и понял, что смерть от голода ему, похоже, не грозит. Закалённый в реке клинок его ножа высекал огромные полотна горячих искр из кусочков кремня, которые попадались на пути — при этом ничуть не тупился. Так что спустя ещё полтора часа Гость угощался вполне приемлемым жареным мясом, заедая его съедобными корешками. Вообще он осознал, как много пищи здесь лежит буквально под ногами — и как сильно его тяготила мысль, что ему неизбежно придётся питаться подарками Мондерела — полосками сушёного мяса и всем прочим.

Теперь же, разорвав ещё одну нить, связывавшую его с Правителем, Гость отметил новое чувство, ранее не проявлявшее себя так сильно.

Надежду.

Надежду на то, что его поход, в котором поначалу он вёл себя как избалованный мальчишка, намеренно нарушавший мудрые запреты старших, всё же не столь безнадёжен. То, что дым от его костра могут заметить, его мало беспокоило: судя по очертаниям строений, жители этих мест совершенно не заботились о безопасности.

Видимо, не зря: чтобы горстка выживших зивирцев решилась переплыть ядовитую и непредсказуемую Реку… тем более, что этот остров на их картах всё равно не значился!

…Ещё спустя полчаса Гость уверенным шагом двигался в направлении котловины. Фляжка приятно отягощала его пояс; вода в источнике была холодной до боли в зубах и очень вкусной. Имела ли она отношение к Реке или нет — неважно. В конце концов, не сам ли он не так давно усомнился в непреложных для зивирцев истинах?

* * *

Одна из серых ворон–наблюдателей уже который день облетала место, за которым Морни велела ей следить — безо всякого успеха. Да и стал бы Гость прорываться к Замку в настолько открытом месте?

Вряд ли — ведь голодные слуги Владыки, один вид которых может отнять мужество у самых отчаянных, не сводят глаз с широкой полосы болот, что отделяют Замок на северо–востоке от последних подчинённых Правителю земель. Точнее, пустошей: ядовитое дыхание реки совместно с усилиями Норруана выжгли здесь всё живое.

Каково же было её удивление, когда на рассвете восемнадцатого дня с того момента, как Гость отправился в поход, из–за ближайшего холма вышел невысокого роста молодой человек, вид которого внушал уважение — и страх. Выглядел он уверенно, а обилие всевозможных магических предметов (несомненно, дар Иглы) не давало возможности ошибиться.

Науэр собственной персоной. Успешно миновавший все двадцать три предыдущих поста, оставшись при этом незамеченным. Правда, вороне показалось, что человек выглядит как–то странно… тень от него то появлялась, то исчезала, черты лица были несколько размыты — словно некая сила скрывала подлинный облик пришельца.

Что, вероятно, соответствовало действительности.

Увидев перед собой низину, болота и грозный силуэт Замка, человек рассмеялся и, поправив выбившуюся из–под серебристого обруча прядь волос, двинулся в сторону Моррон.

По–прежнему становясь время от времени полупрозрачным.

Ворона очнулась от паралича, только когда Гость почти скрылся из виду. Она подала сигнал тревоги — настолько сильный, насколько могла.

Но никто не ответил.

* * *

Почти десять тысяч лет назад Люди принялись расселяться с островов, где некогда возникла их раса. Сотни крохотных островных государств быстро осознали, что единственный выход для них, не считая непрекращающихся междоусобных войн — поиск новых земель.

Острова, конечно, были прекрасным местом. Но Остров Ящерицы (или Змеи — названий для него множество), где располагалось большинство пригодных для поселения земель, был объявлен почти целиком заповедной территорией. Представители всевозможных культов, почитающих всё живое, поспешили защитить это необдуманное решение местного князя. Который, вполне возможно, просто заботился о древних лесах, которые по счастливой случайности ещё оставались кое–где — а дичь там водилась самая изысканная. А может быть, не хотел ни с кем делиться редкостными реагентами, которые ценились у лекарей и алхимиков значительно дороже золота.

Никто этого не знает. И, вероятно, не узнает. Очень скоро выяснилось, что для тех, кому не нашлось места во множестве крохотных городишек и поселений, остался единственный выход — искать себе место за морем.

После того, как, примерно сотню лет спустя, стало совершенно очевидным то, что к востоку от архипелагов находится огромный и малозаселённый континент, туда в поисках лучшей жизни уехало девять десятых жителей островов. Крупных городов — таких как Киннер — это мало коснулось: будучи важным портом, Киннер только выиграл от появления новых портов и поселений. Тем более что находились многие из них на расстоянии от силы недельного морского перехода. Участь же мелких городов порой была печальной.

И многие обособленные племена, из последних сил боровшиеся за независимость, не желая принять цивилизацию, наконец–то вздохнули спокойно. Армии, миссионеры, торговцы плодами прогресса нашли себе новых жертв — куда более привлекательных. Островок, на котором сейчас находился Унэн, волей судьбы выпал из внимания всего остального мира и продолжать жить так, как было заведено сотню веков тому назад.

Ну, разумеется, невозможно совершенно не меняться. Кое–что должно было измениться — тем более, что любопытные всё же находились и раз в десять–двадцать лет хоть кто–нибудь да посещал «необитаемые» территории. Аборигены, разумеется, давно научились жить так, что только самые опытные маги или же существа, должным образом одарённые, могли отыскать их умело скрытые селения.

Не последнюю роль в этом играли их покровители — божества, огромное влияние которых сосредотачивалось на небольших клочках земли. В их пределах они готовы были оспорить власть кого угодно из Великих Богов; за пределами очерченной ими самими границы они были практически бессильны.

На нескольких этих переживших мощные катаклизмы прошлого островках таились, вне всякого сомнения, величайшие сокровища — как материальные, так и иного рода: Унэн более в этом не сомневался. Ему, правда, было непонятно то, что Флоссы, прекрасно зная о таких местах, вовсе не торопятся их изучить. Что мешает им?

Ещё один вопрос без ответа. Хотя, если вдуматься, кто сказал, что необходимо снабдить описанием, объяснением и приручить всё, что только удаётся увидеть? Даже если многие считают именно так, это ещё ничего не означает. Скорее наоборот. То, что всем и каждому кажется очевидным и правильным, в большинстве случаев оказывается прискорбным заблуждением — порой более вредоносным, нежели любая внешняя сила…

Унэн вышел из состояния медитации, как ныряльщик за жемчугом высвобождается от недружелюбных объятий океана. Мир восприятий и мыслей, отдалённо похож на астральный аспект таваи, был сброшен им легко и небрежно. Вокруг вновь был мир обыденный, реальный, доступный органам чувств.

Была ночь.

Оглушительно пели цикады.

Непонятно, как под такой хор людям удаётся заснуть?

Унэн встал, разминая немного затёкшие мышцы, и неожиданно понял, что охрана исчезла.

И дверь уже не заперта.

Снаружи, сквозь небольшое окошко (в него не пролезла бы и голова) доносились звуки — пение, диковинные голоса музыкальных инструментов, что–то ещё. Едва ощутимо рокотали барабаны — их можно было воспринимать не слухом, а осязанием, прижав ладонь к каменному полу.

Но Унэн не зря прожил не одну и даже не две жизни, чтобы не поддаться столь очевидным соблазнам. Раз не запрещено, значит, разрешено; раз нет замка, значит, можно идти, куда угодно. В мире цивилизации это воспринималось как должное; здесь, в затерянном месте, вдалеке от привычных реалий, это было не более чем ловушкой.

Настоятель всё ещё ощущал чьё–то внимание.

«Ночь священного праздника», послышалось ему из ниоткуда. Знакомый голос. Шелест листьев, едва уловимый, на грани восприятия. «Непосвящённые осквернят праздник одним своим появлением». И всё. Шассим исчез — он не подлетал к хижине и вообще был где–то невообразимо далеко. Однако эхо его мысли Унэн смог услышать.

Хорошо, если тот, кто наблюдает сейчас за ним, не услышал того тоже…

Поупражнявшись в быстром темпе — выполнив дюжину излюбленных движений — Унэн выпил ещё немного воды и вновь уселся в дальний угол комнаты. Испытываете терпение? Ну что же, я ведь могу ответить тем же.

Его терпение было вознаграждено уже на рассвете нового дня.

* * *

— Смотри, — Норруан подошёл к статуе ворона и по–приятельски похлопал ладонью по одному из каменных когтей. Морни с опаской взглянула в глаза исполинского сородича, но те оставались закрытыми. — Что–нибудь напоминает?

Ворона некоторое время думала.

— Ты имеешь в виду тот отрывок… о загадочном путешественнике?

— Верно, — кивнул Владыка. Открыл Книгу и после непродолжительных поисков указал на нужное место. — Вот. «Менвермориллидд».

Что–то вздрогнуло под потолком, и Норруан отскочил, спасаясь от посыпавшихся на голову камушков. Те падали, с глухим немузыкальным стуком разлетаясь в разные стороны. На миг приоткрылись глаза изваяния, выпуская наружу ярко–жёлтое свечение… чуть вздрогнули распахнутые крылья… когти крепче сжали неподатливый постамент… и всё успокоилось. Норруан захлопнул том и поискал взглядом ворону.

— Скажи мне теперь, что это простое совпадение, — предложил он — Мы с тобой здесь; он со своим приятелем–птицей там. Книга у меня; книга у него. Мы в состоянии читать друг про друга… и влиять друг на друга… — Норруан похлопал по Книге, и устало прикрыл глаза.

— Ты думаешь, это он? — удивилась Морни и похолодела. От мысли о том, что это может быть правдой.

— Не знаю, — ответил человек после долгой паузы. — Не уверен. Судя по тексту, он не держит книгу при себе.

— Но она же здесь! — кивнула Морни в сторону лежащего на полу фолианта. — Как он может держать её при себе?

— Если бы я знал все ответы, не сидел бы тут, — ворчливо отозвался Норруан. — Это она, без всякого сомнения. Не имеет значения, что она здесь, у меня в руках.

— А что они делают сейчас? – полюбопытствовала ворона, когда неловкая пауза затянулась.

— Не знаю, — Норруан открыл Книгу и перелистал её. — О нём более ни слова. И о птице его — тоже. Я даже не знаю, что это за птица — тут толком не объяснялось. Может, это какая–нибудь мелочь, вроде воробья. А может быть, нет. Сова, орёл, ворон…

Он взглянул на вздрогнувшую Морни.

— Хотя нет, вряд ли это ворон, — заключил Норруан. — Возможно, я напрасно ищу совпадения и параллели. Потому что тот, кто настойчиво ищет, может, в конце концов, найти. А мне пока непонятно, как при помощи этих параллелей решить главную задачу.

— Какую именно? — не поняла Морни. — Справиться с Гостем?

— Убраться из Зивира, — поправил её Владыка. — Раз и навсегда.

И они вновь взглянули на отверстие в потолке, из которого спускалась верёвка.

* * *

— Убраться из Зивира, раз и навсегда, — задумчиво повторил Тнаммо, не нарушая сосредоточения. Где–то далеко отсюда, в малознакомом месте, раздавался голос, к которому он прислушивался уже более получаса.

Всё бы ничего — мало ли кто о чём говорит; но голос слышался из глубины металлического шкафа, марка «Крепость» — с многослойным магическим барьером. Считалось, что никакого обмена с окружающим миром изнутри шкафа быть не может. Ловушка? Возможно, но на кого стал бы ставить ловушку владелец шкафа, если совершенно уверен в его неприступности?

Тнаммо резко тряхнул головой и крохотная птица с тремя чёрными полосками на боках принялась самостоятельно исследовать тёмные углы в кабинете Унэна. Считалось, что решётка на окне, с одной стороны, достаточно редка, чтобы не мешать движению воздуха; а с другой стороны, достаточно часта, чтобы не пропускать внутрь тех, для кого безразличны какие бы то ни было законы, установленные людьми. Летучие мыши протиснуться сквозь щели не могли. Но крохотная, с ноготь большого пальца «птица», что более недели изучала монастырь (поначалу — безо всякого чёткого плана), смогла просочиться сквозь такое препятствие.

Есть, ей, конечно, былонечего (да и незачем: ведь она не была живой в традиционном смысле этого слова); прыгать по полу в поисках букашек её заставлял таинственным образом передавшийся инстинкт. Как это могло передаваться, не знал и сам Тнаммо.

Теперь уже два места, подумал он. Первое — это Цель. Вторая — шкаф монаха. Ох, и попортил Унэн крови Девятке… да только никак не удаётся ни покончить с ним, ни привлечь на свою сторону. Второе поражение Девятки, не считая Цели.

С десяток его разведчиков постоянно кружат на почтительном расстоянии от Цели. С чего начинать действия? Удар можно нанести только один; второй попытки может уже не получиться. Тнаммо чудом избежал предпоследней осады тайной лаборатории и не питал никаких иллюзий относительно возможностей Совета Магов… или кто ещё там был его противником.

Шкаф или Цель? Куда посылать главные силы? До позавчерашнего дня он был уверен, что искомая вещь лежит где–то в глубинах дома Цели. Теперь же он вовсе не был уверен. Неуверенность же — худшее из проклятий. Она уже не раз обходилась ему очень дорого. Тнаммо взглянул краем глаза на Альмрин. Девушка сидела в кресле позади него и с увлечением читала «Историю освоения Юга». Архаичную, но живо написанную книгу, которая сразу же понравилась Тнаммо. Отчего вдруг она так заинтересовалась книгами? Тнаммо считал, что, как и намеревался, не навязывает ей своей воли. В умственном отношении она во многом — маленький ребёнок. Но как быстро обучается!

Впрочем, это только на пользу. Пятый тяжело опустился в кресло. Возраст уже сказывается. Плюс постоянное напряжение, подозрительность, ожидание подвоха. Вот они, самые действенные виды оружия Совета. А вовсе не команды особого назначения, которые раз за разом опустошают его склады и уничтожают оборудование…

Ну ладно. Будем полагаться на интуицию. Пока что от Первого нет никаких сигналов — следовательно, время терпит. А когда времени не останется, будем… снова полагаться на интуицию.

Пока же надо выяснить, что такое «Зивир», кто такой «Гость» и кому принадлежат несколько названных имён. Впрочем, одно из имён, а именно «Менвермориллидд», Тнаммо было слишком хорошо знакомо. Но сделать с этим ничего нельзя: место, откуда могли прийти звуки этого имени, запретно и для него, и для его разведчиков.

Тнаммо, как и Унэн, осознавал пределы своих возможностей.

— Передай Хирголу, чтобы изготовил ещё два десятка «глаз», — вручил он записку Альмрин, и та кивнула, осторожно отложив в сторону книгу. — После пусть принимается за эликсир. Нам потребуется по меньшей мере восемь… нет, двенадцать килограммов… впрочем, это я передам сам.

И Альмрин выпорхнула наружу. Тнаммо проводил её взглядом и задумался. О многом.

…А Хиргол подобрал из корзины для ненужных бумаг клочок, на котором явственно значилось «крепость» и «Зивир» и долго думал. После чего на всякий случай записал всё это в свою тетрадь. Кто знает, когда Первый потребует отчёта. Главное то, что не будет возможности отказаться.

* * *

— Дванламмо, сын Орла Арвоилла, приветствует Оранжевого Тигра, — услышал Сунь Унэн сквозь слабую дымку, которой покрывалась реальность во время медитации.

Он открыл глаза и заметил, что вождь сидит напротив — в новом одеянии, которое, без сомнения, носил этой ночью. От одежды, придававшей жрецу некоторое сходство с Покровителем, доносилась необычная смесь запахов. Было что–то хвойное, терпкое и легко ощутимое; был дым, оставшийся от сжигания трав; были и другие компоненты — некоторые вовсе не относились к благовониям. Кровь, например.

В комнатке они были вдвоём.

Ни охраны, ни Шассима. Унэн чуть сосредоточился и понял, что на расстоянии ста шагов от домика тоже никого не осталось. Итак, вождь снизошёл до частной беседы. Видимо, что–то срочное: из намёков Шассима он знал, что обряды очищения и посвящения могут тянуться несколько недель.

— Сунь Унэн, Оранжевый Тигр, приветствует Дванламмо, — ответил монах со всей серьёзностью, которую смог собрать. Раз этот народ так чуток к именам, лучше даже не пытаться шутить.

Вождь некоторое время молчал.

— Тнаммо онги Увинхор мёртв, — произнёс он. Выражение его лица при этом не изменилось.

— Вполне возможно, — согласился монах. — Тело его отыскали несколько дней спустя кораблекрушения. Однако это не первый раз, когда отыскивают его тело. Поскольку от того, жив он или нет, зависит, будет ли великая война между большими государствами, мне необходимо узнать о нём как можно больше.

— Я слышал о тебе, Тигр, — неожиданно произнёс жрец, и посмотрел Унэну прямо в глаза. — Ты странник на этой земле. Тебе ли беспокоиться о судьбах здешних государств?

— Война противна мне, — отозвался Унэн немедленно. — Какой бы она ни была. Во время даже самой справедливой из войн страдают ни в чём не повинные. За войной всегда следуют хаос и распад.

— Все мы всего лишь исполняем волю богов, — возразил жрец. — Если им угодна война среди смертных, не будет ли самонадеянно поступать вопреки их воле?

— Боги так же преходящи, как и люди, — ответил Унэн равнодушным голосом. — Кровопролитие никогда не нравилось мне, кто бы ни велел его начать — повелитель города, страны или целой вселенной.

Жрец склонил голову, и некоторое время смотрел куда–то в пол, словно прислушиваясь.

— Покровитель позволил мне рассказать, кто такой Тнаммо и почему он мёртв для нас, — промолвил он после долгого раздумья. — Я расскажу об этом всего лишь раз, странник. Покровитель велел сказать также, что разгневается, если впоследствии ты хоть раз спросишь об этом нечестивце на священной земле.

Он замолчал. Монах ждал продолжения: тон жреца указывал на это.

— В ответ ты расскажешь о том, о чём захочет знать Покровитель, — закончил вождь. Это было не предложение; это был приказ.

— Я уважаю законы тех мест, где мне позволяют находиться, — Унэн слегка наклонил голову. — Да будет так.

И жрец начал повествование.

Тайком от него, Унэн сжимал в левой ладони крохотный шарик — килиан; записывать он собирался только звуки. К тому же твёрдо намеревался уничтожить запись сразу по окончании своего поручения — если расследование к чему–нибудь приведёт.

…Потом гостя накормили (рыбу здесь готовили отменно) и проводили — до незримых границ поселения. Там, не прощаясь, жрец и его свита попросту исчезли.

А спустя несколько минут появился Шассим–Яг, спокойный, как всегда, и бесшумный.

— Как дела? — поинтересовался он, едва они обменялись приветствиями. Унэн остановился, позволяя флоссу опуститься на «насест», и быстрым шагом направился туда, где среди множества неуютных пещер находилась лодка.

— Кое–что узнал, — помахал он рукой неопределённо. — Великие боги, ну и история. Этот Тнаммо — кем бы он ни был — человек поистине незаурядный. Вождь продолжал называть его мёртвым, но, по–моему, он понимал под этим нечто другое. Необязательно физическую смерть.

— Может быть, так, а может быть, нет, — возразил флосс. — У них имеется только одно серьёзное наказание. Провинившийся изгоняется навсегда и должен в течение суток покинуть остров.

— Всего–то? — усмехнулся монах.

— Всего–то, — подтвердил флосс. — Учитывая, что всё на острове, живое и неживое, повинуется Покровителю, а провинившийся, как правило, находится в его большой немилости.

Монах резко остановился. Так, словно вспомнил что–то крайне важное.

— Как же мне это в голову не… — начал он, но не завершил фразы. Лишь звучно хлопнул себя по лбу и почти бегом направился в сторону близкого уже берега. — Ты хорошо знаешь их язык?

— Неплохо.

— Вождь очень необычно объяснял мне, что не хочет возвращать Тнаммо вновь в мир живых и что… впрочем, сначала, так уж и быть, покинем остров. Раз Покровителю не нравится, когда произносят это имя, будем уважать его волю.

Монах вновь открыл рот, только когда лодка была на почтительном расстоянии от берега. Проклятия в адрес скользких камней, жаркого солнца и ветра, конечно, не в счёт.

* * *

Звуки в котловине, залитой плотным туманом по самые края, гасли очень быстро. Первые несколько шагов это забавляло Гостя; но затем, когда одна лишь голова осталась над густым — хоть зачерпывай ложкой — белым покрывалом, ему стало неуютно. Словно переходишь вброд реку, кишащую голодными крокодилами.

Когда в тумане скрылась и голова, стало, как ни странно, спокойнее.

Шаги ощущались скорее осязанием, чем слухом: скрежет камней друг о друга; глухой, едва заметный стук осыпающегося склона. Вдобавок ему постоянно мерещился тихий печальный свист — словно где–то играла одинокая флейта.

Науэр замедлил шаг. Снаружи котловина была размером примерно две на пять миль; солнце, почти непереносимое «снаружи», окрашивало толщу тумана во все оттенки серого цвета; видимость ограничивалась пятью–десятью шагами. Осознав это, Гость замедлил шаг. Не хватало ещё с разбегу свалиться в яму или другую какую ловушку.

Постепенно он начал осознавать, что теряет ориентацию. Теней здесь не было; а человек, как известно, не в состоянии долго идти по прямой в отсутствие ориентиров. Что, если он сейчас заблудится, и так и будет бродить здесь час за часом, день за днём?.. Гость вздрогнул и попытался взять себя в руки. Во–первых, вот он, склон — достаточно начать подниматься по нему, как выйдешь на поверхность. Во–вторых, компас…

Проклятие! Науэр остановился и принялся рыться в собственных карманах. Ну конечно! Компаса нет. Было нечто… что указывало в сторону, где должен находиться Норруан (Науэр привычно замер, ожидая какой–нибудь реакции на произнесение имени… ничего не случилось). Только теперь оно лежит себе на дне Реки — до скончания времён, наверное.

Выйду–ка я наверх, решил Науэр. Однако подъём через некоторое время сменился спуском — так неожиданно, что Гость едва не перепугался насмерть. Всё же он шёл в правильном направлении, и через пять минут его голова вынырнула из оглушающего клубящегося киселя.

Всё спокойно. Вон она, граница котловины — шагах в двухстах к востоку.

Это наблюдение несколько удивило Науэра. Ему казалось, что он прошёл полмили, не меньше. И входил точно с юга — а теперь вон где объявился. Да уж, с ориентацией не всё в порядке.

Может, обойти котловину стороной? — спросил рассудительно внутренний голос. Тебе же нужна не она, а кратчайший путь в Моррон. Блуждать в тумане сможешь как–нибудь потом — если захочешь. Голос звучал убедительно, но тут Гость увидел, что верхушки явно искусственных сооружений — колонны не колонны, стены не стены — то показываются, то вновь скрываются под клубящимся молоком, и решил не торопиться.

Идти было шагов пятьсот — на глаз. Жаль, не взял с собой никакой верёвки, подумал Гость и отчего–то развеселился. Кто бы сказал, что ему будет страшно пересечь такое огромное расстояние — ни за что бы не поверил.

Ну что же, вперёд. Гость поправил успевшую высохнуть рубашку и двинулся в направлении строений. Рука его постоянно лежала на рукояти ножа. Хоть какое–то утешение.

* * *

Море, вчера ещё бывшее спокойным, чуть нахмурилось; юго–восток горизонта потемнел и ветерок, почти незаметный утром, постепенно крепчал. Решено было остановиться на соседнем островке, огромной скале, изрядно обглоданной ветром и морем. Чайки встретили пришельцев негодующими воплями, но Шассим на миг поднял на них взгляд… и птицы тотчас же забыли о гостях.

А затем настала очередь Шассима удивляться, когда монах, пыхтя и оступаясь, выволок на крохотную полоску суши их корабль, покрутился вокруг него немного… и лодка исчезла.

— Ты не перестаёшь меня удивлять, — воскликнул флосс. — Похоже, что в твоих рукавах можно спрятать целый город. Я надеюсь, ты всегда помнишь, что именно там прячешь?

Унэн послушно заглянул сначала в правый, а затем в левый рукав и обескураженно покачал головой.

— Город уже не войдёт, — сообщил он. — Но места для одного флосса ещё предостаточно. Хочешь проверить?

На самом деле, монах не имел никакого представления о том, какова вместимость его чудесного одеяния; просто никогда не сталкивался ни с какими ограничениями. Правда, однажды, когда он участвовал в дележе грандиозной сокровищницы…

— Нет, благодарю, — флосс закрыл сначала один глаз, затем другой. — Неужели она после этого действительно ничего не весит?

— Практически, — подтвердил монах и несколько раз подпрыгнул. Ни звука не донеслось из рукавов.

— Удивляюсь, как только Совет ещё не заинтересовался, — подвёл итог флосс. — Или ты никому не рассказываешь?

— Вот ещё! — хмыкнул Унэн, ловко взбираясь по отвесной каменной стене. — Чтобы я, да утаивал такие полезные знания… просто они в это не верят.

Остаток пути флосс то и дело тихонько смеялся — хотя, по мнению Унэна, ничего особо смешного сказано не было.

Ближе к верху нашлась пещера — достаточно просторная, чтобы в ней можно было пересидеть начинающийся шторм. Шассиму, конечно, ничего не стоило попросить Вестницу перенести их в любую точку Ралиона… но монах, разумеется, ответил бы вежливым отказом. Особенно после последнего приключения с Крыльями.

Унэну, впрочем, некуда было торопиться — равно как и Шассиму. Остаток лета флосс мог позволить себе потратить на что угодно… а в компании с Унэном никогда не приходится скучать.

* * *

Гость двигался тем медленнее, чем ближе вырисовывались силуэты строений. Тени рассеивались над ним; смутные силуэты плыли перед глазами, принимая любые угодные воображению очертания. Всё это происходило в полном безмолвии; лишь слегка скрипел песок под ногами, да зловеще отдавалось в ушах собственное дыхание.

Что это? Здание? Нет, непохоже. Ни стен, ни крыши — отовсюду истекало ровное серое свечение; и не руины, скорее всего.

— Кто здесь? — спросил Гость настолько громким голосом, насколько мог. Получилось совсем не внушительно. Ответом было слабое, едва ощутимое пение флейты.

Приблизилось, усилилось, затихло.

Тихо. Тени колышутся над головой; словно исполин тщетно пытается схватить что–то мелкое — то там, то сям проявляются толстые колоннообразные силуэты. Гость даже отступил на несколько шагов.

Вновь ожила флейта — теперь за спиной. Подплыла поближе, издала восхитительно сложную трель и смолкла. Науэр оглядывался, не зная, что предпринять.

Тени изгибаются перед ним.

Собрав всю смелость, Гость двинулся навстречу теням. И очертания, то манившие, то отпугивающие, принялись оформляться в материю.

Перед ним проявились три пары толстых каменных столбов; наверху, похоже, каждую пару венчала каменная перекладина. Сооружение изрядно походило на виселицу и Науэр, вздрогнув, посмотрел вверх — нет ли там болтающихся цепей или покойников?

Ничего подобного. Зато в пространстве между каждой парой столбов он увидел чистый воздух. Тумана там не было и в помине. Не было его и в пределах неправильного шестиугольника, который составляли столбы. Посмотрев несколько секунд на ближайшую «виселицу», Гость осознал, что она похожа на Ворота. Не внешним видом, конечно: Ворота, доставившие его на Зивир, вообще не имели ничего материального. Так, зыбкий дымящийся овал, зеркальная плоскость, соединившая два мира.

Но ощущения, которое он испытывал вблизи от столбов, напоминали ему то покалывание внутри головы и лёгкий шум в ушах, которые сопровождали перенос на Зивир. Не вполне, но очень похоже.

Науэр сделал шаг, приближаясь к центру шестиугольника. И заметил, что слышимость таинственным образом изменилась. Теперь каждый его шаг не увязал в плотной молочной мгле, но звук его повторялся десятки раз, медленно ослабевая.

Один его шаг — и сотни нестройных чужих. Науэр поднёс руки к лицу. Показалось ли ему, или контуры его тела стали полупрозрачными?

Наконец, он подошёл вплотную к одним из Ворот и вгляделся внутрь. Постепенно, накладываясь на туманную круговерть, проступал меж столбов иной пейзаж. Нельзя сказать, чтобы он сильно обрадовал Гостя. Город пылал за Воротами; город, совсем недавно взятый штурмом. Повсюду виднелись тела… и Науэр обрадовался, что с «той стороны» не просачиваются ни звуки, ни запахи.

Однако, стоит ему здесь задержаться… Гость поспешно отвёл взгляд и подошёл к другим Воротам. Тоже ничего приятного. Ледяная пустыня, свирепая пурга и радужный костёр в небесах. Оттуда отчётливо тянуло прохладой… каково там на самом деле?

Гость вгляделся во вскипающие снежные вихри и подумал, что ему мерещится силуэт — что–то огромное, четвероногое, припавшее к земле — существо, которое находилось на почтительном расстоянии, но занимало полнеба!

Третьи Ворота показали неожиданно мирный пейзаж. Хвойный лес — куда ни кинешь взгляд, приветливый летний лес; ветер шевелит ветвями; солнце греет во всю мочь — над редкими песчаными холмиками колеблется едва заметное марево. Лес выглядел настоящим и живым — явственно отличаясь от угасающих лесов Зивира.

Шагнуть?

Ты не выполнишь обещание, укоризненно возразил внутренний голос. Ты обещал здешним жителям, что дойдёшь до конца — или, по крайней мере, постараешься дойти. Хочешь сбежать? Неведомо куда?

На какой–то миг Гостю действительно захотелось сбежать — да так сильно, что он лишь огромным усилием воли подавил желание сделать ещё один шаг.

И заметил, как контуры человеческой фигуры начинают вырисовываться рядом с ним, по ту сторону Ворот. То не был призрак: на толстой хвойной подстилке постепенно появлялась тень. Фигура была одного роста с Науэром и… скорее всего… нет, несомненно, это и был Науэр! Странно одетый — в архаичный камзол, обвешанный множеством украшений, со шпагой на поясе.

Гость оглядел себя — нет, с ним самим ничего не происходит. Он с интересом смотрел, как двойник по ту сторону Ворот окончательно уплотнился и… ушёл. Словно ожившая статуя. Только что стоял, смущённо улыбаясь самому себе, и — Науэр не осознал, как это произошло — ушёл по своим делам.

Судя по количеству теней, не один.

— Стой! — воскликнул Науэр и ринулся внутрь Ворот.

Фиолетовое свечение вспыхнуло в проёме и Гостя отбросило назад. Отбросило так, что он едва не свернул себе шею при падении. Поднимаясь на непослушные ноги, он сделал несколько торопливых шагов к столь неприветливым дверям в другой мир и замер, не приблизившись вплотную.

Безбрежный океан простирался теперь за Воротами.

Я знаю, что сейчас произойдёт, подумал Гость и не ошибся. По ту сторону вновь начинал проявляться контур человеческой фигуры.

Гость кинул в Ворота камушек, и тот скрылся под водой, подняв крохотный фонтанчик.

Как прикажете это понимать?

Неожиданно Гостю стало сильно не по себе. Повернувшись спиной ко всем трём Воротам, он быстрым шагом направился прочь отсюда. Какую бы цель не преследовали создатели их, вряд ли предполагалось облегчить возвращение Гостя домой.

А раз так, надо придерживаться первоначального плана.

Всё время, которое потребовалось на то, чтобы выйти из котловины, его спину не переставая сверлил чей–то настороженный взгляд.

* * *

Норруан, с факелом в руке, осторожно приоткрыл дверцу по правую сторону от статуи. Прислушался, в любой миг ожидая подвоха. Нет, всё спокойно. Как и в зале, в котором он с вороной провёл уже несколько дней, там было спокойно и тихо. Точно такая же статуя ворона украшала стену — Норруан долго вглядывался в изваяние, но не обнаружил никаких существенных отличий.

В дальней стене зала была дверь. Норруан осторожно подкрался к ней и прислушался.

Мёртвая тишина. Лишь ветер свистит в невидимых щелях.

Рука легла на фигурную ручку, отлитую из золотистого металла.

Дверь послушно отворилась, выпуская Норруана в коридор. Воздух почти не двигался; был он сух и никаких запахов, кроме запаха пыли, в нём не витало.

Норруан сделал шаг наружу.

Ему показалось, что его ударили по голове чем–то очень тяжёлым. Мир поплыл перед глазами; ноги неожиданно отказались поддерживать ставшее чрезмерно тяжёлым тело; сотни голосов запели нестройную, жутковатую песню.

Через мгновение всё прошло. Норруан обнаружил, что стоит на четвереньках, тяжело дыша. В голове всё ещё звучал могучий колокольный звон. Поднявшись, Норруан с удивлением заметил, что чувствует себя необыкновенно бодро. По привычке он поднял руку и пожелал, чтобы в ней появился зажжённый факел.

Ничего не случилось.

Норруан с изумлением посмотрел на пустую руку и вновь потребовал себе освещения.

Сила, которая послушно выполняла все пожелания Владыки Моррон, словно потеряла его из виду.

Как ни странно, страха он не испытал. Скорее небывалое удивление. Впервые за много лет он перестал себя ощущать всемогущим — настолько всемогущим, что ничего, кроме скуки это не приносило. Теперь он был один на один с неизвестностью.

Вернуться? Дверь по–прежнему оставалась открытой. Отсюда, из коридора, тусклая фосфоресценция внутри зала со статуей выглядела мрачно. Из люка, ведущего в Зивир, она выглядела обнадёживающе.

Где я?

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Свет здесь исходил отовсюду — как во многих пещерах — и от этого разглядеть что бы то ни было становилось необычайно трудно. Нужно было глядеть не на предмет, а чуть в сторону. Поначалу это раздражало; но вскоре Норруан приспособился.

Вначале осмотримся. Норруан присел. Так… это я упал на четвереньки. Вот я сделал несколько шагов… пыль здесь собралась толстым слоем, настолько слежавшимся, что в воздух поднималась весьма неохотно.

Всё это — мои следы… Позвольте… а эти чьи?

Другие следы, едва заметные в скудном освещении, вели через весь коридор. Причём следы оставлены не так уж давно. Норруан вспомнил эпизод, который он пытался написать о безвестном монахе… который закончился тем, что могучая рука сгребла его за шиворот и ткнула лицом в чернильницу. Владыка невольно поднял руку и ощупал лицо.

Неужели это он? Видение места, в котором монах пытался скрыться, было очень коротким, но этот коридор походил на него — так, что становилось страшно. Видеть страшный сон — не самое плохое, что может случиться, подумал Норруан, поражаясь всё больше. Подлинный ужас — это когда ты просыпаешься, а кошмар не прекращается. Как сейчас, например. Норруан осторожно прикоснулся кончиками пальцев к чужому следу и попытался представить себе невысокого человека. Судя по следу, оставивший его привык ходить босиком. Вот он выходит в коридор. Захлопывает за собой дверь, и, прислонившись к ней спиной, разражается хохотом.

Отчего–то казалось, что именно так всё и происходило. Вон его следы, тянутся вдоль стены. Стараясь не затоптать их, Норруан медленно двинулся в ту же сторону. Вот из черноты впереди проявился конец коридора. Его пересекала матово–чёрная стена, в глубине которой что–то непрерывно плыло и перемешивалось.

Ворота, подумал Норруан с разочарованием. Протянул руку и прикоснулся к матовой преграде. Впустит ли она его?

Фиолетовые круги разбежались по матовой плоскости от того места, где Норруан прикоснулся. Ворота не впустили его; взамен ударили током. Рука до самого локтя мгновенно потеряла чувствительность.

Не забыть записать это в книгу, подумал Владыка, растирая пострадавшую конечность. Интересно, а если я стану записывать в ней события, никак не влияющие на происходящее? Например, буду вести дневник?

Мысль была интересной. Тут Норруан вспомнил об умении, которое он вытребовал у Книги.

Он приказал Книге указать ему, где она находится.

Образ был ярким и ослепил Норруана на миг. Видение представляло собой некую комнату… библиотеку или кабинет учёного… со множеством книжных стеллажей, забранными решётками окнами и потемневшим деревянным полом.

Что бы это значило? Книга там, в зале, где он оставил её… При чём тут эта комната?

Вдобавок показалось, что таинственная комната находится где–то рядом — рукой подать.

Шорох крыльев позади.

Норруан резко обернулся. Странно, но теперь он видел намного лучше. Морни стремительно вырвалась через дверной проём, на мгновение окутавшись слабо–голубым свечением. Судя по всему, вороне тоже стало не по себе, едва она оказалась в коридоре. Норруан едва успел отскочить и поймать её — не то лишиться ему глаза.

— Там, — хрипло каркнула Морни, едва смогла говорить. — Поспеши, Норруан. Книга… ты должен увидеть это сам.

Не дожидаясь, когда ворона полностью оправится, Норруан кинулся к двери (вопреки ожиданиям, она и не думала закрываться) и дальше, в зал, к крохотной дверце в дальнем углу.

Обратный переход не вызвал никаких неприятных ощущений. Только стало — ненадолго — нестерпимо жарко, словно с разбегу влетел в раскалённую печь.

* * *

Первый был, как всегда, раздражителен.

А всё из–за того, что ничего не происходило. Предыдущие семь лет их команда жила в окружении, в кольце врагов, потеряв, вместе с прежним Первым всё, чем располагала. Создавать новый противовес Совету пришлось с нуля. И только теперь, когда его, Первого, основной план понемногу претворялся в жизнь, можно было сказать, что усилия не пропали втуне. Не зря каждый из Восьмёрки готовит свои собственные способы не позволить Совету и Наблюдателям решать, какое знание можно донести до всех, а какое необходимо скрыть. Теперь, даже если вся Восьмёрка разом погибнет, в мире останутся многие тщательно скрытые зародыши сопротивления. Многие из них будут обнаружены и погибнут. Но все погибнуть не могут.

…Ничего не происходило, и нетерпение мало–помалу подтачивало самообладание. Даже когда летучая мышь, агент Пятого, разбудила Первого среди ночи, раздражение было первой его эмоцией.

Мышь уселась на столик рядом с пышной кроватью и издала резкий скрежещущий звук. Первый, не сразу пришедший в себя, привычным жестом поставил перед животным крохотный хрустальный шар на изящной подставке, и глаза мыши тут же обратились в его глубины.

— Я нашёл и Цель, и то, что нам от неё нужно, — послышался голос из шара.

Остатки сна мигом слетели с Первого.

— Объясни, — потребовал он. Голос звучал откуда–то из воздуха; сама мышь сидела недвижно, ни подавая никаких признаков жизни.

— Цель передала Предмет другому нашему знакомому, — пояснил Пятый. — Я до конца не уверен, но Предмет оставлен без защиты, в магическом шкафу.

Первый усмехнулся про себя. Неплохо сказано, без защиты. Впрочем, чудовищные изобретения Пятого и в самом деле не испытывали затруднений, если было необходимо взломать магический барьер, сокрушить отряд элитных войск, разнести в крошки крепостную стену. Из Хиргола, конечно, никогда не получится мастера такого класса… но Пятому нужен ученик, а сам он в последнее время действует всё более и более независимо.

— …лаборатории, — послышался голос Пятого.

— Повтори, — приказал Первый, отгоняя раздумья.

— Ожидается атака на все оставшиеся близ Лерея лаборатории, — скучным голосом произнёс Пятый. — Дата нападения: сорок второй день, время: около пяти часов утра.

Через три дня! Первого прошиб холодный пот.

— Это невозможно, — возразил он хриплым голосом. — Никто из агентов не сообщал о нападении. Ты ошибся, Пятый.

— Передаю координаты, — продолжал Пятый жутко безразличным голом. И потекли числа, числа, числа… Первый быстро записывал их, и ему становилось по–настоящему страшно. Указанные лаборатории ни в коей мере не являлись стратегически важными; однако там по–прежнему оставалось ценное оборудование; а про существование двух последних Пятому вообще не полагалось ничего знать.

Поскольку именно там Первый готовился начать серию экспериментов — с намерением лишить Пятого монополии на искусственные формы жизни. Шедевров там, конечно, не создать, но массово производить самые необходимые экземпляры (наподобие этой вот летучей мыши) вполне возможно.

Как Пятый узнал обо всём этом?

Глазки отлитых из золота драконов (на сплетение которых опирался сейчас хрустальный шар) налились ярко–пурпурным свечением.

Знак того, что этот разговор, возможно, стал известен ещё кому–то.

Первый не медлил. Многолетние тренировки и привычка жить в состоянии войны взяли своё. Он хлопнул ладонью по шару, и связь немедленно прервалась.

Мышь тут же ожила и, издав слабое шипение сквозь плотно сомкнутую пасть, вылетела вон, чтобы осыпаться глиняным облачком на расстоянии нескольких метров от окна опочивальни Первого.

Пятый тоже умел реагировать на тревогу.

Пользоваться в таких условиях магической связью было небезопасно. Спустя десять минут Первый уже входил в свою подземную штаб–квартиру; а ещё через полчаса во все окрестные лаборатории были посланы курьеры. Немедленная эвакуация.

Всё остальное подождёт.

* * *

Гость быстро пересёк последние несколько сотен футов, которые отделяли его от холма. За холмом, судя по тому, что он видел вблизи места высадки, должен быть город — или что там ещё может быть. Люди, одним словом.

Где–то на половине пути на вершину до него донеслись знакомые звуки — цокот копыт. Множества лошадей. А также крики — на совершенно незнакомом языке; свист бича и смех, от звуков которого захотелось повернуться к городу спиной и бежать изо всех сил.

Науэр стряхнул оцепенение и быстро взобрался, притаившись за тремя крупными валунами вблизи самой вершины.

Город был повержен в руины давным–давно. Вблизи стало совершенно очевидно, что надеяться на какую–либо помощь здесь бессмысленно. Прямо за холмом, начинаясь от обращённой в прах крепостной стены, шла прямая и широкая дорога. Спустя полмили она выходила на площадь — несомненно, некогда одну из главных площадей города. Странными были здешние здания; более всего они походили на кубики, из которых гигантский ребёнок сооружал игрушечные строения. Создавалось ощущение, что большинство зданий — на самом деле цельные куски камня. Или собраны из цельных кусков. Что за место?

Множество всадников двигались по площади; на ней самой дымился огромный костёр; дым уходил вертикально вверх: ни малейшего ветерка не проносилось над руинами.

Гость пригляделся и поразился ещё больше. Рядом с костром было возведено хитроумное сооружение, похожее на осадную башню. К нему был накрепко привязан человек. Судя по виду, весело ему там не было.

Превосходно, подумал Науэр, оценивая свои возможности. Один–единственный нож против трёх–четырёх десятков закованных в латы всадников. Кстати, как это им удаётся так легко и изящно двигаться? Топот копыт возник из ниоткуда, и тень легла на Науэра.

Он медленно повернул голову.

Одна из закованных в металл фигур, верхом на коне, возникла совсем рядом. Отлично, подумал Гость, вскакивая на ноги. Вот тебе и люди. Он поднял глаза на всадника и обомлел.

Некогда, возможно, существо под всадником было конём. Теперь же оно походило на чучело, оживлённое таинственным образом; на иссохшее и полуразложившееся тело. Местами из–под висящих лоскутками кусков кожи выглядывали ослепительно белые кости. В глазницах «коня» светились ярко–красные огоньки. Существо оскалилось и издало хриплый, отвратительный скрежет.

Всадник поднял руки к груди и Гость увидел в них арбалет.

Он не успел ничего подумать.

Стрела попала прямо в грудь — в обширную тёмно–красную кляксу, оставшуюся от сока мёртвых кустов. Клякса вспыхнула ярко–голубым свечением, и стрела отскочила от тонкой ткани, словно от панциря. Не оставив даже синяка.

Всё это случилось в один бесконечно короткий миг. Гость некоторое время смотрел на валяющуюся у его ног стрелу, на неподвижно замершего всадника… и ярость нахлынула на него. Стоило столько путешествовать, чтобы лечь от руки безвестного рыцаря, разъезжающего верхом на падали!

Нож в его руке вырос в огромный, отливающий тусклым фиолетовым свечением меч.

Клинок прошёл сквозь попятившегося «коня», не встречая сопротивления. Останки его, масса выбеленных временем костей и несколько лохмотьев кожи, с треском рассыпались вокруг.

Всадник с гулким звоном упал наземь и более не шевелился. Гость некоторое время смотрел на него, после чего подошёл и кончиком меча приподнял забрало.

Доспехи были пусты. Он пнул их ногой, и только что сверкавшая на солнце броня обратилась в кучу ржавых обломков.

Снизу донёсся рёв многих глоток и согласованный грохот копыт. Вся армия, кружившая по площади, неслась на него. В воздух взлетели стрелы…

Гость рассмеялся. Даже ловушки Зивира — неважно, кем поставленные — оказывались на деле беспомощными, сломанными, давным–давно утратившими силу. Он успел заметить, насколько жуткими были и сами всадники, и их подседельные — их всех создала чья–то недобрая воля и обрекла на бессмысленные манёвры в руинах города. Который и городом–то, наверное, никогда не был.

Стрелы, все как одна, попали в запачканные соком места — словно те притягивали их. Гость даже не заметил попаданий.

— Прочь с дороги! — крикнул он, угрожающе подняв меч, и кинулся навстречу неприятелю. Смутно он осознавал, что совершает глупость — каким бы трухлявым ни был противник, численный перевес был в его пользу. Но осознание этого пришло гораздо позже. Сейчас он ощутил только, что порыв ветра подтолкнул его в спину… а вся бронированная кавалерия бесшумно и стремительно осыпалась грудой мусора.

Несколько кусков металла ещё катились, позвякивая, по потрескавшейся земле.

Понять, когда меч в его руке успел съёжиться и вновь оказался походным ножом, Гость не успел. «Осадная башня» и костёр никуда не делись, и человек, привязанный к постройке крест–накрест, возможно, оставался единственным разумным существом — кроме самого Гостя — на этом острове. Бежать по сильно нагретому солнцем камню было неудобно, пыль облаками вздымалась в воздух, и от неё неприятно першило в горле.

Науэр ощущал, что страшно устал.

XIX

Не было необходимости выглядывать наружу, чтобы понять, что шторм по–прежнему обрушивается на островок. Однако внутри пещерки было тепло; походный «костёр» — долго тлеющие бездымные брикеты, на которых можно было плавить золото — превратил промозглую сырость, где хозяйничали сквозняки, во вполне приемлемое место.

— Что–то не хочет, чтобы мы покидали остров, — произнёс флосс задумчиво. Унэн всё это время сидел и методично записывал события последних дней в походный дневник.

«Что–то», подумал он. Не «кто–то».

— С чего ты это взял? — поднял монах голову.

Флосс «пожал плечами». Но не стал ничего объяснять.

— Ну ладно, — монах зевнул и лёг прямо на камень у «костра». — Торопиться пока некуда.

Торопиться действительно было некуда. Все обращения к божествам, которые по просьбе Унэна произвёл Шассим, приводили к одному и тому же: загадочный Тнаммо мёртв. Шассим, пока Унэн сидел в гостях (в заточении?) у племени, сумел–таки изловить одного из шпионов их таинственного недруга. Лазутчиком оказалась крохотная птица — никогда путешественникам не встречалась похожая. Правда, после поимки птица как–то неуловимо превратилась в глиняную статуэтку, сохранившую очертания птицы.

Монах долго осматривал её, после чего разломил на части и долго изучал при помощи увеличительного стекла. Затем собрал обломки в толстостенный флакончик с притёртой пробкой (явившийся, понятное дело, из рукава) и задумался, глядя на останки сквозь стекло.

— Что–то во всём этом странное, — заключил он. — Так ты говоришь, что ей кто–то управлял?

Сами по себе големы никогда не наделялись чрезмерно сложной программой поведения; расходы на её поддержание непомерно велики и, кроме того, любой мало–мальски мощный маг без помех отыскал бы голема на огромном расстоянии. Простым заклинанием, позволяющим видеть магическую ауру.

Птица же не только не излучала такой ауры, но и проявляла огромную изобретательность, чтобы скрыться от преследования. По словам Шассима, он был вынужден использовать множество животных и птиц, чтобы изловить невероятно вёрткое существо — рискуя навлечь на себя неудовольствие Покровителя. Голем был бы просто не в состоянии выделывать подобные трюки.

Монах выслушал рассказ Шассима ещё раз и задумался, сжимая флакончик в ладони. Разгадка происходящего где–то рядом… крутится перед глазами, но как заметить её?

…Торжественно показав шарик–килиан флоссу, Унэн приготовился было неторопливо переносить на бумагу подробности своей беседы с вождём, как понял, что шарик пуст. Не просто не содержит никакой записи, а начисто лишён магических свойств. Флосс, увидев ошарашенное выражение лица Унэна, долго смеялся.

— Нельзя недооценивать Покровителя, — заметил он, наконец. — В своих владениях он гораздо могущественнее всех остальных сил Ралиона, вместе взятых.

— Как же тогда пиратам удалось захватить остров? — поинтересовался настоятель, выкидывая прочь бесполезный кусок стекла.

— У каждого имеется своя слабость, — пояснил Шассим. — Слабое место божеств — жрецы. Что произошло на самом деле, неизвестно, но, по–видимому, пришельцам как–то удалось подкупить нескольких тогдашних жрецов. То, что кто–то выжил — заслуга спохватившегося Покровителя и его смертных почитателей. Пираты долгое время были уверены, что вырезали дикарей всех, до последнего…

Он замолчал.

…Монах долго сидел, записывая в тетрадь то, что смог запомнить. Запомнил он почти всё — по крайней мере, так казалось. Если, конечно, Покровитель не добрался и до его памяти. Эту мысль Унэн сразу же прогнал: примириться с ней не представлялось возможным.

Отложив в сторону флакончик, он вчитывался в свежие записи — кое–где стояли дополнения, сделанные при помощи Шассима.

— Картина становится понятна, — объявил Унэн наконец. — Тнаммо, вместе с другими, проходит посвящение — инициацию — но за несколько часов до завершения обряда ввязывается в драку. Его, вместе с другими зачинщиками, проклинают и изгоняют из племени.

— Верно, — подтвердил флосс.

— Все считаются погибшими. Для всего остального мира, разумеется; для племени они мертвы с того момента, как жрец произносит формулу проклятия.

— Не сомневаюсь, что они погибли довольно быстро.

— И имена их запрещено употреблять.

— Верно.

— Тогда отчего жрец всё это рассказал мне?

Флосс долго думал, прежде чем ответить.

— Мне думается, что в тебе заинтересован не жрец, а сам Покровитель, — сделал он вывод. — Ты — единственный чужак за последние пятьдесят лет, кто проник так далеко вглубь острова и остался жив. Можешь гордиться.

— Я и горжусь, — проворчал монах. — Интересно только, зачем жрецу потребовалось расспрашивать меня о таких странных вещах? Неужели это как–то связано с… — он пошевелил в воздухе пальцами.

— О чём он расспрашивал тебя? — осведомился флосс с невинным видом.

Монах мрачно смерил его взглядом.

— Я обещал молчать, — коротко пояснил он, и видно было, как он от этого страдает. — У меня и без проклятий хлопот хватает.

— Между прочим, — спросил Унэн минуту спустя, когда страдальческое выражение мало–помалу покинуло его лицо. — Как звучала формула проклятия, ты знаешь?

Флосс произнёс формулу — опуская некоторые слова — малозначащие, но необходимые для того, чтобы оно подействовало.

— «И будут друзьями тебе лишь камни да пыль», — задумчиво повторил монах. Взгляд его постепенно остановился на флакончике с черепками «птицы» внутри. — О боги! Камни да пыль!

Он поднял флакончик и показал ошеломлённому Шассиму его содержимое.

— Камни да пыль! Ты понимаешь?

Он вскочил и заметался по пещерке, едва не наступив при этом на флосса.

— Мне срочно нужно в Венллен! — воскликнул Унэн. — К тому, кто собирает сведения о Тнаммо. Похоже, я догадываюсь, как и где его можно искать.

Флосс неожиданно вздрогнул и широко открыл глаза. Унэн собрался было спросить, что случилось, как услышал знакомый звук.

Биение сотен крыл. Постепенно приближающееся отовсюду. Тьма пещеры разошлась, обливая Унэна призрачным серебристым свечением. «Я же просил его не использовать Крылья», подумал монах негодующе, но сказать ничего не успел.

Его закрутило, подхватило и понесло с чудовищной скоростью в пространстве, где не было ни солнца, ни земли — один лишь воздух да клубящийся туман.

Краем глаза он успел заметить, что Шассим летит рядом.

* * *

Привязанный выглядел странно — вид его был настолько дик, что на несколько секунд вверг Гостя в столбняк. Пленник был одет в некогда роскошный фрак, с ярко–красным галстуком–бабочкой и некогда безупречные лакированные туфли. Слово «фрак» вспомнилось не без труда и вызвало истинное изумление: в Зивире никто не носил фраков

— Я… — прохрипел он, едва Гость взобрался к нему. Клубы дыма то и дело окутывали башню; оставалось гадать, почему пленник до сих пор не задохнулся.

— …музыкант, — выговорил пленник, не открывая глаз. — Лучший музыкант во всём мире… веришь мне?

— Да, да, разумеется, — Гость лихорадочно думал, как бы ему стащить несчастного вниз. Приводить его в чувство будем потом; вполне достаточно, если он, для начала, не будет мешать. Так… верёвки должно хватить. Сейчас обвяжем его как следует…

— Веришь? — и пленник неожиданно открыл глаза, оказавшиеся чистыми и холодными. Странно. Снизу казалось, что это глубокий старик; теперь же Гость вряд ли дал бы ему более тридцати.

— А что тут особенного? — удивился Гость, поражаясь тому, насколько нелепа ситуация.

Пленник оглушительно расхохотался.

Он легко шевельнул плечами и верёвки, прочно удерживавшие его, лопнули, распавшись на множество крохотных обрывков. Небрежным движением рук пленник освободил свои ноги, схватил Гостя за руку и спрыгнул вниз.

Гостю пришлось спрыгнуть вместе с ним. Единственной альтернативой было потерять левую руку. Сила, с которой его потянули, была не просто ужасной: она была невообразимой. Как же он позволил держать себя здесь всё это время? Или это тоже притворство, более удачная ловушка, в которую, наконец, удалось заманить Гостя?

Все эти мысли ураганом пронеслись в голове Науэра, пока земля со свистом в ушах неслась им навстречу. В последний момент Гость не выдержал и закрыл глаза.

Земля осторожно толкнула его под ноги.

Рука, стальной хваткой сжимавшая запястье, разжалась.

— Всё в порядке, приятель, — услышал он. — Можешь открыть глаза. Не время спать.

Науэр открыл глаза и обнаружил, что его новый знакомый, облачённый во вновь безупречный фрак, с бабочкой на шее, стоит напротив, со скрипичнымфутляром в руках, довольно улыбаясь. Костёр куда–то исчез; исчезла и «башня»; а вместо руин города вокруг располагались пологие холмы.

— Фрак… — Гость указал пальцем на совершенно неуместную одежду спасённого. — Скрипка…

— О–о–о! — тот был явно удивлён. — Да мы с вами коллеги, уважаемый! Позвольте представиться. Науригам, Гость Севинга.

— Ч–чего? — не понял Гость. Всё происходило слишком быстро.

— Севинга, Севинга, — повторил собеседник; в голосе его прозвучали нотки нетерпения. — То, где мы находимся. — Он обвёл рукой всё вокруг. — Севинг.

— Зивир! — воскликнул Гость. Постепенно он начинал понимать. — Сейчас это называется Зивиром. Я Науэр, Гость Зивира.

— Зивир, — повторил скрипач неожиданно печальным голосом и опустился прямо в пыль, в своём безупречном фраке. — Я ожидал чего–то подобного.

* * *

— …То есть как это — музыкант? — не понял Гость.

Они сидели совсем рядом с тем местом, где совсем недавно дымил огромный костёр и пустые доспехи безостановочно кружили по площади на давным–давно умерших лошадях. Только теперь костёр был небольшим и больше грел, чем дымил.

— Музыкант, — повторил Науригам. — Ты должен меня понимать. Или… ты что, не понял, что здесь происходит?

— Я понял только, что я — далеко не первый, — коротко ответил Гость. Ему страшно хотелось есть — а с собой ничего не было. Окрестные холмы не прельщали изобилием добычи. Только что змей наловить.

— Тонкое наблюдение, — иронично заметил спасённый. — Но не полное. Ты уже понял, что бессмысленно делать то, чего они добиваются?

— А вы что, пробовали? — Науэру было тяжело обращаться к собеседнику на «ты». Привычка, что поделать.

— Почти, — по лицу музыканта пробежала тень. — Я стал величайшим магом Севинга… Зивира… называй, как хочешь. Всё это одно и то же. Музыкой, — он осторожно погладил футляр, — я мог творить всё, что угодно.

— Так в чём же дело?

— Этот мир не хочет выздоравливать, — шёпотом сообщил Науригам. — И я решил сбежать отсюда. Дважды меня чуть не прикончил… как же они зовут его?..

— Норруан.

— Верно. Все мы тут начинаемся на «Н». После чего решил, что найду первые же Ворота и скроюсь куда угодно. Этот мир болен, приятель. И ему нравится болеть. А мы с тобой — просто чья–то прихоть. Если тебе доведётся добраться до его замка, как следует осмотрись, прежде чем войти.

— Как же вы попались? — усмехнулся Гость недоверчиво.

— Я заснул, — просто объяснил музыкант. — И всё. Когда проснулся… ну, ты сам видел. Правда, иногда это башня, на стене которой я вишу в цепях, иногда — что–то вроде виселицы…

Гость вздрогнул.

— …иногда ещё какая–нибудь гадость. И всё время эти всадники. Уж не знаю, откуда они взялись.

— И… сколько вы так… висели?

— Почём мне знать, — Науригам пожал плечами и вернул Науэру фляжку. — Спасибо, отличная вода. Давненько я не пил… Может быть, неделю… может быть, тысячу лет. У человека есть одна полезная способность — забывать. Я почти ничего не помню. Сплошной круговорот. Так что большое спасибо и совет: ищи Ворота и беги отсюда подальше. И не вздумай ложиться спать на этом острове.

— Ворота в той стороне, — указал Науэр рукой и заметил, как округлились глаза собеседника. — В котловине. Там, в тумане. Только я попытаюсь дойти до цели. Есть одна мысль…

— Не валяй дурака, — музыкант встал и поправил галстук, — тебе не дойти до замка. А если дойдёшь, то сделаешь то, о чём так мечтают здешние жители.

— Так разве ж это плохо? — растерялся Гость.

Музыкант посмотрел на него с состраданием.

— Ты так ничего и не понял. Ну ладно. Спасибо ещё раз — я пошёл. Загостился я тут…

— Тогда, может быть, подскажете, как попасть к замку? — с надеждой спросил Гость.

— За этим холмом, — указал Науригам футляром за спину. — За первым же деревом. Одним словом — где угодно. Ты мог попасть туда в первый же день, стоило только захотеть. Только я прошу — подумай хорошенько.

— Нет, — и Гость тоже поднялся на ноги. — Я уже решил. Благодарю за подсказку. Прощайте.

— Вполне возможно, что мы ещё встретимся. — Музыкант слегка поклонился и, весело насвистывая что–то, удалился — блестящий и нелепый в своём наряде.

Гость невольно посмотрел на собственную одежду, поношенную и перепачканную.

— За первым холмом, — повторил он и покачал головой. Холм был совсем невысоким. За ним не смогла бы спрятаться и хижина. — Ну ладно, посмотрим.

Он отряхнулся, насколько это было возможно, и быстро взбежал на вершину холма.

Величественная картина заката предстала его глазам. Вдали тёмной лентой выделялся спокойный океан, занимая треть горизонта. Болото, над которым вился тяжёлый отвратительный туман, начиналось у подножия холма. А за болотом, на расстоянии какой–то мили, возвышался Моррон — неприступный и грозный, зубчатый чёрный силуэт на умирающем небе. Цель путешествия. Такая близкая.

Гость машинально обернулся. Но вместо тихо тлеющего костра и бесплодной земли он увидел мёртвый лес, отчаянно цепляющийся за небо сухими крючьями ветвей. Ни птицы, ни зверя. Чёрная земля, из которой при лёгком нажиме выступала отдающая гнилью жижа.

— Там тоже было болото, — произнёс Гость невпопад и двинулся вперёд. Тропинка, даже в полумраке, была легко различима. Было бы на редкость нелепо утонуть здесь, когда до замка — рукой подать.

Там тоже было болото, думал Науэр, легко огибая предательские кочки и безошибочно отыскивая надёжную опору. Он думал о белом замке, среди долины, изобиловавшей цветами — долины, что во мгновение ока обратилась в отвратительную трясину.

Если бы Науэр взглянул направо, то увидел бы ещё одну человеческую фигурку, с проклятиями пробирающуюся сквозь болота.

И заметил бы выстроившееся на холмах Воинство Иглы.

Наступал великий час.

* * *

— «Гость поднялся на холм и увидел, что до замка Моррон осталось меньше мили», — прочёл Норруан и морщины перечеркнули его лоб. — Вот что. Жди меня здесь, возле Книги. Я пойду, встречу Гостя.

— С ума сошёл! — взвилась ворона. — Что он, говорить с тобой пришёл?

— Не шуми, — тихо ответил Норруан, склоняясь над Книгой. Ворона заметила, что он быстро вписывает что–то, ниже последних появившихся слов, и написанное немедленно въедается в бумагу. — Я не сомневаюсь, что он пришёл именно поговорить. Я вернусь.

И скрылся в «люке», который тут же схлопнулся, с неприятным скрежетом.

— Я так и думала, — произнесла ворона. Повинуясь её взгляду, страницы Книги перелистнулись, и она склонилась над последними записями, оставленными Норруаном. Прочесть их она не успела. Под ними чья–то рука стремительно нарисовала вензель, и новые фразы принялись ложиться на чистые листы.

* * *

Ворота Моррон никто не охранял. Ну да, разумеется. До сих пор никто не смог пробраться внутрь — либо болото, либо чудовища, призванные Норруаном, вынуждали отступить. Науэр усмехнулся. Чудовища. Те, кого он видел, оказались призраками. А настоящие чудовища, скорее всего — те, которых Мондерел со своими соратниками привык видеть вокруг последнего сохранившегося клочка старого Зивира. Просто привык видеть. Положено там быть чудовищам — и не имеет никакого значения, призывал ли их хоть кто–нибудь на самом деле.

Ворота открылись легко и почти без звука.

Никто не охранял их. Замок казался необитаемым. Вот будет смеху, думал Науэр, двигаясь к парадной лестнице, если так оно и есть. Что мне тогда делать? Пойти обратно и объявить — я, мол, победил могучего Норруана? Радуйтесь, люди Зивира, ваш мир излечен от болезни!

…Этому миру нравится быть больным, вспомнил он, и прибавил шагу.

* * *

Мондерел осматривал окрестности в подзорную трубу.

— Что–нибудь ещё? — спросил он у ближайшего из генералов.

— Нет, Правитель, — ответил тот, снимая шлем и устало вытирая лоб. — Это был последний отряд.

Поход к Моррон, который планировали заранее, едва не потерпел неудачу. Сигнал, поданный Гостем, пришёл в самый неожиданный момент — когда все уже считали, что он погиб.

Каждую милю приходилось отвоёвывать с боем. Сейчас у холмов перед болотами собралось немногим более двухсот человек. Всё, что осталось от десятитысячной армии. Но им было чем гордиться: все до одного защитники Моррон были повержены. Видимо, Гость был сильнее, чем они думали; и сейчас, провожая его взглядами, они боялись даже подумать о том, что тот может проиграть.

Вернее, боялся один Мондерел. Остальные просто не сомневались в том, что успех близок. Впервые в истории Зивира армия Моррон была полностью рассеяна. Правитель вспомнил чудовищных летающих, плюющихся огнём и ядом солдат Моррон и содрогнулся. Вот он, Моррон, средоточие зла Зивира. Что будет завтра — первый день нового Зивира или последняя ночь старого?

— Он уже у входа, — доложил один из разведчиков.

Никто из жителей Зивира не смог бы пересечь болота. Тут бессильно любое колдовство; тут, возможно, бессилен и сам Норруан.

* * *

— Любуешься закатом? — послышалось за спиной у Гостя.

Науэр стоял на крепостной стене и задумчиво смотрел в сторону океана. Спокойный… мрачный… одетый во всё чёрное. Он вспомнил, что Река впадает в этот океан, и содрогнулся от этой мысли.

Обернувшись, Науэр увидел хозяина замка. Выглядел тот вовсе не грозно… чем–то напоминал музыканта — видимо, одеянием. Был это, разумеется, не фрак. За спиной у Владыки Моррон висел меч, но Науэру отчего–то казалось, что им никогда не пользуются.

Ну ещё бы… если его слову здесь подчиняется всё… Кроме меня, усмехнулся Науэр. Что ж, сейчас посмотрим.

— Было бы чем любоваться, — хмуро ответил Гость и понял, насколько мелким и малозначащим он выглядит по сравнению с высоким, чисто одетым, изящно двигающимся Норруаном. Средоточие зла имело длинные волосы и приветливо улыбалось. Ни демонического хохота, ни уродливой внешности. И на том спасибо. — Воды–то там, наверное, нет, один чёрный кисель.

Норруан кивнул.

— Ты пришёл поговорить?

— Да, — ответил Гость и понял, что не имеет ни малейшего понятия о том, что делать. Ради чего, действительно, он спешил сюда?

— Отлично, — похвалил Норруан и жестом пригласил следовать за собой. Крепостная стена была настолько широкой, что на ней без труда разъехались бы трое всадников. — Значит, теперь в Зивире трое здравомыслящих.

— Кто же третий? Мондерел?

— Мондерел! — усмехнулся Владыка. — Мондерел ждёт не дождётся, когда ты подашь сигнал — чтобы выступить на Замок. Я уже начинал думать, что умру от скуки… Ты давал сигнал?

— Нет, — признался Гость. Признание далось с большим трудом. — Я уже понял, что здесь ничего не изменить. Мне интересно, вы тоже это поняли?

— Да, — кивнул Норруан, не останавливаясь. — Но последнее слово за тобой. Мне не терпится убраться отсюда — как и тебе. Но я прикован к Зивиру по рукам и ногам — а ты свободен. Думай, Науэр, пока ещё есть время…

— Проклятие, — воскликнул неожиданно Норруан, бросаясь к южной оконечности стены. Науэр последовал за ним. — Воинство! Откуда оно здесь?

И глаза его, ставшие моментально безжалостными и свирепыми, повернулись к Науэру. Гость выглядел странно. Его очертания менялись. Слегка, но постоянно. Что происходит? — думал Норруан лихорадочно. Он не вызывал Мондерела, по глазам видно, но кто–то же сделал это!

А Гость увидел, как из–под приятного во всех отношениях лица Владыки начинает проступать другое.. куда менее приятное и вежливое. Рука Норруана потянулась к мечу, а пальцы удлинялись на глазах.

Второй Гость — полупрозрачный и едва заметный — поднялся на крепостную стену и тихонько двинулся к Норруану, прячась за спиной у Науэра–первого.

— Не знаю, — ответил Гость, изо всех сил стараясь не замечать того, что происходит с Норруаном. — Я не следовал ничьим советам.

Норруан заметил второй силуэт слишком поздно.

Второй Науэр — мрачный, с недоброй улыбкой и мечом в руке — слился с первым; полыхнуло тёмное пламя, и Норруан отшатнулся, прикрывая глаза.

В его ладонь послушно легла рукоять меча.

— Они сражаются! — воскликнул Мондерел, указывая на фиолетовые вспышки, озарявшие верх крепостной стены. — Нам остаётся только ждать.

* * *

Науэр не успел ничего понять.

Норруан взревел и, выхватив огромный светящийся меч, атаковал Гостя, не оставляя тому времени на раздумья.

У себя в руках Науэр обнаружил меч. А тело доказало, что он действительно фехтовал лучше всех в Зивире.

Лишь два раза коснулись мечи друг друга.

Понял Гость, что промедление будет стоить ему жизни.

И прыгнул вперёд, проводя клинком короткую дугу снизу вверх и слева направо.

Фиолетовая мгла, что опустилась на крепостную стену, неожиданно испарилась.

Норруан стоял перед ним и с великим изумлением смотрел на жуткую рану на своей груди.

— Глупец, — произнёс он отчётливо и рухнул навзничь.

После чего бесследно исчез.

Под ногами Науэра вздрогнул замок. Он посмотрел на юг… болота куда–то делись, и оставшаяся горстка защитников Зивира с восторженными криками бежала к замку. Многие выкрикивали его имя.

Гость не ощущал себя победителем. Он ощущал себя посмешищем — хотя не вполне понимал, почему. И ладно, подумал он вяло. Сейчас потребую, чтобы меня отправили домой, и постараюсь забыть всё это как можно скорее.

Он с отвращением отбросил меч.

* * *

Ворона отскочила подальше от Книги и в ужасе закрыла глаза. Однако время шло, а с ней ничего не происходило.

— Я так и знала, — прошептала она и вновь подошла к фолианту.

Текст потёк вновь… почерк не был похож ни на один из предыдущих.

* * *

Мондерел встретил Гостя у широко открытых ворот Замка.

— Приветствуем тебя, о достойный! — выкрикнул он. Правитель радостно улыбался, и было видно, что он помолодел лет на двадцать. — Мы ни минуты не сомневались, что вы победите — хотя зрелище битвы и доставило нам несколько неприятных минут…

— Зрелище?! — крикнул Гость шёпотом, не в силах крикнуть по–настоящему. — Вы наблюдали за нами?

Мондерел и его генералы удивлённо переглянулись.

— Да, — повторил он. – Не скрою, было поистине жутко. Ну что же, Гость, вы вправе требовать всего, чего пожелаете, прежде мы с почётом проводим вас…

В голове Науэра кружилось несколько мыслей. Ему становилось понятным то, что произошло… и становилось ясным, чем это может кончиться…

Мир потемнел вокруг него.

Его подхватило, как смерч подхватывает пушинку.

Тьма окружила его со всех сторон. Странный шум накатил из тьмы — то ли плеск прибоя, то ли тихие аплодисменты, то ли шелест осенних листьев.

Тьма расступилась.

Гость ощутил себя сидящим на песке, возле мирно потрескивающего костра, тёплым летним вечером.

Рядом сидел Аймвери.

Аймвери кивнул ему.

— …Я знаю это чувство, — произнёс лесной человечек, видимо, отвечая на ранее заданный вопрос. Кинув веточку в костёр, он отвернулся, чтобы взглянуть на Реку.

Воцарилось молчание. Гость сидел, оглушённый и не вполне пришедший в себя после вихря событий последних десяти минут. Почему он здесь? Что здесь делает Аймвери? Разве это — его дом?

— …Мне почему–то кажется, что всё это уже было, — добавил Аймвери, рассматривая пляшущие язычки пламени. — Что я не в первый раз провожаю кого–то к Реке, сижу ночью у костра, вспоминаю о прошлом и не знаю, что делать с будущим. Там, в Игле, подобные мысли никогда не тревожили меня.

Неожиданно Гость всё вспомнил.

Он уткнулся лицом в ладони и был рад, что Аймвери не видит его, перепуганного и жалкого, изо всех сил старающегося удержать рвущийся на свободу вопль ужаса.

Часть 6. По обе стороны

XX

Никогда ещё ректора не будили столь бесцеремонным образом.

Вначале послышался шум — словно в кабинет, расположенный через комнату от спальни, влетела огромная стая голубей. Ректор дремал, утомлённый очередным тяжёлым днём, и не отреагировал на это. Мало ли что приснится!

Вскоре раздались чьи–то быстрые шаги. И громкий, настойчивый стук в дверь.

Сон мигом слетел с ректора. Альор выше всего на свете ценил возможность отдыхать, когда положено. Посему неудивительно, что взорам разгорячённого Унэна и слегка запыхавшегося Шассима предстал мрачный и ни в коей мере не дружелюбный собеседник.

— Для исполнителя достаточно секретного задания вы являетесь не очень–то тихо, — заметил ректор после того, как пробурчал что–то вроде «здравствуйте».

— Так ведь ночь, — ответил Унэн, не моргнув глазом. — Кто заподозрит, что я войду к вам, минуя входную дверь! Кроме того, у меня есть оправдание.

— Какое же?

— Мы установили личность Тнаммо, — монах гордо выпятил грудь. — Я и целитель Шассим. Я почти убеждён, что именно Тнаммо был автором двойников, которых нашли на затонувшем корабле.

Ректор вздрогнул.

— Откуда это вам известно? — поразился он и спохватился. — Сейчас разберёмся. Пройдите, пожалуйста, в кабинет. Следующая комната за вашей спиной.

Монах кивнул и удалился в указанном направлении.

— Твой язык когда–нибудь выроет тебе могилу, — шепнул Шассим, стараясь сохранять непринуждённый вид. — Зачем ты сказал ему про утопленников? Если ты думаешь, что он не в курсе того, что тебе положено знать, а что — нет, то глубоко ошибаешься.

— Итак, откуда вам это известно? — ректор успел принять более–менее подобающий вид и грозно сверлил глазами пришельцев.

— Об этом рассказал ему я, — неожиданно вмешался Шассим и взмахнул крыльями, на миг соединив их над своей головой. Унэн не видел этого жеста. — Я выполняю функцию координатора в этом деле. Достопочтенная Айзала подтвердит мои полномочия.

— Ну ладно, — проворчал Альор. — Вам виднее. Итак, отчего такая спешка?

Унэн принялся рассказывать, напоследок выложив перед ректором несколько листов, на которых была изложена суть его с вождём беседы. Ректор пробежал их глазами, и морщины на его лбу собрались и разгладились. Монах осторожно поставил на стол флакончик с останками «птицы» и объяснил, откуда это.

— Ну что же, — голос ректора потеплел. — Вы превзошли мои ожидания, Сунь Унэн и уважаемый Шассим–Яг. Однако выводы о том, кто является автором… изготовителем тел, делать ещё рано. Кроме того, этим займутся другие.

— Как?! — воскликнул Унэн. Шассим замахал крыльями, чтобы удержаться на жёрдочке — не произнося ни слова. — Я полагал, что продолжу расследование… тем более, что я — одно из заинтересованных лиц.

— Вы слишком заметная фигура, — покачал головой ректор. — Верьте мне или нет — но ваше участие в этом деле заканчивается. Оно и так уже может повлечь слишком серьёзные последствия…

— …чтобы рисковать, доверяя его мне, — холодно завершил Унэн, поджав губы. В таком состоянии он был наиболее опасен — гораздо опаснее, чем если бы принялся прыгать по комнате и возмущённо кричать. Ректору это не было известно.

— …чтобы рисковать ещё и вами, уважаемый Унэн, — поправил его ректор. — Я немедленно свяжусь с остальными участниками расследования. А вы можете спокойно отправляться туда, куда сочтёте необходимым. Обо всех достижениях вас, конечно же, будут извещать.

— Спасибо и на этом, — взгляд монаха едва не обратил ректора в глыбу льда. Глаза Унэна скользнули по одному из свитков, небрежно разложенных на столе. На бумаге смутно узнавалась географическая карта Ралиона, а поверх неё — несколько пятен неправильной формы, нарисованных цветными карандашами. Плюс линии и стрелочки.

— Что это? — удивился монах, указывая на «карту» пальцем.

— Диаграмма флуктуаций напряжённости мана–поля, — ответил ректор охотно, хитро прищуриваясь.

— А… — разочарованно протянул монах, отворачиваясь в сторону окна. — А я думал, прогноз погоды. Интересно, какова сейчас погода на побережье у Киннера? Самое время на море отдохнуть.

И, не давая ошеломлённому ректору опомниться, сухо поклонился и стремительно покинул кабинет.

— Зачем ты так? — укоризненно спросил Шассим. — Он же не со зла. Он сам тут преимущественно наблюдатель.

— Я не привык, чтобы за моей спиной принимали решения — когда, как и чем я должен заниматься, — насупился монах. — Можно было сразу сказать, что я буду исполнять очень скромную роль.

— И ты отказался бы.

— Разумеется! Но всё было бы в порядке вещей. А так… у меня только–только начали появляться мысли… Кстати, спасибо. Ты очень вовремя совр… сослался на свои якобы полномочия.

— С кем поведёшься, — проворчал Шассим, но Унэн его не слушал.

Монах остановился так неожиданно, что флосс едва не сорвался с насеста. И когда я только привыкну, подумал Шассим.

В руках Унэна появилась диаграмма, которую он срисовал с Плиты Тангхро.

Монах принялся рассматривать пятна, отдалённо напоминавшие те, что он только что видел. Только выполненные в виде слабо заметных контуров, наспех и, вероятнее всего, не вполне точно.

Охранник вытаращил глаза на позднего посетителя, который явно не входил в двери, но, несомненно, намерен из них выйти.

— У меня идея, — радостно заключил монах. — Идём в Парк Времени, назад к Плите. Мне кажется, что там мы сможем найти…

Охранник, уже спешивший в странной парочке, застыл, как громом поражённый: едва посетитель произнёс последнее слово, как вокруг него вспыхнула серебристая паутина и испарилась — вместе с человечком и флоссом за его плечами.

При этом раздался звук, который издаёт взлетающая стая крупных птиц.

Это ни в какие ворота не лезло! Применение магии в пределах городской черты строжайше запрещено! Вызвав помощника, охранник быстро вернулся на пост и поднял тревогу.

Втайне он надеялся, что это окажутся грабители. Был случай, говорят, одного очень дерзкого ограбления, когда преступник — кстати, немного похожий на этого несуразного монаха — возник из ниоткуда, схватил мешок с драгоценностями и был таков. Хорошо ещё, что поймали в конце концов…

Охранника ожидало серьёзное разочарование. Когда ректора второй раз за ночь вытаскивали из постели, он становился не просто злым, но смертельно опасным.

* * *

— Я же просил тебя не пользоваться Крыльями, — проворчал монах, когда тьма расступилась, и величественный пейзаж Парка предстал перед ними во всей красе. — Один раз я уже влип из–за них, хватит.

— Но я не пользовался ими, — удивился флосс и монах заметил, что тот какое–то время держал крылья сложенными в один из священных жестов. — Неужели ты ещё не понял?

— Что? — монах начал понимать, но Шассим сказал это первым.

— Это дар Вестницы, — терпеливо объяснил Шассим. — Право же, Сунь, нельзя быть настолько невнимательным. Ты — первый, кого потеряли Крылья за огромный промежуток времени. Возможно — ты такой один. Что, по–твоему, должна была сделать богиня?

Монаху не терпелось сказать, что боги в большинстве своём не очень–то совестливы, но вовремя прикусил язык. У флосса понятия о чувстве юмора были иными, и вовсе незачем рисковать его расположением.

— Ясно, — смущённо произнёс он (в надежде, что флосс примет смущение за чистую монету). — Что ж, польщён. Но… неужели теперь я всегда буду путешествовать вот так, мгновенно?

— А тебе это не нравится? — поразился флосс.

— Нравится, конечно, — монах задумчиво опустился перед Плитой на колени — так же, как и в прошлый раз. — Но двигаться время от времени тоже полезно.

Флосс издал звук, равнозначный человеческому фырканью.

— Попроси её об этом сам, — посоветовал он ироническим голосом. — Меня удивляет, что ты так спокойно воспринял этот подарок. Прежде никто из…

— Верю, верю, — прервал его Унэн. — Верю. Но… не слишком ли много внимания моей скромной персоне? Впрочем, пусть будет так. Просто теперь я всё время буду чувствовать себя в долгу.

Флосс встопорщил перья и отвернулся. Его этот разговор явно не забавлял.

— Итак, — проворчал монах, расстилая на Плите свой листок — так, как он лежал в тот вечер (если Унэн ничего не перепутал). — Теперь мне нужна карта всего Ралиона. Что посоветуешь, Шассим?

— Попроси об этом Плиту, — было ответом и флосс, неожиданно снявшись с его спины, быстро и бесшумно исчез в чёрном безоблачном небе.

Вот те раз! Обиделся он, что ли?

Долго монах раздумывать не стал. Вполне возможно, что Таменхи сейчас где–то поблизости, а встреча с ним нежелательна.

— Покажи мне карту Ралиона, — приказал монах, опуская обе ладони на прохладную выщербленную поверхность, и Плита осветилась изнутри.

* * *

Вокруг царила непроницаемая мгла.

Вначале была пустота; но пустота неоднородная. Иногда она была неосязаемой и неощутимой; иногда, казалось, за ней скрывается нечто вещественное. Впрочем, «казалось» — не самое удачное слово. Некому было испытывать какие–либо ощущения, хотя кто–то, несомненно, находился в центре этой пустоты.

Первым родилось ощущение времени.

То, что каждый следующий миг чем–то отличается от предыдущего; то, что можно отличить миг грядущий от мига текущего.

Затем пришло ощущение безбрежного пространства; пространства без конца и без начала; столь невообразимо огромного, что вечности не хватило бы на то, чтобы пересечь его.

Затем проснулись органы чувств. Ничего хорошего это не принесло; вокруг не было луча света, который можно увидеть; звука, который можно услышать; запаха, который можно почуять. Однако, неожиданно некто, находившийся посреди бесконечности, осознал, что есть верх и есть низ.

А затем пришёл страх.

Страх того, что всю будущую вечность придётся провести в этом пространстве, лишённом чего бы то ни было, не имея возможности ни забыться, ни пошевелиться — потому что у осознавшего себя не было ни рук, ни ног. Во всяком случае, ничто не менялось, когда неизвестный пытался сдвинуться с места.

Или же то место, куда он двигался, ничем не отличалось от того места, откуда он начал движение. Страх затопил всё существо. «Не хочу вечности!» — кричало оно. Небытие казалось намного лучше того существования, которое обрушилось на неведомо где стоявшего, но как вернуться в небытие?

Ему показалось, что он побежал. Двигаться было очень трудно; ничто не возвещало о том, что он вообще куда–то движется — да возможно, что так оно и было. Однако прошёл неопределённо долгий период времени, и вселенная изменилось вокруг бегущего.

Где–то рядом была уже не пустота. Вернее, не та пустота. Иная. Проницаемая, конечная, ведущая туда, где нет этой страшной черноты.

«Туда!» — воскликнуло ликующее сознание… но в последний момент что–то остановило его. Посторонняя мысль, грубо ворвавшаяся откуда–то извне, оттеснила прочь скудные ощущения об окружающем мире (настолько скудные, что не нашлось бы слов, чтобы правильно их описать).

«Я — Норруан», упало откуда–то сверху. Ошеломлённое сознание повторило эти бессмысленные слова. «Я». «Норруан». Что значили эти слова? Ровным счётом ничего. Не стоит задумываться над ними — вперёд, туда, где кончается жуткое однообразие!

«Я знаю своё имя», прозвучало вновь. Был ли это чужой голос или же слова — которым ещё не было имени — сами собой возникли в сознании замершего? Трудно сказать; в тот момент некому было думать над этим, а в следующий момент всё изменилось.

Явился свет.

Слабый огонёк, тщедушный и едва тлеющий, загорелся над замершим. Так он понял, что отныне видит. Прямо перед ним обрисовалась гладкая зеркальная поверхность (будет, будет она названа зеркальной, когда придут и останутся нужные слова), а в ней…

В ней отражалось чьё–то лицо.

Долго, очень долго замерший смотрел вглубь зыбкого образа.

«Это я», осело в сознании.

«Я — Норруан», вспомнил замерший.

«Я знаю своё имя».

Сразу это случилось или нет, но всё вокруг вспыхнуло ослепительно ярким светом, а замерший осознал то, что только что произнёс.

А осознав, свалился наземь и бессильно сжал кулаки.

Потому что вместе с именем пришла и память.

* * *

Унэн отчасти ожидал очередного катаклизма; слова какого–то мага о том, что неприятности следуют за ним, Унэном, по пятам, порой оказывались поразительно верными. Порой, естественно; Унэн никогда не лез очертя голову в самую гущу событий… ну, так скажем, как правило, не лез.

Поскольку его шестое чувство — а оно было одним из немногих вещей, которым монах доверял безоговорочно — так вот, оно никогда ещё не подводило. В конечном счёте.

Порой, конечно, земля горела под ногами (в прямом и переносном смыслах), но удавалось уйти, не подпалив хвоста (и монах чрезвычайно гордился тем, что до сих пор успешно скрывал его наличие от всего Ралиона)…

Катаклизма не случилось.

Поверхность плиты мягко засветилась и на ней проступила чёткая, на первый взгляд рельефная карта Ралиона. Монах даже прикоснулся пальцем к очертаниям горного массива, чтобы проверить, иллюзия ли это.

Иллюзия. Но изображение плавно сместилось и точка, к которой он прикоснулся, оказалась в центре плиты. Монах удивлённо поднял брови… и понял, что Плита намного «умнее», чем говорил Таменхи.

Интересно, а Шассим откуда это знает? Хотя, если он может в любой момент увидеть картины, записанные его сородичами… Надо же, какое трудолюбие. Тысячи лет флоссы летают по всему свету, запечатлевают картины происходящего, взамен не получая ничего, кроме неприятностей.

Так, где там у нас карта…

Унэн извлёк рисунок и озадаченно посмотрел на несколько цветных пятен. Ну и как прикажете это понимать?

Надо рассуждать логически. Пятна, несомненно, имеют отношение к людям, так или иначе вовлечённым в предполагаемую тайную войну, которую официально сдавшийся Лерей ведёт теперь иными средствами. Нет, тут трудно что бы то ни было предполагать. Унэн не знает всех тех, кто явно или тайно занимается розысками подпольно готовящейся армии. Ходят, правда, слухи, что маги Девятки намерены вызвать помощника из иной реальности… но мало ли что говорят! Люди обожают театр, таинственность — грозные силы, подвластные лишь избранным, и прочую ерунду.

Итак, что же это за пятна?

Они совсем крошечные; вряд ли имеются в виду страны. Скорее, люди или группы людей. Или предметы… Начнём с людей. Почему бы, собственно, не предположить, что эти пятнышки в том числе означают Унэна, Айзалу (которая вместе с двумя остальными верховными жрицами Триады участвует в противодействии планам тайной войны), Шассима, Рамдарона… Так… Пусть это пятнышко в центре — он, Унэн. Тогда… тогда…

Прошло более получаса, а Унэн постепенно терял терпение и надежду понять что бы то ни было. Ни вещи, ни люди вроде бы не укладывались в схему. Три пятна были двойными; по меньшей мере два из них при любом раскладе должны находиться где–то в открытое море.

Провалиться всем этим умным предметам!

— Ничего не получается? — спросил Шассим из–за спины.

— Посоветовал бы что–нибудь, раз уж ты здесь, — проворчал монах недовольно. Он не понимал Шассима. Или соблюдаешь секретность и не помогаешь — но и не мешаешь, не обнадёживаешь; или уж иди до конца. С другой стороны, Шассим — флосс. Следовательно, надо принимать его манеры, как данное.

— Если бы у меня были идеи. Кстати, изображение может вращаться, приближаться и удаляться.

— И как этого достигают?

— Мысленным приказом.

Унэн попробовал… и вновь восхитился. Надо же! Без всякого сомнения, если изучить историю этой Плиты, то выяснится, что метод её создания безнадёжно утерян. Как обычно.

Вначале картинка вела себя совершенно неприличным образом, но вскоре мысленные приказы стали точными, короткими и непротиворечивыми, и дело пошло веселее. Шассим молча следил за действиями спутника.

— Стой, — велел он неожиданно. — Поверни чуть–чуть против часовой стрелки. Немного уменьши масштаб. Ну, как?

— Никак. Что это за двойная клякса возле Венллена?

— Ты сейчас на ней стоишь, — заявил флосс уверенно.

— То есть… мы с Таменхи? — неожиданно дошло до монаха. — Так… ага… это ты, верно? — палец указал на крохотное пятнышко к северо–западу от Алтиона.

— Может быть, — спокойно допустил Шассим.

— Так… Эти два пятна… Чтоб мне лопнуть! — монах поднял широко раскрытые глаза на целителя. — Это же наши близнецы! Эти две несносные девчонки! Они–то тут при чём?

— Они хоть раз касались книги?

Монах, коротко подумав, хмуро кивнул.

— Тогда это пятно, — Айзала? Вроде бы она была в то время в монастыре.

— Нет, — твёрдо возразил Шассим, переступая с ноги на ногу. Выглядело это забавно. — Айзала была вон там. Во–о–он та область… ты её, кстати, нарисовал неправильно.

— Рисовал бы сам, — парировал монах. — Так… Так что же… Это, выходит, след самой книги?

— Тебя это удивляет?

Монах молча смотрел на кусок бумаги, под которым мягко светилась Плита.

— Меня это начинает пугать, Шассим, — признался он. — Мне казалось, что всё произошедшее — как со мной, так и со всем остальным — результат непредвиденной игры обстоятельств. А то, что все эти события выстраиваются по совершенно очевидному плану, мы, как выясняется, просто не замечаем.

— Именно с подобными вещами я и привык иметь дело, — кивнул флосс.

— Почему? А, понимаю. Из–за… особых возможностей твоего народа? Я имею в виду запечатлённые картины и всё такое прочее.

— Не только, — флосс в нетерпении отогнул «уши» назад. — Я привык рассуждать в совершенно иных словах и образах. Почему, по–твоему, во все особые команды всегда включают представителей разных рас?

— Чтоб никому обидно не было.

— Ничего подобного. Чтобы иметь как можно больше версий происходящего. Иначе не получится выбирать из разных версий и идей. Придётся следовать ложному пути, незаметно для себя выбирая те факты, что лучше всего укладываются в картину.

— Ты говоришь, словно всю жизнь занимался расследованиями.

— Иногда, — уточнил флосс и замолчал.

Монах покачал головой.

— Ты удивляешь меня всё больше и больше. Когда ты только успеваешь?

Флосс «пожал плечами».

— Я не так молод, как кажется. И любопытен, как считают мои сородичи, не в меру.

— Это точно, — вздохнул монах, не уточняя, с чем именно он согласен. — Жаль, что эта картина настолько старая. Увидеть бы, чему соответствуют эти пятнышки сегодня…

Плита издала ровное, мощное гудение; оно быстро утихло. Рисунок, который Унэн некогда набросал, сидя над угасающей Плитой, ожил. Пятнышки пришли в движение. Они долго ползли, оставляя за собой едва различимый след, и остановились.

Почти сразу же Плита начала медленно гаснуть.

Унэн с проклятиями кинулся к рисунку и быстро принялся помечать, где что находится — пока карта не исчезла окончательно.

— Если ты что–то не успел, — послышался голос целителя, — то я всё запомнил.

— Спасибо, Шассим, — кивнул монах. — Теперь мне нужно попасть в ближайшее тихое место, никому не известное, где есть с кем поговорить, что выпить и, при желании, подумать обо всём в одиночестве. Здесь слишком скучно для…

Когда он увидел Шассима, который разводил крылья в приветственном жесте и услышал быстро приближающийся шум множества бьющих о воздух крыльев, Унэну хватило времени только на одну мысль. Прежде чем клубящаяся тьма охватила их обоих и неудержимо повлекла куда–то…

«Интересно, кто тянул меня за язык?..»

* * *

— У нас шесть часов, — напомнил Рамдарон. Ему было несколько неуютно сидеть рядом с дюжиной ветеранов Особых отрядов, многие из которых успели десятки раз побывать в земных воплощениях преисподней. Он сам приложил немало сил, чтобы создать, развить и упорядочить те плохо взаимодействующие силы, которые объединяла одна цель: не позволить погубить на Ралионе всё живое, в том числе — разумное.

И всё равно, после того, как он сменил профессию археолога на заботы координатора Отдела разведки при Совете Магов, его не оставляло чувство, что он влез не в своё дело.

Даже при всём том, что в конечном счёте оказывался прав. Почти всегда. Или, по крайней мере, случайно находил нечто совершенно новое, но полезное и любопытное. Рядом с ними сидели те, кто собственными руками изменяли историю мира. В их компании становилось немного не по себе.

— У нас шесть часов, — повторил он громче, и все взгляды обратились в его сторону. — После этого останется сказать, что мы вновь сели в лужу.

— Мы не в состоянии атаковать восемнадцать мест сразу, Рамдарон, — возразил ольт — совсем молодой на вид, но с совершенно седыми волосами.

После таинственного исчезновения и появления Сунь Унэна относительного спокойствия как не бывало: словно по чьей–то наводке, удалось напасть на след многих сотен агентов Империи, и резервов у Совета к настоящему моменту почти не оставалось. Хорошо, если Девятка… виноват, Восьмёрка об этом не знает.

— Я знаю, — Рамдарон склонился над картой. Хотя бы одну зацепку. Его агентура предсказала, что в ближайшее время ожидается появление кого–нибудь из слуг Восьмёрки в подготовленных ею секретных местах. Эти донесения были странными, но игнорировать их не стоило. Предыдущее тайное оружие Восьмёрки едва не уничтожило большую часть населения северной части Континента — помог только счастливый случай.

Карта не давала никаких подсказок, никаких указаний. Думай сам. Решай, с чего начать. И решай быстро.

— Рамдарон, — запищал в ухе тонкий голосок. Рамдарон щёлкнул ногтём по изящному каменному цветочку–булавке, приколотому к воротнику, и голос стал слышен всем.

— Рамдарон, телепортация в районе три–восемь–два, два–шесть–три, сорок–шестьдесят. Сигнал размытый, направление — северо–запад. Повторяю…

— Отправляемся, — ольт подал знак команде. Вся она моментально собралась вокруг; прошёл неуловимый миг, и вот уже вместо дремлющих людей вокруг стоят собранные и готовые ко многим неприятностям бойцы.

— Удачи, — Рамдарон махнул рукой и Отряд исчез.

Остальным двум Отрядам Рамдарон велел рассредоточиться в окрестностях мест, о которых только что сообщили — и постоянно докладывать обо всём новом.

Есть, конечно, опасность, что Восьмёрка перехватит их разговор (что почти невероятно), но большого выбора нет. Жаль, что удалось собрать так мало Отрядов… и жаль, что столь много мест, где им стоило бы сейчас находиться.

Очень жаль. Потому что противник не сидит сложа руки, а Совет по–прежнему не нашёл ответа на главный вопрос: какова хотя бы приблизительная природа того, с чем придётся столкнуться?

* * *

Тнаммо мгновенно отреагировал на сигнал о перехвате.

Перехват подобной связи был явлением, возможным только теоретически. Практически же надо знать, где примерно находятся сообщающиеся стороны; примерную структуру заклинания, позволяющего вести беседу и многое другое.

Выучка сработала моментально. Он дал мысленный сигнал — и где–то там его посланник превратился в кучку глины. С этим всё в порядке. А вот тот факт, что состоялся перехват, ничего, кроме неприятностей, не предполагает.

Ибо если противник знает, что Тнаммо сидит на острове, то почему медлит? Тем более, что никто — даже Восьмёрка — не знает, над чем именно работает Пятый?

Тнаммо стало страшно. Он принялся ходить по комнатке взад–вперёд, не обращая внимания на взволнованную Альмрин. Ей не понять, отчего он беспокоится… но ей сильно не по себе. Волнуется, бедная, а поделать ничего не может. И я не могу, подумал он холодно.

Впрочем, могу.

Надо вскрывать тот шкаф, немедленно. Отчего–то Тнаммо был уверен, что искомый артефакт именно там. А Цель… подождёт. В конце концов этот, самый опасный их противник, фактически устранился от открытой войны с Лереем. И хвала богам, что устранился. Тнаммо ещё помнил, как жалко выглядела их едва не попавшаяся Восьмёрка, когда взявшиеся из ниоткуда ударные войска неожиданно ворвались в Лерей, столицу империи Лерей и вынудили сдаться — за несколько часов. Как унизительно!

Так что…

Тнаммо размышлял сосем недолго.

Надо немедленно предупредить Первого.

* * *

Первый подскочил, словно ужаленный, когда все, все до единого сигнальные устройства ожили. Передача, не защищённая от перехвата.

Первой мыслью было: Пятый угодил в ловушку. Мысль эта не успела как следует оформиться, как её заместила другая: Пятый сошёл с ума. Кто–то перехватил их разговор, не далее как полчаса тому назад, а он тут же устраивает новый сеанс. Без защиты! На полной мощности!

— Слушаю, — отозвался Первый, с беспокойством глядя на статуэтку дракона с глазами из чистейшего изумруда. Глаза оставались тусклыми. Если они вспыхнут хоть на миг — значит, эвакуация по схеме ноль–ноль. С полным уничтожением того места, где он сейчас находится.

Вместе, разумеется, с прислугой, случайными прохожими возле особняка и так далее. Цена немалая.

Глаза не светились.

— Я приступаю к изъятию, — Пятый был совершенно спокоен. — Будьте готовы извлекать меня. Если операция пройдёт успешно, у вас будет всего четыре–пять часов на запланированный эксперимент.

Первый, осознав, что сказал его коллега, тут же перестал ощущать себя главным. И едва не вытянулся в струнку (хотя видеть его всё равно никто не мог).

— Ожидайте сигнала, — и связь оборвалась.

Глаза так и не загорелись. Отлично. Вполне возможно, что шпионы Совета уже мчатся со всех ног и к укрытию Пятого, и сюда, в Лерей… Ну что же. Первый потёр руки и долго думал, прежде чем извлёк сложную аппаратуру для сбора собственного Особого Отряда. Подчинённого лично ему и только ему. Сейчас они живут по всему свету, настолько ничем не примечательные, что даже Совет с его сверхъестественными возможностями не смог разоблачить ни одного из них. Многими остальными, правда, придётся пожертвовать, но если попытка увенчается успехом…

Тогда — даже и на короткое время — у Восьмёрки появится шанс мгновенно обезвредить Совет. Всех до одного. Наиболее простым образом: нет человека — нет проблемы. Я лично займусь этим назойливым монахом, подумал Первый с мстительной радостью.

Отчего–то ему казалось, что абсолютное оружие уже у него в руках.

* * *

Норруан постепенно пришёл в себя.

Вначале он долго осматривал своё тело — ни малейшего следа той смертоносной раны. Как странно. Откуда у Гостя взялась такая чудовищная сила? Такое мастерство?

Норруан хлопнул себя по лбу и тихо выругался.

Он ведь сам записал всё это в Книгу! Устроил себе развлечение, действительно. Но кто же мог знать, что доброжелательный и независимый Науэр вдруг — безо всяких видимыхпричин — превратится в канонического Гостя, в Гостя–фанатика, жаждущего напиться крови из перерезанного горла врага?

Один удар — и конец разговору. Что же случилось? И что будет теперь?

— Я мёртв, — проговорил Норруан озадаченно.

Должно быть, это так. Но если он мёртв, но по–прежнему в состоянии рассуждать, обладает тем же телом и разумом, то…

Магия! Норруан просиял. Ну ещё бы. Магия порождается разумом. Сейчас он легко и просто выйдет из этой зеркальной комнаты… Бывший Владыка Моррон привычным жестом обвёл многоугольную комнату вокруг себя… Сейчас рухнут зеркальные стены и…

Ничего не случилось.

Норруан вздрогнул и повторил жест.

Тихий смех, как показалось ему, отозвался на его тщетную попытку. Каждая из граней потемнела, затем вновь стала светлой. За ними начали прорисовываться какие–то новые очертания. Не клубящаяся мгла, а что–то вполне определённое.

Ну–ка, ну–ка…

Норруан выбрал грань поуже — чтобы, в случае чего, риск провалиться внутрь был наименьшим. Магия оставила его, это понятно. Так что со смертью он всё же потерял могущество. Как бы его вновь вернуть? Или для начала выбраться отсюда?

Шагать вглубь какой–нибудь грани, или пытаться её разбить Норруан не хотел. Добром, несомненно, это не кончится. Хотя что теперь может означать «добро»?

Он медленно подходил к грани. В соседних с ней проявились разнообразные пейзажи — горы, побережье спокойного моря, лес, пылающие руины города, подножие извергающегося вулкана и многое, многое другое. Он же подходил к относительно тёмному зеркалу. За его глубинами смутно виднелось неуютное место — болото или пустошь. Полузатянутое туманом и, кажется, под вечерним небом.

Некоторое время было тихо. В спину подул лёгкий ветерок. Странно. К чему бы это? Откуда в замкнутом пространстве ветер? Норруан несколько раз обернулся, держась от выбранной грани на почтительном расстоянии, но источника ветра так и не обнаружил.

Бывший Владыка Моррон вздрогнул, когда откуда–то вышел человек и замер, встав прямо за зеркалом. Несмотря на темноту, Норруан прекрасно видел его черты.

Человек, похоже, тоже видел его.

Они оба узнали друг друга.

Каллиро, человек с пепельными волосами, с арфой в руке и посохом, сплетённым из чёрной и красной металлических лент. Казалось, что прошли тысячелетия с момента, когда они впервые говорили… в сумрачном зале с дремлющим каменным вороном.

— Здравствуй, я, — произнёс Каллиро, усмехаясь. — Узнаёшь? Иди же сюда, и мы покорим этот забытый богами мир непревзойдённой музыкой. Сделай шаг, стань великим и знаменитым.

Каллиро протянул ладонь, касаясь зеркала с той стороны. Норруану показалось, что по гладкой поверхности побежали волны.

Порыв ветра неожиданно ударил в спину — не будь Норруан готов к подобным неожиданностям, его внесло бы в грань, из–за которой насмешливо смотрел на него Каллиро. Он едва не полетел кубарем… изогнувшись и ударившись с размаху о твёрдый пол, он едва не сломал кисти рук.

Но устоял.

Долю секунды Норруан стоял лицом к лицу с Каллиро… и неожиданно увидел.

Увидел всю историю Каллиро. От блистательного начала, от победоносных походов и освоения могущественной магии к отвратительным и нелепым поражениям… и смерти от укуса отравленной стрелы, дара мстительного божества… смерти посреди этих самых топей, в которые он некогда пришёл неведомо откуда.

Норруан отшатнулся и с размаху уселся на пол. Когда он поднялся, за зеркалом с Каллиро вновь бурлил туман, не несущий никаких определённых форм. Безмолвный и равнодушный.

Следующая грань.

Совершенно незнакомое Норруану лицо. Но лицо, безо всякого сомнения, принадлежащее известному полководцу.

— Здравствуй, я, — проговорил тот звучным басом. — Протяни мне руку, и все варварские королевства падут под нашим натиском…

Норруан решился поднести к зеркалу руку… и вновь его едва не вдуло внутрь. Ничего не получится. Теперь–то он знал, что тут и как.

Вновь знание накатило на него. Видел он и победоносные марши, и награды, и гимны, и безмятежные дни… но кончилось всё крахом империи, пленом и позорной смертью под пытками… Нет, не хочу.

— Здравствуй, я… Шагни вперёд, и армии Аглафара очистят эти благословенные земли от мерзких дикарей…

— …и мы сокрушим всех поклоняющихся ложным богам…

— …победим…

— …сомнём…

— Нет, — повторял Норруан всякий раз, едва осознавал знакомую последовательность: неведомый — могущественный — победоносный — поверженный и забытый. Везде одно и то же. За что же это его так?!

Зеркала кончились. Впрочем, нет: осталось одно, самое большое. Кромешная мгла была за его зыбкой твердью, и никто не манил с той стороны. Низкие тучи мчались над бесплодной землёй и время от времени расступались, прореживались — но ничего радующего глаз не появлялось на небосводе.

Норруан долго стоял, забыв и про предательский ветер, и про время, забыв всё абсолютно. Он не помнил этого места. Шагнуть туда? Похоже, что единственный путь отсюда — в одну из граней.

Пытаться разбить их? Сама мысль об этом пугала.

Но вот облака разошлись широкой рваной щелью и шпиль, холодно сверкающий и пронзающий слой туч, на миг показался на горизонте.

И Норруан узнал этот мир.

Зивир.

Он уселся прямо на пол и закрыл ладонями лицо.

— Нет, не туда, — глухо прошептал он. — Не туда. Должен быть выход. Мне нужно подумать, собраться с мыслями.

Тихий смех раскатился под сводами зеркальной комнаты и звучал он печально.

XXI

Первые три часа после рассвета Науэр ощущал себя тяжело больным.

Не физически; он не испытывал никаких неудобств; медальоны, всевозможные магические побрякушки, знаки, оружие и прочие бесценные дары Иглы делали своё дело: защищали от невзгод Зивира. От кажущихся невзгод, от невзгод, которые должны быть.

Проснувшись, Науэр осознал, что кошмар продолжается. Ночью, когда до его разгорячённого сознания долетали тревожные и леденящие душу вопли какого–то ночного хищника, ему казалось, что Зивир преследует его только во сне. Как оказалось, не только.

Ничего не хочу делать, подумал Науэр вяло. Хочу лежать. Не буду никуда отправляться, уж лучше сдохнуть прямо здесь.

Но он встал и бодро направился к песчаному спуску.

Как же так? Тело словно слушалось кого–то ещё!

«Сейчас увижу брёвна для плота», мелькнула мысль.

И верно; Науэр увидел сложенные грудой огромные брёвна и поразился, насколько странным оказался сюрприз Аймвери. Мне же не поднять их вовек! Такие громадины!

…Как это не поднять?! — подумал Науэр, основательно встревоженный. Кто это думает за меня? Он напряг волю и приказал телу остановиться.

Оно остановилось, а неведомый «сожитель» бесследно исчез. Науэр (осознавая, что тело ему повинуется беспрекословно) сел на песок, смешанный с галькой и, вытирая со лба холодный пот, постарался взять себя в руки.

Итак, круг следующий. Кто сказал, что преисподняя — это пылающее жерло, в котором вечно горишь или ледяная пустыня, в которой вечно мёрзнешь? Вовсе нет, преисподняя может выглядеть изумительно и быть полной самых приятных чудес на свете.

Что теперь?

Может быть, вернуться в Иглу и потребовать, чтобы его любой ценой вернули домой? Да ну, вряд ли это поможет; кроме того, это выглядело бы слишком малодушно. Этот мир считает его, Науэра, игрушкой; считает, что волен нарушать свои собственные обещания… то–то будет наука! Если обещают вечную славу, стоит семь раз задуматься — а вдруг это будет вечная слава при жизни?

При вечной жизни?

Науэру стало сильно нехорошо. Прыгнуть в Реку? — подумал он вяло. Да нет. Вряд ли поможет. Скорее всего, начнётся новый круг. Зачем позволять так легко сходить со сцены!

Что же тогда?

Науэр не сразу понял, что его тело встало и, постояв на месте, решительно направилось к брёвнам.

«Сейчас поднимет их изо всех сил и полетит кувырком», вспомнил Науэр почти равнодушно.

Так оно и случилось. Только в этот раз смешно отчего–то не было; ни до, ни после. Было жутко. Видеть всё, что некогда произошло с ним самим, до мельчайших подробностей… да уж. Совсем не смешно. Если не забывать, чем всё это закончилось.

И тут Науэр настолько разозлился, что смог преодолеть чудовищную апатию, которая медленно, но верно засасывала его — в глубины, не менее смертоносные, нежели воды Реки. Немного неудобно, правда — так и придётся действовать теперь, под непрерывным напряжением воли? Ну что же, сам виноват. Сам захотел славы и подвигов. Вот и получил, подумал Гость зло, прихлопывая надоедливого комара. Вот и радуйся.

Итак, что делать?

Странный вопрос! Идти в Моррон, конечно. Науэр сумел вспомнить всё — от своего плачевно закончившегося эксперимента с Речной водой до того момента, как увидел быстро испаряющееся тело Владыки Моррон у своих ног. Как там говорил музыкант? Моррон находится за первым же деревом, за первым же холмом? Вот и прекрасно. Сейчас же туда и направлюсь.

Только вначале оставлю записку самому себе.

Вон там находится та отвратительная поляна, со множеством следов пребывания предыдущих Гостей. Память его не обманула; Зивир, действительно, оказывался необычайно постоянным местом. До одури постоянным. Вот оно, неприметное дупло… Сейчас напишем записку…

Вкратце Науэр изложил, кто он, и что с ним случилось после «победы» (что заняло по крайней мере четверть часа) и засунул руку в дупло. Тут его пронзило жуткое предчувствие: сейчас он пошарит в дупле и найдёт там массу таких записок, жёлтых от времени, содержащих одни и те же слова.

Предчувствие обмануло: дупло оказалось пустым.

Так. Теперь все магические побрякушки — в Реку. Навеки. С глаз долой. Довольно долго Гость осматривал себя, словно в поисках забравшегося в складки одежды клеща, и остался доволен. Всё своё. Ничего от Зивира. В путь!

Сейчас спущусь к брёвнам, подумал Гость, а там «найду» Замок сразу же за поворотом, есть там один холмик. А то как–то трудно представить себе Замок, скрывающийся за тонким стволом дерева…

Отличное настроение мало–помалу возвращалось. Это, конечно, не победа; но лучше уж чем–нибудь заниматься, чем безучастно переживать одну и ту же бесконечную историю, лишённую всякого смысла.

(Показалось ли ему, или он слышал вялые аплодисменты, пока Зивир возвращал его на сцену?)

Науэр бегом пробежал до спуска, за которым начиналась излучина; там–то он и услышал знакомый стук, от которого всё хорошее настроение моментально прошло.

Звук ножа, глухо врубающегося в дерево.

И увидел… Науэра — полупрозрачную тень, усердно собирающую плот. Этот Науэр был иным — всё ещё обвешанный могущественными артефактами, с сосредоточенным взглядом и осознанием выполняемого долга на лице.

И Гость припомнил последние секунды их беседы с Норруаном. Всё шло нормально… затем Норруан заметил Воинство Иглы (как, кстати, оно там очутилось?), а затем…

Так вот что означала призрачная тень, которую увидел Гость за миг до того, как яркая вспышка затмила собой мир и рассеялась, оставив его одного, в растерянности, перед поверженным врагом. Вот оно что! Игле не нужен он, собственно Гость, личность, способная думать самостоятельно. Им нужен Гость из легенд, который свято верит в предсказания и выполняет их дословно.

Вот как всё это происходит…

Гость–второй то становился «плотнее», то вновь протаивал; однако брёвна он таскал и обрабатывал вполне успешно. С той же сноровкой. С тем же старанием. Гость–первый скрипнул зубами. Интересно, а увидит ли он меня?

Он подошёл к двойнику… камень с треском вылетел из–под подошвы.

Гость–второй резко обернулся и некоторое время разглядывал окружающее пространство. Несколько раз встречался глазами с двойником. Но… волей ли случая, или благодаря слепой удаче, Гость–второй, Гость Правильный, Гость Истинный, не замечал свою своенравную тень.

Тем лучше. Потому что тень попадёт в Моррон тайным путём — схитрит, иными словами, а Гостю Подлинному придётся, следуя легенде, преодолевать массу трудностей. Как это там ему рассказывали… Тут Науэр вздрогнул. Судя по всему, чем ближе он к двойнику, тем сильнее влияние последнего. Стоило встать поближе (ступая очень осторожно), как тело норовило начать заниматься тем же, чем занимался полупрозрачный двойник. Слиться с ним. Подчиниться ему. Но едва лишь Науэр отошёл в сторону, как наваждение развеялось.

Ну что же, прощай, подумал он и отвернулся. Позади весело летели стружки, скрипела верёвка, и плот был уже совсем близок к завершению. Счастливого пути.

Гость зажмурился и представил себе, что за этим холмиком находится опушка мёртвого леса, а за ней болото, а за ним…

Он перебежал через гребень холма, не открывая глаз.

Долго стоял и прислушивался.

И открыл глаза.

Тяжёлый запах гнили и болотных газов ударил в нос; небо потемнело — здесь, на юге, солнце никогда не всходило в полном смысле этого слова. Оглянувшись, Гость увидел бессильно воздетые к небу высохшие многопалые руки и понял, что пока идёт правильно.

Но радоваться рано. Улита едет, когда–то будет. Так что вперёд — к Норруану. Гость вздохнул, поморщился и осторожно ступил на едва различимую тропинку, петляющую среди тяжко вздыхающей трясины.

О том, что он будет делать, если Норруана там не окажется, Гость предпочитал не думать.

* * *

— Честно признаться, я как–то по–другому представлял себе тихое место с выпивкой и закуской, — заметил Унэн, поморщившись.

На укромный уголок это, действительно, никак не походило. Мрачная комната, довольно прохладная; крохотный очаг, у которого едва–едва смогли бы устроиться два, от силы три человека. Каменные двери. Каменный пол. Каменный же стол и каменные скамьи. Проклятие, кто тут живёт?

— Мы глубоко под землёй, — заметил флосс нервно. Унэн ощущал его беспокойство. Ну да, его пожелание вновь воспринято буквально. На худой случай пожелаем оказаться где–нибудь… нет, клянусь всем Воинством Хаоса, не «где–нибудь»! А у себя дома! Назову всё с крайней точностью, думал монах, неприятно улыбаясь, и пусть только попробует не услышать.

Пока, во всяком случае, не слышала. Вполне возможно, как часто говорят жрецы, что боги слышат только высказанные слова — иначе давно уже не осталось бы ничего живого. Найдите хоть одного нормального человека, который в минуту слабости, в порыве гнева или по иным причинам не поминал бы богов к месту и не к месту!

— Действительно, — монах поёжился, и это было принято одеждой, как руководство к действию. Стало существенно теплее. Долго одежда греть не сможет, для этого нужно чаще бывать на солнце, но на час–другой станет лучше. Шассиму, вероятно, ещё холоднее… да только флосс попросит о помощи, только когда примёрзнет к насесту.

В комнате со множеством встроенных шкафов нашлось немало интересного. Например, брикеты для разведения бездымных костров — которые, вообще–то, всем подряд не продают. Поскольку делать их трудно, реагенты нужны редкостные, да и желающих слишком много. Очень немногие счастливчики располагают таким снаряжением. И он, Унэн, располагал бы, не собирайся он в спешке.

Несколько десятков флакончиков: метательное оружие. Стоит потянуть за серебряную оплётку горлышка, как та начинает светиться, и через несколько секунд флакончик взрывается. Об этом монаху поведал флосс, тонкое обоняние которого учуяло грозную силу, скрытую в опалесцирующей тяжёлой жидкости. Бомба.

Тоже, кстати, из разряда даже не редких, а запрещённых изделий.

— Какие интересные здесь хозяева, — вырвалось у Унэна. — Как ты думаешь, Шассим, почему Вестница принесла нас именно сюда?

Целитель промолчал. На всякий случай Унэн тайком заглянул тому в лицо и успокоился: вроде бы всё в порядке. Таков уж Шассим: разговаривать с ними, как с подобными себе, никогда не удаётся. Монах вздохнул.

— Вокруг никого нет, — отметил целитель неожиданно. — Я чувствую нечто странное… вон за той дверью. Не очень опасно… но неприятно. Будем исследовать?

— Непременно, — пообещал монах. — Но вначале обещанная выпивка. Дай–ка я…

Он ловко вскрыл брикет, швырнул его в очаг и уселся рядом с флоссом, пододвинув поближе скамью. Тепло… редкостное удовольствие. Освещение в комнате так себе: слабо фосфоресцирующие панели–светильники, под потолком. Энергию берегут, заботятся об убежище…

Это, несомненно, убежище. И вряд ли сюда приходят, чтобы в компании друзей выпить бутылку–другую вина и поговорить о разных разностях…

Вскоре обнаружилась и выпивка. И какая! В тщательно скрытом (и запертом… вернее, некоторое время бывшим запертом) шкафчике под самым потолком нашлось по меньшей мере двенадцать разновидностей лучшего вина Ралиона. Каждое — с собственным именем. Выдержанное розовое Гатхари из Алтиона; тёмно–вишнёвое Матнари, с травами, из той же страны; слабо–розовое, с предгорий Ливинтзи — единственное вино, которое охотно пьют даже рептилии. Вот это коллекция! Те крохотные бутылочки, которые Унэн имел обыкновение брать с собой, не годились всему этому великолепию и в подмётки.

И это странно. Откуда в таком месте подобные вина?

— Все чисто, — сухо заметил флосс и широко раскрыл глаза, увидев, как Унэн, не моргнув и глазом, прячет бутылки себе в рукава. — Вот, значит, как… решил обокрасть здешних обитателей?

— Если мы с ними встретимся, — Унэн отхлебнул (из бокала, ясное дело — нашёлся здесь и бокал) и зажмурился от удовольствия, — то их будут беспокоить вещи куда более существенные, нежели пропажа вина. Например, как объяснить наличие бомб. Или зажигательных арбалетных стрел. Или отравленных клинков… Да и сам посуди — стоит одной случайной стреле попасть в этот шкафчик… — и Унэн горестно склонил голову.

Тут флосс не выдержал и рассмеялся.

— Так что я спасаю сокровища для подлинных ценителей, — глубокомысленно заключил монах. — Надо радоваться, а не обзывать меня вором.

Шассим отвернулся, всё ещё тихонько посвистывая от смеха.

— Ну ладно, — Унэн допил вино и решительно встал со скамьи. — Отдыхать будем позже. Так, говоришь, за какой дверью ты что–то почуял?

Целитель молча махнул крылом.

— Интересно, — монах осторожно подошёл к двери и осторожно разглядел её, не прикасаясь. Ага… ну что же, эту ловушку не обнаружил бы только ленивый. Он осторожно отцепил тонкую серебристую нить, протянутую от одного косяка к другому, и позволил ей мягко упасть, неповреждённой. Сразу же после этого его шестое чувство заявило, что попытка открыть дверь ничем уже не грозит.

— За мной, — тихо приказал монах и флосс послушно опустился на перекладину. Всю спину отсидел, подумал монах беззлобно и аккуратно приоткрыл дверь, готовый ко всему. Теперь это был не тот Унэн, что болтал всякую чепуху минуту назад. Теперь перед дверью стоял собранный, опасный боец и мастер по решению самых сложных головоломок. Флосс почти физически ощутил силу, исходившую от монаха.

«Может быть, некоторые рассказы о его великом предке не такая уж и выдумка?»

— Встречайте гостей, — шепнул Унэн и сделал первый шаг во мглу. Освещение по ту сторону двери было крайне скудным.

Тонкие нити были протянуты поперёк коридора; некоторые — весьма искусно, некоторые — более чем явно. Флосс шевельнулся и тревожно свистнул.

— Вижу, — успокоил его Унэн. — Ну что же, приятель, давай помогай… что–то мне не хочется встречать хозяев вот так — повернувшись, простите, тылом…

Острое зрение Шассима и закалённый разум монаха оказались прекрасным сочетанием.

* * *

Эту ночь — как, впрочем, и последовавший день — Хиргол вспоминал с ужасом. День сменял день, юноша становился всё более уверенным в том, что из него–таки выйдет приличный маг… и вдруг в комнату вошёл быстрым шагом мрачный, как туча, Тнаммо и сухо велел готовиться к эвакуации.

И не просто к эвакуации, а к срочной — после которой остаётся только пепелище. Видимо, наставал черёд тех загадочных тяжёлых ящиков, которые были заложены в ниши в разных углах крепости. Пока Хиргол, пыхтя от напряжения, перетаскивал их в указанные места, Тнаммо не уставал повторять, чтобы он не вздумал уронить их.

Хиргол же смотрел на Альмрин (тогда ещё в облике молчаливого слуги) и поражался тому, что «он» нёс по три штуки зараз, причём с лёгкостью.

Намного хуже было то, что амулет–треугольник, врученный Первым, этой же ночью сменил свой цвет с серого на красный. Это означало — будь готов выполнить любой приказ.

Приказ, исходящий от Первого, а не от Тнаммо. Для большей убедительности на оборотной стороне медальона появилась надпись крохотными буквами о том, что семья Хиргола жива–здорова и будет счастлива его вновь увидеть. Даже если бы Тнаммо не велел ему всю ночь готовить вещи к отправке, Хиргол не сомкнул бы глаз. От страха. Как в той детской сказке, когда людоед раз за разом проходил мимо колючего куста, в котором спрятались перепуганные дети, и не мог разглядеть их.

В этот раз людоед раздвинул ветви, плотоядно усмехнулся и подмигнул. Живи, мол, пока. Но мы ещё встретимся.

И выучить ничего толком не успел. Сокрушаться по поводу своей пропащей жизни Хиргол не успевал — поручения сыпались на него, как из рога изобилия. И даже приветливо улыбающаяся Альмрин не смогла отогнать мрачные предчувствия.

* * *

— Вот оно что, — указал Унэн. — Тайная дверь. А мы–то старались, паутину распутывали.

Решение было действительно простым. Рядом со входом — вполне возможно, в месте, не прикрытом нитями–ловушками (действие которых оставалось неизвестным), находилась дверь, ведущая в то самое место, из которого исходили тревожащие флосса эманации. А собственно проход длился и длился… и конца ему не было видно. Несомненно, что там, в глубине ложного хода, были и другие, рассчитанные на более интеллектуальных взломщиков, приспособления.

Дверь не была защищена.

И внутри было светло. Унэн даже прищурился. И ощутил, как съёжился, вздрогнул Шассим. Не нужно было быть телепатом, чтобы осознать, что флосс испуган. Монах и сам ощущал необычную атмосферу этой комнаты: в ней были сосредоточены мощные силы… но чему они должны служить?

Вдоль стен стояли стеклянные шкафы; стекло было толстым, прочным и, несомненно, стойким к самым разным видам атаки. За стеклом этим располагались, помимо батарей склянок и шкатулок, фигурки, таинственные амулеты, прозрачные мешочки с чем–то лёгким и сыпучим… Сквозь серые стёкла из глубин шкафов проникало в комнату и отравляло её воздух тяжёлое, почти физически ощутимое давление на разум. Сам Унэн почувствовал себя всего лишь неуютно: словно в одной комнате со множеством людей, озлобленных и опасных, которые ещё минуту назад были верными друзьями.

Флосс же прилагал все силы, чтобы не потерять сознание. Его что–то обволакивало, тянуло, уводило вниз, вниз, вниз… в бездну, в небытие.

— Вон там, — шевельнул он крылом и свалился бы наземь, словно тряпичная кукла, не поймай его монах.

— Ага, — Унэн увидел крохотную каменную фигурку: флосс, сидящий на свернувшейся двойной восьмёркой змее. — Ясное дело. Ну что же…

Стекло оказалось прочнее стали. Унэн, правда, справлялся и со сталью. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться и сосредоточиться на заклинании…

Окружающий мир потемнел и застыл, стал хрупким и серым. Унэн собрал пальцы правой руки в щепоть и, плавно разворачиваясь, ткнул этой щепотью в ту часть стекла, за которой скрывалась статуэтка.

Со стороны показалось бы, что монах исчез, и только тень метнулась к шкафу. Тень — да воздух, потревоженный огромной скоростью перемещения.

Стекло не раскололось, не взорвалось, не потекло. Оно расступилось, пропуская руку внутрь. Унэн не ожидал такого, и едва не потерял равновесия. Вот была бы потеха… Он успел схватить статуэтку в кулак — осторожно, так, чтобы не задеть остальные — и рывком вытащил кулак наружу. Словно кожа туго натянутого барабана, качнулась стеклянная поверхность и вновь стала гладкой и целой.

Статуэтка же не казалась особо прочной. Посему… Монах, постепенно возвращаясь в нормальный поток времени, повернулся в сторону входной двери и направил вещицу в её последний полёт к порогу двери.

Не дожидаясь завершения полёта, он снял концентрацию.

Статуэтка с сухим треском превратилась в облачко пыли.

Шассим тут же шевельнулся, а мгновением позже уже сидел и озадаченно моргал.

— Всё в порядке? — монах присел перед ним и подмигнул. — Не самая трудная работёнка, на мой взгляд.

— Похоже, что в порядке, — голос ещё не вполне вернулся к флоссу и тот перешёл на телепатию. — Ещё пять минут — и со мной было бы кончено. Нужно срочно сообщить…

Он осёкся. Быстро оглянулся, прислушался; на миг встопорщил перья; взвился и растаял сиреневый ореол вокруг его головы. Унэн смотрел на это с завистью — так быстро не мог даже он.

— У нас гости, — сообщил флосс коротко и… исчез.

Унэн разинул рот.

Флосс действительно пропал бесследно. Это была не телепортация: её монах ощущал. Не иллюзия: к ней он был невосприимчив. Что же тогда? Монах вспомнил слова жреца о «своём друге из Невидимого народа» и понял, что так и не спросил, что всё это означает.

Но сидеть, раскрыв рот, некогда. Где–то поблизости прозвучал глухой хлопок и, судя по звукам, пришелец (или пришельцы?) знал, что здесь кто–то есть.

В этот момент Унэна осенила новая идея — как всегда, крайне простая.

* * *

Вейлер Куангто был известным ювелиром, ему принадлежали богатейшие магазины в Киннере и, по слухам, даже в Оннде. Только сейчас никто не узнал бы в появившемся спесивого, но опытного ювелира, способного за один миг отличить сотни камней один от другого, безошибочно распознать подделку, несколькими быстрыми прикосновениями выткать из бесформенного кусочка металла тончайшие узоры.

Сейчас в тайной, известной только немногим посвящённым лаборатории стоял мрачный, искушённый в магии и многих приёмах боя воин. Сейчас даже самый смелый грабитель кинулся бы наутёк, едва завидев «ювелира». Дело есть дело; интересы империи — прежде всего. Тем более сейчас, когда долгожданный артефакт вот–вот окажется у них в руках.

И тут он заметил, что здесь только что кто–то побывал.

Прежде всего потому, что тайный шкафчик с коллекцией вин оказался разграбленным. Это вывело «ювелира» из равновесия настолько, что вместо того, чтобы подать сигнал тревоги и немедленно отступать, он решил во что бы то ни стало вначале разобраться с грабителем. Тем более, что в принципе в убежище могли пробраться воры. Непонятно, правда, почему вор не лежит на пороге, рассечённый нитями на сотни кусочков, но — ничего не поделать.

Я займусь тобой сам, процедил Вейлер сквозь зубы. Он двинулся по направлению к складу, откуда доносились странные, совершенно невероятные звуки. Жаль, что среди «ловушек разума» на складе нет ни одной, настроенной на людей. Тогда с вором было бы давно покончено: оставалось бы только войти и избавиться от тела. Ну что же…

«Ювелир» пинком распахнул дверь, готовый либо выстрелить, либо бросить сеть, либо… одним словом, умел он многое.

И остолбенел.

Посреди комнаты, в одежде, залитой дорогим вином — из его погребка!! — сидел пьянчужка и противным голосом горланил непристойную песенку. Никакого внимания на вошедшего он не обратил.

«Ювелир» не успел пожалеть, что его не тренировали на встречу с подобным. На встречу с совершенно невероятными, невозможными ситуациями. Если бы в складе засела дюжина вооружённых до зубов солдат, с ними он справился бы за несколько секунд, а сейчас… Вейлер брезгливо пнул коротышку и тот мешком свалился на пол, разбив ещё одну бутылку. «Ювелир» отвёл взгляд всего лишь на секунду, чтобы извлечь из кармашка цепь…

После чего склад неожиданно встал на дыбы. «Ювелир» увидел собственные ноги, проносящиеся мимо носа, после чего чудовищная боль в руках и солнечном сплетении сделали его недееспособным.

Флосс шагнул откуда–то из воздуха и широко раскрыл отливающие золотом глаза.

— Он был один, — сообщил Шассим, с удовлетворением глядя на постепенно приходящего в себя и дико вытаращившего глаза «ювелира». — А теперь я позабочусь о нём. — Глаза вспыхнули белым свечением и язык ювелира отнялся, а мысли спутались и застыли. Он всё слышал, всё понимал, но не мог и слова вымолвить.

Попутно ему отказались служить и руки, и ноги.

— Так, так, — бормотал Унэн, обыскивая нежданного гостя. Вопреки тайным ожиданиям последнего, Унэн был крайне аккуратен и не поранился ни об одну из отравленных игл — как раз на подобный случай. — Клянусь хвостом великого предка, это ювелир! Ну–ка, — и монах прищурился, а пленник сморщился, тщетно пытаясь противостоять давлению на разум. Увы, псиоником он не был. — Действительно ювелир. Странное занятие для столь почтенного человека, а, Шассим?

— Совет будет тебе благодарен, — ответил целитель, приподнимая голову. — У нас снова гости. На сей раз дружелюбные.

Впрочем, это и так было понятно — флосс и не думал прятаться.

Когда в склад ворвался вооружённый Особый отряд, их ждало некоторое потрясение.

— Шассим, — прочистил горло седовласый ольт. — Откуда здесь он, скажи мне, пожалуйста? — и указал раздражённо на облитого вином, но сияющего Сунь Унэна.

— Так получилось, — пожал плечами последний и флосс кивнул. — Так получилось, — прошелестел он эхом. — Мы вам тут поймали…

Амулет на шее ольта принялся ярко мигать.

— Ловушки! — воскликнул тот. — Все прочь отсюда!

Покинув опасное место, ольт потянулся было к средству связи, но тут Унэн возник возле шкафа… после чего склад наполнился свистом летящих снарядов и грохотом рассыпающихся в прах «ловушек разума».

— Вот так, — монах удовлетворённо отряхнул руки и с сожалением посмотрел на перепачканную одежду. — Такое вино пропало. Идём, Шассим, — он протиснулся сквозь толпу ничего не понимающих ветеранов, и Шассим послушно уселся на перекладину. — Я хочу… — монах осёкся. На лице его возникла довольная улыбка. — Сейчас мы с тобой прогуляемся к ближайшему ручью. Или что здесь есть. Не могу же я вернуться домой в таком виде!

* * *

— Несмотря на то, что вы опять лезете не в своё дело, — Рамдарон усмехнулся, а Унэн невинно развёл руками, — вы появились как нельзя вовремя. Всех мы, к сожалению, не взяли; некоторым удастся начать ритуал.

— Ритуал? — нахмурился Унэн. — Какой ещё ритуал?

— Они пытаются вызвать могущественное существо из смежной плоскости, — пояснил Рамдарон. — Я имею в виду Восьмёрку. Пока что, формально, никто не находится с Лереем в состоянии войны, но по всем признакам планируется удар непосредственно по Совету. Физическое уничтожение. Очень мощными средствами, не считаясь с жертвами среди мирного населения.

— И вы так спокойно об этом говорите? — Унэн несказанно удивился.

— Я видел много такого, после чего трудно чему бы то ни было удивляться, — пожал плечами Рамдарон. — Но к делу. Мы, естественно, принимаем меры; в любом случае мы не будем бездействовать. Но сейчас — сейчас — у меня огромная просьба, дорогой Унэн. Возвращайтесь в монастырь. Там вы в гораздо большей безопасности, потому что охота идёт и на вас тоже.

— Как хотите, — монах оскорблённо поджал губы. — Но вы обещали мне…

— Вы всегда будете в курсе событий. Но нам необходимо, чтобы кто–то защищал монастыри. Оба. Если повезёт, в этот раз мы покончим с Восьмёркой раз и навсегда.

— Хорошо бы, — проворчал монах. — Я уже устал сражаться непонятно с кем. А ещё говорят, что Сумерки — время спокойствия. Интересно, что тогда беспокойство?

— Сумерки отучили нас полагаться во всём на магию, — возразил Рамдарон. — В этом смысле сейчас намного спокойнее… А что до остального… Я сильно сомневаюсь, что вам придётся наслаждаться бездействием.

— И я о том же, — монах кивнул головой. — Шассим, ты со мной?

— Да, — целитель отозвался из–за спины. — Должен же кто–то присматривать за тобой.

XXII

Кто–то прикоснулся ладонью к его плечу.

— С вами всё в порядке, сударь?

Норруан поднял голову и в следующий миг рывком поднялся на ноги.

Зеркальная комната куда–то исчезла. А был коридор — обитый изящными деревянными панелями, с пейзажами на стенах — и люди. Много людей. Все куда–то шли, кое–кто беседовал. Если бы в Зивире был хоть один постоялый двор и Норруан там провёл хотя бы один день, он узнал бы и общее ощущение, и звуки, и запахи.

Что за наваждение, подумал он ошарашенно. Где это я?

После чего заметил, что его новый знакомый стоит перед ним, глядя с сочувствием. Он был ненамного ниже ростом самого Норруана; одет в чёрный костюм (где–то в голове шевельнулось название костюма, но не всплыло на поверхность), с огненно–красным галстуком–бабочкой и футляром в руках. В футляре, судя по всему, должна быть флейта.

Это Норруан успел осознать.

— Где я? — поинтересовался он потерянно.

— Вы — в Зале ожидания, — произнёс флейтист непонятные слова. — Я — на отдыхе. Проездом тут. Кстати… мы с вами нигде не встречались? У меня смутное чувство, что ваше лицо мне знакомо.

— Нет, — Норруан долго смотрел в глаза собеседнику, но ничего о нём не смог припомнить. — Не думаю. Во всяком случае, не помню.

— Ну что же, — флейтист отступил на шаг и поправил и без того безукоризненно сидевший галстук. — Отдыхайте, пока возможно. Если вам по душе звуки флейты, приходите сегодня на концерт. Охранники покажут вам, где это.

— Охранники?

Флейтист кивнул на стоявшего дальше по коридору рослого человека в военной форме, что сочетала хитроумным способом два цвета: чёрный и белый. Охранник безразлично посмотрел в их сторону и отвернулся.

— Вы здесь в первый раз? — флейтист испытующе посмотрел на Норруана. — Раньше я вас здесь не встречал.

— Впервые, — с трудом проговорил тот. — Извините… мне нужно побыть одному.

— Разумеется, — музыкант слегка наклонил голову и улыбнулся. — До встречи, уважаемый.

Охранник нисколько не удивился, когда Норруан (всё ещё не привыкший к тому, что магия его оставила) подошёл и спросил, где он может остановиться. Тот жестом подозвал молчаливого слугу, и Норруана провели по лабиринту лестниц и проходов к одной, совершенно непримечательной двери, на которой, однако, висела приметная оловянная табличка:

«Норруан»

Увидев её, бывший Владыка Моррон оцепенел. И некоторое время стоял перед дверью, сжимая в руке массивный ключ (его оставил слуга). В конце концов, осторожно вставил ключ и повернул его.

Дверь медленно приоткрылась, и изнутри потянуло прохладой. И пылью.

* * *

Норруана нигде не было.

Замок неохотно впустил нежданного гостя. Ворота долго не желали отпираться; в конце концов Гость попросту перелез через них. Удивительно, но никакой охраны в Моррон не было. Хотя… Это–то как раз неудивительно, если помнить о возможностях здешнего правителя.

Кстати… Науэр взбежал на крепостную стену и осмотрелся. Никого. Ну хоть за это спасибо. Его преследовало навязчивое ощущение, что Воинство Иглы окружило Замок, и призрачный двойник уже бредёт сквозь болото, чтобы узнать у него, Науэра, куда он подевал врага.

Страхи схлынули, словно набежавшая волна: оставив Науэра одного, под прохладным ветром и безо всякого плана в голове. Стоял он так недолго: если уж хозяин не вышел встречать, надо искать его самому.

И Науэр вошёл в Замок, время от времени окликая Норруана по имени. Но Замок в ответ огрызался глухой тишиной; неприязненно смотрел на вновь пришедшего чёрными провалами вентиляционных ходов и дверных проёмов, подрагивая тяжёлыми занавесями и уныло вздыхая многочисленными сквозняками.

Долго бродил Гость, прежде чем страшная догадка поразила его: пока не явится двойник, Норруана здесь и не будет.

Не будет! Не должно быть! Иначе вся заранее известная история пойдёт насмарку. Кто бы ни управлял на самом деле Зивиром, он не хочет неожиданностей. Пусть его Гость мечется, ведёт себя самостоятельно, не повинуется приказам и пророчествам. Никого это не интересует. Какими бы талантами он ни обладал, Зивир в состоянии обуздать самонадеянного героя.

Тогда… Гость нервно облизнулся… Тогда придётся придумывать способ вернуть Норруана назад. Как можно скорее. И продолжить прерванный разговор.

* * *

Снаружи была ещё ночь. Долгая ночь, подумал отчего–то монах и задумчиво почесал спину. Что–то ещё произойдёт. Вот только что? Шестое чувство — видать, тоже утомлённое, не сообщало подробностей.

Он развёл костёр (судя по всему, они находились где–то на холмистых равнинах между Лереем и Киншиаром), не особенно заботясь о возможных соглядатаях, и повесил сушиться залитую вином одежду. Предварительно постирав. Запасная ряса была самой обычной, безо всяких фокусов с рукавами, и в ней монаху сразу стало неуютно.

Костёр весело потрескивал, а флосс, слетав на охоту, вернулся и тихо сидел рядом. Огонь отражался двумя пляшущими огненными ящерками в его широко раскрытых глазах.

— Сейчас попрошу, чтобы нас отнесли в монастырь, — проворчал монах, поворачиваясь к костру боком. — Чего это я так замёрз? Устал, что ли? Первым делом как следует поужинаю…

Падающая звезда перечеркнула покрытый редкими облачками небосвод и упала где–то на севере.

— Загадай желание, — усмехнулся монах. — Шассим, отчего вас называют Невидимым народом?

— Именно за это и называют, — Флосс пошёл, чуть вперевалку, к монаху и по пути испарился. Выпал из окружающего мира; монах разом перестал его ощущать. Однако спустя секунду Шассим вновь появился — судя по всему, он не останавливался. Замер шагах в пяти от Унэна и посмотрел тому в глаза.

— Похоже, ты этим практически не пользуешься?

— Сейчас почти никто не охотится на флоссов, — объяснил Шассим. — Посему нет необходимости. К тому же, это отнимает немало сил.

— И… — монах пошевелил пальцами. — Куда ты при этом девался?

— Видишь ли, — флосс взмахнул несколько раз крыльями. — Это не так просто объяснить…

Послышался шорох. Монах оглянулся — никого. Но флосс замолчал и, прикрыв глаза, казался окаменевшим. Снова шорох, уже ближе. Монах упёрся руками в землю, готовый мгновенно взлететь в любом направлении. Вот незадача. А я и так уже утомился, ускоряясь там, в тайной лаборатории…

— Сиди спокойно, коротышка, — приказал негромкий голос из–за спины. Тихий скрежет металла о металл. — Ты нам не нужен. Мы заберём только этого говорящего филина.

— Сможешь ли? — усомнился монах.

— Смогу. Пусть не шевелится. Он нам нужен живым… хотя и мёртвый тоже сгодится, — короткий смешок.

Унэн заметил три силуэта, появившихся в поле зрения. Держались они осторожно, чем были вооружены — не видно. Ну да ладно. Лишь бы Шассим не встревал.

— Я слежу за вами обоими, — продолжал насмешливый голос. — Не вздумайте сопротивляться. Стреляем без предупреждения.

Уж конечно, подумал Унэн, и усталость отступила. Его ускорение не обнаруживается никакими магическими определителями. Просто потому, что никакой магии, в традиционном понимании, тут нет. Итак, на счёт «три»: один…

— Ты, возможно, справишься со мной и с ним, — произнёс Шассим, выговаривая слова с тем же акцентом, что и невидимый нападающий. — Но что ты будешь делать с теми, кто стоит у тебя за спиной?

Монах вздрогнул и, стараясь не снимать сосредоточения, осторожно оглянулся. Шагах в десяти за их спинами стояли двое в масках; один с переливающейся серебром сетью, другой с чем–то наподобие… Ба, да это огнестрельное оружие, понял монах. Ну приятель, если только я до тебя доберусь…

— Я не так наивен, чтобы… — похититель не договорил. По–прежнему держа флосса на мушке, он осторожно оглянулся.

За его спиной стоял внушительный горный лев. Тихо стоял, готовый к прыжку, сосредоточенно глядя на человека, от которого его отделяло самое большее двадцать шагов.

Тень возникла рядом со львом. Гиена. Ещё одна. Змеи ползли к нападавшим — крохотные, похожие на ящериц–стекляниц, с золотым орнаментом на спинке. От их укуса не существовало противоядия.

— Так что ты будешь делать с ними? — повторил флосс вопрос и приказал другим голосом — низким, властным, не терпящим возражений. — Всем бросить оружие и собраться по другую сторону костра.

Стая шершней — не менее сотни стремительных чёрно–жёлтых отравленных стрел — пронеслась над головами неудавшихся похитителей, для большей убедительности.

Последние двигались медленно, полуживые от страха. Сеть и ружьё упали под ноги поднявшемуся Унэну. На всякий случай он был готов вмешаться.

— Последи за ними, — велел Шассим и исчез в вихре серебристого сияния.

Следить? Это было ни к чему. Призванные таинственной силой животные окружили сбившихся в кучу бандитов (кем бы те ни считали себя на самом деле). Вряд ли им приходили в голову какие бы то ни было мысли, кроме одной — любой ценой остаться в живых. То есть не сопротивляться. Посему монах спокойно переоделся в горячую, отчасти влажную ещё рясу, демонстративно повернувшись к пленникам спиной и сел у костра, осторожно рассматривая винтовку. Оптический прицел, надо же. Запрещённое оружие. Вновь. Похоже, Лерей готовится к партизанской войне — скажем, вооружая всех, кто ни попросит. А это очень и очень плохо… Если такие вот винтовки начнут распространяться в массовом масштабе…

Додумать он не успел. Явился Шассим и мрачный, отчасти сонный ещё Особый отряд — четверо человек (включая всё того же седовласого ольта).

— Пошли отсюда, — бросил монах, водружая перекладину себе на плечи. — Я хочу хоть немного побыть в спокойствии. Но этой ночью, похоже, спокойствия не будет. Да! Кстати! Рамдарон видел эту схему? — и он извлёк из рукава чертёж, который совсем недавно «подправил» на Плите.

Развернув его, монах остолбенел. Чертёж ожил. Три пятна медленно ползли откуда–то с юго–восточной окрестности Ралиона; одно направлялось к монастырю, другое — к мало кому известному месту на западе Архипелага, а третье…

— Шассим! — заорал монах и флосс тут же возник рядом. — Смотри! Что будем делать?

Пятна ползли неумолимо.

— Вызвать Отряды не успеем, — проговорил флосс, — надо справляться самим. Так… Это что — наши близнецы?

— Да. Ради всех богов, Шассим, отправляйся туда и помоги им!

— Не представляю, как я буду следить сразу за двумя, — проворчал флосс и испарился.

Осталось секунд сорок, понял монах и, глубоко вздохнув, прикрыл глаза сословами:

— В мой монастырь, уважаемая Вестница! Если можно, поскорее!

На просьбу немедленно откликнулись.

* * *

— Достопочтенный Унэн? — охранник склонился в вежливом поклоне. — Ваше умение появляться неожиданно всегда ставило меня в тупик.

— В тупик? — не понял Унэн. — Ах, да. — В самом деле, он должен был вывалиться из ниоткуда, прямо возле ворот.

— Я иду к себе в кабинет, — сообщил настоятель. — Монастырь должен быть закрыт. Никаких посетителей. Никто не должен покидать его без моего личного разрешения, — охранник вытянулся, коротко кивнул и побледнел. — Сообщайте мне, даже если над воротами пролетит муха. Вопросы есть?

— Д–да, — отозвался охранник. Всё же он слишком молод, подумал монах. Ещё учиться и учиться. — Нет, — поправился он.

— Это не шутка, — добавил Унэн. — Немедленно предупредить охрану. Действуй.

Он сделал несколько шагов, взглянул на окно своего кабинета.

Что за наваждение! Окно было приоткрыто, внутри горел свет.

— Начальника караула ко мне, — тихо приказал Унэн и указал рукой на окно. — Сообщите охране монастыря Триады, что у нас нежданный гость.

— Нежданный? — подбежавший начальник караула недоумённо посмотрел на Унэна. — Но ведь это вы, достопочтенный Унэн. Я только что видел вас, входящего в кабинет!

— Поднимайте тревогу, — бросил Унэн и с огромной скоростью помчался к лестнице.

На территорию монастыря невозможно попасть магическими средствами — без разрешения настоятеля. А вот в ворота мог войти почти кто угодно… сумевший убедить охранника в том, что пришли свои.

* * *

Тнаммо не думал, что их обнаружат так скоро. Проклятье! Не зря этого монаха было велено избегать любой ценой. Альмрин едва успела проникнуть в монастырь, как коротышка оказался тут как тут, поднял тревогу и поспешил к себе в кабинет.

Однако вмешиваться было нельзя: ещё раз привлечь внимание к укрытию означало бы провалить всё и попасться самому. Пока Альмрин не вернулась, вступать в открытый бой нельзя. Пятый скрипнул зубами и продолжал наблюдать.

Наблюдение не привлекало внимания к наблюдающему.

* * *

Унэн ворвался в дверь, словно бог войны — яростный, неудержимый и готовый сразиться со всеми демонами Вселенной, взятыми вместе. Кто бы ни был грабитель, это очень непростое существо: охрана без труда распознала бы простую иллюзию, голема, даже двойника под внушением. Всё это не опасно; жалюзи на окнах не позволяют проникнуть в кабинет снаружи: вначале надо разрушить прилегающие стены; заклинания не дадут телепортироваться внутрь кабинета, пройти в него сквозь стены и так далее. Войти можно только традиционным путём, через дверь.

А для этого — учитывая, что монастырь сооружался, как крепость, — надо войти, не привлекая внимания. То есть сходство с постоянными обитателями монастыря должно быть не просто большим: оно должно быть абсолютным. И Унэн даже догадывался, за чем идёт охота.

Ну что же, посмотрим, как грабитель будет взламывать шкаф.

Он влетел в кабинет как раз в тот момент, когда его двойник опустил ладони на приземистую коробочку шкафа и… разломил её надвое. Изнутри выплеснулось яркое голубое пламя; Унэн–настоящий прикрыл глаза рукавом. Когда перед глазами перестали плясать синие пятна, он увидел, что двойник добывает Книгу из изувеченных останков некогда несокрушимого шкафа.

В тот же миг Унэн оказался перед двойником и вцепился в Книгу.

Двойник молча взглянул Унэну в глаза.

После чего в памяти монаха возникла небольшая дыра. Он очнулся, уже лёжа ничком на полу. Его двойник занимался чем–то странным — вращал Книгу так и сяк, делая движения руками, словно хотел свернуть том, умять его, сделать меньше.

Я так и не отдохнул, подумал монах со вздохом, и одним прыжком вновь оказался на ногах. Церемониться некогда. В коридоре слышался топот, но внутрь никто не входил — в частности потому, что Унэн не звал на помощь.

Двойник не обращал никакого внимания на подлинного хозяина кабинета. Тем лучше. Унэн собрался и, сделав полуповорот, нанёс удар ладонью и левой стопой.

Человек обычный отлетел бы к стене, получив перелом нескольких рёбер как минимум. Вполне возможно, что больше никогда бы и не поднялся.

Двойник всего лишь выронил книгу и с неподдельным изумлением воззрился на Унэна.

Затем улыбнулся, показав клыки (чудовищно длинные — у монаха таких не было) и неуловимым движением ответил Унэну тем же.

Не уйди монах от удара, лежать бы его голове отдельно от тела. Уворачиваясь, Унэн пинком отбросил Книгу в сторону и подумал, сколько секунд ему осталось жить. Где все эти Особые отряды, когда они так нужны?! Затем он вспомнил про Шассима и устыдился.

Размышлять было некогда. Следующий удар, пришедшийся мимо головы монаха, обратил прочный дубовый стол в неприглядную кучу щепок, в ворох мусора, обильно политый чернилами.

Проходя мимо окна, двойник небрежно махнул левой кистью и магический экран–жалюзи, вместе с усиленной металлом оконной рамой вывалился на улицу. По счастью, никого не задев.

Двойнику явно нужна была Книга.

Это давало какой–то шанс: Унэн вспомнил вдруг, что Книга неуязвима.

Что вновь спасло ему жизнь: удар двойника пришёлся прямо по Книге, которой монах прикрылся, как щитом. И, хотя настоятеля отшвырнуло через всю комнату так, что он повалил два книжных стеллажа, ничего более серьёзного не случилось.

На лице двойника отразилось лёгкое замешательство. Ага, догадался монах, у тебя мало времени. Ну что же, отлично. Побегаем немного наперегонки. Чтобы отвлечь противника, Унэн использовал пару метательных звёзд, перемещаясь так, чтобы всё время оставалось место для манёвра.

Пол трескался под ногами двойника.

Одна рука метнулась вперёд и схватила звезду.

Другая изловила вторую.

Некоторое время двойник держал их перед собой, а Унэн готовился прикрываться Книгой. Неожиданно двойник… положил обе звезды в рот, одну за другой.

Улыбнулся.

Послышался страшный скрежет. Двойник выплюнул два изуродованных комка металла и, собравшись, ринулся на монаха, как ядро из пушки.

Унэн едва успел отскочить, чуть не выронив Книгу. Тут же понял, что двойник вновь мчится на него, неведомо как успев остановиться и развернуться. Впрочем, дыра в полу и расплавленный камень под ней могли подсказать, как это произошло.

Книга сама собой раскрылась в ладонях, и Унэн–двойник вцепился в один из листов.

Послышался треск, и монах едва удержался на ногах.

Время словно замедлило свой бег.

Двойник стоял посреди комнаты и, глядя на Унэна, медленно убирал за пазуху скомканный, оторванный лист. Унэну стоило серьёзного усилия на миг отвести взгляд от неприятеля, чтобы убедиться — лист вырван из Книги. Один из первых. Как такое могло произойти?!

Мгновение спустя двойник уже нёсся к окну.

Не сбавляя скорости, вспрыгнул на подоконник и выбросился наружу, вытянув руки вперёд. Унэн успел заметить, как очертания Унэна–второго текут, изменяются, приобретая сходство с какой–то небывалой птицей. Всё это произошло во мгновение ока, а затем в небе никого уже не было.

Покидать территорию монастыря магическим образом не запрещалось. Недоработка, подумал Унэн невпопад, силясь подняться. Ноги не слушались его. Стоп! Карта!..

Столпившиеся у двери охранники рискнули зайти внутрь.

К их величайшему изумлению, Унэн сидел на полу, перепачканный кровью и чернилами, и смотрел, не отрываясь, на какой–то чертёж. Кто–то робко спросил, не нужна ли помощь, но настоятель молча отмахнулся. Он отмечал карандашом крохотное серое пятнышко, стремительно удалявшееся от монастыря. Судя по всему, думал он мрачно, двойник добился, чего хотел. Придётся выяснять, кто ещё знает про Книгу и откуда. Похоже, что тайны на Ралионе не хранятся.

Пятнышко остановилось (Унэн поджал губы — на карте этому месту соответствовал открытый океан) и исчезло. Монах поспешно отметил последнее положение пятнышка: хоть какая–то польза. Так. Теперь срочно нужен Рамдарон — указать ему это место. Позвольте–ка…

От того острова, куда направился Шассим, в сторону монастыря двигалось сразу три точки. Всё понятно, хмыкнул монах и подошёл к развороченному окну. Действительно, не прошло и полминуты, как посреди главной площади, на которую выходили окна кабинета, материализовались близнецы и Шассим. Флосс выглядел запыхавшимся, но совершенно целым и здоровым. Как, впрочем, и девочки.

— Дядя Унэн! — дружно вскричали они, заметив своего «дядюшку». Монах мысленно воззвал к великому предку, чтобы тот даровал ему спокойствие и выдержку, и не спеша направился наружу. С Книгой под мышкой. Ещё бы, хранить её негде, а в рукав она лезть отказывалась.

— Уговорил родителей отпустить их пораньше, — пояснил флосс, тяжело опускаясь монаху на плечо. От неожиданности последний чуть не упал: перекладину он выкинул, чтобы не мешала сражаться, так что теперь четырёхсантиметровые когти птицы прочно вцепились в его предплечье. И так уже немало пострадавшее.

— Если бы они не отправились на рыбалку, мы отсиделись бы у них дома, — добавил Шассим непринуждённо, пока Унэн, на радость близнецам, не позволил им начисто вытереть себе лицо и кое–как привести в порядок одежду. Чернила не отойдут вовек, заметил Унэн с грустью… самые прочные были, специально выбирал. Какая жалость!

— …целая армия, — продолжал Шассим, не замечая, что монах его почти не слушает. — Хорошо, что я успел их отвлечь. И хорошо, что они охотились на этих малышек, а не на меня. Пропустили меня в гущу… ну, а дальше просто.

— Ясно, — кивнул монах, и лицо его потемнело. — Как это Ользан… тьфу, отец отпустил вас на рыбалку? — обернулся он к девочкам. — Без сопровождения?

Близнецы опустили головы. И так было понятно, что ничьего разрешения они не спрашивали.

— Так ты просто удрал? Вместе с ними? — повернулся Унэн к Шассиму.

— Конечно, нет, — флосс негодующе встряхнул «ушами». — Некоторая часть противника отступила. Другие пытались нас преследовать. И те, и другие уже, скорее всего, схвачены — сам знаешь, какая там охрана. Мы в полном порядке. А как ты? Я вижу, пришлось повозиться?

— Да уж, — подтвердил монах и в двух словах описал произошедшее. Вырванная с мясом оконная рама, рассчитанная на прямое попадание пушечного ядра, произвела на флосса огромное впечатление. Впрочем, как и вырванная страница.

— Ты отметил место? — уточнил он. — Превосходно. У меня хорошие новости. По предварительным оценкам, этой ночью Совет обезвредил более восьмидесяти агентов Восьмёрки. Все — специалисты в тайных или запрещённых науках. Все схвачены в лабораториях. Все лаборатории ликвидированы. Неизвестно, кто навёл Совет на них, но…

Унэн счёл за лучшее удалить куда–нибудь близнецов, прежде чем продолжить разговор. Пришлось пообещать им, что занятий у них, как и ожидалось, не будет до конца лета. Монах осознавал, на что он напрашивается, но…

— Так, значит, победа? — осведомился Унэн, пока шёл, прихрамывая, в зал для медитации. В кабинете у него шла уборка, а к обеду должен явиться изготовитель шкафа. Унэн представил себе его лицо и хихикнул.

— Ничего подобного, — вздохнул флосс. — Насколько я знаю Восьмёрку, они способны пожертвовать и большим количеством людей. Это сильный удар, но не решающий. По твоим словам, они всё же добыли то, что хотели, так что это — всего лишь передышка. Нужно срочно отыскать вырванный лист и того, кто руководил похищением.

Монах молча показал на «живой» чертёж. Хвала богам, ничего на нём не двигалось.

— Слишком большое пространство, — заключил Шассим, — да ещё поблизости от Лауды. Не обижайся, Унэн, но там должно быть по меньшей мере двадцать–тридцать островков. А надо знать точно. Совершенно точно.

Монах замер, глядя в одну точку и не отвечая ни на какие вопросы. После чего подпрыгнул (едва не сбросив Шассима), торжествующе побарабанил кулаками по груди, уронив при этом Книгу.

— Я знаю, как отыскать их, — заявил он. — Знаю, как за это браться, по крайней мере, — и указал на толстый том.

— Это может быть опасно, — покачал «ушами» Шассим.

— Если придумаешь другой способ, скажи. Эй! — крикнул монах что было сил. — Кто–нибудь, разыщите мне перо и чернильницу!

Близнецы тут же появились, словно также владели искусством становиться невидимками, и поставили требуемое перед наставником.

— А ну кыш отсюда! — грозно рыкнул тот, когда понял, что девочки вовсе не собираются уходить. Тех словно сдуло ветром. Конечно же, они не смели ослушаться — у дяди Унэна чрезвычайно переменчивый нрав. Кроме того, вокруг ведь так много отличных щелей и закутков!

Поскольку все заняты уборкой, никто не обратит на них внимания. А значит, можно спокойно подсмотреть и подслушать. Если сидеть тихо–тихо.

* * *

Ярость и замешательство, охватившие Первого после того, как всю ночь поступали сводки о захвате одной лаборатории за другой, было трудно описать. Давно уже Восьмёрка не ощущала себя настолько бессильной. Если бы не полная уверенность в том, что Пятый на их стороне, можно было бы подозревать, что во всём виноват он.

Первый успокоился и принялся рассуждать трезво. Несмотря на то, что он не привык никому доверять, подозревать Пятого в прямой помощи противнику было бы не просто глупо — самоубийственно. Ведь именно его агент сейчас пытается добыть тот артефакт, о котором мечтают оставшиеся в живых демонологи.

Ради этого можно рискнуть всем.

Мысль эта поразила Первого. Действительно, надо навести Совет на мысль, что сдача подавляющего числа экспертов — ложный ход. Чтобы они ужаснулись от того, чем может позволить себе пожертвовать их противник. Тем более что узнать у пленников никто ничего не сможет. «Мёртвый язык», проклятие, разработанное специально для Девятки (когда она была ещё Девяткой) было лучшим средством от болтливости.

Если человек, на которого действует «мёртвый язык» проболтается — под влиянием ли гипноза, собственной воли или чего ещё — то умрёт самое большее через десять–двадцать секунд. Умрёт и почти мгновенно разложится так, что ни один некромант не восстановит ни памяти, ни последних мыслей. Безотказное средство. Поскольку снять его можно, только воззвав к Владыкам Хаоса.

Поэтому, когда в окно влетел очередной связной Пятого — похожая на стрижа птица всё с теми же чёрно–белыми полосами — Первый подумал, что, в общем, не всё ещё потеряно.

И приказал подать в свой кабинет бутылку лучшего вина — из тех, которым принято отмечать важные успехи. Пусть кое–кто ворчит и говорит, что радоваться рано.

У Первого было предчувствие, что они добьются своего. Теперь — добьются.

XXIII

Гость сидел в кабинете, некогда принадлежавшем Норруану, и задумчиво перебирал книги. Диковинные книги. Написанные на понятном языке, но повествующие о событиях, которые до сего времени никому не были известны.

Например, о том, что Замок Моррон появился в Зивире давным–давно. И никогда не принадлежал «силам зла»; первоначально это были руины одного из древнейших поселений на юге Теймир, западного континента, крупнейшего из трёх. Очень выгодное положение занимал Моррон; настолько выгодное, что только после его взятия могло удастся вторжение с перенаселённого Ивилла, южного континента — на котором подавляющее большинство суши было пустыней, непригодной для жизни.

Никто не знает, когда в Зивире появился Норруан. По непроверенным данным (Науэр продолжал читать книгу) до Норруана было восемь или девять попыток захватить Теймир, полностью подчинить его и, таким образом, занять господствующее положение в мире.

И всякий раз претенденты пытались первым делом завоевать Моррон.

Гость отложил книгу в сторону. Где эта история Зивира? Те книги, что находятся в библиотеке Мондерела, повествуют совсем о другом. О бесконечном противостоянии двух полюсов, о закате магии, о пересыхании морей и наступлении хаоса. Детская сказочка. Всё звучит правдоподобно; если присмотреться, во всём масса логических недочётов. И всё же все они верят в это. Ради всех богов, почему?

Новая мысль зашевелилась у него в голове. Очень беспокойная и тоже относящаяся к тому Зивиру, который никак не желает его выпускать. Сейчас она всплывёт… сейчас…

Огромные часы, стоявшие в углу, гулко пробили три.

* * *

Норруан брёл по собственному замку.

Это напоминало сон. Дурной сон. Потому что он знал, что замка у него нет, силы у него нет… нет ничего. А есть только несколько зеркал и несколько заранее предрешённых судеб. Выбирайте, уважаемый! Мы знаем, что с вами станет!

Я хотел понять, почему Зивир мне кажется ненастоящим, думал Норруан, опускаясь в сильно поросшее пылью кресло возле потухшего камина. А оказывается, необходимо понять, почему я сам такой ненастоящий. Разве может вся последующая жизнь быть предрешённой? Разве не может хоть что–нибудь зависеть от человека? Норруан припомнил, как предыдущие Гости — а их было великое множество — гордо объявляли ему войну, и некоторые даже проникали в Замок… но не выжил никто из тех, кто согласился исполнять идиотское пророчество, которому так верят в Игле.

А этот смог.

Но впервые ли?

И, задумавшись, Норруан понял, что нет, не впервые. Просто знать ему об этом не следовало. Следовало сидеть и исполнять пророчество… точнее, противодействовать ему. Интересно, что там с Зивиром? — подумал Норруан и огляделся. Окон в этом зале не было. Вернулся ли он в прежнее, цветущее состояние? Стала ли Река обычной? Где получить ответы на эти вопросы?

Что может быть проще! Ближе всего к нему был кабинет. Туда Владыка Моррон и вбежал, со всех ног, едва не споткнувшись. И замер, словно натолкнувшись на невидимую стену.

За окном был всё тот же унылый, мёртвый океан. Он не был застывшим: заметно двигались облака, слегка шевелилась поверхность воды. Время идёт. Но что тогда с Замком Моррон, кто его теперешний хозяин?

Норруану стало страшно. Внезапно он понял, что надо сбежать. Сбежать наружу, в Зивир, что бы там ни происходило. Пока он всё помнит — сбежать хотя бы затем, чтобы забрать Книгу — а если повезёт, то и Морни. Хотя… Вдруг время в том месте, где он оставил её, течёт по–иному? Не отыщет ли он там давно высохшие останки, некогда бывшие Морни?

Нет, об этом лучше не думать.

Норруан прикоснулся к стеклу и вскрикнул от неожиданности.

Тонкая фиолетовая плёнка вспыхнула на поверхности стекла. Прикосновение к ней было необычайно болезненным — всё тело пронзило раскалённым металлом и некоторое время Норруан мог только стоять, скрючившись в три погибели, изо всех сил цепляясь за крышку стола, и скрипеть зубами.

Боль проходила очень медленно.

Это урок, осознал бывший Владыка Моррон. Отсюда не сбежать. Если это действительно место для ожидания, то выход отсюда один — тот самый, от которого я отказался.

В этот момент Норруан услышал явственные звуки чьих–то шагов.

Кто–то ещё был сейчас в «замке».

Норруан постоял секунду у дверей и принялся бесшумно спускаться по лестнице. Напоследок он обернулся, и нечто странное привлекло его внимание. Ну да, книги. Книги стояли не на месте — словно кто–то читал их без его, Норруана, ведома.

Впрочем, возможно, что ему и показалось.

* * *

— О небеса, все боги, великие и малые, — пробурчал монах, протирая кулаками глаза. — До чего же я хочу спать!

Флосс молчал. Ему удалось выспаться, пока монах отдавал указания относительно своего кабинета и беседовал с изготовителем бесславно погибшего шкафа. Последний наотрез отказался поверить, что случившееся действительно могло произойти, и очень долго стоял у руин своего творения, под конец даже прослезившись.

Сошлись на том, что он предоставит новый шкаф, а взамен никто не узнает, что произошло со старым. Судя по слезам, с которыми старенький мастер оплакивал гибель своего произведения, он переживал всерьёз. Унэн, впрочем, тоже.

Всего этого флосс не видел и не слышал. Он спал. Ещё несколько минут бодрствования — и он свалился бы на лету. И было отчего! Столько сражений в одну ночь, столько размышлений, столько усилий!

Монаху же отдыхать было некогда. С минуты на минуту могла появиться Айзала и будет очень трудно убедить её, что затея с Книгой может пойти на пользу. Плюс ещё близнецы… С немалым трудом Унэн спровадил их вместе со своим сыном и учеником, У–Цзином, в городок — на представление. Девочки были без ума от всевозможных маскарадов, представлений и всего такого прочего… как и У–Цзин, впрочем. Тем лучше. Пусть развлекаются — хлопот меньше будет. Вряд ли в обозримом будущем стоит ждать новых покушений.

Итак, как подобраться к украденному кусочку Книги?

Раз тридцать Унэн начинал писать начало текста… но всякий раз чернила скатывались, словно капельки воды с пропитанной воском ткани. Книга не принимала текста, как бы странно это ни звучало.

— Что же тебе нужно? — проворчал монах, начиная терять терпение. Он видел летящую птицу, которая где–то в оперении скрывала свёрнутый кусок страницы… И тут его осенило. Он сделал несколько зарисовок, и одна из них ожила. Всего одну фразу вписал Унэн чуть ниже картинки, после чего Книга вздрогнула и безукоризненно чётким почерком невидимая рука принялась дополнять начатое.

«Тнаммо широко распахнул окно, и его посланница ловко приземлилась на подоконник…»

* * *

Тнаммо широко распахнул окно, и его посланница ловко приземлилась на подоконник. Хиргол, стоявший рядом, ахнул от неожиданности и отпрыгнул в сторону. Птица (огромная; как только смогла она пролететь так долго?) вытянула шею, взмахнула несколько раз крыльями и… превратилась в Альмрин. В Альмрин–девушку. От появления которой у юноши неизменно возникал сумбур в голове.

Улыбнувшись Хирголу, Альмрин извлекла откуда–то из складок своей накидки свёрнутый вчетверо обрывок страницы.

Тнаммо тщательно осмотрел и обнюхал страницу, поднёс к ней пламя спиртовой горелки (отчего Хиргол впал в полнейшее изумление — зачем уничтожать добытое с таким трудом?) и довольно улыбнулся. Бумага не загоралась.

— Спасибо, моя дорогая, — улыбнулся Тнаммо и погладил девушку по голове. Та прижалась к его плечу и следила, как её повелитель смотрит на покрытый непонятными письменами лист, словно тот даровал власть над всем миром.

— Что это? — осмелился выговорить Хиргол.

— Это? — Тнаммо, казалось, впервые заметил его. — Это ключ к могуществу, ученик. То, чего так добивалась вся Восьмёрка.

«И чего она может и не получить», говорили его глаза.

— Но что же это?

— Ты хочешь знать слишком много, — нахмурился Тнаммо. — А это обычно сокращает жизнь. Все вещи собраны?

— Да, наставник.

— Превосходно. Ну что же, сегодня я поработаю над этим листом, а завтра ты отправишься с ним в Лерей.

— Я? — Хиргол перепугался так, что у него перехватило дыхание.

— Ты, конечно, — лениво кивнул Тнаммо. — Мы с Альмрин уйдём в тень. Моя миссия закончена; мои обязательства перед Восьмёркой исполнены. Ты, как и мечтал Первый, знаешь достаточно, чтобы создавать ему всяческих шпионов, убийц и прочий «оживший» инструмент. Меня же всё это утомляет. Я не верю в успех плана Первого.

— Почему? — Хирголу начинало казаться, что он видит страшный сон. Теперь ему действительно хотелось, чтобы он никогда не слышал этих слов, а Тнаммо никогда их не произносил. Но остановиться уже не мог.

— Потому, что он пытается использовать силу, не потрудившись её изучить. Он выкопал описание Книги где–то в заброшенных архивах, и с тех пор охотится только за ней. По мне, лучше бы мы никогда её не находили.

— Какой Книги?

Тнаммо молча махнул рукой. Ответа не будет, означал этот жест.

— В своём донесении Первому можешь сказать, что я умываю руки. Я честно выполнил свою часть уговора и теперь свободен.

Хиргол сидел, потупив глаза, и лицо его наливалось красным цветом. Тнаммо только усмехнулся.

— И вам… не страшно? — прошептал, наконец, юноша.

— Мне? — Тнаммо обнял Альмрин за плечи и улыбнулся. — Сынок, ты никогда не знал, что такое настоящий страх. Тебе только кажется, что знал. Так что ответом будет — нет. Теперь не боюсь.

Он поднялся и направился к выходу. Альмрин шла следом.

— А тебе я дам совет, — неожиданно продолжил Тнаммо, остановившись. — Никогда больше не попадайся на крючок. Тебя подцепили раз — подцепят и повторно. Или ты вырвешь его из себя — что будет очень больно — или всегда будешь у кого–нибудь на побегушках.

Хиргол сидел, не поворачиваясь лицом к дверям, и чувствовал себя очень скверно.

— Через полчаса ужин, — обыденным тоном добавил Тнаммо и ушёл, тихо закрыв за собой дверь.

* * *

За окном, не переставая, пели цикады.

Унэн проснулся рывком, словно всплыв на поверхность воды. И сразу же перепугался. Он был у себя в спальне, на своей кровати; окна были распахнуты, и внутрь вливался поток свежего воздуха.

Унэн подскочил к окну и некоторое время наслаждался прохладой и свежестью. Всё тело гудело; сон, каким бы долгим он ни был, не принёс полного отдыха. Самое неприятное состояние.

— Всё пропало, — произнёс монах вслух. — Где книга, интересно? Почему я здесь?

— Потому, что заснул прямо над книгой, — ответил голос. Судя по направлению, с монахом заговорил табурет. Правда, отчего–то голосом Шассима.

Монах оторопел.

— Мы отнесли тебя сюда и решили, что немного отдыха не повредит, — и флосс, наполнив комнатку шорохом, опустился на стол. — Приводи себя в порядок и продолжим.

— Что продолжим? — монах почти кричал. — Страница давно уже у Восьмёрки, или как вы там её зовёте. Боги, если сейчас ночь, её можно было переправить туда тысячу раз, клянусь посохом моего великого предка!

— В кабинете тебя ждёт ужин, — флосс, казалось, не обратил внимания на этот взрыв. — Как закончишь, спускайся в зал для медитации.

И, выпрыгнув в окно, исчез в гудящей на разные голоса темноте.

У монаха чесались руки подпрыгнуть и изо всех сил ударить по столу, превратить его в груду опилок. Отвести душу. Но, поразмыслив, он не стал этого делать.

В самом деле, стол–то здесь при чём?

* * *

— Не помешал? — послышался голос с восточной стороны зала. Норруан неторопливо крался вдоль портьер, сжимая в кулаке несуществующий кинжал, и жалел, что оставил дверь открытой. Кого ещё принесло?

Голос, судя по звучанию, принадлежит человеку пожилому.

Вот он, стоит совсем рядом со входом, и не думает скрываться.

Норруан выступил из темноты.

— Нет, — ответил он сухо. — Я люблю бродить в одиночестве… привык уже. Но раз уж пришли, входите, будьте гостем.

— Хвала Мудрейшему из Мудрых, вы не сердитесь, — обрадовался человек отчего–то. — Извините мою настойчивость… у вас здесь всегда так темно? С годами глаза мои никуда не годятся.

— Не всегда, — ответил Норруан, всё больше поражаясь необычному посетителю, и по привычке щёлкнул пальцами — так он всегда зажигал свет в Моррон. Осознание пришло с опозданием. Сейчас старик от души посмеётся над ним, потерявшим всякую силу.

Свет зажёгся.

Пришедший оказался невысокого роста, с лицом, изборождённым морщинами, чрезвычайно тощим. Как только душа держится! Но Норруан не обращал внимания на внешность гостя. Он обрадовался так, что почти потерял голову. Моя сила! Моя сила! Моя…

— Как у вас тут… интересно, — с уважением отозвался старик, подходя к камину, в котором уже весело пылали три огромных бревна. — Никогда не видел подобного. Вы здесь в первый раз?

Этот вопрос вернул Норруана к действительности. Он сразу понял, о каком именно месте говорит его новый знакомый.

— Да, — согласился он неохотно. — В первый. Не скажу, чтобы это сильно радовало.

— Да вам невероятно повезло, мой дорогой! — воскликнул старик и сел на краешек стоявшего рядом массивного кресла. — У вас теперь целая вечность, чтобы думать, думать, думать. Принимать решение. Теперь–то вы это понимаете?

— Не вполне, — честно признался Норруан.

Старик вздрогнул, и некоторое время смотрел в совершенно чёрные глаза собеседника.

— Вижу, — кивнул он, наконец. — Вижу. Знаете что? Ко мне иногда приходит старый приятель. Когда–то он тоже был здесь… ожидающим, — старик подчеркнул слово интонацией. — Но теперь иногда удостаивает своего старого знакомого визитом. Мой вам совет — зайдите как–нибудь ко мне. Конечно, такие визиты против правил, но Юарон — человек очень осторожный.

— Как вы сказали, его зовут? — встрепенулся Норруан.

— Юарон. Своё имя называть не буду — сами прочтёте. Итак, заходите. Второй поворот направо, два этажа вверх, пятая комната по левой стороне. Запомнили?

— Да, — в голове у Норруана по–прежнему творилась суматоха, но теперь, по крайней мере, там было гораздо меньше безысходности. — Приглашаю вас поужинать. Прямо сейчас.

— Мне, право же, неудобно, — принялся отказываться старик, но Норруан сразу понял, что если тот и вкушал деликатесы, то давным–давно.

— Ужин, — приказал Норруан уже совсем весело, подняв ладонь властным жестом, и замок с радостью исполнил приказание.

* * *

Ужин получился невесёлым.

— Что такое, малыш? — спросил, наконец, Тнаммо, подняв голову. — Испугался, что придётся возвращаться? Ерунда, рано или поздно всё равно пришлось бы. Воспринимай это, как должное. Что случится, то случится. А если проявишь твёрдость, то выйдешь из воды сухим и невредимым.

— Вам легко говорить, — буркнул Хиргол, вяло ковыряя вилкой в тарелке. — Вам ничем не угрожают.

Тнаммо расхохотался.

— Да ты шутник, — проговорил он, едва не поперхнувшись. — Не угрожают. Верно. Потому что не могут, — он поманил Альмрин, и та встала у него за спиной, положив ладони ему на плечи.

— Скажите, Тнаммо, — решился, наконец, юноша. — Кто она? Почему почти всегда молчит? Почему вы возите её с собой?

— Ну что же, могу и сказать, — пожал плечами Тнаммо, продолжая жевать. — Она моя дочь.

Теперь Хиргол едва не поперхнулся.

— Дочь??

— Ты считаешь, что она не совсем человек? Верно. И всё же она мне дочь. Я создал её, несмотря на проклятие. — Лицо Тнаммо исказилось на миг. — Именно поэтому мне теперь нечего бояться.

Хиргол молча смотрел на наставника, ничего не понимая.

— Ладно, ученик, — Тнаммо отодвинул в сторону тарелку. — Я скажу тебе то, что так хочет знать Первый. Но не полностью — так и тебе, и мне безопаснее. Будешь настойчив — отыщешь ответ сам. Помнишь, отчего… големы не живут долго?

Хиргол долго вспоминал некогда заученный урок.

— Потому, что заклинание начинает преображать их материю в живую, — ответил он, наконец. — А живое, но неодушевлённое существо быстро погибает.

— Верно, — Тнаммо положил руки на стол. — Становится или живым — и тогда погибает, как тело, из которого изгнали разум — или нежитью. Со всеми вытекающими последствиями. А теперь скажи, можно ли создать голема, не наделяя его хотя бы частью, — Тнаммо сложил пальцы руки в щепоть, — жизни?

— Н–нет, — ответил недоумённо Хиргол. — Потому что даже приближаясь к материалу… — он осёкся и уставился на спокойно разглядывающую его Альмрин.

— Догадался, — усмехнулся Тнаммо.

— Она… и есть… ни живое, ни нежить? — Хиргол сглотнул. — Но как же… ведь она сама действует… разговаривает…

— Всё, — отрезал Тнаммо. — Больше ты от меня ничего не услышишь. Да, это так. Я сделал то, что считалось невозможным: превратил абсолютно неживое не просто в живое, но в разумное. Думай, что хочешь, но это — человек. Нет ничего, что она не смогла бы сделать для меня. Это единственное существо, которое я люблю.

Во взоре Хиргола скользнуло что–то масляное, и он едва заметно поджал губы, быстро скользнув взглядом по девушке. Очень быстро.

— Дурак, — скривился Тнаммо с величайшим презрением в голосе. — Только тебе могла прийти в голову мысль, что можно создать живое существо исключительно для подобных развлечений. Повторяю ещё раз: она моя дочь. Запомни это хорошенько. Потому что о чём ты думаешь, то и создаёшь. Помни это, мой глупый ученик, и никогда не забывай. Иначе участь твоя будет незавидной.

Он встал и направился в сторону кабинета. Альмрин осталась и принялась убирать со стола.

— Советую быть наготове, — сухо напомнил Тнаммо, не оборачиваясь, — ты отправляешься ночью.

* * *

— Так, — произнёс Унэн и весь зал притих. Собственно, он и так молчал. Все его сородичи, что вместе с ним пришли на Ралион, ради распространения Учения… три Особых отряда, в полной боевой готовности, Айзала и Шассим и кое–кто ещё, кого монах даже не знал — все сидели, затаив дыхание, и ждали, что произойдёт.

Пришло время действовать, понял монах. Он ощущал себя нелепо, единственным актёром на сцене, который, к тому же, умудрился забыть всё, что надлежит делать. И от того, вспомнит или нет, зависит, расстанется ли он с головой или же сохранит её.

Слова никак не приходили на ум. А время шло.

Монах подумал и дописал несколько строк. Книга не приняла их; синие змейки соскользнули со страниц и юркнули в щели меж досками пола.

Новая мысль пришла в голову. Такая же неудачная.

От напряжения у Унэна вспотел лоб. Он вытирал его вновь и вновь, уже не очень–то церемонясь.

А фразы появлялись сами, и оставляли очень мало места для изменений. Вот Хиргол поднимается к себе. Собирает вещи. Долго смотрит на медальон… с грозной и издевательской надписью. Что–то надо предпринять. Очень быстро.

Наконец, Хирголу послышался стук в дверь.

Всё, подумал монах обречённо. Если я сейчас же не придумаю, всё пропало.

* * *

— Вот тебе лист, — Тнаммо вручил молчащему юноше вырванный из неведомой Книги лист, в водонепроницаемом конверте. — Через десять минут спустишься в обеденный зал. Альмрин проводит тебя и даст проводника.

Тнаммо долго смотрел на хмурого ученика, и его лицо неожиданно расплылось в улыбке.

— Не переживай, юноша, — хлопнул он собеседника по плечу. — Боги милостивы — глядишь, ещё увидимся. Верь в себя, это главное.

И ушёл.

Хиргол долго смотрел на лист. Очень плотный… самая обычная бумага. На вид, по крайней мере. Интересно, зачем Тнаммо держал его у себя всё это время?

* * *

И тут монаха осенило. Все увидели, как его лицо озарилось внутренним светом; морщины разошлись и вместо них появилась уверенность и ехидная улыбка.

Наклонившись, он добавил всего несколько слов. И торжествующе оглядел зал, заметив, что Книга не возражает.

Незаметно для Унэна (полностью поглощённого происходящим), седовласый ольт и Шассим переглянулись. Едва заметно для окружающих, Шассим медленно прикрыл глаза и быстро открыл их вновь. Ольт кивнул и подал напарникам за своей спиной условный знак.

* * *

И в душу Хиргола закралось сомнение. Что, если… Он извлёк обрывок из конверта. Пристально смотрел на лист, даже понюхал его — в точности, как Тнаммо. Как он проверял его? Ах, да… И Хиргол поднёс уголок листа к пламени свечи.

Бумага весело занялась, и юноша едва успел потушить её.

Вот тут он перепугался до оцепенения. Лист поддельный, это очевидно. Настоящий Тнаммо приберёг для себя. Что Восьмёрка… виноват, Семёрка попытается сделать с ним, не имеет значения. А вот что она сделает с Хирголом и его семьёй, предсказать легко.

Руки стали влажными и начали сильно дрожать.

Сообщи Первому, подсказал внутренний голос. Сообщи. Пусть слабая, но надежда.

Едва соображая, что он делает, Хиргол вынул из тайника крохотный кристалл и сжал его в дёргающихся ладонях.

* * *

Первый подскочил, словно ужаленный.

Датчики тревожно пищали: связь с неизвестным способом шифровки, на ранее не использовавшейся частоте, на недопустимо высокой мощности.

От неожиданности Первый начисто забыл слова, запрещавшие связь на расстоянии.

* * *

— Сигнал! — воскликнул один из сидящих в зале. — Сильный сигнал, сорок два — сорок шесть; семьдесят три — семьдесят восемь, девять!

— Сужайте круг, быстро, — приказал седовласый, и вся его команда вскочила, застёгивая пряжки и приводя в действие снаряжение. Взгляд ольта, обращённый на Унэна, был почти умоляющим. — Подержите его хотя бы десяток секунд.

* * *

Слова не шли на язык Хирголу. Он вдруг осознал, что будет говорить с Первым; что чрезвычайно разозлит его незапланированным обращением; что сообщит ему о якобы произошедшей подмене.

Что сделает Первый?

Тщетно Хиргол пытался выдавить из себя хоть слово. Осознание того, что он совершил самую серьёзную ошибку в своей жизни, уже не оставляло его. Руки словно примёрзли к кристаллу.

* * *

— Сорок два и три, — взволнованно объявил голос. Весь зал превратился из безмолвного склепа в шумный базар. На Унэна были обращены все взгляды, а сам монах, не обращая внимания, яростно строчил в Книге, время от времени бормоча проклятия.

* * *

Первый обрёл самообладание спустя пару секунд и прервал всякую связь. Теперь, чтобы вызвать кого–нибудь в течение ближайшего часа, придётся отойти километра на три.

Кто это мог быть?

Кто–то из Совета?

О Хирголе Первый даже не подумал.

* * *

Как в комнату ворвался Пятый, как разжал ему пальцы и растоптал кристалл — Хиргол помнил смутно. Зато помнил, как увесистая пощёчина мигом вернула его в полное сознание.

— Идиот! — бушевал Пятый. — Ты понимаешь, что сейчас будет? Впрочем, куда тебе… Быстро, со мной! Они вот–вот появятся здесь!

— Но… лист… — Хиргол указал на поддельный лист и осёкся. Лист был совершенно целым. Ни обгоревшего уголка, ни даже копоти. Что же это было?

— Быстро, — Тнаммо едва не оторвал ему руку. Он проволок незадачливого ученика через множество коридоров, не обращая внимания на протесты, швырнул на пол и кинул в лицо перепуганному Хирголу что–то маленькое, живое, испуганное. Предмет жалобно пискнул, когда юноша схватил его, защищая лицо.

— Уходи, — резко приказал Тнаммо, и стена за спиной Хиргола расступилась. Он плохо осознавал происходящее. Запоминались отрывочные образы. Тревога на лице Альмрин; ярость и обречённость на лице её создателя. Что–то медленно кипящее в реторте с длинным носиком. Свист сквозняка.

— Очнись, — Тнаммо рывком поднял юношу на ноги и сделал то, от чего тот сразу же пришёл в себя.

Вручил ученику свою тетрадь. Где было записано всё… или почти всё, что мог делать и делал Тнаммо. Невероятно, но он это сделал.

— Иди вперёд, — сухо указал Тнаммо, — и выпусти проводника. — Хиргол раскрыл ладонь и увидел нечто, напоминающее небольшого горностая. Как всегда, чёрно–белого. — Следуй за ним и не вздумай останавливаться. Понял?

— Но… — Хиргол не вполне соображал, что хочет сказать.

Тнаммо медленно повернул его лицом к чёрной пасти прохода и чуть подтолкнул.

— Иди, — повторил он, и голос его дрогнул. — Иди и будь умнее.

Послышался скрежет смыкающихся скал. Хиргол обернулся и успел увидеть Альмрин, вопросительно смотрящую в глаза Тнаммо. Эту картину он запомнил на всю жизнь.

* * *

Отряд прибыл, когда крепость, воздвигнутая Тнаммо, уже заканчивала складываться внутрь самой себя.

— Проклятье, — буркнул один из бойцов. — Мы опоздали.

— Нет, — и ольт указал пальцем на две фигурки, взбирающиеся вверх по дымящимся руинам. — Вперёд. Брать живыми, если удастся.

Над островком бушевала гроза. Особой радости Отряд от этого не испытывал; в грозу подобные операции вести очень трудно. А ведь нужно было предотвратить использование магии — иначе пташка ускользнёт. Все, кто отвечал за нейтрализацию магии, уже появились по всему побережью острова, и гроза могла серьёзно помешать им. Проклятье.

…Тнаммо, напротив, был совершенно спокоен. Он не понял, как именно узнал Совет о его укрытии; но самое главное теперь — задержать их. Если Хиргол дойдёт до вторых Ворот, он ускользнёт. И вовсе не к Первому, как опасается, дурачок. К Первому он попадёт, только если поддастся на шантаж. И ведь может поддаться, конечно… ну да ладно. Мост перейдён и сожжён.

Альмрин стояла рядом, спокойная и уверенная в себе. Пока её отец рядом, ничто не сможет повредить им.

* * *

Оказавшись во мгле, Хиргол торопливо выпустил зверька (который, как оказалось, ярко светился в темноте) и тот живой ленточкой поскакал по камням. Двигался он на удивление быстро, и юноша поспешил за ним, время от времени ударяясь о скалы и спотыкаясь. Но больше всего он опасался, что может потерять проводника из виду.

* * *

— Мы не можем приблизиться, — прокричал в камень–передатчик один из бойцов. — Что–то отталкивает нас. Кто–то защищает их.

— Что там происходит? — спросил Рамдарон спокойным голосом. Всё происходящее на островке показывалось в виде проекции на стене Зала медитаций и обитатели монастырей сейчас собрались в зале — молча следя за развитием событий.

— Не знаю, — растерянно ответствовал монах, озадаченно глядя на самостоятельно закрывшуюся Книгу. — Она закрылась. Я не могу ни прочесть, ни вмешаться.

— Так открой!

— Сам бы попробовал, — хмыкнул Унэн, тщетно пытаясь исполнить просьбу. — Бесполезно. Если она не захочет открываться — не откроется.

— Я говорила, что добром это не кончится, — прошептала Айзала едва слышно. — Книга использует нас, а мы и рады.

* * *

Тнаммо досчитал до тысячи. Всё. Теперь Хиргол в безопасности — можно уходить. Он протянул Альмрин руку, и они принялись спускаться, под проливным дождём. Сейчас дойдём до моря… и поминай, как звали, думал Тнаммо холодно. Прощайте, люди. Я не желал вам зла… честное слово, не желал. Но имел глупость пообещать содействие вашим недругам. А Тнаммо всегда выполняет обещанное.

— Сделайте же что–нибудь! — крикнул кто–то. Бесполезно. Ни подойти, ни выстрелить. Ничто из снаряжения не действовало, стоило оказаться в радиусе ста метров от преследуемых. Никто не мог приблизиться ближе — что–то неумолимо отталкивало охотников в сторону. Не позволяло напасть.

Было очевидно, что преследуемые рассчитывают добраться до берега.

Восемьсот шагов до моря. Кольцо окружения двигалось следом, не в силах ничего предпринять.

Пятьсот шагов.

Триста.

Никто не заметил, откуда он взялся. В сотне шагов перед Тнаммо и его спутницей, в вспышке молнии возник некто высокий, одетый, как потом удалось припомнить, в просторное одеяние чёрно–белой расцветки… то ли сшитое из звериных шкур, то ли нет. Никто не запомнил его внешнего вида. Но Тнаммо, видимо, узналего.

— Ты?! — прорычал он и кивнул Альмрин. Та неуловимо преобразилась. Если бы её лицо увидели охотники, на неделю ночные кошмары им были бы обеспечены.

Альмрин рванулась вперёд, словно ожившая стрела.

Пришелец воздел руки к небесам, и молния сорвалась с кончиков его пальцев, впиваясь в низкие, бурно изливающиеся тучи.

Альмрин неслась вперёд, менее всего похожая на человека — вытянутая, стремительная фигура; тень, не знающая пощады.

Тучи расступились над головой пришельца.

Молния ударила по тому месту, где стоял Тнаммо… Нет, не молния. Сверкающая глыба камня, неведомо как упавшая с небес, прочертила огненный штрих, и Тнаммо не стало.

Взрывом нападающих отбросило в разные стороны; никто, впрочем, не пострадал.

Дымящийся кратер метров пятнадцати диаметром — вот и всё, что осталось от Пятого. Чёрно–белый пришелец исчез до того, как Альмрин успела добраться до него. Резко развернувшись, она молниеносно вернулась к тому месту, где только что стоял её отец.

Долго смотрела в глубь дымящейся, возмущённо шипящей под дождём воронки, не веря своим глазами.

После чего упала ничком и замерла, вцепившись руками в мёртвый камень.

* * *

Хиргол едва не раздавил крохотного провожатого. Только что зверёк тёк вперёд, стремительный и ловкий… и вдруг остановился. Сел, подняв острую мордочку, и заскулил. В голосе его звучала такая тоска, что Хиргол вздрогнул, словно от удара кнутом.

Что–то случилось с Пятым.

Что теперь? Что станет с горностаем? Рассыплется прахом, как принято считать? Хиргол похолодел. Вот она, самая страшная смерть — от голода и жажды, в мрачном лабиринте, без надежды на спасение.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем зверёк опустился на все четыре лапки и побежал дальше. Теперь, однако, он не скакал ловко и непринуждённо. Напротив, движения его стали медленными и неуклюжими. Порой Хирголу казалось, что он слышит, как проводник продолжает скулить.

От этих звуков хотелось завыть самому.

* * *

— Взять её, — приказал ольт, когда убедился, что от Тнаммо действительно ничего не осталось. — Осторожно. Крайне осторожно. Готовьте сети.

Девушка — или что это было на самом деле — лежала неподвижно, прижимаясь щекой к мокрому граниту. Не обращая никакого внимания на осторожно подкрадывающихся людей. Ничто не препятствовало ловцам: таинственная внешняя защита исчезла, похоже, вместе с Тнаммо.

Кто–то метнул сеть.

Всё произошло мгновенно. Спустя один удар сердца девушка уже стояла на ногах.

Рванула сеть к себе, почти полностью оторвав охотнику кисть.

С размаху ударила того в грудь, сломав половину рёбер. Не помогли ни магический щит, ни одежда, способная спасти от пули, выпущенной в упор. Разорвав сеть в клочья, Альмрин молча пошла вперёд, спускаясь к центру воронки.

К раненому тут же бросились его товарищи.

Кто–то присвистнул.

Вообще–то в таких случаях полагалось стрелять на поражение. Но ни у кого не поднималась рука — что само по себе было очень странно.

Девушка присела, словно надеясь спрятаться за кромкой воронки. После краткого замешательства десятки бойцов возникли на краю кратера.

Никого.

Только узкая нора, словно проеденная каменным червем. Да только откуда ему здесь взяться?

Ольт долго сидел перед отвесно уходящим вниз проплавленным ходом и понял, что операция провалилась. Неважно, засыпало ли злосчастный лист или нет. Все ощущали, что проиграли. Даже если удастся схватить этого третьего.

Никто не решался посмотреть в глаза своим соседям.

— Отбой, — в конце концов скомандовал ольт.

* * *

Из Зала медитаций все расходились с тяжёлым чувством.

* * *

Гость очнулся. Задремал. Как некстати. А надо бы продолжить осмотр Замка… да и о еде пора думать.

Он спустился вниз и понял, что обеденный зал залит ярким светом и что там стало гораздо теплее. Гость вихрем сбежал по лестнице и остановился у порога. Ярко пылал камин; брёвна сгорели почти на три четверти; стол был уставлен всевозможными яствами — видно было, что здесь кто–то очень вкусно ужинал.

И, похоже, не один.

Впрочем, оставшейся еды хватило бы ещё десятка на два очень голодных человек. Но Гость не торопился сесть за стол; он замер и принялся вслушиваться в звуки, которые доносились отовсюду. Было, правда, почти совсем тихо.

Гость стоял так очень долго. Пока не осознал, что в Замке, кроме него, никого нет.

Часть 7. Возмещение

XXIV

— Звучит не очень–то обнадёживающе, — покачала головой Айзала, услышав подробное описание того, что случилось на островке. — Лист мы всё–таки потеряли.

— Но…

— Остров изучили вдоль и поперёк, — продолжала она, не обращая внимания на протесты. — Ничего. Подземные ходы настолько обширны, что у заблудившегося в них человека шансов выжить практически нет. Я и так уже попросила Наблюдателей перекрыть все пути, ведущие с островка. Они сделают всё, что смогут, но рядом всё–таки Лауда.

С населением Лауды, как подземным, так и наземным, до сих пор не удавалось найти общего языка. Вырвавшись некогда из рук магов, наподобие тех, кто сейчас оставался в Семёрке (сомневаться в гибели Тнаммо не приходилось), обитатели Выжженной земли стали крайне недружелюбны к любым пришельцам извне. Даже самые отчаянные путешественники предпочитали огибать побережье острова по меньшей мере в тридцати километрах от берега. Да и что там делать, в отравленной пустыне?

— Ты хочешь сказать, что вся затея была напрасной, — насупился Унэн.

— Я хочу сказать, что стоило искать иной путь.

— Какой ещё иной? Оставалось несколько часов.

Жрица промолчала.

— В любом случае, Сунь, тебе сейчас следует подумать над тем, куда бы спрятать Книгу — так, чтобы она навсегда исчезла из Ралиона. Мне не нравится, что происходит вокруг неё; мне не нравится, что никто не в состоянии ей управлять. По–настоящему. Похоже, что Книга — сложный инструмент, она выполняет собственную задачу, о которой нам ничего не известно.

— Может, сдать её в Совет? — язвительно осведомился монах.

Никто из специалистов по магическим инструментам не смог даже открыть Книгу, едва она покидала территорию монастыря. Но даже на территории монастыря лишь Сунь Унэн и Шассим могли открыть её. О близнецах монах старался не думать.

— Можешь не сдавать, — жрица была воплощением спокойствия, — но придумай, как от неё избавиться. Больше всего меня беспокоит то, что о Книге знает Семёрка. Они притаились, но эти люди не отказываются от борьбы. Несомненно, они попытаются добыть её ещё раз. Если вырванный лист не попадёт по назначению.

— Может, попытаться вернуть лист при помощи неё самой? — вступил в спор Шассим.

— Уже, — вздохнул монах. — Я уже написал соответствующую фразу — что лист, во что бы то ни стало, должен вернуться к остальной Книге, из которой больше никому не суждено вырвать ни клочка.

В комнате повисла гробовая тишина.

— Ты меня поражаешь, — вздохнула Айзала и поправила венок. — Хорошо, если сюда не явится вся армия Лерея — передавать тебе листок. А попутно сжечь монастырь дотла. Ты же не написал, как именно должен он вернуться?

Монах отрицательно покачал головой.

— Этого я и опасалась. — Айзала встала. — Ну да ладно. Что сделано, то сделано. На носу сбор урожая, Сунь — загляни ко мне ближе к вечеру, надо поговорить о делах торговых.

— Ну хоть за что–то меня ещё ценят, — Унэн выразительно развёл руками. — Разумеется, я приду. А пока… Шассим, не составишь ли мне компанию? Я подумал, что стоит прогуляться в… одно известное нам обоим местечко.

— Составлю, — ответствовал флосс. — Но сначала поохочусь. С самого утра ничего не ел.

* * *

Монах спускался в тот самый подземный проход, где не столь давно он с Шассимом обнаружил необычный портал… с Непереводимым словом, начертанным на нём. Мысль о том, что Книгу можно спрятать там, пришла неожиданно. Место это, несомненно, не страдает от избытка посетителей, но самое главное — то, что оно не находится на Ралионе.

После того, как представители Совета убедились, что портал пропускает только Унэна и Шассима, они поумерили свой пыл. Ограничившись только тем, что поставили на пути к порталу постоянно функционирующий магический «глаз», сообщающий обо всех, кто входит либо выходит из портала.

Путешествовать предстояло, по меньшей мере, час, и волей–неволей монах и флосс разговорились.

— …Совет признал, что политика в отношении Лерея с самого начала была неправильной, — признал флосс. — Главной ошибкой было позволить им сотрудничать с другими странами в области магии, техники и так далее. Не убедившись, что Девятка обезврежена.

— Странно, — Унэн отозвался не сразу. — По–моему, сотрудничество пошло им на пользу. Во всяком случае, эпидемии прекратились. Наркотики употребляются в значительно меньших масштабах. Религии, не объявленные государственными, более не преследуются. Можно только радоваться.

— Это всё официальные сообщения, — возразил Шассим. — Большинство из них приходит из самого Лерея. Если бы там решили, что пора прекратить враждовать со своими соседями, то впустили бы Наблюдателей.

— Они не протестовали против восстановления постов Наблюдателей.

— Это неправда. В Лерее сейчас три центра деятельности Наблюдателей, и все они подпольные. Все переезжают с места на место по меньшей мере раз в неделю. За голову каждого из Наблюдателей назначена немалая награда — и совсем недавно одна такая награда была выплачена.

— Значит, вы…

— Мы не всемогущи, — Шассим всё чаще употреблял местоимение «мы» и Унэн подумал, что надо будет узнать, кого он имеет в виду. — Все крупнейшие специалисты Совета получили обучение до начала Сумерек. Сейчас, по многим причинам, не удаётся подготовить ни одного профессионала подобного уровня — ни нам, ни Семёрке. Одна история с Незавершённым обошлась в сто тридцать с лишним пропавших без вести магов. И более полусотни погибших. Я уже не говорю о жертвах среди мирного населения.

— Я знаю, — Унэн содрогнулся, припомнив эту историю — последнее и самое мощное вмешательство божества в дела смертных. Такое случалось крайне редко, но если уж случалось, то последствия были тяжёлыми. То, что Ралион отделался всего лишь Сумерками, было очень хорошо. Были случаи, когда исчезали целые народы, а то и миры. Обо всём этом, разумеется, можно было узнать только от богов или аналогичных им существ… но отчего–то все эти истории не давали повода усомниться в их истинности. Боги не лгут, гласит поговорка. Однако и не говорят всей правды, подумал Унэн. Наверное, не зря боги позволили смертным превратить слово из орудия власти над миром в изношенный инструмент, в котором лишь избранные, не жаждущие власти над миром, в состоянии увидеть самое мощное оружие разума. Унэн откашлялся и поправил постоянно сползавший с плеча рюкзак с Книгой внутри.

Тот, кого звали Незавершённым, вспомнилось монаху, перестал существовать. Появилось иное божество, безымянное, которое условно называли Завершённым. Жаль, что это было без меня, подумалось настоятелю. Гибель и рождение божеств — явление чрезвычайно редкое.

— И всё–таки, чем плохо то, что Лерей цивилизуется? — продолжил он. — Разве не то же самое проделывалось с остальными народами, считавшимися отсталыми — ко всеобщему благу? Островные государства… Киншиар… Многие провинции, входящие в Федерацию, наконец.

— Никто никогда не спрашивал, сколько пролилось крови ради того, чтобы эта цивилизация установилась, — пояснил флосс. — Разум не является основанием для того, чтобы объявить себя выше природы. Разум — это бремя, и бремя тяжёлое. Если разум не тренировать, не закалять, не очищать от сорняков, наконец — он обратится в противоположность себе.

— Зачем меня–то в этом убеждать? — удивился монах.

— Мне показалось, что под словом «цивилизуется» ты понимаешь несколько не то, что привык понимать я.

— Так в чём же, по–твоему, задача разума?

— В том, чтобы оправдать своё существование.

— Интересная формулировка, — покачал монах головой. — Мне казалось, что разумное состояние — всего лишь переходный этап к другой, более достойной цели. Вспомогательный инструмент, так сказать.

— Разум и цель, и инструмент, — произнёс флосс и остаток пути молчал, о чём бы монах ни пытался завести разговор.

* * *

В общем–то, Сунь Унэн никогда не был прочь поучаствовать в приключениях. Чем страннее, тем лучше. Умение рисковать было его сильной стороной: он всегда чуял, когда стоит остановиться, а когда можно поставить на карту всё. Поставить и победить.

В конечном счёте, опыт многих прожитых жизней в сочетании с изредка просыпавшимися талантами великого предка что–то значили. Как там ни говорили, был этот предок, несомненно был — пусть в другом месте, в другом мире, в другом времени.

Однако последний километр пути к порталу со странным словом «анектас», начертанным на входе, монаха всё больше разбирали сомнения. А сомнения сродни параличу, слепоте рассудка; подобная слепота может быть крайне опасна.

…Вот он ступает по прохладному камню, вдыхая пыльный воздух заброшенных подземных ходов, и сомнение безостановочно гложет его. Очень простое сомнение: стоит ли оставлять Книгу там, по ту сторону портала? Или лучше вооружиться ею и пойти в наступление на таинственную Семёрку? Просто скрывать её бессмысленно: фрагмент в пути, и можно биться об заклад, что Семёрка рано или поздно его получит.

Так что же?

Монах обнаружил, что стоит перед порталом, глядя на штриховой силуэт — он сам, и флосс у него на плече; замершие в нерешительности перед препятствием. Жизнь была гораздо проще, мрачно подумал монах, когда я не знал о существовании Книги, о возможности перекраивать мир росчерком пера. Писатели спорят, существуют ли воображаемые миры, где происходят придуманные ими события. Что бы они сказали, если бы увидели Книгу в действии?

— Я не хочу идти внутрь, — произнёс монах, ощущая, что сходит с ума от противоречивых сил, борющихся внутри него. — Я знаю, что это самый простой выход, и всё же…

Портал ярко засветился перед глазами.

Хор голосов грозно зазвучал под сводами черепа Унэна; накладываясь на их неприятное эхо, играла дивная музыка — музыка, которую не в состоянии написать никто из смертных.

Унэн видел, как входит внутрь, как бросает Книгу за первой же попавшейся дверью, как выходит наружу — довольный тем, что сделал. Возвращается к себе в монастырь, садится за стол… и раздаётся стук в дверь.

«Кто там?», — спрашивает Унэн.

«Подарок от вашего доброго друга», отвечает незнакомый голос.

Унэн поднимается со стула, открывает дверь и видит, как курьер срочной почты с поклоном протягивает ему массивный свёрток. И Унэн, даже не открывая его, знает, что там, внутри. Оборачивается, чтобы взглянуть на календарь… и видит, что всё началось сначала.

Тот самый день, середина весны.

Всё сначала…

— Всё сначала? — спрашивает Шассим с сомнением в голосе и энергично взмахивает крыльями. Волна прохладного воздуха приводят монаха в чувство. Книга у него в руках, тяжёлая, прочная и безмолвная. Откуда только что исходила эта, почти явственно слышимая угроза?

— Очнись, Унэн, — послышалось откуда–то издалека, и монах очнулся. Дремать дальше было страшно… но отчего–то не хотелось просыпаться.

— Как видишь, Книга с тобой согласна, — лёгкая насмешка промелькнула в шелестящем голосе Шассима.

В тот же миг мысли встали на место, и монах ощутил, что давление на разум пропало. Каким же оно должно быть, чтобы незаметно просочиться сквозь постоянно удерживаемый «щит»!?

— Ты думаешь, Книга смогла бы устроить нам… новый Зивир? — спросил монах, не ожидая никакого ответа. Откуда, в самом деле, Шассиму знать такие вещи!

— Спроси у неё, — предложил целитель.

— Кто ты? — спросил Унэн, держа Книгу перед собой. Он по–прежнему не ожидал ответа и чувствовал себя немного неловко. Словно ребёнок, застигнутый взрослым в самый разгар приключений в воображаемом мире. Когда жалко оставлять мир, в который так хорошо вжился, и невозможно объяснить взрослому, что этот мир действительно существует.

Книга открылась с такой силой, что монах едва удержался на ногах. Сама собой перелистнулась на последнюю нетронутую страницу. И новым, неровным детским почерком незримая рука принялась выписывать слова.

«Я… не знаю…»

Слова вспыхивали ярко, словно молнии; каждое из них раскатывалось внутри головы — так, что едва хватало сил терпеть. Флосс пошевелился за плечами у Унэна и, кажется, что–то сказал. Но монах не расслышал его слов: после раската грома невозможно расслышать тихий шёпот.

— Чего ты хочешь? — крикнул Унэн, не в силах расслышать собственный голос.

…Айзала, стоящая у алтаря и читающая гимн, замерла, словно ей неожиданно перестало хватать воздуха. Она тоже услышала эти слова; ей, в отличие от монаха, была слышна и интонация. Тот, кто говорил это, был испуган, смертельно испуган. Словно ребёнок, потерявшийся в тёмном лабиринте и неожиданно услышавший чей–то голос.

«Я… хочу домой…»

Теперь и Унэн услышал нотки ужаса. Тот, кто говорил, был на грани истерики. Было страшно представить себе, что может натворить испуганное существо подобной силы.

Тот, кого теперь именовали Первым, а ранее — Третьим, и кто давным–давно забыл своё настоящее имя, тоже вздрогнул, услышав раскаты исполинского голоса. Голоса, приходившего из мрака, в котором кончается всё, и откуда не возвращаются.

«Домой…»

Картина возникла перед глазами флосса и монаха — кружащийся водоворот, невероятных размеров, могучий и уходящий неведомо куда, и Книга — едва заметная щепочка, которую затягивает всё глубже и глубже.

«ОСТАВЬ ЕЁ В ПОКОЕ!»

Вопль был настолько неожиданным и пронзительным, что Унэн вздрогнул.

Книга выпала у него из рук и сама собой захлопнулась. Тут же смолкло густое, испуганное дыхание великана, чей голос только что сотрясал разум, и всё вокруг встало на свои места.

— Это ты? — обратился монах к нервно моргающему флоссу. Тот утвердительно мотнул большой головой. Унэн поморщился и два счёта избавился от неприятных ощущений, точно нажав указательными пальцами на правильные точки у висков.

— Я, — слабо проговорил Шассим. «Уши» его тихонько двигались — флоссу было нехорошо.

— Думал, что у меня голова лопнет, — признался Унэн, осторожно укладывая Книгу в рюкзак.

— Я тоже, — отозвался флосс. — Видел бы ты себя… Глаза остекленевшие, вид перепуганный. Я стал опасаться, что не смогу докричаться. Ну что, уходим?

— Уходим, — кивнул монах и бросил последний взгляд на едва различимый рисунок на глянцевой поверхности портала. Ребёнок, подумалось ему. Ребёнок, потерявшийся во тьме. Что бы это значило?

Спустя какую–то минуту голова вновь раскалывалась от боли.

* * *

…Хиргол, потерявший счёт времени и едва державшийся на ногах, тоже вздрогнул, услышав чудовищный голос. Пока он тщетно зажимал уши, стремясь избавиться от этого кошмара, горностай убежал за пределы досягаемости.

Однако стоило последнему громоподобному звуку затихнуть, Хиргол неожиданно понял, что видит в темноте. Всё вокруг то вспыхивало призрачным зеленоватым свечением, то вновь становилось чёрным. Постепенно мерцание яркости прекратилось, и всё стало чуть зеленоватым — не самый приятный оттенок, но видеть можно. Что самое странное, Хиргол увидел следы горностая — красноватые, медленно гаснущие пятнышки, убегающие в ранее неприметную щель меж каменных колонн.

Он кинулся по следам и навстречу ему живым факелом выскочил зверёк. Остановился, внимательно глядя человеку в глаза, и тихо тявкнул.

И припустил прежним курсом, время от времени оглядываясь.

Окружённый странным, призрачно–зелёным миром, Хиргол из последних сил переставлял ноги. Горностай светился ярко–белым огоньком, то удаляясь, то приближаясь. Юноша мечтал об одном — уснуть.

* * *

— Есть идея, — неожиданно объявил монах, глядя на горизонт, где угасали последние волны заката. Здесь, в горах, закаты и восходы особенно выразительны. Внизу, где воздух изобилует пылью, закат долог и размыт, небо медленно плавится и медленно остывает. Здесь же всё происходит стремительно и ярко — словно работает искусный художник. Два–три точных движения — и вот вам закат.

Звёзды здесь, наверху, ярче, сильнее, пронзительнее, чем внизу.

— Там, в Лерее, давно знают про Книгу, — продолжил Унэн, любуясь звёздным небом. Флосс восседал рядом, недвижный и незаметный — но был весь внимание. — Я даже готов предположить, что они не имели ни малейшего понятия о том, что же именно им нужно. Ради приобретения Книги или её части они готовы пойти на всё. Но как они узнали о ней?

— Книга могла появиться на Ралионе столетия назад, — «пожал плечами» Шассим. — Вспомни о золотом мече, который принёс Империи Ар–ра победу и процветание на сотни лет. Он дожидался своего часа десятки тысяч лет, и был обнаружен случайно. Но стоило императору взять его в руки, как тут же выяснилось, что появление меча было давным–давно предсказано. Вспомни о сотнях других потерянных артефактов, про которые успели сочинить множество предсказаний, одно другого нелепее. Я не стал бы удивляться.

— Нет, ты не понял, — с жаром возразил Унэн. — То, что это возможно, я и так знаю. Меня интересует — каким образом. Кто им сказал? Кто придумал предание и как донёс до нужных ушей?

— Для этого придётся выяснить, когда Книга появилась здесь. Или узнать, кто её доставил. Нужна хоть какая–нибудь точка отсчёта.

— Я знаю, кто, когда и как её доставил, — монах вскочил на ноги. — И ручаюсь, что это произошло совсем недавно. Около восьми лет назад.

И принялся рассказывать,

Флосс прикрыл глаза и яркая, живая картина предстала его глазам.

Подножие гор. Каменные столбы, раскиданные там и сям; крохотный лесок внизу, в долине и ручеёк.

Двое людей… молодых людей… одна, похоже, девушка (флосс видит смутно, словно сквозь дымку) стоят у одного из столбов, глядя вверх. Картина меняется. На вершине столба возникает человек, высокий и худощавый, с вытянутым лицом. На миг нагибается… словно только что положил что–то себе под ноги. Улыбается и… шагает вперёд.

Флосс моргнул, и картинка растворилась.

— …вот и сказал мне, что книга лежала наверху. Хотя до него туда забиралось множество народу и… — монах осёкся, заметив, что флосс смотрит куда–то в сторону, прикрыв огромные глаза. — Ты меня не слушаешь? — спросил он почти обиженным тоном. — Зачем я тогда…

— Я всё видел, — перебил его флосс. — Человек, спрыгнувший… шагнувший с вершины столба, — поправился он. Унэн вытаращил глаза.

— Но я же… ах, да, — кивнул монах и с лёгкой завистью воззрился на друга. — Так ты видел его?

— Зеркало, — коротко приказал флосс и вновь прикрыл глаза.

Монах сделал шаг к высокому, в рост человека зеркалу.

Зеркало тускло осветилось изнутри. По ту сторону проявилось изображение человека. Не очень чёткие контуры. Видимо, флосс мысленно приблизил то, что видели другие глаза — менее сильные; что воспринял другой ум — менее сосредоточенный.

Чётче. Ближе. Вот, прекрасный кадр — человек вытянулся в полный рост, плащ развевается у него за спиной. Лицо человека быстро приблизилось. Замерло. Унэн лихорадочно искал в рукаве килиан, запоздало вспомнив о записи. Успел.

Запомнил!

Лицо повернулось — флосс позволил времени проползти вперёд на несколько мгновений.

Улыбка появилась на лице. Ветер откинул капюшон, и стало видно, что волосы человека пепельно–серые. Несмотря на то, что сам он не выглядел старым, глаза его были глазами очень древнего существа.

— Тот человек, Шассим, — сорванным он волнения голосом попросил монах. — Тот, который убегал от нас там… в зале за порталом.

Картинка потемнела и вновь проявилась. Теперь она выглядела гораздо чётче: флосс вспоминал то, что видел сам.

Лицо рывком приблизилось. Замерло.

Запомнил!

Несмотря на разное освещение, чёткость и обстановку, Унэн не сомневался, что видел одно и то же лицо.

Нет. Не одно и то же.

Но очень похожее. Различия были настолько тонкими… что можно было бы считать этих людей близнецами. Да и потом, откуда бы незнакомцу из зала было появиться… в прошлом?

Но что–то общее было. И это главное. Хоть какая–то зацепка.

— Спасибо, Шассим, — он отошёл от зеркала и взглянул на флосса. Тот выглядел, как и прежде, но глаза его налились кровью. Видимо, каждая попытка такого рода дорого обходилась ему.

— Надеюсь, что ты всё записал, — Шассима было едва слышно. — Во второй раз я могу это уже не увидеть.

— Да, — и монах показал ему матово светящийся килиан. — А теперь я буду чувствовать себя куда увереннее. — Монах накрыл шарик рукой, полыхнуло сиреневым, и, когда он отвёл руку, шариков было уже два.

Один из них монах положил в шкаф.

— Мы видели его раньше? — уточнил флосс, всё тем же слабым голосом.

— Да, — ответил Унэн удивлённо. Неужели сам Шассим не видит того, что показывает?

— Ты совершенно в этом уверен?

— Да, — повторил монах после секундного колебания.

— Тогда мы знаем, откуда начинать поиски.

— Верно.

— Завтра, — произнёс флосс удовлетворённым голосом. — Я буду к полудню, — завершил он и улетел прочь.

Монаха едва не сдуло на пол от неожиданности.

XXV

Двенадцать отметок на стене.

Гость делал их кусочком угля, который взял из камина в тот вечер. Двенадцать дней и ночей; солнце здесь всегда находилось за тучами, а ночь всегда была звёздной. Что самое странное, не было луны. Никакой. Ни большой, ни маленькой.

Двойник постепенно приближался к Замку. Гость чувствовал это; ему время от времени снились неприятные сны — исполненные трудно постижимых и поражающих воображение образов.

Он видел человека, шедшего по лесу, деревья в котором неожиданно вырастали так, что кроны их терялись в облаках.

Он видел огромные сооружения — в голове не находилось подобающего слова — составленные из огромных труб, прямоугольных блоков, кирпича. Всё было ветхим, ржавым, рассыпалось на части. Отовсюду выбегали полчища крыс.

Он видел оживающих мертвецов, пожирающих живьём оцепеневших от ужаса прохожих на улице, и пустыню на месте некогда цветущего города.

Он видел и многое другое, что разум порой отказывался запоминать.

Он не решался ложиться спать в роскошной постели Владыки Моррон, в которой, казалось, могло расположиться на ночлег всё уцелевшее Воинство Иглы. Чаще всего он усаживался в кресле перед камином и засыпал. Просыпался от холода и оттого, что чудовищно затекала шея. Вся мебель в Замке была каменной.

Замок продолжал жить своей жизнью. Зажигались и гасли канделябры и причудливой формы светильники; стол время от времени оказывался накрытым — правда, большей частью нетрудно было заметить, что кто–то только что окончил трапезу. Выбирать не приходилось: вода Океана была мертва, и на десятки миль вокруг не было ни единого живого существа. Оставалось надеяться, что нежданное гостеприимство не прекратится.

Двойник приближался, а Норруана не было.

Гость отважился спуститься в подземелья. Более трёх часов блуждал по скупо освещённым ветвящимся переходам; дважды на него нападали огромные, величиной с хорошую собаку, крысы. Если бы не неведомо откуда взявшийся талант фехтовальщика…

Следующий подземный этаж был полон движущихся стен и ловушек. Самым страшным был лабиринт, занимавший большую часть этажа. Состоявший из множества одинаковых квадратных ячеек, с узкими дверями в каждой из стен и множеством отверстий в полу. Проклятое изобретение включилось, едва Гость имел неосторожность сделать шаг. Каждые пять–шесть секунд открывалась одна из дверей, а ещё через две–три секунды острые металлические штыри поднимались из отверстий в полу — на целый фут, не ниже. Первые два раза Гость уцелел случайно; затем догадался, что надо стоять, прислонившись спиной к одной из дверей, чтобы иметь возможность выскользнуть из ячейки прежде, чем его нанижут на штыри, словно жука на булавку.

Так прошло, вероятно, несколько часов. В конце концов, Гость каким–то чудом оказался у лестницы наверх и поспешил убраться, в относительную безопасность наземного Замка. Кем бы он ни считал себя, Замок не повиновался его приказаниям. У Замка уже был хозяин и оставалось терпеливо ждать его возвращения.

Выбор был невелик. Все комнаты, кроме спальни и кабинета, были недоступны — запертые двери оказались отличным препятствием; кроме того, Гость подозревал, что Замку не очень–то понравится, если он вздумает пробиваться сквозь преграды силой.

Время от времени ему слышались чьи–то приглушённые голоса в обеденном зале, но всякий раз, когда он спускался туда, зал неизменно оказывался пуст.

* * *

К изумлению Норруана, табличка на двери, в которой обитал старик, оказалась пустой. Гладко отполированная золотая пластинка, без украшений, без каких–либо знаков.

На самом деле, Норруана всё это не очень заботило. Ему никогда не приходило в голову, что может случиться после смерти, но всегда казалось, что заботиться об этом бессмысленно. Это безразличие, наложившись на осознание того, что у него нет очевидного способа повлиять на свою участь, походило на сон. Вот–вот казалось, что он проснётся — у себя, в Замке, в Зивире, застывшем в момент падения ветхой крепости. Иного сравнения на ум не приходило.

Норруан постучал. Осторожно.

— Входите, — послышался жизнерадостный голос с той стороны.

Жилище старика выглядело под стать его виду. Крохотная комнатка, с окнами в стенах по обе стороны от двери. Пейзаж за этими окнами не радовал глаза. Пустыня. Жёлтые дюны, серое небо, и непрерывно льющийся зной. Ветхие шторы служили менее чем условным препятствием слепящим лучам.

Несомненно, всё это находилось внутри хижины, которую милосерднее было бы снести, нежели чинить. За грубо сколоченным столом сидел сам безымянный старик и ещё один человек, — видимо, тот самый Юарон. Выглядел он сродни давешнему музыканту — строгий чёрный костюм, совершенно неуместный в столь убогой обстановке, аккуратная причёска, доброжелательное лицо. Вряд ли ему было больше сорока.

— А, вот и он, — радостно воскликнул старик. — Прошу, прошу…

Откуда–то взялся старенький жестяной чайник и ещё одна глиняная чашка. Норруан сел на свободный табурет, ощущая себя крайне неловко. Хозяин сего жилища был одет немногим лучше нищего. Однако в комнате было весьма чисто — впечатление портил только горячий сухой воздух. Солнечные лучи немного не доходили до Норруана, и тот весьма этому обрадовался.

Норруан отпил из своей чашки. Травяной настой. Вкус крайне необычный, но пить можно. Зря я так оделся, подумал он. Пять минут спустя одежду можно будет выжимать.

— Юарон, — представился третий. — Рад вас видеть, очень рад. Честно говоря, всё время удивлялся — когда же вы появитесь?

— Вы меня знаете? — удивился хозяин Замка, внимательно изучая собеседника.

— Я — нет. До настоящего момента не имел чести. Но вот мои клиенты частенько вас поминают.

По интонации невозможно было понять, надо ли гордиться или же следует оскорбиться.

— Кто меня поминает? — тихо спросил Норруан и поставил чашку на стол.

Старик тем временем подошёл к окну и чуть приоткрыл его. Внутрь немедленно ворвалась волна иссушающего зноя. Как он только выдерживает такое? — подумал Норруан, решив держаться до последнего.

— О, множество народу, — махнул рукой Юарон. — Никто о вас равнодушно не отзывается.

— Кто–нибудь из… Зивира?

— Никогда не слышал о таком месте, — немедленно отозвался Юарон. — Это, конечно, ничего не значит. Позвольте вас спросить, что вы помните?

— Я? — Норруан был изрядно сбит с толку. — В каком смысле?

— В самом прямом. Раз вы здесь оказались, значит, что–то вспомнили. О себе самом. Вот я и спрашиваю — что вы помните?

— Всё, — честно признался Норруан, всё ещё не понимая, к чему клонит собеседник.

— Плохо, — неожиданно заключил тот и улыбка пропала с его лица. — Очень плохо, дорогой мой. Тогда, я боюсь, вы застряли здесь надолго.

— Где это — здесь? Сколько я ни спрашивал, никто со мной не желает говорить. Даже охранники.

Старик обменялся с Юароном многозначительным взглядом.

— Охранники, значит, — покачал последний головой. — Вот как. А наружу вы выходить пытались?

— Куда наружу? — вновь не понял Норруан. — О чём мы вообще говорим? Отсюда нет выхода. Коридоры, коридоры, сплошные коридоры и лестницы. Я даже не уверен, смогу ли вернуться назад к себе… домой, — закончил он неуверенным голосом.

— Я тут проездом, — пояснил Юарон. — Услыхал, что мой хороший знакомый остановился здесь, вот и решил заглянуть. Тут всегда есть на что посмотреть. Лица, правда, все одни и те же — попасть сюда легко, а вот выйти очень трудно.

— Понятно, — Норруан усмехнулся. — Я уже пытался выйти. В окно. Отсюда, правда, я не стал бы и пытаться. Судя по пустыне за окном, лучше оставаться внутри.

— Пустыне? — недоумённо повторил старик и они с Юароном вновь обменялись взглядами. — Подойдите–ка к окну.

Что–то было в его голосе такое, чему невозможно было перечить. Привычки повиноваться у Норруана никогда не было и он с немалым удивлением понял, что послушно встаёт и подходит к приоткрытому окну. Не испытывая ни неловкости, ни раздражения.

С каждым шагом пейзаж за окном менялся. Стоило встать рядом со стариком (который так и не представился), как всё совершенно изменилось. Вместо раскалённой добела пустыни были уходящие в бесконечность холмы, украшенные кое–где низенькими, корявыми деревьями. За окном была ночь; на пол падал жёлтый прямоугольник света — над холмом, запутавшись в кроне дерева, висела огромная тускло–медная луна. Зрелище было потрясающим.

Воздух был напоен прохладой; Норруан дышал им и не мог надышаться.

— Ничего не понимаю, — признался он. — И всё же, где я? Где мы?

— Я — в гостях у старого знакомого, — ответил Юарон, вглядываясь в расширившиеся зрачки Норруана. — Он — у себя в хижине, а вот где вы — это вопрос интересный. Я содержу нечто вроде… ну скажем, таверны (на самом деле Юарон употребил иное слово, но Норруан не понял его). В последнее время туда стало заходить всё больше беженцев. Вокруг становится неспокойно, и одной из причин этого являетесь вы, как это ни прискорбно.

— Я? — вновь поразился Норруан.

— Вы. Если вы помните всё, то, может быть, вспомните это? — Юарон встал, подошёл к другому окну и резко отдёрнул штору.

За окном показалось совсем другое место. Оно напоминало бойню, да и являлось ею по сути: посреди поля, усеянного телами, залитого кровью и грязью, высокий человек в чёрном плаще яростно отбивался от трёх воинов. Видно было, что раны обильно покрывают его тело, но он продолжал сопротивление. Норруан взглянул в лицо человека в чёрном…

Человек на миг взглянул в его сторону.

Они узнали друг друга. Норруан вновь услышал тихий шёпот из–за зеркальной грани: «здравствуй, я…»

И отвернулся.

И неожиданно вспомнил. Теперь он знал, что это за человек, как проходила вся его жизнь и чем закончилась. Потому что сам был этим человеком. Только вот имя его… он никак не мог припомнить.

— Вспомнили, — Юарон отошёл от окна и пустыня постепенно вернулась на место. — Я могу показать вам десятки таких мест, если захотите. За вами постоянно следует опустошение. Только на моей памяти вы восемнадцать раз приходили в мир, который я только что вам показал, — Юарон нахмурился. — Каждый раз немного под другим лицом, но с одинаковым результатом.

— Что вы от меня хотите? — Норруан начинал злиться. Мало того, что в Зивире ему приписывают разнообразные злодейства, так и после смерти не приходится ожидать доброго слова. Впрочем, всё это чушь — что уж доброго можно ждать после смерти!

— Я? Ничего, — Юарон пожал плечами. — Я никому не могу приказывать… в особенности в этом месте. У одного из моих знакомых потерялась книга… очень редкая, надо сказать. У неё уже сменилась множество владельцев, и всё это очень грустно. Поскольку книга не предназначена первому встречному.

— А я–то тут при чём? — Норруану неожиданно стало казаться, что он понимает, о какой книге идёт речь.

— Разве вы не догадываетесь, о чём я?

— Нет.

— Значит, я ошибся. Но если вам доведётся с ней встретиться — а вы сразу поймёте, что это она — то дам вам добрый совет: откажитесь от неё.

— Что?

— Откажитесь от неё, — терпеливо повторил Юарон. — Не пользуйтесь её возможностями, как бы вам этого ни хотелось. Не открывайте её и не читайте. Она… в общем, ей здесь не место.

— Да почему вы так уверены, что я видел её?

— Потому, что вы здесь, — ответил Юарон немедленно, словно ждал вопроса. — Потому, что видите за окном пустыню, а в коридорах — охранников. Зайдите к кому–нибудь в гости и спросите у них о книге. Ручаюсь, вас это позабавит.

И встал, чтобы уйти.

— Подождите, — Норруан поискал глазами старика, который, улыбаясь, стоял возле окна и внимательно слушал беседу. — А как же он? Что, он тоже…

— Сюда можно попасть по крайней мере двумя способами, — Юарон остановился у порога и повернулся. — Можно любой ценой увековечить своё имя, как это сделали вы. Тогда останется привыкнуть к этом месту — оно станет местом страданий. А можно отказаться от своего имени. Тогда у вас появится место, где можно будет отдохнуть. Подумайте как следует, Норруан. Вспомните всё и хорошенько подумайте — нужно ли вам это всё?

— Постойте, — крикнул Норруан, когда Юарон последний раз улыбнулся, вежливо кивнул и скрылся за дверью. — Постойте! А вы? Кто вы такой?..

Он споткнулся о табурет и едва не сломал ногу. А когда, прихрамывая, доковылял до двери, за ней был, увы, всё тот же коридор. И никаких следов Юарона.

— Что же… — начал Норруан, но замолчал.

Потому что в комнате, кроме него, никого не было. Жар накатывался из приоткрытого окна удушающими волнами. Здесь делать было нечего.

Норруан вышел вон (заметив, что с двери исчезла золотая табличка) и побрёл по выстланному роскошными коврами коридору. Из–за дверей доносились голоса, музыка, смех. Никто не жаловался на судьбу, никто не рыдал, не взывал о помощи. Может быть, лучше всё же остаться здесь, чем возвращаться куда бы то ни было?

Он остановился. Прямо перед ним была массивная дверь с табличкой; на табличке было выгравировано его имя. Прежде она была оловянной, а теперь была куском изрядно прогнившей деревянной доски.

Отчего–то именно вид таблички поверг невозмутимого Владыку Моррон в ужас, который не сразу прошёл. Он заперся у себя в «Замке» и твёрдо решил никому не открывать.

* * *

Впервые Унэн был допущен в штаб–квартиру Совета Наблюдателей — где принимались ключевые решения, касавшиеся всех. Время, когда возомнившие себя правителями мира представляли серьёзную опасность, лишь для малой части мира, было далёким прошлым. Теперь ни одна серьёзная неприятность не могла не угрожать всем живущим

А мелкими неприятностями теперь занимались иные организации.

Кроме Унэна, Шассима и всех трёх верховных жриц Триады, в комнатке находились две хансса (чего следовало ожидать) и молоденькая девушка, совсем незнакомая Унэну. Выглядела она необычно: большие тёмные глаза, очень короткая стрижка (волосы походили на пух) и светлые кожаные перчатки на руках. Она улыбнулась Унэну и едва заметно кивнула головой, но ничего не произнесла.

Унэн не вполне понимал, зачем его сюда пригласили (Шассим, как всегда, не утруждал себя объяснениями), но слушал охотно, а услышать можно было многое.

Текущие сводки монаха мало заинтересовали. Сколько обнаружено складов запрещённого оружия, сколько разгромлено тайных лабораторий. Сколько монах себя помнил, все постоянно искали эти тайные места, где практиковалась запрещённая магия — некромагия, в частности — и создавалось биологическое и прочее оружие. Теперь, судя по сообщениям, тайным обществам был нанесён сокрушительный удар.

— Возникает ощущение, что нам преднамеренно сдали все эти места, — девушка в перчатках проводила указкой по карте. — А также сотни прекрасно законспирированных магов, изготовителей оружия, просто шпионов. За последние два десятилетия Лерей развил в этой области чрезвычайно бурную деятельность — до того момента, когда Девятка стала редеть. Сейчас же происходит нечто, трудно объяснимое. Если подобные наводки будут продолжаться, через два–три месяца мы останемся без работы. И надолго.

— Хорошо бы, — неожиданно для самого себя произнёс Унэн. Взгляды обратились на него. — Скажите, отчего вы до сих пор не покончили с Девяткой?.. То есть, я хочу сказать — с Семёркой?

— Не могут, — ответил Шассим.

— Что значит — не могут? Только не говорите мне, что вы не в состоянии устранить их физически из каких–то высоких соображений. — Интересно почему Шассим отзывается о Совете в третьем лице? Он что, не состоит в нём?

Унэн взглянул в сторону флосса и тот полуприкрыл глаза. Что означало «да». Ладно, подумал Унэн, мы ещё поговорим по поводу чтения мыслей без разрешения.

— Мы действительно не можем, — подтвердила одна из рептилий. На голове хансса носила массивный обруч из золота, покрытый тонким орнаментом и множеством рун. — Они недоступны нашему восприятию. Собственно, поэтому мы и пригласили вас, достопочтенный Унэн.

— Как недоступны? — не понял монах. — Ну, положим, я могу поверить в то, что при помощи магии их не отыскать. Но как же боги? Могущественный Страж Моста? Триада? — кивок в сторону Айзалы. — Что в них такого сверхъестественного?

Рептилии переглянулись.

— Все члены Семёрки прошли специальные ритуалы, — терпеливо объяснила вторая из них, безо всяких знаков и медальонов, но в чёрном кожаном доспехе и с внушительным кинжалом на поясе. — Они отказались от имён, родственников и предков; они посвятили себя Владыкам Разрушения и полностью им преданы. Культы Владык объявлены вне закона, а это единственные высшие силы, способные отыскать их.

— Что, никто не пытался потолковать с Владыками?

— Об этом не может быть и речи, — сухо ответила первая хансса.

Монах хмыкнул.

— Чем же я могу вам помочь?

— Карта, — вполголоса подсказал флосс.

Монах некоторое время смотрел на него недоумевающе, потом до негодошло. Он извлёк листок (уже изрядно помятый и захватанный), на котором некогда зарисовал появившийся на Плите рисунок. И заметил, что пятна вновь перегруппировались.

— Позвольте–ка, — девушка осторожно взяла лист у него из рук и положила на просторный стол. Разгладила и протёрла каким–то тампоном (да у них тут целая лаборатория! — подумал монах восхищённо, только сейчас заметив, как много было в комнатке шкафчиков, полок и дверец).

После чего положила поверх листа толстую стеклянную пластину.

На стене, где только что появлялась карта Ралиона с описанием военных операций, возник чертёж Унэна. В сильно увеличенном виде.

— И что с того? — приподнял Унэн брови. — Я уже понял, что каждое из… пятнышек — либо человек, либо предмет. Чем это вам поможет?

— Смотрите, — девушка несколько раз легонько прикоснулась указкой к стеклу, и небольшой участок чертежа значительно увеличился. На стене появился небрежно нарисованный прямоугольник и небольшой тёмный кружочек внутри него.

— Не может быть, — монах приподнялся с места. — Я не мог нарисовать настолько мелкие предметы.

— Могу ли я попросить вас подойти ко мне? — девушка не обратила внимания на реплику.

Унэн пожал плечами и послушался. Тут же заметил, как сдвинулся кружочек на экране. Невероятно… монах сделал шаг в сторону — кружочек послушно отъехал вправо. Шаг в другую сторону. Вновь движение. Что–то новенькое!

— Ну хорошо, за мной вы подглядывать научились, — монах старался не обращать внимания на насмешливый взгляд Айзалы и её сестёр по ордену. — Чем это поможет против Семёрки?

— Она тоже где–то здесь, — указала девушка на лист. — Она тоже относится к тем, кто знает о… — она бросила взгляд на рептилию в обруче и та кивнула. — …о книге.

— Предположим, — монах не изменил выражения лица.

— Все, кто имеет к ней отношение, видны на вашем листе.

— Откуда такая уверенность?

— Я это предположил, — вставил Шассим. — Есть все основания полагать, что это так.

Монах почесал подбородок.

— Мне кажется, что необходимы очень веские доказательства.

— Это не первый случай подобного рода, — девушка вновь посмотрела монаху в глаза и тот поразился, насколько её глаза не соответствовали возрасту. Глаза принадлежали человеку, умудрённому опытом многих лет жизни. Я её уже видел, осознал монах, но выглядела она по–другому. — С книгой сталкивалось более… — короткая пауза. — …более сорока человек, на протяжении последних девятисот лет. Все без исключения погибли при странных обстоятельствах. Восемнадцать из них, включая известного алхимика Фемонгира, попытались при жизни достичь господства над миром.

По спине монаха потянуло холодком.

— Не может быть, — повторил он спокойно. — Книга появилась на Ралионе не более восьми лет назад.

— Вот, — девушка взяла из воздуха и протянула Унэну несколько свитков. — Можете убедиться. А вот это взято из сокровищ, погребённых вместе с Фемонгиром, — она протянула тускло–сиреневый, ромбовидный кристалл с острыми гранями. Монах едва не выронил его, настолько он оказался тяжёл. — Посмотрите сами.

Внутри кристалла светилось несколько искорок. Нетрудно было убедиться, что их расположение в общих чертах соответствует пятнышкам на принесённом монахом чертеже.

— Ну положим, — Унэн вернул кристалл. — Зачем же тогда потребовался чертёж?

— Есть причины, — отозвалась Айзала. — Прежде всего, кристалл сопротивляется попыткам исследовать его и непригоден для слежения.

Монах понял, что все взгляды устремлены на него.

— Так что же вы хотите от меня?

— Необходимо узнать, кто в настоящий момент знает о Книге. Кто имеет к ней хоть какое–нибудь отношение… за исключением здесь присутствующих. Чтобы справиться с ней, необходимо выявить всех, кого она так или иначе коснулась.

— Вы говорите так, словно Книга — злобное и опасное существо.

— Так оно и есть, — согласилась Айзала. — Всё указывает на это. И следующий в списке ты, Унэн.

— Я?

— Ты часто пользовался ей. Ты слышишь её голос, ты в состоянии с её помощью влиять на происходящее.

Слишком прямолинейный вывод, решил Унэн. Cлишком простое решение… хотя, если они привыкли заниматься угрозами подобного масштаба, этого и следует ожидать.

— Я в это не верю, — заявил он на словах.

Айзала вздохнула.

— Изучите свитки, — посоветовала девушка. — У нас ещё есть время. Но не затягивайте с решением. Никто не знает, когда Книге надоест играть с вами.

Монах встал и чуть наклонил голову. Это, видимо, было сигналом, что совещание окончено. Айзала и остальные жрицы вышли, что–то оживлённо обсуждая; рептилии попросту исчезли. Шассим вышел вслед за жрицами (шагающий флосс выглядел комично, но монах не осмелился бы засмеяться).

Оставшись с девушкой наедине, Унэн подошёл поближе и, когда та подняла взгляд, спросил:

— Вы случайно не родственница… э–э–э… Нерлона? Мы, правда, виделись крайне редко, но сходство…

— Я Нерлон, — отозвалась девушка и обворожительно улыбнулась. — После линьки я всегда выгляжу по–новому.

— Линьки? — монах смутился. — А… Ну конечно…

Поразительно, но он не нашёлся, что сказать.

* * *

Как оказалось, до поверхности земли было рукой подать. Правда, Хиргол готов был поклясться, что до континента подобным темпом нужно было бы идти по меньшей мере месяца три — под землёй, в полной темноте невозможно быстро передвигаться. Но, так или иначе, путь по лабиринту был завершён. Хиргол долго отдыхал, лёжа на холодных и острых камнях, время от времени вздрагивая, когда зверёк–проводник прикасался носом к его лицу.

Увы, никто не обучал юношу основам того, как выжить, когда, кроме голых рук, ничего нет. На воду он набрёл случайно, а вот с пропитанием дело обстояло туго. В конце концов, отчаявшись отыскать хоть что–нибудь съедобное среди растущих вокруг деревьев и трав, полуживой Хиргол увидел затерянное в горах селение.

Жители его не испытали большой радости от вида шатающегося от голода молодого аристократа в пыльной и рваной одежде. Однако в одном доме над ним сжалились и накормили — в обмен на грязную и отвратительную работу в хлеву.

На следующее утро Хиргола схватили.

* * *

Флосс категорически отказался сопровождать Унэна.

— Я обещал помочь Айзале, — пояснил он. — Кроме того, есть ещё люди, которым нужна охрана. О ком почему–то забыли там, на Совете.

— Кто это? — подозрительно нахмурился монах.

— Те, для кого у тебя никогда не находится доброго слова, — флосс указал крылом в окошко. Выглянув, Унэн увидел резвящихся близнецов. Ну конечно, Шассим так и не научился отличать, когда слово «разбойница» произносится в шутку, а когда всерьёз. Впрочем, не время выяснять отношения.

— Кто–то всегда говорил мне, что не может один следить сразу за двумя, — усмехнулся Унэн. — Не подскажешь ли, кто?

— Я, — вздохнул флосс. — Что поделать. Лучше всего это получается у тебя, но вряд ли я тебе чем–то помогу. Кроме того, у тебя в запасе всегда есть Крылья.

— Это точно, — оживился монах и тут же ими воспользовался. Не очень хотелось тратить время на путешествие к городку Гилортц — через полмира.

* * *

Оставалось два часа до момента, когда эскорт, сопровождавший Хиргола и бесценный груз, прибудет в тайную штаб–квартиру Семёрки на окраине Лерея.

Последние четыре дня Семёрка и остатки её некогда многочисленной агентуры провели в непрекращающемся страхе. Особые отряды возникали, словно демоны, из ниоткуда, выхватывая свои жертвы и мгновенно исчезая вместе с ними — навсегда.

Странным было то, что раскрыли не всех. Словно тот, кому захотелось выдать тщательно готовившихся специалистов, неожиданно потерял к этому интерес. Простые люди наверху начинали собирать урожай этого года и готовились к подобающим этому событию торжествам — словом, жили нормальной жизнью — а в глубоко скрытом под землёй помещении семеро мрачных людей, которых объединяло одинаковое выражение глаз, выслушивали отчёты и давали указания, как поступать. Не понимая, что происходит.

В конце концов, охота прекратилась. Даже не доведённая до конца, она стоила Семёрке многих впустую потраченных лет и огромной горы золота. Война есть война. Но Первый, такой же мрачный на вид, как и его коллеги, продолжал верить в удачу. До сих пор она не изменяла ему.

В конечном счёте.

* * *

Унэн сидел на вершине того самого каменного столба, с которого некогда сошёл в пропасть человек в чёрном, оставивший после себя Книгу. Проклятие, как считают в Совете Магов. Орудие разрушения, которое сводит с ума всякого, кто прикоснётся к его тайнам.

Было пасмурно и довольно прохладно; тучи ползли по небу, задевая за острые гребни гор. Вокруг не было ни души: никто не полезет на столбы в такую погоду. Это просто превосходно: ему нужно побыть одному. Возможно, выглядело это странно — искать тех, кто что–то знает о Книге, сидя вместе с ней на вершине столба. Если бы можно было избавиться от неё так же просто… Оставить Книгу здесь, на скале и шагнуть вниз.

Книга вздрогнула в руках.

Монах усмехнулся. Ну нет, он–то пока ещё с ума не сошёл. Итак, прежний вопрос: с чего начать поиски тех, кто знает о книге? Лезть в архивы, в библиотеки, начать расспрашивать историков? Последнее запросто увеличит список причастных к тайне в несколько раз.

Кроме того, это очень долго. Нерлон не сказала прямо, но Совет обеспокоен пропажей листа. Хоть он, Унэн, и потребовал от Книги, чтобы та позаботилась о его возвращении, кто знает, как быстро это случится? И как это случится?

Внезапно монах понял, что прежде всего его беспокоят другие вопросы. Откуда взялся человек на этом столбе? Зачем оставил здесь Книгу? Если верить Нерлон, которая утверждает, что случайностей не бывает вовсе, то Книгу оставили именно для того, чтобы один выживший из ума монах кинулся её переводить и вляпался в эту историю по самые уши. Не очень–то приятно так думать о себе, но что, если это правда?

А зачем монаху Книга? Том вновь вздрогнул в руках, словно просил открыть его. Дудки, подумал Унэн и сжал пальцы покрепче. Чем — или кем — бы ты ни являлась, не стоит увлекаться общением с тобой. Вот, кстати, ещё одно отличие: я привык обращаться с Книгой, как с живым существом, а Совет считает её всего лишь инструментом. Этаким взбесившимся боевым големом. Способным только на разрушительные действия.

Итак, зачем монаху Книга? Для того чтобы сделать с её помощью что–нибудь. Очевидно. Если Книге предназначался другой владелец (язык не поворачивался сказать «хозяин») то, согласно Нерлон, он бы её и заполучил. Пока же судьбе угодно, чтобы за Книгой присматривал Сунь Унэн, потомок своего великого предка в шестом колене, которого силы превыше смерти решили бросить сюда, в Ралион, распространять свет Учения. То есть, конечно, пусть эти силы так считают… Да что за ерунда постоянно лезет в голову!

Нерлон говорит, что Книга давно уже странствует по Ралиону. Вот это самая трудная часть. В это Унэн никак не может поверить, потому что привык доверять прежде всего опыту. Несмотря на то, что Нерлон обладает фантастической памятью и способностью находить самые невероятные аналогии, он, Унэн, не может принять этого. Конечно, оставались ещё свитки, которые она вручила ему… вечером надо побывать у Плиты и прочесть их.

Монах положил Книгу на колени.

Довольно необычен сам факт того, что Нерлон занимает столь высокий пост. Она, несомненно, бисант, искусственное существо, выведенное среди прочих давным–давно, когда маги надеялись с их помощью решать исход сражений. Потомки уцелевших бисантов обосновались на выжженной земле Лауды и ведут себя по отношению ко всему остальному миру, мягко говоря, недружелюбно. Их легко понять — три неполных столетия люди охотятся за ними. Нерлон — редкое исключение… и довольно миловидное, между прочим.

Тьфу! Монах едва не швырнул Книгу в сердцах вниз. Положительно, именно это место Ралиона никак не подходит для размышлений. Мысли сворачивают куда угодно, но не в нужную сторону. Он опустил глаза на Книгу. Ну ладно. В конце концов, никто его не видит… рискнём.

Вздохнув, монах раскрыл том и, удерживая ладонью страницу, написал на бумаге несколько коротких слов.

«Я знаю, чего ты хочешь».

Чернила мгновенно впитались, посерели, стали чуть рельефными. Книга приняла слова. Монаху казалось, что она вслушивается в его мысли. Помедлив несколько секунд, он обмакнул перо и дописал на следующей строчке.

«Ты хочешь вернуться домой».

И эти слова были мгновенно приняты. Но ни слова не появлялось в ответ.

«Скажи мне, кто знает о тебе, и я обещаю, что верну тебя домой».

Принято.

Будем надеяться, что Книга не читает мыслей. Монах не имел никакого понятия, как можно вернуть Книгу домой, если, конечно, этот дом существует. Но в душе он был бы рад избавиться от неё… но не так, как Совет — уничтожить раз и навсегда, а, положим, мирным путём.

Молчание.

Монах ощутил, как его шестое чувство забеспокоилось. Казалось, Книга изо всех сил думает, доверять ему или нет — и никак не может решиться. Напряжение сделало своё дело — всё остальное неожиданно перестало значить. Был он, была Книга и мир, в котором она была чужой.

Такое случалось с монахом нередко… но всякий раз поражало. Озарение пришло волной, ощущавшейся как ярчайшая вспышка. Какое–то мгновение Унэн знал и понимал всё… но мгновение прошло, и в памяти осталось только самое существенное.

Айзала: «ты следующий в списке».

Нерлон: «попытались достичь господства над миром».

Шассим: «постарайся… не приближаться к книге».

Монах выждал, пока мысль не выкристаллизовалась до полной ясности и, миг помедлив, дописал:

«Я, Сунь Унэн, пришедший на эту землю ради распространения Учения, обещаю, что не стану использовать твою силу для собственного блага».

Принято!

Чуть ниже спины отчаянно засвербило.

На выбритую до блеска голову монаха упала капля дождя. Совсем рядом ударила молния, едва не оглушив Унэна грохотом.

Вдруг…

Страница сама собой перелистнулась, и потекли, потекли строки. Имена. Одно под другим. Лишь последнее слово не было именем.

На тайном языке, знакомом только Унэну и его сородичам, было выведено:

«Поторопись».

— Благодарю, — кивнул монах и, положив Книгу на выступ, поклонился ей. После чего аккуратно спрятал в рюкзак и, глубоко вздохнув, сказал в пространство.

— Мне нужно в Парк Времени, к Плите.

Что и было исполнено.

* * *

— Какая встреча! — осклабился Цеальвир, начальник службы разведки Семёрки (которую принято было считать службой охраны императора), когда полуживого Хиргола ввели в его кабинет. Приказание было чётким и ясным: пленника доставить живым и невредимым, ни в коем случае не обыскивать, причину задержания не объяснять. Шутки с Семёркой или любым из её курьеров никогда хорошо не заканчивались. Что можно противопоставить умению читать мысли и определять истинные намерения? Только полную искренность и преданность.

При этом не возбранялось обладать какими угодно недостатками. Недостатком начальника службы разведки было чрезмерное усердие. Эскорт пересёк расстояние в пятьсот километров (из них больше половины — по территории, объявленной вражеской) за два с небольшим дня — телепортацию было строго запрещено употреблять, так же, как и любые виды магической коммуникации. Только традиционный транспорт. Только устные послания. Ничего магического. Ничего культового.

Хиргол всё это время провёл, как в тумане. Несмотря на грубость обращения, втайне он надеялся, что сумеет выпутаться из этой истории. Он ведь добыл необходимые сведения и помог переправить этот несчастный обрывочек, верно? Даже Семёрка должна понимать, что кроме кнута полезно применять и пряник.

В себя он пришёл, когда ощутил едкий вкус какого–то снадобья, которое ему насильно влили в горло. Туман в голове моментально рассеялся. Он сидел в кабинете, ярко освещённом тремя крупными «вечными» светильниками, перед довольно улыбающимся Цеальвиром. С ним он был хорошо знаком: именно начальник подбирал снаряжение. Которое большей частью осталось там, в руинах крепости Тнаммо, на безымянном островке.

На столе между ними лежал лист (всё ещё в водонепроницаемом конверте) и лабораторный журнал, который Тнаммо вручил Хирголу на прощание. Юноша тут же потянулся — не к листу, но к журналу. Последний принадлежал ему.

Тут же что–то острое и холодное прикоснулось к основанию его шеи.

— Не суетись, не суетись, — пробормотал начальник, листая журнал. Тот выглядел учётной книгой; записи в ней могли быть интересны только её владельцу. Непонятно, зачем этот малый прихватил её с собой…

Тем не менее, приказ есть приказ: не возвращать ничего принесённого Хирголом. — Ты прекрасно справился с заданием. Мне велено сообщить, что тебя ожидает награда. Но всё это уже не для тебя.

Хиргол открыл было рот, чтобы возразить… но быстро понял, что ни к чему хорошему это не приведёт.

После коротких расспросов Хиргола, всё ещё не верящего своему счастью, отвели в отдельную комнату в личных апартаментах Цеальвира и позволили привести себя в порядок. После обеда юноша почти совсем утвердился в мысли о том, что избежал самого худшего.

Омрачало радость только то обстоятельство, что начальник наотрез отказался сообщить ему, как поживают его, Хиргола, родственники. Не положено, было ответом. Узнаешь в своё время.

* * *

Монах сидел перед Плитой, глядя на три свитка, лежавшие на коленях. Копии, и не очень качественные. Тем не менее, было видно, что текст на них практически полностью совпадает. Унэн долгое время сравнивал и сличал причудливые, состоящие из дуг и точек, буквы, прежде чем понял, где именно он видел уже этот текст.

Он достал Книгу и открыл первую страницу. Одну из тех, которые никак не удавалось перевести. Не составило особого труда отыскать то место, где начинался повторяющийся фрагмент. Не нужно было обладать особой наблюдательностью, чтобы понять: текст один и тот же.

Так что же, значит, Книга бывала здесь и раньше?

Монах смотрел на старинный том и ощущал, что логика, к которой он привык, постепенно рушится. Само по себе это было бы не столь страшно, если была бы хоть какая–то замена. Но никаких объяснений происходящему не было.

Последняя проверка.

Монах вздохнул и положил все три свитка на Плиту. Будем надеяться, что и на этот раз всё обойдётся. Плита постепенно засветилась, и поверх первоначального текста на каждом свитке стал проступать перевод.

Унэн склонился над Плитой, вчитываясь в медленно формирующиеся слова.

«Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…»

Унэн смахнул свитки с Плиты и отвернулся от её медленно гаснущей плоскости. Ему было страшно.

XXVI

Сколько времени он провёл в обеденном зале, Норруан не знал. Апатия овладела им; всё стало безразлично и ненужно. Он не знал, что делать с продолжающей возвращаться памятью.

Десятки жизней, каждый миг которых постепенно становился ему известным. Всеми этими людьми был он сам; все они жили в разных местах, иногда в разных мирах. Общее у них было одно: фантастические возможности, колоссальная страсть к самоутверждению и имя, отчасти похожее на «Норруан». Или означавшее нечто неодолимое, ужасное, мощное.

Все они приковывали его к этому месту «для ожидания», все ожидали его возвращения. Выбор невелик: или блуждать по бесконечным коридорам, что начинались сразу за внешней дверью «Замка», или заново проиграть историю жизни любого из них. По нотам, по заранее известному плану. Отклонений не допускается. В конце одно и то же: сокрушительное поражение и… всё тот же унылый выбор.

Правда, смутно помнилось нечто иное. Детство (видения были смутными и разрозненными — черепки какой–то вазы у ног, ветхая хижина и печальное лицо матери). Прочие воспоминания, ничего, кроме боли, не приносящие.

Высидев без малого неделю (по своим собственным ощущениям, поскольку от часов в этом проклятом загробном мире толку не было), Норруан попытался начать ходить в гости. Но всякий раз, когда голос из–за двери приглашал его войти, он находил за дверью… свой собственный «Замок». В довершение ко всему, из коридора начисто исчезли охранники, и кто бы то ни было ещё. Чем сильнее становились отчаяние и гнев Норруана, тем меньше шансов оставалось выместить их. Весь этот невозможный мир, состоявший из бесконечного числа переходов и коридоров, становился кошмаром, что был страшнее любой из жизней, которую он в любой момент мог прожить заново.

Кроме Зивира.

Поскольку в Зивире всё ещё оставалась сила, которая не желала повторять раз и навсегда придуманную последовательность событий.

Когда Норруан очнулся от болезненного сна (ни вино, ни наркотические курения не помогали забыться), он вспомнил о Зивире. Если есть ещё надежда остановить эту карусель, она связана с Зивиром. Но как туда попасть?

Ноги сами собой понесли его в кабинет. Разумно, понял он по пути, всё более приходя в прежнее состояние, трезвого и холодного расчёта. В кабинете могут оказаться полезные записи. Так что…

Норруан замер на пороге, ошеломлённый. В его кабинете, за его столом, в его любимом кресле сидел призрак. Призрак Гостя. Некоторое время Владыке казалось, что это — своеобразное послание, намёк на то, что Гость мёртв, и, следовательно, надежды больше нет.

Но то, что произошло после, заставило Владыку Моррон отказаться от столь неприятного умозаключения. Гость протянул руку и придвинул к себе одну из тетрадей, в которой Норруан время от времени оставлял напоминания самому себе. Смешно, но первой эмоцией был гнев: «неплохо бы сначала спросить разрешения!»

Потом Норруан осознал, что тетрадь действительно двигалась.

Шагнув вперёд, он попытался прикоснуться к Гостю, но рука прошла насквозь. Неудивительно. Постойте… если Гость в состоянии двигать предметы в его кабинете, то, может быть…

Норруан сделал шаг к столу и отодвинул тетрадь в сторону. Это далось с некоторым трудом, как если бы её кто–то держал.

Гость тут же вскочил и, оглянувшись, поднял голову, словно прислушиваясь.

— Ты слышишь меня? — громко спросил Норруан, хотя ответ знал заранее. Конечно же, нет.

Тогда… впрочем, зачем искать решение! Вот оно! Всё крайне просто!

Норруан пододвинул к себе чернильный прибор (Гость вздрогнул, но, к великому облегчению Норруана, не бросился прочь из комнаты). Осторожно обмакнул перо в чернила и, раскрыв тетрадь, написал:

«Я Норруан».

Гость молча смотрел на написанное.

«Мы уже встречались в этом замке».

Гость кивнул и вновь оглянулся.

«Нам необходимо вновь встретиться».

Гость вновь кивнул и произнёс что–то. По движению губ Норруан догадался, что тот спрашивает, где.

«Жди меня на прежнем месте».

Гость кивнул в третий раз и, пройдя сквозь Норруана, исчез за дверью.

Так.

Теперь нужно во что бы то ни стало вернуться в Зивир.

Вернуться!

Едва Норруан произнёс это слово, как ощутил, что нечто огромное и бесстрастное, частью которого являлся этот мирок, обратило на него внимание и внимательно слушает.

— Я хочу вернуться в Зивир, — произнёс Норруан вслух. Говорил он чистую правду. Что нужно сделать ещё?

— Я готов… — начал было он, как вдруг очертания кабинета дрогнули и растворились в кипящей черноте.

А вокруг возникли знакомые зеркала, и за каждым из них терпеливо ждала тень, приглашая повторно испытать уже прожитое.

Не отвлекаясь и стараясь ни о чём не думать, Норруан отыскал взглядом тусклое зеркало с пейзажем Зивира по ту сторону, и ринулся в него с разбегу.

Он ощутил слабое жжение, едва коснулся рукой слабо заметного отражения. И жаркое пламя охватило всё его существо.

Прошла целая вечность, прежде чем он осознал, что стоит перед собственным рабочим столом и смотрит на только что написанные им самим строки. Чернила не успели просохнуть.

Дверь кабинета была распахнута настежь.

Норруан бегом кинулся к дальнему концу обеденного зала, откуда можно попасть на крепостную стену. Он ощущал, что времени не осталось совсем.

* * *

Шассим выглядел встревоженным.

— Похоже, что часть книги всё же доставлена по назначению, — мрачно сообщил он. — Никто в точности не знает, что за этим последует, но ничего хорошего ждать не стоит.

— Очень ободряет, — заметил монах. — А вот у меня кое–что есть.

Он показал лист бумаги, на котором находился список. Унэн переписал все имена, появившиеся на странице Книги, решив, что оригинал, по некоторым соображениям, лучше никому не показывать.

Первым в списке значился некто Норруан из Эммерга.

Вторым — лично Сунь Унэн.

Далее шли семь имён, которые монаху ничего не говорили.

Последним в списке был Хиргол Валемийский, тот самый таинственно исчезнувший спутник Тнаммо, останков которого так и не нашли.

— Очень интересно, — в голосе флосса появилось удовлетворение. — Просто прекрасно. Вот она, Семёрка. В полном составе.

— Кто–то говорил, что они отказались от своих имён и всё такое прочее.

— Это не имеет большого значения. Отказаться от имени — не значит уничтожить имя. Оно просто стирается из окружающего мира… становится недоступным, невидимым. Если его узнать, человек вновь станет достижимым.

— И уязвимым, — закончил монах.

— И уязвимым, — согласился Шассим. — Я немедленно отправляюсь на Совет. К слову — я действительно в нём не состою.

Монах моргнул несколько раз. Он не сразу понял, о чём речь.

— Тебя пригласили туда, чтобы убедить меня содействовать, — вынес вердикт Унэн, хмыкнув. Тоже мне, дипломаты.

— Так они и считают, — подтвердил флосс, но перья на его лице отражали улыбку. — На самом же деле мне просто любопытно. Ты очень помог, Унэн! — и флосс исчез в открывшемся на миг портале.

— Хотел бы я, — проворчал монах, — чтобы это действительно было так.

* * *

Первое, что поразило Норруана — воздух. Воздух казался необыкновенно целебным, чистым, живым. Конечно, это была иллюзия: Владыка знал, что вблизи Океана воздух не мог быть ни свежим, ни целебным: испарения от мёртвой воды Реки ощущались даже при значительном разбавлении.

И всё же первые несколько минут пребывания вне стен Замка Норруан стоял, прикрыв глаза и наслаждаясь воздухом. Ощущением того, что жив. Разумеется, Зивир остался Зивиром и бесконечный круг всё ещё не выпускает Норруана из цепкой хватки, но по сравнению с «залом ожидания» Зивир — лучший из миров.

Затем до слуха дошло эхо боевого клича, донёсшееся с севера, и Норруан моментально очнулся. Да. Конечно. Круг близок к точке, когда появляется призрачная надежда спрыгнуть с колеса. Нельзя терять времени. Поправив плащ и меч в изящных ножнах (надо как–нибудь проверить, не заржавел ли от бездействия), Норруан взлетел на крепостную стену, ощущая себя всемогущим. Да так оно и было — вся его сила восстановилась в течение нескольких секунд — стоило несколько раз вдохнуть здешний воздух. Не он ли и был причиной такого могущества?

Гость стоял примерно на том же месте, что и раньше. Даже поза его была почти что той же. Он смотрел вниз, где располагалась трясина, последняя из преград на пути к Моррон. Норруан знал, на что именно обращено внимание Гостя. Вернее, этого Гостя. Поскольку где–то там бредёт, преодолевая последние футы, другой Гость. Осталось всего несколько минут.

— Сколько нам ещё осталось? — спросил Норруан, приближаясь быстрым шагом.

Гость обернулся, но не вздрогнул. Он успел многому научиться, подумал Норруан. Лицо Гостя изменилось, теперь оно отражало не просто отвращение и неприязнь к неожиданной ловушке, в которую он угодил; теперь в нём виделось понимание — то, которое обычно приходит слишком поздно.

— Немного, — Гость указал куда–то вниз. — Минуты три или четыре.

— Выбор невелик, — Норруан встал шагах в трёх от собеседника. — Я подозреваю, что разорвать круг можно, но действовать надо в последний момент.

— Что я должен сделать?

— Удержать того, не позволить ему «победить» в очередной раз. Иначе, увы, всё сначала.

Послышался едва слышимый скрип входных ворот.

— Возьмите это на память, — Норруан снял с пояса меч вместе с ножнами. — Я боюсь, что мне нечего больше дать, а слова недолговечны.

— Благодарю, — Гость слегка наклонил голову и вручил Норруану свой походный нож. Норруан принял его серьёзно и также поклонился. После чего бросил очередной взгляд на ощетинившиеся пиками и штандартами мёртвые стёсанные холмы. Воинство ждало. Не подозревая, сколько тысяч раз оно уже ожидало победы… Счастливые люди. Всё им известно, всё понятно, не существует ненужных тайн.

— Норруан, — произнёс неожиданно Гость. — Что происходит… там?

— Скука, — ответил Норруан, не оборачиваясь, и лицо его потемнело. — Смертельная скука, приятель. Очень не советую там появляться.

И заметил, как призрачный силуэт взбежал на северо–восточную лестницу. Увидел Норруана и молча кинулся к нему, выхватывая на бегу оружие.

— Ну что же, — Норруан поправил плащ и усмехнулся. — Пора.

Гость кивнул и в тот же миг его двойник слился с ним.

Словно яркое солнце вспыхнуло в голове у Науэра. Праведный гнев и ощущение триумфа вытеснили все остальные мысли… только гнев и торжество не принадлежали ему. Они принадлежали всем тем, кто сейчас выстроился у холмов, чтобы увидеть решающий момент схватки. Руки сами собой схватили меч.

Тот, что подарил ему Владыка.

Тело, соскучившееся по оружию, охотно повиновалось чужому порыву. Видеть, как вокруг всё происходит без твоего участия — словно во сне — было забавно, и Гость не сразу вспомнил, что его ждёт в случае победы.

«Нет!» — крикнул он изо всех сил; крик был скорее мысленным, чем телесным. Его собственный страх наконец–то проснулся и то, что оказалось не под силу сосредоточению, подточенному ожиданием, стало возможным благодаря дикому, неуправляемому страху перед новым витком нескончаемых подвигов.

Чужая воля отступила, и меч замер, не завершив замаха.

Науэр видел огромный, распростёрший чёрные крылья над половиной мира силуэт, в когтистых руках которого тусклым пламенем горел клинок. Убедить собственный взгляд, что это всего лишь наваждение, ему не удавалось. Зато — ценой невероятных усилий — удалось закрыть глаза.

Тут же двойник нанёс ответный удар, соперничая с неведомо откуда взявшимся малодушным соседом по телу. Силы двойника намного превосходили силы Науэра: только сейчас он осознавал, каково это — бороться в одиночку против объединённой воли сотен тысяч.

А в это время Норруан, не ведая о напряжённом противостоянии, происходящем в нескольких шагах от него, также невероятным усилием воли сдерживал желание схватить недруга за горло и покончить с этим раз и навсегда. Напротив он видел не две наложившиеся одна на другую человеческих фигуры, но сгусток кипящего света, в котором смутно угадывались очертания могучего воина, замершего с поднятым мечом.

Норруан опустился на колени перед Гостем, с немалым трудом оторвав взгляд от сияющей фигуры. Стоило суметь это сделать, как давление, вынуждавшее обороняться, таинственным образом пропало.

Зато заготовленные заранее слова тут же забылись.

Норруан смотрел вниз, на камень, покрывшийся сетью трещин за прошедшие долгие тысячелетия. Чего ты ждёшь? — спросил внутренний голос. Усталый, безмерно уставший голос. Каждый миг может стать последним.

— Я отказываюсь от власти, — услышал он свой собственный голос и поначалу поразился — неужели его язык смог выговорить такое? Правда, удивлялся другой Норруан — тот, который украсил сотнями скелетов и черепов подступы к замку. Тот, который находил высшее удовольствие в истреблении Гостей, один за другим являвшихся в Зивир.

— Я сдаюсь на милость Гостя, — продолжал Норруан. — Я вручаю свою участь в его руки.

Небо померкло.

Исчезло сияние, исходившее от стоявшего рядом воина. И после бесконечно долгого мгновения, во время которого оглушительная тишина невыносимо сдавливала голову, Норруан услышал звук меча, возвращающегося в ножны. Тяжёлая ладонь опустилась на его плечо.

— Я дарую тебе жизнь, Владыка Моррон, — услышал он голос — тяжёлый, звучный, но всё же отчасти знакомый, — и приказываю навсегда покинуть Зивир.

Сгусток чёрного мрака взорвался над Замком и остановился ветер, безостановочно дующий со стороны Океана. Пол исчез из–под ног Норруана, и Владыка Моррон, не сопротивляясь, полетел куда–то, внутрь спиралью завинчивающейся мглы.

И, словно далёкий раскат грома, последние слова:

— Гость свободен.

После этого долгое время был мрак и ощущение свободы. Пока, наконец, круговращение мрака не завершилось и из него не выпали два коротких слова:

«Я Норруан».

После чего падение прекратилось, и вокруг Норруана соткались стены комнаты. Едва ноги его опустились на твёрдый и неподатливый пол, а в лёгкие вошёл здешний воздух, напоминая, что жизнь, увы, продолжается, Норруан вспомнил всё остальное.

Но вместо чёрной грани, за которой когда–то виднелись очертания холмов Зивира и навеки замершие облака, была безжизненная, изборождённая трещинами плоскость. Норруан прикоснулся к ней рукой и ощутил, насколько слаба она; трещины тут же зазмеились в разные стороны и несколько фрагментов выпало.

Испуганно вздохнули голоса, доносившиеся со всех сторон.

Норруан несильно стукнул по расколовшейся плоскости, и та рухнула вся; за ней открывался узкий коридор, стены которого слабо светились зеленоватым свечением. Туда?

Разумеется. Но что делать с остальными гранями?

Уверен ли он, что никогда больше не вернётся сюда, в «зал ожидания», принять назойливое гостеприимство?

Нет, не уверен.

Норруан подошёл к ближайшей светящейся грани. С той стороны стоял высокий толстяк, выглядевший весьма грозно. Губы его шевельнулись. Норруану не надо было гадать, что именно шепчут эти губы.

Решившись, он прикоснулся к грани ладонью. По поверхности «зеркала» расплылись оранжевые волны, и Норруан с ужасом ощутил, что не в состоянии оторвать ладонь от плоскости.

Мир по ту сторону стремительно набирал яркость.

А то место, где он пока ещё находился, тускнело.

Память о том, как должна начаться и кончиться его жизнь по ту сторону грани, предстала перед ним во всей красе и неприглядности.

И вновь пришло прежнее ощущение — то, которое посетило его в последние моменты жизни Зивира. Что время уходит, и можно не успеть.

Стиснув зубы и, едва не вырывая руку из сустава, Норруан из последних сил удерживал себя по эту сторону.

Когда память вернулась вся, времени почти не осталось и опора под ногами начала исчезать.

— Я отказываюсь! — крикнул Норруан в сверкающие золотом глубины и добавил: — Я отрекаюсь от власти над Альшваддом! Я сдаюсь на милость моих врагов!

После чего золото потускнело, стало поочерёдно серебром, медью и мёртвой ржавчиной.

Послышался треск, и густая сетка трещин избороздила вход в мир, который, вероятно, назывался Альшваддом. Правда, теперь Норруан вовсе не был уверен в том, был ли этот мир, и если был, то каким был тот Норруан.

Он приподнялся с пола, скрипя зубами. Горела, словно обожжённая, ладонь и немилосердно ныли суставы и связки едва не оторванной напрочь руки.

А вокруг ещё оставалось более двух десятков граней; двух десятков людей, которые всё ещё мечтали освободиться.

Норруан с трудом поднялся на колени и воззвал, непонятно к кому, о том, чтобы успеть. Мысль о том, что он может провалиться по ту сторону и в наказание прожить целую жизнь, придала ему сил.

* * *

— Вам плохо?

Науэр вздрогнул и проснулся. Он сидел на чём–то жёстком и неудобном; пол под ногами чуть покачивался. Пахло деревом и ещё чем–то наподобие дёгтя.

Гость выпрямился и едва не полетел кубарем. Он находился, несомненно, внутри какого–то экипажа. Помещение было длинным, с массивными дверями в каждом торце, с рядами окон на длинных стенах. Вдоль окон стояли ряды сидений, совершенно неприспособленных для того, чтобы на них сидели.

Во всяком случае, ноющие мускулы и суставы наводили именно на такое заключение.

Первым делом Науэр бросил взгляд за окно. Справа по направлению движения располагалось прекраснейшее озеро — окружённое горами, оно казалось венцом того, что может сотворить природа. Небо было пронзительно–голубым, живым и облака, что торопливо ползли по нему, не позволяли предаваться унынию. Как можно было предаваться унынию, когда всё вокруг настолько живое! Настолько подвижное, настолько яркое, настолько… настоящее?..

По левую руку продолжались горы. Вершины их были чуть тронуты белизной и несколько раз Гостю попались на глаза крохотные, прижавшиеся к склонам домики. Возможно, они и не были действительно крохотными, но на таком расстоянии…

Я не сплю, понял Гость и обрадовался. Неужели получилось?

Тут он увидел чьи–то ноги в чёрных лакированных туфлях и понял, что так и не ответил на вопрос.

— Нет, спасибо, — произнёс Науэр неожиданно охрипшим голосом. Поднял голову и увидел безупречный чёрный фрак, ослепительно белую рубашку и пурпурный галстук–бабочку.

И скрипичный футляр в руках.

Музыкант улыбнулся и Науэр узнал его.

— Ну, как вам свобода?

Он уселся на сидение напротив и Науэр понял, что в вагоне они одни.

«Вагон», повторил он с удивлением. Слово было, несомненно, правильным. А экипаж назывался… поездом. Правильно. Оба имени удивительно точно шли окружению. А раз это поезд, то Зивир остался позади. Хорошо, если навсегда.

Стремясь убедиться в этом, Науэр выглянул в окно.

Музыкант засмеялся.

— Понимаю. Первое время мне тоже казалось, что я сплю. Нет, дружище, это на самом деле. Надолго ли — не знаю, но на самом деле.

— А… вы здесь откуда? — слова неохотно шли с языка. Говорить не хотелось. Хотелось смотреть в окно, чтобы этот прекрасный мир по ту сторону стекла не сменился вдруг унылыми умирающими пейзажами…

Науэр прикрыл лицо ладонями.

— Не время спать, — потрясли его за плечо. — И, кстати, спрячьте эту штуку. Охране она может не понравиться.

Гость опустил глаза и увидел меч в ножнах, лежащий на коленях. Тут же вернулась часть памяти. Но… Но… Как звали владельца этого оружия? Имя никак не приходило на ум. Ножны были сделаны из металла, камня и кости; на каждой плоскости повторялся один и тот же рисунок: сияющее золотое солнце, на фоне которого расправлял крылья огромный ворон.

По остальной поверхности ножен шёл причудливый орнамент из перекрещивающихся спиралей.

Науэр поднялся и понял, что на нём богатый, подбитый мехом плащ (откуда это? — оторопел Гость, прикоснувшись к одежде). На внутренней стороне, словно этот момент был предугадан заранее, было нашито несколько достаточно удобных петель и крючков. На один из них ножны легко удалось пристегнуть.

К своему всё возрастающему удивлению Науэр осознал, что с оружием его пальцы обращались ловко и непринуждённо. Он вроде бы помнил когда–то, почему, но… пока не мог вспомнить.

— Не пытайтесь вспомнить имя, — посоветовал музыкант, всё это время разглядывавший его с улыбкой. — Не получится. Ваше настоящее имя осталось там, — он покачал в воздухе ладонью. — Придумайте себе новое. Или возьмите любое из прежних. Вот, держите. На память.

Он протянул Гостю плотный кусок картона, на котором серебром была изображена несущаяся за добычей дикая кошка — и сложный узор, выполненный золотом. Ниже простыми чернилами было вписано незнакомое имя (Науэр знал этот язык, хотя был готов поклясться, что никогда раньше не встречал его) и два слова: «третий класс».

— Я сейчас выхожу, — пояснил музыкант и встал, поправляя фрак. — Дела. А у вас могут возникнуть неприятности, если контролёр застанет вас в этом вагоне, без билета.

— В каком вагоне? — тупо повторил Науэр.

— В вагоне третьего класса. У аристократов вашего ранга могут быть какие угодно причуды, но лучше всё–таки ездить с билетом.

За окном мелькнула крылатая тень, и Науэр приник к стеклу. Угловатый силуэт стремительно уносился куда–то за озеро, время от времени выпуская из пасти струю пара.

— Дракон?!?! — изумился Гость до глубины души. — Откуда здесь драконы?

— Какой же это дракон, — музыкант вгляделся вслед быстро улетающему силуэту. — Нет, драконов здесь давно повывели. Да и никогда они паром не дышали, только пламенем. Впрочем, мне пора. Скоро остановка.

И, подмигнув, музыкант направился к дальним дверям.

— Постойте! — взмолился Гость, разом позабыв и про одежду, и про небольшой походный чемоданчик, стоявший у ног, и про меч. — Что всё это значит? Где я? Как…

— Я действительно тороплюсь, — отозвался музыкант, на миг повернувшись. — Попытайтесь ответить на эти вопросы сами. Или не пытайтесь отвечать вовсе. Так даже лучше. Просто живите, и всё.

Дверь беззвучно распахнулась и закрылась, и Науэр остался один.

Так и сидел три часа, пока поезд не прибыл на конечную станцию.

Часть 8. Триумф

XXVII

— Так чего мы ждём? — требовательно спросил Унэн.

С момента последнего путешествия к Плите прошло уже восемь дней, а никаких событий не происходило. Дела в монастыре шли свои чередом. Всё новые и новые желающие присоединиться к здешнему братству появлялись у ворот, чтобы придирчивые монахи — как сородичи Унэна, так и нет, — могли из сотен и сотен пришедших обрести славу, могущество и знания отобрать тех, кто был в состоянии принять Учение, растворить в своём разуме весь окружающий мир и отречься от него. С каждым годом таких становилось всё больше, и братья Унэна по ордену поговаривали о том, что нужны новые монастыри, новые школы, новое пространство.

Не оставалась без внимания и школа боевых искусств. Школа целительства, открытая для всех в соседнем монастыре — монастыре Триады — также становилась всё более и более известной. Были все основания ощущать удовлетворение.

Но всё это казалось отчего–то не очень важным. Надвигалась гроза, в этом не было сомнения.

— Так всё же, чего вы ждёте? — спросил он у Шассима на исходе седьмого дня. — Суетились, суетились… а толку пока не видно.

Флосс немедленно обиделся.

— Никто не суетился, — ответил он. — Всеожидают очередного хода противника. Можешь не сомневаться, все силы Совета и сочувствующих государств в полной боевой готовности.

— Брось, Шассим, — серьёзно продолжал Унэн. — Некогда обижаться. Ты прекрасно меня понял. Раз вы знаете имена Семёрки, то, следовательно, можете напасть на них. Разве не этого вы добивались?

— Не только этого, — было ответом. — У Семёрки по–прежнему обширная агентура. У каждого из них — планы на тот случай, если мы до него доберёмся. Если мы хотим покончить с постоянной угрозой, нам надо избавиться от всех них разом.

— И что же вам мешает?

— Это будет нарушением границ, — неохотно пояснил флосс. — Лерей находится под защитой Владык Хаоса. Все тайные укрытия Семёрки находятся под их покровительством, вдали от поверхности земли.

— И пока они не выберутся наружу, вы не осмелитесь напасть.

— Сунь, проявляй хотя бы какое–нибудь уважение к культам, — укоризненно проговорил флосс. — Мир не рушится потому, что и божества, и мы, смертные, соблюдаем правила, которые некогда создали. Во всём остальном Ралионе Хаос находится вне закона. В Лерее — наоборот. Никто из божеств не посмеет вторгнуться на суверенную территорию. Разумеется, можно отыскать Семёрку и без их помощи. Вопрос только в том, за какое время.

— А они тем временем будут копить силы и успеют напасть первыми, — заключил Унэн. — С моей точки зрения, вы не оставляете себе практически никаких шансов.

— Возможно, — кивнул флосс. — Но если нарушим заведённый порядок, то чем будем лучше Семёрки?

Унэн не нашёлся, что сказать. Он отвернулся к столу, на котором все эти дни лежала Книга, раскрытая на последней исписанной странице (а чистых листов оставалось совсем мало), и время от времени поглядывал на список «посвящённых».

Ему померещилось движение на листе, и он наклонился поближе.

Имя Хиргола посветлело, пошло волнами и испарилось. Теперь список включал только девять человек. Восемь здесь… и последний неведомо где.

— Хиргол исчез из списка, — с отсутствующим видом сообщил монах, ощущая ледяную струйку, ползущую по спине. — Они убили этого несчастного, несомненно.

— Что? — глаза флосса широко открылись.

Монах молча ткнул пальцем в страницу.

— Ты не мог бы…

— Нет, — ответил монах суровым голосом. — Я пообещал, что не стану больше вмешиваться. Всё, что я могу теперь делать — наблюдать.

Его имя тоже исчезло из списка. Словно дожидалось этих слов.

Флосс присвистнул. Монах тоже. Они обменялись взглядами.

— Как только будут новости, я сообщу, — и Шассим испарился. От открывшегося на мгновение прорыва в пространстве в воздухе остался аромат хвои.

— Как же, — проворчал монах, отворачиваясь от Книги. — Сколько раз уже обещал.

От неприятных раздумий его отвлёк собрат, сообщивший, что все собрались в Зале медитации.

Долг превыше всего. Закрыв за собой кабинет, Унэн направился к лестнице. Когда он вошёл в Зал, в котором собрались ученики и братья, тревоги относительно завтрашнего дня полностью покинули его разум. То, что нельзя изменить, надо принимать. Эта мудрость сегодня получила новое звучание.

* * *

Унэн был не прав, полагая Хиргола мёртвым. Хотя был очень близок к истине.

Целую неделю молодой аристократ возвращался к нормальной жизни. То время, которое он провёл с Тнаммо, всё больше подёргивалось дымкой, и иногда казалось, что всё это просто приснилось. Его держат здесь ради его же безопасности, не уставал повторять начальник службы разведки. И в это легко было поверить. Судя по всему, Хиргол добыл для Семёрки нечто жизненно важное — то, что поможет им закончить многолетнюю затяжную войну и сделать первый шаг по превращению Людей в господствующую расу.

Против этого Хиргол ничего не имел. Он нечасто видел нечеловеческие расы — в Лерее их оставалось немного — и не испытывал к ним особой жалости.

Однако на исходе седьмого дня своего пребывания в заточении — пусть оно и было обставлено с роскошью, но всё же это было заточение — Хиргол неожиданно убедился, что ровным счётом ничего не понимает в происходящем.

Его разбудили среди ночи, позволили взять с собой лишь то, во что он был одет и, накинув на голову вонявший чем–то омерзительным мешок, поволокли куда–то по скользким ступенькам. У Хиргола хватило ума не возмущаться: он вовсе не хотел подавиться собственными зубами. Кроме того, всё произошло слишком быстро.

В конце концов, его швырнули на влажную кучу чего–то на редкость неприятного и юноша, извиваясь ужом, чтобы сорвать с себя ненавистный мешок, услышал звук запирающегося замка.

Едва он смог стащить с себя мешок (пришлось ухватиться за него зубами, и теперь Хиргол с трудом подавлял приступы тошноты), зрелище безысходности предстало его глазам.

Клетки, клетки, клетки. Он находился в сыром и тёмном тоннеле — вероятно, довольно глубоко под землёй. По обе стороны тоннеля были сооружены ряды клеток — вертикально стоящие толстые прутья, надёжно вмурованные в камень. Сколько же времени пришлось всё это строить, подумал Хиргол и поразился тому, насколько нелепа эта мысль.

Он находился в одной из таких клеток. Куча соломы на полу, кишащая насекомыми; слабые звуки — кашель, стоны, неразборчивые слова — доносящиеся издалека; запахи — все виды, которые может порождать человек, запертый в клетке и не имеющий возможности следить за собой. Смрад накатывался густыми волнами и юноша, оцепенело опустившись на гнилую солому, с ужасом понял, что смерть здесь быстро не приходит. Будь у него хоть какое–то оружие, он рискнул бы покончить со всем этим кошмаром. Но оружия не было.

Тут только он заметил стражника по ту сторону клетки. Детина наблюдал за новым узником с нескрываемым любопытством — словно за новым экспонатом в зверинце.

— Выпустите меня! — завопил Хиргол, кидаясь к запертой дверце. — Я всё сделал, как мне сказали и мне не нужны ничьи тайны! Я ни во что не вмешивался!..

…Что–то ледяное проползло по его спине при этих словах. Стражник тоже замер, изумлённо озираясь…

Им обоим почудился шорох страниц.

Хирголу показалось, что чей–то внимательный взгляд оставил его. Оставил навсегда.

— Я — Хиргол из…

Тупой конец копья сильно ударил его в горло, и юноша скорчился на полу, силясь вдохнуть тлетворный, но столь желанный в этот момент воздух. Стражник ухмыльнулся и сплюнул сквозь решётку, попав Хирголу в лицо.

— Меня это не касается, — прохрипел он (видимо, служба здесь плохо отражается на здоровье). — Будешь сидеть тише — проживёшь дольше.

Довольно рассмеялся и, подёргав замок, не спеша двинулся по коридору.

— Приятель, — раздался голос справа, несколько минут спустя. Отчаяние, овладевшее Хирголом, было настолько сильным, что долгое время он ничего не видел и не слышал.

— Приятель, — повторил тот же, угасающий, голос и тишину разорвал вязкий кашель. — Нет ли у тебя чего–нибудь? Нас уже восьмой день не кормят.

* * *

Морни показалось, что она заснула.

Однако сон её, по всей видимости, затянулся. Потому что на открытой Книге, всё ещё лежавшей перед ней, нарос толстый слой пыли. Ворона недоуменно пошевелилась, и в тот же миг с её оперения осыпался не менее толстый пласт пыли. Птица поспешила взлететь, чтобы не задохнуться в густом, медленно оседающем облаке.

Как такое могло случиться?

Она уселась на небольшое возвышение перед статуей ворона и попыталась сосредоточиться. Только что Норруан вернулся в Замок; она прочла о том, как Гость сразил его, ворвавшись во главе Воинства в Моррон, и…

И всё.

Дальше была пропасть. Морни тщетно пыталась вспомнить хоть что–нибудь — и не могла. Отчего же тогда она очнулась? Как смогла просидеть здесь неподвижно так долго, что успела обрасти пылью?

Ответа на эти вопросы не предполагалось. Итак, Норруана нет, подумала ворона. Книга здесь, рядом с тем местом, где когда–то была найдена. А что теперь делать ей? Пытаться вернуться в Зивир? Но зачем? Или выбраться через противоположный зал — Норруан, кажется, говорил, что там есть проходы в неисследованные места?

В любом случае сидеть здесь и чего–то ждать бессмысленно.

Едва он успела это подумать, как скрипнула правая дверца, открывавшая доступ во второй зал и в неё, пригнувшись, вошёл Норруан.

От радости Морни не смогла произнести ни слова.

— Привет, — попросту сказал Владыка Моррон и вытянул вперёд левый локоть, предлагая усесться на него. Что ворона и сделала.

— Что случилось? — спросила птица после того, как убедилась, что это всё–таки Норруан. Правда, теперь он казался ещё более худым. И куда–то делся его неизменный меч.

— Долго рассказывать, — махнул рукой Норруан. — В двух словах, мы свободны. Так что надо избавиться от этого, — он указал на Книгу, — и выбираться отсюда поскорее. — Норруан обратил внимание на толстый слой пыли, наросший на скамеечке, столе, прочих вещах и присвистнул.

— Долго же меня не было, — протянул он, с сочувствием глядя на Морни.

— Очень долго, — подтвердила та. — Но как ты собираешься избавиться от неё? Ты ведь сам говорил, что Книга неуничтожима.

— Есть одна идея, — серьёзно ответил человек и уселся за стол. Потрогал перо, вмёрзшее в давно пересохшую чернильницу, и пошевелил пальцами в воздухе. Чернильница вздрогнула и оказалась полной великолепных чёрных чернил. Ворона с восхищением смотрела на происходящее.

— Вот так, — Владыка провёл по одному из первых листов пером, жирно перечёркивая несколько первых строк. — Вот и всё. Нет Норруана, нет книги, — он засмеялся. — Книге больше не нужен я, а мне не нужна она. — Он захлопнул Книгу, поднимая новое облако пыли, и ворона заметила, что очертания Книги потекли, расплылись, и она испарилась. Не оставив и следа.

— Вот и всё, — Норруан казался очень уставшим. — Теперь можно уходить.

— Но куда? В Зивир? — Морни оглянулась и заметила, что «лаз», ведущий некогда в подземелья Моррон, исчез. Кусок верёвки, покрытый пылью, валялся на полу, словно умершая от истощения змея.

— Зивира больше нет, — засмеялся Норруан и поднялся из–за стола. — Впрочем, конечно, может быть, он всё ещё есть где–нибудь — но меня это уже не касается. Там нет меня и нет тебя. Разве это не великолепно?

— Разумеется, — ворона поёжилась, не вполне ещё веря в то, что такое возможно. — Но куда мы уйдём?

— Туда, — указал Норруан на дверцу. — Там есть куда уйти. А если двери окажутся запертыми, будем стучать, пока не откроют. Мне…

Он вдруг замолчал, прислушиваясь к неожиданно возникшему шуму в ушах. Сглотнул, пытаясь избавиться от него. Но шум усиливался, становясь мерным гулом боевых барабанов и окружающий мир начал расплываться и меркнуть.

— Что с тобой? — донёсся испуганный голос из сгущавшейся мглы.

Норруан не успел ответить.

Перед ним мелькнула комната, стены которой были чёрными разбитыми зеркалами; он успел заметить, стремительно приближаясь к комнате, как новая, ярко–белая, грань раздвинула ряды мёртвых зеркал.

«Нет!» — попытался крикнуть Норруан, прежде чем неумолимая сила ударила его с размаху о сияющую плоскость. После чего всё исчезло.

* * *

Ворона едва успела взлететь. Норруан поднял руки к вискам, словно ощутил приступ головной боли, споткнулся и, падая навзничь, исчез.

В ушах Морни ещё звучал его отчаянный крик.

Она облетела весь зал, не зная, что ей делать, и взглянула на фигуру ворона.

Отчего–то ей показалось, что тот насмешливо улыбается.

* * *

— Всё идёт успешно, — доложил Первому и шести его мрачным коллегам уставший некромаг. — Мы держим его. Когда произойдёт затмение, демон будет у нас в руках.

— Что–нибудь ещё?

— Нет, Повелитель. Всё идёт, как предполагалось.

Первый отпустил мага и торжествующе оглядел соратников.

— Ну что? — спросил он. — По–моему, можно позволить себе немного порадоваться. Через двадцать… — он взглянул на часы. — Через восемнадцать минут у нас появится абсолютное оружие. Не хотите ли отметить?

— Мне кажется, — сухо заметил Четвёртый, — что праздновать надо совершившиеся события.

— Верно, — Первый опустился в кресло. — Ну что же, если через полчаса ничего не произойдёт, сможете меня сместить.

— Похоже, речь шла о восемнадцати минутах, — усмехнулся Шестой; в отличие от остальных он был стар и желчен.

— Необходимо ещё время, чтобы спуститься в святилище и подняться из него.

Шестой пожал плечами и, как и все остальные, уставился на часы.

Маятник двигался неторопливо.

XXVIII

Вечер того же дня.

Он сильно напоминал тот памятный первый вечер, когда монах только–только приступил к переводу Книги. Вновь в его кабинете были Шассим–Яг и Айзала, и вновь речь шла о разных разностях. О том, что на самом деле тревожило всех, не говорили ни слова.

— Я совершенно с тобой не согласна, — произнесла Айзала. — Тебе рано на покой, Унэн. Конечно, лето выдалось беспокойное, но у тебя ведь нет преемника.

Унэн открыл было рот, чтобы упомянуть У–Цзина, но ему не позволили произнести ни единого слова.

— Нет, — Айзала подняла руку ладонью вперёд. — Кроме того, нашим очаровательным близнецам надо учиться по меньшей мере четыре года. Ты, кажется, обещал обучить их всему, что знаешь? Ну так выполняй обещание. Отдых я тебе обеспечу, но покидать монастырь ещё рано. В особенности теперь, когда и Триада и Тот, кто несёт свет Учения, обретают всё больше последователей.

— Хочешь услышать о себе что–нибудь хорошее — объяви, что умер, — проворчал монах, хотя было видно, что подобные речи ему по вкусу. — А насчёт отдыха, Достопочтенная… место, время и род его я выберу сам.

— Не знаю, как ты, а я точно этой осенью ухожу от дел, — проговорил Шассим. — Столько событий сразу — слишком много для меня.

Монах припомнил, что в начале осени целителю исполняется пятьдесят два или пятьдесят три года. Говорить об этом было неудобно, но век Флоссов был — по сравнению с другими расами — крайне короток. В лучшем случае Шассиму оставалось пятнадцать–двадцать лет жизни, под самый конец отягощённой многочисленными заболеваниями и дряхлостью.

Лечения от этого не существовало. Да ни один Флосс и не принял бы какого бы то ни было лечения. Это была одна из их черт, которую монах так и не смог понять.

Шассим же страдал — и это было отчётливо видно — ещё и от частых путешествий через порталы. Здоровье его уже должно быть изрядно подорвано.

Воцарилось неловкое молчание.

— Нет уж, дорогой Шассим, — заявил монах категорически. — В отставку мы уйдём вместе. Мне нужно закончить — с твоей помощью — три последних трактата; кроме того, кто–то хотел сделать из разбойниц превосходных целителей.

— Ты мастер добиваться того, чтобы дали обещание, — вздохнул флосс. — И, кстати, у девочек есть имена.

— Если бы ты хоть раз попытался привести в порядок библиотеку, после того, как там побывали эти милые создания, то…

— Хватит, — суровым тоном произнесла жрица. Глаза её улыбались. — Это становится однообразным. Нам нужно было обсудить некоторые вопросы торговли, Сунь. В этом году наших сил будет недостаточно, чтобы переработать такое количество зерна и фруктов. Что бы ты посоветовал?..

…Когда Унэн проводил гостей и вернулся к столу, он заметил, что слово «поторопись!» стало несколько ярче. Он долго думал, что бы это значило, но так ничего и не придумал.

Надо ложиться спать, подумал Унэн, вздыхая. Завтра нелёгкий день.

Он и не представлял, насколько окажется прав.

* * *

Он возвращался к реальности медленно. Яркие пятна кружили вокруг; постепенно просыпались органы чувств — то, что разум впоследствии назовёт органами чувств. Как и во время памятного пробуждения в «зеркальной комнате» — не первого и, увы, не последнего — сознание воссоздавалось с отвратительной неторопливостью.

Когда он понял, что видит, вокруг танцевало множество разноцветных пятен; до слуха доносились медленные и едва ощутимые вибрации. Похоже, время движется здесь с иной скоростью.

Потом всё прояснилось.

Он стоял посреди просторной комнаты; множество разнообразных символов, назначение которых пока не было понятно, украшали стены. Трое людей находились рядом; один, вооружённый посохом из чёрного дерева и облачённый в роскошную мантию, стоял напротив, шагах в пяти, перед пюпитром, на котором лежали манускрипты. Губы человека в мантии медленно двигались, но до сознания пока не доходило ни одно слово.

Двое других усердно трудились над громоздкими сооружениями из стекла и керамики; от сооружений исходил густой дым, быстро рассеивавшийся в воздухе. Явившийся осознавал, что было жарко.

Наконец, время стремительно ускорило свой бег, и чувства приспособились к тому месту, в котором он находился.

Человек перед пюпитром сразу же это понял.

— Демон, — обратился он торжественно. — Именем Повелителей Хаоса, что призвали тебя из мрака бездны и…

Он поднял с пюпитра странный, косо оборванный лист бумаги и поднял его перед собой, словно этот лист обладал некой силой.

Взгляд стоявшего напротив упал на лист.

На первые несколько строчек.

Строчки словно ожили перед его глазами. Неведомые буквы потекли, преобразились и ярко засветились.

Резко приблизились и своим сиянием обожгли прислушивавшееся сознание.

«Я Норруан», отозвались слова оглушительным грохотом, и стоявший напротив мага с чёрным жезлом понял, что это правда.

Дальше было всё, как обычно.

* * *

— Срок истёк, — объявил Шестой. — Где же ваше абсолютное оружие, Первый? Может быть, пора признать, что и этот план провалился?

— Ничего не изменится оттого, что мы подождём ещё пять минут, — ответил Первый невозмутимо.

Остальные шестеро переглянулись. Первый, несомненно, блефовал, но в самообладании ему было трудно отказать.

* * *

Вновь послышались шаги; вновь загремели ключи; отчаянные вопли разорвали тишину, и вскоре всё было кончено. Хиргол вздрогнул и покосился направо — туда, где находился его сосед по плену. Возможно, некогда он выглядел лучше. Сейчас это был едва живой старик, кожа да кости. Взгляд его был совершенно безумным, но за жизнь он держался с поразительной силой.

Хиргол начал разговор, чтобы как–то отвлечься от мысли о неизбежной смерти; когда он смог привыкнуть к исходящему от старика зловонию (поняв, что сам скоро придёт в подобное же состояние), то смог найти какой–то смысл в продолжении существования — даже в этом месте.

Потому что желание сбежать отсюда из мечты, бессмысленной и недостижимой, превратилось в манию. В особенности, когда старик (наотрез отказавшийся сообщать своё имя) заключил, выслушав короткий рассказ юноши:

— Твои родственники, несомненно, мертвы с того момента, как ты сел на корабль.

— На корабль? — тупо переспросил Хиргол. Он не говорил ни о чём подобном.

— На корабль, на корабль. В этом подземелье иногда узнаёшь совершенно невероятные вещи. Например, не все узники прямым ходом отправляются на алтарь Повелителей Разрушения…

От страха Хиргол мгновенно вспотел.

— … и некоторые взамен становятся важными людьми, слугами самой Семёрки.

— Почему вы думаете, что мои родственники… — последнее слово никак не давалось юноше.

— Так было всегда, — пожал плечами старик. — Так было со мной. Сколько мне лет, как ты думаешь? Сто? Девяносто? Мне нет ещё и сорока. Я тоже был молод и глуп и поверил, что мою семью наградят, если я помогу Семёрке… нет, в то время ещё Девятке. И вот я здесь, — старик сплюнул, — дожидаюсь правосудия наших Повелителей. Если ты мечтаешь убежать отсюда, откажись от этого. Нами правит только случай.

— Я не откажусь, — угрюмо возразил Хиргол, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не чесаться. — Я сбегу.

— Как знаешь, — старик пожал плечами. — Если сбежишь, в этом зверинце появится хоть одна стоящая новость.

Отчего–то в этот момент Хиргол вспомнил о горностае. Зверёк провёл его к воде (только теперь Хиргол это понял) и бесследно испарился, едва юноша решил попытать счастья в поселении. Где он теперь? Что делает?

Удивительно, но стоило ему вспомнить о маленьком проводнике, как все тревоги моментально улетучились и Хиргол, впервые за последние сутки, уснул. Подложив под голову тот самый мешок — оказавшийся самым чистым предметом в его клетке.

* * *

— …именем их я приказываю тебе… — звучно продолжал маг. Голос его был исполнен торжества; он осознавал, что его имя, возможно, войдёт в историю. Сейчас, как только последние слова формулы будут произнесены и демон, посланный Владыками Хаоса, станет — на один меньший месяц — послушен воле Семёрки…

Тут, к его изумлению, сияющая фигура, сотканная из языков пламени, что недвижно стояла в центре, посреди множества сдерживающих начертаний, неожиданно сгустилась и превратилась в высокого худого человека. В чёрном камзоле, со светлыми волосами и бездонными глазами.

Пришелец шагнул за пределы защитной Печати, что могла бы сдержать с десяток элементарных духов. Шагнул свободно и легко и маг подавился незаконченной формулой. Впрочем, силы для одного возгласа у него всё же нашлись:

— Поднимайте тревогу!..

Больше он не успел ничего сказать. Человек — или демон? — протянул к нему руку и маг моментально окаменел. Вот и весь след в истории. Человек легонько стукнул по статуе ладонью и окаменевший маг рассыпался грудой мусора. Пришелец встал перед пюпитром, не обращая внимания на перепуганных ассистентов, и поднял злополучный лист.

— Что же это, — проговорил он на чистейшем языке Империи, — я же выполнил все свои обещания! Почему ты снова взялась за меня?

Ассистенты были слишком перепуганы, чтобы попытаться ударить демона в спину и стали потихоньку отползать в сторону. Там находился сигнальный кристалл, с помощью которого можно поднять тревогу… ибо если демон скроется, а они не докажут, что пытались этому помешать… одним словом, Семёрка была куда страшнее этого неведомо откуда взявшегося светловолосого незнакомца, разодетого во всё чёрное.

— Ясно, — услышали они глухой голос. — Ну что же, тогда продолжим.

И человек безошибочно направился к панели, за которой находился тайный ход. Завершался он порталом, ведущим почти в самую штаб–квартиру Семёрки.

Один из ассистентов протянул руку к кристаллу.

Человек, не оборачиваясь, щёлкнул пальцами, и ассистент обратился в горстку пыли. Второй решил не искушать судьбу и просто упал ничком, закрыв голову руками.

Когда он поднял голову, то был уже один. Демон исчез. Чудесным образом забыв уничтожить последнего из тех, кто призвал его. Что ж, надо поторопиться, пока эту ошибку не исправили его временные повелители. Что–то подсказывало ассистенту, что в ближайшее время Семёрке будет не до него, случайно выжившего помощника, использованного инструмента, какие Семёрка порой выкидывала, не раздумывая.

Как ассистент смог понять это, никто никогда и не узнает.

* * *

Была ночь.

Хотя, конечно, никто не смог бы сказать этого. В подземелье всегда была ночь. Просто порой за узниками приходили несколько реже, чем обычно. И ночью — как говорил старик — никогда не приносили ни скудной еды, ни воды.

Хиргол проснулся от странного ощущения. Что–то царапало его щёку. Ощущение было не из приятных, и поначалу ему показалось, что это какой–то камушек. Несколько раз он поворачивался с боку на бок, но что–то продолжало терзать его.

Наконец, Хиргол проснулся и, поняв, что нечто небольшое склонилось к его лицу, едва не отпрыгнул в сторону с жутким криком. Но вовремя удержался, заметив метнувшуюся в сторону чёрно–белую тень.

Слабо светившуюся в темноте.

Проводник!

Хиргол хотел было что–то сказать, но зверёк встал на задние лапы и совершенно человеческим жестом прижал к губам правую переднюю лапку.

Юноша кивнул и, вскочив на ноги (бесшумно сделать это, увы, не удалось), протянул проводнику руку. Зверёк проворно взобрался к нему на плечо и там застыл, вцепившись в Хиргола мёртвой хваткой.

Хирголу вновь казалось, что он спит. Впрочем, подобное ему казалось уже неоднократно, и если он, проснувшись, не обнаружит вокруг зловонного подземелья, будет только рад.

— Что теперь? — спросил Хиргол тихо. Зверёк никак не отреагировал. Странный вопрос, понял Хиргол. Не явился же он сюда, чтобы попрощаться! Следовательно… следовательно…

На негнущихся ногах Хиргол добрёл до дверцы. Увы, чуда не случилось, и замок оказался надёжно запертым. Огонёк надежды, только зажёгшийся в душе юноши, начал блекнуть. Он занёс было ногу, чтобы в бессильном гневе ударить по замку, как вдруг его больно укусили за ухо.

Хиргол тихонько охнул, отшатнувшись прочь. Горностай стёк по руке и, легко протиснувшись сквозь прутья, оседлал замок. Хиргол наклонился поближе, чтобы понять, что тот собирается делать. Не перекусывать же дужку в палец толщиной!

Зверёк неуловимо изменился и вместо изящной умной мордочки его туловище теперь завершалось огромной уродливой мордой, напоминающей крокодилью. Пасть приоткрылась, и три капли тяжёлой прозрачной жидкости упали на замок.

Послышалось громкое шипение, и едкий дым окутал Хиргола. Огромного труда ему стоило не закашляться. Он не успел ещё справиться с позывами к кашлю, как зверёк — уже в прежнем облике — взбирался вверх по штанине.

Немного осталось от замка. Так, вязкая масса, похожая больше всего на ком ржавчины. Хиргол несильно толкнул дверцу, и она открылась, оповещая всех о побеге отвратительным визгом. Чтоб тебе провалиться, посулил юноша шёпотом.

— Эй!

Шёпот доносился из клетки, где находился старик. Хиргол повернулся, несмотря на то, что зверёк встревоженно попискивал и прищёлкивал.

— Счастливого пути, — прошептал знакомый голос. — Если встретишь кого–нибудь из Семёрки, скажи, что я пожелал им лопнуть.

Кивнув, Хиргол кинулся было вправо. Но зверёк поднял негодующий шум, и пришлось повернуть в противоположную сторону. Создавалось ощущение, что горностай в совершенстве знает дорогу отсюда.

Что ж, тем лучше.

Первые три поворота они миновали без всякого труда.

А затем Хиргол едва не сшиб с ног стражника. Того самого, кто не так давно плюнул ему в лицо.

Стражник схватил беглеца за горло, и по лицу его пробежало выражение восхищения.

— Шустрый, — просипел он. — Очень хорошо. Шустрых у нас тут любят. Сейчас…

Он не успел закончить фразы, потому что чёрно–белое чешуйчатое тело обвило его шею, и в горло вонзились изогнутые клыки, сочащиеся ядом.

* * *

Норруан вышел на улицу. Был вечер; город жил неторопливой сонной жизнью. Даже не верилось, что где–то здесь, совсем рядом, находятся люди, решившие добиться мирового господства.

Что ж, очень похоже на все предыдущие… попытки. Норруан скривился и вновь взглянул на лист. Где же остальная часть?

Помнится, я просил дать мне возможность узнавать, где находится книга.

— Покажи мне, где ты находишься! — потребовал он, и короткое видение предстало его глазам. Небольшая комната, стеллажи у стен, Книга, открытая и лежащая на столе.

И невысокая фигура, склонившаяся над Книгой.

Норруан хотел было избавиться от видения, как человечек повернул голову и бывший Владыка Моррон узнал его. И остолбенел. Это был тот самый монах… с которым он некогда соревновался, если можно так сказать, в том, кто из них удачнее «подправит» судьбу другого при помощи Книги.

Вот оно, значит, как.

Норруан прислушался к самому себе. Нет, он пока ещё свободен. Нет чувства, что твоя жизнь уже взята на заметку и некто уже просчитал всё, чего ты должен достигнуть и заранее решил за тебя, когда и как всё должно оборваться.

Пока ещё свободен. Что общего с тем, как это происходило раньше?

Мировое господство.

Что ж… Норруан ощутил, как план созревает у него в голове. Ради этого безвестного монаха, который, как и он сам некогда, прикован к Книге (это отчего–то казалось очевидным), надо попытаться убить двух зайцев одним выстрелом.

Избавиться от очередной карусели и помочь всем тем, кто ступил ногой в ту же самую ловушку. Это тот случай, когда человек протягивает руку смертельному врагу, попавшему в трясину. Есть участь, которой не пожелаешь никому.

Кроме тех, конечно, кто стремится к ней намеренно.

Норруан расхохотался и несколько прохожих поспешно перешли на другую сторону улицы.

Ну что же… чтобы обмануть неведомого распорядителя чужими судьбами, надо действовать как можно скорее.

Он свернул из листа журавлика и, примерно определив нужное направление, с силой запустил его. Журавлик стремительно понёсся вверх и вскоре пропал из виду.

Норруан призвал свою силу… и она пришла. Теперь он знал, куда надо идти.

И стоит поторопиться: внимательный взгляд Того, Кто Пишет Книгу, уже совсем близко.

* * *

Минуты тянулись и тянулись.

— Ну что же, — начал Шестой, поднимаясь со своего места. — Время истекло. Что теперь?

— Для начала нужно, чтобы мы признали провал основного плана, — заметил Четвёртый. — Если наше сообщество и дальше будет уменьшаться, вскоре мы перестанем значить что бы то ни было. Итак, Первый, вы должны объяснить, как получилось так, что ваш великолепный план провалился.

Первый поднялся, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. На всех лицах было сочувствующее выражение, но Первый прекрасно знал их подлинные эмоции. Сейчас его свергнут и самое большее, на что он сможет рассчитывать — на должность курьера в новой Семёрке. Пока не докажет, что в состоянии претворять свои замыслы в жизнь.

— Я, — начал он, мучительно думая, как выразить свою мысль так, чтобы сохранить максимум собственного достоинства, — считаю, что этот план…

В этот момент (который не мог быть выбран лучше), входные двери сорвались с петель и, превратившись на лету в дымящийся песок, украсили пол штаб–квартиры причудливым символом. Внутрь вступил высокий человек в чёрном и бесстрашно обвёл взглядом всю Семёрку. Казалось, что многочисленные недобрые взгляды, и нацеленные в грудь острия самого разнообразного оружия ничуть не пугают его. Он хлопнул в ладоши и Семёрка оказалась разоружённой. Все их посохи, мечи, амулеты и всё прочее оказалось в руках у пришельца. Тот очаровательно улыбнулся собравшейся компании и швырнул всё это добро себе под ноги.

— Я Норруан, — заявил он. — Кто вызывал меня и зачем?

Первый понял, что предчувствия его всё–таки не обманули.

* * *

Хиргол с ужасом наблюдал, как стражник, схватившись за горло, медленно сползает вдоль стены; кожа его постепенно приобретала чёрно–зелёный оттенок. От ступора юношу пробудило знакомое ощущение острых зубов, впивающихся в ухо.

Вперёд.

Он послушно кинулся вперёд, не в силах отогнать жуткое видение распухающего лица и разинутого рта, из которого вырывалось только слабое шипение.

XXIX

Утро началось, как обычно. Монастырь жил своей жизнью; день начинается с восходом солнца (а иногда и раньше) и завершается только после заката (а для некоторых не завершается вовсе).

Сам Унэн, после того, как всё утро провёл в обсуждении, как и когда справляться с необычайным урожаем, обрушившимся на них, пребывал в благодушном настроении. Все семь сортов винограда уродились на славу; и изготовление вина–то он уж точно не отдаст никому на сторону. Есть вещи, которыми не поступаются.

От размышлений его оторвал небольшой предмет, мягко приземлившийся у ног. Монах поднял бумажного журавлика, явно сложенного из вырванной страницы, и лицо его приобрело сходство с помидором.

Не надо было обладать особым чутьём, чтобы догадаться, откуда он вылетел. Вон, окно его кабинета распахнуто настежь. И будь он неладен, если не знает, чьих это рук дело.

Пока Унэн мчался наверх, перепрыгивая через три ступеньки, он дошёл до состояния готового взорваться вулкана.

* * *

По требованию Семёрки Норруан перенёс их всех на безвестную горную вершину — достаточно низкую, впрочем, чтобы гарантировать скрытность. Встал там, сжимая в руке чёрный посох — похожий на тот, что был в руке у вызвавшего его мага.

Сосредоточился.

И едва заметно кивнул головой.

После этого на него обрушились все разрушительные заклинания, какие только могли быть известны Ралиону. Включая несколько проклятий, накладывать которые Повелители Хаоса позволяли лишь некоторым самым преданным из своих слуг.

Всё это обрушилось на Норруана… и ничего не произошло. Для него это было не более опасно, нежели лёгкий утренний дождик. Молнии и вихри, стаи элементарных духов и прочие изобретения магии разрушения нахлынули на него… и отступили. Всё, что не прошло мимо, было поглощено, отражено, рассеяно его жезлом.

Один он стоял на дымящейся, почерневшей вершине и молча смотрел на поражённую Семёрку.

* * *

— Дядя Унэн, — жалобно пискнула Энхора (или Ильвена? никогда не научусь их отличать), заметив, что настроение их наставника далеко от самого благожелательного. — Достопочтенная Айзала просила тебя…

— Кто… из вас… сделал это… — прохрипел монах, протягивая им журавлика.

Обе настолько энергично затрясли головами, что Унэн, к своему величайшему изумлению, понял — не они. Ну что же… Гнев его мог проходить столь же стремительно, как и приходить.

— Что вам велела передать Достопочтенная? — спросил он более миролюбиво.

— Чтобы ты… чтобы вы… подошли к ней… — продолжила Ильвена, глядя с испугом на рычащего тигра, в которого неожиданно превратился добрый дядюшка.

— Сейчас буду, — ответил тот совсем миролюбиво. — А теперь оставьте меня.

Дважды повторять не пришлось.

Унэн развернул журавлика… и пожалел, что накричал на девочек. Это была потерянная страница Книги. Та, первая, с которой он начал её чтение.

Она была немного подправлена. Почерком, стремительным и чётким, там было написано:

«Монах! Готовься к неприятностям. Откажись от книги, пока не поздно. До встречи».

Унэн подбежал к Книге. Поднёс к ней лист… и тот, скользнув между соседних страниц, с лёгким шорохом встал на место.

А из списка посвящённых в тайну Книги исчезло имя Норруана.

Всего секунду Унэн колебался, прежде чем опрометью кинуться в проход, соединявший два монастыря. Не забыв, однако, запереть за собой дверь.

* * *

— Итак, — Норруан повысил голос и понял, что перед ним — преданные слуги. Грозные, завистливые, но… преданные. Странное сочетание. Ну что же. Он даст им то, что они хотят… и надо надеяться, что придуманный им план сработает. Главное — время. Времени нет.

— Я дам вам то, что вы хотите. Что вы дадите взамен?

— Право повелевать этим миром, — немедленно ответил Первый. — А мы приложим все усилия, чтобы вы оставались здесь как можно дольше.

Норруану не составляло труда прочесть его подлинные мысли. «Через месяц твоё время кончится, демон, а власть останется нам». Глупцы, они думают, что боги в состоянии защитить их. Что ж, пусть думают свободно. Это даже лучше.

— Хорошо, — Норруан развёл руки в стороны, и семь одинаковых чёрных посохов появились в руках у Семёрки. — Я выполнил свою часть соглашения. Идите и завоюйте этот мир для меня.

Посохи, насколько успели убедиться члены Семёрки, давали безусловную и абсолютную защиту против каких бы то ни было воздействий, известных Ралиону. Попутно позволяя обрушить на противников Семёрки силы, которым, возможно, позавидовали бы сами Повелители Разрушения.

— Идите и завоюйте мир, — повторил Норруан и скрылся в маленькой комнатке — комнатке, которую до настоящего момента занимал сам Первый.

* * *

— Началось, — крикнул Шассим, вываливаясь из воздуха прямо в комнате Айзалы. Унэн как раз собирался рассказать о том, что потерявшийся лист действительно вернулся на место. — Началось, Айзала. Семёрка вышла на поверхность. Объявлена общая тревога. Вам предписано оставаться здесь и оборонять монастыри.

— Ну что же, — вздохнула Айзала, когда Шассим вновь исчез в портале под громкий шум Крыльев. — Ты что–то хотел сказать, Унэн?

— Нет, — ответил монах, почувствовав, что вновь опаздывает. — Ничего. Скорее всего, это уже не имеет значения.

И отправился в свой монастырь — раздавать распоряжения. Оборона — дело непростое.

* * *

Хиргол думал, что проводник ведёт его к выходу. Но ошибался; проходы становились всё более запутанными, а навстречу попалось всего двое стражников. Оба кончили очень плохо. Звуки, которые они издавали перед смертью, долго ещё преследовали юношу в ночных кошмарах.

В конце концов, коридор привёл к странно знакомой двери

Хиргол распахнул её пинком.

Вошёл в просторный кабинет начальника службы разведки.

И понял, отчего зверёк так настойчиво вёл его сюда, несмотря на риск, возраставший с каждой минутой. На столе, среди груды бумаг, по–прежнему находился журнал Тнаммо. Да, подумал юноша, подходя вперёд и глядя в побледневшее лицо начальника. Сверху тот сильно походил на крысу.

И тут зверёк куда–то делся с плеча юноши. Теперь он остался предоставленным самому себе — это было предельно понятно.

Цеальвир выдвигался из–за стола, словно кот, теснящий противника. По лицу его расплылась довольная улыбка.

— Ты пришёл вот за этим? — спросил он, сладко улыбаясь, и поднял журнал. — Ну что же, бери.

И замахнулся, чтобы швырнуть тетрадь в ярко пылавший камин.

* * *

— Итак, мы договорились, — произнёс Первый, убедившись, что Норруан находится за толстой дверью. — Сейчас… половина двенадцатого. Распределяем первые цели следующим образом. Оннд, Киннер, Венллен, Тишартц, Шантр, Киншиар. Один останется здесь, охранять штаб–квартиру. Удар назначаю на двенадцать.

— Кто, интересно, останется охранять? — спросил похожий на большого ребёнка Второй.

— Он, — Первый указал посохом на Шестого и лицо старика вытянулось. — Заодно последит за нашим… повелителем, — он позволил себе слегка улыбнуться. — Вопросы есть?

— Почему в двенадцать? — спросил Третий, любуясь новым оружием. — Почему не немедленно?

— Я хочу навестить парочку знакомых монастырей, — нехорошо улыбнулся Первый. — Возражения есть?

Возражений не было. Семёрка вновь стала слаженной командой, и авторитет Первого по–прежнему был непререкаемым. То, что происходило сейчас, походило на сладкий сон… но разве не именно это обещал им Первый? Всё же есть толк от тайных наук.

— Напоминаю, — Первый обернулся, стоя в дверном проёме. — Ни Храмов, ни святилищ, ни жрецов не трогать. Ни при каких обстоятельствах.

* * *

На склоне жизни, когда он смог понять большинство из того, что было в журнале Тнаммо, Хиргол понял, что испытания, что устраивал ему учитель, не закончились со смертью последнего. Встреча с начальником службы разведки была просто ещё одним экзаменом. Причём не самым серьёзным.

Когда юноша понял, что вот–вот останется без того единственного, ради чего стоило жить, он протянул руку вперёд — словно намереваясь дотянуться до журнала — и тут же что–то словно включилось внутри его головы.

Нужные слова пришли в нужных сочетаниях.

Стул, на котором только что сидел Цеальвир, ловко извернулся и пнул того под коленку. Начальник полетел кубарем и был вынужден отпустить злополучный журнал. Тот упал в опасной близости от жаркой пасти камина.

Глава разведки, лёжа на полу, попытался пинком зашвырнуть журнал в огонь. Он прекрасно понимал, что может навлечь на себя — но стремление навредить противнику любой ценой прочно въелось в него. Однако нога его таинственным образом взлетела вверх. Портьера, мирно висевшая рядом, изогнулась, обвила его лодыжку и резко рванула.

Затем портьера освободила свою жертву, но неожиданно ожила одежда. Пояс самостоятельно расстегнулся, штаны и куртка стали каменными и совершенно несгибаемыми; но даже свалившись на пол и будучи не в состоянии пошевелиться, начальник всё равно пытался дотянуться до проклятой тетради — любой ценой! Если бы огонь обрушился сейчас на него — при условии, что пламя поглотило бы и журнал — Цеальвир умер бы самым счастливым человеком на свете.

Пояс обмотался вокруг его горла и принялся затягиваться туже… туже… туже… Начальник тщетно пытался высвободиться. Перед глазами поплыли пурпурные пятна.

— По… щадите… — умудрился прохрипеть он. И Хиргол, который только что переживал свирепую радость при виде того, как подыхает противник… неожиданно очнулся.

И, протянув руку, повелел поясу освободить свою жертву.

Наклонился над судорожно хрипящим Цеальвиром (лицо того уже почернело) и поднял журнал. Повинуясь невнятному порыву, открыл верхний ящик стола и взял оттуда статуэтку Къелливинха. Замер, сжимая её в руке, и ощутил, как многодневная усталость уходит прочь.

Бросил последний взгляд на чудом уцелевшего неприятеля и решительно захлопнул за собой дверь. Велел ей срастись с косяком.

Когда он поворачивал за угол, цепкие коготки уже впивались ему в плечо.

* * *

Совет смотрел, словно зачарованный, как семь пятнышек быстро перемещаются по карте. Нетрудно было угадать, куда они направляются.

— Что с отрядами заграждения? — спросила Нерлон, тревожно постукивая пальцами по столу.

— Уничтожены, — ровным голосом ответила одна из рептилий. — Противник совершенно неуязвим, во всех известных аспектах. Все попутные посты уничтожены. Боги не вмешаются, пока не пострадает хотя бы один Храм: противник незрим и для богов, — все слушали её с лицами, на которых отчётливо проступало желание проснуться. — Наша главная надежда — Книга. Раз из–за неё всё началось…

— Но… — начала была Нерлон, но не закончила фразы.

— Шассим, — обратилась хансса к уже изрядно уставшему флоссу. — Отправляйтесь. Постарайтесь переубедить его.

Шассим молча кивнул и мгновение спустя его уже не было.

— Не всё ещё потеряно, — произнесла Нерлон задумчиво, соединяя ладони. Взгляды обратились на неё. — Мои сородичи будут ждать их в каждом крупном городе. Но не хотелось бы вспоминать, что нас создавали, как оружие.

Никто из присутствующих не смог выдержать её взгляда.

— Наивно было играть по правилам с противником, который правил не признаёт, — устало добавила Нерлон и опустилась в кресло. — Унэн был прав.

* * *

Унэн мрачно сидел в собственном кабинете, раздумывая, не упустил ли чего–нибудь, как послышались сигналы тревоги. Кто–то приближается к монастырю.

Странно… Так быстро?

Внешние ворота неожиданно взорвались и градом каменных осколков обрушились на площадь. Внутрь вошёл высокий человек в просторном одеянии со знаком Хаоса на груди и спине. В руке он держал чёрный посох. Подняв голову, пришелец безошибочно отыскал окно Унэна и, улыбнувшись, поманил того пальцем.

Опоздали.

Монах бегом кинулся наружу и по пути наткнулся на близнецов.

— Бегом к Айзале, — велел он. — Быстро. Поторопитесь. Не время шутить.

Те покорно закивали головами, но, когда Унэн скрылся из виду, переглянулись и бегом припустили в его кабинет. Там они, не теряя лишнего времени, открыли Книгу и, пихая друг дружку локтями, устроились вдвоём в любимом кресле настоятеля.

Перед ними открылась страница, на которой закончилось общение Унэна с Книгой. Две пары любопытных глаз уставились на страницу и потекли из–под невидимого пера новые слова…

На сей раз понятные им обеим.

* * *

— Что тебе нужно в моём монастыре? — спросил монах, стараясь не обращать внимания на слизистую чёрную массу — всё, что осталось от привратника. Всё вооружённое братство выстроилось кольцом вокруг Унэна и Первого, не осмеливаясь вмешаться.

Первый ответил не сразу. Он спокойно смотрел на настоятеля и тот вспомнил, что некогда стоящий перед ним человек прославился открытиями в нескольких магических дисциплинах; что он был доктором наук, знаменитым и уважаемым человеком. На редкость здравомыслящим и уравновешенным. Да и сейчас в облике его не было ни единого свидетельства безумия. Что же случилось?

— Монастыре? — ехидно усмехнулся пришелец. — Ничего. Вскоре этот монастырь перестанет смущать подлинных хозяев этого мира. Мне же от тебя нужна только Книга. Возможно, если ты отдашь её мирно, я сохраню тебе жизнь. А может быть и нет.

— Тебе не видеть Книги, — холодно ответил монах и в руке его появился короткий посох. — Ты и не представляешь, чем рискуешь, пытаясь использовать её по своему желанию.

— Твоё мнение меня не интересует, — сухо заметил Первый. — Решай, монах.

Над головой у противников, из распахнувшегося серебристого облачка появился Шассим. Он стрелой взвился над монастырём, моментально оценив ситуацию.

— Унэн! — крикнул он. — Книга! Книга — наш единственный…

Пришелец лениво взмахнул посохом, и чёрная молния пролетела рядом с флоссом.

— Шассим, — закричал монах, не поднимая головы. — Спасайся! Быстро!

Шассим, уворачиваясь от пролетавших мимо молний, описал широкую дугу и на полной скорости скрылся в своей башенке.

Посох указал на башенку.

Та моментально превратилась в кипящее облако камней и пыли, стремительно расширяющееся вверх. Ударная волна бросила многих наземь; тяжко содрогнулась земля.

К ногам Унэна упало, кружась, жёлто–оранжевое перо. Часть его была аккуратно срезана.

Монах поднял взгляд на противника, и чёрный огонь загорелся в глубине его глаз. После чего Унэн переломил посох и швырнул его под ноги; моментально вокруг противников вспыхнуло кольцо пламени.

* * *

— Дай! — рука потянулась к чернильнице. — Дай мне! Смотри, что он только что сделал!

— Я сама! — послышалось в ответ. Короткая схватка, и чернильница едва не падает на пол. Схватка завершается сильным ударом локтя и хныканьем.

Детская рука замирает над страницей, и, торопясь и время от времени ошибаясь, принимается дописывать.

* * *

— Ты думаешь, меня это впечатлит? — довольно усмехнулся Первый. — Я непобедим. Этот мир будем моим через несколько минут. Решай поскорей, на чьей ты стороне.

Земля вздрогнула под ногами.

И монах, и пришелец, и все остальные подняли взгляд туда, где только что была башенка.

Хлопок… и башенка возникла на прежнем месте.

Монахи ответили восторженным гулом.

Унэн повернулся к нежданному гостю, и улыбка мелькнула в его глазах.

— Чтобы добраться до Книги, — указал он на кольцо, — тебе сначала придётся справиться со мной.

— Это не так уж трудно, — хмыкнул Первый и набалдашник посоха указал на монаха.

* * *

Монах переживал это и раньше… но не думал, что этот раз случится так неожиданно. Обычно он привык смотреть смерти в лицо. В этот раз смерть ухмыльнулась ему в спину.

Чернота поглотила его.

Звёзды острыми иглами вонзались в тело со всех сторон; они кружились вокруг — плавно, неторопливо. Где–то рядом — свет, бесконечный и ярчайший. Вокруг этой благословенной точки — чернота, осязаемая и засасывающая.

Именно эта чернота звала его к себе. Монах некоторое время смотрел в кружащуюся звёздную карусель… и услышал голоса.

Голоса просили вернуться.

Туда, где его миссия ещё не завершена.

И, вздохнув, он безошибочно нашёл точку, из которой был столь бесцеремонно вышвырнут. Его Путь ещё не завершён.

* * *

— Теперь я! — рука выхватила перо, и предыдущая владелица его безропотно смирилась с потерей. Не было времени спорить.

Вновь строки легли на бумагу… неровные, корявые, детские.

И осталась всего одна страница.

* * *

Монах исчез… и возник вновь.

Первый в замешательстве попятился.

Вновь посох указал на несговорчивого Унэна.

Короткая пауза… и вновь он стоит перед врагом, улыбающийся и непобеждённый.

И тут часы стали бить полдень.

* * *

Шестой почти задремал в кресле (в нарушение всех договорённостей), когда дверь комнатки распахнулась и наружу вышел Норруан. Довольно смеющийся.

— Всё! — крикнул он вжавшемуся в кресло магу. — Всё, приятель. Я отказываюсь от власти над этим миром… А вы сейчас нахлебаетесь ею досыта. Прощайте, глупцы.

И, посмеиваясь, направился к выходу.

— Стой! — крикнул Шестой, стараясь, чтобы его голос звучал грозно, но взамен издав какое–то жалкое блеяние. — Стой, демон! Стой или умри!

Норруан продолжал идти, прекрасно зная, что сейчас произойдёт.

Огромного труда стоило не закрыть глаза.

Позади что–то тяжело вздохнуло… и наступила тишина.

* * *

Противник, раз за разом замахивавшийся на Унэна в бессильной ярости, вновь указал в сторону врага всемогущим, но бесполезным посохом и… испарился.

В тот же миг разом исчезли все семь значков на карте перед мрачными взорами представителей Совета.

А из окна кабинета Унэна высунулись две пары рук и два пронзительных голоса радостно закричали «получилось!»

Оглушительный дружный клич многих десятков глоток подхватил этот крик.

Настоятель, всё ещё ощущая ледяное прикосновение миллионов звёзд, улыбнулся всем вокруг и побрёл в сторону лестницы.

XXX

— Так–так, — заключил монах, входя вместе с сияющей Айзалой к себе в кабинет. Близнецы и не подумали покидать его кресло; беглого взгляда на Книгу было достаточно, чтобы понять, что и он, и Шассим во многом обязаны жизнью им. Им и Книге.

«Но башня вновь появилась на прежнем месте, и целитель Шассим–Яг в ней, живой и невредимый», смог разобрать настоятель.

Унэн резко перевернул несколько листов — список посвящённых был пуст. Ни одного имени не было в нём… и это было хорошо. Интересно, подумал Унэн, поверит ли кто–нибудь, если я скажу, что умирал сегодня восемь раз подряд?

Не поверят, скорее всего. Как обычно.

Ну что же… настоятель согнал близнецов с кресла и, немного подумав, написал на оставшемся листе всего одно слово. Поставил точку и захлопнул Книгу.

— Да… Во всяком случае, Шассим вам будет благодарен, — монах кивнул на довольного флосса, восседающего на любимой перекладине. — Если бы не вы, он бы погиб. Так что теперь, дорогой Шассим, никакой отставки.

— Да я и не… — начал было флосс, как вдруг дверь кабинета отворилась, и внутрь влетел… Шассим–Яг.

Ещё один.

— Кто сказал, что я погиб? — отозвался он весёлым голосом.

У него была аккуратно срезана половина левого «уха».

Флоссы долго смотрели друг на друга, не издавая ни звука.

После чего медленно и церемонно поклонились друг другу, и вновь прибывший, несколько раз взмахнув крыльями, уселся рядом на том же насесте.

Близнецы восторженно захлопали в ладоши.

— Ну вот, — удовлетворённо кивнул монах, который первым обрёл способность говорить. — Видишь, как всё здорово, Шассим. Теперь, когда я попрошу тебя присмотреть за ними, ты уже не сможешь сказать — я, мол, один, а их двое.

Все долго смеялись, включая обоих флоссов. А когда отсмеялись, выяснилось, что Книга исчезла.

Бесследно и беззвучно.

— Ну что же, — вздохнул монах. — Всё, что ни делается, всё к лучшему. А теперь, если это, конечно, возможно… я хочу побыть один.

И удалился в спальню.

Окружающий мир тем временем готовился праздновать день своего рождения.

* * *

Норруан шёл по холмистой земле, всё дальше удаляясь от Лерея. Ему было необычайно хорошо; он ощущал, что и в этот раз сумел обмануть всевидящее око. И он поступил совершенно честно, не так ли? А куда делись семеро безумцев, его совершенно не интересовало.

На войне как на войне.

Когда окраины города скрылись из виду, он протянул руку вверх и поманил ею кого–то. Прямо из воздуха вылетела большая серая ворона и, покружив вокруг, уселась ему на плечо.

— Я думала, ты забыл про меня, — призналась она, щурясь. — Что это и куда ты собираешься теперь?

— Я не знаю, — пожал человек плечами. — Пока я не хочу ни о чём беспокоиться. Сегодня я намерен просто радоваться жизни. Смотри — какой прекрасный мир, здесь мы ещё не были. Почему бы для начала не стать его гостями?

Ворона задумалась.

— А твоя сила? Она всё ещё с тобой?

Норруан остановился и, оглянувшись, заметил небольшое яблоневое дерево. Он повелительным жестом протянул к нему руку и дерево потемнело, почернело, стало выше. Ядом сочились его ветви; плоды стали с голову величиной, и чёрный сок вытекал из них потоками. Земля становилась бесплодной пустыней, всё живое мгновенно погибало, едва только капли отравленного сока падали наземь. Постепенно разрастаясь, пятно пустынной, смертоносной земли становилось угольно–чёрным.

Мёртвая птица упала наземь. Ещё одна. Их убивало уже то, что они осмелились пролететь над деревом.

Вороне стало не по себе и показалось ей, что знакомый пейзаж вырастает на горизонте — сточенные холмы, два фиолетовых пика и вечно чёрное, сумрачное небо.

— Хватит, — прошептала она, и Норруан очнулся.

— Ладно, — кивнул он и сделал другой жест.

Через несколько секунд другое дерево, прекрасное и цветущее, встало на месте отравленного чудовища. Разраставшаяся пустыня обратилась цветущей поляной. Плоды яблони, в изобилии появившиеся на вновь зазеленевшем дереве, источали непередаваемо дивный аромат.

— Так лучше? — улыбнулся он, и ворона кивнула. — Я знаю здесь одного монаха, с которым наверняка найдётся, о чём поговорить. Думаю, он не откажет нам в гостеприимстве.

— Мне кажется, что я уже был здесь, — признался Норруан несколько шагов спустя, бросив на яблоню прощальный взгляд. — Не правда ли, смешно?

…Говорят, что те, кто попробовал плоды этой яблони, жили вдвое–втрое дольше обычного и никогда ничем не болели.

XXXI

Вопреки мрачным предчувствиям, в Валемию, один из западных портов Лерея, Хиргол пробрался без особых хлопот. Двигался он по ночам, приходилось даже красть еду и одежду… но ничего. Он обязан предупредить семью… любой ценой. На удивление, его портреты вовсе не были развешены по всем постам… пока ещё не были. Надо спешить.

Однако дом принадлежал уже новым хозяевам. У них ничего узнавать юноша не решился; исцарапанный, исхудавший и злой, он рисковал немедленно познакомиться со стражей. С понятным исходом — дважды не везёт даже таким дуракам, как он.

В конце концов, за немалую сумму, он смог узнать кое–что у одной из уличных торговок.

— Увезли их всех… господин, — прошептала она, то и дело опасливо озираясь. — Давно уже… несколько месяцев как. Всех увезли. А потом новые господа пожаловали… вот и всё. Не ходите туда, молодой господин. Плохие там люди.

Её собеседник хмуро кивнул, вручил ещё одну золотую монету и, опустившись на камень рядом, просидел так довольно долго, скрывая лицо ладонями.

Торговка не рискнула спрашивать у него что бы то ни было и тихонько ушла.

…К вечеру один из дозорных, охранявших южную дорогу, заметил одиноко бредущую фигуру — человек, удалявшийся из города на ночь глядя. Совсем с ума сошёл. Горы — рукой подать, а в горах нынче неспокойно. На плече у человека сидела не то мышь, не то крыса — чудак, одним словом. А может, сумасшедший.

О таких странностях полагалось докладывать, но после солидного выигрыша в кости и выпитого бочонка пива не было ну никакого желания догонять бродягу. Туда ему и дорога, если рассудить здраво.

XXXII

— …Семеро будут знать о его прибытии, — произнёс человечек, облачённый во всё зелёное. Голова его напоминала одуванчик: снежно–белые волосы, торчащие во все стороны. Звали его Аймвери.

— Не стоит упоминать их вслух, — произнёс страж Севера, недовольно поморщившись. — Хотя вряд ли они услышат с такого расстояния… — он был высок и, несмотря на возраст, весьма подвижен. Разговор происходил на вершине дозорной башни — оттуда виднелись расположенные спиралью пики на севере и вечно обложенное тяжёлыми тучами небо на северо–востоке…

И восход, и закат на севере Зивира выглядели одинаково мрачно.

КОНЕЦ

© 1997-2008 Константин Бояндин Автор будет крайне признателен вам за любые отзывы об этом произведении. Спасибо!

Разрешается любое некоммерческое использование настоящего документа, при условии, что он распространяется в оригинальном, неизменном виде и обязательно указаны ссылки на источник документа (URL) и сайт автора. Копию этого документа вы можете скачать в любой момент из электронной библиотеки Константина Бояндина. По всем остальным вопросам просьба обращаться к автору произведения. 

Электронная почта: konstantin@boyandin.ru, konstantin@boyandin.com;

Skype: elneirenn,

Jabber: temmokan@jabber.ru, temmokan@jabber.org.

Прочие средства связи перечислены на странице сведений об авторе.

Куда уходит вчера (Ралион V)

Том 1. Затмение

Галине и Артуру

Пролог

В 4 веке до новой эры город — крепость, известный под названием Шесть Башен, впервые с момента своего существования был заброшен. Всемирно известные алхимические лаборатории, университет, оружейные мастерские и многое другое покинули пределы крепости, географического центра континента. В последовавших войнах за управление центром континента и, как следствие, богатейшими залежами разнообразных минералов в недрах близлежащих гор, Шесть Башен постепенно приходили в упадок.

В ознаменование прихода бога Дайнера и начала нового летоисчисления, в первом году по пришествии Дайнера Шесть Башен были реконструированы; университеты, лаборатории и жизнь вновь вернулись в пределы могучих стен. Окрестный лес, который два последних века порождал невероятное количество жутких легенд, перестал быть заповедником чудовищ; три могущественных союза государств объявили, что отныне Шесть Башен станут источником знания и прогресса.

За двадцать лет новой эры Шесть Башен подарили миру множество удивительных открытий и изобретений; большинство из них по — прежнему употребляется повсеместно, спустя много веков. Начали возвращаться дружелюбие и доверие, возродилась торговля между самыми отдалёнными уголками Большой Земли; хаос и смерть были изгнаны за пределы города — крепости.

В 27–м году новой эры до вновь учреждённого в стлице южного союза, Оннде, поста Наблюдателей, дошли сведения о том, что, вопреки постановлению Союза Трёх, в Шести Башнях идёт разработка оружия. Более того, проводятся эксперименты над разумными существами — призванные превратить их в «живое» оружие. Однако доказательства не были представлены.

В 29–м году были получены факты, подтверждающие, что в Шести Башнях действительно производятся новые виды вооружения, основанные на изменении свойств живых существ, как разумных, так и нет. Однако Северный союз сумел доказать, что налицо — провокация.

Десять лет спустя выяснилось, что как минимум два из трёх союзов негласно поддерживают разработку «живого» оружия. Виновные в этом были преданы суду, лаборатории — уничтожены, документы сданы в архив Наблюдателей в зашифрованном виде.

Осенью 41–го года один из осуждённых правителей сумел вырваться из заточения и за неделю превратил Шесть Башен в небольшое, хорошо защищённое, готовое к войне государство. Под началом этого человека было всего около четырёх сотен единиц «живого оружия», но этого оказалось достаточно, чтобы без единой потери отразить нападение армии Союза Трёх. Так распался этот союз, так начались войны Шести Башен.

Развязка наступила неожиданно. В 56 году войска Федерации Оннд стали достаточно сильны, чтобы стереть Шесть Башен с лица планеты. Путём сложных манёвров удалось скрыть подлинные ресурсы нападающей стороны; однако, в решающий момент, когда нападающие ворвались внутрь крепости, генералы противника неожиданно сдались. Словно им важнее было сохранить Башни в целости и сохранности, нежели спасти собственные жизни — или хотя бы погибнуть в бою.

Часть 1. На следующий день

I

Когда солнце смогло, наконец, выпутаться из цепких объятий ветвей, тщетно пытавшихся удержать его, туман начал рассеиваться.

Человек сидел на огромном замшелом валуне, который был, несомненно, ровесником окрестных гор и помнил ещё времена, когда бока его омывала вода давно отступившего моря. Сейчас же валун находился на пригорке. К западу от него, шагах в пятнадцати, не более, земля полого спускалась, образуя просторную и прекрасную долину. Когда туман рассеется окончательно, будут видны призрачные вершины далёких горных хребтов и блестящая, словно слюда, чёрточка у самого горизонта — озеро, крохотная частичка того самого, некогда широкого и грозного моря. Впрочем, озеро видно далеко не всегда: всё зависит от того, насколько чист и спокоен воздух, откуда смотреть, и где находится солнце.

Ну и, разумеется, от того, кто именно смотрит. Человеческий глаз не отнести к самым зорким, а Лесной житель, например, увидел бы и очертания домиков на дальнем берегу озера и, возможно, тех, кто там живёт.

Человек сидел, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони. Туман нёсся лохматым потоком чуть ниже уровня колен и стекал в долину клубящимся каскадом. Спасался от ударов жарких копий Солнечного Воина, единственного союзника человека в этих местах. Когда наступают сумерки и из — под земли начинают выползать первые струйки тумана, следует поторопиться покинуть этот лес. Иначе вряд ли увидишь рассвет.

Впрочем, теперь всё будет по — другому. Человек встречал первый день новой эпохи, которая зародилась вчера к шести часам пополудни. Многие из его соратников — встретившихся лишь потому, что им досаждал общий враг — поспешили покинуть притихший лес, несмотря на то, что враг был повержен. Слишком уж мрачной была слава здешних мест.

Человек сидел неподвижно, рядом с валуном лежали его вещи. Хоть и казался сидящий беспечным, трудно подкрасться к нему незамеченным. Конечно, Лесной житель смог бы проделать и это — но зачем Лесным жителям нападать на обитателя Меорна? Не так уж много мест, где люди и Лесной народ не питают друг к другу неприязни; Меорн — одно из них. А больше в этих местах опасаться некого.

Как только первые, упиравшиеся в дальний край земли тени обрели очертания, проснулись птицы. Непривычным было их пение — заунывным, однообразным, усыпляющим. Человек не раз пытался разглядеть тех, кто осмеливался петь в этом лесу — пусть даже и такие песни — но куда там! Стоило сделать хоть шаг к зарослям, из которых доносилось пение, как птицы исчезали, словно некое колдовство было призвано уберечь их от постороннего взгляда.

Человек, впрочем, не исключал и такой возможности. Что хорошего можно ожидать от места, где Владычица Лесов имеет не больше власти, нежели простые смертные, где день и ночь могут длиться несоразмерно долго, где столько времени хозяйничали Слуги Башен? Теперь, кажется, все до единого Слуги разбиты или рассеяны, а Башни, хоть и не стёрты с лица земли, но вскоре станут безжизненными руинами.

Последние хлопья тумана впитывались в землю, прятались под траву или расходились под порывами ветра. Пройдёт полчаса и воздух у спуска в долину станет невыносимо душным. Куда же запропастился спутник? За четыре часа можно было обежать полмира. А он намеревался вернуться в одну — единственную, ближайшую башню. Дались ему эти камушки…

Долго оставаться на здешнем солнце тоже нехорошо. Большой пользы от здешнего загара не жди; не зря маги столько раз повторяли — не ходить под солнцем более получаса, закрывать голову шляпой, выбирать одежду с длинными рукавами. Голову уже жжёт немилосердно, а ведь до полудня ещё, считай, часа два.

Человек надел широкополую шляпу — в ней он выглядел комично, да только жизнь в Меорне отучает смеяться над тем, что странно выглядит.

Человек вздохнул, повесил на спину рюкзак и аккуратно пристегнул ножны на пояс. Легендарный Солнечный Лист вряд ли сможет когда — нибудь послужить более благородной цели… хотя, надо признать, этот меч не являлся тем, что переломило исход сражения. Исход сражения был предрешён уже тем, что более сотни лет Слуги Башен наводняли соседние с Башнями территории и в конце концов вопрос встал очень просто: или они, или весь остальной мир.

Правда, на сей раз у Башен были иные хозяева, нежели полвека назад — но Слуги оставались теми же, кровожадными и беспощадными.

Жаль, что сломался Зелёный Глаз, его меч. Отец, прекрасный ремесленник вообще и кузнец в частности, выковал этот клинок для сына, а дед добился, чтобы внуку назначили испытание. Испытание было с честью пройдено и Хранительница Леса даровала оружию своё благословение… А вчера, судя по всему, клинку было суждено погибнуть — чтобы спасти своего хозяина. Теперь, случись что, придётся обороняться Солнечным Листом. Будем надеяться, что дух того, из чьей могилы был взят этот меч, не станет возражать.

Человек вспомнил уродливую низенькую фигуру с клинком жидкого мрака, перед которым ничто не могло устоять. Оставляя за собой изуродованные трупы, чародей прокладывал путь к свободе, и неожиданно оказался лицом к лицу с обладателем Солнечного Листа. Зелёный Глаз лопнул с пронзительным жалобным стоном, метнув горсть пылающих искр в лицо врагу. Если бы тот не отшатнулся на миг… Да. А так осталось достаточно времени, чтобы взять в руки второй, священный, меч и убедиться, что перед ним и сталь, и камень, и колдовское пламя, и лёгкая пушинка — всё одно…

— Да куда же он подевался? — спросил человек, уже с заметным раздражением в голосе и поправил рюкзак. Придётся возвращаться к Башням и искать там этого охотника за сокровищами. Потянувшись, он неторопливо размял мускулы и со вздохом повернул назад, к Башням. Случись рядом кто — нибудь, сразу бы понял по походке и по манере держаться, что перед ним — прирождённый воин. Или охотник. Или лесничий.

Или все они, вместе взятые.

Лес оживал на глазах.

Ещё вчера всё казалось мёртвым и исполненным лишь зыбкого подобия жизни: коснись рукой, и осыплется сухим пеплом. А теперь и птицы, и насекомые, и полевые мыши. Откуда только взялись? Как — то не ощущается, что столетие с лишним ничто живое не могло войти в этот лес и остаться в живых.

По пути время от времени попадались нейлианы — магические приспособления, небольшие металлические заострённые шесты с крохотным кристаллом на вершине. Маги оставили их великое множество. Толком не было понятно, для чего. Что — то вроде сторожа. Хоть основные силы противника рассеяны, главные злодеи схвачены, а вся колдовская утварь надлежащим образом разрушена, Башни всё ещё нельзя считать безопасным местом. Неспроста здесь оставлено столько крохотных «глаз» на шестах. Значит, есть за кем следить. Воин не очень — то любил говорить о магии; всё равно, что обсуждать жреца или, не приведи нелёгкая, божество. То, что не слишком понятно, не стоит зря беспокоить бесцельным вниманием. Так, по крайней мере, учил его отец.

Человек присел перед ближайшим нейлианом и всмотрелся в кусочек горного хрусталя с ноготь размером.

Забавно. Словно искорки пляшут там, в глубине. Поправив покосившийся шест, воин двинулся дальше. Благо следы его товарища вот они, отчётливо видны. В форменной обуви не очень — то получается передвигаться скрытно.

Домой, понятное дело, придётся добираться пешком. Первоначально они наняли пару отличных коней в соседней деревушке, Ручьях. Но едва только зубчатые верхушки Башен показались на горизонте, кони словно сошли с ума. Ни опыт, ни проклятия, ни приговоры не смогли успокоить обезумевших животных — сбросив всадников, они умчались неведомо куда. Хочется надеяться, что в сторону дома. Впрочем, расходы на коня, сколь велики они ни были бы, ничто по сравнению с той вестью, которую он принесёт в Меорн. Башен нет, кончилась обременительная дань их владыкам, перестанут исчезать люди и, возможно, Хранительница Леса восстановит мир и порядок.

Хорошо бы. А то ходить на охоту, если на то нет Её воли, равнозначно самоубийству. Богов нетрудно разгневать, а вот вернуть их расположение очень непросто. В былые времена человека, навлекшего немилость Хранительницы, немедленно изгоняли из Меорна. На верную гибель. Жестоко, но в противном случае в изгнание пришлось бы отправляться всему городу. Велик Меорн, Создатель Камня и Суши, но Великие боги сильнее. Железо и огонь до сих пор не вторгались в пределы поселения — жив ещё Меорн — но почти никому уже не является его тень, не требует подношений и не защищает путников от опасностей за городскими стенами. Растворился Меорн, стал камнями и песком, уступил место Великим…

Воин помнил, что в одном неприметном местечке, на расстоянии дневного перехода на юго — запад, припрятан лук со стрелами и кое — какое снаряжение. Как раз на тот случай, если полагаться придётся на собственные ноги. Если Шелн к полудню отыщется, к вечеру, возможно, удастся добраться до тайника.

Ближайшая башня уже показалась из — за деревьев и надежды на то, что обратно они вернутся засветло, таяли с каждым шагом. Шелн прошёл чуть в стороне от тропинки, по которой прошли тысячи ног, и было видно, что шёл он не торопясь.

Нашёл тоже время для прогулок.

* * *

Было безлюдно.

Трудно поверить, что ещё вчера утром здесь хозяйничали ильвемоары, — «повелители чудовищ». И войско их, неуязвимое и огромное, готовилось к сражению — Повелителей Башен невозможно застать врасплох. Трудно понять, чем удалось сломить их мощь — нынешняя война с Башнями была уже далеко не первой. Несколько поколений назад удалось собрать армию покрупнее той, что штурмовала вчера это проклятое место — и была та армия разгромлена наголову. Прапрадед владельца Солнечного Листа знал наизусть все страшные подробности Чёрного Года, как окрестили его окрестные жители. Теперь воспоминания о тогдашнем позорном поражении сотрутся, поблекнут, погрузятся в небытие.

А вчера всё завершилось за час — полтора. Словно что — то сломалось в решающий момент — когда воин, бережно спрятав останки Зелёного Глаза, вбежал вместе с остальными внутрь территории, огороженной внешней стеной, всё уже было кончено. Озверевшие воины перебили сдавшихся магов, не успевших укрыться в подземельях, и тут прибыли командующие армией осаждающих… Немалого труда стоило убедить солдат, что главных зачинщиков следует оставить в живых. Воин припомнил одного из генералов — во главе небольшого отряда под бело — зелёным знаменем и, как и он сам, с магическим мечом. Рядом с которым всякая иная магия теряла силу…

Вот и могучая стена, которая, простираясь от башни к башне, образует гигантскую крепость — а точнее сказать, город. Город, который некогда был известным научным центром, где маги древности оттачивали своё мастерство; город, впоследствии превратившийся в рассадник опустошения и болезней.

Крохотная дверца, неразличимая уже с десяти шагов. За дверцей — крутой спуск вниз, за которым — низкий и тесный проход, вырубленный в теле стены. Тридцать шагов — и стена позади. И сразу же кажется, что попал в другой мир. Вместо уродливых, сплетающихся ветвями друг с другом деревьев — сады, фонтаны, мощёные булыжником дороги, достаточно широкие, чтобы могли разминуться шестеро всадников. Идеальная чистота; трудно поверить, что здесь располагались существа, от одного вида которых трава должна была бы увянуть, фонтаны — высохнуть, а земля — стать бесплодной. Всё аккуратно подстрижено, выровнено, ухожено. Просто глазам не веришь.

Вчера, правда, над всем этим великолепием стелился густой едкий дым, и в пылу сражения никто не обращал внимания на то, что находится вокруг. Лёгкий запах гари всё ещё висит в воздухе. И единственное свидетельство вчерашних событий — груды всевозможного добра. Оружие, сломанное и вполне пригодное; всевозможные части доспехов; одежда; всякий хлам, на который не польстился никто из нападавших. Никто, правда, не рвался как следует пограбить здешние сокровищницы: люди достаточно умны, чтобы остерегаться ловушек. Позаришься на красивую безделушку — и хорошо, если проклятие обрушится только на тебя.

Незадача, подумал воин. Надо было настойчивее отговаривать Шелна от похода. Ожерелье он, видите ли, припрятал. Не очень — то хочется далеко отходить — подобные проходы достаточно редки и плохо заметны. Учитывая, что между соседними Башнями по периметру стены среднее расстояние около километра…

И никаких знаков! Что — то Шелн стал совсем беспечным.

Хотя постойте… Что он сказал перед тем, как уйти? «Башня по левую руку, второй этаж»? Воин поправил ножны с мечом и, заранее испытывая удовольствие от того, что он скажет своему не в меру жадному спутнику, пошёл к Башне.

* * *

До Башни он добрался за четверть часа быстрого шага. Идти ещё быстрее не имело смысла — незачем утомлять себя раньше времени; идти медленнее также ничего хорошего не сулило. Мало приятного — устраиваться на ночлег поблизости от Башен, в лесу.

От Башни к центру города — крепости направлялась широкая дорога. Шагах в ста от входа в Башню находился бассейн; в центре его располагался небольшой фонтан. Как ни странно, он работал. Воин некоторое время наблюдал за тем, как течёт вода, и поразился, насколько она чиста. Говорят даже, что она целебная.

— Шелн! — крикнул человек что было сил. Беззаботно распевавшие птахи испуганно замолкли. Птицы здесь пели на редкость приятно — в особенности, по сравнению с похоронным плачем, раздававшимся снаружи. Действительно, другой мир.

Никто не отозвался. Ага, вот и знак. В последний момент Шелн вспомнил о том, что его, возможно, будут искать. Справа от входа была свежая метка, сделанная углем. Кленовый лист черешком вниз — что означало «всё в порядке, добрался без приключений». Ничего, мрачно посулил воин, оставляя рядом свой знак, приключения у тебя ещё будут.

Над входом в Башню красовалась чудом уцелевшая табличка с единственным словом — «Мерго». У каждой Башни есть своё имя…

Воин вошёл внутрь. Здесь ещё сильнее пахло гарью; пыльный пол был усеян разнообразными обломками и мусором. Да, нападавшие неплохо порезвились. Хорошо ещё, не стали ломать всё на своём пути и гадить где ни попадя. Бывало и такое.

Итак, куда дальше? Лестниц три; две из них, по правую и левую руку, спускаются в подземелья. Там делать нечего. Третья ведёт на второй надземный этаж. Ну что же…

Время от времени выкрикивая имя своего спутника и подолгу замирая, прислушиваясь, воин поднялся на следующий этаж и принялся обследовать все комнаты подряд, благо их было не очень много.

Спустя час он пришёл к заключению, что Шелна здесь не было. Вообще в Башне и вокруг невероятно чисто — когда это успели навести порядок? Правда, о возможностях магов ходило немало легенд — кто знает, вдруг попросту растянули один день на неделю — другую, вот и весь секрет. Вчера — то здесь была кровь и грязь, огонь и дым, разрушение и смерть. А сегодня только копоть и привкус гари напоминают о том, что произошло вчера.

Остановившись у выхода наружу, воин довольно долго раздумывал, что же теперь делать. Обходить Башни одну за другой, не иначе. Да и все остальные строения, если придётся. Дня на три работёнки.

Да только нет другого выхода: он пообещал молодой жене Шелна, что доставит её возлюбленного домой живого и невредимого. И почему это Шелн столь беспечен?

Воин вздрогнул. Ему показалось, что он заметил знак на стене левого спуска. Осторожно спустился на пару ступенек и покачал головой.

На правой стене красовался кленовый лист. Черешком вниз.

Стараясь не думать об обширных и многоэтажных подземельях, что образовывали под Башнями невообразимую паутину, воин зажёг предпоследний оставшийся факел и двинулся вниз.

Мусора под ногами стало больше, а в воздухе появились новые, неприятные запахи — плесень, распад, гниль. Здесь маги, несомненно, убирали спустя рукава.

* * *

Спустя пятнадцать минут путешествия по тёмному лабиринту воин утвердился в мысли, что здесь вообще не убирали. Тишину нарушал лишь стон сквозняков, вырывавшихся на свободу из незримых щелей. Время от времени с потолка срывались тяжёлые капли. Воды на потолке вообще было немало: местами казалось, что над головой, вопреки всем законам природы, собрались небольшие озёра — по ним пробегали волны, и чудилось — прикоснись к потолку рукой — и не ощутишь каменного свода, только бездонную толщу воды.

Человек не пытался прикасаться к потолку и не ломал голову над тем, отчего всё это так. Мало ли что случается в жилищах чародеев! Следов больше не было — ни пометок углем, ни любых других знаков, которых они с Шелном знали великое множество. Многие из которые можно оставить, практически не привлекая чужого внимания. Провести носком сапога несколько линий в пыли; уложить определённым образом продолговатые предметы; положить рядом несколько камушков. Но знаков не было.

Похоже, Шелн нашёл — таки неприятности на свою голову. И это после всего того, что им довелось пережить. Впрочем, мысли о печальном исходе воин отбросил; если придётся, он обойдёт каждое строение — чтобы понять, что стряслось с Шелном. Обещание есть обещание.

На очередном перекрёстке воин свернул направо. Отчего — и сам не смог бы объяснить: до сих пор он сворачивал налево. Не забыв оставить пометку на стене. Факелов было всего два, и вскоре придётся возвращаться — хотя бы для того, чтобы сделать новые. Подземные лабиринты ошибок не прощают. Хорошо ещё, что не было никаких ловушек. Пока, во всяком случае.

Стоило об этом подумать, как ловушка немедленно нашлась.

Пол на очередном повороте был не только влажным, но и словно бы специально отполированным. Как ни осторожно шагал воин, всё же он умудрился поскользнуться.

Руки сами собой выдвинулись крестом перед головой, готовясь встретить стремительно надвигающуюся стену. Воин успел ещё подумать, что на стене, хвала богам, нет ни шипов, ни прочих сюрпризов…

II

… и обнаружил, что стена куда — то делась. Тело и здесь оказалось на высоте; в полёте воин успел повернуться и упал, ничуть не пострадав. Перекатившись, он обнаружил, что носом едва не касается чьего — то коротко стриженого затылка.

Его отбросило, словно он коснулся электрического угря.

В первую очередь, конечно, от отвращения. Рядом на полу, лицом вниз, в чёрной подсохшей луже лежал покойник. Это было ясно и по виду, и по запаху — хоть тело находилось здесь не так уж и долго, в воздухе уже ощущался мерзкий сладковатый привкус. Воин поднялся, поднял с пола факел (тот, к счастью, не потух, нобыл уже на исходе) и оглянулся.

Ну конечно, иллюзорная стена. Он мог сколько угодно раз пройти мимо неё, даже опереться — и не осознал бы, что стена — только видимость. Зато когда глаза не видели стену, а разум о ней не знал… Воин усмехнулся. Ну ладно, раз уж мы здесь — осмотримся. Тело он решил пока не трогать, хотя, по — хорошему, надо будет вытащить наружу и там закопать. Кем бы ни был умерший, он не походил на moare, специально выведенное чудовище. Одет, правда, странно — почти чёрная жёсткая кожаная куртка, не менее жёсткие и тёмные штаны, красная повязка через лоб и затылок. Воин прикоснулся к одежде… очень тяжёлая, но податливая. Доспехи из неё никудышные. Правда, ничем зловредным не тянет — отличать магию опасную от безвредной он умел.

Помещение за иллюзорной стеной было небольшой комнатой, разделённой пополам массивной решёткой. Последняя отливала золотом и источала неприятное, болезненное тепло, ощутимое даже на расстоянии. А вот про это я слышал, подумал воин. В таких клетках ильвемоары держали своих питомцев. Страшная вещь эта решётка. Больно наказывает того, кто прикоснётся, и практически неуязвима. Вполне возможно, что и Солнечный Лист с ней не совладает.

Надо уходить отсюда. По ту сторону решётки валялась груда соломы, какие — то тюки, убогая утварь. Воин поёжился.

Факел затрещал, и пламя его ощутимо уменьшилось.

Воин собирался было выйти из мрачной клетки, как вдруг из — за спины донёсся слабый стон.

Он тут же метнулся к решётке, стараясь к ней не прикасаться, и вгляделся внутрь, держа факел у самых прутьев. Точно. Человек, кажется. Зарывшийся в солому… да ещё и прикованный к стене. Каково?

Вздохнув, воин извлёк Солнечный Лист. Как всегда, освободившись от ножен, меч на мгновение полыхнул золотистым пламенем. Ничего враждебного… если верить мечу. Что бы там ни было, оно не опасно. Во всяком случае, первым не нападёт.

Решётка была вся сделана из одного и того же материала; а вот засов и замок — из чего — то другого. Прочного, внушительного… но другого. Избавляя себя от раздумий, воин воткнул факел в щель в стене, медленно размахнулся, и ударил параллельно прутьям, опуская клинок на засов.

Вспыхнули синие искры; клинок рассёк металл, словно лист бумаги. Подцепил носком сапога часть решётки и потянул — эта преграда опасна только для незащищённого тела.

Медленно повернулась неразличимая доселе дверца и воин, морщась от витавших вокруг запахов, шагнул внутрь.

Осторожно разворошил солому.

И поразился. В груде влажной соломы, прикованная за запястья и лодыжки, висела девушка лет двадцати. Черноволосая и измождённая. А вовсе никакое не чудовище. Воин поднёс клинок поближе — ничего опасного.

Цепь, несомненно, магического происхождения: по кромке клинка пробегали отдельные синие искорки. Руками лучше не трогать. Так что… Воин встал поустойчивее и вновь замахнулся.

Четыре точных, не слишком быстрых движения — и вот уже о темнице напоминают только браслеты на руках и ногах. Те, что на ногах — тяжёлые и большие, с них и начнём. Два движения — и ноги свободны. Теперь…

Позади послышался лёгкий скрип.

Воин мгновенно обернулся.

Дверца неторопливо закрывалась.

Разум работал стремительно. Поворот направо; клинок со свистом входит в ножны. Наклонился, взвалил безвольное тело на плечо — и бегом отсюда! Проклятая сырость едва не подвела вторично: он поскользнулся и вылетел из клетки, только чудом не коснувшись прутьев сам и не задев ими спасённую. Одежда на ней была весьма условной — что — то вроде мешка с прорезями для рук и головы… Нечего и говорить, в каком она была состоянии. Удивительно, что вообще ещё жива.

Дверца захлопнулась, издав сочный металлический гул. Воин увидел, как она сама собой приплавляется к остальной решётке и его прошиб холодный пот. Задержись он там хоть на миг…

Теперь предстояло самое весёлое: путешествие наверх, с тяжёлым и не самым приятным (по крайней мере в данный момент) грузом. Первым испытанием стал факел: надо было как — то достать новый и зажечь его от крохотного язычка пламени прежнего.

Последующие двадцать с лишним минут ходьбы по подземелью оказались сущим проклятием.

* * *

Свет и воздух показались божественно чистыми.

Воин, не раздумывая, потащил «добычу» к бассейну. Ещё одна забота на мою голову, подумал он мрачно и вновь помянул недобрым словом вчерашних спасателей. На кой они годятся, коли просмотрели такую простую хитрость, как иллюзорная стена!

А за десять шагов до бассейна случилось нечто невероятное.

Спасённая очнулась. Видимо, свежий воздух и солнечный свет сделали своё дело. Она пошевелилась, что — то слабо сказала… и через неуловимый миг превратилась в разъярённую кошку. Откуда только силы взялись! Хвала богам, что одежда на воине была прочная, порвать её ногтями было не так — то просто. Зато были волосы и лицо. Ошеломлённый внезапным и яростным нападением, воин едва не свалился в третий раз. Первые несколько секунд он оборонялся скорее инстинктивно — защищая самые уязвимые части тела, а также следя за тем, чтобы чужие руки не дотянулись до меча. Но вот ладонь хлопнула его по уху…

Добро бы дело обошлось звоном в ушах! Воину показалось, что ухо опустили в чан с кипятком. Боль была настолько сильной, что он окончательно очнулся.

— Остынь, — коротко произнёс воин, рывком подняв над собой молча царапающуюся узницу, и швырнул её в бассейн. Мелко, не утонет.

Странно, но вода не зашипела, когда девушка завершила полёт, подняв высокий каскад брызг. Воин с сожалением посмотрел на безнадёжно изгаженную воду и покачал головой. Затем прикоснулся ладонью к пострадавшему уху, ожидая ощутить огромный вздувшийся пузырь.

Ухо как ухо. Ожог, правда, ещё ощущался, но в остальном всё было в порядке. Несомненно, магия. Этого и следовало ожидать: не станут же ильвемоары держать в клетках обычных людей.

Похоже, забот прибавляется с каждым моментом.

Воин окинул взглядом свою куртку — вся в какой — то дряни, надо бы почистить поскорее, чтобы не задохнуться от смрада — и поднял глаза на бассейн.

Девушка стояла по колено в воде и осматривала себя. Глаза её пылали огнём, на лице застыла гримаса ярости.

— Идиот! — крикнула она так, как не мог крикнуть человек, совсем недавно умиравший от истощения. — Что ты наделал!

И, пошатнувшись, с размаху уселась прямо вводу. Затем неожиданно ударила кулаками по воде, и закрыла лицо руками.

Воин ожидал, что она разрыдается, но ничего подобного не случилось.

Он покачал головой. Не станем ссориться из — за мелочей. С её точки зрения, он явно что — то сделал не так, но вот что? Всё с ней в порядке, а если в клетке осталось что ценное, то пусть забирает сама.

Надо решить, что теперь с ней делать. После того, конечно, как её накормят, отмоют и во что — нибудь переоденут. Вот только из запасной одежды у него лишь плащ, рубаха да сапоги. Сапоги ей точно впору не придутся.

Впрочем, нет. Об одежде подумаем чуть позже, а пока приведём себя в порядок…

Мысленно извинившись перед создателями бассейна, воин наклонился к воде с другой стороны — подальше от спасённой — и, сняв с себя куртку, принялся отчищать её, морщась и содрогаясь от отвращения.

Девушка занималась там же самым, не обращая на своего спасителя ровным счётом никакого внимания.

Воин уселся на небольшой камень рядом с бассейном и положил свою куртку рядом на траву — сушиться. Девушка кончила плескаться, погрузившись в воду; затем, стащив с себя безобразное одеяние, принялась оттираться с его помощью. Молча и ожесточённо.

Заметив на себе взгляд, она подняла голову.

Воин сидел неподалёку, держа в зубах травинку и глядя так, как мог бы смотреть на обезьяну в зверинце.

— Я Ривллим, — произнёс он неожиданно и чуть наклонил голову.

Девушка молча смерила его взглядом. Загорелое лицо бронзового оттенка; человек, который не привык сидеть дома и бездельничать. Явно воин; скорее всего, наёмник. Аккуратно подстриженные волосы, короткая бородка и внимательный взгляд тёмно — карих глаз.

Не ответив, девушка продолжила водные процедуры. Под рукой не было ни мыла, ни золы — и оттирать с себя наросшую в подземелье грязь было непередаваемо трудно и противно. Что ещё хуже, не было никакой одежды, — ничего, кроме этой грязной вонючей тряпки.

Назвавшийся Ривллимом продолжал смотреть на новую знакомую, не меняя ни позы, ни выражения лица. В конце концов, девушка выпрямилась, насмешливо посмотрела на него и сухо спросила:

— Ты чего — то ждёшь?

— Благодарности, — ответил воин, немного подумав.

Иронически поджав губы, девушка чуть повернулась к нему боком и осведомилась ядовитым голосом:

— Прямо здесь?

Бронзовое лицо не изменило выражения; Ривллим продолжал смотреть прямо в её сине — зелёные глаза.

— По — моему, сказать «спасибо» можно где угодно и когда угодно, — он неожиданно поднялся и отряхнул колени. — Впрочем, я могу и подождать.

И ушёл, подобрав не просохшую ещё куртку. Не оборачиваясь.

Вернулся он минут через десять, молча положив рядом с бассейном плащ, рубаху и найденные в одной из куч мусора чьи — то изрядно поношенные сапоги.

Окинув взглядом уже совершенно отмывшуюся девушку (кожа её была немного смуглой; родом, видимо, с запада, с островов, подумал Ривллим), воин вновь уселся на камень, повернувшись спиной к бассейну и, уперев подбородок в ладони, принялся смотреть на медленно плывущие в вышине снежно — белые облака.

Хотя в Меорне снега на его памяти не выпадало, воин знал, что это такое.

Прошло довольно много времени, прежде чем воин заметил, что девушка, одевшись в то, что ей предложили (по правде говоря, выглядела она теперь нелепо), уселась рядом с камнем. Спиной к своему спасителю.

В таких случаях главное — сохранять спокойствие. Спустя полчаса куртка вроде бы высохла: хорошо ещё, что на дворе не зима, с её слякотью и бурями. Не обращая внимания на спасённую, Ривллим молча собрал вещи и направился в сторону Башни. Как — никак, а Шелна он ещё не нашёл.

Стоило сделать первые пять шагов, как девушка заговорила.

— Мне нужно вернуться домой, — послышалось из — за спины.

Звучало это куда вежливее, чем прежде.

Ривллим остановился и оглянулся.

— Как тебя зовут? — спросил он, поворачиваясь к ней лицом.

— Не имеет значения, — отрезала та.

Ривллим, вопреки её ожиданиям, ни рассердился и ни усмехнулся. Он некоторое время смотрел на неё в ответ, после чего кивнул и произнёс:

— Я буду звать тебя хелауа.

— Что это такое? — подозрительно нахмурилась девушка, и в глазах её вновь разгорелся огонёк.

— Не имеет значения, — было ответом.

Девушка шагнула вперёд, и воин… тут же положил руку на рукоять меча. Не меняя выражения лица. Девушка остановилась, поражённая, глаза её широко раскрылись. После чего презрительная усмешка посетила её губы.

— Боишься?

— Я не знаю, кто ты такая, — ответил Ривллим (как оказалась, в зубах у него по — прежнему была травинка). — Ты нападаешь на меня, когда я пытаюсь избавить тебя от верной смерти. Ты отказываешься отвечать на вопросы, ты не имеешь никакого представления о вежливости. К тому же ты владеешь магией, раз сумела обжечь меня. А у меня и так дел по горло.

Девушка страдальчески скривилась.

— Ну хорошо. Я благодарна тебе и… мне тоже нужна помощь.

Воин заметил, что она пошатывается. Ну да, немудрено. Он молча протянул ей руку и девушка, после короткой нерешительности, взялась за неё. Ривллим подошёл к ближайшему деревцу. Там, выбрав место, где тень была погуще, он отпустил свою новую знакомую и указал на землю.

— Садись, хелауа.

— Что. — начала было она, но воин уселся сам и повторил неторопливо:

— Садись.

После чего аккуратно расстелил на земле видавшую виды льняную салфетку и выложил на неё последний дорожный хлебец, кусок вяленого мяса и пучок немного увядших перьев дикого лука. Последней появилась фляжка с водой. Кивнув девушке на салфетку, воин поднялся и бесшумно скрылся из виду.

Той потребовалось немалое усилие воли, чтобы не проглотить еду, не жуя.

* * *

Он вернулся минут через десять, по — прежнему с травинкой в зубах. Девушка отметила, что волосы его едва заметно тронуты белизной. Сколько, интересно, ему лет? На вид лет сорок, хотя, говорят, что в этих краях люди редко доживают даже до пятидесяти.

— Больше пока нет, — пояснил он коротко.

Девушка кивнула и поблагодарила за угощение. И лёд, и огонь в её глазах бесследно исчезли. Придётся теперь еле — еле тащиться, подумал воин; без особого, впрочем, раздражения. Помогать попавшим в беду — долг каждого порядочного человека. А уж не помочь потерявшимся в здешних лесах — значит, обречь на смерть. Хранительнице Лесов это, мягко говоря, не понравилось бы.

— Я ищу товарища, — пояснил воин коротко. — Он должен быть где — то здесь, в одной из башен. После этого я должен вернуться к себе, на юг. А там видно будет.

— Но мне нужно на запад! — воскликнула девушка. — Помоги мне вернуться домой, и я щедро вознагражу тебя. Ты сможешь взять столько золота и драгоценных камней, сколько хочешь.

Вопреки её надеждам, ни искорки жадности не мелькнуло в глазах этого странного наёмника. Стоило даже задуматься, наёмник ли он после этого.

— Нет, — покачал он головой. — Я уже дал обещание и постараюсь сначала выполнить его. А потом займусь чем — то ещё.

Она схватила его за руку, и воин поразился двум вещам — насколько горячей была рука и насколько сильной была девушка.

— Тебе не нужны деньги? — спросила она резко. — Тебе не нужны сокровища? Вздор. Не нужны тебе, нужны твоим родственникам или друзьям.

— Ты не похожа на похищенную принцессу или любимую дочь богатого купца, — усмехнулся воин. — Почему я должен верить тебе?

Наконец — то, подумала девушка, ощутив на миг призрачное, но торжество.

— Я говорю правду, — ответила она, не отпуская его руки. — Для начала я укажу тебе, где находится один очень солидный клад. Не очень далеко отсюда.

Ривллим долго смотрел ей в глаза. Наконец, девушка отпустила его руку.

— Похоже, хелауа… — начал он.

— Меня зовут Фиар.

— …похоже, хелауа, ты говоришь правду. Но сначала я осмотрю Башни. И прочие здешние места, где он мог бы застрять.

— А потом?

— А потом посмотрим.

Вновь пламя полыхнуло в диких сине — зеленых глазах… и погасло.

— Я пойду с тобой, — заявила она.

— Как скажешь, — воин едва слышно вздохнул и поднялся. Теперь им и вовсе придётся ползти, как черепахам — иначе девица моментально собьёт ноги.

Надо было не отпускать его одного, подумал Ривллим с поразившей его самого злостью. Ребёнок, он и есть ребёнок. Даже если ему уже за тридцать.

Они медленно двигались к следующей Башне, а девушка, стараясь не показывать этого, пыталась отомкнуть браслеты на запястьях — последнее напоминание о темнице. Странно, но ей это не удавалось. Помочь, что ли? — подумал воин. Впрочем, нет. Пусть сама попросит.

Он надеялся, что она не заметит улыбки, проскользнувшей по его губам; а если заметит, то не догадается, чему он улыбается.

III

Чем дальше они продвигались, тем очевиднее становилось, что застрянут они здесь дней на пять. Воин уже смирился с подобной задержкой и старался не думать, что скажет жене Шелна, когда вернётся в Меорн. Как ни обдумывай подобные ситуации, никогда не бываешь к ним готов.

Хотя, возможно, Шелн уже на пути домой: если он вернулся к спуску в долину и обнаружил там оставленный для него знак, то мог просто направиться в Меорн. В любом случае придётся убедиться во всём лично. Так что весть о победе в Меорн неминуемо принесёт кто — то другой. А жаль…

По правую руку от них сейчас находился тренировочный зал, Дуаггор, как называли его. Здесь в том числе обучались многие легендарные воины и полководцы: Той — Альер, разбивший хорошо укреплённую крепость Шайр, повелители которой некогда подчинили почти треть континента. Онзар, родом с диких островов на крайнем Западе, что воздвиг непреодолимую оборону на пути кочевников, подавлявших последние очаги сопротивления павшей империи Ар — ра. Благодаря Онзару, кстати говоря, и возник Меорн — независимый, тщательно укреплённый, город — крепость. Не раз и не два его неприступные стены служили хорошую службу потомкам великого государства. В конце концов, кочевники перестали совершать столь дальние и бесполезные набеги.

Воин оглянулся. Фиар довольно сильно отстала; шла она, прихрамывая. Нет ничего хуже должности няньки чрезмерно гордых людей.

— Ноги? — спросил он коротко. Девушка кивнула.

К счастью, дело не дошло до серьёзных повреждений. Последовал вынужденный привал, во время которого Ривллиму пришлось показывать, что такое портянки и для чего они были изобретены. Девушка выслушала урок без особой радости, но, вроде бы, внимательно. С собой у воина был только минимальный запас лекарств; как бы не пришлось всерьёз лечить её от чего — нибудь. Долгое пребывание в темнице не улучшает здоровья и человек, внешне выглядящий счастливо избежавшим болезней и смерти от истощения, мог неожиданно свалиться с каким — нибудь серьёзным недугом.

Два часа спустя они дошли до следующей Башни. Архитектура была схожей — та же сеть дорог, такой же бассейн. Воин аккуратно наполнил обе фляжки водой и тщательно завинтил их. Вода из фонтана текла хрустально чистая.

— Подожди меня здесь, — велел Ривллим девушке. — Я обойду верхние этажи.

Ответа не последовало. Минут за тридцать воин обежал все верхние уровни, поднявшись даже на смотровую площадку, и, спускаясь вниз (Башня оказалась совершенно пустой), обнаружил Фиар сидящей у левого спуска в подземелье.

— Я же просил подождать меня снаружи!

— Я не маленький ребёнок, — ответила она, не оборачиваясь.

Воин подошёл поближе, намереваясь сказать что — нибудь нелестное, но сдержался. Подземелье было затоплено. Вода, плескавшаяся у первой же ступени вниз, фосфоресцировала слабым голубым светом. Некоторое время Ривллим смотрел на колышущиеся призрачные силуэты в глубине и отвернулся. Зрелище было жутким.

— Почему, интересно, оно затоплено? — спросил он пространство.

— Так было задумано, — отозвалась девушка и кинула в воду обломок камня. Тут же по тускло освещённым стенам прохода заметались яркие пятнышки света… или тени, трудно сказать. — Когда последний обитатель покинет подземелья, они будут затоплены. Так было решено ещё перед штурмом.

— Откуда ты знаешь?

— У меня прекрасный слух.

Воин наклонился, вглядываясь в зыбкую глубину.

— И как быстро оно затапливается?

— Откуда мне знать?

Ривллим задумался.

— Сегодня я возвращался в Башню несколько раз… — размышлял воин вслух. — И подземелье по — прежнему оставалось сухим… Значит…

Он вскочил на ноги.

— Надо возвращаться. Там остался кто — то живой… может быть…

— Твой товарищ?

— Да, — ответил Ривллим. — Идём. Надо торопиться.

Девушка рывком освободила руку и холодно взглянула ему в глаза.

— Мне нужно немного посидеть. Я устала и есть хочу.

Воин мысленно воззвал ко всем младшим богам, которые должны были даровать разум всем живущим, и глубоко вздохнул.

— Ну что ж, пошли. У меня остались только сухари. Охотиться умеешь?

— Не голыми же руками!

Солнце уже клонилось к закату.

— Понятно. Отыскать в лесу пропитание тоже не сможешь?

— Нет, — отозвалась она враждебно. — Что, просто бросишь меня и уйдёшь?

— От тебя теперь поди уйди. Ну что же, хелауа, вот тебе сухари, вот вода… Приятного аппетита.

По его тону невозможно было понять, издевается он или же говорит искренне.

— Я уже назвала тебе имя, — заметила девушка, держа в ладони горсть сухарей. — Чем оно тебе не нравится?

— Слишком поздно, — вздохнул воин. — У нас свои обычаи, у тебя свои. Тот, кто отказался назвать имя, получает прозвище.

— Что, если и я выдумаю для тебя прозвище?

— Как пожелаешь. Если сможешь сама о себе позаботиться.

* * *

Когда они вернулись к Башне Мерго, оставалось не более двух часов до заката. А затем здесь очень быстро станет темно. Днём Ривллим мог ни о чём не беспокоиться: ни интуиция, ни прочие советчики пока тревогу не поднимали. В подземелье… да, там несколько раз ему было не по себе.

— Куда ты собрался? — с удивлением спросила Фиар, видя, как воин достаёт из — под куртки внушительный походный нож и пробует его лезвие.

— Надо срезать пару — другую ветвей. Для факелов, — пояснил тот. — Не знаю, как ты, а я в темноте видеть не умею.

— Только и всего! — девушка сбежала вниз по ступенькам и, тихонько шепнув что — то, хлопнула ладонью по стене.

Подземелье тут же наполнилось тем самым, призрачным синеватым свечением; оно исходило от стен, а более всего — от потолка.

— Ловко, — похвалил воин. — Где ты этому научилась?

— Я уже говорила, что у меня хороший слух.

— И долго это продлится? — воин с сомнением посмотрел на светящиеся стены.

— Несколько часов.

Было очевидно, что она намерена сопровождать его и в подземелье.

Двигаться в равномерно исходящем отовсюду свечении было непривычно. Иногда даже страшно; тени были едва заметны, и при каждом движении стены вокруг оживали — сотни «волн» разбегались по ним, отвлекая внимание. Ловко. Человек в таком коридоре всегда как на ладони. И если знать план проходов, лучше средства для обороны не придумать.

Они двигались, руководствуясь метками, оставленным воином прежде. Теперь те выглядели чёрными пятнами на светящемся камне и заметны были издалека. Едва показалась последняя стрела, указывающая на проход, в конце которого была иллюзорная стена и клетка, в которой сидела Фиар, как девушка потянула воина за рукав.

— Мне нужно туда, — указала она в сторону клетки.

Добилась — таки своего, подумал Ривллим, и усмехнулся.

Он подошёл к стене и похлопал по ней ладонью.

— Как ты собираешься сквозь неё проходить?

Фиар молча подняла ладонь, сомкнув средние три пальца и расставив в стороны большой палец и мизинец. Положила ладонь на стену и та… исчезла. Воин вновь покачал головой.

— Если ты так много знаешь, отчего не сбежала?

— Это не смешно, — поджала губы Фиар и склонилась над покойником в красной повязке. Ощупала его необычную одежду и, к величайшему удивлению Ривллима, попросила:

— Помоги снять с него одежду.

И потянула лежащего за плечо.

Тут же воин вспомнил, где он видел — сутки назад — эти красные повязки. Правое крыло нападавших, ворвавшихся через брешь, пробитую взрывом в южной стене. Они смяли застигнутых врасплох магов, управляющих армией, и поначалу показалось, что всё удастся решить молниеносным натиском. Но тут распахнулись двери стоящего рядом небольшого строения и оттуда, в числе прочих ужасов, выбежали вот такие коротышки в красных повязках. Победа едва не обернулась поражением. Тот, кто имел неосторожность взглянуть в их сторону — а особенно в лицо — впадал в дикий, неуправляемый страх и принимался крошить всё, что попадалось на пути. Или же падал замертво.

Прежде, чем воин успел вмешаться, Фиар повернула убитого на спину и поморщилась — запах разложения был уже довольно сильным.

Воина словно ударили в грудь тяжёлым молотом. Он отошёл назад, закрыл глаза и прижал ладонь к груди, пытаясь подавить сердцебиение. Даже после смерти эти существа оставались опасными. Открыв глаза, он увидел недоумённо смотрящую на него девушку и указал молча на лицо покойника.

— Прикрой его чем — нибудь, — слова давались с большим трудом. — Проклятие, надо же было посмотреть в его сторону.

— Тебе стоило посидеть здесь, — усмехнулась девушка. — Ты очень быстро отучился бы смотреть в лицо.

Раздевать покойника было занятием неприятным: под одеждой тело его оказалось поросшим густым мехом. За что мне такое наказание? — думал воин, вытряхивая покойника из штанов.

Из затылка убитого торчал хвост арбалетной стрелы. Если в него попали ещё наверху… Воин поёжился. Успеть уйти так далеко, прежде чем сдохнуть! Ну отчего повсюду сплошь чудовища?!

— И не противно тебе? — поморщился воин, глядя на сияющую Фиар.

— Это лучшее, что я видела в жизни, — пояснила она и, вернув Ривллиму его плащ, одела поверх рубахи куртку.

Провела по ней ладонями сверху вниз.

Куртка ожила, сдвинулась, потекла. Когда всё прекратилось, куртка сидела на новой владелице, как влитая.

— Здорово, — отметил воин. — Что, остальная одежда такая же?

— В точности, — кивнула Фиар, и Ривллим подумал, что ей следует почаще улыбаться. Хотя… побыв здесь пленником, можно разучиться улыбаться навсегда. Отвлёкшись от раздумий, Ривллим осознал, что девушка смотрит ему в глаза, сжимая в руках чёрные штаны и ботинки.

— Может быть, ты всё — таки отвернёшься?

Мысленно сплюнув, воин развернулся и вышел, «убрав» возникшую было стену движением ладони. Как легко обучиться подобному! И всё — таки, кто же здесь ещё остался?

Фиар возникла за спиной, довольная и бесшумная.

— Хочешь обойти подземелье? — поинтересовалась она. — Тогда пошли. Здесь довольно много проходов. Если твой приятель не совсем сумасшедший, он не станет спускаться на нижние уровни. Я не знаю, что там, внизу.

Девушку было не узнать. «Живая» ткань словно намеренно подчёркивала, насколько привлекательна фигура Фиар. Да и сама девушка неуловимо изменилась. Стала увереннее, исчезли подозрительность и неприветливый блеск глаз. Ох, намучаюсь я с ней, подумал Ривллим и кивнул.

— Выглядишь ты теперь гораздо лучше, — произнёс он. — Раз уж напросилась, давай, показывай, где тут что.

И начался долгий поход. Иллюзорные стены были, как выяснилось, повсюду; девушка открывала их одну за другой. И везде открывалось одно и то же. Тупик и клетка. Тупик и клетка. Клетки были пусты.

— …приковали меня к стене, велели молчать и не шевелиться, — рассказывала Фиар. Воин слушал её краем уха, тщетно пытаясь построить в уме план лабиринта. Просто придерживаться правой или левой стороны было практически бесполезно. Обилие перекрёстков и кольцевых коридоров могли бы запутать кого угодно… но Фиар чувствовала себя в лабиринте, как дома.

— …поняла, что про меня забыли. А когда этот кошмар в красной повязке приполз к моей клетке, еле успела спрятаться в солому. Он умирал не меньше часа, и казалось, что нервы не выдержат…

Воин посмотрел на девушку с одобрением.

— У тебя крепкие нервы, хелауа. Значит… чтоб тебя!..

Последнее относилось к предательски блестевшему камню. Вновь воин попался в ту же ловушку. В этот раз он сумел обрести равновесие.

— Это тоже на случай осады, — пояснила девушка. — Правда, всё это им не помогло.

Повинуясь её жесту, иллюзорная стена растаяла, и Ривллим вздрогнул.

Внутри клетки, прикованный по рукам и ногам к стене, сидел человек. Голова его безвольно свесилась на грудь.

Некоторое время пришедшие смотрели на тело.

— Интересно, он жив? — шепнула Фиар.

— Приветствую вас, друзья мои, — неожиданно послышалось из клетки. Человек говорил, не поднимая головы; голос был звучным и спокойным — словно его обладателя не бросили здесь на верную смерть. — Я был бы очень признателен, если бы вы помогли мне выбраться отсюда.

С этими словами он поднял голову. Воин вздрогнул вновь. Голова человека была совершенно безволосой; кожа имела зеленоватый оттенок. Ни волос, ни бровей, ни ресниц, ни бороды. Но самым страшным были его глаза.

Вернее, их отсутствие.

В сторону пришедших были обращены две пустые глазницы.

— Я посоветовал бы не прикасаться к решётке, — произнёс слепой и вновь уронил голову на грудь. В этот раз в голосе не прозвучало никакой жизнерадостности.

Фиар со смешанным чувством страха и уважения увидела, как ярко вспыхивает Солнечный Лист, и как брызжут во все стороны искры. Меч остался идеально заточенным — ни царапинки, ни щербинки. Словно прошёл сквозь воду, а не закалённую сталь.

Обломком стула воин отворил тяжёлую дверцу и постарался, как мог, заклинить её. Не хватало ещё застрять в этой клетке. Возможно, меч и справится с магической решёткой, но зачем рисковать?

Он примеривался, как бы ему лучше перерезать цепи, ведущие к браслетам на руках и ногах, как слепой пошевелился и вновь заговорил.

— Не стоит. Сначала расстегните их, если это вас не затруднит.

Откуда он знает, что я делаю? — поразился воин. Впрочем, у слепых, как известно, чрезвычайно обостряются остальные органы чувств — в качестве возмещения. И всё равно трудно понять, как слепец угадал, что собирается делать его спаситель?

Браслеты открылись на удивление легко. Все четверо. Воин обернулся, ощутив чей — то взгляд, и увидел девушку, молча указывавшую на свои запястья. Понятно. Вернее, ничего не понятно, но можно догадаться, чем она была так недовольна.

— Откуда ж мне было знать, — проворчал Ривллим и ухватил узника подмышки, помогая подняться на ноги.

Спасённый был высок. Ривллим не считал себя низкорослым при росте метр восемьдесят, но узник был выше почти на голову. Он поднялся и повертел в разные стороны головой, словно прислушиваясь.

— Откуда с вами эта очаровательная особа? — спросил он и улыбнулся. — Трудно поверить, что она участвовала во вчерашней… во вчерашних событиях.

— Не участвовала, — согласилась Фиар, внимательно наблюдая за дверцей. Та шевельнулась было, но клинья выдержали. Прошло несколько секунд и дверца, скрежетнув, сдвинулись.

— Она закрывается! — предупредила девушка.

В этот раз удалось покинуть клетку без приключений. Едва все трое покинули проход, как клинья не выдержали, и дверца захлопнулась. Гул удара долго отдавался эхом.

Везёт мне сегодня, подумал воин устало. И никаких следов Шелна, чтоб ему добраться домой живым и невредимым. Зато собралась прекрасная компания — слепой и эта девчонка. Когда — то теперь вернёмся в Меорн…

На голову упала капля.

Он поднял голову; Фиар тоже. На потолке бушевало крохотное подобие океана. По нему двигались волны, словно подгоняемые ветром; слабый плеск доносился сверху и капли, одна за другой, начинали падать с превратившегося в море потолка.

— Надо спасаться! — воскликнула девушка, побледнев от страха. — Начинается! Наводнение начинается!

Похоже, она была права. Капли сыпались всё чаще; коридоры, не прекратившие светиться, выглядели теперь особенно жутко — море на потолке, пляшущие призраки — тени и льющийся отовсюду холодный свет. Толща воды над головой слабо светилась изнутри.

Слепой двигался на удивление уверенно; Фиар помогала ему, чем могла, предупреждая о препятствиях. Безумная гонка по лабиринту продолжалась всего минут пять, но воин запомнил их на всю жизнь. С потолка лило уже, как из ведра; под ногами было по щиколотку воды и каждое падение могло обернуться серьёзными увечьями.

Наконец — да не оставит нас Хранительница своим вниманием — показалась долгожданная лестница наверх и все трое, мокрые насквозь, выкарабкались наружу, чихая и кашляя.

Оставаться в Башне не хотелось, и воин помог Фиар вывести слепца наружу.

На солнце со спасённым случилось нечто странное. Слепой обхватил голову руками и присел, словно вечерний свет причинял ему невыносимую боль.

— Вам плохо? — спросила его девушка, и воин отметил, что она обращается на «вы». Интересно.

— Нет, — ровным голосом ответил тот. — Просто… непривычно. Сейчас пройдёт. Где — то тут был бассейн…

Фиар взялась провожать его, а Ривллим, который подобными зрелищами был уже сыт по горло, принялся осматривать окрестности в поисках дров. Солнце уже опускалось за стену, надо срочно придумать способ согреться и высохнуть. Хорошо ещё, что подземелье затопила обычная вода, а не какая — нибудь гадость.

Попутно он проверил рюкзак. Отличная работа, подлинного мастера — нисколько не промок. Уже кое — что. А вот шляпа, когда высохнет, сгодится разве что пугалу.

Вскоре на одной из лужаек разгорелся весёлый костёр и воин, переодевшись в то сухое, что ещё оставалось, развесил всё оставшееся для просушки. Хуже всего, что вода налилась в сапоги…

Вскоре к костру подсела Фиар, чья новая одежда защитила её от наводнения, и слепой.

Последний соорудил себе из куска своего «мешка» набедренную повязку и, похоже, его это вполне устраивало. Только сейчас воин обратил внимание, что освобождённый обут в лёгкие и прочные сандалии. Вид этих сандалий, звучание голоса, кожа оливкового цвета, плавность движений — всё это наводило на размышления.

— Вам не холодно? — спросил Ривллим, поражаясь тому, что обращается к незнакомцу вежливо. Слепой отрицательно покачал головой.

Это не человек, подумал воин неожиданно.

Кто же тогда?

Ответ пришёл сам собой. Позднее Ривллим будет долго думать, что послужило причиной для догадки, но так и не поймёт. Незнакомец перед ним одним из тех, кого в Меорне звали Лесным народом — похожая на людей раса, гораздо более древняя и — трудно это выразить словами — мудрая, что ли. Хотя слепой великан напротив не очень походил на тех ольтов (как их называли заезжие маги и проповедники), которые частенько наведывались в Меорн.

— Eli va Olite samma? — обратился воин к слепому.

— Eli — sa Anangil, — немедленно ответил тот, поворачиваясь к собеседникулицом, и улыбнулся. — Рад слышать, что дружелюбие не совсем покинуло эту проклятую богами землю.

Он встал и слегка поклонился — воину и девушке, коротко прижав ладони к груди.

— Меня зовут Вемкамтамаи, и я благодарен вам за спасение.

— Я Фиар, — отозвалась девушка, поклонившись в ответ (хотя слепой, конечно, не мог этого видеть).

— Я Ривллим Мегдлир, сын Эвейра из Меорна, — ответил воин, как требовал того ритуал. Кланяться было необязательно.

— Меорн, — произнёс ольт и улыбнулся краем рта. — Как он? Я слышал, ильвемоары готовили ему незавидную участь.

— Надеюсь, что город в полном порядке, — отозвался Ривллим, поворачиваясь к огню другим боком. Темнело необычайно быстро. Теперь они уже не успеют покинуть территорию Шести Башен. Плохо. Очень плохо. — Я пришёл сюда, чтобы отыскать своего товарища и друга, вместе с которым мы воевали. Он намеревался заглянуть в одну из Башен, но куда — то делся.

— В подземелье его нет, — произнёс слепой, повернувшись лицом к огню. — Иначе бы его не затопило. Я оставался в сознании последние десять или около того часов и не слышал, чтобы кто — нибудь бродил по лабиринту.

— Я тоже, — тихо добавила девушка.

— Значит, придётся обойти остальные Башни, — пожал плечами воин. — Впрочем, одну я уже обошёл. Если никаких следов не отыщется, останется вернуться в Меорн и признать, что я не смог сдержать обещания.

Наступило молчание, прерываемое только потрескиванием веток. Искры облаком взмыли над костром и спиралью понеслись вверх, угасая на лету.

— Думаю, что мы поможем нашему спасителю, эллено? — ольт повернулся к девушке и вновь улыбнулся.

«Эллено». Ольтское слово, воину неизвестное. Похоже, не у одного Ривллима затруднения с Фиар — судя по интонации, с которым ольт произнёс это слово. Воин услышал, как губы его произносят:

— Чем… — и спохватился. «Чем вы можете помочь мне», хотело сорваться с языка. Это звучало бы не очень вежливо. — Вы знакомы с этими местами?

— Я знал их ещё до того, как здесь поселились ильвемоары, — спокойно ответил ольт и холодок пробежал по спине воина. Он слышал, что ольты могут жить сотни, иногда тысячи, лет, но чтобы столкнуться с таким самому… Невероятно!

— Буду рад любой помощи, — ответил воин и чуть наклонил голову. Это было правдой; до сих пор у него только прибавлялось проблем. Если ольт (сколько ему лет? Двести? Триста?) действительно знает эти места, его содействие может оказаться бесценным.

— Превосходно, — кивнул ольт. — Потом, если вас это не слишком обременит, я хотел бы проследовать с вами в Меорн. Последние годы я веду чрезмерно сидячий образ жизни, — он коротко рассмеялся. — Перемена обстановки не повредит.

— А как же я? — тихо спросила Фиар, устремив взгляд на Ривллима. — Мне очень нужно домой.

— Сначала в Меорн, хелауа. Я на службе. Если в городе всё в порядке, буду рад проводить тебя домой. — Интересно, кто тянул меня за язык?

Но сказанного не воротишь.

— Хелауа! — рассмеялся ольт. — Это многое объясняет, сайир, — коротко кивнул он опешившему Ривллиму. — Будь поласковее с людьми из Меорна, эллено, — обратился он к нахмурившейся Фиар. — Они одни из немногих оставшихся разумных созданий, которые ещё помнят, как устроен мир и как следует вести себя в нём.

Девушка пожала плечами и отвернулась.

— Не стоит ли нам убраться отсюда? — спросил воин, с тревогой глядя на быстро чернеющее небо.

— Здесь мы в безопасности, — возразил ольт. — А что касается пропитания… то вон там, рядом с бассейном, есть целая лужайка хальги, дикого картофеля. Не деликатес, но в печёном виде сойдёт. Боюсь, ничего другого здесь не найти.

— Я скоро вернусь, — воин поднялся, надев почти просохшую одежду, обул всё ещё сырые сапоги и отправился в указанном направлении. Сухари лучше оставить на крайний случай — да и осталось их не так много. Хальга, конечно, пакость порядочная, но зато весьма сытная.

При каждом движении сапоги издавали отвратительный скрип. Ривллиму казалось, что его слышит вся округа. Интересно, как ольт догадался, кем я служу? Это, конечно, не секрет, но всё же…

* * *

Ривллим считался человеком весьма уважаемым; в Меорне его положение именовалось сайир — что — то вроде мирового судьи, а в военное время — ещё и советника по вопросам обороны. Если перевести на средний язык. Сам средний язык, Тален, воину не очень — то нравился: в языке этом имелись лишь те звуки, которые были в том или ином виде доступны остальным расам. Упор делался на отчётливость, а не на благозвучие. В Меорне Тален использовался постольку, поскольку в нём частыми гостями были всевозможные торговцы.

Сайир, помимо прочего, обозначал заметное положение в религиозной иерархии: сайир вхож почти во все культовые сооружения Хранительницы Леса, и с его мнением считаются даже высшие иерархи. Что не очень типично: в культе Хранительницы, Младшей из Триады, практически все ступени иерархии занимают женщины.

Ольты, без сомнения, обладают врождёнными магическими способностями. Несмотря на солидный возраст и положение в обществе, рядом с Вемкамтамаи Ривллим ощущал себя мальчишкой. Само собой получалось называть его уважительно и обращаться за советом.

…Он быстро отыскал место, где ещё оставались пригодные в пищу клубни, и принялся откапывать их ножом. Интересно, откуда ольт знал, что клубни надо искать именно здесь? Все они были как на подбор: крупные, гладкие, словно не хальга, а культурный картофель.

Положительно, этот ольт весьма не прост. Надо будет понять, отчего его держали здесь. Вемкамтамаи… так… что это может означать? Надо получше изучить ольтский язык. Не спрашивать же напрямую — не принято!

— Что такое хелауа? — спросила Фиар, как только воин удалился достаточно далеко.

Ольт довольно долго молчал. Он, конечно же, знал ответ. «Helauah» — «небольшое хищное животное». Неблагодарное животное. Из тех, что первым делом впиваются зубами в руку, вызволившую из смертельной ловушки. Архаичное слово, взятое из одного из священных гимнов Триады. Сам того не зная, Ривллим очень много рассказал и о себе, и о Фиар. Всего одним словом.

— Так что же это?

— Вряд ли я должен отвечать, — медленно проговорил слепой и повернул лицо к девушке. — Я ощущаю в тебе нечто большее, нежели власть над огнём, эллено. Я прав?

Девушка осеклась и глаза её расширились. Пальцы правой руки непроизвольно погладили браслет на левом запястье.

— Прав я? — переспросил ольт.

— Да, — неохотно призналась девушка. — Но…

— Я умею хранить тайны, как ты сама убедилась, — продолжал ольт. — Что означает это прозвище, ты либо узнаешь от него, либо не узнаешь вовсе. Впрочем, я догадываюсь, отчего он дал тебе его. У тебя на запястьях остались браслеты, верно?

— Откуда тебе… откуда вам знать? — поразилась девушка.

— Я много прожил, и думать пока что не разучился. Да и слух у меня превосходный. Хочешь, я сниму их с тебя?

— Нет! — глаза девушки вспыхнули огнём. — Нет, ни за что! — она отодвинулась от слепого, словно тот намеревался схватить её.

— Вот видишь, — ольт отвернулся. — Тебе придётся спросить его самого.

— Вот ещё! — девушка презрительно вскинула голову. — Он всё скажет и сделает сам. Я знаю, чем мне это грозит в противном случае.

— Суеверия поражают не только людей, — проговорил ольт с грустью в голосе.

При этих словах девушка вздрогнула и пристально посмотрела на странного собеседника. Эллено, значит. «Дитя», в одном из переводов. Во всяком случае, она знала, что это означает.

— Ты слишком простого мнения о нём, — добавил ольт. — Ты видела его меч?

— Видела.

— На что он похож?

Девушка задумалась. Меч был необычным, огромным, с ярко пылающей золотой полосой вдоль клинка, со многими надписями на крестовине. Как ни странно, с эмблемой самих Башен — правильный шестиугольник, жирная точка в центре, соединённая волнистыми линиями с каждой из вершин. На что же он походил? Или… на кого?

— Он весь словно из золота, — ответила она, наконец, — И кажется живым. А откуда вы знаете про меч?

— То, что я не получаю от зрения, я получаю от всего остального, — вновь повторил слепой. И повторил свой странный жест, который девушка уже видела: соединил кисти рук за затылком так, чтобы кончики пальцев касались друг друга и медленно провёл соединёнными руками через голову, прикоснувшись в конце концов к груди.

— Он возвращается, — произнёс ольт неожиданно. — Поговорим о чём — нибудь другом. Но запомни вот что: меч у него в высшей степени необычный. Если хочешь добиться своего, тебе придётся очень долго путешествовать с ним. Возможно, до конца жизни.

— Я… — начала было девушка, но тут из мрака в круг света шагнул Ривллим и вывалил на траву огромную груду клубней.

— Часть зажарим сейчас, — пояснил он, — часть позже. Предупреждаю, это не самое вкусное, что существует в природе.

— Кому что нравится, — заметил ольт. — Если хальгу хорошенько потушить с… — он осёкся. — Впрочем, сейчас не время обсуждать кулинарию.

Не произнося более ни слова, он встал и исчез во тьме.

Девушка взяла в руки большой клубень и закрыла его ладонями.

— Ты спрашивала его о том, что такое хелауа? — спросил воин, ловко закапывая часть оставшихся в горячую золу.

— Спрашивала, — ответила та равнодушно.

— Я понимаю, он не ответил.

— Правильно понимаешь.

— Подлинный ольт, — произнёс воин и, осторожно сняв с себя рюкзак, положил его поодаль. — Необычный человек. Жаль только, что слепой. Это должно быть ужасно.

— Он, похоже, не так слеп, как кажется, — возразила девушка, не разжимая ладоней. — Так что по поводу моего предложения? Ты действительно поможешь мне вернуться домой?

— После возвращения в Меорн — да.

— Ты всегда держишь слово?

— До настоящего времени считал, что всегда.

— Держи, — девушка разжала ладони, и на траву перед Ривллимом упал дымящийся, потрескавшийся, превосходно приготовленный клубень.

Воин долго смотрел на неё, не произнося ни слова.

IV

Во сне он встал с лужайки, на которой уснул рядом с Фиар, и огляделся по сторонам. Ольт сидел, скрестив ноги, спиной к костру. Воин вспомнил, как ольт предложил себя в качестве часового. На недоумённый взгляд Ривллима последовало пояснение, что если противник не выдаст себя звуком, то с ним всё равно не справиться. Аргумент показался убедительным, учитывая, что слух у слепого оказался фантастически острым. Он отлично слышал то, что произносилось шёпотом на расстоянии в тридцать шагов.

Итак, он встал. Фиар что — то прошептала и потянулась. Не просыпаясь. Воин долго смотрел на неё, поражаясь странной позе, которую та приняла. Необычная для человека — чуть выгнувшись назад, руки вытянуты вдоль тела, пальцы согнуты, словно у кошки, приготовившейся напасть. Постойте, может, она оборотень? Тогда многое стало бы понятным. Подумав немного, воин отверг это предположение. Во — первых, сейчас полнолуние. Во — вторых, оборотни терпеть не могут ни людей, ни прочие расы. Он склонился над Фиар и осторожно взял в руки прядь её волос. Тонкие и невероятно густые.

Ривллим вспомнил, что Фиар пообещала сделать с ним, если он «невзначай» прикоснётся к ней ночью, и усмехнулся. Ну ладно. Что же его подняло?

Дорога, возле которой находилась лужайка, уходила в направлении центральной части Шести Башен. Старинное название этого города — крепости так и переводится: Шесть Башен. Безо всяких излишеств. Надо будет расспросить Вемкамтамаи, что такого в этих Башнях. Отчего здесь постоянно заводится всякая магическая нечисть.

Далеко — далеко, за пределами чёткой видимости, что — то слабо светилось. Словно крохотный светлячок — наподобие тех, что вились вокруг костра. Только «светлячок» этот должен быть величиной со слона, раз виден на таком расстоянии.

За неимением других идей, воин направился в сторону светящегося пятнышка. Оно казалось туманным, расплывчатым, текучим. Но не таким, как призрачные огоньки в лесах близ Меорна или, скажем, на Синих болотах — к востоку от города. Те удаляются, меняют очертания, манят неосторожного путника дальше, дальше, дальше. Это же никуда не двигалось.

Стоило сделать первый шаг, как Ривллим взлетел в воздух. И сразу же понял, что спит. Где ещё, как не во сне, можно было настолько плавно и неторопливо плыть по воздуху, управляя полётом одним лишь усилием мысли? Ощущение было восхитительным.

Оказалось, что можно ускорять или замедлять полёт, ныряя вниз или, соответственно, взлетая вверх — словно рыба в воде. Не нужно было ничем двигать, достаточно только сосредоточиться. При всём этом полёт не мешал думать.

Шелна здесь нет, это ясно. Обойти все Башни, надо всё равно: хотя бы для того, чтобы можно было смотреть в глаза его родственникам. А потом — медленно, осторожно двигаться в сторону Меорна. Там доложить обо всём и — раз пообещал — проводить эту несносную молодую особу домой. И зачем только он пообещал ей сопровождение?

Светящийся силуэт постепенно приближался.

Взгляду открылась центральная площадь. Та, от которой и исходило сияние. Шесть высоких зданий выходили на неё; шесть серых прямоугольных кусков гранита, пристально вглядывающихся множеством чёрных мёртвых глаз.

Посреди площади стоял постамент. На нём должна быть статуя, но где же она? И почему светится площадь? Вся: камень под ногами, постамент, воздух над головой. Воин приземлился и осторожно оглянулся. Зачем он здесь?

— Никто не сможет ответить, — из — за постамента вышел ольт Вемкамтамаи и, не отводя взгляда пустых глазниц, остановился шагах в трёх от воина. — Ты один знаешь, что должно случиться. — Воин заметил, что окружавшие площадь строения сдвинулись. Немного, но заметно для глаза.

— Где статуя? — указал воин на постамент.

— Статуя была, статуя ушла. — С другой стороны постамента вышел ещё один Вемкамтамаи и остановился с другой стороны, сверля собеседника провалами отсутствующих глаз. — Мир стал ей безразличен, она покинула мир. Теперь мир рассыпается на части.

Послышался странный треск.

Воин опустил взгляд и увидел, как по мостовой под его ногами пробежала трещина. Инстинктивно он отошёл, чтобы обе ноги стали по одну сторону её. Оглянулся. Здания вновь сместились.

— Что за статуя? — спросил Ривллим, поворачиваясь от одного ольта к другому и не встречая ничего, кроме пустого выражения на неправдоподобно гладких, до блеска отполированных лицах. — Куда она ушла?

— Твоя статуя, — послышался голос сверху и воин, задрав голову, встретился с мрачным лицом Вемкамтамаи. Третий ольт стоял на постаменте. — Отыщи её и спроси, отчего она решила сбежать. Но поторопись, время уходит.

Вновь треск. Одно из зданий раскололось пополам. Изнутри посыпался песок.

— Но я не успею! — крикнул воин отчаянно. — Всё происходит слишком быстро!

— Я помогу тебе, — отозвались три голоса с трёх сторон и два остальных ольта вспрыгнули на постамент. Там они встали, все втроём, лицами наружу, упираясь плечами в плечи и взявшись за руки. Тут же зловещий треск и шорохи, доносившиеся со всех сторон,замерли, а трещина в земле сомкнулась. Сомкнулось и здание; о катастрофе напоминала лишь груда песка у стены. Лица ольтов (или ольта?) отражали сильное напряжение.

— Не мешкай, — произнесли три голоса и три головы кивнули, каждая в свою сторону. После чего порыв ветра поднял в воздух лёгкого, как пушинка, Ривллима и с головокружительной скоростью повлёк назад, к костру. Окружающий мир размазался, рёв ветра оглушал.

«Сейчас я разобьюсь», подумал воин и зажмурился.

Что — то толкнуло его под ноги.

Он открыл глаза. Он стоял у костра, рядом со спящей Фиар. Рядом с ольтом, по — прежнему сидевшим спиной к едва тлевшему костру. Воин поднял голову. Наступило двойное полнолуние — и именно сейчас два ярко — лимонных диска, меньший под большим, освещали спокойный ночной пейзаж. Оглушительно пели насекомые; по округе разносились охотничьи крики сов.

Небо резко повернулось, превратившись на миг в сплетение светящихся дуг. Когда оно остановилось, никаких лун на нём уже не было, а рисунок созвездий едва заметно изменился. Сильное головокружение поразило Ривллима, и он почувствовал, что падает…

…Открыв глаза, он понял, что всё ещё ночь. Костёр слабо тлел, пели насекомые, всё было, как и прежде. Снова сон? Скорее всего, нет. Да, действительно, он не спал: веки были тяжелы и стоит ему только прикрыть их, как он мгновенно уснёт вновь. Хорошо бы до утра ни видеть никаких снов.

Фиар прижалась к нему; воин ощущал жар, исходящий от неё — но то был не жар лихорадки. Он припомнил, как она обожгла его лёгким прикосновением, как испекла клубень, подержав в ладонях. Наверняка именно за это её держали в клетке — мало ли для чего магам может потребоваться такое…

Девушка что — то прошептала во сне и чуть слышно всхлипнула. Правая рука её опустилась на плечо Ривллима, и тот вновь поразился её силе и температуре. И даже подумал, не стоит ли осторожно снять с себя её ладонь, но не стал этого делать по двум причинам.

Во — первых, она может проснуться, и тогда жди неприятностей.

Во — вторых, будь он неладен, это было приятно.

Последней мыслью, что посетила воина перед тем, как он провалился в целительный и крепкий сон без сновидений, было то, что все три ольта там, у постамента, были без сандалий.

Странно, не правда ли?

* * *

— Доброе утро, доброе утро, — услышал Ривллим, едва только открыл глаза. Солнце уже поднималось над стеной. Его кипящие лучи вот — вот ударят прямо в глаза. — Наш спаситель мог бы отдыхать и дольше.

Голос принадлежал ольту, и не было в нём ни капли иронии. Рывком поднявшись, воин тут же ощутил, что отвык спать в одежде. Тело протестовало. Давненько не ходил в походы.

У костра стоял котелок с ароматным травяным настоем. Пахло приятно.

Ольт пил травяной чай с видимым наслаждением; девушка, как заметил Ривллим, пила его через силу. Не привыкла, видимо. Пожелав всем доброго утра, воин твёрдым шагом направился к бассейну — умыться.

И поразился, увидев кристально чистую, прозрачную воду. Отвратительные остатки «мешков», в которые были облачены узники, всё ещё валялись поодаль, и воин решил сжечь их. Заодно избавившись и от источника заразы, и от неприятных воспоминаний. Осквернять водоём более не хотелось, и Ривллим, обнаружив, что машинально прихватил с собой рюкзак, открыл клапан и обнаружил внутри… котелок.

Вот как.

Ладно, разберёмся после. А пока он зачерпнул прохладной и приятно пахнущей свежестью воды и с наслаждением плеснул ею в лицо, смывая ночное беспокойство и остатки сонливости. Подействовало безотказно. Дальше он также действовал по привычке, наполнив фляги и ополоснув всю посуду. Её было не так уж и много.

Десять минут спустя, когда он вернулся к костру, его ожидала корявая глиняная кружка с горячим чаем. Воин вспомнил, что подобный настой ольты именовали айлис, то есть «напиток жизни». Существам, умеющим жить тысячи лет, можно доверять в вопросах здоровья…

— Посуду мы нашли в Башне, — пояснил Вемкамтамаи, кивнув в сторону девушки. — Одного комплекта всё равно не хватило бы. Траву наша очаровательная спутница собрала по моим описаниям. Надеюсь, чай придётся по вкусу.

Как странно он говорит!

— Терпеть не могу чая, — заявила девушка. — Лучше уж простую воду. На худой конец, лёгкое вино.

— Вино, — покачал головой воин. — Надо же. Буду иметь в виду. Сейчас самое главное — набраться сил.

— Набраться сил можно, хорошенько пообедав, — поджала губы Фиар. — И не дикой картошкой.

— Думаю, надо спросить сайира, что он намерен делать, — вмешался ольт, видимо, ощущая, что воин вот — вот начнёт терять терпение. Ночь была нелёгкой.

— Продолжать поиски бессмысленно, — заявил Ривллим, решившись признать очевидное. — Отправляемся на юг. Двигаться надо быстро: поблизости от Башен добычи не отыскать. Самое большее через неделю доберёмся до Святилища — и через час будем в Меорне.

Ольт кивнул. Фиар смотрела равнодушно.

— Я немного… послушал, что творится вокруг, — пояснил ольт, продолжая улыбаться. — Мы здесь одни. — Улыбка померкла. — Я понимаю, как неприятно это звучит.

«Откуда тебе знать?» — хотел спросить воин, но сдержался. Слова о том, что великан не столь слеп, как кажется, начинали обретать в его голове новый смысл.

— Тогда в путь, — завершил воин, хлопнув себя по коленям. — Полчаса на сборы, затем — к юго — западному проходу.

— Почему не к южному? — удивилась девушка.

— С юга Башни защищает дремучий лес, — пояснил Ривллим, собирая посуду. — Сейчас, возможно, он не столь опасен, как позавчера, но лучше не рисковать. Юго — западная тропа выходит на Хеввелский тракт. Одна из самых безопасных дорог.

Больше вопросов не было. Пока ольт молчал, Ривллим ощущал себя командиром их крохотного отряда. Но стоило ольту заговорить, как опыт и знания, за которые его уважают сотни людей — куда — то исчезали. Ривллим был рад тому, что слепой предпочитал помалкивать. Наверное, осознавал, как действует на остальных.

За Фиар, однако, нельзя было ручаться. Утром она стала почти такой же дикой, как и вчера, в полдень. Всем своим видом показывала, что по каждому вопросу имеет своё мнение; но, хвала Владыке Мудрости, не пыталась навязывать свою волю. По крайней мере, явно. Эта дорога мне будет стоить лет пять жизни, хмуро подумал воин. Ему доводилось сталкиваться с подобными особами — как правило, людьми из высших кругов. Меорн не такая уж глухая провинция Большой Земли, как принято считать. Выполнять работу для сильных мира сего — занятие, в высшей степени неблагодарное. В особенности, когда эти сильные постоянно воюют друг с другом.

Придав своей шляпе как можно более приличный вид, Ривллим оглядел остальных. Девушка наотрез отказалась надевать что бы то ни было на голову. Ольт, в своей набедренной повязке и сандалиях походил на отшельника — друида. Издалека мы будем выглядеть, как труппа бродячих артистов, подумал воин невесело.

Хороша погодка. Если она подержится такой ещё недельку — другую, будет как нельзя лучше.

Ольт принялся рассказывать истории из своих путешествий по северу континента — преимущественно для девушки, которая явно не привыкла путешествовать пешком и очень скоро стала раздражительной сверх обычного. Что бы там она ни говорила, а хальга в сочетании с травяным чаем почти полностью вернули ей человеческий облик. Надо поучиться у ольта медицине, решил воин. В травах он разбирался ровно настолько, чтобы, оставшись в лесу, не пропасть. А хорошо бы научиться творить те мелкие чудеса, одно из который слепой сегодня показал. Ривллим и сам ощущал необычный прилив сил; мир казался юным и гораздо более дружелюбным, нежели обычно.

До стены они добрались без приключений; пришлось только пройти полкилометра к югу, прежде чем обнаружилась та самая, почти неприметная дверца. Тут — то Ривллим и сделал первое неприятное открытие.

На стенах тоннеля отсутствовали пометки. Новых не было — и ладно, но куда подевались его собственные? Осыпались за ночь от сырости? Невозможно. Вот тут была одна — на расстоянии вытянутой руки от входа, на левой стороне. Точно такая же — на правой, у дальнего выхода. Где они?

Воин почти что услышал щелчок, с которым ожили его рефлексы и проснулся внутренний наблюдатель. Тот, который бодрствовал при малейших признаках опасности.

Когда они вышли наружу, Ривллим поразился вновь.

Лес был не тот.

Совсем не тот. Не те деревья стояли не на тех местах; лес стал гуще, зеленее, перестал быть мрачным. Птицы усердно упражнялись в пении, доказывая свои права на клочок земли, дерево, куст, на котором находились. Трава росла пышным ковром; тропа, которая была отчётливо видна даже в безлунную ночь, заглохла.

Ощущения можно было выразить так: этого не может быть!

Ольт и девушка, однако, ничего не замечали. Или делали вид.

Открытие настолько поразило воина, что он очнулся от ощущения нереальности только, когда показался тракт.

Тракт тоже был не тот. Знакомый ему был вымощен крупными гладкими гранитными брусками; сейчас же перед ними простиралась вырубленная в лесу, изрядно вытоптанная дорога. Пыль лежала на ней глубокими лужами, готовая подняться в воздух при первом же прикосновении. Обочины были загажены. Кроме того, на путевом столбе — указателе было кровью выведено слово на неизвестном воину языке. Свежей кровью. А вокруг — никого.

Что за наваждение, что тут произошло?

Ривллим понял вдруг, что ольт с девушкой стоят у него за спиной и молчат. Ещё он заметил, что держит правую ладонь поднятой вверх, ладонью к себе. Понятный знак: поберегись! Рядом опасность!

— Кто — то движется с юга, — произнёс воин, прежде чем разум успел осознать смысл сказанного. Чувства и навыки работали безупречно. — Большая группа людей. Движутся медленно.

Все трое, повинуясь бесшумному знаку, скрылись под сенью старого орехового дерева, вокруг которого непроницаемой стеной росли колючие кусты.

Прошла томительная вечность, прежде чем послышались звуки. Неторопливый цокот копыт, разговоры (на каком — то варварском наречии, чем — то напомнившем неудобоваримый язык западных кочевников) и звук множества медленно бредущих ног.

— Что происходит? — шепнула изрядно удивлённая Фиар.

Постепенно в поле зрения показалась процессия. Два всадника впереди — оба высокие, темнокожие, с плоскими лицами; два всадника позади. Восемь пеших воинов — братья всадников по крови, несомненно.

А посередине двигалось человек сорок пленников. Самых настоящих. С колодками на шеях, одетых в тряпьё и с безразличным выражением глаз.

Всё это было невозможно, необъяснимо и чудовищно.

Часть 2. Котёл

V

— Ты так и будешь молча глазеть? — яростно шепнула девушка, также, видимо, потрясённая увиденным. Рабство практически перестало существовать на Ралионе, когда с кочевниками, основной угрозой цивилизации, было покончено.

… Когда было покончено!

Мысли неслись вихрем, времени следить за ними не было. Фиар права; надо что — то предпринимать. Наверное, всех троих выручило то, что воин вышел на дорогу, не подумав над тем, есть ли у них какие — нибудь шансы. Поскольку шансов, скорее всего, не было.

Вся процессия мгновенно остановилась, когда шагах в пятнадцати от ближайшего всадника на обочине возник высокий, мрачный воин с огромными ножнами на поясе и холодным взглядом, в котором не было и следа страха.

— Кто вы такие, что позволяете себе забирать людей в рабство? — громко осведомился воин, положив руку на рукоять меча. Говорил он на том самом варварском наречии; точнее, на том его обрубке, которое сохранилось до настоящего времени.

Конвоиры отреагировали моментально; всадники выехали вперёд, чтобы не позволить, в случае чего, скрыться наглому чужеземцу; пешие воины остановили колону пленных и молча стояли, нацелив в беззащитных людей копья. Никто из противников не походил на новичков. Ох, что сейчас будет, подумал воин. Но деваться некуда. Хотя можно, пользуясь густыми зарослями, отступить назад, за крепостную стену Шести Башен.

Странно, что Шесть Башен пусты… в то время как здесь творятся подобные вещи.

— Кто ты такой, наглец, чтобы останавливать доблестных воинов великого Шамульеза? — спросил ближайший всадник и по его сигналу четыре копья хмуро уставились в грудь пришельцу. — Кто позволил тебе разгуливать по дорогам вооружённым? Отвечай немедленно, если не хочешь присоединиться к этому стаду.

Пешие воины и двое всадников загоготали.

— Вторгаясь на земли, священные и благословенные Хранительницей Леса, вы рискуете навлечь на себя её проклятие, — послышался рядом знакомый голос.

Не веря своим ушам, Ривллим обернулся. Ольт двигался чуть позади мрачной Фиар, положив руку на её плечо. Так и есть — поводырь и слепец. Вот только какая нелёгкая заставила их вылезти из укрытия? Ривллим быстро перебрал в уме возможные варианты развития событий и понял, что ни один не сулит ничего хорошего.

О том, что творится нечто несуразное и дикое, он уже не задумывался. Сейчас было важно остаться в живых.

Ответом ольту был дружный смех.

— Хороша компания, — продолжил всадник, что заговорил первым. Одет он был в богато украшенные кожаные доспехи; многочисленные драгоценности украшали его одежду, сбрую коня и вообще всё снаряжение. Не исключая копья. — Этого слепого урода я лично отвезу великому вождю. Будет у него любимой игрушкой. А эту прекрасную черноволосую красавицу, пожалуй, оставлю себе…

Воин, чуть свесившись из седла, откровенно разглядывал Фиар, на губах которой появилась улыбка. Эта улыбка испугала Ривллима сильнее, чем сколь угодно страшная гримаса ярости.

— …Но сначала я прибью к столбу этого недоумка, — заключил воин и взмахнул рукой. — Потерпи немного, моя дорогая, сейчас мы со всем разберёмся.

Бежать было поздно, да ольт с девушкой и не собирались бежать. Более того, девушка сделала несколько шагов по направлению к всадникам, а ольт остался стоять, сохраняя растерянное выражение лица. Ещё бы, ведь он остался без поводыря.

— Ну ладно, — произнёс Ривллим, и Солнечный Лист очертил перед ним сияющую дугу. Всадники уже пришпоривали лошадей; позади них стояли пешие копейщики. Судя по всему, пленники в расчёт вообще не принимались.

Правой рукой воин привычно очертил в воздухе магический знак, призывая Хранительницу в свидетели, взывая к ней о справедливости. Ну, двух — то я точно успею уложить, подумал Ривллим; тело уже само двигалось так, чтобы вражеское копьё его не достало.

Тут же случилось непредвиденное. Два ближайших коня, что неслись во весь опор, взглянули хмурому человеку в глаза… и взбесились. Один из них встал на дыбы так резко, что всадник выпал из седла, запутавшись ногами в стременах. Конь, пронзительно заржав, со второго раза смог избавиться от всадника. От удара копыт того подбросило в воздух метра та два и бросило лицом на камни. Больше он не двигался.

Второй оказался умнее и спрыгнул с лошади; предоставленное самому себе животное тотчас унеслось вслед за своим сородичем дальше по дороге. Недавний всадник, имевший виды на Фиар, оказался никудышным фехтовальщиком. Впрочем, тягаться с Солнечным Листом в умелых руках…

Один из оставшихся всадников наклонился и на скаку поймал и перебросил через седло не особо сопротивлявшуюся девушку. Увернувшись от двух копий, Ривллим услышал душераздирающий крик, глухой стук падающего тела и вопль ужаса. Неудавшийся похититель лежал на спине с жуткой гримасой на лице; вместо глаз у него были две чёрные кипящие дыры.

Затем как — то быстро всё завершилось.

Как в тумане, Ривллим видел четырёх упавших на колени и умоляющих о пощаде копейщиков; четвёртый всадник, с копьём в спине, лежал под копытами неожиданно успокоившейся лошади; Фиар стояла перед сдавшимися противниками, между ладоней её петлёй горело нестерпимо яркое алое пламя.

Самое поразительное было то, что у ног ольта лежало ещё два нападавших; одному из них слепой поставил ногу на спину; к затылку другого приставил острие копья. Как такое могло произойти?

День выдался богатым на неожиданности.

— Один сбежал, — сообщила девушка спокойным голосом. Её хладнокровие ужасало. Стараясь не глядеть на покойника с выжженными глазами, он вытер Лист и аккуратно вложил его в ножны. На негнущихся ногах направился к пленникам. На лицах недавних рабов впервые появилось осмысленное выражение — надежда.

— Разве нужно было делать такое? — спросил Ривллим, принимаясь связывать копейщиков по рукам и ногам. Те настолько перепугались, что не оказывали ни малейшего сопротивления.

— Мы живы, — ответила Фиар и огонь, переливающийся из одной её ладони в другую, угас. — Ты предпочёл бы присоединиться к ним? — она кивнула в сторону недавних пленников. — Этих дикарей можно пронять только одним: страхом. Ничто, кроме силы, на них не действует. Я уже встречалась с им подобными.

Говорили они на среднем наречии, копейщики его не понимали.

— Надо срочно привести его в чувство, — донёсся до Ривллима голос девушки. — Скоро пожалуют гости.

Чья — то рука с размаху хлопнула воина по плечу и тот, наконец, понял, что всё произошедшее — не сон.

— Надо увести этих несчастных в лес, — спокойно произнёс ольт, переламывая копьё, словно травинку. — Слышишь, Ривллим? Если оставим здесь, им конец, — и зашвырнул обломки далеко в сторону.

— А если здесь правят эти… всадники? — Ривллим указал рукой на связанных копейщиков, по — прежнему стоявших на коленях и те попадали лицом в траву, заметив на лице грозного воина нечто такое, от чего не вымолить пощады. — Будем воевать с ними со всеми? Надо разобраться, что тут происходит, чтоб им всем провалиться!

— Здравая мысль, — кивнул ольт и воин полностью уверился в том, что тот на самом деле всё видит. Непонятно, как — но видит. — Я постою здесь, а вы потолкуете с пленниками.

Переглянувшись, Ривллим с девушкой подошли к сгрудившимся, радостно улыбающимся людям. Судя по состоянию последних, вряд ли их гнали больше суток.

Спустя пять минут и с цепями, и с верёвками было покончено.

— Кто — нибудь меня понимает? — спросил Ривллим на среднем наречии. Многие отрицательно покачали головами; некоторые ответили. Как ни странно, воин понял, что ему говорят, хотя изъясняться на этом языке не умел. Он повторил вопрос на остальных трёх знакомых ему. С тем же успехом.

Большинство пленников, заметил Ривллим, были женщинами.

— Знаешь другие языки? — спросил воин у Фиар.

Та покачала головой.

— Знать — то знаю, да только они не поймут.

— Позови Вемкамтамаи, — сухо приказал Ривллим и девушка, кивнув, испарилась. Сам он тем временем знаками показал освобождённым, чтобы они убрались с дороги в лес, и те подчинились — настолько быстро, насколько позволяли оставшиеся силы. Вскоре появился ольт.

— Я не знаю ни одного известного им языка, — пояснил воин. — Надо расспросить их, что случилось, и придумать, куда их девать.

— Договорились, — кивнул ольт и вновь провёл над собой сцепленными ладонями. — Так… полчаса у нас точно есть. Поговори пока с теми вояками, а я попытаю счастья здесь.

Фиар не отставала от Ривллима ни на шаг.

— Как это у тебя ловко получилось, — проговорила она, тяжело дыша. — Похоже, твой меч режет абсолютно всё.

— Это священное оружие, — мрачно пояснил воин. — Всякий раз, когда я его обнажаю, я рискую расположением богини.

— И ты не взял с собой оружия… попроще?

— Об этом позже.

Они подошли к тем самым кустам, в которых несколько минут назад наблюдали за появлением конвоя. Теперь там находились все шестеро выживших копейщиков. Выражение непередаваемого ужаса покинуло их посеревшие лица.

Что бы им такое сказать? — думал воин, хмуро глядя им по очереди в глаза. Убивать — нельзя, они сдались. Оставить здесь — а ну как появится подкрепление? Тут он вспомнил про то, что случилось с лошадьми, и его осенило.

— Я отпускаю вас, — произнёс он, сохраняя на лице как можно более лютое выражение. Фиар отшатнулась и недоумённо взглянула на спутника. Тот знаком приказал ей молчать. — Но знайте: гнев Хранительницы Леса и её сестры, Покровительствующей Мстителям, падёт на вас и всех ваших родственников, если вы хотя бы помыслите причинить вред мне, моим друзьям или друзьям моих друзей.

И вновь начертил в воздухе перед собой знак Хранительницы.

Фиар, как и связанные копейщики, увидела, как за спиной воина возникла и развеялась фигура невысокой женщины в зелёном плаще; огромный волк сидел у её ног. Сам же Ривллим ощутил, что откуда — то из пространства на него обрушился поток силы, от которой на краткий миг он ощутил себя всемогущим. Дышать стоило немалого труда — горячий воздух обволок, словно одеялом.

И тут же всё прошло. Однако ощущение силы, бодрости и уверенности осталось. То же самое испытывала и Фиар. Она видела всё, словно в тумане, не веря своим глазам.

Воин быстро развязал копейщиков одного за другим.

— Убирайтесь, — приказал он. — И никогда сюда не возвращайтесь.

Копейщиков не пришлось долго уговаривать. Торопливо поклонившись воину и девушке, они бегом устремились в направлении, в котором некогда двигался конвой. Воин отвернулся и подошёл к Фиар; та заметила, что руки его дрожат, на лбу выступил обильный пот.

— Если бы кто — нибудь сказал мне, хелауа, что у меня это получится, я…

— Сзади! — крикнула Фиар неожиданно. Один из копейщиков, явно желающий оставить за собой последнее слово, остановился у обочины и как раз замахивался, чтобы метнуть в спину воина тяжёлый кинжал.

Ривллим только — только начинал оборачиваться. Времени не было. Фиар прыгнула, сбивая его с ног, готовясь потратить немногие оставшиеся силы на то, чтобы отвести снаряд в сторону…

Раскат грома прокатился над поляной. Кинжал неожиданно изменил направление полёта и на полпути вонзился в землю с такой силой, что тут же исчез. Вероломный нападающий бросился было наутёк, но земля расступилась под его ногами — стала трясиной, бездонной и жадной. Несколько секунд копейщик отчаянно боролся за свою жизнь, после чего исчез под землёй. Небо посветлело и зыбкая трясина вновь стала зелёной и приветливой поляной.

Остальных копейщиков уже не было видно.

Ривллим поднялся сам и помог подняться девушке.

Ольт подбежал к ним — бесшумно, ни разу не запнувшись.

— Что происходит? — спросил он. — Птицы куда — то делись, звери разбежались. Должна быть очень веская причина!

Фиар, запинаясь, рассказала, что именно произошло. Лицо её представляло собой одни огромные глаза.

— Сайир! — воскликнул ольт, на миг низко склоняясь перед Ривллимом. О боги, подумал тот мрачно. Только этого мне не хватало. — Я рад, что Хранительница на нашей стороне. Надеюсь, так будет и впредь. А пока подумаем, как справиться с отрядом, который вот — вот прибудет по наши души.

Воин предложил направление, и все трое скрылись среди деревьев. На удивление Ривллима, пробираться среди деревьев ни для кого не составило труда. Ну ольт, с ним всё понятно. Родственник леса, так сказать. А Фиар где этому научилась?

— Достаточно, — произнёс ольт в конце концов. — Присядем и подумаем. Мне удалось поговорить с пленниками и новости, должен признаться, не самые радостные.

— Какие именно? — воин прислонился спиной к дереву и вытянул уставшие ноги. — Увидеть, как людей угоняют в рабство, само по себе неприятно. Такого не случалось почти полторы тысячи лет.

Если бы ольт был зрячим, можно было бы сказать, что он и Фиар переглянулись.

— Дольше, — подтвердил ольт. — Этот Шамульез подчинил себе почти всю центральную часть материка, от западного побережья до озера Вереньен.

Ривллим поднял на ольта недоумевающие глаза.

— Озеро, что лежит в долине, к западу от Башен, — пояснил Вемкамтамаи. — Так оно называется сейчас.

Сейчас, подумал воин, и эта мысль отчего — то взволновала его. Никакого Шамульеза он не знал. Да и кому было бы под силу подчинить столь огромные территории? Давным — давно, когда кочевые племена всё ещё были сильны и господствовали по всему западу, от долины Паэрон до снежных равнин Колиндха империи Лерей — да.

— То, что мы видели — не редкость в этих местах. Области Башен опасаются и кочевники, и здешние жители. Один из пленников в молодости был воином; судя по всему, он неплохо осведомлён. Генерал Той — Альер обороняет подступы к Меорну и не в состоянии защитить прилегающие к Башням земли. Их жителям было велено перебраться южнее. Те, кого мы встретили, отказались переселяться. И пострадали.

— Той — Альер, — повторил Ривллим хриплым голосом, не слушая дальнейших слов. — Шайр. Четыре тысячи лет назад. Мне это снится, Вемкамтамаи или всё это на самом деле? Какой сейчас год?

— Я знал, что ты догадаешься, — кивнул ольт. — Тринадцать тысяч двести восемьдесят пятый год от Рассвета. Четыре тысячи пятьсот девяносто третий год до пришествия Бога Дайнера. — Он невесело усмехнулся. — Четыре с половиной малых месяца до моего рождения, если это вам интересно.

Фиар с завистью поглядела на ольта.

— Помолчите минутку, — попросил Ривллим, видя, что ольт готов продолжать. — Я пытаюсь не сойти с ума, Вемкамтамаи. Если ты не замолчишь, мне это не удастся.

И сел, прижав голову к коленям.

— А мой… — начала было Фиар, но ольт поднёс палец к губам и девушка, кивнув, замолчала.

* * *

— Сайир, — Фиар прикоснулась ладонью к его плечу и легонько потрясла. — Пора что — нибудь предпринять.

Судя по её тону, она полностью излечилась от недавнего уважения к человеку, умеющему призвать силу Хранительницы Леса. Иными словами, вновь стала нетерпеливой и бесцеремонной. «Пожалуй, так лучше», — подумал воин. При мысли о том, что Фиар может стать робкой и послушной, делалось худо.

— Что можно предпринять? — спросил он, поднимаясь на ноги и стукаясь головой о толстый сук. — Проклятие!

Фиар невинно улыбнулась.

— Надо подумать, как будем встречать отряд, который вот — вот пожалует, чтобы развесить наши головы на шестах вдоль дороги.

— Какие ещё головы? — Ривллим не сразу понял, о чём речь. — И зачем тебе помощь? Насколько я понимаю, ты сможешь запечь всех нападающих заживо. Вместе с лошадьми.

Девушка обиделась.

— За кого ты меня принимаешь?! — вспыхнула она. — По — твоему, мне это доставило удовольствие?

Воину стало неловко.

— Прошу прощения, — склонил он голову. А когда поднял взгляд, увидел глаза, широко открытые от удивления.

— Поразительно, — произнесла девушка. И улыбнулась. Правда, улыбка почти сразу же из приятной сделалась ядовитой. — Поразительно. Надо запомнить этот момент.

— Не забудь запомнить нашу первую встречу, — посоветовал Ривллим, не удержавшись. Он ожидал новой вспышки, но её не последовало.

— Не забуду, — махнула рукой Фиар. — А вот и Вемкамтамаи.

И добавила, почти шёпотом.

— Укрощение огня быстро утомляет меня в… — она запнулась. — На меня пока не рассчитывайте.

— У нас появилось трое помощников, — произнёс ольт, приближаясь. — Самое время устроить засаду.

— Один вопрос, — остановил его воин. — У меня сложилось ощущение, что ты всё прекрасно видишь.

— Вижу, — кивнул «слепой». — Хотя в это трудно поверить.

— Но… как?

— Долгая история, сайир. Я расскажу её позже.

Кивнув, воин направился следом. Фиар шла позади, и воин постоянно ощущал затылком её горячий — во всех смыслах — взгляд. Она тоже что — то скрывает, подумал Ривллим. Но, в отличие от ольта, не торопится открывать свой секрет.

То, что ольт как — то незаметно перешёл на «ты», не сразу дошло до его спутников. В разговоре с ольтом тон почти всегда задаёт ольт.

* * *

— Всё очень просто, — ольт указал на изгиб дороги. — Там будет наша «приманка». К моменту появления шалиритов…

Воин поднял недоумённый взгляд на Фиар, и та пояснила: — Они зовут себя «Потомки Шалир».

— К моменту их появления, — продолжал ольт, — мы приготовим несколько ловушек — сбить их с лошадей. Поскольку серьёзного сопротивления они не ожидают, неожиданность должна быть основным оружием. В тот раз главным действующим лицом был ты, Ривллим. Теперь я временно займу твоё место. Вы с Фиар придёте на помощь в крайнем случае.

— Ты собираешься справиться с четырьмя всадниками?

— С десятью, — поправил Вемкамтамаи. — К этому моменту не все они будут всадниками. Наши помощники постараются спешить, кого удастся. Дальше будет проще.

Ривллим с сомнением покачал головой.

— Не думаю, что тебе одному удастся справиться с…

Ольт, не отвечая, взял у одного из недавних пленников три дротика и метнул их, один за другим — так быстро, что очертания его руки размылись.

Все три снаряда вонзились один под другим в засохшее дерево — шагах в двадцати. Строго сверху вниз. На расстоянии дюйма друг от друга — хоть иди да измеряй.

Шумок восторга пронёсся над поляной.

— Прежде, чем я ослеп, — пояснил ольт после того, как извлёк дротики и вернулся, — я тоже был лесничим, проводником и спасателем. В некотором роде.

— Я ощущаю себя сосунком, — признался Ривллим; без зависти, но с ощутимым восторгом.

— Если бы у тебя было столько же времени тренироваться, — ответил ольт рассудительно, — ты бы так не говорил. Однако время уходит. Ну что, есть возражения, поправки?

Таковых не оказалось.

— И запомните, — в очередной раз наставил Вемкамтамаи трёх своих помощников. — Сделали своё дело — и сразу же в лес. Не ищите подвигов. В настоящем бою ошибаются только раз.

Те кивнули и отправились каждый к условленному месту — делать последние приготовления. Видно было, что им море по колено — присутствие спасителей вдохнуло в них новые силы.

Ведь каждый из них в душе успел уже умереть, и не раз.

* * *

— Я не понял, что имелось в виду под «дальше будет проще», — шепнул Ривллим Фиар, сидевшей рядом с ним. Кусты надёжно скрывали их. — Мы объявили войну этим… шалиритам? Мы втроём против их армии?

— Он намерен выиграть время, — пояснила девушка. — По крайней мере, я так считаю. После того, что расскажут вернувшиеся — а ближайший пост недалеко — сюда выедет десятка, чтобы проучить дерзких рабов. Если десятка не вернётся, гонцы отправятся за подмогой, а остаток поста направится сюда — на разведку, стараясь не ввязываться в серьёзные сражения. Дальше понятно.

— Не вижу причин радоваться. Сюда пожалует нечто большее, чем дюжина головорезов.

— Время, сайир, время. До поста не более получаса езды. Итого час с лишним до следующего отряда. Плюс часа три — четыре, прежде чем там решат, что дело плохо. А до их крепости…

— Шайр.

— Вроде бы, Шайр. До крепости, где находятся основные силы, четыре дня пути. Шалириты чувствуют себя здесь хозяевами и не сразу заподозрят неладное.

— Ну допустим. Но зачем нам так нужно время?

— Пожить ещё немного, — Фиар посмотрела на собеседника, словно на маленького ребёнка. — Кроме того, два гонца отправились на юг, со срочным донесением к генералу.

— Хотел бы я знать, какое донесение сможет отвлечь его сюда, — проворчал Ривллим, заметив, что птицы в округе умолкли. — Но в одном я полностью согласен с тобой, хелауа. Пожить ещё немного — не такая уж и плохая идея.

— Меня зовут Фиар, — громко прошептала девушка. — И ты выучишь это имя.

Ривллим не успел ответить: из — за поворота, на миг опередив грохот копыт, вынеслось пять пар всадников. Вид у них был свирепый.

Ривллим, не обращая внимания на то, что рука Фиар больно сжала его плечо, приподнял голову. Встретился взглядом с конями, несущимися почти прямо в их сторону.

И понял, что кони узнали его. Или как можно было назвать это ощущение? Между ним и животными неожиданно возникла связь. Словно последние давным — давно привыкли подчиняться ему.

Чувство было до того странным, что становилось страшно.

Ловушка сработала не так уж и плохо — учитывая, что времени на тренировку почти что не было. Стена деревьев надёжно скрыла «встречающих»; всадники не заметили, что с некоторых деревьев по правую руку свисают верёвки. Их внимание было привлечено гнусной картиной: поодаль, у следующего поворота, трое беглых рабов деловито обыскивали тело убитого шалирита.

Мысль о том, что это можно было сделать давным — давно, запоздала. Поэтому, когда что — то свистнуло и поперёк дороги протянулись верёвки, времени на манёвр не осталось. Трое всадников полетели на землю; один расшибся сразу же, двое других были сильно оглушены. Четвёртый успел пригнуться, но протянувшаяся из ниоткуда рука оливкового цвета исправила недоразумение. Третья двойка не только избежала опасности, но и уничтожила коварную преграду: короткие тяжёлые, чуть изогнутые клинки расчистили дорогу.

Четвёртая двойка проследовала за предыдущей.

Последняя же, резко осадила и развернула лошадей: с явным намерением отправиться за подкреплением. Ольт был занят; что — то сделать могли лишь они с Фиар.

Вылезать было небезопасно. Ощущая, как сила вливается в него отовсюду, Ривллим поднял руку и мысленно приказал коням:

«Назад!»

Тут же всё смешалось. За его спиной продолжался бой; четверо уцелевших всадников тщетно пытались справиться с неожиданно заупрямившимися конями, что норовили немедленно повернуть назад. Двое отступавших же обнаружили, что их подседельные исполнились желания стать свидетелями неожиданной битвы.

Мысленные приказы, отдаваемые коням, не оставались без ответа. Не привыкший к подобному способу общения, Ривллим оказался парализован: его воля и воля десятка коней не оставили места чему бы то ни было ещё. Он заметил только, что девушка выскакивает из — под низко растущих кустов и ныряет в самую гущу.

Силы управлять животными иссякли внезапно.

И воин осознал, что устал, словно целый день, без отдыха, таскал тяжёлые мешки. И это только передышка? — ужаснулся Ривллим. Да я уже ни на что не гожусь!

— Сейчас выйдем на солнышко, — голос Вемкамтамаи. Кто — то подхватил Ривллима под руки и куда — то повёл. Страшно хотелось спать. — Минут через десять он будет в полном порядке.

— Что с ним? — Фиар.

— Переоценил свои силы. — Ольт. — Его вмешательство нам сильно помогло. Не уверен, что мы догнали бы тех двоих.

Сил сопротивляться сну не осталось. Мигом позже — как ему показалось — он увидел себя лежащим в тени под деревьями. Поодаль ольт что — то обсуждал с вновь обретёнными союзниками. Рядом, привязанные к дереву, стояли два коня. Ни шалиритов, ни остальных коней не было видно.

— Проснулся? — Фиар сидела рядом, застёгнув чёрную куртку до горла. Как ей только не жарко? — Как самочувствие?

— Превосходно, — Ривллим уселся и понял, к величайшему изумлению, что бодр и полон сил. Голова была ясной. — Волшебство какое — то.

— Это уж точно, — Фиар протянула фляжку и Ривллим с наслаждением выпил воды. — Что самое странное, я тоже успела отдохнуть. Спрашивала Вемкамтамаи — он только улыбается. Радуйся, говорит, что попали в такое место.

— Может быть, мне всё — таки объяснят, чем мы занимаемся? — воин проверил поклажу, тщательнее всего — ножны с Солнечным Листом. — Похоже, что все всё знают. Кроме меня.

— Мы намерены держать оборону настолько долго, насколько получится, — ответил ольт, подходя к ним. — Пока что удача улыбается нам. Часа четыре, а то и больше, на посту не будут знать, что стало с отрядом. В конце концов, преследование разбежавшихся рабов — занятие долгое. У нас есть время подумать, что будем делать в следующий раз. Опасно считать противника глупым, нужно готовиться к самому худшему. Насколько удалось узнать у пленников, особого беспокойства на посту не испытывают. На их отряды и раньше нападали подобным образом, по — партизански.

— Но зачем всё это?

— Странный вопрос, — лицо ольта отразило недоумение. — А зачем ты взялся отбивать пленников?

— Рабство — отвратительная вещь, — буркнул Ривллим. Его отец и мать пережили плен — хвала богам, не очень долгий.

— Если я скажу, что десятка должна была перебить беглецов и сжечь дотла все окрестные деревни, что изменится? Раз уж взялись противостоять, надо идти до конца. Иначе выйдет, что мы обрекли на смерть гораздо большее количество людей.

— Людей? — удивилась девушка. — Там, по — моему, были и ольты, и…

— Людей, — повторил ольт. — Все мы люди, эллено, — его глазницы сверлили Фиар. — Все мы достойны жизни.

— Ясно, — воин понял, что окружающий мир таков, каким он кажется. — Я готов обсуждать.

— Чуть позже, — ольт помахал кому — то рукой и два всадника, ранее не замеченных, направились к ним. — Нам привезли поесть. А Фиар обнаружила кое — какое снаряжение. Судя по всему, тайник шалиритов.

Фиар кивнула, поджав губы в иронической усмешке.

— Что с освобождёнными?

— Уходят в лес. На восток от Башен, куда шалириты пока не отваживаются заходить. Во все окрестные поселения отправлены гонцы. — Ольт повернул лицо в сторону Фиар, которая откровенно скучала. — Думаю, лучше поговорить о том, что нам делать.

— Как быстро ты во всём разобрался!

— Я уже говорил, что родился примерно в это время. Кочевники вторгались и в северные леса; вот этим, — ольт прикоснулся к пустым глазницам, — я тоже обязан им.

— Сколько… вам… тебе тогда было лет? — спросила Фиар, неожиданно робко.

— Сорок шесть лет, — последовал ответ. Тень пробежала по лицу ольта. — Я предпочёл бы не обсуждать эту часть моего прошлого.

Быть слепым четыре с половиной тысячи лет!

Как сильно для этого нужно любить жизнь, подумал Ривллим мрачно. Последние сомнения, имеет ли он право как — то вмешиваться в здешние дела, растворились бесследно. Здесь тоже есть Меорн, ему тоже угрожает уничтожение. Значит, право есть.

Да и выбор — то не очень велик.

VI

— Тебе приходилось тайком проникать на территорию врага? — поинтересовался Вемкамтамаи. — Не разведывать и наблюдать, а просачиваться в укреплённые места, наносить внезапные удары и всё такое?

— Не доводилось, — признался воин.

Ольт вопросительно «посмотрел» на Фиар. Та тоже покачала головой.

— Мне и на войне — то настоящей бывать не приходилось, — пояснила она. — А было бы интересно.

Воин недоумённо посмотрел на неё.

— Похоже, ты не знаешь, чего хочешь, хелауа, — заметил он раздражённо. — Правда, твоё любопытство будет удовлетворено в полной мере.

Фиар махнула рукой и отвернулась.

— Понятно, — ольт поднялся. — Тогда решено. Я с помощниками отправляюсь в сторону поста. Вам двоим надо будет задержать карательный отряд и непременно остаться в живых. Всё остальное не имеет никакого значения.

Все трое поднялись, и ольт слегка поклонился сначала Фиар, затем Ривллиму.

— Да не оставит нас Хранительница, — закончил он и направился к одному из привязанных коней.

Взвилось и осело облако пыли, взбитой множеством копыт.

— Ну вот, — воин поглядел на содержимое давешнего тайника. Они остались вдвоём; те, кто не поехал с ольтом, ушли на восток, забрав и пленных шалиритов. — Сейчас узнаешь, что такое настоящая война. Где не бывает «честного боя».

— Я и не отказываюсь, — девушка уселась перед грудой разного оружия и повернула лицо к воину. — Ну что, пошли расставлять ловушки?

— Яд, огонь и стрелы, — задумчиво произнёс Ривллим, поднимаясь на ноги. — Кто бы только мог подумать.

* * *

Порох был известен давным — давно; первые алхимики получали от властей щедрую помощь только для того, чтобы открыть новые способы того, как навредить человеку — взрывом ли, ядом, болезнью или чем — нибудь ещё. У историков должно остаться впечатление, что положительные, во всех смыслах полезные открытия стали возможны только благодаря не меньшему числу открытий, опасных для самого существования жизни.

Ривллим знал, что порох и прочая пиротехника — жидкий огонь, ольдисан, к примеру — были известны ещё его предкам. Видел он и последствия применения подобного оружия. С точки зрения простых солдат и мирных жителей, на землях которых война не забывала собирать причитающуюся дань, последствия были ужасными.

Применение подобного пошло на убыль; причём как — то исподволь. Никто не знал отчего, но наиболее разрушительные достижения неизменно оказывались под запретом. Возможно, на то была воля богов; возможно, доставало и воли смертных. Сейчас Ривллим видел перед собой коллекцию исключительно эффективного запрещённого оружия. Интересно, как Вемкамтамаи улаживает споры с совестью?

— Я знаю, о чём ты думаешь, — Фиар взяла в руки арбалет и поразительно ловко взвела его. — Всё это оружие должно быть запрещённым, верно?

— Верно.

— Шалириты охотно используют яд, огонь и проклятия. Они не считают жизнь человека настолько ценной, чтобы так беспокоиться о ней. Людей много. Земли мало. Выживает сильнейший.

— Кто это тебе сказал?

— Один из пленников. Он долго разглагольствовал о том, что «низшие народы» будут стёрты с лица земли; что им, потомкам Шалир, необходимо пространство и богатства природы и всё такое прочее. Оказалось, правда, что скулить и просить о пощаде он умеет так же хорошо, как и низшие народы.

Воин схватил девушку за плечи и повернул лицом к себе.

— Что ты с ним сделала?

— Ничего, — она даже не попыталась вырваться. Лишь рассмеялась. — Просто испугала. Успокойся, сайир. Помни, что это дикари. Страх и сила — вот и всё, во что они верят.

Она осторожно опустила свои ладони поверх ладоней Ривллима, и тот ощутил, как живое тепло вливается в его руки. Фиар пристально смотрела ему в глаза, продолжая улыбаться. В конце концов, она медленно убрала руки и воин — так же неторопливо — убрал свои. Чёрная куртка чуть вздрогнула и вновь оказалась безукоризненно гладкой. Проклятая магия.

— Ты много думаешь обо мне, — задумчиво добавила Фиар другим тоном. — Но в основном ты ошибаешься. Я всегда абсолютно точно знаю, чего хочу.

— Поиграть со смертью?

— Нет, — она взвалила на плечо связку боеприпасов. — Испробовать все эти игрушки. На тех, кто любит их больше всего на свете. Нестой столбом, помоги.

Поблизости от поляны, на которую вела тропинка от Шести Башен, стоял у обочины путевой столб. Некогда посвящённый Хранительнице и её грозной Сестре, он был осквернён и расписан неизвестными путешественникам символами. Надписи были сделаны кровью. Ривллим нахмурился.

— Шалириты, — пояснила девушка. — Кто ж ещё. Надписи во славу их Шалир или подобной мерзости.

— Насмехаешься над богами?

— Никто из богов мне не хозяин, — Фиар повернулась к столбу и плюнула на одну из кровавых надписей. Та сразу же зашипела, повалил едкий дым.

— Прекрати! — воин сделал шаг назад, увлекая Фиар за собой. Над столбом постепенно сгущалось чёрное облачко; резная фигурка на вершине столба приняла облик чудовища — крылатого и многорукого, с женским торсом и головой. Глаза у фигурки зажглись пурпурным сиянием, холод пополз по спине воина.

Добела раскалённой дугой пронёсся над столбом Солнечный Лист, и фигурка упала к ногам девушки, на лету превратившись в пепел. Что — то взревело — сильно, но очень далеко отсюда. Чёрный дым рассеялся, и стало тихо.

— С ума сошла? — воин повернулся к поражённой девушке, держа Лист наготове. — Хорошо, если это не будет стоить нам жизни!

Клинок Листа неожиданно засиял, словно маленькое солнце. Столб почернел и вспыхнул — сильно и жарко, будто пропитанный маслом. Несколько секунд бушевало пламя, и так же внезапно угасло.

Столб остался чистым, не обгоревшим; поверхность его посветлела. Все кровавые надписи и знаки исчезли, как и не было.

Ривллим вложил погасший Лист в ножны, и ножом трижды вырезал на поверхности столба руну, обозначавшую Хранительницу.

Столб засветился и медленно, очень медленно угас. Приложив к нему ладонь, человек ощутил живое тепло. Крохотные ветви показались из трещин и отверстий на теле столба и уверенно потянулись вверх, к солнцу, выпуская молоденькие, клейкие листики. За несколько минут мёртвый столб стал живым деревцем

— Прошу прощения, — услышал воин и усмехнулся. Не всё ещё потеряно. Обернувшись, он увидел, что Фиар обращается не к нему, а к столбу. Она стояла, прикоснувшись кончиками пальцев к деревцу, и на лице её было написано смущение.

Которое, конечно же, продержалось совсем недолго.

Ольт не вполне представлял себе, что будет делать.

Предоставляется возможность отомстить тем, кто во вчерашнем прошлом сровнял с землёй его родной город. А самого его, ослеплённого, сделал любимым шутом императора. Всадник, произнесший не так давно слово «шут», всколыхнул древнюю недобрую память. Вемкамтамаи впервые пожалел, что не смог забыть то прошлое навсегда. Тёмное прошлое длиной в четыре тысячи лет.

Где — то рядом живут те, кто в подлинном прошлом вызвал у него ненависть, помогшую продержаться до момента, когда случай помог бежать. Вемкамтамаи с удивлением осознал, что желает смерти этих людей — прежде, чем его родной город будет уничтожен и здесь. Но может ли быть справедливой месть, вызванная тем, что не произошло?

Неожиданный спаситель, отмеченный силой Хранительницы, спросил Вемкамтамаи, обладает ли ольт зрением. Но объяснить, отчего ольт видит всё вокруг себя, одновременно — означало бы признать, что он, Вемкамтамаи, позволил провести над собой эксперимент. Что стал добровольным подопытным тех, кто много лет спустя создал «живое оружие». «Закрыть» новые «глаза» невозможно: разве что целиком закутаться в несколько слоёв плотной ткани.

Со стороны это должно быть страшновато. Вемкамтамаи вспоминал, как заново учился ходить, как более сорока лет восстанавливал боевые навыки. Память о настоящем, первоначальном зрении была надёжно скрыта под пластами веков. Казалось, что надёжно…

Он не знал, что будет делать. Шалириты являются злом. Пока ещё они не собрали кулак, достаточный для нападения на Фельир — Альд, лесное государство, откуда родом Вемкамтамаи. Но нападут. И вырежут почти всех. Ольт скрипнул зубами. Если он сумеет добраться до Фельир — Альд, во что бы то ни стало попытается предотвратить бойню. При условии, конечно, что вначале они справятся с ближайшей, не менее страшной, угрозой. Там, за спиной, более трёх тысяч человек, которым грозит ужасная, недостойная человека смерть. Фиар и Ривллим, несомненно, справятся. Они прекрасно дополняют друг друга — её дикий нрав и нежелание подчиняться и его опыт, подкреплённый спокойствием и выдержкой. Сильный человек. Быстро справился с осознанием того, что домой дороги нет.

И всё — таки, как поступать? Оружия много; скромные познания в магии вместе со сноровкой и знанием этих мест помогут напасть на пост незаметно. Пленник сообщил (после того, как Фиар пообещала «подогреть» его немножко), что солдат здесь немного — восемь десяток. Было, значит, чуть больше сотни. Отлично. Пять дней пути до Шайра. И это здорово. Если к моменту уничтожения поста Той — Альер поверит посланию и пришлёт хоть какую — то поддержку, дорога на юг для шалиритов будет закрыта. Хорошо, что не все тайники с оружием были найдены — и уничтожены. Хотелось бы знать, как Фиар удалось отыскать такой — буквально в десятке шагов от места первой встречи с противником…

Он воспользуется запрещённым оружием. И потеряет уважение в глазах большинства своих соотечественников. Но есть ли выбор? Драться голыми руками? Самодельными копьями и стрелами против «жидкого огня»?

«Когда я решил напасть на пост и стереть его с лица земли, Фиар была в восторге. Но она ещё ребёнок, а я? Отчего я пережил точно такую же жестокую радость?»

…Спутники Вемкамтамаи время от времени поглядывали на страшное, угрюмое лицо своего предводителя, но не решались спросить, о чём тот думает.

Знакомого вида деревянный столб первым заметил сопровождающий по имени Нолл. И тут же ольт почувствовал, как чьё — то подозрительное внимание царапает его «зрячую» кожу.

Он поднял руку.

Все трое его спутников немедленно остановили коней и умолкли. Чужой, тяжёлый взгляд ползал вокруг; ольт смутно понимал, что знает, кому принадлежит этот взгляд. Той силе, которую здесь зовут Шалир. Что она представляет из себя на самом деле, ещё предстоит выяснить.

Кто бы то ни был, он — она? — не реагировал на неподвижные предметы. Вернее, на медленно движущиеся. Ольт приподнялся в седле и заметил, что подобные же столбы разбросаны и дальше — так, чтобы их «взгляд» охватывал возможно большие области. Теперь понятно, отчего предыдущий отряд двигался так беззаботно, не посылая разведчиков, не скрываясь.

А ещё ольт припомнил, что подобный столб находится на той самой поляне, на которой произошло первое столкновение с шалиритами. Догадаются ли двое его спутников, что «столб» — тщательно замаскированная ловушка? Если нет, быть беде.

— Отступаем, — велел ольт. — Все вниз, вон туда, за холм. Там остановимся и подумаем.

— Верхом не поеду, — заявила Фиар. — Не переношу лошадей. К тому же, меч — то у тебя.

— Ладно, — согласился Ривллим. — Первые должны появиться на главной дороге. Если с ними справимся…

— …когда с ними справимся, — поправила его девушка, очаровательно улыбаясь.

— …они, несомненно, разделятся и попытаются нас окружить. В этом случае отступаем на восток, к Башням. Если я правильно понял Вемкамтамаи, отряд надо задержать. Не дать им заняться преследованием.

— Сможем, — заверила Фиар. В чёрном облачении, обвешанная оружием, она производила жуткое впечатление. — Ещё как сможем. Правда, снова устану, как последняя собака… — она обвела окрестности взглядом и мечтательно произнесла: — Сейчас бы мяса… жареного, с кровью…

— Будет тебе мясо, — пообещал Ривллим. Дичи вокруг полно. — После боя.

— Почему не прямо сейчас? — изумилась Фиар и, недолго думая, прицелилась в пролетавшую высоко над ними утку.

Воин шагнул к ней и обезоружил неуловимо быстрым движением.

На миг Фиар застыла, сжав кулаки и яростно сверкая глазами… после чего отступила на шаг и холодно произнесла:

— Я говорила тебе, что давно не ребёнок. Сделаешь так ещё раз — пожалеешь.

— Помнишь, чьё это оружие? — Ривллим перевернул арбалет. Там, полустёртые, виднелись буквы, напоминавшие кровавую надпись на столбе. — А теперь посмотри туда, — и Ривллим, не обращая внимания на жар, исходящий от девушки, указал на обновлённый столб. — Угадай, что с тобой будет, если выстрелишь?

Тень сомнения пробежала по лицу Фиар.

— Я не… — она запнулась. Лицо её потемнело, и она отступила ещё на несколько шагов.

— Если бы ты знал, сколько времени я голодала там, в подземелье! Неужели Хранительница пожалела бы для меня одной несчастной утки? Или ты пытаешься испугать меня?

— Стрелы отравлены, — Ривллим протянул разряженный арбалет обратно и та, в замешательстве, взяла его. — К тому же, наедаться перед боем — последнее дело. Могу дать сухарей, если совсем невтерпёж.

— Сухари, — презрительно скривилась Фиар. — Сухари… Ну хорошо, сайир. Но ты дал уже два обещания.

— Я помню. Ну что, всё готово?

— Всё, — девушка осмотрела себя, спутника, и, взяв его за руки, подержала их несколько секунд. И вновь воин ощутил огонь, переливающийся в него из чужого тела. Ощущение было и приятным, и страшноватым. — Удачи.

И исчезла в зарослях.

Этот её чёрный костюм, оказывается, ещё и маскирует владельца! Заметить Фиар в чаще не удавалось, а она ведь не ольтийка. Интересно, как ей удаются фокусы с огнём? Ольт что — то знает об этом, но ведь ничего не скажет!

Воин чуть натянул поводья, и конь послушно направился мимо обновлённого столба — туда, откуда должна вот — вот нагрянуть карательная армия.

* * *

Генерал Той — Альер считал, что удивить его невозможно.

Он отучился удивляться, когда ольты, карлики и другие, по сути своей мирные, народы перестали прятаться в лесах, откуда их выкуривали пожарами и выгоняли голодом, и взяли в руки оружие. Тысяча лет без войн — слишком сильный яд для инстинкта самосохранения. Той — Альера, выходца с западных островов (а, следовательно, «дикаря», «варвара»), немало позабавил сам факт того, что именно его попросили возглавить оборону.

Остатки некогда могучей империи Ар — ра, обессиленные эпидемиями и блокадой, перестали заслонять Меорн. Теперь, когда на западе, северо — западе и относительно далёком севере встали неисчислимые армии кочевников, вопрос стал очень просто: жизнь или смерть. Вслед за падением Меорна этот же вопрос встанет перед Сеаринхетами (обитателями Сеаринха, обширного лесного массива к востоку от города). А также у центральных ольтийских государств и даже у далёкого Алтиона на восточном побережье. Алтион, торгующий зерном со всем континентом, прежде никто не трогал: человек в здравом уме не станет готовить жаркое из гуся, несущего золотые яйца.

Шалириты станут.

За последние пять лет генерал сумел убедить соседей, что только военный союз сможет остановить продвижение шалиритов, этой конной саранчи.

Что делать теперь, когда кольцо блокады более не сжимается?

И этот гонец, провалиться ему на месте. То, что сообщал неведомый никому Вемкамтамаи, не мог знать ни один смертный. Эта часть биографии генерала знакома только тем, кто отступал вместе с ним после неудачной попытки взять Шайр. И если верить этому невероятному донесению…

То Шайр можно будет взять в ближайшее время.

А это — первый шаг к свободе. По слухам, северные ольты и несколько крохотных горных королевств стойко сопротивляются привыкшим к равнинам кочевникам. Если удастся заключить с ними союз…

Генерал помотал головой. Мечты опасны. В особенности, если о желанном думать, как о свершившемся. Втройне опасны подобные мечтания на войне.

— Роимала ко мне, — приказал генерал и через пять минут молодой капитан, один из немногих, переживших тот самый поход к Шайру, стоял, внимательно глядя генералу в глаза.

— Новые союзники ожидают нас у Шести Башен, — сообщил генерал.

Видно было, чего стоило молодому человеку сохранить спокойное выражение лица.

— Возьми сто человек и отправляйся к Пепелищам, — продолжал Той — Альер. — Немедленно. Всем постам будет приказано содействовать вашей миссии. Подробности в этом пакете, прочтёшь по прибытии.

Капитан кивнул.

— На сборы три часа, — добавил генерал на прощание. — В добрый путь.

Последнюю фразу генерал произнёс на родном языке, и капитан долго думал впоследствии — отчего Той — Альер поверил загадочному донесению, почти не раздумывая?

…А генерал долго думал — не подвела ли его интуиция?

На войне каждая ошибка может оказаться последней. А боги… они помогают лишь тем, кто сам отвечает за собственную лень и глупость.

— Кто — нибудь знает что — либо об этом месте? — поинтересовался ольт.

Нолл покачал головой. То же проделал и второй сопровождающий, оружейник Айрленн.

— Отец рассказывал, — начал третий, Даур. Отец его был лесником. — Сторожевая башня, пять построек; небольшая деревня поблизости.

— Подземные хода? — спросил ольт. Собственная память ему пока не помогала.

— Нет, — покачал головой Даур. На вид ему было не более тридцати, но волосы были совсем седыми. Он выглядел гораздо старше пятидесятилетнего Айрленна. — Ничего подобного. Тут кругом пески да глина.

— Превосходно, — ольт спешился. — Айрленн, отведи лошадей вон туда, к старой осине. Двигаться тихо, быть начеку. Ловушки могут быть повсюду.

На самом деле ольт не ощущал непосредственной опасности, но позволить малоопытным помощникам расслабиться — означало бы рисковать жизнью всех, кто участвовал в сопротивлении шалиритам. Включая Ривллима и Фиар.

Когда Айрленн вернулся, ольт обвёл «взглядом» всех троих и объявил:

— С этого момента все мои приказания выполнять в точности и немедленно. Есть у кого — нибудь при себе амулеты, священные символы, магические предметы?

Двое кивнули.

— Я предупреждал: не брать с собой ничего. Ладно. Сейчас спрячем всё это; заберём на обратном пути.

— Но почему? — не выдержал Даур.

— Вы не похожи на опытных магов. Значит, не сможете скрыть эти предметы, как следует. Далее. К башне будем пробираться с запада, мимо сторожевых столбов. Передвигаться будем ползком. По моей команде. Двигаться медленно, смотреть только в землю перед собой и тихо говорить о том, что видите.

Вемкамтамаи поднял голову. На лицах его спутников появилось весьма нелестное выражение.

— Столбы посвящены той силе, которая покровительствует захватчикам, — пояснил ольт. — Смотреть на них, прикасаться к ним — опасно для жизни. Надо выбросить их из головы, не позволять себе думать о них. Иначе и мы, и оставшиеся у Башен, рискуем жизнью. Теперь понятно?

Всем было понятно. Каждый из троих помнил отвратительное ощущение, возникающее при взгляде на сторожевой столб.

— А если нас засекут с башни? — поинтересовался Даур.

— Смотреть на столбы небезопасно для всех без исключения, — возразил ольт. Они расставлены так, чтобы часовой не мог увидеть их. Подобраться к башне трудно, но можно. Самое главное, не выдавать своего присутствия, пока мы поблизости от столбов.

— Откуда вы знаете окрестности? — поразился Даур. — Вы ведь говорили, что прибыли сюда недавно.

— Позже, — ольт поднял руку ладонью перед собой. — Я расскажу в другой раз. Итак, магические предметы…

Его спутники сложили всё, о чём шла речь, в небольшой полотняный мешочек. Ольт слегка присыпал его листвой, провёл над этим местом сложенными лодочкой ладонями и свёрток… исчез.

— Здорово! — прошептал Даур. — Куда они делись?

— Они никуда не делись, — пояснил ольт. — Просто они не привлекают ничьего внимания.

— Тогда в путь? — спросил Айрленн, улыбаясь.

— Нет, — покачал головой Вемкамтамаи. — Дождёмся, когда их отряд отправится на юг.

После чего повернулся лицом к дороге и сел, скрестив ноги и соединив пальцы рук в замок. Лошади, видимо, были приучены к незримому присутствию Шалир — вели себя спокойно, не издавая ни звука.

Спустя десяток минут до четвёрки донёсся далёкий грохот множества копыт. Точнее, донёсся до Вемкамтамаи. Остальные вздрогнули, когда ольт неожиданно вскочил (бесшумно, как всегда) и, завязывая пояс, объявил:

— Пора.

Ривллим двигался у левой обочины, стараясь не приближаться к середине дороги, щедро засеянной всевозможными «сюрпризами». Куда делась Фиар и что делала в этот момент, Ривллим не знал, хотя порой казалось, что слабый шорох доносится откуда — то спереди и справа.

Вемкамтамаи быстро освоился здесь, думал Ривллим. С первого же мгновения. Сразу же поверил, что всё происходящее — происходит на самом деле, и другого не дано. Или дано? Может быть, когда его, Ривллима, убьют, он попросту проснётся от кошмара и увидит…

Что увидит?

Костёр, возле которого они не так давно отдыхали втроём с девушкой и ольтом?

В таком случае лучше вообще не просыпаться, подумал Ривллим и чуть вздрогнул. Ему послышались тревожные крики птиц. Кто — то движется по дороге.

Он отвёл коня чуть в сторону и осторожно взвёл арбалет. Стрелять из укрытия отравленной стрелой — невелика доблесть, но честного боя, как известно, не бывает. Поединки на спортивных играх и настоящая война — две большие разницы.

Всадники катились лавиной. Они действительно не заботились о безопасности. Ощущение собственного превосходства сыграло с ними злую шутку.

Воин успел выстрелить в скачущего первым шалирита — несомненно, кого — то из важных — и, уже не заботясь об укрытии, погнал коня назад — вдоль правой обочины, так, чтобы его видели.

Позади него что — то мягко зашипело.

И яркая вспышка за спиной затмила солнце. Призрачные тени легли на бешено несущуюся назад дорогу; чёрным показалось небо над головой. А за спиной всё ещё раздавалось громкое шипение и шелест — и, едва различимые на их фоне, крики и проклятия.

Первый удар нанесён.

Ривллим едва успел вернуться к путевому столбу, как со стороны развилки послышалось знакомое шипение и слабый свист. Сам он успел прикрыть рукой глаза: увидеть то, что должно было произойти, означало верную смерть.

На его беду, конь не последовал примеру всадника.

Двигаться ползком было непривычно и не очень — то приятно. Их путь, судя по расчётам, должен завершиться минут через десять в относительно безопасном месте, в мёртвой зоне под стенами башни. Установка сторожевых столбов — дело непростое и требует от жрецов изрядных усилий. За свою помощь божества требуют немало, а уж Владыки Хаоса — и подавно.

…Когда, минут пятнадцать спустя, ольт негромко сообщил, что первая опасность позади, это вызвало тихий взрыв радости. Башня возвышалась совсем рядом.

Времени у них — не более сорока минут.

На то, чтобы проверить снаряжение и оружие, ушло чуть менее пяти минут. Теперь надо надеяться, что все трое его спутников действительно участвовали в сражении. В настоящем сражении.

Что — то сверкнуло в небе, далеко на юге, и тени на миг стали резче.

Началось. Ольт поднялся, сбросил с себя накидку и быстро двинулся к башне, бесшумный и улыбающийся. Его улыбку никто не видел.

Ривллим успел спрыгнуть на землю и перекатиться подальше, спасаясь от внезапно ослепшего, обезумевшего коня, который метался по поляне, совершая чудовищные прыжки. Ни стонов, ни ржания — только шелест травы да тяжёлые удары копыт. Воин укрылся за деревьями и смотрел за скачками животного, чей мозг сейчас медленно пожирал огонь. «Серебряное пламя», как его иногда называли, одно из самых разрушительных видов оружия. За использование или приготовление — смертная казнь. По крайней мере, в его, Ривллима, время.

Один из прыжков оказался для коня последним: он запнулся и неуклюже повалился наземь. Ноги его ещё некоторое время подёргивались; умер он молча. И тут на поляне показались всадники.

Если их была сотня, то она не очень пострадала от «серебряного пламени». Любопытно, подумал Ривллим, что с нами сделают за его употребление? Оправдывает ли война подобное? Знал ли ольт о том, что он нашёл?

Знала ли Фиар?

Ривллим поймал себя на том, что полностью уверен в том, что знала. И именно поэтому использовала. Убеждение было странным, чудовищным и, скорее всего, несправедливым — но крайне стойким.

Шалирит в сверкающем серебряном шлеме был одним из командиров. Он некоторое время беседовал с десятком окруживших его воинов, указывая на павшего коня, на лес и направление, в котором находились деревни.

Сзади послышался оклик. Командир обернулся; один из всадников указывал на очищенный, оживший путевой столб. Выражение брезгливого отвращения появилось на лице шалирита в шлеме и, махнув рукой, он что — то коротко крикнул.

И рухнул наземь, с арбалетной стрелой, вонзившейся в лоб. Ривллим не сразу осознал, что выстрел произвёл он сам. Отбросив арбалет в сторону, он выхватил ослепительно сияющий Лист и, прикинув кратчайший путь к противоположному краю поляны, покинул укрытие. Вперёд, вон той тропой: там приготовлено немало сюрпризов. А затем…

Едва он ступил на поляну, произошло неожиданное. Окружающий мир потемнел, словно Ривллим смотрел на него сквозь закопчённое стекло. Вокруг него самого на траву ложилось небольшое пятно ярко — жёлтого света. Путевой столб стал таким же «солнышком» во внезапно опустившемся облаке мрака.

Время замедлило свой ход.

Всадники неслись к тому месту, откуда вылетела роковая стрела; кони их медленно и красиво плыли по воздуху. Никто из шалиритов и не пытался преследовать освобождённых пленников; сейчас их занимал дерзкий противник, осмелившийся бросить вызов большому отряду.

Двигаться было на удивление легко. Ривллим словно стал намного легче — даже небольшие, казалось бы, усилия позволяли ему передвигаться удивительно быстро. Перепрыгнув через тело коня, он перекатился, поворачиваясь лицом к преследователям. Готовый немедленно увернуться от выстрела либо встретить нападающего.

И понял, что на него не обращают внимания. Всадники сосредоточились на том месте, откуда он только что выбежал; двое из них, спешившись, входили под прикрытие деревьев, третий наклонился и указал на брошенный арбалет…

Но никто не обращал ни малейшего внимания на стоявшего в сорока шагах воина с ярко светящимся мечом в руках!

Они не видят его!

Где Фиар? Удалось ли ей спастись? Воин усилием воли отогнал мрачные мысли и быстрым шагом, стараясь не отдаляться от деревьев, направился к развилке. Вскоре он увидел неподвижно лежащие тела людей и лошадей.

И заметил, что один из всадников собирается облить столб жидкостью из чёрной бутылочки. Пробка никак не подавалась, а применить силу он, видимо, боялся. Времени на размышления не было. Ривллим выхватил дротик и метнул.

Он успел заметить, как в глазах его жертвы вспыхнул невыносимый ужас. Нелепо взмахнув руками, шалирит повис в стременах. Бутылочка упала, взорвалась, и над землёй повисло отвратительное облачко чёрного жирного дыма.

Другие нападающие заметили только, как из ниоткуда возник ослепительно сияющий силуэт высокого человека. Метнул дротик (который светился так, что глазам было больно) и… вновь исчез. С десяток стрел устремились туда, где только что был призрак, но — цели они не нашли.

Огненная дорожка пробежала по дальнему краю поляны — там, куда скрылись освобождённые — и вот уже стена пламени надвигается на лишённых руководства шалиритов.

Несколько раз свистнули стрелы, сбрасывая наземь очередного кочевника. Те открыли беспорядочный огонь, с трудом справляясь с перепуганными конями, но так и не смогли отыскать невидимого стрелка. Кто — то махнул рукой: отступаем!

Оставшиеся в живых развернулись и во весь опор бросились назад. Воин, всё это время стоявший на краю поляны, с Солнечным Листом наготове, проводил всадников взглядом и оглянулся на начинающийся пожар. К его изумлению, огонь уже угас; лишь дымящаяся полоса земли да несколько десятков обугленных деревьев напоминали о том, что здесь только что произошло.

Да трупы на дорогах, на поляне, повсюду.

Ривллим вложил Лист в ножны и мгла, нависшая над миром, начала таять. Одновременно он понял, что чудовищно устал. Сделал пару шагов и опустился прямо на истерзанную, утыканную стрелами землю.

Через минуту на дороге появиласьФиар. Она прихрамывала, но лицо её выражало радость. Помахав спутнику рукой, она направилась в его сторону, внимательно глядя под ноги.

— На сегодня всё, — объявила она. — Никогда не было так страшно. Устала — сил нет. Надеюсь, что Вемкам… тьфу, язык сломаешь! Что он знает, что делает. Мы ему уже не помощники.

— Что есть, то есть, — устало согласился воин, вытирая лицо и руки. — Ох и загадили же поляну…

— Зато живы, — равнодушно ответила Фиар. — Куда ты подевался? Ты сразу исчез из виду и я долго не решалась пугнуть их огнём.

Воин молча похлопал ладонью по рукояти меча.

— Надо же, — произнесла девушка с завистью. — Какая отличная вещь. Не умеют они делать арбалеты, — неожиданно заключила она. — Скрип за километр слышно, тяжёлые, корявые. Как они умудрились завоевать так много стран — ума не приложу.

Ривллим достал оставшиеся сухари и воду и они прикончили остатки еды.

— Ну и как тебе война? — спросил Ривллим.

— Отвратительно, — было ответом. — Шум, грязь, вонь… Терпеть не могу лошадей. Да и всадники, похоже, моются только в самом крайнем случае.

Воин покачал головой, глядя, как девушка легла на спину, раскинув руки и ноги, и принялась смотреть в небо.

Он ожидал чего — нибудь другого.

VII

Ольт не надеялся, что башня будет оставлена без охраны; не думал, что удастся обойтись без боя. Но он также не думал, что охрана будет настолько скверной.

Его спутники помалкивали. Оно и понятно: ползти четверть часа, глядя на ноги и бормоча под нос какую — то чушь про листья на земле и пробегающих по ним муравьёв — не совсем то, чего они ожидали. Но ему не хотелось рассказывать всякие ужасы про подобные столбы. Последствия иногда проявлялись много позже: даже случайный взгляд мог очень дорого обойтись.

Они перелезли через низенькое ограждение, поразившись, что никто ни разу не показался ни в одном из окон. Привыкли полагаться на столбы? Очень самонадеянно. Впрочем, откуда взяться достойному противнику? Генерал далеко на юге, сил здешних жителей, ни в коей мере не готовых к войне, не хватит для серьёзного сопротивления. Те, что снабжают эту башню и войска в ней продовольствием, наверняка делают это не из любви к шалиритам. И не обязательно из страха перед ними. Просто земля, на которой они живут, дороже им всего остального…

Ольт тихо вздохнул.

Когда все собрались у шершавой округлой стены, он ещё раз напомнил им, что и как те должны делать. И, мысленно попросив помощи у всех сочувствующих им богов, осторожно выглянул из — за стены. Кончиком мизинца.

Удивительно, но у ворот, открывавших путь наружу, к дороге, вообще не было часовых. Ну что же… Четвёрка скользнула к массивным двойным дверям, открывавшим доступ к помещениям внутри башни, и лишь там натолкнулась на противника — двух стражников.

Спустя полминуты те были надёжно связаны и сложены у стены. Сопротивления они не оказали: после взгляда на Вемкамтамаи руки, ноги и голос отказались служить шалиритам.

Судя по звукам, основная часть гарнизона этажом выше. Дисциплина была в самом плачевном состоянии: ольт готов был поклясться, что там играли в кости, что — то пили и непринуждённо разговаривали.

Все четверо тихо подобрались поближе к двери и встали так, чтобы можно было, в случае чего, отступить. Прислушались.

Всё спокойно.

Ольт готов был дать знак «вперёд!», как дверь открылась и наружу выскользнула… девушка. Стараясь выглядеть приветливой и бодрой, она несла в руках большое блюдо со всевозможными объедками. На шее у неё был замкнут массивный железный ошейник. Рабыня.

К счастью для пришельцев, девушка прикрыла за собой дверь прежде, чем увидела нежданных гостей.

— Сайир, — Ривллим оглянулся. Фиар вовсе не дремала, как ему показалось. — Там, у костра, ты говорил, что на службе.

— Верно.

— Ты по — прежнему на службе?

Воин усмехнулся и взглянул в глаза девушки. Та была сама серьёзность.

— Да, хелауа, по — прежнему.

— Кому ты теперь служишь?

— Городу. Меорну. Вам с Вемкамтамаи. А что?

— Да так, ничего, — Фиар уселась и сладко потянулась. — Куда теперь? Я надеюсь, нам не придётся возиться с трупами? Их так много, а погода такая жаркая…

Ривллим оглянулся.

— Может быть, и придётся, — ответил он. — Встретиться с Вемкамтамаи мы должны здесь. Поэтому, если…

Он вскочил на ноги. Выражение его лица было таким, что девушка рывком поднялась на ноги и в недоумении осмотрелась.

Поляна была пуста.

Ни одного тела. Только помятая трава, вспаханная копытами земля, пятна крови.

Взяв девушку за руку, Ривллим подбежал к дороге.

И там пусто.

— Куда они делись? — спросил он шёпотом и проклял себя за неосторожность. Надо было предполагать, что кто — то из отряда нападавших останется в стороне. Так беспечно улечься отдыхать!

— Не знаю, — шёпотом ответила девушка и вцепилась в его локоть. — Мне страшно.

— Мне тоже, — признался воин. Стояла абсолютная, невероятная тишина. Ни птицы, ни насекомые не издавали ни звука. Было слышно, как бьётся сердце.

Фиар помотала головой и сумела стряхнуть наплывавшую волнами вязкую дурноту. Её спутник, похоже, тоже совладал с обессиливающим наваждением.

— Кто — то ищет нас, — Фиар схватила Ривллима за руку. — Не стой, идём!

Тот кивнул и сглотнул, чтобы проверить — не оглох ли. Нет, со слухом всё в порядке.

Тень опустилась на траву — тень причудливой формы; она легла меж двух их теней, тянущихся одна к другой.

Тяжёлая рука обрушилась на плечо Ривллима. Сдавила так, что почернело в глазах. Сквозь густую тишину прорвался тихий, отчётливый звук — металл, трущийся о металл. Воин обнаружил, что опускается на колено, не в силах противостоять непереносимому давлению. Хрустнули кости. Сейчас сломаются, подумал Ривллим, изо всех сил пытаясь оторвать от себя чужую руку. Что — то опалило его лицо и Ривллим, оттолкнувшись от земли, откатился в сторону, судорожно вдыхая воздух.

Поднялся на колени.

Это стоило огромных усилий. Плечо пылало, словно его окатили кипящим свинцом. Чёрная пелена застила окружающий мир. Скрипнув зубами, воин поднялся, шатаясь, на ноги.

Убитый им не так давно предводитель шалиритов, в великолепном серебряном шлеме, стоял, сгорбившись, нависая над Фиар. Дымящиеся пальцы покойника тянулись к её горлу. Девушка молча сопротивлялась.

Тянулись бесконечно долгие мгновения. Ривллим пытался извлечь меч, но пальцы не желали сжиматься, бессильно скользя по рукояти.

Когтистые и уродливые лапы опустились на горло Фиар.

Та стиснула зубы, нахмурилась, и серебряный шлем словно ожил: засветился, засверкал и потёк кипящими ручейками. Но покойник не обращал внимания на сияющие струйки, прожигающие дорогу сквозь его плоть; он сделал шаг вперёд, прижимая жертву к земле. С его почти полностью уничтоженного лица не сходила злорадная усмешка.

Пламя охватило возвышающееся над девушкой чудовище. Фиар вцепилась в пылающие, распространяющие отвратительный смрад запястья, из последних сил пытаясь оторвать их от горла.

Светло — жёлтая молния рассекла пространство перед её глазами и хватка ослабла. Ещё дважды упал на дважды покойника Солнечный Лист и предводитель шалиритов замер, превратившись в дымящуюся омерзительную груду хлама. Воин подхватил Фиар, едва не упавшую лицом в эту груду и терпеливо ждал, пока к девушке не вернётся дыхание. Руки Ривллима дрожали; больше всего он боялся не опоздать, а промахнуться.

Поляна задрожала под ногами.

Фиар с трудом поднялась на ноги; не в силах произнести ни слова, она лишь кивнула. Держа Лист в правой руке, Ривллим с трудом сохранял равновесие.

Он увидел, как конь, на котором сам ездил совсем недавно, выбирается из — под земли — словно выходит на сушу из моря. Земля расплескивалась, по ней шли волны. Левая передняя нога была сломана, но коню это было нипочём. Конь встал на все четыре ноги, и земля под ним вновь стала прочной.

Фиар глядела на происходящее, не веря своим глазам.

Ривллим смотрел в глаза коню. Ничего живого не было в тех глазах: красное пламя, горящее в окружении колечек мрака. Конь оскалился и ринулся на людей.

Он пронёсся так близко, что их едва не уронило потоком воздуха. Волна запахов сопровождала коня: тяжёлый запах склепа и новый, неприятный — запах дыма, что поднимается от заливаемого водой костра. Фиар отшатнулась и едва не упала. Схватилась за руку Ривллима и вскрикнула от боли в вывихнутых запястьях.

Солнечный Лист разрезал воздух, указав острием на развернувшегося и бешеного мчащегося коня и тот, злобно зашипев, круто свернул в сторону. Ком грязи ударил Ривллима в лицо.

Воин развернулся к коню, продолжая указывать на него острием. Конь пятился, время от времени запрокидывая голову и исторгая из глотки звуки, которые не могло бы издавать ни одно живое существо. Хохот многих голосов, вой урагана, грохот камнепада. Он сверлил человека угольками глаз и тот почувствовал, что он этого взгляда слабость накатывается волнами. Ривллим поспешно отвёл взгляд.

Что делать?

Поискав взглядом пути к отступлению, Ривллим заметил, что веточки на путевом столбе светятся мягким зелёным светом; от самого столба исходило жёлтое сияние, дымкой окутавшее всё на расстоянии пяти — шести шагов от столба.

— Держись, — прохрипел Ривллим и принялся пятиться к столбу, по — прежнему указывая мечом на чудовище, некогда бывшее конём. Последнее держалось поодаль, не переставая оглашать окрестность громкими воплями.

— Taymarz an verei, Ulniar, — произнёс человек, повернувшись к столбу, и жёлтое сияние стало ярче. — «Взываю о помощи, о Благосклонная».

Он сделал шаг назад, вступая внутрь светящегося круга, и неожиданно понял, что Фиар не может последовать за ним.

Она стояла на границе круга, изо всех сил пытаясь пробиться к столбу, но что — то не пускало её.

За её спиной конь умолк и нагнул голову, уставившись девушке в спину.

— Проси помощи у Хранительницы! — велел Ривллим.

Фиар, к его величайшему изумлению, отпустила его руку и отрицательно покачала головой.

Конь за её спиной поднялся на дыбы.

— Проси, если хочешь жить, — холодно произнёс Ривллим, глядя Фиар в глаза.

В сине — зелёных глазах мелькнула тень отчаяния и затем… она подчинилась. Сухим, спотыкающимся голосом, повторила только что произнесённую формулу и стена, удерживавшая её, испарилась. Воин едва успел подхватить девушку.

А затем — нагнуться и поднять меч. Конь уже нёсся прямо на столб, вздымая задними копытами огромные фонтаны земли. Воин успел лишь взмахнуть мечом, закрывая собой Фиар.

Ему показалось, что конь налетел на несокрушимую стену. По телу ожившего покойника заструились синие искорки; коня отбросило в сторону. Ещё в воздухе он распался на части, а на землю рухнул уже кучей песка и пыли.

Поляна вновь ходила ходуном; покойники, люди и лошади, выбирались из вязких объятий земли и, пошатываясь, двигались к столбу. Ривллим оглянулся на дорогу. Там творилось то же самое.

— Попались, — произнесла Фиар за его спиной. Девушка стояла, прижимаясь спиной к столбу; чёрно — фиолетовые синяки были щедро рассыпаны по её шее. Чёрная одежда оставалась невредимой.

— Посмотрим, — ответил Ривллим сквозь зубы. — Кости целы?

— Целы, — голос девушки был спокойным и отрешённым. — Только, по — моему, это уже неважно.

— Посмотрим, — повторил Ривллим и поднял меч перед собой, поводил оружием в разные стороны.

Как только острие указывало на нежить, та отступала на шаг, с выражением злобы на лице, а клинок вспыхивал белым.

Нолл ловко подхватил едва не выпавший поднос; ольт схватил девушку и зажал ей рот ладонью.

— Тихо, — шепнул он ей на ухо. Девушка не сопротивлялась; ольту показалось, что она упала в обморок.

— Моргни два раза, если понимаешь меня, — шепнул он, стараясь, чтобы девушка не видела его лица. — Быстро, у нас мало времени.

Дрожащие ресницы дважды метнулись вниз и вверх.

— Сейчас я тебя отпущу, — продолжал ольт. Двое его спутников встали у двери, готовые поразить того, кто осмелится выйти. — Веди себя смирно и молчи. Иначе погибнем все. Поняла?

Вновь быстрые движения ресниц. Ольт заметил крохотные слезинки, укрывшиеся в уголках глаз. Он опустил левую руку на её шею, нащупывая замок ошейника, и тихо разомкнул его. После чего отпустил дрожащее, насмерть перепуганное существо.

Она оказалась красивее, чем показалось вначале. Портили впечатление лишь излишняя худоба, поломанные ногти да шрамы от многочисленных побоев. Ольт услышал, как Нолл скрипнул зубами.

— В башне есть кто — нибудь, кроме шалиритов?

Отрицательное движение головой.

— Где остальные… рабы?

— В кухне и конюшне, — тихо произнесла девушка. — Меня убьют, если увидят без ошейника, — добавила она совсем тихо, и ноги её задрожали.

— Бегом на кухню. Пусть все, кому дорога жизнь, соберутся там.

Девушка хотела возразить, но, заметив двух связанных стражников, коротко кивнула. Нолл вручил ей поднос и она ловко сбежала вниз по лестнице.

— Как бы глупостей не натворила, — с сомнением прошептал Айрленн, провожая её взглядом. — Неизвестно, чего она больше боится.

— Она из соседней деревни, — хмуро возразил Нолл. Тоже шёпотом. — Я видел её раньше.

— Довольно, — оборвал их ольт и встал у двери. — Приготовились. Даур, слева; Айрленн, справа. Нолл, прикрываешь нам спины.

И, пинком открыв дверь, молнией влетел внутрь.

Право же, охранникам стоило быть поосторожнее.

— Кто — то управляет ими, — заметил воин, не опуская меча. Нежить столпилась вокруг столба, не решаясь вступить за пределы обозначенного жёлтым свечением круга. От доносившихся из многих разинутых ртов звуков можно было сойти с ума. От запаха, впрочем, тоже. — И этот кто — то совсем рядом.

Он двинулся вокруг столба, держа меч перед собой. Неожиданно… показалось ему? Да нет, действительно: меч ослепительно засиял, стоило ему указать куда — то в направлении дороги.

Та самая сила, что наводит эту мерзость?

Отдельные покойники вызывали слабые белые вспышки; стоило, однако, взмахнуть мечом в направлении дороги, как лезвие засияло так, что стало больно глазам.

— Я вернусь, — Ривллим повернулся к Фиар. — Потолкую кое с кем. Оставайся у столба.

— Нет, — крикнула Фиар, и воин заметил слёзы на её глазах. — Не оставляй меня! Я пойду с тобой! — Она попыталась схватить воина за локоть но, охнув, опустилась на колени, держась рукой за левое запястье.

— Оставайся у столба, — продолжал Ривллим. — Не смотри им в глаза. Старайся ни о чём не думать.

После чего помог ей подняться на ноги и, осторожно взяв её правое запястье, прикоснулся к нему губами.

Девушка замолчала, глядя на спутника широко раскрытыми глазами. Затем кивнула и попыталась улыбнуться. Улыбка ей не удалась.

Дважды взмахнув Листом, Ривллим очистил дорогу и побежал на север. Там, прижимаясь к «зрячему» столбу, стояло существо в просторном чёрно — белом одеянии. Оно взмахнула рукой, указывая на бегущего к нему человека.

Нежить оставила столб и поплелась следом за Ривллимом. Часть покойников продолжала кружить вокруг столба. Фиар стояла у столба, крепко зажмурив глаза и прикрыв ладонями уши. Губы её шевелились.

Появление ольта застало охранников врасплох. Двух из них он сшиб на бегу; оба с размаху стукнулись лбами о каменный пол и выбыли из игры.

Ещё двое попятились от несущегося слепца в набедренной повязке и упали на спину, опрокинув на себя скамью. Всего в помещении оказалось десять шалиритов. Обошлось без жертв: Айрленн, правда, сломал одному из стражников руку. Четверть минуты спустя согнанным в угол шалиритам в лицо уставились их собственные копья, а грозный слепец встал у окна, поигрывая крохотной чёрной бутылочкой.

— Вы знаете, что в пузырьке. Первому, кто шевельнётся, плесну в лицо, — равнодушным голосом пообещал ольт. — Всем лечь на пол, лицом вниз, не шевелиться и ртов не открывать. Больше предупреждений не будет.

— Вас за это… — начал было один из пленников.

Вемкамтамаи неуловимым движением ударил того в лицо и стражник подавился собственными зубами. Выражение лица ольта не изменилось. Ему хотелось, чтобы стражники дали повод привести угрозу в действие, но…

Но он твёрдо помнил, что все имеют право на последний шанс. Поэтому лишь сделал движение, словно намеревался вылить содержимое пузырька, и шалирит вжался окровавленным лицом в камень.

— Связать их и перенести вниз, — приказал ольт. — Этого первым, — указал он на сплёвывающего кровь и зубы стражника.

Обвёл взглядом остальных и улыбнулся во весь рот.

Фиар была права: страх сковывал шалиритов крепче прочих пут. С небывалой покорностью они давали связать себя, заткнуть рот и оттащить вниз.

Ольт намеревался оставить пленников в конюшне: та должна уцелеть. По совести сказать, пленники предпочли бы, чтобы их убили немедленно. Они знали, что их ждёт, если вернувшиеся войска — в сопровождении беспощадных жрецов — застанут их в таком состоянии.

Возможно, что ольт также это знал.

Человек в чёрно — белом и не думал обороняться. Он спокойно стоял, глядя противнику в лицо. Позади того двигались восставшие мертвецы — неторопливо, неумолимо. Они не нуждаются в отдыхе, от них нигде не скрыться.

Ривллим ударил с плеча, почти не останавливаясь; меч засиял в руках, словно второе солнце… а противник только улыбнулся.

Меч неожиданно легко прошёл насквозь… и воин едва не повалился кубарем. На тонких губах человечка застыла улыбка. Он молча взмахнул рукой кому — то за спиной Ривллима. Только не оборачиваться, сказал самому себе Ривллим. Только не оборачиваться. Второй раз он попытался поразить мечом противника… и меч вновь прошёл насквозь, не повредив ни одежды, ни противника.

Острие меча скользнуло по столбу. Человечек вздрогнул.

Ривллим взглянул на столб.

Вершину того венчалоизображение, что не так давно красовалось на предыдущем, очищенном, столбе. Та же уродливая фигура с телом чудовища и злобным женским лицом. Глаза фигуры ярко светились.

Воин размахнулся, чтобы снести и это изображение… но человечек скользнул к столбу и, подпрыгнув, прикрыл его собой. Ни столб, ни человечек не пострадали.

Топот за спиной.

Опустив оружие, воин взглянул во внимательные, прищуренные глаза врага и сложил пальцы левой руки в священный знак, призывая Хранительницу на помощь. Меч вздрогнул, а человечек, вскрикнув, прижал ладони к глазам, словно получил удар по лицу.

Свистнул меч и фигура, рассыпаясь снопом пурпурных искр, покинула столб. Человечек вновь вскрикнул — на этот раз согнувшись пополам, словно от чудовищного удара в живот.

Ривллим бросил взгляд назад. Подоспевшие на помощь мертвецы стояли, не шевелясь.

Ривллим вновь начертил в воздухе священный знак, ощущая, что силы быстро оставляют его. Покойники отшатнулись, закрывая лица руками.

Лезвие Листа коснулось горла стонущего человечка.

— Сдайся и прикажи своим слугам уйти, — велел Ривллим. — Тогда, возможно, останешься жив.

— Зато ты не останешься, — прошипел человечек. Воин чудом успел отшатнуться. Крохотный флакончик пролетел над его головой, разбился о голову стоявшего поодаль мертвеца и того охватило жаркое пламя. Мертвец даже не пошевелился.

Ривллим хотел ещё что — то сказать, но увидел, как пальцы его противника складываются в магический символ, а губы начинают шевелиться.

На этот раз человечка ничто не охраняло.

Ривллиму показалось, что до самого последнего момента его противник не верил в то, что меч способен убить его. Изумление в глазах коротышки длилось недолго.

Голова его скатилась с плеч и остановилась, уткнувшись лицом в траву. Едкий дым окутал останки, и вот уже в пыли лежат кости, облачённые в истлевшую мантию, да ослепительно белый череп валяется неподалёку.

Путевой столб вспыхнул и во мгновение ока сгорел дотла.

А мертвецы пошли волнами, стали полупрозрачными и обратились в неровные кучки пыли. Налетевший ветер смешал её с песком.

Ривллим облизнул потрескавшиеся губы и понял, что никогда в жизни не дышал настолько чистым, свежим воздухом.

Он подошёл, едва волоча ноги от усталости, к столбу и Фиар молча кинулась ему на грудь, не произнося ни слова.

— Honnal vi Ulniar, — громко произнёс воин, удерживая Фиар одной рукой. Другой же отсалютовал столбу мечом, едва не выронив оружие.

Пронёсся порыв ветра, деревья кивнули ветвями. На миг воину показалось, что он видит невысокую женщину, скользнувшую среди деревьев. Помахав им рукой, она исчезла.

— Что это? — произнесла Фиар, отпуская спутника и глядя в изумлении на свою правую ладонь. На ней, неведомо откуда взявшаяся, лежала крохотная веточка ольхи с тремя листиками.

— Подарок от той, что защитила нас, — ответил Ривллим, улыбаясь. Он сделал над ветвью священный знак, и та в ответ вспыхнула зеленоватым свечением. — Прощальный подарок. Смотри…

Он осторожно прикоснулся веточкой к лицу и шее девушки. Ссадины, порезы и синяки тут же посветлели, затянулись и исчезли. Фиар вздрогнула и прикоснулась к лицу, не веря своим ощущениям.

— Это твоё, хелауа, — воин вручил веточку притихшей девушке, и та осторожно взяла её двумя пальцами. — Не бойся, она не завянет и не сломается.

— Что теперь? — спросила Фиар, не отрывая взгляда от листочков. Казалось, что их покрывает тончайшая жемчужная паутина. На лице девушки было написано смятение.

— Убираемся подальше, — было ответом. — Я теперь и с мышью не справлюсь.

— Я знаю, где можно спрятаться, — заявила Фиар, махнув рукой в сторону, где Ривллиму почудился женский силуэт.

— Ну что же, — воин тщательно вытер Лист и вернул меч в ножны. — Показывай дорогу.

— Ноги не слушаются, — пожаловалась девушка. Воин молча подал ей руку. Надо осмотреть плечо, подумал он. Бой окончился, исчезло напряжение и ноющая, отвратительная боль в плече вернулась. Саднили разодранные в кровь костяшки пальцев.

Фиар крепко сжимала его руку, но в этот раз от неё не исходило никакого жара. Интересно, куда она дела веточку? Карманов в её одежде нет.

Рабов оказалось пятеро; ещё две девушки, прислуживавшие хозяевам башни, повар и немой конюх. Все они последовали за четвёркой, не задавая вопросов.

— У нас мало времени, — заметил ольт Ноллу, что — то осторожно засыпая камнями возле дорожки, ведущей к главному входу. — Ведите их к западной стене и ждите меня там.

Надежда придала бывшим рабам достаточно сил, чтобы пробежаться до указанного места. Тяжелее всего побег давался старику — повару. Его пришлось перебрасывать через стену на руках Освобождённые изредка, с опаской косились на слепого ольта, который двигался быстрее и точнее зрячих.

Вемкамтамаи вернулся минут через десять.

— Кто — то приближается, — объявил он. — Минут через десять будет здесь. Нужно добраться до столбов.

— Что, снова поползём? — спросил неприязненно Айрленн, почёсывая подбородок. Какими бы скверными сторожами ни были шалириты, оружие у них было отменное. Впрочем, неудивительно: на их империю работали все покорённые государства. Оружейники Запада славились своим мастерством… будь оно неладно.

— Если знаешь другой выход, скажи, — ответил ольт и повернул лицо к вздрогнувшим от неожиданности освобождённым. — Были в башне жрецы?

Немой кивнул.

— Сколько?

Немой поднял указательный палец.

— Он отправился вместе с сотней?

Утвердительный кивок.

— Что ж, — Вемкамтамаи провёл пальцами по губам; морщины на миг пробежали по его лбу. — В таком случае есть шанс. Теперь слушайте…

— Чьи жрецы? — шёпотом спросил Нолл.

Ольт повернулся в его сторону и долго молчал.

— Это имя не стоит произносить вслух, особенно здесь…

…Когда они ещё ползли по неровной и очень неудобной земле, изрядно уставшие и немного одуревшие от бормотания под нос, за их спинами что — то треснуло, и в зените на несколько секунд зажглось новое солнце. Мелкие камушки забарабанили по листьям и ветвям; один больно ударил ольта по голове. Кто — то вскрикнул за его спиной.

— Не останавливаться, — произнёс ольт. — Не поворачиваться. Вперёд.

Сам он в душе торжествовал победу. Пусть и небольшую. В подвале башни был такой арсенал, что сейчас на её месте должна зиять глубокая воронка. Недавно был дождь, лес загореться не должен.

Итак, у них четыре или пять дней. Если из Шайра заметили взрыв, то даже меньше.

Когда они добрались до лошадей, солнце уже клонилось к горизонту. Погони не было и в помине.

* * *

— Кто идёт? — шёпотом спросил Ривллим и вскочил, выхватывая меч.

— Я, Нолл, — отозвался голос. Оглушительно пели насекомые. Безопасное место, которое выбрала Фиар, оказалось холмом, защищённым с трёх сторон густым лесом. Отсюда прекрасно просматривалась поляна и часть дороги.

— Где остальные? — спросил воин шёпотом. Фиар пошевелилась, и что — то пробормотала во сне. Ривллим укрыл её и повернулся к юноше. Тот тоже изрядно устал. — Отведи лошадь, к ручью. Встретил кого — нибудь?

— Нет, — было ответом. — Вемкамтамаи просил передать, что прибудет завтра к полудню

— Понятно. — Воин вернулся к угасшему очагу и протянул Ноллу то, что осталось от кролика. Вопреки ожиданию, добыть его оказалось не трудно: дичь здесь была непуганая. Одним обещанием меньше.

— Я вижу, вам досталось? — спросил Нолл, с наслаждением вытягивая ноги. — Мы там чуть не…

— Тс — с — с, — воин взглядом указал на Фиар. — Пусть спит.

Нолл кивнул. Наступила пауза.

— День выдался длинным, — признался Ривллим шёпотом. — Кажется, что мы пришли сюда неделю назад.

— Мне тоже, — эхом отозвался юноша и вымученно улыбнулся. — До сих пор не верится, что я жив.

— Ложись отдыхать, — предложил воин. — Часов через пять сменишь меня.

Тот не заставил себя долго упрашивать и вскоре уже спал. Ривллим поправил накидку, которой укрыл Фиар и ощутил исходящий от неё жар. Поправляется, подумал он с завистью. Хорошо быть молодым. Вот у меня плечо будет ещё неделю ныть… попросить, что ли, веточку?

Нет, не стану.

Ночь была на удивление тёплой. И не стало комаров, так досаждавших утром.

Ривллим сидел, глядя на звёзды. А я — то думал, самое страшное позади. Интересно, где мы сейчас?

Или правильнее спросить «когда мы»?

Если удастся добраться до Меорна, что я скажу Лигввиру, своему полулегендарному предку? Который, по преданию, сражался рядом с Той — Альером?

Вопросов возникало много. Ответов — ни одного.

Часть 3. Камень Меорна

VIII

Разведчики отряда Роимала появились на поляне часа в три пополудни. Роималу вовсе не были по душе эти безумные гонки, стоившие жизни многим лошадям, но приказ есть приказ. Генерал порой отдавал невероятные, основанные лишь на интуиции, приказания и всякий раз оказывался прав.

Роимал, как и многие другие солдаты, только что не боготворил генерала. Остановить орды шалиритов — настоящий подвиг.

Разведчики, вероятно, поскакали бы и дальше — соседство с мёртвыми глазницами Шести Башен им было неприятно, но кто — то тихонько свистнул. Осадив лошадей, разведчики увидели, что на поляне стоит, устремив в их сторону взгляд пустых глазниц, высокий ольт в серо — зелёном плаще.

— Не вы ли ищете того, кто отправил послание генералу? — спросил он, не обращая внимания на стрелы, нацеленные в его грудь. Остановился шагах в пятнадцати и продолжил. — Мне нужно поговорить с вашим командиром.

После короткого обмена фразами, двое разведчиков устремились назад, а другие двое остановились у ольта за спиной.

— Выходите на дорогу, — приказал один из вновь прибывших достаточно миролюбиво. — Выходите и следуйте, куда мы скажем.

Ольт кивнул и спокойно двинулся в указанном направлении. Бойцы, судя по всему, опытные: руки не дрожат, не суетятся. И с луком обращаются очень быстро. Держась на некотором отдалении, разведчики убрали луки за спину и, сжимая в одной из рук по дротику, двинулись следом.

Надо показать им — потом — на что они могут нарваться в подобном случае, думал ольт, неторопливо шагая на юг. Если они считают, что находятся в безопасности, то сильно заблуждаются…

— Куда они его повели? — возмущённым шёпотом спросила Фиар.

Их оставалось двое на холме. Пятеро бывших рабов, в сопровождении трёх спутников ольта, отправились на восток — туда, куда днём ранее ушли остальные освобождённые пленники. Ривллиму не очень — то нравилось, что пленники кланялись ему в ноги по каждому поводу, но поделать ничего не мог. Сам ольт, в присутствии остальных, относился к Ривллиму более чем уважительно…

— Не знаю, — ответил Ривллим, также шёпотом. — Надеюсь, он знает, что делает. Будем ждать.

— Ясно, — и девушка, рывком поднявшись на ноги, направилась к южному склону холма.

— Куда это ты? — спросил Ривллим резко. Начинается, подумал он. Стоит прийти в себя, как становится совершенно невыносимой.

Фиар остановилась, оглянулась и очаровательно улыбнулась.

— В кусты, — пояснила она охотно. — Хочешь составить компанию?

Воин плюнул и отвернулся. Хотелось верить, что удалось не покраснеть.

Роималу было не по себе.

Во — первых, вид слепца вызвал сильное недоумение, если не сказать сильнее. Двое разведчиков, конвоировавших ольта — великана, сказали впоследствии, что постоянно ощущали его взгляд — хотя, конечно же, глядеть тому нечем. Тем не менее, слепой прекрасно ориентируется в пространстве; слух же у него и вовсе фантастический.

Во — вторых, то, что сообщил слепец, звучит невероятно. По словам ольта, он и двое его загадочных спутников (где они? почему их не заметили?) разгромили пограничную сотню, которую сопровождал Шарзод, печально известный жрец Шалир — Разрушительницы, доставивший войскам Юга больше хлопот, нежели все прочие отряды, вместе взятые. Ольт продемонстрировал расколотый (из соображений безопасности) и частично оплавленный в огне (из тех же соображений) личный амулет жреца, и Роималу пришлось поверить — по крайней мере, в эту новость. Он тут же отправил двух лучших разведчиков выяснить, что случилось с постом — башней; ещё двух — отыскать и привести таинственных спутников ольта.

Под конец ольт повторил кодовую фразу, которую сообщил капитану сам генерал непосредственно перед отправлением. Основания для подозрений исчезли, но Роималу всё равно казалось, что происходящее — сон.

Откуда взялись эти трое? Как сумели победить сотню неплохих бойцов, вооружённых запрещённым оружием? Сотню, которую сопровождал жрец, на совести которого десятки впечатляющих поражений армий Юга?

Вокруг всё было спокойно; амулеты не сообщали о присутствии враждебных сил или магических ловушек. Покончив с расспросами, Роимал предложил ольту пройти в их лагерь.

Вемкамтамаи шёл первым, уверенно ориентируясь на местности. Как ему это удаётся — уму непостижимо.

— Кого это они ищут? — полюбопытствовала Фиар, глядя — не особенно и скрываясь — из — за крупных валунов на вершине холма. Двое всадников в чёрно — зелёной форме армии Меорна уже пять минут обыскивали окрестности — один даже проскакал шагах в тридцати от холма, не удостоив его и взглядом.

— Нас, похоже, — ответил воин шёпотом, едва сдерживая смех. — Я, кажется, понимаю, почему нас не видно, — и указал на мирно лежащий в ножнах Солнечный Лист. — Идём, хелауа, иначе они умрут от истощения.

— Не мы ли вас интересуем? — громко спросил Ривллим. Спросил и обрадовался, что оба всадника были к нему спиной. Два отточенных жала холодно глянули в глаза незнакомцам. Странно они выглядели: высокий худощавый бородач; судя по одежде — охотник или лесничий. И невысокая смуглая девушка в матово — чёрной одежде, скрывавшей всё, кроме кистей рук и головы. Девушка невинно улыбнулась, но от этой улыбки по спине разведчиков пробежал холодок.

Из — за плеча охотника выглядывала отполированная рукоять длинного меча; девушка была безоружна. Однако разведчики не торопились опускать оружие. По слухам, эти двое справились чуть ли не с сотней шалиритов.

Бородач говорил на странном наречии, выговаривал слова забавно и непривычно.

— Если бы мы захотели, — продолжал чужак, уперев руки в бока и не сводя со всадников добродушного взгляда, — вы б нас искали, покуда не свалились от усталости. Куда прикажете идти?

К разведчикам вернулся дар речи. Они медленно опустили луки, переглянулись, и один из них поскакал на юг.

— Следуйте за мной, — произнёс оставшийся и, не оборачиваясь, медленным шагом добрался до обочины. Инструкции, полученные им, были просты: никаких разговоров. Впрочем, ни охотник, ни девушка не пытались заговорить с сопровождающим. Они шли рука об руку, не обращая внимания на всадника и лишь изредка обмениваясь взглядами.

Разведчику казалось, что девушка прилагает неимоверные усилия, чтобы не засмеяться.

* * *

— Что теперь? — спросил Ривллим, когда представилась возможность остаться втроём с Фиар поодаль от бросающих уважительные взгляды солдат. Встреча оказалась более чем радушной; на него самого многие смотрели, как на живую легенду. Воин ничего не говорил, но на лбу его всё чаще появлялись морщины, а во взгляде — усталость. Больше всего ему хотелось проснуться. Так, чтобы оказаться у себя дома, в Меорне. В доме, ставшем мрачным и неуютным после смерти его супруги… Ривллим потряс головой и заметил, что остальные двое смотрят на него, не произнося ни слова. У Фиар на лице даже обозначилось сочувствие.

Ривллим употреблял слово «смотрит» по отношению к Вемкамтамаи… потому что отсутствие глаз ничего не значило. Чем именно видит ольт, оставалось загадкой. Возможно, помогало некое заклинание. Возможно, на то была воля кого — нибудь из богов. А может, последствия какого — нибудь эксперимента в подвалах Шести Башен.

— Каждый из нас хочет вернуться домой, — ольт обвёл взглядом остальных двух. Фиар неохотно кивнула и отвернулась. Ривллим, подумав немного, тоже кивнул.

— Хотя мне не хочется возвращаться в Меорн и встречаться с Лигввиром, — улыбнулся он невесело. — Если сейчас именно то время, несколько недель назад он должен был обнаружить вот это, — воин похлопал ладонью по ножнам. — Не правда ли, забавно?

— Для меня — не забавно, — покачал головой ольт. — Мне, знаешь ли, тоже не хочется видеть тех, кто жил бок о бок с моими родителями… зная о том, что очень скоро им всем придёт конец. Правда, ни из чего не следует, что мы действительно попали в наше прошлое, — подчеркнул Вемкамтамаи.

Наступила пауза.

— А ты, хелауа? — Фиар мрачно глядела в глубины костра. — Тебе хочется домой? Есть ли ещё… — воин замялся. — Я хотел спросить, существовал ли твой город в это время?

— Мой дом существовал ещё тогда, когда Меорна не было и в помине, — презрительно ответила девушка. — Отвечая на вопрос — да, хочется. Может быть, там… — она махнула рукой и замолчала.

Все сидели, стараясь не глядеть друг на друга.

— Я позволю себе дать один совет, — произнёс, наконец, ольт и поднялся. «О боги, какой он огромный!» — в очередной раз поразился Ривллим. — Очень простой совет: не падайте духом. Я не знаю, где мы или когда мы — но это неважно. Важно то, что мы не знаем, отчего это случилось. Есть идея: побывать на родине каждого из нас. Чтобы было, отчего отталкиваться. Мне хочется домой… что бы там ни было.

— Почему бы не начать с меня? — оживилась Фиар, пристально глядя на Ривллима.

— Вряд ли это возможно, эллено, — покачал головой ольт, и улыбка на лице Фиар поблекла. — Через несколько недель армия Шамульеза вернётся. С самыми серьёзными намерениями: мы показали, что с нами следует считаться. И если избежать боя и податься на запад — через владения Шамульеза — нам с Ривллимом некуда будет возвращаться. Просто некуда.

— Что тогда? — осведомилась Фиар резким тоном.

— Генерал намеревался напасть на Шайр, как только завершит разгром отряда в ущельях Хенвинна, это к западу от Меорна, — пояснил ольт. — Так подсказывает мне память. И так, насколько я понимаю, он действительно намеревается поступить. А мы ему поможем.

— Превосходная идея, — девушка поджала губы. — Я уже вижу, как мы втроём штурмуем крепость, и шалириты на коленях умоляют о пощаде.

— Несомненно, — подтвердил ольт, улыбнувшись краешками губ. — Я должен успеть к концу штурма, чтобы увидеть это. Но сначала — в Меорн. Генерал хочет поговорить с нами… в особенности с тобой, сайир, — кивнул Вемкамтамаи. — Кроме того, скоро праздник Оль — Алиор…

— Летнего солнцестояния, — пояснил воин Фиар, на лице которой появилось недоумение.

— …где мы будем почётными гостями. Империя Шамульеза настолько велика, что быстро манипулировать войсками он уже не в состоянии. Это нам на руку. Пока же… есть небольшое поручение — вернее, просьба — к нашему уважаемому сайиру, а тебя, Фиар, капитан почтёт за честь проводить в Меорн первой.

— Я останусь с вами, — немедленно ответила девушка, не меняя выражения лица. По едва заметному движению её головы в сторону Ривллима ольт понял, что фраза звучала «я останусь с ним», и незаметно для остальных улыбнулся. Упрямства ей не занимать.

— Тогда капитан будет иметь честь сопровождать всех нас, — заключил ольт и огляделся (в этом не было, конечно же, нужды, но окружающие чувствовали себя спокойнее, если он вёл себя, как обычный зрячий). — Итак, сайир, я хотел бы расспросить о столбе… который ты вернул прежней владелице. Расскажи, как было дело…

— Долго ещё? — спросила Фиар утомлённо. Оба её спутника поднялись чуть свет; она не выспалась. Ривллим не обращал на неё внимания и вёл себя так, словно обращался с капризным ребёнком. К удивлению последнего Фиар не надулась, не обиделась и вела себя очень тихо — попадалась на глаза, когда от неё что — то требовалось. К большому удивлению Фиар, это нисколько не повлияло на поведение Ривллима. Ладно, попробуем по — другому. Вот только как подобраться к тому, что ей, собственно, от него нужно?

Браслеты сидели на запястьях, словно являлись продолжением руки. При попытке снять их Фиар испытывала чудовищную боль, как и было обещано. От браслетов исходили эманации — сигнал, неизвестно кому предназначающийся. Черный колдовской костюм, оказался очень кстати: он неплохо скрывал браслеты, во всех смыслах. И, кроме того, даровал своей владелице дополнительные силы.

Окружающим браслеты казались шедевром ювелирного мастерства. А на самом деле… Фиар боялась признаться, даже самой себе, что не хочет надолго оставаться одна: браслеты давили на разум, уговаривали вернуться — в тюрьму, которой ещё нет.

Да, хорош чёрный костюм, позволяет подавить гнусный голос браслетов. Вот только не проходит даром пребывание в этом костюме. А чем это опасно — она не помнит. Фиар несколько раз в день осматривала себя — синяки, ушибы и вывихи прошли, кожа выглядит превосходно… стоит переодеться в достойную одежду, не станет отбою от кавалеров. Девушка усмехнулась. Воин заметил эту улыбку и едва заметно покачал головой.

Но думали они о разном. От взора Ривллима не ускользнуло то, что Фиар, усмехаясь, прикоснулась пальцами правой руки к месту, под которым, скрытый чёрной «живой» тканью, находился браслет.

— …Долго ещё? — повторила она нетерпеливо.

Остальные двое повернули головы в её сторону.

— Пока не очистим плацдарм, — пояснил ольт. — Поклонники Тёмной успели водрузить немало изваяний в её честь. Помнишь тот столб? Пока рядом с лагерем Роимала остаётся хоть одно изваяние, отряд находится в большой опасности. Жрецы Тёмной смогут следить за тем, что происходит.

— А нас сейчас не видно, что ли? — поджала губы девушка.

— Не видно, — кивнул Вемкамтамаи. — И ты знаешь, почему. Ну что, Ривллим? Следующий?

Снаружи всё казалось простым. Извлечь Лист из ножен. Установить направление, которое меч отмечает пульсацией белого света. Приблизиться к изваянию и срубить его. Пока Лист был в руках у Ривллима, изваяния слепы, глухи и бессильны. Ольт двигался следом и с поразительной скоростью украшал стволы окрестных деревьев священными символами Хранительницы. Что — то мешает Тёмной обрушить на их головы любое из множества проклятий… что именно? Дарует ли Солнечный Лист полную безопасность?

Фиар не была в этом уверена. И взяла на себя роль охранника.

Мало — помалу Ривллим наносил на карту расположение изваяний. Во время второго привала — когда солнце доползло до высшей точки небесного пути — воин показал карту «глаз и ушей» Тёмной.

Вемкамтамаи долго смотрел на россыпь точек.

— Похоже, столбы расставлены не просто так. То, что я вижу, напоминает мне часть более сложного рисунка. Догадываешься, какого именно?

— Откровенно говоря, нет, — признался Ривллим. Фиар пододвинулась поближе, и было видно, что она знает ответ.

Ольт изобразил на листе бумаги несколько коротких штрихов, намеренно исказив их расположение и не соединив.

— Теперь узнаёшь?

— Силы всемогущие! — воскликнул воин, бледнея. — Изваяния образуют её знак? Да это же четверть континента!

— Да, — кивнул ольт. — Шайр располагается в самой середине, а мы находимся вот здесь.

— Нам жизни не хватит, чтобы срубить их все, — мрачно объявил Ривллим. — Пустая затея. Ну, срубили мы две дюжины столбов. Их должны быть тысячи.

— Нет необходимости уничтожать весь узор, — неожиданно вмешалась Фиар. — Что, если стереть вот здесь… и здесь? И этот угол?

— Мы получим… — Ривллим замялся. — Вемкамтамаи, может быть, ты вспомнишь?

— Сейчас, — морщины собрались на лбу ольта. Неожиданно он рассмеялся. — Да, это неплохая шутка. Треугольник и волны, вместе дают символ жертвенника. Один из знаков Владыки Огня. И Шайр по — прежнему посередине… — он задумался. — Да только вряд ли это возможно.

— Отчего?

— Угол, который необходимо снять — под самыми стенами Шайра.

— Ну и что? — Фиар откинула волосы со лба. — Вы намеревались помочь генералу? Вот и совместим два полезных дела.

— Верно, — ольт поднялся на ноги. — Надо обдумать. Фиар, откуда ты знаешь про этот символ?

Девушка долго смотрела туда, где у зрячего были бы глаза, не отводя взгляда.

— Знаю, и всё, — пожала плечами. — Устала напоминать вам обоим, что у меня прекрасная память.

— Превосходно, эллено, — улыбнулся ольт и опустил голову. — Но про эту идею — о знаке жертвенника — не должен знать никто. Ни единая душа.

— Ясно, — Фиар отвернулась. — И это вместо благодарности.

Воин опустил голову и долго сидел так, не произнося ни звука.

— Вемкамтамаи, можно задать тебе вопрос?

Ольт очнулся от раздумий.

— Да, конечно.

Ему пришлось одеться в походную одежду. Теперь «видели» только голова да кисти рук — непривычно и неприятно.

— Как получилось, что ты так быстро понял, что происходит?

Ривллим смотрел Вемкамтамаи в лицо.

— Вон ты о чём, — ольт махнул рукой обернувшемуся капитану, чтобы тот не беспокоился и пустил коня шагом. Фиар, хоть и не любила лошадей, успела изрядно оторваться от основной группы. Тем лучше, подумал воин. — Как бы это объяснить. Я вспомнил всё таким, каким оно было. И действовал соответственно.

Ривллим замолчал, глядя на деревья, медленно проплывающие мимо.

— Почему кочевники так легко продвигаются на север и северо — восток?

Лицо ольта потемнело.

— Когда общаешься с соседями, поневоле предполагаешь, что они относятся к тебе так же, как и ты к ним, — было ответом. — А на следующий день выясняется, что о твоих близких думали как о рабах… Или корме для свиней… — он надолго замолчал. — Иногда очень трудно думать о людях плохо. Когда множество веков не было оснований для вражды.

— Понятно, — Ривллиму стало неловко. — Мне, наверное, не стоило спрашивать. Извини.

— Незачем извиняться, — Вемкамтамаи выпрямился в седле и оглянулся. — Несколько ночей я думал о том же. Помнишь, я говорил, что… ещё не должен был родиться?

Ривллим кивнул.

— Раз уж мы вмешались раз, вмешаемся повторно. Я отправил послание в… свой родной город. Кочевники не угрожают ему. Наоборот, они сама предупредительность. Даже, по — моему, торгуют.

— Ты не боишься изменять прошлое? — изумился Ривллим.

— В этом прошлом нас не должно было быть, мой юный друг, — ответил ольт спокойно. — Надо относиться к нему, как к настоящему. Кстати, — он указал рукой вперёд, — нас ждут. Поторопимся.

До Меорна оставался один день пути.

Но, как воин ни старался, он не мог узнать окрестностей. Горы и, иногда, реки оставались теми же самыми. Всё остальное было чужим. Легко сказать — относиться, как к настоящему! У ольта было сорок шесть веков, ему легко советовать.

Ривллим не раз пытался представить себе сорок шесть веков — и не мог.

— Помнится, ты говорила про клад? — спросил Ривллим, когда они остановились на последний привал.

…Дорога на Меорн оказалась утомительной. Прежде всего, Фиар наотрез отказалась ехать верхом более двух — трёх часов в день. Лошадей, дескать, не переносит.

Кроме того, её оказалось не затащить в святилище Хранительницы — на расстоянии трёх конных переходов от Башен. Узнав, что жрецы в состоянии переправить весь их отряд в Меорн за считанные минуты (Ривллим не понимал, как это делается), Фиар отказалась даже обсуждать такой способ передвижения. Кто — то из солдат шёпотом предложил пронести её внутрь силой. Девушка всего лишь улыбнулась советчику, но тому всю следующую неделю не давали покоя кошмарные сны.

Иерарх не выказал удивления и вручил Ривллиму посох. С его помощью отряд двигался по лесу раз в десять быстрее. Ривллим платил за использование посоха нечеловеческой усталостью; пробуждение становилось пыткой. Фиар, похоже, об этом знала.

Всего их ехало восемь человек, включая Роимала, Вемкамтамаи, Ривллима и Фиар. Капитану предстояло вернуться назад и устраивать линии обороны — необходимо выстоять хотя бы три недели. Шалириты вели сразу три военные кампании — одну против Севера, одну против восставших племён на дальних западных островах и ещё одну — против какого — то подземного народа. Ривллим хотел расспросить поподробнее, но капитан неожиданно замкнулся — видимо, понял, что сболтнул лишнее…

— …Клад? — Фиар ответила не сразу, погружённая в раздумья. Весь вечер она сидела у костра, любовалась пляской языков пламени. Она взглянула спутнику в глаза и улыбнулась, прищурившись. — А я — то думала, когда ты о нём вспомнишь? Клад там, — она махнула рукой себе за спину, — откуда мы так поспешно уехали. Но мы ведь вернёмся?

— Несомненно, — согласился Ривллим. Фиар выглядела бледнее обычного, а ела ли вполовину прежнего аппетита. — Плохо выглядишь, хелауа. Не заболела?

— Нет, — буркнула девушка и посмотрела на Ривллима с вызовом. — Просто устала. Слишком много всего сразу… случилось.

— Это верно, — воин уселся рядом, скрестив ноги. Фиар чуть отодвинулась. Она молчала почти весь день. Плохой признак. — Если Вемкамтамаи прав, мы сейчас далеко в прошлом. Мне интересно, на месте ли клад.

— На месте, — равнодушно ответила Фиар. — Это «Чёрный дождь». Он скрыт давно, очень давно.

— «Чёрный дождь»? — Ривллим недоверчиво поднял брови. — Так это же легенда. На этом месте, если не ошибаюсь, стоит… стоял… в общем, не то город, не то что — то ещё. Уж конечно это место перерыли сотни раз.

— Легенда, — вновь кивнула девушка, и глаза её загорелись, а лицо обрело живое выражение. — Я сумела отыскать вход в сокровищницу.

— Так тебя… — у Ривллима неожиданно пересохло в горле. — Так тебя держали в Шести Башнях, чтобы ты…

— И за это тоже, — кивнула Фиар, не без удовлетворения отметив уважительный взгляд спутника. — Ну что, поможешь добраться до него? Одна я могу не справиться.

— Если хотя бы сотая честь легенд не врёт, нам не совладать с «Чёрным дождём», — осторожно заметил Ривллим. — Тысячи людей искали его. Живым не вернулся ни один. А среди них были маги, куда более способные, чем… — Фиар не отводила взгляда, и Ривллим не сумел произнести, «чем ты».

— Меня с ними, как ты понимаешь, не было, — ответила Фиар с довольным видом. — И потом, мне нужен только сам «Дождь». Всё остальное мне не нужно.

— Мне нужно только солнце на небесах, — отозвался воин иронически. — Ты полагаешь, что в состоянии управиться с «Дождём»?

— Да, — улыбка её померкла.

— Может быть, из — за него ты и очутилась в Башнях? — поинтересовался Ривллим ещё более ядовитым голосом. Ну и самомнение…

— Да, — улыбка исчезла с её лица.

— Ну, знаешь! — Ривллим поднялся на ноги и принялся вышагивать вокруг костра. — Откуда такая уверенность? Не из — за этого ли? — он похлопал по ножнам Листа.

Фиар кивнула.

— Ты чрезвычайно догадлив. Надеюсь, у тебя достанет храбрости им воспользоваться.

Ривллим покачал головой.

— Солнечный Лист вернётся в Храм, как только я появлюсь в Меорне. Храму он посвящён, Храму он и принадлежит. Я лишь временный его владелец.

— Это было бы очень неразумно, — Фиар не на шутку разъярилась. — Это было бы крайне неразумно, сайир. Мне нужен «Чёрный дождь», и я намерена его получить. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Если поможешь мне, все будут в выигрыше. Если нет… я сама буду решать, кто мне союзник.

Они стояли лицом к лицу. В этот момент из палатки Роимала показались сам капитан и Вемкамтамаи — совещание закончилось. Девушка обернулась, заметив выражение лица собеседника, и подошла к нему вплотную.

— Вернёмся к этому позже, — произнесла она равнодушно и понизила голос. — Если расскажешь о моих планах, сайир, я тебя убью.

И дружелюбно улыбнулась, прикоснувшись незаметно для остальных кончиками пальцев к правой ладони собеседника. Волна жара обволокла Ривллима, на лбу его тотчас проступили капельки пота. Немалых усилий стоило не изменить выражение лица. Фиар едва заметно кивнула, продолжая улыбаться.

— Беседуете? — ольт подошёл нарочито шумно.

— Ага, — кивнул воин с наигранным безразличием. Фиар уселась чуть поодаль, задумчиво глядя на рдеющие угли. — Можно узнать у тебя кое — что, Вемкамтамаи?

— Разумеется, — ольт уселся рядом. Одетый в серо — зелёный плащ, он выглядел гораздо привычнее. Фиар повернула голову и взглянула на Ривллима, не меняя выражения лица.

— Что ты знаешь о «Чёрном дожде»? — Ривллим заметил краем глаза, как в глубине глаз девушки вспыхнул красный огонёк. Но ни слова не последовало — наоборот, Фиар лишь плотнее сжала губы.

* * *

— О «Чёрном дожде»? — поразился ольт, поворачивая лицо к Ривллиму. — Как странно. Почему спрашиваешь?

— Почему странно? — воин заметил, что девушка отвернулась, словно разговор был неинтересен.

— Потому что я сам вспоминал о нём, — пояснил Вемкамтамаи. — Я слышал о сокровищнице намного раньше. Могу рассказать эту историю, если интересно.

— Очень интересно, — Фиар протянула Ривллиму пригоршню дымящихся клубней дикого картофеля и тот принял их, кивнув в знак благодарности. Ольт вежливо отказался. — Мне интересно всё, что касается сокровищ.

— Несомненно, эллено, — улыбнулся ольт. — Вот что я знаю.

— Сокровищница эта многоярусная, достраивалась несколько раз. Построили её ещё до появления людей на Большой Земле. Ни одна из наземных рас не причастна к появлению гробницы.

— Тогда кто же? — не утерпел воин. История была для него необычайно притягательным предметом; по сути, сидеть вот так и слушать рассказы о прошлом было едва ли единственным занятием, способным поглотить его внимание без остатка. А фраза «до появления людей»… Представить себе время, когда ни один человек не ходил по земле, было невозможно.

— Трудно сказать, — пожал плечами ольт. — Не дарионы; они не строят подобных гробниц. Не рептилии, они вообще не строят погребальных сооружений. Насколько я знаю.

— Я слышала, — встрепенулась Фиар, тоже позабывшая обо всём остальном, — что глубоко под землёй обитает очень древняя раса рептилий, и они…

— Возможно, — кивнул головой ольт. — Я слышал множество рассказов и историй об обитателях глубин, огня и льда, воды и пустынь и даже того пространства, что лежит за пределами нашего мира… Словом, первоначальная постройка очень древняя. В ней долгое время устраивали кладбища самые разные народы; постепенно подземный комплекс разрастался, до случившегося однажды сильного землетрясения. Гробница не разрушилась, но оказалась отрезанной от внешнего мира: часть скалы, в которой она находилась, опустилась глубоко под землю. По слухам, землетрясение произошло оттого, что кто — то впервые попытался похитить «Чёрный дождь».

— Что это и отчего так называется? — воин наклонился и бросил в костёр ещё несколько веток. — Мне казалось, что это — название самой гробницы.

— Нет, это название основного сокровища. По легенде, которая представляется мне наиболее близкой к истине, того, кто пытался завладеть «Дождём» и оказался недостойным, поражает странное проклятие. Оно не вредит жертве, но оказывается враждебным ко всем, кто заговорит с ней. Чаще всего оно проявлялось в виде чёрного дождя, который проливался над теми, кто оказался столь неосторожен. Поля от него становятся бесплодными, люди преждевременно стареют и болеют неизлечимыми болезнями, в таком духе. В конце концов того, кто отваживался пробиться к гробнице, наверху ждала смерть. Прошло не очень много времени — несколько веков — и «Чёрный дождь» перестали беспокоить.

— Но что это такое?

— Никто не знает, — пожал плечами ольт. — неизвестно также, кто положил «Дождь» в гробницу. Непонятно, зачем это было сделано. Боги не торопятся открывать эту тайну и, следовательно, на то есть веские причины. «Дождь» ждёт того, кто окажется его достойным.

Фиар вновь встрепенулась… но промолчала.

— «Дождь» имеет какое — то отношение к Шести Башням, — продолжал ольт. — Башни не замышлялись как крепость. Это был некий аппарат… очень большой…

— …Тайна которого навеки утеряна, — иронически завершил фразу воин.

— Вовсе нет, — морщины легли на лоб Вемкамтамаи. — Все знают, что Башни стоят в узлах естественных силовых линий…

Ривллим опустил голову.

— Что такое — узел силовых линий? — спросил он в конце концов. Фиар усмехнулась. Молча.

— Долго объяснять, если ты не изучал магию, — нахмурился ольт. — Я не уверен, что подобное знание безопасно излагать вслух… здесь и сейчас.

Ривллим молча кивнул.

— Скажу только одно, — ольт оглянулся. — В центре, там, где постамент, некогда находился важный элемент… аппарата. Без него Шесть Башен… не работают. Ильвемоары, без сомнения, были в курсе и пытались отыскать… замену ключевому элементу.

— Вот как, — воин поёжился. — Не очень — то весёлая история. Где точно находится гробница?

Фиар метнула в него быстрый взгляд, который ольт, судя по всему, не заметил.

— Недалеко отсюда, — последовал ответ. — Примерно в том месте, где сейчас стоит Шайр.

— А если его обитатели…

— Не думаю, — покачал головой ольт. — Если бы в руках поклонников Шалир оказался «Чёрный дождь», сопротивление было бы давно подавлено. Но «Дождь», похоже, не намерен помогать Тёмной.

— Ты говоришь о «Дожде», как о чём — то живом.

— Люди часто дают имена оружию, кораблям, скульптурам и прочему, — усмехнулся ольт. — И обращаются к ним, словно к живым. Это тебя не удивляет? — и ольт поднялся на ноги.

— Ты хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, что уже поздно, — произнёс Вемкамтамаи. — Завтра нас ждёт торжественный приём. Всё остальное сейчас не имеет значения. Спокойной ночи.

И, кивнув на прощание, он удалился.

— Ты пытался разозлить меня? — спросила Фиар после продолжительной паузы. Воин повернул к ней голову, но вместо неприязни увидел в её глазах только любопытство.

— Хочу выяснить подробности, — ответил Ривллим. — Но насчёт меча всё решено. Когда мне вручили его…

— Четыре с половиной тысячелетия вперёд, — усмехнулась Фиар.

— …я обязался вернуть меч, когда битва будет закончена.

— Но битва не закончена! — воскликнула девушка. — Битва только начинается!

— Битва окончена, хелауа. Шесть Башен повержены, битва окончена.

— Кому ты обещал вернуть меч? Жрецу, который ещё не родился?

— Жрице, — машинально поправил воин. — И, кстати, не ей, а самой богине.

Фиар замолчала. Обернувшись, воин обнаружил, что она придвинулась вплотную.

— Попроси её оставить меч, — попросила она тихо. — Мне действительно нужен «Дождь». Не имеет значения, где мы или когда мы. Он должен быть моим.

Неожиданно для самого себя, воин разозлился.

— Попроси сама, — последовал ответ. Девушка отшатнулась, словно от пощёчины; побледнела; голос её стал настолько тихим, что едва различались отдельные слова.

— Я… и так… слишком… не смогу…

— Что с тобой? — спросил Ривллим резко. Взял её за плечи и встряхнул. Фиар молчала, бледность не сходила с её лица. Широко раскрытыми глазами она смотрела куда — то сквозь собеседника. Слёзы медленно потекли по её щекам. Одна из них упала воину на запястье и обожгла.

Ривллим мог многоё, но слёзы…

— Ладно, — проворчал он, ощущая, что его обманули. — Я спрошу у Неё. Но мы пожалеем об этом. Слышишь меня?

Фиар едва заметно кивнула, и Ривллим осторожно отпустил её. Фиар упала на бок и почти сразу же уснула. Некоторое время воин сидел рядом, не веря своим глазам. Сон её был беспокойным. Морщась от накатывавшего жара, воин осторожно поднял её на руки и, ступая по возможности бесшумно, отнёс в палатку. После чего, сделав успокаивающий жест часовому, вернулся к костру.

Отчего — то не получалось подавить дрожь в руках.

* * *

— Это и есть Меорн? — спросила Фиар, когда северная стена города показалась из — за деревьев. Собственно, поблизости от стены деревьев не росло: волшебством ли или иным образом, жители города извели все окрестные деревья — видимо, не раздражая при этом Хранительницу. Ривллим вспомнил, что браконьер мог поплатиться жизнью даже за дерево, срубленное поблизости от посвящённых Ей мест, и поразился. В его время деревья росли поблизости от стен; Хранительница категорически запретила кому бы то ни было срубать их. Правда, в его время Меорн окружает… окружала не одна стена, а три. И войск было существенно меньше… Он потряс головой, избавляясь от воспоминаний.

— Да, — указал он вперёд. — За этим мостом. Двадцать километров в поперечнике.

— Такой большой? — поразилась девушка. — Не верю. Как такую громадину оборонять? Ведь жителей там немного?

— Жителей немного, — кивнул Ривллим. — Да и город — внутренний город — не так уж велик. Всё остальное — парки.

Фиар пожала плечами. Никто не встречал их; никто не стоял на стене; ни музыки, ни голосов — город словно вымер.

— Так и должно быть, — успокоил её Ривллим. Ольт ехал чуть позади и не произносил ни слова, лишь улыбался. Вемкамтамаи выглядел впечатляюще в развевающемся плаще. — Таков обычай. Сама увидишь.

У самых ворот — внушительных, изготовленных из каменного дуба, способного простоять многие тысячи лет — воин спешился. Подошёл к воротам и положил руку на медное кольцо, вделанное в створку на уровне глаз. Чувство нереальности нахлынуло на него. Ворота были те самые. Мальчишкой он любил бродить возле них и любоваться многочисленными изображениями, что появлялись на воротах в честь наиболее выдающихся событий. Вот эту надпись, сделанную в честь отражения осады объединённых войск кочевников, он прекрасно помнил. Что с ним? Где он сейчас? Воин с ужасающей ясностью понял, что родной Меорн остался где — то позади… или впереди, в потоке времени, который не окинуть ничьим взором. А здесь он — в гостях, не дома.

Воин оглянулся, не видя своих спутников. Лицо его посерело.

— Что с ним? — поразилась Фиар.

— Похоже, он действительно понял, что… — начал Вемкамтамаи тихонько, но не окончил. Воин отвернулся и громко постучал в ворота.

Те медленно и бесшумно отворились.

Улица открылась глазам путников. Всё население города, включая власти и жрецов, собралось у ворот, оставив широкую полосу шириной метров в десять. Едва нога воина ступила за ворота, грянули приветственные крики и музыка, полетели цветы. Мысли неслись в голове Ривллима, не завершаясь; он вёл коня рядом с собой, не замечая этого. Точно так же встречали победоносную армию и в его время. Точно так же… Неужели я дома?

Позади послышались встревоженные возгласы, и Ривллима сбросил оцепенение. Оглянулся.

Фиар сидела в седле, качаясь, закрыв глаза. У воина едва хватило времени подбежать к коню, прежде чем девушка свалилась наземь. Воин подхватил её и понёс, с ужасом осознав, что не ощущает привычного жара. Фиар казалась невесомой; кожа стала почти белой.

Стиснув зубы, Ривллим продолжал двигаться вперёд, к верховным жрицам и градоправителю.

К генералу, который салютовал им мечом.

Впрочем, на половине пути его самого подняли на руки — вместе с ношей. Отчего — то не ощущалось никакого триумфа. Лишь бесконечная усталость.

IX

— Как отдыхается? — Вемкамтамаи согнулся чуть ли не вдвое, переступая порог. Дом был далеко не лучшим, но воин настоял, чтобы ему позволили остановиться именно здесь.

Он не стал говорить, что спустя сорок пять веков поселится… тьфу, поселился бы на этом самом месте. Разумеется, нынешний домик ничем не походил на тот, который он построил собственными руками: между ними двумя пролегало немало лет, пожаров, смерчей, войн и прочих стихийных бедствий. И всё же здесь куда уютнее, нежели в прекрасном каменном доме правителя.

— Спал плохо, — проворчал Ривллим, ожесточённо протирая глаза. — Это не праздник получился, а пытка. Даже не знаю, как показаться генералу. В таком виде…

Взглянув в зеркало, Ривллим увидел человека, который беспробудно пьянствовал недели две. Что истине не соответствовало совершенно: даже вчера, на торжественном обеде, он не прикоснулся к спиртному.

Теперь предстоит увидеть, насколько традиции его времени совпадают с теперешними. Стать героем города может кто угодно, от мусорщика до правителя; любому из них были бы оказаны высокие почести. Но на следующий день жизнь продолжается своим чередом, каждый занимается своими обязанностями. Меорн в значительной мере сохранил родовой образ жизни — сохранившийся с тех пор, когда имя это принадлежало не только городу, но и божеству — создателю и покровителю окрестных земель.

Сегодня он, Ривллим Мегдлир, займётся повседневными обязанностями. Это — тоже часть общего ритуала; по тому, как человек ведёт себя на принадлежащем ему месте, о человеке и судят. Более того, дальнейшая судьба жителя Меорна зависит исключительно от умения соответствовать положению. Традиция, выработанная тысячелетиями, пережила многие века и сохранила частичку древнего, первоначального Меорна. Вокруг возникали и гибли империи, государства шли войной друг на друга. А Меорн, остававшийся вне союзов и не притязавший на власть над окрестными землями, выстоял. Империя Ар — ра, располагавшаяся к западу от города, погибла, не оставив после себя ничего. А Меорн выжил.

…Итак, чем заняться? Должность — сайир — принадлежит ему далеко отсюда. Перед здешним Храмом никаких заслуг не имеется. Таланты воина, спасателя, лесничего, кузнеца помогут найти себе место в этой новой старой жизни. Но…

Ради этого попадать сюда?..

Ривллиму стоило немалых трудов не выказать ольту своего беспокойства. Что бы там ни было, меч должен вернуться в Храм, а там посмотрим. На крайний случай есть шанс стать проводником Фиар — ей ведь так не терпится попасть домой…

— Лейрн просил передать, что Фиар вне опасности, — сообщил ольт, усаживаясь и откидывая с лица капюшон. Передвигаться по улицам с открытым лицом означало привлекать чрезмерно много внимания. А так — просто ольт, их много здесь. Восточные соседи Меорна, самые надёжные союзники, не раз и не два проливавшие кровь ради того, чтобы Меорн выжил.

— Лейрн? — воин поискал имя в памяти и не нашёл.

— Храмовый целитель, — пояснил ольт, погладив голову обеими ладонями. — Между прочим, знаменитый… лекарь. Преподаёт… преподавал — до начала войны. Пытался понять, что случилось с нашей спутницей. Зайди к нему, он ждёт.

— Непременно, — кивнул Ривллим. — Я, правда, собирался посетить Храм.

— Не торопись, — поднял руку Вемкамтамаи. — Тебя ждут завтра. Вместе с Фиар. Послезавтра — праздник; накануне они устраивают…

— Я знаю, что устраивают, — перебил его Ривллим. Сайир был посвящён в некоторые таинства и, помимо прочего, мог, как и жрицы, обращаться к богине непосредственно. Ривллим владел несколькими заклинаниями — это помогло, когда они приводили в чувство пленников там, у Башен, на пыльной дороге…

Положение сайира в культе не очень высоко; однако, как человек светский, он обладал рядом преимуществ. Сайир является посредником между Храмом и городской властью — должность, равно полезная и опасная, в зависимости от того, каковы отношения между служителями Храма и правительством.

— Верно, — кивнул ольт. — Прошу прощения. Тебя, конечно, примут в Храме в любое время, если пожелаешь.

— Ну, не бездельничать же весь день!

— Зачем бездельничать? Генерал Той — Альер просит тебя прибыть в штаб — квартиру к двум часам пополудни, — Вемкамтамаи протянул воину небольшой конверт. — У тебя будет время повидать Фиар.

Он поднялся на ноги. Ривллим поднялся тоже.

— Меня не будет до завтрашнего вечера, — пояснил Вемкамтамаи. — Забот существенно больше, чем я ожидал. К празднику я постараюсь вернуться.

Они поклонились друг другу и распрощались.

Ривллим потратил более получаса, стараясь придать себе более приличный вид при помощи холодной воды, травяных настоев и лёгкого завтрака (который не лез ему в горло). После чего оделся во всё чистое (собственная одежда не успела как следует просохнуть) и, спрятав ножны с Солнечным Листом под плащом, вышел на улицу.

Традиция сохранилась. Никто не воздавал особых почестей; лишь изредка люди, поймав его взгляд, приветственно улыбались и махали рукой. К моменту, когда Ривллим отыскал дом Лейрна, ледышка, застрявшая в глубине сердца, начала подтаивать. Он останется здесь гостем — но гостем почётным.

Привратник вежливо приветствовал его, не забыв про титул «сайир». Интересно, кто им сказал? — подумал воин, без особого, впрочем, раздражения. Сам он не проронил ни слова о том, кем и когда был. Вемкамтамаи — тоже, в этом воин был уверен. Не Фиар же, которая всё время пребывала в беспамятстве?

Он оставил меч и плащ в специально отведённом для этого углу прихожей и, уперев руки в бока, принялся ждать, когда появится хозяин дома. Слуги, казалось, не замечали его присутствия.

Традиция сохранилась и в этом.

* * *

— Приветствую уважаемого сайира, — пробасил целитель. Он совершенно не соответствовал тому образу, который создался в голове у воина. Лейрн не был низеньким толстеньким человечком с озабоченным взглядом. Лейрн оказался высоким, не ниже Вемкамтамаи, широкоплечим человеком с громоподобным голосом. При всей своей комплекции двигался он изящно, а лицо выдавало человека весьма учёного. Ривллим понадеялся, что доктор не обратит внимания на взгляд посетителя, но ошибся.

— Думаете, отчего я выбрал такую профессию? — вопросил Лейрн, жестом предлагая гостю сесть. — Многие удивляются. Ответ прост: мне это интересно, а положение позволяет. — Он рассмеялся и, расстегнув верхнюю пуговицу бело — зелёного халата (три зелёных полосы на рукавах, как и во время Ривллима), несколько помрачнел.

— Меня беспокоит состояние вашей знакомой, — сообщил он, понизив голос. — Скажите, она действительно пять дней ходила вот в этом?

И положил на стол то, что Ривллим никак не ожидал увидеть: чёрную одежду Фиар — колдовские ботинки, штаны и куртку. Всё, как заметил воин, безукоризненно чистое.

— Да, — согласился Ривллим. — Наотрез отказалась одевать что бы то ни было ещё. — Это тоже было правдой.

— Очень странно, очень странно, — целитель задумчиво почесал затылок. — Жаль, что сейчас не найдёшь хорошего мага — война эта проклятая. Но кое — что я смог понять. Одежда, безусловно, магическая. Она впору всякому, кто её оденет. В ней ни холодно, ни жарко…

— Я догадываюсь, — кивнул воин.

— Но она может быть опасной, — поднял взгляд Лейрн. — Не могу сказать, чем именно, но примерный ответ такой: если здоровье человека не безупречно, одеваться в это не следует.

— Когда я наткнулся на неё в подземелье, со здоровьем у неё было не всё в порядке, — согласился Ривллим.

— Разумеется, — кивнул целитель и сложил чёрную одежду в небольшую матерчатую сумку. — Возьмите, когда будете уходить. Не позволяйте ей одевать это. Пока, по крайней мере. Однако я увлёкся. Прикажете вина? Чаю?

— Только вместе с вами, — воин склонил голову, и хозяин дома кивнул.

— Тогда вначале посетим больную, — он встал и указал ладонью направление. — Лечебница у нас небольшая, но не самая плохая.

Они вышли из дома через одну из боковых дверей и вошли в другое здание, размещавшееся за той же самой стеной. Там пахло травами и лекарствами, как и положено. Персонал занимался своими делами, не обращая на Ривллима никакого внимания.

— Сюда, пожалуйста, — Лейрн указал на дальнюю в коридоре дверь и, пропустив Ривллима вперёд, запер её за собой.

Они оказались в крохотной комнатушке. Два стула, стол, шкафчик с пузырьками внутри. Более ничего.

— Она за следующей дверью, — пояснил целитель, понизив голос. — У меня осталось несколько вопросов… думаю, что некоторые приходили в голову и вам.

— Слушаю, — Ривллим покорно уселся на предложенный стул. Лейрн скрестил руки на груди и внимательно поглядел на гостя.

— Не заметили ли вы в ней чего — нибудь странного?

— Лучше спросите, доктор, не заметил ли я чего — нибудь обычного, — усмехнулся воин. — О её способностях в области… м — м — м… огня, вы, наверное, уже узнали?

— Увы, — целитель развёл руками. — Узнал. — И показал ладонь, на которой виднелись следы недавно залеченного ожога. — Но это не самое странное. Вам пришёл в голову вопрос, на который и я пока не смог ответить, верно?

— Кажется, понял, — по спине воина прополз холодок. — Скажите, Лейрн, она человек?

— Безусловно, — целитель оглянулся и понизил голос ещё сильнее. — Человек практически во всём. Но есть кое — что, чего я не понимаю.

Поднявшись, Лейрн бесшумно отворил дверь в комнату, где, на просторной кровати, укрытая лёгким покрывалом, безмятежно спала Фиар. Увидев её, Ривллим сразу же перестал беспокоиться: человек с таким лицом не может быть серьёзно болен.

— Она спит, — пояснил целитель. — И будет спать ещё несколько часов, не беспокойтесь. Все лекарства действуют так, как и положено. Но вот это…

Лейрн наклонился над спящей и, осторожно разведя в стороны пальцы на обеих ладонях, на краткий миг прикоснулся к трём точкам на голове Фиар — одна была где — то на лбу; другие, Ривллим не успел заметить. Где — то на затылке.

Ничего не произошло. Девушка даже не пошевелилась.

— И что?

— Человек от этого просыпается, — пояснил целитель. — Могу научить. Просыпается, в каком бы состоянии ни был, пусть даже ненадолго. Средство безотказное.

— А если…

— Если она принадлежит другой расе? Извольте, могу показать соответствующие точки для ольтов, карликов… Впрочем, она, конечно, не карлица. То же касается и некоторых других рефлексов. Вот, смотрите… — прежде, чем Ривллим успел что — то понять, комната вокруг воина поплыла, проваливаясь в чёрную мглу. Впрочем, он тут же очнулся.

— Приношу извинения за эту демонстрацию, — Лейрн не улыбался. Воин ощущал себя необычайно бодрым и свежим — вся застарелая усталость пропала бесследно. — Как видите, действует. Но на неё — он указал ладонью — не действует вовсе. А жаль…

Ривллим смотрел на спокойное лицо Фиар, на котором замерла едва заметная улыбка, и ему стало не по себе.

— Отвечая на вопрос: я не знаю, кто она, — заключил целитель. — Если относиться к ней, как к человеку, этого будет достаточно. Над ней проводили какие — то опыты, — Лейрн нахмурился. — Я готов допустить, что всё это, включая её необычные… э — э — э… таланты, есть итог этих экспериментов.

— А что, если браслеты… — начал Ривллим, указав на матово поблескивающие «украшения» на обеих кистях рук Фиар, и осёкся, увидев выражение лица собеседника.

— Браслеты? — Лейрн провёл пальцами по руке Фиар, на миг задержав их на браслете. — На ней не было никаких браслетов, сайир.

— Разумеется, — ответил Ривллим, осознавая, что доктор не замечает присутствия «украшений». Так же, как и весь остальной мир… за исключением их троих. — Мне показалось…

— Да — да, разумеется, кожа на запястьях несколько бледнее. Она действительно долгое время носила браслеты. Я оставлю вас, сайир. Буду у себя дома — откровенно говоря, мне очень хочется поговорить с вами.

— Одну минуту, — целитель остановился в дверях и обернулся. — Откуда вы узнали, что я сайир?

— От неё, конечно, — Лейрн не выглядел удивлённым. — Она всё утро пыталась убедить меня, что ничуть не больна, и ей необходимо срочно повстречаться с вами. В жизни не видел настолько упрямой пациентки.

— Это точно, — усмехнулся Ривллим и поставил стул поближе к кровати. — Спасибо, доктор. Я надолго не задержусь.

Дверь бесшумно затворилась за его спиной.

В третий раз Ривллим повторил краткую историю их приключений за последнюю неделю. Вкратце, разумеется; опустив множество событий. Менее всего ему хотелось распространяться о своём прошлом… о том месте, где было своё прошлое. Пока не повстречался с Лигввиром, об этом говорить не стоит. Хотя в Меорне все на виду у всех.

— Поразительно! — в который раз воскликнул доктор. — Я слышал, генерал планирует напасть на Шайр. Никто не знает, когда, разумеется, но если это удастся, Меорн наконец — то вздохнёт спокойно.

Разговор ещё некоторое время длился ни о чём, плавно переходя от погоды к намечаемым торжествам, от лекарственных трав к пиратам, докучающим местным мореплавателям, и так далее.

— Скажите, Лейрн, — решился, наконец, воин. — Имя Лигввир вам ничего не говорит?

— Лигввир, — Лейрн озадаченно посмотрел на собеседника. — Разве генерал вам не рассказал?

— О чём? — воин насторожился. Интонация хозяина дома ему совсем не понравились.

— Спросите генерала, — повторил целитель. — Он расскажет гораздо лучше. Лигввир был уважаемым человеком и должен был стать сайиром через два малых месяца.

«Должен был?»

— Что с ним случилось?

— Погиб, — ответил Лейрн кратко. — Странная история… и страшная. Он приходился вам родственником?

— Дальним.

— Я соболезную, — целитель слегка поклонился. — То, что вы — сайир, не может быть случайностью. Хотя, конечно, я предпочёл бы, чтобы вы оба были живы.

Ривллим встал.

— Позволю себе небольшую просьбу, — произнёс Лейрн, провожая его. — У меня сложилось впечатление, что пригласить повторно нашу общую знакомую в мою лечебницу можно будет только при помощи армии…

— Пожалуй, — Ривллим улыбнулся впервые за последние пятнадцать минут.

— …поэтому я пошёл на небольшую хитрость. Дал ей травы, чтобы побыстрее восстановить силы. От этого у неё будет… так скажем… очень хороший аппетит. Если у вас на неё есть хоть какое — нибудь влияние, проследите, чтобы она питалась, как следует. С истощением шутки плохи.

— Постараюсь, — кивнул Ривллим. — Хотя вы переоцениваете моё влияние. По — моему, она слушается только саму себя. А может быть, вообще никого.

Лейрн некоторое время смотрел вслед воину и со вздохом запер парадную дверь. У него было сильное и неприятное чувство, что больше они не увидятся.

А Ривллим шёл, размышляя о судьбе Лигввира, которого теперь не удастся увидеть, и недоумевал, что же в словах Лейрна могло так вывести его из равновесия. В конце концов, он понял.

В Меорне никогда не было двух сайиров одновременно.

Генерал Той — Альер встретил воина не менее торжественно, чем накануне. Солнечный Лист был водружён на почётное место, а самого Ривллима, одетого вовсе не в самое парадное, пригласили в святая святых генерала — штаб в Меорне.

Некоторое время они разглядывали друг друга. Увидеть Той — Альера для Ривллима совсем недавно означало бы примерно то же, что запросто поговорить с божеством. Во плоти. Сейчас, хоть и сохранялось ощущение нереальности, Альер не производил впечатления существа сверхъестественного. Хотя его слава уже сейчас гремела по всему Ралиону, а Шамульез предлагал за голову генерала самую богатую провинцию своей обширной империи. Люди только что не молились ему; сам же генерал, так и оставшийся пришельцем с далёких западных островов, был в высшей степени человеком — безо всякого налёта таинственности.

— Я не стану расспрашивать, откуда вы, — произнёс Той — Альер в конце концов. — Вас достаточно хорошо знают; кроме того, ваш меч говорит то, чего не договариваете вы и ваши друзья. Боги милостивы к Меорну и людям вообще, коль скоро вы оказались здесь. Есть шанс переломить ход войны. Я готовлюсь перейти в наступление — и тут появляетесь вы. Очень кстати.

Вот оно, подумал воин. Из огня да в полымя. С другой стороны, есть ли что — то, чего он ещё не потерял? Меч? Своих новых знакомых? Генерал и прочие называли их друзьями, но насколько это соответствует действительности?

— Боги милостивы, — согласился Ривллим. — Я имел возможность вновь убедиться в этом. Буду рад отправиться в бой вместе с вами, генерал. Правда, Солнечный Лист должен вернуться в Храм. Я дал клятву.

— Солнечный Лист — оружие славное, но человек всё равно ценнее, — возразил генерал. — В особенности сейчас. Даже без меча вы — очень важный союзник. Я не уверен относительно вашей знакомой — кстати, как её здоровье? — но достопочтенный ольт согласился помочь нам в осаде Шайра.

— Думаю, что Фиар будет на ногах завтра утром, — ответил воин. — Насколько я понимаю, она присоединится к нам с Вемкамтамаи, даже если вы не позволите ей участвовать в кампании.

— Позволю и даже потребую. Ну что же. Вначале о делах, сайир. Расскажите, пожалуйста, поподробнее о столбах — наблюдателях… с ними у нас связано гораздо больше неприятностей, нежели я подозревал…

— Расскажите о Лигввире, генерал, — попросил воин полтора часа спустя. Генерал угостил его розовым вином, настоянным на лесных ягодах других вин он не пил. Вино было отменным, ранее такого Ривллиму пробовать не доводилось.

— Лигввир был отличным человеком, — генерал помрачнел. — Я убеждал его не связываться с могильниками. Впрочем, у нас на островах любого вора, дерзнувшего потревожить покойников, накажут силы, что древнее и строже человеческого суда. Здешние народы растеряли своих покровителей, а полагаться на себя ещё не научились. По слухам, достопочтенный Лигввир надеялся отыскать в сокровищнице оружие, — генерал ещё раз поглядел в сторону Солнечного Листа. — Это всё, что я знаю.

Воину стало сильно не по себе. Именно Солнечный Лист и обнаружил Лигввир. Как такое может быть?

— С ним было восемь человек охраны, — продолжал генерал. — Сам Лигввир взял только двух помощников, людей верных и молчаливых. Мы ждали наступления с запада, и второй такой возможности у него могло и не быть.

— Не знаю, что там случилось, — завершил генерал. — Трое охранников повредились рассудком. Двое погибли, их тела не были найдены. Остальные не смеют рассказать, что именно случилось, поясняя, что их и всех их близких ждёт тогда страшная участь. На месте могильника осталась бездонная яма…

— Бездонная? — Ривллим поднял брови в удивлении.

— Бездонная, — кивнул генерал. — Я видел её, сайир, и не осмелился бы шутить о подобных местах. Если задержаться поблизости, изнутри слышны жуткие звуки. Если существуют демоны, то эта яма — вход в их жилище. Нам пришлось трижды проводить обряд очищения в ту ночь, и всё равно вокруг ямы на сотню шагов не осталось ничего живого. Даже варвары, эти не ведающие порядка разбойники, не осмелились к ней приближаться.

— Я отчасти виноват, — произнёс генерал после долгой паузы, наблюдая за Ривллимом, лицо которого окаменело. Альер поднял руку, предупреждая возражения. — Я знаю, что виноват. Но есть силы, справиться с которыми людям пока не дано.

…Когда генерал, прощаясь, сказал, что надеется на повторную встречу во время праздника, Ривллим вспомнил, что сайир обязан присутствовать на Оль — Алиор — должен участвовать в ритуалах. Пусть бы их было поменьше, чем в его время. Самые древние оказывались самыми утомительными.

Сайир — это, прежде всего, множество хлопот; это звание — надо подтверждать. Конечно, есть и приятные стороны. Хотя, что может быть приятнее добросовестной службы?

Ривллим неожиданно осознал, что это — то единственное, что как — то связывает его с тем Меорном. Кроме меча.

…В эту ночь ему снилось путешествие по тесному подземному ходу, который извивался во всех направлениях, иногда поворачивая вертикально вниз. Голос звал его, хорошо знакомый голос. Но всякий раз, когда воин пытался добраться до очередного поворота, за ним никого не оказывалось… и надо было двигаться дальше. Проснувшись, Ривллим понял, что плакал во сне.

День начинался скверно.

X

Мало того, что день начинался скверно, так ещё и с Фиар. Едва только воин позавтракал и собрался побродить по городу — развеяться — как в дом влетела бодрая, живая и недовольная девушка.

— Ноги моей не будет в той больнице, — заявила она вместо приветствия, переступая порог дома. — Дай ему волю, он меня там бы месяц мариновал. Одежду куда — то дели… — Фиар указала на новое платье. Судя по покрою, платье указывало на принадлежность к знатному роду. Ривллим подумал, что в новом платье она выглядит куда лучше, нежели в чёрной «коже», но не осмелился этого сказать. От него, правда, не требовалось говорить. Вероятнее всего, от него не требовалось и слушать.

— У тебя найдётся, чего поесть? — спросила Фиар, когда первая волна негодования рассеялась. Воин с обречённым видом сидел в кресле напротив. — Мне кажется, что я год голодала.

Пока воин, мрачнее тучи, готовил второй завтрак — вернее, второй завтрак на двух персон — Фиар успела ознакомиться с домом. Сама. Хвала богам, молча.

— Прекрасный дом, — заявила она, покончив с едой. Смотреть на неё было одно удовольствие: манеры её прекрасно соответствовали её облику. Воин и смотрел, — девушка не обращала на это внимания. — Большое спасибо, сайир. Думала, не дойду до тебя. Что собираешься делать?

— В три часа начинается Саннаи — Оль — Алиор, — ответил Ривллим. Раздражительность успела пройти. Похоже, от Фиар не избавиться. — До того момента я свободен. Хочу прогуляться к Камню.

— Камню? — взгляд Фиар отразил недоумение

— Летописному Камню, — пояснил Ривллим. — Я должен увидеть его.

— Оставить запись? — усмехнулась Фиар.

— Какая разница? — спросил воин резко, неожиданно для самого себя.

— В этом прошлом нас нет, — вздохнула Фиар, словно не замечая вспышки. — Ты ещё не понял? Зачем оставлять следы?

— Я не собираюсь исчезать бесследно, — ответил Ривллим угрюмо. — Может быть, тебя здесь и нет, но я — то есть, это точно.

— Ты уже узнал, что стало с Лигввиром?

Вместо ответа Ривллим молча поднялся, пристегнул ножны с Листом, надел успевшую высохнуть куртку и покинул дом. Когда через пять минут он оглянулся, Фиар, конечно же, шла следом. Бесшумно и не привлекая внимания. Воин надеялся, что она скажет хоть что — нибудь — будет повод выместить раздражение — но девушка не издала ни звука. Словно совершенно случайно им было по пути.

* * *

— Так и будешь следовать за мной по пятам?

Они вышли за пределы внешней стены. Небольшая поляна впереди была тщательно ухожена и высокий продолговатый камень — метров шесть высотой, толщиной в четыре обхвата — возвышался посередине. Священные знаки Хранительницы были повсюду. Под ногами в изобилии росли полевые цветы; воин двинулся медленно, стараясь не примять ни одного. Ему не было нужды оглядываться, чтобы убедиться, что девушка следует за ним.

— Тебя это раздражает?

Воин ответил, только когда подошёл вплотную к Камню. Не был он таким высоким в его время; врос в землю на человеческий рост. Ривллим прикоснулся к прохладной шершавой поверхности и оглянулся. Фиар сидела на валуне, среди высокой травы, и смотрела на Камень с любопытством.

— Послушай, Ф… — воин поперхнулся. — Думаешь, я сбегу? Откажусь от своего обещания?

Фиар пару раз хлопнула в ладоши.

— Прекрасно, сайир, — она улыбнулась, показав почти все зубы. — Дошли до первой буквы. Мне интересно быть поблизости от тебя.

— Хочу я того или нет?

— Сайир, — Фиар смотрела с сочувствием. — У тебя ужасный вид. Ты выглядишь, как привидение.

— А твоё присутствие меня излечит?

— Разумеется. Я буду напоминать тебе, где мы на самом деле. И ты перестанешь оглядываться на прошлое. Его нет, сайир. Оно осталось за стенами Шести Башен.

Воин долго смотрел на буквы, такие знакомые и чужие. Буквы, которые никогда не сообщат о Лигввире, сайире города Меорн; герое, защитившем город от нашествия с севера. А раз нет и не было Лигввира, то не будет и Ривллима.

— За стенами осталось то, ради чего стоило жить, — выговорил воин и взглянул Фиар в глаза. — Всё остальное — здесь.

— Вздор, — Фиар встала так резко, что Ривллим отшатнулся. — С тобой осталось то, с чем ты не пожелал расставаться. А что до смысла жизни… помоги мне, сайир, и спасёшь десятки тысяч… человек. Разве это плохо?

Воин вздрогнул, заметив паузу перед словом «человек».

Девушка отвернулась и быстро пошла прочь — ловко, не наступая ни на один цветок.

— Хелауа? — услышала она голос воина и оглянулась.

— Что?

— Мне показалось… что ты не совсем человек

Фиар ослепительно улыбнулась, прищуриваясь.

— Я человек, сайир… а ты называешь меня неизвестно чем.

— Я всего лишь оговорился, хелауа, — Ривллим поднялся. Хмурое выражение пропало с его лица. — Ты не сможешь переупрямить меня.

— Посмотрим, — Фиар подмигнула ему. — Посмотрим. Извини, что помешала.

Кивнув, она удалилась в сторону города. Ривллим ощущал себя неловко. Неловкость, впрочем, быстро прошла. Вместе с ней пропали воспоминания о неприятном сне. Очень хорошо. А теперь…

Он приподнялся на цыпочки и аккуратно выбил в камне свою подпись — руны «Р» и «М». Зубилом, предусмотрительно одолженным накануне.

Едва лишь он выбил последнюю чёрточку, грусть полностью покинула его; оставалось удивляться, откуда она взялась. Когда Ривллим вернулся домой, его ожидал стол, накрытый по меньшей мере на пятерых и скучающая Фиар во главе стола.

* * *

Фиар не показывалась на глаза до того момента, когда Ривллим отправился в Храм. Стоило прошагать треть пути, как она оказалась поблизости

— Ты прирождённый лазутчик, — произнёс Ривллим, не оборачиваясь.

— Ещё бы, — ответили ему. — Попадёшь ко мне домой — поймёшь, что иначе нельзя.

— Может, расскажешь хоть что — нибудь о своём городе?

— Нет, сайир, — Фиар с мечтательной улыбкой смотрела куда — то в небеса, но шла уверенно, не спотыкаясь. — Правда, в обмен на моё имя…

— Нет, хелауа. Значит, увижу всё собственными глазами, — воин ускорил шаг: приходилось пробираться сквозь густую толпу.

— Это правильно, — согласилась девушка. — Мечтаю посмотреть на твоё лицо, когда ты увидишь… Когда ты всё увидишь.

Некоторое время шли молча.

— Куда делась веточка? — поинтересовался Ривллим, по — прежнему не оборачиваясь. — Я не видел её среди одежды… Терять её не стоит.

— Эта? — перед глазами его возникла та самая веточка.

Воин не нашёлся, что ответить. Так и молчал остаток пути. Предстояло общение со жрицами и надо было подготовиться. К моменту, когда они войдут во внутренний двор Храма, все заботы и неприятные мысли должны исчезнуть.

Если бы веточка могла ему помочь в этом, Ривллим попросил бы её, не задумываясь.

Все пятеро высших жриц ожидали на ступенях Храма.

Во дворе никого не было. Странно, подумал Ривллим. При мне такого не было. Или я что — то перепутал? Воин ощущал, что взмок. Присутствие улыбающейся Фиар вовсе не ободряло. Правда, её лицо также выдавало беспокойство. Словно это её собираются проверять.

Жрицы, как заметил воин, смотрели на Фиар, не удостаивая взглядом его самого. Смотрели дружелюбно, но в глазах явственно читалось изумление. Они не ожидали её увидеть, подумал воин. Или видят что — то, чего не замечает он, Ривллим?

— Kunmerti oirvi Oarna, — услышал он голос Фиар. Взглянув на девушку, воин увидел, как на шее её возникла тонкая светящаяся цепочка, а на ней — амулет в форме неправильного треугольника. Мгновение, и всё это исчезло.

— Kunmerti ail, helaua, — ответила старшая жрица, и глаза Фиар расширились. Слегка наклонив голову, она извлекла откуда — то из воздуха веточку и, спокойно подойдя к старшей жрице, протянула ей, встав при этом на одно колено.

Жрица молча приняла дар, подняла над головой — отчего веточка ярко вспыхнула изумрудным свечением — и вернула Фиар. Та приняла дар, поднялась на ноги и слегка поклонилась. Жрицы поклонились в ответ. Боги великие, подумал воин ошарашенно, они обращаются с ней, как с равной!

— Oirian, — произнесла старшая жрица и улыбнулась.

— Oirian, — шевельнулись губы девушки, и в голосе её послышался металл. После чего Фиар повернулась и пошла к выходу. Проходя мимо воина, она улыбнулась ему — одними глазами.

Тут жрицы взглянули на него, словно впервые заметили. Воин решительно направился к ним. Остановившись шагах в десяти, он опустился на правое колено и протянул старшей жрице ножны с Солнечным Листом.

— Приветствую вас, достопочтенные, и прошу принять этот меч. Он выполнил предназначение. Возвращаю его в святилище.

— Мы рады видеть человека, который посеял в наших душах надежду, — старшая жрица и не думала двигаться. — Твои спутники зовут тебя сайир. Знаешь ли ты, что это означает?

— Знаю, достопочтенная, — ответил воин, продолжая держать меч на протянутых ладонях.

— Меорн не помнит тебя, сайир. Тебе придётся доказать, что ты действительно им являешься.

— Я готов, — немедленно ответил воин, не поднимая глаз. Старшая жрица сделала знак и её сестра забрала у воина меч, знаком велев подняться.

— «Волны несут в себе силу моря, ветер приносит свежесть, а ночь приносит нам отдых», — произнесла старшая жрица нараспев.

— «Кто откроет нам, откуда берутся волны, кто дарит свежесть и награждает нас сном?» — продолжил Ривллим. Жрица улыбнулась.

— «Та, что властвует над землёй, лесами и озёрами, знает всё о волнах, о свежести и спокойствии, но осмелимся ли мы спрашивать её?»

— «Та, что бывает и грозной и доброй, кто может наградить и жизнью, и смертью, должна ли открывать нам их тайны?..»

За невысоким внешним забором, отделявшим Храм от города вот уже тысячу лет, стояла Фиар и, сжимая в руке веточку, смотрела на высокого человека в потрёпанной одежде перед пятью пристально разглядывавшими его жрицами. Ждала.

Интересно, откуда жрицам стало известно её… прозвище? На лбу оно написано, что ли?..

— Наша госпожа не может принять этот меч, — произнесла старшая жрица, оарна. — Меч должен служить городу. Тебя он слушается, тебе им и владеть.

— Однако, — продолжила она прежде, чем воин решился ответить, — не стоит привлекать к нему внимание. Многие силы могут узнать о нём, многие захотят до него добраться. Тебе необходимо иное оружие, сайир.

Воин молча расстегнул сумку и протянул жрице всё, что осталось от Зелёного Глаза. Жрица осторожно взяла обломки меча и торжественно положила их на алтарь. Тут же зелёный камень, инкрустированный в рукоять, ожил и мягко засветился.

— Ты заслужил его однажды, сайир, — произнесла жрица, вглядываясь в одной ей ведомые глубины. — Ты заслужил его повторно.

При звуках этих слов яркая вспышка озарила главный зал Храма, и вот на алтаре лежал новый меч. Жестом оарна пригласила воина подойти поближе, и тот в изумлении увидел, что круглый камень напоминает сузившийся кошачий глаз. Впечатление стало полным, когда глаз мигнул.

— Кошачий глаз! — воскликнул он, и жрица кивнула.

— Имя дано, — объявила она. — Возьми этот меч, Ривллим, сын Эвейра. Да защитит он, да пребудет на нём благословение Хранительницы.

Когда Ривллиму позволили уйти, он долго думал, как быть со вторым мечом. В конце концов повесил на пояс. С двумя мечами он стал выглядеть очень странно.

Когда Фиар увидела рукоять Листа, по — прежнему возвышающуюся над плечом спутника, на лице её появилось торжествующее выражение.

— Всё идёт, как я и ожидала, — объявила девушка. — Не буду надоедать, сайир. Я рада, что Храм принял тебя. Честное слово, рада.

— Спасибо, — голос Ривллима был спокойным. — Генерал Той — Альер хочет поговорить с тобой о предстоящей кампании.

— Вот как, — глаза Фиар заблестели. — С удовольствием. Спасибо.

И оставила его одного.

К величайшему удивлению воина, два меча почему — то казались легче и стесняли существенно меньше, нежели один Солнечный Лист, несколько часов назад.

* * *

Меорн был другим.

В этом Ривллим убедился, посидев несколько часов в городских архивах. В этом Меорне они хранились в личной библиотеке градоправителя; сайиру, к тому же герою города, вход туда был открыт в любое время дня и ночи. Хотя не совсем. Чтобы попасть туда ночью, необходимо было получить соответствующий пароль.

Безопасность есть безопасность. Печатный станок ещё не известен, и свитки, папирусы, книги находятся под угрозой полного исчезновения.

Меорн был другим. Или Меорн стал другим? Было забавно думать о столь глубоком прошлом — по всем признакам, глубоком прошлом — как о настоящем. Множество мелких различий бросались в глаза прямо сейчас; в этом Ривллим убедился, просматривая хроники, всевозможные заметки и записи делового характера. В официальные летописи он не стал заглядывать: официальной истории грош цена. Выудить оттуда достоверные сведения невероятно тяжело. А вот получать представление о жизни города из реестров, отчётов и подобных документов — гораздо надёжнее. Хотя требует великого терпения.

Меорн изменился так, что Ривллима и его предков в нём не предполагалось. Теперь, когда первый шок прошёл, воин смог рассуждать более здраво. Всё упирается в Солнечный Лист. Но почему, каким образом?

Шайр должен пасть и Шайр падёт. Крепость была разрушена ценой огромных жертв, вспомнил воин. Той — Альер получил при штурме и разрушении Шайра смертельное ранение. Люди, наконец, были вынуждены признать: без широкого союза, без помощи ольтов и других соседей не выжить. Если на этот раз Солнечный Лист вмешается в битву, исход может быть иным. Союз с ольтами может не состояться и изменится то будущее, к которому пришёл бы мир сорок шесть веков спустя.

И пусть.

Приняв это решение, Ривллим ощутил, что мосты сожжены. Обратного пути нет.

Хорошо, что дальше?

Выполняй обещание, ответил внутренний голос. Проводи Фиар до дому и избавься от этого груза. А потом… может, вернуться к Шести Башням и понять, отчего столько необычных историй началось там?

А насчёт Башен идея — то неплоха, подумал воин, яростно почёсывая затылок. Никто не говорит о них ни слова. А Башни существуют… стоят себе, пустые, никому не нужные, и стены точно так же змеятся вокруг, высекая в дремучем лесу шестиугольный фрагмент. Но ни генерал, ни жрицы, ни население… никто не обмолвился о заброшенной крепости ни намёком. Отчего?

Смутная мысль возникла у него и воин, вовсе не привыкший заниматься сложными умозаключениями, долго стоял перед шкафами и стеллажами. Стоял, вдыхая терпкий аромат (в нём угадывалась ромашка и бессмертник), призванный защитить сокровища мысли от острых зубов и плесени.

Я обязан найти хоть что — нибудь, твердил он про себя. Должен отыскать. Не может быть, чтобы не существовало намёка на Шесть Башен или их обитателей.

Узел естественных силовых линий, вспомнил он. Надо обратиться к трудам по магии… если пойму в них хоть слово. И спросить — то не у кого!

Разве что у Вемкамтамаи… или Фиар?

…До глубокого вечера просидел воин в архивах, но так ничего и не отыскал. Всё же он сделал несколько записей, чтобы было от чего отталкиваться.

Вечерний Меорн встретил его предпраздничной жизнью; только сейчас обратил Ривллим внимание на то, сколько в городе ольтов и карликов. Словно не шла вокруг война, словно западные империи не приговорили город к уничтожению. Меорн жил своей жизнью, готовый и к войне, и к празднествам.

Когда Ривллим прошёл по торговым рядам, продавцы снеди принялись упражняться в красноречии, чтобы первыми выразить своё уважение к сайиру — который появился из ниоткуда — а, значит, судьба улыбнулась городу. Лишь трижды Меорн существовал без сайира, и всякий раз небывалой силы несчастья обрушивались на него. Четвёртого раза не случилось.

Как интересно, подумал Ривллим, позволяя всем торговцам по очереди угостить его тем или иным деликатесом и одаривая их словами благословения. Перед Оль — Алиор сайир в состоянии творить немало вещей, обычным смертным недоступным — даровать удачу, излечивать от болезней и рассеивать проклятия. И это в культе, где только женщины могут занимать ступени в иерархии!

До дому Ривллим добрался совсем уставший; есть, конечно же, не хотелось. Некоторое время он лежал, не раздеваясь, давая отдых натруженным ногам. Глядел на мерцающий огонёк свечи. И не заметил, как уснул.

* * *

Сон был очень ярким, чётким и до отвращения походил на реальность. Комната была той же; вернее, походила на ту, которая осталась в том Меорне. Где на стене висела траурная табличка, опоясанная чёрно — красной лентой…

(Чья табличка? Чьё имя выбито на ней?)

Он пытался рассмотреть табличку, но буквы расплывались, стоило только сосредоточить на них внимание. Мебель, стены, всевозможная утварь, разбросанная там и сям в беспорядке — была твёрже, прочнее, доступнее. Он провёл рукой по отполированной крышке стола и ощутил знакомую гладкую прохладу. Как и прежде.

Как выбраться отсюда?

За окном горел город; смутные тени носились среди пылающих руин, и время от времени чей — то недобрый взгляд пронзал всё существо воина. Нельзя здесь оставаться. На дом неминуемо нападут, это вопрос времени.

Он приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Туда, в коридор, к крышке погреба — под ней есть вход в подземный лабиринт под городом, специально построенный для таких случаев. Лабиринт, при должном знании его путей, позволял скрыться от сколь угодно многочисленного противника.

Что — то шевельнулось слева от двери, по ту сторону, в небольшой чистой, пустой комнатке. Что — то не то застонало, не то тихонько заплакало. От звуков этого голоса по спине Ривллима побежали мурашки. Страх обессиливающей волной накатил на него, превращая мускулы в кисель, умножая стократно вес зажатого в руке оружия, вырывая из горла невольный стон. Нет, только не туда. Что бы там ни было слева от двери, он умрёт, стоит ему только взглянуть в ту сторону.

Дробный перестук копыт и тени, роящиеся за окном. Стук стрел по черепичной крыше; сейчас полетят камни…

Опустив голову, прищурившись и прилагая немалые усилия, чтобы с визгом не броситься наутёк, воин шагнул в приоткрывшуюся дверь. Слева — грубая узкая деревянная кровать, что — то тяжело ворочается на ней, стонет, вздыхает и окликает по имени. Страх не просто накатывал грязными волнами: он заменил собой воздух в комнате; Ривллим вдыхал тошнотворный густой смрад этого места и желание спастись стремительно таяло. Вперёд. Он шагнул, ногие едва держали его.

«Ррривллллиииииммммммм…»

Голоса сзади. Грохот разлетающегося стекла и вспышки света. О боги, дайте мне сил…

«Ааааааааасссссссс…»

Едва слышное дыхание. Непонятно, кто это. Затылок сверлит чей — то взгляд; страшно хочется обернуться. Обернись, командует тело. Обернись и покончи со всем этим…

«Ссссссдеееессссссссь…»

Добрался. Три шага длились целую жизнь. Но прежде, чем воин протянул руку, дверь напротив с грохотом распахнулась; посиневшая, покрытая следами укусов каких — то мелких тварей, подняв на него остекленевшие глаза, перед ним стояла и довольно усмехалась…

Кто?

Ривллим проснулся от собственного вопля. Он вскочил, едва не полетев кубарем; жар то накатывал на него, то проходил прочь. Одежда взмокла, взмокла совершенно, хоть выжимай. Воды, подумал он, прислушиваясь к дробному стуку собственных зубов. Поднялся на ватных ногах и едва не вскрикнул вновь: с дальней стороны комнаты навстречу шагнул высокий, клубящийся и дрожащий силуэт.

Зеркало. Ривллим взглянул на собственное отражение и поспешно отвёл взгляд. Начинало казаться, что черты лица отражения идут волнами, время от времени напоминая то полуобъеденное тело, что стояло по ту сторону двери. Чьё это было тело? Ривллим не мог вспомнить, хотя твёрдо знал, что не так давно помнил. Он оступился, схватился за стену и опёрся ладонью о мирно висящий на стене Солнечный Лист.

Голоса и шум в голове тут же испарились; осталась только слабая головная боль да ощущение разбитости. И на том спасибо. Воин некоторое время стоял, обеими ладонями держась за ножны, и наслаждался спокойствием. Сходишь с ума, говорил он себе. Моё прошлое со мной, и оно мне мстит.

Небо уже светлело и Ривллим различал, сквозь гулкие удары в ушах, звуки музыки, голоса, звон и шаги. Приглушённые. Праздник вот — вот начнётся — вначале горожане уберут город. Очистят улицы от грязи, а помыслы — от скверны; вымоют свои дома, простят друг другу все обиды на переломе лета. После полудня, едва тень на больших солнечных часах начнёт удлиняться, начнётся собственно праздник — ритуалы и представления, пиршества и ярмарка. К вечеру праздник достигнеткульминации… О благосклонная Хранительница! Как можно было забыть?! Сегодня вечером за сайиром станут охотиться многочисленные юные охотницы… Самый древний и наиболее странный обычай. Годы у меня уже не те, подумал Ривллим устало, даже не усмехнувшись. Придётся прятаться.

Он гулко спустился по лестнице, добрался до столовой и там рухнул на стул, едва не ударившись об острый угол. Стоило отнять руки от Листа, как слабое эхо сновидения вернулось. Откуда это? Я должен вспомнить, кого видел во сне, подумал воин отрешённо.

Рука поставила перед ним кружку с прохладной, чистой, благословенной родниковой водой. Это настолько обрадовало Ривллима, что он не задумался, откуда она взялась. Некоторое время он пребывал в море блаженства, поместившемся в небольшой потрескавшейся кружке. Поняв, что кошмар растаял, поднял глаза. И увидел спокойно глядящую на него Фиар.

Она сменила одежду. Вместо тёмно — зелёного с золотом платья до пят, с широким поясом, на ней было другое, лёгкое, с чёрно — красным узором, спускавшееся чуть ниже колен. Фиар раздобыла где — то сандалии (очень напоминавшие те, что носил Вемкамтамаи). Никакого амулета на её шее не было, а браслеты, конечно же, были и матово светились в полутьме.

— Что ты здесь делаешь? — неожиданно озлился Ривллим, вскочив на ноги.

— Стою, — спокойно ответила она. В глубине её глаз загорелись красноватые огоньки. — Жду.

— Чего именно?

— Благодарности, — усмехнулась Фиар, и воин осёкся. Почувствовал, что краснеет. Хорошо ещё, что темно…

— Спасибо, — он тяжело опустился на стул и заметил, что Фиар усаживается рядом. — Вода была очень кстати. Откуда ты здесь?

— И он ещё упрекает меня в плохих манерах! — возмутилась девушка. — Не помнишь, о чём вчера беседовали?

— Я не… — начал Ривллим и вспомнил. Настолько хорошо вспомнил, что оставалось только спрятать глаза подальше. Он действительно согласился — хотя и не сразу — чтобы Фиар остановилась в том же доме. Проще было согласиться, чем придумать достаточно убедительный предлог отказать. Дом достаточно велик: можно жить, почти не замечая друг друга.

— Вижу, что вспомнил, — Фиар забрала кружку и удалилась. Вскоре вернулась и поставила её перед воином. Тот наклонил голову — вода. Да. Отлично.

— Я думала, тебя там убивают, — проговорила девушка вполголоса. — Приснилось что — нибудь?

— Да, — ответил воин неохотно. Говорить о своих сновидениях можно только с теми, кому безоговорочно доверяешь. Но у него почти не оставалось сил сопротивляться. — Началось возле Башен. С каждой ночью всё хуже.

Фиар извлекла зелёную веточку и вопросительно взглянула на Ривллима.

— Не поможет, — махнул он рукой. — Отыскалось одно средство, но… — он махнул рукой.

— Какое? — поинтересовалась Фиар, придвигаясь поближе.

— Меч, — Ривллим осознал, что совсем проснулся. О боги, ещё этот праздник! — Я прикоснулся к нему, и кошмар… начал проходить.

Фиар хмыкнула.

— Спишь, значит, в обнимку с мечом. Помнишь, что снилось?

— Помню, — признался Ривллим, испытывая всё большее беспокойство. — А ты не помнишь?

— Мне не снятся сны, — произнесла Фиар, откидывая голову. — Никогда.

— Счастливая, — проворчал воин и допил остатки воды. — Наступает Оль — Алиор. Чем будешь заниматься?

Фиар долгое время глядела ему в глаза, после чего улыбнулась.

— Нет, сайир, — она пригладила волосы. — Это не мой праздник. Мы с тобой слишком разные, чтобы отмечать его вместе.

— Оль — Алиор открыт для всех.

— Знаю, — девушка встала и сладко потянулась. — Но это ничего не меняет. Да и зачем искать тебя, сайир? Ты сам ко мне придёшь.

И поднялась к себе в комнату, оставив Ривллима раздумывать над последними словами. Что тот и делал… некоторое время. Стоило ему сесть в кресло — старое, скрипучее, но удобное — как усталость взяла своё. Он задремал и проснулся по привычке, едва лишь солнце поднялось из — за кромки леса.

Никаких снов ему не снилось.

* * *

Он приготовил завтрак… но есть не хотелось. Совершенно. Настроение таинственным образом изменилось. Он ощущал себя бодрым и готовым на те невероятные усилия, которых требовал от сайира каждый Оль — Алиор. Если не отвалится рука, раздающая благословения; если не отсохнет язык, которым надлежит давать добрые пожелания; если желудок выдержит борьбу с яствами; если, если…

А я знаю, где мне спрятаться, подумал воин. Рядом с Камнем, если спуститься во впадину, со всех сторон окружённую лесом, есть небольшое озеро. Буду сидеть там на берегу и смотреть на два отражающихся в воде серпика…

Он вздрогнул. Два серпика. Проклятие, что — то вертелось в голове, вчера, совсем близко! Но воспоминания было уже не догнать; он махнул на всё это рукой и, приготовив побольше кипятка, принялся приводить дом в порядок. В соответствии с обычаем. В комнату Фиар стучаться не стал: пусть спит. Покончив с пылью и лёгким беспорядком, Ривллим занялся собой. Вот здесь было, на что тратить усилия… За семь дней щетина сделала его похожим на разбойника с большой дороги. Впрочем, и это оказалось не самым страшным испытанием.

Он поднялся ненадолго к себе, пристегнул оба меча (теперь долго не носить мирной одежды), надел лёгкую походную куртку… Готов. В кармане было достаточно монет, чтобы как следует повеселиться… Впрочем, сегодня ему всё предложат бесплатно.

Ривллим уже взялся за ручку двери, когда услышал за спиной слабый шорох. Оглянувшись, он увидел спускающуюся по лестнице Фиар. Глаза её были сонными. Она долгое время стояла напротив, молча глядя ему в глаза. После чего прикоснулась горячей ладонью к его запястью и произнесла:

— Sannth'Oll Alior, Sayyir — «Доброго праздника, сайир».

— Sanntia'Oll Alior, helaua.

Дверь бесшумно затворилась за его спиной.

XI

Ривллиму казалось, что вокруг собирались другие люди. Не те, которых он встречал здесь вчера и позавчера; не те, которые приветствовали их у северных ворот. Другие люди; сосредоточенные, старающиеся не пропустить ни единой мелочи, забыть о скопившемся вокруг напряжении. В Меорне праздников не так уж много. И если люди начинают радоваться жизни, тогда держись… Несколько тысячелетий назад (нет, не то… примерно в это время) жизнь здешняя не располагала к удовольствиям, но щедро раздавала многочисленные испытания. И праздники не могли не быть яркими, бурными, всепоглощающими.

Утром в Меорне скучно. Единственными людьми, которые не очень радовались Оль — Алиору — это мусорщики. Вот кому забот будет… Завтра им придётся заново приводить город в порядок.

Ривллим проследовал к дворцу градоправителя и остался там, сидя у фонтана и наслаждаясь одиночеством — которое сегодня долго не продлится.

Фиар вышла из дому вскоре после Ривллима; вопреки ожиданиям, спать до вечера ей не пришлось. Целитель знал своё дело: пожаловаться можно было бы разве что на зверский аппетит.

Вокруг было скучно, хотя пульс праздника уже ощущался. Об этих временах ей доводилось читать, хотя история её почти не интересует. Мир интересен сам по себе; не нужно углубляться в поросшее пылью прошлое, чтобы убедиться в этом. Однако волей случая прошлое стало настоящим… забавно.

Хотя браслеты и высасывали силы, не позволяя использовать мало — мальски сильную магию, Фиар сумела защитить себя от случайных взглядов. Так намного удобнее. Для окружающих — почти для всех — её словно не существовало.

* * *

Некоторое время Ривллим стоял, глядя в глубины фонтана. Вода не только годилась для питья, но и была целебной. Многочисленные монетки, что бросали в фонтан, не портили её. Ривллим посетил не очень много городов, и повсюду в фонтаны кидают монетки.

Быть сайиром — значит, потерять значительную часть свободы. Работа его по большей части малоинтересна — обязанности судьи, ведение записей в городском архиве; участие в некоторых религиозных обрядах и функции эмиссара Храма в окрестных селениях.

Вдобавок, сайир — это ещё и егерь, лесник, правая рука Хранительницы. Её оружие против бандитов и браконьеров…

Ривллим извлёк из кармана золотую монетку и бросил её в фонтан.

Тут случилось нечто странное.

Он вроде бы прекрасно помнил, какое желание хотел загадать. Но в тот миг, когда монетка, вращаясь и разбрызгивая солнечные зайчики, коснулась воды, память отшибло. Он не смог вспомнить, о чём только что думал. Это так потрясло его, что воин некоторое время стоял, озадаченно моргая и приоткрыв рот.

Вот так.

Пожав плечами, Ривллим оглядел ещё раз прекрасный парк, поправил куртку и направился к главной площади. Оттуда ближе всего к Храму, а народу ближе к полудню будет столько — не проскользнуть. В Меорн на праздник солнцестояния съезжались все окрестные поселения. Приезжали даже ольты из Венллена, где, казалось бы, умеют веселиться ничуть не хуже.

Когда Ривллим вступил на площадь, он порадовался, что не позавтракал. Все торопились угостить нового сайира, и отказываться означало выразить неблагосклонность богини. Так что — по щепотке, по кусочку — приходилось брать отовсюду. Заодно можно было поупражняться в красноречии.

Сотни глаз смотрели на него. Кто с восхищением, кто с надеждой, кто с завистью. Причины для этого много. Те, кому удалось упросить владельца легендарного меча хотя бы взглянуть на ножны, его хранящие — не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ним — считались самыми удачливыми. Не знать им горя и хлопот до следующего Оль — Алиора. При условии, что каждый будет знать своё место и выполнять, что положено.

К моменту, когда начались торжественные песнопения в Храме, Ривллим был в достаточной близости, чтобы вовремя занять своё место. То была вторая передышка: воздух в Храме был чист и прохладен, а внимания сайиру там уделяли не более чем росписям на стенах. И это было хорошо.

Когда закончилась служба, Ривллим с превеликим трудом протолкался к площади, на которой уже начинались всевозможные представления — на ней и в парке поблизости. Воин осмотрел площадь и приуныл: придётся внимательно следить за временем, не то скрыться не удастся. Главное — не упустить восход средней луны.

Фиар тенью следовала за Ривллимом, но вблизи Храма потеряла его из виду, и найти уже не смогла. Это её удивило… и немного разозлило. И она побрела по площади, время от времени сбрасывая «дымку», чтобы перекусить: ароматы сводили с ума, а есть хотелось постоянно. Её узнавали, и никто не потребовал платы.

Как странно. Фиар припомнила, хотя и с трудом, историю Меорна после падения Шайра. Генерал скончался на пути в город, и несколько жрецов Тёмной из рассеянной при Шайре армии Шамульеза сумели организовать осаду города. Осаждавшие полегли до последнего человека — и это был переломный момент войны — но, не приди на помощь ольты из приграничных отрядов, перебили бы всё живое за пределами внутренней стены. А так — успели вырезать чуть более половины.

Фиар стало страшно. Если история пойдёт так, как ожидается, более половины тех, кто сейчас веселится вокруг неё, погибнут страшной смертью несколько недель спустя. Теперь понятно, отчего Ривллимом овладело такое уныние…

Впрочем, вскоре удалось изгнать мысли о смерти. История не может пойти «по — старому»: ведь их троих здесь не должно было быть.

* * *

Вскоре праздник достиг той точки, когда на сайира, внимания почти не обращали. Болели и язык, и рука; а куртку придётся покупать новую. Слишком много было желающих её потрогать.

Ривллим посмотрел несколько представлений. Многие наводили на грустные мысли — если ничто не изменится, многим из веселящихся здесь вскоре предстоит умереть. Голова немного кружилась от выпитого, съеденного, услышанного; от шума и звона; от торжественности, что была разлита в воздухе и слабого привкуса священного безумия, что вскоре спустится на землю.

Несколько раз воину казалось, что он видит Фиар, но всякий раз это оказывались другие девушки. Впрочем, не все они торопились оставлять сайира без внимания — поняв это, Ривллим не торопился приветствовать всех подряд. И темперамент, и стремительность этого «старого» мира поражали. Возможно, его Меорн не находился под таким давлением, и не было жажды прожить жизнь как можно полнее.

Незаметно для самого себя Ривллим оказался в парке, где расположились фокусники, прорицатели, музыканты и прочие; аристократы, ремесленники, солдаты и купцы — здесь были все. Праздник не делает различий. Ривллим вежливо отказался от предложений предсказать будущее, от чудодейственных талисманов и украшений и остановился перед низеньким человечком в широкополой шляпе, скучавшим возле воздвигнутого рядом небольшого павильона.

— Приветствую вас, достопочтенный сайир! — вскричал он, спрыгивая с низенького табурета. — Добрый город Меорн на этот раз не балует меня посетителями. Если бы вы не отказались стать первым…

— Что тут у вас? — спросил Ривллим, которого позабавили манеры собеседника. Человечек кивнул, собираясь с мыслями.

— В отличие от моих коллег, — махнул он рукой, — я не занимаюсь гаданием или продажей удачи за доступную цену. Я предлагаю настоящие путешествия, сайир — в прошлое, в будущее; в прекрасные сны или кошмары.

— Дурман? — нахмурился Ривллим. Да, проще всего достичь подобного было, затянувшись раз — другой наркотической смесью.

— Что вы! — перепугался человечек. — Нет, сайир, всё совершенно безопасно. Последние достижения магии, если мне будет позволено сказать. Пусть меня повесят, как последнего разбойника, если с вами случится хоть что — нибудь неприятное, сайир! Прошу вас!

К этому моменту несколько прохожих остановились возле павильона, с любопытством наблюдая за происходящим.

— Ну хорошо, — Ривллим улыбнулся и потеребил бороду, раздумывая.

— Выбирайте, сайир, — торжественно провозгласил иллюзионист. — Что вы желаете встретить? Нет необходимости говорить вслух. Достаточно просто представить.

— Прошлое, — произнёс Ривллим и почувствовал, как что — то шевельнулось внутри. Не соверши ошибки, посоветовал внутренний голос.

— Прошлое? — улыбнулся иллюзионист. — Понимаю вас. Превосходно. Войдите в эту дверь, сайир, и то, что для вас дороже всего, вновь оживёт. Только приятные впечатления! Итак…

Он сделал несколько пассов, что — то тихонько приговаривая. Двери павильона слегка засветились и вновь померкли. Зрители затаили дыхание.

Ривллим усмехнулся и, кивнув иллюзионисту, открыл дверь.

За ней был… тот же парк. Только без посетителей, без фокусников, без людей. Откуда — то, правда, доносился невнятный шум, словно праздник по — прежнему был рядом, только руку протянуть. Воин оглянулся — дверь оставалась за спиной. Часть шума доносилась из — за неё. Если это шутка, то, будем надеяться, безобидная.

Он брёл по парку, наслаждаясь одиночеством и прекрасным воздухом, окружающей природой и звёздами на небе. Этот иллюзионист знает своё дело. Интересно, для тех, кто по ту сторону двери, он просто исчез или же бродит по парку, погружённый в видения? Или сидит (лежит) внутри павильона, в то время как дух его пребывает где — то ещё?

Он шёл и шёл, как вдруг до слуха донеслись знакомые с детства звуки… а обоняния коснулись привычные с детства запахи. Похоже, они приходили вон из — за той рощицы. Ривллим встрепенулся и ускорил шаг.

* * *

За рощицей находилась кузница. Ривллима это не удивило; во время Оль — Алиор всё становится возможным. Он осторожно толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь, где воздух был горяч, где пахло живым металлом, углем и чем — то ещё — чем — то, что невозможно выразить словами. Домом, что ли.

Воин не удивился, увидев перед наковальней собственного отца. Того, которого он привык видеть с пелёнок. Отец, Эвейр Мегдлир, сын Альвира из Меорна, трудился над каким — то орудием — присмотревшись, воин понял, что это будет коса.

— Здравствуй, отец, — произнёс Ривллим и присел в стороне, на огромный пень, который служил колодой для рубки дерева.

Кузнец поднял взгляд, кивнул и улыбнулся.

— Здравствуй, сын, — было ответом. — Ты вырос, как я погляжу. Всё ли хорошо у тебя?

Эвейр взял щипцами тускло — багровый кусок металла, вернул его в горн и принялся прилежно раздувать угли. Жар был сухим; Ривллиму он был привычен.

— Не знаю, — ответил воин наконец. — Происходит что — то странное. То, что было дороже всего на свете, исчезло; я вынужден скитаться и помогать тем, кого вчера ещё не знал.

— Так было всегда, — отозвался отец, укладывая на наковальню светящуюся жёлтым заготовку и продолжая обрабатывать её молотом. — Жизнь непостоянна. А ты, должно быть, привык к постоянству и не желаешь признавать того, чего не изменить.

С кем идёт разговор? С Эвейром, или с собственным воображением? Трудно ответить. Кузница, без сомнения, была той же. Отец выглядел так же, как и тридцать с лишним лет назад. Изменился лишь сам Ривллим.

Воин ощутил, что скопившееся внутри напряжение оставляет его. Словно лопнул постепенно набухавший нарыв.

— Может быть, — ответил он. — Мне нужен совет, отец. Что мне делать? Могу ли я доверять тем, с кем теперь сражаюсь за этот мир?

Эвейр прекратил ковать и долгое время смотрел на сына.

— Твой дед убедил жриц, что ты достоин принять вызов и выдержать испытание, — отозвался он в конце концов. — Я выковал для тебя меч, которым могу гордиться. Ты стал сайиром, сын мой, и не можешь разобраться в происходящем? Мой отец сказал бы так: тот, кто присматривается, остаётся ни с чем. Помоги мне.

Как и в детстве, Ривллим послушно подошёл к наковальне и принялся помогать отцу, придерживая своенравную заготовку. Металл бился о металл, работа шла своим чередом и прочие мысли казались неуместными. Мне снова десять лет, подумал Ривллим…

Поднял голову. Кузница исчезла. Мгновенно, без предупреждения. И вновь вокруг парк, стрекочут сверчки, в их стройный треск вплетается тихое пение птицы… Воин некоторое время смотрел на руки, на следы от щипцов и, покачав головой, двинулся куда — то.

Откуда — то из — за вставших полукругом кустов послышались раскаты грома и предчувствие беды сжало сердце. Воин поспешил на звук, не переставая удивляться реальности происходящего.

* * *

Она сидела в комнатке, как и в тот день; гроза тихо ворчала за стенами. Как и в тот день, она спокойно смотрела в окно, за которым уже падали первые тяжёлые капли дождя. Взглянула в сторону Ривллима и улыбнулась. Воин похолодел. Он не видел её лица. В точности, как в последних сновидениях.

— Старик Даар приболел, — сказала она, поднимаясь и прикасаясь губами к его щеке. — Я послала ему лекарство, но надо присматривать. Он капризен, как ребёнок…

Она всё говорила, а воин тщетно пытался извлечь из памяти её имя. Имя! Но оно не приходило. Без имени она была лишь тенью, которая не давала покоя по ночам, будоражила, превращала его самого в тень — в тень прежнего Ривллима, знавшего, как и для чего следует жить.

В дверь постучали.

— Это за мной, — она поднялась и взяла приготовленный свёрток. — Не беспокойся, милый, я ненадолго. Вернусь, и сядем ужинать. Только…

— Нет! — воскликнул воин, не в силах пережить всё это ещё раз. Приятные воспоминания! Только добрые видения! Ну, фокусник, дай мне только вернуться к тебе! — Не ходи! Пережди грозу, это недолго!

— Но я обещала, — мягко возразила она. — Я обещала, Ривллим. Я быстро.

— Пусть идёт, — послышался голос из — за спины и Ривллим, поворачиваясь, выхватил Кошачий Глаз. Глупо, конечно; но того, что происходило сейчас, не было в его воспоминаниях.

В трёх шагах от него стояла, поигрывая тяжёлым жезлом, высокая женщина. Пышные волосы волнами опускались на её плечи и спину. Жезл, две свившихся спирали, белая и чёрная, потрескивал; с него срывались и тотчас гасли синие искорки.

— Пусть идёт, — повторила она и засмеялась. Ривллим на миг обернулся, чтобы увидеть ту, имя которой он не мог вспомнить — она замерла, словно время остановилось. — Всё повторится, сайир, — голос звучал устрашающе; он не принадлежал одному человеку. Он принадлежал многим сотням людей, мужчинам и женщинам, он отдавал раскалённым металлом и болотным ядом; в нём слышался рёв урагана и потрескивание льда. — Не узнаёшь меня?

Ривллим выставил перед собой Глаз, с клинка которого стекала, рассеиваясь в воздухе, синяя дымка и замер.

— Убирайся, — приказал он той, что продолжала вращать в руке жезл. — Тебя там не было. Тебя вообще не было. Ты прокралась тайком, подобно вору.

Женщина вновь рассмеялась, и Ривллим увидел, что в глазах её пылают сотни огоньков.

— Отдай то, что принадлежит мне, сайир, — она протянула руку. — Отдай и я уступлю тебе многое, очень многое. Назови, что ты хочешь получить за меч?

— Тебе не взять его, — процедил Ривллим сквозь зубы. Женщина взмахнула жезлом, и Глаз на рукояти закрылся. Меч стал невероятно тяжёлым, он обжигал руку холодом. Вскрикнув, воин выронил его, и меч вонзился в пол.

— Отдай его по доброй воле, — повторила женщина. — Ты уже доставил мне немало неприятностей. Отдай, или ты и твои друзья будете расплачиваться со мной многие сотни лет.

Тут Ривллим вспомнил, где он видел эти глаза. На верхушке путевого столба; в глазницах отвратительных статуэток. Он отступил на шаг, поворачиваясь к женщине боком, и молниеносным движением выхватил Лист. Женщина отпрянула, на лице её появилось смятение.

— Убирайся, Тёмная, — приказал Ривллим. — Убирайся по — хорошему. Я не звал тебя; твои слуги превращают цветущий мир в пепелище. Оставь нас в покое, или пожалеешь.

— А ты самонадеян, — протянула женщина, отступая на шаг. — Что ж, я знаю предел своей силы. Ты же считаешь, что можешь всё. Мы ещё встретимся, — она холодно улыбнулась. — Я умею убеждать. Когда — нибудь ты будешь беспомощен, а мои слуги будут поблизости, — жезл в её руке пошёл волнами и растаял. — Тебе не будет покоя.

И исчезла.

— Ривллим? — послышался слабый голос за спиной. Воин обернулся и увидел Ту, у которой не было имени, указывающую рукой ему за спину.

— Мне показалось… — проговорила она и Ривллим, осторожно взяв её за плечи, прижал к себе. Ощущение было странным.

— Тебе показалось, — шепнул он. — Подожди немного. Сейчас гроза пройдёт… наваждение закончится.

Рядом с домом ударила молния. Как и тогда. Ривллим вздрогнул. Как и тогда. Но теперь Она стояла рядом с ним… живая и невредимая. И Ривллим, подняв глаза, осознал, что видит её лицо…

И всё исчезло. Но ладони ещё ощущали тепло её тела, а в ушах звучали раскаты грозы. Воин оглянулся. Кошачий Глаз вонзился в землю, уйдя чуть ли не на локоть. Ривллим осторожно извлёк оружие, счистил налипшую грязь и придирчиво осмотрел, насколько это было возможно при лунном свете.

Ему показалось, что он слышит что — то ещё, но тут его взгляд привлекла парившая в воздухе дверь… подозрительно знакомая дверь. Нет, хватит. Хорошего понемножку. Вряд ли иллюзионист служит Тёмной — его почуяли бы ещё за пределами Меорна — но произошедшее вряд ли случайно.

Он вышел наружу, под восторженные аплодисменты зрителей, увидевших выражение его лица.

— Ну как, сайир? — осторожно спросил иллюзионист. Ривллим некоторое время подумал и улыбнулся.

— Превосходно, благодарю вас. Дух захватывает.

— Я рад, что вам понравилось, — довольно улыбнулся человечек. — Буду рад увидеть вас снова!

— Да сопутствует вам удача, — Ривллим слегка поклонился иллюзионисту и пошёл прочь. Теперь у фокусника не будет отбою от клиентов. Он оглянулся — да, так оно и есть.

После чего взглянул туда, где находилось уже опустившееся за лес солнце, и прибавил шаг. Надо спешить. До озера ещё далеко, а средняя луна уже восходит.

* * *

Как он и ожидал, было пустынно. Озеро не очень велико — метров сто в поперечнике. У дальнего берега в воде плескались какие — то птицы. Вокруг в изобилии росли кусты, а дальше начинался густой лес. Отличное укрытие. Только не терять бдительности…

Две луны горели на небе; два серпа, почти достигших первой четверти. Судя по всему, впереди двойное полнолуние — явление редкое и впечатляющее. И вновь воин вздрогнул… отчего две луны не дают ему покоя?

Вновь плеск. Нет, это не птицы. Это… Воин вполголоса выругался и пригляделся. В озере кто — то купался. Вот тебе и надёжное укрытие! Придётся уходить в лес

— Решил отдохнуть? — послышался знакомый голос со стороны озера и воин вновь выругался. На этот раз громким шёпотом. Оставалось надеяться на две вещи: на то, что Фиар не разберёт слов и на то, что Хранительница не услышит, как он отзывается о празднике.

Девушка быстро приближалась к берегу. «Ты сам придёшь ко мне». Боги свидетели, непреднамеренно. Придётся терпеть её общество до рассвета. Как бы пробраться тайком в дом? Проклятье ещё раз! Надо же было выбрать дом, к которому нет никакого потайного хода!

Фиар вышла из воды, остановилась, стоя к воину чуть боком, наслаждаясь произведённым эффектом. Чуть больше недели назад она точно так же стояла там, в бассейне… ходячий скелет, не более. Сейчас она выглядела по — другому… особенно в лунном свете. Ривллим моргнул и потряс головой. Тихий смех донёсся до его ушей. Когда он поднял глаза, Фиар не было видно.

Как ей удаётся бесследно исчезать? Да, брат сайир, спутница тебе попалась — пальца в рот не клади. Чем больше о ней узнаёшь, тем больше беспокойства. Слева что — то зашуршало и Фиар, уже одетая, уселась рядом на траву. Лицо её было довольным.

— Как вода?

— Не беспокойся, не закипела, — ответила Фиар, бросая в озеро камушек. — Искупайся, сайир, если хочешь. Ночь ещё не закончилась, а ты выглядишь так, словно всё время спасался бегством.

— Нет, спасибо, — Ривллим расстегнул пояс и положил оба меча рядом. Стало намного легче. Постойте, что это за дырочка на рукаве? Прожжено? Это как же так… ведь говорили, что будет всего лишь иллюзия?!

— Выступаем послезавтра, — сообщила Фиар, глядя в сторону озера. Кинула ещё один камушек.

— Что? — воин поднял недоумевающие глаза.

— Я говорила с генералом, — пояснила девушка. — Мы с тобой выступаем послезавтра; Вемкамтамаи выйдет чуть позже. Мы подойдём к крепости под землёй и…

— Ради всех богов, Ф… — воин вновь осёкся. — Пожалуйста, хелауа, только не сегодня.

— Как скажешь, — Фиар заложила руки за голову и откинулась. — Тебе, я вижу, пришлось несладко.

— Есть немного, — воин последовал её примеру. Было чуть более прохладно, чем ему хотелось бы, но зато спина теперь могла отдохнуть. — Для меня это не такой уж праздник.

— Ну, думаю, во всём найдутся и приятные стороны, — заметила Фиар. — По пути сюда я заметила несколько очень миловидных молодых особ… Ты, случайно, не знаешь, кого они ищут?

— Ох и вредный ты человек, — усмехнулся воин, не поворачиваясь. — Как мне удаётся переносить тебя?

— У тебя скверный характер, сайир, — объяснила Фиар. — Наверное, поэтому. Ты злишься на весь мир и отказываешься от помощи. Я — то, по крайней мере, знаю, чего хочу. Почему бы и тебе не перестать беспокоиться о том, чего не изменить?

Воин уселся. Фиар уселась рядом.

— Слушай, хелауа, давай помолчим, — предложил воин дружелюбно. — Я, похоже, начинаю к тебе привязываться. И меня это пугает. Кроме того, сегодня не следует ссориться.

— Это обнадёживает, — Фиар оглянулась и, неожиданно, молниеносно присела, прижимаясь к земле. — Ну что же, сайир, не буду мешать. Встретимся утром.

— Куда это ты? — поразился Ривллим. — Если я что — то…

— Видишь? — Фиар привлекла его к себе и указала ладонью во тьму. — Это тебя. Всего доброго, сайир, и удачи. — Хихикнув, она метнулась в сторону. И след простыл.

Ривллим пригляделся и понял, что его выследили. Так, сейчас я тихонько проберусь к вон тому оврагу и ищите меня в лесу, сколько душе угодно.

Но он не успел добраться до оврага.

* * *

Он вернулся домой, когда небо уже светлело. Фиар застала его в кресле в гостиной, довольно улыбающегося во сне. Она так и не узнала, что было подлинной причиной этой улыбки.

Ривллиму удалось отыскать крохотный уголок прошлого, в котором не было ничего печального. Жаль только, что всё хорошее быстро проходит.

Он не просыпался до вечера следующего дня.

Часть 4. Чёрный дождь

XII

Вечер выдался дождливым.

Cобираться пришлось в спешке. Проснувшись, Ривллим обнаружил, что солнце уже садится. Праздник кончился. Город находился в состоянии войны и до Кеньи — Хара, праздника сбора урожая, веселье сюда придёт только по случаю военной победы. Так оно и будет, подумал воин, приводя себя в порядок. После сна в одежде он чувствовал себя неуютно.

Фиар дома не было.

Ближе к закату в двери постучали. Ривллим встретил учтиво поклонившегося вестового, принял тяжёлый пакет, запечатанный личной печатью генерала. Фиар не шутила, когда говорила о том, что кампания начнётся послезавтра. Отдельные части замысла генерала начали собираться в единую картину. Роимал, который со своим малым отрядом, на виду у всех, держал оборону дороги (и не потерял до сих пор ни одного бойца). Небольшие заградительные отряды, что окопались во всех перевалах. Внушительные линии обороны к западу от Меорна. Постоянно передававшиеся из уст в уста слухи о том, что армия генерала недостаточно велика, чтобы обеспечить должную оборону…

Что — то здесь не так, ведь Шайр, если Ривллим правильно помнит, атаковало едва ли не тридцать тысяч солдат! Все известные воину отряды в общей сложности не превышали и пяти тысяч. Ай да генерал… Создать подобную армию, да ещё скрыть от всего мира её подлинную численность. Интересно, где сейчас эти тридцать тысяч? Какими дорогами пробираются к Шайру? Впрочем, меня это не касается. Не стоит даже думать об этом — по слухам, некоторые маги и высшие иерархи могут читать мысли. Ему и Фиар оставляют вечер на сборы. Завтра к шести утра прибыть в походной форме к третьим (северным) воротам. Прочитав послание несколько раз, воин последний раз убедился, что ничего не пропустил, и бросил бумагу в огонь. Бумага сгорела, едва только языки пламени лизнули её, мгновенно, не оставив после себя даже пепла.

Второй пакет, адресованный лично Фиар, воин оставил у порога её комнаты. Запер входную дверь и принялся собираться.

* * *

Утро выдалось пасмурным. Вемкамтамаи устал, разъезжая между городами. Когда никто не видел, он прибегал к иному, более быстрому способу перемещения. Правда, способ этот действует только в дневное время. Сейчас, сорок шесть веков назад, никто таким способом не владеет: Жрец Всех Богов ещё не счёл необходимым появиться среди смертных. И не успел поделиться своими знаниями.

Славная у нас компания, подумал ольт, прицеливаясь в очередной деревянный столб — глаза и уши Тёмной. Ривллим, служащий богине, не допускающей мужчин в иерархию. Он, Вемкамтамаи, представляющий божество, ещё не пришедшее в этот мир. Фиар (полное её имя — Fiarrethevin Rhiaderwan ans Antvaren ans Ventar — не каждый выговорит с первого раза, а Фиар очень не любит, когда имя произносят с ошибкой), каждый из сородичей которой в любой момент мог стать жрецом — если есть потребность. В высшей степени необычная компания.

Стрела вонзилась в цель и столб испарился во вспышке голубого пламени. Ни Ривллим, ни остальные не знают, что ольт в состоянии прятаться даже от взора Тёмной. Правда, только днём.

Как интересно, думал ольт, тщательно осматривая окрестности уничтоженного сооружения. За шесть тысяч лет до явления Владыки Дайнера Шесть Башен испытывают небывалое нашествие стихийных бедствий. Всё, что можно себе представить. Куда — то делись три фрагмента центральной статуи, венчающей центр крепости. Потом происходит очередная война за Башни и новые хозяева забывают про «статую».

Вокруг оставалось несколько уцелевших щепок. Вемкамтамаи собрал останки столба в небольшую кучку, стараясь не касаться их пальцами, и продолжил размышления. Странная периодичность событий, подумал он неожиданно. Все конфликты из — за Башен — с момента исчезновения «статуи» — приходятся… на… на кратные полнолуния. Ну да, Башни и должны реагировать на подобное, но отчего реагируют живые существа?

Вемкамтамаи попытался припомнить, каковы были фазы лун в тот вечер, когда они сидели у костра ещё в «будущем». Нет, не помню. Не обратил внимания. Надо спросить остальных. А заодно подумать, отчего на Солнечном Листе изображена символика Башен? Отчего Фиар стремится к Чёрному Дождю, словно это — единственная стоящая цель жизни?

Одному мне ничего не нужно, подумал ольт. И рассмеялся.

И поднялся на ноги. Некогда отдыхать.

Оставалось двенадцать столбов. Самая трудная часть. Убрать последний штрих, чтобы очертания огромного символа стали символом Владыки Огня, надо в последний момент. Тёмная, конечно, ограничена в своих возможностях — в особенности теперь, когда мощь Хранительницы на границах её владений так возросла, но вряд ли будет просто ждать. Убрать последний штрих надо будет по условному сигналу. Про этот сигнал знает, кроме него, только один человек. Хрупок этот план и безумен, но если он удастся…

Оставшиеся сутки придётся торчать здесь, в пропитанном влагой лесу, в ожидании сигнала. Смотреть в небо, чтобы не упустить момент.

Ольт ещё раз вздохнул, с неприязнью глянул на тяжёлые, непроницаемые, недовольно ворчащие тучи, и закутался в плащ. Вспомнит ли кто — нибудь о его, ольта, скромной роли в грядущем штурме…

* * *

Самое неприятное — ожидание.

Хмурый Ривллим, в десятый раз проверивший поклажу, мерил шагами гостиную; заказанный в соседней таверне ужин не лез в горло. Перед опасной дорогой еда никогда не лезла в горло. А Шелн, к примеру, не страдает отсутствием аппетита; наоборот, на него, по его же словам, нападает «великая яма». В которую могло провалиться всё, что было на столе.

Появление Фиар стало приятным разнообразием. Она возникла бесшумно (сквозь дверь просочилась, что ли?), мокрая, задумчивая и молчаливая. Поначалу Ривллим подумал, что она искупалась; тут же понял, что мысль глупая: не в фонтане же ей купаться. Просто на улице моросит. Девушка в очередной раз сменила одежду: теперь на ней было походное обмундирование меорнской гвардии. Ольтская работа — лёгкое, прочное, прекрасно маскирует своего обладателя. За спиной у неё появились ножны — Фиар выбрала себе широкий меч, эйлисс, с медленно сужающимся к концу тяжёлым клинком. Эйлиссы были излюбленным оружием здешних ольтов; ковали такие мечи дарионы. Меч должен быть особенно крепок и надёжен, уметь залечивать незначительные повреждения и поддерживать заточку. Ривллиму, конечно, сетовать не на что: Кошачий Глаз — уже внушительное оружие, ну а Солнечный Лист…

Фиар молча повесила ножны с мечом на стену. Любопытно, кто ей это вручил? Генерал, наверное: рядовые солдаты вооружены куда проще. Хотя и для них одежду, броню и оружие изготавливали на совесть. Меорн никогда не пользовался услугами наёмников: как не позаботиться о собственных горожанах.

— Выспался? — спросила Фиар, оценивающе глядя на накрытый стол. — Меня дожидался? Спасибо.

— Выспался, — ответил Ривллим коротко. Глаза девушки тут же ехидно сощурились.

— Досталось тебе, я вижу…

— Положение обязывает, — равнодушно ответил воин, усаживаясь по другую сторону. Аппетита не было никакого. Судя по Фиар, снадобье Лейрна ещё действует.

— Где ты раздобыла меч? — полюбопытствовал воин, когда с ужином было покончено. Фиар в смысле поесть мало чем отличалась от Шелна: последний выглядел одинаково как до обильной трапезы, так и после.

— Генерал подарил, — ответила девушка, наливая себе ещё воды. Трав для чая в доме не оставалось, а вино она пить не желала. Ну и ладно, подумал воин. Мне больше достанется… — Ни за что не хотел отпускать без оружия. Пришлось взять. Хотя, конечно, меч что надо…

Её пренебрежительно отношение к оружию в очередной раз покоробило Ривллима. Возможно, что ей, со способностью управлять огненной стихией, традиционное оружие попросту ни к чему.

— Как там на улице?

— С самого утра моросит. Только солнце встало — тут же тучи набежали. Словно специально конца праздника дожидались.

Так и есть, подумал Ривллим.

— Ольт не появлялся?

— Вемкамтамаи? Он и не должен появляться. Он нас встретит у самой крепости.

Мне — то он что — то другое говорил, подумал Ривллим и принялся убирать со стола.

Закончив, он осознал, что, во — первых, ему решительно не хочется спать, а во — вторых, он понятия не имеет, чем заняться. Появляться на людях сейчас не стоит (генерал этого хоть и не запрещал, но намекал). Бродить по комнатам и изучать их углы? Вот же невезение, даже почитать нечего.

Спустя полчаса на выручку пришла Фиар.

— Не спится, — пояснила она, постучавшись в его дверь. Она не очень — то удивилась, увидев его готовым отправиться в путь. — Может, пойти проветриться? Тоска смертная, сайир.

— Идём, — воин поднялся и пристегнул оба меча. — Я думал о чём — то подобном.

Несколько часов они бродили по паркам и пустынным улицам (ночные патрули не обращали на них внимания). Фиар, хвала богам, молчала. Лишь изредка брала его за руку, и воин всякий раз поражался, что не ощущает жара, накатывающего на него при этом. Обычная рука. И не скажешь, что в ней за несколько секунд может расплавиться и закипеть даже камень.

Заснули они глубоко за полночь, в креслах в гостиной, сидя друг напротив друга. Чувство времени не подвело: Ривллим проснулся где — то в начале шестого, и времени хватило, чтобы разбудить Фиар, в последний раз проверить поклажу и отправиться.

Запирая двери дома, воин гадал, вернётся ли он сюда.

О чём думала Фиар, было непонятно, но на лице её держалась таинственная улыбка.

* * *

Генерал засиделся в штабе допоздна.

В плане нападения на Шайр имелись слабые стороны. Прежде всего, близилось двойное полнолуние, когда Тёмная станет особенно сильной и чуткой. С другой стороны, откладывать нападение на более поздний срок означало рисковать всем: во время полнолуния слуги Тёмной смогут без помех определить намерения если не самого генерала, то некоторых его подчинённых. Сам генерал был стержнем, на котором держался план: только он служил средством сообщения между разными отрядами. Приказания, которые получили эти отряды, в большинстве случаев оперировали достаточно отвлечёнными названиями и местностями. Кроме того, он прекрасно скрыл подлинную численность армии. Которую пришлось рассредоточить и вести окольными путями через восточную часть континента. И платить огромные суммы тамошним правителям за поддержку и молчание.

Не все рубежи обороны Меорна достаточно крепки. В случае контратаки удержать город будет непросто.

Несомненными доводом «за» сравнительно ранний (по сравнению с планом) штурм было появление троицы — Вемкамтамаи, Фиар и Ривллима с его мечом. Историю с водружением меча в святилище генерал так и не смог до конца понять: жрицы его не очень — то жалуют, да и сам Ривллим отмалчивается. Впрочем, это как раз понятно: положение обязывает.

Надо рискнуть. Генерал знал, что планы, которые кажутся наиболее продуманными, чаще других подвержены провалу. Он предпочитал импровизировать — в разумных пределах. Шайр — ключевая точка, ударив по которой, можно полностью изменить расстановку сил. Если удастся сровнять крепость с землёй без серьёзных потерь, участь главной группировки войск Шамульеза на центральных равнинах решена.

Генерал посмотрел на часы. Надо отдохнуть, хотя бы немного. Через четыре часа ему предстояло отправиться в путь. Тайно. Скрытность — самое мощное оружие в его арсенале.

* * *

Вопреки ожиданию Ривллима, они направились не напрямую к Шайру, а к так называемому Горбатому Хребту — ближайший к Меорну, он состоял из двух высоких гор с округлыми вершинами и множества менее высоких. Шайр возвышался над подножием дальнего «горба».

— Здесь множество подземных дорог, — пояснила девушка. — Слуги Тёмной пытались их использовать, но быстро поняли, что на подземелья её власть не распространяется. Вернее, на подземных жителей.

— А нас они, конечно, пропустят, — поджал губы воин. — Я тоже слышал о подземных народах. Они не очень радуются, когда сверху спускаются гости.

— Смотря какие гости, — возразила девушка. — Если приходить исключительно за чужими богатствами, то кто угодно не стерпит. Кроме того, эта дорога должна быть пустой. Ближайшие подземные поселения заброшены.

— Генерал знает, что мы пойдём этим путём? — Ривллиму не знал, что там задумала Фиар, но происходящее переставало ему нравиться.

— Знает, конечно, — махнула рукой Фиар. — Сайир, ты либо веришь мне, либо мы никуда не идём. Если я чего — то не договариваю, для этого у меня есть основания.

— Хорошо, — согласился Ривллим сухо. И молчал до того момента, как они оставили лошадей на очередной заставе, и принялись взбираться под непрекращающимся дождём по крутому и скользкому склону. Как сказала Фиар, один из входов в подземный тоннель находится не так далеко. Часов шесть путешествия по горам.

Воин приготовился ко многим часам опасного, трудного и медленного передвижения, но, как выяснилось, он ошибся. Стоило заставе скрыться из глаз, Фиар остановилась, выбрав место поровнее и, осмотрев окрестности, указала на ничем не примечательный каменный выступ далеко впереди.

— Видишь выступ, сайир?

— Вижу, — ответил недоумевающий Ривллим. — И что?

— Возьми меня за руку, да покрепче.

Воин подчинился. На короткий миг его охватило странное ощущение — словно каждая клеточка стала двигаться в свою собственную сторону. После этого больно ударило по ушам, окружающий мир растаял и вновь уплотнился… и вот они стоят на том самом выступе.

Ривллим превратился в сплошной разинутый рот. Фиар не обращала на это внимания. Она лишь встряхнула спутника и указала на другую точку, чуть ниже, но весьма и весьма далеко.

— Видишь?

Ривллим кивнул, не в силах произнести ни слова. Вновь она сжала его руку… и вновь он пережил всё те же ощущения. Теперьони стоят на склоне горы. А вон тот едва различимый силуэт у самого горизонта… мама дорогая, это же Шайр! Как же так? В лучшем случае они ехали бы туда не менее восемнадцати часов!

— За мной, сайир, — услышал он голос и увидел, что девушка указывает на виднеющуюся неподалёку пещеру. Ривллим покорно заполз туда вслед за Фиар и уже внутри увидел, как на лице спутницы возникло сконфуженное выражение.

— Я… немного перепутала… Ну ничего, это должно быть поблизости. Сейчас отдышимся и поищем.

— Что должно быть? — взорвался воин. — Что происходит? Как мы тут очутились?

— Магия, сайир, — ответила девушка спокойно, разглядывая спутника с любопытством. К счастью, воин этого не заметил. — Вы её пока не знаете, а я знаю.

Воин замолчал и довольно быстро вернул себе самообладание.

— Почему же ты не поделилась ею с генералом?.. С его магами? Представляешь, как это бы им помогло!

— В особенности это помогло бы, если секрет в конце концов просочился бы к шалиритам, — произнесла Фиар. Но не обычным пренебрежительным тоном, а серьёзно и спокойно.

— Как, интересно, он попал бы к ним?

— Сайир, — Фиар неожиданно уселась перед воином на корточки и взглянула на него снизу вверх. — Представь, что в руки какого угодно мага попадёт способ беспрепятственно перемещаться в пространстве. Куда угодно. В одно мгновение. Как ты думаешь, всем ли магам можно доверить подобное?

Ривллим открыл было рот для ответа, как вдруг понял, что имеет в виду Фиар. И ему стало не по себе.

Она была, разумеется, права: многие люди остаются приятными во всех отношениях потому, что в их руки не попало ничто, что могло бы дать — хотя бы в чём — нибудь — абсолютное превосходство над всеми остальными. Он представил себе, как маг генерала с лёгкостью проникает в тщательно охраняемый дворец императора Шамульеза и освобождает Ралион от его присутствия, раз и навсегда. Но потом он представил мага — шалирита, который за десять минут вырезает всё командование армии сопротивления…

К тому же, Ривллим вновь убедился, что Фиар открыла далеко не все возможности. С каждым разом он ощущает себя рядом с ней всё менее и менее значительным.

— Почему ты сама не покончишь с этой войной? Ты же можешь это сделать?

— Во — первых, я не могу порхать туда — сюда целый день, — Фиар продолжала сидеть, положив подбородок на сжатые кулаки. — Кроме того, сайир, это не моя война. Не я её начала, не мне её заканчивать. То, что я помогаю генералу, в общем — то, случайность.

— Случайность? — Ривллим поразился так, что утратил дар связно говорить и рассуждать. — Ты… но… Что, по — твоему, будет, если Шамульез покорит остаток континента?

— Возникнет ещё одна империя, которая развалится после его смерти. Так было неоднократно, сайир. Кто — то выживает, кто — то — нет.

— Хорошенькое дело! — Ривллим вскочил на ноги, но больно стукнулся макушкой о каменный выступ и вновь уселся, потирая ушибленное место. — Для тебя не имеет значения, выживут люди или нет?

— Сайир, — в голосе девушки звучала усталость. — Было время, когда никаких людей не было. Будет время, когда никаких людей не будет.

— Ну уж нет! — возразил Ривллим запальчиво. — Люди не должны закончиться. Иначе зачем они появились?

— Не знаю, сайир, и знать не хочу, — Фиар выглянула наружу. Дождь и не думал прекращаться. — Иначе жить станет невыносимо.

— Ты рассуждаешь, как человек пожилой и опытный, — произнёс Ривллим тихо, покачав головой. — Когда я увидел тебя впервые, то подумал, что ты такая, какой кажешься. Ты меня пугаешь, хелауа.

Вместо ответа девушка вновь подобралась к лазу и выглянула наружу.

— Дождь, похоже, заканчивается, — заметила Фиар. — Поговорим обо всём этом позже, сайир. Времени мало.

— Возможно, ты права, — вздохнул Ривллим. — Может, мне и не захочется больше говорить об этом.

Спустя какие — то полчаса они нашли искомое: заваленную тяжёлыми камнями шахту. Не укажи Фиар на это место, Ривллим сотню раз прошёл бы мимо, не обратив внимания.

Как девушка и сказала, в тоннеле — а точнее, на широкой подземной улице, можно сказать — проспекте никого не было. Никого здесь не было очень, очень долго.

— Освещение бы придумать, — прошептал он тихо. — Где там у меня факелы?..

— Не надо факелов, — так же тихо ответила Фиар откуда — то поблизости. — Сейчас…

И воин понял, что факел не нужен.

Светящийся сгусток тумана, размером не более светлячка, завис у неё над головой и, помедлив, тихонько полетел вперёд. Стараясь не оглядываться, воин побрёл вслед за девушкой. В подземельях он ощущал себя неловко: то и дело спотыкался взглядом об огромные, уродливые тени, которые ползли по — над полом и стенами, Магический «фонарик» хорош, помимо отсутствия звуков и запахов, тем, что тени от него слабые и расплывчатые.

Девушка, не в пример ему, была абсолютно уверена в себе. Двигалась непринуждённо, не обращая внимания ни на один боковой проход, мимо которых лежал их путь. Можно было бы подумать, что она всю жизнь провела под землёй. Но на дарионку она решительно не похожа.

Как сказал Лейрн? «Не сделаете ошибки, если станете относиться к ней, как к человеку»? Его бы сюда, с его учёными рассуждениями.

Позабавившись этой воображаемой картиной, воин почувствовал себя несколько увереннее.

XIII

Вемкамтамаи не довелось скучать в ожидании условного сигнала.

Со стороны Шайра то и дело появлялись разведчики. Они прочёсывали лес у подножия горы. Несколько раз проходили совсем рядом. Для них ольт оставался невидимым; лишь жрецы Тёмной смогли бы почувствовать присутствие чужеродной силы… но именно почувствовать присутствие, не отыскать. Только магия смогла бы открыть его присутствие, но магов в дозор не высылали: все они, все без исключения, собирались в крепости. План генерала работал: обеспокоенные исчезновением поста, шалириты не оставляли самый укреплённый пункт без помощи. «Если план Фиар окажется удачным, то войска кочевников окажутся в ловушке», — подумал ольт. — «Если нет, то в крепость придётся лезть мне. Причём не просто в спокойную крепость, а в растревоженный улей». Если он правильно понимал смысл сигналов, подаваемых с башен, отряды, которые некогда штурмовали Меорн, стягивались к Шайру. Отряд Роимала отступил (сделал вид, что отступил) и Шамульез ожидал двойного полнолуния, чтобы всей силой Шайра — более половины войск скоро будет здесь — обрушиться на Меорн. Во время предыдущего двойного полнолуния генерал едва не проиграл битву за Меорн (хотя немногие знали об этом). Сейчас ситуация была иной. Жертва становилась охотником.

Шайр оставался крайне прочным орешком. Но… как — то ведь сумел генерал разбить его в «прежнем времени»! Правда, от полученного ранения вскоре умер, но главное было сделано: армия Шамульеза потерпела серьёзное поражение, и вскоре, после убийства императора, империя развалилась.

Ольт с трудом подавлял рвущийся на свободу смех. Хороши разведчики: их слышно за километр. Да, не привыкли потомки Шалир к осторожности, не привыкли. Пусть Шайр считает, что войска Меорна разбросаны по всем фронтам, и что нападение на пост — всего лишь попытка демонстрация несуществующей силы.

Времени у Ривллима с Фиар предостаточно. Ольт не вполне понимал, как они намерены просочиться внутрь крепости, но, раз сам генерал утвердил этот план, значит, на то были причины.

После штурма, подумал ольт, съезжу домой. Он не запомнил лиц своих родителей: картина страшной резни стёрла все воспоминания детских лет. А после… Уже не оставалось ничего, по чему можно было бы восстановить их лица. Родители для ольтов не настолько значимы, как, скажем, для людей. Но родители оставались для Вемкамтамаи единственным звеном, соединяющим его с сородичами: в ту мрачную ночь были перебиты все до единого его родственники.

Потом был плен, слепота, неожиданно удавшееся бегство. И маг, предложивший заменить утраченные глаза…

Ольт покачал головой, отгоняя воспоминания. Отчего воспоминания становятся настолько живыми?

День тянулся бесконечно медленно. Войска продолжали стягиваться к Шайру. Огромные войска. На своём пути они производили опустошения не менее жуткие, чем стаи саранчи.

Зажглись сигнальные огни на самой высокой башне и ольт, очнувшись от размышлений, принялся записывать их. Генералу эти знаки могут пригодиться. Не зря же он так тщательно занимается подготовкой лазутчиков.

* * *

Они шли около двух часов, после чего свернули в неприметный проход и долгое время пробирались сквозь лабиринты естественных ходов. Ривллим, отчаявшийся понять что бы то ни было, решил целиком положиться на девушку. Та прекрасно разбиралась в паутине коридоров, двигалась уверенно, не останавливаясь. И вот они вышли в просторный зал, очень ровный, с гладко отполированными стенами безо всяких надписей или знаков. Последнее казалось удивительным, ведь проспект, в который они попали через шахту, изобиловал указателями (хотя надписи прочесть не удалось).

— Вот, — с удовлетворением произнесла Фиар, останавливаясь посреди зала и усаживаясь прямо на пол. — Наконец — то я его нашла.

Ривллим, присевший было рядом, вздрогнул.

— Что нашла? — спросил он, недоумённо оглядываясь. Зал казался тупиком. Единственный выход — нырнуть назад в лаз и (если повезёт) выбраться к тому самому проспекту.

— «Чёрный дождь», — пояснила Фиар, устраиваясь поудобнее и открывая рюкзак. — Здесь вход в сокровищницу, сайир. Под самыми стенами Шайра. Представляешь, как обозлились бы обитатели крепости, если бы узнали!

— Ты сошла с ума, — произнёс воин хриплым от негодования голосом. — Так это сюда ты шла всё это время? А как же штурм?

— Сайир, — ответила девушка спокойно. — Как ты думаешь, зачем я тратила столько сил на телепортацию?

— На что?

— На мгновенный перенос. Чтобы выиграть время. У нас более двенадцати часов в запасе, неужели не понятно? Мы успеем проникнуть в сокровищницу и отыскать Дождь. Как только он будет у меня, справиться с Шайром будет проще простого.

И принялась за еду.

— А если я откажусь помогать? — поинтересовался воин холодно, отодвигаясь от спокойно жующей Фиар.

— Не помогай, — пожала та плечами. — Если меня прихлопнут, тебе придётся самому выбираться на поверхность. По — моему, у тебя нет выбора.

— Похоже, что нет, — согласился Ривллим после некоторого раздумья. — Что, интересно, скажет генерал?

Глаза девушки широко раскрылись.

— Если нам повезёт, тебе не на что будет жаловаться. А если нет — что ж, будет время отступить.

— Или остаться там навсегда, — иронически кивнул воин за её спину.

— Или остаться там навсегда, — согласилась Фиар. — Но в этом случае, сайир, не всё ли равно?

— Ладно, — Ривллим насупился и поднялся на ноги. — Но имей в виду, хелауа, после штурма наши дороги расходятся. Мне не по душе то, как ты добиваешься своей цели.

Он не успел понять, как Фиар оказалась прямо перед ним. Она подняла голову, глядя воину в глаза, и на лице её возникло обиженное выражение.

— Ты обещал, сайир.

— В преисподнюю обещания! — рявкнул Ривллим, протягивая руку, чтобы отстранить её. Но тут, откуда — то из — за стены, послышался едва различимый хруст — и чьи — то тяжёлые шаги. Воин осёкся и машинально потянулся к оружию. Но шум тотчас же прекратился.

— Здесь не следует шуметь, — произнесла Фиар наставительно. — Итак, как насчёт обещания?

— Ты обманула меня. Ты обманула всех нас.

— Я?! Разве я отказалась от штурма? Ривллим, пора бы повзрослеть. Я просто зайду по пути в другое место. Мы даже времени не потеряем!

— Ладно, — воин скривился, словно проглотил что — то горькое. — С тобой бесполезно спорить. Вот тебе ещё одно обещание: это последний раз, когда я тебе помогаю.

— Хорошо, — Фиар взяла правую ладонь Ривллима и сжала меж двух своих. Воин вновь не ощутил никакого жара. Обычное человеческое тепло. — Ещё одна просьба: мне нужна одежда — та, чёрная.

— Доктор сказал…

— Я прекрасно себя чувствую. В своём здоровье я разбираюсь лучше всяких докторов.

Ривллим некоторое время молчал, пытаясь придумать ответ; не придумав ничего, он просто отрицательно покачал головой. Когда он вновь повернулся, удивляясь наступившей тишине, то заметил, что Фиар сняла с себя всю одежду и стоит, сжимая её в охапке.

— Сейчас я её сожгу, сайир, и идти в бой будет не в чем.

Ривллим молча вручил ей пакет с колдовской одеждой и ушёл в дальний угол комнаты. Спустя какое — то время он ощутил, как две горячие ладони легли на его плечи. Но он не повернулся.

Так и сидели они, не издавая ни звука, пока Ривллим не повернулся к девушке и не произнёс, глядя во внимательные сине — зелёные глаза:

— Идём, хелауа, время уходит.

Фиар словно ожидала его приказа.

* * *

Дверь оказалась посреди дальней от лаза стены. Фиар провела по стене руками, и дверь возникла, из ниоткуда.

Сразу же за дверью оказался зал — настолько гигантский, что трудно было представить, что всё это находится под землёй. Ривллим задрал голову, пытаясь разглядеть потолок, но не смог. Идущая следом Фиар потянула его за рукав и шепнула:

— Закрой глаза, опусти голову и смотри на пол. А теперь медленно поднимай взгляд.

Помещение словно съёжилось. Самая обычная комната, метра три в высоту. У стен — комично выглядящие статуи — толстяки с непропорционально толстыми ногами, в крохотных набедренных повязках. Взгляд свирепых глаз проникал в самые сокровенные мысли.

— И что, До…

— Тих — хо, — Фиар прижала ладонь к его губам. — Не вслух, сайир. Это может стоить нам головы.

Они остановились посреди прохода, чувствуя себя неуютно под тяжёлым взглядом шести пар недобрых глаз.

— Как далеко до… — воин сглотнул. — До цели путешествия?

— Это прямой путь, — прошептала Фиар, указывая куда — то вперёд. — Не самый безопасный, но самый короткий. Перед нами ещё две комнаты, после чего мы войдём в сокровищницу.

— Всего — то?

— Это не так просто. Выйти живым тоже будет непросто.

— Утешила, спасибо. Может быть, скажешь, чего следует ожидать?

— Даже если бы знала, не осмелилась бы.

«„Не осмелилась!” Что — то новенькое. Как я устал от неё», подумал Ривллим, осторожно шагая вслед за девушкой. Тут только он обратил внимание, что они идут по неровной дорожке, нарисованной на каменном полу. Фиар старалась не сходить с тропы. Воин предпочёл следовать её примеру.

Вскоре они добрались до узкого дверного проёма. Путь преграждала… портьера.

— Своеобразно, — усмехнулся воин и, отодвинув кончиком кинжала тяжёлую штору, заглянул внутрь. Комната напоминала гостиную. На полу разложены великолепные ковры (пожалуй, единственное, что эти варвары — кочевники действительно умеют делать), а с потолка там и сям свисают портьеры, редкие и плотные занавеси, верёвки, цепи. Очень странно.

Источником освещения был потолок.

Воин обнаружил рядом со входом человеческий скелет и помрачнел. В руках у незадачливого охотника за сокровищами была небольшая шкатулка; она успела рассохнуться и открыться; изнутри выбежали несколько ниток жемчуга и пара прекрасных ожерелий. Воин протянул к ним руку, но в этот момент Фиар сжала его плечо. Когда Ривллим взглянул ей в глаза, она покачала головой, приложила палец к губам и выразительно взглянула в сторону сокровищ. Не трогай, мол. И не шуми.

Посреди комнаты располагался каменный постамент; прикрученный к нему тонкой, но длинной золотой цепочкой, лежал другой скелет. Тоже старый, тоже не тронутый животными. Что с ними стало?

Куда идти? Чего тут только нет, подумал Ривллим. Унести бы какой — нибудь сувенир…

Ветерок пригладил его волосы. Откуда здесь ветерок? Фиар медленно бродила среди свисающих с потолка, шуршащих и бряцающих украшений и выглядела так, словно заблудилась в лесу. Проклятие, подумал Ривллим. Нет, я положительно позаимствую здесь хоть какую — нибудь безделушку.

Цепь, которую он задел плечом, принялась раскачиваться, извиваясь, словно живая. Воин отодвинул её рукой и подумал, что комната не производит впечатление опасной. Интересно, а что в сокровищнице? По легендам, богатства, накопленные ещё до тех, кто скрыл здесь «Дождь». Там должны быть…

Верёвка, болтавшаяся у его ног, дёрнулась и проворно привязалась к правой щиколотке. Что ещё за новости? Ну — ка мы тебя распутаем…

Другая верёвка поймала его за левое плечо. Затянулась, повлекла к себе. Цепь, не прекращая звенеть, намертво прицепилась к поясу. Новые и новые верёвки и цепи раскачивались неподалёку, пытаясь дотянуться до человека. Фиар была где — то впереди… звать на помощь или подождать? Ривллим молча сопротивлялся; однако его прочно удерживали, не давая выхватить кинжал. О небеса, что делать?!

Воин лихорадочно осматривался, насколько позволяли путы. И заметил ещё скелет… ещё и ещё… все что — нибудь держат в истлевших руках. Красивые и редкие вещи.

Едва увернувшись от цепи, которая намеревалась петлёй обернуться вокруг шеи, Ривллим неожиданно понял. Понял, что случилось со всеми предыдущими грабителями.

Но я же не грабитель! — вскрикнул он мысленно. Я сопровождаю Фиар, и не хочу ничего красть!

Натяжение верёвок и цепей разом ослабло. Мне не нужны сокровища, подумал воин, стараясь не глядеть на пол. Я приду и уйду, не притронувшись и к самой мелкой монетке.

Со звоном и шелестом ожившие путы оставили его.

Если ты солгал, чужак, то пожалеешь, словно говорили свисающие с потолка предметы. Во второй раз пощады не жди.

Фиар успела обнаружить в одном из закоулков крохотную дверцу, Что теперь, ползти. Девушка некоторое время смотрела воину в глаза; тот пожал плечами и улыбнулся. Придётся ползти.

Фиар притронулась к дверце, и та бесшумно повернулась на петлях.

Начиналось новое действие ночного кошмара, оказавшегося реальностью.

* * *

Они странствовали целую вечность.

Казалось невероятным, что под землёй может умещаться так много разнообразных помещений. После жуткого зала с «живыми» стражами — цепями Ривллиму казалось, что он уже ничему не удивится. Помещений было великое множество, но Фиар выбирала путь, руководствуясь одной ей известными соображениями.

Они прошли сквозь ледяной грот, где узкая тропка вела по гребню огромной ледяной глыбы, а внизу, в светящемся голубом полумраке, что — то шевелилось и скрежетало. Сквозь комнату, в которой не было ни стен, ни потолка (так, по крайней мере, казалось), а была лишь пара дверей, висящих в воздухе. Через множество иных мест, не могущих существовать в привычном мире.

И весь этот путь они шли молча. Ривллим — оттого, что его внимание было отвлечено окружающими чудесами. Фиар, прежде словоохотливая, теперь молчала, почти не оборачивалась, не осматривалась, избегала удаляться от слабого, едва заметного следа на полу — «тропы».

В конце концов они подошли к массивной двери в конце длинного тупика в обширном и жутком лабиринте, пол которого устилали пыль, обломки костей и прочий прах.

— Пришли, — глухо произнесла девушка и впервые с начала их похода вглубь пещеры посмотрела воину в глаза. Тот отметил, что Фиар выглядит ослабевшей. Если она перестарается с этой одеждой, подумал Ривллим холодно, то первое, что я с ней сделаю — выпорю. И будь что будет.

— Там, — указала Фиар за дверь, — огромные груды сокровищ. Всякая всячина. Тебе захочется взять что — нибудь на память…

— Но если я это сделаю, то не выйду оттуда живым, — заключил воин с улыбкой.

— Как ты угадал? — удивилась Фиар.

Воин негромко рассмеялся.

— В детстве мне рассказывали сказку, — пояснил он. — Сокровищница, которая там описывалась, по количеству препятствий, очень походила на эти… места.

— Сказку, — повторила девушка и с любопытством всмотрелась в глаза Ривллима. — Ты не перестаёшь меня удивлять. Ну что же, вперёд.

Она толкнула дверь и та со скрежетом отворилась. Великолепие, открывшееся их глазам, поразило воина так, что он долго не мог перевести дыхания. Он двинулся следом за приободрившейся Фиар — медленно, очень медленно.

* * *

Время от времени Вемкамтамаи поднимался на небольшой холмик — Шайр был виден, как на ладони. Некогда на месте крепости стоял небольшой город. Но землетрясение превратило древние стены в руины, канули в неизвестность подземные этажи, запустение явилось на склоны Оиранга (Седовласого). И вот — Шайр.

Как его успели построить за какие — то десять лет? Однако вот он, более сотни лет красуется на фоне вечно белых склонов старой горы. С тех пор, как Шамульез устроил в Шайре вторую свою столицу, весь восток континента оказался под угрозой. Стало ясно, что новоявленный император, сравнительно недавно бывший вождём не очень большого рода, не намерен строить действительно великое государство. Он был и оставался кочевником: жизнь дана для того, чтобы беспрестанно перемещаться, грабить и наслаждаться награбленным. Ни науки, ни искусства, ни будущее вообще его не интересуют. Конец таким империям приходит довольно скоро, но что он успеет сделать с оставшимися землями?

Своим чрезвычайно зорким «зрением» ольт заметил, что на стенах, за узкими стволами бойниц и на башнях кипит деятельность. Не к добру это. Шайр начинён всевозможным алхимическим оружием по самые стены. И именно сейчас его приводя в готовность. Откуда Шайр узнал о готовящемся нападении?

Чуть позже ольт понял, откуда. Небольшой отряд, в три сотни человек, неторопливо приближался к крепости с юга. Войска генерала были в прекрасном состоянии и всё это, очевидно, должно было продемонстрировать, что дорога на юг мимо Шести Башен отныне закрыта. Вот только где же настоящая армия? Ольт вглядывался в окружающую местность, но тщетно.

Разведчики из Шайра более не выходили. Лишь сравнительно узкое кольцо леса вокруг крепости оставалось безопасным… но и там можно нарваться на меткий выстрел.

То, что Шайр ничем иным не ответил на эту смехотворную демонстрацию силы, ясно показывало, что думают обо всём этом его хозяева. Пусть войска Юга стоят, наслаждаясь силой. Скоро наступит полнолуние, и вот тогда посмотрим, у кого кулак тяжелее.

Потом ольт вернулся на первоначальную позицию и, скрытый от непогоды мощной кроной берёзы, продолжил ждать.

* * *

В сокровищнице было решительно всё, что можно себе представить. Украшения из всевозможных драгоценных сплавов и металлов попроще; с инкрустацией из драгоценных материалов, дерева и камня; с прозрачными крупными самоцветами и драгоценными камнями тонкой огранки — на любой вкус. Всё это стояло на массивных каменных возвышениях и лежало в шкафах. Было здесь и оружие, всё в богатых ножнах или чехлах; были и доспехи, множество совершенно загадочных предметов; книги, пузырьки с таинственно светящимся содержимым; монеты, которых вокруг было столь же много, сколько пылинок в лабиринте за их спиной.

Здесь было всё.

Такого количества сокровищ Ривллим просто не мог себе представить. Он догадывался, что всё это — настоящее, хоть и не положено к нему прикасаться. Солнечный Лист одним своим присутствием помогал проникать сквозь иллюзии и наваждения.

Как мы будем искать этот таинственный «Дождь», ума не приложу, подумал Ривллим, склоняясь над шкатулкой, внутри которой лежали тонкие золотые браслеты. Гравюра на внутренней стороне крышки шкатулки изображала поединок человека и дракона.

— Сразу видно, что автор этой вещицы никогда в жизни не видел дракона, — заметила Фиар у него из — за спины. — Смех, да и только. Этот рыцарь ему на один укус.

— Что придумал, то и изобразил, — заметил воин, любуясь браслетами. Чрезвычайно тонкая работа. Кто бы мог подумать, что такое можно сделать! — Драконов, как известно, никто никогда не видел. Вот и рисуют, что придётся. Тут он хоть внушительным выглядит.

Девушка фыркнула.

— По — твоему, настоящий дракон высотой в два — три хороших дома? Настоящие куда меньше, но гораздо внушительнее, сайир. Против них и армия не поможет. Впрочем, что толку об этом говорить…

И она продолжила бродить среди сияющих груд, вглядываясь и прислушиваясь.

— Можно подумать, ты видела настоящих драконов, — заметил воин, со вздохом отходя от шкатулки.

— Видела, — голос её звучал равнодушно. Воин скрыл усмешку.

— Может, расскажешь?

— Нет, — ответила она прежним равнодушным голосом, и воину расхотелось смеяться. Прозвучал в её голосе металл, который он уже несколько раз слышал.

Ривллим молча пожал плечами и направился в другую сторону.

Сколько ещё бродить здесь? Как можно что — то обнаружить в этих россыпях, ни к чему не прикасаясь? Мечами не очень — то много накопаешь. Прошло часов пять, прикинул воин. Если в ближайшие час — полтора ничего не найдём, надо будет очень быстро бежать обратно.

Как ни осторожно он двигался, а ножны Листа всё же застряли, пока их владелец продирался сквозь висевшие на частоколе шестов цепи, бусы и доспехи. Бормоча под нос проклятия, Ривллим осторожно потянул за ножны, чтобы, упасите боги, не прикоснуться ни к чему руками…

И комната чудесным образом преобразилась. Всё вокруг засияло разными огнями. Оружие и доспехи тлели тёмными оттенками пурпурного и оранжевого; холодным синим сиянием светились ожерелья и браслеты, яркими розовыми оттенками играли всевозможные пузырьки и флаконы… Воин открыл рот от изумления, увидев это великолепие. Отпустил рукоять Солнечного Листа. Всё вернулось в прежнее состояние.

Ага, подумал Ривллим и вновь прикоснулся к мечу.

И вновь сокровищница расцвела всеми цветами радуги. Не говоря Фиар ни слова, Ривллим принялся, как и она, блуждать по тесным проходам, изредка вжимаясь в них, чтобы пропустить Фиар. В конце концов, в одном из углов внимание воина привлекла груда монет, над которой колыхалось видимое только ему чёрно — золотистое облако. Зрелище походило на костёр наоборот: над низким чёрным пламенем в оранжевом небе тихо всплывали вверх и погасали чёрные искорки.

— Хелауа, — позвал воин негромко. — Подойди — ка сюда, пожалуйста.

Спустя три минуты появилась Фиар, глядя на спутника вопросительно.

Тот махнул рукой в сторону груды монет.

— Ничего не ощущаешь?

Сохраняя на лице недоверчивое выражение, девушка осторожно провела ладонью над грудой — настолько низко, насколько это было возможно, чтобы не прикоснуться к россыпи золота.

На лице её неожиданно сменилась гамма чувств, закончившаяся бурным ликованием.

— Есть, сайир, — произнесла она со мстительной радостью. — Здесь. Как ты смог?

Ривллим пожал плечами и улыбнулся. Фиар долго смотрела ему в глаза, улыбаясь. Не ехидно, не язвительно. От этой улыбки воину стало не по себе. Она только похожа на человека, подумал он неожиданно. Кто она на самом деле?

Между тем девушка оглянулась вокруг, посмотрела на свои руки, подняла взгляд на спутника.

— Помоги, сайир. Это где — то рядом.

Ривллим пожал плечами и принялся разгребать ножнами монеты, словно уборщик — листья метлой. Весёлый звон растревожил величественную тишину.

Открылось нечто… что — то кожаное. Да, очень плотная, почти чёрная кожа. Часть чего — то. Что это? Ривллим вонзил ножны в кучу монет, стараясь подцепить непонятный кожаный предмет…

Что было дальше, он не успел понять. Его отшвырнуло прочь, едва не вырвав ножны из руки. Ривллим пришёл в себя на полу, весь усыпанный монетами, и долго, бесконечно осторожно поднимался, стараясь, чтобы ни одна из них не прикоснулась к коже. Он едва не поседел, когда одна из крохотных монеток с дырочкой посередине скользнула внутрь рукава.

Когда он поднялся на ноги, немного оглушённый, торжествующая Фиар сжимала в руках толстый кожаный чехол. Осторожно расстегнула его и извлекла на свет… булаву. Совершенно чёрную, с короткими острыми шипами, с гладкой отполированной рукоятью из чёрного камня. Даже на расстоянии ощущалась исходящая от предмета сила.

Фиар взмахнула булавой и рассмеялась. С шипов оружия посыпались крохотные чёрные искорки, быстро исчезающие. В воздухе послышался запах грозы.

— Чёрный Дождь, — объявила она. — Спасибо, сайир. Теперь мы гораздо сильнее.

Она вновь взмахнула булавой над головой и сокровищница… опустела. Скрылись из глаз украшения, доспехи и оружие, книги и таинственные артефакты, пузырьки и ковры. Всё сгинуло. Остались только они с Фиар. Девушка озадаченно оглядела просторный зал, в котором теперь на каждый звук отзывалось тревожное эхо, и вложила Чёрный Дождь в чехол.

Мне это не нравится, подумал Ривллим мрачно. Добра от этого не жди. Но поди теперь отбери у неё это!

— Пора уходить, — позвала девушка. — Здесь больше делать нечего.

— Куда всё подевалось? — спросил невольно воин, указывая на опустевшие постаменты, шкафы и шесты.

— Кто знает, — пожала она плечами. — Я бы не пыталась это выяснить. У нас и так забот достаточно.

В том, что она абсолютно права, Ривллим убедился, стоило им выйти в лабиринт.

* * *

Путь обратно был куда страшнее пути сюда. Едва ликующая Фиар вышла наружу, как дверь в сокровищницу с грохотом захлопнулась, слилась с косяком и пропала — стена и стена. Чехол с булавой неожиданно вздрогнул, издал тонкий музыкальный звук, а девушка охнула, прислонилась к стене и прижала ладони к груди.

Спустя полминуты она медленно отняла руки и оторвалась от стены. Воин с изумлением заметил выражение боли на её лице. Начинается. Похоже, она преувеличивала, когда утверждала, что Дождь должен принадлежать ей. Интересно, они погибнут быстро или впереди много долгих мучительных часов?

Фиар справилась с неожиданным недомоганием и поглядела на воина. Глаза её стали красными, уставшими; вся бодрость исчезла без следа.

— Может, это одежда? — предположил воин. — Может, тебе стоит…

— Нет! — Фиар схватилась за его рукав, чтобы удержать равновесие и Ривллим скривился от боли. Рука её была обжигающе горячей. — Надо убираться отсюда. Как можно быстрее.

— Но…

— Двигайся, — Фиар перешла на яростный шёпот. — У меня кончаются силы, и только одежда спасает меня. Пока что. Идём!

Так начался путь обратно. Двигаться было нелегко. Фиар двигалась, шатаясь, словно пьяная, то и дело сжимая плечо или локоть спутника. Живого места на мне не будет, подумал тот, следуя предусмотрительно оставленным на стенах пометкам.

У самого выхода из лабиринта воину пришлось нести её, как в памятный день их первой встречи — взвалив на плечо. В этот раз ему казалось, что он несёт мешок с раскалёнными углями.

…Тысячелетие спустя Ривллим пинком открыл дверь, за которой начиналась комната без стен и потолка, и почувствовал, что Фиар пошевелилась.

— Отпусти меня, сайир, — попросила она хрипло.

Удивительно, насколько она была сильной. Ноги её держали гораздо лучше, но в общем вид оставался, увы, неважным.

— Спасибо, — произнесла Фиар бесцветным голосом. У Ривллима сил хватило только на то, чтобы вяло кивнуть. Идти ещё и идти, подумал он с ужасом. Воин вспомнил странные звуки, преследовавшие его совсем недавно, в лабиринте — словно двигалось нечто неуклюжее, массивное, неповоротливое, желающее добраться до них. Хорошо, что не добралось… Эта мысль словно ужалила его. Опасность совсем рядом, и опасность нешуточная.

— Уходим, — услышал он сквозь гул в ушах. — Нельзя задерживаться. Пошли.

В этот раз они едва не поменялись ролями: Ривллим умудрился сильно ушибить ногу. Но, к его чести, доковылял до выхода без особых последствий.

…Самым страшным местом оказался ледяной грот. Едва Фиар ступила в него, как послышался грохот, и по обе стороны от ледяного клина, по которому предстояло пройти целых двести шагов, вместо тускло отсвечивающего льда открылась зияющая пустота. Не пропасть, а именно пустота. Отчего — то казалось, что упади в эту черноту — будешь падать не одну сотню лет.

Отупевший от усталости воин едва успел поймать Фиар за руку, когда лёд под её ногами протаял и девушка, не издав не звука, упала на вскипевшую под ней голубую плоскость. Как ни старалась она зацепиться, всё было тщетно. Ривллим вцепился в её правое запястье, изо всех сил стараясь не полететь следом. Ледяная глыба предательски скрипела и трещала под ним; Фиар молча ползла наверх, текли в пропасть потоки воды, и рука Ривллима была готова вот — вот оторваться… Девушка сумела вцепиться, как клещ, в спину воина, и тот пополз, раня об острые ледяные грани ладони и прижимаясь к постепенно подававшейся преграде.

Они переползли через порог и несколько секунд не шевелились, наслаждаясь тем, что живы, пусть даже израненные в кровь и обессилевшие. Остатки ледяного моста с треском ссыпались в пустоту. От одного взгляда в её глубины у воина закружилась голова и он, преодолевая режущую боль в руках и ногах, отполз подальше от двери. Прикрыл её. И вновь дверь слилась с косяком, стала неразличимой, испарилась. Сколько ещё впереди? — пытался вспомнить Ривллим. Не помню.

Отчего — то казалось, что они уже неделю бродят по лабиринтам — в то время как там, снаружи, решаются судьбы миров. Того, что живёт сейчас и того, что появится сорок шесть веков спустя. Ривллим ещё наслаждался покоем и тишиной, когда что — то рядом с ним пошевелилось, и голос Фиар (слышать её было почти невыносимо) позвал:

— Идём.

Поистине, она намного крепче его.

Остаток путешествия не сохранился в его памяти. Помнил только, как они подошли к выходу — двери зала, где десятки уродливых истуканов неприязненно смотрели на них разноцветными глазами — и обнаружили, что дверь заперта. Ни сила, ни проклятия, ни удар Чёрным Дождём не помогали.

Извлекать же из ножен Лист, по словам девушки, было равнозначно самоубийству.

XIV

— Ривллим?

Воин вздрогнул от звука собственного имени и поднял голову.

Они сидели у двери очень долго. Поначалу нашлось, что делать. Обрабатывая ссадины, порезы, ушибы и ожоги, Ривллим извёл добрую треть запаса лекарственных средств, что брал с собой в поход. Хвала Лейрну, да будут поминать его только добрыми словами. От мазей (которые жгли немилосердно) всё удивительно быстро проходило. Магия исцеления, которой немного владел Ривллим, на самого него не действовала, а Фиар восприняла такую помощь, как покушение на жизнь. За какие — то четверть часа порезы и ссадины затянулись новой кожей, а синяки стали слабо различимыми желтоватыми пятнышками. Факелы сгорали очень быстро, и последние два Ривллим оставил про запас. Зажигать магический огонёк девушка отказалась: сказала, что у неё нет сил даже на это.

Пришлось сидеть в обманчивом, скрывающем очертания полумраке, в слабой фосфоресценции, что сочилась с потолка, из трещин пола; под неусыпными взглядами статуй. Ривллиму хотелось приглядеться к ним поближе, но он не посмел сойти с тропы. Они и сейчас сидели у тропы — размытой желтовато — серой полосы чуть больше метра шириной.

Тропа постепенно переставала светиться. Что делать, когда она пропадёт окончательно?

— Что тебе, хелауа?

Последние несколько часов они молчали. Вернее, не обращались друг к другу. Воин то и дело поминал недобрым словом все эти ловушки, оставившие на нём столько отметин; Фиар что — то тихонько приговаривала, возясь со своим Дождём. Булава не выдавала своего присутствия. Ни ощущения силы, ни светящегося тумана, ничего.

— Может, поделишься со мной этой мазью?

Воин протянул ей пузырёк. Ссадины на руках и ногах Фиар обработала быстро, но вот остальные… Она некоторое время стояла тихо, после чего воин почувствовал на себе её взгляд.

— Помочь? — спросил он устало.

— Если не трудно, — ответила она совершенно спокойно. После чего чёрная одежда соскользнула на пол, оставив девушку одетой лишь в воздух.

Ривллима уже знал, что нагота её никак не стесняет, вообще не возбуждает никаких чувств. Он вооружился пузырьком и принялся осторожно втирать густую мазь в длинные рваные порезы на ногах и на спине Фиар. Та переносила пытку молча, не шевелясь.

Он поразился, насколько хорошо она выглядит. Не просто в хорошей форме: фигура безупречна, ничего лишнего, идеально здорова. Такого не бывает. И всё же вот она — ближе некуда, а выглядит неправдоподобно правильной, словно статуя богини. Впрочем, судя по характеру, вполне может сойти за воплощение божества.

И ещё: запах её кожи. Он вызывал мысли о чём — то далёком от человека — о расплавленном металле, о бушующей грозе, о стихии, что ждёт возможности вырваться на свободу.

— Всё, — произнёс Ривллим глухо и, прихрамывая, вернулся к рюкзаку. — Постой немного, пусть впитается. Должно жечь, если действует.

— Жжёт ужасно, — согласилась Фиар. Он видел только её силуэт. Положительно, она становится всё привлекательнее. Нет, подальше подобные мысли! — Благодарю, Ривллим.

Второй раз она называет его по имени. Ну уж нет, подумал воин с мрачным юмором.

— Не за что, хелауа.

Обернувшись, он увидел её, всё ещё обнажённую, усевшуюся прямо у него за спиной, скрестив ноги. Неужели ей не холодно?

— Мне показалось, или ты на меня обиделся, Ривллим?

— Показалось, — ответил он тёмному силуэту. Да, запах грозы, запах едва сдерживающейся силы. Откуда она на мою голову? — Я думаю о том, что происходит по ту сторону двери, — он ткнул пальцем в неподатливую стену металла за спиной.

— Ничего там не происходит. Просто надо подождать.

Ривллим был слишком утомлён, чтобы разозлиться.

— Хотелось бы верить, хелауа.

О боги, все сокровища той сокровищницы за стакан доброго вина…

— Может быть, ты скажешь, что означает это слово? — девушка осторожно провела ладонью по спине, куда только смогла достать. — Зажило, — сказала она удивлённо.

— Ещё бы, — ответил Ривллим с гордостью. — Лейрн — один из лучших целителей.

— И всё же? Что такое «сайир», я поняла. Просвети меня насчёт моего прозвища.

— Нет, хелауа. Не сейчас.

— Когда же? Ты проводишь меня домой, и я так и останусь в неведении?

Ривллим засмеялся.

— Останешься. Что поделать. Могу же я позволить себе хоть какое — нибудь преимущество, верно?

— Нет, — она схватила его за руку и повернула лицом к себе. — У тебя никогда не будет передо мной преимущества, сайир.

— Тогда заставь меня, — пожал плечами Ривллим и осторожно освободился.

Девушка долгое время молчала. После чего встала, подобрала колдовскую одежду и, одевшись, вновь уселась за спиной у Ривллима.

— Ты прав, сайир, — произнесла она с грустью. — Заставить тебя я не могу. Пока.

Ножны с Листом лежали рядом с упрятанным в кожу Чёрным Дождём. Едва Фиар произнесла последние слова, как воин заметил нечто, сразу же приковавшее его внимание. От Листа исходила слабая светящаяся дымка. От Дождя поднималась такая же сумрачная. Обе полосы сталкивались, вращались, смешивались и время от времени искорки того или иного света глубоко проникали в чужеродную среду, чтобы, вспыхнув, завершить свой путь.

— Смотри, — Фиар положила голову ему на плечо. Голос её был сонным. — Они разговаривают. Как мы с тобой, сайир, правда?

«Мы слишком разные…», вспомнил Ривллим. И кивнул.

— Разговаривают, — повторила девушка ещё раз и закрыла глаза. Ривллим закрыл глаза, наслаждаясь ощущением тепла, исходившего от неё, и тут же услышал противный натужный скрип открывающейся двери.

Всё хорошее кончается в самый неподходящий момент.

Фиар тут же вскочила на ноги, и в облике её не осталось ровным счётом ничего, вызывающего нежность. Она была старшей сестрой Чёрного Дождя — стремительной, непонятной, непредсказуемой.

— Идём, сайир, — приказала она и ноги сами собой подняли воина. — Пора.

Дверь и в этот раз захлопнулась за их спинами, чтобы исчезнуть навсегда.

* * *

Выбраться на проспект оказалось несложно. Странное дело, но воздух пещеры и прохлада тут же привели Ривллима в себя. Он ощущал, что провёл в этих неправдоподобных лабиринтах очень много времени, но все воспоминания, кроме последнего разговора с Фиар, оказались подёрнутыми слабой дымкой. Терялись и размывались. Так, наверное, и должно быть.

— Смотри, — указала ему девушка полтора часа спустя, когда медленно поднимавшийся проспект привёл их к ряду сквозных отверстий в камне. В них воин, щурясь от проникавшего внутрь дневного света, увидел медленно подходящие к Шайру войска генерала Той — Альера.

— Что? — Ривллим не поверил своим глазам. — Они всё ещё идут?? Да сражение должно было давно кончиться! Что происходит?!

— Я же говорила, что времени достаточно, — ответила девушка с довольным видом. — Иногда к моим словам следует прислушиваться, сайир.

— Представляю, чем это может кончиться, — проворчал воин, отрываясь от скважин. — Ну хорошо. Ты права, я этому рад. Где мы сейчас?

— Под Шайром, — отозвалась Фиар и указала рукой. — Вон там замурованная дверь. У меня есть полчаса, чтобы разобрать завал. А дальше начнётся настоящее веселье.

«У меня есть полчаса». Следовательно, Ривллим ей в помощники не нужен. Да что со мной? — поразился воин. Почему я обижаюсь на каждую мелочь?

— Понятно, — ответствовал он на словах и быстрым шагом поспешил за своей спутницей.

Завал вскоре предстал их глазам. Шалириты потрудились на совесть. Проникнуть сквозь толщу каменных глыб, возможно, было бы невозможно, но вот Дождь…

Когда Ривллим увидел, что происходит с камнями от попаданий булавы, по спине у него пробежал холодок. Не зря она так стремилась к этому оружию. От ударов Чёрного Дождя даже огромные скалы осыпались тончайшим каменным порошком — словно вода, тот растекался волнами вокруг и впитывался в щели.

Генерал до последней минуты ожидал, что план Фиар не увенчается успехом. Шутка ли — проникнуть в замок, где собраны несколько десятков лучших магов Шамульеза, несколько высоких иерархов Тёмной. В замок, напичканный огромными запасами жидкого огня и прочим оружием.

Он никак не мог понять, как девушка смогла его убедить. Разумеется, у него есть свои собственные планы — каждый из которых можно пустить в ход в любой момент. Несколько магов генерала притаились в трёхстах метрах надкрепостью, в одном из тайных складов Шайра. По условному сигналу они подорвут склад, и на крепость выльется река пламени. Другие агенты генерала по условному сигналу покончат с десятком полководцев противника. Третьи… Той — Альер помотал головой, прогоняя прочь подобные мысли. Слишком близко к Шайру, несмотря на все предосторожности, его мысли могут прочесть.

Генерал снял шлем и вытер вспотевший лоб. Ждём. Время ещё есть. Он взглянул на командиров отрядов и понял, что те готовы на всё. Не ради него. Ради Меорна, ради самих себя… даже ради этой странной троицы, что взялась из ниоткуда.

Дверь оказалась незапертой. То ли из суеверия, то ли по иной причине. За дверью — тёмный мрачный коридор и новая дверь, шагах в ста от первой. Оттуда доносились голоса. Шалириты. Их выговор.

Фиар молча взяла в руку Чёрный Дождь; Ривллим вооружился Солнечным Листом. Тоже молча. Их оружие продолжало «разговаривать»: клубились ленточки света и тени и, встречаясь, вскипали россыпью искр. Занятно. Воин обнаружил, что Солнечный Лист не желает приближаться к зачарованной булаве. Ривллим потрогал шишку, которую набил там, в сокровищнице, и усмехнулся

Следующая дверь также не была заперта. Ну и охрана, подумал Ривллим разочарованно. Странно, что путь в арсенал начинается так просто. Не к добру. Хорошо бы вернуться живым, подумал Ривллим и приготовился ударить первого, кто попадётся на глаза. Внутри крепости друзей нет.

Фиар отворила бесшумно дверь и прижалась к левой стене.

Ривллим встал у правой, аккуратно прикрыл массивную дверь. Ну надо же, петли смазаны. Очень кстати, приятели шалириты, очень кстати.

Голоса.

Двое стражников бредут по коридору. Недовольны — их товарищи сейчас раздавят возомнивших о себе южан, а им нести вахту возле никому не нужного прохода…

Начинается, подумал Ривллим и медленно занёс меч для удара. Встретился взглядом с Фиар. Она взглядом указала налево. Воин кивнул.

Ещё один шаг.

Двое вышли и остановились прямо перед Ривллимом и Фиар.

Воин едва не вскрикнул от неожиданности. Оба стражника скользнули взглядом по двери (подходить к которой не торопились) и… пошли дальше.

Они нас не видят?!

Похоже, что так. Ривллим улыбнулся Фиар и кивком указал налево, вниз по коридору. Девушка улыбнулась в ответ и кивнула. Держа оружие наготове, они скользнули дальше по проходу. Приостановились.

Шаги удаляются. Превосходно; коридоры широкие — разойдёмся в случае чего.

Так и сделали. Двое стражников шли, громыхая и лязгая, обсуждая свои дела. За ними следовали две тени. Впрочем, и теней — то не было: Ривллим опустил как — то раз глаза на пол, чтобы убедиться в этом.

Интересно, отчего это? Оттого, что с ними Чёрный Дождь, оттого, что Солнечный Лист, или оттого, что они оба здесь?

Место было довольно глубоким: никаких признаков жизни, что кипела наверху. Вскоре показались массивные двери, ведущие в оружейный склад, и Фиар даже протянула к ним руку… Но вдруг вздрогнула, повертела головой и, прижав палец к губам, молча поманила Ривллима за собой, в соседний проход. Куда это она?

Они шли довольно долго по подземелью, источавшему смрад гнили, смешанный с тяжёлым чадом. От чего может быть такой чад?..

Вскоре Ривллим понял — от чего. Фиар толкнула плечом ничем не примечательную часть стены, и та повернулась на незаметных до того петлях.

Жаркий воздух, насыщенный мерзкими запахами, ударил в лицо. Воин с трудом сдерживал рвотные позывы. И встретился глазами с огромным и злым лицом.

Лицо принадлежало Шалир, Тёмной, легендарной прародительнице современных вождей всех родов, что подчинились Шамульезу.

Прямо перед изваянием стоял тёмный алтарь, на котором и курилось нечто, источавшее смрад. Человек в чёрном стоял перед алтарём. Едва Фиар закрыла за собой дверь, он вскочил и обернулся. Долгое время смотрел сквозь пришедших, часто мигая. И, наконец, увидел их — так понял Ривллим.

Человек принял важный вид и извлёк из складок мантии чёрно — белый жезл. Белая и чёрная спираль, венчающиеся небольшими резными изображениями черепов.

— Итак, вы принесли его, — и он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы. — Чёрный Дождь пришёл к своей законной владелице. Ну что, незваные гости? Что мне сделать с вами сначала? Отдать вас моей Повелительнице — поклон в сторону статуи — или сначала поговорить немного?

— Некогда говорить, — Фиар пренебрежительно опустила булаву и подняла левую ладонь. Она узнала жреца: он будет одним из тех, кто едва не сровняет Меорн с землёй. Самое время изменить расстановку сил…

На шее её вновь проступила на короткий миг вспыхнувшая белым тонкая цепочка.

Засов на двери сам собой сдвинулся, защищая святилище от вторжения. Ривллим бросил беглый взгляд на дверь. Да, выломать сразу не удастся. Осталась сущая мелочь: выжить.

— Ты?! — с человека разом слетело самодовольство. Он уставился на девушку широко раскрытыми глазами, едва не выронив жезл. — Ты нарушаешь законы! — завопил жрец, указывая жезлом на нехорошо улыбающуюся Фиар. — Ты не имеешь права вмешиваться!

— Я и не буду, — улыбнулась та. — Моё оружие не тронет ваших воинов, клянусь! — и вновь цепочка проявилась и канула в невидимость. — Но я снесу голову этому мерзкому чудовищу! — неожиданно выкрикнула она, указывая ладонью на изваяние, и глаза статуи тускло засветились багровым свечением.

— Ты не посмеешь, — холодно возразил пришедший в себя жрец. — Посмотрим, насколько силён твой бог там, где правит Она, — и жрец произнёс несколько слов. Огонь на алтаре вспыхнул ярче, Фиар попятилась, заслоняя ладонью лицо. Жрец захохотал.

— Ну что, дорогая моя? Чёрный Дождь не повредит слугам Владычицы. Скоро они найдут тебя. — Он поднял руку, указывая на Фиар жезлом, и тут словно прошёл паралич, сковавший Ривллима. Он подскочил к жрецу, приставил лезвие Листа к его горлу и тихо произнёс:

— Более ни слова.

Жрец не испугался и лишь улыбнулся, чуть шевельнув жезлом. Ривллима подняло в воздух и понесло куда — то… он отчаянно сопротивлялся, но тщетно. Его стукнуло о стену комнаты с такой силой, что свет померк в глазах.

Жрец поднял жезл и принялся читать что — то нараспев. Двухголосое эхо вторило ему; Фиар по — прежнему пятилась, не смея поднять лицо, сжимая в руках переставшую светиться булаву. Ривллим схватился за рукоять Листа обеими руками, и наваждение схлынуло.

Он вскочил с пола и, стараясь не думать, не сосредотачиваться, не оглядываться, прыгнул в сторону жреца. Взмахнул ослепительно сверкнувшим Листом…

Жезл в руках жреца раскололся надвое.

— Ещё одно слово, и ты покойник, — холодно повторил воин. Жрец прижался лицом к стене, ошарашенно глядя на дымящиеся обломки жезла. — Считай, что…

Что — то отбросило его в сторону; Ривллим перекатился, уклоняясь от удара. Поднявшись, он увидел Фиар, со свирепым выражением лица склонившуюся над телом жреца. Именно над телом. Человек с такой вмятиной на груди не может быть жив.

— Ты… — начал Ривллим, поднимаясь, но девушка не дала ему договорить.

— Ты следил за его пальцами? Я так и думала. Если бы он успел закончить проклятие, сайир, тебя уже не было бы. Была бы лягушка или крыса. Всё, уходим. Сейчас только…

Прежде чем Ривллим успел понять, что она замышляет, Фиар коротко замахнулась и обрушила на голову изваяния удар Чёрного Дождя. Булава со свистом пронеслась по воздуху, рассыпая огненные искры… и отскочила прочь, увлекая за собой девушку. Ривллиму не удалось увернуться, булава зацепила его плечо.

От боли его скрутило втрое.

Вместо воздуха в горло лился кипящий свинец. Комната плясала и дрожала перед глазами, а проклятый огонь, коснувшийся плеча, разливался по всему телу. И неожиданно всё оборвалось.

Ривллим поднялся с засыпанного пеплом пола. На шею ему стекала кровь: прокусил губу. Плечо дёргало, словно больной зуб, хотя ранка была крошечной: спасибо генералу за одежду. Ривллим прижал левую ладонь к правому, пострадавшему, плечу и охнул.

Обернулся и увидел страх в глазах Фиар. Никогда прежде он не видел её испуганной.

— Ривллим? — спросила она жалобно.

— Спасибо, хелауа, — буркнул он. — Ну ладно, раз уж начали…

Солнечный Лист прочертил в воздухе дугу и изваяние осыпалось грудой обломков. Огонь на алтаре погас, гнусный чёрный дым потёк на пол густой струёй.

— Смотри, — указала Фиар булавой.

Обломки изваяния слабо засветились и над ними соткалась призрачная фигура. Женская фигура. Та, которую Ривллим видел в одном из последних снов. Женщина, сжимавшая в правой руке столь же призрачный чёрно — белый жезл, глядела на них. Затем улыбнулась, кивнула и растаяла в воздухе.

— Как плечо, сайир? — спросила девушка, осторожно прикасаясь к локтю спутника. Ривллим поморщился.

— Выживу, хелауа. Что теперь?

— Отчасти. Но им придётся потрудиться, чтобы попасть сюда, — она указала на засов.

— Ты собираешься остаться здесь? — воин настолько удивился, что забыл про все свои ушибы и ранения.

— Вот ещё! — презрительно усмехнулась девушка, становясь прежней Фиар, и прикоснулась к его ладони своей.

Мир потёк, растаял и вновь сгустился.

Они стояли в коридоре, перед дверью в арсенал.

— Здорово! — похвалил воин.

Фиар кивнула и, сжимая в руках оружие, они поспешили к цели своего путешествия. Время от времени на Ривллима накатывала дурнота, но он изо всех сил старался сохранять ясность мышления. Потом разберёмся, подумал он. Потом.

Что — то тихо треснуло в небесах.

Вемкамтамаи откинул с головы капюшон (зрячий бы запрокинул голову) и увидел, как тонкая ярко — белая полоса перечеркнула зенит.

Другая полоса, угольно — чёрная, тоже пересекла зенит.

На короткий миг две скрещенных линии, ослепительных на фоне очистившегося неба, ярко пылали над головой. И исчезли, растворились, разошлись волнами.

— Что это? — вслух спросил поражённый ольт, но ответа не получил.

Все сроки истекли, подумал генерал мрачно.

— Подавайте знак, — приказал он командиру отряда стрелков. — Готовьтесь к атаке. Оповестить всех — к крепости близко не подходить. Красный и синий сигнал через пять минут. Через полминуты — белый сигнал.

Командир отсалютовал и ускакал прочь.

— Немного удачи, — тихо прошептал генерал, с неприязнью глядя на силуэт Шайра. — Всего лишь немного удачи

В сторону святилища пробежало несколько десятков стражников. Ну что же, минут пять та дверь точно продержится.

— Сюда, — указала Фиар на лестницу. Ривллим послушно спустился за ней. Они перестали обращать внимание на тех, кто проходил мимо: люди не замечали их. В конце концов они тихонько приоткрыли дверь (отчего тут ничего не запирается?) и попали в огромный склад. Бочки, мешки, свёртки… Едкий запах. Запах смерти.

— Я сейчас… — начала Фиар и замолчала. Дверь отворилась, четверо солдат вбежали внутрь. Пришельцы их не интересовали. Схватив по бочонку, шалириты осторожно покинули комнату.

— Старайся не попадаться им под ноги, — шепнула Фиар. — Я быстро.

И удалилась в другой угол комнаты — просторного низкого подвала — где принялась чем — то шуршать и что — то двигать. Ещё трижды вбегали солдаты; ещё трижды забирали тюки, ящики, бочонки. Смерть. Откуда всё это, в таком количестве?

— На, сайир, — Фиар вручила ему булаву. — Подержи. Так надо. И прошу — ни слова.

От прикосновения Чёрного Дождя Ривллим почувствовал себя странно — словно внутри него начали смешиваться две полярные стихии — вода и огонь, жизнь и смерть, свет и тьма. Ощущение было не очень приятным. Однако насладиться им по — настоящему не удалось. Что — то громко хлопнуло… и вот уже они в лесу.

Фиар взяла Чёрный Дождь из его непослушных пальцев.

Ривллим успел заметить, как на рукояти Дождя гаснут контуры шестиугольника — с жирной точкой посередине… Что за наваждение! Символика Башен! Откуда??

Додумать он не успел. Их вновь швырнуло сквозь пространство.

Ривллим оглянулся. Деревья. Лес. А это что? Да ведь это Шайр! Ничего себе прыгнули…

Из — за деревьев появились четыре солдата армии Меорна с тяжёлыми арбалетами.

— Ни с места! — приказал один из них. — Не двигаться, ничего не говорить. Оружие на землю.

— Вот напасть, — прошипела девушка и, тряхнув головой так, что вокруг её головы на миг закружился чёрный вихрь, отозвалась, не обращая внимания на арбалеты: — Нам срочно нужно к генералу. — И назвала пароль.

У солдат вырвался возглас удивления.

— Сайир! — воскликнул один из них. — О боги, что с моими глазами? Вы показались кем — то…

— Позже, — ответил Ривллим. — Мы спешим.

Генерал был поблизости. Судя по всему, это место Фиар выбрала далеко не случайно.

— Всё в порядке? — спросил Той — Альер, увидев Фиар и Ривллима — покрытых кровью и грязью, растрёпанных и злых.

— Да, генерал, — вполголоса ответила Фиар, наклоняя голову. Взгляды поворачивались в их сторону. Что — то в их облике привлекало внимание и уже не позволяло отвести взора… — Скажите, — продолжала девушка, указывая на мрачную громаду Шайра, — вам крепость непременно нужна в целости и сохранности?

— Н…нет, — ответил оторопевший Той — Альер.

— Тогда прикажите всем на минутку зажмуриться, — посоветовала девушка и улыбнулась всем вокруг самой очаровательной улыбкой. Генерал быстро пришёл в себя. Он отдал кому — то несколько коротких приказов, и вот в воздух взвились две стрелы. Они лопнули огнём наверху — красный и синий огни, видимые отовсюду.

Ривллим увидел, как солдаты опускают на глаза своим коням специально сшитые кожаные накидки… кони вели себя смирно. И это предусмотрели…

На глаза присутствующим опустились повязки.

— Ты тоже, сайир, — сказала Фиар, более не улыбаясь. Воин кивнул и приготовился прикрыть глаза рукавом куртки.

Ещё одна стрела взвилась в воздух и взорвалась ослепительно белым.

Фиар извлекла откуда — то крохотный тёмный шарик (такие шарики Ривллим только что видел в подвале Шайра) и вновь обернулась к воину.

— Ложись! — крикнула она и метнула шарик куда — то в сторону Шайра. Сама упала на землю, прикрыв глаза ладонями.

Ривллим последовал её примеру.

Вокруг воцарилась полная тишина. Послышался слабый треск. Вновь тишина. Затем — словно отзвук далёкого землетрясения. Сильнее и сильнее тряслась земля… и всё прекратилось.

Вемкамтамаи увидел сигнал — белую стрелу — в тот момент, когда уже отчаялся его дождаться. Впрочем, это не ослабило реакцию. Он упал наземь, закутался в просторный плащ и замер, надеясь, что ни малейшей дырочки в плаще нет. Иначе будет очень плохо.

Уже улёгшись, он произнёс короткую формулу. Последние столбы, что располагались сравнительно недалеко, превратятся сейчас в груды пепла.

Как удивятся жрецы Тёмной, если попытаются воззвать к её силе…

— Всё, сайир, — услышал Ривллим голос девушки и, кашляя и отплёвываясь, поднялся на ноги. Повернулся в сторону Шайра.

Шайра как такового уже не было. Был изломанный, рваный силуэт, над которым возвышалась чудом уцелевшая центральная башня. Языки пламени, каждый в сотню метров высотой, жадно лизали побледневшее небо. На глазах зрителей часть стены рухнула, и огненно — жёлтый вязкий поток не спеша потёк вниз. Облако пара взметнулось в небеса.

Торжествующий вопль, что вырвался из тысяч глоток, был, наверное, слышен по всему Ралиону.

— Это всё? — Ривллим обнаружил, что потерял голос. Фиар собиралась что — то сказать, но ответил генерал.

— Нет, — он указал рукой чуть правее руин Шайра. — Там сейчас стоит войско. Огромное войско. Без Шайра ему не выстоять, отступать им некуда — но и оставить их просто так я не могу. — Он подозвал к себе командиров и те, довольные и улыбающиеся, вскочили на лошадей и стремительно унеслись прочь. — Я не смею вас задерживать, — произнёс генерал, низко кланяясь Фиар, а затем — Ривллиму. — Вы принесли нам победу. Без Шайра дни Шамульеза сочтены. Я отправляюсь в бой, а вам желаю удачи, какой бы путь вы ни выбрали.

— Я с вами, — твёрдо сказал Ривллим. Дурнота прошла. Он был готов, как никогда, к любым испытаниям.

— Я тоже, — отозвалась Фиар, взмахивая булавой.

— Ну что же, — генерал сделал знак, и к путешественникам подвели коней. — Тогда нам не страшны все демоны, вместе взятые.

Едва они тронулись, послышался треск и из — за ближайшего дерева появился Вемкамтамаи. Ольт довольно улыбался.

— Всё в порядке? — спросил он Фиар.

— Всё в порядке? — спросила его Фиар в тот же миг.

Оба кивнули другу и рассмеялись. После чего ольт стремительно скрылся среди деревьев. Так же молниеносно, как и появился.

— О чём это вы? — недоумевал Ривллим, стараясь держаться рядом с девушкой.

— После расскажу, — ответила та и пришпорила своего коня.

Хоть и не терпит лошадей, а верхом ездит прекрасно. Ну и дела!

* * *

Половина доблестной армии Шамульеза, выступившей к крепости, была разбита в тот миг, когда заметили двух несущихся навстречу всадников. Два огромных крыла простирались за всадниками — чёрное и белое, холодное и пылающее. Жрецы Шалир воззвали к Тёмной, прося поддержки, но Хаос не ответил. Маги императора попытались обрушить на всадников самые смертоносные удары из своего арсенала… но тщетно. Словно утратили силу.

Остальные дрались насмерть. Фиар сдержала слово: Чёрный Дождь ни разу не коснулся шалирита. Правда, он вминал шлемы, плющил панцири и превращал в прах оружие, что поднимали против него. Слабое утешение для тех, кто попался девушке на пути…

Когда солнце скрылось за горизонтом, битва закончилась. Генерал потерял всего пять сотен бойцов; Шамульез — только убитыми восемь тысяч; подлинные потери императора были намного больше. Самого генерала Фиар с Ривллимом дважды спасли от смерти: первого снайпера уничтожил Ривллим, срубив Листом дерево, на котором тот прятался (жалко дерево, но что поделать). Второму свернула шею Фиар. И в этот раз всё пошло не так, как должно было. Генерал остался цел и невредим; его войско понесло незначительные потери. Предстояло малоприятное занятие: охота на разрозненные отряды шалиритов, бежавшие в горы.

XV

— Мне кажется, что мы выступили неделю назад, — проговорил Ривллим, откидываясь на спину. Ему не спалось.

Им всем не спалось. Победа, подействовала на утомлённых долгими годами войн южан лучше любого лекарства. Многие солдаты происходили из окрестных деревень и городов… правда, многие из последних лежат в руинах. Теперь было на что надеяться — того, что случилось сегодня, не смогут омрачить никакие поражения. Крепость, которая выдержала десятки осад, лежала грудой оплавленного камня. Отборные войска Шамульеза наголову разбиты. Неплохая проверка на прочность для его империи.

— Мне кажется, что несколько лет, — эхом отозвалась Фиар. Воин не успел понять, когда она успела сменить колдовскую одежду на ту походную, в которой они покинули Меорн. Что ещё удивительнее, чёрная одежда по — прежнему лежала у него в рюкзаке. А ведь он ни разу не оставлял рюкзак без присмотра.

— Что до меня, то я чуть не умер от скуки там, в лесу, — ольт появился в круге света, что отбрасывал их костёр и уселся рядом. — В следующий раз надо будет пойти с вами. У вас — то, дорога была интереснее.

— Уж куда интереснее, — подтвердил воин, глядя на то, как Лист и Дождь продолжают «разговаривать». Потрясающее зрелище. Доступное только им с Фиар. — До сих пор не пойму, как я жив остался. И вообще, слишком уж нам везёт. Сначала отряд разгромили, потом — крепость. В голове не укладывается.

— Согласен. Нам всем везёт, притом очень странно. Впрочем, не только нам, — произнёс Вемкамтамаи. Помолчав, добавил: — Я сделал генералу небольшой подарок. Скоро у него будут новые союзники.

— Твои сородичи? — спросил Ривллим, вновь садясь.

Ольт кивнул.

— Генерал заключит с ними союз через одну — две недели.

— Ты побывал у себя дома? — спросила Фиар.

Лицо Вемкамтамаи потемнело.

— Побывал. Не хочу об этом говорить… сегодня. Как — никак, праздник. Поговорим о чём — нибудь подобающем. Итак, какие у вас планы?

— Я не знаю, — Ривллим уставился в костёр. — С одной стороны, мы можем потребоваться генералу. С другой стороны, мне не даёт покоя то, что с нами случилось. С третьей стороны…

— Генерал не станет просить вас о помощи, — произнёс ольт чуть тише.

— Почему?

— Сегодня весь мир подумал, что Югу пришли на помощь высшие силы. Так подумало большинство сражающихся, с обеих сторон. Вряд ли генерал захочет впредь полагаться на наши возможности. Превосходно, когда высшие силы на твоей стороне. Но они не отличаются постоянством — сегодня они с тобой, а завтра ты им не нужен.

— Понимаю, — кивнул Ривллим.

— Превосходно, — кивнул ольт в ответ. — Генерал, конечно, не скажет этого вслух, но отпустит вас без задержки. Куда вы направитесь теперь? Меня это не особенно касается, но хотелось бы знать, где вас искать.

— Ко мне домой, — заявила Фиар. — Как и собирались.

— Через Меорн, — пояснил воин, и Фиар тут же ощетинилась.

— Какой ещё Меорн? Ты же…

— Не так громко, эллено, — поднял ладонь Вемкамтамаи. — Он совершенно прав. Путь по южному побережью безопаснее. Да и ближе, если я правильно разбираюсь в картах. Не идти же по горам.

— Ладно, — буркнула девушка, сверкнув глазами на Ривллима. — Пусть будет так.

— Ну что же, — ольт поднялся на ноги. — Я постараюсь отыскать вас, как только закончу дела на севере, — он показал ладонью вокруг себя, — он накинул капюшон на голову. — До встречи.

Он обнял притихшую Фиар и церемонно поклонился Ривллиму. Поражённый воин поклонился в ответ. И заметил, как притих весь окружающий их лагерь.

— Ну ладно, — произнёс Ривллим, поднимая ножны с Листом. — Пойду погуляю. Тут все не прочь выпить с нами или хотя бы поглядеть. Высшие силы, всё — таки. Не хочешь присоединиться?

— Не хочу, — ответила Фиар равнодушно. — Видеть их не могу. Знаю, знаю, сайир, не трать сил. Я лучше спать лягу.

— Спокойной ночи, хелауа.

Фиар ничего не ответила.

— Прощайте, — наклонил голову генерал. Он выглядел помолодевшим лет на пятнадцать. — Если судьба занесёт вас в Меорн, сочту за честь встретиться с вами.

— Мы как раз… — начал было воин, но Фиар весьма чувствительно ткнула его кулаком в бок. Так, чтобы генерал не заметил. — Мы как раз думали, удастся ли побывать в Меорне. Надеюсь, что удастся. Удачи, генерал.

— Удачи, Ривллим, — генерал отдал честь. — Удачи, Фиар. Держитесь подальше от гор, там небезопасно.

Путешественники кивнули ему в ответ и вскоре остались одни. Они долго отказывались от эскорта, и в конце концов Той — Альер уступил. Привлекать к себе внимание они не хотят, а силы им служат далеко не шуточные. Пусть едут вдвоём, если им так удобнее. Генерал оглянулся единственный раз и увидел, что путешественники о чём — то спокойно разговаривают. Оглянувшись вновь, он не увидел никого, только оседающее облако пыли.

— Ты не могла бы выражать свои мысли как — нибудь иначе? — поинтересовался воин, когда генерал и его сопровождение остались далеко позади.

— Ты не мог бы думать, что говоришь? — спросила Фиар тем же тоном. — «Мы как раз собирались вернуться в Меорн». Превосходно! Тебе не терпится выполнить ещё пару — другую исторически важных поручений? Или вспомнишь и обо мне?

Не дожидаясь ответа, она пустила коня галопом. Немалого труда стоило догнать её; о продолжении разговора на таком скаку и речи быть не могло.

Скачки прекратились так же неожиданно, как и начались. Когда последние посты, расставленные генералом, скрылись из виду, Фиар резко остановила коня и молча спешилась.

— Что ты задумала? — недоумённо спросил остановившийся Ривллим.

— Я иду пешком, — пояснила девушка. — Летать не умеем — значит, пойдём пешком. Плохо мне от лошадей, забыл уже?

— Как знаешь, — Ривллим тоже спешился и не торопясь устроил на себе всю поклажу. — Что делать с животными?

— Вернём хозяину, — Фиар обернулась, и некоторое время смотрела в глаза одному коню, затем — другому. Затем тихонько хлопнула в ладоши. Оба коня тут же развернулись и неторопливо поскакали назад. Вскоре их уже не было видно.

— Слушай, хелауа, — Ривллим двинулся следом. Девушка шла неторопливо, не оборачиваясь. — Скажи честно, на кой я тебе нужен? Ты и без меня прекрасно справишься.

Фиар бросила на него короткий взгляд.

— Считай, что из прихоти.

— А на самом деле?

— Вот этого, сайир, я тебе не скажу.

— Ну что же, — Ривллим почувствовал, что теряет терпение. — Тогда постараюсь избавиться от тебя побыстрее.

Фиар не ответила.

…Сколько нам идти до Меорна? — думал Ривллим на ходу. Получается, что подойдём как раз накануне двойного полнолуния. Надеюсь, что все празднества к тому времени закончатся. Весть о разрушении Шайра наверняка уже достигла Меорна, и там веселятся вовсю. Хороший у них выдался год. Праздник на празднике. Эх, сейчас бы куда — нибудь подальше, где не нужно быть сайиром.

К вечеру доберёмся до Шести Башен. Вернее, до того места, где не так давно встретили шалиритов и их пленников. Если бы не Фиар, я непременно зашёл бы внутрь — посмотреть.

— …Сайир, я есть хочу, — заявила девушка, когда они остановились у очередного ручья. Сидеть в тени было приятно, но Фиар, как назло, не давала отдохнуть, как следует. Терпи, воин… самое главное — молчи побольше. Привыкай, тебе ещё очень долго её терпеть.

Ривллим молча вручил ей лук и колчан со стрелами.

— Ну, знаешь! — возмутилась Фиар. — Да, я не умею охотиться, выслеживать дичь и много чего ещё. Не будь ребёнком!

— Тогда изволь уважать тех, кто этими талантами обладает, — ответил воин с усмешкой. — Мне ясно, для чего я тебе нужен. Что ж, сам виноват. Не стоило предлагать свою помощь.

Фиар неожиданно оказалась прямо перед ним. Она подошла вплотную и взяла всё ещё усмехающегося воина за руки.

— Хорошо, Ривллим, — произнесла она совсем другим тоном. Улыбнулась. От этой улыбки едкие слова, готовые вот — вот сорваться с языка Ривллима, застряли в горле. Весь мир заслонили её глаза… глубокие, сине — зелёные… он погружался в них, глубже и глубже. — Пожалуйста, не сердись. Это бесполезно, — добавила она, и Ривллим вздрогнул, словно его стегнули кнутом. — Видишь же — я умею быть хорошей!

Ощущая, как у него начинают гореть кончики ушей, воин молча снял с себя всю поклажу (кроме мечей) и поднял лук со стрелами. Фиар внимательно следила. Пусть только попробует сказать что — нибудь не то, подумал Ривллим хмуро.

Он оглянулся, в тайной надежде увидеть торжество или иронию в глазах девушки. Ни того, ни другого. Она спокойно собирала хворост для растопки. Лицо её было спокойным.

…До Шести Башен они добрались только к наступлению ночи. Заходить внутрь стены девушка наотрез отказалась, а ночевать лучше всего было на том самом приметном холме. И спокойнее, и безопаснее. К тому же, дальше на юг — дальше от владений Тёмной. Иллюзий относительно их участи, стоит им попасть в руки её слуг, у Ривллима не возникало.

Он несколько раз оглядывался. В темноте «разговор» оружия был особенно занятен. Свечение от Листа исходило не белое, а слегка оранжевое; от Дождя, соответственно, не чёрное, а слегка сиреневое. Фиар тоже оглядывалась, всякий раз таинственно улыбаясь. Её это, похоже, тоже забавляло.

Изредка обмениваясь коротким фразами, они подошли к развилке. Ещё сотни две шагов — и покажется та самая поляна. Как недавно это было и как давно!

Ривллим почуял это первым.

— Стой, — приказал он негромко, и та тут же остановилась. Недоумённо взглянула в лицо Ривллима. Он стоял, прислушиваясь. Ничего. Всё так же поют насекомые. Ничто не тревожит ночную жизнь. И всё же…

Он указал рукой на поляну, залитую лунным светом. Большая луна висела почти над самым лесом; средняя ещё не показалась. Что — то движется впереди, или это ветерок гонит по траве небольшие волны?

Он оглянулся и понял, что его встревожило.

Лист и Дождь прекратили «разговор».

— Что бы это значило? — спросила Фиар так же тихо.

— Если бы я знал. Идём вперёд, но очень медленно. Будь начеку.

Стараясь всё время оставаться на почтительном расстоянии от обеих лесных «стен», они повернули, следуя изгибу дороги, и оказались у поляны.

Всё спокойно и мирно. Это действительно ветер. И всё же Ривллим чувствовал: приближается нечто враждебное. Откуда придёт опасность?

Воин выхватил Солнечный Лист. Волны холодного пламени по — прежнему катились по клинку, разбиваясь о крестовину. Всё в порядке. Он осторожно повернул меч в разные стороны. Всё чисто. Может быть, так и должно быть ночью?

Он заметил, что Фиар сжимает в руке Чёрный Дождь. Булава также не изменилась. На шипах вспыхивали и гасли сиреневые искорки; лёгкая прохлада разлилась вокруг.

Тяжкий вздох пронёсся по поляне.

Они выбирались из — под земли. Как и в тот, первый день: изрубленные, иссечённые, с жуткими улыбками на пустых лицах. Люди и кони. Земля ходила ходуном, извергая нежить наружу. Воин успел заметить, что всё вокруг замолкло, замерло, притаилось. Поверженный отряд восставал во второй раз.

Чёрный саван окутал клинок Листа, живое свечение угасло. Точнее, едва заметно пробивалось сквозь угольно — чёрный налёт. Краем глаза воин заметил, что и с Дождём произошла та же перемена. Не дожидаясь, пока ближайший покойник полностью выберется из — под земли, воин чётко, словно на уроках фехтования, сделал три быстрых шага и, взмахнув в полуповороте Солнечным Листом, нанёс первый удар…

Ольт в этот момент углублялся в мрачные заросли Сеаринха, огромного лесного массива, занимающего северо — восточную часть континента. Следы войны или готовящейся войны были заметны повсюду; дух неуверенности витал над каждым, кто попадался на пути.

Вновь что — то тихо треснуло наверху, в зените.

Ольт сбросил с головы капюшон и остановил коня.

Белая полоса.

Чёрная полоса.

На сей раз они пересеклись южнее зенита. Полосы горели неровным огнём, словно полярное сияние; образовавшийся косой крест, несомненно, куда — то указывал.

Что, интересно, происходит на юге?

Вскоре полосы исчезли.

За несколько коротких мгновений Ривллим успел пережить широкую гамму чувств — от недоверия и изумления до страха и отчаяния. Лист не перерезал пополам отвратительное порождение чьей — то магии, он даже не нанёс сколько — либо заметного ущерба. Меч со звоном отскочил от самого обыкновенного кожаного доспеха — уже разрубленного, частично обожжённого и дырявого. Вновь Ривллим ударил… и вновь меч едва не вырвался у него из рук, звоном протестуя против подобного обращения. Тут же воин осознал, что с ними станет, как только вся эта свора нежити сможет двигаться.

Фиар молча вкладывала Чёрный Дождь в чехол. На лице её Ривллим вновь увидел страх…

— Туда! — указал он на холм, на вершине которого они некогда ночевали. — Туда, быстрее!

Фиар кивнула и они понеслись к укрытию что было сил. Чья бы воля ни подняла эти создания, вокруг всё же располагались владения Хранительницы. Холм — одно из посвящённых ей мест. На краткий миг Ривллимом овладело искушение воззвать к Повелительнице Зверей и попросить защиты… но он сдержался. Только, когда не останется других средств. Боги дорого просят за каждое вмешательство.

Те, мимо кого они пробегали, молча пытались добраться до желанной добычи, взмахивая скрюченными руками. От покойников уже исходил тошнотворный смрад разложения; а выглядели они так, что Ривллим отчасти обрадовался тому, что видны только силуэты.

Путешественники были на полпути к холму, когда позади раздался яростный топот копыт. Не сговариваясь, воин и девушка кинулись в разные стороны; преследователь на миг задержался, затем последовал за Ривллимом. Тут же что — то хрустнуло за спиной у воина; длинная тень неожиданно выросла у его ног и, вздрогнув, взмыла вверх, упираясь в стену деревьев. Оранжевое неровное свечение осветило узкий проход к холму.

Лишь на полпути к вершине, Ривллим обернулся. И всадник, и его конь были покрыты шевелящимся густым покрывалом огня; жидкие капли стекали наземь, и гасли, соприкасаясь с землёй. Конь шёл медленно, неуверенно. Всадник, который только что гнал его во весь опор, замер в седле, неподвижный, как статуя. И вдруг оба они тоскливо взвыли — и то, что некогда было человеком, и то, что было конём. Мурашки побежали по телу Ривллима от этих звуков.

Фиар молча схватила его за руку, потащила наверх. Воин не сопротивлялся, но был не в силах отвести взгляда от того, что происходило с преследователем. Конь и всадник замерли, яростно полыхая; чёрный дым поднимался над ними и клочьями уносился прочь, рассеиваясь и пропадая. И вдруг с треском — словно прогоревшие насквозь поленья — оба рассыпались дождём оранжевых искр и упали наземь, обратившись в рдеющую кучку угольев.

— Много ещё у тебя таких… вещиц? — спросил Ривллим, не оборачиваясь. Он не сомневался, что произошедшее — дело рук Фиар.

— Порядочно, — отозвалась та с сомнением в голосе. — Надеюсь, на этот раз хватит.

«На этот раз!»

— Что дальше, сайир? — спросила девушка, тревожно оглядываясь. Лес по — прежнему молча шумел на ветру; обитатели его не подавали признаков жизни.

— Пусть подойдут поближе, — указал рукой воин. Нежить двигалась по лесному «коридору». Под своды леса не входила. То — то же, подумал Ривллим с мстительным удовлетворением. Кто бы вы ни были, не настолько уж вы сильны. С другой стороны, растеряйся Фиар, не метни припасённый ею «жидкий огонь» — всё могло бы быть по — другому. Пожалуй, не стоит отчитывать её за то, что подбирает, словно сорока, всё, что плохо лежит.

Покойники остановились у подножия холма.

Подняли к преследуемым то, что было некогда лицами.

— Дай — ка мне парочку, — потребовал Ривллим. — Заодно покажи, как с ними обращаются.

— Обращайся осторожно, — велела Фиар, протягивая две грушевидные склянки. Пробки были притёрты и оклеены тёмно — оранжевой лентой. — Смотри: чуть отрываешь эту ленту и, как только она засветится или покраснеет, кидай. Времени у тебя не более…

— Сайир, — послышался хриплый свистящий голос. Фиар едва не выронила склянку, а Ривллим споткнулся на ровном месте. Голос не принадлежал человеку. И вообще живому существу.

— Сайир, — повторил жуткий голос, от которого возникали видения пепелищ и множества трупов, вывешенных у дорог на радость стервятникам. — Спустись к нам, сайир.

Ривллим молча взял у побледневшей Фиар склянку и решительно направился вниз.

— Куда ты?! — Фиар загородила дорогу. Лицо её стало двумя огромными глазами. — Тебя же убьют, сайир! Сейчас мы их отгоним, не сходи с ума!

— Я не настолько глуп, — очень трудно было оторвать от себя вцепившуюся девушку. Да ещё настолько сильную. Да ещё сжимая в руке пузырёк с притаившимся внутри огненным погребением. Хватка понемногу ослабла. — Готовься прикрывать отступление.

Длинное мгновение спустя Фиар еле уловимо кивнула и отошла в сторону. Ривллим спустился на расстояние, откуда никто из покойников не смог бы достать его копьём или мечом и замер. Тёмная масса нежити стояла не шевелясь. У воина в голове мелькнуло, что всё это очень походит на торжественную встречу. Тут ветер толкнул его в лицо и Ривллим едва не задохнулся.

Движение в массе мертвецов.

Из толпы выбрался… конь. Тот самый, который так неудачно сломал в тот день ногу.

— Сайир, — голос, оказывается, принадлежал коню. Ривллим ощутил, как напряглась Фиар, стоявшая рядом. — Сопротивляться бессмысленно, сайир. В следующий раз нас будет больше.

В глазницах коня что — то отвратительно шевелилось. Губы коня растянулись в подражание улыбке.

— Сдавайся, сайир, — повторил конь и масса нежити шевельнулась. — Отдай меч.

— Я знаю, кто говорит со мной, — ответил Ривллим, стараясь говорить твёрдо. — Я не младенец, Тёмная. Придумай что — нибудь пострашнее. — Оторвал краешек оранжевой ленты. Та тут же нагрелась, начала разгораться слабым вишнёвым светом. — На, держи!

Он метнул зашипевшую склянку в ухмыляющегося коня. Тот даже не попытался увернуться. Тут же Фиар бросилась на воина, сбивая его с ног и, не поднимаясь, метнула в гущу противника ещё один снаряд. Ривллим, успел услышать, как что — то глухо вонзилось в землю рядом с ними и увидеть, на фоне ярко — оранжевой вспышки, силуэты двух всадников, державших в руках арбалеты. Вот проклятье, про арбалеты я и забыл. Недоумок, обругал себя воин, прыгая вслед за Фиар через небольшой бугорок и спасаясь от нового залпа. Фиар метнула ещё два снаряда и вот уже добрая половина нежити стояла, обратившись в факелы, оглашая воздух невыразимо неприятным скрежещущим хохотом.

— И этот человек хотел меня выпороть, — услышал он горячий шёпот. — Ты что, думал, что с тобой действительно ведут переговоры?

— Ты права, хелауа, — шепнул воин в ответ.

— Я рада, что… о, чтоб тебя! — Фиар едва успела пригнуться. Уже две трети вновь восставшего отряда пылало, обращаясь в пепел. Странно Тёмная распоряжается своим войском. Что ей, совсем их не жалко? Разумеется, не жалко, ответил Ривллиму холодный голос изнутри. О какой жалости может идти речь, если их силой заставили вернуться к подобию жизни? Так что же это, милость с её стороны? — подумал воин ошарашенно. Да, видимо, милость. Очень своеобразная, конечно.

— Сайир! — Фиар вскочила на ноги, и воин последовал её примеру. — Они отступают!

Действительно, четверо пеших покойников быстрым шагом отступали назад, к поляне, на которой некогда были повержены.

«В следующий раз нас будет больше», вспомнил Ривллим.

— Нельзя дать им уйти, — крикнул он, и Фиар кивнула. Торопливо спускаясь с холма, прижимаясь к деревьям, чтобы спастись от непереносимого жара, путешественники кинулись следом. Да только покойники двигались не менее проворно. В сказках всё проще, подумал Ривллим и метнул очередной снаряд. Попал. Покойник остановился, оглянулся и… раскинув объятия, побежал навстречу Ривллиму, оставляя за собой огненную тропу.

— Держись, сайир, — крикнула девушка и метнула свою склянку. Снова в цель. Двое самых дальних тем временем были уже шагах в ста от поляны. Двое остальных с упорством обречённых пытались настигнуть своих губителей, слиться с ними, превратиться в единый костёр. Кто бы ими ни управлял, тупостью он не отличался. Ривллим маневрировал, стараясь держаться поближе к деревьям. Один раз покойник едва не ударил его по лицу рукой. Капельки огня упали на куртку, прожигая её. Вот же пакость, подумал Ривллим, уворачиваясь. Пропала куртка. Думал, сносу ей не будет.

Оставшиеся двое благополучно добрались до поляны и побежали по ней, погружаясь в глубины земли, по которой во всем стороны разбегались волны. Двое остальных рухнули грудой горящих костей. Фиар подбежала к воину, схватила его за руку. Он осознал, что девушка дрожит мелкой дрожью. Мигом позже понял, что и сам дрожит.

Вокруг витал тяжёлый дух горящей плоти и костей.

— Они сгорают, — удивилась девушка, указывая на дымящиеся останки. — А в тот раз… Неужели они уже не вернутся?

— Хорошо бы, — произнёс Ривллим, с трудом подавляя стук зубов. — Но двое всё равно скрылись. Придётся заночевать на холме. Дальше по дороге укрытий нет.

— Я не засну, — пожаловалась девушка, не отпуская его руку и прижавшись к своему спутнику. — Какой омерзительный голос. Я — то думала, что ничто не может меня испугать.

— Я тоже, — отозвался воин сумрачно. — Но выспаться нужно. Если это… — он осёкся и оглянулся. Оглянулась и Фиар.

Оружие вновь «заговорило».

Ривллим осторожно извлёк Солнечный Лист (сделать это было непросто, поскольку Фиар не желала отпускать его руку) и увидел, что меч выглядит, как и прежде. От него вновь исходило ощущение силы.

— Нас лишили оружия, — мрачно сообщил Ривллим и поправился. — Самого мощного оружия.

— Справимся, — Фиар с трудом, одной рукой, расстегнула чехол Чёрного Дождя, и извлекла переливающуюся булаву. От лунного света по поверхности чёрного металла начали пробегать светло — сиреневые струйки. — Огонь их берёт. Не такие уж мы беспомощные.

… Воин уснул первым. Фиар сидела рядом, у тлеющего костра, смотрела в ночь, не произнося ни слова. Когда, тремя часами позже, Ривллим проснулся, Фиар сладко спала, свернувшись рядом, положив голову ему на колени. Он усмехнулся и осторожно повернулся так, чтобы можно было видеть окрестности. Небо уже светлело.

Девушка что — то невнятно говорила во сне, время от времени вздрагивая. А ведь говорит, что снов не видит, вспомнил воин. Ну и ладно.

Когда взошло солнце, о ночном побоище говорили только разбросанные там и сям груды обгоревших костей. Над некоторыми ещё курился дымок.

Трава же осталась цела и невредима — и под останками, и поодаль.

Ривллим умылся в ручье, вернулся и сел ждать, когда Фиар проснётся.

Эпилог

Когда генерал Той — Альер вернулся в Меорн, и брошены были штандарты противника под ноги входящих в город солдат — победителей, и был срезан мечом созревший колос пшеницы, в знак того, что война покидает эту землю — генерал обнаружил, что он — единственный в городе, помнящий, кто помог Меорну поставить точку в многолетней разрушительной войне.

Никто не помнил ни лиц, ни имён странной троицы, что вихрем ворвалась сюда, чтобы выбрать то будущее, в котором Меорн остановил расползающийся по миру Хаос. Летописный камень не запечатлел их имён — лишь единственная руна «Р», оставленная неведомо кем.

До конца жизни в ночи кратных полнолуний генералу снился один и тот же сон. Двое путников, лиц которых он не видел, брели по раскалённой пустыне, полчища теней преследовали их, а впереди, не оставляя надежды на спасение, вставали стены вечного льда.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА

Том 2 Изгнанники

Пролог

Менялся облик континента на протяжении веков, но дорога, проложенная от южного побережья к сердцу Большой Земли, Шести Башням,оставалась. Как оставались нетронутыми и многочисленные поросшие лесом холмы близ дороги. Возникали, разрастались, приходили в забвение и возвращались в небытие города по обе стороны тракта, а холмы оставались.

Известно, что тем, кто останавливался на этих холмах на ночлег, приходили — во сне и наяву — диковинные видения. У каждого путника они свои, но общее было в них во всех: на горизонте неизменно проступали изрезанные очертания внешней стены Башен, а над ними горели неожиданно яркие диски большой и средней лун.

Часть 1 (5). Пепел и туман

I (XVI)

С любым человеком можно поговорить по душам. Главное — знать, о чём завести разговор. Фиар могла говорить о Чёрном Дожде почти без умолку. Рассказывала легенду за легендой, поражая собеседника своей памятью.

Обо всём другом она распространялась неохотно. Приходилось слушать про Дождь: молчать было тяжелее, тем более, что «походный посох», ускорявший им дорогу, теперь почти не отнимал сил. А стоило Ривллиму запеть какую — нибудь из песен — из тех, что так легко поются в пути — как Фиар начинала злиться.

Поэтому воин молчал. Фиар не интересовалась им. Настолько не интересовалась, что становилось неприятно. Как можно путешествовать с человеком, внутренний мир которого тебе вовсе не интересен? Или она мысли читает?

Ривллим поёжился. Интересно, если бы я мог читать мысли окружающих, как бы я вёл себя с ними? Воин покосился на Фиар. Та лежала в тени поодаль, глядя в небо и улыбаясь. Ещё бы ей не улыбаться, после такого обеда.

Она могла бы есть все двадцать четыре часа в сутки. При условии, правда, что рацион был бы исключительно мясным. Травяной настой не в счёт. И при всём этом оставалась стройной и подвижной. Хорошо ещё здесь дичи видимо — невидимо.

До Меорна осталось два дня пути…

…Я после такого обеда часа два не смог бы пошевелиться. А она посидит минут пять — и готово, бодра и энергична. Небывалый случай. Поймать, что ли, штук десять кроликов и посмотреть, сколько у неё уйдёт времени?

При всём при том, смотреть, как она ест, было не просто терпимо, а приятно: немногие известные Ривллиму люди отличались такими манерами. Кем я её уже считал? Дочерью какой — нибудь высокопоставленной особы? Жаль, что она так и не рассказала, откуда родом. Всё тайны, тайны. К чему тайны, если я всё равно туда приду?

— Готова поспорить, сайир, что всё это время ты думаешь обо мне, — послышался голос. Ривллим покосился: она по — прежнему лежала, глядя в небо. Даже голову не повернула в его сторону.

— Угадала, — согласился он и тоже вытянулся среди густой травы. Пока есть возможность отдыхать, надо отдыхать. К западу, говорят, такие джунгли — не успеешь повернуться, как какая — нибудь гадость успеет крови из тебя напиться. Хорошо ещё, если лихорадкой при этом не наградит. Где уж там на травке растянуться…

— Как не угадать, — Фиар повернула голову и встретилась с ним взглядом. — У тебя такое лицо становится… словно тебя сейчас спросят о чём — то важном, а ты не знаешь, что ответить.

— Никогда бы не подумал, — отозвался Ривллим. — Кстати, хелауа, ты что — из дому направилась прямиком на поиски Чёрного Дождя?

— Угадал, — в тон ему ответила Фиар. — Хотя нет, я же об этом рассказывала.

— А как тебя занесло в Шесть Башен?

— Попался один… советчик, — ответила девушка после долгой паузы. — Он тоже, дескать, знает про Дождь, но сам никогда не решится отправиться за ним. Ну и предложил помочь.

— И что дальше?

Фиар уселась, молча закатала рукав и показала браслет.

— Вот и всё, что было дальше, — пояснила она. — Стоило отвлечься на секунду. Самое интересное, что им действительно был нужен Чёрный Дождь. Даже, наивные, хотели выпытать, что я знаю. Так я им и сказала…

— Что стало с тем, кто надел на тебя браслеты?

— А ты как думаешь?

Ривллим не ответил, продолжая смотреть ей в глаза. Фиар выдержала взгляд.

— С этими браслетами я… словом, не смогла сразу… Ну, в общем, понятно. Меня изловили. Хорошо ещё, что никого из их шайки тут нет: браслеты, как ты понимаешь, не для украшения придуманы.

— А для чего?

— Спроси у Вемкамтамаи, — ответила Фиар сердито. — Я — не скажу.

Ривллим вдохнул поглубже, и решил попробовать.

— Помочь их снять?

Фиар замолчала, не начав фразы. Так и сидела несколько секунд, приоткрыв рот. После чего рассмеялась и вновь улеглась.

— Нет, спасибо. Не сейчас. Может быть, попозже.

— Попозже я могу передумать.

— Это вряд ли, — произнесла она мечтательным голосом. — Я всегда добиваюсь своего. Ты же знаешь.

— Верно, — воин поднялся и прикинул, который сейчас час. Неплохо отдохнули: часа полтора уже сидим. — Ну что ж, пошли. К закату надо добраться до озера.

— Зачем это?

— Там есть, где укрыться. Забыла, что бывает по ночам?

… С той памятной ночи, когда Тёмная попыталась привести приговор в исполнение, они дважды останавливались на ночлег на открытом пространстве. Всякий раз вздрагивали от малейшего шороха. Но больше нападений не было. Тёмная, конечно, не откажется от возмездия. Она прекрасно понимает, как должны нервничать приговорённые каждую ночь.

… Проникнуть в Меорн незамеченными не удалось.

* * *

— Как я устала, — пожаловалась Фиар вечером того дня, когда утром, среди густого тумана, они попытались просочиться в Меорн. Чтобы Ривллим смог забрать свои вещи. Собственно, для этого он и возвращался — как — никак, последняя память о том Меорне, в котором он вырос.

Они скрывались, сидя у Ривллима дома. Заперев двери и не открывая их, не узнав предварительно, кто находится по ту сторону.

— Узнаю, кто принёс новости, голову оторву, — пообещала девушка, откидываясь в кресле. — Сколько людей нас пригласило, сайир?

— Ещё трое сегодня и не менее десятка — завтра. Дальше я предпочёл не спрашивать.

Горожан можно было понять. Для подавляющего большинства из них Шайр оставался местом легендарным, логовищем бессчётных напастей; местом, откуда злая воля направляла удары по югу. И вот в Меорн возвращаются не просто те, кто видел штурм цитадели зла, но те, кто лично участвовал в её разрушении! Тут же путешественники пошли нарасхват. В молодости Ривллим многое бы отдал за подобный триумф. Теперь же он не ощущал ничего, кроме усталости и неловкости: он знал, как оно случилось на самом деле.

— Я этого не переживу, — мрачно изрекла девушка. — А отказаться?

— Нельзя.

— А если я всё равно не приду?

— Из — под земли выкопают. Мы тут теперь ожившая легенда. В особенности ты…

— Убедил, — Фиар горестно махнула рукой. — Уже сил нет таинственно улыбаться на все эти намёки.

Глаза Ривллима широко открылись.

— Не понял… что за намёки?

— Всех очень интересует моя дальнейшая жизнь. Какая я молодая и красивая… Как, у меня нет супруга? И даже мыслей таких нет? И пошло — поехало. Только что в очередь не становятся.

Воин расхохотался, не обращая внимания на взгляд, который метнула в него девушка.

— Но ведь ты действительно очень красивая, хелауа. Ты знаешь об этом?

Фиар подозрительно воззрилась на него.

— Уж не собираешься ли ты поучаствовать в обустройстве моей личной жизни?

— Я бы с удовольствием, — Ривллим никак не мог унять одолевавшее его веселье. — Только мне страшно. И что, с самого утра донимают? — Фиар попыталась куда — то ускользнуть, едва поняла, что дело пахнет торжеством в их честь. Видимо, не удалось…

— Сказал тоже — с утра! Это ещё с Оль — Алиора тянется. Пока до озера добиралась, раз десять останавливали. Ну, песня у них у всех одинаковая. Последнего я слушала дольше всех: он, бедняга, действительно собирался сделать ради меня всё, что угодно. Жаль только, меня не спросил. А у остальных на лице было чётко написано, что им нужно на самом деле.

— И что с ними стало? — Ривллим прекратил смеяться.

— Откуда мне знать, — пожала девушка плечами. — Какие у них делались лица, когда я говорила всё, что о них думаю, — впервые за вечер Фиар улыбнулась. Хищная вышла улыбка. — Так, говоришь, я красивая? — Она стремительно уселась в кресле, оказавшись нос к носу с воином. Волосы взметнулись вокруг неё чёрным вихрем и вновь улеглись тяжёлой текучей лентой.

Вопрос застал Ривллима врасплох.

— Да, разумеется. Странно, что за тобой полгорода хвостом не ходит.

Фиар продолжала улыбаться, глядя Ривллиму в глаза и чуть прищурившись.

— У тебя скверная привычка: ты почти всегда говоришь то, что думаешь. Но, по крайней мере, ты не пытаешься думать за меня…

— Я уже попробовал думать за тебя, — воин безнадёжно махнул рукой. — Готовься, через полчаса пришлют почётный эскорт. И не огорчайся: говорят, у градоправителя превосходный повар.

— Да, приятные стороны бывают почти во всём, — согласилась Фиар. — Но сынок у него — скотина отменная. Ох, что я ему скажу сегодня…

— Почему бы не сделать вид, что тебе по душе его ухаживания?

— Это мысль, — Фиар тихо хлопнула в ладони и рассмеялась. — С масляными глазками он выглядит ещё большим идиотом. Но пусть только попробует ещё раз подстеречь меня в укромном месте!

Надо поскорее убираться из города, решил Ривллим. Послезавтра утром. Иначе беды не миновать.

Вечер прошёл блестяще. Фиар безукоризненно улыбалась и была сама обходительность. Ривллим надеялся, что лишь одному ему виден огонь, горящий в глубине её глаз и насмешка во взгляде.

Приём утомил их настолько, что проснулись они далеко за полдень. Тяжелее всего пришлось Ривллиму, которому досаждала головная боль и постоянно одолевала зевота. Фиар, напротив, выглядела возмутительно бодрой. Как всегда.

* * *

Хвала милостивой Повелительнице, что десять влиятельных семей города объединили усилия и устроили один общий вечер в их честь. Хотя бы потому, что суток оказалось бы слишком мало (во — первых), а терпение Фиар истощалось со сказочной быстротой (во — вторых). То, что ей вроде бы пришёлся по душе сын правителя, не убавило пыла остальных. Кроме того, несколько менестрелей уже принялись создавать стихотворные и песенные варианты повествования о падении Шайра. Ривллима это забавляло, у Фиар вызывало явное отвращение.

Фиар остановилась у сайира: вторгаться же в дом к сайиру означало искушать судьбу. Все понимали, что девушка находится у Ривллима под покровительством и Фиар, осознав это, при первом же удобном случае улизнула. Пришлось воину отдуваться за двоих.

В конце концов, и он обрёл долгожданную свободу. И понял, что любой ценой надо поднять девушке настроение, иначе завтрашний день окажется непрерывным кошмаром.

Может, собрать вещи прямо сейчас и выступить на ночь глядя? Лично у Ривллима такая мысль большого восторга не вызвала. Но иначе конца торжествам не будет. Да и сколько можно обещать покинуть город «в ближайшем будущем», чтобы заняться «неотложными делами»?

…Как он и ожидал, идея отправиться в путь этой же ночью немедленно привела Фиар в отличное расположение духа. Правда, она скривилась, увидев на столе огромное количество цветов и подарков от своих почитателей.

— От кого это? — поинтересовалась она. Ривллим объяснил.

— Выкинуть, — отозвалась девушка немедленно. — Тоже мне — на память! Боюсь, что приятных воспоминаний от Меорна у меня не останется.

— Совсем? — Ривллим уже не улыбался. Ему отчего — то стало грустно.

— Если мы задержимся хоть на день, то никаких.

— Ладно, — вздохнул воин и принялся подниматься в себе в комнату. — Выкидывай сама, если хочешь. В конце концов, это тебе подарили. Кстати — от чистого сердца, без скрытого умысла.

Фиар что — то хотела возразить, но поглядела в глаза Ривллиму и промолчала.

— Куда мы направляемся? — спросила Фиар. Идти пришлось задворками, время от времени натыкаясь на злобных цепных псов. Раза два Фиар едва не укусили.

— К Камню, — отозвался он. В своей походной одежде ему гораздо привычнее. Военная форма этого Меорна, хоть и защищает, тяжела и неудобна. Ривллим разместил мечи так, чтобы до Кошачьего Глаза было проще добраться: на нём проклятий нет.

Фиар двигалась налегке. Бросила свой меч дома, подумал воин с неприязнью. А жаль, такой подарок.

— Почему именно к Камню? — Воина давно мучил вопрос, где она умудряется хранить такое огромное количество самых разных вещей — словно из воздуха вынимает. Хотя, при её способностях к магии… С собой у неё был только чехол с Чёрным Дождём (что придавало ей внушительный вид). В отличие от Ривллима, девушка облачилась в походную форму гвардии Меорна. Ривллим старался не думать, что почти весь путь им предстоит пройти по вражеской территории, всякую ночь ожидая появления слуг Тёмной.

— Потому, что туда не ходят просто так, — пояснил воин. — Вон твои поклонники, отыскали нас всё — таки! Но к Камню они не подойдут.

— Поклонники эти, — пренебрежительно отозвалась Фиар. — Слушай, сайир, у вас что — действительно так важно, чтобы молодая девушка как можно скорее обзавелась семьёй? Или это мне одной попадаются такие ненормальные?

— У кого это — «у вас»? — Ривллим был сбит с толку.

— У вас в Меорне.

— А что, у вас полагается заводить семью в глубокой старости?

— У нас её вообще не принято заводить, — сухо отозвалась девушка. — До меня не доходит, как можно сознательно запереться в четырёх стенах в таком возрасте и посвящать остаток жизни исключительно своему потомству.

Очень интересно!

— У всех свои обычаи, — пожал плечами воин. — Люди живут недолго, отсюда и забота о потомстве.

— Всех интересует моё потомство, — фыркнула девушка. — Нет уж. Мне спешить некуда, я сначала займусь тем, что поинтереснее.

— Сколько же тебе лет, если спешить некуда?

— Попробуй угадать.

— Двадцать два — двадцать пять, — предположил Ривллим. Скорее всего, даже меньше. Лет восемнадцать, скажем. По виду. Но если судить по её манере разговаривать, по тому, как много она знает… Внешность обманчива. Ему, например, дают не более тридцати пяти, хотя ему почти что пятьдесят.

— Почти угадал, — ответила Фиар. — У меня вся жизнь впереди, и оседать в Меорне я не собираюсь. Ну, наконец — то, отстали, — это относилось к поклонникам. — Что мы будем тут делать?

— Просто посидим, — Ривллим указал на ряд валунов, окружавших Камень. — Смотри, на нём уже выбили надпись о падении Шайра!

— Что? И обо мне тоже?!

— Непременно, — кивнул воин серьёзно. — Сиди, хелауа, — он поймал её за руку. — Ты что, намерена убрать напоминания о себе?

— А если и так? — девушка посмотрела на него с вызовом. — Тебя бы на моё место. Посмотрел бы, как на меня глазеет эта твоя половина города. По — твоему, мне весело помнить такое?

— Хелауа, — услышал он свой голос. То, что девушка мгновенно перескакивала в темы на тему, постоянно сбивало с мысли. — Этот Камень посвящён Хранительнице. Я бы не стал рисковать.

— Кем посвящён? — сразу же спросила Фиар.

— Меорном, — ответил воин, насупившись. — Лично Меорном.

— Да ты что, сайир, — Фиар присела перед ним и с удивлением заглянула ему в лицо. — Ты что же, действительно веришь, что он существовал?

— Верю, — ответил Ривллим мрачно. — И хватит об этом.

Фиар пожала плечами.

— Хорошо, — она уселась рядом с ним, спиною к городу. — Посидим здесь. Смотри, полнолуние!

Большая луна давно уже перевалила через Камень; меньшая, тоже полная, постепенно нагоняла свою небесную подругу. Минут через сорок они встанут одна над другой. В этот момент Тёмная обретает наибольшую силу, вспомнил Ривллим и содрогнулся. Но бояться нечего: здесь безраздельно правят другие силы, и он, сайир, у этих сил не на последнем счету. Сам Камень, воздвигнутый лично Меорном, Камень, которому было невероятно много лет, охранял всех, кто был поблизости. Тёмная может сколько угодно строить планы возмездия там, вдалеке. Здесь и сейчас ей нет места. И никогда не будет, подумал Ривллим. Фиар положила голову ему на плечо, продолжая глядеть на приходящие в соединение луны. Впечатляюще! Там, наверху… да, в самом деле! Третья луна! Та, которую удаётся увидеть лишь в полнолуние — или же в зрительную трубу. Сегодня самое большое полнолуние — тройное!

Ривллим хотел сказать Фиар об этом и даже протянул руку, указывая на три диска — совсем крохотный, большой и средний — что замерли над камнем, как вдруг земля качнулась под ногами.

Он вскочил; Фиар тоже, сжимая его руку. Звёзды над ними превратились в огненные дуги, превращая небо в грандиозный праздничный фейерверк. Я уже видел это, подумал Ривллим возбуждённо, и небытие поглотило его.

Вемкамтамаи это застигло в одном из городков, когда он прогуливался по ночным улицам, наслаждаясь свежим воздухом. Здешний воздух никогда не сможет сравниться с пыльным и сухим зноем юга — там тоже приятно, по — своему, но там — чужая земля.

Что — то гулко хлопнуло в зените и, две полосы пересекли небо почти над самой головой. Нет, не две… три полосы! Третья, зеленоватая, пересекалась с остальными в той же точке и указывала на… на…

Ольт ещё пытался понять, на что именно указывала третья полоса, когда мир завертелся юлою под ногами, и сознание покинуло его.

…Когда он очнулся, не было никакого города. Только лес — вечный, бескрайний, полный жизни.

* * *

Ривллим и Фиар не просыпались до самого утра.

II (XVII)

— Что это было? — спросила Фиар недоуменно. Сон внутри круга валунов, под самым боком у Камня, необычайно освежил их обоих. Стоило протереть лицо ладонями, смоченными росой, как пропали остатки сонливости. Словно с плеч спала копившаяся все эти дни усталость.

Воин озирался. Что — то не так. Трава, что ли, за ночь выросла? Лес выглядит по — другому.

— Куда теперь? — спросила Фиар, потягиваясь. Хорошо, что они взяли с собой все вещи.

— На запад, — ответил Ривллим, продолжая оглядываться. Что — то случилось. Он помнил звёзды, прочертившие полосы в небесах, но не смог припомнить, где и когда он это уже видел.

— Через город?

— Город можно и обойти. Впрочем, сейчас ещё раннее утро, все спят. Можно пройти через город.

— Ну уж нет, — девушка поправила измявшуюся одежду. — Там у тебя вновь найдётся повод куда — нибудь заглянуть. Пошли в обход.

Ривллим засмеялся и кивнул. — Пошли.

Нелюбовь Фиар к Меорну была сильнее чувства голода. Во всяком случае, воину отчаянно хотелось есть. Значит, девушка голодна ещё сильнее. Как бы Лейрн не перестарался со своим зельем…

Они взобрались на ближайший холм, затем на следующий, а ощущение «неправильности» не проходило. Ривллим не узнавал этих мест.

— Сейчас посмотрим, с какой стороны можно… — начал воин, забираясь на последний перед Меорном холм и замер, потеряв от неожиданности дар речи. Когда Фиар взбежала вслед за ним, она тоже замерла, раскрыв рот.

Не было Меорна. Были леса, холмы, скалы вдалеке, горы на горизонте. Всё было таким же, как вчера… только не было Меорна.

Понимание пришло к воину и наполнило его сердце ужасом. Не говоря ни слова, он развернулся, и бегом направился к Камню, не обращая внимания на Фиар. А когда добежал, ему захотелось ударить по глыбе что есть сил и расплакаться от отчаяния.

Камень был девственно чистым. Ни надписи, ни рисунка. Ни один резец не касался его от основания до вершины. Да и вершина была метра на полтора выше.

Когда появилась запыхавшаяся Фиар, она не осмелилась подойти к воину. Так он и стоял у Камня — на коленях, упёршись лбом в его замшелый бок. Стоял, не издавая ни звука, не шевелясь, не подавая признаков жизни.

Когда же он повернулся, на лице его, вопреки ожиданиям Фиар, была написана одна лишь задумчивость. Ривллим неторопливо поднялся, поклонился камню и, решительно отвернувшись, зашагал прочь.

— Идём, — приказал он чуть резче, чем обычно. — Уже ничего не поделать.

Фиар послушно шла следом, и в её голове творилась сумятица.

* * *

Вскоре они добрели до места, где был… нет, где когда — то будет возведён изящный дворец градоправителя. Хотя нет. Сначала там возвели Храм Меорна — Прародителя… а затем уже, после Битвы в Двуречье, на месте сожжённого храма выстроили дворец.

Правильнее, конечно, говорить «будет», «будут» и так далее — но Ривллим не успевал привыкать, что уходящий вчерашний день становится далёким будущим.

Итак, вот место, на котором будет основан Храм Меорна. Из — под небольшого углубления у подножия бил родник. Точно такой, как описано в легенде. Ривллим остановился, долго наполнял водой флягу и купленный накануне мех. Фиар молча следила за ним.

— Я немного посижу, — воин взобрался на возвышение — к большому белому камню неправильной формы, что выступал из — под земли. — У меня всё это в голове не укладывается. Куда нас забросило на этот раз?

— Вряд ли так уж далеко, — девушка вспрыгнула на камень и осмотрелась. — Вижу что — то к юго — западу. Километров пятнадцать…

Ривллим попытался вспомнить, что было в том направлении, и не смог.

— Люди ещё есть, — добавила девушка, усаживаясь рядом со воином. — Или уже есть, если так тебе приятнее. Чувствуешь, какой воздух, сайир? Он напоен магией. Эх, сейчас бы взлететь… — по лицу её пробежала тень грусти.

— Твоя магия позволяет летать? — поинтересовался воин.

— Позволяет, — вздохнула Фиар, — но за это больно бьют. — И вновь показала браслет. Тот выглядел живее обычного.

— Не снимается?

— Не снимается. И следит за мной, как и раньше.

— Что значит «следит»? — не понял Ривллим.

— То и значит. То, что для меня полезнее всего, не будет действовать, пока я в браслетах. А попытаюсь преодолеть силу силой — будет худо. Пробовала уже, — продолжала Фиар, заметив, что собеседник собирается что — то спросить. — Поверь на слово, ничего приятного. Более суток в себя приходила — думала, дух вышибет.

— Проклятия путешествуют вместе с нами, — заключил воин и извлёк Солнечный Лист. Меч выглядел посвежевшим — волны по клинку катились веселее и были видны даже при свете дня. — Интересно, знает ли про нас… — он замолчал, пристально посмотрел Фиар в глаза.

Глаза её расширились.

— Не вздумай произносить её имя, — предупредила она. — Хороший вопрос. Над временем она не властна… будем надеяться, что не знает. Если не совершим глупостей, не узнает.

— Знать бы наверняка, — вздохнул воин и поднялся на ноги. — Да, кстати. Было бы лучше, если бы ты спорола знаки отличия. В этой форме ты слишком уж выделяешься.

— Ещё чего! — отказалась девушка. — Это, сайир, настоящий подарок, не тот мусор на столе. Надо будет маскироваться, придумаю что — нибудь. — Она провела в воздухе ладонями перед грудью, и одежда её таинственным образом изменилась. Вместо ладной и скроенной на совесть формы офицера на Фиар оказалась поношенная плохо скроенная дорожная одежда. Ривллим засмеялся и хлопнул несколько раз в ладоши. Однако, стоило ему прикоснуться к ножнам Листа, как иллюзия рассеялась.

— Если она такая нестойкая, — проговорил он разочарованно, — вряд ли это поможет.

— Иллюзия действует, — возразила Фиар, — просто Лист не позволяет её видеть. Не беспокойся. А вот с тобой будут проблемы. Пока на тебе ножны с Солнечным Листом…

— И речи быть не может, — прервал её воин. — Расставаться с ним — верная смерть.

— Как знаешь, — Фиар пожала плечами. — Твоя жизнь. Ну что, в путь?

— В путь, — кивнул воин. Порывшись в рюкзаке, он извлёк оттуда резец, и выцарапал на камне руну «М».

— Зачем это? — удивилась девушка.

— На память, — пожал воин плечами. — Просто так.

Минут через десять пути воин оглянулся, и ему показалось, что высокий человек, скрестив руки, стоит на камне и смотрит в их сторону. Как только он позвал Фиар, чтобы и она посмотрела, видение бесследно исчезло.

Вемкамтамаи очнулся, к своему огромному изумлению, в гуще леса — никаких признаков города. Лес, однако, был обитаемым: то там, то сям виднелись зарубки, знаки, оставленные яркой краской на основе смолы (такой ольты пользовались в глубокой древности) и разноцветные ленточки.

Он быстро пришёл к тому же выводу, что и Ривллим с Фиар. Что его вновь отнесло в глубину времён. Вот только куда — неясно. Вемкамтамаи, как и Ривллим припомнил, что и в тот раз, когда они втроём собрались на поляне внутри Шести Башен, произошло двойное полнолуние. А может быть, даже тройное. Случайность?

Вемкамтамаи долго думал. Может быть, и случайность. Проверить — то невозможно. Все планы, которые он связывал с путешествием на север, рухнули. Во всяком случае, спас родной город от печальной участи, которая была бы ему уготована. Родной… Ольт вздохнул. Отца и матери не было в городе, когда он туда пришёл. Они погибли от рук безвестных разбойников, их тела были обнаружены и погребены должным образом три месяца тому назад. Вот так.

…Итак, это ольты — их краска, их знаки. Насколько мирный этот лес? Ольты, далеко не всегда миролюбиво относились к чужакам… Если вновь отнесло на сорок с лишним веков в прошлое, можно угодить в мир, в котором наземные расы при помощи металла и магии оспаривали права на владение сушей. На редкость жестокое и бессмысленное занятие: в новое время подавляющая часть суши оставалась необитаемой.

Надо надеяться, что остальные двое тоже здесь. Ривллим должен был достичь Меорна… придётся идти наперехват. Ох и дорожка будет! Через несколько горных массивов, через степи центра континента, через пустыни. Связаться с Фиар (или с Ривллимом) на расстоянии невозможно. Ольт в сердцах ударил кулаками по коленям.

И тут его осенило. Лес! Вокруг него — сплошные леса, а над головой уже восходит солнце. Всё коренным образом меняется. Через пять минут будет у южных границ Оннлиара (так ольты называют леса на юго — востоке континента).

Пока можно не спешить. Вемкамтамаи не торопясь умылся, осмотрел оставшееся с ним снаряжение и собрал себе кое — каких кореньев на завтрак. Охотиться некогда. Потом поохотимся. Сначала — догнать этих двоих. Он не сомневался, что Фиар, с её непробиваемым упрямством, уже заставила воина двигаться на запад. И надеялся, что воину достанет рассудительности, чтобы двигаться побережьем.

* * *

Ольт вышел туда, где солнце освещало его голову, сосредоточился и мысленно произнёс заклинание.

Лес потёк зелёными струями вокруг него, в ушах привычно засвистело.

Когда лес вновь стал материальным и плотным, ольт увидел, что по — прежнему стоит среди чащи. Но теперь уже не один. Он уловил — на границе возможностей своего слуха — шум и голоса спешащих к нему ольтов.

Первое, что увидел Вемкамтамаи, были острия многих стрел, направленных в его сторону. И фраза, которую неизвестный прокричал (видимо, уверенный, что застал противника врасплох), оказалась совершенно непонятной. Ольт с трудом узнал диалект, который сохранился в современной ему речи лишь в нескольких десятках слов.

— Я не понимаю, — ответил Вемкамтамаи в пространство и медленно протянул руки перед собой, открытыми ладонями кверху. Хвала Владыке Мудрости, этот жест не изменил своего значения. «Я безоружен и пришёл с миром».

Лучники медленно приближались, опустив луки; но Вемкамтамаи не сомневался, что они способны выстрелить во мгновение ока. Странно они выглядели. Цветные ленты, с сине — зелёным орнаментом, накидки, кожаные пояса. Их предводитель носил тонкий серебряный обруч. Когда он приблизился к ольту на расстояние десяти шагов, Вемкамтамаи неторопливо откинул капюшон.

Возглас ужаса пролетел над собравшимися, едва лишь они увидели пустые глазницы. И несколько стрел вновь было уставились жалами в его спину — когда стало очевидно, что слепец прекрасно ориентируется и всё видит.

— Следуй за мной, — приказал предводитель жестом и двинулся куда — то сквозь чащу. Ольт молча повиновался; язык, на котором к нему обратились, был невероятно далёк от современного. Пока они шли, Вемкамтамаи незаметно для остальных прошептал заклинание, помогающее в изучении языка и, вслушиваясь в тихие переговоры эскорта, понемногу обучался. Жаль, что эскорт попался дисциплинированный и почти не говорил.

Шли они довольно долго. Ничего не стоило сбежать, воспользовавшись тем же заклинанием. Но оно не сработало так, как ожидалось — где — то он окажется в следующий раз? Посмотрим, как живут здешние ольты и что они от него хотят. Не застрелили на месте — уже хорошо. Правда, им вряд ли удалось бы попасть в него…

Один из самых надёжных способов разведки: сделать вид, что полностью подчиняешься неизвестности. Правда, чрезвычайно опасный способ.

* * *

Двигались они к поселению — или что там углядела Фиар — с тем расчётом, чтобы успеть добраться засветло. Придётся сделать крюк — поохотиться, поесть и отдохнуть. Запасов пищи не было, а зря. Ещё одной заботой больше.

Лес постепенно редел. Вскоре превратился в островки посреди густого зелёного моря; чем ближе к морю, тем меньше становились островки. На полпути к берегу исчезали вовсе. Правда, до берега здесь километров сто.

Надо будет держаться берега. Тамошние скалы — идеальное место для незаметного перемещения, да и с едой сложностей не будет. А если неприятель увидит их на плоской, как стол, равнине…

Стрелы придётся экономить. Их оставалось — обычных — четырнадцать. Прочие не в счёт: стрелять взрывчатой или сигнальной стрелой в какого — нибудь кролика смысла нет. Останется мелко нарубленный кролик на стволах соседних деревьев…

— Здорово охотишься, — похвалила Фиар. Она быстро отыскала родник и вполне пригодное местечко поблизости — где можно бы развести костёр и не привлечь внимание всей округи. Ветер дует с юга. Просто прекрасно.

— Может, научить?

Девушка засмеялась.

— Ну нет, я предпочту разделение труда. Да и некогда учиться.

— Рыбу ловить умеешь?

— Умею, — кивнула девушка. — Руками.

— Руками?!

— Увидишь, — пообещала Фиар. — Какая рыба водится у нас… — она осеклась. — При чём тут рыба? Мы будем идти вдоль берега?

— Скорее всего, — воин приступил к разделке кролика. — Там есть, где скрыться. Может, удастся отыскать корабль или лодку — если уже… ещё есть корабли.

— Я бы предпочла горы.

— Мы не знаем, кто сейчас здесь живёт и чем занимается. Лучше думать, что неизвестная земля — враждебная земля. Помощи ждать неоткуда. До гор, надо пройти почти сто двадцать километров по открытой местности.

— Дорога к океану ненамного ближе, — заметила Фиар, нанизывая куски мяса на вертел. — А если нас там станут преследовать?

— Уйдём пещерами.

— Очень интересно! С чего ты взял, что там безопасно?

— Учил историю. Подземных городов у побережья не строили, могильников и сокровищниц там нет.

— Я в этом не уверена.

— Ты уверена, что в горах безопаснее?

— Нет, — призналась девушка после некоторого раздумья. На этом спор и прекратился.

После обеда, пока Ривллим наслаждался ощущением сытости и прекрасным летним днём (повезло: могла бы быть зима), Фиар вскоре заскучала и уселась поблизости.

— Сайир, давно хотела спросить. Ты высек знак там, на белом камне. Для чего?

— На память, я же сказал.

— Ты никогда не задумывался, зачем тебе это нужно?

Воин уселся, прислонившись к дереву, и принялся жевать травинку.

— По — моему, это очевидно, — поднял он глаза к небу. — Век человека короток. После смерти от нас не остаётся ничего, кроме памяти. Каждый хочет, чтобы в будущем хоть что — то напомнило о нём. Разве это странно?

— А если бы век человека не был так короток? — Фиар внимательно следила за его лицом. Никогда не угадаешь, что придёт ей на ум в следующий миг.

— Спроси Вемкамтамаи, — усмехнулся он. — Ольты могут жить очень долго, но не перестают оставлять воспоминания о себе — драгоценности, дома, оружие, ландшафты, наконец. Почему ты спрашиваешь? У вас дома всё по — другому?

— Не всё, — отозвалась Фиар после длительной паузы. — У меня сложилось ощущение, что у людей — почти у всех — существует несколько навязчивых идей. Одна из них — оставить о себе воспоминания.

— От меня их останется немного, — вздохнул Ривллим. — В моём Меорне от меня не осталось ничего. В том, в которым мы были вчера ночью — тоже.

Фиар фыркнула.

— Сомневаюсь, что после Оль — Алиора от тебя там ничего не осталось.

Ривллим нахмурился.

— Ты не видишь разницы? Я хочу оставить о себе память как о Ривллиме, сын Эвейра, кузнеца и воина. Не о легендарном пришельце из иного мира. Если тебе интересно, отцом детей Оль — Алиора считается Меорн.

Он ожидал очередной насмешливой гримасы, но не дождался. Девушка молча смотрела в его глаза и постепенно улыбка пропадала с её лица.

— Кажется, начинаю понимать, — произнесла она наконец. — Но ты ошибаешься. Как только мы доберёмся до моего города, там твоё имя уж точно сохранят надолго.

Ривллим отмахнулся.

— Не уверен, что мы доберёмся до твоего дома без приключений. Кстати… он как, уже… ещё есть?

Фиар рассмеялась.

— Куда же ему деться.

Ривллим промолчал. Этот разговор вновь напомнил ему ту грозовую ночь… и… нет, довольно кошмаров.

Остаток пути они проделали молча. Фиар время от времени бросала на него взгляд, но первой не заговаривала. Когда путешественники достигли небольшой долины, то поняли, что несколько ошиблись.

Это было не поселение. Это было святилище. Одно из немногих святилищ, что воздвигнуты по всему свету в незапамятные времена — святилища сразу всех богов. Тех, что были и тех, которые есть. Невысокий каменный заборчик, множество статуй, укрытых под навесом от ярости стихий, и хижина неподалёку. Весьма хилая, надо заметить, хижина.

Хранитель!

Вот кто может подсказать, что делать. И действительно: пока они с Фиар сидели в укрытии, наблюдая за тем, что происходит в долине, из хижины появился старец с бородой до пояса, и принялся неспешно ухаживать за изваяниями. Подобающих украшений на статуях не было. Отчего? Нет паломников? Культы не в чести? Тогда как умудряется выжить Хранитель?

Опасности, судя по всему, не было. Старик, заметив идущих к святилищу людей, не выказал никаких чувств. Встретил гостей молча — предложив чашу воды из здешнего колодца.

И этот обычай не изменился. Ривллим с удивлением начинал понимать, что есть вещи необычайно прочные, хотя ни увидеть, ни потрогать их невозможно.

* * *

Вемкамтамаи просидел полдня в небольшом домике на большой поляне. На редкость изящном домике, никем не охраняемом. Однако каждое окно, дверной проём и стены внутри были украшены такими же, как в лесу, ленточками — сине — зелёными, с неизвестной Вемкамтамаи символикой. Наберёмся терпения. Ривллима с Фиар, похоже, придётся ловить поблизости от цели их пути. Самое неприятное, что о ней ольт имел самое отдалённое представление. Область, о которой упоминала девушка, имеет в поперечнике километров семь. Не очень — то обнадёживает. Нынче же ночью надо взглянуть на фазы лун. Если двойное полнолуние не за горами, следует поторопиться. Не хватало, чтобы их вновь швырнуло вглубь времён. Сколько это будет продолжаться? Отчего происходит?

Если попадётся какое — нибудь святилище, непременно выясню, — подумал ольт. Буду одаривать Владыку Мудрости до тех пор, пока не скажет хоть что — нибудь. До сих пор мы подобны котятам, брошенным в реку: едва удалось спастись из очередного водоворота, вцепившись зубами в деревяшку, как заносит в новый, куда более мощный. Да. Вемкамтамаи зажмурился (несмотря на сорок с лишним веков слепоты, привычка сосредотачиваться не исчезла). Именно так. Фиар, наивная, думает, что всё идёт так, как она хочет. Ривллим скоро поймёт, что их несёт течением, но Фиар не позволит ему попытаться разобраться. Хорошо, если им попадётся оракул. В давние времена, говорят, оракулы изъяснялись вразумительнее…

Ольт прислушался. Кто — то идёт к домику. Один.

Дверь неторопливо отворилась, на пороге возник высокого роста ольт (чуть ниже самого Вемкамтамаи), облачённый в одежду охотника, но со множеством сине — зелёных лент, на рукавах и спине. Голову его венчал тонкий обруч с крохотным изумрудом. Вемкамтамаи тут же ощутил, что пришелец — не из простых и молча поднялся, обратив лицо в сторону вошедшего.

— Да будет славно имя Келинмеира, повелителя этого леса, мудрейшего из богов, — произнёс вновь вошедший. — Я Эльимесс, говорю от его имени.

— Приветствую тебя, Эльимесс, и твоего могущественного покровителя, — ответил ольт, сдержанно поклонившись. — Я Вемкамтамаи, удостоенный вниманием Жреца Всех Богов, бога, который ещё не пришёл.

— Ты странный гость, — жрец слегка поклонился в ответ и чуть улыбнулся. — Ты возникаешь неожиданно во владениях Келинмеира; ты видишь, хотя слеп; ты говоришь о том, чего нет — но говоришь правдиво, я чувствую это. Что тебе нужно, чужеземец?

— Я разыскиваю двух своих друзей, — ответил ольт, закрывая лицо капюшоном. Зрячим собеседникам от этого становится спокойнее. — Они находятся у границ Оннлиара. Я должен разыскать их до наступления двойного полнолуния.

— Тройного полнолуния, ты хочешь сказать, — ответил жрец. — У тебя двадцать шесть дней. Могу ли я узнать, кто твои друзья и как вы оказались здесь? Ни одеждой, ни языком ты не похож на здешних ольтов. И всё же ты прекрасно говоришь на нашем языке и в совершенстве знаешь обычаи.

— Множество несчастий ожидает меня, если я поведаю о друзьях, — возразил Вемкамтамаи, скрывая улыбку. Тоже мне — жрец. Владения вашего бога кончаются за соседними холмами, а сколько важности. — Я поклялся не говорить о них, пока цель нашего путешествия не будет достигнута.

Очень опасный момент. Если сила Владельца Огненной Цепи всё ещё с ним, жрец не сможет понять, что Вемкамтамаи только что солгал. Если же нет…

— Ну что же, — жрец вновь поклонился. — Вижу, что ты не враг нам. Завтра на рассвете ты сможешь продолжить свой путь.

— Могу ли я спросить, отчего именно завтра? Времени почти не осталось.

— Такова воля Келинмеира, — ответил жрец. — Можешь покинуть этот дом, когда захочешь.

Они попрощались в самых изысканных выражениях, и жрец покинул домик. Вемкамтамаи, однако, остался внутри, не торопясь пользоваться дарованной свободой.

Итак, он находится в том смутном времени, когда Владыка Света ещё не успел подчинить множество мелких культов, которые имели влияние на обширной территории лесных государств континента. Вемкамтамаи попытался припомнить. Об этом времени известно очень мало. Гражданские и религиозные войны, всё в таком духе.

Надо срочно искать совета. Ввязываться в местные распри — верная смерть. Ольт довольно долго оставался в хижине, продумывая план действий, и лишь когда солнце начало опускаться за верхушки деревьев, Вемкамтамаи направился в поселение.

Это можно было назвать даже городом. Его ждали. И встретили, как почётного гостя. Вемкамтамаи с грустью отметил, что ольтийки, редкостные красавицы, держались от него поодаль. Без особой неприязни, и всё же.

Одно успокаивает: он наверняка старше всех, кто собрался здесь, вместе взятых.

* * *

— Пираты? — Ривллим не поверил своим ушам. — Постойте… а империя Ар — ра?

— Империя? — кустистые брови Хранителя высоко поднялись. — Нет, сын мой, такой империи нет. («Пока ещё нет», подумал Ривллим; оглянувшись, он увидел, как Фиар едва заметно кивнула.) Племена Ар — ра отошли в горы; их прибрежные города уничтожены. Мирная жизнь в этих краях кончилась задолго до меня, — старик горестно покачал головой. — А здешний правитель каждый год приходит, пытается взять дань и с богов. Но паломников больше нет, эти места пользуются дурной славой. Похоже, вы — последние мои гости.

— Он не боится проклятия? — изумилась Фиар.

— Они и так считают себя проклятыми, не ценят собственную жизнь ни в грош и поступают с остальными соответственно. Что им проклятия? Заирри, их предводитель, лично разрушил все Храмы в Эриггвене. И ни один волосок не упал с его головы.

— Никто не смог противостоять?

— Места эти пустынны, сын мой, — ответил старик. — К северу отсюда и в лесах достаточно жителей, но у них хватает забот. Архипелаг успешно противостоит пиратам, но до нас и им нет дела.

— Дожились, — произнёс воин мрачно. — Скажите, почтенный, откуда вы так хорошо знаете среднее наречие?

— Я как раз хотел спросить вас о том же, дети мои, — улыбнулся старик. — Приятно видеть, что и в смутные времена кого — то интересует не только золото и преходящие удовольствия жизни. Вы оба кажетесь мне людьми учёными и опытными. И то, что вы знаете Illhe — Thalen, средний язык, для меня — приятная неожиданность.

— Кто обучил вас? — спросила Фиар прежде, чем Ривллим успел открыть рот.

— Одна из моих гостей, — ответил старик. — Примерно год назад. Говорят, они путешествуют по всему миру, пытаются найти общий язык со всеми.

— Khainssa, — вполголоса произнесла девушка и старик кивнул.

— Верно, примерно так они себя и называют. Значит, они добрались и до вас? Я очень рад.

— Давно ли пираты обосновались в городе? — спросил Ривллим после продолжительной паузы.

— Около десятка лет. Теперь он не просто главарь пиратов — у него и армия, и министры….

— Благодарю вас, почтенный. Выходит, дорога вдоль побережья небезопасна.

— Уже не безопасна, — согласился старик. — Если бы я шёл на запад, избрал бы Срединный тракт. Правда, там тоже неспокойно.

Итак, их отнесло примерно на двадцать два века «назад».

Воин долго бродил среди изваяний, не пытаясь взглянуть им в глаза. Казалось: поднимешь взгляд и увидишь упрёк. Многих богов он не знал — то ли вера в них ослабла и пыль веков похоронила их, то ли ещё что. На многих постаментах не было надписей.

Взгляд Ривллима как бы сам собой упал на статую улыбающейся женщины, в левой руке она держала венок, ладонь правой положила на загривок оскалившегося волка. Глаза статуи казались живыми. Вот мы и встретились, Хранительница, подумал воин устало. Он с трудом отвёл взгляд от пронзительных ярко — зелёных глаз изваяния и, обернувшись, увидел за своей спиной Фиар.

— Если при мне кто — нибудь хоть раз упомянет «добрые старые времена», я своимируками сверну этому человеку шею, — мрачно пообещал воин. — Чем дальше, тем меньше добра. — Он церемонно поклонился богине и повернулся лицом к Фиар. Та тоже была невесела. — Сейчас: мы уйдём, а когда и если вернёмся, найдём только пепел и кости.

— Ты не сможешь помочь всем, — отозвалась Фиар. — Тебе просто не хватит жизни.

Ривллим не ответил. Повернувшись к статуе, он посмотрел в глаза каменному волку. Глаза были равнодушными. Хотя нет. Скорее всего, их обладатель не считал необходимым иметь насчёт воина какое — нибудь мнение. Не вставай мне поперёк дороги, говорил это взгляд.

— Ну что, сайир? — Фиар прикоснулась к его плечу. — Принимай решение. Ты хочешь спуститься в город и перебить пиратов? Вижу, что хочешь. Но даже нам вдвоём это может оказаться не под силу.

Ривллим повернул голову в её сторону.

— Договаривай, — велел он спокойным тоном.

— Армия Заирри вскоре вернётся из похода. Тебе не кажется, что участь святилища уже решена?

— Участь святилища известна только богам, — ответил Ривллим чуть резче, чем хотел. — Почему бы не спросить их мнения?

— Разве всё происходящее не является ответом? — Фиар обвела рукой пространство вокруг себя.

— Не обязательно, — послышался новый голос справа от неё. Воин и Фиар разом обернулись, услышав этот голос.

Из — за статуй выступила женщина (вернее, ольтийка), в зелёном плаще, с посохом в правой руке и венком из веток ивы — в другой. Невольно глаза путешественников вернулись к статуе… и обратились на пришелицу. Ривллим всё ещё соображал, что происходит, а тело само собой опускалось на колени и делало священные знаки. Фиар только слегка наклонила голову, не отводя взгляда. Ольтийка некоторое время смотрела девушке в глаза, затем улыбнулась.

— Вижу, вы меня знаете, — проговорила она, и в голосе её воин различил пение птиц, шелест ветра и далёкие раскаты грома. — Это поразительно, ведь я вас не знаю.

Она легонько стукнула посохом о пол, и посох растаял в воздухе. Краем глаза воин заметил, что старик тоже заметил нового посетителя: он поднял руки ладонями перед собой, сложил их вместе и поклонился. Хранительница на миг взглянула в сторону Хранителя и едва заметно кивнула.

Откуда — то появились волк и рысь, усевшись по обе стороны от хозяйки. Ривллим с трудом отвёл глаза от пристального взгляда кошачьих глаз и посмотрел на Фиар. Та казалась совершенно спокойной.

— Нечасто доводиться увидеться с богами, — произнесла Фиар и, улыбнувшись, с поклоном протянула ольтийке зелёную веточку. Та в изумлении смотрела на свой собственный дар и, в конце концов, легонько прикоснулась к ней пальцем. Веточка засияла сильнее.

— Нечасто здесь появляются люди, не теряющие при этом рассудка, — ответила Хранительница, глядя в глаза воину. — Как тебя называет твоя спутница?

— Сайир, — ответил Ривллим и стиснул зубы. Начинается… Новые испытания?

Ольтийка замерла. Прикрыла глаза, приподняла голову — вслушивалась во что — то, недоступное слуху остальных.

* * *

Вемкамтамаи убедился, что настороженность окружающих постепенно тает. Он оказался их сородичем. Он спел несколько песен (надеясь, что упомянутые там легенды не произведут неправильного впечатления). Показал, вызвав тем молчаливое уважение, как управляется с луком и дротиками, и перестал страдать от отсутствия внимания.

Все держались независимо, непринуждённо; возможно, это — обычный вечер. Вемкамтамаи лихорадочно припоминал всё, что знал об этом времени и сопоставлял с тем, что услышал от здешних жителей.

— Не помешаю?

Голос принадлежал ещё одному высокорослому ольту. На взгляд человека ему было лет тридцать, не более. Вемкамтамаи посмотрел в лицо нового знакомого и понял, что не в состоянии оценить его возраст. Одет изящно, чем — то напоминая давешнего жреца.

— Сделайте одолжение, — слепец подвинулся, обратив в сторону собеседника лицо.

— Вижу, ты меня узнал, — произнёс вновь пришедший, улыбаясь. И ольт его действительно узнал. Надо же — вот так, запросто.

— Ты Келинмеир, — ответил он. — Повелитель окрестных земель и…

Пришелец остановил его поднятой ладонью.

— Действительно узнал, — подтвердил он. — Церемонии ни к чему. Тебе оказывает покровительство иная сила. Жрец был прав, а ведь я ему не поверил.

— И пришёл лично? — улыбнулся Вемкамтамаи. Сознание отказывалось относиться к сидящему рядом, как к богу.

— Нет, — бог повернулся к ольту лицом, с которого моментально сбежала улыбка. — Ты пришёл в мои владения, чужеземец, и пришёл как нельзя кстати. Пророчества, как известно — игра… — он усмехнулся, — ведь я и сам создаю и исполняю их. Но в этот раз…

Я для него — только инструмент, подумал Вемкамтамаи, неожиданно для себя начиная сердиться.

— Чего же ты хочешь?

— Содействия. — Келинмеир встал со скамьи и повернулся к ольту лицом. — Смотри. Вон там — руины Веэн — Наллера, — Вемкамтамаи тоже встал и, обернувшись, увидел, что они стоят у спуска в долину. Далеко впереди лежало озеро — крохотная полоска серебра на пыльном горизонте; и далее — слабо различимые очертания. Слепой обернулся. Позади них всё так же продолжался мирный вечер. Ну да, ничего удивительного. Бог всё — таки.

— Мне знакомы эти места, — согласился Вемкамтамаи.

— Один из ольтийских вождей спрятал там предмет необычайной ценности. Наложил на него проклятие, чтобы никто из здешних ольтов не смог завладеть сокровищем. Мне нужно, чтобы этот предмет вернулся. Сюда.

— Бог просит о помощи смертного? — усмехнулся Вемкамтамаи.

— У себя дома я сильнее кого бы то ни было, — спокойно ответил бог и движением руки вернул их назад, под своды леса. — Могущественнее даже той силы, которую представляешь ты, чужеземец. Но там моя власть кончается. Я прошу не для себя — для твоих сородичей.

— …Которые без этого предмета обречены, — закончил Вемкамтамаи. — Келинмеир, я не малолетний ребёнок. Меня не раззадорить рассказами о славе и подвигах. Чтобы заставить меня помочь, нужны веские аргументы.

— Ты умнее, чем я думал, — с одобрением заметил бог и жестом пригласил к их скамейке молодую девушку. Та принесла им обоим по кружке дымящегося травяного чая; на боге её взгляд едва задержался, а вот от Вемкамтамаи она долго не отводила взгляда. В конце концов, засмеялась и была такова. — Нет твои сородичи выживут. Правда, не все. Сейчас идёт борьба за смертных, чужеземец…

— И этот предмет тебе сильно помог бы, — закончил Вемкамтамаи.

— Опять не угадал! — «Терпение его безгранично», — подумал ольт. — «Как это я до сих пор не понял, что испытываю судьбу, разговаривая с ним таким тоном». — Я уверен, что не буду изгнан. Но рядом есть большая крепость, над которой у меня нет власти…

— Шесть Башен? — спросил Вемкамтамаи, вздрогнув от неприятного предчувствия.

— Верно, — удивлённо заметил собеседник. — То, о чём мы говорим — оружие. Оно нужно твоим сородичам, чтобы разрушить эту крепость. Угроза им, всем нам, исходит оттуда.

С лица Вемкамтамаи исчезло скептическое выражение. Келинмеир продолжал рассказывать.

Все остальные не обращали на них двоих никакого внимания. Словно их и не было.

* * *

— Сайир, — повторила, наконец, ольтийка, устремив на воина взгляд пронзительных глаз. — Как необычно! Такой должности не существует, но ты говоришь правду. Я ощущаю, что даровала тебе оружие… но не помню тебя, Ривллим сын Эвейра! — она рассмеялась. — Никогда не думала, что такое возможно. И спутница у тебя очень, очень необычная, — она одарила Фиар ещё одним взглядом, который девушка спокойно выдержала. — Думаю, смогу помочь вам. Хотя возможности мои не очень велики.

Сейчас невелики, подумала Фиар.

— Что будет со святилищем? — тихо спросил Ривллим.

— Если ты захочешь, оно простоит здесь ещё многие века.

Фиар при этих словах чуть усмехнулась — так, чтобы заметил Ривллим, но не увидела Хранительница.

— Боги не могут защитить себя сами? — спросила она серьёзным тоном.

— Могут, — ответила ольтийка. — Могут, эллено. Но святилище — это не мы, лишь изваяния в нашу честь. Этот мир создан для вас. Вам и защищать его, защищать то, во что вы верите.

Фиар промолчала.

— Моя власть не распространяется на город, — богиня указала рукой в сторону океана. — Но если произнести там, на руинах храма, моё подлинное имя, то я вернусь. И тогда, эллено, пираты уйдут навсегда.

Она протянула свой венок Ривллиму и тот вновь опустился на колено, принимая его.

— Встань, Ривллим сын Эвейра, — в голосе ольтийки звучал металл. — Это — последнее поручение.

Она некоторое время молчала и гроза в её глазах, понемногу улеглась. Путешественники сохраняли молчание.

— Выбери свой путь, Ривллим, — Хранительница прикоснулась к дорожному посоху воина. — А сейчас я хотела бы поговорить с твоей подругой.

Ривллим молча поклонился в ответ, а когда поднял взгляд, перед ним остались только волк с рысью. Словно по команде, оба животных подошли к человеку и обнюхали его колени. Ривллим присел перед ними на корточки и боязливо протянул руку к загривку волка. Тот, однако, спокойно дал себя погладить. Сверкнул глазами только: знай, мол, меру. Рысь вежливо отстранилась и зевнула, демонстрируя клыки в мизинец длиной.

— …Ты возвращаешься домой? — спросила ольтийка, едва они с Фиар отошли к противоположному краю святилища.

Та кивнула.

— Я бы не стала этого делать, — лицо богини потемнело. — Я плохо вижу вас; нечто могущественное ведёт вас, и в конце пути будет не то, к чему ты стремишься.

— Я хочу сама всё увидеть, — возразила девушка, посерьёзнев. — Не люблю предсказаний, они делаются только для того, чтобы события не могли повернуть иначе.

Ольтийка одобрительно улыбнулась: — Твоё право. — Протянув руку, она коснулась лба девушки. Та ощутила холодок, пронизавший всё её существо. — Нечасто мне помогают такие, как ты, эллено. В моих владениях ты отныне будешь в безопасности. Большего сейчас я даровать не могу. Если только ты сама не попросишь.

— Благодарю, — Фиар поклонилась, на этот раз более учтиво. — Могу я спросить?

Богиня кивнула, глядя в сторону океана.

— Ты дала ему поручение, зная, что он не сможет отказаться?

Ольтийка едва заметно улыбнулась.

— Смотри, — она указала рукой в сторону океана и их обеих словно бы перенесло туда, к одному из холмов у города. Город утопал в зелени; в порту стояло множество кораблей необычного вида. Необычные экипажи, плывущие по воздуху, стремительно неслись к городу и уносились прочь от него. — Вот он, Эриггвен, великий торговый город, знаменитый во всём мире. Поблизости — другой крупный город, известный как Меорн. Таким он будет много веков спустя, если я вернусь туда.

Фиар глядела во все глаза.

Богиня сделала другой жест, и города не стало; пространство вокруг затуманилось, и девушка поняла, что они находятся поблизости от святилища. Ровные, широкие дороги проходили по тому месту, где должно было быть святилище — и экипажи, иного вида, влекли в обе стороны вереницы фургонов.

— Это иное будущее, где влияние моё почти исчезло. Так будет выглядеть это место когда — то, если армия Заирри завтра сровняет святилище с землёй. Всё будет по — иному; иные города, иные люди. Есть и другие виды будущего — не хочу утомлять тебя их картинами. Понимаешь, о чём я говорю?

Фиар отрицательно помотала головой.

— У будущего много обликов, — пояснила ольтийка, взмахом руки стирая видения. — Я вижу их все; каждый из них чем — то лучше других.

Фиар продолжала молчать.

— Выбор, который сделает Ривллим — не для меня, — закончила ольтийка, указывая кивком в сторону Ривллима и своего эскорта. Для него самого.

Фиар кивнула, уголки её рта чуть тронула улыбка.

Они вернулись к Ривллиму. Тот молчал, нахмурившись; лоб его пересекали морщины.

— Помочь я могу немногим, — произнесла ольтийка, обращаясь к обоим. — Вот совет. Если пойдёте белой тропой, отыщете оракул. Возможно, его совет пригодится. Что — то пристально следит за вами, гроза может разразиться в любой момент, — улыбнувшись, добавила богиня.

Глядя Ривллиму в глаза, она добавила ещё несколько фраз. Фиар, судя по всему, не было дано их услышать.

Хранительница подняла правую руку ладонью вверх. Волк и рысь сели у её ног. И их, всех троих, не стало. Лишь ветерок бросил на пол горсть высохших листьев и принёс терпкий аромат осени.

— Боги любят выражаться туманно, — задумчиво произнесла Фиар, рассматривая зелёную веточку. — Интересно, почему?

Ривллим пожал плечами. Он рассматривал венок. Простенькая вещь — но взгляда не отвести.

— Ты хотел её спросить, — Фиар тронула его за рукав. — Но передумал. Скажи, о чём?

Ривллим рассмеялся, но не ответил.

III (XVIII)

— Cпустимся в город порознь, — предложила Фиар. — Нужно добраться до храма прежде, чем ты встретишься с Заирри, правильно? Но сначала — разведка.

Они спускались уже двадцать минут. Город был виден, как на ладони — изящный овал серого цвета, вписанный в оправу пяти высоких холмов. Издалека было видно, как пострадал город: вся северная часть, где находились Храмы и общественные учреждения, легла руинами. Интересно, руины охраняются? Ладно, на месте разберёмся. После того, как первоначальный запал прошёл, визит в город уже не представлялся простой затеей. Пираты — в прошлом пираты — смогли изгнать вовсе не миролюбивых аборигенов. Как им это удалось?

— Кстати, хелауа, — спросил воин, пока длился привал. До города оставалось всего ничего: преодолеть последний оставшийся холм. — Ты же владеешь мгновенным перемещением? Никак не могу понять, зачем эта затея с путешествием? Мы же можем оказаться на месте через несколько минут.

Девушка долго и задумчиво смотрела на своего спутника. Афамис (Фиар никогда не называла богов эпитетами, только подлинными именами) назвала её «подругой» Ривллима. Что она имела в виду? Что увидела в мыслях собеседников?

— Вот, — произнесла она в конце концов. — Мне всё равно нужно доверять тебе. Вот почему.

И в тысячный раз показала браслеты.

— Не понял, — Ривллим выплюнул травинку. — Ничего не понял. Там, вблизи Шайра, всё работало безупречно. Почему же не станет работать здесь?

— Когда я приближаюсь к Башням, браслеты не возражают, — призналась она, и, к своему неудовольствию заметила искорку, промелькнувшую в глазах воина.

— Ты снова чего — то не договариваешь, — отвернулся он. — Ну и пусть. Рано или поздно я разгадаю загадку. Ответ где — то на поверхности, я уверен.

— Никогда её не разгадаешь, — возразила Фиар; как показалось воину — с горечью. — А если найдёшь ответ, то неправильный.

— Изъясняешься, словно оракул, — усмехнулся Ривллим. — Ладно, тебе виднее. Время дорого. Итак, договорились. Если не удастся встретиться ни в одном из заведений, через сутки возвращаемся на этот холм.

— Верно, — Фиар проверяла, как идёт ей чёрная колдовская кожа. Как всегда, шла она безукоризненно. — И помни: мы с тобой незнакомы. Ты — странствующий охотник за сокровищами или наёмный солдат — таких сейчас немало. Если мне потребуется помощь, — девушка сверкнула ослепительно белыми зубами, — ты сразу же узнаешь.

— Удачи, хелауа.

— Удачи, сайир. — Она взяла его за ладони и, подмигнув… растаяла в воздухе. Ривллим стоял, озадаченно моргая. Трава чуть примялась в нескольких шагах от него… он услышал тихий смех, и больше ничто не напоминало о Фиар.

Решительно, он ей нужен, как рыбе — башмаки. С такими — то талантами… ничего не понимаю. Поверить в то, что это — «просто прихоть», также невозможно: нет у неё прихотей; только желания, неминуемо исполняющиеся. Что же ей от меня нужно?

Он припомнил свой разговор с Хранителем, с глазу на глаз.

«Всех ли богов можно увидеть в этом святилище, почтенный?»

«Всех, кого знали и знают в нашем мире последние несколько тысяч лет. Кого — то, несомненно, здесь нет.»

И с Фиар:

«Отчего ты не хотела посещать святилище? Разве тебе не хочется увидеть бога, который тебе покровительствует?»

«Даже если бы он был здесь, не стала бы искать».

Нет, так не понять, кто она. Кто — то из подземных жителей? Не дарион — их Ривллим видел немало. Тогда кто? Кто — то под «маской»? Солнечный Лист позволяет видеть сквозь иллюзорный облик. Не оборотень… Но кто же она тогда?

Вопросы множатся.

Воин некоторое время смотрел на оголовье меча. На шестиугольник — эмблему Башен. Меч позволяет рассеивать иллюзии… Рассеивать… Какая — то мысль вертелась в голове, но никак не хотела подниматься на поверхность.

В конце концов Ривллим собрал поклажу, сделал ещё один глоток из фляжки и, поморщившись, принялся спускаться. С другой стороны холма — в сторону восточных ворот.

Чем ближе он подходил к воротам, тем глупее казалась недавняя мечта — ворваться в город истребить всех бандитов. Будем надеяться, что жидкий огонь ещё не изобрели, а магия и проклятия не так мощны, как прежде. Хотя нет. Не будем надеяться вообще ни на что, кроме удачи.

* * *

— Кого там ещё несёт? — хриплый голос, без сомнения, принадлежал стражнику. Можно пользоваться собственным именем — кто его здесь может знать?

— Ривллим, иду с востока, — невозмутимо отозвался воин. Его не сразу удивило, что он понимает язык, на котором говорит стражник, и в состоянии говорить на нём. Это ещё откуда?

Откуда — то из полутьмы под аркой возник явно не страдающий чистоплотностью верзила и, опираясь на алебарду, смерил взглядом худого незнакомца в поношенном платье.

— С востока, значит. Ну что ж, плати. Эриггвен рад видеть всех, кто почитает его законы.

Путник молча протянул три небольших золотых монетки.

— Ты что, отстал от жизни? — притворно изумился стражник, мимоходом убирая одну из монеток в карман. — Плата за вход составляет…

— Три золотых, — оборвал путник сухо. Голос выдавал человека бывалого. — Провалиться мне на месте, если третью монету ты не положил только что…

— Тихо, тихо, — примирительно произнёс стражник. Ему всё больше нравился этот человек — за словом в карман не лезет; не чета отребью, что ищет спасения в Эриггвене от заслуженного топора либо петли. Видно, что человек умеет управляться с мечами, рукояти которых виднелись из — за его спины. — Всё правильно, Ривллим. Позволю напомнить, что после заката солнца появляться на улицах города не положено.

Пришелец молча кинул ему ещё одну монетку и стражник, словно заправский фокусник, моментально спрятал её где — то между пальцев.

Ривллим следовал простому правилу: в незнакомой обстановке стараться не выделяться среди присутствующих. Следовать интуиции, идти, куда глаза глядят. Так, понятно: налево — к портовым сооружениям; направо, видимо, вёл в сторону жилых кварталов. Запахи клубились такие, что оставалось удивляться, как весь город до сих пор не перемёр от чумы. Эриггвен не вызывал восхищения. Никакого.

Итак, я кладоискатель. Сумел подзаработать. Куда мне сейчас? Несомненно, в заведение повеселее. Остановиться, осмотреться, отдохнуть после трудов. Спустить изрядную часть добытого и отправляться вновь. Так просто.

Стража стояла, скучая, почти на каждом перекрёстке — видимо, с порядком тут не очень. На Ривллима никто не обратил внимания: мимо проходили люди и побогаче, и победнее. Время от времени воин ловил жадные взгляды, направленные на мечи, но старался не подавать виду. Лист не позволит к себе прикоснуться: вор неожиданно забудет про всё на свете и забудется глубоким сном в ближайшем тёмном углу.

…Ривллим замер, словно ударился о невидимую стену. Перед ним, рассуждая о чём — то с человеком в богатом дорожном наряде, стоял, несомненно, служитель культа — лёгкой накидке и чёрной повязке, что охватывала его лоб. На накидке явственно различались руны, что в изобилии украшали одно из изваяний святилища — там, вдали, в подземельях Шайра.

И посох — чёрно — белая спираль из свившихся змей.

Воин ощутил, что взмок, весь, сверху донизу. Что делать? Прохожие обходили иерарха Хаоса особенно старательно, торопливо делая священные знаки, если им казалось, что человек смотрит в их сторону. Будем двигаться естественно. Аристократ (или кто это был) закончил беседовать с иерархом и проследовал куда — то дальше. Пойду — ка я дальше, не торопясь, спокойно…

Тихий голос за его спиной произнёс:

— День добрый, почтенный. Не могу ли я вам чем — то помочь?

И в этот раз тело вновь спасло Ривллима. Пока он лихорадочно собирал мысли, тело его неторопливо повернулось, изящно поклонилось и произнесло:

— Доброго здравия вам, уважаемый, и вашим могущественным покровителям.

И тут вернулось самообладание. Он почувствовал, что Солнечный Лист нагрелся; от меча исходил низкий звук — словно рокот далёкой грозы.

* * *

Утром Вемкамтамаи и шестеро молодых ольтов, которых ему дали в помощники, вышли к тому самому камню, возле которого в незапамятном будущем будет сидеть Ривллим и скучать, ожидая своего беспечного товарища. Город и озеро были как на ладони. На прощание бог заверил пришельца, что город близ руин совершенно необитаем — в том смысле, что ничего живого и враждебного там нет. Утешил, подумал слепец. А как насчёт неживого? Возмущаться бессмысленно: богов подобные мелочи никогда не интересуют. Интересно, подумал ольт неожиданно, как становятся богами? Можно ли стать богом, если некогда родился смертным? И если да, то помнит ли бог, каково это — ощущать свою конечность и в пространстве, и во времени?

Судя по всему, не всегда.

— В руины я спущусь один, — заявил Вемкамтамаи, обводя всех пустыми глазницами. Хорошие попались ребята, ни один даже не вздрогнул. — Будете дожидаться меня по другую сторону озера, в течение трёх дней. Если я не вернусь, вернитесь и сообщите.

— Но… — начал было самый старший из шестёрки.

— Никаких «но», — оборвал его Вемкамтамаи. — Вам туда дорога закрыта. Вы не можете помочь мне.

Как и следить, чем я буду заниматься, подумал он.

— …Кроме того, такова воля Келинмеира, — заключил Вемкамтамаи, вновь пользуясь тем, что бог не в состоянии прочесть его мысли. Хорошо, если так будет и в будущем.

Поскольку он не собирался отдавать «могущественный предмет» — мощное оружие — в руки какого бы то ни было ольтийского рода. Ибо прекрасно знал, что такое гражданская война.

Вот только что сделает разгневанный бог? И даже, наверное, не один: другие селения наверняка имели далеко идущие планы насчёт «предмета».

Звался предмет ни много ни мало «Хрустальный Свет». Красиво. Но что это такое — никто не знает. Как водится, вздохнул Вемкамтамаи. Пойди туда не знаю куда…

Остаток пути они прошли без особых приключений и даже поговорили о всякой всячине. То, что сам бог не велел соваться в смертоносные руины, успокоило молодых ольтов.

* * *

— Я не видел вас в этом городе раньше, — произнёс служитель Хаоса, улыбаясь. — Видно, что вы — неплохой воин. Это очень кстати. Правитель Заирри нуждается в подобных людях.

— Заманчивая идея, — ответил Ривллим, по — прежнему не поднимая глаз (давешний аристократ избегал смотреть служителю в глаза). — Хорошо, если возьмут на службу…

— Возьмут, — кивнул служитель. — Правитель прибывает сегодня вечером. Обратитесь в канцелярию завтра на рассвете.

— Так и сделаю, — воин ощутил, что перестал бояться этого человека с глазами гремучей змеи. — Не подскажет ли мне уважаемый собеседник, где я смог бы остановиться в Эриггвене?

Служитель молча махнул рукой на север — видимо, потеряв интерес к разговору. Ривллим торопливо поклонился ещё раз и зашагал в указанном направлении. Служитель побрёл в другую сторону.

Правда, оказалось, что в Эриггвене не один служитель Хаоса. В этом воин очень скоро убедился.

В канцелярию, значит. Смех, да и только. Канцелярия! Этот Заирри действительно создаёт собственное королевство. Впрочем, какое мне дело? Меня не разоблачили (непонятно, почему), спасибо и на том. Приступаем к следующему этапу. Сбору слухов. Начнём вот с этого заведения…

Заведение располагалось в трёхэтажном доме и носило гордое название «Попутный ветер».

Фиар тем временем завершала стремительный осмотр местных достопримечательностей. Она успела выяснить, что доступ к северной части города ограничен, что охрана там неплохая, и что служители Хаоса явно приглашены в Эриггвен по просьбе правителя. Мерзко всё это. Насколько она знает историю древних царств, пираты получили отпор на юге и двигались вдоль побережья, пока не обосновали крепость на дальнем Севере. Зародыш будущей Империи Лерей.

Либо что — то не в порядке с памятью, либо…

Место было отвратительным. Всякий раз, когда она пробегала (невидимая, естественно) мимо служителя Хаоса, тот настораживался. Вот это чутьё!

В конце концов, Фиар скрылась в одном из переулков и вышла на свет, в облике женщины в годах, не слишком привлекательной (здешние ухажёры вызывают тошноту), но и не уродливой. Немолодой и познавшей разные стороны жизни. Женщин в городе было на удивление много, но роль им отводилась самая примитивная.

Убедившись, что «маска» действует, Фиар посетила здешние торговые ряды. Чуть позже — начать искать в постоялых дворах Ривллима, а заодно какого — нибудь не в меру болтливого любителя поразвлечься.

Чем проще желания человека, тем легче им управлять. В этом Фиар убедилась на опыте: заставлять Ривллима делать то, что ей нужно, получается всё хуже и хуже.

Несколько раз чьи — то жадные ладони прикасались к ней — к тем пышным прелестям, которые должны были видеть окружающие — и всякий раз девушка молча давала сдачи. В последний раз обрушила на пристававшего залп отборной ругани — такой, что сама себе поразилась. Да, Афамис, когда обучила их здешнему языку (интересно, заметил ли это Ривллим?), не поскупилась.

Взоры обратились на Ривллима, едва он вошёл в просторную комнату, где дышать было решительно нечем. Впрочем, обратились ненадолго. Хмурый пришелец с двумя внушительными мечами за спиной молча проследовал к стойке, за которой восседал похожий на откормленного борова хозяин заведения, и молча бросил на стойку горсть серебряных монет. Интересно, откуда Фиар взяла это богатство? Не из воздуха же, в самом деле.

— Комнату, — произнёс Ривллим, встречаясь взглядом с оживившимися при виде серебра глазками хозяина. — Дня на три. Самую лучшую.

— Этого мало, — возразил хозяин, сгребая монеты.

Ривллим молча положил на стойку золотую монету. Хозяин облизнул губы.

— Теперь хватит? — спросил воин равнодушно.

Хозяин молча кивнул. Ривллим подошёл поближе и придвинулся к хозяину вплотную.

— Это за питание, — второй золотой тихонько скользнул по стойке и был ловко пленён жирной рукой. А боров — то вовсе не медлителен, заметил воин. Забавно. — Ну и, сам понимаешь…

Хозяин кивнул, глазки его на миг сделались сальными.

Ривллим молча уселся на ближайшее свободное место и ощутил — непонятно, как — что кто — то тянется к нему ловкой рукой. К поясу. Конечно, как же без этого.

Он неожиданно взмахнул правой рукой и сшиб незадачливого воришку локтём, разбив тому лицо. Приставил кинжал к его горлу и усмехнулся. Воришка (совсем молодой ещё парень) хрипел и всем видом показывал, что хочет жить. Ривллим скривился и отодвинул его ногой.

За ним наблюдали. Несколько одобрительных возгласов нарушили ровный гул внутри таверны и разбойник (по всем признакам, разбойник) остановился у его стола, почтительно приподняв шляпу.

— Позволите присесть? — обратился он и Ривллим кивнул, сохраняя на лице самодовольную улыбку. Актёр из меня не очень, подумал он. Врать я тоже не силён. Придётся выкручиваться.

Впрочем, вжиться в роль наёмника оказалось легко, и Ривллим, время от времени заказывая новые кружки с пивом, узнал много подробностей относительно того, что здесь творится. Взамен рассказывая подлинные — ну разве что самую малость приукрашенные — истории из своей жизни. Это произвело большое впечатление.

Кто бы мог подумать, что придётся развлекать историями такое общество!

* * *

Когда до руин оставалось менее километра, спутники Вемкамтамаи начали проявлять первые признаки беспокойства. Вокруг царила тишина; городок, возведённый над гробницей, простоял всего полвека и был стёрт с лица земли мощным землетрясением. Первым в этих краях за многие века, и пока что последним… Руины выглядели очень живописно: окрестный лес мало — помалу завоёвывал пространство, некогда отнятое у него.

Спустя многие века здесь повторно воздвигнут город, который дотла сожгут покоряющие континент. И вновь будут руины, и мох на них, и гробовая тишина. И в третий раз восстанет город — и ничто не будет напоминать о мрачном прошлом. Ольт подивился, как странно может оборачиваться знание будущего. Некоторые места и события полностью лишались тех качеств, которые припишут им современники. Например, что сказали бы дарионы, узнав, что на месте их прекрасной подземной столицы когда — то пустит корни могучий Шайр?

Пустынная степь к западу. Очень нескоро она станет плодородной равниной: пока же она грозит смертью неосторожному путешественнику. Пыльные бури, жара, полное отсутствие воды.

— Разбейте лагерь на дальнем берегу озера, — ольт указал, где именно. — Устройтесь так, чтобы с юга и востока вас не было видно. Ожидайте моих сигналов.

И, простившись по имени с каждым сопровождающим, Вемкамтамаи быстрым шагом направился к ближайшему разрушенному участку стены. Сказывалась ольтийская одежда: стоило добраться до россыпи камней, как его силуэт слился с ними. Только когда ольт двигался, можно было заметить его.

* * *

Ривллим вернулся в «Попутный ветер». Город утомлял хаотичностью, грязью, скоплением народа. Заирри, кем бы он ни был, организовал управление довольно толково. Мелкие должности были выборными; верхушка же — сам Заирри и его министры — были властью бессменной. Воин выяснил одну важную деталь: при любой смене министров нижних чиновников и военных (в предположении, что этот сброд заслуживал такое имя) никто не трогал.

Насчёт же служителей Хаоса было неясно. По осторожным словам завсегдатаев удалось понять, что эти неразговорчивые люди появились сравнительно недавно, лет двадцать назад, и с тех пор помогают правителю в военных операциях. Вот ведь напасть! Словно грибок на больной древесине, Хаос появлялся везде, где было неспокойно и уничтожить его можно было только огнём.

Руины Храмов тщательно охранялись, доступа туда не было. Чтобы осмотреть их, необходимо разрешение одного из министров.

Мысли Ривллима смешались, когда двери заведения отворились, и внутрь вошла стройная молодая женщина, по виду — уроженка запада. Шум голосов в трактире немедленно смолк и все взгляды — примерно одного рода — устремились на вновь вошедшую. Видно было, что дама — не знатных; из присутствующих пришелица удостоила кратким взглядом лишь Ривллима да нескольких остальных. Воин не сразу догадался прикоснуться к ножнам Листа, а когда прикоснулся, то увидел, понятное дело, Фиар. Вид у девушки был утомлённый. Она едва заметно кивнула воину и перестала обращать на него внимание.

Ривллим, поглазев из солидарности с остальными, вернулся к ужину. После, удостоив прекрасную незнакомку (возле которой боров — хозяин, ощущая себя прекрасным павлином, уже распускал хвост) учтивым поклоном, покинул общую комнату. Добрался до лестницы, ведущей в свою комнату и, подозвав служанку, велел подать бадью с горячей водой.

Смывать с себя грязь и вонь Эриггвена оказалось занятием божественно прекрасным. Ривллим добрые полчаса отмокал в чудесной горячей воде, после чего позволил прислуживавшим девушкам хорошенько оттереть себя. Странное дело. Там, за холмами, он никак не мог предположить, что всего один лишь день в этом городе произведёт такое впечатление.

…Когда он немного остыл и отошёл от окна (глядеть там было решительно не на что), бадья уже исчезла, а у двери стояла, ожидая распоряжений, привлекательная девушка лет двадцати — достаточно умело и со вкусом раздетая. Обслуживание на высшем уровне, подумал Ривллим и незаметно для неё усмехнулся. Нет… только не это. Не при таких обстоятельствах. По глазам девушки было видно, что этот не вполне обычный постоялец ей и в самом деле нравится больше, нежели прочие постояльцы, но… Ривллим ощутил гадливость, перебороть которую был не в состоянии. Но отправить девушку просто так — значит, неминуемо породить массу разговоров. Рискнём. Там, у Шести Башен, его скромных познаний в храмовой магии хватило, чтобы вернуть пленникам часть здоровья и надежду. Он подозвал девушку к себе и, глядя ей пристально в глаза, левой рукой незаметно сделал магический знак, а правую положил на её плечо.

После чего перед глазами его пронёсся вихрь видений — видений того, что, надо полагать, должно было произойти. Слегка, так скажем, подправленных. Устроим себе небольшую рекламу… Когда он отпустил девушку, в глазах её, подёрнутых дымкой, отражалось «пережитое», а лицо стало по — настоящему прекрасным.

Магия действует! Как странно… Хранительница дала понять, что принимает его отставку — нет Меорна, нет должности сайира, ничего нет…

Ривллим подмигнул девушке, осторожно пересыпал в её ладонь пригоршню серебряных монет и вежливо выпроводил, приказав разбудить его, как только начнёт светать. На пороге девушка обернулась и от её взгляда Ривллим почувствовал себя так, как, наверное, ощутил себя «боров» за стойкой, когда Фиар обратила на него задумчивый взор…

После чего Ривллим позволил себе растянуться на простынях (насекомых нет, надо же!) и сдаться подкравшейся сонливости. Устал так, словно весь день таскал тяжёлые мешки.

Он очнулся от того, что в комнате появился кто — то ещё. Была ночь. Небо, затянутое тучами, не пропускало лунный свет, и воин заметил только силуэт, притаившийся у двери.

Он стремительно уселся в постели и в руке его зелёным пламенем блеснул Кошачий Глаз. Камень — зрачок на рукояти раскрылся и подозрительно уставился в темноту. В комнате словно посветлело, но силуэт оставался только силуэтом, тенью.

— Спокойно, сайир, — услышал он знакомый голос и звук задвигаемого засова. — Все давно уже спят… — тихий смешок.

Воин пошевелил носом. Благовония. Ну да, разумеется, она же знатная дама. Который сейчас час?

— Дверь же была заперта, — произнёс он вслух.

— Какие мелочи, — Фиар снимала с себя всевозможные украшения, оставляя их, где придётся. Что за странные манеры! Затем осуждающе спросила:

— Здесь только одна кровать?

— Я путешествую один, — напомнил воин. Ему страшно хотелось спать, но у Фиар явно было, что рассказать. — И мы с тобой не знакомы, правильно?

— Тогда подвинься, — он заметил, что девушка успела избавиться от чёрной одежды и стоит у кровати, глядя ему в глаза. Ривллим повиновался, несколько ошарашенный. Хоть на пол не прогнала, мелькнула мысль. Фиар скользнула под одеяло. Он повернулся в сторону девушки и та сразу напряглась.

— Следи за руками, сайир. Иначе…

— Понял, — ответил Ривллим, борясь со смехом. Со стороны вся сцена должна казаться необычайно смешной. — Останусь без глаз. Не беспокойся, кровать большая. Ну, как у тебя дела?

Фиар с наслаждением вытянулась во весь рост и, глядя в потолок, произнесла:

— Утомительный вы, мужчины, народ. Впрочем, у здешних аристократов желания очевидны, а фантазия беднее, чем у малого ребёнка.

— Кого ты нашла?

— Министра Виркхана, — девушка сладко зевнула и вновь потянулась. — Он тут торговлей распоряжается. Только что от него. Прощай, мой дорогой, свиданье наше тайно завершилось…

— Что?! — Ривллим приподнялся на локте. — Ну, знаешь…

— О, да ты ревнуешь! — Фиар негромко рассмеялась. — Я это запомню. Да не переживай ты так. За кого ты меня принимаешь? Здесь конюхи куда приятнее и чище, чем эта свинья. Наш дорогой советник весь вечер купался в иллюзиях… и сейчас видит прекрасные сны. С моим участием…

— Ясно, — Ривллим вновь повернулся на спину. — И что он рассказал?

— О, много чего, — девушка неожиданно посерьёзнела. — Времени в обрез, сайир. Заирри прибывает этой ночью и немедленно выступает на север, во главе гвардии. Уж не знаю, что он затеял. Попутно он уничтожит святилище — там будет воздвигнут Храм Хаоса. Немного отдохнём — и за дело. Кстати, — добавила она сонным голосом. — Как ты нашёл такую чистую комнату в этом хлеву?

Не дождавшись ответа, она уснула.

Проснулся Ривллим за полчаса до того момента, когда в дверь тихо постучали снаружи. Фиар прижалась к нему, обняв за плечо, и воин некоторое время лежал, наслаждаясь жарким прикосновением и непостижимым слабым запахом грозы, который исходил от девушки. Приходилось немало напрягать волю, чтобы справиться с тем древним, мелким, но могучим демоном, что просыпался внутри от прикосновения к девушке.

И всё равно он позволил себе полежать четверть часа. Самые приятные четверть часа за истекшие сутки. Потом осторожно прикоснулся к горячей кисти (осторожно, поскольку насчёт глаз она, скорее всего, не шутила).

— Пора, — шепнул он и ощутил, как её ладонь на миг стала обжигающе горячей. После чего Фиар пошевелилась, что — то невнятно произнесла и открыла глаза. И лежала, не отпуская Ривллима, не шевелясь — глядя куда — то в пространство.

…Ей впервые в жизни приснился сон — или, по крайней мере, она впервые его запомнила. Она взбиралась по отвесной каменной стене, за гребнем которой находилась долгожданная цель её пути, а внизу, на дне пропасти, бродили тысячи голодных чудовищ, с вожделением глядя на неё. Над головой её от стены откололся камушек и, пытаясь увернуться, Фиар сорвалась. Она падала молча, тщетно пытаясь ухватиться за какой — нибудь выступ, и слышала приближающийся торжествующий рёв множества глоток…

И проснулась — от того, что Ривллим тихо, но настойчиво, позвал её. Проснулась и некоторое время лежала, вслушиваясь в сердцебиение.

Часть 2 (6). Дождь и солнце

IV (XIX)

Фиар заметила, как Ривллим что — то тихо шепнул на ухо девушке, что постучала в их дверь. После того, как они с Фиар наскоро позавтракали и проверили снаряжение, Фиар поинтересовалась:

— Что ты ей сказал?

— Покинуть город и направляться к святилищу, — воин встретил недоумевающий взгляд и пояснил. — Мне стало её жалко. Что я могу поделать?

Фиар некоторое время смотрела на него, словно пыталась прочесть мысли, и заметила только:

— Всех не спасти. Кроме того, нужно оставлять как можно меньше следов. Ты поступил неразумно.

— Поступил так, как захотел, — Ривллим убедился, что ничего не забыл и повернулся к спутнице. — В любом случае, сюда мы не вернёмся. Верно?

Фиар не ответила, занятая начертанием необычных символов во всех четырёх углах комнаты.

— Зачем это? — поинтересовался он.

— Для надёжности. Забочусь о том, чтобы в этой комнате осталось как можно меньше воспоминаний. На всякий случай.

— Огонь? — внезапно догадался Ривллим. Девушка кивнула.

— Огонь. Не беспокойся, другие комнаты не загорятся, — она поманила его к себе. — Поспешим. Отряд Заирри выходит через час после рассвета.

Они вышли наружу. Привратник, скучающий у дверей, не обратил на них никакого внимания.

— Твоя работа? — тихо спросил воин, ускоряя шаг.

— Моя, — ответила она, не оборачиваясь. — Возьми меня за руку: какая — никакая, а маскировка.

* * *

Вемкамтамаи провёл ночь, блуждая среди развалин. Он не был суеверен, и ничто не предупреждало об опасности. А искать вход в гробницу — занятие не из лёгких. Заниматься этим при свете дня не хотелось: шестеро сопровождающих попытаются следить за ним. Ночью же, бесшумный и зоркий, Вемкамтамаи обладал серьёзным преимуществом.

Зоркий — то зоркий, но гробница оказалась сокрытой на совесть. Проще всего было ориентироваться на останки предшественников. За прошедшие года кости были растащены животными, унесены ветром, а то и похоронены: говорят, изредка здесь появляются бродячие монахи и пытаются успокоить гневный дух древнего вождя. В последнем они так и не преуспели, но хоронили останки охотников за сокровищами.

Вемкамтамаи, правда, предпочёл бы, чтобы останки оставались там, где их настигла гибель: предстоит осмотреть не менее четырёх сотен квадратных метров. Вздохнув, ольт принялся присматриваться к обломкам и вчитываться в немногие сохранившиеся надписи. И — сразу же сюрприз. Вот он, вход… точнее, девять входов. Открыты, хотя и частично завалены. Какой из девяти ходов — подлинный? Девятью жизнями Вемкамтамаи не располагал. Надо идти наверняка.

До самого рассвета ольт занимался расчисткой проходов. Вот они. Неразличимые. Одни и те же надписи, изображения, направление. Каждый кончается тёмным провалом: добро пожаловать, кладоискатель! Никаких дверей: вход — врата во мрак. Ничто живое не осмеливается приближаться к ним. «Внешний» склеп, величественное и богато украшенное здание, кануло в небытие. Можно представить, как сильно стремились забраться сюда, если от некрополя остались только девять лестниц, ведущих под землю.

Вемкамтамаи позволил себе полтора часа сна. За последние двадцать веков он приобрёл способность тратить на сон один — два часа в день.

* * *

В столь ранний час прохожих было немного. Вернее сказать, была только стража, но она не обращала внимания на быстро шагающих путешественников. Когда до руин осталось не более сотни шагов, Фиар потянула воина за рукав:

— Бегом, сайир!

Что — то было в её интонации такое, что Ривллим не стал перечить. Они бегом промчались к каменному забору. Двое стражников кинулись в их сторону, едва только Ривллим принялся взбираться по выщербленной стене.

— Стоять! — кричали они; один извлёк рожок, чтобы подать сигнал тревоги. Другой подбегал к Фиар — та стояла у стены, мило улыбаясь. И совершил большую ошибку, подбежав к ней с опущенной алебардой. На расстоянии пяти — шести шагов в него словно попала стрела: он споткнулся и рухнул, не издав низвука. Его товарищ только и успел, что поднести рожок ко рту. Он также рухнул, не успев поднять тревогу.

— Никуда не годятся, — заметила девушка, пока воин помогал ей спуститься по противоположной стороне стены. — Сначала надо подавать сигнал, а затем уже — ловить нарушителей. Быстро, сайир — указывай дорогу!

Ривллим мгновенно сориентировался.

— Туда, — указал он на холм из упавших одна на другую и сломавшихся каменных плит.

Следующие несколько минут они бежали по грудам обломков, поросшим вьюном и колючками, заваленным пылью и мусором. Всё это норовило податься под ногами, провалиться, чтобы сломать или ранить ногу. Ривллиму показалось, что та же злая воля, что обрекла город на разорение, стягивается к ним — любой ценой помешать добраться до цели.

За их спиной прозвучал одинокий, далёкий сигнал тревоги. Затем ещё один и ещё. Ну вот, началось.

— Мы неплохо опередили их, — выдохнула девушка, помогая Ривллиму взобраться на очередную груду обломков. — Я думала, они будут попроворнее. Поднажми, сайир — у меня нет сил телепортироваться.

От стены до развалин Храма было шагов триста, но им потребовалось не менее пяти минут, чтобы оказаться у развалин ограды Храма.

Едва Фиар с Ривллимом спрыгнули с последнего завала и устремились к ограде, как шагах в десяти от них материализовался служитель Хаоса. Как показалось Ривллиму — тот самый, который говорил с ним накануне.

— Стоять! — крикнул он, грозно поднимая руку. — Сдавайтесь, иначе…

Фиар взмахнула рукой, дождём оросили пространство вокруг фиолетовые брызги, и служитель рухнул навзничь, прижимая ладони к проломленной груди.

— Быстро! — крикнула Фиар, пинком вышвыривая тело за пределы ограды. Чёрный Дождь грозно светился в её руке. — Делай то, что должен!

Ривллим очнулся от наваждения. Проворно вскарабкался туда, где некогда находился главный алтарь и, осторожно водрузил ивовый венок на развалины. Тут же над венком начал собираться туман. Оглянувшись, Ривллим увидел, как Фиар отправляет стрелу за стрелой в разные углы запретного района. Грохот стоял такой, словно несколько батарей обстреливали город из пушек.

Ривллим едва не забыл произнести подлинное имя — Афамис — и тут же почувствовал Её присутствие. Слабое, но быстро набирающее силу.

— Что ты делаешь? — прокричал воин, извлекая Солнечный Лист и изготавливаясь к бою.

— Привлекаю внимание, — девушка спокойно извлекла из воздуха очередную обойму стрел с тяжёлыми тёмными наконечниками и, не торопясь, зарядила оружие. Щелчок. Стрела попала в одного их капитанов, что бежал по ближайшему справа холму каменных обломков. Капитан исчез в фиолетовой вспышке. Запоздалый грохот больно ударил по ушам.

— Хочешь, чтобы сюда сбежалась вся армия?

— Верно, — Фиар кровожадно улыбнулась. — Если на святилище выступит хотя бы один отряд, все наши усилия были напрасными. Мы опередили их минут на пять. Ещё немного, и они… Слева!

Воин действовал автоматически. Слева от него воздух задрожал и на камнях возник ещё один противник. Солнечный Лист описал дугу… и противник расстался с головой. Странно, подумал воин — он, похоже, не видел меня!

Звук лопнувшей струны вывел ольта из дремоты. Вскочил, сдирая с головы капюшон. К югу от зенита две светящиеся полосы — белая и чёрная — скрестились.

Нет, не две!

Третья, родившись в точке пересечения первых двух, ярко вспыхнула в посветлевших небесах и стремительно начала падать прямо на ольта. Тот упал навзничь, защищая голову, и ощутил, как слабо качнулась земля под ногами. Вскочив, ольт увидел, что зеленоватый рукав, спустившийся с небес, уходит в третьи слева ворота. Рукав был не менее метра в толщину, от него исходило потрескивание…

Вемкамтамаи не колебался. Собравшись, он прыгнул вглубь третьих ворот. Едва рукав обволок его, странная, невозможная тишина поглотила ольта; его мягко, но непреодолимо повлекло внутрь. Ощущение было и страшным, и приятным.

Рукав неожиданно исчез. Тут же пропала поддерживающая ольта сила и он, упав на покрытый обломками пол, проворно откатился в сторону, вжимаясь в попавшуюся на глаза нишу. Что — то щёлкнуло, выбивая искры из пола прямо под его носом, и наступила тишина.

Непроницаемый мрак окружал его. Однако Вемкамтамаи не торопился действовать. Последнее дело — торопиться. В подземельях самое главное — терпение. Ждать. Изучать всё, что находится вокруг. Иначе смерть может оказаться неправдоподобно долгой и неприятной.

Усевшись в нише, ольт принялся размышлять над тем, что побудило его прыгнуть. Что за две полосы? Почему никогда не появляются поодиночке?

Он не додумал. Вновь в воздухе возник светящийся зеленоватый рукав и Вемкамтамаи, не раздумывая, нырнул в него. И вновь его понесло, поволокло, а вокруг что — то свистело, скрежетало, вспыхивало. Длилось это, казалось, столетия, но кончилось разом. Ольт вывалился на пол, в густое покрывало пыли и обломков и остался лежать неподвижно. Вокруг постепенно проявлялись очертания обширного зала. Слабая фосфоресценция исходила сверху. Видел Вемкамтамаи небольшой частью правой кисти, но и этого было достаточно.

Пять минут лежал он, прислушиваясь и вглядываясь в интерьер невероятно большого помещения. Множество статуй грозно смотрело на простёршегося на полу пришельца. И горы сундуков, шкатулок, коробок и мешочков лежали вокруг, присыпанные многовековой пылью.

* * *

Ривллим вовремя понял, что, хоть сам он остаётся невидимым для магов Заирри и служителей Хаоса, венок им прекрасно виден. И, возможно, представляет куда большую угрозу, нежели невидимый защитник.

Отчего — то противник не мог переноситься на руины Храма; пока солдаты оцепляли место битвы и готовились стрелять, маги и иерархи пытались испепелить неведомо откуда взявшийся венок.

Сразу шестеро иерархов появилось у ограды; двух из них остановила Фиар: два взмаха булавы, двумя служителями меньше. Над местом сражения сгущались тучи; из них начинала сыпаться чёрная морось. Ни капли её, однако, не упало на территорию разрушенного Храма.

Чёрный Дождь, похоже, превосходно защищал Фиар; молнии, магические стрелы и полотна пламени втягивались в шипастую булаву.

Ривллиму приходилось куда хуже. Пока венок уязвим — нет основания считать иначе — приходится прикрывать его, собственным телом. Солнечный Лист не притягивал к себе чёрные ленты, что срывались с пальцев злобно оскалившихся магов. Ривллим метался, перекатывался и кружился, словно белка в колесе. Всякий раз, когда разряд попадал по клинку Листа, острая боль пронзала его пальцы. Попадания по телу были куда болезненнее.

Казалось, бою не будет конца. Тучи сгустились, похолодало; чёрная морось становилась дождём. Режущая боль в пальцах; страшная дёргающая боль во всём теле, словно с него сдирали кожу, грохот, от которого едва не лопалась голова, запах горящей плоти, небо, сочащееся отвратительным дождём…

Боль прошла, схлынула, оставив странную ватную слабость во всём теле.

Иерархи, прикрывая ладонями лица, принялись пятиться; затем они побежали. Солдаты также бежали: что они могли поделать против противника, который оказался неуязвим для слуг Тёмных? Воин не мог знать, что в этот день Заирри лишился армии. Всего лишь двое пришельцев дерзнули бросить ей вызов — и справиться с ними не удалось. Фиар, которую не тяготило ложное благородство, успела уложить четырёх из семи иерархов из арбалета, прежде чем остальные скрылись из области видимости.

Черные тучи над головой стремительно светлели, таяли, исчезали.

Что — то толкнуло воина в спину. Он оглянулся. Храм восставал из обломков; сами собой в воздух поднимались плиты, срастаясь из осколков; проявлялась и обретала новые цвета роспись; налетевшие вихри уносили прочь пыль и накопившийся мусор. Они с Фиар отступили, зачарованно наблюдая за происходящим. В городе тоже что — то происходило — судя по шуму и отдалённым крикам.

Вырос из земли, словно диковинная живая изгородь, забор из гранитных брусков.

— Красиво, — произнесла Фиар, улыбаясь. — Ради этого стоило сюда прийти…

— Вы — ы — ы??..

Голос послышался откуда — то снизу. Ривллим отпрыгнул с места в сторону, словно заметил под ногами ядовитую змею. Фиар тоже отскочила, замахиваясь булавой. Но рука её замерла в воздухе.

Убитый иерарх — тот, первый — приподнимался и знакомое воину красное свечение наполняло его чёрные глаза. Губы, перепачканные кровью, растянулись в усмешке.

— Вижу, вас приговорили к смерти? — до боли знакомый голос достиг слуха воина. Он заметил, как побелело лицо девушки. — Не знаю, чем вы прогневали меня, но…

Чёрный Дождь вновь опустился на иерарха и тот вновь свалился. Черный саван обволок и Дождь, и Лист. Путешественники переглянулись. Однако саван постепенно рассеялся. Фиар молча взмахнула рукой, и тело охватило пламя. Сквозь треск огня донеслись последние слова — как эхо горного обвала.

«До встречи, смертные…»

Сноп искр взметнулся в небо — всё, что осталось от покойника. Воздух на миг наполнился отвратительной гарью, но смрад тут же рассеялся. Вокруг воцарился аромат весны — цветения и пробуждения к жизни.

— Идём, — Фиар прикоснулась к локтю Ривллима; тот продолжал смотреть на Храм. Двери его, как и полагается, были гостеприимно распахнуты. Пошатываясь, путешественники добрались до стены и с трудом взобрались на неё. И задержались: зрелище стоило того.

Из каждой трещины между камнями, из каждой стены тысячами пробивались побеги лиан. Они отрывали камень от камня, крошили кладку, разрушали мостовую. Город прекращал своё существование: жители в панике бежали. Ривллиму чудились возникающие из ниоткуда и исчезающие без следа расплывчатые волчьи силуэты. Корабли стояли у причалов — мачты изорваны в клочья, множество пробоин зияет в бортах.

— Как странно, — поразилась Фиар. Ривллим заметил, что она прихрамывает, а на лице её застыла гримаса боли. Надо убираться отсюда, но как?

Ответ оказался простым. Фиар крепче сжала его руку, пространство вокруг потекло… и вот уже они стоят на вершине одного из холмов. Слева виднелось святилище, целое и невредимое; за их спинами — Эриггвен, который покидали остатки населения. Там, где должен был находиться восстановленный Храм, видна была лишь роща.

Фиар зашипела и схватилась за запястья. Прикрыла глаза, стискивая зубы, и неуклюже повалилась на колени. Ривллим едва успел поймать её. Прошло несколько страшных секунд, когда ему казалось, что случилось непоправимое — лицо её посерело, тело обмякло, и дыхание почти не ощущалось. Не ощущалось и привычного жара — руки Фиар стали холодны, как лёд.

Ривллим, неожиданно для самого себя, растерялся.

Резкий порыв ветра пригнул ветви дерева, под которым они оказались, и сдул с лица девушки безжизненную серость.

Фиар вздрогнула, открыла глаза и, держа кисти рук так, словно те сильно обгорели, уселась на траву.

— Всё в порядке, — голос её был слабым, свистящим. — Сейчас пройдёт, не беспокойся.

Прошло, действительно, очень быстро. Только неестественная бледность напоминала о том, что с девушкой только что было не всё в порядке. Она поднялась, стиснув зубы, на непослушные ноги, вцепилась в руку Ривллима и бросила прощальный взгляд на город.

— Смотри, — указала она рукой.

Над Эриггвеном поднималась радуга.

— Ты по — прежнему на службе?

— Что? — Ривллим не сразу отвлёкся от впечатляющего зрелища.

— Я спрашиваю, ты всё ещё на службе? — Фиар была сама серьёзность.

Ривллим усмехнулся. Последнее поручение, вспомнил он.

— Не знаю.

Теперь усмехнулась Фиар.

— Спроси меня позже, — попросил воин и вновь поднял глаза к радуге. Города не стало; место, где он располагался, заволокло густым плотным туманом — скрывая от взора то, что там происходит.

* * *

Более четырёх часов провёл Вемкамтамаи, неподвижно сидя среди заваленной сокровищами комнаты. Он уселся, когда убедился, что на малейшие попытки пошевелиться ничто из окружения не реагирует. Уселся и, хотя его донимали жажда и голод, принялся думать.

Где находится Хрустальный Свет?

Где — то рядом. Возможно ли, что его не добыть, не прибегая к хитроумным приспособлениям? Ольт тщательно вгляделся во всё вокруг. Двенадцать изваяний, спинами сросшиеся со стенами, мрачно смотрели на него широко раскрытыми слепыми глазами. Где — то на них? Каждая из статуй изображала, без всякого сомнения, того самого вождя. Как звали его? Вемкамтамаи понял, что не помнит. Хотя ему говорили.

Вряд ли «предмет» спрятан в статуях. Даже самая мирная гробница может возмутиться и возжаждать мести, если в ней начнут что — то крушить и ломать. В руках у статуй ничего нет. Пол вокруг завален всякой всячиной. Так много сокровищ одновременно ольту видеть не доводилось. Рыться в этих залежах не стоит: так поступил бы любой грабитель.

Ольт позволил себе отпить воды из чудом уцелевшей фляжки. Она была помята и уже не казалась произведением искусства. Думай, повторял ольт. Место должно быть на виду. Настолько на виду, что никто не догадался бы.

Его осенило неожиданно. Он поднялся и оглядел место, на котором сидел. Ничто не стоит здесь, всё открыто, всё на виду. Неужели?..

Ольт опустился на колени, торопливо расчищая центральные плиты. От поднявшейся пыли он закашлялся и долго чихал. И обнаружил почти идеально квадратную каменную плиту, на которой и находился все эти часы. Так просто? Не к добру.

Слабо различимые буквы были ещё видны на каменной плите. Толку то, язык всё равно неизвестен.

— Хрустальный Свет, — произнёс ольт, вглядываясь в надпись, и услышал слабый треск. Плита разошлась надвое. Словно створки огромной двери, половины её медленно повернулись внутрь. Внутри, придавливая собой давным — давно истлевшую подстилку из ткани, лежал боевой молот. Необычный молот. Все рёбра идеально острые — прикасаться к ним не следует. Собственно молотом служил кристалл прозрачного, чуть зеленоватого горного хрусталя; рукоять была сделана из тщательно отполированного обсидиана. Чёрное и прозрачное, подумал ольт, заворожённо глядя на оружие. Произведение искусства… кажется хрупким, легко ранимым, достойным исключительно осторожного обращения.

— Хрустальный Свет, — повторил Вемкамтамаи и хрустальная насадка засветилась ярче; вскоре на неё стало больно смотреть. Стараясь не дышать, ольт опустил руки внутрь углубления, и взялся за рукоять. Та была тёплой, удобной; оружие само просилось в руки.

— Я не отдам его никому из племён, — объявил ольт негромко — то ли убеждал себя в собственных намерениях, то ли убеждал хозяина этой гробницы, то ли обращался к оружию. — Пусть наступит мир.

И поднялся. Створки «двери» тут же закрылись. Справа от ольта послышался треск; дорожка света легла на пол, просочившись сквозь открывшийся проход. Вемкамтамаи обвёл взглядом статуи и увидел, что на лицах их написаны довольные улыбки, а глаза прикрыты.

— Благодарю, — ольт поклонился каждой из статуй и неторопливо зашагал наружу, к солнечному свету и свежему воздуху.

По пути он заметил такое количество ловушек, что стало понятно: не попадись зелёный «рукав», он провёл бы в этом подземелье не один день, методично расчищая дорогу. Судьба благосклонна.

Создатели молота не забыли про хрупкую на вид серебряную цепь, что проходила сквозь рукоять и позволяла повесить оружие на пояс. Едва ольт повесил молот под плащ, как оружие… исчезло. Встревоженный Вемкамтамаи опустил руку на то место, куда только что прикрепил цепочку — и молот проявился из невидимости. Ольт усмехнулся. Неплохо придумано.

Он не стал пробираться к берегу озера. В его планы не входит возвращение. Ползком он добрался до противоположной части руин, пока не убедился, что с того берега его не видно. Посижу до заката, подумал Вемкамтамаи, и в путь. За сутки я уйду достаточно далеко, чтобы…

Чтобы разгневанный Келинмеир не смог его настичь? Вот незадача — зачем было произносить его имя, хотя бы и мысленно! Ну да ладно, выбор сделан.

* * *

Они устроили привал через полчаса. С каждый минутой Фиар хромала всё сильнее и сильнее, и воин силой заставил её остановиться. Потребовал, чтобы позволила себя осмотреть. Ничего страшного: лёгкое растяжение. Лечение было простым: забинтовать пострадавшее место и не беспокоить его несколько часов, но Фиар тут же заявила, что нечего об этом и думать. Достала зелёную веточку и некоторое время водила ею по лодыжке.

— Забыл, с кем сегодня повстречались? — пояснила она, переоблачаясь в походную одежду. Руки у неё были целы и невредимы, как заметил воин, но прикосновение к запястьям, вызывало острую боль. — Ночью к нам наверняка пожалуют гости. Хоть убей, сайир, здесь не вижу никакого укрытия. Только что в землю закопаться…

— Из земли они как раз и лезут, — заметил воин и помог девушке подняться на ноги. — Ладно, но если ты свалишься с ног, нас съедят исключительно из — за твоего упрямства.

К его удивлению, Фиар молча кивнула и, двигаясь вначале осторожно и неторопливо, отправилась в путь. Ривллим следовал рядом, готовый в случае чего подхватить её. Спустя час с небольшим Фиар выглядела совершенно здоровой.

О произошедшем напоминала только усталость.

От которой у девушки разыгрался волчий аппетит.

V (XX)

Мимо них постоянно проходили те, кто бежал из Эриггвена. В основном мирное население. Глядя на людей, которые — так или иначе — по их с Фиар милости лишились крова и имущества, воина начали одолевать сомнения, правильно ли они поступили. Фиар не разделяла его сомнений.

— Война есть война, — пожала она плечами. — Что, по — твоему, происходит с мирным населением, когда господа делят власть?

Ривллим почесал затылок и нехотя согласился, что ничего хорошего не происходит.

— Раз уж ты взял поручение, надо его исполнять, — Фиар уселась в тень дерева, скрываясь от солнца.

А люди шли и шли на запад. Искать пристанище в соседних городках (не меньше пострадавших от мародёров Заирри); кое — кто подавался на восток. Были и те, кто намеревался выждать, да и вернуться.

Ни одного солдата Заирри, ни единого иерарха…

— Я услышала краем уха, — заметила Фиар, — что со всеми ними случились неприятности. Кто не отплыл, не смог выйти из города живым.

Воин вспомнил призрачных волков, что появлялись среди рассыпающегося города, и содрогнулся. Возмездие возмездием, но…

Через два дня пути они остались одни, попутчиков не осталось. Никто не обращал внимания на путешественников, и Ривллим подозревал, что без Фиар здесь не обошлось. К концу второго дня они набрели на сожжённую деревню и укрылись в наименее ветхих развалинах.

Как и в предыдущую ночь, их сон никто не потревожил. Странно, подумал воин. То ли нас не чуют, то ли испытывают терпение. Тёмные любят подолгу забавляться с теми, кого наметили жертвами — как кошка с мышью. Усталость оказалась сильнее страха — а может быть, они устали бояться. Теперь, когда все поручения и обязанности остались в далёком будущем, Ривллим ощущал себя далеко от дома — так далеко, что возвращения не предвидится. Всё, что осталось — воспоминания. И всё равно, куда идти.

Провожу её домой и вернусь к Шести Башням, думал воин.

— Что ты там забыл? — спросила Фиар как — то раз, пока они сидели у костра. Если бы не картины опустошения вокруг, вечер можно было бы назвать мирным.

Ривллим долго смотрел на неё, прежде чем ответить.

— Не знаю, — он кинул в огонь ещё одну веточку. — Там всё началось. Может быть, удастся понять, что произошло и как это исправить.

— Всё ещё надеешься вернуться домой?

— Да, — ответил воин ровным голосом.

— У тебя там что — нибудь осталось? — спросила Фиар тихо. В этот раз Ривллим думал очень долго.

— Город, хелауа, — он бросил в костёр ещё одну ветку. — Место, где я родился и вырос. Люди, которых я знал и которым служил.

— Двойное полнолуние через двадцать с чем — то дней, — заметила девушка, глядя в небо. — Неплохо бы успеть домой к этому моменту.

— Думаешь, там могут чем — то помочь?

Теперь они оба смотрели на слабо просвечивающий сквозь тонкие облака белый диск.

— Не знаю. По крайней мере, там найдётся, с кем посоветоваться.

— Это хорошо, — вздохнул воин и в тысячный за вечер раз оглянулся. Меч и булава продолжали «разговаривать» — значит, всё спокойно. — Наслаждайся ужином, пока можно. Завтра выйдем в настоящую пустыню.

— Что — нибудь придумаем, — махнула девушка рукой. — Спи, если хочешь. Мне отчего — то не спится…

…Когда она всё же уснула (Ривллиму успел отдохнуть), ей вновь приснился сон.

Она стояла на высокой горе, вздымавшейся в небеса столь круто, что было страшно смотреть на вершину. Чтобы передвигаться, приходилось прижиматься к горе всем телом, а гора была горячей. Фиар мучила сильная жажда, а воды не было: гора стояла посреди океана лавы, по которому катились низкие, оранжевые, жаркие волны. Высоко наверху находилась снежная шапка — единственный источник воды — но как далеко до неё было. Фиар сорвалась и успела проснуться прежде, чем погрузилась в равнодушный кипящий океан.

Ривллим долго смотрел на неё, проснувшуюся от собственного крика, тяжело дышащую, но не стал задавать вопросов.

* * *

Ривллим немного ошибся в расчётах. Они набрели на небольшой городок, Скаэн. Дальше к западу начинался тот самый Срединный тракт, соединяющий южное и западное побережья. Единственными островками жизни были крохотные города, стоявшие вдоль дороги. Скаэн был таким; к удивлению путешественников, город выглядел вполне прилично. Руки у Заирри до него не добрались, что ли?

Прибытие в город было омрачено небольшим происшествием. Ривллим заплатил стражнику две монетки — плату за вход — и не успел пройти и трёх шагов, как какой — то оборванец кинулся навстречу, что — то лопоча и протягивая грязные ладони. Стражник не обратил на попрошайку внимания. Местная достопримечательность, подумал воин, кидая в трясущиеся ладони монетку помельче.

Нищий выронил монетку, словно та обожгла его и, время от времени приседая и оборачиваясь, скрылся между домами. В глазах его Ривллим успел прочесть неподдельный ужас.

Прохожие принялись оборачиваться на пришельцев. Взгляды были недобрыми. Стражник отвернулся, сделав вид, что ничего не заметил.

— Чтоб ему пусто было, — тихо произнёс воин, указывая ладонью. — Пойдём — ка отсюда, не нравится мне всё это.

Их провожали взглядами, словно зачумлённых; воин чувствовал, что никто не станет с ними разговаривать. Таинственным образом оказалась закрытой ближайшая таверна. Проклятие!

Они свернули в улочки поуже и некоторое время блуждали, пока не очутились на другом конце городка. Там, хвала богам, им удалось найти открытый трактир. Воин намеревался послушать новости, да и запастись не помешало бы. У них не оставалось ни еды, ни запасной одежды. Следующий городок — километрах в семидесяти отсюда.

Внутри было шумно, чадно, но сносно. Слухи об участи Эриггвена достигли и этих мест. С некоторым облегчением Ривллим услышал, что Заирри был найден мёртвым (разодран диким зверем), а большинство кораблей пошло ко дну, едва успев выйти из бухты. Да, подумал воин, Хранительница постаралась. Раньше он не думал, что богиня может быть настолько кровожадна. После чего вспомнил о её Сестре, втором облике, Мстительнице, и успокоился. О той известны легенды куда более жуткие.

Сидя у стены, воин украдкой пересчитал денежные запасы. Хорошо, когда монету берут, глядя на то, из чего сделана, а не на того, кто на ней изображён. Если судить по ценам Эриггвена, на еду хватит. А прочее? Ривллиму не приходилось долго путешествовать по пустыне, лучше переоценить опасность. В его время к западу от Меорна пустынь почти не осталось — хвала арратам, терпеливо превращавшим её в пригодные для жизни места. Арратов ещё нет, значит, впереди нелёгкий путь. До указанного Фиар места почти полторы тысячи километров пути. По прямой. Проклятье, как добраться туда за несчастные двадцать дней? Только что дорожный посох, «сокращающий путь».

От невесёлых мыслей его отвлекла Фиар, тихонько толкнув локтем вбок и указав глазами направо. Воин прислушался к разговору.

— …Своими глазами видел! Поехал туда, чтобы старика повидать. По пути встречаю уйму народу. Всякие ужасы рассказывают. Ну, думаю, надо всё — таки зайти. Похороню, если нужно. В город въезжаю — а он как новенький! Чисто, нет никого… Вот и я тоже не поверил…

— Ну что, на душе спокойнее? — спросила девушка, рассеянно глядя по сторонам.

— Если он говорит правду, то да, — ответил Ривллим устало. — Подожди — ка меня здесь, сейчас куплю кое — чего…

Он ещё торговался с хозяином, когда на улице поднялась суматоха. Похоже, кого — то ловили. Вскоре стало тихо. Ривллим осознал, что все разговоры прекратились.

Он оглянулся. Все посетители смотрели в сторону двери. Та была распахнута, ветер покачивал её. Тень упала на порог, и высокий силуэт вырос в дверях. Послышались возгласы ужаса, грохот отодвигаемых стульев. Вошедший загораживал собой солнце, Ривллим не сразу понял, что происходит.

Он встал, бросив на пол и сумку, и охапку свёртков — только что купленная провизия. Поправив ножны, ощутил сочившийся из них холод.

Выдвинув Солнечный Лист на палец, воин увидел чёрную плёнку, покрывшую клинок. Стремительно оборачиваясь, извлёк гневно прищурившийся Кошачий Глаз в тот момент, когда пришедший сделал шаг вперёд, оглядывая присутствующих. Вся левая сторона лица пришельца разодрана до кости; куски мяса вырваны вместе с клочьями роскошного некогда камзола. Кружева на воротнике были перепачканы в крови и в чём — то отвратительном.

Ривллим сделал шаг вперёд, изготовившись к удару, и заметил, что слева возникла Фиар.

— Заирри, — тихо произнесла она и покойник (ибо невозможно было жить, получив такие раны) ухмыльнулся уцелевшей частью лица.

* * *

Шаг за шагом. Вперёд и вперёд. Озеро всё дальше и дальше, а горы… Нет, горы всё так же далеки. Вот же напасть! Ну хоть какой — нибудь просвет в облаках! И немного леса — несколько деревьев, этого хватит. Я бы убрался отсюда далеко — далеко… Вемкамтамаи не представлял, как сможет за оставшиеся три недели пересечь континент пешком. С учётом совершенно неизвестной ему расстановки сил, войн, грабителей, а теперь ещё и гнева богов.

Келинмеир быстро понял, что происходит. Ольт был в пути не более часа, когда обнаружил, что на камне, шагах в десяти, сидит, равнодушно глядя на него, тот, кто предлагал ему отыскать Хрустальный Свет. К вящей славе себя и своих почитателей.

— Уж не заблудился ли ты, уважаемый? — поинтересовался бог бесцветным голосом. Ольт задержался у камня, остановившись шагах в трёх от собеседника, и ответил, не откидывая капюшона:

— Нет, не заблудился. Дорога назад ведёт к вечной войне, Келинмеир, а я знаю, что такое война.

— Ты поклялся, что Хрустальный Свет будет обращён против тех, кто обосновался в Башнях.

— Я сам займусь тем, кто мешает вам жить, Келинмеир. Клятва не будет нарушена.

Келинмеир поднялся. Небо вокруг темнело, по ладоням бога пробегали синеватые языки пламени. Голос его стал похож на рёв несущейся лавины.

Молот проявился на поясе ольта и ровно засветился холодным белым светом.

— Тебе повезло, смертный, — произнёс бог. — Здесь я бессилен. Но если ты решишь вернуться, ты будешь врагом для всех твоих сородичей. Ни один лес не даст тебе убежища.

— Жаль, Келинмеир, что мы расстаёмся врагами, — вздохнул Вемкамтамаи. — Я жил в столь далёкие отсюда времена, что их не можешь обозреть даже ты. И знаешь, что я видел? Я видел ольтов, забывших о том, что такое братоубийство, создавших поразительные чудеса. Среди них были потомки тех, с кем я не так давно встречался. Но там не было ни единого напоминания ни о Келинмеире, ни о прочих богах, что намеревались править ими вечно.

Келинмеир потемнел лицом и поднялся на ноги, исподлобья глядя на слепца. Ореол пламени исчез.

— Ты мудр, смертный. Поступай как знаешь, но знай: все мои обещания остаются в силе. Пока ты не выполнишь клятву.

— А когда выполню? — тихо спросил ольт.

Бог долго смотрел ему в лицо и усмехнулся.

— Тогда ты увидишь, что Келинмеир умеет извиняться. А пока… — он взглянул на молот и тот, вспыхнув зеленоватым сиянием, вновь стал невидим. — То, о чём ты мог не догадываться. Ты не единственный, кто желает заполучить Хрустальный Свет.

Он отвернулся, неожиданно ссутулившись, словно бы уменьшившись в размерах. И зашагал на восток, к своим владениям. Вемкамтамаи некоторое время провожал его взглядом, после чего отвернулся и побрёл дальше. Проклятие, значит. Сколько проклятий предстоит ещё собрать?

Небо быстро темнело; вскоре оно стало совершенно чёрным и разразилась небывалой силы гроза. Так просто меня не одолеть, думал ольт, подставляя лицо хлещущим холодным струям. Гневайся, бог, сколько тебе будет угодно. Могущественные предметы уже неоднократно губили целые народы.

Гроза вскоре кончилась, а затем ольт приметил укрывшуюся в небольшой долине по правую руку от дороги деревушку. Очень кстати, подумал он. Очень кстати.

* * *

— Мне сказали, что я найду вас здесь, — голос Заирри, горло которого было истерзано в лохмотья, звучал глухо. Краем глаза Ривллим заметил, что все прячутся под столы и стулья; самые смелые выпрыгивали в окна. Бывший пират стоял и смотрел, как воин с девушкой медленно обходят его, приближаясь к двери. — Жаль, что мы не успели познакомиться при жизни… сайир, — Заирри расхохотался и быстрым движением руки выхватил саблю. В другой руке появился длинный кинжал. Обе рукояти были щедро украшены драгоценными камнями.

— Надо выманить его на улицу, — тихо шепнула девушка, держа Заирри на прицеле. — Иначе…

— Давай, — пират указал кинжалом в грудь противнику. — Защищайся или сдавайся. Я предпочёл бы бой, тогда меня вернут к жизни. А я многого не успел сделать…

Он подмигнул побелевшему, как снег, трактирщику и тот рухнул на пол, словно мешок с овощами. Пират рассмеялся.

— Мечтаете уйти? — указал он на дверь. — От меня не убежать.

Фиар впервые увидела, как бьются мастера фехтования. Она не успела осознать, как это произошло — меч Ривллима плавно скользнул вниз, отвёл в сторону клинок противника, на неуловимый миг остановившись… Взблеск — и меч поразил пирата в грудь.

Заирри рассмеялся вновь.

— Плохо, сайир, — произнёс он укоризненно. — Я ведь уже мёртв!

Тут — то Ривллим понял, что это такое — сражаться с нежитью. Сила Заирри была невероятной; Ривллиму, удавалось только уходить, отводить удары; не будь Кошачий Глаз магическим, он давно бы уже раскололся.

Фиар проклинала свою беспечность. Для стрельбы не хватало места. Ну же, думала она, повернись в мою сторону…

Пират оттеснял Ривллима в угол.

Придётся телепортироваться, подумала Фиар мрачно. Боги, как будет больно…

Помогла случайность. Пират, небрежно парируя очередной выпад, поскользнулся на небольшой луже пива. Он не упал, лишь пошатнулся; однако Фиар хватило этого мгновенья, чтобы прыгнуть вперёд.

Пират уже замахивался на неё саблей.

Девушка выстрелила, одновременно отпрыгивая в сторону и перекатываясь. Краем глаза она заметила, что воин сделал то же самое.

Вспышка!

Пирата отнесло на несколько шагов, некоторое время он лежал, не шевелясь. Затем поднялся, с изумлением глядя на огромную сквозную дыру в груди.

Он успел заметить вторую стрелу, несущуюся на него.

Второй взрыв был сильнее. Покойника выбросило через дверь и разметало на куски. Те занялись сильным, жарким пламенем, и вскоре всё было кончено.

Фиар тут же очутилась возле двери и, постояв секунду снаружи, впрыгнула обратно.

— Быстрей, — крикнула она, задыхаясь. — Они уже близко.

Воин едва не свернул себе шею, поскользнувшись на той же луже. Торопливо схватил рюкзак и пакеты; помедлив, швырнул за стойку несколько золотых монет. И выбежал наружу.

Они шли строем, не торопясь. На миг у воина возникло жуткое ощущение, что покойники начнут уничтожать всех, кто им попадётся — но армия мёртвых, как по команде, повернула в их сторону.

Ривллим с Фиар взялись за руки.

И побежали.

Никогда ещё Ривллим так не бегал.

— Куда они делись? — спросил Ривллим, тяжело дыша.

— Исчезли, — коротко ответила Фиар, вытирая взмокший лоб. — Растворились в воздухе. Я оборачивалась — исчезли прямо на бегу.

Они находились километрах в двух от Скаэна. Никогда прежде Ривллим не знал, что способен пробежать в полном снаряжении два километра за десять минут. И ничего не растерять.

— Ладно, — указал он на ближайшее дерево. В его тени снял с себя рюкзак и уселся. — Я тут купил кое — что.

Свёртки лежали внутри как попало; хорошо, не порвались, подумал воин, извлекая один из них.

— Сейчас отдохну и попытаюсь…, — начала Фиар, глядя, как Ривллим разворачивает свёрток. — О небеса!

Густой запах разложения донёсся изнутри. Воин успел заметить чёрную вязкую массу, прежде чем отшвырнул свёрток в сторону. Упав на четвереньки, он судорожно вдыхал свежий воздух, пытаясь избавиться от железного шара, застрявшего в горле.

— Что случилось? — выговорила Фиар, борясь с кашлем.

— Нежить, — хмуро ответил воин, вытирая слёзы. — Похоже, у нас неприятности.

Так и оказалось. Воин осторожно вынимал свёрток за свёртком… но внутри оказывалась всё та же полусгнившая масса. Ни вяленого мяса, ни сушёных фруктов, ни лепёшек. Просто чудо, что ни один из пакетов не порвался и не испоганил весь рюкзак.

Минутой позже Ривллим проверил меха с водой. Не лучше. Тем, что плескалось внутри, без сомнения, можно было отравить всё живое на побережье — настолько жутким было зрелище. В серебряной фляжке (подарок отца), слава всем добрым богам, была вода. Старая, но пригодная для питья. Воин заметил, как вытянулось лицо девушки.

— У нас нет пищи и почти не осталось воды, — пояснил Ривллим, предваряя вопрос. — До конца дня нужно придумать, где взять и как хранить и то, и другое.

Фиар молча смотрела, как спутник закапывает испорченные запасы, и оглянулась.

— Может, вернуться? — предложила она.

— Представляю, что обрадуются горожане, — возразил Ривллим. — Даже если нас не прогонят или не попытаются убить, вряд ли мы там чем — нибудь разживёмся. Опять же, покойники.

Они смотрели на ровную поверхность тракта, вымощенного булыжником. Ветер поднимал небольшие облачка пыли. Скаэн был как на ладони: дорога сюда шла немного вверх. Прохожих на улицах не было.

— Нет, — повторил Ривллим. — Идём дальше. Времени и так не осталось.

Они привели себя в порядок и зашагали на запад.

* * *

Льерхе, владелец большого сада (здесь росли лучшие в этих краях яблоки) испугался до беспамятства, когда в двери постучался высокий ольт, с пустыми глазницами. Кожа пришельца была совершенно гладкий и блестящей, словно натёртая воском. Одет скудно, но это хозяин сада припомнил значительно позже.

— Этот сад принадлежит вам? — осведомился слепой, указывая в сторону предмета гордости Льерхе. Тот испуганно кивнул, подумав, что посетитель никак не смог бы увидеть сад. Но и об этом он подумал позже.

— Мне нужно побывать там, — заявил ольт тоном, не терпящим возражений. — Просто заглянуть. Я ненадолго.

— Д — да, разумеется, — пролепетал Льерхе и едва не лишился дара речи, когда с ладони слепца в его ладонь стекло тонкое изящное золотое ожерелье. Льерхе, который считал себя человеком состоятельным, немедленно понял, что такое ожерелье может стоить дороже всего его поместья.

— Пригласите меня, — слепой накинул на голову капюшон, к большому облегчению Льерхе.

— Ч — что?

— В сад, — указал ольт рукой. — Вы же хозяин? Пригласите меня туда.

— А, конечно! — обрадовался Льерхе. Он сделал бы всё, что угодно, лишь бы необычный гость исчез поскорее. Оставив, само собой, ожерелье. — Сделайте одолжение, дорогой гость, посетите мой сад.

Ольт молча кивнул и зашагал в сторону сада, не дожидаясь продолжения. Владелец сада проводил его взглядом (слепой двигался быстро, но аккуратно — не примял ни единого цветка, ни разу не шагнул мимо тропинки) и только потом обнаружил, что забыл закрыть рот.

Затем он заметил, что три огромных цепных пса смотрят в сторону ушедшего незнакомца и усердно виляют хвостами. На мордах их читалась преданность.

— Толку от вас, — замахнулся Льерхе на ближайшего. Тот заскулил и лёг на землю. Прости, хозяин. Что я могу поделать?

…Пять минут спустя Льерхе осмелился выбраться в сад. Но там никого не оказалось. Либо странный пришелец покинул сад по воздуху, либо… До конца дня хозяин сада осматривал свои владения, но ничего не пропало.

Ожерелье оказалось настоящим и очень дорогим, к несказанному восторгу его супруги и трёх дочерей. Пора на покой, подумал Льерхе, рассказав, как он откопал украшение в саду, когда пересаживал молодые яблони. Правды он рассказывать не стал. Всё равно никто не поверит.

Ожерелье принесло семейству Льерхе немало переживаний, преимущественно приятных. Но это совсем другая история.

VI (XXI)

Пыль, пыль и пыль. Пыль кругом. С юга ли, с севера ли дует ветер — он несёт пыль и ничего более. Дождь на эту многострадальную землю проливается крайне редко. И это в непосредственной близости от тракта!

Пять дней, прошедших после визита в Скаэн, оказались самыми тяжёлыми. У воина при себе были кое — какие инструменты, но к походу в пустыню он не был готов. Из оружия — два меча; арбалет он оставил в Меорне, в доме, который они занимали вместе с Фиар. Стрел штук пять; наконечников для них взять негде. Одежда нуждается в починке; обувь вскорости тоже потребует её.

Фиар была абсолютно убеждена, что, добравшись домой, она сможет ответить на большинство вопросов, которые не дают им покоя. Ривллим и сам надеялся на это. Мысль о том, что они так и будут погружаться в прошлое, пугала сильнее любой из смертей.

Добравшись до следующего города, Ниарта, путешественники попытались войти в него, как подобает честным людям. Выяснилось, что со стороны городского кладбища к ним навстречу движется почётный эскорт — пришлось ретироваться. К чести воина и его спутницы, стражники у ворот перепугались гораздо сильнее. Ожившие мертвецы оказались никудышными воинами и вскоре обратились в прах, сражённые либо хищно полыхающим Кошачьим Глазом, либо метко пущенным камнем.

Но не все.

Несколько покойников, заметив, что противник сильнее, «впитались» в землю, исчезли в ней. Когда Ривллим с Фиар добрались до сравнительно безопасного места, девушка спросила:

— Постарайся припомнить: кто — нибудь из нежити уходил подобным образом?

Ривллим припомнил поляну, собравшихся у подножия холма покойников… да, действительно. Было.

— Мне это не нравится, — заключила Фиар. — Должно быть простое средство, чтобы избавиться от них раз и навсегда, но вот какое?

А положение было — хуже некуда. До ближайшего источника воды (речушки к северу отсюда) не менее шестидесяти километров. Вокруг — глинистая пустыня. Из добычи — змеи, да неуловимые тушканчики. Фиар отказалась есть как первое, так и второе.

— Есть змей — навлекать на себя проклятие, — заявила она. — А этих крыс я есть не стану. Да и поймай их сначала!

Славно получается, подумал воин. Вемкамтамаи, наверняка, не стал бы привередничать.

Вспомнив об ольте, Ривллим подумал также: может, и он где — то здесь?

Спросил, что по этому поводу думает Фиар.

— Он здесь, — пожала та плечами. — Мы встретимся с ним, это несомненно.

— Вот что, — заявил Ривллим. — Надо рискнуть пробраться в город. Нужны кое — какие вещи, без них мы далеко не уйдём.

— В город? — Фиар недоуменно посмотрела ему в глаза. — Ты шутишь? Ты же видел, чем это кончается.

— Мне кажется, — Ривллим ощутил, что слова, приходящие на язык, рождаются не в голове, а приходят извне. — Мне кажется, что причина всему — наше оружие.

Он указал на Лист и Дождь, что тихо «разговаривали» неподалёку.

— Предлагаешь оставить его здесь? Ни за что.

— Нет, — возразил воин терпеливо. — Один из нас останется здесь, вместе с мечом и булавой. Кто — то другой попытается добыть всё необходимое.

Видно было, что идея девушку озадачила. Наконец лицо её посветлело, и впервые за эту неделю воин увидел на её лице обычную, приятную улыбку.

— Пойду я, — девушка решительно встала, пригладила волосы и отряхнула пыль с одежды.

— Ладно, — вздохнул воин. — Тогда слушай, что нам нужно.

Фиар была вся внимание.

— Были здесь, — повторил Вемкамтамаи медленно. — Куда они направлялись, вы не запомнили?

Он находился у святилища. Путь сюда был вовсе не прост. Заклинание несколько раз «промахивалось» — вначале ольт даже думал, что это проделки Келинмеира. Потом изменил мнение. Слишком просто. Грош цена столь мелочным богам. Хотя… Словом, раз двенадцать приходилось обращаться к одному ему известной формуле, прежде чем его вывело на окраины места, где когда — то воздвигнут Меорн. Ольт увидел Камень, заметил примятую траву, выбитые знаки и всё понял. Знак был недвусмысленным. Он повернул на юго — запад и вскоре достиг святилища.

Странная здесь обосновалась компания — столетний старец и девушка, которая, видимо, сбежала из Эриггвена в первом, что попалось под руку. Она робко приветствовала Вемкамтамаи и старалась держаться подальше. Старик, разговорившись, упомянул, что беглянку направил сюда именно тот, кто его, ольта, интересует. Немало народу погибло в городе, и не все погибшие — разбойники. Ей же удалось спастись.

Ольта поразило, что старик не удивился странному гостю. Ещё старик рассказал, как в долине выросла за одну ночь прекрасная роща, и как призрачные волки бились с войском Заирри, пытавшимся прорваться на север через святилище. Бились, и войска этого более нет.

— Может быть, тебе поможет оракул, что я получил этой ночью, — добавил старик, глядя, как рослый слепец бродит среди статуй, время от времени склоняя голову. — Бог, не пожелавший открыть своё имя, сказал: «Путь домой лежит через испытание властью». После этого богнекоторое время молчал и добавил: «Следуй белой тропой».

— Белой тропой? — «поднял брови» ольт.

Старик кивнул.

— Спасибо, почтенный, — поджал губы Вемкамтамаи.

— Те, кого ты ищешь, — добавил Хранитель, глядя, как ольт укладывает к ногам статуи дикие яблоки, — тоже говорили о белой тропе. Не знаю, где эта тропа, странник, но они намеревались идти куда — то на запад.

Ольт резко повернулся к нему лицом.

— Вы мне очень помогли, — он поклонился Хранителю и положил тому в ладонь ожерелье. Такое же. — Помогите девушке, чем сможете. Может, кто — нибудь из паломников…

— К нам давно не ходят паломники, — отозвался старик, с любопытством глядя на мерно светящееся украшение.

— Вскоре они вернутся, — ольт оглянулся, словно прислушиваясь к ветру.

Старик и девушка молча глядели, как он уходит в сторону Эриггвена.

— Зачем он это сделал? — спросила девушка.

— Нужно ли это знать? — ответил старик вопросом, бережно передавая ей ожерелье. — Я сделаю так, как он просит. Твой дом где — то на севере?

Девушка кивнула.

— Что ж, может быть, тебе повезёт, — Хранитель вновь поглядел в сторону, в которую направился Вемкамтамаи. — Во всяком случае, я стану просить об этом богов.

Девушка склонила голову. Ей подумалось, что ольт и тот необычный путник с двумя мечами говорили на одном и том же, странно звучащем языке. И та знатная дама, что появилась в трактире ночью — тоже.

Похоже, что всё это — только сон.

Сон этот был прекрасным и оказался длиной в долгую и интересную жизнь.

* * *

Вопреки ожиданиям, ничего страшного не случилось. Сидеть, сжимая в одной руке ножны с Солнечным Листом, а в другой — чехол с Чёрным Дождём, было занятием не очень приятным. От этого внутри было и жарко и холодно одновременно. Светящаяся дымка, которой оружие «разговаривало», казалась похожим на какие — то символы… буквы… слова… Вот — вот удастся их разобрать!

Воин заметил, как сквозь чехол Дождя проступает символ… очень знакомый символ — шестиугольник, знак Башен. Словно в ответ, такой же символ возник на ножнах Листа. И мир поплыл перед глазами…

Он очнулся оттого, что кто — то осторожно тормошил его. Ривллим потряс головой. Фиар. Сидит перед ним на корточках, озабоченно глядя в глаза.

— Что с тобой?

— Всё в порядке, — ноги отчего — то затекли. Когда успели? — Ты что, передумала ходить?

Девушка покачала головой.

— Час от часу не легче. Я уже сходила, сайир. Видишь? Солнце опускается. Давно так сидишь?

Ривллим ошеломлённо взглянул в сторону солнца и понял, что Фиар не шутит. У ног её лежал мешок. С добычей, надо полагать.

— Я думал, несколько минут, — он выпустил ножны и чехол из рук и, стиснув зубы, поднялся. — Великие боги, неужели я так и сидел?

— Похоже на то, — девушка уселась рядом. — Ну хорошо, главное — жив остался. Посмотри, что я принесла…

Посмотреть, действительно, было на что.

Несколько десятков арбалетных стрел — тяжёлых, с посеребренными наконечниками. Всевозможная серебряная посуда; несколько плотных многослойных одеяний. В таких передвигались по пустыне меднокожие западные кочевники.

Еды тоже немало. Как она всё это утащила? Килограмм сорок!

Воин потряс головой.

— Во сколько тебе это встало?

— Да почти даром.

Ривллим грозно взглянул на девушку. Та невинно улыбалась.

— Ты что, снова…

— Я и не старалась особенно. Вот это, — она указала на серебряную утварь и стрелы, — хотела купить, но дали даром. Ну не то что бы совсем даром… пришлось развлечь хозяев разговорами. Видал бы ты их глаза… А это — Фиар прикоснулась к халатам — подарил один купец, родом из Фендарра…

— Где это?

— На юго — западной оконечности континента. Узнал, что я направляюсь на запад, и подарил…

Ривллим молча смотрел в её спокойные глаза.

— В обмен на?..

— Да перестань! Просил, если окажусь в Фендарре, передать привет его семье. Чтоб не беспокоились.

Воин отвернулся.

— Иными словами, теперь весь город знает, куда мы направляемся. Я надеюсь, за вяленое мясо нам не придётся путешествовать куда — нибудь на Восток? Так, передать привет родственникам и знакомым?

— Нет, — Фиар уселась на землю и с наслаждением потянулась. — За него пришлось платить. На эту старую колоду обаяние не действует. Буду я ещё магию тратить…

Воин молча наливался красным цветом и неожиданно расхохотался. Смеялся он долго, пока из глаз не потекли слёзы.

— Что с тобой? — Фиар удивлённо воззрилась на него.

— Представил себе весь твой поход, — Ривллим вытер слёзы и вытряхнул содержимое своего рюкзака на траву. — Ну хорошо. Ты у нас молодчина. Сейчас упакую всё это — и можно отправляться.

— Как же, — Фиар вытянулась на траве, зажмурившись и подставив лицо солнцу. — Так я и пошла. Вначале отдохну. Дай — ка мне воды.

Ривллим вручил ей фляжку и тщательно осмотрел имущество. Оловянные и деревянные предметы надо сжечь, а затем зарыть поглубже всё, что останется. Железу, стали и благородным металлам ничего не сделалось. Ну и камню, конечно.

Пока он укладывал вещи, солнце село. Час спустя путешественники продолжили поход.

Хотя их ничто не тревожило, оба ощущали на спинах пристальный взгляд.

* * *

Ольт бродил по улицам Эриггвена, ничего не понимая.

Город был пуст. Пуст совершенно; ни одного живого существа — кроме птиц и насекомых, время от времени пролетавших поблизости. В порту стояли две новёхонькие шхуны; Вемкамтамаи рискнул подняться на борт каждого из кораблей, чтобы убедиться, что и там никого нет.

Город словно только что выстроили… Ольт заходил то в одно, то в другое строение — чисто, светло и пусто. Одна странность: ни одного подвала, ни одного спуска под землю. Где бы он ни пытался поднять крышку погреба, под ней был камень. Исключая канализацию, куда ольту лезть не хотелось. Кое — где сохранилась мебель — отчего жилища выглядели пугающе. Город — призрак, жители которого содержат его в порядке и чистоте, но не живут в нём.

Единственным местом, в которое он не смог попасть, был Храм. У ворот, открывавших проход в высокой замшелой каменной стене, несли караул два огромных волка. Они были полупрозрачными, и ольт отчётливо видел их, только когда те шевелились. Стражи подняли головы, осматривая пришельца, и встали у него на пути. Всё понятно.

Ветер свистел на пустынных площадях, бросал в лицо сухие листья. И ещё казалось, будто слышится негромкий разговор, доносящийся из — за спины. Зрение Вемкамтамаи охватывало всё вокруг, и голоса вызывали неприятное чувство. Будто он странствует по расщелине в пространстве, куда погрузилась только лучшая, подлинная часть города, а всё прочее осталось снаружи. И лишь эхо разговоров — а может быть, мыслей — доносится извне. Ольт поспешил убраться из возрождённого, но неприветливого Эриггвена.

Он бросил прощальный взгляд на город, поднявшись на северо — западный, высочайший, холм. Храмы не были видны: взамен за каменной стеной возвышались кроны деревьев.

Ольт обратил внимание на северную часть горизонта. Увидел людей. Много людей.

Всадники ехали в направлении Эриггвена — спустившись с ближайших гор. Ещё одно изменение истории, усмехнулся Вемкамтамаи. Тот Эриггвен был уничтожен во время войны и никогда не восставал из пепла.

* * *

Остановка у стремительной горной речки Талевиары стала самым приятным воспоминанием. Жизнь тянется к воде; у берегов речушки, а также у небольшого озера, которое образовалось на месте возникшей после землетрясения впадины, водилось почти всё, что можно встретить в этих краях. Полоса леса тянулась всего метров на сто в сторону от реки, и здешние звери человека не боялись.

— Естественно, — Фиар указала на изрядно стёршиеся от времени знаки — линии, высеченные на скалах и некогда заполненные ярко — красной краской. — Видишь? Ручаюсь, это охранные знаки. Я слышала, что речка всегда считалась священным местом. Здесь не охотятся, не срубают деревьев, не устраивают жилищ.

— Похоже на то, — Ривллим оглядывал окрестности, наслаждаясь прохладой, исходящей от воды, и необычайно красивым пейзажем. — Какие интересные деревья. Очертаниями — словно люди.

— Говорят, — девушка понизила голос, — здесь жило племя, считавшее, что часть их души заключена в окрестных деревьях, скалах, воде. Эти деревья могут рассказывать самые невероятные истории, могут навевать разнообразные сны. И жестоко мстят тем, кто осмеливается нанести им вред.

— Ты в это веришь? — спросил воин с сомнением в голосе. Тон Фиар вовсе не был похож на то, к чему он привык. Никогда она не говорила о подобных вещах с такой таинственностью.

— Конечно, нет! — девушка расхохоталась и присев у берега, зачерпнула пригоршню воды. — Я выросла из сказок. Но что — то странное в этом месте, не находишь?

Ривллим оглянулся. Деревья словно прислушивались к речам гостей. Показалось даже, что он ощущает внимательный взгляд сотен глаз. Такое ощущение возникает, когда кто — нибудь поблизости упорно думает о тебе.

— В таком случае, лагерь поставим подальше отсюда.

Так они и сделали. Ловить рыбу здесь не возбранялось, и вскоре Ривллим сидел с удочкой в руках у дальнего, более спокойного берега. Фиар посмотрела, хмыкнула и удалилась вверх по течению.

Минут через пятнадцать она вернулась и молча положила на траву двух больших форелей — рыбы были ещё живы, и удержать их было, наверное, нелегко. Увидев такое, Ривллим выронил удочку и молча смотрел, как та уплывает, на потеху рыбам.

— Как ты это делаешь?

Девушка загадочно улыбнулась и развела руками. Ни сейчас, ни в будущем так и удалось увидеть, как она ловит рыбу. Фиар пришлось искупаться: волосы были ещё мокрыми.

А ведь здешняя вода холодна, как лёд.

* * *

Вемкамтамаи стоял неведомо где и, сжимая в руке мерно пульсирующий Хрустальный Свет, пытался понять, что происходит.

Он быстро выяснил, куда направились воин с девушкой; трудно было не услышать новости о тех, за кем увязалась вся окрестная нежить. Как пришлая, так и «своя», обитавшая неподалёку. О странных путниках останется добрая память: как не помянуть добрым словом подобное избавление! Местные упыри не имели ни малейшего понятия, что им полагается издыхать от ритуалов и заклинаний, которыми их старались извести местные чародеи.

Далее по курсу — Талевиара. Лес! Ольт понял, что удача улыбнулась и, едва первый луч солнца коснулся степи, произнёс заклинание.

И сильно удивился, увидев неподалёку одну из Шести Башен. Раз за разом ольт читал заклинание, чётко сосредотачиваясь на знакомом озерце близ гор, и куда его только не заносило! В конце концов, силы творить заклинание иссякли. Вемкамтамаи, мрачнее тучи, подошёл к краю утёса, откуда были прекрасно видны все Шесть Башен и долго смотрел на их острые очертания, мысленно награждая их самыми нелестными эпитетами.

Идти ему придётся пешком. Делать нечего, Вемкамтамаи проверил снаряжение и пошёл. Отдалившись от скалы, ольт резко обернулся. Ему показалось, что на краю скалы возникла фигура высокого человека. Скрестив руки на груди, он смотрел на удаляющегося ольта и быстро растаял в воздухе, стоило ольту повернуться к нему лицом.

VII (XXII)

Тянется время, когда куда — то торопишься; и несётся галопом, когда хочется, чтобы оно замерло.

Первые две ночи всё шло — лучше некуда. Небо было пасмурное; солнце, которое било по голове, словно раскалённый молот, скрылось от всего мира и дорога стала куда приятнее. Города попадались примерно через каждые сутки пути — не случайно, конечно же. Тракт возник очень давно, и создан был не людьми; да и иные города, если изучить как следует, тоже не творение рук человеческих.

Два раза Фиар отправлялась на разведку в города; Ривллим всякий раз оставался один — более он не рисковал держаться сразу за оба оружия. Однако продолжал вглядываться в повторяющиеся причудливые узоры, что вились в слабо светящемся тумане, которым «разговаривали» Лист и Дождь. Туман или пляшущий холодный огонь. Чувствовалось, что разгадка и смысл этого танца проста, как и всё великое, но смысл по — прежнему был недостижим. Да и знал воин не так много, чтобы всерьёз надеяться разгадать, что означает этот «разговор». Для этого надо быть по меньшей мере магом — а ещё лучше магом — ольтом, чтобы удалось посвятить занятиям магии пару — другую веков…

К концу второй ночи упыри, что гнались за ними из самого Скаэна, настигли своих жертв. Впрочем, «настигли» — сказано слишком сильно. К тому моменту, когда Ривллим заметил три неровно вышагивающие фигуры, стало понятно, что нежить держится из последних сил — было непонятно, как им вообще удалось прорваться так далеко. Для двух из них хватило пары ударов Кошачьего Глаза; третий же рассыпался в порошок сам — словно отчаявшись добраться до вожделенной добычи. Пыль, в которую они обратились, почти немедленно вспыхнула жарким пламенем, оставив после себя слабый неприятный дым, от вдыхания которого во рту возникал привкус крови.

— Я, кажется, поняла, — высказалась Фиар, после того, как осмотрела место «битвы». — Помнишь, какой была земля там, у Шести Башен?

— Обычная лесная, — пожал плечами воин.

— Вот именно, — кивнула девушка. — Видимо, там, где земля бесплодная, нежить не может скрыться.

— Понятно. Будем искать всякий раз наиболее сухое и бесплодное место.

— Наверное, — Фиар долго стояла, вслушиваясь в вечерние звуки. — А в конце пути — сплошные джунгли.

— Ну, до тех пор мы в безопасности, — воин бросил в огонь ещё одну ветку.

Как выяснилось, он ошибался.

* * *

К концу дня Вемкамтамаи продвинулся всего километров на двадцать.

Ходить по горам не так — то просто, даже имея опыт. В особенности, если спешишь. Ещё хуже, если нет карты. Погода портилась; дождь беспрестанно моросил, замедляя и без того невыносимо медленное продвижение. Совершенно измотанный, не имея возможности разжечь костёр, ольт сидел на дне седловины и смотрел в сторону севера.

Что бы придумать? Телепортацией он, можно считать, не владеет; полётом — тоже. Знакомые заклинания быстрого перемещения не работают. Идти по горам нынешним темпом — значит, опоздать на две недели. Можно «попрыгать», в надежде, что заклинание перебросит поближе. Но нет уверенности, что в следующий раз его не выбросит куда — нибудь глубоко под воду. Или в километре над землёй.

Над землёй…

Ольт вскочил, как ужаленный. Ну конечно! Не над, а под землёй! Здесь же полным — полно подземных городов — там — то заведомо есть способы быстрого путешествия. Подумать только, целый день он упорно лез по скалам, вместо того, чтобы поискать город дарионов! Ну или не дарионов, главное — чтобы подземный.

К полуночи тучи разошлись и окружающие горы приобрели призрачный, жутковатый вид. Ольт отыскал то, что хотел, почти сразу же, как только спустился на дно ближайшего каньона. Память его не подвела.

* * *

К полудню путешественники подошли туда, где обрывался тракт. Дальше начинались печально известные Каменные Волны — земля выглядела так, словно мгновенно замёрзшая во время сильного урагана поверхность океана. Было это неимоверно давно… и легенд по поводу происхождения Волн немало. Тракта дальше не было. Холмы, покрытые редкими, жмущимися друг к другу деревьями — вот и вся жизнь. Значит, вода есть.

— Впечатляет, — произнесла Фиар, стоя рядом с Ривллимом, на последних камнях Тракта. Некоторые бруски, вплавленные в скалу под ногами, были аккуратно срезаны — словно масло горячим ножом. — Слышать доводилось, видеть — ещё нет.

— Мне тоже, — кивнул воин. — В моё время здесь уже не было пустыни.

Девушка посмотрела на него, но не произнесла ни слова.

— Ну, пошли, — вздохнул Ривллим и сделал первый шаг не по Тракту.

Подобное случалось с ним два — три раза. Иногда, если слишком долго находишься вниз головой — резко выпрямляешься, и в глазах чернеет, а в ушах начинает звенеть. Вот и сейчас — в глазах почернело, запрыгали тёмные пятна, Ривллим оступился. Однако удержался на ногах.

Спустя десяток ударов сердца дурнота прошла.

— Не соврали, — услышал он голос Фиар. Та стояла, прижимая ладонь ко лбу. Лицо у неё было бледным.

— Что с тобой? — чужим, охрипшим голосом произнёс Ривллим, ощущая, как голову сдавливает железный обруч.

— Так это место встречало гостей, — девушка вымученно улыбнулась. — А я — то думала, что это только россказни.

Тучи разошлись над их головами, и солнечные лучи потекли с небес, превращая сырую прохладу в душную преисподнюю.

* * *

Ни часовых у входа, ни охранных знаков. Ольт побаивался начертательной магии, она была одной из наиболее древних и загадочных. Боги в своё время стремились оградить смертных от обладания властью начертаний, и подземные народы успешно использовали хитроумные геометрические рисунки в своих целях. Пещера была довольно низкой (для ольта), но подземные жители, как известно, невелики ростом. Постройки, типично дарионские: скалы гладко обтёсаны, сложные сводчатые потолки, широкие проходы, камень чуть тёплый на ощупь. Вемкамтамаи прошёл несколько сотен шагов по проходу и понял, что уже много лет здесь никто не живёт.

Подземные города не разрушают. Слишком тяжело строить под землёй; слишком долго. Даже когда дарионы вели ожесточённые войны (как друг с другом, так и с соседями по подземному миру), никто не разрушал ни городов, ни проходов. Расставить хитроумные ловушки — да. Перегородить иллюзорными стенами — разумеется. Разрисовать зловещими начертаниями — непременно. И стоят пустые города, памятники самим себе, и сотни лет требуется, чтобы рассеялись иллюзии, растрескались охранные начертания и сломались ловушки. А иногда и тысячи лет не хватает.

Вемкамтамаи провёл рукой по стене, и некоторое время смотрел в призрачном пещерном свете на покрытую пылью ладонь. Нет, этим путём он не пойдёт. Город впереди заброшен. А самое главное, что он совершенно не ориентируется в сети туннелей, пробегающих в глубине.

Снаружи продолжало моросить. Вемкамтамаи бесшумно подошёл к выходу из пещеры и уселся на пороге. Печально. Продолжим поиски — более быстрого пути пока нет.

Знакомый звук донёсся до него.

Ольт вскинул голову. Тучи стремительно разошлись; две линии перечеркнули зенит. Хрустальный Свет у него на поясе проявился, задрожал и третья линия вонзилась в пересечение предыдущих. Вемкамтамаи сосредоточенно смотрел на точку пересечения. Несомненно, эти двое где — то там. Почти точно к западу.

Молот под его ладонью пропел высокую музыкальную ноту — тонкую и печальную, и тут же всё кончилось. Тучи быстро затягивали просвет в небе. Молот переставал светиться — из его глубин исходил зеленоватый свет, в лучах которого окружающие скалы показались диковинным каменным садом.

Движение за спиной. Ольту не нужно было поворачиваться, чтобы увидеть это… но чтобы разговаривать с собеседником, принято поворачиваться к нему лицом.

Он медленно повернулся.

Вспышка молнии на миг осветила невысокое двуногое существо, что стояло поодаль, среди камней.

— Привет… — начал ольт и осёкся. При первых же звуках его голоса существо скрылось куда — то за камни. Только этого не хватало! Вемкамтамаи поспешил вниз.

— Подождите! — крикнул он. — Я один и не намерен причинять… проклятье!

Последнее относилось к камню, о который он споткнулся. Вемкамтамаи вспрыгнул на то место, где только что видел существо. Если бы не панорамное зрение, он так и остался бы один. Что — то шевельнулось внизу слева… как незнакомцу удаётся так быстро передвигаться по крутому склону? Ольт повернул голову в сторону избегающего встречи чужака, и вновь заметил, как тот юркнул за груду камней.

— Подожди! — крикнул ольт и кинулся следом. Наверное, следовало подождать и постоять на месте. Когда двухметровый гигант гонится за вдвое меньшей добычей, преследуемому трудно поверить в добрые намерения. Учитывая холодно сияющий молот. Впрочем, об этом ольт думал позже, а пока что его одолевали негодование и сожаление. И, если уж быть совсем откровенным, азарт.

* * *

— Не могу больше, — произнесла Фиар хрипло час спустя. Халаты спасали от солнца, но от влажности спасения не было. Смотреть на растрескавшуюся землю под ногами, тучи и неумолимый солнечный диск над головой — нестерпимо. Ни капли воды не проливалось на Каменные Волны; дождь был здесь редким гостем. Дождь проливался позади, где тянулся Тракт. Здесь такой милости не полагалось.

«Дорожный посох», который по — прежнему оставался у Ривллима, перестал защищать от усталости; наоборот, в обмен на стремительное перемещение посох быстро вытягивал силы. Как хорошо с ним было на Тракте…

Они добрели до ближайших деревьев — пять или шесть чахлых созданий, под которыми ютилась дырявая тень. Фиар рухнула под ближайший ствол и поднесла ладони к вискам. Боль пульсировала под сводами черепа. Ранее с ней такого не случалось.

— Сядь ровнее, — услышала она. Если бы он знал, каким подвигом для неё является всякое движение! Стиснув зубы, девушка подчинилась и ощутила, как на голову её опускаются пальцы. Ривллим быстро нашёл нужные точки и — вначале осторожно, потом постепенно усиливая нажим — принялся массировать ей голову.

Вначале она чуть не взвыла: боль принялась вращаться, перекатываться. Фиар словно видела чёрный водоворот, неторопливо вращающийся в глубине. Однако потом случилось чудо — боль стала спадать. В голову вонзались и исчезали тонкие серебряные иголочки. Ощущение было странным.

Как — то всё незаметно кончилось.

Фиар открыла глаза и увидела Ривллима, сидящего поодаль, обернувшего голову тряпкой (шляпа куда — то запропастилась). Он молча жевал. Как он может что — то есть? Девушка осторожно пошевелила головой — не болит. Надо же!

— Спасибо, сайир, — произнесла она, осторожно прикасаясь к вискам кончиками пальцев. — Как ты это делаешь?

— Могу научить, — ответил воин, протягивая фляжку с водой. Хвала богам, в серебре она не портилась! И подумал, что Лейрн не во всём был прав. Кое — что на неё действует. Массаж, например. — Надо было сразу сказать. Не стоит с этим шутить.

Фиар промолчала.

— Где ты всему этому научился?

— В разных местах. Массаж меня научили делать в… О — о — ох! — Ривллим попытался вскочить и не смог. Мгновение спустя он издал нечеловеческий вопль: казалось, что правую ногу его окунули в расплавленное железо.

Фиар вскочила на ноги. Земля шевелилась и ходила ходуном. Рядом с Ривллимом из — под земли выбирался покойник; первое, что он сделал — едва освободил голову и руки — запустил длинные и острые зубы в лодыжку воина. И висел на ноге, терзая её, словно озверевший пёс.

Фиар схватила Кошачий Глаз и одним ударом отсекла мертвецу голову. Тело, всплеснув руками, скрылось под землёй, а голова продолжала сжимать челюсти. Фиар отбросила меч, взялась за челюсти обеими руками и потянула изо всех сил.

Голова обратилась в пыль в её руках; от пыли несло омерзительным смрадом. Ривллим никак не мог оправиться от шока: его качало из стороны в сторону, кровь капала из прокушенной губы.

Фиар сильным рывком подняла его на ноги. Произошедшее заняло не так много времени: покойники всё ещё выбирались из — под земли, протягивая скрюченные пальцы в сторону жертв. Даже днём, подумала девушка ошарашенно, как это может быть?

Схватив в охапку снаряжение, они бросились прочь. Позади, у холма, собрался уже целый отряд — не менее полусотни покойников, медлительных и неуклюжих.

Ривллим сильно хромал, но быстро пришёл в себя. Двигался он пошатываясь, скрипя зубами, но не отставал. Минут через десять Фиар остановила его и велела:

— Снимай сапог.

Воин повиновался. Сапог был полон крови; зубы покойника были остры, как шило; чуть выше стопы неправильным кругом расположилось множество рваных ран. Фиар извлекла зелёную веточку и приложила её к ранам.

Веточка завяла, пожухла, осыпалась в её руках. Девушка от неожиданности выронила то, что осталось; остаток чудесного подарка рассыпался пылью. Пыль источала слабый, едва заметный, запах лаванды. Раны затянулись. Воин — уже самостоятельно — протёр пострадавшую ногу смоченной в воде тряпкой и вздрогнул. Вместо рваных отверстий ногу украшали синяки. Тёмные, зловещие, отвратительные. Но кровь больше не шла. Он пошевелил ногой — словно во все пострадавшие места вонзают иглы. Ну ладно, двигаться — то можно.

Окровавленные тряпки он не стал выбрасывать.

— Скоро они придут, — указал на медленно марширующих к ним покойников. — Кормить их собой не хочу. Помоги — ка… — он охнул, когда попытался встать, но в остальном чувствовал себя сносно. Прокушенная губа распухла и мешала говорить.

— Туда, — указал он рукой. — Там какие — то развалины…

Прихрамывая, время от времени останавливаясь, он двинулся в выбранном направлении. Фиар молча следовала рядом, время от времени оглядываясь. Даже медленным шагом они оставят нежить далеко позади… но долго ли воин сможет так идти? И — залечились ли раны?

Ривллим думал о том же.

* * *

Играть в салочки ночью, под дождём, на скользком и опасном горном склоне — не самое приятное занятие. Неуловимый незнакомец оказался необычайно вёртким. Он ускользал, словно чёрная кошка во тьме; двигался со сверхъестественной точностью, а ведь возможности Вемкамтамаи превосходили возможности иных дарионов!

Во время одного из падений Хрустальный Свет с размаху ударил по скале.

То, что произошло, поразило ольта.

Камень ярко засветился в том месте, куда пришёлся удар; мигом позже светящаяся ярко — зелёная паутина побежала вперёд, следуя рельефу местности. Последней на её пути оказалась верхушка скалы. Паутина оплела её… и скала с тяжёлым грохотом раскололась надвое.

Преследуемый, увидев это, замер. Ему было куда скрыться: достаточно перемахнуть через ближайший камень. Но он не шевелился, глядя, как ольт поднимается на ноги, счищает налипшую грязь и медленно спускается к нему.

Только когда ольт приблизился шагов на десять, существо протянуло перед собой руки и издало тонкое, предупреждающее шипение. Теперь его было отчётливо видно.

Чуть меньше метра ростом, почти человеческих очертаний — но с крохотными когтями на пальцах, и покрыто мелкой чешуёй. Понятно. Точнее, непонятно. Таких ольт ещё не видел. Хвост небольшой и, видимо, не мешает бегать по скалам с такой скоростью. Зубы мелкие, но безобидными не кажутся.

Ольт заметил, что сжимает молот в руке. Медленно и осторожно повесил оружие на пояс и оно скрылось из глаз. Существо озадаченно моргнуло и закрыло пасть. Затем отступило назад, — оглянувшись, запоминая путь к отступлению. Ольт почувствовал его запах. Ничего особенного — попавшая под дождь ящерица, наверное, пахнет так же.

— Ладно, — проговорил он устало, опускаясь на камень. Всё равно уже грязный и мокрый насквозь. — Не начинай всё сначала. Давай поговорим… надеюсь, ты умеешь говорить.

Существо вздохнуло, когда ольт уселся, и их глаза оказались на одном уровне. Услышав последние слова Вемкамтамаи, существо — к немалому изумлению ольта — отрицательно покачало головой.

— Не умеешь говорить? — спросил ольт, не веря своим глазам.

Отрицательный кивок.

— Но понимаешь меня?

Утвердительный кивок.

— Мне нужна помощь… сможем мы договориться?

Приоткрылась розоватая пасть… не знает, как поступить? В конце концов, оно оглянулось и молча показало на вход в тоннель, из которого ольт не так давно вышел. Странно, подумал Вемкамтамаи, я — то думал, что мы тут километра три отмахали.

— Хочешь разговаривать там? — спросил он. Существо кивнуло.

— Что ж, пошли. — Вемкамтамаи принялся взбираться в гору, время от времени соскальзывая. Хоть бы не передумал, произнёс он про себя. Тоже удовольствие — гоняться по всем горам. Кто бы это мог быть? Что — то я о них слышал… «Лунными ночами выходят из нор и бродят, незримые, среди скал». Как я буду объясняться с тем, кто не может ни слова произнести?

Ольт мысленно воззвал ко всем богам сразу, попросив у них терпения и спокойствия. До входа в туннель оставалось не так много… в особенности, если не падать каждый третий шаг.

* * *

— Будь я неладен, — прошептал воин утром следующего дня. Фиар пошевелилась во сне, но не проснулась. Он выбрался из — под служившей одеялом накидки и уселся, вытирая взмокший лоб.

Что — то не так. Нога перестала болеть уже к вечеру того дня — помогла веточка! — но спокойствие не возвращалось. Наоборот. Сначала он никак не мог уснуть; всё мерещились выползающие из — за каждого камня чудовища. Потом, несколько раз, ему снился один и тот же кошмар — настолько жуткий, что память отказывалась удерживать его. Сейчас, под самое утро, кошмар повторился. Скорее всего, тот же самый.

Ривллим осмотрел укушенное место. Синяки не проходили. Они посветлели, но по — прежнему украшали лодыжку неровным кольцом. Что могло случиться? Воин прикоснулся к пострадавшему месту ладонью. Не болит.

Луна светила с небес — вернее, тонкий серпик. Полнолуние не за горами, подумал Ривллим. Как бы суметь не впутываться ни в какие неприятности?

Лагерь они устроили среди развалин; выбрали место так, чтобы поблизости не было открытого грунта. Странно выходит. Нежить, как известно, враг всему живому. А выходить в данном случае предпочитает из живой, сырой, полной жизни земли! Как это прикажете понимать?

Ему показалось, что кто — то сзади шепнул его имя. Воин обернулся. Фиар крепко спала; Солнечный Лист продолжал бесконечную беседу с Чёрным Дождём. Искры клубились, собираясь в сгустки, вновь рассыпались…

Постойте — ка. А не похоже ли это на буквы? Ривллим попытался вглядеться в пляшущие знаки. Это оказалось непросто: стоило сосредоточить взгляд на одной «букве», как она тут же становилась невидимой — словно светящаяся гнилушка. И всё же… Jiar… Нет, Jior… Jior aver… aver — re… Jior averren…

Кто — то энергично тряс Ривллима за плечи.

— Ну, наконец — то! — голос девушки был взволнованным. — Я уж испугалась, что ты заболел. Давно сидишь?

Воин потряс головой, прогоняя остатки сна. Солнце приподнималось из — за горизонта; начинался новый день. Такой же тяжёлый, как и прежний.

— Ничего себе, — пробормотал Ривллим. В глаза его словно высыпали несколько вёдер песка. Голова гудела — будто после похмелья. Только этого сейчас не хватало. В таком состоянии только марш — броски совершать.

— Не помню, — ответил он. — Проснулся ночью, присел у камня и… Смотри! — он указал на ножны с Листом. Даже издалека был виден чёрный «саван», сочащийся из ножен.

— Знаю, — Фиар указала рукой на восток. Воин увидел их, неторопливо переставляющих ноги. На всех без исключения мёртвых лицах держалась неприятная улыбка. Ривллима передёрнуло. Он встал, быстро собрал вещи и присел, шипя от боли, потирая укушенное место.

— Что такое? — Фиар помогла подняться.

— Снова… болит, — воин закатал штанину. Всё нормально… но болит, словно обжигает раскалённым металлом.

— Понятно, — девушка покачала головой. — Пойдём — ка отсюда. Похоже, это от них. Целителей здесь, видимо, не водится…

— Там… впереди, — воин указал, где именно. — Что — то, похожее на дом. Надо поторопиться.

И, прихрамывая, отправился в путь. Фиар шла следом; мрачные мысли теснились в её голове, и изгнать их не было никакой возможности.

* * *

Существо уселось у самого порога; ольт отошёл, после долгого обмена жестами, вглубь туннеля. Больше всего его нового собеседника нервировал молот, то проявляющийся, то исчезающий.

Первое время они пытались завязать беседу. Вернее, пытался Вемкамтамаи. Ответных попыток не возникало.

— Вы живёте поблизости? — спрашивал ольт.

«Да».

— Вы уже встречались с моими соплеменниками?

«Да».

— Есть поблизости туннели, по которым можно быстро добраться до западного побережья?

Нет ответа.

Стоило начать спрашивать о том, что, собственно, интересовало ольта, как ответом молчание. Зачем оно согласилось с ним общаться? Чего хочет добиться?

Видимо и здесь принято платить вперёд.

— Я должен что — то сделать взамен?

Два светло — синих, слабо светящихся глаза несколько раз озадаченно мигнули, прежде чем существо утвердительно кивнуло.

— Вы твёрдо знаете, что я справлюсь?

«Да».

Очень интересно! Надеюсь, у них не принято заманивать незнакомцев к стае птиц — кровососов или к логову огнедышащих волков — чтобы позабавиться? Как хорошо то время, когда почти всё можно купить за золото…

Или за ожерелья. За долгие столетия слепоты он научился изготавливать их со сказочной быстротой. А после разрушения Шайра было время подумать и вспомнить ювелирное искусство. С собой осталось шесть ожерелий и разная мелочь, да только собеседника они не интересуют.

— Ну что же, — ольт поднялся, существо испуганно отшатнулось. Я, наверное, кажусь ему великаном — людоедом… или чем они детей пугают?

— Что я должен сделать? — спросил ольт.

Существо долгое время держало ладони сцепленными. Затем обыскало взглядом туннель и ничего не нашло. Потом подошло к стене и попыталось что — то изобразить на ней когтем. Тут до Вемкамтамаи дошло

Он извлёк светящийся мелок и протянул существу. То молча смотрело в его сторону, не двигаясь с места. Ольт усмехнулся про себя и уселся, скрестив ноги, по — прежнему протягивая мелок.

Существо сделало робкий шаг в его сторону. Не делать резких движений, подумал ольт. Происходящее напоминало ему то, как в детстве он прикармливал окрестных белок. Те так же подозрительно приближались к незнакомцу, держащему в руке что — то соблазнительно пахнущее. Не ловушка ли? И быстро удирали, стоило схватить заветную корочку.

Существо взяло мелок, но не побежало. Ольт изо всех сил скрывал улыбку. Может, мы их чем — то сильно напугали? Рептилия подошла к стене у самого выхода и мелкими буквами что — то написала.

Ольт присмотрелся. Силы небесные! Один из старинных дарионских языков. А я так плохо его знаю… Ну — ка, ну — ка… Он всматривался в буквы несколько минут.

— Ты хочешь проводить меня к тем, кто… расскажет, что надо сделать?

«Да».

— Тогда пошли.

Существо добавило несколько слов.

— Тебе нужен этот мелок? — поразился ольт. — Бери. Дарю. — Ничего удивительного, мелки эти изобретут очень не скоро…

Он так и не понял, куда рептилия дела мелок. Не в рот же спрятала! Только что держала в руках светящийся брусочек — и нет его! Покончив с мелком, существо выпрыгнуло наружу. Ольту оставалось только следовать за ним.

Снаружи всё так же моросило; существо передвигалось с невероятной скоростью; ольт едва успевал. Дорога вела куда — то вниз. Существо юркнуло в широкую, кажущуюся бездонной щель. Ольт полез следом.

* * *

День оказался гораздо страшнее, чем казалось.

Нежить была куда более резвой; оторваться от неё удалось лишь крайним напряжением сил. Они шли вниз по пологому склону и часа через два увидели одинокий домик, стоящий среди выжженных холмов. В домике кто — то жил. Несколько невысоких деревьев с пышными кронами окружали строение. Хорошо, если там удастся укрыться от преследующей их армии.

Как я устал, думал воин, борясь с подступающей тошнотой и туманом, что время от времени застилал окружающий мир. Рана не зажила по — настоящему. С его рассудком творилось неладное. Несколько раз он словно засыпал на ходу — всякий раз просыпаясь через долю секунды.

Потом начались вещи более неприятные.

На коротком привале (в скудной тени едва живого дерева) Ривллиму послышались голоса. Мир вокруг плыл, словно был сделан из желе: вздрагивал и колыхался от малейшего движения. Он разговаривал с Фиар, но та, видимо, не заметила перемен в спутнике.

Голоса исходили от оружия. И Солнечный Лист, и Чёрный Дождь шептали одни и те же лишённые смысла фразы. Голоса звучали жутко, нечеловечески. Ну да, разумеется — ведь говорят — то не люди, подумал Ривллим и ужаснулся этой мысли.

Испуг на короткое время избавил от наваждений.

Постепенно голоса возвращались; то ослабевая, то становясь громче. Домик был совсем близко, когда Ривллим, оглянувшись, заметил, что Фиар вся посерела. Он окликнул её — та не ответила. Воин протянул руку, прикоснулся к отрешённо шагающей рядом девушке — и та осыпалась мелким пеплом. Остался лишь скелет — выйдя из серого облака, он продолжал вышагивать. Ривллим закричал от ужаса и мир почернел перед глазами.

…Что — то влажное прикоснулось к его лбу.

Зрение постепенно возвращалось. Фиар смотрела на него, время от времени оборачиваясь. Воин успел отметить круги под её глазами и потрескавшиеся губы.

— Вставай, — попросила она обеспокоено. — Они совсем близко. Доберёмся хотя бы до домика! Ну же, прошу тебя!

Подняться на ноги оказалось столь же просто, как поднять гору голыми руками. Нога вспыхнула непереносимым огнём, но Ривллим всё же пошёл — медленно, шатаясь, вцепившись в руку Фиар. Та холодно думала, что будет делать, если их настигнут до укрытия. А ведь настигнут… Ривллиму, видимо, совсем худо — сколько ещё он протянет? И кто сказал, что в домике удастся укрыться?

Воин свалился в сотне шагов от домика. Фиар кинулась к нему, пытаясь привести в чувство — она что — то кричала, даже стукнула его несколько раз. Нежить двигалась всё быстрее и быстрее. Добыча рядом, обессилевшая и лёгкая.

Фиар попыталась позвать на помощь, но только хрип вырвался из иссушённого горла. Но голова оставалась ясной. Времени у неё хватит лишь на одно магическое воздействие. Излечить эту болезнь она не может. Уничтожить армию в несколько сотен слуг Тёмной ей не по силам. Иллюзии их не обманут. Телепортироваться? Фиар скрипнула зубами. Если прямо к горам, погибнут оба. В лучшем случае, свалятся и сгорят под палящим солнцем. Вернуться к Башням?

Впервые в жизни Фиар ощутила беспомощность. Если воин погибнет, она, скорее всего, обречена. Попытаемся телепортироваться. Куда их забросит во время полнолуния? В ледниковый период?

Все эти мысли пронеслись в голове девушки за несколько мучительно долгих секунд. Она трясла Ривллима, умоляя того подняться…

Ривллим поднялся неожиданно и с такой силой, что Фиар кубарем полетела на землю. Ей показалось, что он стал одним из них — взгляд остекленевший, движения неестественно плавные. Фиар поднялась, пошатываясь, и отступила на шаг… Ей стало страшно.

Воин встал на колени и выхватил из ножен Кошачий Глаз. Мертвецы были близко… они раскидывали руки, чтобы принять людей в объятия… казалось, слышен смех, слетающий с чёрных губ.

Воин резко воткнул меч в землю. Тот вошёл глубоко — лишь рукоять да узкая полоска клинка возвышались над спёкшейся глиной.

Непослушными пальцами воин сделал знак и мертвецы отшатнулись, заслоняя лица. После чего Ривллим согнулся, словно от удара в живот. Разогнувшись, он с силой ударил по клинку. Тот переломился, почти с человеческим стоном. Ривллим произнёс несколько слов и упал навзничь. Кровь медленно текла из разрезанной ладони.

Фиар, ничего не понимающая, кинулась к нему, чтобы схватить, помочь подняться на ноги…

Стало прохладно.

Тень легла на землю; почудился шум ветра в кронах деревьев, плеск воды в ручье и щебет птиц. Перед глазами всё плыло и кружилось. Девушка опустилась на четвереньки, борясь с головокружением, взглянула в сторону нежити, что должна схватить и его, и её…

Нежить исчезала. Становилась прозрачной, таяла в воздухе, пропадала бесследно. Один за другим они приближались к мечу… и таяли. Пропадали.

Исчез последний.

Чёрный Дождь ожил; прикоснувшись к нему, девушка ощутила знакомую горячую вибрацию. Я здесь, я с тобой, говорило оружие.

Трава вырастала из мёртвой земли у неё на глазах. Пышнее всего она росла у места, где находился сломанный меч. Вслед за травой начали расти деревья. Тенью, похоже, они делились заранее.

Скрипнули массивные ворота и немолодой — но и не очень уж старый — человек появился на пороге. Он глядел на происходящее широко раскрытыми глазами.

Это привело девушку в чувство. Она кинулась к воину (жив, но дыхание редкое и весь горит) и поволокла его к дому.

Часть 3 (7). Огонь и лёд

VIII (XXIII)

Скрипнула дверь: кто — то вошёл в комнату за его спиной.

Можно смотреть в ту сторону; можно игнорировать чужака. Никто не обратит на это внимания. Можно говорить, кричать, набрасываться на собеседника с кулаками. В последнем случае кулаки проходят насквозь, словно посетители — или сам он — призраки.

Однажды он потерял самообладание до такой степени, что попытался схватить вошедшего — кажется, это была Фиар — и заставить обратить на себя внимание. Тут — то ему и стало ясно, что кто — то из них — а может быть, оба — призраки.

Комнату, в которой сейчас находился, он прозвал Белой. Всего их пять — расположенные крестом, каждая в форме идеального куба. Четыре внешних отличались только цветами стен. Белая, розовая, жёлтая, голубая. Центральная постоянно меняла цвет; из — за четырёх дверей — массивных, тяжёлых, со множеством орнаментов — доносились голоса. Почти все были незнакомыми. Язык казался знакомым, некоторые из бесед — вызывали необычностью оторопь и даже страх. Стоит открыть дверь — и никого, разговоры замолкают, помещение по ту сторону двери безлюдно. Посвистывают сквозняки; сквозь прикрытые тяжёлыми портьерами окна просачивается свет.

И мебель. То комната оказывается пустой, то она уставлена жалкими столами и табуретами, а то блистает креслами, коврами, каминами и множеством иных предметов, для которых просто не находится слов. Ривллиму редко доводилось бывать в настоящих дворцах. Резиденция правителя Меорна не в счёт.

Не хотелось ни есть, ни спать. Ничего не хотелось. Однажды он попытался улечься спать на просторной кровати, возникшей в Жёлтой комнате. Бесполезно. Сон не шёл, что бы он ни делал. Можно пытаться читать успокаивающие стихи — простенькие заклинания. Не помогает. Можно считать овец (собак, драконов…). С тем же успехом. Спать не хочется — хотя тело настоящее; такое же, как и…

Где?

…Когда он попробовал, поверив Хранительнице на слово, поставить Оазис собственными силами (нежити туда вход заказан), неожиданно получилось. Однако заклинание высосало почти все оставшиеся силы. Пока Оазис приходил и… как бы выразиться… уплотнялся, Ривллим испытал нечто, похожее на несколько смертей подряд. Несколько смертей от жары и жажды, в полном сознании.

Теперь понятно, почему более одного раза его никто не ставит.

…Оазис возник, а затем… мир почернел; в нём остались только преследователи, Ривллим и пустыня, покрытая мраком. Нежить, похоже, потеряла жертву из виду, но от этого легче не становилось. Ривллим несколько раз звал Фиар — никто не отзывался. Оружие и рюкзак куда — то делись. А вокруг простирались безжизненные холмы, и жар накатывал давящими волнами, и жить оставалось совсем недолго.

Затем что — то произошло. Волна ледяного воздуха упала сверху, сбивая дыхание и сбрасывая наземь. Между холмами открылся проход. Лестница спускалась вглубь земли, навстречу тянуло приятным, свежим воздухом. Едва различимое пятнышко света плясало в глубине прохода.

Ривллим спускался целую вечность. В конце концов он оказался в небольшой комнатке; четыре прохода вело из неё. Назад, в тёмную пустыню; вперёд, под своды ночного леса; налево — несомненно, вглубь Каменных Волн. И направо — Ривллим осознал, что за правым проёмом находится его дом в Меорне…

На полу было разбросано снаряжение. И меч, Солнечный Лист. Второй меч уже сослужил хозяину последнюю службу…

Надо было сразу идти домой, думал воин впоследствии. Однако — наклонился, чтобы поднять оружие. Но оно исчезло, а во всех четырёх проёмах возникли и захлопнулись двери.

И всё.

Способа выбраться отсюда он не знал.

Однажды выглянул в окно — когда то возникло не под потолком. Окна, как и мебель, то появлялись, то исчезали.

За окном, поверх бесчисленных холмов, до горизонта простиралось древнее кладбище. Ближайшие надгробные плиты и памятники — у самого окна, только руку протянуть. Сумрак царил снаружи; по небу ползли одинокие облака, пыль клубилась над глинистой землёй.

Ривллим вспрыгнул на узкий подоконник и, после недолгой борьбы с задвижкой, распахнул створки.

Его оглушила абсолютная тишина по ту сторону, ошеломил пригодный для дыхания, слабо пахнущий полынью воздух.

Ривллим протянул руку наружу.

И заметил вдалеке бегущего человека. Человека преследовали, и жить ему оставалось недолго.

— Фиар! — девушка вздрогнула и обернулась. — Скорей сюда!

Её звал Теинвил, перебравший множество занятий — от воина до монаха — а ныне уединившийся в заброшенном доме в самом сердце Каменных Волн. Ривллим более суток лежал в самой прохладной комнате Паранн — Тиина (так отшельник именовал своё жилище) и медленно возвращался со дна той пропасти, куда упал накануне. Уже было слышно его дыхание, кожа из землистой стала розоватой.

— Фиар!

Девушка легко вскочила на ноги и выбежала прочь. Отшельник указывал в угол комнаты, где находились меч и булава. Резкий треск доносился оттуда; в воздухе повис запах озона и горячего металла. Вихри искорок, которыми оружие «разговаривало», неистово крутились в углу комнаты.

Фиар схватила чехол и едва не выронила его. Оружие вырывалось из рук, словно дикая кошка. Пришлось напрячь все силы, чтобы совладать с непокорной булавой. Вынув Чёрный Дождь из чехла (отшельник предусмотрительно отступил подальше), она увидела: по ощетинившейся шипами поверхности пробегает волнами призрачный зеленоватый свет. Доставать меч ей как — то не хотелось. Меч не любил, когда она его трогала.

Фиар несколько раз взмахнула оружием — не указывая им ни на кого, чтобы булава не восприняла взмах как руководство к действию. Булаву ощутимо тянуло в сторону Ривллима. Фиар кинулась в комнату.

Вокруг Ривллима повис тонкий саван из электрических искр. Судя по движению закрытых глаз, Ривллим что — то видел во сне.

— Ривллим! — крикнула Фиар, прикоснувшись к его плечу. — Очнись!

Бесполезно.

Булава рванулась так, что едва не нанесла Ривллиму удар в висок. Фиар пришлось дёрнуть Чёрный Дождь в сторону изо всех сил, чтобы отвести смертоносный удар. Её протащило по полу. Отшельник, вбежавший в комнату, с ужасом наблюдал за происходящим.

И вдруг всё кончилось.

Булава успокоилась, свечение её угасло. Фиар, мрачно глядя на локти, в которые собрала полсотни заноз, медленно поднялась на ноги, стараясь направлять булаву в сторону от всех присутствующих. Вложила в чехол и водрузила на место.

Безмолвный «разговор» тут же потёк, как и прежде.

— Что это было? — спросил Теинвил, помогая Фиар сесть и ловко, при помощи пары медных монеток, извлекая занозы.

— Понятия не имею, — призналась девушка. — Что — то с Ривллимом. Что — то, что не понравилось моему оружию…

— Может быть, положить второе оружие поблизости от него? — предложил отшельник. Называть меч по имени он не решался. Один раз он это сделал: в ответ с меча сорвалась искра и больно ужалила.

Отшельник покосился на меч. На косвенное упоминание тот не реагировал.

— Не стоит, — отозвалась Фиар устало. — Если уж я не смогла… — и махнула свободной рукой.

— Спасибо, — кивнула она минут через пять, когда с занозами было покончено. — Сколько дней до полнолуния?

Отшельник взглянул на старинную гравюру, служившую универсальным календарём и определителем фаз лун.

— Одиннадцать дней.

Фиар вздохнула и склонилась над Ривллимом. Приложила кончики пальцев к его голове и повторила приём, которому тот научился у Лейрна, а впоследствии показал ей. Никакой реакции. Словно тело его существовало отдельно от того, что у людей называлось душой.

— Что — то мешает ему, — заметил отшельник. — Я видел однажды одержимого. Когда демона изгнали, человек выглядел точно так же. Что — то мешает ему вернуться в собственное тело.

— Знать бы, что мешает, — проговорила девушка сквозь зубы.

Отшельник посмотрел на неё с сочувствием. Он заметил, что Фиар подолгу сидит, глядя в окно и сжимая в ладони запястье другой руки. На лице её в эти моменты явственно читалась боль. Теинвил однажды попытался расспросить её об этом — и более не пробовал. Фиар сразу же становилась, мягко говоря, недружелюбной.

…Браслеты постепенно ломали её волю. Помимо того, что продолжали тянуть назад, к месту заточения, они принялись насылать на неё сны. Яркие, страшные, после которых она просыпалась вся разбитая. Ривллим не знал, что с той памятной ночи в Эриггвене Фиар ни разу не выспалась. Без Ривллима она просто не доберётся до дома — не хватит сил бороться. Вернись, убеждали браслеты, подчинись, все несчастья тут же закончатся.

Пробираться к городу придётся с боем. Хоть нежить и не смеет войти в оазис, вряд ли она сгинула навсегда.

— Узнать — то просто, — вздохнул отшельник. — Я знаю способ отправить дух в путешествие за духом другого человека. Хорошо знакомого. Но вернуться они смогут лишь вместе. Решишься ли ты на подобное?

— Нет, — тут же ответила Фиар. Не объяснять же отшельнику, что браслеты за это накажут смертью. Как и за прочие попытки избавиться от них силой.

— Тогда будем ждать, — и отшельник отправился во двор.

Совершать ежедневную медитацию.

* * *

Ривллим ощутил, как комната покачнулась. Он вцепился в оконную раму, и несколько страшных секунд казалось, что его вышвырнет наружу, в неизвестность. Позади с треском и шорохом ездила по комнате мебель. А небо по ту сторону окна быстро темнело.

Исполинский силуэт человека, руки которого вместо ладоней заканчивались огромными шипастыми шарами, проявился на горизонте. Голова великана терялась в облаках; ноги глубоко увязали в земле. Ривллим чувствовал: великан знает о его присутствии.

Великан шагнул в сторону окна, мимоходом раздавив и преследуемого, и преследователей.

Правая шипастая рука стремительно поднялась, скрываясь из виду.

Время замедлило свой ход. Ривллим видел, как дрожит земля на кладбище, как осыпаются холмы, падают памятники, раскалываются надгробия. Огромный, усеянный тупыми зубьями шар понёсся прямо на Ривллима.

Ривллим отпрыгнул, осознавая, что всё равно не спастись. Мелькнула мысль — если удар окажется смертельным, проснусь я или нет?

Окно взорвалось, окатив содержимое комнаты молочно — белыми брызгами.

Тяжко вздрогнул пол под ногами. Ривллим поднялся с обломков кресла (хорошее было кресло) и с изумлением понял, что жив и невредим. Несколько ссадин не в счёт.

Окна больше не было. Была всё та же жёлтая стена, ничем не отличающаяся от других. Воин погладил ладонью место, где было окно, и приложил к нему ухо, надеясь что — нибудь услышать. Ничего, кроме глухого стука собственного сердца. А потом, словно из ниоткуда, слова, что мерещились в ту ночь среди пляшущих в воздухе искр. «Jior averren, anghatha vaila. Jior averren, anghatha vaila…» Без конца, монотонно, голосом, в котором не было ничего человеческого. Воин резко отпрянул от стены.

…С тех пор он перестал открывать окна. За ними всякий раз было всё то же кладбище, тот же преследуемый — и сотни восставших мертвецов, неизменно настигавших беглеца.

В тысячный раз воин подтянул штанину и поглядел на следы укусов.

Раны зажили, не осталось никаких следов. Взамен появились странные пятна — восемнадцать треугольников, указывающих остриями в центр образованного ими неровного круга. Пятна не сходили, что бы ни пытался сделать с ними воин…

* * *

Вемкамтамаи и его новый знакомый быстро пробрались в узкую пещерку — рептилия продвигалась по ней без труда, а ольт едва не застрял. Проход оканчивался совершенно гладкой стеной.

Существо подбежало к стене и быстро начертило на ней, встав на цыпочки, сложный узор. Вемкамтамаи приложил все усилия, чтобы запомнить порядок начертания; он даже демонстративно отвернулся (продолжая всё видеть).

Знак вспыхнул ослепительным пламенем и стена протаяла. Осталось овальное отверстие в пространстве, оттуда потянуло тёплым воздухом. Существо бесстрашно протянуло ольту правую лапку и ольт, после секундного колебания, осторожно взялся за неё.

Дыра в стене оказалась порталом — судя по ощущениям. Ничего особенного, если только не забывать, что в знакомой ольту истории порталы станут известны только семь тысячелетий спустя. Однако!

Портал тихо закрылся за его спиной. Где они теперь? Прежде чем чувство ориентации заработает, может пройти немало времени, чуть ли не сутки.

Это был… нет, не город — слишком уж мало домиков. Поселение. Несколько десятков деревянных хижин. Давление воздуха подсказывало, что они находятся глубоко под землёй, не выше двух километров.

Тут же сбежалось полгорода. На гостя и его провожатого смотрели глазами, чувства которых ольту были непонятны. Что теперь? Как выглядит их главный? Ни на одной рептилии не было знаков отличия. Наконец, ольт перестал вертеть головой, поняв, что проводник выжидательно смотрит ему в глазницы. Помедлив, кивнул в сторону одного из низких туннелей.

Вемкамтамаи покорно зашагал следом, стараясь не оглядываться. Правда, ему и не нужно оглядываться.

* * *

Итак, кто — то вошёл в комнату за его спиной.

Ривллим оглянулся, без особого интереса.

Комната преобразилась в учебную аудиторию. Воин посещал один раз Университет Венллена. Вошедшей оказалась Фиар (за время своего «заточения» Ривллим видел множество таких посетителей, включая самого себя, своего отца); облачена она была в мантию магистра третьей степени. Глядя сквозь Ривллима (интересно, что она видит?) принялась читать лекцию.

Воин думал, не уйти ли, но подумал и решил остаться, послушать.

— Живое и неживое, — объявила Фиар, обращаясь явно не к своему спутнику. Тот оглянулся — никого. Призраки являются поодиночке. Пока он оглядывался, за спиной у Фиар образовалась широкая тёмная доска. В руках у девушки возникла тонкая указка со светящимся кончиком, который оставлял на доске отчётливо различимые светлые линии.

— Одной из важнейших проблем, — начала Фиар, выкладывая на возвышение рядом с собой небольшой камень, — явлется определение различия между живым и неживым…

Ривллим заметил возникшую перед собой тетрадь в добротном кожаном переплёте, чернильницу и перо. Предлагают играть в студента? Ривллим усмехнулся и открыл тетрадь. Руке было непривычно держать перо, хотя грамоте он был обучен. Все, имеющие отношение к Храмам, обязаны сдать экзамены по пяти дисциплинам, среди которых знание двух языков (не считая средний).

— Природа неживая располагается, в единственном аспекте, леор, — продолжала Фиар. Ривллим вновь поразился: значение слова «аспект» отчего — то было понятно. — Всё живое пребывает как минимум в трёх аспектах существования: нижнем, где находится всё неживое; в лаиха, где сосредоточена сущность всего живого, и в таваи, известном как астральная проекция. Аспекты, расположенные выше леор, носят общее название генвир.

Фиар замолчала, устремив взгляд куда — то за спину воина. Кто — то в аудитории задал вопрос. Ривллим поднял голову и посмотрел на сделанные им записи. Записывать лекции он явно не умеет. Да и откуда уметь?

— …Живое и разумное, — продолжала Фиар, поворачиваясь к доске, — проявляется, помимо трёх упомянутых аспектов, в аспекте нгитто, у которого нет однозначного толкования. Нгитто имеет отношение к таким видам деятельности, как мышление, творчество, ко всем психическим областям активности.

Вновь кто — то задал вопрос.

Ривллим заглянул в тетрадь. Чем дальше, тем осмысленнее. Как удаётся одновременно думать о своём, и оставлять вполне связные записи? Мне стоило пойти учиться, подумал Ривллим с некоторым сожалением.

Остаток лекции он внимательно смотрел девушке в глаза — может быть, увидит? Не увидела. Она рисовала на доске сложные рисунки, писала магические формулы — но взгляд, устремлённый прямо в её собственные глаза, не воспринимала.

…Когда он в очередной раз отвлёкся от раздумий, комната была пуста. Ривллиму показалось, что он слышал скрежет отодвигаемых стульев. Показалось, что слышал негромкий гул голосов.

И всё. Осталась комната, со столами и стульями, доска, на которой слабо светились записи, да тетрадь перед ним.

Чернильный прибор исчез.

Воин пролистал тетрадь, густо исписанную всякой всячиной, и вздрогнул. На последнем исписанном листе его собственной рукой было выведено:

«Jior averren, anghatha vaila taifa».

Длиннее на одно слово. Воин смотрел на бессмысленную надпись и ощущал, как по спине ползут мурашки.

Тишина становилась непереносимой. Он сунул тетрадь за пазуху и быстрым шагом направился в Белую комнату. Призраки посещали её реже всего.

* * *

Довольно долгое время ольт и его проводник молча сидели в небольшой пещерке. Рептилия чего — то ожидала. Вемкамтамаи осматривался и поражался тому, что ничего не знает об этих существах. Что с ними стало в современном ему Ралионе? Вымерли? Изменились? Ушли? Остались, где и были? Если остались, то ведут себя скрытно.

Чем они занимаются, чего хотят достичь? О себе и своём народе ольт знал достаточно много, чтобы попытаться ответить на подобный вопрос. А что нужно от жизни этому невысокому народцу? Ольт тихо вздохнул.

Полчаса спустя в пещерке возникла другая рептилия, ростом повыше. Она обменялись сложным приветствием с сородичем, и уселась рядом с первой.

Первая извлекла мелок и нарисовала на полу короткое слово.

«Думай».

Ольт оторопел. Неплохой совет. О чём думать? Он взглянул в глаза второй рептилии — серо — зелёные, внимательные. Почувствовал слабое покалывание в области затылка. Псионика! Сюда непременно надо вернуться. Целый народ, никому не известный… Рептилия некоторое время смотрела ему в глаза, после чего не то скрипнула, не то щёлкнула челюстями. Вторая, «проводник», что — то сделала (что именно, Вемкамтамаи не видел, руки существо держало за спиной) и толстая каменная плита отгородила пещерку от остальной части подземного города.

Стало очень тихо.

Ольт ощущал биение собственного сердца. Голова неожиданно закружилась. Это не было попыткой воздействовать магически, — подобную атаку он ощутил бы, и дал отпор.

Одним словом ощущения было не выразить. Перед взглядом — обычным, так и мысленным — в одно мгновение родилась и расцвела множеством оттенков сложная, богатая картина. Разум воспринимал картину очень медленно.

Выглядело это, как записанное изображение, создавать которое люди научатся не скоро. Человек Голтар из Меорна в конце первого века нового времени изобретёт стеклянный «видящий» шарик, килиан, способный запечатлевать изображения.

Всё это длилось несколько минут. Ольт заметил поселение (взгляд из — под свода пещеры), затем «глаз» стремительно влетел в узкий лаз и, после головокружительно быстрого полёта, оказался в просторном подземном проходе. Ольт успел заметить росписи на стенах. Весь подземный проспект был покрыт изображениями — сводчатый потолок, стены, часть пола. Кто это строил?

Времени раздумывать не было. «Глаз» сделал несколько резких поворотов, и взору Вемкамтамаи предстала сильно разрушенный район другого подземного города.

Напоминающее человека существо стояло посреди развалин, не шевелясь, никак не реагируя на чужое внимание. «Глаз» описал круг — ольт успел заметить, что существо кажется блестящим, отполированным; имеет грубые черты лица, выше его самого на голову.

Полёт неожиданно оборвался.

Ольт вывалился в мир, в котором пребывал несколько минут назад — в полумрак пещерки, где две молчаливые рептилии ожидали, пока он очнётся. Вемкамтамаи отчего — то подумал, что не услышал ни от одной из них ни слова. Может, они общаются друг с другом подобными картинами? Ему стало не по себе, а маленькие тщедушные существа перестали казаться забавными и безобидными. Если они в состоянии быстро передавать и воспринимать подобные образы…

Вторая рептилия, «переводчик» (так окрестил её ольт) покачала головой, словно прочла его последние мысли. Но ольт не ощущал никакого воздействия! Возможно ли прочесть мысли так, чтобы сбить с толку его, искушённого в магии подобного рода?

— Что вы от меня хотите? — спросил он, облизнув мгновенно пересохшие губы.

Рептилии переглянулись и «переводчик» едва заметно кивнул.

«Переводчик» вздохнул, и на ольта накатила новая картина. Три блестящих существа, подобных тому, которое только что показали, громили поселение рептилий. Громили основательно, сокрушая все препятствия голыми руками. К ужасу ольта, гиганты оглушали рептилий и складывали их, живых, в мешки. Когда и где это было?

— Вы хотите, чтобы я избавил вас от них?

«Переводчик» кивнул.

— Почему вы думаете, что я соглашусь?

«Проводник» молча протянул ольту камушек — на вид просто обломок гранита, слегка обтёсанный. Рептилия осторожно вложила камушек в протянутую ладонь Вемкамтамаи, единственной отполированной стороной вниз, и жестом велела зажмуриться. Забавно.

Ольт сосредоточился.

Вскочил на ноги: ему показалось, что он камнем падает вниз, на зелёные холмы, с огромной высоты. Перед ним, «падающим» на землю, возникло святилище, где не так давно он беседовал с Хранителем и спасшейся из Эриггвена девушкой. Они разговаривали, стоя у статуи Бога Мудрости. Затем «глаз» взмыл вверх и направился к Эриггвену. Ольт сосредоточился на городе… кто это там взбирается по холму? Уж не…

Его выбросило из видения.

«Проводник» забрал у него камушек.

— В обмен на это? — ольт указал пальцем на камушек.

Рептилии переглянулись. «Переводчик» кивнул.

— Польщён, — ольт уселся, что явственно успокоило собеседников. — Но мне, дорогие мои, нужно не это.

«Переводчик» кивнул. «Знаю».

— Вы поможете мне?

Два кивка. И ожидающий взгляд, в котором ольту померещилась надежда.

— По рукам, — ольт улыбнулся. — Мне хочется поговорить с вами… но не сейчас. — Он протянул рептилиям руку (по привычке) и каждый из его собеседников осторожно прикоснулся сухой серой ладошкой к ладони Вемкамтамаи.

Рептилии поднялись, ольт последовал их примеру. Плита за их спиной мягко ушла в пол. Ольт, поразмыслив мгновение, извлёк из своего походного мешка ещё десяток мелков (хорошо, что запасся ими) и протянул залитый в воск свёрток новым знакомым.

— Это вам, — пояснил он. — Берите, у меня их много.

«Проводник» медленно принял свёрток, и некоторое время они со своим соплеменником смотрели друг другу в глаза, соприкоснувшись кончиками носов. Должно быть, идёт бурная беседа.

Прошло долгое мгновение, и две пары зеленоватых глаз повернулись в сторону великана — ольта. Почти человеческим жестом обе рептилии прикоснулись ладонью к груди.

— Не за что, — пробормотал ольт. — Найдите мне немного воды. Пить хочется, сил нет терпеть.

Отчего его не мучила жажда там, снаружи, где вода лилась прямо с неба?

* * *

Человек бежал по сухой, опалённой солнцем степи, вокруг безучастно громоздились надгробия. А позади двигались колонны восставших мертвецов.

Картину эту Ривллим видел не раз; всякий раз отворачиваясь, когда человека настигали. Но в этот раз человек был проворнее.

Будь что будет. Попытаюсь ему помочь. Человек бежал прямо на окно — но не замечал его. Этому Ривллим не удивился; он провёл в пяти комнатах не один месяц, всякого успел насмотреться. Тетрадь, что так кстати подвернулась ему под руку неделю назад, теперь была почти вся исписана. Сам Ривллим не всё понимал в том, что писал. Однако ведение записей придавало некий смысл существованию. Возможность надеяться на то, что, проснувшись в один прекрасный день, не обнаружит вокруг опостылевших пяти комнат.

Бегущий вздрогнул и издал слабый хрип, когда прямо перед ним в воздухе возник оконный проём, и человек, в нём стоящий. Странный человек — с волосами, тронутыми серебром, сильно исхудавший, но с пронзительными живыми глазами.

— Залезай, — протянул он ему руку. То, что человек говорил на понятном языке, не казалось странным. Ривллим ощутил, как предупреждающе вздрогнула комната за спиной.

— Давай же! — уже нетерпеливо повторил он, протягивая руку неподвижно застывшему беглецу. Позади того взревели охотники, увидев, что добыча вот — вот ускользнёт.

Человек ухватился за протянутую руку и проворно взобрался на подоконник.

Мертвецы остановились, потеряв след жертвы. Повелитель будет очень ими недоволен…

* * *

— Фиар! — шёпотом вскричал отшельник. — Опять…

Девушка и сама поняла. Скрежет и треск электрических разрядов. Два дня было спокойно, и вот… Она подошла поближе, с трудом подавляя желание взять Чёрный Дождь в руки, усмирить его. Так хотелось этого…

— Не подходи близко! — крикнула она и захлопнула дверь в комнату. Треск стал тише. Давление чужой воли — ничуть не уменьшилось.

Ривллим улыбался.

Губы его шевелились.

За два прошедших дня (девять дней до полнолуния, всего лишь девять) воин вновь приобрёл человеческий вид. Пятнышки от укусов вытянулись длинными остриями к центру их неровного круга, почти достигли этого центра…

— Метка, — вздохнул отшельник, осматривая пятна. — Кто — то его отметил. Чтобы никогда не потерять…

…Ривллим с кем — то разговаривал. Фиар зажмурилась; ей показалось, что голоса доносятся из страшного далека. Она наклонила голову к губам Ривллима, изо всех сил сосредоточилась.

Удавалось поймать разумом одно — два слова. Это требовало чудовищного напряжения — словно выбирать руками крупицы золота из песчаного потока.

«…тоже не думал…»

«…словно никогда…»

«…так зови!..»

Фиар продолжала вслушиваться.

* * *

— Что ты здесь делаешь? — спросил человек устало. Лицо его показалось смутно знакомым. Во снах всякое бывает.

— Я? — поразился Ривллим. Первые слова спасённого удивили. — Сижу и не знаю, как отсюда выбираться.

— Так же, как и я, — человек принялся озираться. Вновь пришедшему виделся прекрасный дворец, со множеством фонтанов, с прохладными садами и непревзойдённой архитектурой. — Здесь нельзя долго оставаться, странник.

— Где это — здесь?

Новый знакомый долго молчал, глядя ему в глаза.

— Плохо дело, — ответил он. — Ты уже почти всё забыл. Начнём с имён. Меня зовут Нинтро.

— Ривллим.

— Имя ещё сохранилось. Беги отсюда, да как можно скорее. — Нинтро поднял голову, словно вспоминая что — то, и продекламировал: — «Хранит покой и отдых для бегущих /И путника встречает, как царя/Но памятью заплатит неимущий/И вечным сном его благодарят…» Ты пытался заснуть, Ривллим?

— Пытался. Не помогает. А как…

— Минуточку. Не могу удержаться…

Комната раздалась, преобразилась, к величайшему изумлению воина. Рядом возник облицованный мрамором бассейн — неглубокий, с прозрачной и прохладной водой. При взгляде на него у Ривллима что — то беспокойно зашевелилось внутри. Где — то я видел что — то подобное, думал он. Где? Когда? Память не отвечала, она стала вязкой и непроницаемой.

Нинтро встал на колени перед бассейном, и осторожно зачерпнул пригоршню воды. Выпил её, мелкими глотками — словно редкостное вино. Лицо его посветлело.

— Устал я от пустыни, — поднялся он на ноги. Воин понял, что изрядно истрепавшееся платье его нового знакомого было добротной походной одеждой. — Как отсюда бежать? Попытайся вспомнить, Ривллим, что случилось с тобой?

Воин открыл рот и замер. Действительно, что?

Ни имён, ни образов. Постойте! Они шли… по выжженной пустыне… с кем? Кто это был? Воин уцепился за обрывок воспоминания, словно утопающий — за тонкую веточку. Подождите! Не может быть, чтобы… чтобы…

— Со мной было то же самое, — Нинтро покачал головой. — Думай, вспоминай. Если ничего не придумаешь, тебе конец.

— А тебе?

— А я, ты уж извини, пойду. Спасибо огромное… я могу предложить составить мне компанию, но тебе ведь не это нужно?

— Нет, — взгляд Ривллима неожиданно потух. — Не это.

— Думай. Вспоминай, пока ещё есть время.

Воин старался изо всех сил. Однако повсюду возникала на непроницаемую стену. И стены эти сжимались.

— Словно никогда ничего не знал, — проговорил Ривллим, с нотками отчаяния в голосе. Он швырнул свой мешок наземь, извлёк из — за пазухи изрядно потрёпанную тетрадь и принялся яростно листать её.

Взгляд споткнулся о слова.

Странные слова, ничего за ними не скрывалось, но взгляд они притягивали, как магнит — железо.

«Jior averren, anghatha vaila taifa knoiro!».

Ривллим прочёл их, запинаясь. Что — то громыхнуло над головой, Нинтро запрокинул голову. Над сводами дворца сгущались тучи.

— Не плохо, — сказал он одобрительно. — Вспоминай! Что это было?

Перед глазами Ривллима плыло множество видений — лица, карикатурно кривляющиеся, пейзажи, предметы.

— Меч! — вскричал он. — Я вспомнил, у меня был меч. Он звался… звался…

— Так зови его! — Нинтро потряс его за плечо. — Торопись, Ривллим — останавливаться нельзя. Второй попытки не будет.

Воин закрыл глаза и вновь повторил непонятную фразу.

Видения стали более отчётливыми, вязкие стены дрогнули. Гром раскатился над их головами, и в зале дворца стало ощутимо темнее.

Дверь с грохотом распахнулась за спиной Фиар, оттуда в комнату ворвался порыв горячего ветра. Она оглянулась. Ножны с Солнечным Листом качались на стене, словно стремились сорваться. Над ними бушевала настоящая гроза — величиной с угол комнатки. Фиар оглянулась. Губы воина шевельнулись, и правая ладонь приоткрылась.

Будь что будет!

Она кинулась к оружию… и остановилась. Порыв ветра ударил в грудь, перехватило дыхание. Фиар прикрыла лицо рукой. Идти удавалось, только наклонившись, прилагая немалые усилия. Великие боги, что происходит?

Она протянула руку к ножнам. С тех сорвалась крошечная молния, впилась в запястье. Фиар вздрогнула. Меч не выносит чужой руки. Придётся терпеть. Она обхватила ножны и те обожгли её — словно кипящим свинцом.

— Провалиться тебе! — воскликнула девушка. — Я и так знаю, куда ты хочешь!

Меч оборонялся всерьёз. Руки жгло непереносимо, Фиар почудился отвратительный запах горящей кожи. Уклоняясь от очередной молнии, метившей в лицо, она упала на пол, и её внесло потоком воздуха в комнату, где лежал Ривллим. Словно невесомое перекати — поле.

Сил хватило только на то, чтобы кинуть ножны в сторону Ривллима. После чего она вытянула ладони перед собой и взглянула на то, что от них осталось.

Всё в порядке. Только поперёк правой проходила серебристая, медленно гаснущая полоса… Как жжётся!

Что — то зашуршало.

Фиар подняла голову и увидела, как пальцы воина обхватили ножны.

Он пошевелился, открыл глаза и уселся, сжимая меч. Взгляд его был совершенно безумным. Он смотрел на Фиар, не узнавая. Прикрыл глаза свободной рукой, словно увидел что — то жуткое.

Исчез.

Потёк волнами, стал полупрозрачным и растаял.

— Теинвил! — закричала Фиар, вскакивая на ноги. Что происходит? — Теинвил!

Ответом было молчание. Гроза утихла, ветер прекратился, настало спокойствие и тишина.

Фиар схватила Чёрный Дождь, на бегу прицепляя чехол к поясу, выбежала во двор.

— Теинвил!

IX (XXIV)

— Это он и есть?

Голос вывел Ривллима из оцепенения. У него перед глазами всё ещё стояло странное видение. Чисто прибранная комнатка с низким потолком, жёсткая деревянная кровать, на которой он находился, ножны с мечом в руках.

На полу кто — то сидел.

Девушка.

Лицо её было до боли знакомым, но глаза… Ривллим испугался. Глаза оказались красновато — зелёными, нечеловеческими, с вертикальными зрачками. В них таилась такая сила, что захотелось закрыть голову руками и бежать как можно дальше, пока возможно. Он едва успел закрыть ладонью лицо, как видение поблекло и расплылось.

…Они с Нинтро стояли под открытым небом. Меч, Солнечный Лист, был в руках и память постепенно возвращалась. Открывать её повторно оказалось необычайно интересно. Так перебираешь вынесенные на чердак сундуки, натыкаясь на давным — давно позабытые вещи. Ривллим жадно впитывал то, что возвращала память.

— Бежим, — Нинтро схватил его за руку. — Бежим скорее!

Ривллим оглянулся. Позади выстроилась нежить. И та, от которой спасался Нинтро, и та, что когда — то преследовала его с… неважно, с кем! Покойники смотрели с ненавистью… и торжеством.

Беглецы кинулись наверх, по потрескавшимся от времени ступеням, мимо мёртвых садов и иссохших фонтанов. Останавливались только, чтобы перевести дыхание и оглядеться. Нинтро упорно стремился внутрь, в глубины строения. Ривллим следовал за ним, а сзади слышал нестройный топот множества ног. Где эта пакость научилась так быстро бегать?

Оглянувшись раз, Ривллим подумал, что видит Заирри — мрачного, израненного, с окровавленной саблей в руках.

* * *

Ольт не переставал изумляться.

Поселение казалось поначалу жалким — невысокие хижины, отсутствие машин, статуй, росписи. То, что при этом умели эти существа, не укладывалось в голове.

Например, напиток, который ему предложили (в каменной бутылочке с каменной же пробкой). Нельзя сказать, чтобы он был особенно вкусным. Не был и противным — походил на сдобренное сладким лекарство. После первого глотка у ольта прекратился шум в ушах, полностью восстановились силы. Сделал три глотка и напиток показался непередаваемо горьким. Вемкамтамаи усмехнулся. Неплохой способ ограничивать употребление… Бутылочку с остатком эликсира ему оставили.

Проводник шествовал впереди, сворачивая то в один, то в другой проход. Ольт запоминал дорогу. Подземелья не пугали его.

Вемкамтамаи заметил, что некоторые надписи на стенах были сделаны чем — то светящимся — штрихи излучали сочный красный свет. Наверное, изготовление подобного состава было делом непростым, если они так обрадовались дюжине светящихся палочек. Их свечение ослабнет только несколько месяцев спустя… а полностью исчезнет через три с лишним века. У нового времени свои преимущества.

Они свернули на крутую винтовую лестницу, ольт едва протискивался в спиральный проход. Рюкзак, пришлось нести в руках. Пришлось также накинуть на голову капюшон: потолок норовил оцарапать макушку.

Наконец, спуск прекратился, и они упали на пол — с высоты человеческого роста. Ольту не удержался на ногах, в отличие от проводника.

Это был сводчатый коридор, в полу которого, на равном расстоянии от стен, проходил узкий жёлоб. Коридор тянулся в обе стороны, сколько хватало взгляда. Чувство ориентации успело вернуться, ольт прикинул, что туннель направлен примерно на запад. Отлично. Если ему не предложат отправиться на восток.

Он с интересом осматривал жёлоб (от которого исходило мягкое тепло), когда его взяли за руку и потянули. Проводник указал, что следует отойти в сторону.

Ольт повиновался. Прошло примерно полминуты, прежде чем он заметил быстрое движение с востока. Проводник подошёл к стене, прижал ладонь к одной из пластин, которыми та была облицована.

Мчавшийся с востока предмет резко остановился рядом с ними.

Повозка без колёс. Прямоугольной формы корпус, сделанный из тёмного дерева (как оно сохранилось?), несколько сидений и непонятные приспособления в передней части.

Ольт присел, заглянул под дно, и открыл от изумления рот. Пола она не касалась, плавая над ним на расстоянии десяти — пятнадцати сантиметров.

* * *

Никогда Ривллим не чувствовал себя так странно.

Было страшно. Дворец старел на глазах: рассыхался и трескался пол; появлялись проеденные и прогнившие места на портьерах; темнели и становились невразумительными картины и мозаики. Крысы разбегались из — под ног, целыми стаями. Воин порадовался, что сапоги прочные: не все крысы соглашались уступить дорогу.

Меч оказался очень кстати. Несколько раз они запутывались в переходах, приходилось отбиваться от наседающей нежити.

Это было самым страшным. Если бы не Лист… Первым на него кинулся Заирри, весь горящий ненавистью. Лист прошёл сквозь его саблю, доспехи и многострадальную плоть, не встречая сопротивления. Это поубавило прыти у остальных, но они продолжали лезть под клинок — как показалось, с обречённым упорством. Или Ривллиму всего лишь показалось, что на обезображенном лице главаря пиратов мелькнула удовлетворённая улыбка, когда он осел на пол трухлявой массой?

Встретить бы ту тварь, что укусила за ногу…

— Сюда, — пропыхтел Нинтро, втаскивая его по узкой, длинной, скользкой лестнице, ведущей вверх, в тёмную пустоту. Они смогли взобраться по ней, не сорвавшись. Наверху обнаружилась крохотная площадка — полтора на полтора метра — и массивная стальная дверь. На двери сиял сложный узор. Мрачным сиреневым светом.

— Пришли, — выдохнул Нинтро, пинком сбрасывая самого ретивого из преследователей. Снизу послышался влажный хруст.

— Может быть, скажешь, что с тобой случилось и откуда ты? — спросил Ривллим, орудуя мечом, словно косой. Ещё десяток мёртвецов ссыпался с узкой лестницы, оставляя на камне отвратительные влажные следы.

— Некогда, — отмахнулся Нинтро. — Да и незачем. Будем считать, что приснились друг другу. Хотя… На, держи.

Он вручил воину небольшую лёгкую монетку цвета начищенной меди.

— На память.

— Приснились, значит, — усмехнулся Ривллим, осматриваясь. Судя по звукам, желающих взобраться предостаточно, но на лестнице — никого. — Возьми и ты…

У самого мелочи не было. Впрочем, разве жаль подарить массивный меорнский золотой?

— Красиво, — вздохнул Нинтро. — Спасибо. Ну — ка…

Он налёг на дверь, но та не желала поддаваться.

Скрюченные пальцы легли на край площадки. Нинтро едва не подпрыгнул от неожиданности. Свист клинка, слабая вспышка — и обладатель их с шорохом падает в пропасть. Шевелящиеся пальцы Ривллим сбросил туда же. И ощутил накатывающую волной усталость.

Ещё один, на другом краю площадки.

— Быстрее! — крикнул Ривллим, едва успевая срезать одни хищные лапы за другими.

— Не могу, — признался Нинтро. — Попробуй ты.

Ривллим пережил несколько страшных мгновений, когда поскользнулся у самой двери — но Нинтро не позволил ему свалиться. Дверь была без замочной скважины, без ручки… Ладно. Ривллим осторожно взмахнул мечом и ударил с той стороны, где не было петель. Хорошо, если она не свалится нам на голову.

Не свалилась. Знак вспыхнул и засиял так, что воин зажмурился. Его привёл в себя перепуганный голос.

— Поторопись. Сейчас меня…

Коротким взмахом Ривллим вырезал в двери небольшое отверстие и, взявшись за вырез, потянул. Дверь отворилась неожиданно легко, сбросив вниз двух взбирающихся на площадку покойников. Пинком в остатки лица воин отправил следом того, кто пытался схватить Нинтро, и, не оглядываясь, ринулся за дверь.

— Можно не торопиться, — хрипло проговорил из — за спины Нинтро. — Смотри.

Воин оглянулся. У распахнутой двери толпилось не менее десятка преследователей (как только уместились?). На том, что было когда — то лицами, читалось недоумение.

— Ты порезался, — Нинтро указал на правую руку Ривллима. Тот опустил взгляд. Действительно, рукоять меча вся в крови. Где это он так? Понятно, об острый край двери. Воин увидел, как один из покойников жадно облизывает то место, где на металле оставалась кровь, и его передёрнуло. Какая мерзость…

— Куда теперь? — Ривллим сжал зубы, пока спутник перевязывал ему руку лоскутом от рубашки.

— Вверх, — указал тот вверх. — Больше некуда.

И они двинулись вверх — по просторной лестнице, выдолбленной в толще камня. Ривллима уже ничто не удивляло. После пяти комнат ничто не может удивить.

* * *

— Это вы такие делаете? — спросил поражённый ольт, пытавшийся понять, каким образом экипаж не касается пола. Магия? Техника?

«Нет».

— Но умеете ими пользоваться?

«Да».

Глупый вопрос. Конечно, умеют… Существо вспрыгнуло на платформу, поманило ольта за собой. Тот взошёл на борт с некоторой опаской. Однако платформа даже не покачнулась.

— Кто это сделал? — не удержался ольт.

Проводник коротко прикоснулся к лицу скрещенными ладонями. Этот жест Вемкамтамаи уже выучил. Не хочет отвечать. Жаль.

Проводник указал на переднюю часть экипажа. На горизонтальной поверхности перед передними сиденьями была рельефная карта. Чего — ольт понял не сразу. Карта была огромна. Короткий коготь проводника коснулся одной из точек. Карта тут же приблизилась. Вемкамтамаи покачал головой. Чтобы за много тысячелетий до нового времени могло уже существовать нечто подобное? Нет, это сон. Если всё это уже было, чего стоят все изобретения, которыми ольты привыкли гордиться? На несколько мгновений ольт ощутил себя никчёмным и безнадёжно устаревшим.

Управление оказалось несложным. Проводник изъяснялся жестами, но и этого оказалось достаточным.

— А там что? — указал Вемкамтамаи на пересечение путей, отмеченное на карте спереди и слева.

Проводник взглянул ему в глаза и покачал головой. Коснулся указанного ольтом места и вновь покачал головой, прикрыв глаза.

— Мне не положено там находиться?

«Да».

— Тогда покажи, где положено.

Проводник очертил обширную область, после чего коснулся пальцем серо — зелёного полукруглого выступа.

Платформа мягко тронулась вперёд. Ещё прикосновение — остановилась. Управлять скоростью проще простого. Осознав, что Вемкамтамаи всё понял, рептилия указала на карте несколько точек и спрыгнула с платформы.

— Дальше я должен ехать сам?

«Да».

— И никому, никогда об этом не рассказывать?

«Да».

— Даже друзьям?

Проводник не знал, что ответить.

— Я понял. Скажи, как тебя зовут? Так ведь и не познакомились…

Проводник подошёл поближе и протянул ольту правую ладонь. Тот осторожно взялся за неё… и перед глазами его вновь возникло видение. Но на сей раз не несущее никаких знакомых образов. Вемкамтамаи всмотрелся в причудливые переливы тонких узоров и неожиданно понял, что его спутник… действительно чем — то похож на всё это. Видение длилось совсем недолго.

— Благодарю, — ольт склонил голову. — Прощай, друг!

Рептилия кивнула и отошла в сторону. Ольт коснулся выступа, и платформа мягко тронулась. Ольт долгое время следил за рептилией затылком (пока позволяло освещение). Даже если всё рассказать, кто поверит? А поверив, не ринется отыскивать этих малюток, чтобы вырвать у них, кто и как строил подобное? Нет уж, лучше, конечно, помалкивать. Знал ли проводник, что он намерен сдержать свои обещания? Да, наверное. А я бы до последнего момента относился к нему с подозрением, подумал Вемкамтамаи и вздохнул. Бывают моменты, когда совершенно нечем гордиться.

* * *

— Теинвил!

Шорох и потрескивание.

— Я здесь, — голос раздавался сверху. Фиар подняла голову и с изумлением увидела отшельника, судорожно вцепившегося в ветви ближайшего ясеня (которому было несколько дней… или лет шестьдесят, трудно сказать).

— Что ты там делаешь? — удивилась девушка, оглядывая окрестности. Вокруг царил страшный беспорядок. Некогда прибранный двор был завален сорванными листьями, ветками, деревяшками — словом, мусором. Деревянная крышка колодца и ставни сгинули бесследно.

— Не помню, — отозвался отшельник. Похоже, он всё — таки вне опасности. На такое дерево влезть несложно. Где — то была верёвка…

— Ривллим куда — то делся, — крикнула она, извлекая верёвку прямо из воздуха. Если бы отшельник увидел это, то наверняка свалился бы наземь.

— Я догадался, — мрачно ответствовала крона ясеня. — Я думал, конец мира настал.

— Не шевелись, — велела Фиар, ловко взбираясь вверх. — Сейчас всё расскажешь.

— Куда теперь? — спросил Ривллим устало.

Лестница вывела их к отверстию в скале. Скала была невероятно высока; простиралась и вправо и влево, куда хватало взгляда. Внизу, метрах в трёхстах, могучие волны тяжко бились о твердь скалы, вздымая величественные фонтаны брызг. И — ни ветерка. Воздух был свеж и приятен. Океан, отчего — то кроваво — красный, простирался до горизонта. Солнца на небе не было, но было светло, как днём.

— Туда, — Нинтро указал вниз.

— Туда?! Там же камни! Мокрого места не останется!

— Верно. Послушай, — Нинтро взглянул в глаза воину. — Ты и так просидел во Дворце слишком долго. Выйти отсюда можно одним способом — рискнуть жизнью. Можешь вернуться, если хочешь жить вечно. Ты хочешь?

— Я не…

— Я тоже. Времени нет. Я страшно устал, и как только усну…. Здесь нельзя ничему верить. Решай!

У Ривллима на языке вертелась тысяча вопросов, но…

Прыгать в пропасть оказалось куда страшнее, чем он думал. Он мрачно кивнул Нинтро и шагнул в бездну следом за ним.

Воздух засвистел в ушах.

Ривллим зажмурился.

Это было, как во сне. Ему часто снилось, что он падает с обрыва… но стоит сжаться в комочек, как скорость падает… падает… падает… и земля мягко встречает его. Стоило немалых усилий не свернуться клубком прямо сейчас. Он открыл, не выдержав, глаза и увидел, ярко блестящую поверхность огромной лазурной волны… Быстро становящейся рубиново красной.

Теинвил спустился с дерева без особых затруднений.

— Голова закружилась, — пояснил отшельник, усаживаясь прямо на траву. — Сейчас пройдёт.

По его словам, на оазис опустился огромный смерч. Таких Теинвил не видывал за всю прошедшую жизнь — воронка метров тридцати в высоту; в её чёрном теле непрерывно сверкали разряды молний. Ревела она, словно раненый дракон. Чудо, что смерч не опустился на дом, — и песчинки бы не осталось. Всё остальное произошло быстро. Смерч ринулся на отшельника, отчего — то старательно обходя деревья, и человек был поднят в воздух и брошен сверху на ясень. Вцепившись в бешено пляшущие ветви, отшельник закрыл глаза, ожидая конца. Но случилось второе чудо — смерч исчез так же внезапно, как и возник.

За их спиной скрипнула дверь. Фиар вскочила на ноги, отшельник тоже поднялся, охнув.

В дверях дома стоял Ривллим. Весь какой — то взъерошенный, мокрый — с его одежды ручьями стекала тёмно — красная жидкость. Правая рука перевязана, глаза горят сумасшедшим огнём.

— Глазам не верю, — произнёс он осипшим голосом. — Я ещё сплю?

Фиар смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он взглянул в её глаза и улыбнулся. Аккуратно положил ножны на траву. Затем на лице его отразилось беспокойство, и воин запустил руку под куртку.

После чего побледнел, словно нащупал живого скорпиона. Отступил на шаг, швырнул найденный предмет на траву и, поскользнувшись, с размаху уселся рядом. Закрыл лицо руками.

Девушка осторожно подошла поближе.

На траве валялась пухлая, потрёпанная тетрадь. Странно, почти не намокла. Откуда это? Ривллим ведёт дневник? Что с ним стряслось? Два чувства — радость и тревога — раздирали Фиар на части.

— Ему досталось больше, чем нам, — произнёс Теинвил. — Помоги, эллено… надо привести его в чувство…

На это ушло куда меньше усилий, чем могло показаться.

* * *

Платформа двигалась медленно. Куда торопиться? До указанного рептилией места было очень и очень далеко. Ольт освоился настолько, что смог оценить глубину, на которой находился. Километров пять, не меньше. До слоя магмы ещё далеко — вон как прохладно. Кто всё это построил?

Выбор невелик. Дарионы отпадают. С ними в это время почти у всех были нормальные отношения; их достижения хорошо известны. Самодвижущиеся повозки они делают не более чем с сорокового века до новой эры. Драконы и их «меньшие» сородичи презирают какие — либо машины. Хансса тоже не механики, их конёк — биология. Вот и всё. Если проводник с именем, не облекающимся в слова, не солгал, то кто создал всё это? Куда делся?

Ольту становилось не по себе и, чтобы отвлечься, он попытался «полистать» карту. Однако далеко не все части карты позволяли увидеть себя. Того, что он увидел, было достаточно, чтобы лишний раз убедиться: Ралион подземный освоен лучше, нежели наземный.

Итак, вот маршрут. Прямо; на развилке — налево; на следующем распутье — средняя дорога. А дальше область карты тускло светилась красным. Запретная область.

Будем надеяться, что всё получится. Ольт положил ладонь на выступ, управляющий скоростью, и принялся разгоняться.

Вскоре платформа неслась, словно выпущенная из лука стрела. Жёлтая точка на карте постепенно приближалась к развилке — не забыть притормозить…

* * *

Рассказ Ривллима (изрядно сокращённый) потряс слушателей. Воин то и дело всматривался украдкой в глаза Фиар — вполне нормальные, обычные человеческие глаза. Только уставшие.

— Вот так, — закончил он повествование. — Ответов не прибавилось, вопросов стало больше.

— Кто тебя туда отправил — понятно, — произнесла Фиар уверенно. От сна спасал необычайно крепкий чай, его в который раз заваривал Ривллим. Отшельник пил да похваливал, и долго записывал все рецепты, известные воину. Ох и наследили мы, подумал Ривллим. Столько оставили — как там ольт называл это? Анахронизмы.

— Кто сумел меня вылечить? — Ривллим оглядел присутствующих. — Я был очень плох, верно?

Фиар указала глазами на отшельника. Теинвил отвёл взгляд в сторону и кашлянул.

— Надо же, — поразился воин. — Идти по пустыне и наткнуться на целителя…

— Я не целитель, — ответил отшельник. — Видите ли, я вижу великие события, которые произойдут в этом месте. Всё, кроме жизни, отдал я, чтобы здесь возникло убежище. А вы так помогли мне, что…

— Когда? — Ривллим опустил глаза. Жизнь за жизнь. Как всё просто. Очень простая просьба, все боги готовы исполнить её.

Видимо, лицо его сильно изменилось, потому что Фиар сжала его плечо.

— Не знаю, — отшельник улыбнулся, разводя руками. — Отказался от этого знания. Да и зачем оно?

Воину было страшно неловко. Фиар вновь усмехнулась и отошла к окну. Ей было не понять их обоих.

— Когда вы намерены продолжить свой путь? — спросил отшельник, поставив на огонь новый котелок с водой.

— Как можно скорее, — отозвался воин, глядя на начавшее светлеть небо. — Восемь дней — это очень мало.

— Как интересно, — Фиар указала на маленький горшочек, в котором цвёл необычный ароматный цветок — вроде бы белый, но постоянно меняющий свой цвет, стоило задержать на нём взгляд. — Бессмертник! Разве они растут в этих краях?

— О, да их здесь много, — отшельник указал куда — то за спину. — Да вы сами увидите.

— Бессмертник? — заинтересовался воин, подходя к окну. — Не замечал. Говорят, он приносит счастье.

— Я его держу потому, что он красивый, — отозвался Теинвил. С грустью в голосе он добавил: — Когда — то я разводил цветы…

Фиар обменялась взглядом с Ривллимом и незаметно для отшельника взяла воина за руку.

— Времени мало, — напомнила она тихо. — Надо торопиться. Долго мне не протянуть.

Ривллим взглянул на браслеты. Заметив его взгляд, девушка спрятала «украшения».

X (XXV)

Платформа оказалась умнее, чем ожидал Вемкамтамаи. Она мягко тормозила у каждого поворота и остановилась, стоило замешкаться с выбором пути.

Было отчего замешкаться. Вокруг то и дело разворачивались пейзажи настолько впечатляющие, что ольт намеренно притормаживал экипаж.

Он видел многоярусный мост, пересекающий обширную пропасть. Тихий равномерный гул доносился из глубин пропасти.

Он видел нечто вроде амфитеатра, в глубине которого то вспыхивали, то погасали огоньки. Ольту страшно захотелось спрыгнуть с платформы и узнать, что там творится… но невидимый барьер не позволял сделать этого. Вся эта красота останется миражом — краткими видениями того, что осталось со времён, когда по поверхности Ралиона бродили лишь вооружённые дубинами дикари…

Он видел много интересного. Но далеко не везде его одолевало желание выпрыгнуть и прогуляться, прикасаясь к древности. Не вся древность дружелюбна; именно древние архитекторы и инженеры предпочитали хорошо сделанные, незаметные и смертоносные ловушки там, куда, по их мнению, не должна ступать нога постороннего.

Никаких признаков запустения: безлюдно, но чисто. Механизмы работают, туннели не запущены… кого они ожидают? В этом лабиринте теней ольт не ощущал себя живым. Наоборот, ему казалось, что он и только он — тень в этом мире, а хозяева всего лишь ненадолго оставили свои жилища.

Как устроена здешняя вентиляция? Не шутка ведь — снабжать воздухом такие глубокие помещения. Любой просчёт здесь грозит страшной бедой.

…Наконец, платформа остановилась. Вернее, её остановил ольт: ему не хотелось приближаться к местам, где обитают показанные ему существа. Надо подкрасться: запасных путей хоть отбавляй. Если попаду домой, подумал ольт, непременно постараюсь вернуться. Хотя бы и в одиночку.

Платформа осталась на месте, когда он спрыгнул с неё. На всякий случай ольт поискал взглядом панель вызова — подобную той, которой воспользовался проводник. Хотя рептилия и утверждала, что платформа будет ожидать, лучше подстраховаться. А то придётся пешком идти… непонятно куда. Где, по отношению к поверхности, я сейчас нахожусь? Где — то посреди юго — западного хребта.

Положив руку на рукоять Хрустального Света, ольт бесшумно скользнул по среднему из трёх проходов, ведущих к руинам. Как здешние строители борются с землетрясениями? Хребет — не самое спокойное место на планете. Большинство подземных сооружений должно было быть уничтожено, давным — давно. Надо будет поинтересоваться… скажем, у Фиар. С глазу на глаз.

Он остановился, не выходя на окружную дорогу города. Город был построен по — дарионски: высокий потолок и дома, стоявшие под ним, среди редких изящных колонн, подпирающих «небо». Во всех дарионских городах имеется имитация солнца — всем нужно освещение. А вот здесь солнца нет.

Ольту удалось подкрасться к одному из существ незамеченным. Тихо повернув за угол, Вемкамтамаи заметил стоявшую на груде развалин фигуру. Существо смотрело на север, едва заметно шевелясь. Ольт оглянулся, оценил преимущества и недостатки своей позиции.

Силуэт не шевелился. Теперь ольт видел его совершенно отчётливо: на вид текущий, словно из ртути. Камни потрескивали под его литыми стопами. Ну что же, так называемого честного боя в действительности не бывает. Вемкамтамаи мысленно воззвал к Жрецу Всех Богов и, взвесив молот на руке, с размаху ударил по усыпанной каменным крошевом мостовой.

Бой начался.

* * *

Первый бессмертник попался им уже спустя пять минут. Открытый всем ветрам, ничем не защищённый от палящего солнца, цветок красовался, опираясь сложенными чашечкой листьями о края трещины. Путешественники остановились, чтобы полюбоваться.

— Красиво, — вздохнула девушка. — У нас такие не растут.

Оазис получился не очень большим — метров двести в поперечнике; домик и сад были почти посередине. Перед отбытием воин напомнил отшельнику, чтобы тот ни в коем случае не прикасался к обломкам меча: именно они удерживали здесь Оазис.

Теперь у меня один меч, думал Ривллим. Невероятно мощный, но совершенно бесполезный против тех, кого следует опасаться. Кроме арбалетов, защищаться нечем. Будем надеяться, что Оазис сбил нежить с толку настолько, что удастся отойти подальше.

— …Что означает «Паранн — Тиин»? — спросил воин на пороге.

— «Испытание силой», — ответил отшельник. — Это место будет иметь огромное значение для всего мира… в будущем. Я решил поселиться здесь, попытаться постичь — как именно.

— Дом уже был?

— Нет, — пожал плечами отшельник. — Но за десять лет можно построить даже дворец. А камень… руин вокруг предостаточно…

— …Второй, — указала девушка. Действительно, в стороне от тропы, которую они избрали, среди груды камней красовался ещё один бессмертник. Цветёт, не переставая, шесть месяцев в году.

— А вон третий… — указал воин.

— И ещё, — Фиар заметно оживилась. Её мрачное настроение имело только одно приятное следствие: она молчала. Они остановились, выискивая всё новые и новые цветки, как вдруг Ривллима осенило.

— «Белая тропа»! — воскликнул он. Они обменялись с Фиар коротким взглядом. Девушка выздоравливала на глазах.

— Почти по пути, — заметила она. — Хочешь пойти по ней?

— Почему нет? Если там есть оракул, это большая удача.

— Ничего не вижу! — девушка приподнялась, оглядывая окрестности. Равнина была плоской, чуть понижаясь к северу — пусто. Только белые блёстки — то там, то сям.

— Проверим, — воин поправил ножны. — Если уйдёт в сторону, сразу же возвратимся.

— Пошли, — согласилась Фиар. Цветки росли вовсе не по прямой. Это напоминало след огромного муравья, что внимательно, зигзагами, осматривал окружающее пространство в поисках пищи… Двигаться было легко: бессмертники попадались каждые двадцать — тридцать шагов.

Но не чаще.

Спустя полчаса Фиар окончательно вернулась в прежнее — язвительное и энергичное — состояние.

* * *

С первым противником всё получилось как нельзя лучше. Тонкая зелёная паутина стремительно пробежала по руинам; к тому моменту, как оно начало оборачиваться, было уже поздно. Противник был готов кинуться на ольта, но паутина уже оплела его. Глухой взрыв, и существо расплескалось по камням. Чёрный дым поднялся над руинами.

Голем. Вемкамтамаи давно не встречал големов; этот оказался необычайно сильным и ловким. Кто его соорудил? Дарионы сооружают слуг из камня. Только из камня. А тут расплавленный металл. Такого не поразишь ни металлом, ни деревом, ни камнем. Только что магией — если суметь превозмочь силу, придающую ему подобие жизни. Либо хитростью. Скажем, заманить под обвал.

Голем, конечно, не один. С одним рептилии и сами бы справились.

И верно. Ещё два направлялись к незваному гостю с западной стороны города. Они не шли — текли. Скользили по — над камнями, руинами, уцелевшими стенами — через все препятствия. Вемкамтамаи едва не выронил молот. Беги! — истошно вопил внутренний голос. И он побежал бы, наверное, но тут Хрустальный Свет ярко засиял белым сиянием и страх разжал объятия.

Големы были совсем рядом. По их лицам пробегали волны. Тщетно ольт старался различить там хоть какие — нибудь эмоции.

Дважды поднялся и опустился молот. Два комка зеленоватой паутины метнулись к своим жертвам… два искрящихся фонтана кипящего металла, и всё.

Вновь страх коснулся его — внешний страх, кем — то внушаемый. Кто — то знал о его присутствии… Тут до ольта и дошло, что у големов обязан быть хозяин. Как далеко до того прохода, за которым ожидает платформа!

Тихо вокруг. Слишком тихо.

Ольт оглянулся, пытаясь понять, откуда могут выскользнуть следующие нападающие. Может быть, держаться поблизости от платформы? Если создатель големов сумеет разрушить средство передвижения…

Вемкамтамаи показалось, или что — то слабо сверкнуло на западной окраине, у торчащего фрагмента стены? Ольт взмахнул молотом, и вспышка озарила окружающее пространство. Сливаясь с камнями, десятки големов ползли к нему; если бы не яркая вспышка, подобрались бы незаметно. Маскируются!

Големы бросились в атаку. Их владельцу стало понятно, что маскировка раскрыта. Ольт едва не оступился; он перекатывался, отпрыгивал, уворачиваясь от камней, которые летели с убийственной скоростью, время от времени посылая в полёт очередной клубок паутины. Для этого не было необходимости ударять по земле.

Рука, напоминающая клешню, едва не схватила его за горло. Ольт с размаху ударил нападавшего в грудь, запоздало подумав, что от брызг металла не спастись. Но голем распался на множество мелких камней…

Каменные тоже есть?

Что — то взвизгнуло возле самого уха. Ольт, перекатываясь, обернулся. Голем, влажно сверкая шагах в ста, сжал пальцы в кулак и резко махнул рукой в сторону Вемкамтамаи. Тот едва успел увернуться: брызги металла, шипя, перечеркнули разделяющее их пространство, звонко отскакивая от камней. Одна металлическая капля ударила рядом со щекой ольта, бросив в лицо пригоршню пыли. Прыгнув, ольт перекатился через груду камней и оглянулся. Путь к отступлению ещё не отрезан. Где хозяин этого оружия?

Молот вновь вспыхнул. Призрачное сияние разлилось вокруг; в этом сиянии Вемкамтамаи разглядел големов — каменных и металлических — что сновали в дальнем конце города. Кто бы ни командовал ими, он действовал разумно. Как отвлечь этих големов? А! Ну конечно же! Иллюзия! Слоги заклинания сами собой пришли на ум. На что ориентируются големы? На изображение? На тепло? Превосходно.

Ольт «закутал» созданного двойника в плащ и отправил его наискось, через весь город — подальше от платформы. Молот меж тем продолжал выплёскивать волны призрачного света; в одну из них попал бегущий почти прямо на ольта голем. Вемкамтамаи занёс было Хрустальный Свет над головой… но голем пробежал мимо, не обращая внимания.

Неплохо! Молот умеет защищать владельца. Надо направляться к западной части города: долго поддерживать иллюзию не получится, да и защита Хрустального Света может рухнуть в любой момент.

Ольт побежал на запад. В бледно — зелёных волнах света всё казалось ненастоящим; к тому же, следовало заставлять свою иллюзию бежать в другом направлении — неплохой экзамен на концентрацию. Сзади послышался шум: големы клюнули на иллюзию. Теперь главное — уворачиваться от их приветствий.

Бежать пришлось минут пятнадцать: город был велик. Иллюзию ольт потерял минут через десять — десять минут, показавшихся часом. Попробуйте управлять сразу двумя телами, одно из которых — ваше, настоящее, уязвимое! Когда сквозь голову иллюзорного двойника пролетели раскалённые брызги металла, ольт снял заклинание. Всё равно уловка раскрыта.

Ольт едва не пропустил нужное место: если бы молот не прекратил светиться, Вемкамтамаи проскочил бы неприметную груду обломков. Рефлексы сработали чётко: едва молот угас, ольт встал, как вкопанный и принялся вглядываться в окружающее пространство… для этого не обязательно двигаться.

Так он и заметил узкий лаз, ведущий вглубь большой кучи обломков, по правую руку. Стараясь не дышать, ольт перехватил оружие поудобнее (молот отозвался слабой вспышкой) и скользнул к щели.

Изнутри тянуло едким запахом алхимических реагентов, дымом костра и чем — то ещё — совсем неожиданным. Ольту почудилось слабое пение или чтение заклинаний. Ага! Внезапность — главное оружие. Он сосчитал до десяти, прижал молот к груди и скользнул внутрь.

* * *

— Вот оно, — произнесла Фиар с уважением. Ривллим посмотрел, куда указывала её рука, и понял, что вызвало это чувство.

Оракул представлял собой изящное каменное сооружение. Он походил на миниатюрный Храм — угадывались орнаменты, общие для всех святилищ; формой же напоминал пирамиду о четырёх гранях, со срезанным верхом. Грани указывали на стороны света и снаружи были покрыты изящной росписью. Оракул казался верхом совершенства — его присутствие здесь, в забытой богами земле, само по себе было чудом.

Окружая оракул множеством белоснежных колец, пышно цвёл бессмертник — линхо, один из древнейших цветков Ралиона. Несомненно, самый удивительный.

— Войдёшь? — поинтересовался Ривллим, не переставая любоваться. Фиар повернулась к нему лицом, на котором воин увидел мечтательное выражение, и покачала головой.

— Туда входят поодиночке. Иди, сайир, я подожду. Только не задерживайся, времени и так мало.

Воин кивнул и, осторожно отстегнув ножны, положил их к ногам Фиар. В оракул полагается входить безоружным — горе тому, кто нарушит это правило. Кинжалы и рюкзак, в котором находились арбалеты, он также положил наземь, стараясь не задеть ни одного цветка. Смотреть на них доставляло неописуемое удовольствие, но это зрелище небезопасно: даже один бессмертник в состоянии околдовать того, кто будет вглядываться в переливы его лепестков, ну а целый луг…

Ривллим подошёл к простой деревянной двери и осторожно надавил.

Дверь легко открылась.

Внутри была крохотная комнатка. Четыре отполированных серебряных листа — зеркала на косых стенах, гладкий чистый пол и каменный круг посреди — собственно оракул.

Воин опустился на колени перед кругом и прикоснулся кончиками пальцев к нему. Прохладный. Значит, оракул жив. Остаётся только ждать.

Ждать пришлось недолго.

Снаружи Фиар уселась спиной к поляне бессмертника (она тоже знала свойства цветка) и, уперев подбородок в ладони, принялась следить за неспешным «разговором» меча и булавы. Тоже, наверное, может зачаровать… Браслеты давили всё сильнее. Возвращайся домой, говорили они. Возвращайся домой. «Домой»! Если бы домой! Проклятые штуковины тянули к Башням — туда, куда она умудрилась попасть по собственной глупости. Девушка сжала зубы. Давление становилось таким неприятным, что хотелось попросить воина снять их. Снять немедленно.

Нет, возразила она самой себе. Сначала доберусь до дома. Там — разрешу снять их. Там уже не страшно… А пока — если хотя бы часть того, что она подслушала, сидя в подземной клетке — правда, тот, кто прикоснётся к браслетам, получит возможность управлять ею.

Эта возможность будет доступна недолго — пока браслеты касаются её запястий. Но если браслеты шепнут несколько соблазнительных слов… Нет! Сначала — в город. Там не страшно. Ей представилось лицо воина после того, как он увидит её… так скажем, без украшений, и её разобрал смех.

… Ривллим не слышал смеха. Другие звуки приковали его внимание. Звуки эти рождались под сводами комнатки, где царила благословенная прохлада и чистота. Словно морской прибой; воин, против своей воли, ощутил, что склоняет голову… сонливость накатывает тяжёлой непреодолимой волной.

Последней мыслью было, что это может быть опасно.

* * *

Человек неопределённого возраста сидел возле пылающей алхимической горелки. Позади него, в центре круга, выложенного из двенадцати кусков горного хрусталя, в воздухе пылал овал. С нечёткими краями. Внутри овала перемешивались миллионы светящихся полос. Так, наверное, выглядит полярное сияние.

От этого зрелища холодок пробежал по спине Вемкамтамаи. Портал! В это время людям порталы не были известны! Впрочем, это, возможно, не человек. Важно, что он управляет армией големов — исходящее от мага ощущение силы позволяло так подумать. Главное — не дать ему ничего сказать.

Едва ольт приготовился прыгнуть, как молот вспыхнул в его руке ослепительным синим пламенем, и густой медный гул прокатился под сводами комнаты.

Незнакомец обернулся, глядя на ольта бездонными чёрными глазами. Некоторое время он смотрел на пришельца, после чего довольная улыбка придала его лицу добродушное выражение.

— Надо же! — воскликнул он, отступая в круг камней, поближе к порталу. — Сработало! Надо же…

Он улыбался и отечески грозил ольту пальцем. Тот ощущал, что неведомая сила сковала его по рукам и ногам.

Оружие изменило ему. Осталось надеяться, что удача всё ещё верна. Очень трудно было напустить на лицо страх и злобу — то, что мнению ольта, ожидал увидеть маг.

— Понимаю, понимаю, — улыбался маг. — Нелегко расставаться с такой вещью. Ты ведь думал, что можешь использовать его, как пожелаешь? А ведь…

Неожиданно маг осёкся.

— Впрочем, тебе уже всё равно.

Ольт понимал каждое слово, хотя язык звучал непривычно. Конечно, тоже магия. Неужели всё, что хотел молот — привести меня сюда? С ясностью, которая была недоступна совсем недавно, ольт осознал, что поручение побывать здесь исходило не от рептилий.

Оно исходило от Хрустального Света.

Что же это было за поручение. Поменять хозяина?

Словно в ответ на мысленный вопрос, молот засветился зеленоватым светом и потянулся в сторону мага. Рука ольта безвольно протянулась следом…

* * *

— Проснись.

Голос был нечеловеческим; лишённым признаков пола — но, тем не менее, живым. Ривллим моментально проснулся.

Ноги успели затечь. Сидеть полагалось только при ожидании пробуждения оракула. Правда, оракул ещё не высказал желания отвечать…

— У тебя мало времени, Ривллим сын Эвейра. Что ты хочешь знать?

Воин повернулся в сторону каменного круга, над центром которого плавал туманный сгусток, переливающийся всеми цветами радуги. Теперь можно делать всё, что угодно. Ходить, бегать, стоять. Халльс Мудрый — знаменитый изобретатель жидкого огня — предпочитал отворачиваться к стене. Что за глупости лезут в голову!

— Почему… почему мы путешествуем во времени?

Ответ последовал не сразу, словно оракул не был уверен в своих словах.

— Трое хотят вернуться домой. Трое должны вернуться домой. Остерегайся всех, кто захочет помочь тебе.

Ну конечно, ответ таким и должен быть. Ривллим старался запомнить каждое слово — обдумать позднее, если будет время.

— Кто эти трое?

Ответ последовал немедленно.

— Когда трое встретятся, они узнают друг друга.

Это он про Вемкамтамаи, подумал воин.

— Что значит — вернуться домой?

— Всё возвращается к истоку.

Будь ты неладен! Снаружи послышался шорох, спустя мгновение Ривллиму показалось, что он слышит встревоженный голос Фиар. Надо торопиться, а мысли разбегаются…

— Как нам справиться со слугами Тёмной?

— Огонь и лёд помогут вам.

— Почему их становится всё больше?

— Те, кто призван для мести, ведут за собой других.

— Что будет с нами завтра?

Видят боги, вовсе не это он хотел спросить…

— Узнаешь, куда уходит вчера — поймёшь, что будет завтра.

Фиар позвала его — более настойчиво.

— Как мне вернуться домой?

Нет ответа. Некогда его дожидаться.

— Кого я сопровождаю?

Он имел в виду Фиар, конечно же…

— Опасайся того, кто внутри, а не тех, кто рядом.

И — не дожидаясь вопроса.

— Торопись, Ривллим, у тебя не осталось времени.

И — всё. Туманный сгусток растаял. Ривллим торопливо поклонился каменному кругу и вылетел наружу.

* * *

Фиар, похоже, задремала. Ненадолго.

Проснулась она, словно всплыла на поверхность воды. Солнце проползло по небу совсем немного. И ещё… ей показалось, что она слышит голос Ривллима. Ну разумеется. Оракул согласился беседовать с ним. Интересно, что он нарасскажет? По мнению девушки, обращаться к оракулу стоило в тех же случаях, в которых безнадёжно больные обращаются к заезжему шарлатану — когда не на что больше надеяться.

Пусть развлечётся. Ривллим в чём — то оставался ребёнком — в манере разговаривать, в привычке обижаться на неё, во многом. Может, поэтому ему так легко с людьми? Фиар задумалась… Странно, что эта мысль прежде не приходила ей в голову.

Что — то шевельнулось внутри. Фиар вскочила на ноги. Всё тихо, спокойно и хорошо. Она опустила взгляд на чехол с ножнами и вздрогнула. Хорошо знакомый чёрный саван холодно блестел, просачиваясь наружу. Только этого не хватало!

— Сайир! — крикнула она. — Поторопись, к нам идут гости!

Хорошо, если услышит. А входить внутрь — бесполезно и небезопасно. В лучшем случае там никого не будет. В худшем — оракул вышвырнет посетителя за тридевять земель. Кстати! Но додумывать эту мысль было некогда.

«Саван» вытекал густыми струйками. Проклятие!

— Быстрее! — крикнула она, во весь голос.

Они уже появлялись. Они шли со всех сторон: неторопливо, спокойно, окружая оракул плотным кольцом. Подойти вплотную к оракулу нежить не осмеливалась — но не оставаться же здесь навеки! Фиар сосредоточилась, призывая силу, и тут же отозвались браслеты — словно пара пиявок, они принялись забирать эту силу. Девушка скрипнула зубами от бессильной злости.

Тут дверь оракула распахнулась, и Ривллим вылетел наружу. Вид у него был ошалелый. Он схватил ножны и, как и Фиар, вооружился арбалетом.

— Туда, — указала девушка, и они ринулись на прорыв. Стараясь не наступать на цветки бессмертника. Нежить обходила белые чашечки стороной…

* * *

Снаружи что — то знакомо лопнуло. Ольт поднял взгляд к потолку. Изумился. Потолок комнаты словно протаял: сквозь него было видно, как перекрещиваются в стороне от зенита две светящиеся полосы. Молот вздрогнул в его руке, не переставая тянуться в сторону мага. Маг же, не выходя за пределы круга, поднял голову, глядя расширившимися глазами вверх…

Он тоже увидел!

Ольт ощутил, как ослабли путы, сковывавшие его сознание. Ну, тогда не обижайся. Nhare buankvi Attaran…

Чужая воля сползла с его разума, лопнула, словно мыльный пузырь. Маг ошеломлённо оторвал глаза от происходящего в зените… Протянул к ольту вторую руку. Только бы успеть!

Jior averren, Konniada miangil…

Всё вокруг замедлилось. Сейчас или никогда! Ольт присел и прыгнул, как рысь обрушивается сверху на ничего не подозревающего оленя…

Ему показалось, что он обрёл способность летать. Маг что — то шевелит губами, отступив ближе к светящемуся порталу. Куски горного хрусталя наливаются синим свечением…

Молот неожиданно рванул его руку в сторону — мощно и сильно, ломая плавную дугу прыжка, прижимая, притягивая к полу. Ну вот, мне конец, успел подумать Вемкамтамаи.

Камушек взметнулся из — под левой сандалии ольта, опускающегося на живот поблизости от круга камней. Маг по — прежнему шевелит губами. Есть ещё время, есть ещё время, есть ещё время…

Ольта повлекло по полу. Проклятый молот продолжал тянуть в сторону от мага. Только бы успеть встать на ноги.

Камушек, который выскочил из — под сандалии, пересёк границу круга из двенадцати камней и взорвался, обратившись в облачко пыли. Словно камень разбился о металлическую плиту. Ольт не успел осознать, что это могло означать, потому что больно стукнулся головой.

Молот завершил свой полёт и ударил по одному из кусков горного хрусталя. Тут же Хрустальный Свет перестал рваться из рук, подобно пленённому тигру. Время всё ещё ползло; ольт прилагал все усилия, чтобы подняться на ноги — прежде, чем противник завершит формулу.

Слабо разветвлённая молния сорвалась с пальцев мага и ударила куда — то позади. Поздно, там меня уже нет.

Камень, по которому ударил молот, раскололся — беззвучно и ярко — осыпав ольта горячим дождём осколков. Свечение остальных камней прекратилось. А время начало возвращаться к прежней скорости: никогда ещё не удавалось замедлять его надолго.

Когда маг осознал, что происходит, защита круга распалась. Теперь — бежать! Слепцу не уйти: маг видел его, големы запомнили его облик и найдут даже на том свете.

Ольт в прыжке сбил мага с ног и коротко размахнулся, целя в висок.

Маг, однако, не растерялся. Ольт не успел понять, как противник увернулся от смертельного удара, ответив встречным — в живот. Мир перед Вемкамтамаи заволокло чёрным. Ольт вновь ударил — туда, где у противника должно было находиться лицо.

Маг вскрикнул — от неожиданности, не от боли. От боли вскрикнул ольт: его кулак, казалось, столкнулся со стальной стеной. Защита! Ели молот не подведёт…

Хрустальный Свет ярко сиял зеленоватым огнём. Ольт успел заметить, что к западу от зенита пересекаются все три полосы, и обрушил на грудь мага молот — со всей силой. И едва не оглох от звука удара.

Удар сбил поднимающегося мага наземь, но не причинил даже царапинки. Зеленоватые нити опутали противника… и погасли! Щит! Ольт изо всех сил боролся с чёрной пеленой, высасывавшей силы. Коротко размахнувшись, ударил вновь, вслепую. Судя по крику, щит ломается. Превосходно.

Держать мага было невероятно трудно. Если у того при себе имеется хотя бы перочинный нож… Удар!

Маг вновь вскрикнул. Ольт получил сильный удар в лицо и откатился, отмахиваясь нестерпимо сияющим молотом. Маг, шатаясь, силился подняться на ноги.

То же самое пытался сделать и ольт. Теперь от него уходил и слух. Надо покончить с противником до того, как заклинание отключит все органы чувств.

Магу, судя по всему, не хотелось продолжать бой. Сквозь туман в голове Вемкамтамаи вспомнил о портале. Только не это!

Осознав, что не успеет схватить врага, ольт метнул Хрустальный Свет — на слух.

Молот нагнал мага уже в прыжке. Ярко — зелёное пламя окутало неприятеля, и тот сгустком пылающего огня провалился вглубь портала.

Наступили благословенные тишина и спокойствие. Ольт с трудом поднимался на ноги; зрение и слух возвращались — а в горле застрял шершавый каменный шар. Только не делать резких движений…

Давненько он так не разминался… Всё тело болело, накидка превратилась в кровавые лохмотья, ноги и руки — в ссадинах, на лице живого места нет. Главное — не это. Если маг жив, его големы вмешаются. Надо уходить.

Молот лежал между ольтом и порталом.

— Выбирал, кто окажется достойным? — мрачно спросил Вемкамтамаи.

Молот засветился, словно крохотное солнце. Едва свет коснулся лица ольта, как полученные ссадины и порезы немедленно зажили.

— Ну спасибо, — произнёс ольт сквозь зубы. — Других кандидатов не будет?

Молот медленно угас. И не сопротивлялся, когда ольт повесил его на пояс. Теперь — прочь отсюда.

Портал поблек и бесследно растаял в воздухе.

Ольт, прихрамывая, подошёл к лазу наружу и вздрогнул. Големы столпились у входа. Они не шевелились; истекавшая из них магическая энергия ощущалась, как сильное, болезненное тепло. Ольт представил, что произойдёт, когда големы разом самоуничтожатся, и страх придал ему новые силы. Схватив в охапку свои и оставшиеся от мага вещи, он бросился наружу. Только бы успеть отбежать.

Пробираться между големами было страшно. Они издавали потрескивание и слабое шипение — управляющее заклинание ослабевает. Их повелитель погиб.

Ольт бежал, насколько позволяли растянутые сухожилия. Грудь горела непереносимо, но надо было спешить.

Земля под ногами зашаталась. Ольт вжался в пол под обломком стены, стараясь слиться с камнем, врасти в него. Слабая вспышка рассеяла полумрак.

Огненный дождь обрушился на безмолвные руины.

Одна из капель прожгла накидку. Руку сильно обожгло. Но этим делом и ограничилось. Ольт долгое время сидел, не вылезая из — под укрытия: металл остывал на удивление медленно, и долгое время рдели усеявшие пол небольшие пятна…

* * *

Нежить не бросалась в атаку. Её было чудовищно много — покойники стояли плотной стеной, глядя сквозь людей, не обращая на них внимания. Их становится всё больше! Фиар, похоже, перепугалась: опустив арбалет, она побежала по кругу внутри смыкавшегося кольца. Ривллим кинулся за ней.

— Что ты задумала?

Фиар неожиданно остановилась, глядя на запад, привстав на цыпочки. Нежить придвигалась — словно насмехаясь, не спеша. Ривллим поднял бесполезный арбалет — больше одного раза не выстрелить! — как вдруг Фиар обернулась и вцепилась в его запястье.

Окружающий мир расплылся и уплотнился вновь.

Темневший на горизонте лес рывком приблизился. Рядом возникла разрушающаяся от времени дозорная башня. Ривллим отбросил арбалет и едва успел поймать падавшую девушку. Оглянувшись, он взбежал по целой ещё лестнице. Наверху было пусто и пока безопасно — внизу, скорее всего, нет: под ногами повсюду нормальная, плодородная земля.

Собрав валявшиеся у лестницы вещи, воин устало поднялся по выкрашивающимся ступеням, и сел возле Фиар. Ждать, пока та очнётся.

В ушах гулко стучала кровь; напряжение и страх были по — прежнему рядом. Но они отступали. Ривллим сидел, наслаждаясь прохладой и вслушиваясь в редкое, но отчётливое дыхание девушки.

XI (XXVI)

В сумке у мага оказалось несколько книг (исследуем позже) и множество пузырьков, коробочек и мешочков. Пахло травами; не некромант, и на том спасибо. Ольт отыскал, по запаху, смесь для лечения ран и, после долгих раздумий, рискнул.

Помогло быстро. Жгло, словно раскалённым железом — значит, раны заживают. От синяков средство не помогало, пройдут сами собой. Никакой еды в мешках не было. Чем он там питался? Больше экспериментировать не стану.

Забавно, думал ольт, медленно переставляя ноги в сторону магистрали. Сейчас лечебные составы имеют тот же самый запах, что и в его время.

Платформа была на том же самом месте: лишь подалась немного назад. В голове ещё гудело. Напрягшись, Вемкамтамаи указал экипажу, в какое именно место нужно попасть. Нажал на выступ, запускающий платформу: полная скорость!

После чего улёгся на дно платформы (не очень удобно, учитывая его рост), и позволил себе забыться сном. Что бы там ни было впереди, не было сил бороться с усталостью — битва высосала все силы. С этой мыслью ольт и заснул.

Ветер, свистящий над головой, ему не мешал.

* * *

Четыре дня до полнолуния.

Джунгли не желают выпускать их; горы, хоть и приблизились, но всё ещё не те. Ривллим ощущал, что Фиар намерена телепортироваться ко входу в город, как только будет возможно. Для этого нужна сущая мелочь: пройти двести километров по крайне недружелюбной местности.

Если бы не путевой посох, дела были бы безнадёжны. Нежити приходилось гораздо хуже: солнце вредило ей, покойники двигались с черепашьей скоростью; многие увязали в болотах или попадали в ловчие ямы. Кто делал последние, неизвестно: у воина не было желания знакомиться с местными жителями.

— Можем не успеть, — мрачно заметила Фиар на очередном привале. Привал приходилось устраивать среди руин, либо на возвышенностях.

Вспоминался день, когда Ривллима укусили. Теперь всё было наоборот; Ривллим был бодр и полон сил — даже сырость джунглей не очень мешала. Девушка же выглядела больной и подавленной. При всём этом Ривллим заметил, что она прячет браслеты и наотрез отказывается говорить о своём состоянии. Выводы очевидны. Остаётся надеяться, что своим упрямством она не сведёт их обоих в могилу.

Ривллим начинал страдать от того, что не с кем поговорить. Фиар двигалась молча; на привалах следила за их лагерем, пока воин занимался всем остальным. Разговорить Фиар было трудно; она облачилась в чёрную колдовскую кожу, отказываясь объяснять, зачем.

— Я забыл тетрадь, — удивился воин на второй день пути по джунглям. — Жаль. Думал, смогу как — нибудь разобраться в записях.

Фиар повернула лицо в его сторону.

— Я пролистала её немного, — отозвалась она. — Невозможно было удержаться, извини.

Ривллим хмыкнул, но промолчал.

— Ты пытался читать то, что записал?

— Нет, — покачал головой Ривллим. — Я мало что понял.

— И правильно. Там у тебя полно заклинаний и странных формул… я не осмелилась читать многие из них.

«Многие!» Следовательно, некоторые осмелилась?

Некоторое время оба молчали.

— Хорошо, если Теинвил не станет её читать, — произнёс воин, глядя, как огромный паук — охотник проползает мимо, на мгновение задержавшись возле мешка с провизией.

— Не станет, — Фиар тоже следила за пауком. — Он человек разумный. Спрячет её где — нибудь, на случай, если ты вернёшься.

— Что ты там нашла полезного? — спросил Ривллим прямо, глядя ей в глаза.

— Несколько заклинаний, — ответила она, не отводя взгляда. — Если тебе интересно, расскажу как — нибудь. Не знаю, кто и зачем передал их тебе… но в бою могут пригодиться.

Ривллима подмывало ответить, что именно она и диктовала эти записи.

— Передали очень необычные люди, — произнёс он взамен. — Я бы не хотел побывать там ещё раз… — он вспомнил жуткую погоню по коридорам и лестницам Дворца и поёжился.

— Что там было? — оживилась Фиар.

Он вкратце рассказал об окнах, о великане, достававшем головой до небес и о том, как чудом избежал неминуемой гибели.

— Шипы на кулаках, — повторила девушка, глядя на чехол с булавой. — Вот, значит, что было. — И рассказала, как Чёрный Дождь едва не прикончил пребывающего в беспамятстве воина.

Ривллим удивился.

— С чего бы это ей захотелось убить меня? — поразился он. — Раньше такого не случалось.

Фиар пожала плечами.

— Я думала об этом. Возможно, как — то связано с… Оглянись!

Ривллим вскочил на ноги. Да, действительно. В полукилометре от них из чащи появились отряды нежити. В этот раз их стало раза в два больше. Болота не останавливали их, Тёмная сумела договориться со здешними хозяевами, духами или местными божествами. Скверно всё это.

— Может, свернуть к горам? — предложил воин, поспешно собирая вещи. — Оракул сказал, «огонь и лёд задержат их».

— К горам, — задумчиво повторила Фиар. — Хорошая идея… Только не отсюда. Есть тут место повыше?

— Километрах в шести, — ответил воин. — Какие — то развалины. Несколько высоких стен. Подойдёт?

— Да, — отозвалась девушка, глядя почему — то в небо. — Какой — то храм, похоже. Не нравятся мне развалины храмов. Но выбор невелик. Пожалуй, я рискну.

И они побежали.

* * *

Когда ольт проснулся, вокруг царили тишина и спокойствие. Платформа стояла неподвижно. Полумрак окутывал его, лёгкий ветерок обдувал лицо.

Руки и ноги ужасно затекли. Подняться оказалось непростой задачей. Пока ольт разминал одеревеневшие мускулы, на него накатило. Померещилось, что за пределами платформы стоят полчища восставших мертвецов — в ожидании, когда он, пища, покинет укрытие. Страх был слепым, но очень сильным. На мгновение ольт едва не закричал во всё горло… и тут же волна схлынула. Он уселся, не обращая внимания на сотни серебряных иголок, вонзавшихся во все мускулы.

Вокруг тихо и спокойно. Только сердце бешено стучит в груди.

Он ловко выпрыгнул из платформы, забрал вещи. Рюкзак стал заметно тяжелее. Поход продолжается. Если рептилия не напутала, платформа должна доставить его к окрестностям предполагаемого города. Города, в котором выросла Фиар. Будет здорово, если ему позволят побродить по городу. Немного найдётся людей, что смогли бы похвастаться такими визитами.

Что — то лежало на дне платформы. Что — то небольшое, неправильной формы. Ольт наклонился. Тот самый кусочек гранита с отполированной гранью, который уже доводилось держать в руках. Откуда? Неужели рептилии побывали здесь, пока он спал, оставив обещанное?

Оглянувшись, Вемкамтамаи поразился. Тонкий слой пыли покрывал пол туннеля — тонкий, но нетронутый. Все следы принадлежат только ему…

Ольт озадаченно смотрел на кусочек камня, и решил не ломать голову. После всего того, что он узнал об этих «лунных людях», такая мелочь, как внезапно возникший камень, несущественна.

Ну что же… Ольт оставил себе шесть светящихся мелков, а остальные — три увесистых свёртка — положилна дно платформы. Указал на карте экипажа нужную точку и, дав полную скорость, соскочил с экипажа. Счастливого пути.

Платформа отползла немного назад и, к удивлению ольта, плавно развернулась. Умная штуковина. Затем опустилась над центральным жёлобом и — только её и видели. Только ветер подтолкнул ольта в спину.

Некоторое время ольт смотрел вслед.

Проводник немного ошибся. Поблизости был не один, а два прохода, один напротив другого. Оба одинаковой ширины. Какой ведёт наружу?

После некоторого раздумья Вемкамтамаи выбрал северный, и двинулся, тщательно прислушиваясь к своим ощущениям. Вокруг было тихо, лишь изредка чувствовалось слабое подрагивание пола — словно глубоко внизу работали мощные машины.

Пыль покрывала стены, пол, потолок. Давненько здесь никого не было.

Идти пришлось не менее получаса. В конце концов, проход вывел к перекрёстку. Вздохнув, ольт сделал пометку светящимся мелком и свернул налево.

* * *

Путь к развалинам оказался долгим. Фиар выглядела более энергичной, но что — то непрерывно забирало её силы. Ривллим догадывался, что — но сделать ничего не мог. Идти пришлось напрямик через заросли.

Сложилось ощущение, что нежить идёт со всех сторон. Среди медленно двигающихся покойников появлялись непривычно облачённые фигуры — это явно ни шалириты, ни пираты Заирри. Мертвецы были разряжены в золото и серебро, в одежды из шкур, увенчаны птичьими перьями и бусами из зубов. Всё использовала Тёмная… жители тех мест, откуда вышли потревоженные покойники, наверняка не будут питать к путешественникам добрых чувств. Всё предусмотрела, мрачно подумал воин.

Тучи москитов кружили над ними, но посох действовал — ни один не осмеливался напиться крови.

К руинам вышли только к вечеру. Состоялось несколько стычек с покойниками. Ривллиму пришлось отбиваться посохом, а Фиар потратила половину оставшегося серебрёного боезапаса. Миновали гнездо огромных пауков и глубоко вкопанный в землю идол — настолько жуткий, что даже Фиар не осмелилась подойти поближе.

Впрочем, и у развалин она не пожелала отдыхать. Слегка отдышались, счистила с себя часть налипшей грязи и принялись взбираться на самую сохранившуюся стену. По остаткам лестницы.

То, что от неё осталось, не могло служить надёжной опорой. Но пути назад нет.

Дважды воин едва не сорвался. Стена была в метр шириной и менее всего походила на надёжное укрытие. Фиар, взобравшись, уселась лицом к горам и замерла.

Ривллиму, следовательно, стоять на страже. Осторожно ступая по изъеденному временем камню, он увидел, что ожидания оправдались в полной мере. Нежить стекалась со всех сторон. Теперь её было не менее тысячи. Каждый ускользнувший мертвец приводит помощь — справляться придётся со всеми разом. Но как?!

Даже Фиар с её властью над огнём не сможет испепелить их всех. Не позволив кому — нибудь ускользнуть. Никогда ещё воин не был так близок к отчаянию.

Нежить приближалась. Ещё несколько минут — и бежать будет некуда.

— Хелауа…

— Не мешай, — отозвалась девушка, не поднимая головы. — Я сосредотачиваюсь. Позаботься, чтобы меня не отвлекали.

Она уселась, скрестив ноги, и принялась тихо напевать. Браслеты на запястьях немедленно засветились холодным голубым пламенем.

Ривллим глянул вниз. Под стеной столпились десятки мертвецов. Они просто смотрели вверх, ничем не выражая чувств. Если у этих несчастных могли быть какие — нибудь чувства…

* * *

Вокруг слишком тихо.

Ольт ощущал это всем телом, нежели просто слухом. До сих пор он шёл, привыкая к ритму, что повторялся каждые сорок — пятьдесят секунд: там — там… там — там — там — там… там — там — там… там… Вибрация была едва ощутимой.

И кончилась.

Ольт словно попал в другой мир — воздух неуловимо отличался от того, каким дышалось только что. Всё вокруг успело измениться за последние несколько шагов.

Проход, в который он свернул, был инкрустирован по всему периметру тонкой серебряной змейкой. Вемкамтамаи перешагнул невысокий порог, не колеблясь: ничто не предвещало опасности. Да и проводник, наверное, предупредил бы.

Слабое потрескивание.

Очередной поворот, и ольт, с трудом протискиваясь (на кого рассчитаны эти проходы?) обнаруживает перед собой тупик. Такое уже было. А вот то, чего не было: он видит тёмно — голубой туман, клубящийся впереди, по — над самым полом. Сквозь туман просвечивают детали орнамента. И ощущение… чего? Свежести? Бодрости? Всего этого, но и ещё чего — то.

Ответ пришёл сам собой. Ольт почувствовал, как быстро возвращаются растраченные магические силы. Последние полчаса он поддерживал несколько простых заклинаний — обеспечивавших предупреждение об опасностях. Радиус действия их велик, ничего подозрительного не было, и ольт решил сэкономить силы.

В нормальных условиях его магический ресурса, маненва, восстановился бы часа за два. Всего лишь несколько секунд пребывания возле ниши с клубящимся туманом оказалось достаточно на этот раз. Потрясающе! Ольт сделал шаг вперёд. Интересно, что внутри ниши?

Послышалось глухое рычание и прямо из стены вышло нечто ужасное.

Такое могло присниться тому, кто накурился наркотической травы. Существо имело сходство с человеком — но голова непропорционально большая, шеи не было вовсе, а мускулы коротких рук и ног были раза в три толще, чем у Вемкамтамаи. А ольт себя слабым не считал. Существо было ниже его втрое, но сомнений относительно исхода возможного поединка не было.

Глаза чудища были фасетчатыми.

Туман забурлил за спиной неожиданно возникшего кошмара; уши у ольта немедленно заложило — словно менялось давление. Существо выставило оканчивающиеся массивными когтями передние лапы и молча разинуло пасть. Клыки были длиной в ладонь, а запах, донёсшийся из пасти, мог сбить с ног стервятника. Ольт боролся с желанием бросить всё, и бежать — быстрее и дальше, не оглядываясь. Стараясь не глядеть в блестящие фасетки, Вемкамтамаи положил руку на рукоять Хрустального Света, медленно отступил на шаг.

Существо последовало за ним, не закрывая пасти. Молот оказался невероятно тяжёлым: ольт хотел отвести его назад, чтобы успеть ударить, но сделать это оказалось не легче, чем сдвинуть плечом гору. Сейчас меня стошнит, подумал ольт почти равнодушно. Запах — то зачем? Неужели одного вида недостаточно?

Повернуться к этому спиной было выше его сил. Так они и двигались — ольт медленно пятился, стараясь поймать глоток свежего воздуха, а пасть на коротких ножках двигалась следом на расстоянии пяти — шести шагов. Наконец, когда ольт вернулся к перекрёстку, он решился. Сделал быстрый поворот и юркнул в проход справа. Развернулся, сделав несколько шагов, изготовился к обороне.

Никого.

Молот стал лёгким, как прежде. Ольт жадно вдыхал свежий и чистый воздух, откашливаясь и хватаясь за грудь. От молота потекло в разные стороны слабое призрачное свечение. Очень мило. Защита. Где ты был раньше? Ольт осторожно, прислушиваясь и всматриваясь, вернулся к перекрёстку, заглянул в левый проход.

Никого.

Отлично. Теперь — назад, к магистрали, да побыстрее. Вряд ли удастся справиться с такой охраной. Второй такой встречи не пережить.

Выйдя в тоннель, он заметил, что над проходом нанесена надпись. Ольт поднял светящийся молот, чтобы разглядеть получше. Язык незнаком.

Удерживая молот поблизости от надписи, ольт обратил внимание, что при взгляде сквозь прозрачный боёк всё выглядит слегка увеличенным. Вемкамтамаи посмотрел на надпись сквозь молот… и почесал затылок, смущённый.

Фраза, которая открылась его глазам — на языке его родного города — переводилась примерно так:

«Опасно! Вход без надлежащего разрешения запрещён!»

Добавить было нечего.

* * *

Едва Фиар принялась читать заклинание, нежить внизу взбесилась.

Хорошо, что распад отнял у них способность издавать членораздельные звуки. Немногие из тех, кому это удалось, вопили и ревели, потрясая кулаками и оружием. Некоторые принялись кидаться на стену, словно надеялись повалить её. Многие начали взбираться на стену — одни тем же путём, что и их жертвы, а иные — прямо по стене. Хорошо, что в стене так мало удобных для этого выступов…

Необходимость обороняться вытеснила страхи. Меч бесполезен. Ривллим торопливо зарядил арбалет и встал у глубокого разлома, где обзор лучше всего. Те, кто лез прямо по стене, пока не могли преодолеть более десятка метров — человек после подобного падения сломал себе руку или ногу. Покойники поднимались и вновь шли на приступ, к жертвам, пытающимся ускользнуть.

Первым по лестнице прыгал великан с красно — коричневой кожей. О таких воин не слышал. Покойник при жизни был почти двух метров ростом и выглядел могучим. Ривллим выстрелил с колена, стараясь, чтобы стрела вошла под углом. Мертвец сорвался, ударился об острый выступ и развалился на части.

Следующего, более заурядного на вид человека, Ривллим отправил к бывшему коллеге по охоте пинком. Остальные замешкались, словно обдумывая тактику. Воин перезарядил арбалет и бросил короткий взгляд за спину. И похолодел. Самого упорного отделяло от Фиар метра три.

Рука не дрогнула. Покойник, со стрелой, пробившей голову, свалился вниз, сбив по дороге многих других. Ещё стрелу! Руки взмокли, оружие едва не выскочило вниз Выстрел в другую сторону. Тоже попадание. Что делает Фиар?

Что — то глухо ударило в спину. С чавканьем упало под ноги. Воин взглянул под ноги и ком тут же встал в горле. Это был кусок гниющей плоти. Вновь что — то свистнуло. Он пригнулся, поворачиваясь, и едва не принял следующий снаряд прямо в лицо. Покойники, жутко скалясь, отрывали друг от друга куски и швырялись ими. Вот это гораздо хуже… Ривллим, едва не сорвавшись вниз, поспешно снял с себя куртку и принялся отмахиваться. Только не в лицо… Какая гадость.

«Быстро ко мне!»

Голос принадлежал Фиар, но прозвучал не в ушах, а прямо в голове.

Отступать под градом летящей сверху падали было нелегко. Куртку придётся выбросить, подумал воин. Жаль, запасная только одна…

Он едва не закричал от ужаса, когда что — то схватило его за лодыжку. Но это была Фиар. Ривллим пригнулся, заслоняясь от новых бросков…

И ощутил ужасной силы толчок. Мир встал дыбом, Ривллима выворачивало наизнанку. Он отбросил испоганенную куртку и упал на четвереньки, судорожно глотая воздух. Перед глазами плыли чёрные круги.

С Фиар, похоже, творилось то же самое. Она сидела на камнях, тяжело дыша и прижимая ладони к груди. На лбу её светился какой — то знак.

— Где… мы? — прохрипел воин, едва смог сделать это.

— Близко, — ответила Фиар в перерыве между приступами кашля. — Пошла на крайние меры, — она показала на светящийся знак. — Я не могу пользоваться магией. Надо поторапливаться.

— Где мы? — повторил воин, поднимаясь на ноги. Признаков нежити не было. Кроме того, было холодно. Сапоги и штаны перепачканы грязью и пылью. Смыть бы всё это. Куртку он зашвырнул далеко в сторону, стараясь при этом не дышать.

Путевой посох, которым Ривллим отбивался последние несколько секунд, потяжелел, почернел и рассыпался кучкой невесомой пыли.

Это был склон горы. Далеко внизу виднелись джунгли — зелёная полоса, простирающаяся до самого горизонта. Зрелище было впечатляющим.

— У самой тропы, — отозвалась девушка из — за спины. — Ближе не смогла, и так слишком опасно. Через сутки будем на месте.

— Через сутки? — удивился воин.

— И все эти сутки надо будет идти в гору, — кивнула Фиар. — Будем отдыхать. Ты должен был устать.

Она была права. Ривллиму казалось, что от восхода и до заката он ворочал тяжёлые камни.

XII (XXVII)

Южный проход оказался куда приятнее.

Никаких поворотов.

Никаких чудищ, ни в стенах, ни около. Ольт не снимал охранных заклинаний, их должно было хватить на пару часов. Надпись над новым проходом переводилась как «подъёмник» (или «поверхность», или «выход» — всякий раз сквозь прозрачную толщу проступало новое слово, словно не могло быть точного перевода).

Широкий и просторный проход, идущий в гору, привёл ольта к панели, на которой находилась огромная рельефная карта поверхности материка. Сделана она была настолько реалистично, что ольт затаил дыхание. Как интересно! Разные части выделялись разным цветом; местами по поверхности панели пробегали слабые огоньки.

Где — то здесь, подумал ольт. Я почти на месте. До полнолуния осталось всего ничего, ошибка может дорого обойтись.

А сколько на этой карте мест, о которых я ничего не знаю! Вемкамтамаи долго всматривался в мерцание панели, стараясь запомнить как можно больше.

Ольт прикоснулся кончиком ногтя к предполагаемой точке на карте. Панель чуть выше него ростом. Как рептилии умудряются ею пользоваться?

Панель бесшумно скользнула в сторону.

В нише за ней возник чёрный, маслянистый на вид овал с размытыми очертаниями.

Портал.

Ну что же… Ольт сбросил охранные заклинания (порталы этого не любят) и, глубоко вздохнув, сделал шаг…

* * *

Ночью было страшно холодно. Путешественники порадовались оставшимся целыми халатам — о том, что в горах вечный снег, Фиар вспомнила слишком поздно. Ривллим мрачно смотрел на жалкую охапку дров, которые удалось собрать, и думал, что будет впереди. Если за сутки они не доберутся до цели, следующей ночи могут не пережить.

В особенности после того, что сделала Фиар.

— Не поможешь поджечь их? — спросил воин, указывая на сырые ветки.

Девушка молча указала на знак, начертанный на лбу.

— Я сейчас ничего не могу, — отозвалась она устало. — Никакой магии. Только руки и ноги.

— Зачем это? — удивился воин. — Что этот знак означает?

— Я отказалась от использования магии.

Ривллиму стало не по себе.

— Насовсем?

— Пока знак не нарушен.

— Но зачем? — продолжал недоумевать Ривллим.

Фиар молча показала ему браслеты.

— Чем дальше, тем хуже, — пояснила она. — Когда использую магию, подпитываю их.

— Но это была телепортация! Как ты сумела?

— За счёт нашей с тобой жизни, сайир. Рискованно, но получилось.

Ривллим прикоснулся к лицу… ему показалось, или морщины стали глубже?! Он почувствовал, как на него накатывает злость.

— В следующий раз неплохо было бы спрашивать моего мнения, — его бронзовое лицо стало почти красным. — Что я тебе, мышь подопытная?

— Выбор был невелик, — невозмутимо ответствовала Фиар, с любопытством глядя на разгневанного спутника. — Можно вступить в бой. Тут всё понятно. Можно сбежать. Вот я и сбежала.

— Обычной телепортации было недостаточно?

— Жаль, ты не можешь испытать, чего мне это стоит, — девушка скривила губы в усмешке. — Конечно, достаточно. Только дальше ты путешествовал бы один.

Ривллим отвернулся.

— Сколько нам подниматься?

— Метров четыреста. По крутому склону.

Воин присвистнул.

— Дорога там есть?

— Разумеется. Почти до самого входа ведёт. Тропа, правда, узкая…

…Воин проснулся задолго до рассвета. Впервые он не ощущал исходящего от Фиар жара. Похоже, она не шутила.

Ривллим долго сидел во тьме палатки, глядя на спокойное лицо Фиар. На нём читалась улыбка. Обычная, довольная — которую доводилось видеть не так уж часто. Посидев с полчаса, Ривллим вылез наружу.

Сон вылетел у него из головы. Палатка стояла шагах в тридцати от обрыва. А по отвесной стене к ним подбирались преследователи. Войско Тёмной теперь было не сосчитать. Ривллим кинулся назад.

— Что такое? — спросила девушка, не открывая глаз.

— Срочно собираемся, — отвечал тот. — Минут через десять будет полно гостей.

Фиар тут же вскочила. Им едва хватило времени, чтобы свернуть лагерь и привести себя в порядок. Завтракать придётся на ходу, подумал воин. Вернее сказать, на бегу.

Так и получилось. Холод действовал и на нежить: те, кто взобрались на скалу первыми, двигались, словно сонные мухи.

Тропа оказалась очень крутой; Ривллим с ужасом подумал, что подъёма в таком темпе ему не выдержать. Фиар была сама бодрость. Ещё бы, весь груз приходится тащить ему…

* * *

Ольт тоже не был подготовлен к высокогорью. Кое — какие тёплые вещи у него есть. Но вот путешествовать по снегу в сандалиях — об этом он не подумал. Проклятие!

Ворота в город показались после третьего перевала. Если через пару — другую часов он не достигнет города, дело плохо.

Пока он движется, ему тепло. Есть приходилось на ходу.

Трудно описать облегчение, которое он испытал, когда, взобравшись на очередной гребень, увидел внизу широкую ровную площадку перед массивной, высокой скалой и причудливые каменные ворота. И изображения, и надписи не оставляли сомнения — он добрался. Наконец — то…

Ольт поскользнулся, и некоторое время ехал вниз на спине, в вихре поднятого снега. Что не убавило энтузиазма.

Оказавшись на площадке, ольт осмотрелся.

Ему стало куда менее весело. На площадке не было следов. Снег старый, слежавшийся.

Кто сказал, что здешним жителям приходится пользоваться этим выходом? Они должны предпочитать телепортацию.

Вемкамтамаи подошёл к воротам и постучал.

Гулкое эхо ответило ему.

Ольт постучал повторно. Никто не торопился открыть.

Он потянул створки на себя — те неожиданно легко подались. Однако снег мешал воротам открыться.

Изнутри повеяло сухим теплом. Обитаемым теплом.

Вемкамтамаи окликнул предполагаемых привратников — тщетно.

Два осторожных удара молотом обратили часть снежной корки в невесомую пыль. Удалось отворить правую створку настолько, чтобы протиснуться внутрь.

Когда он прошёл десяток шагов, испугался в третий раз за прошедшие сутки. Толстый слой пыли лежал на полу — здесь давно никто не ходил. Ольт прикрыл ворота и уселся прямо на пол.

Его спутников ещё не было.

Когда они придут, их будет ждать весьма неприятный сюрприз.

* * *

Дорога вверх оказалась сложным испытанием. Воздух был разрежён, сух и холоден; в глазах то и дело начинали мелькать чёрные пятна. Каждые десять — пятнадцать минут приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Фиар молча смотрела на него, как казалось — с сочувствием.

Время от времени они пытались устроить обвал. Позади них появлялось всё больше и больше нежити. Тёмная сил не жалела.

Однако создатели тропинки позаботились о безопасности. Лишь два раза путешественникам удалось обрушить груду смёрзшихся ледяных глыб и камней, достаточную, чтобы задержать покойников.

Нежить двигалась медленно, но верно. Подобно муравьям, ползла по скалам, по снегу, друг по другу — неумолимо приближаясь.

Спустя две трети пути Ривллим понял, что не может сделать ни шагу. Смутно он осознавал, что Фиар подхватывает его, помогает подняться на ноги и волочёт куда — то. Затем он услышал звук очередного обвала. И тишина зазвенела в ушах.

Минуты через три обессиливающая усталость начала проходить.

Подняв голову, воин понял, отчего остановилась Фиар. Они находились на небольшой неправильной формы площадке. Посреди возвышалась каменная плита, примерно два на три метра, выбитая в скале. Как и остальная площадка, плита была совершенно горизонтальной. В отличие от окружающих скал, на площадке не было ни снежинки.

Дальнейший путь преграждала высокая скала, метров сорок в высоту. По обе стороны от неё громоздились ледяные глыбы. Без снаряжения нечего и мечтать преодолеть их. В особенности теперь, когда они выбились из сил. Он, во всяком случае.

Ривллим почувствовал, как Фиар подтаскивает его к плите. Уселась рядом с ним и, закрыв лицо ладонями, замерла.

От плиты исходило слабое тепло. Ривллим ощутил, что силы быстро возвращаются. Вместе с ними пришло чувство непереносимого голода. Ривллим улёгся на плиту. На ней смутно различались какие — то знаки, но сейчас это не имело значения. Ничто не имело значения.

* * *

Ольт услышал знакомый звук лопнувшей струны и поспешил к выходу. Светящиеся стрелки, оставленные им, сильно помогали. Выбежав наружу, ольт увидел знакомые полосы, пересекающиеся в зените.

И ощутил, как вздрогнула под ногами гора.

* * *

Фиар решительно поднялась на ноги и стёрла со лба знак. Тут же судорожно вздохнула и прижала к груди оба запястья. Воин поднялся (таинственным образом ощущая себя полностью отдохнувшим) и взглянул вниз, с самого края. Огонь и лёд. Льда вокруг предостаточно, а где взять огонь? Была видна вся армия нежити. Их было, наверное, тысяч пять. Вытянулись длинным овалом — чёрные точки на белом фоне. Сколько им потребуется времени? Минут пятнадцать, оценил Ривллим. Не больше. Вон как стараются…

Ложная бодрость быстро рассеивалась.

Фиар металась по площадке, осматривая пути к отступлению. Не нашла, уселась у плиты на колени и закрыла лицо ладонями.

— Мы в ловушке, — Ривллим устало опустился рядом. — Через четверть часа они будут здесь.

Девушка кивнула, не отнимая ладоней. Потрясающая выдержка, подумал воин с восхищением. Жаль, некому будет рассказать.

Молчание продолжалось. Ривллиму почудилось, что он слышит невнятный шорох — свидетельство того, что враг приближается.

— Ты сможешь растопить этот лёд? — указал воин на огромные, в три человеческих роста, куски, подпиравшие скалу с боков. — Или подплавить, чтобы рухнули?

— Нет, — отозвалась Фиар, убирая ладони. Она выглядела страшно уставшей; чёрные круги легли вокруг глаз. — Не хватит сил.

— А телепортироваться?

— Тем более.

— Даже так, как в последний раз? — воин не верил своим ушам.

— Тогда кто — то из нас умрёт.

Она сидела, глядя воину в глаза, и Ривллим почувствовал себя неуютно под этим взглядом. Потом девушка встала.

Стояла, отвернувшись, глядя то на скалы, то на лёд, то на небо. Медленно стащила со спины рюкзак и бросила, не глядя, под ноги.

Бережно положила чехол с Чёрным Дождём рядом с плитой.

После чего, к немалому изумлению воина, разулась и встала на ближайший к ней край плиты. Выжидательно глядя на спутника. Тряхнула головой. Чёрные волосы вихрем пронеслись над головой и стекли на плечи.

— Что ты задумала? — спросил Ривллим, медленно поднимаясь на ноги. Девушка неторопливо, словно во сне, расстегнула оба рукава. Холодно блеснули браслеты.

— То, чего между нами ещё не было.

От изумления воин едва не лишился дара речи. Перед ним возникло яркое, словно вспышка молнии, видение — момент их первой встречи.

— Прямо здесь? — спросил он, постаравшись вложить в голос как можно больше яда.

Фиар шевельнула плечами и чёрная куртка стекла к её ногам.

На поверхности плиты зажёгся серебристо светящийся прямоугольник — контур толщиной в палец. Девушка не обращала на это внимания.

— Где же ещё?

С шорохом, подобным шелесту ползущей змеи, оставшаяся часть колдовской одежды легла на плиту. Ривллим изо всех сил старался отвести глаза в сторону и не мог.

— Ты сошла с ума, — прошептал он. — Через десять минут нас разорвут на части. Тебе именно так хочется умереть?

— Мне хочется умереть счастливой, — ответила Фиар, не сводя с него пристального взгляда.

Второй контур, внутри первого, зажёгся на поверхности плиты. Гора под ногами вздрогнула.

— Неужели я должна тебя умолять? — устало спросила девушка, и Ривллим с ужасом понял, что она собирается встать на колени.

— Хорошо, Фиар, — услышал он собственный голос. Девушка вздрогнула, глядя на него широко раскрытыми глазами, и тень улыбки скользнула по её лицу. Воин осторожно положил ножны рядом с плитой.

Третий контур, ярче двух предыдущих, засиял под их ногами ясным золотым свечением.

Что — то гулко хлопнуло над их головами. Они подняли на миг глаза и увидели две тонкие полосы, белую и чёрную, перечеркнувшие зенит. Мигом позже третья полоса, цвета морской волны, легла поверх двух предыдущих.

Фиар улыбнулась, протягивая к нему руки, и Ривллим понял, что иссякают силы сопротивляться исходящему от неё сильному, физическому притяжению. Сопротивляться по привычке, инстинктивно.

Когда она прикоснулась к нему, он понял, что сопротивляться не может. Последнее, что он заметил, перед тем, как окунуться с головой в кипящее неистовое пламя — возникший из ниоткуда медальон на тонкой цепочке на шее у Фиар.

* * *

Когда окружающий мир вновь стал чётким и прочным, Ривллим понял, что стоит у края площадки, уже одетый. Жар обволакивал его; он должен был воспламенить одежду — но этого не происходило. Казалось, что Ривллим купается в раскалённой лаве или кипящем металле. Его переполняла сила; каждое движение приходилось делать осторожно и медленно: казалось, подпрыгни он сейчас — и играючи долетит до ближайшей луны.

Других слов, способных описать его состояние, не было. Фиар стояла у него за спиной, прижимаясь к плечу; спокойная и молчаливая. Ривллиму было хорошо; мир был совершенным, заботы и тревоги улетели бесконечно далеко.

Он старался ни о чём не думать. Хотя то, что открылось его глазам, не могло не изумить.

— Ты знала, что это произойдёт? — спросил он, не оборачиваясь. Голос звучал, подобно грому.

— Надеялась, — отозвалась Фиар и рассмеялась. В этом смехе воин услышал металлические отзвуки. — Если бы я знала, как легко заставить тебя называть меня по имени… — она вновь рассмеялась. Не без торжества в голосе.

Вокруг не было льда. Пар поднимался в небеса; дымились обнажённые скалы. Внизу, в узком ущелье, по которому взбиралась тропинка, не осталось ни льда, ни нежити. Ривллим представил себе кипящий поток, который бушевал всего несколько минут назад и содрогнулся.

— Надеюсь, там, внизу, не было города, — произнёс он.

— Не было, — эхом отозвалась Фиар. — Не беспокойся.

Ривллим обернулся. На поверхности плиты продолжали ярко светиться три вложенных друг в друга контура — серебристый, белый и золотистый. Внутри них проявились три светящихся золотом круга разного диаметра, расположенных без явно видимого порядка. За пределами площадки теперь находился склон, не очень крутой, свободный от препятствий. Путь к городу открыт.

— Не торопись, — Фиар повернулась к нему лицом и взглянула в глаза. Никакого амулета на её шее не было, а глаза были обычными, человеческими. — Торопиться некуда. Неужели тебе хочется куда — то идти?

— Нет, — согласился он, и Фиар прижала голову к его груди. — Не хочется.

Поодаль от них булава и меч продолжали неторопливую «беседу» как ни в чём не бывало.

Часть 4 (8). Запах мёда

XIII (XXVIII)

Остаток пути они преодолели минут за пятнадцать. Лёгкость и сила по — прежнему не покидали Ривллима; снег таял и испарялся, стоило пройти по нему. Это было забавно.

После того, как способность мыслить и принимать осознанные решения вернулись, с ними вместе пришла эйфория. Ривллим знал, что всё может, на всё способен, всё выдержит. Предыдущие ссоры с Фиар казались нелепыми, детскими, не стоящими внимания. Рассудок пытался доказать, что это — ненормально, что мир вовсе не такой светлый, но воин без помех приглушил голос разума. Кто сказал, что разум должен руководить?

Фиар также ощущала себя способной на всё. Легенды вновь не солгали. Плита, на которой они стояли, была запечатанным узлом силовых линий, из которого город черпал энергию. Как и каждая из Башен. Считалось, что «привлечь» копившуюся под Печатью силу просто — совершить нечто, угрожающее жизни.

Браслеты должны были наказать смертью попытку телепортировать их прочь с запястий. И — получилось. Плита отозвалась, превозмогла браслеты — одарив Фиар небывалым количеством энергии. Правда, энергию для самоубийственной попытки пришлось позаимствовать у Ривллима… Хорошо, если он не заметил.

После огненного вихря, что бушевал внутри и снаружи, что — то разладилось в браслетах. Перегорело. Они висели на запястьях мёртвым грузом. Мешать они по — прежнему мешали, сама она снять их не могла — уже попробовала, за что поплатилась чувствительным уколом — но не высасывали силы и жизнь, не уговаривали вернуться к Башням. Их осталось терпеть минут десять.

За этой скалой находится площадка и Горные ворота… Сердце её замерло. Как это странно — вернуться домой за много тысяч лет до того, как отправиться в путь. Время от времени она смотрела краем глаза на воина. Тот помолодел лет на десять, был полон энергии. Да, плита не поскупилась. Как мало нужно людям… Фиар усмехнулась, стараясь, чтобы Ривллим не заметил.

Она опасалась, что Ривллим не переживёт того, что произошло… но, как оказывается, люди гораздо крепче, чем могло показаться. Что ж, три добрых дела сразу. Заодно она выяснила, что же это за страсть, которая так занимает умы людей и порой замещает им рассудок…

Так они и шли, поглядывая друг на друга, улыбаясь и думая каждый о своём.

— Это и есть вход? — спросил Ривллим озадаченно.

— Верно, — отозвалась Фиар. Под её ногами снег ещё таял и быстро испарялся, под ногами Ривллима — уже нет. — Он самый. Вемкамтамаи был прав, нам везёт. Ещё два дня до полнолуния.

— Полдела, — вздохнул воин. — Ты своей цели достигла. Теперь посмотрим, смогу ли я сделать то же самое.

— Сможешь, — девушка подошла к воротам и громко постучала. — Я помогу тебе добраться до Башен. А там посмотрим.

— Ты?! — воин был удивлён сверх всякой меры. — От тебя только и было слышно — «домой, домой»… Зачем было так сюда стремиться?

— Если я расскажу, это не будет сюрпризом, — рассмеялась Фиар. — Приготовься к неожиданностям.

— Уже готов, — Ривллим стоял неподалёку. Впрочем… он уже привык и к девушке, и к её выходкам. Теперь — то он не позволит ей руководить походом. Хватит.

Ворота тихо скрипнули, отворяясь. За ними царил полумрак. Девушка открыла было рот для приветствия, как вдруг прикрыла его ладонью и попятилась.

Ривллим подскочил, словно ужаленный, кинулся к ней, на ходу вынимая меч.

По ту сторону стоял мрачный, осунувшийся Вемкамтамаи. Лицо его было обращено к путешественникам, вся одежда — покрыта пылью.

— Рад, что вы добрались, — произнёс он устало. — Мне жаль, что я увидел это первым, Фиар.

— Кто тебя впустил? — спросила девушка ошеломлённо.

Ольт пожал плечами.

— Ворота не были заперты. Тебе стоит пойти и посмотреть самой. Мне очень жаль, Фиар.

Девушка вздрогнула, словно от удара плетью. Побледнев, коротко кивнула ольту и скрылась во мгле.

— Фиар! — воскликнул воин, бросаясь следом. Случилось что — то ужасное. Он намеревался следовать за Фиар… помочь, если будет необходимость, но жёсткие, словно вырезанные из камня, пальцы ольта впились в его локоть и вынудили остановиться.

— Останься, — сухо велел Вемкамтамаи. Обернувшись, он направился куда — то в непроглядный мрак и потащил воина следом. Тот, не ожидавший подобного, молча пытался освободиться.

— Сядь, — строго произнёс ольт, и это вернуло Ривллима к реальности. Пальцы разжались. Воин ощутил, что сидит на чём — то прохладном и мягком. Странно… на ощупь — камень, но мягкий!

— Ей надо побыть одной, — пояснил Вемкамтамаи, возвращаясь к воротам и закрывая их. Воцарился мрак. Впрочем, ольт тут же зажёг магический фонарик.

— Как это — одной? — Ривллима переполняло негодование. Что это нашло на ольта? Если случилось несчастье, как можно оставлять её одну? Это же…

— Да-а-а, — протянул ольт, всматриваясь в глаза Ривллима. — Дело плохо. Ривллим, ты меня слышишь?

Эти слова вновь выбросили воина в реальность, где было тускло и тепло. О чём я только что говорил? — подумал он растерянно.

— Слышишь? — повторил ольт, энергично встряхивая его.

От этого Ривллим пришёл в себя. Правда, лёгкость и ощущение силы не проходили.

— Слушай внимательно, — голос ольта доносился издалека. — Слушай и отвечай. Да слушай же! — Вемкамтамаи изо всех сил тряс его за плечи.

— Кончай теребить! — возмутился Ривллим, окончательно очнувшись. — Что происходит?

— Наконец — то, — вздохнул ольт. Воин заметил, что ему протягивают бутылочку.

— Не буду пить! — заупрямился он.

— Не будешь? — ольт усмехнулся. — Сделай одолжение — сосчитай свой пульс!

Ривллим был настолько поражён поведением Вемкамтамаи, что повиновался. Принялся считать, попутно повторяя простенький стишок — лучший способ измерять время, если есть некоторый опыт. Начали… двадцать… шестьдесят… сто двадцать… ничего себе… сто шестьдесят… мама дорогая… двести… двести сорок… двести шестьдесят… Триста!

— Что это? — спросил Ривллим дрожащим голосом.

— Пей, — велел ольт, и воин покорно выпил содержимое пузырька. Какая гадость!

— Ложись на скамью и лежи тихо. Ничего не говори. Просто лежи.

Скамья оказалась широкой и длинной. Ольт уселся напротив и, поглядывая на воина, принялся копаться в своём рюкзаке.

Ривллим перепугался не на шутку. Как он мог не замечать этого? Сердце билось в безумном темпе… ещё несколько минут — и могло не выдержать. Время тянулось невыносимо медленно. Наконец, сердцебиение начало стихать. Ривллим несколько раз принимался считать, но прекращал, испугавшись. В конце концов, решился. Двести сорок. Двести. Сто восемьдесят. Сто шестьдесят. Сто сорок.

Сто…

— Что это было? — осмелился он спросить Вемкамтамаи, который продолжал рыться в вещах, время от времени пристально их разглядывая.

— Перегрузка, — ответил тот коротко. — Что хорошо одному, смертельно для другого. Фиар должна была догадаться.

— Но она… но я…

— Завтра, — перебил его Вемкамтамаи. — Поговорим позже. Сейчас ты не сможешь обсуждать эту тему. Хочешь совет?

— Нет!

— Всё равно я скажу. Оставь Фиар в покое. Пусть подумает обо всём сама. Самое главное — постарайся относиться к ней так же, как неделю назад.

— Почему я должен слушаться? — спросил Ривллим с негодованием, усаживаясь. — Спасибо за эликсир. Не знаю, что со мной стало бы…

— Не за что, — ольт повернул голову в его сторону. — Мой совет прими к сведению. Она только что испытала большое потрясение. Не стоит вмешиваться, если не знаешь — как.

— Я поищу её, — решил Ривллим и встал со скамьи. — Я давно уже вышел из пелёнок.

Ольт пожал плечами и продолжил перебирать вещи.

* * *

Город был большим, но совершенно не приспособленным для жизни. Во всяком случае так, как это понимал Ривллим. Полумрак остался только возле самих ворот (всего ворот, припомнил он, трое).

Дорога — широкий коридор — утомляла однообразием. Минут через десять Ривллим вышел на небольшую площадь, от которой в пять сторон разбегались дороги пошире. Стало совсем светло. При желании можно было даже читать: свет струился с потолка. Потолок выглядел так, должен выглядеть свод естественной пещеры.

Пыли на полу было поменьше. Фиар ушла в третий слева проход. Вопреки первоначальному порыву, воин решил сначала осмотреть окрестности.

Пришёл к заключению, что город — не для обитания. Ни единого окна не выходило на площадь; возле стен были подобия тротуаров, но общее их состояние позволяло утверждать: ходят по ним нечасто. Мостовая и дороги вообще — страшная головная боль для всех без исключения градоправителей. Миллионы ног, копыт, колёс в сочетании с непогодой и небрежностью заставляют тратить на дороги огромные средства. Здесь же — всё нетронутое, словно вчера выстроенное. По словам Фиар, городу во время штурма Башен было более сорока тысяч лет.

Это она загнула. Сорок тысяч лет назад люди пребывали в первобытном состоянии — если вообще существовали. В этом Ривллим не сомневался. Впрочем, даже если она права — где эти миллионы ног? Город — в традиционном значении этого слова — место, где сотни и тысячи людей объединяют усилия, чтобы противостоять окружающему миру. А зачем построен этот город?

Кстати, как он называется? В переводе на Средний язык — Ниввер — Мерт. «Тысячеглавый страж». На местном наречии звучит ещё красивее, но Фиар произнесла название всего лишь раз и наотрез отказалась повторять.

Взять города дарионов. Огромные пустые пространства, прекрасная архитектура — видно, что там действительно кто — то живёт. Дома, фабрики, парки, Храмы, прочие строения. Это место похоже на паутину дорог. Ни зданий ничего. Так следовало из рассказов ольта (интересно, как он сюда попал?).

Левая дорога привела к небольшому фонтану. Тот был безупречно чист и продолжал действовать. Тут Ривллим ощутил, что хочет пить, и рискнул напиться из большой чаши, в которую стекала вода. Никаких надписей или очевидных знаков он не нашёл. Будем надеяться, что никаких правил он не нарушает.

Вода была прекрасной. Третья странность: ни одной надписи. Во всех городах — будь они возведены дарионами, хансса или найя, всегда очень много указателей, надписей и знаков. Здесь — голый камень. Очертания, правда, радуют глаз и всё сделано очень красиво… но не приспособлен этот город для жизни! Хоть убейте, не приспособлен!

Продолжая осматриваться, Ривллим вернулся на площадь и направился по следам Фиар. Двигалась она чётко и уверенно — знала, куда идёт. Центральный проход, самый широкий. Он — то должен вести в населённые места! Как местные жители выходили из домов? И, если все разом покинули свой город, к чему маскировать входы?

Он шёл, глядя на проплывающие над головой своды. Как интересно. Потолок не ровный! Он идёт волнами. Вот, например, несколько более глубоких «волн», одна мелкая и длинная… вновь несколько коротких. Может быть, на это следует смотреть на большой скорости?

А это идея, оживился воин. Вполне возможно, что здесь в ходу — были в ходу — самодвижущиеся экипажи! Изобрели же дарионы такие. Почему бы и в Ниввер — Мерте жителям не ездить — или, чего только не случается, — летать на подобных машинах? Тогда понятно, отчего тротуары нетронутые. Но всего остального это не объясняет.

Ривллим остановился. Он находился на очередной площади, где сходилось под прямым углом четыре дороги. И тут следы Фиар обрывались. Понятно. Тут она обернулась птицей и полетела дальше… Воин оглянулся. Всё именно так. Дошла досюда и исчезла.

Он присел, вглядываясь в следы на мостовой. Здесь остановилась… повернулась на месте (Ривллим мысленно представил это) и что дальше?

Очень интересно. Едва заметный стержень из тёмного металла вбит среди неровной мозаики мостовой, прямо под его ногами. Ривллим наклонился поближе, не обращая внимания на то, что перепачкался пылью до колен.

Всего двенадцать стержней. Они образовывали что — то вроде спирали. Ага, понятно. Значит, она встала тут, где начинается внешний виток, поставила вторую ногу в центр и вот так или примерно так повернулась.

Мир растёкся вокруг Ривллима и собрался вновь.

Он находился в огромном зале, стены которого были щедро украшены разнообразной цветной мозаикой, надписями и барельефами. Воздух был пронзительно чист; у Ривллима немедленно сдавило голову — словно от резкого перепада давлений. Комната казалась бесконечно огромной, вместилищем для чего — то невероятно огромного… Впрочем, эти мысли вылетели из головы: у дальней стены, склонив голову, молча стояла Фиар.

— Тебе нельзя сюда, — произнесла она резко, не оборачиваясь. — Уходи, Ривллим, уходи немедленно.

Странно, что он услышал её — до девушки было не менее двух сотен шагов.

— Но… — начал было воин, беспомощно озираясь. Как ему уйти?

— Уходи, — воин ожидал, что она скажет что — нибудь резкое, но Фиар добавила тихо. — Оставь меня одну. Пожалуйста.

— Но я не знаю, как уйти, — ответил Ривллим, чувствуя себя на редкость глупо.

Фиар, не поворачиваясь, махнула в его сторону рукой, и помещение тут же растаяло. Над головой возник свод одной из улиц, Ривллим тут же сориентировался. Вот следы. Если следовать на восток, выйдешь к воротам.

Туда он и направился. Прав был Вемкамтамаи. Ривллим ощущал себя редкостным тупицей. Хорошо, что никто не видел выражения его лица…

Чтобы отвлечься, он принялся размышлять о необычном способе передвижения, которым здесь, судя по всему, пользовались. Дарионам до подобного далеко. Интересно, что за народ жил здесь — и почему они не пожелали делиться своими достижениями с остальными людьми? Как бы выяснить это? Фиар спрашивать бесполезно.

Вемкамтамаи на месте не оказалось. Но на стене светилась короткая надпись. Сообщавшая, где его искать. Ривллим вспомнил, что по пути сюда заметил несколько светящихся стрелок на стенах, но не придал этому большого значения.

Путь оказался неблизким.

* * *

Вемкамтамаи подбросил дров в огонь и уселся напротив человека. Если не обращать внимания на отсутствие окон, можно подумать, что они находятся в самом обычном доме самого обычного города. Наземного города. Мебель только из дерева; ничего металлического. Ну, ещё камень.

— Это квартал для гостей, — пояснил ольт. — Здесь не очень любили чужаков, но если впускали, то старались угодить. По — своему это очень гостеприимный народ. Если, конечно, привыкнуть.

Он говорит «гостеприимный», подумал воин. А не «был гостеприимный».

— Ты давно здесь?

Ольт кивнул.

— Третьи сутки. Мне подарили эту безделушку, — он положил на стол кусочек гранита с отполированной гранью, — Она мне подсказала, что с вами всё в порядке.

Лицо Ривллима вытянулось.

— Ты наблюдал за нами?

Вемкамтамаи тихо рассмеялся, налил себе и воину ещё вина.

— Нет, сайир. Просто поинтересовался, живы ли вы, и куда направляетесь. Я думал, как мне убедить здешнего привратника, что я имею какое — то отношение к Фиар. Иначе дело плохо — о зиме я не подумал.

— Они такие подозрительные?

— Осторожные. А может быть, и подозрительные, — смотря что ты под этим понимаешь. Ниввер — Мерт пережил десятки войн, одни Сумерки и множество напастей поменьше.

— Убедительно.

— Фиар расскажет тебе больше — если захочет.

— Как же, расскажет она, — вздохнул Ривллим, глядя на пляшущие язычки пламени. — Чудеса, да и только. Сохранить дерево — это я ещё могу представить. Но чтобы вино стояло несколько столетий — и не испортилось…

— Они знают способ сохранять всё, что угодно, — ответил ольт, подняв глазницы к потолку. — По одной из легенд, основатель городасохранён в своей гробнице, как живой — утверждается, что дух его пребывает в городе и приходит ему на помощь. Ну а дрова и вино… Я говорил: если уж тебя впустили, то позаботятся обо всём. Согласись, очень приятно.

Ривллим кивнул. Полнолуние наступит следующей ночью, подумал он. Что будем делать? Куда нас занесёт? Учёные утверждают, что Ралион некогда был заселён невиданными животными и растениями. Потом — покрыт льдами. Как бы не угодить в подобное время. Избавились от Тёмной — это превосходно, но до полного счастья очень далеко. Как я хочу домой, подумал Ривллим неожиданно. Назад, в Меорн, в пустой и неуютный дом — но свой дом, в своём городе…

— Ты нашёл её, — произнёс ольт. Это было утверждение, не вопрос.

— Нашёл, — неохотно подтвердил воин, возвращая бокал на стол. — Оставил одну. Как она и попросила.

— Ты хотел её утешить? — спросил ольт. Не дожидаясь ответа, он продолжил. — Ты считаешь её слабой. И пытаешься обращаться с ней, как со слабой. Как с капризной, со множеством причуд, с необъяснимыми желаниями, с необычными способностями… но со слабой. А это неправильно.

— Какой же мне её считать?

— Сильной, сайир. Впрочем, это неподходящее слово. Много лет… вперёд я беседовал с одним… с одной хансса. Ты бы назвал её философом. У них есть подходящие понятия. Sayers Hann — сильная сторона и Sayers Duas, слабая сторона. В каждом человеке перемешаны обе, в разных чертах характера по — разному. Главное же в том, что Хансса не привязывают это к полу, как люди. В текущем Круге у Хансса сильным в большинстве случаев является женский пол. Пример не вполне удачен — не всё так просто. Но в целом, я надеюсь, понятно.

— А сам ты что о ней думаешь? — спросил воин, оживившись. Чего только не узнаешь…

Вемкамтамаи обратил «взгляд» в его сторону и улыбнулся.

— Фиар — прелестное создание. Очень милое, хотя и своенравное дитя.

— Ничего себе «дитя», — фыркнул Ривллим.

— Она очень молода, — возразил ольт. — Моложе, чем ты думаешь. Но она достигла состояния Sayers Hann. Слабых утешают словами, сайир. Сильных утешают молчанием.

— Мне трудно это представить, — признался воин. — Я привык думать о ней определённым образом. А теперь не смогу рассуждать о ней беспристрастно.

— Лучше не рассуждать, — покачал головой Вемкамтамаи. — Принимай всё таким, каким оно является. Поверь, если ты будешь общаться с ней, как стал бы общаться со знакомыми тебе женщинами, тебя ждёт немало неприятных открытий. Лучше их не совершать. Есть знание, которого лучше не достигать.

— Почему?

— Например, чтобы не осознавать свою ничтожность.

— Это ты о Фиар? — осведомился Ривллим, ощущая неприятный холодок.

— Это я вообще. Поверь моему жизненному опыту. Если что — то не желает открываться, не торопи события.

Пол под ногами вздрогнул; бокалы тихо звякнули, соприкоснувшись.

— Землетрясение? — вздрогнул Ривллим.

— Похоже на то, — ольт и сам был удивлён. — Прежде такого не было. Пойдём посмотрим…

— Идти больно долго, — вздохнул воин, вставая из — за стола.

— Зачем же идти, — ольт прикоснулся к неприметной панели на стене, и открылась небольшая ниша.

Внутри неё на полу воин увидел уже знакомую спираль из вбитых в пол металлических колышков. Неплохо, неплохо.

Портал доставил их прямо к воротам.

* * *

Снаружи было по — прежнему холодно; снега перед воротами уже не было. Куда он делся, воин не понял: в город он вошёл последним, снега было порядочно.

Гора ещё дважды вздрогнула под ногами.

— Что это? — указал Ривллим на слабо заметный при свете заката светящийся столб, что начинался шагах в пятистах от них и ввинчивался в небеса.

— Понятия не имею, — ответил ольт, осматриваясь. — У меня странные предчувствия.

Они подбежали к началу тропы. Отсюда прекрасно просматривалась площадка, на которой они с Фиар попали в ловушку; из — за каменной глыбы сама плита не была видна. Но слабо вращающийся вокруг своей оси столб начинался оттуда.

Ольт молча всматривался в глубины переливающейся прозрачной колонны.

— Тепло, — удивился Ривллим, вытянув руку в направлении столба. Собственно, то был воздух, поднимавшийся вертикально вверх и отчего — то начавший светиться. Воин оказался прав: тепло, испускаемое необычным образованием, ощущалось даже на расстоянии.

— Я видел нечто подобное, — произнёс ольт, забираясь на соседнюю скалу, чтобы получше разглядеть основание столба. Долгое время он смотрел на плиту, ярко светившуюся тремя прямоугольными рамками и изображениями круга. После чего повернул лицо в сторону Ривллима и так же долго смотрел на него.

— Вы там были? На плите? — спросил он в конце концов.

— Да, — коротко ответил воин.

— Ясно, — ответил ольт и спрыгнул со скалы. — До наступления полнолуния отсюда лучше убраться.

— Но как же Фиар?

— Будем ждать, — пожал ольт плечами. — Без неё уходить нельзя.

* * *

Ривллим потратил вечер и некоторую часть ночи (по наземному времени), странствуя по городу. Время от времени ощущались слабые толчки, но последствий это не имело. Пропутешествовав несколько часов, воин пришёл к выводу, что город действительно огромен. Он походил на рассечённую вертикальной плоскостью пирамиду: каждый следующий ярус опускался ниже предыдущего и простирался чуть дальше в северном направлении. На юг город ограничивался линией, которую обозначали ворота. Гора довольно круто спускалась на юг и была весьма пологой к северу. Сколько ярусов насчитывал город, воин выяснить не смог: слепые стены, отсутствие указателей, обилие порталов превращали запутанный лабиринт в нечто невообразимое. Использовать порталы воин не решался: что встретит по ту сторону? И будет ли выход назад?

Он вернулся в их пристанище и застал ольта что — то вырезающим из куска дерева.

— Понравилось? — спросил тот, не поворачивая головы.

— Впечатляет, — ответил Ривллим, поставив ножны в угол. — Жаль только, никаких надписей. Только на собственную память полагаться.

— Надписи есть, только не всем их положено видеть, — пояснил Вемкамтамаи. — Мера предосторожности. Я — то вижу некоторые, а от тебя, скорее всего, скрыто всё.

— Странные здесь жили люди, — заметил воин, усаживаясь рядом с очагом. В городе было прохладно. — Ты ведь так и не рассказал, что с ними случилось.

Ольт отложил дерево и резец в сторону.

— Они все исчезли, — ответил он коротко.

— Как это — «исчезли»?

— В буквальном смысле. Сгинули. Не оставили следов. Мне удалось проникнуть в некоторые жилища… всё выглядит обитаемым, просто нет хозяев. Ни следов бегства, ни разрушений. Ты сам видел, город как новенький.

— Верно, — кивнул воин, вынимая предпоследнюю коробку с вяленым мясом. — Всё на месте, всё работает.

— Именно. Что гораздо хуже, вымер не просто этот город. Исчезли все сородичи Фиар.

Ривллима словно опустили в ледяную воду.

— Как такое может быть? — поразился он. — Почему ты в этом уверен?

— Как — не знаю. Почему — побывал в здешнем святилище. Или как его назвать? Только Фиар об этом ни слова, иначе мне не поздоровится. Так вот, святилище мертво. Если ты не знал, даже в разрушенных и осквернённых святилищах всегда остаётся нечто… — ольт пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово, — словом, некое присутствие. Кто угодно может ощутить его — при помощи заклинаний, иными способами. Здешнее святилище молчит. Пусто и чисто. Я пытался обнаружить хоть что — нибудь при помощи заклинания — рискуя заработать неприятности. Ничего.

Ривллим некоторое время молчал, пытаясь переварить услышанное.

— В этом городе не живут, в твоём понимании, — продолжал ольт. — Сюда приходят… встретиться с себе подобными. Этакий огромный трактир, в своём роде. Он же — лечебница, совет старейшин. Ты меня понимаешь?

Ривллим продолжал молчать. Он чувствовал себя скверно.

— Мы с тобой остались без дома, а Фиар — без соплеменников, — заключил ольт, подняв мрачное лицо к потолку. — Дорого бы я дал, чтобы понять, что случилось. И что будет дальше.

— «Трое хотят вернуться домой. Трое должны вернуться домой», — произнёс Ривллим и пояснил, заметив недоуменное выражение лица Вемкамтамаи. — Таков был оракул.

— Интересно, — ольт вновь обратил лицо к потолку. — Если эти трое — мы, то оракул совершенно точный. Я сыт по горло этим миром и его неурядицами.

— «Трое должны вернуться к истоку», — добавил Ривллим. — Мне кажется, имелись в виду Башни.

— Там всё началось?

— Там всё началось, — кивнул Ривллим и рассказал о своём видении той ночью — о звёздах, неожиданно прочертивших на небе яркие полосы. — Я бы попытался вернуться туда. Больше на ум ничего не приходит.

— Хорошая идея, — кивнул ольт. — Дождёмся Фиар и обсудим.

И вернулся к резьбе. Ривллим, у которого неожиданно пропал аппетит, сидел у огня. Пытался представить, что на Ралионе исчезли все до единого люди. Представить такое было трудно. Ещё труднее было предположить, как бы он вёл себя, узнав о подобном.

Часа через два (Ривллим задремал, пригревшись у огня, а ольт продолжал трудиться над деревянной фигуркой) послышался тихий стук в дверь.

Воин немедленно проснулся.

— Войдите, — крикнул он по привычке.

Дверь отворилась, внутрь вошла Фиар. Глаза её ничего не выражали, на лице застыло равнодушие. Двигалась она, словно во сне.

XIV (XXIX)

Ольт стремительно поднялся из кресла, пододвинул ещё одно поближе к огню, жестом предложил девушке сесть в него. Она молча кивнула, медленным движением отцепила от пояса чехол с булавой, положила его перед собой на стол.

Откинулась в кресле, подняв лицо к потолку.

Ольт заметил, что Ривллим собирается что — то сказать, и тут же приложил палец к губам. Воин кивнул и поставил на огонь котелок с водой. Вода здесь лилась из крохотного фонтанчика — малой копии тех, что на каждой площади. Рядом, в глубокой нише, находилось множество непонятных приспособлений. По словам ольта, то была необычная печь, но обращаться с ней Ривллим не умел. Фиар сидела неподвижно, глядя чуть прикрытыми глазами. Ривллим вспомнил, как он сидел под сплетением ветвей — там, у Башен, после первой стычки с шалиритами. И припомнил, что рядом с ним, тихо и молча, сидела тогда Фиар. Сильных утешают молчанием… Сейчас воин себя сильным не ощущал.

Ольт прошёл мимо стола, на поясе его неожиданно возник и засветился молот. Ривллим вздрогнул.

— Что это?

Ольт опустил голову.

— А… действительно. Я и забыл. Расскажу. Очень, очень занятная вещица.

Он отцепил молот и положил на стол, рядом с булавой. И вздрогнул. От чехла отделился тонкий поток полумрака и поплыл в сторону молота. От молота отделился подобный зеленоватый поток и встретил «послание» Чёрного Дождя. Потоки принялись перемешиваться и клубиться, вознося к потолку зеленоватые искры.

Ольт остолбенел. Фиар не обращала внимания. Ривллим выглядел так, словно только что постиг великую тайну Вселенной.

— Будь я неладен! — произнёс он шёпотом и быстрым шагом направился к углу, в котором стояли ножны. Вернувшись, положил их рядом с молотом и булавой.

Послышался слабый треск. Третий поток, светящегося белёсого тумана, отделился от ножен и вплёлся в сложный узор двух предыдущих. Сплетение засияло всеми цветами радуги, внутри начали плясать, меняя форму и очертания, сложные геометрические узоры.

Что — то щёлкнуло под потолком. Фиар вздрогнула и уселась прямо. Над чехлом с булавой на потолке образовалась тёмная полоса — выходила из одной стены и исчезала с другой.

Миг — и светлая полоса возникла над ножнами.

Тут же проявилась и зеленоватая, пересекшись с остальными двумя в той же точке.

— «Когда трое встретятся, они узнают друг друга», — произнёс Ривллим ошарашенно. — Видят боги, я думал, это сказано про нас!

Все трое сидели, вцепившись пальцами в крышку стола и глядя на непрекращающийся «разговор» своего оружия.

Только когда вода забурлила и зашипела, выплескиваясь на огонь, Ривллим очнуться от созерцания знаков. Знаков, исполненных неведомого смысла.

* * *

— …Побывала у трёх малых ворот, — рассказывала Фиар, не отводя взгляда от радужного вихря, упиравшегося в потолок. — Побывала у Великих Ворот… но и там никого…

Голос её был бесцветным и отчасти механическим. Ривллим и Вемкамтамаи слушали этот рассказ — исповедь, не перебивая, не меняя выражения лица. Ольту это удавалось без усилий, а Ривллиму — с немалым трудом. Когда они исчезли?

Может быть, в тот миг, когда их перебросило в это время? Воин подумал и отогнал эту мысль. По словам Вемкамтамаи, здесь никого не было несколько столетий. Что за катастрофа? Война? Город цел и невредим. Божественное вмешательство? Зачем оставлять город в целости и сохранности?

— …несколько веков. Последняя запись была сделана восемнадцать веков назад…

Слеза выкатилась из уголка её правого глаза и покатилась вниз. Высохла, не достигнув подбородка. Ривллим смотрел на это, как зачарованный.

— … совершенно пусто. Все вещи на месте, и…

Вторая слеза, из левого глаза. Вновь из правого. Фиар не замечала их. Голос её оставался ровным и спокойным, только лицо посерело. Она не знает, что плачет, подумал Ривллим и вздрогнул.

— Тогда я… — Фиар заметила расширившиеся от удивления глаза воина и приложила ладони к щекам.

Отняла и с неописуемым удивлением воззрилась на мокрые ладони. Подняла глаза на Ривллима и слабо улыбнулась.

— Даже тело изменило мне, сайир. Какая жалость…

Продолжала улыбаться, а слёзы всё так же скатывались одна за другой. Лицо ольта стало каменным.

— Всё нормально, — произнёс воин, стараясь говорить спокойно. — Многим это помогает.

— Как странно, — Фиар вытерла лицо и вновь посмотрела на ладони. — Никогда бы не подумала, что такое случится.

Ольт молча разлил вино по трём бокалам. Фиар слабо покачала головой.

— Этому вину, — произнёс ольт, — более трёх тысяч лет. Выдерживалось оно гораздо меньше, но здешняя магия его сохранила. Оно настояно на лепестках бессмертника и чёрном мхе из самых глубоких пещер. В моё время за бутылку такого вина можно было купить небольшое королевство.

Ривллим попробовал. Вкус был горьковатым. Почти сразу же зашумело в ушах. Шум вскоре прошёл и сменился необычайной ясностью и свежестью.

— Каждый глоток продлевает жизнь на несколько лет, — пояснил Вемкамтамаи. — Так принято считать. Тот, кто подбирал вина в здешний погребок, был гением. Я думал, что никогда не смогу попробовать такого. Попробуй, эллено, — он придвинул бокал к девушке, и та приняла его, с сомнением глядя на тёмно — пурпурный напиток. — Хуже не будет.

— Потрясающий вкус, — признался Ривллим. — Рецепта, конечно, не сохранилось?

— Боюсь, что нет, — вздохнул ольт. — Одна из глупых неожиданностей. Во время войны одного царька с другим рецепт был утрачен — сгорел вместе с библиотекой и алхимиком.

Допив, Фиар откинулась в кресле. Щёки её порозовели, слёзы кончились. Последнему обстоятельству Ривллим был очень рад.

Допив свой бокал, Ривллим ощутил, что очертания предметов слегка двоятся перед глазами.

— Похоже, хватит, — вздохнул он, опуская бокал на стол. — С глазами что — то творится.

— Признак того, что ты в прекрасной форме, — с удовлетворением отметил ольт. — Если двоится в глазах, значит, всё в полном порядке. Вино на короткое время позволяет видеть истинное положение вещей.

— Вот как? — поразилась Фиар. — А я — то думала, у меня что — то с головой случилось. После всего, что увидела…

Она приподнялась в кресле, огляделась. Ольт казался помолодевшим… и зрячим! Оба глаза были в порядке! Девушка в изумлении перевела взгляд на воина. Тот тоже выглядел лет на тридцать, волосы были русыми, без единого пятнышка седины. Себе она казалось такой, как и прежде.

— Разрази меня молния! — воскликнул Ривллим, улыбаясь против своей воли. — Ты стал зрячим, Вемкамтамаи!

— Если бы, — вздохнул ольт. — Говорят, у меня были серые глаза. Это так?

— Так, — подтвердила девушка. — Глаза как глаза. С ними ты выглядишь гораздо лучше.

Ольт расхохотался. Он хохотал долго, не обращая внимания на переглянувшихся Фиар и Ривллима.

— Этого никто не говорил, — произнёс он, вытирая несуществующие слёзы. — Иногда мне тоже хотелось расплакаться, но было уже нечем, — добавил он с некоторой грустью.

Фиар осталась прежней, подумал Ривллим. Он вглядывался в её глаза… они оставались прежними. Облик остался прежним. Только лицо из посеревшего стало нормальным.

— Я так изменилась? — спросила девушка с любопытством.

— Нет, — он ответил не сразу. — Но похорошела.

Фиар фыркнула и рассмеялась. Тихонько.

— Рада слышать, — ответила она, глядя в его полностью лишившееся морщин лицо. — Ты немного опоздал с комплиментами, не находишь?

Теперь рассмеялся и Ривллим. Он обвёл глазами комнату. Её вид изменился меньше всего… хотя нет, над дверным косяком проступили выгравированные буквы. Известные ему буквы!..

Его прошиб холодный пот.

«Jior averren, anghatha vaila taifa knoiro».

И что — то ещё. Ривллим поспешно отвёл взгляд.

Никто из остальных не заметил, куда он смотрел.

— Кстати, — Фиар озабоченно посмотрела по сторонам. — Не найдётся ли у нас чего — нибудь поесть?

— Найдётся, — бодро отозвался воин, потянувшись за рюкзаком.

Самое страшное, похоже, действительно прошло.

* * *

— Я сама соберу всё, что может потребоваться, — заявила Фиар. — Ждите меня здесь. Приму кое — какие меры, чтобы… чтобы грабителей сюда не тянуло.

Человек с ольтом переглянулись.

— Договорились, — Ривллим заглянул в свой рюкзак. — Мне найдётся, чем заняться. Хочу напомнить, что еды осталось на один день.

— Через день мы будем внизу, — Фиар застегнула чёрную куртку и провела руками по волосам, отчего те тут же улеглись безукоризненно. — Не пропадём.

— Что она собирается сделать? — спросил Ривллим задумчиво, едва шаги девушки перестали быть слышны. — Непохоже, что грабители осаждают этот город.

— Вопрос времени, — ольт продолжал вырезать фигурку из дерева; было видно, что это изображение существа с телом человека и головой ящера. — Стоило одному недоумку заявить, что в долине Хенвур — недалеко от Меорна — прекрасные озёра и чистый воздух, как через год там были разграблены все до одной древние гробницы. Я её понимаю. Помог бы ей, если бы знал, как…

— …И если бы она позволила, — завершил Ривллим.

— Да. Но я не настаиваю, — ольт отложил в сторону резец и повертел в руках фигурку. После чего, произнёс формулу. Шероховатость тут же исчезла, сменившись матовым глянцем. — Вот так, теперь раскрасить.

— Ловко, — отозвался воин, приступая к починке обуви — горные дороги оказались для сапог серьёзным испытанием. — А сразу вырезать статуэтку, только при помощи магии, сможешь?

— Смогу, — ольт поставил своё творение на стол. Человек — ящер присел, воздев руки вверх. В одной он держал изогнутый жезл, в другой — кажется, веер. — Только зачем? То, что сделано руками, намного лучше и… как бы это сказать… весомее.

— Не поверю, — возразил Ривллим, не поднимая головы. — Зачем тогда выдумывали магию? Чтобы устранить ненужную работу.

— Эти работа очень даже нужная, — у ольта было с собой всё, необходимое для раскраски. — Именно работа придаёт изделию смысл. Магия рассеется, не оставит ничего, что обозначало бы владельца. Как дешёвая подделка — превратится просто в кусок дерева.

Воин хмыкнул, но продолжать спор не стал.

* * *

Стратегический совет начался часов в шесть вечера, за четыре часа до соединения лун.

— Всё просто, — Фиар указала на импровизированную карту. — Северные склоны мне знакомы. Спускаемся вниз, до расстояния прямой видимости. Телепортируемся в долину. Точно так же, с перерывами минут в двадцать, добираемся до Башен. Будем у цели самое позднее к полудню. А там посмотрим.

— Не боишься использовать магию? — спросил Ривллим осторожно. Он припомнил, что происходило с ней при каждой попытке мгновенного перемещения.

— Не боюсь, — ответила та, тряхнув головой. — Не беспокойся.

— План хорош, — ольт с сомнением покачал головой. — Слишком уж всё выходит просто, — и рассказал о том, как отказалось работать его собственное заклинание перемещения из леса в лес.

— Будут неприятности, будем беспокоиться, — отмахнулась Фиар.

Идея оказаться у Башен уже к полудню улучшила настроение даже скептически настроенного Вемкамтамаи. А вернуться поскорее к Башням — это звучит заманчиво. Стоит рискнуть.

Никто не имел ни малейшего представления о том, что делать потом.

* * *

Снаружи было холодно, как и накануне; большая луна приближалась к высшей точке своего пути; вторая, поменьше, догоняла. Третья была почти на месте.

Едва они вышли за ворота, как гора содрогнулась и продолжала дрожать ещё несколько секунд. Ривллим едва не полетел кубарем, ольт вцепился руками в скалу, глядя в направлении южного склона. Оттуда послышался треск и скрежет.

— Стоит поспешить, — заметил он. Фиар прикрыла ворота и, приложив ладони к створкам, стояла, не обращая внимания на окружающий мир. Лёгкий туман окутал ворота, девушка отошла в сторону на несколько шагов и плотно соединила ладони. Туман потёк гуще, а когда рассеялся, никаких ворот не было. Бугристая поверхность скалы, ничем не отличающаяся от остальной её части — вот и всё. Воин приложил руку к тому месту, где только что был отполированный камень. Если иллюзия, то очень качественная. Фиар рассмеялась.

— Ищи, ищи, — посоветовала она. — Если что — нибудь найдёшь, скажешь. Я старалась.

Вновь что — то заскрежетало, ольт повернул лицо в сторону спутников.

— Я советую поторопиться, — напомнил он.

Так они и сделали.

Идти вниз было проще. Тропинка, которой воспользовался ольт несколько дней назад, была достаточно безопасной. Ривллим, правда, проехался на спине сотню шагов, когда гору тряхнуло, но всё обошлось.

Спустя примерно час отступления они добрались до сравнительно ровной поверхности. Тропинка продолжалась дальше, извиваясь меж угрожающе нависших скал. Сама площадка была местом достаточно безопасным: окружающие скалы производят впечатление прочных.

— Сейчас, — ольт остановился и повернулся в сторону юга.

Остальные двое присоединились к нему. Мелкие толчки следовали один за другим. Временами осыпались камни, серьёзного обвала не происходило.

После томительной паузы гора словно вздохнула под их ногами. Далеко к югу в небо взметнулся султан чёрного дыма. Его прорезали красно — оранжевые вспышки. Ольт жестом предложил своим спутникам следовать за собой. Как выяснилось, не зря. Они прижались спинами к возвышавшейся куполом скале и следили, как раскалённые добела камни сыплются дождём вокруг. Грохот хлестнул по ушам — в нём смешались низкий басовый гул, свист и шипение падающих бомб.

— Я знаю, где это происходит, — прокричал Ривллим, глядя на происходящее со смесью любопытства и суеверного ужаса.

— Я тоже, — ответил ольт, поднимая лицо к небу. Фиар промолчала, глядя на ярость стихии широко раскрытыми глазами.

— Город не пострадает? — спросил Ривллим, до предела напрягая голос.

Девушка пожала плечами.

— Не знаю. Не должен.

Время тянулось, а проснувшийся вулкан не желал успокаиваться, прижимая путешественников к скале непрерывным обстрелом. Крупный обломок, весом, наверное, в полтонны, обрушился на дальний край площадки, но никто не пострадал.

Спустя час после начала извержения наступило затишье.

— Отойдём подальше, — ольт осторожно отделился от скалы, посмотрел в сторону огромной чёрной тучи, нависшей к югу от них.

Остальных не пришлось уговаривать. Когда сквозь туман, застилающий подножие хребта, стали видны отдельные части ландшафта, Фиар подозвала остальных к себе… и миг спустя они уже были в ста километрах от вулкана.

Зрелище было величественным. Огненные брызги разлетались на многие километры; кратера не было видно, но чёрный столб над ним и грибовидная туча указывали его расположение. Лава, подумал Ривллим, должна стекать по тому самому проходу, которым мы воспользовались двое суток назад. Не завидую тем, кто внизу. Пожар будет грандиозным…

— Надо отыскать место понадёжнее, — заявил ольт, критически осматривая окрестности. — Если нас вновь куда — нибудь отбросит.

Воин обвёл взглядом низенький, жмущийся к земле лес, и пожал плечами.

— По — моему, всё едино. Рек поблизости нет, озёр тоже.

— По — моему, тоже, — согласилась Фиар. — До соединения осталось совсем немного.

Остаток времени они провели, сидя на камнях и глядя то на медленно сходившиеся луны, то в сторону вулкана, который давал о себе знать доносившимся гулом и дрожью земли.

* * *

Первым на начинающееся соединение отреагировало оружие.

Молот проявился из невидимости, испустил яркую вспышку. Вемкамтамаи вскочил, сжимая молот, и огляделся. Луны выстроились одна под другой; сияние их обжигало глаза.

— Слышите? — спросил он. — Ветер прекратился.

Они глянули в сторону вулкана. Там тоже тихо; ещё вздымался к небесам чёрный столб дыма и пепла, но ни толчков земли, ни разлетающихся бомб.

Ривллим поднялся на ноги, обнажил меч. Свет не перекатывался волнами по клинку, как это было раньше, а стекал с режущих кромок, превращаясь в молочно — белый туман, окутывающий сам меч и его владельца.

Фиар извлекла булаву. Чёрный Дождь, оправдывал название. Девушку немедленно окутала сероватая дымка, в которой появлялись и исчезали чёрные точки.

Трава шелестит под ногами.

— Что это? — поразился воин, глядя на спутников. Показалось ему, или они стояли дальше от него, чем несколько секунд назад? Фиар протянула к нему руку и не достала. Изумление отразилось на её лице.

— Мы удаляемся! — воскликнула она. — Ривллим, Вемкамтамаи, быстро сюда!

Они кинулись к девушке, осознав, что это действительно происходит. Ривллиму казалось, что он спит: Фиар удалялась лишь немного медленнее, чем он бежал, а бежал он изо всех сил. Ольт комично, неторопливо, перебирал ногами; трава стремительно уносилась вдаль, а посреди всего этого стояла Фиар. Стояла неподвижно, хотя неслась навстречу им обоим со всех ног.

Первым справился ольт, вцепился в запястье Фиар железной хваткой. Ривллим дотянулся было до её пальцев, но его оттолкнуло и отнесло могучим порывом ветра. С Солнечного Листа стекал широкий светящийся шлейф, в котором терялись стремительно уносящиеся к горизонту камни и деревья.

Из пустоты протянулась вторая рука ольта и с силой притянула к себе. Ещё немного — и Ривллима бы унесло неизвестно куда.

Они стояли, спиной к спине, сцепившись локтями, сжимая оружие в руках. Окружающий мир менялся, плясал, то вырастая, то уменьшаясь. Единственное, что оставалось тем же самым — три луны, одна под другой, — словно маяк, они оставались неизменными среди творящегося вокруг хаоса.

У Ривллима закружилась голова, он прилагал все усилия, чтобы удержаться на ногах. С клинка меча стекала широкая белая полоса; затейливой спиралью поднимаясь вверх, и там сплетаясь с остальными двумя полосами.

Они не заметили, когда всё это кончилось.

Ветерок коснулся их разгорячённых лиц.

Ожили и завели несмолкаемую, оглушительную песню цикады.

Глухо громыхнуло на юге.

— Похоже, мы остались там же, — произнёс ольт, прочистив горло и кивнув на вулкан, что с новыми силами продолжал извергаться.

— Нет, — Ривллим огляделся, насколько позволяло положение. Отпускать друг друга они не решались. — Лес выглядел иначе. Что — то случилось.

Ольт вполголоса спросил что — то у Фиар. Та долго стояла, прикрыв глаза, после чего кивнула.

— Город всё ещё пуст, — пояснила она воину. Тот опустил глаза на клинок в своей руке. Меч словно остыл; волны холодного пламени, как и положено, изредка прокатывались по клинку. Он осторожно поднёс Лист поближе к Чёрному Дождю — и на расстоянии протянутой руки меч и булава возобновили «разговор». Отодвинул подальше — «разговор» сразу же прекратился.

— Похоже, всё закончилось, — Ривллим продемонстрировал меч остальным, и путешественники осторожно расцепили руки. Встали неподалёку друг от друга — на всякий случай.

Минута текла за минутой.

— Всё закончилось, — произнёс ольт задумчиво, возвращая молот на место. — Но мне не нравится, что я вижу. Посмотрите на небо — там действительно что — то не в порядке?

Фиар и Ривллим не сразу поняли, о чём идёт речь. А когда поняли, долго не могли оторвать взгляда. Три луны висели одна над другой. Но наименьшая была видна полностью. Наибольшая была в первой, а средняя — в последней четверти.

— Могу добавить только одно, — произнёс Ривллим, не сумев до конца совладать с дрожью в голосе. — Надо как можно скорее добраться до Башен.

— Согласен, — кивнул ольт. — Фиар, с тобой всё в порядке?

— Д — да, — ответила та, не в силах оторвать взгляда от небывалой картины. — В порядке. Отдохнуть бы немного.

— Разумно, — ольт оглянулся. Всё тихо и мирно… не считая вулкана. Что случилось с лунами? У нас что теперь, три солнца? — Далеко отходить друг от друга не стоит. Пока луны не разошлись…

— Они уже расходятся, — указал воин. — Я всё время смотрю на них. Соединение закончилось.

— Не имеет значения, — Вемкамтамаи вновь опустился на камень. — Не нравится мне, что тут творится. Не к добру это.

XV (XXX)

К утру над равниной повис густой туман.

Ривллим подумал, что начало пути не вдохновляет. Фиар пояснила, что для телепортации ей необходимо видеть цель.

— Разве не достаточно просто представить её? — удивился Ривллим. Туман поглощал звуки, на расстоянии в двадцать шагов ничего не было видно.

— Вроде бы достаточно, — подумав, ответила девушка. — Если бы всё оставалось в точности таким, каким я помню. Но если соответствия не будет, нас выкинет куда придётся.

— Что будем делать?

— Идти, — ответил за неё ольт. — Пока не выйдем за пределы тумана.

— Кто — нибудь умеет его разгонять? — спросил Ривллим. Он так надеялся хоть немного отдохнуть от пеших прогулок с изрядным грузом за плечами.

— Попробуй сам, — донёсся голос ольта. — Тебя разве не обучали подобному в Храме?

«Твоя служба окончена», были последние слова Хранительницы там, у святилища близ Эриггвена. Слова, которые слышал только он.

«Ты сам в ответе за всё, что сделаешь». Оазис ему удался, но едва не убил. Попробовать?

— Знаешь, — Ривллим решился. — Я попробую.

— Тогда поторопись, — посоветовала Фиар. — Есть у меня одна идея, но…

— Тихо! — ольт возник перед ними, словно из — под земли. — Мы не одни здесь. В какой стороне гора?

— Там, разумеется, — показала Фиар в недоумении.

— Возвращаемся к горе, — прошептал Вемкамтамаи. — Тихо.

Они почти что бежали, но первые скалы появились на пути лишь минут через десять. Ривллима отчего — то беспокоило только то, что у них не осталось ничего съестного и очень мало воды.

— Ждите меня здесь, — приказал ольт. За их спиной начинался подъём вверх — похожий на тот, возле которого они вчера «приземлились». В случае чего, можно отступать вверх по склону. Отчего Вемкамтамаи так встревожился?

— Слышишь? — прошептала Фиар, протягивая руку в сторону невидимого леса.

Воину показалось, что слышит. Тонкий шорох, сильно приглушённые звуки голосов. Чьих? Понять невозможно. Много народу бродит вокруг, то приближаясь, то удаляясь.

Рядом зашуршало, и Фиар выхватила булаву. Ривллим, по правую руку от неё, стоял, держа наготове меч. Солнечный Лист перестал светиться. Лишь кромки клинка матово сверкали в полутьме. Рядом что — то враждебное, подумал воин. Час от часу не легче.

Фиар стремительно потянула его назад — так, что Ривллим едва не упал. Та же рука, невероятно сильная, опустилась ему на плечи, вынуждая присесть. «Молчи», — шепнула она ему на ухо.

Из клубящегося молочного полумрака показалась фигура. Ривллим почувствовал, как немеют ноги. Фигура, если верить глазам, была ростом метра в три. Черты лица искажались туманом, но воин успел заметить массивные челюсти и две пары огромных клыков, уродливо торчащих поверх губ. Голову чудовища венчал серебряный шлем. Два глаза некоторое время смотрели прямо на них, и Ривллим напрягся, готовый нанести удар. Но гигант не заметил их. Исполин отвернулся и растворился в тумане. Тяжёлые шаги замерли в отдалении.

— Что это было? — спросил Ривллим шёпотом.

— Хотела бы я знать, — было ответом. — Впрочем нет, не хотела бы. Куда он подевался?

«Он» означало Вемкамтамаи. Ольт, словно ожидая вопроса, возник из ниоткуда.

— Я полагаю, видели? — осведомился ольт.

— Видели, — согласился воин. — Одно прошло рядом с нами.

— Их там десятка три, — продолжал ольт. — Пришли с севера. Давайте — ка тихо — тихо двинем на юг. Как можно осторожнее. Слух у них превосходный, а зрение, к счастью, не очень.

Из тумана донёсся приглушённый крик:

— Ищите их, олухи, ищите лучше! Они где — то рядом!

Голос был нечеловеческий, но странным образом понятный.

— Не знаю, кого они ищут, но не хотелось бы, чтобы это были мы, — прошептал Ривллим, взбираясь вверх по склону. Неплохо начинается дорога к Башням.

Один раз Фиар задела небольшой камень, и тот покатился, увлекая за собой крохотную лавину. Все трое замерли — но туман и на этот раз помог им. И вот они достигли уровня, на котором туман закончился.

Выглядело это поразительно. Солнце было довольно высоко; большая луна по — прежнему была видна — и серп её был обращён рогами к солнцу. Что за наваждение?!

— Вижу, — произнесла Фиар негромко. — Ну — ка, поднимитесь немного повыше.

Они поднялись. Снизу донёсся торжествующий рёв (поймали, решил Ривллим, исполняясь состраданием к тому, кого ловили) и окружающий пейзаж потёк, чтобы сгуститься вновь.

* * *

Гора осталась далеко позади. Прямо перед ними, километрах в четырёх, виднелись невысокие холмы. На них, поражая взгляд красотой очертаний, возвышался город.

— Что это такое? — удивился Ривллим. — Не помню такого города.

— Я тоже, — подтвердил ольт.

— И я, — присоединилась Фиар. — Но это было ближе всего. Будем заходить, или подождём снаружи? Я могу совершить очередной прыжок, но совсем останусь без сил.

— Тогда подождём, — предложил ольт, с неприязнью поправляя отсыревшую, потяжелевшую накидку. — Странный город. Солнце давно встало, а где хоть один житель?

— У нас не осталось ни еды, ни воды, — напомнил Ривллим. — Надо добыть хотя бы воды. И поохотиться. На худой конец, насобирать ягод и кореньев.

— Отойдём подальше в лес, — указал ольт. — Охотой займусь я. Если заметите что — нибудь подозрительное, отступайте на запад.

На том и остановились.

Ольт исчез среди деревьев — мастерски, не потревожив ни одной птицы. Фиар уселась лицом в сторону города и облегчённо вздохнула.

— Только великанов нам не хватало, — заключила она, допив остатки воды. — Почему после прыжка мне всё время хочется пить?

— Вокруг тихо, — воин бесшумно встал и осмотрелся. — Если ещё не напилась, Фиар, вон там родник.

— Хорошая идея, — забрав обе фляжки, девушка удалилась. Ривллим проводил её взглядом, продолжая жевать травинку. Как ни странно, он был совершенно спокоен. Наверное, успел полностью привыкнуть к смене декораций.

Фиар вернулась, умытая и довольная, вручила воину одну из фляжек.

— Вода божественная, — сообщила она, усаживаясь у дерева. — Скажи, Ривллим, почему ты перестал называть меня этим дурацким словом?

Ривллим долго смотрел ей в глаза, затем отвернулся.

— Оно подразумевает определённые отношения между нами, — пояснил он, как показалось Фиар — неохотно. — Мы вышли за эти рамки.

— О боги, сколько условностей, — девушка иронически усмехнулась. Ривллим напрягся, заметив эту улыбку. — Почему не используешь другое прозвище?

— Нет уже Меорна и тех людей, которым прозвище хоть что — нибудь говорило бы, — ответил Ривллим сухо. — Нет ещё, — поправился он.

— Мне этого никогда не понять, — вздохнула Фиар после долгой паузы. — А я — то думала, что знаю о тебе всё.

Ривллим пожал плечами, отвернулся и принялся смотреть на город. Тот был виден, как на ладони; а путешественники, скрытые деревьями — с большим трудом.

Фиар молча пододвинулась.

— Что было написано над входом? — спросил Ривллим неожиданно, осознав, что непонятная фраза то и дело приходит на ум. — Там, в городе, в комнате для гостей?

Девушка широко раскрыла глаза.

— Ты увидел?!

Ривллим встретился с ней взглядом и молча кивнул. Не улыбаясь.

— «Оставь беспокойство за этим порогом, путник», — она запнулась. — Это первая строка, но мне нельзя… — она замолчала, неожиданно для себя оробев. По глазам Ривллима было видно, что он знает или, по крайней мере, догадывается.

— Ясно, — воин отвёл взгляд. — Спасибо, Фиар.

Она вздохнула и положила голову ему на плечо. Так они и сидели, пока, полчаса спустя, не появился ольт.

— Похоже на кролика, — объявил он, опуская добычу на траву. — Сейчас схожу за ягодами, — и вновь исчез.

— Великие боги, какой же это кролик!? — воин поднял животное за среднюю лапу. — С каких пор у кроликов шесть лап??

— В остальном — кролик как кролик, — заметила Фиар, оживляясь. — Сейчас запечём и посмотрим, каков он.

— Только костра сейчас не хватало, — вздохнул Ривллим. — Конец скрытности.

— Зачем мне костёр? — подняла взгляд Фиар и закатала рукава. — Помоги — ка освежевать.

Когда ольт вернулся — через двадцать минут — кролик был готов к употреблению.

По две изумительно вкусных ножки на едока.

* * *

— К нам гости, — объявил ольт часом спустя, привстав и выглядывая сквозь переплетение ветвей. — Да какая славная компания! Прямо из города идут, и не очень скрываются.

— Три человека, — отметил Ривллим, вглядываясь в процессию. — Нет, четыре… и шестеро каких — то уродов. Люди не люди… что — то жуткое. Что будем делать? Бежать?

— Зачем бежать? — удивилась девушка. — Выйдем, узнаем, чего им нужно. Станет жарко — переместимся подальше.

— Ты настолько в себе уверена? — воин был недоволен.

— Были бы сильны, — возразила Фиар хорошо знакомым ядовитым тоном, — не посылали бы такую делегацию. Отправили бы одного посла взамен этого зверинца.

— Я думаю, можно рискнуть, — согласился ольт. — Интуиция меня не подводила.

— Не нравится мне это, — насупился Ривллим, глядя на приближающийся «зверинец». — Почему бы не подождать — вдруг они направляются не к нам?

— Можно и подождать, — Фиар пожала плечами.

Пяти минут хватило, чтобы свернуть лагерь. Ольт что — то объяснил вполголоса Фиар, та кивнула, и Вемкамтамаи исчез среди зарослей.

— Куда это он?

— В засаду, — серьёзно ответила девушка. — На всякий случай. Слух и чутьё у него куда лучше нашего.

Процессия спустилась с последнего холма и направилась прямо к дереву, у которого находились путешественники.

— Сомнения отпали, — девушка явно была довольна. — Ну что, сайир, пошли поговорим?

И, не дожидаясь ответа, вышла из — за укрытия.

Воин направился следом. Процессия тут же остановилась и четверо людей (облачённых в роскошные мантии) вышли вперёд. Краем глаза Ривллим разглядел их сопровождающих. Чудовищные мускулы, на голову выше ольта, на бедре у каждого — массивный меч без ножен. Странно. Посмотрим, чего они хотят…

Фиар и Ривллим остановились шагах в двадцати от делегации и молча переглянулись. Один из людей в мантии выступил вперёд.

— Я вижу, — начал он, — что вы решили проявить благоразумие и сдаться Ордену Трёх Лучей. Мудрый шаг. Вас было трое — где ваш спутник?

— Что за Орден Трёх Лучей? — спросил Ривллим шёпотом у девушки.

— Понятия не имею, — ответила та странным голосом. Секундой позже воин понял, что она прилагает все силы, чтобы не расхохотаться. Реакцией самого Ривллима было изумление. То, что произнёс маг (не было сомнений, что четверо в мантиях владеют магией), настолько поразило его, что он остолбенел от такой наглости.

— Не понимаю вас, уважаемый, — ответствовал Ривллим сдержанно, ощущая, как и его подмывает рассмеяться над происходящим спектаклем. — Мы никогда не сталкивались с вашим Орденом, не являемся его врагами, и не понимаем, почему должны сдаваться.

— Вы владеете двумя могущественными артефактами, — выступил вперёд второй маг и протянул руку, указывая на булаву и меч. — Они принадлежали нашему Ордену. Только человек, знакомый с нашими тайными записями, в состоянии похитить и использовать их. Следовательно, вы имеете отношение похитителями. Не испытывайте нашего терпения. Пусть выйдет третий с артефактом, и сдайтесь, пока не поздно. Тогда мы оставим вас в живых.

— Встречное предложение, — девушка тряхнула головой. — Вы разворачиваетесь и возвращаетесь в ваш прекрасный город. Это оружие мы ни у кого не крали, и вашему Ордену дорогу не перебегали.

Теперь дар речи потеряли маги, а великаны с мечами злобно оскалились, не двигаясь, впрочем, с места.

— У вас десять секунд, чтобы принять решение, — произнёс тот, кто заговорил первым.

— Мне не потребуется десяти, — ответила Фиар. Она поднесла пальцы ко рту (маги тут же напряглись, а их сопровождающие замахнулись мечами) и оглушительно свистнула.

У магов и их войска была отличная выдержка. Они не тронулись с места, лишь огляделись. Наконец тот, кто заговорил вторым, рассмеялся — коротко и презрительно.

— Что, не получилось?

— Ни в коем случае не двигайся к ним навстречу, — шепнула Фиар, не поворачивая головы.

— Взять их! — рявкнул третий маг, до настоящего момента сохранявший молчание.

Тут всё и началось.

Маги отошли в стороны друг от друга и подняли руки перед собой.

Фиар прикоснулась левой рукой к своему засветившемуся амулету, правой вооружаясь Чёрным Дождём.

Ривллим выхватил меч, выставив его перед собой.

Шестеро великановринулись вперёд, с яростным рёвом.

Следующая секунда тоже оказалась насыщенной событиями.

Фиар очертила левой ладонью в воздухе перед собой треугольник.

Слева от неё послышался грохот, и за спинами магов пролегла трещина. Земля вздрогнула; от толчка один из магов споткнулся и едва не упал в зияющий разлом.

Шестеро нападающих сделали ещё один шаг и… бесследно исчезли.

— Так я и думала, — удовлетворённо произнесла девушка. — Можешь спрятать меч, — обратилась она к воину, — битва окончена.

Маги раз за разом делали какие — то жесты… но ничего не происходило. Тут Фиар не выдержала и расхохоталась. Беззлобно, словно кто — то, только что, очень остроумно пошутил.

Ривллим, не вполне ещё пришедший в себя, убрал Солнечный Лист в ножны и заметил ольта, который стремительно бежал в их сторону, держа молот высоко над головой. Появление слепца добило магов. Они столпились у самой трещины, замолчав, глядя на пришельцев с ненавистью и страхом. К их чести, ни один не принялся умолять о пощаде.

— Вы всех так встречаете? — поинтересовалась Фиар и не получила ответа. — Надо решить, что с ними делать. Минут десять они будут безопасны… а потом кому — то придётся умереть. Либо нам, либо им.

Произнесла это самым обыденным тоном и не улыбнулась. Один из магов хотел было что — то произнести, но подбежал ольт, ничуть не запыхавшийся.

— Всё чисто, — сообщил он. — Кроме них, никого. Всё в порядке?

— В порядке, — кивнула Фиар. — Ну что? — обратилась она к магам. — Второе и последнее предложение. Вы рассказываете, отчего вам приглянулось наше оружие. От начала и до конца.

— Десяти минут не хватит, — хмуро возразил один из магов. — Что мы получим взамен?

— Жизнь, — пожала плечами Фиар. — Этого мало?

— Мы не имеем права оставить это, — добавил первый маг. — Весь Орден станет преследовать вас. Вы обречены.

— Тогда… — Фиар занесла булаву, но Ривллим поймал её за руку.

— Пусть поклянутся на артефактах, что не станут разыскивать их, — предложил он.

— Мы не можем пойти против правил Ордена, — сухо ответил четвёртый.

— Я начинаю терять терпение, — вздохнула девушка. — Можно подумать, у вас есть выбор. Осталось чуть более восьми минут.

Выяснилось, что гнев далёкого Ордена уступает гораздо более близкой булаве. Спустя полминуты третий маг коротко и доходчиво изложил всё, что интересовало путешественников, и замолчал, глядя на Фиар исподлобья. Та пожала плечами и вновь прикоснулась к амулету. Маги повалились наземь, как подкошенные.

— Что с ними? — поразился Ривллим.

— Спят, — коротко ответила Фиар. — К чему лишние хлопоты? Полчаса здорового сна ещё никому не повредили. Давайте — ка заберёмся во — о — он на тот холм… и уберёмся отсюда.

Предложение было принято с воодушевлением и единогласно. Десять минут спустя три фигурки, взобравшиеся на вершину ближайшего холма, взялись за руки и исчезли.

Ещё минут через двадцать четверо магистров очнулись и, стараясь не смотреть друг другу в глаза, принялись придумывать оправдание. Достаточно убедительное, чтобы гнев Ордена обратился не на них, а на дерзких похитителей.

* * *

— Бред какой — то, — фыркнула девушка, лёжа на траве у ручья. — Гробницы… сокровища… могущественные артефакты. Откуда они это взяли? Ну, предположим, кое — кто из богов мог бы быть мною недоволен.

— Мной тоже, — высказался ольт, прикоснувшись к рукояти невидимого молота.

— Не знаю, кто может быть мной недоволен, — пожал плечами Ривллим.

— Вот именно, — отозвалась Фиар. — И тем не менее, они совершенно уверены в своей правоте.

— Не боишься, что они посыплются нам на голову?

— Вряд ли, — Фиар прикрыла глаза. — Маги они посредственные. Иллюзии у них — и те примитивные. Куда им до телепортации!

— Как ты догадалась, что это иллюзии?

— Сразу поняла. Слишком уж они были… внушительные. Тот, кто владеет силой, никогда не показывает её без необходимости. Эти же хотели произвести впечатление.

— Кроме того, они были уверены, что говорят правду, — вступил в разговор Вемкамтамаи. — Вот это действительно странно. Не берусь утверждать, но вряд ли у нашего оружия есть двойники.

— У Солнечного Листа — нет, — подтвердил Ривллим. — Так мне говорили.

— У Хрустального Света тоже, — продолжал ольт. — Дождь, я полагаю, один такой.

— Один, конечно, — девушка повернулась, чтобы видеть собеседников. — Иначе бы я за ним не пошла.

— Постой, — до Ривллима, наконец, дошло. — Ты отправлялась в такое путешествие, чтобы раздобыть себе нечто особенное? И всё?

— Конечно.

— Для себя самой?!

— Естественно, — ответила Фиар раздражённо. — Было бы странно, если бы мне захотелось с кем — то делиться. Но ведь я никогда этого и не скрывала.

Воин глубоко вдохнул и выдохнул.

— Понятно, — произнёс он обречённым голосом. — Далеко до озера? — спросил он у Вемкамтамаи. Ольт сидел, загадочно улыбаясь.

— Километров триста, — последовал ответ.

— Два — три прыжка, — оценила Фиар. — Надо подняться повыше. Ну и отдохнуть, конечно.

— Ладно, — Ривллим встал. — Здесь неподалёку небольшая деревня. Схожу погляжу, что там и как.

— Не безопаснее ли отправиться вдвоём? — Фиар уселась и сладко потянулась.

— Фиар, — ответил воин, глядя прямо ей в глаза. — Если откровенно, я хочу немного побыть один. Могу я себе это позволить?

— Можешь, — девушка улеглась, не моргнув и глазом.

— Превосходно. Я не задержусь. — И, пригладив волосы, воин скрылся за холмом.

— Похоже, он обиделся, — задумчиво произнёс ольт, вслушиваясь в мирную полуденную тишину леса.

Фиар промолчала.

— Скажи, у тебя были ведь и другие способы вернуть себе силу? Там, на плите?

Фиар долгое время смотрела в лицо ольту.

— Как ты догадался? — спросила она, наконец.

Ольт рассмеялся.

— В течение нескольких недель, после каждого разговора с тобой он выглядит так, словно у него не переставая болят все зубы. Теперь вы подходите к воротам, и я вижу его, помолодевшего и готового свернуть горы голыми руками. Нужно быть действительно слепым, — ольт выделил предпоследнее слово, — чтобы не понять, что случилось. К тому же, вулкан…

Фиар долго молчала.

— Думаешь, он догадался? — спросила она тоном ниже, и на лице её появилось почти виноватое выражение. Ольт усмехнулся про себя. Ривллим дорого бы дал, чтобы это увидеть…

— Вряд ли, — ольт повернул голову туда, где за холмами расположилась деревушка. — Он слишком хорошего мнения о тебе. Захочешь рассказать ему правду?

Фиар закрыла лицо ладонями и довольно долго сидела так.

— Мне не по себе, — призналась она. — Зачем только ты начал этот разговор?

— Открою тебе большую тайну, эллено, — ольт вновь повернул к ней лицо. — Люди — в большинстве случаев — чувствуют себя счастливыми, когда отдают, а не забирают. Это звучит странно, но это так.

Фиар сидела, глядя в сторону, после чего поднялась, сердито тряхнула головой и ушла, не сказав ни слова.

Вемкамтамаи сидел и думал: что, если Ривллим догадался? Осмотрев окрестности, уселся у дерева и принялся ждать. Отдохнуть, пока отдыхается. Постороннему наблюдателю показалось бы, что ольт задремал.

* * *

Деревня была небольшой, вокруг располагалось несколько обширных полей — как заметил Ривллим, засеянных ячменём и пшеницей. Поля выглядели необычно. То ли год неудачный, то ли ещё что…

Почти все жители работали на дальнем от Ривллима поле. Рядом с деревней, он заметил, находилось озеро. И стена леса, скрывающая поселение. Мы почти у цели, подумал воин с облегчением. Голова идёт кругом. Быстрее бы всё это кончилось — домой охота, спасу нет.

Его заметили.

Сразу же в его сторону направилось двое. Трудно определить, что это за люди. Один, судя по всему, представлял местную власть — староста, скажем, — а насчёт другого воин терялся в догадках. Ладно. Он не стал входить за добротный невысокий забор, обозначавший территорию деревни, и встал, сложив руки на груди.

Они смотрели так, словно Ривллим был генералом огромного войска, собравшегося у ограды и размышляющим — только разграбить деревушку или стереть при этом с лица земли? Староста, седовласый и седобородый, пал на колени, а второй (жрец, что ли?) лишь низко поклонился.

К величайшему изумлению, язык их оказался понятным Ривллиму. Людей, в свою очередь, поразило то, что они понимают речь незнакомца. Что за чудеса? Однако, после магистров Ордена Трёх Лучей пора перестать удивляться мелочам.

— Господин, — заговорил староста, не поднимая глаз. — Страшное несчастье поразило нашу долину. Долго мы умоляли духов поведать, как избавиться от него. Предсказания сбываются, господин — вы пришли один, и вы вооружены тем самым мечом!

Так — так, подумал Ривллим. Теперь он понял, отчего Фиар так хотелось рассмеяться. Вот только этим двум явно не до смеха. Куда нас занесло?

— Позвольте мне войти, — произнёс воин, проводя ладонью по мгновенно вспотевшему лбу.

Староста торопливо поднялся с колен и распахнул покосившиеся ворота. Ривллим вошёл внутрь и обратился к жрецу (шаману?), что смотрел с уважением и лёгкой примесью неодобрения.

— Что за несчастье?

— Мы отказали, по нашим законам, в приюте проходившему мимо колдуну, — ответил тот низким голосом. — Он предрёк нам, что мы передохнем от голода — такими были его слова — и вот уже второй год мы не можем избавиться от напастей.

— Ясно, — воин направился прямо к ячменному полю. Тут же стало понятно, отчего поле странно выглядит. Крохотные жучки ползали по колосьям… Поразительно, что они умудрились прожить целый год.

— Отчего вы не попытались уйти в другое место? — спросил он, оборачиваясь.

— Мы не покинем земли наших предков, пока духи их не позволят, — отвечал шаман и староста кивнул.

— Хорошо, — Ривллим вновь вспомнил о последних словах богини. Но если у меня не получится…

— Мне нужно попасть на место, с которого видно все ваши поля.

— Идёмте за мной, господин, — староста направился в сторону небольшой площади (на которой уже скапливались жители). Шаман следовал за ними, всем видом выражая молчаливое уважение к сопернику. Не было никакого сомнения, что именно так он воспринимает чужака.

Сосредоточиться на гимне оказалось труднее всего — взгляды, которыми его одаривали крестьяне, были самыми разными. Ривллим положил меч перед собой (отчего толпа отхлынула в разные стороны), медленно повернулся, окинув взглядом все пять полей, и замер, обратившись взглядом на север и соединив ладони.

— Ymtar annael toa Angharta inve… — «Милостью сил, дарующих восход…» — присутствующим язык был, как ни странно, непонятен. Над площадью повисло гробовое молчание. Ривллим закончил гимн и — уже про себя, не произнося ни слова вслух, как и было положено, мысленно обратился к силам, к которым обратился бы жрец Хранительницы.

Тишина окутала площадь. Все ждали, боясь повернуть голову или издать звук. Краем глаза Ривллим заметил, как краешки рта шамана тронула улыбка… и тут все услышали шум.

Небо потемнело. Миллионы птиц — лесных птиц — кружили над полями. Вот это да, подумал Ривллим ошарашенно, стараясь не выказывать своих чувств. Сейчас поля будут чистыми — ни жучков, ни зерна. Тут — то меня и отблагодарят.

Прошло несколько минут и птицы, поднявшись ввысь, вновь затмили солнце. И исчезли в небесах.

Стало тихо.

Ривллим обернулся в сторону одного из полей и увидел, как колосья сами собой распрямляются, растут на глазах. Надо же, подумал он, вытирая лоб трясущейся рукой. Никогда не получалось настолько эффектно. Интересно, почему?

…Когда жители пришли в себя и опустили его на землю, он знаком подозвал засиявшего, подобно солнцу, старосту и спросил:

— Есть ли у вас поблизости молодое дерево — лет пяти — шести?

Его подвели к молодой сливе, что росла за ближайшей оградой. На глазах у всей деревни Ривллим вырезал на коре знак Плодородия (ещё неизвестный, ибо Хранительница не воцарилась в этом мире) и приложил ладонь к сочащейся соком ране. Рана тут же затянулась, а вырезанный символ стал ярким и чётким. Над толпой пронёсся вздох.

Ривллиму стало очень холодно. Правда, ненадолго.

— Этот знак избавит от проклятия, — пояснил воин. — Пока это дерево не срубят, вам ничто не угрожает.

— А теперь, — он обратился к помрачневшему шаману и сияющему старосте, — я хотел бы поговорить с вами наедине.

* * *

Фиар поджидала его за ближайшим деревом, шагах в двадцати от ограды. Воин что — то сказал двум сопровождавшим его людям (один был обряжен в невероятное количество знаков из дерева, кости и камня) и те, низко поклонившись на прощание, направились назад, в деревню. Не оборачиваясь.

— У тебя здорово получаются представления, — сообщила она, появляясь за его спиной. Ривллим усмехнулся и поправил съехавший с плеча мешок с «дарами земли» — с теми, что смог унести.

— Это не представление, — поправил он. — Это было на самом деле. Твоё счастье, что крестьяне тебя не слышат.

— Не придирайся к словам, — наморщила лоб девушка. — Выглядело впечатляюще. Даже завидно. Немного.

— Я польщён. Ты дожидалась меня, чтобы сказать это?

Фиар забежала вперёд и преградила ему дорогу. Воин молча бросил мешок на землю и вопросительно взглянул ей в глаза.

— Я хотела поговорить с тобой, — она смотрела, не отводя взгляда.

Ривллим, также не отводя взгляда, медленно опустился на траву и сорвал травинку.

— Слушаю тебя, — произнёс он, принимаясь её жевать.

Фиар медленно опустилась рядом с ним и долго подбирала нужные слова. В конце концов, они нашлись.

* * *

— Я не сплю, — произнёс ольт, едва Ривллим и Фиар подошли поближе. — Я слушаю и думаю. Скажи, сайир — это были птицы?

— Птицы, — подтвердил тот. — Много птиц. Долгая история… в деревне мне рассказали новую версию того, откуда взялся мой меч, и для чего он предназначается.

Он положил мешок рядом с собой. Фиар уселась рядом; с её лица не сходило задумчивое выражение.

— …Был принесён в эти края легендарным вождём, который лет триста назад владел всеми прилегающими землями. После смерти его, как водится, начались раздоры. Духи им сказали так: если придут трое — все наши приметы совпадают безошибочно — их деревне конец. Если кто — то один — значит, можно ещё вымолить прощение. Видали бы вы лицо их шамана… в особенности, когда он понял, что я смещать его не собираюсь.

— Очень интересно, — ольт глубоко вдохнул и прислонился к дереву. — Только это не совпадает с той версией, которую нам изложили магистры. Ну там, с гробницей, с пирамидами и всем прочим. Как они говорили? «Но выползли твари из мрака, не имевшие ни тела, ни души, чтобы защитить чёрный дар от посягательства…» Не забыть записать. Звучит очень красиво, сгодится для поэмы.

— Оно и должно звучать красиво, — эхом отозвалась девушка, — если они действительно передавали его веками, из поколения в поколение.

— Вокруг нас начинают сталкиваться противоречивые легенды, — подвёл итог ольт. — Мне это не нравится. Жаль, конечно, но лучше покинуть это гостеприимное место… Ну что, Фиар, не пора ли? Уже давно за полдень. Задержались мы тут.

— Не знаю, как вы, а я проголодалась, — возразила девушка. — Заодно погляжу, что там у него за дары.

Ривллим тихо рассмеялся и принялся развязывать мешок.

XVI (XXXI)

— Это не Вереньен, — первым нарушил молчание Вемкамтамаи.

Его можно было понять. Озеро, в общем, выглядело так же — почти правильный овал, отливающая лазурью вода, настолько чистая, что её можно пить без кипячения. Только у западного берега нет ни города (во время Ривллима он назывался… будет называться Веннелер), ни руин. Пусто и ровно — нетронутая степь, островки леса, дикая природа в первоначальном виде. Человек не успел ещё расселиться.

Фиар первой подошла к озеру, осторожно присела у берега и долго глядела на своё отражение. Затем зачерпнула пригоршню воды и выпила.

— Дальше пойдём пешком, — объявила она. — Смысла нет — от дерева к дереву переноситься. Да и Башни эти… будет лучше, если мы придём туда так же, как ушли. На своих двоих.

— Согласен, — кивнул ольт. — Переправляемся на ту сторону?

— Немного отдохну, — Фиар зачерпнула воды и с наслаждением плеснула её себе в лицо. — Сама я давно была бы уже на месте… а таскать с собой всех троих — это утомляет.

— Тогда обойдём, — предложил воин. — Час времени, не больше. До Башен рукой подать.

До озера они, естественно, не могли добраться без приключений. Четырежды дорогу им преграждали самозваные ордена и общества, у каждого из которых были свои легенды о происхождении оружия и его предназначении. Когда — перед последним прыжком к озеру — их окружили мрачные люди в чёрной одежде и масках, на путешественников напал истерический смех. Не дожидаясь требований или угроз, они скрутили новых претендентов на меч, булаву и молот и выяснили, какова, на самом деле, истинная история артефактов и их великое назначение.

Эти версии, конечно же, не походили на все предыдущие.

— Они сбегаются, как осы на запах мёда, — возмущённо заметил Ривллим, когда очередная неприятельская команда была скручена, допрошена и с позором отпущена. Фиар порывалась перебить их — её терпение иссякало гораздо быстрее — но ей не позволили. На ольта и человека оставленные в живых маги смотрели чуть ли не с благодарностью.

— Осы! — воскликнула Фиар презрительно. — Ужалить — то как следует не могут.

— Да, кстати, — Ривллим почесал в затылке. — Отчего мы столь легко понимаем их язык? И говорим на нём без труда…

— Только заметил? — удивилась девушка. — Сними — ка меч и положи его подальше.

Недоумевающий Ривллим повиновался. Фиар оставила рядом с ножнами чехол с булавой и отошла вслед за воином шагов на двадцать.

— Теперь слушай, — она оглянулась на улыбающегося ольта. — Kvannyed aorghan teharr… Понял что — нибудь?

— Ни слова, — признался воин.

— Пошли обратно.

— Слушай теперь, — Фиар села рядом с оружием и повторила. — «Оружие помогает нам…» Теперь понял?

— Ты говорила совсем другие слова! — воскликнул Ривллим недоверчиво.

— Те же самые, — возразила девушка.

— Те же самые, — подтвердил Вемкамтамаи.

— Вот оно что, — поразился Ривллим, прицепляя ножны на место. — Но всё равно откуда эти горе — маги, в таком количестве?

Фиар пожала плечами. Ольт, предпочитавший молчать, через пару минут отозвался.

— Наверное, это связано с тем, куда мы направляемся.

— «Трое должны вернуться домой», — повторил Ривллим, поморщившись. — Наша судьба, как я вижу, оракула не интересовала.

— Я бы не огорчался, — заметил ольт, повернувшись к нему лицом. — Пока мы все вместе — вряд ли с нами что — то случится.

— А когда придём к Башням?

— Вот и увидим…

Восточный берег озера казался чуть более гостеприимным. Лишь километрах в семи к востоку, там, где земля начинала повышаться, лес вставал непроходимой стеной, придавая пейзажу мрачный вид. Здесь же и короткая мягкая трава, и пышные кроны деревьев, под которыми водилась благословенная тень.

— «Белая тропа»! — указал вдруг ольт.

Шагах в двадцати от них из травы выглядывала знакомая белая чашечка.

— Бессмертник в этих краях не водился, — нахмурился ольт. — Пошли — ка дальше?

— Действительно, — Фиар поймала воина за рукав. — Если там очередной оракул, не лучше ли пройти мимо?

— Тропа совсем короткая, — указал Ривллим. — Ничего особенного. Если что, сразу же вернусь.

— Ещё жалуется, что у меня скверный характер, — произнесла девушка вполголоса, наблюдая, как воин наклоняется и ищет взглядом очередной цветок.

— Он видит их третий раз в жизни, — объяснил ольт.

Ривллим петлял ещё минут пять, после чего повернулся к остальным и азартно помахал рукой.

— Давайте сюда! — крикнул он.

Фиар бросилась бегом, бормоча под нос что — то нелестное; ольт следовал за ней, молча. Когда они добрались до сияющего воина, тот указывал на огромную дверь — расположенную среди травы, открывающуюся прямо вниз, тщательно скрытую.

— Ну, что там у нас? — ольт взялся за слабо различимую ручку и потянул что было сил.

Дверь и не думала подаваться.

Только объединёнными усилиями путешественникам удалось откинуть оказавшуюся необычайно тяжёлой дверь.

Вниз вели ступени.

— Это интересно, — проговорила Фиар, глядя вниз. Затем, неожиданно для всех остальных, она со всех ног пустилась бежать вниз по ступеням. Откуда — то из темноты раздался её радостный возглас.

— Влипли, — вздохнул ольт, поднимая молот над головой. Тот разгорелся холодным пламенем и начал освещать окрестности не хуже факела.

Ступени вели не так уж и глубоко. Дальше начинался широкий зал, потолок которого кое — где подпирали массивные колонны. Зал был завален сокровищами. Монеты, украшения, слитки, оружие и доспехи… всё это сильно напоминало то богатство, которое предстало глазам Ривллима и Фиар, когда они спускались под землю в поисках Чёрного Дождя. Только теперь Фиар не боялась притрагиваться к сокровищам. Глаза её горели, на своих спутников она не обращала никакого внимания.

Ривллим отметил, что сокровища, при тщательном рассмотрении, не такие уж привлекательные: монеты истёртые, и большей частью медные, оружие старое, доспехи изношенные.

Так прошло минут десять.

— Всё, теперь её отсюда не вытащить, — сердито заметил Вемкамтамаи. — Скажи, отчего тебя потянуло к этой проклятой тропе?

— Сам не знаю, — признался Ривллим, смущённо глядя в пол. — Будто подтолкнуло.

— Очень вовремя подтолкнуло, — ольт скривил губы. — Тебе не кажется, что кому — то — или чему — то — очень хочется затормозить нас, не допустить к Башням?

— Интересная мысль, — ответил Ривллим, подумав. — Может, вытащить её отсюда силой?

— Силой? — рассмеялся ольт. — Ты даже не успеешь понять, что был неправ. Пока она не придумает, как бы забрать всё это с собой, она отсюда не выйдет.

— Ошибаешься, — девушка подошла к ним, вид у неё был оскорблённый. — Видишь дальний угол зала?

— Ну и что?

— Есть там что — нибудь?

— Пусто.

— Совершенно верно. Тот, кто собирает всё это, ещё не придумал, что туда положить. Там даже пыли нет, всё аккуратно прибрано.

— Странная коллекция, — вырвалось у Ривллима. — Сплошь старьё. Что, чьи — то военные трофеи?

Фиар одарила его презрительным взглядом, ничего не ответив.

— То есть… — лицо ольта окаменело.

— То есть надо убираться, пока не вернулся хозяин, — девушка с грустью глядела на сверкающую холодными огнями сокровищницу. — А жезл такой красивый.

— Золотые слова, — ольт словно очнулся. — Давайте — ка наверх.

Ривллим не мог понять, где она там могла увидеть красивый жезл. Вообще что — нибудь красивое.

* * *

Следующие полчаса они шли, не произнося ни слова. У Фиар, судя по блеску в глазах, на уме были оставленные в покое сокровища. Ривллим думал о том, что Меорна по — прежнему нет. Теперь я начинаю понимать, что означает «бездомный», подумал Ривллим. Точнее не скажешь.

Ольта подгоняло то, что Фиар не осмелилась прихватить ничего из сокровищницы. Тайник, несомненно, принадлежал дракону; у Фиар отличное чутьё на подобное. Всё традиционно: сокровища — точнее, коллекция — замаскирована под хлам.

О чём думала Фиар, никто не знал, хотя догадывались.

До чащи, в глубинах которой прятались Башни, оставалось не более получаса ходьбы, когда внимание путников привлёк слабый шум. Все остановились и задрали головы. Никого.

— Стойте, — ольт поднял ладонь. — Надо было держаться поближе к лесу. А не идти, как на параде.

— Что такое? — удивился Ривллим, окидывая взглядом окрестности.

— Сейчас увидишь, — мрачно ответил ольт и взялся за рукоять молота. Тут же отпустил. Воин, заметив его движение, прикоснулся к рукояти меча, но ольт покачал головой.

— Бесполезно. Спрячь, пока он не увидел.

— Кто «он»? — недоуменно приподнял брови Ривллим.

Ольт кивнул куда — то в сторону озера.

Ривллим взглянул в ту сторону и едва не уселся на землю. Ноги его подкосились и повиновались только отчасти.

Шагах в двухстах от них на поляну опускался дракон.

* * *

Вот и сбылась детская мечта, думал Ривллим, глядя на медленно складывающую крылья громадину. Чешуя ящера казалась воронёной — весь он производил впечатление произведения искусства. Вот я и увидел дракона, подумал воин, против своей воли отступая на шаг. Интересно, смогу ли кому — нибудь об этом рассказать?

Дракон приподнял голову, обратив в сторону путешественников сощуренные глаза, и сделал ей резкое движение против часовой стрелки и вниз.

Поднял голову вновь и повторил движение, приподняв левую переднюю лапу. Ривллиму показалось, что он ощущает неимоверный жар, исходящий от чудовища. Предыдущие передряги показались незначительными. Понял, что мы побывали у него в тайнике. Теперь докажи, что ничего не взяли и никому не расскажем. Или ему тоже охота пополнить коллекцию тремя артефактами? Пусть кто — нибудь разбудит меня!

— Требует, чтобы подошли, — пояснил ольт. — Смотри, какой важный, даже до разговора не снизошёл.

— Пойду потолкую, — заявила Фиар, наблюдая за драконом, поджав губы. — Ждите меня здесь и не вздумайте убегать.

— Ты?? — Ривллим едва не поперхнулся. — Да он тебя… — Но Фиар уже удалялась, неторопливым шагом приближаясь к новому препятствию на их пути. Ольт поймал Ривллима за руку.

— Пусть идёт, — прошептал он. — Ты встречал когда — нибудь драконов?

— Издеваешься?

— Вот и я никогда не видел. А она встречала. Ей и говорить.

— Откуда ты знаешь, что встречала? — удивился воин. Чем ближе подходила Фиар, тем более безнадёжным казалось положение. Любой из когтей, венчавших исполинские лапы, превосходил девушку размерами. Тут даже не на один укус, подумал Ривллим обречённо. Он даже не заметит, что проглотил её…

Девушка остановилась шагах в тридцати от пасти, в которую могла бы войти, не сгибаясь, и протянула вперёд руку. Поразительно, но дракон осторожно опустил голову — так, что от девушки её отделяло несколько шагов — да так и замер. Только хвостом подёргивал.

— Глазам не верю, — простонал воин. — Интересно, ему не придёт в голову взять с нас выкуп?

Ольт пожал плечами. Ривллим неожиданно обратил внимание на то, что тот хитро улыбается. Знать бы, что его так развеселило.

Спустя десяток минут переговоры завершились.

Фиар развернулась спиной к ящеру и спокойно направилась к спутникам. Лицо её было непроницаемым. За её спиной дракон развернул крылья, подпрыгнул, взмахнул ими, и, заложив крутой поворот, направился в сторону озера.

Ривллим отметил, что дракон движется легко и изящно — словно ничего не весит.

Ольт и человек провожали его взглядом, когда подошла Фиар.

— Чем длиннее, тем жаднее, — произнесла она скорбным голосом. — Выудил — таки возмещение.

— Какое возмещение? — удивился Ривллим, который до сих пор не мог поверить, что видит её живой и невредимой.

— За осмотр его коллекции, — Фиар свирепо погрозила кулаком стремительно удаляющемуся силуэту. — Целых два бочонка. Ладно, жадность его когда — нибудь погубит.

— Два бочонка чего? — не удержался Ривллим.

— Тебе только скажи, тоже захочется, — ответила Фиар и, неожиданно для всех, рассмеялась. После чего поправила волосы и отряхнулась.

— Откуда здесь дракон? — воин продолжал смотреть в сторону озера, хотя там ничего уже не было видно. — Мне всю жизнь говорили, что если драконы и остались, то далеко в море, вдали от людей.

— Представь, я его тоже об этом спрашивала.

— И что?

— Говорит, к востоку отсюда нет двуногих — вот и живёт, где захочется.

— «Двуногих»! — фыркнул ольт, и похлопал воина по плечу — пора, мол. — Интересно, кто изготовил все эти безделушки, которые он там насобирал? Если в мире и есть сокровища, сделанные самими драконами, то их по пальцам можно перечесть. И хранятся в одном — единственном месте…

Некоторое время шли молча.

— До сих пор не могу поверить, что я это видел, — глаза Ривллима по — прежнему горели. — Мне казалось, он тебя сглотнёт и не заметит…

— Меня? — Фиар пренебрежительно махнула рукой. — Этот самодовольный переросток? Я же говорю, — чем длиннее, тем жаднее. Вот если бы он нас прямо там застукал, я бы дёшево не отделалась…

Ривллим переглянулся с Вемкамтамаи, но никто не стал продолжать тему.

Вскоре они вошли под своды дремучего леса — на взгляд воина, и двадцать тысяч лет назад он был всё таким же. На взгляд же ольта лес был… словно одушевлённым — в человеческом смысле. Казалось, что все сплетшиеся воедино деревья пристально следят за пришельцами и жестоко расправятся с ними, едва те хоть чем — нибудь прогневают их. Ощущение было столь сильным, что несколько раз ольт останавливался и сжимал ладонями виски, чтобы прогнать это чувство.

— Душно, — коротко объяснил он, заметив удивлённые взгляды Ривллима. — Доберёмся до какой — нибудь поляны, устроим привал.

А в лесу действительно было душно. Здесь не пели птицы, не трещали насекомые. Всё живое, что попадалось на глаза, выглядело напуганным. Нет, не зря ильвемоары — или их предшественники? — избрали именно этот лес для возведения Башен… Ни один шпион не выживет здесь; ни один заблудившийся — не выстоит в одиночку. Когда взорам путешественников предстала небольшая поляна, посреди которой валялись большие камни, все издали вздох облегчения.

* * *

— Внутрь стен попадём к самому закату, — предупредила Фиар. — Не знаю, что там творится сейчас, но вряд ли там безопасно.

Камни служили удобными сиденьями, заметил Ривллим. Великоваты, правда — будь они все раза в полтора крупнее, камни пришлись бы впору. И как кресла, и как столы (самый крупный, посередине, годился для доброй дюжины великанов, способной усесться вокруг).

— Не будем там задерживаться, — возразил ольт. — Если внутри и есть некое особенное место, то это — центр, там, где сходятся дороги…

Ривллим вспомнил странный сон в ту ночь — три ольта на постаменте. «Отыщи свою статую и спроси, отчего она решила сбежать»… Что они увидят на перекрёстке шести дорог?

— Полчаса ходу, — вставил Ривллим. — Ну что, в путь?

— Подождите ещё немного, — сердито возразила девушка. — Не забывайте, я не привыкла бегать по лесу с такой скоростью.

Пришлось задержаться.

Разговор шёл о всякой всячине.

— …Интересно, для кого эти камни? — спросил Ривллим, когда очередная тема для беседы была исчерпана. — Совсем как сиденья, только для кого?

— Для тех, кто жил здесь давным — давно, — ответил новый голос, и все трое вскочили, хватаясь за оружие. Из кустов (не скрипнув ни одной веточкой) вышел человек, выглядевший в высшей степени несуразно. Холщовые штаны и древняя, со множеством дыр, рубаха (некогда бывшая ослепительно белой). На рубахе болталось великое множество металлических колечек; привязанные к ним, на длинных нитях болтались невразумительные деревянные предметы. Непонятно, как он умудрился пройти по чаще, не запутавшись своими верёвочками.

«Опять», подумали все — каждый с неприязнью.

— На земле этой задолго до людей обитали каменные великаны, — продолжал вновь появившийся. На голове у него была светло — зелёная шляпа (видавшая виды), в бороде — репьи, на губах — улыбка. Ему не больше тридцати, подумал Ривллим ошарашенно.

— Как — то раз они собрались здесь, и обсуждали, кому, сколько и где насыпать камней, чтобы у каждого их рода было своё царство, — продолжал человек, похожий на огородное пугало. — Кончилось тем, что девять из двенадцати избрали одно и то же место, и насыпали там гору до небес. А сражаясь друг с другом за право править ею, они разнесли гору вдребезги. Так возник…

— Довольно, — первым очнулся ольт. — Кто вы такой? И что здесь происходит?

— Ярмарка, — ответило пугало. — Не угодно ли достопочтенным путешественникам купить пару — другую амулетов? Приносят удачу, спасают от несчастных случаев…

— Нет, не угодно, — ответила Фиар. — Далеко ли до Башен?

— Да вот же они, — человек был огорчён. — Сегодня — последний день. Мне уже нечем платить сборщикам налогов, вот я и ушёл.

— Ярмарка?! — поразился Ривллим. — Ярмарка внутри стен?? Клянусь Древним Лесом, ничего более странного мне не приходилось слышать.

Вежливо поклонившись (амулеты при этом издали сухой треск; некоторые из них запутались привязями друг за друга), человек в шляпе направился прочь из леса — дорогой, которой путешественники воспользовались совсем недавно.

— Ярмарка, — покачала Фиар головой. — Чем дальше, тем интереснее. Всё, отдохнули. Пойдём — ка посмотрим.

После чего принялась проламываться через заросли с энергией, которой от неё никто не ожидал. Ольт и, особенно, Ривллим едва поспевали за ней. Даже Вемкамтамаи не удавалось двигаться совершенно бесшумно — как это удалось странному торговцу?

* * *

Стена и впрямь оказалась поблизости. Всё было таким же; Ривллиму даже показалось, что в дальней части прохода сохранилась сделанная им угольная отметина. Конечно же, отметины не было. Но впечатление всё равно было очень сильным. Вон там камень должен быть чуть выщерблен… и он действительно выщерблен! Здесь и здесь под ногами должны быть неровности в кладке… — так и есть.

— У меня чувство, что я всё это уже видел, — проговорил Ривллим хрипло, останавливая остальных. — Дайте мне пройти первым.

Фиар прижалась к стене прохода, пропуская его; Вемкамтамаи обратил лицо в сторону воина; на лице этом не отразилось эмоций.

Ривллим двигался в медленно наваливавшейся темноте, и острое ощущение уже пережитого охватывало его. Камень, дорожки и деревья росли на тех же самых, правильных и привычных местах. Но этого не может быть! Деревьев не должно быть; камни не были уложены, а дорожки — придуманы. Откуда взялось всё это? Кто — то читает воспоминания, достраивая привычный мир? Быть не может.

Никакой ярмарки не было. Над головой сгущались тучи; на разгорячённое лицо воина упали первые капли. Он поднял лицо к небу и прикрыл глаза.

— С тобой всё в порядке? — услышал он встревоженный голос Фиар.

— Нет, — ответил он глухо и опустил голову. Встряхнул ею и открыл глаза.

Деревьев не было на том месте, на котором они пригрезились. Всё неживое оставалось на месте. Издалека путешественники заметили очертания фонтана и бассейна. Последний был забит омерзительной на вид грязью.

А потом они увидели всё остальное.

Возможно, здесь действительно была ярмарка; несколько недель назад. Вокруг валялись гниющие куски дерева; грязное разорванное тряпьё; осколки стекла и ржавые железные предметы — не то кухонная утварь, не то что — то ещё. Некогда прекрасные лужайки и дорожки стали большой свалкой; отвратительный запах гнили стелился надо всем этим.

— Что здесь происходит? — прошептала Фиар, поражённая увиденным. Кровь и пепел — это одно; когда сила встречается с силой, можно жаждать возмездия. Когда же из прекрасного сада устраивают выгребную яму, всё, что остаётся — отвернуться и уйти. Воевать можно с силой; воевать с грязью бессмысленно.

Ривллим огляделся. Остовы торговых палаток виднелись повсюду; из — под одной, полуутонувшей в густой грязи, ветер доносил волны трупного запаха.

— Идёмте к центру, — произнёс Ривллим и сплюнул, глядя на запачканные сапоги. Век их теперь не отмыть.

Все двинулись следом, стараясь придерживаться той же тропы. Ривллим двигался уверенно: дорожки оставались на прежних местах.

Эти полчаса оказались самым сильным испытанием для всех троих. Ольт успел забыть ту грязь и смрад, в которой он обитал в плену; окружающая гниль больно ранила его. Он предпочёл бы, чтобы путь преграждали вооружённые до зубов демоны, чтобы огонь и вода не позволяли пройти. Противостоящая сила, что наводила на их след ордена и общества, прекрасно знала, что будет самым неприятным для путешественников.

Когда они подошли к тому месту, где должны были сходиться шесть дорог, взамен небольшой площади увидели высокий, порванный во многих местах купол передвижного цирка. Изнутри тянуло тем же запахом распада. Заглядывать внутрь не хотелось. Никого живого там нет.

— Если мы ищем пересечение дорог, оно внутри, — заметил ольт. — Фиар, эллено, ты можешь сжечь всё это?

— Слишком много воды, — покачала девушка головой. Вид у неё был нездоровым. — Мне не справиться.

Ривллим несколько раз взмахнул мечом и прорезал в тяжёлой ткани полукруглую дыру. Ольт запустил внутрь небольшой фонарик. Посреди, на арене, валялось несколько чудовищно изуродованных тел. Они не могли принадлежать людям.

— Уйдём отсюда, — Фиар содрогнулась. — Мне сейчас станет плохо.

— Это, часом, не нежить? — ольт повернулся в сторону побледневшего воина. Тот поднял меч, направляя острие внутрь цирка, и сделал свободной рукой магический жест.

— Нет, — ответил он устало. — Обычные трупы. Здесь не ощущается ничего особенного. Это не то, что мы ищем.

Все трое озирались; темнота вот — вот должна была стать кромешной.

— Идём в ближайшую башню, — решил ольт. — Там можно укрыться от дождя. В крайнем случае Фиар перенесёт нас подальше отсюда. Справишься? — спросил он у девушки. Та кивнула, стиснув зубы.

К башне пробирались при свете ольтова фонарика. Ривллим промок до нитки; если очень скоро не развести костёр, недолго и простудиться. Фиар поймала его за руку и не отпускала до того момента, как перед ними показался уродливый, напоминающий вставшего на дыбы медведя, силуэт башни.

Внутри не было дождя, зато в изобилии были грязь и всевозможные запахи.

* * *

Вход в подвалы был закрыт массивной каменной плитой. Фиар посидела над ней и покачала головой.

— Всё затоплено. И очень давно. Я бы не стала связываться.

— Никто и не собирается, — проворчал Ривллим, помогая ольту превратить чудом сохранившиеся в верхних этажах деревянные скамьи в пригодные для разжигания костра обломки. Дерево было чем — то пропитано, при горении испускало тяжёлый неприятный дым. По крайней мере, тепло было настоящим и настроение мало — помалу улучшилось.

— Не знаю, что и сказать, — заявил ольт, когда одежда немного подсохла. — Всё походит на дикий розыгрыш. Я немного помню эти места; Ривллим — тоже (воин кивнул); да и ты, вероятно, что — то помнишь. Лично мне кажется, что эта грязь и вонь здесь не случайно. Это послание для нас.

Молот на его поясе неожиданно проявился, испустил слабую вспышку света.

— Что это? — ольт вздрогнул и, подняв вверх руку, прислушался.

— Н — нет вокруг никого, — произнесла девушка. Хоть ей и не было холодно, зубы продолжали стучать.

— Что происходит? — удивился ольт, глядя на медленно мерцающий молот. — Если ничего опасного, отчего он стал видимым?

— Мне кажется, что мы пришли не туда, куда собирались, — задумчиво произнёс Ривллим и молот вновь засветился чуть ярче.

— П — по — моему, он отвечает, — хмуро отозвалась Фиар, в очередной раз пригладив промокшие волосы.

— Отвечает? — удивился ольт и спросил, глядя на молот. — Мы что, действительно попали не туда, куда хотели?

Свечение усилилось и ослабло.

— Очень интересно, — ольт потёр лоб ладонью. — Только со своим оружием я ещё не советовался. Впрочем, это можно проверить. Сколько нас — двое?

Молот стал почти чёрным.

— Трое?

Яркий взблеск.

— Знаешь что, — Ривллим прикоснулся к плечу Вемкамтамаи, — я бы не очень — то доверял ему. Если мы оказались здесь потому, что оружию надо непременно куда — то попасть, совещаться с ним я бы не стал.

Молот тут же стал невидимым, словно последние слова человека его задели.

— Обиделся, — усмехнулась Фиар. — Не боишься?

— Устал бояться, — вздохнул воин. — И потом, осталось ли что — нибудь, чего я не потерял?

— Меня, — тут же ответила девушка. — Его, — указала в сторону Вемкамтамаи.

— Вот именно, — Ривллим закончил вытирать сапоги и выбросил ставшую невыразимо мерзкой тряпку прочь. — Если уж бояться поссориться с кем — то, то с вами. Смотрите! — он указал пальцем наверх.

Тонкая синевато — белая полоска протянулась по одной из высоких стен.

— Лунный свет! — догадался ольт. — Идёмте наверх!

Оставив костёр непотушенным, все трое стремглав бросились на дозорную площадку, по старой и начавшей выкрашиваться лестнице.

* * *

Луны были видны и приходили в соединение; фазы их были разными.

— Смотрите! — Фиар указала за спину Вемкамтамаи. Ривллим повернулся на запад… и обомлел. Не очень далеко от них, разбрызгивая огненные брызги своей горячей крови, продолжал бушевать новорожденный вулкан. То, что это был он же, сомнений быть не могло: очертания близлежащих скал невозможно ни с чем спутать.

— Где же мы? — спросила Фиар. — Всё ещё здесь… Или уже там?

— Как ни старались, никуда не ушли, — стиснул зубы Ривллим, глядя на пол, на отбрасываемые им две зыбкие тени. — Сколько же ещё идти?

— Боюсь, что долго, — отозвался ольт и молот на его поясе вновь подал признаки жизни.

Ривллим продолжал смотреть на пол, стараясь собрать воедино рассыпавшиеся мысли. Что всё это означает? Откуда взялся вулкан? Весь хребет решил сместиться восточнее — или же Башни переехали на новое место? Тени жили собственной жизнью. Чуть изгибались, проявляясь и пригасая… двигались, двигались, сближались…

Сближались!

Ривллим поднял глаза к небу. Луны на небе двигались с пугающей скоростью. При этом они стремительно меняли фазы, словно за один миг проходило несколько дней.

— Фиар! Вемкамтамаи! — крикнул он, указывая на небо. — Смотрите!

Зрелище сходящихся лун мгновенно привело их в чувство. Один миг — и вот они уже стояли, сцепившись локтями, сжимая в руках оружие. Последнее на глазах набирало яркость; когда произошло соединение, Ривллиму пришлось зажмуриться — настолько яркой была вспышка.

Ему показалось, что он видит многочисленные огоньки, зажегшиеся внизу, там, где былаодна большая свалка. Затем соединение окончилось — так же стремительно, как и началось. Фазы лун сменились, они замерли на небе, презрительно усмехаясь с недосягаемой высоты…

Трое стояли, ощущая напряжение друг друга. В конце концов, опустили руки и оглянулись. Повернулись друг к другу лицами.

— Мне всё ясно, — произнёс ольт. — Если кому — то ещё неясно, пусть пересчитает башни.

Ривллим тут же пересчитал; тучи разошлись, видимость была превосходной. Башен было пять. Включая ту, на которой они находились.

— Бессмысленно телепортироваться, — ольт произнёс это задумчиво, словно давно уже всё решил и понял. — Нужен иной путь к цели. Совершенно иной.

Они посмотрели друг на друга.

Фиар покачала головой.

Ривллим тоже, поджав губы.

— И я пока не знаю, — ольт огляделся. — Давайте спустимся вниз. Хоть там и грязно, а здесь всё равно страшнее.

— Давайте, — Фиар огляделась и сверкнула глазами. — Терпеть не могу невидимых противников.

— Совершенно с тобой согласен, — вздохнул воин, замыкавший путь.

* * *

Что происходило в ту ночь, Ривллим запомнил слабо. Они сидели у костра, время от времени подбрасывая в него новые куски дерева из своего скудного запаса. Ольт попросил, чтобы они вновь рассказали о пути в Ниввер — Мерт. Фиар начала рассказ; Ривллим сменил её, едва речь зашла об оракуле. Вемкамтамаи тоже припомнил вкратце собственный путь.

Есть никому не хотелось, хотелось пить. После пережитого вода из фляжек казалась напитком богов. Где — то над головой свистел ветер; доносились неожиданные звуки — гул голосов, скрип, треск и так далее. Но в башню никто не входил, а сами путешественники не собирались выходить наружу и знакомиться с новой сменой декораций.

…Некоторое время Ривллим, видимо, дремал. Когда дремота прошла, он услышал тихие голоса.

— Не уверен, что он отзовётся, — это ольт. — История с Оазисом обнадёживает. Кроме того, есть другие идеи?

— Нет, — отозвалась девушка из полумрака.

— Тогда рискну, — ольт наклонился над воином. — Уже проснулся? Превосходно. — Некоторое время он смотрел на Фиар и та, после некоторой паузы, кивнула. — Сайир, у меня родилась одна мысль. Она основана всего лишь на легенде. Но попробовать можно.

— Что за мысль?

— Расскажу, если поможет. А пока… достань — ка меч, если не трудно.

Ривллим, пожав плечами, согласился. Ольт тут же прикоснулся к пылающему клинку и вздрогнул.

— Осторожно! — Ривллим тут же подался назад. — Ты что? Без пальцев останешься!

— Надеюсь, что нет, — ольт поднял перед собой окровавленную руку и подошёл к ближайшей стене. Капнув несколько капель крови на пол, отошёл и, морщась, нарисовал кровью на стене замкнутый контур.

Дверь.

Что он задумал?

После чего ольт что — то тихо запел. Слов Ривллим не мог разобрать.

Ничего не произошло. Ольт повернулся лицом к спутникам и улыбнулся. Фиар заметила, что лоб его покрыли крупные бисеринки пота.

— Попробую ещё раз.

Пробовать пришлось несколько раз. Всякий раз ольт использовал другой текст, а под конец он даже и не пел — просто произнёс несколько слов, шагнув к стене и оставив на ней кровавый отпечаток ладони.

Под сводами комнаты подул холодный ветер; он коснулся залитой кровью правой ладони ольта и та немедленно зажила. Ветер принёс с собой свежесть, вытеснив запах гнили и сырости. Фиар и Ривллим, не сговариваясь, взялись за руки и шагнули в сторону ольта.

Контур двери провалился в пространство; вместо стены теперь виднелась чёрная пустота. Оттуда дохнуло прохладой, а затем в глубине «дверного проёма» начали зажигаться огоньки.

— За мной! — крикнул ольт и, схватив спутников за запястья, потянул их за собой.

Когда Ривллим пересёк границу «двери», невыносимо яркий свет ударил по глазам. Он судорожно сжал веки, ощущая, как ногти Фиар больно впиваются в его ладонь. Его влекло куда — то… переворачивало… ветер дул прямо в лицо, сбивая дыхание. Ветер усилился и затих. Воину показалось, что он слышит далёкий, гулкий голос, обращающийся ко всем ним; затем почудилось, что кто — то — он ли, Фиар или ольт — отвечают.

И под ногами возникла опора.

Часть 5 (9). На следующий день

XVII (XXXII)

Смеркалось.

Окружающий мир давал о себе знать постепенно.

Вначале не было ни звуков, ни запахов. Только плавящееся над каменными стенами небо — и солнце, погружающееся в него. Краски заката становились чистыми и яркими, — так выглядит потускневшее от времени золото, которому ювелир возвращает былую свежесть и блеск. Ривллим зажмурился, чтобы не ослепнуть, и обнаружил, что вдыхает свежий, исполненный знойного степного аромата воздух. Вязкий привкус гниения остался позади и удалялся с каждым вдохом.

Воин открыл глаза.

Они стояли на площади, у пересечения шести дорог. Всё было, как в том полузабытом сне: здания, вытаращившие многочисленные мёртвые глаза; крупный песок под ногами, постамент посередине…

Постамент был пуст.

— Кажется, получилось, — произнёс Вемкамтамаи, глупо улыбаясь. Самому Ривллиму не верилось, что можно избавиться от череды видений, что преследовали их последние сутки. Но — вот оно! — на небе то, правильное солнце, под ногами — лужайки, кое — где украшенные собранным в кучи мусором. Неужели, подумал он.

Фиар нерешительно оглядывалась — словно от неловкого движения неожиданно возникший мир мог осыпаться и исчезнуть, оставив их увязшими в прежней трясине. Но мир, похоже, был крепок. Девушка провела ладонями по голове и едва слышно вздохнула.

— Луна восходит, — заметил воин, остальные со страхом подняли лица к небу.

— Не знаю, что делать, — признал ольт. — Стоять просто так нельзя. Иначе… — он указал на большой медный диск, выплывавший из — за деревьев.

— Трое должны вернуться домой… — повторил Ривллим и молот ольта отозвался весёлой желтоватой вспышкой.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнёс воин, — что вернулся домой?

Целая серия вспышек — слабых и сильных; они, несомненно, несли в себе ответ, но какой?

— Это легко проверить, — Вемкамтамаи взял молот в руку и медленно повернулся. Когда молот указывал в сторону постамента, он начинал светиться особенно ярко.

— Ну что же, — ольт осторожно подошёл к постаменту и положил на него Хрустальный Свет. Молот ярко засветился… и горел не переставая.

Из середины постамента в небеса поднялся слабо светящийся зеленоватыми искрами столб воздуха. Ривллим взглянул на Фиар. У той в душе явно происходила жестокая борьба. В конце концов девушка приняла решение и, со вздохом освободив Чёрный Дождь от чехла, подошла к постаменту. Долго смотрела на оружие и, привстав на цыпочки, водрузила рядом с молотом.

Булава немедленно отозвалась, и сероватые полосы вплелись между светящимися зелёными струями.

— Ну что же… — Ривллим извлёк меч, положил его на вытянутые руки и в последний раз поклонился клинку. После чего осторожно положил между молотом и булавой. Яркий радужный вихрь взвился к небесам. Путешественники отступили на шаг, глядя то на постамент, то друг на друга. Взгляды были вопросительными.

— Вемкамтамаи, — произнёс Ривллим, не поворачивая головы. — Как тебе это удалось?

Ольт довольно улыбнулся.

— Я вспомнил Оазис. Тебе было сказано, что сила, дарованная Хранительницей, останется с тобой. А Владыка Времени поклялся, что те, кто готов пожертвовать самым дорогим, могут раз в жизни рассчитывать на его помощь. А для него нет преград ни в пространстве, ни во времени… — ольт замолчал.

Фиар и Ривллим переглянулись. И не осмелились спросить, чем ольт пожертвовал.

— Смотрите! — Ривллим поднял голову. — Что — то происходит.

Он был прав.

Небосвод пришёл в движение. То, на что уходили часы и сутки, теперь происходило в несколько секунд. Звёздный купол принялся вращаться — стремительно, но размеренно, словно стрелки хорошо отлаженных часов. Проносились луны, показывались и пропадали за горизонтом звёзды. Восходило, поднималось к зениту, скатывалось вниз и пропадало солнце. Сутки проходили за полминуты. Зрелище было и жутким, и величественным. Невозможно было оторвать взгляд…

Хрустальный Свет поплыл, потёк, взорвался облачком искр и втянулся в радужный вихрь. Ещё несколько мгновений, и его примеру последовала булава. Меч исчез последним. Небосвод постепенно замедлял вращение; радужный вихрь, однако, не унимался. Наконец, всё застыло — зрелище было страшноватым. На севере царила ночь; южная часть неба была освещена закатом. Все три луны были разбросаны по небу, фазы их были самыми одинаковыми: тоненький серпик стареющей луны.

— А как же мы? — тихо прошептала Фиар, сжимая ладонь Ривллима.

Никто не ответил. Все продолжали ждать, глядя на весело вращающуюся воронку, что касалась постамента и уходила в безбрежную высь.

* * *

Воронка замедлила вращение и угасла. Последние искорки метались в вышине — и исчезли, одна за другой.

Постамент засветился. Три его стороны сменили цвет; одна стала светло — серой, другая — почти чёрной. Третья, ближайшая к ольту, стала отливать зеленью.

От светящихся каменных граней протянулись полосы света. Скользя по — над травой, они расширялись, становились всё ярче, и вскоре их границы потерялись из виду. Путешественники отшатнулись, собравшись в узкой полоске между зелёной и белой полосами.

— Похоже, это намёк, — заметил ольт. — Видимо, нам придётся разойтись. Очень жаль. Если только…

Он осторожно вошёл в зелёную полосу и вгляделся в горизонт.

— Верно! — воскликнул он со смехом. — Всё верно. Город мой цел и невредим; нашествие обошло его стороной. Как жаль, что я не смогу посмотреть на него нормальными глазами…

Он вернулся на узкую «нейтральную» полоску и встал, потирая руки и глядя на остальных.

Ривллим тоже сделал шаг, окунаясь в светящуюся молочную белизну. Повернулся к горизонту… Вот он, Меорн! Город лежал как на ладони. Всё было знакомо в нём — очертания каждой стены, каждой дерево на подходах к нему, каждый камень на дороге. Ностальгия захлестнула воина, и он едва не бросился вперёд со всех ног. Пересилив себя, он вернулся и кивнул, улыбаясь.

— Ты прав, Вемкамтамаи. Я тоже видел Меорн — мой Меорн…

Фиар решилась последней. Перепрыгнув — у самого постамента — текущий и клубящийся млечный поток — она осторожно шагнула в стелющуюся полосу мрака и недоверчиво вгляделась в него.

Её ликующий вопль едва не сбил остальных с ног. Фиар, одной ногой оставаясь в чёрной полосе, повернулась к Ривллиму и поманила его пальцем.

Воин оглянулся и ольт кивнул ему.

Ривллим медленно приближался к Фиар. На губах её играла счастливая улыбка. Как редко он видел её, не окрашенную недоверием, не приправленную ядом… Девушка молча сделала шаг навстречу и протянула руки. Браслеты продолжали светиться — так же, как в тот, первый день.

Ривллим опустил ладони на браслеты, и девушка вздрогнула.

Тихо щёлкнул металл.

Фиар сделала шаг назад, осторожно сняла оба браслета. Прижала их к груди, отвернувшись от Ривллима и задумавшись. Затем повернулась к нему лицом и подняла ладони вверх. На каждой лежало, продолжая источать неровное сияние, зловещее украшение

Девушка затаила дыхание и сосредоточилась.

Браслеты ярко засветились. Вначале красным, затем оранжевым, жёлтым и, наконец, ослепительно белым сиянием. Прикрыв глаза ладонью, Ривллим отступил на шаг — ему показалось, что Фиар намерена расплавить их.

Когда он отнял ладонь от глаз, Фиар протягивала ему браслеты. Они неуловимо изменились — в чём именно, воин не смог понять. И светились по — другому — не болезненным желтоватым светом, а холодными синими искорками.

— Не бойся, — Фиар улыбнулась, прищурив глаза. — Возьми.

Ривллим протянул ладони и замер, не решившись прикоснуться к браслетам.

— Возьми, — Фиар не двигалась с места. — Подаришь дочерям.

Ривллим вздрогнул, словно его обожгло плетью, и взял предлагаемое. Браслеты оказались лёгкими, несмотря на размер и материал. В его ладони они продолжали подмигивать крохотными синими огоньками.

— У меня нет дочерей, — он поднял глаза на Фиар. — Ты знаешь это.

— Будут, сайир! — она рассмеялась. — Непременно будут!

Мгновение, которое она продолжала смотреть ему в глаза, длилось долго и никогда не забывалось. В конце концов, Фиар подмигнула и повернулась лицом к уходящему вдаль чёрному полотну. В глубине его воин успел различить очертания близких горных пиков — и огоньки, горящие на их склонах.

Девушка, отступив на шаг, неожиданно разбежалась, и прыгнула вперёд — словно не в воздух, а в воду.

В полёте очертания её потекли, изменились; чёрная одежда с треском разорвалась и искрящимися клочьями разлетелась во все стороны.

Время замедлило свой бег для Ривллима. Он видел, как Фиар вытягивается, как из тумана над ней показываются крылья, как тело её раздаётся в стороны и теряет всякое подобие человеческого.

Мгновение спустя в воздухе был дракон. Небольшой; гораздо меньше того гиганта, с которым они встречались недавно. Он (она?) поднимался в воздух, неторопливо взмахивая крыльями. Как и её огромный сородич, Фиар выглядела прекрасной… и грозной. На Ривллима обрушился, сбивая дыхание, поток воздуха, напоенный запахом грозы и раскалённого металла.

Он заметил, как вытянутая голова на миг повернулась в его сторону.

«Удачи, сайир», услышал он где — то под сводами черепа.

Прямо перед Фиар в воздухе открылся дрожащий, сияющий золотом овал. Миг — и её уже нет. Овал некоторое время держался, после чего растёкся огненными струями.

— Вот и всё, — произнёс ольт, улыбаясь. Он незаметно подошёл к Ривллиму и смотрел туда, где только что был крылатый силуэт.

— Вемкамтамаи, — произнёс человек слабым голосом. — Мне не приснилось? Всё это время я путешествовал вместе с драконом?

— С драконицей, — поправил ольт. — Мы называем их Драко. Они не такие крупные, как тот, что у озера… но в остальном ничем им не уступают, — он рассмеялся.

Ривллим вновь посмотрел на далёкий чёрный горизонт и опустил взгляд на браслеты, которые по — прежнему держал в руках. На внешней стороне каждого из них появилось новое изображение — летящий дракон.

— Она не попрощалась, — добавил воин задумчиво.

— Это не в их привычках, — кивнул ольт. — Впрочем, и я не намерен прощаться. Вполне возможно, что мы ещё услышим друг о друге, — он кивнул в сторону большой луны. — Будущее непредсказуемо, сайир. Как, впрочем, и прошлое, — он рассмеялся в последний раз и, кивнув воину, скрылся в зелёном тумане.

Вскоре скрывшись из виду.

Ривллим, бросив последний взгляд на чёрные силуэты гор, вступил на белую полосу и зашагал, прочь от постамента. Домой, подумал он. Скоро я вернусь домой…

XVIII (XXXIII)

Ривллим очнулся оттого, что у него чудовищно затекла спина.

Он с кряхтеньем поднялся, осторожно двигая застывшей в неудобном положении шеей, и оглянулся, потягиваясь.

Сон вылетел у него из головы.

Он по — прежнему стоял на перекрёстке шести дорог. Как же так? Неужели это никогда не кончится? Страх неожиданно охватил его. Некоторое время воин стоял, закрыв глаза и тяжело дыша. В конце концов, отпустило. Он осторожно открыл глаза, щурясь от нестерпимо ярких солнечных лучей.

Ножны при нём, но меча в них нет. Правильно.

Одежда не та. Капитанская форма, эмблема гвардии Меорна.

Ривллим поднялся на ноги, стиснув зубы — ноги сильно затекли. И ощутил, как ножны звякнули о другие ножны. Эйлисс. Меч. Тот самый, которым она ни разу не пользовалась: Чёрный Дождь был ревнив. Когда она передала его мне? Ничего не помню.

Что — то звякнуло под ногами. Наклонившись, он поднял два браслета. Те самые. Даже сейчас было видно, что браслеты — подлинные произведения искусства. Золото, серебро, змейка из рубинов…

Он вспомнил, как улетела Фиар, и ему стало грустно.

Оглянулся и вновь вздрогнул.

Постамент не был пуст.

Три фигуры стояли на нём. Не нужно было долго гадать, кто это. Все трое, — стоят, сцепившись локтями, держа в руке оружие, глядя перед собой. Плотно сжатые губы, упрямо прищуренные глаза. Ривллим принялся медленно обходить постамент. Вот ольт… совсем как живой! Вот он сам… надо же, а я не так уж и стар, если задуматься. Вот Фиар. Ривллим поймал взгляд изваяния, и тут же что — то холодом обожгло шею.

Он прикоснулся к шее ладонью и обнаружил на ней амулет. Тяжёлый, со множеством драгоценных камней, образующих неизвестный знак. Постойте, это ведь тот, который она носила на шее! Ну да, он тоже то проявлялся, то исчезал.

Ривллим сжал амулет в руке, продолжая глядеть в глаза каменной девушки, и последняя их беседа мало — помалу всплыла в памяти.

* * *

…Ривллим, не отводя взгляда, медленно опустился на траву и сорвал травинку.

— Слушаю тебя, — произнёс он, принимаясь её жевать.

Фиар медленно опустилась рядом с ним и долго подбирала нужные слова. В конце концов, они нашлись.

— Он сказал, — произнесла она, запинаясь, — что люди лучше всего чувствуют себя, когда отдают, а не забирают.

— Он прав, — рассмеялся воин. — Всё зависит от того, Фиар, с каким чувством отдаёшь. Но он всё равно прав. По — настоящему владеешь только тогда, когда можешь отдать, не задумываясь. — Он запустил руки под воротник и извлёк амулет — морской камушек с вырезанными священными знаками — который носил, не снимая, с самого детства. — Вот, возьми. — Он осторожно наклонился над девушкой и застегнул цепочку у той на шее. — На память.

Фиар вздрогнула и прижала камушек ладонью к шее, продолжая смотреть в глаза Ривллима. Тот подмигнул, и собрался подняться, когда ладони опустились на его плечи и вынудили вновь усесться.

— Подожди, Ривллим, — Фиар откинула волосы; воин заворожённо следил за чёрной волной, что несколько раз пробежала по её плечам. — Я тоже хочу убедиться в этом.

Они сидели на коленях, глядя в глаза друг другу. Ривллим неожиданно обнаружил, что слова даются с большим трудом.

— Разве для этого есть время? — спросил он, глядя в гипнотические зеленоватые глаза. Странным было ощущение — не как прежде, когда таящаяся по ту сторону глаз сила притягивала, сминала, сдавливала волю мёртвой хваткой. Теперь сила выливалась на него. Устоять под её напором, однако, было так же трудно.

— Время не имеет никакого значения, — ответила она. Ривллим протянул руку и коснулся её волос. В ладони они текли, ускользали меж пальцев — словно вода, таинственно принявшая облик волос.

— Что останется вокруг нас? — спросил он, прикасаясь к её плечам — таившийся внутри огонь не стремился вырваться наружу и поглотить его. Огонь неведомым образом втекал внутрь, смешивался с тем, что принадлежало самому Ривллиму, и не угасал. — Пепел и выжженная земля?

От её кожи исходил запах грозы и плавящейся меди. Фиар запрокинула голову, прижимаясь к нему, и рассмеялась.

— Всё останется, как есть… если захотеть…

Бороться с огнём, вливающимся в него, оказалось не менее трудно, чем с огнём, пожиравшим его снаружи. В миг, когда окружающий мир сделался ненужным и исчез — бесконечно долгий миг, когда всё понятно и всё возможно — Ривллим ощутил разницу. Вслушиваясь в удары второго сердца, он вдыхал непереносимо сильный аромат грозы и кипящей меди, полагая, что миг этот никогда не завершится.

Он ошибся.

* * *

— Капитан?

Голос был знаком, но Ривллим не сразу понял, кому он принадлежит. С трудом отогнав видение, он повернулся, прижимая ладонь к ставшему невидимым амулету. Кого ещё принесла нелёгкая?

Шелн.

Ривллим долго смотрел на соседа и товарища, а память не желала возвращать подробности того, столь далёкого теперь момента.

— Что это значит? — возмущённо проговорил Шелн. — Мы же договаривались, что встретимся у камня. Я целый день бегаю по этому проклятому месту…

Он осёкся. Ривллим молча смотрел на него и загадочно улыбался.

— Что с тобой? — Шелн остановился в трёх шагах. — Глазам не верю… Да ты помолодел?! Как это могло случиться?

— Повезло, приятель, — Ривллим отнял руку от шеи и оглянулся.

— Мне показалось, — Шелн часто заморгал, — или у тебя на шее что — то висит?

— Показалось, — воин со вздохом повернулся к напарнику. Ну вот, привычная жизнь возвращается. Стоило ли стремиться к этому? — Нашёл, что искал?

— А как же! — Шелн с гордостью показал нитку превосходного жемчуга. — Представляю, как она обрадуется. Только если… — он разинул рот, заметив браслеты в руках Ривллима.

— Где ты их нашёл? — спросил он, не в силах оторвать от украшений взгляда. Вздохнув, с лёгкой ноткой зависти, он добавил. — Везёт тебе, капитан… Впрочем, очень кстати. Думаю, ей понравится.

— Кому это — «ей»? — насторожился Ривллим, и что — то тревожно шевельнулось внутри. Гроза, шепнул полузабытый голос. Помнишь грозу?

— Ну ты даёшь! — возмущённо всплеснул руками Шелн. — От тебя я этого не ожидал. Кто — то обещал, что женится, наконец — если вернётся живым. Не вижу, что помешало бы тебе вернуться живым. А?

Воин рассмеялся и хлопнул приятеля по плечу.

— Разумеется, Шелн, разумеется. Ну что, пошли?

Шелн скользнул взглядом по изваяниям, но не стал к ним присматриваться. Ривллим в последний взгляд встретился взглядом с каменной Фиар, и ему показалось, что та кивнула и улыбнулась. Отвернувшись, он твёрдым шагом направился вслед за напарником.

Тот что — то рассказывал, жестикулируя и оживившись, а Ривллим шёл и думал — отчего это он подумал о грозе?

На этот вопрос так и не нашлось ответа.

Эпилог

Война Шести Башен оставила тяжёлые раны. Генералы противника были разгромлены, но оставались лаборатории, оборудование, шпионы. И, самое главное, множество «живого оружия», грозящего гибелью всему живому, рассеялось по всему свету. Для всех, кто обитал поблизости от Башен, наступило время испытаний.

Однако и это время так же прошло. Внезапно. В один день Башни перестали излучать враждебность и высасывать силы из окружающего мира. Превратились в развалины, никому не причиняющие зла. И делась куда — то центральная статуя, обозначавшая место, где располагалось сердце древней крепости.

Путники, заблудившиеся в окрестных лесах, в дни полнолуния выходят иногда на поляну, откуда открывается вид на руины. Шесть Башен показываются во всём величии, и, если присмотреться, одинокая человеческая фигура бредёт к стене, время от времени оборачиваясь и глядя на небеса.

* КОНЕЦ *

© 2005, 2008 Константин Бояндин Автор будет крайне признателен вам за любые отзывы об этом произведении. Спасибо!

Разрешается любое некоммерческое использование настоящего документа, при условии, что он распространяется в оригинальном, неизменном виде и обязательно указаны ссылки на источник документа (URL) и сайт автора. Копию этого документа вы можете скачать в любой момент из электронной библиотеки Константина Бояндина. По всем остальным вопросам просьба обращаться к автору произведения.

Электронная почта:

konstantin@boyandin.ru, konstantin@boyandin.com;

Skype: elneirenn,

Jabber: temmokan@jabber.ru, temmokan@jabber.org.

Прочие средства связи перечислены на странице сведений об авторе.

Константин Юрьевич Бояндин Двести веков сомнений

Книга 1

Часть 1. Сторона золота

1. Удар

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 11-й час

Скучное это занятие — работать в лавке зеленщика. В особенности, работать там помощником хозяина лавки. А ещё хуже — работать там младшим помощником.

Впрочем, на чужой территории люди обычно ведут себя сдержанно. Это я к тому, что Буарт Осталийский, мой хозяин — Человек. Как и я. Зовёт он меня Клемменом; мой возраст и положение не обязывают его упоминать, откуда я родом. Кстати, когда-то меня звали Ланенсом. Не стану объяснять, что означает это на языке Веннелера, где я родился, иначе снова огорчусь.

Итак, день сегодня проходит вполне обычно. Работа, надо признать, не слишком грязная. Главное в ней — уметь быстро находить нужный адрес: я у Буарта в качестве рассыльного. Шесть часов в день, два дня в неделю. Красавцем меня не назвать, чего уж греха таить — но коль скоро мы с этим мрачным торговцем оба Люди, он относится ко мне достаточно уважительно. Конечно, где-нибудь в Веннелере или, не приведите боги, в Киншиаре, почёта мне было бы куда меньше.

Сегодня Веантаи 27 (по среднему календарю — сорок девятый день весны), сайинант — пятница — последний день работы на неделе. С утра посетителей кот наплакал: в городе скоро праздник, а в такие дни по лавкам с утра не ходят. Это значит, что развозить всю эту зелень должен я (и мои напарники). Напарников у меня двое, Айгес и Пройн. Лет пять назад я бы, конечно, радовался их компании, да ещё старался бы походить на них во всём… Теперь мне не по душе их слишком простая жизнь. Как говорит Д., чисто физиологическое существование. Страшно подумать, что они со мной сделают, если я как-нибудь брякну пару-другую подобных умных слов. Если же казаться при них таким же простым человеком, то — напомню — их компания вполне приемлема.

Сегодня пятница, значит, завтра и послезавтра — дни занятий. Думаете, по выходным я наслаждаюсь бездельем? Как же! Бездельем я как раз наслаждаюсь на работе. Потому что настоящую работу, где ко мне относятся по-человечески, видят и знают далеко не все. Иногда нет-нет, да и вспомню тот день, когда впервые познакомился с Д…

Веннелер, Лето 42, 429 Д.

Ланенс стоял в длинной очереди и заранее терзался тем, какова будет реакция окружающих, когда придётся назвать своё имя. Хорошо бы не покраснеть при этом, не начать заикаться и не потерять самообладание. Дважды с ним это уже было — всякий раз здесь, на бирже труда. Громкое название для небольшого каменного здания, которое уже лет пять как нуждается в покраске, и лет сорок — в основательном ремонте. Хвала всем богам, что последние несколько лет окрестные работодатели проявляют столь высокий интерес к Веннелеру. Особенно это приятно, если ты — третий сын в семье из восьми человек, и отец мечтает о том дне, когда ты перестанешь обременять его своим присутствием. У Ланенса (которого несколько недель назад звали иначе) хватило храбрости сказать всё, что он думает о кожевенном ремесле своего отца.

После чего выяснилось, что храбрости нужно было куда больше. Отец проклял сына по всем правилам: дал оскорбительное новое имя, официально от него отказался и вышвырнул на улицу. Лето оказалось милостивым сезоном, а Веннелер — достаточно большим городом, чтобы рассчитывать на какой никакой заработок. Однако двадцатилетний Ланенс, который не был ни достаточно красив, ни достаточно остёр умом, всё же понял: спасать его некому. Несколько раз он встречался с матерью, но та не смела перечить разгневанному отцу и молча плакала при встрече. После третьей такой встречи юноша твёрдо решил покинуть ставший чужим город.

Ближайшие родственники — на западе, в Киншиаре. Вряд ли они будут рады его приютить. Худые вести мчатся резво. Остаётся податься, куда глаза глядят. Жаль, войн нет — наёмникам, по слухам, платят немало, а обучиться военному делу — небольшая премудрость…

От размышлений Ланенса отвлёк шорох падающей бумаги. Он заметил, что рядом с ним находится какой-то важный господин — не иначе, купец — в богатой кожаной одежде, с изящно подстриженной бородкой и хитрыми цепкими глазами. У ног незнакомца валялись бумажки — видимо, только что выронил. Повинуясь внезапному порыву, Ланенс шагнул навстречу владельцу бумаг и, нагнувшись, принялся помогать тому собирать их. При этом они слегка стукнулись лбами.

— Прошу прощения, — огорчился Ланенс. И здесь не везёт. Была слабая надежда обратить на себя внимание человека побогаче, но теперь…

— Ничего, ничего, — отозвался собеседник добродушно и, приняв от Ланенса несколько листов бумаги (юноша изо всех сил старался в них не заглядывать, хотя было страсть как любопытно), неожиданно смерил нового знакомого взглядом и некоторое время пристально смотрел в глаза.

— Ланенс? — спросил купец вполголоса.

Попался! Юноша неохотно кивнул. Очередь принялась оборачиваться, на лицах появлялось выражение — сначала изумления, затем — насмешки. Сейчас и этот посмеётся и уйдёт. Всего хорошего, парень, с таким именем ты мне не нужен.

Тут и случилось то, что повергло юношу в изумление, граничащее со священным ужасом. Господин с бумагами тихо щёлкнул пальцами и время… остановило свой ход. Вернее сказать, остановило свой ход для всех в здании биржи, исключая самого господина и Ланенса. Всё остальное стало слабо-пепельного цвета; шум и гам прекратились; воздух из отчаянно спёртого стал безвкусным и шершавым — к некоторому облегчению обоих.

— Давно ищешь работу? — спросил купец после того, как ошалелое выражение покинуло лицо его собеседника. Тот как раз начал соображать, что, наверное, это всё-таки не купец. Купцы, они магией не очень интересуются, потому как боятся её. «Купец» продолжал смотреть юноше в глаза и тот понял, что надо говорить правду и только правду.

— Четвёртую неделю, — ответил Ланенс в конце концов. Голос его изменился — стал гораздо ниже; голос «купца», однако, остался прежним.

— Почему ушёл из дому?

Откуда он это знает?

— Мне не понравилось то, чем занимается отец, — ответил Ланенс, поражаясь своей откровенности. — После этого у меня не стало дома.

«Купец» кивнул.

И задумался. При этом не переставал смотреть на юношу, в голове которого роились десятки предположений относительно того, что сейчас будет. Самых разных — от чудовищных до в высшей степени заманчивых. Хоть бы повезло!

— Держи, — купец медленно, словно то была гремучая змея, протянул сложенный вчетверо лист. — Бери медленно… ещё медленнее… молодец. Спрячь в карман, прочтёшь позже. Завтра зайдёшь в банк Двух Золотых Лун — слыхал о таком?

— Слыхал, — мрачно ответил Ланенс. Интересно, долетит он до ближайшей луны от пинка, который получит от тамошнего охранника?

— Отнесёшь туда вот это… медленнее бери, медленнее! Не шевелись! Отлично. Получишь деньги. Серебряными монетами, запомни это. Всё остальное прочтёшь в бумаге. Читать-то умеешь?

— Умею, — с гордостью признался Ланенс. Местному и среднему наречиям его обучала мать — сама, правда, не очень грамотная, и всё же. Остальному пришлось обучаться самому — книги, правда, покупать не осмеливался. Во-первых, дорого, а во-вторых — впрочем, отца можно уже не бояться. Для жареного цыплёнка всё худшее позади.

— Вот и хорошо. А сейчас уходи отсюда как можно естественнее.

Не дожидаясь ответа, «купец» вновь щёлкнул пальцами, и биржа вернулась в нормальное состояние.

— Ланенс? — расхохотался купец, громко и презрительно. — Нет, парень, такой ты мне не нужен. — Повернулся и пошёл.

Покраснев, как рак, под громовой хохот очереди (опустив глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом), юноша протолкался к выходу и, не останавливаясь, побежал — подальше отсюда, как можно дальше.

Забежав в ближайший парк, он остановился и, свернув в неприметную аллею, с опаской полез в нагрудный карман. Вдруг наваждение!

Наваждения не было. А был чек на пятьдесят пять федеральных золотых, выписанный на гербовой бумаге; был плотный коричневатый лист, исписанный убористым почерком. Нда, с грамотностью у нас не так уж хорошо. Впрочем, практически всё понятно. Ну и странный же этот «купец»! А вдруг… Ланенс торопливо спрятал чек и инструкции назад в карман и оглянулся. Никого. Так, самое главное — успокоиться. Как это неожиданно — дал деньги, странные какие-то указания, а сам ушёл. Что, если просто получить по чеку и сбежать куда захочется?

Некоторое время подобные мысли одолевали Ланенса, который никогда в жизни не держал в руках столько денег. А если ловушка? Если завтра его схватят и бросят в городскую тюрьму за попытку получить по поддельному чеку? Некоторое время юноша пытался понять, какой подвох может за этим скрываться, и плюнул: слишком многими неприятностями могла завершиться эта странная встреча. Но и выгоду можно извлечь немалую. Это, несомненно, испытание. Его, Ланенса, проверяют — вначале, надо полагать, на честность.

Надо быть полным дураком, чтобы провалить испытание в самом начале. Ну не похож этот господин на мошенника. К тому же магией владеет, и если захочет втянуть его, несостоявшегося мастера по коже, в какие-то тёмные дела, то и втянет. Куда простому человеку против магии!

Совсем успокоившись, Ланенс принял решение принять вызов судьбы и делать то, что велено. Вдруг боги, на сей раз, окажутся милостивы!

Вечером, в ночлежке, он никак не мог заснуть. Всё время прижимал ладонь к карману, где лежали две бумаги, одна драгоценнее другой. И — странное дело: так подмывало похвастаться удачей перед товарищами по несчастью — однако хватило ума держать язык за зубами. Даже вид удалось принять вполне убедительно мрачный. Те, кто вынужден ютиться под отвратительной крышей муниципальных «гостиниц для неимущих», как они именуются официально, редко улыбаются.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 12-й час

— Эй! Клеммен! Опять размечтался? Быстро сюда!

Это Буарт, мой добрый хозяин. Впрочем, зря я на него жалуюсь: его сын, Гарвин, куда менее вежлив. Может, ему тоже дело отца не нравится? Скорее всего, просто пить надо меньше: у него на лице написано, чего и сколько он выпил накануне. Всё лицо исписано… Когда отца замещает, правда, всегда трезв.

Получил я от него ящик, получил адрес — Верхняя Дубрава, тринадцать — и потащил всё это наружу. Сегодня, накануне праздника, хозяин может расщедриться и добавить премиальных. А насчёт чаевых — это уже своей головой думать надо. В особенности, с моей внешностью. Ну ничего, спасибо Д., язык — у меня подвешен нормально. И, кажется, бывал я уже по этому адресу. Знатная дама там живёт, ольтийка. Что бы там ни говорили про ольтов, ничего против нас, людей, они не имеют. Зато люди их готовы во всём подряд обвинять. Не здесь, конечно — здесь (и вокруг на многие километры) земля ольтов. А вот там, где я родился…

Поймать извозчика оказалось проще простого. Клеммен отлично ладил с ними: извозчиками работали преимущественно Люди, любое доброе слово окупалось стократ.

— Куда сегодня, приятель? — извозчик узнал его.

— В Верхнюю Дубраву, — ответил юноша и вручил бородачу задаток. Правильно говорит Д.: в городах самые знающие люди — извозчики, рассыльные и им подобная братия. Главное — подходить с умом. Большего и не надо. Правильно начнёшь разговор — тут же все новости и выложат.

— К знатной, небось?

— А как же, — Клеммен напустил на себя нарочито важный вид; у извозчика, видимо, глаза были и на затылке, поскольку он надвинул шляпу поглубже и усмехнулся. — Вон сколько всего везу — пир, наверное, устраивает.

— Это верно, — бородач, видимо, молчал большую часть предыдущего дня. Сейчас начнётся… Клеммен тихо вздохнул, стараясь не показывать вида. Носить маску — не самое лёгкое занятие. Даже если это — маска самого себя.

Он слушал бородача (которого звали, кажется, Кельри — северное имя, как он здесь оказался, интересно?), поддерживая беседу. По привычке, почти не вникая в её суть. Сам же любовался окрестностями.

Венллен издалека — со стороны океана, например — кажется одним большим лесным массивом. С высоты птичьего полёта (сам не видел, но Д. частенько рассказывал) — тоже. Разве что видны Храмы — никогда и нигде их не скрывают от взгляда — да портовые сооружения. Ну и маяк, конечно. На самом же деле город умудрился расползтись на десятки километров в разные стороны.

Скажем, район Венриент (многие названия начинаются на «вен» — «лес»), куда они сейчас направляются. Ольтийская аристократия — если её так можно назвать. Самые известные деятели разного рода. Забавно: здесь, оказывается, быть известным ремесленником так же почётно, как, скажем, высоким чиновником. Никогда этого не пойму. Прав Д.: раз уж Люди Людей понять не могут, то куда уж кого-то ещё. Считать здешние обычаи глупостью не следует: ольты далеко не глупы и ничуть не наивны. После того, как Люди впервые попытались силой переделить поверхность Большой Земли — а это было давным-давно — казавшиеся слабыми и беззащитными ольты за какие-то десять лет превратились в мощного и достойного противника. Кто бы подумал! Венллен — место тихое; по ночам можно гулять где угодно, и ничего не случится. Разве что ограбят, если по портовым кабакам слоняться — на то он и порт. Смешение всего, полный хаос…

— … до самого моря и катились, — и бородач довольно заржал (лошадь чуть дёрнула в сторону). Клеммен посмеялся вместе с ним (не помня, о чём шла речь) и, вручив остаток платы, выгрузил поклажу. В дом надлежит входить наиболее цивилизованным образом.

— Тебя дожидаться? — спросил Кельри добродушно.

— Нет, — юноша подмигнул. — Я ещё на чай задержусь.

Стоически выдержав ещё один залп смеха, он взгромоздил ящик на плечо, и направился к воротам. Ящик только кажется тяжёлым, идти с ним — одно удовольствие. Пока ветер не подует.

В первый раз он входил в ворота ольтийского дома с такой же опаской, как шесть лет назад — в филиал банка Двух Золотых Лун. Как и в тот раз, ни одно из опасений не оправдалось.

Ручьи Меорна, Лето 43, 429 Д.

За окном было пасмурно; дождь никак не мог решиться пойти по-настоящему; время от времени изливаясь на иссохшую землю небольшими порциями — минут по пять каждая. Словно пробовал силы. А внутри медленно темнеющих туч что-то ворчало и громыхало. Когда разразится настоящая гроза, она, как и все грозы на побережье, запомнится надолго.

В комнате о состоянии погоды можно было догадываться только по косвенным признакам. По нытью в суставах, например. У Д., как ни печально, суставы служили наилучшим предсказателем скверной погоды. Какие только напасти не сумели побороть целители — а самое противное до сих пор не по зубам. Ни насморк, не ревматизм. Да уж.

В комнате было прохладно и сухо. Горело четыре ароматические свечи — по утверждению хозяев комнаты, для того, чтобы лучше думалось. Д. предпочитает свежий воздух. После собрания надо погулять немного, пусть даже там будет лить, как из ведра. Клин клином.

— Почему ты выбрал именно его? — голос доносился со стороны пары задумчивых зеленоватых глаз, у дальней стороны комнаты.

— Интуиция, — улыбнулся Д. — Всего лишь интуиция. Мальчишка проявляет себя лучшим образом. Даже шишки собирает совершенно честно. Быстро обучается.

— Интуиция, — вздохнули зеленоватые глаза. — Помнится, в тот раз ты тоже полагался на интуицию, но…

— Кто-то миллион раз обещал не вспоминать больше ту историю, — скривился «купец». — Надо же отличать явную глупость от несчастного случая!

Глаза мигнули, но ничего нового с той стороны не послышалось.

— Ну ладно, — произнёс Д. примирительно. — У него уникальная память. Во всех смыслах. К тому же — если не ошибаюсь — задатки хорошего актёра. Очень неплохое сочетание.

— Конечно, неплохое, — послышался третий голос, чуть хрипловатый. Он доносился со стороны каминной полки. — Кто сказал, что ему захочется заниматься всем этим?

— Захочется, — Д. с довольным видом пригладил бороду. — Во-первых, у него больше нет ни дома, ни родственников. А во-вторых…

Собрание длилось более часа.

Веннелер, Лето 43, 429 Д.

Вначале я ничего не понял. Ну получил две тысячи серебряных (две тысячи! серебром!! двухмесячный заработок отца!) — а дальше-то что? Вначале хотел явиться домой и торжественно распрощаться со всеми. Показать, что и мне удача может улыбаться. Представлял себе лицо отца, после того, как покажу эту кучу денег.

Но вовремя поумнел. Во-первых, оборванец, получивший мешок с монетами — это ещё не всеми уважаемый член общества. Это попросту ограбивший кого-то оборванец. Хорошо, что у меня сохранилась походная сумка — сложил в неё всё серебро. Чего мне стоило делать вид, что у меня там лежат вовсе не деньги — вовсе не передать. Одним словом, подозрительно быстро я поумнел. Произвести впечатление на отца не удастся: нет у меня больше отца. Позовёт стражу, и всё пойдёт коту под хвост.

А мама? Зачем её расстраивать? Так-то ей сообщат, что ушёл на биржу, и с концами. Это, всё-таки, не в тюрьму. Так что идти домой я раздумал. Но, поскольку шататься по городу всё равно не стоило, пришлось обратиться к инструкциям.

Там, как ни странно, был пункт, которого я раньше не заметил. После того, как получишь деньги, было там написано, ступай в такую-то лавку.

Вот тут мне сразу стало не по себе.

Лавка-то со скверной репутацией. Понятно, в глаза никто ничего говорить не станет — но за спиной у её владельца болтали, что он промышляет скупкой краденого. Неплохо для начала! Вначале получить кучу денег, затем — отправиться к скупщику краденого.

Очень долго я бродил вокруг да около, прежде чем решился. Решился по той же причине: ну не походит этот «купец» на тёмную личность! Прошёлся мимо двери пару раз, да и зашёл…

Грениш, скупщик краденого, был ошарашен визитом. Глаза у мальчишки горели, что твои факелы. Видно было, с собой у него что-то очень ценное. А когда характерно звякнула, опускаясь на пол, туго набитая сумка, всё стало ясно. Грениш обдумывал, что бы такое предпринять — не иначе, это ловушка, «карась». И тут посетитель молча протянул записку.

Тут Грениш вновь изумился, но по другой уже причине.

В кои-то веки получишь весточку от старого знакомого! Вообще-то у людей его профессии знакомые такие, с какими один на один в тёмном переулке лучше не встречаться. Но эта записка немало обрадовала. Что бы там ни говорили, есть на свете порядочные люди.

Дальше всё было понятно.

Юнца следовало одеть — так, чтобы не выделялся, и дать несколько полезных советов. Насчёт последнего стоило поразмыслить — но не станет же Д. посылать кого попало! Или, тем более, запускать «карася»!

Одеть его удалось без затруднений. Сойдёт за курьера. По виду не скажешь, что у него столько денег, а если у парня в голове не солома, то доберётся, куда хочет, без труда.

Ланенс был ошеломлён той стремительностью, с которой разворачивались события. Записку ему возвращать явноне собирались — невелика потеря. Тут же куда-то отвели и хозяин — лично! — с быстротой молнии собрал его в дорогу.

— Деньги надо хранить так, чтобы никто не догадался, где главные запасы, — услышал Ланенс. — С такой сумкой ты дальше порта не уйдёшь. Никогда не забывай носить на видном месте — на поясе, скажем — небольшой кошелёк со скромной суммой. Украдут — страшно огорчаешься и быстро уходишь. Очень просто, но помогает сберечь и деньги, и жизнь.

От услышанного голова шла кругом, но память, странное дело, безукоризненно впитывала всё услышанное.

— Кинжалом пользоваться умеешь? — спросил хозяин неожиданно.

Юноша посмотрел на внушительное оружие в скромных ножнах и пожал плечами.

— Лучше всё-таки взять, — решил Грениш. — Даже если не сможешь воспользоваться, во многих случаях это нелишне.

Последовал новый краткий курс наставлений: как, где и зачем необходимо носить оружие.

…Когда Ланенс был совершенно снаряжен (самому себе он теперь казался весьма солидным человеком), он вежливо поблагодарил хозяина (который отказался брать деньги сверх объявленной суммы) и спросил, уже на пороге:

— Как вас зовут?

Грениш усмехнулся в усы и ответил, неожиданно для самого себя:

— Такие вопросы, парень, задавать не положено. Отучайся. Если встретишь того, кто передал мне привет, скажи, что Грениш жив-здоров и ждёт его в гости.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 13-й час

Никакого чая там, конечно, не предлагали. То есть можно было намекнуть — и многие дурни это делают — но после того, как хозяева дома сердечно распрощаются с тобой, можешь не сомневаться: эта дверь закрыта навсегда. В этом смысле Д. большой знаток. Сразу же перечислил немало мест, поскользнувшись на которых, можно сломать себе шею — в переносном смысле, разумеется. У ольтов существуют очень сложные церемонии и ритуалы общения.

— А почему я должен так хорошо ладить с ольтами? — спросил я на второй день занятий. Д. посмотрел на меня, как на ненормального и ответил, чуть поджав губы.

— Потому, что в ближайшем будущем мы будем работать на ольтийских землях. По-моему, я это уже говорил.

Я глубоко вздохнул, помнится, и изменил вопрос.

— Но почему не допускается ни одной ошибки?

На этот раз Д. посмотрел почти одобрительно. Он меня сведёт в могилу своей привычкой добиваться того, чтобы вопросы правильно задавались.

— Всё дело в психологии, — ответил он. — Ольты превосходно помнят все… так скажем, ошибки общения. А нужно, чтобы тебя как можно меньше замечали. Посему — никаких сбоев. Думать, думать и ещё раз думать. Вживаться в роль.

Это было до того, как он принялся запихивать в меня массу сведений о том, кто такие ольты, чем один от другого отличается и так далее. Я-то знаю, чем они отличаются. Тем, что и сто лет спустя будут, как новенькие. Ни старости, ни болезней. Да что там говорить, как ни пытаюсь на эту тему не думать, всё время огорчаюсь. И не в зависти дело — хотя и не без неё, чего уж там — а просто… как бы это выразить… Ощущение, что всем окружающим крупно повезло, а тебя, как всегда, обделили.

Д. долго и нудно читал наставления — о том, дескать, что в длинной жизни свои минусы. Я этих минусов, скажу откровенно, до сих пор не вижу. А вот плюсов — сколько угодно.

День сегодня почти праздничный, так что ерунда из головы сразу же высыпается. Если подумать, что бы я сейчас делал в Веннелере? Разве что улицы бы мёл. И то вряд ли…

После исполнения заказа в лавку можно особенно не торопиться. Аристократы здешние — народ особый. Им всё равно, извозчик ты или градоправитель, уродливый старик или красавец. Захотят поговорить — им всё едино. По-моему, это очень хорошо. Меня один здешний скульптор пригласил даже на пару-другую обедов. По словам Д., непременно ещё пригласит… — в будущем. Лет через пять-шесть. Куда, в самом деле, торопиться?

Сказать, что я никуда не тороплюсь, нельзя. Во-первых — в лавку. К концу каждого подобного дня заказов накапливается — успевай поворачиваться. Не все они столь деликатны и ответственны (не зря же Буарт посылает к аристократам именно меня), но не могу же я бросить своих товарищей. Только бы суметь отвертеться от совместной пьянки и прогулки по увеселительным заведениям.

Даже не знаю, как мне на глаза попалась та самая табличка. Я не придал ей особого значения. Выставка открыта до четырёх пополудни, а в лавке проторчишь хорошо, если только до девяти. Первое время Д. меня гнал силой на культурные мероприятия, а потом неожиданно перестал. И тут и осознал, что это интересно. Нет, не вру — взял, и понял.

Первый сюрприз ждал, когда я вернулся в лавку. Не пешком, конечно — перекусил на Семи Фонтанах и подъехал. Если в пределах того же района — совсем дёшево, на пару серебряных можно полчаса кататься. Я не говорил, что в Венллене берут не за расстояние, а за время? Ну, значит, теперь сказал.

Равнина Вереньен, Лето 45, 429 Д.

Дорога выдалась на редкость скучная. Поначалу юноша отчаянно трусил: уехать из родного города легко только на словах. Всё время кажется — все обиды, мрачные взгляды и прочие неприятности — не более, чем способ выказать своё расположение. Стоит выйти за пределы городской стены, и осознаёшь это особенно остро. Город не изгоняет даже тех, кого не любит. Смешивает с грязью, ставит на место… но никогда не вынуждает уйти. Наверное, поэтому Ланенсу было так одиноко и страшно.

Караван двигался неторопливо. Везли они редкостное вино, ткани разные, что-то ещё — сильно не поспрашиваешь. Ланенс поспрашивал бы — но слова скупщика ещё звучали в его ушах, а взгляды, которыми одаривали сопровождающие, и так не отличались излишней приязнью. Это понятно. Им деньги приходится зарабатывать, рискуя собственной головой, а ему, молодому бездельнику, всего-то работы, что посетить соседний город, оставить пару-другую писем, забрать ответ и ехать назад, в спокойствии и безопасности.

Один из охранников заметил, что увязавшийся с караваном юнец не очень-то походит на богатого сынка — ни манер, ни стиля, ничего. Слово за слово — и выяснилось, что парнишка возвращается к своему дядюшке после не очень удачного обучения.

— Правильно, — одобрил охранник, — камни точить или там статуэтки вырезать — это для стариков да нелюдей. Так человеком никогда не станешь. А возьмёшься за оружие, подпортишь немного шкуру — глядишь, всё остальное уже нипочём…

Слушатель ему попался благодарный, и ветеран, явно обрадовавшись перспективе пополнить ряды наёмников ещё одним молокососом, сделался гораздо приветливее и общительнее. Юноше стоило немалого труда изображать на лице восторг, когда охранник («зови меня Хартом, приятель») принялся рассказывать всякие страсти. Надо отдать ему должное, рассказывать он умел.

В эту ночь, едва большая луна достигла зенита, лошади переполошились. Помогая утихомиривать их, Ланенс едва не лишился жизни — копыто просвистело рядом с виском. Все устремили взгляд вперёд — там, пересекая дорогу, клубилась пыль (или туман?), доносились странные звуки — не то скрежет железа, не той чьи-то голоса.

— Что это? — спросил юноша, не особенно рассчитывая на ответ. Лица у всех были побледневшие.

— А кто его знает, — сплюнул стоявший поблизости человек. На охранника не похож — должно быть, купец, или помощник купца. — Однажды уже видел такое, и тоже в полнолуние. Хватило ума в туман не лезть.

— А если бы залезли?

Человек как-то странно посмотрел на юношу, торопливо сложил пальцы в охранный знак и отошёл в сторонку.

— Дозорные, — мрачно изрёк Харт, осеняя себя магическим знаком. — Видел я их поблизости. Настоящие призраки. Только кони у них словно бы из железа. Редко появляются, милостивы всё-таки боги.

— Ну давай, давай, — ответил кто-то насмешливо из темноты. — Рассказывай сказки. Дозорные… Скажи ещё, что это Семеро с перевала. Кошки это, только и всего. Торный путь поблизости, вот они и показались. Так бы их и не видать.

— Что за Дозорные? — полюбопытствовал Ланенс, не удержавшись.

— Днём расскажу, — пообещал Харт хмуро. — Если доживём.

Юноша долго смотрел в клубящееся облако. Про призрачных кошек он тоже слышал, а торный путь даже видел собственными глазами. На границах с равниной ещё оставались островки пустыни; хоть и небольшие, они не становились безопасными. Зыбучие пески, призрачные кошки, змеи — множество опасностей подстерегает неосторожного путника. Поэтому, когда совсем ещё маленький Ланенс (тогда он носил иное имя) увидел, как поверхность песка сама собой становится ровной, плотной и надёжной, то сразу понял: сказки тоже бывают правдой. Правда, детей в этом убеждать не приходится.

Торные пути пролегают через многие пустыни. Кто построил их, отчего они появлялись, нередко спасая отчаявшихся — неизвестно. Разве что мудрецы какие-нибудь знают… но по пути ни разу не попадался ни один разговорчивый мудрец.

До утра они дожили без особых хлопот. Туман с восходом солнца рассеялся, а когда караван проходил мимо вчерашнего «туманного следа», юноша явственно различил озерцо зыбучего песка и несомненные очертания Торного пути. Что, впрочем, не помешало его новому собеседнику поведать и о таинственных Дозорных, и о Семерых, и о прочих диковинах, что досаждают путешественникам.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 14-й час

Никогда Клеммен так не спешил. Случилось настоящее чудо, даже два: во-первых, заказов осталось не так уж и много (что понравилось всем, кроме Буарта), а во-вторых, на голову им неожиданно свалилась премия. По два десятка серебряных — этого, как тут же подсчитал Пройн, хватит на четыре бутылки очень неплохого вина, на пир горой до самого утра и на прочие, не менее приятные, развлечения. Клеммен тут же отговорился своим дядюшкой, и его товарищи понимающе закивали головами: они и сами трудились тут по воле своих отцов. Последние надеялись подобным образом вырастить из них людей в меру умных, в меру трудолюбивых, и так далее.

Одним словом, полдня свободы — это сила. В особенности, если дома тебя дожидается несколько отличных кусков мрамора, резец, и до сих пор не воплощённые идеи…

У каждого человека есть по меньшей мере одна страсть, увлечение, талант — называйте, как хотите. У Клеммена это резьба. По камню, по дереву, по кости. По камню — лучше и благороднее всего. Собственно, из-за камня вся история с отцом и произошла.

Насвистывая, юноша прошёл во вторую свою комнату (снимать больше, чем две комнаты выглядело бы небывалой роскошью). Комната служила студией, местом отдыха и библиотекой. Неторопливо переодеваясь в подобающую одежду, Клеммен уже видел контуры Предмета, явственно проступающие сквозь неровные грани мраморного куска. Хорошо, если на этот раз Предмет не ускользнёт, не растает под обломками коварно рассыпавшегося камня… на обретение подлинного мастерства требуется много лет. Но Клеммен не жаловался.

И тут его словно молнией поразило. Он вспомнил табличку на площади. «Выставка». Картины, скульптуры и… резьба по камню! Точно! У него по меньшей мере полтора часа!

Предмет тут же вылетел из головы. Не каждый день в Венллен приезжают ольтийские и дарионские шедевры. Пропустить подобное — просто преступно. Однако, невзирая на спешку, Клеммен оделся не в рабочую одежду, а в выходной костюм. В нём его не узнает никто из «товарищей по работе». Они просто не привыкли замечать тех, кто так одевается. Неплохая маскировка.

Хозяйка апартаментов покачала головой, глядя, как её тихий, всё время погружённый в задумчивость постоялец вихрем выносится наружу, едва успев поздороваться. Не иначе, на свидание, решила она и улыбнулась. В его-то годы земля должна под ногами гореть. Только бы вот уши ему уменьшить… самую малость.

Клеммен пулей промчался мимо Д., который, как всегда, совершенно неузнаваемый, прогуливался по площади, погружённый в раздумья. Бороду он никогда не сбривал — незачем — а всё прочее всегда можно изменить, скрыть или, наоборот, сделать явным. Переодеваться и перевоплощаться — вполне обыденное искусство, магии здесь не нужно, каждому человеку это под силу. Сейчас он выглядел преуспевающим купцом — примерно тем, что некогда встретил Ланенса-Клеммена в душном коридоре биржи Веннелера. В таком виде особенно легко думается.

Да и выставка, в сторону которой умчался его ученик, действительно хороша. Только почти всегда находятся неотложные дела, мешающие насладиться подобным зрелищем от души.

Из памяти не шёл разговор, который произошёл не более получаса назад.

— Пора, — заявил он, закрывая за собой дверь. — Пора находить ему настоящую работу.

Его начальник — вернее, начальница — долго думала, прежде чем ответить.

— О ком из своих подопечных ты говоришь?

— Странный вопрос, — поразился Д. — О Клеммене, разумеется. — Прежнее имя пришлось менять как можно скорее. «Ланенс» было далеко не безобидным именем, а в сочетании с тщательно произведённым ритуалом проклятия и вовсе не оставляло человеку шансов на долгую и безоблачную жизнь. До тех пор, пока Клеммена не назовут этим уродливым словом (буквальный его перевод являлся площадной бранью), проклятие не реализуется. Да, таланты у людей порой бывают самыми неожиданными. Д. припомнил, как несколько раз навещал отца Клеммена, чтобы выудить хотя бы часть формулы.

Выудил.

Теперь отец Клеммена уже никого не сможет «наградить» подобным образом. Потому что до конца дней своих не вспомнит из формулы ни слова. Каким образом такая убийственная вещь доасталась кожевеннику, понять трудно. Но, сталкиваясь с подобными случаями, Д. каждый раз осознавал, что от их работы польза всё же есть.

— Ну что же, — начальница глядела на огонь в камине. — Действуй. По обычной схеме, я полагаю?

— Естественно.

— Через… — она перелистнула несколько страниц на календаре, — три дня праздники завершатся. Тогда и начинайте.

Как будто он сам этого не знает! Впрочем, если с твоим начальником тебя связывают дружеские, а не только служебные, отношения, субординация не может не раздражать.

С другой стороны, избавиться от неё и сохранить дисциплину невозможно.

…А пойду-ка я во-он в тот ресторан, подумал Д. Слово «ресторан» — новомодное, но не обзывать же подобное заведение харчевней! Вполне возможно, что Клеммен заглянет туда на обратном пути. Когда немного успокоится. Кстати, что это он вдруг так нёсся? Тут же Д. вспомнил, что именно представлено на выставке и всё стало ясно. Надо как-нибудь попросить его показать свои работы.

Но вежливо и ненавязчиво. О своём увлечении Клеммен не говорил практически ничего — и Д. не лез не в своё дело. Полномочия его очень велики, но не безграничны. Частная жизнь есть у всех.

Киншиар, Лето 49, 429 Д.

Когда вспоминаю, как я вёл себя в Киншиаре, становится очень стыдно. Правда, это мне сейчас становится стыдно. А тогда я считал, что в порту меня встретит Д. (как его зовут, я, понятное дело, тогда не знал) и объяснит — что же он от меня хочет.

Потребовалось не больше трёх минут, чтобы один из семи «жертвенных» кошельков испарился у меня с пояса. Всё остальное извлечь не так просто — всё застёгивается, плотную кожу не так-то легко прорезать, да и не совсем уж я бесчувственное дерево.

Когда я увидел, как два стражника откровенно потешаются, глядя на мою вытянувшуюся физиономию, мне захотелось их придушить. До того сильно захотелось, что пришлось отвести взгляд в сторону. Слёзы на глаза навернулись совершенно натурально. И в самом деле, я совершенно был уверен, что в кошельке были мои последние деньги. Честное слово!

Потом я ушёл подальше. Стало понятно, что никто меня тут не ждёт. Инструкции на Киншиаре заканчивались. Но возникло сильное предчувствие, что на самом деле ничего ещё не завершилось. А раз нет — что делать?

Прежде всего, найти, где остановиться. С этим, хвала духам-хранителям, особых проблем нет. Как и во всяком крупном городе, и гостиниц, и постоялых дворов, и таверн здесь хватает. Вообще у Киншиара вид такой, словно два десятка архитекторов придумывали его одновременно — и каждый, улучив возможность, сносил то, что ему мешало. Правда, так выглядят многие старые города. Но Киншиар производил наиболее отвратное впечатление.

Потом я вспомнил, что не далее как месяц назад здесь бушевала эпидемия красной лихорадки. Не очень опасная болезнь, но крайне мучительная — и следы от неё годами проходят. Можно было испытать и сочувствие к этой огромной каменной помойке — но я не испытывал. Наверное, ещё и оттого, что город так напомнил мне дом родителей.

Наконец я отыскал комнатку подешевле (вид мой, наверное, наводил на достаточно благопристойные мысли) и принялся размышлять над неразрешимой проблемой — куда девать тысячу восемьсот серебряных. Так, чтобы и под рукой были, и грабителей не бояться. Всю первую ночь я так и не заснул — то об этих проклятых деньгах думал, то стука в дверь ожидал. Последнее, пожалуй, беспокоило сильнее всего.

На следующее утро я отправился в банк. Туда меня не пустили, ко всеобщему оживлению, а пять минут спустя двое мрачных личностей нагнали меня в тихой улочке…

Они возникли, словно из-под земли. Юноша был зол: кем же надо быть, чтобы в банк пускали без лишних вопросов? Обрядиться в золото и шелка? Приехать в роскошном экипаже? Что им нужно? Сама мысль о том, что он только что выглядел круглым дураком, была нестерпима. Наверное, оттого и притупилось чувство осторожности. Следуя непонятному позыву, Ланенс свернул в одну из узких улочек, и побрёл прочь, размышляя, куда направиться теперь.

— Что ты забыл в банке, птенчик? — послышался хриплый голос за спиной и юноша вздрогнул. Ноги отчего-то стали ватными, а мысли спутались и перемешались.

Позади стоял небритый и одетый как попало субъект, вооружённый кривым ножом. Нож этот показался перепуганному Ланенсу длиной в руку. Грабитель нехорошо улыбнулся.

Ланенс стремительно оглянулся. Вторая фигура неторопливо приближалась с другой стороны, поигрывая неприятным на вид предметом.

Ланенс ощутил, что холод сковал гортань, не позволяя произнести ни слова. Это было, словно в страшном сне — когда напрягаешь все усилия, но ничего не происходит и остаётся только наблюдать.

— Помогите, — прошептал Ланенс неслышно для всего окружающего мира. Когда шаги второго грабителя послышались совсем близко, он словно порвал толстую верёвку, охватившую горло, и закричал во весь голос:

— Помогите!

Грабители замерли, переглянулись и расхохотались.

— Кричи, кричи, — посоветовал второй — ростом пониже и с изрядным брюшком. — Кричи громче. То-то все вокруг посмеются…

Он оттесняли юношу в угол, помахивая оружием, предвкушая потеху. Только когда холодная сырая стена впилась в спину Ланенса всеми своими выступами, до него дошло, что происходящее — не сон.

Следующее движение было столь же естественным, сколь и давешние слёзы — там, в порту. Он полез в карман и, вытянув очередной «подсадной» кошелёк, протянул его грабителям дрожащими руками.

— Правильно, — просипел толстяк. — Смотри-ка, какой сговорчивый! Но это не всё, что от тебя требуется…

Тут рука юноша наткнулась на рукоять кинжала.

Вначале он не понял, что это, но рука сама обхватила удобный, специально предназначенный для этого предмет, и тут внутри Ланенса сломалось что-то ещё.

Ощущалось это, словно горячая игла, вонзившаяся в живот. Он даже подумал, что его ранили. Сначала он просто смотрел на карикатурно вытянувшиеся лица, затекавшие красным туманом. И тут страх и бессилие неожиданно уступили место ярости.

Ланенс сорвался с места, толкнул левой рукой высокого грабителя в плечо. Если бы его враги ожидали хоть какого-нибудь сопротивления, тут Ланенсу и лечь с перерезанным горлом. Толстяк оцепенел от удивления, а когда опомнился и замахнулся кистенем, его жертва, оскалившись, как загнанная в угол крыса, молча кинулась на него.

Кистень не завершил полёта и, взлетев над головами дерущихся, безобидно упал шагах в пятнадцати поодаль. Толстяк зажал рукой плечо, в котором теперь зияла глубокая рана, и лишь потом заверещал. Видимо, ничего подобного он и представить не мог.

— Ах ты, щенок, — выдохнул высокий, замахиваясь, чтобы ударить Ланенса в спину. Но ярость всё ещё бушевала в Ланенсу, наделив и силой, и проворностью. Окровавленное лезвие свистнуло перед лицом грабителя, и тот упал с залитым кровью лицом. И более не шевелился.

Жаркое безумие, только что спасшее ему жизнь, неожиданно оставило Ланенса, и тот осознал, что, скорее всего, только что убил человека. Это оказалось настолько страшно, что он, побледнев, бросился опрометью, едва не растянувшись с размаху на залитой нечистотами мостовой.

Лишь когда показался перекрёсток, у Ланенса хватило присутствия духа остановиться, вытереть кинжал и спрятать его.

Ему потребовалась вся выдержка, чтобы добраться до своего нового жилища пешком, не оглядываясь каждые несколько секунд. Отчего-то казалось, что за спиной вот-вот прозвучат тяжёлые шаги и раздастся: «именем закона…»

Ланенс рискнул выйти из комнаты только к вечеру, когда обеспокоенная хозяйка предложила вызвать лекаря. Её постоялец вышел весь бледный, с горящими глазами и поначалу женщина перепугалась — не приведите боги, снова лихорадка! Но, как выяснилось, юноша всего лишь съел что-то несвежее, пока бродил по городу. Хозяйка так обрадовалась, узнав подлинную причину недуга постояльца, что тут же принесла добрую дюжину разнообразных снадобий. Помогло почти сразу же.

То ли от снадобий, то ли сам собой, но терзающий Ланенса страх прошёл. Наоборот, он понял, что только что сумел постоять за себя, а что до — вполне возможно — убитого грабителя, то с какой целью сами они держали в руках оружие?..

Упрёки совести мучили Ланенса не так уж и долго — неделю. Все его несметные денежные запасы лежали всё это время под кроватью, а сам он всякий день уходил искать новую работу — грузчика, мусорщика, рассыльного. Большого выбора, увы, не было.

Совесть замолчала в тот час, когда Ланенс, уставший и мрачный, зашёл как-то в комнату и увидел на столе конверт, надписанный знакомым почерком.

Тут же серая пелена, лежавшая на окружающем мире, сменилась розовой.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 15-й час

Выставка занимала восемь больших залов. Живопись я оставил на закуску: главное — побывать в Золотом и Хрустальном залах, где выставлено всё, изготовленное из камня. Людей здесь мало — сплошь ольты и дарионы. Оно и понятно. На меня никто не косился — одежда приличная, а что до моего интереса к произведениям искусства, так Венллен, как известно, негласная столица творчества подобного рода.

Вход, как водится, стоил немало. Шесть серебряных — едва ли не одна двадцатая моего жалования. Недёшево. Это тоже традиция: все до одного посетители платят одну и ту же сумму. Искусство не делает различия между нищим и богатеем. Да и богатеев здешних можно на глаз от нищих и не отличить — но об этом после.

Больше всего мне хотелось бы отыскать того, кто взялся бы меня научить, как положено браться за резец и с какой стороны подходить к заготовке. Тут-то меня моя боязливость и подвела, в очередной раз. До сих пор не всегда удаётся сохранять самообладание, если есть опасность, что засмеют. В лавке-то всё по-другому: там как бы и не я вовсе, а другой человек работает. А вот когда за самого себя просить надо, тут всё и начинается. Очень надеюсь, что от напряжения я не покраснел. Раза три уже порывался спросить кого-нибудь на предыдущих выставках… и один раз таки обсмеяли. Не со зла, но лучше я себя от этого не почувствовал.

Тем временем ноги сами собой несли меня по залу, а глаза не могли оторваться от экспонатов. Подумать только, и на каждый из них уходила вовсе не целая жизнь! Если уж вырезали из гранита птицу, то можно часами смотреть на неё — словно живая, кажется: хлопнешь в ладоши, и взлетит. Я один раз даже осторожно хлопнул. На всякий случай. Не взлетела.

Так я и набрёл на эти таблички. На вид — просто пластинки из полудрагоценных и прочих камней. Но станешь поблизости, приглядишься… а внутри целая картина видна. Объёмная, яркая, живая. Глаз не оторвать. Табличек было дюжины три, все неповторимы, и я долго стоял у каждой, иногда отходя от них или обходя по кругу. Невероятно, но изображение «внутри» от этого поворачивалось. Да, подумал я, вот до такого мне своим ходом точно не дойти.

Седьмая слева табличка мне показалась просто полированным куском камня. Я едва не прикоснулся к ней пальцами (и правильно сделал, что сдержался — выгнали бы в шею) — она так выделялась на фоне остальных, что казалась неправильной. Я медленно шёл вокруг, поворачивая голову, и вздрогнул, когда увидел.

Трудно это описать. Основное изображение было неожиданным: представьте себе огромную букву «Y», сделанную из золота, со множеством мелких деталей и украшений, расходящихся спиралью от соединения трёх линий. Буква эта висела на том месте, где обычно на небе находятся светила — и отбрасывала на окружающий мир волны мягкого тёплого света. На заднем плане виднелся бушующий океан. Я присмотрелся. Мама родная! Океан-то движется! Продолжая вглядываться, я осторожно сделал шаг в сторону.

Волны катились и катились. Мне почудился запах солёной воды, шум прибоя и свист ветра. Ощущение, которое накатило из глубины таблички, было таким сильным, что я отступил на шаг, когда особенно крупная волна понеслась к каменистому берегу. Лоб мгновенно вспотел. Голова шла кругом, и тут я услышал этот голос.

— Вам нравится?

— Невероятно, — ответил я, вытирая лоб и продолжая глядеть в столь далёкие, но осязаемые глубины океана. — Никогда не слышал о подобном. Всё словно живое, и этот океан…

Я даже протянул руку в сторону пластины и вновь вздрогнул, когда «внутри» изображения проскочила разветвлённая голубоватая молния.

— Вы видите океан? — спросил тот же голос, с удивлением уже и любопытством.

— Вижу, — ответил я и с трудом отвёл глаза от морского пейзажа. И понял, что не очень-то вежливо разговаривать, стоя к собеседнику спиной.

Повернулся лицом.

Взглянул в тёмно-карие глаза.

И понял, что пропал…

Первые несколько минут Клеммен не видел ничего, кроме золотистых волос и карих глаз.

А первые несколько секунд он выглядел весьма жалко. Вся подготовка, проведённая Д. и его коллегами, тут же куда-то делась. От волнения в голове у него всё спуталось и перемешалось.

— K-kaiten h-hvearle, — произнёс юноша, заикаясь, и покраснел. Во-первых, кто желает доброго утра, когда на дворе вечер? И к тому же начисто перепутал все числа и наклонения…

— Добрый вечер, — улыбнулась обладательница карих глаз. — Вы первый, кто видит океан в движении. Уже осмотрели всё остальное?

— Я здесь не очень давно, — ответил Клеммен. — Честно говоря, давно интересуюсь резьбой по камню и… здесь… — он сглотнул, ощущая себя далеко не лучшим образом. — Увидел объявление о выставке и решил зайти.

— Завтра уезжает, — кивнула девушка. Теперь, когда мысли путались уже не так сильно, Клеммен увидел, с кем говорит и, как сказал бы Д., «запечатлел» её. Как и полагается, ничто из запечатлённого не сохранилось — промелькнуло на миг и кануло куда-то. — Вам повезло… и мне тоже. Хотите, я покажу вам остальные работы?

— Хочу, — ответил Клеммен, не раздумывая. Предложи она ему утопиться в соседнем фонтане, он тотчас бы кинулся исполнять приказ.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 18-й час

— Судя по всему, тебя угораздило влюбиться, — вздохнул Д., когда Клеммен, с глазами, которыми он видел нечто отличающееся от того, что видели все остальные, медленно вошёл на веранду ресторана. — Садись.

— А, вы тоже здесь, — Клеммен заметил, наконец, Д., и уселся напротив, продолжая улыбаться. — Прекрасный вечер. Очень кстати, ведь завтра праздник…

— Кто она? — спросил Д. с любопытством. Судя по всему, Клеммен выведен из строя не на шутку. Придётся дать ему несколько дней отдыха, что уж тут поделать…

«Останешься один, и у побед будет вкус поражения», пришли на ум слова, и мурашки побежали по спине Д.. Сколько лет эта фраза не вспоминалась? Пять? Семь?..

— Кто? — Клеммен с великим трудом опустился в обычный, скучный и обыденный мир и нахмурился. — Послушайте, Д., если вы сейчас скажете что-нибудь о пункте четвёртом, я дам вам по морде.

— Ну, раз уж ты сам о нём вспомнил, то мне это делать уже незачем, — Д. лучезарно улыбнулся и подозвал официанта.

Пункт четвёртый был одним из восемнадцати пунктов, которые Клеммен, как подчинённый Д., обязан соблюдать. Коротко говоря, подчинённые Д. (и прочих его коллег), согласно пункту четыре, должны были ставить в известность своё начальство обо всех личных контактах. Обо всех . Были пункты и повеселее.

— Как она выглядит? — Д. налил себе и юноше по бокалу Шайхо, лёгкого вина из Киэнны. Клеммен поднял правую ладонь перед собой, задумался, бессильно пошевелил в воздухе пальцами и пожал плечами, виновато улыбаясь.

— Понятно, — Д. отпил из бокала и посмотрел на площадь, спиной к которой сидел его ученик. — Вообще-то я хотел узнать, как она была одета.

— Платье цвета морской волны, — вспомнил Клеммен, пригубив вино. — Сандалии с застёжками… — он наморщил лоб, вспоминая, — в виде золотых листиков… Медальон со знаком, наподобие буквы «Y»… газовый шарф… Обруч на голове, с двенадцатью изумрудами. Деревянные браслеты на запястьях.

— Волосы? — спросил Д., прикрыв глаза. Он понял, о ком идёт речь. Не повезло парню. Завоевать её сложнее, чем достать солнце руками с небес.

— Заплетены в две косы, — ответил Клеммен и помрачнел. — Слушайте, Д., вы что, издеваетесь? Я и сам понял, что видел её в первый и последний раз. Дайте почувствовать себя человеком!

— Продолжаем расследование, — Д. не обращал внимания на юношу. — Как ты её приветствовал?

Опешивший Клеммен припомнил — как, чем поверг руководителя в искренний восторг.

— Понятно, — ответил тот, вытирая слёзы. — Ну что же, мог ошибиться и сильнее. Прикасался к ней?

— Что?! — Клеммен помрачнел ещё сильнее. — Что вы имеете в виду?!

— То, что сказал. Прикасался? К рукам, например? Неужели так трудно вспомнить?

— Нет, — юноша покачал головой. — Нет, конечно. За кого вы меня принимаете?

— Сам спрашивал о чём-нибудь?

— Нет, — подумав, ответил его ученик и почесал в затылке. — Странно как-то… даже не задумывался. Нет, ничего не спрашивал. Ждал, когда спросят.

— Как держал руки?

Клеммен уже обрёл самообладание и без пререканий ответил (благо вопросы у Д. частенько бывали куда более странными).

— Ладонями к себе.

— Жестикулировал? Указывал на предметы?

— Нет, — ответил юноша, поражаясь сам себе. Странно… отчего это я вёл себя подобным образом? Ничего, особенного, но всё же?

— Так, — Д. жестом велел налить себе ещё вина и кивнул Клеммену на его бокал. — Пей, не то согреется и вкус потеряет. А теперь главный вопрос. К какой наэрта она, по-твоему, принадлежит?

Разум Клеммена произвёл рассуждения и выдал ответ прежде, чем его обладатель успел удивиться.

— Кажется… Теренна Ольен, Золотой Песок.

— Правильно, — Д. вновь лучезарно улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Ну, мой дорогой ученик, к какому выводу мы приходим?

— Что я ей не пара и больше её не увижу, — Клеммен смотрел на улыбающегося бородача с неприязнью. — Так я это и так понял.

— Вовсе нет! — Д. перестал улыбаться, посмотрел на собеседника с сочувствием. — Я хочу сообщить нечто куда более приятное. Ты умудрился не совершить ни одной глупости. Первое впечатление — самое главное. Всё последующее вторично. С самого начала ты вёл себя безукоризненно, даром что котелок у тебя перегрелся…

— Подождите, .. — не обращая внимания на «котелок», Клеммен нахмурил лоб и принялся в подробностях вспоминать прошедший час. — Странно, я ведь совершенно не думал об этом, Д.!

— Значит, я не напрасно трачу на тебя время, — Д. расхохотался, привлекая взгляды из-за соседних столиков. — Это-то и есть самое главное, мальчик мой! Вести себя совершенно естественно, не подозревая об этом! Ну что же, пора переходить к экзаменам.

— К каким экзаменам? — юноша, не успев обрадоваться, насторожился.

— К тем самым, — Д. допил второй бокал. — Хватит ходить в учениках. Первый экзамен ты уже сдал… только что, чем я очень доволен. Через четыре… нет, через шесть дней заходи ко мне на работу. Можешь зайти и пораньше. После праздника возьмёшь расчёт у хозяина, — Д. откуда-то извлёк небольшой конверт, и положил его между ними на столе — так, чтобы движение не бросалось в глаза. — Здесь легенда.

— А… — Клеммен вновь ощутил, как всё вокруг становится несущественным и малозначащим. Странно, но горечи он не ощущал. Пока, по крайней мере. Мир вновь начал окрашиваться в розовые тона.

— А с ней ты, возможно, ещё встретишься, — ответил Д. — Мир, как известно, тесен.

Клеммен поблагодарил его, и, всё ещё витая в облаках, пошёл к выходу. «Купец» отметил, что конверт Клеммен забрал — не привлекая к своему жесту внимания. Тренировки не прошли даром, и это хорошо. Положительно, из мальчишки выйдет толк! Характер у него, правда, но с годами это пройдёт.

Ольтийка, с которой Клеммену — волей каких-то богов — довелось только что встретиться, живёт здесь, в Венллене. Д. напряг память и та, как обычно, послушно сообщила имя. Андариалл Кавеллин анс Теренна. Звучное имя.

Ничего, кроме имени, Д. о ней не знал. До настоящего времени. А надо узнать побольше. ни одна встреча — Д. уяснил это совершенно точно — никогда не бывает случайной. Может лишь казаться случайной.

Произвести впечатление на кого-нибудь из Теренна Ольен очень и очень трудно, с их скрытностью и недоверием к чужакам. Ладно, это заботы Клеммена. Д. дождался, когда ольтийка, улыбаясь чему-то, прошла по площади, держа в руке небольшой саквояж, и вздохнул. Да… необычайно привлекательна… ольтийки не могут не произвести впечатления на Людей. А вот наоборот…

Похоже, что Клеммена ожидает серьёзный удар. Что поделать, судьба.

Венллен, Веантаи 27, 435 Д., 20-й час

Если Д. думал, что я в конце концов упаду духом и сяду оплакивать своё невезение, то ошибался. Конечно, эта встреча — первая и последняя; чтобы это понять, не надо быть семи пядей во лбу. Я прекрасно понимаю, что такое недостижимое. К тому же, она — ольтийка. Пройдёт сто лет, от меня не останется и воспоминания, а она будет всё такой же очаровательной.

Вот от этой мысли мне действительно едва не стало грустно, и я пошёл в мастерскую. Чтоб этому Д. Тёмная приснилась! Нашёл время проверять мои способности. Пребывая в некоем забытьи, я уселся за стол, и принялся за дело.

О чём я думал, не помню. За ужином хозяйка похвалила мой костюм и, судя по всему, пришла к выводу, что свидание прошло успешно. Двух других жильцов не было — видимо, для них праздник уже начался.

Сегодня все мной остались довольны. Невероятно, не правда ли? Я вернулся в мастерскую и продолжил работу. Прямо там и заснул.

А как проснулся, неожиданно понял: что-то всё-таки получилось. Фигурка страшненького существа — не иначе, демон из легенд. Или уар , воинственное воплощение божества, его посланник в мире смертных. В виде человека, но с лицом не то волка, не то шакала; с мечом в одной руке и небольшим щитом в другой.

Если спросите, каким образом мне пришло это в голову и как я смог вырезать такое за одну ночь — не отвечу. Потому что сам не знаю.

2. Экзамен

Венллен, Веантаи 29, 435 Д., около полудня

— Сколько ещё ждать? — осмелился спросить Клеммен после того, как четыре часа просидел возле стола своего начальника, наблюдая за тем, как тот работает.

— А ты куда-то торопишься? — Д. поднял брови в насмешливом недоумении. — За работу взяться не терпится? Погоди, ещё не рад будешь, что её столько свалилось.

И продолжил вглядываться в глубины небольшого прозрачного кристалла. Удовлетворённо кивнул и убрал кристалл и бумаги в стол (судя по тому, что юноше доводилось видеть, в этот стол влезало не менее тонны всякой всячины).

— Скажите, Д., — вновь заговорил Клеммен десять минут спустя. Новая форма, которую ему выдали нынче утром, сидела как влитая. Несомненно, сшили на заказ. Когда только всё успевают?.. — А чем, собственно, вы… то есть мы… занимаемся?

Клеммен поднял глаза, наткнулся на внимательный взгляд серых глаз Д. Выражение лица его было непонятным. Задумчивым каким-то. Не отводя взгляда, начальник закрыл папку с бумагами.

— Очень интересно, — отозвался он, наконец. — Я все пять лет ждал, когда же ты об этом спросишь. Пожалуй, если бы не спросил, пришлось бы бить тревогу. Ну что же. Ответ очень простой: я не знаю.

Лицо юноши выразило такую гамму чувств, что Д. рассмеялся.

— Я знаю, чем занимаюсь я сам, — продолжил он. — Знаю, чем занимаются мои коллеги. Но ответить, чем занимаемся мы все, вместе взятые, не могу.

— Постойте, — Клеммен поднял руку. — Погодите. Я считал, что вы работаете на Наблюдателей, или…

— Вот как? — Д. сдвинул брови. — Отчего ты так подумал?

— Сам не знаю, — пожал юноша плечами. — Само в голову пришло. По всем признакам. Чему вы меня обучали. Что умеете сами. С кем и как работаете. Вывод прост.

— Поразительно, — Д. откинулся в кресле. — Почти в точку. Но мы не Наблюдатели, Клеммен, и им не подчиняемся. Хотя очень часто помогаем друг другу. — Д. задумчиво потянул себя за бороду. — Кстати, с нами вместе работает очень много разнообразного народу. В том числе из Наблюдателей.

— И всё-таки, — Клеммен, немало довольный собой, устроился на стуле поудобнее, — как бы вы назвали свою профессию?

— Видимо, следователь, — Д. пожал плечами. — Какая разница? Занимаемся мы, правда, тем, с чем обычные следователи дела не имеют. С тем, что обычным не по зубам.

— Я так и думал, — Клеммен кивнул, тут же заметив насмешливый огонёк в глазах начальника. — Честно говоря, мне не по себе. С чего начнутся экзамены?

— С испытания терпения, — невозмутимо проговорил Д., открывая новую папку. Юноша осёкся и со вздохом отвернулся. — Торопиться некуда. Сейчас начальство появится, тут тебе всё и объяснят.

Клеммен молча кивнул и продолжил изучать узоры, которыми были покрыты обе двери. Входная была, судя по всему, из дуба — старинного, тщательно обработанного, отполированного до зеркального блеска. Вторая, в которую Клеммен входил пока лишь раз, — каменная, инкрустирована золотой проволокой. Узор, имеет некий смысл — но не спрашивать же, какой именно, просто из прихоти. Дисциплина у организации Д. железная, задавать лишние вопросы отучаешься очень скоро…

Клеммен уселся, уперев подбородок в ладонь, прикрыл глаза. Отчего он так беспокоится, в самом деле? Или золотистые волосы всё ещё не желают оставлять его в покое?..

Вспоминал, что случилось накануне.

Венллен, Веантаи 28, 435 Д., вечер

Праздник прошёл бестолково.

Вещи приходилось собирать осторожно и незаметно, чтобы хозяйка не вздумала помогать. Общительная она у нас, и деятельная. Больше всего она любит сесть и обстоятельно, за чашечкой кофе, рассказать обо всех своих детях — если считать их вместе с потомками, выходит весьма внушительное количество. Не настроен был Клеммен собираться под присмотром — тем более, что об отъезде ещё не говорил, как и было приказано.

В общем-то, даже и не приказано. Нет нужды приказывать. Д. приказывал только первое время, пока ветер без помех дул в голове юноши в любом направлении. Потом достаточно стало намёка. Теперь и намёка как такового не нужно: ситуация говорила сама за себя. Легенда у Клеммена создана на совесть, и вживаться в неё было легко. Нет необходимости с изматывающей тщательностью следить и помнить, что, где и кому говоришь: Д. и его подчинённые поддерживали каждую легенду множеством дополнительных подробностей. Самое трудное, говорил Д. неоднократно, не доводить легенды до полного совершенства, до исчерпывающих деталей. У всякого человека должно быть немало незаполненных мест в душе и биографии, как у правильно огранённого камня обязаны быть нетронутые места — иначе совершенство такого камня мёртвое. Полное. А за полным и абсолютным совершенством следует только распад.

…Да, действительно, золотые волосы всё ещё преследовали его. Вчера они подтолкнули к деятельности и бодрости; сегодня, словно похмелье или наркотический голод, дразнили, находясь в недостижимом далеке. Какую там поговорку припоминает Д. в таких случаях? Sern uass anhorras . Сплошные шипящие. «Нить судьбы в руки не даётся». Это мой перевод. Полчаса сидел со словарём, Д. насмешил, но всё-таки перевёл. Клеммен едва не поддался минутному порыву швырнуть резцом в стену. Поговорки! Устроил мне этот дурацкий допрос. Всё ему по винтикам разобрать…

Труднее всего оказалось сохранять приподнятое настроение во время обеда. Или хотя бы видимость. Если уж быть до конца честным, то в самом начале была и не видимость, а вполне искренне приподнятое настроение, поскольку перед глазами Клеммена вновь проходила вчерашняя выставка.

Но тут выяснилось, что у хозяйки сегодня день рождения правнука, потомка среднего сына её младшей дочери, и всё пошло прахом.

Впрочем, хозяйка не догадалась, что её постоялец готов в двадцать минут собрать все оставшиеся вещи (которые лежали как ни в чём не бывало, без особого вроде бы порядка) и разом испариться. Собрать всё до соринки. Пункт седьмой: никогда не оставлять следов своего пребывания. Никаких личных вещей. Записок. Предметов. А главное — персональных артефактов. Д. произнёс эти два слова обыденным тоном, и, когда Клеммен не выдержал и спросил, что это такое, тут же объяснил. Клеммен и сам не понял, отчего вдруг так быстро покраснел. Вроде бы ничего непристойного в объяснениях нет. Каждый понимает в меру своей испорченности.

Короче говоря: на пол не плевать, обрезки ногтей не оставлять, любовью не заниматься. Устроить здесь последнее, правда, при характере хозяйки, было бы приключением не менее захватывающим, чем, скажем, стянуть золотое ожерелье из драконовой сокровищницы. Не попадёшься — век будешь помнить, ну, а уж если попадёшься, тем более…

Впрочем, пункт восьмой весьма строго отзывался обо всех возможных интимных связях. Он их попросту запрещал. Точнее, запрещал все, не благословлённые Д. или более высоким начальством. Но как-то у Клеммена не хватало воображения представить, как он подходит к иронически улыбающемуся Д. и просит этого благословения, будь оно неладно. То есть, разрешения. Пока не подписалэтот контракт, ничего подобного и в голову не приходило.

Великие боги, что только в голову не лезет! Надо пройти проветриться. Да и к Храму подойти поближе, посмотреть. Красивые у них, ольтов, праздники, ничего не скажешь. И не пышные чрезмерно — взгляд не режут — и не очень приметные: можешь пройти мимо и не заметить. Но если заметишь, глаз не оторвёшь.

Стоически выслушав последние семейные новости своего гостеприимного приюта, юноша оделся — во вчерашний выходной костюм — и откланялся. Именно откланялся, буквально: хозяйке это было приятно, а подобным церемониям Клеммена хорошо обучили.

Д., конечно, купил меня на любопытство. По большому счёту. Разумеется, я ему совершенно по-человечески благодарен: оставаясь Ланенсом, я бы кончил свои дни в какой-нибудь вонючей канаве. Но отец мой не переставал повторять, что ничего даром не делается — да и сам Д. частенько повторяет эту же мудрость. Со временем мне стало любопытно: чем буду расплачиваться?

Потратились они на меня изрядно. Пока я год странствовал, огибая Большую Землю, следили за мной непрерывно. Причём так, что и не заметишь. Как-то я спросил — в шутку, помнится, — знает ли Д., чем я занимался в Паэроне тогда-то и тогда-то. И тут он покопался в столе, выудил оттуда прозрачный шарик и ответил на вопрос.

Тут шутки и кончились.

Вначале я страшно испугался. Что теперь, всю жизнь оставаться под надзором? Но Д. мне быстро объяснил, что дело обстоит не совсем так. Если необходимо , сказал он, то не составит — скорее всего — большого труда подробно выяснить любую деталь. Но под постоянным надзором люди находятся только в исключительных случаях. И невозможно, и незачем постоянно держать всех в поле зрения. Странно, но я ему поверил. У Д. вообще странная привычка: не лжёт никогда. Бывает. что уклоняется от ответов или помалкивает, но если ответит — не обижайся, ответит по существу. Под легендой, конечно, он соврёт — глазом не моргнёт, но когда с глазу на глаз…

Словом, на любопытство меня и купили. На таинственность. Обижаться, конечно, глупо: я сам приложил старания, чтобы купиться. Да и по счетам платить вовсе не унизительно — специалисты здесь высококлассные и, раз уж так суетятся вокруг моей скромной персоны, значит, и работать придётся над вещами непростыми. Ну а то, что жить по легенде нелегко и двойное мышление страшно утомляет, — Sern uass anhorras.

Поздним вечером того же дня ноги сами собой привели Клеммена в контору.

Даже не вечером, а ночью. Дверь, однако, не была заперта. Скорее всего, она была заперта для всех случайных прохожих, которые решили бы постучаться сюда. Или, упасите боги, от грабителей, которых в Венллене вообще нет. Воры случаются, и их Гильдия, непременное зло каждого большого города, как-то существует, но только очень дурной и отважный вор осмелится вломиться сюда.

Д. сидел за столом и работал.

Клеммен чувствовал себя глупо. Он осознал, что чувства, обуревавшие его минуту назад, не могут быть выражены словами. Да и вообще — что он хочет от Д.? Совета? Ответ известен заранее. Иди работай. Или иди отдыхай. Словом, не хочешь получить ответа — не спрашивай.

Настоящих окон в комнате нет, и не было никогда, а таинственная вторая дверь заперта. Кто там, за ней? Чисто детское любопытство, погубившее, наверное, немало кошек…

Глупости всё это, понял юноша. Уйти домой и отоспаться. Заснуть будет трудно, но всё же… А Д. не станет задавать вопросов и удивляться. Если пришёл — значит, по делу. Если ушёл молча — значит, так надо. Необычно, но, если задуматься, приятно. И Клеммен повернулся, чтобы уйти.

И остолбенел.

Д. за столом не было. Ещё курился дымок от его сигары (порок, от которого не собираюсь отказываться, говорит Д.), что лежала в изящной белого мрамора пепельнице, но её хозяин отсутствовал. Что за наваждение? Сквозь стену ушёл? Хотя признайся, Клеммен, много ли ты о нём знаешь? Вполне возможно, что сквозь стену. Умеют же некоторые.

На столе ничего, на чём может остановиться непрошеный взор. Кроме одного. Посреди широкой крышки, полированная поверхность которой была исчерчена множеством мелких царапин, лежал конверт из грубой на вид серой бумаги. Хорошо знакомый конверт. И надпись, явная и ясная — догадается и дурак. «Клеммену». Почерк Д.

Юноша взял конверт и диковато оглянулся. Что за театр! Открыл конверт и извлёк оттуда плотную карточку, непонятно из чего сделанную. Наверное, из металла — вон какая тяжёлая. Множество символов украшали её, многие из них знакомы. В особенности две косых красных полосы в левом верхнем углу на лицевой стороне.

Юноша скомкал конверт и выбросил за плечо. Не оглядываясь: он знал, что конверт на миг вспыхнет пламенем и бесследно рассеется множеством серебристых искорок.

Намёки у Д. — иногда едва заметишь, а иногда такие же тонкие, как кирпичом по затылку. Как сейчас, например.

Венллен, Веантаи 29, 435 Д., ночь

Две красных полосы обозначают эльхарт, что многие ошибочно переводят как «ночной Храм». Правильнее сказать — теневой, невидимый, или тайный. Собственно, это и было то, на что мне было велено сменить — говоря простым языком — бордели, трактиры, прочие увеселительные заведения. Обмен, конечно, оригинальный. Как если бы вам строго-настрого воспретили питаться бурдой из картофельных очисток и разрешили только пировать в изысканных ресторанах. Идти в первый раз в эльхарт было куда страшнее, чем в бордель. Я, честно говоря, побаиваюсь всего сверхъестественного.

…Никто не знает, кто и когда придумал эльхарты . Одно понятно: было это сотни веков назад, во времена слияния культов. Наверное, жрецы придумали, или там маги. Боги любят слушать смертных и частенько пользуются их изобретениями, даже если об этом не принято говорить вслух. Для чего Храмы богам? Чтобы боги могли поддерживать себя, проявлять себя. Заодно обычаи укрепляют, мораль, всё такое прочее. Человеку, как известно, сидеть в рамках невыносимо — по крайней мере, временами. Пусть отыщется хоть один праведник, который ни разу в жизни не совершал противоправного или хотя бы не думал об этом.

Нарушая положения — как мирские, так и установленные свыше — люди показывают, что стоят выше всех запретов. Боги карают за кражу? А посмотрим, насколько они всевидящи. Порой, конечно, от гнева свыше не уйти, но какой азарт! Не одобряются любовные похождения? Так именно этим и займёмся! Раз запрещено, когда тело требует, кто ж не рискнёт?! Тут и придумали умные люди поставить на службу и светлую, и тёмную стороны жизни.

И появились притоны, бордели и прочее — где можно и надраться всласть, и накуриться дурмана, и прелюбодействовать, сколько душе угодно. Всё к вашим услугам! На любой вкус, для женщин и мужчин, для отребья и аристократов. И средний человек, тайком утолив недозволенные страсти, возвращался домой и думал, как и прежде, что смог обвести богов и господ вокруг пальца — презрев все запреты. Не подозревая, кого только что кормил и чью силу наращивал. Почти у каждого божества (которое принимало подношения от людей или их родственников — по крови или по виду) появились уальха , тёмные двойники. Принимающие не возвышенные эманации искренне молящегося, а тёмные испарения — или то, что сам человек почитал тёмным и дурным.

Всему можно найти применение.

Карточки, которые я время от времени получал от Д., позволяли попасть не в простые отделения эльхарта , а в те, что лишь для избранных. Вообще-то это мало походит на то, о чём вы могли подумать. Никто не обязывает вас заниматься здесь любовью (насколько я понимаю — какой угодно и чуть ли не с кем угодно). Тут и театр, и музыка, и игры разные — диву даёшься, где всё это помещается. Но вступив на территорию эльхарта , нельзя уйти, не принеся жертвы. Даже если она не кажется жертвой.

Те же, кто решат повернуться и уйти, могут попасть в паутину переходов, лестниц и туннелей — в наказание за попытку нарушить немногие неписаные законы тёмного мира. Что именно ждёт таких, не знает никто. В Венллене эльхарт принадлежит Кеввенмеру, некогда местному богу-покровителю, а ныне — одному из многочисленных обликов Солнечного Воина. Чей крупнейший храм находится именно в Венллене. Не думаю, чтобы старина Кеввенмер был в большой претензии, ведь эльхарт принадлежит ему безраздельно. Любит, говорят, припугнуть отступников привидениями и сырыми мрачными подземельями.

…И я решился. В конце концов, клин клином. У меня возникло дикое желание либо напиться (ни разу не реализованное: тем, чем там угощают, не напьёшься до одури), либо что-нибудь сломать. Спеть что-нибудь неприличное. Хитёр Д., ничего не скажешь. Сунув карточку в карман, я отправился ко входу в нужное мне место. Первый раз я долго его искал: Д. не утруждал себя объяснениями, а посему — ищи, пока не отыщешь. Как оказалось, лучшим решением было ходить по ночному городу, не намереваясь никуда прийти. Спустя каких-то полчаса ноги вынесли меня в неприметный переулок, в котором была незапертая дверь — старая, деревянная, полусгнившая. Хорошая аллегория.

Попытался бы я так пошататься по родному Веннелеру…

У входа вас встречала неизменно улыбающаяся представительница прекрасного пола (возможно, женщин встречают иначе) и забирала карточку. Разовый пропуск. Такой должен стоить бешеных денег — если судить по тому, что ожидало впереди.

Эффект был очень странным. После одного посещения эльхарта мир становился куда более удобоваримым как минимум на неделю, а то и на две. Что-то, конечно, там изымали, но последствия были неизменно приятными. И слушать, как Пройн с сальными глазками, рассказывает об очередных своих победах на любовном фронте, было уже не тоскливо, а смешно. Как ребёнок с гордостью рассказывает о вылепленной из глины фигурке, страшно гордый собой и уверенный — никто не вылепит лучше!

…Меня встретили так же радушно, как и всегда. Но карточку забирать не стали. Наоборот, посмотрели с немалым уважением, и стали относиться с ещё большим вниманием — если о большем внимании можно говорить. Надо будет узнать у Д., почём подобная карточка. Хотя нет, вначале надо разбогатеть — вдруг потребует расплатиться в уплату за любопытство.

Как следует разбогатеть.

Венллен, Веантаи 29, 435 Д., после полудня

— Пришла, — произнёс Д. неожиданно и поднялся из-за стола. — Идём.

Клеммен вздрогнул, очнувшись от раздумий. Кто пришёл? Ни в одну из дверей никто не проходил. Но тут же вспомнил, как Д. испарился этой ночью (ох и длинная выдалась ночь…) и не стал удивляться.

За второй дверью находился длинный коридор — идти по нему было несколько странно: человека словно отсекало от всего окружающего мира. Здесь было абсолютно тихо, прохладно и спокойно. Неестественно спокойно. Но Д. невозмутимо шествовал впереди, и Клеммен, который и сам был здесь не в первый раз, не очень-то удивлялся. Хотя привыкнуть к подобному очень трудно.

Когда за их спинами закрылась следующая дверь, юноша увидел то самое высокое начальство, и непроизвольно отступил на шаг. Зрелище было и редким, и непривычным.

И сразу же вспомнились события годичной давности.

Все в детстве слышали сказки про всяких чудовищ.

Я не исключение. И про драконов мне рассказывали, естественно, и про страшных подземных ящеров, пожирающих похищенных у людей младенцев. Про птиц-невидимок, стерегущих несметные сокровища в восточных дебрях. Про ольтов тоже рассказывали. Правда, ничего лестного в этих рассказах не было. Так-то я и начал сомневаться: насколько мудры подобные сказки?

Точнее говоря, сомневаться я начал где-то год назад, когда впервые увидел штаб той организации, в которой, возможно, буду состоять. Потому что разом увидел всех тех чудовищ, о которых так много слышал.

Честно говоря, самообладания мне не хватило. Хорошо хоть, просто замер и глаза вытаращил. А они все сидят, смотрят на меня некоторое время… и продолжают свою беседу как ни в чём не бывало.

Начальница у Д. рептилия. По словам Д., только в течение последних тридцати лет, когда Наблюдатели разделились на несколько отдельных организаций (каждая со своим руководством, но с совместным координационным органом). Так вот, только с этого момента в высшие эшелоны всего этого стали попадать и люди. Странно это… Значит, вопросами безопасности у нас на Ралионе отродясь занимались нелюди? Вначале я не поверил. Но никто не предлагал мне иных истин. И уж тем более не собирался ни в чём убеждать.

— Ясно, — произнесла она (никак не поймёшь, он это или она — даром что практически без одежды). — Ну что же, посмотрим, — а сама в глаза мне смотрит. Страшный взгляд, надо признаться. Словно фермер на корову на ярмарке — покупать или нет? Неприятно мне стало от этого взгляда. По-моему, я такого не заслужил. Однако и здесь меня ждало разочарование. Д. и всем остальным на мои переживания было наплевать. Пока его начальница (её имя мне никто говорить не торопился — всё, что я знал, так это то, что оно, кажется, начинается на «К») оценивала меня, все остальные о чём-то беседовали. Изо всех сил я пытался не глазеть по сторонам. Ох и странная компания! Нет, дорогие мои, что-то очень неправильное в мире творится. Либо все эти нелюди не такие уж кровожадные, либо Д. им продался. Чему верить? Чувствую, дышать трудно — так разволновался, а тем временем ощущаю, как взгляд К. по мне путешествует. По всем местам…

— Всё понятно, — произнесла она, наконец. — Благодарю вас, — это она мне.

Как я оказался на улице, уже не помню. Д., по своей привычке, не появлялся несколько недель. А появившись, продолжил наши с ним занятия — словно ничего особенного не случилось.

Вот так и отучаешься удивляться. И непонятно, хорошо это или плохо.

— Ясно, — произнесла К. В точности таким же тоном, что и год назад.

Правда, на этот раз в комнате — затянутой полумраком, с тремя медленно тлеющими ароматическими палочками и шестью горящими свечами — их было трое. Рептилия стояла шагах в десяти, чуть наклонив голову, молча смотрела на юношу. Чтобы отвлечься от завораживающего взгляда золотисто-зелёных глаз, тот принялся считать количество предметов её одежды. Получилось двадцать восемь. Как интересно! Кроме обруча на голове и тяжёлого медальона, все прочие кольца, браслеты и остальное менее всего казались чем-то единым, логически связанным. Наоборот, в том способе, в котором они располагались на её теле (в том числе на широкой портупее), глаз не мог уловить ничего соразмерного.

На первый взгляд.

Спустя некоторое время Клеммену стало казаться, что он замечает некий порядок. Символы, изображённые на украшениях, становились смутно понятными, но тут рептилия пошевелилась и юноша вздрогнул.

— Ну что же, начнём, — кивнула она. — Подойди ко мне.

Клеммен оглянулся. Д. кивнул.

— Подойди к ней вплотную и прикоснись, — ответил Д. серьёзно. — К руке или плечу. Давай.

Только не смотреть ей в глаза, подумал юноша, пожимая плечами. Не зря говорят, что у взгляда рептилий особые гипнотические свойства. Смотреть куда угодно, только не в глаза…

Шаг. Ещё шаг. Тоже мне, испытание. Ещё шаг. Интересно, почему именно к руке или плечу? Д. долго распространялся о людях и ещё дольше — об ольтах, но вот об этих… как их звать? У нас их называют хенсел , но это слово, наверняка, искажённое. Да и смысл у него, мягко говоря, оскорбительный. Вот невезение! Ни разу Д. не упоминал, как они называются, иначе я бы запомнил…

Ещё шаг.

Словно ветер подул в комнате. Встречный. Тихо вначале, затем всё сильнее. Пришлось нагнуться, каждое движение вызывало сильное противодействие. Комната куда-то поплыла, стала нечёткой. Но очертания К. оставались прежними. Вокруг рептилии разгорался зеленоватый ореол. Ещё шаг. Что такое? Она удаляется! Клеммен, стиснув зубы, рванулся изо всех сил… и тут его сдуло, поволокло куда-то назад, со страшной силой. Сейчас ударит о стену и размажет по ней…

Клеммен поднялся на ноги. Отряхнул одежду. Как странно… сделал всего пять шагов! И никуда она на самом деле не девалась! Что это такое? Магия?

— Совсем неплохо, — отметила К. одобрительно. — Продолжаем.

Д. прошёл к дальней стене и открыл там дверцу. Поманил Клеммена рукой. Тот двинулся послушно; рептилия присоединилась к нему, двигаясь чуть позади. Вопреки распространённому заблуждению, двигалась она бесшумно, по-своему грациозно и дышала едва слышно. Только постукивали одна о другую части её «одежды».

У дверцы Д. остановил своего ученика и завязал ему глаза полоской плотной чёрной ткани.

— Когда я сниму повязку, оставайся с закрытыми глазами, — произнёс невидимый теперь Д. — Откроешь по моему приказу. Не забудь!

Некоторое время что-то происходило вокруг Клеммена. Что именно, понять было трудно. Что-то двигали, шуршали не то бумагой, не то чем другим. Наконец, повязку сняли.

— Последний совет, — прохладная рука вложила что-то небольшое и округлое в правую ладонь Клеммена. Голос принадлежал К., рука — видимо, тоже. — Если заметишь что-нибудь опасное для жизни, сожми покрепче или брось на пол. Запомнил?

— Запомнил, — свой собственный голос показался чужим. Что они затеяли?

— Открой глаза.

Он открыл.

Прямо перед ним — слабо освещённый свечами участок стены. На нём светящимся составом изображён причудливый символ. Какой-то иероглиф. Клеммен скользнул взглядом по изгибам и пересечениям линий, крепко зажмурился — по глазам словно хлестнули огненным хлыстом.

Его словно огрели по голове тяжёлой, но мягкой дубиной. В голове загудело, ноги подкосились. Позади раздалось злобное рычание. Символ засиял нестерпимо, обжигая лицо, и юноша, прикрыв лицо левой ладонью, оглянулся…

Целая армия чего-то жуткого мчалась на него. Чёрные кони, из-под копыт которых летели искры, всадники-гиганты, вооружённые ржавыми копьями. Вместо лиц из-под забрал выглядывали голые белые черепа… Что-то немилосердно жгло затылок.

Клеммен перепугался не на шутку. Время замедлилось, поползло. Он отступил, зная, что не успеет убежать, поднял руки перед собой и увидел, что сжимает правую в кулак.

Что там?

В кулаке оказался небольшой камушек неправильной формы. Тут сквозь клубящийся в голове тяжёлый туман прорезались слова. «…брось на пол…»

Пола не было. Была каменистая земля, усыпанная ослепительно белым песком. Клеммен размахнулся, чтобы бросить камушек, но руки онемели, и камень выскользнул из ладони, упал и покатился.

Он поднялся на ноги, ощущая тошноту и хватая ртом воздух. Хороши экзамены, нечего сказать. Что его, угробить решили? Таким странным образом? Голова болела непереносимо, и Клеммен понял — стоит ему произнести хотя бы слово или пошевелить головой, как его стошнит. Комок величиной с арбуз прочно завяз в горле.

Что-то коснулось его головы.

Тошнота и головная боль тут же схлынули. Краткий миг — и их не стало. Звенящая пустота наполнила голову. Клеммен открыл глаза. Рептилия стояла рядом с ним, прижав свою ладонь к его затылку. Заметив удивлённый взгляд, кивнула и отошла в сторону.

— Что это… — начал было Клеммен, поворачиваясь, чтобы указать на коварный символ, и осёкся. Ни в коем случае нельзя смотреть на него!

Д. улыбнулся.

— Молодец, — ответил он. — Поступаешь правильно. Не беспокойся, там ничего уже нет.

Клеммен осторожно повернулся. Просто стена, скупо освещённая дрожащими язычками двух свечей. И всё.

— Я довольна, — произнесла К., прижав ладони к груди. — Приношу извинения, Клеммен, за причинённые неудобства. Это наименее мучительный способ.

— А как же экзамены? — спросил юноша, часто моргая. — Извините, Д., если я чего-то не понимаю…

— Оба экзамена сданы успешно, — ответил Д. — Даже если тебе показалось иначе. Теперь некоторые формальности — и сможешь приступать к новой работе.

Втроём они вернулись в предыдущую комнату и уселись — К. за стол (сидение было причудливым и довольно высоким — наверное, потому, что сама она была всего-то метра полтора ростом), Д. и его ученик напротив.

— Действуем обычным образом, — объявила К., сделав несколько пометок на листе бумаги. — Две недели на подготовку. Вначале придётся работать дежурным, но с этого начинают все. В течение двух недель вы, Клеммен, можете отказаться работать с нами.

— С кем? — не понял Клеммен. — Извините, но я хотел бы знать, где я буду работать.

— Названия как такового нет, — пояснил Д. — Будешь заниматься расследованием разного рода дел по заказу Наблюдателей или родственных организаций. Своего рода бюро расследований.

— А что… я могу отказаться?

— Можете, — кивнула К.

— Можешь, — кивнул Д.

— И ничего не случится?

К. непонимающе посмотрела на Д., а тот рассмеялся.

— Случится, случится, — пообещал он. — Мы отрежем тебе голову и зажарим на обед то, что останется. Разумеется, ничего не будет. Выйти можно в любой момент. Правда, придётся забыть всё время, которое работал в Бюро.

Юноша долго смотрел то на человека, то на рептилию.

— Так просто? После того, как вы потратили столько сил? — о деньгах он предпочёл не вспоминать.

— Почему бы и нет? — пожал плечами бородач. — Но обратного пути у тебя не будет. Займёшься, чем сможешь… но уже сам по себе.

— То есть это — на всю жизнь? — усмехнулся Клеммен невесело.

— Как правило, да, — ответила рептилия. — Но за вредность полагается и хороший отдых, и разумное вознаграждение. Последнее слово за вами.

— Я должен решить прямо сейчас?

— Нет, — Д. переглянулся с рептилией, и та кивнула. — В течение двух недель. Первое время я буду тебе помогать… впрочем, помогать-то я буду всегда, но первое время — особенно много. Твоим непосредственным начальником будет она, — указал он на рептилию.

— А ваши имена мне знать не положено? — спросил Клеммен, не удержавшись.

— Моего имени не положено знать даже мне, — вздохнул Д. — А её она назовёт, если захочет.

Клеммен почувствовал, что в нём борются два желания. Первое — убежать подальше. Во-первых, у него руки растут откуда положено, и заработать на жизнь будет не так уж сложно. Ну их подальше, с тайнами и расследованиями!

Миг спустя это желание как-то прошло. Само собой. И второе желание — согласиться — стало не менее сильным. Всё же он некоторое время сидел и делал вид, что изо всех сил размышляет.

— Я согласен, — произнёс он, наконец, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Увы, старался он напрасно.

Оба его собеседника кивнули и вновь переглянулись.

Парк Времени, Каммтон 5, 435 Д., утро

— Правда, незабываемое зрелище? — Д. наслаждался видом. Я, отчасти, тоже. Признаться, это походит не на парк, а на руины. Живописные, красивые, но руины. Жалко, что начало работы приходится на Каммтон, самое начало лета. Эх, сейчас бы искупаться…

— Действительно, — отозвался я. — А что мы тут забыли?

Он посмотрел на меня, как будто я сделал что-то неподобающее.

— Странно, — выговорил Д., почёсывая затылок. — Мне казалось, что подобные вещи тебя заинтересуют. Ну а потеряли мы здесь некоторых хороших знакомых. Дел пока нет, отчего бы не отдохнуть? Или у тебя иные планы?

Так я ему и сказал! Правда, я уже успел — надеюсь, незаметно для Д. — осведомиться, куда именно уехала та памятная выставка… оказалось, далеко на юг, в Оннд. Не судьба мне в ближайшее время снова встретиться с…

— О, посмотри-ка вон туда! — Д. приставил ладонь ко лбу, вглядываясь в южном направлении. — Вот, кстати, очень интересная личность. Ну-ка…

Силуэт вдалеке шевельнулся и Д., убрав ладонь, удовлетворённо кивнул и улыбнулся.

— Чёрточка, — пояснил он. — Давай, парень, познакомься с ним. Рано или поздно придётся. Очень интересный собеседник.

— Что за чёрточка? — опешил я. Ничего общего силуэт в оранжевой одежде с чёрточкой не имел. Напротив, приземистый, толстенький… ничего не пойму!

— Давай-давай, — поторопил меня Д., не переставая улыбаться. — Не то ускользнёт.

Я пожал плечами и отправился в путь. Конечно, здесь полным-полно интересных штуковин, но Д. прав: голова у меня совсем другим забита. А напрасно. Надо как-то произвести впечатление на Бюро… поскольку, откровенно говоря, я так и не понял, с чем именно придётся сталкиваться.

…Невысокий человек в оранжевой рясе. Что-то я про таких слышал. Опять же, не очень лестное. Гхм. Ну и что я должен делать? Ладно, для начала поздороваемся, а там видно будет.

— Здравствуйте, — Клеммен остановился шагах в пяти. Человек в оранжевом сидел, устремив взгляд на невысокую каменную плиту прямо перед собой и пытался, судя по движению головы, что-то разобрать на ней. При звуках голоса он встал, оглянулся, поправил съехавшие с носа очки и вежливо поклонился.

Клеммен поклонился в ответ.

— Д. сказал, что мне стоит познакомиться с вами, — честно признался Клеммен в ответ на вопросительный взгляд. Выражение лица у человека было на редкость загадочным. Отчасти — хитрым.

— А, так вы его новый ученик! — воскликнул он. — В таком случае, вас зовут Клеммен. Очень приятно. Я — У-Цзин.

— Уцзин?

— Нет, У-Цзин, через чёрточку, — поправил человек с важным видом, и Клеммену потребовалось немало усилий, чтобы не улыбнуться.

— А в чём разница?

У-Цзин укоризненно посмотрел на нового знакомого.

— Неужели вам не говорили, насколько бережно нужно обращаться с именами? Потому, что его полагается писать и произносить именно так, а не иначе.

— Понятно, — кивнул Клеммен, всё ещё борясь с неуместным смехом. — Извините.

— Не за что, — У-Цзин махнул добродушно рукой. — О, вот и он сам. Очень хорошо, очень хорошо. Нам найдётся, что обсудить…

— Скажите, — Клеммен неожиданно вспомнил то, что всё время прорывалось сквозь толщу других воспоминаний. — А это не про вас ходит столько странных историй? Ну там, про всякие беспорядки, про то, как вы милостыню собираете…

— Вряд ли это всё про меня, — пожал плечами У-Цзин. — Я здесь не так уж долго. Хотя и я являюсь потомком того же славного предка, от которого посчастливилось произойти моему предшественнику, Унэну…

— У-нэну?

— Нет, просто Унэну, без чёрточки, — поправил Чёрточка. Надо не забыть никогда не называть его так, подумалось Клеммену. Вряд ли ему понравится. Во всяком случае, сейчас. — Он никогда не относился к именам с должным почтением. Вот о нём действительно ходит множество легенд. Вполне возможно, — он поправил очки, — что и я когда-нибудь так же прославлюсь.

— А что с ним, кстати? — вступил в разговор Д. — Здравствуй, Уцзин.

— У-Цзин.

— Виноват. Никак не могу запомнить.

Чёрточка снисходительно улыбнулся.

— Брось, Д., — отозвался он. — Тебе лишь бы посмеяться. А Унэн просто ушёл от дел. Последние события его несколько утомили. Странствует где-то, надо полагать. Ищет приключения на свою… — он оглянулся. — …шею. А что? Что-нибудь передать?

— Да нет, мы, собственно, к тебе. Молодому человеку могла бы пригодиться твоя школа. Как считаешь?

— Не вижу препятствий, — У-Цзин был явно обрадован. — В монастыре через шесть дней пройдут показательные выступления. Встретимся после них, да и обсудим…

Разговор надолго не затянулся: Чёрточка куда-то спешил, и задерживать его было невежливо.

— Пошли, — тихо шепнул Д., — расскажу о здешних экспонатах. А там, глядишь, ещё кто-нибудь появится. Вообще, это очень полезный Парк: все, с кем тебе полезно встретиться, рано или поздно сюда придут. Своего рода заколдованное место.

Он ошибается, подумал Клеммен со вздохом. Сюда придут не совсем все, с кем я хотел бы встретиться. Однако, Д. прав. В голове по-прежнему беспорядок. Попытаюсь послушать его, хотя, видят боги, мне это совсем не интересно. Попросить, что ли, какое-нибудь снадобье, чтоб помогало забывать то, что хочется?

Мысль по здравом размышлении показалась глупой до невозможности.

434 Д., весна

— Значит, так, — Д. рассеянно почесал подбородок и подошёл поближе к окну. По ту сторону простиралось море. Где это находилось, не вполне понятно — но вдалеке от Венллена. Без магии тут не обошлось. А меня всё заставляет руками делать, подумал Клеммен с лёгкой обидой. Зачем?

— Значит, так, — Д. вернулся к дальней стене. На ней находилась небольшая доска, а рядом — указка-мелок. Прикосновение указкой к доске приводило к появлению линии — чем ближе, тем ярче. Интересно, магия или искусная механика?

— Значит, так, — повторил он в третий раз. — Первое время мы будем работать на востоке. Следовательно, надо разобраться с тем, кто такие ольты. Они настолько похожи на людей, что все по привычке и считают их людьми. Но это серьёзная ошибка; ольты ни в коей мере людьми не являются, хотя выглядят так же, питаются тем же, а от браков с людьми способны приносить потомство.

— Не люди? — Клеммен удивлённо поднял брови. — Как это?

— Никто не сможет ответить, — Д. говорил без тени улыбки. — Мы ещё вернёмся к этому вопросу. Начнём с экскурса в историю.

Ольты, — продолжал он, — принципиально отличаются от нас тем, что не умеют стареть. Не знают болезней. Их не подгоняет ограничение человека: малый срок жизни. Это полностью изменило их; они давно уже не люди. Внешне — да, но не внутренне.

Ольты, условно говоря, делятся на сообщества, именуемые наэрта . Слово не имеет точного перевода; оно сродни человеческому понятию «род», но не совпадает с ним. Наэрта отличаются одна от другой, как, скажем, люди из разных социальных групп. Или как люди, говорящие на разных языках. Хотя язык у ольтов общий.

— Постойте, постойте, — Клеммен поднял руку ладонью вверх. — Вы же говорили, что нет такого понятия — ольт вообще. А теперь говорите, что «у ольтов общий язык».

— Многие из людей, — ответил Д., — в состоянии понять друг друга — отчасти. Жесты, знаки, символы. Хотя между ними может быть огромная, непреодолимая пропасть — взять первобытные племена на западе континента и, скажем, людей из цивилизованного юга. Так и наэрта : они всегда распознают чужака, но в состоянии понять одна другую. Необходимо, чтобы ты научился оставаться невидимым для них. Казался своим.

— Но зачем?

— Видишь ли, — Д. уселся поближе и положил указку перед собой. — Нам предстоит иметь дело с необычными явлениями. С загадками. Надо заставить человека — разумное существо — открыть как можно больше. А для этого надо казаться «своим». Вызвать доверие. С Людьми это сравнительно просто… а вот с остальными — даже с теми, кто похож на Людей — совсем непросто.

— А магия на что?

— Магия, — вздохнул Д., — имеет и оборотные стороны. Говоря о магии, ольты чуют её, как собака — запахи. Нет, если ты хочешь казаться естественным, нельзя прибегать к магии. Я возлагаю большие надежды именно на тебя. Я уже «баловался» магией — и с тех пор меня чуют за версту.

— А сколько всего наэрта ?

— Двадцать восемь.

— Мне же жизни не хватит изучить их обычаи!

— И не потребуется, — Д. вернулся к доске. — Мы коснёмся семи самых влиятельных. Многие наэрта малочисленны — скажем, Танмаи, Аваир, Авариан. Во всех их ритуалах есть схожие мотивы; изучив основные, ты сможешь полагаться на интуицию там, где знаний будет недоставать.

— Это невозможно, — уныло опустил голову юноша.

— Не огорчайся, — усмехнулся Д. — Ольты твёрдо убеждены, что тот, кто в совершенстве осваивает обычаи и порядки наэрта, сам становится её членом.

— Вы это серьёзно?! — поразился Клеммен.

— Совершенно.

— И что… бессмертие тоже?!

— Так они полагают.

— Ну ладно, — Клеммен скептически улыбнулся. — Тогда попробуем.

— В заключение вводной лекции, — Д. сложил указку, махнул ей в сторону доски (отчего всё написанное на ней исчезло). — Помни: не используй привычных аналогий в отношении к ольтам. Их общественное устройство может быть самым разным: Венллен — конфедерация; Сеаринх — монархия; острова Хеверт — республика, и так далее. Наэрта выше всех видимых различий и порядков. Никогда не забывай этого.

Парк Времени, Каммтон 5, 435 Д., ближе к полудню

— Не пойму я, — Клеммен оторвался от изучения Всевидящего Глаза и поднялся на ноги, отряхивая колени. — Тут собрано столько всего… и что, любой может прийти сюда вот так, запросто?

— Разумеется, нет, — ответил Д., задумчиво глядя на сферу из горного хрусталя, в которую были впаяны девять других сфер, поменьше. — Не так просто. В Парк не попасть, пока не получишь соответствующего разрешения. А получить его не так просто.

— Но зачем? — юноша обвёл глазами Парк. Ничем вроде бы не прикрыт, не защищён, — входи, кто хочет. — Сюда же попасть легче лёгкого.

— Вот чем подлинная магия отличается от показной, которую на ярмарках демонстрируют, — поучительно ответил Д., кивнув в сторону Глаза. — На первый взгляд — заходи, кто хочешь. А на деле — пока не позволят, не войдёшь. Вот кто охраняет Парк.

— Глаз? — ошарашенно переспросил Клеммен. — Так он что — живой?

— Инструментальная магия всегда походит на жизнь, — кивнул Д. — Полного описания его свойств не сохранилось, никто не помнит всех управляющих формул. Глаз сам отыскал себе хозяина и следит, чтобы без воли хозяина никто не вторгался в пределы Парка.

— А кто хозяин? Тоже страшная тайна?

— Да нет, отчего же. Ректор Университета. Там, в Венллене, — Д. указал рукой на восток. — Без его согласия сюда никто, кроме тварей неразумных, не войдёт.

— А если я, скажем, путешественник? Вот и войду сюда — причём без всякого злого умысла.

— Если без умысла, — Д. вновь оглянулся, в поисках новых посетителей, — то ноги тебя сюда просто не приведут. Как бы сами собой. Так что не беспокойся, приятель, здесь — одно из самых безопасных мест в мире. Если, конечно, не баловаться с экспонатами.

— Да уж… — Клеммен вновь присел перед Глазом и осторожно положил ладонь на малую, рубиновую сферу, обращённую к небу. Ладонь укололо — не сильно, словно комар укусил — и юноша, отдёрнув руку, улыбнулся. По всем девяти сферам пробежала тёмная волна, и вот они вновь прозрачные и яркие. Глаз моргнул.

— Не стоит этого делать, — отозвался Д. — Пока Глаз мигает, он не следит за границами. Вроде бы это не очень опасно, но всё же.

— Как же он позволил мне прикоснуться? — Клеммен с сомнением посмотрел на наставника. — Это что, самое слабое место в обороне?

— Вроде бы нет, — Д. явно недоумевал. — Обычно он выражает недовольство гораздо энергичнее. Тебя пожалел, видимо. Ну ладно, пошли. Я заметил ещё кое-кого.

Этим «ещё кое-кем» оказалась птица. Флосс, как Д. их называет. Смотрел я на него краем глаза — ну и, понятное дело, в глаза, когда сам с ним говорил. На что уж у К. глаза завораживающие — только глянь, и ты попался — но эти казались куда страшнее. Как необычно — горизонтальные зрачки! Д. упоминал, что один флосс может собрать и напустить на обидчика целую армию всего, что есть вокруг живого, и я сейчас вовсе не считал, что это преувеличение. Нет рук у них, у пернатых, только ноги; ходить могут очень медленно и неуклюже. Но ущербными их не назовёшь. Признаюсь, мне вновь стало завидно.

— День добрый, Шангуэр, — приветствовал его Д. и флосс слегка развёл крылья, одновременно сдвинув уши вместе. Конечно, это не уши, а перья… но уж очень похожи.

— День добрый вам обоим, — отозвался тот. Собственный голос у них своеобразный — видимо, для них Среднее наречие тоже не подарок. Вообще-то флоссы могут общаться с собеседником мысленно — передавать сказанное прямиком в мозг — хоть одному собеседнику, хоть нескольким сразу. Но отчего-то они предпочитают говорить с нами естественным образом. Надо выяснить, почему.

— Отдыхаешь? — Д. уселся на траву рядом с камнем. Я последовал его примеру. Флосс пошевелил «ушами», что означало «да».

— Работы почти нет, — пояснила птица на словах. — Можно думать, о чём хочется. Словно не патруль, а прогулка. Давненько такого не было.

Флоссы живут сравнительно недолго — лет шестьдесят. Что означает «давненько»?

— Спокойствие — это превосходно, — Д. кивнул. — Наверное, нехорошо так говорить, но когда работы нет, я радуюсь.

— Я тебя огорчу, — Шангуэр (полное его имя Шангуэр-Орис анс Хар — имя для «посторонних», конечно, не настоящее) вновь пошевелил перьями на голове. — Тебя недавно искали. Не слишком срочно, но тем не менее. А это наш новый расследователь?

— К вашим услугам, — я чуть наклонил голову. Странные он слова употребляет. Официально мой пост называется «ненгор », то есть, попросту, выездной инспектор.

— Благодарю, — и флосс, безо всякого предупреждения, взмыл в воздух. Один миг — и его нет. Я долго вглядывался в сторону, откуда только что доносились звуки бьющих по воздуху крыльев, но тщетно. Ни следа. Чудеса, да и только!

— Странный он, — осмелился высказаться я и Д. кивнул.

— Зря стараешься, — он поднялся. — Всё равно не увидишь. Зря их, что ли, невидимками зовут. Ну ладно. Я пошёл в контору, а ты, если хочешь, оставайся пока здесь. Будешь нужен, вызову.

И Д. отправился куда-то в сторону. По пути поднял руку к шее и растворился в воздухе. Не останавливаясь. Ловко! У меня такая штуковина тоже есть. Я спрашивал у Д., не пристаёт ли… так сказать, «запах» магии к тем, кто её употребляет. Он сказал, что нет. Почти все мало-мальски сложные изделия в той или иной мере магические — в широком смысле. Так что пользоваться можно чем угодно. А заниматься магическими науками — с великой осторожностью…

И ещё он строго-настрого велел не увлекаться телепортацией. Сказал коротко: вредно для здоровья.

Я ещё немного побродил вокруг, после чего направился к озерцу неподалёку. Деревья разных пород тут растут обособленно — смешанного леса почти нет. Я выбрал ясени, сел под ближайший. Д. питает пристрастие к сухарикам и я, видимо, вдогонку, тоже иногда покупаю. Выяснилось, что не так уж они и плохи, сухарики, в особенности, если их запивать здешней водой.

Ума не приложу, как удаётся выращивать на территории одного и того же Парка такую уйму разных деревьев. По всем законам природы, такого быть не может. Но ведь растут. Где-то в северной части есть, поляна с каменными дубами. Древнейшие деревья на планете. Редкие, стойкие и очень интересные. Для меня, правда, что обычный дуб, что каменный…

Откуда-то возникла белка и немедленно потребовала подношения.

Съела пару сухарей с ладони и, зажав ещё один в зубах, ускакала прочь — прятать. Теперь надо очень быстро их доедать. Иначе не успокоится, пока все не перетаскает. И попробуй не дать: здешние белки длиной иногда сантиметров под сорок. Не считая хвоста. С радостью угостишь, только чтобы не связываться.

Тень легла рядом с Клемменом. Он не сразу заметил её, наблюдая за ловко скачущим к своим соснам грызуном. А когда повернул голову, то первое, что заметил — протянутую ладонь, и на ней — три небольшие чёрные ягодки.

Если бы не глаза, её можно было бы не узнать. Ольтийка была в светло-зелёной рубашке и тальва , разновидности брюк. Правильно, ольты всю жизнь живут среди деревьев, а по настоящему лесу в юбке или платье не очень-то походишь. Светло-серебряный обруч на голове сменился другим, изумрудно-зелёным, и только медальон со знаком, похожим на «Y», остался тем же.

На сей раз Клеммен сохранял ясность мышления. Относительную, конечно. Девушка (Клеммен выяснил, ей не более двадцати «настоящих» лет) терпеливо ждала, продолжая протягивать ягоды.

Словно во сне, Клеммен взял их, все три, не прикасаясь к её ладони и некоторое время смотрел на них. Понятия не имею, что за ягоды. Ну да ладно… он положил одну в рот и легонько прижал языком к нёбу. Ягода тут же лопнула терпким кисловатым соком. М-м-м, вовсе неплохо…

Всё-таки уроки Д. даром не прошли. Самому Клеммену все эти обмены символическими действиями давались поначалу нелегко: его-то обучали казаться естественным. Но раз всё получалось само собой, и актёр на сцене не отличал себя от персонажа, то в чём разница?

Он протянул оставшиеся ягоды обратно.

Она взяла одну, и тоже положила в рот.

Шорох позади. Белка была тут как тут. У человека оставались ещё сухарики, верно? После краткого раздумья юноша протянул зверьку ладонь с оставшейся ягодой.

Белка некоторое время принюхивалась к ягоде, затем взяла её — осторожно, не сдавливая когтями — и уплела, не успел он и глазом моргнуть. Напомнила, что ей нужны сухари.

Клеммен рассмеялся и извлёк из кулёчка ещё один. Белка схватила добычу, и её словно сдуло ветром.

Ольтийка сидела рядом, по другую сторону ручейка.

— Ненгор , — произнесла она, наконец. — Редкая профессия. — В голосе её прозвучало уважение.

— Я только что сдал экзамены, — признался Клеммен. — Ещё не работал ни единого дня. А ваша выставка ещё здесь?

— Выставка в пути, — девушка посмотрела в сторону невидимого отсюда города. — Только мои работы никуда не уедут.

При других обстоятельствах Клеммен тут же начал бы расспрашивать — отчего, почему и так далее. Но, несмотря на частичный паралич мышления, он ощутил в её интонациях то, чему так долго обучался у Д.

Таэркуад . То, чем не полагается интересоваться. Одно из непроизносимых слов.

— Интересное здесь место, — вздохнул Клеммен, не желая затягивать паузу. — Хотелось бы бывать здесь, когда захочется. Уж очень красиво.

— Хотите, покажу, где мне нравится больше всего? — ольтийка смотрела ему в глаза, улыбаясь. — С самого детства там бываю.

— С удовольствием, — Клеммен поднялся на ноги и оглянулся. Белки поблизости нет. Какое счастье…

— Она не вернётся, — произнесла девушка уверенно. — Идёмте.

И, не оборачиваясь, направилась куда-то на юг. Клеммен шагал следом и втайне надеялся, что Д. не вспомнит о нём… ну, скажем, в течение ближайшего часа.

— Извини, что отвлёк, — Д. не улыбался, но глаза выдавали его. — Начинается повседневная работа, ненгор . Твоё первое задание.

— Сдаётся мне, Д., вы это нарочно, — вздохнул Клеммен. Сигнал от начальника оборвал девушку на полуслове, Клеммен был вынужден немедленно откланяться. Несмотря на раздражение, попрощался он с ней безукоризненно. Д. бы понравилось… чтоб ему лопнуть!

— Посмотри-ка в зеркало, — велел начальник. Клеммен повиновался. — Посмотрел?

— Посмотрел.

— Понял?

— Понял, — отозвался Клеммен неохотно.

— Ну и отлично. Через час, здесь же. Приведи себя в порядок, пообедай… ну и так далее.

3. Привкус меди

Киэнна, Лето 5, 435 Д., 9-й час

Чтобы не путаться в летоисчислениях, буду впредь указывать даты, так сказать, по-людски.А не то надо бы и год писать не от пришествия Дайнера, а от таинственного Рассвета (как положено у многих ольтов). Надо выяснить, в конце концов, что же это за Рассвет такой.

Странное имя — Киэнна — для человеческого поселения. Ольтов здесь кот наплакал. А слово, без сомнения, ольтийское — что-то вроде «горячих камней» означает.

Первые три дела я благополучно провалил. Как бы это точнее сказать… не осознал, что там к чему. Хвала богам, Д. всякий раз брал инициативу в свои руки, когда становилось ясно, что я сделал всё, что мог.

— Ничего страшного в этом нет, — говорил он всякий раз, после того, как задание было выполнено. — Если это не войдёт в привычку.

— А у вас были нерешённые дела? — спросил я, не удержавшись.

— А как же, — ответил он. — Первые двенадцать раз я тоже ничего не мог понять. Но мне тогда было за сорок, а тебе гораздо меньше. Кроме того, раз нам дела передают после того, как все остальные отказались, сильно огорчаться не стоит.

Первое дело было о порче. Выяснилось, что торговец, на которого она обрушилась, использовал листки, выдранные из старой книги, в качестве обёртки для рыбы. Только Д. обратил внимание на книгу… в том смысле, что придирчиво изучил все её страницы. Само собой, отыскал вредоносные заклинания, большей частью неактивные.

— Хорошо ещё, что сам и пострадал, — прокомментировал Д. — Ищи потом покупателей по всему свету.

Я удивился, что властям мы почти ничего не рассказали. За подобную изобретательность полагался как минимум баснословный штраф. А нам положено либо сообщать всё, либо ничего.

— Покрывать преступника — это правильно? — удивился я.

— Это научит его, с чем стоит связываться, а с чем нет, — пояснил Д. — Если за ним хоть что-нибудь заметят в следующий раз, ответит сразу за всё. Возможно, это кажется не очень правильным, но зачем сразу же ломать человеку жизнь?

— Интересно получается, — отвечаю. — И сколько таких уже? Несколько тысяч?

— Не меньше десятка тысяч, — ответил Д. — А что?

— Что станем делать, когда их станет несколько миллионов?

— Многим из таких предупреждений больше не требуется, — Д. посмотрел на меня снисходительно. — Нашей службы опасаются больше всего, наши вердикты — окончательные. Понимаешь? Незачем сразу одевать камень на шею всем, кто споткнулся, по глупости или даже по умыслу. А что до миллиона… ты думаешь, мы сидим и за всеми смотрим? Делать больше нечего! Помнишь «просеивание»?

Ещё бы я не помнил! Самая нудная работа — сбор информации о человеке или месте. И кропотливая, и однообразная. Высокопоставленные инспектора этим не занимаются.

— Ну так вот, — продолжает Д. — Так и делается. Берём, образно выражаясь, наугад несколько имён и проверяем. Причём так, чтобы слухи об этом обязательно распространились. И непременно — чтобы все знали о вердикте. Чист — похвалим и громко скажем, что довольны. Во что-то впутался — даём вторую и последнюю возможность оправдаться. Ну а дальше… — он провёл ребром ладони по горлу.

— И что, власти не возражают против такого?

— Многие возражают. Однако услуги специалистов нашего уровня недёшевы, и лучше потерять часть полномочий, чем бороться с бедами самостоятельно.

— Удивляюсь, как Бюро до сих пор не стало попросту всеми управлять.

— За попытку использовать свои возможности и связи в частных интересах…

— Знаю, знаю. Пункт второй. Но кто следит за всем этим?

— Никто, — пожал плечами Д. — Или все. Подобные мысли сразу же выходят на поверхность, поверь мне.

— И всё-таки не могу поверить, — признался я совершенно искренне, — что столько лет никто не попытался воспользоваться такими полномочиями.

— Наблюдатели как всемирная организация существуют более двадцати веков, — ответил Д. — Ничто не мешало им подчинить всё и всех. Но — не стали. Наша служба во многом скопирована с них. Они, конечно же, работают не бескорыстно, но власти над миром им, я думаю, не нужно. Давно уже могли бы, с их талантами.

— Чего же тогда хотят Наблюдатели?

— Да, — Д. вновь вздохнул. — Быстро ты всё-таки растёшь. Не знаю, Клеммен. А хотел бы знать.

Он некоторое время смотрел в стену, после чего потянулся и взглянул на часы.

— Ну ладно. Продолжим в другой раз. В десять часов ты встречаешься с потерпевшими… увидимся у меня, после обеда.

— Скажите, Д, — спросил я… долго набирался смелости задать этот вопрос. — Вам что, действительно не полагается знать собственное имя?

Он долго смотрел на меня, на лице его возникло озадаченное выражение.

— Это одна из моих давних неприятностей, — он отвёл взгляд. — Я предпочёл бы о ней не вспоминать.

Мне стало так неловко, что, кажется, я даже покраснел. Д. ответил без обычного поучающего тона… так на него непохоже!

…Несмотря на то, что Киэнна — крохотный городок, затерявшийся в юго-восточных лесах, в нём есть гостиница. Трёхэтажная и с двенадцатью номерами. В двух из них мы и остановились.

— Слушаю, ненгор, — в сотый раз повторил усталый лекарь.

Клеммен следовал совету Д. настолько тщательно, насколько возможно. Случаи был действительно странный. Жертва — всеми уважаемый красильщик — жаловалась на сильный медный привкус во рту и на кошмарные сны. Четвёртую ночь не мог выспаться, как следует. Лекаря подмывало посоветовать новоявленному ненгору выяснить, не гонит ли «жертва», тайком, какой-нибудь немыслимый самогон. Пристрастие к наркотикам — вещь, опасная самим фактом своего существования. Узнав о волшебном способе становиться счастливым и довольным, многие экспериментировали со всякого рода субстанциями… в особенности те, кто по профессии имел необходимые познания в химии. Красильщики, например.

Клеммен, в свою очередь, уже поговорил с семьёй пострадавшего, сжимая в руке «глаз правды». Ложь таким образом чувствуется сразу, незаметно для собеседника. Маг заметит действие «глаза» без особого труда и «прикроется» от его слабенькой магии, но сам факт прикрытия не пройдёт незамеченным. А чтобы скрыть и его, необходимо быть не просто магом. Надо быть магом великим, не менее чем доктором в двух разных арканах. На кой великому магу связываться?

— Что вы ему прописали? — осведомился безусый ненгор, ознакомившись с пухлой тетрадью, в которой лекарю полагалось регистрировать всех своих пациентов. Так… а ведь здесь не все зарегистрированы… ну что ж, есть способ надавить на этого деятеля. Не всем по душе соблюдать неприятную обязанность всё и всегда регистрировать… и всегда у Наблюдателей или их коллег имеются способы давления. Клеммену это было не по душе, но, как доходчиво объяснил Д., преступники отличаются от работников спецслужб тем, что только первых власти объявляют вне закона.

Лекарь ответил.

— От отравления органикой, — произнёс ненгор, размышляя вслух, чем немало поразил видавшего виды лекаря. Интересно… этот молодой выскочка не такой уж и неуч.

— Благодарю вас, — Клеммен встал. — Прошу сообщать о любом изменении в состоянии пациента. Вот вам за хлопоты.

На стол лекаря лёг небольшой мешочек с чем-то соблазнительно звякающим внутри. Бюро не гнушалось стимулировать лояльность подобным образом, поскольку преступники отличаются… и так далее.

— Нашёл что-нибудь? — спросил Д. вечером.

Клеммен, у которого не было ни рук, ни ног, ни языка после чрезвычайно деятельного дня, отрицательно покачал головой. Всё впустую. Подобные случаи нигде не описаны. Остаётся несчастливая случайность… ведь подобное отравление должно было давно пройти.

Отравление, подумал Клеммен. Что-то в голове вертится… что-то беспокойное. Он сделал пометку в блокноте, не обращая внимания на Д.

— Есть кое-какие идеи, — добавил он вслух. — Посмотрим.

— Будет нужна помощь — скажешь, — кивнул его начальник.

На том и расстались.

Киэнна, Лето 6, 435 Д., 11-й час

Клеммен разговаривал с Партанном, владельцем ресторана (был в этом городишке и ресторан), в котором несчастный красильщик накануне отмечал выполнение крупного заказа. После явно враждебной реакции лекаря, невозможно было не обратить внимания на то, что Партанн чего-то отчаянно боится. Задавать прямые вопросы было бесполезно: время шло и состояние пострадавшего постепенно ухудшалось.

«Глаз правды» свидетельствовал только об одном: владелец говорит далеко не всю правду.

— Что он ел?

— Наши лучшие блюда, — было ответом. — Из морской рыбы. Вот, не угодно ли взглянуть…

Рыбу привозили из рыбацкого посёлка километрах в двадцати отсюда. Так-так, подумал Клеммен. Становится теплее. Рыбу и всё прочее, естественно, проверили в первую очередь — и ничего подозрительного не нашли.

— Постойте, — вспомнил он, — ведь пострадавший утверждает, что рыба была свежей. Точнее, живой. Что он сам выбрал ту, которая ему приглянулась… верно?

— Совершенно верно, — ответствовал Партанн. Тут-то ненгор и заметил слабую искорку, мелькнувшую в глазах собеседника. Ага, подумал он, он что-то скрывает. Не иначе, рыба была несвежая. Вот только как теперь это доказать… или хотя бы проверить?

— Как же вам удалось привезти её живой?

— Некоторые секреты я не раскрою никому, — ответил владелец важно. И вновь мелькнула в глазах его предательская искорка.

— Благодарю вас, — Клеммен убрал блокнот и откланялся. Отравление… отравление… симптомы походят на отравление трупным ядом. Но ведь рыба-то была не солёная, а жареная! Да и не он один отравился бы…

В гостинице он встретил недовольного Д.

— Ещё трое, — сообщил он. — Те же симптомы. Двое здесь, один в соседнем городе. Что выяснил?

Клеммен рассказал своему начальнику о рыбе.

— А это идея, — произнёс тот задумчиво. — Ну-ка, ну-ка…

Спустя полчаса Д. Появился, жизнерадостнее прежнего.

— Точно, они тоже ели рыбу. Накануне. Правда, рыба поймана в разных местах. Пойду, сообщу кому следует, пусть разбираются дальше.

Клеммен остался наедине с «походной» библиотекой Д. От нечего делать юноша сел читать про отравления… но ничего подходящего не обнаружил. Лекарь добросовестно лечил именно от тех видов яда, симптомы поражения которыми налицо, но… пролистав несколько страниц, Клеммен неожиданно ощутил, что догадка никак не может пробиться на поверхность. Что-то очень простое, но вот что?

Он пошёл в дом красильщика.

Тот был совсем плох. Почернел, едва узнавал окружающих. Тяжёлый запах висел вокруг него — или же нечто, что создавало иллюзию запаха: ни сам красильщик, за которым тщательно ухаживало перепуганное насмерть семейство, ни комната не могли быть источником такого смрада. И всё же…

Клеммен осторожно поднёс руку ко лбу больного. Странное ощущение… словно он и не живой вовсе. Словно не ко лбу прикасаешься, а к куску дерева. Что происходит?

— У вас в городе есть целители?

— Л-лекарь ушёл десять минут назад, — ответила, едва шевеля непослушными губами, супруга пострадавшего.

— Нет, — звучало это очень резко, но церемониться некогда. — Не лекарь. Храмовый целитель. Есть такие поблизости?

— Есть, — призналась она. — Только он к нам не пойдёт, господин. Мы не в состоянии заплатить столько. Уж и так…

— Где он живёт?

— Она, — поправила супруга и назвала адрес. Клеммен стрелой вылетел из дома, где явственно пахло смертью, и помчался к целительнице.

Та встретила его настороженно. Но то ли аванс, который Клеммен первым делом положил на её стол, то ли состояние посетитея побудили Хентис — так её звали — немедленно отправиться к больному. Точно, нашего брата нигде не любят, подумал Клеммен, шествуя рядом с ней. Мчаться бегом казалось столь же неуместным, как торопливо проглатывать изысканные кушанья. Но добрались они неожиданно быстро… чудеса! Возле самого дома Хентис схватилась за голову.

— О Небеса! Что тут происходит?

Она мельком взглянула на красильщика и велела домочадцам:

— Всем немедленно выйти. Заберите с собой домашних животных, всё ценное, ждите нас снаружи.

Те, помедлив, кинулись исполнять приказание.

— Держи, — целительница вручила Клеммену несколько священных символов. — Повесь на каждую стену. В лечебнице работал? Крови, грязи боишься?

— Не знаю, — пожал юноша плечами.

— Придётся терпеть. Давай, не медли!

Сама она торопливо начертила под постелью и на соседних с кроватью стенах какие-то формулы. Красильщик пошевелился и застонал.

— Очень быстро, — шепнула Хентис сквозь зубы, жестом указывая Клеммену встать за её спиной.

— Может быть, мне… — начал было тот, но целительница молча схватила его за руку, оттащила от кровати.

— Это может стоить ему жизни, — пояснила она на словах. — Вопросы потом.

Что произошло, когда целительница сосредоточилась и произнесла долгую и красиво звучащую фразу, Клеммен помнил ещё очень долго. Лицо больного чудовищно перекосилось, стало совсем чёрным; он неожиданно уселся в кровати. Изо рта, носа, ушей — отовсюду хлынула чёрная отвратительная жидкость. При этом красильщик умудрялся выть на несколько голосов, да так громко, что впору было затыкать уши. Целительница продолжала читать формулу и Клеммен, едва не задыхавшийся от зловония, подумал, что до конца лечения не доживёт.

— Помоги, — Хентис стащила упавшего на спину красильщика на пол, — нужно вынести его отсюда, немедленно. Но сначала…

Она извлекла из складок своей одежды крохотную бутылочку и вылила её содержимое на пострадавшего. Тот судорожно дёрнулся, от немногой оставшейся на нём одежды повалил чёрный дым. Клеммен увидел, что пропитанные чёрной массой простыни шевелятся, издают омерзительные чавкающие звуки.

— Быстро отсюда! — скомандовала целительница. Вдвоём они вынесли лёгкого, как пушинка, красильщика во двор. Хентис бегом вернулась в дом. Ненадолго.

Вскоре послышался треск пламени.

— Зачем это? — изумился Клеммен. Родственники красильщика собрались вокруг едва живого хозяина дома.

— Огонь, — пояснила целительница устало. — Необходимо сжечь заразу, пока она весь город не погубила. — Вы, — она указала на супругу пострадавшего, — оставайтесь пока здесь. Я сейчас вернусь.

Она отвела Клеммена в сторонку и попросила листок бумаги.

— Передай это своему начальнику, сынок, — вручила она короткую записку. — Я придумаю что-нибудь для этих людей. Скажи, надо поднимать тревогу. Такого не было уже лет двадцать.

Клеммен кивнул, и принялся пробираться сквозь собравшуюся вокруг горящего дома толпу зевак. Стоило это немалых усилий.

— Нежить! — удивился Д. — Поразительно! Где он мог заразиться? Все ближайшие логовища давно уничтожены. По ночам он из дому не выходил. Уму непостижимо.

И потянулся к амулету — «привратнику», при помощи которого мог молниеносно перемещаться в некоторые места на континенте.

— Постойте, — Клеммен потянул его за рукав. — Когда вернётесь?

— Через час, не раньше, — Д. протянул ученику ключ. — Запрёшь дверь. Я вернусь прямо в комнату…

И исчез.

Клеммен лихорадочно думал. Догадка почти совсем оформилась… не хватает некоторых деталей. Рыба… как рыба может быть связана с этим? И тут его осенило.

Через десять минут он вновь был в ресторане. Там уже знали о жутком излечении. Владелец заведения не горел желанием продолжать разговор, но выбора у него не было.

Ещё через десять минут Клеммен материализовался в комнате у Кинисс (таково оказалось полное имя рептилии, принимавшей памятные экзамены). Там, кроме Д., было полным-полно народа.

— Сайан (Достопочтенная), — обратился юноша к рептилии. Прерывать её было, мягко говоря, невежливо, но если догадка верна…

— Слушаю, — немедленно отозвалась та, выжидательно глядя на возбуждённого юношу. Все остальные замолчали, с удивлением глядя на свалившегося из ниоткуда ненгора.

— Вы умеете… — он замялся. — Как бы это сказать… оживлять мёртвых?

Кто-то присвистнул.

— Если требуют обстоятельства, — ответила Кинисс, не задумываясь. — С кем-то случилось несчастье?

— Нет, — и Клеммен поставил перед ней банку с водой, в которой брюхом кверху плавала купленная им у Партанна рыба. — Можете вы оживить вот её?

Кинисс прищурила глаза, а Д. сделал шаг вперёд.

— Нашёл время для глупых шуток, — начал он сердито. Клеммен сложил ладони перед грудью и чуть поклонился. — Прошу вас, сайан .

Рептилия молча поставила банку перед собой и положила ладони на её бока. Прикрыла глаза… и рыба, весело всплеснув, принялась энергично кружить по банке.

— Ну и что? — Д. по-прежнему был рассержен.

— Великие боги, — проговорила Кинисс ошеломлённо, отнимая руки так, словно сосуд был обжигающе горяч. — Взгляните.

Она поднесла небольшой серебристый шарик к банке. Шарик почернел.

— Нежить, — пояснила она на словах. — Он прав.

Коротко кивнув Клеммену на прощание, первой выбежала из кабинета.

Остальные последовали за ней.

Д. задержался, подмигнул своему коллеге.

— Я был не прав, — произнёс он, прикасаясь к «привратнику». — Поздравляю!

Юноша остался один. В банке вновь плавала дохлая рыба… выглядевшая так, словно неделю лежала под палящим солнцем. Задержав дыхание, Клеммен нашарил собственный «привратник» (он же «ключ») и был таков.

Надо было попросить к банке и крышку.

— Поймать мы его пока не поймали, — задумчиво проговорил Д. вечером того же дня. — Но деваться ему теперь некуда. Тоже мне, великий фокусник. Проще было рыбу в бочках с водой привозить.

— Что будет с владельцем ресторана?

— Возместит ущерб, — пожал плечами Д. — Если все выживут. Если кто-то умрёт, то… — и провёл ребром ладони по горлу. — Законы здесь суровые.

У Клеммена по спине побежали мурашки.

— Можешь радоваться, — подытожил начальник. — Блестящее окончание дела. Продолжай в том же духе… хотя, чем меньше работы…

— …тем здоровее себя чувствуешь, — закончил Клеммен. — Ну, я пошёл. Надо как следует отдохнуть.

— Добрый совет, — Д. плеснул себе вина и помахал в воздухе бокалом. — Будь особенно осторожен ближайшие три дня. Особенно, — он подчеркнул слово интонацией. — Следи за каждым своим шагом, за каждой мелочью.

— Вот так дела, — Клеммен остановился, ожесточённо почёсывая затылок. — Что вы имеете в виду? Что может случиться?

Ответа не последовало.

Киэнна, Лето 7, 435 Д., утро

Письмо было странным.

Клеммен ни от кого не ждал писем.

Мама ни в коем случае не могла знать, что он находится здесь. Первым побуждением было бросить послание в огонь. Немедленно. Разум победил первое побуждение: что, если там что-нибудь ядовитое? Или взрывчатое? Хотя производство, как ядов, так и взрывчатки, и находится под строгим присмотром Академии и Наблюдателей, изготовить бомбу подобного размера несложно.

От напряжения у Клеммена неожиданно «включилась» память. Он не ощущал в себе особых талантов. Ну, удаётся иногда что-нибудь высечь из камня или вырезать из дерева. Но это мелочь, баловство. А сейчас память открылась, вся , — и нельзя сказать, чтобы ощущение было особенно приятным.

Именно потому, что вся .

Справиться с нахлынувшим потоком оказалось несложно. Кто мог послать письмо? Тот, кто знал его, Клеммена, подлинное имя? А как это можно сделать?

Мысли прочитать. По словам Д., для всего остального мира Клеммен ушёл в наёмники и не вернулся из экспедиции. Значит… Либо письмо — дело рук Бюро (и глупая шутка, если так), либо…

Ненгору стало очень не по себе. Память продолжала работать. Где он видел похожий почерк? В двух местах. У лекаря (вот только где именно, не вспомнилось) и… у владельца ресторана! Ничего себе.

Кто из них?

По здравому размышлению ясно, что никто. Ни тот, ни другой — не маги, не псионики. Индикации «глаза» на этот счёт не было. Стоп! Было несколько моментов, когда он, Клеммен, не следил за индикацией. Первый: когда покупал рыбу у Партанна, второй: пока был в кабинете у Кинисс. Так. Думаем дальше. Стараясь держаться на расстоянии (письмо лежало на тумбочке у входной двери), Клеммен сделал наброски того, как выглядел конверт.

Тут в дверь постучали.

Клеммен едва не вскрикнул от неожиданности. Обгоняя одна другую, в голове пронеслись несколько сумасбродных мыслей. Например, такая: вооружиться кочергой, пинком открыть дверь, чтобы ударить первым.

— Войдите, — услышал он свой собственный голос.

— Что это с тобой? — поразился Д. Ненгор стоял в дверном проёме, бледный, с горящими глазами, сжимая в руке кочергу. Взгляд Д. осторожно обвёл прихожую и наткнулся на конверт.

— А-а-а, — протянул он почти с облегчением. — Вот и тебя заметили. Привыкай. В первый раз это действительно страшно. Смотри…

Он провёл над конвертом рукой и тот стал… слепым. Ни надписей, ничего. Просто тяжёлый, аккуратно заклеенный конверт.

— Что… там? — голос Клеммена стал от волнения хриплым.

— Ничего опасного. Тебя отметили и предупредили, что о твоих способностях знают.

— Кто предупредил?

— Понятия не имею, — Д. бесстрашно вскрыл конверт. На тумбочку выскользнула тяжёлая каменная пластинка. На ней была выгравирована правая ладонь с растопыренными пальцами.

Человеческая ладонь.

— Так я и думал, — кивнул Д. — Это на память. Можешь выкинуть… но они пришлют новую. Знак отличия, так сказать. Будешь упорствовать и выкидывать постоянно — может случиться, гхм, несчастный случай.

— Кому же это нужно? — голос у юноши мало-помалу приходил в норму.

— Пока не знаем, — Д. уселся на тумбочку, разглядывая пластину на отражение. Конверт он смял и подбросил: тот вспыхнул холодным белым пламенем и исчез. — Как видишь, они владеют такими же трюками, что и мы. Более десяти тысяч лет Наблюдатели сталкиваются с этой «рукой», но не могут понять, кто это.

— Десяти тысяч лет?! — Клеммен впустил Д. в комнату и заказал чая на двоих. — С их-то астральным зрением? Быть не может.

— Так говорит Кинисс, — пожал плечами Д. — И многие другие. Никаких следов. Никаких признаков того, что кто-то намеренно послал тебе этот конверт. Если проследить, кто и когда его принёс, получится, что вроде как бы всё само собой произошло. Ни по чьей воле.

— Ничего не понимаю, — признался Клеммен. — Страшно, врать не стану. Что у нас новенького?

— Пока ничего, — Д. замолчал, потому что в номере появилась горничная. Когда та ушла, на прощание улыбнувшись Клеммену, Д. продолжил. — В городе карантин. Мага, что воскрешал рыбу, пока не поймали. Но он изрядно наследил. Выловим, вопрос времени.

— «Он»?

— «Он». Но сама идея, что от воскрешения такого безобидного существа будут такие жуткие последствия… В Академии сейчас суета. Они там режут по штучке разного зверья и воскрешают.

— И что?

— Пока только рыбы. Не все, немногие виды. Всё остальное оживает без побочных эффектов. Ты теперь первооткрыватель нового явления.

— Первооткрывателя ещё надо изловить.

— Логично. Но я буду настаивать, чтобы упомянули и тебя. Для послужного списка, знаешь ли, будет очень неплохим началом…

— У меня и послужной список есть?!

— Как и у всех. Ты что думал, что «износившихся» работников мы тихо-скрытно приканчиваем? Все уходят на покой, со временем. Как все нормальные люди в нормальных странах… Проклятие, не умеют они тут чай заваривать! Пошли ко мне, там продолжим. Новые дела появились, обсудить надо…

Пластинку Клеммен взял с собой.

434 Д., весна

— Итак, о бессмертии, — произнёс Д., усаживаясь перед окном. На верхнем этаже каменной башенки, где проходили их занятия, ощущалось невозмутимое ничем спокойствие. Место, до которого океан времени не в состоянии добраться. Никто не жил здесь уже сотни лет, но признаков запустения не было.

— Существуют три расы, жизненный срок которых невелик. Это Люди, Флоссы и Таффу (последних ты ещё не видел). Все остальные живут если не произвольно долго, то долго настолько, что ими управляют совершенно иные мотивы. И порядок важнейших целей в жизни совсем иной.

У тех, кто живёт коротко, одной из важнейших целей является продолжение рода. У Флоссов и Таффу в том числе. Но в случае последних готовность к размножению проявляется только на короткое время, периодически, в заранее известные промежутки времени. То же касается и такой расы, как Маэркин.

Человек способен размножаться круглый год. Стечением обстоятельств средство продолжения рода и один из самых эффективных способов управлять всеми внутренними ресурсами оказались сплетены в клубок, распутать который никогда не удастся. Продолжение рода — процесс, окутанный множеством суеверий, один из центральных по значимости во всех человеческих культурах. Как следствие — вызывающий одновременно чувства преклонения и страха.

Для человека, в особенности не обременённого образованием и жизненным опытом, эта тёмная область всегда пересекается с наиболее эффективным способом релаксации, получения максимума удовольствия. Отсюда — множество наших проблем. Если постоянно прикасаться к сакральному, не отделяя его от минутного побуждения (а то и намеренно оскверняя его), возвышенность и величие меняет знак. Многие современные человеческие культуры ушли достаточно далеко, чтобы не испытывать благоговения и почтения к этому процессу. Всё можно купить, над всем позволяется смеяться. Однако есть способы чётко разделять сакральное и повседневное.

— Интересно, какие? — удивился Клеммен.

— Просвещение. Вовлечение в творческую деятельность. Контроль над рождаемостью, в широком смысле. В Федерации удалось внедрить в сознание основной массы населения, что приятно проводить время можно многими способами, не фиксируясь на примитивных, инстинктивных путях. Естественно, это не избавляет от всех бед. Однако психических отклонений и преступлений стало меньше в сотни раз — всего лишь через шестьдесят лет после начала кампании. Через два поколения.

— Расскажите подробнее.

— Я дам ссылку на материалы, ознакомишься. Итак, человек живёт коротко, времени на совершенствование мало, вдобавок ко всему упомянутые сексуальные проблемы. Ольтам подобные проблемы чужды. Как следствие, с людьми их роднит разве что внешность.

— Постойте-ка, — вновь вмешался Клеммен. — Вы же говорили, что после пятидесяти с лишним лет ольты практически утрачивают способность к продолжению рода.

— Не вполне верно. Эта способность восстановима и позднее. Правда, процесс долгий и не очень приятный. Иначе, подумай сам, отчего у нас теперь на каждом квадратном метре не живёт по ольту? Заметь, войн они почти не ведут.

Юноша молчал, пытаясь найти возражение.

— Ольты как вид чётко различают продолжение рода и развлечение. Легко справляются с естественными и «внешними» наркотическими веществами. Человеку это даётся только при помощи медицинских препаратов и серьёзной внутренней подготовки. Важно: вся тема продолжения рода у ольтов жёстко защищена, табуирована, обсуждению просто не подлежит.

— Ну да. При мне вы неоднократно говорили с ольтами об их семьях, о воспитании детей и так далее.

— Ты невнимателен. В следующий раз следи, о чём они говорят, а на что даже не намекают. Всякий раз, когда ольт говорит о своей семье — кстати, у них нет понятия семьи и брака в нашем понимании — он говорит о некой абстракции. О чём-то, к нему не относящемуся.

— «Ветер принёс мне весть о том, что некий человек, не имеющий счастья принадлежать к нашему роду, был отмечен прикосновением Владыки недугов…»

— Да, примерно так. Заметь, что все анекдоты на сексуальную и родственные темы у ольтов вызывают в лучшем случае недоумение. Для них здесь нет одновременно и притягательного, и запретного.

— Везёт, — вздохнул Клеммен, а Д. рассмеялся.

— Да, пожалуй. Внимательно следи за языком, если не хочешь, чтобы ольты воспринимали тебя как таэрмира , осквернителя всего священного. Такими они воспринимают большинство людей. Это не смертельно — но если ты умудришься показать своё невежество сразу большому количеству ольтов, можешь забыть дорогу во все ольтийские дома. Правда, многие люди не обращают внимания на то, что приобретают подобный статус.

— Как же избежать подобного?

— Со временем узнаешь. Пока что обдумай всё, что только что услышал. Самое худшее, что можно сделать, общаясь с другими расами — точнее, со всеми, кто не из твоего круга — судить их привычными мерками. Отсюда подавляющее большинство всего недоверия, подозрительности, враждебности. Надо учиться принимать всё таким, каким оно является. Мыслить в чужих понятиях, мыслить «за других» практически невозможно, не ломая собственный рассудок. Но если хочешь, чтобы с тобой считались, придётся искать способ воссоздавать чужую мотивацию и образ мышления.

— Д., человек живёт коротко. Времени не хватит, чтобы всему научиться.

— Вот. Вот для чего нужны эксперты. Научиться нужно основному, а для этого времени достаточно, — ответил Д. Поди пойми, когда начальник шутит, а когда говорит всерьёз..

— Где вы так научились излагать мысли? — спросил Клеммен, в конце концов.

— Я тридцать лет читаю лекции в Академии и множестве Университетов, — ответил Д. со слабо скрытой гордостью. — Тренировка, тренировка и только тренировка.

Киэнна, Лето 7, 435 Д., утро

— …Замечтался?

Клеммен поднял голову. Д. сидел, глядя в его сторону. Да, действительно, увлёкся воспоминаниями. Как много всего уже произошло, как быстро прошло время! С ума сойти…

— Есть немного.

— Тебе сувенир от Кинисс, — Д. протянул крохотный серебристый шарик на цепочке. — Ты уже видел его в действии. Полезная штуковина. Я хотел напомнить, что У-Цзин ожидает нас в своём монастыре, через пять дней. Готовься. Хотя к такому не подготовишься…

— Вы хотите из меня ещё и бойца сделать? — поразился Клеммен. — Д., а когда я жить-то буду?

— Бойца не бойца, а обучиться будет не вредно, — скривился Д. — Пока что тебя выручало только везение. Оно, увы, непостоянно. От его занятий пользы много. Сам поймёшь. Я тоже поначалу не верил.

— Что, и вы там будете выступать? — съязвил Клеммен. Менее всего Д. походил на бойца и спортсмена. На располневшего преуспевающего купца — походил. Слов нет, как походил.

— Нет, — тот предпочёл не замечать насмешки. — Смотреть — буду.

Клеммен пожал плечами.

— Если настаиваете. Кстати, что тут сегодня на обед?

— Рыба, — Д. поднял глаза мечтательно к потолку и со скрытым удовольствием заметил, как вытянулось лицо его ученика. — Как её здесь готовят, сказка…

Клеммен прочистил горло.

— Я, пожалуй, не голоден. Правда, от чая не откажусь…

— Семеро выжили, — объявил Д., когда на столе перед ними появилась очередная пара чашечек. На этот раз был кофе — дорогой напиток. Д. не мог отказать себе в «мелких радостях». — Один… так скажем, не уцелел.

— Где сейчас этот… не уцелевший?

— В Академии. В тамошнем «зверинце». Для всех остальных он умер.

— Что с ним?

— Лучше не узнавать, — жёстко ответил бородач. Клеммен заметил, что пальцы правой руки его дрожат. — Пострашнее Бала Вампиров, будь оно неладно.

— Что за Бал такой?

— Ты не знаешь? — поразился Д. и, кажется, обрадовался возможности окунуться в прошлое.

Вкратце. Если взять к северо-востоку от вулкана (в западной части материка всего один вулкан, не ошибиться), то в тридцати километрах будет небольшая долина. Там когда-то было поселение, называвшееся Хелльир. Старое, даже древнее: люди впервые пришли туда около девятисот лет назад.

В одну печальную ночь случилось несчастье. Когда именно, неясно до сих пор. Окрестные селения запомнят ту весну надолго: с гор спустилось сорок два вампира (почти всё население Хелльира) и, к моменту, как их остановили, оставили после себя несколько сотен убитых и около пятидесяти переродившихся. Дневной свет им был нипочём, а в лунные ночи они выходили из домов и медленно бродили, запрокинув головы, кружась — словно танцевали. Поэтому — Бал…

— Как это могло случиться?

— Трудно сказать, — Д. пожал плечами. — К нам время от времени прорываются целые отряды нежити. Известны места, где это происходит. Хелльир — одно из последних подобных мест.

— Весело живём, — Клеммен поёжился. — Часто приходится с нежитью встречаться?

— Нежить нежити рознь, — Д. сложил руки на животе. — Когда встречаешься с ней где-нибудь в подобающем ей месте — всё понятно. Вроде как так и положено. А когда в городе, при свете дня… очень трудно привыкнуть.

— Ну ладно, — Клеммен поднялся. — Спасибо за обед.

— До завтра, — и Д. помахал официанту. Пить кофе или чай он мог сутки напролёт. Клеммен оглянулся (показалось, что кто-то окликнул) и направился к себе. Непонятно отчего он ощущал себя уставшим.

Когда дошёл до двери в свой номер, то понял, что именно показалось ему странным из последних слов начальника. «Пострашнее, Бала Вампиров», сказал Д. А случился этот бал около семидесяти лет назад. Что, Д. уже научился жить вечно?

В номере было скучно и темно. За окном начинался дождь и Клеммен, усевшись в кресло, сам не понял, когда успел заснуть и проспать до самого вечера. Действительно, устал.

4. Эхо времени

Паррантин, Лето 12, 435 Д., 9-й час

— Это, значит, и есть тот знаменитый оазис, — сказал я и огляделся. На оазис, конечно, нисколько не похоже. Когда-то вокруг был густой лес с деревьями метров тридцать в высоту. А сейчас — как все прочие нетронутые клочки юго-западного побережья. Глинистая земля, почти пустынный ландшафт. Возле собственно Паррантина оставался садик. А напротив возвышалось единственное уцелевшее дерево. Сиарх , каменный дуб. И неровный круг бессмертника вокруг… словно предупреждение: не смей трогать, не смей приближаться! Пришлось отвести взгляд в сторону — долго смотреть на бессмертник я не могу, голова начинает кружиться.

— Был, — мрачно отозвался сопровождающий. Впервые в жизни вижу темнокожего ольта — чёрно-коричневый, необычайно худощавый, нескладный на вид — словно усох под здешним солнцем. Зовут его Эиронтаи — так, по крайней мере, он представился. Из наэрта Танмаи. Танмаи Тарон Лаэн — «Скитальцев Хрустального Пламени». Это уже я определил, а Д. потом подтвердил. Вслух говорить такое при ольте не стоит. Интереснейшие имена бывают у наэрта ! В особенности у очень малочисленных, как эта. Хотя, как говорит Д., названия наэрта не переводятся никак: само по себе «Танмаи» не означает ничего вразумительного. Добавляют ещё несколько слов — чтобы получалась осмысленная фраза… Своеобразно, что и говорить.

— Какой-то путешественник, два года назад, нашёл здесь обломки меча и выкопал. На память. Тут весь оазис на нет и сошёл…

— Да, место было изумительным, — подтвердил Д., окидывая взглядом горизонт. — Бывал тут, не раз. Вода здесь текла, целебная…

— Так всегда, — горестно махнул рукой ольт. — Стоит пустить туристов, как непременно отыщут то единственное, что трогать нельзя. Ну так что, пойдём внутрь?

— Идёмте, — кивнул я и мы отправились внутрь. Паррантин — место странное. Дом, в который мы направлялись, служил чем-то вроде испытания для самых сильных. На вид он трёхэтажный, каменный, а внутри в нём кто угодно заблудится. Ни путеводная нить не поможет, ни магия… Вся надежда только на себя. Переводится как «испытание силы» — или что-то в этом духе. Третьего дня тут всё и случилось.

— Вначале пропал один, — рассказывал Эиронтаи. — Как полагается, успокоили всё опасное, стали ждать. Час ждали — никто не выходит. Обыскали дом — никаких следов! Следы никуда не ведут и нигде не обрываются. Словно ходил по кругу, ходил — и испарился.

— Кто-нибудь здесь был до нас? — спросил я и понял, что вопрос глупый. Естественно, был. И не один. Раз сама Академия приказала закрыть Паррантин, значит, дело нечисто.

Ольт как-то странно посмотрел на меня.

— Восемьдесят три раза были, — ответил он. — Двое суток сижу без отдыха. Один за другим шли, по одному и компаниями. Хорошо хоть, никто из них не пропал. Двое запутались в лабиринтах. Пришлось выводить, — Эиронтаи усмехнулся. — Все самоуверенные пошли…

— Ну ладно, — Д. открыл небольшую коробочку и извлёк оттуда два тяжёлых амулета, каждый — в виде глаза змеи в серебряной оправе. Глаза были словно живые. Кажется, коснись — и моргнут… — Одевай, коллега, — это он мне. — Нам блуждать некогда.

— Интересно, — смотритель покачал головой. — Я-то думал… впрочем, извините. Раз такие гости, — потом милости прошу ко мне в хижину…

— Спасибо, непременно, — кивнул Д. и легонько подтолкнул меня в сторону Дома. Глаза мои сами собой повернулись к «хижине». Интересно, что Эиронтаи назовёт домом? Я бы эту хижину назвал по крайней мере дворцом. Не за размеры, конечно, а за впечатление от неё. — Внутри тихо?

— Тихо, — кивнул ольт. — Но лучше ничего не трогайте, особенно книги и оружие. Всё остальное безопасно. План дать?

План, естественно, доступен далеко не всем. Будь я хоть трижды ненгор, без «глаза», который Д. где-то раздобыл, не видать мне плана. Смотритель — единственное во вселенной существо, которое может распоряжаться планом. Неплохо, правда?

— Работает это так, — показывал мне Д. на ходу. — Это — запоминает окрестности. Эта грань — показывает тебе, какой дорогой ты шёл. Эта — ищет путь к тому, что запомнила. Ясно?

— Вполне, — знак оказался очень тяжёлым, фунта четыре. Ох, бедная моя шея…

— Обойди первый этаж. Я пока потолкую со смотрителем, потом присоединюсь. Привидений, случайно, не боишься?

— Скажете тоже, — я задрал голову. Смотреть вверх, стоя у входной двери в Паррантин, было страшновато. Как-то сумели здешние строители сделать так, что небольшой — снаружи — дом подавлял своими размерами вблизи. Ещё бы, пятьсот комнат, десять наземных этажей и без счёта подземных… Странно даже, что все отсюда уходят живыми. Смог бы я пройти такое?

Когда дверь за моей спиной захлопнулась, я почувствовал взгляд Паррантина. Так называли это ощущение те, кто здесь побывал. В рабочем состоянии входная дверь не открывается: необходимо найти иной выход из невероятно запутанного Дома. Сейчас-то дверь открывалась (я проверил — аккуратно приоткрыл, самую малость, чтобы Д. не подумал, будто я струсил), но «взгляд» всё равно ощущался. Очень пристальное внимание. Сумели же построить такое! И где — посреди оазиса, рядом с целебным источником и прочими, ныне увядшими, чудесами! Странными они были, эти строители. Смотритель, говорят, потомок кого-то из них. А может быть, и не потомок, а попросту один из них. Возраст его я на глаз определить не смог. Понял только, что жил он ещё при моём прапрадеде.

Под ногами — изящный коврик, с горным пейзажем. Всё внутри Паррантина обладает скрытым значением и смыслом. Но, поскольку я не маг и в подобной символике не разбираюсь, то просто пошёл. По правилу левой руки. Движущиеся комнаты всё равно остановлены. А лабиринты, учитывая амулет, не столь уж и страшны.

Шёл я и шёл, а глаза разбегались. Никакой памяти не хватит всё это упомнить. Эх, посмотреть бы хоть глазком, как такую невидаль строили…

— Молод он, — покачал головой смотритель. — Но воспитание превосходное. Такое в наше время редкость. И… знаете, ощущается талант. Настоящий. Ваш ученик?

Д. скрыл улыбку в бороде. Многолетний труд не прошёл напрасно. Ещё несколько месяцев тренировок, и Клеммену можно будет поручать самые тонкие задания. Возможно, такие, на который сам Д. — по причине владения магией — не пойдёт.

— Мой, — Д. склонил голову. — Надеюсь, будет талантливее учителя. Скажите, все ли недавние посетители пользовались магией?

— Все до одного, — подтвердил ольт, жестом предлагая собеседнику сесть напротив. Возле «хижины» росло, стараниями смотрителя, несколько прекрасных дубов. Обычных, не каменных… — Глаза устали смотреть, каждый — словно радуга. Весь Дом перетряхнули — и ничего. Я сам обошёл весь Дом.

Д. мысленно восхитился. Полностью обойти весь Дом — это достижение. Даже для смотрителя.

— Ничего? — не поверил Д. — Не мог же он пропасть навсегда. Если жив…

— Жив, — устало ответил ольт. — Дом сообщил бы о смерти. Но никаких следов. Ни в одном аспекте. Вина?

— Если можно, воды, — Д. откинулся на спинку лёгкого стула. — Занимательно. Помнится, с чем-то подобным доводилось сталкиваться. В других условиях…

— Дом ни при чём, — Эиронтаи был твёрд. — Имею в виду доступную часть Дома.

— А что, — Д. оживился, — есть и другие части?

— Несомненно, — ольт оглянулся на мрачно выглядевший Дом и вернулся взглядом к собеседнику. — Легенда гласит, что здесь обитал отшельник. Имя не сохранилось. Оставил после себя манускрипт, в котором, помимо прочего, запрещал сносить его дом. Поскольку Паррантин, по многим причинам, необходимо было возвести именно здесь, строители спрятали первоначальное строение.

Д. стало не по себе. Дом, он знал, простирался под землёй куда дальше и глубже, нежели над землёй. В материалах по Дому нет никаких упоминаний о скрытой части. Кому ещё поведал об этом смотритель?

— Вы сообщили очень важные подробности, — произнёс он, наконец. Смотритель вежливо улыбнулся. — А сами вы не в курсе, каким образом скрыли жилище отшельника и как туда попасть?

— Я не смогу туда войти, — развёл руками Эиронтаи. — Никто из моих сородичей не сможет. И вы, скорее всего, тоже. Это всё, что я знаю.

— Посмотрим, может Клеммен что-нибудь заметит, — Д. прикоснулся к хрустальному глазу змеи, что оттягивал ему шею. — Свежим глазом, да и соображает он неплохо. Наверное…

Он осёкся, потёр «глаз» повторно.

И в третий раз.

— Клянусь небесным пламенем! — произнёс Д. хрипло. — И он тоже! Зачем я отпустил его, старый дурак!

Он вскочил и бросился ко входу в Дом. Посеревший от волнения смотритель не отставал.

Некоторое время Клеммен отдыхал в комнате, заросшей пылью почти по щиколотку. Под самым потолком, в двенадцати метрах над головой, тускло мерцали продолговатые стеклянные предметы, что придавало освещению зловещий оттенок. Один из углов был отгорожен ширмой, а за ней находилась просторная кровать, улечься на которую ненгор не рискнул бы и за миллион золотых. На роскошном, некогда атласном, покрывале тяжёлым ковром лежала пыль. Покрывало было наброшено прямо поверх кого-то, спящего под толстым одеялом.

Поверх кого-то, укрытого с головой. Клеммен предпочёл не присматриваться кочертаниям свернувшейся калачиком фигуры. Вдруг покажется, что шевелится?

Стоило отойти от страшной ширмы на десяток шагов, как стало понятно, что всё это — бутафория. Весь Дом был одним огромным театром, в котором всё было на грани настоящего. Но здесь Клеммену было спокойнее всего. Отчего — непонятно.

Возможно, оттого, что здесь практически не ощущался взгляд Дома.

Да и воздух был чист; ни затхлости, ни запаха склепа. Словно не было толстого слоя пыли, словно здесь были окна, распахнутые в цветущий сад. И это не казалось иллюзорным, неправильным, ложным. Из других предметов мебели в комнате была лишь скамья, изрядно изъеденная жучком. Усевшись, Клеммен ощутил, как проходит беспокойство. Здесь пропал человек. Где именно могло это случиться?

По словам Д., раньше, до того, как здесь возник оазис, здесь обитали отшельники. Жило их здесь не менее десятка, с большими перерывами, и все необычайно почитали ближайшие окрестности того холма, на котором воздвигнут Паррантин. Отчего это?

Клеммен медленно встал. Ему почудились чьи-то голоса. Из-за двери, в которую он не так давно вошёл.

Стараясь не вздымать пыль в воздух, юноша медленно подобрался к двери и замер, вслушиваясь.

Два голоса. Приближающиеся. Ни один ему не был известен. Оба принадлежат мужчинам… хотя нет, второй — не Человек, а Ольт. Подслушивать некрасиво, но…

— …Самый страшный — первый…

— …Как ты сумел отыскать?

— …Всё это ерунда. Чем больше стараешься закрыться, тем сильнее иллюзия…

И — совсем близко:

— Здесь. Давай, посмотрим…

Скрип двери. Клеммен вжался в косяк.

Дверь не открылась. И это — иллюзия. Эхо. Но Клеммен готов был поклясться, что ощутил движение воздуха.

Внезапно комната показалась мрачным местом, где стаями водятся привидения. С трудом сдерживая крик ужаса, Клеммен распахнул дверь и выбежал наружу. Закрыл дверь за собой, прижался к ней, тяжело дыша…

… — Есть сигнал! — воскликнул Д. в этот момент. — Смотрите! Сорок пять метров! Он где-то рядом. Клеммен! — гаркнул он. — Стой на месте! Никуда не уходи!

И побежал, следуя прихотливым изгибам коридора.

Ольт бежал следом.

Но Клеммен ничего не услышал.

…Перепугался я, откровенно говоря, насмерть. Словно кто-то увидел меня и дал понять, что я тут никому не нужен. Что я лишний в этой комнате… Что должен убираться вон.

Стоял я, стоял, и вдруг слышу другой разговор. Тихий такой. На этот раз голос один. Похоже, читает вслух. Я тихо-тихо оглянулся — никого не видно — и пошёл в сторону голоса.

Жутко здесь. Половина коридоров тёмная, длинная, со множеством поворотов. Это какие же нужно нервы иметь, чтобы вернуться назад, со всеми болтиками на прежних местах?! А ведь Дом неактивный, «спящий». Представляю, каково здесь, когда Дом «бодрствует».

Крался я к повороту, откуда голос доносился, и думал — куда Д. запропастился? Когда он так нужен…

Скорее всего, проверяет мою самостоятельность. Прежде-то он едва не по пятам за мной ходил. Даже неловко было…

— Что за чудеса? — опешил Д., едва они выбежали к Т-образной развилке. — Только что был его след! Эиронтаи, вы слышали?

— И слышал, и видел, — ольт сжимал в правой руке небольшой трезубец из прозрачного голубоватого камня. — Здесь стоял… постоял и пошёл. Похоже, внутрь заходил.

— Внутрь? — Д. взялся за ручку двери. — Посмотрим.

— Ненгор , — ольт казался не на шутку встревоженным. — Осторожно, это одна из живых комнат… её невозможно усыпить.

Но Д. был уже внутри. Он не заметил, что вековая пыль потревожена чьими-то шагами. Никто не заметил бы, потому что пыль успела улечься, как и прежде. Как и Клеммен, Д. сразу же подошёл к ширме и вздрогнул, увидев очертания тела под одеялом. Замер, прислушиваясь и привыкая к ощущениям.

Музыка.

Едва заметная. Призрачная, как свет гнилушки в темноте. Нельзя заметить, если вслушиваешься — только если не напрягать слух. Занятно! Есть такая штука — боковое зрение. Как насчёт бокового слуха? А? Стоило сосредоточиться на самом себе, как музыка вновь коснулась сознания. Страшная музыка, призрак гениального сочинения, раз услышишь — невозможно забыть. Холодом потянуло по комнате.

Силуэт под одеялом пошевелился. Крохотный комок пыли сорвался с покрывала и бесшумно соединился с пыльным сугробом, окружавшим кровать.

Скрипнула, закрываясь, дверь.

И на Д. накатил страх. Подавляющий, чёрный, от которого лишь одно спасение — бежать как можно дальше, не оглядываясь. Дверь казалась бесконечно далёкой. Вновь шевельнулось что-то под слоем пыли и паутины, отвратительный клацающий звук донёсся из-под покрывала. Музыка становилась всё громче.

Д. словно окатило кипятком. Наваждение схлынуло разом; рядом оказался ольт. Миг спустя Д. обрёл способность слушать.

— …отсюда, — Эиронтаи указывал на дверь. — Вам опасно здесь находиться. Скорее, надолго я его не удержу.

С трудом переставляя негнущиеся ноги, Д. вышел в благословенный полумрак коридора и, как и Клеммен, прислонился спиной к закрытой двери.

— Одна из самых опасных комнат, — заметил смотритель. — Не стоило рисковать.

— Вы правы, — Д. с трудом сглотнул и немалым усилием воли вернул самообладание. — Так… чтоб мне лопнуть! Он снова здесь!

— Поосторожней с такими пожеланиями, — отозвался смотритель, обводя пространство вокруг себя трезубцем, — Зачем искушать судьбу?.. — он указал ладонью направление. — Там. Великие силы… их там двое!

Д. молча ринулся в указанном направлении. Интересно, смотритель говорил серьёзно насчёт комнат, способных исполнять подобные «пожелания»? Может быть, потерявшийся сказал что-нибудь наподобие «чтоб мне провалиться»?

Дом явно шутил со мной. Голоса раздавались то позади, то впереди. Иногда казалось, что я оглох — настолько неожиданно они обрывались. Были места, где не мог раздаться ни один звук.

Я не заметил, как попал в длинный каменный коридор, пропахший сыростью. Судя по плану, один из окружных путей. Длинный, но соединяющийся в кольцо. Для тех, кто отчаялся блуждать по переходам. Ставить знаки на стенах бессмысленно: Дом обожает переставлять их.

Я прошёл по коридору всего пять шагов, когда что-то скрипнуло и я услышал голос. Точнее то, что попыталось стать голосом. Меня словно ужалили, до того неожиданным был звук.

Оглянувшись, я увидел нечто небывалое.

Отверстие в стене. Оно вело куда-то… но на комнату, которая была по ту сторону отверстия, я смотрел сверху. Голова сразу же закружилась, пришлось опереться о стену.

В помещении за отверстием царил полумрак. На меня смотрел, изумлённо открыв глаза, незнакомый мне человек и не нужно было быть лекарем, чтобы понять: ему, мягко говоря, плохо.

— Помо… гите, — выдохнул он, с трудом шевеля губами. Прыгнуть внутрь? А если отверстие закроется? Надо как-то по-другому. Я подошёл поближе. Если протянуть руку, то, скорее всего, он сможет за неё ухватиться. Рискованное дело, но другого выхода не вижу!

Человеку стоило немалого труда поймать протянутую руку. Потому, что для этого было необходимо приподняться, а он был совсем слаб. В конце концов он поймал мою руку… и я — инстинктивно — схватил его кисть второй рукой, не то уронил бы незнакомца.

Представляю, как это выглядело со стороны. У стены стоит человек, упираясь одной ногой о край отверстия и, согнувшись немыслимым образом, пытается вытащить кого-то. Ну и положение! Хоть человек по ту сторону и выглядел исхудавшим, весил он немало.

Спина сейчас не выдержит.

Пришлось опереться о другой край коленом. Затем — видят боги, чего мне это стоило — встать на стену, расставив ноги по обе стороны от отверстия. Чем «выше» я его поднимал, тем тяжелее он становился.

Как я умудрился не свернуть себе шею, до сих пор не пойму. Мы вылетели с ним из этого горизонтально-вертикального колодца, как камень из пращи. Меня спасло то, что носком ботинка я зацепился за край, и на долю секунды удержался.

Человек почти не пострадал, даром что ударился о стену. Стало понятно, отчего он был таким тяжёлым: на спине его висел увесистый рюкзак. Не будь он так плох, я бы не на шутку разозлился.

Отверстие никуда не исчезало. Комната была видна не очень хорошо — видны полосы света, просачивающегося сквозь окно, тень от какого-то предмета (стол?)… Я опомнился и позвал на помощь.

Помощь была за соседним поворотом. Когда Д. и смотритель увидели нас, растрёпанных и растерзанных, оба потеряли дар речи.

Смотритель пришёл в себя первым и связался с Академией. Через пятнадцать минут прибудут спасатели, а пока можно заниматься чем угодно.

— Какое отверстие? — не понял Д. Смотритель чем-то поил незадачливого студента. Судя по состоянию последнего, как минимум неделю он сидел там без пищи, а последние три дня — без воды. Живуч человек, что ещё сказать…

В рюкзаке были «трофеи», вероятно — из места неожиданного заточения. Клеммен протянул руку, но Д. перехватил её, покачав головой.

— Извини. Вначале это осмотрят специалисты, — Клеммен выглядел по-детски обиженным и Д. вздохнул. — Мне самому интересно, но… не положено. Так где это отверстие?

— Да вот же, — Клеммен взял его за руку и указал. Д. изменился в лице.

— Глазам не верю, — он осторожно наклонил голову, всматриваясь «вниз». — Эиронтаи, это, наверное, и есть «спрятанный» дом!

— О чём вы? — ольт стоял прямо перед отверстием, не видя его. — Стена стеной.

— Клеммен, — до Д. начало доходить, — покажи ему, пожалуйста.

Юноша молча протянул руку ольту. Тот некоторое время колебался… руку Клеммен держал, как положено — ладонью вниз, пальцы чуть согнуты. Ольт в итоге решился и, широко раскрыв глаза, замер, отступив на шаг.

— Вот именно, — проворчал Д. — Ну, приятель, — он повернулся к Клеммену, — теперь держись. Скрытый дом искали десятки лет…

— Вот он, первооткрыватель, — Клеммен кивнул на спасённого, который дремал, прислонившись к стене.

— Он попал туда случайно, — смотритель поднёс трезубец к отверстию. Ничего не случилось. — А вы это видите . Подумать только, я ходил здесь почти каждый день!

— Ну ладно, — Д. взглянул на часы. — Пора. Сейчас здесь будет очень людно.

— Постойте! — Клеммен поймал его за рукав. — Я же могу спуститься внутрь!

— Не положено, — Д. энергично помотал головой. — Вначале туда войдут эксперты.

Он направился туда, откуда пришёл. Клеммен, мрачный как туча, последовал за ним.

— Экспертов! — фыркнул он за спиной Д. — Вот так всегда. Находят одни, вся слава достаётся другим.

— Что поделать, — вздохнул Д. — Таковы правила. Не огорчайся: тебя тоже не забудут.

— Послушайте, мы ведь оставили этого… студента! Может быть, перенести его к выходу?

— Не стоит, — Д. кивком указал вперёд. — Эиронтаи присмотрит за ним, а целители скоро будут здесь. Пусть разбираются. Мы с тобой те ещё лекари.

— Это верно, — вздохнул Клеммен, приглаживая волосы.

Эксперты пронеслись мимо, словно стая гончих. Д. и его ученик отступили в тень соседнего коридора. Во многом роль Бюро второстепенна: после того, как причина происходящего найдена, на сцене появляются другие персонажи. Не очень, наверное, честно, Клеммен прав, но — таковы правила!

Хотя порой хочется придушить тех, кто составляет все эти правила и должностные инструкции.

Монастырь Хоунант, Лето 12, 435 Д., 12-й час

— Старый Дом? — Чёрточка выглядел заинтригованным. — Очень интересно. Я проходил Паррантин, три раза — честно говоря, там скучно. Вся эта бутафория… есть две или три комнаты, действительно занятных, но остальное — для маленьких детей.

Д. с трудом сдерживал улыбку. Настоятели этого монастыря славятся снисходительным, мягко говоря, отношением к достижениям других. Чёрточка не исключение.

Они сидели в небольшой беседке, в саду на заднем дворе монастыря, и пили зелёный чай под пение птиц.

— Если вы каждый день можете сидеть здесь, — заметил Клеммен, — то я сменю профессию.

Настоятель улыбнулся и сложил руки на животе.

— Для этого надо всего-навсего стать настоятелем.

— Ну что, У-Цзин, мы договорились? — Д. постучал пальцами по столу.

— Полагаю, да, — монах поправил очки. — Как только наш уважаемый молодой друг сможет уделить мне неделю-другую, я начну занятия.

— Хоть завтра, — пожал плечами Клеммен.

— Договорились, — Чёрточка приподнялся и взглянул в сторону тропинки, что подходила к воротам монастыря. — Это за вами. Было очень приятно поговорить.

И удалился, чуть поклонившись на прощание.

— Я же говорил, тебя не забудут, — поджал губы Д. — Ступай, пока они весь монастырь вверх дном не перевернули.

— Где вас искать? — Клеммен поднялся со спокойствием обречённого.

— Да здесь, наверное. Я Чёрточке тридцать монет проиграл. Надо бы реванш взять.

Усмехнувшись, Клеммен поправил куртку, привёл, как мог, в порядок волосы и направился вниз, по тропинке, обозначенной белой галькой.

Академия, остров Тишартц, Лето 12, 435 Д., 14-й час

На Академию лучше всего смотреть с берега, из порта (как и остров, он сохранил старое имя, Тишартц — «каменный стол»). Впечатляющее зрелище. Несколько десятков зданий, все, как одно, белоснежные, видны и ночью, и днём. Главная башня — с обсерваторией. В северо-западном углу острова у них полигон — для магических испытаний. Тоже своего рода Паррантин. Сам я там пока не был, но Д. и его знакомые рассказывали об этом полигоне.

Строили Академию более сорока лет. Поначалу это кажется странным — давно уже никто не строит так долго. Подлинной причины никто не объясняет. Говорят что-то про тектонику, про силовые линии, про точки равновесия — не понять, шутят отвечающие или издеваются. Но построена Академия на совесть. А уж внутри… бродить там можно несколько месяцев. Не счесть музеев, выставок, учебных помещений… Как-нибудь попрошу устроить экскурсию. Моё звание ненгора, открывает вход за белые ворота, но как-то неловко идти одному.

В этот раз мы переместились через портал, не пришли на своих двоих. Где именно со мной разговаривали, понять было трудно: в комнате не было окон, и поначалу я даже подумал, что меня арестовали. Собеседники выглядели грозными, недовольными, на мои вопросы отвечать не торопились.

Потом я понял, отчего. В кои то веки кто-то попал в Скрытый Дом, и — надо же — не мудрец великий, а неуч, который в магии не понимает ни слова. Последнее — совершенная истина. Нет у меня таланта к магии, никакого. Д. посоветовал не брать в голову, и я стараюсь не брать.

— Проходил мимо стены и увидел, что там отверстие, — повторил я в сотый раз и мой собеседник в сотый раз кивнул, что-то записал. Рядом на столе — неизменный хрустальный шарик в изящной оправе. Записывают… Уже, наверное, десятка два таких записей у них есть, судя по тому, сколько нашлось желающих меня выслушать. Надо отдать должное, и кормили, и поили — язык быстро устаёт, да и воздух здесь застойный. — Заглянул внутрь и увидел человека…

Потом меня разобрало любопытство.

— А тот, кого я вытащил, — спрашиваю, — что он видел?

Маг посмотрел на меня как-то странно.

— Это всем интересно, — ответил он наконец. — То, что он видел, повредило его рассудок. Если мы и сможем вернуть его в норму, он всё равно ничего не вспомнит.

— Послать кого-нибудь на разведку?

— Чтобы безумцев стало больше? Пока не выяснится, что там случилось, никакой разведки.

— Странно, — говорю, — а что известно про Скрытый Дом?

— Только легенды, — отвечает маг и устало вздыхает. — Самым новым из них тысяча лет.

Понятно.

Я ожидал от магистров — или академиков, или как их надо называть — большей смелости, но после подумал, что напрасно. С разбегу прыгать в неизвестное — невелика смелость. А то, что во всех особых местах всегда полно неприятностей, явных или скрытых — известно всему миру.

Когда меня отпустили, было уже темно. Доставили прямиком в Теальрин — деревушка такая, рядом с тем самым монастырём. Для меня там сняли комнату. Д. всё ещё не было.

Устал я ужасно и сразу же лёг отсыпаться. С этого часа я и начал видеть странные сны.

Клеммен, сновидение, ночь на Лето 13, 435 Д.

Про тринадцатое число придуманы самые страшные приметы и истории. До этого вечера сны мне снились редко, были отрывочными, а если оказывались страшными (когда болеть доводилось) — то и вовсе забывались.

В этот раз сон был чётким, цветным, со всеми ощущениями. То, что это сон, я понял не сразу. Оказалось, что я не в состоянии управлять своими действиями. Началось так: открываю глаза и вижу ту самую комнату, из которой несчастного студента вытягивал. Оглянулся…

Ничего страшного. Прихожая. Два дверных проёма; один, по правую руку — без двери. Коридор. Дверь во втором проёме приоткрыта и сквозь щель свет брезжит. Хороший свет, солнечный. Рядом небольшая деревянная лавка, над ней — вешалка. И всё.

Не знаю, ощущал ли я во сне запахи, но если бы та комната была настоящей, там, наверное, пахло бы пылью и старым деревом. Так показалось. Затем я понял, что тот, чьими органами чувств я пользуюсь, вовсе не повинуется моим указаниям. Я хотел выйти в комнату за дверью, а «он» взамен обернулся.

Ещё одна дверь.

Показалось, что из-за неё доносятся голоса. Язык незнакомый, но где-то я его уже слышал. Жаль, не запомнил ни одной фразы.

«Я» сделал шаг к двери.

Прислонился к ней ухом. Услышал сквозь щели жалобную песню сквозняка. Чьи-то шаги.

Дыхание.

Нечеловеческое дыхание. Ровное, мощное… собака, вымахай она ростом с дом, могла бы так дышать. Перепугаться я не успел: ноги стремительно отнесли «меня» назад. И «я» вошёл в комнату.

Обстановка скудная. Деревянная кровать, устланная высохшей травой, небольшой стол (видимо, человек, сколотивший этот стол, плотничал впервые в жизни)… Коврик на полу. Вернее, циновка. Узор на ней — необычный, яркий, легко запоминающийся. Чёрные и белые волнистые линии поверх солнечного диска. Солнце за причудливой решёткой…

Наверное, «я» услышал что-то из-за спины. Дверь, к которой «я» стоял, прижавшись ухом, словно взорвалась. Была — и не стало, только белые брызги во все стороны. Что-то рванулось оттуда — жуткое, кипящее, отдалённо напоминающее очертаниями человеческую фигуру… и я проснулся.

Вовремя. Терпеть не могу, когда меня собираются убивать, даже если это во сне. Понял — уже не заснуть. Побродил-побродил, да вышел на улицу. Деревенька тихая, возле монастыря жить безопасно. Очень кстати. До рассвета оставалось несколько часов и я направился в ближайшую таверну. Увеселительных заведений здесь невероятно много; кажется, каждая семья владеет по меньшей мере одной таверной, харчевней или постоялым двором. При обилии паломников это неудивительно. А раз сам настоятель Хоунанта не прочь как следует выпить, то легко представить, как здесь с этим просто.

При всём при том — никаких драк, скандалов, ничего неподобающего. Чудеса, да и только…

Зашёл я в таверну («Резной посох» называется) и понял: не мне одному не спится.

Теальрин, Лето 13, 435 Д., три часа до рассвета

Они оба сидели за дальним столиком — Д. и Чёрточка. Оба были уже изрядно навеселе.

— Давай к нам! — крикнул Д., завидев Клеммена. Тому показалось, что вся таверна уставилась на него. Не каждого приглашают к своему столику такие посетители… Юноша шёл, рассеянно глядя по сторонам (как учил Д.: почти не поворачивая головы, но замечая всё до последних подробностей). Задержал взгляд на ольте в егерских одеждах. Где-то я его уже видел. Точно.

— Ну что, отыграли? — спросил Клеммен, пытаясь отодвинуть стакан, в который ему щедро плеснули вина. Боги милостивые, ну и привычки. Такое вино надо пить по маленькой рюмочке в исключительных случаях, а здесь оно рекой льётся. На Д. непохоже. Он что, действительно пьян?

Чёрточка снял очки и укоризненно посмотрел на благодушного, раскрасневшегося Д.

— Так я и думал, — произнёс он сокрушённо. — Трепло ты, а ещё доктор наук.

Доктор, подумал Клеммен. Каких именно наук? Д. о своих научных званиях не очень распространяется. Читает лекции, знаю, но кто их сейчас не читает.

— При нём можно, — Д. вздохнул и откинулся на спинку стула. — Свой человек. Тем более, ты его учить собрался…

— Да, юноша, — У-Цзин вовсе не казался близоруким. Зачем ему очки? Глядел монах столь же пристально и цепко, сколь и в очках. Только лицо казалось чуть более круглым. — Я бы на вашем месте не стал посвящать вашего уважаемого наставника в личные секреты. Иначе весь мир узнает о них самое большее через неделю.

— А зачем вам очки? — Клеммен ощутил, что Д. готовит ответную тираду. — Вы ведь и без них прекрасно видите.

Монах взглянул на Д., удивлённо приподняв брови. Бородач улыбнулся шире и развёл руками, едва не сбив на пол кувшинчик.

— Верно, — заметил монах. — Наденьте их — вам станет ясно…

— Очки? — Клеммен с сомнением посмотрел на них. Магия, не иначе. Ой, не люблю я магических приспособлений… — Ничего не случится?

— Ничего страшного, — успокоил его У-Цзин.

Отказываться от очков стало совсем неудобно. Юноша осторожно надел их (всё вокруг слегка затуманилось… точно, магия) и осторожно оглянулся. Так, чтобы не привлекать внимания.

Всё выглядело, как и прежде.

Хотя не совсем. На потолке и на полу, едва проглядывая сквозь брёвна, непонятные знаки. Что они означают, Клеммен не знал. Он стал осторожно, не двигая головой, рассматривать всех посетителей… они не менялись, только проявлялись невидимые прежде светящиеся предметы. Кольца, амулеты, прочие украшения… Ага, подумал Клеммен. Вот оно что! Позволяет видеть магическое! Очень полезно. Только зачем настоятелю? По слухам, он и так всё это видит. Если слухи хоть на одну сотую справедливы.

— Как интересно, — произнёс он вслух и решил взглянуть на ольта, показавшегося знакомым.

Чуть не вскочил со стула. Ольта не было видно. Взамен — какое-то размытое пятно, а потом и оно пропало. Клеммен снял очки, поморщился от вставшего перед взглядом тумана, осторожно покосился. Ольт был на месте, веселился в дружной компании.

— Что-то не так? — удивился Д.

— Тот ольт, — Клеммен едва заметно указал движением головы. — За моей спиной, в одежде егеря.

— А, генерал… — Д. взглянул в указанную сторону. — Да, неожиданно. Где я только его не видел. А что?

— Показалось, что он исчез. Постойте, — Клеммен спохватился. — Какой ещё генерал? В такой-то одежде? Бросьте разыгрывать.

— Это не розыгрыш, — Чёрточка надел очки, обвёл взглядом помещение. Дым стоял коромыслом. — Генерал, верно… А зовут его…

— Гин-Уарант, — ответил Д. вполголоса.

Аталлан Веарт, «Вечерний Туман», — произнёс внутренний голос в голове у Клеммена — как всегда, ответ давался либо сразу, либо никогда. «Наэрта почитателей оружия, самая малочисленная, но самая опасная…» Приставка «Гин» означает «тот самый», «всем известный». Иными словами, генерал этот чем-то очень знаменит. Надо же! И почему я не знаю всего ? Как его полное имя? Уарант Менавесс анс Аталлан. Вроде был у него брат, но умер, давно уже. Есть ещё… супруга не супруга, но дети у них есть. Ольтийка, одного с генералом возраста, во времена Войн Башен командовала отрядом специального назначения, кодовое имя — «Росомаха». Живёт в фамильном владении генерала. Сам он живёт в Венллене.

— Интересное имя, — отметил Клеммен. — Родом с островов?

— А ты его неплохо натаскал, — покачал головой монах. — Верно, с островов. Как-нибудь расскажу про него.

— Но зачем маскарад?

— Как зачем? — Д. налил себе вина, удивлённо приподняв брови. — Ах да, про это я ещё не рассказывал. Не в настроении я лекции читать. Чё… У-Цзин, может быть, ты?

Монах испепелил Д. взглядом и, откинувшись в кресле, некоторое время размышлял.

— Я мало в этом смыслю, — ответил он наконец. — Это что-то вроде традиции. Или привычки. Или вид развлечений. В общем, для разнообразия. Живут ольты подолгу, иногда меняют профессию. Образ жизни.

— В следопыты — после генерала? — удивился молодой ненгор. — Трудно представить.

— Мне тоже. Я видел и более удивительные случаи. Из градоправителя — в мусорщики, в простые солдаты, в торговцы. Диву даёшься. Да, совсем забыл: то, что он сейчас егерь, не помешает ему вернуться к обязанностям генерала. Подлинная профессия — одна. Остальное… пьеса. Только не в театре, а в жизни.

— Так я и думал, — задумчиво произнёс Клеммен, отпивая из своего стакана. — А жрецы — они что, тоже?

— Не вполне, — вмешался Д. — Там выбор ограничен. Хотя человек с фантазией… — он махнул рукой.

— Не вздумай его «узнавать», — предупредил монах. — Сейчас он не генерал и известен, скорее всего, под другим именем. Называть прежним — весьма бестактно.

— Ясно, — юноша не смог сдержать улыбку. — Насчёт бестактности мне полгода твердили.

— Да, — монах поставил стакан на стол. — Так что случилось?

— Сквозь очки его не видно. Скажите, Ч… Тьфу! — Клеммен осёкся, Д. ухмыльнулся, а монах поперхнулся вином — Простите, уважаемый У-Цзин. Это не может быть иллюзией?

Опешивший поначалу монах снисходительно улыбнулся.

— Да нет, что вы. Сюда под иллюзией не войти. Наверное, вам показалось. В этих очках всякое может мерещиться, поначалу

«Поначалу всякое мерещится», повторил про себя Клеммен, ощутив, что слова вселяют в него беспокойство.

Разговор сам собой перешёл на погоду, на охоту, на состязания и на многое другое. Поразительно, но к утру оба соседа Клеммена по столику казались не уставшими, а наоборот, отдохнувшими и посвежевшими. Как и сам Клеммен.

Подумав, юноша решил, что во всём этом — заслуга вина.

Монастырь Хоунант, Лето 14, 435 Д., утро

— Разумеется, я дам только самые общие указания, — Чёрточка критически глядел на нового ученика. — Подлинное обучение — образ жизни. Я помогу сделать первый шаг, далее — ваш выбор.

Клеммен, ощущавший себя на редкость неуютно в напоминавшей халат тренировочной одежде, принялся неуклюже изображать нападение и оборону. Невольно вспоминая показательные выступления, проходившие здесь чуть менее недели назад.

— Вот, прекрасное место, — Д. оценил достоинства и недостатки выбранного места. Соревнования проводились на большой, идеально ровной площадке рядом с монастырём. Зрители рассаживались либо на склоне — там самые удобные места — либо где придётся. Хоть до начала было более двух часов, склон давно не пустовал.

— Испечёмся мы тут, — с сомнением произнесла Кинисс и Д. протянул ей один из припасённых солнечных зонтиков. Клеммен быстро оценил достоинства этой защиты и попросил такой же.

— Кто обычно побеждает? — поинтересовался Клеммен, краем уха слышавший явно приукрашенные рассказы о прошлогодних соревнованиях.

— Здешние монахи, — ответил Д. — Есть несколько упражнений, где до аборигенов им не дотянуться, но таких мало.

— Что за аборигены?

— Зельар-Тона, — ответила Кинисс. — Дальний запад, три крохотных острова. Одни из немногих Людей, которых до сих пор считают дикарями. Но в боевых искусствах им нет равных.

— Почему их считают дикарями?

— Любят использовать луки, копья, — Д. устроился поудобнее, любуясь окрестностями. — Наука, магия и прогресс в нашем понимании им неинтересны. Я бы не стал считать их за это дикарями.

Клеммен промолчал. Дома его учили прямо противоположному. Правда, то было дома.

— Представляю, — произнёс он мечтательно, — сколько лет надо всему этому учиться, чтобы решиться выступить здесь.

— Не забудь, — Д. помахал кому-то рукой — кому, не было видно. — Всё показное отличается от того, что используется в жизни. Ну, как рыцарский кодекс. Всё зависит от подлинной цели.

— Какая ещё может быть цель у боя? — удивился Клеммен. — По-моему, цель только одна.

— И он ещё рассуждает про дикарей, — вздохнул Д. Клеммен тут же вспыхнул. — Почитай книги. Про дикую природу. Мы не так далеко ушли от животных, как кажется. Иногда достаточно показать силу, устрашить. Физическое устранение соперника не обязательно.

— Начинать войну для того, чтобы произвести впечатление? — Клеммен пожал плечами. — Глупо.

— Начинать войну всегда глупо, — Д. с сожалением посмотрел на своего ученика. — Это признак слабости. К несчастью, так думают не все. Правда, речь не о войне, а о бое. О поединке. Если бы всякое поражение означало только смерть, мир был бы гораздо более жестоким.

Некоторое время Клеммен пытался подыскать возражение, но не смог. Фразы «меня учили другому», в счёт не идут. Мало ли кого чему учили.

— Подумай, подумай, — Д. благожелательно посмотрел на нахмурившегося Клеммена. — Это непростой вопрос. Не ты первый над ним задумываешься. Надеюсь, после сегодняшнего представления ты изменишь мнение о боевых искусствах.

— А кто сегодня выступает?

— Все, кому интересно. Иногда одного дня не хватает. В этом году не все успели подготовить свои команды, к вечеру всё и закончится. О, Чёрточка! Славно, славно… Значит, скоро начало.

— Он тоже выступает?

— А как же! Это один из лучших мастеров…

При этих словах Кинисс пошевелилась, словно собиралась возразить. Но промолчала.

— Неплохо, неплохо, — приговаривал У-Цзин, глядя, как Клеммен, красный, словно рак, в очередной раз летит кубарем, не сумев увернуться от фантастически быстрого удара. Само собой, удары были условными. — Очень хорошо.

— Мне… так не кажется, — выдохнул юноша, с трудом поднимаясь на ноги. Ему казалось, что по нему прошёлся полк солдат. В полном походном снаряжении. — Мне кажется, что я ни на что не способен.

— Я говорю не о настоящем, — уточнил монах, жестом объявляя перерыв, — я говорю о будущем. Научиться вы можете очень многому, но потребуется воля, время, выносливость. — Лицо Клеммена вытянулось. Чёрточка поднял палец и произнёс поучительно. — Д. должен был сказать: чтобы стать мастером, надо потратить на обучение жизнь. Иногда не одну. И главное: никогда нельзя сворачивать с пути. Каким бы неудачным ни был выбор. Я помогу в пути, но первый шаг каждый делает сам. Только сам.

— Я согласен, — ответил Клеммен после долгого раздумья и вскорости понял, что, возможно, поторопился с принятием решения.

Теальрин, Лето 16, 435 Д., вечер

— А ты неплохо выглядишь! — воскликнул Д., заметив, что в таверне появился Клеммен. Выглядел его ученик так, словно неделю, не переставая, с утра до вечера таскал тяжёлые мешки. — Давай к нам. Отдыхать тоже полезно.

— Это точно, — Клеммен ощущал себя глубоким стариком. Всё ныло, скрипело, болело. Вдобавок, после каждого занятия одежду можно было выжимать. Прошёл третий день, а признаков того, что он когда-нибудь сможет хотя бы немного приблизиться к тому, чем владел монах, не было вовсе. Клеммен был уже готов упасть духом.

— Ничего, поначалу так всегда, — заметил Д. философски. — Ешь давай. Аппетит должен быть зверский.

— Это точно, — повторил Клеммен (ему очень хотелось сказать Д. что-нибудь обидное, но сил не хватало). — Помог бы ещё кто-нибудь вилку держать.

Спустя полчаса появился сам У-Цзин, возмутительно бодрый и довольный жизнью. Клеммен заметил, что тот ни слова не говорит о занятиях. Вообще не упоминает о Клеммене, как об ученике. Должно быть, так положено.

— Винограда в этому году соберём раза в два больше обычного, — сообщил монах, утолив первый голод (Клеммену такого количества еды хватило бы на два плотных обеда). — Невероятно удачный год. По всем признакам. Мне даже не по себе — должно же случиться хоть что-то неправильное…

— Хочешь, устроим заморозки? — ленивым голосом предложил Д. — И никаких проблем с урожаем.

— Я сказал «случиться», а не «устроить», — напомнил У-Цзин. — А устроить нам заморозки… это вряд ли. О подобных мелочах мы позаботились. В общем, принимаю пожелания относительно вина. Могу поставить пару-другую лишних бочек.

— И когда будет готово? — полюбопытствовал Клеммен, ощутив, наконец, что жизнь всё же имеет приятные стороны. Во всяком случае, непосредственно после хорошего ужина такое впечатление легко может сложиться.

— Скоро, — ответил монах, утоляя второй голод. — Лет через двадцать.

— Что?!

— Хорошее вино быстро не сделать, — пояснил У-Цзин, не поднимая глаз.

— Сколько же у вас там бочек?!

— Сотни две, — монах на миг поднял глаза к потолку. — Беда с этими послушниками. Пока научишь следить за вином, две трети непременно испортят. Иногда до слёз огорчаешься.

— Вот, значит, чему вы там людей учите, — покивал головой Д.

— Если человек не в состоянии поставить вино, — монах поднял указательный палец, — и не может заваривать чай — пиши пропало. Не будет такому человеку удачи в жизни.

Тут и Д., и его ученик не выдержали, расхохотались.

— Смейтесь, смейтесь, — пожал плечами ничуть не смутившийся монах, — так всегда. Стоит изречь мало-мальски великую истину, над тобой только потешаются.

Монастырь Хоунант, Лето 22, 435 Д., утро

Не знаю, как это произошло, но в один прекрасный момент мне всё стало удаваться. Произошло это мгновенно. В тысячный, наверное, раз ко мне устремилась сжатая «лодочкой» рука У-Цзина… и вдруг я смог защититься. Не достигнув моего живота, рука скользнула в сторону и монах — как мне показалось — неуклюже свалился. Впрочем, только показалось. Я ещё только поворачивался в его сторону, а он уже стоял в прежней стойке.

Чуть кивнув мне, он выпрямился.

— Ну что же, — произнёс монах. — Превосходно. Ещё раз…

Хоть я и устал, но повторные попытки — не все, конечно — для меня оканчивались успешно. У-Цзин повторил другой удар (названия не помню… что-то там про журавлей), и вновь я смог уйти.

— Отлично, — пробормотал монах, и я от души порадовался. До сих пор мне доставались отнюдь не лестные слова, а порой и побои — не сильные, но весьма унизительные. Как такое можно терпеть годами, не понимаю! Есть в этом какой-то великий смысл, но я не пытался его искать, просто терпел. Терпел и вежливо улыбался, как положено. Чего мне это стоило!

— Перерыв, — решил У-Цзин. — Клеммен, я доволен. Второй шаг, пантвар на вашем языке, происходит со всеми, но далеко не всегда — так быстро. Невероятно быстро. Сейчас тебе покажется, что всё удаётся, всё получается. Не поддавайся заблуждению. Все твои удачи — кажущиеся, как и неудачи. Истина — в самом конце, достичь её невозможно.

— Зачем тогда совершенствоваться? — спрашиваю, в полном недоумении.

— Затем, что можно сколь угодно близко подступить к цели.

Некоторое время мы молчали.

— Если это — иллюзия, то что было раньше? — спросил я, наконец.

Монах пожал плечами.

— Тоже иллюзия. Иллюзия того, что ничего не получится. Кажущееся понятным — иллюзорно. Осознай это, станет намного легче. Ты — в начале пути, и кажется, что на следующий шаг не хватит сил.

— Думаете, будет следующий шаг?

— Разумеется, — он ехидно прищурился. — Я показал, что есть цель. Ты уже не сможешь не замечать её.

С этими словами У-Цзин опёрся о посох и, вскарабкавшись по нему, прыгнул вверх с немыслимым боевым кличем. Посох медленно летел, поворачиваясь, а сам монах, описав красивую петлю (в высшей точке она была в три-четыре его роста), приземлился на землю в боевой стойке. Глаза его при этом сверкали так жутко, что я отошёл на шаг. У-Цзин рассмеялся.

— Это демонстрация, Клеммен. Настоящее владение боевыми искусствами есть способ действовать так, чтобы всё выглядело показным, но таковым не являлось.

— Не всё сразу, — взмолился я. — Я не успеваю запоминать!

— Как знаешь, — пожал он плечами. — Не думаю, что будет время всё тщательно обдумать и осознать..

Он стоял, опираясь на посох, и я вспомнил, что и на соревновании он стоял так же — небрежно, словно рассеянно, чуть улыбаясь…

Он стоял, небрежно, словно рассеянно, чуть улыбаясь. Он был третьим настоятелем монастыря и поддерживал традицию, выигрывая все до одного состязания по рукопашному бою. Применять магию здесь запрещено. Восемь судей, что сидели вокруг площадки, следили за соблюдением запрета и горе тому, кто осмелится схитрить.

Сначала У-Цзин исполнил несколько эффектных упражнений из школы боя, которой придерживался сам. Потрясало то, как он умел, становиться стремительным и неудержимым, мгновение назад производя впечатление несобранности и неуклюжести. Клеммен, как ни старался, не мог запомнить момента перехода. У-Цзин просто исчезал в одном месте и появлялся в другом. Переставал быть одним, становился другим. И — бесшумность. Лёгкий скрип посоха, шелест одежд и едва различимый звук подошв, касающихся земли.

Затем У-Цзин пронёсся мимо четырёх толстых досок, пара петель удерживала каждую. Монах словно погладил их — восприятие не позволяло уловить скорость — но доски начали разламываться надвое, падать на землю…

После этого настоятель некоторое время ловил стрелы. Из лука и арбалета. Когда он, стоя спиной к лучникам, сумел поймать две пролетавшие рядом стрелы сразу, аплодисменты и восторженные крики не утихали несколько минут…

На этот раз не было показательных боёв. Клеммен был отчасти разочарован, но…

Гонг возвестил, что состязания ещё не окончены.

— Вот он, — шепнул Д., сощуривая глаза. — Я уж начал думать, что он не появится.

На площадке появился человек, с яркой раскраской на лице и руках, одетый лишь в короткую юбочку из стеблей тростника. На вид ему было лет сорок; выражение лица — непроницаемое.

— Таннуара, — пояснил Д. — Один из лучших бойцов нашего времени.

— Зельар-Тона?

— Верно. Не отвлекайся, повторять не станет.

Островитянин двигался совсем иначе. Монах казался неуклюжим и медлительным; Таннуара перемещался точными, экономными движениями. Клеммену показалось, что Таннуара стремится тратить как можно меньше сил. Выглядело непривычно, но, как и в случае с монахом, усыпляло бдительность. Походка Таннуары не выдавала в нём бойца. Создавала иллюзию медлительности.

Обязательные упражнения островитянин выполнил безукоризненно. Разница была в способе: он не ловил стрелы, а перерубал тяжёлым длинным ножом. Как и в случае с У-Цзином, казалось, что руки и ноги оказываются в нужных местах мгновенно. А стрелы словно сами уклонялись от встречи с целью — чтобы миг спустя упасть в пыль, распавшись надвое.

Последний, произвольный номер программы…

В дальнем конце площадки для стрельбы расставили десять условных мишеней — имитации человеческих фигур, изображённые на тонких деревянных листах, каждый — укреплён на шесте. Скрытые в траншеях помощники перемещали цели, не позволяли им стоять на месте.

Шесть лучников выстроились двумя косыми линиями.

Таннуара встал между стрелками и мишенями, на груди его теперь были два перекрещенных кожаных ремня. Ручки коротких ножей, уложенных в гнёзда на ремнях, сияли, словно солнце.

Гонг.

Лучники подняли оружие… и Клеммен, похолодев, понял, что подлинной целью является сам Таннуара. Островитянин обратился в вихрь, несущийся над землёй, в лавину, в нечто, что было невозможно удержать. Ножи один за другим устремлялись в сторону движущихся мишеней, а вокруг густо роились стрелы…

Вновь ударил гонг.

В голове и груди каждой мишени торчало по ножу. Площадка была усеяна стрелами, некоторые из которых были перерублены. Выступавший молча поднял руки вверх, несколько раз обернулся, чтобы все поняли — на нём нет ни единой царапинки.

Клеммен понял, что всё это время задерживал дыхание. Аплодисменты долго не затихали.

— Они целились всерьёз? — спросил он хлопающего в ладони Д.

— Разумеется, — удивился тот. — Это испытание, которое воин должен пройти, чтобы доказать, что он равен богам и стихиям, и может править людьми.

— Так он что — вождь?

— Долго объяснять. Нет. Возможный преемник, хотя и это не вполне точно. Потом расскажу.

Состязания на этом закончились. Клеммен тоже поднялся и пошёл в сторону о чём-то беседующего с судьями Чёрточки. Когда мимо монаха прошёл, невозмутимый, сохраняющий молчание Таннуара, У-Цзин обернулся и молча поклонился ему.

Тот поклонился в ответ — сдержанно, но с уважением. И оба разошлись: монах вернулся к судьям, а островитянин (вокруг которого, как заметил юноша, держалось кольцо пустоты — никто не подходил вплотную) продолжил свой путь.

И тут он внезапно повернул голову, встретился с Клемменом взглядом.

Тот ощутил, что его горло сжала ледяная рука. Таннуара смотрел, не меняя выражения лица. Время замедлило свой бег. Медленнее пошли люди, остановился ветер, опустились и умерли звуки. Взгляд воина не отпускал; юноша ощущал себя, словно жук, пригвождённый булавкой к стене.

Он не заметил, когда Таннуара отвернулся. Как-то сразу всё кончилось. Стало проще дышать, время потекло, как прежде.

— Кого-то увидел? — окликнул его Д.

Клеммен молча покачал головой. Что это было? Судьи по-прежнему здесь, они заметили бы попытку применения магии. Д., ощутил бы что-нибудь. Или Кинисс. Как это понимать?

В конце концов, Клеммен махнул рукой на загадку. Впоследствии он то и дело вспоминал внимательный взгляд раскрашенного в яркие цвета воина и остановившийся мир. Утративший краски, посеревший, зыбкий замерший мир.

Тем же вечером, прогуливаясь возле склона, в сторону которого стреляли лучники, Клеммен заметил, как что-то сверкнуло среди камней. Зрители, а также местные жители давно уже обыскали все окрестные склоны: подобрали, словно сороки, всё, что могло напоминать об увиденном. Странно, что нашёлся не тронутый «трофей».

Луна светила достаточно ярко, Клеммен сразу же узнал один тех из ножей, что не так давно лежали в гнёздах ремней на груди Таннуары.

Стараясь не дышать, Клеммен осторожно склонился над ножом.

Нож попал в птицу, что само по себе производило впечатление. В ворону. Та, судя по кровавому следу, успела заползти в укрытие, прежде чем жизнь окончательно оставила её. У Клеммена хватило ума не прикасаться к ножу. Он запомнил и тем же вечером зарисовал знак, выгравированный на короткой рукоятке. Под лунным светом она светилась ровным молочно-белым сиянием.

Вернувшись в поселение, Клеммен поведал о находке наставнику.

— Неудивительно, — пожал плечами Д. — Если в ритуальном бою не прольётся ни капли крови, воина ждёт немилость богов. Надеюсь, ты не стал трогать нож?

— Разумеется, — ответил Клеммен, ощущая, что по коже поползли мурашки. Ничего себе правила…

— Отлично, —похвалил Д. — И давай не будем об этом. Мне не по себе от Зельар-Тона и их достижений. Они очень простые, в определённом смысле, люди. Молись погромче, если захочешь встать на их пути.

Монастырь Хоунант, Лето 30, 435 Д., утро

— Довольно, — прервал его У-Цзин. — Ты рассеян, думаешь о постороннем. Перерыв.

— Надолго? — спросил тяжело дышащий Клеммен. Как этот толстяк-монах умудряется загнать его, оставаясь бодрым и невозмутимым?

— Часа должно хватить, — решил монах. — Пять дней до завершения вступительного курса.

— А потом?

— Где же это мой посох? — оглянулся монах, опираясь на посох, что сжимал в левой руке. Клеммен прикрыл рот ладонью и молча поклонился.

— Тебе слишком легко всё даётся, — проворчал Чёрточка. — Жалею я тебя… а зря.

Клеммен поклонился вновь. У-Цзин отвернулся.

— На десятый день осени я буду ждать тебя, — произнёс он, не оборачиваясь. — Что бы ни случилось. Придёшь — продолжим обучение. Пока принимаешь решение, выполняй упражнения, которые успел выучить. Бойцом так не стать, но поддерживать отличную форму — можно.

И удалился.

Клеммен пригладил вымокшие волосы, растерянно оглянулся. Проклятие… ополоснуться, немедленно! В огромной бадье, которую он усердно наполнял каждое утро занятий, воды оставалось ещё предостаточно. Юноша с наслаждением вылил на себя ведро воды, совершенно не почувствовав холода. Хорошо, что на нём только тренировочные штаны — монах предпочитал придерживаться архаичных традиций. Ходить целый час в пропитанной потом одежде… бр-р-р!

Что делать дальше? Лучшим способом вести себя в этих стенах была естественность. Занимайся тем, чем должен или привык заниматься.

Клеммен извлёк из сумки кусок дерева (срезал, следуя указаниям монаха, ветвь с одного из ясеней в крохотном парке на заднем дворе). Добыл нож, и принялся вертеть заготовку, скрывающую неизвестный пока образ.

На ум постоянно приходил Таннуара и его взгляд, приковавший к месту. Что это такое? Меньше всего это походило на случайность. Случайностей, как говорит Д., вовсе нет. Точнее говоря, случайность — это то, о чём ты никогда в жизни не подумаешь. Прочее, раз привлекло внимание, не случайность.

Одно понятно: больше встречаться с раскрашенным островитянином Клеммен не желает ни за какие коврижки.

— Да это же я! — восхитился кто-то за его спиной. Клеммен стряхнул с себя задумчивость и уставился на свои руки. Размышляя о разных разностях, он умудрился вырезать из дерева неплохую карикатуру на У-Цзина. Монах грозно потрясал посохом и выглядел, словно отважный толстенький хомяк. Второй раз, подумал Клеммен ошеломлённо, я что-то делаю, но не помню, как и зачем. Ой, не нравится мне это!

— Можно? — У-Цзин протянул руку. Клеммен молча протянул не вполне ещё законченную фигурку. Чёрточка долго рассматривал самого себя, и в конце концов захохотал.

— Ты ещё и изобретателен, — ответил он, возвращая статуэтку. — Мне ещё никогда не давали сдачи подобным образом. Превосходно, продолжай в том же духе.

Спина успела затечь, Клеммен несколько раз согнулся и разогнулся, чтобы привести её в норму.

— Совсем забыл! — монах хлопнул себя по лбу. — Давно собираюсь показать тебе свой цветник. И всякий раз забываю. Если не возражаешь.

— С удовольствием, — Клеммен с любопытством наблюдал за монахом. Сейчас он приветлив и добродушен, но когда вернётся на тренировочную площадку, его будет не узнать… Тоже своего рода театр. Наверное, чем лучше в нём играешь, тем проще жить, подумал Клеммен, ощущая, как возмущённо ноют уставшие мускулы.

— Потрясающе, — вымолвил Клеммен совершенно искренне. Под мозаичным куполом (по словам Д., изготовленным из горного хрусталя) находилась горка (должно быть, изображение подлинной горы), на поверхности которой росли крохотные деревья. Собственно цветник занимал периметр купола, и росли там, как понял молодой ненгор, исключительно экзотические растения.

— Этой горы здесь нет, — заметил монах, явно довольный произведённым впечатлением. — Мы все помним её, по легендам… Унэну, моему предшественнику, пришлось немало потрудиться, чтобы воссоздать её образ.

— Как живые, — удивлённо склонился Клеммен над крохотной сосной. Иголки у неё были лишь немногим меньше, чем у полноценных сородичей, а ростом сосёнка была едва ли в ладонь.

— Они и есть живые, — подтвердил несколько уязвлённый У-Цзин. — Искусство выращивать их известно и здесь, только считается отчего-то тайным.

Клеммен медленно обходил горку, заворожённый необычной иллюзией. Словно он смотрит на подлинную гору, что расположена в километре-другом поодаль. Казалось даже, что по крутым склонам медленно сползают обрывки облаков, рассыпаясь по пути на клочья тумана. Тут он заметил краем глаза какое-то движение и вздрогнул. Садовник (судя по одежде), стоявший к нему спиной, сосредоточенно подстригал небольшими ножницами пышный розовый куст. Монах тоже заметил движение.

— О, как кстати! — просиял он. — Сейчас я вас познакомлю. Смотри, Клеммен, какие чудеса можно сотворить при помощи одного только трудолюбия. Вот кому я обязан таким цветником.

Садовник обернулся, опуская ножницы и приглаживая рукой непослушную прядь волос.

Карие глаза и золотистые волосы ничуть не потеряли в убойной силе.

У-Цзин не заметил, как вздрогнул и онемел его ученик.

— Прошу любить и жаловать. Клеммен, это Андари, превратившая пустырь в храм великолепия. Андари, это Клеммен, мой новый ученик…

Тут монах обнаружил, что речи Клеммен лишился, не только следуя обязательной вежливости.

Очнувшись, Клеммен ощутил, что руки его сами собой опускаются, как положено в подобных ситуациях; тело само собой выпрямилось (вызвав негодующий протест спины), а голова склонилась, что, наконец-то, позволило отвести взгляд от этих глаз.

— Очень приятно.

— Очень приятно.

— Пойду-ка я чай заварю, — неожиданно заторопился монах. — Жду вас обоих в беседке.

— Превосходный цветник, — произнёс, наконец, Клеммен, когда стало ясно, что первым нарушить молчание полагается ему. — Никогда ничего подобного не видел.

Так оно и было на самом деле.

— Здесь много интересного, — ответила Андари. — У здешнего владельца прекрасный вкус.

И повела его по причудливо извивающимся тропинкам. Оранжерея была огромной; кто бы ни был упоминавшийся Унэн, сооружение это он воздвиг с тщательностью и любовью.

Клеммен неожиданно понял, что имеет дело совсем с другой Андари. В чём заключается разница, он понял не сразу. Облечь понимание в слова удалось и того позже. Здесь, вдали от размеренной суеты Венллена, Андариалл выглядела… свободной. Казалась намного моложе… соответствовала своему возрасту. Не была стеснена ничем. Там , в окружающем мире, она словно находилась под пристальными взорами судей — судей, не прощающих ни одной ошибки. Там она играла совсем другого человека.

Здесь она была иной. «Настоящей», подумал Клеммен, не сумевший побороть немоту до конца. Девушка выглядела так, как и должен выглядеть садовник — одежда местами перепачкана в земле, пыльце и соке растений; руки расцарапаны, причёска далека от совершенства — волосы собраны под шапочку, чтобы не мешали.

И глаза. Без неизменной льдинки на дне. И речь. Она рассказывала разные разности, шутила, искренне гордилась своей работой, время от времени брала собеседника за руку…

…что продолжало удерживать Клеммена в состоянии непрекращающегося забытья. Сладкого забытья…

Прошла четверть часа, но для ненгора она сжалась в одно долгое мгновенье.

…Только когда монах поймал его, направляющегося в сторону беседки, Клеммен осознал, что по-прежнему в тренировочной одежде, а она, как ни крути, мало подходит к моменту. Смущаться было уже поздно, но переодеться всё же стоило. Хотя бы из уважения к чаю.

— Полагаю, путь сюда неблизкий, — произнёс Клеммен, когда они вышли за ворота монастыря.

Андари вновь стала той , «неправильной». Скованной незримыми взглядами, повзрослевшей лет на сорок. Попробовал бы сейчас Клеммен взять её за руку!

— Неподалёку живут мои родственники, — ответила девушка. — Когда работаю здесь, останавливаюсь у них.

Таэркуад . Это всё, понял Клеммен, что полагалось услышать.

— Цветник просто великолепен, — повторил он в тысячный раз. Тут на него что-то нашло и он воровато оглянулся. Монах стоял к ним спиной, беседуя с привратником. Очень хорошо! Клеммен извлёк из кармана неоконченную статуэтку, что вырезал сегодня, и на открытой ладони протянул её Андари.

Та осторожно взяла фигурку, повернула из стороны в сторону, тихонько рассмеялась. Позади что-то скрипнуло и Клеммен, вздрогнув, обернулся. У-Цзин заканчивал разговор.

На ладонь его опустилось что-то холодное.

Когда юноша вновь повернул голову, рядом с ним никого не было. От изумления он даже повернулся несколько раз — пусто. Что это было, видение? Если так, то весьма приятное видение. Он поднёс ладонь к глазам, чтобы разглядеть, что ему оставили, как позади послышались шаги. Юноша поспешно убрал предмет в карман.

— Уже ушла? — осведомился Чёрточка. После чаепития вопроса о продолжении тренировок не возникло. Клеммен хотел задать монаху первый из тысячи вопросов… Откуда здесь Андари? Как получилось, что работает именно у него? Часто ли бывает? Знает ли У-Цзин, что они уже знакомы? Когда…

— Я вижу, она произвела на тебя впечатление, — монах явно был доволен. — На меня тоже. Только представь — такой садовник, такие чудеса творит — просто так, из любви к искусству! Да, — вздохнул он, глядя туда, где постепенно остывал закат. — Такое нынче редкость.

И Клеммен понял, что не хочет задавать ни одного из этих вопросов. Не хочет, и всё.

— Передай Д. привет, — крикнул монах вдогонку, когда Клеммен отошёл уже довольно далеко. Настоятель не был уверен, услышали его или нет.

5. Сторона золота

Венллен, Лето 42, 435 Д., 8-й час

— Превосходно, — в сто первый раз пробубнил себе под нос Д., продолжая слоняться из одного угла кабинета в другой. Меня он не замечал.

О встрече и разговоре с Андари (интересно, узнал бы я её имя, если бы Чёрточка нас не представил?), конечно, пришлось рассказать. Пункт четвёртый. Д., помнится, вскочил, словно ужаленный и, помолчав несколько секунд, пообещал открутить У-Цзину голову и прочие части тела. За что, пояснять не стал.

— Превосходно, — повторяет он в сто второй раз.

— Что превосходно? — не выдерживаю.

— Что туда никто больше не пробрался, — отвечает. Усаживается за стол и жестом велит сесть напротив. — Помнишь Скрытый Дом? Того бедолагу-студента? Так вот, он действительно повредился в уме. Сейчас покажу, что он видит.

Из ящика стола Д. небрежно вытащил чёрный матовый прибор, похожий на чернильницу, а потом, словно фокусник, вынул откуда-то из воздуха небольшой прозрачный шарик. Опустил его в гнездо «чернильницы».

— Смотри.

От такого зрелища и у меня чуть шестерёнки не попереломались. Вид из окна. За окном — лес, из каких-то небывало высоких деревьев и приземистых кустов под ними. На заднем плане — пустыня. Понять трудно, изображение постоянно идёт волнами, теряет чёткость, словно во сне. А временами один предмет выплывает из общего тумана и как бы проявляется, становится чётким и ясным. То подоконник, то часть лужайки за окном… Мне показалось, что я заметил две человеческие фигуры, появившиеся слева и даже привстал, чтобы «выглянуть из окна». Рука Д. вернула меня на место, изображение исчезло.

— Видишь? — проворчал он. — И это, заметь, ослабленное, замутнённое изображение! Намеренно искажённое — а как действует! Хорошо ещё, без звука. Со звуком и я бы «поплыл».

Мы оба смотрели на шарик… На вид — красивый, безопасный.

— Того, кто списывал первоначальное изображение, очень долго пришлось «извлекать» оттуда , — произнёс Д., уже без улыбки. — Главный пострадавший там , видимо, и останется. Он умеет говорить, думать, ходить, связно мыслит, вот только девять десятых времени он пребывает там , — указал он рукой на шарик.

— Что же в этом превосходного? — поёжился я.

— В самом происшествии — ничего хорошего, — отзывается он. — Превосходно то, что добавляется ещё одна деталь в общей картине. Итак, приступаем к действительно тайным операциям. Подробные инструкции получишь сегодня после обеда, а пока я обрисую картину в общих чертах.

И вынимает «гребешок». Название дурацкое, пусть даже с намёком на то, для чего этот гребешок служит. На вид — действительно гребешок, можно причесаться. Но обнаруживает всё магическое, а также следы магического. У Бюро страсть маскировать аппаратуру под самые невинные предметы обихода. Стоит такая «мелочь», вероятно, кучу денег, но в случае необходимости эти предметы можно выбрасывать, отдавать, ломать. В чужих руках они — просто безделушки.

Д. несколько раз провёл «гребешком» сверху вниз и обратно, не приближая его ко мне ближе, чем на сантиметр, и остался доволен.

— Чисто, — подтвердил он словами. — Остаточного воздействия нет.

— Ну вот, — добавил он, усаживаясь поудобнее. — Ты слышал, что у нас сейчас так называемые Сумерки…

Киваю. Да, действительно. Вкратце: магия вроде бы ослабла и частично потеряла силу. Хотя, если это — «ослабла», то что же такое «вернулась в норму»?!

— …Они могут завершиться в любой момент, — продолжает Д., — мы ожидаем ключевого события. Все попытки прогноза показывают, что случится оно в ближайшем будущем, в окрестностях Венллена.

— Поэтому мы здесь и сидим?!

— Отчасти да. Определить точное время и место можно, изучая некие особые места. Таких в мире много. Не все они безопасны для посещения…

— Паррантин, — говорю я. — Камень Меорна. Руины возле Вереньен, Шесть Башен, рудники под Шантром, курорт Даккареа, чёрный обелиск в Лерее…

— Верно, — говорит. — Молодец. Вот твоё задание. Ты должен будешь посетить некоторые из этих мест.

— И… что делать?

— Абсолютно ничего.

— ?!

— Просто посетить. Походить, посидеть. Всё это время записывать происходящее. Никакой самодеятельности. — Д. встал. — Никаких экспериментов, заранее не согласованных со мной.

— И всё? — спросил я. Странно, но я ощутил разочарование.

— Нет, — отвечает он. — В каждом конкретном месте надо появиться в точно рассчитанный момент времени. Уйти — когда вздумается, но надо провести в каждом из мест восемь часов, не меньше.

— Можно вопрос?

— Пожалуйста.

— Почему именно я?

— Клеммен, — вздыхает Д. — Есть причины не отвечать на этот вопрос сейчас .

— Что такого важного в этом ключевом событии?

Д. долго смотрел мне в глаза.

— А на это мне пока не положено знать ответа, — ответил он, в конце концов.

Я хотел было сказать что-то ещё, но…

— Не положено знать, — повторил Д. и посмотрел так, что стало понятно — шутки кончились.

— Встречаемся здесь же, в час пополудни, — заключил Д. и вернулся за стол.

Лишь когда я вышел на улицу, до меня дошло, что «гребешок» не отреагировал на амулет, что висел у меня на шее. Я осторожно пощупал ладонью — на месте. Висит, покачивается… ничего не понимаю!

Так и возник мой первый настоящий секрет от Д. Впервые я намеренно нарушил один из восемнадцати пунктов. Точнее, нарушил-то я вчера…

Венллен, Лето 41, 435 Д., вечер

Он стоял перед зеркалом и думал, глядя то на своё отражение, то на амулет, мирно лежащий на ладони.

Треугольник. Три желтоватые пластины толщиной в мизинец и длиной сантиметра четыре. Одна из пластин явно золотая; другая из иного металла, возможно — бронзы. Третья — на ощупь деревянная, но дерево чрезвычайно твёрдое и тяжёлое, поцарапать его ногтем не удалось.

Изящная серебряная цепочка охватывала амулет двойной петлёй, не препятствуя вращению. Клеммен поочередно поднёс треугольник к каждому из магических детекторов, которыми Бюро снабжает своих сотрудников. Активных заклинаний нет. Остаточная магия, свойственная живой — или в прошлом живой — материи. Это понятно, дерево ведь.

Вооружившись мощной лупой, Клеммен осмотрел треугольник под сильной лампой. Никаких особых знаков. На каждой пластине — один и тот же рельеф, мозаика. Красивый, часто встречающийся на ольтийских изделиях узор.

Клеммена прошиб холодный пот.

Три пластины амулета не были соединены друг с другом!

Между ними — если смотреть на просвет — видны щели. Узкие, шириной в волос. Клеммен попытался разъединить пластины, вначале осторожно, затем сильнее. Тщетно. Прилагать большие усилия — значит, рисковать сломать амулет. И никакой магии! Надо побольше узнать о Теренна Ольен. Он вспомнил внимательный взгляд Андари. Провалиться ритуалам, правилам, всем негласным запретам! Что всё это означает?

Есть ли у неё основания желать ему дурного?

Или его подозрения — просто отзвук привитого в детстве недоверия к нелюдям?

Клеммен поднял амулет, позволил цепочке провиснуть — та стекла с мягким шорохом, словно струйка песка. Посмотрим-ка на неё… Клеммен положил цепочку под лампу, приблизил лупу и вновь покрылся холодным потом.

Каждое звено цепочки отнюдь не было гладким и ровным. Каждое звено представляло собой многократно перекрученная спираль. Каждый виток её, в свою очередь, был сложной спиралью. У Клеммена хватило остроты зрения увидеть, что на каждом едва различимом виточке очередной спирали просматриваются чётко отполированные треугольные грани.

Такое не под силу сделать руками! Даже если нашёлся умелец, что смог сотворить подобное чудо, потребовались бы многие недели работы на каждое звено цепочки! Сколько здесь звеньев? Не меньше пяти сотен. Стоить это должно целое состояние.

Что за чушь! Не продавать же её! Амулет, несомненно, вручён с какой-то целью. Но с какой? Они виделись всего три раза. По утверждению Д., легенда Клеммена безупречна, любая попытка «посмотреть» на ненгора извне немедленно регистрируется. Бояться нечего, но… Отчего так страшно?

«Тебя угораздило влюбиться», сказал Д.

Наверное, он прав.

А посему…

Клеммен долго стоял перед зеркалом (специальное, слегка «подправленное» Бюро зеркало, «безопасное», непригодное для слежки), держа амулет в руке.

Решился.

Цепочка легко застегнулась на шее; металл лишь несколько секунд казался холодным и неприятным, вскоре Клеммен перестал его ощущать. Потрогал на всякий случай — не исчез ли? Не исчез. Покосился на треугольник — повернём-ка одной из сторон вниз. Какой? А хотя бы и деревянной. Вот так.

Вновь поднёс по очереди все детекторы — пусто. Никакой магии. Постойте, он же читал не так давно книгу, где говорилось о Теренна! И это называется прекрасная память! Ладно, рано или поздно вспомнится.

В эту ночь он вновь увидел сон — яркий, чёткий, похожий и на повседневный мир, возникающий вокруг при пробуждении, и на вызывающие ужас видения, которые Д. показал ему на следующий день.

Та же комната, где «застрял» несчастный студент. На этот раз он — персонаж в царстве грёз — не был стеснён в движениях. Комната чуть покачивалась, контуры её плыли, но ко всему можно было прикоснуться, всё можно было сдвинуть — как если бы это было в «настоящем» мире.

Персонаж полностью повиновался Клеммену. И всё же юноша осознавал, что во сне присутствует не его двойник: руки были сильно загоревшими, пальцы — длинными. Да и ростом он был повыше.

Он открыл задвижку и распахнул окно. Слышны неясные голоса — кто это здесь?

Выпрыгнул наружу. Трава — мягкая и живая, жалко наступать. И не скажешь, что шагах в ста начинается пустыня. Траве всё нипочём: она тут же распрямлялась, стоило отойти.

Он сделал несколько шагов в сторону забора, двигаясь вдоль стены дома. Ага… голоса ближе. Сейчас увидим, кто это.

Какое яркое солнце! И — какая при том прохлада! Не зря это место назвали Оазисом. Если это — Скрытый Дом, то, значит, действия происходят в прошлом? Но как давно?

Что-то сверкнуло справа.

Остановился, присмотрелся.

Из травы выступал небольшой холмик, кучка песка, на которой росли редкие хилые травинки. Муравьиная куча? Непохоже. Что это торчит из неё?

Осторожно приблизился. Что-то металлическое. Походило на воткнутый в землю меч, у которого кто-то отломил рукоять. Точнее, две рукояти! Двойной клинок выдавался на локоть из земли, извивался немыслимой дугой, разделяясь на две тусклые полосы, заканчивавшиеся грубыми неровными сколами. Наяву такого быть не может. Всё-таки это — сон.

Тени легли по обе стороны от него. Двое неизвестных за спиной. Клеммен ощутил, что не может и пошевелиться — от неожиданности, от страха. Один силуэт чуть ниже, судя по длине тени. Что делать?

Он медленно поднял голову. Как показать, что безоружен, что нет дурных мыслей?

Ветерок раздвинул ветви, яркий солнечный свет хлестнул по лицу. Клеммен прикрыл лицо ладонью, поднимаясь на ноги, и понял вдруг, что солнце… необычное.

Прищурившись, вновь поднял голову.

Увиденное настолько потрясло его, что он тут же позабыл о двойном мече, о силуэтах, обо всём вообще. В небесах висела, поворачиваясь вокруг вертикальной оси, огромная буква «Y»; именно она освещала здешний мир.

Клеммен попытался что-то произнести, но с губ его слетел только хрип. «Солнце», нестерпимо яркое и раскалённое добела, приковало его внимание; отвернуться было невозможно. Правая нога соскользнула в ямку, Клеммен полетел кубарем.

Странно, ни в кого не врезался. Вскочил на ноги, обернулся.

Никого.

Но чьи голоса раздаются за спиной, чьи тени вновь ложатся по обе стороны от ног?

Вновь повернулся, сердце бешено билось, в горле пересохло. Вокруг — знойный неприветливый воздух пустыни, прохлада исчезла. Никого. Бежать отсюда!

Но когда он подбежал к окну, с низкой деревянной кровати по ту сторону поднялось и уставилось на него нечто настолько ужасное, что рассудок помрачился…

…а сам он очнулся, дрожащий и жалкий, стоя у зеркала. Клеммен занавесил зеркало первым, что попалось под руку, ощущение чужого взгляда было нестерпимым. В голове кружился безумный хоровод. Строка из старой детской считалки. «Если в дверь меня не впустишь, проберусь в твоё окно…» Что там дальше обещано? Дети изобретательны на всякие ужасы…

«Если в дверь меня не впустишь…»

Остаток ночи он просидел, одетый, у стола, да так и уснул — ближе к утру.

Как ни странно, проснулся вовремя. Видение чудовища почти полностью забылось, но всё остальное — включая солнце в виде «Y» — прекрасно сохранилось. Неужели амулет?

Клеммен долго думал, прежде чем решил, что амулет ни при чём. Слишком много деталей из этого сна он видел и раньше.

Вот почему запись того, что видел повредившийся умом студент, так потрясла его. Ведь показалось, что он различает на подоконнике следы собственных башмаков.

Подумав об этом, Клеммен снял один из них с ноги, придирчиво осмотрел.

Ничего.

А ты что хотел? Заметить прилипшую травинку? Надоело пребывать в здравом рассудке?

— Не надоело, — ответил Клеммен самому себе и ощутил, что кошмар полностью рассеялся.

Венллен, Лето 42, 435 Д., 14-й час

— …Вот список, — Д. вручил мне тонкий лист бумаги. — Прочти, запомни и перескажи. Никаких пометок или записей об этом не делать. Всякий раз ты выезжаешь в соседние поселения якобы по местным вызовам. На самом деле там обойдутся без тебя, но показаться несколько раз будет не вредно.

То есть, «необходимо», перевёл я на нормальный язык, уселся и принялся заучивать.

Мест было немного, всего шесть. Легенды простые. Через пять минут я повторил Д. список наизусть и после третьего повтора он остался доволен.

— Да, кстати, — протянул он небольшую карточку. — Через пять дней состоится большой приём. Местная аристократия укрепляет связи с соседними странами. Ты тоже приглашён.

Я быстро прикинул. До первого визита остаётся двенадцать дней. Накладок не будет.

— Форма одежды?

Д. глубоко вздохнул.

— Слушай, дружище, привыкай думать своей головой. Ну какая может быть форма одежды? Естественно, парадная. По высшему классу.

На том мы и расстались.

В Венллене, как и во всех крупных городах, существуют тренировочные залы. Венллен выгодно отличается тем, что платить надо только инструкторам. Зачастую, если занимаешься долго, можно использовать спортивные комплексы бесплатно. Практически.

Разумеется, такие комплексы охраняются. В охране, помимо Людей и Ольтов, служат Флоссы, от телепатического «слуха» которых не скроются никакие дурные намерения, Дарионы, котоырм нет равных по части укреплений, систем безопасности. Иначе как штурмом подобные комплексы не взять. Разумные меры предосторожности, учитывая, сколько внутри оружия, снаряжения, магических приспособлений.

Клеммена пустили, удостоив едва ли кивком. Узнали. Ещё бы. Вначале его обучением руководил сам Д., три месяца Клеммен ходил сюда каждый день три средних месяца подряд. Сейчас же он выполнял те упражнения, которым обучил Чёрточка. Хитёр монах! Как он добился того, что тело требует тренировки?

Странно, но усталость приходила намного позже, нежели на занятиях с У-Цзином.

434 Д., весна

— Личные отношения, — объявил Д., прикрывая окно. Снаружи штормило; прикрывать окно приходилось поневоле, чтобы вой и стон ветра не мешали.

— Многие отношения между людьми основаны на заведомой ограниченности во времени. Например, родители — дети. Мастер — ученик. Начальник — подчинённый. — Д. остановился, глядя в окно. Волны, разбивающиеся о скалы далеко внизу, выглядели отсюда вовсе не грозными. Так, мелкая рябь.

— У людей подразумевается либо преемственность, либо состязательность. Если я — подмастерье, то ожидается, что когда-нибудь стану не хуже наставника-мастера. Если я — ребёнок, рано или поздно повзрослею, стану самостоятельным. И так далее.

— Как насчёт мужа и жены? — спросил Клеммен.

— Чуть позже. Мы ориентируемся на сравнительную краткосрочность подобных отношений. То же самое — во всех сферах человеческих отношений. Семья — сложный институт, реализующийся по-разному даже в рамках одного и того же общества, поэтому об этом пока только вкратце. Действительно, во многих случаях брак заключается «на вечные времена», но ты сам знаешь, как мало браков, в которых отношения супругов ориентированы на подобную «вечность».

Клеммен неохотно кивнул.

— Возьмём ольтов. Срок жизни перестаёт быть ограничением. Построения, верные для Людей, терпят крах. Ни одно из привычных отношений не может существовать неограниченно долго.

Но ольты, как и люди, существа социальные. Система отношений в их обществе обязана существовать, иначе общество распадётся. Ольты сохранили привычные нам иерархии и группы отношений, но ни одно из не считается продолжительным. Есть исключения. Пример: ольты — ты как раз спрашивал о супружестве — заключают так называемый Вечный Союз, он же союз духа — ненверин , такой может длиться неограниченно долго. Но подобное — редкость, опирается на духовное родство, все прочие отношения вторичны. Ольты относятся к социальным ролям, как к ролям в театре: с осознанием того, что все они ограничены, после их завершения исполнявшие их актёры не связаны никакими обязательствами перед недавними партнёрами.

— Так что — для них вся жизнь — игра?! — поразился Клеммен.

— Не упрощай. Все роли — временные. Но, пока ольт исполняет свою роль, он — она — исполняет её превосходно, всерьёз. Вместе с тем не забывают, что это не навсегда. Такое нелегко понять. Человеку трудно прочувствовать подобное. Поэтому-то невозможно сказать с определённостью, в каких отношениях один ольт находится с другим ольтом. Вся сфера личных отношений не подлежит «анализу извне», представляет комплекс таэркуад, недоступна непосвящённым. Спросить напрямую, в каких отношениях ольт находится с другим ольтом — грубый, неэтичный поступок. В некоторых случаях подобное любопытство может стоить жизни.

— В каких именно случаях?

— Если ты попытаешься узнать, кто отец будущего ребёнка ольтийки до того, как она сообщит об этом сама, можешь считать себя покойником. Весь процесс продолжения рода у них защищён тщательнее всего. Любопытство здесь не просто неуместно, оно смертельно опасно. Имей это в виду. Если ольт не сказал что-то явно, меняй тему разговора, используй обходные пути, образные выражения, разговор с «несуществующими собеседниками». Иначе можешь получить статус арвима , неприкасаемого, прокажённого, живого мертвеца. Многие люди быстро скатываются до такого. Избавиться от такого статуса практически невозможно.

Ольт или ольтийка в принципе не могут быть постоянно мужем или женой (в наих терминах; в их терминах семейные отношения много сложнее, об этом — позже). Подчинённым или начальником; невозможно оставаться на всю жизнь любовниками, друзьями и даже врагами. Если ты вступаешь с ольтом в одно из этих отношений, помни, что ты — лишь эпизод в его (её) жизни. Стать другом навечно теоретически можно, но такого почти никогда не бывает.

— Вот как, — проговорил Клеммен озадаченно, взъерошивая ладонью волосы. — Постойте, но как же родители и дети? Это-то нельзя считать временным явлением!

— Ошибаешься, — Д. довольно улыбался. — Практически во всех наэрта считается, что родители — важные, но не главные роли в жизни ольта. Гораздо более ответственной считается роль нимоара , наставника, учителя, руководителя — выбирай точное слово сам. Первыми нимоарами служат обычно родители, чаще — близкие родственники родителей. Ольт сохраняет особое отношение к родителям, но психологической зависимости от них не испытывает. Практически никогда. Ольтов очень быстро обучают быть самостоятельными. В этом отношении их детство проходит весьма и весьма бурно. Я бы сказал, молодые ольты часто кажутся стариками… а потом как-то молодеют.

— Что насчёт полу-ольтов?

— Забудь это глупое слово, — посоветовал Д., нахмурившись. — Таких нет. Потомок ольта или ольтийки — ольт, вне зависимости от того, кем был второй родитель.

— Но…

— Ольтом можно стать, в подлинном смысле, если развиваться в должном окружении, с рождения.

— Не могу поверить, чтобы всё настолько зависело от воспитания, — упрямо мотнул головой Клеммен.

— Не верь, — вздохнул Д. — Просто запомни.

— Я не думал, что мы так отличаемся, — нарушил тишину Клеммен после долгой паузы.

— Ничего странного, — возразил Д. — Поверь, что один человек отличается от другого ничуть не меньше. Просто мы этого обычно не замечаем.

Венллен, Лето 42, 435 Д., вечер

— Ты прав, — кивнул Д. — Ты действительно мог видеть его и в порту, и на базаре, и на бирже труда. Ольтийские аристократы обожают такие спектакли. Одного из здешних правителей частенько можно встретить в образе нищего.

— Да-да, — кивнул Клеммен. — Припоминаю…

Они сидели за одним из столиков на веранде того самого ресторана, в который Клеммен вошёл тем самым вечером, когда впервые повстречался с Андари. Вполне возможно, что сидели они за тем же самым столиком. Речь шла о генерале — том, что не был виден сквозь очки.

— Не бери в голову, — посоветовал Д. — Я замечал его в Теальрине, в Оннде, практически во всех крупных городах. Порой казалось, что за мной установлена такая вот слежка. Но это игра воображения, можешь мне поверить. Издержки профессии…

— Научиться бы понимать, кто есть кто, — вздохнул Клеммен. Д., совершенно откровенно обернувшись несколько раз — не подслушивает ли кто — наклонился поближе и прошептал:

— Смотри внимательно на мои руки.

Положил руки прямо на стол перед собой, ладонями вниз. Расставил пальцы правой руки, держа пальцы левой сомкнутыми. На короткое время положил правую ладонь поверх левой и едва заметно побарабанил по ней. Клеммен едва успел запомнить. Указательный… средний… безымянный и средний… последовательность содержала более двадцати ударов пальцами.

— Запомнил? — Д. всё это время смотрел ему в лицо.

— Вроде бы.

— Повтори, — Д. убрал руки.

Клеммен повторил. Вначале пальцы не хотели слушаться, казались одеревеневшими и чужими. Но после третьей попытки нужный ритм получился легко и просто.

— Вот-вот, — кивнул Д. — Если делать правильно, пальцы слушаются сами собой. И наоборот. Запомнил? Отлично, повторения не будет, никогда.

— К чему это всё? — Клеммен убрал руки со стола, отметив, что никто не смотрит в их сторону, хотя веранда не пуста, в такой приятный вечер. Несомненно, работа Д.

— Эта специальная фигура, ченкх. Довольно интересное открытие, — произнёс Д., глядя в сторону. — Позволяет однозначно определить ольта, в каком обличье он или она ни выступали бы.

Клеммен молчал, но по спине его неожиданно поползли мурашки.

— Нужно глядеть «жертве» в глаза, — продолжал Д., с таким видом, словно речь шла самое большее о погоде, — и одновременно исполнить эту… гм-м-м… фигуру. Если перед тобой ольт, ты увидишь, что он сожмёт и разожмёт пальцы рук. На очень короткое время. Возможно, движение будет условным, но ты это заметишь. При некоторой тренировке, конечно. Запомни, более трёх раз подряд может не подействовать. Будешь усердствовать — в отношении данного ольта перестанет действовать навсегда.

— А сам он не заметит? — поразился юноша, повторяя под столом только что показанный ритм.

— Нет, — Д. повернулся лицом к нему. — Не заметит, если расскажут — не поверит. Имей в виду, Клеммен, это — одно из по-настоящему тайных знаний.

— Понятно, — Клеммена бросило в жар. Сказанное Д. казалось в высшей степени неправдоподобным, и всё же… зачем он сказал это именно здесь, именно сейчас?

— Ну, положим, тебе ещё не понятно, — возразил наставник. — Можешь не считать меня сумасшедшим. Эта фигура не является магической. Заметить её можно глазами и только глазами. Но ольт отреагирует на неё, даже если не будет видеть твоих рук.

— А для других рас… — начал было Клеммен.

— Тоже есть, и многие мне известны, — кивнул Д. — Но известные мне тесты основаны на магии, для тебя они бесполезны. Именно поэтому, я и показал это здесь. Вокруг нас преимущественно ольты. Они не заметили ничего особенного, даже если прислушивались и посматривали в нашу сторону.

— Но…

«Останешься один и у побед будет вкус поражения», вспомнил Д.. Почему вновь приходят эти слова? Здесь же, в подобно же обстановке?

— Я сказал всё, что мог, — перебил Д., выделяя слово «всё». — Это было последнее, что я должен был сказать. То, что ты ещё не знаешь про ольтов, должен узнать сам. Основному ты уже обучен. — И поднялся.

— Удачи, — добавил Д., оставив возле своей тарелки горстку монет. Заговорщически подмигнул. — Увидимся позже, — и ушёл.

Клеммену показалось, что Д. либо очень устал, либо чем-то не на шутку встревожен. А может быть, и то, и другое.

Он ещё несколько раз повторил замысловатую фигуру, не убирая руки с колен, пока не убедился, что твёрдо запомнил её. Очень странно. Откуда Д. это узнал? Пытался ли кто-нибудь обсуждать это с ольтом? Тысячи вопросов, как всегда. Но теперь надо искать ответы самому.

А ведь Д. неплохой учитель, подумал Клеммен, вспомнив долгий путь из Веннелера. Сразу же завладел моим вниманием, легко стал непререкаемым авторитетом, а потом быстро отучил во всём полагаться на учителя. Отучил? Да, наверное. Раньше бы я сидел бы, мучаясь вопросами, после чего всё равно бы нашёл его и вытряс бы ответы. Как это ему удалось?

Не магия ли? Хотя к чему всякий раз приплетать магию…

Окончание мысли куда-то пропало и не возвращалось, как Клеммен ни старался. Он покончил с едой, некоторое время сидел, глядя на площадь, любуясь закатом.

Спешить некуда. На душе было странное, ничем не объяснимое спокойствие. То, которое никогда не удаётся вызвать намеренно.

Паррантин, Лето 44, 435 Д., раннее утро

— Меч? — переспросил Эиронтаи. — Да, конечно. Идёмте.

И пригласил внутрь.

В «хижине» был целый музей. Только что не было табличек, барьеров, экскурсоводов. Стеклянные коробки, стойки со странными предметами. Большей частью — на вид, конечно — немыслимый хлам: черепки, камни, осколки, обрывки. Книги, одежда. Зачем ему это? Меч лежал в отдельной коробке. Переломленный чуть ниже крестовины. Тусклый камень — изумруд — инкрустирован в рукоять. Сам клинок выглядел словно леденец, который подержали во рту. Подтаявшим. Ни следа ржавчины, а ведь клинок провёл в земле не одно тысячелетие. Мне стало не по себе, когда я вспомнил об этом. Тысячелетие!

Изумруд в рукояти напоминал кошачий глаз.

— Отлично сохранился, — заметил я.

— Это всё, что о нём известно, — развёл руками ольт. — Не удалось установить, кто был его владельцем, кто поставил здесь Оазис. Смертные ничего не знают, а боги не дают чёткого ответа.

Ага, подумал я. Надо выяснить, какие боги могут иметь отношение к Оазису как явлению. Вероятнее всего, кто-то из Триады — всё живущее в той или иной мере находится под их покровительством.

«Не дают чёткого ответа». Значит, могут знать?

— Магия меча уже не проявляется?

— Практически, — ольт пожал плечами.

Он чего-то не договаривал. Я припомнил то, о чём как-то раз говорил Д., и решил пустить пробный шар. Все «особые места» подчиняются основным законам магических силовых линий, так что…

— Даже во время кратных полнолуний?

Попал! Ольт едва заметно вздрогнул, взглянул мне в глаза с несколько большим уважением.

— Вы правы, проявляется, — ответил он. — Скоро тройное полнолуние, будет интересно посмотреть, как он отреагирует.

«Скоро!» Лет через пять.

— В Скрытом Доме могут быть и другие свидетельства того времени, — продолжил я. Очень осторожно. Если он заподозрит, что у меня нет полномочий лезть в ту «нору»… ох, как я рискую! Но дуракам, как известно, везёт.

— Да, эксперты там уже побывали, всё перерыли, — кивнул ольт, жестом приглашая меня пройти в другую комнату. Впереди чаепитие. Д. меня приучил к этому напитку, но в этот момент меня занимали совсем другие мысли, и было трудно соблюдать этикет, будь он четырежды неладен… — Почти ничего не нашли. Строители Дома аккуратно вычистили то, что было скрыто.

Как он избегает упоминать сочетание «скрытый дом»! Я начал ощущать раздражение — по поводу самого Д. и его уроков. Ведь именно поэтому я ощущаю себя не собеседником, а экспериментатором. Лазутчиком. Сижу и радуюсь, как хорошо я маскируюсь под знатока ольтийских обычаев. На какой-то миг я стал себе настолько противен, что едва не заскрежетал зубами. Нет, мне ещё учиться и учиться. Не это ли имел в виду Д., когда говорил, что работа крайне утомительная?

— Нашим коллегам, видимо, пришло в голову, что строители могли чего-то не обнаружить.

— Пожалуй, — кивнул ольт, усаживаясь напротив. — Для меня это было ударом — я ведь полагал, что знаю Дом как свои пять пальцев.

Он ещё долго говорил, я что-то отвечал, беседа текла себе и текла. А я, стыдно признаться, собирал силы, чтобы проверить фигуру, ченкх . Было ужасно неловко и страшно. Словно я — начинающий воришка, ведущий обыденный разговор с тем, кто должен стать моей первой жертвой.

Решился.

На неуловимый миг пальцы Эиронтаи сжались и вновь разжались.

Послышался звон: сжимая пальцы, он задел чайную ложку. Поднимать не стал. Обычай такой. Пока гость не встанет и не поблагодарит, поднимать с пола ничего не полагается. Что будет, если гость, шутки ради, посбрасывает на пол все столовые приборы, я не знал.

— …лет семьдесят, — продолжал он увлечённо. — А когда Дом заработал, у предполагавшегося смотрителя нервы быстро не выдержали. И меня попросили вернуться.

Мы посмеялись с ним вместе.

Когда мы распрощались (довольные друг другом… я всё ещё испытывал смущение — ведь он так и не понял, что я проводил на нём опыт), я некоторое время постоял за оградой Паррантина. Глядя то на громаду Дома, то на почерневший от времени раскидистый сиарх . Нашёлся же идиот, которому вздумалось откопать меч и разрушить Оазис! Кто это был, интересно?

Мне отчего-то захотелось это выяснить.

Ченкх , подумал я. Слово явно не из Среднего языка. Д. говорит, что есть целая отрасль магии — магия жестов. Ченкх относится к тайной области этой магии. Чего только не придумают!

Оннд, Лето 45, 435 Д., 10-й час

Послезавтра приём, подумал Клеммен. В библиотеке Оннда хорошо, удобно и спокойно. Ощущается груз времени, лежащий на городе, но беспокойства это не вызывает. За этими столами могли сидеть и правители, и простые граждане; и великие мыслители, и простые ремесленники: в Оннде лишь один процент неграмотных, обучение основам наук, языку обязательно для всех граждан государства и платить за это не нужно. Да, судьба милостива к этому городу и выросшей вокруг него Федерации. Безмятежной его жизнь не назвать, но с неизменной лёгкостью он выплывает изо всех водоворотов и сходит со всех мелей, куда его заносит время.

Единственный город, где правители всегда у всех на виду. Д. говорит, что это ширма, марионетки, что настоящих правителей на так просто встретить. Но так ведь повсюду. Все эти короли, князья, герцоги и прочие — чаще всего власть кажущаяся. А подлинная власть невидима, неосязаема — ведь если её заметно, значит, власть готова рухнуть…

Клеммену польстило то, что в Центральную библиотеку Федерации его пустили не потому, что он ненгор, а на общих основаниях. Библиотекарь точно так же велел заплатить за право использовать возможности учреждения, выдал личную карточку-пропуск и полупоклоном пригласил нового читателя в храм знаний. Туда, где запах трав скрывал едва ощутимый привкус пыли веков. Наконец-то меня встречают, как любого другого человека, подумал Клеммен. И понял, что устал быть выделяющимся, особенным, с кем непременно надо считаться. Может быть, именно это побуждает ольтийских аристократов переодеваться в лохмотья и выпрашивать милостыню?

Желание избавиться от давления времени. Клеммену очень понравились эти слова. Но какое отношение это может иметь к нему самому? Прямо, как в поговорке: с кем поведёшься…

…Он открыл внушительный том и принялся искать ссылки, записи, намёки. Книга хранила записи обо всех, кто удостоил Паррантин своим посещением — ради лечения ли, ради испытания собственных сил или просто из любопытства. Поразительно, чего только нет в этой библиотеке.Родословные корольков, владения которых на карте можно различить только при помощи сильной лупы. Летописи, составленные обитателями мест, названия которых уже ничего никому не говорит. Словари, мемуары, жизнеописания, огромное количество научных трактатов. Многое из этого уникально, страшно подумать, что единственный пожар может уничтожить так много. Клеммен поразился, насколько кощунственной была мысль о пожаре. Впрочем, всё давно уже переносится на «зрячие» кристаллы, килианы , на иные носители информации. Всё, что доступно читателям, наверняка существует во множестве копий. Как минимум то, что власти города считают самым ценным. Килиан -матрица стоит очень дёшево (хотя для его заполнения необходимо либо самому быть Магистром инструментальной магии, либо нанять Магистра). Кристалл с записью хранится почти неограниченно долго и весьма прочен.

Есть исключения, конечно. Сведения, которые должны храниться недолго, записывают на иные матрицы: хрупкие, нестойкие, быстро и безвозвратно теряющие то, что на них записали. Бюро очень часто прибегает к таким носителям. Ну и конечно, кодирование, защита, секретность… тоже создадут множество преград тем, кто попробует обратиться к запретным сведениям.

…Вот они, сорок два человека, которые посетили Оазис за последние две недели его существования. Можно было выбрать и более широкий интервал. Признаться, Клеммен сам не знал, отчего взял две недели.

Никто не останавливался в Оазисе дольше пяти дней. Повезло, что «подозреваемых» всего сорок два: в иные времена в Паррантин прибывало до полутора сотен челове ежедневно — вон сколько там построено гостиниц. И все пустуют… жуть! А какая могла быть толчея внутри Дома!. Д. утверждает, что, даже если все жители мира захотят одновременно войти в Дом, то каждому из них будет нелегко встретить внутри кого-нибудь из остальных. Шутит, наверное.

Ну ладно. После приёма можно будет заняться этим частным расследованием: кто мог извлечь обломки меча, уничтожить Оазис, серьёзно изменить мана-потоки вокруг Дома. Дом. Самое странное сооружение из всех существующих. Примечательно, что Академия официально никак не отреагировала на разрушение Оазиса. Правда, прошло уже два года…

Клеммен захлопнул том и оставил его, как положено, на специальном месте в углу стола. Два года. В Академии дураков нет. Следовательно, либо это событие не было отнесено к намеренной диверсии, либо, напротив, было… Мда. В обоих случаях реакция вполне естественная: делаем вид, что повода для беспокойства нет. Жаль, что значка хватает только на то, чтобы войти внутрь Академии. Больше никаких привилегий.

Ну что же, будем думать. Клеммен встал и стеллажи и направился к выходу. Погулять пока по городу. Может быть, появятся идеи.

Как меня занесло в этот переулок, я и сам не знаю. Наверное, интуиция… если предположить, что я знал, зачем именно встретился там с… впрочем, всё по порядку.

Посидел немного на площади — прямо перед внешней стеной Дворца Мысли. Вход туда не всем разрешён, да и не все туда стремятся. Немало веков власти города создавали иерархию халла , сословий — и вот результат. Недоверие и некоторый страх перед науками и магией, возможно, не лучший способ ограждать людей от опасностей, которые могут нести знания, но… что сделано, то сделано. Странно здесь, в Оннде, но можно привыкнуть. Тем более, с моим-то значком.

С площади видны башенки Храмов. Они отовсюду видны, так постарались архитекторы. Пожалуй, только Храм Жреца Всех Богов построен в новое время (века четыре тому назад), возраст остальных гораздо больше. Д. мне привил то, что сам называет «разумным атеизмом». Это очень простая вещь: относиться ко всем культам с равным уважением, не оказывать предпочтения, не выказывать пренебрежения. Просто принимать их существование к сведению. Боги по-прежнему смотрят на нас, всё меньше полагающихся на «силы свыше», и гневить их не следует. Иначе доказательства их существования будут неожиданно предоставлены в самом убедительном свете. Я, по привычке, сделал «охранный знак»«: отец… бывший отец то и дело делал такой знак, если доводилось говорить о чём-то „высшем“. Глупая привычка, но успокаивает. Д. ещё говорил, не уточняя, всерьёз ли, что боги слышат слова, но заглядывают при этом в душу. Иначе говоря, думай, что хочешь, но сто раз подумай, прежде чем произнести вслух.

Храмы процветают, как и прежде. Даже когда Оннд бывал захвачен неприятелем, их не смели разрушать. Объяснений предлагается много, меня лично ни одно не устраивает. Никогда не иссякает поток паломников к святилищам Оннда. А если иссякнет — значит, конец города и мира не за горами.

Я заходил то в одно заведение, то в другое — здесь съесть немного жареного мяса, там — опрокинуть стаканчик лёгкого вина… на площади можно найти всё, что угодно. Забавно: в Оннде очень много разных рас, но мне попадались только Люди. Что, все прочие — под Маской ? Неуважение к «нелюдям» в Оннде не приветствуется. Хотя нижние халла относятся к «чужакам» с опаской.

Наводит на раздумья Оннд, что ни говори. Бродил я, бродил, как вдруг обнаружил, что стою у небольшой лавки — старьёвщика, вероятно — и смотрю на всевозможный хлам на витрине. Ну да, на центральных улицах положено иметь и витрины, и охрану.

Постоял и вошёл.

Тихо звякнул колокольчик и пожилой хозяин лавки, после секундной заминки, повернулся лицом к посетителю. Внешность его показалась Клеммену знакомой. Несомненно, где-то уже встречались! Странности памяти, никогда прежде не медлившей, не очень-то обеспокоили юношу: что-то скользнуло по его шее, обжегши пронзительным холодом. Он едва не поднёс руку к горлу. Ах да, амулет-треугольник. Что это с ним?

И тут он вспомнил торговца.

Грениш. Старьёвщик, по совместительству — скупщик краденого. Вот оно как! Неплохо устроился — в самом Оннде, в центре города! Что ж, старый знакомый — всегда приятная встреча.

— А, это ты! — обрадовался старик, энергично пожимая ему руку. — Тебя и не узнать! Очень приятно, очень приятно. С того дня, как ты появился и передал привет от Д., я частенько думал, как ты там. Как дела?

Столь необычное радушие смутило Клеммена, но, с другой стороны, кто сказал, что скупщики краденого — все до одного чёрствые и подозрительные?

— Прошу, прошу сюда, — старик откинул часть стойки, освобождая проход. — Очень рад встрече. Новостей с востока не так уж много. Проходи, проходи, если, конечно, не торопишься.

Что тут сказать! Никуда Клеммен не торопился.

Грениш провёл его через несколько коридоров в приличную, убранную со вкусом комнатку и что-то крикнул слугам, сам усевшись напротив.

— Ну, — произнёс он, улыбнувшись. — Вижу, ты теперь большая шишка. Из грязи, как говорится… Нам всем — включая Д. — пришлось подниматься с самого низу Да. Как подумаешь, сколько…

Звякнул колокольчик.

— Как не вовремя, — вздохнул старик, поднимаясь. — Сейчас вернусь. Надо бы табличку повесить, что закрыто.

И ушёл.

Вновь что-то обожгло холодом ямочку пониже шеи. Что-то сильное и словно текучее пошевелилось там. В комнате никого не было. Клеммен расстегнул рубашку. Треугольник сам собой повернулся золотой стороной вниз. От него исходило тепло и желтоватое свечение.

Что такое?

Тут словно пелена упала с глаз. Комната — что-то неправильное с этой комнатой. Как выглядела та комната, в которой он появился в тот день в Веннелере?

Память вновь дала осечку.

Послышались мягкие шаги, старик вернулся. Клеммен уже сидел на прежнем месте, изо всех сил скрывая охватившее его беспокойство. Д. говорил, что интуиции надо доверять безоговорочно. Внутренний голос не ошибается, это человек порой не может его расслышать.

Старик говорил о том, как сильно изменился егогость, почти слово в слово повторяя уже сказанное.

Клеммен почти не слушал его.

И тут словно лопнул долго надувавшийся пузырь.

Комната в Веннелере, в которой находилась лавка Грениша, была неухоженной, покрытой пылью и паутиной, давно не знала ремонта и должной заботы. Здесь же всё идеально убрано, пахнет не пылью и затхлостью, а старинной мебелью, лаком, добротным дубом. Не может человек так изменить свои привычки!

Клеммен встал, ощущая, что задыхается. Старик замолчал, продолжая с любопытством глядеть на посетителя.

И вновь память прорвалась вспышкой.

«С тех пор, как передал привет от Д…»

Никогда Грениш не называл Д. по имени! Ни полным, ни сокращённым! Да что же это?!

— Вы не Грениш, — услышал он свой собственный голос и старик вздрогнул, а лицо его стало словно чуть прозрачным… или показалось?

— Вы не Грениш, — Клеммен почувствовал, что ясность мышления возвращается с каждым мигом. Треугольник стал очень тяжёлым, цепочка врезалась в шею. Пульсирующее тепло исходило от амулета. — Не знаю, что вам от меня надо, но…

Тут он заметил то, что до сего момента не замечал.

Тень.

Кто-то сидел, прислонившись к стене за портьерой. Из-под неё выглядывали видавшие виды кожаные ботинки. Клеммен опустил взгляд на ноги «Грениша»… те же самые ботинки! Жар накатил волной, слабость сковала по рукам и ногам.

Голова весила тысячи тонн. Поднять её стоило огромных усилий.

— Вы… — начал было Клеммен, но слова застряли в горле. Перед ним находилось существо из сновидении о Скрытом Доме. Походило оно на человека, проросшего жуткими грибками и плесенью, оплетённого отвратительными волокнами, мёртвого заживо. Клеммен понимал, что если встретится взглядом с этим обретшим плоть кошмаром, то лишится рассудка, раз и навсегда.

Как и во сне, бежать было трудно, ужасающе медленным получалось бегство. Существо гналось за ним. Если оно заперло дверь… только не это!

Треугольник обжигал. Возможно, боль от его прикосновения позволила сохранить рассудок. Время замедлило ход; удары собственного сердца оглушали, кровь раскалённым поршнем ударяла в виски. И всё же безумный страх покинул Клеммена, рука сама собой скользнула в карман, к «брелку» для ключей — средству экстренной связи. Клеммен нажал на него сильно, и даже успел подумать, что так недолго и сломать «безделушку».

Мягкие удары ног о пол. Гонится, гонится по пятам.

Клеммен ловко повернулся, вписываясь в поворот, толкнул планку стойки за спиной. Только бы чудовище не умело проникать сквозь стены. Дверь оказалась закрытой; Клеммен сгруппировался и, прикрыв лицо, как учил Д., бросился наружу прямо сквозь витрину.

Та звонко взорвалась сотнями осколков; некоторые больно укололи сквозь куртку, но лицо не пострадало, а это — главное. Клеммен приземлился на мостовую, поверх стеклянного крошева, среди груды хлама, что был в витрине и принялся подниматься на ноги — бежать отсюда, поднимать тревогу, спасать свою и чужие жизни.

Время пошло обычным темпом.

Разгорячённый, покрытый потом и кровью из десятков мелких порезов, Клеммен увидел, что никто за ним не гонится. Люди сбегались к месту происшествия, в том числе и стража.

Клеммен хотел показать свой значок, но ноги подвели его: он упал навзничь, не в силах ни пошевелиться, ни издать ни единого звука.

Оннд, Лето 45, 435 Д., 14-й час

— Самое странное, что вы вообще выжили, — произнёс собеседник с едва ощутимым акцентом.

Они находились в том же самом магазине; подлинный хозяин его, как и слуги, всё это время пролежал в глубоком обмороке. Пока место происшествия изучалось, их всех унесли прочь — видимо, для начала в лечебницу. Витрину успели заменить, беспорядок внутри — прибрать. Теперь Клеммен и несколько неизвестных ему людей (то ли из чего-то, похожего на Бюро, то ли из Академии, то ли ещё откуда) беседовали в одной из задних комнаток. Снаружи казалось, что лавка попросту закрыта. Слух о том, как ловко стражники схватили неудачливого грабителя, уже, вероятно, распространяется среди жадного до происшествий населения.

— Сам не знаю, — у Клеммена болело плечо, которым вышиб витрину, ныли мелкие порезы, и вообще было немного не по себе. Неплохая получается поездка.

— Мы давно выслеживали его, — продолжал человек. Представляться он не торопился, а Клеммен не настаивал. — С вашей помощью, случайной или нет, мы его схватим. С минуты на минуту.

— Неужели хозяин?

— Да нет, — человек был немолод, но худощав. Никаких знаков отличия на его форме не было. Похож на офицера местной армии, на весьма опытного офицера. — Это всего лишь невольная жертва. Да и засада вряд ли ставилась на вас.

— Я надеюсь.

— А в Венллене с вами ничего подобного не происходило?

— Нет, никогда, — признался Клеммен.

— Я сообщу вашему руководству о вашей помощи, — человек встал. — Насколько мы выяснили, с вами всё в порядке. И это настоящее чудо. Некромагия никогда не бывает безобидной. Хотите, мы доставим вас домой? В Оннде пока ещё небезопасно — для вас, лично.

— Нет, — Клеммен покачал головой. — Сам доберусь. Спасибо за помощь и, если я уже не нужен…

— Нет-нет, — человек поднялся. — Не стану задерживать. Старайтесь находиться в людных местах.

— А меня не арестуют? — не удержался Клеммен.

— Напротив, только похвалят. Прохожие видели совсем не то, что видели вы, — и глядя в спокойные серые глаза собеседника, Клеммен понял, что тот прав.

Третий из присутствующих, одетый в чёрное молчаливый человек неопределённого возраста, также поднялся на ноги.

— Удачи, — собеседник Клеммена чуть наклонил голову. То же повторили и его напарник, и сам Клеммен. — Будьте осторожны.

День постепенно подходил к концу.

Человек в чёрном оказался прав. Чувство беспокойства не оставляло Клеммена ни на миг, вернуть рабочее настроение не получалось. Поэтому, едва солнце начало опускаться за горизонт, он решил прекратить блуждания по городу и прямиком направился к Порталу — месту, откуда можно было перенестись в любой крупный город Ралиона. За скромную плату. Телепортироваться при помощи личного «привратника» рискованно: во-первых, привлекать внимание людей; во-вторых, в Оннде, где применение магии ограничено, «безделушка» может сработать не так, как ожидается.

Клеммен со вздохом спрятал «привратник» назад, в кармашек. Под пальцы попалось что-то тонкое, прямоугольное, гладкое.

Клеммен вытащил предмет на свет.

«Вечный» пропуск в эльхарт .

А почему бы и нет? Заодно и узнать, годится ли этот пропуск в здешний эльхарт. Надо унять дрожь в коленках. Вход где-то неподалёку, в здешнем эльхарте неплохой… клуб азартных игр. Надо сыграть, давно собирался.

Пропуск, как выяснилось, годился.

Венллен, Лето 47, 435 Д., 16-й час

Наряжаться в выходной костюм — занятие непростое: слуг у меня нет, а выглядеть я, по словам Д., должен идеально. Оглядел себя в зеркало — если бы не уши, просто блеск. Ни дать ни взять потомок не слишком известного аристократа. Ну что же, в путь. Карточка-приглашение с собой, цветок в петлице, всё необходимое рассовано по карманам.

Извозчик был мне знаком, но, учитывая мой внешний вид, беспокоиться о том, что он меня узнает, не стоило. Я и держался с приличествующей ситуации спесью. Достаточно, чтобы он понял: разговора не выйдет.

Случай в Оннде забылся быстро; Д., к моему немалому удивлению, не сказал о происшествии ни слова. Правильно. Всё обошлось, а на похвалу мой начальник скуп. Да и полез я в ту лавку исключительно по глупости. Вот только ожог от треугольника всё ещё беспокоит.

Треугольник так и остался золотой стороной вниз. Я пытался повернуть его иначе, но — словно по-другому и быть не может — нет-нет, да и повернётся, как прежде. Раньше такого не было, и по-прежнему никакой магии от него не исходит! Нет, неспроста мне его дали.

Я успел повидать многих. В том числе ту самую Росомаху — ольтийку с островов Зельар-Тона, где располагается поместье генерала Гин-Уаранта. Живая легенда! Участница десятков войн, множества непростых событий — вот она, здесь, только разговора не получится: нет повода подойти. Мы с ней формально приветствовали друг друга… и всё. Я то и дело ощущал её взгляд — не знаю уж, почему она держалась поблизости. Окончится приём, и Росомаха вновь исчезнет бесследно. Генерал к ней не подходил. Словно так и было нужно… странные у них отношения. И ладно. Не моё дело.

Д. отыскал меня в саду, где постепенно собирались гости (приёмы — ритуал сложный, я не стал любопытствовать, просто выполнял заученное). Встретились мы у столика с прохладительными напитками, и я поначалу не узнал начальника. Чёрный строгий костюм, трость, шляпа. Вот это да! Рядом стояла Кинисс (она была не единственной хансса на приёме, как я заметил впоследствии), тоже во множестве украшений, заменяющих ей одежду.

— А, вот и ты! — воскликнул Д. так громко, что многие обернулись, поглядывая в нашу сторону. — Ну, как дела?

Пока мы болтали о разных пустяках, я потихоньку присматривался — боковым зрением. Привычка уже. Многие ольты вокруг представляли здешнюю власть, но были и гости: темнокожие ольты, уроженцы островов (да не все ольты живут на Большой Земле!) и даже, — как мне показалось — их ближайшие родичи, найя , когда-то решившие перебраться под землю. Ничем особенным они на взгляд не отличаются. Только все, как один, светловолосые. Во всём остальном — ольты как ольты. По словам Д, , в лунном свете кожа у найя отливает синим оттенком, а глаза едва заметно фосфоресцируют.

— Так… все три правителя уже здесь. — Д. неторопливо озирался, пока мы, все трое, медленно брели по тропинкам. Сверху, говорят, тропинки образуют сложный и красивый узор. Ни разу не интересовался, какой именно. Но у ольтов, как известно, практически не бывает незначащих деталей. Д. меня убил бы за слова «у ольтов», но в данном случае обобщение уместно. Практически бессмертные, они, вместо того, чтобы пренебрегать всякими мелочами, наоборот — ни одну из них не обделяют вниманием.

— Тот, который выше остальных, Кельивен Аманнор… — Д. сделал паузу, глядя на меня выжидательно. Я взглянул на того, о ком он говорил и закончил:

— …анс Анварт.

— Верно, — похвалил меня Д. едва заметной улыбкой. — Второй правитель вон там, у фонтана. В светло-серой накидке. Негвиартон…

— …анс Танмаи. Постойте, как же так? Танмаи? «Скитальцы…»

— Тс-с-с, — предостерегающе прошептал мой начальник. — Не забывай, где находишься. Что в этом странного?

— Но она… но их совсем немного!

— Что с того? Вон там… нет, рядом со входом в дом. Третий. Его можно встретить в торговых рядах, в порту, в лесу. Сенверриал Зейорин…

— …анс Теренна, — закончил я машинально и почувствовал, что меня бросает в жар. — Анс Теренна…

Д. смотрел на меня, глаза его смеялись.

— Перестань, — вмешалась Кинисс. — Не превращай приём в экзамен. Обучение окончено, пусть сам во всё вникает. Лучше скажи, кто пригласил Клеммена.

Д. нахмурился.

— Какое это имеет значение? — осведомился он. — Пусть сам определит.

— И определю, — я действительно едва не вышел из себя. Меня, действительно, должен был пригласить один из правителей — так положено. Никакого влияния Бюро здесь не имеет; более того, и Кинисс, и Д. сюда пригласили не как сотрудников Бюро.

Интересно, за какие заслуги пригласили моё начальство? Пока я размышлял, сама собой сформировалась картина. Я знал, что и Кинисс, и Д, приглашены Кельивеном (оба были с ним на короткой ноге). А кто обратил внимание на меня?

Что-то пошевелилось у меня на шее.

Я вспомнил, что там у меня, и едва не расхохотался. Подсказка!

— Сенверриал, — произнёс я с должной долей неуверенности, предварительно изобразив упорное размышление.

— Ловко, — произнёс Д. с одобрением. — Правильно. Но почему он, и за что — не знаю.

Тихо прозвенел колокольчик.

Ворота дома (правильнее сказать, дворца) величественно распахнулись, приглашённые начали входить внутрь. Ну, Клеммен, держись. Сейчас потребуется всё, чему тебя учили. На приём подобного ранга я попал впервые, и следует оставить о себе как можно более хорошие впечатления. Народу было человек сто пятьдесят, гости продолжали прибывать. Опаздывать не полагается впервые приглашённым, все прочие вольны появиться, когда захотят.

Я появился минут за пять до официального начала, моя совесть чиста. Хоть ни один взгляд ко мне непосредственно и не обращался (со стороны могло бы показаться, что я попал сюда по ошибке и слуги не догадались ещё выставить меня), но я ощущал, что постоянно нахожусь под пристальным вниманием. Наверное, примерно так ощущала себя Андари… но об этом я думал уже впоследствии.

Вместе со всеми внутрь пошли и мы. Чей-то взгляд жёг мне затылок, жёг нестерпимо. Не в силах выносить это, я обернулся. Как бы невзначай.

Встретился взглядом с генералом Гин-Уарантом. Тот был, как всегда, великолепен. Он повернулся лицом к какой-то светловолосой красавице, тут же перестав меня замечать.

Нет, не случайно он так долго смотрел на меня.

Внутри дворец, естественно, кажется куда больше, нежели снаружи. Я знал, что он построен именно для таких вот мероприятий, а всё остальное время пустует. Ну, иногда ещё устраивают выставки живописи. Сам же третий правитель (тот самый, который пригласил меня, и которому принадлежит дворец) обитает в гораздо более скромном жилище. Не в хижине, конечно, но и не во дворце. Богатство не считается у ольтов чем-то зазорным. Как и бедность. Всё по-другому — когда у тебя за спиной наэрта , готовая поддержать (или отвергнуть), деньги не играют той роли, что в «человеческих» государствах.

Всё это — игра, напоминал я себе. Впереди — длинный вечер, ещё более длинная ночь, изысканная еда, прекрасное общество, музыка и множество других удовольствий для органов чувств. Я мысленно воззвал к Воину, что покровительствует Венллену, чтобы Он позволил мне выдержать испытание.

Мы (втроём) сели за небольшой столик в огромном зале, не вполне в углу, но и не на почётном месте. Большое достоинство нашей дислокации: остальное пространство можно обозревать, прилагая минимум усилий.

Я с некоторой опаской поглядывал на Кинисс, поскольку знал, что её вкусы… гм… одним словом, мне было любопытно, что она станет есть. Хансса предпочитают сырое мясо и сырую рыбу. Наверное, поэтому приглашение их в гости требует известных усилий и подготовки. Во всех смыслах.

Когда нам принесли наш обед — я понял, что недооценил правителей. Основным блюдом были мясо и рыба «холодной» варки — в уксусе, кажется. Д. не говорил, как называется такое блюдо (помню только, что слово длинное и красивое), но это одно из тех блюд, которое могут есть почти все двуногие. Во всяком случае, от его вида человека (почти любого) в дрожь не бросает. Человеку, правда, надо ещё привыкнуть к самому виду рептилии, занятой трапезой.

Разумеется, одним этим обед не ограничивался. Предполагалось сидеть на своём месте; замечать остальных не полагалось, хотя разговаривать, конечно, никто не запрещал. Музыкантов не было видно, но тихая мелодия, что волнами растекалась под сводами зала, не мешала ни еде, ни разговорам.

— Надо поблагодарить хозяев за угощение, — произнёс Д., устроив себе паузу. Он вообще не дурак как следует покушать; я — наверное — тоже стану, когда доживу до его возраста. — Это не просто вкусно, это невообразимо вкусно.

— Согласен, — говорю и осматриваюсь, стараясь не вертеть головой. Тут-то я и заметил, что Гин-Уарант расположился так, чтобы постоянно держать меня в поле зрения.

Интересно, он следит за мной или действительно пора лечить нервы?

— Кстати, — говорит Д., благосклонно кивая слуге, принесшему напитки. — Скажи, по секрету — зачем тебя понесло в ту лавку в Оннде?

— Ей владеет ваш знакомый, — отвечаю честно. — Грениш. Так мне показалось.

Кинисс подняла голову, взглянула Д. в глаза. Мой начальник вздрогнул, словно его стегнули кнутом.

— Что?! — глаза его расширились. — Как… нет, быть не может.

— Кроме того, — добавляю, — он назвал вас по имени.

Д. и Кинисс обменялись взглядами, после чего я явственно заметил, что Д. бледнеет. Никогда ещё я не видел, чтобы он пугался. И вот оно — он испугался. Да так, что было видно — самообладание он сохраняет ценой огромных усилий.

— Моё имя? — произнёс он едва различимым голосом. — Он назвал его тебе?

— Да, — продолжаю, ничего уже не понимая. Что это с ним? — Так и сказал: «с тех пор, мол, как передал привет от Д.»

— Шутник, — выдохнул Д., лицо его приобрело прежний цвет. — Я думал, меня удар хватит, — вытер лицо платком. — Если бы… — он замолчал.

— Я понял, что это не Грениш потому, что он сослался на вас, — продолжаю. — Да и повезло, наверное.

— Тебе действительно повезло, — произнесла Кинисс. — Я ещё чувствую прикосновение марранха . Его след не пропадает очень долго. Тебя осмотрели?

— Да, — говорю. — Что такое марранх ?

— Нежить. Потом объясню, — говорит Д., пришедший в себя. — Вся эта история очень странная, пусть и без серьёзных последствий. Самое странное, что нет жертв. Лавочник отделался испугом, его слуги вообще ничего не помнят. В лавке кое-что разбито, поломано, но это мелочи. А ведь каждое появление марранха — это много, очень много жертв. Учёным будет, чем заняться.

— Ты не прав, — возразила Кинисс. — Подобные случаи, без жертв, уже были. Я выясню, что смогу, но…

Я понимал, что скрывалось под этим «но»: некромагия — под абсолютным запретом для её расы. Сама мысль о получении таких сведений должна быть для неё почти непереносима.

— Буду вам очень благодарен, — склонил я голову. Кинисс молча кивнула.

— Не думаю, что стоит… — начал было Д., но, подумав, махнул рукой. — Ладно. Изучай. Но имей в виду, некромагия относится к тем областям знаний, где любопытство смертельно опасно.

— Как вы определили, что это именно… — я замялся, подыскивая слово, на какой-то момент выпавшее из памяти. — …то, что было?

— В том числе по запаху, — ответила Кинисс. — Считай, что по запаху… мне трудно объяснить. Д. прав, незачем развивать тему. Здесь и сейчас.

После короткой паузы мы принялись обсуждать всякие мелочи. Время от времени Д. рассказывал истории из своей жизни; впрочем, и мои рассказы о днях бурного детства привлекли внимание. Учитывая, что Д. был мастер вести беседу ни о чём — когда никто не может угадать, о чём будет идти речь через несколько минут.

Наверное, примерно такие разговоры и полагается вести на приёмах.

— Скажите, а зачем эти приёмы устраиваются? — спросил я, когда выдалась пауза. — Только не надо смеяться. Просто ответьте на вопрос.

— Пожалуйста, — ответил Д. без тени улыбки. — Люди обычные собираются в трактирах, друг у друга в гостях. Здесь — тот же случай. Просто люди этого круга не встречаются в трактирах. Им не подобает коротать время за кружкой пива.

— Что, и нам троим тоже?

— В настоящий момент — да.

— Никогда не поверю, — говорю, — что не жалко тратить столько усилий и денег только общения ради.

— Здесь обсуждается много жизненно важных вопросов, — ответил Д. с едва ощутимой ноткой неудовольствия. — Ты сам в этом убедишься. Приёмы — единственный случай, когда серьёзные разговоры можно вести, не опасаясь слежки, подслушивания и тому подобного.

Я недоумённо посмотрел на него, затем на Кинисс.

— Он прав, — подтвердила рептилия. — Таков обычай.

— Ну что же, — я покачал головой. — Соединять приятное с полезным…

— Именно, — кивнул Д. — Не забудь, я говорил о жизненно важных вопросах. Все, кто удостаивается приглашения, приглашаются именно ради решения этих вопросов. Кинисс, я и ты — тоже.

— Я?! — я был поражён до глубины души. — Но с кем?

— Сам узнаешь, — вздохнул Д. Музыканты прекратили играть — сигнал к окончанию обеда. Предстоит очередная игра — очередное действие этого спектакля.

Никто никого не заставлял уходить, но зал понемногу пустел. Пока меня не «поймал» мой таинственный собеседник, поброжу, где вздумается.

Венллен, Лето 47, 435 Д., 19-й час

Гости появлялись волнами: едва часы пробили семь, как в узкой комнате, служившей гостиной, появилось несколько новых людей. Их представляли, но я заслушался Д., который объяснял, как изготавливают чучела — наподобие тех, что украшают стены вокруг нас.

Что-то заставило меня взглянуть в сторону вновь пришедших.

Лучше бы я этого не делал.

Андари была не одна. Её сопровождал молодой человек (в смысле, ольт, а насколько молодой — не знаю), взглянув на которого, я… В общем, мне захотелось исчезнуть, испариться, стать пылью — прежде, чем она посмотрит в мою сторону. Я ощущал себя настолько уродливым и недостойным её внимания, что…

Что-то впилось в правое плечо, вызвав жуткую боль. Она моментально привела меня в чувство (и стало немного неловко). Я повернулся, едва удерживаясь от того, чтобы не заорать во всю глотку.

Это был Д. Не знаю, что он там сделал — со стороны он просто опустил руку мне на плечо, отечески так, а на самом деле кости мне словно ломали раскалёнными добела клещами.

— Давно тебя ищу, — объявил он достаточно громко, чтобы услышали окружающие. И шёпотом: — Давай-ка отойдём.

Он выволок меня за портьеры и далее, в небольшой и безлюдный коридор. Приветливая улыбка тут же покинула его лицо. Отпустив моё плечо, Д. прошипел:

— Прекратить истерику! Что с тобой, в самом деле?

Я ничего не мог сказать, только открывал и закрывал рот.

— Помни, кто ты, и кто она, — добавил Д. более миролюбиво, зверское выражение его лица сменилось снисходительным и усталым. — Её сопровождает Венхедалл Уангер Кавеллин анс Теренна, её двоюродный брат. Успокоился?

Я кивнул. Буря, только что выведшая мой разум из строя, моментально прошла.

— Вот и чудно, — проворчал Д. почти добродушно. — Мой совет — походи вокруг, старайся с ней не встречаться. Если потребуется, она сама тебя найдёт.

— Знаю, — его постоянные поучения могут вывести из себя кого угодно. — Помню, можете не повторять!

— Разве? Ну хорошо, — и Д. похлопал меня по тому самому плечу. Я внутренне сжался, ожидая, что оно отзовётся дёргающей болью, но ничего не случилось. Позднее я посмотрел — даже синяка не осталось. — Продолжай веселиться.

Что я и попытался сделать. Стоило мне пройтись по галерее, на стенах которой красовались чудесные пейзажи (некоторые написаны тысячи лет назад), как столкнулся нос к носу с Сенверриалом.

— Сайант Сенверриал, — Клеммен учтиво поклонился и краем глаза заметил, что в глазах ольта на миг вспыхнуло изумление. — Я хотел бы выразить признательность за то, что вы пригласили меня сюда. Я этого не заслужил.

Правитель выслушал традиционную формулу, чуть склонив голову, жестом пригласил вернуться в галерею. Клеммену было не по себе: вся его выучка подвергалась серьёзному испытанию. Ошибки быть не должно. Ошибки быть не должно. Ошибки быть…

— Я слышал, — нарушил тишину Правитель, — что вам удалось отыскать вход в Скрытый Дом?

— Мне повезло, — признался Клеммен после короткого, но энергичного размышления. — Возможно, проход мне удалось заметить только потому, что я не обладаю магическими талантами.

Так-так, насмешливо произнёс внутренний голос. Нашёл, кому выдавать секреты? Клеммен похолодел, когда осознал, что только что сообщил предположение, которое сам Д. тщательно скрывал от всех окружающих.

Сенверриал споткнулся на ровном месте. Остановился, взглянул в глаза юноши, и вновь по лицу Правителя змейкой скользнуло изумление. Не знай Клеммен, сколько собеседнику лет, счёл бы Правителя молодым красавцем. Ольт прищурился и тихо рассмеялся.

— Какая интересная мысль! Скажите, Клеммен, вы сами придумали это объяснение?

«Придумал!»

— Мысль сложилась сама собой, — ответил Клеммен. Явственно снисходительный тон Правителя привёл к тому, что юноша перестал робеть. Нет худа без добра… Кроме того, думал Клеммен, глядя во внимательные синие глаза, каким бы ты ни был великим и известным, есть по меньшей мере один способ, которым я могу повлиять на тебя, хочешь ты того или нет. Тут же Клеммен едва не покраснел. Пальцы уже начали складываться в «фигуру определения». Но — остановился. Выдержка, Клеммен, ещё раз выдержка.

— Это очень интересно, — произнёс Правитель. — Это гениальная идея. Я благодарен вам, Клеммен, что вы поделились ею со мной. Сочту за честь, если вы удостоите меня повторным визитом.

Едва заметно поклонившись (ответный поклон Клеммена был куда более глубоким), Правитель быстрым шагом покинул полутёмную галерею.

Ну что же, подумал Клеммен, глубоко вздохнув. Многие были бы в восторге, если бы услышали повторное приглашение. Я действительно произвёл на Правителя впечатление и меня, несомненно, пригласят сюда ещё раз. Интересно, это и был тот самый важный разговор, о котором толковал Д.? Или нет? Если да, то мог ли Сенверриал догадываться, что я так удачно проболтаюсь?

Клеммен почти что покинул галерею, погружённый в размышления, когда голос окликнул его.

— Не могу ли я отнять у вас немного времени, Клеммен?

Даже не оборачиваясь, юноша знал, с кем ему предстоит разговаривать. С бокалом в руке (видят боги, выглядело это очень странно), возле самых дверей стоял генерал Гин-Уарант.

И вновь что-то легонько шевельнулось на шее Клеммена.

Признаться, он меня несколько выбил из колеи. О генерале и его наэрта ходит немало слухов. Если хотя бы малая часть из них соответствовует действительности, то я имел дело с одним из самых опасных людей на планете. Само собой всплыло, сколько сражений генерал выиграл, сколько обидчиков свёл в могилу.

Это бодрости не прибавило.

— Сайант Гин-Уарант…

— Да ладно, — рассмеялся генерал и, допив то, что было в бокале, небрежно швырнул сосуд куда-то за спину.

Я ожидал треска и звона, но их не последовало.

— Незачем эти церемонии, — продолжал Гин-Уарант. — Их и так слишком много. Я слышал, что вы хотели бы вновь проникнуть в Скрытый Дом. Это правда?

Его серые глаза так и сверлили меня, и я понял, что генерал владеет техникой внушения. Гипноза. Д. уверял, что без помощи магии меня нельзя сломить никаким внушением, а при помощи?

Сопротивляться его взгляду было трудно. Я отчего-то вспомнил ченкх , фигуру определения, и даже разок сжал и разжал пальцы рук — так, как это сделал смотритель Паррантина. Чтобы отвлечься. И помогло!

Генерал, казалось, прочёл мои мысли. Он слегка отступил назад и отвёл взгляд. Ненадолго. Но этого хватило, чтобы я пришёл в себя.

— Все интересуются Скрытым Домом, — подумал я вслух. Впрочем, не беда, что вслух. Генерал явно не случайно пренебрегал правилами ведения разговора… нет, не случайно! — На самом-то деле я там ни разу не был.

— В самом деле не были? — казалось, он умеет читать мысли. Беда, если умеет, настоящая беда. То, что я о нём подумал, даже мирного человека могло бы привести в ярость. Ну а генерала, с его привычкой объявлять смертельную месть по самому ничтожному поводу…

— В самом деле, — я твёрдо решил не смотреть ему в глаза. Любой ценой. В конце концов, это не является нарушением приличий.

— Жаль, — мне показалось, что он слегка разочарован. — Но собираетесь?

— Если мой начальник узнал бы, что я собираюсь, — ответил я, решив тоже говорить намёками, — то спустил бы с меня три шкуры.

— Благодарю, — кивнул Гин-Уарант. — Меня очень интересуют некоторые… м-м-м… реликвии, что могут оказаться в Доме. Если бы вы смогли, так сказать, добыть их, то…

— А если я откажусь? — произнёс я холодно. Честно говоря, я вовсе не собирался испытывать его терпение. Он меня в самом деле вывел из себя. Ещё один заказчик на мою голову! И так в каждом городе мне постоянно предлагают деньги и прочие виды оплаты, чтобы я провёл личное расследование. Как правило, совершенно дурацкое. Отчего-то все думают, что ненгор в состоянии выяснить абсолютно всё.

— Было бы очень печально, — глаза генерала стали ледяными. Надо полегче, подумал я. В конце концов, жизнь не настолько уж мерзкая штука. — Смогли бы мы договориться?

— Генерал, — произнёс я как можно более вежливо. — Я не могу обещать, что попаду туда. Тем более, что попаду туда скоро. Но даже если попаду, мне не хотелось бы заранее брать на себя подобные обязательства. Которые я, возможно, не смогу выполнить. Очень не люблю быть должником.

— Ясно, — генерала, похоже, этот ответ устроил. — Ладно, забудем. Возможно, мы ещё побеседуем на эту тему. А пока — честь имею! — и, на миг вытянувшись в струнку, он оставил меня одного.

Отчего-то у меня заколотилось сердце и зашумело в ушах. Перепугался, наверное. Немудрено перепугаться, очень уж смело я беседовал с ним. Нет, что-то здесь нечисто! Надо выяснить, отчего все подряд интересуются Скрытым Домом.

Андари так и не заговорила со мной на приёме. Мне, признаться, это было даже удобно: я по-прежнему ощущал себя самозванцем, стоило только взглянуть в её сторону.

Красота, как процитировал однажды Д., может быть смертоносным оружием. В тот вечер я понял, что это правда.

Часть 2. Сторона бронзы

6. Пустота

Венллен, Лето 48, 435 Д., ночь

Это был новый кошмар, не похожий ни на один из предыдущих.

Ему приходилось двигаться по склону горы; склону без растительности, со множеством острых углов — словно специально отточенных к его, Клеммена, визиту.

Хуже всего было то, что низ не всегда находился в привычном месте. Иногда, стоило сделать шаг, изрезанный трещинами склон неожиданно превращался в стену и приходилось, напрягая все силы, держаться за острые, как бритва, кромки скал и ползти по ним, чудом не срываясь в бездонную пропасть, которой становился горизонт. Спустя несколько шагов мир мог вернуться в более привычное состояние, но могло быть и наоборот. Низ мог стать верхом и тогда, шипя от боли в вывернутых руках, он полз туда, откуда только что спешил убраться.

Так длилось целую вечность.

После чего он неожиданно оказался на вершине.

И понял, что взбирался не зря. Внизу расстилался прекрасный мир. Великолепные пейзажи — горы, реки, моря, долины, леса, озёра, водопады, степи и пустыни. Города, являвшие собой вершину архитектурного гения. Многие чудеса открывались взору, и невозможно было отвести взгляд, настолько всё было великолепно.

— Что это там, у горизонта? — спросил вдруг кто-то за плечами. Клеммен не сразу осознал, что обращаются именно к нему.

— А? Где? Горы, наверное…

— Неправильно! — ликующе воскликнул неизвестный и тут же часть горизонта, к ужасу юноши, просела, ссыпалась внутрь самой себя. Там, где только что была увенчанная белой шапкой вершина, образовался перевал. Над ним повис клочок тёмного, словно грозового, неба.

— А что там, внизу? — вновь спросил голос.

Клеммен ошарашенно обвёл взглядом то, что могло иметься в виду. И не понял, что от него ожидалось.

— Н-не знаю, — выговорил он и тут же озеро, только что сверкавшее, как жемчужина в благородной оправе, испарилось; остался лишь тёмный провал.

— Не успел, — вздохнул невидимый собеседник и Клеммен обернулся.

Никого.

Чей-то смешок.

— Кто здесь?! — спросил он негодующе.

— А что там, за лесом? — вкрадчиво спросил голос откуда-то сверху и целый город прекратил своё существование.

— Нет! — воскликнул Клеммен и бегом пустился вниз, уже не беспокоясь о том, что мир может встать на дыбы. Но голос не отставал.

Стоило ответить, и собеседник радостно заявлял, что Клеммен ошибся. Можно было не отвечать. Итог был один и тот же. Что-то навеки исчезало из окружающего мира, оставляя провал, пустоту, пропасть. И новый кусочек грозового неба.

Клеммен не помнил, как оказался внизу, на равнине. Впереди ещё оставался фрагмент прежнего великолепия — узкий проход между скалами. Туда он должен успеть забежать. Равнина оказалась сложенной из одинаковых шестиугольных пластин, сквозь которые прорастала трава, поднимались деревья и прочие части того, что совсем недавно радовало глаз.

Скалы исчезли. А таинственный голос вновь что-то спросил у Клеммена. Что именно — он не упомнил, до того перепугался.

Несколько шестиугольников под ногами застонали, просели, начали один за одним проваливаться в открывающуюся бездну. Клеммен вскрикнул и побежал, что было сил, а позади с сухим шелестом и скрипом отламывалась уже целая полоса. Деревья, камни, кусты — всё исчезало ещё во время падения, осыпаясь тонкой пылью.

Обвал оказался быстрее.

Клеммен повис, держась за острые края шестиугольника. Пальцы, и так уже изрезанные в кровь, отозвались острой болью.

Вокруг стремительно прекращали своё существование остатки недавно цветущего и живого мира.

Вскоре стало пусто. Небо было беззвёздным, безлунным; по нему не текли облака. Только серость, навалившаяся на мир, раздавившая его своей тяжестью.

Отчего не осыпаются последние части? — подумал Клеммен хладнокровно, со спокойствием обречённого.

Шаги.

Силуэт возник над ним. Человек. Остановился рядом с Клемменом, взглянул тому в лицо.

Человек оказался огромным настолько, что лица было почти не различить. Что-то смутно знакомое было в лице великана. Клеммен силился вспомнить, не мог. Одно было понятно. Просить помощи бессмысленно. Запрокинув голову, Клеммен смотрел на пришельца, поражаясь, что кожа того постоянно меняет цвет, окрашиваясь во все цвета радуги. Как странно, успел подумать Клеммен.

— Кто это? — громовым голосом спросил человек, указав пальцем на самого Клеммена. Тот самый голос.

Клеммену стало по-настоящему страшно.

— Нет!! — крикнул он. Человек захохотал. Клеммен успел увидеть, как протаивают, теряют плотность его руки и ноги, как остаётся один только разум, не привязанный ни к какой плоти. Последнее, что он заметил, был треугольник на цепочке. Провалившись сквозь ставшую бесплотной шею, он начал падать вниз, сверкая золотой искоркой.

В ушах продолжал громыхать смех. Злорадный, торжествующий…

Клеммен проснулся. Стремительно уселся в постели, чтобы стряхнуть остатки кошмара. Долго нашаривал рукой светильник, успел испугаться вновь — испугаться того, что мира на самом деле не стало.

Мир остался на месте. Светильник — магический, естественно, как большинство светильников в этом городе — мягко залил комнату жёлтым тёплым сиянием и Клеммен, всё ещё тяжело дышащий, покрытый потом с головы до ног, облегчённо вздохнул.

Треугольник болтался на шее, золотой стороной вниз. Клеммен повернул его бронзой вниз.Никаких возражений. За что такие сны?!

Он схватил то из одежды, что попалось под руку и, считая по пути стены, направился в ванную. После десяти минут стояния под душем слабость в ногах и голове постепенно прошла. Страшные сны становятся нормой, подумал юноша с отвращением. Неужели перепил вчера на приёме? Да нет, пил-то всего ничего. Вряд ли Правители развлекаются, подсыпая вызывающие видения снадобья в вино своим гостям. Тогда что это?

Во входную дверь громко постучали.

Что за проклятие, ещё нет пяти часов!

— Кто там? — спросил Клеммен раздражённо. Неплохо день начинается.

— Срочное донесение господину Клемонту, — послышалось с той стороны. Держа в правой руке кинжал, Клеммен приоткрыл дверь.

Высокий человек в одежде курьера.

— Письмо господину Клемонту, — повторил он чуть хриплым голосом.

— Нет здесь такого, — ответил Клеммен. — И не было. Вы адрес не перепутали, часом?

— Вроде нет, — буркнул верзила, посмотрел на пакет, что держал в руках. — Вторая Лесная, шестнадцать?

— Восемнадцать.

— О! — курьер с размаху хлопнул себя по лбу. — Тысяча извинений, уважаемый! Прошу извинить меня за то, что разбудил! Никогда бы не осмелился…

Казалось, поток извинений будет длиться вечно. Клеммену стало неудобно и неловко, словно он был виноват в этой ошибке.

— Ладно, забудем, — прервал он дальнейшие излияния курьера и тот, радостно воскликнув: «Конечно, конечно!», направился к следующему дому.

— Что за фокусы? — проворчал Клеммен.

Часы в кабинете-студии пробили половину шестого. Клеммен тяжело вздохнул, побрёл на кухню — сварить кофе покрепче. После такого пробуждения просто необходимо.

Никуда сегодня не поеду, подумал он вяло. Погуляю по местному лесу. Всё это от переутомления — слишком много и энергично думаю. Надо время от времени отдыхать.

Парк Времени, Лето 48, 435 Д., полдень

— Нет у меня больше, отстань!

Белка не верила. Она сидела на раскормленных окорочках и, шевеля усами, внимательно глядела человеку в глаза. Своими блестящими бусинками. Кончик пышного хвоста чуть подрагивал.

— Нет, я сказал! — Клеммен для вящей убедительности вывернул перед зверьком карманы и положил опустошённый кулёчек из-под орехов на траву. Белка только что с хвостом в него не зарылась. Но увы, остался лишь запах лакомства.

Интересно, подумал Клеммен, что будет, если вывалить перед ней тележку орехов? Обоснуется рядом с ней? Хотя нет, грызун скорее умрёт от истощения, закапывая свалившееся на голову богатство и охраняя его от посягательств соперников.

Белка, похоже, та самая, которая съела давеча третью ягоду. Уж больно похожая отметина — светлое пятнышко на рыжей груди. Белка выбралась из пакетика (последний превратился в лохмотья), наградила человека укоризненным взглядом и поскакала прочь.

Если забыть о том, что человека они воспринимают исключительно как источник пищи, очень милые создания, подумал Клеммен. В окрестностях Веннелера белки — традиционная добыча и человека близко не подпускают. От двуногого пришельца там в первую очередь надо ожидать меткого выстрела.

Отряхнувшись, Клеммен выпил пригоршню воды из ручейка, оглянулся. Парк расстилался вокруг во всём великолепии. Отличное место для отдыха. Чужие сюда не забредают, а прочие приходят по делу и не станут отвлекать.

Даже здесь он не переставал размышлять над тем, кто из пяти кандидатов в подозреваемые в умышленном разрушении Оазиса является подлинным «преступником». Торговец тканями, восточная окраина Лерея. Студент Академии… ого, в таком-то возрасте! Целительница, остров Арнтай… не слыхал о таком острове. Курьер королевской почты, Киншиар. Нотариус, Веннелер. Земляк. Остальные подозреваемые постепенно отсеялись. Эти пятеро, изображения которых Клеммен видел перед собой на небольших глянцевых карточках, не имели убедительного алиби. Каждый из них мог быть причастен.

Все пятеро — Люди.

Случайность?

Вряд ли. Хотя Оазис посещали представители всех рас. Кто ради лечения, кто из любопытства; в книге посетителей цель визита указывать не обязательно.

А зря, подумал Клеммен, глядя на часы. Пора. Пообедаю и — ещё один визит в библиотеку. На этот раз — в Паэрон. Там много древних рукописей, глядишь — что-нибудь об Оазисе будет.

Отчего-то казалось, что происшествие в Паррантине может дать ответы на многие вопросы.

Главный из которых: чего не договаривает Д.? Чего ради взял человека, абсолютно бесполезного в смысле магических искусств?

Прямого ответа ждать не приходилось. А вынуждать Д. или Кинисс лгать или отмалчиваться было бы неприятно.

Паэрон, Лето 48, 435 Д., 15-й час

— Вас зовут Клеммен? — голос был человеческим, бесцветным, усталым.

Юноша поднял взгляд.

Мороз пробежал по коже. Он сразу же узнал говорящего; одно из пяти лиц, в которые он не так давно вглядывался. Нотариус. Из Веннелера. Откуда он здесь? Зовут его…

— Минше Керрент, нотариус, к вашим услугам, — представился незнакомец; лет ему чуть более сорока, прикинул Клеммен. По меркам Веннелера, в самом расцвете сил. Вот только на расцвет сил не похоже. Дрожит, чуть заикается — не похож на знаменитого владельца большой нотариальной конторы. Нисколько.

— Наслышан, — встал Клеммен и протянул руку. Сказанное было чистой правдой. Слышал, правда, как хорошее, так и не очень, но какое это имеет значение? — Как вы здесь оказались?

— Вас искал, — Минше оглянулся, словно ожидая увидеть за спиной разбойников с окровавленными топорами. — Мне нужно поговорить с вами. Как можно скорее. С глазу на глаз.

Преодолев изумление, Клеммен на ощупь отыскал в кармане одну из «безделушек» и та подсказала, что собеседник верит в то, что говорит и не находится под магическим воздействием. Ну что же…

— Хорошо, — Клеммен вернул фолиант пожилому библиотекарю и направился следом за человеком, имя которого пользовалось у Озера заслуженным уважением. Да только было видно: хлопни у него за спиной в ладоши, и тот окончательно обезумеет, завопит, примется крушить всё на своём пути. По всему видно: человек настолько испуган, что уже не стремится скрывать этого. Ну, дела…

Клеммен пересёк крохотную площадь; на ближайшем участке крепостной стены располагается кафе. На свежем воздухе и с прекрасным видом на озеро и реку. Найти свободный столик не составило большого труда.

— Слушаю вас, — произнёс Клеммен, после того как минут пять они просидели, глядя друг на друга, время от времени отпивая из бокалов.

— Мне страшно, — выдал Минше очевидную истину. — Мне никогда не было так страшно, ненгор. А всё из-за этого проклятого Оазиса и меча, будь он неладен.

— Что вы знаете об Оазисе? — спросил Клеммен, у которого стало зарождаться предчувствие, одновременно приятное и ужасное.

— Я тот самый идиот, который выкопал обломок меча, — последовало тусклое, едва слышное признание. — Но, боги свидетели, по глупости, исключительно по глупости.

— Слушаю, — Клеммен изо всех сил старался подавить нетерпение. «Рассказывайте всё, да по порядку!» — хотелось ему рявкнуть, но так поступать было ни в коем случае нельзя.

— Я туда лечить суставы отправился, — продолжал Минше. — Я не хочу отнимать у вас много времени, ненгор… вот, — он протянул свёрнутую в трубочку пачку листов бумаги. — Всё описал, очень подробно. И, собственно, я это уже рассказывал, вашим коллегам. Но я узнал, что вы интересуетесь Паррантином и…

«Кто вам сказал это?!» — едва не воскликнул Клеммен, которому тоже стало страшно. И жарко, и душно, несмотря на прохладу.

— …и попытался вас найти.

Теперь Клеммен запустил все индикаторы, которые были при себе. Слежки нет, человек не под гипнозом, не под наркотиками, не под магическим воздействием. Впрочем, сильный страх — самое действенное одурманивающее средство. Что его могло так напугать?

— Слушаю вас, — Клеммен не нашёл ничего лучше этих слов, собеседник явно желал хотя бы изредка слышать чужой голос. — Очень внимательно слушаю.

— Вы записываете наш разговор? — щека Минше дёрнулась, словно сказанное им было чрезвычайно непристойно.

— Нет, — Клеммен положил руки перед собой. На самом деле, для записи на килиан нет необходимости держать матрицу в руке. Но далеко не всем это известно. Однако он и в самом деле не собирался ничего записывать. Помимо всего прочего, это — ощутимый служебный проступок. Записывать можно только с разрешения начальства, с предоставлением обязательной копии. Иначе говоря, при проведении официального расследования.

Нотариус ощутимо успокоился.

— Я уже не знаю — кому верить, кому нет. Вам я верю, вы ещё молоды и не… извините! — он слабо махнул рукой.

Официант наполнил их бокалы и удалился.

— Седьмого дня я нашёл на столе деловое письмо, в обычном конверте — мне таких приходит десятки каждый день, — Минше успокаивался; в особенности потому, что видел обе руки ненгора, безо всяких магических штучек. — Там требовали, чтобы я не смел говорить о том, кто рассказал мне о Мече, иначе, мол, будет худо. Но, признаться, я и не собирался рассказывать. Это звучит не очень красиво, но не собирался. В конце концов, кто угодно ведь мог его выкопать!

«Вот тут ты ошибаешься», мысленно усмехнулся Клеммен.

— Это был высокий человек… — Минше явно не видел и не слышал ничего, увлечённый своим признанием. — Он подошёл и сказал, что целебный источник — это превосходно, но если я прикоснусь к реликвии, которая спрятана от любопытных глаз… то все мои болезни пройдут мгновенно. Рассказал про Меч, где его отыскать. Он говорил, что ничего страшного это не вызовет, клянусь!

— Я верю, — у Клеммена пересохло в горле, никакое питьё не помогало. — Продолжайте. Это действительно помогло?

— Да! — с отчаянием в голосе воскликнул Минше. — Помогло! Я словно заново родился. Боюсь, что предпочёл бы никогда не рождаться — При других обстоятельствах Клеммен, возможно, и улыбнулся бы.

— Вы видели этого человека впоследствии?

— Да, — прошептал Минше и оглянулся. — Вчера. Вечером. В зеркале. — Поднял на ненгора глаза с широко раскрытыми, несмотря на солнечный свет, зрачками. — Я сошёл с ума?

— Не думаю. Вас преследуют неспроста, — Клеммен больше не испытывал радости оттого, что виновник нашёлся. Но поздно, сам влез в это странное дело. Надо дойти до конца. — Никому ничего не рассказывайте. Будут спрашивать обо мне — скажете, что я расспрашивал, но ничего не добился. Возьмите вот это, — он протянул нотариусу шарик из дымчатого стекла. — Если произойдёт что-то из ряда вон выходящее, сожмите покрепче или разбейте.

— З-зачем?

— Подать сигнал о помощи. Никому ни слова о том, кто дал вам это. Я найду вас, в ближайшем будущем. Завтра утром или сегодня вечером. Старайтесь находиться в людных местах. Не смотрите в зеркала, в воду, в подобные поверхности. Вам понятно?

Судя по виду нотариуса, Клеммен только что отменил объявленный кем-то смертный приговор.

— Понятно, — он осторожно взял шарик, словно опасаясь, что тот укусит.

— Возвращайтесь домой, — Клеммен встал. — Далее я не могу действовать сам. Я подчиняюсь инструкциям. До встречи!

— Рад был познакомиться, — Минше поднялся на ноги, возвращаясь к облику хорошо известного и уважаемого человека. — Большое спасибо за помощь. — И удалился.

Теперь придётся сообщить обо всём Д. и как-то объяснить, зачем потребовалось интересоваться судьбой Оазиса. Ну да ладно. Что-нибудь придумаем. Клеммен нажал на камушек на брелке — никакой реакции. Ещё раз — три слабых сигнала. «Занят, вызовите позже». Вот так всегда.

Сообщать вышестоящему начальству — навлекать неприятности на свою голову, на голову Д. и Кинисс. Вызвать её? Тоже не отвечает. «Вне зоны досягаемости». Ещё лучше!

Впрочем, если бы таинственный «советчик» Минше что-то заподозрил, вряд ли нотариус смог бы отыскать Клеммена здесь, да ещё и рассказать всю историю. Одно ясно: не раньше завтрашнего утра надо прибыть в Веннелер, вместе с Д.. Порядок прежде всего. Буду вызывать Д. и Кинисс каждые четверть часа.

Чем заняться?

В библиотеку теперь идти не горит. Погулять по окрестностям, да и возвращаться пора. Начать с во-он той аллеи. Прекрасный вид на парк — или заповедник? Когда-то там были пустоши, руины прежних поселений. Руины местами остались. Очень живописные руины.

Венллен, Лето 48, 435 Д., вечер

Д. так и не появился. Кинисс не отозвалась. Если завтра утром связь с ними не восстановится, придётся сообщать вышестоящему начальству. Заварилась каша… И куда это Д. делся? Интересно, сможет ли вызов вытащить из эльхарта ? Клеммен хихикнул, представив себе эту картину. Нет, вряд ли. В конторе пусто, запертые комнаты, запертые столы.

Возле самого порога дома на Клеммена налетел пошатывающийся субъект, от которого за сто шагов разило дешёвым вином. Его мутные глаза довольно долго пытались понять, с чем произошло столкновение, и выражение лица стало угрожающим.

— Ш-шатаются здесь, — он громко икнул. — Пройти не дают. Ой! — он увидел значок ненгора и вмиг протрезвел. — П-прошу прощения, уважаемый, п-прошу прощения! Ни за что бы не… не… — он вновь икнул и Клеммен поморщился. Ну и дела! Сюрпризы, один другого чище.

— Ладно, забудем, — он отодвинул верзилу от себя. — Всё в порядке. Прощайте.

— П-прощайте! — обрадовано воскликнул неизвестный и поплёлся дальше, продолжая что-то бормотать и натыкаться на редких прохожих. Давненько я пьяных прямо на улице не видел! Да ещё в Венллене…

С замком пришлось возиться несколько секунд.

— Заело? — участливый голос из-за спины. Клер Инвор, сосед, художник, кажется. — Помочь?

Странное покалывание внутри головы. Переутомился я сегодня.

— Нет, Клер, спасибо, — Клеммен оглянулся, помахал соседу рукой, и тот, улыбаясь… исчез.

Клеммен замер, как вкопанный. Челюсть его отвисла.

— Клер? — прошептал он, поражённый.

Нет Клера. Только что стоял у двери собственного дома, с вывеской-рекламой своей студии. Вот она, вывеска — «Портреты, неотличимые от оригинала»… И где же…

Дом исчез.

Был — и не стало. Ни дома, ни вывески. Ровная брусчатка на том месте, где только что был дом. Прохожие идут, не оборачиваясь, не удивляясь… как будто всё в порядке. О боги, что случилось?!

Повернулся ко входной двери. Тупо посмотрел на неё. «Входная дверь». Что случилось с замком?

Замок исчез.

И дверь исчезла.

Открылся проход внутрь. Клеммен, пошатываясь, вошёл, по привычке ища за спиной ручку, чтобы закрыть дверь за собой. Уши сдавливала тишина, стук сердца становился громким, словно барабанный бой. Это не с окружающим миром происходит, подумал Клеммен, тяжело дыша. Это со мной. Что такое? Отчего всё это?

…Клер смотрел, разинув рот, как побледневший Клеммен шатающейся походкой тяжело больного протиснулся в дверной проём. Что с парнем? Приболел? Переутомился? Второе вероятнее, такая нервная работа…

Клеммен налетел в полутьме на тумбочку, зашипел от боли. Проклятая тумбочка.

Тумбочка исчезла.

Понимание неожиданно ослепило Клеммена — он не помнил, на что только что налетел, не помнил даже, как оно называлось: немедленно забыл это , забыл навсегда, надёжно и бесповоротно. О небеса, только не это!

Тьма сгущается. Подумай, вспомни, Клеммен, хохочет она. Вспомни всё подряд. Подсказать? Вспомни о родном городе, о родителях, о…

— Нет, — простонал Клеммен, подтягиваясь, чтобы не сломать шею — лестница исчезла, стоило поскользнуться на ней. Входная дверь в кабинет испарилась. Отчего так всё болит? Словно не по пустому пространству движется, а натыкается на невидимые препятствия.

Мгла, непроницаемая мгла. Не останавливайся. Не думай. Действуй инстинктивно. Тебе нужна помощь… помощь… пальцы наткнулись на выступ, нажали. Стало светлее. Светильник… нет, не думать о нём! Вон, стоит табурет… точнее, стоял… что стояло? Неважно. Взгляд Клеммена шарил по полкам, опустошая их, после чего он плюхнулся в кресло перед столом и нетвёрдой рукой нащупал что-то твёрдое, прямоугольное, только что взятое с полки.

Открыл, не глядя. Уставился на текст. Буквы чёткие, заострённые. режущие глаз. Отлично. Надо не позволять себе думать ни о чём. А для этого…

«Целью настоящего исследования является изучение связи между развитием языков с одной стороны, и развитием человеческих обществ — с другой…», — прочёл Клеммен вслух; голос отразился от стен, вернувшись насмешливым эхом. Окружающий мир сжался до стола, светильника, кресла и текста, что бежал перед взглядом чёрными блестящими дорожками. Хрупкий, непрочный мирок. Только бы не рухнул, только бы не рухнул. «…рассмотрим на примере рукописей, найденных…»

Время остановило свой бег.

— …ищем тебя, ищем…

Тяжёлая, словно налитая свинцом, голова.

— Клеммен?

— А? — юноша поднял голову со стола; он заснул, держа в руках книгу. Перед ним стоял Д., вид у начальника был ошалелый. Тут на Клеммена накатила горячая волна ужаса. Он подумал о Д.! Сейчас Д. исчезнет, испарится навсегда…

Но Д. и не думал испаряться.

— Что с тобой? — поинтересовался Д. — Выглядишь так, словно тебя час избивали. Великое небо! — он взял со стола книгу, лицо его посерело. — Когда это случилось?

— Не знаю, — Клеммен ощутил, что зверски голоден. — Вечером. Я шёл домой… и… оно… начало исчезать… — он закрыл лицо руками. — Не могу вспомнить… ничего.

— Да, — произнёс в конце концов Д. — Тебе невероятно повезло, мой мальчик. Как ты догадался? Отчего взял именно эту книгу? — помахал в воздухе «Трактатом о развитии языка»

— Вы говорили, что это одна из тех книг, которую можно прочесть и с чистой совестью забыть всё, что там говорилось.

Д. скрутил смех. Он хохотал так, что слёзы полились из глаз, а сам он вынужден был усесться на пол. Клеммен почувствовал себя значительно лучше. Прошёл изнуряющий, лишающий сил ужас. Голод, правда, не прошёл. Только усилился.

— Идём, — Д. поднялся сам и помог подняться Клеммену. — Тебе нужна срочная помощь, медлить нельзя. Так… нет. Закрой-ка глаза. Нет, давай я их тебе завяжу.

— Зачем?

— Долго объяснять. Давай же, быстро! — вдруг повысил он голос. — Времени очень мало.

Пришлось подчиниться.

Странно было шагать по чему-то неровному и не помнить, что бы это такое могло быть. Очень странно. Описать словами — и вовсе невозможно.

Венллен, Лето 50, 435 Д., ночь

— Сиди спокойно, — голос принадлежал Кинисс. Глаза Клеммена всё ещё были завязаны. В голове была блаженная пустота; память необратимо не пострадала, и самое главное, кажется, было в ней на месте. События последних нескольких лет — точно.

Клеммен ощутил, как прохладные пальцы осторожно прикасаются к его голове… что-то пытаются отыскать на ней. Голову слегка покалывало. Ощущение не было таким уж неприятным.

Клеммен вспомнил, как его подвели к двери в контору, и он испытал сильный, почти физически ощущавшийся ужас перед чем-то неизвестным, что попалось ему на глаза. Словно чудовище, неожиданно возникшее из ниоткуда, среди бела дня. «Это же дверь», произнёс Д., сильнее удерживая его за руку и — хлоп! — всё встало на свои места. Действительно, дверь. Чего ради он её испугался?

— Открой глаза, — Д. — Посмотри сюда. Нет, бояться незачем. Ты когда-нибудь встречался с кем-нибудь из них?

На листе бумаги были изображены существа, более всего напоминавшие плюшевых медвежат. Д. говорил о них что-то, очень странное. Мельком, не заостряя внимания.

— Нет, никогда, — юноша вернул лист.

— Даже если и встречал… — начала Кинисс и замолчала.

— Весело, — Д. некоторое время барабанил пальцами по столу. — Он считает, что говорит правду.

— Конечно, правду! — Клеммен ощутил раздражение.

— Я думал, что никто другой не в состоянии наложить Забвение , — продолжал Д., не обращая на реплику никакого внимания. — Час от часу не легче. Ну что же… давай, вспоминай всё подряд. События последних пяти-шести дней. Каждый час. Каждое слово. Забвение срабатывает довольно быстро, — Д. передёрнуло, — противоядия от него, заведомо действенного, нет. Не было, — поправился он.

В кармане Клеммена что-то негромко запищало.

— Сигнал! — воскликнул Д. — Сиди, не вставай! Кому ты дал «стража»? Быстро, отвечай!

Пришлось признаться.

— Я займусь этим, — заявила Кинисс и исчезла.

— Весёлая ночь, — вздохнул Д. — Ну ладно. Тебе надо поесть, иначе свалишься с ног.

— Сколько я просидел там? — спросил Клеммен, после того, как Д. окончил отдавать какие-то распоряжения в ящик своего стола.

— Около суток, — ответил Д., почёсывая подбородок. — Всем нам страшно интересно, как ты смог преодолеть Забвение . Смотри.

Он открыл книгу перед Клемменом. Тот ахнул.

Казалось, что кто-то проводил по каждой странице широкой кистью, смахивая буквы прочь. На каждом развороте осталась от силы дюжина-другая букв — разрозненных и уцелевших случайно. Чистые листы, совершенно белые.

— Сейчас поешь, — Д. силой забрал у Клеммена книгу, — и начнёшь вспоминать. Всё подряд. Каждое своё действие. И помни — это вопрос жизни и смерти. Твоей, и не только.

Венллен, Лето 50, 435 Д., ближе к утру

…Вот уж не подозревал, что смогу так вляпаться! Д. говорил, что Забвение — чрезвычайно редкое проклятие; как оружие или западню его никто не использует. Кроме маймов; те перестали им пользоваться, по просьбе Академии. Слишком жуткие последствия. Человек как личность рассыпается, словно карточный домик, за несколько минут. Увлекаемые в никуда воспоминания тянут за собой остальные, быстро разрушая способность мыслить. Остаются только глубинные, неподвластные разуму напрямую, структуры сознания.

Самые защищённые. Самые губительные, в отсутствие сдерживающего щита, внутренних и внешних ограничений. Человек, разъеденный Забвением , в состоянии, словно тяжело больной психическим расстройством, нанести себе и окружающим ужасный ущерб. Сотня жизней — вот цена, которую однажды заплатили ни в чём не повинные жители одного из городков, куда попал поражённый Забвением маг.

В настоящее время это проклятие действует только внутри Геллосского лабиринта. Геллосс — крохотный островок, давно объявлен запретной зоной. Там находится мощный источник естественной, легко усваиваемой магической энергии, отчего, собственно, маймы там и поселились. Вернее сказать, «поселилось», живут они единым Сообществом. Жуткие существа — хорошо, если мне не придётся с ними встретиться. Безо всякого Забвения захочется бежать, куда подальше. Если бы не их склонность сидеть поблизости от источника энергии, весь остальной Ралион был бы им не указ. Противопоставить им попросту нечего. Великое счастье, что маймы — существа не воинственные.

Но я отвлёкся. В то время я ещё не знал, что один из знакомых Д. — или друзей, он не очень-то разговорчив на эту тему — едва не стал жертвой Забвения. На глазах у Д. Ясно только, что зрелище было ужасным, спасла случайность. Как и меня.

Язык устал — словами не описать. Но я честно всё рассказал. Потом, под утро, когда мы с Д. поглотили немало кофе и всё ещё не могли поверить, что всё благополучно завершилось, он захлопнул тетрадь. Отложил килианы с записью нашей беседы, и вздохнул, глядя куда-то сквозь меня.

— Главного мы пока не поняли.

— Чего именно? — нахмуриваюсь.

— Кто мог желать тебе зла? Да ещё применить такое экзотическое оружие. Есть ли что-нибудь, что ты не в состоянии припомнить?

Да, как выяснилось. Большая часть приёма бесследно исчезла из памяти. Д. помог мне реконструировать большую часть потерянного… одного только упоминания о многих деталях оказывалось достаточно, чтобы весь эпизод всплывал. Д. говорит, это остаточное действие Забвения — «отдача». Так сказать, «раскаяние» заклинания, когда оно поправляет испорченное. Д. пользовался этим довольно умело — зря я думал, что отделался лёгким испугом! Забылось немало. Но — ничего из ключевых сведений, из уроков Д., не пропало.

«Отдача» должна была длиться ещё два-три дня, возвращая к жизни мелкие эпизоды. Но — обязательно с чьей-нибудь подсказки. Само собой не вернётся. Это как допрос под внушением. Если знаешь вопрос, получишь ответ. Но если не знаешь — зря только силы и время потратишь.

Всё закончилось тем моментом, когда Д. оставил меня в коридоре… в зале с картинами. С кем я там беседовал — неизвестно. Ни следа.

— Это поправимо, — почесал затылок Д. — Я составлю список тех, кто входил туда. Раз эта часть так старательно стёрта, значит, есть причины. Виновник произошедшего, косвенный или непосредственный, говорил там с тобой. Отдыхай, а после обеда примемся искать. Чувствую, удар был не только и не столько по тебе…

— А моё задание? — спрашиваю. — Ну то, где надо странные места посещать.

— Задание в силе, — говорит и хитро так прищуривается. — Первый пост послезавтра. Успеешь.

Чтоб тебе пусто было!

Венллен, Лето 50, 435 Д., полдень

— Так… генерала сейчас нет в городе, — Д. наморщил лоб. — Ну ничего, отыщем. — Сенверриал, Кельмад Быстрый, Андариалл со своим братом, Росомаха… — Клеммен встрепенулся, но Д. не обратил на это внимания. — Так… Тот, кто хотел твоей смерти, не должен знать, что попытка не удалась, иначе не выдаст себя. Ладно. Применим старый добрый трюк.

— Какой? — Клеммен привстал.

— Похороним тебя, — и Д. развалился в кресле, наслаждаясь эффектом. А наслаждаться было чем. Юноша вытаращил глаза, побледнел.

— Мы тебя похороним, — продолжил Д. — Переведём в филиал в другом городе. Здесь будешь появляться только инкогнито. Ты, кажется, был недоволен своей внешностью?

— Д-да… Н-нет… Не знаю!

— Внешность твою изменим в любом случае. Я обязан выявить того, кто покушался на тебя — под угрозой весь наш план, а это, поверь, очень важный план. Сегодня и до пятьдесят второго числа будешь появляться только под эскортом. Пересидишь первый пост — займёмся твоей внешностью.

— Это больно? — спросил Клеммен робко.

— Нет. Это очень дорого, но безболезненно. В физическом смысле. Беда в том, что специалистов по изменению внешности всего два. Я имею в виду подлинное изменение. Сам поймёшь.

— Да знаю я про пластическую хирургию! — Клеммен усмехнулся. — Не верю, что только два.

— Не верь, твоё право. Но я не про хирургию говорю. О, Кинисс вернулась! Отлично. Сейчас узнаем последние известия. А ты пересидишь в монастыре, у Чёрточки. Заодно и позанимаешься.

Если бы Д. знал, что о нём сейчас думают…

— Кинисс! — позвал Д., не обращая внимания на мрачное лицо подчинённого. — Что там со «стражем»?

— Это надо видеть своими глазами, — ответила хансса, появляясь из своего кабинета. — Словами не передать. Грязная история. Клеммену надо побывать там, срочно.

Вид у неё был очень усталый.

— Это очень некстати, — нахмурился Д. и передал ей свои соображения относительно «похорон».

— Доиграемся мы с этими иллюзиями смерти, — тут же отозвалась Кинисс. Глаза у неё были тёмно-вишнёвыми. — Под твою ответственность, имей в виду. — По всему было видно: она ужасно устала. — Сейчас — в Веннелер. Жертва оставила записку, адресована лично Клеммену.

— Хорошенькое дело! Как тогда объявлять о его смерти? Убеждать, что записку принял дух почившего ненгора?

— Твои шуточки, Д… Ему необходимо там побывать. Немедленно. Обо всём остальном — потом.

Так что настоящего отдыха в это день так и не получилось.

Веннелер, Лето 50, 435 Д., ближе к вечеру

— Тело было найдено у зеркала, — монотонно излагал следователь. — Точнее, нижняя часть тела, чуть выше пояса. Остальное отсутствует. Следов борьбы нет, шума практически не было. Смерть нотариуса обнаружил его старший сын, когда вошёл утром в контору…

Я содрогнулся. Хорошо ещё, что останки убрали. Нас было трое; Д., я и Кинисс. Рептилия «прикрывала» меня. Окружающим казалось, что я — не я, а какой-то совсем другой человек. Казалось даже магам, если бы таковые оказались поблизости. Преодолеть «маску», что держала Кинисс, было непросто, и любую попытку такого рода она легко бы обнаружила. А так — стояла и не обращала на меня внимания. Как и все.

Признаться, я был этому немало рад. Мне полагалось испытывать чувство вины — ведь смерть Керрента на моей совести. Но, как ни отвратительно это ни звучало, я не испытывал раскаяния. Не оттого ли, что сам уцелел лишь чудом?

И зеркало — я же просил его, я же предупреждал его! Зачем, зачем он посмотрел в него?! Я чуть было не задал этот вопрос, но Д. показал мне из-за спины кулак, словно прочёл мои мысли. Может, и прочёл, с него станется.

— Вещественных доказательств нет. Отпечатки ног свидетельствуют, что неизвестные находились в комнате по крайней мере полчаса. Индивидуальные химические маркеры отсутствуют. Убийство не было случайным.

Ну да, как же! Вначале неизвестные, незамеченные (преодолели три разных системы сигнализации), входят внутрь, затем бесшумно разбивают стекло (бронированное; снаружи и в здании было немало народа), перерезают беднягу пополам — тоже бесшумно — и удаляются куда-то с верхней половиной. Я представил себе нарисованную следователем картину и меня начал душить смех. Совершенно неуместный… но смех. Ну и следователи!

Я не заметил, как мы остались одни — мы втроём и нотариус (из другой конторы, разумеется — собственные завещания принято оставлять у коллег).

Нотариус вздрогнул, когда Кинисс сняла «маску».

— Вы Клеммен? — спросил он, подозрительно сверля меня чёрными глазками. Совсем как та белка… сейчас орехов потребует, подумал я отчего-то и огромным усилием воли заставил взять себя в руки. Всякая чушь лезет в голову — ещё бы, после такого спасения.

— Да, — говорю.

— Я уполномочен вручить вам этот документ, — говорит, а сам становится похож на жирного самодовольного гусака. — При условии, что вы точно воспроизведёте последние три фразы, которыми вы обменялись с ныне покойным Минше Керрентом.

Я пожал плечами и воспроизвёл. На нотариуса это произвело огромное впечатление.

— Прошу, — он протянул мне конверт, — и простите за излишнюю подозрительность. Ситуация в высшей степени щекотливая.

Я хотел сказать, какая именно ситуация, но Д. вновь показал мне кулак.

Расстались мы мирно. Кинисс ненадолго задержалась в одной комнате с нотариусом. Мне почему-то не захотелось спрашивать, зачем.

— Это означает, — Д. смотрел на меня холодным взглядом, — что Керрент уже передавал тебе какие-то документы.

— Да, — говорю. Вот незадача! Совсем забыл!

— И где они, хотелось бы знать?

— Вот, — показываю свёрнутые листы. — Забыл о них, можете поверить на слово?

— Могу, — лёд в глазах его тает. — Но был бы весьма признателен, если бы ты ставил меня в известность обо частных расследованиях. Видишь, как дела могут обернуться.

Я кивнул.

Появилась Кинисс.

— Уходим, — говорит, — он сейчас выйдет.

— И что? — удивляюсь.

Она посмотрела на меня как-то странно.

— Ты же умер, неужели успел забыть? Если он сейчас встретится с с тобой, то придётся хоронить сразу двух нотариусов.

И мы испарились — за несколько секунд до того, как открылась дверь.

Монастырь Хоунант, Лето 51, 435 Д., утро

— Потрясающе, — Сунь У-Цзин поправил свои знаменитые очки на своём знаменитом носу и озадаченно поскрёб отполированную, словно натёртую мастикой, голову. — О Забвении я неоднократно слышал, но чтобы встретиться с пережившим его!.. Я польщён! Впрочем, это, конечно, не отменяет того факта, что наши занятия ещё не окончены.

Как они все любят оставлять последнее слово за собой, подумал Клеммен, мысленно вздыхая. Сегодня занятий как таковых не будет. Правила здесь очень простые. Хочешь остаться? Оставайся, но помогай по хозяйству. Причём так, как скажут. Можно сегодня мести полы и носить воду, а завтра заниматься конюшнями и отхожими местами (да-да, именно отхожими местами — словно ничего современнее не изобрели). Отказываться от поручений не принято. Может показаться издевательством… ну да, наверное, так оно и есть. Первая задача их учения — избавить человека от стереотипов, разрушить привычную логику видения мира, то подобное обращение должно этому способствовать.

Удивительно, как другие культы не поставили их вне закона. По сути своей, Учение, что распространяется из Хоунанта уже не первое столетие, напрямую подрывает позиции других религий. Или я слаб в вопросах религий, чтобы делать такие выводы? Так или иначе, сегодня я — помощник повара и место моё — на кухне. Вечером Чёрточка будет ждать меня в своей беседке — чай пить.

Словом, положение у меня всё-таки привилегированное. Одна ма-а-аленькая, но очень приятная привилегия. Далеко не все удостаиваются подобного расположения настоятеля. Впрочем, все здешние настоятели таковы — все трое, включая Чёрточку. Самый первый руководил всем этим довольно недолго, а вот второй — Унэн — всерьёз занялся обустройством монастыря и быстро сделал его знаменитой, богатой и заставляющей считаться с собой обителью.

И исчез.

В один прекрасный день, бесследно. После него остался запертый кабинет, который, по словам У-Цзина, ждёт возвращения хозяина. Тут все в это верят… да так, словно Унэн — бог, не меньше.

— Ну ладно, — монах вздохнул, поднялся на ноги (что означало — иди, займись делом!) и едва заметно поклонился. — Поговорим позже.

И ушёл.

Как здесь всё странно! Никто ни к чему явно не принуждает, но никому и в голову не приходит не повиноваться уставу. Как они этого достигли? Как сказали, так и происходит!

И всё же, вряд ли было бы здорово, превратись весь мир в один огромный Хоунант. Отягощённый подобными размышлениями, я и отправился чистить картошку.

— Видел сегодня Андари, — задумчиво произнёс монах и Клеммен едва не поперхнулся чаем. — Что-то у неё стряслось, лица на ней не было.

— Она… — Клеммен никак не мог прокашляться, но У-Цзин, казалось, этого не замечал. — Она здесь?

— Уже нет, — монах помедлил и посмотрел на гостя (или правильнее сказать «слугу»?). — Я подумал, что её лучше оставить одну. Она достаточно сильна, чтобы справиться.

— Я… — Клеммен прикусил язык, поскольку вовремя вспомнил: о трюке с похоронами монах может и не знать. Газет он не читает. О событиях в мире Чёрточка узнаёт как-то иначе.

— Догадываюсь, — ответил монах без тени улыбки, — но и тебе лучше её пока не видеть. Кстати, что там у вас за суета? Д. запыхался так, словно до монастыря бегом бежал. На вопросы отвечать отказался. Буркнул что-то и исчез.

— Мне кажется… — слабо проговорил Клеммен и столкнулся с неразрешимой задачей. Говорить У-Цзину или нет? Всё равно придётся посвятить настоятеля в суть произошедшего.

И Клеммен вспомнил то, что произошло за полчаса до того, как гроб с «его» телом отправился в первый и последний путь.

…Клеммен сидит в какой-то комнатушке, там душно и темно. Чулан, одним словом. Снаружи Д., Кинисс, и несколько чужаков (по голосам судя — ещё трое) ведут нескончаемую дискуссию. В конце концов его выпускают из заточения и просят встать в одном из углов комнаты.

Что-то тихонько не то бормочет, не то напевает один из вновь пришедших. Лица его Клеммен не видит: оно скрыто туманом, которым тот, словно накидкой, окутан с головы до пят. Маг. Что-то легонько касается запястья — искорка. Ещё одна. Десятки, сотни, тысячи искорок начинают потрескивать рядом, награждая едва ощутимыми уколами.

А голос мага, скрытого туманом, становится всё громче. Клеммену велено стоять, не шевелясь, но голос становится почти непереносимым. Как громко он звучит! Словно тысяча силачей что есть силы колотит железными дубинками по тысяче огромных колоколов.

Ноги у Клеммена начинают подгибаться, перед глазами всё плывёт.

— Всё, — голос откуда-то издалека. Напротив, в другом углу, стоит кто-то… только что его здесь не было! Клеммен пытается присмотреться, чья-то ладонь закрывает ему глаза.

— Тебе на него смотреть не стоит, — слышится голос Д. и Клеммена уводят прочь. За дверями начинается совсем другая суета. Клеммен сидит, приходя в себя после странного ритуала. И, наконец, понимает, отчего его так заинтересовала фигура, возникшая у другой стены.

Это его, Клеммена, фигура. Там стоял он сам. Едва понимание этого проникает в разум, Клеммену становится страшно.

Его двойник! Живой? Его что — убили? Или имитация живого… чтобы все могли удостовериться, что в гробу действительно тот, кому положено?

Нет ответа… Клеммена выпускают, только когда погребальная процессия покидает здание.

Клеммен сидел, оцепенело глядя сквозь монаха. Тот молча ждал, когда последует ответ, и видел — что-то не так. Впрочем, он не успел вмешаться: слабо зашуршала трава под ногами и жизнерадостный голос Д. вернул собеседников к действительности.

— Привет, покойничек, — приветствовал меня Д., дружески хлопнув по плечу. До меня не сразу дошло, что он шутит: первой эмоцией было недоумение.

Второй — злость.

— Ну, как на том свете живётся? — продолжает Д., присаживаясь рядом.

— Я начинаю понимать, — задумчиво говорит Чёрточка, глядя на меня сочувственно. — Устроили очередную комедию с погребением? Что было? Покушение?

— Да, — Д. перестал улыбаться, некоторое время устраивался поудобнее. — Не обижайся, приятель, мне тоже доводилось прощаться с этим светом… и не раз… в конце концов, привыкаешь.

— По-моему, над этим не смеются, — произнёс я, не осознавая, что почти слово в слово повторяю слова и интонацию Кинисс (которой никогда не нравились эти затеи — для придания «естественности» приходилось обращаться к некромагам). — Мне совсем не смешно. Андари…

— Именно поэтому я пришёл сюда, — перебил меня Д. — Трое из тех, кто был на приёме, проявили интерес к твоей безвременной кончине. Угадай, кто.

— Андари, — произнёс я безразличным тоном. Только теперь я осознал, какую свинью мне подложил Д. идеей «похорон». Если он скажет, что в интересах дела мне надо навсегда забыть о её существовании, я его задушу прямо здесь. Голыми руками. Надеюсь, Чёрточка останется доволен.

— Верно, — Д. поднял на меня взгляд. — Кроме неё, ещё двое. Правитель Сенверриал и генерал Гин-Уарант. Остальные выразили формальное сочувствие. Огорчённым более всего выглядел Правитель. Что наводит на мысли.

— Послушайте, — произнёс я, ощущая, что догадка созревает по мере того, как я облекаю её в слова, — вы что, хотите сказать, что Андари…

— Мальчик мой, — сказал Д. снисходительно, — играть на влюблённости противника — один из самых простых приёмов. Я допускаю, что твоя знакомая не замышляет против тебя или нас ничего дурного. Но другие могут и будут использовать её и твои чувства к ней.

— Я в это не верю, — возразил я гневно. У-Цзин, неожиданно, произнёс те же слова.

— Ну, с тобой всё понятно, — кивнул Д. в мою сторону. — А почему ты считаешь это невозможным? — воззрился он на У-Цзина.

— Слишком легко ты во всём разобрался, — покачал Чёрточка головой. — Я прекрасно разбираюсь в людях. Андари не так проста, как ты думаешь, но она — не против вас. Она вообще ни при чём, поверь моей интуиции.

— Да уж, твоя интуиция… — усмехнулся Д. — Если бы я мог позволить себе доверять ей.

— Так что с Андари? — спросил я, уже нетерпеливо.

— Да ничего, успокойся, — понизил голос Д. — Поработаем над твоей внешностью, потом — встречайся с ней, если хочешь. Названные мной трое производят впечатление людей, которые раскусили наш трюк. Кому-то из них ты очень мешаешь.

Я сразу успокоился.

— Генерал… — пробормотал я, ощущая, как почти полностью забытое воспоминание силится прорваться из небытия. — Мы, наверное, о чём-то говорили с ним.

— Генерал — под постоянным наблюдением, — Д. отмахнулся рукой. — О нём мы знаем всё. А вот Правитель — да, тут много неясного. Он тоже принадлежит Теренна. Я уже не сомневаюсь, что ты с Андари встретились не случайно

— Твой наставник, мой молодой друг, — произнёс Чёрточка, наливая всем чаю, — страдает хронической болезнью всех шпионов. Как только что-то, уже встречавшееся, можно вывести из имеющихся фактов, он, ни минуты не колеблясь, объявляет это наиболее вероятной версией.

— Ну, во-первых, не наиболее, — воинственно возразил Д., глядя на монаха исподлобья. — А во-вторых, чем это плохо? Да, я подозрителен. Пока что это спасло не одно тысячу жизней. Работа такая.

— Ты должен оставить Андари в покое, — произнёс монах. — Ты потеряешь время и причинишь много неприятностей себе и тем, кто ни в чём не виноват. Я готов поручиться: она не имеет никакого отношения к тем мифическим врагам, которых постоянно ищет ваше Бюро. Если это не так, я съем свою рясу. У тебя на глазах.

— Идёт, — заметил Д., оживляясь. — Договорились. И если я докажу обратное…

— Не докажете, — перебил я его, уже совершенно спокойно.

— Надеюсь, что нет, — последовала неожиданная реплика. — Твои «похороны» не должны быть генеральной репетицией настоящих похорон Ты очень нужен всем нам, — и себе тоже, я полагаю.

«В первую очередь — себе», подумал я, но вслух говорить не стал. У-Цзин повернулся ко мне лицом и едва заметно кивнул. Вот это да! Неужели он читает мысли?

Дальше разговор зашёл ни о чём, и спать я отправился уже почти в отличном расположении духа. Завтра рано утром — на «пост», а там видно будет. Если Андари раскусила эту уловку, то… ладно, посмотрим.

Стоило подумать о ней, и думать о чём-то другом становилось весьма и весьма непросто.

7. Повторно рождённый

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., рано утром

Я сидел перед легендарным Камнем — символом местного божества, а заодно — летописью города и окрестностей. Осматривался. Тут красиво.

В эту сторону Меорн не растёт. Он вообще уже практически не растёт: единственный город-государство на южном побережье, так и не вошедший в Федерацию. Меорн — сам по себе. Ольты, что живут восточнее и севернее Меорна, платить добром за добро — много предыдущих веков Меорн служил препятствием, о которое разбивались все попытки завоевать юг и юго-восток континента. Он выдержал все осады и эпидемии. В отличие от Оннда, ни разу не переходил в руки неприятеля. Жители Оннда тоже любят утверждать, что их город никогда не брали, но это не соответствует действительности. После того, как три века назад в горах близ Меорна обнаружилиместорождение железной и медной руд, значение Меорна возросло тысячекратно. До той поры единственным поставщиком металлов служили дарионские города, и падение их монополии в значительной мере изменило наземную жизнь.

Есть, конечно, и отрицательные стороны — ведь железо и медь — это не только дома, экипажи и утварь, но ещё и оружие, смерть, разрушение. Хорошо, что Совет Магов (ныне слившийся с руководящим составом Академии) по-прежнему жёстко регламентирует использование взрывчатых, отравляющих и им подобных веществ. Может, поэтому половина обитаемой суши так и не превратилась в выжженную пустыню.

Население Меорна по-прежнему не превышает четырёхсот тысяч человек, как и сотню лет назад. Его скромной армии хватает, чтобы оставаться независимым и незаменимым союзником окружающих государств. Спокойной жизнь не назвать, но и непереносимо тяжёлой — тоже. А Камень открыт для всех — приходи, вглядывайся, читай. Вся история этих мест за десятки — наверное, даже сотни — веков. Камень врос в землю метра на три, самые ранние надписи увидеть не так-то просто. В библиотеке Академии хранятся все снятые с него надписи, если очень уж потребуется.

Камень окружён неровным кольцом из валунов — каждый около метра в поперечнике; на одном из таких я и сидел, поскольку больше не на чем. Камень — место паломничества; здесь не принято удивляться чьему бы то ни было визиту.

Я появился, едва рассвело, как и предполагалось. Мне позволено делать два-три перерыва — на обед и тому подобное; всего же я должен пробыть возле Камня сутки, записывая всё происходящее. Потом Д. и его коллеги из Академии будут корпеть над записями, чтобы выяснить что-то, известное одним им… Ну и ладно. Место это доброе, приятное; по-прежнему ощущается присутствие непонятной силы — не то самого Меорна, Великого Спящего, не то Хранительницы Лесов, что заняла его место в новое время. Но ряд действ по-прежнему связан с Меорном и поток посетителей к Камню не иссякает. Меорн не забыт…

С самого утра небо затянуло тучами; меня это не беспокоило: дождь над Камнем не идёт никогда. Не дует ветер: в последнем я убедился собственными глазами. Выглядит забавно: по траве стелется волна — порыв ветра бежит по-над холмами. Доходит до границы, обозначенной валунами… и гаснет. Внутри не шелохнётся ни травинка! Мелкая живность спокойно снуёт под ногами. Чувствует: бояться нечего. Хищникам внутрь круга вход заказан. Тот, кто осмелится нарушить запрет и пролить кровь, может сгинуть бесследно.

Один из килианов — на шапочке. Ничего умнее в такую жару придумать было нельзя. Хорошо, что все кристаллы можно «выключать» — иначе в архивах Академии появились бы иллюстрации на тему «физиология человека». Помню, как неловко было спрашивать у Д. о том, как «закрыть глаза» килиану ; как Д. хохотал, узнав, для чего мне это понадобилось.

Ещё по два «зрячих камня» — на рукавах.

Первые посетители (кроме меня) появились у Камня ближе к полудню, когда я уже начал скучать, сделав вокруг Камня не один десяток кругов. Трава внутри круга не мнётся — тоже благословение Меорна.

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., около полудня

Процессия двигалась со стороны Меорна, двигалась неторопливо. Трое людей и — как показалось вначале — огромная серая собака — перемещались неторопливо, величественно. Собака держалась чуть позади и правее людей, не отдаляясь ни на шаг.

Когда все они подошли поближе, Клеммен разглядел одежды вновь пришедших. Все трое — жрицы (двух рангов; та, что впереди — явно выше в иерархии), а сопровождает их волк. За пределами кольца камней ненгор, наверное, испугался бы; внутри можно надеяться на покровительство Меорна. Правда, ни жрицы, ни волк не обратили на юношу никакого внимания: если сидит здесь — значит, так надо. Сам Клеммен тоже старался не обращать на посетителей внимания. Килианы и так всё запомнят.

Ритуал, как потом выяснилось, относился к древнейшим; Меорн, по легенде, объединил множество меньших культов, что процветали некогда в окрестных землях. Впоследствии сам «передал полномочия» культу Афамис. Передача была обставлена без особого торжества; с тех пор каждые тринадцать лет у Камня проходят ритуальные песни и танцы, в знак благодарности Тому, Кто Уснул. Меорн, по легенде, стал землёй и песком, морем и камнем, всем, что живёт вокруг и движется — до того дня, когда наступит конец этого мира. Тогда Меорн вновь воплотится, вновь создаст мир — новый мир, и жизнь продолжится.

Камень — одно из немногих мест, где Меорн бодрствует, где смертный может рассчитывать на разговор с Ним. Об этом Клеммен узнал несколько позже. Не рискнул смотреть в сторону жриц, но слышать происходящее — слышал. Очень красиво. Сакральный язык был ему незнаком. Может быть, и к лучшему.

Спустя три часа, когда ритуал завершился (волк всё это время находился за пределами круга камней; один раз подошёл к Клеммену вплотную, тщательно обнюхал ботинки человека и равнодушно удалился), Клеммен осмелился повернуться к Камню лицом.

Ахнул. Все надписи выглядели более свежими… чёткими, словно их нанесли только что. И — смотри-ка! — поверх чётко выгравированных букв появились другие линии, очертания, какие-то рисунки. Юноша быстро обошёл весь Камень, пока тот оставался посвежевшим. Вовремя: Камень минут за пять вернулся в прежнее состояние. Интересно, подумал Клеммен, разминая затёкшие мышцы, Д. знал, что ритуал будет именно сегодня? Что будет в других местах — тоже произойдёт нечто особенное?

Да, кстати, а почему из зрителей был один только Клеммен? В Веннелере на любой мало-мальски большой праздник собирались огромные толпы народа. Пока он был маленьким, Клеммен очень любил подобные торжества.

А здесь — словно никого это не касается. А может, так оно и есть? Но себя Клеммен не считал праздным зевакой: как ему казалось, реши Меорн, что присутствие наблюдателя излишне, дал бы знать.

Как только солнце подползло к линии горизонта, стало понятно, что Камень всё-таки не обделён вниманием. Посетители пошли сплошной волной...

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., вечер

В конце концов я сделал вид, что погружён в медитацию — мало ли за чем приходят люди к Камню! Замер неподвижно, погрузился в себя — и все перестали обращать на меня внимание. Вроде бы и так не принято замечать присутствия посторонних, но… Те, кто приходили к Меорну с просьбами или жалобами, делали всё, чтобы их никто не мог услышать.

Я и не старался ничего услышать. К Камню принято подходить вплотную, кланяться (или становиться на колени), тихонько говорить, прикоснувшись рукой. Удивительно, как прикосновениями Камень ещё не стёрли в пыль. Частенько оставляли подношения — цветы, пустые раковины, камушки, веточки. Куда всё это исчезает — не имею представления. Судя по обилию подношений, уборкой круга валунов нужно заниматься всерьёз. Вот и увижу, кто тут наводит порядок.

Если не засну.

Единственным посетителем, который мне запомнился, был мальчик лет трёх; пока его мать обращалась к Камню, он подошёл ко мне и принялся дёргать за правую штанину. Поняв, что я не собираюсь замечать его присутствия, малыш попытался обойти валун, чтобы встретиться со мной взглядом. Никогда бы не подумал, что столь малолетние дети могут быть так молчаливы и серьёзны! Мне стоило немалых трудов ни разу не улыбнуться. К моему облегчению, мать отвела своё чадо в сторону: ребёнку очень понравился килиан на моём левом локте и оставить «игрушку» в покое он никак не желал.

Во всём остальном было по-прежнему скучно; когда я увидел длинную процессию (судя по всему, свадебную), устроил себе второй перерыв. Внутри валунов всё равно было бы слишком людно. А я тем временем позволил себе чашечку кофе из «вечного» термоса и перекусил. Великие боги, ну и зверский же был аппетит! Ну да, на свежем воздухе ведь.

После того, как процессия ушла, никакого мусора внутри круга не осталось. Ещё больше цветов, ещё больше ягод и фруктов, но ничего более. Хорошо, когда люди в состоянии так бережно обращаться со своим прошлым. Хотя Меорн стал легендой, привычкой, нежели осязаемой, одушевлённой частью реальности, никто не торопился окончательно отправить его в небытие.

Долго-долго сидел я, пока солнце не опустилось за горизонт.

Тогда-то и началось самое интересное.

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., ночь

Вначале была странная, словно навеянная извне, сонливость. Непереносимая; никакой кофе не смог с ней совладать. Клеммен выпал из реальности на долю секунды и начал падать с валуна; проснулся в тот миг, когда земля открывала свои объятия. Падение, вероятно, не длилось более половины секунды, но отчего-то растянулось настолько, что юноша успел выставить перед собой ладони.

Тут же поднялся, отряхиваясь.

Сон как рукой сняло. Такой кристальной ясности сознания давно не было. Лунный свет был ярким и тёплым; работали, впитывая всё происходящее, все кристаллы. Луна одела Камень в серебристый ореол.

И всё-таки что-то было не так. Клеммен вновь обошёл Камень, стараясь, чтобы килианам было «видно» всё вокруг… но обострённость чувств вряд ли появится в записи. Уже знакомое ощущение — предчувствие чего-то необычного — накатило, не отпуская ни на миг.

Оглушительно стрекотали насекомые.

Тень, едва заметная в слабом лунном освещении, пробежала рядом. Клеммен резко обернулся. Никого.

Неожиданно ему стало страшно. За несколько секунд лёгкое беспокойство переросло в физически ощутимый ужас. Захотелось бежать подальше — бежать, куда глаза глядят.

Но Клеммен остался на месте — и, честно говоря, не оттого, что был так уж храбр. Просто ноги отказались отрываться от земли.

И — стало спокойно. Что бы то ни было, оно прошло. Прошло стороной, оставило в покое, пронеслось мимо… Клеммен отнял от лица трясущиеся ладони, тихо откашлялся. Тишина, сдавившая уши, была не менее неприятной; её хотелось разрушить хоть чем-то.

Внутри круга — пусто.

Только трава. Только валуны. Только Камень. Ни подношений, ни мелкого мусора.

Кто забрал всё это? Клеммен клял себя последними словами… затем понял, что если было хоть что-нибудь, что глаз смог бы увидеть, килианы это запишут.

Он оглянулся. Ветер приутих; и волны, вяло разбегающиеся по зелёному покрову холмов, напомнили о море. Диковинном море, изборождённом выступами и впадинами, по поверхности которых бродил ветер. Иллюзия была настолько сильной, что на миг Клеммен даже услышал плеск воды и крики чаек.

И это прошло. А с запада (где должен находиться спокойно спящий Меорн — город) послышались лёгкие шаги.

Кто-то движется в сторону Камня. Клеммен вздохнул с облегчением. По виду это был глубокий старик — но двигался быстро и уверенно, не выказывая признаков дряхлости. О возрасте говорили лишь борода до пояса да лицо, напоминавшее множеством морщин высохшую сливу.

Старик вошёл внутрь круга, не обращая на Клеммена никакого внимания.

Юноша осторожно вышел из-за камня, стараясь держать вновь пришедшего в поле зрения. Старик извлёк откуда-то пышный белый венок, положил его у основания Камня, склонился над ним…

Клеммену показалось, что он слышит слова, дрожь пробежала по его спине. Он сделал шаг в сторону старика — и заметил, что в правой руке тот держит короткий кривой нож с клинком, выточенным из блестящего, угольно-чёрного материала. А на земле, тщетно пытаясь освободиться, лежал отнюдь не венок.

То был ягнёнок.

— Нет! — воскликнул Клеммен, бросаясь к старику, когда тот, шепча что-то под нос, размахнулся, и…

Клеммен поймал его руку на половине пути; ягнёнок к этому моменту освободился и с жалобным блеянием пустился наутёк. Старик хотел броситься следом, но Клеммен вцепился в него, стараясь вырвать нож. Старик, а сильный, успел подумать Клеммен…

…и упал на траву. Старик бесследно исчез. Да и был ли он? Трава была не примятой, но не приснилось же всё это! В глубине души Клеммену казалось, что поступил он правильно. Меорн не принимал кровавых жертв. Исход так и не свершившегося мрачного ритуала мог быть каким угодно.

— Они всё ещё стараются, — донёсся звучный голос. — Думают, что меня можно изгнать…

Оглянувшись, Клеммен заметил сидевшего на противоположной стороне круга мужчину невысокого роста. Насколько можно было судить в лунном свете, незнакомец был облачён в кожаную куртку очень древнего покроя, в столь же вычурные и грубые (на вид) сапоги и штаны из ткани, переливавшейся всеми цветами радуги там, где на неё падал лунный свет. Лицо скрыто тенью. Голос неизвестного наводил на мысли о прищуренных насмешливых глазах, о пышных усах и множестве морщин, изрезавших лоб.

— У твоих ног — всё, что от него осталось, — нарушил тишину пришелец. Клеммен наклонил голову, вздрогнул. Из-под травы выглянул выбеленный до блеска человеческий череп. Чуть поодаль — россыпь костей, ослепительно белых и отполированных. Нож, тот самый, чуть выщербленный. Содрогнувшись от брезгливости, Клеммен пинком отправил нож за пределы круга. Череп и кости немедленно принялись таять и вскоре бесследно исчезли.

— Ты поступил мудро, — заметил сидящий и Клеммен вновь обернулся. — У тебя есть дом?

Вопрос был настолько неожиданным, что множество вопросов, рвавшихся с языка юноши, тут же вылетели из головы. Он сделал один неуверенный шаг в сторону собеседника.

— Нет, — ответил Клеммен и сам поразился тому, что ответил. Нет дома? Пожалуй, да… А что такое дом? Там, где спишь? Там, где родился? Там, где ощущаешь себя спокойно?

— Не только это, — возразил собеседник, подымаясь на ноги. Странно; пока сидел, он казался низкорослым, а теперь стал на голову выше Клеммена. Сделал шаг в сторону Камня, словно намереваясь быть подальше от Клеммена. — Мой совет: отыщи себе дом. Как можно быстрее. Тогда, возможно, ты успеешь укрыться от непогоды.

Голос его звучал из-за Камня. Испугавшись, что собеседник бесследно исчезнет, Клеммен бегом кинулся вдогонку. Никуда тот не делся; стоял спиной к нему, глядя на три четверти средней луны. На сей раз его одежда светилась всеми цветами радуги. Струйки светящегося тумана стекали с кончиков пальцев и впитывались в траву. Там, куда опускались клочки фосфоресцирующей дымки, заметил Клеммен, тут же распускались крохотные цветы того же цвета. Кто же это? Это… его зовут… имя того, кто говорил, напрочь вылетело из головы.

— Поспеши, — человек повернулся к нему лицом. Это было лицо самого Клеммена. — Никогда больше не встречайся со мной. Запомни, как я выгляжу, избегай меня любой ценой, — а выглядел он странно. Радужные разводы теперь текли по лицу его, по рукам, по всем частям тела и одежды. Лицо его становилось ничуть не похожим на лицо Клеммена, но вызывало смутное ощущение того, что этого человека он видел не один раз.

— Спасибо за помощь, — человек помахал рукой и шагнул к Камню. Тут же радужное свечение прекратилось. Остался только чёрный силуэт — силуэт человека немолодого, утомлённого жизнью, знавшего намного больше того, что нужно для безбедной жизни.

Ещё шаг.

Коснулся ладонью Камня.

Вошёл внутрь Камня (Клеммен раскрыл от изумления рот). Острота чувств немедленно начала пропадать. Клеммен огляделся и осознал, что вот-вот наступит рассвет. Сколько же времени проведено в беседе?

Что-то зашуршало возле самых его ног.

Белка.

Та самая.

Всё-таки я сплю, подумал Клеммен обречённо. Даже если предположить, что белка сошла с ума и отправилась сюда, ей потребовались бы многие недели, чтобы достичь Меорна.

— Это всё, что у меня есть, — он присел на корточки, протягивая зверьку несколько подсохших кусочков хлеба. К его удивлению, белка не обратила на угощение внимания; взамен вскарабкалась по коленям (хорошо, ткань штанов плотная) и, ловко забравшись на плечо, старательно обнюхала лицо.

Проклятие, какие острые когти, подумал Клеммен, стараясь не шевелиться. Если белка перепугается, может причинить нешуточные раны.

Он скосил глаза, встретился с белкой взглядом… и показалось, что в глазницах её не крохотные блестящие бусинки, а кроваво-красные, тлеющие огоньки. Клыки белки выросли до невероятных размеров, вот-вот вопьётся ему в шею…

Разумеется, ничего такого не было. Померещилось.

Белка удовлетворилась обследованием и, соскочив последовательно на колени, руку и ладонь, канула в траву.

Не забыв прихватить один из кусочков хлеба. Когда Клеммен это обнаружил, не смог удержаться от смеха. Вытирая выступившие на глазах слёзы, он посмотрел на левый локоть… и тут же перестал смеяться.

Проверил оба камня, укреплённые на локтях.

Проверил тот, что был на шапочке.

Мертвы. Выключены, невосприимчивы. Когда это случилось? Сам он этого не делал. Как такое могло случиться? Ну и нагоняй будет…

И где белка?

Нет её. Впрочем, поди заметь её в такой густой траве.

Когда солнце выглянуло из-за частых зубьев леса, усталость навалилась на Клеммена. Он не спал целые сутки. Кроме того, предстоит выслушивать недовольного Д.

Венллен, Лето 53, 435 Д., утро

— Всё в порядке, — Д. подозрительно посмотрел на все три камня. — Не беспокойся, я вижу, что ты их не выключал.

— А теперь — спать, — приказал он. — Вот, пока отдохнёшь у меня… поднимешься на третий этаж, — тяжёлый кусочек чёрного камня лёг в ладонь Клеммена. — В городе тебе появляться нельзя. Ни о чём не беспокойся. Все твои вещи уже там.

Я повиновался, словно в тумане. Трудно было представить, что несколько часов назад я был невероятно бодр и готов на всё. Чёрный камень, едва я сдавил его пальцами, открыл передо мной Ворота ; шагнув в них, я оказался в полутёмной зале неизвестного мне замка (неплохо Д. устроился!)…

Всё это я воспринимал урывками. Помню, что поднялся по дальней лестнице на третий этаж, отворил первую попавшуюся дверь и увидел… почти точную копию своей спальни. Кровать! Наконец-то! В камине тлели угли, в комнате было невероятно уютно.

Едва хватило сил раздеться.

Во сне меня преследовали стаи белок, каждая вдвое выше человеческого роста. Глаза у них горели всеми цветами радуги. Завидев меня, гигантские грызуны принимались мчаться в мою сторону, хрипло смеясь на многие голоса…

Где-то под землёй, Лето 54, 435 Д.

Я так и не узнал, где мы находились. Понимал только, что довольно глубоко под землёй. Полкилометра, минимум, а может быть, и километр. Окружающие скалы давят почти физически, заставляя почувствовать глубину, осознать собственную ничтожность. Словно я — муравей в огромном, величиной с дом, заброшенном муравейнике. Под землёй перестаёшь ощущать себя властелином мира.

— Так-так, — послышался голос из темноты. — Ну что же… Очень приятно… очень, очень приятно…

Полумрак вокруг; если закрыть глаза, можно представить себе комнатку, где жарко горит огонь в камине, возле которого я сижу, в кресле, до пояса укутанный пледом. На самом деле я сидел на жёстком и неудобном стуле. Действительно, тепло. Только камина нет.

Не помню, каким образом оказался здесь. Д. провёл меня сквозь Ворота , а портал может вести куда угодно. Хоть на луну. На любую.

Лицо собеседника оставалось в тени; это напомнило видение, случившееся возле Камня. Теперь-то я не сомневаюсь, что видел Меорна, хотя не сохранилось ни одного его изображения. Забавно, правда? У большинства божеств существует много обликов, зачастую известных в мельчайших деталях. А Меорн — бог без лица. Таких немного. Меорн — местное божество, не имеющее силы за пределами владений города, названного в его честь.

Да, это так, но… Но во славу Меорна проводятся праздники; к Нему спешат, чтобы стало легче на душе… не зря, наверное. Иначе не ходили бы! Что же он хотел сказать мне? Непростой вопрос. Боги избегают открывать будущее, не любят говорить простыми словами. Есть несколько предположений, отчего. Но лучше не ломать голову над тем, почему , а подумать, с какой целью .

…Я очнулся от воспоминаний неожиданно. Понял, что ко мне обращаются. И не кто-нибудь, а один из тех двух мастеров, которые были в состоянии полностью менять облик любого из живущих на Ралионе. Во всех аспектах. Навсегда. Признаться, я в это мало верил в тот момент.

— Расскажите о своих друзьях, — услышал я из темноты и услышал звук, напоминавший звяканье металла о металл. Мне отчего-то померещились хирургические ножи, иглы и прочие орудия пыток, которые по недоразумению называются врачебными инструментами.

Впрочем, когда его ладонь прикоснулась к моему лицу, в ней ничего не оказалось.

— Расскажите о ваших друзьях, — повторил мастер. — Не надо напрягаться. Больно не будет, обещаю.

— Я не очень хорошо её знаю, — начал я, совершенно не представляя, что собираюсь сказать. — Честно говоря, не знаю, могу ли надеяться на то, что мы друзья. Но, кроме неё нет людей, ради которых…

Слова произносились словно сами собой. Я ещё подумал, что напрасно беспокоюсь. В конце концов, что он может знать обо мне? Я ведь могу рассказать всё, что угодно. Но в том-то и беда, что я не мог позволить себе рассказать что угодно об Андари. Хорошо ещё, не произнёс её имя…

Всё это время мастер ходил вокруг меня, изредка прикасаясь к моему лицу то пальцами, то тампонами, смоченными травяными настоями (судя по запаху), то чем-то холодным и металлическим. Больно не было; лишь немного стягивало кожу в тех местах, на которые попадал настой. Признаться, я не ощущал, что моя внешность меняется. Всё походило на розыгрыш.

— Расскажите о ваших родителях, — попросил мастер, когда стало ясно, что об Андари я не скажу более ни слова. Я вздрогнул, заслышав эти слова, и он тут же добавил: — То, что сочтёте возможным. Вам нельзя молчать. Рассказывайте. Не хотите о родителях — говорите о ком угодно.

Сказано было столь категорично, что я подчинился.

— Вот так, — произнёс он удовлетворённо, и в комнатке стало светло.

В комнатке! То оказался зал: каменные своды встречались в пятнадцати метрах над головой, а до ближайшей стены было не менее сорока шагов. Как же так? Я точно помню — когда приоткрылась дверь, то я не сделал и пяти шагов, как наткнулся на тот самый стул, на котором сижу.

Теперь я увидел самого Мастера. Имени своего он не называл, и это не казалось обидным (хотя моё-то ему известно). Он оказался человеком с бледной, почти прозрачной кожей и такими же белёсыми волосами. Похож на растение, выросшее и чудом выжившие в полной темноте. Так, наверное, и было — человеку не положено жить под землёй.

Он носил очки. Массивные, с непроницаемыми чёрными стёклами. Мастер улыбнулся (отвести взгляд от его лица было трудно) и жестом велел встать.

— Повернитесь, — добавил он. Я повиновался… кстати, куда делся стул, с которого я только что встал? И и один из индикаторов никак не сообщил о магии. Включая треугольник. Я по-прежнему не замечал его присутствия, как и в ту ночь, у Камня.

Я рискнул посмотреть на собственные ладони. Ничего не изменилось. Прикоснулся к лицу… к носу, щекам, к ушам, чтоб их… Ничего не изменилось!

— Ничего не понимаю, — произнёс я совершенно искренне.

— Так и должно быть, — ответил Мастер, усаживаясь в неведомо откуда взявшееся кресло. — Вы сами увидите изменения в последнюю очередь. Сейчас пройдите вон за ту дверь, в Солнечную комнату. Там разденетесь и постоите минут пятнадцать.

— Погодите… совсем раздеться?

— Совсем. И закрыть глаза. Свет будет очень ярким.

— А как я узнаю, сколько времени прошло?

— Досчитайте до тысячи, — посоветовал Мастер, отъезжая вместе с креслом в сторону. — Этого должно хватить.

В Солнечной комнате было поначалу не так уж светло. Свет исходил с потолка — тот был поближе, чем в зале, и оказался идеально отполированным. Свет постепенно усиливался; Клеммен, глядя вниз и щурясь, торопливо снял с себя одежду, завернул все «безделушки» в рубашку — : вдруг не переносят такой яркости! Замер, нерешительно прикоснувшись к треугольнику.

Тот сниматься не желал. Не то чтобы замок закапризничал — его просто не стало. Клеммен с ошарашенным видом пропустил всю цепочку перед глазами (пришлось изрядно скосить глаза) — ничего!

Ну и ладно. Свет становился непереносимым; даже с закрытыми глазами «смотреть» вверх было неприятно. Давление света было почти физическим: Клеммену показалось, что если он попытается подпрыгнуть, то ощутит горячую волну, прижимающую к полу.

Один… два… Думать во время счёта получилось не сразу. Клеммен испытывал не очень приятное ощущение того, что висит неподвижно в воздухе; сделай он шаг — тут же упадёт вниз, в холодную и ревущую ветрами бездну. Сто двадцать три… сто двадцать четыре… он переступил босыми ногами несколько раз. Непонятно, из чего сделан пол: через короткие неуловимые мгновения он переставал ощущаться. Ни его поверхность, ни его температура — ничто не напоминало о том, что под ногами опора. Давление света становилось всё более сильным… но свет был холодным. Жар ему приписывало воображение.

Четыреста шестьдесят один… Как странно! Ведь треугольник действительно не отреагировал ни на старика у Камня, ни на загадочного человека (Меорна?)… Отчего? Похоже, впереди неприятности, подумал Клеммен с неожиданной мрачностью. Будь оно всё проклято, мои отношения с Андари никого не касаются! Раз все такие всевидящие, пусть довольствуются тем, что узнают сами. А пункт четвёртый… в печку его, вместе со всеми остальными.

Семьсот сорок три… Злость пришла и ушла. Теперь, когда она ушла, вспышка показалась иррациональной, глупой по своей сути. В конце концов, Клеммен давно уже — и сознательно — не признаёт правил. Он решил всё в тот момент, когда застегнул треугольник на шее до того, как показать Д.

Семьсот восемьдесят два. Полное имя Кинисс — Кинисс Аугари анс Шалир. С родовым именем вышла небольшая неприятность: одно из меньших (ныне), а некогда великих воплощений Владычицы Смерти также носит имя Шалир. Д. предупредил, чтобы Клеммен ни за какие сокровища мира не вздумал расспрашивать Кинисс об этом совпадении. И добавил, что, по современным правилам произношения, Шалир, Насылающая Кошмары, она же Тёмная, должна называться Шалийр… Да. Подобные совпадения вряд ли улучшают репутацию Хансса среди Людей…

Восемьсот девяносто три… Чем дальше, тем труднее считать. Время словно нарочно замедляло свой ход; так я никогда до тысячи не доберусь, подумал Клеммен с ужасом. Выйти раньше? Ну уж нет! Надо выдержать эту пытку. Собственно, ничего неприятного не ощущалось, но что-то внутри рвалось наружу, протестовало против того, чтобы стоять на месте; ощущалось, словно непереносимый зуд во всём теле. Девятьсот тринадцать… До чего хочется пошевелиться!

Добравшись до девятисот семидесяти, он понял, что желание пошевелиться становится нестерпимым. Бороться с самим собой — труднее всего. Никакие мысли-отвлечения не действовали; перед глазами стояли только пылающие цифры, медленно приближающиеся к заветному числу, а кто-то незнакомый, живущий внутри Клеммена кричал, дёргался и требовал от соседа по телу, чтобы тот немедленно убрался из этого проклятого места, прекратил издеваться над самим собой…

Тысяча.

Клеммен сглотнул, приоткрыл глаза. Свет был совсем не ярким. Ненгор пошевелился и понял, что стоит, зажимая руками уши.

Осторожно отнял ладони от головы. Никаких признаков Клеммена-второго. Или «первого»?

Интересно, он что-нибудь говорил? Кричал?

Ощущая необыкновенную лёгкость, Клеммен оделся и осторожно приоткрыл массивную дверь.

За ней была небольшая комнатка; у стола стояло два кресла. В одном из них, откинув голову на спинку, сидел Мастер.

У него был вид смертельно уставшего человека.

— Заходите, — произнёс он, усаживаясь прямо. Выражение усталости немедленно исчезло. Он даже улыбнулся — и улыбка не казалась вымученной. — Несколько слов на прощание.

— Никаких зеркал, — произнёс Мастер, уставившись чёрными стёклами в лицо своего клиента. — Первые три дня ни в коем случае нельзя смотреться в зеркало. Я дам вам тёмные очки; носите, не снимая. Помните: никаких отражений.

— Именно в зеркало? — спросил Клеммен почти робко. Он по-прежнему не ощущал себя «новым человеком».

— В зеркало, в воду… в глаза собеседника. Никаких отражений. Пройдёт три дня — пожалуйста. До того момента, если дорог рассудок — никаких отражений. — Мастер протянул руку, открыл ящик стола, протянул Клеммену чёрные очки. Едва юноша прикоснулся к ним, как тут же отозвались (звуком, неслышным для окружающих) все пять индикаторов, вздрогнул треугольник на шее. Магия, да ещё какая!

Смотреть сквозь них было странно… казалось, что не стало ни капельки темнее. Хотя снаружи стёкла казались непрозрачными.

Клеммен поднял глаза на Мастера, вздрогнул. Теперь он видел его глаза — вернее, видел, что глаз у того нет. Впрочем, и это неверно. В глазницах сидящего напротив невозможно было различить глазного яблока. Ровная, чуть выпуклая белая поверхность. Юноша поёжился. Понятно, почему он не снимает очков…

— Ага, — произнёс Мастер, как показалось Клеммену — не без удовольствия. — На самом деле я не слеп, как вам показалось. Но раз вы увидели, значит, мои труды не пропали напрасно. — Он встал.

Клеммен понял, что пора прощаться.

— Скажите, — осмелился он спросить у вежливо улыбающегося Мастера, — а изменить у вас внешность — это правда очень дорого?

Мастер чуть нахмурился и Клеммен тут же пожалел, что не придержал язык.

— В каком-то смысле да, — ответил Мастер, улыбка вновь вернулась на его лицо. — Если я откажусь это делать, переубедить меня не удастся.

— А можно спросить, почему вы согласились?

— Можно, — Мастер вздохнул. — Я вижу: вас ожидают серьёзные неприятности. В вашем прежнем облике от них не скрыться. А в новом, может быть, удастся перехитрить судьбу.

Лучше бы я не спрашивал, вновь подумал Клеммен.

— Вряд ли мы увидимся снова, — Мастер взмахнул рукой и в одной из стен открылся проход, являя взгляду Ворота . — Удачи. Передавайте привет вашей подруге… kandare hannel …

Последние слова Клеммен услышал, уже входя в Ворота; тысячи новых вопросов тут же возникли в голове. Откуда Мастер её знает? Неужели он — тоже ольт? Зачем хочет передать ей эти слова? Что…

— С возвращением! — услышал он и усилием воли отогнал вопросы, получить ответы на которые уже не удастся. — Гениально. Отличная работа. Поверь на слово.

Д. и Кинисс смотрели на Клеммена с недоверием. Юноша стоял в полумраке кабинета, который занимала рептилия. Начальники обошли вокруг него, рассматривая — точно породистого коня, которого собираются купить. Снимать чёрные очки Клеммен не стал.

— Гениально, — повторил Д. и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Да, наверное, — согласилась Кинисс. — Клеммен, у меня к тебе небольшая просьба.

— Слушаю, сайант.

— Постарайся больше не умирать. По крайней мере, не соглашайся на «воскрешение», подобное этому.

— Послушай, Кинисс… — начал было Д., но ему не дали договорить.

— Ты действительно стал другим человеком, — продолжала хансса. Ни тени улыбки не было ни на её лице, ни в глазах, ни в интонации. — Совсем другим. Поверь, ты постепенно изменишься внутренне — так, что от прежнего Клеммена останется лишь часть. Ещё одна такая «смерть» — и ты потеряешь себя, потеряешь совсем.

Она вышла из комнаты, а Д. только развёл руками.

Клеммен довольно долго смотрел на дверь, в которую вышла рептилия, после чего повернул голову в сторону Д.

— Это правда? — спросил он ровным голосом.

— За всё нужно платить, — ответил Д. неохотно. — В этом она права.

Клеммен кивнул и инцидент был исчерпан. Однако на душе было неспокойно.

— Завтра перебираешься в Аннвеланд, — произнёс Д. из-за его спины. — Там будет твой дом; в Венллене будешь появляться только у нас в конторе. Пусть всё успокоится. Кстати, все трое не раз справлялись о тебе, пока ты был у… — он замолчал.

— Ясно, — ответил Клеммен. — Ну хорошо. Со своими личными делами я разберусь сам, договорились?

И, не дожидаясь ответа, направился к уже открытому для него порталу.

Не забыть передать привет. «Kandare hannel» — «доброго здоровья и удачи». Так обращаются к давним знакомым.

Ну и дела…

Аннвеланд, Лето 58, 435 Д., 7-й час

Собственно, Аннвеланд нельзя назвать городом. Городком разве что. Расположенный в пятистах километрах южнее Венллена, он остаётся местом, не избалованным цивилизацией. Здесь выращивают лекарственные травы; вокруг простираются заповедные леса, охотиться там никому не дозволено. Но — никаких лесников и подобных им не требуется.

С нарушителями разбирается лично Хранительница. Или её грозная Сестра… не знаю, кого следует бояться больше. Их самих я, наверное, не видел, а священных животных — неоднократно.

Совсем недавно я думал, что о богах говорят лишь затем, чтобы скрыть незнание окружающего мира. Когда нечем что-нибудь объяснить. И — вот, пожалуйста, с божествами можно встретиться буквально каждый день. И не только с Хранительницей: здесь бывают все. Все . Хоть бы глазком увидеть Великого Дракона, хоть раз… Странное это место… мимо проедешь — можешь не заметить. Но если остановишься, никогда уже не забудешь. А кажется таким маленьким, затерянным, неприметным участком суши.

Мне здесь понравилось. Законы и обычаи другие, на чужаков особенно не косятся (к местным травникам приезжает немало желающих излечиться), охотой я не занимаюсь. По лесу хожу — да, конечно. А чем тут ещё заниматься? Вчера меня рысь сопровождала — на почтительном расстоянии. Не знаю, рысь или Рысь — ошейника я не разглядел, близко она не подошла. Не подманивать же — у богов характер непредсказуемый, вдруг, обидится за подобное обращение со священными животными. От пристального взгляда становилось не по себе, но вскоре я привык. Боги избрали это место на Ралионе, чтобы «лично» появляться, и кто я такой, чтобы лишать их этого права?

Не поэтому ли меня поселили именно здесь? Там, где часто появляются божества, никто не отважится на магические (и им подобные) виды слежки — не помогут.

Д. передал материалы по Камню и частично расшифрованные записи. Кристаллы зафиксировали и старика, и того, кого я принял за Меорна… вот только нашего с ним разговора не было. Вернее, не было ни одной реплики моего собеседника.

Мои слова — прекрасно слышны.

— Разговаривал мысленно, — пожал плечами Д. — Это они любят. Тебе большая благодарность от Академии — они давно точат зубы на Меорна. Старик показывается далеко не всем. Отдыхай… скоро ещё один визит.

Это я и сам знаю. Память вновь работает, как часы. Следующее «дежурство» — 60-го числа. И — где бы вы думали? — в Доме!

Не знаю, радоваться или огорчаться. Пока — вообще выкинуть из головы. Три дня после «переделки внешности» прошли благополучно. Сегодня утром я рискнул заглянуть в зеркало.

Мама дорогая!

Действительно, не я. Точнее, не совсем я. Во многом отражение походило на меня «прежнего», но молодой человек по ту сторону стекла был куда симпатичнее. На вид — чуть старше шестнадцати. И не было этих дурацких оттопыренных ушей. Я прикоснулся к ним пальцами — не понять, то ли действительно стали нормальными, то ли кажется…

Если окружающие видят то же, что и я в зеркале, какая разница?

Когда я обернулся, чтобы положить чёрные очки в сумку — передать Д. — их уже не было.

Вот так. Действительно, Мастер — во всём.

Оннд, Лето 59, 435 Д., полдень

Трудно было сказать, что заставило его появиться здесь.

Вероятно, желание покопаться в библиотеке. Дома (в Аннвеланде) Клеммен сделал зарисовки ножа, изображение которого запечатлелось в килиане — ножа, которым старик хотел принести жертву.

Подобными ножами пользуются во многих культах; в некоторых из них (где кровавые жертвы практикуют редко или уже не практикуют), это орудие зачастую уничтожается по завершении ритуала. В других (в культах Хаоса — особенно), нож используется многократно; культовая ценность его раз от раза возрастает.

Нож, который видел Клеммен, был покрыт множеством зазубрин, производил впечатление очень древнего предмета. Жаль, не удалось отыскать его — место, куда Клеммен выбросил нож, запечатлелось, но ножа там не нашли. По записи можно было сделать вывод: нож обладал исключительно мощным культовым значением. Что сказал Меорн? «Пытаются изгнать меня»? Вот чего не хватало — вмешиваться в противостояние культов. Не то что костей не соберёшь: вообще вычеркнут из истории. Как и не было.

Словом, в очередной раз отыскал знание, обладание которым не радует.

Когда Клеммен вышел на центральную площадь, старик, нож и всё прочее вылетели из головы. Город показался новым … словно возник несколько минут назад — чистый, сверкающий, безлюдный. Свет, отражавшийся от стёкол и металла, ослеплял. Клеммен крепко зажмурился; когда открыл глаза, всё было как прежде.

Что-то случилось. С кем? С ним самим, или с окружающим миром?

Ноги сами собой привели в западные Торговые ряды, где можно приобрести всё, что только продаётся в мире. Сам не зная, чего он хочет, Клеммен принялся бродить по рядам. Ощущение «сверкающего мира», недавно пережитое, накатывало ещё и ещё. Всякий раз принося сильное сердцебиение и абсолютно ясное состояние ума. В последний раз Клеммена толкнула проезжавшая повозка, и возница обругал за то, «что стоит, выпучив глаза, на самой дороге». Продолжая улыбаться, Клеммен послушно отошёл в сторону и вздрогнул.

Встряски, пережитые за последние несколько дней, полностью вернули его в форму. Действовал он автоматически. Неторопливо отвернувшись, поискал во внутреннем кармане запасной килиан и, «оживив» его (камень вмонтирован в дешёвый на вид перстень), несколько раз прошёл мимо прилавка, всякий раз глядя в сторону.

Возле прилавка стоял старик.

Тот самый. Или брат-близнец того , из ночного видения.

Старик, если и узнал ненгора, виду не подал. Ножа видно не было (да и каким надо быть идиотом, чтобы носить подобное открыто!). Рядом со стариком переминался с ноги на ногу ослик. С поклажей.

Старик покупал зеркало.

Зеркал продавалось великое множество — обычные и магические, металлические и стеклянные, плоские и не только, во всевозможных рамках, разных размеров и форм. Старик долго приценивался к небольшому зеркалу в изящной восьмиугольной рамке и, в конце концов, договорился. Убедившись, что старик «запечатлён», Клеммен «усыпил» зрячий камень. Проверил, что слежки нет, покинул ряды.

Несколько минут спустя, уединившись в крошечном кафе, он вызвал Д.

— Не понимаю, чем он тебя заинтересовал, — ответил Д., выслушав ученика. — Ну ладно. Если считаешь необходимым, установим наблюдение. Ответственность возлагается на тебя.

На том и договорились.

Я поступил правильно, подумал отчего-то Клеммен. Торопливо покончил с едой (вкуса он почти не ощущал), направился прямиком к Порталу.

Вскоре он был дома и до самого утра никуда не отлучался.

Паррантин, Лето 60, 435 Д., 5-й час

Издалека Дом кажется крепостью, упорно отстаивающей свободу; цитаделью, неприступной и грозной. Ничто не бывает вечным, но, даже зная это, люди не перестают возводить крепости, противостоящие времени.

Смотритель вручил карту Дома (секретную карту, позволяющую быстро отыскать выход из любой области страшноватого сооружения) и вежливо попросил извинить — дела, мол, поговорим позже. Интересно, когда он спит? Я явился к нему ночью, а он принял меня, не моргнув и глазом.

Саму территорию Оазиса обойти нетрудно. Имеется несколько приметных точек: «хижина» Смотрителя, холмик (из которого извлекли обломки того самого меча), ныне сухой и мрачный фонтан (из него уже не бьёт целебный источник), величественный сиарх и огромный, отполированный многими прикосновениями кусок гранита — возможно, из Скрытого Дома.

После краткого обхода (Оазис теперь пустынен и молчалив), Клеммен уселся под стволом каменного дуба, потёр глаза. Всё ещё хотелось спать. Не стоило долго читать на ночь…

На жёсткой неподатливой коре этого сиарха вырезаны вертикальные и горизонтальные чёрточки — узким кольцом шириной в полметра, на расстоянии ладони от земли. Клеммен давно заметил их и спросил у Д., не пытался ли кто-нибудь дешифровать знаки. Очень похоже на надпись.

— Пробовали, — Д. указал на штрихи, сильнее всего напоминающие буквы. — Где-то здесь различима надпись: «Я не знаю, что…» И всё. Чьи-то глупые выходки. Вот, полный разворот ствола. Сиди да любуйся, если интересно…

— Глупые выходки? — не понял Клеммен. — Очень настойчивый глупец. Сколько нужно усилий, чтобы прорезать хотя бы одну чёрточку?

— Они не вырезаны, — Д. указал пальцем на самую широкую полоску. — С механическими травмами сиарх справляется за несколько недель. Напрасный труд: всё заплывёт так, что и под увеличением не обнаружить.

— Магия?

— Сиарх , — терпеливо пояснил Д., — полностью поглощает естественные силовые линии. Всё равно, что выливать в пустыне воду прямо в песок. Возможно, когда-нибудь получится озеро, но не хватит ни воды, ни терпения.

— Так уж не хватит?

Д. внимательно посмотрел ему в глаза.

— У кого может хватить, подобными опытами не занимаются, поверь мне. Смысл тратить силы подобным образом? Словом, линии нанесены не механически.

— Но тогда… — у Клеммена сразу же пересохло во рту. — Получается, что нам неизвестны способы оставить такие отметины на стволе?

— Верно.

— Сколь же этим знакам?

— Около пятнадцати тысяч лет.

— Невозможно! Сиарх никогда не перестаёт расти! А знаки находятся у самой земли!

Д. развёл руками.

— В мире множество вещей, понять которые мы пока не в состоянии. У тебя есть предположение?

Не было.

— Пятнадцать тысяч лет, — тихо произнёс Клеммен, прикасаясь рукой к прочной, как сталь, коре дуба. Коснулся вертикальной линии, ощупал её сглаженные кромки. — Кто написал это? Для кого?

«Всё на свете есть знание, записанное тайным языком», вспомнил он слова одного их мистических трактатов. «Оно может сохраниться сотни веков, а погибнуть по нелепой случайности».

Случайности! В мире не бывает случайностей. Клеммен обошёл ствол (обхватить который могли, в лучшем случае, двенадцать человек), вглядываясь в пляску линий перед глазами. Чуда не случилось, линии не выстроились ни в какую надпись. Глупо ожидать, что выйдет надпись. Многие уже делали такие опыты, куда более профессионально. Новичкам везёт, но не всегда и не везде.

Клемменоглянулся. От дверей Хижины ко входу в Дом шёл молодой человек, в походном костюме — в таких путешествуют по горам или рекам. Лёгкие, прочные, прекрасно защищающие от непогоды… Д. никогда не позволяет облачаться в такие. Почему — не объясняет. А кожаная одежда, в которую принято одеваться агентам Бюро, помимо специфического внешнего вида, который она придаёт владельцу, не очень удобна, прямо скажем.

Выждав минуту, Клеммен в последний раз взглянул на невразумительный орнамент на стволе древнего дерева и тоже направился к двери.

Если что-то и случится, то внутри Дома. Снаружи, если не считать сиарха , не осталось места, наблюдать за которым имело бы смысл. А сиарх … можно потратить многие века, чтобы дождаться времени его цветения, можно выслеживать продолжателей архаичных традиций, что устраивают встречи у переживших свою эпоху великанов… Но дождаться «магических флуктуаций» (Д; обожает длинные слова) — бесполезно. Вода в песке… Тут даже Сумерек мало. Чтобы сиарх отозвался на внешние события, необходима катастрофа помощнее.

А если Д. не узнал именно о такой катастрофе? Клеммен поёжился от такой мысли. Да нет, вряд ли его начальник станет хладнокровно посылать на смерть собственного ученика. То, что могло бы вызвать ответ у великана-дуба, вряд ли пошло бы на пользу такой тщедушной букашке, как человек…

Дверь за спиной захлопнулась, юноша ощутил жидкое движение чуть ниже шеи.

Треугольник. Он вновь проснулся. Сейчас некогда им любоваться — надо пройти по наиболее «шумным» магические местам Дома и записать всё, что там произойдёт.

Дом, Лето 60, 435 Д., 9-й час

Внутри оказалось не так уж страшно. Побродив десяток минут по сумрачным коридорам (иногда прислушиваясь к зловещим звукам, доносящимся из-за дверей), я отыскал комнату поспокойнее (походила на столовую, давно забытую и несколько лет не убиравшуюся). Устроившись за столом почище, позавтракал. По давно и прочно въевшейся привычке после меня остались только следы в пыли — ни крошек, ни бумажек, ничего. Всё-таки Д. специалист. Насчёт меня он далеко не всё договаривает, но готовит к профессии превосходно.

Хотя бы потому, что я сумел заподозрить, что он чего-то не договаривает. Возможно, что это знание — одно из тех, что убивают. Может быть, не хочет пугать меня: в конце концов, хоть я и умею много разного, жизненного опыта маловато.

Да и помогает мне пока что везение.

За спиной что-то прошелестело, я медленно обернулся. Клочок бумаги катился по полу, подгоняемый внезапно проснувшимся сквозняком. Дом — не более чем множество постоянно меняющихся декораций. Если знать, что здесь всё «неестественно», что многие здешние «чудеса и ужасы» можно включать и выключать — то бояться нечего. В том смысле, что можно смело встретить всё, что угодно, без колебаний. Разумеется, декорации могут быть и опасными, и смертоносными. Ведь, если на тебя что-то падает, лучше вовремя отскочить, а потом уже радоваться, что это была иллюзия.

Хотя Дом не поощряет любопытство. Интересно, конечно, что это за бумажный комок там катается, но пусть себе катается. Меня это не касается. На всякий случай я обратил «взгляд» одного из килианов в сторону комка бумаги (застрявшего в углу комнаты) и направился к выходу.

За моей спиной с неприятным треском развалился на части стол, обдав всё вокруг волнами мелкой отвратительной пыли.

…Я миновал сумрачное помещение — каменный мешок, куда спускались хлипкие на вид железные лестницы. Там, внизу, есть «доска объявлений». Часть стены. Если на ней что-нибудь написать — мелом, например — то вскоре возникает ответ. Д. рассказывал о заблудившемся в Доме бедолаге, который устроил себе «жильё» у этой «доски» и только поэтому сохранил рассудок. Печальная история, хоть и со счастливым концом… Про Дом известно много куда более страшных историй.

Когда я остановился (думал по пути о каких-то пустяках), то обнаружил, что стою возле той самой двери. За которой — пыльный зал, кровать и неведомо что, на ней лежащее. Интересно, чего это авторы Дома так полюбили пыль?

Мне стало страшно. Очень страшно. Припомнилось чудовище, встретившее меня в Скрытом Доме — во сне. Одно из тех видений, что могут свести с ума, отвлечься от которых не удаётся.

Представил, как оно с шуршанием сползает с кровати, оставляя на ней пригоршни чешуи, осыпающейся с его высохшего тела.

Ковыляет к двери.

Останавливается за ней, прислушиваясь к моему дыханию, и ждёт…

Время шло, а страх не унимался. Если бы кто-нибудь меня в этот момент окликнул, на том моя история и закончилась бы. Когда я смог оторваться от двери (из-за которой не доносилось ни звука), то обнаружил, что весь взмок, что ладони у меня отчаянно трясутся.

Тут-то это и случилось со мной. В первый раз.

Очертания стен сдвинулись, поплыли… мне показалось, что происходит землетрясение, я прислонился к стене, опираясь о неё руками. Всё стало грубым, корявым, царапающим взгляд. Словами это не передать — становилось неприятно смотреть на окружающие предметы, всё казалось ветхим, ненадёжным, некрасивым. Последнее слово — наиболее правильное, хотя и оно передаёт только часть того, что я испытал.

Наверное, это длилось не очень долго. Я обнаружил, что стою, прислонившись к самой обычной стене Дома, что окружающее уже не ранит взгляда.

Повернулся к двери и распахнул её. Ведь внутри нет ничего, что могло бы мне повредить, верно?

Верно.

Кровать по-прежнему стояла, отгороженная ширмой, я заглянул за неё. Всё то же. Никаких чудовищ, следов, горстей праха. Сон есть сон.

Осмотрел комнату и вышел вон. Хорошо, что килианы не запишут моих ощущений — страх есть страх. Никому не хочется показывать, что напуган. И неважно, чего испугался.

…Думая так, Клеммен удалился прочь по коридору.

В комнате с кроватью лёгкая, высохшая рука отодвинула ширму.

Спустя короткое время вновь задёрнула её.

Слабый скрип послышался из глубин кровати, когда что-то не очень тяжёлое медленно опустилось на неё.

И комната вновь оказалась пустой.

Дом, Лето 60, 435 Д., 11-й час

Клеммен не вполне осознавал, отчего так быстро летит время. Вроде бы после «опочивальни» он посетил всего три других «громких» места, где случались разнообразные (и неприятные) сюрпризы, но это не должно было занять так много времени.

Но заняло. Несколько раз он едва не натыкался на искателя приключений, вошедшего в Дом за несколько минут до самого Клеммена. Один раз ненгор едва удержался от того, чтобы не окликнуть «коллегу», оставаясь в полутьме соседнего коридора — но вспомнил самого себя, дрожащего у стены, и передумал.

Судя по виду «путешественника» — студента (на одежде виднелся значок Академии), у него и так достаточно хлопот.

Иначе бы не озирался с затравленным видом.

Сверившись с планом, Клеммен понял, что самые «громкие» места он обошёл. Всё тихо. В этот момент послышался тихий скрип за стеной.

Медленно, бесконечно медленно, юноша повернул голову.

Позади, прямо посреди гладкой недавно стены, отворилась дверь. Из щели толщиной в полпальца тянуло сухой прохладой. Дверь постояла… и закрылась вновь. Сквозняк. Странная комната — на карте не отмечена.

Впрочем, в Доме есть комнаты «блуждающие». Наткнуться на такие — невероятная удача. Для тех, конечно, кто входит сюда ради острых ощущений.

Ну что ж, вперёд. Может быть, хоть здесь случится что-нибудь интересное.

Студент, похоже, не обратил внимания на скрип. Дом служит своеобразным тестом по магическому ориентированию: дают вполне конкретные задания — отыскать такое-то помещение, сделать в нём то-то и то-то. Тот, кто будет отвлекаться на что-то другое, быстро выйдет из игры. Хорошо ещё, что на кладбище из Дома попадают исключительно редко. А вот в лечебницу для душевнобольных — случается. Не навсегда, конечно. С некоторых пор там действительно лечат.

Убедившись, что шаги студента затихли за поворотом, ненгор вздохнул, проверил на ощупь, что все кристаллы «живы» и бесшумно направился к двери.

За ней было достаточно странное помещение.

Хотя бы тем, что в нём было окно. В местные окна выглядывать, в общем-то, не стоит. Порой там можно увидеть такое, что у человека нестойкого повреждается рассудок. Но страшные истории на Клеммена никогда не действовали так, как ожидали родители — не пугали всерьёз. А в Доме что? Иллюзии. Если будет что-нибудь опасное, охранные детекторы дадут знать. А они даже не пискнули…

Пол здесь был каменным. Мозаичным. Шестиугольные плитки трёх разных цветов сплетались угловатыми змеями; наступать на них было боязно: поверхность плиток и в самом деле походила на мелкую чешую.

Посреди комнаты валялись три деревянных ящика.

Открывали их сравнительно недавно; запах древесины ощущался на расстоянии десятка шагов.

Зеркало на дальней стене.

И окно на той, что слева.

Клеммен опасливо обвёл взглядом пол, потолок (с которого уныло свисал обросший паутиной шар-светильник) и, подойдя к шару, попытался «включить свет».

Как обычно, лёгким щелчком и секундной концентрацией внимания.

Ничего не произошло.

Свет продолжал струиться в комнату из приоткрытой двери и из окна. Свет из окна был синеватым, бледным, каким-то зимним. Ну нет. В окно мы глядеть пока не станем, а стоит ли глядеть в зеркало? Клеммен прикрыл глаза, сосредотачиваясь на охранных «безделушках». Молчат. Треугольник на шее — тоже. Не шевелится, не наливается тяжестью.

Стоя на месте, Клеммен медленно повернулся кругом. Прошёл мимо окна — запишется всё, что есть «по ту сторону». Пусть Д. будет доволен. Понятно, что подобные дежурства — задача рутинная. Хоть и не очень уж частая. Отчего дежурство всегда поручают новичкам? Оттого, что внимание не успело притупиться?

Кто-то кашлянул за спиной.

Во все мускулы Клеммена кто-то всадил раскалённые серебряные иглы.

Он резко повернулся, готовый обороняться, звать на помощь, убегать. Никого. Однако звук кашля — в этой густой, звенящей тишине… Почудилось?

— Ты, что ли? — шепнул Клеммен, глядя в глаза отражения. Отражение столь же пристально всматривалось в глубины его взгляда. Обычное отражение.

Шаг в сторону зеркала.

Такой же Клеммен. Все «безделушки» молчат. Безопасно, Клеммен, успокойся. Всё безопасно. Расстегни верхнюю пуговицу, если трудно дышать. Клеммен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки…

Треугольник в зеркале не отразился.

Клеммен вначале не поверил этому.

Вытащив треугольник наружу, убедился, что тот не желает отражаться. Никак. Всё остальное… вот забавно! Он улыбнулся — отражение, столь же робко, улыбнулось в ответ.

Что-то шевельнулось в зеркале. В окне по ту сторону зеркала. Клеммен повернул голову и похолодел.

За окном стоял высокий улыбающийся человек. Волосы его были красно-оранжево-зелёными; лицо — от синего до зелёного, жуткое, трупное; кисти рук — почти чёрные. Одежда серая. Человек помахал рукой.

Отражение повернулось в сторону окна. Клеммен не сразу поверил, что зеркальный двойник обрёл самостоятельность.

Клеммен успел заметить слабое, «настоящее» отражение — слабую тень, призрака. А «настоящее» отражение повернулось в сторону радужно раскрашенного человека по ту сторону окна и сделало шаг в его сторону.

«Избегай меня… запомни, как я выгляжу, избегай меня любой ценой!»

Меорн, перетекающий в очертания самого Клеммена. Радужные разводы, проступающие на его коже. Огонёк безумия, загорающийся в глубине глаз.

— Нет! — крикнул Клеммен и ощутил, как потяжелел, нагрелся треугольник в ладони. Стал скользким, повернулся бронзовой стороной к зеркалу. — Стой!

Двойник оглянулся и замер — на миг. Человек по ту сторону постучал в окно. Настойчиво.

Клеммену стало жарко.

Он оглянулся — на «своё» окно. За ним — всё то же зимнее небо. Двойник медленно, словно ожидая подвоха, приближается к окну.

Вот тебе и Дом… бегом, бегом отсюда!

Вопреки очевидному позыву, ноги сами собой поднесли Клеммена к окну.

То, что было за ним, запомнилось на всю жизнь. Огромное, пронзающее верхними этажами низко нависшие облака здание, пирамидальное, со множеством слепых чёрных окон. Сугробы окружали его со всех сторон. Никаких следов на снегу. Никаких признаков входа.

Равнины вокруг; занесённые снегом, гладкие, безжизненные.

Одно из окон гигантского здания, чуть ниже уровня облаков, осветилось.

«Беги!» — кричало что-то в голове Клеммена. Показалось ему, или донёсся скрип отворяемого окна?

Оторвать взгляд от окна оказалось непросто.

Клеммен повернул голову в сторону зеркала. Никого не видно. Он стоит слишком далеко, чтобы отражаться. И всё же… чьи это тени видны на «потустороннем» полу?

Отчего эти тени сливаются, приближаются?

Скрипнула, закрываясь, дверь. По эту сторону зеркала.

Это вывело Клеммена из оцепенения. Чувства разом ожили; пищали все охранные устройства, горячей каплей скользил по ладони треугольник. Опасно! Опасно!!..

Не глядеть в сторону зеркала!

Клеммен рванулся к двери, контуры которой, казалось, начинают становиться нечёткими. Дверь исчезает?! С размаху Клеммен налетел на дверь…

… и вылетел в коридор.

Позади что-то тихо вздохнуло.

Клеммен (уже из дальнего конца коридора) оглянулся.

Гладкая стена. Ровная — никаких дверей.

Всё, довольно… пусть Д. развлекается, просматривая эти записи. Пусть ругается, пусть негодует, главное, чтобы не велел возвращаться в эту комнату. Второй раз такое можно не пережить.

Сердцебиение долго не приходило в норму.

Пора наружу. Слишком много острых ощущений. Осталось всего полчаса. Как время протекло так быстро? Дом… всё это его штучки. Здесь можно скитаться неделями, а покажется — прошёл только час.

Клеммен пробирался к приметному коридору, ведущему вниз, к выходу — и вдруг боковой коридор привлёк его внимание.

Невольно Клеммен взглянул в ту сторону.

В дальней стене, за поворотом, была дыра. Её Клеммен помнил ярко — она снилась не раз и не два.

Вход в Скрытый Дом.

Ну нет!

Мимо, мимо… хватит комнаты с зеркалом.

Но скользнув по отверстию взглядом, Клеммен остановился и страх, что гнал его прочь, моментально рассеялся.

Все охранные приспособления, «глаза», были тусклы. Чёрные капельки на грубой каменной стене. Словно застывшие слёзы… чёрные слёзы. Специалисты из Академии установили здесь следящие устройства.

Охрана не работала.

Никаких барьеров, запрещающих надписей. Ничего. Ох, оторвут голову… или не оторвут?

Клеммен стоял, раздираемый противоречивыми побуждениями.

В конце концов, бросая через плечо короткие взгляды, осторожно двинулся к отверстию. Даже издалека был виден коридор, что проходил по ту сторону…

Ой, не лезь… пожалеешь…

Скрытый Дом, лето

Всё-таки я полез.

Во-первых, кристаллы исчерпали свой ресурс. Это радовало по двум причинам: во-первых, свои сутки я тут отсидел (хотя, по внутренним часам, я здесь часа четыре). Во-вторых, никто не узнает, что я здесь был. Сейчас достану свой личный килиан , тот, что в перстне. Дознается Д., что я лазил, куда не следует — покажу. Не дознается — не стану.

Не очень красиво, но придраться трудно. Ведь так любопытно! Не я, конечно, первым побывал здесь, но тот, кто был первым, уже ничего никому не расскажет. Что-то страшное увидел здесь тот студент. А может быть, Скрытый Дом так реагирует на магическое исследование? Я магией не владею. Если здесь что-то — или кто-то — враждебно относится к магам, то…

После некоторого колебания я ссыпал все «дежурные», полностью записанные, кристаллы в карман куртки, оставил её снаружи. «Снаружи» надо оставить хоть что-нибудь. Кристаллы могут пострадать от перехода — вот тогда мне точно голову снимут.

Я привязал верёвку ко вбитому в пол колышку (не знаю, чей — но вбит надёжно) и спрыгнул внутрь. Только приземлившись на твёрдый пол, я вспомнил о двух вещах: о перстне с килианом и о треугольнике.

Но ни то, ни другое не пострадало. Перстень был «оживлён» (когда это я успел?), а треугольник — безразличен ко внешнему миру. Просто треугольник на цепочке. Поразительно! Если выберусь отсюда, спрошу у Андари, же это такое.

Венллен, Лето 60, 435 Д., 14-й час

— Ничего не понимаю, — Д. оторопело посмотрел на лежащий среди груды собратьев килиан — продолговатый прозрачный кристалл. — Кинисс! Не могла бы ты подойти?

Спустя несколько секунд послышался шорох, рептилия возникла в кресле напротив.

— Этот кристалл, — Д. указал кончиком трубки. — Откуда он взялся?

— Я же просила не курить в моём присутствии, — сморщилась рептилия. — Пощади моё обоняние!

— Ладно, — Д. бросил трубку в ящик стола, прикрыл его. Привычным движением извлёк крохотную подставку с конусом из ароматической смеси, поджёг его небрежным движением пальца. Когда по комнате распространились первые струйки дыма, Кинисс перевела дыхание.

Будь оно неладно, её обоняние… больше всего Д. сейчас хотелось курить! Однако, пока Кинисс рядом, мечта о трубке и о щепотке-другой доброго северного зелья становилась несбыточной. Рано или поздно Кинисс сдержит слово и отучит его от курения. С неё станется.

— Так в чём дело?

— Смотри, — Д. пододвинул кристалл. — Я смотрел записи той недели. Этот кристалл — лишний. Ты не знаешь, откуда он?

— Очень интересно… — рептилия осторожно взяла кристалл, посмотрела сквозь него на матовую грушу светильника. — Это не наш… заведомо не наш! Где обнаружил?

— У себя в столе.

— Стол был заперт?

— Обижаешь, Кинисс.

— Так заперт или нет?

— Заперт, разумеется, — Д. ощущал раздражение. Более сорока лет знаком с ней, но так и не привык к её манерам. — Как всегда.

— Ясно. Пошли-ка отсюда! — Кинисс буквально выдернула Д. из кресла (если кто-то считает, что низенькие Хансса — слабые существа, глубоко заблуждается) и повлекла в соседнюю комнату. — Сиди здесь.

Д. хмыкнул, уселся в ближайшее кресло. Минуту спустя (когда желание курить сделалось непереносимым), рептилия вернулась и тщательно закрыла за собой дверь.

— Комнату сейчас проверят. Ну-ка, дай ладони…

— Ради всех богов, Кинисс, — застонал Д., — только не сейчас! Я весь день буду, словно выжатый лимон!

— У нас побывал неизвестный, — рептилия присела, глядя ему в глаза, — а я должна тебя, словно ребёнка, уговаривать?

Д. молча протянул ладони и прикрыл глаза.

«Осматривать» астральную проекцию — занятие не очень простое, но доступное, как ни странно, практически каждому. Взглянуть «внутрь» такой проекции — привилегия избранных. Именно так можно обнаружить следы практически любого воздействия на сознание.

Что хуже всего, подобное обследование открывает исследователю всё.

Всё абсолютно.

Всё, что есть в памяти, в сознании вообще. Если только воспринимающий захочет что-то узнать, он это узнает. Об этой особенности процедуры сообщают не всем. Не каждый пациент позволил бы чужому сознанию вторгаться в святая святых.

Поначалу Д. после подобных обследований чувствовал себя истощённым до предела. Словно несколько часов занимался тяжёлой физической работой.

Впрочем, Кинисс явно знала больше, нежели говорила, потому что вскоре Д. ощущал лишь лёгкую, быстро проходящую усталость. Как сейчас, например. Как она этого добивается — непонятно. Спрашивал, бесполезно. Не отвечает.

Самое неприятное (о чём Д. ей никогда не говорил) в том, что сам он после каждого подобного контакта ощущал себя странным образом выставленным напоказ. Словно только что занимался любовью на глазах у сотен тысяч зрителей. Под свист, насмешливые крики и улюлюканье. Во всех остальных отношениях процедура была безболезненной. Хорошо хоть, проходит это быстро.

А что она ощущает после подобного контакта? Спросить?

Никогда не решусь, подумал Д., открывая глаза.

— Чисто, — Кинисс стояла перед ним, сосредоточенная и внимательная. — Всё в порядке?

— Да, — проворчал Д., всё ещё ощущавший жадный взгляд сотен тысяч глаз. — Практически.

— Всё чисто, — повторила рептилия. — Глубокого обследования не потребовалось. Никаких внешних воздействий. Кристалл не наш, но оружием он не является. Кабинет уже проверили.

— Рад слышать, — Д. уселся прямее. — Тогда давай просмотрим, что там записано. Именно этого от нас и ждут, не так ли?

— Не сразу, — Кинисс махнула рукой в сторону «тёмной комнаты». — Ты поражаешь меня. Мы же не знаем, что там записано и кем. Первый просмотр — без зрителей.

Д. хотел возмутиться, но передумал. Рептилия права. Изображение может быть оружием. До сих пор непонятно, кто и зачем подбросил кристалл; лучше считать, что враги.

Пятнадцать лет подобного не случалось, подумал Д.

— Вряд ли только тебе, — произнесла Кинисс. Она уселась рядом, полуприкрыв глаза.

— А?

— Я говорю, вряд ли кристалл предназначался только тебе.

— Пожалуй, — Д. вновь откинулся в кресле. — Это меня и беспокоит.

«Останешься один, и у побед будет вкус поражения», всплыли слова. Д. открыл глаза и оглянулся — никого. Почему показалось, что кто-то произнёс это над самым ухом?..

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем хансса прикоснулась к его плечу ладонью и объявила, что исследование началось. Теперь — ждать.

Скрытый Дом, лето

Домик оказался маленьким. За единственным окном — в комнате с деревянной кроватью — виднелся тот самый сиарх . Не такой высокий… но тот самый. Хоть убейте, буду на этом настаивать. Понятия не имею, почему.

Студент большую часть времени провёл, забившись в дальний угол прихожей. Дверь на улицу массивная, деревянная; к тому же, заперта. В замочную скважину ничего не видно, да и не хотелось отпирать эту дверь. Неизвестно ведь, куда попал — надо вести себя тихо-тихо.

Осмотрим то, что поблизости и не станем отходить далеко от верёвки.

На осмотр прихожей ушло немного времени. Нашлось несколько сувениров: обрывки одежды, кусочки дерева, прочий мусор.

Студент, попытался открыть дверь — не наружную, а находящуюся рядом. Учтём это и повторять не станем. А вот поднести к щелочкам кристалл — пожалуйста. Я же не прикасаюсь при этом к двери. Правда, всё равно было страшновато; я ощущал — не знаю уж, каким чувством — что за мной наблюдают. Такое чувство иногда вызывают священные рощи — словно всё вокруг смотрит на тебя сотней внимательных глаз. Не враждебных, но внимательных и зорких.

Далее — комната. В окно я выглянул с опаской. Воспоминания о сновидении были уж очень сильны. И кровать… Хоть убейте меня, не выглядела она древней! Простой — да. Деревянный каркас и высушенная трава поверх стеблей тростника — в качестве матраса. Ни пыли, ни плесени. Что осталось бы от этой травы через десяток-другой веков? Пыль. А я потрогал всё это — кровать оказалась прочной, а от травы даже исходил вполне ощутимый запах. Довольно приятный.

И никакой пыли на полу, не в пример прихожей. Там из этой пыли, можно скатывать снеговиков (или как они должны называться?) — а здесь чисто. Странная, никак не объяснимая разница. Я тщательно обвёл всё «глазом» кристалла — то-то Д. удивится!

И обнаружил щель.

Ма-а-аленькую такую щёлочку. Возле дальней ножки кровати, под самым окном. Ну-ка, глянем.

Уроки Д. даром не прошли. Едва я сдвинул плашку — часть пола — как крохотные стрелы с сухим треском вылетели в разные стороны. Ноя ожидал подвоха и благополучно избежал ранений. Второй защитой была мелкая белёсая пыль — фонтанчиком взметнулась из отверстия. Гадость какая-то.

Более ловушек не было. Надев защитные перчатки, я извлёк из отверстия свёрток. Нечто прямоугольное, размером с небольшую книгу, тщательно завёрнутое в плотную тяжёлую ткань. Ни один из охранных приборов не отреагировал на свёрток, и я рискнул взять его с собой.

Некоторое время постоял у окна, выглядывая наружу — там, откуда был виден кусочек забора. Втайне надеялся, что увижу тени, что приснились мне, но этого, не случилось.

Пора возвращаться. Ресурс кристалла был почти исчерпан, да и в комнате, как показал пристальный осмотр, ничего интересного не содержалось. Вряд ли здесь более одного тайника. И то странно — как его не обнаружили до меня? Эту щель заметил даже я, а ведь я не эксперт по тайникам. Д. вскользь обучал меня поиску тайников и всякому такому — не планировал поручать мне подобного.

Но я что-то нашёл.

Верёвка оказалась на месте.

Наружу я выбрался безо всяких приключений. Охранные устройства, установленные по периметру «дыры», были по-прежнему выключены. Я забрал верёвку, проверил — по привычке — что нигде не «наследил», направился к выходу из Дома.

Едва я отошёл на несколько шагов, как ощутил чей-то пристальный взгляд. Такой сильный, что оглянулся.

Все следящие устройства были включены, холодно светились в полумраке. Что самое интересное, самой «дыры» не было видно.

Я дошёл до выхода из Дома — и всё это время тяжёлый неприятный взгляд продолжал царапать затылок. Поддавшись невнятному порыву, я направился к сиарху , где ощущение слежки быстро рассеялось. Великолепное дерево, идеальное укрытие. Никакая магия не «возьмёт» вас, если рядом сиарх .

Спустя несколько минут я осторожно отошёл в сторону.

Никакого взгляда. Потеряли меня, что ли? Хотелось бы верить. И кому это потребовалось меня выслеживать?

До своего нового дома я добрался без хлопот.

И ничуть не удивился, встретив старую знакомую — белку — у самого порога.

Венллен, Лето 60, 435 Д., 17-й час

— Неужели запись такая длинная? — проворчал Д., с отвращением глядя на вазу с фруктами. Лет двадцать не хотелось курить так, как сегодня. А так давно уже не курил… в лучшем случае держал в зубах незажжённую трубку.

— Видимо, — отвечала Кинисс. Её трудно удивить чем бы то ни было. Оставив кристалл на попечение двух ассистентов — стажёров Академии — она преспокойно занималась текущими делами. Д. мрачно посматривал на неё, время от времени тихонько напевающую что-то. Звучало приятно. Всё время поражаюсь, подумал Д. в который раз. У Людей и Хансса так мало схожего — а музыкальные таланты одних производят порой отличное впечатление на других. Спрашивал её, что за песенки поёт — молчит.

Хотя, может быть, это и не песни вовсе? Скажем, гимны… или заклинания. На его памяти Кинисс открыто пользовалась формульной магией лишь раз — когда их двоих занесло в разлом Кенвигар, возле алмазных россыпей, близ столицы Шантира. В место, равно почитаемое охотниками за сокровищами, некромагами и приверженцами хаотических культов.

— Вспоминаешь Кенвигар? — спросила рептилия, не поднимая головы. Д. вздрогнул. И она утверждает, что не читает мысли?!

— Ну, знаешь!

— Ты всегда берёшься за левое запястье, — пояснила Кинисс, — когда вспоминаешь его.

Одна из магических стрел, которую выпустил в них обитавший в разломе асмар , маг-нежить, попала Д. в левую руку — и это едва не кончилось ампутацией. С тех пор поражённое место порой нестерпимо ныло — вопреки обещаниям целителей.

— Можно подумать, у тебя сотня глаз, — Д. потёр ничуть не беспокоящее запястье, и настроение у него отчего-то улучшилось. — Долго ещё ждать?

— Понятия не имею, — Кинисс чуть развела пальцы рук — жест, аналогичный пожиманию плечами. Человек, не знакомый с жестикуляцией Хансса, долго не сможет найти с ними общего языка.

— Всё проверил, — третий ассистент, один из Смотрителей Парка Времени, появился из-за двери. — Устойчивого эха нет. След похож на ольтийский, но очень слабый. Никогда такого не видел.

— Насколько слабый? — хансса подняла голову.

— Три сотых процента от нормы, — ответил Смотритель (по происхождению он был Карликом). — Слабый, но очень отчётливый. Носитель вошёл через окно… или сквозь стену — постоял у стола…

— … положил кристалл… — произнёс Д. сквозь зубы.

— Возможно. Постоял у двери и покинул комнату, через входную дверь.

Ассистент положил перед Кинисс несколько листков бумаги с записями.

— Благодарю, Пайренх, — произнесла Кинисс, поднимаясь.

— Не за что, — Смотритель пожал плечами. — Я считал, что подобное невозможно. Если узнаете, кто это был, расскажите — я просто сгораю от любопытства!

Не дожидаясь ответа, покинул комнату.

— Кто-то говорил, что наша контора совершенно непроницаема, — произнёс Д., глядя поверх ошарашенной Кинисс.

Та долго молчала.

— До настоящего момента я так и думала, — услышал Д. в конце концов. — Прочитай-ка, что он там написал.

Настала очередь Кинисс наслаждаться озадаченным видом собеседника.

— Ничего не понимаю, — признался тот честно. — Что это за гости, которые оставляют эха меньше, чем призраки?

— Это и надо выяснить, — рептилия наклонила голову. — Ага. С кристаллом всё в порядке — можно смотреть.

Д. послушно направился следом, а в голове его творилась сумятица. Кто мог проникнуть в контору и подбросить кристалл? Неужели кто-то из этой троицы, что так живо интересовалась обстоятельствами «смерти» Клеммена. Или их агенты?

Аннвеланд, Лето 60, 435 Д., 14-й час

Я проснулся от небывалого, трудно вообразимого страха.

Наверное, я кричал.

Выскочил из пропитанной потом постели, остановился у окна. В висках и затылке отдавались тяжёлые удары, перед глазами ещё висело видение кошмара.

Если вас во сне начнут есть заживо, как вы себя будете чувствовать, проснувшись?

Вот и я чувствовал себя так же. Сон не пошёл на пользу. Я не чувствовал себя отдохнувшим, я чувствовал себя загнанным. Спать не хотелось; да и не заснуть теперь — хохочущее трёхголовое чудище-людоед, настигшее меня в сложном лабиринте, немедленно выйдет из небытия, как только я сомкну веки.

Словно тяжело больной, страдающий от похмелья старик, я выбрался из дома и отворил ставни. Хорошо ещё, вокруг не было прохожих! Что бы обо мне подумали. Интересно, а ольт может напиться до похмелья? Эта мысль, нелепая и неожиданная, некоторое время не давала покоя. В конце концов, я прогнал её прочь и некоторое время наслаждался, опуская ладони в бочку с водой и выливая благословенную влагу на разгорячённое тело.

Вскоре способность соображать здраво восстановилась. Когда у меня следующий «пост»? Через шесть… нет, через семь дней. Или через шесть?

Я вновь испугался. Память подводила меня! Но заминка оказалась временной. Конечно же, через семь дней. Отлично! Целая неделя отдыха. Нет. Целых семь дней отдыха. После таких сновидений надо брать дополнительную неделю отпуска.

Позавтракав (без всякого удовольствия), я принялся за рутину. Опись найденного и проверка. Все три «главных» кристалла оказались полностью записанными; в том, что в перстне, ещё оставалось минут пять пустого пространства. Очень странно — он «выключился» сам — и я ещё подумал, что ресурс исчерпан. Как же так? Я решил не ломать голову напрасно. Скрытый Дом есть Скрытый Дом. Особое, странное место.

Восемнадцать предметов, не считая свёртка. Свёрток я решил осмотреть сам.

Грубейшее нарушение пункта тринадцать.

Но я ничего не мог с собой поделать!

Наверное, то же любопытство сгубило прародителей людей, открывших запретный ларец со священными книгами… Что, если и здесь, под складками толстой ткани, лежит нечто, обращающее в прах всякого, кто осмелится взглянуть?

Но руки уже сами собой разворачивали свёрток.

Мне показалось, что изнутри что-то вырвалось — большое, зубастое, бьющее крыльями по воздуху, метящее в глаза. Я присел, защищая лицо, и увидел, что толстая потрёпанная тетрадь — откуда только взялась? — лениво проплывает надо мной, шурша страницами.

Когда испуган — или ошеломлён — время порой замедляется.

Я успел подняться, в прыжке поймать тетрадь до того, как она опустилась на пол. Акробат из меня неважный: локтем я стукнулся о ножку стула и едва не выронил тетрадь.

Обёртки — плотной ткани, что надёжно защищала тетрадь долгие годы — не было и в помине.

Интересно, отчего тетради вздумалось выпорхнуть? Так и задумано?

Поди разберись теперь.

Положив тетрадь на стол, я провёл над ней всеми охранными «безделушками». Ничего. В смысле — ничего опасного. Бумага грубая, такой нынче не делают — но тетрадь не походила на предмет, которому много тысячелетий. Я даже ощутил разочарование. В душе, наверное, мне мечталось отыскать невероятную древность, прикоснуться рукой ко Времени… как же! Ладно. Покажу Д., будь что будет. Но открыть я её всё же открою.

Тетрадь пуста. Чернила не выдержали испытания временем. А может быть, подействовало охранное заклятие. Как бы то ни было, сделанного не воротишь. Кое-что удастся восстановить по следам от пера…

Снимет мне голову Д., и правильно сделает.

Тут я заметил, что на обрезе тетради виднеется свежее тёмно-красное пятно. Очень хорошо! Когда это я успел порезаться? И чем? Тонкий аккуратный надрез шёл через всю ладонь, от основания большого пальца к мизинцу. Хорошо ещё, рана неглубокая. Я вытер кровь и заметил на ладони такое, что тетрадь мигом вылетела у меня из головы.

Линия жизни.

Она состояла теперь из двух отдельных частей. Словно этот порез рассёк её надвое! Но такого не может быть!

Взглянул на вторую ладонь.

То же самое.

Я закрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул, досчитал до десяти.

Ничего не изменилось.

Но ведь этого не было! Когда я умывался, я видел свои ладони, уж наверняка обратил бы на это внимание!

Так, наверное ощущает себя смертельно больной, когда ему сообщают, что дни его сочтены. Д. всячески издевается над хиромантией, но…

Но всегда с опаской относится к гаданиям и предсказаниям, заразив этим и меня. Что может означать подобное?

Прерванная линия… знак повторного рождения!

Фарс с моей «смертью» перестал казаться безобидной шуткой.

Добрый десяток минут я сидел, глядя на ладони — на целую и на пострадавшую. Думал, послание ли это, и если да, то от кого?

Когда я поднял глаза на тетрадь, лежащую на столе, то увидел, что в том месте, где солнечные лучи коснулись бумаги, начали проступать буквы.

Слова. Фразы.

Впрочем, мысли мои были очень далеко от моей находки.

Венллен, Лето 60, 435 Д., 18-й час

Стажёры удалились — явно довольные тем, что первый в их жизни самостоятельный эксперимент по «прослушиванию» окончился удачно. Заказчики довольны, а это самое главное. Бюро оказывалось отличным полигоном, где будущие маги могли испытывать свои силы. Правда, стажёров Бюро отбирало само.

Почти никто не бывал отвергнут — кроме отъявленных лентяев.

Д. сидел и смотрел на рептилию. Взгляд его был внимательным и холодным. Обвиняющим. Кинисс молча выдерживала этот взгляд, хотя ситуация была очень непростой.

Отвратительной.

Если тот, кто подбросил кристалл, намеревался поссорить их с Д., то был на правильном пути. Бородач некоторое время сидел, поджав губы. Смотрел на стену, где уже не было изображения. Потом перевёл взгляд на Кинисс, с которой его связывали многие приключений и долгая совместная работа.

О которой прежде не мог подумать ничего плохого.

— Как это прикажете понимать? — тихо спросил он.

Кинисс молчала, понимая, что ответа не ожидалось.

— Это была запись мировых линий, — подвёл итог Д. — Я прав?

Кинисс кивнула. Действительно, на кристалле было запечатлено не обычное изображение — калька того, что видел неведомый оператор, а сразу три аспекта существования. Наложенные один на другой — то, что было принято называть мировыми линиями (объект записи оставлял множество постепенно гаснущих отпечатков — свидетельство путешествия в пространстве и времени).

— Год назад я спрашивал тебя, можно ли записывать мировые линии. Ты сказала, что нет.

Рептилия вновь кивнула.

— Ты сказала, что это невозможно. Я потерял много времени, потерял двух прекрасных агентов из-за того, что подобной записи «нельзя» было сделать! — Д. почти кричал. Таким взбешённым Кинисс его ещё не видела. — Сам едва не погиб. А сейчас ты просматриваешь запись спокойно и без эмоций. Так ты знала, что мировые линии можно записывать?!

Кинисс кивнула. Но во взгляде её не было виноватого выражения.

— Тогда объясни мне, хоть что-нибудь, — Д. поднялся из-за стола, принялся расхаживать по тесной комнатке. Два шага к стене, два шага обратно. — Кто мог сделать иакую запись?

— Многие, — голос Кинисс оставался ровным.

— Кто-нибудь из твоих сородичей?

— Это не они, — последовал немедленный ответ.

— Но они могли бы это сделать?

Неохотный кивок. Да, могли.

— И ты могла бы?

Ещё один кивок. Да.

Д. уселся напротив.

— Мне пора уходить в отставку, — произнёс он с горечью. — Как после этого работать вместе? Если неохота делиться подобными… достижениями, то научись притворяться получше.

— Я никогда не притворяюсь, — ответила хансса с достоинством. — Ты прекрасно знаешь: если я что-то скрываю, то… — она замолчала.

Д. поднял глаза и вновь встретился с ней взглядом.

— … то на это всегда есть веские причины, — завершила Кинисс.

«О которых ты никогда не узнаешь», её взгляд завершил фразу.

В такие минуты хочется биться головой об стену. Или рвать на себе волосы. И то, и другое одинаково бесполезно, но как избавиться ещё от чувства бессилия!..

Д. потемнел лицом, сгрёб подставку со злополучным кристаллом и стремительно вышел вон.

Он просматривал запись в третий раз, когда в комнату вошла рептилия, и остановилась за его спиной, положив руки на спинку кресла. Д. молча остановил изображение, «отмотал» запись назад.

Качество было превосходным. Что удивило — и даже ужаснуло — видавшего виды Д., так это то, что можно было перемещать точку зрения. Это казалось невероятным; считалось, что подобного не изобретено. Усилием воли можно было заставить неведомого оператора обходить объект съёмки — оставаясь на прежнем от него расстоянии.

Объектом съёмки был Клеммен.

Вот он входит в круг валунов, окружающий Камень Меорна… Подходит к Камню, обходит его. Всё нормально… но кто, будь оно всё проклято, мог сделать запись?! Ведь все записывающие кристаллы Клеммена не обнаружили слежки! Д. почувствовал, что вовсе не контролирует ситуацию, как прежде казалось.

Что он — не один из кукловодов, умело управляющих марионетками, а одна из марионеток. Кто дёргает за незримые нити, ведущие к его рукам, ногам и рассудку?

Запись не была непрерывной. Общая её длина не превышала получаса. Ассистенты попались дисциплинированные, сделали восемь полагающихся «прокруток» с анализом. Хорошо ещё, не просматривали запись сами — иначе скандал получится невероятный.

Было отчётливо видно, что время от времени — в особенности, когда Клеммен о чём-то задумывался — он «выпадал» из мировых линий. Этого не могло быть: от сидящего на валуне человека оставалось только «низшее», физическое изображение. Остальные два аспекта растворялись и тени окружающего мира, спроецированные на средний и высший аспект, некоторое время шли рябью. Словно Клеммен «тонул» в высших аспектах, пропадал бесследно… чтобы вновь проявиться.

— Этого не может быть, — произнёс Д. вслух. — Ты видела что-либо подобное?

— Никогда, — Кинисс отвечала совершенно искренне.

— Вот что, — Д. резко повернулся. Гнев его успел пройти, хотя холодные искорки всё ещё поблескивали в глубине глаз. — Если я попрошу тебя провести наблюдение за мировыми линиями трёх наших…

Он поднял руку, пресекая возражение, готовое сорваться с уст Кинисс.

— … и сообщить, было ли там что-нибудь подобное… ты смогла бы это сделать? Для меня?

— Да, — ответила хансса после долгого раздумья. Да, могла бы. В нарушение одного из запретов. Но как объяснить Д., что ей не удастся даже примерно разъяснить ему, во что он впутывает их всех… не нарушая очередного запрета? Не сносить ей головы, это точно. И очень скоро. А Д. обижается… знал бы он…

— Я не собираюсь следить за процессом записи. Сама запись мне не нужна, — насмешка послышалась Кинисс в его голосе. Д. в глубине души действительно оставался ребёнком, некоторые вещи прощал с большим трудом. — Мне нужно только знать, происходит ли подобное с ними.

— Хорошо, — Кинисс чуть наклонила голову. — Я постараюсь. Но знай: меня за это ждут неприятности.

Д. поднялся, некоторое время смотрел на носки своих ботинок.

— Я погорячился, — произнёс он сухо. — Мне не следовало повышать на тебя голос. Но… — не окончив, он сердито помотал головой и протянул Кинисс руку ладонью вверх.

Сухая прохладная ладонь хансса прикоснулась к его ладони.

Если это был и не мир, то, по крайней мере, перемирие.

— А за мальчишкой я прослежу сам, — произнёс Д., когда Кинисс вышла из комнаты. Он посмотрел на часы. Через полчаса Клеммен должен появиться с отчётом. Вот и отлично.

Венллен, Лето 60, 435 Д., 20-й час

— Это всё, на что ты там наткнулся? — спросил Д. и Клеммен солгал, не моргнув глазом.

— Да.

Впрочем, солгал ли? Ведь на тетрадь он не «наткнулся»… он вскрывал тайник целенаправленно.

Д. либо не заметил фальши, либо не подал вида.

— Хорошо. Следовало бы объявить тебе взыскание за самодеятельность… — он поднялся, скрывая в бороде улыбку. Прекрасно зная, какое выражение появилось сейчас на лице у Клеммена.

— Кстати, что ты носишь на шее? — спросил Д. неожиданно, поворачиваясь к ученику. На записи мировых линий казалось, что на шее Клеммен что-то висит. Что-то неучтённое. Ох уж эта молодость…

Юноша не успел ни испугаться, ни изменить выражение лица. Руки его действовали быстрее, чем голова. Он пожал плечами, расстегнул несколько верхних пуговиц. Ох, что сейчас будет…

Д. некоторое время смотрел на шею, на которой ничего не было. Ни предметов, ни следов от цепочки или верёвки, пожал плечами.

— Извини, — бросил он, усаживаясь за стол. — Показалось. — Ему стало неловко. Словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину.

Клеммену с трудом удалось скрыть выражение изумления. Д. не видел амулета! Вот он, треугольник — золотой стороной вниз, как обычно. Что, не все его видят?!

— Продолжим, — Д. поднял взгляд; Клеммен успел вернуть самообладание. — Итак, ты нашёл этот обрывок…

Он положил перед собой «реликвию» номер одиннадцать — обрывок ткани, возможно, от верхней одежды, накидки или плаща — и продолжил усердно скрипеть пером.

Записи следовало вестичернилами. Притом не всякими. Это было утомительно, смешно, но инструкция есть инструкция!

8. Тень орла

Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., утро

— Древние языки, значит, — Киент, пожилой языковед (на вид ему лет пятьдесят), в очередной раз пролистал тетрадь. — Увы, я не могу разобрать этого. Одно скажу — этому «памятнику старины» от силы три столетия.

— Как это? — опешил Клеммен.

— Очень просто, — языковед снисходительно улыбнулся. — Вот, смотрите… Знаете, каким алфавитом это написано? Южным Морским… не важно, что именно им написано; важно, что этому алфавиту не более трёхсот лет.

— Точно? — в голосе юноши звучало плохо скрытое разочарование.

— Точно, — языковед откинулся на спинку кресла. — Я сталкивался с подобными письменами, правда, редко.

— Но тетрадь?

— Да, с тетрадью странно, — согласился Киент, приложив пальцы левой ладони к губам. — Тетрадь гораздо древнее. По всему видно. Бумага, нить, которой сшита. Не исключаю, что этот текст — вероятно, шифр, поскольку ни одно слово не кажется осмысленным — нанесён поверх гораздо более древнего, оригинального. Если хотите, можете оставить тетрадь для анализа. Это займёт несколько часов.

— В другой раз, — Клеммен поднялся. — А… эти слова точно не имеют смысла?

— Точно, — Киент кивнул. — Можете подойти к нашему декану — там, дальше по коридору — и показать тетрадь ему. Он у нас специалист по тайнописи и подобным вещам.

— Это идея, — юноша заметно оживился. — Ещё раз спасибо.

— Не за что, — благосклонно улыбнулся языковед. Как предупредили Клеммена, старик вспыльчив, но становится самой вежливостью, если его почаще благодарить. — Кстати, откуда у вас этот… м-м-м… предмет?

— Осматривали старый дом, — пояснил Клеммен. — Нашлось в тайнике.

— Поразительно, — старик покачал головой. — Если удастся что-нибудь узнать…

— Разумеется, я сообщу вам, — кивнул Клеммен, который уже полминуты разговаривал, стоя в дверном проёме. В конце концов, они распрощались.

Едва он прикрыл дверь за своей спиной (время занятий, в коридоре никого нет), как на него вновь накатило.

Всё стало угловатым, корявым, царапающим взгляд. Уши резала какофония, из мерзких скрежещущих звуков. Шаги отдавались оглушительным ударом тяжёлого колокола, окружающий мир начал кружиться перед глазами…

Тяжело дыша, Клеммен прислонился к стене. Тут же отпустило. Да что же это такое? Надо обратиться к целителю. В этих потайных местах схватить проклятие-другое — дело несложное. Дождавшись, когда в ушах перестанет звенеть, юноша направился в указанном направлении.

Дверь декана — звали его Тенгавер Каитайн (обозначает какую-то птицу, припомнил Клеммен, наподобие орла) оказалась последней — далее был тупик. Возле самой двери стояла высокая женщина (судя по одежде — только что вернулась из путешествия). Рядом с ней две девушки, поразительно похожие на свою собеседницу. Судя по разнице в возрасте, бабка с внучками. Все три бросили короткий взгляд на Клеммена и продолжили обсуждать что-то — не повышая голоса, но увлечённо. Обе девушки носили значки студентов.

Один я тут неуч, подумал Клеммен мрачно и направился к двери.

Шагов за десять до двери его вновь пробрало.

Пол рванулся из-под ног, словно кошка, которой наступили на хвост. Клеммен попытался поймать удаляющуюся стену ладонями, неожиданно стукнулся о неё лбом — искры посыпались из глаз. Он взглянул в сторону свидетельниц происходящего… и тут же отвёл глаза. Вместо людей он увидел невиданных чудовищ — перекошенные, хищно оскалившиеся рыла, рдеющие угольки глаз, свалявшийся мех.

Прошла бесконечно долгая секунда, мир вернулся в нормальное состояние.

— Вам плохо? — одна из девушек (Клеммен отметил, что лицо её смутно знакомо… или нет?) подошла к нему, помогла подняться с пола.

— Перегрелся, — пояснил он. — Благодарю, ничего страшного.

Медленно подошёл к двери и постучал.

Его проводили внимательными взглядами. Девушки попрощались с бабкой (или кем она им приходится), направились прочь из тупика, взявшись за руки.

Женщина продолжала смотреть на Клеммена (он ощущал взгляд каждой клеточкой затылка). Внимательный взгляд, сочувствующий. Странно как-то. Тут из-за двери ответили «войдите!» и Клеммен несказанно этому обрадовался.

Сквозь дверь взгляд её не проникал.

— Слушаю вас, — Тенгавер Каитайн оказался худощавым светловолосым человеком неопределённого возраста. Он снял очки, жестом предложил сесть напротив.

Клеммен уселся и, стараясь не замечать взгляда, которым декан наградил выросшую на лбу посетителя шишку, принялся рассказывать, в чём дело.

Венллен, Лето 62, 435 Д., полдень

— Вот, — с удовлетворением произнесла Кинисс, откидываясь в кресле. Кресло её делалось на заказ. Не у всех же есть хвосты. Сидеть человеку за её столом чудовищно неудобно. Д. знал это по собственному опыту.

— Вот сведения обо всех троих, — рептилия показала стопку листов, исписанных стремительным почерком. — Никто из них не в состоянии маскировать свои мировые линии. Правда, мы не смогли «взять» девушку и правителя, когда они заходили в определённые помещения в своих домах, но это нормально. Подобные «заслоны» не так уж трудно возвести.

— Вот оно что, — Д. подмывало спросить, кто такие «мы», но делать этого явно не стоило. — Ну что же… спасибо.

— А Клеммен время от времени «выпадает», — сообщила Кинисс будничным тоном. Д. едва не проглотил карандаш, который держал в зубах. — Минут десять назад — в последний раз. На несколько секунд, не более.

Постойте-ка, подумал Д. неожиданно. Мысли понеслись с безумной скоростью. Марранх , существо-бомба, с которым Клеммен столкнулся в лавке у «Грениша» в Оннде. Что-то говорили ему про этот случай. Что-то странное! А… вот оно: марранх может терпеливо преследовать жертву десятки лет, оставаясь незримым для известных видов магического сканирования. Но в тот раз он потерял след жертвы — там, в лавке. Словно Клеммен… перестал существовать. Выпал из бытия. Если марранх заметил цель, скрыться от него практически невозможно: на вид медлительное, чудовище способно развивать невероятную скорость и даже телепортироваться к объекту преследования.

«Время от времени выпадает»! Ничего себе!

— Где он сейчас? — спросил Д., откладывая бумаги в сторону.

— В Академии… — Кинисс прикрыла глаза. — Кто-то заслоняет его… только что был в северо-восточном корпусе.

— Так-так… — Д. возбуждённо прошёлся туда-сюда. — Пойду-ка, навещу его. Мне это не нравится. Кинисс, подобные вещи являются обычными? В смысле — могут объясняться естественными причинами?

— Если бы он был магом, да, — «пожала плечами» рептилия. — Надо выяснять на месте. Одно могу сказать: Людям подобные таланты не свойственны.

«Сам знаю», подумал Д., на ходу забирая из шкафа плащ; проверил, заперты ли ящики стола. Дожились — охранника пришлось завести!

Сегодня над Тишартцем непрерывно льёт дождь.

Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., около полудня

— Вот как, — задумчиво заключил хиромант, глядя на ладони Клеммена. — Действительно, странная история. Когда, говорите, это проявилось?

— Сегодня утром, — Клеммен решил не вдаваться во все подробности. — По крайней мере, сегодня я это заметил.

— Так, — гадатель встал и подошёл к окну. — Я давно уже не занимаюсь предсказаниями, по многим причинам. У вас есть личные враги?

— Н-н-нет… — опешил Клеммен. — Не знаю. Не помню, во всяком случае.

— Эта чёрточка была заметна сегодня утром? — хиромант указал на едва различимую точку, разделившую две части линии жизни.

— Нет, — ответил Клеммен, подумав. Лицо его помрачнело. Ничего не закончилось, подумал он, всё только начинается.

— Кто-то готовит вам неприятности, — сообщил гадатель. — Очень серьёзные. Рад бы пояснить, но…

— Не хотите?

— В том числе. — Выдержать его взгляд было непросто. — Одно дело — указать общие соображения. Совсем другое — вынуждать человека следовать им.. Поверьте, я и так сказал слишком много. Я не откажу вам в помощи, если вы будете настаивать, но… — Он встал и отошёл к окну. — Постарайтесь узнать всё сами.

Собственно, Клеммен не собирался заходить к подобным «специалистам», но после того, как беседа с деканом окончилась, по сути, ничем, Клеммен некоторое время бродил по безлюдному учебному корпусу. Пытаясь избавиться от навязчивого ощущения, что взгляд — тот самый, которым провожала его давешняя женщина — всё ещё жжёт спину. Глупости, конечно… когда он вышел из кабинета декана, никого в коридоре не было.

Впрочем, Тенгавер признал прямо: тетрадь — магической природы, что он берётся дешифровать текст — но обязан зафиксировать подобное в архивах. Порядок есть порядок. Клеммену стало немного обидно, но… У декана, насколько Клеммен помнил, позади — крайне интересная и насыщенная жизнь. Настолько насыщенная, что не всякого обрадует. По слухам, он владеет немыслимым состоянием, знаток едва ли не сотни древних языков, доктор трёх аркан теоретической магии… А поговорить с ним можно только здесь, в кабинете. Многие сильные мира сего мечтают пригласить Тенгавера в гости, но — тщетно.

Вероятно, следовало гордиться тем, что такой человек готов помочь, безо всяких условий. Что такое, Клеммен? Ты же сам отказался отдавать тетрадь.

…Проклятый взгляд продолжал напоминать о себе. Перестарался я. Надо вернуться домой и выбросить всё из головы. Сходить в театр — в Венллене сегодня идёт «Ночь прилива». Кто знает — может, завтра вся эта неразбериха с ладонями и тетрадями перестанет беспокоить.

Возможно, всё это просто снится. Уж больно странные вещи происходят.

Увлёкшись размышлениями, Клеммен едва успел спрятать тетрадь в просторный внутренний карман, как из-за угла на него налетел запыхавшийся Д.

— Что ты там делал? — довольно резко спросил Д., когда они вошли в Портал и оказались на расстоянии километра от венлленского отделения Бюро.

— Был у хироманта, — ответил Клеммен. Лгать бессмысленно; лгать, когда говоришь с кем-то, кто сильнее — вдвойне бессмысленно. Лучше уж промолчать, если не хочешь говорить правду. Правда, искусством молчать вовремя Клеммен пока не владел.

Д. изумился — да так, что на несколько секунд потерял дар речи. Интересно, подумал Клеммен, он заметил тетрадь? Отдать самому, пока не поздно? Как наивно было желание что-то утаить…

— У хироманта?! Клеммен, ты в своём уме? Почему ты…

— Вот почему, — Клеммен протянул обе ладони… и осёкся.

Линия жизни была в полном порядке. На обеих ладонях всё было в полном порядке. Так что же… всё приснилось? Померещилось?

— Что такое? — недоумённо поднял брови Д. — Руки дрожат?

Юноша обратил внимание, что обе ладони действительно мелко-мелко трясутся. Ещё бы.

— Дрожат — это полбеды, — ответил он откровенно. — Сегодня у меня уже дважды были… что-то со мной случалось. Настолько странное, что…

— Ясно, — Д. заметно успокоился. — Но обращаться к таким… Ты прекрасно знаешь, к кому в таких случаях надо обращаться. Ко мне, к Кинисс, к оператору связи. Моя рекомендация — Кинисс, если она не занята. А какого ты… — он кашлянул. — О чём говорил с деканом?

— Искал лингвиста, — говорить следовало весьма осторожно. — Меня заинтересовал перевод некоторых фраз.

— Каких ещё фраз? — Д. тут же насторожился. — О чём ты?

— О надписи на Камне, — решился Клеммен. — И на сиархе . Мне показалось, что есть взаимосвязь. Вот я и…

— В будущем, — наставительно произнёс Д., — изволь чётко следовать инструкциям. Я надеюсь, у тебя хватило ума не требовать… прорицания?

— Хватило, — мрачно ответил юноша.

— И на том спасибо! Не забудь показать мне, о каких фразах шла речь. А насчёт твоих приступов — сейчас же этим займёмся.

До самого входа в контору они шли молча. Вопреки уверениям синоптиков, дождь моросил и ясной погоды не предвиделось.

Венллен, Лето 62, 435 Д., ближе к вечеру

— Сиди, не шевелись, — велела Кинисс довольно резким голосом. — Глаза не открывай. Думай.

— О чём?

— О чём-нибудь приятном.

Голос её не содержал и намёка на то, что она шутит. Клеммен побаивался Хансса — в основном за то, что так и не научился общаться с ними; одной речи оказывалось мало, а выучить сложную систему жестикуляции, иерархию обращений и прочее — не хватало духу.

— Если потребуется помощь целителя, — посоветовал Д. в частной беседе года полтора назад, — обращайся именно к Кинисс. Или к другим Хансса. Лучших лекарей не отыскать.

— С чего это вдруг? — Клеммену было и непонятно, и даже обидно — обидно за своих сородичей, Людей. Какие-то ящеры начали разбираться в нашем здоровье лучше нас самих!

— Они живут среди нас дольше, чем можно представить, — пояснил Д. — Они изучали нас — в рамках разумного — гораздо тщательнее, нежели мы — сами себя. Выбор за тобой, но прими совет к сведению.

…»В рамках разумного», вспомнил Клеммен, ощущая странные покалывания внутри черепной коробки. Прикосновения прохладных ладоней рептилии не вызывали тревоги. Более того… будь он неладен, прикосновения были приятны. Входит ли это в её намерения? Возможно. Хансса прекрасно знают, насколько сильно недоверие к чужакам у Людей и других млекопитающих. Именно Хансса стремятся наладить наиболее тесные контакты со всеми остальными расами. Другие расы рептилий, напротив, стараются держаться обособленно. Не пытаются вмешиваться в межрасовые трения.

А Хансса пытаются. И, как ни парадоксально, Людям стоило бы хорошенько за это поблагодарить. Чего, конечно же, не дождаться. Да что далеко ходить — вот он, Клеммен, сейчас сидит и не знает, что она собирается с ним делать… А предположения приходят, как назло, самые нелепые.

— Нет, — услышал он голос Кинисс. Они находились в святая святых конторы — «тёмной комнате», которая, по словам Д. и его коллег, была величайшим достижением — область, практически недостижимая для любых попыток «подглядеть» или воздействовать извне.

— Что «нет»? — отважился он спросить, вопреки указаниям начальницы.

— Ничего страшного я с тобой делать не собираюсь.

— Вы читаете мысли? — воскликнул Клеммен с неподдельным изумлением.

— Нет. Изменилось ощущение… твой двойник… мне сложно объяснить. Скажем так, я вижу . Ты в чём-то подозреваешь меня. А это вредит нам обоим. Поэтому я и говорю: «нет».

— Но я…

— Помолчи. Я отвечу на вопросы, если они будут. Думай о приятном.

О приятном! Андари… уверена ли она в его смерти? Зачем всякий раз, когда он подходит к дверям своего дома, его встречает белка — та самая, непонятно зачем перебравшаяся из Венллена в Аннвеланд? О приятном! Когда-то он мечтал, что представится возможность стать гостем Андари. Теперь — в особенности, если она узнает о «подлоге», захочет ли видеть его? Думать о приятном решительно не получалось. Что приятного может быть в существующем положении?

— Можешь открыть глаза, — разрешила Кинисс. Клеммен открыл глаза, поморгал, привыкая к полумраку (освещением служили две толстые ароматические свечи). Рептилия сидела на низкой скамеечке напротив, глядя ему в глаза. Странно было смотреть на неё сверху вниз.

Чувствовал он себя превосходно.

В этой комнате никакие внешние воздействия не имеют силы… а какие имеют?

— Никаких внешних воздействий, — пояснила Кинисс. — Никто не пытался повлиять на тебя проклятиями, заклинаниями, обращением к богам. Всё это кто-нибудь из нас давно почувствовал бы.

Она явно ждала чего-то.

— Вы не верите мне?

— Верю, — Кинисс развела руки в стороны и сложила их на груди— знак того, что не может объяснить. — Будем откровенны: если замечу, что ты намеренно лжёшь, так и скажу. Просто внешних причин нет.

Тут до Клеммена дошло.

— То есть причины внутренние?

Хансса кивнула.

— Что-то во мне?

— В тебе, рядом с тобой, связано с тобой. Ты ничего не хочешь рассказать?

Клеммен долго смотрел в её глаза… да… это тебе не Д. — попытка солгать…

— Я не уверен, могу ли доверить вам это знание, — произнёс Клеммен, поражаясь своей смелости. — Не знаю.

— Клеммен, — рептилия сложила ладони вместе. — Я знаю, что рассказывали тебе родители о таких, как я. Я могу их понять и не собираюсь ни в чём убеждать. Но что-то угрожает тебе. Именно тебе , хотя неприятности достанутся всем, кто рядом.

Клеммен вздрогнул.

— Кто-то уже говорил тебе об этом, — рептилия прикрыла глаза, цвет которых изменился от голубого до тёмно-зелёного. Это было утверждение, не вопрос.

— Да, — признался Клеммен. — Но отказались пояснять.

Воцарилось молчание. Интересно, отчего от неё пахнет травами? Вряд ли это естественный запах рептилий! И… запах этот порой меняется — ещё один способ выразить эмоции? Сейчас это ромашка. Или… смесь ромашки с чем-то ещё. Слабый, тонкий запах, ощутимый только, если подойти вплотную.

— Клеммен, то, что я говорю сейчас, не записывается, останется только между нами. Если только ты не захочешь поведать о нашем разговоре кому-нибудь. Слушай внимательно. Мне ничего не стоит добиться от тебя какого угодно отношения ко мне. Я признаю прямо: у меня есть силы принудить тебя к чему угодно — да так, что ты этого не заметишь. Но я не прибегаю к подобному. В это, возможно, трудно поверить, но…

— Я верю, — неожиданно для самого себя выпалил Клеммен.

— Отлично. Поверь тогда и в следующее: управлять любым из нас не очень сложно. Иногда для этого не требуется особых усилий. Иногда мы делаем это неосознанно. Тебе кажется, что ты всем обязан Д. и мне — и что-то должен нам с ним. Это ложное чувство.

— Но…

— Ложное. Если будешь ощущать зависимость, дело плохо.

— Зачем вы мне всё это говорите?

Рептилия долго смотрела ему в глаза.

— Клеммен, ты затеял игру с силами, возможности которых не вполне понимаешь. Я повторяю: ты ничего не должен ни мне, ни Д. Никому. Я вижу : с тобой что-то происходит, и ты не намерен делиться подробностями. Ты ищешь помощи извне… ищешь осторожно — это хорошо. Но постарайся понять: есть порог, после которого ты уже не сможешь рассчитывать на нашу помощь. Да, я могу потребовать чёткого исполнения инструкций — и вынудить тебя открыть всё, что ты скрываешь. Я не стану этого делать. Пока.

Она замолчала и встала. Встал и Клеммен, привычно поднимая руку, чтобы нащупать треугольник… и вовремя отводя её в сторону. Кинисс глядела в сторону. Ждала чего-то.

— Я действительно не обязан рассказывать обо всём ?

— Да.

— Но могу, если сочту необходимым?

— Верно.

— Скажите, Кинисс, зачем этот разговор?

Рептилия долго молчала, не отводя взгляда.

— Д. — вольно или невольно — впутал тебя в опасную затею, — сообщила она. — Тщательно обдумывай каждый шаг, Клеммен. Постарайся всегда оставаться в пределах досягаемости. Д. увлечён поисками тех, кто покушался на тебя. Но ищет не там, где следует.

— Почему вы не скажете это ему? — тихо спросил Клеммен, ощущая, что его бросает в жар. Да сегодня день откровений!

— Он привык считать, что я никогда не ошибаюсь. Не повторяй этой его ошибки.

— Ясно, — кивнул юноша, очень надеясь, что ему действительно ясно. — Можно вопрос? Вы не знаете, отчего у Д. такое… странное имя?

— Когда-то он помог избежать серьёзной беды одному очень хорошему нашему знакомому, — последовал ответ. — Но попал в ловушку. Больше я ничего не могу сказать.

— Подождите… — попросил Клеммен, когда Кинисс кивнула и направилась к массивной двери. Рептилия обернулась. — Андари… знает, что я жив?

— Знает и ждёт тебя, — Кинисс ни секунды не колебалась с ответом. — Думаю, ты и сам об этом догадывался.

Клеммен открыл было рот, чтобы спросить что-то ещё (как Кинисс об этом узнала? почему она и Д. словно скрывают что-то друг от друга? какова подлинная субординация?), но передумал.

— Переутомление, — объявила рептилия Д., ожидавшему снаружи. — Перетрудился. Прикажи ему почаще отдыхать… чередовать работу и отдых.

Д. перевёл взгляд на Клеммена, тот кивнул, стараясь не менять выражения лица. О боги, ну почему даже здесь приходится что-то скрывать, почему истин столько же, сколько собеседников?

— Слышал? — Д. улыбнулся, потрепал Клеммена по плечу. — Давай… исполняй. Отдыхай. Никакой посторонней активности. Прослежу лично!

— Слушаюсь, — и Клеммен, стараясь не заглядывать в глаза Кинисс, направился к выходу.

Аннвеланд, Лето 62, 435 Д., 20-й час

Вначале я читал. Но книги, казалось, написаны на тарабарском наречии; в голову лезла всякая чушь. События этого дня (которых хватило бы на добрую неделю) всё ещё переплавлялись в моей бедной голове, не давали покоя.

«Никакой посторонней активности»! Ха! В таком состоянии… Я исследовал свой гардероб и понял: приличного костюма, годного для нанесения настоящего визита, у меня нет. Мой «личный» портной, остался в Венллене.

Отправиться туда?

Как выяснилось, примерно об этом я на самом деле и думал всё это время. Порывшись по карманам, я выбросил на стол всю россыпь магических «талисманов», оставил только «ключ» для открывания порталов, ну и треугольник, конечно.

Свою форменную одежду из тёмно-коричневой кожи я одевать не стану. Не на задание же я отправляюсь! Подумав, я выбрал прогулочный костюм — не совсем безукоризненный, но вполне приличный. Сгодится. Дождь накрапывает, ну да ладно. Переживём.

Дверь отвечала только на моё прикосновение. Правда, мой «страж» остался внутри — если кто и вломится, то… Но откровенно признаться, мне было в высшей степени наплевать. На всё.

Надо же иногда позволить себе плюнуть на всё!

Захлопнув дверь, я направился в лес (идти до Венллена пешком я, конечно, не собираюсь, но и исчезать прямо посреди улицы — тоже). Некоторое время шёл, наслаждаясь запахами и свежестью. Все тревоги и заботы сами собой растворялись. Меня убеждали быть осторожнее и оставаться в пределах досягаемости, а если я не хочу? Кинисс права, я действительно устал. Работать в Бюро означает постоянно играть кого-то — но не самого себя. А временами хочется быть самим собой! И так во мне мало не осталось от прежнего…

…Ланенса…

Мне показалось, что это мерзкое имя прошептал насмешливый голос из-за спины. Как меня звали до того, как я… когда у меня был дом и родственники?

Не помню.

Не помню! Мне стало не по себе. Может быть и лучше, что не помню? Кинисс и здесь права — часть меня действительно умерла, оказалась погребённой вместе с муляжом. Как бы убедиться, что не самая лучшая часть?

Что-то тихо прошелестело над головой — вплетая новую ноту в шёпот ветвей и листьев — и голос, который я уже успел подзабыть, окликнул:

— Не спится?

Клеммен поднял взгляд — и ничего не увидел. Из пустоты послышались квохчущие звуки… ну да, конечно. Флосс. Смеётся. Птица словно шагнула из ниоткуда, устраиваясь на толстом суку над самой головой ненгора.

— Шангуэр? — припомнил Клеммен почти сразу же. — Рад видеть вас. Вам тоже не спится?

— Я по ночам не сплю, — пояснил флосс, опускаясь на другой сук — впереди Клеммена, по направлению движения человека. — Не очень задерживаю?

— Да нет, — солгал Клеммен, и вдруг осознал, что и в самом деле никуда не торопится. Ночь только начиналась… Хорошо флоссам, с их ночным зрением! — Я прогуливаюсь. Начальник велел почаще отдыхать, — юноша тихо рассмеялся.

— Я догадывался, что ваша смерть инсценирована, — флосс тихонько щёлкнул. — И розыгрыш не сбил с толку тех, для кого предназначался.

О боги, подумал Клеммен, и он туда же!

— О чём вы говорите? — поразился он на словах.

— О том, что вас используют в качестве наживки.

— Меня?! — на сей раз Клеммен и в самом деле был ошеломлён. — Кому это нужно? Д.?

— Нет-нет, — Шангуэр опустился на пень и Клеммен остановился, глядя в светящиеся гипнотические глаза. — Никто из ваших… знакомых вам зла не желает. Но по многим признакам… так или иначе… вас используют в качестве приманки.

— Но кто?

Флосс прикрыл глаза и некоторое время сидел молча, шевеля «ушами».

— Не знаю, — ответил он. — Возможно, Д. Мне казалось, что вам самому лучше знать это. Д. не прислушивается к моим предостережениям, пока что всё укладывается в его схему.

— В какую ещё схему?!

— Вам не сказали, для чего вас посылают в особые места?

— Нет.

— По некоторым расчётам, одно из этих мест должно стать началом Рассвета, — пояснил флосс. — Д., будет недоволен, что я рассказал это… но, Клеммен, наживку иногда успевают съесть.

Стоп, подумал Клеммен, какой ещё Рассвет? Тут до него дошло: то, что творится сейчас, именуется Сумерками. Значит…

— Будьте осторожнее, — пожелал Шангуэр на прощание и… исчез.

— Советчики на мою голову, — вздохнул Клеммен. — Ну и ладно. Пусть хоть два Рассвета.

Он прикоснулся к «ключу» и во мгновение ока оказался посреди одного из пустынных в это время суток парков Венллена.

Некоторое время бродил по парку, чтобы успокоиться.

Венллен, Лето 62, 435 Д., 22-й час

Изумрудное озеро, третья улица, дом шесть.

Как хорошо он знал это место! Когда работал у зеленщика, к этому дому его направляли не раз и не два. Кто бы мог подумать, что это — тот самый дом?! Мир тесен.

Он шёл, почти бесшумно — слабый шорох песка под ногами. Клеммен ощущал себя самозванцем.

Постучу сейчас в дверь — откроет ли она? А если откроет, то впустит ли? И вообще, чего я добиваюсь?

«…ты для них — всего лишь эпизод…», пришли на ум слова Д.

Провалиться всем эпизодам!

Видишь, в доме почти нет света, шептал внутренний голос. Голос трусливый, себялюбивый, нервный. Убедился? Пошли отсюда. Неужели тебе хочется убедиться в том, что ты ей неинтересен? Хочешь это услышать? Хочешь наслаждаться своими страданиями?

— Заткнись, — прошептал Клеммен вкрадчивому голосу, и тот обиженно смолк.

Стук в дверь показался ему слишком слабым, но дважды стучать не принято. Если не впустят сразу, значит, не впустят совсем.

Секунды текли и были мучительно долгими.

Убедился? — торжествующе заговорил внутренний голос. Нужны ещё доказательства? Ты хотел отдохнуть и развлечься? Ну так пошли, развлечёмся!

Усилием воли Клеммен подавил советчика. Дождь припустил сильнее. Никто не торопился открывать дверь. Странно, но горечи он не ощущал. Появилось чувство… ожидания, что ли? И надежды. Да, несомненно, надежды. Не все же засиживаются допоздна.

Дверь скрипнула, открываясь, и все мысли Клеммена словно сдуло порывом ветра.

Андариалл, как всегда, была прекрасна. На этот раз она была в длинном платье, всё с тем же обручем на голове. Даже в темноте Клеммен узнал этот обруч.

Из сумбура в голове сами собой всплыли слова:

— Kaendare hannel …

Она улыбнулась и отступила на шаг, приглашая войти.

— Осень пришла, наступил листопад, — продолжил Клеммен, поднимаясь по ступенькам и не имея никакого понятия о том, что цитирует строки, что читал несколько часов назад.

— И ненастье, царица раздумий, — продолжила Андари, улыбнувшись. Клеммен закрыл за собой дверь и понял, что не имеет ни малейшего понятия, что делать, что говорить. О Владыка Мудрости… не позволь превратиться в бессвязно бормочущего глупца!

— Я ждала вас, — Андари прикосновением зажгла один из фонарей. Клеммен увидел, что на платье её изображена осень — листья, ветер, ниточки дождя. Словно живое. Просто шедевр!

— Я никак не мог решиться, — признался Клеммен, переобуваясь в сандалии — так было принято в здешних домах.

Ольтийка кивнула.

— Я знала и это.

Она протянула ему обе руки, Клеммен нерешительно взял их. Тысячи противоречивых побуждений вихрем обрушились на него… унять их и держать себя в руках стоило немалого труда. Она всё равно останется недостижимой, подумал он, наслаждаясь ощущением.

Он был бы рад стоять так, держа её за руки, до скончания времён.

Разум постепенно возобладал. Клеммен бережно отпустил её руки и сказал, чуть наклонив голову.

— Надеюсь, что своим появлением я не оторвал вас от…

— Мы не на приёме, — засмеялась Андари. — Не утруждайте себя церемониями.

Она повернулась (Клеммену показалось, что с подола её платья вот-вот сорвётся вихрь опавших листьев), направилась куда-то внутрь дома.

Клеммен направился следом.

Как она умудряется содержать такой большой дом в таком идеальном порядке?.. Хотя, конечно, прислуга…

Впрочем, к моменту, когда он вслед за ольтийкой переступил порог комнаты, напоминавшей зал для медитации монастыря Хоунант, Клеммен отчего-то осознал: никакой прислуги здесь нет. И никогда не было.

Всё здесь загадочно — и сама хозяйка, и то, где она живёт.

— Чаю? — спросила Андари и Клеммен с изумлением обнаружил, что на ней уже не платье, а светло-зелёная рубашка, светло-серые тальва … та самая одежда… тогда, у ручья… Когда она успела переодеться?! Ведь он глаз с неё не спускал!

Он осознал, что от него ждут ответа. Неимоверным усилием воли заставил себя улыбнуться и утвердительно кивнуть.

И заметил, что Андари… стала иной. Опять. Так же, как там, в оранжерее — стала полностью открытой, не ощущающей взгляд миллионов придирчивых глаз. Вид её… она вновь выглядела молодой. «Давление», которое читалось на её лице там , снаружи, добавляло к её облику не один десяток лет.

Ему казалось, что она знает , что он заметил эту перемену.

— Когда я встретил её у Камня, я очень удивился, — рассказывал Клеммен. — Чтобы белка преодолела такое расстояние…

— Она… сообщила мне, что вы живы, — тень пробежала по лицу Андари. — У вашего начальника очень странное чувство юмора. Он шутит со смертью… а это плохо.

— Мне это тоже не понравилось, — признался Клеммен. — Но как вы узнали меня? Мастер сказал, что мой новый облик…

Вместо ответа девушка поднялась на ноги, жестом пригласила следовать за ней. Они вышли из комнаты, подошли к высокому, в рост человека зеркалу на стене рядом с дверью.

Клеммен едва не потерял дар речи от изумления.

Из зеркала на него глядел… он сам. Настоящий. Тот, который некогда ушёл из дома, отправился в долгое путешествие, чтобы остановиться здесь. Не блещущая особой красотой физиономия «прежнего» Клеммена показалась едва ли не самым приятным зрелищем.

— Меня непросто ввести в заблуждение, — добавила Андари, поворачиваясь к юноше. — Мы узнаем друг друга… теперь.

— Как вам это удаётся? — спросил Клеммен. Ольтийка только улыбнулась. Что-то словно включилось в голове. Таэркуад . Об этом не спрашивают. Ответа не получишь.

— Вы сводите меня с ума, — он взял за руки, вглядываясь в бездонные карие глаза. — Простите мнея… Мне кажется, сейчас мне лучше уйти.

Ему померещилась льдинка в её взгляде. Ну вот. Язык его, наконец-то, подвёл.

— Я буду ждать, — ответила она просто.

— Ведь то, что представлялось нам огнём, — вновь произнёс Клеммен, не задумываясь, откуда берутся слова, — всего лишь сон…

— …навеянный дождём, — завершила Андари и отпустила его руки.

— До встречи.

— До встречи.

Клеммен отвернулся и направился к выходу, продолжая бороться с тысячью искушений. Ольтийка проводила его взглядом.

Гость волен уходить, когда угодно. Если хозяева дома провожают гостя до двери — значит, больше его видеть здесь не желают.

Андари прикоснулась к обручу на голове. Ей хотелось… сказать ему… сказать очень многое, но — нельзя, нельзя, нельзя!

Выбор ещё не сделан. Она сделала выбор… теперь — очередь за ним.

Аннвеланд, Лето 63, 435 Д., утро

Покой нам только снится. С самого утра пришлось замещать одного из коллег-ненгоров (темнокожую неразговорчивую ольтийку, которая неожиданно сказалась больной). Больной! Ольтийка! Ежу понятно, что дело в чём-то другом..

Мне казалось, что вчерашний мой визит — сон. Во всяком случае, всё было слишком хорошо, чтобы быть явью. Однако утром я проснулся в добром здравии, не считая того, что линия жизни оставалась рассечённой. Как интересно! Д., получается, этого видеть не полагается? Кинисс — тоже?

Ладно, не до этого. Итак… зачем меня сюда вызвали?

Дело достаточно простое — кто-то из завистников одного из здешних ювелиров отыскал способ наложить проклятие на конкурента… запрещённый законом приём. Злоумышленник был давно изобличён. Теперь предстояло устранить проклятие.

На столе у ювелира — несколько десятков хорошо огранённых, безукоризненных бриллиантов. Один из них — смертельная ловушка. Чтобы устранить угрозу, необходимо как-то переместить эти камни. Но второй попытки не будет. Неправильное движение — и ювелир (который продолжал заниматься своим ремеслом в одной из соседних комнат) моментально умрёт.

Нас в комнате было трое. Что я здесь делал, оставалось загадкой. С проклятиями подобного рода мне не доводилось встречаться, читал о таких вещах я маловато. Жаль, не хватило времени побеседовать с Ниввинлер (так зовут ольтийку, которую я замещал) — о том, что успела выяснить.

Оставалось ходить вокруг стола с умным видом, пока остальные двое — маг и целитель — изучали стол и лежащие на нём камни.

Я был лишним. Настолько, что не знал, куда себя деть. От нечего делать принялся изучать обстановку кабинета — есть, на что посмотреть…

Вероятно, Клеммена пригласили, чтобы осмотреть место происшествия свежим взглядом. А «болезнь» ольтийки-неангор — не более чем предлог. Знаем мы, как ольты болеют — каждой болезнью не более одного раза. В очень лёгкой форме…

На стенах кабинета — несколько картин. Обои на стене. Гм… А наш ювелир-то магией балуется! Вон, на сколько охранных начертаний! Прямо на обоях. Специально заказывал? Эти символы напоминали притаившегося хамелеона — можно тысячу раз пройти мимо и не заметить, но если заметил — удивляешься, отчего не сделал этого прежде?

Целитель с магом вели учёный диспут. Насколько Клеммену было понятно, они обсуждали возможность а) выбросить весь стол с его страшным содержимым в портал, ведущий в никуда — за пределы планеты, например; б) попытаться синхронно, за один раз, лишить силы все действующие в пределах комнаты заклинания; в) поработать с исходным текстом проклятия — создать, так сказать, антидот, противо-заклинание… И так далее.

Д. часто ворчит, что маги-теоретики — дети малые. Вот уж точно. Гори всё огнём, только дай развлечься..

Клеммен начинал уже скучать, поскольку ему недоставало ни опыта, ни знаний, чтобы вступить в диспут. Правда, его учёные соседи по комнате вообще не обращали на юнца внимания. И тут на него вновь «накатило».

Несколько иначе. Вначале голоса говорящих стали звучать глуше и повторяться эхом — так было с Клемменом однажды, когда он выпил отравленное вино. Убить будущего ненгора оказалось непросто (не зря Бюро снабжает «безделушками»), но пришлось пережить несколько неприятных минут.

Клеммен осторожно поднёс ладони к ушам… отнял. В каждое ухо словно забили по мешку ваты.

Оглянулся. Окружающий мир стал казаться режущим, корявым, Неприятным. Но не весь мир, лишь отдельные его фрагменты. Клеммен уселся в кресло, чтобы переждать очередной приступ непонятной болезни… тут же вскочил. От этого действия ему стало так дурно, что едва не вывернуло наизнанку.

Осмотрел кресло. Оно было окутано тёмным клубящимся… туманом? Ореолом? За спинкой висел сгусток другого цвета — светлый, голубоватый. Клеммен осторожно подвинул кресло.

Тёмный туман посветлел, приобрёл голубоватый оттенок.

Невнятное пока понимание начало формироваться в голове.

Клеммен вновь уселся в кресло. Нормально. В ушах всё ещё вата, ноги слегка подкашиваются, но сидеть — приятно! Очень приятно! Как неожиданно… приносит бодрость, освежает.

Клеммен поднялся, сделал шаг в сторону стола, пристально оглядывая стены. Магистры бросили на него взгляд, продолжили обсуждение.

Некоторые символы на стенах сочились чёрным — словно из стен выделялся яд. Что-то мерзкое. Другие — таких большинство — отливали другими цветами; два начертания, по обе стороны от стола, светились белым.

Клеммен извлёк нож и, убедившись, что никто не смотрит, счистил часть ближайшего к себе тёмного, отравленного «рисунка».

Рисунок пошёл волнами, поблек и развеялся. Исходившие от него гнусные флюиды развеялись.

Смотри-ка, все тёмные «рисунки» расположены так, что человек дотянется, не прибегая к подставкам!

Магистры вздрогнули, ошеломлённо оглянулись. Ненгор носился по комнате, сдирал при помощи ножа кусочки обоев — то там, то сям. Первое время изумление было слишком сильным, чтобы маг и целитель смогли выдавить из себя хоть слово.

— Что вы делаете?! — первым дар речи обрёл маг.

Клеммен не слушал его, счищал последнее тёмное начертание. Так. Посмотрим-ка на стол. Ага! Поверхность стола покрыта сложной сеткой «тумана». Часть гнёзд сетки — чёрная, непроницаемая и мрачная. Часть — белая. Были и иные цвета. Только три камня лежало на чёрных зыбких квадратах.

И тут «приступ» начал проходить.

Поторопись, Клеммен!

Клеммен кинулся к столу. Целитель метнулся наперехват; не оставалось никаких сомнений: с рассудком у парня не всё в порядке. Если только он успеет… Нет! Только не это!!

Клеммен уже склонялся над столом.

Сетка таяла, таяла, исчезала… За его спиной медленно, словно в страшном сне, поднимался на ноги целитель… маг, направив руку в сторону стола, медленно шевелил пальцами руки… незадача! Он меня, «сковать» хочет!

Тремя движениями Клеммен переставил три бриллианта из чёрных в ярко-белые «гнёзда»… в те места, где только что виднелись белые «гнёзда».

Что-то оглушительно хлопнуло, окружающий мир провалился в черноту.

Венллен, Лето 63, 435 Д., полдень

— …но всё в порядке, — послышался голос Д. Клеммен открыл глаза. Он сидел в просторном кресле в кабинете своего начальника; а тот с кем-то говорил — пользовался дальней связью. Столько их развелось, этих приспособлений для связи на расстоянии.

— Очнулся, — констатировал он. — Посиди пока, не шевелись. Ты сильно испугал мага, он тебя выключил, как следует. Хорошо ещё, идиотом не сделал.

— Как… ювелир?

— Отделался лёгким испугом, — пожал плечами Д. — Когда ты схватился за один из камней, у него страшно заболело сердце, но тут же прошло. Поздравляю, Клеммен. Отличная работа. А обои… скоро найдём того, кто их «разукрасил». Тут целая шайка работает, дело непростое.

— Настолько всё серьёзно? — Клеммен поёжился.

— Их застали врасплох, — Д. пренебрежительно махнул рукой. — Одного уже взяли, скоро расколем. Впрочем, это ерунда. Тебя к награде представили… гордись, первая награда. Надо будет отметить. А пока скажи: как себя чувствуешь?

— Нормально.

— Опиши, что с тобой произошло.

Про кресло Клеммен решил умолчать, рассказал про всё остальное. Тут только заметил Кинисс, что внимательно слушала его, сидя неподалёку. И двух незнакомых людей рядом с ней — внимательно слушали, делали пометки в блокнотах.

— Всё понятно, — Кинисс протянула Д. какой-то кристалл и бородач, заглянув в него, удовлетворённо кивнул. — У тебя, мой дорогой, пробуждается врождённый магический дар. Другого объяснения у меня нет.

«И все мои планы касательно тебя благополучно рушатся», прочёл юноша в глазах Д. остаток фразы.

— Верно, — высоким голосом подтвердил один из пришельцев. — Случай необычный, но не такой уж редкий. Самое главное — во время подобных… гммм… приступов находиться под наблюдением. Если будет такая возможность.

— Мои дежурства, — Клеммен посмотрел в сторону Д. — Они отменяются?

— Пока нет, — Д. был явно раздражён. — Пока нет. Но если вдруг что-то случится, немедленно возвращайся, сюда. Это приказ.

Венллен, Лето 65, 435 Д., раннее утро

Теперь я знаю, что такое — болеть хронической болезнью. Когда не живёшь, а существуешь — от одного приступа к другому.

Той же ночью, когда меня, осыпанного дарами благодарного ювелира, проводили домой, во сне меня случился новый «приступ». С перепугу я забыл приказ вызвать Д., а когда вспомнил, приступ миновал.

Я испугался.

Несколько раз я ложился вновь… и тут же вскакивал. Потом вспомнил кресло и попытался сдвинуть кровать в сторону. Нелёгкое это дело, я вам скажу… но получилось: стоило повернуть её на небольшой угол по часовой стрелке, как вместо животного влажного страха, что накатывал, едва я закрывал глаза, меня встретил нормальный, приятный и удобный сон.

Вот такой я догадливый. Давно известно, что весь мир пронизывает силовая паутина — я не силён в терминах; многие животные и некоторые люди чувствуют эту «сеть». Правда, вроде бы недостаточно сдвинуть кровать на ладонь… надо бы сместить метра на три. Может быть — но мне помогло. Ещё бы — после многочисленных потрясений, посещений «особых» мест и так далее — всё что угодно найдётся и отыщется у человека.

Интуиция всегда права. Участившиеся «приступы» (включая короткие периоды головокружения, которые со мной начали происходить не так давно) более не повторялись. Я переставил и остальную мебель. Теперь есть два положения у моего кресла: когда оно у окна, в нём приятно засыпать, а когда ближе к середине комнаты — наоборот, посидишь — и в голове проясняется.

Как говорится, не было бы счастья… Сегодня утром получил от Д. уведомление, что очередное дежурство у меня 69-го числа лета 435. Жизнь продолжается, а с ней и работа.

Я отправился за покупками. Не «в магазин», как сказали бы где-нибудь в Оннде. Здесь уместно (также «непроизносимое») слово Aylenthar (так оно и приходит на ум — с большой буквы). Я вспомнил адрес портного — он же сапожник, цирюльник и вообще всё подряд. У него тоже имеет своё название. Отчего-то вполне произносимое. Дейги называются такие люди, виноват — такие ольты. А вот клиентами у них может быть кто угодно. Кстати, и у меня, и у Д. один и тот же дейги .

Вначале зашёл в банк — я не ольт, я обязан расплачиваться наличными — и, после лёгкого завтрака, спустился по южной улице, ведущей в сторону порта. Но не стал идти к морю, а словно бы затерялся в густых зарослях, что начинались возле самого тротуара.

Все места, имеющие символическое значение — а для ольтов почти все места являются таковыми — тщательно скрыты от постороннего глаза.

434 Д., лето

— Aylenthar, — Д. явно нравилосьэто слово, которое никогда не должно достигать «внешнего» слуха ольта, только «внутреннего». — Самое примечательное изобретение среди всех наэрта .

— Ольты, как ты смог заметить, — продолжал он, — индивидуалисты. Каждая конкретная жизнь является ценностью абсолютной. Но ольтов обучают, что отношение к остальному миру должно быть положительным. Во всём в первую очередь надо искать положительные стороны…

— Что-то я этого не заметил, — вставил Клеммен с усмешкой.

— Не перебивай. Ольты, как общество, существуют именно потому, что по доброй воле исполняют все его принуждения. Соблюдение ритуалов и традиций въедается в их существо. Это надо помнить твёрдо. Именно поэтому у ольтов практически нет полицейских сил, именно поэтому они созывают суд только в самых крайних случаях, именно поэтому они кажутся людям совершенно непостижимыми.

Итак, каждый ольт — вселенная, достаточная для самой себя. С другой стороны, ольты — существа социальные. В наше время никому не прожить в одиночку. Сейчас уже не осталось наэрта , члены которой были полностью самодостаточны. Общим у них была только вера и обычаи… а так каждый из них фактически жил в одиночку.

— Как драконы?

— Как драконы. Всё личное закрыто множеством таэркуад . Даже если между ольтами возникают тесные отношения — скажем, наподобие супружеских — то и тогда всё личное остаётся абсолютно недостижимым для партнёра. Только некоторые совместные действия — трапеза, например — позволяют явно заботиться о другом. Во всех остальных случаях ольт закрыт от окружающих. Конечно, никто не мешает кому угодно рассказывать всем желающим сколь угодно личные подробности своей жизни. Но вот спрашивать — нельзя. Это одно из тяжелейших нарушений таэркуад , карается очень сурово.

— Смертью?

— Изгнанием. Отчуждением. Потерей имени. Смертью караются только преступления.

— Не понял, — Клеммен широко открыл глаза. — Как это — смертью караются только преступления? То, о чём вы так часто говорите — не преступления?!

— По канонам, установленным Двенадцатью Предками — основателями первых наэрта — преступление — это то, за что полагается смерть. Точка. Перечень таких действий известен, надо будет его выучить.

— Ничего не понимаю…

— Пока и не требуется. Пока просто слушай.

— Постойте… есть же совершенно очевидные возражения. Ну вот, например — как тогда воспитывать детей? Если ребёнок просто откажется говорить, где был и что делал, то что тогда?

— Таэркуад , — скучным голосом произнёс Д., сцепив пальцы за спиной и покачиваясь на носках ботинок, — имеет силу только для прошедших инициацию. Пока ребёнок её не прошёл — никто о его «правах» и «личной жизни» и не думает. До этого момента они не существуют.

— Вот оно как, — покачал головой юноша.

Д. выждал ещё немного, ожидая новых вопросов, и продолжил.

— Итак, если ты намерен стать другом какому-нибудь ольту — чётко помни, что о его предпочтениях можно спрашивать, только если речь идёт о том, что едят, пьют или читают. Всё. Остальное — под запретом. Немало людей обожглись на этом — одна-единственная реплика в состоянии причинить океан неприятностей. Запомнил? Нужно родиться и вырасти ольтом, чтобы всё это казалось естественным и очевидным.

Посещение того, что люди называют магазинами — один из самых проработанных ритуалов. Туда не заходят только для того, чтобы купить новые ботинки или часы. Это способ общаться с внешним миром, через специального посредника… хотя, конечно, с точки зрения человека это напоминает «поход по магазинма».

— Был я в магазинах, — хмыкнул Клеммен. — Ничего особенного. Что в Венллене, что в Веннелере.

— Эти места называются айлен , Aylen. То, что ты называешь лавками — это для всех остальных. Нет, конечно, ольт может зайти куда угодно — в конце концов, переодеваются же они нищими.

Клеммена задела эта реплика, но виду он не подал.

— У каждого ольта — и не только ольта, попасть туда может кто угодно — появляется, так сказать, собеседник. Он и продаст всё, что нужно, и посоветует, и расскажет новости… Такие ольты называются дейги . Точного перевода нет. Слово вполне произносимое. Дейги выбираются раз и навсегда…

— Прямо как муж и жена… — фыркнул юноша.

— …и знают о своих клиентах практически всё.

— Так сколько же их должно быть?!

— Айлентар производится более или менее периодично, но не каждый час..

— Но их всё равно должно быть страшно много?

— Некоторые ольты не нуждаются в дейги . Таких не так уж и мало. Но главное: привести к дейги нового клиента может только ольт. Или ольтийка. Не имеет значения.

— Как-то всё это заумно.

— Вовсе нет, — возразил Д. — Пообщаешься с дейги сам, начнёшь понимать. Это что-то вроде посредника — между «внешним» миром, и «внутренним». Скоро у тебя появится собственный дейги . Вот всё и прочувствуешь в полной мере.

— Свой?!

— Дейги могут быть у кого угодно. При общении с дейги этикет и запреты таэркуад куда менее жёсткие.

— Я как раз хотел спросить — неужели можно постоянно соблюдать всё это и не сойти с ума?

— У себя дома, или наедине с надёжным собеседником и так далее ольт не соблюдает те или иные ограничения — они ведь относятся к «внешнему» миру. Но в обществе себе подобных требуется вести себя безукоризненно. Иначе — потеря имени, изгнание. Это страшнее смерти, поверь.

— Даже сейчас?!

— Даже сейчас.

Клеммен покачал головой и уселся, обхватив её руками. Сколько всего он ещё не знает… да и возможно ли это — узнать всё, что можно о совершенно других существах? Хотя, конечно, не так уж и совершенно…

Венллен, Лето 65, 435 Д., днём

Моего дейги зовут Шеланми. Восточные ольты — с восточного побережья континента — отличаются светлым цветом кожи — от обычной «белой» до золотистой. Шеланми происходил откуда-то с запада и был необычного оливкового цвета. Впрочем, необычным он перестал быть довольно быстро. Д. прав, словами это не выразить: в обществе Шеланми мне лично становилось спокойнее.

Айлен простираются под Венлленом на много километров вокруг, на много этажей вниз. Или вообще находятся в каком-то потустороннем мире. Пространства там совершенно необъятные. Становится понятно, откуда столько места наверху. В Оннде шесть десятых всех построек — торговые и деловые помещения. В «верхнем» Венллене — едва ли сотая часть. И, как правило, там заправляют не ольты.

— Давненько вас не было, — радостно приветствовал он меня. Первое время я ожидал от него подвоха. Родители приучили к тому, что ольты на дух не переносят людей, а на деле именно с Шеланми я чувствовал себя человеком. Как этого добиваются?

Словом, все мы люди. Что они, что мы. Шеланми вовсе не походил на важных Правителей или жрецов — встреться он мне в Веннелере, вполне возможно, мы попросту подружились бы. Правда, мне для этого пришлось бы родиться века на полтора раньше.

— С чего начнём? — если дейги принялся за дело, назад ходу нет. Поначалу меня утомляло такое внимание. Мои родители, возможно, сочли бы такие действия оскорбительными, а то и непристойными. Но раз уж взялся — вперёд. Тот, кто знакомит дейги с его будущими клиентами, осознаёт, какую ответственность берёт. Впрочем, дейги может и не принять нового клиента.

— С причёски, — ответил я. — Потом — одежда. У меня сегодня — важная встреча.

Выясняется, что таинственным образом дейги знают о своих подопечных всё. Он с уважением посмотрел на меня, понимающе кивнул. Без всяких там улыбочек, многозначительных жестов и прочей ерунды.

— На одежду обратим особое внимание, — добавил он. — С достойными людьми следует общаться, будучи одетым соответственно.

Как-то неожиданно мы оказались в изобилующем зеркалами зале, и Шеланми, вооружившись ножницами, принялся создавать мне новый, неповторимый и единственный облик.

В этот раз он молчал. Ощущал, что я не углублён в себя. Но, стоило мне обронить пару-другую реплик, как он тут же вывалил на меня уйму новостей, всякой всячины. Вот память у человека! Д. считает мою память уникальной, но до дейги мне далеко.

…Когда — четыре часа спустя — я вновь очутился на улице, я был совершенно другим человеком. И это не просто оборот речи. Я думал по-другому. Ощущал себя по-другому. Колдовство прямо…

В новой одежде (брюки, напоминающие по фасону тальва , лёгкая куртка и совсем невесомые туфли) — я, конечно, сразу никуда не пошёл. Приходить в гости в первой половине дня не принято. А снять подобную одежду — что вы, дейги хватил бы удар от такого святотатства. Волей-неволей мне придётся побродить по городу — по возможности, не пересекаясь с коллегами из Бюро.

Только их мне сейчас не хватало.

Венллен, Лето 65, 435 Д., после 20

Несколько неприятных встреч всё же состоялось. Но — самое главное — я не попал под дождь. Вовремя успевал нырнуть в ближайшее здание. А встречи начались ещё на Изумрудной площади — там, где озеро. Как ольты умудрялись строить свой город, не трогая вековые деревья?

У озера сидел нищий. Ничего особенного; здешние нищие не разят за сто шагов помойкой и не похожи на восставших мертвецов. Всё тот же маскарад. Милостыню, конечно, они получают — игра есть игра — но при этом остаются в рамках, не чрезмерно оскорбляющих чувства.

Я стоял спиной к одному такому, когда услышал тихий голос позади.

— Тетрадь у вас всё ещё с собой?

Я обернулся, словно меня стегнули плетью. Чуть в воду не свалился. Голос… очень знакомый мне голос! Но кто его обладатель? Не помню.

Нищий сидел, в тёмных очках, с потрескавшейся тростью… менее всего он походил на обладателя этого голоса. Показалось?

— Не оборачивайтесь, — вновь услышал я. — За сколько вы хотите уступить её? Поверьте, вы не пожалеете. Никто ничего не узнает.

Вновь я обернулся. Ну не он это! Рядом стоят прохожие, вряд ли человек в таком рванье будет вести подобные разговоры — те, что рядом со мной тоже ведь не глухие!

Тут до меня дошло, что голос, возможно, слышу я один. Рука сама собой полезла в карман к «безделушкам».

— Оставьте детекторы в покое, — спокойно продолжал голос. — Кивните, если согласны. Мы поговорим о цене чуть позже.

Ещё чего!

— Подумайте, — посоветовал голос полминуты спустя. — У вас не будет много шансов избавиться от тетради. А вам она ничего, кроме неприятностей, не принесёт.

Тут я не выдержал.

— Что вам от меня нужно?! — спросил я с негодованием у предполагаемого источника голоса. И, наверное, вытряс бы из него ответ, но меня поймали за локти.

— Что с вами?! — возмущённо спросил кто-то. — Он же ни видеть вас, ни ответить не может. Оставьте беднягу в покое!

Я присел. Действительно, из-под очков видны бельма. Слепой. На самом ли деле?

Меня отпустили, я бросил серебряную монетку в шляпу нищего.

Тот благодарно кивнул и чуть наклонил голову.

Тут что-то на меня нашло. Я нарисовал в пыли, — чуть дальше, чем находилась шляпа — знак, который видел на метательном ноже — там, среди камней, возле монастыря. Сам не знаю, но именно этот символ пришёл в голову.

Мне показалось, или у «слепого» непроизвольно дёрнулось левое веко?

Я поднялся и молча пошёл прочь. Оглянувшись, я увидел, что знака в пыли больше нет — но стёр ли его сам нищий, или же прошёл случайный прохожий, не понять.

Потом я счёл, что об этом надо попросту забыть. Иначе — идти с повинной к начальству. Ох, Кинисс… как долго будет длиться ваше «пока»? Отчего вы позволяете мне не повиноваться ограничениям, которые вколачивали в меня долгие года?

Нет ответа. Я бродил по улицам, один раз чуть не столкнулся с секретарём Д., а другой раз — с ним самим. Начальник мой был целеустремлён и задумчив.

…После восьми вечера — когда тучи вновь собирались как следует вымыть город — я постучался в те же двери.

Ждать пришлось столь же долго.

— Это мои первые работы, — призналась Андари, и Клеммену показалось, что она смущена. На самом деле, пейзажи были великолепны. Как и на выставке, всё время казалось, что те части картины, на которые взгляд непосредственно не падает, живут своей жизнью — шевелятся нарисованные листья, разбиваются о берег волны… Потрясающе!

Так он и сказал. Девушка кивком поблагодарила его и, распахнув следующую дверь, молча предложила войти внутрь.

Вот это да!

Трудно поверить, подумал Клеммен, что она младше меня на год. Это невозможно! Никто не в силах создать так много шедевров — назовём всё своими именами — просто не хватит времени!

Оказывается, Андариалл Кавеллин анс Теренна не только писала картины. Она тоже увлекалась скульптурой, вырезала статуэтки из дерева и камня… и Клеммен потерял счёт времени, осматривая коллекцию. Собственно, это была студия. На столе аккуратно разложены инструменты — видно, что ими часто пользуются, что это — не показное. Ничего не понимаю. Когда она всё успевает? И без прислуги! Ведь это ещё и дом, да какой дом!

Андариалл следовала тенью за гостем, молча наблюдая за его реакцией. Клеммен долго осматривал каждую статуэтку — скульптура была ему интереснее — и ощущал ту самую незаконченность, что свойственна настоящим произведениям искусства. Как-то раз он побывал на специальной — достаточно экстравагантной, с точки зрения ольтов, выставке — «Мёртвое искусство». Нет, там не было полотен о смерти или реликвий давно сгинувших народов. Там были точно такие же шедевры, как и здесь, как и на других выставках.

Но лишь на первый взгляд.

Всё «мёртвое» было на деле чрезмерно совершенным. Ничего недосказанного. Всё полностью ясное. И потому — мёртвое. Многие посетители купили бы любой из «мёртвых» предметов — да они и покупали — не обращая внимания на сочувственные (или ироничные) взгляды авторов работ. Интересно, что принято делать с «убитыми» произведениями?

Таэркуад . Думай сам.

И тут Клеммен заметил среди множества статуэток свою собственную.

Вздрогнул и, не обращая внимания на хозяйку дома, медленно подошёл к рабочему столу.

Она стояла — я имею в виду статуэтку, изображающую У-Цзина — которую я не успел завершить — не на самом почётном месте. Но, пожалуй, на самом видном. Отчего? Не знаю. Мне она — рядом с окружающими её работами — казалась столь же неуместной, как грубое слово в изысканной компании.

Признаюсь, в тот момент я напрочь забыл обо всех запретах, негласных и гласных законах; мне хотелось что-нибудь сделать со статуэткой. Неважно, что — сделать так, чтобы она либо стала достойна своей компании, либо…

Андари я просто не видел. Она, наверное, к этому и стремилась. Многие из работ, которые я успел увидеть, уже не раз услаждали взгляд зрителей. Причём совершенно — или практически — даром. Деньги за билеты шли на иные цели. Д. вообще мало распространялся, на что ольты живут. По меркам моих родителей, Андариалл была невероятно богатой.

Я потянулся к статуэтке, взял её. Взял очень аккуратно. Да, она. Ясеневое дерево. Лицо-то я успел сделать, а вот всё остальное…

Я взял резец, долго думал, что именно должен сделать.

Рука потянулась к нужному месту сама собой. Я поразился: впервые я не ощущал сопротивления дерева! Помню, какие страшные мозоли я натирал поначалу, порой даже хотел забросить всё это. Неужели сказывается, что инструмент — ольтийский? Всё «лишнее» убиралось легко и просто. И — никаких ошибок! Я был настолько поражён ощущениями, что работал… и работал… и работал… и совсем забыл, где я, собственно, нахожусь!

Андари всё это время стояла у него за спиной. Движения Клеммена были не вполне точными, ощущалось, что опыта у него немного, но главное — он видел то, что должно получиться. А наблюдать за созданием произведения искусства — одно из самых захватывающих зрелищ.

Он не обратил внимания, когда она положила ладони на его плечи.

И — тоже поразительно — он сумел вовремя остановиться. Возможно, статуэтка выглядела бы иначе, вырезай её Андариалл, но вырезал-то Клеммен!

Он медленно поднялся, всё ещё поглощённый творчеством, поставил статуэтку на прежнее место.

Поправил.

Совсем было заметил, чьи ладони лежат на его плечах, как вдруг знакомое, слабое головокружение, словно тревожный сигнал, успело испугать его… знанием того, что сейчас случится.

«Только не это!», — успел подумать он, как накатило.

Но не то, чего он ожидал.

Вместо ощущения ущербности, корявости и дисгармонии на него обрушилось осознание прямо противоположного.

Гармония.

Все эти статуэтки, стоящие на правильных местах… Трудно передать словами. Наверное, вовсе невозможно. Физически Клеммен ощутил это как ярчайшую вспышку, после которой его унесло куда-то, оставив «висящим» в неосязаемой пустоте, наедине со странным и непривычным ощущением многоголосого слаженного хора.

Когда я вынырнул из этого … не знаю, как объяснить, я понял вдруг, что Андари стоит у меня за спиной, сжимая мои плечи ладонями. От её ладоней исходило сильное тепло. Мне казалось, что стоит прикоснуться к дереву — и оно вспыхнет. При всём при том жар этот был не телесным — каким-то другим.

Хотя плечи мне жгло вполне ощутимо.

Тут я понял, что, наверное, она сейчас пережила примерно то же, что и я…

Вначале мне было приятно.

Потом — неловко.

Ещё потом мне стало настолько стыдно, словно я силой заставил её почувствовать всё это… Как-то это было не так. Что-то внутри меня отчаянно протестовало, вынуждая ощущать себя странным образом обнажённым и уязвимым.

Я выпрямился, не ощущая своего тела.

Сейчас она отступит на шаг, затем проводит меня к выходу, и всё.

Что мне делать?

Ох уж этот Д. со своей наукой! Никогда не говорил, что такое бывает. Андари прижалась лбом к моему затылку… как и в тот раз, я готов был стоять так целую вечность. Несмотря на пронзительные вопли откуда-то изнутри.

А она?

Я осторожно опустил свои ладони поверх её. Выяснилось, что я так и сжимаю резец мёртвой хваткой.

— Так лучше, — я не узнал своего голоса. Андари словно очнулась. Я отпустил её руки, она встала рядом, глядя на девятнадцать статуэток — одна из которых была моей. Сжала мою ладонь в своей.

Кивнула.

Когда же я научусь разговаривать молчанием?

Венллен, Лето 65, 435 Д., около полуночи

За приятной беседой время летит незаметно. Наверное, я страшный эгоист — мне было приятно её общество, и я безмятежно продолжал им пользоваться. Ни о чём другом, каюсь, я и не думал в тот вечер. Андари (и вновь она умудрялась «переодеться», переступив порог очередной комнаты) оставалась бесконечно удалённой. Это продолжало причинять беспокойство. Словно заноза, извлечь которую нет никакой возможности.

Разговор шёл обо всём и ни о чём — об искусстве, о выставках, о моих и её путешествиях. Все мы обожаем подобную, трату времени, но этот разговор (которым я не хочу ни с кем делиться) не показался мне пустым. Каждая фраза звучала, словно откровение. Кажется смешным? Что поделать.

«Я буду ждать», сказала она на прощание. Как и в тот раз.

На следующий день всё произошедшее показалось мне сном. Как и в тот раз.

…Я повесил обнову в шкаф и вспомнил слова дейги : любая одежда достойна только одного использования.

Я ощутил, что на этот раз понял, о чём идёт речь.

Святилище, Лето 69, 435 Д., рано утром

— Менвермориллидд? — удивился Клеммен, взглянув на лист с описанием очередного задания. — Я не ошибся? По-моему, речь шла о…

— Небольшая корректировка, — Д. был отчего-то мрачен. Иногда весь день его одолевали тяжёлые предчувствия, особенно неприятные тем, что обычно ничего не происходило. Ложная интуиция.

Зато весь день дёргаешься, словно вынутая из воды рыба.

— Ладно, — Клеммен потянулся; лицо его выражало такое наслаждение прожитой только что секундой, что Д. едва не взорвался, не прикрикнул. Боги, что за настроение! Нет, определённо, чувствую погоду, понял Д. Скоро осенние дожди — вот ходишь, словно в воду опущенный.

Опущенный и там оставленный.

Выслушав сухо изложенные пояснения, юноша удалился. Д. проверил, закрыт ли портал, и откинулся на спинку кресла. Сейчас придёт секретарь, можно будет улизнуть из конторы. Пока Кинисс не заметила. И опрокинуть на площади рюмочку-другую…

Но секретарь явился вместе с Кинисс. И вновь Д. едва не сорвался. И снова сдержался. Конец лета — предновогодняя пора — отвратительное время.

Менвермориллидд. Имя со множеством толкований. «Тень орла», «сила орла», «владения орла» — это часть имени. Называемая часть.

Едва ли не самое скучное место, подумал Д. Ну ничего, поскучать полезно. Очень некстати прорезается этот его дар. Очень некстати. Да ещё Андариалл… угораздило же. Вот так. А может, я просто завидую?

Остаток дня, подтверждая известный закон, всё валилось из рук.

Я и не знал, что такие места ещё существуют. Менвермориллидд, Владыка-Орёл — или как это переводится? Впечатляющая статуя. Словно живая. Взгляд настолько грозный, что я не вполне понимаю, смогу ли высидеть целые сутки, постоянно испытывая этот взгляд.

Семь постаментов. Шесть — пусты. Центральный, со статуей — самый сохранившийся. На некоторых пустых выцарапаны надписи. Вот так оно и происходит. Куда-то делось целое племя, исчезло таинственным образом, к ужасу мудрецов Академии. И когда — в тот момент, когда с войнами, казалось, покончено навеки!

Словно не было людей, не было целой культуры, долгой и необычной истории. И вот — туристы украшают святилище отвратительными свидетельствами своего визита. Интересно, а сам Орёл ещё жив? Я краем глаза поглядел на статую. Размах крыльев три с лишним метра! И взгляд — живой, несомненно, живой! Но разве так бывает? Чтобы бог продолжал жить, когда все его почитатели исчезли?

Или кем он им приходился? Легендарным предком? Покровителем? Всеми ими сразу? Поди разбери. Легенд об этом островке немало, да только кто ж верит легендам! А исторических свидетельств немного.

Стоят эти семь постаментов на круглой площадке из зеркально отполированного чёрного камня. Ходить по нему неудобно — скользко. Я не сразу понял, что за материал использован : обсидиан! Неплохо… выточить подобное, да ещё и установить — считай, на века! Кроме соседней горы, статуя — наивысшая точка острова. Интересно, не бьют ли в неё молнии?!

Небо — чистое и ясное. И прохладно. Ну, я не зря запасся тёплой одеждой. И ещё одна странность: если и у Камня, и в Доме я, так сказать, кожей ощущал, что эти места исполнены таинственной силы, здесь ощущается только взгляд.

А зайдёшь за святилище — вообще ничего не ощущается. Хотя, возможно, так и должно быть.

Весёлая будет ночка, подумал я. Ведь вокруг меня, если я не ошибаюсь, кладбища. Ну, знаете… Отчего Д. уверен, что святилище — наименее интересное место?! Или сам здесь сиживал?

С него станется.

Я устроился там, где взгляд Орла не жёг кожу так интенсивно, и приготовился сидеть. Долго и упорно. Думаете, легко? Попробуйте сами!

Народ Орла, последние «дикари», упорно сопротивлявшиеся наступающей цивилизации. Вначале всё было просто. Пираты то и дело появлялись у их берегов — ведь в недрах горы рубины только что сами в руки не сыпались. И серебро. Могучая жила уходила вглубь хитро свёрнутой змеёй. Даже десяток-другой веков разработки её (силами аборигенов) не загнал богатые металлом слои чрезмерно глубоко.

С пиратами они сумели справиться. Когда, в седьмом веке до новой эры, целая эскадра взяла остров в осаду, аборигены впервые воззвали к божеству о помощи. Бессильный за пределами островка, на своей земле Орёл всемогущ.

Эскадра сгинула бесследно. Точное место гибели её — любимая цель искателей сокровищ по сей день; на одном из кораблей было несколько тонн серебряных украшений. Пираты сумели высадиться на берег, успели ограбить несколько деревень и меньший храм… и, неожиданно, в панике отступили. Добравшись до кораблей, они отплыли от острова и открыли огонь друг по другу. Налетевшая буря уничтожила последние корабли.

Вот тогда и возник повод для истребления аборигенов — уничтожить чёрный культ. Разумеется, Детям Орла приписывали всякие зверства, обвиняли во всех серьёзных бедах близлежащих «цивилизованных» островов.

Двести лет прошло. Находясь на вершине могущества, империя Лерей едва не добилась того, что тщетно пытались достичь до неё. Все наземные населения были разграблены и сожжены, все обнаруженные аборигены — включая женщин и детей — истреблены на месте.

Но Большое святилище Орла куда-то подевалось, и тщетны были попытки отыскать его.

А затем странные напасти, одна ужаснее другой, начали поражать войско победителей.

В конце концов, они покинули остров. Призраки посещали лагерь победителей; болезни и припадки безумия поражали захватчиков одного за другим. После того, как серьёзно заболел предводитель армии, решимость оставшихся дрогнула.

Оставив позади голый и безжизненный островок, они убрались восвояси.

Но уже через полгода островок вновь был цветущим и обитаемым; племя, хоть и поредевшее, вернулось из подземных укрытий.

И вернулось на место — вершину горы — Большое святилище…

Новая эра настала незаметно для Детей Орла, неизменным оставался образ их жизни.

А четыре сотни лет спустя — всё улетучилось, словно мираж над раскалённым песком. Осталось всё, кроме аборигенов. Подземный Храм по-прежнему не обнаружен, да и охотников искать его не так-то много.

…Клеммен несколько раз покидал зеркальную поверхность площадки — есть и пить прямо здесь же явно неуместно. Да и Менвермориллидд может оскорбиться, а гнев его, если верить легендам, ужасен. В подобных случаях легендам лучше верить.

Святилище, Лето 69, 435 Д., ночь

Я вздрогнул.

Показалось, что задремал. Вокруг была ночь; ясная и прохладная. Дул ветерок, холодно подмигивали звёзды, скупо освещал притихший островок серпик средней луны.

Руки и ноги изрядно затекли. Действительно, умудрился заснуть. Непорядок! Это от спокойствия, конечно. Ведь не полагается ни петь, ни говорить — сидеть и ждать непонятно чего.

Так. В качестве разминки: два круга вокруг святилища.

Взгляд Орла ощущался даже сквозь тьму.

Я бодро обежал площадку и остановился, вглядываясь в темноту.

Ему померещились костры, зажжённые там, внизу, в бухте. Что это?! Что за непрошеные гости осмелились отдыхать на острове?!

Впрочем, меня это не касается.

Я вернулся на площадку и, усевшись на накидку под самым изваянием, время от времени поглядывал в сторону бухты.

Костры! Несомненно, костры.

Посидел, глядя на звёзды, и понял, что если не буду двигаться, то засну — и на этот раз как следует. Вот же напасть… вышел за пределы святилища, несколько раз сел и встал.

Костры куда-то делись.

Были — и нету. А на поверхности океана — никаких судов. Хотя, если лодочка маленькая, её и не разглядишь. Нет, странно… надо будет об этом рассказать.

Он всё-таки заснул. Проснулся, ударившись лбом о зеркало площадки. Тут же вскочил на ноги.

Со всех сторон на постаменты и на изваяние ложились отсветы костров. Костры были огромными — ближайший имел в высоту метров пять, жар от него был едва переносимым. Что происходит? Как всегда, проспал самое интересное?

Кристаллы были «бодры». Превосходно. Клеммен набросил на себя накидку — холодно! И ощутил, что позади него кто-то стоит.

Опустил глаза вниз и заметил отражение чьих-то ног.

Медленно, не совершая резких движений, повернул голову.

Встретился взглядом с парой горящих рубиновых глаз. Главный постамент был пуст, но перед ним стоял, возвышаясь метра на два, огромный птицечеловек.

И вновь — с большим опозданием — отозвались индикаторы. Опасно! Опасно!

Менвермориллидд молча сверлил пришельца взглядом. По его виду было понятно: ему доступны все намерения пришельца, неожиданных действий не получится. Птицечеловек взмахнул крыльями, орлиная голова его чуть наклонилась.

Откуда-то из мощного оперения возникли две руки — похожие на человеческие. Пальцы рук производили впечатление: оканчивались серповидными когтями.

— Месть, — прозвучало голове Клеммена, в тот же миг клюв божества приоткрылся и вновь захлопнулся.

— Ч-что? — язык с трудом повиновался.

Орёл молча указал рукой-лапой себе за спину. От него пахло не перьями… не птицей. Огнём пахло от возвышавшейся фигуры. Грозой. И кровью.

— Месть, — слова загорались, нестерпимо яркие, пышущие жаром кипящего железа. — Я не могу покинуть свои владения, но месть моя не закончена. Ты пришёл, чтобы помочь мне?

Клеммен смотрел в яркие глаза и не знал, что делать. Протянуть руку к карману, коснуться «ключа» и испариться? Но успею ли?

— Не успеешь, — насмешливо громыхнуло под сводами черепа.

Он прав. К тому же… это бегство.

— Я не могу, — ответил Клеммен в конце концов. — Месть — не моё ремесло.

Менвермориллидд сделал шаг вперёд. Клеммен попятился. И ощутил, что некая сила — мягкая, но неодолимая — мешает сойти с площадки.

— Я могу дать тебе всё, о чём ты мечтаешь, — ответил Орёл неожиданно. — Менвермориллидд всегда выполняет обещания. Помоги мне… я должен выйти за пределы этой земли.

Ой, как не хочется полагаться на его честное слово! Милость богов всегда имеет оборотную сторону.

Как бы обе стороны не привели к преждевременной смерти…

— Смотри, — Орёл неожиданно отступил, слегка уменьшаясь в размерах. — Я покажу тебе. Я умею ждать. Помоги мне, смертный, — и выбери награду сам.

Перед глазами Клеммена возник образ Андариалл, протягивающей к нему руки. Андариалл, жаждущей прикосновения его, Клеммена, руки…

— Таэркуад! — воскликнул Клеммен неожиданно, видение сгинуло. — Я не стану осквернять запретное, Менвермориллидд! Я не стану помогать, если…

Пусто.

Изваяние восседает на колонне, как и прежде.

Ничего не было?

Никаких костров? Разговора, видения?

Только… что это за маленьких пёрышки, повсюду, под ногами?!

Не бери, посоветовал внутренний голос. Не становись в зависимость… если он веками мечтает о какой-то мести, он пойдёт на всё, чтобы вынудить тебя помочь.

Ерунда. Это просто «трофеи». Я ни на что не соглашался.

Стараясь не дышать, Клеммен достал пинцет, непроницаемый для магических воздействий пакетик, и сложил пять пёрышек внутрь. Остальные… подул ветер, и перья, одно за одним, взвились в воздух, исчезли

Должно быть безопасно. Хотя кто знает… в любом случае, за пределами острова его власть оканчивается. Кристаллы по-прежнему вели запись. Ох, порадуется Д., если на килиане окажется птицечеловек! Не каждый день увидишь подобное…

Больше Клеммена в сон не клонило. Он всё же вышел за пределы святилища, чтобы хлебнуть горячего чая — из термоса. Всё, что туда наливали, хранилось месяцами, не остывая, не теряя качеств.

…Тёмные фигуры словно выросли из-под земли; в руке каждой из них было копьё. Наконечники копий сияли солнечным огнём. Реакция у Клеммена была отменной: выбросив прочь чашку, он отпрыгнул в сторону. В тот же миг рядом раздался чей-то захлёбывающийся крик.

Солдат, пронзённый сразу тремя копьями. Клеммен побледнел… это наяву, это не сон! Звуки, запахи, ощущение битвы — хорошо хоть, его самого пока не замечают! Вокруг шла битва — вернее сказать, резня. Островитяне, Воины Орла, таинственным образом исчезали в ночи, чтобы появиться прямо перед новой жертвой. Лишь вдалеке, ближе к морю, всё шло не так гладко — там участь солдат Лерея не была столь очевидна.

Рядом с ногой Клеммена в землю вонзилось копьё. Выхватив его, юноша стремглав кинулся на площадку; едва не упал, поскользнувшись.

Ему показалось, что он слышит приглушённый смешок.

И… ночной бой прекратился. Вновь тишина, мирный пейзаж. Никаких тел. Никакой бойни.

Но копьё, лежащее перед ним, на тусклой зеркальной поверхности.

Брызги крови на штанах.

Так что же это — на самом деле?!

Несколько раз Клеммен поднимал взгляд на изваяние и опускал вновь. Какой же мощью должен обладать бог, чтобы творить подобное, когда почитателей его не осталось?!

Он отодвинул копьё подальше, устало уселся, потирая ушибленную лодыжку.

Но отдыха так и не получилось.

К утру Клеммен был совершенно измотан. Каждые десять-пятнадцать минут вокруг святилища оживали сцены кровавого прошлого острова. Вдобавок выяснилось, что его, Клеммена, прекрасно видят. Если только он не скрывается на отполированной обсидиановой поверхности. И то — сам он и оставался невидим, но стрелы и копья могли его поразить.

Бог умел быть весьма настойчив.

Термос остался где-то снаружи; и к утру стало ясно, что отыскать его уже не удастся.

А в коллекции Клеммена появилось: три стрелы (одна, похоже, отравленная), два метательных копья, один прекрасной работы кинжал, множество дырок и пятен крови на одежде и немало ссадин и ушибов.

Едва взошло солнце, Клеммен услышал явственный голос:

«До встречи, смертный…»

Клеммен дал бы очень много, лишь бы эта встреча более не состоялась.

9. Сделка

Венллен, Лето 70, 435 Д., рано утром

— Ясно, — Д. с сочувствием посмотрел на Клеммена, равномерно перемазанного сажей, пеплом и кровью. — Оставь «трофеи»… да ступай отсыпаться. Молодец.

— Нет-нет! — воскликнул он испуганно, когда пакетик с пятью пёрышками лёг на стол. — Это, друг мой, спрячь. И верни на остров, если получится. Я бы на твоём месте к ним никогда не прикасался. С богами шутки плохи. Так легко позволить себя перехитрить…

Клеммен поморгал и, пожав плечами, спрятал пакетик.

— Когда следующий раз? — спросил он слегка заплетающимся языком.

Д. поднял удивлённый взгляд.

— Через десять дней. Нет-нет… никаких разговоров. Сейчас же отдыхать. Потом, всё потом.

И небрежным движением руки открыл портал.

Сил хватило только на то, чтобы ополоснуть лицо. Никогда ещё Клеммен так не радовался при виде кровати. Каждый следующий раз тяжелее предыдущего, успел он подумать вяло. Слаб я для таких поручений.

Ничто не напоминало о ярком солнце снаружи. Внутри царила благословенная тьма и покой.

Как следует выспаться не удалось. Спустя всего лишь пять часов Клеммену приснилась одна из кровавых сцен, свидетелем которой он был минувшей ночью, и всё — отдых закончился. Остаток дня ненгор ощущал себя дряхлым стариком.

Что поделать. Издержки профессии.

Венллен, Лето 71, 435 Д., рано утром

— Можешь не огорчаться, — посоветовал Д., когда они убедились, что на всех трёх кристаллах нет и следа записи. — Обычное дело. Ещё никому не удавалось запечатлеть его. Старик с характером. — Д. бросил взгляд на стол, на котором были разложены трофеи. — А вот это кое-что. Можешь гордиться. За последние шестьдесят лет только тебе удалось вернуться с трофеями. Кстати, знаешь, кому это удалось в предыдущий раз?

— Кому?

— Мне, — Д. лучезарно улыбнулся. — Ну ладно. Садись, запиши впечатления.

— Какие там впечатления, — хмуро ответил Клеммен, его передёрнуло. — Сплошная кровь. Каждые несколько минут. Я думал, с ума сойду.

— Всё равно запиши, — Д. вручил самопишущее перо, Клеммен со вздохом подчинился. — Да, кстати — завтра Новый Год, не забыл? Мы тут собрались отметить его, небольшой дружной компанией. Присоединишься?

— Если не слишком поздно, — ответил Клеммен. У него были другие планы. Впрочем… почему бы и нет? Новогодний праздник в Хоунанте проходит очень интересно.

— Нет, не очень, — пообещал Д. — Мы давненько не собирались — то война, то другие напасти. Искренне надеюсь, что Новый Год пройдёт весело.

Клеммен уклончиво пообещал прийти, на том беседа и завершилась.

А я-то думал — чего это горожане суетятся? — подумал Клеммен, в отличном настроении двигаясь по улице. Да ведь праздник! Что-что, а Новый Год здесь отмечают на всю катушку. Одних только Храмовых торжеств не менее пяти, все эффектные, незабываемые. По слухам, в Новый Год и Воин, и Хранительница являются во плоти — увидеть бы хоть раз!

Что, не успел насмотреться на богов? — ехидно поинтересовался внутренний голос. Откуда этот голос? Или это тоже — проявление чего-то там внутреннего? Если так, то скоро меня будут звать Клеммен-сумасшедший и пугать мной ребятишек.

Внутренний голос тут же умолк.

Интересно, успею до завтра отыскать заготовку из дерева получше? Похоже, я знаю, что подарить Андари. Новогодний подарок — единственный вид подношения (не считая тех, что приносят к смертному одру), на который не распространяется ни один таэркуад . Надо этим воспользоваться.

Может, просто зайти в монастырь да попросить у Чёрточки? Но там можно ненароком повстречаться с самой Андари.

В Парке Времени добывать — тоже нехорошо. В священной роще ещё опаснее. Прямо хоть хватайся за первую попавшуюся деревяшку! Впрочем… есть в Академии один человек, который может помочь. Древесину там, понятно, вовсе не для скульптур заготавливает, но если как следует попросить…

Что-то ткнулось в бок острым углом.

Тетрадь.

Клеммен едва рот не разинул от изумления. Это что же — так с ней и путешествовал всё это время? Совсем с ума сошёл! С другой стороны, из дому только что вышел, возвращаться неохота. Ладно. Он переложил тетрадь в более просторный внутренний карман, хорошенько его застегнул. Вот тоже проблема — где её хранить? Или уж сдать Д., да и дело с концом?

Ну уж нет. А насчёт дерева… начну с Академии.

Построив планы на ближайшее будущее, Клеммен пришёл в благодушное состояние духа. И направился прямиком к ближайшей закусочной — в Академии кормят хорошо, но пока ещё до столовой доберёшься…

Академия, остров Тишартц, Лето 71, 435 Д., после обеда

Клеммен задумался и ошибся дверью. Но незаметно улизнуть не получилось.

Человек поднял голову, посмотрел на вошедшего.

— А, Клеммен! — улыбнулся он. Вот незадача, подумал юноша, стараясь не выдать своих чувств. Пальер Тенверийский, по прозвищу Шкаф, во многом оправдывал прозвище. Во-первых, сложением. Во-вторых, он распоряжался крупнейшим архивом сведений, не подлежащей широкой огласке. Допуск у него выше, чем даже у Д. Заодно Шкаф страшно словоохотлив и очень обижается, если его перебивают посреди фразы.

— Как раз перебирал твоё досье, — Пальер указал на стол, посреди которого лежала обширная папка. Клеммен машинально протянул к ней руку, но Шкаф с хитрой улыбкой остановил её на полпути.

— Нет, приятель, — пояснил он. — Ты же знаешь. Своё досье читать не дозволяется никому.

— Тебя это тоже касается? — изумился Клеммен. Волею случая родственники Шкафа — родом из Веннелера; можно было либо радоваться, либо огорчаться, но «свой» человек в архивах у Клеммена имеется. И довольно надёжный. Несмотря на обманчивую простоватую внешность, Шкаф весьма умён. Во всех смыслах.

— Ну, с этим легко, — Шкаф указал на окошко в стене, забранное стальной крышкой. — Знаешь, что делают в таких случаях? Просят надёжного приятеля его… полистать. Это не возбраняется, — и громогласно расхохотался.

Пришлось улыбнуться. С чувством юмора у Шкафа, как всегда…

— Да, ты, наверное, по делу? — встрепенулся Пальер. — А я тебя тут отвлекаю…

Невероятно! Шкаф вспомнил, что у других тоже могут быть дела! Надо этим пользоваться, да побыстрее.

— Да, — Клеммен лихорадочно пытался что-нибудь придумать. Осенило его неожиданно. — Мне нужны досье всех, кто обучался у Д. У моего начальника.

— Вот как! — Шкаф отвык удивляться, чему бы то ни было. — Так-так-так… Список большой, развлечения тебе надолго. Приложи-ка сюда руку… всё, спасибо. Знаешь, сколько у него учеников было?

— Сколько? — на слово «было» Клеммен решил пока внимания не обращать.

— Сорок девять. Включая нас с тобой. Я его, как видишь, разочаровал — ушёл сюда, с бумажками возиться. А ты уйти на покой ещё не думаешь? Не надоел тебе наш папочка?

— Иногда думаю, — Клеммен помедлил, и сообщил — в общих чертах — итог своего визита к Менвермориллидду. Так или иначе, Шкаф всё равно узнает: у него, как и у Клеммена, прекрасная память. А материалы по всем делам Шкаф обязан просмотреть перед сдачей в архив Можно себе представить, как выглядела проверка его на… лояльность. По слухам, без специальной защиты и охраны Шкаф почти никогда не покидает Академии.

— Здорово, — вынес вердикт Шкаф, слушавший рассказ с неподдельным интересом. — Тебе бы книги писать. Рассказываешь — заслушаться можно. Ага, вот твой заказ, — он протянул Клеммену коробочку с кристаллами. — Одноразовые. После прочтения разрушаются, ну в общем, как обычно. Новый Год где встречаешь?

— Д. меня приглашает, — начал было Клеммен и понял, что цель достигнута. Шкаф скис. Он не очень любил Д. Видно, сильно они не поладили, ведь Д., насколько мне известно, человек вовсе не злопамятный.

Хотя, что я, в сущности, о нём знаю?

Кстати… Шкаф ведь тоже «повторно родился»! Отметим. Многовато собирается совпадений.

— Ну, счастливого праздника, — Клеммен обменялся со Шкафом рукопожатием и поспешил в коридор.

На этот раз не следует торопиться, открывая дверь. Вот она, мастерская. Точно она? Точно.

Бруски дерева удалось получить без затруднений, и Клеммен решил ещё раз поговорить с Тенгавером.

Странно, подумал ненгор, в который раз обходя пустынные коридоры. Я же именно здесь заходил к декану! Что у него, скрытая дверь? Чтоб студенты не донимали?

Вот она, лестница, вон окно. Всё на месте, кроме двери. Где-то здесь была справочная… сейчас узнаю, куда он делся.

Тут он почувствовал взгляд.

Поднял голову. У дальнего конца коридора стояла та самая женщина, что беседовала с девушками-близнецами. Что интересно, в той же самой одежде. Что, постоянно в разъездах?

Интересно — может быть, она знает?

— Здравствуйте! — объявил Клеммен громко, направляясь в её сторону. — Извините, не могли бы вы…

Куда она исчезла?

Бегом пробежал остаток коридора. Приоткрыта дверь в другой коридор — в соседний корпус. Вот невезение! Перед праздниками все разъехались.

Скрипнула дверь в дальнем конце коридора.

Проклятье, выругался Клеммен, побежал в ту сторону.

Похоже, незнакомка играет с ним в прятки.

Во-о-он тот проход — за приоткрытой дверью. Не оттуда ли послышались шаги?

Коридор, и ещё один, и ещё. Кто ж так строит?! Тут путеводитель нужен, а не…

Клеммен резко остановился, емусразу же стало не до смеха.

Короткий коридор, начинавшийся под лестничным пролётом, заканчивался тупиком. Впрочем, нет.

Заканчивался ничем .

Чернотой, из глубин которой не было видно ни единого лучика света.

И тихо… здание будто вымерло… Ничего себе шуточки! Клеммен вспотел от напряжения мысли. Сообщить Д.? Что за загадочные порталы… прямо в Академии, без предупредительных надписей! И вообще — кто она такая, эта женщина?

«Вас используют, как наживку»…

Ну нет, подумал Клеммен, начиная медленно пятиться. Руку всё время держал на «ключе». В случае чего — его и след простыл.

«Наживку иногда съедают»…

Отступил ещё на пару шагов, и провал со звонким щелчком схлопнулся. Образовался тупик, как и положено.

Клеммен поднёс было ко рту переговорное устройство, как вдруг задумался. Ведь придётся объяснять, зачем потребовалась в такое время Академия, что он выспрашивал у Шкафа.

В сердцах Клеммен стукнул кулаками по тому месту, где был портал.

Ладно. Сообщить сообщу, но местной охране. Шёл, дескать, вижу — дыра… ну и так далее. Чтоб совесть была чиста.

Ведь я шёл сюда за деревянными брусками? Так я их получил. Всё остальное не считается. А кристаллы — посмотрю, когда и если будет время. Кристаллы должны «прожить» две недели.

До ближайшего поста охраны путь оказался неблизким…

Парк Времени, Лето 71, 435 Д., ближе к вечеру

Д. прав — лучше места для уединения не найти. Правда, тут же заявилась белка, обследовала все карманы и осталась недовольна размером подношения. Долго суетилась у дерева, то забиралась на него, то оглядывалась на человека и вновь слезала. Подумаешь, дупло. Вряд ли это её дом — в такое дупло впору на повозке въезжать. Или там у неё тайник?

Прячь, прячь, я не смотрю.

Что у нас есть?.. Два ясеневых, два из лиственницы. Один из дуба. Все небольшие. Да и мастер не очень-то жалеет их: девять десятых уходит в брак. Вырезать амулеты или там магические палочки — занятие тонкое, с непредсказуемым результатом.

Пока я соображал, что бы такое вырезать, белка ещё несколько раз взбиралась на дерево с дуплом. В конце концов стало понятно: когда же этот тугодум подойдёт сюда!

Пришлось подойти.

Белка исчезла в дупле, долго чем-то там шуршала.

Высунула голову наружу. В зубах у неё был зажат кусок коры. Хороший кусок, с мою ладонь величиной. Заметив, что я стою прямо под дуплом, она выронила кусок изо рта. И лихой спиралью спустилась вниз. Умчалась, не оглядываясь. Будто я гнался за ней.

Я осмотрел «подарок». Плотная кора, как заготовка — не пойдёт. И подозрительно хорошо сохранилась. А, ну конечно…

Как я сразу не понял!

«Нос», который чуял всё магическое — внешне походит на крохотный ножик для конвертов. Стоило поднести его к куску коры, и слабо заметное свечение индикатора быстро померкло.

Я отвёл «нос» подальше.

Спустя полминуты свечение восстановилось. Сиарх! Кто принёс кору сюда, в это дупло? В отличие от древесины каменного дуба, кора его поразительно легка, хотя не менее прочна. Не знаю, что понимают звери и птицы в магии, но привычка сиархов раз в восемнадцать лет полностью сбрасывать кору снабжает самых смышлёных прекрасным изоляционным материалом. А здешние белки вовсю грызут так называемые королевские орехи, которые не всякий человек расколет одним ударом молотка. Такими зубами и сиарх можно разгрызть.

Ну, спасибо… за новогодний подарок! Нет, определённо надо будет сюда вернуться, отблагодарить её. Подарков «для души» грызунам никто не делает (я лично в этом смысла не вижу), а вот толк в угощении понимают все.

Долго я сидел у ручья, но так ничего и не придумал. Ничего страшного. Пусть это будет экспромт, если вообще что-то будет. Я положил белкин подарок вместе с заготовками, на прощание выпил воды из ручья.

Ужасно заломило зубы — и летом, и зимой этот ручей не замерзает, оставаясь неизменно ледяным.

Аннвеланд, Лето 71, 435 Д., вечер

Клеммен стоял у зеркала, озабоченно поглядывая на ссадины. Не украшают, точно. До завтрашнего вечера не заживут. А к магии прибегать неохота.

Когда он в сотый раз потрогал непрестанно чесавшееся место чуть правее губы, отражение в зеркале подмигнуло ему.

Юношу немедленно бросило в жар.

Первый рефлекс сработал безукоризненно. Клеммен включил — усилием мысли — «напарника», специальный кристалл. Который, в отличие от традиционных килианов , умел записывать ощущения. И только ощущения. Ресурс у него был ограниченным, менять его было занятием болезненным — «напарник» полагалось вживлять под кожу — но именно благодаря «напарнику» большинство внезапно погибших агентов Бюро смогли быстро и безошибочно вернуть отыскать и вернуть к жизни. Или, по крайней мере, не дать соскользнуть туда, где царствует Владыка Нежити.

Впрочем, «напарник», скорее всего, включился бы и сам — от сильной боли, например.

Отражение ещё раз подмигнуло и, оглянувшись, подтащило поближе к зеркалу отражение кресла. И удобно устроилось там. На всё это Клеммен глядел, оцепенев. Затем сковывавший его лёд растаял, он привычно потянулся в карман — за «безделушками».

— Не суетись, ничего не обнаружишь, — послышалось откуда-то прямо перед ним. До ненгора не сразу дошло, что звук раздаётся из того места, где, если бы отражение было обычным отражением, находился бы он сам.

Или наоборот?

— Незачем, — слышать собственный голос было не очень приятно. — Есть очень серьёзный разговор. Можешь не беспокоиться, никто об этом не узнает.

— Кто вы?

Отражение расхохоталось.

— Приглядись внимательнее, ненгор .

Последнее слово было произнесено с издевательскими нотками.

— Что вам нужно? — спросил Клеммен, в конце концов.

— Люблю правильные вопросы, — одобрило отражение и согнало с лица усмешку. — Тетрадь, мой дорогой друг. Всего лишь тетрадь.

— А взамен?

— Взамен? Ну, для начала, жизнь.

Клеммен нашёл в себе достаточно самообладания, чтобы презрительно усмехнуться. На самом деле он перепугался так, как не пугался уже очень, очень давно — с того момента, как двое грабителей с оружием встретили его в переулке, рядом с банком.

— Я же не имею в виду твою жизнь… — лениво протянул двойник. — Ты и так умер, хотя ещё узнаешь, что такое настоящая смерть. Поговорим о жизни кого-нибудь другого… угадай, о чьей?

Нет! — крикнул внутри внутренний голос. Не думай о ней! Не вспоминай её имя!

Поздно.

— Андари? — спросил Клеммен одними губами, почувствовал, что из середины живота начинает распространяться непереносимый холод.

Двойник широко улыбнулся.

— Тебе есть, что терять. Значит, долго уговаривать не придётся. Надеюсь, не потребуется… устранять ещё кого-нибудь, для демонстрации?

— Что же это за тетрадь такая? — Клеммен искал любой повод, чтобы отсрочить очевидный приказ с той стороны.

— Нужно ли тебе знать? — скривилось отражение. — Ты и так отдашь её. Смотри, не вырони. Тетрадь старая, ветхая. Давай её сюда. — Двойник поднялся, подошёл к стеклу вплотную, протянул руку.

— Что значит — «сюда»? — Клеммен отступил на шаг.

— То и значит, — отражение нахмурилось. — Не играй со мной, красавчик… — отражение положило пальцы на заживающую ссадину и тут же это место пронзила острая боль. Клеммен вскрикнул, схватившись за щёку; отражение, усмехаясь, надавило ногтями посильнее.

Так больно не было ещё никогда.

Клеммен отнял окровавленную ладонь от щеки и убедился, что не может ни говорить, ни кричать.

— Давай, быстро, — двойник холодно смотрел на него. В отличие от Клеммена, с лицом у двойника всё было в порядке. — Иначе твоей подруге станет очень нехорошо. Прямо сейчас.

Рука сама собой полезла внутрь, в карман, где хранилась тетрадь.

По пути запястье коснулось цепочки, на которой висел треугольник.

В голове Клеммена словно потревожили огромный пчелиный рой. Клеммен ощутил вибрацию и сильный жар; и то, и другое исходило из треугольника. Амулет сам собой повернулся, деревянной стороной вниз.

Очередная угроза застряла у отражения в горле.

Двойник неподвижно застыл.

Страх, вязкими потоками прижимавший Клеммена к земле, схлынул. И… отражения не стало.

Вернее, осталось — обычное. Его собственное, — со щекой, разодранной едва ли не до кости, с вылезающими из орбит глазами, в которых читались боль и ужас.

Кресло стояло на прежнем месте.

Послышался треск, уголок зеркала откололся; трещины пошли по поверхности зеркала.

Несколько раз Клеммен подносил к губам переговорное устройство, но всякий раз напрочь забывал, о чём хотел сообщить.

Отражение не шутило — сообщить кому-нибудь ещё непросто.

Пришлось прибегнуть к заживляющему эликсиру — боль была едва переносима. В довершение всего исчерпал свой ресурс и отключился «напарник». Он умел извещать об этом единственным образом: вызывая ощущение лёгкого жжения в том месте, где внедрён.

Ну уж нет. Новый «напарник» Клеммен поставит после праздника. Потом. Всё потом. Подумаешь, очередное нарушение инструкции… интуиция подсказывала, что взыскания от Кинисс — наименьшее из неприятностей, что подобрались совсем близко. Влип с этой тетрадью. Спрятать её, срочно. Но где?

Треугольник перестал быть тяжёлым, остыл; перестал вибрировать. Нисколько не возражал против того, чтобы его повернули вниз золотой стороной.

Оставаться до наступления темноты в этой комнате Клеммену не хотелось, он решил отправиться куда-нибудь. Скажем, в Венллен. Посмотреть на подготовку к праздникам, а заодно и узнать, не случилось ли чего-нибудь с…

Медальон едва заметно шевельнулся.

Нет, не случилось, подумал он. С уверенностью.

Из дому он почти выбежал — так, словно все привидения мира гнались по пятам.

Венллен, Лето 71, 435 Д., около полуночи

— Клеммен! Вот не ожидал! Ну ты даёшь! Слушай, а ты неплохо зарабатываешь!

Я вздрогнул, услышав эти слова. Айгес. Тот самый, вместе с которым я «работал» у Буарта. Проклятие, он узнал меня! Тоже мне, «смена облика», «смена облика»!

Губы сами собой сложились в подобающую улыбку. Хорошо, что я не в форменной кожаной одежде, и не в парадной. Шуму было бы куда больше.

— С тебя два пива! — довольно ухмыльнулся Айгес, без приглашения усаживаясь напротив. Отвык я от подобной компании, точно. А теперь надо очень быстро вспомнить былые привычки. И так уже ползаведения на нас косится.

— Это ещё за что? — спрашиваю с подозрением.

— Как был скрягой, так и остался, — лёгкое презрение тронуло его губы. А я-то, наивный, собирался о чём-нибудь приятном подумать, одиночеством насладиться…

— Ладно уж, — я подозвал официанта, Айгес одобрительно хлопнул меня по плечу.

— Вижу, уговорил-таки своего дядюшку… — он критически осмотрел меня. — И неплохо уговорил. Чем занимаешься-то?

— Так, — я повертел пальцами в воздухе, изобразил, как мог, страдальческую гримасу. Предварительно оглянувшись. — Приходится разъезжать… словом, по торговой части.

— То-то я вижу — нарядился, словно ольт. Неужели, думаю, нынче мода такая.

Очень надеюсь, что на лице у меня ничего не отразилось. И ведь не спровадишь его, не привлекая внимания! Не скажешь «извините, мол, вы обознались»! Провалиться ему…

— Как ты меня узнал? — пора брать инициативу в свои руки. — Где обретаешься? По прежнему у старика Буарта?

— Ну уж нет, — протянул он пренебрежительно. — Я теперь с караванами хожу. Охранником. — По его лицу было отчётливо видно, насколько велика пропасть, разделяющая охранников и каких-то там рассыльных… — Вот, вчера возвратился. Как раз к Новому Году. Кстати, не желаешь составить компанию?

О боги, сохраните и помилуйте!

— Не могу, — я развёл руками. — Сам понимаешь. С дядей и всей его весёлой семейкой. — Произнося эту ложь, я вспомнил Д., и стало так смешно, что только огромными усилиями удалось не разразиться истерическим хохотом.

— Понимаю, — кивнул он, отхлебнул из своей кружки. — Ну, заходи после. Живу я там же, да и старых приятелей забывать не стоит, верно?

Неужели он собирается уходить? Какое счастье, подумал я опрометчиво.

— Верно, — говорю. — Как только выберется денёк… мы часто через Венллен проходим.

— Вот и славно! — улыбается он и, не обращая внимания на выражение моих глаз, заказывает ещё пива. Ну да, за чужой счёт пьёт всякий… У Айгеса на это особый нюх. Так. Срочно нужен повод, чтобы уйти отсюда. Как только он выпьет три кружки, язык у него развяжется окончательно.

Я уже начал воспринимать его реплики, как туман, как просто часть окружающего пространства — не переставая, конечно, вразумительно и со смыслом отвечать. И тут он неожиданно наклонился поближе и многозначительно подмигнул.

— Давно хотел тебя спросить… Как тебе удалось?

Первые несколько мгновений я совершенно искренне ничего не понимал. Затем взглянул ему в глаза и понял всё.

Спустя мгновение я мысленно считал до десяти — сдерживался, чтобы не схватить его за горло и не свернуть шею. Или перерезать ему горло обломком кружки. Или воткнуть лежащий на столе нож ему в грудь.

Ярость схлынула почти моментально, оставив совершенно неожиданное для меня самого чувство. Неловкость, смешанную со снисходительностью. Как если бы ребёнок в присутствии посторонних задал мне неприличный вопрос. Осознавая, что подобного делать не положено.

— Не понимаю, о ком ты, — произнёс я, не отводя взгляда.

— Да ладно, — он отодвинулся и рассмеялся. Тут я понял, что в кулаке по-прежнему сжимаю вилку. Неторопливо разжал пальцы. Погнутая вилка упала на пол, но в гаме и шуме никто этого не заметил. — Тейпес, извозчик, два раза видел, как ты заходил к ней в дом. Мы ему не поверили — он мне теперь ящик киншиарского должен! Серьёзно, Клеммен, как тебе удалось?

— Не понимаю, — в конце концов, мне удалось совладать с мимикой. — Я у многих бывал дома. Как и ты, кстати.

— Да брось, — презрительно откинулся он на спинку стула. — Не хочешь говорить — не говори. Я что, не понимаю? Всё понимаю. Только дураком меня считать не надо, хорошо? У тебя же всё на роже написано, ты притворяться в жизни не умел, — и он расхохотался вновь.

К его (и отчасти своему) изумлению я тоже рассмеялся.

— Да, — согласился я. — Не умею, это точно. Но подробностей не будет.

— И не надо, — улыбочка вновь коснулась его губ. — Главное я уже понял.

Хорошо, что я не взглянул в этот момент в его глаза. Тогда бы, наверное, точно не сдержался. И Новый Год я встретил бы очень, очень невесело. Но Айгес неожиданно глянул на часы и куда-то заспешил.

— Прости, старина, — он хлопнул меня по спине. — Ребята ждут. В общем, не теряйся, удачи! — он подмигнул (я этого не видел, но ощутил), и скрылся в толпе на площади.

Мне показалось, что я извалялся в помойной яме — было странно, отчего проходящие мимо не отворачиваются, зажав нос.

Вечер был испорчен. Я хмуро глядел на закапанную пивом скатерть (аккуратностью Айгес никогда не отличался) и понял, что надо уходить.

Но куда?

Пройти мимо её дома?

Не стоит. Раз за мной так откровенно следили, то не преминут продолжить сие увлекательное занятие — вдруг удастся что-нибудь подсмотреть! Я начинал понимать, отчего Правитель смотрел на меня таким странным образом — там, на приёме. Я закрыл лицо ладонями. Проклятая работа! И эта «новая личность»! Что за «маскировка» такая, если её так легко раскрыть! И ведь кому удалось раскрыть — хуже не придумать!

Эта мысль замерла у меня в голове.

Действительно, подумал я — вернее, произнёс некий рассудительный и спокойный голос в голове. Почему бы не предположить, что твою маскировку раскрыли преднамеренно?

Но кто?

Вряд ли Бюро. Для своих прежних друзей я мёртв… постойте-ка… Зря я отпустил его так быстро!

Но бежать теперь за ним, а тем более вламываться к нему домой я не стану.

Одного раза более чем достаточно.

Я расплатился и направился к южному Храму — самому древнему. Там уже горели праздничные свечи — ярко освещая и сам Храм, и окружающую площадь. Ярко горят — словно само солнце; и ни ветер, ни дождь им не страшны. Если считаете, что боги утратили силу — приходите, убедитесь в обратном!

Я не сомневался, что боги сильны, но всё равно пошёл. Уж очень там красиво.

Аннвеланд, Лето 72, 435 Д., рано утром

Некоторое время он ещё опасливо косился на зеркало, а на ночь даже повесил поверх какую-то тряпку — но предосторожности были уже ни к чему. Зеркало годится для колдовских целей, только пока цело. Теперь же оно не могло служить ни оружием, ни средством подсматривать.

А средств таких у непонятных противников, видимо, более чем достаточно. Ведь отражение сказало «мы». Хотя мало ли кто что скажет.

О ране на щеке напоминало слабое жжение — магия магией, а зарастающие ткани всё равно дают о себе знать. Клеммен несколько раз прикоснулся к щеке с опаской… нет, всё в порядке.

Так-так… Клеммен возбуждённо заходил взад-вперёд. Что ещё сказал двойник? «Смотри, не вырони». Извлёк тетрадь. Вспомнил, что было, когда попытался развернуть ткань, в которую та была спрятана. Тетрадь метнулась в сторону, словно ожила; поймать её оказалось нелегко. Как и удержать: на какой-то миг она была скользкой, словно лягушка — не ухватиться!

А теперь?

Вроде бы «спокойна». Ну и хорошо… бросать её на пол не стану. Клеммен открыл страницу наугад.

Ynvearid … Ylvemaorag … Yparynha … Yervedas … смотри-ка — все слова начинаются на «Y»! Как забавно! Тут в дверь постучали, Клеммен едва не выронил тетрадь.

Стук повторился. Кого принесло в такую рань?

Никого. Но на пороге стояла крохотная корзинка, а в ней — три цветка. Не надо быть всезнающим, чтобы понять, что цветы взяты с одной из священных полян, неподалёку.

— Спасибо! — громко поблагодарил Клеммен, бережно поднимая корзинку. Цветы напоминают розу… дикую розу, шиповник. Ту, у которой никогда не удаётся сосчитать лепестки. Три цветка — на счастье. И после этого говорят, что ольты презирают людей? Здесь, кроме Клеммена, Людей нет.

Он долго думал, пока не вспомнил, что стоит голый по пояс. А ветерок весьма прохладен.

Едва он внёс корзинку в дом, как весь воздух внутри исполнился свежестью. И прохладой. Клеммен произнёс, запинаясь, несколько строк из благодарственного гимна Хранительнице Лесов — как не произнести! Поставил подарок на почётное место, справа от входной двери, на специальное возвышение. Вот и дом украсил. Жаль только, что ответный подарок делать некому. Точнее — неизвестно, кому!

А имеет ли значение, кому?

Клеммену стало немного стыдно. Нет, не имеет! В подарок годится всё, что угодно. Сейчас что-нибудь выберу из своих работ — неважно что, важно, что своими руками сделано.

К тому моменту, когда уже можно было отправляться в Хоунант, Клеммен чувствовал себя просто великолепно. Очень кстати. Есть такая примета — как встретишь полдень Нового Года, так год и пройдёт.

Полдень прошёл безукоризненно. Хватило времени убраться в доме, поскольку после праздника ещё три дня не полагается этим заниматься. Странный обычай…

Проходя мимо одного из соседних домов, Клеммен поставил на ступеньку одну из первых своих работ — названия ей так и не придумал; изображалась там человеческая фигура, стоящая у обрыва. Постучал, услышал приближающиеся шаги, поторопился прочь.

Улыбаясь.

Монастырь Хоунант, Лето 72, 435 Д., полдень

— Удачи и счастья в Новом Году, — приветствовал меня Чёрточка, он же У-Цзин, вручая тонкую веточку ольхи — с тремя листиками на ней. Как интересно. Три цветка, три листочка.

— Благодарю, достопочтенный, — я поклонился в ответ. — Удачи и процветания в Новом Году.

Д. само собой, был уже внутри; глаза его блестели слишком сильно для трезвого человека.

— У нас, как всегда, дискуссия о судьбах мира, — пояснил он. — Присоединяйся. У-Цзин утверждает, что Наблюдатели вообще и Бюро в частности стали архаичными.

— Я выразился не так — один момент, — монах извинился: по тропинке к нему поднимались старейшины из деревни и некоторое время мы с Д. стояли одни. Вскоре настоятель вернулся.

— Я сказал, что вам стало везти и всё стало удаваться — а это очень печальный признак. Пора выяснить, отчего так везёт.

— Странно, — удивился я, вполне искренне. — Что плохого в том, что всё удаётся? Меньше болезней, меньше преступлений — все довольны.

— Это я знаю, — монах кивнул. — Все довольны. Однако с вершины все пути ведут только вниз, и об этом забывать не стоит. Знающие люди вовремя меняют стратегию и тактику. А вы не меняете.

— А-а-а, знаю, — Д. поморщился. — Это он меня со своим родственником, Унэном, сравнивает. Дескать, вот он-то был мастер напасти обезвреживать. Однако я слышал и другие мнения — что Унэн сам — одна большая напасть.

— Да, характер у него трудный, — согласился монах с подозрительной лёгкостью. «Трудный», подумал я. А не «был трудный». Д. постоянно говорит о прежнем настоятеле в прошедшем времени, а Чёрточка — только в настоящем. Интересно. Ушёл на покой, говорит У-Цзин. Что-то мне не верится, что такой мог уйти на покой.

— Ладно, не будем ссориться. Ты собирался потрясти нас каким-то редким блюдом? — монах снял с носа очки. — Предупреждаю, мяса тут не держат.

— Сойдут и овощи, — согласился мой наставник. — С мясом оно, конечно, правильнее… Унэн, говорят, обожал всё острое. Расскажешь потом ему о моих талантах. Где тут у вас кухня?

И удалился в указанном направлении.

— Он начинал подмастерьем, — пояснил Чёрточка. — Ты об этом не знал? У него бурная жизнь, очень бурная. — Он явно имел в виду Д.

— Он иногда делился историями, — киваю, — но думаю, большую часть он выдумал. Разве можно пережить столько приключений!

— Можно, — кивнул монах. — Через два часа начнутся торжества в Храме Триады, — он указал кивком на башенку, видную отовсюду внутри монастыря. — Если хочешь, можешь помочь кому-нибудь. Можешь просто побродить. У меня дел невпроворот, поговорим попозже…

— Скажите, — мысль пришла в голову совершенно неожиданно, — а правда, что кабинет Унэна замурован и ожидает его возвращения?

У-Цзин озадаченно посмотрел на меня, рассмеялся.

— Надо же! — покачал головой. — Кто бы мог подумать! Да нет… никто и не думал его замуровывать. Просто у меня — собственный. Можешь сам зайти туда и посмотреть. Одна просьба — ничего не трогать.

Такого я не ожидал.

— Так он что, даже не заперт?! — вырвалось у меня. Монах обернулся, легонько стукнул себя кулаком по лбу.

— Да, — вздохнул он, — вот что значит — суета. Держи! — и кинул мне тяжёлый ключ.

Промахнись я совсем чуть-чуть, и в Новый Год вошёл бы одноглазым.

— Не забудь запереть, — добавил Чёрточка, быстрым шагом направился куда-то в сторону огородов.

В кабинете убрано; пыли почти нет, пол — тщательно подметён, на книжных полках ни пыли, ни паутины. И воздух вовсе не застойный. Странно… Д. неоднократно намекал Чёрточке, что мечтал бы побывать здесь, хоть одним глазком взглянуть! Но настоятель всегда уводил разговор в сторону.

Отчего же он впустил сюда меня?

Оттого, что я в магии не разбираюсь?

А в чём, собственно, я разбираюсь? Если бы не память, быть мне тем, кем, собственно, и являюсь — совсем зелёным, начинающим подмастерьем. Мне уже не становится неловко, когда меня именуют «ненгор», но сути это не меняет.

И всё-таки… лучше так, чем в канаве в Веннелере. Впрочем, что толку гадать!

Слева, у дальней стены, между двумя высокими окнами, прикрытыми портьерой, выделяется огромный письменный стол. Вот странно! Я столько слышал, что Унэн — существо совершенно неугомонное. Путешествия, авантюры, постоянные приключения… но не это! Сидеть, читать старинные фолианты? Нет, не пойму.

Слева, между книжными полками. Дверца шкафа. Магический. Во-о-он как огоньки светятся. Лучшие модели могут веков десять выдержать, нисколько не утратив охранной силы. Что там у него? Реликвии? Книги, в которых записано опасное для мира знание? Сокровища?

Вдоль остальных стен — книжные полки. Чёрточка сказал — ничего не трогать, но, может быть, он не заметит? Или лучше не трогать?

Искушение постепенно побеждало.

Вот, например. Я осторожно прикоснулся к обложке. «Leabvin Mans », она же — «Книга Триады». Никто никогда не читал её: этому памятнику несколько тысячелетий, его никогда не выносят за пределы святилищ Триады. А тут — стоит на полке. Присмотримся… ага, подстрочный перевод и комментарии самого Унэна. С ума сойти! Кому-нибудь расскажешь — не поверят. Я попытался взять томик…

…и он испарился, прямо из рук. Шорох позади. Я резко обернулся. «Книга Триады» возникла на соседней полке. Ясно, намёк очевиден. Шутник этот Унэн!

А вот книга явно рукописная. Я осторожно снял с полки неожиданно лёгкий томик и осторожно раскрыл. Точно. Работа самого Унэна… Ну-ка, ну-ка… О, да он и с искусством гадания знаком! Только система незнакомая. Штрихи, чёрточки, расположенные по три или по шесть. Что он пишет? «Переложение сделано мной…», ну это понятно. Как интересно! Попробовать, что ли?

Д. был бы не в восторге. Он достаточно убедительно показал, что гадатели — живые, к которым все, кому не лень подходят забавы ради — могут изменить будущее человека. По своему выбору, по выбору того, кто «спрашивает о грядущем». Но здесь гадаю я сам, маг из меня никакой… Что может быть опасного?

Минут десять ушло на то, чтобы прочесть, как этим пользуются. Довольно просто. Ну, три монетки у меня всегда найдутся, что ещё? Листочек бумаги.

Одна монета соскользнула со стола, и мне показалось, что она покатилась по полу со страшным, почти непереносимым звоном. Сейчас сюда вбежит разгневанный У-Цзин и вытолкает в шею…

Нет, конечно. Игра воображения. Нервы. И… азарт, наверное. Как-то очень просто получается. Я пытался однажды постичь, по каким правилам делают предсказания астрологи — так у них да, несколько месяцев нужно только на то, чтобы выучить, хотя бы в общих чертах, теоретическую часть. А здесь — кидаешь, чертишь, читаешь. Несерьёзно.

Я решил сделать это трижды — раз уж сегодня везёт на число три. В третий раз монета вновь укатилась, я весь извозился в пыли (под столом ленятся мести!), пока отыскал её.

После чего сел, отыскал необходимые фразы, выписал их на том же листке бумаги.

Прочёл.

Ну, примерно этого я и ожидал. Набор слов. Трудно представить, что это можно принимать всерьёз. Есть в томике и толкования — занимающие большую часть книги — но с этим точно лучше не связываться. А сами по себе фразы…

«Слово, произнесённое у переправы, решит судьбу в час прилива. Бойся лёгкой победы. Несчастье».

Неплохо, верно? Почти стихи. Что там дальше?

«Путь свернёт в сторону, возле границы. Опасайся разбойников. Дождь».

Не знаю, как у вас, а у меня после четвёртого прочтения этого по спине побежали мурашки. Ну, раз уж взялся…

«Сильный падёт от огня. Жажда и тьма. Ничто не в силах спасти тебя, если дрогнешь».

Вот так.

Я закрыл книгу и некоторое время стоял, прислушиваясь к внутреннему чувству. Что-то не так. Что-то изменилось… во мне, пока читал «предсказания». Вот только в какую сторону?

Думал я довольно долго, прежде чем понял, отчего я чувствую себя иначе. Не было взгляда — непонятного, направленного из ниоткуда, внимательно следящего за мной. Словно он был не в силах проникнуть за эти стены. А почему бы и нет? Рассказывают, что эти стены не раз выдерживали осаду, причём без магии тоже не обходилось.

Когда я понял, что чужое внимание не преследует меня, мне отчего-то расхотелось уходить из кабинета. Нет. Читать я ничего больше не буду, равно как и гадать. А монетки… оставлю здесь — рядом с книгой. Просто так.

…А ещё были альбомы с зарисовками. Не знал я, что Унэн неплохо рисует! Все эскизы сделаны карандашом, изображали разные вещи. Какие-то горы, каменные столбы, судя по всему, подземные постройки… Люди — нет, никого из них не знаю. Но запомнить полезно.

…И вновь что-то жёсткое во внутреннем кармане. Проклятие! Нет, я точно сошёл с ума. Ну зачем я взял с собой тетрадь? Боялся, что её украдут из дома? Ну да, можно подумать, что были бы какие-то затруднения, реши они отнять её силой. Я поглядел на находку — вся обложка залита давно засохшей кровью. Да… тетради тоже досталось. Потрогал щёку — вроде не болит. И на том спасибо.

Дальше я действовал по наитию. Вложил тетрадь в эту удивительную книгу о гадании (если не присматриваться, не заметишь) и вернул её на полку.

Походил вокруг.

Кажется, отсюда никогда ещё ничего не крали. Некрасиво, конечно, так поступать, но в тот момент мне хотелось двух вещей — избавиться от тетради и, по возможности, не рассказывать о ней начальству. То, что в последнем случае у меня возникнут большие неприятности, сомнений нет.

А раз здесь «взгляд» меня потерял — может быть, на некоторое время оставят в покое?

На какое, интересно, время? Не лучше ли сразу отнести её Д.? Или Чёрточке, на худой конец. Пора бы повзрослеть! Но об этом я думал уже много позже.

Да… знаю, что поступил глупо.

Я осторожно вышел в коридор (поблизости никого не было), запер дверь.

Не забыть отдать У-Цзину ключ. И не в присутствии Д. Он ведь потом живьём съест…

Монастырь Хоунант, Лето 72, 435 Д., 15-й час

— Напоминаю, что сегодня праздник, — заметил У-Цзин, вдыхая ароматный пар, поднимавшийся над чашкой, — а тебе не терпится поспорить со мной. Как хочешь, как хочешь. Возвращаясь к теме — в новый мир мы попадаем в тот момент, когда миру этому предстоят серьёзные потрясения. Мы не приносим потрясений. Скорее уж, появляемся пред их началом.

— Потрясения длятся так долго, что выглядят частью повседневной жизни, — махнул рукой Д.

Мы сидели втроём, в той самой беседке. Кинисс почти сразу же отправилась в соседний монастырь — по словам Д., там у неё немало хороших знакомых. Хотя мне казалось, что она намеревалась несколько отдохнуть от непредсказуемого настоятеля и его соплеменников. Слухи об их разнообразных подвигах (не за все эти подвиги полагается давать награду) достигли, пожалуй, самых отдалённых уголков мира.

Спор, который происходил сейчас, начался из-за того, что, по словам Д., предыдущего настоятеля во многих краях воспринимали как буревестника. Дескать, если появился, жди неприятностей. О том, что именно Унэн зачастую — избавлял от невзгод те места, где ему доводилось пройти — вспоминали неохотно. Ну ещё бы. Добрая слава лежит…

— Чего, собственно, удивляться? — решил внести свой вклад и я. — Если вы долгое время вынуждены мириться с каким-то несчастьем, а потом вас походя избавляет от него «случайный прохожий», то кто ж станет приписывать избавление его вмешательству? Скорее уж его отбытию.

— Верно, — согласился Д. Сегодня он одел не слишком официальный костюм, стало заметно его, скажем откровенно, больше среднего брюшко. И этот человек заставляет меня вести активный образ жизни… — Кстати, старина, что ты там сказал про Бюро? Что у нас слишком хорошо всё получается?

— Примерно, — отвечал Чёрточка. Настоятель немного кривил душой, когда вспоминал о каких-то делах. Всё уже готово, порядок наведён спозаранку, все мыслимые неприятности и заминки учтены. Но ему, конечно, не пристало слоняться по монастырю без дела… — Мне жаль, что ни Бюро, ни Наблюдатели не относятся всерьёз к нашему предложению о сотрудничестве. Вы не видите подлинной угрозы существующему положению вещей. Не желаете видеть.

Вот как! Я мигом забыл про ключ, который всё это время вертел в пальцах, не вынимая из кармана

— Это политический вопрос, я не могу помочь вам в этом, — нахмурился Д. — Я говорил это не раз.

— Почему политический? — не понял я.

— Ответ был таков: богам неугодно наше вмешательство, — пояснил У-Цзин тоном, в котором не было никакого неудовольствия. Сладким, смиренным голосом.

— А если спросить других богов?

— Не смешно, — произнёс Д. довольно резко. — Валяй, Ч… проклятье, У-Цзин! Расскажи всё остальное.

— Здесь обитает что-то около двадцати разумных рас, — монаха, похоже, не задела «оговорка» моего наставника. Поправив очки, У-Цзин продолжил. — Все должны заботиться об обороне. Тот, кто не заботится о безопасности, долго не протянет. Это, надеюсь, понятно.

Двадцать! Я и десять-то еле насчитаю… постойте… он что, драконов тоже включает? И этих, оборотней? Так, глядишь, у нас и чудищ, что детям в шкафах мерещатся, в разумные расы зачислят.

— Однако только две расы взялись охранять всех остальных от случайного или намеренного истребления. Хансса и, позднее, Люди. Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему?

Вопрос предназначался мне.

Откровенно говоря, я этим вопросом и не думал задаваться. Потому что впервые слышу, чтобы Хансса и Люди в чём-то сотрудничали.

— Позвольте! — возразил я. — Но я своими глазами видел много других расы — одних ольтов в Бюро сколько!

— Руководство… охраной, так скажем, осуществляют Хансса и Люди, — уточнил монах. — А именно, то, во что вырос Совет Магов и координирующая часть Наблюдателей. Меня это заинтересовало, я попытался выяснить, в чём дело. Ну, насчёт Людей-то я понял. Вас привлекает азарт, жажда приключений, возможность рискнуть лишний раз. Как всем детям.

— А вас? — не удержался я.

— А нас ещё больше, — монах даже не улыбнулся. — Отчего, по-твоему, я полез выяснять детали? Возьмём Карликов. Культы у них мирные, магии, не считая друидов, не практикуют, сильной армии нет. Казалось бы, бери голыми руками — многие и пытались. Однако не берутся! Всякий раз, если почитать летописи, их выручает случайность. И подобных случаев — множество.

То же самое, в той или иной форме, у других. Ладно, предположим это — Наблюдатели. Основной объявленной их задачей было создание общего, международного и межрасового языка, предотвращение мировых войн и запрет оружия массового поражения. В этом они преуспели. И занялись странными вещами. Какими и сейчас занимаются.

— Вот и спросите, — пожал я плечами. — Сами же говорите — преуспели, всем же от этого только польза!

— Не очевидно, — возразил монах. — Я так и заявил.

— После чего с ним и попрощались, — съязвил Д.

— Он преувеличивает, — произнёс У-Цзин, снисходительно улыбаясь. Вот уж, действительно, дети малые… — Со мной просто перестали общаться. Ты заметил, мальчик мой, что Хансса — очень скрытная раса?

— Никогда не думал, — отвечаю откровенно. — По-моему, наоборот, очень общительные.

— Не совсем, — монах потряс головой. — Есть области знаний, о которых они не распространяются ни единым словом. Никогда. И категорически отказываются хоть как-то обосновывать это.

— Что с того? — удивился я. — Это в порядке вещей. В конце концов, другая раса, у них свои представления о том, что хорошо, а что нет.

— Свои представления — у каждого из нас, — возразил настоятель. — Для этого не нужно принадлежать к другой расе. И заметь, Хансса сотрудничают с теми, кто близок им по привычкам. Далеко ходить не стану. Твой наставник и достопочтенная Кинисс — совершенно разные по виду, но очень близкие по духу существа. По привычкам. По…

— Хватит, — страдальчески скривился Д. — Кинисс здесь нет. Появится, вот тогда и сравнивай.

— Так вот, — У-Цзин откинулся на спинку стула. — Подхожу к самому главному. Время от времени Хансса меняют позицию по отношению к некогда запретным отраслям знаний — начинают внедрять то, что недавно строго запрещали, скрывали. А порой вроде бы безобидные отрасли становятся, по их инициативе, запретными. И тоже без объяснений. Всех прочих просто ставят перед фактом: отныне вот этого делать нельзя.

— У-Цзин, — Д. всё-таки разозлился. — Я говорил это раньше, я повторю сейчас. Это неправда.

— Да? — монах скептически покосился на него. — Может быть, скажешь, куда делось заклинание «Транспорт »? Очень удобно было путешествовать. Только последние восемь лет никому не удаётся его исполнить. Сказать, кем было объявлено, что заклинание отныне не действует?

— Завтра ты забудешь несколько своих гимнов и объявишь, что Хансса объявили их запретными.

— Что за шум? — Кинисс поднималась по тропинке, не стараясь скрывать своё присутствие.

— Ты очень кстати! — оживился Д. — У-Цзин утверждает, что вы «отменили» заклинание «Транспорт ». И навели ревизию в прочих материях.

Все взгляды были устремлены на рептилию. Та замерла, глаза её чуть окрасились красным. Что бы это значило?!

— Он прав, — Кинисс «пожала плечами». — Так нужно.

— Что?!?! — впервые я увидел, как лицо Д. багровеет. — Ну, знаете… — неожиданно он поднялся с места и, не произнося ни слова, ушёл вниз.

— Я же говорил, — монах радужно улыбался.

— Неплохо праздник начинается, — я не разделял его радости. — Я думал, мы сюда отдыхать пришли.

— Ничего, через полчаса остынет, — заверил настоятель. — Садитесь, Кинисс, прошу вас. Скоро такая суета начнётся.

— Это точно, — вздохнула рептилия. — Значит, достопочтенный У-Цзин продолжает разоблачения?

— Я высказал гипотезу, — монах потупился так виновато, что, будь у меня иное настроение, я бы расхохотался. — Я же не знал, что угадаю.

— Так всегда, — махнула Кинисс рукой. — Теперь мне предстоит в очередной раз убеждать Д., что не строю никаких коварных планов.

— Так вы не собирались соглашаться… признаваться? — изумился я.

— Не собиралась, — подтвердила рептилия, глаза её мало-помалу утратили красноватый оттенок.

— Но ведь можно было не соглашаться!

— Каким же образом?

— Соврать, — ответил я, не задумываясь.

Кинисс и монах переглянулись. Посмотрели на меня. И вздохнули — так, что я даже подумал, что они заранее сговорились. И разыгрывают меня.

— Бедняга, — вздохнул настоятель, уже совершенно искренне.

— Так вы надеялись, что никто о подобном… не спросит? — я испытывал раздражение.

Кинисс молчала.

Мне стало страшно. Ранее, если я задавал глупый вопрос, ответ всегда был. Словами ли, жестом… изменением цвета глаз, наконец. Сейчас она смотрела на меня так, словно я только намеревался задать вопрос, но в действительности промолчал.

— Ладно, — настоятель поднял правую руку. — Хватит философии. Кинисс, вы не находите, что лепестки роз в этом году имеют странный привкус? Я собирал их на восточных склонах гор — вот, добавил немного в чай.

Хансса тут же оживилась.

— Я бы посоветовала не использовать урожай этого года. Знающие люди…

И так далее. Я слушал, и мне казалось, что эти двое разыгрывают некий спектакль, зрителем которого я и являюсь. Меня отчего-то это настолько задело, что я едва не последовал прочь, по примеру Д.

Вскоре Д. вернулся.

— Там вас ждут, — окликнул он настоятеля и Кинисс, немного ворчливо. — Нехорошо заставлять людей ждать.

У-Цзин (как он мог с такой проворностью двигаться после двенадцати чашек чая подряд, оставалось для меня загадкой) поблагодарил его и заспешил вниз. Мы следовали на отдалении: деревенские праздники Нового Года в этих краях довольно однообразны.

Поскольку своим благополучием и безопасностью окрестные деревни во многом обязаны Хоунант, самые почётные роли в ритуалах здешних праздников постепенно стали отводиться монахам.

Те не чурались обычаев — казалось бы, плохо совместимых с их Учением.

Я думал, Д. скажет что-нибудь резкое Кинисс, но они говорили исключительно о пустяках. Включая, конечно, повседневные дела. Такие люди даже в праздники не могут не думать о работе. Я пока, хвала богам, умею забывать о подобных вещах.

Монастырь Хоунант, Лето 72, 435 Д., 18-й час

— Я, кажется, догадываюсь, кого ты ждёшь, — У-Цзин уселся рядом, и мы принялись любоваться теми деревьями, что волшебным образом вырастали у входа в монастырь Триады. Говорят, здесь ещё почитают ту силу, что олицетворяет сразу трёх божеств, позднее разделившихся и приобретших собственные облики. И что чудесным образом выросшие деревья — напоминание о том, что Триада жива. Прикоснуться к одному из этих деревьев — большая удача; тот, кто обойдёт вокруг дерева, сможет узнать, что сулит наступающий год.

Я пожал плечами. И вырастающие на глазах деревья, и пламя множества свечей (ветер не смел будоражить воздух во время исполнения ритуалов), и гимны, и многое другое — всё это захватывало дух.

А то, что Чёрточка догадался… кто угодно догадается!

После двухчасового застолья монах оставался таким же бодрым и подвижным. Обо мне подобного не скажешь. Не люблю подобные праздники — непременно объедаешься так, что потом несколько дней жалеешь. Но праздники при том не приедаются, простите за игру слов.

Хоть эти монахи и должны соблюдать умеренность и всё такое, а поесть как следует, мягко выражаясь, они не дураки. В этом смысле, очень удобная религия. Правда, то, каким образом настоятель приобщал меня к духовной жизни, наводит на мысль, что только в глубокой старости (когда обучение закончится) и будет время, чтобы, наконец, насладиться немногими оставшимися годами спокойствия…

— Что, и к дереву подойти не хочешь? — удивился монах. Деревья эти хитрые. Невозможно приблизиться к ним, если делаешь это намеренно. Не знаю, как это достигается. Невозможно уйти от них, если захочешь именно этого. А видения вблизи бывают самыми разными. Ничего страшного или зловещего, но далеко не все решаются. Я, например, пока не решился.

— Я и так знаю, что будет в новом году, — ответил я и кончиком пальца начертил те три диаграммы, что получились во время «гадания» там, в кабинете.

Спохватившись, я протянул монаху ключ. Тот долго смотрел на мой чертёж, затем долго и задумчиво смотрел мне в глаза.

— Да уж, — вымолвил он, в конце концов. — Оставь ключ себе. Если ты действительно выбросил это, он тебе понадобится.

Один новогодний подарок за другим!

Когда повеселевший во многих смыслах Д. подошёл к нам (собственно, ему был нужен слушатель: сидеть и слушать истории из необычайно бурной жизни), монах успел стереть начертанное. Незаметно для Д. кивнул мне и увёл наставника подальше.

Я подумал-подумал и пошёл к деревьям. Была у меня одна мысль…

Дерево было как дерево. Всего их двенадцать. Они неярко светились и аромат, исходивший от коры, притягивал, словно магнит. Задачу номер один — добраться до дерева — я решил. Вот что значит немного смекалки!

Всех праздничных ритуалов я не видел — многие были не для всех икаждого; только ниже монастырей, в деревне, виднелись хороводы, разнообразные узоры из огней, доносились звуки песен. Монахи начинали свою деятельность, в каком бы уголке мира ни оказывались, с того, что тщательнейшим образом, проявляя чудеса терпения и изобретательности — знакомились со всеми местными обычаями, традициями, легендами и так далее. Оттого-то их так легко принимают почти повсюду… проходит несколько лет — их присутствия вроде бы и не замечают.

Хитро, ничего не скажешь.

…Я был несколько перегружен. Сведениями, знаниями, всем тем, что энергично вколачивал в меня Д. По его словам, рано или поздно всё уляжется, перестанет вызывать ощущения постоянной усталости. Пока, во всяком случае, я продолжаю страдать быстрой утомляемостью. Магические «подстёгивания» памяти (не сомневаюсь, что со мной подобное проделали) даром не проходят.

И ещё одно — осознаю, что Д. попросту готовит себе хорошего помощника, что вовсе не состраданием ко мне вызвана подобная забота, а сердиться не могу. Кинисс права: привык человек опираться на кого-нибудь. На отца, наставника, на бога, например, но всегда — на что-нибудь, да опираться. А захочет отказаться от подпорок — так пока научишься сам стоять на своих двоих, вся жизнь и пройдёт. Думал я над этим, думал, но ничего умного не придумал.

…Подумаешь, всего-то дел — дерево обойти! Обходить можно, следуя движению солнца (как говорят здесь, «в красную сторону»), или наоборот — «в жёлтую». В первом случае откроется будущее. Причём в хорошем смысле — то, чего можно достичь, если приложишь усилия. Пойдёшь наоборот — узнаешь, чего следует опасаться.

Вот и я — стою и думаю. До дерева добрался, к стволу его прикоснулся (тоненький ствол — двумя ладонями обхватить можно), на цветы полюбовался. Красивые цветы, немного напоминают первоцвет. Только ярко-алые, с желтоватыми тычинками, источают совершенно потрясающий аромат. Сорвал бы на память, но тогда жди беды.

Время от времени я поглядывал на запертые ворота монастыря Триады. Из-за них доносилось очень красивое пение. В полночь они распахнутся и жрицы (как Триады, так и приглашённые), отправятся вокруг, выразить благодарность всем тем, кто правил этими землями до прибытия Великих Богов. Получить благословение от жриц Триады — великая удача. Ходят о них и другие слухи, в большинстве своём малопристойные — но даже моих скудных знаний о Триаде хватает, чтобы понять, что слухи эти не обоснованы. То, чем питается эльхарт , чуждо Триаде. Как и сама она чужда людям. Только в историческое время Великие Боги начали раздавать своё покровительство, принимая при этом понятный и близкий смертным облик. Ту же первосилу, что породила трёх Великих Богинь, до сих пор избегают упоминать всуе. Никто из исследователей так и не смог проникнуть в святая святых трёх оставшихся монастырей. Возможно, что монахи Пути смогли найти общий язык с неразговорчивыми жрицами в бело-зелёных одеяниях, но… и они отвечают на вопросы лишь улыбками.

Плохо, когда тело опережает разум. Я только потом понял, что ноги сами собой понесли меня против движения солнца, «в жёлтую сторону»… и останавливаться поздно. Нельзя теперь ни останавливаться, ни тем более идти в другую сторону. Я положил ладонь на тёплый ствол и продолжил — уже осознанно — обходить успевшее подрасти дерево. Да и что тут обходить? От силы десять шагов. Или двенадцать. Мне, тем более, интересно, как проявит себя это таинственное пророчество. Голос из ниоткуда? Упавший с неба свиток? Яблоко, что упадёт с дерева и, будучи съеденным, дарует мудрость?

Я сделал всего несколько шагов, и к величайшему изумлению, понял, что я не один.

Она походила на жрицу Триады, но не являлась ей; хотя на ней и было бело-зелёное одеяние, украшенное изображением Девяти Свящённых Имён; серебряный венец, изображающий три сплетённые ветви ивы; тяжёлый на вид медальон — неправильной формы обсидиановая пластина.

И всё равно не была она жрицей.

Она походила на ольтийку. Но и ей не была. Так могла выглядеть одна из Двенадцати Матерей, мифических прародительниц двенадцати основных ольтийских родов — когда первые в мире ольты увидели их. Нечто близкое и незнакомое. Понятное и непостижимое. Прекрасное — и вызывающее неосознанный страх.

Она походила на живое, разумное, существо — но и это впечатление казалось обманчивым. Представлялось: отведи от неё взгляд — и всё, больше её не увидеть. Не будет её нигде, и до конца жизни не поймёшь, видение было это или же существо из плоти и крови.

Она стояла рядом с деревом. Клеммен замедлил шаг. Медленнее идти не мог, да и выбор невелик — обойти незнакомку (которая стояла, глядя чуть в сторону), отпустив ствол, или как-то убрать её с дороги. Но отнимать руку от дерева нельзя, пока полностью его не обойдёшь.

Девушка (на вид ей было лет двадцать-двадцать пять) поймала взгляд Клеммена и улыбнулась — уголками рта, тут же прогнав улыбку. Положила ладонь на ствол (так близко от ладони Клеммена, что тот ощущал тепло чужой руки) и двинулась в том же направлении. Пятясь.

Клеммен заметил краем глаза (отвести взгляд от незнакомки было невозможно), что окружающий их мир почти не повернулся. Странно… как это? Он ведь уже сделал три шага. Теперь он должен был смотреть вниз, в сторону деревни, а ворота монастыря Триады по-прежнему виднеются прямо перед ним!

Незнакомка неожиданно остановилась, и сложила руки на груди. Клеммен вновь замедлил шаг. Сейчас, казалось, придётся остановиться — но не пришлось! Окружающий мир оставался на месте (лишь звёздное небо послушно вращалось над головой) — а девушка стояла на месте, преграждая ему, медленно идущему, путь — и он не мог к ней приблизиться!

— Все ищут знания, — произнесла она; звуки её голоса потревожили нечто скрытое внутри Клеммена — тлевший внутри огонь начал разгораться при звуках этого голоса. Огонь этот не был приятным, не был пристойным, не был уместным. — А чего ищешь ты, забывший своё имя?

— Кто… — горло словно сжало раскалёнными щипцами. Что-то неукротимое, демоническое мелькнуло в чёрных глазах напротив. — Кто ты?

Она рассмеялась и, отвернувшись, побежала вперёд. Нельзя останавливаться! Нельзя оглядываться! Горло горело, а пробуждённый огонь не торопился утихать. Клеммен обнаружил, что ворота теперь смотрят на него чуть сбоку. Ну, наконец-то! Он обрадовался и прибавил шагу. Куда делась незнакомка, было непонятно — за этим стволом не спрячешься! Или он шире, чем кажется?

Она выскочила навстречу (Клеммен едва не полетел кубарем) и вновь «поплыла» перед идущим, оставаясь на месте. В руке у неё была гроздь ягод, напоминавших дикий виноград.

— Хочешь знать, кто я? — спросила она, и Клеммен кивнул. Она рассмеялась (от звуков её смеха все мускулы пронизали острые серебряные иголочки) и, оторвав одну из ягод, поднесла к его губам.

— Тогда ешь, — приказала она, и ледяной холод заструился вокруг Клеммена. Он покорно взял небольшую ягодку, та лопнула у него во рту. Вкус был ужасным — тошнотворная горечь, от которой в горле немедленно застрял комок величиной с добрый кулак. Девушка рассмеялась, глядя на лицо собеседника.

— Ты всегда будешь гнаться за мной, — произнесла она, опуская другую ягодку себе в рот. — Ты будешь думать, что настичь меня — важнейшее, что может быть в жизни, но ты пожалеешь об этом.

— Подумаешь, — горло неохотно выпускало слова. — Я и так понял, что всё, за чем гонишься — не более чем иллюзия. Зачем ты ожидала меня?

Девушка протянула ещё одну ягодку — и Клеммен невольно отпрянул, насколько это было возможно. Но глаза напротив вновь стали суровыми, не терпящими возражения, и он, прикрыв глаза, подчинился.

Ягода оказалась кислой. Немного лучше прежней горечи; скулы мучительно свело. Незнакомка тоже угостилась ягодой. Как она такое может есть? Да ладно, шепнул внутренний голос, ведь ты не знаешь, каковы на вкус её ягоды!

— Я не тороплю тебя, — голос её стал печальным. — Ты бежишь ко мне, торопишься ко мне. Ты бежишь так настойчиво, что я решила узнать — почему. Но ты не сможешь ответить.

Волосы её показались Клеммену вовсе не серебристыми, как миг назад, а седыми — лента не связывала их в косу, они свободно плыли вокруг своей обладательницы. Бело-зелёное платье её выцвело, странные символы стали проступать на нём. Похожие на вытянутую трапецию. Ошарашенный, Клеммен не сразу понял, что это за символы, а когда понял, то не сразу позволил себе поверить в это.

— Тебе не нравится моё угощение, — теперь незнакомка уже не казалась двадцатилетней красавицей. — Хочешь, я дам тебе сладкие ягоды? Те, о которых ты думал?

Надгробный знак! Вытянутые трапеции — они украшают могилы там, где родился и вырос Клеммен. Значит, эта незнакомка…

— Хочешь или нет? — она протягивала ему всю кисть.

Всю, до конца. Сотни ягод, запах их ощущался на расстоянии, был невероятно привлекательным. Получить такое из рук… из рук…

— Нет, — прошептал он и ему захотелось, плюнув на всё, закрыть лицо ладонями и кинуться прочь, подальше отсюда. Новый Год оборачивался кошмаром.

Он и в самом деле прикрыл глаза… веками… а когда открыл, то обнаружил, что осталось сделать самую малость — шагов пять-шесть. Он остался один.

Впрочем, нет. Кто-то шёл по пятам. Краем глаза Клеммен видел украшенное символами могилы одеяние и слышал дыхание. Догоняет его.

Он побежал.

Изо всех сил.

— От меня не уйти, — голос позади изменился. Стал скорее мужским, чем женским; низким, насмешливым, с привкусом безумия. Неизвестный бежал, стараясь настигнуть свою жертву и Клеммен, потерявший от страха дар речи, заметил, что кисть догоняющего окрашена во все цвета радуги, цвета эти постоянно перетекают один в другой.

«Избегай встречи со мной… любой ценой…»

— Нет, — взмолился Клеммен. Окружающий мир поворачивался медленно, очень медленно, ещё шаг… как долог он.

Рука прикасается к его плечу. Клеммен рванулся вперёд и, неожиданно для самого себя, споткнулся и покатился вниз по склону, оцарапав ладонь о жёсткую кору.

Тут же вскочил, готовый бежать дальше, бежать со всех ног.

Всё спокойно, никто не преследует его. Дерево — шагах в двенадцати, такое же, как и прежде — но вместо цветов ветви его украшали грозди ягод.

Точно такие же.

У своих ног он заметил ещё одну гроздь, на которую, , похоже, наступил. Клеммен вздрогнул и отпрыгнул от неё подальше, вновь споткнулся и с размаху уселся на твёрдые камни.

Боль окончательно привела его в чувство.

— Не ушибся? — послышался голос из-за спины.

Монастырь Хоунант, Лето 72, 435 Д., 23-й час

Голос принадлежал Д.

Тот оказался на удивление трезв и в меру весел. Очевидно, в народных гуляниях случилась передышка. Огни и костры ещё горели, но шум и песни утихли. Бородатый специалист по разного рода неприятностям помог своему ученику подняться, двумя пальцами поднял кисть с ягодами. Поднёс её к лицу (Клеммен побледнел) и осторожно принюхался.

Затем медленно положил кисть на землю.

— Всякий раз хочется попробовать, — признался он, — но — нельзя.

— Если бы вы знали, кого я там видел! — Клеммену казалось, что он не выдержит, если немедленно кому-нибудь не расскажет.

— И знать не хочу, — перебил Д. довольно резко. — Ты забыл самое главное: всё, что там происходило, никого, кроме тебя, не касается.

— Вы в это верите? — удивился Клеммен. Честно говоря, было немного обидно. Обида, впрочем, была детской, импульсивной, ничем не обоснованной.

— С подобными вещами не шутят, — уклончиво ответили ему. — Я верю в разум, в то, что вижу. Но разум не самое сильное, что есть у нас. Этому обряду — более двух сотен веков, в былые времена того, кто осмеливался намекнуть на то, что видел под деревом, ждала незавидная участь. Сейчас, конечно, боги карают не так часто…

— Вы и в богов верите? — усмехнулся Клеммен. От кисти с ягодами поднимался терпкий приятный запах, и он решил отойти подальше — чтобы не искушать судьбу.

Сейчас только Клеммен обратил внимание на то, как одет Д. Что там, маскарад? Древний камзол, цилиндр, трость…

— Какая разница? — поднял брови Д. — Они останутся, не прекратят проявлять себя, даже если я не буду верить. Я знаю , что они есть. Но иногда лучше верить, чем знать.

— Не понимаю, — признался юноша. Они постепенно приближались к воротам Хоунанта, уже был виден У-Цзин, демонстрирующий множеству зрителей чудеса владения посохом, цепью и более экзотическими видами оружия. Сейчас никто не узнал бы в диком существе с горящими глазами спокойного и рассудительного настоятеля.

— Если я знаю , сомнений у меня нет, — пояснил Д. — Я вообще почти разучился сомневаться. Это плохо.

— А вера совместима с сомнениями?

— Она придаёт предмету веры естественность, — Д. явно не нравился этот разговор. — Знание придаёт неизбежность. Я слишком многое знаю наверняка. Но можешь подвергнуть мои слова сомнению и рассказать кому-нибудь о своём дереве и том, что там увидел. Рискни, если хочешь.

Мимо прошли те самые две девушки, которых Клеммен видел в Академии, когда его «стукнуло» прямо перед дверью в кабинет декана.

— Я их видел, — сообщил Клеммен Д., после того, как оба они с поклоном приняли предложенные венки. Обе девушки тоже узнали своего случайного знакомого, было видно по их глазам. Кто бы мог подумать, что они служат Триаде! — Вместе с… матерью, наверное — уж очень похожи.

— С матерью? — удивился Д. — Подожди… как, говоришь, она выглядела?

Клеммен описал. О том, как он гонялся за незнакомкой и о портале, что закрылся сам собой, он рассказывать не стал. Раз уж охрана Академии не сочла нужным известить об этом, ему и подавно не стоит.

— Очень странно, — глубокая морщина прорезала ненадолго лоб Д. — Она не мать им, она их прабабка. Если ты не перепутал. Но её не могло там быть!

— Почему?

— Она погибла лет сорок назад. При очень странных обстоятельствах.

Мурашки поползли по спине Клеммена.

— А декан Тенгавер… — Клеммена бросило в жар. Он припомнил, как выглядел декан и осознал, что в профиль обе девушки походят на того, как две капли воды.

— Их прадед. Кстати, Тенгавер — не настоящее его имя. Постой… что ты, собственно, там забыл?

Пришлось соврать про «надпись» на стволе сиарха .

— Ясно, — похоже, что Д. не очень-то интересовала причина, по которой Клеммен отправился к Тенгаверу. — Вспомни ещё раз, как она выглядела — ты уверен, что видел того, о ком речь?

— Абсолютно, — Клеммен понял, что описываемое вовсе не обрадовало Д. — Возможно, даже записал.

— Не нравятся мне призраки, — Д. отыскал взглядом девушек, задумчиво проводил их взглядом. — Да ещё в Академии. Там такого быть не должно, никогда. Что-то происходит. Понять бы, что…

— Вы думаете, что они имеют отношение к… — Клеммен указал рукой в сторону девушек.

— Нет, конечно, — Д. неожиданно рассмеялся. — С ними всё в порядке. Между прочим, одно время я занимался их охраной.

— Вы?! — Клеммен был удивлён и восхищён. — Когда?

Д. махнул рукой — стало ясно, что он этого никогда не расскажет.

— Ладно, — Д. вздохнул. — Идём. Вон, Чёрточка нам машет.

Клеммен шёл первым.

— Зря я втравил тебя во всё это, — послышалось позади. — Они ни перед чем не остановятся.

Прозвучало это так странно и неожиданно, что Клеммен сделал ещё несколько шагов, прежде чем понял, что голос принадлежит Д. Изумлённый, он оглянулся.

— Я не понимаю…

Позади никого не было. Клеммен не успел осознать, что всё это значит, поскольку услышал:

— Э, да вон же он! Чёрточка — вон он, у ворот стоит!

Словно ужаленный, Клеммен резко повернулся, и челюсть его отвисла.

Шагах в десяти от У-Цзина (ставшего настолько благодушным, что даже прозвище не стёрло с его лица улыбку) стоял Д. Не один. Ещё трое незнакомых Клеммену людей стояло поблизости.

И пьян, и весел Д. был явно сверх меры.

У-Цзину в эту ночь также довелось стать свидетелем необычных событий. Произошли они примерно тогда, когда Клеммен, всё еще под впечатлением того, что увидел под священным деревом, возвращался ко входу в обитель.

Настоятель улучил несколько минут отдыха и решил постоять чуть в стороне, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. Каким бы неутомимым он ни казался, покой требовался и ему.

Очки его запотели, У-Цзин снял их. Протёр извлечённым из рукава одеяния платком. Очки — весьма своеобразный инструмент. Подарок одного мастера-дариона. Всем, кроме У-Цзина, очки позволяли видеть окружающий мир как минимум в двух аспектах из трёх — зависело от расы того, кто смотрел. Иными словами, открывали мировые линии. Частным следствием было то, что иллюзии не обманывали смотрящего, магические эманации предметов и мест проявлялись отчётливо..

На него же, У-Цзина, очки действовали с точностью до наоборот. Не все знали о том, что нынешний настоятель почти всегда видит всё в «подлинном виде». А это не всегда было удобно. Очки позволяли монаху видеть всё так, как «положено» видеть «обычным» людям.

Итак, он снял очки.

Стайка из трёх разгорячённых деревенских девушек покинула ближайший хоровод и все они, не умолкая ни на миг, с растрёпанными волосами, продолжили что-то обсуждать громким шёпотом — время от времени заливаясь весёлым смехом. Шагах в пяти от настоятеля.

У-Цзин улыбнулся им. Все лица их показались ему знакомыми. И тут настоятеля словно ожгло ударом кнута.

Одна из девушек.

Он случайно поймал её взгляд, на один короткий миг. И зрение его, подлинное видение, возвращавшееся после очков в норму, не смогло показать её лица. Словно вода в глаза попала.

Монаху показалось, что дальнейшее произошло почти что само собой.

Сосредоточение охватило его — невероятной силы — после всего, что было съедено и выпито! Окружающий мир раскрасился во множество цветов. Если бы не очки, У-Цзин большую часть своей жизни видел бы окружающее именно так — расцвеченное ореолом, с постепенно тающими «двойниками», тенями, что оставались от живых существ.

Девушки продолжали смеяться, разговаривать, время от времени движением головы отправляя непослушные волосы за спину.

Но одна из них по-прежнему оставалась «зыбкой». У-Цзин ощутил, что окружающий мир замедляется, восприятие становится контрастнее, уши закладывает. Словно восприятие, поражённое тем, что нашлось нечто, ему не подвластное, само собой углубилось и усилилось.

Мир стал медленным. Бесшумным. У-Цзин оглянулся и поразился вновь. Клеммен светился ярко-зелёным светом, по его силуэту пробегали ярко-оранжевые волны. Рядом с ненгором находился Д… едва различимый серый силуэт.

А шагах в двадцати, у самых ворот, стоял… ещё один Д. Розовато-серый, как и Кинисс поблизости.

У-Цзин вернулся взглядом к девушкам. Что за наваждение! Одна из них, окутанная золотистой дымкой, по-прежнему выглядела размытой и нечёткой! Даже теперь!..

Настоятель ощутил, как его существо наполняет жар. Сейчас, подумал он, я увижу всё… ещё глубже. Глубже того, что сейчас… Лишь единожды мне удавалось видеть то, что вижу сейчас… что же будет?

Он повторно встретился с ней взглядом.

Время почти остановилось. Никто не замечал выражения лица У-Цзина; никто не замечал, как странно настоятель замер.

Контуры девушки «сгустились». И настоятель едва не издал возглас изумления.

Андари.

Как это возможно?! Что за маскировка… если это маскировка? От кого? И почему он, У-Цзин, не «почуял» Маску ?

А может, это не магия, в её традиционном понимании?

У-Цзин оглянулся, уже с совершенно диким видом.

Клеммен смотрел прямо на Андари. Но не видел.

У-Цзин вновь поймал её взгляд и осознал, что на лице девушки возник страх. Граничащий с отчаянием. Настоятель вновь взглянул в сторону Клеммена… не видит! Не видит, глядя в упор!

Андари — они с настоятелем казались единственными бодрствующими в «заснувшем» вокруг них мире — поднесла к губам указательный палец. Мольба читалась в её глазах.

Настоятель неожиданно осознал, чего она боится.

Если Клеммен хочет отыскать её здесь, среди праздничной суматохи, ему придётся справляться с этим самостоятельно.

Монах едва заметно кивнул девушке в ответ и, получив в ответ радостную (и слегка смущённую) улыбку, поспешил одеть очки.

Досчитал до десяти, закрыв глаза.

Услышал, как Д. окликает его. Открыл глаза.

Праздник продолжался своим чередом. Мир стал прежним — обыденным и привычным.

Несколько часов спустя девушки-близнецы вновь прошли мимо них. Венка на «этом» Д. не было и юноше показалось, что одна из девушек посмотрела на его наставника с укоризной.

— Я их видел, — неожиданно для самого себя, повторил Клеммен. — Вместе с прабабкой… — и осёкся, осознав, что говорит явно что-то лишнее. Нет, вино — коварнейшая вещь.

Д. тут же протрезвел.

— Прабабкой?! — поразился он. — Когда?

Пришлось вновь рассказать — когда, на сей раз ума хватило, чтобы умолчать о декане. Не нравилось, Клеммену то, как Д. отреагировал на эти слова. «Этот» Д., поправил юноша себя. Откуда взялся «тот» — что помог ему встать там, рядом с деревом? Вот об этом я точно не стану рассказывать. Странный выходит праздник.

— Значит, и ты её видел, — он смотрел на Клеммена как-то странно. Словно сожалел о чём-то. И это вновь напомнило его ученику загадочные последние слова «того» Д., что бесследно исчез у самых ворот монастыря.

— Ты её тоже видел, — это был У-Цзин. — Ну что, сбежим ко мне в беседку? Физические упражнения, конечно, полезны, но…

— Да, видел, — Д., похоже, эти воспоминания не радовали. — Но предпочёл бы не видеть. Что она делала?

Пока монах суетился, добывая чай, Клеммен рассказал Д. всё, что запомнил. Тщательно взвешивая каждое слово. Хорошо, что наставник был не совсем трезв; в иных обстоятельствах от него бы не укрылось то, что Клеммен чего-то не договаривает.

— Стоит ли беспокоиться? — пожал плечами У-Цзин, когда вернулся. Отсюда им, находившимся в относительной невидимости, было видно всё, что происходит внизу, за стенами монастыря, ниже по склону горы. — Как видишь, он остался жив. Как и ты.

— Это не был призрак, — возразил Клеммен, по угрюмому выражению лица Д. понявший, что совесть того, увы, чиста не во всём. — Спросите их , наконец — они не могли не знать, что говорят с тенью!

Д. промолчал.

— Во что она была одета? — ещё раз спросил Д.

— Как и в тот раз, — вздохнул он, услышав ответ. И замолчал. К большому облегчению Клеммена.

…Праздник длился довольно долго; от него остались не только неприятные воспоминания. Когда небо начало заниматься алым, Клеммен почувствовал, что с него хватит. Пора отдыхать.

— Почему он так испугался этого… призрака? — спросил Клеммен у провожавшего его У-Цзина. Андари не появилась, но Клеммен, в общем-то, не жалел об этом. И так случилось столько странного…

— Спроси кого-нибудь другого, — посоветовал монах. — Я обещал молчать. И… не спрашивай об этом Д. Он не смог защитить человека, но никогда уже не узнать, был ли хоть один шанс…

Клеммен кивнул, сжал «ключ» и… оказался у дверей своего дома.

Ноги едва держали его. На столе лежало письмо (судя по конверту, от Д. — даже в праздник не забывает о работе) — подождёт! Всё подождёт. Надо поспать. Раздеваясь, Клеммен умудрился наступить на сумку.

Внутри что-то отчётливо хрустнуло.

Клеммен беззвучно выругался, махнул рукой. Что сломано, то сломано.

Спал он крепко, сновидения его не тревожили.

Аннвеланд, Лето 73, 435 Д., 14-й час

Вопреки популярному мнению (и собственному небогатому опыту) Клеммен проснулся с совершенно ясной, здоровой головой. Праздник продолжался: он будет продолжаться ещё два дня. Сегодня надо нанести визит Андари, а до этого придумать, что ей подарить.

Тут он вспомнил о сумке, в которой что-то хрустнуло.

Ладно… вначале привести себя в порядок. Из зеркала на него глянуло нечто достаточно взлохмаченное и хмурое, чтобы напугать человека с воображением. Похмелья нет — да и откуда оно, если пились исключительно благородные напитки? — а вот изобилие событий и эмоций оставили отпечаток.

С этим тоже справимся. Сейчас позавтракаем, а там и решим, с чем идти в гости. Если только…

Взгляд упал на конверт, и посторонние мысли вылетели из головы.

Конверт был похож на те, в которых Д. присылал свои инструкции. Но левый верхний угол его украшала не личная печать начальника Клеммена, а изображение руки с растопыренными пальцами.

Конверт был лёгким.

Что там, внутри? Лучше всего не открывать. Вряд ли это новогоднее поздравление. Нет, это надо немедленно проверить и…

Конверт растаял в руках.

На стол опустился лёгкий, почти невесомый лист бумаги.

На нём тонким карандашом был нанесён рисунок. Простой, условный, но недвусмысленный.

Весы.

На одной чаше — тетрадь или книга; на другой — череп.

Под весами — та же символика, что украшала метательный нож островитянина, поражавшего всех своим мастерством…

Клеммен перевернул листок.

На обратной стороне — надпись.

«Удачи и долгой жизни. Друзья из зеркала».

Возможно, Клеммен порадовался бы чувству юмора того, кто послал это письмо. В другой раз. Под поздравлением были изображено ещё кое-что.

Человек, прижавший ладонь к губам.

Рядом — часы, на циферблате которых — полночь.

Или полдень.

Хотя нет, полдень-то уже прошёл.

Всё понятно. Времени тебе до полуночи, не вздумай никому ничего говорить, отдай тетрадь тому, на чьих ножах была эта символика. Иначе расстанешься с головой.

Словно подтверждая ход мыслей, лист бумаги вспыхнул, ослепляя яркостью пламени, и исчез.

Пламя оказалось холодным.

Спустя несколько секунд Клеммен обнаружил, что сидит, сжимая в кулаке ключ от кабинета. Того, что в монастыре. Отдать? Не отдавать?

«Они никогда не остановятся».

Из раздумий, чёрных и тоскливых, его вывел оживший треугольник. Он разогрелся и шевельнулся, словно устраиваясь на шее поудобнее. Клеммен расстегнул воротник, взглянул на треугольник в зеркало.

Амулет улёгся бронзовой стороной вниз. И ни за что не желал поворачиваться иначе.

Аннвеланд, Лето 73, 435 Д., 16-й час

Как ни странно, страха я не ощущал.

Думаете, не боялся смерти? Дудки! Боялся, и ещё как. Не боится смерти только сумасшедший. И то не всякий. Просто: всё происходящее казалось спектаклем. Я даже подумал — или нет, сейчас-то понять невозможно — что Д. устроил всё это. Что в полночь, когда я, трясущийся и жалкий, буду бегать по городу в поисках таинственного незнакомца, раздастся довольный смех и розыгрыш кончится.

Поставьте себя на моё место и подумайте — смогли бы сохранить в подобной ситуации ясность мышления?

Первым действием было — связаться с Д. Ничего не говорить, просто потребовать встречи. Но, когда я поднёс к губам устройство связи — небольшой такой кусочек бирюзы в серебряной оправе — как оно рассыпалось в пальцах, стекло на пол тончайшей пылью.

Я отскочил до самой двери.

Некоторое время в изумлении глядел то на пальцы, то на серебристо-голубое пятно на полу. Вот, значит, как! Придётся прогуляться. Тут я и обозлился до такой степени, что мысль о возвращении в Хоунант за тетрадью покинула голову. Ещё чего! Мне показалось, что главная цель этого письма — показать, на чьей стороне сила. Дескать, мы и сами можем взять тетрадь, но заставим тебя принести её.

Напомню: происходящее не казалось мне настоящим. Все проклятия, загадочные исчезновения, болезни и прочее, с чем пришлось уже столкнуться, были гораздо более тонкими. Профессионально устроенными. А это — нарочито показное, со множеством эффектов.

Второе устройство связи ушло в небытие тем же способом.

Понятно. Ну что же, дома сидеть я не стану. Надел походную одежду (не в парадную же одеваться) и вышел на улицу.

Воздух показался необычайно свежим и целебным — словно всю предыдущую жизнь я провёл в склепе. Сейчас прогуляюсь по лесу, перемещусь в Венллен, неторопливо пройдусь по местам, где чаще обычного можно застать Д. Говорить с ним не стану — пусть заговорит сам. Ключ, понятное дело, возьму с собой.

Пока я стоял у дверей дома, ощущение чужого взгляда на миг напомнило о себе. Напомнило и пропало. Словно кто-то удостоверился, где я нахожусь.

А вокруг люди спешили в лес — там должны были продолжиться празднества. Счастливые люди.

Аппетит у меня пропал. Напрочь. А у кого бы не пропал? Несколько минут я раздумывал, не пойти ли и мне в лес, к святилищам — тут недалеко, около километра — но передумал. Раз уж я решил, что зайду к Андари, пора подумать о подарке. Назло всем буду вести себя спокойно.

«Ключ» отчего-то не стал рассыпаться в прах.

Спустя пять минут я уже входил в Парк Времени. Вновь затылок ожёг далёкий и внимательный взгляд — и вновь оставил в покое.

До памятного ручейка — не более пятнадцати минут ходьбы.

Парк Времени, Лето 73, 435 Д., 17-й час

— Превосходно, — бормотал Клеммен, вытряхивая содержимое сумки на траву. Очень удачно он наступил. Одна ясеневая заготовка треснула натрое; лиственница и дуб не пострадали. И кусок коры сиарха , белкин подарок… Смотри-ка! Что это там, внутри?

Клеммен затаил дыхание, вгляделся внутрь разлома. Там было что-то блестящее. Металл или камень. Как это могло попасть в кору? Врасти в неё?

Разломить кусок коры оказалось непростой задачей. Удивительно, как удалось вчера так удачно наступить. Или дело в том, что я не знал, что могу сломать её, а теперь не только знаю, но и прилагаю все усилия?

Кора тут же разломилась на множество кусочков. Скрытый внутри предмет упал на ладонь; взвился и рассеялся густой белый туман. И всё. Коры больше не было.

На ладони у Клеммена лежал ивовый лист — воспроизведённый до мельчайших подробностей, но сделанный из золота. Работа была настолько мастерской, что первые несколько секунд Клеммен боялся дышать.

Потом осознал: раз уж украшение выжило после тех усилий, которые он только что прилагал, бояться нечего.

По поверхности листа, от черешка и до кончика пробегали тысячи тоненьких линий. Их сплетение выглядело странно, оно притягивало глаз; хотелось, поворачивая лист на ладони, любоваться игрой света на причудливом узоре.

Клеммен перевернул лист.

То же самое. В точности тот же узор; но — тёмная, почти чёрная поверхность. Чёрно-фиолетовая. Что за металл? Трудно понять.

Я слышал о чём-то подобном, подумал Клеммен неожиданно. И лучше бы такого «подарка» не получать. Лист попал ко мне не случайно, но зачем?

Присмотревшись, он заметил тонкие, едва уловимые, очертания букв, нанесённых по периметру изделия на «светлой» — жёлтой — стороне.

Разобрать буквы оказалось непросто. Если повернуть лист так, чтобы солнечные лучи обежали его край, надпись на короткий миг проявлялась вся. Не раз и не два пришлось сделать это, прежде чем буквы удержались в памяти.

«Ivial duaren amilh Thevanneyl addo ».

Ни одного знакомого слова.

А на обороте?

То же самое.

Зажав лист между ладонями, Клеммен прислонился к стволу дерева, прикрыл глаза. Солнце клонилось к закату.

Что-то просилось наружу из глубин памяти, но пряталось вновь, стоило напрячь память.

Пришлось ждать.

Это походило бы на сон, если бы не было такого обострения всех чувств — кроме зрения. Глаза были закрыты, но запахи, звуки и ощущение лета не оставляли. Надо было чем-то отвлечься, Клеммен выбрал шорох листьев высоко над головой.

Венллен, Лето 73, 435 Д., 18-й час

Дом, служивший конторой Бюро в Венллене, служил и собственно домом. Не все его помещения видны и доступны… и вход в жилые помещения найти не так уж просто. Вор, задумавший проникнуть сюда, долго блуждал бы по кладовкам и подвалам, изумляясь, отчего в них ничего нет.

Вор, знакомый с магией, встретился бы с незатейливым магическим сторожем, который позволил бы выследить пришельца — по мировым линиям — в считанные минуты. Вор, знакомый с тем, как отводить от себя внимание «сторожа», вообще не стал бы связываться с этим ломом. Ничего ценного в этих роскошных апартаментах всё равно не было. С точки зрения вора.

Кинисс обитала поблизости — с поправкой на то, что её «дом» напоминал о тех условиях, к которым за сотни веков привыкла её раса. Правда, явившись в гости к Д., можно часами ходить по комнатам, но так и не обнаружить двери, соединяющей два жилища.

Д. массировал виски (тщетно пытаясь избавиться от последствий вчерашнего веселья) и что-то негромко напевал себе под нос. Прислуги он не держал, а рассыльные, приносившие пищу, питьё и всё прочее, что нужно для приемлемой жизни, всякий раз считали, что оставляют требуемое то у дверей безвестного домика на окраине города, то у дверей гостиницы, то ещё где-нибудь.

Д. всё ещё изгонял неприятную пульсирующую боль, когда в дверь постучали.

«Кто бы это мог быть?», — удивился Д. Ничего он не заказывал, никого не приглашал.

— Войдите, — произнёс он, постаравшись принять деловой и бодрый вид.

Дверь тихо отворилась, на пороге появился Гин-Уарант.

Облачённый в парадный мундир, выглядевший гораздо моложе своих пяти с лишним столетий. Совершенно неуместный.

Примета есть какая-то, подумал Д. неприязненно. Про первого, кто появится у тебя дома в новом году. Сдаётся мне, этот год будет не лёгким. Постойте, а как он нашёл нужную дверь?

Большой палец Д. незаметно для вошедшего надавил на внутреннюю поверхность перстня.

Спустя несколько секунд открылась противоположная дверь, и Кинисс молча вошла в комнату.

— Моё почтение, — генерал поклонился рептилии. Улыбка была холодной. — Моё почтение, — поклон в сторону Д. — Всего наилучшего в Новом Году. Позволите присесть?

Д. жестом указал на кресло. Генерал прислонил трость к стене, с удовольствием откинулся.

— Вина? — произнёс Д., стараясь сохранять приветливое выражение лица. Говорил Чёрточка, и справедливо говорил — не смешивай моё вино с деревенским…

— С удовольствием, — генерал явно чувствовал себя лучше, чем его хозяева. — Неплохая маскировка, Д… Не сразу вас нашёл. А вы неплохо устроились!

— Не жалуюсь, — Д. сказал что-то вполголоса в хрустальный шарик, взятый с подставки на столе, и тоже откинулся в кресле. Кинисс встала за его спиной. Сидеть на этих креслах ей неудобно. Не просить же подождать, пока она принесёт скамейку. — Чем обязан такому визиту?

— Вы будете смеяться, — генерал вздохнул, на лице его проступило печальное выражение, — но я пришёл спасти вас.

— Как именно? — Д., казалось, ничуть не удивлён.

— Время ещё есть, — генерал извлёк из внутреннего кармана кителя конверт, положил его на столик рядом с креслом. — Могу сразу перейти к делу. Но предпочёл бы, чтобы вы сначала ознакомились с этим.

— Праздник, генерал. Может быть, дня через три…

— Сегодня же, — голос генерала стал жёстким, а глаза перестали улыбаться. — Сейчас же. Иначе, мой дорогой, «завтра» для вас может не наступить.

— Вы угрожаете? — это Кинисс.

— Не я, — генерал поднялся и вновь сделался самой вежливостью. — Я уже сказал, зачем пришёл. Я вас оставлю, часа на два. Да, пожалуй, двух часов должно хватить. А потом вернусь, и мы попытаемся заключить сделку.

— Сделку? — брови Д. поползли вверх. — Вы заключаете сделку? Со мной?

— Пока ещё не заключаю, — генерал взглянул на часы на окне. — Пока даю вам время убедиться в том, что вам нужна помощь. — Гин-Уарант встал и коротко наклонил голову. — До встречи. — И вышел.

— Он вышел, а я сижу и смотрю, — произнёс Д. потрясённо. — Что там, в конверте?

Кинисс молча глядела, как Д. подносит к конверту один индикатор за другим.

— Сейчас посмотрим, что… — он осёкся, глядя на Кинисс, и вышел в соседнюю комнату. Вернувшись с креслом, подходящим для рептилии, он увидел, что та уже вскрыла конверт и разложила на столе его содержимое — несколько кристаллов и бумаг.

— У нас неприятности, — заключила она, мельком пролистав бумаги. — Одним вином не обойтись. Пойду, закажу что-нибудь существенное…

Д. взглянул на первый лист, и праздничное настроение тут же вылетело у него из головы.

Часы пробили половину.

Парк Времени, Лето 73, 435 Д., 18-й час

Клеммен никак не мог поймать ускользающее слово. Впрочем, это уже было неважно. Слово не могло всплыть потому, что его не положено произносить. Ни вслух, ни мысленно. Когда Д. начинал говорить о «непроизносимом», юноша в лучшем случае думал, что его разыгрывают — или говорят образно, по причинам, которые в настоящий момент открывать не стоит.

И — вот оно. Имя, которым обладал этот предмет, плавало прямо перед глазами. Но не проявлялось. Наверное, это должно быть страшно — жить с таким знанием. Которое можно передать только огромным количеством иносказаний, каждое из которых начисто исказит подлинный смысл.

Две стороны. Золотая и железная. Испытание и капитуляция. Каждая содержит награду, каждая вынудит с чем-то проститься. Что за испытание? Клеммен не имел ни малейшего понятия. Д. очень туманно распространялся о подобных вещах. «Сам я не видел ничего подобного», говорил он, «могу рассказать только то, что известно по слухам. Можно сколь угодно долго тянуть с принятием решения, но рано или поздно надо будет его принять».

«А если умрёшь раньше, чем решишься?» — спросил тогда Клеммен, больше из озорства.

«Не сможешь умереть», хмуро ответил Д., «И пожалеешь о том, когда решился таким образом обмануть судьбу».

Клеммен взвешивал лист на ладони. Вот как это выглядит. Найти подобное можно где угодно. Может вынести водой; может прийти в письме (и посылавший его никогда в жизни не узнает об этом — потому что не вкладывал знак в конверт). Как выяснилось теперь, может и белка подарить. Любопытно, сколько времени этот кусочек коры лежал в дупле? Белки живут недолго. Кто скрыл подобное в столь странном тайнике?

Выкидывать или пытаться сломать знак бесполезно. Вернётся.

Принимай решение.

Но какое? Какое решение может принять тот, кому жить осталось менее четверти суток?

Остро захотелось вернуться в монастырь и забрать тетрадь. И спрятаться, где угодно. Так глубоко и далеко, чтобы никто и никогда уже не отыскал. Да только где найти такое место… Кто сказал, что Клеммен успеет отыскать того, кому нужно отдать требуемое? Кто помешает вымогателю прятаться до одной минуты пополуночи или удалиться, «забыв» об обещании сохранить своей жертве жизнь?

«Они никогда не остановятся».

Ладно, подумал Клеммен. Что будет, то будет. Сохраняем спокойствие. Сейчас главное — подарок.

И сел, сжимая в руке брусок из лиственницы, пытаясь увидеть в нём то, ради чего имело бы смысл отсекать лишнее.

Венллен, Лето 73, 435 Д., 19-й час

— Если всё это правда, самое время пойти и повеситься, — произнёс Д. слабым голосом. Того, что за последние несколько минут нанесли рассыльные, хватило бы, чтобы закатить добрый пир. Но ничего не лезло ему в горло.

В конверте нашлось много интересного.

В конверте были карты. На картах — бумажных и запечатлённых в кристаллах — были отмечены все до одного особые места, известные Д. и Кинисс. А также немало неизвестных: судя по всему, таинственному автору документов удалось пробраться даже за ревущий Штормовой пояс. Верхом на драконе, что ли, летал?

— Ты… знаешь способы попасть за Штормовой пояс? — спросил Д. у Кинисс, после того, как тщательно сличил координаты. Получил в ответ мрачный кивок. Знает. Очень хорошо. Но не скажет.

Просто изумительно. Академия более сотни лет пытается — тщетно — разработать способ пересечь барьер, отделяющий пространство за пределами Штормового пояса и изучить, наконец, что там творится. А мы всё знаем… только не скажем. Лучше бы я не спрашивал.

В конверте также были досье. В том числе на самого Д.. Настолько полное, что бородач сам удивился, обнаружив в нём то, что давным-давно забыл.

Вполне возможно, что было досье и на Кинисс. Во всяком случае, их имена во всех остальных источниках встречались примерно с равной периодичностью. Но не станешь же спрашивать у неё, видела ли она здесь своё досье! Д. на всякий случай заглянул в золотисто-оранжевые глаза и понял — да, не стоит. Не скажет. Что равнозначно предположению: было там и её досье. Куда делось… лучше тоже не спрашивать.

Всё это было неприятно. Кто-то, незнакомый Д. и Кинисс — а, следовательно и Бюро — тщательно следил за всей их деятельностью. Интересная деталь: досье на Клеммена-Ланенса было существенно менее полным, нежели то, чем располагал сам Д. Но были и места, у Д. не отмеченные. Например: что Клеммен забыл на языковом факультете? Что-то он говорил про надписи на стволе старинного сиарха , про призрак той прабабки… мда. Кто-то старательно извлекает самое неприятное, что случалось в жизни, и аккуратно помещает прямо перед носом…

Однако в полное уныние Д. был повержен не всем, перечисленным выше. На одной из карт красным кружком было обозначено во всём остальном не такое уж и примечательное место — где-то в Каменных Волнах, на юге материка.

— Что мы знаем про это место? — спросил он у Кинисс.

Та некоторое время думала.

— Ничего, насколько мне известно. Никаких аномалий. Надо выяснять на месте.

— Ладно… — Д. тяжело поднялся и направился к своим архивам. Соображалось с большим трудом, после вчерашнего веселья и сегодняшних известий.

Когда он вернулся, Кинисс в комнате не было.

Спустя десять минут она возникла на прежнем месте. Из ниоткуда. Глаза её чуть покраснели, а так никаких признаков усталости не было. А ведь говорила, что совершать перемещение через астральную проекцию сюда, в контору, невозможно… Ладно. Не время обращать внимание на такие мелочи.

— Чистая правда, — подтвердила она. — Там узел мировых линий. Мощный, стационарный. Я бы сказала, серьёзные шансы предположить, что наши с тобой расчёты о месте, где произойдёт Рассвет, надо срочно повторить. С учётом нового узла.

Услышав это, Д. обхватил руками голову и сидел так довольно долго.

— Да, повторим… а через день генерал подбросит нам пару-другую новых узлов. Чего стоят наши усилия? — спросил он вяло. Когда в течение нескольких минут осознаёшь, что большая часть предыдущей жизни потрачена впустую…

Хансса продолжала молчать, но Д. — в особенности, если бы он не находился в столь скверном расположении духа — мог бы заметить, что она, конечно, тоже потрясена… но не так. И, возможно, не этим.

— Чего-нибудь, да стоят, —произнесла она, в конце концов. Голос её был усталым. — Надеюсь, наш недавний гость прольёт свет на часть загадок. Пока что он сумел добиться одного: вынудил нас нарушить правила. Ты понимаешь, что это значит?

Разумеется, Д. понимал. Отныне им с Кинисс предстоит разбираться со всем самостоятельно. И придумать такой способ покончить с загадками, который, помимо прочего, будет гарантировать им обоим жизнь.

Почему, почему они немедленно не связались с собственным руководством, едва лишь генерал оставил конверт?

Тут в дверь негромко постучали.

Парк Времени, Лето 73, 435 Д., 19-й час

Когда появилась белка, Клеммен вспомнил, что собирался угостить её в новогоднюю ночь, да так и не угостил. Пакетик с орехами был с собой. Пока грызун с невероятной скоростью поглощал принесённое, юноша вглядывался в то самое дупло.

— Ладно, — произнёс он и, со второй попытки, забросил ключ внутрь. Завёрнув его в кусок ткани. Медный, заржаветь не должен.

— Отдашь, когда попросят, — обратился он к белке, и та на миг отвлеклась от своего занятия, посмотрела человеку в глаза.

Клеммен готов был поклясться, что в чёрных глазках мелькнуло понимание. Интересно, не так ли ей приказали «подарить» тот кусок коры?

Он направился на восток, к выходу из Парка. Несколько раз оглядывался — белка по-прежнему восседала на куче орехов, продолжала поедать их — словно год уже ничего не ела.

Он уходил с пустыми руками. Ничего, ровным счётом ничего не открылось в куске дерева, и пытаться вырезать что-то наудачу — значит, зря переводить материал. Портить себе настроение и бездарно проводить время.

Похоже, везение заканчивается, подумал Клеммен. Теперь, когда выбор сделан и ключ покоится где-то в дупле, обратного пути нет.

«Безделушки» сообщили только одно: Клеммен под воздействием слабого, разрушительного, медленно проявляющегося воздействия. Говоря простым языком — проклятия.

Подобные проклятия обычно обладают одним, неприятным для жертвы, свойством. Тот, кто в состоянии снять проклятие, обязан сам догадаться о его существовании.

Обращаться вроде бы не к кому. Д. и Кинисс без средств связи не найти — праздник! Остаётся единственный дом, где, вероятно, Клеммена рады будут видеть, но и там он не сможет сказать то, что знает.

Всякому человеку полезно хотя бы раз в жизни испытать состояние полной беспомощности.

Венллен, Лето 73, 435 Д., 20-й час

— Что всё это значит, генерал? — спросил Д., едва сдерживаясь. Поначалу говорили о пустяках. Гин-Уарант пребывал в безмятежном состоянии духа, о делах говорить не желал — словом, как положено. И ведь не прогонишь, ничего не потребуешь. Огласка теперь подобна смерти. Точнее, она и есть смерть. И генерал это знает.

— Вы не поверите, — генерал отставил бокал в сторону, — мне нужна ваша помощь.

— Не так давно вы говорили, что собираетесь спасти нас. Что, теперь ситуация изменилась? Спасать нас уже не к спеху?

— Одно другому не мешает, — генерал весело улыбнулся. — Итак, вы ознакомились с документами.

— Да. Вы не тот, за кого себя выдаёте. Генерал, я должен вас немедленно арестовать. И разговаривать совсем в другом месте.

— Ох, опять, — генерал скривился, словно выпил уксуса. — Будьте благоразумны. Вы же понимаете, что не станете меня арестовывать. Неужели я должен пояснять, почему? Не должен? Отлично..

— Продолжайте, — Д. произнёс это, когда стало ясно, что генерал ожидает реплики.

— Подвожу итог. Вы полагаете, что знаете места, где может произойти Рассвет. Я могу доказать вам, что ваши расчёты ничего не стоят.

— Считайте, что уже доказали, — слова эти дались с большим трудом.

— Приятно говорить с человеком, умеющим проигрывать. Далее: я знаю, где может произойти Рассвет. Для вас это приятная новость: я готов с вами поделиться этим знанием. Неприятная новость в том, что есть и другие, кто знают. И с этими… другими я один могу не справиться. Втроём у нас есть шансы.

— Вы хотите, чтобы мы помогли вам… м-м-м… уладить недоразумения с этими «другими»?

— Совершенно верно.

— А взамен?

— Не так уж и много, Д. Жизнь. Всего одна жизнь.

— Чья? — Д. почувствовал, что ответ ему известен.

— Вашего последнего ученика, — произнёс генерал, выделив предпоследнее слово.

Часы пробили половину.

— Это невозможно, — таким же тоном ответил Д.

— Возможно. Мальчишка слишком опасен. Не сам, конечно, сам по себе он почти никому не интересен — я восхищаюсь вашему таланту отыскать такого. Но сейчас предоставляется удачный шанс покончить со множеством затруднений и первыми встретить Рассвет. Подумайте.

— Это невозможно, — повторил Д., а Кинисс встала со своего кресла. Казалось, только ценой огромных усилий она заставляет себя не напасть на генерала.

Генерал поднялся.

— У меня нет выбора, — сухо произнёс он, глядя в тёмно-фиолетовые, почти чёрные глаза рептилии. — Я вынужден открыть вам ещё часть истины. Я обязан убедить вас, Д., поскольку времени осталось очень мало.

— Что значит — «мало»? — резко спросил Д.

— Рассвет может состояться в ближайшие часы.

— Как это?! — Д. тоже поднялся на ноги.

— Вы мне верите? — спросил генерал спокойно.

Д. оглянулся на рептилию. Та кивнула.

— Считает, что говорит правду, — пояснила она сухо.

— Мальчишка получил сегодня танненход , Письмо Смерти. Он не доживёт до утра. А смерть его напрямую связана с Рассветом. Д., не пытайтесь выглядеть глупее, чем есть на самом деле. Я прекрасно понимаю, зачем вы посылали его в особые места. Вы сделали из него ключ. Если об этом догадался я, об этом догадался и кто-нибудь ещё. Клеммен должен умереть до того, как Рассвет начнётся — иначе всем нам конец. Безо всяких метафор.

— Не ваше ли Письмо он получил? — прошипел Д., ощущая, как опора уходит у него из-под ног.

— Нет, — Гин-Уарант вновь уселся в кресло. — Разве я похож на сумасшедшего?

— Да, — ответил Д., не колеблясь.

Генерал расхохотался.

— Браво, Д., — он несколько раз хлопнул в ладоши. — Возможно, вы правы. Итак, вот моё предложение. Пусть всё идёт, как идёт. Я не призываю вас явно предавать вашего ученика. Вы же не узнали бы о Письме, если бы я не появился, верно? Вот и не знайте. Ваша задача — ничего не делать, не искать мальчишку, не реагировать на его сигналы. Всё остальное — моя забота.

Д. замер с открытым ртом.

— Подумайте, Д., — голос генерала неожиданно стал усталым. — Всего одна жизнь.

— Ваше предложение чудовищно, — произнёс Д. глухо, закрыл лицо ладонями.

— Я расскажу вам ещё кое-что, — генерал устроился поудобнее в кресле. — Я был в курсе всех ваших планов, Д.

Д. открыл, не глядя, ящик стола и достал оттуда каменную пластину. На ней было выгравировано изображение руки с растопыренными пальцами.

Воцарилось молчание.

— Совершенно верно, — в голосе генерала звучало уважение. — Почти угадали.

— Вас нельзя оставлять на свободе, — вмешалась Кинисс. — Я не верю вам, генерал. Мы нужны вам, только как инструмент. — И сделала шаг в сторону генерала.

Тот и глазом не моргнул.

— Да, — согласился он. — Я открыт, сайант — видите? Давайте, задержите меня. Я рискую многим, появляясь здесь. Но вы рискуете всем . А я — всего лишь своей жизнью.

Кинисс словно ударилась о невидимую стену.

— Прикажите принести ещё вина, — генерал первым нарушил молчание. — Я должен посвятить вас в подробности.

Я шёл пешком.

Торопиться было некуда. Несколько раз я пытался взяться за «ключ», и всякий раз ледяными клещами сжимало сердце. После третьего раза, когда мир померк перед глазами, я понял — не судьба. Теперь уже моих невидимых мучителей не устраивало то, что я могу куда-то перенестись.

Размышлять о том, как спастись, опасно. Сразу же начинала кружиться голова. Думать о том, кому могла быть выгодна моя смерть, оказалось вполне возможным и ненаказуемым.

О ком говорил тогда Д.? Кто те трое, что не поверили в мои «похороны»? Правитель Сенверриал, генерал Гин-Уарант и… Андари.

Представить себе её, хладнокровно планирующую моё устранение, я не мог. Д. — мог. У меня, наверное, слишком слабое для этого воображение. Если я допускаю такую мысль — лучше броситься под первый встречный экипаж.

Остальные двое… кто из них беседовал со мной там, на приёме? Оба? Кто-то один? Кто предлагал мне награду за «нечто, что можно найти» в Скрытом Доме? Не помню.

Наверное, мне стоило впасть в самое чёрное отчаяние, какое только можно было себе представить. Но я успел от всего этого устать. Пешком до Венллена идти очень долго; может статься, что полночь наступит раньше, чем я в последний раз увижу её .

Но я шёл и шёл. Дышал воздухом, смотрел вокруг, встречался взглядом со счастливыми людьми, которым ничего не стоило проснуться завтра такими же бодрыми и здоровыми, и постепенно переставал думать о времени.

Венллен, Лето 73, 435 Д., 21-й час

— …кроме того, у него неплохие шансы присоединиться к Теренна, — завершил генерал. — Ольт, обученный человеком — страшная вещь. Я не знаю, чего вы хотели этим добиться, Д. Я не могу позволить Теренна усилиться. Последнее время эта наэрта вымирает. Она должна сойти со сцены, полностью.

Д. вздрогнул.

— Зачем?

— Некогда объяснять. Позже, когда вы расскажете, зачем внедрили его в Теренна…

Д. и Кинисс переглянулись. Генерал не заметил этого.

— …не сейчас, в любом случае. Итак, Д., пообещайте: сегодня до полуночи вы не станете искать вашего ученика. Это всё, что от вас требуется.

Д. молчал.

— Решайте, — генерал явно торопился. — Время уходит. Или несколько веков хаоса и войн… или одна жизнь. Всего одна.

— Почему именно он? — голос Кинисс звучал спокойно.

— Так получилось, — пожал тот плечами. — Несчастный случай. Случайность. Д., вы сами не понимали, кого создаёте.

Д. продолжал молчать.

— Спрашиваю в последний раз, — лицо генерала потемнело.

Д. кивнул — едва заметно.

Генерал вновь посветлел.

— Все предавали, хотя бы раз в жизни, — пояснил он, слегка наклонив голову. — Я найду вас, оставайтесь поблизости.

И ушёл.

— Он в городе! — возбуждённо произнесла Кинисс, не обращая внимания на скорчившегося в кресле Д.

— Кто? — раздалось из-за спины. Слабый голос, словно дуновение ветра.

— Клеммен, — Кинисс оживилась. — Только что его не было! Движется… нет, не к нам. Похоже… я знаю, куда он направляется!

— Я обещал… — Д. подавился окончанием фразы.

— Я слышала. Ты ещё об этом пожалеешь. А я ничего никому не обещала!

С этими словами она растворилась в воздухе.

Д. обхватил голову руками.

Что он мог сделать?

Одна жизнь — против сотен и сотен тысяч. Разве можно было иначе?

Венллен, Лето 73, 435 Д., 23-й час

…Когда я вернулся к реальности нашего мира, обнаружилось, что я стою у ограды. За ней виднелся дом… тот самый дом. В окнах горят огни — хозяйка дома.

Так что, это всё-таки розыгрыш?

Похоже, что нет. На часах четверть одиннадцатого, а прикосновение к «ключу» отзывается ледяной иглой, вонзающейся в сердце. Как это я так быстро добрался? Кто-то подвёз? Вполне возможно — но отчего я этого не помню?

Мне стало не по себе. Стою здесь, у её дома, и думаю о том, приснилось мне это или нет. Ничего глупее придумать невозможно.

Мне померещились лёгкие шаги за спиной, но оборачиваться я не стал.

Двое нападающих бесшумно возникли за спиной у Клеммена; было похоже, что в их планы его визит не входил. Юноша шёл неторопливо, не обращая внимания на происходящее. На некоторое время нападающие замерли. Тетради при объекте нет… возможно ли, чтобы она находилась в этом доме? Не может быть, чтобы человек с такой покорностью отказывался от жизни.

Но приказ был недвусмысленным. Впускать его в этот дом нельзя.

Порыв ветра дунул в спину нападающим. Они оборачивались, держа оружие наготове. Кто бы это ни был, сейчас от него останется лишь горсть пепла.

Они обернулись, чтобы встретитьс я взглядом с чёрным провалом, из глубин которого на них взглянули два огромных пурпурных глаза. Возможно, каждый из неизвестных хотел крикнуть, позвать на помощь, но не успел.

Глаза мигнули — и оба — рослые люди, в каждом не менее метра девяносто — молча и беззвучно повалились на землю.

Клеммен, уже поднявшийся к двери, ощутил, как треугольник на его шее принялся мелко дрожать, и успокоился. Что-то тихо хрустнуло за спиной.

Он оглянулся.

Всё спокойно. Фонари тускло освещают дорожку, по которой он пришёл. Никто не следовал за ним — отчего такое сильное, почти непереносимое ощущение чужого внимания?

Кинисс сидела, прижимая обоих бесчувственных «грабителей» к дорожке, смотрела в глаза Клеммена. Он не должен был её видеть и, вроде бы, не видел, но чувствовал , что нечто странное происходит неподалёку.

Оставаться невидимой самой, скрывать от взгляда этих двух уже было нелегко. Кинисс ждала одного мгновенья… чтобы Клеммен отвернулся… тогда она сможет уйти на несколько секунд, увидеть след тех, кто охотится за ним.

Всего лишь несколько секунд!

Дверь открылась.

Но теперь в её сторону смотрела ольтийка. Незадача… как только они оба войдут в дом и дверь закроется, увидеть их будет невозможно.

Они отвернулись. Оба. Кинисс мигом отпустила свою «добычу» и «прыгнула» — для постороннего наблюдателя сделавшись на неуловимое мгновение полупрозрачной.

Почти сразу же вернулась.

Мимо дома проходили люди, и надо было куда-то деть этих двух, пока кто-нибудь не обратил внимания.

Она некоторое время думала, после чего все трое растворились в воздухе.

— Доигрались, — генерал появился так неожиданно, что Д. вздрогнул. Голос Гин-Уаранта вряд ли можно было назвать спокойным. — Всё рушится, Д., мальчишка оказался хитрее. У него будет передышка — временно он будет недосягаем. Пора привести дела в порядок, Д., выбрать место для своих похорон.

— Что значит — «всё рушится»?

— Он направлялся к этой девчонке. Его должны были перехватить у входа. Убить, если попытается войти. Я ждал этого момента… но потерял обоих агентов из виду. Достаточно было поймать их обоих, Д. — м через час-другой мы бы с вами праздновали наступление Рассвета. Клеммен благополучно вошёл в дом. Оба нападавших исчезли. И я догадываюсь, кто всё это устроил.

— Не понимаю, что мешает взять дом штурмом.

— Не считайте меня идиотом. В доме никого не будет..

— Вы приписываете ей сверхъестественные способности.

— Послушайте, — генерал тяжело опустился в кресло. — Если бы надо было просто устранить их обоих, я не стал бы появляться у вас.

— Но ведь выйдет же он когда-нибудь?

— Он проходит Испытание! — рявкнул неожиданно генерал; от звукового удара Д. окончательно пришёл в себя. — Понимаете? Он пришёл из Парка в Венллен за полтора часа, оставаясь невидимым! Справился с двумя… специалистами, каждый из которых мог перебить всё ваше Бюро в полном составе! А теперь он внутри — и что будет, когда выйдет наружу, не знает никто!

Генерал уселся обратно.

— Теперь вы понимаете, кого подготовили на нашу голову? — неожиданно тихо осведомился генерал. — Теперь вся эта весёлая компания озвереет. За вами когда-нибудь устраивали охоту, Д.? Настоящую, когда невозможно остановиться на секунду, потому что молния тут же ударяет в это место?

— Случалось, — ответил Д. неохотно.

— Скоро сможете освежить воспоминания. Как только… наши общие знакомые осознают, что Испытание началось, они примутся искать виновных. И найдут.

— Будьте вы прокляты! — Д. вскочил. — Мало вам Клеммена? Насколько я понимаю, Андариалл следующая?

Генерал тихо рассмеялся.

— Ничего вы не понимаете, — возразил он. — Пока Испытание не завершено, ей ничего не угрожает. Забыли?

Воцарилась гнетущая тишина.

— Я отыщу вас, — генерал поднялся. — Предстоит пять-шесть очень тяжёлых дней, Д. Постарайтесь выжить… вы всё ещё нужны мне живыми. Оба. Есть, конечно, вероятность, что Клеммен не пройдёт Испытания… но лучше бы прошёл. Иначе можно не успеть.

— Он может его не пройти? — по спине Д. поползли мурашки.

— Веков тридцать назад только ленивый не проходил его, — на лице генерала появилась задумчивость. — Теперь многое изменилось. Впрочем… Если он погибнет там, то избавит нас от множества хлопот. Буду надеяться, что живым он не вернётся.

— Я буду надеяться на обратное.

— Глупо. Очень глупо… Но вы по-прежнему нужны мне, Д. — придётся простить вам и это. До встречи.

Как только дверь за генералом захлопнулась, Д. быстрым шагом направился в «оружейную» — где принялся облачаться и вооружаться. Война? Пусть будет война.

Слишком уж быстро генерал разделался с ними со всеми.

Андариалл, Лето 73, 435 Д., 23-й час

Как только двери дома захлопнулись за мной, я понял, что, в сущности, всё происшедшее не имеет никакого значения. Андари была всё в том же «осеннем» платье.

— Счастья и удачи, — поклонился я.

— Счастья и удачи, — ответила она. Тут я неожиданно понял, что знаю , что именно скрывается в том куске дерева, возле которого так долго сидел совсем недавно. Ощущение потрясло меня своей силой.

Д. не сказал мне главного: знаешь, что делать — делай. Слова нужны лишь там, где без них обойтись невозможно. Я пришёл сюда, осознавая, что не приготовил никакого подарка… но я ошибался!

Я слабо помню, что было дальше. Помню мастерскую, в которой находился, и то же самое чувство, что посещало меня здесь же: достаточно лёгкого прикосновения резца, чтобы всё «лишнее» осыпалось с заготовки прочь.

Когда я очнулся, в руке у меня была небольшая фигурка. Орёл на вершине скалы — расправляющий крылья, чтобы взлететь. Сколько же времени я провёл здесь? Несколько часов? На лбу тут же проступил холодный пот.

Я встал и оглянулся.

В комнате я был один.

Взглянул на часы — без двадцати одиннадцать. Так сколько я провёл здесь? Двадцать минут… или двенадцать часов и двадцать минут?

Да нет, ночь ещё, за окнами темно.

Не сутки же я здесь просидел!

Огляделся ещё раз. Странно… если я сидел здесь и с безумной скоростью вырезал вот эту фигурку… то где стружки? Обломки дерева? Всё чисто и прибрано, словно только что подмели.

Похоже, Клеммен, с твоей головой что-то не в порядке. Неудивительно. Если тебя приговорили к смерти…

Из-за двери я услышал голоса. Андари — беседует с кем-то. Ну, хватит. Раз уж я здесь, незачем тратить понапрасну время. Хорош гость — сидит и рассуждает, снится ему всё это или нет. Если снится, то надо поторопиться, пока не проснулся.

Я аккуратно открыл дверь и вышел наружу.

Д., Лето 73, 435 Д., 23-й час

Привести незаметно своих агентов в состояние повышенной готовности, да ещё во время праздника — занятие непростое. Намеренно или нет, генерал подбросил несколько очень полезных идей, не воспользоваться которыми было бы преступно.

Итак, первое. Утверждается, что тщательно вычисленные при помощи специалистов Академии места, где может произойти Рассвет, на деле ничего не означают. Проверить это можно лишь одним способом: дождаться Рассвета.

Впрочем, одним ли? Теоретические выкладки прежде оправдывали себя на практике. Но предыдущие Сумерки были тогда, когда Люди воевали ещё каменными топорами. Если выкладки касаются катастрофы, проверять их только практикой не следует.

Предположим, что генерал прав. Что бы я сделал, если бы доверял его словам? Обратился бы к Наблюдателям, сообщил бы всем предсказателям, что они ищут не в том месте. Но как убедить их, что не в том? В особенности, если я и сам в это не очень-то верю? И как не расстаться при этом с головой, а минимум — с работой?

Но ведь всё, что принёс Гин-Уарант, свидетельствует, что генерал прав?

Возможно.

И ты обещал не вмешиваться?

— Я обещал не помогать ему в эту ночь , — произнёс Д. вслух, губы его раздвинулись в улыбке. — По поводу всего остального уговора не было.

Он встал было, чтобы выйти на улицу — как дверь наружу приоткрылась и на пороге возникла Кинисс. Рептилия была мокрой, словно побывала под проливным дождём.

— Ещё не ушёл? — задала она ненужный вопрос. — Есть новости, плохие и хорошие. С каких начинать?

Андариалл, Лето 73, 435 Д., 24-й час

Почему это я думал, что здесь всего один этаж? Снаружи не понять, сколько именно этажей. Но вот я вышел из мастерской, сжимая в руке фигурку орла, оглянулся — и заметил два лестничных пролёта.

Голоса доносились из-за поворота.

Некогда было расхаживать по дому, но любопытство взяло верх. Рядом с лестницей горел светильник, желтоватое пятно вокруг него слегка колебалось — хотя ветра никакого не было. Тут я ощутил запахи.

У каждого дома свой запах. Не все люди обращают на это внимание — как-никак, обоняние — не самое сильное наше чувство. Мне же до настоящего момента казалось, что во время всех предыдущих визитов у меня был заложен нос. В мастерской пахло деревом и смолой. Красками и каменной пылью. Здесь, в просторном зале, потолок которого подпирали колонны, пахло чем-то терпким и сладким. Не то фруктами какими, не то ароматическими травами — трудно сказать.

Сверху, с лестницы по левую руку, доносились другие ароматы — цветочные. Оглянувшись несколько раз, я рискнул подняться наверх.

Совсем подниматься я не стал. Размеры оранжереи можно было представить уже по тому её фрагменту, что открывался снизу. И вновь ощущение неправдоподобности кольнуло глаза: как такое возможно? Как можно следить за всем этим, умудряясь одновременно появляться во внешнем мире? И это всё собрал и привёл в порядок человек, которому нет и двадцати пяти? Не могу поверить. Однако всё видел отчётливо — каждое растение чем-то напоминало скульптуры. Слегка незавершённое, слегка несовершенное, каждое по-своему интересное. Жаль, я не ботаник. У-Цзин, вероятно, здесь бы и поселился — есть у него известная страсть ко всему, что можно выращивать в горшках…

А ведь где-то есть ещё картины! И — никакой прислуги! Ни души! И одновременно с этим — никакой магии. Светильники — и те обычные, на масле (подойдёшь вплотную, сразу ощущается). Нет, такого быть не может. Наверное, я всё-таки сплю.

Я взглянул на часы. Четверть двенадцатого! Боги всемогущие, сколько же я здесь стою?! Надо поскорее найти Андари.

Чем-то всё это напоминало Дом. Однако сходство было только в том, что такое количество помещений с трудом согласовывалось с тем, как выглядело здание снаружи. Ну и тем, что вокруг — сейчас — не было ни души.

Я повернул за угол, сделал несколько шагов по коридору и сразу же увидел её.

Коридор выходил на веранду. На ней, в пятне света, стоял накрытый на четверых стол. Андари сидела ко мне спиной; лицом ко мне сидел незнакомый мне ольт — возраста его было не понять. Я замер, не зная, уместно ли окликать её. Но она, видимо, почувствовала — оглянулась, что-то сказала собеседнику и поднялась из-за стола.

Я увидел, как это происходит.

Она была в том же «осеннем» платье с застывшим на нём листопадом… пока не переступила порог. Тут в чувствах у меня был провал… я не успел уловить того, что произошло. Платье сменилось на тёмные, почти чёрные тальва , невесомые туфли из тонкой кожи — на простые, самые обыкновенные сандалии, на голове возник и охватил развевавшиеся волосы тонкий серебряный обруч.

Рядом с ней я ощущаю себя безобразной обезьяной.

Я молча протянул ей фигурку.

Она приняла её, бережно взяв снизу… на секунду мне померещилось, что орёл шевельнул крыльями. Разумеется, мне показалось — сколько я потом ни глядел на него, он оставался неподвижным. Правда, припомнить, как именно были раскрыты его крылья, я уже не мог.

Она жестом пригласила следовать за ней.

Когда я вышёл на веранду, Андари вновь оказалась «одетой в осень». Лёгкая рубашка с коротким рукавами была вышита сложными узорами, отдалённо напоминавшими очертания листьев.

— Kaitein veandor , — произнёс, поднимаясь для приветствия, ольт и я понял, что это — аристократ. И по одежде. Тут же стало ясно, что моей памяти предстоит ещё одно испытание. Ну, дорогая, не подведи…

Я бросил взгляд на то, что окружало веранду. Что-то не припомню, чтобы на этой улице были такие дома… такая брусчатка… ну да ладно. Я же считаю, что это сон. А раз так, пусть продолжается.

— Kaitein veandor enalgil , — произнесли мои губы сами собой. «Счастья и долгой жизни».

Оба моих собеседника поднялись, присоединяясь к тосту, и я выпил (в последний раз, наверное) глоток вина, по сравнению с которым гордость коллекции У-Цзина была не более чем слегка перекисшей домашней настойкой.

То, что сам я оказался облачённым не в потрёпанную походную куртку, а в изысканный шёлковый костюм (никогда такого не носил), меня уже не удивило.

Как и прежде, основные усилия приходилось прилагать к тому, чтобы не смотреть в одном и только одном направлении.

Д., Лето 73, 435 Д., 24-й час

— … и где они? — Д. был необычайно возбуждён. Он более не походил на сломленного человека, вид которого вызывал в лучшем случае жалость.

В худшем — отвращение.

— Где положено, — ответила хансса, сжимая в ладонях дымящуюся чашку. — В морге. Их уже успели «выслушать» — негласно, разумеется. Оба были действительно вооружены как небольшая армия каждый. Я втайне надеялась, что их удастся оживить, но…

— Я понял кое-что, — сообщил Д. несколько секунд спустя. — Не знаю, входило ли это в планы генерала, но он выдал несколько крайне интересных личностей.

— Вероятно, входило, — Кинисс тоже успела проголодаться. — Ты уже осознал, что тебя вновь обвели вокруг пальца?

— Осознал, — Д. выдержал взгляд.

— Письмо Смерти означает, что от Клеммена чего-то требовали. Чего? Убить его было просто — прямо там, у него дома.. Что хотели получить от Клеммена?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю. Пока. А ты… готов был пожертвовать им — поверил, что переживёшь Рассвет? Зачем генералу свидетели?

— Ты вмешалась… поэтому?

— Нет, не только. Ты сам учил всех… не совершайте необратимых поступков. Тебе ещё предстоит посмотреть в глаза Клеммену. А пока — будем искать.

Она замолчала.

— У меня есть ещё одна догадка, — заметил Д. — Относительно «руки». Если ты смоешь…

— Позже, — Кинисс потрогала его за руку. — Пора возвращаться к дому Андариалл. Клеммен до сих пор где-то внутри. Если удастся отыскать его…

— Понял, — Д. поставил недопитый стакан на стол. — Я готов. Идём.

Андариалл, Лето 73, 435 Д., около полуночи

Имени его я не запомнил.

Аристократ вежливо поинтересовался моим прошлым… Судя по всему, он и Андари были как-то связаны друг с другом, но — странное дело — мне это было безразлично. Никакой ревности я не ощущал и сам не знал, почему. Впрочем, и это меня мало интересовало. Мне было хорошо. Очень хорошо.

Есть не очень-то хотелось, но попробовать — хотя бы из уважения — надо было всё. Память не подвела, я чувствовал, что аристократ поражён тем, что какой-то… в общем, что я веду себя так, как полагается. В этом смысле подготовка оказалась очень кстати.

Спустя некоторое время (на часы я не хотел смотреть) аристократ встал и ушёл. Попрощавшись. Мной он остался доволен — искренне пожелал встретиться ещё.

— Мне кажется, я сплю, — осмелился и признаться после того, как мы с Андари выпили ещё по одной рюмке — за удачу.

— Я знаю, что вы должны чувствовать, — ответила она. На «ты» мы не торопились переходить. Я — потому, что не мог себе этого представить, она — по каким-то иным причинам. — Всё это должно казаться сном.

Тропинка вела к веранде, ничем не огороженной — и три небольших ступеньки поднимались сюда, к столу. Кто ещё появится на этой тропинке? Кто уже появлялся?

— Всё выглядит по-другому, — я оглянулся. Даже рисунок звёзд отличался от того, что я привык видеть всякий раз, поднимая глаза к ночному небу.

— Вы стали другим, — пояснила она, поставила орла в центр стола. Я заметил у него на клюве крохотное бурое пятнышко. Посмотрел на свои руки. Проклятье… всё-таки порезался. Острые у неё инструменты, как только удаётся так их заточить?

— Он показался мне очень странным, — неожиданно выпалил я. Говорил я, конечно, о Менвермориллидде. Как ни странно, она сразу же поняла меня.

— Он очень стар, — слова она произносила медленно, словно каждое из них было необходимо обдумать самым тщательным образом. — Это скверное место, Клеммен — оно всё ещё пахнет кровью. Орёл там взаперти. Он просил вас о помощи?

— Да, — скрывать что-либо было бесполезно.

— Вы отказались? — я впервые увидел, как она морщит лоб. Лучше бы она этого не делала… это её вовсе не украшает.

— Нет. Я и не согласился. Он показал мне… наверное, прошлое… оставил несколько перьев. На память…

— У него странное чувство юмора, — она откинулась на спинку стула, луна осветила её лицо, до того момента пребывавшее в тени. — Скажите, зачем вы посещали Его святилище?

Я растерялся.

— Работа, — ответил. — В конце концов, Д. мой начальник, и я…

— Кто тут вспоминает меня? — послышался добродушный голос. Мы обернулись и челюсть моя, наверное, опустилась до самого пола.

У лесенки на веранду стоял Д. Тот , который помог подняться мне на ноги возле волшебного дерева — не тот, который сидел сейчас, наверное, дома и радовался жизни. Одет он был в совершенно невероятный камзол — таких лет сто не носят. На голове его был высокий цилиндр — тоже из репертуара ушедшего века. Словом, это был тот Д.

— Позволите? — он приподнял шляпу и Андари, поднявшись, кивнула. Я вспомнил, что пора закрыть рот и сделал это, пока никто не заметил. Д. откуда-то, словно заправский фокусник, извлёк небольшую розу тёмно-вишнёвого цвета и добавил её в вазочку с цветами.

Чудесный всё-таки цвток — роза.

— Не думал, что встречу тебя здесь, — повернулся ко мне Д., после того, как обязательные приветственные ритуалы были исполнены. — По своей воле, я надеюсь?

Меня словно кнутом стегнули.

— Ч-что вы имеете в виду?

— Вижу, что по своей. У тебя на лице написано, что с тобой что-то случилось. А зря, приятель, праздник есть праздник. Обо всём остальном лучше забыть.

— Куда вы делись? — спрашиваю. — Тогда, у ворот?

— Куда я делся? — изумился Д. — Лучше ответь, куда ты подевался. Впрочем, это-то мне как раз понятно. Я немного завидую тебе… ты смог сам найти дорогу оттудасюда … а я уже не могу. Да и боюсь немного.

— Вы?! — удивлению моему не было предела. — Вы боитесь?! Не могу поверить, Д. И что такое оттуда ?

Андари произнесла что-то на непонятном мне языке и Д., осёкшись, тут же повернулся к ней и кивнул.

— Прошу прощения, — он поднялся. — Мы ещё встретимся. Передавай ему привет… скажи, что дерево всё ещё в цвету. — С этими словами Д. надел свой забавный цилиндр, откланялся и спустился вниз по ступенькам.

— Подождите! — я, наконец, опомнился. — Кому передать привет?

— Мне, — услышал я уже издалека и Д. скрылся.

Тут мне стало не по себе. Лёгкая тошнота начинала подступать к горлу, что-то холодное принялось вращаться внутри живота. Полночь, вспомнил я. Всё-таки это оказалось правдой. Сколько у меня времени? Что успею сделать?

— Мне, наверное, пора, — слова давались с большим трудом. Глаза Андари на миг расширились, после чего она молча кивнула. Едва заметное движение.

Если это должно случиться — то не здесь. Не у неё на глазах. Я поднялся. Ноги становились ватными, в ушах стучала кровь. Это только в книгах человек, который вот-вот погибнет, находит единственно правильные слова и совершает единственно правильные действия. Можете поверить мне на слово: это чистая ложь.

— Про… — слово «прощайте» встало мне поперёк горла. Я не смог его произнести. Неприятные ощущения становились всё сильнее… На уме было одно. Как можно скорее выбраться из дома.

Я взял её за руку — Андари подняла глаза, взгляд её не позволял и шевельнуться. Не помню, сколько времени я стоял, сжимая её ладонь в своей, глядя в глаза. Вряд ли долго. Потом я отпустил её оадонь (она тут же отвела взгляд) и я шагнул в полумрак коридора.

Сейчас налево, во второй справа проём — и прямо, до самой двери. И бегом! Быстрее!

— А подсматривать неприлично… — проворчал Д., в очередной раз обходя двор. Хоть он и не был стройным и не обладал грацией лани, всё же умел двигаться бесшумно и не привлекая внимания. Пусто. В доме где-то горит свет… в комнатах темно, веранда на дальней стороне дома пуста — и, что характерно, дверь, ведущая в дом с веранды, не заперта. Более того, приоткрыта.

— Пусто, — отрешённо сказал призрак, возникший рядом с Д. из ниоткуда. У призрака был голос Кинисс. Так же, как и вид, и запах, и всё прочее. — Нет его. И её тоже нет… снаружи, по крайней мере.

— Ты не можешь «взять» их снаружи дома?

— Нет.

— А войти в дом?

— Я не осмелюсь, Д. И тебе не советую.

— Всё приходится делать самому, — пробурчал бородач недовольно. Выглядело это очень странно. Человек приходит в гости, ему открывают дверь… после чего ни сам человек, ни хозяева дома не выходят наружу — но обнаружить их присутствие невозможно. Летать они не умеют, телепортироваться — тоже. Подземных ходов в этот дом не ведёт. Куда, спрашивается, они делись? Вылетели в трубу вместе с дымом? Обернулись летучими мышами? Я отчасти понимаю генерала, подумал Д. хмуро. Что-то странное в этой девушке, что-то очень странное.

— Сигнал, — шевельнулась рептилия. — Так… точно! Клеммен! Очень слабый сигнал, словно глубоко из-под земли. Идёт к парадной двери!

— Время? — спросил Д. уже на бегу.

— Одна минута первого, — ответила Кинисс. — На моих.

— Хоть бы в этот раз успеть, — прошептал Д., останавливаясь возле Кинисс. Рядом с дорожкой, ведущей к парадному входу, шагах в десяти от двери.

Оба затаили дыхание.

Когда человека ведут на казнь, я читал, он иногда занимается самыми странными вещами. Порой вспоминает о неоконченных пустяковых делах, приводит в порядок внешность, иногда впадает в эйфорию и радуется последнему дню. Я отчего-то перебирал вещи у себя в карманах. Сил у меня не было бежать к двери, да и желания — тоже. Всё существо протестовало против этого… словно меня могло спасти уже то, что я не выше из этого дома.

Кто знает, может и могло бы.

Но тут пальцы правой руки наткнулись на что-то, что обожгло прикосновением, и подступающая слабость как-то сразу же забылась.

Я извлёк наружу лист. Одна сторона золотая, другая — чёрная.

Решайся… но на что?

И я решился.

— Андариалл! — позвал я и голос мой показался мне могучим и слышным всем вокруг, до самого горизонта. Эхо ответило мне, торопливо откликаясь со всех сторон.

Она появилась.

В том же тонком мерцающем одеянии — тальва , лёгкая куртка, газовый шарф…

Остановилась передо мной, вопросительно глядя в глаза.

Я протянул ей лист. Не глядя, она подставила ладонь.

Затаив дыхание, я отпустил лист. Не имеет никакого значения, чего хочешь. Если судьбе угодно, он ляжет золотой стороной вверх. Что ожидает меня?

Чёрная сторона? Лёгкая улыбка на её лице… встречи, возможно, один раз в несколько месяцев или недель… разговоры ни о чём… и всё. Чёрный цвет, цвет поражения. Справедливо ли, чтобы чья-то воля — пусть даже воля богов — могла так коверкать судьбу?

Хотя именно потерпевший поражение громче всех взывает к справедливости.

Я разжал пальцы. Наружу выплеснулся яркий свет. Лист улёгся золотой стороной вверх, и лицо Андари показалось в его свете ещё прекраснее.

— Я… — начал было я, и понял, что не знаю, что сказать.

Андари долго смотрела на лист, Осторожно прикрыла его второй ладонью. Что-то прошептала и прикоснулась к моему лбу кончиками пальцев.

Сделала шаг ко мне. Я закрыл глаза. Ощутил, как её губы коснулись моей щеки.

Когда я открыл глаза, её уже не было.

Вот и всё. И это не помогло.

Слабость, гул в ушах и поднимающийся снизу лёд вновь принялись вгрызаться в меня.

Я распахнул дверь, уже едва держась на ногах. Всё было напрасно… всё это «испытание»… всё, совершенно всё было напрасно.

Меня встретил яркий свет. На миг показалось, что я вижу чей-то знакомый силуэт, бросающийся навстречу… и всё.

Андари…

Всё исчезло.

Реакция у него была уже не та.

Дверь распахнулась, Клеммен возник на пороге. Он щурился, словно вглядывался во тьму… и даже в царившем полумраке было очевидно, что ему худо.

Кинисс молча кинулась к застывшему на пороге юноше.

Ослепительно яркий свет выплеснулся из дверного проёма. На какой-то миг Д. увидел, как весь окружающий мир замер, превратившись в плоскую чёрно-белую пародию на самого себя… Затем Кинисс оказалась у самой двери (кто, интересно, успел её закрыть?), ошарашенно смотрела на место, где только что стоял Клеммен.

Когда перед глазами у Д. перестали скакать цветные пятна, он подбежал к двери.

Кинисс долго осматривала дверь… приглядывалась… даже принюхалась. Подняла голову и всмотрелась в глубины, недосягаемые для человеческого глаза.

— Его нет, — заключила она, медленно опустилась на ступени. — Нигде нет.

— Как это… нигде? — поразился Д. — Телепортация? Дезинтеграция? Что с ним стало?

— Нет его, — ответила Кинисс сумрачно. — Нет, и всё.

— Ладно, — Д. помедлил и взялся за ручку двери. — Надо поговорить с тем, кто знает, в чём дело.

— Подожди, — голос рептилии звучал словно с другой стороны планеты. — Не спрашивай её о…

— Не собираюсь, — ответил Д. резко. — Я хочу просто посмотрю ей в глаза.

Кинисс не ответила и он, помедлив всего секунду, повернул ручку. Дверь, разумеется, не была заперта.

Книга 2

Часть 1. Сторона дерева

1. Лестница

Андариалл, Лето 74, 435 Д., после полуночи

— Андариалл!

Нет ответа. Светильники у двери едва горят; достаточно, чтобы не спотыкаться на каждом шагу. Запах жилого дома… неплохо она устроилась! Проклятье, почему меня никогда не приглашали в гости в такие дома? Или Кинисс права — любой здравомыслящий человек чувствует, что я не тот, кем кажусь? Всегда не тот, кем кажусь?

— Андариалл!

Прихожая. Пусто. Переобуваться не будем… я — гость нежеланный. Если она захочет, то укажет мне на дверь и будет совершенно права. И тогда ни ордер Наблюдателей, ни мандат Академии, ни воля Правителя — ничто не позволит мне войти сюда повторно. Ой, как я рискую… если начальство — руководство Академии — узнает, во что мы ввязались, уволят обоих. Кинисс, похоже, решилась-таки на нечто, мне ранее неизвестное — запретное для неё. Неужели и её удалось примитивным трюком…

— Андариалл?!

Столовая… или как это называется? Потрясающая чистота. Не музейная, нежилая, а вполне жилая… ничто не вылизано до полного идиотизма, но и следов неряшливости нет. Клеммен как-то спрашивал, как подобное возможно — содержать такой дом в порядке без прислуги — и что же я ему ответил? Не помню. Наверное, соврал что-то.

— Андариалл!

Мастерская. Д. осторожно закрыл за собой дверь. Хозяйка дома сидела в удобном кресле, вращающемся, с регулируемой высотой. Редкое изделие, наверняка работа дарионов — не похоже на ольтийское. Мозг работал, как привык, отмечая детали, в настоящий момент не существенные, — пригодятся. В будущем.

Она склонилась над чем-то… вырезает. Статуэтку, из дерева. Точнее сказать нельзя — надо подойти поближе. Как хорошо, что ольты, столь скрупулёзно соблюдающие этикет, придумали много замечательных обходных путей! Вот я, например, разыграю «встревоженного родственника» и, хотя и она, и я понимаем, что это только игра, у неё пока нет оснований выставить меня раз и навсегда. Отличные лазейки! Никто не может жить, вечно скованный по рукам и ногам правилами поведения.

— Приношу свои искренние извинения за подобное вторжение, но…

Она встала. Д. запомнил, что девушка была во всём чёрном — кроме тонкого изящного серебряного обруча на голове. Волосы, заплетённые в две косы и холодный взгляд. Она двинулась прямо на попятившегося Д….

…и исчезла.

Д. ошеломлённо озирался. Призрак? Видение? Иллюзия? Все «безделушки» безмолвствуют — значит, не магия. Он сделал шаг вперёд, осторожно прикоснулся ладонью к сидению кресла.

Тёплое.

Что за наваждение! Сквозь дверь она прошла, что ли?

Он вышел из мастерской, и ему показалось, что чья-то тень скользнула в соседний коридор.

— Андариалл!

Надо либо прикрыть дверь, оставаясь снаружи, либо войти внутрь. Мимо дома всё ещё ходили отдельные прохожие, привлекать к себе внимание не стоило.

Кинисс задержалась на пороге. Как необычно! Разные мировые линии — по ту сторону и по эту. И никакой магии! Никаких начертаний, аппаратуры; обычное дерево и камень, металл и краска. Не это ли имел в виду генерал? У каждой наэрта имеется свод собственных знаний, тайных знаний о мире… способ воздействовать на окружающую реальность. Знаний, которые невозможно передать посторонним. Знаний, которые перерождают того, кому достаются. Сказать генералу, что они, Хансса, пытались получить хоть крохотную часть подобных знаний — с тех самых пор, как ольты разделились на наэрта — и не могут? Или промолчать?

Лучше промолчать. Отлучение — страшная вещь, хуже смерти… Существование вне связи с астральной проекцией, вне общения с себе подобными; человеку тяжело даже представить такое. Провести остаток жизни у колодца, полного свежей водой до краёв; погибая от жажды… вечно испытывая её, не имея возможности хоть раз утолить. Все хансса, когда-либо отлучённые и изгнанные во «внешний» мир, известны, их биографии — урок для всех, кто осмеливается нарушить немногие существующие запреты ордена. А она, Кинисс, очень близко подошла к границам допустимого… Этот Гин-Уарант, этот якобы ольт, пытается спровоцировать её переступить черту. После которой пути назад не будет.

И неплохо это у него получается. Интересно, Д. уже догадался, что генерал — никакой не ольт? Точнее, в том числе и ольт? Сама Кинисс поняла это совсем недавно, выводы из этого следуют совсем неутешительные. Ну да ладно. Неприятности будем преодолевать по одной.

Она сделала шаг внутрь и закрыла за собой дверь. Никуда ходить она не будет, просто подождёт здесь. Как причудливо сплетаются мировые линии! Кажется, что хозяйка дома — как бы этосказать — рассредоточена повсюду. Не это ли причина того, что Д. мечется по дому, словно взбесившийся носорог, пытаясь её найти?

— Андариалл!

Он пытался отыскать её повсюду… вот только, поднимаясь по одной из лестниц, неожиданно наткнулся… на стену. На обычную глухую стену. Ну всё… не взрывать же её! Если девушка не отыщется ни в одной из оставшихся комнат, придётся уйти. Ритуал Испытания начался; тот, кто попытается нарушить уединение проходящих его, рискует исчезнуть. Буквально. Кто-то в Академии, помнится, читает лекцию на подобную тему — «рассредоточение» сознания. У Хансса есть способ действовать в рамах астральной проекции. У ольтов — нечто подобное. Но если астральная проекция — «одна на всех», то у ольтов… каждый такой «мир» — свой, собственный. Андариалл оказалась крепким орешком. Любопытно… генерал пытался поговорить с ней? Если бы не Письмо, Клеммен был бы сейчас где-то рядом… на пороге того самого «мира», который чуть-чуть изменит входящего. Или отвергнет, отбросит, закроется. Как об этом рассказать? Пока не переступил порог — ещё не знаешь; как только переступил — уже не в состоянии рассказать.

Комната для медитаций. Похожа на гостиную — но без удобных кресел, диванов, только подушки на полу, небольшая подставка для возжигания ароматических смесей. Интересно, кто у кого перенял внешние черты подобного — Хансса у них или они у Хансса? Известно только, что примерно в это же время, когда ольты разделились на наэрта , Хансса научились изменять свой индивидуальный запах. По желанию. Почти мгновенно. Точнее — полностью изменять ощущение от себя, во всех доступных проекциях. Странное умение. Маскировка. И… Хансса научились сразу вызывать расположение к себе. Стоит побыть в обществе Кинисс несколько минут, как обнаруживаешь, что необъяснимым образом доверяешь ей. Никакой магии. Никакой псионики.

И здесь никого. Д. собрался было признать полное поражение (ещё дважды натыкался на «призрака» Андариалл, всякий раз это заставляло его вздрогнуть), как вдруг обнаружил на противоположной стене едва заметные очертания двери. Ага…

…Комната погружена почти в полный мрак. Дальнюю стену украшает барельеф — нечто знакомое. Древний знак Владыки Солнца — что ж, следовало ожидать. На небольшом возвышении возле барельефа что-то тлеет, воздух напоен сладковатым запахом, от которого немедленно проходят все тревоги и лучше думается. Андариалл сидит прямо на полу, лицом к барельефу, скрестив ноги, сложив руки на груди. Вся в чёрном. Только серебряный обруч, на голове. Что-то на полу, прямо перед ней, отбрасывает золотистые отблески… что-то, что пока невозможно увидеть.

Д. неожиданно понял, что боится подойти поближе.

— Я… — шепнул он и понял, что здесь говорить не принято. Тишина и спокойствие вздрогнули… Д. умолк. Как привлечь её внимание?

Шаг. Ещё один. Голова девушки склонилась, и горевшая на возвышении масса вспыхнула ярче. Стен не было видно; они должны были быть — но не ощущаются. Провалы в пустоту.

— Андариалл… — тихо шепнул Д., решившись. — Скажите, пожалуйста…

Её правая рука совершила короткое движение, что-то легло на пол справа от неё. Короткий кинжал с чёрной, инкрустированной золотом рукоятью и слабо светящимися серебристыми рунами, бегущими по клинку. Д. вздрогнул, увидев блеск клинка, и понял, что это — последний шанс выйти отсюда без особых проблем.

Выйти немедленно.

— Нашёл её? — спросила Кинисс, когда осунувшийся Д. вернулся к выходу. Он вяло кивнул.

— Что-нибудь узнал?

Он некоторое время смотрел ей в глаза, отрицательно покачал головой.

— Я так и думала, — Кинисс бесшумно приоткрыла парадную дверь и выскользнула наружу. Д. последовал за ней.

Снаружи начинал накрапывать дождик.

— Спать хочу, — рептилия устало моргнула. — Да и тебе это не помешает. Мы не можем ничего изменить… иначе, вероятно, нас не станет. Всех. Включая её и Клеммена.

Д. кивнул.

— Домой, — согласился он на словах. Умных мыслей всё равно нет. А какие есть — те подождут.

Аннвеланд, Лето 74, 435 Д., после полуночи

Д. решил положиться на интуицию. Полагалось бы немедленно доложить обо всём — руководству. Ещё не поздно избежать начальственной немилости, но… Уже пожелав Кинисс доброй ночи и открыв портал в свою собственную спальню, Д. неожиданно осознал одну простую вещь.

Факты выстроились в простую и бесхитростную логическую цепочку. Все самые крупные успехи, которыми Бюро обязано своему отделению в Венллене — тому, которым руководила Кинисс — имели в своей основе одно общее.

Все эти действия выполнялись Д. или подчинёнными ему агентами самостоятельно; без согласования с центральным руководством. Собственно, никто всерьёз не воспринимал правила, обязывающие даже в типичных ситуациях чётко согласовывать действия с Центром — ведь для этого никогда не было времени.

Кинисс в этом отношении была либеральной; если операция удавалась — как оно и было в последнее время — все оставались довольны. Если дело оканчивалось не просто неудачей, но серьёзным провалом — вместе с непосредственным виновником отвечала за провал. Провальных операций на памяти Д. было всего две. Без катастрофических последствий.

Д. даже рискнул — после неприятного разговора с У-Цзином — просмотреть архивы обо всех операциях Бюро за последние десять лет. Выбрал наугад несколько разных отделений Бюро в разных городах. Увы, вывод напрашивался всё тот же. Только самостоятельно проведённые дела неизменно приводили к успеху. Всё, согласованное с Центром, в той или иной мере, оканчивалось ничем. Мягко говоря. И куда-то делись — если сравнить, к примеру, с серединой прошлого столетия — катастрофические провалы. Все до одного.

Неужели У-Цзин прав?

Д. стоял перед входной дверью дома Клеммена — дома, который тот покинул совсем недавно, чуть позже полудня предыдущего дня. А кажется, будто столетия назад.

Спокойно вокруг, тихо и пустынно. Дождик моросит. Слабый ветерок. Желтоватые конусы света от уличных фонарей.

Д. осознал, что не решается отпереть дверь — «универсальным ключом», что не потревожит никакую сигнализацию. Здешнюю, во всяком случае. Примерно так же он ощущал себя, когда бежал со всех ног из дома Андариалл.

Решившись, Д. тихонько прислонил «ключ» к замочной скважине и, изо всех сил стараясь не оборачиваться, раскрыл дверь.

Тут должно быть три комнаты, не считая кухни, столовой и прочего. Одна из комнат — студия Клеммена. Так ведь и не поинтересоваться его увлечением.

Ближайшая дверь приоткрыта. Д. осторожно заглянул туда — ага, понятно. Спальня. Пол усеян тончайшей каменной пылью — сквозняк успел разогнать её по углам и прочим «заводям». Откуда это? Д. присел и прикоснулся к пыльному холмику. Чрезвычайно тонкая, въедливая.

Зеркало, всё в трещинах, с отколотым правым верхним уголком. Вот это номер! Почему Клеммен не сообщил об этом? Почему ничего не сказали датчики? Д. вздрогнул, взглянув в глаза собственному отражению. Казалось: стоит только отвести взгляд, как отражение пожмёт плечами и пойдёт по своим делам. Отвернуться и покинуть комнату стоило немалого напряжения воли.

Однако стоило закрыть дверь — и беспричинно возникший страх пропал.

Вторая дверь, дальше по коридору. Кабинет. А Клеммен собрал неплохую библиотеку! Надо же! Д. знал, что его ученик — за последние три года — успел посетить почти все крупные премьеры в театрах Венллена и окрестных городов. Однако то, что парнишка увлёкся вопросами философии, поэзией, историей… Хммм. Как-то привык я относиться к нему снисходительно. Обучать его приходилось урывками — чтобы создать внешнюю видимость образования, дать самое необходимое. Но то, что Д. сейчас видел, доказывало: у Клеммена есть и другая, далеко не всем известная, жизнь. Настоящая — о которой никто из его руководства почти ничего не знает.

Второй раз за вечер Д. чувствовал, что робеет. Он пришёл сюда, чтобы понять — что же такое случилось с Клемменом за несколько последних дней. Отчего противники Бюро словно с цепи сорвались, пытаясь чего-то добиться от молодого ненгора.

…Тот старик, что пытался принести кровавую жертву у Камня. Тот, за кем Клеммен решил установить наблюдение — действительно вывел Бюро на целую организацию, что старательно пыталась уничтожить следы существования всех древних культов, малых культов. И такое было не раз — Клеммен отмечал кого-то, на первый взгляд, малозначащего — а исследования показывали, что объект наблюдения выбран не напрасно.

Д. переставал понимать — по своей ли воле он принялся «натаскивать» Клеммена на работу с ольтами — или то была внешняя идея, исподволь навязанная кем-то.

Складывалось ощущение, что ничего он понять не успеет. Здесь жил… живёт другой Клеммен, до которого Д. раньше не было никакого дела.

На столе лежала книга. Печатная копия древнего рукописного сборника стихотворений. Д. взглянул в окно, по которому змейками соскальзывали крупинки дождя, и открыл книгу наугад.

Д. захлопнул книгу. Оглянулся. Шкафы, стол, кресла, книжные полки словно устремили на него взгляд. Неодобрительный.

Д. сглотнул и тихонько вышел прочь. Вновь закрыл за собой дверь и снова понял, что никаких оснований для беспокойства нет — отчего же сердце только что сжималось от предчувствия чего-то неприятного?

Третью дверь он открывать не рискнул. Постоял возле неё, прислушиваясь…

Клеммен запросил сведения о предыдущих учениках Д. Зачем? Убедиться, что многие из них так и не вернулись с последнего, самого опасного, задания… которое всякий раз спасало множество жизней? Но Клеммен не походил на смирившегося с судьбой. Почему, почему он ничего не спросил?

…Ночной воздух показался пресным. Праздник продолжается, но никакой радости от него уже нет.

В довершение всего, Д. долго не мог заснуть. Явился на работу сонным и злым.

Клеммен

Я очнулся оттого, что лицо моё время от времени скрывалось под водой.

Я понял, что смог об этом подумать, и страшно обрадовался. Значит, жив! Новая волна захлестнула голову, пришлось немедленно подняться на ноги. Так и захлебнуться недолго.

Когда резь в горле и боль в носу прошли, я огляделся. Лучше бы я этого не делал. Если это — сон, то надо просыпаться, как можно скорее. Что со мной случилось? Как ни странно, я помнил всё. До того момента, как открыл входную дверь. Затем — вспышка, и…

И вот я здесь. Добро пожаловать в загробный мир! Ни на что больше это место не походит.

Море за спиной. Тёмно-багровое; вода, словно кровь. Неужели именно в ней я только что лежал лицом вниз!?

Похоже, что так. Запах воды походил на запах крови; руки она не пачкала, но менее тошнотворной от этого не становилась.

Руки и ноги целы, а вот из вещей сохранилось явно не всё. Треугольник на шее, повернувшийся деревянной гранью вниз. Поворачиваться иначе он не желал. Куртка, вся пропитанная этой мерзкой водой… сбросить её, быстро. Жара невероятная! Солнце висит почти в зените, ни ветерка.

Мелкие волны кровавого океана одна за одной набегали на песчаный берег. Песок этот заслуживал отдельного описания. Крупнозернистый, ослепительно-белый, тяжёлый.

Песок покрывал полосу земли шириной шагов в сто. А далее — стена, упирающаяся в небо. Присмотревшись, я понял, что, конечно, не в самое небо, но метров четыреста там есть. Гладкая, как зеркало. Взобраться туда — нечего и надеяться. Ни снаряжения, ни умения им пользоваться.

И всё. Выгоревшее, почти белое в зените небо, испепеляющее солнце, песок и каменный утёс.

— Э-э-эй, наверху! — крикнул я. Голос прозвучал глухо… давно, наверное, в этом месте никто не кричал.

Немного подумав, я зачерпнул горсть песка и насыпал в один из пакетиков (знал бы я неделю назад, что буду в нём хранить) — на всякий случай. Что у меня с собой? Ничего полезного. Все магические безделушки мертвы — не считая треугольника. Перочинный нож. Если бы здесь принимали чеки банков, которыми я привык пользоваться, то можно было бы — при тех же ценах — безбедно жить лет двадцать. Я не выдержал и рассмеялся. Деньги! На кой они мне теперь?!

Ни фляжки с водой, ничего съестного, кроме трёх орешков — из тех что белке предназначались. Вот и вся еда. Пить эту кроваво-красную гадость я стану только в крайнем случае — когда и если терять будет уже нечего.

Что делать?

Стоять на месте — бессмысленно. Этот мир менее всего походит на гостеприимный. Если тут и есть жизнь, то не здесь. Надо идти…

Вот только куда?

Я кинул монетку, и вышло — на запад (в предположении, что компас работает правильно: судя по его показаниям, солнце находилось немного к югу от зенита — в той же стороне, что и стена). Часы шли исправно Хорошо их сделали: воды не боятся, не зря я выложил за них такую головокружительную сумму! И не зря послушался Д., не стал брать магические часы — самые дешёвые и вроде бы самые надёжные. Судя по часам, я лежал в беспамятстве часа полтора. Удивительно, как не схлопотал солнечный удар.

Впрочем, заработать удар ещё не поздно. Печёт ужасно! Надо бы соорудить какой-нибудь головной убор. Сейчас и буду этому учиться.

Вполне возможно, что я избежал смерти быстрой, чтобы умереть медленно. Но… я ещё мог поверить, что меня обрекли на смерть таинственные недруги Бюро. Я даже мог представить, что Д., руководствуясь высшими соображениями, мог дать мне задание, которое нельзя выполнить и остаться при этом в живых. Но что на смерть меня могла послать Андари, я поверить не мог. Так что — в путь. Голова была необычайно ясной и — великое чудо — вовсе не хотелось пить. И есть. Долго так продолжаться не может, так что медлить незачем.

Венллен, Лето 74, 435 Д., утро

— Словно сквозь землю провалился, — произнёс Д. сквозь зубы. За исключением таинственных событий в доме Андариалл, всё шло своим чередом. Никакая тень не омрачала третий день праздника. Точнее говоря, об этой тени догадывались только двое, Человек и хансса. Они сидели друг напротив друга в конторе и обменивались мрачными взглядами. Текущие дела выполнялись; время от времени возникали не слишком страшные неприятности — и Бюро, как всегда, оказывалось на высоте.

Вот только двоих сидящих в полутёмной комнате эти успехи ничуть не радовали.

Предстоит — рано или поздно — отчитаться о происшествии с Клемменом. А значит, сообщить и о генерале. Последний смог заставить Д. и Кинисс действовать в нарушение всех инструкций — не согласуя свои действия с руководством. Ничем хорошим это не кончится. Если только Д. и Кинисс не разберутся с генералом сами, раз и навсегда. К тому моменту, когда всё всплывёт. А всплывёт не позднее, чем через десять дней, к сроку очередного дежурства Клеммена.

Мы в его руках, понял Д. По глазам Кинисс было видно: она думает так же.

Гин-Уарант же куда-то делся и ни один из способов выяснить, где он находится, ни к чему не приводил.

— Дома его нет, — Д. продолжал, по-прежнему сквозь зубы. — Слуга отвечает, что генерал отправился посетить своих родственников.

— Каких именно? — перебила его Кинисс.

— То есть?

— К каким родственникам он отправился?

— К детям… к их матери, — удивлённо отвечал Д. — А что?

— К Росомахе? Он делает вид, что не знает ни её, ни детей… Собственных детей. А ведь она только что не ходит за ним по пятам.

Морщины легли на лоб Д.

Кинисс пристально следила за выражением его лица.

— Ничего не понимаю, — признался Д. в конце концов, поднимая голову. — Он нас принимает за полных идиотов? Настолько явно демонстрирует, что он не тот, за кого себя выдаёт?

Кинисс молча смотрела ему в глаза.

— Запись нашей беседы далеко? — спросил наконец Д.

— Вот, — кристаллы, которыми пользовалась Кинисс, были крохотными: миллиметра полтора в поперечнике. Мастерам Академии так и не удалось создать матрицы меньше, чем пять миллиметров. Делиться технологией Хансса не желали, а готовые кристаллы отдавали охотно, просто так — только попроси.

Д. внимательно прислушивался.

«…вещь. Я не знаю, чего вы хотели этим добиться, Д… но мы не можем позволить Теренна усилиться. Последнее время эта наэрта вымирает…»

— Ясно, — на лице у Д. было написано, что его только что осенило. — Это многое объясняет. Итак, он не ольт.

— Я бы сказал так: не только ольт.

— Когда догадалась?

— Именно тогда, когда он произнёс непроизносимое слово.

— Я думал, по запаху.

Рептилия энергично помотала головой.

— Он соответствует своему облику. Всегда. Когда ольт — пахнет, как типичный ольт. Не знаю, как ему это удаётся. Понятия не имею, как его до сих пор не раскрыли. У него и астральные проекции… соответствующие. Всегда. У всех прочих… остаётся нечто общее. Генерал меняется целиком. Я думаю, он специально показал мне это… Второй его облик — Таннуара. Сколько всего — можно только гадать.

— Надежда ещё есть, — с лица Д. постепенно сходила гримаса неудовольствия. — Будем действовать тихо и постепенно. Для начала я узнаю, как он выходит на нас. Как получает информацию. Как проникает в архивы.

— Это просто. Кто у нас заведует архивами?

— Пальер из Тенвери. А что… — Д. осёкся.

— Твой ученик — бывший ученик.

— Какой же я идиот! — только и смог произнести Д. — Я-то считал, что он всё забыл, а если не всё?..

— Этим я и занялась, — Кинисс показала ещё несколько листков. — Вот кто посещал его за последнее время. Эти двое — в прошлом подчинённые генерала, часто с ним общаются. Я предупреждала — не увлекайся «мнимой смертью».

— Что толку ссориться, — заметил Д. философски. — Да… я был беспечен. Самое время исправить ошибки.

— «Исправить»! — фыркнула рептилия, прищуриваясь. — Последние три месяца ты сутками сидишь в кабинете. Не взял отпуск в этом году, не встречаешься со старыми знакомыми…

— Откуда ты знаешь? — поразился Д. — Ах да… моё досье.

— Какая глупость, — вздохнула Кинисс. — Ты думаешь, я стала с ним знакомиться? Генерал не так глуп. Ты хотел просмотреть моё? — она извлекла продолговатый, розового цвета кристалл и протянула его Д.

Д., вновь помрачневший, принял кристалл. Кинисс смотрела ему в глаза, но понять, что она думает, было невозможно.

Не отводя взгляда, Д. аккуратно положил кристалл перед собой и, отыскав на ощупь пресс-папье, с силой опустил его на хрупкий килиан .

— Ладно, — поднялся он на ноги. — Возьму-ка я отпуск, — и махнул рукой, поднимаясь на ноги.

…Прикосновение её разума могло бы вернуть его в норму… но могло и сломать. В таком состоянии, как сейчас — скорее всего, сломало бы. А я обижаюсь, подумал Д. Наверное, это проявление слабости. Сильный признаёт свои ошибки, слабый — винит в них остальных. Как же генерал сумел разоружить меня всего за какой-то час?

Или это происходит уже давно?

Оставлю записку. Пусть все думают, что я переутомился.

На улице по-прежнему накрапывал дождь.

Клеммен

…Чудеса-то какие! Я иду уже двенадцатый час, а чувствую себя, как огурчик! Ни пить не хочется, ни есть… ни, прошу прощения, ничего остального.

Пейзаж уж очень однообразен. Утёс по левую руку, белый песок под ногами и кровавый океан по правую. Каменная стена местами покрыта тончайшим слоем рыжей пыли — прикоснёшься, и она отваливается, осыпается тончайшей взвесью. Ох я исчихался, когда по глупости вдохнул её… будем надеяться, что для здоровья это не слишком опасно.

Впрочем, немного пыли мне удалось взять с собой. Я, кажется, начинаю понимать, отчего Д. так возражал против того, чтобы одежда и снаряжение на мне были хотя бы отчасти магическими. Неужели он с самого начала предполагал, что меня может занести в место, подобное этому? Где магия не действует, а всё, что по старинке сделано руками и терпением, по-прежнему будет служить? Например, сумка… в неё ведь так ни капли воды и не просочилось! Или одежда — выглядит неказистой, но вынесет ещё немало. Если не стану в ней ползти по острым камням… впрочем, и в этом случае мне надоест раньше.

Чудеса чудесами, а почему стена не кончается? И на небе ни облачка. Сколько так придётся идти? Ралион имеет форму шара. Хорошо, если это место — тоже. То, что это не Ралион, я знал точно: ничего подобного у нас нет и в помине. Разве что внутри Штормового пояса могут быть подобные острова… но и там море, кажется, состоит из обычной воды, а не из этой вязкой жидкости с запахом свежей крови. Хорошо ещё, что желудок у меня крепок — сколько времени иду, и никакой тошноты.

И никакой живности вокруг. Почему нет ни одной мухи? Казалось бы, раздолье. С другой стороны, это всё-таки вода, не кровь — стекает, не оставляя следа, не окрашивая.

Я шагал двенадцать часов подряд, по всем правилам должен был чудовищно устать. Но не тут-то было! Если я и ощущал себя уставшим, то внутренне. Потому что должен был устать! Потому что невозможно столько времени идти под палящим солнцем и оставаться бодрым, сытым, готовым на любые приключения!

Но и только. Стоило закрыть глаза, прогнать прочь все мысли и прислушаться к собственным чувствам, как выходило, что отдых мне не нужен.

Однако долго так продолжаться не могло. Пусть в этом диковинном месте нет необходимости в отдыхе… но я всё-таки привык к некоторому режиму. Жалко, есть нечего. Хоть желудок и не требовал еды, а тело — энергии, я всё-таки страшно хотел есть. Что угодно! Казалось, подмётку — и ту стал бы жевать… только чтобы была какая-то иллюзия трапезы. Но увы! С собой ничего нет. Не есть же эти три орешка… смех, да и только.

Я отошёл к стене (вряд ли с неё что-то свалится… а если свалится — так всё равно, отбегать некуда) и уселся под ней.

Странное дело — чем ниже оказывалась моя голова, тем слабее пекло солнце. Стоило мне лечь, подложив под голову сумку, как солнце превратилось в тусклый светильник — никакого тепла не излучающий. Итак, солнечный удар не страшен.

Я прикрыл глаза… и заставил себя думать о чём-нибудь другом. О недавних событиях… о прошлом… только не об этом месте, которому негде было бы быть. И… новая странность! — тут же захотелось отдохнуть. В этом не было необходимости, но привычка время от времени отдыхать сохранилась.

Как я ни старался, а перед глазами пробегали исключительно события последнего дня.

Венллен, Лето 74, 435 Д., вечер

Даже в эльхарте, в царстве грёз, Д. невольно возвращался мыслями к тому, что ожидает его там, в мире обязательств и повседневности. Даже в момент между сном и бодрствованием — сладкий момент, растянуть который желал бы каждый, потому что только это пребывание меж двух миров приносит подлинное равновесие и покой.

Кинисс права. Он перетрудился… но когда он начал ломаться? С того чёрного дня, когда взялся провожать мать с двумя дочерьми по казавшейся безопасной дороге, понадеявшись на собственные силы… не тогда ли всё началось? Человек, вовлечённый в стихийное бедствие, впоследствии испытывает чувство вины, даже если не был повинен в смерти или страданиях тех, кто был поблизости. Он, Д., сделал всё, что мог… все нападавшие полегли до последнего человека (если можно назвать эту жуть людьми), и — хотя бы перед своей совестью — он не ощущал вины.

Но что-то случилось. Ни последующий визит в Кенвигар, где пришлось встретиться с легионами нежити, ни всевозможные проклятья, что он порой собирал, словно собака — репьи, не оставили такого тяжёлого чувства. Что-то случилось тогда, на узком серпантине между Шантиром и Вентрейном… о чём прекрасно знает Гин-Уарант.

Фраза, что приходит на ум. Кто произнёс её? Когда?

Вернувшись из Кенвигара, он надеялся, что вместе с частью своего «я», погребённого где-то в лабиринтах на дне ущелья, он похоронил всё, что могло бы ранить его в будущем. Но совесть — судья непредсказуемый… откупиться от неё очень трудно. Генералу удалось подобрать тот ключ, что позволит ему теперь любую победу его, Д., окрасить в чёрный цвет…

Почему он не может вспомнить всего , что случилось на той горной дороге? Только начало… и конец — конец пути, полный обиды и молчаливой ненависти.

…Д. странствовал по тёмному миру, то предаваясь азартным играм, то пытаясь напиться до бесчувствия. Но ничто не помогало.

Кинисс также вела войну с самой собой.

Ей не были ведомы психические перегрузки, неуправляемые вспышки энергии, что так часто затемняют сознание Людей. Хансса по традиции продолжают считать Людей детьми, от которых можно ждать чего угодно, но которых нельзя наказывать. Не слишком ли долго тянется детство?

Она изменилась за последние несколько десятков лет.

Этого можно было ожидать.

Её раса позволяла получать от общения с себе подобными много больше, чем Люди. Рептилии знали способ слияния сознаний… то, что получали люди, занимаясь любовью — лишь бледная тень того, что предоставляло. Прикосновение , «линиссад». Собственно телесный контакт мог сводиться к прикосновению пальцев — оттого такое название. Прикосновение предполагало жёсткую и незыблемую иерархию состояний сознания, было тем примерно, что называется у ольтов таэркуад .

Невозможно установить, кто первым рискнул провести Прикосновение с кем-то, не принадлежащим расе Хансса. Скорее всего, судьба этого экспериментатора была незавидной. Но сделанного не воротишь. Как и Люди, рептилии полагали самих себя расой, обладающей чем-то, что ставит их выше всех остальных. И были правы. Всем остальным это, не дано получить то, что предоставляет «линиссад» — обмен ощущениями, состояние непередаваемой гармонии, ясность мышления.

Как и Люди, Хансса делали вывод, что являются расой исключительной, более совершенной, несмотря на возможные телесные недостатки — млекопитающие во многих отношениях совершеннее рептилий. Как и Люди, они были не правы.

Ведь нельзя сравнивать разнородное. Но, может быть, это врождённое свойство любого разума — требовать себе хоть в чём-то, но исключительности?

…Обычный Человек, как правило, не выдерживает Прикосновения, если хансса, забывшись, откроется полностью. Многие века совершенствования в ментальных искусствах позволили на несколько порядков опередить Людей: с этой пропастью последним надо смириться. Но всякий раз, когда Кинисс решалась на Прикосновение с человеческим сознанием, она находила, к своему удивлению, нечто такое, чего были лишены они, Хансса. И всякий раз находила всё больше. Её обучили тому, что всё это — ненужно, опасно, деструктивно.

Испытать Прикосновение к ольтийскому разуму… не удалось ни разу. Тайком… подчинив ольта-партнёра по слиянию — можно. Но Кинисс не могла о подобном даже подумать: «линиссад» предполагает доверие друг к другу тех, кто участвует в этом ритуале. Ольты в присутствии хансса закрывались так надёжно и прочно… Уверенность в том, что Хансса обладают правом решать за остальных, что опасно, а что нет, таяла. Вот так — приходит время, и оказывается, что в твоей защите уже никто не нуждается.

Ольты обособились… вначале научились делаться «непрозрачными», затем — обрели что-то своё, недоступное Хансса.

Мир меняется. Но не это страшно… мир более не нуждается в защите.

Что же изменилось в самой Кинисс?

Прикосновение — сложный ритуал, красивый, запоминающийся, и… опасный. Оно позволяло увидеть всё то, что считалось сутью окружающего мира… но прошло время, и появилось нечто, недоступное такому восприятию.

…Кинисс ни разу не осмелилась рассказывать иерарху обо всём , что было между ней и Д. Нелегко далось нарушение старинного запрета. Хорошо известно, что прочие расы не готовы к тому, чтобы воспринять то, чем уже овладели Хансса. Прикосновение открывает память… открывает совершенно, не позволяя затемнять что-либо по своему усмотрению. А значит, предоставляет чужому, пусть даже низшему, разуму шанс воспринять то, чего знать ещё не положено. Ведь нельзя же позволять детям играть с огнём!

Так что же случилось с ней?

Только сейчас она осознала, что начала предугадывать логику Людей, с которыми приходится общаться… из-за Прикосновения ? Телепатией она не владела. Без заклинания. И более десяти лет не прибегала к заклинаниям при общении с не-Ханнса.

Почему ей удалось преодолеть запреты, что сдерживали её… так долго?

Рептилия облачилась в боевую одежду — выглядевшую, как редкая кожаная сеть, плотно облегающая тело — и вышла наружу. Скрытая «дымкой», что не позволяла случайному взгляду остановиться на ней, хансса бесцельно шла по улицам веселящегося города и не испытывала никакого веселья.

Почему с того самого момента, когда Д. объявил ей о своём плане — первыми успеть на место, где произойдёт Рассвет — она испытывала ощущение, что действует не по своей воле?

Не то же ли самое происходило с Клемменом? Где он, почему вместо Моста (было несомненным, что ненгор умер) оказался в ином, недоступном Кинисс, месте?

Увы… даже если он вернётся оттуда , она не осмелится чтобы спросить его обо всём.

В смерти, как оказалось, есть нечто, к чему никогда не суметь прикоснуться. Без того, чтобы умереть самой.

Клеммен

Я открыл глаза — и осознал, что словно бы и не закрывал их. Это тоже было неправильно; сон в том числе обязан ослаблять накопившееся напряжение, позволяя разуму должным образом оценивать происходящее. А у меня перед глазами по-прежнему была яркая вспышка… в животе ещё ощущался неприятный режущий холодок, а ноги упрямо считали, что сбиты в кровь за двенадцать часов непрерывной ходьбы.

Пришлось снять ботинки и убедиться, что всё в порядке.

Привычка жить прежним ритмом не позволяла преодолеть себя так просто.

…Что-то шевельнулось, выбираясь из песка. Мне почудилось, что длинные иссохшие костяные пальцы высвобождаются из песчаного плена, чтобы вцепиться в незваного гостя…

Короче говоря, я пришёл в себя шагах в десяти от этого места. Как я туда попал — сам не знаю. Возле «стоянки», где я только что лежал, песок шевелился, стекая снежно-белыми ручейками, на поверхности появлялись коричневатые стебельки — один за другим.

Нечто вроде краба.

Неправильный краб: сплющили небрежным ударом, а затем растянули наискось, взявшись за противоположные концы панциря. Нечто скособоченное, размером с голову, внушительные клешни разной длины. Краб осмотрел меня по очереди обоими глазами (стебельки были разной длины, а глаза — разного размера и цвета) и деловито направился к морю.

Ушёл в него.

Ничего себе, прошептал я, усаживаясь на песок. Значит, жизнь здесь всё-таки есть. Только связываться с ней не очень хочется. Такое чудище перекусит мне руку или ногу в один момент. Я, к тому же, совсем без оружия.

Что-то белое, но другого цвета, находилось в той ямке, откуда выбрался краб. Поначалу я не решался подойти — вдруг там скрываются собратья этого чудища с клешнями? Отхватит руку — ищи её потом. Песок был тяжёлым, но раскапывать было вовсе не трудно. Сделав несколько движений руками, я понял, что вижу перед собой… и ноги у меня отказали окончательно.

Я осторожно потянул… и извлёк череп. Человеческий. Или ещё чей — явно видно, что принадлежал он не животному. Нижняя челюсть давно отпала; песок предохранил его от полного разрушения. Я смотрел в ухмыляющиеся глазницы и пытался понять, что с ним случилось.

Хотя… если когда-нибудь таинственная лёгкость и бодрость пройдут, но не отыщется питья и еды, загадка разрешится сама собой.

Я здесь не первый.

Конечно, не первый — если подумать. А вдруг там, в песке, есть ещё что-то? Я принялся рыть дальше, с одержимостью охотничьей собаки, почуявшей забившуюся под землю мышь. Ещё три движения сомкнутыми ладонями…

Что-то тонкое и прохладное коснулось пальца.

Я осторожно потянул. Цепочка — очень знакомая цепочка — что-то на ней висит.

Треугольник. Почти как мой, только все грани синеватые, растрескавшиеся. Я пытался заставить себя прикоснуться к нему ещё раз… не смог. Постепенно на меня накатывал такой ужас, которого я никогда ещё не испытывал.

Треугольник… белый песок и череп… Много ли здесь таких? Сколько их осталось здесь, непонятно где, лишённых даже возможности быть погребёнными по обычаю?

Треугольник покачивался перед моими глазами. Видно было, как сильно его обглодало время. Все три стороны покрыты множеством раковин, деревянная — казалась трухлявой. Я оглянулся. Никого. Солнце, почти в зените, безразличный ко мне кровавый океан.

Ещё раз посмотрел на череп… и, коротко размахнувшись, швырнул цепочку вместе с талисманом в воду. Едва он коснулся вязкой поверхности океана, как вспыхнул, ярче любого солнца, и обратился в прах. Цепочка — я успел это разглядеть, прежде чем перед глазами запрыгали чёрные пятна — распалась на несколько фрагментов и затонула. Прежнему владельцу этот талисман не принёс удачи.

Мой треугольник, незаметно потяжелевший, не таил в себе, казалось, ничего опасного. И всё же я здесь, и передо мной останки кого-то, кто также носил подобный талисман… Кто отправил его? Или он отправился сам? Чьего внимания он добивался, вспомнил ли о нём там хоть кто-нибудь? Или оба они здесь, по ту сторону жизни?

Я не мог заставить себя продолжать раскопки. Боялся отыскать второй череп.

…Мы продолжали смотреть друг в другу в глаза. Он — насмешливо, зная, что у него всё в прошлом. Я — с испугом, потому что боялся настоящего.

Я не знаю никаких формул, что полагается говорить при погребении. Так, слышал краем уха, но не оставлять же это здесь просто так!

Из песка выступали и другие кости. Видимо, и здесь обитают падальщики, что растащили их в разные стороны. А может, унесло водой — кто знает.

…Я вернул череп в ямку, засыпал песком и встал. Не знаю, имеет ли всё это смысл, но если даже покойнику всё равно, то мне… мне — нет. Когда удалось немного унять дрожь, я произнёс то немногое, что помнил. Звуки чужого языка неохотно срывались с губ.

— Daivenadd olyen, daivenadd mirangile, haitann aves Sheitonna…

«Пусть наш краток, жизнь человека коротка, и возвращаемся мы к Истоку…»

Слабый ветерок прикоснулся к разгорячённому лицу.

— …unzial olyen, Hannatt olyenned, stiencol askha…

«Пусть простят тебе то, что не успели; пусть память останется доброй…»

Дальше я не знал ни слова. Сложив пальцы левой руки жестом, отчасти похожим на тот, что видел лишь два-три раза, я начертил в воздухе знак Моста — символ освобождения духа от того, что связывает его с миром живых.

Порыв ветра ударил мне в лицо; вынуждая отступить назад, прикрыть глаза.

Когда я открыл их вновь, вместо «могилы» было небольшое углубление в земле. Я отчего-то знал — костей там больше нет.

Ужас и таившееся за его спиной отчаяние как-то незаметно отступили. Сил мне это не прибавило, но и не отняло — и неизвестно, что важнее.

Пора продолжить путь.

Венллен, Лето 74, 435 Д., ночь

— Ты собирался отдыхать? — услышал Д. неожиданно.

Он резко обернулся и встретился взглядом с Кинисс. Рептилия спокойно сидела на небольшом пеньке, у самого забора.

— Понятно, — он выглядел гораздо лучше. По крайней мере, выражение, свойственное побитым собакам, исчезло из его глаз. И всё равно он не смог забросить то, что считал самым важным в своей жизни. — Поймала, ничего не скажешь. Сразу арестуешь, или сначала выслушаешь?

— Не валяй дурака, — Кинисс была настроена на удивление добродушно. — Ты уже час ходишь вокруг дома. Вновь хочешь нанести визит?

— А что ты предлагаешь?

— Оставить всё, как есть. Ты уже пытался поговорить с ней. По-моему, лучше не пытаться ещё раз.

Д. уселся рядом, на влажные ещё камни. Прохожие шли мимо, не обращая на них внимания. «Дымкой» владела не только Кинисс.

— Она не выходила из дома, — продолжала Кинисс. — А вот её домом кто-то интересовался.

— Ты видела?!

— Нет, — она оглянулась, словно услышав чей-то голос. — Но я чувствую что-то. Что-то, ускользающее от меня… но несомненное. Кто-то внимательно следит за этим домом. Так же, как и мы. Ходим снаружи, потому что не можем войти внутрь; а если и войдём, то никого не отыщем.

— Неужели это…

Кинисс приложила палец к губам.

— Мне это не интересно. Совершенно не интересно, понимаешь? — она внимательно смотрела в глаза Д. и тот, спустя секунду, понял. Во всяком случае, так показалось.

— Мне тоже, — Д. приподнялся. — Может быть, пойдём отсюда?

— Я пока останусь, — заявила Кинисс. — Здесь гораздо спокойнее, если ты меня понимаешь.

— Что-то выдаёт… все наши планы, — произнёс Д. медленно. — Я уже почти понял — что, но твёрдо не уверен. Если моя догадка окажется верной, поможешь решить одну небольшую проблему?

— Какую именно?

Д. наклонился и шепнул.

Рептилия с сомнением смотрела на него.

— Забавляться с сознанием, тем более со своим собственным… Ну да ладно. Не хочу знать, что ты там затеял. Хуже всё равно уже не будет.

— Что тебе грозит? — спросил Д. прямо. Глаза Кинисс из золотистых стали почти чёрными, медленно обрели прежний оттенок.

— Тебе лучше не знать, — ответила она. — Всё это слишком печально, для нас обоих. Когда ты намерен приступить к своему… плану?

— Как только выберемся отсюда.

— Договорились, — Кинисс поудобнее устроилась на пеньке.

Д. некоторое время смотрел на неё, после чего извлёк из кармана солидных размеров фляжку. — Из Хоунанта. Не желаешь?

Рептилия отрицательно покачала головой.

Клеммен

Линию раздела я заметил не сразу. Брёл себе и брёл… ещё два раза останавливался, чтобы пропустить крабов, торопящихся к морю; и один раз — наблюдал, как другое такое же страшилище выбирается на сушу и неторопливо, вращаясь вокруг своей оси, уходит вглубь. Поймать бы одного такого…

Да, но куда его потом девать? Нет, не до трофеев: вначале нужно выяснить, как вернуться домой. Отыскать помощь. Для начала — воду и еду.

Разумеется, я поглядывал время от времени наверх — но там ничего и никого не показывалось.

И тут я заметил линию раздела.

Она была вдалеке — наверное, в километре от меня. Стекая по каменной стене, ложилась поверх песка, исчезала в море. Выделяющаяся, тёмно-серая полоса. За ней песок был существенно темнее — не снежно-белый (приходилось порой идти, глядя вверх, чтобы перестали болеть и слезиться глаза), а серый.

Наконец-то! За линией раздела я различал какие-то тёмные силуэты… не то постройки, не то что-то ещё. Раз постройки — значит, люди. В этот момент я не думал, что разумные обитатели не обязательно должны быть дружелюбными. Обязаны быть! Если в подобном месте враждебно встречать всех, кто проходит мимо — долго не протянуть.

И я побежал навстречу границе.

Сил, как и прежде, оставалось достаточно. Никакой усталости — кроме той, что должна была бы наступить… но которую удавалось отогнать усилием воли.

И случилось то, чего я никак не ожидал. Линия начала отступать! Добро бы только одна она — но вместе с ней отступали вдаль и постройки… или что там было? Чем быстрее я старался бежать, тем быстрее она отступала.

И тут я впервые понял, что сил у меня вовсе не бесконечно много. Воздух неожиданно стал острым и горячим, мускулы ног — дряблыми и бессильными, а перед глазами всё стало двоиться. Я некоторое время шёл, пошатываясь… и упал прямо на песок.

Хорошо хоть, не в море.

А линия продолжала отодвигаться. Вскоре она вновь была на расстоянии километра, отъехала дальше… ещё дальше… пропала. Вместе со всем, что было по ту сторону.

Это было нечестно!

Если бы я мог заплакать от бессилия, я бы сделал это. Но сил оставалось только на то, чтобы сидеть и тяжело дышать.

И появилась жажда. То, чего я опасался больше всего на свете.

Венллен, Лето 74, 435 Д., ночь

— Я пошла, — неожиданно объявила Кинисс и поднялась. Д., продолжавший предаваться приятным воспоминаниям, недоумённо посмотрел на неё и сделал движение, чтобы подняться.

— Куда это?

— В дом.

— Вот как! — говорить возмущённым шёпотом было непросто. — Мне, значит, нельзя, а тебе…

— А мне можно. Сделай одолжение — обойди пока вокруг дома. По ту сторону ограды, — Кинисс выделила интонацией «ту». — И, ради всех богов, никаких вопросов.

— Хорошо, — спорить с ней в такие моменты было бесполезно. Ворча про себя, Д. надел шляпу, привёл в порядок плащ, и вскоре ничем не отличался от множества прохожих, слоняющихся по городу без определённой цели. Дождь пошёл в последний день праздника — это очень хорошо. Это означает, что осень будет плодородной, что ни болезни, ни стихийные бедствия не затронут ни город, ни его обширные окрестности.

К тому моменту, как Д. в третий раз обошёл дом (всё чисто… с точки зрения человека), он окончательно вернулся в нормальное расположение духа. Кошки по-прежнему скребли на душе, но ощущения собственной ненужности уже не было. Да, старые добрые средства порой лучше любых новых лекарств. Его отец успешно боролся со многими невзгодами при помощи бутылочки-другой хорошего вина… которое, увы, его и сгубило — бедняга попал под несущуюся повозку. Сам Д. не считал спиртное лекарством от всех бед, но в подобные моменты оно незаменимо.

Кинисс проскользнула внутрь… человеку, впервые увидевшему Хансса, они могли показаться медлительными и неуклюжими. На деле же рептилии оказывались гибкими и проворными, словно кошки. Когда дело доходило до рукопашной, это неоднократно выручало их.

Человеческое обоняние по сравнению с чутьём Хансса не стоит ровным счётом ничего. Возможно, полуразумные предки человека и могли полагаться на свой нос, а вот рептилии не утратили эту важную способность. Чутьё порой говорит больше, чем остальные органы чувств. Например, сейчас Кинисс была уверена, что в доме никто не появлялся — с той поры, как они побывали здесь сутки назад — но никто и не уходил.

Уловить настроение ольтов не намного труднее, чем переживания Людей. Хозяйка дома сейчас испытывала… какстранно… Кинисс была готова поклясться, что этим чувствам лучше всего соответствуют физические страдания. Что происходит с Андариалл?

Окликать её по имени не стоит. Д. уже попытался, и лишь чудом не заработал ещё одно проклятие. Его невероятное везение, как ни странно, продолжает ему помогать. Только теперь оно сопрягалось с главным проклятием — проклятием нескончаемой жизни — и спасало владельца, обращая смертоносные удары в болезненные, а в критические моменты склоняя чашу весов в пользу того, чтобы Д. успел уйти из-под удара. Чёрное, но везение.

В отличие от Д., Кинисс могла перемещаться, в подлинном смысле слова оставаясь незамеченной. Дело, конечно, не в заклинаниях — ольты, к какой бы наэрта ни принадлежали, чуяли магию, словно собака — аппетитно пахнущий кусок мяса. И не в том, что даже самое чуткое ухо не смогло бы расслышать её шагов, а самый чуткий нос — отыскать её следы (поскольку нигде её тело не соприкасалось с обстановкой)… Она могла подавлять самое существенное: эхо намерений. Иными словами, перемещалась, вроде бы не собираясь ничего делать. Чтобы Человек мог научиться такому, нужны десятилетия совершенствования его слабого мозга.

Дверь в мастерскую.

Самое главное — никакой магии.

Девушка сидела у стола, увлечённая работой. Кинисс осторожно обошла кресло со стороны. Если это — проекция, фантом, то очень, очень качественная. Никакая иллюзия не может долго обманывать опытного псионика. Кинисс закрыла глаза, сосредоточилась и открыла их.

Андариалл Кавеллин никуда не исчезла.

Она повернула голову в сторону пришелицы… и едва заметно кивнула. Кинисс оторопела, что с ней случалось довольно редко. Состояние «пустоты», когда намерения не выплёскиваются наружу, едва не рухнуло. Больше всего ей хотелось протянуть руку и потрогать то, что сидело перед ней…

…Однако Андариалл была по-прежнему в чёрном, серебряный обруч по-прежнему украшал её голову, а на левом бедре висел ритуальный кинжал. Если бы она извлекла его и просто указала им на Д…

Может быть, Д. действительно хотел умереть?

Эта мысль вернула Кинисс в состояние равновесия.

Кинисс справилась с потрясением и сосредоточилась на собственных чувствах. Несомненно, Андариалл не была псиоником — и уж конечно, не могла оставлять свои фантомы, да ещё такие правдоподобные. Однако отчего создаётся ощущение, что она находится в настоящий момент вовсе не здесь?

Метрах в десяти… сильный сигнал, совпадающий с сигналом Андариалл. И другой, несколько более слабый — в пятнадцати метрах. Множество мелких сигналов — эхо, оставленное недавно проходившим мимо мыслящим существом. Как такое возможно?

Наблюдать, как ольтийка работает, было приятно. Учитывая, что хозяйка дома оказалась столь хорошо настроенной даже к незваным гостям. Только бы у Д. хватило ума не соваться сюда. Если Кинисс хотя бы намекнула на то, что попытается сделать, от него было бы не отвязаться.

Увидев то, что вырезала Андариалл, Кинисс вздрогнула. Уар , человеко-зверь, каких боги — в особенности в древности — посылали исполнить свою волю. Злобное существо с мечом и щитом настолько не походило по настроению на большинство собратьев, стоявших неподалёку, что над этим стоило задуматься.

Ещё один уар — не из дерева, но из камня. Чуть в стороне от прочих.

И ещё один.

Всего их было шесть… включая тот, что был ещё не окончен. Все они немного отличались один от другого — но все вызывали ужас, все носили звериные головы. Намерения их, будь они из плоти и крови, были очевидны, и горе вставшим на их пути. Зверолюди не посещали этот мир уже двадцать с лишним веков… что бы это значило?

Кинисс не успела уловить, когда Андариалл не стало. Сидела рядом — и вот её нет. Кресло не успело остыть, инструменты ещё хранят тепло её ладони, и шестая статуэтка стоит рядом со своими сородичами — словно происходит военный совет.

Кинисс выглянула наружу.

«Другие» Андариалл также переместились. Кроме одной. Та по-прежнему оставалась на месте, никуда не сдвинулась. Ни на волосок. Хотя на таком расстоянии невозможно судить с подобной точностью.

Кинисс решила не тратить время на прочих двойников. Непонятно, как ольтийке удаётся пребывать одновременно во многих местах… и без оборудования или чтения заклинаний это не установить. Но ей вовсе не улыбалось увидеть кинжал, указывающий в её сторону — и скитаться последующую вечность между всеми мыслимыми мирами в наказание за то, что осмелилась вторгнуться в исполнение ритуала. Д., наверное, почуял, что происходящее защищено чем-то большим, нежели простым и понятным уважением к личной свободе каждого из живущих.

Комната для медитаций. Потайная дверь перестала быть потайной, поскольку приоткрыта. Травы горят по ту сторону… ничего наркотического. По крайней мере, насколько знает Кинисс. О физиологии других рас она знает намного больше, чем иные, весьма искусные, целители тех же рас… Положение обязывает.

Кинисс вошла в помещение, где не было ни стен, ни потолка. Была лишь слабо светящаяся серебристым сиянием тропинка, небольшая каменная чаша у её завершения и барельеф, словно висящий в пустоте — исписанный древним языком, на котором теперь никто не говорит. Даже в Храмах почти никто уже не знает звучания этих букв. Хотя надписи всё ещё украшают святилища, ритуальную утварь и будут, вероятно, украшать ещё очень и очень долго.

Интересно, откуда могло взяться подобное помещение? По всем правилам, за этой потайной дверью должен начинаться сад на заднем дворе дома.

Андариалл всё ещё сидела перед чашей… и кинжал всё ещё лежал справа от неё, обращённый остриём к двери.

Возможно, я совершаю самую большую ошибку за всю свою жизнь, подумала Кинисс. Обернувшись, она прикрыла дверь и тут же прекратился лёгкий сквозняк. Травы, горящие внутри чаши, продолжали насыщать воздух множеством ароматов. Странно, но от этого не становилось труднее дышать.

Рептилия остановилась и попыталась сосредоточиться на том, что в данный момент ощущала Андариалл. В обычных условиях это потребовало бы незначительных усилий и удалось бы на расстоянии шагов в сто. Здесь же их разделяло едва ли десять шагов… и ничего! Лишь слабый-слабый шум в голове. Отчего это?

Никаких ментальных барьеров здесь нет.

Подойти поближе?

Кинисс сделала осторожный шаг вперёд… и кинжал, сам собой, вздрогнул, поворачиваясь в её сторону.

Ни шагу дальше, пришелец!

Кинисс вновь попыталась «прислушаться», сохраняя все защитные оболочки. Это было нелегко… и вновь ничего не дало. Однако делать ещё один шаг — значит, очень сильно не желать себе добра.

Она «прислушалась» вновь, на сей раз слегка усиливая нажим на неведомо откуда взявшийся барьер — и тут барьер прорвался.

То, что выплеснулось на Кинисс, ощущалось как физический удар. Видение было спрессованным в одну короткую вспышку. Она успела уловить ускользающую картину… странного чуждого мира, где огромной пирамидой, составленной из невероятных по размерам каменных плит, уходила в небеса твердь, а вокруг лениво плескался тёмно-вишнёвый океан. Разглядела очертания кажущихся ничтожными и игрушечными домиков, башен и стен, увидела фигуры людей… и прочих созданий… и видение оборвалось.

Придя в себя, Кинисс осознала, что успела — инстинктивно — подстроиться под обрушившийся шквал, отводя основной удар в сторону, жертвуя всем, чем только можно. Так, должно быть, мог чувствовать себя человек за миг до того, как его разум сгорал от Прикосновения — словно мотылёк, ринувшийся прямо в пламя.

Она пожертвовала всеми заслонами, ограждающими от попыток воздействовать… или хотя бы ощутить её присутствие.

И усталость. Страшная усталость: очень хотелось усесться и отдохнуть… а то и выспаться.

И — странное дело — то, что она тщетно пыталась воспринять несколько секунд назад, теперь ощущалось легко и просто. Андариалл сидела здесь уже более суток; ей хотелось пить, было очень жарко. И нельзя двигаться с места.

«Дверь».

Слово долетело из ниоткуда, но голос, произнёсший его, походил на голос Андариалл.

«Дверь должна быть закрыта».

Новое видение, краткое: ветер, рождающихся в глубинах барельефа, обдувающий Андариалл, вырывающийся во «внешний» мир. И сама Андариалл, которая, сидя под этим потоком, постепенно уменьшается в размерах, стареет, превращается в невесомую пыль, уносимую прочь…

Кинисс вздрогнула. Сколько времени дверь была приоткрыта? Сутки? Ровно столько, вероятно, сколько прошло с того момента, как Д. бежал отсюда.

Она быстро развернулась, нащупала во тьме ручку и, выскользнув в блаженную прохладу комнаты для медитаций, закрыла дверь за собой. Послышался слабый щелчок; теперь лишь очень зоркий глаз — вдобавок, знающий, где искать — обнаружит вход.

Кинисс прислушалась к себе.

Все двойники испарились.

В доме оставалось только двое. Собственно говоря, сама она никого не ощущала — потайная дверь, судя по всему, умела преграждать путь не только любопытному взгляду.

Клеммен

Жажда и усталость прошли сами собой, стоило лишь посидеть на песке. Намёк был понятен: бежать бессмысленно. Во всяком случае, стоило это так трактовать.

…Пять часов спустя я уже сидел прямо на разделительной линии. Это было и интересно, и немного жутко. Небо по ту сторону было почти чёрным, беззвёздным. Там тоже было своё светило… поначалу я не понял, где именно видел подобное — но, приглядевшись, вспомнил. Оно было куда менее ярким, чем здешнее солнце и походило на сплюснутую букву «Y». Поначалу мне было страшно… но потом это как-то само собой прошло.

Как я добрался до линии? Так же, как и до того дерева, что выросло чудесным образом в новогоднюю ночь. Как давно это было… Способ очень простой: надо внушать себе, что изо всех сил пытаешься уйти от цели, а не добраться до неё. Уловка далеко не новая.

Словом, я здесь. Если сидеть прямо на линии, ничего не происходит. Ни с тобой, ни с линией. Стоит сделать шаг — линия «отъезжает» в противоположную сторону.

«Постройки», которые мне померещились в тот раз, оказались полуразрушенными сооружениями, составленными из больших каменных брусков. Я попытался поднять такой один — тяжёлый. Ума не приложу, что это.

Вернее, сначала не мог приложить. Потом, стоило прогуляться внутрь сумеречной половины, назначение брусков стало понятным. Возвышаясь вдоль утёса, вверх тянулась так и не достроенная лестница, сложенная из этих самых брусков. Под тем местом, где лестница была разрушена сильнее всего, лежал хорошо сохранившийся скелет — судя по пролому в черепе, именно с лестницы он и свалился. Его треугольник на цепочке я отправил туда же, куда и все предыдущие, попавшиеся на путь. Не повезло им…

Откуда взялись «все предыдущие»? Здесь, в отличие от «светлой стороны», останки встречались едва ли не на каждом шагу. Если бы не то обстоятельство, что их возраст был явно не одинаков, и попадались кости, которым даже на мой взгляд было несколько веков — впору было бы сооружать себе из этих кирпичей склеп и забираться внутрь.

Судя по тому, что я видел в трещинах и щелях — видел, разумеется, очень условно, при таком-то освещении — подобная идея пришла в голову не мне одному. Наверное, именно это напугало меня до того, что я очнулся, и принялся размышлять. Последние несколько часов я провёл в состоянии, мало отличавшемся от кошмарного сна. Но чтобы кончить вот так, сдавшись, в этом отвратительном месте… тем более, что в отличие от сна, здесь можно и погибнуть… Или я уже мёртв?

Короче говоря: лестница была разрушена не так уж и сильно; для того, чтобы уложить недостающие фрагменты, потребуется много, очень много времени — но отнюдь не вечность.

По крайней мере, это придаст какой-то смысл происходящему.

И я принялся за работу, не позволяя себе передумать.

Венллен, Лето 75, 435 Д., незадолго до рассвета

— Скажи ещё, что я сделал это нарочно, — огрызнулся Д. Ему было сильно не по себе — но не от того, что оставил ту злосчастную дверь приоткрытой. От того, что, похоже, оправдывались самые мрачные предположения. Кинисс, однако, не была настроена выслушивать его идеи. Если уж она начинала промывать кости, то делала это основательно. Правда, надо признаться, всегда было за что.

— Нарочно, не нарочно… — Кинисс и самой хотелось отправиться спать, но прежде надо было записать остаток своих впечатлений. Процесс этот нелёгкий и муторный. Да ещё этот непонятный замысел Д., который следовало исполнить как можно скорее — потому что Д. как всегда, осенила гениальная идея. Если бы некоторые из подобных идей не были действительно гениальными, Д. до сих пор бы расплачивался за их последствия. Во всех смыслах. — Надо было оставить всё, как есть. Учишь новичков правилам работы, а сам… Ну ладно. Что там у тебя?

Д. показал. Нечто, тщательно завёрнутое в плотную ткань. Форму угадать можно только весьма примерно.

— Хорошо. — Кинисс на несколько секунд прикрыла уставшие глаза. — Надеюсь, ты знаешь, чего просишь. Положи на стол и зажмурься.

Д. сделал, как просили и, ожидая того, чего почувствовать он не смог бы в любом случае, принялся вновь и вновь прокручивать в памяти свои последние рассуждения, некоторые из которых могли, увы, оказаться единственно верными.

Впервые нефритовая пластина с изображением руки появилась на столе у одного из руководителей команды Особого Назначения за несколько лет до наступления Сумерек, в 315-м году. Довольно давно. Конечно, её тщательнейшим образом исследовали. Нефрит — камень крайне редкий, добывается в одном-единственном месторождении.

Кто именно создал табличку — установить не удалось. Над ней трудились маги и демонологи разных рангов и школ; псионики исследовали её поведение при всевозможных воздействиях на «владельца», его окружение и саму пластинку. Тщетно. Ни в одном аспекте не удавалось уловить никакого отклика.

Только когда пластину разрушили, было зафиксировано слабое, но несомненное излучение — волны в магическом поле, быстро затухавшие с расстоянием.

Через день на руководителя было совершено покушение. Неудачное, как и прежде. А через два — появилась новая пластина. Точная копия первой. Того, кто её доставил — разносчика газет — отыскали почти мгновенно. Но без толку — ему она пришла в конверте вместе с солидной суммой денег (превышавшей стоимость пластины в несколько раз) и указанием доставить по такому-то адресу.

И всё. Далее зацепок не было.

С этого и началось. Менялся материал пластинок, их размер и очертания… но гравировка — правая рука с расставленными пальцами — оставалась неизменной. В конце концов о подобных «подарках» стали говорить, как о послании Ордена Руки — людей, прямо или косвенно причастных к передаче пластин, удавалось отыскать почти всегда, того — или тех — кто стоял за всем этим, найти не удавалось.

И вот теперь Д., как и многие до него, пытался отыскать ключ к загадке Ордена Руки… Интуиция подсказывала ему: все его злоключения — все до одного — как-то связаны с его собственной пластиной.

Если его замысел удастся…

Если удастся…

Д. почувствовал, что веки его стали непереносимо тяжёлыми — сказывалась усталость.

Он уснул, подложив под голову ладонь. Прямо за своим столом.

Часы пробили три часа ночи.

…Д. проснулся от тяжести в голове; в висках пульсировала тупая боль. Погода, что ли, меняется? В комнате царил полумрак. Рука его наткнулась на что-то тяжёлое, завёрнутое в ткань… ощущение было мерзким. Д. вздрогнул, и едва не полетел на пол вместе с креслом. Что за свёрток?

Записка лежала на столе. Почерк — как он выяснил, включив светильник — принадлежал Кинисс.

«То, что просил достать, перед тобой. Соблюдай крайнюю осторожность — ни в коем случае не разворачивай ткань. Я отдыхаю — постарайся меня не беспокоить. К.»

Внутри был небольшой конверт с пометкой Архива. Итак, Кинисс выполнила какую-то его просьбу… вот только какую? Ладно. Завтра посмотрим. Наблюдение за домом Андариалл по-прежнему ведётся, а он, Д., устал так, словно всю эту ночь таскал каменные глыбы.

Хорошо бы, чтобы дали выспаться. Везёт Кинисс… всё равно искать будут меня. Ну и пусть. Д. зевнул и, отключив все устройства связи, направился по лестнице на второй этаж — туда, где располагалась его скромная спальня. Точнее, портал, ведущий в спальню.

Надо выспаться как следует.

Клеммен

Сколько времени я провёл, пытаясь восстановить кладку — неизвестно. Часы я заводил каждые шесть часов; есть мне не очень хотелось; точнее, совсем не хотелось. Как и прежде. Отмечать же время я догадался только сутки спустя.

Тут-то и таилась главная странность. Я перетаскал не менее тысячи каменных брусков: восстанавливать всю предполагавшуюся лестницу я не собирался: местами можно было перепрыгивать через ступеньки (с риском сорваться вниз и незначительно изменить ландшафт)… да и бруски быстро кончались. Разбирать «склепы» мне не хотелось, а когда стало ясно, что для полного восстановления кладки придётся ходить за каждым новым бруском чуть ли не за километр…

Ну так вот: всю эту тысячу брусков — по часам — я перетаскал самое большее за два с половиной часа. Не верите? Я тоже. Вполне возможно, что часы просто начали медленнее идти, — всё в этом месте было странным. И ещё я заметил, что светило — огромное «Y» — вращается вокруг вертикальной оси. Медленно, но вращается. Пока я перетаскал сотню брусков, оно сделало пол-оборота. Жуткое зрелище, скажу я вам.

Как бы то ни было, я натаскал достаточно камня, чтобы — сделав один или два прыжка — суметь дотянуться до края скалы и увидеть, что лежит по ту сторону. Откровенно говоря, был риск, что при этом я обрушу последние несколько слоёв кладки и отрежу обратный путь — но об этом я подумал много позже.

Я стоял, набирая силы для прыжка, как вдруг мимо моего уха что-то прошуршало. Коснулось щеки… я отпрянул и едва не полетел вниз. После того, как сердце перестало колотиться, как бешеное, я открыл глаза и осторожно огляделся.

Верёвка.

Кто-то сбросил её сверху — неужели там, наверху, всё же есть люди? Поздновато приходит их помощь, и всё же…

Я поднял голову.

Никого. Верёвка просто уходила вверх и терялась за краем скалы. Что за напасть, не сама же она сюда прискакала! Только живых верёвок мне не хватало.

— Эй, наверху! — крикнул я. Молчание. Верёвка на вид прочная, толстая — хватайся, да лезь. Но не могу! Это там , откуда я явился, можно было бы предположить, что мне хотят помочь. А здесь?

— Остерегайся прилива, — донеслось сверху. Я задрал голову — никого. Не показывается. Но говорит на понятном мне языке! Впрочем, если это всё-таки снится, то удивляться нечему.

Я оглянулся, держась ладонями за скалу. И едва не сорвался вниз от увиденного.

На горизонте показалась волна. Нет. Такое воспринималось не как волна — как стена. Не знаю, как далеко она была — но если глаза не обманывают, километрах в двадцати. И, если они всё ещё не обманывают, высотой эта стена никак не меньше, чем в километр. Разум отказывался верить в подобное.

Но оно существовало — и приближалось. Бесшумно, с ужасающей скоростью. Если подобная волна ударит об этот утёс, меня потом придётся долго отскребать от его поверхности… наверное, от мысли об этом я и очнулся.

Ладно… была не была!

Я чуть подтянулся на верёвке… держит. Ну, спасибо тому, кто наверху.

Хорошо, что я взобрался всего метра на полтора!

Верёвка неожиданно подалась. Не лопнула, не отвязалась — никакого толчка или рывка не ощущалось. Просто подалась. Только что держала, а потом передумала. Я достаточно сильно ушибся, рухнув на уходящую вниз кладку… и некоторое время чувствовал, как по ней ходят едва ощутимые, но грозные волны. Но не рассыпалась… всё-таки мне везёт!

Впрочем, об этом я подумал потом. А в тот миг я вскочил (плевать мне было на то, что нестойкие ступени могут осыпаться… и плевать мне было на прилив) и вновь всмотрелся вверх. Отчего-то казалось, что безвестный «спаситель» сейчас стоит у края, любуясь содеянным. Ничего мне не хотелось — только вцепиться ему в глотку и задушить!

Никого. Ничей смех не доносился сверху. И тут я услышал звук прилива. Не знаю уж, что вызывало это звук — наверное, это стонала земля под тяжестью пробегающей по ней кроваво-красной волны. Стена ничуть не уменьшала ни высоты, ни скорости. В сумерках от вращающегося над головой «Y» она выглядела призрачной, но сомнений в её реальности не возникало.

Прыжок!

Позади меня рухнуло несколько слоёв кладки. Ладно. Обратной дороги всё равно нет. Теперь бы успеть прыгнуть ещё два раза…

Прыжок!

Брусок выскальзывает из-под каблука и я отчаянно хватаюсь за стену. Кладка под ногами ходит ходуном. Теперь видно, что всё вокруг дрожит мелкой дрожью… словно в слепом страхе перед надвигающейся волной. Но думать некогда… прыжок!

Позади рушатся — почти полностью — обе вертикальных колонны, служившие мне опорой. А до кромки утёса совсем близко… и нет сил, чтобы допрыгнуть.

Я оглянулся — мне показалось, что изгибающийся язык волны слизнёт меня в следующее мгновение — и силы тут же нашлись.

Я чувствовал, не имея возможности взглянуть вниз, как падает то, что не позволило бы мне разбиться, отпусти я руки.

Пальцы, естественно, были влажными. От страха, надо полагать. Эти мгновения, которые я провёл, болтаясь над пропастью, наверное, стоили мне многих лет жизни. Поначалу казалось — всё, доигрался. Пальцы скользили, всё меньше опоры оставалось под ними… Затем я подтянулся — инстинктивно, голова уже ничего не соображала.

Мне показалось, что кто-то легонько подтолкнул меня вверх. Так или иначе, я полетел кубарем… и упал лицом во что-то хрупкое и пыльное. Надо же — всё ещё жив! Это не укладывалось в голове: перед глазами вновь и вновь пробегала картина падения вниз… прямо на острые осколки разбившихся брусков. А то, что под ногами была, наконец-то, не шаткая кладка, а твёрдая скала, казалось обманом чувств. Предсмертным видением. Я перекатился на спину и увидел, как высоко в небо взметнулся огромный каскад ярко-красных брызг.

Вот от этого не спастись, как ни старайся. Сейчас всё это рухнет вниз и стащит вслед за собой в бездну.

Каскад рушился вниз — не дотянувшийся до намеченной цели голодный язык — и таял в воздухе. Вниз не долетало ни единой капельки. Я не верил своим глазам.

Очистилось небо. Теперь в нём было два светила — поворачивающееся «Y» и приугасшее солнце — диск, что находился рядом с вращающейся «буквой» и на который с трудом, но можно было смотреть. Я опустил взгляд — и увидел позади себя две тени. Одна слабая, неподвижная, другая чуть ярче, но непрерывно меняющая свои очертания.

Затем я нашёл в себе силы подняться на ноги.

То, что хрустело подо мной, оказалось очередным скелетом. Теперь, правда, от него остались пыль, да едва заметные обломки. Только череп был практически нетронутым. Под ним я вновь различил цепочку, и мёртвый, утративший способность светиться, треугольник.

Наверное, я заскрипел зубами.

Затем поднял цепочку (ощущение было мерзким… словно поднимаешь за хвост давно издохшую крысу) и направился к обрыву. Уж в этом-то удовольствии я себе не откажу.

— Эй! — голос был знакомым. — Оставь это в покое, приятель. Пусть лежит, где лежало.

Я обернулся.

Шагах в двадцати стоял человек — лицо его показалось странно знакомым — и неторопливо сматывал верёвку. На моих глазах её последние несколько метров появились из-за края скалы. Смотав, он повесил бухту себе на плечо.

— Оставь в покое, — повторил он и уставился на меня. Ну и вид! Несуразная куртка, или как называть это одеяние, с высоким стоячим воротником — дюймов пять, не меньше. Изрядно поношенные, истёртые до дыр штаны и новенькие, сверкающие сапоги. Тяжёлые сапоги. Походные.

И волосы до плеч. Где я его видел?

— Не хочешь представиться? — спросил он и сделал шаг вперёд. Тут я заметил, что по лицу его и рукам непрерывно струятся радужные волны… и в горле у меня пересохло.

«Избегай меня любой ценой».

Вниз прыгать, что ли?

Тут я понял, кому принадлежала верёвка, и злость пересилила страх.

— Не хочу, — ответил я, сжимая цепочку в кулаке. — Вы меня только что хотели убить… какая вам разница, как меня зовут?

Он поглядел на меня удивлённо… и рассмеялся.

Смех длился долго — в нём слышались отзвуки очень многих голосов и я дорого бы дал, чтобы забыть его звуки — звуки, преследующие меня и по сей день.

2. Обман чувств

Венллен, Лето 75, 435 Д., утро

Попасть в жилище Кинисс не так-то просто. Подойти к определённой части стены. Приложить ладонь к «привратнику», настроенному на его, Д., прикосновение. Подобного рода замки крайне просты и взламывать их практически бесполезно: на это уходит слишком много усилий. Кроме того, ни один уважающий себя мастер инструментальной магии никогда не забудет про сигналы тревоги — которые могут оповестить заказавшего магический замок — на огромном расстоянии.

В данном случае замок ничем не был защищён, а попытка взлома попросту разрушала портал, связывающий жилище Кинисс (по некоторым признакам, находящееся где-то под землёй) с домом самого Д.

Портал впустил его — посетитель из числа ожидаемых, поднимать тревогу не надо. Д. уже научился ощущать, спит ли Кинисс, размышляет или же занимается чем-то ещё. Сейчас она спала.

Он сжал свёрток со смертоносным содержимым внутри. Всё-таки у Бюро много недругов. То, что он случайно обнаружил, как сильно успели распространиться эти «подарки», может оказать ему хорошую службу. Их внешний вид никому не был известен, поскольку увидевший содержимое свёртка долго не жил.

Он спасёт жизнь многим своим коллегам, которые, сами того не подозревая, хранят у себя эти мины, спокойно ожидающие своего часа. Логика диверсантов поразительно проста: подменить «подарком» редко используемый жертвой предмет — и просто ждать. Когда «мина» сработает, отыскать след будет почти невозможно. Если бы не помощь некоторых сотрудников, то он, вероятнее всего, давно бы уже был на том свете. Помогла, как всегда, случайность — и интуиция, конечно.

Так. В комнате, где Кинисс спит, нет ничего. Совсем ничего — кроме её постели из высушенной травы. Тревожить не придётся. А зайдём-ка мы сюда.

Заклинание очень простое. Таким обучают на младших курсах. Определить, имеется ли поблизости предмет подобного рода. Для обнаружения необязательно знать, материал предмета, не обязательно даже к нему прикасаться. Важно знать, где находится то, с чем сравнивать. А где — известно. На расстоянии сантиметра от ладони, внутри тяжёлого свёртка.

Пусто.

Следующая комната.

Пусто.

И ещё одна… и, наконец, его предположения оказались справедливыми. К сожалению. Есть сигнал — вот отсюда, из этого ящичка. Так… теперь второе заклинание, более сложное. Скажем откровенно, куда более сложное. Д. долго сосредотачивался… привычный к «ручной» работе, он не сразу входил в нужное состояние духа, когда требовалось магическое вмешательство. Kuaram Yunda-lai oytanna…

Что-то пошевелилось внутри ящичка. …innveriad Yunda-laida…

Шорох становится громче.

…anvemay atvangil!

Скрип… теперь рывком сбросить сосредоточение. Так. Свёрток в руках не изменился — и по реакции приборов-индикаторов, и по собственным ощущениям. Повторим заклинание номер один.

Пусто!

Итак, сработало. Мина обезврежена. Д. помянул добрыми словами те дни, когда позволил убедить себя основательно заняться магическими искусствами и неторопливо направился к выходу.

Если проводить подобную чистку незаметно, то диверсанты не обнаружат, что их «заготовки», зародыши катастроф, благополучно обезврежены. А если проводить подобную чистку регулярно, то жить станет гораздо приятнее.

Итак, Кинисс, благодаря его усилиям, проживёт, вероятно, дольше, чем ожидает загадочный враг. Говорить ей он об этом не станет. Тот (или та?), кто подложил коварную ловушку, не должен ничего заподозрить. А он, Д., просто продолжит свои визиты (не выходящие за рамки предписанных и уже запланированных) к прочим своим коллегам, и, улучив минутку, поищет, нет ли подобного сюрприза. У себя он уже поискал (нет, хвала богам), а, закончив осуществление своего замысла, свяжется с другими отделениями Бюро (с теми их представителями, у которых подобной мины заведомо не будет) и поделится своими соображениями.

Даже совершенно инертный в магическом смысле предмет может служить ушами, глазами и чем угодно ещё. Разумеется, необходимо направленное на подобный предмет действие, чтобы «пробудить» к отклику.

Д. уже подходил к порталу, когда тихонько пискнул браслет. Срочный вызов. Д. шагнул сквозь чёрное зеркало и браслет пискнул громче (вызывающий стал ближе).

— Слушаю, — негромко произнёс Д., поднеся запястье к губам.

— Восемь два, сообщение от восемь два.

— Три один на связи.

— У меня чрезвычайное сообщение, — послышался возбуждённый голос. — Объект вышел из дома.

Началось, подумал Д., не зная, радоваться или огорчаться.

— Следить и записывать, — приказал он, слегка помедлив. — Режим два. Повторяю, режим два.

Режим два означал регистрацию деятельности объекта наблюдения во всех диапазонах, доступных человеческому восприятию, с соблюдением режима невидимости. Стоило это очень дорого, отнимало ресурсы множества агентов и Д. придётся оплачивать всё это из своего кармана, если начальство сочтёт идею неудачной.

А вообще-то стоило огорчаться. Андариалл вышла из дому. Вышла открыто, безо всяких попыток скрыться, применить магию, уйти от наблюдения. Впрочем, она же никогда не пользуется магией.

А раз она вышла открыто, то и вероятные недруги Бюро также ведут наблюдение. Оттого-то режим два — возможно, что, наблюдая за Андариалл, попутно обнаружат кого-то ещё.

Мои планы пока не нарушаются, подумал Д. и засунул смертоносный «подарок» во внутренний карман. Через полчаса — совещание с местным координатором. Поищем «подарок» у него — вдруг он об этом ничего не знает.

Двое неизвестных, очевидно, также были заинтересованы в слежке за Андариалл. Оба не скрывали своих намерений.

Клеммен

— И всё-таки положи это на место, — приказал радужный человек после того, как отсмеялся. И сделал шаг в сторону неподвижно замершего Клеммена.

Тот усмехнулся и, сделав несколько быстрых шагов, оказался у обрыва. Свистнул раскручиваемый на цепочке треугольник и тенью устремился куда-то вниз.

Оглянувшись, Клеммен заметил, как рассыпается пылью череп, из-под которого он вытащил талисман.

И понял, что совершенно напрасно не следил за своей спиной. Ничто не мешало его новому знакомому приблизиться и, легонько толкнув, отправить в последний полёт.

Однако радужный человек стоял на том же месте и… довольно улыбался.

— А у тебя есть характер, — заключил он, тихонько хлопнув в ладоши. — Я-то думал, что с тобой будет просто. Ну что же, тогда поиграем. Давненько я так не развлекался.

Выражение его глаз навело Клеммена на не очень весёлые мысли о сущности этих развлечений. Треугольник на шее нагрелся и потяжелел.

Радужный человек (про себя Клеммен решил именовать его Радугой) продолжал всматриваться в глаза собеседника.

— Счастливо оставаться, — пожелал Клеммен и оглянулся. Если следовать выбранному прежде расположению сторон света, идти следует на юг. Во-о-он там что-то виднеется… не то лес, не то что-то подобное. Облака в небе… если из них течёт настоящая вода, он спасён.

— Странник, — послышалось из-за спины. — Хочешь, помогу тебе вернуться?

Клеммен замер, не сделав следующего шага, и медленно повернул голову. В постоянно меняющих цвет зрачках Радуги (которые имели, как он неожиданно заметил, форму обращённого рогами вверх полумесяца) читалось сочувствие.

Ответ дался не сразу.

Клеммен долго смотрел в глаза, пытаясь увидеть там насмешку или следы безумия — и не находил. Медленно покачал головой, отвернулся и продолжил свой путь.

Позади него Радуга раз за разом бросал извлечённую из кармана монетку. Всякий раз она опускалась стороной, на которой был рельефный портрет давным-давно забытого царя, правившего неведомо где.

— Он должен остаться здесь, — объявил Радуга. — Повинуйся! Он останется здесь во что бы то ни стало!

Но монета упрямо продолжала опускаться гербом вверх.

Из кармана Радуга извлёк вторую монету и приложил их одна к другой. Гербом к гербу.

Монеты слились.

Получилась новая монета. С обеих сторон её была одна и та же надпись на одному Радуге известном языке.

— Кто сказал, что мне нельзя жульничать? — спросил он и, щелчком отправив монету вверх, подставил вытянутую ладонь.

Монета не спешила опускаться в неё.

Подняв голову, Радуга увидел, как та лениво вращается вокруг своей оси, зависнув в высшей точке полёта.

— И всё равно он останется здесь, — улыбнулся он, сузив зрачки-полумесяцы до точек. Рассмеялся и, бросив прощальный взгляд на удаляющегося Клеммена, побрёл вдоль линии обрыва на восток. Кто-то должен прийти оттуда, ещё кто-то. Он чуял это.

Когда Радуга исчез вдалеке, монета, словно вспомнив о законах природы, упала.

На ребро.

Разломилась надвое, и обе получившиеся половинки легли гербом вверх.

Андариалл

Двое суток без воды и пищи — испытание, выдержать которое дано не каждому. Добавьте необходимость постоянно забывать об окружающем тебя мире… и о сне, который требует, чтобы ты позволила измученному телу вернуть силы. Первый шаг сделан. Он достиг точки, где предстояло сделать первый выбор. И сделал его.

Теперь — уйти от всех тех, с кем он связан. Сквозь постоянно висящую поверх окружающего мира дымку Андариалл ощущала пристальное внимание. Непонятно, дружелюбное или враждебное. Вряд ли все, кто сбился с ног, пытаясь заставить её ответить, куда подевался…

Впрочем, нет. Имя его нельзя произносить и мысленно.

Куда она идёт?

Ответить на этот вопрос было трудно. Куда-то. Следящих за ней агентов она почувствовала немедленно. Оставаться в доме опасно: в следующий раз визитёры могут оказаться настойчивее, и тогда угаснет слабая искорка, которая позволяет ей ощущать, всё ли в порядке с ним в…

Имя этого места, если бы оно существовало, являлось бы таэркуад. Трудно не думать о чём-то? Ничего подобного. Вопрос простой тренировки: лёгкое усилие воли — и разум возвращается к иным вопросам и задачам, искусно «забывая» о запретном.

Она слегка ослабила ту сосредоточенность, что позволяла ему там, возле кровавого моря, ощущать себя вечно бодрым. Отныне всё, что произойдёт с ним — не в её власти. Хотя её помощь по-прежнему нужна, можно позволить себе небольшой отдых.

Но едва она попыталась повернуть к ближайшему кафе — пить хотелось нестерпимо — как заметила ещё нескольких человек, что с деланным безразличием направлялись в ту же сторону. Их намерения были пугающе просты. Не позволять ей покидать город. А если попытается это сделать…

Дальше она понять не могла. Дальше нужна была бы подлинная магия, к которой эти вечно сующие свой нос в чужие дела неприметные прохожие крайне восприимчивы. Андариалл едва заметно улыбнулась: в Бюро привыкли считать, что Теренна не использует подлинной магии. Пусть так и считают.

В подобных случаях главное — во всём полагаться на интуицию. На внутреннее чутьё. Андариалл, стараясь выглядеть как можно более естественно, уселась за ближайшим к выходу столиком и, когда возле неё возник официант, молча взяла с его подноса стакан сока. Говорить для этого не обязательно.

Тут её обожгло холодом.

С ним случится несчастье, если она позволит себе заговорить. Если «сопровождающие» знают об этом теперь, когда она вряд ли способна всерьёз сопротивляться (внешний вид обманчив, и пока что обман помогает)…

Но её попутчики не торопили события. Или не имели соответствующего приказа, или просто развлекались. Не каждый же день выпадает подобное развлечение.

Откинувшись в удобном кресле (момент, о котором она мечтала двое прошедших суток), Андариалл прикрыла глаза и некоторое время наслаждалась относительной тишиной и спокойствием. Понемногу отпивая из бокала…

Силы возвращались… страшно захотелось есть. Нет. Терпи. Не сейчас. Ты уже заставила его испытывать жажду… пока умеренную. Если вынудишь испытывать ещё и голод…

Внимание соглядатаев постепенно слабело.

Девушка отдала этому месту немного себя самой. Хоть это и не было её домом, отвращения или раздражения она не испытывала. А подлинная магия не сможет отличить отданное по доброй воле от «настоящей» Андариалл.

Когда она почувствовала, что в состоянии продолжать путь, то встала, оставив на столе несколько монет, быстрым шагом направилась в сторону северной окраины города.

Когда оторопевшие агенты обратили свой взор на то место, где она только что вроде бы сидела, было уже поздно. Часть их поднесла к уху датчики… получили ответ. Другие — неизвестные Д. — «посовещались» с браслетами. И отбыли куда-то — растворились в воздухе.

Отправились туда, где им ещё удастся произвести на генерала впечатление.

Генерал долго подбирал одежду, в которой предстояло нанести сегодняшний визит.

Сегодня надо идти «чистым». То, о чём он будет беседовать с Д., наверняка заставит собеседников понервничать. А если при себе будут хоть какие-нибудь «глаза» или же «уши»… Д. может потерять самообладание.

А живой Д. генералу гораздо нужнее, чем мёртвый. Ибо только с его помощью удастся установить, куда подевалась та злосчастная тетрадь.

Как всё хорошо складывалось, подумал Гин-Уарант, глядя на своё лицо — лицо человека, которому никто не дал бы более сорока. Впрочем, и тридцати бы тоже не дали. Все предсказания сбываются. Всё учтено. И тут Д. начинает свой эксперимент… интересно, кто подкинул ему идею? Пока не удалось это установить, и это было неправильно.

И как здорово Бюро научилось заметать следы! Генералу удалось отыскать единственного знакомого мальчишки, с которым тот работал у зеленщика. Навести того на Клеммена. Но даже осознав, что раскрыт, этот Неизвестно-откуда-свалившийся-на-голову-Клеммен не сорвался и не совершил ни одной серьёзной глупости.

Вот так и бывает, когда пребываешь в сладостной уверенности, что всегда на шаг впереди Бюро. Своих, как это ни странно, союзников. Союзников, поумневших сверх меры.

Это недопустимо.

Генерал надел лёгкий прогулочный костюм и изрядно поношенный, но всё ещё любимый берет. Для меня это — лёгкая прогулка. С приключениями. Сейчас все прогулки — с приключениями.

— Она ушла, генерал, — сообщил ему голос из пустоты. — Агенты противника тоже потеряли её.

Генерал тут же назвал три места, в которых можно было её перехватить. Вторым был Парк Времени. Умного они нашли себе посредника… хорошо, что у него, генерала, хватило самообладания не оторвать глупому грызуну голову. Потому что теперь будет проще держать всех в поле зрения.

— Всех в поле зрения, — повторил генерал вслух и вышел из дома. Приказав слугам ожидать себя к полуночи.

Венллен, Лето 75, 435 Д., вечер

— Я неплохо потрудился, — проворчал Д. себе под нос. Всё-таки все эти положенные собрания и совещания утомляют больше, чем самые рискованные операции. За последние десять лет возни с бумагами стало существенно больше. Надо как-то начать бороться со всем этим. Если так пойдёт и дальше, через десяток лет всё, чем он будет заниматься — писать протоколы и отчёты. На прочее времени не останется.

А сделано было немало. Сегодня он побывал в двенадцати местах. Везде — по долгу службы. Во всех двенадцати нашлись «подарки». Одиннадцать из них он уничтожил. Некрасиво, конечно, было оставлять один нетронутым — в качестве контрольного экземпляра — но гипотеза требует проверки. Когда работаешь с проклятиями, привычные понятия этики несколько меняются.

Будем надеяться, что старик ещё несколько дней не полезет в тот ящик. Проведём небольшую проверку, и обезвредим и его сюрприз. Низшие должности в Бюро никогда не удостаивались подобных «подарков»… да и времени проверять нет. К тому же, начнёшь проверять — тут же и привлечёшь то самое внимание, которого пока — он чувствовал это — удавалось избежать.

Позже будет время подумать, как Бюро — а, возможно, и Наблюдатели тоже — умудрились так прочно сесть на крючок. Если он, Д., доживёт до этого дня.

— Чем ты так доволен? — поинтересовалась Кинисс, появляясь, как всегда, неожиданно. Вопреки своим привычкам, Д. решил поужинать в городе. Время тихое, до сезона дождей далеко; а то, что его агенты потеряли Андариалл из виду (он получил это сообщение с большим опозданием, за которое кому-то вскорости несдобровать), пока, в общем-то, неважно. Ему не хотелось следить за ней своими силами по двум причинам.

Во-первых, чтобы не привлекать внимания генерала.

Во-вторых, у его хорошего знакомого, флосса Шангуэра, возможности наблюдать гораздо шире. И — самое главное — флоссы до сих пор сохраняют нейтралитет, не сотрудничая официально ни с одной родственной Наблюдателям организацией. И помощь эта — исключительно личная инициатива дальновидной птицы. Услуга за услугу… а его, Д., услуги по-прежнему в цене.

Хорошо, когда у тебя много друзей.

Д. всё ещё радовался этой мысли, когда рядом с ними появилась превосходно отдохнувшая Кинисс.

— Чем ты так доволен? — повторила она, с любопытством глядя на сияющего бородача. Похоже, что Д., наконец-то, действительно повезло. Или случилось нечто давно задуманное, но до сих пор не происходившее. Ну-ка, ну-ка…

— Время покажет, — махнул тот рукой. — Наша общая знакомая покинула свой дом и таинственным образом ушла от преследования.

— Что значит — таинственным?

— Посмотришь записи, поймёшь, — Д. оглянулся на оживлённую площадь. — По словам агентов, растаяла в воздухе. Но это пока неважно (у Кинисс широко раскрылись глаза), потому что попутно мы выявили с десяток агентов… м-м-м… нашего общего знакомого.

— И ты не собираешься её искать? — воскликнула она, усаживаясь рядом.

— Мне это не потребуется, — ответил Д., на какой-то момент перестав улыбаться. — Сейчас гораздо важнее установить, кто ещё будет искать её.

— И что сделает, когда найдёт, — закончила рептилия тоном ниже. — Тебе ещё не надоело рисковать чужими жизнями?

Наступило молчание.

— У тебя есть другой вариант? — взглянул Д. в её глаза.

— Есть. Раз уж ты ввязался во всё это, то продолжать охранять её.

— Разве я сказал, что оставил её без наблюдения?

— Ты же сказал…

— …что мне это не потребуется.

Очередная пауза.

— Мне не нравится, что ты впутал в это дело кого-то ещё, — произнесла Кинисс решительно. — Нам и так предстоит решить, что делать с генералом. К чему всё это? Что ты задумал?

— Я хочу, чтобы все мы выплюнули те крючки, которые проглотили давным-давно, — пояснил Д. без тени улыбки. — Сегодня я убедился в том, что нити тянутся к каждому из нас. Что каждый из нас — я пока не знаю, отчего — не в состоянии хранить тайны от вероятного противника.

— В том числе от генерала, — предположила Кинисс совсем тихо.

— В том числе от генерала, — отозвался Д. — Доказательства я начну предъявлять уже завтра. — Надеюсь, я не ошибся, подумал он мрачно.

— Ну что ж, — Кинисс оглянулась в поисках официанта. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Надеюсь, — Д. оставался совершенно серьёзен. — Надеюсь, что так оно и есть — в кои-то веки…

И поднял свой бокал, не предлагая никакого тоста.

Кинисс поддержала его, тоже молча.

Генерал увидел выражение их лиц и замер, словно налетев на невидимую преграду.

Они что-то замышляют. Несомненно, это видно по их глазам. Но против кого? И почему у Д. такое уверенное выражение лица?

Интуиция была самой сильной стороной его, генерала Гин-Уаранта, личности. До сих пор ни один из подлинных секретов Бюро не мог проскользнуть мимо его взора, а теперь перед ним стена. Он не ощущает их намерений… как им это удаётся?!

Нет, сегодня встречи не будет, решил он, поворачивая прочь. Что-то идёт не по плану, и надо установить — что. А пока девчонка под наблюдением (она действительно явилась в Парк и остаётся там до сих пор), то ему, собственно, Д. и не нужен. В особенности такой Д. — ставший необъяснимо непрозрачным и уверенным в себе.

…Кинисс проводила взглядом его слегка сутулящийся силуэт, но не стала говорить об этом Д.

Андариалл

Белка словно танцевала перед ней, что-то беспокоило зверька. За ними обеими следят — это несомненно. Уже не очень-то скрываются. Можно, конечно, воспользоваться одним из экспонатов Парка и затеряться среди мелких городков… но не сейчас, не сейчас.

Он поручил зверьку хранить какой-то секрет. Возможно, жизненно важный… возможно, смертельно опасный. Выбора нет: каждый из них теперь отвечает по обязательствам другого. И внимание тех, что остались позади, под деревьями (полагая, что их трудно заметить), тоже объяснимо: несомненно, пришли сюда за этим же.

Она погладила белку по голове, молча указала рукой на деревья. Белка несколько раз дёрнула хвостом, словно поблизости было что-то страшное, после чего резво поскакала к тому самому дереву с дуплом.

Вот уж действительно: прятать следует на самом видном месте.

Белка копалась довольно долго, прежде чем добыла ключ. Бежать с ним в зубах ей было явно невесело, но что поделаешь! Опустив найденное в подставленную ладонь, белка уселась рядом на задние лапы и выжидательно уставилась в глаза Андариалл.

Дескать, «спасибо» для нас — слишком много, а вот горсть-другая орехов…

Улыбнувшись, девушка высыпала оплату прямо в траву и белка тут же позабыла обо всех высоких материях. Немудрено, в такой крохотной голове двум мыслям не уместиться.

Андариалл хорошо знала, что это за ключ.

Она знала также, чем замечателен Хоунант — никто не мог попасть на территорию Монастыря без ведома настоятеля. Если речь шла о магических средствах перемещения. А так — все могли, если позволит привратник, войти через ворота. Одни-единственные ворота.

Следовательно, речь идёт о том, обладание чем само по себе является опасным. Во всём происходящем ощущалась сильная, но таившаяся в тени чужая воля. Не по своей воле действует и он , и все его начальники. Словно марионетки. Умные марионетки, способные теоретически доказать, что никто не тянет за их ниточки. Вряд ли в планы этой посторонней воли входил Хоунант, поскольку монастырь подчинить невозможно — можно лишь уничтожить физически. Значит, он пока ещё не полностью подчиняется… кому?

Он … посвятил себя борьбе с невидимым кукловодомы. Посвятил, сам того не зная. Что ж, теперь это и её война.

Андариалл наклонилась к ручью, зачерпнула пригоршню воды. Вода эта лучше любого другого напитка.

Теперь отдать частичку себя ручью… траве… Парку. Вот и вся тайна: не забирать силу у окружающего мира, а отдавать её. Он почти осознал это, но не стал делиться этим откровением с начальством.

Он поступил правильно. Кем он был по рождению, не имеет никакого значения. Важен момент осознания, который всё ставит по местам.

Шангуэр и другие Флоссы поняли бы её, Андариалл. И всех её сородичей. Может быть, поэтому мудрые птицы не ввязываются в игры за обладание властью?

Следовало хорошенько подумать, куда отправляться дальше. Ритуал не предполагал, что она будет совершать подобные походы. Усталость постепенно подкрадывается; обмануть других, убедить в том, что с ней всё в порядке — можно. Обмануть себя — вряд ли. А ошибка может стоить ему жизни. Им обоим.

— …Где одна? — ошарашенно спросил один из агентов. Они смотрели на излучину ручья, где только что сидела Андариалл. — Я сплю?.. Что в записи?

— В записи то же самое, — отозвался его коллега. — Ладно, пошли посмотрим.

Результаты исследования были неутешительными. По всем показателям, Андариалл покинула это место не более минуты назад. Но — никаких следов перемещения! Словно часть произошедшего выпала из истории, была как-то вырезана… и доступна немногим.

— Думаю, нас за это по головке не погладят, — заключил первый, укладывая снаряжение в рюкзак. — Хорошо, если у генерала будет хорошее настроение.

Увы, лишь первое предположение оказалось справедливым.

— Учитель У-Цзин! — услышал настоятель. Час был поздний, беспокоить настоятеля не полагалось. Что там случилось?

— Что там случилось? — повторил У-Цзин, уже вслух.

Монах с поклоном протянул ключ.

— Почему не впустили его? — нахмурился настоятель, вращая ключ между пальцами.

— Я… — монах явно не знал, что сказать. — Вам лучше взглянуть самому, учитель.

Ворча себе под нос всё, что он думает о своих учениках, У-Цзин отложил в сторону рукопись (он так надеялся, что сегодня, наконец, сможет продолжить работу над рукописью) и поспешил вниз, к воротам. Там ожидали трое остальных монахов-часовых. Мановением руки У-Цзин оставил только одного из них.

Сделал шаг за ворота.

Чернота. Пение цикад, слабое дуновение ветра… никого. Откуда мог взяться ключ?

Он вздрогнул, когда откуда-то — показалось, что прямо из воздуха — к нему шагнула Андариалл. У-Цзин сразу отметил, что глаза её лихорадочно блестят.

— Андари? — изумился он. — Что…

Она приложила палец к губам, монах осёкся. Опомнившись, он отступил внутрь и жестом пригласил девушку войти.

Ничего не пойму, недоумевал У-Цзин, глядя, как медленно она идёт — словно во сне. После таинственного исчезновения Клеммена Д. клялся, что глаз с неё не спустит. Как это прикажете понимать?

Она потеряла сознание, не успев сделать нескольких последних шагов до беседки. У-Цзин едва успел подхватить её.

— Никто не должен знать об этом визите, — произнёс он, после того, как при помощи часового отнёс девушку в одну из пустующих комнат для гостей. — Никто из вас ничего не видел и не слышал.

Собрат молча приложил ладони ко рту, поклонился и вернулся на пост.

— Кто-то следует за тобой по пятам, — тихо произнёс У-Цзин, тщательно осмотрев неожиданную пациентку. — Но в Хоунант ему придётся войти на своих двоих.

Приказав удвоить бдительность и не пропускать за ворота никого без его, У-зина, личного разрешения, он сам сбегал на кухню за водой и пищей и устроился в другом углу комнаты. С пером, чернильницей и стопкой бумаги. Хотя какая теперь работа…

Судя по всему, Андариалл не больна. Она на грани полного истощения — что само по себе поразительно. Что могло довести её до подобного состояния? Словно последние несколько недель странствовала по пустыне.

Он некоторое время вслушивался в её ровное дыхание, после чего погладил себя по выбритой до зеркального блеска голове и попытался собрать так некстати разбежавшиеся мысли.

Ключ лежал на столе. После короткого раздумья, монах решил не убирать его.

Клеммен

Я услышал позади стук копыт и поскрипывание колёс. Хруст камушков.

Экипаж?!

Если это Радуга, надо послать его куда подальше. Похоже, он тут главный, но отчего-то не может — пока, во всяком случае — ничего со мной сделать. Вопрос — отчего? Из-за треугольника?

Я попытался было извлечь его из-под одежды и не смог. Словно приклеился ко мне. Стал отдирать — больно! Действительно приклеился, что ли?!

Позади Радуга что-то бормотал и чем-то позвякивал. И ладно. По всем признакам, надо пробираться туда, на юг — раз уж выбрал направление. Других идей всё равно нет, а верить, что он поможет мне вернуться назад… я не стал бы. Слишком уж он странный, чтобы ему верить.

Если судить по часам, прошло около трёх суток. А я по-прежнему не хочу ни есть, ни пить… ну, так скажем, почти не хочу. В животе как-то пусто — хотя, возможно, и это всего лишь привычка. Не привык я к тому, что можно не есть, не пить, ворочать камни и не уставать. Неспроста это — и как знать, чем всё это обернётся.

Тень легла рядом со мной.

Я оглянулся… и, видимо, уже успел удивиться сверх всякого разумного предела — потому что даже не вздрогнул.

Это и в самом деле был экипаж. Старый, рассохшийся, — как он только не развалился на ходу, непонятно. Но не это привлекло моё внимание.

Скелет лошади был запряжён в экипаж; скелет извозчика сидел на положенном месте, обратив в мою сторону пустые глазницы. Судя по белизне костей, не один год они колесили по каменной равнине.

Я закрыл глаза, продолжая ощущать внимательный, выжидающий взгляд. Открыл глаза, оглянулся, ущипнул себя за руку. Ничто не изменилось.

Радуга куда-то делся.

Челюсть извозчика шевельнулась, но, разумеется, никаких звуков не послышалось. Очень хорошо… иначе мой рассудок всё-таки пострадал бы.

— Есть здесь какой-нибудь город? — спросил я. Глупо, но что делать? Скелет лошади переступал на месте, время от времени поворачивая в мою сторону жуткую морду. Непонятно, каким чудом на его ногах держались копыта — но держались.

Извозчик кивнул и снял ветхую шляпу, подставив сверкающий череп под лучи обоих светил.

— Сможете подвезти меня туда?

Вновь кивок. Приподнявшись на козлах, он коротко поклонился и сделал выразительный жест в сторону сидений.

Была не была… в конце концов, если это сон — всё едино; если же нет — непонятно, сколько времени я шёл бы пешком. Путь отсюда лежит где-то рядом с центром этого жуткого мира, вне всяких сомнений.

Я сел так, чтобы видеть и кучера, и лошадь — то, что от них оставалось — и, как только дверца захлопнулась, мы тронулись.

Почти сразу же усталость обрушилась на меня — так, словно тело смогло-таки осознать, что несколько суток подряд оно не отдыхало. Разум же по-прежнему был бодр и готов к действиям; сонливость накатывалась, словно сладкая, поглощающая всё без остатка волна… я успел ещё подумать, что буду теперь совершенно беззащитен. Затем вдохнул слабый запах пыли, исходивший от потрескавшегося, отполированного дерева сидения… и уплыл куда-то в непроглядную мглу.

Андариалл

У-Цзин оглянулся в тот самый момент, когда девушка открыла глаза. Невероятно, но она выглядела вовсе не такой измождённой и едва живой, какой была вечером. Быстро ночь прошла, подумал монах, глядя в совершенно ясные карие глаза… без всяких признаков лихорадки. Я даже и не заметил. Сколько же я исписал листов? Десятка три, не меньше. Как это я успел? Изумление настоятеля было совершенно искренним. В памяти был провал… в ней не сохранилось никаких упоминаний о том, когда и как он успел нанести всё это на чистые листы. Извёл всю чернильницу.

Клянусь хвостом великого предка, о чём я думаю?!

Он встал с кресла и коротко поклонился. Ольтийка попыталась сделать то же самое, и едва не свалилась с кровати. Бодрость её, увы, оказалась кажущейся.

— Тебе необходимо поесть, — произнёс У-Цзин, надевая непременные очки. Андариалл кивнула и, едва настоятель встал, быстрым движением прижала палец к губам. Выразительно поглядела в сторону двери.

— Никто не знает, что ты здесь. А те, кто знают, умеют хранить тайны, — ответил настоятель на незаданный вопрос. — Я скоро вернусь. Постучу вот так — он показал, как именно.

Рукопись осталась на столе.

Помимо собратьев, У-Цзин доверял немногим людям.

В том числе своей гостье.

…Когда он вернулся с подносом, на котором был завтрак, Андариалл уже успела привести себя в порядок, стала выглядеть почти, как прежде. Понятное дело, что чёрный костюм и серебряный обруч с вязью букв забытого многими языка, вовсе не являются одеждой, в которой принято ходить в гости. Но имеет ли смысл удивляться?

И кинжалу в ножнах, что явно не служит украшением?

Перед тем, как покинуть комнату, У-Цзин оставил на столе принесённый ею ключ и сказал только:

— В дальнем конце коридора есть потайная дверь. Если хочешь посетить кабинет, к двери которого подходит этот ключ, воспользуйся ею. Если я буду нужен, — маленький отполированный шарик из опала лёг на стол рядом с ключом, — сожми его в ладони. Ключ от этой комнаты в замочной скважине.

Она едва заметно наклонила голову.

У-Цзин прикрыл за собой дверь и, услышав звук поворачивающегося ключа, неспешно направился к выходу из здания.

У входа негромко приказал одному из монахов проследить, чтобы никто не входил сюда без разрешения настоятеля. Больше гостей в монастыре не было, и в ближайшее время не ожидается. Ещё будет время подумать, что стряслось с Андариалл, куда делся Д. — но не сейчас.

Сейчас есть множество иных забот, а всё должно идти своим чередом.

…Андариалл проводила его взглядом и вернулась к столу. Пока он там отдыхает, у неё здесь есть возможность «перевести дух». В том числе перекусить. Как только он проснётся — а случиться это может в любой момент — она должна будет забыть обо всём остальном.

Иначе…

Кто знает, что творится там ? Кроме смутных видений, у неё нет возможности узнать, что происходит в том месте.

В месте, где, как и тысячелетия назад, человек должен доказать, что он — человек. Если связывающая их ниточка оборвётся (по его ли вине, или оттого, что у неё здесь иссякнут силы), каждый из них будет предоставлен самому себе. Но здесь-то всё привычно и понятно, а вот там…

Жаль, что он никогда не расскажет — где был, что там происходило.

Таэркуад .

Она не произнесла запретного слова, но словно бы взглянула на него краем глаза — как и прежде.

Венллен, Лето 76, 435 Д., полдень

— Ну что же, начнём, — Д. явно сгорал от желания продемонстрировать, что его догадки верны.

— Команда четыре семь, — сообщил он в переговорное устройство. — Начинайте.

— Посмотрим, посмотрим, — Эйхед Канвидал, координатор всех операций Бюро на востоке континента, был настроен более чем скептически. — Ответьте, Д., по совести — где вы откопали эти данные?

— Вы не поверите, — отозвался тот. — Совпадение. Я долго думал, какая из точек подозрительнее всего. Выбрал самую подозрительную. С неё они и начнут.

Под «точками» подразумевались всевозможные хранилища, места тайной подготовки армий, лаборатории, производящие запрещённое оружие и тому подобное. Д., конечно, лукавил. Точки эти ему были известны уже очень давно — несколько лет — и справиться с ними было вовсе не так просто. При штурме одной из них Бюро наткнулось на такое сопротивление, что вскоре стало ясно — «точка» предупреждена о нападении. Тогда-то он и прекратил — руководствуясь инстинктом — всякие попытки применять тактику неожиданного удара. И потянулась бесконечная позиционная война…

— Теперь вторая группа, — Д. несколько медлил. Вообще-то, если всё будет идти, как он задумал, то вторая команда — смертники. Но, разумеется, на подобный эксперимент никто и никогда не дал бы разрешения. Посему Д. выпросил — и это было равно долго, как и унизительно, все доступные Канвидалу кальарт , устройства для мгновенного перемещения. В отличие от телепортации при помощи заклинаний, они не оставляли следа, по которому можно обнаружить ускользнувшего, не нарушали состояния окружающего энергетического поля, могли быть обнаружены только другим подобным устройством. Генерал, подумал Д. неожиданно, владеет чем-то аналогичным.

Кальарт были изготовлены задолго до наступления последних Сумерек, и с момента наступления последних никому не удавалось повторить веками отработанную технологию и изготовить ещё хотя бы один.

…Итак, вторая группа шла — если гипотеза верна — прямиком в засаду. Не догадываясь об этом. Следовательно, состоять она должна из лучших бойцов. И это тоже потребовало долгих уговоров… ведь последние несколько лет существования Бюро никак нельзя было назвать спокойными.

Время тянулось нестерпимо долго.

— Так в чём отличие? — не выдержал координатор. Ему тоже хотелось курить, почти нестерпимо… но взгляд, которым Кинисс одаривала его трубку, как-то сразу заставлял прятать её поглубже в карман.

— Очень просто, — Д. был уверен, что Канвидал «чист», что его сюрприз — источник утечки — обезврежен. Так, похоже, и было… а если он ошибается, то, вполне возможно, из этого кабинета никто не выйдет живым. — Я направил их к… — он понизил голос и прошептал имя ему на ухо. Впрочем, Кинисс и так знала это имя.

— К языковеду?! — не поверил своим ушам координатор. — Боги, какой бред… он-то здесь при чём?

Д. хотел было сказать, что языковед, который консультировал Бюро практически по всем вопросам, касающимся тайнописи, культовых языков и так далее, и был тем человеком, сюрприз которого не обезврежен. Пока.

— Мне кажется, что именно он…

— Работает на кого-то ещё? Д., вы сошли с ума. Я знаю его двадцать лет, и…

Д. требовательно прижал палец к губам, потому что устройство связи засветилось пульсирующим жёлтым светом. Он прикоснулся к нему, чтобы можно было слышать сообщение (оно, конечно, всё равно записывается, но…)

— Четыре семь, для три один, — послышался голос. — Фаза один. Всё чисто, повторяю, всё чисто. — И связь прервалась.

«Фаза один» означала, что им удалось проникнуть в место назначения, не зафиксировав сигналов тревоги, успешно обезвредив охрану.

Последняя такая удача выпала на их долю примерно восемьдесят лет назад, ещё до того, как Д. поступил на службу в Бюро.

— Я сплю? — ошеломлённо воскликнул координатор и, вскочив на ноги, принялся мерить шагами кабинет Д. — Если вы правы, Д., то… я боюсь, что… — он умолк. Кинисс смотрела на него с довольным видом, словно знала, что всё будет именно так.

На самом деле она знала только то, что Д. написал ей в записке — той, содержимое которой она помогла ему забыть… и догадка начинала прорастать в её сознании. Пока только догадка. Очень смутная.

Вновь ожило устройство связи.

— Четыре семь, для три один, — тот же голос, немного взволнованный. — Фаза два. Потерь нет, повторяю, потерь нет. Приступаем к завершающей фазе. — Вновь щелчок и стало тихо.

— Так будет не всегда, — поджал губы Д. — Они тоже расслабились, убедившись, что все наши поступки предсказуемы. Кстати, Эйхед. Нужна ещё одна…гм… услуга. Не помещать записи об операции в наш обычный архив. Временно.

— Я постараюсь, — похоже, что координатора теперь не удивить ничем. В который раз включилось устройство связи — на это раз огонёк был малиновым, ярким, звук включился сам.

— Восемь четырнадцать, для три один, — послышались звуки, напоминавшие артиллерийскую канонаду. — Это ловушка. Отступаем, все отступаем. Отбой.

— Вот так, — заключил Д. и встал. Он всё-таки оказался прав, но теперь не испытывал никакого триумфа. Осознать, что противник несколько десятков лет знал о каждом твоём шаге, конечно, полезно… но радости от этого никакой.

— Как вы этого добились? — координатор совладал-таки с собой и, в который раз положив трубку во внутренний карман, застегнул его. — Где утечка?

— Если я скажу, — Д. устало опустился в кресло, — то все мои усилия пойдут прахом.

— Наверное, вы правы, — Эйхед окончательно пришёл в себя. — Но, Д., если с вами что-нибудь случится, мы вновь окажемся в той же самой яме.

— Не окажетесь, — Д. отмахнулся. — Я составил описание… с подробным описанием. Если что, вы найдёте всё это у меня дома. Но не сейчас. Только не сейчас.

— Жду вас через час, — координатор снял плащ с вешалки. — Если у вас есть план действий, надо немедленно к нему приступать.

— Разумеется, есть, — Д. вручил Эйхеду небольшую записку. — Вот люди, которых можно приглашать на совещание. Они «чисты» — я проверил. Всех остальных там не должно быть.

— Но… — координатор задумчиво теребил свою бородку. — Как вы это представляете? Что я скажу своему начальнику? «Извините, но вы — явный источник утечки»? Так не пойдёт.

— Хорошо, — Д. неожиданно понял, что у него вот-вот зверски разболится голова. — Тогда устройте мне с ним встречу. У него дома.

— Прямо сейчас?!

— Немедленно.

Канвидал задумался.

— За это, по крайней мере, не убьют, — признал он и тяжело вздохнул. — Так и мечтаю взглянуть на ваши инструкции, хоть глазком… Ну ладно. Оставайтесь на связи.

Он аккуратно прикрыл за собой дверь. Некоторое время в кабинете было тихо.

— Ты уверен, что в списке все действительно «чисты»? — спросила Кинисс, когда Д. кончил массировать виски.

— Да, — ответил тот. — Боги, до чего безумный день…

— Может, хотя бы мне скажешь, что придумал?

— Не могу, — Д. смотрел в немигающие золотистые глаза. Глядя в них, так трудно говорить «нет»… — Я не шучу. Если расскажу, вся затея насмарку.

Кинисс моргнула и отвела взгляд.

— Ну хорошо, — она поднялась. — Дел сегодня немного, пойду прогуляюсь…

Где она имела обыкновение прогуливаться, Д. не знал. Совершенно очевидным было одно: что в это время никакими усилиями её невозможно было обнаружить в пределах города. Точнее говоря, на всём восточном побережье материка.

Клеммен, город

Странным был этот город.

Окружающее пространство поразило меня настолько, что первые несколько минут я просто таращился, не в силах произнести ни слова. Совершенно забыв, что мой жуткий извозчик терпеливо дожидается, когда я расплачусь и выйду.

Расплачусь! Чем здесь принято расплачиваться? Хоть убей, не знаю. А у меня с собой несколько мелких монет и банковские книжки. Толку от них… не вижу вокруг банковских терминалов. И кассиров не вижу. Ни одного.

Я спрыгнул на землю, с трудом переставляя затёкшие ноги (тут же взвилась туча пыли) и некоторое время смотрел в выжидающие глазницы извозчика. Скелет лошади тихонько переступал с ноги на ногу. Что я ему скажу? Что мне нечем платить? Мне стало страшно.

— Благодарю вас, — я чуть наклонил голову, — вы мне очень помогли. Сожалею, но…

Едва слышный вздох послышался с того места, где сидел извозчик.

Ветхий его экипаж, останки лошади и сам он на краткий миг обрели нечёткие, переливающиеся всеми цветами радуги очертания. Едва уловимое слово донеслось из глубин туманного облака — но я, по понятным причинам, пропустил его мимо ушей. Оно походило на «свобода». Или на «наконец-то». Или же на «спасибо»… Так или иначе, в нём звучала радость.

Туманное облако растаяло, а вместе с ним растаял и экипаж — вместе с седоком и тем, чем был влеком.

Лишь шляпа скатилась в пыль, остановилась у самых моих ног. Некогда, вероятно, это был фетр. Теперь он крошился от малейших усилий. Но выбрасывать её в пыль… по непонятным причинам этот головной убор казался мне чем-то близким и родным, более подлинным, чем окружающее великолепие.

Я осторожно положил шляпу в сумку (жаль, завернуть не во что, искрошится там в пыль) и огляделся.

Я стоял на перекрёстке, семнадцать дорог расходились во все стороны. На улицах не было прохожих; царил полумрак — несмотря на то, что «правильное» солнце весело светило с зенита, а второе, огромное вращающееся «Y», висело поодаль.

Я спохватился и взглянул на часы.

Они стояли.

Ну вот, дождался! Поди узнай, который теперь час. Позвольте, неужели я ехал так долго? Проклиная себя последними словами, я принялся заводить их — и убедился, что пружина заведена по меньшей мере на две трети. Но часы не шли.

Я потряс их… легонько стукнул. Часы должны были выдерживать падение из окна пятиэтажного дома на каменную мостовую. Но — не шли. Изнутри доносилась гробовая тишина.

Теперь, конечно, я только посмеялся бы над тем, что вставшие часы так серьёзно могли бы меня огорчить. Что толку следить за временем в подобном месте? Но в тот момент время было единственной ниточкой, что связывала меня с реальностью, и эта ниточка, похоже, успела оборваться.

Когда шаги Клеммена стихли, на перекрёстке появился человек, одетый во всё красное. Он присел перед кучей пыли, очертаниями напоминавшей рассыпавшийся экипаж и, зачерпнув пригоршню праха, поджал губы. Наклонил ладонь… и прах невесомой струйкой вытек наземь, искрясь и переливаясь. Зрачки-серпики смотревшего сузились. Он встал и отряхнул ладони.

— Ничего, — пробормотал он. — Рано или поздно ты споткнёшься. А если нет, то… — он нетерпеливо взмахнул рукой и послушно обрушившийся порыв ветра развеял прах, унёс высоко в пепельно-серое небо.

Скольких ещё этот пришелец успеет освободить, прежде чем угодит в одну из ловушек?

Человек молча глядел в сторону, куда удалился Клеммен. Одежда незнакомца постепенно меняла цвет, а лицо — очертания. Лишь глаза оставались прежними — пурпурная радужка и зрачки-полумесяцы.

Академия, Лето 76, 435 Д., 14-й час

— Это невероятно, — Каминтуар, тот самый начальник, у которого Д. просидел весь предыдущий час, угощаясь (надо признать, довольно посредственным) вином, смотрел на лежащие перед ним записи с видом человека, только что пробудившегося от тяжёлого кошмара. — Если бы я не выслушал отчёты о сегодняшних… гм-м-м… операциях… я бы отправил бы вас, Д., лечить нервы. Вы же понимаете, что наших сил не хватит.

— Да, — твёрдо ответил Д. Взгляды всех присутствующих были обращены на него.

— Если собравшиеся здесь — все, кто, по вашим словам, «чист», то на помощь рассчитывать нечего. Придётся пока справляться силами тех, кто здесь.

— Я понимаю, сайант . Кроме того, мы не можем допустить, чтобы записи об операциях попадали в наш архив. Пока что.

— Пальер из Тенвера? — как это он смог поднять брови настолько высоко. — Наша главная утечка в архивах, надо полагать? Человек, который знает всё ?

— Это ещё не всё, — Д. призвал в помощники всех богов, к каждому из которых относился с равным безразличием. — Всё необходимое будет изложено в отчёте. А пока надо создать ложные записи и поместить в архив взамен подлинных — тех, что я изъял.

Удивлённый гул пронёсся по комнате.

— Ну, знаете… — Каминтуар был уже стар и грузен. Кресло протестующе скрипнуло, когда он погрузился в него. — Значит, теперь мы будем фальсифицировать собственные документы. Прошу тишины! — повысил он голос и грозно обвёл взглядом зал.

Все утихли. Д. по-прежнему стоял. Ни к одному из взглядов — исключая, возможно, Кинисс — он не ощущал сочувствия. Ну да — полагают, что я сошёл с ума. От пережитого и чрезмерной нагрузки.

— Хорошо, — Каминтуар. — Рискну. Чутьё меня ещё не подводило. Д., вы назначаетесь координатором операции. Начало — без семнадцати полночь. Штаб разместим здесь, мы слишком редко меняем его расположение. Все свободны.

Не обращая внимания на взгляды коллег, Д. брёл к выходу. Вся затея держится на столь тонкой нити… хорошо, если чутьё старика не подведёт и на этот раз. Да, сегодня же навестить языковеда и устранить сюрприз. Это не шутка.

— Подожди, — Д. уже взялся за «ключ», чтобы переместиться в Венллен. Голос принадлежал Кинисс.

— Тебя ждут, — она указала на дверь, что вела на улицу, в парк. — Похоже, важное известие.

Д. кивнул и, стараясь подавить нетерпение, вышел, щурясь от неожиданно ударившего в глаза солнечного света.

Рядом с ближайшим фонтаном на небольшом камне сидел флосс и сосредоточенно чистил оперение.

Андариалл

У-Цзин поморгал и протёр глаза. Такого с ним прежде не было. Ему показалось, что на миг перед ним в коридоре возникла Андари — полупрозрачная, нечёткая, куда-то спешащая. Что за призраки? Монастырь — место очень «чуткое». Любая магия, которую пытаются применить здесь, начинает «звучать» во всех диапазонах. Даже он сам, которому доступна лишь псионическая её часть, тут же ощутит воздействие — неважно, слабый ли это магический фонарик, или же могущественные слова власти, от звука которых горы переносятся на иные места.

Ни следа магии. Тихо. Тихо!

Он едва не выронил поднос с её обедом. Очевидно, что Андари молчит неспроста. Даже лучшие из его учеников и собратьев, увы, весьма любопытны… нет, лучше он сам.

Дверь в её комнату заперта.

Ключа в замке нет. Ушла?

Разумеется, есть запасной ключ, но использовать его… нет уж, увольте. До такого мы ещё не дожили. Шестое чувство подсказывало, что с Андари всё в порядке, вот только где она — неизвестно. Если верить чувствам, эхо её присутствия отдаётся от каждой стены. Так не бывает — не может же человек находиться сразу во всех помещениях! Но это так.

У-Цзин оставил поднос у входа в комнату и подошёл к потайной двери. Оглянулся. Никого.

Ага… тут к двери прикасались. Всё понятно. Отчасти.

У-Цзин бесшумно привёл в действие механизм, открывающий проход, скользнул внутрь.

Монастырь изобиловал тайными проходами, немногие живущие знали их все.

Д., Лето 76, 435 Д., 15-й час

— Охота продолжается, — произнёс Шангуэр вместо приветствия. — Давненько не видывал подобного. Сейчас она в безопасности, — он обвёл огромными глазами парк и, убедившись, что их никто не слышит, поманил Д. поближе. Тот уселся рядом. Взгляд Хансса обладает гипнотическим действием, но даже им далеко до флоссов. На вид хрупкие и беззащитные, эти птицы способны разогнать целую армию. В одиночку… Д. с трудом отвёл взгляд от прикрытых глаз и, кашлянув, спросил:

— Где именно?

— Тебя слушают, — произнёс флосс, Д. едва не подпрыгнул. Что это значит? Что его мысли по-прежнему открыты кому-то… кому-то извне?

— Да, — подтвердил Шангуэр. — Ты проявляешь нетерпение… а твои игрушки (ко всем магическим безделушкам, что применялись в Бюро, флосс относился с величайшим подозрением) сообщают всему миру.

Д. молча поднялся, снял куртку и, отойдя шагов на сорок, положил её под дерево. Поблизости всё равно никого не было.

— Так лучше, — одобрительно сдвинул «уши» флосс. — Но всё равно, думай тише. На свете не так уж много известных тебе безопасных мест.

— Она у Ч… — догадался Д., но флосс тут же негодующе взмахнул крыльями.

— Ты меня оглушишь, — проворчал он. «Голос» его слышал один лишь Д. Нечего было и надеяться на то, чтобы записать беседу. В лучшем случае кристалл уловил бы одни его, Д., реплики. В худшем — оказался бы пуст и прозрачен. Флоссы явно разбираются в инструментальной магии лучше, чем принято думать.

— Хорошо, — настроение у Д. тут же улучшилось. Непонятно, как она смогла туда попасть… ну да ладно. — Кто за ней охотится?

— Ты узнаешь, — пообещал флосс. — Я прекращаю следить за ней — опасно. Если сможешь перехватить охотников, я продолжу. А теперь закрой глаза, слушай внимательно…

Д., со вздохом, слышным одному лишь ему, повиновался.

Так и не научился разговаривать с флоссами.

Андариалл

У-Цзин замер у порога. Андари не обращала на него никакого внимания. Она стояла у окна, словно прислушиваясь к звукам извне. Было тихо; скоро, однако, когда закончится лето, в монастырь начнут стекаться послушники — как и у студентов, на часть лета их занятия прекращались. Правда, студенты вольны использовать каникулы по своему усмотрению. У послушников выбор занятий ограничен.

Хочешь посмотреть, каков человек — посмотри, как он распоряжается свободой. После каждого лета в монастырь возвращается не более трети тех, кто год назад вошёл в единственные открытые ворота и заявил, что хочет постичь Учение. В былые времена бывало и хуже. Здешние традиции невероятно сильны, и, несмотря на сравнительно благожелательное отношение богов, Учение распространяется весьма и весьма медленно. Ну что же, спешить некуда.

Всякий человек имеет право постигать мир так, как хочет.

Монах попытался припомнить, о чём они говорили с Клемменом во время новогодних празднеств. Ненгор отыскал Книгу предсказаний, составленную и адаптированную его, У-Цзина, предшественником. Что там ему выпало?

Началось всё со «слова, произнесённого у переправы». В широком смысле. Переправа — как средство достичь чего-то, путь к чему иным способом либо невозможен, либо крайне опасен. Судя по тому, что Клеммена никто и нигде не может отыскать, переправу он преодолел. Никто уже не узнает, что за слово он при этом произнёс… таким знанием не делятся ни с кем.

Словно услышав его мысли, девушка повернула к нему голову. Но глаза её свидетельствовали, что она… не замечает его? Как странно. Настоятель хотел было обратиться к ней, но вспомнил про таинственный обет молчания и решил просто ждать.

Она долго смотрела сквозь ставшего статуей самому себе монаха, двинулась к стеллажам с книгами. Словно призрак: со слухом у У-Цзина всё в порядке, да и пол изрядно скрипучий. И всё же ни звука не донеслось до слуха. Хорошо хоть, тень отбрасывала.

Задержавшись у второй снизу полки, Андариалл бросила невидящий взгляд на то место, где стоял У-Цзин, отвернулась. В следующий миг пальцы её отыскали Книгу предсказаний и вот она у неё в руках. В третий раз не заметив монаха, девушка помедлила, направилась к письменному столу.

Едва она опустила руку с книгой вниз, как что-то тут же выпорхнуло изнутри — словно живое. У-Цзин застыл… прошёл ещё один миг и монах заметил, что Андари, присев, сжимает в другой руке неведомо откуда взявшуюся толстую потрёпанную тетрадь.

Этого не могло быть! Человек — да и ольт — не в состоянии двигаться так быстро! Его, У-Цзина, тренированный глаз не смог уловить, когда Андари успела наклониться и поймать то, что держала в руке. Но — сумела.

У-Цзин сделал шаг вперёд, Андари вздрогнула, отшатнулась — видимо, для неё он шагнул из ниоткуда. Лицо её вновь было бледным, жар ощущался даже на расстоянии. В таком состоянии ей только разгуливать, рискуя привлечь недоброжелательный взгляд… Что бы там ни было, надо убедить её вернуться в комнату. И принять лекарство. Обеты обетами, а умирать от истощения — последнее дело.

— Я… — начал настоятель, глядя, как Андари — тень той жизнерадостной красавицы, что не так давно приводила в порядок его оранжерею — поднимается на ноги. И замолк. Девушка медленно (и бесшумно) вернулась к столу и уселась в кресло. Тоже, кстати, старое и вовсе не бесшумное. Что за небывальщина?! Что она, ничего не весит?!

— Думаю, тебе не стоит… — начал было монах и вновь осёкся.

На обрезе тетради появилось свежее ярко-красное пятно. Андари непонимающе поднесла ладонь ближе к свету, вздрогнула. У-Цзин — тоже. Поперёк всей ладони шёл глубокий порез. Откуда? О бумагу? О такую-то старую? Судя по всему, со здоровьем у девушки не всё в порядке, потому что кровь не останавливалась, продолжала медленно сочиться широкой полосой.

Не дожидаясь разрешения, У-Цзин шагнул вперёд и взял тетрадь у замершей неподвижно Андари. Повернулся, чтобы положить её на стол, и ощутил, что тетрадь — словно угорь, схваченный за хвост — вот-вот выскользнет из руки.

И выскользнула.

У-Цзин сидел, широко раскрыв глаза и смотрел, как тетрадь медленно-медленно проплывает через всю комнату. Хорошо, что инстинкт выручил его — едва случалось что-то непредвиденное, время замедляло свой бег. Он видел повернувшуюся в сторону тетради Андариалл и ужас, блеснувший в глубине её глаз…

И ещё он успел заметить, что тетрадь не отбрасывает тени.

В следующий момент У-Цзин уже летел следом, чтобы перехватить непокорный предмет прежде, чем он коснётся пола. Раз Андари постаралась не дать ему упасть, значит, так надо.

Он едва успел. Странно, но, пойманная вторично, тетрадь уже не вырывалась из рук, словно дикая кошка. На всякий случай монах крепко-накрепко сжал её обеими ладонями — так, чтобы, вздумай она вновь проявить норов, ловить её было бы проще.

Положив тетрадь на стол (та легла и оставалась лежать, никоим образом не протестуя), он заметил новую кровавую полосу.

Раскрыл правую ладонь — ту, из которой тетради удалось сбежать.

Точно такой же широкий порез.

Андариалл увидела это и они долго смотрели друг другу в глаза. Затем ольтийка едва заметно кивнула и протянула ладонь — уже почти всю покрытую кровью.

Залечить столь пустяковые раны, разумеется, не составило большого труда. Вытерев следы крови (она успела попасть почти на все окружающие предметы), У-Цзин осторожно положил тетрадь на одну ладонь, а сверху прижал её другой. Прислушался к собственным ощущениям.

Тихо.

Бумага как бумага. Тетрадь как тетрадь. Что же там, внутри, такого? Ведь обычные тетради не имеют привычки вырываться из рук, раздирая в кровь эти руки… Словно прочитав его мысли, Андариалл протянула руку и мягко, но настойчиво вынудила настоятеля положить тетрадь на стол.

— Тебе лучше вернуться, — дар речи постепенно возвращался. К своему величайшему удивлению, монах понял, что истощил почти весь свой внутренний ресурс. Такого с ним не бывало. Неужели тетрадь? Что она — сумела высосать его силы? Непостижимо. Ведь он ничего не ощутил!

— Я возьму её, — произнёс монах, заметив, что Андари пристально смотрит на Книгу предсказаний.

Тетрадь она понесла сама. Её шагов не было слышно, а под ногами У-Цзина (считавшегося мастером скрытности) то и дело поскрипывали «плохо» пригнанные половицы.

Д., Лето 76, 435 Д., 18-й час

— Боюсь, что не сумею уговорить своих знакомых пригласить тебя домой, — произнесла Кинисс задумчиво. Они сидели в одной из многочисленных аллей, рядом с причалами. Д. не очень нравились запахи, доносящиеся со стороны порта. Кинисс, похоже, имела на этот счёт иное мнение.

— Я могу дать это тебе, — Д. спрятал смертоносный подарок в одной из башенок — где проводил занятия с Клемменом… да и с другими учениками тоже. — Одно условие. Не пытаться понять, что внутри. Просто отыскать подобное и уничтожить. Я делал именно так, и — получилось.

Для Кинисс по-прежнему оставалось загадкой, что находилось в том свёртке, который — согласно указаниям Д., переданным запиской — она должна была вручить ему. Ну да ладно. Раз Д. действительно напал на след, способный вывести их из состояния глухой обороны, надо либо верить во всём, либо не верить вовсе.

— Договорились, — она встала и потянулась. Смотреть на это было опасно — всякий раз начинало клонить ко сну. — Ну что? Принеси мне это сокровище, да и приступлю. Если начинаем в полночь, надо будет предупредить очень и очень многих.

— Идёт, — Д. кивнул и достал свой «ключ». Тут же что-то заскрипело у него в кармане и он, жестом попросив рептилию подождать, извлёк переговорное устройство.

— Д., — из устройства послышался голос… генерала. Д. вздрогнул; Кинисс в замешательстве заметила, что по лицу его пробегают волны взаимоисключающих эмоций. — Нам нужно поговорить. Лучше всего сегодня. Вы не против, если я зайду, часов в восемь?

— Нет, — сумел выдавить из себя Д., став пунцовым, словно помидор. — Нет, я не против.

Как мог генерал подключиться к закрытой линии?

— До встречи. — Скрип помех и генерала нет.

— Ты слышала? — вопросил Д.

— Что?

— Кто говорил со мной?

— Я слышала только тебя. Решила, что с тобой что-то не в порядке. Что стряслось?

— Генерал, — ответил Д. — Только что сообщил мне, что собирается нанести визит. В восемь.

Д., уже почти пришедший в себя, не без удовлетворения полюбовался тем, как у неё менялся цвет глаз. С мимикой у рептилий плохо, каждая раса нашла свой выход из положения…

— Весёлая будет ночь, — заключила она. — Ну да ладно. В таком случае, времени ещё меньше. Давай же, поторапливайся.

Д. кивнул и через миг бесследно испарился, чтобы спустя пять минут появиться вновь.

Клеммен, город

Такой город мог присниться только в страшном сне. Сам по себе он не был особенно ужасен. Более того, отдельные его части, несомненно, были позаимствованы устроителями его у тех мест, где Клеммен уже побывал в том , настоящем, мире. Скажем, вон тот переулок очень напоминает с детства знакомую часть Веннелера — по которой он ежедневно сопровождал отца на рынок. Вот только дома мёртвые, нежилые, и запах оттуда доносится странный.

Часть домов изгибалась самым противоестественным образом — стоять возле таких было бы страшно. По всем законам природы им полагалось бы немедленно рухнуть, но этого не происходило. После некоторых раздумий, Клеммен выбрал улицу, где дома стояли наиболее привычным образом, и направился по ней.

Он постоянно ощущал на себе внимательный взгляд. Его обладатель словно следовал за предметом своего внимания — но следовал достаточно оригинальным образом, время от времени перепрыгивая из одного дома в другой.

Местами части улицы скрывал выплывающий из трещин в камне туман; ничего зелёного — ни травы, ни деревьев — здесь не было вовсе. Туман порой менял очертания скрытого за ним пространства до неузнаваемости. Открыв рот от изумления, юноша не раз замечал, как вместо груды обгоревших брёвен возникает изящный каменный дом, как роскошный трёхэтажный особняк превращается в хилую, едва живую хижину. И только небо оставалось всё тем же — пепельным, безжизненным; оба светила висели близко к зениту, тепла от них почти не было.

Был только слабый свет — и зыбкая пара теней, бегущих следом. Теперь я и стороны света не найду, мрачно подумал Клеммен. Компас не работает, часы стоят, солнце в зените. Постойте…я что, к центру мира подошёл, раз солнце в зените? Мне это не нравится. Сколько же времени я спал?!

За очередным поворотом Клеммен увидел нечто, заставившее его вздрогнуть, отвести взгляд и прибавить ходу. Огромный ржавый металлический шар, весь утыканный шипами величиной с руку, висел, покачиваясь, посреди боковой улицы, — опорой ему служила уходящая в небо цепь. Каждое звено этой цепи было не менее человеческого роста в длину. К чему она крепится, было непонятно — цепь поднималась вверх, сколько доставал взгляд.

Возможно, шар был прикреплён прямо к небу.

А взглянув в другую сторону, на очередном перекрёстке, Клеммен заметил величественный Храм, шпилем пронзающий редкие низкие облака. Возможно, он направился бы в ту сторону — в конце концов, Храм есть Храм — но статуя, красовавшаяся перед главным входом, изображала Радугу — в том виде, в каком Клеммен его запомнил. В нелепом камзоле, с торчащими во все стороны прядями волос, с ехидной улыбкой на искривлённом лице.

Куда я иду? — спросил Клеммен сам у себя, после того, как жутковатые достопримечательности города стали постепенно надоедать. Мне срочно нужен кто-нибудь живой… кто подсказал бы мне, что делать.

Кто-то живой. Кто-нибудь знакомый, если такое возможно.

Он то и дело оглядывался, но никого не было — лишь ветер время от времени переносил с места на место тяжёлую, но мелкую пыль — всякий раз выводя на ней новые узоры.

И тут Клеммен заметил, что в окнах здания, что находилось двумя домами далее, в узком переулке, горит свет. Более того, оттуда доносились человеческие голоса.

Вывеска, висевшая над входом, оповещала, что здесь находится трактир. Что ещё могли значить сундук, стол и кружка пива? Вот только названия не было видно — не так давно вывеска пострадала от огня.

Клеммен вновь прикоснулся к треугольнику (от того исходил последнее время неприятный, немного болезненный, жар), и тот ничем не выразил своего недовольства.

Ну и ладно.

Оглянувшись несколько раз, Клеммен помолился, сам не зная, кому, и толкнул дверь. Кто-нибудь знакомый. Пожалуйста.

Внутри было человек десять посетителей — все мужского пола и все, как один, в походной одежде. Сидя по трое-четверо за одним столиком, люди оживлённо беседовали.

То, что язык их оказался ему знаком, Клеммена не взволновало. Мало ли! Радуга тоже говорил на всё том же среднем наречии. А вот то, что никто из сидящих не обратил на посетителя ни малейшего внимания, отчего-то задело.

— Пива? — спросил хозяин, внимательные глазки которого пробежались по вновь пришедшему и, видимо, не нашли в облике того ничего подозрительного.

Клеммен обречённо кивнул. Пива он не любил — после того, как, следуя легенде, пришлось частенько выпивать в компании товарищей по лавке. Надо вести себя предельно осторожно. В особенности — следить за языком.

— Что нового на дорогах? — спросил хозяин неожиданно, наливая огромную кружку. Пиво было густо-янтарного цвета… и запах, исходивший от него, неожиданно вызвал невероятно сильную жажду. Клеммен начал осознавать, как долго он уже здесь находится. Усталость, которая до сего момента никак не давала о себе знать, неожиданно обрушилась на него, словно свинцом сковав руки и ноги. Как я хочу пить, подумал он, непроизвольно облизывая губы.

— Ничего, — нашёл он в себе силы ответить. — Пусто. Ни души.

— Да вы пейте, пейте, — хозяин пододвинул кружку поближе. Словно раскалённый свинец вылился в горло Клеммена. Отчего мне так хочется пить? Неужели я действительно… нет, здесь что-то не то. Но рука уже тянулась к кружке.

Он не успел взяться за ручку, как чья-то рука, сильная и стремительная, толкнула его в плечо. Клеммен едва не полетел кубарем; схвати он кружку — и всё её содержимое было бы сейчас на хозяине заведения. Гнев приглушил непереносимую жажду. Клеммен стремительно поднялся на ноги, осознав, что все взгляды устремлены… не на него.

На того, кто толкнул его.

Клеммен поднялся на ноги, ощущая, как в ушах гулко пульсирует кровь. Взглянул в лицо вновь вошедшему и попятился.

Перед ним стоял Д.

Он узнал его, мгновенно. Тот, что — когда это было? — помог подняться с земли, когда он, Клеммен, бежал от видения, преследовавшего его у дерева. По-прежнему в цилиндре и камзоле.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Д. резко. Хозяин попытался было что-то вставить, но Д. взглядом заткнул тому рот. Мрачно оглядел остальных, и все тут же перестали замечать их обоих.

Отступив на шаг, Клеммен заметил, что над дверью, покрытый пылью и заросший паутиной, виднеется циферблат часов — давно вставших часов, которые некому почистить и завести. Что самое странное, на часах было не двенадцать, а семнадцать делений.

Расстояние между делениями было неравным.

Какая, в общем, разница, успел подумать юноша, отступая ещё на шаг, они всё равно стоят.

— Что ты здесь делаешь? — повторил Д., больно сжимая плечо собеседника правой рукой; Клеммен успел заметить, что зрачки у него нормальные, круглые, а глаза — обычные, человеческие. Светло-серые. Как и прежде.

Д. потребовалось повторить свой вопрос в третий раз, прежде чем у собеседника прошла немота.

Честно говоря, некоторое время я всё ещё был зол, хотелось спросить: «А вы что здесь делаете?» Но если это был Д. — а не здешний обитатель, решивший надо мной посмеяться — мне вовсе не стоило испытывать его терпение.

Возможно, он единственный, кто может подсказать, как отсюда выбираются. Ведь я хотел попасть в центр мира… и вот, кажется, попал. Обидно осознавать, что центр мира может оказаться дешёвым питейным заведением.

— Я хочу выбраться отсюда, — ответил я первое, что пришло в голову, гнев в его глазах тут же остыл.

— Если хочешь отсюда выбраться, не пей и не ешь, — посоветовал он. — Выпьешь хоть глоток — и ты пропал. Ты хоть помнишь, откуда здесь? Помнишь?

Я попытался вспомнить… и испугался. Потому что вместо чётких и понятных воспоминаний в голове роились безымянные образы. О боги… неужели мне достаточно было заснуть, чтобы так всё забыть? Что же теперь будет?

— Да вы пейте, молодой человек, — это хозяин. Он явно не понимал, чем не угодил. И я его понимал — наверное, посетители здесь — не слишком частое событие.

— Благодарю, любезный, — ответил я через силу. Знали бы вы, чего мне это стоило! Хозяин вздрогнул и раскрыл рот от изумления. Честно говоря, он выглядел так, словно я заплатил ему столько, сколько ему никогда и не снилось. Он продолжал смотреть на меня, не отводя взгляда, после чего, к моему великому изумлению… разрыдался.

Д. встряхнул меня, отрывая от созерцания столь странной картины.

— Ты передал… ему… мои слова? — спросил он.

— Нет, — признался я, лицо Д. помрачнело. Он упёрся локтями в стойку и закрыл лицо ладонями.

— Будут жертвы… — произнёс он невпопад. — Почему ты не сделал этого?

Я пожал плечами. Что мне было ответить?

— Вы знаете, как отсюда уйти? — спросил я робко, когда стало ясно, что Д. может просидеть, прижав ладони к лицу, ещё очень и очень долго.

— Куда угодно, — ответил он, не отнимая ладоней. — И чем скорее, тем лучше. Постарайся передать то, о чём я просил тебя.

— Куда угодно? — спросил я растерянно. — Но здесь можно ходить годами, и никогда не…

— Всё, — он неожиданно встал. — Мне пора. Вспомни, кто послал тебя сюда, Клеммен. Если не вспомнишь — конец. Мне опасно оставаться здесь, и…

Он не договорил.

Дверь застонала, раскололась на части и влетела внутрь помещения, вздымая клубы пыли.

На пороге появился Радуга.

Вид его был страшен. Я заметил, что в правой руке он сжимает меч с коротким кривым лезвием, перепачканным в чём-то тёмном. Глаза его, казалось, были способны воспламенить всё, на что бы ни упал их взгляд.

— Кто посмел подсказывать… помогать ему? — и кончик меча указал в мою грудь.

Все замолкли, а я ощутил, что примерзаю к стулу. От страха.

Но когда я поднял глаза, то понял, что сам выгляжу вполне прилично. Потому что Д. был бледен, как полотно, в глазах его я читались ужас и мольба — молчи, не выдавай меня!

Взгляд Радуги ощущался, как физическое давление. Странно… похоже, он не видит Д. Что же — здесь есть кто-то… или что-то, ему не подвластное?

Лёд, что приковал меня к сидению, начал подтаивать.

— Кто подсказывал, спрашиваю?! — рявкнул Радуга, сделал шаг вперёд. Хозяин поднялся из-за стойки, он улыбался! Глядел на чудовище, переливающееся всеми цветами, какие можно себе представить, и улыбался! Что с ним? Перепугался до потери рассудка?

Д. медленно отвёл взгляд от моего лица, уставился на изрезанную, потемневшую от грязи и копоти поверхность стойки. Я видел, каких усилий ему стоило сохранять самообладание. Так могла бы ощущать себя мышь, сидя перед лапами голодного кота, утратившего с годами остроту зрения и обоняния.

— Не знаю, о чём речь, — произнёс я и, встав на деревянных ногах, сделал шаг по направлению к Радуге. Если уж он захочет подойти ко мне, не наткнётся по пути на Д.

Радуга долго смотрел на меня, скривив губы в презрительной усмешке, после чего… расхохотался. Небрежным движением сбросил на пол сидевшего рядом здоровяка (тот упал, прикрыл голову руками, и остался лежать, не шевелясь), уселся на его место и, подняв кружку, одним глотком допил то, что в ней ещё оставалось.

— Ты сильнее, чем казался, — признал он. Меч с грохотом лёг на стол. Капли крови, падавшие с его острия, прожигали дерево, словно расплавленный металл.

— Но ты нервничаешь, и твоя судьба решится. Очень скоро. Кто осмелился помогать тебе? Покажи мне его… и я отпущу тебя обратно.

Я заметил — краем глаза — что Д. медленно-медленно покачал головой, и понял.

Не отпустит.

Ни за что не отпустит.

Движение моих глаз Радуга истолковал по-своему и, вскочив, перегнулся через стойку так, что оказался лицом к лицу с продолжавшим улыбаться хозяином.

— Ты?! — прошипел он. Я и не думал, что подобное слово можно прошипеть.

Венллен, Лето 76, 435 Д., 21-й час

— Что-то он не идёт, — проворчала Кинисс, зажигая очередную ароматическую палочку. После головокружительно быстрого похода по домам своих соплеменников, участие которых могло бы им сильно помочь, она была совершенно измотана. Ещё бы, постоянно читать столь сложные заклинания. Как, интересно, Д. это выдержал? Опять принимает стимуляторы?

Ей самой было достаточно отдохнуть, вдыхая аромат благовоний… ну и поесть, конечно. Ни с тем, ни с другим проблем не было.

Д. готовился к предстоящей операции, заметно нервничал. А предстоит ещё как-то скрыть подлинное состояние духа от генерала — чтобы тот понял как можно меньше. Запер все бумаги и снаряжение в сейф, извлёк оттуда лёгкое чтиво и, водрузив на стол графинчик с вином, принялся наслаждаться жизнью.

Хорошо ещё, что он медленно пьянеет.

— Если он не придёт, я не очень-то огорчусь, — заметил Д. — Не к добру всё это. Я-то думал, что успею слетать к монастырю, проведать…

— Так она там?! — перебила его Кинисс, мигом потеряв невозмутимость. — Вот, значит, о чём вы говорили. Ну что же, превосходно. Если только генерал не решит брать Хоунант приступом, там ему ничего не светит.

— Полагаю, что опасаться нужно вовсе не… — начал Д., и тут в дверь постучали.

— Войдите, — произнёс он громко, убирая книгу в стол.

Дверь отворилась, показался Гин-Уарант, в военной форме — но не в той парадной, в которой он красовался на праздниках и приёмах, а в настоящей.

Что заставляло предполагать, что разговор приятным не будет.

— Добрый вечер, господа, — генерал подчёркнуто вежливо поклонился хозяевам дома. — На сей раз я принёс больше хороших вестей.

— Неужели? — губы Д. искривились в усмешке. — Откровенно говоря, генерал, я сомневаюсь, что такое возможно.

— Возможно, — генерал, не спрашивая разрешения, уселся в кресло возле двери. — Помните, я предлагал вам смириться со смертью вашего… гммм… ученика? Так вот. Я предлагаю мирный вариант. Ситуация несколько изменилась, так что… Вы никуда не торопитесь?

— Нет, — ложь слетела с языка легко и просто. Кинисс тоже помотала головой.

— Вот и отлично. Дело в том, что я принёс несколько подарков, — Гин-Уарант протянул Д. массивный свёрток, завёрнутый в тяжёлую чёрную ткань. — Можете считать их новогодними.

Как сильно подарок напоминал тот свёрток, в котором… Д. вздрогнул, генерал весело рассмеялся.

— Берите, не бойтесь. Вы мне нужны, как союзники. Надеюсь, что всё же смогу вас убедить помочь мне в этом… очень щекотливом деле.

— Боюсь, генерал, вы переоцениваете своё обаяние, — холодно заметила Кинисс.

— Вот это мы и выясним, — Гин-Уарант ослепительно улыбнулся, расстегнул верхнюю пуговицу. — Нельзя ли заказать чего-нибудь лёгкого? Чувствую, говорить мне придётся долго…

— Разумеется, — и Д., положив свёрток на стол, вышел на минутку из комнаты.

Вернулся он с несколькими бутылками. Лучшее вино, разумеется, нести не стал. С какой стати?

Клеммен, начало отсчёта

— Это ты? — Радуга неуловимым движением обернулся, в руке его вновь возник меч.

— Это я, — неожиданно согласился толстяк, подмигнул Клеммену. — Я свободен, ясно? Можешь засунуть свою железку в…

Меч свистнул, рассеивая вокруг пурпурный туман, перечеркнув шею хозяина. Но голова того осталась на месте. Радуга ещё раз взмахнул мечом — попутно откалывая от стойки изрядный кусок — но спокойно стоявший хозяин заведения оставался невредимым.

— Ты свободен, но помни, что… — Радуга, вероятно, не мог себе представить, что его осмелятся перебить.

— Если он свободен, то может идти? — голос принадлежал Клеммену. Остальные посетители трактира испуганно отшатнулись к стенам. Радужный человек вздрогнул и медленно обернулся. За спиной его толстяк ещё раз подмигнул Клеммену и… исчез. Бесследно.

— Может, — согласился Радуга и огонь в его глазах угас. — Ты доставляешь мне много хлопот, странник. Кто ты такой, чтобы освобождать здесь кого бы то ни было?

— Я Клеммен, — было ответом, — а вот своего имени вы не называли.

Радуга улыбнулся — совершенно миролюбиво — и спрятал меч в ножны. Затем провёл по лицу и волосам ладонью… и перестал быть похожим на воплощение смерти.

— Моё имя ты знаешь, — он улыбнулся шире. — И вскоре назовёшь его сам. Долго ли ты протянешь без воды и пищи?

Клеммен пожал плечами. Интересно, Радуга в самом деле не может ничего сделать с ним, или делает вид, что не может? Сейчас глаза его ничего не выражали — словно по ту сторону его полумесяцев не было ничего человеческого… ничего мыслящего. Впрочем, может быть, так и есть?

— Времени у меня достаточно, — ответил он. — А уйти я могу когда угодно.

Радуга оглушительно расхохотался и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Вот тут ты ошибся, странник. Даю тебе сутки, — он вновь хлопнул в ладоши и часы над его головой пронзительно заскрежетали. Клеммен невольно поднял взгляд и заметил, что обе стрелки указывают на верхнее деление. Хммм… семнадцать часов в сутках? — Сможешь вернуться — считай, что тебе повезло. Не сможешь — останешься здесь. Мне всегда не хватает слуг… уж очень быстро они кончаются… — Радуга вновь выхватил меч, полоснул им лежащего на полу здоровяка, чьё место он занимал. Клеммен вздрогнул, но человек попросту исчез. Звук, который при этом раздался, походил на хруст стекла.

— Зачем же убивать их? — пожал он плечами.

— Убивать? — Радуга явно был изумлён. — Разве тень можно убить? Не-ет, дорогой мой… ты ещё узнаешь, что такое — умереть… прежде, чем станешь таким же. Если не останешься по доброй воле. А там — посмотрим. Они существуют, пока этого хочу я, — он дунул в сторону оставшихся людей, и те сгинули. — Захочу — останутся, не захочу — испарятся. Здесь есть только я.

— Это неправда, — уверенно произнёс Клеммен и радужный человек поёжился.

— Ну конечно, — кивнул он. — Пока здесь есть я и ты. Но так будет недолго, поверь, — и с этими словами он извлёк откуда-то треугольник на цепочке. Цепочка была, как показалось Клеммену, в крови. Радуга сжал треугольник в кулаке и нахмурился. Из кулака его пошёл дым. Когда он разжал пальцы, на пол высыпался пепел и несколько искорёженных металлических кусочков. — Ещё двое остались здесь… стали тенями. Ясно? Что выбираешь?

— Я попытаюсь уйти, — ответил Клеммен немедленно, быстро глянув в сторону Д. Тот прижимался к стойке, старался не шевелиться.

— Жаль, — отвечал Радуга с неподдельной грустью в голосе. — Я надеялся, что ты меня заменишь. Ну ничего, я умею убеждать…

И, молча указав рукой на мерно тикающие часы, направился к выходу.

— Неужели кто-то может согласиться на подобное? — услышал Радуга, уже сделав шаг наружу. Он обернулся, долго смотрел в глаза «гостя» и, дёрнув уголком рта, ответил:

— Когда-то я согласился, — и шаги его вскоре стихли вдалеке.

— Я пошёл, — произнёс Д., отделяясь от стойки. — Благодарю тебя, Клеммен, и… удачи. Постарайся всё вспомнить.

— Подождите! — Клеммен озирался… вокруг никого не было, и Д. сейчас тоже уйдёт, так и не сказав ни слова. — Скажите мне, куда идти! Где искать выход?

Д. молча указал пальцем на часы. Минутная стрелка указывала на двойку.

Клеммен нетерпеливо отмахнулся.

— Скажите!

Д. вздохнул.

— Если все твои чувства будут протестовать против выбранного пути… — минутная стрелка разом перескочила через три деления, — значит, ты выбрал правильно. — Ещё два деления.

— Кто вы? Скажите!

Д. удивлённо поднял брови.

— Имя. Его имя.

— Постойте! — Клеммен кинулся к нему, но треск сверху заставил его остановиться. Он поднял глаза. Ещё одно деление. — Скажите мне, (ещё два деления) куда…

Он осёкся.

Д. уже не было.

Клеммен опрометью выбежал наружу, прочь из здания.

На миг показалось, что вокруг выросли кусты, мостовая стала чистой и ухоженной, вдоль тротуара появились фонари, отбрасывающие нечёткие конусы мягкого света. Венллен…

Видение тут же исчезло. Ветер негодующе бросил в лицо горсть пыли и Клеммен, закашлявшись, прикрыл глаза рукавом. Ветер тут же стих.

— Имя… — шептал он, держа одной рукой треугольник, — сейчас, сейчас я его вспомню… — туман вокруг сгущался, но оба светила по-прежнему были ясно видны. Глухой скрежет донёсся откуда-то неподалёку. — А… Ан… — скрежет становился всё ближе. — Вспомнил! — воскликнул он и треугольник в руке его тут же остыл, став из болезненно-горячего просто тёплым.

Имя всплыло в памяти, но говорить вслух он его не стал.

Произнёс мысленно.

Андариалл Кавеллин анс Теренна.

Злобный хруст раздался совсем рядом и Клеммен, увидев стремительно метнувшуюся к нему тень, едва успел упасть ничком прямо в пыль и откатиться в сторону.

Тяжёлый железный шар пронёсся над ним, порвав куртку на спине одним из шипов и трактир превратился в кучу хлама. Ветер тут же принялся засыпать его пылью.

Некоторое время Клеммен лежал, не шевелясь, стараясь врасти в землю, но шар не возвращался. Туман постепенно рассеивался. Каждую секунду ожидая увидеть, как ощетинившаяся множеством зубьев громада вырастает из-за спины, Клеммен, то и дело прижимаясь к земле, подобрался поближе к руинам.

Что-то выкатилось оттуда и улеглось рядом с ним.

Часы.

Невероятно, но они продолжали идти. Клеммен брезгливо поднял их, перевернул, и челюсть его отвисла. Никакого механизма внутри не было — видимо, он проржавел столетия назад. Стрелки двигались сами по себе.

Неожиданно для самого себя, Клеммен поднял часы над головой (ржавая труха посыпалась за шиворот) и с размаху швырнул их наземь.

Послышался треск и часы обратились в кучу пыли. Скоро ветер перемешает её с остальными пыльными сугробами и не останется даже воспоминания.

Откуда-то послышался тихий смех.

Клеммен посмотрел на собственные часы.

Стрелки двигались. Вспять. Несколько минут он смотрел, зачарованный, как часы переходят из менее глубокого прошлого в более глубокое… пока рядом с ним не ударил невидимый колокол. Один раз.

Клеммен задрал голову. На башне, что стояла в километре, также виднелись часы. Такие же, с семнадцатью неравномерно расставленными делениями. Часовая стрелка только что перешла на первое из них.

— Пора искать выход, — пробормотал Клеммен и двинулся вперёд, прислушиваясь к своим чувствам. Туман рассеялся, то и дело приходилось оборачиваться — не летит ли тот милый шарик…

С каждым шагом усталость наваливалась всё тяжелее. А вместе с ней голод и жажда. Страшнее всего, конечно, жажда.

Сколько человек может протянуть без воды? Точно он не знал, но ощущал, что недолго. Тем более здесь, где даже время вынуждено подчиняться безумному повелителю этих мест.

Венллен, Лето 76, 435 Д., 21-й час

— Кто на этих рисунках? — спросил Д., пристально разглядывая необычайно точные и яркие изображения. Получать отпечаток на бумаге умели давно, но отчего-то подобный метод не получил распространения — движущиеся картины, запись со звуком, быстро вытеснили статические картины. А то, что он видел перед собой, использовалось очень узким кругом людей. Киартен , «зоркая бумага». Магически зафиксированное изображение — сколь угодно близкое к оригиналу. Хоть плоское, хоть объёмное. Отличительной чертой его было то, что когда придёт срок, изображение испарится бесследно — и никакими усилиями, никакой магией его не восстановить.

Очень интересно. И печально. Осталось ли у Бюро хоть что-нибудь секретное, чем генерал не владеет? Чего стоит вся их конспирация, вся эта игра в сыщики-разбойники?

— Вы не узнаёте? — изумился Гин-Уарант. — Присмотритесь, как следует, Д.

Память возвращалась довольно медленно. На лбу Д. медленно собрались морщины, в глазах поочерёдно отобразились недоумение, удивление и потрясение.

— Это…

— Ваша супруга, — кивнул Гин-Уарант. — И дети. Давно уже взрослые. Вы успели смириться с их потерей, не так ли? Забыть их, надёжно забыть. Но они живы.

— Где вы… нашли их? — голос не повиновался Д. Генерал наблюдал за этим с явным удовольствием. За спиной Д. неслышно возникла Кинисс, взглянула на рисунки. Похоже, генерал не шутит, на них явно изображены живые люди — это она ощущала, даже не прикасаясь к бумаге.

Генерал лишь шире улыбнулся и медленно покачал головой.

— Что вы сказали им про меня? — Д. злобно посмотрел на Гин-Уаранта, тот медленно вздохнул.

— Ничего, — произнёс он снисходительно. — Сам я их и в глаза не видел. Но вот что интересно, Д. Они считают вас погибшим. При исполнении служебных обязанностей. Признайтесь, вас это вполне устраивает… устраивало..

Д. ощутил, что внутри него что-то вот-вот переломится.

— Человек без имени, — продолжал генерал. Глаза его стали ледяными. — Что осталось? Буква от имени да фальшивые воспоминания.

— Что вы хотите, генерал? — Д. сумел совладать с обуревавшей его яростью. — Если вы пришли подразнить меня, то выбрали не лучшее время. У меня был тяжёлый день. — Кинисс предостерегающе сжала его плечо — осторожнее, мол, следи за языком!

— Я пришёл вернуть часть того, что сами вы не сможете вернуть, — Гин-Уарант поднялся (Кинисс напряглась), шагнул в сторону столика и наполнил все три бокала. — Вам обоим, — уточнил он, приподняв бокал. — В обмен на помощь. Я делаю уступку за уступкой… пользуйтесь, пока я добрый.

— Что, если я попросту вышвырну вас на улицу? — Д. выглядел благодушно, но в глазах его по-прежнему виднелись отблески молний.

— Потеряете вашего… последнего ученика, — Гин-Уарант выделил слово «последнего». — Неважно, вернётся ли он оттуда живым, и вернётся ли он оттуда Клемменом.

Д., уже успевший встать, замер. Краем глаза он заметил, что Кинисс стоит, сжав обе руки в кулак и прижав их к груди.

Лишь несколько секунд спустя до него дошло, что она была готова к неприятностям.

К большим неприятностям.

Но ничего не случилось.

— Что вы имеете в виду? — спросил Д., глядя на безмятежно улыбающегося Гин-Уаранта сверху вниз. — Моё терпение на исходе.

— Сядьте, — предложил генерал и Д., не спуская с него глаз, медленно повиновался. Кинисс опустила руки; амулет на её шее, только что светившийся тусклым сиреневым сиянием, вновь ушёл в невидимость.

— Вижу, придётся вас несколько просветить, — тон генерала стал резким и холодным. — Вы ведь преподаёте? И, если не ошибаюсь, считаетесь одним из лучших специалистов по ольтам?

— Что с того? — пожал плечами Д.

— Да нет, ничего… вы действительно один из лучших специалистов. Ну вот… я устрою вам небольшой экзамен. Не бойтесь, долго это не продлится.

Часы пробили девять. В двадцать минут двенадцатого я скажу ему «извините, генерал, но мне некогда — пора переловить ваших подчинённых», подумал Д. и едва не зашёлся истерическим смехом.

Генерал удивлённо посмотрел на него… и Д. почувствовал, что окончательно пришёл в себя.

Листки-киартены он перевернул вниз изображением.

— Итак, — генерал откинулся в кресле. — Сколько, по-вашему, существует на свете наэрта ?

Пальцы Кинисс несколько раз прикоснулись к его шее. Сигнал был понятен: «внимание!» Впрочем, Д. догадался и сам. Кинисс уже предполагала, что Гин-Уарант — не ольт, а…

Генерал рассмеялся.

— Думаете, вам это снится? Ольт, произносящий «непроизносимое»? Ваши познания, Д., несколько устарели. Веков на сорок. То, что вы считаете это слово… — он пошевелил в воздухе пальцами.

— Таэркуад ? — спросил Д. тихо.

Того, что случилось после этого, не ожидал никто.

Генерал замолк, словно подавившись собственными словами. Он вздрогнул, схватился за горло… лицо его неуловимо изменилось, стало выглядеть старше, появились тонкие усики и аккуратная бородка, морщины перерезали лоб…

Генерал стал выглядеть неузнаваемо. Глядя в постаревшее лицо, Д. гадал — где, когда, сколько раз он уже встречался с ним? Третья личность. Всё в том же теле. Да и «сам» Гин-Уарант… похоже, только внешность, только память. Бедная Росомаха… четыреста лет назад вы были неразлучны с Уарантом. Четыре сотни лет надеяться, что прежний Уарант вернётся. Что же случилось с ним?

В кресле сидел совсем другой человек. Кинисс знала, что это Человек — по тому, как мгновенно изменился его запах; это было невероятно, ведь все существа, обладающие многими обликами, всегда сохраняют хотя бы часть своего личного запаха…

Человек в кресле пошевелился, провёл рукой по лицу и словно бы проснулся.

— Итак, — голос его стал глубоким, низким, и несколько более приятным. — Сколько, по-вашему, существует на свете наэрта ?

Тут до пришельца дошло, что хозяева дома как-то странно смотрят на него. Он поднёс к глазам собственную ладонь, посмотрел на неё несколько секунд… и усмехнулся.

— Не надо было этого делать… впрочем, сделанного не вернуть.

Кинисс сделала шаг вперёд.

— Объяснитесь, генерал, — потребовала она.

— Непременно, — генерал потёр лоб, словно пытаясь уловить неожиданно ускользнувшую мысль. — Я как раз хотел продолжить. Что вы так на меня смотрите? Не делайте вида, что не догадывались. Ваш мальчишка давно раскрыл меня. Не станем играть в эти игры.

— Как вас теперь звать? — осведомился Д.

— Гин-Уарант, — последовал немедленный ответ. — Кстати, в прежнем облике я чувствую себя гораздо лучше. Вас не затруднит следить за тем, что вы говорите? Держать «щит» несколько утомительно.

— Пожалуйста, — Д. презрительно усмехнулся.

— Вот и отлично, — произнёс генерал прежним, ольтийским, голосом. Обратное превращение произошло почти мгновенно — Кинисс успела уловить, как вновь изменился запах, и не только он — изменилось её ощущение того существа, что звало себя Гин-Уарантом.

Человек не был в состоянии маскировать нематериальные аспекты… во всяком случае, не мог скрыть их от Хансса. Так было всегда. Ольты — могли, при некотором навыке. Прилагая притом значительные усилия. Гин-Уарант же — в виде ольта — был абсолютно непроницаем. Он отражал все попытки мысленного анализа своего «Я», и видеть отражение собственного взгляда было не очень-то приятно.

В форме же человека он успел раскрыться на несколько секунд.

То, что Кинисс успела увидеть, не доставило ей ни малейшего удовольствия.

Ей стало ясно: пока генерал жив, им всем — не Бюро, а вообще всем живущим в этом мире — будет угрожать совершенно новая, невероятная, неожиданно объявившаяся опасность.

Неведомо как остававшаяся невидимой всё это время.

После того, как приговор генералу был вынесен, Кинисс смогла позволить себе расслабиться. Частности — скажем, то, что именно генерал помог доставить Клеммену «письмо смерти» — были не важны. Она узнала и многое другое. Что предпочла бы никогда не знать.

Гин-Уарант, видимо, осознал, о чём она думала — судя по взгляду, которым он её удостоил. И по едва заметному кивку — жесту, который Д. наверняка оставил без внимания.

— Итак, сколько? — спросил генерал, отпивая из бокала. — Кстати, Д., откуда вы взялись, такой скупой? Неужели вы всех угощаете подобным вином?

— Хорошее я привык пить с друзьями, — ответил Д., не моргнув глазом. — Ну ладно. Я действительно устал… Ответ — двадцать восемь.

Генерал несколько раз хлопнул в ладоши.

— Я был прав. Вы клюнули, Д.! Поскольку дальше наш экзамен лишён смысла, говорить буду я, а вы послушайте.

Андариалл

На этот раз У-Цзин сразу ощутил, что с Андариалл что-то случилось.

В комнате стало совершенно тихо.

Он повернулся, всматриваясь в угол комнаты, где стояла кровать. Но неприятные предчувствия тут же прошли. Андариалл открыла глаза, недоумённо глядя вверх, а затем… попыталась усесться.

— Где я? — спросила она шёпотом — голос плохо повиновался ей. Как и тело.

— Всё там же, — отозвался монах, помогая ей усесться и поднося к губам чашку с водой. — В безопасности.

Девушка обвела взглядом комнату, затем осторожно приняла чашку и медленно, не торопясь, выпила.

— Я думала, что мне всё это снится, — призналась она. У-Цзин отметил, что лихорадочный жар прошёл. Теперь она выглядела просто исхудавшей, чуть ли не на треть. Взгляд на неё теперь вызывал скорее сочувствие, нежели восхищение.

— Ночь на дворе, — сообщил монах, приоткрывая окно, впуская внутрь поток свежей прохлады. — Тебе надо отдохнуть. — Он мягко заставил Андариалл вновь улечься. — Отдохнуть как следует.

— Но…

— Всё завтра, — монах поднялся. — Ты уже выглядишь лучше, а завтра будешь выглядеть совсем хорошо. Если немедленно заснёшь. Спать в одежде, должно быть, неприятно, — он вложил ей в руку сигнальный шарик. — Если что-то понадобится, я буду неподалёку.

Она ответила слабой улыбкой и проводила его глазами.

Когда дверь затворилась, Андари повернулась на бок и, глядя в пульсирующие глубины шарика, поняла, что действительно хочет отдохнуть. День… неделю… месяц… вечность…

У неё едва хватило сил, чтобы раздеться.

Гин-Уарант

— Наэрта, мой дорогой, как было двенадцать, так двенадцать и осталось. Всё остальное — так, жалкое подражание. Для таких умников, как вы. Надо признаться, что, в отличие от многих ваших коллег вы хоть не кичитесь своими обширными познаниями о расе, к которой принадлежит ваш покорный слуга… — генерал усмехнулся.

Д. молча смотрел ему в глаза, барабаня пальцами по крышке стола.

— Я не верю, — произнёс он наконец.

— Спросите у вашей подруги, — генерал указал в сторону Кинисс. — Она тоже знает всю правду. Верно, сайант Кинисс? Я говорю правду?

Д. резко повернул голову и увидел, как глаза рептилии на короткий миг стали зеленоватого оттенка. Цвет растерянности… Она взглянула ему в лицо и едва заметно кивнула.

Час от часу не легче. Что, генерал задался целью разоблачить Кинисс как двойного агента? Или что-нибудь похуже? Чего он добивается?

— Три подземных наэрта, — продолжал генерал, — и девять наземных. Остальные шестнадцать — достаточно странное явление. Вообще говоря, это не ольты. От ольтов у них только язык, некоторая часть традиций и долголетие. Всё остальное им недоступно и никогда не будет доступно. Как и Людям, как и всем остальным… Догадались, кто входит в эти шестнадцать?

— Те, кто не прошёл инициации, — ответил Д. чуть охрипшим голосом. Боги, неужели это предположение было правильным? Но зачем такие сложности, зачем так много масок? От кого ольты защищаются? От Людей? Чепуха. Из них всегда получаются и маги, и мыслители, и бойцы, на порядок выше, нежели из Людей.

— Правильно, — генерал откинулся в кресле. — А теперь самое главное. Теренна Ольен состоит сейчас из ста двенадцати человек.

— Что?! — Д. едва не упал с кресла.

— Что слышали. В последнее время судьба к ним неблагосклонна. Я разделяю точку зрения, что Теренна должна вымереть, уступить место кому-то ещё. Они правят уже восемь веков… хотя, конечно, правят очень хорошо. Но пора изменяться. Времени мало.

— И вы испугались, что Клеммен… — тихо произнесла Кинисс, сделав шаг вперёд.

— Естественно.

— Так вы полагаете всерьёз, что Клеммен знал, на что идёт? — удивился Д. — Я был о вас лучшего мнения, генерал. Вы же считаете, что о Клеммене вы знаете всё. Так что…

— Не говорите ерунды, — глаза Гин-Уаранта злобно блеснули. — Никто никогда не проходит инициацию, зная, что его там ждёт. Это всегда тайна, и всегда — очень тяжёлые испытания. Если вы спросите прошедших её, то все до одного скажут — если бы я знал, что там будет, я бы никогда не согласился.

— Так уж и скажут? — не поверил Д.

— Вам, конечно, не скажут, — осклабился генерал. — А вот мне многие говорили.

— А вы, генерал? — спросила Кинисс. — Вы бы пошли, зная, что вас там ждёт?

Генерал только улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Всё понятно, — Д. вновь уселся. — Помнится, вы говорили, что согласны… э-э-э… подарить Клеммену жизнь. На каких условиях?

— Во-первых, он должен будет забыть о… вы, надеюсь, понимаете, о ком я.

— Интересно, как вы его в этом убедите?

— Не имеет значения. Во-вторых, он должен передать мне то, что подобрал в Скрытом Доме.

— Что он там подобрал? — поразился Д. Ему начинало казаться, что у генерала не всё в порядке с головой.

— Книгу, — пожал плечами Гин-Уарант. — Тетрадь. Скрытое знание. Вы хорошо подготовили его, Д., парень стал невидимым для наших… моих предсказателей, успел опередить меня. Я знаю, что книга цела. Она либо у вас, либо у этой девчонки. Отдайте её мне — разумеется, не заглядывая внутрь — и я буду перед вами в очень большом долгу. Я умею платить по долгам, поверьте мне.

— Зачем вам книга?

— Чтобы выжить. Нам и вам, Д., пора, наконец, заглянуть за стену, возле которой вы живёте.

— Можно ли без метафор? — поморщился Д. — Что за скрытое знание? От кого его скрывали?

— От наших с вами общих друзей, — ответил генерал немедленно. — От тех, что всегда стоят позади, но всегда оказываются выше. Оглянитесь, если не верите.

Д. оглянулся.

Позади стояла Кинисс. Она вздрогнула, когда Д. встретился с ней взглядом, и в её глазах он вновь прочёл замешательство. Во второй раз за этот час. Во второй раз в жизни…

— Что вы хотите этим сказать? — медленно произнёс Д., мельком взглянув на часы и ощущая, что начинает болеть голова.

— Торопитесь? — заметил генерал. — Хорошо, буду краток. Сколько времени существуют Наблюдатели?

Д. не успел ответить.

— Двадцать две тысячи лет, — ответила рептилия. Таким ровным её голос ещё не разу не был. От этого Д. стало не по себе. Она готовится напасть, подумал он, и его бросило в жар от подобной мысли. Что, генерал действительно знает нечто такое, что… Додумать он не успел.

— И вас устраивает всё, что происходило всё это время? — задал генерал новый вопрос, не обращая внимания на то, как подобралась Кинисс.

— А вас что-то не устраивает? — ответила она вопросом на вопрос.

— Пусть ответит Д., если не возражаете.

— Что вы им приписываете? — ответил Д., ощущая, как и в нём закипает ярость. — Чем они вас не устраивают?

— О, меня — всем. Ольты, если вы не знали, разделились на современные наэрта примерно в это же время. Не задумывались?

Д. расхохотался, напряжение в комнате ослабло.

— Ну вы даёте… вы что, верите в Двенадцать Прародителей?

— Зря смеётесь, — оборвал его генерал, который, тем не менее, выглядел отчасти смущённым. — Они действительно были, но всего девятеро. Четыре Матери и Пять Отцов. Легенды о них практически полностью исказили действительность. Начать хотя бы с того, что они никогда бы не смогли собраться все вместе…

— Он прав? — Д. вновь оглянулся.

И вновь ответом был слабый кивок.

— Сегодня вечер откровений, — пробурчал Д. — Понятно. Ольты придумали инициацию, ритуалы и тайный язык, чтобы защититься от злонамеренных Хансса. Очень хорошо. Я и сам так всегда считал.

— Если бы я не нуждался в вашей помощи, — медленно произнёс Гин-Уарант, — вы оба поплатились бы жизнью за эти слова.

— Какое отношение это имеет к Клеммену? — Д. усмехнулся про себя, отметив, что и у генерала есть уязвимые места. — Он ввязался в эту историю совершенно случайно.

— Случайно?! — рявкнул Гин-Уарант. — Придите в себя, Д. Что, по вашему, ему нужно от девчонки? Приятное общение? Они совершенно из разных кругов. Даже их увлечение скульптурой — скорее различие между ними, нежели сходство. Любовное приключение? Ерунда. Этого можно было добиться уже раз сто, причём почти без усилий.

Кинисс тихо хмыкнула, но услышал это только Д.

— Понятно, — голова у Д. уже болела вовсю. Он потёр виски, стараясь не выдавать мимикой своих эмоций. Генерал, впрочем, не обращал на него внимания. Он встал, шагнул к столику и вылил в свой бокал остатки вина.

— Ничего вам не понятно, — генерал тяжело вздохнул и залпом допил вино. — Какая всё-таки гадость… Вашему молодцу мерещится Вечный Союз — так они называется? Но он захотел слишком многого. Всё-таки он вылез из грязи, а Теренна подобного не забывают.

— И вы боитесь, что их дети отменят смертный приговор Теренна Ольен, — заключил Д.

— До детей надо ещё дожить, — генерал скривился. — Этого не будет, пока я жив. Знаете, почему? Потому что Наблюдатели не возражают против… вашего эксперимента.

— Прежде, чем я отвечу, — услышал Д. свой собственный голос, — расскажите, что вы имеете против Наблюдателей.

— Вам это не понравится, — скривился Гин-Уарант.

Д. ощутил, как Кинисс подошла к нему сзади и прикоснулась к затылку рукой. Боль тут же начала стихать. Судя по дыханию рептилии, она успела обрести потерянное самообладание. Да, талантлив наш генерал, и не только в военном деле…

— Я это переживу, — Д. старался не обращать внимание на презрительную усмешку, которой генерал наградил Кинисс.

— Хорошо, — генерал поднялся. — Только вначале я принесу что-нибудь выпить. Не возражаете?

— Если это надолго, то…

— О, нет. Я мигом.

И генерал, не дожидаясь ответа, исчез за дверью.

Кинисс не отпускала ладони, боль уже почти полностью прошла.

Д. ожидал, что она скажет хоть что-нибудь… или спросит… но она молчала. Потом она положила ладони ему на плечи, человек ощутил, что ей очень не по себе.

Ему казалось, что её трясёт лихорадка… хотя это, конечно, вздор: Хансса никогда не болели, как и ольты. От этого сравнения Д. вздрогнул; дверь вновь распахнулась. Генерал, сжимавший в руке большую запылившуюся бутыль, осторожно прикрыл за собой дверь, выжидательно посмотрел на остальных.

— Будете проверять? — протянул он сосуд.

— Нет, — бесцветно отказалась Кинисс. — Вы и так принесли достаточно яда.

Гин-Уарант пожал плечами и налил себе и Д. Тот осторожно попробовал — действительно, отменный напиток… щедрый генерал его пугал ещё больше. Небеса, быстрее бы всё это прекратилось!

Генерал приготовился было говорить, но тут начали бить часы.

Клеммен, спустя три часа

Город смеялся надо мной.

Он не кончался; тянулись и тянулись улицы, чьи границы были очерчены мёртвыми остовами домов — ни единого следа жизни, никаких людей, никого. Здесь было царство пыли и ветра… серого неба и едва просачивающегося сквозь него солнца. Не знаю, как мне удалось бродить целых три часа. В конце концов я выключился.

Не заснул, не упал, устав до полного изнеможения. Именно выключился — утомление и пережитое были слишком сильны, чтобы отдыхать от них на ходу. Очнувшись — снов не было, но усталость отчасти прошла — я понял, что прошло три часа.

Всего лишь три.

Удивительно. Мне казалось, что я проспал целую неделю. А что, если это и в самом деле так?! Мне стало страшно. Проспать возможность выйти отсюда и вернуться в привычный мир — это было и нелепо, и чудовищно. Что, если теперь я буду вынужден скитаться по этому полузасыпанному пылью городу, пока не умру от жажды? Или не напьюсь из ближайшего колодца — я не считал себя героем, способным вытерпеть всё, что угодно. Увы. Я вовсе не силён и, вероятно, Радуга знал это.

Показания часов меня несколько успокоили. Непонятно, как соотносятся здешние часы с моими, идущими вспять. Но, с другой стороны, если я уже опоздал, то бояться больше нечего. Для варёной рыбы всё худшее позади.

Теперь бы ещё отыскать хоть один циферблат этих дурацких часов, чтобы убедиться, что позади… или ещё нет. Что за напасть?.. Раньше куда ни глянь — всюду эти диски, семнадцать делений и кривые стрелки, не умеющие двигаться равномерно. А теперь — как ни оглядывайся, ничего!

Это меня отчасти разозлило и подступающая жажда отодвинулась на второй план. Хорошо. Буду двигаться в том же направлении и поглядывать по сторонам. Если идти в одну и ту же сторону, рано или поздно приду к кровавому морю.

На всякий случай я проверил, что ещё помню её имя… и обрадовался, убедившись, что помню. И зашагал вперёд, стараясь не обращать внимания ни на что. Ни на диковины, от которых захватывало дух, ни на пыль, ни на вращающееся «Y» над головой. Даже на шар с шипами мне было наплевать. Что будет, то будет. А прожить последние минуты жизни в непрестанном страхе — нет, только не это. Не настолько я слаб.

Не прошёл я и двух сотен шагов, как послышался звук, показавшийся мне прекраснее всего на свете. Кто-то — тихо, но вполне отчётливо — наигрывал на арфе. Несомненно. Эти звуки я узнал бы где угодно. То, что в подобном месте могла быть арфа, меня нисколько не удивляло.Отчего, собственно, сюрпризы должны быть только неприятными?!

Звуки исходили из-за неплотно закрытой двери одного из домиков. Настоящая лачуга… ткни посильнее, и развалится. Ну и ладно, лишь бы там кто-нибудь был.

Откровенно говоря, я не знал, о чём буду говорить с тамошним жителем… и так ли это полезно. Мне было нужно взглянуть на кого-то, кто не был бы миражом, иллюзией, тенью.

Отчего-то казалось, что тот, кто умеет так играть на арфе, не может быть обманом зрения и прочих чувств.

3. Извне

Венллен, Лето 77, 435 Д., 14-й час

— Глазам не верю, — в тысячный раз повторил Д. и взглянул на Кинисс. Рептилия была довольна, но холодный огонёк, проснувшийся в её глазах после вчерашнего разговора с генералом, не исчез до конца.

Если генерал хотел поссорить их, то, вероятно, сделал всё, что было в его силах. Сидя в пустом тёмном помещении штаба и отдавая приказы, Д. ни на секунду не забывал заключительные слова генерала… и свои, Д., уклончивые ответы на прямые вопросы. Поможет ли он генералу? Да… если сочтёт необходимым. Сколько ему нужно времени на раздумья? Не менее суток.

Он ощущал себя дважды отступником. Нет, трижды. Вчера, во второй раз, он не смог ответить «нет», хотя всё его существо так и настаивало на этом. И всё же… было что-то во взгляде Кинисс — выражение, полный смысл которого ему не был понятен — что поколебало его решимость раз и навсегда прекратить эти игры с человеком — всё-таки Гин-Уарант был не более, чем маской — который продолжал использовать — или мечтал использовать — их с Кинисс, всё Бюро, как инструмент для решения собственных задач.

Он не сказал «нет». Генерал сумел загнать Кинисс в ловушку — рептилия не умела лгать вслух, предпочитая отмалчиваться или говорить часть правды. Но даже те немногие жесты, что уловил Д., говорили о многом. Впрочем, всё было сказано самим Гин-Уарантом, вслух и очень ясно.

…Они превратили весь мир в некое подобие сада, говорил генерал. Они увидели, что снаружи находится огромный мёртвый лес, над которым никогда не встаёт солнце. Заглянув в его дебри, они ужаснулись, а попытавшись выкорчевать мёртвые стволы — ужаснулись вновь, ибо на месте каждого срубленного вырастали десятки новых, оттесняя их назад. И они воздвигли каменную стену и стали заботиться обо всём, что внутри — не позволяя яду и запустению извне просочиться. Мы с вами, дорогой Д., живём в этом саду… вернее, мне приходится посещать и другую сторону — и поверьте: я предпочёл бы никогда этого не делать.

…Разве это плохо, спросила Кинисс. Хотя нет, не спросила. Просто именно так можно было понять выражение её лица. Явно было видно, что она не в состоянии побороть запрет и высказать то, что ей хочется. Впрочем, и молчание бывает достаточно красноречиво.

…Нет, конечно, они дали нам много, продолжал генерал. Они дали всеобщий язык и посвятили нас в магию, они сдерживали войны и боролись с теми, кто готовил смерть всему миру, намеренно или нет. Они очень помогли нам. Я не отрицаю этого. Их заслуги несомненны.

…И что же, спросил Д.

…То, что они забыли про лес по ту сторону. И истребляли всех тех, кто пытался заглянуть туда. Да-да, истребляли. Куда, по-вашему, делись те, кто работал на пресловутую Девятку? Где считающиеся похищенными библиотеки Дуангара, легендарного дракона, сражавшегося против Шести Башен на стороне людей? Уничтожены извержением вулкана? Как же! Спросите у вашей подруги, пусть она опровергнет мои слова. Они решили, что им позволено делать всё, чтобы не пускать нас, неразумных, за стену. А я бывал там. Там зреет такое, что если стена треснет хотя бы в одном месте, всему придёт конец. Причём такой, какой никому из нас не снился ни в одном страшном сне. А раз за стеной — только плохое, то идти некуда. Вот мы и стоим — все вместе. А наши няньки только и знают, как бить нас палками по рукам. Вы думаете, что они позволяют себе закрывать целые отрасли магии, чтобы мы не сожгли этот прекрасный сад? Ничего подобного! Они просто не могут позволить нам увидеть ключи от дверцы, оставшейся в стене… а уничтожить их боятся.

…Ложь, сообщили глаза Кинисс, и Д. увидел в них мольбу — сделай что-нибудь, только пусть он замолчит.

…Ну что, спросил генерал, есть, что возразить?

Возражений не было. И Д. сказал, что он, в принципе, согласен… при условии, что после того, как Рассвет действительно наступит, генерал исчезнет. Раз и навсегда. Пожалуйста, сказал генерал и Д. подумал, что и Гин-Уаранту, вероятно, было не по себе. Почти пять веков скрываться под личиной ольта, оставаясь человеком, накапливая невообразимый груз усталости. От своей жизни, от украденного у ольтов знания, от всего…

И всё равно он не верил, что генерал не готовит им подвоха.

— …Сколько лет вы знали обо всём этом? — спросил Д. Кинисс. — Мне неинтересны все эти тайны. Скажи только, сколько времени это длится?

— Всё время, пока существуют Наблюдатели, — созналась Кинисс. Если бы Хансса умели плакать, на глазах её были бы слёзы.

— Двести веков, — устало произнёс Д. Было без четверти двенадцать. Какой кошмар. С таким настроением… но не отменять же операцию, в самом деле! Долг превыше всего. — Двести веков вы указываете остальным, куда идти и чего не делать.

— Нет! — воскликнула рептилия. — Ты не прав! Не указываем! Мы лишь обороняемся… вынуждены обороняться. Ты видел, что по ту сторону? Видел? Я видела. Там полное уничтожение. Там ничто. У любой силы обязаны быть границы… если перейти за них, разрушение неизбежно. Ты думаешь, что всё это даётся легко? Приходится сомневаться в каждом шаге, но разве результат того не стоит?

— Я не могу в это поверить, — произнёс Д. и в этот самый момент в глазах её зажглись те самые ледяные искорки.

Ей хотелось сказать ему что-нибудь… нарушила один запрет — можно нарушить и другой. Но, увы, бывают утончённые виды неправды, когда всё, чем можно было бы возразить, лишь ухудшает положение. Скажи она что угодно, он ей не поверит. Или поверит, затаив обиду… как это случалось и раньше.

Ещё одним другом меньше, понял Д. Если бы он не устал от неожиданно навалившегося на него знания, если бы у него ещё оставались силы… то, вероятно, тут же пошёл бы и утопился. Знание, которое обрушилось на него сегодня, не вызывало ничего, кроме чувства омерзения.

Впрочем, топиться бесполезно. Умереть он не может. Тоже проклятие. Одно из многих, что он накопил за долгую, слишком долгую жизнь.

Сказанного не воротишь.

— Я не… — начал было Д., как понял вдруг, что обращается к пустоте.

Непонятно, чем бы всё это кончилось, но спустя три минуты Кинисс появилась, в полном боевом облачении.

— Идём, — предложила она почти дружелюбно. — Что бы там ни было, нас ждут.

…Д. поднял глаза, отрываясь от изучения победных отчётов, и вновь заметил ледяные искорки. Тут же угасшие. Уйду отсюда, подумал он, ощущая подступавшую пустоту. Что меня здесь держит? Теперь — ничто. Генерал прав, я действительно остался ни с чем. Я помогу ему, подумал он с мстительной радостью. И постараюсь, чтобы Рассвет был последним, что он увидит.

— Ты поможешь мне? — спросил он.

— Помогу, — ответила рептилия, присаживаясь рядом. — Но не позволю ему уйти живым. Что бы потом ни случилось. — Амулет её на миг засветился сиреневым цветом. — Или он, или я.

— Я тоже так считаю, — сказал Д., глянув себе под ноги. — Или он, или… мы.

Она обернулась в его сторону… и Д. показалось, что лёд начал таять. Она даже протянула ему ладонь. Знак примирения.

…И всё равно я уйду, подумал он.

— Превосходно, превосходно, — бормотал координатор. — Почти девятнадцать ранее не известных тайных обществ, более тринадцати лабораторий, два десятка складов оружия… Мда. Есть чем гордиться. Постойте… вы что же, совсем этому не рады?

Он не понимает, подумал Д. с удивлением. Он — и не понимает! Если всё это время девятнадцать этих самых тайных обществ существовали вне нашего поля зрения… если после первого же рейда мы получили первые сведения о них… сколько ещё их скрывается в тени? Сколько образуется завтра, послезавтра? Что они готовят всем тем, кто привык жить в относительном мире, переживая мелкие войны — или же войны великие — как неизбежное зло, после которого всё восстановится и расцветёт?

Неужели генерал не лжёт?

Д. отчаянно захотелось напиться. Так, чтобы несколько суток не приходить в себя. Всё, что мы делаем, бесполезно, подумал он. Всё, что можно сделать — отсрочить конец. Люди привыкают к незримому покровительству и полагаются на мудрость постигших науки. А за теми, кто не поверил в стабильность и оказался в состоянии заглянуть за ту стену, о которой упомянул Гин-Уарант, начинается охота. С обеих сторон.

— Я устал, — признался он, совершенно искренне. — Радоваться буду позже. Могу я идти?

— Разумеется, — координатор встал, поклонился и проводил Д. до двери. — Мне кажется, мы вас долгое время недооценивали, Д. Думаю, что вскоре эта ошибка будет исправлена. А пока — отдыхайте. Распоряжусь, чтобы вас не беспокоили. Да… пожалуйста, не забудьте про описание того, как именно противник оказался посвящён в наши планы…

Д. едва сдержался, чтобы не хлопнуть дверью за собой. Изо всех сил.

Андариалл

Теперь оставалось только ждать. Сделан и второй, окончательный выбор.

Она сидела всё это время в оранжерее.

Во-первых, там было чем заняться. Ожидание всегда мучительно… в особенности, когда не знаешь, что случится. Она не смогла вытерпеть до самого конца — что ж, не всем это под силу. По крайней мере, он сумел преодолеть тот первый барьер, который — с первой попытки — не в силах взять девять из десяти. Сумел — с её помощью. Всем кажется, что перейти его очень просто, но всякий раз оказывается очень обидно.

Во-вторых, здесь никто не мешал думать о чём угодно.

В-третьих, здесь она могла позволить себе открыться . Если бы он появился здесь сейчас, она сказала бы… всё. Здесь — можно. Так же, как дома, в комнате для медитации. Нигде больше. Предшественник У-Цзина, сам, возможно, того не зная, создал на территории Хоунанта область, незримую ни для кого. Совершенно безопасную. Область, где можно сбрасывать маски, все до единой.

Жить в ожидании Испытания — очень тяжело.

Подлинные испытания никогда не предупреждают о том, что начнутся спустя несколько мгновений; никогда не дают шанса исправиться; никогда не спускают ни малейшего промаха. Пожалуй, Испытания — единственное, что не претерпело изменений за прошедшие века и тысячелетия. Никто уже не вспомнит, как они начинались, что символизировали. Просто одни уходят по ту сторону, выискивать в себе признаки того, что могут подняться на ступеньку выше… а другие ждут.

И неизвестно, что тяжелее. Впрочем, сам вопрос этот бессмыслен.

Андариалл очнулась и увидела, что вновь расположила ветви, камушки и ростки вьюнка так, что образовалась тройная спираль. Знак неопределённости, знак Равновесия, Предопределения и Случая. Всякий раз, когда она отвлекается от этого мира, возникает тройная спираль. К добру? К худу?

А Книга предсказаний упорно сообщает одно и то же — не надейся на будущее, повернись к земле, ожидай великую бурю. Насмешка или добрая весть? Странная Книга, такая же странная, как и тот, кто перевёл её на Средний язык. За полгода до того, как бесследно исчезнуть.

Дверь скрипнула, и на пороге возник чем-то обеспокоенный настоятель.

Андариалл положила последний камушек, отряхнула руки и встала, чтобы её было видно.

— Там… посетитель, — признался монах, неизвестно отчего смущаясь. — Возможно, ты не очень-то хочешь его видеть. Если не захочешь с ним говорить, я выпровожу его.

Андариалл не сомневалась, что он так и сделает.

Она некоторое время смотрела настоятелю в глаза, затем прикрыла их и едва заметно пожала плечами. Когда она вновь открыла глаза, Д. уже стоял на пороге, глядя на неё со смесью восхищения и… страха.

Да, именно страха.

Д. церемонно поклонился и витиевато приветствовал её. Андариалл отчуждённо воспринимала эти обязательные действия, в какой-то мере привыкнув к ним, как привыкаешь ко всему, чему обучали в детстве. Вначале это кажется либо игрой, либо величайшей тайной, что доверили тебе и только тебе, а затем… вырождается в привычку.

— Тетрадь, — произнёс Д. негромко, и Андариалл вздрогнула. — Она всё ещё у вас?

Она кивнула.

— Человек… который уже покушался на жизнь Клеммена, хочет получить её. В обмен на ваши жизни.

Ольтийка глядела на него с недоумением… к которому вскорости добавилось презрение. Он пришёл сюда за этим ? Она медленно покачала головой.

— Неужели вам безразлична его жизнь? — Д., осознавал, что его не слышат. Не желают слышать.

— Вы обрекли его на смерть, — медленно проговорила Андариалл.

— У меня не было большого выбора, поверьте.

— Вы предали его, — она глядела на него, как на пустое место. — И сейчас вас волнует вовсе не его жизнь.

— Волнует! — воскликнул Д. в отчаянии. Как её убедить? — Неужели вы не видите, что я говорю правду?

Девушка долго смотрела в его глаза.

— Сейчас — да, — произнесла она горько. — Хорошо. Кому нужна эта тетрадь?

— Гин-Уаранту, — честно признался Д.

Глаза её расширились.

— Как… — прошептала она и поспешно отвернулась. — Хорошо. Куда и когда я должна буду прийти?

Такого Д. не ожидал. Менее всего ему хотелось, чтобы Андариалл предстала пред очи генерала… ведь, реши он её уничтожить, ничто не сможет помешать ему. Кинисс призналась, что чувствует в генерале какие-то жуткие возможности, силы, перед которыми вся её многовековая подготовка бессильна. Что-то тёмное. Что-то запретное, после одного взгляда на которое чувствуешь себя осквернённой…

— Завтра, в полдень, у нас в конторе, — произнёс он и шагнул вперёд. — Может быть, было бы лучше, если…

Он осёкся. Андариалл отступила назад, не меняя выражения лица, положила ладонь на оголовье кинжала. Словно кошка, прижимающая уши — не шути со мной, человек, не подходи ближе.

Они смотрели в глаза друг другу. В конце концов, Д. отвёл взгляд.

— Скажите, — выдавил он из себя после мучительно долгой паузы. — Он жив?

Она не ответила ему… лишь улыбнулась. Миг длилась эта улыбка, а затем девушка отвернулась, и возвратилась к недостроенной каменной горке. Пора продолжать работу.

Д. вышел наружу в великом смятении чувств и не заметил У-Цзина, что приветственно махал ему рукой, сидя в беседке.

Настоятель не стал его окликать.

Отвратительная у Д. специальность. Есть вещи, делать которые надо, но за которые никто — кроме товарищей по профессии — никогда не скажет тебе ни единого доброго слова. Вдвойне жалко, что и Клеммену он готовит ту же участь.

…Когда в беседку вошла Андариалл, настоятель не сразу обратил на неё внимание.

— Он остался совсем один, — заметил У-Цзин, глядя в сторону, в которую ушёл Д. Ушёл давным-давно.

— Он сам выбрал это, — в тон ему отозвалась Андариалл. — Мне жаль его.

Монах вздрогнул. Он никак не ожидал услышать подобное.

Довольно долго они молчали. Андариалл — время от времени улыбаясь, опустив глаза и думая о своём; монах — вздыхая, вспоминая Новый Год, что был так недавно и так бесконечно давно.

Вспоминал Андариалл, прижавшую палец к губам. Её умоляющую, почти отчаянную улыбку.

Девушка вспоминала то же самое. Знает ли У-Цзин, насколько прекрасное место — его Монастырь? Знает ли он, как это приятно — сидеть без маски? Наверное, знает.

Иногда кажется, что он знает всё.

Но, в отличие от Д. и его коллег, не делает из этого вывода, что имеет право вмешиваться в чужую жизнь.

Потом пришло время пить чай. Это тоже полагалось делать молча, хотя настоятель никогда — почти никогда — не соблюдал этого правила.

Клеммен, немного позже

— Как у вас спокойно, — признался Клеммен, совершенно искренне. В хижине находился маленького роста человек — этакий задумчивый колобок с постоянно обиженным лицом. Увидев гостя, он отложил арфу в сторону, молча наклонился и протянул ковшик с чем-то приятно пахнущим… чем-то, вызывающим давным-давно забытые, приятные воспоминания о жизни. Ковшик с чем-то хмельным.

Юноша попятился…

— Ну вот, — поджал губы толстяк. — И тебя он, значит, уже поприветствовал… ладно. Не хочешь — не пей, вылей на пол или за дверь. Только возьми — рука устала держать.

Клеммен ошарашенно принял ковш. Напиток был хорош… и от запаха его ему действительно захотелось пить. Но жажда была иной — не той, умопомрачительной, от которой всё выворачивалось наизнанку, а обычной. Терпимой… от которой не туманится рассудок.

— Пей, пей, — посоветовал хозяин хижины. — Это моё. Ему сюда нет хода, хотя он и пытается. Пей, и отдавай обратно — не тебя одного жажда мучает.

Клеммен рассмеялся, и, подняв ковшик к губам, выпил его содержимое.

Ничего с ним не стало.

И с памятью всё было в порядке. Ноги только немного ослабли… да и немудрено — на голодный-то желудок.

Арфа. Стояла у ножки стола. Маленькая… но очень красивая.

— Садись, — великодушно указал толстяк на шаткий стул, жавшийся в стенке. — Тебе скоро в путь, тебе отдыхать-то сильно некогда…

— Откуда вы знаете? — поразился Клеммен. Часов здесь не было. Ни настоящих, ни этих .

— Знаю, — пожал плечами хозяин. — Ты ведь здесь впервые? Ну и хорошо — лучше как следует напиться. Тогда дальше будет легче.

— Дальше?! — прошептал Клеммен, поражённый. Он и сам не знал, на что решается, ведь, откровенно говоря — если никто его не слышит — он просто испугался. И кинулся за дверь вовсе не для того, чтобы что-то доказать себе — или не себе?

Или всё-таки именно для этого?

«Дальше будет легче».

Что же будет дальше? Сколько ещё придётся блуждать по этому миру… по этой пародии на мир… и зачем?

Толстяк, хмыкнув, вновь протянул ему ковш.

— Лучше не думай, — добавил он. — Если не можешь не думать, вставай и иди.

Клеммен безропотно осушил и второй. Стало, действительно, намного легче, хотя опьянения не наступало.

— Откуда вы знаете, о чём я думаю? — осмелился он спросить.

— По лицу вижу, — ответил толстяк, вынимая откуда-то краюху хлеба. Подумав, разломил её и протянул часть юноше. Тот принял и съел, не заметив. Вкуса не почувствовал. — Ладно. Хватит об этом. Ты здесь — и это большая удача. Обычно таким, как ты, не остаётся времени, чтобы пожалеть о своём выборе. Наверное, это правильно.

— Я не…

— Никогда не перебивай старших, — рассердился толстяк. — По крайней мере, соблюдай это правило в отношении меня . Хочешь отдохнуть — сиди и отдыхай. Что, не можешь ни о чём не думать?

— Не могу, — признался Клеммен, после того, как искренне попытался ни о чём не думать. Не выходило. Он всё время вглядывался в зрачки своего нового знакомого, но те были нормальными. И вообще он был какой-то слишком нормальный — для этого ненормального места. Что он тут делает?

— Третий предлагать не буду, — пояснил толстяк, сам с наслаждением опрокидывая полный до краёв ковшик. — Третий — на дорогу. Да, кстати — что там, снаружи?

— Пыль, — пожал плечами Клеммен. — Пыль и камень. Мёртвый город.

— А… — понимающе кивнул толстяк, — ясно. Ну что же, юноша, мои поздравления. Не знаю, как тебе это удалось, но ты избежал большинства его ловушек. Думаешь, что тебе плохо? Ты ещё не видел, как он по-настоящему развлекается… да. Надеюсь, что не увидишь.

Клеммен сидел, всё больше привыкая к виду аппетитно жующего толстяка, облик и тон которого никак не вязались с обстановкой хижины. И вообще… как-то это не похоже на город. От последнего всегда исходило ощущение нереальности, зыбкости и обмана. А здесь всё — хоть и хлипкое на вид — но кажется настоящим. Куда его занесло?

Он неожиданно понял, что никуда не хочет уходить.

И, затем уже, осознал, что именно сейчас ему надо вставать и двигаться. Иначе он не сможет этого сделать, и не вернётся к… имя её он успел не вспомнить.

— Мне пора, — он поднялся, ощущая, как жалобно протестует всё его тело. Толстяк тут же молча протянул третий ковшик. Полный до краёв.

— Кто вы? — спросил Клеммен, берясь за ручку двери.

— Я когда-то предупреждал тебя избегать нашего разноцветного приятеля любой ценой, — пожал плечами хозяин хижины. — Рад, что у тебя хватило ума послушаться. А теперь ступай. Да поживее!

Изумлению юноши не было границ.

— Так вы — Ме…

— Ступай, я сказал, — небольшой кулачок грохнул по столу так, что тот скрипнул и заметно покосился. — В другой раз. — Глаза его улыбались.

Клеммен и сам не понял, как оказался на улице.

Краешком глаза он заметил, что толстяк, вместе со всем убранством лачуги, исчез за миг до того, как захлопнулась дверь.

Затем он услышал знакомый свист и вовремя отскочил в сторону. Когда шар миновал то место, где только что была хижина, Клеммен, всё ещё не пришедший в себя после разговора, мельком глянул на часы и всё внутри него похолодело.

Два часа. Всё, что ему осталось.

Откуда-то донеслись заунывные звуки колокола.

Пятнадцать ударов. Всё верно.

Да, засиделся он.

— Беги туда, куда ни за что не пошёл бы, — пробормотал Клеммен, и, коротко оглянувшись, метнулся в узкий тёмный лабиринт, где улочка становилась всё уже и уже, а дома — всё мрачнее и мрачнее.

Туда, куда только что проследовал огромный шипастый шар, слегка покачиваясь и поскрипывая звеньями исполинской цепи. Клеммену представился гигант-Радуга, возвышающийся над миром и самозабвеннно машущий этим шаром, но это видение он поспешил отогнать.

Оно могло ведь оказаться истинным.

Венллен, Лето 78, 435 Д., полдень

— Так я и не успел к старику, — проворчал Д., которого предстоящий визит генерала беспокоил всё больше и больше. — Надо было сразу его брать… и кончать с этим.

— Я бы не рискнула, — отозвалась рептилия и Д. удивлённо воззрился на неё. — Вряд ли он нам по зубам. Кстати, кто такой этот Таннуара?

— Если я не ошибаюсь, — медленно произнёс Д., — это — третий облик нашего дорогого генерала.

— Это я знаю. Ты пытался выяснить, кто он такой на самом деле ?

— Пытался, — Д. припомнил свою поездку на далёкие острова, к которым, естественно, не вёл ни один крупный портал. А у него, Д., предрасположенность к морской болезни… Да и старейшины племени, узнав, о ком пришёл говорить пришелец, делались необычайно молчаливы и неприступны. Таннуара — наверное, отсюда генерал взял своё современное имя — считался в своём племени «скрытым от мира» — посторонним не положено знать о таком человеке. По разговору было не понять, гордятся ли они «скрытым» соплеменником либо стыдятся его. — Толку никакого. Я могу только оценить, сколько там у него, внутри, личностей… Три — как минимум.

— Что стало с подлинным генералом, уже не установить. Он много раз был при смерти. Росомаха что-то знает, но делиться знанием не намерена.

С этим приходилось считаться. Если Хансса говорит, что «уже не установить», значит, так оно и есть. Зачем он ведёт эту сложную игру? Либо генерал осознаёт, что мы — вполне возможно, неосознанно — владеем оружием, способным раз и навсегда его уничтожить, либо он нас считает полностью одураченными. Первая гипотеза даёт какой-то шанс, ведь считать себя круглым дураком не очень-то интересно. Мне, во всяком случае…

— Идёт, — шепнула Кинисс за секунду до того, как в дверь постучали.

Генерал на сей раз был облачён в один из своих прогулочных костюмов. С мечом, однако, он не расстался.

— Вижу, что вы приготовились к неприятностям, — звучно произнёс он, солнечно улыбаясь каждому из собеседников. — На самом же деле, всё складывается исключительно удачно.

— Для кого удачно? — не выдержал Д.

— Для всех. Опуская подробности, есть два основных варианта. Первый — применить некоторые из… м-м-м… записей в книге с тем, чтобы начался, наконец, Рассвет. Второй, тоже приемлемый — уничтожить тех, кто её прочёл. Тогда книга вернётся на место, неучтённые части картины исчезнут, и Рассвет я смогу устроить сам. Да, сам. Оба варианта меня устраивают.

— Вы морочите нам голову, — задумчиво произнесла Кинисс.

— Ну, сайант , от вас я этого не ожидал, — укоризненно произнёс Гин-Уарант. — Эти знания были похищены у вас, — Кинисс вздрогнула, — да-да, у вашей расы. Пришлось воздвигнуть целый Дом, чтобы скрыть украденное! И долго готовиться к тому, чтобы использовать знания по назначению.

Д. теребил бороду, глядя куда-то между щелей пола.

— Сдаётся мне, что вы всё-таки водите нас за нос, — произнёс он, поднимая взгляд. — Если ваша конспирация так хороша, то отчего вы вдруг поспешили раскрыться?

— У меня есть ещё одна цель, — заговорщически шепнул генерал. — Когда я приступлю к её достижению, вы поймёте, что я — на вашей стороне. В самом общем смысле этого слова. Кстати говоря, поздравляю, Д. Вы делаете успехи. Ваши оппоненты довольно долго пребывали в уверенности, что Бюро давно потеряло их след… так держать!

— Не понимаю, о чём вы говорите, — Д. скривил губы в притворном недоумении.

— Да бросьте, — генерал встал, и Кинисс тут же заметила блеснувший сквозь ворот его куртки шарик кальарта . — Вы всё понимаете. Думаете, это с моими агентами и организациями вы сражались сегодня ночью? Нет, сайант , это наши общие враги. Просто методы у нас с вами разные. Вы давите их снаружи, если можно так выразиться, а я — изнутри.

— Вы всё время говорите «я», — заметила Кинисс.

— Верно, — подтвердил ольт. — Ну и что? Контакт с вами — шаг вынужденный. Разумеется, я состоял в некой организации… вы уже, вероятно, догадались — в какой. Но с того момента, как я вступил с вами в первый же откровенный разговор, я для них мёртв. Конечно, я по-прежнему выполняю те же задачи, служу той же идее, но — как безликий союзник. Кстати, Д., в этом отношении мы гораздо гуманнее. Для вас отделившийся и связавшийся с врагом подлежит ликвидации.

— Ладно, — Д. поднял ладонь. — Где гарантии, генерал? Где гарантии, что вы не достигнете с нашей помощью своей цели и не забудете про данные обещания?

— О Владыка Света, — вздохнул Гин-Уарант и по его лбу пробежали морщины. — Вы вдвоём в состоянии справиться со мной, неужели не поняли? Вы, Д., знаете, как перевести меня в… э… уязвимый облик, а в этом облике, — он кивнул в сторону Кинисс, — я весьма и весьма слаб. В сущности, я рискую больше, чем вы.

— Интересную вы отводите мне роль, — усмехнулась рептилия. «Он говорит правду?» — спросил Д. у неё коротким взглядом. «Да», подтвердил ответный взгляд.

В голове у Д. вновь начиналась чехарда. Генерал вёл себя вовсе не так, как этого можно было ожидать.

— Вернёмся к тетради, — произнёс Д. . — Что вы с ней сделаете, когда всё закончится?

— Могу отдать вам, — пожал тот плечами. — Вам, Кинисс… чтобы вы, наконец, поняли, что я вовсе не враг вам. Вас это устроит?

— Хотите купить за это свою жизнь?

Генерал рассмеялся.

— Почему бы и нет?

— Возможно… да, пожалуй.

Ага, подумал Д. А ведь тетрадь-то существенно важнее, чем я думал. Постойте, а кто мог её читать? Клеммен; наверняка, он весьма любопытен. Андари? Его прошиб холодный пот. О боги, только не это… Чёрточка? Неужели это правда? Что целый Дом возвели только для того, чтобы скрыть некое тайное знание, а весь этот полигон — лишь частное применение его?

От таких мыслей недолго и умом тронуться.

В этот миг в дверь ещё раз постучали.

— Она, — шепнул генерал. — Меня она не увидит и не услышит. Убедите её отдать тетрадь, Д. Мне вовсе не охота применять силу.

Он отступил к окну и отвернулся.

— Войдите! — воскликнул Д.

Дверь бесшумно открылась и показалась Андариалл.

Одна.

Андариалл

Они чего-то боятся, отметила девушка, глядя то на Д., застывшего у стола, подобно статуе, то на Кинисс, глядевшую на гостью в некотором замешательстве. Если ольтийка и испытывала симпатию к находившимся, то к рептилии. Они всегда уважали ольтов, хотя, конечно, это не отменяло неизменной — хотя и слабой — неприязни из-за нескончаемого соперничества за знания.

Впрочем, сейчас не чувствуется неприязни. Кинисс явно хочет предупредить её о чём-то… о чём?

Что-то здесь не так.

Вряд ли Д. затеял подвох… тогда кто? С кем они только что говорили? Андариалл медленно осмотрелась. Кресло в углу, но в комнате никого более нет.

— Я принесла её, — сообщила ольтийка, глядя Кинисс в глаза. — Не знаю, что за сделку вы имеете в виду, но, судя по всему, это ваше, сайант , — она чуть наклонила голову и протянула тетрадь Кинисс. Та медлила и Андариалл, выждав некоторое время, шагнула в её сторону.

Если Кинисс завладеет тетрадью, сообразил Д., то генерал останется ни с чем. Да! Так оно и есть!

Генерал, похоже, успел подумать о том же.

— Не так быстро, — раздался его резкий голос и Андариалл, замерев, медленно повернулась к нему лицом. Правая рука её потянулась к кинжалу; левую, в которой была зажата тетрадь, она отвела за спину.

— Зачем вам это нужно, генерал? — спросила она и Гин-Уарант, который намеревался было подойти к ней, замер. — Вы знаете, что находится внутри?

Д. смотрел на эту дуэль с осознанием того, что он ничего не может изменить. Более того, вся их армия, все их бойцы, маги, советники… вся мощь Наблюдателей, Академии, кого бы то ни было в тот момент значила меньше, чем ничего.

Кинисс, судя по всему, тоже успела понять это.

Самым умным было не вмешиваться. Чутьё Д. подсказывало — стоит вмешаться, и исчезнет самая память о тебе.

— Вы знаете, что находится внутри? — спросила Андариалл, глядя на генерала в упор.

— Знаю, — ответил тот. — И хочу употребить по назначению. Лучше отдай, подобные тайны опасны для непосвящённых.

— Судя по рисункам на обложке, — Андариалл казалась воплощением спокойствия, — это — запретное знание. Я отдам его тому, кто обладает на него правом. Вы, генерал, в конце списка.

Она отступила на шаг, приближаясь к Кинисс.

— Ты хочешь, чтобы они вновь указывали нам, что делать? — прорычал генерал, медленно опуская руку к ножнам. — Отдай тетрадь. Случайность выбрала тебя в качестве её обладателя. Та же случайность может стоить тебе жизни.

Андариалл улыбнулась и медленно покачала головой.

— Генерал, как вы смогли? — спросила она. — Кто вы на самом деле?

Генерал обнажил клинок. Д. шевельнулся, но наткнулся на яростный блеск глаз Гин-Уаранта и примёрз к полу. Шутки кончились.

— Не заставляй меня применять силу, — произнёс Гин-Уарант ровно и сделал шаг вперёд.

То, что случилось затем, Д. и Кинисс заметили оба… хоть это и длилось лишь долю секунды. Им показалось, что вокруг них встал огромный зал, с двумя рядами колонн по обе стороны, с барельефом на дальней стене и с величественным алтарём перед ним. Андариалл, вся в чёрном, в серебряном обруче, медленно отступала к алтарю, держа в руках ярко светящуюся тетрадь. А сгусток мрака, имевший отдалённое сходство с генералом, надвигался на неё, вооружённый тускло тлеющим клинком.

Андариалл неожиданно рассмеялась и… швырнула тетрадь в лицо генерала. Кинисс издала слабый всхлип, а Д. едва не хватил удар. Всё, подумал он бессвязно. Теперь он разделается с нами со всеми.

Генерал ловко поймал тетрадь, выпустив меч из рук.

— Так-то лучше, — произнёс он, выпрямляясь. — Теперь я смогу…

— Cammendvar, — произнесла Андариалл презрительным тоном — словно хлестнула кнутом.

Тело генерала свело судорогой.

На миг он вновь стал человеком — Д. вновь заметил морщины и короткие усики. А тетрадь вырвалась из дрогнувших рук и метнулась прочь, оставляя за собой едва заметный кровавый шлейф.

— Не-е-ет! — кричал генерал, который хотел броситься следом… и не мог.

Все следили за полётом.

Тетрадь упала на пол с глухим шлепком.

Листы её перелистала чья-то невидимая рука… в обе стороны, очень быстро, с сильным шорохом.

Тетрадь исчезла.

Пол в этом месте треснул, из трещин повалили струйки едкого дыма.

Андариалл не отводила на генерала, с ненавистью глядящего на неё. Медленно поднимающегося с пола.

— Cammendvar, — бросила она ещё раз, отчего генерал вновь повалился на пол — словно тяжело больной, едва умеющий ходить человек. Кивнув на прощание Кинисс, девушка покинула помещение, едва удостоив Д. кратким взглядом.

— Не х-х-хотели по-хорошему, — прохрипел бледный, как снег, Гин-Уарант, — будет по-плохому. — Он схватился за горло, некоторое время стоял, не шевелясь. Подняться на ноги стоило ему немалого труда.

— Будет по-плохому, — произнёс он миг спустя прежним, чистым и мелодичным голосом. — Слышите, Д.? — и, подхватив меч, вышел вон, на ходу опуская оружие в ножны. В дверях он задержался и обернулся. — Те, кто видел тетрадь… умрут. Все. Хотите жить — помогите мне. Пока я жив.

Кинисс проводила его взглядом, в котором торжество смешивалось с обеспокоенностью.

— Надо срочно выяснить, кто мог читать эту книгу, — напомнила она. — Если я правильно поняла, у этих людей будут серьёзные неприятности.

— А? — Д. никак не мог вернуться к действительности. — Верно. Почему бы тебе не последить за Андариалл? Мне кажется, что генерал постарается устранить её. Он обид не прощает.

— Попытаюсь, — согласилась рептилия. — Хотя вряд ли ей нужна защита.

Д. поднял недоумённый взгляд.

— Заботиться о безопасности нужно нам с тобой, — пояснила она. — Генерал не лгал. Опасность исходит не от него.

Д. вяло кивнул и, быстро рассовав по карманам «безделушки», тоже направился к выходу.

Как много смогло сделать одно-единственное слово!

«Cammendvar» — «самозванец».

Клеммен, полчаса спустя

Я остановился, да так резко, что равновесие не сразу вернулось ко мне.

Где бы я сейчас ни был, здесь царил полумрак. Оба «светила» были в зените, но света от них было не более, чем от свечи на расстоянии шагов в десять. Вокруг были дома.

Не руины, а именно дома. Причём я не сразу сообразил, что это были за дома. А стоило бы, потому что первые несколько шагов, оглянувшись, я сделал по привычке. Чем древнее привычка, тем труднее извести её до конца. Вот и я — шагаю себе и шагаю… обычная улица, вдалеке вроде бы даже прохожие видны, а переулок слева должен вести как раз к…

Моему дому!

Тут до меня дошло, что именно я вижу перед собой. Веннелер! Едва это слово всплыло из глубин памяти, как тут же начали проступать и прочие детали, что так хорошо успели отложиться. Трещины в стенах, очертания камней, выбоины под ногами… всё становилось всё более осязаемым с каждой минутой.

Нет… куда угодно, но не в Веннелер.

Значит, идёшь правильно, подсказал внутренний голос. И я вновь поднял голову. По-прежнему два светила. Полупрозрачное, нестерпимо яркое солнце (света от которого, однако, было немного) и вращающееся «Y»… Тут мне стало смешно. Так тщательно воссоздать Веннелер — и оставить это над головой! В домах повсюду горели огни, и этот уголок города стал казаться чем-то знакомым и родным.

Однако неплохо бы взглянуть на часы. Ну да… чуть больше часа. Пора поторапливаться. Заглянуть, что ли, в окна… что тут за люди-то живут?

Но едва я подошёл к ближайшему, то сразу же понял, что любопытство сыграло со мной злую шутку. За окном была комната… в ней сидели два человека — видимо, муж и жена. В довольно убогой комнатке, за столом, — видимо, только что кончили ужинать. Но, боги всемогущие, какие у них были лица! Я дорого дал бы, чтобы забыть их… они постоянно меняли очертания, оставаясь по большей части человеческими. Но при этом были настолько несуразными — словно на детских рисунках, где глаза могут быть разного размера и на разных уровнях, а рот идти наискось от одного из глаз к противоположной скуле. На картинках-то это смешно, а вот увидеть подобное своими глазами…

Я отскочил от окна, потому что мужчина сделал движение, словно собирался подойти к нему и занавесить от постороннего взгляда. Боги мои! Что же это за место? Сердце колотилось, словно ненормальное, и я осознал, что шаги прохожих вдалеке и тот обычный шум, что свойствен любому городу, стих.

Медленно начали гаснуть огни в домах — волна темноты неспешно накатывала из дальнего конца улицы, откуда я пришёл сюда.

Я оглянулся.

Пока ещё горят огни.

И мне очень не по душе подобная мгла, лучше бы под неё не попадать!

Куда бы я сейчас не пошёл, попади я в Веннелер?

В свой бывший дом, естественно.

Я сориентировался и со всех ног помчался туда. Будем надеяться, что никто мне не помешает.

Отец Ланенса — бывший отец, коль скоро слухи о смерти его бывшего сына успели достичь его — сидел перед дверью, что вела в его святая святых — большую подземную комнату, где он готовил составы. Разумеется, вход туда был всем заказан (к слову сказать, специфический запах и без того отпугивал тех, кого могла бы прельстить подобная идея).

Сейчас он, почёсывая в затылке, смотрел на неожиданно перепавший ему выгодный заказ (нужно было обработать четыре дюжины шкур — среди коллег по цеху он умел выделывать замшу лучше всех) и прикидывал, сколько и каких реагентов надобно прикупить. Кожевенное ремесло под стать алхимии… и использует подчас подобные средства и методы. Можно сказать, одно из достойнейших ремёсел.

В тот злополучный час он вновь подумал о том, как удачно он избавился от ни на что не годного, дерзкого сына — ведь именно после исчезновения Ланенса (и смерти, думал он впоследствии) дела пошли в гору.

В этот миг дверь за его спиной скрипнула, открываясь.

Ремесленник с проклятиями бросил прочь учётную книгу и остолбенел, разинув рот.

В помещение ворвался Ланенс. Но другой. Этот выглядел уверенно. И, хоть глаза его и горели безумным огнём, а одежда успела порядочно изорваться, ничуть не походил на нескладного юнца, который покинул эти края шесть лет назад.

К тому же он был полупрозрачным.

Ремесленник никогда прежде не верил в привидения… но теперь пришлось поверить. Однако, надо признаться, привидение попалось не вполне обычное — раз умело распахивать двери пинком! Призрак промчался мимо, один лишь раз взглянув на того, кто некогда был его отцом.

Ремесленник плюхнулся на пол, зубы его мелко стучали, а руки тряслись.

Изнутри его мастерской… его лаборатории донёсся звук бьющегося стекла и скрежет.

Когда ремесленник нашёл в себе храбрости заглянуть внутрь (держа наготове кочергу и освещая дорогу фонарём), то обе створки, что вели в его тайник — тот, где он хранил самые ценные реактивы и, что уж греха таить, часть выручки — которой вовсе не собирался делиться с цехом — так вот, створки эти были распахнуты.

Ремесленник долго смотрел внутрь, во мглу, чувствуя, что ничто и никогда не сможет заставить его спуститься внутрь.

На следующий день он, впервые за десять лет, появился в Храме и пожертвовал невиданную сумму.

Но удача изменила кожевеннику раз и навсегда.

Академия, остров Тишартц, Лето 78, 435 Д., 16-й час

Координатор выглядел более чем мрачно, когда, в числе первых, появился в кабинете Киента — языковеда, которого Д. оставил в качестве «эталона».

Киент был мёртв.

Он сидел за своим столом, откинувшись в кресле; правая рука его, в которой всё ещё было перо, оставалась на столе. На листе бумаге, за работой над которым его, видимо, и застигла смерть, были какие-то каракули. Д. попытался взглянуть на них… но спустя несколько секунд он почувствовал нездоровый жар и осознал, что чьи-то руки отодвигают его прочь от стола.

— Не стоит шутить с этим, — проворчал координатор. Он, как и Д., избегал глядеть в сторону кресла. На лице у покойника застыла улыбка, от одного вида которой человеку несколько дней подряд снились бы кошмары. — Он убит, сомнений нет. Куда вы? — удивился он, глядя, как побледневший Д., неожиданно хлопнув себя по лбу, бросился к выходу, едва не сшибив прибывших экспертов-криминалистов.

— Я вернусь, — бросил Д. — Постарайтесь узнать, отчего он умер.

— Легко сказать, — хмыкнул координатор. Смерть наступила не более часа назад, а всё вокруг свидетельствовало о том, что никто не появлялся в этой комнате — за исключением самого покойника — в течение по меньшей мере пяти часов.

Предстояла долгая и крайне неприятная работа — помимо всего прочего, её надо было выполнять в условиях величайшей секретности.

Д. проник в дом Киента за полчаса до того, как там появились следователи.

Так… вот ящичек, в котором находится… или находился подарок.

Странно.

Киент не открывал его и всё то, что есть внутри, лежит в том же самом виде; оставленные Д. волоски не порваны, пылинки не сдвинуты — уборку здесь никто не производит, пока Киент не разрешит.

Значит, смерть вызвана чем-то ещё?

Д. забрал свёрток с собой (об этом всё равно никто не узнает… ведь он нечасто — точнее, всего лишь дважды — позволял себе подобные служебные преступления).

Возвращаясь назад, он мрачно думал, что смерть Киента — сильный удар. Кроме него и Тенгавера, серьёзных специалистов по языкам не-человеческих культур, считай, больше нет. Всем остальным надо учиться не один десяток лет, чтобы достичь такого же уровня.

Стоп!

Д. резко остановился — так, что на него обратилось множество удивлённых взглядов. Что-то здесь не то… Что там говорил Клеммен? Что он встретил «призрака» в Академии… пока направлялся к…

Проклятье! К Тенгаверу он направлялся! Наверняка Киент не смог справиться с письменами, которые показал ему мальчишка, и отправил, разумеется, к своему коллеге…

«Уничтожить тех, кто её прочёл», вспомнил он слова Гин-Уаранта. Видимо, у генерала слова не расходятся с делом. Почему Бюро всегда — в последнее время, по крайней мере — вынуждено справляться с уже случившимися несчастьями?

— Эйхед, — протолкался он сквозь толпу. — Я отправляюсь на поиски Тенгавера. Если, конечно, он ещё жив. Кого вы мне можете дать в помощники?

— Вам? — поразился координатор, выбираясь вслед за Д. в коридор. — Что происходит, Д.? С кем мы воюем?

— Хотел бы я знать, — проворчал Д. — Мы теряем время, Эйхед. Мне нужна команда, способная выследить его… любым способом.

— Хорошо, — после недавних блистательных успехов Бюро координатор отучился удивляться тому, что слышал от Д. — Будут вам помощники. Подождите минут пять, пожалуйста.

И вновь скрылся в комнате.

Д. бегом добрался до кабинета декана. Заперт, на стук не отвечают. Так я думал. Универсальный ключ легко отомкнул дверь(сигнализация сработает… плевать на неё).

Внутри было чисто и тихо.

Никаких следов борьбы. Всё лежит более или менее по местам — обычный деловой беспорядок. Когда он был здесь? Говорят, что вчера… ну да, занятий-то пока нет. Вот невезение!

Он запер дверь и, прислонившись к ней, принялся ждать подмогу.

Его не оставляло чувство, что и в этот раз они опоздали.

Клеммен, десять минут спустя

Добираться до дома оказалось не столь уж и сложно. Не считая отсутствия людей, всё было, как и прежде… а кислый запах, вечно отравлявший воздух в этом квартале, проявился как-то неожиданно, но очень сильно.

До того сильно, что в горле тут же встал комок.

Однако, стоять на месте некогда. Я обогнул два старых, полуразрушенных сарая (владелец так и не удосужился их снести), юркнул в узкую щель между домами… и понял, что не зря так торопился. Вокруг меня заскрипели двери и окна. Множество дверей. Множество окон. Лица стали появляться там — неживые, жуткие и, вероятно, любопытные. Ещё бы — посетители здесь — явление редкое!

Несколько раз мне чудилось, что я слышу знакомые слова, произнесённые некогда знакомыми людьми, но всё же в их мире мертвецом был я, а в этом мы, похоже, были одинаково призрачны. И не имели уже ничего общего. Казалось — стоит только бросить взгляд хоть на одно из текучих, уродливых лиц, и искать выход отсюда будет уже незачем — я окажусь дома. В этот раз навсегда.

В одном из переулков чья-то рука схватила меня за рукав. Не оборачиваться! Я рванулся и рука соскользнула. Хорошо всё-таки, что одежда моя — высший сорт: показалось, что локоть стиснули не человеческие пальцы, а стальные тиски.

Одной дырой больше, одной меньше…

Вот сумки своей я едва не лишился. Пришлось пожертвовать одной из лямок — всё больше дверей открывалось, в том числе и навстречу мне, и если я всё-таки увижу хоть одно лицо…

Остаётся надеяться, что дверь, к которой я подбегаю, не заперта.

Не заперта.

Я захлопнул её за собой.

И встретился лицом к лицу с одним из обитателей.

С собственным отцом. Вернее, с отцом Ланенса… а последний, как считалось, обрёл вечный покой на одном из безвестных кладбищ.

Я на миг зажмурился… и вновь открыл глаза.

Отец смотрел на меня, словно перед ним стоял призрак.

Впрочем, так ведь и должно было быть. Лицо его, хоть посеревшее и постаревшее, было нормальным человеческим лицом. Я даже собирался сказать что-нибудь, но тут совсем рядом послышались медленные шаги — по ту сторону входной двери — и стало ясно, что времени не осталось.

Пинком распахнув следующую дверь — ту, за которой отец занимается алхимическими манипуляциями — я понял, что мои опасения — или надежды? — подтверждаются.

В детстве это место всегда было под запретом. Самым запретным, разумеется, был подвальчик, в котором хранилось нечто весьма интересное… и опасное… — одним словом, притягательное. Отец неоднократно рассказывал мне страшные сказки о том, что, стоит мне полезть, куда не просят, как охраняющие его тайны демоны тут же схватят меня и утащат в преисподнюю.

Несколько шагов я сделал почти в полной тьме и сшиб стоящие рядом стойки. Что-то со звоном покатилось по полу, что-то разбилось, зловеще зашипев под ногами… и ещё мне почудились чьи-то мягкие шаги. Навстречу мне.

Если бы я уже не был перепуган, я, наверное, там бы и остался. Но тут я заметил створки, ведущие в «тайник» — сквозь щель между дверью и косяком просачивалось достаточно света — и понял, что иного пути нет. Что бы ни шагало мне навстречу, надеяться на радушный приём не придётся.

Створки оказались тяжёлыми, килограммов по сорок в каждой. Внутри тьма оказалась куда гуще… она вращалась и сворачивалась, манила в себя; изнутри доносились слабые, но очень неприятные звуки — шум падающих капель воды, смех, скрип и свист ветра.

Шорох шагов. Совсем рядом.

Скрип двери.

Я оглянулся, хотя это, вполне возможно, могло стоить мне жизни.

Тёмный силуэт был на пороге. Очертания его плыли, менялись — это существо не было человеком.

Я повернулся в сторону провала и заметил, как откуда-то рядом со мной на пол опустилась чья-то тяжёлая ступня. Вся поросшая грубой шерстью…

…Прыгая вниз, во мглу, я ощутил, как порыв ветра пошевелил волосы на затылке. Останься я стоять, и голова моя, вероятно, уже катилась бы по полу.

Падение было медленным и каким-то жарким, как это бывает во снах. Не в силах более держать себя в руках, я плотно прикрыл глаза и прижал ладони к лицу.

Однако что-то трезво мыслящее сумело сохраниться — и я обнаружил, после того, как первая волна слепого ужаса схлынула, что методично считаю про себя.

«Двадцать пять… двадцать шесть…»

Счёт начинался с двадцати одного — как меня учили, при некотором навыке можно измерять секунды почти точно.

«Двадцать девять…»

Падение замедлилось и меня перевернуло ногами вниз.

«Тридцать два…»

Звуки от падающих капель воды стали явственными и совершенно близкими. Прохладный ветер погладил меня по лицу и оказался исполненным весенней свежести… сейчас, когда я открою глаза, то окажется, что всё это мне приснилось — а сам я нахожусь на какой-нибудь поляне, и сон этот улетучится прочь, никогда более не станет меня беспокоить…

«Сорок».

Под ногами возникла твёрдая опора.

Вдохнув и выдохнув в последний раз, я открыл глаза.

Вначале ничего не было видно.

Затем, словно по приказу, вокруг постепенно заструились белёсые линии, выросли очертания огромной естественной (на вид) пещеры… слабо фосфоресцирующая тропинка вела куда-то дальше — где сводчатый потолок вздымался на высоту, недосягаемую для взора.

Рядом со мной проплыла сумка — видимо, летела следом. Бедняжка, вот уж кому досталось… странно, что всё содержимое попросту не высыпалось.

Сумка мягко опустилась у моих ног. Что здесь, придётся плавать, подобно рыбам в воде? Я сделал осторожный шаг — всё было, как и прежде. Понятно.

Я наклонился, чтобы поднять сумку и осёкся.

Мои руки светились ярче всего. Не то чтобы факелы… собственно, они ничего не освещали… но светились. Неужели я начал видеть в темноте?! Прижал ладонь к полу. Отнял. Нет. Никаких следов.

Что же это?

Я плотно прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и вздрогнул вновь.

Потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что всё вокруг выглядит одинаково — как с закрытыми глазами, так и с открытыми.

Взглянув на часы, я понял, что они стоят.

Ну хоть одна хорошая весть!

Кинисс

— …Вы закончили? — спросил её криминалист по имени Гевентр.

Кинисс несколько раз моргнула, отпустила руку Киента (та, несколько раз качнувшись, легла вдоль тела) и поднялась с колен.

Отыскивать «след» того, кто не так давно был среди живых — не самый надёжный способ узнать, что было причиной смерти. Применяется, как правило, лишь в качестве дополнительного источника сведений — в самых запутанных случаях. К тому же условия, которые предъявляются к медиуму, довольно жёстки — быть знакомым с покойным, проводить сеанс не позднее чем сутки после смерти.

Потом след безнадёжно рассеется — астральный аспект во многом похож на быстрое и сильное течение. А если не знать того, чьи следы пытаешься отыскать, то оставшаяся тоненькая ниточка может оказаться ложной.

Гевентр ждал ответа. Он слыл лучшим следователем Академии и принципиально не использовал магии в своих методах — разве что для быстрого передвижения. И заслужил, тем не менее, славу непревзойдённого специалиста в своей области.

Рептилия долго думала, что бы такое ответить. Не говорить же Гевентру, что она… испугалась следовать за «ниточкой».

Потому что «ниточка» эта вела по ту сторону серой — с точки её восприятия — границы, что разделяла безопасную область астральной проекции и ту её часть, заходить на которую считалось смертельно опасным для здоровья и рассудка.

Серая область зачастую находилась рядом, но никогда — в большинстве случаев — не возникало необходимости пересекать её. Серые пятна то и дело нарушали цветное разнообразие этой части мира, и привычная география здесь не работала. Многие места астрального аспекта соответствовали одному и тому же месту обычного мира… а некоторым — и таких было, хвала богам, немного — не соответствовало ничего.

Все подобные области были серыми, непроницаемыми для взора извне. Имелся способ уничтожать, отодвигать подобные области… чем, по сути, и занимались Наблюдатели уже не один десяток веков. Вероятно, именно эти серые пятна и были той стеной, о которой так красноречиво поведал генерал. Глупец! По ту сторону не было ничего живого, ничего деятельного, ничего созидающего… там был распад.

Утверждая, что он со своими коллегами обитает «где-то по ту сторону», генерал попросту лгал. Ведь всё это время его астральный двойник был виден и осязаем… не раз и не два Кинисс испытывала желание подойти и потушить астрального двойника Гин-Уаранта, обрекая его физическое тело на быструю гибель. Семь бед — один ответ. Отвечать в любом случае придётся за многое.

Но подобное убийство… оно по своей природе было настолько грязным, противоестественным, чуждым природе разумного существа…

— …С вами всё в порядке, сайант ?..

Гевентр.

Она открыла глаза. Веки оказались невероятно тяжёлыми.

— Да, — прошелестел её голос. После первого контакта с покойником повторных уже не требовалось. Пока ниточка не рассеется, её легко будет отыскать.

— Что-то не похоже, — произнёс Гевентр недоверчиво, помогая ей подняться. — Что с ним?

— Трудно сказать, — ответила она, помедлив. — Очень слабый след. — Это было правдой. — Я не ожидала, что он уйдёт так далеко. — И это правда.

Сказать, что она испугалась? Кинисс открыла было рот, но передумала. Он не поймёт. Никто здесь не поймёт.

Само прикосновение к подобным знаниям вызывает чувство осквернённости.

— Я продолжу чуть позже, — ответила она в конце концов, глядя по очереди в глаза всем собравшимся, что не могли поверить услышанному. — Чуть позже. — И вновь уселась на пол. Ноги плохо держали её.

— Вам точно не нужна помощь? — услышала она голос криминалиста.

— Нет, — было ответом. — Не ждите меня. Можете увозить… тело. Оно больше не потребуется.

— Будем производить вскрытие? — спросил кто-то.

— Разумеется. Хотя толку никакого — по всем признакам он умер от естественных причин. Просто взял и перестал жить…

— Что за чушь, Гевентр! ТЫ видел его лицо?

— Краем глаза.

— Как может человек умереть с таким выражением лица?..

Голоса замерли, когда их обладатели, толкавшие тележку с останками Киента, пересекли порог комнаты… а затем скрипнула дверь и она осталась одна.

В комнате царил полумрак.

Чего-то здесь не хватало.

Рептилия, с трудом поднявшись на ноги, осторожно осмотрела все три помещения — они располагались анфиладой; изредка, когда дел было слишком много, Киент ночевал здесь же. Обстановка его жилища была крайне скудной… как и в прочих своих потребностях, Киент был весьма скромен.

Кинисс потянула ноздрями воздух. Нет, непременно надо запретить курить всем без исключения сотрудникам Бюро и родственных организаций! Теперь просто невозможно понять, чем тут пахнет — пока не рассеется эта омерзительная табачная вонь. Иногда острое обоняние приносит одни лишь беды.

Хорошо ещё, что покойник не курил.

Осмотрев комнаты, Кинисс поняла, что привлекло её внимание и на что отчего-то не обратили внимания все прочие.

В кабинете — во всех трёх комнатах — не осталось ни единого зеркала. Они просто исчезли.

В дальней комнате воздух оказался чище всего.

Собравшись, Кинисс села поудобнее и, легко и просто, как всегда, «выскользнула» из своей физической оболочки.

Ниточка была всё ещё под ногами… вела совсем недалеко. Ныряла в неведомо как оказавшийся здесь серый сгусток… в неопределённость… в подлинную сущность того, что смертные зовут Хаосом. Не гибель и немедленное уничтожение — а разлад, распад, медленное угасание и перерождение.

Собрав всё свою храбрость, Кинисс сделала шаг внутрь.

Тут же серая мгла обволокла её. Вначале она на миг потеряла самообладание и едва не кинулась назад — но потом, вдохнув и выдохнув несколько раз, передумала. Ниточка под ногами была видна сквозь окутывавшую всё вокруг дымку… если следить за ней, то всегда можно будет вернуться.

Она в любом случае вернётся, если кто-нибудь потревожит её безвольно лежащее на полу тело, в котором пока что теплится лишь слабая искра сознания.

В этом не стоит сомневаться.

Д.

— Проклятие, часы остановились, — выругался Д., несколько раз приложив свой хронометр к уху. Немудрено… сегодня он много чего забыл сделать. Не только завести часы.

— Восемнадцать минут пятого, — отозвался один из сопровождающих его, высокий темноволосый ольт. Откуда-то с запада, подумал Д. машинально, из наэрта … А, пошло оно всё подальше! Нет, Д., ты действительно из человека стал шарманкой, автоматом. Без имени, без цели, без времени. Первое и последнее — буквально.

— Благодарю, — проворчал он, осторожно устанавливая время. — Есть следы?

— Домой он не возвращался, — отозвался ольт, перебросившись несколькими словами с остальными. — Сейчас ищем во всех местах, куда он имеет обыкновение выезжать. Потерпите… таких мест много.

— Скажите мне хотя бы — он жив?

— Да, — последовал немедленный ответ. «Пока что», прочёл Д. то, что не было произнесено вслух, и принялся нервно теребить кальарт — в его случае это был кусочек обсидиана.

Затем вскочил и вышел в соседнюю комнату. Во-первых, людей, что занимаются астральным поиском, не стоит отвлекать разговорами. Во-вторых, он сам настолько возбуждён, что одним своим присутствием создаёт помехи. И немаленькие.

Клеммен

Выбора большого не было — посмотрев вверх, я не увидел ничего. Хорошо ещё, что тот неизвестный обладатель мохнатых ног не решил спрыгнуть следом… так что уйдём-ка, подальше от греха.

Выбор, куда идти, был невелик. Можно следовать тропинке, можно брести в почти полной тьме, время от времени набивая шишки о каменные выступы и спотыкаясь о трещины. Так недолго либо глаза лишиться, либо голову разбить. Так что пойдём по тропинке.

Колонны — сталагнаты, так их, кажется, именуют? — то и дело вырастали то справа, то слева, подпирая невидимый отсюда потолок. Тихо и спокойно, воздух в меру тёплый, достаточно чистый… благодать! Есть мне хотелось довольно сильно, но жажда уже не мучила — а голод терпеть намного проще.

Откуда-то спереди доносился странный звук — он был бы похож на шум водопада… но звучал как-то необычно. Так. Если водопад, значит, здесь есть, куда падать. Тогда, как это ни печально, идти придётся как можно ближе к тропинке — поскольку никакой уверенности, что я переживу падение в здешние пропасти, нет. На тропинке, конечно, тоже могут быть ловушки, но если буду беспокоиться обо всём и подозревать всё вокруг, то никогда не сдвинусь с места.

На всякий случай я попытался припомнить её имя… и припомнил. Порядок. Взглянул на часы — стоят. Тоже хорошо. Тогда пошли?

Дорожка вилась и вилась… свет тропинки и монотонный ритм шагов был усыпляющим; чтобы сохранить ясность мышления, я принялся напевать песенку — одну из многих услышанных возле причалов. Не все они пристойные и стройные, но почти все изрядно прилипчивые…

Постепенно шорох — шум воды? — становился всё сильнее и сильнее. Величественное, должно быть, зрелище…

Когда оно предстало моим глазам, оказалось, что вполне величественное — но вовсе не то, которое я рассчитывал увидеть.

Тропинка подошла к обрыву, и далее расходилась в разные стороны — две дорожки, налево и направо. Где-то вдалеке они, в свою очередь, раздваивались и растраивались, но не это привлекало внимание.

Я подошёл к краю обрыва, с неприятным предчувствием, что взгляду откроется кроваво-красный поток, стекающий по многочисленным уступам.

И поток действительно был.

Текла не вода. Текли листья.

Обычные осенние листья — всех цветов и размеров, принадлежавшие всем знакомым мне деревьям — как, должно быть, красиво смотрелись бы они на деревьях! Каждый лист слабо светился, не освещая окрестностей; откуда брались они — непонятно. Но внушительным (хотя и не сплошным) потоком листья скатывались вниз по каменным ступеням — чтобы достичь едва заметного сверху квадрата. Пруд? Колодец? Снизу порывы ветра доносили пряные ароматы осени… но не гнили. Просто осени. Последние запахи свежести и жизни, которую вскоре сменит гниение, а потом — морозная чистота и пустота… и так далее. Осень. Что бы это значило? Я наклонился (упасть отсюда, кажется, не столь уж и опасно) и зачерпнул пригоршню разноцветного потока. Листья стекали с ладони, не желая задерживаться в ней. Стоило немалых ухищрений поймать хотя бы один — как оказалось, золотистый кленовый — между пальцами. Он вёл себя, как самый обычный лист, но стоило бросить его, как присоединился к общему потоку, обтекая ступень за ступенью.

Впечатляюще. И страшновато. Что там, внизу?

— Нравится? — спросили меня.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Радуга. В том же облачении, в котором я впервые увидел его. Те же космы, тот же довольный вид. В полумраке он светился, словно светлячок — и от него всё вокруг отбрасывало вполне обычные тени.

Включая и меня.

— Какая вам разница? — спросил я неожиданно резко.

Он поджал губы.

— Как невежливо… ну что же, смельчак — вперёд! Там решится твоя судьба.

Я молчал.

— Не веришь? — удивился он. — Ну как знаешь. Мне, в общем-то, уговаривать тебя нет смысла. Торопиться ведь некуда, правда? Ты же, наверное, голоден? Ну так погуляй здесь — может, найдёшь, чего поесть…

Он расхохотался и исчез в темноте. Я заметил, что он шёл не по дорожке, а рядом с ней.

Ладно. Всё равно я не имею ни малейшего понятия, что здесь творится. Будем полагаться на интуицию… а она говорит, что в этом пруду могут скрываться очень неприятные вещи. Значит, туда и дорога.

Я осторожно спрыгнул на первую ступеньку. Ощущения от почти невесомого потока листьев, что омывал мои ноги, было в высшей степени необычным. Однако поток не мешал движению и я был волен двигаться как вверх, так и вниз — специально проверил. Поэтому, стараясь ступать осторожно, я принялся спускаться.

Ступенек было не менее двух сотен. Точно не знаю, я их не считал.

Кинисс

— Надо было меня позвать, — заключила она. Команда, которая пыталась отыскать Тенгавера, находила лишь места, где его уже не было. Мест таких было не менее двадцати, и везде им говорили что-нибудь вроде «нет, сегодня не было; появлялся недавно — но не сегодня».

Они сидели в Парке Времени. В последние дни контора перестала казаться Д. безопасным местом — а здесь, на природе, их надёжно защищал Глаз.

— Чем, собственно, ты бы им помогла? — поинтересовался Д. Выглядел он неважно. Следствие пока ничего не установило. Разумеется, восьмидесятилетний Киент мог умереть от сердечного приступа — но ведь вскрытие показало, что был он совершенно, абсолютно здоров. Очень странно получается — человек умирает неизвестно от чего.

— Если Тенгавер захочет остаться невидимым, его не найти, — уверенно произнесла рептилия. — Вспомни, как Девятка охотилась за ним и его семьёй восемнадцать лет — и не поймала!

— Поймала, — глухо возразил Д., отводя взгляд в сторону. — Поймала.

Кинисс вздрогнула. Вот, значит, как. Д. смог вспомнить то, что всю предыдущую жизнь пытался забыть. А вспомнив, решился поделиться с ней. Значит… она не успевала делать выводы.

— Вспоминай, — услышал он её голос. — Вспоминай, как это было… тогда, наверное, ты поймёшь, где он укрылся.

Д., тридцать восемь лет назад

Сам Д. давно уже не помнил подробностей того короткого, но оказавшегося таким длинным и тяжёлым, путешествия. Собственно, путешествие-то само по себе вовсе не сложное. В особенности, если тебя — явно или нет — прикрывают маги. Пусть никакого прикрытия и не ощущается.

Рядом с ним женщина (лицо её не появляется из небытия — всё, что Д. может понять, так это то, что она чуть выше его ростом, выглядит существенно моложе своих сорока с лишним лет). Он знает, что у неё есть сестра-близнец — одну не отличить от другой, все это знают. С ними дети — тоже сёстры-близнецы, лет десяти. Тут память Д. его подводит — он не помнит, чьи именно это дети. Да и неважно, в общем-то.

Двигаться им предстояло по пустынным горным дорогам, до одного из перевалов — там Д. должен был сменить другой человек. В тот день Д. не имел никакого понятия, кого и куда он сопровождает. Обычная предосторожность.

Лишь неделю спустя он узнает, что был свидетелем того, как таинственная Девятка — маги, некогда сумевшие создать чуть ли не абсолютное (по тем временам) оружие — сумела-таки нанести болезненный удар по одному из своих давних неприятелей. Хотя нет. Не сама Девятка (её уже не существовало), а горстка подмастерьев, некогда служившая ей. Охвостье, как звали их. Ради мести Тенгаверу они использовали всё, чем располагали — и попались, все до одного, три дня спустя.

Самое страшное — месть слабых. Сильные умеют прощать, слабые — никогда.

Дорога была спокойной и безмятежной; всё было задумано на удивление умело. Все те, кто знали о происходящем, находились вне пределов досягаемости Охвостья (лучшего имени они не заслужиали). Отвратительная вещь, эта работа в Бюро… живёшь среди легенд и иллюзий, а под старость порой убеждаешься, что ничего, кроме иллюзий, в жизни и не было.

Всё шло хорошо, пока в условленном месте вместо агента Бюро они не обнаружили его труп. Там Д. впервые увидел на лице убитого ту самую жуткую улыбку, которая так и не сошла с губ Киента… вот эту часть он помнит совершенно точно.

Женщина, очнувшись от оцепенения, кинулась к покойнику — она всё-таки была целительницей, и до последнего момента не теряла надежды.

Перевернула его на спину (убитый лежал на боку, подложив правую руку под живот) и вскрикнула, увидев его лицо.

Именно этого и не следовало видеть. Ловушка сработала.

Д. почуял, что вся их затея провалилась… что надо скрываться, бежать, пока не поздно — конец маскировке, но несколько минут у них ещё есть.

Чутьё — в особенности, на неприятности — никогда его не подводило. Он ещё пытался привести в чувство сидящую в пыли женщину, закрывшую лицо руками… как ощутил, что спину жгут постепенно приближающиеся взгляды.

Так могли бы смотреть наконечники стрел, жаждущие напиться крови… так могло смотреть на тебя оружие, окажись оно мыслящим.

Они возникли за спиной. Невысокие существа, одетые во всё чёрное. На расстоянии они безопасны, но женщину нужно немедленно привести в чувство — иначе всем конец.

Она уже справилась с шоком. Ей повезло… подобная улыбка способна лишить человека разума. Д. спихнул останки в канаву и понял, чего недоставало на шее убитого.

Исчез кальарт . Есть только один… этого недостаточно, чтобы переместиться всем четверым, за один раз. Пока трое преследователей пытаются отыскать свои жертвы, есть шанс отступить. Пока не смотришь им в глаза, они тебя не замечают. А если дать сигнал о помощи, неизвестно, кто прибудет раньше — подмога или компаньоны этих существ в чёрном. Не смотреть им в лицо, твердил себе Д., прижимая обеих девочек к себе. Перепуганные до полного оцепенения, они не сопротивлялись… и хорошо. Только не смотреть в их сторону. Искусство изготовления подобного «живого оружия» считалось уничтоженным четыре столетия назад, когда пали защитники Шести Башен… выходит, не уничтожено? Одетые в чёрную одежду, они практически неуязвимы для традиционного оружия… единственный шанс — бить в голову, в глаза. Взглянувший им в лицо моментально переставал быть человеком… оставалась только человеческая оболочка — способная прожить, не размышляя, не чувствуя, не думая — несколько дней. Не более.

Человека внутри такой оболочки уже не было.

Они прошли мимо, так, что Д. ощутил неживой, неприятный запах, исходивший от них… и всё бы, вероятно, обошлось — но одно из существ, имени которым уже не было, коснулось лапой с массивными когтями плеча одной из девочек.

Взвизгнув, та бросилась бежать.

Спасти их могло только везение.

Один из кинжалов с отвратительным хрустом вошёл в глазницу ближайшего нападающего… второй — пронзил горло второго.

Но оставался третий.

Женщина сделала шаг вперёд, рукой очерчивая знак. Тут Д. ощутил, каково это — оказаться под взглядом чудовища. Его словно сносило ветром; давление было ужасным — но страшнее всего было давление не физическое, а ментальное — ум словно разжижался, растворялся… и это сквозь защитный барьер, который успела выставить женщина!

— Уходи, — произнесла она с трудом. У Д. уже не было сил поворачиваться лицом в сторону противника. — Забирай их. Быстро!

— Но…

— Забирай! — повысила она голос. — Иначе, клянусь богами, ты будешь жалеть об этом остаток жизни!

Обе девочки были без сознания, но — как казалось Д. — особенного ущерба не получили. Странное оружие… если не сопротивляться, если полностью отключиться, потерять сознание, то ничего не случится.

Если, конечно, обладатель этого ужасного взгляда не решит закусить беспомощной жертвой.

Д., прилагая огромные усилия, подхватил обеих девочек. Семь шагов, которые пришлось для этого сделать, были самыми тяжёлыми в его жизни.

Затем он сдавил камушек — кальарт — и непереносимое давление тут же исчезло.

Они оказались на пустынном скалистом обрыве, у берегов океана.

— Ты должен вернуться за бабушкой! — потребовала одна из девочек. глядя на Д. исподлобья. — Ты не посмеешь оставить её там одну!

— Я не могу ей помочь, — произносить эту ложь было тяжело. Конечно, он мог вернуться. Но Д. знал точно — едва он покинет их, как, вернувшись, не застанет в живых никого. Время уходит. Он полез в карман за сигнальным шариком — выручать застрявшую на дороге женщину… но тут его толкнули в грудь кулачками, да так сильно, что он упал и искры посыпались из глаз.

Хорошо хоть, сигнальное устройство не выпало.

Одна из девочек стояла над ним, синий огонь переливался в её ладошках.

— Или ты вернёшься за ней немедленно, — произнёс голос из пустоты, в которой загорались и гасли яркие искры, — или останешься один, и…

Д. не помнил, что именно ему пообещали. Точнее, в память въелась только часть фразы. Всё остальное он не помнит, и никогда уже не вспомнит.

«Останешься один и у побед будет вкус поражения».

Пороть надо таких детей, чтоб не учились всякой гадости.

Оказавшись меж двух проклятий, какое вы предпочтёте?

Он отвернулся и, держась одной рукой за скалу, с силой сдавил шарик.

Он ещё успел сообщить оператору о том, что они оказались в беде. Дождался прибытия спасателей.

Потом была совершенная пустота.

Парк Времени, Лето 78, 435 Д., 19-й час

— …И узнал, что это была не мать их, а бабка, — закончил Д. и отвернулся. — В последний момент решила, что пойдёт вместо дочери. Предчувствовала беду. Хотела спасти жизнь и ей, и внучкам. И спасла.

— Бабка? — удивилась Кинисс. — Супруга… Тенгавера?

— Тенгавера, — кивнул Д. — Он же Ользан из Меорна. После этого он… отошёл от дел. Надолго. И каждый год, в среднее полнолуние… уходил куда-то. Вечером. Утром… всегда возвращался.

Молчание длилось долго.

— Сегодня — среднее полнолуние, — тихо произнесла Кинисс. — Куда, по-твоему, он может отправиться?

— Не помню, — глаза Д. недобро сверкнули. — Зачем ты заставляешь вспоминать всё это?! — он почти кричал.

— Я не знаю о нём почти ничего, — спокойно ответила Кинисс и склонилась над ручьём, чтобы напиться. — Ты знаешь, — продолжала она, выпрямившись. — Вспоминай.

— Легко сказать, — проворчал Д., откидываясь прямо в траву.

Белка следила за ними из дупла, шевеля усами, но подбежать так и не решилась.

От человека пахло страхом.

Клеммен

Чем ближе был квадратный пруд, тем больше подробностей открывалось взору. Во-первых — четыре тёмных прохода. Они проходили через середины сторон, сквозь лестницы, и ни капли света не просачивалось из них.

Шорох текущих листьев заглушал почти все остальные звуки.

Клеммен спрыгнул в один из углов и… едва не упал.

Под ногами не было твёрдой опоры!

И всё же сворачивающиеся в крохотные вихри, ускользающие куда-то вглубь листья держали его — словно он был пробкой, брошенной в воду. Стоять было неудобно, но проверять, сможет ли он «всплыть», если потеряет равновесие, не хотелось.

Что скрывается там, в глубине?

Листья двигались, словно кусочки овощей в огромном кипящем котле. Человек проваливался в них чуть глубже щиколоток, и идти было не очень-то приятно — словно ступаешь по зыбкому облаку. Того и гляди, провалишься!

Убежать быстро не получится, подумал Клеммен, и ему сразу же стало неуютно. Верхняя кромка этой гигантской арены была едва видна. Сколько потребуется времени, чтобы вскарабкаться туда?

Наверное, много.

Ещё один шаг.

Заглянем за край прохода… как страшно, надо же! В жизни так не боялся. Никого. Только слабо тянет холодным воздухом. Клеммен облегчённо вздохнул. Ещё шаг… самое главное — постоянно держать в поле зрения всё, что только можно. И этот шум… Что-то здесь не так.

Движение справа.

Показалось?

Клеммен чуть попятился, чтобы заглянуть как можно глубже в проход, где ему померещилось движение.

Да, несомненно, кто-то движется.

Навстречу ему.

Заметны только очертания… и то лишь отчасти. Что зажато в руке этого человека?

Меч? Кинжал?

Клеммен попятился… и в этот миг на ступенях вокруг него возникли зрители. И разразились воплями восторга.

Все невысокого роста, все одеты в красное… Хотя лица их немного отличались, Клеммен успел заметить, что зрачки обращённых на него ожидающих глаз имеют форму полумесяца.

Ещё шаг. Человек вышел, глядя в сторону Клеммена. Такого же роста, но тьма скрывает очертания лица, а одежда, которую развевает ветер — фигуру. Не понять. Но в правой руке зажато оружие.

Клеммен долго стоял, слушая свист и презрительные крики и ощущая на себе внимательный взгляд.

— Послушайте, — обратился он к незнакомцу. — Это какое-то недоразумение. Я вовсе…

Замахнувшись кинжалом, человек кинулся на него.

Спасло меня то, что под ногами была всё-таки не твёрдая и надёжная опора, а податливая и неудобная трясина.

Удар, который должен был перерезать мне горло, пришёлся вскользь по щеке. Я отшатнулся (тело само двигалось, решив не полагаться на скованный разум) и обнаружил, что и у меня в руке зажат кинжал.

Чёрный такой… с золотистым рисунком вниз по клинку. Особенно разглядывать было некогда. Человек, слегка присев, был готов прыгнуть вновь. Реакция и скорость его были потрясающими. Это что же — представление для Радуги? Я не сомневался, что все эти зрители — одна личность.

Некогда думать! Я присел, уклоняясь от колющего удара, и толкнул противника в грудь, одновременно делая подсечку.

Он взмахнул руками и исчез в груде листьев.

Я мог бы, наверное, броситься следом и покончить со всем этим, но не мог! Мне незачем было убивать этого человека, не за что! Что могло быть хуже подобного убийства?

Человек поднимался из обтекающих его листьев.

Надо обезоружить его. Тогда, может быть, удастся перекинуться хотя бы парой слов.

Первая попытка обезоружить не удалась. Я отделался ещё одним порезом. Проклятие! Долго мне так не выстоять!

Когда противник (дрался он молча) вновь бросился, я поймал его за руку, вывернул её и бросил его через бедро. Это должно было причинить ужасную боль… но противник не издал ни звука. И не выронил оружия! Вот тут мне стало по-настоящему страшно.

Едва только он вновь стал подниматься на ноги, как я сбил его (окунуться в «кипящие» листья оказалось куда меньшим развлечением, чем я мог предположить), и, вцепившись в руку с кинжалом, приставил остриё своего к его горлу.

Тут словно включили свет — я увидел лицо противника.

Не отводя взгляда горящих пурпурным огнём глаз, со мной молча и бешено боролась Андариалл Кавеллин анс Теренна.

— Нет! — крикнул Клеммен и отскочил в сторону. Андариалл — или кто бы это ни был — поднялась на ноги, словно боль ей была неведома. Не сводя взгляда, она медленно надвигалась. Краем уха Клеммен слышал издевательский хохот, оскорбления, свист. Что-то пролетело мимо уха, слегка оцарапав его.

— Нет, — шепнул он вновь, не в силах поднять кинжал.

Андариалл сделала ещё один шаг.

— Не стану, — и Клеммен отшвырнул кинжал в сторону.

Андариалл замерла на миг… потом сделала движение, словно намереваясь обнять его — и Клеммен успел ещё заметить, как пылающее серебристое лезвие входит в его грудь.

…Я очнулся, словно от толчка. Нет, словно пробудился от кошмарного сна. От сна, в котором мною успели-таки пообедать.

Кто-то хлопал в ладоши. Всего один зритель. Я прижимал ладонь к груди, в которой ещё что-то ныло, но сомнений не было — я жив!

На ладонях — ни капли крови.

— Поздравляю, — сухо произнёс Радуга. — Ты оказался чуть умнее, чем я думал. Что теперь, герой? Куда пойдёшь?

— Куда хочу, — ответил я. Говорить было больно. Как только удастся от него избавиться, надо будет посмотреть, что там, на груди. — Четыре прохода. Один куда-нибудь да выведет.

— Конечно, — осклабился он. — Только знаешь, что будет, если ты так и не найдёшь…

— Нет! — я сделал шаг вперёд. — Не знаю, и знать не хочу. Хотите меня остановить? Останавливайте. Не можете — тогда не мешайте.

— Я и не мешаю, — вздохнул он с притворной обидой. — Ты сам наступишь во все ловушки… ну что же, зато у меня появится собеседник. А там, глядишь, и преемник. Или тебе помочь? Ты только скажи!

— Боюсь, что ваша цена будет чрезмерной, — выговорил я, с трудом выдерживая его взгляд.

— Да нет, вполне приемлемой, — покачал он головой. — Стоит ли упорствовать? Мы ведь встречаемся не в последний раз. Рано или поздно ты сдашься.

Видимо, лицо моё красноречиво отразило всё, что я почувствовал.

Радуга расхохотался.

— Вот видишь… ты уже боишься. Ну так что?

— Идите вы… — я подавился окончанием фразы.

— Как знаешь, — пожал он плечами. — Ты всегда будешь стоять перед дверью, но никогда не сможешь её разглядеть. Все вы одинаковы, я уж знаю.

И, неожиданно отвернувшись, он принялся взбираться по ступеням вверх.

Было четыре прохода… и ни единого способа выбрать правильный. Сколько у меня попыток?

Я взглянул на часы. Проклятие, снова идут!

В моём распоряжении двадцать три минуты.

Значит, не время размышлять — я оглянулся и бросился в ближайший проход.

Разумеется, не в тот, откуда вышла… откуда вышло то существо, что попыталось убить меня.

Парк Времени, Лето 78, 435 Д., 19-й час

Он не смог ничего вспомнить. И просто сидел, время от времени поднимая глаза и натыкаясь на озабоченный взгляд Кинисс. Похоже, я начинаю её понимать, сообразил Д. Генерал чрезвычайно умён. Ведь любые факты можно подать так, чтобы вызвать наперёд известную реакцию. Почему у меня язык всю жизнь опережает разум?

Так что не буду судить. Ни о ком. Надо полагаться только на интуицию: это единственное, что никогда не подводило. И гори всё остальное синим пламенем.

— Что ты там видела? — спросил он неожиданно.

Кинисс вздрогнула.

— Где именно?

— Там… где пыталась отыскать Киента.

Последовала долгая пауза.

— Ты хочешь это знать? — она взглянула в его глаза.

— Пожалуй, — кивнул Д. — Ты была слишком молчалива. Не отвечала ни на один вопрос. Ну так что?

— Я расскажу, — согласилась Кинисс, не отводя взгляда. — Но тебе это не понравится.

Клеммен

Темно там было только поначалу. Стоило сделать десяток шагов, как стены начали слабо — а затем и сильнее — светиться. Пол, естественно, также был выстлан парящими над ним листьями. Но пол был. Его можно было заметить — если приглядываться к листьям… или попросту быстро двигаться. Снаружи, в пруду, запах осени был сравнительно слаб и приятен. Здесь же он стлался густой волной и вскоре сделался отвратительным.

Я перестал обращать внимание на запах, когда впереди забрезжил свет. Преодолев бегом оставшееся пространство, я остановился перед полупрозрачной стеной. Воздух, похоже, проходил сквозь неё — знакомый воздух, приятность которого я ранее не замечал.

Я хотел было протянуть руку, чтобы коснуться стены, но задумался. Куда она меня выведет? Где я окажусь? В моём родном городе? Где-нибудь ещё на материке? На острове? Глубоко под водой или в воздухе?

Я понял, что при каждой мысли новый узор появляется на «поверхности» портала — а это, несомненно, был портал — и всякий раз он немного походил на медленно текущие «заросли», что зимой возникают на окнах. Голубой и белый цвета, всюду перемешанные, нигде не представленные чистым оттенком, то расцветающие диковинными цветками, то ухмыляющиеся сотнями оскаленных пастей… я отвёл взгляд.

Взглянул на часы.

Двадцать одна минута.

Ну ладно… неужели там окажется что-то привычное, хорошо знакомое… насовсем?

Я вспомнил внимательный и немного печальный взгляд Радуги… где здесь подвох?

Сомнения убивают решимость. Я вздохнул и шагнул вперёд.

Вначале всё было темно… и только воздух избавился от тяжёлого духа сохнущих листьев, стал чистым, но не свежим — воздух внутри помещения. Где это я?

Зрение восстановилось секунд через двадцать.

Были сумерки.

Я оглянулся, не веря своим глазам… стены, обшитые дубом, идеально отполированный пол, стол, массивный и внушительный, старинные кресла и слабый запах табака… будь я неладен, это же кабинет Д.!

Взглянул на часы… стрелки двигались в правильную сторону! Сейчас на циферблате было двадцать минут первого… и пятнадцать секунд… и восемнадцать секунд… и так далее. Фонари постепенно зажигались по ту сторону окна. Хитрое это окно. И не окно даже, а нечто вроде килиана — из него видна главная площадь, что возле Храма… В самой конторе настоящих окон нет. По соображениями безопасности.

Который здесь час? И, если уж на то пошло — число, месяц, год?.. Украшения, появившиеся перед Новым Годом, всё ещё на местах — и ленточки, и высохшие уже цветы, и всё прочее… Неужели здесь прошло лишь несколько дней? Мне казалось, что я странствую по пустынному и населённому призраками миру не менее месяца.

Тут же я понял, до чего голоден. И сразу же захотелось выбежать наружу, свернуть за угол — там, в ста шагах, есть прекрасная закусочная…

Я оглянулся (свет можно было не зажигать) и понял, что рано радуюсь. Потому что, если я вернулся — зачем этот портал? Он красовался за моей спиной, и изнутри временами доносился запах листьев. Так. Что-то мне это не нравится. Что делать?

Размышляя над этим, я стоял у окна и любовался площадью. Интересно, где сейчас Андари? У себя дома? Где-то ещё? Я потрогал носком ботинка трещины в полу — разбегающиеся в стороны из одной точки, словно здесь на пол уронили нечто тяжёлое. Вон, даже небольшая вмятина осталась. Раньше этого не было.

Кинисс

Из тумана соткались своды пещеры; вокруг постепенно возникли стены, а Кинисс брела вдоль светящегося следа, всё больше поражаясь самой себе. Всё, что раньше предостерегало её от подобного безрассудства, теперь молчало. Отчего? Что заставляет её рисковать жизнью… причём, возможно, не только своей, путешествуя в запретном месте?

Ответа не было.

Потом появились звуки. Точнее, то, что воспринималось бы в «плотном» мире, как звуки. Звуки были вполне подобающими. Скрежет камней под ногами… плеск капель, срывавшихся сверху и опускавшихся в накопившиеся лужицы. Пещера. Хансса большую часть своей истории провели под землёй… но сейчас странным образом не возникало ощущения привычности и защищённости. Наоборот. Всё вокруг казалось ненадёжным и коварным.

И тогда она увидела тень.

Киент, что брёл впереди, оставляя после себя светящиеся следы (они постепенно стягивались, сливались, образуя прерывистую ленту, постепенно сужавшуюся в ниточку), очень походил на живого. Всем. И походкой… и запахом (ещё один знак «плотного» мира… откуда здесь взяться запахам?) — человек как человек.

Кинисс замерла. Так, по легендам, выглядели те, кто должен был предстать перед Владыкой Моста и следовать путём, который тот укажет. Но место это меньше всего походило на царство Владыки… это было чужое царство.

И Киент брёл куда-то вглубь его… нет, это невероятно! Откуда он здесь??

— Киент! — окликнула его Кинисс. Тот не остановился, не обернулся. Продолжал идти, шаркая ногами, глядя куда-то вниз. Рептилия догнала бредущего, попыталась остановить, взяв за локоть.

И тут же отдёрнула руку — от прикосновения к Киенту её обожгло ледяным холодом. Сам старик вздрогнул, остановился и медленно, очень медленно повернулся.

— Он мой, — проговорил Киент чужим, неизвестным ей ранее голосом и рептилия с ужасом заметила, как радужки его глаз становятся тёмно-красными, а зрачки приобретают форму полумесяца. — Ступай своей дорогой… пока есть возможность вернуться, — и захохотал.

От звуков его хохота полотно тумана разорвалось. Огромная, невероятно огромная пещера, где над головой тускло светился оранжевый диск, не принося ни света, ни тепла, начала проявляться и уплотняться. Рядом с Киентом стали возникать и другие. Люди, и не только. Все были одеты в рваные одежды красного цвета, все смотрели на неё парой полумесяцев, ото всех исходили волны холода.

Кинисс показалось, что ноздрей её коснулся запах разложения. Если бы душа могла подвергаться распаду, пахла бы она при этом именно так. Яркая ниточка стремительно блекла и распадалась на куски.

«Киент» хлопнул в ладоши и все остальные исчезли.

— Вон отсюда, — велел он надменным голосом и ушёл прочь — всё той же усталой, шаркающей походкой.

Кинис кинулась назад, но путеводная ниточка гасла очень быстро. Ей пришлось блуждать. Наверное, очень долго — прежде чем стены стали разжижаться и становиться прозрачными, прежде чем вновь возник пепельно-серый туман.

…Когда она очнулась, ей казалось, что она отсутствовала в своём теле несколько суток.

Как выяснилось — не более получаса.

— …Оченьстранно, — проронил, наконец, Д. — Я бы даже сказал, страшно. Случалось ли такое прежде?

Кинисс энергично помотала головой.

— Нет, — выждав немного, она добавила, совсем тихо. — Не думаю, чтобы многие отваживались на подобное путешествие. И что все, кто отваживался, возвращались. Во всех смыслах.

— Да, — у Д. был такой вид, словно он только что пробудился от кошмарного сна. — Если генерал действительно бывает там , неудивительно, что он так поступает. Мы бы…

Из кармана его послышался резкий, пронзительный писк. Белка, что постепенно подбиралась к ним (словно намереваясь подслушать разговор), тут же кинулась назад, к дереву, исчезла в дупле.

— Кто-то полез в мой стол, — Д. второпях никак не мог найти «ключ». — Быстрее!

Клеммен

Я вздрогнул… и понял, отчего.

Небо.

Из тёмного, ночного, на котором постепенно проступали звёзды, оно становилось серым… пепельно-серым. Я оторопело смотрел на эту перемену (происходило это медленно, но с какой-то пугающей решительностью), прежде чем до меня дошло, что происходит.

Миры сливаются.

Чем это может кончиться для остальных? Прохожие не обращали внимания на происходящее — или мне так казалось?

Воздух стал пыльным и неприятным. Воздух города, где ветер лениво ворошит пыльные сугробы, где на всех башнях висят уродливые циферблаты.

Оставить записку! Мысль пришла неожиданно. Я метнулся к столу Д., открыл его… хвала небесам, и перо, и бумага! Я долго вспоминал, что хотел передать Д. его двойник… и вспомнил. Бросил бумагу и перо на столе и, задержавшись у портала, бросил ещё один взгляд в окошко. Лучше бы я этого не делал. Что-то сегментированное, уходящее ввысь, появилось в поле зрения и, прежде я понял, что это, Храм словно взорвался изнутри — раскалываясь в полном безмолвии на огромные куски, что разлетались, медленно и страшно, во все стороны. Прохожие тщетно пытались укрыться от каменного дождя…

Массивный металлический шар поплыл дальше.

Я не стал смотреть на происходящее. Всё понятно. Оглянувшись в последний раз, я прыгнул сквозь портал.

Д.

— Здесь кто-то был! — закричал Д., указывая на открытый ящик стола и записку. Кинисс молча озиралась. Подошла к «окну» и принюхалась.

— Клеммен, — заключила она. — Только что был здесь.

— Что?! — Д. открыл рот, да так и замер на несколько секунд. — Куда же он подевался?

— Странно, — ответила Кинисс, присматриваясь к полу. — Это его следы, но…

Д. молча ждал продолжения.

— Они уходят прямо в стену, — указала она.

— Портал?

Рептилия покачала головой.

— Никаких следов портала. Что в записке?

Д. повернулся к столу и зажёг лампу — света в комнате почти не было. Он не хансса, чтобы видеть в сумерках.

— Его почерк, — сказал он сразу же. Затем пошевелил губами, словно едва умел читать и побледнел.

— Силы небесные! — воскликнул он. — Надо торопиться, Кинисс. Вооружайся как следует. Он подсказал, где Тенгавер.

И скрылся за следующей дверью. Послышался шорох и грохот падающих предметов.

«Дерево вновь в цвету», прочла Кинисс и озадаченно моргнула. Что бы это значило?

«Вооружайся»… она и так всегда при оружии. Хансса всегда вооружены; то, что считают оружием Люди — всего лишь способ незначительно увеличить свои способности.

— А это? — указала она на следы на полу и на всё остальное.

— Я вызову, кого следует, — ответил он, торопливо застёгивая толстую, служившую универсальной защитой чёрную куртку. Д. задержался у окна и замер вдруг, моргая. После чего осторожно отвернулся и посмотрел туда вновь. Вздохнул с облегчением.

— Что такое?

— Мне показалось… — он помедлил. — Да нет, что за чушь! Идём поскорее.

— Что тебе показалось? — спросила она по пути. Кальартом можно пользоваться, где угодно, но лучше всего это делать на открытом воздухе и в отсутствие свидетелей. Если есть возможность.

— Что Храм рухнул, — ответил он неохотно. — Ладно. Всё это чепуха. Главное — успеть.

Клеммен

Теперь я понимал, отчего Радуга так странно смотрел на меня. Портал сомкнулся за моей спиной — теперь это был просто тупик. Свечение стен медленно, но верно угасало, и надо было поторопиться.

Что я и делал, по мере сил. Проклятые листья! Никогда бы не подумал, что они могут так сильно замедлять бег.

…Когда я вырвался наружу — в смысле, завяз в плотной каше, заполнявшей пруд — я вновь увидел Радугу. Он сидел на ступеньке по ту сторону, свесив ноги, и играл на флейте заунывную мелодию.

— Первый раз неудачно, — произнёс он подозрительно знакомым голосом. Голосом пожилого человека. Чей это голос? После короткого раздумья я решил не гадать. С него станется попросту копаться в моей собственной памяти!

— Есть ещё три, — ответил я, глядя на часы. Мама дорогая… четырнадцать минут! Как?! Почему?!

— Два, мой дорогой, — ответил он меланхолично и я вздрогнул, увидев, что проход, из которого выходила «Андари», больше не существует. — Я же говорил, что ты пройдёшь мимо двери. Но не стоит расстраиваться. Есть ещё несколько — и все под самым носом, — он рассмеялся.

Я кинулся в ближайший проход.

— Храм был неплохой! — прокричал он вдогонку. — Покажи мне ещё что-нибудь — обожаю разнообразие!

Мне нужен кто-нибудь знакомый, твердил я, кто-нибудь, кто может подсказать, что делать. С этими мыслями я и нырнул в переливающийся портал.

Тенгавер, Лето 78, 435 Д., 21-й час

Он сидел у обрыва, а перед ним и внизу катились волны, одна за другой. Тучи двигались с юго-востока; ветер крепчал. Было очень сумрачно, но человеческий силуэт нельзя было не заметить.

Шагах в двадцати за спиной человека возник портал, сияющее голубоватое облако, свет от которого вызвал к жизни потянувшиеся прочь приземистыые дрожащие тени — от каждого кустика, от каждого камушка поблизости. Человек вздрогнул, но не стал оборачиваться.

Из глубин портала шагнул Клеммен и тут же прижал ладонь к лицу, чтобы восстановить дыхание. Что это? Кто это, впереди?

Времени у меня мало, подумал юноша мрачно. Надо успеть выяснить всё, что смогу… у меня ведь останется лишь одна попытка. Что потом — непонятно. Одно ясно — стоит мне взобраться на эти каменные ступеньки, выйти за пределы «пруда» — и останется только упрашивать Радугу. Страшно представить, что он потребует взамен.

— Можешь не прятаться, — произнёс человек громко и Клеммен, к своему величайшему изумлению, узнал голос Тенгавера. Почему именно он? Где они стоят? — Я знаю, что ты здесь. Однако тебе придётся забрать меня одного.

— Что вы здесь делаете? — крикнул Клеммен, делая шаг вперёд, Идти приходилось против ветра, а кричать — во весь голос.

— Жду, — последовал ответ и ветер, к величайшему изумлению Клеммена, утих.

Волны по-прежнему катились, расшибаясь о скалы внизу; тучи, озаряемые изнутри мертвенно-синими молниями, надвигались, как и прежде, но ветер стих.

— Всё сходится, — голос Тенгавера звучал утомлённо. Он по-прежнему не поворачивал головы. — Ветер стихнет. Я не знал, что ты когда-нибудь придёшь, — он усмехнулся.

Клеммен озадаченно оглянулся. Портал никуда не исчезал. Радуга скрывает что-то очень простое, совсем простое… но что? И за кого принимает меня Тенгавер?

— Почему вы стоите ко мне спиной? — Боги, что за глупости я спрашиваю!

Тенгавер пожал плечами.

— Делай то, зачем пришёл… — он помедлил. — Я устал. Я готов согласиться…

— Что означает — «дерево вновь в цвету»? — спросил Клеммен, глядя на небо. Оно становилось светлее и светлее… проклятье!

Его собеседник вздрогнул и медленно повернул голову… чуть вбок, по-прежнему не глядя в сторону юноши.

— Ты нашёл, чем ранить меня? — спросил он горько. — Прежде, чем забрать с собой, решил посмеяться? Забирай меня или убирайся. Более я ничего не скажу.

— Я не тот, за кого… — Клеммен начал было говорить, но тут на землю легла другая тень.

Он обернулся.

Из портала выступало существо, отчасти напоминающее человека. Во всём красном, с горящими угольками глаз и с кривым серпом в руке.

Зрачки-полумесяцы встретили взгляд Клеммена. Существо усмехнулось…

Понятно, кого он ждал, подумал Клеммен. Сейчас оно выйдет наружу, и…

— Всё, как было обещано… — проговорило существо. За его спиной Клеммен заметил… ту самую женщину. Точно! Ту, что видел в Академии… что безуспешно пытался отыскать. — Согласишься уйти со мной… я отпущу её.

Женщина что-то кричала… но ни звука не доносилось с её губ. Существо с серпом крепко держало её за запястье. Клеммен встретился взглядом с пленницей Радуги. Та поймала его взгляд… помотала головой. Нет. Не отпустит. Никого не отпустит, никогда.

Чтобы не успеть передумать, он сорвался с места и бросился на посланца. Чьего именно — нетрудно было угадать.

Существо, вероятно, менее всего ожидало нападения. Нелепо взмахнув руками, оно упало навзничь… и исчезло по ту сторону портала.

За ним исчез и Клеммен.

…Он упал, прижимая существо к полу… Оно выронило серп, отпустило женщину. Клеммен успел обернуться. Портал ещё был виден, но угасал, стремительно.

— Бегите! — крикнул он. Женщина несколько раз обернулась… не видит портала.

— Бегите! — Клеммен мотнул головой, указывая направление. Сила посланца Радуги была невероятной, сейчас сбросит с себя и…

Женщина расширила глаза… увидела. Бросилась к порталу. Клеммен успел ещё встретиться с ней взглядом.

Её взгляд он запомнил на всю жизнь.

Чудовищный рёв откуда-то снизу едва не оглушил его… и Клеммен остался один.

Потрясённый Тенгавер, в ушах которого ещё звучал крик, с которым его недавний собеседник бросился на кого-то, увидел, как разошёлся под порывами ветра портал… как вокруг возник прежний, изъеденный ветрами и дождями пейзаж.

Он не успел понять, где мог слышать этот голос прежде, как новый портал на миг засветился перед ним и из него вышли Д. с Кинисс.

— Только что был здесь, — констатировала Кинисс, глядя на побелевшее лицо Тенгавера, с которого не сходило выражение крайнего изумления, и оглянулась. — И не один.

— Что вы тут делаете? — спросил Д., помогая подняться «беглецу».

— Пришёл, чтобы исполнилось предсказанное, — ответил тот глухо. И рассмеялся. — Не думал, что демонов Нижнего мира можно обмануть.

— «Дерево вновь в цвету», — произнёс Д. и Тенгавер медленно кивнул.

— Я знаю. Я понял… только что. Она освободилась, я успел заметить. А я ведь поверил, что она… погибла. Мы все поверили.

Он помедлил и, как показалось обоим вновь пришедшим, помолодел на глазах.

— Проклятие окончилось, Д. Мне потребуется ваша помощь.

Д. и Кинисс переглянулись.

— Какая же?

— Я должен посмотреть на это дерево, — пояснил Тенгавер, приводя одежду в порядок. — Странно. Я жив, но не могу в это поверить. — Он помолчал. — Оно перестало цвести, когда мне показали её могилу. Помогите мне добраться туда. Если можете.

— Нам тоже нужна помощь, — произнёс Д. — Хотя я и не знаю, какая.

— Я, кажется, догадываюсь, — Тенгавер озабоченно посмотрел на небо, с которого уже падали отдельные тяжёлые капли. — Помогу вам, чем смогу. Сейчас хлынет, как из ведра.

Вскоре на скале не осталось ни души.

Клеммен

Сам не знаю, зачем я это сделал.

То, что Тенгавер принял меня за посланца смерти, говорило о многом. Например о том, что я — как-то, не представляю даже, как — мог послужить причиной ещё одной смерти. Или как это назвать? Назвать жизнью — заведомо нельзя.

Зачем мне лишний камень на совести?.. Тем более, теперь, когда самому осталось семь с небольшим минут?

…На ступеньке у пруда вновь сидел Радуга.

Очень недовольный.

— Одних ты освобождаешь, — произнёс он так, словно я был перед ним в неоплатном долгу. — Других не пускаешь сюда… Даже не знаю, что с тобой сделать. Надо было тебя сразу отпустить. Но теперь, конечно, ты так легко не отделаешься…

— Одного меня вам мало? — поинтересовался я, остановившись. Времени мало, но недовольный Радуга — стоящее зрелище.

— Таковы законы, — пожал он плечами. — Раз уж они есть, надо им следовать. Так что с тебя должок. Вот, кстати, хорошая идея! Хочешь назад? Условие простое. Тот… или та… — он хитро прищурился, — кто первым назовёт тебя по имени, отправится сюда. А ты — свободен, как ветер в поле. Ну как, согласен?

— Нет, — произнёс я, постаравшись вложить в голос всё презрение, которое смог собрать.

— Как знаешь, — он деланно пожал плечами. — Не хочешь домой — не надо. Но если сумеешь туда вырваться… моё условие останется в силе. Долг есть долг. — Он закудахтал противным тоненьким голосом и, не оглядываясь, направился вверх.

Мне стало страшно.

Что он, вновь обвёл меня вокруг пальца?

Я ринулся в последний оставшийся туннель, моля всех, кого знал, чтобы там оказался кто-нибудь, кто меня не знает.

О чём ещё я мог мечтать в этот момент?

Венллен, Лето 78, 435 Д., 23-й час

— Какой длинный получился день, — заметил Д. зажигая свечи. Ещё бы! Даже если не считать всего произошедшего, им пришлось побывать чуть ли не повсюду на Континенте. Размах, что и говорить. Особенно, конечно, была хороша яблоня, которой вздумалось цвести в конце лета.

Хотя Кинисс утверждала, что никакая это не яблоня… и что таких деревьев вообще не должно быть. Тенгавер не участвовал в этом, а лишь стоял поодаль. Только глаза выдавали улыбку.

Могила, вырытая некогда поодаль, оказалась пуста. Да в ней и не было никого… ни единого момента.

Итак, хоть у кого-то всё кончилось. Многое в истории с Тенгавером остаётся непонятным. Что призрак его супруги делает в Академии? Отчего Тенгавер уверен, что сумеет отыскать её, живую? И так далее. Много вопросов.

Ладно, всё это — после. Я-то ведь тоже свободен. Можно искать своё потерянное имя, настоящее имя, не одну лишь букву. Но почему я не испытываю радости?

Наверное, потому, что ничего ещё не кончилось.

— Что-то не отпускает его… — проговорила Кинисс. — Тебе не приходило в голову, что генерал мог быть прав?

— А?

— Ты уверен, что Клеммен действительно был человеком?

— А ты?

Рептилия отвела взгляд.

— Я уже ни в чём не уверена, — произнесла она тихо. — Пройдёт ещё два таких дня, и я стану сомневаться во всём. Я уже не помню, кем он мне казался.

— А я помню, — Д. отвернулся. — Он человек. По крайней мере, был им, пока не решил пройти Испытание, — Д. нервно рассмеялся. — Я ведь сам учил его всему этому. Всё рассказывал. А сам, оказывается, не верил! Что теперь делать — не знаю. Если он вернётся оттуда, захочет ли со мной разговаривать?

Кинисс отодвинула от себя тарелку.

— Совершенно нет аппетита, — призналась она. — А ведь я страшно устала. Никогда такого не было.

Д. пожал плечами.

— У меня — совсем наоборот, — сообщил он. — Впрочем, ночь продолжается. Думаю, это ещё не всё.

Часы пробили половину.

Клеммен

Ну вот, подумал я… наконец-то вышел на свободу. Было темно и прохладно — но, несомненно, это было помещение. Я в нём ни разу не был, но мало ли в мире подобных мест?

Глаза медленно привыкали к темноте.

Я оглянулся… нет, портала не видно. Так что — свобода? Признаться, я не был готов к тому, что, наконец-то, вернулся в свой родной, привычный мир. Всё ещё ждал того момента, когда всё начнёт становиться серым и ненастоящим, пыль захрустит под ногами, время пойдёт вспять. Кстати о времени! Нет, на часах ничего не видно. Темнота. Полная… хотя нет. Просто окна прикрыты портьерами.

Я двигался настолько осторожно, насколько было возможно. Мало ли! Если я попал в сокровищницу, нипочём ведь не доказать, что я не вор!.. Прежде всего — узнать, где я. Далее — выбраться отсюда и… куда?

Ладно. Сначала — узнать, где я.

Портьеры были тяжёлыми. Я выглянул за них — и увидел ночное небо. Окно выходило на задний двор какого-то дома и сквозь кусты, что росли прямо под окнами, мог рискнуть пробраться лишь очень храбрый вор. Сразу было видно, что каждая колючка на них блестит — наверняка, ядовитые. Итак, в окно не выбраться. А сквозь двери?

И тут я заметил светильник. Ну наконец-то! В любом случае, дверь прилегает плотно (иначе бы я её уже заметил), немного освещения не помешает.

Светильник зажёгся, и я с трудом подавил возглас удивления. И страха.

Дорого бы дал Д. и все наши коллеги, чтобы побывать здесь. Комната походила на библиотеку. Шкафы, стеллажи, полки… и повсюду — пластины из камня. Драгоценный, крайне редкий нефрит; мрамор, который, наоборот, слишком распространён, чтобы считаться достойным и уважаемым. Яшма и обсидиан. Чего тут только не было!

Все пластины имели округлые края. Все были размером с ладонь. И на каждой была выгравирована ладонь с растопыренными пальцами.

Я осторожно поискал в своей сумке (как ещё жива — непонятно) и достал тяжёлый свёрток. Моя пластина не очень-то отличалась от этих.

Я положил её рядом с другими такими же, для сравнения. Не идеальная копия, но явно родственница всех этих.

Тут мне стало нехорошо.

Если изготовитель этих «рук» — противник или, по крайней мере, конкурент Бюро… то куда же меня занесло?

Очередная шутка Радуги? Видимо, самая удачная. Можно себе представить, как всё это охраняется. Эти кусты за окнами… сами окна — стекло толстое, синеватое, такое не пробить ничем, кроме очень мощного взрыва; пол и потолок — тоже отливают синевой. Будь со мной все безделушки из Бюро, я нашёл бы здесь много интересного.

Я медленно брёл вдоль стен и думал, что же теперь будет.

«Провал» в стене я заметил не сразу.

Всё повторилось, как некогда в Доме — где незримая дверь открывалась не всем и не отовсюду. Так и в этот раз — я прошёл в очередной раз мимо двух стоящих рядом стеллажей и вздрогнул, увидав узкую щель в стене. В которую с трудом, но можно было пролезть. Заканчивалась она дверью.

Такой же узкой.

Попробовать?

Ни шагов, ни чего подобного я не слышал. Раз это место видит не всякий… ладно, рискну! По большому счёту, я и так влип. Так что не будет большой беды, если я полюбопытствую немного больше. Хватило же ума не трогать здесь ничего — кроме светильника.

Я взглянул на часы. Идут в правильную сторону. Пять минут первого. Секундная стрелка ползёт слишком медленно, или мне кажется?

Я подошёл к щели — проход шириной чуть более полуметра вряд ли заслуживал иного названия — и направился к двери. Пол был скользким, особой радости это не вызывало.

Д.

— Пока у нас есть время, — Кинисс произнесла это совершенно неожиданно (Д. был уверен, что она задремала и едва не подпрыгнул). — Что это за идея, благодаря которой нам удалось схватить так много преступников сразу?

— А… — Д. улыбнулся. — Я… Гм… Мне кажется, что без твоей помощи я это рассказать не смогу.

Кинисс положила перед ним на стол конверт, запечатанный самим Д.

— Ты это имел в виду?

— Похоже, — Д. выглядел несколько озадаченным, но, вскрыв конверт, кивнул, словно отвечая самому себе, и спросил: — Где твоя «рука», Кинисс?

— Лежит в надёжном месте, — ответила она недоумённо. — Почему интересуешься? Мы же доказали, что…

— Не могла бы ты принести её сюда?

Глаза Кинисс немного расширились… затем она «пожала плечами» и отправилась выполнять просьбу.

Её не было довольно долго.

— Ничего не понимаю, — призналась она, выкладывая перед Д. ткань, свёрнутую в несколько складок. Внутри было лишь каменное крошево. — Когда это я успела? И почему мне не подарили ещё один?

Д. молча смотрел ей в глаза и улыбался.

— Так, — Кинисс выглядела ошарашенной, словно только что её посвятили в одну из величайших тайн мироздания. — Кажется, я понимаю. Понимаю, зачем тебе потребовалось терять память.

— …И ты, и я были уверены, что эти подарки у нас, — подвёл итог Д. — Каким-то образом они помогают выдавать наши мысли наружу, что бы там ни говорили исследования. Как и кому — меня, говоря откровенно, не интересует. Вот я и решил — попытаться избавиться от них так, чтобы ни я сам, ни кто другой не знал, что на самом деле я устраняю.

Помолчав, он добавил мрачно:

— Киента я решил оставить… м-м-м… для сравнения. Я не знал, что так получится.

— Что сделано, то сделано, — ответила рептилия. — Он всегда будет на твоей совести. Но в остальном это — гениально, Д.!

— Рад слышать, — вздохнул Д. — Только теперь нам вернут то, что так долго у нас отсутствовало, а сам я не смогу повторить этот фокус дважды.

— Что-нибудь придумаем, — пообещала Кинисс, настроение которой тут же улучшилось. — Принцип понятен, а пока что просто воздержимся от участия в важных совещаниях — пока не отыщется выход.

— Выход, считай, уже есть, — Д. помахал в воздухе листком бумаги. — Тенгавер только что разработал заклинание. Настроенное именно на… словом, понятно. Теперь и у нас будет тайное оружие.

Кинисс кивнула, придя в отличное расположение духа. Впервые после исчезновения Клеммена.

Вместе с настроением к ней вернулся и аппетит.

Она не успела закончить с ужином, как в дверь постучали.

Гонец принёс два письма…

… и развернув их, Д. мрачно и удовлетворённо кивнул.

Две почти одинаковых нефритовых пластины холодно блестели, выложенные одна рядом с другой.

— Которая из них твоя? — спросила Кинисс.

— Какая разница? — пожал плечами Д. — Пусть будет вон та, справа.

Он заметил блеск в глазах рептилии.

— Какая разница, говоришь? — спросила она медленно. — Похоже, я знаю, что делать — но вначале всё-таки отдохну. К тому же мы не собираемся замышлять ничего против достопочтенного генерала и его союзников?

— Разумеется, нет, — произнёс Д. вслух, и оба они рассмеялись.

Клеммен

Дверь не заперта. Да и зачем? По моему мнению, чтобы ворваться сюда, нужна армия. Или помощь пары-другой драконов.

Внутри была комнатка, выложенная тонким слоем холодного (судя по ощущениям) прозрачного голубоватого вещества.

Я прикоснулся к нему… и почувствовал, что меня щекочет буквально во всём теле. Не скажу, чтобы это было приятно. Ничем другим эта субстанция не отличалась. Наверное, если бы я был магом, то составил бы иное мнение.

Итак, это был чулан. У дальней стены, на куске самого обычного гранита покоилась ещё одна каменная пластина.

На вид — из того же самого голубоватого материала… только с зеленоватым оттенком.

Ага.

Ясно, как белый день, что эта штуковина как-то связана со всеми теми, меньшими, включая мою собственную, лежащую где-то среди них. И что мне с того толку? Попытаться избавиться от неё? Вряд ли это улучшит настроение здешних хозяев. Что тогда? Взять с собой?

Тут я услышал тихий, но несомненный звук приближающихся шагов. Непохоже, чтобы кто-то рвался сюда со всех ног… и всё же?

Будет ли шанс добраться сюда ещё раз?

Или выбраться, чтобы рассказать остальному миру?

Я вздохнул и совершил самый безрассудный поступок в своей жизни.

Схватил эту пластину (не голыми руками, понятно) и принялся протискиваться обратно.

И вот я в комнате, а щели за спиной не видно — открывается она далеко не отовсюду.

Шаги удалялись.

Ну всё, подумал я удовлетворённо. Теперь у меня есть некое оружие. Вряд ли эта вещь прочная — наверняка можно разбить. В случае чего, может послужить весомым аргументом.

Я не додумал эту мысль.

Шаги неожиданно утихли совсем… а затем дверь распахнулась (словно от шквального порыва ветра) и на пороге появился человек. В руке его, словно из ниоткуда, возник внушительный, светящийся изумрудным пламенем меч.

Наши взгляды встретились, и я остался жив, наверное, потому, что человек узнал меня. Точнее, не человек. На пороге комнаты, готовый броситься на меня, стоял генерал Гин-Уарант.

Он же Таннуара. Он же нищий, что сидел на площади, следопыт, что косился на меня в деревеньке близ Хоунанта… сколько всего у него обликов?

— Ты?! — спросил он с величайшим изумлением и я понял, что разговора не выйдет.

Только в книгах и разнообразных пьесах злодей, прежде чем убить свою жертву, долго и цветисто объясняет, зачем это нужно и как она будет при этом страдать.

Гин-Уарант не собирался делать этой глупости (ведь, по всем канонам, этого времени с лихвой должно хватить бесстрашным союзникам, которые рвутся ко мне на помощь). Да и союзников не было.

Я оглянулся — бежать некуда. Генерал встретил мой взгляд и улыбнулся. Меч медленно поднялся… а генерал не сводил с меня взгляда. Я почувствовал, как колени становятся ватными.

Не выпуская свой трофей, я метнул в генерала лежавшую поблизости пластину. Он неуловимо быстро взмахнул мечом… и та разлетелась в пыль. Всё-таки у него есть слабое место, подумал я, запуская вторую. Он обожает эффектность. Но теперь, похоже, всё закончится. Генерал сделал шаг вперёд. Сейчас он прыгнет, и…

Я обратил внимание на то, что сжимаю в левой руке. Времени угрожать и разговаривать не было; оставалось просто действовать. Я отступил (уперевшись спиной в шкаф) и, перехватив зеленоватую пластину, метнул её обеими руками…

Судя по выражению глаз Гин-Уаранта, он дорого бы дал, чтобы не встречать и её своим клинком. Но понимание пришло слишком поздно. Он грациозно повернулся и, присев, коротко размахнулся…

Синие брызги расплескались по всей комнате.

Генерал замер, полуприсев.

Глаза его горели.

Увы, ничего с ним особенного не случилось. Крушение тщательно спрятанной пластины вовсе не…

Он кинулся на меня.

Вряд ли я успел бы увернуться, реши он покончить со мной. Всё, что я смог сделать — присесть и отпрыгнуть в сторону. Получилось это довольно неуклюже, но генерал и не думал поворачиваться, чтобы достать меня кончиком клинка.

Он приземлился у шкафа и нанёс тому сокрушительный удар.

Посыпалась во все стороны каменная пыль, заскрипели и застонали доски…

Генерал медленно повернулся, скользнув по мне невидящими глазами. Я с трудом поднимался на ноги, сильно ушибив правый локоть — и в очередной раз успел попрощаться с жизнью.

— Что нам с того? — послышался голос. Он исходил изо рта Гин-Уаранта, но принадлежал, несомненно, кому-то ещё. Тяжёлый бас, чуть хриплый, в нём ощущалось какое-то странное, жестокое чувство юмора. — Мы успеем вовремя, — ответил он сам себе, на сей раз сразу тремя голосам; один из них, самый слабый, принадлежал самому Гин-Уаранту, а один из других был женским. — Только сейчас! — Вновь неуловимо быстрое движение — и новый ряд полок слетает со стены, превращая безукоризненно убранный угол комнаты в небольшую свалку мусора.

Беловатое пятно света легло на пол. Я оглянулся; на стене проступал портал — никогда я не был так рад увидеть его! Хотя бы потому, что слышал за дверью крики и топот многих ног.

Судя по звукам, выбраться отсюда можно единственным образом.

Во всяком случае, я буду ещё жив… какое-то время.

Я проследил за тем, как генерал отважно кинулся на входную дверь и прошёл насквозь… попутно разрубив надвое одного из тех, что подбежали с той стороны. Секунду эта жуткая картина держалась перед моими глазами, а затем генерал, словно очнувшись, медленно повернулся ко мне, короткими ударами отбрасывая в стороны тех, кто пытался удержать его.

Мы прыгнули вместе: он — ко мне, а я — в портал.

…Я поднялся на ноги, ощущая, что на мне нет живого места. Тут же взглянул на часы.

Три минуты.

Проклятие!

Я кинулся бегом, здесь всё равно делать нечего. Отсидеться не удастся, а… словом, там видно будет.

Когда я оказался вновь «увязшим» в пруду, меня встретил тихий смех и медленные аплодисменты Радуги.

Часть 2. Середина

4. Заря

Андариалл

У-Цзин поднял голову, услышав стук в дверь. Ему не спалось всю ночь. И не работалось.

Стоило ему задремать, как начинали мерещиться багровые равнины, на которых высились, между сонно дымящимися вулканами, останки прекрасных некогда городов. Иногда над головой пролетала тень — тень чего-то огромного, унизанного множеством шипов, и всякий раз рядом, на оплавленный камень, падали тяжёлые пурпурные капли…

Видение было неприятным и поразительно чётким — словно это был не сон, а реальность. Но, хвала всему благому, это всё-таки был сон… потому что… почему?

— Потому, что так приятнее думать, — проворчал монах. — Войдите!

Дверь отворилась, и на пороге возникла Андариалл. Всё предыдущее время монах замечал в её облике черты нетерпения… и ожидания чего-то крайне неприятного. Теперь всё это исчезло.

Вновь он увидел её перед собой такую же, какой помнил в день их первой встречи. Далеко отсюда, давно — на одной из выставок, где демонстрировались достижения цветоводов. Или скульпторов? Неважно.

Хотя нет. Не такую. Прежняя Андариалл была… словно актриса, играющая перед сильными и грозными мира сего: одно неверное движение, один неправильный жест — и простишься с головой. Сейчас она выглядела… самой собой. Или как это лучше выразить? У-Цзин, повидавший на своём Пути очень и очень многое, осознал, что не в состоянии подобрать нужного слова.

«Новая» Андариалл ему нравилась гораздо больше.

— Пора? — спросил настоятель, не произнося слова вслух. Лишь слабым движением головы. Он знал, каков ответ.

Она кивнула.

— Тебя проводить? — спросил он. Вслух. Хотя ответ по-прежнему был очевиден.

Она медленно покачала головой, улыбнувшись. У-Цзин заметил золотисто-чёрные ножны с кинжалом на её левом бедре. Монаху стало не по себе. Кинжал, хоть и не излучал никаких эманаций, был самой Смертью. Одного взгляда на оружие было достаточно, чтобы навсегда расхотелось узнавать, для чего оно может быть нужно.

— Что ж, — У-Цзин почувствовал странное беспокойство… что-то пройдёт сегодня навсегда. Что-то исчезнет из этого мира, когда он вернётся сюда, в уютный и удобный кабинет. — Тогда удачи… и безопасного пути.

Она вновь улыбнулась и медленно поклонилась.

У-Цзин поклонился в ответ.

Когда он выпрямился, девушки уже не было.

Так что же именно я не увижу? Настоятель опустил глаза и увидел ключ. От той комнаты, в которой она останавливалась. А рядом — другой. От кабинета. От другого кабинета.

Монах вышел, оставив дверь незапертой — это сейчас не имело никакого значения. Сбежал по лестнице вниз, прошёл двумя коридорами, и, остановившись перед дверью её комнаты, некоторое время раздумывал.

Затем толкнул дверь.

На столе стоял небольшой горшочек, в нём цвела миниатюрная чайная роза. Один, два, три цветка. Откуда это?

Рядом с горшочком стояла вырезанная из дерева статуэтка. Настоятель вздрогнул, взяв её в руки. Не вырезана, нет. Дерево само приняло эту форму… словно фигурка выросла такой. Изображала она Основателя Учения, чьё имя не положено произносить в этом мире. Откуда ей знать, как Он выглядел? У-Цзин осознал, отчего и Д., этот горе-следователь, и его подруга-рептилия так беспокоятся из-за Андариалл. Сам начинал беспокоиться. Но не за себя или же монастырь — за девушку.

То, что оказывалось непостижимым для Бюро, очень часто объявлялось опасным, подлежащим уничтожению. Словно в отместку.

У-Цзин ощутил, что вновь сгибается в поклоне. И розы… три цветка, три оттенка. Алый, розовый, почти белый.

Настоятель медленно огляделся. Он «чуял» магию, какого бы рода та ни была; «чуял», как и все немногочисленные его соплеменники. В этой комнате не оставалось никаких следов магии… как и в оранжерее, где трудилась Андариалл. Но комната несла на себе явный отпечаток её пребывания. Трещины в стенах «заросли», сгладились. Осыпавшаяся кое-где краска возникла вновь, посвежела во всех иных местах. Всё стало… более жилым. Более правильным. Что за чудеса? Неужели одно только присутствие?!..

У-Цзин ощутил озноб, затем жар. Вот оно, то, что пытается понять Д. То, что не увидит, глядя в упор. То, во что не поверит, увидев. То, что отринет с негодованием, поверив.

Что сделает с подобным знанием Кинисс?

Никому ничего не скажу, решил У-Цзин. Но постараюсь убедить Д., что он, как и прежде, ищет врагов не там, где следует. А следует — в собственном воображении. Рано или поздно все подлинные враги перебираются туда.

На окне что-то пошевелилось. Настоятель вздрогнул, прищуриваясь… как это он не заметил раньше?

На подоконнике сидел флосс. Молча, наблюдая за ним огромными, чуть желтоватыми глазами. Горизонт лишь едва посветлел за его спиной. До рассвета было не менее часа.

То ли в глаз попала соринка, то ли что-то ещё. У-Цзину показалось, что правое «ухо» птицы аккуратно срезано наискось.

— Шассим? — дрогнувшим голосом спросил настоятель, отступив на шаг. Флосс пошевелился и тихонько щёлкнул. Тут же монах заметил, что оба «уха» у того в полном порядке.

— Шассима с нами нет уже много лет, — было ему ответом. — Я думал о нём, ожидая вас, достопочтенный У-Цзин. Вряд ли это случайно…

— Ожидая меня? — спросил монах, прикрыв за собой дверь. — Почему?

— Один наш общий знакомый попросил присмотреть за… другой нашей общей знакомой (настоятель вздрогнул). Сейчас она покинула монастырь и я потерял её след. Вот я и здесь.

— Постойте, — монах лихорадочно соображал, пытаясь угнаться за ходом его мысли. — Ты хочешь… вы хотите отыскать её?

— Мы хотим, — уточнил флосс и, обернувшись, взмахнул крыльями. — Мы оба этого хотим, не так ли?

— Пожалуй, — монах сделал шаг навстречу. Да. Как ему могло показаться, что это Шассим? Этот флосс…

— Шангуэр, — представился тот. — Я забыл представиться.

Да. Шангуэр. Он гораздо моложе, не так ли? И выглядит по-другому.

— Но где её теперь искать? — спросил монах, расправив плечи.

— Я знаю, куда она могла бы направляться, — флосс перелетел на его плечо и У-Цзин скрежетнул зубами. Коготки у этой милой птички внушительны. — Но это не одно место, и даже не десять. У меня не хватит сил.

— Хорошо, — настоятель положил ключи в карман рясы. — Жди меня здесь. — И осторожно ссадил Шангуэра назад на подоконник.

Флосс прикрыл глаза. Когда он вновь открыл их, настоятель уже стоял перед ним, сжимая в руке толстый дубовый посох.

— Так я чувствую себя увереннее, — пояснил монах и протянул флоссу руку. Тот, подпрыгнув, опустился на неё… словно на стальной брус уселся.

Минуту спустя они прошли под низкой аркой главных ворот и бесследно исчезли.

Д.

— Значит, если мы будем знать, какая из этих пластин… — Кинисс взяла одну из них в руку и осеклась.

Пластина лопнула с резким треском. Каменная пыль взметнулась вверх и окутала рептилию небольшим облачком. Она закашлялась.

— Зачем это? — удивился Д. — Вряд ли стоило…

Лопнула и вторая пластина.

— Я тут ни при чём, — ответила Кинисс, когда обрела способность говорить. — Что-то происходит…

— И я знаю, кого можно об этом спросить, — Д. поднялся из-за стола. — И не могу передать, до чего же мне хочется это сделать.

— Генерал? — спросила Кинисс.

— Он самый. Помнится, он уже проговаривался относительно этих… пластин. Сдаётся мне, он знает, в чём дело.

Он открыл дверь (оглянувшись, он увидел, что Кинисс готова следовать за ним) и отшатнулся.

На пороге стоял генерал.

От его блестящего внешнего вида осталось немного. Одежда порвана и перепачкана в крови; волосы обильно припудрены каменной пылью (Д. и Кинисс переглянулись). Правая кисть перевязана, а взгляд казался пустым. К тому же Гин-Уарант теперь хромал на правую ногу.

— Что с вами, генерал? — изумился Д. Такое трудно представить. Кто это его так отделал?

— Не… — генерал закашлялся, — неважно. Время уходит… помните обещанное зрелище?

— Что за… — начал было Д. и замолк. Что он имеет в виду? Неужели…

— Да, — кивнул генерал и вновь закашлялся. Когда он поднял голову, лицо его на миг стало лицом прежнего генерала — самоуверенного и насмешливого. — Сегодня утром. Вы удивлены?

— Вычисления… — начала Кинисс, но генерал махнул рукой.

— Вздор, — произнёс он и ухватился за косяк, чтобы не свалиться. — Всё это вздор. Так вы идёте или нет? Вы обещали помочь.

— Где это будет? — спросила Кинисс спокойным голосом.

— Нет уж, — генерал погрозил ей пальцем. — Тогда вы доблестно ринетесь туда первыми, да там и останетесь. Нет, сайант . Вы нужны мне, а я — вам. Хотя в последнее вы так и не можете поверить. Ну что, идёмте?

— Идёмте, — Д. помедлил, позволяя генералу освободить дорогу. Он попытался было помочь Гин-Уаранту, но тот с негодованием стряхнул его руку. — Может быть, расскажете, что довело вас до… такого состояния?

— Извольте, — генерал вновь закашлялся, и на сей раз его скрутило не менее, чем на минуту. — Но только по пути.

Клеммен

— Всегда мне нравилось слушать, что будут предлагать, о чём просить и чем угрожать, — Радуга разгуливал по самой нижней ступеньке, вид у него был скучающим. Впервые я видел его в одежде, что, пожалуй, придавала ему вид не огородного пугала, а подлинного хозяина всего, что вокруг. Он был во всём красном… лишь волосы были светлыми, неухожеными.

Радужность сохранилась лишь на кистях рук и ног.

— Вижу, всё ещё считаешь это, — Радуга обвёл взглядом пространство вокруг, — неким… загробным миром. По глазам вижу, что считаешь. Но, дорогой мой, это моя часть твоего загробного мира, — он ухмыльнулся. Зубы тоже переливались всеми цветами. — Я здесь хозяин. Только я.

Я молчал, глядя себе под ноги.

— Чего-то ждёшь? — осведомился Радуга. — Посмотри, посмотри, сколько у тебя времени. Скоро секунды пойдут как часы, потом — как дни. Последние растянутся на многие века, — я невольно поднёс часы к глазам.

Две минуты сорок три секунды… сорок две секунды… секундная стрелка ползла крайне медленно, но неотвратимо — назад, вспять.

Должно быть, страх не только обессиливает. Мысль пришла мне в голову… и я поспешил выполнить её, не тратя времени на сомнения. Снял часы и запустил их что было сил в каменный бортик.

Детали так и брызнули во все стороны и вскоре исчезли под кипящей «кашей» из листьев.

Радуга одобрительно улыбнулся.

— Умён, — заметил он. — Да только что толку ждать? Всё, что вне этого колодца, — он обвёл руками пространство, — принадлежит мне. Мне и только мне. Я умею ждать… и лучше войти сюда по доброй воле. Иначе ты поймёшь, что это такое — искать меня и не суметь найти.

— Я останусь здесь, — пожал я плечами. — Ты пытаешься меня обмануть. Должен быть выход.

— Конечно, — он скривился, словно от зубной боли. — Жаль только, нет здесь воды — не напьёшься… и не утопишься, если захочется. И есть нечего, и поговорить не с кем. Ну ладно. Я ещё вернусь, — он принялся подниматься по ступенькам. От него падало сразу три тени, и все выглядели по-разному. — И помни — кто назовёт твоё имя, отправится сюда. — Он негромко рассмеялся и вскоре его силуэт был уже неразличим.

Признаться, я едва не окликнул его, едва не попросил вернуться.

Наверное, только злость, которая была всё ещё сильнее страха и отчаяния, не позволила мне это сделать.

Должен быть выход!

Я принялся бродить по вязкой поверхности, и вглядываться в каждую щёлочку. Обязан быть выход! Другие же его находили.

Другие были ольтами, возразил внутренний голос… так долго мне не досаждавший. А ты кто? Самозванец? То-то и оно. Всё очень просто: нужна какая-то мелочь — о которой ты не знаешь и никогда не узнаешь.

Чтобы немного утешиться, я вспомнил, как ловко генерал громил свою странную коллекцию. И слуг. Не так уж и приятно вспоминать, но всё-таки.

После чего попытался усесться — прямо в бурлящие листья.

Удалось.

Попытался лечь — на спину, разумеется.

Тоже держит. Причём держит хорошо, голова не погружается. Ощущение только необычное. Я принялся смотреть в зенит, и вскоре мне стало видно, что вращающееся «Y» никуда не делось. Где бы я ни был, оно всё равно следовало за мной, по пятам. Как это могло быть — неважно, здесь ничего не подчиняется привычным правилам.

Я вскочил и, задрав голову, принялся следить за неспешными поворотами огромной — если верить глазам — буквы. Ответ на все мои вопросы был очень прост и находился совсем рядом. Что-то не в порядке с этим «Y»… что-то не так. Надо понять, что именно.

Трое

— И всё же, генерал, — спросил Д. вновь, когда стало понятно, что направляются они куда-то к берегу океана — не к порту напрямик, а севернее… почти точно на север. Очень интересно, размышлял Д., зачем мы идём именно туда? Что там? Корабль? Портал в нужное место? — Кто это вас так разукрасил?

После двадцати минут быстрой ходьбы генерал стал выглядеть гораздо лучше, хотя кашель и хромота до конца не прошли. Да, ольты здоровее людей… гораздо здоровее. Синяки и порезы, в изобилии украшавшие руки и лицо Гин-Уаранта, уже исчезли.

— Вы не поверите, — ответил он, не оборачиваясь. — Ваш самый талантливый ученик.

От неожиданности Д. утратил дар речи.

— Что вы с ним сделали?! — в ярости он схватил генерала за локоть и едва не повалил того на землю. Ноги плохо ещё слушались Гин-Уаранта, но он не сделал попытки вырваться.

— Я?! — удивился он, несколько наигранно. — Мне казалось, вас позабавит, когда вы увидите, что он со мной сделал. Или я не прав?

— Что вы с ним сделали? — повторил Д., и Кинисс поспешила вмешаться — силы сейчас были слишком неравны.

По крайней мере, так ей показалось. Но оттащить Д. в сторону оказалось непросто. Генерал тут же упал на четвереньки и с трудом поднялся, опираясь на меч в ножнах.

— Ничего я с ним не сделал, — ответил он холодно. — Не успел. А жаль. Он нанёс мне урон, от которого мы… я долго буду оправляться. — Генерал сверкнул глазами так злобно, что Д. стало немного не по себе. — Ладно. Времени мало, а мы машем кулаками после драки.

Остальные мрачно последовали за ним.

— Вы взяли с собой что-нибудь магическое? — спросил генерал, не оборачиваясь.

— Естественно, — буркнул Д.

— Зря. Ещё не поздно выбросить.

— Чего ради? — поразился Д. — Вы нас, случайно, не в жертву приносить собираетесь? Скажите уж сразу.

— Эти ваши шутки, — генерал вновь споткнулся и на этот раз не стал отказываться от протянутой руки. — Мне нужны союзники. Будет немного жарко, Д. А один я могу и не выстоять.

Сказано это было совершенно будничным тоном, но теперь не по себе стало Кинисс. Что такого должно произойти? Отчего вся эта секретность? Ведь ни в одном издонесений не говорилось ни о каких аномальных явлениях в окрестности Венллена. Порталов вокруг нет… она бы о них знала — так куда же направляется Гин-Уарант?

Ответ могло принести только время.

Кинисс молча двигалась рядом с Д., поглощённая мыслями о «руке» на пластинках. Если генерал как-то имеет ко всему этому отношение… тогда понятна и его информированность, и могущество. Интересно, сколько у него единомышленников? Кто они, как их отыскать?

Можно будет спросить напрямую. Не сейчас. Но в любом случае… Рептилия тихо вздохнула. Генерал не должен будет покинуть это место живым.

Причина старая, как мир — он слишком много знает и слишком много может. Никому из смертных не позволено сосредотачивать в своих руках подобное могущество. Если боги взирают на это с безразличием, значит, смертные сами будут судить смертных.

…Со стороны казалось, что трое уставших друзей бредут с необычайно основательной вечеринки. Никто из редких прохожих не удивлялся ни составу компании, ни внешнему виду.

А может быть, компания оставалась невидимой для всего остального мира.

— Не здесь, — критически заметил У-Цзин, оглядывая внушительный силуэт Дома и «хижину» поблизости. Окна «хижины» горели — Смотрителю не спится.

— Зайти, чаю напиться, — произнёс Чёрточка небрежно и флосс тут же негодующе распушил перья. — Шучу, шучу. Куда дальше?

— Ты не устал? — поразился флосс. — Двенадцать прыжков подряд — и не устал?

— Ты ж разве дашь отдохнуть… Нет, не устал. Так куда?

Шангуэр прикрыл ненадолго глаза, а затем сообщил, куда.

— Через полмира, — сокрушённо вздохнул У-Цзин, сосредотачиваясь… и оба они растаяли в воздухе.

Клеммен

Тут меня осенило! Я смотрел на «Y» почти снизу! Прежде, когда я путешествовал по занесённому городу, «Y» была далека от зенита… хотя я, вроде бы, постепенно приближался к тому месту, над которым оно «подвешено».

Не это ли знак?

Что там говорил Радуга? «Колодец»?

А ведь это мысль, подумал я неожиданно. Колодец! Очнулся я у моря… отчего бы не попробовать нырнуть?

Я же не знаю, что там?

Вот именно, согласился внутренний голос. Может быть, там находятся последние, самые надёжные ловушки? Возможно. Но не ждать же здесь!

Некоторое время я стоял, не решаясь попробовать.

В конце концов я попробовал — и долго отплёвывался и откашливался, когда меня, словно пробку, выбросило обратно.

Что-нибудь тяжёлое, хоть что-нибудь! Ну-ка… я отбросил в сторону сумку — она тут же принялась прыгать на волнах вверх-вниз. Чем бы таким её набить? Листьями же? Я попытался… и понял, что легче было бы наполнить водой дырявое ведро.

Плюнув на эту затею, я отпихнул сумку подальше и попробовал ещё раз. Без сумки. Невелика потеря.

Трое

До рассвета оставалось около часа.

Город оказался далеко позади — последние двадцать минут генерал почти что бежал (и как ему это удавалось?), пришлось напрячь все силы, чтобы не отстать.

Берег, как берег. Отмель… каменистая безжизненная полоса… и лес, начинающийся примерно в километре отсюда. Ни корабля, ни портала, ни одной живой души. Кроме них троих.

Слабый ветер дул с моря.

— Здесь, — генерал указал рукой себе под ноги. Д. и Кинисс долго следили за ним — как он ходил среди камней и песка, вглядываясь, что-то бормоча и переворачивая камни кончиком сапога. — Как я устал… — он уселся прямо на землю и вытер лоб. — Слов нет. Я-то думал, что прибуду свежим и готовым к приключениям… — он махнул рукой.

— С кем собираетесь сражаться? — спросил Д., критически оглядывая окрестность. Более безлюдное место трудно вообразить.

— Не с вами, не с вами, — ответил тот пренебрежительно. — Не надо на меня коситься. Я умею держать слово, вы смогли убедиться. Просто не я один такой умный…

«И не вы одни такие глупые», прочёл Д. в его глазах. Однако сердиться действительно некогда. Его, Д., собственное шестое чувство ощущало крупные неприятности. Весьма, весьма крупные…

— Вы собираетесь биться со своими… коллегами? — поразилась Кинисс.

— Нет, с конкурентами. Нет, не так… С теми, кто живёт за той самой стеной — помните? Так вот. Посмотрите на них как следует, Д., и расскажите другим — может быть, наши хвостатые друзья примут хоть одно действительно смелое решение.

Кинисс вздрогнула. Не время затевать ссору, подумала она хладнокровно. Пусть говорит. Он ведь знает так много интересного.

— Ждёте дальнейших откровений? — усмехнулся генерал. — Не дождётесь. Я и так был слишком разговорчив. Лучше спрячьте подальше побрякушки, Д., и дайте чего-нибудь глотнуть!

Д. недоумённо взглянул в сторону Гин-Уаранта.

— Дайте, дайте… я-то знаю, фляжка у вас всегда с собой.

Д. пожал плечами, протягивая генералу небольшую фляжку. Слов нет передать, как было жалко. Ну ничего, подумал он, раз в жизни можно позволить себе и это.

— Хоть в чём-то наши вкусы совпадают, — признал Гин-Уарант, возвращая опустевшую фляжку владельцу. — Помогите-ка, надо кое-что расчистить. Скоро рассветёт. Если повезёт, мы увидим не просто рассвет, а Рассвет с большой буквы.

Д. решил более ничему не удивляться, и молча повиновался. Кинисс сидела на скале неподалёку и старалась не пропускать ничего из происходящего.

Что-то приближалось.

Ей не было видно, что… и оттого она чувствовала всё возраставшее беспокойство.

Клеммен

В этот раз удалось нырнуть значительно глубже. Впрочем, нырнуть — слово не очень подходящее. Это была не вода; хотя дышать в глубине этого колодца было невозможно (я попытался; листья тут же облепили лицо, начали собираться вокруг густой массой… еле вынырнул!). Это походило на попытку сорваться с длинной, упругой привязи.

Пока что не получалось. Рано или поздно меня выдёргивало наверх, а запах опавших листьев ещё долго будет преследовать меня во снах и наяву.

Снял куртку.

И убедился, что удалось погрузиться ещё глубже. Поразительно, что листья не мешали смотреть; они обтекали лицо… и, хотя исходящее от них самих свечение скорее ослепляло, нежели освещало, можно было надеяться заметить дно — если оно есть — не в тот миг, когда с размаху ударишься об него головой, а чуть раньше.

Я остался только в рубашке, штанах и ботинках. Раздеваться дальше? Только в самом крайнем случае, подумал я. Если там, в глубине, есть выход, я предпочту явиться назад пусть и скромно, но всё же одетым. Не самая умная мысль… но откуда им было взяться, мудрым?

Я долго готовился, собирался и размеренно дышал, прежде чем предпринять ещё одну попытку. С каждым предметом одежды, что я снимал с себя, листья выталкивали меня всё менее и менее сильно. Пока что мне хватало дыхания, чтобы погрузиться, осмотреться какое-то время и вынырнуть… в последний раз, правда, я едва не наглотался этой «воды»…

Всё, что я посбрасывал, плавало поблизости — мой последний дар здешнему хозяину. Вряд ли Радуга совсем не властен над этим колодцем. Пусть подбирает… нет там ничего такого, что могло бы угрожать мне или кому-то ещё. Сейчас вещь, по-настоящему моя, висит у меня на шее.

Вдохнув в последний раз, я сложил ладони перед грудью и устремился вниз, сквозь светящийся круговорот.

Гин-Уарант

— Вот так, — генерал отошёл в сторону, посмотрел… вернулся. — Теперь видите?

Теперь Д. действительно видел. После того, как они с генералом добрые четверть часа ползали по камням на коленях, расчищая небольшую площадку — два на три метра — стали видны небольшие углубления, прорезанные — или проплавленные — в скале.

Линии были прерывистыми; они были проведены, как казалось вблизи, безо всякого смысла, а вот издалека…

— Глаз! — удивился Д., отходя в сторону.

— Солнце, — поправила его Кинисс, подходя поближе. К чему всё это? Магической силы у этого места нет — иначе его давно бы уже отыскали и изучили. Мало ли подобных символов, высеченных в камне? Тайны большинства их надёжно похоронены в глубине времён.

— И то, и другое, — согласился генерал. — Само по себе это место достаточно безобидно и ничем не привлекательно. Если, однако, слегка потрудиться над ним…

Он извлёк из внутреннего кармана небольшой мешочек и извлёк изнутри небольшой камень. Округлый, но лишённый идеальной формы. По форме и материалу он походил на…

— Кальарт ! — воскликнул Д., забываясь.

— Почти угадали, — генерал встал посреди круга и долго думал. — Таких знаков не так уж и много. Принцип, конечно, старый и хорошо всем знакомый — отыскать силовые линии и использовать их. Мне пришлось потратить не одну сотню лет, чтобы добраться до других таких же мест и тщательно обыскать всё вокруг. Трудился я не зря, — генерал вытряхнул содержимое на ладонь. Одиннадцать «шариков». Кинисс сделала шаг вперёд.

— Назад! — генерал предостерегающе поднял руку. — Не вмешивайтесь, сайант . Заберите эти камушки потом, если сможете. А пока держитесь от меня подальше.

Генерал отыскал взглядом небольшое углубление, через которое проходила одна из линий рисунка. Положил один из камней в него.

Пошевелил.

Камень не подавался. Генерал потянул со всей силы, рискуя упасть и растерять большую часть остальных камней — если этот вырвется из гнезда. Не вырвался.

Второй камень. В другое место.

Третий камень.

— Вы хоть представляете, что делаете? — спросила Кинисс, едва сдерживая негодование.

— Вполне, — отозвался генерал. — Я хочу ускорить то, чего мы ждём так долго, а заодно приманить на свет нескольких, самых близких, мотыльков. Вы думаете, я прибегаю к запретному знанию, сайант ? — генерал спросил, не оборачиваясь.

— Мне нечего гадать, — ответила Кинисс. — Так оно и есть.

— Тогда скажите вашему коллеге, что это за рисунки и откуда они взялись.

Кинисс молчала.

— Ну ладно. Как по-вашему, каков возраст этих рисунков, Д.?

— Несколько тысячелетий, — пожал тот плечами. — Я не геолог. А что?

— Несколько тысячелетий, — произнёс генерал медленно. — Как же. По моим расчётам, — он помедлил, — возраст этих сооружений — не менее трёх сотен тысяч лет.

Д. взглянул на Кинисс и увидел, что та — неохотно, словно её принуждали к этому, кивнула.

— Так, значит… — Д. обошёл «глаз» несколько раз, словно пытаясь увидеть в нём нечто важное, — значит… кто же сделал всё это? Кто-то обитал здесь до ледникового периода?

Гин-Уарант пожал плечами.

— Никто не знает. Все старательно собирают оставшиеся от того времени предметы. Либо уничтожают, либо переделывают во всякую чепуху. Преимущественно, в оружие. В конечном счёте, уничтожают. Я тоже не специалист — из применений этого «глаза» я знаю только одно.

— И знаете весьма примерно, — мрачно заметила Кинисс.

— Возможно, — генерал выпрямился, сжимая в руке последний камень. — Если я не ошибся, сейчас наступит минута, которую я ждал всю жизнь.

Он не успел поместить камень в его гнездо, как Д. спросил его:

— А если ошиблись?

Генерал повернул голову в его сторону, некоторое время смотрел внимательно и без тени улыбки.

— Тогда мы разойдёмся и будем ждать, сколько потребуется.

И, помедлив немного, поместил последний камень в ямку.

Ничего не случилось.

Долго все трое стояли, не смея пошевелиться… стараясь дышать как можно тише, не издавать ни звука. Но ветер по-прежнему высвистывал заунывные мелодии, а небо продолжало наливаться рассветным огнём.

— Похоже, генерал, что вы ошиблись, — заметил Д. — Я представлял всё это совершенно по-другому.

— Вряд ли, — Гин-Уарант ответил не сразу. — Обещанные мотыльки уже здесь. Если хотите добрый совет, Д., и вы, сайант — держитесь поблизости от меня.

— Но не становитесь на «глаз», — предупредил он. Кинисс оглянулась — и поняла, что имел в виду генерал.

Высокого роста человек, в развевающемся на ветру плаще, направлялся к ним со стороны леса… и сопровождали его воины, все сплошь в панцирях, закованные в металл с ног до головы. Движущиеся почти без шума. На лице их предводителя Кинисс заметила приветливую улыбку.

Как получилось, что она не заметила их приближения?

Д. встал справа от генерала. Он продолжал думать о подлинном оружии, которое отличает его от многих других его коллег; которое вовсе даже и не оружие, а… Впрочем, думать об этом некогда. Он поднял голову и обомлел.

Над головой их, в зените, тёмную синеву неба нарушало небольшое золотистое пятно. Оно тоже становилось всё ярче и ярче.

Глянув на него раз, не хотелось отводить взгляда.

И всё же пришлось это сделать.

Предводитель остановился на расстоянии шагов тридцати от генерала, который стоял, скрестив на груди руки и смотрел на пришельцев с утомлённым видом. С таким видом он мог бы стоять где-нибудь в углу, на торжественном приёме.

— Генерал! — голос человека был звучным. Остальных он словно не замечал. Войско его (восемнадцать, сосчитал Д.) стояли чуть позади, не шелохнувшись.

Тут только Д. заметил, что на самом деле всё это воинство вовсе не заковано в броню. Сама броня и была войском — оживлённый металл. Д. поёжился. Доводилось ему сталкиваться с подобными существами. Каждое из них могло перебить целую армию… а поскольку он не ощущает исходящей от них магической эманации, справиться с ними при помощи заклинания вряд ли возможно.

Он бросил короткий взгляд на рептилию, та сделала ответный знак. Не вмешивайся. Ни в коем случае не вмешивайся.

И ещё он заметил, что контуры Кинисс становились нечёткими, расплывчатыми… словно она таяла в воздухе.

Кинисс готовилась использовать то главное её оружие, которого были практически полностью лишены остальные расы.

Двое

— А это что?! — У-Цзин обернулся, стараясь подавить дрожь. Здесь, на горном склоне, было вовсе не так тепло, как он надеялся.

Флосс обернулся. И издал клювом странный звук — нечто среднее между скрипом и щёлканьем.

— Это оно и есть, — признался он. — Нам нужно туда, как можно быстрее.

— Сейчас, — монах пытался отдышаться. Его магические ресурсы были велики, но не безграничны. Там, куда указывал Шангуэр, высоко в небесах разгоралась золотистая точка.

— Хотел бы я знать, — заметил он, закутываясь поплотнее, — каким по счёту было то место?

— Третьим с конца, — ответил флосс немедленно.

— В следующий раз начинай с конца, — посоветовал У-Цзин и их обоих словно сдуло ветром.

Клеммен

Это появилось передо мной так неожиданно, что я едва не захлебнулся.

Огромная, почти чёрная стена… колышущаяся, волнующаяся. Я не сразу осознал, что это — вода. Но раздумывать некогда. Воздуха в лёгких оставалось не столь уж и много.

Я коснулся рукой жидкого «дна».

Вода как вода. Холодная, кстати.

Так что же?

Все эти мысли проносились в голове со скоростью молнии.

Я нырнул в воду (от холода мускулы едва не свело судорогой) и понял две вещи.

Верх теперь находился не позади, а впереди — там, где масса воды светлела.

И ещё — поверхность эта удалялась. Давление становилось всё сильнее… а ведь оно и так было едва переносимым.

Обратной дороги не было. Я принялся грести наверх изо всех сил. Вода, казалось, вовсе не собиралась выпускать меня, и перед глазами постепенно сгущалась мгла.

Но я настолько перепугался, что не позволял себе задумываться. Вверх, вверх и только вверх!

О боги, отчего здесь так холодно?..

Что-то золотистое появилось прямо передо мной, маня и оставаясь недостижимым, как линия горизонта.

Гин-Уарант

— Вы вновь опередили меня, генерал, — произнёс вновь прибывший. — Вы так и собираетесь стоять там?

— Да, — ответил генерал всё с тем же скучающим видом. — Мне и здесь хорошо.

Человек рассмеялся.

— Довольно, генерал… Поделитесь с другими! Мне, как и вам, нужно немного. Ну так что? Сколько вы хотите за одну минуту… так сказать, пребывания на вершине?

Генерал стоял неподвижно, словно статуя. Д. не мог судить, что у того на уме. Походило на то, что он думает, какую назвать цену.

— Ну же, генерал, — голос человека был всё ещё приветливым. Войско его неожиданно шевельнулось и снова замерло. — Я не скуп, вы же это прекрасно знаете.

Генерал продолжал молчать.

— Думаете, вновь попытаюсь вас обмануть? — человек, похоже начинал терять терпение. — Но вы же опередили меня, так что зря опасаетесь. Итак, какова цена?

— Ваша голова, — отозвался генерал неожиданно. — Устроит вас такая цена?

— Я почему-то так и думал, — вздохнул человек, а Д. неожиданно почувствовал, что ничем не защищён и всё его умение сейчас совершенно бессильно. Он отвёл взгляд от нахмурившегося предводителя оживлённого металла и обнаружил, что вовсе не так перепуган.

Так-так, он ещё и псионик, этот любитель улыбаться.

Время шло.

Человек молча кивнул, словно объявляя начало поединка, медленно поднял над головой руки.

Кинисс чуть наклонилась вперёд и стала совсем прозрачной.

Затем голова вновь прибывшего неожиданно подскочила и покатилась по камням, оставляя кровавый след. Стальное войско с грохотом ринулось к тому месту, где стоял генерал… и вдруг разом остановилось, постояло… и рухнуло с невообразимым скрежетом.

Д. протёр глаза. Контур генерала таял, становился нечётким; вот он, похожий скорее на призрака, чем на существо из плоти и крови, решительно двинулся вперёд, выхватывая по пути меч; остановился над тем местом, где только что стоял так и оставшийся безымянным противник и клинок описал короткую дугу…

После чего Гин-Уарант вновь принялся «сгущаться».

И неторопливо побрёл назад, к «глазу».

— Первый, — заметил генерал как ни в чём не бывало. От тона его голоса — размеренного, словно он только что угостил противника бокалом вина, а не снёс ему голову — брала дрожь. Меч его, уже чистый и холодно блестящий, возвращался в ножны. — Благодарю вас, сайант , — обратился он к Кинисс. Д. заметил, что та тяжело дышит и стала совершенно обычной, утратив прозрачность.

— Я защищала вовсе не вас, — отозвалась она, отдышавшись.

— Я знаю, — пожал плечами генерал. — Ага… — он приподнялся на цыпочках. А вот и второй. Я был прав, Д., мотыльки слетаются на огонь.

Скорее уж падальщики, подумал Д. невнятно и вернулся на своё место. Кинисс, насколько он понимал, вновь была в форме. Судя по взглядам, которые она бросала на спину генерала, участь того была предрешена.

Только бы она не поторопилась.

Ещё одна вещь, которая его действительно интересовала, был замаскированный под булавку килиан .

Если удастся записать всё происходящее, то…

Впрочем, сначала надо выжить.

Он обратил внимание на то, что поверженные металлические панцири успели превратиться в прах. Ветер лениво раздувал его. На фоне всего этого обезглавленное тело выглядело особенно жутко.

Да ведь это ему нравится, подумал Д. ошеломлённо. Он наслаждается увиденным!

И вновь ощущение беззащитности охватило его.

Над головами их золотистое пятно приобретало форму треугольника… или буквы «Y».

Двое

— Да там настоящее сражение! — присвистнул У-Цзин, вглядываясь вдаль. Что-то помешало им перенестись прямо к тому месту, где происходило нечто очень важное… и последние несколько километров предстояло идти пешком. Что гораздо хуже, магические силы У-Цзина были на исходе.

Надо надеяться, что флосс, если запахнет жареным, сумеет заступиться за них обоих.

Оставалась сущая мелочь — не опоздать.

— Её там нет, — заметил флосс, летящиий поодаль. — Но скоро будет, я чувствую.

Что-то сверкнуло… и раскат грома отразился эхом от стены деревьев. У-Цзин прибавил шагу. Хотя, с точки зрения обычного человека, он бежал со всех ног.

Проклятие, как же всё-таки далеко…

Гин-Уарант

Генерал не очень-то любит разнообразие, заметил Д. Ещё три компании прибыли к «глазу», в центре которого он стоял — и все три раза всё было кончено в несколько секунд. Последним был некто, с закрытым капюшоном лицом, которого сопровождал внушительный отряд нежити. Всё, что смогла сделать Кинисс — остановить их, отвлечь, потому что меч генерала оказался бессилен.

На какой-то миг Д. показалось, что всё кончено… он почти физически ощущал давление, которое сдерживает Кинисс, и понял, что долго это не продлится. Эта нежить отличалась от своих сородичей, немало которых полегло и от его, Д., руки. От одного взгляда этих становилось дурно, тело скручивало мучительной судорогой — и в этот раз ему осталась роль зрителя.

И тут генерал продемонстрировал нечто новое.

Звучало это, словно обычное заклинание — Д. даже казалось, что он узнаёт отдельные слова. Но каждый новый слог звучал всё громче и громче, и Д. неожиданно ощутил, что его придавливает, прижимает к земле некая сила, которая волнами изливается из центра «глаза».

Генерал поднял руку, словно взывая к небесам, к кружащемуся над головой чистому золоту.

Затем медленно обвёл замершее перед ним войско.

И небеса ответили. Когда Д. обрёл способность видеть и поднялся, шатаясь, на ноги, Кинисс сидела на земле (взгляд у неё был тусклым и безжизненным), а генерал, держась за горло, опустился на одно колено, оставаясь, тем не менее, внутри рисунка.

— Научите меня этому на досуге, — заметил Д., помогая Кинисс подняться. Рука её была совершенно холодной, но вскоре стала понемногу теплеть. Хорошо, если на этом закончится, подумал Д. и взглянул на килиан .

Уцелел.

Прочее содержимое карманов — нет. Вместо магических безделушек там была лишь пыль.

— Шутить изволите? — ответил генерал неожиданно. — Такое оружие дважды не применить. Жаль, конечно… из пушки по воробьям.

— Хороши воробьи, — прошептала Кинисс. Выглядела она теперь гораздо лучше. — Я думала, тут мне и конец.

— Ну, вроде бы всё, — генерал вновь оглядел округу и поднял глаза. — Да. Впечатляет. Ещё немного терпения — и можно считать, что мы победили.

— Ждёте восхода солнца? — спросил Д., помогая Кинисс усесться.

— Правильно, — Гин-Уарант дружески улыбнулся. — Как только оно взойдёт, мы…

Он замолк и обернулся.

— Жаль, — произнёс он хрипло и вновь закашлялся. — Я-то думал, они не успеют.

Д. поднял голову и увидел, что генерал прав.

У них начинались настоящие неприятности.

Двое

— Стой! — монах остановился, услышав этот возглас.

Шангуэр сделал над ним круг и опустился ему на плечо. Отсюда, с опушки леса, У-Цзин отчётливо видел Д. и Кинисс, глядевших куда-то в его сторону, а рядом с ними — похоже, Гин-Уаранта. Вот оно как! Что за странная компания?

— Что… — начал он и услышал немедленно:

— Ни слова. Не шевелись, иначе…

Последние слова прозвучали едва ощутимо, словно флосс погружался в дремоту. Монах услышал лёгкий шорох за спиной и медленно повернул голову…

Хорошо, что он не посмотрел в глаза приближающимся. То, что сейчас направлялось в сторону генерала и его спутников, считалось давным-давно уничтоженным и безусловно запрещённым. Ставшие уже жуткой легендой ильвемоары , «повелители чудовищ», создавали подобных существ, один лишь взгляд на которых мог привести к смерти или безумию.

Одно из таких существ прошествовало мимо замершего, словно статуя, настоятеля. Замедлило ход, словно почувствовало чьё-то присутствие… но их господин сделал нетерпеливый жест и скоро все девятеро — один человек, восемь одетых во всё чёрное чудовищ, некогда бывших людьми — двинулись дальше.

Что-то упало рядом с У-Цзином.

Мёртвая птица.

Ещё одна. Некоторое время они сыпались, словно переспелые яблоки с яблони, которую качнуло ветром.

Смолкли все звуки, один лишь ветер шелестел в листве.

— Что это было? — спросил У-Цзин шёпотом, когда противник отошёл подальше.

— Смерть, — услышал он голос Шангуэра, где-то на границе восприятия. — Они идут к твоим друзьям. Что будем делать?

— Иногда полезно ударить в спину, — проворчал монах, пригибаясь, и медленно направляясь к тому же самому склону.

И тут что-то привлекло его внимание.

Справа от него, на расстоянии километра, к стоявшим внизу трём людям двигался ещё кто-то.

Лёгкий и стройный.

Монах сделал было движение в её сторону, как ощутил, что когти флосса впились в его плечо.

— Не шевелись, — услышал он голос где-то под сводами черепа. Нет, не голос. Тень голоса.

Двое из восьми прошли мимо него. Мимо них обоих. Вплотную прошли, коснись рукой — и достанешь.

— Не шевелись, — едва слышно повторил Шангуэр. — Остальные ещё не спустились.

Монах молил покровителей здешних мест, чтобы Андариалл не успела посмотреть им в глаза. Как правило — если верить старым историям — эти существа… их название вылетело из головы… оставались невидимыми для своих жертв до самого последнего момента.

— Ушли, — заметил флосс.

— Ты сможешь отвлечь их? — спросил монах мысленно, зная, что Шангуэр услышит. — Мне нужна секунда, не более.

— Могу, — ответил тот.

— Ну что же, — У-Цзин собрался и медленно вдохнул. — По счёту три. Один… два…

Флосс сидел на его плече, неподвижный, как статуя.

Две чёрных спины продолжали следовать в сторону Андариалл — чуть разойдясь. Видимо, чтобы действовать наверняка. Хватило бы и одного такого.

— Три!

Флосс оттолкнулся от его плеча и… исчез.

Монах тут же собрался и, стараясь не терять концентрации, сосредоточился на одном, очень действенном заклинании…

Гин-Уарант

— Извините за опоздание, — повелитель чудовищ склонился в подчёркнуто вежливом поклоне. — Времени у меня мало, генерал. Пропустите меня… и я оставлю вас в живых.

— Всех? — спросил генерал, не поднимая глаз.

— А разве здесь есть кто-то, кроме вас? — повелитель скользнул взглядом по Д. (тому показалось, что о нём только что узнали… узнали всё абсолютно, не оставив ничего скрытым), по Кинисс… и вернулся к генералу.

— Боюсь, не могу вам этого позволить, — генерал не торопился поднимать взгляд. — Времени у вас очень мало. Я рискну.

Ильвемоар (слово всплыло из памяти не сразу) окинул взглядом всех троих и покачал головой.

— Одна голова или три головы… — произнёс он медленно. — Вы не оставляете мне выбора, генерал! Да будет так!

И Д. ощутил, что на него наваливается плотное душное покрывало… всё вокруг поглотили тишина и полумрак. Гин-Уарант замер, подняв голову и превратившись в статую самому себе — недвижный и сосредоточенный. Замерла и Кинисс.

Противник тоже застыл, не в силах пошевелиться.

Впрочем, нет.

Повелитель чудовищ медленно, бесконечно медленно опускал руку… что он собирается ею достать?

Д. потряс головой и понял, что удача не до конца изменила ему.

Не так уж много толку от иммунитета к магии, но какой-то всё-таки есть.

Он ощущал противостояние… и понимал, что и Кинисс, и генерал не могут отвлечься. Исходившая от Гин-Уаранта — или из глубин «глаза»? — энергия была немыслимой, невообразимой. С сухим треском лопнул килиан , что-то хрустнуло и ссыпалось с пояса. Всё. Только голые руки.

Повелитель чудовищ медленно поднимал что-то, напоминавшее небольшой арбалет.

Д. поискал взглядом вокруг. Так ведь оружия полным-полно! Он взял камень потяжелее… и противник со стоном упал на одно колено.

Генерал немедленно очнулся от столбняка.

Он сделал несколько движений рукой, и голос его, срываясь на хрип, произнёс десяток слов. Каждое из них больно отдавалось в ушах, ощущение пробуждающейся непреодолимой силы сопровождало их.

Д. заметил искреннее изумление в глазах повелителя чудовищ.

Генерал резко опустил руку. Над головой его взметнулся смерч, сплетённый из чёрных и белых светящихся полос. Словно вздох пронёсся над ними всеми… и шестеро в чёрном, от взгляда на которых погибало всё живое, вскрикнули, одинаковым жестом подняли ладони к голове и рухнули наземь.

Давящая тишина рассеялась, а Кинисс, очнувшись от ступора, долго смотрела по сторонам, словно не могла понять, что происходит.

Повелитель чудовищ посмотрел на генерала и… рассмеялся.

— Не я один нарушаю законы, генерал, — произнёс он. — Ты воспользовался словом Владыки? Ну что же, поздравляю. Но что ты будешь делать теперь? Он вот-вот обратит свой взгляд сюда и… — он обернулся, глядя на горизонт, — я наконец-то смогу получить то, чего заслуживаю.

Генерал сделал несколько шагов навстречу улыбающемуся ильвемоару и упал на колени. Протянул тому свой меч на вытянутых руках.

— Прошу о милости, о достойный, — произнёс он и Д. показалось, что генерал, наконец-то, сошёл с ума. Ильвемоар принял меч, глядя на склонившего голову генерала с величайшим презрением.

— Это вам не поможет, — усмехнулся он. — Или вы думаете, что я попрошу Владыку смилостивиться? Боги никогда не забывают взять свою плату, — он поднял голову и вновь опустил её. — Мне будет приятно осознавать, что вы проиграли, генерал…

— Разумеется, — генерал неожиданно поднял голову. — Если бы вы лучше помнили священные слова, то… — он тоже посмотрел куда-то в сторону востока, — вспомнили бы, что Владыка карает тех, кто победил при помощи его Слова. Я, конечно же, проиграл. А кто победил?

На лице ильвемоара проступило понимание… и ужас.

Холодный ветер подул над ними, постепенно усиливаясь.

— Постарайтесь не думать о том, что вы выиграли, — заметил Гин-Уарант, поднимаясь на ноги. — А мне так приятно осознавать своё поражение…

— Нет! — крикнул его противник, отступая. — Нет, Владыка! Я не…

На миг сгустилась тьма… и его не стало.

— Вот теперь всё, — произнёс генерал (было видно, что он едва держится на ногах) и сделал шаг, возвращаясь в «глаз».

У-Цзин поднялся… в глазах ещё прыгали чёрные пятна, но в целом всё прошло лучше, чем он думал.

Лишить противника зрения — одно из простейших заклинаний… вернее говоря, состояний сознания. Но прежде он никогда не думал, что наступит момент использовать это оружие против самого себя.

Флосс возник из ниоткуда над самыми головами нападающих, и те (реакция их было невероятно быстрой) тут же приготовились встретить нападение во всеоружии.

Противостояние длилось недолго — ровно столько, сколько потребовалось У-Цзину, который уже не беспокоился о мысленном щите, чтобы возникнуть из ниоткуда, грозному и подобному молнии.

Две пары глаз, в глубине которых бушевало чёрное, опасное всякому, кто способен видеть, пламя, тут же обратились в сторону нового противника.

Создатели подобного живого оружия не рассчитывали, что атаковать будут вслепую.

Оба противника рухнули замертво — они даже не сделали попытки уклониться, полагаясь на свою силу. Дважды У-Цзин взмахнул посохом, а затем рискнул снять чёрную завесу с собственных глаз.

Получилось это не сразу и он поначалу испугался, что перестарался.

Когда зрение стало возвращаться, монах заметил флосса, сидящего на земле, шагах в двадцати. Если бы не появление монаха, несдобровать птице. Не помог ни магический заслон, ни естественный щит от ментальных атак.

Некоторое время монах стоял с посохом наготове, хотя при таких повреждениях головы человек не встаёт на ноги. Но это всё-таки уже не люди…

Они не поднялись.

— С тобой всё в порядке? — спросил У-Цзин, осторожно пытаясь нащупать пульс у каждого из лежащих. Хвала богам, они лежали лицами вниз. Взгляд их таит жуткую угрозу и после смерти.

— Почти, — голос Шангуэра был слабым. — Какая жуть, — он яростно встряхнулся. — Оставайся здесь, — он поднялся в воздух. — Я постараюсь предупредить её, чтобы не торопилась присоединяться к остальным. Там ещё небезопасно.

Монах задумчиво проводил его взглядом и повернул голову в ту сторону, где, скрытые склоном, находились Д., Кинисс, Гин-Уарант и… кто ещё?

Кто сумел, тайком от всего мира, создать и воспитать такое количество этих чудовищ? Как же их называли? Некоторое время монах пытался вспомнить, после чего передумал. Пусть остаются безымянными. Имени они не заслуживают. Он осторожно пошевелил ближайшее тело носком сандалии. Лицо было почти человеческим. Вот, значит, как. Пять веков назад подобное приготовлялось из животных. Как сильно упала в цене человеческая жизнь!..

Тень вновь пронеслась над ним… но на сей раз плохо пришлось кому-то ещё: ветер донёс обрывок отчаянного крика.

— Похоже, всё кончилось, — подумал У-Цзин вслух и быстрым шагом направился в сторону Андариалл. Она всё равно доберётся, куда хочет — так пусть уж их там будет трое.

Вне зависимости от того, кому именно улыбнулась судьба там, внизу.

Трое

— Вы знали, что он попадётся на это? — спросил Д., подходя поближе к Кинисс. Та полностью пришла в себя, но выглядела неважно. Ещё бы, одно сражение за другим. Она некоторое время переводила дыхание, глядя на Д. налитыми кровью глазами, после чего показала ему — со мной всё в порядке, не беспокойся.

— Нет, — генерал тщательно отряхивал колени. — Но очень приятно осознавать, что он клюнул. Ну что же, теперь действительно всё. Немного отдохну… да и на покой.

— Теперь, значит, наша очередь? — спросил Д. спокойно. Ему не понравилось, каким взглядом наградил его Гин-Уарант.

Генерал опешил… на миг потерял дар речи. После чего рассмеялся.

— Нет, Д., и вы ещё называете меня чудовищем! Я хотел показать вам и вашей несговорчивой подруге, что прав! Благодарю, кстати, за помощь — вполне возможно, что вы спасли мне жизнь. Всё, скоро я перестану досаждать вам своим присутствием.

Он с наслаждением потянулся, едва не свалившись вновь, и дружелюбно посмотрел на Кинисс.

Взгляд той, однако, был далёк от совсем уж дружелюбного.

— Я боюсь, генерал, — произнесла она с кажущимся безразличием, — что мы по-разному понимаем этот самый покой.

Гин-Уарант посмотрел на неё с укоризной.

— Разве я не спас ваши жизни здесь, сегодня? Что бы вы делали, если бы не я, хотелось бы знать? — он обвёл рукой груды лежавших поблизости тел. — Я не узнаю вас, сайант . Неужели я не заслужил отдыха? Вдали от суеты мира, где я смогу жить в своё удовольствие?

— Вы не дали другим прикоснуться к этому источнику, — произнесла Кинисс и Д. понял с ужасом, что это — конец разговора. Что бы ни ответил генерал, она нападёт.

Кинисс никогда не рискнула бы напасть, если бы не считала, что у неё есть какие-то шансы победить.

Я останусь здесь, один, рядом с горой мёртвых тел, подумал Д. и страшная усталость опустилась на него. Всё, совершенно всё на этом свете потеряло смысл. Краем глаза он видел приближающуюся Андариалл… и это тоже не придавало смысла жизни.

— Вы оставили его для себя самого, — услышал он заключительные слова Кинисс.

— Я? — рассмеялся генерал неожиданно. — Конечно. Было бы преступлением не воспользоваться им, не находите? Не век же я здесь стоять буду! Наберусь сил — и уйду. Более вы обо мне не услышите.

Кинисс смотрела на генерала, как зачарованная.

— Не стоит, — ответил тот без тени усмешки. — Даже не пытайтесь, сайант . Никаких шансов — пока я здесь.

Д. неожиданно стало трудно дышать. Он рванул воротник, отрывая при этом пару пуговиц.

— Возьмите, — генерал снял с шеи кальарт на тончайшей серебряной цепочке и бросил его Д. — На память. Когда вы вернётесь в город, — повернулся он к замершей, подобно статуе, Кинисс, — то узнаете, что сегодня утром неожиданно загорелся дом генерала Гин-Уаранта. Останки генерала найдёте в руинах.

Кинисс усмехнулась, постепенно обрела непрозрачность.

— Вам не скрыться, — заметила она.

Генерал молча отмахнулся. Он стоял в потоке желтоватого света, что опускался (или поднимался?), упираясь в основание «глаза». Вид у Гин-Уаранта был, точно у нежащегося под солнышком кота.

— Погодите, — окликнул его Д. — Что случилось? Что происходит?

— Рассвет, — ответил Гин-Уарант, щелчком пальцев возвращая шляпу себе на голову. Фокусник на нашу голову, мрачно подумал Д. — Расцвет магии и культов… колдовство и нежить… войны и заговоры. Возвращается настоящая жизнь, Д.! Кончается царство сна, и если вы не забудете то, что сегодня видели, то, возможно, вам удастся уговорить ваших друзей выглянуть за стену. Ещё не поздно. Я приложил все силы, чтобы было именно так.

— Вы почитаете Хаос? — спросил Д., стараясь понять, что означает услышанное. Кинисс по-прежнему смотрела на генерала чёрно-фиолетовыми глазами, а, значит, ничего ещё не кончилось.

— Да нет, конечно, — генерал нахмурился, словно услышал что-то не совсем приличное. — Просто вы стараетесь обеспечить покой и процветание. Я — стараюсь не позволять покою воцариться. Если вы поможете миру достичь вершины счастья, Д. — подумайте, куда можно двигаться с вершины?

— Можно на ней оставаться, — возразил Д., не очень-то веря своим словам.

— Не выйдет, — генерал развёл руками. — Это то, что никому не дано — оставаться теми же.

— Что будет с Клемменом? — спросил Д. неожиданно.

— Что будет? — генерал задумался. — Да ничего не будет. Но раньше следующих Сумерек его не ждите, — он криво усмехнулся. — Прощайте.

И отвернулся, поправляя шляпу.

Взглянул на рептилию и дружески помахал ей рукой.

Кинисс вздрогнула. Генерал всего лишь легонько пошевелил пальцами… но отнял у неё почти все силы. Теперь у него достаточно времени, чтобы ускользнуть. Опять нас обвели вокруг пальца, подумала она мрачно. Великие боги, что мне делать, если он скроется? Нет, осознала она, представив взгляд иерарха. Только не это. Лучше уж смерть, здесь и сейчас. Да, генерал, не вы один умеете пользоваться запрещённым…

— Если я не ошибаюсь… какое-то старинное предсказание гласит, что четвёртым Сумеркам наступить не суждено? — тихо спросил Д. у спутницы. Та кивнула, стараясь не терять сосредоточения. Это давалось с немалым трудом.

— Я никогда не думала, что это может означать. Надеюсь, что следующие наступят нескоро.

И тут золотистое сияние над их головами стало меркнуть.

Все до одного замерли и подняли головы вверх.

Сияние меркло, гасло, — медленно, но неотвратимо.

— Он вернулся? — услышал Д. изумлённый шёпот генерала.

Клеммен

Я вынырнул в тот миг, когда воздуха почти не осталось… и иссякали силы, направленные на то, чтобы не позволить себе вдохнуть.

До берега было недалеко. А надо мной постепенно сгущалось то самое «Y», от которого я так долго пытался уйти. Мне вдруг стало понятно: я вновь проиграл.

Треугольник на шее стал тяжёлым… нестерпимо тяжёлым. С каждым мигом держаться на плаву становилось сложнее. Всё, подумалось мне. Пора прекращать бессмысленное сопротивление.

Я повернул голову, чтобы в последний раз оглядеться… и увидел Андари!

И ещё кого-то.

Но тяжёлый, как мельничный жёрнов, треугольник потащил меня назад, в бездну.

Я пытался сорвать его с шеи… и чуть не захлебнулся. Но всё-таки сорвал. Треугольник ярко засветился, когда я разжал пальцы… я успел заметить, как он исчезает под моими ногами. Что-то ярко сверкнуло там, в глубине.

Когда я вынырнул во второй раз, то понял — зрение не обмануло меня.

Оставалось надеяться, что хватит сил добраться до берега.

Гин-Уарант

Генерал, словно во сне, сорвал с себя шляпу и отбросил её подальше.

Вскочил на камень, оглянулся вокруг. «Глаз» при этом вспыхнул чуть ярче… и Д. ощутил, что невидимый барьер, мешавший им с Кинисс приблизиться к артефакту, более не существует.

Где же солнце? Отчего не показывается?

Наступила мёртвая, совершенно неправдоподобная тишина. Д. услышал стук своего сердца… и ещё один звук.

Плеск воды.

— Он плывёт, — произнесла поражённая Кинисс. — Генерал! Стойте! — крикнула она, заметив, что Гин-Уарант спрыгнул со скалы и твёрдым шагом направился к берегу.

— Он убьёт его! — Кинисс впилась когтями в локоть Д., приводя того в чувство. — Ты понимаешь?! Он убьёт его, если сможет!

Они побежали, обходя генерала с двух сторон, в надежде, что успеют первыми. И Д. пожалел, что не взял с собой оружия.

Он успел заметить, как флосс взмыл в небо над бегущими У-Цзином и Андариалл (время пошло быстрее, оба бегущих медленно-медленно приближались, подолгу задерживаясь в воздухе) и ринулся в сторону генерала.

— Клеммен! — услышали они голос генерала. Тот стоял шагах в десяти от берега, повелительно указывая рукой в сторону моря.

И Д. понял, что всё решают секунды.

«Вы знаете, как перевести меня в человеческий облик», вспомнил Д. слова генерала, приближаясь к нему… слишком медленно приближаясь. Он взглянул в сторону Кинисс и понял, что и она вспомнила этот разговор.

Клеммен

Я ощутил, как что-то стукнуло меня по затылку.

Хорошо, что я успел вдохнуть воздуха… кто ж меня так встречает? До дна совсем немного — метра три, но ведь утонуть можно и в луже.

Я вынырнул и увидел стоящего у самого берега… генерала. Откуда он здесь??

Рядом с ним замерли Д. и Кинисс. Хороша компания!

Дальше по берегу заметил Андариалл… понял, что и она увидела меня.

И последнее предупреждение Радуги перестало казаться пустой угрозой. Только не она, подумал я, ныряя вновь; только не она!

Поздно.

Я услышал звук своего имени.

Теперь можно надеяться только на чудо.

Гин-Уарант

— Клеммен! — крикнул генерал во второй раз и Д., что был уже совсем близко, заметил вынырнувшего и вновь скрывшегося под водой юношу и понял две вещи.

Во-первых, Клеммен заметил их.

Во-вторых, он страшно измотан… и не очевидно, что он сумеет преодолеть последние десятки метров.

Генерал тоже, похоже, об этом догадывался.

— Генерал! — крикнул Д. что было сил, и взгляд Гин-Уаранта на миг оторвался от намеченной жертвы. — Не так быстро! Та …

Запретное слово осталось неоконченным.

Генерал лишь шевельнул ладонью… и тут же ноги Д. стали ватными, а гортань мгновенно онемела. Как он ни старался, ни звука не слетало с его губ.

Приподнявшись на песке, он заметил: Гин-Уарант небрежно махнул в воздухе сложенными пальцами левой руки, и Кинисс, выпав из ниоткуда, свалилась у его ног. Она силилась подняться, но не могла.

Рядом с Д. на песок упал флосс. Не везло ему… второй раз попадал под удар. Сломано по крайней мере одно крыло, подумал Д. с яростью. Он взвыл бы от бессилия, если б только мог.

Генерал обвёл взглядом окружающее его пространство и Д. понял, что тот попросту устранил препятствия. Кинисс или сам он в подобном случае оставили бы вокругмёртвые тела. Генерал был в этом отношении мягче. Если не забывать, что Клеммен сейчас утонет, у них на глазах, а Гин-Уарант спокойно уйдёт, завершив свою миссию.

Некоторое время Д. осознавал, что понимает его… что действия генерала действительно направлены, в общем-то, на решение той же проблемы, которую уже сотню веков пытались разрешить Наблюдатели: не дать разуму уничтожить самое себя.

Но миг прошёл, вместе с ним и понимание. Осталась только бессильная злость. Впрочем, такая ли уж бессильная?

Гин-Уарант вновь поднял руку, ожидая, когда голова Клеммена покажется на поверхности. То, что прежде украшало зенит золотистым мягким сиянием, превратилось в небольшой странного вида предмет… от которого всё вокруг отбрасывало по три тени.

Генерал начал произносить слова заклинания, когда Д. нашёл в себе силы приподняться на локте и швырнуть ему в лицо пригоршню песка.

Ещё несколько мгновений жизни…

Генерал согнулся пополам, отплёвываясь и пытаясь протереть глаза. А когда выпрямился и повернулся к Д., тот прочёл своё будущее в его взгляде с полной определённостью.

Гин-Уарант заносил для удара ногу, когда откуда-то из-за спины Д. послышался далёкий, но вполне различимый крик:

— Han enfae, cammendvar! — «Оставь их в покое, самозванец!»

И генерал исчез, словно дурной сон… появившийся взамен пожилой усталый человек замер, словно не понимая, где и почему находится.

Мгновения протекали прочь, вот уже черты прежнего генерала начали возвращаться. И тут на его левое запястье опустились пальцы, покрытые мелкой светло-серой чешуёй.

Сжали его мёртвой хваткой.

Д., приготовившийся к сильной, едва переносимой боли, увидел, что генерала окутал сияющий ореол. Яркий желтоватый свет вырвался из его глаз. Гин-Уарант стряхнул с себя Кинисс и, словно слепой, сделал неуверенный шаг вперёд, поводя вокруг руками.

Голова его повернулась в сторону моря.

— Клем…мен? — спросил он неуверенно. Голосом, который менял звучание на всём протяжении короткого слова. Д. повернул голову и заметил, что Клеммен, на четвереньках выбиравшийся из воды, поднял голову и воззрился на генерала с ужасом.

Генерал опустил взгляд и Д. заметил, что зрачки его вытягиваются… становятся горизонтальными… превращаются в полумесяцы…

Гин-Уарант сделал шаг в сторону Клеммена. Тот, поднявшийся было на ноги, попятился и вновь упал в воду, навзничь.

Генерал сделал ещё один шаг, стал полупрозрачным.

Ещё один шаг — и, не успев войти в воду, Гин-Уарант исчез.

Д. опустил голову на мокрый песок и не открывал глаза до тех пор, пока не ощутил, как чьи-то руки помогают встать, отводят в сторону и усаживают у камня.

Венллен, Лето 79, 435 Д., 7-й час, Рассвет

— С вами всё в порядке? — голос Клеммена. Он, вместе с Андариалл, стоял рядом с Д., у которого по-прежнему не было сил твёрдо держаться на ногах.

Солнце показалось из-за горизонта.

Д. поднял голову… и зажмурился. Угасшее было сияние вновь разгоралось в зените; теперь вокруг золотистого пятна танцевали радужные полотна. Д. не раз доводилось наблюдать полярное сияние… но то, что происходило сейчас в вышине, красотой превосходило всё, увиденное до сих пор.

— С возвращением, — Д. попытался подняться, и в конце концов ему это удалось.

— Мы, наверное, пойдём, — произнёс Клеммен, убедившись, что с Д. всё в порядке. Сам он был покрыт многочисленными ссадинами, шею украшала тонкая кровоточащая царапина, но глаза были живыми и в них читалась улыбка. Да, подумал Д. устало. Давно я не улыбался вот так. — Помогите Кинисс, если можете. Нас она не замечает.

— Прощайте, — произнёс Д. Впервые в жизни он осознал, что нет слов, которыми можно было бы попросить прощения. — Я полагаю, ты не вернёшься.

Краем глаза Д. заметил, что Андариалл, прикусив губу, медленно покачала головой. Взглянула на него с жалостью. Д. вздрогнул, осознав, что ольтийка выглядит… как-то иначе. Иначе, чем в городе. Ты ничего не понимаешь, говорил её взгляд, а жаль.

Д. заметил также, что ножны, по-прежнему висевшие на её бедре, пусты.

— Отчего же? — удивился Клеммен и протянул Д. руку. — Всё кончилось хорошо… разве не так? Я просто возьму отпуск. Долгий, но не бесконечный.

— Удачи, — Д. пожал ему руку, стараясь не глядеть в глаза, низко поклонился девушке. Молча стоял, глядя, как они удаляются, держась за руки.

Показалось ему, или разорванная во многих местах рубашка Клеммена стала целой к концу их короткой беседы?

Кинисс сидела, скрючившись, у самой воды, словно ей было худо.

— Кинисс, — окликнул её Д., пошатываясь. Ему-то точно было не по себе. Она не отвечала, продолжая сидеть, глядя в песок.

— Кинисс, — упавшим голосом произнёс Д. и положил руку на её плечо.

Она неожиданно поднялась и, сбросив руку, побрела прочь. Не оборачиваясь. Никто ещё не пытался использовать Прикосновение как оружие, и теперь ей не хотелось ни видеть, ни слышать кого бы то ни было.

Победа? Поражение?

Д. стоял, не зная, что и думать, когда услышал позади шаги.

Это был У-Цзин; на локте его, прикрыв глаза и время от времени вздрагивая, сидел раненый флосс. Настоятель бережно придерживал Шангуэра второй рукой.

— Тебе тоже нет до меня дела? — спросил Д. неожиданным для самого себя злым голосом. Хоть дерево и расцвело… но проклятие исполнялось. Он остаётся один и теперь, когда одержана величайшая из побед, ему хочется не радоваться, а плакать. Вот только плакать он давно разучился.

Глаза монаха оставались бесстрастными.

— Я должен позаботиться о твоём друге, — произнёс он спокойно. — Если успею исцелить его, то вернусь и буду сидеть здесь, рядом, чтобы увидеть, как это происходит. Если же нет, — У-Цзин поправил очки и взглянул вслед медленно удалявшейся Кинисс, — то несколько дней спустя все мы — все, — подчеркнул настоятель интонацией, — соберёмся у меня в беседке. Как и всегда. Это всё, что я хочу сказать.

Он коротко кивнул, сделал несколько шагов в сторону леса… после чего растаял в воздухе.

Д. стало так неловко… как не становилось уже давно. Чувство стыда, от которого многолетняя служба в Бюро должна была избавить, оказывается, было всё ещё цело.

Он молча отошёл к камням, и, усевшись, запрокинул голову. Сияние ослепляло. Он закрыл глаза.

Когда он открыл их, новое зрелище предстало его взору… и было куда прекраснее прежнего.

Кто-то сидел рядом с ним, но не имело ни малейшего значения — кто.

По ту сторону

Его выбросило из глубин квадратного каменного колодца… и некоторое время он стоял, погрузившись в светящуюся кашу из листьев и недоумённо оглядываясь по сторонам.

Вокруг него, на расходящихся во все стороны ступенях, стояли люди… множество людей… все они были в красном, все были покрыты шрамами и синяками… и все смотрели на него. Молча.

Он поднял руки и взглянул на них.

Чьи это руки? Отчего он не может припомнить, кто он и что здесь делает?

Что-то лениво покачивалось на фосфоресцирующих волнах рядом с его ногами.

Сумка.

Моя? Чья-то ещё? Он обвёл глазами людей вокруг себя… и неожиданно понял, что они повторяют каждое его движение. Поднял правую руку — все подняли её, словно великолепно вымуштрованное войско. Покачал головой — все повторили этот жест. Словно миллионы зеркал стояли вокруг, таинственным образом превращая его одного во множество копий.

Он поднял сумку и открыл её.

Внутри лежал всякий мусор… вероятно, прежний хозяин не очень часто вычищал сумку. А это что? Стоящий в колодце осторожно развернул небольшой пакетик… на ладонь его легло пять небольших пёрышек.

По лицу стоящего пробежала тень… и тут он увидел … что именно — не понял сам. Осознал, откуда эти пёрышки, чья это сумка.

— У меня нет имени, — произнёс он и подивился, насколько сильным оказался его голос. — Но твоё мне известно… забавно! Ну что ж, нас здесь будет двое.

И разразился хохотом, от которого приугасло свечение листьев под ногами и исчезли, один за другим, его двойники.

Не переставая смеяться, пришелец поднялся на первую ступеньку и, не глядя, швырнул перья назад. Неожиданны порыв ветра подхватил их, понёс… понёс. Воздух наполнился шумом, похожим на шум птичьих крыльев.

Звуки смеха были слышны ещё очень долго.

Приложение. Мир Ралиона

1. Вступление

Возникновение Ралиона

Миры не возникают из ниоткуда.

Ралион не является исключением. Вероятно, первоначально создание фундамента, на котором позднее выстроились события и реалии Ралиона, описанные в этой и предыдущих книгах цикла, была своего рода забавой. Попыткой построить чёткую и легко описываемую относительно несложными схемами Вселенную. Таких схем было множество; возможно, интересно было бы проследить эволюцию «каркаса», на котором возводится мироздание — но есть опасение, что далеко не все авторы «собственных» миров пожелают поделиться тайнами построения мира. Начиная с какого-то момента, мир не позволяет обращаться с собой как угодно, не позволяет внутренняя логика построений, взаимосвязь всего того, что составляет мир.

Другими составляющими Ралиона явились сюжеты, события, существа, персонажи. Их множество; многие из них приходили и продолжают приходить по-прежнему. Из сновидений… из размышлений над уже существующими произведениями. Не все они вошли в Ралион, не все легли «гладко» на предположения авторов Ралиона о строении этого мира. Некоторые изменились, чтобы стать частью Ралиона, некоторые побудили изменить представления авторов о Ралионе.

Если прочесть книги подряд, от «Пригоршни вечности» и далее до этой дилогии, можно уловить изменения, которым подверглись воззрения автора произведений. Можно сказать, что автор со временем изменяет Ралион. Можно, с другой стороны, сказать, что изменяется понимание автором некогда выстроенного мироздания.

Ралион основывался на аккуратном увязывании реалий. На точной стыковке кусочков мозаики, из которой начала складываться картина мира. Теперь, когда книги вышли в свет, можно судить о том, удалось ли построить мироздание, способное выдержать множество разных взглядов, разных способов понять те или иные события, упомянутые в произведениях.

Я продолжаю настаивать на том, что любой мир, воспринимаемый читателем как мир достоверный и приносящий ощущение подлинности, возможности погружения в себя — столь же реален, сколь и то, что мы называем миром реальным, окружающим нас всякий раз, как мы откладываем книгу в сторону.

Мне неоднократно приходилось отвечать на вопрос «О чём эти книги? Что такое Ралион? О чём вы пишете?»

Я затрудняюсь ответить на вопрос, что такое Ралион. Так же, как я не смогу исчерпывающе ответить на вопрос, что такое Земля, как я её понимаю.

На вопрос, о чём я пишу, я отвечаю в последнее время — о жизни, о смерти, о любви. О том, каково место человека в окружающем мире. Не имеет значение, что вместо людей и вместе с людьми в книгах действуют фантастические существа. Всех их рано или поздно интересует вопрос, приходящий в той или иной форме — что такое мир, где я живу? Если подобный вопрос пришёл вам в голову хотя бы раз, пока вы читали мои книги — значит, я старался не зря. Если вам понравилась хотя бы одна книга из тех, что я написал — значит, я старался не зря. Если вы сочли нужным связаться со мной или соавторами Ралиона, чтобы высказаться на тему, как-то относящуюся Ралиону — значит, все мы старались не зря.

Мили и километры, или откуда на Ралионе лошади

Фантастическая реальность, как определён Ралион на сайте в Интернет, посвящённом реалиям Ралиона, предполагает, что здесь «всё, не как у нас».

Значительный ряд вопросов, возникавших и возникающих у читателей, относится к тому, отчего в книгах используются слова, описывающие обыденные, всем знакомые предметы, явления, живые существа. Неужели, спрашивали меня, люди на Ралионе точно так же «произошли от обезьян»? Неужели на Ралионе могут быть лошади — такие же, как у нас, на Земле? Как могут быть одновременно, в одном и том же мире, привычные нам животные и фантастические существа? Люди и драконы? Огнестрельное оружие и магия? Почему та же самая периодическая система элементов, почему солнце называется солнцем?

В первых двух книгах были сделаны попытки добавить «непривычности», непохожести мира Ралиона на мир Земли — увы, был избран неправильный, как мне кажется теперь, подход. Намеренно или невольно, я стилизовал способы описания Ралиона под то, что в той или иной мере именуется «фантазией», fantasy , миром сказки, где не может быть полётов в космос и действующей магии одновременно.

Позднее, не без влияния того, что мне высказывали люди, мнение которых по многим вопросам литературы мне кажется достойным того, чтобы к нему прислушаться, я решил не стараться делать Ралион «напоминающим старую добрую fantasy ». Не делается попытка «подогнать» Ралион (и иную описываемую, фантастическую реальность, Шамтеран) под что-то, уже созданное и существующее.

Отвечая на первоначальный вопрос — почему на Ралионе есть именно лошади, а не живые существа, напоминающее лошадей Земли, может быть, весьма напоминающие — но называющиеся иначе — ответ будет прост: я не хочу перегружать память читателя.

Конечно, персонажи произведений по реалиям Ралиона не могут использовать слово «лошадь», произнося его так же, как и мы, вкладывая в него ровно столько же смысла, сколько вкладывают самые разные люди Земли в это же слово. На Ралионе существует множество явлений, предметов, существ, названия которым и аналогов которым на Земле нет. Таких явлений, как мне кажется, и так достаточно много, чтобы утруждать память читателя, изобретая новые слова для лошадей, ботинок, солнца и людей.

Иными словами, существующий к настоящему моменту способ изложения событий, способ описания реалий Ралиона — компромисс. Там, где возможно, используются слова, указывающие на знакомые читающим на русском языке понятия, сущности и предметы. Компромисс местами кажется несколько чрезмерным: в самом деле, а на Ралионе действительно делят сутки на 24 часа? Час — на 60 минут? Все ли пользуются метрической системой, Средним языком, похожи, неизбежно, на те или иные земные аналоги? Что, на Ралионе тоже был Пифагор, открывший ту же теорему, приняты те же или схожие философские понятия и системы?

И да и нет.

Конечно, Ралион не есть Земля, не является «альтернативной» Землёй, не является Землёй в далёком прошлом или будущем. Разнообразные расы Ралиона не придерживаются единой для расы системы взглядов, воззрений на мир и другие расы в том числе. Но подумайте, что было бы, вздумай авторы потратить силы на создание настолько детализованного описания Ралиона, чтобы итог удовлетворил самого придирчивого читателя?

Вероятно, скучно было бы читать подобный справочник. Полагаю, нашлись бы читатели, заинтересованные именно в таком справочнике. Но я полагаю, что автор не имеет права служить критерием абсолютной истины даже по поводу описываемого мира. Единственное, что я могу утверждать, как истину непреложную, справедливую для Ралиона — то, что всё, что описано в книгах, произошло в Ралионе, является частью его, частью его истории.

Но трактовать эти события, искать аналогии, досказывать недосказанное и дополнять картину мира образами, которые возникают при чтении — привилегия читателя.

Люди в масках, или «они поступают нелогично»

Одна из главных трудностей, с которыми сталкиваются все авторы, пытающиеся изображать «нелюдей», не-людей, отличные от людей разумные расы — изобразить достоверно отличие подобных существ от привычных нам людей, от тех, с кем мы встречаемся в повседневной жизни.

Вопрос не настолько прост, чтобы на него можно было просто и однозначно ответить. В самом деле, даже у нас, на Земле, всегда можно найти примеры людей и групп людей, каждый из которых настолько по-разному понимает окружающий нас, общий для всех мир, что говорить о достижении понимания можно только очень условно. Для этого порой нет необходимости ехать «на край света», в другую страну. Достаточно просто присмотреться к людям, с которыми мы общаемся каждый день.

В таком случае можно задаться вопросом — насколько необходимо было «создавать» иные расы, изобретать их физиологию и историю, культуру и разум, разрешать за них те же сложности, с которыми сталкиваются люди на Земле, а также миллионы новых, связанных с тем, что на Ралионе обитает более одной разумной расы.

Ответ можно предложить такой: чтобы понять, что такое человек и каково его место в мире, иной раз имеет смысл изучить то, что обладает совершенно иными способами постижения окружающего мира; способностями, которых никогда не будет ни у одного человека. Антропоцентризм — достаточно популярный способ восприятия окружающего мира; принимаемое как само собой разумеющееся положение, что человек — разумное существо — есть эталон, мерка, по которой можно диагностировать наличие или отсутствие разума у других существ.

Антропоцентризм легко позволяет выдвигать абсолютные, непреложные истины относительно окружающего мира. Приписывать человеку как виду, как явлению окружающего мира, те или иные качества, якобы свойственные всем без исключения людям безусловно. Что само по себе достаточно нелепо — не располагать способом достоверно знать и чувствовать, как именно знает и что именно чувствует другой человек, живущий бок о бок — но при том смело распространять свои предположения относительно людей на них всех. Имеется в виду, конечно, на людей в той мере, в какой мы считаем их чем-то, равным себе, личностям, разумным существам.

Я полагаю, что воззрения, аналогичные антропоцентризму, в той или иной мере свойственны всем без исключения разумным существам — то есть тем, кого человек может назвать разумными в той же мере, в которой он полагает разумным себя.

Требовать себе, своему виду хоть в чём-то, но исключительности — обычная черта… нормальная, до некоего предела. До границы, которую каждый без исключения, как мне кажется, обязан преодолеть, чтобы осознать: мир не принадлежит человеку, мир безразличен к человеку, мир становится тем или иным ровно в той мере, в какой человек приписывает ему те или иные свойства.

Поэтому не ставилась задача создать Ралион — «мир сказки», где всё всегда хорошо оканчивается. Не предполагалось строить Ралион с целью доказать ту или иную мысль автора, не делалась попытка утвердить один и только один взгляд на окружающий мир.

И каждая разумная раса, каждый персонаж, в конечном счёте, может прийти к главному выводу: не имеет значения, к какой расе или виду ты принадлежишь; имеет смысл только то, насколько твои представления о мире совпадают с тем, «какой он на самом деле».

Поэтому приходится прибегать к внешним, изобразительным способам подчёркивания «непохожести на людей», чтобы подчеркнуть: это не люди. Просто для того, чтобы поступки персонажей не истолковывались только и исключительно в рамках того, как читатель полагает правильным, достоверным, несомненным. Поэтому персонажи могут «поступать нелогично». Ведь «логично» — это, достаточно часто, «то, что я лично считаю правильным и логичным».

Окончательный же ответ на вопрос, насколько удалось мне изобразить существ, не принадлежащих к человеческой расе достоверно и убедительно, может дать только читатель.

«Мы, люди» или «они, драконы»

При чтении произведений про Ралион, может сложиться впечатление, что те или иные расы, группы людей и так далее, исповедуют единые взгляды по тому или иному поводу. Скажем, все Хансса одинаково относятся к человеческой расе. Одинаково и безусловно поклоняются божеству Наате, ведут себя абсолютно одинаковым образом в подобной ситуации.

Разумеется, это не так. Сложность всё та же: невозможно объять необъятное. Не представляется возможным достаточно компактно изложить события и продемонстрировать, что каждое из разумных существ по-своему уникально. К тому же достаточно распространённым способом составлять мнение является распространять те или иные особенности представителя «инородного» на всё «инородное» того же класса. Отсюда легко сделать вывод — например, аналогичный тому, что приведён выше, где приводились, в качестве примера, Хансса.

Мы все различаемся. В той мере, в которой «человеческое» можно свести к «животному» и заключено то «общее», что свойственно всем людям. Всё, что отличает человека от животного, отличает каждого из людей от сородичей. В этом смысле я не верю в существование чего-то «общечеловеческого», если речь идёт о том, что свойственно индивиду, существу мыслящему, отличающему «Я» от всего остального мира.

Если можно дать какой-то совет по этому поводу, он звучит так: мир намного сложнее любых попыток его описать. Фантастическая реальность — тоже. Если автор описываемого им мира утверждает, что располагает абсолютным знанием о мире, что такие-то сущности в этом мире заведомо есть, а таких нет и быть не может по определению — по мнению автора — значит, автор создал мёртвый мир. Застывший мир, мир-музей, мир-экспонат. Мир, совершенный хотя бы в одной своей части — а, следовательно, неспособный к самостоятельному существованию.

Существуют ли боги, или разоблачение всякой магии

Другая, часто подвергаемая критике, «часть» Ралиона — всё то, что несвойственно нашему миру; что используется как абстрактное понятие, не относящееся к природу нашей, земной реальности в том виде, как её понимает каждый из людей.

Например: божества Ралиона — что это? Создали ли они Ралион? Всемогущи ли они? Постижимы ли они? Магия на Ралионе — что это? Нарушение законов природы? Дар, которым обладают избранные, которому невозможно обучить? И так далее.

Путаница во всех подобных случаях сводится к тому, что читатели распространяют те или иные понятия и названия на Ралион. Следствие первоначального компромисса между тем, чтобы всякий раз придумывать название сущностям, которые могут отличаться от земных или не имеют «подлинных» аналогов.

Примерная попытка дать представление автора по поводу возможных ответов на некоторую часть вопросов, перечисленных выше, будет дана в этом приложении. Как уже было сказано, автор не претендует на абсолютное знание по данному вопросу. Только на утверждение, что всё это свойственно Ралиону, является частью Ралиона. Поскольку я считаю, что любое явление, любая часть Ралиона может быть в той или иной мере постигнута, понята обитателем Ралиона, то ровно в той же мере — для данного существа — упомянутое явление существует «на самом деле».

Иными словами, божества Ралиона — часть Ралиона, часть той Вселенной, которой принадлежит Ралион. В той мере, в которой Вселенную можно постичь — в той мере можно постичь и божеств. В той мере, в которой можно считать кого-то из обитающих во Вселенной всемогущим — то или иное божество можно считать всемогущим.

Магия Ралиона — часть Ралиона, нечто, что может быть понято в той или иной мере. Нечто, чему можно научиться — или воспринять, как дар. Что можно считать наукой, искусством, необъяснимым либо вполне постижимым и простым.

Я не исключаю возможности того, что часть явлений, описываемых в книгах, можно счесть сверхъестественным, потусторонним, не подлежащим изучению, не существующим «на самом деле». Можно считать и так. Но — при условии, что можно считать и по-другому.

Где взять карту, или нормальные герои всегда идут в обход

Карта — пожалуй то, о чём чаще остального приходится задумываться автору произведений; источник постоянной головной боли и множества вопросов и насмешек. Разумеется, у Ралиона есть карта, карта, хранящаяся как в головах авторов произведений, так и в виде зарисовок на листах бумаги.

Увы, труд по созданию карты Ралиона — не менее тяжёлый, кропотливый и, в каком-то смысле, не вполне осмысленный. По причине того, что наиболее правильный способ создать карту — воплотить мысленное представление автора в вид, которым читатель может воспринять в печатном виде — технически невозможен в настоящее время. Та карта, которая присутствует в каждой книге про Ралион, неточна: она призвана дать самое общее впечатление о направлениях. Масштабы в ней нарушены — приходится считать с физическими размерами издаваемой книги. Добиться того, чтобы карта содержала все названия местностей, в которых происходит действие произведений — значит, полностью скрыть даже и условные контуры под густой сетью названий.

Карта Ралиона существует. Но перенести её хотя бы в одну из книг — задача, трудоёмкая настолько, что написание одного из романов наверняка покажется занятием намного более простым, ясным и приятным. Боюсь, в обозримом будущем читателям придётся полагаться преимущественно на собственное воображение, достраивать карту так, как следует из текста. Я приложил все усилия, чтобы приводимые в книгах растояния между теми или иными географическими точками планеты Ралион являлись настолько точными, насколько возможно.

Сериал или цикл

Насколько нужны для понимания книг про Ралион те сведения, которые приведены далее? Что образуют книги про Ралион — цикл (где каждую книгу можно читать независимо от других) или сериал (где нет возможности понять книгу без знакомства с другими, вышедшими ранее)?

Книги про Ралион — все произведения — если только явно не отмечено (например, сказано, что это — дилогия) являются самостоятельными произведениями друг по отношению к другу. Все эти книги можно читать в произвольном порядке… тем более, что хронология событий, которые описываются в книгах, не всегда совпадает с порядком их выхода в свет, с порядком их написания.

Сведения, приведённые далее, не являются необходимыми. Они могут представить интерес для ряда читателей; могут дать представление о явлениях и существах, не упомянутых в первом и втором томах данной дилогии — но не являются необходимыми для понимания любой из книг.

Я осознаю, что нет возможности создать книгу, которая одинаково бы понравилась всем без исключения читателям. Можно попытаться создавать разные произведения — которые могут нравиться тем или иным читателям; угодить всем — не представляется возможным. Вполне вероятно, что приведённые ниже «справочные», местами «научно-популярные» сведения про Ралион смогут как-то устранить те причины непонимания, которые могут найтись у тех или иных читателей.

2. Общие сведения

Примечание

Во всех случаях, если это не определяется особо, сущности, единицы измерения и прочее совпадают с аналогами, использующимися на Земле.

Одновременно, все обороты наподобие «в настоящее время» и тому подобное относятся к 15-му веку Д. — времени, на которое ссылается последнее из написанных к настоящему моменту произведений.

Солнечная система

Собственно Ралион является планетой земного типа, второй из шести планет в своей солнечной системе. Космические технологии к настоящему моменту не получили широкого развития (хотя высадки на луны и запуск разного рода искусственных спутников производились неоднократно).

Сведения о планете

Средний радиус планеты (геоида) составляет 6318 километров; период обращения вокруг Солнца 292.1652 суток. «Среднее», или универсальное деление года на сезоны таково: весна (66 дней), лето (95 дней), осень (66 дней) и зима (75 дней). Каждый шестой год — високосный, с дополнительным 96 днём лета. Угол наклона оси вращения планеты к плоскости эклиптики составляет 22 градуса.

Небольшое отступление: «среднее» летоисчисление, как и средний язык, Тален, является средством упорядочения хронологий и, несмотря на повсеместное употребление, вытеснило все прочие системы исчисления только в научных трудах и позднейших исторических ссылках.

Подземные расы используют иной подход, опирающийся на 13-летний цикл тектонической активности. 10 подобных циклов именуются «малым кругом», 10 малых кругов составляют «большой круг» (он же Круг).

Три луны Ралиона обращаются вокруг планеты, соответственно, за 22, 31 и 34 дня. Дальняя луна — наименьшая, и невооружённым глазом видна только в фазы, близкие к полнолунию (речь идёт о человеческом глазе).

География

Ниже приведены только обзорные сведения. Океан покрывает более 90 процентов поверхности планеты и сравнительно неглубок: только в трёх (правда, достаточно обширных) областях его глубина превышает 2 километра. Суша представлена одним крупным континентом, крупным островом, четырьмя большими архипелагами и несколькими тысячами небольших островов.

На обоих полюсах расположены небольшие (до 900 километров в поперечнике) области суши, скрытые ледяным щитом.

Континент

Континент имеет средний поперечник 6800 километров с запада на восток и 8400 километров с севера на юг, по форме очень приблизительно напоминает овал с сильно изрезанными сторонами. Южное его побережье отстоит от линии экватора примерно на 162 километра. Вследствие этого на континенте (он же Большая Земля, или Унралиа) представлены практически все типы климата.

На континенте присутствуют шесть крупных горных хребтов, четыре крупных озера, восемь главных рек и три действующих вулкана (к настоящему времени). Три крупных лесных области носят названия Сеаринх (северо-восточный угол материка), Айридо (западное побережье), Оннлиар (юг и юго-запад).

Изучение тектонической активности позволило предположить, что единый в настоящее время континент образовался в результате «стыковки» трёх отдельных плит (каждая из которых дрейфовала к месту, которое географически совпадает с местонахождением Шести Башен). Причины подобной стыковки, точное время образования современного облика Унралиа и причины, по которым дрейф упомянутых плит более не происходит, до конца не выяснены.

Острова и архипелаги

Помимо континента, на Ралионе есть четыре больших архипелага. Острова первого (Западного, Thiakarin) отстоят от континента всего на 18 километров. Крупнейший остров носит название Змеиного (вследствие своей формы).

По одной из теорий именно Западный архипелаг является родиной Людей, откуда они позже расселились на многие другие участки суши.

Второй по величине архипелаг называется Драконовым (Helledoar), в честь преобладающего населения. Тысяча шестьсот километров, отделяющая все четыре крупных и более пятидесяти мелких его островов от континента (который находится к западу от архипелага) значительно облегчает существование остальных рас.

Третий по величине архипелаг находится к югу от середины отрезка, соединяющего восточное побережье континента и середину Драконова архипелага. Его крупнейший остров, заслуживающий того, чтобы самому именоваться континентом, считается необитаемым и называется Выжженной Землёй (Ralia Lauda). Сам архипелаг в позднейшее время получил название Кархинт (в честь преобладающего в новое время населения).

Четвёртый архипелаг, совершенно неисследованный, располагается на противоположной — относительно континента — стороне Ралиона и окружён практически непреодолимым штормовым поясом. Условное название его — Штормовой архипелаг (Antrali Zeartho).

Внимания заслуживает также архипелаг Хеверт, состоящий из десятка сравнительно крупных (до 50 километров в поперечнике) и более тысячи мелких островов. Помимо того, что этот архипелаг в настоящее время является единственным местом, где Люди обитают в «диком» состоянии, некоторые (преимущественно, генетические) исследования позволяют предположить, что разумное состояние раса Людей обрела именно здесь.

Единственным густо заселённым островом южного полушария является Розовый остров, Ralia Hamar (в честь характерного цвета песка, покрывающего его берега), родина Хансса (см. ниже). Расстояние до ближайшей точки континента составляет примерно 500 километров. Преобладающие ветра значительно затрудняют навигацию в северном направлении.

Штормовой Пояс

Упоминавшийся уже Штормовой архипелаг целиком находится внутри т.н. Штормового Пояса, необычного природного явления, географически расположенного на противоположной стороне планеты, «под» центральной частью континента, в южном полушарии.

Причины происхождения феномена остаются большей частью неизвестными; во всех исторических хрониках Пояс упоминается, как давно (?) уже существующий; поперечник его и расположение, приводимые в хрониках разных лет, также не совпадают: может создаться ощущение, что область Пояса перемещается в неких достаточно широких пределах, охватывая область планеты поперечником от 400 до 1200 километров. Штормовой Пояс не поддаётся магическому зондированию («белое пятно»), облачность мешает детальному исследованию его сверху, включая спутниковый зондаж в разных диапазонах..

Попытки проникновения за пределы пояса на существующих средствах передвижения оказались безрезультатны; высокая тектоническая и вулканическая активность внутри Пояса делает подобные попытки в высшей степени опасными для жизни.

Тален и проблема общения

Тален является средством общения между жителями Ралиона, искусственно созданной группой языков. Основную работу по разработке Тален проделали Хансса (первые памятники на Тален датируются временем примерно 8000 лет д.Д.); примерно 30 веков спустя в распространение и развитие языка включились практически все расы Ралиона. К 500 годам д.Д. Тален становится негласным «средним наречием», и обучение ему становится традицией. Тален состоит из трёх языков, которые роднит схожая структура, алфавит и значительное количество одинаковых языковых форм:

Нижний Тален , которому соответствуют разговорный и просторечный диалекты местных языков; является наименее строгой версией языка, включающей в себя массу заимствований. Часто является основным средством для создания художественных произведений, наряду с более «академическим» Средним Тален. Из всех трёх языков Нижний наиболее всего подвергся изменению и развитию к настоящему времени.

Средний Тален (или просто Тален является аналогом некой смеси повседневного и литературного языка; существует в виде нескольких диалектов. Очень мало изменился от момента своего создания (не считая введения новых слов).

Верхний Тален является «языком учёных», в котором присутствует большинство абстрактных понятий, сущностей и т.п. — всего, являющегося фундаментальным для постижения научных (в том числе магических) дисциплин и работы над научными теориями. Изучение Верхнего языка по сей день является своего рода привилегией; в начале новой эры существовала практически однозначная связь между положением человека в обществе и возможностью изучения Верхнего Тален. Тален (преимущественно Средний) и прочие языки отображаются латинскими буквами. Читать их следует по правилам чтения латинского языка, со следующими замечаниями:

'w' читается как «у краткое» (в русском слове «аудитория»).

'j' читается как «ж», «дж» или «дз» (слитно).

'y' читается как «и краткое» перед гласными или латинский дифтонг «oe» перед согласными.

'h' после согласных означает сильное придыхание; между гласными — мягкий звук «х»; перед гласной в начале слова — слабое придыхание.

Тален, разумеется, не стал и никогда не станет действительно всеобщим языком. Общее количество использующихся к настоящему моменту языков и наречий составляет около полутора тысяч; более пяти тысяч, включая мёртвые.

Кроме того, как минимум 40% всех обитателей планеты общаются, никогда не прибегая к Тален. Север континента является местом, где Тален практически не используется в качестве повседневного языка (т.е., область, где обитает как минимум одна шестая всего населения Ралиона).

Только после начала вторых Сумерек обучение иным языкам, включая Тален, стало стремительно набирать популярность. Связано это в основном с тем, что частично утратили силу всевозможные магические приспособления, позволявшие «знать» язык собеседника без предварительного его изучения.

Как выяснилось впоследствии, скоростное обучение при помощи магических «ускорителей» плохо отражается на здоровье. Вследствие этого спрос на аппараты-переводчики магического типа резко упал (если до наступления Сумерек чуть ли не четверть населения (см. также ниже) планеты более или менее часто прибегала к подобным устройствам, то к настоящему моменту доля активных потребителей не превышает 5-7 процентов).

Айшиа, Флоссы и Маймы (см. ниже) используют врождённые способности для общения на неизвестных языках; имеют, как правило, один собственный, расовый, язык. У Хансса, крупнейших наэрта Ольтов, а также Дарионов обычно имеется один или несколько «расовых» языков; наибольшее количество разнообразных языков возникло у Людей и Карликов. Прочие расы занимают промежуточное положение.

Летоисчисление

Часто употребляющийся оборот «от пришествия Дайнера» (д.Д.) или «после пришествия Дайнера» (Д.) относится к «универсальному» летоисчислению, привязанному к официальному провозглашению последнего из известных к настоящему времени универсальных культов, культа Дайнера. Дайнер является божеством-посредником, позволяющим обращаться представителю любой расы непосредственно к любому другому божеству. Дата «пришествия дайнера» обозначила момент, когда глобальные войны на Ралионе фактически прекратились.

3. Обитатели Ралиона

Примечание

Под словом раса в рамках настоящего узла будет пониматься разумный биологический вид (в случае Ольтов — подвид).

Слово человек в рамках данного узла, как и в предлагаемых вниманию читателей текстов, означает «любое гуманоидное разумное существо». Если возникает необходимость собирательного обозначения той или иной расы, будет употребляться название расы с заглавной буквы (Люди, Карлики и др.)

При употреблении фразы «среди название расы » имеется в виду, что упомянутое свойство относится как минимум к большинству населения данной расы. Как и везде, расы не являются «монолитными» образованиями, и оборот «среди…» не следует понимать буквально.

Если некие числовые значения (рост, вес и т.п.) для мужских и женских особей отличаются, они даются через наклонную черту (значение для мужских особей даётся первым).

Люди

Люди представляют собой, пожалуй, единственную расу Ралиона, которая до позднейших времён осталась поделенной на множество народов (народностей), отличающихся самым разным уровнем развития. От первобытного до сопоставимого со «средним» уровнем развития других рас.

Принято выделять три подрасы Людей: белую, населяющую центральные части Континента и восточные группы островов (азимут даётся относительно материка) — самую многочисленную; жёлтую (юг Континента и Змеиный Архипелаг) и красную (западные и северо-западные архипелаги). На юге и юго-западе материка все три подрасы в значительной мере перемешаны; в «чистом» виде можно отыскать только белую расу (крайний север) и красную (центральные острова архипелага Хеверт).

В примитивном (предразумном) состоянии Люди известны ориентировочно с 75 тысячелетия д.Д.; полагают, что Люди — единственная раса Ралиона, совершившая скачок к разумному состоянию «самостоятельно», без участия внешних сил.

К настоящему времени средний срок жизни Людей в «цивилизованных» областях Ралиона составляет около 120 лет; в «диких» областях колеблется от 55-60 лет (аборигены дальнего севера) до 180 лет (некоторые горные племена запада Континенты). Общая численность расы к настоящему моменту оценивается в 120-140 миллионов особей.

У Людей нет расового божества; среди множества культов наиболее популярны культы Элиора, Афамис (Мурти), Эзоксу, Палнора; Люди также являются единственной расой, поставляющей жриц Триаде.

Ольты

Ольты являются, по многим косвенным свидетельствам, магически «усовершенствованными» Людьми (по происхождению); представляют единственную расу, способную приносить потомство от другой расы (Людей). Однако различия между Ольтами и Людьми (во всём, кроме внешности и, отчасти, физиологии) настолько велики, что считать первых подрасой вторых вряд ли разумно.

Древнейшие свидетельства существования Ольтов (в разумном состоянии) относятся к 30-32 тысячам лет д.Д. Выражаясь кратко, Ольты — существа, способные регулировать собственный метаболизм, управлять процессом регенерации тканей и т.д., что делает их практически бессмертными (живущими произвольно долго). Речь идёт, конечно же, о бессмертии потенциальном: как и прочие живые существа, Ольты могут быть тяжело ранены, убиты и т.д.; однако смертность их от болезней, большинства ранений и т.п. крайне низка.

При этом при всём «средний» срок жизни Ольтов, как правило, составляет 600-800 лет; вряд ли найдётся в общей сложности десяток Ольтов старше 3-4 тысяч лет (причина: войны, стихийные бедствия). Данные, разумеется, официальные: далеко не все Ольты сообщают «внешним существам»«(вне своей наэрта ) свой подлинный возраст.

Более всего Ольты отличаются от Людей и большинства иных гуманоидных рас психически. Особенности культуры большинства ольтийских родов (крайне примерный перевод термина наэрта, использующегося для описания подобных ольтийских групп) эффективно предотвращают возможность детально изучить их культуру: среди всех рас Ольты и Найя являются, пожалуй, самыми «закрытыми» в смысле культурных традиций, верований и т.п.

Количество наэрта по разным оценкам составляет от десяти до тридцати (многие весьма малочисленны — так, в худшие для наэрта Аталлан времена она включала в себя не более пятидесяти Ольтов).

Биологические особенности, характерные для Ольтов (далее, если не оговаривается особо, слово «Ольт» означает и Ольтов, и Найя), вырабатываются в процессе «включения» Ольта в ту или иную наэрта ; о процессе включения — инициации — практически ничего не известно. Лишь в единичных случаях — скажем, при «переходе» ольта, выросшего в одной наэрта в другую, или при (достоверно не подтверждённых) случаях «включения» Людей в одну из наэрта — были получены разрозненные и отрывочные сведения о сущности инициации.

Достоверным можно считать также факт, что потомок пары ольтов или ольта и человека (раса матери значения не имеет), неполучивший подготовки к инициации и не прошедший её к 40-45 годам, становится в биологическом смысле «обычным» человеком.

Иногда часть способностей «включённых» Ольтов сохраняется и у не прошедших инициацию — например, относительное долголетие (до 500-600 лет).

Отличительной чертой Ольтов является периодически происходящий с ними хеннланд , «смена личности» — своеобразная защитная реакция от психической усталости, свойственной для многих существ, продляющих жизнь искусственно.

Найя являются, первоначально, Ольтами, избравшими в качестве основной среды обитания подземные области; подобное разделение произошло, вероятно, в интервале от 24 до 22 тысяч лет д.Д.

Отличить Найя от Ольтов можно по косвенным признакам — светлому цвету волос, а также по слабой фосфоресценции глаз в темноте. Слухи о том, что Найя не выносят солнечного света, не соответствуют действительности: так же, как и Дарионы, Найя воссоздают близкое к солнечному освещение в своих городах и подолгу пребывают «на поверхности».

Ольты обладают, помимо всего прочего, достаточно развитым сумеречным и тепловым зрением (для «включения» последнего нетренированный ольт должен не менее 5 минут пребывать в полной темноте); также обладают способностью ощущать магические эманации и — после соответствующей тренировки — обнаруживать силовых линий (напряжённости мана-поля).

Преимущественными областями обитания собственно Ольтов являются «лесные государства» — массивы Сеаринх, Айридо и Оннлиар; в виде диаспоры обитают практически во всех крупных городах Континента. Найя расселены более равномерно; предположительно, сеть их городов, связанная множеством магистралей и порталов, включает не менее 40 городов среднего размера и как минимум три крупных, с населением до 2 миллионов в каждом из них.

Негласной «столицей» Ольтов считается крупнейший город, в котором они составляют более 90 процентов населения: Венллен. В Венллене и его окрестностях обитает около 4 миллионов Ольтов.

Численность рас практически не изменилась со времён окончания мировых войн; оценивается в 45-50 миллионов Ольтов и 24-26 миллионов Найя.

Среди собственно Ольтов наиболее популярны культы Элиора (подчинившего огромное количество местных культов), а также Афамис и Эзоксу. Среди Найя наиболее распространённым является культ Мурти.

Карлики

Карлики являются гуманоидной расой, со средним ростом 120-130 сантиметров (отсюда название). Являют собой замечательный пример «застывшей» расы, которая практически не изменила ни традиций, ни культурных особенностей за всё время своего существования.

Карлики живут в области между двумя горными системами на восточном побережье Континента. Город, считающийся столицей расы (преобладающее население — Карлики — составляет около 80 процентов), Алтион, является домом более чем для полутора миллионов представителей этой расы. Немногочисленная диаспора (не более половины процента) Карликов живёт почти во всех городах со смешанным населением, включая и множество подземных.

Карлики, являясь расой крайне миролюбивой, несли значительный урон при всех мировых войнах. Однако около 4 тысяч лет д.Д., новая манифестация их расового божества, Ирсераны, объявила о своём покровительстве всем без исключения Карликам и земле, которую те населяют. Было объявлено, что ни один завоеватель отныне не сможет занять ни клочка земли, на которой имеет силу Ирсерана-Молчаливая.

Карлики, будучи непревзойдёнными фермерами, снабжают продуктами питания практически весь материк; ни одна другая раса, ни при помощи магии, ни иными способами, оказалась не в состоянии даже приблизиться к их достижениям. Пища, услуги друидов — фактически единственной магической школы, получившей распространение среди Карликов — а также огромный вклад Карликов в музыку и иные виды искусств, делают их, вопреки ожиданиям, влиятельной силой на Ралионе.

Средний срок жизни Карликов составляет 100-120 лет; документально подтверждены факты того, что отдельным представителям этой расы удавалось прожить до 1300-1400 лет (преимущественно, друидам).

Население Карликов, стабилизировавшееся к 3 тысячам лет д.Д., составляет около 28 миллионов особей.

Расовым божеством Карликов является Ирсерана; также распространены культы других «лесных» и «пещерных» обитателей — Гвайи и Монффу.

Дарионы

Дарионы занимают нишу среди подземных обитателей, аналогичную месту Людей «наверху». Деятельные, долгоживущие и склонные к экспансии, Дарионы внесли наибольший вклад в изучение и освоение подземных областей.

Дарионы являются наиболее воинственной расой (в том смысле, что агрессия с их стороны во многих случаях является основным ответом на неблагоприятные изменения). В новое время эту расу едва ли можно считать опасной и склонной к ксенофобии, однако, при прочих равных условиях, Дарионы стоят от 3 до 4 представителей других рас в рукопашном бою. Они одними из первых обожествили войну, развили боевые искусства и достигли недостижимых высот в технике создания и совершенствования разного рода оружия (в этом с ними могут соперничать разве что Найя).

О Дарионах ходит едва ли не больше всего легенд и нелепых слухов; например, вопреки популярному мнению, Дарионы прекрасно чувствуют себя «наверху», под солнцем и лунами. В своих городах Дарионы воссоздают аналог солнечного и лунного света; в некоторых из поселений, однако, используются периоды, вдвое большие продолжительности светового дня и, соответственно, ночи, нежели «наверху».

Так же лишены основания слухи о физическом уродстве и непривлекательности Дарионов; при том, что эта раса сравнительно невелика ростом (130-140), средний дарион выглядит примерно так же, как карлик или человек — с поправкой на относительные размеры. Особенностью Дарионов является соотношение полов: примерно 7:1 в пользу мужчин.

Дарионы живут до 10 тысяч лет; в отличие от Ольтов, существенно менее стойки к ранениям и ядам; склонны «окружать себя неживой природой» — пребывать среди камней, песка и т.п. Подавляющее большинство Дарионов (более 99 процентов) живёт под землёй; наземная диаспора сосредоточена преимущественно в южных и западных городах.

«Расовой специализацией» Дарионов является градостроительство, инструментальная магия, техника, ювелирное мастерство. К магии, в традиционном понимании, Дарионы по большей части равнодушны. Население Дарионов к настоящему времени оценивается в 65-70 миллионов особей. Расовым божеством Дарионов является Хиндалунг; также популярны культы Палнора и Эзоксу. Не считая Людей, Дарионы как раса обладают наибольшим числом ныне действующих местных культов (в связи с тем, что большей частью сохранили родовой образ жизни).

О существовании «подлинных Дарионов», никогда не появляющихся на поверхности — Дан-Дарионов (или Дандарионов) — известно крайне мало; за исключением нескольких десятков артефактов, об этом мифическом (с точки зрения остальных рас) народе не известно ровным счётом ничего.

Маэркин

Одна из немногих рас, не имеющая компактных областей проживания, Маэркин (Maerkin ; женский пол носит название Маэркани, Maerkani ; далее слово Маэркин будет означать, если не указано особо, представителя расы вообще, безотносительно к полу). Известны иным расам Ралиона как торговцы (и в этом ремесле им немного равных), целители, алхимики и мореплаватели.

Маэркин обладают свойством, позволяющим им, даже в состоянии диаспоры, сообщаться друг с другом — иногда на значительном расстоянии; свойство это обычно проявляется в резко неблагоприятных условиях. Маэркин сохранили свой собственный, первоначальный язык почти без изменений.

Внешне Маэркин выглядят как Люди, наряженные кошкой (в значительной мере «кошачьи черты» заметны на лице. Строение ушей, глаз и носа, клыки длиной до 2 см, вибриссы, мех, покрывающий большую часть тела. В остальном Маэркин — по строению тела — незначительно отличаются от Людей; обладают рудиментарным хвостом и длинными, частично втяжными, когтями на пальцах рук и ног. Отличительной особенностью Маэркин является также реакция, в среднем в 2-3 раза большая, нежели у Людей, сумеречное видение и обоняние, по чуткости приближающееся к собачьему. Маэркани являются наиболее подвижными и быстрыми среди млекопитающих (реакция выше человеческой в 4-5 раз, способны развивать скорость в 80-90 км/ч за 2-3 секунды и удерживать её до полутора минут; в отличие от мужского пола, имеют меньше черт «кошкообразности»). Рост Маэркин в среднем составляет 170/180.

Наиболее популярной легендой являются «девять жизней Маэркин». Связано, вероятно, с тем, что при критических ранениях (которые для представителей иных рас были бы несовместимы с жизнью) у Маэркин срабатывает защитный механизм, позволяющий за несколько минут почти полностью ликвидировать повреждения (мозг при этом в состоянии выдерживать длительное голодание — до 30 минут — без необратимых изменений). Только при значительных травмах мозга или обширном повреждении тела (упавшая сверху скала, взрыв, долгое воздействие огня) Маэркин не в состоянии «ожить». «Воскрешение» потребляет значительное количество внутренних ресурсов; средний Маэркин действительно не в состоянии «ожить» более 7-9 раз подряд.

Средний срок жизни расы составляет 90-100 лет.

Население Маэркин можно оценить в 200-300 тысяч особей; места наиболее плотного обитания — юго-западные королевства, Оннд, Киннер и некоторые из подземных городов.

Таффу

Таффу произошли от рукокрылых; как и Флоссы, они не в состоянии производить передними конечностями сложные действия; отчасти это компенсируется врождённым Телекинезом ближнего действия.

Таффу достигают 80-85 сантиметров роста в вертикальном положении и весят не более 12-14 килограммов (вследствие чего являются сравнительно хрупкими существами), способны к полёту на сравнительно небольшие (до 10-15 километров) дистанции без перерыва; строение рук-крыльев позволяет им также планировать.

У взрослых особей развиваются зачатки Левитации , что позволяет отчасти компенсировать телесные недостатки. Практически лишены индивидуального запаха.

Таффу живут сравнительно недолго (рекорд — 80 лет); единственные из рас, они в состоянии практически полностью маскировать своё присутствие (только в астральной проекции можно легко и безошибочно обнаружить затаившегося Таффу); это является ещё одной из их врождённых защитных способностей. Всеядны; обитают в лесах и пещерах не выше 500-600 метров; при помощи своего Сонара в состоянии не только обороняться и исследовать окрестности (в отличие от летучих мышей, Таффу обладают прекрасным зрением), но и «строить» — «благоустраивать» — собственные жилища.

Местом наибольшего скопления Таффу являются восток и северо-восток Континента; городов не образуют, живут поселениями в 200-300 особей; как правило. поблизости от городов Ольтов или Карликов. Сонар является также мощным оружием: Таффу в состоянии генерировать как ультра-, так и инфразвуковые колебания, при помощи которых могут спастись даже в сложных ситуациях.

Таффу способны «приспосабливать» окружающую среду, делая её пригодной для обитания (наиболее впечатляющая из их возможностей). Первыми развили культовую отрасль магии, внесли огромный вклад в картографирование наземных и подземных областей.

Сотрудничают с другими расами, поставляя алхимические компоненты, работая курьерами, разведчиками, спасателями. Сохранили — с точки зрения гуманоидных рас — «примитивное», первобытное строение общества; обладают высоким личным магическим потенциалом. Расовым божеством Таффу является Монффу, Владычица Дождей.

Общее население Таффу составляет к настоящему времени около 800 тысяч особей.

Флоссы

Флоссы представляют собой единственную разумную расу птиц на Ралионе; по многим косвенным данным (а также по верованиям самих Флоссов) их становление как разумных существ произошло под влиянием внешних воздействий (по воззрениям Флоссов — под влиянием их расового божества, Гвайи).

Появление расы в разумном состоянии датируется 25-28 тысячами лет д.Д. (как по мысленным записям, аилиан , самих Флоссов, так и по другим источникам).

Флоссы больше всего напоминают сов; ростом (в вертикальном положении) до 65 сантиметров, весом до 12 килограммов. У мужских особей на голове присутствует особое украшение из перьев, «ушки на макушке». Срок жизни этих существ невелик, составляет в среднем 60-75 лет. Отличительной чертой внешнего вида Флоссов является горизонтальный зрачок, а также строение прилегающего к глазам оперения, создающего иллюзию огромных (размером с чайную чашку) глаз. Флоссы обладают чрезвычайно чутким слухом (со способностью к фильтрации шумов), мощным ночным зрением и зачатками Сонара . Они обладают также Телекинезом ограниченного действия, что отчасти заменяет им руки.

Естественное оружие Флоссов сравнительно маломощно; одной из их расовых способностей является возможность управления большим количеством «низших существ» — животных, насекомых и т.д. Обычно Флоссы «командуют» «низшими» существами для того, чтобы выстроить себе колонии-города (при возведении сооружений — на деле, живых композиций — исполняющих роль Храмов, Флоссы проявляют способность влиять и на растения — возможно, при коллективном воздействии).

Другим расовым свойством является способность Флоссов на краткое время перемещаться в верхнем аспекте существования. Это возможно лишь в течение очень небольшого промежутка времени, но эта способность (второй из Даров их богини) сослужила Флоссам хорошую службу (на них длительное время охотились, поскольку части тела живых Флоссов до самого последнего времени использовались, как мощные алхимические компоненты).

Флоссы сохраняют — как раса — строгий нейтралитет, не вступая ни в какие мировые союзы, соглашения и т.д. Их талант к псионической части магии, а также высокая крейсерская скорость, позволяет им прекрасно уживаться с «приземлёнными» расами; Флоссы работают курьерами (обладая небольшой естественной «сумкой»), сторожами; изгоняя вредных насекомых и мелких животных. Также популярны такие профессии, как целитель, переводчик и т.д.

Местом компактного проживания Флоссов является восток и северо-восток Континента; общая численность их расы в последнее время составляет около полутора миллионов особей; в виде малочисленной диаспоры обитают почти повсеместно.

Хоусунь

Крайне малочисленная раса (общая численность едва ли превышает 1400-1500 особей), Хоусунь (самоназвание) «прибыли» на Ралион в историческое время, в середине 3-го века Д. и обосновались возле юго-западного монастыря Триады, построив там свой собственный город-монастырь, Хоунант.

О подлинном облике этих существ известно крайне мало; они отказываются позволять исследовать себя; для подавляющего большинства населения Ралиона выглядят вполне человекообразно (средний рост 140-150 сантиметров).

Являются непревзойдёнными мастерами боевых искусств; крайне стойки к магическим воздействиям, имеют значительный потенциал в псионических отраслях магии.

Культ (именуемый у них Учением) является, с точки зрения большинства жителей планеты, «обобщением» популярной теории о перерождении, ставящий личное совершенствование каждого живущего в прямую зависимость от поступков.

Популярны легенды о бессмертии Хоусунь; однако зафиксированы многочисленные вполне достоверные случаи смерти представителей этой расы; тем не менее, общая их численность остаётся почти без изменений. Единственный способ достоверно определить Хоусунь среди прочих рас — глубокое исследование астрального отпечатка (который эта раса прекрасно умеет маскировать). Внесли существенный вклад в магические дисциплины Ралиона; в такие отрасли деятельности, как виноделие, школы рукопашного боя, совершенствование внутренних ресурсов, скалолазание.

Второй, полу-легендарный, настоятель Хоунант, Сунь Унэн «Цзуй Мао», является автором огромного количества путевых записок и зарисовок; благодаря его деятельности серьёзно обогатились знания о таких расах, как Маймрод, Мирацу и Драко.

Хансса

Хансса являются наиболее «заметной» рептильной расой, которая имеет значительное влияние на Ралионе практически с момента своего возникновения. Хотя признаки их цивилизации были известны наземным расам давно, только с 1 века д.Д. Хансса вступили в постоянный контакт со всеми наземными расами и образовали представительства во всех мало-мальски значимых населённых пунктах.

Хансса относятся к расам, которые могут модифицировать собственный организм в масштабах всей расы. Первоначально Хансса не переносили солнечного света; обладали низкой стойкостью к холоду и сравнительно низкой подвижностью. Вот далеко не полный список «нововведений», которые раса Хансса внесла в собственную природу (когда это известно, указано примерно время создания и «внедрения»):

— устранена сезонная (зимняя) спячка (около 21 тысячи лет д.Д.)

— возможность практически мгновенного изменения личного запаха (около 20 тысяч лет д.Д.)

— рудиментарный большой палец на руках преобразован в полноценный (12 тысяч лет д.Д.)

— возможность изменять цвет радужки глаз для передачи эмоционального состояния (около 10 тысяч лет д.Д.)

— практически полный иммунитет к ядам животного и растительного происхождения

— ядовитые железы (вырабатывают яд парализующего действия, который подаётся в желобки на верхних клыках)

— максимальный срок жизни увеличился с 300-350 лет (15 тысяч лет д.Д.) до 800 лет (2 век Д.)

— практически полный контроль за температурой тела

Внешне Хансса выглядят как невысокие (150/155 см) человекообразные существа, прямоходящие, с подвижным хвостом длиной до 60 см.

Ноги устроены как «птичьи лапы» — один из пальцев отставлен назад. Глаза глубоко посаженные, в спокойном состоянии (см. выше) радужка имеет жёлтый или жёлто-зелёный цвет; зрачок вертикальный, имеется мигательная перепонка и верхнее веко. Все пальцы (по пять на руках и по четыре на ногах) снабжены частично втягивающимися когтями (длиной до 4 см на ногах и до 1.5 см — на руках). Цвет кожи — от слабо-зелёного до почти чёрного, состоит из очень мелкой чешуи. Хансса плохо переносят солнечный свет; более всего страдают глаза. Для нейтрализации этого Хансса разработали специальное средство, после однократного употребления действующее до двух лет. Общее население расы Хансса держится возле 2 миллионов особей.

Расовой способностью Хансса является легко производимый контакт со средней группой аспектов существования, таваи (астральной проекцией).

Подраса Хаанс (внешне отличаются меньшим ростом, почти чёрным цветом чешуи и голубым цветом глаз в «спокойном» состоянии) способна пребывать в таваи практически постоянно и путешествовать в «физическом» мире, «сокращая» дорогу через средние аспекты. Хаанс составляют менее десятой доли процента всего населения Хансса, во всём остальном ничем не отличаясь от остальной расы. Хансса являются яйцекладущими; цикл размножения полностью управляется разумом и имеет периодичность, при отсутствии подавления, в один малый круг, 13 «наземных» лет; может быть инициирован и ранее «назначенного» срока. Воспитанием занимаются преимущественно особи мужского пола (соотношение мужского и женского полов менялось на протяжении истории Хансса; к настоящему моменту составляет примерно 1:12).

Несмотря на то, что зимняя спячка как непременная часть жизни была устранена, при необходимости хансса в состоянии «подготовиться» в течение 5-10 дней и впасть в частично управляемую спячку/глубокий сон; последний также является защитной реакцией против тяжёлых ранений, отравлений и поражений магической природы.

Хансса сохранили основные черты родовой структуры общества; миграция между родами имеет место, но происходит редко. Общественное устройство хансса (и хаанс, не имеющих самостоятельных общественных институтов) — теократия. Управление всеми делами, кроме хозяйственных, в отдельных городах хансса осуществляют жрецы и жрицы Нааты. Хозяйственными делами руководят местные выборные советники. Хансса не имеют постоянной армии, но осуществляют обязательное обучение молодёжи военным искусствам. Правосудие также осуществляют священники. Хансса — хищники, пищу добывают охотой и рыболовством, имеют разветвлённые продовольственные торговые связи. Приспособили некоторые наземные растения для выращивания под землёй, и производят как алхимическое сырьё, так и некоторые редкие пряности на продажу. Хансса ведут интенсивную торговлю с другими расами; предметы экспорта — минералы, алхимические компоненты и смеси, пряности, произведения искусства (Хансса владеют техникой создания предметов искусства с магическими свойствами в большей мере, чем даже Дарионы). Родиной Хансса считается остров Хаммар (Розовый остров), к югу от континента. Помимо городов под Хаммар, существуют ещё два крупных города Хансса — под северо-восточными горами, а также под южной оконечностью материка, примерно на 1/4 континента западнее Оннда.

Важнейшими заслугами Хансса являются: большой вклад в теорию аспектов существования (особенно таваи ); инструментальную магию и целительство; алхимию; физиологию почти всех рас и т.д. Хансса являются первой расой, целенаправленно начавших противостояние потрясениям мирового масштаба (см. также Наблюдатели); к их заслугам относится также создание среднего языка и внедрение дипломатических миссий). Примечательно, что только Хансса никогда не делали секрета из сведений, касающихся истории и биологии собственной расы.

В малых количествах Хансса присутствуют почти во всех городах Ралиона; зачастую — под Маской, скрывающей их подлинный облик.

Айшиа

Айшиа, известные для наземных рас как «лунные люди» за их склонность появляться на поверхности земли только лунными ночами. Являются одной из наиболее примечательных рас Ралиона. В связи с их незначительным ростом (90/105 см) и особенностями общения (Айшиа используют для общения род Телепатии , передавая не слова, но целые образы) Айшиа долгое время не считались разумными существами. Уникальные свойства их крови, являющейся мощным стимулятором регенерации тканей почти всех высших жизненных форм Ралиона (исключая нежить), привели к тому, что долгое время Айшиа служили объектом беспощадной охоты.

В конце 5-го — начале 6-го века Айшиа исчезают из непосредственного окружения наземных рас и долгое время считаются вымершими. В 544-м году Д. присылают послов во все крупнейшие города Ралиона, после чего их истребление прекращается.

Внешне Айшиа напоминают Людей; хвост рудиментарный; по пять пальцев на руках и ногах, имеются втяжные когти. Очень подвижные и выносливые существа. Способны передвигаться по горной и пересечённой местности, а также под и над водой до 20 часов непрерывно с крейсерской скоростью от 10 (на суше) до 20-25 километров в час. Имеют врождённый иммунитет ко многим ядам, что позволяет им, в том числе, долгое время выживать в болотах и местах с интенсивной вулканической деятельностью. Айшиа обладают управляемым метаболизмом (смерть — только насильственная, от несчастного случая или болезни и т.п.), но сравнительно низкой стойкостью к болезням бактериальной и вирусной природы. Средний срок жизни оценивается в 120-150 лет.

Относятся к яйцекладущим рептилиям; цикл размножения частично управляется разумом. Общественная структура Айшиа сохранила черты общинного строения; однако имеется жёсткая иерархия управления; фактически, все Айшиа (обитающие небольшими поселениями по 500-1500 особей в каждом) имеют в конечном счёте единственного правителя; пост не передаётся по наследству; новый правитель выбирается регулярно, с участием, как правило, представителей культа. Расовое божество Айшиа — Андринкс.

Обладают высоким врождённым магическим потенциалом; каждая особь имеет, как правило, одну врождённую паранормальную способность. Обладают очень чутким обонянием и слухом, сумеречным и тепловым зрением; в сочетании с их реакцией (выше, чем у каких бы то ни было прочих рас), это делает их, невзирая на соотношение размеров и масс, серьёзными противниками в бою.

Айшиа внесли большой вклад в инструментальную и медитативную отрасли магии; являются основными специалистами по геометрической магии и отраслям алхимии, касающимся целительства. Позаимствовав (предположительно, у дарионов) технологии производства скоростных средств передвижения (аналогичных, например, монорельсовому поезду), Айшиа связали магистральными линиями почти все места компактного обитания своей расы (как правило, не глубже, чем в 100-150 метрах от выхода на поверхность).

Общее население Айшиа оценивается в 750-800 тысяч.

Драконы и Драко

Сведения о Драконах всегда были противоречивыми. Традиционный образ огнедышащего летающего ящера о четырёх лапах, трудно уязвимого для традиционного оружия и владеющего магией, является, в той или иной модификации, характерным практически для всех наземных жителей. Однако следует предположить, что подобное видение Драконов — не более, чем заблуждение — или, в некоторых случаях, только часть истины.

Драконы и Драко являются существами, способными произвольно менять внешний облик (при наличии поблизости «биомассы» — иными словами, поблизости от воды, лесов и т.п. Драконы способны к трансформации со значительным изменением массы тела, от 50-60 до 1000-1200 кг). Облик бронированного ящера является, скорее всего, боевым или ритуальным (используется в том числе для размножения). Трансформация происходит очень быстро (несколько секунд), сопровождается достаточно заметным на расстоянии излучением маны; однако, коль скоро Дракон/Драко принял(а) иной облик, отличить подобную форму от «настоящего» представителя той же расы возможно только при помощи глубокого сканирования в средних и высших аспектах существования.

Среди Драконов и Драко наиболее популярным является человеческий облик (вследствие функциональности); однако и в «чужом» облике Драконы/Драко сохраняют часть врождённых способностей. Помимо огромного — до 1000 единиц на особь — внутреннего магического ресурса, это обычно ограниченная Телепатия, Пирокинез , ограниченное видение аспектов и т.д.; включая высокие боевые характеристики и стойкость к повреждениям и отравлениям.

Драконы и Драко являются крайне замкнутыми расами; главное отличие одной расы от другой — в среднем размере «боевого облика» (средний Дракон может достигать до 50-60 метров, Драко — от 5 до 12 метров). Также — в предпочитаемой среде обитания (Драконы населяют горные склоны и непосредственно прилегающие к ним подземные области; Драко живут почти исключительно под землёй). Расовым божеством каждой из рас является Зартин.

Считается, что именно Драконы являются родоначальниками магических дисциплин в их современном понимании; по имеющимся сведениям, расы Драконов/Драко — первые разумные обитатели Ралиона в послеледниковый период.

Население Драконов оценивается в 9-10 тысяч особей, Драко — в 200-250 тысяч; предположительно, Драко располагают тремя крупными подземными городами, один из которых расположен где-то посреди юго-западной горной системы. Драконы обитают почти исключительно на архипелаге, называющемся в честь основного населения; там же находятся крупнейшие культовые сооружения.

Относительно упоминавшегося уже боевого облика существует ещё одно предположение: подобные существа могут быть не подлинными Драконами (Драко), но созданными ими имитациями, големами, выполняющими функции охранников. Имеется предположение о том, что Драконы (в меньшей степени — Драко) являются существами скорее энергетическими. Именно эти расы сильнее всего реагируют на изменение энергетической обстановки Ралиона; предположительно, именно существенные изменения в соотношении аспектов вблизи Ралиона вызвали небезызвестный Исход в конце 9-го века Д., когда Ралион покинули практически все Драконы и примерно половина Драко.

Наиболее популярной версией считается та, что Драконы плохо переносят вызванные развитием магических отраслей среди прочих рас возмущения в энергополе. От крупнейших, могущих вызвать изменения глобального масштаба, до мелких, порождаемых интенсивным употреблением магии в крупных населённых пунктах. По неподтверждённым данным, Драконы — как минимум, по одному — присутствуют по сей день во всех крупных населённых наземных областях Ралиона; Драко имеют официальные дипломатические контакты с несколькими наземными государствами, а также ведут торговлю алхимическими компонентами, магическими изделиями и изредка нанимаются для выполнения особо опасных заданий (последнее — после 11 века Д.).

Об общественном устройстве, биологии «боевых» форм и прочем известно крайне мало. Предположительно, Драконы/Драко — яйцекладущие, общественная организация анархического типа (отсутствие централизованных органов власти); жрецы как слой общества отсутствуют; помимо нескольких высших постов в культовой иерархии, каждый представитель расы может становиться, при определённых обстоятельствах, жрецом (жрицей).

Мирацу и оборотни

Существование мирацу примерно до 11 века д.Д. считалось маловероятным; многочисленные культовые сооружения, посвящённые расовому божеству, Нирату, являлись единственными свидетельствами их существования. Все эти сооружения находились (возникают и находятся) в крупных узлах естественных силовых линий и зачастую прекрасно скрыты Иллюзией как минимум в двух (нижней и средней) группах аспектов существования.

Несмотря на легендарность, отдельные попытки пленения мирацу оказывались успешными; поимка происходила по одной из нескольких (в настоящее время недееспособных) методик, предполагающих смерть нескольких десятков крупных животных (или разумных существ) и использование мощных магических приспособлений. Пойманные таким образом мирацу «использовались» как сырьё для алхимических составов (наиболее действенным и крайне редким в настоящее время реагентом является кровь мирацу). Однако было замечено, что эффективность подобной охоты непрерывно падает, и что ни один из охотников не погибает от естественных причин, зачастую подвергаясь поражению множеством проклятий (наиболее частое — оборотничество в «каноническом» понимании).

Примерно к 8 веку д.Д. были произведены контакты с представителями этой расы; достаточно длительные, чтобы удалось получить некоторые сведения об этих существах. Слово «мирацу» (miratsu ) является буквальным переводом фразы «обитающий в обоих [мирах]»; всех прочих существ мирацу именуют обобщённо «mirange » («обитающий в низшем [мире]») и склонны считать существами примитивными, находящимися на «предыдущем» уровне развития.

Не вполне понятно, что предполагается под «обоими мирами». Современная точка зрения — что «второй мир» мирацу на деле являются частью группы аспектов таваи ; мирацу пребывают в «собственном» мире, «опускаясь» при необходимости — или развлечения ради — в мир низший, материальный.

Мирацу крайне редко появляются среди людей; способны приобретать новый облик почти моментально, не вызывая возмущений ни в энергополе, ни в иных аспектах существования. Способны «дублировать» живой организм в его текущем состоянии (для чего требуется хотя бы кратковременный телесный контакт), полностью сохраняя собственную психику. Хотя и являются уязвимыми, практически не оставляют шансов противнику «низшей» расы в рукопашном бою. Документально зафиксированы три случая долговременного пребывания мирацу «среди людей».

Интересным является также тот факт, что мирацу, основным занятием которых является распространение «второго мира» на иные физические миры (планеты и т.п.), являются очень чувствительными к изменениям биосферы. Крупные потрясения экологического рода практически всегда вызывают мощный отклик со стороны мирацу.

Полученные от мирацу сведения позволили серьёзно развить теорию об аспектах существования и — косвенным образом — значительно сдвинуть с места развитие таких областей знания, как генетика, искусственные формы жизни, целительство. Третий Контакт с мирацу, произошедший в 10-м веке Д., позволил реинтродуцировать большое количество считавшихся вымершими видов животных и растений и оговорить условия взаимодействия с расой мирацу (с которыми к настоящему моменту имеется нечто вроде мирного договора и ведётся крайне ограниченная торговля).

Говорить о численности мирацу трудно, но косвенные данные позволяют предположить, что в окрестностях Ралиона имеется до 400 тысяч обитателей «второго мира»; средняя продолжительность «жизни» их оценивается в 70-75 лет. Характерно, что одних и тех же мирацу встречают, как правило, в одной и той же области «низшего мира».

Оборотни печально известны способностью самопроизвольно (а иногда — и волевым усилием) приобретать второй (или третий и т.д. — как правило, у оборотней бывает до четырёх ипостасей) облик — обычно кровожадного, слабо разумного и в высшей степени защищённого существа. Однако оборотни («atsiantha ») — не то же самое, что и мирацу; оборотнями зачастую становятся те, кто вступил в конфликт с Нирату, расовым божеством мирацу — в качестве наказания. Впрочем, известны случаи, когда проклятие становилось скорее подспорьем, нежели средством сделать существование невыносимым. Снять проклятие можно почти исключительно обращением к Нирату; прочие универсальные божества (покровительствующие наземным расам почти все являются формальными противниками Нирату) в состоянии только смягчить действие проклятия или отчасти сделать его эффект управляемым.

Вопреки известному поверью, оборотни не заражают своим проклятием тех, кто пострадает от их нападения (в отличие от многих форм нежити). Общая численность оборотней менялась в разные времена и может быть оценена примерно в 10-15 тысяч (первоначальная раса значения почти не имеет, однако случаи поражения рептилий являются исключительно редкими).

Маймрод

Название «майм» происходит, вероятно, от архаичного слова «mahtiayim », буквально — «злобный подземный демон». Ныне принято слово «майм», или, когда речь идёт о всём Сообществе — «маймрод» (maymrhod ).

Маймрод до 422 года Д. были легендарными подземными существами, контакты с которыми заканчивались неизменно плачевно. До сих пор практически ничего не известно об их биологии, об истории возникновения и культуре.

Все выводы о внешнем виде представителей Сообществ Маймрод можно сделать по двум послам, которые появились и ныне обитают в городах Оннд и Киннер. Маймрод выглядят наподобие детских плюшевых медвежат — ростом до 5 футов, хрупкого телосложения, с комично выглядящим лицом.

Маймрод представляют собой уникальное явление — существа, обладающие коллективным сознанием. На Ралионе, по разрозненным и косвенным данным, насчитывается 9 сообществ Маймрод, состоящих из 1500-2000 особей в каждой. Они предпочитают сильные естественные источники энергии (области тектонической активности, вулканы и т.д.).

Каждая особь Сообщества, предположительно, не может долго существовать в значительном отдалении от остальных сородичей. Сообщество является чрезвычайно мощным явлением, с умственным и магическим потенциалом, на 4-5 порядков превышающим личный потенциал человека. Маймрод — через своих послов — охотно участвуют в разработке и проверке множества теоретических построений, но не позволяют проводить никакие исследования самих себя.

Расовое божество Маймрод так же загадочно, как и они сами; характерно, что культ, привнесённый расой Хоусунь, считает божество Маймрод частью своего культа. Более детальные сведения отсутствуют.

Бисанты

Впервые идеи магической или биологической «модификации» живых (и разумных) существ были воплощены в 4-5 тысячелетиях д.Д.; практически сразу же подобные эксперименты были объявлены вне закона всеми влиятельными силами Ралиона, однако полностью «закрыть» эту отрасль, как и некромагию, не удалось.

В 1 году Д. пустовавшие в то время Шесть Башен — сравнительно небольшой город-крепость в географическом центре континента были отданы официально созданным научным организациям, целью которых было выведение генетическим путём специальных «форм жизни» — зачастую жизнеподобные образования — для использования в тех или иных отраслях жизни. Уже через 15 лет лаборатории Шести Башен объявили о массовом выпуске большого числа биогенных продуктов, большинство которых применяются и по сей день (восковая улитка, водоносная колючка и т.д.). Однако с официальными исследовательскими линиями, как выяснилось, в шести Башнях действовали и тайные лаборатории, развивавшие всё те же запрещённые отрасли — направленные на создание «живого оружия». Судя по всему, руководители лабораторий в один из моментов решили, что располагают средствами для захвата власти в мировом масштабе, что привело к разрушительным войнам Шести Башен 41-56 годов Д. и последовавшим десяти годам «карантина» на территории почти одной шестой площади всего континента. Архивы тайных лабораторий считаются уничтоженными, так же, как и подавляющее большинство вырвавшегося на свободу «живого оружия».

Термин «бисант» («bisanthe»), буквально — «многоликие», был введён для обобщённого обозначения «живого оружия». Несмотря на принятые меры, несколько сотен (первоначально) «экземпляров» бисантов сумели уцелеть и во время Войн, и в течение последовавших «чисток» (как правило, сводившихся первое время к тактике выжженной земли).

Часть бисантов сумела прорваться за пределы карантинной зоны (наиболее известен прорыв 59-го года, сопровождавшийся гибелью более чем десяти тысяч человек) и к середине 2-го века Д. обосновалась на юго-западном побережье Лауды (Выжженной Земли). Поселение бисантов на Лауде расширяется и по сей день, но бисанты по-прежнему не допускают к себе пришельцев из остального мира).

Судя по имеющимся фактам, технология создания и управления «живым оружием» так и не стала подконтрольной: известное противостояние империи Лерей, длившееся с 5 по 6 века Д., наглядно доказало это.

В качестве немногочисленной диаспоры бисанты обитают во многих городах юга континента; достоверно известны факты того, что отдельные представители этой расы достигают весьма выскоих постов во всемирных организациях. Часть «родов» бисантов в состоянии скрещиваться с Людьми, Ольтами и некоторыми иными расами (зачастую совершенно не отличаясь от последних), передавая «особые» свойства по наследству.

Некоторым родам бисантов покровительствует Нирату.

Нежить

Нежить, в наиболее общем определении, является «антижизнью». Иными словами, нежить во всём, кроме условно назначаемого «знака», подобна жизни. Знак выбирается достаточно произвольно, исходя из тех соображений, что «жизнь» — представитель того «знак», условия существования для представителей которого наиболее благоприятны. Иными словами, легко представить себе существование «антимира», в котором всё, кроме благоприятных для «знака» условий, будет совпадать, например, с Ралионом.

Предполагается, что соотношение «благоприятности» живое-нежить для данного соотношения аспектов существования является «глобальной» константой.

На Ралионе известно множество мест, откуда, с той или иной периодичностью, происходят «переселения» нежити — иногда значительных количеств, как правило — с интеллектом не ниже интеллекта высших животных. Все подобные места защищены т.н. Печатями, геометрическими реализациями стационарных заклинаний, призванных создать локально неблагоприятных условий для нежити и для «отталкивания» — отпугивания — её.

Популярное представление нежити в виде воскрешённых останков, в той или иной степени разложившихся, является ещё одним из популярных заблуждений. Известно, что нежить — в особенности, высокоорганизованная — обладает зачастую способностью заражать живой организм, вызывая тяжело излечимые последствия, иногда выражающиеся в «гниении заживо». Однако упомянутые уже «восставшие мертвецы» во многих случаях являются либо магически «оживлёнными» сущностями — големами, по сути — либо представляют собой случаи демонической одержимости.

Высшая нежить в «обычной» для живых обитателей Ралиона среде находится в крайне агрессивной неблагоприятной среде; при отсутствии защитных барьеров (магического рода) нежить не в состоянии просуществовать более 3-4 часов; уничтожение определённым образом «полярной» — живой — материи в состоянии иногда продлить время существование (как показал случай с Балом вампиров). Поскольку свидетельства периодического появления высшей — разумной и владеющей магией — нежити имеются в изобилии (включая заметное присутствие божества-покровителя нежити, Ксандура), следует предположить существование обособленных мирков, «городов», где условия существования максимально благоприятны именно нежити.

Известны также многочисленные примеры того, что искусственное продление жизни магическими средствами может вызвать спонтанное перерождение живого в нежить. Печально известные маги-нежить, асмары , являлись некогда «обычными» представителями разумных рас Ралиона, случайно или преднамеренно поддерживавшие собственное существование при помощи заклинаний. «Скачок» живое — нежить в таких случаях может происходить почти мгновенно, а может длиться долгие месяцы. Асмары являются наиболее вредоносными видами нежити, поскольку воссоздают вокруг себя область, благоприятную для нежити, за счёт разрушения и частичного перерождения окружающих живых организмов.

Традиционно нежить избегает прямого солнечного света (последний стимулирует разрушительное действие неблагоприятных внешних условий); в некоторых случаях серебро и иные материалы ещё больше ускоряют этот процесс, попутно препятствуя регенерации тканей нежити. Также эффективны разного рода материалы (в том числе вода), освящённые жрецами культов, традиционно несовместимых с нежитью (например, культы Нааты, Элиора, Афамис/Мурти, Хиндалунга, Нирату и других).

Големы

Големы являются механизмами, приводимыми в действие заклинанием. Программу действий для голема маг вкладывает в заклинание; считается теоретически возможнымсоздание самообучающихся големов, способных произвольно расширять и модифицировать собственную программу, но на деле требуемые энергоресурсы (голем подпитывается из окружающего энергополя, а также из указанного в заклинании источника энергии — например, личного ресурса мага-автора голема) быстро станут недостаточными.

Материалом для големов может служить всё, что угодно; однако, чем выше структурная однородность и плотность материала, тем дольше существует голем. Големы широко используются на опасных производствах (дарионы употребляют големов, «haerrione», для работ в шахтах и в качестве «ручного привода»«подъёмников и т.п. До сих пор не выяснено, отчего срок жизни всех големов имеет жёсткое верхнее ограничение (известный предел — 2-3 года). Наиболее популярная гипотеза такова: заклинание, „оживляюще“« неживой материал, начинает преобразовывать материал в живой (или в относящийся к нежити), что приводит к структурному скачку и краху заклинания.

В 2-3 тысячелетиях д.Д. големы широко использовались в качестве оружия и вспомогательных инструментов при ведении войн; впоследствии подобное их употребление было запрещено Советом Магов и Наблюдателями.

4. Наука, техника и магия

Примечание

Наука (точнее говоря то, что относится к научному методу познания мира), используется в качестве одного из базовых способов познания мира и на Ралионе. С другой стороны, существование таких феноменов, как непосредственный доступ к верхним аспектам существования (см. ниже), лишает НМП монопольного положения для получения теоретических представлений об окружающем мире.

Подробнее останавливаться на НИП в рамках описания Ралиона не имеет особого значения.

Наука и техника

Наука и техника, в том смысле, в котором мы употребляем эти слова относительно к реалиям Земли, точно та же свойственны и для Ралиона. Однако, с учётом того, что Ралион — мир с действующей и активно используемой магией, «чисто технологические» пути развития здесь мене эффективны, чем магические или гибридные пути, где налицо оба подхода. Для того, чтобы пояснить, что имеется в виду под магией, вначале необходимо определить несколько теоретических положений, на которые опирается теоретическая магия Ралиона.

Аспекты существования

Как уже упоминалось в произведениях, маги используют для осуществления магических воздействий (далее МВ) ману .

По современным воззрениям, мана является следствием перехода объектов окружающего мира между различными аспектами существования (далее — АС).

Аспект существования — термин, относящийся к способу получить сведения о том или ином объекте окружающего мира. Деление на аспекты условное; всякий объект «присутствует» одновременно во всех АС, но принято говорить о перемещении между АС, изучении того или иного АС — при этом всякий объект, разумеется, не «делится» на «части»: границы между аспектами условны.

Возможно, наилучшей аналогией может быть восприятие действительности в тех или иных диапазонах, доступных зрительному восприятию. Некоторые живые существа «видят» тепловые, инфракрасные, лучи; другим доступна иная, ультрафиолетовая, часть спектра. Так же, как можно говорить о «внешнем виде» предмета в ИК, видимом или УФ-диапазонах, так же можно говорить о различных «проекциях» того же предмета на разные аспекты существования.

Принято выделять как минимум три группы аспектов:

— группа леор , т.н. «физический мир» (на Земле — единственный, к которому применим НМП; единственный, существование которого не вызывает сомнения ни у кого из обитателей Земли), «нижний аспект» существования

— группа таваи , именуемая также «астральной проекцией» (как следствие, видимо, ошибочного перевода); группа аспектов, относящаяся к сущности живого состояния материи

— группа нгитто , «верхний мир»; группа аспектов, относящаяся к мыслительной деятельности (в том числе т.н. «информационный мир»)

Мана разного рода является следствием взаимодействия АС, изменения их «относительной концентрации». Напряжённость мана-поля , относящегося к совокупности разных видов маны (порождённых взаимодействием разных АС), отличается в разных физически областях планеты. Существуют т.н. силовые линии мана-поля — области, где напряжённость поля выше, чем в примыкающих пограничных областях. Общее расположение силовых линий в пространстве имеет тенденцию постоянно меняться (в особенности поблизости от скоплений большого количества разумных существ и других естественных источников маны ). Напряжённость мана-поля в силовых линиях, т.н. узлах мана-поля (обычно имеющих в поперечнике до 1-5 метров) иногда на 15-20% выше, чем в среднем в приграничных областях.

Существуют, так называемые стационарные силовые линии , не подверженные быстрому дрейфу и серьёзным изменениям в течение длительного периода времени (несколько месяцев как минимум). Порой несколько таких линий пересекаются в одной области пространства, именуемой, соответственно, узлом стационарных силовых линий. Подобные места почти всегда являются благоприятными для разного рода магических и культовых действий; в стационарных узлах зачастую располагаются Храмы, святилища, устройства для извлечения маны; города, поселения некоторых видов животных и т.п. Иными словами — подобные места обычно не пустуют.

Основным ограничением для мага является способность аккумулировать и использовать ману (собственную — у псиоников; собственную и/или внешнюю — для прочих отраслей магии). Маг в общем случае не в состоянии утилизовать ману любого рода: большинство магов, специализирующиеся в той или иной отрасли, осваивают манипуляции с маной определённого типа.

Разновидности магии

Формальное определение магии таково: магией называется способ воздействия на объекты окружающего мира такой, что

— воздействие инициируется и/или обеспечивается при помощи маны

— обязательно наличие мыслящего оператора (мага), инициирующего воздействие

Виды магического воздействия можно классифицировать по тому, ману какого рода использует то или иное магическое воздействие; можно классифицировать по тому, на что именно и каким образом влияет то или иное магическое воздействие; можно классифицировать по тому, каким именно образом производится данное магическое воздействие и т.д. Приведённые ниже примеры отраслей магии опираются прежде всего на тип используемой маны.

Исполнение МВ — «заклинаний» — не обязательно связано с необходимостью проговаривания некой формулы, исполнения жестов и т.д. Иногда исполнение МВ действительно требует прочтения формул, иногда необходимо использование вспомогательных предметов или пребывание в определённого рода местах, но в общем случае исполнение МВ может происходить совершенно незаметно для внешнего наблюдателя. Даже в Школе Слова проговаривание формул — лишь начальный этап обучения магическим воздействиям: тренированный маг в состоянии производить воздействия немедленно и без прочтения вслух чего бы то ни было. Поэтому фраза «прочесть заклинание» должна пониматься попросту как «исполнить магическое воздействие» — т.е., просто как оборот речи, не подразумевающий собственно чтения.

Магические школы Ралиона не ограничиваются упомянутыми ниже. Приведены краткие описания одних из самых известных; магические дисциплины в конце 9-го века Д. породили огромное количество новых направлений, которые невозможно кратко перечислить в обзорном сообщении.

Школа Слова

Школа Слова является наиболее популярной и широко применяющейся отраслью магии; использует ману, порождаемую взаимодействием с низшей группой аспектов — сравнительно легко аккумулируемую. Школа Слова позволяет прибегать к сравнительно несложным МВ даже тем, у кого способности к изучению магии невелики. Ключевым этапом обучения магии в Школе Слова является использование произносимых вслух формул (вербального воздействия) на начальных этапах обучения. Однако, как и в прочих школах, считается, что необходимым условием для произведения МВ является скорее состояние ума, которое и создаётся первоначально чтением формул (чаще всего не имеющих буквального «перевода» с какого бы то ни было языка).

Впоследствии магу Школы Слова не требуется «озвучивания» формулы вслух: достаточно бывает и мысленного произнесения. Наиболее же опытные маги этого типа в состоянии «переходить» в требуемое состояние усилием мысли.

Как и в прочих школах, ошибки при произнесении формулы редко имеют серьёзные последствия для мага (формулы создаются таким образом, чтобы искажённое их воспроизведение не имело негативных последствий для исполняющего их): угроза «страшных последствий» при «сбое» в чтении формулы — один из множества предрассудков, сложившихся вокруг магических дисциплин.

Школа Слова представлена во всех крупнейших центрах обучения магическим дисциплинам. Предполагается, что среди прочих рас Ольты имеют несколько лучшие шансы на освоение этой отрасли в наибольшей степени, хотя любая из рас Ралиона в состоянии достичь совершенства в Школе Слова.

Псионика

Среди прочих магических школ псионика стоит особняком. Ключевое отличие этой отрасли в том, что маг-псионик использует для исполнения МВ собственные ресурсы; при некой тренировке, псионик в состоянии «заряжаться» поблизости от силовых линий любого типа; в критических случаях — использовать физические ресурсы собственного тела, «преобразуя» его энергетические ресурсы в готовую для использования форму.

Псионику как отрасль иногда ещё называют «паранормальным воздействием». Для приведения ума в необходимое для исполнения МВ состояние, могут использоваться самые разные способы — чтение формул, медитация, химические агенты разного рода (травяные настои, слабые наркотики…) и т.д.

Псионики традиционно специализируются на воздействиях, направленных на разум и живые существа (телепатия, ментальные щиты, иллюзии, подчинение и т.д.), хотя этим возможности псионика не ограничиваются. Псионик в состоянии исполнять МВ очень быстро; мощность псионических воздействий зачастую существенно (на порядок и более) выше по сравнению с иными типами МВ; среди прочих школ, псионики в этом отношении не знают себе равных. Однако, как и прочие маги, псионик хорош в случае внезапного нападения: «сбить» сосредоточение псионика и тем самым аннулировать эффект производимого МВ иногда бывает намного проще, чем «сбить» МВ, производимое магом иной школы.

Среди рас, не обладающих врождёнными псионическими талантами (т.е., не являющихся Флоссами, Таффу и т.д.) «естественные» псионики — со скрытым, не реализованным до поры паранормальным потенциалом — явление редкое (среди Людей, как принято считать, естественных псиоников не более 0.01%). Подобного рода псионики обучаются этой отрасли намного лучше и, в конечном счёте, в состоянии оперировать энергиями на 1-2 порядка большими, нежели обученный псионике маг без скрытого потенциала.

Псионика не относится к отраслям, доступным практически каждому. Хотя, теоретически, любого мага можно сделать псиоником, на деле же требуемые тренировки, в сочетании с тем, что «естественные» псионики в любом случае превзойдут такого мага во всех смыслах, приводят к тому, что основной задачей этой школы становится поиск «спящих» способностей и — при получении согласия на обучение — «включение» спящего потенциала. Имеет смысл добавить, что у «естественных» псиоников имеется одно, реже — два или более типов МВ, в которых он(а) может стать практически непревзойдённым специалистом.

Существуют данные о том, что, теоретически, возможно «пробудить» псионический потенциал у «инертного» в этом смысле мага, но, поскольку известны лишь единичные примеры успешного «наведения» псионического потенциала, и учитывая то, что подобное «наведение» сопряжено с риском необратимо повредить мозг предполагаемого псионика, подобные методы (см: эффект Ользана-Хоффла-Альквайро ) широкого распространения не получили.

Ещё одним популярным заблуждением является вера в фактическое всемогущество псиоников и власть над «земными» правителями — вследствие сравнительно легко осваиваемой Телепатии (чтения мыслей).

Следует помнить, что псионик сравнительно легко может читать мысли только у существа родственной расы и развития; чтение мыслей у прочих разумных (и не только) существ требует особой подготовки — фактически, для каждой расы/вида отдельно.

Кроме того, избирательное чтение мыслей (при котором фиксируется именно то, о чём размышляет объект воздействия, а не содержимое его/её памяти и т.д.) — особое искусство, требующее долгого обучения. Наконец, по установленному Академией и Наблюдателями кодексу, телепаты могут участвовать в разного рода расследованиях и т.п., но в качестве доказательств чтение мыслей не принимается: псионик-телепат обязан отыскать иные свидетельства в пользу того или иного утверждения, приемлемые и для тех, кто телепатией не владеет.

Таким образом, хотя помощь телепата практически всегда может стать решающей, само существование «всеслышащих и всемогущих» псиоников — легенда.

Характерно, что наиболее талантливая в отрасли псионики раса — Флоссы — занимают строгий нейтралитет в отношении применения собственных паранормальных способностей.

Целители

Целители являются представителями одного из самых древних направлений магии; предположительно, целительство в его современном виде было внедрено как дисциплина усилиями служителей Триады ; выделившиеся из Триады самостоятельные культы Афамис, Ирсераны и Гвайи поддерживают традицию (как следствие, наибольшее число Целителей происходит из Ольтов, Карликов и Флоссов).

Целительство, как следует из названия, обращено на деятельность живых организмов и использует ману, возникающую из взаимодействия нижних и средних аспектов. Иными словами — порождаемую живыми формами жизни (для полноты следует добавить: и нежитью).

Целительство имеет тесные родственные связи с алхимией (т.е., с использованием магически модифицированных препаратов для тех или иных нужд). В последнее время располагает немалым числом инструментальных реализаций (одним из наиболее древних и массовых продуктов такого рода являются «браслеты Такайри», они же «белые браслеты », которые, помимо общеукрепляющих свойств и функций мониторинга состояния организма, традиционно обладают управляемым контрацептивным эффектом). Основная сложность в целительстве как отрасли магии — поиск новых или более эффективных реализаций имеющихся — воздействий).

В связи с соблюдающимся запретом экспериментировать на живых существах с целью проверки того или иного МВ, основным средством обнаружения является по-прежнему медитация.

Кроме того, не существует «универсальных» для всех рас воздействий: дипломированный целитель должен быть в состоянии в совершенстве знать способы того или иного воздействия на каждую известную расу.

Существуют также узкоспециализированные целители-ветеринары.

При всём при том, что целители в состоянии — в настоящее время — успешно противостоять эпидемиям и бороться со множеством известных болезней и травм, не следует приписывать магии этого рода слишком многое. МВ целителей в первую очередь мобилизуют внутренние резервы организма, на которое осуществляется воздействие. При чрезмерном использовании этой магии несложно добиться эффекта, прямо противоположного ожидавшемуся: постоянное подстёгивание организма может привести к необратимому нарушению нормальных физиологических функций, преждевременному старению, повреждению мозга и т.д.

Хотя три упоминавшиеся выше расы являются традиционно теми, к которым принадлежит большинство целителей, эта отрасль магии, как и

Школа Слова, является доступной для всех. Помимо крупнейших центров, традиционными местами обучения целительству являются монастыри Триады и всех трёх отдельных культов.

5. Религия и философия

Примечание

В настоящем разделе не будут рассматриваться сущности, относящиеся к суевериям, шарлатанству и т.п.; как и в иных местах, на Ралионе существует множество «культов», «приверженцы» которых преследуют достаточно примитивные и простые цели (личное обогащение, власть…), провозглашая то или иное учение.

Речь пойдёт о сущностях, проявления которых воспроизводимы, и, хотя и ассоциируются со множеством суеверий, вымыслов и т.п., всё же достаточно чётко выражены, чтобы удостаиваться отдельного внимания. Под словом божество (бог, богиня и т.д.) в рамках реалий Ралиона будет пониматься некая сущность, имманентная Ралиону (являющаяся неотъемлемой частью Ралиона); сущность, выражающая (или подчиняющаяся) законам мироздания, которые практически не проявляют себя по отношению к «низшим», смертным существам (хотя божества, в общем смысле, также являются смертными).

Тот факт, что множество — в особенности местных — божеств зачастую считаются творцами мира (не имеет значения, что под этим понимается в общем случае), не мешает им оставаться частью этого мира. Божества, существующие «по ту сторону» созданного ими мира, недостижимые, непостижимые и вечные представляют собой философскую абстракцию и, в качестве божеств, мной не рассматриваются. Божество имеет черты личности (теория о том, как «становятся божеством» существует, и не одна, но для подобного «скачка» необходимо очень редкое стечение обстоятельств).

Вместе с тем было бы ошибочно считать, что божество — ступень совершенствования смертного существа, цель, к которой имеет смысл стремиться. Божества, по современным воззрениям, относятся к специфической форме мыслящих существ, переход в которую без полного разрушения «низшего», смертного сознания, невозможен. Иными словами, даже если есть «возможность» — шанс — «стать» божеством, для этого необходимо умереть.

Существенным для понимания культов Ралиона является следующее обстоятельство. Далеко не все представители одной и той же расы, а тем более представители иных рас, понимают под словом «божество» что-то единое. То, что, скажем, Людям может представляться как нечто могучее, запредельное и непостижимое, для другой расы может означать нечто вроде главы рода, вождя, правителя, древнего и мудрого соплеменника и так далее. Мыслить категориями иных рас (и даже народностей) практически невозможно, но сам факт, что божества воспринимаются разными расами по-разному, следует всегда иметь в виду.

Местные божества

Местные божества — наиболее частая «разновидность» божеств. «Местные» означает «в значительной степени ограниченные в своём влиянии». Как правило, «ограниченность» проявляется территориально (за пределами некоего поселения или государства, святилища или Храма местное божество может не иметь никакой силы).

«Ограниченность» местных божеств компенсируется тем, что в пределах области своего влияния возможности их весьма велики; в некоторых случаях (Къелливинх, Менвермориллидд, Меорн и другие) на «своей территории» местное божество значительно сильнее божеств универсальных и иногда полностью лишает последних силы проявлять себя.

Взаимодействие культов — особая, многоплановая и сложная тема; культы ассимилируют один другой; культы могут исчезать (как правило — вместе со своими носителями и созданными ими памятниками, увековечивавшими культ), вновь проявляться в том или ином виде. Всего за историческое время было документировано более двух с половиной тысяч более или менее чётко обособленных местных культов. Некоторые из них дожили и до наших дней.

Местные божества зачастую «создаются» обитателями мест, где впоследствии воцаряется их культ (в том числе — как примитивная попытка объяснить окружающий мир и отыскать причины его существования, предсказать будущее мира и т.д.). Хотя подобное божество, «придуманное» той или иной расой, может показаться «вторичным», слабым и не имеющим особого интереса феноменом, действительность доказывает прямо противоположное. Вера, как свойство разума проявлять себя, оказывается иногда наиболее мощным способом воздействовать на высшие аспекты мироздания (зачастую не подозревая об этом — как бы сообщая вселенной, что здесь возникла разумная жизнь).

Универсальные божества

Божества универсальные, как показывает название, «находятся» и «обитают» не только в пределах Ралиона, но и в иных, физически удалённых от Ралиона, местах. Методологии «определить», является ли то или иное божество универсальным, как таковой не существует: подобные признаки являются все до одного косвенными. Ниже, когда будем говорить об «областях влияния» универсальных божеств (далее, если не будет оговорено особо, под словом «божество» будет пониматься именно универсальное), следует иметь в иду важное уточнение. Взятые сами по себе универсальные культы включают, к настоящему моменту, огромное количество ассимилированных «младших», древних, местных культов; все до одного универсальные божества имеют множество обликов, каждый — с самыми разными возможностями и способностями. Иными словами, если Элиор, бог-Солнце, «отвечает» за солнце, свет и огонь, это вовсе не означает, что Элиор — божество «узкоспециализированное». Область влияния всегда упоминается из предположения, что мы сопоставляем два или более универсальных культа: каждый из которых так или иначе влияет практически на все стороны жизни своих верующих (и окружающего их мира).

Точно так же следует относиться к словам «бог», «богиня»: любое божество в состоянии принять облик любого животного или разумного существа любого пола; мужской или женский род относится к тому особому, каноническому облику, под которым божество известно по отношению к иными универсальным культам.

Как и в случае с местными божествами, культ «умирает», если теряется вера или же погибают верующие и культовые памятники разного рода. Это не помешает «умершему» универсальному божеству отыскать себе «новый дом» — на Ралионе или же где-то ещё — и воссоздать себя.

Как и местные божества, божества универсальные черпают свои силы из веры; в этом смысле их отношение к смертным может показаться совершенно чётким и однозначно утилитарным. Однако это не так: божества имеют ярко выраженные черты личности (личностей), в той или иной манифестации, которых одновременно может быть множество (в том числе в разных мирах). Божества почти никогда не вторгаются в мир смертных самостоятельно. Почти все их действия производятся либо верующими, либо, в крайнем случае, относительно слабыми «младшими манифестациями». Посланцы божеств, приходящие ради защиты культа (или нападения на культ-соперник), носящие общее название уар , обладают паранормальными и магическими талантами, но существуют весьма ограниченное время.

Прямое вторжение божества может привести к катастрофическим последствиям (вторые Сумерки, предположительно, случились именно по такой причине).

У многих универсальных божеств зачастую имеется «опекаемая» ими раса; подобная «привязанность» сложилась в большинстве случаев исторически, и означает только, что данная раса может рассчитывать на тот или иной отклик данного божества в наибольшей степени и с наименьшими затратами, чем представители иных рас.

Триада

В соответствии с воззрениями друидов вся планета (в наиболее общем смысле — вся Вселенная) должна рассматриваться как единая разумная сущность, Первосила, частными проялвениями которой являются индивидуальные живые существа.

«Индивидуальность», присущая миру в целом, Shentwar , обожествлялась задолго до возникновения современных цивилизаций Ралиона и, судя по археологическим находкам, до наступления последнего ледникового периода. В новое время одно из друидических направлений основало культ Shentwar , в период с 15 тысячелетия до Д. получивший название «Триада» (Leabvin ).

Название связано с тем, что три Великие Богини (Афамис, Гвайя, Ирсерана) получили большинство из современных обликов из множества местных культов, которые, в свою очередь, объединил и поглотил культ Shentwar . Три указанных богини по-прежнему являются единственными божествами, которые могут использовать возможности Shentwar непосредственно.

В рамках Триады Афамис-Хранительница олицетворяет гармонию живой природы, Ирсерана-Молчаливая — жизненную силу и бессмертие жизни, а Гвайя-Вестница — разум и мудрость Shentwar .

Триада представляет собой своеобразное явление, сочетающее в себе философскую школу, религию и несколько магических школ одновременно. Учение о Shentwar относится ко всем живым существам одинаково, исключения для разумных рас не делаются: с точки зрения упомянутой Первосилы, каждый биологический вид имеет равную ценность, и участь биологического вида не зависит от наличия у всех или части его представителей разума.

В отличие от многих иных друидических течений, Триада по-прежнему является влиятельной силой — помимо поддержки всех трёх универсальных божеств, союзником Триады с 4-го века Д. является также монастырь Хоунант и распространяемое им Учение.

К настоящему времени на Ралионе осталось три активных монастыря-города Триады. Все иерархические позиции в Триаде по-прежнему могут занимать только женщины (как правило. Люди, хотя и другие теплокровные гуманоидные расы также могут входить в иерархию). Основными задачами Триады «с точки зрения внешнего мира» являются предотвращение глобальных экологических катастроф, поддержание экологического равновесия, противодействие мировым и крупномасштабным войнам, использованию оружия массового поражения и т.д. Триада, как и прочие организации друидов, является герметичной и знание о «внутренних» задачах Leabvin доступно только посвящённым.

Книга Триады

Я отказался от идеи детально изложить области влияния, описание местных и универсальных божеств Ралиона, а также родственных тематик (воззрения о реинкарнации, эволюция разумного состояния жизни, история философских систем Ралиона и т.д.), поскольку общий объём материала достаточен для создания отдельного, независимого произведения.

Вероятно, подобная работа будет осуществлена в качестве комментариев к основополагающему труду, на который опирается учение Триады, т.н. Книгу Триады, Leabvin Mans .

6. Заключение

Слова благодарности

Как уже говорилось, Ралион — итог довольно долгой и кропотливой работы, как и всякое творчество. Ниже, в алфавитном порядке, перечислены люди, внесшие существенный вклад в создание и приведение Ралиона к тому виду, в котором он существует в настоящий момент.

Вот эти имена: Роман Белецкий, Галина Васильева, Олег Духанов, Марк Зайцев, Дмитрий Иртегов, Ирина Иртегова, Глеб Камалутдинов, Эдвард Клачков, Дженнироуз Лавендер, Татьяна Петухова, Вадим Полуэктов, Артур Пономарёв, Галина Пономарёва, Владимир Тупицын, Ирина Шальнова.

Особо хочется поблагодарить Наталью Петровну Баулину, Дмитрия Сергеевича Ивахнова и, разумеется, всех сотрудников издательств «Северо-Запад» и «Северо-Запад Пресс», без участия которых эти книги не смогли бы выйти в свет.

Автор не «закрывает» Ралион. Работа над новыми произведениям той же тематики продолжается и, как я надеюсь, «полностью» про Ралион рассказать не удастся — как и про любой другой мир.

Константин Бояндин Пари ПАРИ

Составление жизнеописаний божеств Ралиона — занятие в высшей степени неблагодарное и опасное. Тем не менее, накопилось немало сказаний, легенд, всевозможных поучительных историй, в которых боги занимают не последнее место.

Некогда, до появления Мировых божеств, древние племена Ралиона видели вмешательство сверхъестественного во всем — в каждом явлении природы, в любой страсти, в каждом искусстве, во всем, о чем только может помыслить разумное существо. Но время шло, менялись легионы демонов, духов и богов, и постепенно пришли Великие боги — те, кто простирают свое влияние не на одну грань бытия, а на несколько; не в пределах одного мира, затерянного в пустоте Вселенной, а во всех сферах существования.

Перемешивались деяния Великих богов и богов местных, ничтожных демонов и знаменитых аватар; сотни философских учений пришли, прославили себя и канули в небытие. Истории, приводимые ниже, должны напомнить всем ныне живущим, что боги — тоже личности; им присущи все страсти и стремления, они могут быть прекрасны и безобразны, всемогущи и беспомощны. Все зависит от того, какими их видят их почитатели. И немало прошло дискуссий о том, кто же кого создал — смертные существа богов или же бессмертные боги — все остальное…

Как и все истины, истины про богов относительны. Посему допустимо относиться к богам пренебрежительно — в надежде, что они не услышат подобных мыслей и не поспешат доказать свое могущество…

…Некогда проспорил солнечный бог Элиор богу воров и музыкантов Палнору — и в страхе притихли верующие обоих культов. Ибо должен был Элиор двадцать лет подряд, одни сутки в году — по выбору Палнора — проводить в облике простого смертного в самых гнусных притонах. И должен был Элиор всякий раз придумывать всевозможные трюки, чтобы вернуться в небесные сферы, не растеряв ни достоинства, ни мощи…

Впрочем, жрецы культа Палнора — как высокочтимые, так и презренные уличные воришки — уверяют, что сам Палнор прилагал немало усилий, чтобы избавить своего незадачливого соперника от больших неприятностей — не забывая, разумеется, вволю посмеяться над ним…

…Шумит площадь городка Анфад, что у северной окраины Змеиного острова. Шумит, как и положено шуметь обширному базару. Невелик город; ни порт его не удостаивается частого посещения, ни его ремесленники не знамениты ничем особенным — зато его базар! По традиции, которой уже сотни лет, собираются многие окрестные народы Змеиного острова сюда и пять дней в году бурлит ярмарка вовсю.

Говорят, что в эти пять дней купить здесь можно все, что душа пожелает — были бы деньги. Может быть, и так. Да и не все ходят сюда за покупками. Многим любопытно послушать приезжих певцов-музыкантов, поглазеть на выступление бродячих артистов, получить за две медные монетки совершенно точное предсказание будущего или просто послоняться вокруг, прибиваясь то к одной лавке, то к другой.

Даже жрецы, возвышающиеся над мирской суетой и умудренные ученые не гнушаются прийти на Анфадскую ярмарку. Никому не ведомо, что их-то влечет сюда, но, с другой стороны, почему бы и нет? Почему бы жрецу не приобрести бутылочку дорогого оннадского вина, или почтенному астрологу не послушать сказания о славном прошлом?

Никто не бросается в глаза на этой ярмарке. В том числе и многочисленные неприметные служители бога воров, крутящиеся под ногами и готовые в любой момент срезать кошелек или облегчить повозку на пару-другую вещиц. Все, что угодно встречается здесь — видимо, в качестве вознаграждения за неторопливую сонную жизнь, которой живет городок все остальное время.

Шагает воин в потертом кожаном доспехе по ярмарке; шагает неторопливо, ныряя из таверны в таверну. Правильно, нынче время веселья. Все те, у кого завалялось несколько монет в кармане не прочь приятно провести время, запивая прекрасное мясо отменным пивом и слушая превосходную музыку, которую играют лучшие музыканты окрестных земель.

Вот он остановился, бросил серебряную монету двум подуставшим бардам и послушал несколько баллад. Кинул еще монетку, одобрительно кивнул головой и направился в самое известное заведение ярмарки — «Огненный коготь» досточтимого Панларра из Риода. Всем известно, что у Панларра — лучшие вина на острове, а то и во всем Архипелаге. Что же до названия таверны — то не сам он, и даже не отец его и не дед придумали его. Коготь и коготь. И ярко-оранжевая пылающая ящерица на вывеске знай приглашает внутрь посетителей — и недостатка в них не ощущается.

Грозен вид воина и за милю обегают его воры, расступаются прохожие, провожая взглядом его высокую фигуру. Видимо, военачальник — вон какой богатый меч у него, в ножнах слоновой кости! Впрочем, на ярмарке полно народу, сами властители городов и провинций здесь не редкость, так что невелика важность.

— Повелитель меча? — тихо шепнул голос за спиной у воина, но тот не обернулся, продолжая потягивать вишнево-красное вино из тонкого хрустального кубка.

— Полно вам, достопочтенный, — не унимался голос. — Как уж вас не узнать, когда вы во всей красе, можно сказать…

Воин неторопливо поворачивает голову и встречается взглядом с другим воином.

Ростом пониже, одеждой побогаче и глазами понадменнее.

— Разве я знаком с вами? — спрашивает воин вежливо, не выпуская кубка из руки и равнодушно изучает своего собеседника.

— Не могу быть уверенным, — отвечает тот неожиданно робко. — Но я-то вас сразу узнал. Вот здесь, — он показывает на ножны слоновой кости — у вас должен быть знак. Вот такой, — и перед лицом сидящего воина появляется лист бумаги с затейливым тонким орнаментом.

Уже не стесняясь, новый посетитель таверны поворачивает ножны чужака

— и издает довольный возглас, увидев ожидаемое. Сидящие рядом затаили дыхание, ожидая скандала — как-никак, не подобает человеку воспитанному так вести себя!

Но ничего не происходит. Сидящий допивает вино, кидает хозяину несколько монет и встает.

— Куда мы направляемся? — сухо осведомляется владелец ножен слоновой кости. Его спутники молчат — их всего четверо, считая их предводителя. Потолкавшись на ярмарке, они забредают в конце концов в какой-то крохотный постоялый двор. Солнце уже садится; но лишь когда колокола отзвонят полночь, успокоится и разойдется ярмарка.

— Прошу вас, господин мой…

— Таминад, — отвечает по-прежнему сухим голосом воин. — А вас зовут… — он поднимает палец и окружающим кажется, что солнечное сияние на миг вспыхивает на нем.

— Меллход, — поспешно отвечает ему его «похититель». — Я господин этой провинции. — Его эскорт прекращает разговоры и смотрит на собеседников, затаив дыхание. — Я думаю, достопочтенный Таминад, что здесь вам будет безопаснее. Дождетесь рассвета, а там…

— Подсказал кто? — более дружелюбно вопрошает его Таминад. — Непохоже, уважаемый Меллход, сын Ордана, что вы из жреческого сословия. Или ваши жрецы так же не умеют держать языки за зубами, как и остаток Архипелага?

Хозяин постоялого двора и бродячий музыкант, ставшие невольным свидетелем сцены, слушают, застыв, словно статуи.

Меллход заливается краской, словно напроказивший мальчишка и садится за стол со своим «пленником». Никто бы сейчас не предположил, что это — известный всему архипелагу князь. Наконец, Таминад смеется и хлопает по столу.

— Хозяин! — повышает он голос. — Угости меня и этих людей как следует. Уж я не поскуплюсь.

Золотые монеты просыпаются на полированное дерево искрящимся дождем.

— Впервые вижу собеседника, который не желал бы получить от меня что-нибудь очень полезное на память, — замечает Таминад полчаса спустя. Все пятеро сидят за столом и благодушно слушают треск поленьев в камине и приятные звуки лютни. Воистину, музыкант заработает сегодня на несколько лет беззаботной жизни — уже не раз и не два летели к нему в шапку полновесные монеты.

— Многие здесь были бы не прочь, — кивает головой Меллход. — Сами понимаете — прикоснуться к истории собственными руками! Так что здесь и вам спокойнее, и нам тоже. А на память, — он опускает голову, и видно, как жадность борется в нем со здравым смыслом, — то для меня пить вместе с вами, господин — уже более чем достаточно!

Таминад кивает головой, но в глазах его просыпаются искорки. Он обводит взглядом помощников Меллхода и те отводят взгляд в сторону. Напуганы, думает он. Интересно, а как бы они вели себя, узнай обо всех подробностях? Думают, бедолаги, что стоит мне прищуриться, и от них только горстка пепла останется. Эх, досидеть бы до рассвета в спокойствии, — думает Таминад и бросает короткий взгляд в окно. Там царит луна — яркая, сияющая, она освещает притихшую землю.

Много вина выпито, но не пьянеет Таминад. Зато Меллход уже слегка шатается, стоя на ногах и речи ведет не вполне осознанные.

— Как бы ты поступил, о достопочтенный Таминад, — неожиданно говорит он, понижая голос до громкого шепота и придвигаясь ближе к собеседнику. — Как бы ты поступил, если бы я попросил оставить мне на память о нашей встрече твой меч? Только меч, ничего более?

Разговоры притихают; даже музыкант, уловив напряжение в позе князя, поднимает руки со струн и ждет, не шелохнувшись, продолжения. Оно не заставляет себя долго ждать.

— А что, если я откажусь, о уважаемый Меллход? — спрашивает Таминад как бы невзначай и в глазах его вновь вспыхивают искорки.

Насмешка появляется в глазах князя.

— Не думаю, что стоит так упорствовать, о Таминад, — отвечает он. — Мне известно, что до рассвета ты — такой же, как мы. Да и что для тебя этот меч? Пустяки, не стоящие хлопот. А для меня это было бы…

— Было бы опасным подарком, — продолжает Таминад. — Как ты думаешь, почему мы не вмешиваемся в ваши дела непосредственно? Почему не одаряем героев могущественными силами, чтобы те могли испепелить своих недругов легким щелчком? Не задумывался, князь?

Молчание.

— Бери, если желаешь, — Таминад неожиданно отстегивает ножны от пояса и бережно кладет оружие на стол. — Только я бы на твоем месте подумал, каким образом попадать в историю. — Таминад жестом подзывает к себе барда и тот подходит, не слишком поспешно, но и медлительно.

— В состоянии ли ты складывать песни, бард? — спрашивает его Таминад и его собеседник смущенно кивает. — Тогда окажи услугу своему князю — сложи песню о том, как он пировал с богами. Ручаюсь, слава за это ждет и тебя.

И кладет в руку музыканта несколько монет.

— Да, сложи песню о славном Меллходе, слова которого подчас слушались даже боги! — добавляет Меллход громко и хохочет.

Вновь болезненная тишина охватывает скромную комнатку.

— Как будет угодно, — пожимает плечами Таминад и поднимает свой кубок. — За историю, князь Меллход. Ты захотел в нее попасть, и тебе это удастся. За это я ручаюсь.

— Нет, погоди, Таминад, — князь вновь придвигается к своему «гостю».

— Сначала поклянись, что не сделаешь ни мне, ни моему семейству ничего дурного — кто вас знает, вы все можете сегодня одарить, а завтра уничтожить.

— Пожалуйста, — неожиданно легко соглашается Таминад. — Клянусь, что ни Меллходу, князю Северной Окраины Змеиного острова, ни его родственникам не стану делать ничего дурного, и что жить они смогут без страха передо мной. Достаточно?

— Конечно, — довольно улыбается вконец опьяневший князь, с немалым трудом заставляющий правильно шевелиться свой язык. — Вполне.

Небо светлеет. Совсем скоро взойдет солнце.

— Ну что же, мне пора. — Таминад встает и направляется к выходу. Тотчас же Меллход, на лице которого явственно читается отвращение ко всему спиртному, поднимается и идет следом.

— Позвольте проводить вас, — выдавливает он из себя хрипло.

Вдвоем они идут назад. Уже возвращаются продавцы на места, уже убран весь мусор, оставшийся после вчерашних представлений. Ярмарка готова начать свой новый день.

Их знакомый, музыкант из постоялого двора, почтительно кланяется и возобновляет свою игру. Еще трое музыкантов играют и подпевают ему.

Меллход, сын Ордана, был знатным и сильным бойцом, Умел он порядок блюсти в беспокойное время, И вот — как-то встретился с богом к лицу он лицом, И слушался бог его слов, возвышая его надо всеми…

— Не очень-то он умен, этот певец, — хмыкнул Меллход. — Такие стишки любой трактирный музыкант сложит. Надо было не золотом ему заплатить, а плеткой…

— Позже переложат эту песню на другую музыку, подберут слова получше,

— ответил ему Таминад.

Недовольно ворча, князь следует за ним. Хмель постепенно выветривается из его головы. Неожиданно, другой музыкант подхватывает ту же незатейливую песенку… и еще один.

— Силен! — качает головой князь. — Хотя и скверно написал, а как быстро все разучили!

Так они доходят до окраины города. Ветер доносит до них обрывки разговоров, волны разнообразных запахов, плывущих над городом. Совсем немного до рассвета.

Что-то колеблется внутри Меллхода… Он кладет руку на теплую рукоять подаренного меча. Что-то сильно беспокоит его… Что же?

Его недавний знакомый смотрит туда, откуда через несколько минут вырвутся первые ослепительные лучи солнца.

Вот он, перед тобой, шепчет Меллходу его жадность. Пока не взошло солнце, он беззащитен! Требуй от него чего угодно — он все выполнит! Ну же!

На миг потеряв контроль над своими чувствами, Меллход действительно тихонько подходит к Таминаду со спины, аккуратно извлекая меч из ножен. Тот не обращает на него внимания.

Меч словно обжигает ему руки. Тут же его всего сводит неожиданной судорогой. Меч выпадает из рук и вонзается в землю.

Впервые Таминад обращает на него внимание.

— Певец превзошел самого себя, Меллход, — говорит он и Меллход с трудом поднимается с колен, тщетно стараясь разогнуть скрюченные пальцы. — Он прочел в твоих глазах то же, что и я — и сказал всем об этом.

— Ты нарушаешь свое собственное слово! — выдавливает из себя Меллход, поднимаясь на негнущиеся ноги. — Ты давал клятву!

— Вовсе не я, — Таминад поворачивается к князю лицом. — Тебе не приходило в голову, князь, что нас питает? Почему мы так сильны и живем дольше всех смертных? Откуда мы берем силу?

Князь смотрит на него с ненавистью и страхом.

— Легенды, предания, все, что вы знаете о нас — вот что нас кормит. Певец создал еще одно предание. Хочешь услышать его конец?

Неожиданно гул ярмарки вновь накатывает на Меллхода, но среди шума он различает звуки лютни и слова песни.

За жадность свою стал Меллход, в назиданье потомкам, Отвратительным чудищем, жадным до вида сокровищ.

До поры разоряющим страны, обращающим в пепел жилища…

— Там поется еще много интересного, Меллход, — спокойно сказал Таминад и первый луч солнца осветил его спину. — Ты попал в историю, князь

— судя по всему, твои соотечественники не очень-то тебя жалуют, коли так с тобой обошлись.

— Ты… все равно…бессилен передо мной, — проскрежетал Меллход, тяжело приподнимаясь на чудовищно разросшихся руках. Его крылья скрежещут где-то над его спиной — вот-вот сможет взлететь!

— Разумеется, — отвечает Таминад и контуры его фигуры озаряются ослепительным свечением. — Если только люди не дадут тебе другого имени.

И исчезает.

Константин Бояндин Чистильщики

«Требуются чистильщики. Оплата договорная, но не менее 400 золотых в месяц. Обращаться…»

Гевиар Линорн оглянулся — не видит ли кто? — аккуратно отделил объявление от доски и покинул малолюдный в ночное время Зал Новостей. Судя по буквам, объявление было совсем новенькое. Бумага очень дорогая, — тот, кто заказывал объявление, не был в финансовом затруднении.

Позже, в конурке, которую власти города любезно предоставляли всем бродягам и неудачникам вроде него, Гевиар еще раз прочел объявление и еще раз подумал.

Что-то уж совсем невообразимое.

Четыреста монет? Столько зарабатывают уважаемые и опытные ткачи, кузнецы, — вообще ремесленники. Столько платят помощникам рядовых алхимиков, врачей и прочего ученого люда… Чистильщик? После восьми месяцев голодной жизни это предложение — просто невероятное везение.

Растянувшись на жалком подобии постели (хвала богам, хоть живность теперь здесь не водится), Гевиар сдерживал острое желание прибежать немедленно, поздней ночью, чтобы — не приведи Провидение — не опоздать. Однако сдержался. Утром все будет выглядеть иначе. Утром он позавтракает (на огромную сумму в десять медных монеток) и тогда разочарование — а оно, несомненно, возможно — будет не таким острым.

Поистине, мир безразличен к людям! Начинал он, двадцатилетний искатель приключений, наемником, затем — учился у лучших профессионалов Арвиала и Оннда, а теперь — опала.

И продолжаться этой опале еще шесть месяцев. Гильдия Воров сурово наказывала бездарей. А попался он на весьма солидном деле, и, кабы не Гильдия, отрабатывать ему сейчас свою вину где-нибудь в чащах Запада, воюя с браконьерами или сидя в дозорной башне в ожидании какого-нибудь чудища, угрожающего покою честных горожан.

И все же есть хочется ужасно!

А впереди — зима. Здесь, на севере, она тянется особенно долго.

Адрес принадлежал какому-то заведению в деловой части Лерея.

Гевиар ожидал увидеть хмурого и неопрятного главу той неприметной братии, что вычищает стоки и канализацию, убирает падаль с улиц и отходы с боен. Но удивился, не увидев ожидаемого.

Элегантно одетый Эльф скучал у стола, просматривая какой-то длинный свиток. Когда Гевиар, одетый настолько прилично, насколько получилось, появился в дверях и замер там в некотором смущении, всякая сонливость эльфа немедленно испарилась.

— По объявлению? — он улыбнулся профессиональной купеческой улыбкой.

— Садитесь, садитесь. Сейчас мы с вами поговорим.

Потом он заполнял какие-то бумаги, внося в них его имя, происхождение, род занятий… Гевиар каждый миг ожидал появления на лице клерка озабоченной гримасы и выражения глаз, которые лучше любых слов и жестов указывали на дверь.

И вновь его страхи не сбылись.

В разгар расспросов дверь тихонько открылась и вошел Человек — более похожий на Чистильщика, подумалось Гевиару. Широкоплечий, высокий, мрачный. Он оценивающе посмотрел на юношу и, коротко кивнув, уселся рядом.

— А вот и Форгаст, — представил его эльф. — Знакомьтесь, Гевиар, это ваш руководитель. Подробности работы он изложит вам лично.

Эльф покинул комнату так стремительно, что Гевиар не сразу это понял.

— Проблемы с Гильдией? — приподнял бровь Форгаст, едва они остались одни.

Гевиар неохотно кивнул. Откуда ему-то знать об этом?

— Впрочем, не мое дело, — отвернулся на миг Форгаст и продолжил, вынимая богато расшитый носовой платок. — Работа высокооплачиваемая, но весьма и весьма грязная. Осознаешь?

Гевиар хотел было сказать, что не впервые ему мести улицы или чистить пол в трактирах, но решил промолчать и просто кивнул.

— Не осознаешь… — улыбнулся Форгаст и покачал головой. — Но осознаешь. Одним словом, так. Три коротких месяца испытательного срока. Будем проверять тебя на прочность. Если решишь уйти — пожалуйста, но подобного предложения тебе уже не сделают. Строже всего наказывать будем за провалы. Работать придется аккуратно, незаметно, чисто. На то и чистильщики.

Гевиар молчал, стараясь не выдавать своего волнения ни жестом, ни словом.

— Вот аванс, — Форгаст положил на стол несколько столбиков соблазнительно сияющего золота. Гевиар проглотил слюну. — Завтра найдешь себе жилище поближе к этой конторе. Вообще, привыкай часто переезжать. Заработки у нас хорошие, через год-другой, глядишь, и замок себе купишь. — Он хохотнул и Гевиар сдержанно улыбнулся, оценив его юмор. Замок нынче стоил не менее полумиллиона золотых. Даже здесь, на Севере.

— Ладно, коллега, скажи хоть слово, а не то я не привык с немыми общаться. — Форгаст весело уставился прямо в глаза Гевиару. Тот посмотрел ему в глаза и содрогнулся. Глаза Форгаста не улыбались. Что-то странное сквозило в его взгляде… ну да ладно. То ведь еще занятие — все подряд разгребать да чистить.

— Когда мне начинать работу? — голос от волнения охрип.

Форгаст взглянул на настенные часы и немного подумал.

— Через три дня. Решай все свои дела, коллега, прекращай все остальные подработки — времени у тебя не останется ни минуты.

Он подмигнул и вышел, оставив Гевиара одного.

Золото сияло на столе.

Стараясь подавить дрожь, Гевиар поднял тяжелые столбики и опустил в карман.

Все же бывают чудеса на свете!

В тот же день он рассчитался со всеми долгами и перебрался в дешевую, но чистую гостиницу поближе к деловой части города. Был соблазн схватить оставшиеся после возвращения долгов сто тридцать золотых и… куда-нибудь удрать! Уйти снова в наемники — приобрети он себе оружие получше, былые рефлексы вернутся легко и быстро.

Вот только что-то его удерживало.

Не девушка — их он повидал немало, но настоящая страсть еще ни разу не опаляла его. Не слава — откуда ей взяться, доброй-то славе! Он даже не боялся погони и розыска. Уйти на дно в притонах крупного города нетрудно, а солидная горсть золотых сотрет, у кого нужно, всякую память о его внешности.

Что-то другое держало его. Гевиар не стал долго раздумывать над этим, и оставшиеся два дня приобретал себе гардероб. Не слишком шикарный, конечно, но и не те лохмотья, к которым он привык за последнее время.

…На третий день Форгаст сдал его долговязому человеку по имени Рикар. Тот молча вручил Гевиару небольшой ключ — от его личного шкафчика — и приказал через тридцать минут быть готовым к вызовам.

Рабочая одежда оказалась вполне пристойной. Первый день Гевиар сидел в компании своих новых сотрудников, что только и знали, как резаться в кости, петь похабные песенки да рассказывать истории, одна другой омерзительней. Правда, за свою короткую жизнь Гевиар видал общество и хуже, так что вскоре все они стали добрыми приятелями. И работа оказалась очень простая — сиди себе день-деньской, в ожидании вызова.

Вызовы, конечно, были омерзительными. То засорялись магистрали канализации, то откуда-то брались полчища голодных и смелых крыс, то после бурной попойки необходимо было вылизать какой-нибудь трактир. Мерзость. Однако, глаза боятся, а руки делают. Тем более, что в отличной спецодежде ни капли отбросов не попадало на тело, даже если приходилось стоять по пояс в нечистотах.

Да и четыреста золотых — это, братцы, деньги.

Гевиар даже рискнул отложить немного в банк. Из банка он вышел в состоянии неестественного восторга — так, порой, сильно действуют на людей самое обычное доброе отношение и вежливые манеры.

Прошел месяц.

Следующий бригадир был пузатым коротышкой — то ли Карликом, то ли выросшим вширь Человеком. Впрочем, неважно. В отличие от постного и вечно кислого Рикара, который норовил найти хоть какой-нибудь недочет и урезать премию, Альдас — так звали толстячка — был воплощенный юмор. Место для работы, правда, не располагало к столь жизнерадостному темпераменту: это был морг. Более того, здесь приводили в порядок покойников, прежде чем устроить им похороны.

Вот уж, работка так работка…

Поначалу Гевиара только что не выворачивало наизнанку, когда возле жуткой разбухшей массы, выловленной из реки, его сослуживцы вовсю уплетали пирожки и обсуждали достоинства очередной подружки кого-нибудь из них. Изрядно похудевший за первые десять дней работы, Гевиар смог переломить в себе отвращение и — к собственному удивлению — ловко гримировал мертвецов, устранял их чудовищные гримасы, притерпелся к сладковатому запаху, что сопровождает этот жизненный этап. Были дни, правда, когда ему всюду мерещились покойники — всякий человек на улице казался его очередным «клиентом», куклой, что некогда вмещала разум и страсти, мысль и эмоции, а ныне отравляла собой окружающий мир. Ощущение прошло нескоро и Гевиар даже подумывал, не бросить ли все ко всем чертям…

Не бросил.

Прошел еще один месяц.

Теперь его начальником стала Гилерна — дама, хоть и в летах, но по-прежнему привлекательная и обладавшая многими достоинствами. «Тетушка», как ее величали новые сотрудники Гевиара, прекрасно справлялась со своими обязанностями и находила работу всей сотне своих подчиненных. Обращалась со всеми одинаково, и не допускала по отношению к себе никаких вольностей. Огорчения последнее обстоятельство также не вызывало, тем более, что премии здесь отваливали весьма солидные.

А работа порой была — врагу не пожелаешь, порой же — сущая безделица. Условия были одни и те же: скорость, качество, незаметность. То убрать следы неблаговидного деяния любимой собачки какой-нибудь богатой дамы, то ликвидировать содержимое желудка, которое какой-нибудь пьяный высокопоставленный чиновник не донес до надлежащего места. Впрочем, чистка надлежащих мест была не менее впечатляющим удовольствием. Гевиар начал понимать, где таился источник вдохновения для подчиненных Рикара.

Заказчики были щедры, но ни в коей мере не допускалось сколько-нибудь умалять их достоинство. Даже если заказчиком был высокомерный пьяный мэр, богатый купец с причудами на грани помрачения рассудка или обычный постоялец дешевой гостиницы. Каменное, выражающее лишь профессиональное рвение, лицо; вежливость и еще раз вежливость; закрытые глаза и уши. На чистильщиков не обращали внимания — и знания, почерпнутые Гевиаром, могли бы дорого обойтись иным неосторожным клиентам.

Впрочем, заработок был настолько солиден, что Гевиар порой мог себе позволить посидеть в дорогом ресторане, среди тех же самых сливок общества, помои которых совсем недавно выносил. Ощущение равенства было почти непристойным. Конечно, этими мыслями он не делился с Тетушкой: первый прокол, первое неуважение к клиенту были бы и последними.

Так закончился и третий месяц.

Гевиар перебрался в приличные апартаменты, стал вхож во многие дома, куда дорогу ему проложили, — если уж быть откровенными — не только заработанные деньги, но ум и манеры. Он даже начал ухаживать за Эвлерой, дочерью одного из наместников княжества Лерей.

Форгаст вызвал его к себе совершенно неожиданно.

— Дела идут неплохо, — похвалил он Гевиара после того, как они выпили по одной. — Нет, спасибо. На службе я много не пью и тебе не советую.

— Итак, — продолжал Чистильщик, — я пришел, чтобы предложить тебе, так сказать, присоединиться к элите нашего общества. Чтобы у тебя не было никаких иллюзий, скажу сразу: те заработки, которые мы позволяем себе в отношении рядовых Чистильщиков, далеко не чрезмерны. У нас не работают опустившиеся люди, преступники, психически ненормальные. Отбор достаточно серьезен. Работа очень грязная и ни в коей мере не уважаемая. Так что должна быть компенсация.

Гевиар кивнул. Эта истина постепенно проложила дорогу к его рассудку и теперь не казалась смехотворной.

— Если откажешься — выбирай любое из подразделений, где работал до того и, глядишь, я подойду к тебе несколько позже — если решишься. Можешь и не соглашаться вовсе. В этом нет ничего позорного.

— Расскажите мне подробнее, — ровно вставил Гевиар, глядя в жесткие, холодные глаза собеседника. — Не могу же я решить, не зная всех подробностей.

— Разумеется, — Форгаст откинулся на спинку кресла и несколько секунд смотрел в потолок.

— Ты наверняка слышал о разнообразных крупных военных конфликтах, войнах с нежитью, истреблении химер и прочих чудовищ. Я прав?

Гевиар кивнул. Что ни месяц, обязательно происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Лично ему запомнился жуткий случай, окрещенный Балом Вампиров, когда более ста двадцати человек одной глухой деревеньки неожиданно стали нежитью и двинулись походом на окрестные селения, уничтожая все на своем пути. Эта новость была передана в килиан достаточно отрывочно и все же несколько дней не давала ему спать.

— Значит, слышал и о тех героях, что повергают наших недругов в прах,

— Форгаст не улыбался, но тон его был ироничным. — А ты задумывался, кто на самом деле справляется с подобными неприятностями? Кто очищает землю от заразы, устраняет останки всякой нежити и приводит все в порядок? Те же герои? Ни за что! Их задача — уничтожить мозг, главнокомандующего, основные силы. Рассеять врага.

— И вот тут, — Форгаст наклонился к Гевиару и тот увидел на шее у него тонкую серебряную цепочку, — появляемся мы. Чистильщики. Мы занимаемся основной черной работой. Это, конечно, не убирать за собачонками и не чистить, прошу прощения, сортиры. Риск велик, но и премия весома. Две-три операции — и ты обеспечен до конца дней. Ну как?

Гевиар хотел было сказать что-то о времени на обдумывание, но губы его отреагировали раньше.

— Я согласен, — ответил он просто.

Его новые коллеги походили скорее на специальных агентов — многие Храмы теперь обучали специалистов высочайшего класса для разных деликатных поручений. Стоя рядом с ними, Гевиар испытывал дрожь.

Эльф Блетталон отличался своей шевелюрой. Половина волос была снежно-белой, половина — каштанового цвета. Впечатление усиливали его плотно поджатые губы и кожа почти что серого цвета. Я его видел раньше, мелькнула мысль у Гевиара. Вспомнить бы, где.

Человек Мондер был похож на самого Гевиара. Худой, высокий, с добродушным лицом и привычкой время от времени с хрустом разминать кисти своих рук.

Четвертым в его новой команде был сам Форгаст.

— Отлично, — Форгаст кивнул своим коллегам после того, как все представились. — Блетталон, подберите ему амуницию, пожалуйста, и начинайте занятия.

Эльф кивнул и жестом указал Гевиару дорогу.

Амуниция была, конечно, поразительной. Выглядела она, словно самая обычная одежда. Однако клетчатая ткань его нового «плаща» выдерживала удар кинжала, а капюшон предохранял не только от дождя, но и от практически любой известной жидкости. Блетталон для демонстрации погрузил кусочек ткани в кипящую кислоту и подержал там несколько минут. С тканью ничего не произошло.

Остальные предметы явились, скорее всего, из килианов, посвященных всяким ужасам — вторжению нежити, кровопролитным войнам, зловещим магам и их творениям. Амулеты, странно выглядевшее оружие, совершенно непонятные палочки, цепочки, сети… Все это надлежало прикреплять к специально сделанным петлям и скобам внутри плаща и прочей спецодежды. Перемещаться со всем этим барахлом оказалось легко и удобно.

— Это плащ, — пояснил эльф, критически осматривая Гевиара и давая последние указания. — Он уменьшает вес поклажи. Так то здесь фунтов сорок, не меньше.

Фунтов сорок! Гевиару казалось, что он легок, словно пушинка.

Затем начались занятия. Здесь-то Гевиар и понял, насколько ничтожными оказались его познания в рукопашном бою.

Первая вылазка случилась через полтора месяца после начала занятий и показалась Гевиару приятным разнообразием после изнурительных и бесконечных тренировок. К ним пришел гонец — его самого Гевиар не видел — и Форгаст вскоре дал команду немедленно собираться. Время на тренировки не было потрачено зря: через пять минут все четверо были готовы. Жесткое ожерелье стесняло движения головы, но позволяло всем четверым общаться на значительном удалении друг от друга.

Они вышли из портала у какого-то полуразрушенного строения, в густом лесу. Лил проливной дождь и луны слабо просвечивали сквозь быстро несущиеся, рваные тучи.

— Полнолуние, — шепнул из ожерелья голос Форгаста. — Дьявол, как некстати. Все по местам. Мондер, со мной вперед. Блетталон и Гевиар, оставайтесь у входа и отпустите стражников.

Стражники, несомненно, принадлежали какому-нибудь местному гарнизону — вид у них был затравленный, словно их приговорили к съедению дикими зверями и уже оставили, связанных, в лесной чаще. На лицах их отразился неземной восторг, когда Блетталон коротко сказал им, что можно уходить. Топоча, словно пьяный носорог, стражники скрылись из глаз.

Строение было когда-то складом, подумал Гевиар. Видимо, со времен войн. Прочный каменный фундамент выдержал многие годы, прошедшие с тех пор. Пострадали лишь наземные, деревянные части строения. Сейчас черный провал двери выглядел хищно и даже Гевиару, вроде бы привыкшему к разным россказням, стало не по себе. Впрочем, россказни — это одно, а вот вляпаться самому… Он покосился на эльфа. Блетталон молча опирался на ближайшее дерево и сохранял полную невозмутимость. Мне бы такие нервы, подумал Гевиар с завистью.

— Блетталон, Гевиар, вниз, — шепнул голос. — Ни к чему не прикасаться. Закройте за собой двери.

Гевиар храбро спускался по скользкой лестнице. Многочисленные рунические знаки украшали стены спуска — и все они были совсем свежие. Кто их нарисовал? Форгаст? Мондер? Но ему об этих знаках ничего не говорили. Ладно, разберемся.

Комната оказалась просторнее, чем он ожидал. При свете фонариков угадывались только контуры предметов. В ноздри хлынул запах склепа. Машинально Гевиар опустил на нос фильтры. И тут стало светло, словно днем.

Если бы не Блетталон позади, Гевиар сел бы прямо на пол. Полустертая пентаграмма. Несколько трупов в мантиях, лежащих вповалку на ней. Прибитые к стенам различные части человеческих и прочих тел. Другие тела, в основном детские, полуразрубленные, обглоданные, все — с застывшей гримасой ужаса на лице. О боги, что здесь происходило?

Блетталон легонько хлопнул его по спине. Он держал в руке небольшой цилиндрик, из которого и исходило сияние.

— Гевиар, ни к чему не прикасаться, — шепнул голос вновь. — Все, что нужно было забрать, уже забрали. Ищи щели, потайные двери, люки.

Все-таки у меня мало опыта, подумал Гевиар, изучая каждую щелку, стену, панель, брусок. Нашлось две потайных ниши. Форгаст плеснул в них чем-то зловеще зеленым и в нишах вспыхнуло яркое, бездымное, непереносимо жаркое пламя. Показалось ли Гевиару, или впрямь из пламени донесся скорбный и жуткий плач, прерываемый безумным хохотом? Отведя глаза в сторону, он увидел, как шевелятся конечности на стенах и едва не упал без чувств.

Когда стало ясно, что ничего потайного не осталось, Форгаст с Блетталоном на несколько секунд замерли, закрыв глаза (должно быть, воспользовались заклинанием), и скомандовали отступление.

Задержавшись у спуска, Форгаст швырнул вниз что-то блестящее и упал наземь. Остальные попрятались за деревья, за кусты, просто легли в траву. Взвилось ярко-зеленое пламя… и очистка закончилась.

Когда Гевиар сорвал фильтры, свежий запах озона наполнял собой все вокруг. Он стоял, обняв дерево и стараясь унять дрожь, а остальные терпеливо ожидали его.

Гевиар приветствовал Форгаста слабой улыбкой.

Тот уселся за его столик и жестом подозвал официанта.

— Все еще снятся кошмары? — спросил Чистильщик участливо. Гевиар кивнул. У него до сих пор стояли перед глазами изуродованные, по всем признакам давно мертвые тела, которые, тем не менее, двигались, строили гримасы, стонали.

Он не впускал к себе Эвлеру несколько дней, сказываясь больным. Долю правды это, конечно, содержало. Увидев его бледное лицо и горящие после бессонной ночи глаза, Эвлера запретила ему выходить на работу и тот послушался. В тот же день Форгаст сам нашел его.

— Если бы тебе не снились кошмары, — криво усмехнулся Форгаст, — я бы сам тебя уволил. Нормальная реакция. Еще одна неприятная особенность нашей работы: то, что могло бы повергнуть в ужас нашу публику, мы маскируем и скрываем. Не одни мы, конечно. С нами вместе работают и другие службы.

Форгаст замолчал. Он смотрел на солнечный диск сквозь бокал с вином и чуть заметно кивал головой. В конце концов, он поднялся.

— Отдыхай, — он протянул ладонь для рукопожатия. — Захочешь уйти — я не в претензии. Захочешь вернуться — в любой момент. Если будут еще проблемы с нервами, могу посоветовать очень опытного врача.

— Спасибо, — слабым голосом отозвался Гевиар, — я сам.

Он подумывал бросить такую работу, но чем тогда заниматься? Одиннадцать тысяч премии — это здорово, это более чем здорово, но все же недостаточно для полностью обеспеченной жизни. Тем более, что перспективы жениться приближались с каждым днем (для отца Эвлеры он был спецагентом, и преуспевающим, чем в конце концов завоевал полное того уважение) становились все реальнее.

Еще пара операций, подумал он вяло, и уйду в отставку.

Интересно, думал он в ту ночь, глядя на слабо колышущееся пламя свечи, сколько операций на счету у самого Форгаста? Ведь богат, наверное, как дракон!..

В эту и последующие ночи кошмаров больше не было.

Все приветствовали его, словно героя всего княжества, когда он вновь появился у Форгаста четыре дня спустя.

— Ничего не потерял, — вздохнул Блетталон, — никаких вызовов. У нас тут, конечно, довольно тихо. Десять, максимум пятнадцать вызовов в год. Вот на Западном архипелаге, я слыхал, тридцать лет назад было по пять-шесть вызовов в неделю. Бойкое место. У нас тут попроще. Север все же… а холод никому не по душе…

Для немногословного эльфа эта тирада, по-видимому, равнялась месячной норме.

— В следующий раз, — Форгаст протянул ему пару тяжелых очков, — оденешь вот это. — У тебя очень богатое воображение. Это может вызвать некоторые неудобства. И еще: ты, по-видимому, считал, что мы уничтожили тех, кого еще можно было спасти — их каких-то особых соображений. Признайся, думал?

Гевиар кивнул, но кивок этот стоил ему большого количества мужества.

— И напрасно. Я никогда — по крайней мере, на операциях никогда — не говорю лишнего. Кроме того, специалисты посерьезнее нас всегда появляются первыми и спасают, кого еще удается спасти. Наше дело — убирать мусор. Запомни это. Если будет что-то мерещиться, одевай очки, одевай фильтры в нос и уши и не принимай все так близко к сердцу.

— Скажите, — спросил Гевиар после длинной паузы. — Кому все это понадобилось? Силам Хаоса?

Все трое его собеседников едва не упали на пол от смеха.

— Сразу видно, откуда ты родом, — проговорил сквозь слезы Мондер. — Нет никаких сил Хаоса. Все это сказки. Есть множество известных, еще больше неизвестных, совсем немного никому не известных противников разумных рас. Как правило, все они — дело наших собственных рук. Рано или поздно кто-нибудь хочет отличиться и придумывает очередной ужас на устрашение всему миру. Поскольку ничто так не пугает, как суеверия, всегда придумываются легенды о силах Тьмы, силах Хаоса, вечных и непобедимых Врагах… Забудь об этом. Боги Хаоса так же ценят своих верующих, как и остальные боги и не стали бы разрушать весь мир просто из прихоти. Обычные люди гораздо страшнее любого гневного божества…

До следующего вызова было два с половиной месяца.

Это случилось во время пятого вызова. Второй, третий и четвертый раз прошли гораздо спокойнее для Гевиара, хотя мерзость они видели не менее отвратительную. Новый барьер поднялся в его сознании, очищая восприятие и не пропуская ничего, что могло бы затронуть жалость или сочувствие. Несколько раз он хотел усомниться в искренности своего руководителя, но всякий раз доводы разума были в пользу последнего.

Они убирали грязь.

Они вычищали заразу.

Все по-своему снимали нервное напряжение. Эльф мог часами сидеть за лютней и мурлыкать песенки, — репертуар его казался неисчерпаемым. Мондер просаживал огромные суммы в увеселительных заведениях, а Форгаст… читал. Как с удивлением выяснил Шевиар, тот читал романы ужасов. Клин клином.

Все шло приемлемо до пятого вызова…

— Гевиар, поднимайся в зал с красными стенами и жди дальнейших указаний, — голос Форгаста, отдававшийся эхом где-то в глубине сознания, оторвал Гевиара от мрачных раздумий. Он осторожно перешагнул тело неудачливого искателя сокровищ и двинулся к лестнице, что находилась в дальнем конце зала.

Впервые они чистили область, которую нельзя было просто выжечь. Огонь, как заметил однажды Форгаст, уничтожает практически любой носитель магического или другого эффекта. Была бы достаточная температура. Так что, если удалось найти все скрытые места и доказать, что щелей, ведущих прямо в открытое пространство, нет, то выжигание пространства дает практически абсолютную гарантию очистки. Не абсолютную — но практически абсолютную. Как мрачно добавил эльф, гарантия на три ближайших аватары.

Если же чистить приходится большие пространства — как этот участок подземного города — то здесь подход иной. Сначала выжигают все, что удается найти. Затем долго изучают возможные пути распространения заразы. Наконец, когда все исследования завершены, вызывают особых специалистов и те запечатывают очаг. Печать держится несколько столетий и медленно разлагает все вредоносное, что осталось поблизости.

— И много уже таких печатей? — спросил Гевиар.

Форгаст только пожал плечами.

…Что-то слабо сверкнуло у самых ног. Наклонившись, Гевиар заметил осколок драгоценного камня — множество граней, дымчатый голубой цвет. Не более мизинца в длину. Что бы это могло быть? Он поднес свой «индикатор» — двойной крест — к кристаллу и присмотрелся. Индикатор молчал. Чисто. Он поднял обломок двумя пальцами и уложил в кармашек для трофеев. Многие мелочи, найденные во время операций, можно было оставлять себе. Если индикатор молчал.

Что-то хрустнуло под ногами. Сломанная кость. Старая, раз рассыпается от прикосновения. Слабые огоньки замелькали перед ним, растекаясь по полу причудливыми линиями. Гевиар замер, как вкопанный. А это чем бы могло быть?

Он оглянулся и обомлел. Прямо под ним разбегались линии, формирующие огромный симметричный символ, футов двадцати в поперечнике. Обломок, привлекший его внимание, валялся почти что в центре знака. Линии знака на глазах наливались свечением. Что делать, Гевиар не знал. Знал одно. Не стоит суетиться.

— Форгаст, я нашел какой-то знак, — шепнул он и голоса из ожерелья замолчали. — Сложный, мне неизвестный. Стою сейчас в самом центре. Что делать?

— Не шевелиться, — последовал приказ. — Мы идем к тебе. Ничего не предпринимай.

Гевиар стоял, не шевелясь. Линии разгорелись до яркого свечения — чуть ярче, чем пламя факела. Дальше этого дело не пошло. Сам Гевиар тоже ничего не ощущал. Более того, все охранные приспособления безмолвствовали.

Он ощутил что-то позади себя, но не органами чувств. Что-то приближалось сзади. Не очень скрываясь — тень ползла по изломанному трещинами полу, — слабая, но различимая.

Опустить очки на глаза. Вставить тампоны в уши и фильтры в нос. Прикоснуться к оправе очков, чтобы их активировать. Зажмуриться и медленно открыть глаза.

Все приобрело контраст и цвета — словно было озарено ярким солнечным светом. Глаза его не были на это способны. Очки, диковинный сплав магии и механики, полностью заменяли органы чувств. Глаза, уши и прочее руководились разумом и были подвержены иллюзиям. Очки не страдали от этого. Долго носить их не следовало — чтобы не теряли остроту органы чувств, но против гипноза и вообще любого воздействия на разум они помогали практически всегда.

Теперь медленно обернуться. Одновременно извлекая серебряную цепь и ампулу с «жидким огнем».

Что-то бесформенное, собранное из пыли под ногами, весьма условно похожее на человека, стояло вплотную к нему. Просто стояло. Не будь у него очков, существо подсказало бы мозгу картину, которая повергла бы его в полный ужас, в состояние, когда невозможно сопротивляться. Невелик арсенал оружия у нежити — но вполне применим и безотказен. Гевиар с усмешкой смотрел на терпеливо ожидающее подобие человека и легонько хлестнул цепью. Со стоном пыль рухнула неровными грудами. Тотчас же Гевиар увидел — краем глаза — множество других теней, заплясавших на границе магического знака.

— Я не один, Форгаст, — произнес он тихонько. — Осторожно.

— Понял, Гевиар, спасибо, — голос Форгаста отдавался металлическим звоном. — Когда скажу «Огонь», зажмуришься.

Гевиар послушно зажмурился, а когда открыл глаза вновь, вокруг стояли остальные трое. Гевиар дал знак, что с ним все в порядке, и осмотрелся.

И ужаснулся. В очках было видно, как под контуром из синих линий проступает другой, из желтых. Незавершенный, но явный. И третий контур, из рубиновых линий, под желтым. И…

— Мама родная, Печати! — ахнул Мондер. — О боги, сколько же их здесь?

— Гевиар, не шевелись и старайся не думать, — Форгаст был бледен. Блетталон хмуро копался в своем рюкзаке и извлек, наконец, маленький прозрачный шарик. Форгаст взял его, не глядя и неожиданно рявкнул. — Экзорцистов ко мне! И чертежников! Срочно! Сорок три-пятнадцать, шесть, зал с красными стенами! Я совершенно спокоен! Вы прозевали тут Печать, и не одну!..

— Пройдись по комнате, — сухо произнес голос из пространства.

Гевиар, запертый в душной темной комнатке, уже третий час подвергался процедуре очистки. В зале обнаружили аж восемнадцать Печатей, поставленных одна на другую. Когда команда сонных экспертов кончила ужасаться, их четверку с превеликими осторожностями отправили в «баню» — где он пребывал до сих пор — и принялись исследовать.

Гевиар ходил, отвечал на вопросы, приседал, прыгал, пил какую-то гадость… все, что угодно, одним словом. К концу третьего часа он был зол, как тысяча демонов.

— Чисто, — наконец, сообщил голос. — Выпускайте его.

Форгаст встретил его, такой же взъерошенный и злой. Долго смотрел ему в глаза и спросил, наконец:

— Что-нибудь еще там было?

— Нет, — ответил Гевиар, и не соврал: он начисто забыл об обломке.

Домой он шел, насвистывая. Наконец-то удалось договориться с отцом Эвлеры. Замок, он, конечно, не купит. Но на жизнь, достойную ее положения, хватит с избытком. А там, глядишь, и можно будет покончить с чистками. Все равно это лотерея. Повезет раз, повезет два…

Полторы мили, отделявшие его жилище от дома Эвлеры пронеслись незаметно. В ресторанчике напротив начиналась вечерняя жизнь. Фонари на улицах светились мягким светом, и количество народу на улицах не убавлялось. Одним расам живется лучше днем, другим — ночью…

У самой двери его дома кто-то заскулил и ткнулся носом в ногу. Гевиар наклонился — это была Чилька, собачка Эвлеры. Потерялась, что ли? Он потрепал за ушами забавное толстенькое существо и отворил дверь.

— Заходи, Чиле, не стесняйся, — позвал он собаку. — Переночуешь, а завтра я тебя к хозяйке отведу.

Собака забежала внутрь и принялась, по своему обычаю, изучать дом, стуча коготками по полу. Гевиар запер дверь и ощутил, насколько он устал.

Найти собаке что-нибудь поесть, устроить ей место для сна — и на боковую. Утомительный день.

Насвистывая, он прошел в дальний коридор, где находились кладовые и кухня. Экономка уже ушла; ужин ждал его на столе.

Он взялся за ручку кладовки, когда что-то насторожило его.

Что? Тишина.

Коготки не скребли по полу. Ну это понятно. Завалилась на кресло, по своему обыкновению, немытыми лапами. Ну погоди, негодная…

Он открыл дверь кладовки и замер.

Внутри что-то колыхалось и чавкало, источая чудовищный смрад. Ему померещилось огромное желеобразное тело, шевелящаяся слизь, множество жадных щупалец.

Пинком закрыл дверь и опустил щеколду. Боги, надо же. Так, собаку в охапку — и на улицу, вызывать помощь.

— Чиле!.. Ко мне!.. — выбежал в коридор, в руках — кочерга. Первое, что попалось под руку.

Низкое рычание раздалось с другого конца коридора.

Гевиар осторожно шагнул вперед, приготовившись на всякий случай ударить.

— Чиле?..

Рычание ближе. Небеса, словно это волкодав, а не крохотная собака карманного размера. Надо было зажечь свет, подумал он с неприязнью. Теперь придется подойти вплотную к чему-то рычащему, чтобы осветить весь коридор. Пока же лишь рассеянный свет с улицы, что отражался от стены за его спиной, был единственным освещением. Надо же так вляпаться… Совсем собака от страха ошалела.

Он сделал шаг вперед и увидел ее.

Собака была покрыта такой же шевелящейся слизью, которая померещилась ему в кладовке. Глаза ей светились красным, набирая яркость. Куски плоти отваливались от нее и шлепались на пол, оставляя светящуюся дорожку.

Тошнота подкатила к горлу. Гевиар нарисовал в воздухе знак, отгоняющий нежить и чудище прыгнуло, оставляя за собой кометный хвост из слизи.

Кочерга рассекла ее, словно горячий нож масло. Тут же Гевиара вывернуло наизнанку. Едва он совладал с тошнотой, как шаркающие, неровные шаги донеслись из его спальни.

Он затравленно озирался. Что-то копошилось и скрипело в непроглядном мраке у двери на улицу. Открыв дверь в прыжке, Гевиар вкатился в кабинет. Там, хвала всем богам, все было спокойно. А за окном жизнь шла своим чередом. Шли прохожие, проезжали экипажи. Откуда-то доносились песни, смех, голоса. А в двух шагах от всего этого стоял человек, которого в ближайшие несколько минут ждало нечто ужасное.

В кармане что-то нагрелось и начало жечь сквозь ткань.

Гевиар, не спуская глаз с непроницаемого черного дверного проема, вынул из кармана что-то продолговатое, небесно-синее.

Обломок! Как же я про него забыл? Мрак постепенно вползал в комнату. Выпрыгнуть наружу? Звать на помощь? Ну да, чтобы все то, что потревожил этот проклятый кристалл, вырвалось на свободу и напало на всех тех, кто, смеясь, проходил мимо…

Гевиар лихорадочно вспоминал все, что знал, проклиная себя за то, что отказался взять комплект спецодежды домой. Побоялся грабителей. А теперь вот…

Он схватил со стола перочинный нож и, морщась от боли, провел лезвием по пальцу. Кровью нарисовал у входа в комнату знак. Мрак отпрянул, грозный рев донесся из его глубины.

Схватив перо, Гевиар написал несколько слов крупными, четкими буквами, засунул лист бумаги в ботинок и швырнул чернильницу в окно. Прохожие недоуменно остановились, глядя на черный провал окна. Швырнул туда же ботинок и окровавленный нож. Опустил железные портьеры.

Теперь все зависело от удачи. Гевиар поставил перед собой зеркало, стараясь не слышать доносившиеся из-за спины звуки. Зажег две свечи, поставил их по обе стороны от себя. Уставился в свое белое, безумное лицо.

Если не отвлекаться, отбросить все мысли и желания, уйти в себя, то многие враждебные человеку силы не в состоянии обнаружить свою жертву. Гевиар смотрел в зеркало, где за проемом двери отражалась пустая и чистая стена коридора и повторял простую формулу медитации.

Гул сердца скоро вытеснил обеспокоенный гул на улице и зловещий шорох в доме.

Удары сердца отдавались медным набатом и тянулись все медленнее и медленнее.

Вспыхнул свет и зеленые лица — лица чудовищ — склонились над ним.

Что-то острое и холодное упиралось в горло. Тяжкий рокот сотрясал комнату, и рты чудищ карикатурно искривлялись, словно у рыб, выброшенных на берег.

Он поднял невероятно тяжелую правую руку и еще несколько лезвий уперлось в него. Ощущая во рту привкус крови, Гевиар протянул кристалл, испачканный в его крови.

Все вокруг поплыло. Лица сместились, черты сдвинулись и стали знакомы. Трое его коллег стояли вокруг. Множество незнакомого народу виднелось за ними. Пахло гарью и чем-то тошнотворным.

Форгаст поднес индикатор к кристаллу и все пять огоньков креста тревожно замигали.

Потом было две фразы.

— Он нас узнал. В больницу его, быстро.

И вторая.

— Найдите мне того, кто проверял его. Голову оторву.

Две веточки бессмертника стояли в изящном хрустальном бокале перед его глазами.

Что-то шелестело над головой.

Когда зрение вернулось, Гевиар увидел мохнатую ночную бабочку, что билась о стекло. Он был в крохотной больничной палате, с идеально белыми стенами и высоким потолком. Матовое стекло в двери было почти непроницаемым.

Голова слегка болела, но в целом он чувствовал себя превосходно.

Отбросив одеяло, он попытался сесть и тотчас же рухнул назад. Дверь открылась и двое врачей — один Человек, другой — какая-то высокая рептилия, вошли в его комнату.

— Не двигайтесь, — произнесла рептилия, забавно растягивая шипящие. Массивный знак, висевший у нее на шее, качнулся и солнечные зайчики, отраженные его гранями, впились в глаза Гевиара. Тот зажмурился.

— Кто вы? — спросил человек, усаживаясь перед кроватью и пододвигая другой стул рептилии.

— Гевиар Линорн, район Мостов, вторая улица четыре…

Врачи переглянулись.

— Кроме кристалла, не подбирали ли вы чего-нибудь еще? — требовательно спросила рептилия, наклоняясь ближе. — Вы подверглись огромной опасности, но, возможно, все еще не избежали ее. Вспоминайте, Гевиар.

Он начал вспоминать.

Так прошло несколько часов. Человек несколько раз пытался закончить беседу, но отделаться от настойчивой рептилии было труднее. В конце концов они ушли.

Тут же пришли Форгаст, Блетталон и Мондер. Эльф выглядел безучастным

— только в глазах скрывалась улыбка. Остальные двое широко улыбались.

— Мы ненадолго, — сказал Форгаст, присаживаясь. — Тебе полагается премия от местного правителя и всеобщая благодарность. Если бы ты не наступил на то скопление заразы, то в ближайшем будущем нам всем было бы не до смеха. Так что гордись, ты спас несколько тысяч человек.

Гевиар попытался улыбнуться и это ему почти удалось.

— Твой дом пришлось… э-э-э… обеззаразить, — сказал Форгаст извиняющимся тоном. — Не переживай, князь все это компенсирует. Он уже намерен начать расследование этого небольшого безобразия и… Кого ты там увидел?

— Эвлера, — негромко произнес Гевиар и попытался сесть. Девушка шла по дорожке ко входу, но его заметить, видимо, не могла. Он поднял руку и помахал ей…

Послышался какой-то шум, словно кто-то чуть не упал со стула.

Медный гул ударил в уши. На лице Форгаста Гевиар увидел гримасу отвращения. Что со мной? — подумал он в смятении и проследил за взглядом своего начальника. Тот смотрел на веточки бессмертника. Они съеживались на глазах, чернели, осыпаясь дурно пахнущим порошком. Вода в бокале стала неприятно-зеленоватого оттенка.

Сверху тихо шлепнулась бабочка и осыпалась горсткой праха. Серый туман начал просачиваться сквозь щели рамы.

— Блетталон, не впускай ее! — крикнул Форгаст, извлекая из кармана серебряную цепь. Не обращая внимания на протесты Гевиара, он сшиб того обратно на кровать и профессионально быстро привязал к ней цепью. — Мондер, срочно эвакуируйте больницу.

И, уже сквозь туман в глазах:

— Одну Печать мы все же не разглядели.

Их было шестеро. Человек, Эльф, снова Человек, две рептилии, похожие на ту, из больницы, и еще одна — совсем низенькая.

Они осматривали Гевиара несколько часов, проводили массу каких-то испытаний, проверяли, проверяли, проверяли. Ничего не нашли.

Гевиар не знал, где он находится. Ему не говорили, а он не спрашивал. Не спрашивал, что с Эвлерой, поскольку боялся услышать ответ.

В конце концов в комнатку — в общем, неплохо обставленную тюремную камеру — вошли двое. Форгаст и рослый, бородатый незнакомец.

— Кельир, — представился незнакомец густым басом. — Я начальник местной бригады Чистильщиков. Буду рад работать с вами, если согласитесь.

Гевиар вопросительно взглянул на Форгаста. Тому, видно, было что сказать, но очень не хотелось говорить.

— Ты глубоко под землей, Гевиар, — произнес он, наконец. — Для безопасности, твоей и всех остальных. Несчастный случай. Искренне сожалею.

— Эвлера? — тихо произнес Гевиар.

— Об этом не может быть и речи, — крохотная рептилия, одна из шести, появилась из-за спины Форгаста. Гевиар ощутил слабый запах фиалок. — Если вы с ней когда-нибудь встретитесь, тогда ни вас двоих, ни тех, кто будет поблизости, ничто не спасет. Мы бессильны снять это проклятие.

Гевиар сел и закрыл лицо ладонями.

Он долго сидел так, затем поднялся вновь. В зеркале на двери увидел собственное отражение. Осунувшееся лицо, часть волос стала снежно-белой, часть осталась черными. Кожа побледнела, словно у альбиноса.

— Никогда? — спросил он глухо. Надежда не желала умирать. Слишком многое уже успело умереть.

Рептилия покачала головой.

— Пока вы испытываете чувства друг по отношению к другу… Словом, никогда.

— Я еще появлюсь, — Форгаст распрощался с ним, крепко пожал руку и удалился. Кельир остался, и взгляд его мрачнел все больше.

— Я оставлю средство связи, — он положил на стол небольшой шарик. — Надумаете работать — мы будем рады. Нет — так нет. Боюсь только, что вам все равно придется проторчать здесь очень долго… так что подумайте.

И тоже удалился. Рептилия осмотрела Гевиара (достаточно бесцеремонно, подумалось ему), оставила какие-то снадобья и покинула комнатку.

Послышался звук запираемой двери.

Спустя восемнадцать дней он вызвал Кельира и сказал, что согласен.

Бояндин Привилегия хозяина

Хоть и запрещены на Ралионе повсеместно культы Хаоса, все же выговорили его боги себе право посылать своего вестника — знаменуя грядущие беды и разрушения — один раз в двадцать лет. Но и это право было снабжено множеством условий. Знали боги, как падки смертные на мимолетный блеск власти, притягательную силу богатства, знаний, возможностей. На все то, что отличает их от других.

Канули в Пустоту имена тех, кто выпустил в мир Вестников, променяв безопасность своих сородичей на личный достаток. Многие из них живы и по сей день — но многие ли стали бы осуждать их? Соблазн велик, а боги Хаоса щедры…

Гора была слишком велика для крохотного островка.

И все же размещались у ее подножия и на склонах ее джунгли, кустарники, крохотные озерца, мелкие болота иголые каменные проплешины.

На полпути к вершине, на ровной площадке, созданной волей подземных стихий, расположился домик отшельника. Седовласый друид, оставивший свой пост после многих лет службы, посвятил себя изучению высших материй вселенной — вопросов устройства мироздания, путей разума, пределов возможностей смертных. Звали его Шерам.

Немногие знали о его существовании. Корабли порой причаливали, чтобы набрать воды из хрустально чистых источников и собрать несколько корзин сочных плодов. Никто не задумывался, кто поддерживает эту чистоту и изобилие. Воистину, хозяин никогда не заметен, заметно лишь его отсутствие.

На вершине горы густой слой мха надежно скрыл остатки башни, воздвигнутой многие столетия назад. Занятые кровопролитными войнами, окружающие не уделяли руинам никакого внимания. Что в них особенного? Сотни и тысячи руин разбросаны по всему свету, и сколько еще добавится в ближайшее время? Что с того, что некогда была она неприступна? Все проходит, все разрушается.

Отшельник знал о башне, но не считал нужным изучать ее. Да и не под силам ему было самому таскать тяжеленные камни. По приказу его ползучие лианы могли оплести тяжелые глыбы, сдвинуть их, открыть вход в забытые подземелья — но не приказывал отшельник, и росли лианы так, как им было удобно.

Ансей любил сидеть, сложив руки‑крылья, на самой вершине руин — надо всем островом. Он слышал крики птиц, где бы над островом они не проносились, шелест змей, выползающих на солнце погреться, шорох мелких животных, суетящихся внизу. Сам он был мал, и ощущать себя надо всем видимым миром было невероятно приятно.

Жизнь для него началась с ощущения острой боли — словно десяток игл разрывал его на части. Окружающий мир вращался вокруг него, воздух свистел в ушах, чьи‑то резкие крики разрывали слух.

Затем чистый и звонкий звук оглушил его — словно сотня лучников одновременно выпустила сотню стрел.

После этого Ансей помнил странное, уродливое лицо, склонившееся над ним, мягкий и приветливый голос, который произнес странные слова, сложившиеся в фразу: «Добро пожаловать, малыш!».

После этого длительное время было темно, пусто и больно.

Шерам, подстрелив хищника, который сжимал в когтях тщедушное тельце Ансея, в тот же день обошел весь остров. Но никто из его сородичей не жил на острове. Откуда взялся хищник и зачем ему вздумалось лететь в открытый океан — подобные птицы на острове тоже не водились — видимо, не суждено было узнать.

Убедившись, что его нежданный гость жив (раны были глубокими, но излечить их труда не составляло), Шерам только вздохнул. Он удалился сюда, чтобы провести остаток жизни в одиночестве и размышлениях — и вот он, конец одиночества. Видимо, не судьба.

Он не имел ни малейшего понятия, как воспитывать столь мало похожее на человека существо, но выбора не было. Более того, прежде он был склонен вообще не верить в существование такой расы. Воистину, век живи — век учись.

Опасения его оказались напрасными. Он не мог научить своего приемного сына летать, но смог научить его разговаривать. Думать тот научился сам. Имя ему друид, недолго думая, взял из того же языка, на котором писались известные ему заклинания. Ансей — «пушинка».

Возможно, не самое удачное имя…

Жизнь текла достаточно однообразно.

Ансей, весь внимание, слушал своего приемного отца и не переставал удивляться разнообразию мира, что лежал где‑то вдали, за горизонтом, за пределами их островка. Будучи существом довольно слабым, Ансей поначалу не был для Шерама ничем, кроме обузы, но друид этого старался не замечать. Когда малыш научился — правда, неловко и недолго — использовать свои крылья, чтобы замедлять падение, он нашел себе занятие: собирал плоды с деревьев, забирался на крышу дома, чтобы устранять течи, следил за небольшим огородом. Сорняки и так не отваживались вырастать на огороде Шерама, но птицы и звери были всегда не прочь полакомиться его дарами.

Из когтя хищника, который едва не сожрал Ансея, друид сделал тому оружие — небольшой кривой нож, который служил и инструментом, и средством самозащиты. Впрочем, защищаться было не от кого.

Ансей поначалу испугался, когда Шерам сказал ему, что самое время научиться справляться со всем самому — в том случае, если он останется на острове один. Для Ансея Шерам был такой же неотъемлемой частью мира, как его собственные руки‑крылья, ноги, прочие части тела, земля, воздух и солнце. Исчезновение чего бы то ни было из этого списка означало бы катастрофу. Шерам покачал головой и понял, что хочешь не хочешь, а придется преподать малышу и философию, и многое из того, что казалось необязательным для жизни.

Свой дар предвидения Шерам, как и многие другие предсказатели, никогда не обращал на собственную жизнь. Но помнил, как, взяв в руки истерзанный когтями комочек, которому позже дал имя Ансей, он осознал, что это существо его переживет.

Ничего страшного в этом нет… если не считать, что смерть — полное и окончательное завершение какого бы то ни было существования.

А этой истине обучить невозможно.

По своему обыкновению, они беседовали в часы, когда солнце зависало в зените, обжигая остров и прогоняя всех его обитателей в благословенную тень. Ансей сидел в кроне дерева, где ощущал себя почему‑то в родной стихии. Шерам сидел у дома, в стареньком деревянном кресле.

— Итак, ты считаешь, что время идет, а ты не узнаешь ничего нового, — Шерам не старался говорить громко, ибо слух у Ансея был невероятно острым.

— Однако, это не так. Если жизнь начинает казаться однообразной и бесцельной — значит, ты внутренне сопротивляешься тем знаниям, которые она дает. Есть два простых выхода. Первый — изменить окружающий мир так, чтобы он тебя устраивал.

Ансей присвистнул.

— Но как? Безо всего, голыми руками?

— Разум — самое острое оружие, малыш, — Шерам ловко поймал яблоко, которое ему сбросили сверху и кивнул в знак благодарности. — Как и всякое оружие, без употребления он ржавеет. Так что даже голые руки — это еще не признак поражения. Всегда остается голова.

— А второй выход?

— Второй — перебороть себя, принять условия окружающего мира, правила его игры и использовать все то, что он дает. Так живут многие из нас. Так стараюсь жить я.

Ансей думал довольно долго, иногда издавая свист разных оттенков, который заменял ему мимику. Шерам удивлялся, как быстро малыш научился понимать выражения его лица и как сложно поначалу оказалось ему, ученому с огромным опытом, привыкнуть к незнакомому способу выражения эмоций.

— Не означает ли это поражения? Отказа от достижения собственных целей?

— Подумай сам, разве только одна дорога ведет к выбранной цели? Разве так уж важно, какой именно дорогой идти?

Закрыв глаза, Шерам готов был бы поклясться, что сей диспут он ведет не со странным рукокрылым существом трех лет от роду, а со своим коллегой с солидным опытом за плечами. Малыш развивался очень быстро. По человеческим меркам — невероятно быстро.

Значит, и век его значительно короче, подумал он с грустью. Но он не станет говорить об этом Ансею, тому и так достаточно страшно. Неизвестно, снятся ли ему сны — но во сне иногда он плотнее закутывается в крылья и тихо, едва ощутимо, пищит.

Ансей полюбил бродить по пещерам. Время, вода и ветер выточили немало полускрытых пещер, гротов, расщелин — там он ощущал себя тоже в родной стихии. Но… как‑то по‑другому.

Незаметно для самого себя Ансей научился пользоваться своим звуковым радаром. Поначалу в пещерах приходилось ориентироваться по запаху (обоняние у него было также намного острее человеческого), но вскоре новое «зрение» постепенно стало доступным Ансею и он часами блуждал по пещерам, да и просто по острову, «вглядываясь» в округлые, зыбкие очертания невидимых зрению предметов и безошибочно отличая все то, что привык видеть при свете дня.

Использовать свой дар как оружие он научился случайно.

Пробираясь в особенно глубокую пещеру, он как‑то раз наткнулся на небольшую колонию огромных летучих мышей.

Гладкий в звуковом «зрении» потолок неожиданно набух удлиненными гроздьями, испустил вопль, от которого зазвенело в голове и бросился на него, шелестя тысячами крыльев и оскалившись миллионом зубов.

Ансей неожиданно ощутил то, что было давно похоронено в его памяти.

Взмахи могучих крыльев.

Кинжальная боль, пронизывающая все его существо.

Ощущение беспомощности.

Он взвизгнул, падая на пол и выставляя перед собой свой слабо светящийся в темноте нож.

Пара мышей упала замертво рядом с ним.

Трое упали, оглушенные, рядом и чуть заметно шевелили крыльями.

Остальные покинули пещеру, более не пытаясь приблизиться к нему.

Ансей долго не мог прийти в себя — его собственные силы, казавшиеся ему ничтожными, ошеломили его самого. Когда он вложил нож в ножны, то самому себе уже не казался беспомощным и бесполезным. Какая‑то стройная, но совершенно незнакомая ему музыка несколько мгновений звучала в глубине его рассудка… или ему показалось?

На свежий воздух он вышел уже совершенно другим. Взрослым. Расправив руки, он легко поднялся в воздух и спустя три минуты мягко опустился перед Шерамом, который что‑то чертил на большом куске бумаги.

Шерам долго смотрел на него, но ничего не стал спрашивать. Ансею казалось, что тот и так все понял.

День, когда Шерам оставил его одного, запомнился Ансею надолго.

Близилась осень. Здесь, посреди теплого океана, она немногим отличалась от лета и лишь чуть‑чуть — от зимы. Однако все деревья меняли либо сбрасывали листву и начавшееся буйство красок придавало острову фантастический, незабываемый вид. Шли заготовки, бывший отшельник запасал то, что невозможно будет собрать зимой, а Ансей отправлялся в облеты острова, принося то лекарственные травы, то огромные листья серебристой пальмы. Листья были необычайно долговечными, выделяли при порезе темный, быстро застывающий сок и служили прекрасным заменителем бумаге с чернилами.

Шерам день ото дня мрачнел, неохотно отрывался от своих заклинаний, медитаций и вычислений, пока в один прекрасный вечер не исчез.

…Буря неистовствовала за окнами дома и ветви стучали по крыше мокрыми лапами. Ансей проснулся поздно вечером, оглядел чердак, на котором обычно укладывался отдыхать, и понял, что остался один.

Страха не было. Было ощущение потери, неприятное, отвратительное чувство, которое невозможно было игнорировать. Бесшумно опустившись в большую комнату‑кабинет, Ансей вздрогнул, когда молния поразила какое‑то дерево совсем рядом с домом и осмотрелся.

На столе лежала стопка бумаг и «письменных листьев», аккуратно перевязанная и снабженная ремнями. Неприятное предчувствие добавилось к обуревающим Ансея переживаниям, когда он подошел поближе и склонился над стопкой.

Стопка была аккуратно перевязана водонепроницаемым пергаментным листом. Поверх бумаг лежала записка, адресованная ему лично — почерк был стремительный, спешащий, нервный.

«Ансей, малыш!

Извини, что пришлось усыпить тебя покрепче, но иначе ты бы не удержался и последовал за мной, я тебя знаю.

Не выходи из дому до рассвета, а если я не вернусь с восходом солнца, возьми эти бумаги и лети на северо‑северо‑восток. Лететь придется долго, но ты справишься. Ты сильный.

На большом острове отыщи Эльфа по имени Альденнар и передай ему эти бумаги. Он заменит тебе семью, как заменял ее я.

Запомни: ни в коем случае не подходи к руинам башни!

Живи долго, Ш.»

Тут что‑то громыхнуло совсем рядом с домом, и Ансей неожиданно понял, что Шерама уже нет среди живых. Он ушел из дома словно бы на войну: не было его дорожного посоха и лука со стрелами. Плащ и походная сумка также отсутствовали. Что же случилось?

Долгое время Ансей сидел неподвижно, закрыв крыльями лицо и горестно пищал. Он не умел плакать, не то разрыдался бы.

В разгар ночи он решил, что непременно проберется к руинам башни (не было никакого сомнения, что Шерам направился именно туда) и выяснит, что с ним стряслось.

Приседая от ослепительно‑синих разрядов молнии, Ансей выглянул во двор и удивленно присвистнул.

Не было забора, указывающего границу окружающим дом джунглям. Не было неба над головой. Могучие деревья сомкнулись стройным кольцом вокруг дома, огораживая его наглухо от остального мира, шатром своих крон запечатывая небеса.

Шерам и здесь перехитрил его.

Ансей долго смотрел туда, где прежде был зенит, пока его уставшее тело не отодвинуло в сторону разгоряченный рассудок.

Он упал и заснул прямо на пороге. Сон его был безмятежным и нес с собой только отдых и спокойствие.

На следующее утро стражи‑деревья бесследно исчезли и умытый дождем остров выглядел так же привлекательно и сказочно, как и прежде.

Только теперь он, Ансей, был здесь хозяином. Проснувшись на пороге, он без особого удивления осмотрелся и, быстро облетев дом, понял, что отныне сам должен решать, чем заниматься и что предпринимать.

Ощущение было не из приятных.

Первым делом он полетел к руинам. Знал ли Шерам, как не любит его приемный сын запреты и как торопится их нарушить? Знал, вероятно. Об этом Ансей думал уже много позже, когда его короткий мех поседел и жизнь подходила к концу.

Руины были повергнуты в прах вторично.

Когда их украсят новые вьюны, и мхи вновь покроют опаленные стихией камни, никто уже не догадается, что стояло здесь прежде, о чем думали здешние жители и какие события нарушали однообразие жизни островка.

Половина скалы куда‑то делась. Вершина острова теперь была плоской, словно сковорода и почти такой же отполированной.

Неприятно пахло гарью и чем‑то еще. Запахом несчастий. Не минувших, но грядущих. Тех, что вскоре обрушатся на своих жертв.

Ансей с изумлением и отвращением бродил по крохотному пятачку, когда позади него что‑то лопнуло, воздух задрожал и новая тень, перечеркивая его собственную, упала на сплавленный камень.

Ансей обернулся, и надежда умерла в его огромных глазах, не родившись. Перед ним стоял высокий, невероятного роста человек в черной мантии и тяжелой, черного цвета броне. От него пахло грозой и пылью, огнем и временем, и бедствиями, что еще не пришли.

Человек с изумлением разглядывал окружающее его пространство и крохотную фигурку Ансея и неожиданно расхохотался. Ансея этот хохот едва не сбросил со скалы.

Насмеявшись вдоволь, человек заговорил.

— Это место меньше всего похоже на большой город, раздери меня демоны, — сказал он и присел. Даже присевший, он был вдвое выше стоявшего Ансея. — Не ты ли, малютка, привел меня сюда? А?

Ансей попятился, а человек вновь разразился смехом. Смехом неприятным, жестким, смехом победившего тирана. Глаза его, как заметил Ансей, не смеялись. Глаза были уставшими, безучастными, источали ледяной холод.

— Ну ладно, малыш, — человек коснулся ладонью плеча Ансея и тот вздрогнул — от этого прикосновения делалось тошно. — Ты первым меня встретил, и, стало быть, привилегия хозяина — твоя. Говори, чего тебе хочется больше всего на свете? Я исполню любое твое желание.

Ансей отступил на шаг и уставился в глаза незнакомца. Невероятно, но лицо его свидетельствовало о правде. Человек не лгал: он верил, что сможет исполнить любое его желание.

— Не мешкай, малыш, — сказал человек почти ласково. — У меня здесь масса забот, и я не хотел бы просидеть здесь весь день. О чем ты мечтаешь? Хочешь стать могучим колдуном, перед которым склонятся все страны? Хочешь стать богатым, жить очень долго и не знать никаких забот? Хочешь, чтобы все твои враги легли перед тобой горсткой пыли? Говори, малыш. Ты меня встретил, и твоя воля — закон.

Человек встал перед ним на колено и ножны его огромного меча скрежетнули по камню.

Ансей думал долго — невероятно долго. Так долго, что где‑то успели зажечься и погаснуть звезды, родиться и исчезнуть целые народы. Но тень от головы незнакомца все же не успела сдвинуться ни на волосок.

Затем буря заполнила ту испуганную пустоту, которая едва не заговорила от его, Ансея, имени, не потребовав какой‑нибудь привлекательной, но бесполезной чепухи. Понимание наполнило его взгляд и человек изумленно нахмурился, глядя в нечеловеческие, но исполненные вполне человеческим негодованием глаза.

— Уходи отсюда! — крикнул он и человек отшатнулся, заслоняя лицо ладонью — словно голос малыша гремел непереносимо. — Уходи и не возвращайся сюда никогда!

Затем храбрость покинула его и Ансей свернулся на нагревающемся влажном камне, закрыв крыльями глаза и стараясь не замечать возвышающегося над ним мрачной башней гиганта.

Сотню раз ударило сердце. Мир застыл, и ось мира проходила через Ансея. Он ощутил, как скрежещут незримые колеса, на которых вращается вся вселенная.

Затем воздух колыхнулся, тень на момент накрыла скалу, остров и весь мир — и ничего. Только ветер рассеянно шелестел в ушах.

Ансей сотню раз повторил свое имя, чтобы не забыть его, и осторожно, бесконечно осторожно открыл глаза.

КОНСТАНТИН БОЯНДИН НЕМНОГО О ГЕРОЯХ

ИСТОРИИ РАЛИОНА – 4

В подвалах монастыря, только что оборудованных под типографию, было, как и сотни лет назад, сыро, душно и неуютно. Библиотекарь долго смотрел на огромную машину, выглядевшую, словно многорукое чудовище из металла и осторожно прикоснулся к слабо светящемуся ромбу на передней панели. Ничего особенного не случилось, но помещение затопил мягкий, приятный для глаз свет.

Все таки он не доверял магии. Привыкнув к медитации и приносимых ею состояниям разума, близким к божественности (или даже к нирване, как говорили приверженцы одного из сравнительно новых учений), он оставался недоверчивым по отношению к иным нематериальным воздействиям. Что бы ни говорили, а постоянство — великое благо, консерватизм — лучшее лекарство. И все же времена меняются, и надо постепенно приспосабливаться к ним.

Была ночь; все писцы теперь заняты набором матриц — у них новая работа — сидеть здесь, в подвале, занимаясь переносом бесценных сокровищ мысли на бумагу — и производя не одну две копии в год, как раньше, а десятки тысяч в неделю. Благое дело, если пустить на нужды веры. А если на другие нужды?

Библиотекарь вздохнул, мысленно проклял радикулит, который донимал его третий десяток лет и склонился над полкой, где лежали самые древние, едва сохранившиеся манускрипты. Им первым идти в размножение, и — после этого — в музей. Посланцы Магической Академии долго говорили с настоятелем, уговаривая его перенести все в форму к ил иа н , записанных сцен — со звуком, движением и, как говорят, даже с осязательными ощущениями.

Настоятель, понятное дело, отказался… лишь когда память людская не сможет долго хранить изображения, тело — помнить фигуры танцев и ритуальных движений, а слух — мелодии и слова, только тогда он даст разрешение на это. Так что его, библиотекаря, вотчина, будет первой, что сдастся прогрессу.

…Ему все еще не спалось, и библиотекарь извлек один из самых ветхих свитков, помещенных «истор. зам.», развернул его, действуя руками с величайшей осторожностью, и принялся читать. Шорохи, стоны сквозняка и однообразный звон капающей воды были ему сопровождением.

«Когда Люди еще не являлись признанной и могущественной расой, были их империи мелки и занимались бесконечным выяснением отношений друг с другом. Князь Терсомил, по прозвищу Чародей, правил в те дни северной окраиной Змеиного острова. Его другом и соратником был молодой, но могущественный маг Динсавир, который прославился тем, что в считанные месяцы избавил остров от красного мора, ниспосланного небесами за грехи.»

Быстрые легкие шаги взлетели по длинной парадной лестнице и оборвались так же неожиданно, как и возникли. Динсавир из Менрилла со вздохом погасил горелку и повесил фартук на место. Воистину, сегодня не получится заняться делом. Впрочем, когда визит наносит сама Ирлиан, огорчаться нечему.

Ирлиан была дочерью первого советника князя Терсомила, Гинна из Лиддона. Советник был известен своей раздражительностью и мстительностью, и на дух не переносил магов. Так что, несмотря на взаимную привязанность Ирлиан (что была полной противоположностью отцу) и Динсавира, их совместное будущее было, мягко выражаясь, неопределенным. Динсавир не раз думал об этом, но всякий раз ничего не приходило в голову. Впрочем, в смутные времена, когда человек человеку — волк, трудно надеяться, что представитель столь противоречивой профессии, как маг, мог бы рассчитывать на всеобщее уважение и счастье. Скорее наоборот.

Даже спасение родственников самого Гинна от лихорадки Церх (которую здесь называли красным мором и лечили, преимущественно, молитвами) не повлияло на настроение вельможи. Жадный до денег и недоверчивый ко всем, кто был ему неподвластен, он по прежнему в упор не видел молодого мага. Такова жизнь…

Впрочем, как крайнее средство, оставалось совместное с Ирлиан бегство. Так что какая то надежда оставалась.

Правда, сейчас, когда она ждала его за дверью, грустные мысли в голову не шли.

— Доброе утро, Дин! — Ирлиан возникла на пороге и помахала рукой. — Князь хочет тебя видеть. Что то очень срочное, так как послал особого гонца…

— А ты отрастила себе крылья, — подвел итог Динсавир, — и прилетела сюда первой. Я угадал?

Ирлиан засмеялась.

— У князя во дворце много ушей, а язык моего дорогого папы не умеет хранить секреты… Я знала об этом еще вчера.

— Что то стряслось?

Девушка пожала плечами.

— Говорят, снова дракон. Сжег еще одну деревню. Вся округа переполошилась, требуют, чтобы что нибудь с ним сделали…

Маг вздохнул. Дракон, что второй месяц опустошал окрестности, вел себя как то странно. Обычно его крылатые и огнедышащие сородичи не торопились покидать свои логова далеко отсюда, за безбрежным океаном. Этот же словно задался целью — истребить все живое на севере острова.

— И все же, Ирлиан, как ты здесь очутилась?

Девушка с невинным лицом извлекла из складок платья короткую палочку, выточенную из очень твердого дерева. Несколько рун виднелось на ее полированной поверхности.

Маг вздохнул.

— Что ни говори, князь умеет хранить свои сокровища. Как ты умудрилась стащить это у него?

— Не у него, глупый, — Ирлиан протянула палочку Динсавиру и тот с кислым выражением лица спрятал ее в карман. — У отца. Откуда он ее взял, сам спроси.

Час от часу не легче!

Первый советник постоянно твердит о своей неприязни к магии, а сам потихоньку прибирает к рукам разнообразное снаряжение. Что там еще пропало недавно у князя? Несколько колец невидимости, семимильные сапоги… Надо бы сказать князю пару слов…

— Отец приглашает тебя на праздник Равноденствия, — Ирлиан потянула его за рукав, — слышишь?

— Что? — Динсавир не поверил своим ушам. — С чего это вдруг?

— Должно быть, боги вернули ему часть разума, — сказала Ирлиан с серьезным лицом, хотя глаза ее смеялись. — Так придешь?

— Если только князь не пошлет меня на съедение дракону, — ответил он.

— Спасибо за приглашение. Ну что, отправить тебя обратно?

— Ага, а не то меня потеряют, — Ирлиан оглянулась, словно ожидая увидеть за портьерой отца и заговорила шепотом. — Я приеду через восемь дней, хорошо? Никуда не уезжай!

— Постараюсь, — Ирлиан чмокнула его в щеку и, весело помахав рукой, скрылась в портале. Взмахом руки маг закрыл его и поднялся на второй этаж дома, чтобы подобрать себе одежду.

Как никак, княжескому магу пристало выглядеть грозно и таинственно. Хорошо хоть, необязательно появляться с грохотом, огнем и дымом…

Гонец ждал его у парадного входа. Несмотря на обилие регалий (больше всего украшений было на лошади, которую маг сразу же искренне пожалел), гонец не торопился подойти к нему. Скорее наоборот.

— Князь велит вам, Динсавир из Менрилла, немедленно прибыть к нему во дворец! Дело величайшей срочности! Князь также потребовал, чтобы вы собрали все ваше военное снаряжение.

Начинается, подумал Динсавир и почувствовал ледяной ручеек, пробежавший по спине. Князь решил идти приступом на дракона. Сам с ума сошел или перебрал накануне?

Стараясь скрыть недовольство и напустив на себя побольше суровости, Динсавир отпустил гонца и подозвал слугу.

— Коня мне, — сказал он коротко. — Вызови старого Ренко, пусть последит за домом. Меня не будет несколько дней.

Он не любил ездить верхом.

«В те дни кровожадный и хитроумный дракон уничтожал города и селения на севере острова, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. Множество великих бойцов отправлялись, чтобы справиться с этой напастью, но тщетно. Однако, князь Терсомил сумел соорудить ловушку для дракона, приманив последнего к пещерам, в которых издавна хранились древнейшие сокровища княжеского рода. Как всегда бывает, алчность дракона восторжествовала над осторожностью.»

— Садись, Дин, — князь коротким взмахом руки отослал слуг и они остались вдвоем в просторном зале.

— Дракон? — голос мага звучал утвердительно.

Князь кивнул. Вид у него был уставшим.

— Сжег, проклятый, деревню Лиурт, все тамошние поля, леса… Словом, сейчас нам досталось сильнее всего.

Динсавир присвистнул. Лиурт находилась в тридцати милях от княжеского замка, за невысокими холмами. Для дракона — несколько минут лету.

Одним словом, дождались.

— И что ты предлагаешь предпринять?

Князь недобро сверкнул глазами.

— Я думал, Дин, это ты мне скажешь, что предпринять. Я со своими разведчиками последние три дня прятался возле деревни и наблюдал за крылатым гадом. Там он, отъедается, чтоб ему подавиться… Как проголодается — видимо, к нам пожалует.

— Большой? — осторожно спросил Динсавир.

— Футов сто, — князь поморщился, потирая плечо. — Не меньше. Мы его рядом со сгоревшим домом видели — копался там, чего то выискивал. Ну да ладно. Скажи, если дракон прилетит, сможем замок отстоять?

Динсавир недолго подумал и покачал головой.

— Не думаю. Если он задастся целью, то будет держать замок в осаде, пока не переловит всех до единого. Правда, здесь должны быть подземные ходы…

— Есть, — князь кивнул. — Уже расчищаем, уже готовы отступать. Каково? Тринадцать осад выдержали. Три войны пережили. Мор этот, — князя передернуло, — смогли пережить. А теперь…

Он махнул рукой, и налил себе еще вина.

— Дракон, Терсомил, это не пираты, — возразил маг, перебирая в руках четки, костяшки которых слабо светились в полумраке. — Это даже не армия. Если он такой здоровый — значит, немолодой. Не хочу пугать тебя сверх меры, но драконы первыми освоили магию в этом мире…

— Да знаю я, — князь поднялся и принялся мерить зал шагами. — Только мне, дружище, деваться некуда. Священники все в панике — ни один бог не может справиться с этим чудищем. А с нашими магическими талантами… разве что с континента подмогу вызвать.

— Вызвал уже?

— Вызвал. Тайком, чтобы советники не прознали. Они моего братца ой как не любят… да и встанет нам такая помощь очень недешево.

— Одним словом, — князь вернулся к столу и осушил кубок в три глотка,

— либо мы отправляемся на охоту сами, либо мне тут недолго княжить. Люди уже озверели — к кому еще им обращаться, сам посуди?

Они некоторое время смотрели друг другу в глаза.

— Мне кажется, я понимаю, куда ты клонишь, — сказал, наконец, маг.

— Я рад, — князь криво улыбнулся. — Так что готовься… я предпочту помереть все же от зубов или когтей… а не от кинжала в спине.

— Я сделаю все, что смогу, — Динсавир встал и коротко поклонился. Аудиенция была закончена.

— Сделаю все, что смогу, — повторил Гинн и движением руки погасил хрустальный шар.

— Ну что, дождались? — тихо спросил его первый помощник Фаргол, стараясь не смотреть в глубины шара.

— Он нас не слышит, — усмехнулся советник и потер руки. — Превосходно. Князь в панике, дракон вот вот пожалует. Лучшей возможности не придумать. Надеюсь, что первый поход князя на дракона станет и последним.

— А мага? — спросил помощник и провел рукой по горлу. Гинн поморщился.

— Нельзя, — пояснил он на словах. — Тут то нас и раскроют. Нет уж, пусть идут вместе. Дракона им не одолеть.

— А мы пойдем следом, — заключил он и передал хрустальный шар помощнику. — Следи за князем. Вечером тебя сменят, надо будет выспаться. Князь выступает рано утром.

«Поручив оборону замка своему надежному советнику и старому боевому другу Гинну из Лиддона, князь рано утром выступил в поход и к середине дня уже поджидал дракона в хитроумной ловушке.»

— Ну вот, — князь оглянулся и едва заметно кивнул своим стражникам. Те отсалютовали и с видимым облегчением скрылись за холмом. — Дальше поедем одни.

День был превосходный — какими были все дни в конце лета. Только солнце не грело двух путников и думать о прекрасном решительно не было никакой возможности.

Динсавир думал о странной прихоти Гинна и о постоянном ощущении, что чей то жадный взгляд царапает затылок. Ему постоянно хотелось оглянуться.

По лицу князя невозможно было сказать, о чем он думает. Его снаряжение было походным, легким — да и помогли бы турнирные доспехи против древнего, бронированного ящера? Только в легендах рыцари побеждают драконов холодной сталью. В настоящей жизни только отчаянная хитрость и невероятное везение могут помочь в войне с существом, которое может одно разогнать приличных размеров армию. И чего это ему не сидится дома? Что он потерял здесь, так далеко от родных островов? Ни обилием скота, ни размерами сокровищ остров не славится…

К середине дня, когда легкие облачка закрыли ослепительный солнечный диск, Динсавир указал на курган, у подножия которого виднелось приличных размеров отверстие. При некотором желании дракон свободно пролезет в него.

…Пока Динсавир сооружал портал, князь осматривал местность в подзорную трубу. Признаков дракона не было никаких. Лошади могли бы учуять его, но их они отпустили, едва добрались до кургана.

Жалко их, ведь сожрут то в первую очередь…

…А после маг с князем осторожно пробрались в зияющий провал и маг долго стоял, сосредоточенно глядя в его мрачные глубины.

— Дракона там нет, — заключил он. — Пошли.

Снаряжение их было довольно тяжелым, но вскоре они затаились в одном из узких боковых проходов и принялись ждать.

Ждали они долго.

«Приманив хищника запахом мяса и блеском сокровищ, отважные герои обрушили на дракона своды пещеры в тот момент, когда дракон утолял свой голод. После того, как чудовище было оглушено, покончить с проклятием острова было совсем нетрудно.»

Князь вышел из полусонного оцепенения, когда что то огромное и сотрясающее воздух своими шагами, пронеслось в соседнем крупном туннеле.

Он вскочил и рука мага остановила его.

— Он? — шепотом спросил князь.

Динсавир кивнул.

— Надо готовить ловушку, — ответил он также шепотом. — Я не знаю, смогу ли я дважды использовать это, — он показал неправильной формы кристалл, внутри которого переливались синие искорки, — но если мы не застанем его врасплох, второго раза просто не получится.

Едва они поднялись и взялись за поклажу, как гул сотряс стены и шорох сыплющегося песка на миг заглушил все остальные звуки.

— Вот так, — сказал маг, отделяясь от стены. — Кто то завалил выход.

— Сможем выбраться? — поинтересовался князь, с остервенением вытряхивая камни и песок из своей куртки.

Маг кивнул.

— Через портал. Кстати, — произнес он ровным голосом, — тебе известно, что первый советник методично похищает у тебя разнообразные магические изделия?

Откуда то издалека донесся рев и скрежет металла о металл.

— Так, туда пока рано, — князь устроился поудобнее на своем мешке и рассмеялся. — Конечно знаю. Он, кстати, давно подслушивает и вынюхивает. Головой ручаюсь — пока мы здесь сидим, он там пытается захватить власть.

— И ты не боишься? — маг покачал головой с неодобрением.

— Дин, — князь перестал улыбаться. — Я намеренно разыгрывал панику вчера, чтобы Гинн ничего не заподозрил. И брата я не вызывал. У него и так хлопот хватает с пиратами. Так что у нас сейчас одна забота — выбраться отсюда, а там уж… Одним словом, я еще не все козыри достал, — заключил он.

— Кстати, он нас слышал? — спросил князь несколько секунд спустя. Динсавир извлек крохотный хрустальный шар и некоторое время молчал. — Нет, — ответил он, наконец. — С самого отъезда — ни слова не слышал. На таком расстоянии дилетанту это сделать невозможно.

Тут браслет на его руке начал мигать сиреневыми огоньками.

— Кто то закрыл портал, — произнес маг в замешательстве. — Выбраться мы отсюда, конечно, выберемся, но…

— Гинн применяет все, что имеет, — князь поднял указательный палец. — Ну что же, мои опасения подтверждаются. Пока нам остается только ждать.

— Как только они выйдут из пещеры, — Гинн передал помощнику небольшую черную палочку, — выстрелишь в них вот этим. Вполне сойдет за смерть от драконова пламени. Я пока возвращаюсь в замок, надо предупредить всех надежных людей. Все запомнил?

Помощник нехотя кивнул.

— Дракона боишься? — советник нехорошо усмехнулся. — Ну и зря. Пугнуть его я теперь сумею. Так что следи, не прозевай. Домой они пойдут этой дорогой, так что жди да наблюдай.

— К вечеру я вернусь, — закончил он, вскакивая в седло.

«Бой с драконом вызвал множество обвалов, и князь со своим магом долго не могли освободиться из каменного плена. Если бы не помощь первого советника, им пришлось бы доживать свой век в заточении, рядом с телом дракона.»

— Он утих, — шепнул князь. — Пошли?

Динсавир кивнул и они осторожно двинулись вперед. Где то впереди еще слышалось тяжелое дыхание дракона, скрежет и лязг.

Потом все стихло.

Браслет мага запульсировал синим сиянием.

Князь вопросительно поднял брови.

— Дракон сменил облик, — лаконично пояснил маг. — Возможно, это облегчит нам задачу, а может быть, и нет.

Стараясь не издавать ни звука, двое людей двинулись по извилистым тропкам, прижимаясь к стенам и не выбираясь в самые широкие туннели.

Спустя двадцать минут маг замер, как вкопанный и указал на огромный проход, что открывался в нескольких шагах от них.

— Что это? — спросил он громким шепотом. — Я всегда считал, что здесь погребальные комплексы. К чему такие проходы в погребальных камерах? Это скорее город, или даже крепость. Так что скажешь?

Князь замялся.

— Позже, Дин, — сказал он в конце концов. — Пошли. Сначала дракон.

В этот момент раздались шаги по лестнице, на узкий фрагмент которой они глядели. Оба искателя приключений инстинктивно схватились за оружие.

Высокий, худощавый человек, с волосами, заплетенными в тонкие косицы, в тяжелом плаще и с лицом, на котором застыл холодный гнев, стремительно прошел мимо них, не удостоив даже взглядом. Князь едва не спустил скобу своего арбалета.

Шаги пришельца утихли внизу, где недавно тяжело ворочался дракон.

— Клянусь всеми слугами Ксандура! — воскликнул князь. — Кто это такой?

— Я не знаю, — ответил маг. — Но не стал бы приближаться к нему слишком близко.

И протянул князю свой браслет. Все камни на украшении светились ярко пурпурным свечением.

— Боги содействуют этому человеку, — холодно сказал маг. — И по моему, он здесь затем же, зачем и мы.

В этот момент земля вздрогнула под ними и каменные стены выросли, отсекая пути к отступлению, отгораживая их от лестницы, запечатывая в каменном лабиринте.

— Теперь у тебя есть время, — спокойно сказал маг, зажигая магический «фонарик» и опускаясь на плед, извлеченный из мешка. — Давай рассказывай.

По словам князя, некогда здесь, посреди болот, находились руины какого то давно необитаемого города. Во время затяжных феодальных войн руины и подземные проходы служили поочередно всем враждующим сторонам. Словно падальщики, слетались охотники за сокровищами. Тщетно: руинам было несколько тысячелетий и все, что лежало сравнительно близко, давно было разграблено.

Постепенно руины уходили в болото.

Чтобы оградить себя, князь объявил некоторые сохранившиеся входы в руины своими родовыми погребальными местами, и распространил множество жутких слухов о чудищах, что бродят в безмолвном мраке подземелий. Что было правдой, что вымыслом — не знал теперь даже он. Особенно, когда здесь обосновался дракон.

То, что ящер жил здесь уже долго, было уже очевидно.

— Целый неизвестный народ, — произнес маг мечтательно. — Прекрасно. Я с удовольствием займусь исследованием этих руин, если мы выберемся. Ну, а как насчет твоего брата, дружище князь?

Терсомил недоуменно глянул на молодого мага.

— Ты солгал, когда сказал, что не стал его звать.

Князь крякнул.

— Уж эта магия… Теперь понятно, почему тебя простой люд, как огня, остерегается. Да, действительно. Агломил уже сидит под замком, с сотней своих верных воинов.

— И чем ты собирался с ними расплачиваться? — спросил маг недоверчиво.

— Драконовыми сокровищами.

Маг едва не потерял дар речи.

— Что?!

— По моему, беспроигрышно, — князь поморщился. — Либо мы его прикончим — а драконы всегда сказочно богаты — либо мне не придется отвечать за обман. Так что все в порядке. Чего это ты так взбеленился?

Маг мерил шагами небольшой закуток, в котором они находились.

— Знаешь, Терсомил, — начал он, но махнул рукой и сел. — Иногда твоя логика совершенно сбивает меня с толку.

— Ладно, — примирительно сказал князь. — Ложись ка отдыхать. Я постою на страже. Сдается мне, что эти стены исчезнут так же неожиданно, как и выросли.

Князь не ошибся.

Маг не успел заснуть по настоящему, как его принялись энергично трясти за плечо.

— Пошли! — шепнул князь, указывая на темный лестничный пролет, что открывался теперь перед ними. — Тихо, как в склепе. По моему, все чисто.

Они брели довольно долго, пока не вышли в обширный и очень длинный — судя по эху — зал. Стены слабо фосфоресцировали.

Неподалеку от входа в зал лежал труп дракона.

Он поражал воображение. В длину он был, как потом выяснилось, все сто сорок футов. Что с ним случилось, и куда делся человек со свирепым лицом — не было понятно. Маг с князем обыскали зал, но так ничего и не нашли.

— Заберем голову на память, — князь похлопал себя по поясу, где висел старинный меч. — Кто бы его не убил, нам трофей не повредит. В любом случае, с драконом покончено, а уж с людьми мы как нибудь справимся…

После этого они прошли в следующий зал, и маг поверил, что все драконы сказочно богаты.

Там было, чем поживиться.

«После счастливого избавления от дракона ликовало все княжество. И верный советник князя, и его маг получили то, что заслужили. Маг получил крупный надел земли, дочь первого советника в жены и слава его достигла даже Большой Земли.»

Груда камней, что завалила выход из пещеры, вздрогнула, и взметнулась высоко в небо, словно гигант хорошенько пнул ее тяжелым ботинком. Взметнулась и опала каменным дождем.

Князь и маг вышли на свежий воздух после заточения, которое длилось двое суток.

Большая часть сокровищ осталась, конечно, глубоко под землей. Но магические котомки, которые маг отыскал в огромной груде сокровищ, позволили унести им груз, во много раз больший того, что смогли бы вынести их лошади. Голова дракона также покоилась в одной из котомок.

Достойный сувенир.

Путешественники шли, весело болтая и восхищаясь своей невероятной удачей, когда из за кустов выскочил помощник советника, сжимая в руках смертоносную палочку.

Маг лишь успел извлечь из кармана свой кристалл, внутри которого сновали искорки, когда заостренный конец оружия, широкий, как врата в Мир Мертвых, уставился ему в лицо.

Маг понял, что погиб.

В этот момент рука в железной перчатке сбила его с ног и веер синего пламени прошелестев над его головой, ударил в роскошный малиновый плащ, который князь отыскал среди драконова добра.

Пламя окружило князя светящейся дымкой и безвредно всосалось в тяжелую материю. Князь открыл рот от изумления.

А маг уже вытянул руку, сжимая ей свой камень и указывая на противника, который вновь готовился излить на него гибельное пламя.

Сноп молний упал с безоблачных небес, раскалывая воздух непереносимым громом и испепеляя неудачливого убийцу. Воздух стал чистым, свежий запах грозы наполнил все вокруг.

Оглушенные, маг с князем долго сидели на траве, держась за уши и не в силах думать о чем бы то ни было.

…Когда они пробрались подземным ходом, брат князя уже поджидал его. Когда он и несколько его воинов заглянули в котомку, князь понял, что уже выиграл битву. Он сдержал слово. Для всех вокруг — кроме, разве что, Динсавира — он был одним из героев, победивших дракона. Что таким какой то заговор?

Пустяк.

Мятеж был раздавлен, не начавшись.

Однако, когда десяток копейщиков окружил высокий каменный дом первого советника, случилось несчастье. Маг вскоре появился, но князь остановил его на пороге.

— Гинн пытался бежать, — говорил князь, и слова застревали у него в горле. — Он пытался бежать… силой взял с собой свою дочь и жену… но портал… портал…

Маг рванулся вперед.

— Там Ирлиан, — тихо сказал князь. — Дин, лучше не входи.

Динсавир отшвырнул его, словно котенка и вошел в комнату, из под двери которой сочился кровавый ручеек.

Он не выходил очень долго.

«Множество славных деяний совершили затем и князь, и его верные друзья и слуги, но все эти подвиги лишь подтверждают правило — тот, в ком жива добродетель с детства, сумеет добыть себе достойную славу и проживет жизнь так, как того заслуживает…»

…Князь Терсомил был одним из первых, кто впустил первых Наблюдателей к себе в княжество и отстроил первый торговый город на восточном побережье острова. Что было с ним дальше, не очень важно. Имя его осталось добрым и известно всем знающим людям и по сей день.

Маг Динсавир долго скитался после того, как ушел с княжеской службы и, по слухам, умер поблизости от Киншиара, в разгар одной из эпидемий чумы. Никто не видел его тела, никто не видел его и живым с тех пор.

…Библиотекарь очнулся неожиданно. Он заснул в неудобной позе, и теперь спина и колени разламывались, а в горле першило. Нет, не те уже его годы, чтобы засиживаться за манускриптами, жадно впитывая знания, запечатленные столетия назад.

Пригрезился ли ему поход на дракона или то было истинное видение прошлого? Старик не знал.

Он и не намеревался узнавать этого. То, что сейчас будоражит все умы и считается великим открытием, спустя столетия может лишь рассмешить. То, что почитается добродетелью, оказывается отвратительным и недостойным, а ложь таинственным образомпереплавляется в правду.

В конечном счете остается лишь добрая память, повторял библиотекарь, спеша наверх, к уже проснувшимся писцам, что вот вот должны были спуститься в подвал.

Остается лишь добрая память.

Бояндин Константин Безвозмездный дар (Истории Ралиона 5)

Шорох ветвей и неутихающие птичьи разговоры.

Лес вокруг, без конца и края; ни дорог, ни тропинок. Те, кто пробираются сюда - а таких, как ни странно, не так уж и мало вынуждены всякий раз склоняться перед здешней властительницей. Ни топор, ни огонь не смеют коснуться ни единой веточки окрестных деревьев - ведь, прогневав её, окажешься один против всего окружающего мира.

Необъятного, зелёного, нетронутого мира. Даже удивительно, как удалось воздвигнуть этот не столь уж и маленький домик - а вернее, храм. Впрочем, по воле Хранительницы Лесов расступаются деревья, говорят человеческим языком звери и птицы и происходит множество иных, не менее поразительных, чудес. Храмы её лишь кажутся затерянными в бескрайних просторах лесов и джунглей - ведь, даже без прислуживающих Ей жрецов никто не осмелится назвать их заброшенными.

Путник пробирался к цели своего путешествия, как и многие иные до него. Ближайшие поселения находились милях в пятнадцати отсюда. Что такое пятнадцать миль в лесу, где все направления едины? Бесконечность. В особенности, если хозяйка храма не пожелает пропустить тебя в святая святых.

Идти приходилось пешком. О том, чтобы пробраться сюда верхом, не могло быть и речи. Да и не всякий конь сохранит самообладание, заметив украшенные вечно зелёными, никогда не увядающими ветвями ивы стены и колонны. С некоторых пор Хранительница Лесов не любит всадников, приближающихся к своему жилищу. Отчего это так - никто не знает. Да и какая, в сущности, разница...

Пробираясь едва заметными просветами меж плотно вставших деревьев, путник уповал лишь на благорасположение Хранительницы. Как и в предыдущий раз. Однако в тот раз он, увлёкшись разговорами с охотниками, пригласившими его к костру, не произнёс надлежащего приветствия, начиная трапезу, и три последующих дня бродил по молчаливой, не принимающей его зелёной пустыне - подлинной пустыне, потому что ни ягод, ни съедобных кореньев, ни грибов было уже не отыскать. Чужих здесь не любят.

На сей раз к нему были благосклонны и крыша храма - дом, всегда открытый для тех, кто попросит приюта - показалась на глаза в должный срок. Превосходно. Остановимся здесь... и далее в путь. Тысячи и тысячи храмов разбросаны там и сям по великому восточному лесу... называть вслух его древнее название не полагается вступившему под его сень. Какими бы странными ни казались здешние обычаи, лишь глупец пренебрежёт ими.

Однако, когда заросли колючих кустов словно бы сами разошлись в стороны, открывая храм во всём его великолепии, путник услышал звук, менее всего свойственный подобному месту... и понял, что удача вновь улыбнулась ему.

Последний раз улыбку эту он лицезрел лет пять назад. Да и то, скорее уж это была усмешка.

Молоточек, постукивающий по камню. По металлу... вновь по камню. И слабый, но явственный запах горячего железа.

Кузница.

Славно, не правда ли? Во владениях Хранительницы Лесов. И как только занесло сюда кузнеца? Чем удаётся ему поддерживать огонь в горне - ведь угля здесь не добыть?

Путник уже знал ответы на эти вопросы. Во всяком случае, на некоторые. Усмехнувшись (про себя, ибо лес сейчас наблюдает за ним, пристально наблюдает), путник поклонился, как полагается, стенам храма и окружающему лесу и, повесив ещё одну зелёную ленточку на росший перед входом куст шиповника, вошёл внутрь.

* * *

Сколько бы паломников ни почтили своим вниманием храм, всегда отыщется место для каждого из них. Как это получается - никто так и не выяснил; да и невозможно постичь все возможности сил, что превыше сил смертных. Путник прошёл мимо приоткрытой двери, из-за которой доносился стук молотка и вошёл в следующую.

Комнаты, которые храм предлагал своим гостям, конечно, не могли сравниться роскошью со столичными гостиницами. Уют был весьма символическим; однако и на простой деревянной мебели можно было превосходно провести время в медитации, беседах на подобающие темы или же во сне.

Путник не торопясь привёл себя в порядок, прежде чем отправиться в другому постояльцу сего удивительного места. Предыдущие попытки убедили его в том, что проявлять нетерпение и пытаться добиваться своего во что бы то ни стало тщетны; лишь одно боги ценят превыше всего - умение отказаться от всех желаний, притязаний и стремлений. Тот, кто желает достичь своей цели во что бы то ни стало, искренен только в этом своём желании.

Дверей в коридоре было лишь две. Два постояльца, две двери. Впрочем, когда приходило время празднеств, здесь можно было встретить сотни и даже тысячи гостей - и всё равно, требовалось пройти всего несколько шагов, чтобы добраться до кого угодно из них. Немало магов ломали головы, силясь разрешить эту загадку - но тщетно. В подобные вещи надо было просто верить - ведь нельзя же не верить в то, что видишь собственными глазами.

Путник подошёл к приоткрытой дверце и прислушался. Впрочем, тихую песенку, которую кто-то напевал низким голосом, нельзя было не услышать. Дверца приоткрыта - значит, можно входить.

Путник, тем не менее постучал. Стук молоточка немедленно стих.

- Войдите, - отозвался голос.

Чтобы войти, путнику пришлось сильно наклонить голову.

* * *

- Я вижу, князь, ты всё так же одержим своей идеей, - услышал путник вместо приветствия.

Его собеседник был чуть выше пяти футов ростом, с коротко остриженной, ухоженной бородкой и широким лицом. Одежды его нельзя было назвать пышными - но и скромными они тоже не были. В углу комнаты - а вернее сказать, кузницы, мастерской, - или как её называл её жилец - действительно жарко пылал огонь. Огонь этот никогда не гаснет - ещё одна небольшая тайна, проникнуть в которую никто уже не берётся.

- Я уже не князь, - отозвался путник устало, опускаясь на стоявший поблизости табурет. - Мне казалось, что я отвык удивляться. И вот я снова вижу дариона, вдали от собственного народа, вне своих подземных городов - и вновь удивлён.

Собеседник его отложил в сторону свою неоконченную работу ажурный венец, украшенный изящно выполненными листьями дуба из серебряных нитей - и тяжело вздохнул, поворачиваясь к гостю лицом.

Немногие живущие на поверхности земли могут сказать, что видели дариона собственными глазами - хотя не так уж это и сложно; и вовсе не похожи они на уродливых, жадных и злокозненных карликов, какими часто предстают в сказках и преданиях.

- В таком случае удивиться должен я, Овельтар, - отозвался кузнец. - Я вижу, ты теперь - истинный служитель Хранительницы. Невероятно! Чтобы человек оставил все блага, которые дарует власть над себе подобными и добился милости Её... - дарион покачал головой и улыбнулся. Улыбка была не без ехидства.

- То же самое когда-то говорил и я, - ответил путник, не изменившись в лице. - Дарион, отринувший собственных подземных богов и поселившийся в лесу - не менее загадочно.

- Мои боги вовсе не подземные, - отозвался Овельтар, вытирая руки о фартук. - Ты проделал напрасный путь, князь. Ты уже исчерпал все способы убедить меня. Или ты просто пришёл поговорить о путях Её? О красоте леса, о превратностях жизни? Изволь, я составлю тебе компанию.

И они уселисиь друг напротив друга за низеньким столом. Дарион налил себе и своему посетителю вина в тонкие, необычно красивые и невесомые бокалы и, воздав должные хвалы госпоже этого дома, принялся смотреть куда-то сквозь собеседника.

Память возвращала его в прошлое.

Туда же возвращался и вновь прибывший паломник, также не торопившийся нарушить молчание.

* * *

- Я знаю, что ты - Овельтар, мастер по камню и металлу, получивший благословение Хранительницы, - услышал путник свой голос. Давно это было... Шесть лет назад? Или десять?.. Годы ушли прочь, пропали, как вылитая на песок вода. Напрасно кажется, что человек учится только в детстве. Обучение не прекращается никогда.

- Ты знаешь моё имя, уважаемый, - отозвался тогда дарион, бросив короткий взгляд на богато украшенный походный плащ своего гостя. - Но я не знаю твоего.

- Я Эниант, князь Ровельта, - было ответом. - Моя страна находится поблизости от трёх великих государств долины Веаннелер. Моя просьба покажется тебе очень необычной.

- Отчего же, - дарион пожал плечами. - Я знаю, что тебе нужно. Тебе нужно оружие, не знающее себе равных; тебе нужны доспехи и украшения, достойные твоей супруги. Это, конечно, в первую очередь. Ответь, пожалуйста, прав ли я, - и повернулся к рабочему столу, на котором, на куске бархата, лежал прекрасный, сияющий, словно солнце, кинжал.

- Верно говорят, что дарионы не знают ни титулов, ни вежливости, - ответил князь, поморщившись. - Верно, мастер, мне нужно и это. Но это только часть. Ровельт осаждают нечестивцы, поклоняющиеся Тёмным владыкам; и обычное - да и магическое оружие - не способно отразить эту угрозу.

Дарион вздрогнул и вновь повернулся к своему собеседнику.

- Милость Хранительницы нельзя вызвать по собственной воле, произнёс он медленно. - И оружие, освящённое Ею, не принесёт удачи тмоу, кто приобретёт его, как бы дорого ни было заплачено. Ты должен знать это, князь.

- Я знаю, - отвечал Эниант устало. - Потому прошу тебя о гораздо большем. Я не знаю, как ты получил благословение Хранительницы... но я знаю, что его можно передать другому.

Наступило долго молчание.

- Ты сошёл с ума, - медленно и ровно проговорил Овельтар. - Ты сам не знаешь, чего добиваешься. Хочешь ли ты узнать, что именно это за благословение?

Князь рассмеялся.

- Нет, дарион, ты действительно обо мне очень низкого мнения. Чего будет стоить этот дар, если я о нём буду знать заранее? Нет, мне он нужен таков, каков он есть. Со всеми преимуществами и недостатками. Я согласен на всё - иначе моя страна уйдёт в небытие.

Дарион долго думал, сжимая в руке резец.

- Я дам тебе ответ завтра, - ответил он, чуть поджав губы. - Пока же прошу быть моим гостем. Может быть, после этого одной глупой легендой о дарионах будет меньше.

Князь молча поклонился. Как равному.

* * *

- ...Да, - произнёс Овельтар, зная, что оба они видели сейчас одно и то же. - А потом я ответил, что никогда не соглашусь.

- И я чуть не зарубил тебя на месте, - усмехнулся Эниант. - После чего чудом добрался до тракта... Ответь мне, дарион, отчего ты был так уверен, что я тебя не трону?

- Ты так стремился к своей цели, что не мог себе позволить навсегда потерять её, - ответил человечек, не раздумывая. Хоть и был он на две головы ниже человека, не оставалось никаких сомнений, кто из них на кого глядит сверху вниз. - Впрочем, ты и сейчас к ней стремишься, - добавил Овельтар, осторожно возвращая бокал на стол. Должно быть, не потерял ещё надежды. Мне, право, становится интересно...

- Узнаешь в своё время, - было ответом. Эниант поставил на стол бутыль вина в потёртой тростниковой оплётке. - Прошу, Овельтар, теперь угощаю я. Пей, поскольку, должно быть, это последнее вино из Ровельта. За прошедшие года наши владения сильно уменьшились, и нас не втаптывают в пыль только потому, что уже не считают серьёзными противниками. Впрочем, всё вершится по воле богов.

Вино пили молча.

- Отменно, - похвалил дарион несколько минут спустя. - Я бы снизошёл до твоей просьбы хотя бы ради этого вина. Но выбор сделан, Эниант. И времени у тебя осталось совсем немного. Несколько дней, не более.

- По воле богов, - медленно повторил тот, кого дарион именовал князем. - Мне было предсказано, что жить я буду очень долго и прославлюсь. Однако я был вынужден оставить княжество своему сыну поскольку твоё, дарион, упрямство, вынудило меня пожертвовать почти всем. Если я потерплю неудачу и в этот раз, то вернусь домой хотя бы для того, чтобы повесить прорицателя.

И вновь наполнил бокалы.

- В следующий раз ты попытался мне угрожать, - тихо произнёс Овельтар, когда морщины мало-помалу покинули лоб Энианта. - Сейчас, конечно, это кажется смешным...

* * *

...В тот раз князь был одет уже попроще - возможно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Надо было бы проклинать того, кто воздвиг так много храмов Владычицы Лесов... но как осмелишься даже думать о подобных проклятиях в таком месте? Непостижимо было, зачем дарион постоянно переезжает с места на место. Из храма в храм. Продолжая оставлять после себя украшения и храмовую утварь неслыханной красоты. Просто так, ни получая за это ни единого медного гроша...

- Я узнал тебя, - услышал он. - Если ты надеешься вновь уговорить меня, князь, то лучше уезжай немедленно. Мне некуда торопиться, но время, потраченное на бессмысленные разговоры, - невосполнимая потеря.

Князь, однако, не спешил впадать в ярость и, произнеся положенные формулы приветствия, уселся рядом.

- Кроме уговоров, иногда помогает сила, - произнёс он тихо.

Мастер на миг широко открыл глаза.

- Ты угрожаешь мне? - осведомился он недоверчиво. - Здесь, в храме? Повтори, пожалуйста, я не верю собственным ушам.

- Я не собираюсь угрожать тебе, - столь же тихо и бесцветно добавил Эниант. - Но я знаю, кому можно угрожать - так, чтобы ты мог считаться с моими неприятностями.

- И ты собираешься получить благословение подобным образом? дарион недоумённо покачал головой. - Видимо, дела твои действительно столь плохи, что ты решился на такое. Хорошо. Мы поговорим об этом завтра.

- Но...

- Завтра, - повторил дарион и скрылся за дверью.

Которую плотно закрыл за собой.

Эниант некоторое время смотрел в ярко-оранжевые недра горна, после чего опустил локти на колени и закрыл ладонями лицо.

Легче от этого не становилось.

* * *

- ...И я сказал, что все мои родственники давно попрощались со мной.

- Да, - подтвердил Эниант с чувством. - И я подумал даже, что не осталось ничего, что могло бы заставить тебя отказаться от дара в мою пользу.

- Так оно и есть, - ответил Овельтар, довольно улыбаясь. - Я сочувствую твоим бедам, князь. Но не проще ли положиться на милость богов? Они любят шутить над нами шутки, но пытаться рисковать всем, чтобы пойти им наперекор... - и он покачал головой. - Поверь мне, я знаю, о чём говорю.

- И всё же я надеюсь, - повторил Эниант. - Ну что, Овельтар, могу ли я попытаться ещё раз?

- Завтра, - произнёс дарион, вставая из-за стола. - Боишься, что я убегу, князь? Напрасно боишься. Бежать мне некуда.

Эниант усмехнулся, но возражать не стал.

- Во всяком случае, у меня достойный противник, - произнёс он, наклоняя голову.

- У человека есть только один противник, - возразил Овельтар, аккуратно складывая инструменты в ящичек. - Он сам. Добрых снов, князь. Завтра будет чудесный день.

...Проснулся Эниант чуть свет и тихонько прокрался к выходу из храма. Из комнаты-мастерской дариона уже доносилась знакомая песенка и тихий лязг металла о металл.

* * *

- Я узнал, что твой дар иссякнет, едва ты создашь тысячу предметов во имя Хранительницы, - начал князь. С удовлетворением отметив, что дарион ощутимо вздрогнул.

- Откуда ты знаешь? - спросил Овельтар глухим голосом.

- Боги, как ты заметил, любят шутить, - ответил Эниант, осторожно опуская на пол просторную сумку. - Тебе, вероятно, сказали, что никто не узнает об этом? Увы, я узнал. Венец, который ты заканчиваешь тысячный предмет.

- Верно, - кивнул мастер. - надеюсь, ты не собираешься мешать мне заканчивать его?

- Ни в коем случае, - помотал головой Эниант. - Но я помешаю тебе, как ты правильно догадался. Смотри.

И он открыл сумку и на стол легло ожерелье. Не было в нём ни крупинки золота, ни единого драгоценного камня. Бронза и речная галька... но невозможно было оторвать глаз от этого произведения искусства.

- Узнал, я вижу, - ещё раз усмехнулся Эниант. Скверной была его улыбка. - Я купил его, купил за большие деньги. И теперь...

Поражённый дарион не успел даже пошевелиться. Видимо, молоток уже был у Энианта под рукой. Один точный удар - и лишь безжизненные брызги камня и сплющенная бронзовая змейка напоминали о некогда прекрасном украшении.

- Итак, не тысяча, а девятьсот девяносто девять, - подвёл итоги Эниант. Овельтар пытался что-то сказать - и не мог, губы не повиновались ему. Он никак не мог поверить в то, чему оказался свидетелем. - Продолжаем. Вот перстень. Изумительная вещь! И если я сейчас... - он занёс молоток.

- Довольно, - произнёс дарион едва слышно. - Прекрати, Эниант.

И - словно словно стон узника, подвергшегося жесточайшим пыткам:

- Я согласен.

И - уже в спину удаляющемуся человеку:

- Не стоило его разбивать. Оно уже умерло... с той минуты, как ты купил его, чтобы убить.

* * *

Они стояли у главного алтаря. Человек - по левую руку; дарион по правую.

- Последний шанс передумать, - напомнил дарион, с лица которого, казалось, улыбка исчезла навсегда.

- Я и так совершил слишком много недоброго, - было ответом. Поздно отступать.

Овельтар вздохнул.

- Я, Овельтар, из рода Аверранд, взываю к тебе, Повелительница Лесов и...

Бывший князь почти не слушал его. Теперь, когда сумасшедшее желание его исполнялось, он ощущал страшную усталость. Десять с лишним лет... и сколько ещё времени пройдёт, прежде чем он сумеет что-то противопоставить тёмно-сиреневым клинкам захватчиков. Здесь, посреди нетронутого спокойствия вечного леса, о подобном думать не хотелось.

А ведь придётся...

- ...и прошу передать ему ту ношу, что все эти годы была моей судьбой.

Простые слова. Слова как слова...

Словно сотни иголочек начали покалывать кожу Энианта. Вскоре это прошло.

- Случилось, - произнёс он, не веря собственной удаче. - Я... я тоже кузнец, Овельтар! Я тоже способен теперь создавать... многое... - он вытер пот со лба.

Дарион молча кивнул, поклонился изваянию богини и решительным шагом направился прочь из святилища.

- Благодарю тебя, - донеслось ему вслед. - И... прости за то, что я сделал.

Овельтар в последний раз встретился с Эниантом взглядом.

- Скорее уж я должен извиниться, - пожал он плечами. - Прощай, князь, и удачи тебе.

* * *

- Сегодня же оправлюсь домой, - Эниант говорил в возбуждении сам с собой, торопливо собирая вещи. - Храм уже воздвигнут. Останусь там и...

Он услышал, как скрипнула дверь комнаты дариона. Сейчас она сольётся со стеной, и не будет уже ни единого намёка на мастерскую, что так долго находилась внутри. Или не долго? В самом ли деле дарион обретался десяток лет именно здесь?.. Боги любят шутить... это точно.

Из окна своей комнатки Эниант увидел, как мрачный, словно туча, дарион, выходит на улицу, поднимает, щурясь, взгляд у небесам и осторожно прикасается к листьям шиповника. Словно видит их впервые в жизни.

Так убиваться из-за ожерелья? Вероятно, правду говорят о том, что всю душу вкладывает этот народ в то, что выходит у них из рук... а самим им ничего не остаётся. Когда князь намекал на то, что в состоянии оставить дариона безо всех родственников и друзей, тот даже глазом не моргнул. Нет, нелюди они и есть нелюди...

- Благодарю тебя, Хранительница! - громко произнёс Эниант, закрывая за собой дверь. Дверь, однако, исчезать не спешила. Впрочем... должна же оставаться хотя бы одна комната, верно? Сегодня ты спасла всю мою страну... мы вечно будем возносить тебе восхваления.

Какое бы время года ни стояло на улице, внутри храма всегда пахло осенью. Отчего - неизвестно. Может, оттого, что осенью все краски гораздо ярче и даже самым беспечным становится ясно, что впереди безмолвие и холод?

Не время предаваться печали.

Князь спустился по ступенькам.

Должно быть, солнце закрыло тучей. Огромной же должна быть эта туча... а ведь утро выдалось таким ясным! Он поднял голову и едва не закричал от ужаса. Небо наливалось кровью. По-над самыми верхушками деревьев потекли, сгущаясь, плотные ленты облаков. Тяжёлых, наливающихся водой и гневом. Дождь, что пойдёт из них, будет кровавым дождём.

- Что это? - прошептал князь, оборачиваясь. И на сей раз не смог сдержать крика изумления и страха.

Всё вокруг преображалось. Всё, кроме храма. Куст шиповника почернел; цветы его издавали густой, приторный аромат, от которого возникали видения долгой и отвратительной смерти. Листья по краям покрылись шипами, а посередине каждого цветка прорезался глаз багровый, злобный, неотступно следящий.

Ноги его словно обожгло жидким огнём.

Трава тоже преобразилась. На вид она оставалась мягкой и приветливой... но, касаясь кожи, немедленно прожигала её.

Бросив сумку, князь кинулся назад, в храм.

Он бросился наземь у мраморных ног богини и долгое время не осмеливался поднять глаза.

- За что? - спросил он шёпотом. - Ведь... ведь жрецы так восхищались тем, что я задумал. Что же на самом деле ты хотела от него, Хранительница?

Но вопросы его оставались без ответа.

* * *

Овельтар проводил его взглядом.

- Я предупреждал тебя, - произнёс он тихо. - Отчего вы все так убеждены, что каждый дар - это благословение?

Он тоже не получил ответа.

Вокруг всё было настоящим, зелёным и приветливым. Было приятно прикасаться к стволам деревьев, не опасаясь ядовитого укуса и слушать пение птиц, не ожидая каждый момент нападения.

- Боги любят шутить, - повторил Овельтар себе под нос. - Но только другие боги могут оценить эти шутки по достоинству.

С собой у него были только инструменты, незаконченный венец и немного провизии.

И десять тысяч миль впереди.

Константин Бояндин …И НИКАКИХ ВОПРОСОВ!

Если бы за его лицом наблюдал один из инспекторов, что некогда допустили его к работе в тайной службе, Лейто был бы исключён из действующего состава годика на три — пройти переподготовку.

В комнате — на вид скромной и плохо обставленной, как и многие дешёвые комнаты, сдающиеся в этом городке — был посторонний. Чего не могло быть в принципе. Абсолютно. Только на вид дверь в квартиру была обычной — нажми посильнее и выдавишь. На деле же комната находилась не совсем в том же городке… впрочем, неважно.

Человеку в кресле было лет сто пятьдесят, не меньше. Зима жизни.

Лейто замер, глядя на пристально сощуренные глаза в обрамлении снежно-белых ресниц. Зима не пощадила ни волос сидевшего в его кресле, ни лица. Только глаза оставались ясными и молодыми… и это было второе обстоятельство, поразившее агента.

Что, впрочем, не помешало ему по привычке захлопнуть дверь за спиной и тем самым дать сигнал — всё в порядке. Проклятье. Автоматизм должен время от времени подкрепляться встречей с непредвиденным. Учебной встречей, конечно…

— Молчать, — велел человек, и Лейто (в настоящее время известный под именем Уммара Катхаи, торговца с дальнего запада) повиновался. Он едва сдержал улыбку, заметив в руке пришельца столь архаичное оружие, как самострел, но вскоре основания улыбаться исчезли.

Как-то нехорошо светилось жало стрелы, смотревшей в глаза Лейто. Память подсказала ему, не сразу пришедшему в себя, что несколько секунд назад жало было тускло-зелёным. Теперь оно едва заметно рдело в полутьме, словно головёшка. Ой, как скверно… От обычной стрелы он ушёл бы, а от такой…

— Садитесь напротив, — незнакомец указал глазами на второе кресло и едва заметно улыбнулся. — Говорить будете, когда я разрешу. И — главное. Никаких вопросов.

— Но что…

— Хватит!.. — неожиданно рявкнул старик и жало на миг засветилось ярко-оранжевым. — Я сказал чётко — никаких вопросов! Только утвердительные предложения. Если поняли меня — медленно кивните.

Лейто вновь повиновался и, неторопливо опускаясь в кресло, пытался вспомнить, кто из его «поклонников» смог бы организовать эту акцию. Утечка где-то в Бюро? Маловероятно. Так театрально, странно. Все, кто мог так или иначе расправиться с ним, главой сыскного отдела, могли сделать это куда проще и незаметнее. Допустим, старик сумеет что-то выпытать и убить его, Лейто. Сумеет скрыться. Однако некоторые вещи — личный страж, амулет, известный как «друг до гроба», никому ещё не удавалось отключить. Так что оба они в руках друг у друга.

Но, видят боги, это не очень обнадёживало.

— Я позволю вам ошибиться только один раз, — старик указал на самострел, опуская его вместе с рукой на стол. Лейто вновь скрыл улыбку. Если бы незнакомец знал, сколько всего вмонтировано в стол… Похоже, обойдётся. Ну что, чужак, попал в ловушку? Самому же Лейто было вовсе не трудно привести в действие один из множества защитных систем. Но лучше, чтобы его собеседник хоть ненадолго отвёл взгляд от его, Лейто, лица…

— Если вы надеетесь на свои охранные устройства, — произнёс старик, глядя в глаза пленнику, — то напрасно. Все они отключены. Проверьте, — и жало повернулось в сторону стены.

Лейто подавил желание броситься на старика и, несколько смущаясь, попытался. Всё верно. Ни одна из систем не была активной. Но и не была сломанной. Если выживу, подумал глава отдела раздражённо, кое у кого будут неприятности. «Только вы в состоянии выключить эти системы…» Как же!

Похититель неожиданно рассмеялся, беззлобно и спокойно. Опустил самострел себе на колени (что вовсе не означало, что опасность миновала). Изумление в глазах Лейто было столь сильным, что он невольно вымолвил:

— Как?..

— Если вы обещаете выслушать меня и попытаетесь мне помочь, я расскажу, — и улыбка на древнем лице померкла. — Условие то же — никаких вопросов. Медленно кивните, если согласны. Терять мне нечего.

Энергичный кивок включал «друга до гроба». И это знает, подумал Лейто, стараясь не впадать в отчаяние. Ну что же, по крайней мере, всё откровенно. И медленно кивнул.

— Ну так вот, — произнёс посетитель и устроился в кресле поудобнее. — Вы ищете тех, кто вторгся в святилище Хаккана, что скрыто на Драконовых островах. Я прав?

Лейто молча подтвердил.

— Я — один из тех, кто вломился туда пять лет назад.

На сей раз Лейто действительно потерял дар речи. Однако он сумел совладать с голосом и подавил желание что-либо воскликнуть или, не приведите боги, спросить. Только расширил глаза.

— Вы поможете мне вернуться туда, — закончил старик и выражение лица его вновь стало суровым. — Иначе отсюда никто не выйдет живым.

* * *

Дело о святилище было безнадёжным. Если бы не настойчивость и отчаяние немногочисленных жрецов, безуспешно пытавшихся отыскать грабителей, Лейто никогда бы не взялся за подобное дело. Если вновь приобретённый дар помог грабителям скрыться даже от взора Владыки Знаний и повелителей обоих миров, что могут, казалось бы, сыщики и маги? Однако именно они порой — сотрудничая друг с другом либо нет — находили решения подобных загадок.

Лейто за прошедшие полгода истратил уйму сил, средств и готов был признать: он — полное ничтожество. Там и сям появлялись сведения о следах неуловимых грабителей, но всякий раз он опаздывал. И вот — надо же — разыскиваемый требует, чтобы его выслушали! В страшном сне такого не увидишь. И — требует, чтобы его препроводили на место преступления — вторая несуразица. Боги не очень-то церемонятся с осквернителями святынь, а их смертные служители — тем более.

Я сплю, подумал Лейто отрешённо, наблюдая за стариком краем глаза. Или, наконец, я свихнулся. От такой работы немудрено. Что же мне делать?

А если поверить в происходящее? В конце концов, кто мешает выслушать рассказ? Получить стрелу между глаз — не лучший способ проснуться.

— Я хочу записать нашу беседу, — выдавил из себя Лейто в конце концов.

Он ожидал крика, угроз или чего-то подобного. Но старик только усмехнулся.

— Записывайте, — разрешил он и взял самострел другой рукой. — Оружие убирать не стану. Вас тут бог весть чему обучают, и нападаете вы раньше, чем думаете.

— Как мне вас… — Лейто осёкся. Учусь, подумал он. — Мне необходимо как-то обращаться к вам, — пояснил он.

— Зовите меня Стариком, — предложил собеседник и Лейто вновь кивнул, словно у него был какой-то выбор.

* * *

Спустя полчаса голова у Лейто гудела. Хоть Старик и не сообщил главного — где же находилось это таинственное святилище, куда не знающему дороги было не добраться, сказано им было так много, что Лейто уже представлял себе поток благодарностей и раскрытых загадок. Старик знал ответы почти на все нераскрытые дела, которые были отправлены в архив. Память у начальника сыска была безукоризненной, и на записывающий беседу маилиан, «хрустальные уши», он полагался только на всякий случай. Опять же инструкции…

— Вы ждёте, что я расскажу, где находится святилище, — вымолвил Старик после длительной паузы. — Не могу. И если вы не знаете, почему, то я напрасно трачу время.

И Лейто озарило. Или же он попросту припомнил слова жреца, пояснявшему ему подробности поручения.

— Догадываюсь, — и горло его пересохло. — Вы больше ничего не сможете произнести.

Старик с горечью кивнул.

— Наверное, вы умрёте, — полувопросительно произнёс Лейто, ощутив, наконец, сочувствие к этому незадачливому охотнику за приключениями.

— Точно не знаю, — Старик неожиданно стал и положил самострел на стол. Лейто посмотрел, как насмешливо моргнуло светящееся жало и понял: и мечтать нечего. — Знаете, сколько мне лет? Чуть больше сорока. И, провалиться мне на этом месте, всего месяц назад я на столько и выглядел.

— Поэтому вы здесь, — заключил Лейто, ощущая, что смертельно устал. А ведь всё ещё утро…

— Разумеется, поэтому, — ворчливо заметил Старик. — Я знаю, как вернуться в святилище и избавиться от этого бремени. Вы — мечтаете о том, чтобы там оказаться. Мне, вообще говоря, всё равно, как со мной поступят. Просто есть вещи похуже смерти.

— Проклятие?

— Дар, — насмешливо возразил Старик. — Так говорилось на надписи. Помните легенду о золотой корзинке? Одаривай людей тем, что лежит в ней, и корзинка не оскудеет. Возьми хоть раз что-то для себя…

— И умрёшь от голода, — закончил сыщик и похолодел. Разумеется! Святилище относилось к одному из полузабытых культов, которые «прибрал к рукам» Всезнающий. Конечно… Чем можно соблазнить смертного? Наслаждениями, властью, знанием.

Знанием…

— Так вы всё знаете? — воскликнул Лейто, не сдерживаясь и… похолодел. Показалось ему или нет — хор голосов прозвучал в его голове, и один голос походил на сухой, тихий голос Старика.

Хор поведал ему ответ. Знание пришло и… ушло, но не всё. Нет, Старик знал не всё. Лишь то, что…

— …может понять спрашивающий, — завершил Старик грустно. Сыщик взглянул на него и похолодел вновь. Казалось, нельзя было постареть сильнее Старика, но… Он постарел.

— Мне всё понятно, — обречённо опустил голову Лейто. — Такой дар действительно не для людей. И я догадываюсь, как вы сможете провести меня к святилищу.

— Вы правы. И давайте же поторопимся, поскольку жизни мне осталось не так уж много. Не знаю, сколько вопросов сведут меня в могилу, так что начинайте.

— Если вы ещё состаритесь сейчас, то до святилища можете не добраться, — предположил Лейто. Как просто научиться не задавать лишних вопросов! И как неожиданно может это умение пригодиться!..

Старик рассмеялся, погладил жало у стрелы (отчего та умиротворённо позеленела) и, сделав пять быстрых шагов, оказался рядом с Лейто. Протянул руку и поднял его за воротник куртки, словно пушинку.

Это было неприятно.

Старик осторожно поставил его на ноги.

— Единственное, что я знаю о своей напасти, — то, что умру я полным сил, — пояснил посетитель, пристёгивая самострел к поясу и накидывая свой ветхий плащ. — Так что не бойтесь. После этого «дара» я не верю в то, что боги могут быть милостивы, но раз в жизни я могу попытаться утереть им нос. Образно выражаясь.

Лейто долго собирался с силами и задал первый вопрос:

— Что я должен предпринять, чтобы оказаться в святилище?

* * *

— То, что сам я не помню почти ничего, было самым обидным, — рассказывал Старик. До тайного убежища, где находились порталы, надо было идти пешком: иначе «дымка», скрывавшая их от взора прохожих, могла выдать Старика. А любая случайность сейчас — не в их пользу.

— …Самое страшное — это так называемые простые люди, — говорил Старик. Наверное, это так страшно, подумал Лейто, что будешь рад любому, кто тебя слушает. — Они никогда не задают риторических вопросов. Сюда я добрался общественным паромом — плавать не умею, такая вот беда — и один крестьянин едва не покончил со мной. Хвала Всезнающему, ему хватило ответа на его последний вопрос…

— Вопрос должен был быть страшным, — хмуро вставил Лейто. Он старался не глядеть в сторону Старика. Каким бы ни было преступление человека, такого наказания не имеют права применять даже боги. Впрочем, кто осмелится высказать это им в лицо?..

— Разумеется, — охотно подтвердил его собеседник, ловко перепрыгивая через широкую лужу. — Буквально он спросил так: «И зачем только нам такая жизнь-то?»

Лейто усмехнулся. Одним безумным проповедником сегодня, вероятно, стало больше.

— Осталось немного, — пояснил он. — За этим трактиром повернуть налево, пять минут — и мы у портала. Там никого нет, я проверял.

А ещё он проверил маилиан и был крайне — и неприятно — изумлён, обнаружив, что записались только его собственные реплики. Неплохо, правда? Индикаторы магической активности не были выключены, ничего не показали, но… Нет, не надо было связываться с этими божественными поручениями. Воистину, худший из пороков — жадность. Хотел выйти на пенсию и наслаждаться жизнью…

— …Не угодно ли винца, папаша? — произнёс скрипучий голос.

Старик замер, как вкопанный и медленно повернулся. Лейто тоже едва мог пошевелиться, полу-оцепенев от ужаса. Одетый во всякую рвань бродяга сидел у стены заведения, сжимая в руке полупустую бутылку. Взгляд бродяги был исполнен жалости. Что за напасть…

— Вы мне? — спросил Лейто, надеясь, что и его вид окажется достаточным основанием для столь почётного титула.

— Не, это я старикану. Ужасно выглядишь, папаша… хочешь хлебнуть?

Потом мир почернел перед глазами Лейто. Когда тьма рассеялась, он увидел труп бродяги, с короткой стрелой, торчащей из середины лба и — останки Старика, похожие на брошенное на улице тряпьё.

Он наклонился, едва ощущая собственное тело и прикоснулся к пепельно-серой иссохшей руке. Она осела под его пальцами, осыпаясь мелкой пылью.

Сбегались прохожие. Провал, подумал Лейто безнадёжно, ощущая, что он совершил преступление. Какой кошмар! О боги, за что вы так жестоки в своих «дарах»?..

— Отчего он умер? — сумрачно спросил рослый стражник, судя по знакам отличия — капитан.

Лейто увидел, как побелело лицо спросившего и ощутил, как холодный вихрь наполняет его голову знанием. И отчаяние, которого он никогда не знал, захлестнуло его с головой.

Но знание пришло и ушло, а отчаяние осталось.

Константин Бояндин ВСЕ В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ

…Что? Все ли со мной в порядке? Да, голубушка… к сожалению, все. Почему «к сожалению»? Ты, наверное, не думала, что такая старая развалина, как я, будет настолько богата? Не развалина, говоришь? Что ж, спасибо на добром слове. Я и вправду вовсе не так плох, но я-то прекрасно знаю, кем я кажусь. Едва живым, злобным стариком. Правда, при этом сказочно богатым стариком.

Карета не прибыла? Ладно, подождем. Торопиться мне некуда. Налей-ка мне вина, того, легкого. Из серебряного кувшина. Хозяева сего трактира все равно не покажутся, пока я не уеду. Да, знаю. Очень довольны, что я появился. Будут всю жизнь мне признательны, верно. Но никогда не осмелятся показаться мне на глаза.

Как я стал таким? О всемогущие боги! Действительно хочешь знать? Да я-то верю, что никому не скажешь. Второй день ты меня терпишь, можно было догадаться, что язык за зубами держать умеешь. Ну что же, как раз есть время для воспоминаний.

x x x

Застрять в Скаэне, крохотном городишке у южного побережья, не очень просто. Если только обстоятельства не сложатся исключительно неудачным образом. Ведь стоит отойти миль на десять, добраться до Западного тракта, и спустя день-другой путешествия можно доехать до города с вокзалом. Или с портал-станцией. Да вот только беда — деньги. Всего-то их нужно пять-шесть федеральных золотых.

Которых нет.

Твоя шумная компания собралась вчера, поздно вечером, и укатила куда-то в дилижансе. Время в Скаэне словно бы не движется — как был городком о шести-семи сотнях душ тысячи лет назад, так и остался. Конные экипажи, какие-то доисторические одежды у местных жителей, ощущение давно и безнадежно застрявшего времени. Которое обегает эту дыру стороной.

А ты, все еще оглушенный жарой и страшным похмельем… словом, хуже некуда. Ближайшие знакомые живут в сотне миль, занятия в Университете начнутся ровно через десять дней. Ужас. Единственный раз в жизни позволил себе погудеть — славно погудеть, чего уж там. Хорошо еще, одежда и кой-какие вещички сохранились.

К полудню стало понятно, что никто за ним не вернется и Сеирвет, гордость своего факультета, осознал, что в обозримом будущем его репутация коренным образом изменится. Если только не случится чудо и в карманах его не окажется этих проклятых золотых. Можно, конечно, передвигаться и верхом, да только тогда точно к началу семестра не успеть.

Ну, пусть теперь толстяк Дайге, что вчера спьяну забыл его, своего «лучшего друга» в этой жалкой забегаловке… о-о-ох! Сеирвет не смог даже выругаться. Казалось, стоит приложить хоть какие-нибудь усилия, и голова взорвется. Даже цепной пес трактирщика смотрел на еле живого человека с сочувствием. Брошу пить. Что бы то ни было крепче кефира.

И трактир закрыт. Вышвырнули его на улицу, прямо в пыль, и заперлись. Студент обыскал карманы. Просто превосходно. Шесть жалких серебряных монеток. Неочевидно, что кто-нибудь на Тракте вообще захочет подвозить его за такие деньги. Тем более, в таком плачевном состоянии.

Спустя полчаса удалось отыскать место, где до пса было далеко, а тень скрывала целиком. Проклятые какие-то места, уже осень на дворе, а здесь камни на солнцепеке плавятся.

Еще спустя полчаса начали удаваться отдельные попытки здраво рассуждать.

x x x

Город словно был покинут.

Хотя, конечно, это было вовсе не так. Из-за окон, местами прикрытых ставнями, из-за дверей, отовсюду доносились едва уловимые жилые звуки. Непонятно, чем они тут живут. Поля? Вроде бы, были когда-то. Помнится, милях в трех от города есть красивые террасы — но что там растет, убейте боги, не понять. К тому же, он не ботаник, а математик.

А вот историку в этом городишке было бы веселей. Вон сколько всего разного над дверями развешано. Знаки, флажки, дощечки с культовыми надписями. Вполне возможно, что иным из этих предметов несколько веков. Да и культового знака не видно ни одного знакомого. Может, этот городок действительно отстал от жизни лет на полтысячи?..

Собакам и тем было лень лаять на незваного гостя. На взлохмаченного, разящего перегаром, шатающегося и еле живого гостя. Под таким солнцем долго не походишь. Солнечный удар — и все, крышка. Непохоже, чтобы местные жители кинулись на помощь, случись с Сеирветом несчастье.

А все этот Дайге. «Поедем налегке, как в добрые старые времена…» Ну что стоило взять хотя бы «бездонную фляжку»? С обычной, прохладной, целебной минеральной водой? Или дорожный костюм, чтоб не печься сейчас заживо? Нет, «ничего магического, все попросту — окунемся в прошлое». Доберусь до этого любителя старины, подумал студент со злостью, устрою ему сладкую жизнь. Он у меня окунется сразу в прошлое, настоящее и будущее.

В конце концов он доплелся до второго трактира, у самой городской стены (подумайте только! в таком месте — стена! и сторожевые башенки есть…) — тщетно. Заперто. Нет доброты в душах человеческих, правду говорят пророки.

Придется дожидаться вечера. Потому что днем он до Тракта просто не доберется.

Следующий час был самым неприятным часом в его жизни.

x x x

Возможно, это длилось дольше, чем час. Часов у Сеирвета не было: кто-то не забыл избавить его от этой сомнительной ценности. Отлично, вяло подумал он, убеждаясь, что счет времени теперь придется вести на глаз. Отец спустит три шкуры, и правильно сделает…

Позади, из-за темной, окаменевшей от пыли, грязи и времени двери в трактир (удивительное дело — только двери и не подлежат никакому ремонту) послышались голоса.

Кто-то приближается.

Сеирвет попытался подняться на ноги. Случилось чудо. и от резкого движения его не вывернуло наизнанку. Всего лишь оглушительно ударило по затылку и продолжало колотить, мерно и безжалостно. Отыскалась расческа, и студент успел придать себе вид, чуть более отличающийся от облика восставшего покойника. Хотя от такого похмелья, вероятно. восстал бы и мертвый.

Дверь со скрежетом распахнулась и показался старик. В черной хламиде, в сапогах, давно просящих каши. И с дорогим, из подлинной кожи, чемоданом. Невероятно! Грабитель? Но что здесь можно украсть? Старинные оловянные кружки? Грабли времен Колонизации? Да и не похож старик на грабителя.

Студент тут же проникся к роду человеческому несколько большим сочувствием: старик, как и он сам, страдал. От той же напасти. Вот не повезло человеку!

Дрянной городишко. В жизни сюда ногой не ступлю, подумал Сеирвет. Если, конечно, сумею отсюда выбраться.

А старик меж тем продолжал вытаскивать из мрачных глубин трактира все новые чемоданы, мешки, саквояжи… неужели хозяин? Переезжать собрался? Вполне возможно.

Последний чемодан оказался старику не под силу.

Студент молча смотрел некоторое время, как товарищ по несчастью тяжело дышит, обмахиваясь ветхой и засаленной шляпой, и в конце концов рискнул.

— Вам помочь?

Старика словно ужалили. Он взвился, оборачиваясь, и Сеирвету показалось, что тут-то его неудавшемуся собеседнику и конец. Ничего подобного. Старик впился взглядом в невесть откуда взявшегося юнца и ответил, скрипуче и ворчливо:

— С чего вдруг такая забота?

Студент остолбенел. Нет, не бывает среди людей жалости к ближнему.

— Так ведь тяжело… — ответил он на словах, почти робко. Голова постепенно прояснялась.

Старик вновь вздрогнул и смотрел на него долго, очень долго.

— Ну ладно, — ответил он наконец. — Тогда помогай, раз такой заботливый.

И указал куда-то за спину собеседника. Тот оглянулся и понял, что все-таки сошел с ума: позади него стоял дилижанс. Огромный, словно слон. В невиданных размеров экипаж были запряжены три могучих коня. Возница сидел неподвижно, словно был статуей. Впрочем нет, головой он все же двигал.

— Уже раздумал? — старик умел быть и ироничным.

Вздохнув, Сеирвет решил все-таки принять правила этого сна. Ведь ничем иным происходящее быть не могло. Ну ничего,вскоре сон окончится, он обнаружит себя в комнатке давешней забегаловки и первым делом отправится искать Дайге. Набить морду, для начала.

Под эти сладостные мечты загрузка и протекла. Неожиданно быстро. Сеирвет осознал — совершенно неожиданно — что старик уже уселся в дилижанс. Вот напасть, сейчас ведь укатит! Нет, только не это!!

И укатил бы. Но студент успел подбежать к дверце и отчаянно постучать в нее. Старик тут же выглянул.

— Чего тебе, приятель? Заплатить? Уж извини, ни гроша нету лишнего…

— Нет, — взмолился Сеирвет. Он терпеть не мог лошадей, но сейчас эти существа и все, ими влекомое, казались совершеннейшими из творений. Позвольте мне уехать вместе с вами.

Старик жестом приказал вознице ждать.

— Чего-чего? Уехать? А куда я еду, ты хоть знаешь?

— Мне все равно, — мрачно признался Сеирвет. — Куда угодно. Высадите меня на Тракте, в любом другом городе — но только помогите убраться отсюда!

Сейчас скажет что-нибудь вроде «десять золотых, деньги вперед», подумал гордость факультета бессвязно. Да, происходящее действительно было сном. Кошмарным.

— Полезай, — неожиданно разрешил владелец экипажа. — Ну же, я тороплюсь.

Бормоча неразборчивые благодарности, Сеирвет вскарабкался по короткой лесенке и нырнул в кабинку, в благословенную прохладу. И понял, что заблуждался относительно похмелья старика. Тот был явно трезв, как стекло.

Что самое странное, и сам он оказался почти что трезв. Почти что. Только едва гудела голова. Да, сон. Несомненно.

Едва экипаж тронулся, Сеирвет уснул.

x x x

Ехали они долго. Кони были могучими, а дорога — ровной. Дилижанс же (или как подобало называть подобное?) оказался на редкость добротным и скорость можно было оценить, лишь выглядывая в окно. Трясло, конечно, но едва заметно. Сеирвет время от времени просыпался, глядел на равнодушно глядевшего в потолок попутчика и вновь засыпал. Похмелье, хвала богам, отступило.

…Был уже вечер. Сеирвет обнаружил, что дремлет на сидении довольно неудобном, надо признать. Отполированным до блеска бесчисленным множеством… э-э-э… Осознав это, студент вскочил, тщательно вытирая лицо. Которым и прижимался к дереву.

— Что за… — начал он и не закончил. Никого. Поклажи нет — вон, за спиной, целое багажное отделение. Почти все было забито вещами. До сих пор вон плечи ноют, такая тяжесть. Надо же. Не разбудил!

Пошарил по карманам — вроде бы все на месте. Что же, сон продолжается?

Стоило выбраться наружу и встать на землю (возница вообще не замечал, что кто-то возится внутри экипажа), как Сеирвет с ужасом понял, что они вернулись в Скаэн.

Ни малейших сомнений. Все здания знакомые на этой главной улице, чтоб ей провалиться. А вон тот самый трактир, откуда старик выволакивал свои вещи. Огни горят, и звуки веселья доносятся.

Жуткая, невыразимая ярость обуяла путешественника. Потом — отчаяние. И то, и другое накатило и схлынуло. Зато пропала дремота. Сотни иголочек вонзались в уставшие мышцы. Страшно хотелось есть. И пить.

Отыщу этого старика, и… И что? Тоже набить морду? В конце концов, денег с тебя не взяли, из дилижанса не вышвырнули. А что до столь странного поведения — может быть, старик просто передумал уезжать? Старые люди, они со странностями.

— Ну ладно, — вслух подумал Сеирвет. Теперь уже понятно, что в срок он не вернется. Выгнать не выгонят, но приятного мало. Будем надеяться, что моих жалких монеток хватит хотя бы на тарелку каши. Съем, что дадут, и пойду в сторону Тракта. А там — будь что будет. Не поселяться же здесь, не выпрашивать же милостыню!

Было очень сухо. Чрезмерно сухо для такого времени. Как-то я раньше не замечал, что здесь все так сожжено, подумал Сеирвет, двигаясь по возможности осторожно. Пыль лежала в небольших лужицах и при малейшем прикосновении к ним вздымала ввысь клубящиеся рукава. Засохшие деревья по ту сторону заборов. Не замечал я этого, что ли?..

x x x

В трактире на него не обратили никакого внимания. Монет хватило не только на кашу, но и на пиво. Воды здесь отчего-то не давали. Да, и осталась половина денежного запаса. Отлично.

Старика не было видно среди сидящих вокруг. Народ был какой-то странный. Казалось, что все они день-деньской сидят, не показываясь солнцу. Бледные какие-то. И притом вовсе не похожи на любителей праздной жизни — вон, можно узнать фермеров, кузнеца, каких-то ремесленников… Да и ладно.

С лестницы, ведущей на второй этаж, где были жилые комнаты, доносился какой-то шум. Сеирвет убедился, что никого ровным счетом это не занимает, и решил следовать общему примеру. Разговоры вокруг текли своим чередои — как и в день прибытия сюда, никто не обращал никакого внимания на явно постороннее лицо. Это даже лучше. Ну все, посижу еще немного, и — в путь…

Шаги. Грохочущие шаги, сверху. Сеирвет поднял глаза — старик! Тот самый! Только теперь он выглядел еще старше. Если это вообще могло бы быть возможным. Что-то бормоча себе под нос, старик спустился по лестнице (едва не подвернув ногу), невидящим взором обвел помещение и, всплеснув руками, побрел назад.

Откуда-то сверху донесся жуткий крик, звук чего-то бьющегося — и тишина.

Никто даже не повернул головы.

Да, я сплю, подумал Сеирвет, осторожно озираясь. Но и его словно никто не видел. Что же это за люди такие? Что тут творится, скажите мне, пожалуйста? Бежать отсюда, да побыстрее!

Однако проклятое человеколюбие повторно подвело. Превозмогая холодок, прокатывающийся по спине, студент поднялся на второй этаж (даже хозяин заведения не обратил на это внимания). Вторая от лестницы дверь была чуть приоткрыта. Посмотрим…

Старик сидел у стола, придвинутого к одной из стен, и, судя по движению головы и долетавшим звукам, плакал. Вещи были разбросаны по комнате, словно здесь побывала банда воров. Ничего не было порвано, поломано, разбито — но валялось все в редкостном беспорядке. Ясно, подумал Сеирвет и ощутил усталость. Украли любимые галоши. Однако, вопреки очевидному порыву, он сделал шаг внутрь комнаты (поражаясь, что воздух внутри прохладен и свеж) и спросил:

— Что случилось?

Старик медленно повернул к нему лицо. Действительно, плакал. Но слез нет. Только покрасневшие глаза.

— Ты-то здесь откуда? — спросил он неожиданно. Голос был по-прежнему сильным, а вот лицо… словно с момента отбытия из Скаэна прошел не день, а десяток лет.

— Я… услышал шум, — признался Сеирвет. — Вижу, никому дела нет, удивился. Что стряслось? Вас ограбили?

— Ограбили, — повторил старик злым голосом. — Как же. Нет, не ограбили. Просто… конца этому не будет. Все, все в порядке! — крикнул он неожиданно и смахнул со стола кувшин. Тот разбился о стену, черепки легли поверх разбросанного там и сям добра. — Все здесь, ничего не забыл! Все… — он схватился за сердце и Сеирвет пережил несколько страшных секунд. Однако вскоре старик пришел в себя.

— Дилижанс… еще там? — спросил он неожиданно.

Студент кивнул, совершенно не зная, что предпринять. Проснуться так и не удалось, а надо бы. Щипки и уколы не помогали.

— Ну, значит, отмучался, — неожиданно улыбнулся хозяин комнаты. Потому что, сынок, все на месте. На все случаи жизни. Ураган, землетрясение, сборщики налогов, мор, пожар… Все есть. Все со мной. И деньги… возьми, если хочешь. Вон, мешки в углу. Мне они не пригодятся, наверное.

Сеирвет выглянул в окно. Даже вечернее небо казалось выжженным. Сколько же здесь не было дождя? Да, припоминаю… что-то только что слышал там, внизу, в общей зале. Странные слова старика как-то не проникали в сознание. Явно с головой что-то. Такие речи вести…

— Дождя бы, — услышал студент собственный голос. — Хорошего дождя, чтоб освежил как следует.

Старик посмотрел на него, словно Сеирвет изрек величайшую истину.

— Зонтик, — прошептал он наконец. После чего неожиданно кинулся к противоположной стене и принялся рыться в собственных вещах. Судя по всему, занят он был надолго и Сеирвет, улучив момент, тихонько спустился вниз. Все. Хватит. Затерянный во времени городок, безумный старик с невероятным экипажем. Пора уходить отсюда подальше.

Остаток пива успел согреться. Интересно, как они в такое пекло умудряются охлаждать пиво? Или все-таки цивилизация и магия не совсем уж позабыли про Скаэн?..

— Зонтик! — послышался рев сверху и старик, торжествующий, подобно невиданной летучей мыши, сбежал по лестнице вниз. — Я забыл зонтик!

Все разговоры замерли.

Затем случилось нечто невероятное. Все (кроме Сеирвета и старика) повскакивали с мест и… кинулись на улицу. Включая хозяина заведения.

Они еще и сумасшедшие, подумал студент холодно. Боги великие, вот наказание-то! Вот так отдохнул!

Старик улыбался.

— Ну, спасибо, — произнес он. — Оно, наверное, лучше было бы помереть… но ладно уж. Поживем еще немного. Сейчас я тебя угощу, приятель. Раз такое дело.

— Но я… — Сеирвет ощущал себя на редкость глупо.

Он не придумал, что сказать. Двери трактира вновь растворились, и люди — уже отчего-то загорелые, почти черные — кинулись в их сторону. Все, успел подумать Сеирвет, закрывая глаза. Но обошлось. Людская волна подхватила старика, и с восторженными воплями вынесла куда-то прочь. На улицу.

Тут студент все-таки очнулся. Либо я уйду сейчас, либо не уйду никогда.

x x x

Город изменился. Ночь уже набрасывала на небо звездное покрывало, показалась средняя из лун, но город, несомненно, изменился.

Не стало пыли. Не стало сухости. Буйная трава росла по обочинам дороги, фруктовые деревья, со множеством крохотных плодов разного рода, устало опустили ветви ближе к земле. И воздух! Живой, прохладный и немного влажный.

Когда же я проснусь? — подумал Сеирвет тоскливо. Дилижанс-гигант куда-то делся. Хоть на этом спасибо. Вон туда, подальше от стены, в сторону второго трактира. Будь он неладен. И вообще — зачем такому городишке целых два трактира? Тут ведь даже шести сотен жителей не наберется. Правда, деревней это тоже не назвать. Сеирвет сплюнул, ощущая, что окружающий мир издевается над ним. Правду говорят, нынче все отвыкли от чудес и приключений. А тем, кто не отвык, надо вот так же проснуться в Скаэне и попытаться выбраться из него, практически без гроша в кармане.

…Его догнали и схватили за рукав. Еще немного — и западные ворота города были бы позади.

— Чего это ты? — услышал студент знакомый голос. Медленно повернулся. Старик. Один, бодрый и веселый. — Думаешь, охота за тобой бегать? Обиделся, что ли?

Сеирвет пожал плечами. Он устал. Сил не осталось даже для того, чтобы препираться.

— Ну извини. Пошутить хотел — кто ж знал, что ты в колымагу полезешь! Пойдем, пойдем. Поужинаешь, переночуешь, да и отправишься по своим делам. Тебе куда, на запад? Мне тоже. Пока, во всяком случае…

Сеирвет и не заметил. что уже покорно бредет в обратную сторону. Старик действительно был очень странным, но раз уж… была не была! Если угощают, тем более в таком бедственном положении, не буду отказываться.

x x x

— Зачем вам столько вещей, если все время кочуете? — спросил Сеирвет час спустя. Окружающий трактир по-прежнему не замечал их. Однако косые взгляды — и, надо признаться, взгляды уважительные — старику все же доставались. Да и хозяин заведения постоянно подбегал, осведомлялся, не надо ли чего. Что ж такого случилось? Ну, то, что город перестал быть пустыней — этого, конечно, не бывает. Но насколько ведь все правдоподобно! И календарь на стене правильный (от осознания даты стало грустно), и кое-какие новости из столицы, судя по обрывкам разговоров, долетают.

Правильное время. Но — не бывает так!

— Вещей? — удивился старик. Впрочем, он уже не выглядел стариком. Вовсе не сто с лишним лет ему можно дать сейчас, от силы пятьдесят. Словом, как и большинству окружающих. — Сам не знаю. Выкинуть нет никакой возможности. Кроме того, стоит удачно появиться, как тебя усыпают всяческим барахлом.

— «Удачно»? — удивился Сеирвет, отрываясь от ужина. Пить ничего не буду, подумал он. Только воду. Вода теперь тоже появилась в меню, как и большинство иных редкостей.

Старик махнул рукой. Ответа не будет, означал этот жест.

— Лучше не расспрашивай, — посоветовал он. — От чистого сердца советую. Поезжай к себе домой, или куда ты там собрался… и не появляйся здесь больше.

Совет звучал очень необычно.

— Так и сделаю, — пообещал Сеирвет, тоже совершенно искренне. Ноги за пределы университетского городка теперь не сделает. Как минимум год. После таких приключений и понимаешь всю прелесть оседлой жизни.

…Отправляясь спать (за комнату заплатил тоже старик), Сеирвет решил более ничему не удивляться. Даже если не удастся проснуться.

x x x

Утро было вполне дружелюбным. Трактир был пуст (однако, стоило Сеирвету спуститься, как служанка молча подала завтрак и, забрав монетку, удалилась).

Старик (имени своего он так и не назвал) спустился чуть позже.

— Все, приятель, — произнес он, опуская на пол небольшой саквояж. Хммм… а как же остальные вещи? — Пойду-ка я, сил уже нет здесь сидеть. Почитай, раз двадцать меня сюда заносило. Составить компанию не хочешь? Ну, тогда прощай.

— Счастливого пути! — вполне искренне пожелал студент. Карманы его отягощала пара дюжин увесистых золотых монет (старик не врал, мешки действительно были заполнены золотом — причем самыми разными монетами, от старинных до современных), настроение было самое радужное. Все. Теперь-то он всюду успеет. И даже Дайге можно помиловать, на радостях. Пара монет выглядит действительно очень старыми — вдруг удастся прилично загнать! А почему старик такой щедрый… не знаю. И знать не хочу. Сам мне сунул это золото, я еще отказываться пытался.

Сеирвет едва не подавился.

Лицо старика побелело. Он смотрел на собеседника так, словно за спиной последнего стояли вооруженные до зубов головорезы. Или шеренги вампиров, голодных и жаждущих крови. Сеирвет медленно поднялся, ощущая, как ноги становятся ватными. Что такого я сказал?

Старик сорвался с места и выбежал на улицу. Почти сразу же вернулся, некоторое время смотрел на студента, и сказал только:

— Попался…

И вновь выбежал вон.

И уже не возвращался.

x x x

Сеирвет медленно подобрался к двери.

Рядом с трактиром стояла карета. Очень похожая на давешний дилижанс — три могучих коня, все разной масти, похожий на величественную статую возница. Да и карета поражала размерами.

Возница взглянул на студента и кивком головы пригласил внутрь.

— Ну уж нет, — прошептал Сеирвет. Проклятие, никого людей нет. Что бы ни были за шутки, внутрь этого экипажа я не полезу. Сейчас выберусь из комнаты, спрыгну в окно и…

Так и сделал. Вернее, попытался. Промчался вихрем в свою комнату (уже успели убрать — когда, спрашивается?) и… оцепенел.

Окна выходили на другую улицу. Прямо под окнами стояла карета. Та самая. Или такая же.

Боги, всемогущие боги, помогите мне проснуться! Ну да, услышал Сеирвет некий ехидный ответ, ты ведь так гордился, что пренебрегаешь суевериями и ни в кого не веришь! Дождешься помощи, как же!

Есть еще комната старика. Может быть…

Комната была отперта и пуста. Стол, кровать, табурет. Вот и вся мебель. Что за чудеса, не в саквояж же он все это запихнул?!

Карета под окнами. Все понятно.

Ладно, если только этот странный малый не вздумает переехать меня, уйду пешком. Чего я, собственно, испугался?

x x x

Уйти не удалось. Скаэн оказался бесконечным городом. Дорога поднималась в гору и опускалась вновь, возникали новые и новые дома. Вернее, старые дома появлялись с пугающей настойчивостью. И ни одной живой души. Карета время от времени показывалась на глаза — то медленно выезжала из-за поворота, то студент сам набредал на нее. Возница равнодушно провожал его взглядом, но ничем не выдавал своих намерений. Дескать, прогуляйся, раз приспичило.

Уйти не удалось. Вновь и вновь Сеирвет повторял эту фразу, уже сидя внутри экипажа (а сидеть оказалось приятно и весьма удобно). Что же за странности такие? Может быть, я попросту сошел с ума? Тогда беспокоиться уже не о чем. Привычный мир, с занятиями, экскурсиями в Академию, карнавалами в Оннде и прочих столицах отплывал куда-то, таял, покрывался дымкой. Словно было это давно и не с ним.

— За что же это мне? — простонал Сеирвет, хотя и сам не смог бы объяснить — что имеет в виду. Ответа, само собой, не было.

x x x

Хвала богам, это был другой город. Кавейр, кажется. Никогда о таком не слыхивал. Судя по очертаниям гор, значительно западнее Скаэна. Карета остановилась у трактира (о боги… почему трактира?) и, стоило Сеирвету выбраться наружу, стремительно умчалась куда-то вдаль.

Студент проводил ее взглядом. Ну ничего. Ехали мы все время на запад, значит, до магистральных путей недалеко. Вот и хорошо. Переночую здесь (снова был вечер, и опять ощущалась сильная усталость), а там и в путь.

…В городе было явно не все в порядке. На вновь пришедшего поглядели как-то странно, старались держаться в стороне. Но трактирщик, тем не менее, принял одну из золотых монет, уважительно поглядел и даже выдал гору сдачи. Все больше медью, правда.

Меня здесь ничто не касается, подумал Сеирвет. Ужин был отменным, хотя ничего мясного не было… а жаль. Вокзал действительно был неподалеку — миль шестьдесят. Вот и здорово. Еще нагоню, как пить дать, нагоню.

Напряжение постепенно спадало. Действительно, чего бояться? Золото при нем. Только кое-какие мелочи забыл в предыдущем трактире — ну и шут с ними, обойдемся. Покончив с ужином, Сеирвет решительно направился в комнату (стоила та чудовищных денег — почти как хорошая комната в столице) и заснул. Сразу. И никаких сновидений.

…Утром у дверей обезлюдевшего трактира его поджидала карета.

x x x

…Первые три раза Сеирвет думал, что стал жертвой какого-то чудовищного розыгрыша. И карета, и возница всякий раз были немного другими. Но все прочее повторялось: безлюдные улицы, бесконечный город, терпеливо ожидающий своего пассажира экипаж. И города. Все, как один мелкие, сонные, никому не известные.

На четвертый раз, когда золота осталось сравнительно мало, его вновь привезли в Кавейр.

Тут-то оно и случилось. Вскоре Сеирвет — после коротких расспросов установил, что в городе, действительно, несчастье. Какой-то мор. Скот пал почти весь, птицы осталось совсем немного. А окрестные правители, видно, забывали, что их земли требуют хотя бы небольшой, но заботы. После того, как вновь пришедшему поведали о несчастье, разговоры тут же замерли. Все взгляды уставились на него.

— Что вы от меня хотите? — спросил Сеирвет в конце концов. Нашли тоже ветеринара!

Молчание.

— Я ничего никому не должен! — крикнул он, неожиданно для самого себя.

Никакой реакции.

Ему стало страшно. Как и прежде в подобных случаях, требовалось сделать что-то простое, обыденное, что часто делаешь автоматически. Студент полез в карман рубашки, чтобы причесать волосы, но в кармане было пусто.

— Проклятие, забыл расческу, — произнес он упавшим голосом.

Послышался звук, словно все жители планеты разом вздохнули.

— Что такое? — он видел, как надежда, а за ней — буйная радость просыпаются в глазах окружающих.

Как все они выбегают прочь.

А спустя пять минут — возвращаются обратно, и… такого количества рукопожатий, похвал, объятий он просто не знал. После его подняли на руки и с триумфом пронесли по всему городку. Где теперь, помимо унылых человечских голосов, раздавалось вполне убедительное мычание, блеяние и прочие животные звуки.

Мало-помалу до Сеирвета дошло. Не все, конечно, только часть истины. Но и этой части было достаточно, чтобы он прижал руки к вискам и закричал что было сил:

— Ннне-е-е-ет!!..

Но никто ничего не заметил.

x x x

На следующее утро кареты не было. Но когда Сеирвет посмотрел в зеркало, пытаясь справиться с дрожью в руках, на него глянул совсем другой человек. Старше лет на пятнадцать, с тронутыми сединой поредевшими волосами.

Сеирвет долго шевелил губами, силясь сказать хоть что-нибудь, потом запустил в зеркало первым попавшимся под руку тяжелым предметом.

Но никто так и не появился. А когда, неделю спустя, он добрался до Университета (карета, хвала богам, не появлялась), то долго доказывал всем, что он — это он.

x x x

…Что, уже подъехала? Спасибо, милочка. Нет, не надо. Вещей, конечно, много, но как-нибудь справлюсь. Забавная история, верно? Что, не веришь в совпадения? А ведь ты тоже помогла мне с вещами, попросилась подвезти… даже обиделась, когда мы вернулись туда же. Не веришь? Ну, как хочешь. Только прощаться со мной не надо. Мало ли что.

Девушка засмеялась и, с некоторым смущением приняв от странного старика подарок (ожерелье, старинное на вид и сразу видно — стоит немало) наблюдала, как ветхий на вид, но необычайно крепкий Сеирвет готовится к отъезду.

Имя ей ничего не говорило, да и не случайно: на время каникул она решила поездить по городам побережья.

…Сеирвет некоторое время сидел, не осмеливаясь дать вознице знак. Вспоминал. То, чего не рассказывал никому и никогда.

…Карета вскоре вновь стала появляться. А если он упрямился, то следовали наказания. Вначале — знакомые и родственники. Не осталось ни тех, ни других. Затем — он сам. Старость, болезни, прочие невзгоды. Но стоит хоть раз забыть что-нибудь нужное — как все проходит. Не до конца, конечно. Кто поверит, что ему — не более тридцати? Никто. Вот и она не поверила. А ведь он рассказал все, до единого слова, чистую правду. Правду про тот, первый, случай.

Несколько раз по дороге попадался давешний дилижанс. Сколько же таких колесит сейчас по свету? Можно ли, наконец, умереть? Сколько раз уже пытался… очень трудно решиться. Всегда находится что-то, что в решающий момент оказывается забытым. А после того, как он попытался обратиться к кому-нибудь за помощью — к магам, жрецам, целителям — в большие города дорога оказалась заказанной.

Ладно.

Сеирвет в последний раз выглянул… лучше бы он этого не делал. Девушка показалась на пороге. Подняла руку, помахала ему.

— Трогай! — крикнул Сеирвет злым голосом. Прижал ладони к ушам, чтобы ничего не слышать.

Все в порядке, вспомнил он. Все в полном, абсолютном порядке. И я взял с собой все, совершенно все, что может пригодиться в дороге.

Навстречу ему промчался экипаж.

Сеирвет не успел разглядеть, есть ли там пассажиры. Стараясь отвлечься от окружающего мира, он повторял и повторял: все в порядке, все в порядке, все в полном порядке…

Константин Бояндин ПРИВКУС ДРЕВНОСТИ

Тусклый рассвет.

Когда солнце не показывается из-за застлавшей небо серой паутины до полудня, когда голова ноет и кажется налитой свинцом, когда осознаешь, что день выдался неудачным, еще не начавшись…

Все тусклое. Весь этот проклятый, никчемный мир.

Феддервел попытался подняться на ноги и охнул. Хотел было выругаться, но тогда, неминуемо, проснется жена. А сейчас ему только ее ворчания недостает. Впрочем, это было бы достойным дополнением к такому пробуждению.

Трактирщик в шестом поколении, Феддервел Меттальский, содержатель некогда знаменитого на сотни миль вокруг трактира, осознал вдруг, что за несколько минут, прошедших с того момента, как он с трудом разомкнул глаза, прошла целая жизнь.

Время проходит скачками. И уносится прочь одним незаметным движением. Вот как сейчас — проснулся и понял, что жизнь, по сути, прошла мимо. Неважно, что волосы его еще не седы — какая седина в каких-то шестьдесят лет?! — что он не разорился, хотя все к тому шло, что не поздно еще покинуть забытый богами Меттал и обосноваться там, где трактиры не пустуют две трети суток.

Феддервел с трудом спустился по скрипучей лестнице (наступая, понятное дело, тык, чтобы скрипу было поменьше) и долго, ожесточенно умывался в ледяной воде, словно вода смогла бы смыть тайком подкравшуюся старость.

Старость — это не когда требуется клюка, чтобы передвигаться, и во рту недостает большинства зубов.

Старость — это когда недостаточно смелости, чтобы бросить вызов судьбе и начать сначала. Не трястись над скудными крохами, оставшимися от последних неудач. Вот оно что.

От этого откровения Феддервел посерел. Мысль была простой и убийственно верной. Ты постарел, Феддервел. Все, что ты можешь теперь — жаловаться на превратности судьбы кувшину с вином. Потому что всем остальным собеседникам ты уже осточертел.

Тусклый рассвет. Тусклый день. Феддервел некоторое время боролся с малодушием, но, в конце концов, малодушие победило. Как и прежде.

Он побрел вниз, в главное помещение трактира. Где, как и вчера, появится не более одного-двух случайных посетителей.

Снова напьюсь, подумал он с какой-то мстительной радостью. Словно мог наказать этим кого-то, кроме себя.

В винный погреб вели надежные, каменные ступени и дверь открылась, не скрипнув.

Пока он тихонько искал в просторном погребе не слишком дорогое, но и не чрезмерно мерзкое вино (у всякого трактирщика всегда должны быть запасы и того, и другого), на глаза ему попалась уже сто лет лежавшая здесь же жестяная баночка.

Одним богам ведомо, что в ней.

Повинуясь какому-то невнятному чувству, Феддервел схватил и кувшинчик, и баночку, и поспешил наверх. Пора отпирать двери. Никто, конечно, не почтит трактир своим присутствием, но обычай есть обычай.

x x x

Некогда трактир этот, «Караван» (накажите, боги, моих предков за столь скудную фантазию), был одним из немногих пристойных заведений подобного рода, что были рады предоставить тепло и уют многочисленным торговцам, движущимся на север, вглубь материка, или на юг, в сторону порта. Но теперь, когда всех желающих развозят многочисленные ковры— и поезда-самолеты, быстрые, бесшумные и требующие намного меньше ухода, нежели кони и их собраться по призванию…

Жизнь прошла стороной. Что называется — не повезло. Проклятие на тех, кто полагает, что все последующие поколения должны тянуть ту же лямку. Нет в мире ничего неизменного. Был этот тракт мечтою любого трактирщика — и сплыл. Нет его. Никому не нужен. А чем еще привлечь сюда приезжих?

Только что его, Феддервала, колодцем. Древним, ему не менее трех веков. Вода в нем никогда не портится, всегда холодна, вкусна и, как говорят, полезна тем, у кого пошаливают суставы. Не какая-нибудь там водоносная колючка и прочие нововведения. Все по старинке, на совесть.

По старинке. Феддервел повторил эти слова мысленно, и едва не расплакался. Из благословения этот трактир превратился в проклятие. Нечасто живешь так, чтобы своими глазами наблюдать, как рушится привычный и вполне сносный мир.

Кончится тем, что дети, как и намеревались, разъедутся. Младший, сын, уйдет в матросы, как и хотел. Для дочери же жена его тоже присмотрела удачную партию. И тоже не в Меттале. И никому из них троих не нужен этот Меттал.

А мне он нужен? — подумал неожиданно Феддервел. Что меня здесь держит? Могилы предков? Но чем могут помочь родственные кости? Я и так пожертвовал всем, чем мог. Скоро, если недостанет сил бросить этот покрывшийся пылью трактир, пожертвую и последним — семьей. Где же награда за все это? Где справедливость? Где?..

Он осекся. Обнаружил, что, пока ум его был поглощен бескрайней жалостью к собственным невзгодам, тело подошло к плите и поставило чайник на огонь.

Это что-то новое. Чай он не любил, хотя и подавал, конечно: вкусы у приезжих самые разные и многие чудаки предпочитают божественному соку горьковатый настой заморских трав. Сам Феддервел чай пил только, если его вынуждали обстоятельства. Скажем, если приглашали посетители заведения. Трактирщик должен исполнять любое желание посетителя, если оно оборачивается звоном монет на стойке. В этом виде чутья трактирщикам нет равных. Разумеется, подлинным трактирщикам, а не бесталанным содержателям всяких подозрительных притонов.

…И вот Феддервел наблюдал, со все возрастающим изумлением, как ополаскивает чистый фарфоровый чайник кипятком, как насыпает в него две ложечки источающего терпкий аромат черного чая, как укутывает все это особым полотенцем…

Жестянка вновь попалась ему на глаза. Он открыл ее и удивился еще раз.

x x x

…Ее привез, скорее всего, еще дед — а может быть, и прадед. В жестянке, сохранившись неизвестно как, лежала смесь высушенных лепестков каких-то неведомых Феддервелу трав. Хотя не так уж и неведомых. Вот эти светлые, принадлежат, кажется… жасмину, что ли? Такого здесь не растет. Прочие же — а было их немало — принадлежали не менее диковинным цветам. Да и какая разница? Отец еще говорил, что, добавив щепоть этой смеси в чай, превратишь его в напиток богов — едва ли не средство от всех невзгод, включая душевные.

На взгляд Феддервела, дрянь оставалась дрянью, вне зависимости от того, что туда добавлялось.

Но, вновь действуя, словно во сне, он взял осторожно щепоть драгоценных некогда лепестков (а пахнут-то приятно!) и бросил в горячие глубины чайника.

Вновь укутал сосуд и уселся рядом. Как-то совершенно забыв про томящийся в ожидании кувшинчик.

Темные мысли бродили в голове у трактирщика, пока звук, прекрасный, как звуки флейты бога-покровителя его профессии, не коснулся его ушей.

Звук открываемой двери.

Но, как Феддервел ни старался, угрюмое выражение лица не удалось изгнать. Никакими силами.

Вошедший был высоким худощавым человеком. Голову его венчала широкополая шляпа, а более ничего было не разглядеть — против солнца. Да и какое дело хозяину, кто почтил его заведение? Всякий гость — желанный гость. Особенно в такие времена.

Не произнося ни слова, словно смущенный неведомо чем, человек медленно приблизился, не прикасаясь полами своей накидки ни к одному столу и остановился в нескольких шагах от стойки.

Феддервел готов был дать голову на отсечение, что незнакомец сейчас пристально изучает его, трактирщика, лицо.

x x x

Трактирщик обязан читать намерения своих посетителей. Нет, не совсем так; обязан ощущать, предугадывать их. Как правило, Феддервелу это отлично удавалось. Года этак три назад, когда по тракту еще ходили караваны с товарами, и его скромное место отдохновения еще не кануло в безвестность. Что с тобой? — услышал Феддервел незнакомый прежде испуганный голос. Он доносился откуда-то изнутри, но едва не заставил трактирщика подпрыгнуть. С каким это пор ты начал выражаться поэтически? Очнись, дурень, у тебя посетитель!..

Пришлось очнуться.

Но посетитель по-прежнему сидел так, что оставался видным только его силуэт и ни единым движением, ни малейшим напряжением мысли не давал повода предположить, что ему, собственно, нужно.

Обычно в таких случаях наливают стаканчик вина. Не слишком дорогого, не чрезмерно крепкого. Для начала, как говорится.

Феддервел, по-прежнему пребывая в коком-то полусне, вернулся к плите и, все еще думая о своей нелегкой доле, налил полную чашку свежезаваренного чая. Запах и цвет напитка, прежде вызывавшие не отвращение, но… некую неприязнь, теперь казались приятными. Нечего, подумал он, вновь мстительно. Нечего вино переводить. Закажет вино — получит. А до тех пор… И, не позволяя себе увлечься размышлениями, вернулся с чашкой чая к стойке.

Молча поставил ее перед посетителем.

Тот словно ничего и не заметил.

Ну и ладно, подумал трактирщик и, бросив короткий взгляд на кувшинчик, взял еще одну чашку. Для себя. Раз уж день пошел козе под хвост, напьюсь чая. Интересно, а чаем можно напиться до беспамятства?..

Мысль эта настолько захватила его, что он и не заметил, как вернулся с чашкой к стойке. Поставил ее рядом с чашкой для посетителя и некоторое время смотрел в напоенные цветочным ароматом янтарные глубины.

Осторожно поднес чашку к губам и отхлебнул.

Горячо, но… приятно, разрази меня молния! Или этот чай становится непередаваемо гнусным, только когда остынет? Впрочем, ладно. Голова постепенно прояснялась.

Краем глаза он заметил, что гость его, по-прежнему оставаясь тенью самого себя, поднес чашку к губам.

То-то же, подумал Феддервел с удовольствием. Чай или не чай, а гадости здесь не подают. Ну… скажем так, не подают тем, кто в ней остро не нуждается.

Тут он заметил, в какую чашку налил чай гостю. В выщербленную, старенькую, с разрушающейся ручкой и, кажется, небольшой трещиной.

И себе — в изящную, тонкую, с золотыми колечками по ободку.

И тут Феддервелу стало стыдно. Впервые за много лет. В кои-то годы появился посетитель, что не одаривает его заведение снисходительным и насмешливым взглядом. А он… Короче, янтарный божественный напиток показался ему мерзкими помоями, и вся ничтожность этого утра явилась во всей былой неприглядности. Дожился, Феддервел. Шутки шутками, но такое…

Трактирщик встал, и, чувствуя во рту отвратительную горечь, сделал два шага в сторону помойного ведра (называется так скорее по традиции, ибо кто ж теперь не пользуется канализацией?) и выплеснул туда содержимое своей чашки. Одним движением.

Ему сразу полегчало.

Оглянувшись, Феддервел заметил мирно покоящийся под полотенцем заварной чайник и, повинуясь все тому же порыву, выплеснул туда же и его.

Стало совсем хорошо.

И тут Феддервел обнаружил, что посетитель наблюдает за этими его манипуляциями. Пристально, но не произнося ни звука.

Вот теперь все, услышал Феддервел вновь — ехидный, презрительный голос. Отчасти похожий на голос его отца, когда тот был в легком подпитии. Сейчас он выплеснет свою кружку тебе в морду и правильно сделает. Ну же, иди к нему, сделай хоть что-нибудь.

Феддервел сделал несколько шагов к стойке, не зная, что предпринять. Лицо его оставалось каменным. Когда слишком много эмоций хотят отразиться на лице, оно ничего не в состоянии выразить.

Тут-то и произошло второе чудо.

Гость плавно поднялся с табурета, снял свою шляпу и… низко поклонился. Как странно, подумал пораженный трактирщик. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так кланялся. Уж не актер ли это, часом?

У посетителя оказалась ухоженная бородка, глубоко посаженные темные глаза и… Чем-то нездешним повеяло от него. Не то чтобы далеким. Совсем нездешним. И, пожалуй, старым. Старинным. Впрочем, мир велик, и кто знает, какие еще чудеса он нам откроет?..

— Мир вашему дому, уважаемый, — произнес посетитель с неизвестным трактирщику легким акцентом. — Рад я, что могу рассчитывать, недостойный, на подобный прием. Могу ли надеяться, что мне будет позволено остановиться здесь до заката?

Хорошо, что никто из коллег Феддервела по профессии не присутствовал при этом. Трактирщика бы потом с позором исключили из священного братства содержателей трактиров, а то и вовсе приговорили бы к изгнанию из Меттела. Феддервел стоял, разинув рот, словно рыба. И речь незнакомца, и его одежды (видавшая виды серая накидка, богато украшенная шляпа из тростника… смесь несоединимого) полностью лишили его дара речи. Счастье, что в трактире стоял полумрак и гость видел лишь очертания хозяина заведения.

Однако до Феддервела в конце концов дошло, что от него ожидается какой-нибудь ответ. Провалиться! Какой-нибудь! Единственный, будь он неладен!

Однако сил говорить все еще не было и Феддервел попросту кивнул.

Посетитель поклонился еще раз и, неторопливо водрузив шляпу на голову, вышел на улицу.

Феддервел провожал его взглядом, надеясь, что все это — сон, и вот-вот он проснется.

Но тут послышался еще один звук, — тот, что милее всего сердцу трактирщика.

Феддервел опустил глаза на стойку и увидел, как постепенно останавливает свое вращение монета.

Солидная, золотая, массивная. Куда крупнее меттальских крон или федеральных золотых.

И он понял, что лучше не просыпаться.

Немного придя в себя, он несколько раз дернул за шнурок колокольчика. Будь он проклят, если позволит просто так уйти посетителю, который расплачивается подобным образом.

На лестнице вскоре послышались торопливые шаги.

— Совсем сдурел, старый пень? — услышал Феддервел немного сонный голос своей драгоценной половины, — голос, что казался ему теперь слаще божественной флейты. Мерия, одетая в домашний халат, грозно приближалась к своему остолбеневшему супругу, готовая устроить ему…

Феддервел молча показал пальцем на золотую монету. Только бы он не вошел в этот момент, подумал он, глядя с неприязнью на одеяние супруги. Совсем из ума выжила. В таком виде в такое место…

Мерия охнула, на миг схватилась за щеки и, словно помолодев лет на двадцать, вихрем кинулась назад.

— Пусть Вейрен спустится! — велел Феддервел ей вдогонку.

Теперь-то уж и в самом деле не стоило просыпаться.

Золотая монета была уже у него в кармане. Специальном таком кармане для подобных вещей. Даже если посетитель велит подавать себе изысканные блюда с утра до вечера (а «Караван», напомню, трактир не из последних!), то и тогда Феддервел, мягко говоря, будет не в накладе.

Ибо непреложно следующее правило: если посетитель не потребовал сдачи сразу, то не потребует никогда.

Нет, не стоит просыпаться.

Феддервел обвел глазами общий зал.

А ведь не так уж и плох трактир, подумал он. И с чего это я взял, что он рассыпается на части? Да и чисто здесь, и вообще пристойно. Неужели требуется потрясение, чтобы понять, что мир вовсе не так уж и плох… порой?..

И тут вновь скрипнули створки двери.

Незнакомец, теперь с внушительной дорожной сумкой, вошел внутрь. Теперь уже гораздо увереннее. Чашка его, выщербленная и ничтожная, была по-прежнему полна на две трети. Как бы предложить ему другую, думал Феддервел и не мог придумать достойного повода. Хватит странностей и чудачеств. Теперь надо напрячь свой дар — предчувствовать желания гостя — и выкинуть все прочее из головы. Призвание есть призвание.

— У меня два коня… — произнес гость словно бы извиняющимся голосом. Вейрен, сын, Феддервела, уже стоял рядом, тоже проникнувшийся происходящим. Феддервел легонько кивнул ему и мальчишка, кивнув в ответ, поспешил наружу.

— О них позаботятся, — заверил Феддервел гостя. — Милости прошу быть моим гостем.

Гость церемонно, даже как-то величественно, снял свою шляпу, но кланяться, хвала покровителям города, не стал. Уж очень это смущало Феддервела.

— Должно быть, дорога выдалась утомительной? — спросил трактирщик, глядя в лицо с бородкой. Вид у гостя был действительно несколько утомленный. Откуда он только взялся? С луны свалился, не иначе?

— Весьма, — ответствовал собеседник. — Мне и не думалось, что в столь далеких краях я смогу отыскать место, в котором буду чувствовать себя, словно дома. Когда странствуешь долгие годы, хочется увидеть хоть что-то привычное. Да одарят боги вас долгими годами и отменным здоровьем! — он приподнял свою чашку и Феддервел ощутил, что ему нечем присоединиться к тосту. Оставалось только вежливо кивнуть.

— Не скрою, меня обрадовал знакомый аромат превосходного чая, продолжал незнакомец. — И если почтенный владелец этого дома не откажется принять в дар от Хевайеринна вот это…

И осторожно поставил на стойку две крупные жестянки. Феддервел понял, что там внутри, по четко ощутимому терпкому запаху… и аромату лепестков. Боги, подумал он, вытирая пот со лба, да этим банкам, если я не путаю, цены нет!..

На деле же он вновь кивнул — уже сильнее, так, что это вполне могло бы сойти за поклон — и осторожно поднял жестянки. Легкость их и характерный шорох изнутри подтвердили его догадку.

— Феддервел, сын Эрмана, будет рад принять этот дар, — услышал он собственный голос и вновь поразился. Когда это он выучился так говорить?

Гость (которого, несомненно, звали Хевайеринн), благодарно улыбнулся и, облокотившись на стойку, пил мелкими глотками содержимое своей чашки.

Мешать ему не следовало.

К тому моменту, как Феддервел немного пришел в себя, Мерия, одетая уже как подобает хозяйке дома, возникла рядом с ним и отозвала мужа в сторонку — обсудить, что им делать.

Как-никак, это был первый настоящий посетитель за последние полгода. Настоящий — это такой, после визита которого в карманах у хозяев остается немного больше презренного металла.

x x x

К тому моменту, как солнце достигло высшей точки своего дневного пути, Феддервел окончательно уверился в том, что случилось чудо. Одна-единственная монета вернула их к жизни, да и гость попался на редкость интересный. Как-то сразу он (гость) избавился от своих старинных манер, приводящих домочадцев в замешательство и, с удовольствием оглядывая стены заведения, слушал хозяина.

Или наоборот.

Феддервелу нечасто доводилось встречать гостей издалека. Не тех, что удостаивают городок своим вниманием, перевозя свой товар проездом из ближайшего порта. Нет, из настоящего далека — откуда вести доносятся лишь раз в жизни. Хевайеринн вез с собой массу диковин — редкостные травы и украшения, обсидиан — застывшую кровь земли — и самородное серебро, тончайший шелк и старинные книги.

Из чего следовало, что у него есть по меньшей мере караван. Не в своей же сумке он все это несет! Но и слова пришельца как-то не вызывали повода усомниться в их истинности. По сравнению с этим все новости, которые смог припомнить Феддервел, казались пресными и ничего не значащими.

Гость, однако, так не считал и искренне интересовался всем — от здоровья всех без исключения родственников и знакомых хозяина до видов на урожай хмеля в будущем году.

Так пролетели три часа. Как один миг. Гость не скупился ни на похвалы (и то дело — такой обед Феддервелу случалось предлагать и князю этих мест), ни на вопросы, ни на что. Я все-таки сплю, подумал трактирщик, когда в очередной раз отошел к плите — заварить свежего чая.

Чашку гостю он решил на всякий случай не менять.

x x x

— Мне, право же, неловко беспокоить моего великодушного хозяина столь неуместным вопросом, — произнес неожиданно Хевайеринн и у Феддервела как-то нехорошо похолодело внутри. Проклятие, неужели он решил потребовать сдачу? Вот ведь напасть! По всему было видно, что гостю неймется покинуть «это славное место»…

Однако на лице трактирщик изобразил почтительность и внимание. Великие боги, чего ему это стоило…

— Мои друзья, с которыми мы предпринимаем это путешествие, вне всякого сомнения, также не желали бы иного пристанища, — пояснил гость, вставая и держа шляпу в руке. — И если бы мне было позволено пригласить их сюда…

От радости Феддервел едва не кинулся обнимать гостя, а самого себя еще раз выбранил. Это же надо так ошибаться в людях! Нечеловеческим усилием воли он постарался сохранять на лице внимание и почтительность. И кивнул, сообразив, что от него ожидается ответ.

— Разумеется, — произнес он на словах. —Я буду рад принять под крышу моего дома столь почтенных путников… (и откуда я знаю такие слова?..)

Хевайеринн спросил отчего-то бумагу, чернила и перо и вскоре Вейрен, сын, который тоже утратил обычный хмурый вид, бегом принес требуемое и поставил перед посетителем, с подобающим поклоном. Все мы спим, подумал в который раз Феддервел.

Гость взял лист бумаги и неуловимо быстрыми движениями начертал на них что-то непонятное. Буквы не буквы, узор не узор, а что-то среднее. Поначалу Феддервел нахмурился — уж не магией ли балуется заезжий человек? — да передумал сердиться.

Сердиться не имело смысла хотя бы потому, что, взяв два листа (на которых было нарисовано одно и то же), гость быстрым шагом вышел на улицу, а перед трактирщиком тем временем прекращала вращаться на стойке еще одна золотая монета.

Не новая, но и не истертая — словом, как и предыдущая. Такая же тяжелая.

— … Повесил обе бумаги по обе стороны от двери, — сообщил ему Вейрен шепотом. — Смешно, правда?..

Феддервел поначалу хотел ответить сыну подзатыльником, но быстро передумал. За его спиной жена с дочерью продолжали священнодействовать среди исходящих вкусным паром плит, и можно было пока…

— Возьми, — Феддервел быстро нанес на лист бумаги краткую записку и положил ее в небольшой, изрядно потертый кошелек. Туда же положил и монету. — Отнесешь Керенту, ювелиру — только осторожно! Чтоб никто ничего не заметил! Ясно?

Сыну все было ясно. Так или иначе, а несколько месяцев безбедной жизни им теперь обеспечено. А потому, возможно, отец не станет слишком уж сильно удерживать его дома…

Керент жил, вообще говоря, в другом городе — милях в пяти отсюда — но раз уж города стоят так близко… Хотя какой это город? Тоже, в общем-то деревня. Правда, там, в отличие от Меттала, водились и ювелиры и прочие полезные люди.

И столь милый сердцу его сына порт.

А он пока напоит коней. Той самой водой — уже должна была согреться. Она полезна не только людям.

x x x

Какой-то колдовство, несомненно, в этих листках было.

Всего-то дел — прибить их по обе стороны от входной двери, да и сесть неподалеку. Впрочем, раз старинный амулет, что должен был предупреждать владельца трактира о применении волшебства, никак не реагировал, и ладно.

Пусть себе сидит.

Феддервел уже ощущал, что помолодел лет этак на десять. Да и трактир уже не пустовал. Сидели, правда, все больше местные, соседи, от которых нет смысла ждать особой прибыли, но все же! В кои то веки есть с кем перекинуться парой-другой слов.

А когда вслед за Хевайеринном в общий зал вошло еще десять человек (не все они были на одно лицо, как показалось трактирщику поначалу, но неуловимо напоминали друг друга во всем), стало понятно — трактир ожил.

Хотя бы потому, что помимо диковинных пришельцев здесь появились и люди из соседнего Мейарта (куда, к слову, он и отправил сына). И еще откуда-то. Воистину, слухи распространяются быстрее всего…

…К тому моменту, как вернулся сын, трактир был уже полон — небывалое дело. Все уже знали, что неожиданные гости с удовольствием заедут на местную ярмарку и уже было очевидно, что все пять золотых монет, доставшихся к тому моменту трактирщику (не считая той, что была передана ювелиру) — не слишком большая потеря для Хевайеринна. Лошади, что составляли его караван, были настолько могучими, что трактирщик не раз и не два возвращался полюбоваться на них — где теперь такое увидишь! Груз должен был и весить немало, и стоить столько же… Да. Чудо. Как еще сказать!.. Счастье еще, что хватило места в стойлах — и даже осталось. Наверное, его предки предвидели такой случай…

А уж предлагать свое золото гости умели. Да так, что Феддервел ни разу не заметил, как это происходило. Просто еще одна монета оказывалась перед ним. Теперь, конечно, к нему текли и деньги попроще, местные и не очень — но разве ж это плохо!

x x x

— Молодец, — похвалил трактирщик сына и отправил вниз — побыть там за хозяина. Мальчишка умен не по годам, справится. Сам же позвал снизу Мерию и вывалил содержимое сумки, что принес сын, на стол.

Жена его ахнула. У самого Феддервела тоже отвисла челюсть.

Девять сотен крон. Одна к одной.

И записка.

— Вот удача! — воскликнула Мерия (также помолодевшая, отметил трактирщик) и расцеловала своего изумленного супруга, чего не случалось уже очень, очень долго.

— Постой-ка, — он взял записку, которая лежала в отдельном кармашке. На личном бланке ювелира.

«Дорогой мой друг!

Удача улыбнулась нам обоим. Я не знаю, как вы раздобыли подобное сокровище, но времени терять не советую. Я стараюсь держать это в секрете, но долго продлиться это не сможет.

Коротко говоря: я заплачу за каждую вашу монету столько же, сколько и за эту. Но если вы решитесь передать мне все сразу, я заплачу втрое больше.

Тысяча извинений, что не смог прибыть сам. Постараюсь исправить это недоразумение в ближайшие же часы».

И подпись.

— Как же так? — прошептала пораженная Мерия. — А я-то и надеяться перестала уже. Мы теперь богачи! Слышишь?

— Слышу, — произнес Феддервел, сам еще не поверивший в то, что прочел. Странно. Не могут монеты стоить так дорого! Но ведь стоят… И если этот скряга готов отвалить за них такую кучу золота (которое и весит-то куда больше, нежели одна монета), то нельзя упускать этот шанс. Удача не любит ротозеев.

— Это спрятать, — указал он на гору монет. — Остаток мы с него возьмем драгоценностями, а до тех пор… — он задумался, — до тех пор у нас есть постояльцы. Очень дорогие постояльцы.

Впрочем, и так было понятно, что обсуждать особо нечего.

x x x

Вечером в трактире было уже не протолкнуться. Феддервел помнил вечер очень смутно (столько событий, сплавившихся в течение одного дня, не смогли бы уместиться ни в чьей голове), но некоторые моменты все-таки припоминал и в будущем.

Хевайеринн оказался неплохим певцом. Правда, кроме пары флейт да странно звучащего струнного инструмента (играл на последнем спутник Хевайеринна, молчаливый и мрачный на вид) играть было не на чем, но и этого вполне хватило.

Звуки песни, на неизвестном никому в городке языке, приковывали к себе слух и внимание; песни лились одна за другой — и как это удается соединять хватку купца с тонкостью чувств музыканта? Все до одного завсегдатаи затихли, и после каждой из песен было не протолкнуться от желающих выпить с певцом.

И последний не отказывался. Что там говорить, а местное пиво в конце концов стерло мрачную гримасу с лица приезжего музыканта. Да уж, не только иноземцы могут гордиться своими способностями! Пиво вновь прибывшим было явно в диковинку — долго не решались его пробовать (предпочитая чай), но попробовав, не раз и не два требовали повторить.

И, что самое странное, не пьянели.

Был и еще один четко запомнившийся момент. Феддервел сидел бок о бок со своими соседями-скорняками (к слову сказать, флейты принадлежали им — братья были на редкость музыкальны), и, к восхищению всех присутствующих, пел старую песню — ту, которую однажды мальчишкой подслушал в порту. И за которую бывал неоднократно порот собственным отцом.

Теперь же все слушали его, словно красивее голоса на свете не бывало, равно как и песни душевнее. И слова — чудо-то какое! — вспомнились все до единого.

Когда и как все в конце концов разошлись, когда уехали гости — он не помнил. Вряд ли спал все это время беспробудным сном — ничто не было украдено, все осталось на местах, дражайшая супруга была также довольна. Как и дети, впрочем.

А утром выяснилось, что словно никого и не было вчера. Никаких гостей. Лишь десяток золотых монет — невероятно редких и дорогих, припомнил Феддервел — все так же приятно отягощали карман его рубахи. Совсем из ума выжил, таскаю золото с собой.

И жестянки на месте — чай, жасмин, прочие пряности и диковинки…

И — почти совсем сорванный ветром — один из двух листков, что Хевайеринн повесил над входом в трактир.

И многое другое. Например, небывалый наплыв посетителей с самого утра. Чудо! Гости отбыли (дайте боги им удачной торговли и безопасного пути!), трактир вернулся из забвения, разлад в семье благополучно преодолен. Радуйся, Феддервел!

Радуйся!

Слегка ошарашенный, Феддервел радовался, как мог. Но вот, ближе к обеду, закутанный в какой-то старомодный плащ, в дверь его постучался Керент. Ювелир.

Феддервел препоручил посетителей Мерии (которая выглядела уже лет на пятнадцать моложе, нежели позавчера и все чаще напоминала хозяину дома ту очаровательную красавицу, которой была так давно… Проклятие, не была! Вновь становилась ею!

Керент дождался, пока Феддервел закроет и запрет дверь и, опустившись в старое кресло, снял шляпу.

x x x

— Пока еще удается все скрыть, — объявил он. — Беда в том, что кое-кто обратил внимание на то, чем расплачивался ваш гость. Я, правда, успел сказать всем, кому успел, что все до одной монеты у меня, и что я лично открыл для вас, дружище, счет в Двух Листьях. Но…

— То есть… — трактирщик ощутил, что ему становится не по себе.

— Этот сумасшедший, — ювелир перешел на таинственный шепот, — отыскал где-то клад. Очень необычный клад. Я не знаю, отчего он вздумал расплачиваться подобным сокровищем, но… Одним словом, все это настолько дорого, что владеть им попросту небезопасно.

— Я не…

— Вел, — ювелир широко улыбнулся. — Мы знакомы долгое время. У вас в семье талант отыскивать сокровища, а у нас — выгодно их пристраивать. Я повторяю предложение — продай мне все. Точнее, не мне — мне столько не купить. Одному очень заинтересованному покупателю.

Феддервел помрачнел. Чтоб тебе провалиться, с самого утра умудрился испортить мне настроение.

— Вот все, что у меня есть, — произнес он хмуро, бросая на столик пригоршню монет из кармана. — Не знаю, из-за чего такой шум.

— Эх, Велли, — ювелир тяжело вздохнул. — Мой тебе совет: не умеешь притворяться — не пытайся. Вон же, на самом виду стоит!

И, вводя хозяина дома в полнейшее изумление, ювелир подошел к комоду и взял стоявший на нем фигурный, причудливой формы глиняный горшочек.

(Откуда он там взялся??)

— Что за… — начал было Феддервел, но ювелир остановил его властным жестом.

Осторожно расстелил на столике (видимо, взятую с собой) большую льняную салфетку. Одел перчатки и, с видом знатока величайших тайн, открыл крышку горшочка. Открылась та не сразу — надо было хитрым образом повернуть ее и надавить на правильные места.

Перевернул сосуд вверх дном.

На салфетку, весело звякая, вытекла горка монет. Таких же. Боги великие, что же такое творится?!

Феддервел зажмурился, взывая ко всем предкам сразу.

Открыл глаза. Керент считал монеты, аккуратно отодвигая их в сторону. Долго сверялся с какими-то записями. После чего поднял глаза на Феддервела, с видом человека, осененного благословением свыше.

— Поздравляю, дружище, — произнес он без тени иронии и — как показалось трактирщику — с искренним уважением. — Теперь ты миллионер. Сорок две монеты, как и ожидалось.

После чего неожиданно поднялся, выдернул Феддервела из кресла и крепко пожал тому руку. Сосуд с монетами остался на столике, крышка была прикрыта, но не завернута.

— Я пришлю надежных людей, — пообещал Керент и удалился, оставив Феддервела в величайшем смятении чувств. Когда супруга последнего, удивленная тем, что муж ее долгое время не показывается, вбежала в комнату, то вначале хотела выбранить свою половину, без сомнения, набравшуюся тайком от нее. Но увидев горшочек, полный золота, только ахнула.

И долго смотрела вокруг. Глаза ее застилала дымка.

x x x

Спустя несколько часов Феддервел осознавал, что слова насчет «миллионера» не лишены смысла. Тщедушного вида человек, вместе с впечатляющим количеством своих коллег (откуда они? тоже ювелиры? отродясь таких тут не бывало), долго исследовали горшочек и его содержимое, — длилось это не менее двух часов — после чего, улыбнувшись всем присутствующим, аккуратно защелкнул крышечку.

— Все верно, — заключил он. — Теперь подобных кладов будет четыре. Скажите, достопочтенный Феддервел, где вы это взяли?

Сил у трактирщика хватило только на то, чтобы пожать плечами. Придумать что-либо убедительное он не успел. А Керент тоже не подумал про эту часть истории. Может, и не надо?..

— Впрочем, это неважно, — кивнул «покупатель». — Клады находили в настолько неожиданных местах, что никаких закономерностей все равно не удавалось отыскать. Итак, я предлагаю вам… э-э-э… уступить этот клад имперскому музею. Разумеется, вы получите возмещение, — и протянул Феддервелу лист бумаги. Чек.

Трактирщик увидел единицу, пятерку и пять нулей. Сглотнул. Сейчас самое главное — сохранять самообладание.

Он изобразил размышление и кивнул. Не торопясь.

Человечек в очках еще раз улыбнулся.

— Искренне вам благодарен, — он чуть поклонился. — Я буду настаивать, чтобы данный клад назвали вашим именем. Это величайшая удача для всех археологов — признаться, я о таком и не мечтал.

Далее Феддервел все помнил смутно. Его привезли в банк, где он открыл себе счет (хорошо еще, что Керент успел объяснить, что там к чему и как себя следует вести), выплатил Керенту причитающиеся комиссионные (не столь уж и много, но очень, очень прилично — вряд ли его приятелю удавались подобные сделки прежде).

И вернулся домой. Как ни странно, никто не знал о том, где он был, что там творилось. И вообще — вопреки уверениям ювелира, никто даже не вспомнил про старинные монеты.

— Мы богаты, — произнес он вполголоса вечером, оставшись с супругой вдвоем. — Пусть я немедленно провалюсь сквозь землю, если понимаю, как такое случилось… но теперь все будет по-другому.

Пророчество начало оправдываться с этой же ночи.

x x x

Пять с половиной месяцев спустя семейство Феддервела уже перебралось в Эриггвен, один из южных портовых городов. Точнее, на окраину Эриггвена. Купить мало-мальски приличный трактир оказалось просто, привыкнуть к новым соседям — тоже. Чем хороши портовые города — столько здесь всякого люду появляется, что никому не станут удивляться. Ну и места, в общем-то тихие. Торговля идет своим чередом — как с Федерацией, так и с Лесным народом. Жить можно.

Сын передумал уходить в моряки и открыл собственное заведение. Феддервел не возражал.

Дочь также сумела отыскать себе место в жизни. Неплохое, в общем-то, место: учитывая состояние, которым владел ее отец, добиться этого было вовсе не так уж и сложно. Печально, что деньги порой важнее чего-то еще, но таков мир.

Однако сам Феддервел, неожиданно быстро привыкший к новым возможностям, что давали деньги и репутация, постепенно стал испытывать беспокойство. Странное беспокойство. Все до единого члены его семьи были теперь обеспечены, супруга его, превратившаяся едва ли не в светскую даму (и как это могло случиться?) также не чаяла в нем души, а он сам…

Чего ему не хватает?

Однажды, перебирая старые вещи, Феддервел отыскал ту, старую рубаху, в которой он некогда повстречал Хевайеринна и замер. Грубая ткань словно бы помнила то утро, весь день и вечер. Он сжимал ее в охапке и думал. Вспоминал. И что самое странное, припомнил почти все.

Отчего это?

Встряхнул рубаху (нет, выкидывать он ее не станет, несмотря ни на что) и…

На пол выкатилась монета.

Еще одна. Ничего себе! Все это время он не мог ее заметить?! Ведь вещи перебирались по нескольку раз.

И Феддервел решился.

Но отправился он не к ювелиру. В городе было несколько магазинов и лавочек, торгующих антиквариатом, и трактирщик несколько часов блуждал, заходя то в один, то в другой, прежде чем выбрал один из них.

Дождавшись, когда он останется с хозяином (худощавый седой человек лет шестидесяти) один на один, Феддервел положил монету на стол.

x x x

— Невероятно, — повторил антиквар, которого звали Ваэн. — Глазам своим не верю. Считается, что все до единой монеты из Трех Кладов собраны и размещены по музеям.

«Четырех Кладов», едва не поправил его Феддервел, но вовремя сдержался.

— Что за клады? — осведомился он, изображая искреннее изумление.

— Это легенда, — махнул рукой владелец магазина. — Считается, что Люди не обитали на Континенте в то время, в которое были созданы эти монеты. Никто не знает, кто их чеканил; никто не знает, зачем потребовалось создавать подобные горшочки, по сорок две монеты в каждом. Все анализы подтверждают — монеты очень древние, не менее чем семидесяти тысяч лет каждой и имеют отношение к человеческой расе. Этот легендарный народ называют по имени первооткрывателя первого Клада, Кавехигара.

— Но что такого странного в монетах? — не выдержал Феддервел, ощущая, что не только его одного поразил и привел в возвышенное состояние налет — привкус — древности.

— Никто не может владеть ими долго, — пожал плечами антиквар. Вначале такому человеку везет; затем, если он не передает монету более подобающему владельцу — если таковой отыщется — начинают преследовать несчастья. Хотя можно попросту продать монету и избавиться от последствий.

— Но я, — поспешно добавил антиквар, откидываясь на стуле, — не смогу купить у вас ее. Если вы пришли сюда за этим. Слишком уж это дорого… во всех смыслах.

— Сколько… дорого? — осмелился спросить трактирщик, в душу которого уже закрадывалось неприятное подозрение. — Я не собираюсь продавать ее, — пояснил он тут же, уловив взгляд собеседника. — Она… досталась мне от отца.

Ложь слетела с языка легко и просто, словно была подлинной и неоспоримой истиной.

— Не менее двух с половиной тысяч федеральных золотых за монету, — пояснил антиквар устало.

Так-так, подумал Феддервел, не испытывая отчего-то ненависти или досады. Старый друг, значит. Что ж, золото всем будоражит воображение. Да и бог с ним, Керентом.

— Но как выглядели… кавехигары? — спросил Феддервел отчего-то. — Известно ли о них хоть что-нибудь? Кроме трех горшочков… и монет?

— Имеются какие-то надписи, высеченные в камне… надгробия. Мало. Я не археолог, увы. В молодости интересовался — мечтал даже отыскать еще один Клад. А теперь… — он махнул рукой. — Впрочем, огромное вам спасибо, — поднялся он на ноги. — Одна моя мечта сегодня сбылась. — Антиквар улыбнулся. — Ваш отец, должно быть, был необычайным человеком.

— Да, — пояснил трактирщик. — Вы правы.

Он встал, протянул руку к монете, что так и лежала перед ними на столе и… остановился.

Решение пришло неожиданно.

— Я оставлю ее вам, — произнес он твердо. Антиквар был настолько поражен, что не сразу принялся возражать. — Нет, не отговаривайте. Я только что… понял, что ее владельцем должны быть вы.

И это было правдой.

— Спасибо, — проникновенно ответил Ваэн. Монету он взял щипцами, не осмеливаясь прикасаться пальцами. — Я не знаю, чем могу отблагодарить вас. Честное слово, не знаю.

— Заходите в гости, — предложил трактирщик и назвал свой адрес.

Тот кивнул. Расстались они молча.

Феддервел двигался по темным улицам и ощущал себя отчего-то самым счастливым человеком на свете.

Но беспокойство, увы, не вполне покинуло его.

x x x

Песни.

Они стали преследовать трактирщика. Никто из его домочадцев не замечал странной рассеянности, что поражала хозяина дома, никто не обращал внимания на утомленное выражение лица, которое все чаще посещало Феддервела. Никто.

Лишь он сам.

По вечерам он бродил по аллеям и паркам (хотя это и было небезопасно). Неоднократно захаживал к Ваэну в гости и встречал его у себя. Стал — неожиданно для всех — почитателем всего старого и необычного, выучился грамоте как следует и забил целую комнату в своем огромном доме книгами. Старыми. Но беспокойство не проходило. И опять — стоило взять в руки давешнюю рубаху, как внешний вид гостя и вся обстановка того момента вновь оживали в памяти.

Была даже мысль сжечь рубаху в огне. Но ей, хвала Покровителю Морей, трактирщик так и не воспользовался.

Затем, перебирая остатки всякой рухляди, которую они привезли с собой из Меттала, Феддервел неожиданно открыл еще кое-что.

Листок. Точнее, обрывки. Того самого, что Хевайеринн прибил над дверями его трактира. Что за наваждение!

Выкинуть его рука не поднялась.

И в конце концов он поступил так, как не ожидал и сам. Был дождливый вечер, посетители разошлись рано и Феддервел остался в трактире один. Мерия отдыхала (вернувшись с какого-то званого вечера), никто не мог наблюдать за ним.

Феддервел, поражаясь тому, что он делает, добыл листы бумаги, и, испортив несколько штук, нарисовал на каждом то самое начертание, что «привело» остальных купцов-«кавехигаров» в его заведение.

Вышел на улицу и, ощущая себя сумасшедшим, прикрепил по листу с каждой стороны двери. Козырек надежно защищал бумагу от проливного дождя, не пострадают.

Вошел внутрь.

Заварил себе чаю и уселся за прилавком, положив руку на ту самую рубаху (что хранилась едва ли не надежнее всех остальных реликвий).

Беспокойство стало проходить. Ну и ладно. Конечно, такое потрясение в подобном возрасте. Пусть меня изрядно обманули, пусть кто-то нажился на этой необычной находке. Зато — хотя бы и с опозданием — я добился хотя бы части из того, о чем мечтал. А мои родные? Вероятно, тоже. И — что самое странное — ничего мне не хочется.

Словно все уже есть. Но ведь так не бывает!

Феддервел поймал себя на том, что напевает — подражая, как мог — одну из печальных песен, что так красиво исполнил Хевайеринн. Получалось скверно, все-таки медведь на ухо наступил, но…

В какой-то момент он ощутил, что не один.

Ваэн сидел напротив.

Трактирщик молча поставил перед гостем кружку чая и продолжил. Ваэн подпевал ему и отчего-то все происходящее казалось совершенно естественным.

И лишь потом скрипнула, открываясь, дверь.

Ступени из пепла (Шамтеран I)

Часть 1. Плачущие небеса

1. Призрак

Дядю Хельта я встретила случайно. После того, как меня вынудили, «как олицетворяющую сплав традиций древности и веяний прогресса», выстоять перед всеми выпускниками, прочитать заранее подготовленную речь и совершить прочие положенные формальности, я была готова взорваться.

Ушла с возвышения, не особенно заботясь о приличиях. Тётушка говорит, что меня любит весь город, и на этот раз она права. В том не только моя заслуга: мой прапрадед немало сделал для того, чтобы Университет возвышался «в величии своём» над остальными зданиями города. Сколько бы ни было Реформ, Парламентов, потрясений — Университет Тегарона, столицы графства Тегарон, останется лучшим на всём континенте. Так-то.

Выглядела я, вероятно, странно для Утренней Звезды: мантия выпускника, вышитая золотом шапочка и перчатки — как-никак, я отличница. Под мантией — белое платье. Сапожки из змеиной кожи — тётушка настояла. Никто, кроме неё, не помнит все, до единой, традиции, а куда без них?

А на улице — жара. Хотя за многие столетия «уличная» одежда, та, что под мантией, стала удобна и в жару, и в стужу; в ней всегда прохладно и удобно. Но у простолюдинов моё облачение всегда вызывает сочувствие — так закутана!

Спокойно, Майтенаринн. Полминуты блаженной прохлады — в подземном переходе, ведущем из Университета в парк. С этим переходом всё время что-то случается — то канализацию прорывает, то крысы обнаруживаются. Большие, много и голодные. В иной день я ни за что бы не осмелилась пройти здесь одна. А перед Выпуском, понятно, всё вычистили, починили, привели в порядок.

Офицер охраны (ещё одна из множества традиций) отсалютовал, улыбаясь. Только мне. У выхода — входа? — два старых металлических зеркала — створки ворот, гладкие латунные листы. Надо же, как отполировали! Глянула в них — сама себе понравилась. Действительно, дочь древнего рода — волосы прямые, русые, глаза большие, зелёные, лоб высокий, кожа благородного бронзового цвета. Лицо только чуть-чуть длинновато. Меч мне, кольчугу и коня! Впрочем, зачем? Со мной и так все считаются, я — Светлая.

Раз отражаюсь в зеркале, значит — человек, не призрак, не нечисть. Я едва не рассмеялась в голос, еле сдержалась.

Впрочем, я уеду отсюда в любом случае. Прочь, за океан. Буду копаться в песке, изучать руины, кости, черепки. Я устала от этого крохотного городка, который старается казаться центром мироздания. Пусть мои предки жили и правили здесь долгие века — я так не хочу.

Сбегу. Никто мне не поможет — ну и пусть.

* * *

Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон стояла на тропинке в парке и кормила с руки синицу-синехвостку. Самую мелкую из собравшихся на угощение. Прочие суетливой шумной компанией носились поблизости, предвкушая угощение, но девушка велела им держаться в стороне. Птичка клевала торопливо, оглядываясь на нетерпеливых сородичей. Потом, конечно, они зададут ей трёпку, но будет поздно: семечки недосягаемы.

Майтенаринн улыбалась. Она знала, что позади, на почтительном расстоянии — как всегда — собрались жители городка, участвующие в ритуале. Только отпрыскам правящих фамилий графства дано повелевать всеми живыми существами, не одними лишь людьми. Знали бы зрители, как это просто. Ну, не совсем просто… её, Майтенаринн, обучали этому довольно долго, но ведь обучили! И строго-настрого велели никогда, никогда не открывать тайны. Старые, странные, неведомо кем выдуманные традиции навязали ей с момента рождения диадему Утренней Звезды — талисмана и символа процветания города и графства…

Сколько синиц собиралось разом — столько новых лет спокойствия и процветания добавляли Владыки Мира графству. Раз в лунный месяц положено приходить сюда, в сердце города, испрашивать для государства благоденствия. Всякий раз слеталось всё больше синиц.

Первый раз, много-много лет назад — только пять, самых смелых. Сегодня, сейчас, Майтенаринн окружало больше сотни. Отвлекаться и считать их нельзя — хрупкая ниточка, заставляющая священных птиц подчиняться, может оборваться от неосторожного жеста.

Майтенаринн улыбалась, но ей было невесело.

Пока училась в Университете, пользовалась ограниченной, но свободой. Теперь что? Тётушка неоднократно повторяла, что семья Тонгвер не может позволить ей, надежде всего графства на возвращение аристократии к власти, жить в своё удовольствие. Пора платить по счетам… По счетам за будущее, надо полагать — в Университете не было поблажек. Наоборот, спрашивали строже остальных.

И всё равно она — первая…

Заморыш, наконец, наелся и упорхнул, то и дело проваливаясь в воздухе почти до самой земли. Всё, остальным тоже можно… Угощайтесь, ненасытные… Последнюю горсть семечек Майтенаринн, как положено, подбросила над головой. Она знала, зрители сейчас затаили дыхание…

Синий вихрь окружил её, тёплый воздух, треск крыльев.

На траву, на мантию, на голову не упало ни одного семечка. Одна из синиц уселась ей на плечо и спела восхитительную весеннюю песенку прежде, чем улететь.

Майтенаринн, продолжая улыбаться, соединила ладони над головой, и исполнила знак Всевидящего Ока. Сегодня участники ритуала будут шёпотом рассказывать, как их Утреннюю Звезду — обращаться к ней полагается «Светлая» — окружил сияющий ореол. Красноватый ореол.

Теперь — домой. Никто из зрителей не станет искушать судьбу, провожать Светлую. Если она оглянётся, любопытным несдобровать. Я одна, думала Светлая, изо всех сил стараясь улыбаться. Несомненно, журналисты, которых не удержат никакие суеверия и традиции, сейчас тщательно ловят её лицо в прицел видоискателя. Они не знают, что ещё немного — и ей захочется расплакаться.

Тропинка вела вглубь, в заросли шиповника. Всевидящее Око заметит её и там, но хозяйка Ока всё поймёт, не станет хмуриться.

Пока она кормила синиц, трава у самых её ног успела подрасти — на добрых полметра.

* * *

Можно выйти из парка через Приветственные, северные ворота. Но там отбою не будет от горожан. Они не станут подходить близко, и уж тем более заговаривать — если Утренняя Звезда нахмурится, глядя тебе в глаза, до рассвета можешь и не дожить.

Такое, говорят, уже было. Не с ней, не с Майтенаринн.

Нет, не хочу. Могу пойти на восток — вызвать машину и добродушный седой Ройен, по совместительству дворецкий Северного дома, её жилища, отвезёт домой. По пути остановит, где его попросят — у озера, например, или у обрыва, за которым заканчивается город, а лес колючими волнами убегает до самого горизонта.

Нет, не хочу. Ройен — один из немногих, с кем интересно быть поблизости (на расстоянии, определённом традициями), но он непременно спросит, что стряслось. А я отвечу. А по возвращении домой дворецкому устроят допрос с пристрастием.

Майтенаринн постояла, глядя, как внизу, на лужайке, играют дети, улыбнулась, уже вполне искренне, помахала им рукой. Один из мальчиков помахал ей в ответ.

Краткий гул донёсся из-за стены деревьев и угас. И вновь дневной шум леса заполнил окружающее пространство. Точно. Девушка поправила безукоризненно сидевшие перчатки и двинулась на запад, к дороге. Вовремя прошёл этот поезд. Там, у Линии Семнадцать (прежде — Глухой Тракт), есть автобусная остановка. Вот так я домой и попаду. Пусть тётушка ворчит, что не пристало девице благородного происхождения ездить общественным транспортом — а я хочу!

Автобус возник бесшумно, притормозив шагах в пяти. Майтенаринн знала — водитель ждёт знака. Либо она отпустит машину (захотелось ей, в мантии и нарядных сапожках, прогуляться по чаще на той стороне дороги), либо пассажирам выпало везение — пока кто-нибудь из семьи Тонгвер едет вместе с ними, платить никому не придётся. В качестве некоторого неудобства, правда, придётся стерпеть, что автобус вначале отвезёт Майтенаринн, куда ей нужно.

Лет пятнадцать назад маленькая ещё Светлая забавлялась, заставляя водителя ездить кругами — так много интересного вокруг! Подолгу стояла у окна, глядя на радугу, на зыбкие стелющиеся тучи, на низкие горные цепи на дальнем западе… Пока однажды тётушка не сделала ей очень серьёзного внушения. Очень, очень серьёзного.

Майтенаринн вошла и сразу же свернула к лестнице на верхнюю площадку — чтобы ненароком не встретиться ни с кем взглядом.

Поднялась, бесшумно ступая змеиными подошвами.

Она знала, что, как только сядет, автобус тронется.

Водитель ждал.

Майтенаринн закусила губу, всё ещё удерживая на лице улыбку. Ей было больно, как никогда. Но тёмная волна схлынула.

Водитель ждал.

Опомнившись, Майтенаринн села, выбрав одно из мест позади. Никто из пассажиров не станет оглядываться, никто не обратит внимания, словно она невидима.

Водитель всё ещё ждал. Майтенаринн хотела было привстать и дать знак — поехали — как двери тихонько скрипнули, закрываясь. Тихонько заурчал двигатель, и автобус двинулся. И тут она заметила дядю.

- - -

Я едва не закричала «Дядя! Дядя Хельт!» Разумеется, я этого делать не стала. Земля не разверзнется, и люди не попадают замертво — что бы ни говорилось в легендах. Но дядя… он и раньше, когда я была совсем маленькой, не отличался здоровым сердцем. Нет уж. Раз он отважился приехать, не стану его пугать. На него вся надежда. Всем прочим я не нужна.

Он мало изменился — мятый-перемятый мундир смотрителя маяка, едва ощутимый запах дешёвого вина на травах, которым он «лечит сердце». Самый неудачливый представитель Тонгвер, к тому же живущий в другой стране.

Самый лучший человек — вырастивший, воспитывавший меня до «первой луны» — восьми лет, необычайно ранней была та «луна». Мне не позволят долго говорить с ним дома — ну ещё бы, как можно! Но я остановлю автобус за следующим поворотом. Дядя выйдет купить себе «лекарства» — и мы с ним славно прогуляемся.

Должно быть, я замечталась. Мечтала, как дядя подхватит меня (плевать на приличия), прижмёт к себе, царапая невероятно жёсткими кончиками усов. И мы будем говорить, говорить… Фуражку он снял, и было видно, как скверно время обошлось с его волосами — почти все снежно-белые.

Я заметила, что автобус ползёт еле-еле. Что такое? Олени вышли на дорогу? Двигатель неисправен? В ушах звенело, словно давление резко изменилось. Я даже сглотнула, но не помогло.

И увидела это. Призрака. Он втекал на вторую площадку медленно, сквозь металл и окна, но огибая людей.

Всё замерло. Автобус движется с проворностью улитки. Люди застыли, стали пугающе неподвижны. Я — могу шевелиться, но словно во сне.

Призрак миновал первого человека в правом ряду. Показалось, что он — она, оно? — взмахнул руками. Переместился, едва удостоив вниманием следующего.

Увидел меня. Почувствовал, почуял… не знаю. Мне стало дурно. Внутри всё похолодело, густой низкий звон заполнил уши, слабость смяла и высушила мышцы. Помогите, попыталась я позвать на помощь — ни звука не слетело с губ.

Страшно. Очень страшно. Дядя, позвала я…

Призрак сдвинулся, будто услышал мой призыв. Обернулся — я ощущала, как перемещается его внимание. Направился к дяде. Поднял над прозрачной головой своей прозрачные же руки. Я осознала, что призрак сейчас ударит…

И меня сорвало с места. Слабость и дурнота прошли. Я ринулась на призрака, готового сделать что-то… не знаю, что.

Я словно впрыгнула в чан с клеем. Стало тяжело двигаться. Туманные волны шли вокруг меня, а я ожесточённо продиралась сквозь них, рвала движениями рук, старалась не позволить скрюченным бесплотным когтям опуститься…

— Убирайся! — попыталась крикнуть я. Вместо крика — слабый шёпот.

Призрак отпрянул. Я чувствовала, как дрогнула его решимость, как он отступает — не знаю уж, отчего.

Я торжествующе посмотрела в клубящийся овал, заменяющий призраку лицо. Не помню, что было в следующие несколько секунд. Когда пришла в себя, обнаружила, что стою у лестницы; что-то тёплое стекает за шиворот. А впереди ветер раскачивал ветви деревьев… те махали… махали дружелюбно могучими зелёными руками… Махали всё сильнее.

— Стойте! — крикнула я, и на этот раз получился крик. Все вокруг вздрогнули, приходя в себя. — Стойте! Остановите машину!

Потом уходящая вперёд и вверх дорога встала на дыбы, и меня больно стукнуло поручнем в лицо.

* * *

— Жива?

Дядя Хельт? Где это я? Запахи чужие — не дома. В смеси запахов читались испуг, изумление, восхищение. Голоса, лязг, писк переговорных устройств.

— Да, — удалось произнести мне. Глаза видели плохо, но зрение постепенно возвращалось. Когда оно вернулось полностью, я увидела, что сижу в кресле, сжимая в руках свою окровавленную шапочку, а передо мной — шестеро людей. Пятеро мужчин и одна женщина. Все стоят, прикрыв глаза «крышечкой» из сомкнутых ладоней.

— Что… — и тут до меня дошло. Никто не смеет видеть, как Светлая снимает что-нибудь из личных предметов одежды. Владычица Света, как я устала от всего этого.

Я стянула, помогая себе зубами, перчатки и бросила их на пол, вместе с шапочкой. Тряхнула головой (огнём ожгло затылок). Хлопнула в ладоши и закрыла лицо ладонями.

— Жива, девочка? — голос дяди. Нисколько не изменился — спокойный, уверенный. Вокруг меня поднялась небольшая суматоха; интересно, если бы я не смогла подать знак, что разрешаю к себе прикасаться, что — дали бы истечь кровью?

— Жива, дядя, — отозвалась я. Остальные — судя по репликам, врачи — делали своё дело. Ну хоть им не нужно разрешения на каждое прикосновение ко мне — врачам позволено всё. А дядя, похоже, так и сидит, закрыв лицо ладонями. — Что случилось?

— Деревья рухнули, — последовал ответ. — Десяток деревьев, прямо на дорогу. Говорят, порывом ветра повалило. Если бы ты не приказала водителю остановиться, мы бы с тобой уже в другом месте разговоры вели.

Я едва не подскочила, но мне не позволили, — без слов, просто дали понять, что двигаться не стоит. Голову пекло немилосердно, а также — правый бок и левое бедро.

— И всё?!

— И всё. А что, мало? — дядя, похоже, в маске, судя по звуку усмешки. — Видела бы ты эти деревья. Мне показалась, что… — дядя замолчал. — Ладно, дома поговорим.

Как же, поговорим мы дома…

— На меня, наверное, смотреть страшно, — предположила я вслух. Завтра выпускные торжества, а три дня спустя — Праздник Возрождения. В обоих случаях мне предстоит появиться перед большим скоплением народа. Причём перед телекамерами. Хороша я буду!

— Не беспокойтесь, Светлая, — кто-то из врачей. — Завтра к обеду будете в полном порядке.

— Хорошо бы, — я опустила голову. Вот как. Что, призрака видела одна лишь я?

— Лучше о другом думай. За нами ещё два автобуса шло, ты много жизней спасла. Отдыхай. Помолчи немного. Я никуда не ухожу.

— Никаких успокоительных, — буркнула я.

— Слушаюсь, Светлая, — отозвался женский голос почтительно.

2. Забытый талисман

Разумеется, разговора с дядей не вышло. Дома у меня другие порядки, ритуалы и церемонии. Теперь мне придётся бывать здесь чаще раза в две недели. Уж не знаю, что меня ждёт в ближайшем будущем, но…

Бежать, повторила я как заклинание. Не забудь. Не подавай виду, Светлая, тебе надо продержаться до Праздника Возрождения. Потом — никаких обязательств. Ни перед кем. Хватит с меня указаний.

Мой выпуск отметили, признаться, очень скромно. С одной стороны, завтра я смогу повеселиться на славу — выпускной вечер! С другой — наглядно показано, что никакого, ну совсем никакого значения мой выпуск для семьи не имеет. Так, дитя потешилось свободой. Теперь пора разом повзрослеть и привыкнуть к тому, что свобода окончилась. Я привычно «отчиталась» (действительно привычно; за шестнадцать лет ко всему привыкаешь) во всём, что произошло, не стараясь ничего утаивать. Хоть мысли тётушка читать и не умеет, а мелочи, о которых она спрашивает, легко перепроверить.

Печально это… обоняние говорило мне о раздражении, равнодушии и утомлении собравшихся. Как же так?

На дядю Хельта за столом никто не обращал внимания. Тётушка не раз говорила, что для пьяницы и неудачника этот наш родственник слишком хорошо сохранился. Вот и сейчас — формально его приняли, препроводили к нужной части стола. Ну, хоть не отправили ужинать с прислугой. Вот и весь разговор, дядя, подумала я. Теперь, когда она знает, что ты здесь, выставит охрану — чтобы близко не подпускать. Правда, последние три года моя охрана практически не сопровождает меня. Ну, или они научились становиться невидимками.

Тут я вспомнила о призраке и вздрогнула. Тётушка, естественно, вопросительно подняла брови, и я нехотя сообщила, что голова ещё немного ноет.

— И зачем тебя только понесло в этот автобус!

— Добрый знак, сестра, — неожиданно отозвался дядя с другого конца стола. Вот слух! И голос! Хоть и ощущается, что навеселе, а ровный и сильный. — Знаешь, как довольны сограждане! Теперь никто не посмеет сказать, что мы — горстка суеверных стариков.

— Попробовали бы сказать, — усмехнулась тётушка. А я едва не разинула рот. Она ему ответила! И стерпела обращение «мы»!

В конце концов, я поднялась — пусть дома передо мной никто не склоняется, но традиции, чтоб им провалиться, соблюдаются. Тут же поднялись все. Я успела заметить, что дядя посмотрел в мою сторону, но не подал виду. Даже не подмигнул. Я отвернулась, кусая губы. Как тогда, в автобусе, я чуть не расплакалась.

Время изменяет человека. «Дядя, я хочу странствовать! — Да, малышка, ты сможешь уплыть, куда захочешь. — Но тётя меня не отпустит! — Я помогу тебе, Светлая…»

Равнодушно сорвала шапочку и перчатки, что полагалось надевать перед ужином, бросила на поднос склонившей голову служанки. Всё это театр, обман, вся эта «любовь города». Что я, не смотрю телевизор? Прекрасно знаю, как всё это достигается. В Университете некоторые почти открыто называли меня марионеткой. Иногда не особо заботясь, чтобы я не слышала.

Наверное, они правы. Дядя мне уже не помощник. Всё равно сбегу.

Иначе…

Что будет дальше — я догадываюсь. Улыбнуться одному, поговорить «медовым» голосом с другим, «подставить ушки» третьему, родить ребёнка от четвёртого. И так далее. Хорошая вещь — традиции. По которым до совершеннолетия (через пять лет) я могу потерять всё, включая титулы, деньги, репутацию просто по воле тётушки или её старцев-аристократов. Достаточно несколько раз проявить неповиновение.

Буду кормить синиц, излечивать лжебольных от болезней прикосновениями, говорить вдохновенные речи перед согражданами. Подвиг однообразия, вспомнились слова. Сагари, философ прошлого века. Или поэт?

С каменной улыбкой на лице я отворила дверь в свои комнаты и отпустила Миан, служанку. Прикоснулась ладонью к её щеке — благословение — и заметила робкую улыбку в ответ. И она верит! Неудивительно, иначе бы ей здесь не служить.

Ещё есть теплица и цветы в ней, но туда не пробраться незаметно.

Сняла, наконец, сапожки. И, закрыв лицо руками, заплакала. Беззвучно, без слёз. Пришлось научиться. И часто, ох, очень часто тренироваться.

В среднем — раз в две недели.

* * *

Никак не могла заснуть.

Телевизора в моих комнатах нет — не пристало девице благородного происхождения таращиться на картинки, повествующие о всеобщем упадке, разврате и насилии. О видео я даже не упоминаю. Музыку слушать можно — но не здесь, а в музыкальной комнате. Нет, спасибо.

Как мне всего этого не хватает. Особенно международных новостей. Всё, Майтенаринн, кончились новости. Нет, и не было никогда других стран. Твоя новая и единственная страна называется семья Тонгвер.

Книги тоже можно читать не всякие. Правда, с первого курса меня перестали тщательно обыскивать, чтобы узнать, не протащила ли под одеждой недостойную книгу. Думаю, что прислуга — никто кроме неё в мою комнату входить не должен — всё равно сообщает, что у меня там, на полках.

В сущности, не очень много. В основном, записки натуралистов, всякие поучающие романы, самым новым из которых лет триста. Несколько томиков стихов. Дневников я не веду — то есть, здесь не веду. В жилом корпусе Университета, в моих апартаментах, за сигнализацией и толстыми стенами я ещё могу рискнуть вести дневники. И даже вела, наивная, некоторое время.

«Я помогу тебе, Светлая…»

Поможешь?

Почитала про подводный мир — любимый том из всего собрания сочинений Канри-Та, неутомимого, всё ещё живого и бодрого в свои девяносто лет путешественника. Мечтала уговорить его брать меня с собой в плавания. Сколько мне тогда было? Семь лет.

Но изящный слог Канри не достигал сознания. Запоздало пришла усталость. Кончилось нервное напряжение, схлынуло с не появившимисяслезами. А призрак — он тоже померещился? Обожжённые холодом ладони — тоже? Я посмотрела на ладони. Через день-два частично сойдёт кожа, как меня предупредили. Впрочем, руки-то всё равно в перчатках.

Легла поверх покрывала, не раздеваясь. Выключила свет, повернулась на правый бок, закрыла глаза.

Оглушительно стучало моё собственное сердце.

Слабый, слабый скрип. Да нет, не может быть — ничто здесь не скрипит. В комнатах можно передвигаться бесшумно. Вот в коридорах — там да, есть там чему скрипеть и потрескивать под ногами. Всё те же традиции строить дома так, чтобы ко входу в комнату нельзя было подобраться незаметно.

Я поняла, что рядом кто-то есть. Здесь, в спальне… или в библиотеке? Совсем близко. Движется, невидимый для глаза, оставляя в пространстве слабую рябь. Подойдёт, чтобы наклониться надо мной и…

Я рывком села, ощущая озноб. Протянула руку, велела свету включиться.

Ничего не произошло. Что случилось?! Выключатель никогда не ломался!

Со страху я едва не закричала. Бросилась в сторону стены, к механическому выключателю. Стукнулась обо что-то лбом — искры из глаз. Всё, дотянулась.

Свет зажёгся не сразу. Сплю, подумала я, глядя, как переливается внутри плафонов разреженное жёлтое пламя.

И нечем обороняться. Как говорил наставник по военному делу, единственное оружие — писк. Ну, тут он меня недооценивает.

Свет зажёгся в полную силу.

Я обошла все свои комнаты. Не поленилась заглянуть в ванную, в каждый из шкафов. Да, жаль, что нет настоящего оружия. Правда, вот этот канделябр вполне подойдёт…

Минут через пять я перестала приседать от каждого шороха и звука из-за стен и вернулась к кровати. Поглядела на книгу и вздохнула. Не сегодня.

В конце концов, переоделась ко сну — спать, так хоть с удобствами. Включила ночник и долго листала взятую наугад книгу, лёжа на боку. Верное средство, меня усыпляет безотказно.

* * *

Тени возникли за окном. Рослые, на две головы выше Майтенаринн. Покачали безликими головами и прошли прямо сквозь окно. Не тревожа сигнализацию, не издавая ни звука. Принося с собой холод и ужас неизвестного.

Майтенаринн вскочила, едва не запутавшись в роскошном ночном одеянии, кинулась к двери. Заперто. Попыталась крикнуть — звук не слетал с замёрзших губ. Пробовала колотить кулаками в дверь, в стены — руки бессильно опускались. Не было сил повернуться. Только ждать. Время растягивалось в ожидании того, как ледяная рука опустится на голову…

…Майтенаринн уселась в постели. Ночник усердно поддерживал крохотное озерцо света прямо перед ней. Книга каким-то чудом переползла к противоположному концу кровати.

Девушка оглянулась. Никого. Точно, ей не по себе — озноб и, скорее всего, температура. Нервы. Да, ещё бы.

Лекарств у неё здесь нет. Как и спиртного. Придётся вызвать Миан (и отчитываться утром перед тётушкой, конечно), потому что само по себе всё это может не пройти. Едва передвигая ноги, Майтенаринн дошла до двери и, помедлив, прикоснулась ладонью к сенсору.

— Да, Светлая? — тут же отозвалась служанка. Она когда-нибудь спит?

— Меня… знобит, — с трудом выговорила девушка. — Тётушку можно не будить, мне нужно… успокоиться.

— Сию минуту, — отозвался голос.

Возвращаться в постель не хотелось. Майтенаринн прислонилась лбом к стене, глядя на равнодушно мерцающий сенсор. Менее чем через минуту с той стороны поскреблись.

Девушка погладила замок ладонью и, не глядя, сделала шаг в сторону кровати. Дверь отворилась и закрылась. А… ну конечно. Майтенаринн сделала жест, означающий, что можно идти и дверь вновь открылась и закрылась. На полочке у двери появился высокий бокал и две тёмных таблетки. Новые, что ли? Никогда таких не видела.

Таблетки оказались неожиданно приятными на вкус. Почти сразу же в голове стало проясняться, а отвратительное ватное состояние мало-помалу заместилось обычной дневной усталостью. Девушка вернула бокал с водой на полку, присела на уголок кровати.

Закрыла глаза. Поразительно, но сонливость тоже проходила. Досчитаю до ста… может быть, снова захочется спать. Досчитала и поняла, что спать не хочется вовсе.

Слабый шорох слева. У самого окна.

Майтенаринн вскочила на ноги. Канделябр поблизости, одно мгновение — и он в руке. Вот и дождались. Грабитель. Или кто? Как сумел пробраться?

Не сводя глаз с сутулящейся фигуры, девушка отступила к двери. Прикосновение к сенсору — и через десять секунд здесь будет охрана. Если бы вторгнувшийся захотел напасть, давно бы уже напал.

Человек бесшумно, словно переломившись, упал на колени. Коснулся пола поочерёдно каждой щекой и замер, простирая руки перед собой, ладонями вверх.

Майтенаринн замерла. Жест означал, что человек просит о последнем слове. О таком, после которого всё равно, что с ним сделают. Последняя милость.

Девушка не сразу осознала, что делает. Отставила канделябр и, сделав шаг вперёд, велела сухим голосом:

— Поднимайся и говори.

— Слушаюсь, — отозвался нежданный гость. Медленно поднялся с колен и замер, прикрывая лицо ладонями, сложенными лодочкой.

Майтенаринн побледнела.

Дядя Хельт.

- -

Следующие несколько реплик были столь же ритуальны.

— Прошу соизволения взглянуть на край одеяния вашего, Светлая.

— Встань и говори со мной, как равный.

— Не смею подняться с колен, повелительница.

— Встань и говори, и ничто не повредит тебе.

Он отнял ладони от лица, всё ещё склоняясь. А я была настолько потрясена происходящим, что никак не могла поверить в то, что вижу, слышу и говорю.

— Дядя Хельт?

— Да, Светлая, — он наконец-то взглянул мне в глаза. Только глаза оставались теми же. Прочее… одежда под стать ночному вору — такую в магазине не купишь, у портного не закажешь: сливается с окружением, маскирует владельца. Не стало запаха дешёвого вина, речь стала ровной, выговор — правильным.

— Я пришёл попрощаться, — он вновь опустил взгляд. — И вернуть то, что должен.

Я уселась на край постели; дядя немедленно опустился на колено. Да что же это!

— Прошу сесть в кресло, — проговорила я настолько ровно, насколько можно.

Он повиновался. Неудобно разговаривать с человеком, от которого тебя отделяет не менее десяти шагов, но я, признаться, стала побаиваться.

Я молчала, глядя в его сторону. И терпение моё было вознаграждено.

- -

— Ты сможешь уплыть, куда захочешь, — произнёс он, не поднимая головы.

— Я помогу тебе, Светлая, — выговорила Майтенаринн одними губами. Дядя кивнул.

— Помнишь шторм пятого Вассео? — голос его оставался бесстрастным.

Майтенаринн встала. О чём он? О каком… И память словно взорвалась — рухнула, как перегруженная плотина. Образы, яркие и живые. Много образов. Девушка сглотнула, стараясь держаться на ногах.

— Я так тогда испугалась, — голос стал не её, звучал теперь, словно бы с той стороны планеты.

— Ты сделала мне подарок, — подтвердил дядя.

— Да, — новый шквал воспоминаний. В голове звенело, но ясность и острота чувств, последовавшие после приёма таблеток, сохранялись.

— Прошу, Светлая, — дядя протянул ладони вперёд, — забери его.

Майтенаринн медленно подняла голову. На ладонях его лежали три камушка. Те, которые можно подобрать на морском берегу. Камушки, которыми забавляется Владычица Морей, придаёт им формы, позволяющие избранным судить о прошлом и будущем.

Медленно подошла на расстояние вытянутой руки. Подняла в замешательстве взгляд. «Забери его». Их же три! Который? Замерла, вглядываясь…

Три почти неотличимых камушка, каждый походил на морского конька.

Крайний слева был с отломанным кончиком хвостика. Девушка моргнула несколько раз. Морской конёк… оберег от смерча, шторма, обитателей пучины. Она протянула ставшую ужасно тяжёлой руку и подняла крайний слева камушек.

- -

— Пароль, — глухо произнёс дядя, не поднимая головы.

— Ч-что? — я взглянула ему в глаза. В правой руке его появился… пистолет. Зрачок ствола смотрел мне в лицо.

Мне стало страшно.

— Пароль, — повторил он. Взгляд его оказался ледяным. Что-то звонко щёлкнуло. Дядя Хельт всего лишь развёл локти в стороны и… Что там у него, под курткой?

Я ощутила, что призрак, тот самый, стоит сейчас за спиной. Из круговерти памяти постепенно проступили горящие кровью буквы.

— Ma es matafann ka, — проговорила я бессмысленно звучащие слова. Нараспев, со странными интонациями. Что это за язык?

— Es foar tan es mare, — отозвался дядя и улыбнулся. Лоб его мгновенно покрылся капельками пота. — Пожалуйста, Май, с этого момента делай только то, что я скажу. Ради жизни нас обоих.

Он разжал пальцы, и пистолет упал на ковёр.

- -

«Май!»

Я готова была броситься ему на шею, как тогда, в автобусе. Зачем он играл этот дикий спектакль?

Но только кивнула. Дядя был испуган. Но боялся не за себя, я читала это в глазах. И… в запахе. О, как меня выучили разбираться в запахах…

— Оставайся на месте, — продолжал он. — У нас мало времени. Что бы ты ни делала, не пытайся отойти от меня. Выполняй всё в точности так, как я говорю.

Я вновь кивнула.

— Спрячь талисман.

Я медленно опустила конька в кармашек ночного платья.

— Сними перчатки. Брось их на кровать.

Вот так дела! Когда я успела надеть их?

Сделала.

— Подойди ко мне на шаг. Мне нельзя шевелиться. Старайся не толкнуть меня, девочка.

Сделала.

— Расстегни куртку. Снизу вверх.

Если бы мне сказали утром, что будет происходить у меня в спальне ночью…

Под курткой обнаружился толстый чёрный пояс. Что-то странное… запах пластика, кожезаменителя. Что-то попискивает, словно полицейская рация.

— Справа на поясе висит телефон. Осторожно сними. Мне нельзя шевелиться.

Я потянулась к поясу.

— Справа, Май, не слева.

Я поджала губы. Вот так всегда, стоит разволноваться…

— Не торопись, прошу тебя. Аккуратно.

Вот это да! Такие телефоны я только в выпусках рекламы видела. Видеосвязь, полная объёмная развёртка, управление голосом и М-датчиками… Мне не дали вспомнить все перечисленные в проспекте возможности.

Как он открывается? А, вот так.

— Набери: Яттан сто пять. Последнее цифрами.

«Абонент ожидает», сообщил телефон повисшими в воздухе перед ним зелёными светящимися буквами.

— Абонент ожидает, — повторила я.

— Не нажимай кнопку вызова. Загляни мне за спину. Не толкни. На поясе должны мигать огоньки.

Да, действительно. Красный, два раза синий, красный и зелёный. Пауза. Всё то же. Пауза. Те же огоньки.

— Запомнила?

— Да.

— Нажми кнопку вызова. Если отзовутся, назови наш с тобой пароль и то, какие огоньки видишь.

Сигнал. Ещё один. Дядя закрыл глаза. Третий сигнал.

На восьмом с той стороны взяли трубку. Ни «слушаю вас», ничего. Просто тишина.

Май, ты сошла с ума!

— Ma es matafann ka, — сообщила я тишине. — Красный, синий, синий, красный, зелёный.

Молчание. Затем, чётко и спокойно.

— Два один восемь два три пять шесть. Повторите.

— Два один восемь два три пять шесть, — отозвалась я глухо.

Связь оборвалась.

— Два один…

— Я слышал, девочка. Набери этот номер дважды, подряд. Цифрами.

Я повиновалась.

— Нажми вызов.

Телефон пискнул. «Абонент недоступен».

— Абонент недоступен, — повторила я, ощущая себя ужасно глупо.

— Спина устала, сил нет, — сообщил дядя шёпотом и… медленно поднялся. Медленно, сжав зубы, откинулся назад. Запустил руки за спину и чем-то щёлкнул. — Ну, всё. У нас есть ещё немного времени, Май. Ты хотела поговорить? Я тоже. Правда, обо всём мы поговорить не успеем.

Руки у меня дрожали. Страшно. И были, обе, холодными и мокрыми от пота.

— Надень перчатки, — попросил дядя тихо.

— Зачем? — поразилась я, протягивая ему телефон. Но дядя Хельт отказался его забирать и движением головы велел бросить аппарат туда же, на кровать.

— Мне нужна ясная голова, девочка. А мы с тобой, как ты могла заметить, разного пола.

Я не выдержала и рассмеялась. Тихо. Дядя прижал палец к губам и медленно опустился прямо на пол.

- -

— Через двадцать три минуты Миан придёт за бокалом, — дядя говорил, как ни в чём не бывало. — К этому моменту я должен исчезнуть. Как только я уйду, сними перчатки и выключи кондиционер. Я включил его, пока ты просыпалась.

— Зачем?!

— Обоняние у неё такое же острое, как у тебя, Май.

Это верно. Будет оно острым, когда осталось пять дней до…

— Два дня, — сообщил дядя. — Не пять, Май. Два.

Я непроизвольно встала на ноги. Откуда… как он… рука потянулась к шее.

— Два дня, — повторил он. — И перестань пить таблетки, которые тебе даёт Миан. Возьми вот эти, — он протянул флакон. Судя по надписи, там — обычный дезодорант. Точнее, препарат для подавления чувствительности к запахам. Но таблетки на вид немного другие.

— Откуда вы… ты…

— Двадцать минут, Май. Только двадцать минут.

Я кивнула. Хотя трудно было поверить в то, что слышу. Осталось ли хоть что-нибудь, чего он обо мне не знает?

— Не спрашивай меня, почему я это делаю, — начал он. — Я не знаю сам. Я не уверен, что успел вовремя.

Странно, но спокойствие вопреки всему вернулось ко мне. Всё было таким нереальным, что перестало казаться нереальным.

— Самое главное — завтра во всём слушайся тётушку Ройсан, если она рядом. Это не шутка. Слушай каждое слово, чуть кивай головой, говори только правду. Чтобы было легче, повторяй про себя «я подчиняюсь». Поняла?

Я кивнула.

— Это самое важное. Не вздумай не соглашаться с ней, не пререкайся, если она не потребует. Это верная смерть. Поняла?

Я кивнула. А сейчас что — сон или действительность?

— Замени свои… те, что… словом, те, что носишь в медальоне. Выбрось их, положи те, что я дал. Принимай их так же.

Губы мои пересохли. Опять!

— Если сможешь, не пей ничего, что даёт тебе Миан или сама тётушка. Если не сможешь, найди время и выпей в течение пяти минут две «мои» таблетки. Поняла?

Да. Поняла.

— Если не сможешь отказаться от принятия пищи дома, выпей одну таблетку в течение получаса. Это большая нагрузка на организм, Май, но ты не должна уснуть. Ты поймёшь, что я имею в виду.

Вопрос в моих глазах был красноречивым.

— Ты спала в течение последних пяти лет, девочка. Обрати внимание на то, что тебе будут говорить. Прислушивайся к тому, как тебе приказывают.

Он медленно поднялся на ноги. Вернул пистолет в кобуру под мышкой.

— Телефон и флакон с таблетками держи при себе. Номер телефона знаю только я. Если позвонит кто-то ещё — значит, я мёртв.

Он застегнул куртку.

— Всё, Май. Прости меня… за всё. Поверь, я спешил, как мог.

Он осторожно обнял меня, стараясь не прикасаться к голове. Ну конечно… шапочки на мне нет.

— Ты действительно моя племянница, Май, — он отпустил меня. — Всё остальное неважно.

Я скосила глаза на часы. Двенадцать минут.

— Я помню. Ты хотела спросить меня. Оставь мне хотя бы пять минут.

Я думала. Ну, о чём можно расспросить за семь неполных минут?

— Кто вы на самом деле, дядя? — неожиданно выпалила я.

— Разве я не говорил? Смотритель маяка.

— Я серьёзно.

— Я тоже. Я сообщу тебе, где маяк. Я оставил там важные бумаги. Прочти их, обязательно.

А время идёт, Май. А в голове пусто-пусто.

— Что в поясе?

— МТ-12, полтора килограмма.

Я чуть не села на пол. К моменту приезда полиции на месте дома был бы кратер. Метров тридцать глубиной. Может, глубже.

— З-зачем?

— Если бы я не смог тебя разбудить… если бы твою память стёрли до конца… лучше смерть, Май. Ты действительно делаешь то, что… ты делаешь. Я был в парке. Видел, как ты кормила птиц. Это всё на самом деле.

— На самом деле? — повторила я беспомощно.

Он указал на часы.

— Что мне делать, дядя? — спросила я жалобно.

— Не знаю, Май, — он вздохнул. — Ты уже большая. Живи. Пожалуйста, живи. Ради меня, ради себя.

Я молчала.

— Будет трудно, Май. Поверив мне, ты потеряешь всё. Всё. Если боишься… выбрось мои таблетки и телефон, пусть всё идёт, как прежде.

— Ну уж нет, — возразила я решительно. — Я и так собиралась сбежать.

Он улыбнулся.

— Ну и хорошо.

Видно, лицо у меня сильно изменилось. Но оставалось всего пять минут.

— До свиданья, дядя, — я протянула ему руку, а он… стал на колено. Ну, ладно. — Да будет путь твой успешным.

— Ради тебя, Светлая.

Я опустилась на кровать, закрыв лицо ладонями. Что-то скрипнуло, волна холодного воздуха пронеслась по комнате. Тихо. Я отняла ладони от лица.

Одна.

У меня едва хватило времени, чтобы стянуть и спрятать перчатки, выключить кондиционер и юркнуть в постель.

Вскоре с той стороны поскреблись. Я сплю. Я сплю. Я повторяла про себя эти слова, и мне стало казаться, что я действительно засыпаю. Дверь отворилась. Миан. Она бесшумно подошла… встала у кровати на колено… Я знала, что именно так всё и происходит. От неё пахло страхом… опасением.

Я сплю.

Пальцы в перчатке прикоснулись к моей щеке. Я чуть не улыбнулась. Успокойся, Миан, твоя Утренняя Звезда уже не больна.

Миан выключила ночник и удалилась. Замок тихо прозвенел колокольчиком — заперся.

Я сплю…

3. Песни моря

Я проснулась за полчаса до времени, когда привыкла вставать. Впервые за много ночей я ощущала, что мне хорошо.

От нечего делать ворочалась, пока в бок не уткнулось что-то твёрдое. Я не сразу извлекла предмет, запутавшийся внутри кармашка. А когда извлекла, едва не подпрыгнула.

Талисман. Морской конёк.

Дядя!

Запустила руку под подушку, с ужасом ожидая, что там пусто. Нет, телефон и флакон на месте. Куда бы их деть? Я ходила по комнате туда и сюда, пытаясь придумать, куда бы их сунуть, пока вдруг не вспомнила. Держать при себе! Только при себе!

Что с моей памятью?

Начала вспоминать события ночи. Не сразу, но вспомнила всё. Не нравится мне это, не должна я так быстро забывать. А это ещё что?

У входной двери, на полочке, стоял бокал. И лежала таблетка. Желтоватая. Я открыла свой медальон, высыпала всё, что там есть — шесть таблеток — на ладонь.

Такие же. Странно, мне казалось, что они ослепительно-белые.

Никаких таблеток я не просила. Или просила? Я подошла вперёд, рука сама собой потянулась к бокалу. Медальон выпал из руки, таблетки раскатились в разные стороны.

Остановись, Май. Не подчиняйся.

Помогло. Остановилась, ясность мышления вернулась. Пока стояла и смотрела, стало казаться, что накатывает дремота. Я открыла трясущимися руками флакон, что оставил мне дядя, вытряхнула таблетку из него. Такая же, как и те, что ночью принесла Миан. Когда он успел их подменить?

Подействовало минуты через три. Ну уж нет, эти я пить не стану. Собрала с пола оставшиеся таблетки и прогулялась в ванную — избавиться от них. Заодно и умоюсь.

Я ничего не слышала, но к моему возвращению бокала на полочке не было. Судя по тому, как привычно я к нему потянулась, по утрам я делаю именно это. Как мило, тётушка. Что это? Наркотик?

В дверь поскреблись. Миан. Её госпоже пора вставать и спускаться к завтраку.

— Уже иду! — отозвалась я. Тоже как-то чересчур привычно.

Так. В медальон поместилось восемь «новых» таблеток, телефон очень удобно устроился на поясе. Настолько плоский, что почти не ощущается. Под верхним платьем его не заметно. Специально посмотрела на себя в зеркало — действительно, не заметно.

Таблетка действовала, настроение стало совсем радужным. Удержалась, чтобы не сбежать по лестнице — что, конечно, вовсе не подобает девице благородного происхождения.

Неизвестно когда выработавшийся автоматизм вновь помог мне. У поворота направо, в столовую, я отчего-то замедлила шаг, повернулась налево…

Прямо под лестницей — приоткрытая дверь. Туда?

— Заходи, заходи, — приветствовала меня тётушка Ройсан. Под лестницей оказалась крохотная комнатка, где едва удалось поставить два кресла. — Садись.

Я едва не вздрогнула, потому что одновременно с этим услышала ещё одно слово. Голос, произнесший его, раздался у меня прямо в голове.

«Запоминай».

Губы тётушки при этом едва заметно шевельнулись.

- -

Я подчиняюсь, вспомнила я. В страхе ожидая, что дремота охватит меня… и всё, вместо меня проснётся совсем другая Майтенаринн. Какое мерзкое ощущение, эта дремота!

— Да, тётушка, — услышала я свой голос. Совершенно не мой голос, деревянный.

Видимо, всё шло, как и ожидалось, потому что тётушка улыбнулась (точь-в-точь злая ведьма-людоедка из сказок) и продолжила.

— Сегодня к полудню ты направишься на Северный рынок. По пути зайдёшь…

Голос её был неторопливым и ровным, сказанное запоминалось легко и сразу. И время от времени в голове звучал этот, «новый», голос. Я согласно кивала и подтверждала, что всё поняла. Минут через десять эта пытка кончилась. Да, вот так всё и происходит. Вопрос, как часто?

Не помню, когда именно, но по пути к столу голос велел мне «проснуться». Выглядеть язвительной и оживлённой труда не составило. Тем более что именно такой мне голос казаться и велел. На всякий случай я вновь вспомнила то, что случилось ночью… всё помню, всё! И на этом спасибо.

— Постарайся сегодня на вечере не увлекаться, — напомнила тётушка. — Помни, тебе противопоказано пить.

А также курить, вспомнила я, смотреть видео и «подставлять ушки». Если я спьяну нажуюсь табачных палочек и «расстегнусь» — тётушку, вероятно, хватит удар.

Должно быть, на лице моём что-то отразилось, потому что тётушка неожиданно смягчилась.

— Ну, хорошо, хорошо. Но только вино. Не более одного бокала за вечер.

Никогда не пила вина. Честно. Или не помню. При мысли о том, что я могу не помнить очень многого, мне стало не по себе. Только не подавать виду…

— Спасибо, тётушка, — ответила я вполне искренне. По-своему, она, конечно, обо мне заботится. Вот только что это за таблетки?

Надо узнать.

* * *

Многие, наверное, подносили к уху витые морские раковины, слушали «шум моря». Сегодня я себя ощущала, наоборот, забравшейся в подобную раковину. Звуки и запахи окружающего мира отдавались эхом. Хорошо, что перед самой дверью, ведущей из дома, я успела проглотить ещё одну «новую» таблетку. Потому что дремота вновь начала обволакивать меня.

Какой кошмар, неужели я так и жила?

Видимо, да. Как много красок вокруг, новых ощущений! Тётушка, за что меня так, в чём я провинилась?

Люди старались попасться мне на глаза. Не избегали меня, как вчера. Видимо, что-то изменилось в моём облике. Мантии на мне уже нет, только шапочка магистра, выходное платье и всё те же сапожки из змеиной кожи.

Сценарий, которому я должна была следовать, был нарушен почти сразу же. Правда, непреднамеренно. Тётушка велела мне зайти в аптеку, купить разных мелочей. Вот-де, аристократы не чужды того же, что и все прочие. Мне было отчего-то очень весело. Я улыбнулась аптекарю так, что тот чуть не упал в обморок. Что это с ним?

Мать с дочерью я увидела, выходя из аптеки. Бросила краткий взгляд на почтительно склонившую голову женщину… и ощутила… наверное, запах. Не знаю, как это назвать — ощущение беды.

Я подошла поближе. Девочка смотрела куда-то сквозь меня. Улыбка застыла на её лице. Что-то с ней очень неправильное. Я прикоснулась пальцем в перчатке к лицу малышки. Мать не осмеливалась поднять взгляд.

Девочка слепа!

По пальцам, ощутимая сквозь тонкую ткань перчатки, пробежала дрожь. Мне стало тошно. Что-то чёрное заполняло силуэт трёхлетней девочки, что-то колыхалось внутри её головы… невидимое обычному взгляду, но несомненное. Я отпрянула — мне показалось, что чернота потянулась за моими пальцами, свиваясь в вязкие нити.

Я отступила на шаг, брезгливо стряхнула черноту под ноги. Тут же ощущение прошло. Никакой черноты. Никаких нитей. Всё, как и прежде.

Только мать девочки побледнела; она смотрела — не на меня, в лицо дочери. Глаза той повернулись, сощурились… встретились с глазами матери…

Стало неестественно тихо. Я осмотрелась боковым зрением, стараясь не привлекать внимания. Вокруг нас троих собралось не менее десятка человек.

— Она… — всхлипнула женщина и упала бы навзничь, ноги её подкосились. Но её подхватили, удержали. Люди смотрели в мою сторону, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Губы у меня дрожали… Нет, это не я, не я! Я… я не умею!

Повернувшись, я сделала — больше, чтобы успокоиться — знак Всевидящего Ока — и направилась туда, где был заготовлен спектакль с исцелением.

Я вся дрожала. Справиться с дрожью удалось не скоро.

* * *

Журналистов я заметила почти сразу. Те старались не попадаться на глаза, но им это плохо удавалось. Я не сразу осознала, что ощущаю теперь чужое внимание. И если по пути от аптеки вокруг меня словно бы колыхалось тёплое облачко, то при входе на рынок (очень, очень странное место для Утренней Звезды) меня стало «укалывать». Источники «уколов» легко обнаруживались. Интересно, их созвала тётушка, или слухи о случившемся у аптеки уже распространились по городу? Кто-то говорил, помнится, что скорость распространения света существенно меньше скорости распространения слухов.

Ладно, пусть себе смотрят.

Я по-прежнему «сидела в раковине». Каждый звук отдавался эхом.

«Больной» сидел, среди прочих калек, настоящих и мнимых, у входа на мясные ряды. Меня уже начинало поташнивать от густой смеси запахов, человеческих и животных, приятных и омерзительных. Держись, Май…

Вот он. Лжебольной. Такой «перелом», как у тебя, опытный врач устроит и «исцелит» минут за пять. Внесём-ка исправления в план. Спектакля не будет, тётушка! Не позволю выставлять себя на посмешище!

«Калека» что-то пролепетал и упал лицом вниз — почти касаясь уличной грязи, умоляюще простирая руки.

Я присела перед ним, ощущая, как «уколы» становятся всё неприятнее. Дядя, дядя, надо было предупредить…

— Ты хотел обмануть меня? — спросила я громко и нахмурилась. — Ямы с собаками ещё никто не отменял.

Полная тишина вокруг. Невероятная. Уколы превратились в жжение. От смрада и звона в ушах всё вокруг плыло и двоилось перед глазами.

— Вон из города, — велела я тихо, но люди отшатнулись. «Калека» поднялся, насмерть перепуганный. Он уже не притворялся. Ужас лишил его дара речи — он падал, пытаясь подняться, размахивал ненужными костылями. Поскуливая, бросился наутёк. Люди расступались перед ним, словно то бежал зачумлённый.

Ещё несколько «калек» тут же «исцелились», вскочили на ноги и опустили взгляд; бледность проступала на их лицах — там, где грязи было не слишком много. Я качнула головой и стражи порядка, неведомо откуда взявшиеся, погнали всю эту отвратительную компанию в шею.

Трое осталось сидеть в грязи. Подлинные больные.

Я присела перед одним. Очень не хотелось прикасаться к нему… но выхода нет. Никто не мечтал бы оказаться на его месте. Немного оставалось от его лёгких. Я не знала, что именно — ощущала распад, как ощутила не так давно слепоту. Ну, Владычица Жизни, помогай.

Нищий, вероятно, вскрикнул бы. Но и у него, и у меня огненным обручем сдавило горло. Я не знала, как надо по-настоящему лечить, хотела лишь одного — вытолкнуть, выплеснуть черноту, что доедала жизнь этого человека. Выплеснуть так, чтобы никого не задеть.

Со стороны показалось, что меня толкнули в спину. Я чудом не упала в грязь; но удержалась сама и удержала своего неожиданного «пациента».

Он судорожно вдохнул. Ещё раз. Взглянул мне в лицо с восхищением… упал ниц.

Но мне было всё равно.

Очень сильно болело горло. Огнём горела ладонь — правая, которую я прижимала к его груди. Боль постепенно отпускала.

Прошла целая вечность. И на этот раз тишина взорвалась криками. Если бы эти люди осмелились, они пронесли бы меня на руках. Но — только славили моё имя, избегая смотреть в лицо.

Правда, «уколы» ещё ощущались. Вот вам сенсация, подумала я. Подавитесь ей! Усталость обволокла меня, и я не вполне осознавала, как брела дальше. Удивительно — обе перчатки остались безукоризненно чистыми.

Однако самое неприятное было ещё впереди.

* * *

— …пытаясь воскресить миф о том, что Утренняя Звезда в состоянии даровать исцеление кому и когда угодно.

Ой, как много мигалок! Это ещё что такое? Голос, несомненно, принадлежал корреспонденту. Я слышала чью-то ещё скороговорку — тоже, конечно, из рыцарей камеры и микрофона. Язык был не тегарским.

Толпа расступилась. Причём, простых людей здесь почти не было. А были непривычно нарядно одетые коренастые мужчины с короткими усиками, темнолицые, с длинными волосами, заплетёнными в косичку. И вскоре я увидела причину всего этого.

Интересно, что занесло сюда Чрезвычайного Посла Федерации Никкамо? Нашего, кстати, недавнего врага, немало уничтожившего тегарцев во времена Гражданской войны. А, понятно. Потешиться над суевериями южных горцев, высмеять их нелепые попытки воскресить миф… и так далее.

Мне стало вначале стыдно, потом — обидно. Несколькими секундами позже я была разозлена до точки кипения… но продолжала улыбаться.

Словно во сне, не сводя взгляда с Её Превосходительства, я двигалась к ней. Посол вежливо улыбалась. Впрочем, вежливость, как подсказывало чутьё, была смешана с презрением и брезгливостью.

Я остановилась в трёх шагах — заметив, как напряглись телохранители. Дюжина мускулистых головорезов — их не очень-то изменили изысканные костюмы.

А вы красивы, Ваше Превосходительство. Стройны, высоки, только слегка портят вас широкие скулы и глубоко посаженные глаза. Зато какая золотая диадема на тронутых сединой коротких волосах. Какая кожа, глубокого шоколадного оттенка.

Да, вы красивы. Рядом с вами я меркну. Хоть я и благородного происхождения.

Посол чуть наклонила голову и приятным голосом что-то сказала. Я уловила только имена.

— Тахе Майтенаринн Левватен эс Тонгвер, Её Превосходительство тахе-те Кайстан эс ан Никкамо-Таэр рада приветствовать вас при столь необычных обстоятельствах, — учтиво послышалось справа от меня. Я кивнула, сохраняя молчание, вглядываясь в Её Превосходительство.

Напряжение вокруг нарастало. Наверное, сочли меня онемевшей или сумасшедшей. У нас в Университете тоже считают таких вот исцелителей людьми не вполне здоровыми. И я считала. Не очень давно.

Я чуть наклонила голову… и снова увидела. Ай-яй-яй, Ваше Превосходительство… Не бережёте себя, подставляя Ваши Изысканные Ушки слишком многим… балуетесь наркотиками, да и с суставами у вас неладно.

— Не бойтесь, — произнесла я спокойно и шагнула вперёд, снимая левую перчатку. Охрана сделала шаг в мою сторону, но Её Превосходительство жестом остановила их. Улыбалась она уже откровенно издевательски. Я различила амулет на её шее. И эти люди считают нас варварами.

Я не стала прикасаться к ней. Но чего мне это стоило! Черноты и мерзости в Её Превосходительстве было столько, что предыдущий нищий показался бы идеалом здоровья. Я боялась, что меня стошнит прямо на её роскошный мундир, но сумела удержаться. Улыбка на моём лице, как потом было видно на видеозаписи, под конец стала откровенно злобной. Ещё бы. Знали бы все вокруг, как мне было погано…

Я сняла вторую перчатку (многие инстинктивно закрыли лица ладонями), и, вслед за первой, бросила под ноги Её Превосходительства. Та тяжело дышала, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

Только сейчас я заметила дула пистолетов, направленные в мою сторону. Плевать. Ничего я не боюсь… здесь и сейчас.

— Тысячелетия жизни Вам и Вашему достойному Правителю, — пожелала я, исполняя очередной знак Всевидящего Ока. Лишь я одна заметила, как испугалась госпожа посол, как дрожали её губы. Никто более этого не заметил. Молодцы журналисты, умеют предотвратить скандал.

Слегка поклонившись, я продолжила путь. Не удостаивая собравшихся ни единым взглядом. Всё, мне нужно где-нибудь отдохнуть. На узкой улочке, на почтительном расстоянии от посольских машин, ожидал кого-то изящный и красивый серый «буйвол» о двухстах лошадиных силах. Я непроизвольно шагнула в его сторону.

— Не согласится ли Светлая воспользоваться моим скромным экипажем? — осведомился (не без иронии в голосе) стоящий у машины человек. Одетый в старенький серый костюм. С интересом наблюдавший за происшествием с Её Превосходительством. Вид у меня был измученный; удерживать улыбку было почти непереносимой пыткой. Болело всё, что может болеть.

— Согласится, — соблаговолила я. Когда дверь за мной захлопнулась, и водитель уселся впереди, я тихо попросила. — Отвезите меня в какой-нибудь парк, подальше отсюда. А потом в Университет. В больничный городок.

Водитель кивнул, но не успел тронуться с места. В окно тихо постучали. Я увидела, что к «буйволу» успела подобраться почти вся свита Её Превосходительства.

Дверцу машины открыли. Помогли мне выйти.

— Тахе-тари Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон, Её Превосходительство тахе-те Кайстан эс ан Никкамо-Таэр просит Вас принять в дар вот это, — прошелестел переводчик. Кто-то из её свиты, согнав с лица своего спесь, с поклоном вручил мне шкатулку красного дерева. Я едва не выронила её, такая оказалась тяжёлая. Отдельно — золотую коробочку — вероятно, ключ. Поблагодарила, поклонившись куда учтивее, чем прежде.

Посол поклонилась мне в ответ. Когда я подняла взгляд, вся их процессия удалялась.

* * *

В парке было прохладно.

— Здорово сыграно, — признал мой новый знакомый, помогая (под локоть; запасных перчаток у меня не было) выбраться наружу. Шкатулку я оставила на сиденье. Честно говоря, мне было всё равно, что там, внутри.

Какая у него светлая кожа! Нездешний? Подвижный, худощавый, но — совершенно седой.

— Сыграно? — под глазами у меня появились тёмные круги. Я тайком от водителя проглотила ещё одну таблетку, и это оказалось очень кстати. Только не увлекаться, Май. У тебя ещё выступление в Университете. — Хотите, я вылечу вам зуб? Или… — я опустила взгляд и с удовольствием заметила, как краснота тронула шею человека. Интересно, кто он? На вид — не тегарец. Говорит с лёгким акцентом.

— Какой именно зуб? — хрипло уточнил он, стараясь выглядеть ироничным.

— Да хоть все три.

Он замолчал. Я прислонилась лбом к стволу старой ели. Как хорошо… и мерзко быть исцелительницей. Как мне это удалось? Почему я не удивляюсь этому?

Я тут же удивилась. И испугалась. И сразу же «выскочила из раковины». Исчезло эхо, исчезла «вата в ушах».

— Не хочу.

Лжёт.

— Врёте, — немедленно отозвалась я. Он опешил. От моей манеры говорить, конечно. А я хочу говорить именно таким языком.

— Вы меня пугаете, Светлая, — признался он. Мы встретились взглядами и улыбнулись. Я вздохнула.

— Я знаю, — подняла голову вверх. Незнакомец отвёл взгляд. — Сегодня я сама себя боюсь.

Я долго стояла, запрокинув голову. Наконец, стало вполне приемлемо. Главное, исчез комок из горла.

— Поехали, — предложила я.

— Вам не интересно, кто я? — поинтересовался незнакомец, когда мы, после пятнадцати минут непрерывных поворотов, добрались до здания с вымпелом Красного Месяца. — Или уже знаете?

— Нет, не знаю, — ответила я честно. — Но вы мне очень помогли. Крайне признательна.

Он помог мне выйти и смотрел вслед, пока за спиной моей не затворилась массивная дубовая дверь приёмного покоя.

4. Диагностика

Меня осматривал лично Саванти Маэр-Тиро эс Гатто, редкий для наших мест уроженец южного континента, Тераны. Одно из прозвищ — Хлыст. Два года назад окончил Университет и остался здесь. Успел дорасти до заместителя главного врача. Всего на четыре года старше меня…

Хлыст являл собой неизменно комичное зрелище. Вечно надменным выражением лица. Привычкой стричься почти наголо. Постоянно изящной походкой и оскорбительно вежливым тоном. Увидев меня, он широко открыл глаза. Очки-невидимки, главная гордость Хлыста, восприняли это движение своеобразно: взмахнули «стёклами» вверх-вниз и растворились в воздухе. Я поджала губы, чтобы не рассмеяться.

— Май? Неплохо начинаешь первый день, неплохо… Ну, не обижайся, если что. Эй, верные слуги, на стол её, в «пасть».

Диагност — вероятно, самая сложная машина на территории графства — действительно походил на пасть. Весёлые ребята, эти медики.

Верные слуги — три девицы в белых с зелёной каймой халатах практикантов — выполнили приказание, сохраняя каменную серьёзность на лицах. Сам Хлыст улыбается, только когда хочет изречь какую-нибудь редкостную гадость.

— Решила идти в ногу со временем? — осведомился он, помогая мне снять верхнее платье. Телефон! Вот же напасть. Флакон и шкатулку я успела оставить в сейфе, в приёмном покое, а вот телефон…

— Хотела назначить тебе свидание, — язык мой действовал независимо от разума. — Теперь придётся назначить кому-нибудь ещё, раз сюрприза не выйдет.

— А я чем плох? — Хлыст убедился, что девицы покинули комнату, собрались у пульта управления диагностом. — Запиши, если не передумаешь — Яттан сто три. Так… дай-ка пока его сюда. Штука нежная, сгореть может.

Мне стало зябко. И почему во всех медицинских учреждениях такой холод?

— Закрой глаза, Королева, — если вспомнил прозвище, значит, шутки в сторону. — Не шевелись. Интересно, интересно… Поехали, — махнул он рукой. — Во втором режиме, два… э-э-э… ладно, три прохода.

Что-то лязгнуло и «пасть» закрылась.

Вспыхнул белый свет — яркий, было неприятно даже сквозь сомкнутые веки. Тут же я ощутила вибрацию. Похожую на ту, что сопровождала сегодняшние исцеления. Я непроизвольно дёрнулась (Хлыст что-то проворчал) и, видимо, застонала… очень уж было неприятно.

И ещё раз. Тон гудения диагноста сменился. И вновь меня режет невидимая звенящая нить. Ой, как противно. В этот раз я сумела не пошевелиться, не издать ни звука. Третий проход. Гул сменился едва слышным писком. Заломило в ушах, иголочки вонзались где-то возле висков. Затылок немилосердно пекло. О, Хлыст, любишь ты подобные «удовольствия»…

Пасть распахнулась. Новая волна прохладного воздуха, от которого застучали зубы и мурашки пошли по коже.

— Давайте, расшифровывайте, — махнул Хлыст рукой. — Пусть потрудятся. — Это он уже мне. — Скучно им. Ничего, сегодня вечером у них дежурство — мало не покажется.

Я едва не уронила телефон в попытках пристегнуть его. Потом всё же уронила — хорошо, пол мягкий — и чуть не наступила сверху.

— Как тебя ведёт… — нахмурился Хлыст. — Слушай, подруга, ты знаешь, что тебе чуть больше дня осталось?

Люблю врачей за непосредственность.

— З-з-знаю, — кивнула я.

— Лежать бы тебе дома, пить минералку и читать книги. А не развлекаться. Ну-ка, давай помогу.

Помощь оказалась кстати — тело повиновалось мне с трудом. Хлыст небрежно взмахнул рукой, и в комнате стало ощутимо прохладнее. Кондиционер.

— Из-з-з-здеваешься? — возмутилась я.

— Сейчас мои девицы сюда войдут, — Хлыст поднял указательный палец, — и башенки-то у них посносит. Почему без перчаток? У меня хронический ринит, но даже я чувствую.

Ого!

— А ты, значит, стойкий?

— Ты даже не представляешь, насколько, — наконец-то он улыбнулся. — Ладно. Идём, развлеку тебя, пока там дешифруют. Пока на вот, одень.

— Надень, — поправила я, натягивая тесные перчатки.

— Королева, что с тобой? Прописать тебе клизму, для уравновешенности? Одевай, одевай, пошли в буфет. Коктейля выпьем.

— Слушай, Хл… — он довольно ухмыльнулся. — Саванти, у меня дела. Честно.

— Какое совпадение! Идём, идём. За счёт заведения.

Что-то в его интонации побудило меня не пререкаться.

- -

В буфете было людно, но, стоило нам с Хлыстом появиться — и люди начали расходиться. Осталось всего трое — мрачно выглядящий буфетчик (сколько помню, всегда у него кислое выражение лица), да двое студентов. По-моему, с исторического. Передавали друг другу стопку листов, вчитываясь в неё, время от времени поднимали глаза к потолку. К речи готовятся?

— Я сейчас, — Хлыст оставил очки на столе. Забавная игрушка: подносишь к ним руку — проявляются, убираешь — становятся едва заметными. Хлыст что-то втолковывал буфетчику, тот внимал без особого энтузиазма. Наконец, Саванти вернулся, улыбаясь краешком губ, уселся напротив и кашлянул. Студенты покосились на него, вернулись к своему занятию.

— Как себя чувствуешь? — неожиданно спросил Саванти. Спросил и опустил глаза, проводя над очками кончиками пальцев.

— Есть хочу, — отозвалась я немедленно. Перчатки малы размера на два. Быстрее бы добраться до своей комнаты.

— И всё?

— Перчатки жмут, — добавила я, пытаясь понять, успею натереть мозоли или нет.

— И всё?

— Нет.

Буфетчик возник из двери служебного лифта и поставил перед нами поднос. Причудливой формы кувшин, пару стаканов, тарелку с горой бутербродов и сифон с водой. Я потянулась к сифону, но Хлыст покачал головой. Указал взглядом на кувшин.

Там оказалось что-то взбитое, воздушное, сладкое до приторности. Я отпила глоток и закашлялась. Хлыст даже не пошевелился.

— Что… за гадость? — поинтересовалась я. Теперь мне не просто хотелось есть. Теперь мне хотелось проглотить всё съедобное, что увижу вокруг, не жуя.

— Специально для тебя смешали, — пояснил Хлыст. — Надо выпить всё.

Я взяла себя в руки и не запустила в него стаканом.

— Врач плохого не посоветует, — добавил Хлыст. Налил себе воды из сифона и отхлебнул, манерно отставив мизинец в сторону.

Я допила стакан, почти не поморщившись. Налила ещё. Да там стаканов пять будет!

Саванти смотрел на меня, уже не улыбаясь.

Я медленно допила второй стакан, налила третий.

Странно, но голод отступил. Ну не совсем, но желудок уже не жгло, в животе не крутило. Хм. Я отпила ещё глоток и подумала, что, по существу, коктейль не такой уж и мерзкий. Ладно. Посмотрим, кто кого переупрямит.

Четвёртый стакан прошёл совсем легко. Так… Надеюсь, я успею добежать до… Столько жидкости подряд — не шутка.

Оставалось две трети стакана. Я дождалась, пока из кувшина не перестанет капать. Напиток оказался совершенно безвкусным. Плохо перемешали?

— Что теперь?

— Теперь, — Саванти налил себе газированной воды, — я буду есть. А ты — как хочешь.

Я протянула руку к бутерброду… Странно. Есть не хотелось совершенно. Ни капельки! В смысле — ни кусочка! Осторожно пошевелилась. Ничего неболит. Мне уже не было холодно.

— Как интересно, — подумала я вслух, — мне уже хорошо.

Саванти поднял взгляд, улыбка осветила его лицо. Я взглянула влево и увидела, к великому изумлению, что буфетчик тоже улыбается. Впервые на моей памяти! И не сутулится, не хватается то и дело за поясницу.

— Май, — сообщил Саванти, поставив локти на стол и уперев подбородок в ладони. — Я тебя люблю.

Я почему-то не удивилась. Словно слышала такие признания каждые пять минут. Посмотрела на него и улыбнулась.

— Ты вздорная, заносчивая, у тебя тяжёлая рука, с тобой совершенно не о чем поговорить, — продолжил Хлыст. Студенты смотрели на нас ошалело. Саванти никого и ничего не замечал. Глядел на меня и улыбался. — Пять минут спустя я буду казаться другим, но ты мне не верь.

— Хорошо, — я сняла правую перчатку, прижала ладонь к его щеке. Саванти вздрогнул, посмотрел на меня жалобно. — Мне давно не было так хорошо, Саванти.

— Вы вся светитесь, — похвалил меня буфетчик. — Вы никогда так чудесно не выглядели. Подождите минутку, — он забрал кувшин и мой стакан, удалился.

Саванти вздохнул, прижал легонько мою ладонь к своей щеке, медленно отстранился.

— Я могу спросить, что с тобой случилось? — он постучал кончиками пальцев по столу.

Я вздохнула в ответ и натянула перчатку. Помедлила, стянула её вновь, стянула вторую. Протянула обе Хлысту.

— Спасибо, Саванти.

— Это означает «нет»?

— Можешь, — возразила я. — Сегодня утром я проснулась.

Он чуть повернул голову. Ещё раз, в другую сторону. Какие у него роскошные, белые брови… И волосы, цвета воронова крыла… И нос, как у орла. В тот момент Хлыст выглядел величественно. Честно!

— Да, похоже на то, — согласился он. — Тебя не узнать, Королева. Я бы сказал, что тебя подменили. И что теперь?

Самой интересно.

— Самой интересно, — повторила я вслух. Тут вновь возник буфетчик, поставил передо мной и Саванти по маленькой рюмке. Я осторожно поднесла её к губам.

Как вкусно!

— Ваше здоровье, Светлая! — буфетчик поставил по рюмке перед каждым из студентов (те так и сидели, забыв закрыть рты). — Живите вечно!

Мы пили медленно, наслаждаясь.

— Светлая, — Саванти помрачнел, поднялся на ноги. — Уже должны расшифровать. Пошли, Королева, у тебя ведь дела.

Вот ведь свинья!

— Спасибо, — я легонько обняла буфетчика — тот вздрогнул — и прикоснулась пальцами к щеке каждого из студентов. Те выглядели так, словно при них произошло великое чудо. Всё, подумала я отчего-то. Можно идти.

Саванти мрачнел с каждым шагом; когда мы вернулись в пультовую, ассистентка (одна, где остальные?) смотрела на него с испугом.

— Желудок, — объявил Хлыст. Дал знак девице, та кивнула, что-то сказала в селектор — Ничего страшного, сейчас пройдёт. Ты к себе? — повернулся он ко мне. — Давай провожу.

Вернулся из приёмного покоя со шкатулкой, коробочкой и флаконом, отдал мне всё это. Судя по выражению лица, мыслями Хлыст был далеко отсюда.

— Заприте здесь всё, — обратился он к недоумевающим «верным слугам». — Да, я отменяю ваше дежурство сегодня ночью. Потом отработаете.

Умеет наш Хлыст сказать пакость так, что от души радуешься. Девицы взвизгнули, запрыгали и заулыбались. Будто не знают, что такое «потом отработаете». И убежали прочь, помахав мне руками на прощание.

- -

Мы двигались молча. В Университете было пустынно; вошли по переходу в учебный корпус (охранник вытянулся в струнку, когда мы проходили мимо). Стало немного печально. Мне, во всяком случае. Ни души вокруг, эхо от щелчков каблуков об пол, а за окнами — парк. Прекрасное место. Но всё хорошее кончается.

— Хотел тебе всё это истолковать, — Хлыст помахал в воздухе стопкой «расшифровки», — но сейчас уже не уверен, что нужно. Вкратце. Когда ты пришла, то была на грани полного нервного и физического истощения. Сердце никакое, иммунная система рушится, эндокринная — скоро рухнет. Знал бы, не повёл тебя в буфет. Девицы мои сидели в реанимационной, ждали звонка.

Вот как, подумала я. Бедный Хлыст. Странно, я себя настолько развалиной не ощущала!

Остаток пути мы прошли молча. Пока я ходила на вахту за ключами от апартаментов, Саванти ожидал меня со шкатулкой и прочим у лифта.

— Я подобрал тебе кое-чего, — он вынул из кармана и протянул мне небольшой пакетик. Внутри что-то шуршало. — Так, мелочь, витамины, всё в таком духе. Возьмёшь?

— Спасибо, Саванти. Не надо.

Он усмехнулся и спрятал пакетик.

— Я всё ждал, когда же ты заедешь мне в ухо, — признался он, протягивая шкатулку. — Ты помнишь? Я тебя уже назвал однажды подругой. По пьяному делу. Думал, ты мне все зубы выбьешь.

— Нет, Саванти, — я была ошарашена. Не могло такого быть! — Не помню.

Он помахал рукой и отбыл. Очень часто наклонял голову и поправлял невидимые очки.

А я с удивлением обнаружила, что не помню, каким ключом отпирается внешний замок. Все они были примерно одного размера. Пришлось перебирать.

Внутрь я вошла в совершенном смятении. Что же мне делать? Какой же я была всё это время?

Что у вас на уме, тётушка?

5. Тайник

В апартаментах всё было не так. Нет, судя по запаху, никто, кроме меня здесь не жил ни единого часа — обоняние не провести. Но обстановка, вещи… И пыль! Что такое? Разве расставила бы я мебель таким образом?

Слева от входа слабо мерцает терминал связи. Я вспомнила, сколько стоит его установка, и поёжилась. Точно такой же терминал — за углом, выйти отсюда и прогуляться шагов двадцать. Перед зачётом там не протолкнуться от желающих сделать запрос в библиотеку. Я, значит, работала в полном комфорте. Как приятно быть богатой.

Прижала ладонь к сенсору. Прошло секунды три (я уж подумала, что машина сломана) и экран подсветился. Сообщений нет. Единственное украшение экрана, помимо кнопки «меню» — сиротливая записочка. Похоже, сама себе оставила. «Сегодня в 14:20, комн. 105». Ага. Ну да, конечно. В сто пятой — как раз перед выходом на балкон над площадью Собраний. Все, кому положено выступать, собираются в сто пятой. Ещё два часа с небольшим. Не знаю, о чём я там буду говорить — что-нибудь придумаю. Хотя, наверное, положат листик со шпаргалкой, как на церемонии выпуска.

Я закрыла внешнюю связь (подумав, оставила разрешение на «Яттан 103», то есть, Саванти), включила опережающее слежение. Штука удобная, но с непривычки может напугать — при вызове пульт проецирует перед глазами текст сообщения. На ночь включать не советуют.

Всё. Заперла дверь и пошла переодеваться. На пороге спальни замерла.

Великое Небо, неужели я могла так небрежно разбрасывать вещи? Ну, хоть, простите, использованное бельё нигде не валяется. Что-то странное, Май, — подумала я в который раз. В шкафу отыскался костюм. Пара старых перчаток, такая же старая шапочка. И это всё?

Да, всё. Остальное — вон, короб для грязной одежды. Только что по швам не трещит.

Так.

Я отправилась в душ и, отмокая, думала. Мысли приходили всё больше невесёлые. Дома я — чистюля, а здесь спокойно коплю грязную одежду. Я стиснула зубы. Не помогло, я всё равно покраснела. Не знаю, от чего больше — от стыда или от злости.

Одевшись, я заметила запертую дверь, в которую вероятно, сама никогда не входила. Хозблок. Долго смотрела на связку ключей. Похоже, вот этот. Ну-ка, где тут свет включается?

Разинула рот. За номер с такими удобствами в главной гостинице города, «Небесной Крепости», берут двести тагари в день. На пять тагари можно неделю жить в самом дешёвом номере, с полным содержанием.

Я примерно угадала, какая из штуковин тут исполняет роль стиральной машины. Но, поскольку девице благородного происхождения не пристало…

Я рывком отдёрнула голову назад, сильно стукнулась о дверь. Не сразу поняла, что это и есть опережающее слежение. Так и шею сломать недолго!

— Слушаю, — отсутствующим голосом произнесла я. Несомненно, тётушка. Не буду включать видеосвязь. Хватит с неё и звука. Видеть её не желаю.

— Обслуживание, тахе-те Майтенаринн. Мы получили сигнал.

Сигнал? Я никого не вызывала.

— Что вам нужно? — спросила я неожиданно резко.

— Уборка, тахе Майтенаринн. Простите, но вы не разрешили входить в апартаменты до вашего возвращения.

Получи, Май!

Я открыла дверь. Да, действительно. Парень с девушкой, в униформе — явно нервничают. Интересно, как я должна себя вести, с их точки зрения? Парень придерживал пылесос.

— Поставьте его сюда, — указала я, куда именно. Ага, получилось. Дара речи они уже лишились. — И… помогите разобраться.

Как они застёгнуты! Впрочем, понятно. Обслуга «Небесной Крепости» тоже застёгивается наглухо. Ни единой молекулы… короче, постороннего запаха в номерах важных постояльцев. Хлыст как-то ворчал, что интоксикация собственными э-э-э… сигнальными веществами — верный путь в клинику для душевнобольных. Но кого это волнует.

— С чем… тахе Майтенаринн? — уточнил парень.

Я поманила его за собой (они двинулись оба, словно заворожённые) и указала на «стиральную машину».

— Вот с этим. Хочу идти в ногу со временем, — добавила я, вспомнив Саванти.

Тут они оба рассмеялись — я и сама улыбалась — и ситуация несколько разрядилась.

Через двадцать минут голова у меня немного гудела. Ну конечно, такая техника не может быть рассчитана на невежд. Парень указал мне, как вызывать инструкцию и дал несколько простых пояснений.

— Пылесос оставьте за дверью, — попросил он перед тем, как они оба ушли. Мне казалось, что они бросятся бежать со всех ног, едва закроется дверь в мои апартаменты — но нет. Наоборот, удалились, непринуждённо разговаривая.

Сколько ещё поводов для разговоров я сегодня успею создать?

Ну, хорошо. Полный цикл обработки — сорок минут. Выстирать всё я не успею, да и не придётся: мне нужны только парадная шапочка и перчатки. Вот с этого и начнём.

Когда я запустила, наконец, стирку (помимо светлой одежды, там подвергались обработке двадцать пар перчаток и пять шапочек), меня вновь стала бить дрожь. Но прочие синдромы истощения не возвращались. Действительно, нервы. Я чуть было не выпила ещё одну дядину таблетку… но передумала. Хватит стимуляторов. Мне же сказали, что это большая нагрузка на организм.

Прежде, чем браться за пылесос, осмотрю остальные комнаты. Надо же знать, кем я была вчера. И позавчера. И несколько предыдущих лет.

* * *

Таблетки. Они повсюду, и нигде. В пузырёчках и россыпью, между листами бумаг в столе, рядом с вазами, между цветочными горшками. До боли знакомые таблетки. Я оставила одну (тщательно спрятала, надо отдать на анализ) и принялась уничтожать все прочие. За двадцать минут я отправила в канализацию более сотни — и это были ещё не все. Похоже, мне предстоит их обнаруживать ещё долго.

Пыль кругом — об этом я говорила. Растения, правда, ухоженные, — значит, поливать не забывала. Записки. Тоже непонятно — почему я их не выбрасывала? Все записки, которые валялись, где придётся, попадали, надо полагать, в эту вот коробку. Вероятно, обслуга не осмеливалась выкидывать то, что Светлая забывала выбросить сама. Я уже было хотела включить пылесос и заняться, наконец, настоящей уборкой, как вдруг заметила эту записку.

Она, единственная, была на виду. К полке её прижимал массивный старый том «Энциклопедии животного мира». Записка гласила, «до 14:20, зайти в 525-ю». И подпись. Зачем мне подписывать памятки самой себе?

Что в 525-й?

Не помню. Подошла к терминалу, посмотрела на план здания. В жилом корпусе 525-я — дежурный администратор и охрана. Надо понимать, у меня были какие-то претензии к обслуге?

Ничего не помню. Наваждение какое-то. Я вздохнула и, прислушиваясь к едва заметной «песне» стирального агрегата, уселась в кресло, держа в руке тот самый том энциклопедии. Высшие млекопитающие. Просьба исключить на сегодняшний день Майтенаринн из списка высших млекопитающих.

Я не сразу добралась до страницы 525. «Белка-плотник, она же белка-садовник. Ареал обитания — джунгли между 42-й и 32-й параллелью Тераны…» Жуткий зверь — ни то ни сё, помесь белки с лошадью. «Многочисленные эпифиты обязаны своему распространению белке-садовнику… которая прячет их плоды в дуплах и трещинах деревьев».

Белка-плотник. Словно во сне, я отложила книгу, поморгала. Осмотрелась. Ни дупел, ни трещин. Ни плодов, чтобы куда-нибудь спрятать. Прошлась по комнатам, дошла до прихожей.

Вентиляционные щели. В потолке. Эй, белка, открывай, люди пришли…

- -

Собственно, потолок во всех комнатах «с секретом» — двойной. Ни человеку, ни даже мыши не пробраться из одних апартаментов в другие, эти проёмы строят не для прогулок. Всё опломбировано, подключена сигнализация, объёмные датчики, датчики температуры, хемоидентификаторы. Чтобы опознать, кто, когда и где находился. Фильтры. Чтобы автоматически очищать воздух от… ну, понятно.

Глянув на часы, я взяла стул и принялась осматривать потолки. Хорошо ещё, панели крупные. В кабинете, там, где была записка — всё запечатано. В спальне — тоже.

В общем, именно в прихожей. Сквозь одну из решёток проглядывала не то лямка, не то ручка. Ну, это совсем для тупых, почему-то обиделась я. Поставила стул поближе, без особого труда сняла крышку. Да тут человек запросто поместится! Во всяком случае, я — помещусь.

Что-то округлое лежало метрах в трёх от панели. Ладно. Мне теперь либо вызывать службу охраны, либо… Забрать всё самой. Фонарик, конечно же, лежит в хозблоке. Не поленилась, сходила. Стирка закончится через пять минут. Отлично. Как раз гляну на «клад», да пора будет собираться. Интересно, что я могла себе оставить?

Узнать оказалось не очень просто. Никаких тревожащих запахов или звуков из свёртка (то ли пальто, то ли покрывало) не доносилось. Я подтянулась, упёрлась локтями. Не так уж и сложно.

Под локтями что-то тихо щёлкнуло. Локти неожиданно подались вниз — опора оказалась ненадёжной. И впереди меня, прямо перед свёртком, замигали, замигали весёлые огоньки.

Красный, два раза синий, белый, красный. Пауза в пять секунд. Красный, два раза синий, белый, красный.

А вот это действительно для тупых. Дышать стало трудно. Стоять на цыпочках было неудобно, но я ещё прекрасно помнила события прошедшей ночи. Теперь, когда глаза понемногу привыкали к полумраку, я видела, на что опираются мои локти — тонкая контактная полоса. Не знаю, смогу ли я удержать её одним локтем.

И конечно же, я забыла нацепить телефон.

Но паника отчего-то не приходила.

- -

Дядя сказал тогда, что ему нельзя двигаться. Что мне нельзя отдаляться от него — от бомбы? Как мне теперь действовать?

Набрать кодовый номер? Негде. Правда…

Ну да, есть терминал связи. Всё здорово, если бы одно обстоятельство: до него метра три. Таких длинных рук у меня нет. И нет ничего, чтобы дотянуться до сенсора. И бесполезно звать на помощь — что делать потом? Как объяснить, что я тут забыла?

Вот ведь влипла. Все рассуждения промелькнули передо мной за несколько секунд. Всё, что есть — то, что на мне, то, что лежит за бомбой, стул, на который я опираюсь!

Вот оно! Можно попытаться воспользоваться стулом — нажать на сенсор. Мне бы дотянуться два раза. Включить управление голосом. Если только никто не стоит за дверью, смогу выкрутиться.

Осторожно подтянулась, стараясь не двигаться по горизонтали. Пальцы едва не соскользнули. Спокойно, Май. Сжалась в тесном пространстве, не ослабляя нажим на панель. Так. Теперь встать на неё коленями. Повернуться. Упереться пальцами ног и, наконец, дотянуться до стула. Силёнок может не хватить, чтобы поднять его и два раза нажать на сенсор. Но ничего более мне не сделать.

Размечталась. Не то чтобы осторожно нажать ножкой стула — я его и сдвинуть-то не смогла. Вот так, Май. Был бы стандартный пластиковый стул, почти невесомый — была бы надежда. А этот массивный, дубовый, роскошный — вспоминаем физику. Слишком короток рычаг, слишком мало сил. Одна попытка — тщетно. Ещё одна… Ещё…

Стул покачнулся и упал.

Всё.

Ещё немного времени я смогу так провисеть. Обратно мне не забраться, это точно. Что ещё есть?

Пояс. Слишком мягкий. Даже не долетел.

Клипсы. Бросила одну. Мимо. Бросила вторую. Попала!

Меню на экране. Что ещё можно кинуть?

Диадема. Мимо. Я стиснула зубы, сняла ожерелье. Если смогу порвать, будет много мелких снарядов. Лишь бы удержаться.

Смогла. Натянутая нить хлестнула по лицу. Когда я осознала, что сумела удержаться, из рассечённой губы шла кровь, а во рту было два кусочка янтаря. Остальные раскатились по всему полу.

Попала первым же. Хорошо, что цель крупная — видимо, чтобы даже трясущимися руками можно было выбрать нужный пункт с первого раза.

Позволила себе отдышаться. Ноги ныли нестерпимо — нет у меня привычки висеть вот так, вверх ногами, в распоре.

Продиктовала номер, успела перепугаться, что забыла последовательность огоньков. Нет, не забыла. Всё так же неизвестный голос велел повторить семь цифр и отключился.

Ну же…

Я дважды продиктовала номер.

Связь прервалась. Позади и вверху тихо щёлкнуло.

Упав на пол, я едва не свернула шею. Попытавшись подняться — едва не свернула вторично, подвернув ногу на кусочке янтаря.

Посидела на полу, отдышалась. Ну и разгром я тут устроила… Ладно. Ради чего я рисковала жизнью?

Огоньки не горели. Проклятье, надо успеть подлечить губу — скоро выступать. Потом гляну. Надеюсь, новых бомб там нет?

Новых не было.

Какое счастье.

* * *

Я бросила свёрток под кровать, всё ещё ошарашенная. Справилась!

Всё, хватит с меня! Я пинком отправила разряженную мину (вырвала с мясом все проводки) под кровать. Потом разберусь, что там за клад. Иначе, если придёт обслуга и увидит всё это — открытую панель, капли крови, разбросанный янтарь и прочее…

Уборкой придётся заняться после выступления. А сейчас — в душ!

6. Выступление

Если верить инструкции, стиральный комплекс может действовать и без моей помощи. Правда, собираться пришлось в жуткой спешке. Надеюсь, мой запрет на проведение уборки всё ещё в силе — не очень хочется, чтобы кто-нибудь заметил мину-ловушку и свёрток под кроватью.

Ф-ф-фу, едва успела!

В сто пятой, «предбаннике», было уже людно. При моём появлении произошла некоторая, к счастью, короткая, суматоха. Майстан (припомнила я почти сразу), главный администратор, тут же подошёл ко мне, вежливо поклонился. Я ответила, как положено. На этом формальности были закончены — и хорошо. Устала я от поклонов и церемоний за сегодня. Вообще казалось, что из дому я вышла дня три тому назад.

Имя я могла бы и не вспоминать. У нас, оказывается, часть традиций Южного Союза уже соблюдается. Например, ответственные стали носить опознавательные значки — кто такой, за что тут отвечает и так далее. Я представила, как должен был бы выглядеть мой значок, и едва не прыснула со смеху.

— Рад вас видеть в прекрасном расположении духа, — улыбнулся Майстан (точно, ему уже сообщили про нововведения в поддержании чистоты у меня в апартаментах). — Вот текст вашей речи. Всё, как было согласовано. Если захотите что-то добавить, будем признательны.

Да знаю я, знаю. Вот оно, доказательство того, что я марионетка: говорить то, что якобы велела сказать Её Светлость. А на деле — Министр внутренних дел Южного Союза, в который графство формально входит как автономия.

— Если можно, — указала я на свою губу. Кровь удалось остановить, но скудного запаса средств первой помощи на большее не хватило.

— Ох, какое несчастье, — Майстан дал знак и ко мне тут же подошли двое — один в бело-зелёном халате, врач. Смутно помню лицо, значка не вижу. Должно быть, под халатом.

— Не извольте беспокоиться, тахе, — он присел передо мной и раскрыл небольшой чемоданчик, который ему подал напарник. — Будет немного жечь. Закройте глаза, ненадолго…

Я послушалась. Приятный запах… мазь? Мне осторожно нанесли её на ранку. Больно не было, было страшно щекотно. Чего мне стоило усидеть на месте!

А потом действительно стало жечь. И ещё как. Мне потом сказали, что у меня было настолько спокойное выражение лица, что врачи даже подумали — не перепутали ли мазь. Нет, не перепутали. Минуты через три страдания окончились, я открыла глаза.

— Нет-нет, не надо облизывать, — всполошился врач, протягивая салфетку. — Не болит?

Я заглянула в зеркало, по правую руку; по традиции — латунное. Нет, всё в порядке, ранка зажила. Готова к представлению.

— Не болит, — встала я. — Мне уже пора?

— Нет ещё, тахе, — Майстан указал за спину. Да, чей-то голос всё ещё раскатывался над площадью — не помню, кто это, усилители немного искажают звук. Ну, ладно.

Я присела в кресло, чтобы не смущать остальных, прикрыла глаза. Впрочем, в Университете ко мне относятся намного проще. Почти как ко всем остальным.

Странно, но это приятно.

* * *

Как много людей пришло на церемонию открытия выпускного праздника!

Конечно, студентов в Университете намного больше. Но привилегия посещать праздники появляется только с шестого курса. Остальным придётся довольствоваться либо пересказами, либо просмотром записей — если будет, где смотреть. С ума сойти… восемь лет в школе, ещё восемь — в Университете… и не помню ни единого дня! Как такое может быть?

Я ощущала полнейшую беспомощность. Солнце освещало меня, тысячи людей смотрели на меня, позади воцарилась полная тишина. Листки лежат передо мной. Мне не придётся перелистывать их — есть для этого помощники. Мне нужно всего лишь прочесть всё, что там написано.

Ветерок коснулся моего лица, а я всё боялась начать. Горло пересохло.

Но стоило произнести первое слово и ощутить внимание слушателей, как оцепенение начало проходить. Должно быть, я выступаю не в первый раз.

- -

Речь написана знатоком своего дела. Читается легко, и, содержание, в общем, предполагавшееся — о выдающемся вкладе графства и его достойных детей (основателя Университета, я надеюсь, тоже включили в число этих достойных) во всё на свете, о прогрессе и порядке, о новом и прекрасном, о древнем, но милом сердцу…

Я не сразу осознала, что последняя страница речи прочитана. Никто не торопился намекать мне, что роль моя сыграна. И люди внизу — они тоже ждали. Ждали чего-то ещё.

«Это» состояние — наподобие того, перед первым исцелением, у аптеки — пришло мгновенно и почти неощутимо. Уже сделал ко мне осторожный шаг улыбающийся Майстан, но…

— Сограждане, — произнесла я тихо. Мне показалось, что голос мой раскатился по-над площадью, словно раскат грома — хотя, конечно, этого быть не могло. Позади меня засуетились люди. Что-то там происходит не так, но силой выдворять меня ещё не нужно.

Внимание тех, кто слышал меня, кто смотрел на меня глазами и объективами камер, обволакивало; в нём ощущалось и тепло, и прохлада, и уколы, и жар — всё сразу.

— Сегодня я впервые увидела настоящий мир. Я не замечала его долгие годы, — продолжила я. Внимание усиливалось; воздух становился ощутимо плотнее, сердце билось так сильно, что я испугалась — какой меня увидят те, кто слышит мои слова?

— Мир, который изменился за одну ночь, — доносилась до меня собственная речь. — Мир, в котором многое изменится, но изменится так, что мы не пожалеем об этом.

Они были все — внимание. Невероятно, но я ощущала: они верят каждому моему слову. На чьё лицо ни падал бы мой взгляд, я видела — человек этот согласится с каждым моим утверждением.

— Я желаю нам всем, чтобы та мечта, ради которой мы живём, осуществилась, — слова возникали из ниоткуда; но сознание оставалось кристально чистым — это были всё-таки мои мысли, мои слова. — Я прошу вас запомнить этот день, что бы ни случилось впоследствии. Я говорю тем, у кого нет ещё мечты — прошу, прислушайтесь к себе. Вы просто не слышите её голоса. Но вы услышите его.

— Я рада оказанной мне чести, — я положила руки перед собой и люди внизу, все, шевельнулись, будто не желали, чтобы я уходила. — Мне будет недоставать этого дня, что бы ни случилось завтра.

И, поклонившись на три стороны света, я в который уже раз исполнила знак Всевидящего Ока.

И вот тогда начались аплодисменты.

Что-то тихо щёлкнуло, и я поняла причину суматохи у меня за спиной. Пока я говорила «от себя», микрофон не был включен.

- -

— Изумительно, изумительно! — восклицал Майстан, вытирая слёзы. К своему собственному изумлению я понимала, что это всё на самом деле. Его действительно тронули мои слова.

— Май, ты прелесть! — меня обняли три совсем молоденькие студентки — вид у них был одновременно виноватый и сияющий. А мне хотелось провалиться под землю. От смущения — я не могла понять, за что мне всё это.

Руки вновь начали трястись.

Майстан заметил это первым.

— Бывает, тахе, — кивнул он. — Вы переволновались. Давайте, я провожу вас — может быть, желаете чего-нибудь выпить? Безобидного, — добавил он немедленно. Ну да, мне же не положено пить ничего крепче сока…

— С удовольствием, — кивнула я. И мы прошествовали с ним, важно и молча, мимо многих людей, каждый из которых улыбался. Нет… не пойму… такого не должно было быть. Ну да ладно. Будет, что вспомнить.

Буфет был почти пуст. Сегодня все будут в Больших Праздничных Залах. Единственный раз в году не будет ограничений на то, чтобы «лица противоположного пола участвовали в празднествах в помещениях, предназначенных иному полу». При таком количестве одновременно обедающих студентов — вовсе не архаичная мера предосторожности…

— Прошу извинить меня великодушно, — Майстан что-то сказал в телефонную трубку и тотчас же спрятал её в карман. — Сейчас вам всё предложат. Буду рад встретиться с вами сегодня вечером. Оставайтесь такой же прекрасной! — почти крикнул он, стремительно удаляясь по коридору. Бедолага. Столько дел.

Я оглянулась. И мужская, и женская половины пусты. За стойкой никого нет. Ну и ладно, торопиться мне некуда. Хотя нет, пить хочу — страшно.

Я уселась на табурет, некоторое время сидела, прислушиваясь к своим ощущениям. Было отчего-то очень хорошо — когда Хлыст «сделал признание», было так же приятно. А обязательный «довесок», когда, во избежание зависти Нижнего мира, положено выбранить ту, кому признаёшься, только усилил ощущение — не казался формальностью. Хлыст, увы, оба раза был искренен.

Сейчас было так же хорошо. Просто хорошо, и всё.

— Тахе-те? — произнесли учтиво, я подняла голову с локтей. Надо же, чуть не задремала.

Напротив, за стойкой, появился высокий парень в униформе — с короткой бородкой, аккуратно стриженый, по виду — уроженец Архипелага Ронно, владения Империи Роан. Правда, некоторое время архипелаг принадлежал Королевству Тегарт-паэр. Нынешнему Южному Союзу государств Шеам…

Я замерла. Я узнала его. Точнее, словно вспомнила после долгих-долгих лет забвения самого его вида и голоса. Он вырос… но те же пепельно-серые волосы, глубоко посаженные тёмно-зелёные глаза, точёные черты лица. Цветом кожи — словно тегарец. Каким ты стал красавцем! Что забыл ты здесь, в Тегароне?

Он вздрогнул, едва не упустил драгоценный хрустальный бокал. Поставил его на стойку.

— Тахе Майтенаринн, — обратился он учтиво и улыбнулся. — Приветствую, Светлая.

- -

Я ничего не понимала. А когда начала понимать, чуть не расплакалась, тут же.

— Дени, — прошептала я. — Ты? Почему ты… здесь? Откуда?

Если бы он не поставил бокал на стойку, то на этот раз точно разбил бы его.

— Май? — спросил он неуверенно. — Что с… Вами?

— Дени, — повторила я. — Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, ты меня не узнаёшь?

Он придвинулся вплотную к противоположной стороне стойки.

— Не узнаю, — повторил он, не улыбаясь. — Май… Королева… откуда ты?

«Откуда ты?»

— Если бы я знала, — слёзы пришлось сдерживать из последних сил. — Я ничего не помню. Я… сегодня я проснулась. Во всех смыслах. Я не знаю, сколько… спала.

Дверь в кладовую открылась, оттуда выпорхнула низенькая девица — кожа шоколадного цвета, чёрные волосы, большие тёмные глаза, тонкие губы. Круглое лицо. Тоже с юга, из владений Империи. Как и Дени, принадлежит к одному из Великих домов — судя по лицу, по одежде, по манере держаться. Вот это да! Здесь, в Тегароне, на краю света!

— Лас… — голос Дени неожиданно сел. — Ласточка, сделай, пожалуйста, нам чая. Только не очень крепкого.

Девица (студентка, неожиданно вспомнила я, где-то уже встречались) отчего-то с испугом глянула на меня, улыбнулась, коротко поклонилась и скрылась из глаз.

Дени смотрел на меня. Странным взглядом. Пока я пребывала в забытьи, тело моё успело отреагировать.

— Ma es matafann ka, — прошептали мои губы.

— Es foar tan es mare, — отозвался Дени немедленно. На этот раз и у него в глазах что-то блеснуло. Я опустила голову; Дени не любит слёз. Точнее, не любит, когда другие видят его слёзы.

Я положила камушек-«конька» перед ним. Дени вздрогнул. Запустил в карман униформы правую руку. Пальцы плохо слушались его; видно было, что и его руки дрожат.

На стойку лёг ещё один «морской конёк». Почти такой же, как мой. Но с целым хвостиком.

Я прикоснулась к его талисману… забрала, ощущая, что поступаю правильно. Он забрал мой.

Мы подняли головы и встретились взглядами.

— Я уезжаю, — произнесла я и поразилась, как быстро и неожиданно приняла решение. — После праздников.

— Навсегда? — Дени казался спокойным.

— Да, Дени.

— Я ждал этих слов, — он улыбнулся и отвернулся. Я тоже отвернулась. Ненадолго. — Я с тобой, Королева? Я всё ещё нужен тебе?

— Да, Дени, — я сняла перчатку, но он покачал головой.

— Прошу, не сейчас. Лас… она совсем перепугается. Ты действительно ничего не помнишь?

Я отрицательно покачала головой.

— Я всё сделаю, Май. Я знал, что ты… вернёшься. Помнишь нас… нас, всех?

Я вновь покачала головой, ощущая, что мне становится по-настоящему страшно.

Дени оглянулся. Лас — Ласточка — уже несла поднос.

— Пусть она останется, — шепнул он. — Мы поговорим вечером, ладно?

Я кивнула. Мне вновь становилось хорошо. Но я всё не могла понять, отчего.

— Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, — едва слышно сообщил Дени, отстраняясь.

Он указал ей на ближайший столик на женской половине.

— Лас… — она вздрогнула и едва не уронила поднос. Да что же это? — Лас-Таэнин… я прошу выпить чая вместе с нами. Я так давно не видела Дени, — о Великая Матерь, что я говорю? — Я не задержусь надолго.

— Хорошо, — неожиданно решительно отозвалась девушка. Волосы у неё действительно были расчёсаны на манер ласточкиного хвоста. Вместо шапочки, как у меня, Лас носила тонкую сеточку (поверх причёски) и вязаные, едва различимые перчатки до локтей. Интересно! — Спасибо, Светлая.

— Светлая, — эхом прозвучал Дени.

— Просто Май, пожалуйста, — попросила я. — Хочу, чтобы говорили с человеком, а не с талисманом.

Они оба рассмеялась, она — почти без боязни.

Чай мы пили молча. Как и положено.

* * *

— Дени, — позвала я его, когда почти совсем дошла до выхода. Он поднял взгляд. Я вернулась к стойке. — Слушай… «шипучки» у тебя нет? Или я отстала от времени, и такую гадость уже не пьют?

Он рассмеялся.

— Пьют-пьют, — подозвал Ласточку, что-то шепнул ей. Так кивнула и исчезла в кладовке. — Что… давно не пила?

— Ты же знаешь тётушку. Девице благородного происхождения…

Мы рассмеялись оба. Лас уже несла поднос, на нём — шесть пакетиков. Всё ещё есть, удивилась я. Кто бы мог подумать…

— Она тоже сладкоежка. И страшно любит «шипучку», — сообщил Дени, когда Лас вновь оставила нас вдвоём. — Наверное, сильнее тебя. Предки ей не позволяют пить даже по праздникам. Представляешь?

— Вполне. До вечера, Дени… Я забегу перед началом, хорошо?

— Буду ждать, — кивнул он. И мы распрощались.

- -

Лас-Таэнин промчалась мимо меня, с коробками в руках. Ах, ну да, готовят застолье — это ж как надо вооружиться. Стойте… Хлыст упомянул «первый день». Что, в этот раз Выпуск длится дольше одного дня?

Однако.

Пока я размышляла надо всем этим, на горизонте показалась Лас, бегущая назад, в буфет.

— Лас… — неуверенно обратилась я, отчасти ожидая, что она только прибавит скорости.

Она остановилась, улыбнулась, вытерла руки (в каком-то белом порошке… сахарная пудра?)

— Возьми, — протянула я ей три пакетика. Она тут же смутилась. Вероятно, даже покраснела… тёмная кожа вполне могла это скрыть. Но обоняние не обманешь.

— Нет… я не…

— Ты же любишь, я знаю, — она протянула руку неуверенно, словно ожидая, что я отдёрну свою и покажу ей язык. — Я тоже люблю. Пожалуйста.

— Я знаю, — ответила она, уже уверенно и немного иронично. — Спасибо!

И всё. Надо удивляться, как пол не загорается под её ногами — носиться с такой скоростью.

А когда я пришла к себе, то, признаться, засунула пакетики в шкафчик со всякой такой мелочью и думать о них забыла. Потому что из-под кровати выглядывал кончик провода от мины-сюрприза.

Так.

Судя по звукам, стирка закончена. Если я правильно помню, там ещё захода на три. Как раз к восьми вечера успею. Заодно примету исполню: покончить с пылью и грязью, потому что убираться во время праздников можно только в крайнем случае.

Как непривычно было пользоваться пылесосом! Даже таким, который, кажется, сам во всём разбирается, а человека терпит единственно из вежливости.

7. И очень опасна

Я переоделась в халат и почувствовала себя намного привычнее. Три с чем-то часа до начала. До Начала. Жаль, не спросила, сколько же дней в этом году будем гудеть.

Свёрток представлял собой эластичную пластиковую коробку, небрежно завёрнутую в старое покрывало. Я долго прислушивалась к содержимому свёртка, долго рассматривала его. Пока не поняла, что поступаю не очень логично — уходя, я пинком отправила его под кровать. Эх, Май, что с тебя взять…

Обёртка оказалась на редкость прочной. И содержимое не угадывалось вовсе. Наконец, пожалев ногти, я взялась за ножницы.

И едва не сломала их. Надо же, пластик, а прочен, как сталь! Шила у меня нет, а заколкой от волос и бумагу-то не проткнуть. Чем я только не пыталась проколоть хотя бы одну дырочку. Разрезала ножиком для бумаги — «рана» затягивалась прежде, чем я успевала потянуть за края разреза. Что за фокусы!

Неожиданно пакет сам собой развернулся, и его содержимое вывалилось на пол. Едва успела отдёрнуть ногу.

Обёртка превратилась в квадратный кусок бархатистого мягкого пластика. Два красных прямоугольника вытиснено у противоположных уголков. Да, были красные пометки на противоположных торцах, когда я встряхнула пакет в очередной раз. Потом разберёмся.

Когда я увидела, что лежит у моих ног, я долго не верила своим глазам. Потом присела и осторожно потрогала пальцем. Не пошевелился.

«Скат-Т4».

Не так давно его сородич смотрел мне в лицо и решал, должна ли я жить.

Вокруг валялись коробки — вероятно, с патронами — и четыре полностью заряженных обоймы. Две обоймы — с жёлтыми патронами, две — с тёмно-вишнёвыми. Всё казалось игрушечным, ненастоящим, лёгким. И на вид, и на ощупь.

- -

На пол также вывалились сложной конструкции ремень, кобура и… книжечка. Я подняла книжечку и расхохоталась. Как любезно со стороны оставившего «клад»! Инструкция по эксплуатации.

Может, там ещё и гарантийный талон отыщется? Адрес ремонтной мастерской? Проспект «покупайте только наше оружие!»?

Нет, конечно. Но инструкция была. Похоже, сделана из того же пластика, что и сама собой развернувшаяся обёртка. Я задёрнула шторы (до заката ещё далеко, но только теперь я вспомнила об осторожности), включила настольную лампу и осторожно, двумя пальцами положила «Скат» на крышку стола. Ремень и кобуру — рядом.

Села и увлеклась всерьёз чтением инструкции.

* * *

Ну и техника! «Скат» оказался устройством посложнее телефона (забавно, не правда ли — носить с собой телефон и не знать, можно ли им пользоваться, как вздумается).

«Скат-Т4». Стреляет снарядами (слово из инструкции, не моя фантазия) двух типов. Да, действительно, два гнезда под обоймы — термические и реактивные пули… снаряды. Что-то невероятно страшное по поводу удобства и надёжности. Может фиксировать отпечатки пальцев и сигнальный спектр. Может управляться голосом (я содрогнулась, представив себе ползающий, летающий и стреляющий пистолет — но нет, не настолько всё ужасно). Импульсная оборонительная подсветка — не менее тридцати секунд в непрерывном режиме. Это что же — сбивать встречные пули? Кошмар… И много чего ещё.

Я рискнула пройти «необходимый тренинг» только с третьего раза. Поставила очередную порцию стирки. Выпила газированной воды. Послушала по телевизору восторженно-ликующие программы новостей относительно сегодняшнего Выпуска (увидела саму себя и выключила). Затем глянула на часы — половина шестого! — и вернулась к «Скату».

Взять в руку. Движением другой руки… ага, вот так… выщелкнуть обе обоймы (пусты, как и обещано). Нажатием на управляющие сенсоры набрать код включения.

«Скат» стал теплее на ощупь, а сенсоры слабо засветились.

«Выберите способ опознавания: код сенсора, код голоса или сигнальный спектр».

Конечно, сигнальный спектр. Не было ещё двух людей с одним и тем же сигнальным секретом. Снимаем перчатку… Вот, считай и запомни. Неудобство в том, получается, что для стрельбы придётся снимать перчатки?

Нет, не придётся. Ну и чувствительность! Перчатки и шапочка должны ослаблять мои… сигналы до безопасного — в смысле воздействия на психику — уровня, минимум в пять-шесть тысяч раз. Перчатки мои — не просто ткань, они тоже сложнее иного аппарата будут. А «Скат», выходит, и в перчатках меня «унюхает».

«Укажите, какие действия разрешены при отсутствии опознания». А никаких.

«Укажите способ разблокировки». Вот это я ещё подумаю. Пока что оставлю всё тот же сенсорный код.

Половину следующего часа я развлекалась учебными стрельбами.

- -

Конечно, ни в какой тир я не пошла. За незаконное хранение оружия большинство граждан графства могут поплатиться пятью годами (или более) каторжных работ. За использование, не влекущее человеческих жертв — что-то похуже (правда, ещё не яма с собаками). В общем, сурово. С другой стороны, получить разрешение на мелкокалиберный пистолет или гладкоствольное ружьё не так уж и сложно. Но кто выдаст разрешение вот на такое? Я уж не знаю, против чего может потребоваться подобное оружие.

Я не нашла ни единого намёка на то, где его изготавливают. Знаю, что не в графстве — отсталая мы страна, что уж скрывать очевидное. Если бы не наш кофе и не наш виноград, и не наши овцы…

Учебная стрельба была простой и красивой. «Скат», не знаю уж как, запускал крохотные светящиеся шарики — похоже, из чистого света — и они, попав в цель, медленно угасали. Я даже принюхалась к одной такой «пуле» — никакого запаха!

Кто тебе оставил это, Май? Зачем оставил? Подумать только — «Утренняя Звезда, Вооружённая И Особо Опасная». Нет, но на самом деле…

Ну и, конечно, мимикрия. И сам пистолет, и кобура (ремень, кстати, очень удобный — и почему для обычной одежды таких не шьют?) могли становиться неразличимыми. Сливались с окружающими предметами. Так, что только я (хочется верить) буду видеть его сразу же. И запах. Не пристают к нему запахи, и это чудесно. Отпечатки пальцев тоже не пристают.

Ну ладно. Я положила кобуру с ремнём (пистолет в кобуре) на стол и в очередной раз повеселилась, глядя, как они уходят «в невидимость».

Десять минут, не меньше, я не решалась вставить полные обоймы. Они оказались на удивление лёгкими (а ведь в каждой по шестнадцать патронов) и такими же, как сам пистолет — как будто жирными на ощупь, но совсем не скользкими.

Рискнула.

Выбрать тип стрельбы. Учебные «пули», термический заряд, реактивный снаряд.

Термический.

Теперь при нажатии на спусковую скобу в стене напротив появится прожжённая дыра диаметром метра полтора. Если выставить максимальный — объёмный — режим поражения. Выставлю-ка я минимальный, точечный.

Я долго думала, прежде чем поставила пистолет на предохранитель и убрала в кобуру. Из которой он «прыгает» в руку просто при прикосновении… Когда не «спит».

Подошла к зеркалу. У меня они не латунные, да ещё с приятными удобствами. Можно, скажем, увеличивать части отражения. Женщине надо следить за своим лицом… И не только.

Хороша.

Майтенаринн, разбойница с большой дороги. Погладила ремень, как велено в инструкции… Слился, смешался с тканью халата. И не увидеть.

Зачем тебе это, Май? Выбрось, пока не поздно. Вон, в мусоропровод. Пусть серьёзные люди из охраны гадают, какие такие заговорщики так небрежно распоряжаются оружием.

И тут меня позвали к терминалу связи.

- -

— Что это с тобой, Май? — полюбопытствовал Хлыст. Только нажав на картинку «ответ», я вспомнила, что не сняла ремень и кобуру.

Правда, те должны быть «невидимыми». Главное — не поворачиваться, тогда точно не заметит.

— К празднику готовлюсь, — ответствовала я, изо всех сил пытаясь изобразить страшную занятость.

Саванти понимающе покивал головой.

— Есть предложение, Королева, — он откашлялся. — Беги ко мне в логово, ещё раз в «пасть» залезешь. Только на этот раз возьми перчатки.

Вот какой заботливый!

— Какой заботливый! — подняла я брови. — Я что, так плохо выгляжу? Или про клизму вспомнил?

— Май, — Хлыст нахмурился. — Мы с тобой позже поругаемся, ладно? Это ненадолго. Жду.

Я чуть не плюнула от злости.

* * *

Бежать я не стала, обычным шагом добралась за пятнадцать минут. Оделась повседневно. Интересно, когда мне съезжать? По традиции, комнаты остаются за студентами до окончания каникул. Да и потом можно жить — правда, цены за услуги совсем другие. Много ли тут постояльцев? Жилые здания колоссальны. Я даже представить не могу, сколько здесь можно поселить людей. Уж во всяком случае — больше двенадцати сотен студентов.

Охрана приветствовала меня настолько почтительно, что начинала раздражать. Правда, охраны и попалось-то всего пять человек. Переходы не были освещены — горел пунктир посередине, дежурное освещение. Признаюсь, идти мимо некоторых комнат было страшновато.

Саванти встретил меня в пультовой. Вместе с неизвестной мне дамой — та была стройна, темноволоса; рядом с Хлыстом казалась почти чёрной. Выше меня — а во мне, кстати, стовосемьдесят! В остальном — чистокровная тегарка. Красивая. Если и старше меня, то ненамного.

— Позвольте представить вас, — Саванти коротко поклонился мне, затем — своей спутнице. — Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон. Реа-Тарин Левватен эс Метуар эс ан Тегарон.

Вот спасибо, Хлыст.

Крепость Левватен действительное некоторое время — два или три поколения — принадлежала роду Метуар. После чего (около века назад) была возвращена нам, исконным владельцам. Война была нешуточной. По размаху — не меньшей, чем последняя Гражданская.

Реа-Тарин повернулась ко мне лицом и чуть-чуть приподняла верхнюю губу. Клыки у неё просто ослепительны. Глаза — светло-жёлтые, с оранжевой каймой. Очень редкие глаза. Рядом с ней я — пугало.

Только сейчас обратила внимание, что и волосы, и часть шеи Реа-Тарин выкрашены так, что владелица их напоминает тигра. Тигрицу. Новая мода?

— Рада приветствовать, Светлая, — улыбнулась она. Коренная, абсолютно чистая тегарка. Как и я. Голос высокий, ясный, все тона выпевает изящно. Как и я…

— Я полагаю, дамы, что территориальные споры мы сейчас оставим в стороне и перейдём к делу, — Хлыст спокойно сидел прямо на пульте. А я помню, как он гонял ассистентов за то, что те чересчур сильно нажимают на сенсоры…

— Она меня действительно не помнит, — заметила тегарка. — С меня полтора ящика, Саванти.

— Два.

— Вот ещё! — возмутилась Реа-Тарин и повернулась к пульту так резко, что хлестнула себя косой по шее. Словно хвостом по бокам. — Договаривались о полутора.

— Прошу прощения, — решила я вмешаться. — Не будет ли кто-нибудь так любезен объяснить мне, зачем я здесь?

— Да, Светлая, — кивнул Хлыст равнодушно. — Видишь ли, кто-то уже успел поделиться знаниями о твоём печальном состоянии сегодня, около одиннадцати часов. Наши власти журналистов не особенно жалуют — как и я. Но если эту кишечную фауну не накормить чем-нибудь, они испортят нам весь праздник.

— Кто? — поджала я губы. — Кто успел «поделиться»? Три этих… Твои «верные слуги»?

— Верные слуги, — повторила Реа-Тарин. — Вот как.

— Реа, — Саванти «помахал перед носом» стёклами очков. — Сегодня вечером я буду подан вам обеим. Сможете съесть — ешьте. Я не знаю, кто сообщил, Светлая. Со временем — узнаю. Пока же меня очень вежливо попросили уговорить Вас, Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон, пройти процедуру диагностики Вашего здоровья. Ключ секретности — высший. Оригинал — только Её Светлости. Лично. Копий для архива не делать. Поэтому здесь Вы видите только начальство медицинского центра. Думаю, могу уже похвастаться, что…

— Началось, — проворчала Реа-Тарин.

— …что три дня спустя становлюсь главным врачом, директором центра, распорядителем… — Саванти заглянул в бумаги, — ну и так далее, тут много пунктов. Понятно. Реа-Тарин становится моим заместителем. Обследование проведём мы, лично.

— Как это мило, — заметила я со злостью. — Сдать все анализы, «вымыть ушки» и прочее? Сорок минут надо мной издеваться?

— Всего полчаса, — заметил Хлыст, отрываясь от пульта. Тот сам собой включился, но мне уже не было смешно. — И не только ушки, Май. Все три «пояса», м-м-м… репродуктивные органы и так далее. Если тебе интересно — могу объяснить подробнее.

— Давай, — согласилась я, начиная разоблачаться. — Будешь объяснять по ходу процесса. Я пока ещё плохо разбираюсь в физиологии. А ты прекрасный лектор. Не уложимся с объяснениями в полчаса — сколько Вы ему должны, Реа? Полтора ящика?

— Два, — хищно улыбнулась «тигрица».

— …отдашь три.

Саванти застонал.

— Время пошло, — добавила я безжалостно.

— Прошу! — Саванти сделал величественный жест, и мы вошли в «пыточную» — кабинет предварительного анализа. — Итак, какие цели преследует анализ крови? Кровь, как известно…

Не думаю, что следует описывать всю процедуру. Все её проходят, самое меньшее три раза за жизнь. Было мерзко. Правда, иногда смешно. И я узнала много не очень приятного о том, что у меня внутри.

И ещё у меня зрело неявное ощущение, что не одному Саванти от меня досталось когда-то. Но я не помню ничего, ничего!

8. Окончательная блокада

В буфет я спустилась секунд на тридцать позже обещанного. Не так плохо. Идти пришлось по тому же тусклому «пунктиру». Неудобно. Звуки и запахи, приносимые из Залов, будоражили. Скорее всего потому, что я не сразу пришла в себя после медосмотра. Да и аппетит после таких процедур всякий раз волчий.

Не заперто. Из кладовки просачивается слабый свет. И никого.

— Дени?

Нет его. Ушёл давно, если верить обонянию. Чем-то расстроенный.

— Лас-Таэнин?

Нет её. Ушла совсем недавно. Умчалась. Чем-то возбуждённая. Рада, наверное, что можно, наконец, отдохнуть. Тех, кто прислуживает, выбирают жеребьёвкой. Скрестим запоздало пальцы, чтобы невесёлый жребий не достался Лас.

Я уселась на ближайшем к стойке, полукруглом диване. Мурлыкали кондиционеры. Музыки ещё не слышно.

Где ты теперь дядя? Как давно мы с тобой встретились, почти сутки назад. Я уже скучаю. Но скучать мне придётся очень, очень долго. Я ведь не всерьёз ещё поверила, что потеряю всё — кроме двух людей; того, который воспитал меня и того, которого я не позволила проглотить морю. Долг жизни. Долг смерти.

Как здесь спокойно.

Чьи-то ладони легли мне на голову.

— Перестань, Дени, — попросила я. Тихо.

Он улыбнулся и одним прыжком оказался у моих ног. Умеет ходить бесшумно. Ничего не изменилось…

— Тоже «недотрога», — усмехнулся он. — Не беспокойся, Май, я помню.

— А я — нет.

Он вопросительно взглянул мне в лицо.

— Я объясню тебе. По пути, — добавила я.

— Сегодня я должен буду уехать. Ненадолго. Встретиться… со своими знакомыми. Думаю, ты догадываешься, зачем.

— Думаю, да.

Он положил голову мне на колени. Я сняла перчатку, прикоснулась ладонью к его щеке. Мне было невесело. Думаю, он это почувствовал.

— Ты знаешь, чего я всегда хотел?

— Да. Прикоснуться ко мне. Обнять. Я… не позволяла. Не знаю, почему.

— Ты помнишь… правила? Запреты? Хоть что-нибудь?

— Нет.

Он промолчал, стоя передо мной на колене. Что-то… что-то приходит ко мне. «Зрение»… оно что-то заметило. Сейчас…

О Всевидящая… Дени… ты бросил всё, рискуя навлечь немилость Её Величества на всю свою семью. Ты отправился искать меня… а нашёл мерзкую, злобную тварь… Она… я… делала всё, чтобы извести тебя. Но ты остался. Ты оплакивал меня, каждый вечер. И я вернулась.

— Дени… я отпущу тебя. Прошу, возвращайся. Я не стою таких неприятностей.

— Нет, Королева, — покачал он головой. — Мы вместе — навсегда. Ты вспомнишь, ты всё поймёшь.

— Завтра — бал. Разреши мне… Один танец, только один.

— Да, Королева, — он улыбнулся. — Сочту за честь.

Я закрыла глаза, кивнула.

Он затаил дыхание.

— Дени?

Молчание.

Я открыла глаза. Дени не было. Свет был выключен — повсюду. Здесь, в буфете, не работал даже пунктир. Медленно и осторожно я пробиралась к выходу — в надежде, что дверь не заперта.

Она была не заперта.

* * *

Мне показалось, что встреча с Дени мне просто приснилась.

Настолько отличался гул и круговорот начавшегося Выпуска от спокойного мрака, где мы вспоминали самих себя. Я успела изгнать со своего лица последнюю улыбку из тех, что должен видеть только Дени. Сегодня я — просто студентка. Недавно получившая диплом с отличием. И, будь оно всё неладно, я повеселюсь, как следует.

Оделась я настолько типично и неприметно, что застала Майстана врасплох. Народ разрядился так, что я со своей диадемой никак не выделялась.

Тут же объявились представители «кишечной фауны», но мне не составило труда вытерпеть их сверкающее стеклянное внимание. Просто вспоминала время от времени недавние слова Хлыста.

— Тахе Майтенаринн! Была ли ваша встреча с послом Федерации Никкамо случайной?

— Нет, конечно. Мы часто заходим на рынок вместе, посплетничать.

Смех. Корреспондент ретируется. Надо же, какой нервный.

— Прошу вас, Светлая, ответьте — кто подстроил этот трюк с исцелением?

— Наверняка не тот, кто нанял вас, таха. Иначе бы предупредили меня, чтобы играла получше.

И ещё, и ещё. Смутить меня трудно, а обучение со сверстниками в демократической обстановке Университета вынуждает отрастить змеиные зубы и кожу бегемота.

— Ловко, — похвалил меня Майстан. — Вас не узнать сегодня, тахе. Вы так хорошо выглядите… простите, я повторяюсь.

— Таха-тиа Майстан, — я остановилась. — Я хотела бы извиниться.

Его словно ударило током. Он даже оглянулся… нет, никто нас не слушал, «пресс-конференция» уже окончилась.

— Извиниться? — воскликнул он. — Но за что?

— За то, какой беспокойной гостьей я была.

Он рассмеялся.

— Ох, что вы. К тому же, мне казалось, что вы хотели продолжить работу в Университете. Три кафедры предлагают вам стажировку… или четыре?

Я смутилась.

— Спасибо, тахе, — Майстан поклонился. — Удивительный день. Удивительный Выпуск. Я запомню его надолго.

И я пошла… куда глаза глядят. Раз или два я видела Ласточку. Черноглазая вихрем металась по залу, её наперебой приглашали за разные столики — надо же, а прозвище — Недотрога!

Интересно, ножны у неё на поясе — для виду, или там что-то есть?

Дени не было видно. Ну да, разумеется. Не забыть зайти к нему утром. Непонятная игра затянулась. Интересно, что это за «правила», запреты? Не помню.

Прости, Дени.

Я скажу тебе эти слова. Когда мы увидим маяк.

* * *

Я не успела устать — только говорила, отвечала кивком на улыбки и приветственные жесты. Но ходить надоело. Вот бы посидеть где-нибудь… Счастливчики успели занять кабинеты — их было всего двенадцать, по шесть на каждой стороне. Вот уж где можно гудеть в приятной домашней обстановке. Там даже телевизоры есть…

Ладно, погуляю. Я столько всего забыла — надо бы повращаться среди своих. Никто не спешит склонять моё имя каждые пять минут, а это приятно.

И тут я услышала голос Саванти. Точно, Хлыст! Чуть-чуть «смазавший горло», как он сам выражается. Ну-ка, ну-ка…

Я осторожно глянула за занавески.

— …кроме медиков, — окончил Саванти. — Итак, за нас, за клуб циников!

Я вошла, когда компания заканчивала пить тост.

— Чтоб мне лопнуть, — произнёс Саванти, — сама Королева! Прошу Вас, тахе Майтенаринн!

Сидящие вокруг стола встали так стремительно, что двое или трое едва не упали на пол, вместе со стульями.

Кабинеты рассчитаны на двенадцать человек. Здесь же было восемь — Саванти, пять смутно знакомых мне студентов, студентка и… Реа-Тарин.

Последняя довольно скалилась. Теперь она целиком была одета в полосатое платье — настоящая тигрица. Ею и пыталась казаться. Не хватает лишь хвоста.

Саванти глубоко поклонился и… церемонно встал на одно колено. Реа-Тарин, ставшая серьёзной — тоже. Студенты, бедные, чуть не сгорели от смущения — их церемониалу никто не учил. Просто стояли — руки по швам.

— Вольно, — произнесла я интонацией и голосом старейшего из военных наставников Университета. — Приказ был — как следует напиться. Выполнять.

Увидела шесть пар широко раскрытых глаз. Потом… Саванти поднялся и рассмеялся.

— Да, коллеги, — он откашлялся. — Это историческая встреча. Поверьте мне на слово. Тигра…

Реа-Тарин поднялась на ноги. Да. Вновь прибывшего всегда отправляют за выпивкой. Конечно, тут от недостатка напитков не страдают, — наверняка в углу стоят те самые три ящика. Или нет, два — Саванти ведь блестяще уложился в двадцать семь минут десять секунд. Правда, он горячо убеждал нас, что не десять, а пять.

— Разрешите помочь, Светлая?

Я приняла протянутую руку. Шелест перчатки о перчатку.

— Сочту за честь, тахе-те Реа-Тарин.

- -

Реа-Тарин указала в сторону дальнего бара. Долго выбирала бутылки, — знает, вероятно, что Светлой пить если и разрешено, то совсем немного. Ну что же, таких, как я, здесь хватает. Мало пьющих. Да и традиции графства поощряют возлияния только в случае больших праздников. Немного осталось таких праздников, совсем немного.

— Вы действительно меня не помните? — поинтересовалась Реа, пока бармен подбирал для нас подходящую коллекцию.

— Честно говоря, не помню.

— Мне приятно будет признаться ещё раз, Светлая, — кончики верхних клыков не закрывались губами. Вид был страшноватый. — Я — приёмная дочь баронессы. Не все обязательства семьи распространяются на меня.

— Благодарю, тахе-те Реа-Тарин.

— Жаль, что мы встретились повторно при таких обстоятельствах. У вас прекрасная выдержка.

— У меня было время потренироваться утром.

Она рассмеялась. Низким, «медовым» голосом. Метуар. Приёмная дочь? Да ладно, какая разница!

Я припоминала, что знаю о ней. Почти ничего. Три года назад её с треском выгнали из медицинского центра, она нашла работу на военной кафедре. И вот теперь Хлыст вернул ей место.

— Простите мне мой вопрос, — я опустила взгляд. — Мне кажется, что я сделала вам… что-то очень неприятное. Давно.

Она долго не отвечала.

— Говорят, что от Светлой лучше не пытаться скрыть всей правды, — произнесла она тихо, глядя в сторону суетящегося бармена.

Я молча сняла с себя диадему Утренней Звезды и положила на стойку.

— Тахе-те Майтенаринн, — во взгляде Реа не было никакой усмешки, как и в интонации. — Я думаю, что не обязана отчитываться перед вами о своих взаимоотношениях с мало знакомым вам человеком.

Так мне и надо.

Я надела диадему и, встав, склонила голову. Реа коснулась моей руки — извинения приняты.

Тут, наконец, нам всё собрали. К немалому моему облегчению.

Реа указала направление, официант с подносом последовал за нами. Мы шли, улыбаясь, каждая — по своему поводу, и были очень горды собой.

Все взгляды обращались в нашу сторону. Пусть и ненадолго.

- -

— Коллеги, — Саванти явно был в ударе. — Оглянитесь вокруг. Люди мечтают о возвышенном, предаются простым и неизменным радостям, ищут себе место в жизни. Но сознают ли они, что не в состоянии подняться над этим миром, обозреть его изменчивость и несовершенство?

Он оглядел аудиторию. Все были серьёзны. Кроме меня.

— Зря улыбаешься, Май. Подумай, почему ты не смогла подолгу задержаться у остальных столиков? Да потому, что ты не стараешься принять их общество. Ты — вне всякого общества, как и здесь присутствующие. Большинство людей с радостью принимают те законы, которые им навяжут. Я рад принадлежать к меньшинству. Выпьем за меньшинство!

Выпили за меньшинство. Реа-Тарин явно скучала. Саванти, гордый принадлежностью к избранным, критически осматривал яблоко, которым только что хотел закусить.

— Тахе, — осмелилась, наконец, студентка.

— Можно просто Май.

— Нет, я… — Саванти смотрел на неё иронически. — С-с-спасибо. Май. Скажите… эти исцеления… сегодня утром…

Я пожала плечами.

— Да, кстати, — Хлыст приподнял едва различимые брови. — Тебя просили появиться у нас, в лаборатории. Ну эти… гомеопаты, массажисты…

— Прочие шарлатаны, — закончила я. — Давай-давай. Рыбак рыбака…

Саванти скривился.

— Я признаю только факты, — заявил он, оглядывая присутствующих. Налито было не у всех, один из студентов принялся исправлять упущение.

— Два случая на рынке, — продолжал Хлыст. — Тот, который с раком лёгких — излечен. Факт. Насчёт посла… гм… до меня дошли только слухи. Тоже излечена. Разом от всех мелких болячек. Ещё один факт. Такое бывало и раньше, само по себе чудом не является. Вопрос — как это случилось?

— Могу рассказать, — предложила я.

— Я и сам знаю. Неконтактная стимуляция «петли» среднего пояса. Трудно представить, как это могло получиться у дилетанта… извини, Май… но вполне возможно.

— Девочка у аптеки? — напомнила студентка.

— Да, тут не вполне понятно, — кивнул Саванти. — Однако девочка не проходила диагностики. Мы даже не знаем, была ли она на самом деле слепа.

— Продолжай, — предложила я.

— Факты на этом кончаются, — заключил Саванти.

— Да ну?

Мы долго смотрели друг другу в глаза.

— Факты кончаются, — кашлянул Саванти. — Мой проклятый ларингит…

— Ринит и гастрит, — закончила я. — Интересно, почему все терапевты, до единого, простужены?

Саванти посмотрел на меня уничтожающе.

— Всё из-за вас, прекрасные вы мои. Вам-то просто… а нам, несчастным и слабым представителям другого пола… Да-да, не смейся. Самое простое — температурная блокада дыхательных путей. По простому — заморозка. Быстро и эффективно.

— Ты просто не хочешь лечиться, — заметила Реа. — Сам же говорил — у насморка есть преимущества.

— Смысл лечиться? — воинственно осведомился Хлыст. — Это уже не лечится. Пройдёшься по сквозняку — и всё возвращается.

— Интересно, — я подняла бокал, все присоединились. — За мучеников-терапевтов! Как же ты терпишь? Тайком сменил пол?

Саванти вновь поднялся.

— Это тема моей диссертации, — объявил он. — Блокада Маэр-Тиро эс Гатто — звучит? Эффективно и просто. Ясная голова в любом состоянии, в любом обществе. Не всё же мне возиться с укушенными и заглаженными.

- -

Реа оживилась.

— Что значит — блокада? Ты треплешься о ней уже три года. Всякий раз у тебя «немного не работает». Что — заработало?

Саванти приосанился.

— Да. Никакой чувствительности. Полный иммунитет ко всем модификаторам, обоего пола. Чистый и холодный рассудок…

— …и словесный понос в придачу? — предположила я. Реа захохотала; студенты, один за другим, присоединились.

— Ничего-ничего. — Хлыст снисходительно оглядел нас и шмыгнул. — После клинических испытаний увидим, кто посмеётся последним.

Реа неожиданно оказалась у него за спиной.

Неторопливо сняла перчатки. Студенты отпрянули — явно не ожидали такого от преподавателей.

— Сейчас тебе будут клинические испытания, — пообещала она. — Загадай желание, пока не поздно…

Её руки медленно опустились на голову Саванти. Хлыст перестал улыбаться, замер неподвижно. Реа сдвинула пальцы, продвигая их за уши Хлыста… Ну и выдержка у студентов!

Все затаили дыхание.

Хлыст так и сохранял каменное спокойствие.

— Надо же, — Реа провела ладонями по его шее. — Ну, ничего… не может не быть слабых мест… Сейчас отыщем, сейчас…

Хлыст оставался неподвижным и спокойным. Как древняя гора. Как безбрежный океан в ясную погоду.

— Ф-ф-фу, — Реа выпрямилась. — Вот доска! Неужели действительно получилось?

Хлыст хихикнул. Все вздрогнули.

— Я полагаю, мы пока остановимся? — поинтересовался он. Я заметила, что опьяневшим он уже не кажется. Интересно… доска доской, но… — До следующего пояса доходить не будем?

И тут это вновь случилось. Я… посмотрела на Хлыста… что-то увидела… трудно описать это словами.

Хлыст задержал дыхание.

Повернул голову в мою сторону.

— Что такое, Май? Хочешь вылечить это? — он улыбнулся так издевательски, что продолжавшие молчать студенты невольно отодвинулись от стола. Реа нервно массировала кисти, переводя взгляд с Хлыста на меня и обратно.

Я продолжала глядеть. Только глядеть. Вокруг Хлыста колебалось видимое только мне облачко… да, горело красным его горло, то место, где все прочие видели его знаменитый нос… Красное сияние слабело… слабело…

Саванти вскочил. Так стремительно, что едва не упал. Запрокинул голову, рукой начал шарить в кармане халата.

— Броклядье, — выговорил он, отыскав, наконец, платок. — Дедорабодка… М-м-м…

Отнял платок от носа. Тот был в крови.

— Ужас, — сообщил Хлыст, слегка покачиваясь. — Что ты сделала, Май? Голова звенит, как колокол.

Глаза Реа загорелись.

Она стала подкрадываться к Хлысту. Тот поймал её за локоть, вынудил сесть. Она пыталась вырваться — больше для виду; если бы захотела — вырвалась.

— Что за… — Саванти продолжал прижимать платок к носу. — У меня обход через минуту, слышишь?

Реа не унималась, смеясь. Встретилась со мной взглядом. Поймав её взгляд, я подмигнула.

— Да оттащите же кто-нибудь эту кошку! — Хлыст обвёл студентов страдальческим взглядом. — Кто загладит её хотя бы на полчаса, тому две дополнительных недели отпуска. Я скоро буду.

Все оживились. Реа — тоже. Усмехаясь, она отпустила Саванти и… неторопливо, лениво натянула одну перчатку за другой.

— Меня? На полчаса? Есть желающие?

Если предлагают…

Оживились все, кроме меня. Нет у меня настроения «ушки чесать». Тем более, Реа-Тарин — мастер спорта по двум видам единоборств. Не зря же она надела перчатки. Дескать, вот вам фора, да ещё какая…

— Ну, котики, кошечки? — Тигрица обвела всех взглядом. — Кто первый?

— Так, — я поднялась. — Я покину вас. Ненадолго.

Реа-Тарин засмеялась.

— Смущаешься, Май? Брось, это же игра…

— Я быстро, — пообещала я. Дойду до апартаментов, выпью минералки. Не пошло мне это вино. Нет привычки, точно.

Позади меня послышался взрыв смеха.

Одним желающим меньше. Одно утешение — спит сейчас и видит прекрасный, хоть и короткий, сон.

9. Очень скорая помощь

Решила подняться по лестнице, не на лифте. Чтобы побыстрее выветрились винные пары.

Что-то смущает меня. Майстен передал — звонили в Университет, спрашивали меня. Кто? Я помнила, но забыла. Нехорошо. Сняла телефон, глянула — нет пропущенных звонков. И на том спасибо.

Пунктир уже не казался пугающим. Ковровые дорожки — хорошая имитация меха, не очень глубокие, надёжно гасят звук шагов. Всюду тихо, горят огоньки сигнальных устройств, изредка попадаются терминалы связи. Все пустые, все выключены.

Раньше я не любила ходить по тёмным коридорам. С сегодняшнего утра — полюбила. Великое Море, сколько событий успело произойти! Я попыталась вспомнить все, начиная с похода в аптеку.

Что я должна была купить в аптеке? И зачем? Не помню. Неприятно.

…Шагов за тридцать до своей двери я остановилась. Почудилось? Нет, и звуки и… запах. Неприятный. Характерный. Сопровождающий некоторые типичные последствия неумеренных возлияний. Причём, похоже, поблизости от входа в апартаменты.

Я начала злиться. И непременно возле моей двери! Право, от таких «знаков внимания» я бы с удовольствием отказалась.

Тихий скрежет и тяжёлое дыхание. Точно. Кто-то пьяный, или притворяющийся пьяным. Я пошла осторожнее, глядя себе под ноги. То, на что не следовало наступать, обнаружилось шагах в десяти от двери.

Кто-то, склонившись над дверью, пытался попасть ключом в замочную скважину. Без особого успеха. Я оглянулась, высматривая ближайший сигнал вызова охраны. Ну ладно, в случае чего — пробегусь. Может, конечно, это — розыгрыш, но такую смесь запахов трудно подделать.

Готовая, в случае необходимости, немедленно броситься прочь, я приблизилась к неизвестному и тронула за плечо.

— Что за…

Человек вздрогнул и застонал. Я едва не потеряла дар речи.

Ласточка!

Провела рукой над сенсором. Тот опознал меня, включил входное освещение.

Лас-Таэнин была даже не горячей — раскалённой. Губы сухие, чуть потрескавшиеся. Глаза мутные, но спиртным от неё не пахнет. Вот так дела.

— Лас… — я потрясла её. — Лас, что с тобой?

— Мне… — она попыталась что-то сказать, но не смогла. Закрыла глаза, потеряла равновесие.

— Лас! Лас-Таэнин!

Дени уехал. Действуй, Май! Забыла номер Скорой?

Я открыла дверь… мне показалось, что на меня смотрят. Ощущение было таким жутким, что я поспешно включила повсюду свет, а добравшись до шкафа, где висел ремень и кобура со «Скатом», вооружилась.

«Скат» «осмотрелся» и сообщил, что движущихся объектов нет. Источников тепла нет. Нервы, чтоб их!

Сняла диадему. Прочие побрякушки.

Стон со стороны входной двери. Выругавшись, я бросилась туда. Едва перешагнула порог — вновь ощущение чужого внимания. Ладно, не до этого. Втащила Лас внутрь. Та уже не реагировала на слова, на тряску. Звуки, которые ещё долетали из её губ, походили на поскуливание.

Я принюхалась. Дыхание чистое, слабый запах ванили и яблок. «Тоже сладкоежка», вспомнила я. Запах вишни — ага, это «шипучка». Что с тобой, малышка?

Ладно. Сняла с неё тяжёлую куртку, — действительно ножны! Что-то там такое? Кинжал, короткий меч? Отстегнула, не интересуясь. Ох, и тяжёлая ты, Лас… Стащила с неё обувь. Как ты во всём этом ходишь — весит, словно стальной панцирь!

Уложила на кровать. Пощупала пульс. И перепугалась так, что сама чуть не упала в обморок. Пульс едва ощущался. Дыхание — тоже. Приподняла одно веко — зрачок расширен до предела, на свет не реагирует.

Меня стало трясти. Я выскочила в коридор (вновь кто-то «глянул в спину»), ринулась к сигналу охраны. Стукнула по нему.

Сломан.

— Кто-нибудь! — крикнула я. — Помогите, человеку плохо!

Тихо. Никого… а «мех» прекрасно глушит звуки.

Назад!

Хлопком включила терминал, едва не разбив поверхность. Вызвала Скорую.

«Вызов принят».

Подумав, набрала номер Хлыста.

«Абонент не отвечает на вызов». Где ты, Саванти? Почему не отвечаешь? Поставила «автодозвон», собралась бежать вниз, в Залы…

Я сбегаю вниз, где развлекается Тигрица, где можно крикнуть о помощи и получить её… но доживёт ли Лас до моего возвращения?

Рассудок слегка прояснился. Вытащила платок из шкафа, намочила, протёрла ей лицо, положила компресс на лоб. Лас пошевелилась — прекрасно. Двигайся, хоть немного! Расстегнула на ней одежду — плевать на приличия, сейчас я — врач. Потом — пожалуйста, хоть сто ритуалов очищения.

Взгляд упал на полку с конспектами. Сбросила на пол с десяток тетрадей, пока не увидела ту, что надо. Страницы рвутся под руками. Вот… так… меры срочной помощи. Перечень признаков… Да, есть! Интересно, найдётся у меня валериановый настой? Мята?

Пока искала, разбила несколько пузырьков. Спокойно, Май. Досчитай до десяти. Торопиться нельзя.

Пропитала пару платков в травяной настойке, обвязала запястья Лас. Вспомнила слова лектора. Вполне возможно, что сам Саванти и читал. «Сделайте это, чтобы выиграть немного времени. Пять-семь минут у вас будут. За это время можно дождаться помощи. Но не медлите — вы включаете последние ресурсы».

Лас затихла. Я пощупала пульс — прерывистый, но немного сильнее. Жар спадает. Теперь что?

Терминал сообщил, что ни один из абонентов не отвечает. Подавив дурную мысль — пальнуть, скажем, термопулей в коридоре, чтобы поднялась суматоха — я вернулась к исходному вопросу — что теперь? Пять минут пройдут быстро.

Библиотека!

Ладно, рискну. На всякий случай крикнула ещё пару раз. Оставила дверь приоткрытой — может, хоть кого-нибудь заинтересует.

Сглотнула. Только не паниковать.

Библиотека ответила сразу. Хорошо, если никого более на связи. Потёрла ладони, сбросила перчатки.

Начали.

- -

Учитесь пользоваться справочниками.

«МЕРЫ СРОЧНОЙ ПОМОЩИ».

Так. Жаль, что кровать так далеко. Не бегать же туда-сюда. «Наручники» я наложила правильно. Проклятье — всё равно придётся вернуться и посмотреть на её состояние. Управлять голосом бессмысленно — вежливый автоматический чтец не умеет «проскакивать» то, что мне неинтересно слушать.

Температура упала почти до нормы. Пульс медленный, ровный. Зрачок…

Что-то не так. Я отпустила её висок. Посмотрела на свои пальцы. Губы Лас шевелились. Она улыбается! Глазные яблоки движутся под веками.

Почему сам собой включился кондиционер?

Осторожно понюхала пальцы. И всё поняла.

Эх, подруга… тебя не научили считать дни? Два раза в году?

Надену-ка я перчатки. Мало ли. Да и с неё пока снимать не стану.

У Лас — первая фаза цикла. Ищем подсказку. Терминал сообщил, что команда Скорой уже рвётся, несётся, мчится сюда. Что-то я не слышу топота.

«ЦИКЛ»

Ой, сколько «циклов» в каталоге!

«ЦИКЛ РАЗМНОЖЕНИЯ».

Не то. Ну почему медики никогда не могут выражаться обычными, человеческими словами?

С третьего раза получилось.

«ЦИКЛ РЕПРОДУКТИВНЫЙ, у человека (Maerton Harta est. Thore), он же цикл Афарен-Мане».

Я впитывала всё, что появлялось на экране, со страшной скоростью. Страница за страницей. Текст. Иллюстрации. Иногда поворачивала голову — Лас не издавала звуков, но признаки первой фазы цикла налицо.

«У женщин: спокойная (неактивная) фаза цикла продолжается в среднем шесть лунных месяцев, от 120 до 135 дней. Если вступительные циклы (см.) не были инициированы хемоконтактной стимуляцией Фаттана (см.) произвольного из поясов, подготовительная, первая и вторая фаза цикла проходят в течение 1–2 суток, третья (активная) фаза не наступает и не может быть инициирована.

В случае инициированного цикла подготовительная фаза сменяется первой в течение суток; при отсутствии хемостимуляции или комплексном гормональном подавлении (см.) организм возвращается в спокойную фазу в течение 12–16 часов.

Усечённый (неинициированный) цикл запускается самопроизвольно, как правило — в возрасте от 10 до 22 лет. Полный (инициированный) цикл может быть спровоцирован, начиная с 9 лет (активная фаза до 15–16 лет отсутствует)».

Я вернулась к Лас и «заглянула за уши». При прочих обстоятельствах — мягко скажем, невежливое действие. Будь мы при людях, даже намёк на подобный осмотр был бы поводом использовать оружие. Я ведь не врач.

Осмотрела. Пигментация не нарушена, Лас не зря называют недотрогой. «Верхний пояс» — голова и шея — нетронуты, значит… значит… цикл не инициированный, усечённый. И что? Проклятье. Не знаю я, что это значит. Когда я втаскивала её в комнату, никаких признаков цикла не было. Подготовительная фаза если и прошла, то незаметно для меня. Во время подготовительной фазы должен быть характерный блеск глаз — какой уж тут блеск…

«Подготовительная фаза не сопровождается активацией контактных и рецепторных областей, существенным сдвигом гормонального баланса и изменениями в гонадах, но сводится к резкому (на 1–2 порядка) повышению уровня секреции фактора Фаттана-Мессе (см.)»

Я в замешательстве глянула на свои руки. Фактор Фаттана-Мессе. То, из-за чего я ношу перчатки… и шапочку. Если соответствующие части одежды Лас не смогли подавить выброс «фактора» — «духов» на студенческом языке, то… Память поднималась целыми пластами — как тогда, когда дядя вручил мне амулет. Идиотка! Я кинулась к Лас и сорвала с неё шапочку — вязаную сетку. Если её «пробило», то Лас в состоянии угореть от собственных «благовоний».

Ох…

Ноги тут же стали ватными. Голова закружилась. Я встала — попыталась встать — и направилась к пульту управления кондиционером. По пути два раза почти теряла сознание — чёрные волны скрывали всё под собой.

Успела дать максимальную тягу, прежде, чем меня «накрыло».

Это не один-два порядка, подумала я, когда кондиционер обрушил волну ледяного воздуха. Это намного больше. Чистый воздух отрезвлял, меня всю кололо серебряными иголочками. Да. Не завидую терапевтам.

Лас пошевелилась. Хороший признак. Сейчас надо снять с неё перчатки — да спрятать всё это куда-нибудь, — может, Скорой потребуется. Должны же они разобраться, что с ней стряслось.

Где они, кстати? Где эта помощь?

Лас выглядела расслабленной, кожа темнее обычного — что-то не так. Что же делать? Спокойно… Сними с неё перчатки, спрячь, смени компресс…

Я осторожно наклонилась над Лас, задерживая дыхание. Черноволосая продолжала улыбаться, губы были плотно сжаты. Лас «пела» — издавала тихие, напоминающие мурлыканье звуки, иногда едва слышно стонала — продолжая улыбаться. Мне следовало насторожиться, но… Я потянулась к её рукам.

Она успела снять перчатки!

Когда — не пойму. Мне показалось, что на меня упала скала — руки её сдавили мне шею, потянули вниз. У меня начало темнеть перед глазами. Если я сейчас же не отобьюсь, если Лас сумеет снять с меня шапочку, если я вдохну… через минуту буду выглядеть не лучше.

И Нескорая помощь обнаружит здесь два тела. У обеих будут обширные кровоизлияния в мозг.

Трудно отбиваться от противника, которого не хочется калечить, но который перестал быть человеком — нечто тёмное, управляемое чудовищной дозой естественных наркотиков. Болевые приёмы не действовали. Только не вдохнуть. Только не позволить себе вдохнуть. Уклоняясь от ставших стальными пальцев Лас, я ударила её лбом в солнечное сплетение.

Тёмная пауза… Я сижу на полу, всё лицо в крови. Отлично проводим время, Май. Честно говоря, мне было всё равно, что с той, что находится на кровати. Я сумела доползти до ванной и убедиться, что ссадина невелика, кости целы. Шея черна от синяков, болит при прикосновении. Костяшки пальцев ободраны. Надеюсь, я не вышибла ей зубы.

Не вышибла. Она вообще как новенькая — ни синяка, ни ушиба. Я даже разозлилась ненадолго.

А вот настоящий сюрприз. Прошло пять минут, а Лас… снова пребывает в первой фазе. Вот так.

Что за…

Пошатываясь, я вернулась к терминалу. Абоненты не отвечают. Чтоб этой Скорой сгореть… после того, как Лас поправится. И отчего сообщили, что бригада в пути? Сбой? Дурная шутка?

«ЦИКЛА РЕПРОДУКТИВНОГО ПАТОЛОГИИ».

«Нет авторизованного доступа к данным сведениям».

Вот так!

«РЕЦЕПТОРНЫЕ ОБЛАСТИ ФАТТАН, у человека (Maerton Harta est. Thore). Условно делятся на три большие группы, частично пересекающиеся («пояса»).

Первый (верхний) пояс включает голову, шею, предплечья, верхнюю часть спины. Охватывает 42 стандартные рецепторные области (т. н. активные точки), воспринимающие модификаторы поведения Фаттана (см.) первой и второй групп. Контактная стимуляция «лепестковых» шейных точек (см. иллюстрацию) во время подготовительной и последующих фаз репродуктивного цикла позволяет инициировать индуктивное состояние Мессе (т. н. «медовый голос», см.).

Второй (средний) пояс включает области спины (ниже лопаток) и живота, частично — внешнюю сторону бёдер, охватывает 18 стандартных рецепторных областей. Рецепторы второго пояса активны только во второй и третьей фазах репродуктивного цикла, воспринимают модификаторы поведения всех трёх групп. Контактная стимуляция более чем шести точек среднего пояса является единственным способом безусловного запуска третьей (активной) фазы цикла».

Уф. Как легко, оказывается, управлять человеком. Вот не ожидала. И зачем я сорвала Саванти его «блокаду»?

Лас что-то прошептала. Я осторожно приблизилась. О небеса… Опять вторая фаза! На этот раз я не стала подходить близко. Очень уж обманчиво расслабление и кажущаяся слабость. Мне было неприятно и неудобно — словно я, со спокойствием и любопытством ребёнка, наблюдаю за агонией попавшей под автомобиль кошки.

Ещё три минуты. Лас вернулась в первую фазу. Как остановить это «мерцание»?

Как мерзко. Саванти этот случай может стоить очень дорого. Как и Лас. Как и мне — за самовольное «лечение». Но обратного пути нет.

За следующие пять минут я убедилась, что всем подряд о способах экстренной помощи при сбоях цикла не сообщают. Что за глупость! Впрочем, не такая уж глупость — если научить такому кого угодно, не дав при этом клятву медика, то… Такой человек может много натворить. Даже и без злого умысла. В Университете каждый год не менее десяти молодых недоумков оканчивают свои дни в реанимации — после поиска способов подольше «заглаживаться». А на вид такое безобидное развлечение! «Хемоконтактная стимуляция рецепторных областей Фаттана». Звучит, как заклинание. В обыденной жизни — «погладить за ушками».

Я почувствовала, что краснею.

Нет, напрасно я ищу. Если в течение минуты ничего в голову не придёт, побегу вниз. Больше с огнём играть нельзя. Кто знает, сколько «мерцаний» она выдержит.

Думай, Май, должно быть что-то очень простое.

Лас «проваливалась» вновь. Что-то очень быстро. Маятник ускоряется.

«Озарение» выглядело, как накладывающиеся картинки. Реа-Тарин, надевающая перчатки — кто первый, котики?.. Уроки первой помощи… Я сама, с размаху ударяющая Лас головой в живот…

Я бросилась к терминалу.

Боевые искусства! Точно!

Болевые приёмы. Где-то здесь. Сейчас, сейчас…

«САТТА-КАЭ, боевых искусств школа, разработана…» неинтересно, кем разработана. «Приёмы ближнего боя основаны на ударном воздействии на активные точки верхнего и среднего поясов… Примеры захватов… освобождения от захватов». Захват «когти ястреба». Полтора «куан» — второго сустава среднего пальца — от линии, соединяющей… Ясно. Здесь, здесь и здесь…

«Побочным (парадоксальным) действием захвата является купирование хемочувствительности всех трёх поясов и временная (от 10 до 30 минут) регрессия второй и первой фаз репродуктивного цикла. Регрессия сопровождается болевым воздействием 2–3 уровней. При наличии патологий…»

Откуда мне знать, какие у неё патологии?

Я вернулась к Лас. Плохо дело. Полторы минуты — и вторая фаза. Сорок пять секунд — первая. Интервалы сокращаются. Губы у неё потрескались… Пульс бешеный, сердце скоро не выдержит.

Принимай решение.

Я приняла. Семь бед — один ответ. Как только Лас вернулась в первую фазу, я быстро расстегнула её блузку — проклятие, девица мокрая насквозь от пота, а у меня тут арктический мороз. Так. Быстро, ищем точки. Отличительные признаки… здесь и здесь… Только бы не промахнуться.

Пять точек сразу.

Я нажала.

Такого удара в челюсть я не ожидала. Когда я поднялась с пола, Лас уже замахивалась повторно. Судя по всему, она не осознавала, где и почему находится. Ну да — если очнуться в чужой постели, да ещё и в частично раздетом виде… Подумать можно о многом.

- -

Будь ножны поближе к кровати, вечер мог бы окончиться для Майтенаринн совсем печально. Кто мог знать, что пробуждение станет таким основательным! Но Лас потратила несколько драгоценных секунд, дотягиваясь до ножен… ей надо было не спускать глаз со Светлой, этой гадины… Дени!! Где ты?!

Ей нужно отвести взгляд от поднимающейся на ноги Май только на полсекунды.

Есть!

Мускулы плохо повиновались Лас-Таэнин. Светлая чем-то опоила её. Надо успеть сделать всё, что положено с этой… с этой…

— Пей! — приказали ей.

Ободранная и злая Майтенаринн протягивала какие-то чёрные таблетки и стакан с водой.

— Vasset ma faer, — прошипела Лас, держа клинок перед собой. — Я напьюсь твоей крови!

Майтенаринн, не меняя выражения лица, отставила стакан с водой (Лас повела клинком… ну же, Май, отведи взгляд) и в лицо Ласточке уставился гладкий мерцающий ствол пистолета.

— Пей, сумасшедшая, — услышала Лас слова, которых не могло быть произнесено. — Я могу уйти, но ты умрёшь.

Лас только оскалилась. Какие клыки…

— Стреляй, — предложила она. — Давай, стреляй.

Майтенаринн спокойно нажала на скобу… и красный огонь ударил Лас в лицо. Она выронила кинжал… Застрелила, успела подумать она.

Не застрелила.

— Пей, — Светлая обезоружила её, пинком отправив клинок в сторону. «Скат» вновь смотрел Лас в глаза. — Не зли меня больше, прошу тебя.

Лас ощутила, как внутри что-то ломается. Май не могла так поступить с ней… она ведь… сегодня вечером… они говорили… Дени объяснил… Мутные волны захлёстывали окружающий мир.

Она кивнула. Май осторожно передала ей таблетки. Вручила стакан с водой. Поймала упущенный стакан… не переставая держать неожиданно «вылечившуюся» на мушке.

Расскажешь кому-нибудь — не поверят.

Лас всхлипнула и безучастно упала на бок.

Май присела рядом, спрятала оружие.

— Тебя учили считать дни, красавица? — осведомилась она. — Где твои таблетки? Какого… ты потеряла на празднике? Острых ощущений захотелось?

Лас вздрогнула. Дрожащими руками ощупала голову… уши… за ушами. Прикоснулась к животу.

— Давай, осматривайся, — Май сплюнула кровью себе под ноги. — Делать мне нечего — «расстёгивать» тебя. Что я, совсем с ума сошла?

Лас молча кивнула.

Май остолбенела и… рассмеялась.

— Вставай, — она выволокла тряпочную Лас из постели. — Идём.

— К-к-куда?

— В душ, куда же ещё. Там осмотришься в своё удовольствие. Целы твои ушки, недотрога, всё прочее тоже цело. Смотри только, не утони.

Май довела покорную Ласточку до ванной и оставила там. Не утопилась бы сдуру… Да ну её, в конце концов. Сейчас, надо полагать, явится Скорая — отличный вид у спальни! Картина «мы весело празднуем Выпуск». Особенно хорошо смотрятся разбитое лицо хозяйки и кинжал на полу.

Нда…

Постельное бельё было пропитано потом чуть ли не насквозь. Сколько жидкости в человеке… Ладно. Сорвала всё это, брезгливо скомкала, засунула в мешок — потом!

Опять накатило. Нельзя было вдыхать, нельзя!

Из ванной доносился слабый шум воды.

Свежий воздух. Упоительно свежий воздух. Май прислонилась головой к стене, замерла.

* * *

Я успела заменить постель, убрать оружие в ножны, сложить одежду этой ненормальной рядом с кроватью. Не спать мне на этой кровати ещё очень долго, чужие «духи» так просто не выветриваются. Ну и ладно.

Интересно, куда это я засунула шкатулку, подарок посла? Неужели забыла в пультовой? Да нет, Саванти помог мне всё принести. Ключик от неё сразу спрятала в карман — вот он, а шкатулку… Ладно, не до этого.

Вода перестала шуметь.

Я помогла Лас, как-то сумевшей вылезти из ванны, одеться (в мой халат… больше мне его не носить). Черноволосая вздрагивала при каждом моём прикосновении.

Так же, чинно и покачиваясь, мы вернулись с ней в спальню.

— Я сейчас «запою», — бесстрастно сообщила Лас. Я едва не засмеялась. Но сумела удержаться. Две таблетки я ей дала… дам-ка ещё одну.

— Пей, — помогла я ей. — Умница. Ты что, ничего не помнишь?

— Я хотела… голова закружилась… Пошла к себе в комнату…

Помогла ей улечься, прикрыла одеялом. Глаза Лас заволакивало… заволакивало…

Я посмотрела, наконец, на оброненный ею ключ. Ошиблась этажом, похоже. Ну да, в таком состоянии.

— Ты ошиблась этажом, — поделилась я с ней важной новостью. — Подошла к моей двери. Хорошо, что я была поблизости.

Лас посмотрела на меня и вновь отвела взгляд.

— Позови Дени…

— Он уехал.

Лас всхлипнула.

— Ты… ты прогнала его…

— Знаешь, подруга… — я встала, подняла ножны, положила поверх одеяла. Лас тут же вцепилась в них. — Держи. Защищай свою честь сколько хочешь. А я с тобой не разговариваю… пока у тебя чайничек не остынет. Не вставай, я схожу за помощью.

Лас вновь всхлипнула, обняла ножны изакрыла глаза.

Когда я, переодевшись в относительно чистую одежду, вернулась, Лас спала. Первая фаза. Нормальная, управляемая. Ладно, воительница, с тебя хватит. С меня — тоже. Учили глупую — не делай добра насильно, себе же хуже будет. Не научили.

Праздник, значит. Хорошо. Надела диадему, украшения…

На выходе из комнаты я столкнулась с… Саванти. Господин без пяти минут директор медицинского центра был весел и в меру пьян.

— Май? С кем это ты тут? Что это тут у тебя…

Обвёл взглядом комнату.

— Хорошо проводишь время… Там тебя потеряли, внизу, меня вот послали позвать. Телефон свой ты мне не сказала…

Я не сразу поверила, что слышу именно это; когда поверила, от души врезала ему в челюсть. Примерно так, как это недавно сделала Лас.

Саванти поднялся на ноги, ошарашенный до полного отрезвления.

— Май? Да что…

— Там, — указала я рукой. Голос мой был спокойным — сама удивилась. — В моей спальне. Ласточка… Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан. Я думала, она умрёт. Иди, займись. И не забудь отдать меня под суд.

Саванти потянул носом и ринулся в спальню, когда я произносила последние слова.

А я поняла, что меня беспокоило, когда я втаскивала беспомощную Лас внутрь апартаментов. У двери стоял пылесос, я забыла его выставить наружу — как обещала. Теперь пылесоса не было.

- -

Я стояла и смотрела, как Саванти проводит осмотр. Первым делом он извлёк из верхнего кармана халата небольшой баллончик и… брызнул себе в рот. Скривился… закашлялся.

— Здравствуй, родной ларингит, — пробормотал он. — Ну тут и концентрация… Давно она так?

Я прикинула.

— Минут двадцать.

Саванти присвистнул.

— В доктора играешь? Знаешь, шутки шутками…

Я шагнула к нему, сжимая кулаки.

— Ну, Хлыст… Вон, убедись — Скорую вызываю непрерывно, тебя лично — тоже. Что у вас там? Забастовка?

Саванти замер, помолчал.

— Ладно, — примиряюще заявил он. — Вначале Ласточка. Сделай одолжение, надень фильтры.

— Чего?!

— Шапочку. Перчатки.

— «Шапочку»! — передразнила я его. — Скажите, какие неприличные слова! — и удалилась в соседнюю комнату.

Вот только здесь мне её «духов» не хватало. Ладно, сейчас закрою шкаф и устрою вытяжку. К утру у меня в апартаментах выпадет снег и заведутся полярные медведи.

— Её тошнило? — осведомился Саванти, делая Ласточке укол.

— Да.

— Как давно?

— Как раз, когда я её обнаружила. Минут двадцать-двадцать пять назад.

— Где?

Я сделала над собой усилие и ответила, спокойно.

— В коридоре, на полу.

— Ты… — Саванти кашлянул и выскочил в коридор. Вскоре вернулся. — Почти всё уже «вычищено». Очень некстати.

У нас успели постелить самоочищающиеся дорожки? Забавно. А у меня в апартаментах почему не… Ах да, я же ничего не позволяю здесь менять.

Саванти поднялся,

— Ловко, — похвалил он. — Валериановые «наручники», верно? И «строгий ошейник».

— «Когти ястреба».

Саванти удивлённо поднял брови.

— Быстро соображаешь. Гордись, ты спасла ей жизнь.

— И вам, недоумки, — выговорила я злым голосом. — Не забудь написать в отчёте, что до вас не дозвониться.

— Всё, Май, — Хлыст потёр глаза. — Исчезни-ка ненадолго. Сходи за Тигрой. Хотя нет, на кой она мне тут такая… игривая. Вызови снизу санитаров. Вот, — он протянул мне карточку. — Нижний телефон.

— «Исчезни»? Интересно, кто у кого в гостях?

Саванти промолчал. И правильно сделал.

— Всё, ухожу, — я отряхнула одежду. — Вот её ключ. Остальное рядом с кроватью.

— Спасибо! — крикнул он вслед. — Да, просили передать, тебе из дому звонили.

И пусть звонили. Мой законный праздник — до завтрашнего утра. А там пусть звонят ещё. Если буду в настроении, отвечу.

Если не присматриваться, лицо у меня не такое и разбитое. Можно кое-что скрыть под волосами и украшениями…

- -

— Привет-привет! — помахала мне Реа-Тарин. — Мы тебя заждались. Заснула ты там? Или… — она потянула носом. — О-о-о…

— Помогала Хлысту, — ответила я, возвращаясь в благодушие. Было ещё обидно, очень обидно… но в присутствии Реа не удавалось дуться. — Тяжёлый пациент.

— Уже?! — трое студентов и Реа воскликнули разом. Один из «коллег по клубу» куда-то делся. Двое остальных — долговязый парень и девушка — спали в своих креслах. Не видать им дополнительного отпуска.

— Саванти уже и тебя к делу пристроил, — недовольно заметила Тигрица, наливая себе и мне вина. — Что там?

— «Переглаженный».

— Как всегда, — Реа задумчиво откинулась в кресле. — Скоро фейерверк, потом — парк аттракционов. Ну, ребята, последний шанс.

Парни засмеялись и покачали головами.

— Даже втроём они меня боятся, — изобразила обиду Реа. — Как хотите, как хотите…

— Втроём? — я допила вино и встала. Не знаю, что на меня нашло. Груда вновь обретённых знаний шевельнулась в памяти. — Что же вы…

И шагнула в сторону Реа, медленно снимая перчатки.

— Дуэль, Королева? — улыбнулась Реа и сняла свои. — Ладно. Проверим твою реакцию.

Она уселась в кресле спиной к подлокотнику, сложила руки на коленях. Я медленно подошла сзади, наклонилась.

Вижу. Чувствую. Новое «зрение» слабо, но действует.

Положила пальцы ей на плечи. Тигрица расслабилась… но меня уже не обмануть. Я осознаю, что она готова мгновенно выбросить руки, нажать легонько на нужные точки. Второй попытки у меня не будет. Я медленно раздвинула пальцы.

— М-м-м, — промурлыкала Реа, явно для публики. Тихонько шепнула. — Не старайся, Королева. Загадай желание. Я сегодня добрая…

Я задержала руки поверх её ключиц. Реа замерла. Но «тряпочной» она не была. Уголки губ тихонько подрагивали. Ждёт… Ждёт, когда я попытаюсь неожиданно надавить на «волшебное» место… Чтобы отплатить мне тем же — и мне не уйти, места для манёвра нет.

Убрать мысли. Сосредоточиться на других точках. В кабинете стало совершенно тихо. Зрители боялись «спугнуть» нас.

— Хи-и-итрая… — протянула Реа, закрывая глаза. — Кто тебя учил, Май?

Два «куан» от плечевого сустава… Чувствую… Точки чуть теплее… Нервничаешь, Тигрица?

Нервничаешь…

Я нажала. Резко. И не туда, куда ожидала, должно быть, Реа. Рефлекс — вещь страшная, Реа опоздала с ответным выпадом. А я резко откинулась, приседая, когда её руки взметнулись, чтобы точно попасть в «сонный квадрат» чуть выше основания шеи. И тут я нажала — сильно — в тот самый квадрат. Неточно, одним пальцем промахнулась.

Тигрица судорожно вздохнула, взмахнула руками ещё раз… Поздно, Реа.

Я осторожно подхватила её, передвинула так, чтобы ей было удобнее.

Реа спала.

На самом деле. Никакого притворства. Я осторожно приподняла краешек левого века. Реа улыбнулась, сильнее обнажив клыки и… медленно свернулась в клубочек. Насколько позволяло кресло.

Я выпрямилась. В голове звенело. Если бы не «зрение», сейчас точно так же лежала бы я. Ну, может быть, снисходительная Реа нажала бы чуть слабее, или одним пальцем вместо четырёх — пять минут сна, для подтверждения победы.

— Класс… — восхитился кто-то. И тут словно взорвались.

— Здорово, Май… Научи, а? Никто ещё Тигрицу не «заглаживал»! Эй, ребята…

— Что за шум? — Саванти вошёл, бодрый и невозмутимый, словно ничего не произошло. — Ну дела… Кто это её так?

— Она, она! — указали студенты.

— Поздравляю, Королева. Тигра тебя будет обожать до конца жизни. Тебе это удалось первой. А ну тихо, — Саванти одарил остальных грозным взглядом. — Дайте человеку поспать. Да, и заберите ваших неудачников — вон они, уже просыпаются.

Проснувшиеся были бодры и смущены, особенно девушка.

— Всем подарок! — объявил Хлыст. — По одной неделе я вам накину. На память. Но — чтоб никаких хвостов у меня к осени, ясно?

Всем было, конечно же, ясно.

— Ладно, коллеги. Оставьте нас, нам тут работа неожиданно нашлась. Ещё увидимся!

Я встала, чтобы попрощаться со всеми. Прикоснулась пальцами к щеке каждого… Ритуалы, ритуалы. Утомительно всё это.

* * *

— Насчёт «до конца жизни» я не шутил, — Саванти указал взглядом на бутылку с вином, но Майтенаринн отказалась. Так и не выпила минералки.

Саванти отпил глоточек, кашлянул.

— Вылечить тебя ещё раз? — вежливо предложила девушка.

— Нет, спасибо. Одного раза вот так хватило.

— Я же не знала…

Саванти неожиданно поднялся, подошёл к Майтенаринн и… вручил носовой платок.

— Я вижу, — он вздохнул. — Давай, Май, не стесняйся. Я выйду, если хочешь.

Майтенаринн покачала головой — не уходи — и закрыла лицо платком. Долго сидела так, чуть вздрагивая. Отняла платок. Лицо её посерело.

— Я знаю, это обидно. Но, Май, это обычное дело, поверь мне. Знаешь, что делает четверть «заглаженных», которых вытаскиваем с того света? Подают на нас жалобу. А то и в суд. А тут…

— Что с ней?

— С ней хорошо. В смысле, выкарабкается.

Он замолчал.

— Интереснее другое. Кто-то постарался, чтобы твой звонок нам не прошёл.

Холодок прополз по спине Майтенаринн.

— Ты уверен?!

— Такими вещами не шутят. И — самое главное. У Лас-Таэнин очень странная интоксикация. Я не знаю, чем ты её напоила, следов в крови осталось немного. Мы забрали бельё для анализа… гхм… постельное. То, которое ты сменила. Похоже, наша птичка рискнула какой-то стимулятор попробовать.

— Если можно, Хл… Саванти. Не…

Саванти поднял ладонь. Оглянулся, прижал палец к губам.

— Кто-то донёс, что ты была при смерти. Кто-то «заткнул» мне телефон и входную линию. Надо радоваться, что, кроме Лас, ничего серьёзного не было. Понимаешь? Я не могу ничего скрывать, Королева.

— Понимаю.

— Не нравится мне это. Всё, ни слова больше! Я знаю, что ты сейчас скажешь: «это всё из-за меня».

Май отвела взгляд, вздохнула.

— Хорошо Тигре, — Саванти задумчиво поглядел на спящую Реа-Тарин. — Ладно. Вот что, Май… Мы перевезли Ласточку в реанимационное. Вот ключ от её комнаты. Охранник встретит тебя. Возьми её… фильтры? — Май невольно усмехнулась. — Она просила.

— Именно меня?

— Да.

Майтенаринн выпрямилась.

— С какой стати, интересно?

— Какие мы гордые. Хорошо, сам схожу.

Девушка некоторое время раздумывала.

— Хитришь, Саванти… Ладно, прогуляюсь. Если по дороге не засну.

— Да, выспаться тебе не вредно. В твоих комнатах, наверное, не очень приятно. Что-нибудь придумаем. Назови-ка номер телефона. Твоего, личного.

— Я его не знаю.

— Вот как. Ну хорошо, вот, возьми «свисток», — он вынул из кармана и протянул девушке плоский предмет. — Умеешь обращаться?

— Видела. У охранников такие.

— Правильно. Номер там написан. Если что — свисти. Мой кодовый — 3451. Связь уже наладили.

Май остановилась и покопалась в кармане. На стол из её ладони выкатилось три тёмных таблетки.

— Я дала ей вот это.

10. Белый невесомый порошок

Скромно живёт Ласточка. Кто она? Третья дочь графини Вантар эр Рейстан, владелицы пяти крохотных островков. Железная и марганцовая руда, устрицы, водоросли «кудри Соари» — прекрасный источник микроэлементов. Богатая наследница. Если о ней, как о наследнице, вспомнят. Практика сейчас такая — «лишних» дочерей отправлять подальше. А если решат не возвращаться, тем лучше. Повод не пускать обратно придумать легко, а оплачивать «отказное» содержание несложно.

Охранник коротко поклонился и отпер дверь. Далеко идти не пришлось: всё сложено в коробочки, стоят на полке у входа. Несколько коробочек — про запас. Я осторожно принюхалась. Не похоже, чтобы Лас перепутала дни — такое трудно не учуять. Что может инициировать цикл раньше времени?

Не сходи с ума, Май. Забудь про медицину.

Порядок у неё. Это радует. Но всё отчего-то в тёмных тонах. Охранник кашлянул. Намёк поняла.

— Сообщите, пожалуйста, что я иду, — попросила я, как и было сказано. — Минут через десять буду в реанимационной.

Он кивнул и тщательно запер за мной дверь.

- -

Вновь путешествие по тёмным переходам. И вновь неприятное ощущение пристального внимания. Я едва не выхватила «Скат», когда «жжение» стало нестерпимым.

У входа в реанимационное меня обыскали — условно, конечно, несколько раз взмахнули детектором. Тут-то я и взмокла…

— Проходите, тахе.

Не обнаружили! «Скат» не обнаружили!

Охранник встал спиной ко мне. Тактичный. Вот я сейчас выну шпильку и воткну её в ухо пациенту… Потрясла головой.

Не сходи с ума, Май.

Было относительно тепло, воздух совершенно чист — а ведь черноволосая без «фильтров». Хоть где-то у них тепло.

— Лас?

Она пошевелилась, вздохнула. Первая фаза — «стеклянная», самая противная. Всё кажется полупрозрачным, каждое движение причиняет боль, в ушах постоянно звенит.

— Давай, помогу.

Я осторожно одела «сеточку» поверх её собранных в две косы волос (уже успели причесать). Придержала одну ватную руку, одела перчатку. Вторую. Положила обе руки поверх одеяла. Всё. Можно удаляться.

— Нет…

Я оглянулась. Глаза Лас закрыты.

— Не уходи… Ко… Май…

Я присела у изголовья. Если посижу спокойно ещё минут десять, прямо здесь и засну. Вымотал меня день первый. Не хочу ни фейерверков, ничего. А ведь будет ещё день второй, и так до пятого.

— Дени?

— Скоро должен вернуться. Я скажу ему, что ты здесь. Что ты поправишься.

Она открыла глаза. Ей было тяжело держать их открытыми.

— Скажи… — она сглотнула. — Я… Он не виноват. Пусть… выбросит. Всё выбросит.

— Что выбросит, Лас?

— Ты дала мне…

Голос едва слышен. Уплывает Ласточка, и сны к ней приходят невесёлые. Я наклонилась поближе.

— Не надо… Не…

Она заснула. Я долго ждала, осторожно держа её ладонь между двух своих.

Вздрогнула. «Зрение»… вновь выхватило часть чужой тайны. Лас… ты не знала, зачем Дени так спешил сюда, но последовала за ним. Не понимала, зачем он оберегает Светлую, эту ядовитую змею. Но помогала ему. Он — всё, ради чего ты живёшь. Вы с ним…

Я опомнилась, отпустила её ладонь. Прости, Лас… я не хотела. Я уйду с твоего пути, обещаю.

Мерно щёлкает аппарат жизнеобеспечения. Всё, мне пора.

* * *

На обратном пути я не выдержала и «обследовала» «Скатом» окрестности.

Есть тепловой след!

Я чуть было не закричала от страха. Да, от страха — хотя никто из людей не переживёт более одного термического попадания — стоит только нажать на спусковую скобу.

Вот здесь стоял кто-то минут пятнадцать назад. Ни запаха, ни следов. Как такое может быть? Вызвать охрану?

И что я им скажу?

Ладно. Держа руку на кобуре, я проследовала до выхода в рекреационный корпус. Спуститься вниз, в кабинет? Нет, не стану. Загляну к Дени, да и домой. Отключу блокировку — пусть вызывают. Могу и в кресле у входа выспаться. Хотя бы два-три часа, «собачье время» перетерпеть.

- -

Буфет не был заперт, в кладовке горел слабый свет. Отлично.

Внутри тепло, свет не режет глаза. Пыльная смесь запахов. Как же Дени дошёл до работы здесь? Я так и не спросила. Прямо скажем, не самая почитаемая работа.

Я осторожно опустилась в старое, скрипучее кресло и прикрыла глаза. Ой, не надо, Май… Уснёшь прямо здесь.

Ну и усну. Мне уже почти всё равно. В случае чего — вон телефон на стене, авось догадаются позвонить.

Мне показалось, что я только прикрыла глаза. Услышала шорох. Запах дождя и листьев. Дени… Чем-то слегка обеспокоен, но уверен, даже радостен.

— Май? — шёпотом.

Да, это я. Только так не хочется просыпаться. Ещё пять минут, Дени. Ну хотя бы три…

Он осторожно прикрыл мне колени чем-то мягким и тёплым. Я улыбнулась и попыталась мурлыкнуть, как Реа. Он осторожно прикоснулся пальцами к моей правой перчатке и отошёл.

Ласточка!

Я уже готова была открыть глаза, когда мелодично звякнул телефон. Дени тут же взял трубку.

— Слушаю. Да, узнаю.

Голос его изменился на полуслове, стал вялым, деревянным. Я едва не подскочила. Заставила себя не двигаться. Мурашки поползли по коже.

— Конечно. Да, тахе-тари Ройсан.

Тётушка?!

— Да, здесь, спит.

Я окончательно проснулась. Меня била дрожь. Дени… повесь трубку, немедленно!!

— Ясно. Сейчас…

Он поднёс трубку к моему уху.

— Vaerte nes magi… Май, девочка, проснись… Немедленно домой, — сладкий голос тётушки.

Дени. Медленно вернулся, повесил трубку. Чем-то очень, очень горд.

Я окаменела. Ну и что? Прямо я разбежалась — домой ехать. Что за странные слова она сказала?

Я открыла глаза. Дени улыбался мне, присев перед креслом. В одной руке он держал стакан с водой, в другой — жёлтую таблетку.

Мир потемнел перед глазами.

- -

Майтенаринн медленно встала (Дени поднялся, продолжая протягивать воду и таблетку). Не отрывая взгляда от его глаз, приняла стакан.

Дени улыбался.

Май улыбнулась в ответ… и резко ударила ладонью снизу по руке с таблеткой. Выплеснула воду в лицо Дени (тот попятился, продолжая улыбаться), швырнула стакан в раковину. От звона и грохота парень очнулся, в глазах появилось изумлённое выражение.

— Май! Что…

— С кем ты говорил по телефону?

Он отступал. Медленно. Глаза Королевы горели такой яростью, что не было времени обдумывать ответы. Они возникали сами собой. Правдивые. Но Май они явно не устраивали.

— Не… помню. Разве я говорил?

— Ты давно ей… служишь?

Дени охнул, взялся за виски.

— Май! Я не… что с тобой? Что случилось?

Девушка подняла валяющуюся под ногами жёлтую таблетку.

— Это — откуда?

— Да у тебя в кармане!

Майтенаринн запустила руку в карман. Маленькая коробочка с аптечным штампом. О небеса… Вот что она покупала в аптеке!

— Кто приказал тебе дать её мне?

— Не помню… — прошептал Дени, изменяясь в лице.

— Сколько раз ты уже давал их мне? Когда?

— Не помню…

— Ты всё ей рассказал про нас? Верно, Дени?

— Да… Нет! — он неожиданно согнулся, упал на колени. — Нет, Май… не делай этого!

— Где ты был? Что она приказала тебе сделать?

— Я… она… Нет, прошу тебя!

Он закричал. Так, словно его сжигали заживо. Май опомнилась, отбросила таблетку, прислонилась лбом к стене.

Страшная пустота внутри. Кто ещё слушается таких «указаний» по телефону? Кому можно доверять? Саванти? Реа? Кто встречал её, Май, по утрам — жёлтой красивой таблеткой и стаканом воды?

— Всё, Дени. Хватит игр. Я отпускаю тебя, — она извлекла «конька» и едва не швырнула его о стену. Положила под ноги качающемуся взад-вперёд Дени. Струйка крови вытекала из уголка его рта.

— Это давно не игра, Май… Королева… Я всё это время…

— …охранял меня, знаю. Для тётушки.

Он поднял налитые кровью глаза.

— Нет.

— Я тебе не верю.

Он кивнул. Май попятилась. Что с ним? Ярость неожиданно прошла. Возникла звенящая усталость.

— Ласточка чуть не умерла этой ночью, — сообщила Май горько. — Отравилась. Я спасла её.

Дени вновь поднял голову. Губы его дрожали.

— Где… где она?

— В реанимационном. Тебя туда могут не пустить. Вот, слушай…

Май, слово в слово, передала разговор.

Дени поднял голову. По щекам его скатывались слёзы.

— Послушай… Это важно, поверь…

— Ты свободен. Хлыст сказал — Лас выживет. Будьте счастливы. С долгами покончено.

— Май… Но я должен…

Она отвернулась, пошла, шатаясь, к выходу. По пути смяла коробочку с таблетками и швырнула в пространство.

— Май!

Она не ответила.

— Прошу тебя…

Май зажала уши, плечом открыла двери наружу. И побежала, изо всех сил, пока сил не осталось вовсе.

* * *

Она шла и шла, а коридор всё тянулся и тянулся. Праздник продолжается. Сил нет думать ни о чём. Жить не хочется. Всё вокруг — ложное, отовсюду пахнет жёлтыми таблетками с беспробудным сном внутри. Дени, Дени… Как же ты? Когда?

А ты, Май — когда? Ты спала в течение пяти лет, сказал дядя.

Прямо из стены по левую руку вышел… Дени. Полупрозрачный. Грустно глянул на неё… шевельнул губами. Май прижалась к стене. Отчаянно нащупывала дверную ручку. Нет ручек. Просто стена, бесконечный коридор.

Дени пошёл, мимо неё, склонив голову. От него распространялся сильный холод.

Майтенаринн окликнула его. Он оглянулся, покачал головой, улыбнулся. Кровь так и стекает из уголка рта.

Дени посмотрел за спину Майтенаринн. Та медленно, ощущая, что настал её последний миг, обернулась.

Ласточка!

Пытается выйти из стены. Что-то мешает ей — но нет, справилась. Дени махнул куда-то вперёд, двинулся в указанном направлении. Лас пыталась догнать его, но что-то сковывало её. Она беззвучно кричала…

Майтенаринн поймала черноглазую за руку.

Руку обожгло так, что всё закружилось перед глазами.

Дени шёл и шёл… Удаляясь от Лас.

— Стой! — крикнула Майтенаринн, поднимаясь на ноги. — Стойте же! Стойте!

- -

— Очнись, Май! — Саванти осторожно тряс меня за плечо. Реа, бледнее обычного, стояла рядом, на коленях, придерживая меня за голову. Пахло чем-то едким.

— Что с тобой? Почему спишь прямо на полу?

Я попыталась вскочить на ноги, не получилось, стукнулась виском о стену. Реа поддержала меня, помогла подняться.

— Дени…

— Что Дени?

Я потрясла головой.

— Ничего. Я кричала?

— Да. Слушай меня внимательно, Май… Май! Ты с нами?

Да. Я с вами. А с кем вы?

— Слушай. Дело плохо. Лас отравили нертфеллином.

— Что это?

— Наркотик. Очень, очень сильный. Скоро здесь будет не продохнуть от следователей. Кто-то подмешал ей порошок в питьё.

«Пусть выбросит… Всё выбросит».

— «Шипучка»! — закричала я. Реа поймала меня, стиснула плечи так, что я пришла в себя. — Проверьте… Срочно!

Саванти глянул на меня.

— Верно. У неё в кармашках были обёртки. Есть следы нертфеллина. Что ты знаешь про «шипучку»?

— Она взяла… — я осеклась, — я… дала ей… Попросила у Дени.

— Дени? Дайнакидо-Сайта эс Фаэр? — Хлыст поднялся на ноги. Выражение его лица ничего хорошего не предвещало.

— Нет! Нет!! Он не мог! Саванти, прошу…

— Реа, держи её, — жёстко велел Саванти, отряхивая руки. — Не выпускай. Будет дёргаться — усыпи.

— Ты куда? — успела я крикнуть, трепыхаясь в железных руках Тигрицы.

— Спасать его, ненормальная! Если ещё можно спасти! — Саванти на бегу набирал номер на своём телефоне.

- -

Вот же место — никого нет. Никто не пройдёт. Реа терпеливо держала меня, не позволяя шевельнуться. Ведь усыпит, с неё станется…

— Реа…

— Молчи, Май.

— Тигрица…

— Да, Королева?

— Пусти. Я не сбегу.

— Слово?

Я сглотнула.

— Слово.

Тигрица отпустила меня, помогла усесться у стены. Села рядом.

Я отвернулась. Ничего не хочу. Хочу проснуться. Или умереть.

— Тигра…

— Что, котёнок?

— Нер… нертфеллин — это плохо?

— Очень плохо. Если бы Лас умерла, Саванти отправился бы в яму с собаками.

Я снова сглотнула.

— Что будет?

— Будет много грязи, тахе. Наркотики — вещь страшная. Вряд ли за этим — один человек. А у нас мало времени. В таких случаях привыкли рубить сплеча. Властям нравятся показательные процессы. Когда человек по десять казнят, для примера.

Я закрыла глаза.

Время тянулось бесконечно.

Шаги.

Саванти.

— Реа, надо где-то посидеть, подумать. У нас минут десять, не более.

— Что случилось?

— Дени умер.

Я оцепенела. Язык примёрз к гортани. Нет… невозможно…

— Как? — Реа казалась самим спокойствием.

— Нертфеллин. Судя по симптомам — две-три сотни предельно допустимых. Может, больше. Его оглушили и влили эту гадость… Ампулу или две.

Я силилась выговорить хоть слово. Дени… идёт по коридору… Лас не может догнать его.

— Дени умер… — проговорила я чужим голосом. — Лас умерла…

— Лас жива, девочка, — возразила Тигрица мягко.

— Нет! — я вскочила. Реа попыталась поймать меня, я с размаху стукнула её ребром ладони по голове. Она охнула, упала на колени. Саванти опешил, когда ему в глаза уставился зрачок «Ската».

— Не подходи, Саванти! — я сорвала телефон… сели батарейки… швырнула его в сторону. Взяла «свисток». «Свистнула» изо всех сил. Ну же… Отзывайтесь!

— Диспетчер, — отозвался «свисток».

— Лас! — закричала я. — Спасите её! Она… реанимационная…

— Номер? — спокойно спросил голос.

— Спасите! — закричала я снова. Тигрица подняла голову и застыла, увидев пляшущий в моей руке пистолет.

— Май, — Саванти скрестил руки на груди. Говорил ровно, дружелюбно. — Назови им номер. На обратной стороне свистка.

— Два-пять-шесть-семь, — торопливо прочла я.

— Слушаю вас.

— Помогите ей! Лас, у вас в реанимационной! Она умирает!

— Кто говорит?

— Дай мне, — велел Саванти таким кротким голосом, что я подчинилась, бросила ему свисток. Отступила на шаг, продолжая удерживать их обоих под прицелом.

— Два-пять-шесть-семь, — произнёс Саванти. Тигрица нервно пошевелилась. — Масстен, это Призрак. Красный код. Пять-два-три. Немедленно в реанимационную. Отбой.

Призраки шли и шли. Лас идёт за Дени. Саванти — тоже призрак.

— Поздно, — я отступала, продолжая держать их обоих на мушке. Заметила, только теперь, что не сняла с предохранителя. Сняла. Взяла оружие двумя руками… едва удержала, так они тряслись.

— Ей помогут, — Тигрица всё ещё стояла на коленях. — Не надо, девочка. Прошу.

— Нет, — сознание заполняла всё та же звенящая пустота. Дени послушался того, что ему сказали по телефону. А эти? Чем они лучше?

Я отступала. За угол. Только не у них на глазах.

— Май, — Саванти оставался спокойным. Только голос его стал печальным. — Так ты никому не поможешь.

Я повернула за угол.

Сорвала диадему, отбросила её. Жарко. Расстегнула верхнюю петельку.

Опустилась на колени. Приставила дуло к подбородку.

Сил не хватало нажать на спусковую скобу.

«Живи, Май».

Зачем?

«Пожалуйста, живи».

В глазах потемнело. Торопись, Май, пока они не бросились спасать тебя.

«Ради меня, ради себя».

Пистолет стал страшно тяжёлым. Не смогла его удержать. Краем глаза заметила, что Тигрица метнулась ко мне.

Пустота.

* * *

Когда я открыла глаза, то сидела за небольшим столиком. Вначале показалось, что Саванти и Реа спятили, как и я, и приволокли меня в Зал, в кабинет. Продолжать веселиться.

Но нет, это другое место. Пахнет приятно — цветами. Полевыми. И чем-то ещё… чем-то терпким.

На столе несколько бутылок. Саванти, всё ещё в халате, кое-где испачканном капельками крови. Пьёт газированную воду.

Реа сидит рядом, глаза прикрыты, но не спит.

На столе, перед ними, лежит мой «Скат». Вернее, это я вижу, что он там лежит, а другие… Рядом — диадема, символ Светлой. Какая я Светлая? Где ни появляюсь, приношу неприятности или смерть.

Думать не хотелось. Жить — тоже.

— Говори, Май, — Тигрица не открывала глаз. — Говори что-нибудь.

— Как она?

— Жива. Этот… ублюдок… — впервые слышу от Реа бранное слово, — не знает, что нертфеллин не растворяется в физиологическом растворе. К счастью для Лас, он ещё и легче воды. Такой, знаешь, белый невесомый порошок. Очень приятно пахнет, яблоками. Капельницу успели заменить.

Я снова сглотнула. Комок поднялся к горлу. Тигрица открыла глаза, уселась вертикально и положила ладонь поверх моей.

— Говори, Май, не молчи.

— Дени… как он умер?

— Плохо, — Саванти опустил голову. — Я пришёл, когда ему оставалась минута, не больше. Он уже ничего не видел. Лежал в луже крови. Едва мог говорить. Не сразу понял, кто я.

— Что он сказал?

Саванти метнул взгляд в глаза Реа. Та кивнула, встала из-за стола.

— Тигра… останься, пожалуйста.

— Хорошо, котёнок.

— Дени сказал, что сделал что-то ужасное, но не знает — что и зачем, — голос Хлыста стал деревянным. — Просил отыскать тебя… отдать его записку. И вот это.

На столе передо мной появился смятый лист бумаги. Я спрятала его, не читая. Не смогу. Сейчас — не смогу. Рядом лёг «морской конёк». Не мой, его. Весь в крови. Спрятала в тот же карман.

— Последние слова я почти не разобрал, они звучали очень странно. Он сказал что-то вроде… «она сделала это правдой».

Я закрыла глаза. Май, не надо! Не делай этого! Сделала это правдой…

— Говори, Май, прошу.

— Что теперь?

— Приехал лично Генеральный Прокурор Союза. Та ещё сволочь, — что-то и Саванти перестал сдерживаться. — Сегодня, ручаюсь, будет десять признавшихся преступников, а завтра собаки в яме обожрутся до смерти. Он это любит.

— Мне надо уехать, — глухо отозвалась я. — Я приношу только несчастья.

— «Жуки» уже оцепили всё здание, — терпеливо пояснил Саванти. — Ты, как и другие свидетели преступления, будешь допрошена. К тому же…

Он взглянул на Реа. Та помедлила и продолжила за него, закрыв глаза ладонью.

— Кто-то уже сообщил родителям Лас об истории с наркотиком. Документ не был оглашён, но, как я слышала, её лишили всего. Титула, доходов, имущества, имени. Наверняка выгонят из Университета. Возможно, выставят прямо с больничной койки.

Я сидела, пытаясь унять дрожь.

— Она пока не знает, что у неё не осталось ничего и никого, — голос Реа также стал сухим и ломким. — У неё осталась только ты. Больше ей помочь некому. В комнате Лас нашли ампулу с наркотиком, с её отпечатками пальцев. Достаточно для обвинительного приговора. Но Генеральный, конечно, смилостивится.

— Только я? А вы?

— У тебя есть шанс помочь ей. Как-нибудь. Мы, как люди, потенциально причастные к сбыту нертфеллина, можем только навредить.

Телефон Саванти пискнул.

— Началось, — проворчал он. — Они проводят изотопный анализ. Ищут источник нертфеллина, — пояснил он для меня. — Вообще-то это вещество — полуфабрикат. Все ампулы его маркируются…

— Понятно, Саванти, — кивнула я. — Что мне делать? Скажите, хоть кто-нибудь.

— Выспись, Светлая, — Реа. — Будет очень тяжело. Ты должна выдержать.

Саванти поднялся.

— Думаю, за вами пришлют, — он глянул на часы. — Уже рассвет. Не выпускай её никуда, Реа. И… я бы избавился от пистолета. Впрочем, решайте сами.

И ушёл.

— «Будет дёргаться, усыпи», — пробормотала я.

Тигрица засмеялась.

— Злопамятная! Королева, как можно!

— Я хочу спать, Реа. Только… без сновидений. Сможешь?

— Постараюсь, — она присела передо мной, поблескивая клыками. Сосредоточена, но глаза продолжают улыбаться. — Закрой глаза. Ни о чём не думай. — Положила мне пальцы на шею.

— Только не уходи, — попросила я, уже проваливаясь в сладкую бездонную черноту.

11. Дознание

Снов не было. Холод и тревога — были.

Я открыла глаза. Меня вытолкнуло из сна — рывком. Тигрица, видимо, позаботилась обо мне — я спала не в одежде. Комната не моя; несомненно, я в гостях у Реа-Тарин. Как тихо…

Тигрица возникла бесшумно. Всё в том же праздничном костюме. Прижала палец к губам, указала мне — идём. Я двинулась вслед за ней. Безропотно поднималась по железным лесенкам, протискивалась в узкие щели. Что такое? Мы куда-то убегаем?

Не сразу осознала, что почти полностью раздета. Холодно… Одежда (моя! интересно, кто сходил за ней ко мне в апартаменты?) лежала на стуле; рядом тихо ворчали два массивных железных шкафа. Кондиционеры.

Реа помогла мне одеться. Я чувствовала знакомую, неприятную слабость, которую, правда, можно пока подавить чем-нибудь тонизирующим. Страшно хочу есть. Бедная Реа — если это была твоя комната, несколько дней там тебе не отдыхать. Мне пора пить мои таблетки. Подготовительная фаза.

Тигрица выглядела очень плохо. Тёмные круги под глазами. Губы чуть-чуть подрагивали. Несколько раз облизнула кончики клыков.

— Май, — произнесла она тихо и сделала знак, чтобы я приблизилась. — Он приехал за тобой.

— Кто? — я не сразу осознала, о ком она. Потом осознала.

— Я хочу, чтобы ты выслушала меня, Май. Времени очень мало. Как только они обнаружат, что ты проснулась, мы не сможем говорить. Слушай меня, пожалуйста.

Она смотрела в пол.

— Изотопный анализ подтвердил, что ампулы — из нашего хранилища.

Я почувствовала дрожь. Опустилась на стул. Тигрица присела рядом, прямо на пол.

— Теперь у Генерального развязаны руки. Ему нужна кровь, ему нужны головы — с наркотиками бьются всеми силами, любая жестокость оправдана. Но ему нужна и ты, Май.

Я молчала.

— Что бы он ни придумал, Май, он не сможет вынести тебе обвинительного приговора. Может подбрасывать сколько угодно наркотиков, создавать улики — Её Светлость не подпишет указа о твоей казни. Она выслала охрану для тебя — хотя, конечно, это всего лишь люди с оружием. У тебя в крови нет нертфеллина, следовательно — ты неуязвима. Если хочешь есть, постарайся наесться и напиться здесь, у меня. Не принимай ни глотка ничего, если рядом будет Генеральный или его представители.

Я кивнула.

— Мы согласимся со всем, что он скажет, — Тигрица склонила голову ещё ниже. — Саванти, я, все остальные, кому мы можем доверять. Генеральный хочет уничтожить тебя. Не физически. Как Светлую. Но мы хотим, Май, чтобы ты осталась. Осталась жить. Понимаешь? Что бы мы ни сделали, что бы ни сказали. Ни слова! Мы не имеем значения. Лас не имеет значения. Молчи! Даже Дени не имеет значения. По всем по ним, по живым и мёртвым, пройдутся грязными ногами. Исключений не будет. Он захочет, чтобы ты поддалась, попыталась кого-нибудь защитить. У тебя нет шансов помочь нам, Май. Ты — за себя.

— Нет, Реа, — возразила я спокойно. — Есть вещи…

— Есть вещи, о которых ты ещё не знаешь, Май. Саванти сказал мне, что ты… впервые проснулась вчера утром. Я верю. Ты меня не могла вспомнить, но я тебя помню! Май, я не верю в то, что ты умеешь исцелять, что ты творишь какие-то чудеса. Я верю в тебя. Ты должна выжить, Май. Любой ценой.

Я закрыла лицо руками.

— Май, твою диадему можно только надеть. Снять её нельзя. Молчи! Я не верю в чудеса! Я верю, что люди, что один человек может быть важнее чего угодно.

Я не открывала глаз. А когда открыла, увидела… Тигрицу, преклонившую колено и протягивающую мне кинжал. Церемониальное оружие Метуар.

— Vergh an fase, Tahe-tari Zuona, — Реа запрокинула голову и закрыла глаза.

Если бы она принесла клятву смерти вчера, мы бы, вероятно, вместе посмеялись. Сейчас…

Я приняла кинжал и прикоснулась кончиком клинка к её щекам, к горлу, ко лбу.

— Es za Tuan, Rea-Tarin.

Тигрица вернула кинжал в ножны, под костюмом.

— Верь мне, Май.

— Я верю… Реа.

Она кивнула. Ни искорки усмешки. Тут я и увидела подлинную Метуар, а не играющую и насмешливую Тигрицу.

— Идём, тебе нужно поесть.

Когда мы спустились в спальню, в дверь вежливо постучали. Я открыла её, Реа осталась стоять в стороне, глядя в пол.

Капитан специальных войск Министерства юстиции. Весь раззолоченный. Главный «Жук», как их называют за их спинами.

— Тахе-те Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон? — он был и вежлив, и учтив. Действительно, не притворно!

— К вашим услугам, — мне кланяться не обязательно. В конце концов, это — солдат.

— Его Превосходительство таха-тиа Ноар-Мане Аттва, Генеральный и Чрезвычайный Прокурор Южного Союза Государств Шеам, просит Вас присутствовать при завершении следственных операций в связи с небезызвестными Вам печальными и возмутительными событиями.

— Не смею отказываться. Однако просила бы у вас четверть часа на то, чтобы привести себя в должный вид.

Капитан кивнул. Четверо других «жуков» сделали шаг вперёд, встав по обе стороны от двери.

— Я доложу, чтобы Вас ждали. Вас сопроводят, тахе-те.

Я закрыла дверь.

— Идём, котёнок, — Тигрица указала рукой. — Тебе нужно поесть.

* * *

Идти было долго. Огромное всё-таки здание, этот Университет! Мы шли и шли… никого. Ни охраны, никого. Солнце за окном плыло поверх плавящихся облаков… казалось заболевшим. О чём я думала, пока шла? Ни о чём. Тигрица шла следом. Разумеется, её предупредили, что разговаривать со мной не дозволено.

Зал Заседаний Учёного Общества. Пусто сегодня, безрадостно. Генеральный Прокурор оказался высоким, седовласым человеком с глубоко посаженными глазами, очень светлым лицом и едва заметными бровями. Неожиданно длинное лицо, тонкие губы. В руке он держал прокурорский жезл — символ верховного правосудия.

Ну и мундир, конечно. Не такой изукрашенный, как у его Главного «Жука», но сразу становилось видно, кто тут повелевает.

«Жуки» эскорта отошли чуть в сторону. Тут я заметила советника Её Светлости по вопросам правосудия и дюжину рослых, одетых в архаично выглядящую форму солдат. Специальная охрана Её Светлости. В руках — не какие-нибудь алебарды, а «Барракуды», штурмовые ружья. Горят синие огоньки у раструбов — готовы немедленно защищать меня. «Всего лишь люди с оружием». Советник улыбнулся мне. И всё. Тоже не смеет как-то ободрять.

Я поклонилась Генеральному, не меняя выражения лица — безразличие.

Рядом, у стола, со множеством каких-то бумаг, Саванти. Тигрица стоит шагах в пяти от него.

— Рад лицезреть вас, тахе-те, — Генеральный словно очнулся. — Был бы ещё более рад, если бы не пришлось лицезреть вас при таких неприятных обстоятельствах.

Я молчала. И была абсолютно спокойна. Сама не знаю, как мне это удавалось.

— Ваше присутствие здесь чисто формально, тахе-те. Мы достигли полного взаимопонимания с руководством вашего государства и теми, кто имеет отношение к инциденту. Разумеется, виновные будут строго наказаны. Посему я зачитаю вам постановление, которое будет исполнено в ближайшем будущем.

Я слушала его, не слыша. Вредоносное… смертельно опасное… тлетворное… пособничество… яд и зараза… Отстраняется… лишается степеней… приговаривается ко штрафу…

— От вас требуется согласиться с этим, тахе-те, — чуть наклонил голову Генеральный. — Разумеется, у вас есть выбор.

Разумеется, есть. Отказаться. Объявить, что высказанное — неправда, спровоцировать новое дознание и поиск новых улик. А их найдут. И когда найдут, я буду считаться вне юрисдикции Союза. Конечно, меня не убьют… прямо здесь же. Генеральный проявит снисхождение. Со мной просто произойдёт несчастный случай.

Я кивнула.

— Я соглашаюсь, Ваше Превосходительство.

Тут в дверь вошёл, низко поклонившись всем, кто-то в мундире сотрудника Министерства юстиции. Что-то протянул Генеральному. Тот принял бумаги, вчитался, помрачнел.

— К моему величайшему сожалению, были обнаружены документы, свидетельствующие, что ампулы с наркотиком, использованные для совершения противозаконных действий, были не похищены из особого хранилища опасных препаратов Университета, но — частично — получены официально и — частично же — оформлены, как использованные для проведения дозволенных законом действий.

Я вздрогнула. Саванти сохранял полное спокойствие. Реа-Тарин — тоже.

— Я жду от руководства медицинского и научного центра объяснений. И немедленно.

Советник Её Светлости сделал шаг ко мне. Молча.

Пауза тянулась. Всё ясно. Получены «частично» официально — значит, есть «подлинные» документы за подписью Реа или Саванти. Впрочем, они будут подлинными. Любая экспертиза подтвердит. Просто потому, что после эти документы вряд ли пройдут повторную экспертизу.

Реа-Тарин сделала шаг вперёд.

— Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это, — произнесла она. — Прошу Ваше Превосходительство о положенном мне, — добавила она. Прокурор кивнул, сохраняя жёсткое выражение лица. Суров закон, но это — закон, читалось в его глазах.

Я похолодела. Тигрица только что вынесла себе смертный приговор. Завтра к полудню её уже не будет в живых.

Один из «жуков» извлёк «ярмо» — специальные наручники и… шлем — для заключённых женского пола.

Саванти остолбенел.

Тигрица медленно подошла ко мне (прокурор не сводил с нас взгляда). Встала, глядя мне в глаза. Наклонилась, чуть коснувшись щекой моей щеки. Едва слышно шепнула.

— Прощай, Светлая… Спасибо за прекрасный сон.

Выпрямилась. Отошла и, глядя спокойно на Генерального, протянула руки, склонила голову.

— Нет! — Саванти сделал шаг в её сторону. — Ты отстранена! Ваше Превосходительство, — он повернулся. — Я принимаю на себя полную и осознанную ответственность за это.

— Учитывая обстоятельства дела, — ещё один «жук» направился к Саванти, покорно склонившему голову и протягивающему руки. — Я не могу отклонить предполагаемого обвинения и в адрес вашего заместителя, таха-те Маэр. Увести, — кивнул он «жукам». Повернулся ко мне. — Приношу ещё раз извинения, тахе-те Майтенаринн. Следствие окончено.

Что-то поднималось во мне… поднималось… Дени… будет упомянут как распространитель и торговец, его родственники окажутся в немилости, возможно — будут казнены. Лас проведёт день у позорного столба, будет заклеймена и выслана — о, все каналы мира покажут эти кадры. Саванти и Реа завтра покинут этот мир, их имена смешают с грязью. Реа не позволит себе дожить до казни, но что с того?

— Стойте! — воскликнула я. Прокурор вопросительно взглянул мне в глаза. Тигрица попыталась что-то сказать, но ей попросту заткнули рот ладонью. В «ярме» особо не посопротивляешься.

— Вы хотите оспорить заключение?

— Да! — мысли летели, как сумасшедшие. Я не могу… Я не могу так!

— Май! — Тигрица сумела упасть так, чтобы рот её освободился, хотя бы ненадолго. — Нет! Не надо!! Он умрёт напрасно! Все умрут…

Её скрутили и, вслед за Саванти, увели.

— Я требую привести сюда всех сотрудников медицинского центра, — объявила я, стараясь подавить страшную дрожь. — Я знаю, кто виновен в происходящем. Я смогу указать его.

— Тахе-те желает провести церемонию дознания сама? — наклонил голову Генеральный. Ни тени усмешки. Ни следа презрения. Великолепный актёр.

— Да, — мне стало спокойно. Совершенно неожиданно. — Это моё право.

— Да будет так, — Прокурор дал знак.

* * *

Советник Её Светлости беседовал со мной. Разумеется, в присутствии представителей Его Превосходительства.

— Я должен ознакомить Вас, тахе-те, с тонкостями церемонии, — он был само спокойствие. — Прежде всего, Вам действительно предоставляются, на время проведения церемонии, все полномочия и привилегии Генерального Прокурора. Вот материалы следствия, — много-много пухлых папок. Будто записывающих «журналов» и терминалов доступа ещё не изобрели! — Вы неограничены временем. Вы можете требовать от тех, кто отвечает перед Вами, чтобы они произносили только правду. Никто не смеет препятствовать отправлению Вами правосудия.

Однако, тахе-те, Вы не имеете права опираться на факты, противоречащие материалам дела. Вы не смеете требовать признания, любое Ваше действие, опирающееся на повелительную интонацию, может быть поводом для прекращения церемонии.

Учитывая особенности Вашей физиологии, тахе-те, Вам также запрещается появляться перед допрашиваемыми и свидетелями без традиционных фильтров — Вы понимаете меня, конечно же.

Для того чтобы исключить любое давление на Вас, или попытку тахе-те обойти рамки церемонии, всё будет записываться несколькими съёмочными группами, в том числе специальными архивными группами Министерства юстиции Союза и Отдела юстиции Её Светлости.

Вам запрещается консультироваться иначе как с юридическими материалами. Вам запрещается покидать пределы этой комнаты. Разумеется, совершение необходимых физически неизбежных отправлений будет дозволено, и для этого вы сможете покинуть помещение, но в сопровождении и при наблюдении полномочных лиц одного с Вами пола…

…Он говорил и говорил. Я сидела и запоминала. Голова была ясной, всё было хорошо… если бы не слабость во всём теле и пропавшее «зрение». Вот так всё и кончается, Май. А как прекрасно всё было вчера. Пусть. Дойду до конца.

Потом я долгое время сидела и листала материалы. Путано, очень путано. Бумаги, отчёты, свидетельства, протоколы допросов, фото — и голо-изображения, много, много, много…

…Когда я подняла голову, захлопнула папку, свидетели, пресса, все прочие были готовы. Ждали. Среди репортёров я заметила давешнего водителя «буйвола». Журналист! Ну, всё понятно. Он держал в руке камеру и был облачён всё в тот же серенький костюм. Давай, наслаждайся, стервятник.

- -

— Вручаю вам символ правосудия, — Прокурор с поклоном передал мне жезл. — Вы обязаны держать его в руке, пока церемония совершается. Когда, по вашему мнению, церемония должна быть завершена, вы должны будете положить жезл на пол и произнести формулу «Дознание окончено». Помните, виновник обязан произнести признание.

Я приняла жезл. Тяжёлый. Вы не ограничены временем… ах, какое тонкое чувство юмора.

— Церемония дознания началась, — объявил Прокурор.

Они стояли. Девятнадцать человек. Я ходила между ними, они не смели присесть, они отводили взгляд. Ну конечно, их, разумеется, проинструктировали, как надо держаться. Действуй, Май! Не молчи.

Говори, Май. Прошу тебя.

Я смотрела мимо них. Я искала, вспоминала. Много знакомых лиц. Всё путается. Всё было так давно…

— Вы — Масс Аварен? — обратилась я к самой молодой сотруднице. Та вздрогнула. — Да, тахе-те. — Глаз она не поднимала.

— Сколько лет вы работаете в медицинском центре?

— Три года и шесть месяцев, тахе-те. — Глаз не поднимает.

Я перешла к следующему. Простые вопросы. Допрашиваемые, все до одного, отводили взгляд. Трое показались мне смутно знакомыми…

Ещё круг. Ещё.

Я вновь остановилась перед Масс.

— Когда начинается ваш цикл? — осведомилась я спокойно. Она вздрогнула, словно её ударили по лицу, и… подняла взгляд. Взглянула мне в глаза.

— Какое…

— Отвечайте на вопрос, — я была невозмутима.

— Через… через десять дней, тахе-те.

Есть!

Ты ни при чём, осознала я. Ты крала иногда валериановый концентрат… наивная, пыталась устроить себе «долгий сон», не зная, что это легенда. Я осознала всё это, словно девица произнесла признание вслух, ясно и громко. И всё. Ни мысли больше.

— Может ли валериановый настой быть использован для длительной поддержки управляемых галлюцинаций? — поинтересовалась я.

— Но…

— Отвечайте.

— Нет… исследования показывают… нет, тахе-те.

В глазах её мелькнул ужас. Ты не сможешь лгать мне, подумала я, глядя в её глаза без эмоций, без осуждения. Дальше!

Я задавала самые интимные вопросы. Самые неожиданные. Церемониал не запрещает! Мало-помалу они начинали смотреть мне в глаза. Вероятно, думали, что я тяну время, что не в состоянии ничего предъявить по делу. За моей спиной, на фоне ровного шелеста камер и слабого скрипа обуви, то и дело слышались отдельные, но явственные смешки.

— Вы должны помочь мне, — обратилась я к молодому человеку, уже без боязни смотревшему мне в лицо. Прокурор пошевелил рукой, в раздражении. — В чём, тахе-те? — спросил он весело.

Вот кто убил Дени.

Передо мной стоял тот, кто помогал мне изучать такую невероятно сложную вещь, как автоматическая стирка.

- -

Ты не сможешь лгать мне.

— Скажите, может ли любой человек освоить управление бытовыми комбайнами?

— Разумеется, тахе-те, — ему было весело. Я кивнула.

— Вас не очень утомляет совмещение работ?

— Нет, никоим образом, тахе-те. У меня хватает времени на всё.

— Часто ли вам попадаются постояльцы, которые доставляют особенно много хлопот?

— Случается, тахе-те. Мне не позволено давать личные оценки наших уважаемых гостей.

Я кивнула. Вскоре, задав ещё несколько заставляющих понервничать вопросов стоявшим рядом, я вернулась к Ланте — так звали молодого человека.

— Забавно, правда, что некоторые постояльцы пытаются убирать в своих комнатах сами?

— Я не могу делать личных замечаний, тахе-те.

Ты не сможешь лгать мне.

— Но вы всегда следуете ограничениям, которые устанавливают постояльцы, если только правила Университета не вступают с ними в противоречия?

— Именно так, тахе-те.

— Но сегодня вы забрали пылесос из апартаментов четыре-три-три в нарушение воли тех, кто там обитает.

Есть.

Он что-то подумал… тень его сомнения отозвалась… я словно услышала что-то. Зрение… помоги мне. Дени, в луже собственной крови. Лас, у позорного столба. Ты не сможешь лгать мне.

— Да… нет…

— Да или нет?

— Да, тахе-те, но какое…

— Вы часто посещаете вечеринки, Ланте?

— Иногда, тахе-те, когда выпадает время.

— Вы знали Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, работника буфета в южном крыле рекреационного корпуса?

— Нет, — он отвёл взгляд.

— При допросах вы говорили иначе.

Я не слышу его мыслей. Я вижу только, как он нервничает… вижу эмоции. Ты не сможешь лгать мне!

— Да, тахе-те.

— Почему вы солгали?

Он молчит. Может, имеет право, это косвенный вопрос. Неуверенность… опасение.

— Вы знаете, что несколько раз вас видели, когда вы совершали не дозволенные постояльцами визиты в их апартаменты?

— Нет, тахе-те, не знал, — уверенность пропадает из его взгляда.

Попался. Немного, но есть. Ты не сможешь лгать мне! Страх. Наконец-то. Я узнаю, чего ты боишься.

— Я упоминала инцидент с пылесосом.

— Помню, тахе-те.

— Вы заметили в номере, в кабинете, шкатулку красного дерева с эмблемой Федерации Никкамо?

— Нет, тахе-те.

Если бы он только подал протест… всё, всё могло бы быть кончено. Прокурор жаждет взглянуть Ланте в глаза. Я вижу боковым зрением.

— Вы знаете, что послу Федерации был отправлен запрос относительно похищения шкатулки?

Молчит. Этого не опровергнуть. Пока что. Страх усиливается… ты попался, воришка.

— Вас видели выносящим шкатулку.

— Нет! — воскликнул он. — Я не…

— Вы вскрыли её, — только бы не ошибиться, только бы угадать.

— Нет…

— Затем поняли, что от неё надо избавиться. Вы не могли знать, что вас видели. Ваши перемещения учтены в протоколах допроса, отыскать её будет нетрудно. Шкатулка содержит документы…

— Нет! — перепугался. Его могли видеть. Конечно, он прихватил её… как прихватывал мелочи и ранее. Ему сказали, что владелица шкатулки не сможет подать даже жалобы относительно косого взгляда, уж какие там драгоценности…

— Там не было…

— Там не было документов, верно. В виде бумаг — не было. Вы ведь вскрыли шкатулку? Я объявлю перерыв на её обнаружение и осмотр. Если только вы не солгали на допросе, отыскать её содержимое нетрудно.

Он задрожал. Но взял себя в руки. Сейчас признается в краже. Чувствую…

— Да, тахе-те. Я готов понести наказание. Я готов заплатить любой штраф. Я всё немедленно верну.

— Вы уже не в первый раз берёте предметы из номеров постояльцев, — заметила я.

Нервно кивает. Ты не сможешь лгать. Тебе сказали, что я ничего не знаю.

— Вы думали, что я ничего не знаю?

— Нет… не думал, тахе-те.

— Вы полагали, что я буду задавать вопросы только по данному делу?

Часто дышит. Чувствую уже не страх, ужас… «зрение», помоги мне. Ради Дени, ради Лас. Его мысли всё громче, они оглушают. Диадема обжигает голову. Чтение мыслей не запрещено. Его вообще не бывает!

Саванти, которого опускают, связанного, к голодным псам в зловонную яму.

Ты не сможешь лгать мне!

Реа, повешенная, среди слетающихся ворон.

Ты не сможешь лгать мне!

— Вы полагаете, что можете лгать мне?

— Не… — отвернулся. Понял, наконец, что надо молчать.

— Вы думаете, ваши наниматели не знают, что вы иногда крадёте?

— Я… — молчит. Молчи. Копи. Старайся не думать ни о чём.

— Вы думали, что невозможно обнаружить дубинку, которой был оглушён Дайнакидо-Сайта эс Фаэр прежде, чем его отравили?

Молчит.

— Вы думали, что на дубинке не останется отпечатков пальцев и маркерного следа?

Молчит.

— Вы ошиблись, трещина на её ручке…

— На ручке не было… — осёкся.

Всё. Ни звука больше, пока я не отчаюсь добиться слов признания. Паника… отчаяние…

— Тот, кто велел убить Дайнакидо знает, что вы его обманываете?

Молчит.

— Знает, что вы намерены сбежать из страны?

Вздрогнул. Молчит.

— Что вы взяли часть препарата, для сбыта?

Молчит.

— Полагаете, что ампула, которую вы проглотили, не будет обнаружена, не будет повреждена?

Молчит.

— Я не ограничена временем. Понимаете?

Молчит, сжал, стиснул зубы. Понимает, всё понимает. Кишечнику не объяснить, что нужно подождать. Несколько часов подождать. Чувствую… сейчас сломается… отчаяние… подтолкнуть его, чуть-чуть…

Я сглотнула… подняла пальцы к виску, споткнулась.

Выронила жезл. Тот покатился по полу.

Наклонилась, чтобы подобрать его… и тотчас же камеры нацелились на мою руку. Всё. Поздно. Выпускать его было нельзя.

Я присела, закрыла лицо ладонями. Судорожно вздохнула.

Гробовая тишина…

- -

Ланте захихикал. Засмеялся.

Я молчала, шевеля губами. Не поднимаясь. Слегка покачиваясь.

— Тебе конец, ведьма, — заявил Ланте. Продолжал смеяться. — Что бы я ни сказал, я не пострадаю. Да, это я.

Я молчу. Не поднимаюсь.

— Я убил его, — он засмеялся истерически. — Я… у меня много… Да, я убил его. А ты опоздала! Ты опоздала! Ты не сможешь ничего! Даже если я плюну тебе в лицо и…

— Заткнись, идиот! — приказал Прокурор сухо. — Довольно.

— Нет, я скажу… Я дождусь, тахе-те… Я посмотрю на ваше изгнание…

- -

Он смеялся и смеялся, когда Майтенаринн поднялась, отняла ладони в чистых и сухих перчатках от лица и произнесла, холодно и равнодушно.

— Дознание окончено.

Ланте продолжал смеяться. Все прочие замерли. Ждали.

Ланте остановился, резко, словно его ударили. Майтенаринн пристально смотрела ему в глаза.

— Я… — он оглянулся. Все смотрели на него, замерев. Коллеги по центру медленно отодвигались. «Жуки» не шевелились.

— Я не… Чтоб ты сдохла! — завопил Ланте, срывая с себя куртку. — У меня… у меня больны родственники… я… мне нужно…

Майтенаринн смотрела на него, не выдавая никаких эмоций.

Ланте упал на колени.

— Я… прошу, тахе-те… Светлая, пощадите… Я не… Умоляю…

Руки его тряслись.

Майтенаринн продолжала смотреть…

— Я… я…

Он вскочил на ноги. Специальная охрана Её Светлости двинулась к неподвижно стоящей Майтенаринн. Встала по левую и правую руки.

— Я…

Он кинулся. Но не на Майтенаринн. Прочь от неё. Увернулся от «жука», споткнулся, вскочил на стол и головой вперёд ринулся в приоткрытое окно.

Звон стекла. Несколько секунд спустя глухой звук удара снизу.

Один из «жуков» выглянул в окно, обернулся, сделал знак — всё.

- -

Прокурор пошевелился.

— Благодарен вам, тахе-те, за удачное проведение церемонии. Мы немедленно проведём пересмотр дела. Безусловно, тяжесть наказаний, которым подлежали…

— Он не смог бы так много сам, Ваше Превосходительство, — перебила его Майтенаринн. Мягким голосом.

Ты не сможешь лгать.

— Он не знал, как правильно использовать наркотик. У него не было средств, чтобы маскировать отпечатки пальцев. Он не смог бы сделать всё сам.

Ноар-Мане смотрел в её глаза.

— Если бы мы заглянули в ваши бумаги, в ваш портфель, сколько ещё мы бы увидели там подписанных обвинительных заключений?

Прокурор продолжал молчать. Гвардейцы Её Светлости встали кольцом вокруг Майтенаринн. Положили руки на оружие. Прокурор не пошевелился.

— Если моё присутствие чисто формально, зачем вы поместили снайперов в соседних корпусах?

Молчание.

— Вы опасались полагаться на одного лишь Ланте, не так ли?

— Вы превышаете полномочия, тахе-те, — произнёс прокурор, улыбаясь. — Вы не имеете права допрашивать меня. Пересмотр дела — моя обязанность. Мой иммунитет к…

— У вас нет иммунитета, — выступил вперёд советник Её Светлости.

— Что вы сказали? — Прокурор улыбнулся шире.

— Вы препятствовали отправлению правосудия. Пока тахе-те не произнесла формулу завершения церемонии, вы не имели права давать указания свидетелю. В соответствии с законами Южного Союза и графства Тегарон, вы теряете иммунитет должностного лица. Мы имеем право изучить имеющиеся при вас документы.

В руке у Прокурора возник «Скорпион». Разумеется, оружие ему положено.

— Взять её, — приказал он. — Взять немедленно.

«Жуки» не шевелились. Они, как зачарованные, смотрели на Майтенаринн. Светлая смотрела в глаза Прокурору, оставаясь бесстрастной. Не уклонилась в сторону от дула пистолета, не шевельнулась.

Гвардейцы уже заняли оборонительные позиции. Воздух вокруг Майтенаринн наливался синеватым свечением.

— Светлая, — воскликнула одна из женщин — сотрудница центра. — Прошу о милости! — упала на колени. — Я подписала для них… Мне было сказано… Я прошу Вас…

Прокурор отвёл пистолет в сторону и прострелил ей голову. Не изменившись лицом, не издав ни звука.

Тут же беззвучная молния разбила окно. Майтенаринн ударило в правое плечо, развернуло, едва не бросило наземь. Она выпрямилась. Взглянула в сторону окна, из которого прилетела пуля.

Вторая пуля лишь задела её висок — ослепительный белый штрих отвёл снаряд в сторону. Майтенаринн продолжала стоять, не обращая внимания ни на что, глядя в лицо Генерального. Кровь пропитывала её одеяние.

— Синий код! — крикнул советник в личный «свисток». — Спасайте Светлую! Нейтрализовать «Жуков»!

- -

Описание того, что произошло в Зале Заседаний, заняло много места в разных источниках. Вероятно, больше всего повезло зрителям канала Трио студии спутникового вещания Южного Союза, которая тем же вечером как-то раздобыла фрагменты оперативной съёмки. Те, где всё было видно наиболее эффектно.

Где была видна неподвижно замершая Светлая, окутанная зыбким синим ореолом оборонительной подсветки штурмовых «Барракуд» спецназа Её Светлости.

Где были видны вспыхивающие непереносимым серебром трассы контрмер, отводящие нацеленные на Майтенаринн пули, замедляющие их, разрывающие на части, превращающие в пар. Воздух плыл и плясал, разогретый на пределе работающим полем. Многих из тех, кто держал «Барракуды», стараясь прикрыть все направления атаки, иссекло осколками, шрапнелью от отбитых снарядов, брызгами кипящего металла. Но всякий раз находились те, кто принимал из мёртвых рук тяжёлые разогревающиеся «Барракуды».

Видны были «Жуки», спокойно и сосредоточенно выпускающие очереди в Майтенаринн и вокруг, старающиеся рассеять защитников, заставить их отвести в сторону, выронить раскалившиеся от перегрузки штурмовые ружья.

Был виден тот самый седовласый корреспондент, который, подхватив одну из «Барракуд», несколько раз выстрелил в оконный проём, превращая в кипящую лаву позицию снайпера напротив. Было видно, как снайпер из соседнего здания успел прострелить насквозь его руку, прежде чем корреспондент двумя выстрелами не обезвредил и его.

Основной кадр был смят и искажён оборонительной подсветкой, но службы новостей повторяли его вновь и вновь. Прокурор, поднявший «Скорпион», выпускающий пулю за пулей в лицо Майтенаринн… Замерла его рука… Неожиданно изменилось бесстрастное выражение лица…

Он медленно повернул пистолет дулом к себе и, помедлив, нажал на спусковую скобу.

Всё кончилось разом. Майтенаринн стояла, не отрывая взгляда от лица Прокурора — на последнем застыло величайшее изумление. Словно в последний момент он понял что-то очень важное.

Восемь убитых у её ног. Трое из них — гвардейцы. С пола, залитого кровью, медленно, прихрамывая, поднялся водитель «буйвола», всё ещё подсвечивающий синим конусом пространство прямо перед Светлой. Ему помогли отойти в сторону, выпустить из обожжённых пальцев горячее ружьё.

Майтенаринн опустилась на колени. Медленно, вся измазанная кровью, своей и чужой.

— Vorgh as en Tae, — произнесла она бесцветно, спотыкаясь на каждом слоге.

Те, кто выжили… кроме немногих, что предпочли взирать на происходящее через видоискатели, последовали её примеру.

«Смерть очищает всё».

— Vorgh vert Tae faer beart, — проговорила Светлая, поднимая плохо повинующиеся руки над головой, исполняя знак Всевидящего Ока. — «Смерть прощает и учит».

Хор голосов повторил слова.

После этого Светлая упала, ничком.

Тут же оцепенение спало со всех тех, кто не был мёртв.

12. Плачущие небеса

— Вам нужна медицинская помощь, тахе-тари, — советник, Омлан Эстерен эс Темстар, дал знак врачам. Те замерли: Светлая запретила прикасаться к ней, позволила только перевязать руку и произвести общий осмотр — на предмет не замеченных ранее ранений.

— Таха-тиа Омлан, — возразила я, стуча зубами. Мне было очень плохо. Во всех смыслах. Но надо было сделать ещё немного. — Я уже не истекаю кровью. Есть несколько пунктов, по которым мне нужна ваша помощь.

— Слушаюсь. Учитывая обстоятельства событий, и то, что прежний Генеральный Прокурор нарушил присягу в момент проведения следственных действий… Принимая по внимание…

— Пожалуйста, сам вывод.

— Формально сейчас исполняющей обязанности Генерального Прокурора являетесь вы, тахе-тари. Как ни неприятно бы это было для вас. Через два часа Парламент начнёт слушания по данному инциденту и предложит вам передать полномочия другому лицу. Надеюсь, это то, чего вы хотите.

Да уж. Даже если свихнусь до конца, начинать драку за такой пост… ни за что. Достаточно крови. Так много крови. Так много грязи…

Грязь останется. Я догадываюсь, кто может занять место Генерального. Не всё ещё забыла. Ох, Май, пожалеешь… Да и что изменится, в целом? Но я опять пошла наперекор очевидным доводам.

— В соответствии с временно присвоенными полномочиями, — я едва не уронила жезл, но никто не посмел улыбнуться. Я была готова придушить всех тех, кто сейчас снимал происходящее на видео, но они были нужны мне. Ненадолго.

— Слушаю вас, — секретарь прежнего Генерального «достался по наследству».

— Первое решение. Первым заместителем и секретарём Генерального Прокурора становится советник… — я назвала имя советника, едва не перепутав титулы и всё полагающееся.

Секретарь сделал всё возможное, чтобы скрыть эмоции. Власть уплыла из его рук. А он не мог сказать ни слова. Не мог даже скривиться. Но он был мерзок… Он не мог лгать мне. «Зрение» скоро должно было погаснуть, когда я упаду, наконец. «Зрение» истощало меня, истощало стремительно. Пожалуйста, ещё немного. Совсем немного.

Советник поклонился.

— Благодарю вас, но…

— Дождёмся, когда посторонние покинут помещение. Благодарю. Второе решение. Вот список имён, — я перечислила. — Нужно срочно отозвать все постановления прежнего Прокурора, касающиеся этих людей. Отменить все санкции. При необходимости, объявить оправдательные заключения.

— Слушаюсь.

— Третье. Пожалуйста. Я понимаю, как это трудно. Мне нужна аудиенция у Её Светлости. Как можно скорее.

— Это очень тяжело, — признался советник, — учитывая состояние её здоровья. И состояние вашего. Но, полагаю, она сейчас внимательно изучает то, что произошло.

Я замерла.

— Слушаю вас, тахе-тари, — советник оглянулся. Секретаря уже след простыл. Но он успел посмотреть мне в глаза… он всё понял.

— Четвёртое решение будете принимать уже вы. Я хочу просить Её Светлость о назначении вас Генеральным Прокурором. Вы можете отказаться. Но я очень прошу вас согласиться.

Советник поклонился.

— Я с радостью подчинюсь вашему требованию, но Парламент не утвердит мою кандидатуру. Это очевидно. Извините, тахе-тари. Я признателен вам за оценку, но вы не сможете убедить их. Даже вы.

— Если я правильно понимаю, — я сжала зубы, стараясь удержаться в сознании. — В соответствии с пунктом…

Советника словно озарило внутренним светом.

— Верно, тахе-тари! — воскликнул он. — Её Светлость в данном случае в состоянии назначить меня без утверждения Парламентом. Но вам предстоит убедить Её Светлость.

— Я приложу все усилия. Теперь, прошу вас, пусть меня оставят в покое. И… окажут помощь. Когда я смогу рассчитывать на аудиенцию?

— Думаю, часа через два.

— Буду ли я в состоянии разговаривать через два часа? — спросила я врачей.

— Только если… Светлая… Вам нельзя принимать стимулирующие препараты. В такое время и при таких ранениях…

— Я настаиваю. После этого я буду в вашем распоряжении, столько, сколько потребуется.

Я попросила выйти всех, кроме советника.

— Таха-тиа Омлан, — попросила я его тихо. — Относительно людей, о которых я говорила. Для меня это очень важно.

— Генеральный Прокурор никогда не повторяет приказаний дважды, — сухо заметил советник. — Вам следует запомнить это. Отдыхайте, Светлая. Не беспокойтесь. Я не подведу вас.

— Я знаю, — глаза закрывались… закрывались…

— Каким образом? — не выдержал он. — Да, и откуда у вас такие познания в юриспруденции? Простите меня…

— Не знаю. Не смогу объяснить.

Укол был очень болезненным. Саванти, Реа… Где они? Хочу, чтобы они были рядом.

* * *

Я проснулась оттого, что из темноты ко мне протянула длинные когтистые лапы мило улыбающаяся тётушка Ройсан. Лапы, источающие жуткий холод. Я села рывком, сбрасывая с себя остатки кошмара.

— Прошу прощения, — советник повернулся ко мне. — Мы привезли вас в летнюю резиденцию Её Светлости. Вас было велено не тревожить. Как ваше самочувствие?

— Могло быть и лучше, — призналась я. — Но я не могу медлить.

— Меня просили передать вам. Её Светлость не в состоянии принять вас должным образом. Не в состоянии соблюдать церемониал приветствия. Я приношу официальные извинения за такую непочтительность.

Что за…

Я поклонилась, ощущая себя не в своей тарелке.

— Извинения приняты.

— Далее по коридору находится дверь, тахе-те. Там вас встретит охрана. Я бы просил вас оставить ваше оружие здесь.

Я прикусила губу…

Советник тихонько рассмеялся.

— Вы не зря предлагаете мне этот пост, Светлая. Вас выдавало движение рук. У вас нет опыта, простите меня. Я верну вам оружие. Слово.

Как во сне я сняла ремень и вручила ему. Надеюсь, что я не покраснела.

- -

В комнате было свежо и сумрачно; будь посветлее, удалось бы разглядеть убранство. Меня усадили перед занавеской у самого входа. Я смутно различила, что Её Светлость сидит в постели. Если то, что я видела сквозь газовую занавеску, правда, то Её Светлость выше меня на две головы. А я-то считала себя высокого роста… Волосы — прямые, русые, как и у меня. Виски, чуть тронутые серебром. Даже лицом мы чем-то схожи.

— Я впервые вижу Вас собственными глазами, Светлая, — улыбнулась она. Голос оказался низким, сильным. Интересно было бы услышать её второй голос… которому невозможно не подчиниться. — Не трудитесь сообщать мне, что произошло сегодня.

Я исполнила знак Всевидящего Ока.

— Я не смела бы отвлекать Вас, Ваша Светлость. Мне…

Она глядела на меня сквозь занавеску, продолжая улыбаться. И я поняла, что ничего не хочу говорить. Совсем. Нет необходимости.

— Я слушаю Вас, Светлая.

— Прошу меня извинить. Мне представляется, что Вы уже всё знаете.

— Некоторые просьбы надо высказать.

Я молчала.

— Я попробую угадать, Светлая. Вы хотели просить меня позволить Вам снять диадему. Отказаться от титулов. Покинуть страну.

— Да, Ваша Светлость, — я склонила голову. Ей невозможно лгать. Если те, с кем говорила я сегодня, чувствовали себя так же, как сейчас чувствую себя я…

— Прошу Вас подойти ко мне, Светлая.

Я не сразу осмелилась отдёрнуть занавеску. Её Светлость была прикрыта до груди пышным одеялом. Голову её венчала диадема. Темнее моей; и, уж конечно, не иссечённая шрапнелью, не покрытая капельками крови, не расцвеченная там и сям цветами побежалости.

Снять диадему — отказаться от ответственности.

Отказаться — бросить страну на произвол судьбы.

Бросить страну — смешать её с прахом.

Всё это пришло в голову одной короткой мыслью.

— Я всё поняла, — поклонилась я. — Прошу извинить меня, Ваша Светлость. Я напрасно потратила Ваше время.

— Майтенаринн, — обратилась Её Светлость, перестав улыбаться. — Я скорблю вместе с вами о смерти Вашего друга. Как только Вы поправите своё здоровье, я присоединюсь к Вашему трауру.

Я склонила голову, молча соглашаясь.

— Я не могу повлиять на решение дома Вантар эр Рейстан, пусть даже оно было основано на ложном обвинении. Но я даю Вам полномочия предложить покровительство нашего дома.

Я кивнула.

— У вас была просьба относительно Вашего нового поста. Я одобряю её, хотя это и сопряжено с риском для нас.

Я кивнула вновь.

— Светлая, — я подняла голову, встречаясь с ней взглядом. — Мы — небольшая, почти ничего не значащая страна. Не скрою, мне не доставляло радости осознавать, что нас считают музейным экспонатом. За прошедшие сутки Вы позволили согражданам почувствовать, что мы не просто пыль под ногами современных нам великих держав. Не сочтите мои слова лестью, но за эти сутки Вы сделали почти столько же, сколько я за всю свою жизнь.

Я поклонилась. Зачем, зачем я здесь?

Её Светлость закрыла глаза и помолчала.

— Советник выполнит те Ваши поручения, которые не требуют моего вмешательства. А сейчас, прошу Вас, Светлая…

Я преклонила колени. Затем встала, протянула руку и прикоснулась к щеке Её Светлости.

Она кивнула.

Мы расстались молча.

* * *

— Могу ли я попросить поместить меня в лечебнице Университета? — спросила я, пока автомобиль возвращался в Тегарон.

— Мне казалось, что вы захотите вернуться домой, хотя бы ненадолго, — удивился советник… нет, уже Генеральный Прокурор. — Вам просили передать, что ваши опекуны обеспокоены — Вы уже третий день не даёте о себе знать.

Надеюсь, он не заметил, как я побледнела. Третий день?! Не может быть!

— Советник, — мне не сразу дались эти слова. — Прошу вас, напомните мне адрес моего дома.

Он напомнил.

Всё верно, Северный дом. Ройсан… какие ещё «опекуны»?

— Нет, — ответила я. — Советник. Не сочтите меня сумасшедшей. Я боюсь возвращаться туда.

Он странно посмотрел на меня.

— Воля ваша, тахе-тари.

Некоторое время он молчал.

— Вы хотите на время остаться в Университете?

— Его строил мой предок, — отозвалась я. — Я думаю, это и есть мой настоящий дом.

— Воля ваша, Светлая.

Когда я выходила, в сопровождении двух гвардейцев, Прокурор передал мне несколько свёртков.

— Здесь всё, о чём вы просили. Буду рад увидеть вас в добром здравии.

* * *

Она попросила оставить телевизор включённым. На малой громкости.

«Сенсацией дня стало рекордно быстрое назначение нового Генерального Прокурора; эту должность впервые получил гражданин графства Тегарон. Представитель Партии Прогресса заявил, что Конституция Южного Союза наглядно продемонстрировала ущербность…»

После того, как сегодня её формально признали лишённой имени — и, в качестве символического подтверждения, выстригли волосы наголо и уничтожили личный кинжал… А затем пояснили, в мельчайших подробностях, что ожидает её завтра…

«Череда внезапных отставок и неожиданное самоубийство двух видных политических деятелей, невольных участников сегодняшнего инцидента в графстве Тегарон, стали поводом говорить об угрозе самого масштабного политического кризиса…»

После того, как час спустя советник Её Светлости высказал сожаление тем, что она, человек без имени, едва не была несправедливо подвергнута публичному позору…

«Заявила, что в случае начала слушаний о проведении опроса общественного мнения относительно отмены института монархии во всех без исключения государствах-членах Союза намерена применить самые жёсткие экономические санкции…»

После того, как она увидела во сне лицо Светлой в сияющем синем ореоле…

За окном собиралась гроза.

Без имени было легко умирать, но оказалось так тяжело уснуть.

Ей почудились шаги. Фигура в белом появилась за дверью, поодаль маячили две высокие фигуры в чёрном. Та, которую прежде звали Лас, вздохнула и закрыла глаза. Наконец-то.

Тихонько скрипнула дверь. Странно… разве ей нужно открывать двери?

Время шло. Когда она открыла глаза, то увидела Майтенаринн, в больничной одежде. Но в диадеме Утренней Звезды. Неожиданная гостья сидела и молча смотрела на неё, лишённую имени.

Та, что была без имени, закрыла глаза.

— Лас, — произнесла Майтенаринн. — Ты нужна мне.

— У меня нет имени, — равнодушно отозвалась её хозяйка. — Ты говоришь ни с кем.

— Я знаю прекрасное новое имя, — Майтенаринн положила свёрток с одеждой на сидение у кровати, поверх — короткий кинжал в ножнах, символику дома Тегарон. — Как тебе понравится Лас-Таэнин эр Тегарон?

Лас с трудом уселась.

— Светлая, — она выглядела бесконечно уставшей. — Зачем я тебе?

— Дени оставил мне записку, — Майтенаринн опустила голову. — Я хочу выполнить его последнюю просьбу. Я не смогу это сделать без тебя. Я не смогу заботиться о тебе, если ты не захочешь жить.

Лас прикрыла глаза. Кивнула, приняла кинжал.

Прижала ножны к груди.

— Докажи, — попросила она.

Майтенаринн поняла её.

— Ma es matafann ka, — прошептала она.

— Es foar tan es mare, — продолжила Лас и закрыла глаза. — Он любил это стихотворение. Не знаю, почему. Сагари завершил его в ночь своей смерти. Но Дени любил его, всё равно. Сказал, что ты знаешь… знаешь перевод.

— Только несколько строк, — призналась Майтенаринн.

— Читай, — Лас не открывала глаз.

Не помню, подумала Майтенаринн с испугом. Лас ждала.

Да что же это?!

— Хватит, — попросила Лас, опускаясь на спину. Майтенаринн посмотрела на неё удивлённо.

— Сагари просил никогда не читать это стихотворение вслух до конца.

Майтенаринн улыбнулась.

— Ты веришь в это?

— Я читала рукописи Сагари… Я родом из его страны.

Майтенаринн опустила голову. Всё болит… болеутоляющее перестаёт действовать.

— Извини.

Лас долго лежала, закрыв глаза, и Майтенаринн уже собралась уходить.

— Помоги мне встать, — попросила Лас неожиданно.

Вдвоём они подошли к окну. Майтенаринн распахнула его. Дождь лил и лил, унылые серые тучи неровной грядой уходили к горизонту. Светлая подставила ладони… прижала их к лицу. Вздрогнула, поднесла к губам.

Лас сделала то же самое. Слабый привкус соли.

Близкая молния осветила их обеих; Майтенаринн увидела… нет, ей показалось. Она сняла диадему, осторожно положила перед собой. Вгляделась в своё отражение в оконном стекле.

Молния прорезала тучи, облив комнату мертвенным призрачным светом.

Нет, ей не показалось. Волосы её оставались русыми… но виски были тронуты едва заметным снегом.

Лас глядела вдаль, откуда одна за другой наплывали тучи, и было не понять, что именно стекает по её щекам — дождь или слёзы.

Часть 2. Разбитое зеркало

1. Тёмная луна

Секундная стрелка движется медленно-медленно.

Тучи за окном расходятся, время от времени лунный свет проскальзывает между ними и заливает комнату нестерпимым серебром. Но время ползёт и ползёт, удручающе неторопливо. Которая ночь? Вторая? Пятая? Сотая?

Не знаю…

Я попросила поставить часы у изголовья. Голову тяжело, почти невозможно повернуть. Мышцы ноют, в ушах звенит, сердце грохочет в груди, а секундная стрелка движется еле-еле. Считай секунды, не считай — сон не приходит. Иногда удаётся провалиться в забытье.

Лас… читает книгу. Я чувствую, что Ласточке тревожно. Книга позволяет ей не уснуть… не провалиться в такое же бесконечное забытье. Дай воды, Лас… я знаю, мне нельзя много пить, но терпеть почти невозможно.

Воды, Лас…

Не слышит.

Немного воды…

Лас поднимает голову. Как она постарела! Волосы успели отрасти и завиться серыми колечками. Да, конечно, говорит она, но сначала выпей это.

Жёлтая таблетка на сухой ладошке. Возле моих губ. Как приятно она пахнет. Какая маленькая таблетка. Нет, не маленькая. Большая. Огромная. Как только она помещается в её иссохшей ладони?

С трудом удаётся закрыть глаза. Я бы позвала на помощь, закричала, но крика никто не услышит. Даже я.

…Удалось открыть глаза. Нет луны, тучи ползут по небу — ссохшиеся, опустошённые, как и я.

Лас…

Подняла голову.

Воды…

Она кивнула, намочила салфетку, поднесла к губам. Что за пытка… Ты же знаешь, как мне хочется пить.

Терпи, сказал он. Будет трудно. Постарайся вытерпеть до конца.

Как просто посоветовать — терпи!

* * *

Я попыталась позвать его, но он меня не услышал. Меня куда-то везли. Было жарко и душно. Всё тело ломило. Голову сверлило сотней крохотных игл.

Саванти облачён во что-то хрустяще-глянцевое, на голове — причудливо свёрнутый кусок ткани. Очков на носу нет. Худой он какой-то…

— Очнулась? — наклоняется он. Улыбается. — Не торопись, Королева. Рано ещё. Мы даже не начинали. Потом поговоришь.

— Что… не начинали?

— Чинить тебя, что же ещё. Не старайся, не отвечай. Закрой глаза и считай до ста.

— Что у тебя на голове?

— Новая мода, Королева. Поправишься, тебе такой же подарю.

Пытаюсь смеяться, но не могу — становится больно.

— Прости, Королева, что с меня взять. Закрой глаза. Не подсматривай.

— Реа…

— Здесь она, здесь. Если ты скажешь ещё хоть слово, она меня убьёт.

Сотня тянется куда дольше миллиона. Где-то по пути я забываю всё на свете…

* * *

— Май?

Солнце. Первое, что осознаю — солнце уже встало.

— Май, слышишь меня? Попытайся открыть глаза, пошевелить веками.

Наверное, я попыталась.

— Отлично, Май, отлично. Не пытайся говорить… Не шевелись…

Он смеётся? У меня нет ничего, чем я могла бы пошевелить!

Что-то холодное. Ко мне прикасается что-то холодное. Ой…

— Всё в порядке, Май. Слушай внимательно. Рядом с тобой только я.

Я и так… чую… что только ты.

Саванти улыбается. Я не вижу, но знаю.

— Отлично, вскоре сможешь видеть. У тебя сложности со здоровьем, Королева. Я потом объясню всё подробно, а пока слушай внимательно. Я сделал для тебя лекарство — то, что ты носила бы в медальоне.

Попыталась утвердительно пошевелить глазами.

— Вот оно, рядом. Но тебе станет намного лучше, если ты продержишься без него. Будет очень плохо, Май. Очень плохо и очень долго. Тебе нельзя много пить, тебе нельзя шевелиться. Кто-нибудь из нас всегда будет рядом — день и ночь. Слышишь?

Слышу, слышу…

— Тебе нужно принять решение, Май. Таблетка тебе поможет, на время. Но вскоре снова станет плохо. Ты выпьешь ещё одну, и ещё… Постепенно всё пройдёт. Но если ты попытаешься вытерпеть, всё окончится гораздо раньше. Подумай. Пошевели глазами вверх-вниз, когда захочешь ответить.

Хитрый Саванти. Знает, как заставить принять правильное решение.

— Я не хитрю, Май… Я говорю честно: будет очень неприятно. Не захочешь — откажись. Таблетка всё время будет здесь, тебе дадут её, как только прикажешь.

«Прикажешь». Не «попросишь».

Думаю. Делаю вид, что думаю.

— Уже решила?

Да.

— Будешь терпеть?

Да. Только замолчи, Саванти…

— Храбрая Королева…

Прикасается к моей щеке… Я чувствую, я чувствую!

И ни капли иронии. Всё, Саванти, дай умереть спокойно.

— Ты будешь жить, Королева, — говорит он. И уходит.

Что-то тикает рядом со мной. А я проваливаюсь куда-то, глубже и глубже.

* * *

— Помолчи хоть немного, Ани, — Реа утомлённо прикрыла глаза.

Тот самый кабинет. Те самые ящики дорогого вина, которые так и остались нетронутыми. Ну, практически. Две бутылки не в счёт. И ещё одна разбилась.

С ними сидел Хеваин Эммер, тот самый корреспондент «Норвен Экспресс», который, как полагали эксперты, решил исход короткого боя в Зале Заседаний.

На счету Хеваина было три снайпера и полтора «жука». Второй «жук», в которого он попал, не был убит. Впоследствии — часа через два — помилован. Светлая не хотела крови. Не хотела мести…

Каждому из сидящих за столом казалось, что у остальных что-то не в порядке с одеждой.

Реа, сильно похудевшая за последние двое суток, так и не снимала халат, в котором вошла в операционную. Сбросила только внешнюю оболочку, стерильный барьер. Не иначе, суеверие какое-то, подумал Хеваин.

Саванти, так и ходивший с причудливо замотанной головой. Надевший чёрные шёлковые перчатки. И тоже в халате — давешнем, времён начала Выпуска, по-прежнему испачканном капельками крови.

Сам Хеваин не смог одеться в серый дорогой костюм, в котором был в тот момент. Не было уже костюма. То, что от него осталось, при взгляде вызывало только сострадание, смешанное с обидой — столько заплачено. Впрочем, снайперы никогда не думают, что их мишень могла вложить в одежду последние деньги.

Хеваин облачился в больничную одежду. Но со значком-пропуском на груди. Серая широкая лента обмотана вокруг головы, едва удерживая седую шевелюру. И видавшие виды старые перчатки — старинного фасона, до локтей. Долго копались у Саванти в хранилище, пока нашли подходящие.

— «Помолчи»? Пять минут назад ты попросила меня сказать что-нибудь. И потом, с чего такое нежное прозвище? Все в этом мире знают, как меня зовут за моей спиной.

— Я просила сказать что-нибудь умное.

— Я и говорю — завтра опять придут корреспонденты, справляться о здоровье Светлой. Что скажем?

Реа с отвращением посмотрела на многочисленные бутылки с винами. На столе почти всё было, как в тот вечер.

Разумеется, ни о каком продолжении Выпуска речи идти не могло. По многим причинам, не только из-за печальных событий в Зале Заседаний. Завтра, говорят, его уже починят. Как и пострадавшие от боя окрестные здания. Вообще странно, что случайных жертв было всего две. Шесть сотен пуль найдено, в общей сложности.

Однако студентов и постояльцев никто никуда не гнал. Кто хотел — приходил в пустующие Праздничные Залы, где никто не толпился у ломящихся витрин, где ряды бутылок тщетно ждали жаждущих, а скучающие бармены казались изваяниями самим себе.

— Может, мне выйти? — поинтересовался Хеваин.

— Какие глупости, — махнула рукой Реа. — Вы теперь с нами, Хеваин. Обратного пути нет.

Хеваин серьёзно кивнул. Светлая попросила его остаться, помочь — ещё там, в Зале Заседаний. Посмотрела ему в глаза и попросила остаться. Он хотел уехать. Сразу же. Чтобы никогда больше не испытывать такого взгляда. Но — остался.

И Главный, которому он позвонил, едва не умер от счастья, когда узнал, что у его газетёнки будет свой человек в самом сердце Тегарона.

— Я знаю одно, — продолжала Реа. — Никаких официальных объявлений, Ани… или лучше «Хлыст»? — ты больше не делаешь.

— Что я такого сказал? — Саванти проглотил тонизирующую таблетку и запил стаканом воды.

— Уже забыл?

— Меня спросили, как здоровье Светлой. Я сказал, что этой ночью она встречает тёмную луну. Я что, виноват, что в этой стране никому не положено говорить о состоянии здоровья прямыми и простыми словами?

— Да-да. Ты знаешь, что означает «встречать тёмную луну»? Применительно к Светлой?

— Просто луну — знаю. «Тёмную» — не вполне, но состояние Май… здесь же все ждут красивых иносказаний.

— Я так и думала, — Реа допила воду и неуловимым движением отобрала у Саванти флакончик с тонизирующими таблетками. — Хватит. В общем, я тебе не завидую, Ани.

— Подождём ещё часа четыре, — Саванти неожиданно подмигнул собеседникам, сохраняя совершенно серьёзное выражение лица. — Слушайте, идёмте ко мне. Посетителей денька два не будет, а сидеть в этом склепе я не могу. Всё равно здесь никто ничего не тронет.

Остальные молчали, оставались невесёлыми.

— Чаю выпьем… — предложил Саванти, уже теряя надежду.

— Чай — это идея, — оживилась Реа. — Не возражаете, Хеваин? Как рука?

— Болит. Но меньше, чем вчера, — Хеваин осторожно пошевелил простреленной конечностью. — Давно я не пил чая. У нас он столькостоит…

— Наш Великий Теоретик угощает, — Реа, ненадолго превратившись в прежнюю Тигрицу, оскалилась… и бесшумным прыжком переместилась к двери. Стул, на котором она только что сидела, не шелохнулся.

— Теоретик! — фыркнул Саванти. — Через две недели у меня защита. Так-то. А потом — стану Великим Практиком…

Оплеуха от Реа была почти дружеской.

- -

— Может, мне её сменить? — предложил Хеваин, имея в виду Лас. Ставшая замкнутой и молчаливой Лас-Таэнин не отходила от Май уже вторые сутки. Днём дремала — и тогда дежурил кто-то ещё — да изредка отлучалась — поесть, например.

— Если потребуется, сама попросит, — возразила Реа. — Хотя она не попросит. Не знаю, как объяснить — для неё это важно.

Хеваин кивнул.

Аромат чая был просто одуряющим. В гостинице чашечка такого стоила полтора тагари. С учётом того, что номер стоил пять тагари в неделю, а на расходы было положено шестьдесят в месяц. Совесть мучила Хеваина нестерпимо. Очень странное ощущение, давно его не испытывал.

Саванти заваривал чай прямо в лаборатории. Хеваин оценил, что аппаратура, которой забита просторная комната, может стоить примерно столько же, сколько весь остальной Университет. Откуда такие сокровища?

— Да, — кивнул Саванти. — Я тоже ощущаю нереальность. Девяносто часов назад я думал, сколько ещё протяну в этом забытом всеми уголке мира. Восемьдесят часов назад я пытался найти удовлетворительное объяснение тому, что делает Май. Семьдесят пять часов назад я понял, что всем нам крышка. Семьдесят часов назад тюремщики ещё спорили, что у меня отъедят в первую очередь. Шестьдесят часов назад я понял, что с окраины мира попал в центр мироздания.

— Вы правы, — сознался Хеваин. — Я уже восемь лет не мог отыскать приличного сюжета. В конце концов меня «сослали» сюда… без обид, прошу. Думал, надо уходить на пенсию, как и собирался. Водить туристов к озёрам, продавать помаленьку архивы… Фронтовые записи до сих пор стоят очень много.

— Фронтовые? — удивилась Реа.

— Я попал в Тегарон ещё во время Гражданской. Сорок семь лет назад. До сих пор не понимаю, почему меня не расстреляли ни те, ни другие, ни третьи.

Саванти покачал головой.

— Впервые вижу живого участника Гражданской. Я тоже нездешний, но, каюсь, об этой части истории знаю мало…

— Если вас не затруднит, — сухо заметила Реа, — поговорите о войне в другой раз. Или без меня.

Хеваин встал, держа чашку в руке.

— Слушаюсь, — кивнул он. — Таха Маэр… Саванти… разрешите осмотреться? Ничего трогать не буду, обещаю.

— Да, конечно, — согласился Саванти. — Мне как раз есть, чем заняться. Обход ещё нескоро. Тигра… ты бы отдохнула.

— Ты предлагал подождать часа четыре… уже три с половиной, — заметила Реа. — Я подожду.

* * *

Когда удалось открыть глаза в очередной раз, секундная стрелка… двигалась вспять.

Это нечестно!

Я повернула голову почти без усилий. Ничего не болит! Если бы часы не сошли с ума, можно было бы подумать, что я выздоровела. Лас… Лас!

Сидящая у изголовья подняла голову.

Я встретилась взглядом… сама с собой. Вторая Май долго смотрела мне в глаза, затем встала, взяла со столика диадему, вручила мне — надень.

Я надела. Двойник предложил руку, я осторожно взялась за неё — тёплая — и уселась. Затем встала на ноги. И… поплыла. Пыталась идти, а взамен — скользила в воздухе, с такой же скоростью. Подплыла к окну…

Угольно-чёрное небо украшала луна. Огромная. Неправильная. Я не сразу поняла, что в ней неправильного — в центре ослепительно белого диска горел жёлтый глаз. Чувствовалось, что он меня прекрасно видит.

Май-вторая настойчиво потянула меня в сторону двери.

Мы пошли. Она шла, я — плыла. Дверь открылась вовсе не в больничный коридор. В какое-то совсем иное место — сводчатый потолок метрах в десяти над головой, призрачное, неприятное освещение, сильный запах плесени.

Позади с отвратительным лязгом захлопнулась дверь. Я оглянулась — двойник указывал налево. Оттуда тянуло едва ощутимым ветерком, несущим слабый привкус моря. Море…

Двойник остался стоять. Я оглянулась — Май-вторая сделала нетерпеливый жест — давай же, не медли. Хорошо. Всё равно это сон. Ничего не было слышно — только стук сердца.

Шагов через сто коридор — огромный, но коридор — повернул налево.

Берег моря.

Я вгляделась. Невысокие фигурки пляшут вокруг костра. Дети? Наверное. Обоняние работало странно — наплывами. Я осторожно подплыла поближе к разлому в стене — некогда эта часть коридора оканчивалась глухим тупиком — и присмотрелась.

Всё было как в тумане. Только и удавалось рассмотреть: жаркий, потрескивающий костёр, да несколько детишек, прыгающих вокруг. Сколько их? Не могу сосчитать. Всё плывёт перед глазами.

Лязг позади. Громкий стук, отозвавшийся эхом от скал впереди меня. Я обернулась — массивные железные ворота отрезали путь назад.

Детишки заметили меня. Указали руками в мою сторону и, вприпрыжку, помчались ко мне. Так же, как и я, они плыли по-над самой землёй. Ближе и ближе…

Подбежали. Встали, улыбаясь, переглядываясь, по ту сторону пролома — шагах в пяти от меня. Что-то говорят — не слышу. Слышу треск костра, мерное шуршание отступающих и накатывающихся волн. Детишек не слышу.

Смотрят. Пристально. Сколько их? Не могу сосчитать. Лица теряются, тают, возникают вновь. Вдруг — широко раскрытые глаза. Страх. И — обернулись, помчались так, что пятки засверкали.

Медленно оборачиваюсь. Мой двойник. Медленно, прихрамывая, приближается. Стареет с каждым шагом. Кожа высыхает. Волосы светлеют, выпадают, глаза наливаются красным…

Ты больна, Королева…

Двойник усмехается — зубы выпадают, вываливаются, пыль летит из сочленений суставов.

Ты стара, Королева…

Чей это голос? Отступаю, держа руки перед собой.

Заберу я владенья твои…

Не выдержав, толкаю надвигающуюся фигуру обеими руками в грудь. Руки проваливаются в сухое и мелкое крошево.

Провал.

Лас, протирающая мне лицо мокрой салфеткой. Обеспокоенная, уставшая.

Что со мной? Я кричала?

Слова не сходят с губ. Но Лас кивает.

Воды. Немного воды. Я вытерплю, Лас… честное слово.

Глянула на часы. Прошло не более получаса с момента предыдущего пробуждения. Зачем в сутках так много часов?

* * *

— Хеваин, — Реа заговорила, не поворачивая головы. — Где вы научились так стрелять? Я видела съёмки — выглядело здорово.

— Старые навыки не сразу пропадают, — пожал плечами корреспондент. — К тому же, у нас обязательная подготовка. Наша газета официально освещает работу местной полиции, а там, знаете, лучше уметь обращаться с оружием. Даже если его тебе не выдают.

— Да, кстати — зачем вам перчатки? — Саванти оторвался от экрана микроскопа.

— Климат, — смущённо отозвался Хеваин. — Всякий раз, как приезжаю… Каждые десять дней… — он замолк, отвёл взгляд.

— Так мило, когда мужчины краснеют, — Реа потянулась. — Мы оба с Ани врачи, Хеваин. Широкого профиля, здесь без этого никак. Вы уже вторые сутки в повязке — это ненормально.

— Попробую угадать, — Саванти вновь склонился над экраном. — Что пьёте? Порошковый кофе? Суррогаты чая?

— Приходится, — пожал плечами Хеваин, кашлянув. — Работаешь по четырнадцать часов в сутки…

Его собеседники переглянулись.

— Ну-ка, подойдите-ка во-о-он туда, — Саванти указал, куда именно. Загудела вытяжка. — Снимите одну из перчаток. Положите руку на… э-э-э… ну, там мембрана такая, на ощупь — как желе. Ладонью на неё. Не бойтесь, не порвётся. Всё. Не шевелитесь.

Стоявший рядом аппарат включился и тихонько запел.

— Ну, что прикажете? Два месяца? Шесть? Иногда удаётся восемь сделать. Выбирайте.

— Не понял, — растерялся Хеваин.

— Периодичность цикла. Или вам нравится, когда каждые десять дней?

— Вы… можете… вот так…

— Могу, могу. Я бы предложил — четыре месяца. Статистическая норма, так сказать.

— Пусть… четыре.

Саванти отошёл к другому аппарату, что-то быстро набрал на клавиатуре.

— Вынимайте руку, надевайте перчатку, — разрешил он. — Слушайте, что с вами? Слово «цикл» вас так смущает? Вот уж не думал, что корреспондент…

— Меня так воспитывали, — раздражённо отозвался Хеваин. — Знаете, таха, когда вам будет за шестьдесят…

— Я буду таким же циником, как и сейчас, — закончил Саванти. — Ладно. Так, ещё минут пять. Сколько сделать? — вопрос явно был обращён к нему самому. — А, собственно, чего скупиться!

Хеваин пожал плечами и вернулся к столу, где продолжала остывать недопитая чашка чая.

— Вот, возьмите, — Саванти протянул пластиковую коробочку. Внутри было видно сотни две таблеток. Пластик был ещё тёплым — только что запечатали. — По таблетке каждый день цикла. Можете начать прямо сейчас. Срок годности не ограничен.

Хеваин потерял дар речи. Упёрся локтями в стол и хмуро замер, положив голову на ладони.

— Не берите в голову, — Саванти явно был обеспокоен. Взглянул на Реа — та покрутила пальцем у виска. Жест явно относился не к Хеваину.

— Двенадцать лет, — простонал Хеваин. — Пятьдесят кругленьких за сеанс… сто сеансов. А тут — за пять минут, просто так… — он махнул рукой, встал и пошёл, ссутулившись, в сторону окна.

Оба остальных молчали.

Хеваин вернулся к столу, долго смотрел на коробку с таблетками, на врачей (лица тех стали совершенно каменными). Наконец, решился и, взяв одну из таблеток, запил её холодным чаем.

— Подействует в течение получаса, — сообщил Саванти невозмутимо. — Вот что, Хеваин. Считайте, что это — подарок. Захотите узнать подробности — подойдёте, почитаете справочник. Я же не знал…

— Прошу прощения, — Хеваин уже обрёл часть самообладания. — Хорошо. Тема закрыта.

— Преимущество маленьких государств, — просиял Саванти.

— Ани, — Реа сидела, закрыв глаза. — Я тебя сейчас побью.

— А что? Будь в графстве более одного Университета, всю аппаратуру раздали бы по разным местам. А так — куда её ещё? Всё равно простаивает… простаивала.

Реа приподняла верхнюю губу.

— Ну хорошо, хорошо. Тема закрыта. Извините, Хеваин, — Саванти поправил свой головной убор, протянул Реа правую ладонь. Та, не поднимая взгляда, тихонько прикоснулась к ней пальцами правой руки. Саванти кивнул. — Я всё ещё не могу поверить, что жив.

- -

Спустя пару часов настроение в компании поднялось. Саванти не жалел чая, а Хеваин обнаружил, что можно снять повязку и перчатки — и чувствовать себя при этом великолепно. Реа тоже отдохнула — не так выделялись круги под глазами.

— Видите, как просто, Хеваин! Фильтры наших милых дам — прошу прощения, Тигра — не задерживают «фактор» целиком. Мы все дышим им — когда, конечно, находимся в их обществе. Концентрации хватает, чтобы подавить цикл в зародыше. Поживёте здесь пару лет — оцените. Дамы, конечно, терпят неудобства — признаю. Таблетки и дезодоранты практичнее перчаток и… головных уборов. Но традиция есть традиция.

— Паразиты, — произнесла Реа сквозь зубы, стараясь казаться рассерженной.

— Не я выбирал, кем мне родиться, — заметил Саванти спокойно. — Не я выбирал местные обычаи. И потом, ты ведь уже привыкла?

— Привыкнуть можно даже к тебе, — Реа поглядела на часы. — Ну, что там должно было случиться, Ани?

Саванти глянул на часы и вскочил, едва не вылив на себя чашку с чаем.

— Да, действительно. Где там у нас юг? Идёмте, идёмте, это красиво.

Они вышли в коридор и встали у южного окна. Луна высоко поднялась над горизонтом — сверкающая, яркая, как никогда.

Саванти глянул на часы.

— Так… Ага, начинается. Смотрите. Левая часть диска.

Точно. Луна становилась ущербной. Тёмный серпик на её левой части медленно вырастал.

— Затмение! — ахнула Реа.

— Оно самое, — довольно кивнул Саванти. — Ну, так что насчёт «тёмной луны»? Полезно иногда знакомиться с астрономией!

Они долго смотрели, как луна убывает.

— Полная фаза через десять минут — объявил Саванти, довольно улыбаясь. — Может, во двор выйдем? Говорят, такое лучше наблюдать на свежем воздухе.

— А это кто? — удивился Хеваин, наклоняясь поближе к окну. — Смотрите, там, внизу.

Остальные присмотрелись.

— Люди! — поразился Саванти, поправляя очки. — Слушайте… да их там сотни! Что за…

— Если не тысячи! — поддержал Хеваин. — Что происходит?

Реа молчала. Саванти заметил, как подрагивают её губы.

— Что происходит… — повторила она. — А ну-ка, быстро, идёмте. Быстро, быстро!

— Куда?!

— К ней.

- -

Лас заворожённо смотрела на происходящее затмение. Дверь на широкий балкон была открыта, защитное стекло не искажало происходящего.

Ветер утих. Птицы, оглашавшие ночной парк короткими песнями, замолкли. Тишина давила, вызывала беспокойство. Лас ощутила, что сонливость прошла. Она оглянулась — Майтенаринн спокойно спала. Не тяготилась тревожными сновидениями. Светлая улыбалась.

Дверь комнаты отворилась, и трое остальных вошли, стараясь ступать бесшумно. Лас указала глазами на луну, ей кивнули — да. Все четверо встали у двери на балкон.

Тень ползла и ползла. И…

Вот оно. Желтоватый ободок — всё, что осталось от ночного светила.

— Вот это да, — шепнул восхищённый Саванти. — Как…

Он осёкся, обернулся.

Светлая открыла глаза.

Заметив его взгляд, обернулись и остальные.

Майтенаринн часто моргала — но, судя по всему, не спала. Она уселась, осторожно попыталась встать… сумела! Прижала ладони к лицу. Убрала их, подняла взгляд к желтоватому колечку луны.

У неё не должно быть сил вставать! Тем более — сил ходить!

Лас охнула, прижала ладонь ко лбу. Саванти заметил, что губы её нервно шевелятся. У Реа — тоже, глаза Тигрицы отражали изумление. Что такое?! Хеваин тоже стиснул зубы, прижал тыльную сторону ладони ко лбу.

Снаружи послышался звук — словно миллион людей одновременно вздохнули.

Глаза Саванти широко раскрылись. Ободок луны становился красным. Ярко-красным, рубиновым, непереносимо сияющим.

Майтенаринн, глядя на луну, сделала шаг в сторону балкона.

Лас медленно, как во сне, опустилась на колено. Подняла над головой скрещенные руки.

— Metharo sea, el vara kann, — услышали остальные её голос. Лас склонила голову, глядя в пол перед Майтенаринн. — «Ничто не скроется от взгляда твоего».

Мгновение — и Реа последовала её примеру.

Секунду спустя — Хеваин. Саванти ощущал, как что-то беспокойное шевелится в памяти… никак не может вырваться наружу. Голова кружилась. Он прижал ладонь ко лбу, чувствуя, как тот взмок.

Майтенаринн шагнула в сторону балкона. Ещё. Проходя мимо Лас, остановилась, присела, прикоснулась ладонью к её лбу. Лас склонила голову ниже.

То же самое — с Реа. С Хеваином. Саванти стоял, не веря своим глазам. Но ехидные слова застыли в горле. Майтенаринн улыбнулась, взглянув на него, вышла на балкон. Встала, упираясь руками в перила, глядя вверх, на тёмно-вишнёвое кольцо.

Снизу донёсся гул — шёпот, доносящийся из многих тысяч ртов.

Саванти заметил что-то странное. Ну да… Вокруг ладоней замерших неподвижно людей в комнате возник расплывчатый, неясный тёмно-малиновый ореол. Он поглядел на свои руки… то же самое. Невольно отряхнул руки о халат — ореол не исчез.

Выглянул наружу. Множество малиновых огоньков светилось внизу, у самой земли.

— El faer kann, ver dana, — произнесла Лас, не двигаясь с места. Остальные повторили то же самое, почти не отстав от неё. Снаружи вновь донёсся гул голосов. — «Даруй мне свет, я вся тебе открыта».

Тёмно-вишнёвое кольцо в небе посветлело, стало жёлтым… засияло непереносимым белым свечением — да так, что тьма ненадолго рассеялась.

И всё. Круги поплыли перед глазами Саванти. Когда он смог открыть глаза, обнаружил себя сидящим у стены. Бледная, как полотно, Реа и посеревшая Лас придерживали его. Хеваина не было.

— Как… — прохрипел Саванти, но Лас прижала палец к его губам.

— Не надо, — пояснила она шёпотом. — Вставай, пошли.

— Но она… — он сумел перейти на шёпот.

— С ней всё в порядке, — заверила Реа, едва слышно. — Идём. Ей надо остаться одной.

Саванти успел бросить взгляд на небо. Кольцо разорвалось, полная фаза окончилась, луна постепенно прибывала.

Майтенаринн так и стояла, упираясь руками в перила, не отрывая взгляда от луны.

- -

Прошло десять минут.

Все четверо сидели за столом, перед каждым дымилась чашечка с чаем. Все молчали.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — не выдержал Саванти.

Реа переглянулась с Лас-Таэнин. Обе улыбнулись. Посмотрели в сторону Хеваина. Тот кивнул, кашлянул, отвёл взгляд.

— Но ты же сам всё сказал, — пояснила Реа. — Тёмная луна. Обычное, ничем не примечательное затмение.

— Да-да, смейтесь, — проворчал Саванти. — Неизвестно, кто из нас выглядел глупее.

— Сейчас он скажет, что ничего особенного не видел и не слышал, — шепнула Реа громко, повернувшись к Лас. Та долю секунды сохраняла спокойствие, затем расхохоталась, спрятала лицо в ладонях.

— Вот ты нам и объяснишь, что было, — Реа подняла взгляд на Саванти, и тот обнаружил, что Тигрица выглядит гораздо лучше, чем час назад. Возник блеск в глазах, исчезли круги вокруг них, волосы легли ровно.

— Ничего не было, — ответил Саванти оскорблённо. Посмотрел вокруг. — Обычное лунное затмение. Ничего больше. Ваши галлюцинации не в счёт.

Никто не усмехнулся, не засмеялся.

Саванти поджал губы, отвернулся, направился к плитке, на которой готовилась новая порция кипятка.

В дверь тихонько постучались.

— Открыто! — отозвался Саванти громко.

Дверь отворилась и внутрь вошла Майтенаринн. Недоумевающая, всё ещё в больничной одежде, в диадеме Утренней Звезды.

— Саванти, — произнесла она, закрывая за собой дверь. — Знаешь… — она обвела окружающих взглядом. — По-моему, я здорова. Ты говорил — это будет долго.

Саванти хотел ответить, но слова не желали произноситься.

Реа выскользнула из-за стола, медленно подошла к Май, протянула руки ей навстречу.

— С возвращением, Светлая, — Май молча бросилась к ней на шею. — Привет, котёнок.

Они долго стояли, обнявшись. Наконец, Май подошла к замершей за столом Лас-Таэнин. Медленно опустилась на колено, склонила голову.

— Спасибо, Лас, — та кивнула, боязливо протянула руку, прикоснулась пальцами к её щеке.

Май поднялась.

— Саванти, — произнесла она отчего-то робко. — Извини… страшно хочу есть.

Тут же распалось скопившееся напряжение.

— Я сейчас! — воскликнула Реа, стремительно исчезая за дверью. Лас, тоже улыбающаяся, последовала за ней.

— Куда это они? — удивилась Май.

Саванти довольно улыбался. Долго глядел на недавнюю пациентку… затем, явно решившись, сорвал с головы «повязку» и церемонно поклонился.

— Должны же они принарядиться, — заметил он, выпрямляясь. — Сейчас, Королева. Подожди, совсем немного.

Май ахнула. Саванти облысел. Полностью. Голова его блистала в лучах ламп дневного света. Бровей у него тоже не было. Из украшений остался только нос.

2. Захват

Им было хорошо.

Всем.

Мало-помалу эйфория проходила.

— Ну хорошо, Май, — Саванти выглянул в окно. Небо уже синело. — Одна тема, которую ты тщательно обходишь. Тебя просят, наконец, появиться дома. Ещё немного — и придёт запрос от самого градоначальника. Если ты не знала — он из малого дома Тонгвер.

— Ни за что, — ледяным голосом отозвалась Светлая, губы её дрогнули. Реа нахмурилась, переглянулась с Лас. Последняя отвела взгляд в сторону. — Ни за что.

— Так не пойдёт, — Саванти нахмурился. — Рано или поздно тебя начнут расспрашивать — почему? Из дому уже несколько раз присылали поздравления, медикаменты для лечения…

Май побледнела.

— Вы… эти медикаменты, мне…

— Хеваин, — попросил Саванти вежливо. — Закройте, пожалуйста, входную дверь. Спасибо. Сходите, прошу вас, в соседнюю комнату, — там, на столе, в стеклянной баночке, помечено восемь-три-два.

Май дрожала. Реа придвинулась поближе, взглянула на насупившегося Саванти.

Хеваин поставил на стол требуемую баночку. Отошёл в сторону, вопросительно глядя на Саванти.

Май взглянула…

Беззвучно пошевелила губами. В баночке лежали жёлтые таблетки. И смятая бумажная коробочка с аптечным клеймом.

— Нет…

— Они присылали и вот это. Такие же нашли рядом с телом Дени. Что это, Май? — спросил Саванти немного резко. Реа присела рядом с Май, взяла её ладонь в свои.

— Нет!! — Май оттолкнула её, вскочила, застыла, в ужасе переводя взгляд с одного из собеседников на другого. Отступила на шаг, к двери. Ещё на шаг. Споткнулась, едва не упала.

— Ma es matafann ka, — неожиданно пропела Лас. Май замерла, тяжело дыша, глядя Ласточке в глаза. Лас-Таэнин подошла к ней, протянула руку. — Es foar tan es mare, — продолжила Лас. — Es sio verenn kann, ahs tann, Es foer va.

Май медленно опустилась на колени. Всхлипнула. Лас бережно прижала её голову к своей груди.

— Нас обеих хотели убить одни и те же люди, — голос Ласточки звучал резко. — Я рассказывала, много раз. Мне вы не поверили. Поверьте ей!

Заиграла тихая мелодия. Терминал.

— Началось, — проворчал Саванти. — Вызывают. Сейчас…

— Нет! — Май попыталась вскочить на ноги, те не слушались её. Лас помогла ей подняться. — Не смей! Не отвечай!

— Май, — Саванти бросил взгляд на терминал связи. — Это дежурный. У меня обход — ты слышишь?

— Включи текстовую связь, — потребовала Май, стуча зубами. — Включи!

— Паранойя, — пробормотал Саванти, но подчинился. Реа встала рядом, глядя, как он отвечает.

— Май, — повернулась она. — Это действительно дежурный. Саванти пора на обход.

Майтенаринн кивнула, опускаясь на пол. Ласточка снова обняла её, недобро сверкая глазами.

— Вот что, — Саванти откашлялся. — Я вернусь через полчаса. Пока… — он несколько раз нажал на сенсорную часть терминала. — Вот. Все звонки будут фильтроваться, голосовая часть — подавляться. Только текстовый режим.

Май кивнула.

— Но когда я вернусь, Май, тебе придётся рассказать. Всё, что считаешь важным. Договорились?

— Вв-в-вы не поверите, — всхлипнула Майтенаринн. — Вы никогда не поверите…

— После того, что произошло сегодня ночью, — Саванти поправил очки, — я поверю во всё. Реа — я прав?

Тигрица кивнула.

— Пока… помогите ей прийти в себя. Май, через три часа последует официальный запрос о твоём самочувствии. Мы обязаны узнать всё. Пойми. Иначе мы не сможем помочь.

— Никто не сможет, — проговорила Май чужим голосом и заплакала.

Лас обняла её крепче.

— Мы с тобой, — она помогла Май подняться. — Мы с тобой.

Хеваин принёс стакан с водой, молча протянул Майтенаринн. Та кивнула, сделала глоток, уселась за стол.

— Я расскажу, — пообещала она. — Я справлюсь, Лас, спасибо. Сейчас… налейте чего-нибудь. И прошу… Хеваин…

— Слушаю, тахе-тари.

— Уберите эту гадость… эти таблетки. Не хочу их видеть.

— Конечно, — он осторожно взял баночку и унёс её на соседний стол.

— Интересно, что могло тебя так напугать, — проговорила Реа-Тарин сквозь сжатые зубы.

Май взглянула на неё, но промолчала.

Саванти вернулся через двадцать одну минуту.

* * *

Полтора часа… это так мало. Но я справилась.

Рассказала почти всё. Не стала пока упоминать про историю с миной у меня в апартаментах. Не всё сообщила о последнем разговоре с Дени. Не посмела признаться, что «подслушала» его и Лас мысли.

— Так, — Саванти поднялся на ноги, когда я окончила рассказ. Реа задумчиво смотрела куда-то в окно — там уже начался новый летний день. Лас так и стояла за моей спиной, как часовой. Хеваин, мрачнее тучи, глядел на стол перед собой.

— Дождались, — продолжил Саванти. — «Пси» у нас в городе.

— Ты ей веришь? — голос Лас звучал совершенно спокойно.

— Фактам, Ласточка, — поправил Хлыст. — Факты таковы, что, если Май что-то и преувеличивает, то немного. Самое обидное, — он повернулся лицом ко мне, — что даже всё, что ты рассказала, не даёт никакого повода применить санкции к твоей семье… извини, Май, юридически это — твоя семья.

Минуты три все молчали.

— Что такое «пси»? — поинтересовался Хеваин, наконец.

— Условный термин, — проворчал Саванти, снимая очки. — Я ознакомлю вас с материалами на эту тему. Вкратце, это — человек, с мощным комплексным индуктивным потенциалом. Про «второй голос» слышали? «Медовый голосок»? Это — «пси-один». Самый слабый, доступный всем нашим дамам в… определённое время. Пробовали не подчиниться «медовому голосу»? Шкала логарифмическая. «Пси-два», грубо говоря, в десять раз сильнее «пси-один». Остальное прочитаете сами.

Молчание продолжалось. Реа налила мне стакан воды. Я выпила, залпом, едва не откусила краешек стакана — зубы стучали, сил не было унять.

— Предположим, что «пси» имеет место, — Саванти ходил к окну и обратно. — Если он… она — не полный кретин, пси должен… должна, неважно, узнать — догадывается ли жертва, что её вновь намерены подчинить. То, что случилось с Дени, уже не проверить, тело кремировано. Значит… либо «пси» пойдёт в атаку — а для этого он должен знать, с кем придётся иметь дело — либо придёт вначале на разведку. Сам или через посредника. Боюсь, Май, тебе придётся встретиться с тётушкой. Или кем-то ещё из семьи. Я сейчас вызову Чародея.

— Кого? — удивилась я.

— Масстена Каро — помнишь это имя?

Как же… «Масстен, это Призрак».

— Начальник службы охраны. По совместительству занимается ремонтом всякого железа и такими… околонаучными вещами. Спец. Если в мире были случаи подлинного «пси», он их знает. Самое главное, он прекрасный психолог. Нужны хорошие идеи. Есть возражения?

Возражений не было.

- -

Чародей оказался южанином, но походил на Лас, а не на Саванти: низкорослый, темнокожий, круглолицый, с глубоко посаженными глазами. Он вкратце выслушал отчёт Саванти и присел, потирая виски.

— Придётся устроить визит, — согласился он, наконец. — Примем меры. Прежде всего — где у нас нет записывающей аппаратуры? Есть такие комнаты, о которых все знают?

— Разумеется.

— Отлично. Там и устроим свидание. — Он поглядел на меня. — Нет-нет, тахе-тари, не беспокойтесь. Я не сошёл с ума. Я не предлагаю ставить эксперимента, не защитив вас. Защита будет. Мы с Саванти посовещаемся, а потом я поговорю с каждым из участвующих. Самое главное: вы должны держаться уверенно, так, словно ничего необычного за последние месяцы не происходило. Если предполагается «пси», надо спровоцировать его на активные действия. У меня были уже подозрения, что в Тегароне что-то происходит…

— Прекрати, Мас, — скривился Хлыст. — Ты всегда говоришь «я так и знал, что…»

Чародей кашлянул.

— Ладно, ладно. Посидите пока в соседней комнате. Выпейте чего-нибудь… о, чай? Отлично. Вот его и выпейте. Поговорите о чём-нибудь приятном.

Бедный Саванти. Наверное, рассчитывал пить этот чай долгие месяцы.

* * *

Мне не хотелось смотреть ни на кого. А кому захотелось бы? После признания, что была марионеткой — в буквальном смысле — много-много лет?

— Май, — Лас тихонько подошла, понизила голос. — Дени не мог. Не смог бы… сделать тебе плохо.

— Я знаю, — мой голос звучал, как неживой. — Я и тогда, наверное, знала… Думаю, его убедили… что мне будет хорошо. Не знаю, как.

Лас кивнула.

— Мама… Я думала, что никто не сможет убедить её, что я… что у меня… Но кто-то смог, всего за минуту, по телефону. Кто-то нас очень не любит.

Я взглянула ей в глаза. Странно, когда это её волосы успели так отрасти?

— Да, Лас, — она вздохнула и встала рядом. — Знать бы, за что.

* * *

К моменту появления корреспондентов мы согласовали, как следует себя вести. То, что Светлая поднялась на ноги всего за трое суток после тяжелой операции, привело прессу в бурный восторг. Реа, правда, упоминала про какую-то «тёмную луну», но я обнаружила, что не помню никакого затмения. Помню только, что стояла на балконе, смотрела на полную луну и чувствовала себя замечательно.

— Через четверть часа всё это пойдёт в эфир, — Чародей посмотрел на часы. — Так. У нас всё готово. Помните, как надо себя вести, тахе-тари?

Я кивнула.

— Вот, — он протянул мне желатиновую капсулу. — Выпьете, когда «гости» будут на пути в эту комнату. В ушах будет немного звенеть. Самое главное, думайте о себе. О своих планах, о том, чем собираетесь заниматься. Нас здесь нет, и никогда не было.

Мы сидели в комнате — Реа, я, Лас, Саванти. Просто сидели. В комнатке для совещаний — круглый стол, дюжина стульев, проектор. Окон нет. Терминал связи в углу, выключенный.

Время тянулось и тянулось…

Прошло чуть больше часа.

У Саванти прозвенело в кармане. Он извлёк телефон.

— Идут, — сообщил он коротко. — Начинаем.

Я поднесла капсулу к губам… запила водой. Чуть не подавилась. Лас встала, сделала шаг к двери. Саванти остановил её.

— Нет, Ласточка, — возразил он. — Мы пока останемся.

Время тянулось и тянулось… и вот дверь открыли, на пороге возникла тётушка Ройсан и… моя служанка, Миан. Бедняжка… под глазами — плохо скрытые синяки, вид совершенно забитый, перепуганный. Вот кому достаётся, пока меня нет дома.

— Здравствуй, Майтенаринн, — коротко кивнула тётушка. Я не встала, просто кивнула. Диадема на моей голове позволяет и не такое.

— Здравствуйте, тётушка. Не трудитесь сообщать, что рады видеть меня в добром здравии.

- -

— Май, — тётушка села в одно из кресел напротив. — Что с тобой? За эти четыре дня ты успела забыть обо всех приличиях?

— О каких именно, тётушка?

— У тебя есть семья. У тебя есть долг перед семьёй. Или ты думаешь, что можешь теперь заниматься, чем хочешь?

— Угадали, тётушка. Я буду заниматься, чем хочу.

— Май, мне это очень не нравится.

— Я знаю, — пожала я плечами. Миан вздрогнула, отступила на шаг от тётушки.

— Май, ты знаешь, что такое «потерять имя»?

— Я знаю, что я — Светлая, — усмехнулась я. — Идите, попробуйте отнять у меня это имя. Хотите изгнать меня из Тонгвер? Я не возражаю. Подпишу все бумаги, прямо сейчас. Довольны?

На несколько секунд тётушка потеряла дар речи.

— Это твои… эти твои… — она переводила взгляд на тех, кто стоял за моей спиной и вновь на меня.

— Мои друзья. Люди, которым я обязана жизнью. Если вы, конечно, смотрите телевизор. Они здесь, потому что им я доверяю.

Её словно плетью стегнули. «Телевизор»!

— Май, — она сумела остаться спокойной. — Не думай, что диадему тебе вручили навеки.

— Её Светлость может иметь по этому поводу иное мнение, — равнодушно отозвалась я.

Она усмехнулась.

— Диадему получают только достойные! Только на время! Светлая должна жить так, как ей подобает! Ты уверена, что совесть у тебя достаточно чиста, чтобы иметь право называться Светлой?

Я спокойно выдержала её взгляд.

— Шантаж?

— Нет. Урок хороших манер, Май. Учти, я слов на ветер не бросаю.

— Факты, — я подумала — не зевнуть ли, но решила сдержаться.

— Хочешь, чтобы услышали твои… друзья? — Она выговорила «друзья», словно слово было бранным.

— Я им доверяю, — пожала я плечами.

— То, что ты замешана в истории с наркотиками. То, что ты дружишь с кем попало, с самыми распущенными… — она метнула взгляд в Лас, та усмехнулась и поправила ножны, знак дома Тегарон.

— Я просила факты, не слухи.

— Факты? — тётушка приблизилась ко мне, сколько позволяло кресло. — Погляди сегодня в зеркало… когда будешь мыть уши на ночь. — Она захихикала, и это звучало страшно.

Лас вздрогнула. Майтенаринн предложили «проверить за ушками». Ну да, Светлой, по словам тётушки, положено быть «нетронутой». Какая вы тактичная, тётушка Ройсан.

— Непременно, — я равнодушно кивнула. — И отправлю заключение во все газеты. Что ещё?

Тётушка ловила ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

— Май, — голос её зазвучал просительно. — Я хочу поговорить с тобой наедине. Ты не можешь отказать мне. Я воспитывала тебя все эти годы.

Я оглянулась. Едва заметно кивнула.

— Ладно, — оглянулась ещё раз. — Оставьте нас, пожалуйста. Проследите, чтобы к двери никто не приближался.

— Благодарю, — тётушка сухо кивнула. — Миан, выйди! — велела она резко. Бедняжку словно ветром сдуло.

Мы остались одни. Я сжала под столом кулаки, напустила на себя надменный и уставший вид.

- -

— Май, — тётушка встала, присела чуть ближе ко мне. — Май, мы с твоими родителями уже немолоды.

«Повинуйся», услышала я словно бы внутри головы. В ушах зашумело сильнее. Какая мерзость… только бы вытерпеть…

«Maesmatafannka»…

— Да, тётушка, — голос сам собой стал деревянным.

— Даже если ты решишь делать по-своему, ты обязана помнить об этом.

«Ожидай звонка… ожидай звонка сегодня вечером…»

— Да, тётушка…

«Es foar tan es mare»…

Мир двоился и расплывался, мысли путались, меня куда-то влекло и засасывало.

— Спасибо, Май, — тётушка встала. Меня словно разбудили. Честно. Хотя, вроде бы, противостояла этому жуткому «голосу в голове» и помнила весь разговор, слово в слово.

Я поднялась на ноги.

— Не за что, тётушка. Рада, что почтили меня визитом.

Мы распрощались. Почти что дружелюбно.

- -

Снаружи Миан прислонилась к стене и замерла, тихонько всхлипывая. Реа подошла к ней, обняла за плечи. Служанка вздрогнула, притихла. Реа ощущала нездоровый жар, множество мелких неприятностей со всеми внутренними органами. Ну да, девицу «закупоривают» — вероятно, «циклит» каждый месяц. Через два-три года её будет уже не вылечить.

В конце концов, Ройсан вышла, приняла с ледяным равнодушием почтительные поклоны, велела Миан принести одежду и отбыла.

Чародей дождался, когда они покинут этаж, дал знак.

В комнату, вместе с друзьями Майтенаринн, ворвались и его «бойцы».

Чародей молниеносно присел перед неподвижно замершей Майтенаринн, приподнял её левое веко, посветил крохотным фонариком.

— «Пси», — дал он заключение. — Не ниже шести. Пишите. Предполагаемый потенциал — хамелеон, чёрная петля, удавка. Раппорт мгновенный, уровень не ниже ста тридцати. Остаточное воздействие — от сорока и выше. Май, — он глянул Майтенаринн в глаза, через чёрные очки, — ты меня слышишь?

— Да, — отозвалась та уставшим голосом.

— Отвечай на вопросы, быстро. Как меня зовут?

— Масстен.

— Кто позвал меня?

— Саванти.

— Сколько раз я звонил охране?

Май повернула голову.

— Нисколько.

Чародей встал.

— Потрясающий иммунитет. Остаточное воздействие снимем минут за пять. Запись получилась?

— Да. Основная и дублирующая совпадают.

Чародей вновь повернулся к Майтенаринн.

— Тахе-тари, надо дотерпеть до вечера. Выполнить её просьбу. Это будет поводом для задержания и предъявления обвинения. Понимаете?

— Понимаю.

— Обвинение не означает смертного приговора, не следует терзать себя такими мыслями. Если…

— Масстен, — Майтенаринн встала. — Мне не жаль её. Нисколько. Мне жаль тех, кто рядом с ней. Моих родителей, Миан, всех остальных. И закончим на этом.

Чародей кивнул.

— Через три часа оперативное совещание. Просьба всем, кто участвует в операции, не покидать здание Университета. Не отвечать на голосовые звонки. Всё, что вам потребуется, доставит охрана. Ясно?

— Ясно, — Реа уселась в кресло. — Мы под арестом.

Чародей ухмыльнулся.

— Но будете отпущены на свободу. Тахе-тари, нам необходимо знать, что приказывал вам «тайный голос». Если можно, слово в слово.

* * *

На этот раз все вернулись в кабинет, в Праздничном Зале. Ящики с винами по-прежнему не вызывали энтузиазма, а вот аппетит у всех разыгрался не на шутку. От волнения, видимо.

— Я подслушала отрывок вашей «беседы», — сообщила Реа, — и меня сразу же «повело». Чародей долго ругался. Сказал, что я чудом избежала крупных неприятностей. Что они там, уснули? — она встала. — Сейчас, узнаю, где наш обед. Сил нет терпеть.

Тигрица выскользнула за занавески.

— Кстати, — Хеваин повернулся к Лас-Таэнин. — Что это было за стихотворение, тахе-те? По звучанию — что-то предыдущего века. Я бы предположил, Те-Рао или Сагари. Очень красиво звучало. У вас талант.

Лас немного смутилась.

— Сагари, — признала она. — Это стихотворение редко публикуют. Считают неудачным. Мне оно нравится.

— Странный пароль, — произнёс Саванти, теребя пуговицу. — Необычный.

— Могу я попросить вас… прочесть ещё раз первую строфу? — Хеваин посмотрел на Ласточку с надеждой.

Та взглянула на Май. Светлая кивнула, улыбнулась.

Лас прочитала ещё раз. Певуче, чётко, как и должно читать стихотворения поэтов династии Роан-Рао.

— Великолепно, — Хеваин прикрыл глаза, тихо шепча что-то. — Я и не думал, что поэзия может так… звучать.

Вернулась Реа. А за ней — несколько охранников, без особого энтузиазма исполняющих роль официантов.

После обеда расположились в медицинском центре — там было много кресел. Реа и Лас задремали, Саванти ходил и бормотал что-то себе под нос. Майтенаринн отыскала детектив — должно быть, Реа читает, когда находится минутка. Хеваин отошёл к горе справочников и склонился над ними.

* * *

Ожидание — страшная вещь. Прошло оперативное совещание; все, кому было положено, получили инструкции. Включая и меня. Мне казалось теперь, что происходящее вокруг — то самое, о чём предупреждал Саванти. Что я открою глаза и… обнаружу, что лежу в постели, вся взмокшая от пота, и буду умолять Лас дать мне это проклятое лекарство — лишь бы очнуться.

Мы собрались у Саванти — в «чайной», как её окрестила ехидная Реа. Столько чая я не пила за всю предыдущую жизнь. Всё больше сок и воду. Нет… держись, Май. Хватит воспоминаний. Жди.

К звонку никто не оказался готов. В смысле моральном, конечно. Чародей и его подчинённые тут же вышли за пределы комнаты. Я подошла к терминалу, ещё ощущая вкус очередной желатиновой капсулы. Успела бы подействовать.

— Май? — жемчужный голос, приятный голос, «медовый голос». Тётушка… где вы раздобыли такой?

— Да, тётушка.

— Ты готова?

— Да, тётушка.

— Твои друзья тоже?

— Да, тётушка.

— Май, слушай… Venae ers, ma senn… Or duat suada, kann… Is vattar nashto zarta…

Я оглянулась. Саванти побледнел, прижал ладонь ко лбу. Хеваин тоже скривился, словно проглотил что-то невероятно горькое. Лас пыталась сглотнуть, но комок в горле и не думал исчезать. Только Реа оставалась невозмутимой. Молодчина, Тигрица…

Было видно, как все борются с наваждением. И это после «расколдовывания»! Бедный Дени… что же она с тобой сделала…

— Ступай к главному выходу, Май. Подожди там, я позвоню…

— Да, тётушка.

Отбой.

Саванти откашлялся. Тигрица усмехнулась.

— Я был не прав, Май, — просипел Хлыст. — Это действительно страшно. Эй, Чародей…

— Идём, котёнок, — Реа взяла меня за руку. — Нас ждут.

Саванти воззрился на неё.

— Ты что, Тигра? Постой… — он протянул руку…

…И я увидела, как мне навстречу летит стена. Только и успела вытянуть руки. Помогло, но не очень.

- -

Я очнулась, вероятно, секунды через три, но за это время успело произойти очень многое. Когда я поднялась на ноги, в «чайной» творилось нечто невообразимое. Увиденное не сразу воспринималось рассудком.

Саванти лежал под книжным шкафом, скрючившись, скрёб по полу руками.

Хеваин сидел под столом с чашками и столовыми приборами. Глаза его остекленели.

Трое бойцов и Лас пытались удержать Реа. Тигрица боролась молча, но выглядело это страшно. Если бы не бронежилеты, спустя десяток секунд в комнате не осталось бы никого живого. Лас, прижимала левую руку к груди, что-то кричала… я не слышала. Она поднялась, шатаясь, и заметила, что я встаю на ноги.

— Май!! — крикнула она так, что я, наконец, услышала. — Скажи ей, она не слышит меня. Нет!! — Лас вцепилась свободной рукой в Масстена, который был готов стрелять, в упор. — Май! Умоляю!

— Тигра! — крикнула я прямо ей в ухо. — Реа! Вернись! Maesmatafannka…

Тигрица одним движением сбросила с себя живые «оковы». Вскочила на ноги. Схватила меня за руку. Больно, очень больно…

— Esfoartanesmare!

Реа широко раскрыла глаза, взялась за горло. Что-то простонала и рухнула. Масстен, отбросив пистолет, едва успел подхватить её. Я присела перед ней. Жива. На лице застыла жуткая усмешка.

Чародей единственный сохранял самообладание.

— Скорую, быстро! — он схватил свисток. — Гриф, Гриф, это Чародей. Чёрный код, ноль три ноль ноль. Закрытую линию с Меален, немедленно. Май, — обернулся он ко мне. — Куда она велела тебе идти?

Я едва вспомнила, до того мне было худо.

— Иди туда, прошу. Тебя сопроводят. Ответишь на звонок. Не бойся, мои ребята ничего не слышат. Скажешь: все остальные мертвы. Давай, не медли.

Лас склонилась над Саванти. На губах того пузырилась кровавая пена. Неприятного вида лужа, в которой он лежал…

— Ани… Ани, ты жив?

— Лас… — прохрипел Саванти. — Аптечка… красный шприц… быстро.

Лас выронила с десяток шприцев, но сумела подхватить красный.

— Быстро…

— Куда?

— Куда… угодно…

«Внутримышечное», успела прочесть Лас и сделала укол в руку. Саванти продолжал конвульсивно вздрагивать. Вскоре конвульсии прекратились.

— Ани…

— Я жив… — он сумел открыть глаза. — Я знаю, как это выглядит. Знаю даже, как пахнет… Если есть не очень брезгливые…

Хеваин поднимался на ноги. Он, как и Саванти, прокусил губу.

— В двести пятую меня, в ванну… можете сразу утопить…

К счастью, Скорая уже была здесь. Лас и Хеваин поплелись было следом за носилками с Саванти, но их вежливо отстранили и усадили в другой комнате. Принялись обследовать. До Лас долетали обрывки разговора Чародея.

- -

— Линия готова, — сообщил терминал. — Идентификация.

Чародей приставил ладонь к сенсорам. Пауза. Цикл, проклятье, как некстати.

— Диспетчер, — отозвался терминал. — Видеосвязь через пять секунд.

Чародей терпеливо ждал.

— Чародей, — человек на экране недовольно моргал. — Ты знаешь, который час?

— Отдел чрезвычайных ситуаций, Авари. Чёрный код. У нас пятнадцать минут на всё про всё.

— Мне требуется…

— Ты видишь, на каком я канале? — Чародейповысил голос. — У нас тут «пси». Восьмой или девятый. Через четырнадцать минут он поймёт, что его вычислили.

Авари молча кивнул, что-то нажал перед собой.

— Отдел чрезвычайных ситуаций, база Меален.

— Чёрный код ноль три ноль ноль. «Пси» восемь в населённом районе. Три отряда захвата. Полное спутниковое покрытие квадрата сорок семь — три — шесть, Тегарон. Полномочия руководить местными силами самообороны, коммуникациями, связью. Уведомите Генеральный Штаб. Её Светлости я сообщу сам.

— Принято, Чародей, — послышался спокойный голос невидимого собеседника. — Ожидайте нового кода в течение пяти минут. Связь не прерывать.

Чародей кивнул, выглянул за дверь.

— Давайте, — махнул он рукой. — План «Дайри», начать оцепление. Кто-нибудь, начальника полиции мне и канцелярию Её Светлости.

Он глянул на распростёртую на полу Реа. Подозвал жестом свою команду.

— Её кто-нибудь расколдует? Я что, всё должен делать сам?

* * *

Аварийное освещение было неприятно-жёлтым.

Саванти лежал в ванне, голова его возвышалась над поверхностью пены, лицо было сведено судорогой.

Лас, Май, Реа и Хеваин сидели у ванны.

— Я… гений… — прошептал Саванти, сморщился. На этот раз его не стошнило.

Тигрица всхлипнула.

— Да, Ани… не умирай, прошу…

— Теперь я знаю, что такое — «пояс смерти». Ох… Страшный ты человек, Тигра…

— Да, Ани…

Саванти закрыл глаза. Ему явно становилось лучше.

— Что такое «пояс смерти»? — тихо спросил Хеваин.

— Точки на животе, — указала Май примерное расположение. — Если правильно ударить, смерть от болевого шока. Реа ударила правильно.

— И очень сильно, — хмуро уточнила Реа.

— Блокада… — улыбнулся Саванти. — Если бы не она, конец.

Реа медленно встала на ноги.

— Ты успел восстановить блокаду?

— Иначе бы мы не разговаривали. Ох… Плохо держится, зараза, опять её сорвало. Теперь снова ставить… И так на заднице живого места нет…

Все молчали, никто не улыбнулся.

— Ты прожила рядом с ней пять лет, Май, — Саванти открыл глаза, — за это надо ставить памятник.

Лас вновь начала бить мелкая дрожь. Она уселась прямо на пол и обхватила себя руками. Ни у кого не оказалось перелома — хотя Реа успела наградить всех болезненными ударами. У Хеваина была вывихнута рука — та самая. Не везёт.

* * *

Ночь. Луна постепенно поднималась из-за деревьев. Спокойствие — полное, неправдоподобное.

— Я боюсь, — призналась Лас, обращаясь к застывшей у окна Майтенаринн. — Я всё равно боюсь.

— Я уже устала бояться, — отозвалась Май. — Быстрее бы всё кончилось.

Остальные сидели в «чайной», в десяти шагах по коридору. Охрана на каждом углу. Связь с внешним миром запрещена, только специальные линии. В парке — ни души.

Из двери выглянул Хеваин — поманил их обеих рукой.

— Всё, — пояснил он, когда девушки вернулись к остальной компании. Саванти чувствовал себя нехорошо. Пил вино. Много вина. Его никто не пытался останавливать. — Штурм закончился. Горожане, я надеюсь, так ничего и не поняли.

Май молча ждала продолжения. Хеваин указал на терминал, где появлялись строки сообщений.

— Дом взят штурмом, «пси» нейтрализован.

— Убили? — спросила Лас одними губами. Май кивнула.

— «Пси» заставил обитателей дома перебить друг друга. Выживших нет. Дом частично разрушен взрывом — «пси» подорвал себя, когда понял, что в ловушке. Со стороны групп захвата потерь нет. Мирные жители не пострадали.

— Всё кончено, — Реа склонила голову.

— Всё кончено, — повторила Май безжизненно. — Со всеми кончено.

В ту ночь никому не удалось заснуть.

3. Обломки мозаики

Реа оглянулась. Лас брела по коридору, погружённая в задумчивость.

— Что-то хотела спросить, Ласточка?

— Реа… извини, что отвлекаю. Я беспокоюсь за Май. В номере её нет. В парке её нет. В Университете никто не видел. Никаких записок, никто ничего не знает. Может, ты…

— Нет, Лас… Я тоже не видела её. Но она не ушла бы в город без охраны. Она дала слово.

Лас кивнула и двинулась в главный корпус — к парадным воротам.

Реа проводила её взглядом, оглянулась…

Пациенты. Обычная, нормальная жизнь лечебницы. Четыре бурных дня позади. Что это им принесло? Много интересного. Много нового. Теперь встречаться можно только по вечерам… что ж. Немного спокойствия не повредит.

…Лас в который раз пересекала парк, делая круги вокруг озера, пока не почувствовала, что ноги уже болят. Вовсю пели птицы, бесстрашно сновали белки и бурундуки. Ягоды зреют…

Странно… а здесь всё иначе. Птицы умолкли, под ногами — поникшая трава, покрытая капельками росы. Лас замерла.

— Лас, — послышался спокойный голос. — Если ты никуда не торопишься…

Майтенаринн сидела на плоском камне. Отсюда открывался чудесный вид на озеро. Как можно было не заметить её? Лас-Таэнин могла поклясться, что проходила здесь раза четыре.

Диадема лежала у Май на коленях. Выражение лица Светлой было задумчивым. Впервые с начала Выпуска Майтенаринн облачилась в повседневную одежду.

Лас молча присела рядом.

— Лас, — Светлая повернула голову. — Может быть, ты сможешь ответить. Кто я?

Лас опустила голову.

— Рано утром меня пригласили на опознание, — продолжала Май. — Я пошла. Боялась, что мне станет плохо. Но я ничего не почувствовала, ничего. Мне показали то, что осталось от матери, от отца, от тётушки, от всех остальных. А мне было всё равно. Скажи, как такое может быть?

Лас осторожно взяла Майтенаринн за руку. Рука была холодной, неживой.

— Я почти никого не помню. Я помню день, когда проснулась. Тех, кого видела в тот день. Тех, кого видела потом. Я начинаю припоминать, Лас, уже начинаю. Мне страшно. Я причинила всем вам много неприятностей. Очень много. Такого, что не прощают, никому.

Лас присела перед Майтенаринн, взяла её за обе руки. Светлая закрыла глаза.

— Я хотела умереть. Но Дени… он хотел, чтобы я жила. Дядя просил меня жить. Реа, Саванти… они хотят, чтобы я жила. Я не думала, что это может быть так тяжело.

Лас осторожно привлекла её к себе, обняла. Светлая казалась холоднее льда. От неё исходило жуткое безразличие, ко всему на свете. Май, что с тобой?

— Дома я иногда плакала, Лас, — Май заговорила совсем тихо. — Это помогало. Я попыталась, здесь… Мне нужно было. Но слёзы кончились.

Лас молча прижимала её к себе.

— Я справлюсь, Лас, — Май сглотнула. — Я выдержу. Но я должна знать, кто я. Обязана. Ты часто видела меня, Лас. Или кого-то похожего. Прошу, расскажи, кого ты видела.

Лас прижала её крепче… медленно отпустила, помогла усесться. Встала, взяла с колен у Май диадему, коротко поклонилась знаку Утренней Звезды. Аккуратно надела на голову Светлой. Та хотела усмехнуться, но вид у Лас был серьёзным, как никогда. И Май ощутила, как безразличие покидает её. Она взглянула в глаза Лас-Таэнин. Та кивнула.

— Это была не ты, Май, — Лас отвечала твёрдо. — Это был кто-то ужасный, злобный, мстительный. Я расскажу, как только ты захочешь. Кроме того, Май, твой дядя жив. Его ведь не нашли там, в руинах дома. Ты говорила, он оставил какие-то бумаги. Надо найти их.

— Я не уверена, что он жив, — отозвалась Май, извлекая телефон.

Лас недоумённо подняла взгляд.

— Идём, — вместо пояснения позвала Майтенаринн, поднимаясь на ноги.

Поблизости был тоннель. Один из многих. Парк изобилует пещерами, тоннелями, переходами. Всюду чисто, удобно. Вот и здесь — в нише недалеко от входа скамейка. Лас присела рядом с Майтенаринн. Зябко.

— Сегодня утром я заметила: есть не принятое сообщение, — указала Май. — Саванти забыл сказать мне — не до того было, сама понимаешь. Вот что я увидела…

Она положила телефон рядом с собой, на скамейку, прикоснулась к сенсору.

Голо-развёртка. Слабое изображение. Тот, кто передавал, был далеко, да и с освещением там неважно.

— Май, — дрожащее, но вполне различимое лицо дяди Хельта. — У меня мало времени. Слушай, как отыскать маяк. Я не могу говорить координаты, ты должна догадаться. Восемь три, три шесть, два один. Помни наш с тобой пароль. Помни игры.

Треск. Изображение пригасает, затем вновь возвращается.

— Май, она хочет убить вас всех. Вас ещё трое…

Скрип, далёкий гул.

— Я не позволю ей уйти.

Треск.

Изображение вновь проявляется.

— Май. Помни. Остров, маяк, буря. Всё это было. Это не сон.

Дядя оглядывается.

— Прощай, Королева. Живым ей меня не взять.

Щелчок. Пустая развёртка — слабая серая дымка в воздухе. Май поспешно протянула руку, остановила воспроизведение.

— Май, — Лас указала на цифры счётчика. — Смотри, ещё не всё!

— Да, Ласточка, — Лас ощутила, что Май страшно. Очень, очень страшно. — Там есть ещё что-то. Чуть меньше минуты. Я боюсь смотреть, понимаешь?

Лас кивнула.

— Когда сделана запись?

— Незадолго до штурма. Когда Реа заколдовали… когда она чуть не убила нас всех.

Ласточка молчала.

— Лас, — Светлая взглянула ей в лицо. — Мне страшно. Но мне страшно по-другому. Когда тётя… да пребудет под Светом… хотела усыпить меня ещё раз, я знала, чего боюсь. Теперь — боюсь чего-то неизвестного.

Лас положила ладонь ей на локоть.

— Май, — голос её оставался спокойным. — Может быть, именно этого от тебя и хотят?

Светлая поднялась.

— Может быть. Я чувствую… нет, честно… я знаю, меня кто-то ищет. Не обязательно злой. Но не знает, как найти. Я хочу узнать, кто я, Лас. Помоги мне.

— Чем смогу, — Лас кивнула. — У меня теперь много времени. Для начала… Ты ищешь какой-то маяк. Я могу поискать разгадку. Обожаю головоломки.

Май кивнула.

— Спасибо, Лас. Мне так нужно, чтобы кто-то был рядом. Очень нужно. Просто был рядом.

— Май, — Ласточка крепко схватила её кисть. — Обещай, что я всегда буду знать, где ты.

Светлая улыбнулась, сняла перчатку, прикоснулась ладонью к щеке Лас-Таэнин.

— Обещаю, — кивнула она. — Ты всегда будешь знать, где я.

Лас вздрогнула. Ладонь Светлой показалась раскалённой добела. Но ожога не осталось.

* * *

То же утро, чуть позже.

Саванти занимался подготовкой бумаг к публикации. Блокада доведена почти до совершенства, уже есть множество желающих испытать. После такой основательной проверки… и после стольких невольных открытий, подаренных Королевой.

Едва он подумал о ней, как заметил, что Май стоит, прислонившись к дверному косяку.

— Ани, прости, — позвала она. — У меня вопрос. Очень важный для меня. Ты сильно занят?

— Для тебя — всегда свободен, — Саванти встал и наклонил голову.

Майтенаринн закрыла двери, села напротив. Саванти тут же прикрыл бумаги, над которыми трудился. Привычка. Май давно перестала обижаться.

— Саванти, — Май долго не могла начать. — Я хочу узнать… кто меня инициировал.

Саванти не сразу обрёл дар речи.

— Что с тобой, Королева?

— Я хочу знать, кто инициировал меня. По-моему, вопрос совершенно чёткий. Я…

— Не люблю яму с собаками, Май. Мерзкие твари.

— Ты можешь знать, кто в состоянии это выяснить.

— Окончить свои дни на помойке я тоже не хотел бы. Знаешь, рацион слишком однообразный.

Май сохраняла спокойствие.

— Я осмотрела себя, Ани. После встречи с… тётушкой, да пребудет под Светом. Верхний пояс. Пигментация сведена. Я… меня…

— Королева, ты сошла с ума?

— Саванти, будь ты неладен! У меня были… есть дети?

— Так, остановись, — Хлыст прогулялся до шкафчика, вернулся с небольшой бутылкой и двумя маленькими рюмками. Налил немного обоим.

— Выпей. Вместе со мной.

— Нет. Мне противопоказано! Ты…

— Чушь… собачья. Ты совершенно здоровая, нормальная девушка.

— Именно девушка?

— Vasset ma tharano, — Хлыст поднял руки к небесам. Майтенаринн нечасто слышала, чтобы Саванти использовал южные ругательства. — Я неграмотен, Королева, но давно пора понять. Слово «девушка» я использую только и исключительно для указания на возраст. Пей!

Майтенаринн повиновалась. Вкус был изумительным.

— Я осматривал тебя неоднократно, в течение многих лет. Я связан врачебной клятвой, но могу, если ты пожелаешь, нарушить её — открыть всё, что знаю о тебе, включая итоги обследований диагностом. После этого я немедленно подам в отставку.

Май не верила ушам. Саванти действительно был готов это сделать.

— Нет, Ани, не надо.

— Хорошо. Тогда ты задашь мне вопросы. По возможности простые. Если я смогу ответить, не нарушая клятвы, я отвечу. Тему на этом закроем навсегда.

Май опустила голову.

— Ани… сколько мне лет?

— Двадцать четыре года, Май. Через двенадцать дней тебе исполнится двадцать пять.

— Меня инициировали?

— Нет, Май.

— У меня были дети?

— Нет, Май.

— Но пигментация…

Саванти налил им ещё.

— Май, у восемнадцати тысячных процента людей клыки не закрываются верхней губой.

Он кивнул в сторону прозрачной стены, за которой Реа сосредоточенно занималась осмотром чьих-то детишек.

— У двенадцати тысячных процента людей встречаются вертикальные зрачки. Или красный ободок у радужки.

Май молчала.

— У двух тысячных процента людей пигментация верхнего пояса отсутствует.

Май склонила голову ещё сильнее.

— Твоя «первая луна» случилась, когда тебе было восемь лет — но и это не так уж необычно.

Май прижала ладони к глазам.

— Я ответил на твои вопросы?

Май неожиданно обняла его, очень крепко. Долго не отпускала.

— Да, Ани, — призналась она. — Спасибо.

И побежала к двери.

— Май, — позвал Саванти. — Два слова.

Она остановилась, оглянулась, медленно вернулась.

— Я знал твою тётушку довольно долго. Прошу, ничего не говори. Не знаю, что с ней случилось. Было время, когда она действительно любила тебя, не пыталась причинить боль, опозорить перед всеми. Так было. Верь мне.

Май кивнула.

— Смерть очищает всё, Светлая.

— Смерть очищает всё, таха-тиа Маэр.

Саванти подмигнул.

— До вечера, Май.

* * *

Хеваин долго не мог решиться отправить в газету материал. Даже выверенный, просмотренный цензором Её Светлости и представителем 2-го отдела по связям с общественностью Министерства внутренних дел Южного Союза.

Словно он причиняет Майтенаринн какой-то вред. Но ведь она сама прочитала текст и похвалила.

Ладно. Хеваин опустил конверт в прорезь. Лети, письмо.

В его номере в гостинице уже установили терминал. Лучше не думать лишний раз, сколько это стоит. Съезжать из гостиницы Хеваин пока не хотел — даром что в Университете условия, говорят, лучше и платить приходится не так уж много. Разумеется, студенты — беспокойный народ. Но сейчас каникулы.

Майтенаринн утверждает, что лишь смутно помнит, кто она и откуда. Предположим. Для начала, узнать всё, что удастся, пользуясь всеми доступными источниками. Поразительно, насколько часто люди не в состоянии использовать то, что просто лежит под ногами.

С чего приступить к поискам? С её поступления в Университет?

Правильно.

Терминал оказался необычайно удобным инструментом. Тяжело будет отвыкать от него, когда придётся вернуться домой.

Спустя час Хеваин посмотрел на два десятка страниц блокнота, заполненных самыми разными именами, датами и цифрами, крепко задумался. Не склеивается всё это в картину. В одну картину. Словно головоломку нарезали на кусочки, щедро добавили лишних элементов и предложили собрать всё это в единое целое.

Надо немного отвлечься. Хеваин побродил по номеру, сделал несколько деловых звонков относительно отправленного материала, выпил настоящего чая. Надо же хоть раз за собственный счёт.

Так… а ну-ка…

«ТЕГАРОН».

Смотри-ка, почти все сведения открыты! Бывает же такое!

«ТЕГАРОН, КУЛЬТУРА».

Вот где исследователям копаться да копаться. Куда ни глянь — комментарий «детальное изучение не проводилось».

«ТЕГАРОН, КУЛЬТУРА, РЕЛИГИЯ».

Вот.

«СВЕТЛАЯ (Mah Tuasi, Zuona Ran, Maerta Vorgh и т. д.) — сложный фольклорный образ, заимствованный из верований населявших территорию современного Тегарона племён аварти; ощущается также влияние религиозных воззрений собственно Тегар-Тан, завоевавших Тегарон в 14–15 веках до новой эры; С. считалась посредницей между тремя Великими Божествами, управляющими всеми тремя мирами, и людьми.»

Статья была огромной и плохо структурированной. И ссылки на источники были доступны далеко не все. Местами не были доступны даже имена авторов и заглавия книг, только условные коды. Интересно…

«В настоящее время С. официально объявлена талисманом страны. Проводимые традиционно обряды с избираемой для этой роли С. полностью утратили сакральное значение».

Утратили? Хеваин отчётливо помнил «красное кольцо» — Тёмную луну — и даже успел заснять часть событий на видео. Привычка. Саванти пока не видел этой записи, но его обычные высказывания о массовых психозах и самовнушении могли на этот раз не помочь. Видеокамера тоже подвержена внушению?

Зачем многие тысячи людей пришли в ту ночь к балкону, ожидать появления Светлой?

Большинство из них шли пешком от самого дома, как полагается по обычаю — а значит, «глубокомысленное» заявление Саванти на пресс-конференции тут ни при чём.

«Нерегулярно проводившийся (предположительно, во время полных лунных затмений во второй половине года) обряд Тёмной луны преследовал целью сплочение населения вокруг С. и мирских правителей, которым С. формально подчиняется. Считалось, что те, кто несвободен от дурных замыслов в отношении С. или её «владык», если смогут лицезреть С. во время проведения обряда, удостаиваются различных знаков милости со стороны небесных покровителей С. — исцеление ран и болезней, удача, избавление от проклятий и преследователей из Нижнего мира и т. д. — см. подробнее…»

Подробнее не было. Условный код. Выделено красным.

«Тех же, кто отказываются признавать дурные замыслы, поражают разнообразные несчастья; чаще всего, по легендам, они начинали невыносимо страдать от лучей солнца. Единственным спасением для таких, помимо ритуала очищения перед С., являлось бегство из страны».

Хеваин некоторое время смотрел на себя в зеркало. Показалось? Не изменился ли цвет… Да нет, что за чушь, какие исцеления! Очнись, Хеваин!

Почему сама Майтенаринн не помнит о Тёмной луне?

Красный ободок в небе? Ни в одном крупном астрофизическом журнале не появилось упоминания о таком событии. В бульварных изданиях — тоже. Жители Тегарона также не болтают о произошедшем. В этом нетрудно убедиться, побродив по людным местам, что Хеваин и делал несколько раз.

Ничего не понимаю. С ума тут сойти можно. Ещё этот «пси»… мурашки по коже.

Хеваин выключил терминал, проверил аккумуляторы второй — запасной — камеры (первая погибла во время боя в Зале Заседаний) и вышел на улицу. Нервы надо успокоить. Слишком много всего сразу, надо дать мыслям повариться в голове. Выкинуть лишние части головоломки. Или отделить, построить другую картину.

* * *

— Мне кажется, что у меня в апартаментах кто-то был, — высказалась Майтенаринн вечером, когда все пятеро собрались в «чайной». Саванти ожидал, что придёт Чародей, с рассказом о событиях предыдущей ночи. Но того вызвали в Генеральный Штаб, для отчёта.

— Естественно, — отозвался Саванти. — «Жуки» должны были всё обыскать.

Май стало не по себе. Мина… Инструкция к «Скату». Она заметила, что Реа смотрит на неё заговорщически.

— Я побывала там до них, — сообщила Тигрица на словах. — Охрана была из рук вон. Думаю, он так ничего и не понял.

— Мина и патроны у тебя? — спросила Майтенаринн прежде, чем обдумала, стоит ли.

Реа кивнула.

— Я не знала, что это мина.

Саванти поперхнулся вином.

— Ещё и мина. Нет, с вами с ума сойти можно! У тебя там что, арсенал, Май?

— Вроде того. Но я не помню, кто его оставил. Я ещё подумала, что кто-то уже оставлял оружие в тайнике. Я даже не знаю, чей тайник.

— Апартаменты осматривали тщательно? — повернулся Хеваин к Саванти.

— После истории с «пси» — да. Все закоулки. Ничего подозрительного не найдено. Никаких тайников. Служебные помещения и вентиляция блокированы, опечатаны, сигнализация действует.

— Нет, я не о том, — возразила Май. — Про «арсенал» расскажу позже. Мне кажется, что кто-то чуть-чуть покопался в вещах. В личных. Что всё стоит немного не на местах. Но — никто, кроме меня и окружающих там не «светился». Посторонних запахов нет.

— Вот только агентов спецслужб привлекать не надо, — проворчал Саванти. — И так уже всего наговорили — на пару пожизненных потянет. А здесь — так и на четыре ямы.

— Дались тебе эти ямы, — заметила Реа. — Ты лучше скажи, чем голову натираешь?

Май хотела рассмеяться… но вздрогнула, передумала. Саванти более не был лысым. Новые волосы успели отрасти почти на сантиметр — прежнего, иссиня-чёрного, цвета. Брови тоже возникли — белёсые, как и раньше.

— Ничем, — буркнул Саванти. — Это у меня наследственное. После сильных потрясений лысею. Потом всё отрастает.

— С такой скоростью?

— А что? Вон, гляньте, — Саванти указал на загадочно улыбающуюся Ласточку. У той волосы отросли чуть ли не на локоть. — Стойте… Что за ерунда? Что на нас, «пси» так подействовал? Тогда я не против. Вполне приемлемая компенсация.

Реа кашлянула и занялась жарким. Остывает. Прочие тоже обратились взорами вглубь тарелок.

— Слышал, сегодня было собрание малого дома Тонгвер? — поинтересовался Саванти. — Такая делегация за тобой приезжала, приятно было посмотреть.

Майтенаринн пожала плечами.

— Было.

— И?

— Читай газеты, Ани.

Саванти засопел.

— Май, ну не надо так!

Майтенаринн отложила вилку и посмотрела на него.

— Я теперь возглавляю малый дом, — пояснила она довольно сухо. — Противно было смотреть, как они все ждали приговоров. Старцы… уж точно старцы. Ничего особенного. Оставила всё, как есть. Получила заверения во всеобщей вечной любви. Множество подарков, мелких и не очень. Например, крепость Левватен.

Реа вздрогнула и уронила вилку.

— Думала, руки отвалятся — бумаги подписывать да благословлять этих… родичей.

Она обвела слушателей взглядом. Никто не улыбался.

— Вот и всё, — Майтенаринн вернулась к ужину. — Я хотела отказаться. Как только будет, кому передать этот «почётный» пост, — слово было произнесено язвительно, — передам. Я же знаю, почему они такие услужливые.

Саванти поднял руку.

— Стойте… сейчас…

Все подняли взгляды на него. Прошло секунд пять, телефон Саванти пискнул.

Саванти поднёс аппарат к уху. Ограничился парой-другой медицински звучащих реплик. Встал и, не отрывая аппарата от уха, поклонился. Хеваин хотел было что-то спросить, но Реа сделала знак — не надо.

Саванти уселся, почесал затылок.

— Собственно, всё так и ожидалось, — он встретился взглядом с Майтенаринн. — Это предыдущий Главный. Он теперь — личный врач Её Светлости.

Умеет Ани паузы выдерживать, подумала Май.

— Её Светлость благополучно разрешилась от бремени десять минут назад, — пояснил Саванти. — Детали позже. Девочка и мальчик. Ну, об этом с самого начала известно было. Тихо! — он движением руки усадил всех обратно за стол. — Не положено. Вставать не положено. А пить — Тигра… там, в нижнем ящике, в ближнем к тебе углу.

Все дождались появления бутылки. Там, к удивлению Хеваина, было вовсе не вино — что-то вроде молока. На вид и цвет.

Разлили и выпили молча.

Спиртного не ощущалось, но подействовало не хуже крепкого вина.

— Никому ни слова, — предупредил Саванти. — Я не шучу, Хеваин. Только после официального оповещения.

- -

Чуть позже разговоры возобновились, но к столу подходили только ради того, чтобы взять бокал или чашку с чаем. Саванти, похоже, не боялся разориться на чаепитии — но не признавался, почему.

— Тахе-те, — обратился Хеваин к Май, когда та отвернулась от пульта управления диагностом.

— Да, Хеваин?

— У меня просьба необычного характера. Извините, весьма личного.

Майтенаринн повернулась к нему. Посмотрела с удивлением.

— Я могу посмотреть на вашу выходную одежду? Ту, что в апартаментах? Просто посмотреть. Прикасаться и подходить не буду.

Май пожала плечами, усмехнулась.

— Но зачем?

— Я провёл небольшое исследование, тахе-те. Вы знаете, что за время обучения в Университете вы побывали во многих странах? Правда, никогда это не длилось долго и не освещалось в хронике.

Май замерла. Ей снова стало не по себе. Как тогда, после первого просмотра последнего (нет! не последнего!) сообщения от дяди.

— Не беспокойтесь, тахе-те. Никакие официальные каналы не были задействованы. У меня много хороших знакомых среди коллег. Я не называл вашего имени, не упоминал Тегарон. Просто… проверял некоторые идеи. Я покажу вам снимки. Там, несомненно, вы.

Май протянула ему руку.

— Хеваин, спасибо. Вы можете мне помочь, очень сильно помочь. Но только… чтобы никто…

Корреспондент слегка поклонился, прикасаясь к тыльной стороне протянутой ладони.

— Я дал слово, Светлая.

Май кивнула и отвернулась на несколько секунд.

— Хорошо. На завтра у меня нет планов, давайте с утра и посмотрим. Мне и самой теперь интересно. Только, боюсь, там может не найтись всей одежды, за все года. Я уже перебирала гардероб.

— А мы поищем, — Хеваин был совершенно серьёзен. — Вот фотографии, тахе-те. Я прошу вас о том же — никому, кроме ваших друзей, не показывать. Кроме того, есть вторая просьба. Думаю, намного более неприятная.

Май улыбнулась.

— Слушаю.

— Руины вашего бывшего дома. Там можно отыскать что-нибудь, что могло бы помочь вам в восстановлении памяти.

Май заметно помрачнела.

— Каким образом? Там уже всё осмотрели, просеяли, засняли.

Хеваин покачал головой.

— Нет, тахе-те. Просто побродить — там, где безопасно. Там же охрана? Вот и прекрасно. Свежим взглядом можно заметить что-нибудь. Пусть даже мелочь.

Май долго думала.

— Хорошо, таха-те. Признаюсь, я не в восторге от такой мысли. Но, действительно, свежим взглядом…

- -

— Ты исследовал эти таблетки? — Реа-Тарин и Лас стояли рядом с Саванти, который задумчиво глядел на ту самую стеклянную баночку.

— Да, — поднял он взгляд. — Я ознакомился с ними только примерно. Но уже ясно, что это — революция в фармакологии. И кошмар, от которого я пока не знаю, как спасаться.

Обе собеседницы присели по обе стороны от мрачного Хлыста.

— Таблетки многослойные, — Саванти нарисовал несколько формул на листе бумаги. Содержат водорастворимую модификацию фактора Фаттана-Мессе второго рода.

Лас недоумённо взглянула в лицо Реа. Та нахмурилась, потом улыбнулась.

Указала на свои перчатки. Затем на шапочку — сеточку в волосах. Сладким, низким голосом протянула:

— То, от чего наши мужчины… в определённое время… становятся такими податливыми и хорошими.

Лас невольно прыснула. Кивнула — продолжайте. Саванти усмехнулся.

— Женщины, кстати, тоже. Сейчас вам не будет смешно, — Саванти покосился за спину. — Я не оговорился: водорастворимую. Ту, которую официально не сумели ещё изобрести. Действует намного быстрее газообразной.

Реа притихла, наморщила лоб. Саванти несколькими движениями набросал рисунок. Указал карандашом.

— В первом, верхнем слое — пороговое количество гормонов для принудительного введения в подготовительную фазу. Во втором — фактор. В третьем слое — мощное успокоительное. В четвёртом, последнем — ингибиторы цикла и тонизирующее. Вопросы есть?

Реа-Тарин оглянулась. Майтенаринн была увлечена беседой с корреспондентом. Оба рассматривали какие-то фотографии.

— Есть, — подтвердила Лас. — Как… что это и для чего?

— Надо проводить клинические испытания, — Саванти вернул таблетку в баночку, поднялся и спрятал её в небольшой сейф. — По моим предположениям, действие такое. В течение пяти — десяти минут по принятии — лучше всего на пустой желудок — у тебя начинается подготовительная фаза. В течение пяти следующих минут начинает действовать фактор. Ты становишься крайне… как говорила Тигра, податливой и хорошей.

Саванти встал и нацепил очки.

— В это время тебе можно высказать всё, что угодно — ты поверишь и примешь, как священную правду. В это время ты любишь этого человека всей душой, не сомневаешься в нём, предана ему. Если, конечно, тот, кто говорит — источник того самого фактора — в пределах чувствительности твоего обоняния. Затем — возбуждение проходит, навязанная подготовительная фаза сбрасывается. Ты бодра и весела. Ощущаешь себя отдохнувшей.

— Но возможность создания подобного… она же только теоретическая, — заметила Реа, поджав губы.

— Уже нет. Заметь, сварено кустарно, вручную — в любой аптеке можно сделать. Если постараться.

Лас зажала рот ладонью.

— Предполагаю, что Май заставляли пить это в течение пяти лет, — закончил Саванти. — Возможно, только на время цикла делали послабление. Она пила это каждый день, утром и вечером. Почему прожила так долго, одной Всевидящей известно. Почему сумела так быстро выздороветь — тоже не знаю. Пора, видимо, начинать верить в чудеса.

— Она знает об этом? — спросила Реа тихо.

— Вряд ли. Не спрашивала. Спросит — скажу.

— Может, не надо? — предложила Лас.

Саванти ухмыльнулся.

— Ты пробовала сказать ей неправду? Попробуй, тебе понравится.

Лас в ужасе глядела на баночку.

— Уже известно, в какой аптеке готовили это, — махнул рукой Саванти. — Хозяин покончил с собой при задержании. Чародей проводит сейчас расследование — нет ли где ещё такого. В аптеке было найдено около полутора тысяч таблеток. Вероятно, сварено специально для Май, но я не уверен. Догадываетесь, какому человеку соответствует спектр фактора?

Лас прошептала. Почти беззвучно.

Саванти кивнул.

— Да, ей, да пребудет под Светом. Вот я и не знаю, что делать.

— Уничтожить, — тут же откликнулась Реа. — Все до единой.

— Что толку? — Саванти поднял голову. — У тебя есть уверенность, что никто более не знает рецепта? У меня — нет. Надо подумать о другом — что этому можно противопоставить? Не блокировать же всех до одного людей.

— Твоя блокада должна противодействовать?

— Предполагаю, что должна.

Реа оглянулась.

— Лас, Май пока ни слова. Если не спросит. Хорошо?

Лас кивнула.

Реа понизила голос.

— Кстати, Ани… насколько я поняла, твоя блокада должна автоматически означать стерильность?

Саванти нехорошо улыбнулся.

— Тигра. Как только захочешь провести клинические испытания — я к твоим услугам. Репродуктивные функции блокадой не нарушаются. Удовольствия, правда, уже не получаешь — но как не пострадать во имя науки!

Майтенаринн и Хеваин с недоумением глядели, как Лас разнимает хохочущего Саванти и изображающую свирепую ярость Тигрицу.

- -

Они все собрались у стола, где исходил паром очередной чайник, и смотрели на фотографии.

— Точно, ты, — подтвердила Реа-Тарин. Глаза её погрустнели. — Эх… как я мечтала путешествовать. Побывать повсюду…

— Побываешь, Тигра, — Май взяла её за руку. Тигрица вздрогнула. — Поедешь, слово. Куда захочешь. Когда захочешь. Я тоже мечтала, когда-то.

Реа-Тарин склонила голову. Ей хотелось усмехнуться… но было что-то необычное в прикосновении Майтенаринн. Оно обожгло.

— Я всё равно ничего не помню, — добавила Майтенаринн. — Хеваин, а можно как-нибудь выяснить, что я там делала? Кто устраивал эти мероприятия?

— Несомненно. Правда, для этого мне нужно совершить несколько поездок.

Май кивнула.

— У вас будут деньги, Хеваин. Я хочу знать, куда делись пять лет жизни… а может быть, и больше. Здесь все, кто может мне помочь, и из них…

— Да? Есть ещё Чародей, — насупился Саванти. — Многие другие. Например, Её Светлость. Нынешний Генеральный Прокурор.

Май склонила голову, замолчала. Закусила губу.

— Ты прав. Прошу, извините меня. Из присутствующих вы, Хеваин, разбираетесь в этом лучше всего. Обсудим завтра, ладно?

Лас долго рассматривала полсотни фотографий.

Повсюду — Май. И не она. Рядом с ней — знаменитые в той или иной стране люди. Говорят с Май, смеются вместе с ней, обедают вместе, наслаждаются музыкой… Зачем? Для кого всё это было?

Ещё одна головоломка. Вас осталось ещё трое, вспомнила она слова дяди Хельта. О ком он говорил? Май не знает.

Здесь их больше трёх. Ещё одна загадка.

И, действительно, ощущение, что кто-то внимательно тебя выслеживает.

* * *

За несколько минут до полуночи в дверь постучали. Вошёл специальный курьер Её Светлости.

— Майтенаринн ан Левватен ан эс Тонгвер эс ан Тегарон?

— К Вашим услугам, — Май чуть присела, наклоняя голову.

— Её Светлость Теране Эсстар Тегар-Тан ан Тегарон просит Вас удостоить её чести Вашего присутствия сегодня ночью. Если обстоятельства позволяют — незамедлительно.

Май растерянно оглядела остальных… и кивнула.

— Едва лишь приведу себя в достойный вид, таха-тиа.

— Нет необходимости, — курьер наклонил голову. — Ваше нынешнее облачение достаточно уместно, тахе-тари Майтенаринн. Прошу Вас.

Май кивнула и покинула комнату.

— Я ей не завидую, — задумчиво произнёс Саванти, поклонившись курьеру на прощание. — Я ей не завидую.

Лас недоумённо посмотрела на него.

— Думаю, ты поймёшь меня. Когда-нибудь, — он отвернулся, вздыхая.

* * *

Три с половиной часа спустя Май, задумчивая и улыбающаяся, вернулась в «чайную». На вопросительные взгляды она встала на колено и исполнила знак Всевидящего Ока. Замерла, закрыв глаза. Знакомое слабо-малиновое сияние окружило её. Сама Май, похоже, ничего не заметила. Лас невольно попятилась.

— Извините, — произнесла Май с виноватым видом, поднимаясь на ноги. — Я дала клятву молчать. Вы узнаете всё. В своё время.

4. Следы на песке

Лас изрисовала уже десятый лист бумаги, а разгадки всё не было.

«Восемь три, три шесть, два один».

«Помни наш с тобой пароль».

Она глянула на первые десять строк.

Нет, не получается. Выбираешь слоги, выбираешь буквы — всё равно бессмыслица. Она попробовала и перевод на тегарский — с тем же успехом. Хотя Хельт эс Тонгвер не стал бы опираться на переводы на варварские наречия — не зря же использовал подлинник. И как-то сумел научить Майтенаринн правильному произношению. Первых двух строк. Надо продолжить её обучение. Голос у Май великолепный…

Лас оглянулась. В читальном зале — почти никого, на кабинку с терминалом никто не претендует — каникулы. Так. Ласточка поёрзала в кресле (слишком глубоком), положила на стол талисман — «конька». Посмотрела на него. Нет, не напоминает очертаниями группу островов или отдельный остров. Место официальной работы Хельта известно, вряд ли это тот самый маяк.

Традиционные способы шифровки она уже пыталась применять. Благо, языкознание и тайнопись идут рука об руку: многие памятники, особенно древнего царства Роан, надо вначале расшифровать. И из-под одного текста, прекрасного и притягивающего, возникает другой, не менее прекрасный. Сейчас так уже не пишут…

Простые подстановки, чередования, сдвиги не подходят. Как ни крути эти шесть букв или слогов, ничего не получается. Должно быть что-то простое, для чего достаточно только знать «пароль». Ну и, вероятно, кое-что из детства Майтенаринн — «помни игры». А она ничего, ничего не помнит.

Лас собрала все свои бумаги в папку, ещё раз взглянула на карту мира, выключила терминал и вышла наружу, в читальный зал.

Надо погулять на свежем воздухе. Может, что-то придёт в голову. Сагари… Хельт меньше всего походит на южанина, Май — тем более не имеет никакого родства с народами Роан. Почему всё время кажется, что таинственное указание предполагает Роан? Почему Хельт выбрал стихотворение Сагари, да ещё такое, о котором ходят легенды, одна другой страшнее?

Отгадка близко. Совсем близко.

* * *

Хеваин время от времени подходил к терминалу — ждал ответа на запросы. Майтенаринн тем временем осматривала свой гардероб. Ужас, сколько барахла. Неужели она действительно хотя бы раз оделась во всё, что здесь есть? Во всё, что оказалось сданным в кладовые? Десять массивных покрытых пылью коробок. Обоняние говорило — да, Май, это всё твоё.

Обслуга сейчас гадает, на кой Светлой понадобилось всё это.

Май встряхнула очередное платье. Из одного из карманов выкатилась потрескавшаяся от времени жёлтая таблетка. Май сжала зубы и растоптала её в пыль. Задержала дыхание, смела порошок с ковра и выбросила в канализацию. Конца этому не будет. Осторожно понюхала пальцы…

Хм. Интересно. Ну-ка, Май, стань ищейкой. Внешняя оболочка таблеток имеет своеобразный, сладкий запах, напоминающий клевер. В жизни близко не подойду к клеверным полям.

Хеваин, дождавшийся ответа, заказал бумажные копии того, что ему прислали коллеги, вышел в библиотеку — забрать их. Расписался в получении и, не удержавшись, вскрыл пакет. Так-так… вопросов всё больше, а ответов пока маловато.

…Майтенаринн открыла ему не сразу. Она была вся в пыли, глаза отчего-то горели.

— Вот, смотрите, — ока указала на несколько платьев, отложенных в сторону. — Фотографии у вас далеко?

Минут через пятнадцать осмотра, Хеваин заметил.

— Точно. Как минимум пять из шести есть на фотографиях. Фасон оригинальный, трудно перепутать. А вот шестое… впрочем, у меня ведь не все фотографии.

Они помолчали.

— Теперь бы ещё обувь…

— Уже догадалась. Вот, отложила.

Однако обувь была видна далеко не на всех фотографиях. Тем не менее, две пары удалось опознать.

— Вы часто носите обувь с такой толстой подошвой? — поинтересовался Хеваин.

— Никогда, — удивилась Майтенаринн и грустно улыбнулась. — Девице благородного происхождения не пристало…

Хеваин опустил взгляд.

— Да, странно, — признала Май. — Вроде бы не ношу. Откуда тогда? Или всё-таки тайком носила?

— Как вы отобрали именно эти платья?

— По запаху, — Май пошевелила пальцами.

— Простите?

— В этих карманах никогда не было таблеток. Тех самых.

— Я понял, ясно. Интересно… И всё?

Май встала, побродила туда-сюда рядом с креслом, на котором были разложены платья.

— Вы правы. Не всё. Хотя запахи сильно перемешались, воротники, — она указала, — всё ещё немного пахнут. Знаете, духи… нет, я про настоящие, — усмехнулась она, глядя, как Хеваин старается скрыть улыбку. — Никогда не употребляю… не употребляла парфюмерии.

— Последняя проверка, — Хеваин поднялся. — Если вы простите мою настойчивость… Я выйду.

— Да, наверное, стоит попробовать, — согласилась Май. — Это не займёт много времени.

Хеваин положил полученный пакет рядом с терминалом и вышел в коридор. Через десять минут Май появилась в дверях и помахала ему рукой.

— Наваждение какое-то, — подтвердила она. — Чуть-чуть не подходят. Самую малость коротковаты. А у меня вся одежда пошита идеально, поверьте.

Они молчали, глядя друг на друга.

— Слушайте, тахе-те, — Хеваин нахмурился. — Это похоже на дешёвый детектив, но… У вас нет сестры-близнеца? Или просто сестры?

Май отрицательно покачала головой.

— Нет, и не было. Я тоже подумала об этом. Знаете, после собрания малого дома получила кое-какие сведения о родственниках — вон там, в коробке. К тому же… Вы понимаете, не учуять такое… Пусть даже она близнец.

— Да, вы правы. Глупая идея.

— Идея не глупая, — возразила Май. — Платья, которые мне немного не впору. Туфли, которые чуть-чуть выше остальных. Готова поспорить: здесь можно отыскать много предметов, которые я… или уж не знаю, кто, надевала от силы два-три раза. И часть из них видна на тех самых фотографиях.

Они вновь замолчали.

— Загадок много, — подвёл итоги Хеваин. — Я сейчас выясню, где вы… эта девушка на фотографии бывала в последнее время. Если успею, побываю в двух-трёх местах и вернусь сегодня ночью. Глубоко копать не буду, сами понимаете.

Май кивнула.

— Чем я могу помочь?

— Только финансами. Я не хочу ставить свою газету в известность. Всё остальное — моя забота. Подробный список расходов…

Май махнула рукой.

— Это не имеет…

— Тахе-тари, — Хеваин опустился на колено и вновь поднялся. — Я ценю Ваше право на щедрость и то, как Вы его используете. Прошу Вас разрешить и мне воспользоваться правом на чувство собственного достоинства.

Май долго смотрела ему в глаза, затем склонила голову.

Хеваин прикоснулся пальцами к тыльной стороне её правой ладони.

Когда Майтенаринн подняла взгляд, губы её были поджаты.

— Извините меня, таха-тиа…

— Ничего не было, Майтенаринн, — Хеваин впервые обратился к ней по имени, продолжая смотреть в глаза. — Вы согласны?

Майтенаринн улыбнулась и тряхнула головой.

— Да, Хеваин. Спасибо.

— Тогда я отбываю. Уже почти полдень.

— Может, всё-таки пообедаете… пообедаем? Остальные скоро соберутся в кабинете.

— С удовольствием.

Май остановилась на пороге прежде, чем захлопнуть дверь. Чувство, что здесь вновь побывал кто-то посторонний, не проходило.

* * *

— Май, — неожиданно позвала Лас-Таэнин, когда обед был в основном окончен. Саванти включил телевизор и смотрел передачу про животных, благодушно постукивая себя пальцами по груди. Реа погрузилась в чтение книги, время от времени поглядывая на часы. Хеваин, пообедав, извинился и ушёл — дела.

— Да, Ласточка?

— Ты умеешь играть в «Крепость»?

Май удивлённо взглянула в её сторону.

— Да, Лас… дядя учил меня. В Университете почти не играла, не с кем.

— Попробуем?

Май пожала плечами.

— Давай. Интересно, как ты узнала?

— Я умная, — с важным видом заметила черноволосая. Волосы уже удавалось укладывать напрежний манер, ласточкиным хвостом. Бурный их рост прекратился — как и у Саванти. Теперь все три украшения его лица были на месте.

Май сдержала улыбку, кивнула.

— Начальное поле?

— Даже так? — Май уселась поудобнее. — Ну что же… Двойная раковина.

Лас расставила шашки и символические границы крепостей.

Через пять минут Май победила.

— Здорово, — признала Лас. — Ещё?

— Давай.

Прошёл час. Когда счёт стал шесть к одному в пользу Май, обе играющих заметили, что прочие пристально следят за игрой.

— Сменим поле?

— Попробуйте «кленовый лист», — предложила Реа.

— Ты тоже играешь? — подняла глаза Май.

Тигрица фыркнула.

— Котёнок, я была чемпионом Союза три года подряд.

— Ну, началось, — недовольно заметил Саванти. — Дамы, не ссорьтесь. Здесь играют все, кроме меня. Я умею только смотреть и давать советы.

В «кленовом листе» Май разбили наголову во всех семи партиях.

Чуть лучше было в «квадрате» и «лестнице». Три против четырёх.

Саванти посмотрел на часы, хлопнул себя по лбу и вылетел наружу. Реа-Тарин осталась.

— Я так и думала, — кивнула Лас. — Вот, смотри.

Она вынула из кармана кусочки нарезанной бумаги, расставила их на полях «двойной раковины». Долго проверяла, не ошиблась ли.

Указала пальцами на буквы. Восьмой ряд, третья. Третий, шестая. Второй, первая.

Реа-Тарин приблизилась, взглянула на текст на доске

maesmata

fannkaesfo

ertanesmare

…

— хватало почти на всю начальную позицию.

Лас-Таэнин вновь указала на три буквы.

«Aef».

— Что это? — вопросительно взглянула Реа-Тарин.

Ласточка протянула лист бумаги.

— «Aef», на новом Ронно «Eafon» «Скат» или «Голова ската». Остров в Южном Роннейском море, тысяча двести морских миль отсюда.

Майтенаринн непроизвольно прижала правую руку к «дремлющему» «Скату».

Лас кивнула.

— Я тоже подумала. Видишь фотографию? Руины маяка. Его три раза отстраивали, три раза его разрушало землетрясением. Последний раз — примерно семнадцать лет назад.

Реа-Тарин посмотрела на распечатку, усмехнулась.

— «Aefsen» на Старом Ронно означает «морской конёк», — тихо добавила Лас. — На большее у меня ума не хватило.

Май долго смотрела на фотографии, затем наклонилась к Лас и обняла её. Молча. Лас притихла.

— Ты действительно очень умная, — шепнула Майтенаринн. — Спасибо.

— Не за что, — Лас, очень довольная, собрала бумаги и сложила игру в коробку. — Вечером сыграем ещё?

— С удовольствием.

— Рискнёте взять и меня в компанию? — поинтересовалась Тигрица, хищно улыбаясь.

Май и Ласточка переглянулись и кивнули.

* * *

Май решила зайти к Масстену. Показать телефонную запись.

— Майтенаринн, — Чародей был явно недоволен. — С такими «сюрпризами» шутить не надо. Вам следовало сразу же принести запись ко мне, на исследование. Лучше перестраховаться.

Пока Масстен выговаривал Май, её телефон стоял, подключённый к сложному аппарату. Шло копирование записи, как пообещал Масстен — совершенно точное.

— Вы правильно сделали, что не стали просматривать последние несколько секунд, — пришёл он к заключению. — Посмотрите.

Май наклонилась поближе к экрану, но, признаться, причудливые очертания линий ей мало что говорили.

— Похоже на спектр голоса «пси»… — пояснил Масстен. — Вы понимаете, о ком я говорю. Как это могло подействовать на вас или окружающих — пока не знаю. Нужно проанализировать. Оригинал записи надо стереть, чтобы и следа не было.

— Я не знаю, как, — призналась Май, ощущая себя немного неловко.

— Ну, это мы выясним, — махнул рукой Чародей. — Оставьте телефон здесь. Будет звонок — запишем, а пока что, — он вручил ей «свисток».

Тот самый.

— Возьмите, возьмите, — повторил он. — Надеюсь, вы не в обиде за… тот случай. У нас, к сожалению, столько ложных вызовов, что приходится не доверять всем и каждому.

— Нет, Чародей, — покачала Май головой. — Я не в обиде. Она ведь осталась жива.

Темнокожий южанин улыбнулся, снял неизменные непроницаемые очки и сел напротив Майтенаринн.

— Да, — кивнул он. — Что-то хранит её. Так же, как что-то хранит и вас. Ани не сказал вам, но ни один из сорока девяти не попал вам ни в глаза, ни в лицо, ни в жизненно важные органы.

— Сорока девяти… чего?

— Осколков. Когда вас штопали, простите за выражение, извлекли в общей сложности сорок девять осколков. Фрагменты пуль, кусочки камня, прочая пакость. Реа сохранила их. Своего рода талисман.

Майтенаринн на некоторое время потеряла дар речи. Реа… так и не поблагодарила её. Вот так. Не забыть исправить упущение.

— Спасибо, Масстен, — она поднялась. — Спасибо, что напомнили. Если можно, я хотела бы узнать подробности штурма. Я знаю, мне не положено. Но это был мой дом. Шестнадцать лет был мой дом.

Чародей кивнул.

— Как прикажете, тахе-те. Я пришлю отчёт. Я не должен этого делать. Но… мне кажется, я обязан охранять вас — отныне. Мы потревожили что-то очень недоброе.

Май поклонилась ему и покинула лабораторию.

* * *

Я вернулась в апартаменты и замерла на пороге. Да что за напасть! Опять кажется, что кто-то был здесь недавно. Сколько можно? Пора успокоиться. И подумать — чем заниматься буду?

Дядя Хельт жив. Должен быть жив! Его тело не обнаружено при осмотре моего бывшего дома. А значит — сумел сбежать от… «пси». Тела трёх погибших практически полностью уничтожены взрывом. Включая Миан. Бедная красавица Миан… единственная, кого мне оставалось жалко. Ты незаслуженно считала себя дурнушкой. Переживала, когда дразнили пугалом. Странно и страшно, но к смерти родителей я отнеслась почти равнодушно. Может, потому, что о них не сохранилось почти никаких воспоминаний?

Чем теперь заниматься? Чем должна заниматься Светлая? У Реа и Саванти и так хватает дел, мне уже неловко отрывать их от работы. Ласточка ушла в библиотеку, что-то ищет для меня. Хеваин отправился в Менаокко, Федерацию Никкамо — сама заказывала ему билеты на самолёт и выездные документы. Вот так, Май. Всем нашла работу, кроме себя самой.

В течение часа наводила порядок в апартаментах. Не поленилась, сама сходила за пылесосом — дежурный даже глазом не моргнул. Здесь теперь мой дом. Даже если Северный дом отстроят, ноги моей там не будет. Разве что… заберу кое-какие книги.

Сходила в душ, переоделась, села в кресло. Что теперь, Май?

Что впереди? Завтра — последний, двадцать второй день Вассео, восьмого месяца, день Воспоминаний. Послезавтра начинается Техаон, «Месяц Поворота», его первый день — день летнего солнцестояния в этом году, тысяча двести четырнадцатом году новой эры, эры Великих Домов. По традиционному летоисчислению Тегарона — пятьсот тридцать второй год правления династии Эсстар, круг Скорпиона, год Красного Быка. День похорон… Того, что осталось от моей семьи. И Дени. Похороны Дени символические, урна с его пеплом уже на пути домой. Лас так переживала, что её не отпустили, сопровождать этот печальный груз.

Плохо начинается Поворот.

Завтра я ещё могу заниматься, чем захочу. Послезавтра у меня и Лас начинается траур. Мне дозволено три дня первой — строгой — полосы. Ласточка отказалась от подобной привилегии, будет соблюдать всю неделю. От рассвета и до заката не позволено ни с кем разговаривать, улыбаться, глядеть в глаза, носить украшения, и так далее, и так далее…

Единственный случай, когда Светлой не положена диадема.

Девятое число Техаон. День моего рождения. Он же — День Возрождения. Неделя праздников. Потом — вторая, самая долгая, двухмесячная, полоса траура. Уже не строгого… Да поможет Всевидящая нам с Лас продержаться так долго.

Я закрыла лицо ладонями. Выдержу. И Лас выдержит. Она вообще сильнее меня, так мне кажется.

Не заметила, как встала и зачем-то подошла к терминалу. Что мне от него нужно?

А ну-ка… и я начала листать календарь памяток вспять. Может, я-«прежняя» не стёрла все памятные записки самой себе?

Не стёрла. Вот и почитаю.

- -

Ничего, кроме «н-да» говорить не хотелось.

Скучные были памятки. Правда, я не поленилась распечатать их (и зачем Хеваин уходил в библиотеку? печаталка у меня есть, встроена в терминальный блок). Ну и смесь… В общем, кроме кормления птичек, походов по паркам, умных речей и поездок на автобусе, я, как талисман города и страны, ничего не делала. Даже обидно стало…

Кстати!

Я затребовала сведения о Светлой (Тегарон, культура, религия, Светлая) и присвистнула. До того много всего, оказывается, мне… извините, Светлой, приписывалось в разное время. Я насчитала под сотню разных ритуалов и примет, связанных со Светлой. Некоторые были откровенно непонятными (восхождение на башню города, например), от некоторых шёл мороз по коже (Светлой когда-то приносили кровавые жертвы — иногда и человеческие). Распечатаем…

Незадача. Бумага кончилась.

Я заглянула в раздел заказов… лень-матушка всегда побеждает! Сейчас закажу бумагу прямо сюда. Ого! А это что такое? Кто заказывал?

Так, Май. У тебя шесть каких-то заказов, которые надо получить, да три десятка не прочитанных сообщений. Быстро работает Чародей — всё помечено «прошло специальную проверку, непосредственной угрозы не представляет».

— Отдел доставки, — обратилась я. — Пожалуйста, заказы…

— Слушаюсь, тахе-те.

Через пять минут курьеры внесли шесть коробок разного размера. Одна — с дипломатическими печатями. Да что же это такое!

Заказала бумагу. Между прочим, неплохо бы проверить, какими средствами я располагаю. Как тут к банковским счетам обращаются?

Вот так и обращаются. На моих личных счетах — ничего. Абсолютно. Ну, тётушка… Вы действительно слов на ветер не бросали. Отобрали у меня всё, сразу по возвращении из Университета. Если бы меня не назначили главой малого дома, стала бы нищей?

Ну и вопросы у тебя, Май.

Ладно. Не нравится мне состояние бухгалтерии малого дома, оставлю записку — проверить. В целом — нормально, своими выходками я нас всех пока ещё не разорила. Интересно, на что я тратила по двадцать тысяч тагари в месяц, пока училась в Университете? Или это не я тратила?

Опять вопросы. Но на эти можно получить ответы. Позже.

Все сообщения умоляют, просят ознакомиться с ними… ещё вчера. Привыкай, Май, больше тебе указывать некому. Теперь ты — сама себе хозяйка. И не забыть, что мне надо обеспечить ещё и Лас-Таэнин. Ещё одна пометка. Незачем утруждать Её Светлость, по законам Союза наша правительница имеет право распоряжаться очень небольшими суммами. Унизительно!

Бумага будет через полчаса, а пока я распечатаю ящики и коробки.

- -

Начала с красивой коробки с дипломатическими печатями.

Сколько слоёв упаковки! Сколько всяких украшений!

Подпись отправителя…

Кайстан ан эс Никкамо-Таэр.

Я рывком сорвала последнюю оболочку, уже зная, что обнаружу внутри.

Красная шкатулка! И — отдельно — ключ. Я не сдержалась, фыркнула. Личное письмо Её Превосходительства, сверху.

«Тахе-тари-ан Майтенаринн Левватен эс Тонгвер эс ан Тегарон,

Мне доставляет большое удовольствие сделать Вам повторный дар.

Я скорблю вместе с Вами о смерти Вашего друга и ложном обвинении в адрес близких Вам людей. Прошу Вас, если Вы сочтёте это достойным себя, сообщить мне о состоянии Вашего здоровья лично, по прилагающемуся адресу, в любое удобное для Вас время.

В соответствии с Вашей просьбой, сообщаю дополнительно, что запрошенные сведения вскоре будут доставлены Вам лично специальным курьером Федерации Никкамо.

Желаю Вашей благородной правительнице и Вам, тахе-тари, тысячу лет жизни и благополучия.»

И подпись.

Мне стало не по себе. Я вспомнила церемонию дознания. Но я ведь не делала никаких запросов госпоже послу! Не делала! Я всё это выдумала! И шкатулку давешнюю не нашли, равно как и содержимое (знать бы, что за содержимое). Да что же это?

Мне опять захотелось выбросить всё это прочь. Забыть.

«Запрошенные сведения». Что я запрашивала? Что за наваждение?

Мне понемногу становилось страшно. Но страх удалось отогнать. Хорошо. Пусть, посмотрим, что там за «запрошенные сведения».

Так что же в шкатулке?

Открываем.

Какая прелесть…

Ожерелье. Красный жемчуг. Тяжёлое… Триста двенадцать жемчужин, по количеству дней в году. И — перстень — монограмма Её Превосходительства. Надо полагать, для предъявления курьеру.

Как высоко она оценила моё вмешательство в её здоровье. А я уже не знаю, как это у меня получилось.

Что ж, спасибо, Ваше Превосходительство. Насколько я знаю правила хорошего тона, я обязана пригласить Вас на Праздник Возрождения. Я уже знаю, почему у каждого дипломата такая обширная свита. Как иначе привезти, на совершенно законных основаниях, столько шпионов? Начинается, Май…

Положим пока в сейф. В шкаф, то есть.

- -

Прочее было от Её Светлости. Дополнение в мой гардероб. Я уже и забыла, что по изменении статуса (глава малого дома, как-никак), мне полагаются несколько иные виды выходной одежды.

Тёмный пакет вызвал у меня не очень приятные мысли. Да. Точно. Ещё одно напоминание о грядущем трауре. Нет, не стану разбираться. Пока что. Тоже — в шкаф.

Теперь просмотрим сообщения. Начнём с последнего. Пришло вчера. Текстовое. Адресат не указан. Анонимка? Фу…

«Королева, помни про 525».

Отправлено с главного почтового отделения города. В три часа пополудни.

И вот тут я испугалась. До почти полной потери самообладания.

- -

Я зачем-то вооружилась, осмотрела комнаты (умнее ничего нельзя было придумать), заглянула во все шкафы.

Кто отправил? Дядя? Но ведь «пси» мертва, зачем отправлять анонимку?

Панели в потолке были теперь надёжно опломбированы. «Скат» сообщил, что все движущиеся объекты — по ту сторону стен и окна.

Ничего.

Предпоследнее сообщение. Текстовое. Позавчера. Примерное время отправления — два или три часа спустя штурма моего бывшего дома.

«Королева, я ищу тебя. Нас ещё трое. Она хочет убить всех. Королева, помни про 525. Напротив почты».

Нас ещё трое. Дядя сказал, «вас ещё трое».

Кто это ещё на мою голову? Что это за трое? Знать бы, как выяснить это. Взглянула на часы — половина четвёртого.

Рискну.

Рассовала всё по шкафам, переоделась повседневно — я собиралась грубо нарушить обещание: не выходить в город без охраны. Телефон — у Чародея, ну и ладно. Я быстро — к почте и назад. Всюду людно, диадему надевать не стану, просто возьму с собой. Звучит смешно, но Светлую узнают отчего-то именно по диадеме. Лицо, надо полагать, значения не имеет.

«Скат» я взяла с собой. Хотя чего бояться — «пси» больше нет.

Да пребудет под Светом.

5. Неприятный разговор

Майтенаринн не стала пользоваться главным выходом. Идти по туннелю было неприятно, но обошлось. Ни крыс, ни чего иного. Май покосилась в латунное зеркало-дверь — отражается. На этот раз усмехнулась, людей поблизости не было.

Взгляд в затылок.

«Скат» сам прыгнул в руку.

Тепловой след!

Вопреки здравому смыслу, Май направилась по следам. «Скат» перешёл — самостоятельно — в режим «импульсной оборонительной подсветки». Сине-зелёные лучики «ощупали» пространство впереди, выхватывая мошек, пылинки, прочую мелочь. Подсветка проработала секунды три и отключилась. Что это так «встревожило» пистолет?

Сумеречное зрение возвращалось медленно. Следы чужака… вели к той же двери, из которой сама Майтенаринн вышла не так давно.

Всё ясно. Нервы. Ну ладно, пошли, незачем позориться.

* * *

Дорога к почте — либо три остановки на автобусе, либо минут двадцать пять пешком. Я выбрала второй вариант. Волосы у меня заплетены сейчас по-другому, одета достаточно скромно, диадемы нет. Маскировка получилась отменной: никто не косился, не пытался обратиться. Словно таких, как я, вокруг — сотни (сотни не знаю, десятки — точно есть).

Один раз меня едва не выдали синицы. Начали слетаться… хорошо, по привычке — давней, видимо — сложила в кармашек немного семечек. Вроде бы удалось попросить стайку не устраивать здесь основного представления. Попрошайки…

Спокойно в городе. С точки зрения мирных жителей, нападение на мой дом устроили сообщники убитого в перестрелке прежнего Генерального Прокурора. Обнаружив, что меня нет дома, расстреляли всех тех, кто оказался внутри в тот момент. Меня немного покоробила такая легенда, но что поделать?

Доблестная полиция, естественно, покарала нападавших на месте, благо те сдаваться не собирались.

Дом вскоре начнут отстраивать. За наш… мой счёт. Надо будет кому-нибудь его подарить. Я нескоро смогу проходить мимо этого здания, не испытывая самых разнообразных неприятных чувств.

Примыкающие к Университету улицы северной части города носят названия времён года. На Летней и находится почтовое отделение. Я бы назвала его Дворцом Почты: иного названия эта громада не заслуживает. Здесь проводят зачастую официальные телемосты, а уж сколько народу внутри может пользоваться почтовым отделением по прямому назначению, и подумать страшно.

Что имеет серьёзные неудобства: вряд ли я смогу аккуратно разузнать, кто бы это мог отправить мне оба сообщения.

«Напротив почты» — это где? Тоже мне, конспираторы. Пришлось погулять вокруг. Ага… ну, вполне очевидная подсказка: дупел было много. Но вот дерево позади здания, где наименее людно: пять ветвей — радиально — внизу; две крупных — чуть повыше; совсем тоненькие пять — ещё выше. Пять — два — пять. Как всё просто.

Долго ходила вокруг да около. Зашла даже на почту — сама не знаю, зачем. Вышла. Посидела на скамейке, поглазела по сторонам. И тут…

…обоняние полностью вернулось ко мне. Я только сейчас осознала, что, с момента пробуждения после операции, обоняния у меня словно бы и не было. Важнейшее из чувств после зрения — а может быть, просто важнейшее — почти не действовало.

Как необычно… и пугающе. Я ощутила: та, что последней приближалась к дуплу, торопилась и нервничала. Чего-то сильно опасалась. Что было это примерно двое суток назад — значит, несомненно, была «в цикле» — иначе бы «духи» давно выветрились. А теперь…

А теперь я не одна. Обоняние почти ничего не говорит. Но их много.

— Тахе-тари?

Медленно оборачиваюсь.

Бойцы Чародея. Некоторых знаю в лицо. Точно, прекрасная экипировка — почти невозможно ощутить обонянием особенности их эмоционального состояния.

— Да, к вашим услугам.

— Сожалею. Чародей, ноль-три-два.

Пароль.

— Королева, два-два-один.

— Верно, тахе-тари. Извините. Мы не можем позволить вам этого. Небезопасно.

Никудышный из тебя лазутчик, Майтенаринн.

- -

Чародей казался невозмутимым. Но я чуяла и видела, что его распирает смех. Ну, давай, выкладывай, я всё стерплю. Сама виновата.

— Не хотел бы выставлять вас в дурном свете, тахе-те, но вынужден заметить, что вы вели себя неблагоразумно.

— Вела себя, как последняя идиотка, — поправила я, поджимая губы.

Чародей снял очки.

— Майтенаринн, — он постучал пальцами по столу. — Отбросим на минутку этикет. Вы мне дороги. Вы спасли моих хороших друзей, не дрогнули под дулом пистолета, не попытались свести последний конфликт к компромиссу. Зачем вы так поступили сегодня? Я уже молчу, что санкции против меня и моих оперативников были бы суровыми…

Да, конечно, об этом я «забыла». Пусть даже Генеральный Прокурор — неплохой мой знакомый. Закон есть закон.

— Вот, смотрите, — Чародей положил на стол «морского конька». Камушек. Я невольно потянулась к тому, что передал мне Дени…

— Очень похожи, — кивнул Чародей. — Это, возможно, приятная новость. А вот неприятная. Чей спектр на камне? Выражаясь по-простому, чьими «духами» пахнет?

— Не знаю… Я её не знаю.

— Верно. Мы тоже не знаем. Но это — та самая девушка, что оставила вам сообщения.

— Сообщения? Но там… только текст…

Чародей рассмеялся.

— Извините, тахе-те. Я полагал, вы догадались. Сообщения были голосовыми. Мы заменили их — вынуждены были, после известных событий. Могу я попросить вас предположить, как должны были бы звучать оба послания? Если вы забыли текст…

— Не забыла.

— Прошу прощения. Представьте состояние отправителя и продиктуйте оба письма. Вот микрофон.

Я продиктовала.

— Спасибо. А теперь… — Чародей вставил другую микрокарту в соседнее гнездо. — Слушайте, как это звучало.

«Королева, я ищу тебя, — шипение и треск. — Нас ещё трое. Она хочет убить всех, — голос чуть дрогнул на слове «всех». — Королева, помни про (пауза) 525, — пауза. — Напротив почты. Жду».

— Вы выбросили слово «жду», — заметила я. — И что?

— Не заметили? — удивился Масстен. — Ещё раз.

Я не сразу осознала, что слышу свой собственный голос. Ну, или голос, неотличимый от моего. Если бы не сидела — так и свалилась бы на пол.

— Послушаем, как сообщили бы его вы.

Не точная копия, признаем прямо, но очень много общего.

— Сестра? — предположила я упавшим голосом. Действительно, дешёвый детектив.

Масстен посерьёзнел.

— Нет, тахе-те. У вас нет сестры. И не было. Голоса очень похожи, но спектр «духов» мало похож на ваш. Есть предположение, что камень оставил… оставила сама «пси».

— Но зачем? — а ведь он может быть прав, подумала я. Что, если дядя… Нет, ни в коем случае! Он не смог бы!

— Понятия не имею, — признался Чародей. — Камень не опасен. Он ваш, тахе-те. Теперь, когда могу чувствовать себя спокойно…

— Вы не чувствуете себя спокойно, — не выдержала я. — Вы чем-то сильно обеспокоены… из-за меня.

— Виноват, — Чародей встал и глубоко поклонился. — Я забываю, с кем имею дело, Светлая. Но прошу… умоляю вас. Не покидайте здание Университета без охраны. Не пытайтесь общаться с окружающим миром вне нашей системы связи. Что-то обратило на вас внимание. Мы уничтожили непосредственную опасность… увы, вместе с некогда дорогими вам людьми. Но я уверен, что это ещё не всё.

— Вы сможете найти её? Если это не покойная «пси»?

— Сделаем всё возможное, — Чародей поклонился. — Не смею вас задерживать. Если у вас ещё вопросы, с удовольствием отвечу. Да, пока не забыл. Запись на вашем телефоне. Я не разобрался до конца, но это — «удавка», несомненно. Выглядело бы, как смерть от естественных причин. Прошу ещё раз — будьте осторожны.

Я поблагодарила его и вышла. Чародей был чем-то напуган, но боялся не за свою жизнь. И не только за мою.

* * *

Вечер, «чайная». Саванти сиял. Сегодня он поставил первую блокаду — не себе, добровольцу. Предварительные испытания окончились ожидаемым (для Саванти) результатом. Действует. Правда, только лет через пятьдесят, по изучении воздействия на два поколения, после бесчисленных проб на «болванах» — биоэлектрохимических моделях — блокаду сертифицируют. До той поры только добровольцы смогут радоваться — или печалиться — тому, что стали первыми, кто пользуется ею.

Реа, Май и Лас сосредоточенно играли в «Крепость». Стиснув зубы, Май пыталась проиграть в «Кленовом листе» не всухую. Реа полушутливо предложила фору, что вызвало у Май настолько презрительный взгляд, что игру минут на десять пришлось прервать.

— Здорово! — признала Реа, когда Май неожиданно выиграла две партии на «листе» подряд. — Жаль, турниры в графстве не проводятся. Быстро учишься, Май!

Май кусала губы, не обращая внимания на довольную Лас.

— Реа, я жульничаю, — жалобно призналась она. — Не знаю, как получается.

Глаза Реа широко раскрылись. Саванти едва не подавился карандашом, который грыз всё это время. Лас подсела поближе, глянула Май в глаза.

— Как это — «жульничаю»? — осведомилась Тигрица. — Мысли читаешь?

Май отрицательно помотала головой.

— Смотри, — она торопливо переставила шашки, воспроизводя одну из предыдущих позиций. — Ты думала выставить здесь «клин». Верно?

— Да, — Реа перестала улыбаться.

— Потом поняла — две «вилки» — отсюда и отсюда — и у меня есть шанс ворваться в главный вход.

— Точно.

— Потом ты подумала… думала… оставить основное заграждение в двух полях от входа. Чтобы не допустить «десанта». Но увидела, что я могу сбросить «лавину» с юга, и вход опять остаётся беззащитным.

Все придвинулись к доске. Морщины легли на лоб Реа. Лас поджала губы.

— Ты подумала, что большого выбора у тебя нет, но я могу пропустить вот этот выпад, — Май показала последний ход, после которого Реа сдалась.

Реа-Тарин подняла взгляд.

— Продолжай, Май.

— Всё. Я просто слежу за твоим взглядом, я успеваю уловить твоё настроение. Честно. Ничего больше! Не знаю, как удаётся угадывать. Мысли я читать не умею.

Лас засопела, словно сердитый ёж.

— Ты… всё это время… Это нечестно, Май!

Май скрестила руки запястьями над головой, опустила взгляд.

— Я играла честно, — упавшим голосом ответила она. — Только в двух последних партиях. Я не хотела!

Реа мрачно посмотрела на покаянно застывшую Май и… рассмеялась. Коснулась обеих ладоней Май. Лас, помедлив, сделала так же.

— Не бери в голову, котёнок, — посоветовала она. — У тебя задатки мастера. Ничего сверхъестественного. Я забыла, что ты можешь быть сильнее, чем я думаю. Давай, Лас, старайся не осматривать свои «войска», не присматриваться к ходам, сохранять спокойствие. Как и учит «Искусство полководца Чёрной и Белой Крепостей».

Лас всё ещё сопела.

— Пусть отворачивается от доски!

Май кивнула, всё ещё с виноватым видом.

— Ладно, мир, — проворчала Ласточка, глаза её улыбались. — Хитрая ты… Играем дальше?

Согласились сделать перерыв на чаепитие. У Саванти звякнул телефон.

— Это Чародей, — сообщил он, помахав стёклами очков вправо-влево. Лас всё ещё смешили эти очки. Точнее, то, что Хлыст вытворял с ними. — Зайду к нему, диагност у нас что-то барахлит. Я скоро.

Все остальные кивнули и подошли к плите. Принялись обсуждать последние две партии.

* * *

— Что такое? — Саванти оглянулся — Чародей пригласил его в лабораторию, «склеп». Один. Ну и обстановка тут у него. Фильмы ужасов снимать можно.

— Хочу посовещаться с тобой, Ани.

Масстен снял очки-фильтры, поморгал. Нельзя носить их подолгу. А что делать?

— Видишь? — он указал на телефон Майтенаринн.

— Вижу. Телефон Май. Что, сломался?

— Да нет. Я считывал с него запись, для анализа. Попросил Май стереть её. Она не знала, как.

— Подумаешь. Я про свой тоже не всё помню, а у меня модель куда проще.

— Да-да. Я человек простой, я включаю терминал и ищу изготовителя. Вот… «Метекваор Ман Таре, электроника и связь». ММТ. Наш основной поставщик.

Саванти оглянулся.

— Побыстрее, там у нас чай готовят.

— Успеешь. Ищу этот телефон в каталоге. Не нахожу. Похожие есть, этого нет. Ну, думаю, родственники Май добыли ей самое последнее, что только было. Звоню в отдел поддержки, так и так, говорю, инструкция нужна.

Саванти ждал продолжения.

— Там говорят, введите код идентификации. Не знаю кода. Ну, ты знаешь этих разъевшихся котов из отдела обслуживания. Скривился, сморщился… вот, говорит, нажимаете так и так… нажали? Что видите?

Саванти наклонился поближе.

— Я ему говорю, что вижу. Не может быть, вы ошиблись. Повторите. Повторяю. Покажите телефон. Показываю — жалко, что ли. Видел бы ты его лицо! Откуда это у вас? Это не моё, говорю, моего хорошего знакомого. Инструкцию потеряли…

Чародей налили себе воды, выпил.

— Этот котяра говорит, оставайтесь на связи, связь за наш счёт. Ладно. Через пять минут прибегает кто-то другой. Просит, очень вежливо, ввести такой-то код. Ну, думаю, сейчас тебя, Мас, подорвут вместе с телефоном — не иначе, какая-то сверхсекретная модель для супер-агентов. Сейчас, говорю, камеру слежения включу. Он серьёзно — конечно, включайте, не помешает. Ладно. Рискнул. Какие-то цифры, буквы. Он так наклонился к экрану… думал, сейчас у меня в комнате вылезет. Записал. Не уходите, говорит, сейчас с вами будет разговаривать глава корпорации. Я гляжу — а канал-то кодируется.

Саванти присвистнул.

— Короче, Ани. Нет такой модели. Не было никогда. Прототип последний — на четыре цифры младше номера модели того, что у Май. Некоторые вещи в ММТ только ещё изобретают, об испытаниях и речи пока не идёт. Знаешь, сколько они предложили за исследование этой коробочки? За молчание?

Чародей написал сумму. Саванти присвистнул, громче. Чуть-чуть меньше годового бюджета графства. Если Министр финансов Союза не врёт.

— Думал, эту их главу корпорации удар хватит. Она поклялась, что никто ничего не узнает. Что речи об утечке коммерческой тайны не идёт — но ситуация в высшей степени необычная. Умоляла позволить ей прибыть лично, с экспертами, для анализа на месте. Забирать телефон не будут. Но нужно, чтобы Май дала согласие. Что бы ты предложил? Я в полной растерянности.

Саванти подумал, почесал голову.

— Май… ей ещё что попало не всучить, потом пожалеешь. Ладно. Давай соорудим легенду о бесплатном обслуживании, о новейшей модели, в таком духе. Чтобы эта… глава ММТ… запомнила, как «первую луну», до конца дней. Когда она хочет появиться?

— Через два часа. Самолёт уже наготове. Надо что-то им сказать.

— Я уже предложил, Мас. Вполне, на мой взгляд, легенда. Да, не забудь, мы с тобой говорили о диагносте.

— Что, опять сбоит? — искренне поразился Масстен.

— Нет, дубина! — огрызнулся Хлыст. — Что я должен был сказать? Май меня слышала. Сиди и запоминай — мы с тобой только про диагност и рассуждали. Ладно, я пошёл. Позвони Май через… тьфу, свистни мне на терминал, в «чайную». Минут через десять. А эти пусть летят.

Он остановился в дверях.

— Никогда ещё не видел главу ММТ… Кстати, а запись-то ты стёр?

— Ясное дело. Что я, совсем деревянный?

Саванти кивнул, улыбнулся.

И удалился.

— Ну, Май, — проворчал он по пути, — как с тобой сложно. Ни соврать, ни приукрасить…

* * *

Саванти появился и ушёл — на обход.

Май как раз удалилась к Чародею — удивлённая таким вниманием к аппарату, когда вернулся Хеваин. Мокрый (на улице моросило) и чем-то немного встревоженный.

— Майтенаринн… здесь?

— Скоро будет, Хеваин, — Реа указала рукой. — Заходите, раздевайтесь. Как съездили?

— Хорошо, спасибо. Правда, выяснил мало. Вот… у меня сложности, тахае-те, — он обвёл взглядом Реа и Лас. — Есть кое-что, что я не стал бы показывать Май. Пока что. Нет-нет, — он заметил негодование на лице Ласточки. — Не подумайте плохого. Вы поймёте. Вот… — он протянул Реа конверт. — Тахе-те, возьмите. Пожалуйста, ознакомьтесь и сделайте выводы. Вам, тахе-те, — Хеваин повернулся к Лас-Таэнин, — это, конечно же, можно и нужно знать. Я думаю, вы тоже поймёте, отчего я встревожен.

— Ознакомлюсь, — кивнула Реа. — Прямо сейчас?

— Нет, необязательно. И ещё. Мне позвонили, что вы, тахе-те, сумели отыскать место, о котором говорил Хельт эс Тонгвер?

Ласточка пожала плечами.

— Только предположение. Но есть ощущение, что верное.

— Туда можно добраться за восемь часов. Я взял на себя смелость заказать два билета. Видите ли, через сутки ураган «Махени» достигнет тех мест. Тогда — только через неделю.

Ласточка кивнула. Траур… нет, нельзя.

— Надеюсь, что Майтенаринн не рассердится. Я полетел бы с удовольствием, но я не знаю Ронно. Могу я надеяться, тахе-тари Лас-Таэнин…

Ласточка выпрямилась.

— Я должна быть с Май. Давайте подождём её. Когда самолёт?

— Если решите ехать — есть ещё сорок минут.

Май пришла через десять минут, чем-то взволнованная. Ничего страшного, поняла Реа… что-то даже приятное. Отчасти. Ладно, потом.

Хеваин вкратце ввёл её в курс дела.

Глаза Май загорелись.

— Вы молодец… спасибо, Хеваин! — она встала перед ним на колено. Выпрямилась. Корреспондент смутился.

— У меня много хороших друзей, тахе-те…

— Прошу вас… Май.

— Май, спасибо. Надо принимать решение.

Майтенаринн задумалась. Так хочется всё бросить, уехать, поглядеть самой. Она заметила, что Тигрица пристально смотрит на неё, не выдавая никаких эмоций.

Нет, Май. Уймись. У тебя обязательства перед людьми. Ты уже не вздорная девчонка… иногда. Откажись.

— Хеваин, извините. У меня обязательства перед людьми. Я прошу вас отправиться с Лас-Таэнин. — Хеваин кивнул. — Ласточка, — Май присела перед ней. — Пожалуйста. Вот, — она передала черноволосой «конька» Дени и его последнюю записку. Лас молча приняла, взглянула в глаза Майтенаринн, обняла её голову. Постояла. Отошла и кивнула.

— Хорошо, Май. С удовольствием.

— Будьте осторожны, — Май поднялась на ноги. Боковым зрением увидела, как Тигрица слегка кивнула. — Лас, попроси, чтобы вам выдали телефоны. Позвоните мне сюда, чтобы выпустили без задержки. И пожалуйста, держите меня в курсе. Сколько времени это займёт?

Хеваин поднял голову.

— Думаю, часов восемь — в одну сторону. Ну и осмотр на месте. Территория формально ничья, проблемы могут быть только с населением острова. Но остров должен быть необитаем.

Когда они ушли, Май вопросительно взглянула в глаза Тигрицы.

— Растёшь, котёнок, — отозвалась та серьёзно. — Не знаю, могу ли я высказаться.

— Можешь.

Реа улыбнулась.

— Ты поступила правильно. Что там у тебя за встреча? Можно полюбопытствовать?

Майтенаринн пожала плечами.

— ММТ хочет выслать экспертов для осмотра моего телефона. Обслуживание по высшему разряду.

Тигрица усмехнулась.

— Да уж… Ну ладно, пусть. Пойдёшь туда?

— Схожу ненадолго. Устала я, Реа. Можно, потом здесь посижу? Нужно подтвердить визы для Лас и Хеваина.

— Разумеется. У нас ещё партия не окончена, доиграем после.

6. Вкус соли

Весь путь в аэропорт Лас молчала. Хеваин извинился, зашёл в небольшой магазинчик в здании аэропорта — купить запасные кассеты и аккумуляторы. Лас последовала за ним, не издавая ни звука. Звонок Майтенаринн — и через десять минут все вопросы въезда-выезда были решены. Вопросов им не задавали, стали необычайно почтительны. Хеваина это смущало, Лас-Таэнин — немного утомляло. Она, не без опасения, ждала расспросов. Но Хеваин ограничивался только простыми репликами — всякий раз спрашивая, нет ли у его спутницы каких-либо пожеланий.

Лас-Таэнин никогда не летала самолётами. Если честно, ей было немного страшно. Но Хеваин только посмотрел ей в глаза и ответил, без капли насмешки.

— Я догадываюсь, тахе-тари. В первый раз всегда страшновато. Если что-то потребуется, прошу вас, тут же говорите.

Ласточка кивнула. И молчала всю дорогу. Хеваин общался за неё — персонал самолёта вопросов не задавал. Одежда спутницы Хеваина была достаточно красноречива, равно как и выездные документы, заверенные Утренней Звездой Тегарона.

Через три часа «Сокол» приземлился в аэропорту Тан-Каоти, большом городе, столице давнего союзника Тегарона по множеству войн, республики Каоти. Полчаса езды в порт.

— Нет, — Ласточка неожиданно потянула Хеваина в сторону от причалов, где стояли, готовые устремиться куда угодно, серебристые «Молнии». — Не на этих.

Хеваин был в растерянности. Море было спокойным, но прогноз обещал через девять часов начало волнения, до трёх баллов. Что задумала Лас? Пойти к острову на парусном судне? По пути черноволосая зачем-то затащила Хеваина в одну из забегаловок и шепнула, чтобы он взял пива. Указала, какого. Хеваин стоически вытерпел — пиво было омерзительным. Опять же, по указанию Лас, оставил треть кружки недопитой, бросил в неё крохотную медную монетку — часть сдачи.

В конце концов, они отошли к самым дальним пирсам, и Хеваин стал даже опасаться за их жизни. Очень уж здесь было не по себе. И «Скорпион», который ему выдали, не казался достойной защитой.

Минут через сорок откуда-то со стороны города, из-за спины, послышался голос. Тегарский, с необычным акцентом.

— Я ждал не вас.

— Ma es matafann ka, — тихонько пропела Лас, извлекла «конька» и подняла над головой. — Vinnt adva Aef-tan Mense.

— Es foar tan es mare, — отозвался голос и перед путешественниками возник человек лет сорока, едва выше ростом Лас-Таэнин, явно моряк — одеждой и походкой. — Значит, это правда, — продолжил он на Ронно.

— Em suant Taegaro? — поинтересовалась Ласточка.

— Тегарский? Знаю, но плохо, теаренти, госпожа, — наклонил голову их новый знакомый. — Дайнакидо не сможет прийти?

— Я буду переводить, — шепнула Лас-Таэнин молча наблюдающему Хеваину. — Duamt Ronno, tara ei, Ves Ronno eisa.

— Слушаюсь, теаренти.

— Дайнакидо-Сайта эс Фаэр умер, — Лас склонила голову. — Нам нужна помощь. Нам и той, которой он оставил это, — она ещё раз показала камень-талисман.

— Да избегнет Пучины, — их новый знакомый встал на колено и поднялся. — Идёмте. Клятва Восьми не разрушается смертью. Я в вашем распоряжении.

- -

К великому изумлению Хеваина, их новый знакомый (имени он не назвал и Лас пояснила, что так и должно было быть) предложил взойти на борт «Дельфина» — вполне современного, быстроходного корабля. Лас сообщила, каким временем они располагают. «Капитан», как мысленно называл его Хеваин, кивнул, посмотрел на карту и ответил.

— Четыре часа ходу, теаренти. Я знаю этот островок. Он давно уже необитаем. Проклятое место.

— Четырнадцать лет и три месяца? — спросил Хеваин. Лас перевела вопрос.

— Да, — согласился «Капитан». — Откуда вы знаете, теариан?

Хеваин прижал ладони ко рту. «Капитан» кивнул.

— Понимаю. Что ж, я редко ошибаюсь в людях. Вы несёте надежду, хотя я не знаю пока — кому. Отчаливаем через десять минут.

— …Мне можно вести съёмки? Звонить? — шёпотом спросил Хеваин. Лас кивнула.

— Я скажу, когда будет нельзя, — пояснила она. — Пожалуйста, выполняйте мои указания сразу же. Это важно.

— Слушаюсь, тахе-тари. Я позвоню Май, что мы отправляемся.

* * *

Май почти безразлично подписала бумаги, дающие экспертам ММТ право на исследование телефона. Глава корпорации, Эстеремаи Таккуар-Та оказалась высокой, длиннолицей, желтоглазой, с короткими волосами снежно-белого цвета. Неожиданно худощавой, если не сказать — тощей. Едва Майтенаринн, в диадеме Утренней Звезды, вошла в «склеп», Эстеремаи изменилась в лице и глубоко поклонилась.

— Мой сын рассказывал о вас, Светлая, — произнесла она, продолжая держать голову склонённой. — Я не поверила ему. Теперь — верю.

Май, ощущая бесконечную усталость, прикоснулась к её щеке.

— Не спрашивайте, откуда у меня это, — попросила Майтенаринн, когда немного ошалевшие эксперты ММТ были выпровожены в соседнюю комнату, где к их услугам было достаточно аппаратуры. Вдобавок, охрана Университета и следящие камеры Чародея. — Я не смогу ответить.

— Я не стану спрашивать. Мой сын работает в одном из самых перспективных наших отделов. После визита в Тегарон… два дня назад, ему пришло в голову множество странных, я бы сказала — бредовых идей. Он утверждал, что взгляд на вас помог ему… придумать всё это. Я только что увидела то, что ему привиделось, Светлая.

— Расскажите, прошу вас, — предложила Светлая, когда их с Эстеремаи и её секретарём препроводили в комнату совещаний, для особо важных гостей. — Расскажите, зачем ваш сын… удостоил нас визитом.

— Увидеть вас, Светлая, — почтительно ответила Эстеремаи. — Прошу вас о снисхождении… я считала рассказы о Тёмной луне вымыслом.

Май не подала вида.

— За последнюю неделю многое из вымысла стало явью. Расскажите мне о вашей стране.

Эстеремаи кивнула. Она была настолько робкой… что Майтенаринн не могла поверить, что сидит бок о бок с «акулой», одной из тех немногих, что полностью определяли, какими технологиями, в какой мере и кто именно на планете будет располагать. Не все осмеливались перебегать ей дорогу.

Она рассказывала. Светлая слушала её с пристальным вниманием, задавала вопросы, никоим образом не относящиеся к самой Эстеремаи или её детищу, ММТ.

— Я прошу меня извинить, тахе-тари Эстеремаи, — произнесла Светлая, вставая. — Могу ли я поговорить с вами немного наедине?

Они отошли, оставив секретаря одного, у множества почти нетронутых блюд и бутылок.

— Прошу сообщить вашему сыну, что путь, которым он улучшает развёртку, тупиковый. Если ему интересно, я сообщу подробности, — заметила Светлая. Эстеремаи потребовалось немало усилий, чтобы выслушать это, не потеряв самообладания.

— Если он взамен обратит внимание на интерференцию в фантомных контурах, ответственных за согласование частот — подробности сообщу при необходимости — то через три-четыре года вас ожидает серьёзный прорыв.

Выдержка изменила «акуле».

Майтенаринн улыбнулась.

— Никаких чудес, тахе-тари. Я не всезнающа. Но я и не глупа. Я вижу то, что другие не в состоянии заметить — если те, кто говорят со мной, искренни. Благодарю вас за искренность. И…

Наклонившись, почти касаясь своей щекой щеки побледневшей Эстеремаи, Светлая что-то тихонько прошептала.

— Я бы не стала медлить с лечением, — добавила она. — Если желаете, могу порекомендовать врачей.

— Но… Светлая… прошу вас… — простонала собеседница.

— Всё, что здесь было произнесено, останется тайной. Если только вы не пожелаете поведать об этом кому-нибудь ещё. Слово. Нет, — Майтенаринн взяла Эстеремаи за руку, не позволяя ей упасть на колени. — Прошу вас, не надо.

Они раскланялись.

— Буду рада встретить вас на праздновании Возрождения, — добавила Май, вспомнив письмо Её Превосходительства. — Если вы сочтёте это достойным вас.

- -

— …О чём вы с ней говорили? — поинтересовался Чародей, когда, выпроводив людей из ММТ, он зашёл в «чайную». — У неё был такой вид… Словно на неё снизошло озарение.

— Снизошло, — кивнула Майтенаринн равнодушно. — Такое, небольшое.

— Королева, — Саванти откашлялся. — Не мне советовать, но не суйся в политику и экономику. Съедят и не подавятся.

Майтенаринн улыбнулась краешками рта.

— Небольшое чудо, — пояснила она. — Совсем небольшое. Я ничего не просила взамен. Я только помогла ей кое-что увидеть, и она поняла меня. В конце концов, — Майтенаринн поднялась на ноги, — это она пришла к нам.

— Котёнок, — Реа встала из кресла, отложила книгу в сторону. — Что ты будешьделать, если они будут идти одна за одной? А ведь они могут пойти.

— Смотреть им в глаза, — пожала плечами Майтенаринн. — Пусть увидят то, что должны.

Реа кивнула.

— Да, что-то в этом есть. Ну ладно. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Десять часов, — заметил Чародей. — Пойду-ка я спать. Спасибо, тахе-те, это было здорово.

— Май, — позвала Реа-Тарин, — тебе тоже надо бы выспаться. Вестей от Лас может не быть долго.

Майтенаринн кивнула. Да. Глаза уже слипаются.

— Я провожу вас, — предложил Чародей.

Май согласилась.

— Давай, рассказывай, — велел Саванти, когда они ушли. — Ты что-то хотела рассказать. Не при ней. Сразу скажу: мне это не нравится.

Реа долго думала.

— Хельт эс Тонгвер мёртв, — сообщила она.

— Я в курсе, — Саванти потёр глаза ладонями.

— Ну, знаешь!

— Нет, Тигра, — Саванти поднял руки. — Я не могу сказать ей. Она надеется, она не готова остаться без прошлого. Я не смогу. Ей — не смогу. То, что от него осталось там, под Северным домом…

Реа-Тарин долго смотрела на него. Помахала полученным от Хеваина конвертом.

— Ани, Хельт эс Тонгвер умер четырнадцать с небольшим лет назад.

Саванти онемел.

— Хеваин нашёл документальные подтверждения. Известно, где его могила. Майтенаринн никогда не сообщали об этом.

Саванти ощутил, что ему становится страшно. Страх был иррациональным. Там, в камере смертников, страха не было. Было всего лишь ожидание неприятного и неизбежного.

— Возможно, удастся получить разрешение на изучение останков и маркерный анализ. Я склонна доверять Хеваину. Его вид… он явно был расстроен. А теперь скажи, ты сможешь рассказать ей об этом?

Саванти вскочил. Прошёлся от одной стены к другой.

— Этого не может быть! Ты это знаешь!

— Да. Тёмной луны не могло быть. Жёлтых таблеток не могло существовать. Её телефон ещё не изобрели. Знаешь, что? У неё ещё есть «Скат». Мина, которая валялась у неё под кроватью. И, к слову, куда ты спрятал её таблетки — те, что дал ей дядя? Во флаконе из-под дезодоранта?

— В сейф, — мрачно отозвался Саванти. — Я не знаю, откуда они… но… то, что они делают…

Тигрица расхохоталась.

— Мне не смешно, Тигра, — сообщил Саванти.

— Мне тоже. Но всё это — перед нами. Так что с её дядей? Будем говорить?

— Если спросит, — проворчал Саванти. — А до той поры — нет, я не хочу.

— Всё, договорились, — Реа-Тарин встала и потянулась. Жутковатое зрелище. — Я тоже хочу выспаться. Ступай-ка и ты на боковую.

Саванти отмахнулся.

— Мне теперь не уснуть. Посижу, мне есть, чем заняться.

* * *

Странно. Я дошла до апартаментов, и тут позвонил Хеваин. Они сумели найти транспорт. Что-то было в голосе Хеваина, что-то тревожащее, но я не стала расспрашивать. Пожелала удачи и легла на кровать, не раздеваясь.

Но мне не спалось. А надо уснуть, завтра много дел. Дядя, где ты? Оставь мне весточку. Просто скажи, что ты жив. Я буду ждать, сколько потребуется. Кто ещё сможет рассказать мне о прошлом? Всё, что у меня есть — обрывки воспоминаний. И то я не знаю, много ли там истины.

Тётушка… зачем вы так? Знать бы.

Ну, Май — вспоминать о покойниках ночью! Постарайся уснуть.

Я попыталась. Но сон не шёл. Во всяком случае, мне не было страшно оставаться одной.

И не потому, что в коридоре теперь постоянно дежурила охрана.

* * *

«Капитан» пригласил их в рубку примерно через час. Хеваин увлечённо снимал окрестности, Архипелаг Ронно действительно был красив даже в здешней, необитаемой, части. Лас просто стояла и улыбалась. Хеваин ощущал, что черноволосой сейчас хорошо и спокойно. Отчего — предпочитал не спрашивать.

— Я не люблю донимать людей разговорами, — начал «Капитан». — Теаренти, Голова — плохой остров. Трижды в год его трясёт. Все ураганы Империи теперь проходят над ним — во благо Роан, в других местах теперь спокойнее. Что вы хотели там увидеть?

— Я не знаю, — спокойно отвечала Лас. — Нам сказали, что там может быть ключ к тайне. Даже если остров необитаем и разрушен, мы должны его увидеть.

— Ваше право, — кивнул «Капитан». — Мы подойдём с юга, там, где был маяк. У вас будет около двух часов. Потом надо будет уходить, «Махени» торопится сюда, кровожадная ведьма.

Хеваин вздрогнул.

Осматривать остров ночью… Да. Отличная перспектива. Правда, луна на небе, но… Хеваину отчего-то было не по себе. А ведь Гражданская казалась ему подлинной преисподней. И пещер он повидал немало, подземелий, кладбищ. Но отчего-то покинутый всем живым остров уже вызывал тревожные предчувствия.

* * *

Писк поднял меня. Нет, плохая идея — спать одетой.

Я бросилась к терминалу. Лас?

Как же.

В разделе, где накапливалась почта, горела яркая надпись.

«Дешифровка».

Прошло три минуты.

«Текстовая версия готова».

Я дотронулась до сенсора, ощущая, как бьётся сердце.

«Королева, мне страшно. Я должна тебя увидеть. 525, как можно скорее».

Кто это? Почему у меня мурашки ползут по коже?

Щелчок. Открывается небольшое окно, видеосвязь. Чародей.

— Тахе-те, даже и не мечтайте.

— Знаете, Масстен!

— Знаю. У нас и так серьёзные неприятности, тахе-те. Мы пытаемся отыскать решение. Этот звонок только усугубляет картину. Я уже отправил туда наблюдателей. Через три минуты будут на месте.

— Что за неприятности?

— Об этом позже. Проиграть вам первоначальное сообщение? Оно уже обезврежено. Хотите? Или лучше зайти ко мне в лабораторию?

— Давайте, включайте.

— Надеюсь, у вас крепкие нервы. Слушайте.

Открылось ещё одно окно и поползла частотная кривая. И я услышала… лучше бы я не слышала.

— Королева (тяжёлое дыхание), мне страшно. — Пауза. — Я должна тебя увидеть (в голосе паника). 525, как можно скорее.

Первая фраза была произнесена голосом покойной тётушки. Далее тембр стремительно превратился в мой. Последние два слова вновь произнесла тётушка, почти истерически.

Я так и села, прямо на пол.

— Майтенаринн?

Я с криком вскочила, оглянулась. Померещилось, что тётушка шагнула ко мне из воздуха.

— Майтенаринн, это Масстен. Извините. Лучше было всё-таки зайти ко мне в лабораторию.

— Кто это, Масстен?

— Не знаем пока. Ребята уже на месте, но там — пусто. И вокруг пусто. Подождём какое-то время, подальше от дерева.

— Тётушка… она точно мертва?

— Абсолютно. Но мог остаться кто-то, кто «сорвался с петли». Такие обычно быстро погибают, но некоторое время могут действовать. Понимаете, почему я так вчера испугался?

— Да, Чародей. Извините.

— Не нужно извиняться. Прошу вас, займитесь чем-нибудь. Не пытайтесь уснуть. Если хотите, я вызову Реа или Скорую…

— Не нужно. Я справлюсь.

— Если будут новости, я вызову.

Отбой.

Я включила телевизор… и выключила. Нет. Мне теперь повсюду будет мерещиться этот голос. Лучше просто музыку. А ещё лучше — перебрать бумаги. Завтра я собираюсь посетить кое-кого из своего дома. Понять, что там у нас с финансами.

* * *

— Тахе-тари, — обратился Хеваин, когда остров был на расстоянии полмили. — Я могу высадиться один. Я вижу, вам не по себе.

— У меня скверные предчувствия, — отозвалась черноволосая. — Но я справлюсь. Нет, таха-те, это страх, который необходимо встретить и отпустить. Понимаете, о чём я?

— Не вполне.

— Мне казалось, что я видела этот остров во сне. Последние несколько раз — пока дежурила возле Май… до Тёмной луны. Если я сейчас сдамся, остров будет преследовать меня. Такое уже было. Я обязана появиться там.

Хеваин кивнул.

— И прошу вас… таха-те. Постарайтесь, чтобы я не попала в кадр, пока мы будем там, наверху. Это важно, для меня. Это проклятое место.

Хеваин кивнул ещё раз.

* * *

Через час Чародей постучался ко мне сам.

Вид у него был измученным.

— Извините, тахе-те. Не удастся сегодня отдохнуть, как следует. Мы видели ту, что оставляла сообщения. Но упустили.

— Как… упустили?

Масстен развёл руками.

— Вот всё, что удалось записать. Следили с большого расстояния. Смотрите.

Один из ресторанов. Много народу. Камера держит в фокусе женскую фигуру… в тёмном плаще, в капюшоне — ну да, на улице дождь, а на веранде снимать плащ не обязательно. Сидит. Похоже, нервничает.

Официант подошёл к ней. Что-то передал. Она кивнула, последовала за ним.

Оператор, похоже, рискнул подойти ближе к ресторану. Изображение было неустойчивым — ветер?

Фигура замерла. Словно ударилась о стену. Официант отступил. За его спиной стоял другой человек — бармен? С телефонной трубкой в руке.

— О нет… — прошептала я. — Только не это.

Фигура взяла трубку, откинула капюшон… Молча что-то выслушала. Вернула трубку бармену, тут камера дёрнулась. Когда фокус был пойман повторно, никого рядом со стойкой уже не было.

— Оператор сообщил, что именно в этот момент ему стало немного дурно. Но удалось частично восстановить изображение.

Масстен пробежался по сенсорам.

Изображение возникло во весь экран.

Женское лицо, молодое, с одеревеневшими чертами, с совершенно пустыми и холодными глазами.

Моё лицо.

Чародей смотрел на меня. Вид у меня был, наверное, ужасным.

— У бармена и официанта — явные признаки «петли», — мрачно добавил Масстен. — Когда хозяин, «пси», погибает, это — как наркотическая «ломка». Человек быстро сходит с ума или умирает от внешне естественных причин. Куда делась девушка, мы не знаем.

— Боюсь, её уже нет в живых.

— Есть такое предположение, — согласился Масстен. — Плащ обнаружили поблизости от набережной. Будем искать тело, хотя это безнадёжно. Маркерный след совпадает с тем, что был на камне… на «морском коньке». Я сел в колоссальную лужу, Майтенаринн. Вот…

Он положил на стол ещё одного «морского конька».

— Официант передал ей это. Она выронила его там же, у стойки.

— Она подумала, что звоню я, — ещё одной ниточкой меньше. — Потому и подошла к телефону.

— Да, тахе-те, несомненно, — Чародей опустил голову.

Я встала у окна.

— Сколько времени… длится эта «ломка»?

— Не более трёх дней. Послезавтра, самое позднее, последние «висельники» уже не будут опасны.

Я повернулась к нему.

— Чародей… если вы найдёте её, даже мёртвую, дайте мне знать.

— Слушаюсь, Майтенаринн.

— Откуда был звонок?

— Из аптеки. Той самой, тахе-те. Помощница аптекаря. К моменту, когда мы туда добрались, она была мертва. Сердечный приступ. Никто в дом не входил, тут всё проверено.

— Тоже следы «петли»?

— Совершенно верно. «Пси» часто «вживляет» кодовую фразу… знаете, чтобы можно было дистанционно обезвредить «марионетку». Достаточно сообщить фразу по телефону, напечатать в газете. Та… что позвонила в ресторан, обзвонила перед смертью ещё десятка два человек. Все они уже мертвы.

Я обняла свои плечи.

— «Рука из могилы»?

— Примерно так, тахе-те. Я видел этот фильм, верно. Чем-то похоже. Виновница всего мертва, но продолжает заметать следы. В городе триста тысяч человек, тахе-те, мы просто не успели бы…

— Прошу вас, не надо. Я всё понимаю. Может быть, она ещё жива.

* * *

— Вот он, — «Капитан» указал на высокие скалы. — Будьте осторожны. Когда станет беспокойно, включу сирену. Её и на дне морском услышат, можете не сомневаться. Оставлю прожектор включённым, чтобы тропинку было видно.

Лас с Хеваином поблагодарили и сошли на скалу — причал, вернее, его остатки. Тропинку было еле видно — действительно, землетрясения потрудились на славу. Лас, оказывается, догадалась взять и фонари, и кое-какое прочее снаряжение. А я-то хорош, — мрачно подумал Хеваин, принимая у неё рюкзак. Мог бы сам позаботиться о снаряжении.

Минут через пять, когда весь остров предстал перед их глазами, захотелось немедленно бежать. Со всех ног, подальше.

Пустынно и безжизненно. Прекрасная некогда долина, вписанная в отточенные ветром скалы. По правую руку, в четверти мили, то, что служило маяком. Частично сохранившуюся сигнальную башню венчала призрачная корона синеватых огоньков. Остров невелик — три мили на пять — и весь лежал, как на ладони. Некогда красивый, теперь он навевал уныние.

— Смотрите! — указала Лас, отступая на шаг.

В самой низкой части долины светились огоньки. Поднимался дым. Словно от костра. Большого костра — различимого даже отсюда.

Поселение, что занимало восточную часть долины, давно лежало в руинах. Очертания рухнувших домов угадывались с трудом.

Хеваин поднял камеру. Тут же разряд молнии ударил прямо в костёр — или что это было? Удар грома едва не сбросил пришельцев наземь. Дым пошёл гуще.

Оба подняли головы.

На небе ни облачка.

— Я туда не пойду, — заявила Лас. — Не нравятся мне такие молнии.

— Сделаем несколько кадров, — предложил Хеваин. — попытаемся подобраться к маяку — по-моему, достаточно безопасно. Здесь, похоже, никого нет.

Молния ударила поблизости. Лас, на вид невозмутимая, широко раскрытыми глазами смотрела, как сигнальная башня маяка взрывается, распадается, рушится.

Ещё одна молния. В центре острова.

И тут сирена взвыла за их спинами.

— Замечательная идея, — прошептал Хеваин. — Лас, надо уходить. Я не знаю, что это, но нам здесь не рады.

Ласточка кивнула. Хеваин в последний раз обвёл всё вокруг объективом. Только бы записалось…

Когда они уже вернулись на борт, ещё одна молния ударила в маяк, уничтожая последние следы сигнальной башни.

— У меня плохие предчувствия, — «Капитан» взял курс на запад. — Очень плохие. Надо убираться подальше от Головы.

— Хельт опоздал, — мрачно сообщил Хеваин. — Здесь ничего уже не найти.

— Хельт эс Тонгвер? — повернул голову «Капитан». — Это он направил вас сюда?

— Да, — кивнула Ласточка.

— Я знаю, зачем он мог это сделать… но пока не могу сказать вам. Извините. Очень немногие могут услышать это. Должен быть знак.

Хеваин и Лас переглянулись.

— Я… могу показать вам ту, что отправила нас сюда, — пояснила Лас. — Нам очень нужно то, что оставлял Хельт.

«Капитан» размышлял.

— Теаренти, я не могу ничего обещать. Если она сможет дать знак, я помогу вам. Если нет — тайна умрёт вместе со мной.

— Проклятие, связи нет, — огорчился Хеваин. — Помехи… сильные помехи.

— Отойдём от острова, — предложил «Капитан». — Там попробуете. Я не могу возвращаться на материк. Во второй раз вы меня уже не увидите. Таковы условия.

Лас кивнула. Хеваин заметил, что она что-то шепчет, закрыв глаза, но не стал прислушиваться.

- -

Я всё-таки задремала. Мне приснилось что-то обрывочное, сумрачное. Вспомнилась часть кошмара, который я видела в лечебнице — дети возле костра. Потом… бурное море, молнии, огонь… Бессвязные образы.

Сигнал!

Я выпрыгнула из постели, как ошпаренная. Так и не разделась. Завтра буду совершенно никакая. Хеваин! Наконец-то!

Ну, Чародей… Давай, пропускай звонок, это свои.

Пошёл видеосигнал.

Корабль, несомненно. Хеваин справа. Лас слева. Посередине — незнакомый мне низкорослый человек — с короткими, мокрыми волосами. Мундир, точнее остатки мундира. Знаки различия срезаны. Судя по лицу — из Роан, как и Ласточка.

И я поняла, кто это. Записку Дени я помню наизусть.

Старший брат Дени. Как он изменился! Семнадцать лет…

— Дайнаэри-Сайта? Владелец «Дельфина»?

Лас, похоже, переводит. Ясно.

— Да, — человек был поражён, хоть и пытался скрыть это.

— Вам сообщили уже, что Хельт эс Тонгвер указал это место… что должен был что-то оставить?

— Да, теаренти. Но я должен быть абсолютно уверен, что обращаюсь к тем, кто имеет на это право.

У меня только обрывки воспоминаний. Память, просыпайся…

— Семнадцать лет назад, — голос мой стал хриплым. — Дети играли у костра, на острове… на Aef. У них была дружная компания.

Лас переводит. Лицо Дайнаэри становится напряжённым.

— Была полная луна. Той же ночью начался сильный шторм. Совершенно неожиданный. Очень сильный.

Память, прошу тебя…

— Один из мальчиков едва не утонул. Девочка спасла его. Чуть не утонула вместе с ним. Той же ночью или на следующее утро девочку увезли на материк, провожать первую луну — так требовал обычай. Мальчик был ещё болен, его звали Дайнакидо-Сайта. Им не позволили попрощаться.

Дайнаэри делает шаг ко мне, прикрывая глаза ладонями.

— Через десять лет… или раньше, я не помню точно, Дайнакидо тоже уехал на материк. Искать ту самую девочку. Её звали Майтенаринн. Он звал её «Королева».

Дайнаэри опускает голову, убирает ладони.

— Он должен был что-то сказать ей, но не успел. Так и не успел. Его убили раньше. Не хватило нескольких минут.

Дайнаэри поднимает взгляд.

— Я Майтенаринн, Дайнаэри. Я любила его, но потеряла на это право. Рядом с вами Лас-Таэнин. Та, что любила его… Та, что продолжает любить.

Лас опускает голову, закрывает глаза ладонями, но переводит. Видно, что слова даются ей с трудом.

— Прошу вас. Помогите нам. Мы не знаем, что происходит. Не можем вспомнить до конца.

— Знак, теаренти, — шепчет Дайнаэри. — Прошу Вас. Любой, чтобы я убедился.

Я снимаю диадему.

— Ты больна, Королева, — читаю я нараспев, дряхлеющий призрак из сновидения бредёт ко мне из тьмы. — Ты стара, Королева. Заберу я владенья твои…

Дайнаэри стремительно падает на колени, прикасается лбом к палубе. Поднимается.

— Я выполню всё, что Вы прикажете, Королева. Всё, что позволит клятва.

— Хельт… Хельт эс Тонгвер оставил что-то?

— Да, Королева. Это было давно, но всё цело.

— Вы успеете передать всё это моим друзьям?

— Да, Королева. «Махени» не успеет поймать нас. Мы уже в пути.

— Что вы должны были делать дальше?

— Извините, Королева. Даже Вы не имеете права знать это. Даже Лас-Таэнин. Только Дайнакидо-Сайта.

— Тогда… я прошу вас. Скрывайтесь. Прячьтесь. Но я хотела бы иметь возможность отыскать вас, когда всё это кончится.

— Хорошо, — кивает он. — Тем же путём. Таким же образом. Мне дадут знать, Королева.

— Спасибо, Дайнаэри-Сайта. Удачного пути. Да избегнете Пучины.

Он сложил руки и коротко поклонился. Хеваин кивнул, сделал мне знак, собрался выключить связь. Передумал. Ушёл из кадра.

Никого. Звёздное небо на горизонте. Молнии… видны зарницы. Странно, нет ни облачка.

Ласточка возникает передо мной.

— Спасибо, Май, — шепчет она. Прижимает ладонь ко лбу, кланяется.

Я делаю то же самое.

Конец связи.

Как сильно бьётся сердце… Прости, Лас, я должна была выдать твою тайну. Иначе он мог не поверить.

* * *

«Норвен Экспресс» стал первой и единственной газетой, чей репортаж о последних минутах Головы Ската был получен от собственного корреспондента.

«Дельфин» отошёл от острова миль на тридцать, когда молнии принялись бить в невидимый на таком расстоянии кусочек суши так часто, что окружающее остров пространство исполнилось слабым, призрачным сиянием — пляшущим, неверным, неприятным. Побледневший Дайнаэри время от времени осенял себя охранными знаками. Лас молча смотрела на происходящее. Хеваин поспешно перезарядил камеру и старался ничего не упустить.

Молнии сыпались секунд двадцать или тридцать. Затем последняя ударила — похоже, в самый центр — и воцарилось спокойствие.

Море успокоилось. Полностью. Поверхность воды стала ровной, плоской; луна, четвёртый день как ущербная, показалась непереносимо яркой, холодной.

— Сейчас, — равнодушно заметила Лас.

Водная гладь сменилась мелкой рябью.

Красным озарило ту часть моря, где находился остров. Мощная вспышка… Огромный столб оранжевого огня взметнулся в небеса, дождём разбрызгиваясь вокруг, набирая мощь. Видны были падающие скалы, остров словно приседал, вжимался в море.

Ударная волна больно хлестнула по ушам.

— Берегитесь! — крикнул Дайнаэри. — Идёт волна! Уходите с палубы!

Второй взрыв был менее эффектным — издали. Пламя неровным куполом накрыло остров. Всё, что оставалось от Aef после предыдущего взрыва, взмыло в воздух и, превращаясь на лету в крошево, обрушилось в кипящие волны.

Лас чуть ли не силой потащила Хеваина вниз, под защиту палубы. Вовремя: то и дело на палубу падали вулканические бомбы.

«Дельфин» не перевернулся, но отчего — Хеваин так и не понял. Им с Лас пришлось пережить несколько очень неприятных минут, когда не было понятно, сумеют ли они выбраться из всего этого живыми.

Корабль потрепало, но серьёзно он не пострадал. Людям досталось множество ушибов. Все трое стояли на палубе, глядя на вздымающийся в небеса султан дыма и пепла.

— Сагари может спать спокойно, — заметил Дайнаэри. — Острова больше нет. Проклятие исполнилось.

Глаза Лас широко раскрылись.

— Сагари? Но почему?

— Он провёл на Голове последние дни жизни. А… Понимаю. Вы читали традиционную историю. А на самом деле всё было не так красиво и романтично. Я расскажу, теаренти. У нас будет немного времени. Через два часа мы прибудем ко мне домой, — капитан корабля указал направление. — Если сможете, попытайтесь заснуть.

Лас кивнула. Хеваин помог ей спуститься в каюту, забрал вещи и ушёл в другую. Но заснуть не удалось. Не страшно. Выспится в самолёте, не впервые.

Лас спала без сновидений. Провалилась в сон мгновенно, едва только легла.

* * *

Часа за два до рассвета меня разбудил вызов. Прямая связь. Неужели Хеваин… неужели что-то случилось…

Чародей.

— Очень странная история, — пояснил он. — Мы нашли девушку. Её тело. На отмели у реки, чуть ниже места, где был оставлен плащ. Её зарезали. Пытались изобразить самоубийство.

Я молчу.

— Её увезли в морг. Но когда доехали, тела в машине не оказалось. Никто ничего не заметил. Остался только кухонный нож, старый и тупой. Удивительно, как удалось убить им — нападавший должен быть очень сильным. И знать, как убить таким неподходящим оружием. Всего одна рана.

Что тут можно сказать…

— Это всё, тахе-те. Извините, что разбудил. Теперь нет никаких сомнений, она мертва. Думаю, тело отыщется.

— Спасибо, Чародей, — произнесла я, с трудом оставаясь вежливой.

7. Стены чужого дома

Проснувшись, я ощутила себя никакой. Как и ожидалось. Впервые за последнее время я решила завтракать одна, заказала себе всего понемногу — мне было не по себе. И так не удавалось уснуть, а тут ещё сны. Огонь, волны, играющие дети. И отчего-то маяк. Сигнальная башня, чьё-то лицо, выглядывающее оттуда, электрические огни на самой макушке.

Бр-р-р…

Ну да ладно. Никому, кроме меня, это неинтересно. Сообщений набежало… ну да, теперь я стала всем нужна. Правители провинций и соседних городов начали приглашать меня посетить их позабытые, никому не нужные (если верить сообщениям) места, осчастливить… Они издеваются? Во время траура? А… ясно. Просто пожелания, никаких конкретных дат не стоит. Придётся посещать, раз уж стала талисманом.

Где Лас? Где Хеваин? Дядя часто повторял: нет новостей — добрые новости. Соглашусь. Завтра и последующие два дня у меня будет много времени подумать о прошлом и о себе, а пока надо думать о настоящем.

Первый визит — к градоначальнику. Так. Начинаем привыкать к новой выходной одежде. И к сопровождению охраны. Теперь это не просто охрана Университета, и даже не личная моя охрана — это специальное подразделение, из «пси»-отдела. Те самые бойцы, которыми гордится Чародей. Бедняги, как они смущаются, что надо одеваться в такую неудобную и малопрактичную (с точки зрения их обязанностей) одежду.

Ничего. «Скат», моя невидимая рыбка, со мной. Хоть я им и не пользовалась, чувствую себя увереннее.

* * *

— Плохо дело, — Дайнаэри приветствовал пассажиров, предложил усесться. Завтракать — ужинать? — пришлось консервами, но аппетита это никому не испортило. — Не беспокойтесь, автопилот надёжный. Через полчаса будем на месте. «Махени» сменила курс.

— Куда? — спросила Лас, хотя уже догадывалась.

— Вслед за нами, теаренти. Хотя мне кажется, вы двое тут ни при чём. Ей нужна коробка, которую вы ищете. Знаете, я ведь никому не говорил, что изъял её из маяка в тот же день, когда Хельт, да пребудет под Светом, поручил мне заботиться о её содержимом. Что с вами, теаренти?

Лас посерела, Хеваин подумал, что ей станет худо.

— Он… умер?

— Да, теаренти. Во время урагана. Корабль терпел бедствие, Хельт помогал людям выбраться на берег. Поскользнулся, упал, ударился головой о камни… Умер у меня на руках. Прекрасный был человек.

— Четырнадцать лет назад? — язык не повиновался.

— Да, теаренти. Похоронен не так далеко отсюда, в ваших владениях… бывших владениях, прошу меня извинить. Я знаю, что с вами стряслось, море знает всё. Хельт спас в тот вечер многих из вашей… бывшей семьи.

Лас долго глядела в глаза Хеваину.

— Это то самое, что…

— Да, тахе-тари. Я не знаю, что и делать. Я уже направил запрос о разрешении на изучение останков. Думаю, Её Светлость поддержит нас.

Лас помотала головой.

— Не позволят, Хеваин. Сагари, Те-Рао, Майри-Та, многие другие Видящие погребены на том кладбище. Даже просьба Великой Матери не поможет. Я знаю.

Все вернулись к еде.

— Насколько я понимаю, у вас около пятнадцати часов, чтобы вернуться домой, — Дайнаэри взглянул на часы. — Мы успеваем. Жителей уже эвакуируют, ураган очень сильный. Я должен буду немного задержаться, забрать родственников, и тогда…

— Мы поможем, — твёрдо заявила Лас. Хеваин кивнул.

— Благодарю.

— Дайнаэри-Сайта, — Хеваин оглянулся. Лас кивнула — говори. — Послушайте… почему Клятва Восьми? Что за Восемь?

— Королева расскажет, если захочет, теариан. Если вспомнит. Я — брат одного из тех детей, что играли в тот вечер, у того самого костра. На Голове, — капитан содрогнулся. — Это всё, что вы услышите от меня.

* * *

Градоначальник, Мерстеринн ан Айдаро эс Тонгвер эс ан Тегарон, держался с достоинством. Я знаю, что он поддержал просьбу о лишении меня имени, но что было, то было. Не подобает девице благородного происхождения так мелко мстить. На сей раз говорю безо всякой иронии.

— Таха-тиа, — обратилась я. — Не думаю, что отвлеку вас надолго. Это личный визит. У меня теперь множество забот, мне нужна ваша поддержка.

Он кивнул.

— Думаю, могу рассчитывать на разговор наедине?

— Разумеется, Светлая. Угодно ли позавтракать?

Ой… я об этом не подумала. И зачем я уже позавтракала?

— Сочту за честь.

Он кивнул, низко поклонился, получил полагающееся прикосновение к щеке и лбу.

По заверениям Чародея, все «сорвавшиеся» в штате Мерстеринна были уже в лечебнице. Тяжело им. После атаки «пси» не каждый может восстановить рассудок.

— Прежде всего, таха-тиа, — когда дошло до вина и десерта, можно говорить. — Мне не нужны головы, покаяния и возмещения. Вы знаете… солгать мне может не каждый. Поступим так. Объявите, что каждый, кто не сможет при случайной встрече со мной держать себя в руках, может сдать обязанности добровольно. Преследований не будет.

— Рад слышать. Я был о вас… извините, тахе-тари-ан.

— У меня есть и другие, не менее обременительные обязанности. Я буду рада выбрать преемницу как можно скорее. Поэтому я прошу вас объявить о созыве собрания малого дома сразу после Дня Возрождения. Руководство делами дома будет сдано на одном-единственном условии. Новая глава дома обязуется поддерживать человека, близкого мне человека. Она находится под формальным покровительством лично Её Светлости.

Он кивнул.

— Я понимаю, тахе-тари-ан. Мы избежали крупных неприятностей и немилости, благодаря вашей поддержке. Малый дом выполнит всё, что вы ни потребуете. Без принуждения.

— И, наконец, то, ради чего я пришла. Мне необходимо выяснить, куда направлялись средства малого дома за время моего обучения в Университете. Включая то, на что тратила деньги лично я. Вы в курсе, что… я помню не всё. Мне нужен подробный отчёт. Пусть даже там будет много неприятных для меня моментов.

— Отчёт будет готов в ближайшие дни, — подтвердил Мерстеринн. — Не посмею отвлекать вас во время траура, но к Дню Возрождения и столь приятному для вас личному празднику отчёт будет у вас. Слово чести.

— Благодарю вас, — я встала. Визит завершён.

— Мерстеринн, — шепнула я, пока он провожал меня. — Вам требуются деньги на поправку вашего здоровья, здоровья ваших родственников. Нет нужды обманывать меня. Я не стану возражать против траты денег малого дома на подобные цели.

Он покраснел, но этим всё и кончилось.

- -

Да. Я направлялась в Университет — переодеться — а сама вспоминала «покаяние». Когда бледный и не верящий в своё освобождение Саванти вернулся в медицинский центр (Реа уже готовила меня к операции), его ждала очередь перепуганных коллег по центру. Всем было, в чём признаться. Не все смогли сохранить достойный вид. И не все, конечно, были передо мной в тот печальный день в Зале Заседаний.

Саванти поступил… вернее, я поступила сегодня, как он. Кто не сможет глядеть мне в глаза, в глаза Реа или Светлой, может уходить. Преследований не будет. Некоторые ушли. Многие долго извинялись, признавались в разных проступках. Саванти, бедняга… он выслушивал это пять часов подряд. А потом помогал удалять из меня то, чем меня нашпиговали «Жуки».

Шутил, что на одних только возвращённых в хранилище реактивах можно год проводить самые дорогостоящие синтезы.

А затем «каялись» другие службы Университета.

Признаться, теперь мне уже не было смешно. Я помнила, с какими глазами подходили ко мне «старцы». Пустота, отчаяние и скверная, рабская надежда на самом дне.

Великая Матерь, неужели я такое чудовище?

* * *

На новый дом Дайнаэри, остров Eafarin, Каракатицу, корабль прибыл с опозданием минут в пять. Действительно, хороший автопилот.

— «Махени» снова меняет курс, — уже высадившись, Дайнаэри послушал сводку и вернулся к своим пассажирам. — Идёмте, это недалеко.

Кораблей было немало. Дайнаэри разрешил грузить на «Дельфин» часть чужого имущества, но отказался пока что брать людей на борт. Впрочем, теперь, когда ураган поворачивал на север, в сторону Шеам… Интересно, насколько сильным он дойдёт до континента? Конечно, метеорологи Союза наготове, специальные ракеты — тоже, рассеивать вихрь, ослаблять, отводить в сторону от населённых пунктов и других, не менее важных, территорий.

Погрузка заняла сорок минут. Край «мантии» «Махени» уже показался на горизонте, волнение достигало двух баллов. Корабли покидают остров; если повезёт, почти все вернутся сюда.

Как только они ступили на остров, Лас категорически запретила Хеваину включать камеру.

— Я довезу вас до порта, как обещал, — сообщил капитан. — Об остальном поговорим по дороге. Вот, это ваше.

Он положил перед Лас тяжёлый старый саквояж. Внутри была герметично закрытая и облитая воском металлическая коробка.

— Там какие-то бумаги, — пояснил Дайнаэри. — Я не интересовался, да и языка особенно не знаю. Раз в два-три года вскрывал, чтобы убедиться, что не заплесневели, и прятал назад.

— Откроем? — Хеваин явно был возбуждён возможными находками.

— Нет, — Лас была непреклонна. — Откроем дома. Я боюсь. Пусть её сначала изучат.

Хеваин кивнул. Что-то в этом есть. Оттенок нереальности… он теперь на всём. Лучше предполагать самое худшее.

На протяжении почти всего обратного пути особенно ни о чём не говорили. На «Дельфине» присутствовали теперь сёстры Дайнаэри и их дети; старик — дядя капитана, и совсем маленькая внучка. Они поглядывали на чужаков с опаской и помалкивали.

* * *

Идею погулять в руинах дома Чародей поддержал, но с прохладцей.

— С вами будет сопровождение, тахе-те, — пояснил он. — Правила просты. Если вы что-нибудь замечаете, не пытайтесь сами взять, прочесть вслух, переместить. Предоставьте это моим людям. Честно говоря, когда вы в Университете, я чувствую себя спокойнее.

Счастливый. Я перестала себя чувствовать спокойно с того момента, как дядя Хельт пробрался ко мне через окно.

Пока я переодевалась для прогулки в свой бывший дом, пришло сообщение. Лас и Хеваин на пути в аэропорт, часам к четырём пополудни будут в Университете.

Превосходно.

С четырьмя сопровождающими я направилась к Северному дому. Уж не знаю, что имел в виду Хеваин, когда предлагал побродить там. Обойду все комнаты по разу… да и всё.

* * *

Он зашёл к ним незадолго до прибытия.

— Извините, — Дайнаэри опустил взгляд, — мы живём замкнуто. Я редко бываю дома, по многим обстоятельствам. Не удивляйтесь, что с вами не стали разговаривать.

Лас пожала плечами.

— Я обещал рассказать про Сагари, — он извлёк из сундучка в углу каюты пыльную бутылку. — Прошу вас. Совсем немного… мне будет спокойнее.

Вино оказалось не очень крепким и удивительно вкусным.

— Принято считать, что Сагари написал своё последнее стихотворение у себя в замке, в ожидании той, в которую был влюблён. Что он прочёл ей его и осознал, что никогда не любил её. Что она добилась его благорасположения исключительно из корыстных побуждений. Его обуяла неожиданная ярость. Он выгнал ту, ради которой минуту назад был готов на всё, а ночью наваждение прошло. Сагари бросился на поиски той, которую выгнал в бурю, но лодка, в которой прекрасная Та-Раэни попыталась вернуться к себе домой, пропала бесследно.

Лас слушала, молча глядя на поверхность стола.

— Сагари долгие недели искал Та-Раэни, но напрасно. Он вернулся в замок и попытался уничтожить то самое стихотворение, но не смог. Он сжигал свитки, но текст проступал на других свитках, на стенах, на утвари. Ночью, когда началась новая буря, страшнее прежней, Сагари бросился со стены замка. Так звучала легенда?

Лас кивнула.

— Мой прадед был капитаном «Благосклонной», — Дайнаэри налил ещё немного. — Он привёз Та-Раэни на Голову — там была старая заброшенная крепость, там Сагари назначил ей свидание: оба их Великих дома не были в восторге от их отношений. Он долго создавал стихотворение… то самое, последнее. Когда Та-Раэни прибыла, он, вероятно, прочитал его. Как раз начиналась буря.

Лас пристально глядела в глаза капитана.

— Что-то случилось там, в башне, — продолжал Дайнаэри. — Когда Та-Раэни выбежала наружу, она была бледнее снега. От страха не могла говорить. Добежала до шлюпки, велела немедленно отвезти себя на корабль. Её не довезли до корабля. Она вскрикнула, упала замертво, вся в крови. Но никто не притрагивался к ней! Одежда оставалась невредимой!

Сагари появился через несколько минут — вплавь, чудом не утонул. По его словам, Владыки мира дали ему знак: увидев, что Та-Раэни в страхе бежала от него, он схватил кинжал и ударил себя в грудь — жизнь более не имела смысла. Но кинжал не причинил ему вреда.

Та-Раэни оказалась заколотой в сердце, — Дайнаэри прикрыл глаза. — Сагари просидел рядом с ней до рассвета. Затем велел отвезти её домой, сам вернулся в башню. Утром следующего дня в башне нашли его тело и пепел от сожжённых книг и свитков. Стихотворение проступило на стене башни, счистить его было невозможно. Последние слова Сагари написал кровью, на другой стене. Я не знаю, что там было сказано.

— Я видел ту стену, — Дайнаэри поднял глаза. — Прошу вас, поверьте мне. Я читал стихотворение, написанное не человеческой рукой. По счастью, у меня хватило ума не читать его вслух и целиком. В нём ощущается сила… жуткая сила. Не злая, но и не добрая. Затем из крепости устроили маяк. Ту самую стену Хельт эс Тонгвер обнаружил случайно. Перед ней долгое время стояли шкафы с разным хламом. В тот же год все жители покинули остров. В тот же год Хельт эс Тонгвер умер, а на острове стало твориться нечто ужасное. Так оно было.

На экране радара уже появились очертания порта Тан-Каоти.

— Зачем вы рассказали это? — тихо поинтересовалась Лас.

— Хельт эс Тонгвер часто играл с нами. Он прочитал несколько строф Королеве, маленькой Майтенаринн. Оно очень понравилось ей. Вы знаете, как звучат стихи Сагари. Они не могут не понравиться. А затем, когда его девочку уже забрали, он увидел стену, понял, чему именно научил её. Может быть, он хотел попросить её быть осторожнее. Не знаю. Он всегда переживал, что обучил её такому «паролю». Ему не позволяли увидеть Майтенаринн. Думаю, его письма попросту уничтожали.

Лас закрыла глаза ладонями.

— Простите меня, теаренти, — Дайнаэри поднялся. — Я не знаю, смогу ли увидеть вас ещё раз. Смогу ли поговорить с Королевой. Я не хотел бы, чтобы последние слова Хельта остались предоставленными только ветру.

Лас кивнула.

— Я передам предостережение, — отозвалась она. — Я надеюсь, у меня хватит смелости.

Они коротко простились в порту… Дайнаэри вернулся на корабль молча.

— Я всё равно люблю это стихотворение, — тихо добавила Лас-Таэнин, глядя вслед кораблю. — Я прочла всего Сагари. Это солнце, Хеваин. Оно может быть жгучим, но оно не бывает злым. Понимаете?

Хеваин кивнул.

— Вы назвали его Видящим. Что это такое?

— Сагари был провидцем. Он спас Империю от многих бед. Каждое видение стоило ему многих лет жизни. Говорят, его мёртвое тело было телом дряхлого старика, а накануне смерти он ещё выглядел, как и должен был выглядеть человек тридцати лет от роду. Прошу, Хеваин, поговорим об этом в другой раз.

* * *

Вот место, где сидел, любуясь видом на горы, старик Ройен. Я присела, представила его кресло, которое ему позволяли выносить на улицу — с суставами у него было уже не очень.

Нечто… нечто странное. Похоже на запах, но не запах. Как будто Ройен здесь, благодушно воспринимает очередную мою выходку. Как будто он тут ещё, рядом со мной.

Охрана следует за мной по пятам.

Прихожая. Следы от пуль повсюду. Когда дом окружили и велели всем выходить с поднятыми руками, минут пять было тихо. Затем… Чародей отказался проигрывать мне запись происходящего. Говорит, это было страшно. Все внутри, все, кто мог, схватили оружие и стреляли… видимо, друг в друга. Кто-то успел отступить к подземному переходу. Его, конечно же, к тому моменту блокировали. Откуда у тётушки взялась взрывчатка, никто не знает.

Проход влево. В столовую. Коридор следует дальше. Вот та комнатушка под лестницей, где мне «давали указания». Я приоткрыла дверь. Снова… запах не запах, нечто, что пропитало здесь всё.

«Садись, Майтенаринн».

Я встала на пороге. Сил нет шагнуть дальше.

«Повинуйся».

Я медленно обернулась.

— Вам плохо, тахе-тари? — ближайший охранник подхватил меня под руку. — Может быть, лучше вернуться?

— Нет, — я постаралась взять себя в руки. — Я справлюсь.

Справилась.

«Повинуйся».

Что вы хотели, тётушка? Зачем столько людей стали куклами?

«Повинуйся».

Чисто… Чисто. Всё, что не разнесено пулями в клочья, стоит, где стояло. Всё, что не забрызгано кровью, на местах.

Поднимаюсь по лестнице. Справа — коридор в комнаты прислуги. Миан… всегда дежурила где-то здесь. Чувствую твой след, Миан… Здесь ты тихонько плакала, смотрелась тайком в зеркальце. Ждала чего-то.

«Повинуйся».

Ни за что… более никогда.

Дверь в мою комнату.

Не могу. Не могу поднять руку… автоматика отключена, дверь откроется просто так.

— Откройте, — хрипло попросила я. — Пожалуйста.

Меня вежливо отодвинули в сторону. Двое скользнули внутрь, опустив защитные экраны. Минуты через три дали знак — чисто. Впустили меня.

Душная, неприятная атмосфера пропадает за порогом.

Окно. Здесь он стоял.

Опускаюсь на колени, вслушиваюсь.

«Я помогу тебе, Светлая».

Да, ты помог… спасибо, дядя, ты мне очень помог. Где ты? Отзовись. Прошу.

«Я помогу тебе».

Опускаюсь на пол, прикасаюсь щекой к вытертому ковру. Позади меня суета… ничего, не ваше дело.

«Справа, Май, не слева».

Мне становится лучше. Сразу же. Охранники за спиной молчат. Спасибо и на этом.

Здесь я сидела, на уголке кровати. Да. Очень часто, когда нужно было выплакаться. Но слёзы не идут. Кончились. Всё когда-нибудь оканчивается.

«Я помогу тебе».

Поднимаю взгляд. Снова… неприятное ощущение, что кто-то был здесь. Кто-то трогал предметы, шевелил их. Вот моя любимая игрушка — единственное, что позволили забрать с острова. Медвежонок. Набит высохшими «кудрями Соари» — особым родом водорослей. Их запах. Он прогоняет кошмары.

— Позвольте, тахе-тари, — один из сопровождающих участливо берёт игрушку, помещает в пакет. Как только её изучат (хотя всё уже изучали и обследовали), отдадут.

«Не спрашивай меня, почему я это делаю».

Я бы спросила. Теперь бы спросила. Где ты? Где все, у кого можно что-то спросить?

Я долго смотрела на книги. Нет. Довольно. На сегодня — довольно. Иначе со мной случится что-то страшное.

— Помогите мне, — попросила я. — Всё. Давайте уйдём. Я не могу… больше.

* * *

За обедом Майтенаринн была безучастной, почти не разговаривала. Самолёт задерживался. Ураган, уже обстрелянный ракетами и утративший часть мощи, надвигался, вскоре все рейсы будут отменены.

Саванти.

— Ани? — Май повернула голову. — Извини, задумалась. Что ты сказал?

— Чародей, — Саванти выглядел встревоженным. — Просит тебя немедленно подойти куда-нибудь, где есть терминал.

— Можно к вам, Ани? Реа?

— Да, котёнок, — Реа помогла ей встать. — Что с тобой? На тебе лица нет. Не переживай, они будут здесь, будут скоро.

Майтенаринн кивнула.

Терминал был уже включен.

- -

Видеосвязь в одном окне.

Мигающий листик курсора — в другом.

— Майтенаринн, — Чародей. Вид у него неважный. — Сейчас она снова появится.

— Кто, таха-те?

— Она.

Я неожиданно понимаю. Реа успевает поймать меня.

— Откуда?

— Если бы мы знали. Предыдущие два раза звонила из разных частей города. Не знаю, как успела добраться из одной точки в другую. Но добралась, маркерные следы на месте. Это она.

Писк.

— Так… Майтенаринн, будет некоторое рассогласование. Фильтруем…

— Мне понятно, спасибо. Реа, я просто устала, не беспокойся. Плохо спала.

Буквы бегут по экрану.

— Она использует текстовую связь, — Чародей.

Буквы возникают быстро.

«Королева, я жива».

Ввожу знак вопроса.

«Кухонный нож. Одна рана,глубокая, через пояс смерти».

— Верно, — Чародей, конечно же, тоже читает. — Она пытается доказать, кто именно на связи.

«Плащ, где-то у моста. Талисман я выронила».

— Продолжай, — говорю и набираю текстом.

«Королева, она пока спит. Скоро проснётся. Я должна встретиться с тобой. Наедине».

Чародей категорическим жестом отрицает подобное даже в теории.

«Не могу».

«Я докажу. Твои друзья, в самолёте. Они в беде. Кто-то из её кукол на борту».

Чародей меняется в лице.

— Самолёты рассчитаны на атаки «пси»? — спрашиваю его.

— Насколько можно рассчитывать. Во всяком случае, голосовой связью пилотов не «взять».

«Я появлюсь, Королева, не уходи. Опять меня ищут. Надоели».

Отбой.

— Мас, — Саванти подходит. — Может, перестанешь пока следить за ней? Может, она правду говорит? Про самолёт?

— Им лететь ещё два часа. Я уже запрашиваю список пассажиров. Сейчас ребята сядут лица сверять. Через двадцать минут будут первые результаты.

— Хорошо, если у них будут эти двадцать минут, — негромко замечает Тигрица. — Какие у них шансы, если самолёт потеряет управление?

— Шансы есть. Это «Сокол»? Значит, оборудован «ульем». Каждое место пассажира — спасательная ячейка. Теоретически выдержит катапультирование даже в ста метрах над землёй. На практике такое редко испытывают. Внимание… снова связь.

«Королева, это я. Кухонный нож. Плащ. Талисман. 525».

«Что с самолётом?»

«Прочтите им пароль».

Глаза у Чародея явственно вылезают на лоб.

«Какой?»

Я уже догадываюсь, какой.

«Ma es. Ты должна знать, что дальше».

Пишу окончание первой строки.

«Пусть услышат первую строфу. Им хватит. Но они могут взбеситься».

«Проверим. Но мы не можем встретиться наедине».

«Королева, если она меня зацепит ещё раз, мне не жить. Я хочу сдаться».

— Что?! — говорят все, кроме меня.

«Королева, я буду рядом. Я ещё вызову тебя».

— Майтенаринн, — Чародей. — Самолётом сейчас займутся. Проверим пилотов. Если там нет «висельников», проверим всех прочих. Я сейчас попрошу наших друзей на борту быть готовыми. Они вооружены?

— Да. Пистолет у Хеваина. Кинжал у Лас.

— Пистолет… нет, нельзя. Ладно. У их телефонов есть тихая связь. Всё, отключаюсь.

— Стой! — воскликнула я. — Я хочу знать!

— Тахе-те, — Чародей оборачивается и встречается взглядом со мной. — Мы теряем время. У всех полномочий есть предел. Прошу. Всё, что будет можно, я сразу же сообщу. — Отключился.

Я бессильно сжала кулаки.

— Если с ними что-нибудь случится…

— Присядь, котёнок. Ани… пожалуйста, если нет срочных вызовов, отложи всё на завтра. Или нет, пусть девочки поработают. Что-то серьёзное — приду на помощь.

— Сделаю, Тигра.

— Реа, — нет, я действительно устала. — Мне не нужна нянька.

— Да, котёнок. Тебе нужно, чтобы кто-нибудь был рядом. Только и всего.

* * *

Семь часов вечера. Самолёт должен был долететь три с половиной часа назад.

Я сижу у Тигрицы, в её апартаментах. Одна из комнат для гостей. Уютное помещение, оформлено в южном стиле, династия Таваи. Дипломы, памятное оружие. Честно говорю, мне завидно. Повезло тебе, Тигрица. Такие способности… и такая красивая. Всё сразу.

Тигрица возникает с очередным подносом. Обопьюсь сегодня чаем. Но пьётся, легко пьётся.

— Самолёт произвёл вынужденную посадку, — говорит она. — Двое «кукол» на борту. Одну… пришлось убить. Вторую скрутили.

— Лас? Хеваин?

— В полном порядке. За ними выслали автомобиль и охрану. Может, уснёшь?

— Спасибо, Тигра, потом. Я дождусь.

Она улыбается.

— Слушаюсь, Светлая.

Я тоже улыбаюсь. Впервые за последние шесть часов. А может, и за весь день.

И всё же я задремала. Сама, Тигрица тут ни при чём. Сказывается напряжение. Открыла глаза, когда услышала чьи-то шаги.

Лас. Возникает на пороге. Встаю, она бросается ко мне.

Прижимаю к себе. Море… огонь… печаль. Немного страха. Что-то ещё, что мне не понять. Чувствую, как сильно бьётся её сердце. Не отпускает меня. Сильная Ласточка…

Хеваин появляется на пороге. Улыбается, делает жест — победили! — киваю в ответ. Он уходит.

— Спасибо, Май, — шепчет она вновь. Что я могу сказать? Только промолчать.

- -

— Нет, не сегодня, — Тигрица задумчива. — Вам всем досталось. Завтра, после заката. Хеваин всё расскажет, верно?

— Разумеется, тахе-тари. Я сдам нашу находку Чародею. Видеозаписи тоже, пусть сделает копии. Понервничали мы там, особенно в самолёте. Ладно, потом.

Ласточка попросилась остаться здесь же, в «чайной». Ладно. Пусть секретничают. Расскажет, если захочет, в другой раз. Чародей прав, я не могу требовать всего, чего только ни пожелаю. Пора взрослеть. А сейчас — надо отоспаться. Завтра тяжёлый день. Очень тяжёлый.

Но я не успела даже раздеться.

8. Разбитое зеркало

— Выглядишь ты неважно, — признала Майтенаринн, с трудом подавляя зевоту. — Что случилось, Ани?

— Чародей попросил прийти, — отозвался Саванти. — Настаивал, чтобы мы пришли вдвоём. Сам не знаю, что у него на уме. А у меня сегодня пятнадцать блокад было, так что не удивляйся. Руки отваливаются.

Ночь была спокойной; луна уже высоко поднялась над деревьями. Призрачные квадраты то ложились на пол, придавая коридорам жутковатый вид, то угасали, когда редкие облачка проползали перед холодным светилом.

Масстен Каро был не один. В его лаборатории уже находился Хеваин — о чём-то вполголоса беседовавший с южанином. При появлении Майтенаринн он встал.

— Я полагаю, мне лучше уйти? — спросил корреспондент у Чародея. Тот отрицательно покачал головой.

— Нет, — пояснил Масстен на словах. — Если тахе-те не возражает.

— Не возражаю.

Майтенаринн осмотрелась. Лаборатория Чародея походила на магазин «магических товаров» — зеркала, хрустальные шары, таблицы со странными символами, старые гравюры… Интересно, зачем ему всё это?

— Мы не рассказали этого сразу, — Чародей жестом предложил вновь пришедшим присесть. — Вам и так было больно, тахе-те. Дело в том, что ваши погибшие родственники… в первую очередь, мать и отец, долгое время находились под воздействием «пси». Очень мощного «пси».

— Я догадываюсь, — сухо заметила Май.

— К сожалению, ситуация сложнее, чем нам представлялось. Признаться, я перестал ощущать, что мы в безопасности. Видите ли, при вскрытии обнаружились следы перерождения мозга. Остаточное воздействие уже было почти нераспознаваемо, хотя мы исследовали тела всего через пять минут после клинической смерти. Но следы воздействия имеют один и тот же типичный спектр. У вашей матери, отца, охранников, прислуги — к сожалению, многие тела уничтожены взрывом, не все удалось исследовать. Мозг Хельта эс Тонгвер — тоже.

У Май всё замерло внутри. Вот и всё…

— Дядя? — проговорила она одними губами.

— Да, Майтенаринн, — отозвался Чародей печально. — Он застрелился прежде, чем… «пси», я полагаю, или подчинённые ему люди, схватили его. Не думаю, что «пси» добился от Хельта чего-нибудь, мозг был сильно разрушен.

— Я хочу… хочу… посмотреть на него.

— Это не очень приятное зрелище, тахе-те.

— Я хочу! — крикнула Майтенаринн, и Саванти осторожно взял её за руку. — Он… это был последний… последнее… — Май рывком освободилась, шагнула к Чародею. — Почему… почему вы солгали мне? Почему?! Отчёт… Вы сказали, что там всё… всё… — Май замолчала, села прямо на пол, приложила ладони к вискам. — Покажите, — неожиданно взмолилась она, тихо и жалобно. — Покажите мне его…

Чародей присел перед ней, протянул стакан воды.

— Пожалуйста, тахе-те.

— Покажите…

— Я покажу вам его. Обещаю. Выпейте, посидите немного.

Май повиновалась. Ей помогли усесться в кресло. Хеваин, с обеспокоенным выражением на лице, встал поблизости, явно не зная, куда девать свою камеру.

Равнодушие, уже знакомое Май, наползало со всех сторон. Последняя ниточка из прошлого, из настоящего прошлого. Нет её. Ничего не осталось… нет прошлого. Нет настоящего. Нет будущего.

— Прошу извинить меня, Майтенаринн, — Чародей придвинул кресло поближе к безучастно глядящей на него Май. — Самое неприятное впереди. Мозг вашей тётушки, Ройсан Эсстар ан эс Тонгвер эс Тегарон, носит те же следы воздействия.

Саванти вскочил.

— Мас, что же… это означает, что не она?

— Она, — злым голосом возразил Чародей. — Всё, что случилось в лаборатории, устроила она. Всё, что случилось при штурме дома — её рук дело. Но она была «вторичным пси», кто-то отыскал у неё потенциал, инициировал и подчинил её. Есть ещё один «пси». Как минимум. Гораздо более мощный.

Май продолжала глядеть безучастно. Глаза её оставались сухими, чёрные круги легли вокруг них.

— Ройсан была «пси-восемь», — продолжал Чародей. — Теоретически, она была в состоянии держать «чёрной петлёй»…

Май повернула голову в сторону Саванти. Он заметил необычный, стальной блеск на дне её глаз.

— То, что она делала с тобой, — пояснил он.

— …до двух десятков человек одновременно, — закончил Масстен. — Тот, кто управлял ею, намного способнее. Следов осталось мало, хотя Ройсан была в подчинении, «куклой», как минимум пять лет. Мы не знаем даже, как приступить к поиску подлинного виновника случившегося. Хотя догадываемся, кто это.

— Кто же? — поинтересовалась Май. Спокойным голосом. От звука его Саванти стало не по себе.

— Кто-то, кто всегда был рядом. Кто должен был держать Ройсан в поле зрения. Кто часто был поблизости от всех, кем управлял… вторичный «пси». Кто-то из тех, чьё тело не было обнаружено.

- -

Май ощутила, как ей становится непереносимо, невыносимо страшно.

— Миан, — прошептала она.

Масстен кивнул.

— Видимо, да. Мианнесит эр Тонгвер, ваша служанка.

Май встала, обняла свои плечи, стараясь унять дрожь. Миан… бедная, забитая Миан… она встречала Миан каждый день, жалела каждый день, уверяла, что никакое она не пугало. Миан… нет, не может быть. Зачем? За что? Страх проходил, накатывала ненависть.

— Мы поняли, что Мианнесит выжила, — продолжал Чародей, — но выследить её не удалось. Она словно испарилась: следы обрываются, никуда не ведут. Выяснили одно: ей сильно досталось при взрыве. Мы…

Саванти поймал его за рукав, указал глазами на Майтенаринн.

Май бродила по комнате, беззвучно шевеля губами. Остановилась перед большим, в рост человека, зеркалом на стене. Долго глядела на своё отражение. Прислонилась к стеклу ладонями и лбом…

— Миан… — прошептала она. — Миан! — крикнула она неожиданно так, что все окружающие вздрогнули. Май запрокинула голову, глядя в потолок. — Миан, где ты? Покажись! Покажись, будь ты проклята!

Лампы дневного света мигнули.

— Я увижу, — голос Майтенаринн стал злым и холодным. — Ты не сможешь скрыться… ты не сможешь лгать мне!

Она встала у зеркала, выпрямилась. Закрыла глаза, подняла руки над головой, исполняя знак Всевидящего Ока. Малиновый ореол окутал Светлую… но не угас до конца, как это было раньше.

Май открыла глаза и уставилась в глубины зеркала.

— Смотрите! — прошептал Хеваин, чувствуя, что ему тяжело произнести хоть слово.

Снаружи послышался шорох, стук капель о стекло. Саванти бросил взгляд в окно — тёмная грозовая туча стремительно надвигалась на Университет с юга.

«Махени». То, что от неё осталось.

Масстен снял очки и снизил яркость освещения.

Внутри зеркала… по ту сторону его проявлялось слабое изображение.

Словно во сне, трое остальных медленно подошли к замершей Майтенаринн и встали, глядя на проступающее «зазеркалье».

- -

Изображение плыло, угасало и вновь разгоралось. Хеваину стало не по себе, голова закружилась. Опомнившись, он поднял камеру и, прицелившись в видоискатель, включил запись. Масстен водил перед собой каким-то прибором, похожим на указку. На лице его проступало изумление… смешанное с восхищением.

Саванти был бледен.

Изображение скользило… качалось и поворачивалось, иногда угасая ненадолго. Не сразу Хеваин осознал, что видит происходящее… словно бы чужими глазами.

Уставшими и больными глазами.

Через некоторое время всем показалось, что они слышат и звуки. Стук сердца. Шорох. Скрип откуда-то снизу. Иллюзия присутствия была настолько сильной, что все, кроме Майтенаринн, отодвинулись на шаг.

Пол в зеркале — каменный, явно пол какой-то пещеры или комнаты, имитирующей пещеру — рывком наклонился, двинулся навстречу. Две ладони — несомненно, женские — ободранные, чем-то обожжённые, упёрлись в камень.

Хриплое, свистящее дыхание.

Та, чьими глазами они видели, сумела вновь подняться на ноги. Да, это пещера, но пещера с удобствами — кем-то старательно расставлена мебель, виднеется даже такой предмет роскоши, как телевизор. И зеркала… много, много зеркал. Женщина брела, время от времени спотыкаясь, пока не упала вновь. Долго лежала.

Медленно поднялась. Вцепилась в стену руками, глянула в зеркало.

Зрители увидели лицо.

Миан. Миан-служанка. Мианнесит эр Тонгвер. Она, жалкая и нищая, постучалась в двери в один ненастный день, и так всем понравилась — красивая, работящая и послушная — что стала сразу же членом семьи. Вот как…

Миан выглядела скверно. Чёрные круги под налитыми кровью глазами. Сетка трещин на губах, ссадины на лице и следы ожогов. Немного осталось от её прекрасных серебристых волос, частью они обгорели, частью — перепачканы грязью и кровью.

Губы Миан шевельнулись.

— Бродят… бродят незаметно… бродят меж теней, — услышали все свистящий шёпот. Миан закашлялась. Долго смотрела куда-то в зеркало (казалось, что вот-вот увидит тех, кто невольно подглядывает за ней).

— Бьются, словно мухи… в стёкла фонарей, — донеслось изо рта Миан. Ей, похоже, с трудом удавалось держать глаза открытыми. Хеваин бросил взгляд на Май. На лице той застывал причудливый сплав сострадания и ненависти. Май не отводила взгляда.

— Те, кто сон прекрасный… захотел украсть, — голос Миан стал сильнее. Нотки второго, «медового», голоса проявлялись в нём, но Миан явно не хватало сил вызвать полноценный «жемчужный голос». Саванти вздрогнул. Масстен оглянулся, продолжая держать прибор перед собой.

Ветер швырнул пригоршню воды в стекло.

Май не отводила взгляда.

— Горечи кошмара… наедятся всласть, — глаза Миан прояснялись… прояснялись.

Молния ударила за окном, прижав к полу перепуганные тени.

— Те, кто мысли ведьмы… — голос Миан обрёл «медовость». Масстен покачнулся, поднёс ладони к ушам. Опомнился, обернулся, нажал что-то на стене. Саванти не шевелился. Хеваин чувствовал, что тело повинуется ему с трудом.

— …вздумал подсмотреть, — голос Миан становился всё выше и сильнее.

Май не отводила взгляда, не шевелилась, не меняла выражения лица.

— Прочь от зеркала! — крикнул Масстен, делая знаки. — На пол! Падайте на пол!

Саванти услышал его, но не было сил повиноваться. Хеваин продолжал смотреть в глубину очерченных красным ободком глаз Миан…

— В зеркале увидят… — Миан отступила от зеркала, подняла руки над головой.

Масстен прыгнул. Отбросил Саванти в сторону, рванул Хеваина за рукав, вынуждая того упасть, покатиться в сторону стола. Масстен плыл по воздуху к Май, так и не двинувшейся с места…

Голос Миан возвысился до почти непереносимого крика.

— СОБСТВЕННУЮ СМЕРТЬ! — донеслось из глубин зеркала.

И зеркало взорвалось.

- -

Масстен успел сбить Май с ног и, падая, старался загородить её, прикрыть собой. Воздух наполнился свистом и треском; взорвались все до единого зеркала в комнате; вспышка молнии выхватила причудливый радужный вихрь, проносящийся от стены к стене.

Наваждение схлынуло.

Саванти с трудом поднялся на ноги. В волосах было полно стекла, ладони пострадали не очень сильно; главное — успел защитить лицо. Хеваин и его камера также остались относительно целыми. Корреспондент с трудом поднимался на ноги, пол был весь присыпан окровавленной стеклянной крошкой.

Майтенаринн, вся в крови, со стоном выбиралась из-под неподвижно лежащего Масстена. Множество крупных осколков вонзилось в спину, руки, голову Чародея. Под его телом появились очертания кровавой лужи, она быстро расширялась.

— С… Саванти! Ани! — Майтенаринн попыталась вскочить на ноги. Её шатало и трясло. — Помоги… помоги ему! Помоги!

К комнате уже бежала охрана. Слышались крики. Гроза за окном набирала мощь.

Саванти тоже шатался. Он сделал шаг, едва не упал сверху на Масстена. Прижал пальцы к виску лежащего. Глянул на торчащие в теле куски стекла. Покачал головой.

— Май… мы не успеем. Кровь, он теряет кровь… Ты сама…

— Я цела! — Май поправила диадему. — Помоги ему, не стой! Помоги!

Саванти с трудом подавлял тошноту.

— Я не успею… не смогу… — простонал он.

Май кинулась к нему. Вцепилась в плечо. Хватка её была стальной.

Саванти охнул. Её прикосновение обожгло.

— Сможешь! — крикнула она. — Сможешь, сможешь, сможешь! Делай что-нибудь! Быстро!

Едва не ударившись с размаху лбом о дверной косяк, Май плечом распахнула останки двери, вылетела в коридор.

Люди. Суматоха. Сигналы тревоги, бегущие охранники.

— Туда! — указала она за спину. — Я невредима! Туда, помогите им!

Она бросилась по коридору назад, в сторону медицинского центра. В лабораторию Саванти.

- -

Лас и Реа-Тарин едва не столкнулись с ней. Май, вся в крови, пронеслась мимо, словно метеор. Тигрица не успела поймать её.

— Зеркало! — крикнула Май так, что Лас невольно присела. Голос Светлой звучал жёстко, мысль не подчиниться даже не возникала. — Где зеркало?! — Майтенаринн закашлялась.

Реа указала рукой в сторону лестничного проёма.

Май кинулась туда со всех ног.

— Охрану, — приказала Тигрица. — Позови кого-нибудь! Я за ней!

Лас-Таэнин кивнула и метнулась туда, откуда прибежала Май, откуда доносились крики и звуки сирены.

По пути ей попались Хеваин (он сильно прихрамывал) и трое охранников.

- -

Когда Реа-Тарин добежала до поворота, Май уже стояла перед зеркалом, исполняя знак Всевидящего Ока. Тигрица хотела было схватить Светлую… но из глубины зеркала донёсся звук.

Хриплый, давящийся смех.

— Свет… свет… — шептала Май, глядя в зеркало, обхватив горло обеими руками. Лас с охранниками подбегали, Тигрица знаком велела им не приближаться. Что-то жуткое было в выражении лица Май… Казалось, попытаешься вмешаться — и не станет тебя.

— Нет! — Май попятилась, закрывая лицо руками. Полыхнуло белым. Зеркало щедро расплескало осколки; Майтенаринн отбросило в сторону, она боком ударилась о стену, тут же попыталась вскочить на ноги. Сумела.

В ушах звенело. Тигрица обернулась. В коридоре вокруг не оставалось ни одного целого окна.

Май выскочила им навстречу.

— Зеркало! — крикнула она вновь. — Где зеркало? Быстро!

— Там, — указала Лас прежде, чем Реа успела вмешаться.

Май кинулась по коридору.

Остальные едва поспевали следом. Молнии били вокруг здания каждые несколько секунд.

- -

— Нет, Май! — крикнула Реа, заметив, что Май задержалась у прозрачных дверей… чтобы запереть их. Кинулась дальше, к зеркалу. Это была комната отдыха. — Не надо! Впусти нас!

— Один момент, — охранник извлёк универсальный ключ и, торопясь и промахиваясь, принялся вставлять его в замочную скважину.

Зеркало напротив Май разгоралось малиновым сиянием. Май вновь обхватила своё горло…

— Что она делает? — крикнула Лас. — Что она хочет?

Реа-Тарин неожиданно поняла.

— Второй голос! — отозвалась она. — Хочет вызвать второй голос… У неё не получится! Она не в цикле!

Дверь распахнулась.

— Май! — крикнула Реа. — Ты не…

Май успела увернуться, броситься на пол. Все последовали её примеру. Несколько секунд стеклянный смерч бушевал в комнате.

— Где она? — рявкнула Реа, озираясь.

— Туда! — Лас указала окровавленной рукой. — Побежала к вам, в центр!

— О нет, — простонала Реа. — Только не туда!

- -

Охранник успел поймать Май у входа в центр. Та, не глядя, сделала шаг назад, легко взмахнула рукой и охранник отлетел к стене. Он собрался, чтобы броситься за девушкой вновь… но увидел, как та оскалилась, пристально глядя ему в глаза — и передумал.

Майтенаринн закрыла дверь за собой. Заперла.

Голосов снаружи почти не слышно.

Май металась по комнатам, роняла стулья, задевала машины, сбрасывала на пол папки с бумагами.

Вот она.

Швырнула баночку на пол. Жёлтые таблетки раскатились вокруг. Одна… две… пять. Только бы продержаться. Бросила в рот, едва не проглотив кусочек стекла. Какой мерзкий привкус — привкус чужой крови.

Она подходила к зеркалу, когда знакомое дремотное состояние уже накатывало… накатывало и сил едва хватало, чтобы держаться.

Суета у двери, с той стороны.

Пусть.

Внутри зеркала, уже без помощи знака Всевидящего Ока, проявлялась хохочущая Миан. Занесшая руки над головой… «Служанке» было плохо, кашель одолевал её, «медовый» голос куда-то делся.

Май взглянула ей в глаза и… засмеялась. Так же дико и безумно.

Миан чуть опустила кулаки…

— Тебе… понравилось… — прохрипела она, продолжая смеяться. — Это ещё… не всё… не всё…

— Да, — Май отозвалась певучим, «жемчужным» голосом, и Миан невольно отступила на шаг. — Это только начало. — Глаза Май вновь стали жёсткими и холодными.

Щёлкнул замок на входной двери.

Майтенаринн улыбнулась «служанке».

— В зеркале непрочном… будешь взаперти…

Миан оступилась, отшатнулась, кинулась в боковой проход, но там словно возникла невидимая стена.

Дверь распахнулась. Реа ворвалась первой, взглянула в зеркало и резко остановилась. Сделала знак остальным.

— С ним тебе в забвенье… суждено сойти… — голос Май повышался, окружающих «вело», не всем удавалось устоять на ногах. Миан оскалилась, протянула ладони перед собой…

— Болью отзовётся… крохотный изъян…

Все, кроме Тигрицы, попадали на пол, зажимая уши ладонями.

Миан покачнулась, упала на колени, стиснула зубы. Протянула руку в сторону отражения Май…

— Каждый твой осколок…

Миан что-то шептала, шептала… Лицо её было искажено от боли.

— СТАНЕТ СОТНЕЙ РАН!

Май с силой опустила кулаки на прозрачную поверхность, ощущая, как что-то проходит сквозь неё и могучей волной устремляется в распадающееся зазеркалье.

Заметила, как вжимается в пол, корчится Миан, пытаясь отползти в сторону…

Всё.

Всё окончилось.

Страшно стучало сердце, темнела стена там, где только что была зеркальная поверхность.

Отчего-то заболело горло, огнём обжигало грудь. Ноги отказали совершенно неожиданно.

- -

Май упала бы, не подхвати её Тигрица. Комната вся была усеяна осколками стекла, в основном — химической посуды. Оконные — бронированные — стёкла устояли. Счастье, что все едкие реактивы заперты в сейфах, в другом помещении.

Гроза всё ещё бушевала, по окнам хлестал неистовый ливень.

Реа жестом отпустила охрану и Скорую. Кивком указала Лас на один из немногих сохранившихся мерных стаканов.

— Май, — шепнула Тигрица, протягивая стакан с водой и несколько белых таблеток. — Выпей. Давай, котёнок, не медли. Иначе будет очень плохо.

Май послушалась, и почти сразу же её стошнило. Тигрица поддержала её, осторожно вытерла платком лицо, губы, смахнула с лица кусочки стекла.

— Допей, — протянула стакан с водой. — Допей, станет легче.

Май допила и силы окончательно оставили её. Она попыталась что-то сказать, не смогла.

— Молчи, — Реа подняла её, медленно и бережно. Лас помогла уложить Май на один из столов-«каталок», — Не шевелись.

— Но она…

Лас схватилась за уши, покачнулась. Тигрица сжала зубы, стараясь рассеять туман, повисший перед глазами. Второй голос ещё действовал. Великое Море, отчего он такой сильный?

— Спи, котёнок, — она прикоснулась обеими ладонями к щекам Майтенаринн, и глаза той остекленели. — Лас, помоги! Её нужно срочно осмотреть.

Вдвоём они отвезли стол в малую операционную. Реа вручила Лас маску-фильтр — надень! — и сама надела такую же. Включила детектор. Лас послушно выполняла указания.

— Лас, — спустя десять минут Реа выключила детектор, сняла маску. — На ней ни царапины. Никаких травм. Нет даже синяков. Ты что-нибудь понимаешь?

Май спала. В уголках глаз её виднелись слёзы.

* * *

Когда Майтенаринн открыла глаза, она была у себя. Дома. В апартаментах.

— Лучше не вставай, — предупредила Реа, которая, вместе с Лас, сидела у кровати.

— У меня… серьёзные раны? — язык повиновался с трудом.

— Ни царапинки, но лучше полежать. Хотя бы немного. Потом мы покормим тебя.

— Сама смогу, — Май попыталась приподняться (огнём обожгло грудь), но Лас взяла её за плечи и вынудила улечься. Меня переодели, поняла Майтенаринн. Хоть на этом спасибо. Не хочу спать. Не буду.

Реа кивнула.

— Я сейчас вернусь.

— Масстен… Чародей?

— Ани делает операцию. Мас потерял очень много крови. Но думаю, всё обойдётся. Лежи.

Май кивнула, улеглась, закрыла глаза. Дверь тихонько затворилась за Тигрицей.

— Май, — услышала она шёпот. — Кто она? Откуда? Что мы ей такого сделали?

— Не знаю, Ласточка… Честное слово, не знаю.

— Она мертва?

Майтенаринн прислушалась к себе. Подумала.

— Не знаю, Ласточка… Это живучая тварь.

Лас вздохнула.

Май повернула голову в её сторону.

— Я ранила её, Ласточка… Мы успеем, у нас есть время…

Лас кивнула.

— Лас… там, на столе, медвежонок. Дай его… пожалуйста.

Лас передала игрушку. Май обняла её, прижала к лицу. Глаза её тут же закрылись.

Когда Реа вернулась, Майтенаринн уже спала. Сон её был спокойным.

Часть 3. Ступени из пепла

1. Вид с вершины

Тишина. За окном — темнота, рассвет не скоро. Что выбросило меня из сна? Так рано?

Лас… так и уснула в кресле, рядом со мной. Бедняжка. Губы слабо движутся… что тебе снится? Вчерашний полёт? Я не знаю подробностей. Знаю только, что захват «кукол» был страшным зрелищем. Хоть никто и не пострадал.

Ладно. Это в прошлом. Мёртвые с мёртвыми.

Тихо одеваюсь.

Прикасаюсь к руке Лас — она вздрагивает, открывает глаза, моргает. Прикладываю палец к губам. Она кивает.

Стук в дверь. Слабый-слабый.

Реа-Тарин. С ней ещё кто-то, я их не знаю. Закутаны в бесформенные балахоны, в тёмные тона. Делает нам знак — идёмте. Удивительно, и я, и Лас движемся спокойно, словно так и должно быть. Диадема. Реа-Тарин протягивает руку — я передаю ей символ Утренней Звезды.

Темно. Я чувствую только Ласточку. Удивительно, но я ощущаю спокойствие. Такое… величественное. Да. Я не нахожу более подходящего слова. Прочие же совершенно недоступны восприятию. Как такое может быть?

Мы сворачиваем в сторону от главного входа в Университет. Шествуем переходами. Запах пыли. Книги. Старая краска, изредка залетающие птицы и летучие мыши.

Свежий воздух.

Долго бредём по парку, пока не подходим к ручью.

Тут я полностью просыпаюсь и осознаю, что происходит.

- -

Ключевая вода, ты одна чиста, ты одна очищаешь и избавляешь от злых духов. Тот, кто в ущербную луну омоется ключевой водой, предстаёт перед тремя мирами в подлинном виде.

Тот, кто утерял облик свой, увидит в ключевой воде его, вновь.

Тот, кто…

Холодная вода. Очень холодная. Покорно стою, пока меня вытирают жёстким куском ткани — странно, мне не холодно. Реа помогает мне облачиться в просторную одежду, скрыть голову под капюшоном с чёрной каймой. На ней самой — такая же одежда. Я ощущаю себя невероятно спокойной. Так не бывает. Но это не сон, я знаю.

Лас-Таэнин, рядом со мной. Знаю, что она. Над ней исполнили те же действия. Техаон, ночь перед солнцестоянием. В следующую ночь сбудутся сновидения — из тех, что приходят перед рассветом.

Где наши сопровождающие?

Реа исчезла. Прочие — тоже. Мы остались вдвоём. Теперь… нам предстоит прийти самим туда, где нас будут ждать. Я знаю, где это. Терпи, Лас, туда долго идти. Она молчит. Думаю, она тоже знает, куда мы идём, но я впитала каждый камушек этого города, вобрала каждую тропинку. Как я хотела убраться отсюда, убраться навсегда.

В путь.

Очень неудобно идти в сандалиях. Непривычно.

- -

Время медленно ползёт вспять.

Оказывается, молчать и думать не так уж и сложно. Мне удаётся настроиться на то, чтобы двигаться и думать, поручив своему телу выбирать верную дорогу.

Вчера. Красные глаза в зеркале по ту сторону… сколько в них было ненависти. Откуда столько? Что я тебе сделала?

Как странно было… казалось, что, если я попытаюсь прыгнуть внутрь зеркала, то смогу выяснить всё, сразу и окончательно. Когда зеркало проваливалось внутрь самого себя, я заметила. Был провал, было нечто вроде двери, можно было пройти. Я не рискнула. Помню только буйную радость, не мою радость, неправильную. Помню, как она схлынула…

Вижу окраину парка. Ни души. Никто не осмелится усмехнуться, глядя на нас, никто не укажет пальцем, никто не бросит косого взгляда. Владыки Нижнего мира мстительны. Если кто-нибудь из них усмехнётся этим же вечером из глубин зеркала… ночь встанет перед тобой, вечная ночь. Вчера ещё я сочла бы это сказками, детскими «страшилками». Сейчас же ощущаю чьё-то слабое присутствие. Оно не ободряет, но и не пугает.

Позавчера…

Вон там. Через два холма, пока не откроется вид на гору. Старую, низкую, сточенную временем. Туда лежит наш путь. Странно, я не устала. Та, что бредёт рядом со мной — тоже. Никто не попадается нам по пути. Ну да, ведь рассвет ещё не скоро. Время не имеет теперь значения — со мной нет ни часов, ни прочих полезных безделушек. Только одежда, позволяющая скрыться от взгляда, да небольшой нож в чёрных ножнах.

Позавчера… Промелькнуло и пропало. Как много может случиться за сутки. Кто-то облетел половину мира, кто-то видел, как земля погружается в глубины моря, кто-то видел безумие в красных ободках по ту сторону стекла.

Как быстро работает память. Мы прошли так немного, а я успела вспомнить целых два дня, почти каждую минуту. Парк. Бегущие по экрану строчки. Загадочный двойник с бессмысленным лицом. Скупые сообщения о штурме… два слова перенесли всех, кто был жив и помнил обо мне — перенесли по ту сторону существования. Два простых слова… выживших нет.

Мы выжили.

Выживших нет.

Но это неправда… что-то сумело выжить, уползти, спрятаться в удобную пещеру. Как тебя зовут? Кто знает подлинное имя твоё?

Третий день. Ничего не было. Только вечером… прохлада, ощущение ясности и здоровья, огромная луна перед глазами. И обволакивающее, горячее внимание… тёмные лабиринты, по которым я странствовала во сне. Ты больна, Королева…

За этим холмом — подножие горы. Та, что идёт рядом, спотыкается… помогаю ей не упасть. Не следует спотыкаться, входя на погребальную гору. Впрочем, до границы заповедного мира ещё несколько десятков шагов. Так что это не тёмный знак, просто предостережение.

Граница.

Останавливаемся.

Успели вовремя. Солнце ещё не показалось.

Обелиск на вершине выделяется, подсвечен сбоку пурпуром — скоро рассветёт. Где-то там. На южном склоне. Там, где многие столетия оканчивают свой путь принадлежащие к дому Тонгвер. Вначале — туда.

Только теперь начинают болеть уставшие ступни.

Терпи. Это только начало.

- -

Когда я увидела восемнадцать новых плит в последнем владении дома Тонгвер, у меня впервые схватило сердце. Наверное, я покачнулась. Лас поддержала меня под руку… и одна из тех фигур, что готовили нас к этому пути, подошла с востока, опустилась у первой плиты, преклонила колено… Сняла капюшон.

Я знала, кого увижу. Кто ещё мог так изящно передвигаться, кто мог быть такого роста?

Теране Эсстар Тегар-Тан ан Тегарон. Как и я, без диадемы. Она так и застыла, глядя перед собой, на свежий гранит погребальных плит. Я подошла к первому камню.

Имена, имена… смерть уравняла всех. Восемнадцать человек находились в доме в тот момент. Все они здесь, пусть даже не под каждой плитой покоятся останки.

Мама…

Я не помню тебя. Прости меня, я не помню. Надеюсь, я вспомню. Я даже не помню лица; та усмехающаяся маска, которая открылась мне при опознании, не была твоим лицом. Не могла им быть.

Время обнажить оружие… небольшой каменный нож в чёрных ножнах.

— Vorgh as en Tae, — слышу свой собственный голос. Думала, не смогу и прошептать… а слова разносятся, словно раскат грома. — Vorgh vert Tae faer beart — по воздуху с востока на запад, поднять над головой, кончиком клинка прикоснуться к северной части плиты, провести на юг. — Sien fae maerte.

Всё, мама. Отныне иные силы будут заботиться о тебе. Смерть очищает всё. Смерть прощает и учит. Даруй нам силы жить дальше.

Позволь мне вспомнить твоё лицо… Приходи ко мне в сновидениях.

Отец…

Я не помню тебя…

- -

Лас оставалась рядом с Её Светлостью. Она не смела поднимать взгляда, но каким-то образом чувствовала, как последнее движение ритуального ножа что-то прерывает, что-то прекращает, проводит границу между мирами. Это пугало её; но та, что была рядом с ней, оставалась спокойна. А ещё вчера Лас-Таэнин испугалась бы даже подойти к Её Светлости: если Светлая казалась иногда ярким маяком, свет которого вынуждал отводить глаза, то Теране Эсстар — ослепительным солнцем.

Лас ощутила, когда Майтенаринн подошла к той самой плите.

- -

Дядя…

Нет. Не стану вспоминать сейчас. Это символ, твоё тело отправится на родину: давным-давно малый дом запретил хоронить тебя здесь. Не в моих силах отменить запрет. Я не всемогуща.

Ройен.

Один из немногих, кого я помню. Я задержалась у этой плиты… не верю, чтобы и ты был «висельником». Наверное, твоя кажущаяся покорность позволила тебе избежать вечной сонливости, от которой разум иссыхает, человек превращается в скорлупу, неожиданно ломается и осыпается прахом. Я помню, как ты утешал меня, когда мне устраивали выволочки за попытку пронести домой любимую книгу. Помню, как мы с тобой гуляли по лесу.

Прости меня. Я не в силах противостоять Нижнему миру. Я обязана отдать и тебя.

Нож останавливается у южного края плиты.

Следующая плита.

Мианнесит эр Тонгвер.

У меня не сразу достало самообладания начать формулу.

А когда я принялась её читать, что-то очнулось… что-то попыталось остановить меня. Что-то, что находилось неведомо где, вдали от пустой могилы.

VorghasenTae. Смерть очищает всё. Нет… не всё. Есть вещи, которые невозможно очистить.

Что-то противостояло. Пыталось помешать мне. Сбить с мыслей, заставить забыть формулу. Нет.

VorghvertTaefaerbeart. Смерть прощает и учит. Нет, не всё прощается.

Что-то уже не давило… что-то рвалось, пыталось уйти, избегнуть оков, которые накладывает формула.

Sienfaemaerte.

Пропала. Улеглась. Нет тебе места среди живых, быть тебе погребённой. Пусть все считают тебя мёртвой. Солнце сожжёт тебя, луна ослепит тебя, всё живое не будет тебе радо.

Когда я принялась вычерчивать последний знак, сила, которая пыталась удержать меня, взбесилась.

Если бы можно было перевести то, что происходило, в слова — наверное, то, что было под плитой, кричало бы «Нет! Отпусти! Не смей!».

Нож… как он разогрелся. Я с силой прижала его острие к плите… испугалась даже, что разломится. Нет. Выдержал. Как только символ был окончен, сила перестала сопротивляться. Сдалась. Я ощущала смутную угрозу… чувствовала, как пот градом катится по лицу, испытывала слабость и дрожь. Нет. Нет тебе места среди живых.

Пусто. Ушла. Неужели… нет, я права, это живучая тварь. Только, когда я доберусь до её логова; только, когда спрошу, кто она и зачем причинила столько зла. Только, когда услышу ответ, будет ей прощение…

- -

Майтенаринн присоединилась к остальным двум, ощущая себя ослабевшей и больной. Терпи, Май. Держись. Когда Теране Эсстар поднялась и начала прощальную песню, последние слова к тем, чьим солнцем стала луна, Май не сразу смогла присоединиться.

Птицы умолкли… никогда они не пытаются вмешаться в эту песню.

Но даже сейчас Майтенаринн испытывала не боль и чувство утраты. Только усталость.

Несколько пригоршен зёрен — на каждую могилу. Май смотрела, как Её Светлость и Лас приглашают птиц снять прикосновение Нижнего мира с погребальных плит, и силы начали возвращаться.

* * *

Камень, поставленный для Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, находился на восточной стороне, там, где находили последнее пристанище почётные гости государства. На этот раз я была… нет, не зрительницей. Помощницей. Как и Её Светлость по правую руку от меня, я помогала. Присутствием.

Теперь я заметила других. Тех, что пришли выразить скорбь. Там, у места успокоения Тонгвер, их было не видно — не осмеливались подойти близко. Здесь становилось ясно, как много людей вокруг. И ни одной камеры, ни одного мёртвого глаза. Хотя, вероятно, и сейчас есть такие, что не почитают даже этот обычай — смотреть на происходящее только своими глазами.

Лас совершала то, что подобало совершать потомку дома Вантар эр Рейстан. Всё было иначе. Я чувствовала, как ей тяжело. Мне куда легче: я на своей земле, у меня остались пусть дальние, но родственники, а она? Одна, отвергнутая домом, оставшаяся с теми, кто виновен во всех её бедах.

Я ощущала её надежду. На что-нибудь. На малейший знак. На маленькое, но чудо. Я не смогла оставаться безучастной, напряжение Лас сводило с ума. Я прикрыла глаза, надеясь, что никто этого не заметит, и попросила силы, что древнее меня, дать Лас-Таэнин возможность сотворить чудо… пусть даже небольшое, пусть даже один раз в жизни. Чтобы по эту сторону существования её удерживало нечто большее, чем данная мне клятва.

Ритуал подходил к завершению.

Лас-Таэнин уколола себя в левое запястье, вонзила нож, кончик которого был окрашен живым багрянцем, в землю у изголовья. Медленно опустилась на колени, прикоснулась лбом к плите. Я видела, как беззвучно шевелятся её губы.

Тихий вздох. Боковым зрением я заметила, как вздрогнула, приподняла голову Её Светлость.

Так же поступила и я.

Росток появился из земли. Вплотную к месту, где нож входил по самую рукоять. Росток превратился в побег, стремительно поднимался, выпускал новые ветви.

Лас медленно подняла голову, только когда куст, чуть выше меня ростом, раскинулся у северного края плиты.

Шиповник.

Украшенный светло-алыми цветами. Много, много цветов.

Лас-Таэнин медленно, как во сне, оглянулась. Протянула руки к ветке, сжала её в ладонях, не обращая внимания на пронзающие кожу шипы. Замерла, склонив голову. Я видела, как кровь капает на землю…

Поднялась. Посмотрела на свои руки. Подняла их над головой, исполняя знак Всевидящего Ока. Новый вздох… я понимала людей.

На ладонях её не было ни капли крови. Ни одной раны.

Лас-Таэнин взглянула на меня. Едва заметно указала головой — подойди.

Ох, как мне было страшно…

- -

Майтенаринн поднялась, медленно подошла, остановилась по другую сторону от плиты. Куст возвышался по левую руку. Медленно опустилась на колени. Обхватила ладонями колючую ветвь, сжала изо всех сил.

Такой боли она никогда ещё не испытывала.

Мир потемнел перед глазами, тишина окутала всё вокруг, тонкая полоска солнца угасла, исчезли все, кроме Лас-Таэнин напротив. Майтенаринн с трудом заставляла себя не закричать. Боковым зрением она видела смутные тени. Кто-то собрался вокруг, молча наблюдая за её страданиями. Капля крови упала на землю…

Я вытерплю.

Ещё одна капля. Казалось, что земля обугливается, дымится там, где кровь попадает на неё.

Я вытерплю…

Тени шагнули ближе. Холодно, как холодно… а в руках — кипящий свинец.

Ещё одна капля…

Тёплое прикосновение к правому плечу… Не голос, нет, тень голоса. Всё… довольно, отпусти, не мучай себя.

Ещё одна капля…

После того, как пять капель впитались в землю у корней куста, окружающий мир вернулся.

Майтенаринн отпустила ветвь. Стараясь не глядеть на руки, поднялась, исполняя знак Всевидящего Ока.

Все вокруг — многие тысячи людей — упали на колени, закрывая голову руками. Они видели, как всех трёх, что находились близ могилы, окутало малиновое, медленно угасшее сияние.

На руках Майтенаринн не было ни капли крови. На ладонях — ни единой раны.

Шум крыльев.

Сотни, тысячи, миллионы лесных птиц прибыли изо всех окрестных лесов. Они облетали гору — ночь ненадолго опустилась на гору, скрытую от солнца огромной стаей… и возвращались, возвращались к себе домой.

Небо очистилось.

Лас-Таэнин вновь опустилась на колени и прикоснулась лбом к плите. Забрала нож. Сорвала цветок, протянула его Майтенаринн. На траурном одеянии почти нет места для подобных украшений.

Второй цветок — Её Светлости. Та приняла его, склонив голову.

Третий цветок…

Втроём они направились к обелиску. Единственное сооружение в городе, символизирующее Властителей Миров. На этот раз Лас-Таэнин протянула Майтенаринн руку. Рука была холодной и очень сильной.

* * *

Когда они встали, последний раз прикоснулись к обелиску и повернулись к нему спинами, чтобы покинуть землю, принадлежащую трём мирам, на горе никого, кроме них, уже не было.

Её Светлость первой опустила капюшон и завязала под подбородком чёрную ленту. Траур вступает в силу.

Её спутницы сделали то же самое.

За границей горы, обозначенной выложенной из камня полосой, их пути расходились. До заката солнца им нельзя было теперь находиться в обществе друг друга… много чего было теперь нельзя.

Майтенаринн, сама того не зная, направилась к камню у озера — где не так давно разговаривала с Лас. Может быть, долгие часы, что она проведёт там до заката, помогут понять хоть что-нибудь.

Она не знала и не осмелилась бы спросить, куда направляется Лас, где проведёт ближайшие три дня Её Светлость.

Зато Лас отчего-то знала, где находится Майтенаринн… когда думала о ней. Хотя нельзя было думать о тех, кто, как и ты, носит под подбородком чёрную ленту. Но иногда не думать не получалось.

2. Следы на воде

Здание Университета словно вымерло. Не работала ни одна служба — кроме тех, что обеспечивают охрану, кроме тех, что ответственны за живых,нуждающихся в помощи. Впервые за много месяцев Саванти и Хеваину пришлось завтракать тем, что удалось приготовить из концентратов.

Саванти заранее приготовился к тому, как возмутится желудок… но ничего. Он, как и корреспондент, облачился в подобающий костюм, ощущая себя несколько неловко. Им было достаточно соблюдать один день траура, даже не строгого. Особенно Саванти — врачи не могут позволить себе такой роскоши, они и так постоянно вызывают неудовольствие всех трёх миров, вмешиваясь в равновесие между ними.

Хеваин ощущал себя страшно уставшим. За последнюю неделю случилось больше, чем за предыдущие десять лет. Он посмотрел переданный почти всеми телестанциями мира собственный репортаж о крушении Aef, — разумеется, не могли не добавить глубокомысленные интервью с нашедшимися повсюду пророками, которые и напророчили немало гадости. Это был единственный материал, который Масстен успел проверить и объявить «чистым». Всё прочее, включая саквояж с металлической коробкой внутри, так и остались в «склепе». Сам Масстен всё ещё пребывал в тяжёлом состоянии, хотя Саванти постоянно говорил, что Чародей поправится.

На вопрос, как ему удалось вытянуть лишившегося критического объёма крови Чародея с того света, Саванти не отвечал. Мрачнел, было видно, что его что-то пугает.

Чтобы не изводить себя поисками занятия, Саванти почти сразу же исчез в лечебнице. Обходил пациентов, занимался тем, что обычно поручают низшему по рангу персоналу. Сидеть перед собственными работами и осознавать, что нельзя написать ни строки, не провести ни опыта было выше его сил.

Хеваин вернулся в «чайную», где, пододвинув к терминалу кресло поудобнее, принялся листать каталоги библиотеки. События предыдущей ночи не шли из головы. Он успел запомнить и записать только часть заключительной «дуэли» Майтенаринн с — как её звали? — Мианнесит? — и осознавал, понемногу обрисовывается та самая вторая картина, фрагменты которой постоянно попадаются на глаза.

Он листал и листал, не зная, что пытается найти.

Горящие глаза с красным ободком не давали ему спокойно спать этой ночью. А ведь его практически никогда не мучили кошмары.

* * *

— Тахе-тари, — обратился Хеваин по привычке, когда Реа-Тарин вошла в кабинет, и осёкся. Черная лента охватывала её волосы, серое платье с чёрной каймой служило ей одеянием. Хеваин поступил скорее инстинктивно: опустился на колени, скрещивая руки в запястьях у себя над головой. Не причиняй мне зла, я подчиняюсь.

Реа-Тарин прошла мимо, словно Хеваина не было. Корреспондент смутно понимал, что странная, непонятная, но явственная сила едва не смела его. Вот так. Надо всегда уважать чужие обычаи.

Реа-Тарин положила диадему Утренней Звезды на столик, где не так давно располагались ящики с дорогими винами.

Тигрица вышла бесшумно. Хеваин осознал, что не ощущал её присутствия. Словно и не человек то был.

Минут через пять Саванти окликнул его.

— Пропал аппетит?

— Шутите? — Хеваин с трудом смог ответить. — Я уже попрощался с жизнью.

Саванти кивнул, сохраняя самое серьёзное выражение лица.

— Да, — подтвердил он, возвращаясь к овощному рагу. Мясное сегодня было не положено. Просто кошмар… ведь знают же, что человек — хищник…

— Саванти, — Хеваин с трудом привыкал обращаться просто по именам. — Могу я полюбопытствовать — что ещё… гхм… странного появилось у Светлой по её «пробуждении»? Про таблетки я знаю. Теперь — телефон. Что ещё?

Саванти скривился.

— Хеваин… Мне вчерашнего хватит на несколько лет вперёд. Может, чуть позже?

— Мне нечем заняться.

— Ну, тогда помогите мне.

Саванти ожидал, что корреспондент брезгливо скривится, но тот пожал плечами.

— Извольте. Но завтра-то, думаю, вы сможете мне ответить?

— Надеюсь, — проворчал Саванти, немного разочарованный. Ладно, посмотрим, как ты справишься с такой простой вещью, как судно. Прогресс в этой области не достиг Тегарона. Смех, да и только: диагносты последних марок, лучшие в мире специалисты по волновым явлениям, редчайшие реактивы и синтезаторы и… подкладные судна.

К его дальнейшему разочарованию, корреспондент выполнял грязную и неблагодарную работу в лечебнице, не моргнув и глазом.

* * *

Терпение.

Я не знаю, откуда брался пресный хлеб и вода, кто приносил их мне. Я не замечала, кто, хотя чувства были в полном порядке. Мне было хорошо — настолько, что я начинала опасаться зорких глаз из Нижнего мира: положено ли человеку в такой момент чувствовать себя хорошо?

Птицы безбоязненно опускались рядом со мной. Здешние белки невелики, очень красивы — золотистые ушки, коричневая голова, ярко-алые бока, серое брюшко и снежно-белый хвост. Только в Тегароне водятся такие. Дикие зверьки, но ко мне, пока я сидела у озера и смотрела, подходили и они. Один раз стоило немалых усилий не нарушить одно из строгих правил траура: белка невыносимо щекотала мне пальцы пышными усами. Но получила подношение — кусочек хлеба — и отбыла, довольная.

Терпение.

Вот чему обучаешься в такой момент. Два предыдущих дня я куда-то рвалась, куда-то стремилась… почти не думала, только действовала. Намного ли отличалось это от предыдущих пяти лет?

Думай, Майтенаринн. Смотри, как это легко. Смотри, как много времени. У тебя теперь много времени, бесконечно много времени.

Почему тебя держали «куклой»? Зачем, кому ты такая нужна? Зачем «помогли» перессориться со всеми, с кем только можно? Чего можно с тобой добиться?

Не знаю.

Кто та, что была по ту сторону зеркала? Отчего-то не хочется произносить её имя. Как не положено произносить имена погребённых.

Не знаю.

Что теперь? Кто такая эта «я»-вторая, таинственно — или притворно — воскресшая? Хотя какое уж тут притворство, не бывает двух людей с одним и тем же сигнальным спектром.

У моих друзей, надеюсь, что это друзья, появились от меня секреты. Я знаю, мне не желают плохого. Но так трудно сдержаться, усмирить «зрение». Я знаю, как неприятно тому, на кого оно обращено. По себе знаю. Но я ведь не нарочно! Это всё диадема!

Солнце клонилось к закату. Подул ветерок…

«Лас, если ты не торопишься…»

Я едва не подпрыгнула. Оглянулась. Мой голос! Но откуда?

«Может быть, ты сможешь ответить на вопрос…»

Я вскочила на ноги, зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.

Словно эхо — долетает отовсюду, со всех сторон.

Отпустило. В ушах звенит, но голова ясная, как никогда.

Я спустилась поближе к озеру.

«Файте… я не умею плавать…»

Не мой голос! Вновь эхо — но чьё? Кто был здесь? Что случилось?

«Файте… не надо так шутить…»

Я увидела ту, что произносила эти слова. Ох, девочка… знала бы ты, зачем была ему нужна, о чём он поспорил со своими друзьями.

Я бросилась на землю. Хватит. Хватит! Уйдите, уберите голоса!

«Файте, не надо…»

Да! Да!! Я, это я вижу, диадема ни при чём! Только пусть это кончится, прошу! Она ведь… что я могу сделать, что изменить?

Тишина.

Ну хорошо. Файте, тебе придётся явиться ко мне, явиться вместе с ней, чего бы тебе это ни стоило. Взглянуть мне в глаза.

Тишина. Отпустило. Кончилось эхо, прошёл звон в ушах.

Лгать самой себе, Май, тоже не получится.

* * *

Закат… словно гонг огласил его появление. Быстро погружающийся во тьму лес стал плотнее, накатили звуки и запахи ночи. Нестерпимо давит чёрная лента под подбородком. Страшно. Отчего мне страшно?

— Ты что-то хотела спросить? — слышу я свой голос.

Лас-Таэнин. Хотела подойти незаметно. Да, теперь я её чую, слышу. Как много чувств смешано в ней.

Садится рядом, как в тот раз. Думаю, ты так и не сможешь рассказать мне, кто я.

— Он любит тебя, как и раньше, — говорит она тихо. — Но ты для него — что-то совсем другое. Не я, не такая, как я. Ты сказала неправду капитану. Почему? Хочешь остаться одна?

Поворачиваю голову.

— После того, что я сделала… Лас…

— Нет. Он скажет сам. Когда захочет. Я очень хотела бы… куст… Спасибо, Май, это было прекрасно. Я не верила, что так бывает на самом деле.

Мне стоило немалых трудов говорить правду. Как это тяжело!

— Лас, это не я.

Она непонимающе смотрит в глаза.

— Не я велела кусту вырасти. Ты.

Она отшатывается, чуть ли не в ужасе.

— Я не… нет, — она мотает головой. — Нет, не может быть… нет!

— Я говорю правду.

Лас всхлипывает, вскакивает и уносится в ночь. Ну вот.

Посижу ещё немного — и домой. Завтра… ещё будет завтра и послезавтра.

Так.

У меня новые неприятности. Обида… сколько обиды. Лас, что с тобой?

Тут я понимаю, что случилось.

Поворачиваюсь. Сердитый ёжик. Только смеяться нельзя, даже улыбаться…

— Ты… зачем ты так… за что…

— Вспомни, — отвечаю спокойно. — Вспомни, что ты делала там, на горе. Вспомни, как. Повтори всё в точности, до единого жеста.

— И получится?

Надежда. Страшная, жгучая. Если обману, если снова не выйдет… Лучше самой прыгать в озеро, прямо сейчас. Пусть я буду права. Пусть у неё получится.

Прикасаюсь к ладони Ласточки. Она вздрагивает, отдёргивает руку, словно мои пальцы обжигают.

— Всё получится. Не торопись, вспомни. Если это действительно нужно. Если без этого нельзя.

Убегает. Бесшумно, стремительно.

Жду.

Минут через пять она подошла, потянула меня за рукав. Молча повела… я увидела это издалека.

Чуть в стороне от озера. Небольшая поляна, скамейка, а перед ней — крохотный розовый куст. Три белых цветка. Светятся, светятся в ночи.

Мы сели перед ним.

— Почему? — спрашивает она. — Я никогда… я не верю в это. Не верила.

— Ты уже ответила, Лас.

Она протянула палец, коснулась лепестка одного из цветков. Тот порозовел в месте прикосновения. Ласточка убрала руку, и цветок вновь стал ослепительно белым, сияющим.

— Мы сидели с ним здесь. Когда… когда тебя не было. Приходи сюда, Май, ладно?

Киваю.

Из ниоткуда возникла Тигрица.

— Идёмте… — тихо позвала она. — Холодно. О… какая прелесть. Это ты, Лас?

Лас-Таэнин метнула в меня взгляд.

— Я, — она сглотнула. — Наверное.

— Я была на горе, Ласточка. Идёмте, помолчим в тепле.

Лас невольно рассмеялась, хотя голос её был не очень весёлым.

- -

«Чайная», с тёмными знамёнами у окон. Да. Саванти ворчал, что люди — хищники, что на овощах он долго не протянет. Протянешь, Саванти, ещё как. Один день стерпишь.

Хеваин рассказывал о поездке. Я чувствовала, что он говорит не всё, но уже поняла, как следует не обращать внимания на недосказанность, чтобы не вынуждать людей на откровенность. Не хочет говорить — значит, есть причины.

Фильм о взрыве Aef я посмотрела… мне стало жутко. Но ещё страшнее были те три минуты, что были отсняты на самом Aef.

Заместитель Чародея — тегарец, которого мы знали под прозвищем «Гриф», проверил остатки видеоматериалов и сейчас трудился над бумагами, которые Лас и Хеваин привезли из поездки.

Кадры с Aef. Я узнала костёр. По моей просьбе Хеваин дал максимальное увеличение, которое позволяла сделать камера. Я увидела… Как в том, недалёком ещё кошмаре. То самое место — небольшое углубление в скале, так же сложены поленья. Откуда им там взяться? Не хватает только детских силуэтов, которые я никак не могла сосчитать.

Я встала посреди очередного повтора этого сюжета и отвернулась от телевизора.

— Что такое? — встревожилась Реа.

— Я была там, — ответила я мрачно. — Я видела это место во сне. Я даже помню лица… хотя нет, не помню. Их было много.

— Конечно, была, — удивилась Ласточка. — Ты же рассказала Дайнаэри.

— Я говорила то, во что не очень верила. А во что теперь верить? Ну вот, например… Знаешь, сколько мне лет? Сколько будет через несколько дней?

— Если я правильно понимаю, тридцать.

Саванти пошевелился.

— Ани, диагност может ошибаться?

— Не настолько, Май. Ошибка в дате первого цикла — не более двух месяцев. Ошибка в количестве циклов — не более одного. Ошибка в датировке каждого из циклов — один-два дня. Почитай в справочнике про «внутренние часы». Диагност видит на них каждую «зарубку». Двадцать пять лет. Будет двадцать пять.

Реа-Тарин резко повернулась к нему.

— Иди, проверь все предыдущие записи, — посоветовал он. — Возраст обследуемого не является предметом тайны для обследуемого.

— Да провалиться этой тайне! Мы же все знаем, что ей…

— Да, — продолжаю. — Судя по архивам малого дома, мне будет двадцать восемь. Сама я вообще не могу ничего вспомнить. Но то, что сказал Ани, мне нравится больше.

— Это интересно, — заметила Тигрица. — Ну ладно… И что с этим островом, Май?

— Я видела его во сне. В кошмаре. Пока была в лечебнице. Хеваин показал мне то самое место, которое я видела во сне.

Саванти поднялся на ноги.

— Королева, не бери в голову. Обыкновенная ложная память.

— У Дайнаэри тоже ложная память? Он обращался ко мне «Королева» — просто так? От нечего делать?

Хеваин поднял руку.

— Там… терминал.

На экране был Гриф. Действительно, похож — с таким-то носом и выражением лица.

— Тахе-тари, — обратился он. — Я думаю, вам будет интересно взглянуть.

Саванти подошёл первым.

— Это уже становится традицией. Май, это тебя…

- -

«Королева, это я. Кухонный нож. Двое кукол в самолёте. 525».

— Гриф, откуда сигнал?

— Мобильная связь. Пытаемся обнаружить. Это не так просто, связь текстовая, очень короткими пакетами.

«Королева, она приказала привести тебя к ней. Убить всех остальных. Когда она проснётся, я это сделаю».

Реа усмехнулась.

«Королева, умоляю. Я обязана увидеть тебя. Я устала умирать».

— Что скажете? — Саванти оглянулся. — Какая настойчивость, а?

«Королева, я хочу служить тебе. Я докажу. Кто рядом с тобой?»

— Гриф, может ли «пси» текстовой связью…

— Крайне маловероятно, тахе-тари. Мы проверяли вас всех — помните? Не нашли ни одной кодовой фразы.

— Ну ладно, — Реа подошла поближе. — Скажи ей про меня, Май.

«Реа-Тарин. Я знаю тебя».

— Ну ещё бы, — Тигрица улыбнулась, иронически.

«Комната три три пять. Верхняя третья слева панель в стене напротив двери. Истории болезней».

Реа изменилась в лице. Я впервые в жизни увидела, как она побледнела.

— Гриф, вы слышали? — я поддержала Тигрицу. Той явно отказало самообладание. Она тяжело дышала, прикрыла глаза ладонью.

— Да, тахе-тари, сейчас осмотрим.

«Королева, кто ещё рядом с тобой?»

— Пусть попробует, — Саванти пожал плечами. — У меня нет провалов в памяти.

«Саванти Маэр-Тиро. Я знаю тебя».

Я не глядела. Я помогла Тигрице усесться в кресло, принесла ей крепкого чая.

— Спасибо, котёнок, — поблагодарила она слабым голосом.

«Ячейка в камере хранения медицинского центра. Восемь два ноль пять. Код ноль три три четыре. Твой смертный приговор всё ещё там».

— Гриф…

— Я слышу, — самообладания Грифу не занимать. Саванти — тоже. Стоит, задумчиво вертит в руке карандаш. — Я читаю, как и вы. Ребята уже вышли.

«Кто ещё рядом с тобой, Королева?»

— Это становится интересным, — Хеваин подошёл поближе. — Назовите меня. У меня совесть чиста. В какой мере она может быть чиста у человека моей профессии. — Я набрала его имя.

«Хеваин Эммер эс Ваттар эр Нерейт. Я знаю тебя».

Лицо Хеваина окаменело.

«Буйвол, задний мост, небольшая коробочка ближе к отсеку реактора. Очень, очень осторожно. Порядок отсоединения два три пять один четыре».

— Гриф…

— Это забавно, Королева, — Гриф остаётся невозмутимым. — Как такое может быть? Сейчас мы отгоним «буйвол» в безопасное место и исследуем. Через полчаса будет ясно.

«Кто ещё хочет узнать о себе, Королева?»

Лас-Таэнин. Вначале колеблется… потом машет рукой.

«Ласточка, птичка, я знаю тебя».

— Я ей не «птичка»! — свирепеет Ласточка.

«Птичка… проверь ящик с вещами. В кладовой. На самом дне, там, где зимняя одежда. Серый свёрток».

Лас тоже бледнеет — сереет.

— Что такое, Лас? — я приседаю, поддерживая её за руки.

— Май, извини… — шепчет она, пятясь. — Я поняла, это не ты… это была не ты…

Садится на пол неподалёку. Саванти бросается к ней.

«Королева, есть ещё желающие?»

«Довольно. Кто всё это сделал?»

«Мы с тобой, Королева. Я хочу сдаться».

Гриф, как и Чародей, отрицательно качает головой.

— Вначале ей придётся встретиться с охраной. Там, где мы скажем. Могу только пообещать, что полицию и другие службы сразу оповещать не станем.

Сообщаю ей это.

«Я приду, Королева. Очень скоро. Скорблю вместе с тобой, сестра».

Связь обрывается.

— Мы ещё поработаем, но это где-то в северной части графства, — сообщает Гриф. — Не хватило времени.

Отключился.

Я шагнула к Ласточке, всё ещё прижимающей ладони к глазам.

— Саванти, — он поднял взгляд. — У меня нет сестры?

— Нет и не было, — кивнул он. — Родственники не возникают из ничего, Май. Помоги — Лас и Тигре надо прийти в себя. А… вот и наши находки. Думаю, лучше завтра…

— Нет, — Тигрица открыла глаза. — Сейчас же.

— Да, — подтвердила Лас. — Я и так всё поняла. Лучше сейчас.

- -

— С кого начнём? — Саванти отчего-то был спокоен. — Ладно. Давайте с меня. Я, кажется, знаю, что там, внутри.

Несколько бумаг, защитный контейнер. Саванти осторожно принюхался к нему.

— Если брали в перчатках, то контейнер лежит не меньше недели.

— Восемь дней, — уточнил Гриф. В отличие от Чародея, его заместитель напоминал самого Саванти — высокий, всегда немного «кренящийся» то в одну сторону, то в другую, вечно не идущий — вышагивающий. Но такого носа, как у Грифа, Саванти не раздобыть никогда.

Саванти, всё так же спокойно, перенёс контейнер в защитную камеру, включил вытяжку, при помощи манипуляторов ловко открыл герметичную коробку. Восемь гнёзд для ампул. Пять из них заняты.

— Так я и думал, — кивнул он. — Нертфеллин. Наверное, из тех шестнадцати ампул, что так и не нашли. Ручаюсь, с моими отпечатками пальцев.

Гриф кивнул.

— А бумаги — я полагаю, разрешение на получение. Подписано нами обоими, — Саванти указал на Реа-Тарин.

Гриф снова кивнул.

— Ну, кто вызовет полицию? — Хлыст оглядел компанию.

— Не смешно, — Реа-Тарин закашлялась. — Сделай с ними что-нибудь. Уничтожь или сдай в хранилище. Бумаги — сжечь.

— Уничтожь… таблетки вам потом из чего делать?

Лас вздрогнула.

— Не беспокойся, Лас. Это промежуточное вещество, полуфабрикат. Его нужно так мало… ага, всё.

Саванти отвернулся и вскоре открывал защитную камеру.

— Пальчики смыли, — пояснил он. — А вот это… — листы бумаги исчезли в ящике для особо опасных отходов. — Всё. Сейчас сжуёт.

Реа-Тарин безучастно глядела на четыре зелёные пухлые тетради.

— Истории болезней, — предположила она. — Те, что были похищены.

- -

Я отчего-то вздрогнула. Память, похоже, решила поделиться ещё одной порцией скрытых сокровищ. От которых потом долго пытаешься отмыться.

— Я начинаю припоминать, — произнесла я громко. — Четыре случая острого отравления алкалоидами… очередная попытка поймать «долгий сон». Алкалоиды были синтезированы кем-то из студентов на занятиях, спрятаны у тебя в кабинете, где-то в углу… правильно, Реа?

Она посмотрела на меня с ужасом.

— Почти правильно, Май. Меня обвинили, что я пыталась скрыть важные вещественные доказательства. Помогли родственники, меня не стали отдавать под суд. Просто выгнали в шею. Лишили дипломов.

— Если поискать, на тетрадях могут найтись мои «пальчики» или даже маркерный след.

— Маркерный след, — кивнул Гриф. — Очень мощный, хорошо сохранился. Можно было сказать, что Реа-Тарин пыталась «подставить» вас, а обвинение против Светлой в то время было равносильно попытке самоубийства. Вторая фаза, если человек вовремя не получил полагающийся препарат, протекает иногда тяжело. Обычно в таком случае пациента помещают в лечебницу, на несколько часов. Очень удобный случай «подставить». Раз или два вы были в лечебнице, когда забывали вовремя подавить цикл.

— Три раза, — поправил Саванти.

— Май… — начала Реа.

— Я вспомнила, Реа. Просто вспомнила. Надо полагать, мне было не привыкать делать такие пакости. Лас, если не хочешь, не говори. Ещё немного, я вспомню сама. Если хочешь.

— Нет, Май, не хочу, — Ласточка подошла к тому самому ящику, открыла его… заглянула внутрь, взвизгнула.

— Заглядывать-то зачем? — Саванти принял у неё пакет. — Уверена?

Лас кивнула.

— Кушай, дорогая, — Хлыст опустил пакет внутрь, плотно прикрыл крышку. — Через пять минут никакими силами будет не собрать.

- -

— Что там насчёт «буйвола»? — осведомился Хеваин. — Не поймите превратно, я долго копил на эту машину. Долго на ней ездил. Мы с ней любим друг друга.

— Мина как мина, — пожал плечами Гриф. — Хорошая мина. Воронка была бы метров пять в диаметре, плюс разлёт горячего контура. Пожар в радиусе полусотни метров, слабое радиационное заражение. Неплохо сделали. Поставили примерно за день до Выпуска. Под носом у охраны. У меня просто нет слов.

— Да кто же она такая? — не выдержал Саванти. — Зачем ты ей, Май? Чего она боится — если её тупым ножом можно перепилить, а ей всё равно?

— Лучше узнайте, кого она боится. Если это не розыгрыш… — Гриф побарабанил пальцами по крышке стола. — У меня возникает ощущение, что мы никого ни от кого не охраняем. Я бы не стал беседовать с ней с глазу на глаз. Разве что она будет сидеть в коробке из бронестекла. С односторонней прозрачностью.

— В яме с собаками, — проворчал Саванти. — Тигра, не надо так кривиться. Это ещё не мания. Просто я видел тех собак.

— Кстати, — Гриф похлопал по коробке, которую Хеваин и Лас оставили для анализа. — Можно осматривать. Письма, дневники. Я полагаю, Майтенаринн, это ваше.

— Нет, — Май с трудом поднялась. — Поздно. У меня два тяжёлых дня впереди. У Лас — ещё больше. С меня на сегодня достаточно… Хеваин?

— Да, тахе… Май?

— Могу я вас попросить? У меня нет времени…

— Разумеется. Я привык засиживаться по ночам. И у меня много ещё вопросов, на которые я не знаю ответа.

Лас встала.

— Я тоже иду. Спасибо всем… до завтрашнего вечера. Май, можно я…

Гриф кашлянул, жестом попросил Май подойти к нему

— Одну минуту, Ласточка.

— Тахе-тари…

— Умоляю… просто Май.

— Спасибо, Май. Вы просили показать вам останки вашего дяди. Видите ли, мы обязаны…

— Помню. Нет, Гриф… Послушайте, имя у вас есть?

— Пусть будет «Гриф».

— Гриф, я подумала, у меня было время. Лучше я буду помнить его живым. Понимаете?

— Конечно, Май. Рад, что вы передумали. Эскорт будет подобающим, он получит все почести. Клянусь.

— Спасибо, — Майтенаринн прикоснулась пальцами к его щеке. — До завтра.

Ласточка ждала её в коридоре. Охрана держалась на почтительном расстоянии. Надо же, все стёкла в переходе успели заменить на защитные. Устроила тут представление с зеркалами…

— Май… можно я посижу у тебя? Хотя бы недолго. В прихожей. Я не буду шуметь.

— Да, конечно. Сиди, где захочешь. Плохо спится дома… в номере?

— Это не дом, — Ласточка вздрогнула. — Там страшно. Не знаю, почему.

Молча они добрались до входа в апартаменты Майтенаринн.

— Вот что… — Май открыла дверь. — Как у тебя дверь открывается — просто ключом?

— Да.

— Не возражаешь, если я у тебя немного побуду? Я ни к чему не прикоснусь.

— Ты… конечно, если не боишься.

— Боюсь, — призналась Майтенаринн. — Но хочу понять кое-что.

— Я с тобой, — тут же передумала Ласточка.

3. Трое выживших

Охрана осталась снаружи.

Лас поспешно включила повсюду свет, вздохнула.

Майтенаринн стояла у порога, вслушиваясь во что-то. Лас-Таэнин указала рукой в сторону кабинета… но её спутница прижала палец к губам, двинулась вперёд. Подошла к зеркалу, оглянулась. Лас показалось, что Майтенаринн не видит того, что перед ней. Май двигалась, словно во сне.

Неожиданно она рассмеялась.

— Так… так будет с каждым, — заявила она презрительным голосом, отталкивая кого-то невидимого. — Поняла, птичка? Не подходи к моим слугам… — Май истерически рассмеялась. Затем вздрогнула, выпрямилась, подняла руки над головой.

Лас, сидя на полу, пыталась отползти, отползти подальше. Пальцы искали ножны и не находили.

Май упала на колени. Так стремительно, что Ласточка едва не закричала. Светлая прижалась щекой к полу, замерла.

— Ушло, — сообщила она хрипло. Закашлялась. — Ушло… Лас, помоги мне…

С трудом выпрямилась, продолжая стоять на коленях.

— Лас, — прошептала она. — Неужели тебе всегда нужен пароль?

Лас справилась с оцепенением, вскочила на ноги, подбежала к ней. Руки Май были холодны, как лёд.

— Ты попыталась позвать на помощь, я… она только смеялась, верно?

Лас кивнула, глаза её были широко раскрыты.

— Ты ударила её кинжалом, но ничего не случилось…

— Да… я подумала, что сошла с ума. Когда пришла в себя, ничего не было. Кинжал, он был в крови. Но на тебе… на ней не было ни царапинки.

— Чувствую, — Майтенаринн оглянулась. — Что-то ещё. Где-то рядом… Но не сегодня, Лас, прошу.

Она замерла, обхватила себя руками, зубы её стучали.

Лас сбегала за накидкой, закутала Майтенаринн, обняла её. Холод долго не отпускал.

— Я не умею, — упавшим голосом сообщила Май. — Я ничего не умею, Лас. Меня никто не учил.

Лас не ответила. Она прислушивалась к себе. Может, где-то поблизости было что-то ещё, но не здесь. Не у неё в номере.

- -

Хеваин и Реа вчитывались в привезённые бумаги.

— Мне вспоминаются те стихи, — Хеваин оторвался от коробки с документами. — Помните? Вчера, когда Майтенаринн заперлась в лаборатории.

— Предпочитаю не вспоминать, — отозвалась Реа. Пора бы тоже идти спать, уже давно за полночь. Ей завтра уже не положен строгий траур, но кто-то должен заботиться о Лас и Май. — И вам не советую. Ани, прекрати скалиться. Сама знаю, что магии нет. Но это были заклинания.

— У меня было ощущение, что я видел где-то что-то подобное, — Хеваин покопался в записях. — В вашем Университете превосходная библиотека. Где же это было… а, вот. Слушайте.

— О небеса… — Саванти вскочил из кресла. — Это же сказка… детская сказка, «Колдунья и зеркало»!

— Да, — Хеваин продолжал листать. — И немного классики. «Тайны моря», Майри-Та. Перевод, конечно.

— Так, — Саванти принялся ходить от стены к стене. — Они обе импровизировали? Это был экспромт?

Хеваин пожал плечами.

— Да. Наверное. Как бы грубо ни звучали слова, они должны были стать чем-то реальным. Понимаете? Никаких заклинаний. Просто импровизация. Я видел лицо Май. Она верила в то, что делает. Я бы не рискнул стоять по ту сторону зеркала.

— «Она сделала это правдой», — тихо произнёс Саванти. — Последние слова Дени. Я ничего не понимаю. Я знаю только, что всего этого не должно быть!

Он уселся в кресло. Снова вскочил.

— Почему вы все молчите? — поинтересовался Саванти. — Неужели вам не страшно?

— Мне страшно, — призналась Реа. — И я объясню, почему. Ты видел, что стало с её волосами?

— Что?

— Ну да, конечно, не заметил. Неделю назад Май была русая. После боя в Зале у неё поседели виски. Посмотри на неё внимательно, когда увидишь завтра. Я не знаю, что это такое, я знаю, что оно отнимает у неё жизнь!

Реа поднялась на ноги.

— Поэтому я прошу, Ани… без паники.

Гриф, безучастно смотревший на происходящее, вздрогнул, кинулся к терминалу.

— Да, это я, — кивнул он кому-то. — Да. Срочно расшифруйте. Всю цепочку.

— Ребята сумели отыскать цепочку… цепочку вызовов, — пояснил он. — Она звонила откуда-то поблизости. Сейчас узнаем. Наше счастье, что она торопилась.

Секунды текли медленно. Ещё медленнее… Минута прошла, длинная, как столетие.

Гриф, пристально следивший за сообщениями на экране, стремительно набрал что-то на клавиатуре.

— Внимание всем! Красный код ноль три! Синий код ноль три! Всем, кто в обоих жилых корпусах — в первый жилой корпус, четыре три три! Полная изоляция, только закрытые каналы!

Он махнул кому-то рукой за стеклом, в комнату вбежало четверо охранников, с оружием в руках. Хеваин, Реа и Саванти застыли неподвижно.

— Она звонила из номера Майтенаринн, — пояснил Гриф. — Оставайтесь здесь.

Реа медленно опустилась в кресло.

— Ты прав, — спокойно, совершенно спокойно произнесла она. — Никто никого не в состоянии защитить.

- -

Май согрелась только минут через десять.

— Пошли-ка отсюда, — предложила она, с трудом поднимаясь на ноги. — Уж лучше я посижу в коридоре…

Суета за дверью.

— Тахе-тари, пожалуйста, откройте, — раздался голос. — Тревога. Мы обязаны проводить вас в безопасное место.

Назвали пароль, дождались отзыва.

Май схватила Ласточку за руку. Вытащила за дверь, захлопнула её за собой. Вокруг них уже собрались охранники, знакомая сине-зелёная дымка, от которой ломило зубы и звенело в ушах, заполнила пространство, в котором находились девушки. Майтенаринн стиснула зубы. «Скат» возник в её руке.

— Они с нами, — сообщил кто-то рядом с ней. — Да. Слушаюсь.

— Май… — позвала Ласточка.

— Тихо, Лас, — отозвалась Май. — Держись ко мне вплотную.

Группа двинулась — в направлении дальнего лестничного спуска, лишённого окон. Шаг. Ещё.

— Что-то есть, — шепнула Майтенаринн, глядя, как пляшут и изгибаются зелёные лучики, которые время от времени выпускал «Скат». — След… Стойте! — крикнула она. — Тихо!

— Что такое, тахе-тари?

— Она перед нами, — объявила Майтенаринн, глядя на индикацию. — Выходи! Я знаю, что ты здесь!

Секунды… вязкие и неприятные.

Пространство шагах в десяти перед группой изогнулось, поползло… от стены отделился силуэт. Щелчки. Переводят оружие в режим объёмного поражения.

— Покажись! — велела Майтенаринн, переключая пистолет на учебные заряды. — Или тебе помочь?

Силуэт обрисовался так неожиданно, что у некоторых охранников оружие дрогнуло в руках. Но никто не выстрелил.

Она стояла, глядя в глаза Майтенаринн. Стояла так же, как и Светлая, держа пистолет двумя руками, сосредоточенная, окутанная сине-зелёным туманом.

Май смотрела в её лицо… в своё лицо.

— Ma es matafann ka, — произнесла пришелица, не отводя линии огня от лица Майтенаринн.

— Es foar tan es mare.

— Es sio verenn kann, ahs tann, — продолжила неизвестная, отводя пистолет чуть в сторону.

— Esfoerva.

— Я сдаюсь, — объявила девушка, медленно опуская пистолет на пол. Носком сапога отправила его себе за спину. Медленно, очень медленно опустилась на колени, распростёрлась на полу. — Я сдаюсь. Королева, у нас очень мало времени.

- -

Комната отдыха, после того, как там заменили пострадавшую мебель, окна и зеркала, вновь выглядела уютной.

Больше всего здесь было охраны. Неизвестная, что сумела пробраться в Университет, была так экипирована и имела при себе столько оружия, что могла дать бой всему личному составу Грифа. Так он признался позднее. И вполне могла победить. В этом он никогда никому не признался.

Она равнодушно ждала, пока её обыщут, не изменилась в лице, когда Реа раздела её, всё ещё под прицелом нескольких винтовок, переодела в первое, что было под рукой — больничную одежду. Лицо её не было в точности лицом Майтенаринн… но имело много общего. Волосы, хоть и русые, были коротко подстрижены.

— Кто ты? — спросила Май, когда Реа кивнула и отошла в сторону.

— Ваша смерть, — последовал спокойный ответ. — Вы так ничего и не вспомнили. Всё ещё спите! — неожиданно крикнула «гостья». — Королева, она проснётся в любой момент. И тогда здесь не останется никого живого.

— Кто она? Миа…

— Тихо, — новая знакомая прижала ладони ко рту, на лице её отразился ужас. — Не буди её, не торопи… Королева, ты должна узнать меня. Я не имею права говорить.

Она повернула голову к Реа.

— Ты тоже не помнишь?

— Что это я должна помнить? — поинтересовалась Тигрица. — Может, поговорим о другом? О тетрадях, об ампулах.

— Я чувствую, — перебила её вновь прибывшая. — Скоро… О небеса, как же с вами трудно. — Она медленно двинулась по кругу. Охрана осторожно перемещалась, чтобы, в случае необходимости, под огонь не попали другие.

Неизвестная остановилась перед Лас-Таэнин.

— Как мне это надоело, — произнесла «гостья» с такой тоской в голосе, что Лас вздрогнула. — Прости меня, Ласточка. Пожалуйста.

— За что?

— Ты поймёшь, — пришелица закрыла глаза. Неожиданно открыв их, она рявкнула:

— Etua asve nat, el Deni yn tar!

То, что случилось потом, произошло за неуловимо малую долю секунды. Только что обе они стояли одна перед другой, и вот уже Лас нависает, оскалившись, над медленно оседающей на пол неизвестной. Два красных пятна на больничной одежде. Два удара.

Один — в печень. Другой — в сердце.

— Et tare Vor! — Лас плюнула в сторону, вытирая ритуальный нож о рукав одежды убитой. — Мерзкая тварь!

Гриф очнулся от оцепенения.

— Кто-нибудь скажет мне, что происходит? — поинтересовался он холодно.

Саванти уже склонялся над телом. На мёртвом лице застыла боль, глаза были приоткрыты. Прижал пальцы к виску, к шее… Надавил на несколько точек на затылке, вглядываясь в лицо.

— Уже ничего не происходит, — заключил он. — Она мертва.

Лас сверкала глазами. Медленно прятала нож назад, в ножны, держа верхнюю губу приподнятой.

— Вызовите Скорую, — Саванти устало потёр собственные виски. — Вот и всё. Конец тайне.

— Тихо! — воскликнула Май. — Отойди… отойди от неё. Смотрите!

- -

Кожа убитой потемнела… свет в комнате померк, но тут же всё вернулось. Кожа неподвижно лежащей на полу девушки вновь посветлела — до оливкового цвета.

Все ждали. Май жестом велела молчать.

Глаза «убитой» закрылись. Лас вздрогнула, отошла назад, всё ещё недобро поглядывая на «мёртвую».

Стволы винтовок уставились в сторону той, что лежала в луже собственной крови.

Она застонала, пошевелилась. Сжала губы… её тело свело судорогой. Глубоко вздохнула и медленно, словно тяжело больной, уселась, с трудом находя опору окровавленными руками.

Встретилась взглядом с Лас.

— Больно… — прошептала она. — Ты нарочно, да? Чтобы было как можно больнее?

Не дождавшись ответа, она встала, стиснув зубы. Оглядела зрителей.

— Достаточно или повторить?

Саванти заметил, что и Май, и Реа пятятся прочь от таинственно ожившей незнакомки. Что-то шепчут.

— Королева? — спокойно обратилась пришелица к Майтенаринн.

— Тень? — услышала в ответ неуверенно произнесённое слово.

Майтенаринн и Реа-Тарин встретились взглядами.

— Воин? — предположила Майтенаринн. — Ты?! — Реа-Тарин всё ещё пятилась… неожиданно она кинулась к выходу.

Один из охранников вопросительно глянул на Грифа. Тот отрицательно покачал головой.

— Да, — названная Тенью шагнула в сторону прижавшейся к стене Майтенаринн. — Королева… Она просыпается. Выбирай!

Девушка опустилась на колени, склонила голову.

— Служение, Королева, — подняла она правую руку. — Смерть, — подняла левую. — Поторопись, — неизвестная замолчала, держа руки поднятыми, прижав подбородок к груди.

Май протянула правую ладонь, едва не взялась за левую руку Тени. Нет!! Стиснула зубы.

«Справа, Май, не слева…»

Сжала правую ладонь Тени. Ту вновь свело судорогой… пальцы впились в ладонь Май, не позволяя отойти, пронзая кожу ногтями. Неожиданно всё кончилось.

Май отступила, не обращая внимания на раненую ладонь, глядя на неподвижно замершую на полу девушку.

Несколько ударов сердца… и та вскочила, довольно усмехаясь.

— Тень, Королева… служит тебе.

Лас попятилась. Две Майтенаринн стояли перед ней. Отличить можно было только по одежде. Хотя нет, Тень чуть-чуть ниже ростом.

В комнату вбежала Реа-Тарин… обвела всех взглядом. Подошла к Майтенаринн (несколько раз перевела взгляд между ней и Тенью). Протянула ладонь.

На ней лежал камушек, прихотью морских волн принявший очертания морского конька.

— Может, кто-нибудь всё-таки скажет? — поинтересовался Гриф. — Что тут творится?

— Встреча старых друзей, — ухмыльнулась Тень. — Мы…

— Тихо, — резко перебила её Май. — Не говори, пока не спросят.

Тень умолкла, поклонилась, замерла.

Май подошла к Реа, протянула обе руки.

— Воин… это ты?

— Королева?

Они обнялись.

— Всё хорошо, котёнок, — шепнула Реа. — Я знала, что найду тебя… правда, сама успела всё забыть.

— Где остальные? — спросила Майтенаринн у Тени. Та приблизилась.

— Твоего Слугу убили, Королева. У тебя за спиной, по её приказу.

Лас вскрикнула, посерела, закрыла лицо руками.

— Лекарь… Бард… Гадалка… их она убила в ту же ночь. Твоё пробуждение перепугало её насмерть. Её «куклы» постарались. Мы последние, Королева. Она сошла с ума.

— Кто она? — тихо спросил молчавший всё это время Хеваин.

— Ведьма, — глухо ответила Майтенаринн. — Нет… это же игра… это же всего лишь игра! Вы же знаете! Просто игра!

— Это была игра, — подтвердила Тень. — Но всё изменилось. Не знаю, когда, Королева. Не знаю, почему. Я была такой же куклой, как и ты. Я мало что помню.

— Чувствую, это последний день моей службы, — объявил Гриф, делая кому-то знак. — Моему рапорту никто не поверит. Даже я сам. Сделайте одолжение… объясните мне хоть что-нибудь.

Реа и Май обменялись взглядами.

— Я попробую, — объявила Реа. — Прошу, Гриф, прости меня… я сама не очень-то понимаю. Скажу, что знаю.

— Идём, — Май протянула руку Лас. — Идём, Ласточка. Слишком много для одного дня.

— Отойди, — велела та безучастно. — Ты… Слуга… это всё, чем он был для тебя.

— Оставьте нас! — приказала Май и охрана не сразу, но подчинилась. — Ты тоже, — взглянула Май на Тень, беззвучно шествующую рядом. Та кивнула, поклонилась, скользнула назад, встав рядом с Тигрицей.

— Идём, — позвала Май. Лас осталась на месте.

— Идём же, — понизила голос Светлая. — Сделай десяток шагов.

- -

— Лас, — Майтенаринн смотрела ей в глаза. — Не заставляй меня всякий раз доказывать тебе, что я не лгу. Вспомни Дени. Вспомни его записку.

Лас-Таэнин не меняла выражения лица.

— Наверное, я могла бы тебе что-то доказать. Но мои отношения с Дени — моя тайна. Моя, Лас. Спокойной ночи.

И Май направилась к себе.

Когда она повернулась, чтобы закрыть дверь в апартаменты, Лас стояла по ту сторону порога.

— Май, постой… что же это за игра? В которой люди начинают убивать друг друга?

— Я устала, Ласточка. Я хочу отдохнуть.

— Прошу! Пожалуйста!

— Ну хорошо, проходи. Я сейчас.

Май вышла в коридор. Охранники стояли на почтительном расстоянии.

— Тень, — позвала она тихонько.

Через несколько секунд тёмный силуэт возник перед ней. Не очень приятно было осознавать, что перед тобой — отражение. Твоё лицо, твои эмоции… твои «духи»…

— Да, Госпожа?

— Поступай, как знаешь. Помоги Реа придумать что-нибудь. Только прошу, ни слова об острове. Слушайся Реа.

— Просите? — Тень улыбнулась, обнажив все зубы.

— Приказываю.

Тень неожиданно обняла её.

— Спасибо, Королева, — шепнула она. — Мне не позволяли быть самой собой… никогда. Всё, меня нет!

И её не стало.

Лас ждала её в кабинете. Лампа так и горела на столе.

Май пододвинула ещё одно кресло.

— Я вспомнила совсем немного. Детская игра… Ты должна знать. Все загадывают себе то, кем являются и что могут. Нужно угадать — по тому, что делает игрок, по тому, как говорит. Три уточняющих вопроса за один раз. Сумела угадать — переманиваешь к себе. Кто переманит большинство — победил. Есть ещё несколько правил…

— Знаю… все в неё играли. У нас это называлось «Битва Чародеев». И не три вопроса, четыре, — глаза Лас погрустнели. — Я всегда хотела играть, мама не разрешала…

— Мы играли — там, на Aef. Туда приезжали сборщики «кудрей Соари». Каждое лето. В то лето мы часто играли в «Колдунью и зеркало». Никто не хотел быть Ведьмой, потому что Ведьма должна быть злой. Мы бросали жребий…

Лас ждала.

— Я была Королевой. Молодой, честолюбивой, только что коронованной. Как в сказке. Я часто ею была, жребий меня любил. Мне было позволено угадывать на один раз больше, я быстро побеждала. Мы сыграли ещё раз, и снова Королева досталась мне, а Ведьма — той же самой девочке. Она очень обиделась. Мы не доиграли последнюю игру. Налетела буря.

Лас молчала.

— Всё, Лас. Ночью я «запела», а утром меня уже увезли. Вечером я увидела, как Дайнакидо… Дени… спасал собаку — в маяке жила старая дворняга. Сам едва не утонул. Я побежала спасать их обоих, чуть не разбилась о камни, но вытащила его наверх. Вместе с собакой. Он сильно простудился. Больше я не видела ни его, ни других детей. Мне сказали, чтобы я их забыла, раз и навсегда. Что не подобает девице моего происхождения вспоминать подобные игры.

Май выпила стакан воды.

— Больше ничего не помню, Лас. Ни единого события. Я прошу, не заставляй меня ничего доказывать.

Лас опустила голову.

— Слуга… что он мог?

— Он всегда мог со всеми договориться. Всё устроить. Найти кого угодно. Так загадал Дени, я знала это. Это было нечестно, я видела его тайну, не знаю, почему. Но я не открыла его секрет. Сделала вид, что не угадала. Это правда. Я никому не сказала. Даже ему.

Лас кивнула.

— Кто служил Ведьме?

— Тень. Она служила Ведьме. Гадалка, Тень и Лекарь служили ей. Их легко переманить, хватит одного-двух Вопросов. Теперь Теньзахотела служить мне. Служить нам. Надо задуматься, почему. Тень-злодейка…

Лас прикрыла глаза.

— Полтора часа до рассвета, Лас. Тебе надо уснуть.

— Я не усну. Не смогу.

— Тогда посиди… Я не буду шуметь.

Май погасила свет, осторожно прошла в ванную — умыться, привести себя в порядок. Забинтовала руку.

Когда она вернулась, Лас спала в кресле, обнимая медвежонка. Май тихо накрыла её накидкой и ушла в прихожую. Уселась в кресло и мгновенно провалилась в небытие.

4. Тень теней

— Итак, сухой остаток, — Гриф почесал затылок. — Вас преследует мощная «пси», с которой вы играли вместе, в детстве. Это ещё сойдёт за объяснение. Ваша новая знакомая тоже пострадала от «пси». Поверю на слово, Ани, что у неё появилась повышенная способность к регенерации. Это тоже должны съесть. Хотя будут уже давиться. Всего остального не было.

— Но…

— Реа, — Гриф усмехнулся. — Я не дурак. Ребята мои — тоже. Я не могу приказать им забыть то, что они видели. После вчерашнего приключения с зеркалами и стёклами мне самому придётся творить чудеса, чтобы вас всех не забрали тайные службы и не вытрясли из вас все тайны. Я не хочу этого. В крайнем случае, предпочту сделать всё сам. Вместе с Чародеем.

— Спасибо, — Реа была искренней. Тень, рядом с ней — смущённой и немного подавленной.

— Но я прошу. Я умоляю… Никаких чудес. Хотя бы на время. Мне ещё надо придумать хорошие легенды и убедить ребят, что лучше держать язык за зубами. Сидите тише воды, ниже травы.

Все присутствующие кивнули. Хеваин с опаской покосился на Тень и ушёл, вместе с Саванти. Гриф вздохнул и тоже отбыл.

- -

— Это мы за-а-апросто, — тихонько пропела Тень, глядя ему в спину.

— Слушай, зараза, — Реа посмотрела на неё неприязненно. — Скажи, зачем ты всё это делала? Мина, яд, тетради…

Тень напустила на себя обиженный вид.

— Мне приказывали, я выполняла. Ты не знаешь, что такое быть Тенью. А хочешь, Тигра…

— Я тебе не «Тигра», — мрачно предупредила Реа-Тарин. — Ещё раз так скажешь — голову откручу.

— Ой, как страшно. Давай, откручивай. Даже не пискну.

Тигрица расхохоталась.

— Да, с тобой не скучно. Вот что, подруга, пошли-ка к диагносту. Осмотрю тебя. Раз уж ты с нами, надо и тебя в картотеку занести.

— Надеюсь, вскрытия не будет? — поинтересовалась Тень хмуро.

Тигра прыснула, зажимая рот ладонью.

— Что… тебя и… тоже?

— Да, — Тень поморщилась. — Несколько раз успевали. Мерзко выглядит. Пахнет ещё отвратнее. Правда, когда из морга выходишь, кого-нибудь непременно до паралича пугаешь. Приятно…

Тигра прижалась к стене, чтобы успокоиться. Досмеялась до икоты. Тень осторожно похлопала её по спине.

— Как это тебе удаётся? — поинтересовалась Реа-Тарин, помогая Тени снять пропитанный кровью халат. — Слушай, иди-ка сначала в душ. Вон там.

— Что удаётся? — спросила Тень неожиданно, после того, как минут пять провела за полупрозрачной занавеской, яростно оттирая себя под мощным потоком воды.

— Гляжу на тебя, ощущаю себя. Что за мистика?

— Не знаю, — Тень появилась перед ней. В чём мать родила. Реа посмотрела на едва заметный шрам, проходящий через «пояс смерти» и покачала головой.

— Давай, помогу. Ты что — сама себя кухонным ножом? Боли совсем не чувствуешь?

— Издеваешься? Прекрасно чувствую. Просто… чем ближе Ведьма, тем сильнее должна быть боль. Иначе — снова в «куклы». Не могу же я вечно стишок читать, язык отвалится.

— Не шевелись.

— Слушаюсь, Тигра.

Реа сверкнула глазами. Тень лежала, прикрыв глаза, на лице — полная покорность.

Тигрица содрогнулась. Тень не лгала — следов от ран на ней много, очень много. Подавляющее большинство — ран смертельных. Две сегодняшние выделялись — шрамы серебристого цвета. Реа осторожно потрогала их. Теплее окружающих участков тела.

Пропадают, сходят — медленно, но верно.

— Перестань, — недовольно пошевелилась Тень. — Знаешь, как чешется?

— Пигментация сведена, — отметила Тигрица в журнале. — Повсюду. На нижнем поясе — тоже. Весело живёшь, подруга.

— Да, очень весело. Ещё бы помнить, когда и с кем веселилась. Не удивлюсь, если у меня детей штук сто, по всему свету. Ой… противно…

— Не шевелись, — Реа закрыла «пасть» и диагност довольно заурчал.

Минут через пять она открыла крышку.

— Вылезай, — помогла Тени выйти. — Ну-ка, повернись…

Да, насчёт вскрытий она тоже не шутила. Не бывает! Не может быть!

— Да у тебя, никак, цикл, — поджала губы Реа-Тарин, потянув носом. — Как часто?

— Спроси лучше, когда его нет. Раз в неделю. Иногда чаще.

Реа кашлянула.

— Так. С этого и начнём.

Тень оскалилась.

— А если мне нравится?

— А тебя не спрашивают. Тебе велели слушаться.

Тень опустила голову.

— Ладно, ладно. Хорошо. Моя прежняя хозяйка стала забывчивой на этот счёт. Таблетки она мне даёт, только пить их не очень хочется. Башню сворачивает. Ну и «пою» почти каждую ночь.

— Догадываюсь, — Реа помогла ей одеться в чистую одежду. — Видела я такие таблетки. Идём. Садись здесь. Руку на мембрану. Не шевелись.

— Щекотно, — хихикнула Тень. — Кстати, насчёт «пения»… Скоро начнётся.

— Не начнётся, — Тигрица протянула ей пузырёк с таблетками. — Давай, пей. Две сейчас, две через час.

- -

Аппетит у Тени был чудовищным.

Реа сидела поблизости и смотрела. Ела Тень очень красиво, изысканно.

— У тебя неприятности, — Тень подняла взгляд. — Не знаю, что с тобой делали, но внутри у тебя живого места нет. Иметь потомство тебе пока что не грозит — это к вопросу о ста детях.

— Я собираюсь жить вечно. Дождусь, когда это научатся лечить. Слушай… можно добавки?

— Не наелась?

— Как будто сто лет не ела.

Реа глянула на часы.

— Куда-то торопишься? — Тень выглядела сонной и уставшей.

— Я — нет. Но солнце уже встаёт. Кто-то должен помогать Королеве и Ласточке.

— Я помогу.

— Ладно. Слушай, расскажи про остров, а?

Тень неожиданно перестала кривляться.

— Госпожа запретила говорить об острове.

— Но мне…

— Нет, Воин.

— Ну ладно. Тогда о том, как ты попала к Ведьме. Только без ужимок.

— Не всё сразу. Тигра, я не про все «сюрпризы» рассказала, кому надо. Раз уж я с вами, надо сдать всё. Лучше выспись.

— Хорошо, союзница. У меня к тебе много вопросов. В основном — неприятных.

— Мне приятных не задают, — пожала плечами Тень. — Реа, найди мне одежду, пока не легла. Правильную. В этой пижаме на улицу не выйти. И… ну дай добавки, пожа-а-алуйста! Как воскреснешь, аппетит просто ужасный.

* * *

Изнуряющий, неприятный второй день. Лас уже приходилось выдерживать строгий траур, по брату. Но на Островах это проще. Здесь, в горах, всё иначе. Сон был краток, видений не принёс. Жаль. Сон на Повороте всегда правдивый.

Она направилась к могиле Дени. К условной могиле. Боялась, что куста там не окажется. Но нет. Немного подрос. Цветы теперь были светлее. Тот, что она так и носила на одеянии, на сердце, был ещё жив. Лас легла, прижалась щекой к тёплой плите. Закрыла глаза.

Кто-то… невидимый, что ли? Поставил рядом с ней кувшинчик с родниковой водой, завёрнутые в льняную салфетку кусочки пресного хлеба, пригоршню семян в другой салфетке — для птиц. Лас обернулась — никого. Ну и ладно. Спасибо.

Дени… приходи в сновидениях. Почему держишься поодаль? Почему стоишь за несколько шагов, не позволяешь подойти? Я не догнала тебя тогда. Лучше бы Май опоздала. Она права, жить тяжелее. Поэтому, наверное, чаще приходится выбирать жизнь.

Ведьма. Расскажи мне о ней. Есть тайна, Май не знает её. Очень важная тайна. Без неё с Ведьмой не справиться.

* * *

Майтенаринн приснились давешние странствия. Лабиринт с невероятно высокими сводчатыми проходами. Только теперь дверь в палату, из которой её выманил двойник, отсутствовала вовсе.

Коридоров было много. Много дверей. Частью — с матовыми стёклами. Что-то происходило по ту сторону, но не возникало желания узнать, что. Звуки капели, отвратительный мусор на полу, пыль. И запахи. Гниение, затхлость. Найти выход было просто — едва заметный ветерок приносил вкус морской соли.

Остров по ту сторону был безлюден. Селение жило — ночь, в нескольких домах светятся окна. Костёр догорает, дотлевают последние угли. Май попыталась перелезть через пролом в стене, на остров. Кто-то взял её за руку.

Медленно обернулась.

Она сама. Несомненно. Только младше, лет восьми. Май-маленькая отрицательно покачала головой. Прижала палец к губам. Показала жестом — помоги перелезть.

Май-старшая помогла.

Девочка легко соскочила наземь. Ещё раз отрицательно покачала головой. Помахала рукой и вприпрыжку бросилась к одному из домов, шагах в трёхстах. Дверь отворилась. Высокая фигура встретила Май-младшую, подхватила подмышки. Дядя…

Май отвела взгляд. Кто-то стоит у неё за спиной. Повернулась. Миан… та, из зеркала. Ободранная, обожжённая, безумная. Мианнесит надвигалась, оскалившись, готовая броситься. Неожиданно для себя Майтенаринн… обхватила Ведьму, обняла её. Та вздрогнула… черты лица её стали чистыми, копоть и кровь сошли, безумие выветрилось. Она уснула. Май осторожно положила её на камни.

Ведьма спала.

Осторожно, чтобы не разбудить её, Май подтянулась к краю пролома, наклонилась, чтобы спрыгнуть…

Она пробудилась рывком. Сидела у могилы Дени. Лас… была здесь не так давно. Оставила зёрна, птицам. Часть уже склевали. Скверно, Май, на кладбище засыпать не надо.

«Она спит».

Спи, Ведьма. Никогда не просыпайся. Кто ты, где таишься, что замышляешь? Что должно было случиться семнадцать лет назад, чтобы ты захотела извести нас всех?

Мы же были детьми. Это была всего лишь игра.

Я узнаю, подумала Май. Вздрогнула… кто-то только что был за спиной. Оглянулась. Кувшин с водой, хлеб, салфетки. Спасибо, кто бы ты ни был.

* * *

Хеваин отложил записи в сторону. Голова гудела. Столько информации за неполные трое суток! Заснуть не удаётся, настолько возбуждён. Надо бы отвлечься, успокоиться.

«Хеваин Эммер эс Ваттар эр Нерейт. Я знаю тебя».

Откуда? Он дал запрос… и представитель дома Ваттар эр Нерейт обрадовался, когда узнал, что… Да, баронесса была так благодарна, что усилиями Хеваина Эммера её и семью удалось вывезти из зоны военных действий, что добилась для него титула. Пусть — формального. Но ей сказали, что Хеваин давно умер. Будет рада, очень рада увидеть спасителя. Баронесса Дартенн ан Ваттар-Таэр эс Ваттар эр Нерейт уже в преклонном возрасте, так что не соблаговолит ли уважаемый…

Соблаговолит. В ближайшее же время, как только найдётся несколько часов. Тем более, это недалеко.

Хеваин вспомнил про мину.

Отложил бумаги в сторону и пошёл погулять.

— Могу чем-то помочь? — спросили у него голосом Майтенаринн.

Только не это…

Тень довольно улыбалась, сидя у стены. Её улыбка не очень-то сочеталась с траурным облачением. Правда, чёрной ленты под подбородком нет.

— Откуда вы, Тень?

— О, я родилась совсем недалеко отсюда.

— Я не это имел в виду… извините.

— Ах, да. Вы подумали о мине. Баронесса должна была позвонить вам сегодня, — голос Тени изменился, стал похож на тот, что Хеваин слышал по телефону. — Будет очень рада вас увидеть, — голос стал прежним, голосом Майтенаринн. — Вы слегка её опередили.

Хеваин нахмурился.

— Никакой баронессы не существует?

— Отчего же. Существует и здравствует, вы действительно спасли её сорок пять лет назад. Должна была существовать, пока бы вы не предложили ей съездить в гости, в Тегарон. Вы ведь предложите, Хеваин?

— Полагаю, да. До Гражданской у неё были владения и в Тегароне.

— Вот и всё. Нажимаем во-о-от на эту кнопочку. Избавляемся от вас обоих и делаем ба-а-альшую гадость Её Светлости. Гениально?

— Отвратительно.

— Ну-у-у, — Тень прыгнула, опускаясь перед ним на корточки. — У меня всё всегда получается превосходно, поверьте. Могли бы и похвалить.

— Слушайте, вы меня пугаете.

— Я знаю, — Тень встала, подошла к нему вплотную. Сходство с Майтенаринн было устрашающим. — Хеваин, — произнесла она другим, спокойным, голосом. — Я же всё рассказала. Во всём призналась. Я сделаю для вас что угодно, — шепнула она. — Только намекните.

Его тянуло к ней, к ложной Майтенаринн. Хотелось пасть на колени, подчиниться…

— Станьте кем-нибудь ещё, — предложил он, сумев справиться с наваждением. — Не будет так… двусмысленно.

Тень рассмеялась, отодвинулась.

— Я просто играю, — созналась она. — Хеваин, со мной никто не справится. Если мне прикажут, я «углажу» кого угодно. Осечек не бывает.

Корреспондент вынул из кармана пачку фотографий. Тех самых, «зарубежных выездов» Светлой. Показал несколько снимков.

— О да, — согласилась Тень. — Это были отличные дни. Я здорово отдохнула.

— Но зачем?

— Этого я не могу сказать.

— Тоже мне, загадка. Должны были «пригладить» их? Чтобы потом приехать и «уговорить» сделать что-нибудь?

— Ах, какой вы умный, — протянула Тень. — Да, Хеваин. Они уже все вот здесь, — показала сжатый кулак. — Подойти, — она подошла, — обнять, — обняла. — Шепнуть несколько знакомых слов и погладить вот тут… не бойтесь, не буду гладить.

— Знакомых слов? Ведьма для каждого… и для каждой придумала особые слова?

— Конечно. Но я, знаете… люблю пошалить. Я не те слова им говорила. Другие. Моя прежняя хозяйка их никогда не сказала бы.

— Maesmatafannka…

— Вы всё знаете, — огорчилась Тень, отходя в сторону. — Зачем спрашивали?

— Только что догадался. А одежда, в гардеробе у Май — тоже ваша?

Тень хлопнула себя по лбу.

— Надо будет попросить, переодеться как-нибудь. Всё равно она ей мала. А мне хочется выглядеть красивой.

— Вы и так красивы. Очень красивы.

— Не я, а Госпожа. Сама я… вот, смотрите.

Тень отвернулась. Через некоторое время повернулась вновь. Худенькая, светлолицая. Веснушчатое круглое лицо, большие зелёные глаза, тонкие губы, рыжие лохмы — стожок сена на голове.

— Видите? Пугало…

Тень вновь отвернулась и через несколько секунд вернула облик Майтенаринн.

— Вы и сами красивы. Нет, правда. Кстати, можно попросить об одолжении?

— Смотря о каком, — Тень подмигнула.

— Перестаньте. Хельт оставил несколько адресов и фотографий. Старых, очень плохо сохранившихся. Но я узнал вас, Тень. Я знаю ваше имя. Эс…

— Нет, не вслух! — Тень посерела. — Прошу, не надо. Ведьма сразу узнает, где я. Вы убьёте и меня, и всех, кто будет рядом. — Она покачнулась, неловко уселась прямо на пол.

— Я не знал, — Хеваин присел, помог ей подняться. — Ладно. Я передам всё это вашей Госпоже.

Тень поклонилась.

— Я не забуду, клянусь.

Корреспондент усмехнулся.

— Вы вчера сменили Госпожу. Вы ведь можете сделать это вновь? Боюсь, вашим клятвам цена невелика.

Тень опустила голову. Речь её изменилась, голос стал тихим.

— Не надо так. Я скажу вам, вы добрый. Нет, я честно! Тень может сменить хозяина, только если хозяин намерен убить свою Тень. Иначе — смерть. Настоящая. Долгая, ужасная, окончательная.

Она опустилась прямо на пол.

Хеваин присел перед ней.

— Знаете, Ведьма… она — водоворот. Она отбирает, поглощает, душит. Съедает своих слуг. Нет, не буквально. Королева — солнце, Хеваин. Хотя сама не знает этого.

Она отвернулась. Хеваин взял её за руку.

— Я видела её Тёмную луну. Видела всех вас в тот момент. Я должна была убить вас ещё в ту ночь… но лицо, её лицо. Я решилась. Я решила предать Ведьму. Не думала, что Королева подарит мне жизнь. Я сделала всем вам очень много… плохого. Но я хотела увидеть её лицо. Ещё раз.

Хеваин осторожно обнял её за плечи.

— Извините, Тень. Я не знал.

— Меня никто не жалел, — всхлипнула Тень. — Только проклинали, мучили. Правда. Спасибо… я мерзкая, Хеваин, страшная, не доверяйте мне. Никогда.

Хеваин молчал.

Тень тяжело вздохнула.

— Ладно. Идёмте, поглядим на фотографии. И посетите баронессу сегодня же. Я должна была убить и её, не знаю уж, за что. Я расскажу, как спасти ей жизнь. Спасибо, Хеваин…

* * *

Реа проснулась далеко за полдень. Интересно… рядом с ней стояло традиционное питание для строгого траура. Родниковая вода, пресный хлеб. Съела. Выпила. Несмотря ни на что, было очень вкусно.

— Что-то не так? — послышался голос.

Рядом, у стены, оказалась Тень.

— Очень интересно. Это ты принесла?

— Я. Ошиблась? Хочешь настоящего обеда?

— Нет, не надо. Как ты вошла?

— Тайна. Воин… давно хочу попросить тебя — померяться с тобой силами.

— Прямо сейчас? — усмехнулась Тигрица, открывая платяной шкаф. — Почему бы и нет. Слушай… отвернись, что ли.

Тень пожала плечами, метнулась за дверь.

— Что у тебя может быть нового? Я уже пять лет живу среди вас. Ну например. Шрам на правой ключице. Три года назад, тренировочный бой на турнире Сатта-Каэ Союза Шеам. Первое место, два балла, второй уровень мастера, «каэтри».

— Ты слишком много знаешь. Думала когда-нибудь над этим?

— Да, но смерть в данном случае не помогает.

В тренировочном зале никого не было. Охрана обычно занимает его ближе к вечеру.

— Фехтование? Как насчёт шпаг? — предложила Тень.

— Можно.

Они надели маски, вышли на полосу…

Двенадцать-ноль в пользу Тени.

— Здорово, — похвалила Тигрица. — Шесты?

— Почему бы и нет?

Семь критических попаданий в пользу Тени. Три — слабых. У Реа — ни одного.

— Ничего не понимаю, — честно призналась Реа. — Что я, всё забыла?

Тень хихикнула.

— Нет, не забыла. Просто с Тенью никто не сравнится.

Реа закрыла глаза.

— Давай-ка ещё раз.

Тень коротко поклонилась, замерла, опираясь на шест. На вид — не успеет среагировать ни на один выпад слева, не успеет уйти от удара снизу.

«Я Тень, мне служит мрак, мне солнце — враг…»

Реа медленно подходила, держа шест отведённым в сторону. Тоже — обманчивая незащищённость. Тень смотрела куда-то поверх.

«Мне ваши тени открывают все секреты…»

О да… ты слушаешь мои собственные эмоции, впитываешь намерения, сливаешься с моей тенью. Я зеркало, Тень… Я сама становлюсь тенью… Я готовлюсь отразить тебя, я не нападаю.

Улыбка появилась на губах Тени, глаза её подёрнулись дымкой.

«Я Тень, я сею страх у вас в сердцах…»

Реа двинулась к Тени, сохраняя пустоту внутри, вслушиваясь в себя… вслушиваясь в чужое присутствие.

«Склонись, я пощажу. Не то — простись со Светом…»

Есть. Есть чужое присутствие, есть неуверенность…

«Склонись, я пощажу».

Неуверенность растёт… нападай, Тень.

«Склонись, я пощажу».

Я ближе, ближе…

«Склонись, я пощажу».

Короткий замах… Тень слегка отступает назад, чтобы нанести широкий пологий удар сверху вниз… И чужой шест останавливается у самого её виска.

— Браво! — Тень улыбнулась. — Учишься, Воин. Учись, пока я жива.

— Ты же собиралась жить вечно.

— Жить вечно рядом с тобой? Ну, нет.

Реа кивнула, отошла на исходную позицию.

— Повторим?

— Конечно.

…Восемь-два в пользу Реа.

— Ну что, злодейка-Тень не так уж бесполезна?

— Ты странная, — Тигрица вернула шест на стойку, направилась в душевую. Тень скользнула за ней. — Расскажешь, как ты оказалась у Ведьмы?

— Потрёшь мне спинку — расскажу. Взмокла я… давно меня не побеждали.

- -

— Королева во-о-он там, — указала Тень. — Бродит по дому. По Северному дому. Слушает. Ищет.

— Откуда ты знаешь?

— Я обязана знать, где моя Госпожа.

— К Ведьме это тоже относится?

— Уже нет. Гриф знает, где она была, не беспокойся. Я выполняю обещания.

Тень остановилась у развилки, указала рукой.

— Ласточка там. Сидит у скамейки. Два новых цветка на её кустике.

— Ты начинаешь меня пугать, Тень, — Тигрица посмотрела ей в глаза. — Откуда знаешь?

— Видела. Вчера, пока вы мои сюрпризы осматривали. Молодчина, птичка, неплохо у неё получается.

— Ладно. На этот раз я. Потом пойдём к Королеве.

Тигрица вернулась быстро.

— Знаешь, как прекрасно быть Тенью без хозяина? Как я жила! Слов нет. Спасибо Королеве…

Тигрица приостановилась.

— Май? За что?

Тень нахмурилась.

— За всё, зубастенькая. Не скалься, не страшно.

Тигрица фыркнула.

— Так за что ей «спасибо»?

Тень остановилась, спросила серьёзно.

— Воин, игра продолжается. Это Вопрос?

Реа ощутила холодок, проползающий по спине. Что-то очень простое… что-то совсем простое они упускают из виду. Проклятье. Игра продолжается. Думай, Реа, ищи ответ. Но проиграть Вопрос Тени… ты ведь не знаешь, сколько Вопросов ей уже проиграла.

— Нет, Тень.

— Тогда я ничего не слышала. Так вот, лет семь назад ко мне постучалась Ведьма…

* * *

Тень — Эсстер ан Аратрин эс Метуар эс ан Тегарон — выглянула в окно. На пороге стояла дрожащая девушка: серебристые волосы, светлое лицо, старая, насквозь мокрая одежда, еле живые сандалии. Что такое? Откуда она? Невысокая, худенькая… Истощённая. Так и шла сюда, под дождём?

Эсстер сама подбежала к входной двери. Открыла.

— Миан? Ты?! Что с тобой?

Кивком велела прислуге впустить неожиданную гостью.

— Переоденьте её… проводите в гостиную.

— С-с-спасибо, Эс-с-стер, — кивнула Миан. — Эт-т-то…

— Переоденься. Отогрейся и поешь. Потом поговорим.

Эсстер сидела, рассматривала гравюры (добыла у дальних недругов Метуар, по ту сторону гор, за границами графства; украла, «просочившись» по стене). Я Тень… я настоящая Тень… Я похвастаюсь тебе, Миан, извини…

Миан вошла и сразу же упала на колени. Губы её дрожали. Какой она стала красивой…

— Эсстер. Я Миан, Ведьма. Помнишь меня? Помнишь ту игру? Остров, бурю?

Эсстер поднялась.

— Да, Миан… Я Тень. Я уже пробовала… свои силы. Так ты… тоже? А остальные?

— Не знаю про остальных. Меня все гонят, все… Эсстер, со мной всё, как в той проклятой сказке. Всё отняли. Всех родных убили. Я нищая, я никто. Я пришла к ней, хотела поговорить. Меня выгнали, выбросили в грязь. Всё, как в сказке, будь она проклята. Прогоняют. Спускают собак. Три раза у позорного столба… я не могу больше. Помоги, умоляю! Помоги хоть ты!

— Успокойся, Миан. Кто? К кому ты пришла?

— К Королеве. Там, в Тегароне. Меня к ней не пустили, велели убираться.

— Не думаю, что они будут в восторге от визита Метуар, — покачала головой Эсстер. — Оставайся пока у меня, Миан. Расскажи по порядку.

Почти три месяца всё было прекрасно и интересно… Они находили у себя новые умения… помогали друг дружке, по-детски хвастались. Миан быстро училась. В точности, как в сказке. Надо было перечитать сказку, Эсстер, вольная Тень. Надо, надо было…

…потому что однажды ты не расслышала, что именно говорит Миан, протянула ей руку…

И мрак из слуги неожиданно стал хозяином. Безжалостным. Ненасытным.

* * *

Тигрица споткнулась на ровном месте.

— Ты из Метуар?

— Что, непохоже? Давно уже не была дома, надо заглянуть. Всё труднее вспоминать свой собственный облик. Но пропавшей меня так и не объявляли. Умершей — тоже. Мама ещё верит, что я вернусь.

— Ты… это ты сделала так, чтобы меня… чтобы баронесса…

— Да, я, — призналась Тень. — А что? Я оставила тебя без крыши над головой, Тигра, без всего. Мне захотелось сделать что-нибудь доброе. Что с тобой?

Реа-Тарин остановилась.

— Мой прежний дом, моя семья… Я что-то припоминаю. Очень смутно. Что с ними случилось?

Тень вздохнула. Долго глядела на Реа-Тарин.

— Я, Тигра. Я с ними случилась. Миан побывала и у вас, но её не пустили на порог, спустили собак. И она… несколько месяцев спустя… когда я дала ей руку, по глупости… Она приказала мне, для начала…

Реа-Тарин почувствовала, что ноги не держат её. Прислонилась к старой, могучей сосне, уселась под неё. Тень осталась стоять.

— Продолжай, — Реа смотрела в сторону.

— Это я. Я перебила всех, кто был в замке, сожгла замок. Я должна была убить и тебя. Но не смогла. А Ведьма ни о чём не спрашивала… только веселилась. Я принесла тебя в порт, велела отвезти подальше от Шеам. На другую сторону света. Парусник назывался «Тарин-Ран». Спустя несколько лет я снова встретила тебя в Тегароне. Через месяц после этого тебя удочерила баронесса Эврин ан эс Метуар эс ан Тегарон. Моя мама.

— Сядь рядом, — приказала Реа-Тарин. Её начала бить дрожь.

Тень послушно уселась.

— Как… как Миан смогла…

Тень посерела.

— Тигра. Не произноси её имя. Королева здорово придумала, что похоронила её, теперь Ведьме не покажется мало ни под солнцем, ни под луной. Но она всё слышит, она всё помнит. Когда-нибудь она проберётся за пределы графства. И начнёт заново.

— Как… что… — Реа-Тарин неожиданно упала на землю, лицом вниз, и заплакала. Тень молча сидела рядом, держа Тигрицу за руку.

Наконец, Реа поднялась с земли. Губы её подрагивали.

— Реа, — Тень произнесла тихо. — Она обожает бить по родственникам и друзьям. Наверняка уже думает, как бы извести Метуар под корень.

— Замолчи, — Реа смотрела на неё злобно.

— Не надо! Ты ненавидишь её. Ты лечишь её этим, Реа. Даёшь ей силы.

Тигрица резко ударила Тень ладонью по лицу.

— Заткнись, будь ты проклята!

— Прошу, выслушай ме…

Реа резко развернулась, «погладила» Тень по животу. Тень рухнула на спину, не издав ни звука.

Сумрак опустился и рассеялся. Губы Тени дрогнули.

Тигрица встала над ней, сжав зубы, приготовившись ударить ещё раз. Потянулась за кинжалом.

— У меня был младший брат, — произнесла она. — Грудная сестра. В замке гостили наши дальние родственники. Слуги… это были прекрасные, честные люди. Сейчас ты умрёшь за каждого, гадина. Умрёшь десятикратно. Ведьма ни при чём, ты могла отказаться. Могла умереть сама. Вставай!

— Ты милосерднее Ведьмы, — прошептала Тень, не открывая глаз. — Больно, но быстро. Да, я могла отказаться.

Она закашлялась. Медленно, шатаясь, поднялась. Взглянула Тигрице в глаза.

— У меня в замке оставалось две сестры. Больная мама — она всегда болеет осенью. Дед с бабкой, кое-кто ещё. Я всё равно убила бы твоих родичей, но вначале — своих. Медленно и жестоко. Давай, Реа. Я умру за своих. Долго и мучительно. Хотя бы по разу. Я заслужила.

Реа безвольно осела наземь. Бросила кинжал. Закрыла лицо руками.

Тень уселась рядом.

— Разве можно так? — спросила Тигрица горько. — Я… ладно. Остальные при чём? За что?

Тень подняла кинжал, повертела в руках.

— Тигра, она говорит во сне. Знаешь, что у неё на уме? Она перебьёт нас всех, сравняет с землёй города, где мы жили. Но Королева нужна ей живой. Только живой.

Тигрица не шевелилась.

— Я ей уже не нужна. Я должна была сжечь Университет, привезти ей Королеву и отправиться в Метуар. На последнюю встречу с семьёй. Очень трогательно. Но Королева проснулась… я увидела её. И поняла, что выбрала не ту сторону.

— Ты чудовище, Тень. Страшное, трусливое, коварное чудовище.

— Я не чудовище. Я Тень. Хочешь отомстить мне? Когда мы всё закончим, попроси Королеву избавиться от меня. Я расскажу, как убить меня навсегда. Прямо сейчас.

— Нет, Тень. Ты будешь жить. Ты будешь помнить всё, до последнего мгновения. А забудешь, я напомню.

Тень долго смотрела ей в глаза. Тигрицу, как и Хеваина, охватывало ощущение нереальности, до того Тень походила на Майтенаринн.

— Реа, я ведь не тронула тебя. Я спасла тебя тогда. Так кто из нас чудовище?

Реа отвела взгляд.

— Ты только что меня убила… это помогло? Хоть как-то? Если помогло — продолжай. Никто ничего не узнает, слово.

Тигрица подняла взгляд. Тень протягивала ей кинжал. Помедлив, Реа забрала его. Вложила в ножны.

Тень присела перед ней, протянула руку.

— Королева ждёт нас, Тигра. Давай поможем ей. Я к твоим услугам — в любое время.

- -

Майтенаринн не без опаски подошла к дому. Восстановительные работы уже начались, но ей никто не запрещал ходить, куда вздумается. Все скрывали лица, склонялись, если могли — чтобы не оскорбить траур. Майтенаринн зашла в относительно неповреждённую часть дома. Охрана неслышно двигалась следом.

Пусто. На сей раз — пусто. Выветрилось.

Дверь в её комнату.

Май нашла силы войти.

Всё так же, немного больше пыли. Здесь тоже многое рассеялось. Что-то изменилось… что-то не так. Майтенаринн оглянулась. Увидела на пороге саму себя. Тень. Та отрицательно качала головой. Сделала жест — идём.

Майтенаринн повиновалась. Несколько охранников двигались за безмолвной Тенью. Та скользнула к комнатке под лестницей. Здесь уже не клубилось облако, кричащее «повинуйся!». Тень поднесла ладонь к стене…

Часть стены сдвинулась в сторону. Охрана жестами показала — мы первые. Тень не возражала. Указала ладонью — там, внизу.

Май осторожно спустилась вниз. Небольшая комната. Пахнет чем-то неприятным, затхлым.

Зеркала. Кругом. На каждом — трещина. Запах… очень тяжёлый. И эхо. То самое, вязкое, неприятное.

«Повинуйся»… — Миан.

«Да, Госпожа», — Ройсан.

«Приведи её. Приведи живой».

«Да, Госпожа».

«Приведи её в подземелье…»

И всё. Отсекло. Тень сделала знак… Май медленно оглянулась.

На зеркалах появлялись новые трещины. Одна поверх другой. Трещины множились… Охрана бросилась к Май, чтобы защитить её, прикрыть. Тень указывает — ничего страшного, смотрите.

Зеркала осыпались тончайшей пылью. За одним из них показалась дверь.

Тень показала туда, сделала знак — ребром ладони по горлу. Указала на Май, отрицательно покачала головой. Указала на охрану — нет, вас мало. Прижала палец к губам, медленно, оглядываясь, прошлась по комнате.

Подошла к Май, махнула в сторону лестницы наверх. Жалобно указала глазами — уйдём.

Май долго стояла у двери в стене. Оттуда веяло чем-то неприятным. Живым, дремлющим, враждебным. Нет. Не сегодня. Не сейчас.

Охрана долго запечатывала спуск вниз, в комнату, где были зеркала. Рабочие спешно покидали дом. Ещё бы — такой сюрприз в казавшемся безопасным месте.

5. Правила игры

Вечером появился Масстен. Чародей был ещё слаб, но уже мог ходить, и — о чудо! — улыбался. Он долго смотрел на многозначительно усмехающуюся Тень, отвернулся.

Выпили — кому что было позволено — за здоровье Чародея. Долго хвалили Саванти. Хлыст был сильно смущён, то и дело поглядывал на Майтенаринн. Та делала вид, что не замечает.

Наконец, Май поднялась. Напряжение, исходившее от Реа, было непереносимым.

— Хеваин… Ани, Гриф, Чародей. Если не возражаете — мы устроим небольшой девичник. Мы скоро вернёмся. Не уходите, ладно?

Те кивнули.

— Мужчинам всегда есть, о чём поболтать, — пропела Тень, двигаясь бесшумно и изящно.

Они прошли в комнату отдыха. Ту самую. Ласточка вздохнула, когда двери закрылись за ними.

— Тень, — Май подняла взгляд и та, к которой обращались, выжидающе взглянула в глаза. — Можешь стать самой собой. Покажи нам, как ты выглядишь. Я разрешаю.

Тень кивнула, отвернулась, присела… через несколько секунд на Реа, Лас и Май уже глядела известная Хеваину веснушчатая рыжеволосая Эсстер. Взгляд её оставался взглядом Тени — иронический, немного издевательский.

— Говори, Реа, — Май не отводила взгляда от Тени.

— Я не доверяю ей, — с трудом произнесла Тигрица. — Не скрою, есть и личные причины. Но она… она непостоянна, мы не можем ей верить. Я не могу, Королева. Прости.

Тень не изменилась в лице.

— Говори, Тень.

— Госпожа… — Тень оглянулась. — Реа… мне повторить рассказ?

— Май.

— Что, Госпожа?

— Обращайся ко мне «Май». По имени.

Тень побледнела.

— Правило, Госпожа… Королева. Я не смею. Это смерть. Окончательная, настоящая.

— Это Правило не вредно отменить. Я не помню такого Правила. Оно больше не действует.

Тень медлила… опустила взгляд.

— Ты не повинуешься, Тень? — спокойно поинтересовалась Майтенаринн.

Тень рухнула на колени так, словно ей отсекли ноги.

— Нет… — на лице её проступил ужас. — Я повинуюсь, повинуюсь, Госпожа… — Тень закрыла глаза. — Май…

Никто не шелохнулся.

Тень сделала глубокий вдох, прижала руку к груди.

— Я жива… — прошептала она. Подняла на Майтенаринн взгляд, полный восхищения. Обняла колени Королевы, замерла.

— Встань, Эсстер, — попросила та тихонько.

Тень медленно встала на ноги.

— Ведьма, — голос Тени дрогнул. — Она… она будет знать, если моё имя…

— Это Правило тоже придумала Ведьма, Тень. Отныне оно не имеет силы.

— Спасибо… Май. Хорошо. Слушайте.

- -

— Как ты могла? — спросила Лас тихонько. — Тень… Эсстер. Это ужасно. Как ты смогла сделать такое?

Тень покосилась на Ласточку.

— Лас… Ты знаешь, что такое — быть Тенью?

— Нет. Но то, что ты сделала…

— Реа, хочешь узнать это? Это страшно, предупреждаю.

— Нет, — хрипло ответила Тигрица. — Никогда.

— Лас, может быть, рискнёшь? Ты всё поймёшь.

Лас-Таэнин долго глядела на Тень. Взглянула на Май. Та кивнула.

— Если не боишься, Ласточка.

Лас сделала шаг вперёд.

— Давай, — разрешила она.

Тень поманила её туда, где на полу находился густой ковёр. Мягко вынудила опуститься на колени. Встала позади.

— Ой, я забыла. Ты не… никогда не позволяешь «гладить за ушками».

— Никогда, — подтвердила Лас холодно.

— Зря, — проворковала Тень. — Много потеряла, много…

Лас молча поднялась и направилась к двери.

— Лас…

Лас продолжала идти.

— Лас-Таэнин эр Тегарон.

Лас остановилась, оглянулась. Тень стояла на коленях, склонив голову.

— Не надо… Я неудачно пошутила. Больше не повторится.

Лас вернулась. Медленно опустилась перед Тенью.

— Тогда так, — Тень некоторое время была в раздумии. — Тебя мы трогать не будем, сама сделаешь. — Она сняла куртку, блузку, осталась в положенном правилами приличия «светлом поясе» — закрывающем почти весь живот, часть спины.

— Essen valei haiteni, — указала Тень на свою голову. Лас непонимающе оглянулась.

Реа подошла к ним.

— «Котёнку моют голову», — пояснила она. — Сейчас… нет, не снимай перчатки.

Реа положила пальцы левой руки Лас на затылок Тени, указала, куда какой. Лас наклонилась, запоминая, кивнула. Точно так же Реа положила правую ладонь Лас между лопаток Тени.

— Немного не так, — отозвалась Тень, не поднимая головы. — Мизинец… на одну четвёртую «куан» выше и правее.

— Там нет активной точки, — возразила Реа ровно.

— Лас… Реа знает об этом всё, но сделай, как я сказала.

Реа пожала плечами, сдвинула мизинец Ласточки.

— Лас, запомнила?

Та кивнула.

— Теперь снимай перчатки. Когда я… наклоню голову, пальцы должны быть на местах.

— Что делать?

— Ничего. Ждать. Можешь повторять вот эту фразу, — Тень шепнула Лас на ухо. — Размеренно, медленно.

Лас усмехнулась. «Ven Sinn eraide ahn tva Rei…» — «Я Тень, мне служит мрак…»

Тень протянула руку к накидке Лас, к верхней пуговице. Та поймала её руку, не изменяя выражения лица.

— Только две пуговицы, Лас. Только две верхних пуговицы.

Ласточка, сохраняя невозмутимость, расстегнула их сама.

— Готова?

Лас кивнула, сняла перчатки, положила руки. Тень вздрогнула.

Медленно подняла голову так, чтобы коснуться подбородка Лас.

Замерла, закрыв глаза.

Лас закрыла глаза, губы её чуть шевелились.

В комнате стало сумрачно. Холодом повеяло от Лас и Тени.

Очертания Лас исказились. Реа бросилась к ней, Майтенаринн поймала её.

— Она знает, что делает.

Тень рывком отстранилась, тяжело дыша. Лас непонимающе глядела на неё.

— Что чувствуешь, Лас? — спросила Эсстер, поднимаясь на ноги.

Ласточка смутилась. Прижала ладонь к животу.

— Тепло… Отсюда и выше.

— Получилось, — заметила Тень. — Теперь встань. Нет, ничего делать не надо. Просто смотри мне в глаза. Будет страшно — крикни, всё сразу же кончится. Ясно?

Лас-Таэнин кивнула.

Тень замерла напротив неё, на расстоянии двух шагов.

— Повторяй, — велела Тень. — Я Тень, мне служит мрак…

— …мне служит мрак, мне солнце — враг…

— Мне ваши тени…

— …открывают все секреты…

— Я Тень…

— …я сею страх у вас в сердцах…

— Склонись, я пощажу! — воскликнула Тень, указывая рукой на Лас. Та замерла, склонила голову.

Реа прижала ладонь к губам. Если бы Тень не была выше ростом, если бы они с Лас были одинаково одеты…

Две Лас-Таэнин. Но настоящая… о небеса… ничего. Ни эмоций, ни запаха — пустота.

— Подойди ко мне, — велела Тень. Лас повиновалась.

— Сядь.

Послушно опустилась на пол.

— Возьми, — Тень протянула Лас острый нож.

— Тень, — Реа сделала шаг. — Если ты…

— Она не пострадает, — заметила Тень. — Королева, я клянусь жизнью.

Май кивнула, хоть и побледнела.

— Ты Тень, — Тень вручила нож Лас. — Ты не подвержена смерти. Покажи!

Лас послушно размахнулась и вонзила нож себе в сердце.

Тут же рывком извлекла его из раны.

Закричала… страшно закричала, падая на пол.

Реа кинулась к ней, расстёгивая накидку, злобно глядя на обретшую свой, личный облик, Тень.

Реа не верила глазам. Рана за несколько секунд стала таким же серебристым шрамом, что был у самой Тени. Шрам сходил на глазах. Реа ещё раз осмотрела тяжело дышащую Лас-Таэнин, застегнула на ней накидку, помогла подняться на ноги. Лас, настоящая. Нет жуткой пустоты. Есть ужас, жалость, боль…

Лас глядела Тени в глаза, прижимая руку к сердцу. К кровавому пятну на одежде.

— Так Тень чувствует себя, когда ей управляют, — Тень оставалась невозмутимой. — Ты была в моей власти всего три минуты, Лас. Я не знала свободы много лет. Ты умерла всего лишь раз, быстрой смертью. Я умирала сотни раз. Иногда — долго, чтобы развлечь Ведьму.

— Что… что с тобой было? — голос Реа дрогнул.

— Чернота… — отозвалась Ласточка. — Нет опоры, ничего нет. Я вся на виду. Меня тянут, тянут… вынуждают… Я не могу, не спрашивай, — она закрыла лицо руками.

Реа долго смотрела на Тень.

— Если я должна извиниться, скажи.

Тень уселась на ковёр, потёрла глаза.

— Нет, Реа. Это как снежная лавина. Меня снесла одна. Ты попала под другую. Май… нужно успеть остановить ещё одну.

Майтенаринн кивнула.

— Слушай меня, Тень, — Эсстер вскочила на ноги, встала перед ней.

— Можешь быть самой собой. Ты не должна вводить в заблуждение моих друзей. Если ты на нашей стороне, ответишь на все вопросы. Если хочешь что-то сохранить в тайне — попроси об этом.

— Слушаюсь, Май.

— Нам лучше вернуться. Время уходит. Реа… ты доверяешь ей? Теперь?

— Да, Королева. Она права, это — лавина. Но есть вещи, которые я всё равно не смогу простить.

Тень опустила голову.

— Да, Тигра.

Май и Реа направились к выходу.

Лас подошла к Тени, прикоснулась пальцами к её правой щеке.

— Мне жаль, что так получилось, Тень. Честно.

Эсстер присела, придерживая пальцы Лас у себя на щеке.

— Спасибо. Я привыкла, Лас. Я хочу увидеть Ведьму… показать, что мрак не на её стороне. И научить законам гостеприимства.

- -

— Заговор Восьми, — повторил Масстен мечтательно. — Так его назовут, когда нас арестуют. Мы сошли с ума, это точно.

Гриф пошевелился.

— Убежище, о котором вы говорили, Эсстер, — Тень подняла взгляд. — Там уже никого нет. — Спокойно, — он поднял руку. — Объект… Ведьма… была там недавно. Судя по тому, что мы обнаружили, у неё очень плохо со здоровьем. Вероятно, с рассудком. К сожалению, под Тегароном полным-полно пещер. Пока не удалось проследить её путь.

— Следы, — произнесла Тень. — Следы на поверхности. Там, где она появится, всё будет сохнуть, люди будут раздражительны, птицы покинут гнёзда. Если она выйдет за пределы графства… если попадёт в место, где Светлую не почитают, нам будет очень весело. Никакого Праздника не потребуется.

— Что мы, собственно, хотим? — осведомился Саванти. — Убить её? Теоретически, если навести боеголовку мощности в 5–6 тысяч, точечной фокусировки — никакая пещера не спасёт. Здешние пещеры не очень глубоки.

— Не соглашусь, — Хеваин покачал головой. — Не забывайте, я прошёл почти всю Гражданскую.

— Ани, — Масстен побарабанил пальцами по столу. — После «Ската» я уже ничему не удивлюсь, но… У тебя есть личная военная база?

— Ладно, — проворчал Саванти. — Уж и помечтать нельзя. Так что мы хотим?

— Её нельзя убивать, — заявила Тень. — Так, как вы это понимаете. Это будет что-то ужасное.

— Что тогда? — осведомилась Реа. — Будем ходить по пятам и перевоспитывать?

Тень подошла к креслу Реа.

— Она оставила много сюрпризов. Все они сработают, если её убьют. Хочешь её убить, разорвать на части? Я — хочу. Я берусь её выследить. А вы тем временем нарисуете новые карты мира. Тегарон там можно не указывать.

— Мы должны её полюбить всей душой, Ведьма исправится, всё окончится, — иронически заметил Гриф.

Тень мрачно воззрилась на него.

Масстен кашлянул.

— Эсстер, вам придётся рассказать всё о… Ведьме. Что она могла оставить? Чего следует опасаться?

— Расскажу, — кивнула Тень. — Только верните мне рыбку.

— ?

— «Ската». Обожаю его. Последняя марка, специально добывала.

Саванти и Масстен переглянулись. «Скат-Т2» исчез под курткой Тени, та погладила его, «уговаривая» стать неприметным.

Тень глубоко вздохнула.

— Она оставила много интересного. Я знаю, что-то есть в Левватен. Но начните с личной охраны Её Светлости. Когда-то Ведьма собиралась сделать из Её Светлости особую, самую ценную «куклу».

— Это невозможно! — возразил Масстен. — Там всё чисто!

— Да? Прочитайте им… — Тень продекламировала строки одного из указов о наступающем Празднике Возрождения. — Только так, чтобы их было не более двух или трёх одновременно. Это должно было сработать на Празднике. Я расскажу про другие ловушки. Чуть позже.

Реа поманила Майтенаринн и Лас-Таэнин в сторонку.

— Май, Лас. Отдохните. Вам очень надо. Тебе, Ласточка, особенно. Мы что-нибудь придумаем, слово.

Майтенаринн кивнула.

* * *

Траур отучает думать от первого лица. Иногда это полезно. Голованемного отдохнула… Если бы не страшная история о семье Реа… Бедная Тигрица. Да и Тень — я не могу уже назвать её «злодейкой». Лавина…

Когда я вернулась, чтобы взглянуть на терминал (всё больше сообщений; ох, несчастная я — только и дел будет, ездить из города в город), Ласточка уже обосновалась в кресле. С медвежонком. Я снова прикрыла её пледом. Отдыхай, птица. Она улыбалась во сне. Иногда губы её произносили имя — я знала, чьё. Поговори с ней, Дени. О чём-нибудь приятном. Если по ту сторону есть приятные темы для разговора.

Кто-то за дверью. Но откуда я об этом знаю?

Подошла к входной двери, открыла её.

Тень.

В моём облике.

— Заходи, — я впустила её. — Лас… там…

— Знаю, Гос… Май. Я не потревожу её.

— Что ты хотела?

Тень удивилась.

— Я Тень… быть рядом с вами, Госпожа… Май.

Мои апартаменты превращаются в постоялый двор.

Мы прошли через кабинет. Лас пошевелилась в кресле, но не проснулась. Я села у кровати.

— Давно ты живёшь рядом со мной?

Она не удивилась.

— Давно, Май. У ваших ног — почти пять лет.

— «У твоих».

— Простите?

— Если обращаешься «Май», можешь говорить мне «ты».

— Спасибо, Май. Я следила, чтобы ты ни с кем не говорила, чтобы пила таблетки. Кроме того… У Ведьмы давно уже нелады с памятью. Иногда она приказывала дать только одну таблетку — ты ходила весь вечер злая, сонная. Иногда давала три. Тогда ты бредила… я выходила вместо тебя.

Я вспомнила жуткое «эхо» в номере у Лас.

— Лас… её напугала ты? Или сама Ведьма?

— Я. Малышка неплохо поработала кинжалом. Она храбрая, Май. Многие не пережили такого визита.

— Эсстер, что ты помнишь об острове?

— Ничего. Ведьма приказала забыть. Я забыла.

Я налила воды, ей и себе. Тень выпила, кивнула.

— Спите, Госпожа. Я приду утром. Не буду сидеть рядом — вижу, вам неприятно.

— Ты хотела о чём-то попросить.

— Да, Госпожа. Когда всё кончится, отпустите меня. А лучше — прикажите умереть. Я устала быть чудовищем.

— Я отпущу тебя сейчас. Хочешь?

— Нет. Она снова придумает способ. Она отыщет меня. Я слишком ценный инструмент, Госпожа.

— Май.

— Май. Больше ни одной просьбы. Никогда. Только эта.

Я кивнула.

— Спасибо, — она коротко поклонилась и словно испарилась.

Привыкай, Май, спать в кресле. Спать одетой.

* * *

— Ладно, давайте всё-таки мыслить последовательно.

Масстен выбросил обёртку из-под очередной пачки печенья в корзину. Промахнулся.

— Мы имеем дело с уникальным явлением. «Пси», у которой совершенно необычный, трудно объяснимый потенциал. Но мы не в состоянии разыгрывать битву добра со злом и гоняться за ней по всему свету. Надо объяснять, почему? Мои полномочия ограничены Университетом. В мои обязанности не входит охота на сказочных персонажей. Теперь, когда мы — личная охрана Светлой, полномочий стало больше. Но я даже отдалённо не предполагаю ловить Миа…

— Ведьму, — резко перебила его Тень.

— Ведьму. Не предполагаю ловить Ведьму на Светлую. Я видел, что было у меня в лаборатории. У Хеваина получилась отличная запись. Кое-что запечатлелось на моих следящих камерах. Это — факты, как сказал бы Саванти. То, что я успел измерить… долго объяснять, но это потрясающе. Маленький пример. Я слышал, что на последней конференции по физике пространства уже кто-то высказывал мысли о мгновенном переносе материи между двумя произвольными частями пространства. Мы видели этот перенос. Своими глазами. Вот, — Чародей показал стеклянную банку. — Этот камень был под ногами у Ведьмы, перед тем, как взорвалось зеркало. На записи прекрасно видно, как взрывом его занесло к нам.

— Чародей, — Реа пошевелилась. — Может, не станем предавать это огласке немедленно? Знаешь, что здесь начнётся?

— О том и речь. Засекретить всё, что успеем. Придётся обратиться к Её Светлости. Альтернатива — Союзные службы, но тогда засекретят и нас самих. Между прочим… Май, по нашей классификации — «пси»-десять. Неинициированная, стихийная. Вот так.

— Почему бы не объявить о бегстве опасного «пси» как Союзным службам, так и сопредельным государствам? — заметил Гриф. — Не вдаваясь в подробности.

— Она должна быть поймана живой, — напомнила Тень. — Да, забыла спросить, меня вы на исследования отдавать не собираетесь? Я тоже — сказочный персонаж. Что? Собираетесь? Тогда знайте: я не дамся.

— Боюсь, Эсстер, что рано или поздно…

— Чародей, вы меня уже пытались поймать. Мост через Левае, помните? Три года назад. Знаменитое ограбление банка.

Масстен крепко зажмурился, помотал головой.

— Великая Матерь. Да что в этом мире происходит? Слушайте, Тень, вы хоть кому-нибудь не напакостили?

— Не знаю, не интересовалась.

— Да, раз уж заговорили — зачем вам было столько денег?

— Жизнь дорожает, — пожала плечами Тень. — Правда, почти все деньги прибрала Ведьма. Подробности у неё.

— Извините, — Хеваин поднял руку. — Можно подвести предварительный итог?

Все остальные замолчали.

— Вот сведения о тех, кто был, по словам Майтенаринн, на Aef семнадцать лет назад. Собраны покойным Хельтом эс Тонгвер. Вот примерное описание того, как Ведьма «программирует» людей, кто подвергся обработке, какой и для чего. По словам Эсстер, у Ведьмы обширная агентура и «спящие куклы» по всему свету. Это — совершенно открытые материалы, я бы поделился ими со всеми специальными службами. Дело нешуточное. Можно мечтать о поединке с Ведьмой, но если она, например, возьмёт под контроль хотя бы одну ракетную базу или авианосец… а она может… или станцию противоракетных спутников… сами понимаете.

Хеваин оглядел аудиторию.

— Я согласен с Масстеном Каро, надо обратиться к Её Светлости. Рассказать, что сочтём необходимым, не переходя за грань реальности. Попросить содействия.

Возражений не было.

— Тем временем использовать… нетрадиционные средства поиска Ведьмы, — Хеваин взглянул на Тень, та кивнула с довольным видом. — Изучать то, что попало к нам в руки. Прежде всего — то, что удалось сделать Майтенаринн. Чародей, вы говорили, что те из бойцов, кто присутствовал при Тёмной луне, приобрели иммунитет к «пси»-атакам покойной Ройсан? Это может пригодиться.

— Это мысль, — Гриф оживился. — Надо подумать, когда и если Майтенаринн… Светлая сможет провести несколько опытов.

— Пока всё, — Хеваин. — Я свёл воедино всё, что уже высказывалось. Добавил немного от себя. Да, я бы принял все меры, чтобы Светлая не покидала Тегарон надолго. Я правильно понял, Эсстер?

Тень кивнула.

— Что скажете?

— Блокада, — Саванти поднял голову. — Не кривись, Реа, я серьёзно. Моя блокада может серьёзно помочь. Я читал отчёты о том, как Ведьма действует на своих «кукол». Ей не нужно быть вплотную к жертве, чтобы «взять» её. Можно отчасти обезопасить себя от немедленного подчинения, поставив блокаду. «Верхний пояс» трогать необязательно, достаточно среднего. Проклятье, нет времени на исследования.

— Зато, боюсь, полевых испытаний будет — не обрадуешься, — Гриф встал. — Запиши меня в добровольцы, Ани. Масстен, завтра я свяжусь с департаментом безопасности Её Светлости и Отделом чрезвычайных ситуаций Союза. Передам открытые данные.

Чародей кивнул.

— Завтра же проверим охрану Её Светлости. Внедрим людей из «пси»-отдела.

— Внедрите меня, — предложила Тень. — Я умею вести себя! — она перехватила взгляд Реа. — Я смогу защитить Её Светлость. От кого угодно из «кукол».

— Согласна, — кивнула Реа. — Но Май… ей тоже нужна охрана. И, да простит меня Её Светлость, я бы охраняла в первую очередь Май.

— Нет, — возразила Тень. — Королева нужна ей живой. А вот тем, кто рядом с Май, я не завидую. Не смейтесь, Саванти.

Чародей и Гриф переглянулись.

— Ладно, — Чародей поднялся. — Завтра утром продолжим. Есть ведь и текущие дела. Прошу всех получить телефоны с закрытым каналом связи. Прочий минимум сигнального оборудования. И, раз уж мы устроили заговор, отчитываемся во всём каждый день.

— Бюрократы, — недовольно поморщилась Реа. — Даже битву со злом надо документально подтверждать и санкционировать. Ну ладно, всем спокойной ночи.

- -

У порога своих апартаментов Реа обернулась. Тень.

— Что тебе? — осведомилась Тигрица.

— Ничего. Просто шла следом. Тигра… она не злая.

— Хватит, Эсстер.

— Она просто делает, что хочет. Я же ведь и её Тень. Я помню её, её мысли.

Эсстер помедлила и, не отворачиваясь на этот раз, постепенно приняла облик Мианнесит. Правда, оставила рыжие волосы. Реа, ощущая, что мурашки проползают по коже, медленно обошла вокруг Тени.

— Почему волосы… она ведь не рыжая?

Эсстер уже приняла собственный облик.

— Если я попытаюсь стать ею полностью, Тигра… Я стану. Полностью. Не думаю, что это получится более одного раза — я впущу её сюда.

Глаза Реа загорелись.

— И не мечтай. Её не застать этим врасплох. Никто из нас не успеет даже пошевелиться, Воин. Если кто и может победить Ведьму при встрече, это Королева.

— Эсстер, ты сошла с ума. Май… ей ещё учиться и учиться. Она добрая, в подлинном смысле, но совсем ещё ребёнок. Она не сможет защитить себя.

Тень пожала плечами.

— Тогда мы стараемся напрасно. Спокойной ночи, сестра.

— Сестра?

— Тебя зовут Реа-Тарин Левватен эс Метуар эс ан Тегарон? Мы обе — дочери баронессы.

Реа долго глядела Тени в глаза. Потом кивнула.

— Спокойной ночи, Эсстер… сестра.

6. Подземная паутина

— Эсстер, Реа, — Гриф появился в кабинете, встал у входа. — Нет, спасибо, я уже завтракал. Вас будут ждать в резиденции Её Светлости сегодня в час пополудни. Мы проведём — осторожно — исследование, о котором говорили вчера. Не забудьте заполнить бумаги и получить оружие.

— Спасибо, Гриф.

Он кивнул и вышел.

— Эсстер, у вас нет аппетита? — Хеваин поднял взгляд. Тень лениво ковыряла вилкой в тарелке.

— Хочу бифштексов с кровью, — мрачно отозвалась та. — «Не положено, не положено»… Надоело мне желудок портить. Вот как меня Реа накормила тогда… просто сказка.

— Дождись вечера, — посоветовала Реа. — Будет тебе и мясо, и кровь, если захочешь.

— Правда? — подняла взгляд Тень. Получила утвердительный кивок и… справилась с завтраком раньше всех.

— Реа, — Саванти поднял взгляд. — До того, как отправитесь к Её Светлости… у меня кончаются реактивы. Ты обычно их доставала, поможешь? Если занята — скажи, к кому обращаться. Я отправил заявку, но её неделю будут со стола на стол перекладывать.

— Сделаем, Ани, — кивнула Тигрица. — Эсстер, вот, выпей таблетки. Не строй глазки, не поможет. Ясная голова не помешает.

— Заботливые вы мои, — Тень поднялась, сладко потянулась. — Давай лучше я тебя стрельбе немного поучу. Ну ладно, ладно. — Взяла таблетки с ладони у Реа, запила водой. — Отдала бы весь флакон, да и всё.

— Я уже отдавала. Только таблетки отчего-то стали мятными.

Тень пожала плечами.

— Мятные вкуснее. Всё, молчу. Буду хорошей девочкой. Ну что, в тир сходим?

— Съезжу с Ани, потом сходим. Если успею.

— Ладно, начну без тебя. Принесу Май и Лас завтрак и начну. Всем пока!

— Если я нужен, — Хеваин поднялся, забрал папку с бумагами, — я в библиотеке.

* * *

Третий день.

Я уже привыкла ни о чём не беспокоиться, двигаться, куда ноги сами меня приведут. Не могу сказать, что начинала чувствовать себя хорошо в траурном облачении. Но мысли это упорядочивало здорово.

Куда сегодня? Лас обычно приходит к могиле Дени, потом возвращается в парк. Я тоже подойду к могиле… и прогуляюсь по городу. Завтра у меня дел будет — не счесть. Появилась одна идея. Не очень умная, вероятно, но, может, удастся немного успокоить совесть. Опять буду делать добро вопреки желаниям тех, кому делаю.

Думай, Светлая. Ведьму нельзя убить, это вызовет небывалые беды. Кто сказал? Ещё одно из её Правил? Или она действительно так загадывала?

Мы играли, играли несколько часов. Мы все были довольны, даже Ведьма. Самой довольной была Тень. Сущее наказание… постоянно что-то придумывала, строила идеи одна нелепее другой. Но как она нас смешила. Но ведь это игра, игра! Отчего это всё становится действительностью?

Я боюсь. Не все это знают, но я боюсь такой действительности.

…Лас сказала, по секрету, что дядю Хельта должны похоронить на Кладбище Северного Моря, в Роан. Оказывается, дядя сделал что-то для дома Вантар. Как тесен мир.

Ой… это она, Лас. Нет. Хорошо, что я не пересекла границы, не нарушила запрет. Сиди, Ласточка, твоё право. Я подожду. Я не успела увидеть твоего лица, траур не осквернён.

Отойду подальше, в лес. Мне торопиться некуда.

Когда я оглянулась, увидела знакомый завтрак… поднос — на нём кувшинчик с водой, хлеб, салфетка… Красная роза, дикая роза. Я выронила её вчера, когда снимала траурную накидку. Тень… я знаю, это ты.

Цветок не завял. Я помню, Дени… Я не забываю.

* * *

Лас взялась за колючую ветвь. Мир потемнел, солнце пропало с небес, птицы умолкли. Её не пускали сюда надолго. Если сжать руку, напоить дерево кровью — можно продержаться дольше. Но кто-то, чьи тёплые руки иногда опускались на плечи, страдал оттого, что страдала она. Третий день — и вновь несколько минут пребывания непонятно где. Университет, хоть и прививал ироническое отношение к суевериям, не помешал Лас воспринимать то, что происходит, как оно есть. Нелепо гадать «может быть или не может быть», когда вот оно, происходит.

Нельзя шевелиться. Тут же выбросит назад. Нельзя оборачиваться, издавать ни звука. Выбросит. Может быть, пустит ещё раз… а может быть, заставит ждать несколько часов.

Дени, почему ты не сказал, что был Слугой?

Тайна, Лас… Есть тайны, которые убивают.

Шёпот? Или её собственные мысли? Темно вокруг. Глаза здесь мало на что пригодны.

Кто ещё здесь? Кто связан с Aef? Маленький островок. Детей до «первой луны» положено воспитывать вдали от родителей. Почти повсюду положено. Конечно, простолюдины не могут такого позволить, оттого и остаются их потомки такими же простолюдинами.

Теариан-то Сагари? Великий Видящий, Вы тоже здесь?

Молчание.

Тихий шелест.

Дайте же знак. Я прочла Ваши труды, я многое поняла из того, что Вам открывалось. Откройте же мне хоть что-то. Зачем Хельт эс Тонгвер выбрал Ваше стихотворение? Или это Вы выбрали Хельта? Для чего?

Безмолвие.

Хельт эс Тонгвер, дважды умерший, где Вы сейчас?

Не тревожь их, птица…

Дени?

Я, Лас. Вы почти всё знаете, вы сами всё поймёте.

Спасибо, Дени…

Лас закрыла глаза.

Когда открыла их — жаркий день, безлюдная гора. Кто-то вновь позаботился о том, чтобы было, чем приглушить голод. Спасибо…

* * *

Реа говорила по телефону, Саванти сидел за рулём «тура». Где угодно пройдёт, даром что неказистый. Тегарон — страна великих гор и неухоженных дорог. Куда их отправят?

Реа кивнула, дала отбой, вышла на улицу.

— Поехали. В Горрет. Часа за два успеем. У них есть почти всё, что нужно… Хотя нет. Дай-ка, сяду за руль.

— Стоит один только раз задеть дерево…

— Ани, не начинай. Я знаю короткую дорогу. Ты снова будешь петлять полдня, а у нас с Эсстер дела.

Хлыст пожал плечами, подчинился.

— Машину почему не заправил? — поинтересовалась Реа.

— Знаешь… тебе подарили, ты и…

— Подарили мне, ездишь обычно ты. Ладно, на сегодня хватит.

За городом Реа неожиданно свернула в лес. Выбирала одну тропинку за другой, бесстрашно поворачивала вплотную к оврагам. Саванти, подумав, застегнул ремень безопасности.

— Твои краткие дороги! Что-то ты здесь раньше не ездила.

— Решила попробовать. В случае чего ошибусь, но немного.

Саванти молчал, с наслаждением вдыхая лесной воздух.

— Слушай… Эсстер что, действительно твоя сестра?

— Сводная. Так получается.

— Ничего себе клубок. Масстен точит зубы — хочет хотя бы раз заснять что-нибудь из её похождений на следящую аппаратуру.

— Осторожнее с ней… что хочет, то и делает. Пять с лишним лет не знала свободы, сам понимаешь. Всё время на грани. Кого-то из дежурных вчера «угладила» чуть не насмерть.

Саванти рассмеялся.

— Не надо было подпускать. Что, будешь делать внушение?

— Кому именно?

Саванти задумался. Действительно, кому? Тень и с ним говорила… только что не мурлыкала и щёчкой не тёрлась. Ну, блокада помогает, тереться она может сколько угодно. Проверяет на прочность?

— Обоим. Отправь ко мне «пострадавшего», посмотрим.

Реа кивнула.

— Вот — говорила же, успеем.

Саванти непонимающе оглянулся. Лес… когда он успел кончиться? Горрет стоит на вершине старой плоской горы, лес начинается километрах в трёх. Что, он заснул?

Ну ладно.

Они зашли на склад и, действительно, взяли почти всё. Оставалось только два наименования.

— За этим — в Райтео, — пояснила Тигрица. — А неплохо мы добрались. Слушай, сейчас успеем и в Райтео. Пристёгивайся…

— Что, снова хочешь срезать?

— Ясное дело. Будет трясти.

… — Что-то я не понял, — начальник склада реактивов посмотрел на часы. — Откуда они звонили? Из Университета?

— По её словам, да, — пожал плечами дежурный. — Правда, связь мобильная, говорить могли откуда угодно.

— Ясно, — начальник проводил взглядом удаляющийся «тур» — пыльный столб — и вернулся к рабочему месту. — Я уж подумал, у них свой самолёт появился.

* * *

Как странно. Майтенаринн попыталась вновь увидеть «тёмный мир», прикоснувшись к стволу шиповника над могилой Дени, но — ничего не случилось. Ворота заперты. Вчера она что-то видела, или слышала. Чувствовала. Что-то близко. И хотела сжать пальцы, дать крови стечь по ветвям, и боялась. Что-то близко, но не хочет впускать её. Ладно. Умерим амбиции. Не пускают — значит, имеют право. Буду приходить сюда вновь и вновь. Захотят — поговорят. Лас… она что-то знает, несомненно. Но замыкается, стоит только упомянуть об этом кусте. В городе все возбуждены этим чудом, многие подходят и смотрят, смотрят…

Цветков на шиповнике всё больше.

Вздохнув. Майтенаринн последний раз прикоснулась щекой к могильной плите. Жди меня, Дени…

Не торопись ко мне, Королева.

Майтенаринн вздрогнула.

Замерла. Вслушалась в себя. Не «эхо». Что-то извне.

Если бы я знала, что же ты хотел мне сказать. Самонадеянная, самовлюблённая, ожидающая от всех повиновения…

Ты уже знаешь, Королева. Всё придёт.

«Ты уже знаешь»?

Майтенаринн поднялась на ноги.

Спасибо, Дени.

* * *

— Всё, Ани, — Тигрица выпрыгнула из «тура», легко и изящно. — У меня ещё тренировка. Справишься сам?

— Естественно, — проворчал Саванти. Что-то не так. Они выехали из Университета час сорок назад. Что, «тур» стал ездить втрое быстрее?

Ладно. Вначале — реактивы. Саванти позвонил, попросил, чтобы доставили контейнер и охрану. И вновь переводил взгляд с счётчика расстояния на часы.

…Зрителей Реа-Тарин заметила издалека. Свободные охранники, да и просто любопытные, кто мог себе позволить поглазеть, столпились у входа в тир.

— Реа, привет! — помахал ей один из знакомых охранников, Кейрен Таэро. — Ну, у тебя и сестра — давно надо было на работу взять. Просто блеск!

Реа протиснулась внутрь.

Эсстер была внутри. На «игровом поле» — где по тебе стреляли учебными зарядами (капсулы с быстро испаряющейся краской). Двенадцать противников. Десять неприкосновенных целей (мирные граждане). Темп боя — максимальный.

— Третий раз проходит, — пояснил Кейрен.

— Счёт?

— Сухо.

Реа на несколько секунд утратила дар речи. Ей самой удавалось пройти это поле, с таким же соотношением целей, но чтобы всухую на максимальной скорости…

Выглядело это красиво и жутко. Два тренировочных револьвера. Тугой спусковой механизм, тяжёлое оружие. Шесть запасных патронов, по шесть — в каждом барабане.

Тень замерла в относительной безопасности. Манекены пришли в движение. Сейчас они окружат её, откроют огонь по окрестностям стены, а кто-то бросит внутрь «гранату»…

Тень прыгнула… повернулась в воздухе, поджимая ноги. Выстрел. Ещё один. Вместо того, чтобы метнуться назад, в другую щель (куда уже летела «граната»), Эсстер оттолкнулась ногой и, повернувшись, сбила ещё двух противников. Двое других прикрылись тремя «мирными гражданами» (ох уж эти мирные… на редкость тупые и бестолковые) и открыли огонь. Видеть, как Тень «качается», было одним удовольствием. Затем — неожиданный выстрел в открывшееся «бедро» одного из террористов и ещё один стремительный прыжок.

Через пятнадцать секунд информационный щит сообщил — двенадцать целей поражено, из них неприкосновенных — ноль. Условных повреждений — десять процентов от ожидаемого, все — вторичные, не опасные.

Аплодисменты. Восторженные крики.

Тень, тяжело дыша, вернулась ко входу на «поле».

— Устала, — сообщила она. — Твоя очередь, сестричка. Сможешь?

— На максимальной… вряд ли. Слушай, где ты так…

Тень подмигнула.

— Тайна. Но тебя научу, если попросишь. Хотя, — она оглянулась, — мне кажется, Воин, ты справишься. Я, признаться, немного хитрила. Ты можешь пройти честно. Так… я — в душ, а ты?

— Туда же. После дороги. Полчаса у меня есть.

Тень оглянулась — множество восторженных взглядов. Она кому-то подмигнула и положила тренировочное оружие на стойку.

— …Что нужно сделать, чтобы ты научила? — поинтересовалась Тигрица. — Спинку потереть?

— Да, этого достаточно. Что-то ты ко мне приглядываешься… Что увидела?

— Шрамы сошли. Впечатляет. Кстати, кому это ты подмигивала? Кого загладишь на этот раз?

Тень приоткрыла рот, держа в руках полотенце и… рассмеялась.

— О, а котик-то наш ябеда! Такой большой, и ябеда…

— Не смешно. Ты его, говорят, чуть не до паралича «угладила».

— Слушай, сестра, ты знаешь, что я — специалист по неврозам?

— Конечно. Ты вообще гений психиатрии. С тобой поговоришь минут пять — тронешься раз и навсегда.

Тень погрозила пальцем.

— Ну вот, как обычно. Нет, я его, не поверишь, вылечила. Знаешь такую поговорку — «сочетать приятное с полезным»? Ему точно было полезно. Наверняка, ещё и приятно. Слушай, может, он просто из зависти? Я ему две новых позиции показала, обе — в верхнем поясе. Всё совершенно пристойно и красиво… Нет, он точно из зависти, — последние слова Тень произнесла низко, прищурившись и обнажив клыки. — Не убивай меня взглядом, я живучая… Лучше спроси у ябеды, как он выспался после меня. А потом учи жизни.

Реа с трудом сдерживала смех.

— Спрошу, спрошу. Только в следующий раз, пожалуйста, осторожнее.

Тень подошла к ней вплотную и состроила обиженную гримасу.

— Тигра, ты не обидишься, если я попрошу тебя не лезть не в свои дела?

— Тебе обязательно было «чесать ушки» в облике Май?

Эсстер побледнела, едва не упала, Реа поддержала её. Надо же… ощущались страх и смятение самой Тени, а не свои собственные эмоции.

— Я… я не… умоляю, не говори ей!

Реа печально усмехнулась.

— Ты думаешь, ей надо будет что-то говорить?

— Я не нарочно… — чувствовалось, что паника вот-вот лишит Эсстер самообладания. — Только верхний пояс, сестра! Ничего непристойного, клянусь жизнью!

— Тихо… тихо, — Тигрица привлекла её к себе. — В следующий раз думай. Развлекаешься — пожалуйста, ничего страшного, но знай границы.

Тень обхватила Тигрицу, дрожа крупной дрожью.

— Я не буду так, обещаю… только не говори ей!

— Не скажу. Теро, ты сделала Май большую гадость, помни.

— Соображаю, не маленькая, — проворчала Тень, отпуская Тигрицу. — Кстати, «Теро» — откуда это?

Тигрица опешила.

— Не знаю, Эсстер. Само вырвалось. А что?

— Так звала меня мама, — Тень прижалась лбом к дверному косяку и некоторое время стояла неподвижно.

Когда Реа готова была уже встревожиться, Тень повернулась к ней и сообщила:

— Твоя очередь. Сделаешь три прохода на предыдущей скорости. Потом, если потребуется, будем учиться. Как вернёмся от Её Светлости.

* * *

Я вышла к этому дому неожиданно. Вовсе не собиралась. Более того, даже не знала, что Ланте Ривеин — убийца Дени — обитает… обитал здесь же, в Тегароне. Вход в его дом был помечен позорной серо-чёрной лентой. Обитатели дома в немилости. Наверняка меня ждёт официальная бумага, где я должна решить судьбу его родственников.

Толпа зевак вокруг. Сад внутри ограды изломан, изгажен. Как и сама ограда. Видны разбитые стёкла. Признаться, я ощутила отвращение и стыд. Ланте мне не было жаль: у него была возможность не осквернять себя пролитой кровью. Но родственники? Сидеть так, не имея возможности даже протестовать против летящего в окна собачьего помёта и камней?

А вердикт принято выносить не спеша.

О, Тегарон, некоторые твои обычаи чудовищны.

Я открыла входные ворота (зевак словно ветром сдуло) и вошла. Затворила за собой.

Двинулась к дому, стараясь не наступать на «знаки неодобрения горожан». Это было нелегко.

Двери дома не были заперты.

Я прикоснулась к стене, и «эхо» отозвалось. Оно было отвратительным, не лучше смрада собачьего дерьма под ногами. Ланте… ты не был «куклой», ты был просто жаден, жаден не в меру. Но всё же сказал правду: у тебя тяжело больная бабушка. Ты заботился о ней, ты не был законченным негодяем.

И нет матери. Я не знаю, что с ней стало — пока не знаю. И двое младших братьев.

Что же ты наделал, Ланте…

Слуги. Смелые люди. А может, отчаявшиеся — кто теперь возьмёт их к себе? Дурной знак. Упали на пол, вжимаются в паркет, чувствую их нестерпимый страх и отчаяние. Главная потерпевшая пришла покарать всех лично.

Куда дальше?

Дверь слева открывается, выбегает мальчик — средний брат. Он видит меня и, вероятно, быстро соображает, кто перед ним. Злость, отчаяние, бессилие сменяют друг друга. Он молчит. Знает, что такое строгий траур. Знает, что такое — поднять руку на Светлую.

Я понимаю тебя… тебя зовут Лагайри. Ты собирался стать мореплавателем, Ланте тебе много чего обещал. Я знаю это, мне не нужно глядеть тебе в глаза. Я становлюсь опытнее — твои мысли громкие, мальчик.

Тёмное, что-то тёмное. Хотя обоняние могло бы подсказать и раньше, не будь инстинктивно пригашено мерзкой вонью вокруг. Вы страдаете по обычаю, вы не заслужили такого. Я знаю, вы бы не одобрили того, что совершил Ланте.

Иду, уверенно, туда, откуда даёт о себе знать источник «темноты».

Средний, теперь уже — старший брат следует по пятам.

Комната закрыта. Пытаюсь открыть — заперта. Делаю знак Лагайри — открой.

Не смеет противиться. Хотя боится и ненавидит меня. Щелчок замка, дверь отворяется.

Душно. Но чисто. Бабушка… да, она давно больна. И нет лекарств. Денег в этом доме почти не осталось. И выйти на улицу не так легко, «возмущённые горожане» постараются поиздеваться — это ведь безнаказанно.

Я присела перед ней.

«Зрение», помоги.

Вижу.

Женщина пошевелилась. Вряд ли она узнала меня. Вряд ли она была в состоянии кого-то узнать, страшная боль в спине, подкрадывающийся паралич отняли у неё почти всё, что осталось от жизни.

Звон позади. Глухой удар.

Лагайри. С младшим братом. Вытащили откуда-то свёрток. В нём — несколько десятков монет и всё то, что, вероятно, осталось от сокровищ. О небеса… Мать, их мать… покончила с собой день назад. На рынке, где у неё отняли почти все деньги, что оставались в семье.

«Зрение», ищи грабителя… ищи. Злом не исправить зла. Но урок — будет.

Оба внука лежащей передо мной упали на колени. Молча. Закрыли головы. Последняя надежда. Забери всё, оставь нас. Ещё один день жизни, пусть даже такой.

Я вернулась взглядом к больной и снова сосредоточилась.

- -

Майтенаринн ожидала боли, обморока, чего-то ещё… нет, на сей раз черноту удалось «вытолкнуть» без особого труда.

Получается всё легче — хорошо это или нет?

Но усталость пришла, как и прежде. Майтенаринн почти безучастно смотрела, как исцелённая женщина прикасается к груди, пытается сесть. Слаба, мускулы плохо держат её. Оба внука бросились к ней…

Майтенаринн прикоснулась к щеке женщины и, кивнув, удалилась. Не оглядываясь.

У самого порога её осторожно потянули за рукав.

Оглянулась, присела.

Лагайри протягивал кольцо. Кольцо своей матери. Знаками просил его взять. Очень просил.

Майтенаринн взяла, кивнула. Прижала ладонь к его лбу… ты станешь мореплавателем, Лагайри. Если сможешь вытерпеть то, что случилось. Мальчик торопливо поклонился, бросился прочь, в глубины дома.

На пороге Майтенаринн обернулась и сорвала знак немилости.

Накинула капюшон, подняла руки над собой, исполняя знак Всевидящего Ока…

Почувствовала, как силы возвращаются.

Зевак и «возмущённых горожан» словно и не было никогда.

- -

Дом грабителя я отыскала без труда.

Вошла внутрь ограды, без стука.

Не более чем через полминуты все обитатели дома выстроились передо мной, склонив головы, не рискуя даже крохотным движением выказать неуважение.

Кто из вас?

Я протянула кольцо, показывая его всем. Смотрите. Вспоминайте.

Никто не выдал себя. Я знала, кто это. Знала, кто из её сыновей. Подающий надежды помощник одного из чиновников, в канцелярии градоправителя. Не хватает смелости?

Я подошла к нему, протянула кольцо. Отшатнулся, упал на колени. Начал что-то бормотать… Не он это был, не он, я перепутала. Кого ты хотел обмануть?

Вы почувствуете, что это такое. Посмотрим, сможете ли вести себя достойно.

Я вынула ленту — символ немилости — и повесила её над дверью в жилище, на всеобщее обозрение.

Глава дома что-то лепетала мне вслед, о чём-то умоляла… Нет. Завтра я вернусь и буду милостива. А пока — испытайте на себе.

- -

Лас появилась у ограды дома Ривеин минут через пять после того, как Майтенаринн удалилась. Дом уже приводили в порядок. Удивительно, но в этом принимали участие и некоторые из тех, что не так давно злорадно наблюдали, как остатки семейства Ривеин исчезают с лица земли.

Она вошла внутрь (все прятали лица, некоторые падали ниц) и прошла по всему саду, прикасаясь ладонью к покалеченным кустам и деревьям. Наверное, здесь было красиво.

Лас обошла сад, не обращая внимания ни на кого. Вышла наружу, задержалась у ворот, погладила ближайшее ко входу деревце…

Она не заметила, как сами собой залечились деревья и кусты, как заросли шиповника воздвиглись вплотную к внутренней части ограды. Те, кто видели это событие собственными глазами, боялись проронить хоть слово — чтобы совершающееся чудо не развеялось без следа.

* * *

— Всё время мечтала здесь побывать, — сообщила Тень тихо. Их впустили, тщательно обыскав, изъяли оружие — на входе во внутренние покои.

Охрана производит впечатление. Как и положено. Это не летняя резиденция; Её Светлость пригласила их в собственный замок, Эсстар-Лан; на вид архаичный, замок оснащён вполне современно. Камеры слежения. Средства эвакуации. Все полагающиеся мелкие чудеса бытовой техники. Многое, многое вытеснило красивые, но бесполезные остатки предыдущих веков. Монархия не ветшает, она вбирает в себя всё новое, суть не меняется.

— Я тоже, — призналась Реа-Тарин. Вполне искренне.

Коридоры, коридоры… Гриф и его подразделение находятся где-то в другом месте, готовятся проверить предположение Тени. Совершенно фантастическое. Если оно подтвердится, тогда «куклы» могут оказаться повсюду. Ждущие своего часа, невидимые традиционными средствами обследования. А нетрадиционные ещё придётся изобрести.

Инструктаж, проведённый Масстеном, был невыразимо скучным. Однако пришлось всё выслушать, ответить на ряд глупых вопросов и только потом уже надеть значки-пропуска.

Прошла вечность, прежде чем приглашённые увидели Её Светлость.

Теране Эсстар Тегар-Тан ан Тегарон произвела впечатление на обеих. Ощущением силы, уверенности… как и в присутствии Светлой, казалось невозможным не быть искренними. Реа-Тарин затруднялась оценить возраст Теране — пожалуй, около сорока пяти. Выглядит намного моложе.

Ага, а вон там — вход в детскую. План замка — та часть, которую полагалось знать — им вручили по пути. Оба ребёнка там. Теперь ясно, зачем такие предосторожности.

Когда обе вновь прибывших встали на колено и выполнили прочие части церемониала, Её Светлость вернулась на небольшое возвышение. Охрана бесшумно приблизилась, насколько позволяли правила. Двое позади гостей, один по левую руку Её Светлости, один — по правую.

— Рады видеть Вас в добром здравии, — произнесла Тень. В облике Эсстер. — Будем счастливы предложить свои услуги Вашей Светлости.

— Я пребываю в серьёзном замешательстве, — Теране сделала знак, охрана отдалилась. — События, о которых рассказывает таха-тиа Масстен, фантастичны. Я верю ему, по понятным причинам. Он не смог рассказать мне деталей. Я хотела бы услышать разъяснения от вас.

— Тень, — голос Грифа из передатчика — клипсы. — Начали эксперимент. Двое охранников. О результатах буду докладывать.

— Разрешите мне, — Тень подняла голову. — Тахе-ан, вы знаете о трагических событиях в Северном доме Тонгвер. Вкратце сообщение звучит так: подлинная виновница происходящего ещё на свободе. Она ограничена в возможностях, пока пребывает на территории графства, вынуждена скрываться под землёй. Мы располагаем косвенными доказательствами того, что её планы захватывают многих людей, как на территории графства, так и за пределами. Мы здесь, потому что планы её касаются и лично Вашей Светлости.

Она замолчала — ожил передатчик.

— Тень, Тигрица, — голос Грифа. — Результат положительный, они впали в сонливость, предполагаем взрывную активность через несколько минут. Высылаю людей — заменить охрану во внутренних покоях.

— Ваша Светлость, — Тень говорила ровно, спокойно. — Прошу Вас оставаться на месте. Не шевелиться. Не двигать головой. Мы в смертельной опасности.

— Гриф, — продолжила она. — Взгляд неподвижный, мышцы расслаблены, голова чуть опущена, эмоциональный фон отсутствует. Верно?

— Да, Тень.

— Гриф, у нас здесь то же самое.

Гриф молчал.

— Я прошу тех, кто ещё верен Её Светлости, назвать своё имя, — произнесла Тень ровно. Никакой реакции. Реа заметила, боковым зрением, что охранники у наружной двери так же оцепенели.

— Ваша Светлость, — продолжала Тень. — Как только они бросятся на меня, отступайте в детскую. Воин, никого не пропускать. Эвакуировать Её Светлость и детей.

— Тень, — голос Грифа. — В коридоре ещё четверо. Продержитесь хотя бы минуту, помощь уже в пути. Проклятие, они просыпаются! Внимание всем! Если получится взять живыми — брать живыми!

— Ваша Светлость, внимание… — Тень изменила облик за долю секунды, превратившись в Майтенаринн. Теране расширила глаза.

— Ez sfen, ro vaeni! — крикнула Тень, отпрыгивая влево. — «Склонись, я пощажу»!

- -

Теране не успела осознать, что происходит: интуиция говорила ей, что Эсстер не шутит, надо выполнять указание. Прыжком переместилась к двери в детскую, успела извлечь личный «Скорпион». Все четыре охранника тем временем бросились в сторону неизвестной с лицом Майтенаринн. Когда Теране, перекатившись, поднялась у двери, бой почти окончился. Так показалось.

Двое охранников лежали неподвижно. Реа на её глазах ударом в висок уложила третьего. Четвёртый замахивался, чтобы ударить Тень дубинкой, но та… возникла у него за спиной.

Хруст позвонков. Четвёртый охранник медленно оседает наземь.

Тень бросила Реа кобуру, швырнула ногой винтовку — Тигрица ловко подхватила её.

— Я держу дверь! — крикнула «Майтенаринн». — Отступайте! Гриф, кто в бункере?

Щелчок. Ещё. Винтовка заряжена. «Скорпион», от второго охранника, в другой руке.

Кто-то вбегает из коридора. Выстрел, в упор.

Тигрица отступает, заслоняя собой дверной проём, ведущий в детскую. Тень… перекатилась, едва уловимо для глаза. Два выстрела. Кто-то падает по ту сторону. Другой замахивается… граната! Тень выпускает в поднятую для замаха руку несколько пуль, прижимается к стене.

Тигрицы и Теране уже нет в комнате.

Грохот в коридоре. Свист осколков. «Заколдованные» охранники умирают молча.

— В бункере ещё четверо! — голос Грифа. — Ни в коем случае не в бункер! Держите оборону, мы идём!

Стрельба. Интенсивная стрельба в коридоре. Ну наконец-то.

— Тень, лифт поднимается! — Тигрица. — Не могу заблокировать!

— Иду, — Тень схватила ещё одну кобуру, сорвала с пояса убитого гранату. Взрывы в коридоре.

Ещё одну гранату, с другого охранника.

— В коридоре ещё двое, — Гриф. — Пытаемся пробиться. Держитесь.

Ещё двое? Гранату в коридор. Кто не спрятался…

Тень ворвалась в комнату, оценила обстановку. Теране с детьми в углу, перед ней — опрокинутый стол, справа на стене — вход в лифт, дорога в бункер. Тигрица рядом с Теране, готова открыть огонь по тем, кто покажется из лифта.

— Воин, держи коридор.

Реа исчезает в соседней комнате.

Лифт мягко останавливается.

Тень замирает у стены напротив…

Двери начинают открываться.

Тень стремительно, едва заметно для глаз перекатывается к другой стене… по пути два раза стреляет в медленно открывающуюся дверь… в расширяющуюся щель.

Она уже у двери в лифт!

Поймала что-то рукой — ствол винтовки. С силой рванула на себя, швырнула внутрь гранату. Выстрелила вскользь из «Скорпиона». Теране вжимается в пол, прикрывает собой детей. Правильно…

Грохот. Тень перекатывается мимо открывающейся двери. Чисто.

— Теране?

Ни царапинки. Цела. Дети — тоже. Спят… как странно.

— Воин, я иду!

Тигрица держит дверь под прицелом. Стрельба, но чуть тише — на других этажах?

— Воин, оставайся с ними!

Тигрица успела неплохо вооружиться. Кивает, отступает, не сводя взгляда с дверного проёма.

— Гриф, что у нас?

В коридоре, у дверей — никого живого.

— Последние на твоём этаже, Тень. Идут справа. У обоих штурмовые ружья. Отступай к лифту, мы снимем их с воздуха.

— Лучше прикройте мне спину, — Тень подобрала заряженный «Скорпион», две «Кобры». — Я вся — ожидание…

Тишина.

Шаги. Бегут. Ровно бегут, почти беззвучно. Не грохочут. Тень проверила, где что у неё из оружия, чуть подняла обе «Кобры».

Двое. В нежном сине-зелёном ореоле.

Тень возникла из ниоткуда шагах в тридцати перед ними, оба «заколдованных» слаженно опустились на колено, поворачивая оси конусов подсветки в сторону пришельца. Если тот не откроет огонь, два залпа контрмер — и враг будет разрезан на несколько частей.

- -

Штурмовые ружья являются лучшим средством против традиционного стрелкового оружия, если уметь с ними обращаться. Если не позволять вражеским снарядам касаться самой кромки защищённой области — когда часть шрапнели достаётся тем, кто скрыт за конусом.

Видеозаписи последнего боя на этаже, где находилась Её Светлость, предстояло долго служить учебным пособием.

Тень открыла огонь с обеих рук, поднимая обе линии огня так, чтобы касаться каждой внешнего края защищённого конуса. Это несложно, при автоматической стрельбе ствол «Кобры» и так задирается вверх.

Видно было, как оба охранника невольно начали приподнимать ружья, когда брызги металла обрушились на их лица — а надо было вжиматься в пол, опускаться, ожидая, пока у противника иссякнут магазины.

Когда магазины иссякли, Тень уже садилась на «поперечный шпагат», отбросив «Кобры», сжимая в руках «Скорпионы».

Два выстрела. В незащищённые коленные чашечки.

Еще два, в локтевые суставы.

Тень кинулась к корчащемуся, обезоруженному противнику, стреляя в оставшиеся невредимыми конечности, не нанося критических ран.

Остановилась шагах в трёх, глядя на молча извивающихся охранников. Увы… одной лишь программы мало, нужно ещё работоспособное тело.

— Гриф, — позвала Тень. — У меня всё. Забирайте ваши экспонаты.

- -

— Оставьте меня с ними, — приказала Теране. Гриф кивнул, прикоснулся ладонью к ладоням Тигрицы и Тени, покинул комнату, закрыл дверь. Замок ещё осматривают, Теране придётся посидеть в бункере.

Её Светлость поднялась с сидения, двинулась к Тени — всё ещё в облике Майтенаринн — обошла её, отметила, сколько повреждений на куртке. Тень держала голову склонённой, слабая улыбка играла на её губах.

— «Склонись, я пощажу», — звучно повторила Её Светлость. — Страж мрака? Тень?

— К вашим услугам, Теране, — Тигрица вздрогнула. Вокруг Тени повисло едва заметное облачко сумрака, а очертания лица стали призрачными, страшными… глаза тускло светились красным.

— Если Тень сама вернулась в этот мир, значит, впереди большая беда, — Теране опустилась в кресло. — Я не верила в Ваше существование, Тень. Думаю, Вы не в обиде на меня за это.

— Я не участвую в битве, Теране, — Реа пыталась понять, кому принадлежит чуть глуховатый голос. Вспомнила «девичник» и слова Светлой. — Та, что называется Мной, поможет удержать равновесие сил.

«Тень… можешь стать самой собой».

О Всевидящая… что же ты, Май, натворила… Если бы ты знала, кого впускаешь… Тень… можешь стать самой собой.

— Масстен говорил чистую правду, — Её Светлость кивнула. — Я предпочла бы никогда не видеть Вас, Тень — при жизни. Но вижу Вас… это так необычно.

— Меня пригласили, — Тень улыбнулась, поклонилась. — Я не смогла удержаться, захотела увидеть своими глазами. Прошу извинить мою слабость. Мне пора. Работа. Та, что остаётся, расскажет остальное. До встречи, Теране.

И Тень, подлинная Тень ушла, оставив Эсстер. Тяжело дышащую Эсстер, для которой, видимо, всё случившееся было столь же неожиданно.

— Тень? — неуверенно переспросила Теране.

— Я Тень, тахе-ан, — подтвердила Эсстер. — Справа от меня Воин. Ваша Светлость… мы здесь, чтобы защищать Вас.

Её Светлость предложила присесть напротив, по другую сторону небольшого стола.

— Тень… Воин… Где Ведьма, Тень? Кто Королева? Где остальные?

— Я служу Королеве, — призналась Тень. — Ведьма… её мы ищем. Нас трое, против одной. Остальные мертвы, Ваша Светлость.

— Две легенды за один день, — задумчиво произнесла Её Светлость. — Я бы подумала, что вижу скверный сон, если бы не присутствовала при сражении. Я готова помочь вам, Тень и Воин. Королева — Майтенаринн?

— Так точно, — отозвалась Тигрица.

— Моя матушка, дапребудет под Светом, дорого дала бы, чтобы быть здесь, сейчас, — Теране улыбнулась. — Она верила и в Тень, и в грядущие беды, что должны прийти во время моего правления. Но я совершенно не готова к такому повороту событий. Знаю одно: ничто из произошедшего в этой комнате не должно покинуть пределы её.

— Нас восемь, — вздохнула Тень и Тигрица кивнула. — Нас уже восемь, Ваша Светлость. Тех, кто знает подробности. Мы помогаем Королеве. Теперь обо всём знаете и Вы. Мы не были уверены, что…

— Что я поверю? Что я не «кукла»?

— Именно так, — подтвердила Тигрица.

Её Светлость встала, прошлась к стене бункера и обратно.

— Я могу помочь немногим, — завершила она. — Связями. Некоторыми полномочиями. Постараюсь оградить вас от внимания третьих лиц. Это звучит нелепо, но я пока не в состоянии сделать большего.

— Мы справимся, — заверила её Тень. — Мы сможем.

* * *

— Май, Лас, — позвала Тень. Солнце уже село; Лас и Май сидели у небольшого розового куста, на поляне. Семь цветков светились в быстро наступающей темноте. — Идёмте, мы ждём вас. Скоро будет ужин.

Лас кивнула и встала, протянув руку Май. Та приняла, поднялась… оглянулась на Тень.

— Лас… похоже, у неё ко мне разговор. Извини.

Ласточка кивнула вновь и убежала.

Сумрак сгустился над Тенью.

— Госпожа, — Тень заговорила первой. Глаза её светились красным. — Я приняла ваше приглашение… из любопытства, не скрою. Появляясь здесь, Я нарушаю обещание не вмешиваться в дела Среднего мира. Но Меня так давно не приглашали от чистого сердца… Прошу вас впредь быть осмотрительнее, когда вы позволяете явиться подобным Мне.

Майтенаринн кивнула, хотя сохранять самообладание было непросто. Непросто было общаться со сгустком тьмы.

— Я, настоящая Тень, не имею права помогать вам непосредственно. Вы должны справиться сами.

— Понимаю и не прошу ни о чём.

— На прощание, Майтенаринн. Когда вы предстанете передо Мной, сочту за честь лично выбрать достойную вас дорогу. Но не торопитесь ко Мне, прошу вас.

— Прощайте, Страж мрака.

— До встречи, Майтенаринн. Та, что остаётся… будьте к ней снисходительны.

Майтенаринн кивнула и закрыла глаза.

— Спасибо, Королева, — Эсстер потрогала её за плечо. — Она позволила мне услышать разговор.

— Она ушла, Эсстер… Тень?

— Она ушла. Я Тень. Всё та же. Я не думала, что Она придёт попрощаться. Я хотела поговорить про дом Ривеин.

— Я уже знаю, — Май отвернулась. — Тот, кто ограбил мать Ланте, сбежал с тем, что сумел забрать из домашнего сейфа. Глава дома попыталась отравиться, но её выходят. Их торговые дела разрушены, их репутация уничтожена, их нескоро примут в прежний круг повторно.

— Ты ожидала не этого, верно?

Майтенаринн промолчала.

— Май, тебе придётся завершить то, что начато.

— Я не могу… я не смогу подойти к той ленте. Я наказала невиновных.

— Придётся. Ты решила стать правосудием. Твоё право. Дойди до конца. Ты уже вступила в грязь.

— Тень, ты забываешься.

— Нет, Май. Ты сама сделала выбор. Сними ленту. Помнишь, я говорила про лавину? Ты — лавина. Стихия ни перед кем не отчитывается. Никогда.

Майтенаринн кивнула, и более к этому вопросу не возвращались.

- -

— Заговорщиков на одного больше, — Масстен оглянулся. — А где Реа?

— Где положено. Охраняет Её Светлость. Мы теперь там посменно, — пояснила Тень. — Пока новую охрану не отберём. А пока она там, не будет этих мерзких таблеток…

Она осеклась, увидев, как Майтенаринн невозмутимо протягивает ей две таблетки.

— Вы сговорились! — возмутилась Тень.

Но таблетки выпила.

— Тогда жду обещанного бифштекса с кровью. И крови должно быть много.

Май кивнула. Лас рассмеялась, едва не подавившись.

Чародей откашлялся.

— Итак, это новые «куклы». Способные заражать людей, создавать подобных себе. Условное название — «бешеные псы». Гриф оценивает ситуацию. По его словам, количество «кукол» на территории графства — около двухсот пятидесяти. Если не выявить всех до единой, нас ждёт катастрофа в ближайшие несколько недель. Инкубационный период — около пяти дней, для заражения достаточно единственного телесного контакта и общения с «псом» в течение десяти-пятнадцати минут.

— Нужно схватить Ведьму, — заявила Тень. — Заставить её поговорить с Май.

— Не смешно, — нахмурился Масстен.

— Май, — Тень повернулась к Светлой. — Ты ведь меня понимаешь?

— Думаю, да… — медленно проговорила та. — Но нужно, чтобы Ведьма была не в состоянии ничего сделать. Хоть убейте, не знаю, как этого добиться.

— Зеркала… — напомнила Лас тихо. — Она может посмотреть, повлиять на нас с их помощью?

— Совершенно верно, — улыбнулась Тень очаровательно. — Это первое, что она попытается сделать. Как только выберется за границы графства. И все наши тайны перестанут быть тайнами. Для неё.

— Раз так, — Саванти оторвался от изучения своих ногтей. — Почему бы и Май не использовать зеркало? Узнаем, где Ведьма.

— Она выучила этот трюк гораздо раньше, Ани. Думаю, на этот раз она не станет разыгрывать дуэль.

— Без паники, — нахмурился Масстен.

— Мы в окружении из «псов», — проговорил Саванти. — Противник скоро сможет узнать о наших планах. Никто из нас не в состоянии выйти к ней один на один. Строем идём на кладбище.

— Не люблю ходить строем, — оскалилась Тень. — Ведьма не всемогуща, Ани. Знаешь, что я заметила, когда пыталась повидаться с Королевой? Когда шепчешь стишок, тот самый, Ведьма тебя не видит. Проходит мимо. «Куклы» — тоже. Здорово помогало, помнится. О, а вот и мой бифштекс. М-м-м…

— Прекрасная идея, — оживился Гриф. — Завтра у ребят будет инструктаж. Сейчас соорудим легенду про снятие наведённого воздействия. Лас-Таэнин… Вас не затруднит записать правильное произношение?

— Не затруднит, конечно, — пожала та плечами.

— Тогда всё, — Масстен откинулся. — Хватит о Ведьме. Эсстер?

Тень отвлеклась от наслаждения мясом с кровью.

— Мои ребята будут в восторге… если вы с ними потренируетесь. Могу рассчитывать?

— О да… — мечтательно протянула Тень, прикрыла глаза. — Я потренируюсь… в разных областях.

— Тень! — не выдержала Май.

— Май… ну за кого вы меня принимаете? Я — воплощение приличия. Если не веришь, погляди сама — как только найду не слишком пугливого котика… или кошечку. Ну ладно, ладно. После победы. Уговорили. На какие только жертвы не приходится идти!

Тень вернулась к бифштексу. Подняла взгляд.

— Ещё одну порцию, — потребовала она. — В качестве компенсации.

* * *

— Тень, — Майтенаринн дождалась, пока Лас разгромит Эсстер в «Крепости». Победа придала Лас жизнерадостный вид. Довольная Ласточка вскочила, обняла Тень и убежала — остыть.

Эсстер обернулась.

— Ты честно проиграла? Не поддавалась?

— Конечно. Вы тут все такие чуткие, такие заботливые…

— Прошу, будь чуть-чуть серьёзнее. У меня есть одна мысль, вернуть старый долг. Заодно помогу тебе встретиться с матерью.

— Нет! — воскликнула Тень, мрачнея. Понизила голос. — Прошу, Госпожа, не надо. Я — чудовище, Реа права. Я не знаю, кем я ей покажусь.

— Кем захочешь. Теро… Ведьма уничтожила твой замок, Аратрин. Ты знала об этом?

Тень вздрогнула.

— Когда? Как?

— Как только ты отправила Реа на паруснике. В ту же ночь. От замка не осталось даже пепла. Твои родители успели бежать. Кто-то из слуг — тоже. Ведьма в те дни намного хуже управляла «куклами».

Эсстер замерла. Сумрак сгустился вокруг неё, рассеялся.

— Она обманула тебя — шантажировала уничтожением того, чего уже не было.

— Я повидаюсь с Ведьмой, непременно. Хорошо, Королева, я согласна.

7. Белая башня

Замок на входной двери уже впускал Ласточку без моей подсказки.

Извини, птица — сегодня я попытаюсь выспаться, как положено. Надо будет попросить, чтобы тебе устроили переезд в соседние со мной апартаменты — пустуют. А так…

Я осторожно подняла её. Уморилась. Даже не пошевелилась. Тяжёлая ты, когда спишь. Спи, я осторожно…

У неё было тихо. Эха не ощущалось… «смыло». Разрушилось.

Впервые я поняла, что означает «спит, как убитая». Именно так она и спала. Не ощутила, как её раздевают, как укладывают. Высыпайся, у тебя ещё четыре трудных дня. Траур — испытание для сознания, незачем наказывать ещё и организм. Всё. Медвежонка — рядом. Раз ей лучше спится с ним, пусть.

Добрых сновидений, Лас.

Спустилась к себе. Ложная бодрость. Глянула на терминал. Много сообщений, срочных — ни одного. «Заговорщики» бы просто позвонили мне. По другому телефону, прежний у меня для виду. Как память.

Нет, надо ложиться. Оставила ночник, закрыла глаза. Долго лежала, слушая слабый-слабый шелест моря — это ночник, неплохо придумали. Меня лично хорошо усыпляет.

- -

Что-то выбросило меня из сна. Сердце… тяжело стучит. Отдаётся в висках.

Я иду, иду, иду…

Кто-то бредёт ко мне. Нет. Не здесь, не в апартаментах. Где-то в другом месте. Кто-то ищет меня. Мне показалось — не проснись я немедленно, увижу то, чего не следует видеть.

Дождь за окном. Слабый-слабый — завтра вылезут молоденькие грибы. В парке их всегда много, собирать не положено — белкам и хомякам на съедение.

Я встала — не могу заснуть. А надо. В голове сумбур, слишком много мыслей.

Я остановилась перед зеркалом.

Что там, по ту сторону? Потрогала стекло, усмехнулась. Масстен совершенно чётко ответил бы, что там. Сколько там каких материалов, транзитных и фантомных микросхем, сверхпроводящих слоёв и прочих достижений прогресса. Ответил бы на вопрос исчерпывающе, но — на другой вопрос.

Я подняла руки над головой.

Исполнив знак Ока, я заметила странный, быстро промелькнувший ореол вокруг себя самой. Очень интересно. Откуда это?

Зеркало осветилось.

Ощущая, как тяжело бьётся сердце, я встала поодаль… готовая бежать, бежать куда придётся. Так крестьянин из сказки про волшебный сундучок открыл его, заглянул внутрь… любопытство губит людей. Хотя было сказано — пользуйся дарами, но не заглядывай внутрь, никогда.

Я увидела комнату. Не знаю, где, не знаю, чью.

Картина. Почти во всю стену, что я вижу.

Слабо-слабо освещённая. Лунным светом?

На картине — замок на скале, ленивый прибой у подножия, лунная дорожка. Фигура, которая бредёт… бредёт по дорожке! Прямо по морю! Никогда не видела такой картины. Но она меня сразу же заворожила. Я смотрела и смотрела. Пока не померещилось какое-то движение по ту сторону зеркала, поблизости от картины. Всё, хватит!

Зеркало вновь стало зеркалом. Я увидела себя, кровать…

Резко обернулась.

— Она тоже стояла так, смотрела, — Тень безучастно глядела на меня. — Подолгу смотрела. Мне казалось, что на ту же самую картину. Когда это получилось впервые, она прибежала ко мне, перепуганная. Долго боялась подходить к зеркалам. Мы завесили все зеркала в замке. Мама ругалась — плохая примета, плохая примета…

— Тень? — не сразу сумела выговорить я.

— Я, Госпожа. Вы тоже — у вас был такой вид…

Я села с ней рядом.

— Знаете, что она делала по вечерам? Там, в Северном доме? Стояла у зеркала. Иногда — часами. Мне кажется, она хотела увидеть эту картину. Или ещё что-то, но не могла. Я удивлялась — почему она такая злая и рассеянная по утрам. Потом… начала пить таблетки. Она что-то хотела увидеть. Очень хотела.

— Тень, я не хотела ничего увидеть. Просто попросила зеркало… не могу объяснить.

— Все так начинают, наверное, — Тень помогла мне улечься обратно, села в кресло. — Она потом любила… знаете, подсматривать. Было жутко смешно. Мы за многими подсматривали, это несложно. Но что-то происходит, всякий раз. Как будто оттуда, из зеркала, кто-то выходит. Или часть тебя куда-то проваливается, пока смотришь. Мне скоро стало противно участвовать в этом. Потом… ей стали нравиться… страшные картины. Всё страшное. Тогда я прекратила участвовать в этом совсем… надо было и ей не позволять. Хотя что теперь говорить.

— Если я сейчас попытаюсь… подсмотреть за ней?

— Она, если я правильно понимаю… Трудно объяснить. Она закрыла себя, закрыла со всех сторон. И тут вы открываете целую стену — свежий воздух, новые ощущения, свет. Она не может без света, но вынуждена сидеть во тьме. Я не могу объяснить точнее. Я сама не вижу света, если вас нет рядом.

— Ясно, — я закрыла глаза.

— Отдыхайте, Госпожа. Я уйду.

— Нет, Тень… если можешь, побудь рядом. Просто посиди.

— Хорошо, Госпожа.

* * *

Четвёртый день Техаон — день Знамений.

Здравствуй, новый день!

Здравствуйте, тысяча поручений. Ой, нет… Но нет пути назад. Начнём с самого неприятного — со вчерашней ленты немилости. Покончу с этим.

Минут через двадцать, когда я спустилась в «утренний штаб» — кабинет — там оставалась только Тень.

— Выпила, выпила! — выпалила она. — Уже выпила, честно!

Я рассмеялась.

— Все уже разбежались?

— Точно так, Королева. Хеваин улетел. Повидать… побывать в городах — ну помнишь, Лекарь, Гадалка, Бард. Я помогла ему узнать, кто они, где жили. Ведьма переводила на их счета много денег, очень много. Он попытается что-нибудь узнать. Как золотоискатель…

— Извини, что?

Человек — хищник. Хи-и-ищник! Ну почему по утрам здесь всегда каша?!

— Хеваин — как золотоискатель. Перебирает, промывает. Потрясающая выдержка. Я бы так не сумела. Все, Королева, я пошла, в тир. Захочешь учиться — приходи. Ой… у тебя тоже?

Она увидела «Скат»! Ну да, в этой одежде, в выходной — ремень можно заметить.

— Можно глянуть?

Я протянула ей «рыбку». Как у неё загорелись глаза!

— Май, сестричка, подари, а? — жалобный, жалобный взгляд. — Ну, хоть поиграть дай. Я верну, верну! Вот… — протянула мне свой, «Скат-Т2». — Вечером верну! Слово!

— Пожалуйста, — пожала я плечами.

— Спасибо! — вихрем налетела, обняла, испарилась. Ужас. Вот энергия! Понятно, почему она так много ест.

- -

У меня, оказывается, есть секретарь! Началось. Молодой человек, из штата Её Светлости. Прибыл, как только я вернулась в апартаменты. С подготовленным списком, куда и когда сегодня. Дом с лентой немилости там тоже был, вторым номером. Что, мысли читает? Первым номером… как интересно… та самая башня. Я ещё думала — что за странный обычай. Всего-то — подняться на башню магистрата, самое высокое сооружение в городе (шпиль Университета, если мерить от земли, выше… но сам Университет расположен чуть ниже).

Называть имя секретарь отказался. Не положено. Интересно! Но он, действительно, словно умеет мысли читать. Вспомнишь — вот он, готов выслушать. Все текущие дела теперь адресуются ему. Он — лично находит меня.

Сообщение от Масстена по этому поводу было кратким. «Проверен, ничего опасного». Бедный секретарь…

Точнее нет, это я — бедная и несчастная. В сутках маловато часов. Я сразу потребовала, чтобы по вечерам, от и до, меня могли потревожить только в случае личного визита Всевидящей. Ну и прочее. Секретарь не возражал. На вид — моложе меня, а хватка железная. Умеет убедить так, что соглашаешься.

И начала я исполнять свой гражданский долг. Долг талисмана страны и главы малого дома Тонгвер. Обещанный финансовый отчёт. Спасибо, Мерстеринн…

Взошла на башню. Одна, как положено. Огляделась. Тучки на севере, белёсая полоса на юге. Красиво. Только прохладно, ветер дует. Долго смотрела на запад… люблю смотреть на горы, полупризрачные из-за расстояния. Много людей там, внизу, наблюдали за мной. Как-то они истолкуют то, куда я глядела? Зачем только всё это…

К дому со вчерашней лентой мы подъехали быстро. Вернее, к самому дому мы уже подошли. Примерно той же тропой, что и вчера. М-да. Мерзко. Это «неодобрение горожан». Теперь я знаю, как разом избавить город от всех неприятных людей. Повесить куда-нибудь эту ленту и высылать из страны всех, кто начнёт швыряться нечистотами, камнями, дохлыми крысами.

Глава дома была едва жива — последствия неудавшегося самоубийства — но когда я сорвала знак немилости и молча разорвала его на части, она бросилась передо мной на колени. И была счастлива… я ощущала!

Стихия ни перед кем не отчитывается. Ты права, Тень.

Я прикоснулась пальцами к щеке владелицы дома. Так получилось. Но с вами всё будет хорошо. Ваш сын сам ответит за всё. Ему не уйти далеко.

Потом было много всего. Голова гудит даже вспоминать. Но одно запомнилось очень чётко.

Я сидела на скамейке, поодаль от резвящихся детей. Меня замечали, но не торопились приближаться, пристально разглядывать. Охрана где-то рядом, я чувствую.

Кто-то подходит. Напуганный. Не один.

Я прикрыла глаза. Остановились… их двое. Прямо передо мной.

— Файте Тессегвин, — произнесла я. Вспомнила эхо.

Открыла глаза. Встала перед ними.

— Да, — прошептал он. — Я, Светлая. Я не знаю, почему.

— Я велела прийти. Вместе с ней, — повернула голову.

Девушка одета так, как одевается прислуга. Взгляд почтительный, голова склонена. Простенькая шапочка… выглядит хорошо. Где-то в хорошем месте служит, и на том спасибо. Не обращаются, как со скотиной. Чувствую… испуг, жалость, сочувствие… эх, Файте, зачем ты так поступил с ней? Она по-прежнему неравнодушна к тебе. Все шесть лет с того самого дня…

Обычное дело — парни в Университете, да и девицы, что уж там — все хороши — частенько «расстёгивают» кого-нибудь на спор. Тех, кого воспитывают «быть нетронутыми до совершеннолетия» — до тридцати, то есть. Тех, кто не всегда знает о собственном организме достаточно, чтобы суметь удержаться от простеньких соблазнов.

Два дня у позорного столба. Полгода принудительных работ за недостойное поведение в общественном месте… о да. Тебя нашли в таком виде, в такое время. Что ж, ты сама виновата, конечно. В том, что попалась ему на глаза. В том, что так мало знала о самой себе.

— Как тебя зовут?

— У меня нет имени, Светлая, — она глубоко поклонилась.

— Тебе возвратят его. Что случилось, то случилось. Тебе возвратят имя сегодня же, ты сможешь сменить работу, изменить жизнь. Большего я дать не могу, — я повернулась к ней, коснулась пальцами её щеки. Она вздрогнула, прижала своими пальцами мои… Отпустила. Склонила голову. — Спасибо, Светлая, — едва слышно.

Я взглянула в сторону Файте.

— Слушаю.

Тяжело, ох, тяжело выносить приговор самому себе.

— Неделю у позорного столба, Светлая. Я откажусь от имени. Я помогу ей, если она не откажется, — умоляющий взгляд на девицу.

Если откажется, ты, несчастный спорщик, окончишь свои дни мусорщиком. Или чем-то подобным. Без имени тебе на большее не рассчитывать.

— Нет, Файте, — он вздрогнул, не выдержал, закрыл глаза. — Имя… пусть остаётся. И я не подойду к столбу, обещаю.

— Ступай, Файте, — отпустила я его. — Ты знаешь, что делать.

Он побледнел, коротко поклонился и убежал, бросив горячий взгляд на безымянную жертву.

— Ты добрая, — заметила я. — Ты что-то хотела сказать?

— Да, Светлая. Не надо… он выдержит, я знаю, но зачем? Я уже простила.

— Подойдёшь, когда захочешь. Скажешь, что достаточно. Думаю, ты поймёшь, когда.

— Спасибо, — она чуть склонила голову и удалилась.

Стихия ни перед кем не отчитывается.

И правосудие порой не выглядит омерзительным.

* * *

Гриф обнаружил Саванти в гараже.

— Что, решил стать механиком?

Хлыст поднял голову.

— Да нет. Мы тут вчера с Реа прокатились до Горрета. И Райтео. За два часа обернулись

Гриф присвистнул.

— Что, ковёр-самолёт отыскали? У бабушки на чердаке?

— Да нет, вот, на нём, — Саванти кивнул в сторону «тура». Заправил его сегодня, свозил на станцию обслуживания, отрегулировал реактор.

— Невозможно, Ани.

— Сам знаю. Кстати! Мне как раз в Горрет нужно. Составишь компанию?

— Да, можно, до обеда дел мало. Пока ещё тесты обсчитают… Хочешь показать, как это выглядело?

— Попробую. Дорогу я примерно помню.

Гриф поудобнее устроился на заднем сиденье. Подумал, перебрался на переднее.

— Что там у вас с «псами»?

— О, там много чего, — Гриф оживился. — Золотая жила. Столько всего попадается, успевай разгребать.

— Именно что разгребать. Проклятие!

Чуть не вписался в дерево. Как это у Тигрицы выходит?

— Словом… вроде отыскали типичный признак. Правда, без стационарной аппаратуры не выявить. Знаешь, если к этому тщательно подойти, там на три-четыре Всемирных Премии потянет. Если экономно подходить.

Да-да, подумал Саванти. У меня в сейфе ещё пара таких премий лежит.

— Так что… тебе обязательно считать все деревья? Ребята обещали за день соорудить прототип детектора. Ну, у нас теперь есть хорошие знакомые, из ММТ — помогут. С деталями у нас туго, как всегда. Так что… есть надежда. Мас должен был сегодня первую бригаду в Северный дом запустить, в подземелье. Надо же и к Ведьме приступать. Мороз по коже. Стой!!

Лес вокруг. Чаща. Ну почти что.

— Ани, как ты сюда попал?

— Точно по курсографу двигался. Не знаю.

— Так, заканчивай с опытами, Горрет должен быть к северу. Езжай на север.

Пришлось вначале выйти и прорубить выезд сквозь кусты. Те источали сильный запах эфирных масел… пришлось надеть маски. Через десять минут сумели вырубить проезд, подходящий для «тура».

— Голова гудит, — сообщил Гриф. — Умеешь ты развлечь. Ну ладно, ничего страшного. Завтра начнём испытания, а послезавтра уже можно проводить массовые проверки. Главное — повод придумать, чтобы люди сами пошли. Это уже не ко мне…

— Чтоб я лопнул! — высказался Гриф минут через пять. Они выехали на глинистую дорогу. Горрет был километрах в пяти, прекрасно виден отсюда. — Этого не может быть! — Он поглядел на часы.

Саванти пожал плечами, вышел из машины, опёрся о капот…

— Что за… — Гриф поднял с коврика под ногами ветку — сорвали с куста, пока прорубались. — Слушай. Здесь же нет леса. Такого нет.

Саванти ещё раз пожал плечами.

— Вы меня пугаете, ребята, — заключил Гриф. — Ну ладно. Вон он, Горрет. Но обратно, Ани, я сам поведу. Обычной дорогой.

Обычная дорога заняла на сорок три минуты и сто десять километров больше. По серпантину не очень-то погоняешь.

* * *

Лас, после того, как вернулась с горы, пришла в дом Ривеин. Сама не знала, почему. Сегодня Дени не пришёл, ничего не сказал. Но его присутствие ощущалось. И боль стала уходить. Уже можно вспоминать его, не ощущая, как серая пелена прикрывает окружающий мир.

Братья Ланте не очень удивились её визиту. Уже научились кое-как общаться жестами, не смотреть в глаза, что-то объяснять. Лас-Таэнин попросила ножницы и отправилась в сад, править то, что вчера вырастила. Хозяева дома не возражали. Время от времени приходили важные посыльные — но от кого, было не понять. Один раз Лас заметила бабушку… Женщина стояла у окна, долго смотрела на неё. С жалостью. С пониманием…

Работа, хоть и монотонная, помогала отвлечься. Лас думала, что в этом месте ей будет тяжело, что либо Дени, либо Ланте будут как-то возражать. Нет. Ничего. И хорошо.

Когда она уходила, младший брат подарил ей камушек. Кусочек горного хрусталя. Наверное, самое дорогое из своих сокровищ. Лас присела, прикоснулась пальцами к его щеке. Кивнула и пошла дальше. Куда — сама не знала. Бродила по городу.

Несколько раз видела Майтенаринн. Видимо, у Светлой были минутки для отдыха — посидеть на скамейке, ничего не делая. Но отдыха не получалось: кто-нибудь да подходил к ней. Робко, почтительно. Май никого не прогоняла.

* * *

Майтенаринн позвонила Чародею после обеда.

— Левватен? — Масстен задумался. — Нет, крепость пустует. Не то чтобы в запустении, но пустует. Да нет, отчего же. Вычистим. Нет, я не только в буквальном смысле. Думаю, дня через два будет готово. Не за что, — отключил связь.

Левватен. Тень что-то говорила об этом месте. Нездоровое место, много из-за него пролито крови. Да и значения перевал уже не имеет — с появлением самолётов и поездов. Не забыть поговорить с Тенью ещё раз.

Май права, раз уж ей передали эту крепость, надо привести в порядок. Даже если там не жить.

Масстен опросил тех, кто изучал подземелье в Северном доме и ещё раз подумал, не запросить ли спутниковый зондаж — подземные ходы идут не очень глубоко. Пока что команда исследователей отмечала «трупный запах» — остаточный эффект пребывания «пси» с мощным деструктивным потенциалом. Тоже — непочатый край работы. Последний «пси» такой мощности был лет пятьдесят назад, и аппаратуры современного класса тогда просто не было. А сейчас — и хочется, и некогда. Конечно, всё запишут, всё считают, но ведь нужны сотни опытов! А как их провести, не посвящая в тайну ещё кого-то?

Тяжело сохранять лояльность и науке, и легенде.

А поверх, над землёй, двигалась другая команда, стараясь отмечать изменения в окружающей природе. А они были, были… Увядшая трава, покинутые птичьи гнёзда, — всё, как было сказано.

Ведьма успела уйти далеко. Это плохо. Двигалась отнюдь не по прямой.

Масстен подумал. Надо прогуляться в тир. Во-первых, самому полезно тренироваться, во-вторых, расспросить Эсстер. Эх… хоть бы раз записать трансформацию, попросить сделать анализ крови. Не желает. А глаза становятся такими, что настаивать не хочется.

На лестнице он услышал, как Гриф с кем-то яростно спорит.

— Не может быть! — втолковывал Грифу тощий парень. Кто-то новенький, из медицинского. Масстен напряг память. Заммари Канрас-Тиро. Специалист по ядам. Ботаник.

— Что у вас? — Чародей остановился.

— Мас, — Гриф показал веточку, которая упала внутрь «тура», пока они с Саванти прорубали путь сквозь чащу. — Он утверждает, что этой веточки не существует.

— Не может существовать, — поправил Заммари, — у нас такого не растёт. Ты меня что, за полного идиота берёшь? Не хочешь говорить — не говори. А лучше — дай, пока не засохла. Тьфу, бестолочь! Не голыми пальцами! Сумах — голыми пальцами… Сейчас!

Заммари умчался куда-то за угол.

— Так, — Масстен подозрительно воззрился. — Опять. Рассказывай.

— Сейчас… — Гриф оглянулся. Заммари вернулся со стаканом воды. — На, держи. Потом покажешь, что получилось.

— Этот вид сумаха растёт на крохотном плато, в другом полушарии, — торопливо пояснил Заммари — чем-то похожий на Саванти обликом. — Его осталось, может, сотня-другая кустов… Варвар!

— Вот и делай добро, — развёл руками Гриф. — Ладно, Мари, как приживётся — придёшь. Два ящика пива с тебя.

— Что?!

— Три.

— Ладно, — махнул рукой ботаник. — Если бы ты знал, какое сокровище…

И ушёл, довольный донельзя.

— Рассказывай, — повторил Чародей.

— Тут вот какое дело, — Гриф оглянулся. И вкратце рассказал.

— Нет, я умом тут тронусь, — не выдержал Масстен. — Просил же — хоть один день без новых чудес! Завтра хватаешь Тигру за шиворот, пусть показывает. Хотя… Саванти, говоришь, вёл?

— С ним я больше не поеду. Я ещё молод, так умирать.

— Ладно. Выясни, где этот — сумах? — растёт и сочини что-нибудь. Чтобы я Заммари неделю-другую не видел.

— И не увидишь. Он так и поселится возле этой веточки.

* * *

Я думала, что вечером — точнее, ближе к закату — я сумею хоть немного насладиться покоем. Но не тут-то было! Возле самых ворот Университета меня догнал человек в мундире дипломатической службы Федерации Никкамо.

— Тахе-тари-ан? Прошу прощения, курьерская служба. Вам пакет от Её Превосходительства Кайстан ан эс Никкамо-Таэр.

Ну наконец-то. Тяжёл этот перстень, таскать его с собой.

Передала ему перстень. Курьер поклонился, вручил пакет — одному из телохранителей.

— Тахе-тари-ан… Её Превосходительство надеется получить от Вас личное послание.

— Прошу следовать за мной.

Ещё двое телохранителей — сопровождающие курьера. Видела я таких, видела… тогда, на рынке. Нас препроводили в комнату для совещаний, где я и составила письмо-приглашение. В самых изысканных словах.

— Устное послание, тахе-тари-ан Майтенаринн. Её Превосходительство просила передать, что, помимо запрошенных Вами материалов, она добавила к содержимому пакета дополнительные видеоматериалы. Вместе с пояснениями.

— Устное послание Её Превосходительству. Искренне благодарю Её Превосходительство за помощь, надеюсь видеть её на праздновании Дня Возрождения, а также на скромных торжествах, посвящённых моему появлению на свет.

И я ушла, домой. Кошмар какой-то. Ни рук, ни ног. А ведь это — только начало. Обидно выходит — тем, что касается меня… ну, конечно, Тень и Тигру, занимаются все, кроме меня самой. Ну, как же так?

У себя в апартаментах я без особой радости прочла уведомление от секретаря: получено столько-то сообщений. Переоделась… ножки мои, ножки. Подошла к зеркалу.

Что это?!

Дала увеличение.

Нет, ошибки нет.

Седые волосы. Целая прядь. Виски — те поседели после боя в Зале Заседаний. А это… это когда? И лицо… о, только не это…

Морщинки. У уголков глаз. Пока что — совсем крохотные. Чему ты удивляешься, Май? Сколько ты за эту неделю испытала потрясений? Сколько смертей увидела, сколько раз чуть не погибла?

Вот и окончилась красота Светлой… Да и была ли она…

Я закрыла глаза ладонями, опустилась в кресло.

Кто-то рядом… я сама… отчаяние, страх. Неправда! Я не отчаялась!

— Тень, — проговорила я. — Я не в настроении разговаривать. Я ничего не хочу.

Она мягко отняла мои ладони от моего лица. Так же мягко заставила подняться, подвела к зеркалу.

— Смотрите, — шепнула она. — Смотрите внимательно.

Прикоснулась кончиками пальцев к моему лицу, к морщинкам у правого глаза, убрала пальцы.

Чистая, гладкая кожа. Ни следа, ни единой морщинки. Другой глаз, вновь прикосновение.

Я дала увеличение. Нет, не обман… мне вновь двадцать четыре… почти двадцать пять. Только глаза утомлённые. И волосы…

— Это же только морщинки, Госпожа, да и те — лишь видимость. Я научу вас, как с этим бороться. Это просто. Не надо расстраиваться. У вас был тяжёлый день, вот и всё.

— Но волосы, Тень, седые волосы…

— Спросите Воина… Реа, Госпожа. После боя с Ведьмой у вас не появлялось новых седых волос. Разве уродуют отметины, полученные в бою?

— Нет, но… Я устала, Тень. Что-то ужасное.

Она — я — улыбнулась.

— Привыкнете. Я обучу вас простым способам восстанавливать силы. Вам многому надо учиться. Это не страшно. Только скажите.

Я не выдержала, фыркнула.

— Я полагаю, Тень, твои способы не для меня. В основном.

Она усмехнулась.

— Не имеет никакого значения, позволяли ли вы к себе прикасаться, Госпожа. Вспомните, как я показывала Ласточке, что такое Тень. Спросите её, как она себя после этого чувствовала. Медицинские справочники знают не всё. И потом — кто сказал, что Светлая обязана быть «нетронутой» до конца дней?

— Лично мне — тётушка Ройсан, да пребудет под Светом.

— Госпожа… Ваша тётушка, да будет Страж милостив, была Светлой до вас. Быть «нетронутой» — это добавляет чести, в глазах некоторых. Но это не обязательное условие. Ваша тётушка… словом, она не смогла соблюсти его. Но её любила вся страна. Она очень много сделала во время и сразу после Гражданской.

Мне стало нехорошо. Тень помогла мне усесться в кресло, сама села рядом, на пол.

— Откуда ты это знаешь, Тень?

— Я только часть подлинной Тени, Госпожа, но я знаю многое об умерших.

— Расскажи. Пожалуйста.

— Расскажу. Прямо сейчас?

Я подумала.

— Нет, Тень. Думаю, не сейчас.

— Как скажете, Госпожа. А пока — самое простое.

Она положила мою левую ладонь себе на лоб… Правую — на затылок.

— Пальцы сами найдут. Левая рука — чуть более холодные точки. Правая — чуть более тёплые. Правильно. Всё, просто сидите… как только ощутите жжение, значит — достаточно.

Минуты через две стало покалывать, даже жечь. Я убрала руки.

Выпрямилась в кресле. Чудо… никакой усталости.

— Колдовство какое-то, — произнесла я, улыбаясь. Поднялась на ноги. Тень тоже встала. Улыбнулась, кивнула.

— Так делала ваша мама. Совершенно безобидно. Вы многое забыли.

Мама…

— Тень, я хочу знать про…

— Нет, — она схватила мою ладонь обеими своими. — Не надо, Госпожа. У мёртвых есть право на тайну. Это — неповиновение, знаю, но есть вещи страшнее окончательной смерти. Я расскажу вам, что смогу.

Я кивнула.

— Идёмте, Госпожа. Оставаться одной — не для вас.

- -

— Нет, Реа, — возразила я. Мы разбрелись по разным уголкам «чайной». Вскоре должен был прилететь Хеваин, его возвращения ждали все. — Мне обидно, что вы тут всё делаете для меня, а я…

— А ты? Бездельничаешь?

— Нет, но…

— Хочешь посидеть денёк, понаблюдать, чем мы тут занимаемся, в Медицинском?

— Не думаю.

Она улыбнулась.

— Да, приятного обычно мало. А что ты хотела от повседневной работы? Обычное дело. Привыкнешь. Все привыкают. Как видишь, на приключения времени тоже хватает…

Ласточка азартно объясняла Тени, как лучше всего обходить боевое построение в «кленовом листе».

— Она действительно не умеет играть или специально для Ласточки, прикидывается?

— Эсстер? Она не прикидывается. Ты ещё не научилась её распознавать? Ей действительно интересно. Похоже, им с Ласточкой хорошо вместе.

— Не помешаем? — Саванти и Гриф.

Некоторое время все четверо молчали.

— В общем… — Саванти явно был в замешательстве. — Реа… твоя «краткая дорога» в Горрет. Ты знаешь, мы попытались её сегодня повторить.

Тигрица повернула голову. Саванти замялся. Гриф продолжил.

— Частично получилось. Знаешь, Саванти слегка заблудился…

— О, это он умеет.

— Реа, мы прибыли в Горрет за двадцать три минуты, я засекал. При всех своих достоинствах, «тур» — не самолёт, а прямой дороги от Университета до Горрета не существует.

Реа помотала головой.

— Что ты хочешь сказать?

— Это физически невозможно, на такой машине и за такое время. И ещё одно. Я не понимаю, где мы ехали. Я видел водопад, по левую руку, минуты за три до Горрета.

— У нас здесь нет водопадов, — Реа медленно поднялась из-за стола.

— Именно, — кивнул Гриф. — Тебе не трудно будет повторить этот опыт? Завтра?

— Не трудно, — Тигрица почему-то смотрела на меня. Странным взглядом. Мне он не очень нравился.

— Тигра, тебе нехорошо?

— Нет, Май… сейчас пройдёт. Голова немного ноет, устала я сегодня.

Я отвела взгляд. Вид у Тигрицы был такой, словно её постигло озарение. О котором она пока не желает говорить.

— Ну ладно, — Гриф встал. — Вот и хорошо. Мас сегодня придёт поздно, дежурство. Я его сменю — чтобы хоть немного выспался. Кофе выпью, да и отправлюсь. Хеваин звонил — будет минут через сорок. Судя по голосу, ему есть, что рассказать.

Мелодично прозвучал звонок. Терминал.

— Май, тебя, — Саванти. — Какой-то молодой человек из ММТ. Просит извинения за поздний звонок. Подойдёшь?

Я вздохнула. Рабочий день не оканчивается. Никогда. Кивнула — подойду.

- -

Полтора часа до полуночи.

Лас и Тень продолжали беседы про тактику и стратегию «Крепостей», но теперь перед ними лежал изрядно потрёпанный том учебника игры. Вот и славно, что им нашлось занятие… Лас меня всё ещё побаивается.

У Хеваина глаза прямо-таки горели. Гоняю человека по всему свету!

— Основные материалы ещё в пути. Сейчас, слегка отогреюсь, расскажу. Может быть, станет понятнее. Может быть, нет.

Все собрались за большим столом, кроме Лас и Тени. Тень, вероятно, слышала и так — слух у неё невероятный, я знаю. Лас, похоже, игра сейчас интересовала более всего остального.

— Для начала, вот имена и биографии. Почитаете, если будет время и желание. Лекарь, он же Миоре эс Дассен эр Рейстан. Много патентов в области фармакологии и…

— …и биохимии, — закончил Саванти. — Я с ним совещался относительно своей блокады… когда ещё не придумал этого слова — «блокада». Проклятие… Мир тесен. Что с ним стало?

— Погиб. При невыясненных обстоятельствах. Неприятная история, я предпочёл бы не уточнять. Там всё есть, среди бумаг. Погиб в ночь на шестнадцатое Вассео. В гостинице «Павлин» Тессегер-Лан, графство Тессегер.

Я вздрогнула, услышав дату.

— Тессегер? — приподняла брови Тигрица. — Это же край света… наша бывшая колония, на западе континента. Что он там забыл?

— Понятия не имею. Пока. Прибыл туда четырнадцатого Вассео, но никаких семинаров или конференций там не было.

Хеваин подождал немного.

— Гадалка. Аголан Тренно, родилась в империи Роан, эмигрировала в Тессегер. Автор более двадцати книг, посвящённых анализу пророчеств, феномену прорицания. Литературовед, историк. Погибла в ночь на шестнадцатое Вассео, гостиница «Скала», Тессегер-Лан, выброшена из окна своего номера, официально — шайкой грабителей.

Я ощутила, как бьётся сердце. Лас возникла слева от меня, Тень — справа. Стояли за спиной. Всех разбирало любопытство, одну меня — страх.

— Бард. Ривел эс Горайн. Всемирно известный композитор и дирижёр. Три «Хрустальных Сферы», пять раз — первые места на фестивалях традиционной музыки. Концерты в Тессегер-Лан: пятнадцатое, восемнадцатое и двадцатое Вассео, первое, четвёртое, шестое и восьмое Техаон. Последние шесть — уже без него, посвящены его памяти.

— Погиб в ночь на шестнадцатое Вассео, — проговорила я едва слышно. В ночь, когда дядя Хельт пробрался ко мне через окно… — Умер от естественных причин?

Хеваин удивлённо посмотрел на меня.

— Верно. Сердечный приступ, между третьим и четвёртым отделениями.

Я положила на стол финансовый отчёт Мерстеринна.

— Тень… я, то есть ты… часто бывала в Тессегер-Лан?

Эсстер не удивилась.

— Примерно раз в месяц. Вместе со служанкой… с Ведьмой. Там я была «куклой», никаких воспоминаний. Совершенно.

Я постучала ладонью по папке с отчётом.

— Согласно этим документам, тётушка (надо полагать — Ведьма) потратила более пятисот тысяч тагари в тех местах. Формально — на постройку лечебных учреждений. Причём последнее документально подтверждено, там действительно открыты минеральные источники и дому Тонгвер принадлежат права на одну из лечебниц.

— Дому Тонгвер принадлежат права на все лечебницы на минеральных водах Тессегер-Лан, — поправил Хеваин. — На совершенно законных основаниях. У вас, Майтенаринн, в собственности — несколько крупных компаний в Тессегер-Лан. Это благословенная земля, там много ресурсов и очень низкие налоги. Фармацевтика, микроэлектроника, прочие. Есть список. Ройсан принадлежали другие… сейчас они принадлежат вашему дому, без указания конкретного владельца. Ведьма финансировала какие-то проекты, какие-то очень крупные проекты. Я даже отдалённо не могу представить, к чему это имеет отношение. Однако примерно полгода назад Ведьма потеряла интерес ко всему этому. Руководство стратегическими линиями возложено на глав компаний. Они по-прежнему высылают отчёты. Ручаюсь, через несколько дней, когда все бумаги в малом доме будут изучены, вы обнаружите эти отчёты.

— Она появится там? — предположила я.

— Если выживет — почти наверняка. Вряд ли она совсем забыла про всё это. Вы, лично, можете выкупить все внешние долги Южного Союза Шеам, Майтенаринн. Сто двадцать миллиардов тагари — примерная оценка вашей собственности в Тессегер-Лан. Три бюджета Южного Союза этого года. Полагаю, вас можно считать владелицей одного из крупнейших состояний на континенте. Хотя бы и формально. А ваш дом может уже претендовать на место Великого дома.

Саванти присвистнул.

— Ясно, зачем я нужна ей живой, — произнесла я.

— Слишком умно… мы ведь предполагаем, что у Ведьмы нелады с рассудком, — высказался Чародей.

— Видимо, ей удобно, чтобы мы так думали, — хмуро ответила Тень. — Сколько я банков ограбила… с ума сойти… и вот для чего! Май, одолжи мне хотя бы пару миллионов, построить новую хижину. Я верну, не сомневайся…

— Людей уже не хватит, — вздохнул Чародей. — Полномочий тоже. Да и придраться-то не к чему. Формально, Майтенаринн унаследовала плоды собственных же удачных капиталовложений. Плюс плоды удачных экономических решений своей тётушки.

— Что, позвонить завтра во все эти компании и представиться? — поинтересовалась я вяло.

— Нет! — воскликнули одновременно Хеваин, Чародей и Гриф.

— Полагаю, что это от вас ожидается в первую очередь, — пояснил Хеваин. — Я бы не стал с этим торопиться. Не знаю, как именно, но имеет смысл поинтересоваться подробностями. Тут я — пас. Тут нужна армия специалистов. Боюсь, этой армией мы не располагаем.

— Если удастся остановить Ведьму раньше, что-нибудь придумаем, — заметил Чародей. Но если она действительно владела… извини, Май… фармацевтическими предприятиями, зачем было делать таблетки здесь, кустарно? Почему она бросила всё это?

— Меня больше интересует, что там делается помимо таблеток, — Саванти поджал губы. — Кстати, Чародей. Неплохо было бы выяснить, что из тех краёв у нас, в Тегароне, используется. Уж это-то мы в состоянии?

— Проклятье, — Чародей встал. — У меня есть предположение, почему она всё это бросила полгода назад. Нужны факты. Дождёмся всех материалов. Вы действовали как формальный представитель малого дома, Хеваин?

— Разумеется. В связи со смертью нескольких владельцев… ну и так далее. Общался с людьми не ниже пресс-секретарей советов директоров. Откуда бы ещё такие сведения?

Чародей и Гриф переглянулись. Чародей встал.

— Идёмте-ка, — Чародей поманил Хеваина пальцем. — Идёмте, идёмте.

— Куда?

— Ну не в морг же! Вначале — в диагност. Потом ко мне, в «склеп». Есть у меня неприятное предчувствие, очень неприятное…

- -

Мы остались втроём. Ждали уже более получаса.

— Май… неужели это всё из-за денег? Всего лишь? — тихо спросила Лас.

— Не думаю, птичка, — отозвалась Тень. Лас никак не отреагировала на такое обращение. — Несколько лет назад — может быть. Ведьма долго жила в нищете. Поначалу, вероятно, ей хотелось бы жить в роскоши. Но она не так глупа и тщеславна. Тут что-то ещё, это точно.

В конце концов появилась Реа.

— В Чародее пропадает врач, — пояснила она. — Он прав, Хеваин получил «бешеного пса». Странно только, что «пёс» так и не проснулся. Что наложили, то и привёз. Иммунитет, что ли? Нет времени это изучать, а надо бы.

Мы с Лас попятились.

— Небеспокойтесь, это проявляется медленно. Первое исследование детектора от ММТ в боевых условиях. Похоже, Ведьма действительно может сделать Шамтеран необитаемой планетой. Знать бы, зачем.

— Не сделает, — уверенно высказалась Тень. — Что ей потом делать, одной? Угрожать — будет. Но я очень, очень надеюсь, что я повидаю её раньше. А там посмотрим.

— Не всё так страшно, — Реа поправила сеточку на волосах. — Детекторы уже отправлены в спецслужбы Союза, в Федерацию, в прочие страны. «Пси» — серьёзная угроза.

Она посмотрела на часы.

— Ладно, это всё потом. А пока, котята, все залезаем в диагност, потом — в «склеп». Мы тоже общались с Хеваином. Тень, не отворачивайся, ты — тоже.

Только Лас рассмеялась. Мы с Тенью обменялись мрачными взглядами и вздохнули.

* * *

Я проснулась часа в три ночи. Ощущала, что выспалась. С чего бы это?

«Псов» ни у кого не было. Так, «щеночки». Конечно, они были аккуратно обезврежены. После этого накатила такая вялость, что все расползлись по домам. Я думала, вновь придётся втаскивать Ласточку к ней домой, но вышло наоборот — она помогла мне добраться до постели, и, вполне бодрая, ушла к себе.

Прошло неполных четыре часа, и я — выспалась.

Что теперь?

Постояла перед зеркалом… нет, не стану. Боюсь. Очень боюсь. Потом как-нибудь.

В конце концов, переоделась в тренировочную одежду и вышла наружу.

Тихо, спокойно. «Скат» Тени со мной. Уже привычка. Проще моего, конечно. Никакой подсветки, опознание похуже, хотя по сравнению со всем остальным, что я уже видела — страшная сила. И снаряды — патроны — у него слабее. Я бы не рискнула заряжать этот «Скат» тем, что было в пакете.

Добралась до тренировочного зала.

Пусто.

В тир пойти? А что, это мысль. Учебные снаряды у этого «Ската» тоже есть, вот и попрактикуюсь. Может быть, осознаю, что ещё не выспалась, и вернусь.

В тире уже кто-то занимался.

Тень.

С моим «Скатом» в руке.

— Ой, и тебе не спится… Ну что, проведём время с пользой? Вернуть тебе рыбку?

Я уже видела, как она будет страдать — вполне искренне — если я отвечу «да».

— Оставь пока себе. Попрошу — отдашь.

— Отдам, отдам! — она кинулась ко мне.

— Тень, ты как маленькая! — оторвать повисшую на шее Тень не так-то просто.

— Я разная, Май. Ну ладно, учиться будем?

Я тряхнула головой.

— Будем.

- -

Учение явно впрок не шло, так мне казалось. Сколько я ни старалась, тело с трудом осваивало новое. Но всё же осваивало.

Тень была довольна.

— За полчаса мастером не станешь, Май, — пояснила она. — У тебя отличные рефлексы. У нас с Воином лучше, но у нас преимущество — мы не такие, как все. Тебе с нами никогда не сравниться.

Я иронически улыбнулась.

Тень не смутилась.

— Ну, в некоторых областях. Но — будем работать. В жизни всякое может пригодиться. Как устанешь — пойдём в тренировочный зал.

Устала через двадцать минут. Руки уже не держали тренировочное оружие, а использовать «Скат» Тень категорически запретила. Пошли в зал.

Там была Тигра.

И ей не спится!

— Блеск, — шепнула Тень, глядя, как Реа упражняется с шестом, отрабатывает боевые приёмы на манекенах. Действительно, было красиво и страшновато. — Не будем отвлекать. Она снова становится Воином.

Реа неожиданно бросила заниматься и исчезла в душевой. Я хотела было войти, но Тень остановила меня, прижала палец к губам.

Через пять минут Тигрица появилась, в спортивной одежде, выскользнула через запасной вход.

— Я знала, что она что-то замышляет, — пояснила Тень. — Давай, подсмотрим? У неё такой странный вид.

— Думаешь, это прилично?

— Для меня всё прилично. Ну, давай, убежит ведь!

- -

Тигрица вспоминала слова Майтенаринн. Тогда… когда Хеваин показал фотографии «выездов» Светлой — Тени — за границу.

«— Я мечтала побывать повсюду… — Поедешь, Тигра. Куда захочешь. Когда захочешь».

Её прикосновение. Оно обожгло.

Вот оно как. Саванти она тоже обожгла — там, рядом со взорвавшимся зеркалом.

Когда захочешь. Куда захочешь. Я всего лишь хотела побыстрее добыть реактивы. И всё.

Тигрица легко бежала по парку. Остановилась у розового кустика… а как это было с Лас? Не так ли, как и со мной? Одиннадцать цветков. Красивых, светящихся в темноте. Май… что ты с нами делаешь? Осознаёшь ли сама?

Когда захочешь.

А я хочу… я мечтаю, я давно мечтала.

Куда захочешь.

Я знаю, куда. Я знаю.

Реа встала, чуть поклонилась кустику и — метнулась в темноту, оглашаемую громкими песнями птиц.

- -

— Здесь пробежала, — указала Тень. — Ну и резвая! Май, не отставай.

— Я… еле успеваю, — призналась Майтенаринн.

— Давай руку. Я чую её, Тигрица что-то разгорячилась. След скоро рассеется. Побежали!

И они бежали. Минуты через три впереди появился густой ельник — следы вели туда. Откуда ельник? Сроду их в парке не было.

- -

Реа выскочила на открытое пространство. Ну, не вполне открытое. Холм возвышался перед ней. На вершине его — каменная беседка о двенадцати колоннах, со сводчатым потолком. Огромная луна над деревьями…

Оглянулась. Убегают её следы, убегают назад. Тропинка. Прекрасно видна.

Наваждение… этого не может существовать.

Деревья вокруг. Могучие, древние, протягивают корявые руки к небесам. Незнакомые деревья, нет им названия.

Реа медленно поднималась по холму.

Не может существовать. Никогда не существовало.

Позади топот. Реа резко обернулась.

Майтенаринн и Тень. Обе запыхавшиеся, на лицах — величайшее изумление.

— Где мы? — прошептала Майтенаринн, оглядывая пейзаж.

— У меня во сне, — ответила Реа. — Идёмте. Из беседки всё должно быть видно.

— Что именно — «всё»?

— Всё. И ничего. Так я загадывала, когда была маленькой.

Они поднялись в беседку.

— Да, я вижу, — подтвердила Тень. — Вижу… лучше бы не видела. Мой замок. Мой дом, прекрасный дом.

Майтенаринн тоже видела — вдали, за деревьями. Узенькая долина, огонёк — костёр? — где-то посередине. Она отвернулась.

Туман пополз над деревьями.

— Это не сон, — подняла голову Майтенаринн. — Реа, как ты смогла?

— Я думала, ты мне объяснишь.

— Я?!

— Лас. Её деревья, её цветы. Ты видела её цветы? Это невозможно забыть. Саванти. Он сумел остановить кровотечение у Чародея. Одним прикосновением. Я. Я мечтала путешествовать. В тот момент — страшно мечтала, готова была отдать всё. Что ты с нами делаешь, Май?

Майтенаринн, побледневшая, качала головой, отступала.

— Я… я не знаю. Лас… знаешь, как она мечтала о чуде? Я чуть не сошла с ума. Я знала, у неё должно получиться хоть что-нибудь. Саванти, ты… ничего, Тигра! Я ничего не делала специально, правда!

— Ведьме ты нужна живой не из-за денег, — объявила Тень. — Май, если она тебя схватит… Я догадываюсь, что она от тебя хочет. Теперь я знаю.

— Тень, — Реа повернула голову. — Я прошу, никому ни слова. Май, ты сделала каждому из нас огромный подарок. Ты добрая. Но будь осторожнее. Я не верю, что подобное даётся просто так.

Май отвернулась.

— Вчера ко мне подошёл один… жаловался на судьбу. Просил дать ему немного удачи, чтобы выпутаться из долгов. Но он не этого хотел. Я показала ему, что он хочет на самом деле. Мне стало страшно. Ему — тоже. Думаю, нет, знаю — он сошёл с ума. Я не добрая, Реа. Я не знаю, какая я.

Реа молчала.

— Но я не могу прогнать! Я обещала — тебе, Саванти, дяде! Даже тех, кто пытается меня обмануть! Если хоть раз не выслушаю, стану… никем. Я знаю это. Ты знаешь это.

Тень подошла к ней.

— Май, не переживай. Те, кто в тебя не верят — они к тебе не подойдут. У всех остальных простые желания. Человеку нужно так немного. Её Светлость тоже исполняет простые желания, я видела. Правда, только несколько раз в году. Ты это можешь сотни раз на день.

— Я очень устаю, — призналась Майтенаринн. — И… столько грязи, Тень. Сколько в людях грязи! Нет, не смей меня жалеть!

Тигрица продолжала молчать.

— Но это же не зря? — Майтенаринн взглянула в лицо остальным. — Ой… Башня! Смотрите, красота какая… То, что я делаю? Скажите мне! Скажите, что от этого хоть кому-то польза!

Тигрица подошла к ней, взяла за руку.

— Не зря, — согласилась она. — Но всё равно. Пообещайте, что никогда, никому не расскажете об этом. Я клянусь, что готова утратить это навсегда, если расскажу кому-нибудь.

— Кроме «заговорщиков»?

— Кроме «заговорщиков». Да. Пусть так. Пусть думают, что Воин может это. Просто потому, что Воин.

— Клянусь жизнью, — Тень сверкнула глазами. — Тень не нарушает таких клятв.

— Клянусь, — Майтенаринн. — Никому.

Все смотрели на величественно возвышающуюся ярко-белую башню — размеры её потрясали воображение, флагшток исчезал в облаках. Казалось, сделай сотню шагов, увидишь вход в неё.

— Я никогда не потребую ничего для себя, — прошептала Май. — Нельзя. Иначе мне захочется, очень многого. Всевидящая… ты слышишь меня…

8. Крылатые псы преисподней

Пятый день Техаон.

Приснилось мне то, что было ночью? Тропинка, которая слабо светится в полумраке. Как мы шли по ней… по странной местности, где было страшно смотреть по сторонам. Как вышли, минут через пять, к скамейке и крохотному розовому кусту.

Думаю, нет. Я вспомнила величественную башню, клятву…

Мне стало спокойнее. Так, словно ничего и не было. Вот и хорошо, Май, оставь сны там, где им положено. А у тебя сегодня — очень плотный график. Что-то вчера забыла. Да, просмотреть ещё раз видеоматериалы, что передал курьер.

Первым делом, ещё до того, как спуститься в «кабинет», я вызвала секретаря. Потребовала, чтобы сегодня произошло две встречи. Он не сразу, но согласился. В кабинет я спустилась уже в самом прекрасном расположении духа. Есть что-то прекрасное в том, что мосты сожжены за спиной. Я хочу сжечь несколько мостов… ради себя, ради всех.

Сегодня в кабинете я встретилась с Хеваином. Бледный он какой-то.

— Доброе утро. Что с вами, Хеваин?

— Нервы, — признался он. — Я и не знал, что привёз с собой. В себе, — поправился он. — Май… Тессегер-Лан — очень странный город. Он показался мне городом спящих. Помните фильм с таким названием? Вот-вот. В точности! Вечный туман, все неторопливые, всё спокойно и размеренно. И кто-то смотрит тебе в спину.

Он налил себе воды.

— Сегодня я посижу в библиотеке. Май… почти всё я смог узнать, не выходя из вашей библиотеки.

— Может, научите меня? Как вы это делаете.

— С удовольствием, — рассмеялся корреспондент. — Знаете, я помолодел лет на двадцать. Я словно… в бою. В положительном смысле. Я не жалею, что остался здесь. «Норвен Экспресс» стала знаменитой на всю страну, меня уже приглашают на работу более десятка газет. Вот так. Я рад.

Я кивнула. Смотреть на его лицо было приятно.

— Мне пора, — я поднялась. — Работа ждёт. Привыкла отдыхать…

* * *

— Ну что, начали? — Гриф вручил Реа радиопередатчик. — Ани, тебе камера. Снимай всё, что увидишь. Лучше всего зафиксируй и особенно не вертись. Ну что — в Горрет?

— Пожалуйста, — пожала плечами Тигрица. — Давай отсчёт.

— Старт!

«Тур», взревев, бросился по склону, по едва заметной тропинке. Чародей и Гриф проводили его взглядом.

— Спутниковое слежение запросил? — поинтересовался Гриф.

— Так мне его и дали. Нет, просто снимаю пеленг. Для начала хватит.

Прошло пять минут.

— Ничего не понимаю, — признался Чародей. — Пеленг пропал. Куда они делись? Ани… Ани, приём. Слышишь меня?

Тихо.

— Слушай, мне страшно, — признался Гриф.

— Сгоняй ко мне, в холодильнике пиво стоит. Думаю, не вредно будет.

Ещё пять минут. Две банки пива долой.

— Пеленг! — заорал Гриф. — Есть пеленг!

— Идиот, — Чародей стряхнул пивную пену с куртки. — Сам вижу. Ани, где вы?

— В двух километрах от Горрета, — голос Саванти. — Мы на восточной дороге. Реа, не гони так — оштрафуют!

Чародей и Гриф переглянулись.

— Ничего необычного? — Гриф.

— Ничего, — Саванти удивлён.

Двадцать секунд.

— Финиш, — Саванти. — Сколько, Гриф?

— Ты всё равно не поверишь. Давайте обратно. Не устали?

— Давай отсчёт, — голос Тигрицы. Очень, очень довольной Тигрицы.

— Старт!

Две минуты… и пеленг исчез.

Через девять минут пятьдесят секунд «тур» с рёвом возник метрах в десяти от дерева, у которого ждали Чародей и Гриф.

Тигрица выпрыгнула из машины, сияя, словно солнце.

— Ну?

Чародей опустился под дерево.

— Разбудите меня, кто-нибудь, — попросил он жалобно. — Тринадцать с половиной минут туда. Девять пятьдесят обратно. Восемьдесят километров по прямой, если автомобиль умеет летать. Гриф, идём, сожжём учебники физики. Может, полегчает.

Саванти молча вручил Масстену банку пива, протянул Грифу, предложил Реа. Та скривилась. Пожал плечами и оставил себе.

— Чародей, — Тигрица произнесла негромко. — Не забывай… я — Воин. Мне положено. Объяснить не смогу.

— Курсограф был включён? — поинтересовался Чародей, когда с банкой было покончено. Саванти кивнул. — Камера? — повторный кивок.

— Ну откуда вы все на мою голову? — простонал Чародей. — Что теперь делать? Я вижу только один выход. Перестрелять вас всех и самому застрелиться.

— Чародей, — послышалось из кармана его куртки. — Ответьте, Чародей.

Масстен поднял ладонь, требуя тишины.

— Чародей слушает.

— Серый код, Чародей. Мы прибыли в Левватен. Отправили разведчика. Легенда — грибник. Детектор сообщает — фаза нуль, порог тринадцать. Что делать?

Чародей вскочил на ноги.

— Тринадцать?!

— Так точно.

— Отозвали?

— Так точно. Следим за крепостью, никакой активности.

— Вызывайте группы захвата. Ждите звонка. Разверните штаб и обеспечьте телемост. Отбой.

Чародей оглядел собравшихся.

— Что там? — Гриф.

— «Бешеные псы» в Левватен. В пороговом состоянии.

— Что это означает? — Реа.

— Их хозяин там же, в крепости.

— Ведьма! — Саванти. — Ведьма!

Чародей кивнул.

— Проклятие… не успею. Сам не успею. Ладно… я побежал, у меня сейчас будет бой. Скрестите пальцы!

— Мас, — позвала Тигрица, — Давай подвезу.

Глаза Чародея округлились.

— Проклятие, — шепнул он. — Можно попасть под трибунал… а можно и в герои. Ладно. Под трибунал пойдём вместе. Гриф, за мной — оружие и снаряжение! Ани…

Саванти набычился.

— Я с вами.

— Ладно, — махнул рукой Чародей. — Дважды не расстреляют. Будешь оператором. Гриф, быстро!

По пути им попалась, разумеется, Тень.

— Что такое? — поразилась она. — Вы нашли её! Я с вами!

Чародей только рукой махнул.

Через восемь минут «тур» нырнул вниз со склона и рёв мотора ненадолго огласил окрестности.

* * *

— Мерстеринн, — я почтительно приветствовала его. — Срочное дело. Прошу извинить, но…

Градоправитель пригласил меня в кабинет, не моргнув и глазом, выпроводил предыдущего посетителя в приёмную. Тот не выразил неудовольствия. Я ещё не привыкла, что ни в коем случае не должна извиняться перед теми, кого мой визит поставил в неловкое положение.

— Это не терпит отлагательства, — начала я. — В Тессегер-Лан у малого дома, у отдельных его представителей, есть собственность. Собственность, приносящая большие доходы. Не учтённые нашей бухгалтерией.

Он приподнял брови.

— Прошу выяснить. Срочно. Куда поступает доход из Тессегер-Лан. Ни в коем случае не контактировать с официальными лицами, представляющими ту… собственность, о которой речь. При необходимости переговоров — только через защищённый канал, обращайтесь к начальнику охраны Университета. Записи всех переговоров — мне.

Он кивнул. Было видно, что он напуган.

— Будет сделано. Я не имел ни малейшего представления, тахе-тари-ан…

— Я знаю. Мерстеринн, вас я ни в чём не обвиняю. Но кто-то пользуется именем малого дома, чтобы осуществлять частные планы. Я прошу — попытайтесь изъять те средства, что не пришли на счёт малого дома в Тегароне или Союзе. Выяснить, кто занимался финансовыми делами. Все изъятые средства…

Он кивнул.

— Будут переведены на ваш счёт.

— Ни в коем случае. На счёт малого дома! Никак иначе!

— Слушаюсь, — он поклонился.

— Прошу вас поверить мне. Кто-то использует имена представителей малого дома, использует бесчестно. Немедленно сообщайте обо всём, что удастся узнать. О каждой детали.

Всё.

Я поступила, как ребёнок… как герой из полицейского боевика. Знаю.

Первый мост.

* * *

Через восемнадцать минут «тур» вырулил перед палаткой временного штаба. Чародей издалека махал своим значком — вполне могли открыть огонь: машина возникла из-за холма, её приближения радар не засёк.

Вид у готовых к бою командиров групп захвата был совершенно неуставной. Выражаясь простым языком — ошалевший.

— Я был поблизости, — объяснил Чародей. — Срочно. Реа-Тарин… Эсстер… в команду номер один. Реа, примешь командование. Ты знаешь замок, ознакомься с планом операции. Саванти… в группу операторов. Гриф, подчиняешься Эсстер.

Чародей огляделся.

— Итак, тем, кто ещё не знает. «Бешеные псы», в самой крепости — «пси», ориентировочно тринадцать-четырнадцать. Никакого прямого визуального контакта. Никакого прямого слухового контакта. Зрительные и слуховые фильтры. Никакого рукопашного боя. К моей команде это не относится, они иммунизированы. Вопросы?

После слов «тринадцать-четырнадцать» вопросов не оставалось.

— Связь с Генеральным Штабом. Запросите данные на спутник противоракетной защиты. Да, под мою ответственность. «Пси» нужен живым. Только живым! Начинаем по готовности всех команд.

* * *

— Тахе-тари-ан Эврин ан эс Метуар эс ан Тегарон на связи, — доложил секретарь.

На экране появилась баронесса. Несмотря на возраст и состояние здоровья, вид у неё был достойным. Весьма достойным Метуар. И… да, Тигрица явно походила на приёмную мать.

— Я согласилась говорить с вами, тахе-тари-ан, только принимая во внимание ваш возраст и положение в малом доме Тонгвер, — ударение на слове «малом» было менее чем подобающим.

— Эврин, — я поклонилась. Равные могут обращаться друг к другу по имени. — Я не займу у вас много времени. Я прошу у вас аудиенции. Если возможно — завтра же. Причины этого я предпочла бы открыть на месте.

Баронесса улыбнулась.

— Майтенаринн. Я знаю, как много вы сделали для графства. Я знаю, как много наших общих врагов сошли со сцены благодаря вам. Но я не могу выполнить вашей просьбы.

— Эврин, — я кивнула. — Мне придётся открыть вам причины моей настойчивости. Я обязана жизнью вашим дочерям. Ситуация такова, что никакая цена не может быть высокой, если вы согласитесь окончить вражду между нашими домами.

— Дочерям? — голос её дрогнул.

— Да, тахе-тари-ан. Я говорю про Реа-Тарин. Я говорю про Эсстер. У нас с ними общий враг. Я в долгу перед ними, следовательно — в долгу перед вами. Я прошу у вас аудиенции.

— Эсстер… Теро… она жива?

— Да, Эврин. Я не осмелилась бы шутить на эту тему.

Она долго смотрела мне в лицо.

— Хорошо, тахе-тари-ан. Завтра. Жду Вас и дочерей. В любое удобное для Вас время.

— Сочту за честь.

Конец связи.

Второй мост.

* * *

— У неё должно быть убежище — такое, откуда есть подземные выходы на поверхность, — Тень обратилась к Реа. — Я должна проникнуть туда первой. Я знаю, Реа. Я не хочу, чтобы крепость была разрушена. Мне нужно немного: или тяжело ранить Ведьму, или получить что-нибудь из её одежды. Тогда я отыщу её в течение суток.

— Имейте в виду, — Тень обернулась к бойцам. — Противник использует зеркала, как оружие. Разрушайте все зеркала, которые увидите. Прочий ущерб должен быть минимальным. Командирам отрядов: периодически опрашивайте всех по имени. Тех, кто немедленно не ответит на личный позывной, обезвреживать.

— Реа, — Тень подошла к ней вплотную. — Я могу не вернуться оттуда. Я серьёзно. Тогда… расскажи всё маме. Сама.

Реа кивнула.

— Обязательно, Эсстер. Но ты вернёшься.

— И ещё. Если Ведьма выйдет оттуда… скорее всего, здесь всем конец. Лучше застрели её — окончательно её так всё равно не убить. Я не хочу, чтобы Чародей разнёс крепость в пыль — ты слышала про спутник.

— Противник использует маскирующие приёмы, — Тень повернулась к остальным командирам. — используйте детекторы движения. Если от меня не будет сигнала в течение пятнадцати минут, начинайте штурм.

Тень обняла Тигрицу и, подмигнув, скрылась в зарослях.

…Maesmatafannka…

Как много «псов»! Откуда? Кем вы были?

Ведьма, где прячешься? Вряд ли наверху. Солнце тебя уничтожит, уничтожит надолго. Ты не станешь рисковать. Ты не станешь прятаться в кладовых, тупиках, темницах. Тебе нужна свобода манёвра.

Чую… ты ближе.

…Maesmatafannka…

По-куриному движут головами. Слушают приказы?

Ниже. Ещё ниже.

Запах… ощущение Ведьмы. Ближе. Давно я тебя не чуяла, подруга.

…Maesmatafannka…

Зал с зеркалами. Нет, не то. Здесь есть окна. Только не это.

Ниже.

…Maesmatafannka…

Вот. Где-то здесь. Когда-то здесь были жилые этажи. Зеркала… здесь должны быть зеркала. Непременно. Ты любишь их, пусть даже не смеешь взглянуть в них, пока не сбежала из графства.

…Ma es matafann ka…

Здесь? Зеркала. Много. Лужи на полу, ящики, запах сырости. Рядом, Ведьма, ты рядом.

Поехали.

Опустила фильтры на уши… словами ты ещё можешь подчинить меня. Но ничем более.

Жду. Ещё есть время. Покажись. Прояви себя.

Есть движение! Мимикрия, как мило. Новый трюк, подруга. Хвалю!

Прекращать чтение строфы небезопасно. Ладно, как все. Опускаем на глаза визир — тепловое зрение.

Во-о-от она, ты. Что это у тебя в руках? Автомат? Как современно!

Тень нажала три раза на сигнальный контакт. Через десять секунд начнётся…

…Maesmatafannka…

Щелчок затвора.

А у тебя реакция неплохая — меня не видишь, но стреляешь хорошо.

Перекатываемся, нажимаем на курок.

Ты обезоружена.

— Привет, подруга! — должна «выпасть» из невидимости. Беги ко мне!

Как быстро ты бегаешь!

…Maesmatafannka…

Кто-то позади. Очередь в упор. Нет, меня здесь нет. Получи.

Удары — прикладом в живот, кулаком — в челюсть, ногой — в живот. Неприятно? Сочувствую.

— Не ждала, Мианнесит?

…Maesmatafannka…

Одиночные выстрелы. Хватит, поиграли. В ногу.

Слышу стон.

— Вижу, не ждала…

…Maesmatafannka…

Рана не мешает тебе двигаться?! Ты стала сильнее, недопустимо сильнее.

Ещё несколько выстрелов. Пробегаешь мимо. Ногой в челюсть. Ага, проняло тебя…

— Угадай, зачем я здесь?

…Maesmatafannka…

Куда это ты?! В зеркало?

Грохот. Сыплются осколки. А это — в тебя. Ползи, ползи…

— Не слышу тебя, Мианнесит. Говори громче.

Добиваем оставшиеся зеркала. Теперь — обездвиживающее. Вот, держи.

— Не слышу. Сейчас подойду.

Трое «псов» вбегают в комнату. Ну, с этими проще.

Куда это ты? Ну-ка… шапочку заберу на память. Извини, не могу удержаться…

— Не нравится? Когда меня била, так нравилось…

Ещё «псы»! Вот надоели.

— Гриф, я на третьем подземном, с объектом. Осторожно.

— Мы идём, Тень.

— Мианнесит… Вот зараза!

- -

Тень была в недоумении, но недолго. Рядом с Ведьмой, уже оглушённой и отчасти обезвреженной, было небольшое озерцо. Теперь по нему разбегались волны…

Но там по колено воды!

Ушла.

Тень выругалась.

Правда, ни из чего не следовало, что, захвати они Ведьму целой — и дожили бы хотя бы до рассвета. Ведь неизвестно, чему новому она научилась за последнюю неделю. А должна была.

Не поражение, но позор. Вот она, шапочка. В пакет её. Не беспокойся, Ведьма, теперь я буду умнее. Гораздо умнее.

— Гриф, она ушла. Объясню на месте. Вычищайте замок.

— Знаю, что ушла. Активность «псов» упала. Оставь маяк у входа и жди. Не выходи, тут ещё жарко.

— Принято, — Тень опустилась на камни.

Ну ладно. По крайней мере, дала ей несколько раз в челюсть. А насчёт воды… надо было предупреждать. Значит, зеркала и вода. Май, ты должна была это знать, ты читала. Надо было тебя спросить.

Осмотримся, раз уж мы тут.

Сувениров немного, но Масстену они понравятся. Так… оставляем маячок.

— Тень, группа поддержки докладывает: в сторону Левватен движется торнадо, дистанция сто двадцать километров. Мы прокладываем тебе дорогу. Замок забросаем газовыми гранатами. «Псам» всё равно долго не жить.

— Жду, — Тень опустила голову и принялась вслушиваться в продолжающийся бой. Оружие держала наготове.

- -

— Зря расстраиваешься, — Чародей дал отбой. — Операторы подтвердили: «пси», судя по косвенным данным, уровня не менее пятнадцатого. То, что дали команду на отступление — правильно. «Пси» ушёл, следы пребывания обнаружены, материала, достаточного для поиска, добыли порядочно. Так что даже награду…

— Мас, — Тень была разъярена. — Я покажу, без свидетелей, куда засунуть награду. Она сбежала. Знаешь, что это значит? Завтра утром она сможет выбраться за пределы графства. Я упустила её, я её изловлю. А пока — вот её шапочка. Оставьте мне хотя бы небольшой лоскут. Очень нужно.

— Видишь вон тот хвостик на горизонте? — указал Чародей. — Это торнадо. Его успешно расстреливают. Я не сомневаюсь, что это было бы только первой из неприятностей, если бы мы её схватили. В любом случае, официально мы — герои. На нас смотрят. Отвечай, как положено.

— Так точно, таха-тиа. На службе интересов Союза.

— Вольно, Тень.

Возвращаясь к «туру» Тень изобразила столько непристойных жестов, сколько смогла вспомнить. Так, чтобы камеры за её спиной не смогли их запечатлеть.

* * *

Лас-Таэнин побывала в доме Ривеин, где окончательно привела в порядок сад. Украсила специально посаженную для этого вишню траурными лентами… смерть очищает всё. Имена Ланте и его матери. Долги оплачены, если они и были.

Дени по-прежнему молчал. Там, на горе. Он… или кто-то ещё… стоял всё время за спиной. Она ощущала тепло. Но молчал. Значит, отныне действовать самим, без подсказок.

Кто-то позаботился о том, чтобы дом Ривеин не бедствовал. Лас догадывалась, кто. Последний раз позволила бабушке и внукам обнять себя — и ушла. Испытывая покой и равновесие, которых давно уже не испытывала.

У скамейки (двенадцать цветков на кусте… сколько их всего будет, интересно?) с ней и случилось самое интересное приключение: она заметила тропинку.

Стоило взглянуть чуть в сторону от тропинки, как та… выделялась. Чуть ярче окружающей земли. Чуть более заметна. Лас некоторое время раздумывала, затем пошла по тропинке.

Азарт охотника вёл её: когда птицы замолкли, и сумрак сгустился вокруг, она не повернула назад.

…Долго сидела в беседке. Май была здесь. Реа и кто-то, очень похожий на Май… Тень? Интересно, почему ей не сказали? Тайна? Ну и ладно. Я сама нашла, я не открою никому эту тайну.

Лас долго любовалась на белую башню, а потом — на величественный горный хребет, с живыми огоньками домов, прижавшихся к подножию. На бескрайний лазурный океан. Красиво…

Она опомнилась, только когда начало темнеть. Этот холм неплохо бы украсить, на прощание…

* * *

Ух, как я устала к вечеру. Да… Подошла к зеркалу не без опаски. Зря опасалась, выгляжу превосходно. Спасибо, Тень.

— Не за что, Май, — ответила она из-за спины.

— Ты? — резко обернулась я.

— Если ко мне обращается Госпожа, я обязана ответить, — Тень поклонилась. Вид у неё был уставшим.

— Буду знать. Что случилось, Эсстер?

— Можно, я сяду… Май?

— Конечно, — она уселась в кресло, я села рядом, прямо на пол. — Нет, Госпожа… так нельзя. Прошу… Вы не можете садиться ниже. Спасибо.

Я села напротив, взглянула ей в глаза.

— Май… я упустила Ведьму.

Хорошо, что я сидела устойчиво.

— Ведьму? Ты видела её?!

— Да. В крепости Левватен. Она ушла, не сегодня-завтра объявится на свободе. Но я подпортила ей здоровье, на прощание. Она проявит себя, не сомневайся. Не сможет удержаться. Завтра я ухожу, преследовать её. Помнишь наш план?

— Да, Эсстер. Я буду наготове. Но дай и мне выполнить обещание. Завтра баронесса Эврин согласилась дать аудиенцию. Нам троим. Мне и тебе с Реа-Тарин.

Тень усмехнулась.

— Мне, Реа и тебе, Май. В такой последовательности. Я знаю маму… Хорошо. Но сразу же после встречи, как только она нас отпустит, я ухожу. Прошу, постарайся обойтись без меня. Не обращайся ко мне. Я буду вынуждена вернуться.

«Не думай о злобной чёрной собаке».

— Примерно так, Май. Извини, ты слишком громко думаешь. Если что — телефон у тебя под рукой. Просто набери номер. Если смогу, отвечу.

— Идём к остальным?

— Да, пожалуй… мне так не хватает моих бифштексов…

Мы поднялись.

— Эсстер, расскажи мне сегодня про тётушку, про маму. Про кого успеешь.

Она кивнула.

- -

— Слушай, Теро, — Реа была недовольна. — Зачем было устраивать это представление? Ходила, поддразнивала её. Ты что, фильмов насмотрелась?

— Я сдала свою одежду — ту, в которой была на операции, — Эсстер казалась самим спокойствием. — У Масстена глаза на лоб полезли. Знаешь, сколько всего Ведьма на меня потратила? А ведь она слаба, всё ещё слаба. Мне пришлось раз десять менять облик, чтобы избавиться от всех её «укусов». Сомневаюсь, что Гриф и его ребята вышли бы из той комнаты, если бы я не вывела Ведьму из равновесия. Я сама рисковала, знаешь ли.

— Понятно, — Реа кивнула. — Извини. Интересно, замок сумеют восстановить?

— А он почти не пострадал, — Гриф появился в дверях, помахал рукой. — Мы уже вычищаем его. Пакостно там, признаюсь. Особенно в той берлоге, где сидела Ведьма. Ужас. Но думаю, дня за два вычистим. Получишь счёт, Май, постарайся не упасть со стула. Шучу…

— Я оплачу его, — спокойно ответила Майтенаринн.

Гриф поджал губы.

— Май, ты что, шуток не понимаешь?

— Я предприняла кое-какие действия. Ведьма использовала моё имя, мой… спектр, чтобы открыть множество счетов в разных банках. Сегодня я забрала средства почти со всех. Гриф, я не маленькая. Я не стала связываться с якобы моими компаниями и лечебницами. Просто забрала то, что Ведьма припрятала. На чёрный день, надо полагать.

Саванти встал. Хеваин — тоже.

— И сколько там?

Майтенаринн засмеялась. Лас вздрогнула, услышав слабый призвук «второго голоса». Но нет, просто Май очень весело.

— Меньше, чем вы думаете. После уплаты налогов — двести пятьдесят миллионов тагари. Я не взяла себе ни монетки, Хеваин. Это всё-таки не мои деньги. Но я найду им применение. Знаете, иногда мечтала быть очень, очень щедрой. Я чувствую, никто из присутствующих не захочет получить деньги просто так. Но Университету, Медицинскому центру, другим учреждениям…

— Спасибо, Май, — Саванти слегка поклонился.

— Никогда не думала, что придётся это произнести. Спасибо Ведьме, не мне.

— Надо посмотреть сегодня парламентские новости, — предложил Саванти. — Хочу посмотреть на физиономию Министра финансов. Графство трижды чуть не «отменили» из-за её жалоб — сколько-де мы тратим на эту архаичную монархию. Если я соображаю в налогах, ты должна была заплатить где-то…

— Шестьсот миллионов. Долг графства перед Союзом составляет… составлял четыреста восемьдесят миллионов. Мелочь, а приятно. Спасибо Ведьме.

— Представляю, как она разозлится, — поджала губы Лас.

— Размечталась, — Тень присела поближе. — Лас, птичка, деньги для неё — ничто. Я уже говорила: Ведьма знает, что такое нищета. Первое время я крала для неё деньги, драгоценности… Тень-воровка. Даже если мы отыщем все её тайники — она улыбнётся владельцу какого-нибудь банка, устроит ему или ей упоительную ночь… всё в рамках приличий, она ведь у нас «недотрога»! А наутро у банка будет новый владелец. Впрочем, сомневаюсь, что она будет утруждать себя финансовыми вопросами. Всё сделают «куклы». Кто-нибудь… — Тень жалобно посмотрела по сторонам. — Скажите, когда у нас ужин?

…Майтенаринн жестом подозвала Реа-Тарин.

— Реа, завтра утром. Я уже говорила. Тень хочет уйти пораньше. Пока ещё доберёмся до владений баронессы…

— Доберёмся быстро, — Реа подмигнула. — Я теперь — самое быстрое такси.

Май не выдержала, рассмеялась.

— Ладно, потом расскажешь. Ну, сыграем, по старой памяти? Тень, присоединяйся!

* * *

Я опять проснулась ночью.

Шестой день Техаон.

Взглянула в зеркало. Очень хочется, непереносимо хочется увидеть, где Ведьма. Но я припоминаю. Я вижу её, она знает про меня. Нет, Ведьма. Не сейчас.

Искушение отступило.

Ладно. Раз не спится — пойду на тренировку.

Я не очень удивилась, встретив в тире их обеих.

— Продолжим? — предложила Тень, не оборачиваясь. Я кивнула.

И мы продолжили. Через час у меня вновь не было ни рук, ни ног. Я старалась, Реа даже похвалила меня.

— Ну что, создаём новую традицию? — Реа кивнула в сторону окна, за которым виднелся парк. — Посмотрим на виды?

Решили создавать новую традицию.

Но как мы удивились, обнаружив в беседке Ласточку!

— Я сама нашла, — объяснила она смущённо. — Я никому не рассказала. Можно, я буду сюда приходить?

Тигрица рассмеялась и ответила.

Рядом с беседкой обнаружилась клумба. Потрясающие цветы.

* * *

Мианнесит с трудом добралась до берега.

До рассвета час, не больше. Нужно укрытие, да побыстрее.

Руки и ноги всё ещё непослушны… Тень-предательница… Ладно, новая хозяйка не глупа. Поймёт, что ты точно так же предашь и её. Ведьма засмеялась. Луна зашла, какое счастье. Правда, солнце. Проклятое солнце.

Королева, ты поумнела. С тобой приятно сражаться. Жаль, что так получилось… сама виновата. Силу нельзя держать подчинённой. Под землёй было время подумать. Тебя ждёт сюрприз, Майтенаринн. Возможно — приятный. Но сначала — возмездие.

Миан долго смотрела в своё отражение. Проснись, Королева… воспользуйся зеркалом или водой, подсмотри за мной. Я обязана знать твои планы. Ну же…

Ничего.

Да, ты поумнела. Ну ладно. Надо наказать Тегарон и прекращать войну. Если из-за нашего с тобой, Май, противоборства мир сгорит дотла, будет страшно скучно.

Миан, спотыкаясь, побрела на север. Подальше, подальше от графства. Вскоре поблизости появились волки. Очень кстати. Эй, ко мне… подвезите-ка немного…

* * *

— Глава малого дома Метуар, баронесса Эврин ан эс Метуар эс ан Тегарон, — объявил дворецкий.

Не думала, что баронесса обитает в таком ветхом особняке. Ну да, их замок, которым владела любимая дочь, Эсстер, уничтожила Ведьма.

Только бы Тень сдержалась, только бы не решила менять облик. Я вернула все её одежды — те, что мы с Хеваином обнаружили в моём гардеробе. Вид у Тени был потрясающий. Вовсе она не пугало, придумала тоже…

Самообладания баронессе не хватило. Губы её задрожали.

— Теро… девочка…

Тень подошла шагом, но видно было, чего ей стоило не броситься бегом.

— Мама…

Мы с Реа находились поодаль, склонив головы. Я, как формальный враг дома Метуар, стояла, преклонив колено. Реа улыбалась. Я чувствовала, словно лопнул нарыв — напряжение в этой семье пропадало. Тигрице уже не грозила немилость — за то, что дала мне клятву смерти.

— Реа…

Очередь Тигрицы. Её приветствовали не менее тепло.

Баронесса приблизилась.

— Светлая, прошу Вас, встаньте.

Я послушалась. Мы обменялись поклонами.

— Разрешите пригласить Вас на завтрак?

С удовольствием, Эврин.

…Мы сидели в небольшом кабинете. С моей стороны были секретарь и Хеваин. С камерой. Мы опасались, что баронесса будет возражать, но Эврин неожиданно сама попросила о записи встречи.

— Ваша просьба, Майтенаринн, крайне необычна. Мне составит большого труда убедить малый дом Метуар, что примирение с Тонгвер имеет под собой веские основания.

— Время многое изменило, — я взглянула на Эсстер по левую руку от Эврин. На Реа, по правую. — Крепость и прилегающие территории уже не имеют прежнего значения. Вся вражда была из-за них. Я намерена передать, в качестве жеста доброй воли, спорные территории во владение дома Метуар. На единственном условии. Владеть всем этим должны и ваши дочери, Эврин.

Эврин не сразу нашлась с ответом.

— Я боюсь, Майтенаринн, что теперь вы переоцениваете своё влияние на малый дом Тонгвер.

— Ничуть. Это решённый вопрос.

— Думаю… да, я сумею убедить малый дом в целесообразности примирения. Но меня спросят — за что проливали кровь наши и ваши солдаты?

— Эврин, — я поднялась. — Чтобы понять, что ни земля, ни владения на ней не стоят такой вражды, пришлось пролить очень много крови. Много веков назад наша война лишила дом Тегарон статуса Великого дома. Вероятно, я не очень удивлю вас, если скажу: после формального примирения мы можем помочь дому Тегарон вернуть себе подобающее положение среди Великих домов.

Эврин тоже поднялась.

— Майтенаринн, я не знаю… Вы застали меня врасплох. Насколько я помню, статус Великого дома подразумевает определённый минимум финансов. Мне стыдно признаться, но малый дом Метуар пребывает в нищете. Даже Левватен и его окрестности… Прошу не счесть это оскорблением, но финансовые дела вашего малого дома и Её Светлости…

— Финансовые дела моего дома, не без усилий нашего общего врага, неожиданно поправились, — поклонилась я. — Я не смею предложить вам финансовую помощь. Я осмелюсь предложить её вашим дочерям. Малый дом Тонгвер готов пожертвовать многим, чтобы число Великих домов увеличилось.

Да. Я долго убеждала их вчера, что они готовы пожертвовать многим. Почти всеми теми деньгами, что свалились им на голову благодаря усилиям Мерстеринна… и расследованиям Хеваина. Но как только мои «старцы» услышали слова «Великий дом Тегарон», они тут же со всем согласились. В том числе и с потерей Левватен. Дети… маленькие дети.

— Благодарю Вас, Майтенаринн. За дочерей, за всё. Я дам ответ в течение суток.

Мы поклонились друг другу, я прикоснулась к её щеке. Эврин вздрогнула… но не более. Я могу её понять.

…Мы ждали снаружи, в машине, пока не появятся Реа и Эсстер.

— Я заметил, Май, — неожиданно сообщил Хеваин, который, отсняв окрестности, сел на сидение и задумчиво жевал сухарики. — Думаю, никто больше не заметил. Кроме неё самой.

— Что именно?

— Вы вылечили её. Баронессу. Прикосновением к щеке.

Надеюсь, я не покраснела.

— Она… Хеваин, она была совсем плоха. Даже если бы она прогнала меня…

— Не надо, Май. Я понимаю.

* * *

— Что теперь? — поинтересовалась Лас-Таэнин, когда я закончила рассказ. — Слишком всё просто и хорошо. Ты получила такое состояние, и сразу же его отдаёшь. Практически всё. Я умею считать, Май. Ты отдашь двести двадцать миллионов — столько должен иметь Великий дом на счету, в переводе на тагари. Заплатишь множество мелких взносов: штат Великого дома должен быть совсем другим. Ты уже отдала по пять миллионов Университету, Медицинскому центру, учебным учреждениям, учредила благотворительные общества. У тебя не будет Левватен. Если ты откажешься от поста главы дома, станешь попросту нищей. А ты откажешься, ведь после образования Великого дома Тегарон и Метуар, и Тонгвер перестанут существовать как отдельные дома. Зачем тебе всё это?

— Ласточка… знаешь, есть такая примета — относительно шальных денег. Я не верю, что смогла бы жить припеваючи. Я отдам деньги тем, кто сможет потратить их так, чтобы я могла быть спокойна. Если Её Светлость возглавит Великий дом, нас никто не посмеет тронуть. Ни Союз, ни Федерация. Я прекрасно знаю, что ждало бы нас через год-два. Союз и Федерация поделили бы Тегарон между собой — они этого почти и не скрывают. Тронуть Великий дом не осмелится никто.

Я встала.

— Мне кажется, Лас, что Ведьма чуть ли не специально вручила мне эти деньги. Как только речь зашла о серьёзных вещах — скажем, «Тервеан Сато, бытовая электроника» — всё, никаких шуток. Только моё личное присутствие. А я подтвердила снятие денег, не покидая своей комнаты. Я не имею права брать деньги себе. Я не имею права покидать Тегарон — после этого Тегарона не станет.

— Ты странная, — Лас-Таэнин села так, чтобы встретиться со мной взглядом. — Думаешь, Союз не помешает тебе? Вспомни, как только появилась возможность устранить тебя, приехал сам Генеральный Прокурор.

— И где он теперь? Где тогдашнее правительство?

Лас промолчала.

— Пусть попробуют, — я отчего-то ощутила злость. Не знаю, почему… мне захотелось, чтобы кто-нибудь попытался противостоять мне. — Тегарон — мой дом. Через два года его стёрли бы с карт мира. — Не знаю, как Её Превосходительство посол рискнула доверить мне такие сведения. — Я защищаю свой дом! Лас… я не смогу без тебя, без всех вас. Я не позволю отнять вас. Вы — моя семья.

— Ты пугаешь меня, Май. Но у меня странное ощущение: рядом с тобой — безопасно. Очень страшно, но безопасно.

— Спасибо, Лас, — я сидела, глядя в стену. — Спасибо.

- -

Седьмое Техаон, день Надежды.

Ночью мы обе сидели в беседке. Смотрели… молчали. Тень была где-то далеко, Реа помогала с подготовкой Левватен, Саванти, все прочие… тоже заняты.

У нас с Ласточкой замечательно получалось молчать вдвоём. Но при этом мы как будто бы рассказывали друг другу много важного. Так казалось мне. Я не читала её мыслей, но похоже, что и Лас-Таэнин что-то узнавала от меня.

На кусте — восемнадцать ослепительно белых цветков. Аромат ощущался шагов за пятнадцать.

Я вспоминала то, что рассказывала Тень.

Тётушка, я была несправедлива. Интересно, что вы почувствовали, когда впервые увидели меня… и поняли, кому предстоит передать диадему Утренней Звезды?

Я… я сама… я уже знаю, кому передам её. Та ночь, визит к Её Светлости. Когда я благословляла её детей. Когда я взглянула на её дочь, только что явившуюся на свет, я увидела, я поняла. Когда она встретит «первую луну», ко мне перестанут обращаться «Светлая». Кем я стану тогда? Что успею сделать?

Тётушка… Вы должны были обучить меня. Чему-то настоящему. Ведьма… она не позволила. Не позволила учить меня, забрала всё у вас, у меня. Кто обучит меня теперь? Я почти ничего не знаю, я так мало умею, я иду на ощупь. А мне предстоит обучить преемницу. Тегарон не выживет без Светлой.

Дядя, ты был прав. Саванти, Лас, вы тоже. Я потеряла всё. Кромевас, живых и мёртвых. Никому, никому не позволю отнять вас у меня.

* * *

Мианнесит осторожно выглянула из-за кустов. Протянула руку, позволила солнечному лучику коснуться пальцев.

Тепло.

Не жжётся.

Она расхохоталась. Всё, свободна. Свободна!

— Я сумела! — крикнула она, выбегая на открытое пространство. — Сумела, сумела… — взмахнула руками, и вскоре всё вокруг оказалось украшенным множеством цветов. — Ведьма сегодня добрая… спешите, пока я добрая…

Всё ещё смеясь, она велела землянике созреть и торопливо съела несколько горстей ягоды. Насыщало отлично — надо просто уметь выращивать.

Цокот копыт.

Телега. Старая-старая лошадь тащит её. Фермеры. Очень, очень кстати…

Впитать их язык оказалось несложным. Ребёнок бы справился.

— Подождите! — крикнула Мианнесит. — Пожалуйста!

Подбежала поближе, сейчас… привычный жест — и все вы станете «куклами», а лошадь помчит, словно ветер. Недолго это продлится, да и неважно. Не зря торопилась в эти края. Очень полезные вещи есть поблизости, страшно полезные.

И передумала. Интересно, а если по-другому?

— Извините, мне нужно в город. Не поможете ли, добрые люди?

Фермер переглянулся с сыновьями.

— Сожалею, госпожа… Старушка-Гроза совсем слаба. Больная она у нас, а на живодёрню рука не поднимется. Последний раз запрягли её, думаю.

— Ну-ка, ну-ка, — Ведьма подошла к лошади. Та фыркнула, попятилась, оскалившись… — Тихо, тихо… Что у нас тут? Стой смирно.

Фермер потом рассказывал, что незнакомка с серебристыми волосами сделала так и так… лошадь вся будто засветилась изнутри.

— Здорова ваша Гроза, добрый человек, — Ведьма похлопала лошадь по боку. — Подвезёте? Тороплюсь я. Очень тороплюсь.

Фермер не сразу поверил своим глазам. Долго осматривал «старушку», которой теперь едва ли дал бы более трёх лет. Чудо… настоящее чудо!

Фермер глубоко поклонился сам, то же сделали и его сыновья.

Телега только что не летела по дороге.

Громыхнуло… Ведьма запрокинула голову. Инверсный след. Вот это я и ищу… не очень ошиблась, прекрасно.

— Что это? — поинтересовалась она для виду.

— Самолёты, — проворчал фермер, сплюнул на дорогу. — Ави… ависалон. Так, вроде бы. Второй день уже. Столько от них шуму, такую землю заняли. Скот пугают, на поля всякий мусор сыплют.

— У меня там знакомые, — сообщила Ведьма, — не подскажет ли кто, как туда добраться? Нет, я сама… просто покажите. Доберусь.

— Зачем же так, госпожа? Через четверть часа дома будем. Позавтракаем, да старший мой и проводит Вас. Должен же я добром отплатить. Не каждый день колдунью встретишь, да ещё добрую.

— Отчего именно добрую? — улыбнулась Ведьма.

— По вам видно. Вы как огонь. Обогреть можете, или обжечь.

Ведьма кивнула, продолжая улыбаться. Да. Так тоже интересно. «Куклы» никогда не подведут, но с ними скучно — заранее знаешь, что они сделают. Ладно, торопиться некуда, полдень не скоро. А там посмотрим, как выкрутишься, Королева.

- -

Тень выбежала на поляну с цветами. Чутьё не подводило. Ведьма была здесь не более получаса назад.

— Непохоже на тебя, — пробормотала она. — Непохоже. Но это ты. Интересно, зачем ты сюда шла?

Грохот. Гул. Звук самолёта, пересекающего звуковой барьер.

Только не это!

— Ладно, завтракаем на ходу, — Тень расстегнула рюкзак, вытащила очередную полоску сушёного мяса. Мерзость. Но помогает. Вода… родниковая. Отлично. Что с тобой, Ведьма? Зачем тебе цветы? Стала сентиментальной?

Только бы догнать.

* * *

— Её Светлость Теране Эсстар Тегар-Тан ан Тегарон на связи, — доложил секретарь.

Вид у Её Светлости был, как и ожидала Майтенаринн, удивлённый. Сверх всякой меры.

— Светлая, — Её Светлость чуть отступила в сторону, — совещание ещё не окончено, но мои советники требуют, чтобы вы лично повторили ваше предложение.

— Ваша Светлость, — Майтенаринн сложила руки перед грудью, коротко поклонилась. — Я получила сообщение от баронессы Эврин ан эс Метуар эс ан Тегарон. Баронесса приняла предложение о восстановлении мира между малыми домами. Я полагаю, она уже сообщила Вам и Вашим советникам, на каких условиях это произошло.

— Да, Светлая.

— Ваша Светлость, — Майтенаринн жестом пригласила Мерстеринна и секретаря подойти поближе. — Тщательное изучение финансового состояния малого дома Тонгвер позволило изъять пребывавшие за границей значительные денежные средства. Малые дома Тонгвер и Метуар нижайше просят Вас рассмотреть вопрос о возвращении дому Тегарон статуса Великого дома. Все условия, необходимые для восстановления статуса, соблюдены. Долг графства перед Южным Союзом государств Шеам погашен. Оба малых дома располагают средствами, необходимыми для начала процедуры изменения статуса дома Тегарон и слияния с ним.

— Признаюсь, вы застали меня врасплох, Майтенаринн, — Её Светлость действительно выглядела растерянной. — Предварительное изучение документов подтверждает ваши слова. Однако вам и баронессе необходимо будет лично присутствовать в моей резиденции сегодня, чтобы начать процедуру. Учитывая, что в двенадцать часов вы участвуете в церемониале примирения, я предложила бы вам прибыть в мой замок в четыре часа пополудни. О транспорте я позабочусь. Представители всех пяти Великих домов уже в пути, для ознакомления с материалами.

— Благодарю Вас, — Майтенаринн поклонилась.

— Буду рада видеть вас, Майтенаринн.

Конец связи.

— Тахе-тари-ан, — Мерстеринн подошёл поближе. — Что с вами?

— Нервы… извините, таха-тиа. К подобной речи невозможно подготовиться.

Градоначальник улыбнулся.

— Вы меняете историю так стремительно, что немногие успевают осознать, что происходит. Не беспокойтесь, Майтенаринн, я один из тех, кто успевает. Поверьте. Вас уже ждут, чтобы отвезти в Левватен. К сожалению, я не могу присутствовать при церемониале, я немедленно выезжаю в резиденцию Её Светлости. Удачи вам, — он коротко поклонился и вышел.

* * *

— Здравствуйте, — Тень поклонилась фермеру, который, в окружении соседей, продолжал, уже в который раз, описывать произошедшее с ним на дороге. — Простите, что перебиваю. Здесь побывала моя подруга — в светлом платье, с серебристыми волосами. Мы разминулись.

— Да, конечно, — фермер уважительно склонил голову. — Она ушла на север, в Месстен-Аро, туда, где самолёты. Верно, там её и можно перехватить. — Сейчас… младший мой знает дорогу, он тоже видел Вашу подругу. Если Вы не возражаете против повозки, госпожа…

— О, нет. Я прогуляюсь. Как звать мальчика?

— Асве, госпожа.

— Благодарю. Идём, Асве.

Они вышли за ограду, прошли немного на север.

— Асве, — Тень присела. — Так ты видел, как она колдует?

— Конечно, добрая госпожа.

— А глаза её видел?

— Да, добрая госпожа. Очень красивые — зелёные, с красным ободком. Только у колдуний такие.

— Я тоже умею колдовать, Асве, — Тень подмигнула.

— Правда? — глаза мальчишки загорелись.

— Конечно. Разве отец отпустил бы тебя с первой встречной?

Мальчик подумал, отрицательно покачал головой.

— А теперь я покажу настоящее колдовство. Давай, залезай мне на плечи. Держишься? Молодец. Не упади. Ну, куда побежим? Показывай!

- -

— Привет, Май! — Тигрица вышла встречать их. — Ещё два с половиной часа. Проголодалась? Идём, я всё устрою. Думаю, твоей свите найдётся, чем заняться… Нет-нет, всё готово. Мебель ещё не всю расставили, но в остальном — всё.

Майтенаринн подняла взгляд. Флаги обоих малых домов развеваются над главной башней крепости. Впечатляет. Как новенькая! Гриф постарался на совесть.

— Есть новости? — Май понизила голос, когда Реа провела её в небольшую комнату — где было накрыто на двоих.

Тигрица кивнула.

Майтенаринн ощутила, как усиливается сердцебиение.

— Ты… думаешь, удастся её похитить?

— Я бы не стала рисковать. Но несколько минут для общения с ней у тебя будут. Держись поблизости от этой комнаты, Май. Тебе нужно зеркало? Вон там, за занавеской. На всякий случай — в соседней комнате ещё одно. Я спущусь вниз, к машине — Тени может потребоваться помощь.

Телефон.

Реа взглянула на него.

— Это она, — пояснила на словах. — Всё, я выезжаю.

Они обнялись.

— Будь осторожна, Королева.

— Удачи, Воин. Возвращайтесь побыстрее.

— Май, баронесса… мама прибывает примерно через час. Если я не успею, придумай что-нибудь. Чтобы не волновалась.

- -

Чудесная вещь — «мимикрия». Никто не обращает на тебя внимания, не удивляется твоему присутствию, не помнит о тебе спустя несколько секунд. С людьми так просто! Обмануть технические средства — вот что такое подлинное искусство маскировки, — думала Ведьма. А им пока владеем плохо…

— Тахе-тари, — командир лётной группы был сильно недоволен. — На стоянке посторонним делать нечего. Немедленно вернитесь на зрительское место.

— Прекрасные машины — Ведьма с нежностью смотрела на «Шершней». — Вы действительно покажете сегодня, на что они способны? Можно подойти к ним поближе?

Командир ощутил, что ему не хочется прогонять незнакомку совсем уж категорично.

— Да, тахе-тари… но без разрешения командующего я не могу…

— О, какие пустяки! Мы с ним — хорошие знакомые. Если найдётся телефон…

- -

— Приехали, — Тень замедлила бег, затем медленно присела и позволила Асве спрыгнуть. Глаза того горели восхищением.

— Здорово! Вы тоже колдунья, добрая госпожа? Тоже добрая?

— Разумеется, — Тень сняла с шеи ожерелье. — Вот, подаришь маме. Я так давно не видела свою подругу, это — от нас обеих. Не потеряй!

— Ой… спасибо!

— Смотри, не вырони.

Асве кивнул, старательно спрятал ожерелье за пазуху.

— Вон она, — мальчик указал рукой. — Смотрите! Вон она, Ваша подруга!

— Точно. Глазастый! Ну, беги домой… сам доберёшься? Вот, возьми на дорогу, вдруг кто-нибудь попадётся. Спрячь получше! Деньги всё-таки.

— Ага!

И умчался. Только его и видели.

Мальчик не ошибся. Теперь — застать Ведьму в относительно безлюдном месте. Только бы не успела превратить в «куклы» большинство персонала. Правда, присутствия «кукол» пока не ощущается вовсе. Ведьма, что с тобой? Что тебя так изменило? Надеюсь, ты не раскаялась во всём, что сделала? А то мне будет как-то неудобно…

Эсстер проверила, всё ли необходимое под рукой, поправила рюкзак и направилась ко входу. Публика прибывала. Сегодня должны состояться показательные выступления военной техники трёх стран.

— Тигра? — Тень дозвонилась не сразу. — Это я. Жми в Месстен-Аро, подъезжай к гражданской стоянке, к востоку от города, туда, где военная база. Да. Она здесь. Нет, авиасалон… Всё. Жду.

- -

Теперь — где-нибудь отсидеться до полудня. «Программа» начнёт действовать без четверти двенадцать. Сил мало, не удастся «взять» все машины. Да и зачем? Боевое снаряжение — только у «Шершней». Всё равно, мало не покажется. Если получится, сегодня Тегарон останется без Её Светлости. А если Майтенаринн растеряется — то и без неё. Правила не нарушаются — сама Ведьма не поднимает руку на Королеву. Ничто на свете не вынудит пилотов признать, кто на самом деле отдал им приказ. Они уже забыли незнакомку с серебристыми волосами.

Новые технологии, говорите? Вот тебе новые технологии, Королева. «Куклы» и «псы» — это уже пройденные этапы. Теперь — «озарение». Сегодня — первая демонстрация. Чисто, никаких следов, мозг не разрушает, не нужно самой продумывать программу поведения. Только общие указания.

Служебные помещения. Отлично. Задержимся у двери… теперь сюда никому не захочется войти. Отдохну немного. Осталось недолго, чуть больше часа.

Мианнесит закрыла глаза.

Если выживешь, Королева — значит, ты действительно равна мне. Тогда и будем договариваться. Пора. Так бездарно потеряла всех остальных, самой обидно.

- -

Май нервничала.

Успела позавтракать, несколько раз выходила в соседние комнаты. На неё почти не обращали внимания. Даже репортёры, которые были повсюду. Не время ещё.

Звонок!

— Королева… тихо, только не по имени! Отлично. Да, это я. Постарайся держаться поближе к зеркалу. Жди сигнала.

— Прошу не беспокоить меня, — Майтенаринн подозвала секретаря. — Прошу проследить, чтобы ближайшие полчаса меня не отвлекали. Только в случае неотложных вопросов.

Секретарь кивнул.

Майтенаринн вернулась в комнату, заперла за собой дверь.

Отдёрнула занавеску.

Большое, в рост человека, зеркало.

- -

Мианнесит вскочила на ноги.

Что-то не так.

Где-то рядом, совсем рядом. Ах ты, проклятая… Тень-предательница… я…

Стальным обручем схватило горло.

Страшная вялость… в голове зашумело… Нет… только… не…

Тень вышла из соседней комнаты, на ходу сбрасывая облик Мианнесит. Потирая горло.

— Болит, — пожаловалась она. — Не умею делать уколы. Ну, привет, подруга!

Тень коротко замахнулась, удар отбросил Ведьму на пол. Она пыталась подняться… не могла. Пыталась произнести хоть слово — одно только слово, и ты умрёшь, Тень, умрёшь навсегда. Нет. Горло отказалось служить.

Тень откашлялась.

— Великая вещь — анестезия! — объявила она, отбрасывая пустой шприц в сторону. — Прекрасная идея. Жалко, времени мало. Идём, милая, с тобой хотят поговорить.

Тень схватила Ведьму за руку, поволокла в другое помещение. На ходу достала телефон, что-то шепнула.

Зеркало. На стене.

— Я знаю, ты меня слышишь, — обратилась она к принявшей безучастный вид Мианнесит. — Веди себя хорошо и больно не будет.

Зеркало засветилось.

По ту сторону его появилась Майтенаринн.

— Привет, — кивнула Тень, прижимая Ведьму лицом к стене. — Сразу хочу попросить… есть люди, которые понимают все пожелания — абсолютно все — буквально. Знаешь, таким не стоит желать доброго здоровья и прочих глупостей. Договорились, Май?

Ведьма вздрогнула.

Майтенаринн кивнула.

— Вот и прекрасно. Ну, красавица… — Эсстер подтащила не сопротивляющуюся Мианнесит поближе, заставила её повернуть голову в сторону зеркала.

Ведьма закрыла глаза.

— Ой, не играй со мной, — пропела Тень. — Взгляни Королеве в глаза, добром прошу.

Ведьма держала глаза закрытыми.

Тень извлекла нож с клинком в форме полумесяца, с зазубринами на внутренней стороне серпа. Только что принадлежавший самой Ведьме. Прижала лезвие плашмя к щеке пленницы.

— Узнаёшь? Милая вещичка, до сих пор помню. Всеми потрохами помню. Открой глаза, красавица, иначе изуродую — навсегда. Помнишь Правила? Если Тень отняла у тебя красоту, только Тень её сможет вернуть. Во-о-от, умничка. Говори, Май.

— Ведьма, — Майтенаринн выглядела снисходительной и спокойной, — ты ввела новые Правила, не раз нарушала прежние. Я получила право ограничить тебя в возможностях. Да не допустит зеркало, чтобы я потребовала лишнего! — зеркало засветилось ярче, веки Мианнесит задрожали.

— Спокойно, — шепнула Тень, — слушай внимательно, подруга.

— Ведьма, Мианнесит, ты навсегда лишаешься власти над зеркалами и отражениями.

Ведьма вздрогнула, словно её ударили кнутом.

— Ведьма, Мианнесит, ты навсегда лишаешься второго, «медового», голоса.

Мианнесит стиснула зубы. Тень пристально следила за её лицом, прижимая к горлу Ведьмы её же нож.

— Ведьма, Мианнесит, ты не сможешь более подчинять людей ни словом, ни жестом, ни прикосновением.

Глаза Мианнесит загорелись ненавистью и страхом.

— Ни одна из «кукол», ни один из «псов» тебе более не служит, Мианнесит, Ведьма.

Ведьма не отводила взгляда от глаз Королевы.

— Ведьма, Мианнесит, поднять руку на тех, кто служит мне, отныне то же самое, что поднять руку на меня.

Зеркало потускнело, пошло трещинами и осыпалось пылью — тихо, почти беззвучно.

— Молодчина, Королева, — Тень взглянула Ведьме в глаза. — А теперь — подарок от меня лично.

Тень осторожно подняла Ведьму, усадила в кресло. Лицо Ведьмы стало пустым.

— Не притворяйся, что не слышишь… ой, неужели я дозу превысила? Как жаль. Ну ничего, сейчас тебе полегчает. Глазки у тебя совсем стеклянные, бедняжка…

Тень присела, сняла с Ведьмы нарядную шапочку, опустила ладони на её голову.

Ведьма почти не могла двигаться, но тут попыталась отстраниться, на лице её отразился ужас.

Тень озадаченно взглянула ей в глаза.

Рассмеялась.

— О, «недотрога»! Ведьма — и «недотрога». Помнишь, в аналогичной ситуации, ты сказала мне что-то… что-то очень умное. А! Вспомнила. Ты сказала, «этого всё равно не избежать». Я тоже умная, Мианнесит. Этого всё равно не избежать.

Ведьма закрыла глаза, отчаянно пытаясь уклониться…

Из уголков глаз её показались слёзы.

— Ну надо же! — восхитилась Тень. — Так переживать! Ладно, подруга, тогда по-другому. Но это гораздо неприятнее.

Она расстегнула верхние пуговицы на платье Ведьмы. Опустила пальцы на её шею и затылок… резко нажала. Мианнесит выгнулась, хватая воздух ртом, словно рыба на берегу, и вновь обмякла. Взгляд её стал вполне осмысленным.

— Я предупреждала, — подняла палец Тень. — Голова кружится? Скоро тебе будет хорошо. Нертфеллин — отличное средство от скуки, сама убедишься.

Тень выглянула в окно. А, вот и Реа. Очень кстати.

— Эсстер, — голос Реа из телефона. — Я на месте. Тут полно охраны. Все обеспокоены, на сегодня салон закрывается. Штормовое предупреждение. Идёт торнадо.

— Твои верные слуги в пути, — пояснила Эсстер. — Переходим к подарку.

Тень присела перед Мианнесит, взяла её за виски.

— Не смей закрывать глаза…

Сумрак повис в комнате.

— Я Тень, мне служит мрак, мне солнце — враг…

В глазах Ведьмы появился отблеск страха.

— Мне власть дана над царством сновидений…

Страх, постепенно перерастающий в ужас.

— Я отниму благословенье сна…

Паника… почти непереносимая, на грани безумия.

— У спящих, что в немилости у Тени!

Тень выпрямилась.

— Приятных снов, Ведьма. Посмотрим, насколько тебя хватит.

Тень неторопливо надела рюкзак.

— Знаешь, — она присела, глянула в лицо Ведьме, — я хотела повторить несколько твоих коронных номеров, — Тень повертела в руке нож Ведьмы. — В память об Аратрин. Но вспомнила, что я переживала боль и смерть сама. А за тебя будет страдать и умрёт кто-то другой. Жаль!

— Тень, — голос Реа, — торнадо! Уходи немедленно!

— Увидимся, — Тень потрепала Ведьму по щеке, подошла к двери. — Во сне. Да! — хлопнула себя по лбу. — Чуть не забыла! Ты в немилости у Тени, Мианнесит, Ведьма. В ба-а-альшой немилости. Пока!

Мианнесит закрыла глаза. Голова кружилась, кружилась… её несло куда-то… ей было почти всё равно. Ведьма едва не взмолилась о смерти, о смерти для себя.

Взглянуть в глаза подлинной Тени — что может быть страшнее?

- -

— Думаешь, вы её достаточно напугали? — поинтересовалась Реа.

«Тур» мчал во весь опор. Над головой, далеко вверху, едва не смыкались стены каньона, облитые по краям лёгким лунным светом.

Тень покачала головой.

— Её напугала Королева. Она высказала несколько очень разумных пожеланий. Ведьма теперь гораздо слабее. Хотя чувствую, она восстановит силы. Тем или иным способом.

Она помолчала. Ночной пейзаж вокруг завораживал… где же они едут? Что это за мир?

— Я думаю, Реа, Ведьму заставило задуматься то, что Королева была доброй. Не стала унижать, не заставила просить пощады. Ну ничего, этим займусь я сама. Посмотрим, сколько Ведьма выдержит без сна.

— Не думала, что ты так кровожадна, сестра.

Тень показала нож Ведьмы.

— Я расскажу, как-нибудь, как меня наказывали за шалости. Ты врач, тебе не станет плохо. Но не сегодня. Праздник, всё-таки.

- -

Торнадо снёс дом, где располагался медпункт, запасной узел связи и один из входов в бомбоубежище. И сразу же ушёл на запад, по пути рассеялся. Ну и прекрасно, могло быть и хуже.

— Таори, господин распорядитель, — голос дежурного. — Звено «Шершней» готовится к старту. Вы отдавали приказ?

— Что за… — распорядитель авиасалона выглянул в окно. Схватил микрофон. — Третий канал. «Шпага один», «Шпага один», что происходит? Отменить взлёт, я повторяю — отменить взлёт!

Самолёты достигли начала полосы, развернулись…

— Мы можем их остановить?

— У охранников — только «Кобры». Тяжёлое вооружение в ангарах. Истребители будут через десять минут. Торнадо…

— «Кобры» не помогут. Немедленно сообщить в Генеральный Штаб. Готовьте группу перехвата. Сообщить всем приграничным районам — у нас ЧП. Объявляю оранжевый код, предположительно — захват самолётов. Даём санкцию на перехват и уничтожение.

«Шершни» стремительно набирали скорость.

— Сообщить всем, кто поблизости: Федерации Никкамо, провинция Матаррие. Тегарон, канцелярии Её Светлости и базе ПВО, Меален. Генеральному Штабу Союза. Видеомост со всеми, срочно.

- -

— Вот прекрасный повод, — тихо произнесла Министр внутренних дел. — Принимайте решение, тахе-тари Президент. Захваченные «Шершни» объявили, что действуют от имени группировки «Во имя будущего». Цель — подавление отвратительного очага суеверий и регресса. Они намерены уничтожить крепость Левватен, замок графини Теране. Всё живое в них. Нам даже не потребуется вводить войска. Пусть Тегарон справляется сам. Мы чуть-чуть опоздаем… и всё.

Госпожа Президент думала, глядя на перемещающиеся по карте точки.

— Решайте, — повторила госпожа Министр. — Сегодня они подпишут документы, и пять Великих домов их поддержат. Мы пятьдесят лет вытесняли Великие дома — чтобы эта девчонка разрушила все наши труды?

— Хорошо, — Госпожа Президент подняла взгляд. — Видеомост. Министра безопасности, Министра чрезвычайных ситуаций. Постарайтесь лишить Генерального Прокурора мобильности. Парламент должен узнать обо всём только по завершении операции.

- -

— Сейчас начнётся, — шепнула Реа Лас. Её Светлость лично освободила Лас-Таэнин от двух дней строгого траура — чтобы впоследствии наказать четырьмя дополнительными. Ласточка не возражала. — Все уже наготове… Стой, что-то не так. Подожди меня здесь.

— Реа, срочно, — голос Масстена из «клипсы»-рации. — ЧП. Сообщение с Месстен-Аро. Три «Шершня», полный боекомплект, движутся в сторону крепости. Контакт через пятнадцать минут. Через восемь минут крепость будет в зоне досягаемости их ракет.

— Эвакуация?

— Не успеем. Я почти добрался до Меален, моя группа движется к вам, но они не успеют. Только два спасательных вертолёта, они поблизости. Срочно эвакуируйте тех, ради кого всё происходит.

— Не поможет, Чародей, — возразила Тигрица. — Собьют. Чем вооружены?

— «Адские псы», у каждого по одному. Точечные, термо, пять килотонн. По две «Солнечных стрелы», визуального наведения, три килотонны. Стандартное стрелковое вооружение.

— Попытаемся скрыться в горах. Эсстер, слышишь? Немедленная эвакуация!

— Май должна уметь открывать путь через зеркала. Чихать на конспирацию! Действуйте!

— Май, сможешь открыть путь через зеркало?

Майтенаринн кивнула.

— У нас…

— Я слышала. Да, смогу. Но надолго ли, не знаю.

- -

— База Меален?

— Чародей? Мы в курсе. Мы уже готовы. Через две минуты четыре спутника будут в зоне покрытия. Что у тебя?

— У меня плохие предчувствия, Авари. Меняем волну. Только закрытый канал. Вот код сигнала, это наша видеочастота. Я отправил двух парней вести прямой репортаж. Записывай!

— Но Штаб…

— Авари. Штаб не отвечает на запросы! Мы можем остаться без Светлой и без Её Светлости. Решай, с кем ты. Если с ними — я отключаюсь, работаем независимо. Если с нами — делай, что говорю. Сохрани хотя бы записи.

— Я с вами, — Авари быстро переключил каналы. — Всё, не отвлекай.

— Спутник двенадцать готов.

— Спутник тридцать готов.

— Спутники пятнадцать и четыре готовы.

— Предупредительная подсветка, — Авари дал увеличение.

— Спутник тридцать, задача решена.

— Пуск.

Секундная стрелка ползёт. Медленно, медленно…

— Пять секунд истекли.

— Задачу нейтрализации «Шершней», динамический режим.

— Спутник двенадцать, восемьдесят процентов, задача решена.

— Спутник пятнадцать, семьдесят процентов, задача решена.

— Держать наведение. Повторить подсветку!

Точки движутся, движутся…

— Нет реакции. Сбиваем?

— Без приказа Штаба не имеем права. До боевого пуска или критической дистанции перехвата.

- -

Зарница на северо-востоке.

— Что это? — поразилась Тень. — Гроза?

— Предупредительная подсветка, — поправил Гриф. — Чародей успел связаться с Меален. Может, сумеют сбить. Быстро, быстро вниз! Уходим! Май, проход готов?

— Да… держу открытым. В комнату отдыха, в Университет.

- -

— Спутник восемь в зоне покрытия. Спутник восемь готов.

— Пуск, пуск, пуск! Три «Адских пса»! Скорость семьсот, контакт через сто двадцать, сто двадцать пять, сто сорок секунд! Азимут двенадцать, высота сорок!

— Динамическую задачу уничтожения ракет. Держать наведение на «Шершней».

— Спутник четыре, задача решена.

— Спутник восемь, задача решена.

— Спутник тридцать, задача решена.

— Залп по команде «Пуск».

— Отставить, — в комнату вошёл представитель Генерального Штаба. — Приказ Штаба, огонь не открывать. В крепости никого нет. Огонь — только при угрозе населённым пунктам.

— Но…

Пистолет уставился в лицо Авари.

— Выполнять.

Микрофон был включён. Чародей и все остальные в Левватен слышали каждое слово.

- -

— Нас подставили, — мрачный голос Чародея. — «Шершни» взяли курс на замок Её Светлости. Дистанция поражения через семь минут. Воздушный флот отозван, коммуникация с замком подавлена. Графиня Теране в ловушке.

— Есть шанс сбить «Псов» отсюда?

— Практически нет.

— Есть! — Эсстер. — Пошли, Тигра. Май, одолжи-ка…

Майтенаринн протянула ей второй «Скат».

— Вы сошли с ума!

— Мас, это наш дом! Май, уводи всех, спаси Её Светлость. Мама, прошу…

— Я остаюсь! — резко заявила баронесса. — Ничто не заставит меня потерять дочерей ещё раз. Действуйте. Не забывайте, кто вы.

Эсстер, Реа и четверо охранников уже бежали по лестнице, на башню.

— Я с ними, — Хеваин. — Чародей, я буду снимать до конца. Транслируй! Сделай всё, чтобы это увидели!

Зеркало погасло; почти все успели уйти. Вопросов никто не задавал. Остались Майтенаринн, баронесса с двумя телохранителями, Лас и секретарь Светлой.

— Они справятся, — Майтенаринн приподняла верхнюю губу. — Не сомневайтесь, Эврин. У вас прекрасные дочери.

— Рада слышать, — Эврин опустилась в кресло. — Если бы не возраст, я бы поднялась вместе с ними. Спасибо, Майтенаринн…

— За что?

— Я боялась умереть в нищете, от болезни, в постели.

Майтенаринн кивнула, собралась с силами.

— Чародей, я ухожу в замок Её Светлости. Уведу, кого смогу, в Университет. Готовьте прямой эфир!

— Поторопись, Май. Шесть минут.

Майтенаринн замерла перед светящимся прямоугольником.

— Я вернусь, Эврин. Очень скоро. Лас, остальные, вперёд!

Баронесса кивнула.

- -

— Восемьдесят секунд до контакта.

Пальцы… чуть-чуть продвинуть… совсем немного.

— Вы совершаете убийство, — сообщил Авари спокойно.

— Не ваше дело. Не шевелиться!

— Семьдесят секунд до контакта.

Легонько нажать. Вот так. Громкая связь.

— …Авари! Что происходит?! В замке Светлая, баронесса Метуар, её дочери! Вы что, с ума сошли?

Пистолет чуть-чуть отошёл в сторону. Отлично.

— Это что за…

Авари провёл приём безукоризненно. Наклониться, ударить ногой в голень, выкрутить руку с пистолетом…

Выстрел. В комнату вбегают охранники.

— Все слышали! — распорядился Авари. — Государственная измена. Покушение на руководителей государства. Арестовать его! Операторы, возобновить задачи! Пуск по готовности!

— Вас… всех… — прохрипел представитель Штаба.

— Заткните его. Уничтожить ракеты!

— Мы зацепим крепость.

— Подсветите их! Помехи во всех диапазонах! Мас, уходите, мы не можем сбить ракеты. Уничтожение самолётов!

— Задача решена. Пуск!

Авари расстегнул верхнюю пуговицу.

— Сообщите Генеральному Штабу, Её Светлости о произошедшем. И да поможет нам Всевидящая… — прошептал он.

- -

Они поднялись на башню; охрана отставала на несколько шагов. Последним прибыл Хеваин.

— Тень, Тигрица, самолёты уничтожены. Удалось замедлить «Псов». Они появятся с севера, правая сторона ущелья. У вас будет не более двух попыток. Дистанция безопасного поражения — километр.

— Готова, — Тень опустила на глаза визир, дала увеличение, подключила прицелы «Скатов». — Жду.

— Готова, — Тигрица поставила два штурмовых ружья в режим автоматического залпового огня, повернулась к охране. — По сигналу «Стена» бейте по стенам ущелья, у поворота на восток. Чародей, отсчёт.

— Тридцать секунд до визуального контакта.

Тень любовалась пейзажем… даже сквозь визир им можно любоваться.

Я Тень, мне служит мрак, мне солнце — враг…

— Двадцать пять секунд.

Скольжу, сгибаюсь, вверх лечу, как птица…

— Двадцать секунд.

Когда от света ускользаю я…

— Пятнадцать секунд.

Ничто по резвости со мною не сравнится…

— Десять секунд.

— Стена!

Белые кольца… унеслись и пропали.

Стены ущелья вздрагивают.

— Пять секунд.

Правая стена окутана пылью, огромные глыбы отваливаются от неё…

— Первый!

Реа уже была наготове.

Выстрел… одно, два, три, четыре, пять белых колец… ружьё перегрето, бросить. Второе. Одно, два, три, четыре…

— Первый «Пёс» разрушен, детонации не произошло!

Тень замерла.

— Второй!

Второй успел «понять», что необходим манёвр. Поднялся почти вертикально вверх, чтобы зайти на цель с другой стороны… Тень выстрелила трижды, с обеих рук. Уворачиваясь, «Пёс» столкнулся с падающей глыбой.

Белая вспышка.

— Детонация! Не смотреть, не смотреть! Третий «пёс» через двенадцать секунд, с северо-востока!

Белый огонёк тускнеет. Обрушивается волной белого огня. Жар ощущается даже отсюда. Камень в ущелье почти мгновенно вскипает. Там будет глубокий кратер…

— Вот он… — шепнула Тень. — Иди сюда, пёсик, иди…

«Скат-Т4» мигнул зеленоватым огоньком — сигнал наведения. «Пёс» тут же «вильнул», сделал грациозный пируэт, ушёл вниз и влево. Засёк наводку!

Белые кольца. Мимо.

— Тигра, подсвечивай, не стреляй!

Ушёл «Пёс», ушёл от всех трёх пуль.

Подсветка, выстрел. Пируэт, поворот, вновь уставился на меня рылом. Подсветка, выстрел. Поворот, вниз-вправо-вверх. Руки болят. Не смогу так долго и так быстро…

Белые кольца… нет, он слишком проворный.

Подсветка, выстрел. Другим пистолетом — две реактивных вниз и влево.

Ушёл. Чуть-чуть промахнулась, не так уж ты умён.

Подсветка, выстрел. Другим пистолетом — вниз, в него и влево.

Есть.

- -

Выстрелом «Адскому псу» повредило двигатель. Он попытался выйти на цель… и свалился в штопор.

Скрылся за горой.

Несколько секунд… земля содрогается от удара.

— Барахло, не ракета, — Тень сплёвывает в сторону. — Спасибо всем… помогите мне встать…

— Эсстер, — Реа шепчет ей на ухо, — ты ничего не забыла?

Тень удивлённо оглядывается.

— Верни своё лицо… ты так и была Королевой всё это время.

Эсстер рассмеялась.

— Кто-нибудь, скажите, что мы победили! — потребовала она.

- -

— Противник уничтожен, — раздался голос Чародея. — С нашей стороны потерь нет. Её Светлость Теране Эсстар Тегар-Тан ан Тегарон выходит в эфир через пятнадцать секунд, общесоюзная волна вещания два, канал тридцать пять Федерации Никкамо, канал «Юг Четыре» Империи Роан.

9. Кукольный город

— Два правительственных кризиса за десять дней — это сильно, — шепнул Саванти.

— Тихо! — недовольно пошевелилась Лас.

Продолжалась пресс-конференция.

С момента окончания «последней битвы за Левватен», как окрестили это событие репортёры, прошло всего три часа, а у Союза уже не было прежнего Президента и силовых министров.

Решено было объединить оба мероприятия — церемонию примирения малых домов и объявление о восстановлении статуса Великого дома Тегарон.

Реа видела представителей всех пяти домов: Рейстан, Те-Менри, Фаэр, Никкамо, Нерейт. Почётные места рядом с ними занимали Её Светлость, Майтенаринн, Эврин и её дочери.

Формальности, формальности…

Наконец, вперёд вышел представитель древнейшего дома, Рейстан.

— Изучив материалы дела, включая события сегодняшнего дня, я признаю за домом Тегарон право занять подобающее место среди существующих Великих домов. Я гарантирую политическую, экономическую, военную поддержку будущему Великому дому Тегарон.

— …гарантирую…

— …признаю…

— …достоин…

— …заслуживает…

— Всё, — Саванти откинулся. — Конец Союзу. Долго им теперь не протянуть. Два часа назад ещё был шанс оставить всё, как есть. Теперь, если Её Светлость потребует суверенитета, Союз распадётся через несколько месяцев.

Лас помотала головой.

— Не потребует.

— С чего ты так решила?

— Вот увидишь.

Пресс-конференция всё тянулась и тянулась…

* * *

— Великие дома объявят об изменении статуса через лунный месяц, — пояснила Её Светлость, — таковы правила. Не надо удивляться, Великими домами становились довольно часто. Остаться им — очень тяжело. Я рада, что Тегарон возвращается в почётный список. Пусть даже мы остаёмся маленькой страной.

— Только по размерам, — возразила Эврин.

— Итак, мне доставляет удовольствие объявить о формальном слиянии малых домов Тонгвер и Метуар с будущим Великим домом Тегарон. По договорённости, право владения крепостью Левватен получают Эсстер эс Тегарон, Реа-Тарин эс Тегарон, Майтенаринн эс Тегарон. Вам запрещается передавать, продавать, уступать и иным способом отчуждать это право. Крепость более не станет поводом для раздора. Вам разрешается также использовать прежние титулы.

Её Светлость уселась.

— С формальностями покончено. Майтенаринн, извините… Я сильно вас недооценивала.

Я пожала плечами.

— Я хочу, Ваша Светлость, чтобы у меня был дом — я имею в виду место, где живут. Последнюю неделю приходится сражаться, чтобы этот дом не отняли.

Она кивнула.

— Рада буду присутствовать вместе с вами на Празднике Возрождения.

Я поклонилась. Поклонились и Эврин, и Реа с Эсстер.

Домой. Хочу домой. Сесть в кресло, взять книгу, забыть про всё. Я устала от сражений. Но… осталась Ведьма.

— Если можно, не через зеркало, — попросила я. — Это не проходит даром.

— Я отвезу, — отозвалась Реа. Поймала мой взгляд. — Нет, Май, по самой обычной дороге. Я тоже немного устала. Очень уж длинный день.

- -

В апартаментах я первым делом подошла к зеркалу.

Стояла, глядела на свои, наполовину седые, волосы. Лицо… оно не изменилось. А вот волосы…

— Госпожа, — шепнула Эсстер, следившая за мной с тревогой. — Прошу вас, не надо… не смотрите на себя так…

— Она умрёт, — проговорила я неожиданно спокойно, — и я умру, — я взглянула ей в глаза. — Наверное, так будет справедливо, Эсстер.

— Я Тень, — отозвалась она неожиданно печально. — В смерти нет ничего справедливого, поверьте.

Я долго сидела в кресле, закрыв глаза. Тень держала меня за руки и молчала. Просто молчала.

* * *

— Поясняю ещё раз, — повторил Чародей. — Великий дом означает традиционные ценности, строгую иерархию подчинения, уважение к свободам личности. Всё так или иначе вращается вокруг политики, власти. Юг Шеам — самое слабое место, здесь никогда не удавалось создать Великого дома. После образования Союза стало понятно, что время Великих домов действительно проходит. Но они — всё ещё сила, и сила страшная.

— А теперь?

— Ну, может быть, на поколение-два всё вернётся. Не думаю, что навечно. Великий дом — это его руководители. После смены их может измениться всё. Возможно, Великие дома успеют перестроить свои традиции. Как ни странно, они менее консервативны, нежели малые дома.

— Одно поколение меня вполне устроит, — Май откинулась в кресле, закрыла глаза. — Мечтаю, чтобы меня, наконец, оставили в покое. Так приятно вечером посидеть в приятной компании…

Саванти рассмеялся.

— Да, очень приятно. Но ты пока не расслабляйся. Завтра приезжает парламентская делегация, по поводу сегодняшних событий. Мы ожидали, что Союз примет решение о силовом воздействии… но, знаешь, три генерала из семи высказались против, ещё двое застрелились — им ведь предстояло посмотреть тебе в глаза. Май, ты страшный человек.

— Сами виноваты. Если кошка прижала уши, отойди от неё подальше.

— И туристы, паломники, больные… Просто беда какая-то. Центр надо расширять, штат увеличивать…

— Увеличивайте, — Май не открывала глаз. — Расширяйте. Я помогу, ты же знаешь.

— Я уже не смогу сидеть здесь вечерами. Тигра — тоже.

— Тигра сможет, — возразила Реа, встав за спинкой кресла, в котором сидела Май, — и ты сможешь.

— Неужели я прошу так много, Ани? — Май открыла глаза. — Быть иногда рядом со мной? Или ты нарочно меня дразнишь?

— Конечно, нарочно, — проворчал Саванти, скрещивая руки на груди. — Пять минут назад у вас у всех был такой важный вид — смотреть противно. Теперь снова похожи на людей.

Май не выдержала, тихо рассмеялась. Реа и Эсстер присоединились.

— У нас новости, — позвал Хеваин. — Вот, пришло дипломатической почтой. Гриф сообщает, что проверил и остался доволен. Показать?

Все подошли к терминалу, Май — тоже.

Фотография Мианнесит. Улыбающейся, взмахивающей руками, на сцене.

Последний из серии концертов памяти Ривела эс Горайн этого сезона

ПОСЛЕДНИЙ ЧАС НАДЕЖДЫ

Начало в 23 часа, Дом Оперы Тессегер-Лан, Большой зал

Мианнесит эр Тонгвер исполнит арию «На руинах нашего мира»

— Быстро она, — хмыкнула Тень.

— Вот, смотрите! — Лас указала на следующую строку.

«Среди почётных гостей: Майтенаринн ан Левватен эс Тегарон».

— Следит за событиями, — усмехнулась Реа. — Не удивлюсь, если самолёты — её рук дело.

— Никто не смеет поднимать руку на Королеву, — возразила Лас. — Я помню это Правило. Если бы её «кукла» или «пёс» напали на Май, или из-за их действий она умерла, Ведьма умерла бы в тот же миг.

— Нет, но это уже наглость! — высказался Саванти. — Когда последний концерт? Завтра? Что, она ждёт, что Май прибудет?

— Она не ждёт, — Май глядела, не отрываясь, на портрет Ведьмы. — Она приглашает. Она хочет поговорить.

— Май, ты не можешь…

— Она приглашает, Реа. Видишь? Надо узнать, этот выпуск газеты получили только мы, или кто-то ещё. Если это — подлинная газета, надо встретиться.

— Май, котёнок, — Реа повернула её лицом к себе. — Ты не вернёшься оттуда.

— Если я умру, Ведьмы не станет, — Май была совершенно спокойной. — Правило, Реа. Это Правило невозможно отменить кому-то из нас с ней, его должны отменить все оставшиеся игроки. Если она попытается как-то помешать мне, пока я там, напасть на меня — её не станет. Ведьма хочет переговоров. Поэтому приглашает — открыто.

— Скоро будет ясно, трюк это или регулярный выпуск, — заверил Масстен. — Подождите минут двадцать.

— Ну что же, — Реа оглянулась. — Проводим Королеву? Так, для порядка. Давно хотела побывать в Тессегер-Лан.

— Проводим, — кивнул Хеваин. — Только объясните мне, что за странный намёк — «На руинах нашего мира»?

— Любое удачное дипломатическое действие всегда опирается на шантаж. Видимо, у неё есть, чем угрожать.

— Ужин, ужин, — напомнила Тень. — Эти бутербродики там, на церемонии… мухе и то мало было бы.

- -

Саванти рассмеялся.

— Что там? — подняла голову Май.

— Репортаж с авиасалона. Федерация Никкамо заявила, что перестаёт приобретать «Адских псов» в качестве стандартного тактического вооружения, пока изготовители не смогут гарантировать, что крылатую ракету не удастся сбить из пистолета. Представитель сказал «из рогатки», но суть понятна.

— А неплохо получилось, — заметила Лас.

На экране застыл кадр — Тень, в облике Майтенаринн, в руках — два «Ската», видна трасса одной из пуль.

— Снято следящей камерой последнего «Пса».

— Тень… у тебя появилась работёнка. Можешь довести до банкротства крупные военные компании. Они уже прислали Светлой извинения и восхитились её талантами. Что, будем опровергать?

— Да. «Страж мрака заявляет, что попытка приписать Её заслуги кому-то из смертных не будет оставлена безнаказанной. Добрых всем сновидений».

Саванти захохотал, едва не захлебнулся чаем.

Тень смотрела на него иронически.

— Ани, жалко мне, что ли? Славно развлеклась…

— Газета подлинная, — Масстен помахал выпуском перед собой. — Ну что… завтра — торжественный визит к Ведьме?

— Видимо, — пожала плечами Реа. — Дожили. Интересно, что она хочет предложить. Наверное, поделить области влияния. Или как это называется?

— Скоро у неё не будет сил чего-то требовать, — заметила Тень. — Она уже пыталась сегодня подремать. Давно я так не развлекалась. Для начала припомнила ей Аратрин. Думаю, дней через десять она сломается. Не бойся, Май, я не стану сводить её с ума.

Все промолчали.

— Ну ладно, — Май поднялась. — Всем спасибо… вам, Тигра, Тень, особенно. Попытаюсь уснуть.

- -

— Лас?

Ласточка подняла трубку.

— Не разбудила? Отлично. Пожалуйста, зайди ко мне.

Через минуту Лас-Таэнин уже входила к Майтенаринн.

— Лас… это подвох, — Май была чем-то сильно встревожена. — Смотри. «Последний час надежды». Видишь? Начало — 23 часа. Лас, она выступает не завтра! Она выступает сегодня! Совсем скоро!

— Уже почти полночь, Май, — Лас уселась. — Если эта её ария — оружие, уже что-нибудь случилось бы. Верно?

— Сегодня — день Надежды, Лас. Последний час надежды! Сейчас в Тессегер-Лан восемь вечера! Понимаешь?

Май заметалась по комнате.

— Я иду.Прямо сейчас.

— Нет! — Лас схватила её. — Только не одна.

— Одна. Немедленно. Лас, я знаю, что права. Сообщи остальным, пусть знают. Я должна успеть поговорить с ней. Это трюк, она прекрасно знала, что мы не доберёмся туда так быстро.

— Даже сквозь зеркало?

— Я должна держать проход — и уходить последней. Вам всем конец, если вы придёте к ней раньше меня.

— Но ты говорила… мы теперь неприкосновенны.

— Я не могу рисковать вами, Лас. Только собой. Скажи… если смогут помочь, помогут. Ты ведь сможешь найти меня. Помните… пока читаете стихотворение, вы невидимы для неё. Скажи это остальным!

Она присела перед Лас, обняла её.

— Пожелай мне удачи, малышка.

— Удачи, Май… Я найду тебя, обещаю.

Лас кинулась к терминалу. За её спиной Майтенаринн подошла к зеркалу, соединила руки над головой…

Мягкий оранжевый свет выплеснулся в комнату.

Майтенаринн шагнула внутрь зеркала.

Лас торопливо проговорила сообщение, оглянулась.

Зеркало ещё светилось.

— Быстро! — крикнула Лас и… нырнула вслед за Светлой.

Неприятно. Она уже делала это сегодня… очень неприятно. Напомнило тот ужас, что показала ей Тень: висишь в пустоте, кто-то пристально смотрит на тебя, ничего невозможно скрыть от этого взгляда.

Под ногами — бетон, кругом — огни. Слабый запах моря. Вечерний город. Музыка, редко проезжающие автомобили.

Где ты, Май?

Во-о-он там. Почему так далеко? Почему?

Лас поправила одежду и зашагала. Никто не косился в её сторону, туристы в Тессегер-Лан — основная часть населения.

Хорошо, если тегарский здесь в ходу. Судя по обрывкам разговоров, некоторые люди его знают.

И запахи… как много, какие мерзкие! Лас торопливо надела шапочку, перчатки, проглотила таблетку из медальона… не хватало ещё, чтобы внутри неё самой всё пошло вразнос от такого изобилия ощущений.

- -

— В общем-то, понятно, почему полгода назад Ведьма утратила интерес к Барду, Гадалке, Лекарю.

— Она их подчинила? Сделала «куклами»?

— Что-то в таком духе. Коллеги отмечают, что за последние полгода Лекарь не написал ни одной новой статьи, стал мрачным и раздражительным, почти не появлялся в лаборатории. Примерно те же симптомы — у Гадалки. У Барда та же беда. Она осознала, что убила их — как таланты. Что сама разрушила собственные планы. Предприятия перспективные, но Ведьма рассчитывала на нечто такое, чего уже не достичь.

— Саванти, Масстен, Гриф… — Хеваин подошёл к терминалу. — У нас беда.

— Что такое? — все вскочили с мест.

— Май… Королева. Она уже в Тессегер-Лан.

- -

Я действительно осознала, что вокруг меня — Город спящих. Как в том фильме. Сейчас подойти к любой из дверей, тебе улыбнутся, откроют, предложат ужин и отдых — и всё, окончания сну не предвидится. А на самом деле нет города, нет людей — есть пустыня, где медленно погибает очередной путник. Принявший этот мираж за действительность.

Подошла ко входу в ресторан. Точно. Улыбнулись, приветствовали по-тегарски, пригласили сесть за столик. Ага. А потом меня вышвырнут вон или сдадут в полицию — при себе денег нет. Нет, спасибо, я просто посижу.

Долго ждать не пришлось. Я почувствовала её издалека. И почуяла. Всё та же Миан-служанка. Маленькая, скромная, робкая.

Она осталась невысокой. Ниже меня на голову.

Села напротив, улыбнулась. Хороша… нет, не просто хороша — ослепительна. Без всяких трюков.

— Поговорим, Май?

— Зачем звала, Ведьма?

Она поморщилась.

— Ты же в гостях. К чему прозвища? Ты поняла, что это приглашение, я не ошиблась в тебе. Прогуляемся? Дом Оперы недалеко. Я остановилась там.

* * *

— Обе ушли, — уверенно заявила Реа. — Проклятие… Что ж, рискнём. Надеюсь, что топлива хватит. Возьми запасной блок, Ани.

— Да? Куда я сяду, если ещё и блок положу?

— Тогда замени прямо сейчас. Идёмте… я очень хочу побыстрее добраться до Тессегер-Лан.

- -

— Что же ты хочешь, Миан?

— Уйти. Совсем, Май. Я оставлю тебе весь этот мир.

Я взглянула ей в глаза. Она кивнула.

— Весь. Двум силам не ужиться в одном мире, Май. Мы с тобой — эти силы.

— Объясни подробнее.

— Объясню. На месте. Пока… просто помолчим. Сегодня особенный день… я успела понять больше, чем за прошедшие пять лет. Ты одна — это хорошо.

Я пожала плечами.

— Мои друзья скоро будут.

— Не думаю. Им я безопасности не обещаю. Даже наоборот. Особенно — Тени.

— Но…

— Прошу, помолчим. Пусть будет так. Пусть они приедут. Это ничего не меняет.

И мы шли. Молча. Я ощущала странное спокойствие в Мианнесит. И — она говорила правду. Она собиралась оставить меня одну, прекратить уничтожение того, что мне дорого. Почему? Я не верю, что человек может измениться за один день.

…Лас обнаружила их. Ведьма вздрогнула, стоило Лас увидеть её.

Maesmatafannka…

Ой… кто-то наткнулся на неё. Что, слепой?

— Извините, тахе-тари, — страж порядка. — Я не намеренно.

Он тоже её не заметил!

Ласточка взмокла. От страха. Но полицейский не вёл себя, как «кукла» — тех она уже научилась опознавать!

Сильна Ведьма. Очень сильна. Ласточка шла — кралась — вслед за Май и Ведьмой. А те никуда не торопились. Где же остальные? Будут ли? Вполне возможно, что нет. Ну, Лас, придётся действовать самой.

* * *

— Я сейчас вывалюсь! — предупредил Саванти. Машину немилосердно трясло; они мчались по густому ночному лесу, а вокруг вздымались такие деревья, что страшно было задирать голову — ветви, каждая с хороший дом в поперечнике, уходили в небеса. Масстен не выключал камеру. Хеваин — тоже.

Что-то сопело и топотало рядом с дорогой.

— Впервые едем так долго, — заметил Гриф. — Надеюсь, проблем с визой у нас не будет.

— Да, надеюсь, — согласилась Тень. — Утомилась уже маскироваться. Надо привыкать к собственному лицу.

* * *

— Прошу, — Ведьма жестом пригласила сесть. Дом Оперы… да, ощущается. И какое сильное эхо. Почти ничего не понять, так много страстей здесь проносилось. Как наигранных, так и подлинных. Неплохо выглядит её комната. Ну да, знаменитая певица.

— Чего-нибудь прохладительного?

Я кивнула. Ведьма позвонила в колокольчик, что-то шепнула появившемуся лакею.

— Слушай, Май, — она уселась напротив меня, за низеньким столиком. Сняла перчатки. Я сделала то же самое. — Нам не ужиться с тобой. Мы слишком разные. Я сильнее… не спорь, пока что я — сильнее. Да, ты отняла у меня много полезного. Но всегда есть обходные пути. Вот, смотри, — Ведьма поставила на стол флакончик. — Таблетки от головной боли. Изобретение Лекаря. Похожи на… ты поняла. Я приезжаю в город, чуть-чуть меняю погоду, — она махнула руками, улыбнулась, — люди бегут и пьют их. Результат? Меня все обожают, Май. Жить без меня не могут. Это первый пример. Ты запретила мне что-то делать. Но забыла запретить обучить других. Это второй пример.

Я пожала плечами.

— Прошу, не обижайся. Я сильнее. Но только ты можешь исполнять желания. Я знаю. Я видела, Май. Рано или поздно ты меня обгонишь. А я не хочу войны. Я не хочу твоей смерти — это ведь и моя смерть.

Я хранила молчание. Она кивнула.

— Мы не можем находиться здесь вместе. Кто-то должен уйти. Я уйду, Май — ты дала мне силу, семнадцать лет назад. Я в долгу, поэтому — уйду я. Добровольно. Ты поможешь мне.

— А если я предпочту умереть?

— Ты не станешь этого делать. Иначе бы уже сделала.

В комнату вошёл лакей с подносом. И… Лас! Похоже, черноволосая стояла всё это время у двери. Я вздрогнула. Ласточка прижала палец к губам, глядя на меня. Что-то тихо произносила, губы едва заметно шевелились.

Ни Ведьма, ни лакей не замечали Лас. Я незаметно для остальных взглянула Ласточке в глаза. Она кивнула, отошла за шторы.

- -

— Вот мы и прибыли, — Реа вышла из машины. — Кто-то должен остаться здесь, если решим срочно убегать.

— Я, — вызвался Саванти. — Я блокирован, а боец из меня слабый. Буду сторожить. Не беспокойтесь, справлюсь.

— Решено, — кивнула Реа. — Ну… тогда пошли. Дом Оперы — в центре города, надо успеть к одиннадцати.

- -

— Во Вселенной много обитаемых миров, — продолжала Мианнесит. — Ты переместишь меня в любой из них. Я клянусь никогда не возвращаться, ничего не делать во вред тебе и твоим друзьям. Я помогу тебе жить долго, Май — я ведь тоже хочу жить долго. Может, завершу труд Лекаря, научу нас с тобой жить вечно. Я говорю правду.

— Вижу.

— Ты изменишь этот мир так, как захочешь. Ты уже знаешь, ты — сказочно богата. Тебе не нужны деньги, я знаю: ты тоже поняла, это — пыль. Главное — свобода поступать, как хочется.

Я молчала.

— Ещё утром я думала, что ты — слаба. Знаешь, я попыталась действовать, как ты — делала приятное. Это неожиданно, Май… это новые ощущения. Теперь я умею больше. Когда вернёшься в Университет, увидишь: я передала тебе всё, что создали Лекарь, Бард, Гадалка. Мы будем равны, Королева. Что скажешь?

— Прямо сейчас?

— Не совсем. Сейчас у меня выступление. Потом — мы ставим точку.

— Какое ещё выступление?

Она засмеялась.

— Одно из лучших изобретений Барда. Помнишь взрыв Aef? Помнишь «Махени»? Я тогда по памяти напела несколько частей. Последнее злодеяние Ведьмы, Май. Не бойся, Тегарон не пострадает.

Я встала.

— Так не пойдёт.

— Май, так будет. Не надо ссориться. Ты не сможешь помешать мне — Правило о приглашении действует в обе стороны.

— Погибнет кто-то из моих друзей.

— Маловероятно.

— Погибнет много людей.

— Да, очень много. Я тебя удивлю: я не знаю, что именно случится. Потрясение, но не опасное. Тебе будут вечно благодарны. Ты изгонишь ужасную и коварную Ведьму…

Я села вновь.

— Ты обманула меня?

— Май, это просто предосторожность. Если я не начну арию, сбудется её название.

Она говорит правду. Ты умна, Ведьма.

— Если умрёт кто-то из моих друзей, тебе не жить.

— Я знаю. Идём, тебя проводят в зал. Специальное место, специально для тебя.

— Хорошо, я сделаю то, что ты хочешь. Но тебе не окончить арии, клянусь.

— Это уже не важно. Май, на прощание…

Она осторожно обняла меня. Я навсегда запомнила это: смятение, страшная усталость и… благодарность. Она не лгала, она действительно была благодарна мне.

— Спасибо, Королева. Я знаю, ты меня не простишь. Но мы ведь больше не увидимся.

* * *

Лас осмелилась выскользнуть из укрытия, продолжая произносить первую строфу, только когда убедилась, что никого рядом нет.

Нетронутые напитки на столе. Таблетки от головной боли. Самая большая головная боль сейчас выходит на сцену… Думай, Лас, Королева связана Правилами, а ты — нет. Но… Тень говорила, если кто-нибудь рядом с Ведьмой любит её — Ведьму, предан ей, он умрёт взамен Ведьмы. Сейчас за неё «вступится» целый город. Что же делать? Думай, Лас… Май тебе не поможет. Никто не поможет.

Вступление. Как красиво… Бард, ты создал это, уже будучи «куклой»? Наверное, ты был «куклой». Ведь ты — на стороне Королевы… был на стороне Королевы.

Лас, думай быстро.

Примет таблетки.

Полюбит всей душой.

Ведьму нельзя убить, если ненавидишь.

Крушение Aef.

Сагари теперь может быть спокоен.

Лас кинулась к флакону. Схватила пригоршню таблеток, проглотила. Запила. Давайте же, действуйте… на пустой желудок — очень хорошо. Давайте же.

- -

— Они там, — мрачно указала Тень. — Но я не рискну прорываться внутрь. Взгляните. Это не «куклы», но что-то похожее. Нас задавят числом.

— Что тогда?

— Просочимся по одному, — предложил Масстен. — Мы же невидимы… пока читаем стихотворение.

— Невидимы для Ведьмы.

— Вот и выясним. Я первый. Телефоны не работают. Вот, свистки. Простая радиосвязь. Проверим… ага, должно хватить.

- -

Это накатило обжигающей волной. Лас почувствовала — как прекрасно, что Мианнесит есть на свете… как страшно и жутко, если её не будет. Всё, всё имеет смысл, если и пока Мианнесит, прекрасная Мианнесит пребывает в этом мире.

Ласточка задыхалась. Мысли путались, перед глазами всё плыло.

Ma es…

Держись, птица! Вспомни, вспомни пароль!

Maesmatafannka…

Мианнесит… это прекрасное стихотворение, его создали для тебя, только для тебя… Я прочту его, прочту… слушай!

Лас подняла голову, принялась читать — громко, нараспев. По лицу её катились слёзы. Мианнесит… она терпеть не может её, Лас-Таэнин… но всё равно, всё, что имеет смысл — это Мианнесит.

Ради тебя, Мианнесит.

Только ради тебя.

- -

— Я внутри. Если ни с кем не сталкиваться, не замечают. Давайте, входите. Я вижу Май.

— Ведьма?

— На сцене. Сейчас начнёт арию. Вот, уже начала.

— Вот и настал конец света, — прошептала Реа.

- -

Лас заканчивала последние строки — не перевода, подлинного текста. Голос её раздавался, подобно грому, комната дрожала, трещинами пошли зеркала…

Vorgh en mas en niarthe is maerian va…

Сгинет мир, если в нём позабыли тебя…

Зеркала со звоном осыпались дождём осколков.

Тебя, Мианнесит…

Irien asthe niua.

Ляжет прахом во имя тебя!

Гул, тяжкий гул, трещины змеятся по стенам.

Всё. Пустота, страшная… Нет места мне здесь, жизнь потеряла смысл — Мианнесит не желает знать меня.

Лас извлекла кинжал.

Ради тебя, Мианнесит.

Коротко, сверху вниз, полукругом… перерезая весь «пояс смерти».

Больно не было. Жарко, очень жарко.

Снизу вверх — в печень.

Жар кипящей стали, комната плавится, оседает на глазах.

Ударить себя в сердце Лас не успела. Кинжал вывалился из рук. На нём не было ни капли крови.

Ради тебя, Мианнесит.

Лас упала, ощущая, что огонь пожирает её, обращает в пепел.

- -

Мианнесит вздрогнула, запрокинула голову, закричала…

Крик был ужасным, непереносимым — вопль тысяч людей, сгорающих заживо.

Майтенаринн закрыла уши ладонями — не помогло. Зал содрогнулся; качнулись, позвякивая хрустальными украшениями, исполинские люстры.

Тьма сгущается. Майтенаринн видела, как падают, безвольно опускаются все вокруг, как глаза окружающих стекленеют, как праздник превращается в кошмарный сон.

Мианнесит, покачиваясь, прижала руку к правому боку… к платью, пропитавшемуся кровью.

Упала на колени. Невидящими глазами уставилась на Майтенаринн. Попыталась что-то сказать… не смогла. Рухнула лицом вперёд.

— Миан! — крикнула Майтенаринн. — Миан!

Она принялась выбираться, чтобы успеть, успеть забежать на сцену. Пришлось лезть прямо по оцепеневшим телам. Страшно было думать, что они все мертвы. Может быть, ещё нет. Может быть.

— Май! — крикнул Чародей, что было сил. — Я иду к тебе! Сюда, все сюда! Срочно! Помогите! Она здесь!

- -

Майтенаринн успела подбежать к Мианнесит. Осторожно приподняла её, перевернула на спину. Прижала палец к виску. Всё. Или почти всё.

Губы Ведьмы слабо вздрагивали.

Май прижала её голову к своей груди. Зашептала.

— Слушай… слушай меня. Уходи, куда хотела. Будь собой, не Ведьмой, не Ведьмой… Не возвращайся сюда, никогда. Живи, живи долго…

— Больно… — успела она услышать шёпот.

Май прижала Ведьму к себе, прижала крепче. Закрыла глаза.

Когда Чародей помог ей положить мёртвую Мианнесит на пол, на губах Ведьмы застыла слабая улыбка.

Светлая подняла руки над головой.

— VorghasenTae.

Чародей опустился рядом с ней, повторяя слова формулы. Хеваин, Реа, Тень, Гриф… они тоже опустились на пол, там, где находились в тот момент.

Красноватое сияние окутало их всех, и тело Ведьмы тоже.

— Vorgh vert Tae faer beart.

Туман сгустился над Ведьмой, поплыл… поплыл и над всеми теми, кто лежал, вповалку, там и сям.

— Sienfaemaerte.

Туман стал почти непроницаемым — и всё, растаял, осел, впитался в пол, ушёл.

Воздух стал свежим, слабый запах озона наполнил зал.

Часть людей поднималась на ноги — таких было немного.

Большинство исчезло без следа.

Тело Ведьмы — тоже.

Светлая поднялась на ноги.

Чародей попятился. Она показалась ему древней старухой… нет, не старухой. Но волосы стали совершенно белыми. И лицо… О нет, Май…

— Я знаю, — произнесла Май бесцветно. — Лас… Она где-то здесь. Она остановила Ведьму. Найдите её! Живую или мёртвую! Лас! Где ты?

- -

Лас поднялась на ноги. Не сразу решилась расстегнуть одежду, посмотреть, что там, под ней.

Ничего.

Даже шрама. Только прорези на одежде.

Она подняла кинжал, некоторое время думала, затем переломила клинок и бросила под ноги.

— Лас!

Её зовут.

Голос не повиновался, горло онемело. Ладно. Я уже бегу. Ноги, не подведите!

- -

— В городе паника! — крикнул Саванти в «свисток». — Сообщили, движутся смерчи! Ко мне быстро, уходим! Я не могу к вам проехать!

- -

— Всё, приехали, — Реа остановила машину. — Топлива нет.

— Что теперь? — поинтересовался Саванти.

— Пешком, — указала Лас. — Вон, тропинка. Реа, ты видишь?

— Вижу, — отозвалась Тигрица. — Почему бы и нет?

— Бросить машину здесь?

— Пусть, — махнула рукой Реа. — Возможно, для этого не была нужна именно эта машина. А если и была нужна — пусть. Может быть, когда-нибудь вернусь сюда. Красиво здесь… хоть и страшно.

* * *

Лас помогла Майтенаринн снять окровавленную одежду, чуть ли не силой втащила совершенно безучастную Королеву под душ. Вытащила в комнату, заставила переодеться. Перевела дух. Королева стояла перед зеркалом. Сорок лет долой, Май. Или пятьдесят? Игра почти окончена.

— Май… прошу тебя…

— Ничего, Лас. Я выдержу, не беспокойся.

— Что ты ей сказала?

— То, что она хотела. Почти.

— Она не вернётся?

Королева повернулась к ней лицом, улыбнулась.

— Нет, Ласточка. Уже нет.

- -

— Нет больше Тессегер-Лан, — заметил Саванти. — Землетрясение — десять баллов. Пять смерчей. На закуску — вулкан. Словно и не было никогда… Чудо, что нам удалось спастись.

— Кончилось богатство Май, — вздохнул Масстен.

— Хочешь, скажу, куда она предложила бы засунуть это богатство? — Тень открыла глаза, посмотрела куда-то вверх. — Мианнесит, где бы ты ни была — прощаю. Приятных снов, подруга.

— Что?! — Масстен выплеснул чай себе на брюки.

— Она жива?! — Саванти вскочил на ноги.

— Раз видит сны, — Тень равнодушно потянулась.

— Так что же… всё напрасно? — Реа выглядела измученной.

— Нет, — Тень поднялась. — На Шамтеране её уже не будет. Я не знаю, где Мианнесит… и знать не хочу. Королева изгнала её. Пощадила.

Вид у остальных был ошеломлённым.

— Что-то мне не очень радостно… — продолжила Тень. — Может, завтра будет лучше. И, знаете, я передумала. Я не хочу жить вечно.

10. Ступени из пепла

Все, кроме Майтенаринн, собрались в беседке.

— Она опять сидела у её могилы, — сообщила Тень, явившаяся последней. — Мне кажется, что она говорит с ней. Или сама с собой. Мне не захотелось подслушивать. Скажи, Ласточка, куст — твоя работа?

Лас кивнула.

— Очень красиво. Чёрные и белые розы, чёрных цветков на один больше. Скажи, ты только розы можешь?

Лас улыбнулась, покачала головой.

— Там, у меня дома… когда у меня был свой дом…

Лас-Таэнин отошла в сторону и поманила Тень рукой.

— Думай, — велела она.

— О чём?

— О том, что бы ты хотела. Сядь, закрой глаза и думай.

Эсстер повиновалась. Ласточка села спиной к спине Тени, извлекла кинжал… что-то прошептала, прикоснулась острием клинка к левой щеке… правой щеке… вонзила оружие в землю и, склонившись, коснулась земли лбом. Замерла.

Все затаили дыхание.

Хеваин отметил, что Тень напряжена… глаза её были закрыты… губы чуть шевелились.

Росток появился из земли.

Выпустил два листика… ещё два, ещё… стал крохотным деревцем, разветвился…

Через пять минут на вершине холма, рядом с беседкой, возвышался дуб. Карликовый — чуть-чуть выше самой Тени. В цвету. Ласточка поднялась, отряхнула колени, осторожно извлекла кинжал, очистила его, вернула в ножны.

— Эсстер, — шепнула она. — Всё. Оглянись.

Тень обернулась, долго смотрела на дерево, затем обняла Лас и долго не отпускала. Что-то шептала. Лас улыбалась, иногда кивала.

Эсстер уселась под деревцем, прижалась к нему, прикрыла глаза.

Лас-Таэнин отошла в сторону.

— Думаю, ей лучше побыть одной.

- -

— Я записал всё, что смог, — Хеваин помахал тетрадью. — Жаль, что этого никто никогда не узнает. Я стараюсь для своей газеты… но это никому нельзя показывать. Понимаете, настоящую сказку — нельзя просто так.

Все остальные кивнули.

— Я расскажу вам ещё одну сказку, — Хеваин уселся поудобнее на камне. — Масстен, Гриф… вы так и не смогли понять, откуда у Май взялись странные предметы, которым не время существовать. Верно?

— Верно, — согласился Масстен. — Но мы знаем теперь, что такое может существовать… с десяток корпораций будет молиться на Май, пока солнце светит с небес.

— А между тем всё просто. У нас с вами, Чародей, разные методы. Вы часто полагаетесь на озарение. Я привык просеивать факты. Факты, которые просто валяются под ногами. Я расскажу только про один такой. Помните номер телефона, которым Май разоружала мины?

— Яттан сто пять.

— Верно. Знаете, что это такое?

Чародей пожал плечами.

— У спецслужб много телефонов во всех сетках.

Хеваин засмеялся.

— Смотрите. Вот, я купил в Тегароне телефон — в центральном магазине. Все настраивают телефоны на сигнальный код — чтобы первый же нашедший не мог позвонить. Возьмите… Заблокируйте его.

Чародей повиновался.

— Теперь я беру его… видите? Зажглись огоньки. Сейчас я могу набрать только один номер. Угадайте, какой.

Чародей выглядел так, словно только что постиг единственно важную истину.

— То есть…

— Видите? Я набираю «Яттан сто пять». — Хеваин прижал телефон к уху. — Красный, синий, зелёный, синий, белый. Что? Да… Семь пять три один один два три. Спасибо. — Набираю его дважды… Всё, телефон разблокирован.

Гриф вскочил на ноги…

— Не может быть…

— Может. Я просмотрел список видеофильмов, которые Май глядела… тайком… то есть, якобы тайком, сами понимаете. Ничего особенного. Простенькие боевики, полицейские фильмы, фантастика. Помните пояс Хельта, начинённый МТ-12? Такой же был у Май в вентиляции. Знаете, откуда взялась МТ-12? Есть такой фильм, «Стальная башня». Посмотрите. Эпизод с поясом — в точности такой, каким его описывает Май, когда рассказывает о визите Хельта. Я не успел посмотреть все фильмы — их очень много.

Хеваин помолчал. Все ждали продолжения.

— Ручаюсь, если посмотреть другие фильмы… почитать книги, которые она читала… Вы понимаете, о чём я?

— «Сделала это правдой», — повторила Реа глухо. — О небеса… действительно.

— Думаю, что однажды, когда Ведьма дала ей в очередной раз лишнюю таблетку… или наоборот, не дала вовремя, неважно — Май проснулась, по-настоящему, ненадолго. Поняла, что гибнет. К тому моменту она поссорилась со всеми, помощи ждать было неоткуда. Тень всегда следила, чтобы никто не приблизился к Май. Только один человек мог бы ей помочь. Единственный в мире. Май не знала, что его давно нет в живых. Она успела позвать его на помощь. Изо всех сил. Прежде, чем уснула вновь.

Лас прижала ладонь ко рту.

— Я думаю, что, даже если бы Хельт эс Тонгвер вообще никогда не существовал, он всё равно бы пришёл на помощь. Она попросила — один лишь раз попросила для себя, как потом просила для других. И он пришёл. Как герои всех фильмов, книг, которые нравились Май. Вот что испугало Ведьму до полной потери самообладания. Она настолько растерялась, что Тень тут же сумела ускользнуть. Дальше мы знаем если не всё, то основное. Вот вам обещанная сказка.

Хеваин встал, прошёлся по траве.

— Она может делать что-то правдой… нет, она, конечно, не всемогуща. Только то, что человеку действительно нужно. Да и не всякий рискнёт подойти к ней, вы же знаете. Некоторые из нас испытали, что такое дар Светлой. И каждый такой дар убивает её.

— Лас, — Хеваин взглянул в её сторону. — Не сомневаюсь, что за вашу жизнь вы сможете вырастить прекрасные, неповторимые деревья, кусты, цветы. Много. Все они будут кого-нибудь радовать.

Лас кивнула.

— Саванти сможет вылечить любую рану.

Хлыст попытался что-то сказать, но махнул рукой. Кивнул.

— Реа… Вам лучше избегать наших военных. Они пойдут на всё, чтобы вы научили их вашему новому умению.

Тень подошла к собравшимся. Слушала, мрачнея.

— Да… Вы правы, она никогда не делает ничего наполовину, — заметила Реа тихо. — Она всегда выкладывается. Полностью. Я видела, как вымотали её последние три дня. Сомневаюсь, что те, кого она исцелила, до конца жизни подхватят что-нибудь серьёзнее лёгкой простуды.

Хеваин кивнул.

— Позавчера, когда мы нашли её с мёртвой Ведьмой, Май выглядела лет на шестьдесят. Вчера вечером, я заметил, на лице её появилось несколько новых морщин. Совсем небольших. Но она не сможет не помогать тем, кто придёт. Я знаю. Вы тоже знаете.

Тень опустила голову. Лас закрыла лицо ладонями.

— Боюсь, что через несколько месяцев мы увидим конец этой сказки, — заключил Хеваин. — Печальный конец. — Он сам выглядел постаревшим.

Лас плакала. Беззвучно. Реа, побледневшая, присела перед ней, прижала её к себе.

— Я не знаю, насколько точно я угадал. Сегодня день её рождения. Я прошу всех… придумаем что-нибудь. Мы сможем. Я не хочу увидеть конец сказки.

— Есть идея, — шепнул Саванти. — Простая. Думаю, что… Ну вот, опоздали.

- -

Майтенаринн легко взбежала по песчаному склону.

— Все здесь! Здорово. Давайте, собирайтесь, через час начало. Гостей понаехало, жуть. Лас, Реа, поможете мне… принимать знаки внимания?

— С удовольствием, — Лас наклонила голову.

— Разумеется, — Тигрица улыбнулась, сверкнула зубами.

Май словно ударилась о стену.

— Что тут у вас…

Она посмотрела в глаза Лас-Таэнин. Та успела восстановить спокойный и невозмутимый вид.

— Я же чувствую!

Хеваин выдержал её взгляд.

— Вы словно оплакиваете кого-то…

Саванти улыбнулся, «подмигнул» стёклами неизменных очков.

— Да вы что?!

Май попятилась…

— Я знаю, как я выгляжу! Что вы тут выдумали? Что завтра я стану старухой? Рассыплюсь в пыль? Вот ещё!

Все молчали.

— Даже если и стану, — продолжала Майтенаринн спокойным голосом. — Две предыдущие недели того стоили. Разве не так?

Лас не выдержала, отрицательно помотала головой.

— Госпожа…

Голос из-за спины Май.

- -

— Моя просьба, Госпожа, — Эсстер склонила голову. — Если можно…

Май улыбнулась.

— Разумеется. Эсстер…

Она протянула обе руки Тени. Тень взялась за них, закрыла глаза.

— Тень, ты свободна… — негромко произнесла Майтенаринн. — Никто не подчинит тебя, если ты сама не захочешь служить. Но я прошу — хватит убийств.

Эсстер открыла глаза. В них стояли слёзы. Тень улыбнулась, показала все зубы.

— Просите?

— Приказываю.

— Ура! — неожиданно крикнула Тень, отпрыгивая в сторону… она исчезла по пути, но вновь проявилась в конце прыжка. — Я свободна! Спасибо, Май! А теперь… Моя очередь делать подарки!

Она подошла к улыбающейся Майтенаринн, сосредоточилась…

Спустя несколько секунд перед Майтенаринн стояла… она сама. Но другая. Русая, выглядящая на двадцать с небольшим лет.

— Май, такой ты была, когда я тебя впервые увидела… как Тень. Прошу, не шевелись… ничего не говори… Терпи! — неожиданно повысила голос Тень. — Будет больно, очень больно!

Она положила руки Май себе на плечи.

Опустила свои ладони на плечи Светлой.

Взглянула ей в глаза.

Небо потемнело, звёзды проступили на нём, чужие звёзды. Тьма сгустилась вокруг Майтенаринн и Тени. Послышался раскат грома.

— Я Тень… мне служит мрак… мне солнце — враг…

Май чувствовала, что её лицо горит… что вся она горит… что с неё сдирают кожу…

— Я смерти не подвержена от века…

Тень перед ней неуловимо менялась. Кожа её посветлела, волосы тоже меняли цвет…

— Я Тень… всё, что с собой забрала я…

Морщинки у уголков глаз… Морщины на лбу… Ссохшаяся кожа… Май с трудом заставляла себя не отводить взгляд.

— Не сможет… возвратиться к человеку…

Как слабы стали руки, что держат её за плечи…

— Я Тень, и только я себе судья!

Тень оттолкнула Майтенаринн, упала, свернулась на траве бесформенной грудой.

Тучи расходились.

Майтенаринн в ужасе смотрела на выглядывающую из рукава куртки Эсстер иссохшую кисть — кисть скелета.

Кисть медленно осыпалась пылью.

- -

Май отступила на шаг…

Прикоснулась к своему лицу. Взглянула на остальных.

Те видели, не веря своим глазам… Такой Майтенаринн вошла в Университет в первый день Выпуска.

Сумрак опустился на поляну. Ночь. Беззвёздная ночь, душная и тяжёлая.

Тьма понемногу рассеялась.

Эсстер поднималась на ноги, с отвращением вытряхивая из рукавов оставшуюся там пыль. Закашлялась… долго не могла справиться с кашлем.

— Фу-у-у… Как только ни умирала. От старости — впервые. До чего мерзко! Никому не советую.

Май смотрела на хитро улыбающуюся Тень широко раскрытыми глазами.

— Май, знаешь… — Тень потупилась. — Я не могу забрать у тебя старость навсегда… только, пока подлинная Тень не призовёт меня. А я передумала жить вечно.

Майтенаринн рассмеялась.

— Думаю, мне хватит. Спасибо, Тень… Эсстер.

Тень поклонилась и отступила, встала среди остальных. Лас тут же пододвинулась к ней, схватила за руку.

- -

— Май, — Саванти вышел вперёд, преклонил колено. — У нас для тебя много подарков. Тень опередила нас всех, но… Я хочу попросить тебя. Оставайся всегда такой, какая ты сейчас.

— Воин по-прежнему с тобой, Королева, — улыбнулась Реа. — Помни об этом. Оставайся такой, какая ты сейчас.

— Я мало что умею, — Хеваин вышел вперёд. — Но всё равно рад помочь. Оставайтесь такой, какой я вас вижу.

— Оставайся такой всегда, Май, — Лас подняла голову.

— Будьте всегда молоды, Светлая, — Чародей встретился с ней взглядом. — Мы всегда рядом.

— Всегда, — подтвердил Гриф. — Оставайтесь с нами такой, какая вы сейчас.

— Если потребуется, только позови, — кивнула Тень. — Мне скучно без приключений.

Майтенаринн долго смотрела на остальных.

— Спасибо, — голос её дрогнул, — пусть будет так, как вы хотите. Оставайтесь и вы такими же… вы нужны мне, все нужны. А теперь… кто-то говорил о подарках?

— Май, — Лас подошла первой, — вот. Думаю, тебе понравится. Это Сагари. Весь. Я научу тебя, как читать… правильно читать. Он приснился мне недавно и просил передать, что у тебя ужасное произношение. Будь его воля, две недели ты бы сидела на хлебе и воде, чтобы не смела так обращаться с Ронно.

Реа ткнула Тень в бок, захохотала. Тень присоединилась к ней.

Май поклонилась, приняла книгу.

— Слушайте, давайте остальное потом! — Саванти оглянулся, — после официальной части. Соберёмся в «чайной». Её Светлость пообещала… — Саванти понизил голос, — что соблаговолит почтить нас, недостойных, личным визитом. А? Что мы сейчас тут будем…

* * *

— Лас, — по пути в Левватен Майтенаринн внимательно просмотрела всю книгу. — Но здесь нет последнего стихотворения… А я помню его. Хотя подожди… как же звучит третья строка…

Лас-Таэнин пожала плечами.

— Я тоже помню. Но только первые две строки. Наверное, оно более не нужно… если я правильно понимаю. Если ты меня понимаешь.

— Тогда прочти то, что здесь последнее. Прямо сейчас. Прошу.

Лас кивнула.

— Заодно поупражняемся в переводе.

Майтенаринн слушала. И медленно шептала то, как это звучало бы на её родном языке.

Голос Лас звучал тихо, едва перекрывая мурлыканье мотора. Горы по обеим сторонам дороги. Фейерверк — их уже заметили с башни…

Сколько знакомых лиц! Лас, ещё одну строфу, остальное — потом.

Лас закрыла книгу, задумчиво глядя в сторону.

— «Зачем такое допустила Вечность»? — повторила Майтенаринн, улыбаясь тем, кто бежал встречать их.

КОНЕЦ

Константин Бояндин Книга Снов (Шамтеран IV)

Часть 1. Страна цветов

1. День рождения

Лас. Вантар-Лан, Тессерон, Неиверин 13, 51 от пришествия, 1288 В.Д., 9:45

Куда ни глянь, повсюду океан — изумрудный, величественный, спокойный. Женщина оглянулась — океан со всех сторон. Небо — пронзительно-синее, краски его всё ещё ярче тех, что были там, дома. Далеко-далеко.

Под ногами — ничего. Гладь воды — метрах в ста внизу, отсюда видно многое. Женщина заметила скользнувший в глубине силуэт — кит — и хлопнула в ладоши.

Пол и стены проявились, и перестало казаться, что она висит в воздухе. Морской воздух сменился домашним — слабый аромат роз, мебель, обстановка. Но то, что только что было вокруг, не было всего лишь иллюзией. По словам создателя этой техники, это перенос. Не изображение.

— Вейс, — позвала женщина. — Не стой под дверью, входи.

Дверь бесшумно приоткрылась. Комнаты обставлены так, как они были обставлены дома. Столетия её предки жили в замке, созданном природой — множество естественных пещер. Конечно, со временем всё было благоустроено и отделано, но всегда, в каждой комнате, оставалась часть стены или потолка в первозданном виде. Чтобы не забывалось.

Вот и здесь — то же самое. Воссоздать обстановку было нелегко, ох как нелегко.

— Вы смотрели на океан, госпожа? — Вейс коротко поклонилась у входа. В её руках — праздничный тефан. Три куска ткани, три шёлковых полосы. Лёгкие — но плотные. Давно их не вынимали из шкафа. Очень давно.

Женщина кивнула. Она невысока — так уж родилась, меньше ростом всех своих родственников. Очень тёмная кожа, почти чёрная — чёрные же волосы, почти чёрные, глубоко посаженные глаза, круглое лицо. Стройная и гибкая, время ничто не изменило.

Служанка, так она себя называла в этих комнатах, тоже невысока. Матери трудно было найти служанку — не подобает, чтобы прислуга была выше ростом хозяев. Та, что прислуживает лично дочерям. И вот судьба послала им Вейс — из далёких северных земель. Стройная, ниже ростом своей госпожи, бронзовокожая, с глазами цвета золота. И до сих пор говорит с акцентом.

— Ваш день, госпожа, — тихо напомнила Вейс. — Разрешите помочь?

Женщина кивнула, легко провела по повседневному тефану, в который одевалась сама, и чёрная ткань змейкой скользнула вокруг, улёгшись вокруг ступней. Под ней почти ничего. Поначалу она стеснялась, когда служанка помогала ей одеться. Пока не получила внушение от матери.

Вейс заметила тонкий косой шрам — там, где сердце. Губы её дрогнули. Женщина проследила за её взглядом и посмотрела на шрам. Не изменившись в лице, она осторожно потрогала его.

— Вот как, — она прикрыла глаза. — Пусть. Помоги мне, Вейс.

* * *

Они стояли перед зеркалом. Смотрели на самих себя с улыбкой.

— Готовить праздничный ужин, госпожа? Мне…

— По имени, Вейс, — мягко перебила её женщина. — По имени.

— Я не могу. В день вашего рождения не могу, госпожа. Простите.

— Сколько мне лет? — спросила женщина, глядя в глаза отражению Вейс. Служанка отвела взгляд.

— Вы запретили говорить о возрасте, госпожа.

— Неважно. Сегодня можно. На сколько я выгляжу, Вейс? Только честно.

— Госпожа, — Вейс посмотрела в глаза её отражению. Затем, почти одновременно, они повернули головы и встретились взглядом. — Мне кажется, что вам столько же, сколько было в тот день. Восемнадцать. Только не сердитесь.

— Я не сержусь, — женщина улыбнулась, взяла Вейс за руку и вновь посмотрела в зеркало. Служанка права. Восемнадцать. Ни морщин, ни других признаков возраста. Ничто не болит, кожа так же молода, как и прежде, и «луна» приходит исправно. Всё, как и было. Никто не поверит, что…

— Сколько мне лет, Вейс? Только по имени, пожалуйста.

— Сто… — Вейс не сразу сумела выговорить. — Сто один год, госпожа… Лас. Вам… тебе сегодня исполняется сто один год, через три часа.

— А тебе?

— Через две недели мне будет сто три, — прошептала Вейс. Она тоже выглядит на двадцать лет, как в тот день. Ничто не изменилось. Ни болезни, ни другие признаки старости её не тронули.

— Идём, — Лас сжала её локоть. — Приготовим ужин вместе. А потом я покажу тебе кое-что. То, что ты не видела.

— Я? — Вейс улыбнулась. — Я всё время с вами, госпожа… прости, Лас. У тебя от меня есть секрет?

— Есть, — подтвердила Лас. — Увидишь. Идём!

— В праздничной одежде, Лас! Так нельзя… на кухне…

— Ты хочешь со мной поспорить? — улыбнулась Лас. — Идём. Найди мне фартук.

— Пришло письмо, Лас, — Вейс явно не решалась сообщить об этом сразу. — Утром появилось в ящике.

Лас покачала головой. Интересно. Кто именно мог оставить его?

— Читай, — распорядилась она. Нет, не распорядилась — попросила.

«Дорогая бабушка, — Вейс подняла взгляд на хозяйку. Та улыбнулась, прикрыла глаза и кивнула — продолжай. — Дорогая бабушка, мы очень сожалеем, что опоздаем на два часа к твоему дню рождения! Пожалуйста, не сердись, мы обязательно будем!»

Бабушка. У неё нет своих детей, но почти полсотни других зовут или звали её бабушкой. Многие уже сами бабушки и дедушки. Но никогда не забывают ту, что воспитывала их, играла с ними, обучала, что это за мир и как в нём жить.

Тессерон. Так она сама назвала это место. Страна Цветов.

Планета, менее всего напоминающая её родную. И сейчас здесь три жителя, три пришельца. Лас, Вейс и кот, Принц, который давным-давно сбежал жить на воле, и возвращается хорошо если раз в год. Старичок, подумала Лас. Только его не щадит время.

Воздух, пригодный для дыхания. Вода, пригодная для питья. И всё остальное — другое, но хорошо уживающееся с пришельцами. Оба здешних континента изменились до неузнаваемости за прошедшие полвека. Теперь это действительно страна цветов.

Лас поднесла конверт к носу, принюхалась.

— Тесан и Эверан, — заключила она. — Писала Тесан.

Вейс взяла конверт, тем же жестом поднесла к носу. Она ничего особенного не почуяла. Обоняние у хозяйки намного сильнее. Тесан и Эверан — правнук и правнучка самой Вейс. Но когда рядом Лас, внуки забывают про настоящую прабабушку. Если честно, это немного обидно.

— Значит, они приедут на час-два раньше срока, — заключила Вейс. — У нас осталось пять часов, Лас. Идём на кухню!

Через два часа всё было готово. Остальное — уже дело техники. Техника закончит то, что начато и сбережёт угощения для гостей. Лас поначалу не очень одобряла такое изобилие техники, но…

Но удобно. Очень удобно. Руки и ноги слушаются, как и восемьдесят лет назад, но иногда кажется, что они отказывают. Это не более чем иллюзия, самовнушение. Если позвать доктора, он скажет то же самое. Но лучший доктор из всех уже двадцать лет как ушёл. За черту. За границу. Лас не может сказать «умер». Язык не поворачивается — она давно осознаёт, что смерти в подлинном понимании нет.

— Лас? — Вейс подхватила её. Моментальное головокружение — такое случалось с Лас частенько. — неопасно, но неприятно. Случается, когда Лас нервничает, или очень сожалеет о чём-то. — Всё в порядке? — Вейс осторожно отобрала у хозяйки нож — Лас чудом не порезалась. — Сядь, пожалуйста.

— Со мной всё хорошо, — возразила Лас немедленно. — Сейчас всё пройдёт.

— Вот, — Вейс протянула стакан воды. — Посиди. Чай, не десять лет уже!

— Кто бы говорил, — проворчала Лас и обе рассмеялись. Эта пара реплик никогда не приедалась.

— Сначала шрам, — Вейс села на соседний стул. — Теперь это. Всё в порядке? Ты уверена?

— Кто-то из родственников, — Лас прижала ладонь к месту, на котором, скрытый тефаном, выделялся шрам. — Умер кто-то из моих родственников. Я привыкла, Вейс. Ещё минутка, и мы пойдём, куда я обещала.

Лас и Вейс, плато Аф-фари, летний домик, 12:20

Вейс по-прежнему побаивается техники. Её внучатый племянник лично проследил, чтобы у бабушек всё было под рукой. Всё лучшее. Техника дошла до немыслимых чудес — немыслимых лето сто назад. Вот в чём они сейчас приехали? Автомобиль? Но умеет летать. Самолёт? Но способен идти по морю. Корабль? Но может доставить в ближний космос, если захочется.

Лас однажды захотела. И никогда более не совершала такие полёты одна. Там оказалось страшно. Наверху, где звёзды холодные и колючие, где косматое Солнце немилосердно сияет в зыбкой пустоте. Не для людей это, не для людей.

— Спать, — Лас провела ладонью по ручке — по изображению ручки. Автомобиль не имеет выступающих частей. То есть, прячет их, когда в них нет нужды — вбирает, втягивает, неясно, как это назвать. — Мы скоро будем.

Шестнадцатый год у них эта модель, и с каждым годом Лас всё сильнее ощущает, что это — живое и мыслящее существо. Именно существо, а не машина. Мерстеринн — тот самый племянник — пытался поначалу убеждать, что машину нужно иногда менять, что не все обновления доступны для этой линейки… но бабушки в один прекрасный день наотрез отказались. Пусть. В сопроводительной документации сказано: гарантийный срок службы основных систем — двадцать пять лет в автономном режиме и двести пятьдесят при условии ежегодного техобслуживания. Вот и посмотрим, сказала тогда Вейс, такли это. Все три тогда долго смеялись. А Лас тем вечером попыталась представить, каково это — просыпаться, смотреть на себя, ничуть не изменившуюся, и осознавать, что тебе — триста с чем-то лет. Что все, кого знала и помнила, давно уже ушли. Что в тебя или не верят, или считают осколком прошлого, музейным экспонатом. Лас долго плакала той ночью. Вейс хотела прийти — она всё чувствует — но Лас не впустила её.

— …Лас, — Вейс вновь успела подхватить её. — Мне это очень не нравится! Я вызываю доктора!

— Нет, — Лас. Достала из кармашка пузырёк. В нём — флуоресцирующие, ярко-жёлтые таблетки. Конфетки, на самом деле. Они вкусные, но… Лас терпеть не может таблеток. Но иногда… Лас отправила одну конфетку в рот. Скривилась, хотя очень вкусно. Вторая конфетка будет горчить — знак, что лишняя. От третьей уже может попросту стошнить. Чудеса современной медицины. Выпить слишком много лекарств очень, очень трудно.

— Так-так, — Вейс посмотрела на неё недобро. — Ты должна была пить их уже вторую неделю. И опять не пила!

— Я не люблю лекарств, — сухо пояснила Лас. — Ты знаешь. Всё, прекращай ворчать! Подумаешь, старше меня на два года!

И они снова рассмеялись. Мне тоже хочется вести себя так, как вела себя бабушка, подумала Лас. Иногда очень хочется.

— Вот здесь, — они поднялись по тропинке, обвивавшей холм. Здесь растёт то, что Лас любит больше всего. Розы. Сто один вид роз. Каждый год Лас добавляет новый сорт. Где-то там, в невероятно далёком отсюда доме, эти розы сделали ей состояние. Но Лас равнодушно относится к славе, богатству и всему такому. Нет, не то слово. Не равнодушно. Без раболепия. Они служат ей, а не она — им. — Возьми, — Лас протянула ключик. Маленький, изящный золотой ключик. — Войди.

Вейс смотрела на домик и на лице её проступало потрясение.

— Я так часто бываю здесь… почему я это не видела? Лас, как тебе удалось?

Лас пожала плечами, скрывая улыбку. Вейс не сразу смогла отвести взгляд от лица хозяйки. Открыла… и ахнула.

…Лас долго старалась. Осторожно узнавала, как выглядел дом Вейс, что где находилось. Несколько раз даже съездила туда, откуда Вейс родом. Тесан и Эверан с восторгом приняли идею воссоздать дом своей прабабушки. И ни словом, ни намёком не выдали тайну. Три с половиной года они готовили всё это. Хотели к столетию… но сто лет Вейс отметила дома, на родине, не в Стране Цветов. У её детей тоже появилась привычка жить долго и не болеть. Почти две сотни родственников на столетнем юбилее — многие ли способы похвастаться этим?

А потом… потом как-то забылось. Стоял себе домик и стоял. Ни сто первый, ни сто второй год Вейс не праздновала. Так, посидели вместе с Лас и внуками, выпили немножко вина, и всё.

— …Я не знаю, как ты это сделала, — Вейс вышла наружу минут через двадцать. Молча обняла Лас, долго не отпускала. — Но… спасибо, Лас! Спасибо!

Вейс убежала на кухню своего нового старого дома, и минут через пять позвала хозяйку. Нет, теперь уже гостью. Нет, поправила себя Вейс. Подругу. Сестру. Уже давно нет ни «госпожи», ни «служанки». Всё давно изменилось. Ей сейчас почти сто три, а кажется, что немного за тридцать. Самый счастливый возраст — и он остался. В голове. Всё в голове у человека, и старость начинается там, а не в теле. Тело всего лишь подчиняется разуму, который решил — пора постареть.

— Это всё настоящее, да? — Вейс пила чай, вместе с Лас, а сама осматривала обстановку. Как Лас это узнала?! Кто ей сказал? И как смогла построить это, ведь Вейс теряла её из виду не более часа-другого в день.

— Всё настоящее, — подтвердила Лас. — Всё оттуда.

— Мой день рождения мы отметим здесь, — решила Вейс. — А потом съездим ко мне домой. Туда. И не смей возражать.

— Не смею, — Лас улыбнулась. — Замечательный чай. Я и…

— Бабушка Вейс! Бабушка Лас!

Вейс вздохнула, напустила на лицо строгое выражение.

— Входите, — позвала она. — Не забудьте про коврик!

Никогда они не вытирают ноги. Вот и сейчас не вытрут. Хоть кол им на голове теши.

Тесан и Эверан. Настолько похожи, насколько могут быть похожи мальчик и девочка. По телефону прекрасно изображают друг дружку. Великое Море, подумала Лас, им уже двадцать два. А я только сейчас вижу, что они уже взрослые…

На этот раз близнецы вначале бросились к Вейс. Той это очень понравилось. А как обижается, если вначале бегут к Лас! Обижается, как маленькая, дуется потом весь вечер.

Лас подняла руку, ладонью вперёд, и близнецы замерли.

— Ведите себя прилично, — строго заметила она.

Близнецы отступили, лица их стали серьёзными, и — поклонились. Так, как должно кланяться своей няне, если она — из знатного рода. Кое-чему всё-таки они сумели обучиться.

— Совсем другое дело, — сухо заметила Лас, но глаза её улыбались. — Всё, негодники. Можно!

Ух! Железная хватка! Нельзя так обнимать, так и задушить недолго!

* * *

Близнецы привезли продукты — как всегда — и успели уже всё выгрузить. В Стране Цветов вся крупная жизнь обитает в океанах и морях. На суше — царство насекомых, пауков и всего подобного. От их вида иногда бросает в дрожь, но… официально, Страны Цветов нет. Случайно в неё никто не забредёт: мало того, что нужно идти по одной из немногих тропинок, так нужно ещё чётко представлять, куда и к кому направляешься.

Звёздное небо здесь совсем другое. Солнце другое, другая Луна. Воздух отличается по составу, но не настолько, чтобы быть вредным. Микроорганизмы — другие, но не настолько, чтобы люди стали бессильны перед ними. Лас однажды настояла, чтобы все прошли тщательный медицинский осмотр. Все, кто побывал в Стране Цветов. Ничего интересного. Медики не нашли ни одной новой формы жизни, никаких отклонений в метаболизме, в деятельности любой подсистемы организма. А нашли бы — была бы сенсация.

С точки зрения позитивной науки, как любил говорить Доктор, этого места нет и быть не может. Случайностей такого масштаба не бывает. Значит, закономерность, отмахнулась тогда Лас — о природе вещей, да ещё под бутылочку вина, Доктор мог рассуждать без остановки.

Правда, с точки зрения позитивной науки, объяснить их долголетие и внешний вид тоже никто не может. Сто лет — невелика диковина, пересекать трёхзначный рубеж удаётся многим. Но чтобы при этом выглядеть на двадцать, не знать болезней и быть способным производить себе подобных… вот в это никто не поверит.

— Лас! — Вейс потянула её за рукав. — Ла-а-ас! О чём думаешь? Почему не радуешься?

— Радуюсь, — возразила Лас и улыбнулась. — Просто не хотела вам мешать.

— Нам домой пора, — напомнила Вейс. — Ужин ждёт. Поехали?

— Ой, бабушка, давай вначале полетаем! — Тесан схватила её за руку. Ни шапочки, ни аналогичного «украшения» она не носит. Как и брат, впрочем. Сейчас для этого вживляют крохотные, незаметные и никому не мешающие устройства, назначают таблетки. Мази есть какие-то, избавляющие от ограничений организма — чтобы можно было без опаски появляться среди людей, когда в голове луна и ничего более. Куда катится мир, вздыхала Вейс, а Лас только кивала. Да. Куда-то катится. Но они с Вейс придерживаются старых добрых обычаев и старых добрых средств. Внуки не осмеливались над этим шутить. Открыто, во всяком случае. Что они там говорят за спиной — неважно. Подсмеиваются, а как без этого?

— Мы и так полетим, — возразила Вейс. — И вообще, все полёты — после ужина.

— Ну немножко, а? — Тесан поджала губки. Вейс это сразу обезоруживает. — Высоко-высоко! Бабушке Лас это нравится, я знаю!

— Вам опять в космос? — поинтересовалась Лас. Как у них глаза загорелись… — А сами не можете?

— Нам не на чем, — признал Эверан. — А дома не разрешают…

Лас вздохнула.

— Один виток — и домой, — предупредила она. — А мы сыграем, Вейс, правда? В крепость. По старой памяти.

Вейс тяжело вздохнула и кивнула — сыграем. Не может она привыкнуть к мысли, что автомобиль может долететь до Луны, поездить по ней и вернуться назад как ни в чём не бывало. Ну не может, и всё. Хорошо ещё, можно затенить стёкла и не видеть весь тот страх, что по ту сторону.

Бабушки и внуки, Вантар-Лан, Тессерон, 19:30

— Я сделала снимки! — Тесан гордо помахала в воздухе фотоаппаратом. — Не бойтесь, никому не покажу. Что я, маленькая? Ну только те, где нет планеты. Здорово… А на Луну можно будет слетать? Ну пожа-а-а-алуйста!

— Не сегодня. Сегодня я хочу остаться на земле, — Лас привлекла её к себе, поцеловала в щёку. — Здесь лучше, правда.

Ужин прошёл весело. Так весело, что сама Лас не ожидала, даром что их было всего четверо. Сто лет она побоялась отмечать. Всё казалось, что-то случится. Она сама не знала, что именно — уехала от всех, не стала брать телефон, выключила связь в машине. Сидела на скале, на другой стороне планеты, смотрела на океан. Ждала. Но ничего не случилось. А на следующий день прибыли все внуки, и не только они, и отметили на славу. Так, что голова потом болела — Лас давно уже позволяет себе немножко вина, как угощение, но в тот раз перестаралась. Вейс ворчала весь следующий день, хлопотала вокруг Лас и приводила ту в порядок.

Столько людей знают о Стране Цветов, и никто не проболтался, подумала Лас, помогая Вейс убирать со стола. Внуки хотели было всё сделать сами, но бабушки не позволили. Бабушки… Они уже сейчас выглядят моложе правнуков.

Эверан замер, жестом велел сестре умолкнуть — та как раз рассказывала очередную историю из своей студенческой жизни. Подбежал к двери.

— Вы никого не ждёте? — полюбопытствовал он. Бабушки переглянулись и покачала головой.

Эверан приоткрыл дверь. Тотчас же в щели появилась лапа и махнула в воздухе несколько раз.

— Принц! — восхитилась Вейс. — Пришёл, бродяга! Заходи, заходи. Сейчас, я принесу тебе, — и умчалась на кухню. Внуки переглянулись и не выдержали, рассмеялись. Они принимают нас за своих, подумала Лас. И это приятно. Что меня не считают развалиной, и Вейс тоже. Принц подбежал к ней и потёрся о ногу. Хорошо выглядит! Не голодает — вон какие бока. Чистый, ухоженный. Не скажешь, что ему пошёл двенадцатый год. Чем же ты занимаешься здесь?

— Вот, дружок, угощайся! — Вейс поставила тарелочку с мясом возле стола и Принц, с достоинством, подошёл, степенно обнюхал угощение и принялся есть. Уже без степенности, важности и правил приличия. Зачем котам правила приличия?

— Вот все и собрались, — заключила Тесан. — Бабушки! Я вас очень-очень люблю! Вот, — она вынула из кармана две брошки. — Я сама сделала! — вручила одну Лас, другую — своей прабабушке.

— Ох, какая прелесть! — восхитилась Вейс. Лас поддержала. Действительно, прелесть. Тесан с самого детства мечтала стать ювелиром. И вот — стала. И тоже не успели заметить, как. — Спасибо, моя дорогая! Вы останетесь?

— Оста-а-анемся, — пропела Тесан. — Я взяла отпуск. Три дня! А вот ему завтра на работу! — и показала брату язык.

— Я тоже взял отпуск, — пожал плечами внук. — А даже если бы не брал, ничего особенного. Я тут кое-что принёс, — он показал на чемоданчик. — Можно?

Бабушки переглянулись, кивнули. Страсть Эверана — автомобили. А уж такой сложный, как у бабушек… дай ему волю, будет жить с ним в гараже, полировать и настраивать, и никто ему не будет нужен. Ну… кроме бабушек и сестры.

— Что там у тебя? — поинтересовалась Вейс.

— Сюрприз! — Эверан улыбнулся. — Сами увидите. Когда соберётесь на Луну.

Вейс зарычала, не разжимая губ. Конечно, она сердилась не взаправду.

— А я в сад, — Тесан схватила Лас за руку. — Бабушка, покажи мне розы! — Она отпустила руку Лас, отбежала на пару шагов, и почтительно поклонилась. Без усмешки. — Пожалуйста!

— Хорошо, — согласилась Лас. — Идём. Вейс?

— Я приберу тут и подойду, — кивнула та. — Не ждите. Принц, тебе добавки?

Когда это принцы отказывались от добавки?

Лас и Тесан, 20:35

— Прелесть, — в очередной раз восхитилась Тесан. Лас смотрела на неё и в очередной раз видела себя. Казалось, что Тесан говорит её, Лас, голосом. Она и те же цвета в одежде любит, и те же фасоны. Старомодное. Нынче мода на ретро, говорит Тесан, а когда я появилась на выпускном балу в настоящем тефане, это было нечто! Никто глаз отвести не мог! Правда-правда, бабушка! Я же не сделала ничего неправильного? Нет, не сделала. Это действительно был тефан для торжественных случаев…

— Покажи, — попросила Тесан, когда они дошли до сосны. Хотя это не сосна, на самом деле. Непохожая ни на здешние голосеменные (Тесан это слово казалось страх каким смешным), ни на те, что дома. Бабушка Лас когда-то посадила семечко у самого края тропинки, чтобы отметить её — и вымахало дерево-великан. А откуда взялось то семечко, бабушка помалкивает. — Покажи, няня! Пожалуйста!

— Только никаких съёмок, — предупредила Лас. Тесан кивнула, протянула бабушке плоскую коробочку — фотоаппарат в чехле. Лас спрятала его в складки тефана — туда столько всего можно спрятать, кому скажешь — не поверит.

Она нашла свободное пространство между кустами роз. Подальше от тропинки, незачем лишний раз по ней ходить. Жестом велела девушке сесть, сложила ей руки на груди. Уселась сама, спиной к спине. Давно она это не делала, очень давно. И каждый раз казалось — всё, вот сейчас уже не получится.

— Представляй, — велела Лас. — Подробно.

Нужна капля крови. Своей. Уколоть себя — кинжалом, ножом, шпилькой, чем угодно. Кровь должна уйти в землю. И потом…

Лас вздрогнула. Ощутила, что и Тесан тоже вздрогнула. По жилам пробежало тепло, зрение о обоняние обострились. Сейчас… росток проклюнулся из земли. Сколько тысяч раз она видела это, но ощущение чуда никогда не пропадало. Получилось. И сейчас — получилось. Лас захотелось заплакать, и она заплакала. Беззвучно. Научилась за многие годы…

Когда она сумела открыть глаза и поднять голову, перед ней возник крохотный розовый куст. А на нём — семь великолепных небольших цветков, семи цветов радуги.

— Всё, — она поднялась отряхнула колени. Хороша ткань, ничто к ней не пристаёт. Тесан поднялась медленно, не сразу обернулась. Боялась. Но сумела — и ахнула. И бросилась бабушке на шею.

— Спасибо, — шепнула она. — Это тебе, бабушка! Мой подарок!

— И о чём ты думала? — улыбнулась Лас. Тесан заметила следы слёз, но не стала расспрашивать. Умная девочка.

— Сюрприз! — Тесан не сдержалась, показала язык. Лас рассмеялась, вновь посмотрела на кустик. Какой запах…

— Можно я сделаю снимок? — попросила Тесан. — Я только для себя! Честно!

Лас молча вернула ей фотоаппарат. Сейчас накатит слабость. Она всегда накатывает потом, после эйфории. И минут пять всё станет черным-черно, не захочется жить, ничего не захочется. В такие моменты лучше, чтобы не было под рукой ни шпильки, ни тем более кинжала.

Вот сейчас. Вот ещё через минутку. Но слабость и депрессия не пришли. В этот раз — не пришли ни сейчас, ни через пять минут, ни через час.

— Когда будет плохо, — Тесан взяла няню за руку, легонько сжала, — когда не захочется жить, приходи сюда. Обещаешь?

— Обещаю, — Лас ответила не сразу. Тесан засияла. Бабушка Лас редко что-то обещает. Но если уж пообещала… — Стой! Тесан, не надо!

Тесан собиралась пробежать по тропинке. С закрытыми глазами. Так, чтобы заведомо никуда не убежать. Хотя и так понятно, куда ведёт тропинка. Если от сосны в сторону дома — то в пригород Тессегер-Лана. Туда, где их с братом дом. Если от дома в к сосне — то…

То на Сердце Мира. На одну полянку во внутреннем дворце. И появляться там не следует, охрана имеет право стрелять без предупреждения.

— Бабушка, да ничего же не будет! — Тесан немного обиделась. Всё-таки она ещё немного ребёнок, подумала Лас. И хорошо. Я тоже немного ребёнок. Иначе не смогла бы не сойти с ума.

— Вейс идёт, — предупредила Лас и Тесан тут же выпрямилась. С прабабушкой шутки плохи. Рука у неё всё ещё тяжёлая, и отшлёпать может даже сейчас.

— Секретничаете? — Вейс переоделась в праздничное. Так гораздо лучше. — Ох… Лас, это ты? — она заметила кустик. — Великое Море, какая прелесть!

— Мы с няней, — гордо заметила Тесан. — Не бойся, бабушка, он не завянет. Он вообще никогда не завянет! Встаньте рядом с ним, я вас щёлкну!

Бабушки и внуки, полночь

В комнатах Лас нет зеркал. Таких, чтобы из стекла. Только металлические — латунные, специально разыскала в магазинах антиквариата. Лас не терпит стеклянных зеркал и не объясняет, почему.

Внуки убежали в «кинотеатр», так они звали ту комнату — смотреть кино. А бабушки решили побыть вместе. В это время суток Лас всегда сидит у себя. Вейс присоединилась к ней. Лас молча добыла бутылку вина — к большой радости Вейс. Иногда бутылки хватает на сутки, иногда на двое. Пить маленькими глотками, сидеть на балконе и смотреть на море. Никогда не надоедает смотреть на море.

— Скажи, Лас, — Вейс стояла позади, расчёсывала волосы подруге. Вейс это очень нравится. Раньше это была обязанность, а теперь — просто большая радость. Сама она не позволяет себя причёсывать. — Ты ведь думала об этом. Что будет, когда нас найдут?

— Не знаю, — Лас пожала плечами. — Найдут и найдут. — Доктор и Умник долго спорили об этом. Что будет да что будет… Ну будет и будет. Всё равно шила в мешке не утаить. Через сто лет или через двести — найдут, какой ни была бы конспирация. Уйдём дальше, говорил обычно Умник и кивал головой на Странника. А та делала вид, что сердилась и грозилась больно покусать. Она может. Покусать она может как следует.

— Мне вас не хватает, — прошептала Лас и вновь ощутила, что возвращаются слёзы. Вейс присела перед ней, тревожно глядя в лицо. Лас прикрыла глаза, покачала головой — всё в порядке, не беспокойся. Вейс тремя точными движениями закончила делать причёску — три заколки и одна шпилька. И тончайшая, серебристая шапочка — как положено. Красота.

— Может, вернёмся? — предложила Вейс. — Поедем ко мне. Или куда скажешь. Никто не будет искать нас, никому не будет дела.

— Мне там плохо, — Лас прикрыла глаза. — Мне там давно уже плохо.

— Не обманывай, — строго возразила Вейс. — Я же вижу. Последний месяц ты уже думала. Много раз думала.

— О чём это я думала?

— О том, что пора умирать, — еле слышно произнесла Вейс. Посмотрела в глаза Лас… и бросилась на пол, на колени, склонила голову и прижалась ею к полу. Как служанка, сказавшая что-то очень неуместное.

— Встань, — Лас мягко взяла её за плечо. — Пожалуйста, встань. И не делай так больше. И никогда больше не зови меня госпожой.

Вейс медленно поднялась, не веря своим ушам.

— Ты права, — Лас встала, посмотрела на себя в зеркало. Чудо… никто, ни один парикмахер не может причесать так, как это делает Вейс. — Я думала. Много раз думала.

Вейс молча обняла её. Лас расплакалась, уже не в силах сдерживаться. Вейс молча ждала — гладила Лас по голове и ждала. Слова тут не помогут.

Ждать пришлось долго.

— Да, давай съездим, — согласилась Лас, отпустив Вейс и вытерев глаза рукавом. Вопреки всем правилам приличия.. — Ненадолго. На недельку или две.

Вейс хлопнула в ладоши, привлекла Лас к себе, поцеловала в щёку. Лас это всегда смущало, смутило и сейчас.

— Ловлю на слове! Проводим внуков и начнём собираться.

Стук в дверь.

— Войдите, — Лас не стала оборачиваться. Сейчас позовут смотреть кино.

Эверан. Бледный, испуганный.

— Бабушка Лас… бабушка Вейс. Тесан.

— Что с Тесан? — Вейс поинтересовалась спокойно, а Лас стало нехорошо — Вейс молча подхватила её, не дала упасть. — Стой где стоишь! — велела она внуку.

— Пусть войдёт, — разрешила Лас слабым голосом, не открывая глаз. Вот она, долгожданная депрессия. Приходится делать вид, что это всё те же приступы головокружения.

— Пей, — таблетка коснулась её губ. Лас покорно проглотила её. — Лежи, не шевелись. Эверан, не стой как столб, объясни. Что с Тесан?

— Она пропала, — пояснил парень. Видно было, что он испуган по-настоящему. — Она пробежала по тропинке и пропала! Там, у сосны! Бабушка, я пытался ей не разрешить!

— Иди сюда, — велела Вейс. Эверан покорно подошёл и получил тяжёлый подзатыльник. — Лас, я вызываю врача и помощь!

— Нет, — Лас выпрямилась. Чего не знает Вейс — это если лежать и слушать, как тебя успокаивают, приступ депрессии будет длиться и длиться. Нужно что-то делать. Не позволять себе падать в пустоту. Это невероятно трудно, но другого лекарства нет. — Идём. Идём вместе!

— Тебе нужно…

— Я лучше знаю, что мне нужно, — Лас посмотрела на Вейс прежним, сильным и спокойным, взглядом и та кивнула. — Эверан, включай свет и иди на мостик. Когда кто-нибудь из нас скажет позвать на помощь, вызовешь своего дядю.

— Но…

— Выполняй, — Лас не повысила голоса, но внука как ветром сдуло.

И они с Вейс побежали. Со всех ног.

* * *

— Лас, ты уверена? — нерешительно возразила Вейс. Лас собиралась отправиться на Сердце Мира.

— Более чем, — отмахнулась Лас. — Стой здесь, если я не вернусь через минуту, иди за мной. — Прошла по тропинке, и — Вейс всегда это пугало — на глазах стала полупрозрачной и растаяла.

Меньше, чем через минуту Лас возникла вновь.

— Там её нет, — пояснила она. — Вейс, без слёз. Тесан умная девочка. Стояла бы на месте и не шевелилась, она знает, что там шутки плохи. Жди, я скоро!

И направилась в другой конец тропинки. И вновь Лас тает и пропадает. На этот раз её не было почти пять минут, Вейс уже собиралась вызывать Эверана.

— Там тоже нет, — сообщила Лас, возникая из ниоткуда. — Вызывай Мерстеринна. Только умоляю, никаких подробностей!

Вейс уже нажала «вызов», когда Лас поймала её за руку.

— Подожди. Не нужно… хотя нет, пусть едут. Пусть вызовут врача.

Вейс, к которой вернулось самообладание, повторила два раза, что кому говорить и дала отбой. Лас ходила по тропинке вперёд-назад, прикрыв глаза.

— Лас, — позвала Вейс, у которой мурашки пошли по коже. — Не надо. Тесан пропала именно так!

— Не мешай, — Лас дошла до сосны, нашла на ощупь ствол, прикоснулась нему ладонью. Вздрогнула и открыла глаза.

— Вейс, — позвала она. — Иди сюда. Быстро! Позови Эверана!

— Он уже идёт, — отозвалась Вейс. Она подбежала к Лас, которая стояла спиной к ней, держась за дерево. — Тебе нехорошо? Дай руку!

— Всё хорошо, — Лас протянула руку. — Теперь шагни ко мне. Осторожно. Возьмись за руку. Что видишь?

— Великое Море! — ахнула Вейс. Тропинка — обычная, не эта, сбегала здесь с холма. Теперь вместо холма прямо перед ними была каменистая, узкая тропа. И небо — прямо над тропой она стало другим.

— Я представила себе Тесан, — пояснила Лас. — Понимаешь? Я представила её и открылось вот это. Новая тропа.

— Что теперь?

— Нужно идти. Тесан где-то там. Поставить кого-нибудь на начало тропы и идти.

— Лас, ты сошла с ума! Мы даже не знаем, что там!

Лас оглянулась, встретилась взглядом с Вейс.

— Там ничего нет, — спокойно пояснила она. — И я никого не чувствую. Чего ты хочешь дождаться? Спасательного отряда? А когда он будет, через день? Тесан там одна!

Эверан прибежал, тяжело дыша, и остановился рядом с обеими бабушками.

— Я иду, — решила Лас. — Оставайся, если хочешь. Эверан, подойди ко мне. Коснись ладонью…

— Ты с ума сошла! — крикнула Вейс. — Я не хочу потерять тебя! Я не хочу потерять вас обеих!

— Тс-с-с! — Лас прижала палец к губам и — о чудо — Вейс успокоилась и замолчала. — Слушай! Слушайте оба!

Все трое замерли, вслушиваясь. Точно — откуда-то спереди, из неизвестности, в которую вела тропинка, послышалось пение. Колыбельная. Та, которую Лас много раз слышала от матери.

— Её голос, — прошептала Вейс. — Тесан! Тесан, ты где?

Скрип и скрежет. Шаги. Вейс невольно попятилась, Лас достала кинжал. Шаги ближе.

Тесан. Вышла будто из-под земли — видимо, тропинка делает крутой спуск вниз. Глаза девушки широко раскрылись.

— Бабушка Вейс? Бабушка Лас? Это вы? Это правда вы?!

— Это мы, — Вейс нехорошо улыбнулась. — Иди сюда, негодная, я сейчас тебе покажу!

Тесан, всхлипнув, бросилась к ним — и в момент, когда она ступила на землю Страны Цветов, она стала, на долю секунды, чуть ярче окружающего мира. Словно засветилась — и угасла. Вейс, которая обиралась было выполнить обещание, просто обняла её. Тесан била мелкая дрожь — напугана до смерти.

— Там всё ещё поют, — Эверан сделал шаг вперёд, Лас поймала его за руку, когда он подошёл вплотную к линии раздела. — Слышите? Там всё ещё поют.

— Тесан, это ты пела? — поинтересовалась Лас, вслушиваясь в голос. Не отличить от голоса Тесан.

Девушка помотала головой.

— Она, — прошептала Тесан. — Она, не я. Там… как колодец. Очень крутая тропинка. Она сидит там, на дне. Как только я услышала её голос… я не смогла ничего сделать! Я пошла к ней и тут вы позвали…

— Что дальше? — спросила Лас резко. — Ты видела её? Как она выглядит?

Скрип камушков. Пение прекратилось.

— Она поднимается, — всхлипнула Тесан. — Бежим! — крикнула она. — Бежим отсюда! Быстрее!

Смех. Приятный, серебристый смех, крохотные колокольчики. Лас вздрогнула, по спине словно проползла ледяная змея. Она узнала этот смех моментально. Это невозможно! Это не может быть она!

Смех повторился. Камушки хрустят совсем близко.

— Лас, — окликнула её Вейс. — Отойди от дерева. Отойди. Отними ладонь, пожалуйста.

Отойди, Лас. Отойди немедленно!

Лас вздрогнула, отступила от дерева, отняла ладонь. Вот этому голосу она всегда рада, но он так редко говорит…

Тропа исчезла. Звёздное небо над ней стало привычным. Вернулась старая тропинка, сбегающая с холма. И ничего более. И воздух… только сейчас Лас поняла, что оттуда, куда вела новая тропа, тянуло запахом подземелья.

— Лас, помоги, — вновь позвала Вейс. Только теперь Лас заметила, что Эверан белее снега, что Тесан висит на руках своей прабабушки. Великое Море, почему я стояла у дерева, не отошла сразу же?! Зачем слушала эту проклятую песню?

— Обморок, — заключила Лас. — Отнесём её в дом. Эверан! Ты вызвал врача?

Парень кивнул.

— Замечательно, — Лас поманила его пальцем. — Отнесём её в дом. Нет, не наступай на тропинку.

Те же и врач, 2:30

— С ней всё в порядке, — Денгор эс Темстар был теперь личным врачом обеих бабушек. Так настоял Доктор, и пришлось послушаться.

Лас долго смотрела в глаза Денгору. Высокий, широкоплечий. Слишком белокожий для уроженца Шеам. Меньше всего походит на доктора, скорее — на шеф-повара. При этом, невзирая на полноту и габариты, двигается очень мягко и легко.

— Вот это было у неё в руке, — Денгор положил крохотную коробочку. Фотоаппарат. Ну конечно, Тесан обожает снимать всё, особенно — в Стране Цветов, особенно — тайком.

— Нужно посмотреть, что там, — Вейс протянула руку.

— Нет, — Лас прикрыла ладонями лицо. — Не смотри. Сотри! Сотри это немедленно! — крикнула она.

— Лас, — доктор взял её за руку. Лас молча сбросила его руку и встала.

— Нельзя смотреть на это. Я…

Она осеклась. Вейс и доктор смотрели ей в лицо, тревога читалась на лице обоих.

— Что вы слышали? — поинтересовался Денгор. — Теаренти Лас-Таэнин, что вы слышали?

— Я уйду, — Вейс встала, положила фотоаппарат на столик.

— Нет, останься, — Лас вновь прикрыла лицо ладонями. Вейс нерешительно оглянулась на пороге. — Останься, Вейс, — попросила Лас. И уселась, не отнимая ладоней.

— Мы можем поговорить завтра, — предложил Денгор. — Я уже сообщил Инженеру. Его команда скоро будет здесь.

— Великая Матерь, как мне надоели эти прозвища, — сквозь зубы произнесла Лас. — Если кто-нибудь ещё раз назовёт меня Птицей, я убью его на месте!

— Хорошо, теаренти, — улыбнулся Денгор, он же — Аспирант. — Я буду звать вас только по имени.

Лас встала, прогулялась к столу, налила себе стакан воды. Руки её тряслись, она чуть не выронила стакан, пока пила.

— Ночь на дворе, — Денгор посмотрел на часы. — Вам бы отдохнуть, обеим. Я дам успокоительное.

— Никаких лекарств, — Лас встала. — У меня есть средство получше. Идёмте за мной.

— Лас, это… — Вейс посмотрела ей в глаза и осеклась.

* * *

— Я слышала смех, — произнесла Лас, минуты через три молчания. Они, всё втроём, уселись вокруг розового кустика с семью цветами. Денгор широко раскрыл глаза, когда увидел его… но промолчал.

Вейс взяла её за руку.

— Я слышала смех, — повторила Лас. Розы действительно помогали, и не ей одной. — Этого человека давно уже нет. Не может быть… — она вновь осеклась.

— Она умерла? — поинтересовался Денгор.

Лас посмотрела ему в глаза.

— И да, и нет, — она прикрыла глаза. Впервые она услышала этот смех там, на Сердце Мира. Ночью, в коридоре, где не могло быть никого постороннего. И потом, многие ночи, смех преследовал её, сводил с ума. Это не может начаться вновь! Так нельзя!

Денгор вздохнул.

— Тесан рассказала мне кое-что. Я попытался уложить её спать, но она всё пыталась мне рассказать. Говорила, это важно. Она рассказывала вам о призраке без лица?

Вейс и Лас переглянулись.

— Да, — подтвердила Вейс. — Они выдумали его с другими детьми. Дети любят выдумывать страшилки.

— Она говорила, что её приманила к себе та самая женщина-призрак. Которую они сами и выдумали. Поэтому я и хотел бы посмотреть на снимки.

— Нет, — ровно возразила Лас. — Никто не будет смотреть на них. Ни одна живая душа.

— Лас, тебе не нужно…

Лас молча достала из кармана фотоаппарат и вынула гибкую пластинку — карта памяти. Тесан всегда говорила, что они слишком легко ломаются. Так и есть — переломилась легко. И ещё раз, и ещё. Лас убрала обломки в тефан.

— Теперь ты, — она посмотрела в глаза Вейс. — Ты тоже что-то слышала. Или видела. Ведь так?

— Только колыбельную, — Вейс выдержала взгляд. — Ничего больше. Кто-то пел колыбельную голосом Тесан.

Минуты три все молчали

— Я иду спать, — Лас поднялась на ноги. — Я включу камеры и сигнализацию. Денгор, вам лучше побыть рядом с Тесан.

— Я приготовлю ему соседнюю комнату, — Вейс тоже встала. — Лас, тебе тоже не нужно оставаться одной.

Лас долго смотрела ей в глаза.

— Нет, — покачала головой. — Со мной всё хорошо. Спокойной ночи!

Лас, Неиверин 14, 51 от пришествия, 1288 В.Д., 4:45

Ей не спалось. Она вспоминала смех, он вновь не давал покоя. Семьдесят с лишним лет назад он не давал покоя — когда, казалось бы, всё было кончено, добро торжествует, а зло повержено. Год длилось наваждение, долгий год, и не помогали никакие лекарства. А потом прошло. Раз и навсегда. До сегодняшней ночи.

Всхлип.

Лас приподнялась на локте. Показалось?

Ещё один всхлип. Нет, не показалось. Это Вейс. Которой никогда, по её словам, не снятся кошмары. Она вообще спит без задних ног, и пока спит — немногое может разбудить её.

Лас выскользнула из-под одеяла. Замерла. Перекрывая шелест волн за окном, слуха вновь коснулся всхлип.

Лас на цыпочках вышла в коридор, подошла к соседней двери. Взялась за ручку.

— Вейс?

Нет ответа. Лас тихонько постучала. Нет ответа. Лас вздохнула, и повернула ручку.

Вейс сидела, одетая, на уголке кровати и плакала. Так и не ложилась?!

— Что случилось? — шёпотом поинтересовалась Лас. — Ложись давай. Скоро уже утро.

— Лас, — Вейс вскочила и обняла её. — Это я! Это была я! Прости, пожалуйста!

— Тс-с-с, — Лас прижала её к себе. — Успокойся. О чём ты? Что ты сделала?

— Там, в библиотеке. На Сердце Мира. Это я сказала ей, где ты. Это я тебя выдала.

И разрыдалась вновь. Лас крепче прижала её к себе.

— Всё хорошо, — она погладила Вейс по голове. — Это уже неважно, Вейс. Всё прошло. Давай ложись, не то я правда рассержусь.

Вейс молча разделась и забралась под одеяло. Лас присела на уголок.

— Ты простишь меня? — прошептала её подруга, взяв Лас за руку.

— Я давно уже всех простила, Вейс. Ты не смогла бы. Ты не смогла бы противостоять ей.

Вейс кивнула и закрыла глаза.

— Спи, — Лас сжала её ладонь. — Всё потом. Потом расскажешь, если захочешь.

— Останься, Лас.

Лас покачала головой, посмотрела на себя. Ей всё ещё хватает пяти секунд, чтобы облачиться в нижнюю часть тефана. С её точки зрения — уже одета. Правда, появляться при посторонних в таком виде — значит, прослыть как минимум легкомысленной. Но с точки зрения Вейс — Лас раздета самым неприличным образом. Правда, последние сорок лет они уже не спорят на эту тему.

— В таком виде? Что подумают люди?

Вейс расхохоталась, отпустила её руку.

— Да ну тебя! Посиди немного, я не буду смотреть.

— Холодно, — Лас поёжилась. — Подвинься, — распорядилась она и забралась под одеяло. — Не бойся, в моём возрасте приставать к почтенным бабушкам уже неприлично.

Вейс чуть не досмеялась до икоты.

— Всё, Вейс, — Лас нашла её ладонь и сжала. — Я считаю до пяти, и ты спишь. Если не спишь, я встаю и ухожу.

Она не успела досчитать до пяти. На счёт «три» сама провалилась в сладкий, освежающий поток — там не было ни смеха, ни страшных воспоминаний, ничего. Только покой и тепло.

2. Пропажа

Лас, Неиверин 14, 51 от пришествия, 1288 В.Д., 12:40

Лас потянулась — она никогда не вскакивала из постели. Потянитесь, говорила ей няня. Не торопитесь. День от вас не уйдёт. Пусть тело проснётся, сделайте ему приятно — полежите с закрытыми глазами, потянитесь, проведите ладонями, с головы до пят. И вот тогда — сразу вставать, уже не валяться.

Лас уселась в постели. Она не у себя в комнате. События ночи всплыли не сразу. Но как Вейс сумела встать, не разбудив её? Лас спит очень чутко.

Она посмотрела на стену, на часы. Великое Море! Почти час дня! Ничего себе поспала! Позор, просто позор. Лас вскочила и поняла что да, действительно проспала почти восемь часов подряд. Организм требовал немедленной заботы.

Её тефан здесь. Спасибо, Вейс, ты настоящий друг! Но приводить себя в порядок я всё-таки пойду к себе.

* * *

Её ждали. В обеденном зале собрались все — и Вейс, и близнецы, и Денгор, и светловолосый великан — Инженер — Дорман эс Каэн эр Фаэр, и двое его ассистентов. Все приветствовали хозяйку поместья почтительным поклоном.

— Простите, — вообще ей не обязательно извиняться. Хозяйка дома может проспать всё на свете. Но… времена меняются. — Наверное, я очень устала прошлой ночью. Приветствую вас в Вантар-Лан.

Инженер подошёл — когда Лас спускалась по винтовой лестнице — и подал ей руку. Единственный из всех, он знает и умеет соблюдать привычный Лас этикет. Он моложе всех остальных «заговорщиков», всего-то тридцать два года, но ведёт себя необычайно мудро для своего возраста. И конечно, сейчас он выглядел лет на десять старше Лас.

Лет пятьдесят назад, подумала Лас. Если бы он увидел меня лет пятьдесят назад, то сделал бы предложение. Я чувствую. А я бы согласилась. Но теперь, когда он знает, сколько мне на самом деле лет…

— С днём рождения, теаренти Лас-Таэнин, — Инженер с поклоном преподнёс её букетик. Карликовые розы — такие же стояли у неё в комнатке, пока Лас работала в библиотеке. Откуда он узнал?

Лас одарила его улыбкой. Ну почему мне сто лет? Ну почему он об этом знает?!

— Бабушка! — Тесан подбежала, обняла няню. — Прости! Я так больше не буду, честно!

Лас обняла её. — Будешь, — шепнула ей на ухо. — Я же знаю. — И рассмеялась. — Веди себя прилично, — напустила на себя строгость. — Что люди подумают!

— Мне всё равно, что они подумают! — шёпотом ответила Тесан и отбежала, не дожидаясь подзатыльника.

— Прошу к столу, — Вейс сегодня выглядела моложе обычного. — Все дела потом.

* * *

Слева от Лас сидела Тесан, справа — доктор Денгор.

— Знаете, теаренти, — сообщил доктор, когда поговорили о пустяках — погоде, настроении и всём таком. — Сегодня я подумал бы, что ничего особенного не произошло. По вам вижу, что вы отлично отдохнули.

— Да, давно так не высыпалась, — согласилась Лас. — Скажите, как… там?

— Я думаю, вы сами узнаете. Вы ведь собираетесь съездить туда, верно?

Вейс, ты сорока, подумала Лас. Ну вот зачем ты сказала?

— Это не Вейс, — возразил доктор. — Это ваша воспитанница.

— Внучка, — сухо поправила Лас. — Почему сразу «Вейс»?

— Я видел, как вы посмотрели на неё. Нет, мне сказала Тесан.

— Я не говорила! — возмутилась девушка. — Я только намекнула.

— Всё, — Лас взяла обоих за руку. — Не спорьте. Да, я еду. Мы с Вейс едем. Небольшой отпуск!

— Няня, ты чудо! — Тесан привлекла её к себе и поцеловала в щёку. Как Вейс. И Лас снова смутилась.

— Няня, ты так мило краснеешь, — шепнула Тесан. — Всё, не буду, не буду! Слово!

Лас выразительно вздохнула.

— Если хотите, можем провести полное обследование, — предложил доктор. — Там. У меня с собой не так много аппаратуры. Что было под рукой, то и схватил.

— Да, давайте, — решила Лас. Доктор посмотрел на неё странным взглядом.

Лас впервые на его памяти по доброй воле согласилась на медосмотр.

* * *

Инженер и двое его ассистентов уже устанавливали аппаратуру вокруг того злосчастного участка, где пропала Тесан. Сама Тесан, Эверан, Вейс и Лас наблюдали за этим из беседки.

— Я сломала карту, — Лас передала внучке обломки. — Прости. Но это нельзя было смотреть. И не спорь.

Тесан поджала губы и было видно, что не этих снимков ей жальче всего.

— Признавайся, ты пообещала кому-то, что сделаешь снимки из космоса? — Лас взяла внучку за руки и посмотрела в лицо. — Только честно.

Та кивнула.

— Хорошо, — Лас посмотрела в глаза Вейс. — Дорману потребуется автомобиль. Пойду приготовлю для них грузовик, и прокачу вас ещё раз. Но чтобы снимков планеты не было нигде! С этим не шутят!

— Тесс, — Эверан потянул сестру за рукав. — А на что ты снимать-то собираешься?

Тесан, не меняя выражения лица, достала из кармашка небольшую чёрную коробочку — кассету. Внутри лежало ещё три карты памяти. Показала брату язык.

— Тесан! — укоризненно покачала головой Вейс. — И когда ты повзрослеешь!

— Никогда, бабушка Вейс, — вздохнула девушка.

— Я тебе такое фото нарисую за полчаса, — усмехнулся Эверан. — Как ты докажешь им, что оно настоящее?

— Цифровая по-о-о-одпись, моя прелесть! — пропела Тесан. — У меня всё честно! На эту карту, — она вынула одну, с зелёной полоской по краю, — можно записать только один раз, и только с фотоаппарата.

— Детский сад, — проворчал Эверан. — Это взламывается в два счёта. Давай карту, я запишу на неё пришествие пятиногих розовых слонов. С цифровой по-о-о-о-одписью!

— Так, уймитесь, оба, — Лас посмотрела ему в глаза. — Никакого взлома. Мои внуки ничем таким не занимаются и даже не рассуждают. Я права?

— Бабушка! — Эверан и Тесан произнесли одновременно. Переглянулись, Тесан фыркнула и махнула брату — молчи. — Это не преступление! Даже если бы он мог это сделать. Это просто имитация!

— Подделка, — заключила Лас. — Всё, ни слова больше. И помни, что на кадрах могут быть только звёзды! Вейс, ты с нами?

— А со стола кто уберёт? Принц?

— Мы уберём! — и обоих внуков как ветром сдуло.

Вейс оглянулась — никого нет, они одни в беседке, кусты и деревья закрывают её со всех сторон. Привлекла Лас к себе и… расплакалась. Лас усадила её на скамейку, протянула стакан с водой. Вейс отказалась. Посидела минутку, прижимая ладони к лицу. Снизу доносились энергичные проклятия — кто-то из ассистентов уронил дорогостоящий прибор. Инженер обещал, что живым отсюда кое-кто не вернётся.

— Вейс, я не держу зла, — тихо произнесла Лас, держа ту за руки. — Это правда. Что сделано, то сделано. Ты хотела что-то рассказать?

Вейс, библиотека, Сердце Мира, 11 Техаон, 1207 В.Д.

Вейс ещё не привыкла к мысли, что она свободна. У этого были и недостатки, конечно. Пока она была служанкой, за всё отвечала Лас. За всё, что совершит её служанка. Наверное, поэтому хозяева распоряжаются и всем имуществом слуг, и даже их жизнью. Но — обязаны содержать, и не только содержать, а обеспечить хорошие условия жизни. Странные законы, не раз думала Вейс. Мне их не понять никогда.

Невелик почёт — книги возить. Но другие думают иначе. Многие очень, очень знатные люди были бы счастливы поменяться местами с Вейс. Возить книги на тележке, прикасаться к страницам, к которым далеко не каждый желающий может прикоснуться. Правда, многое нужно уметь. Пока Вейс не освоила в совершенстве современный и Старший Ронно, возить ей книги на тележке. Правда, в хранилище не только книги на языках Империи. Есть и варварские, и немало. И там Вейс нашла много интересных. На родном языке.

Брать книги из хранилища строжайше воспрещено, но можно читать прямо там. Это не возбраняется. Может, поэтому все так мечтают здесь работать?

Платят здесь хорошо. Настолько хорошо, что через год можно вернуться к себе домой, купить, пусть небольшой, домик и начать жить своей жизнью. Вейс мечтала, что когда-нибудь она выберется из рабства. Но вот теперь… нет-нет, да и задумывалась, так ли плохо ей было с Лас. Лас — хозяйка строгая, но справедливая. Если и поднимала руку, то за дело. Если повышала голос, то почти всегда была причина.

Вейс остановила тележку — в коридоре пусто — и задумалась. Минутку постоять можно. А действительно, куда она потом? Ведь все узнают, что прислуживала имперской семье. Дома за это могут и собаками затравить. Туда точно лучше не возвращаться. Кого схватили — тот мёртв. Сами виноваты, не надо было попадаться.

Колокольчик — брошка с красивым камушком, Вейс носит такую, как и все сотрудники — вспыхнула зелёным огоньком. Поторопись. Вейс толкнула тележку и меньше чем через минуту уже выгружала книги в кабину лифта. И всё-таки, куда потом? Можно работать здесь, но… что это даст? Кто на неё такую посмотрит? Кому нужна дикарка, говорящая с акцентом, которую сняли с пиратского судна? Пусть будет благодарна, что не скормили акулам.

— Теаренти?

Роэл Лаэссан эр Рейстан. Начальница. Тело уже само отреагировало — рефлексы! — и Вейс склонилась в почтительном поклоне. Лас беспощадно дрессировала её, и теперь Вейс была за это благодарна.

Роэл стояла по ту сторону заграждения. Вход в хранилище строго по пропускам, кругом камеры.

— Теаренти Роэл? — Вейс осмелилась поднять взгляд. Вот от этой привычки пока не отучилась. Здесь все равны. Кто-то кому-то начальник, но в остальном — все равны. Даже если сама Королева спустится сюда, здесь она получит ровно столько жеуважения и почестей, сколько остальные смертные.

— Мне нужно в третье хранилище, — Роэл поправила очки. Тощая, костлявая… страшная, что уж говорить! За глаза её зовут Ершом. И есть за что.

Почему она не воспользуется своим пропуском? Карточка есть у всех, забывать её дома — за это могут оштрафовать. Это тоже рефлекс, у всех работников. Роэл улыбнулась. Ну точно, забыла свою карточку! Ладно, с кем не бывает… Вейс ощутила прилив гордости — вот, она впустит начальницу, и не доложит, что та не открыла своим пропуском. Конечно, докладывать не обязательно. Камеры кругом и всё такое. Но если потом спросят, то спросят с обеих. Но никогда не спрашивали, ведь все люди иногда ошибаются.

— Входите, — Вейс прижала свою карточку к сенсору. Покидать хранилище можно только по уважительным причинам. Но поход, простите, в туалет — одна из самых уважительных причин. Так и скажем.

— Спасибо, Вейс, — Роэл вновь улыбнулась и вновь поправила очки. Что-то слегка встревожило Вейс, но тут же перестало тревожить. — Идём.

Ну да, самой Вейс тоже нужно в третье хранилище. По дороге. В здешнем лабиринте не сразу начинаешь ориентироваться. Шутка ли — восемнадцать миллионов книг! Это официальные цифры. На самом деле, говорила Лас, их гораздо больше.

— Вейс, ты не знаешь, где сейчас Лас? — Роэл шла рядом, хотя давно могла обогнать девушку — с тележкой не очень-то побегаешь.

И снова что-то кольнуло. Сотрудникам запрещено говорить друг о друге, расспрашивать друг о друге. Это правило касается всех. Внутри хранилища нет частной жизни и пустых разговоров. За это можно потерять работу. Никто в своём уме не захочет потерять такую работу.

— Я… не знаю, — Вейс посмотрела в глаза Роэл. — Мне нельзя говорить об этом, теаренти! — Это проверка, подумала Вейс. Просто проверка. Такое бывает. Тем более, Лас очень-очень просила никому и никогда не говорить, куда её перевели работать. Лас выглядела испуганной, что-то очень испугало её, и Вейс не спрашивала, хотя и было страсть как любопытно. Всякое бывает. Кто только ни приезжает в библиотеку.

— Я думаю иначе, — послышался голос из-за спины. Вейс моментально обернулась. Незнакомка — не в одежде сотрудника, как её впустили сюда?! Судя по одежде, родом с Шеам, с юга. Просторные светлые брюки, яркая, но не крикливая блузка и белая, расшитая серебром куртка. Модно одета! Светлый шарфик, шапочка, украшенная каменьями. Деньги у неё водятся, это точно.

— Кто вы? — прошептала Вейс, забыв о Роэл. — Что вы здесь делаете?

Незнакомка рассмеялась. О… этот смех Вейс потом запомнила навсегда. Пока он звучал, невозможно было сердиться на незнакомку, невозможно было думать о ней плохо. Можно было только восхищаться.

Девушка перестала смеяться и наваждение схлынуло.

— Мне нужно знать, куда перевели Лас, — сообщила она. — Знаешь, это так странно! Я не могу заставить тебя сказать это, — она поджала губы и лицо ей стало лицом обиженной куклы. — Мне придётся тебя попросить. Скажи, пожалуйста!

И тут Вейс стало страшно. И тут она вспомнила о Роэл. Оглянулась — помощь, нужна помощь, пусть кто-нибудь вызовет охрану! — и не увидела Роэл.

Вместо Роэл стояла… ещё одна такая же незнакомка. Так же одетая. Так же улыбалась. Великое Море… даже запах, её непередаваемо приятный, чарующий аромат… точно такой же! Сёстры?! А где же Роэл?

— Скажи, — предложила «Роэл». — Мы сегодня добрые. Мы тебя наградим.

Вейс оглянулась. Отступать некуда. Крикнуть! Крикнуть на помощь!

Девушка — та, которая не была Роэл — вновь засмеялась, и крик застрял у Вейс в горле. Горло отказалось служить.

— Проклятые правила, — прошептала незнакомка. — Мне некогда с тобой возиться. Скажи мне, так будет лучше.

— Что… что вы хотите с ней сделать? — прошептала Вейс.

— О, вы с ней больше, чем госпожа и служанка! — девушка рассмеялась. — Как мило. Я бы посмотрела… — Вейс ощутила гадливость. И… стыд. Лас никогда не позволяла к себе прикасаться, никому, и… Нет! Вейс никогда не говорила бы с ней о чём-то таком. Потому что никогда даже не думала.

— Думала, думала, — отмахнулась незнакомка. — Мне неинтересны твои фантазии, девочка. Говори, где Лас. И я оставлю тебя в покое, — она снова засмеялась.

— Нет, — Вейс попыталась отступить, но дальше стеллажа деваться было некуда. Вторая незнакомка — куда, куда они дели Роэл? — отрезала путь к бегству.

— Нет, — повторила Вейс. Собеседница кивнула, и достала из-под куртки нож. От одного его вида Вейс стало непереносимо страшно — зазубренный серп, весь в бурых капельках — кровь? Запах крови накатил волной, в горле немедленно встал комок.

— Где Лас? — спросила незнакомка. — Куда её перевели?

Вейс отрицательно мотала головой. Она сейчас умрёт, это понятно. Но… знать, что к Лас придут с таким ножом… нет. Лучше умереть самой!

Девушка молча, медленно и с силой провела лезвием ножа себе по горлу. Вейс вскрикнула, ей стало дурно. Она закрыла глаза, упала на колени. Ощутила, как её поднимают на ноги.

— Открой глаза, — голос незнакомки у самого её уха. Пальцы, стальные и беспощадные, сжимают горло. — Открой и смотри.

Не было сил не подчиниться. И Вейс смотрела… и смотрела… и смотрела… пока, наконец, её не отпустили. Она успела ещё отползти от стеллажей, чтобы… чтобы…

Когда Вейс перестало тошнить, её грубо схватили и выволокли из прохода. Заставили подняться на ноги.

Всё было в крови. Весь пол под ногами. Вся одежда Вейс, её руки и ноги. Но обе девушки… ни царапины, ни пятнышка крови. Целы и невредимы. Великое Море, как это возможно? Почему она не умерла сразу же?!

— Понравилось, да? Могу повторить, — незнакомка очаровательно улыбнулась. — Давай для разнообразия что-нибудь другое. — Она расстегнула куртку, блузку, прижала лезвие ножа к своему животу. — Готова?

Вейс ощутила, как внутри что-то ломается, падает, сдаётся. Она не смогла бы. Она не смогла бы смотреть на то, что ей хотели показать, и не сойти потом с ума.

— Я скажу, — прошептала она. — Не делайте этого! Не надо!

Девушка кивнула, и привела свою одежду в порядок.

— Говори, — она улыбнулась. — Не бойся. Сразу станет легче.

И она была права. Как только Вейс сказала, сразу стало легче. И даже не было ощущения, что Вейс предала свою бывшую хозяйку.

Обе пришелицы отошли в сторону, вполголоса о чём-то поговорили. Вейс с трудом стояла, ноги не слушались. От вида и запаха того, что было вокруг, её снова начало мутить. Ну почему, почему никто не прошёл мимо? Почему не вызвал охрану?

Потому что не успел бы вызвать, подумала она отчётливо. Не успел.

— Я обещала награду, — девушка подошла поближе. — Что скажешь? Что ты хочешь?

— Жить, — прошептала Вейс, отводя взгляд. Её сейчас убьют. Это понятно. Зачем им свидетельница?

Снова смех — серебристый, чарующий, целебный. От него прошла тошнота, в голове прояснилось.

— Ты будешь жить, — незнакомка погладила Вейс по щеке. — Долго-долго. Ты переживёшь всех, кто тебе дорог, и будешь всё так же молода, — она и её двойник расхохотались. — Прощай, Вейс. Я передам привет Лас, привет от тебя.

И они ушли.

Вейс разрыдалась. Она хотела пойти, успеть предупредить Лас, но поскользнулась в кровавой луже и упала. И беспамятство, милосердное беспамятство, наконец-то пришло.

* * *

— Мне очень жаль, — Лас обняла её. Вейс плакала, и не могла остановиться. Лас и не пыталась остановить. Просто ждала. — Почему ты не сказала сразу? Молчи, — прижала её к себе. — Прости. Что было потом?

— Служебное расследование, — Вейс вытерла слёзы. — Меня оправдали. Кому-то из охранников досталось. Много людей тогда уволили, а меня не тронули. Даже наоборот, повысили. Кто она такая, Лас? Ты же знаешь, я знаю! Скажи, пожалуйста! Что она от тебя хотела?

— Не надо, Вейс, — Лас посмотрела ей в лицо. — Поверь, лучше, чтобы её имя никогда не звучало.

— Она… тебя тоже, да? Она с тобой тоже поговорила?

— Я знаю, о чём ты думаешь, — Лас поднялась. — Почему я тоже долго живу и не старею, верно? Это не она. Это всё, что я могу сказать. Извини. Я пообещала.

Вейс кивнула. Мне надоела конспирация, подумала Лас. Мы тут уже все параноики. Что кому можно знать, а что нельзя. Вейс знает ровно столько, сколько ей положено. Хватит! Я расскажу ей. Когда-нибудь расскажу.

— Я расскажу, — медленно произнесла Лас. — Там будет много страшного, Вейс. Расскажу, если ты захочешь. Только очень хорошо подумай, хочешь ли.

— Не сейчас, — Вейс покачала головой. — И не сегодня. Вчера вечером, пока ты не пришла… я слышала её смех. Мне не показалось. Мне никогда ничего не кажется! Она всё время смеялась из-за спины!

— Всё, — Лас помогла ей встать. — Это уже в прошлом. Мы пережили это, Вейс. Очень многие не пережили. Ты жалеешь? Жалеешь, что живёшь так долго?

— Нет, — Вейс решительно помотала головой. — Не жалею, и тебе не позволю. Не смейся!

Лас улыбнулась.

— Я не смеюсь. Спасибо, Вейс, — и обняла её.

Они так и стояли, молча, закрыв глаза, пока…

— Бабушка Лас? Бабушка Вейс? Вы в порядке?

— Вспоминаем бурную молодость, — пояснила Лас. Вейс расхохоталась, отмахнулась — да ну тебя! — и сразу же стало ясно, что она справилась. Со всем справилась. — Так, идите к гаражу. Бабушки сейчас переоденутся и присоединятся.

Бабушки и внуки, орбита, 16:20

— Ну, милые мои, насмотрелись? — Лас с улыбкой глядела на сияющую Тесан — та засняла почти все свои карточки. Когда-то я не верила, что есть космос. Потом очень хотела увидеть хотя бы одного живого космонавта. А теперь это так же просто, как прогуляться в сад, но меня уже не вдохновляет. Почему так?

— Нет, — помотала головой Тесан. — Но всё равно, спасибо, бабушка!

— Ладно, сделаю вам подарок, — Лас провела руками над пультом управления, прикоснулась к нескольким значкам на сенсорном экране. — Вы хотели посмотреть на Луну поближе?

— Бабушка!! — Тесан запрыгала бы от восторга, если было бы где. Но удобства здесь не настолько большие. — Ты серьёзно?!

— Лас! — укоризненно воскликнула Вейс. — Это же опасно! Очень опасно!

— Это займёт четыре часа, — заметила Лас. — Удобства на борту не очень удобные. Это намёк.

— Тогда давайте спустимся, — предложила Тесан. — На минутку!

Лас улыбнулась, прикоснулась к ещё одному сенсору и «Сокол» — так, по документации, называлась модель — ринулся вниз.

Хорошо, что успели изобрести гравикомпенсаторы. Иначе мокрого места бы ни от кого не осталось.

* * *

— Мальчики налево, девочки направо, — распорядилась Лас и с удовольствием понаблюдала, как краснеет Вейс. Та потащила её за рукав, с собой.

— Лас, ты меня поражаешь! Тебе сколько лет? — поинтересовалась Вейс, когда с самым насущным было покончено.

— А ты будто не знаешь!

Вейс покачала головой.

— С тобой что-то случилось. Но знаешь… — она привлекла Лас к себе и поцеловала. В щёку. И с удовольствием понаблюдала, как та краснеет. — Мне это нравится! Я люблю тебя, так и знай. Как сестру, — добавила она немедленно и увернулась от оплеухи.

Когда Тесан подбежала, то увидела, как обе бабушки сидят, обнявшись, и смеются — не могут перестать.

— Ну вы даёте… — одобрительно улыбнулась она. — Я вас такими люблю ещё больше! Няня! Так мы летим на Луну?

— Летим, летим, — отозвалась Лас. — Все к машине! Времени мало!

* * *

— Красотища… — восхищалась Тесан. Она явно истратила не все карточки, потому что делала и делала снимки. — Вот бы высадиться… — она поймала взгляд Вейс. — Бабушка! Уж и помечтать нельзя!

— Мы немного посекретничаем, — сообщила Лас. — Не будете скучать? Давай, внучка, забирайся на место водителя. Не бойся, я там всё заперла, даже и не мечтай.

— Она всё равно не сумела бы, — хмыкнул Эверан и тут же получил по шее. В конце концов они оба устроились на передних сидениях. Лас движением руки опустила перегородку. Теперь они с Вейс сидели будто бы в кабинке лифта. Только удобств намного больше, и кабинка просторная — таких, как Лас, сидя поместится дюжина, а лёжа — четверо точно. Под ногами у каждой — шкафчик — есть что выпить и съесть, если охота.

— Пусть порадуются, — Лас откинулась на спинку. — Когда ещё они смогут на самом деле побывать на Луне.

— Что с тобой случилось? — поинтересовалась Вейс. — Ты как будто помолодела лет на шестьдесят. Или на все восемьдесят. Лас! Что стряслось?

— Не знаю, Вейс, — Лас закрыла глаза. — Мы живём с тобой сорок три года, а видимся только на кухне.

— Неправда! И ты это знаешь!

— Правда, — Лас открыла глаза. — ты всегда ворчишь, что я не с тобой, даже если я рядом.

Вейс кивнула.

— Мне чего-то хочется, Вейс. Быть с тобой чуточку больше. Мы почти не говорили о том, что было и как мы жили.

Вейс снова кивнула.

— Как только наши специалисты всё там, — Лас махнула рукой в сторону планеты, — осмотрят, я хочу вернуться. Туда, куда ты предложишь. И устроить отпуск. Нам с тобой. Что скажешь?

— Ой, Лас! — Вейс расстегнула ремни, наклонилась к Лас, чтобы обнять её. — Я так рада! Ты правда этого хочешь?

Лас кивнула.

— И ты правда не сердишься… за то, что я тебя выдала тогда?

Лас вздохнула.

— Она не нашла меня, Вейс. Человек, которого я любила больше жизни, спрятал меня. Она нашла меня потом, гораздо позже. Но ты не причинила мне зла. Это правда.

Вейс прижалась головой к её груди и замерла. Лас чувствовала, как её подругу оставляет напряжение, как ей становится легче. Услышала всхлип.

— Не надо, Вейс. Не здесь.

Вейс кивнула, вернулась на своё место, вытерла глаза.

— Знаешь, Лас, мне нравилось. Там, у тебя дома — спать на коврике у твоей кровати. Я часто смотрела на тебя и думала — она поедет на само Сердце Мира, станет знаменитой, и я буду о ней рассказывать…

Лас улыбнулась.

— Ты всё ещё хочешь обо мне рассказывать?

— Конечно! Только ты не разрешаешь! Я давно хотела написать мемуары.

— Пиши, — Лас приоткрыла шторку. Луна… огромная, сияющая — оранжевый шар, весь в оспинах кратеров и со слабой дымкой у поверхности — остатки атмосферы. Хороший автопилот. Действительно, легко настроить.

— Ты разрешаешь?! — не поверила Вейс.

— Конечно. Только я буду вначале всё читать.

— Читай! Как скажешь! — Вейс снова было начала расстёгивать ремни.

— Дома, — Лас откинулась в кресле, прикрыла глаза. — Поцелуешь меня дома. При всех, если хочешь. А сейчас пристегнись.

Вейс рассмеялась.

— Ловлю на слове! Сыграем?

Лас открыла глаза.

— Ты хочешь играть? Серьёзно?

— Я хорошо играю, — Вейс вытащила коробку — поле и фишки для «Крепости». — Сейчас увидишь.

— Когда это ты научилась? — скептически усмехнулась Лас.

— Так я тебе и сказала! Играешь или струсила?

Лас рассмеялась.

— Играю. Сколько партий?

— Пять, — предложила Вейс. — У нас ещё два часа. Должно хватить.

— Хорошо, — Лас хищно улыбнулась, потёрла ладони. — На что играем?

— На желание, Лас.

Лас замерла, глядя в глаза подруги.

— Хорошо, Вейс. На желание.

Правая ладонь Лас коснулась правой ладони Вейс. Кто нарушит обещание, того покарает Владычица Моря. А она умеет карать.

* * *

Тесан включила селектор минут за двадцать до посадки.

— Бабушки! Вы там не уснули?

— Ещё минутку, дорогая, — отозвалась Лас. Три партии вничью — одну она выиграла, и теперь, несомненно, проигрывала. Лас десять раз становилась чемпионом Шеам и трижды — Тераны. Вейс не походила на саму себя — играла очень остро, комбинаторно. Кто бы мог подумать! И кто её учил? И как понимать то, что до этого дня она играла средненько? Притворялась?

— Сдаюсь, — признала Лас очевидное. — Ничья, Вейс. Что будем делать?

— Сыграем ещё одну партию, — предложила Вейс. Глаза её странно блестели — словно вот-вот расплачется. — Там, дома. Что скажешь?

— Согласна, — Лас долго смотрела ей в глаза. — Где ты так научилась играть?

Вейс показала ей язык и обе рассмеялись.

— Не скажу. Всё, убирай стенку, внуки соскучились!

* * *

— Ой, это было здорово! — Тесан очень устала, это было видно, но виду не подавала. — Няня! Ты где так научилась управлять? Мы пролетели над самой поверхностью! Я даже немного испугалась!

— Прочитала инструкцию, — отозвалась Лас. — Всё, милые мои, бабушки уже устали. Поможете нам?

— Конечно! — отозвались Эверан и Тесан в голос. И убежали.

— Тебе не стыдно? — поинтересовалась Вейс. — Ты же не устала. И я не устала.

— Стыдно, — Лас взяла её за руку. — Ужасно стыдно. Но им приятно помогать нам, разве ты не заметила?

Вейс рассмеялась, махнула рукой — да ну тебя! И тут из-за густых кустов орешника появился Инженер.

— Мы всё закончили, теаренти, — он учтиво поклонился Лас. Вейс и Лас поклонились в ответ. — там есть новый проход. Мы постарались его заблокировать, нам потребуется провести ещё несколько исследований. Когда вам удобно?

— Послезавтра я уезжаю, — Лас посмотрела на Вейс, та кивнула. — Оставлю вам всё хозяйство. Вам хватит двух недель?

— Да, теаренти! Конечно!

Лас взяла его за руку и отвела в сторонку.

— Дорман, — шепнула она. — Вас ведь так зовут? Дорман?

Инженер улыбнулся и кивнул.

— Зовите меня Лас. Пожалуйста!

— Теаренти, — он смутился. — Мне запретили, вы же знаете.

— Чушь, — Лас сердито посмотрела ему в глаза, снизу вверх. — Я так хочу! Чтобы меня звали по имени! Неужели я прошу невозможного?

— Нет, Лас, — ответил Инженер и посерьёзнел. — Спасибо.

— Дорман, — Лас не отводила взгляда. — Простите, если я вас задела. Мне очень хочется, чтобы мне сейчас было на семьдесят лет меньше. И чтобы вы об этом знали.

Он долго смотрел ей в глаза и молча кивнул. Лас отвернулась, быстрым шагом отправилась назад. Прошла мимо встревоженной Вейс и в дом — к себе в комнату.

Вейс поймала её на пороге. Лас махнула рукой, не глядя — входи. Уселась, не переодеваясь, на кровать и заплакала. Вейс подбежала, обняла её и замерла. Прошёл час, потом полтора — они так и сидели. Не говоря ни слова, просто глядя на сгущающуюся черноту.

— Бабушки! — постучала Тесан. — Ужин готов!

Бабушки и внуки, Неиверин 14, 51 от пришествия, 1288 В.Д., 23:30

За ужином Тесан выглядела чем-то расстроенной.

— Что случилось? — поинтересовалась Вейс. — Что-то потеряла?

— Как ты догадалась? — поразилась девушка.

— Ты несколько раз прикасалась к шее, похлопывала себя по карманам, — пояснила Лас. — Я тоже обратила внимание.

— Медальон, — буркнула Тесан и вызывающе посмотрела на брата. — Чьи-то дурацкие шутки! Кто-то за это схлопочет!

— Я-то тут при чём? — удивился Эверан.

— Вот при чём, — Тесан достала из кармана лист бумаги, бросила на стол. — Спасибо, — поклонилась, как положено, хозяйкам дома и быстрым шагом покинула столовую.

— Можно? — Лас протянула руку. Эверан, мрачнее тучи, передал ей лист.

Лас первым делом поднесла лист к носу, прикрыла глаза. Что чутьё у няни невероятно острое, знают все.

— Вырван из блокнота. Это ты написал, Эверан? — поинтересовалась она.

— Нет! — Эверан вскочил. Вейс взглядом заставила его сесть на место. — Простите, няня! Я не писал этого!

Лас кивнула, вновь поднесла лист к носу. Задумалась.

— У тебя есть авторучка, которая пишет тёмно-синим?

— Там, в комнате, — Эверан кивком указал вверх.

— Принеси, пожалуйста. И захвати блокнот, если в нём такие же листы.

— Зачем? — удивился Эверан.

— Делай, как она говорит, — велела Вейс. Парень кивнул, встал и, не забыв поклониться, покинул столовую.

— Ты хорошо их воспитала, — заметила Лас.

Вейс фыркнула.

— Ты их воспитывала! И всё ругала, что я им потворствую!

— Тебя они сразу слушаются.

Вейс махнула рукой.

— Да ну тебя! Просто ты не любишь повышать голос. А это на них действует лучше всего.

— Не сердись, — Лас встала, подошла к Вейс и погладила ту по щеке. — Смотри, — положила на стол перед той лист.

— «Я отдам твою безделушку, если осмелишься встретиться со мной», — прочла Вейс. — Странно. Это не почерк Эверана. Но кажется, что писал он.

— И кажется, что написал совсем недавно, верно?

Вейс кивнула.

— Лас, тебе нужно было идти в детективы!

— Ещё не поздно, — усмехнулась Лас. — Что-то Эверан долго не возвращается. Ты обратила внимание на подпись?

— Там просто кружок.

— Вот именно, кружок, — Лас сложила лист. — Что-то это мне напоминает. Пока не могу вспомнить, что.

Эверан вернулся.

— Авторучки нет, — заявил он. — И блокнота тоже. Как вы догадались?

— О чём именно? — Лас посмотрела ему в глаза.

— Это похоже на лист из моего блокнота. Но я не вырывал лист! И не писал записку!

Лас долго не отводила взгляда от его глаз.

— Хорошо. Вейс, — она протянула той записку. — Спрячьте это. В какую-нибудь банку, чтобы запах не выветрился. И не входите пока к Тесан, ладно?

* * *

Тесан не сразу открыла ей. Глаза её были заплаканными.

— Что случилось, Тесс? — мягко спросила Лас, затворяя за собой дверь. — Это Эверан?

— Да, — буркнула девушка. — Мы хотели разыграть вас. Спрятать какую-нибудь вещицу и оставить записки, чтобы вы поискали её.

Лас улыбнулась. Любимая игра Тесан и Эверана, когда они были маленькими. Прятали в разных уголках дома записки с шифрованным описанием, где искать следующую записку. Лас охотно играла с ними, дети от этого были в восторге.

— А он стащил мой медальон и оставил эту записку! Зараза!

— Тихо-тихо, — предупредила Лас. — Я всё ещё твоя няня. Ещё раз так скажешь, получишь по шее. Где была записка?

— Вот тут, — Тесан указала на столик перед зеркалом.

— А медальон?

— У меня в сумке, — проворчала Тесан. — Это свинство! Залез в мои личные вещи!

— Он знал, где ты его держишь?

— Я не говорила, — Тесан ответила не сразу. — Точно, не говорила. Но он знал, что медальон где-то у меня.

— Можно, теперь я покопаюсь в твоих вещах, Тесс?

— Зачем? — поразилась Тесан и улыбнулась. — Конечно, бабушка Лас. Ой, простите, няня!

— Зови так, как тебе приятнее, — Лас достала из «кармана», из складок в тефане, церемониальные перчатки. Специально зашла за ними. Тесан наблюдала за действиями бабушки со всё большим восхищением.

Лас осторожно открыла сумку с вещами Тесан. Медленно, по одной вещи, вынимала оттуда содержимое, подносила всякий раз к носу и прикрывала глаза.

Наконец, нашла небольшую сумочку — действительно, с самыми интимными вещами — и вопросительно посмотрела на внучку.

— Здесь, — кивнула Тесан. — Он прикасался, я же чую!

— Да, — согласилась Лас. — Его запах. Ты ворошила вещи в сумке? Когда искала медальон?

— Ну… да, — признала девушка.

— И эта сумочка была на самом дне?

— Как ты… — снова поразилась девушка. — Простите! Да, на самом дне.

— Знаешь, что странно? — Лас сложила всё в сумку и сняла перчатки. — Его запах — только на сумочке и на дне большой сумки. Странно, не думаешь?

— Что странного? — не поняла Тесан. Лас, вместо ответа, сняла перчатки и взяла одну из вещей — под руку попалась модная в этом сезоне майка. Одень Тесан такую в доме, и получила бы от Вейс строгий выговор. За неприличный внешний вид.

— Принюхайся, — протянула она майку внучке. Та послушно прижала её к лицу.

— Что чуешь?

— Ну… я брала её, вы брали. И всё.

— Вот именно, — кивнула Лас. На лице девушки появилось выражение озарения.

— То есть… ой, я не понимаю… — она кинулась к сумке, принялась всё вынимать и прижимать к лицу. Чтобы принюхиваться верхним чутьём, подумала Лас. Самое тонкое. Но принюхиваться при людях с открытым ртом — это ужасно неприлично. В этом мы с Вейс согласны.

— Ничего не понимаю! — девушка вскочила на ноги. — Только сумочка и самое дно сумки. Как это может быть?

Лас пожала плечами.

— Он мог надеть такие же перчатки, а потом специально снять их, когда копался в сумочке.

— Глупо, — покачала головой Тесан. — Чтобы я его сразу почуяла? Ужасно глупо!

— Давай обыщем твою комнату, — предложила Лас, вновь надевая перчатки. — Поможешь?

Глаза Тесан загорелись.

— Ой, конечно! А что мы ищем?

— Авторучку и блокнот. Ну, и, может быть, медальон.

Глаза Тесан недобро загорелись.

— Ты думаешь… ой, простите, няня! Вы серьёзно думаете, что это я его припрятала?!

— Нет, — Лас убедилась, что дверь закрыта и заперла её. — Но вдруг мы его найдём?

* * *

— Вот, — Лас, всё ещё в перчатках, положила на стол находки. Блокнот Эверана. Авторучка. Медальон и ещё одна записка.

— Кто-то вырвал листы из блокнота, написал авторучкой Эверана две записки, — Лас заложила руки за спину и прошлась мимо стола с находками. Остальные пристально рассматривали их. — В одну он заворачивает медальон и прячет Тесан под подушку. Вторую оставляет на столике в её комнате. Затем прячет блокнот и авторучку под ковёр, под кроватью.

— Что за глупости! — покачала головой Вейс. — Вы уже взрослые, чтобы так забавляться!

— Я этого не делал, — Эверан посмотрел на Вейс с вызовом. — Зачем это мне?

— Но ты прикасался к ковру, Эверан, — Лас посмотрела на него. — Я это почуяла.

Эверан выдержал её взгляд.

— Не знаю, — он уселся. — Не знаю, как такое может быть. Ковра я тоже не трогал. Я вообще не входил в её комнату!

— Мне нужно осмотреть твою комнату, — Лас остановилась перед ним. — И личные вещи.

— Ла-а-а-ас! — укоризненно протянула Вейс.

— Нет, пускай, — Эверан поднялся, кивнул. — Раз уж начали играть в расследование, пусть всё будет честно. Идёмте, няня.

* * *

— Я ничего не понимаю! — признала Тесан. — Я этого не делала! Бабушка, неужели ты мне не веришь?!

Вейс долго смотрела ей в глаза, затем кивнула — верю.

Было чему удивляться. Лас осторожно перебрала вещи внука и почуяла, без сомнения, что Тесан копалась в кармане его пиджака. Где и был блокнот с авторучкой. А ещё — порылась в коробке, где Эверан хранил свои собственные, самые личные, вещи. И ещё один лист из блокнота нашёлся в кармане пиджака. Без записки.

— Нас кто-то разыграл, — заключила Лас. — Если только вы двое не сговорились и не подстроили всё это.

— Лас, — Вейс осторожно принюхалась к пустому листу. Теперь и она надела перчатки. — Мне это не очень нравится.

Лас поднесла лист к носу. И ошарашенно посмотрела на Вейс.

Запах Тесан. Она отрывала или складывала этот лист. Так говорило обоняние. Но оно также говорило, что ещё один человек прикасался к листу. И этим человеком была сама Лас.

Эверан и Тесан тоже принюхались. На этот раз Тесан досталось за открытый рот — получила подзатыльник.

— Совсем ничего не понимаю! — заключил Эверан. — С вами мы точно не сговаривались!

— А я не уверена… — Тесан хитро посмотрела на Лас. — Совсем не уверена!

— Тесан! — Вейс взяла её за руку. — Немедленно извинись!

— Не нужно, Вейс, — Лас осторожно высвободила руку Тесан. — Так действительно можно подумать. Я же тебя разыгрывала на твои дни рождения.

— Мне очень нравилось! — Тесан захлопала в ладоши. — Настоящая тайна! И что дальше, няня?

— Не знаю, — Лас развела руками. — Никаких зацепок. Вот только… что означает кружок вместо подписи?

— Призрак без лица, — охотно пояснила девушка. — Мы так придумали и подписывались, чтобы пугать друг друга.

Вейс вздохнула и покачала головой.

— Ты не хочешь рассказать, что ты видела там… откуда пришла по тропинке? — тихо поинтересовалась Лас.

Радость на лице Тесан померкла.

— Я видела её. Призрака. Точно такую, какой мы её представили! Я даже подумала, это дурацкий розыгрыш Эверана!

— Ну да, — проворчал тот. — У меня всё дурацкое. Ты у нас одна умная.

— Не ссорьтесь, — Лас взяла обоих за руки. — Ты испугалась, Тесан?

— Да, — девушка опустила взгляд. — Я жутко испугалась. Я попробовала заснять её, потому что подумала, что мне не поверят. Но вы…

— Извини, — Лас выдержала взгляд. — Я всё равно считаю, нельзя на это глядеть.

— Что это было? — поинтересовалась Тесан. — Доктор сказал мне какую-то чушь. Про игру воображения и всё такое. Это могла быть она, на самом деле?

Эверан не выдержал, фыркнул.

— Туда скоро отправится команда, — Лас встала. — Посмотрим, что они скажут. Ты веришь в призраков?

— Уже нет, — вздохнула девушка, как показалось Лас — с сожалением.

— Всё, хватит призраков, — Вейс встала, — скоро уже утро. Пора отдыхать. Завтра продолжим наше расследование. Я спрячу это всё, Лас, не беспокойся.

— Я не хочу спать, — вскочила на ноги Тесан. — У меня столько фото! Кто хочет посмотреть?

— Я, — Эверан поднялся. — Если ты не против.

— Ладно, братик, прощаю, — Тесан подбежала и чмокнула его в щёку. — Мир?

— Мир! — Эверан обнял её в ответ. — Няня, а вы не хотите?

— Завтра, — Лас сняла перчатки. Руки в них быстро устают. — Всё завтра. Спокойной ночи.

* * *

Лас выключила свет, но не торопилась наряжаться в ночную рубашку. Приготовила постель и уселась на краешек кровати.

Минут через пять в её дверь тихо постучали. Вейс. Я так и думала, вздохнула про себя Лас.

— Почему не спишь, Лас?

Лас фыркнула.

— Ты постучала, чтобы это спросить?

Вейс отвела взгляд.

— Что ты хотела, Вейс?

— Остаться здесь, — Вейс подняла взгляд и поспешно опустила. — На коврике, как раньше. Хотя бы раз, как было раньше. Там, пока ты ещё не уехала на Сердце Мира.

Лас прикрыла глаза, кивнула.

Вейс заперла дверь и принялась за работу. Масло она принесла с собой — где она его добыла? — поразилась Лас. Осторожно, склонив голову, помогла своей хозяйке разоблачиться и улечься — оставив только нижнюю часть тефана. Смазала пальцы маслом и начала делать массаж. Лас сразу «поплыла», так приятно это оказалось. Мне никто не делал такой массаж на ночь, подумала она, уже почти семьдесят лет. И она ничего не забыла… Вейс не прикасалась к правой ключице — туда Лас однажды ужалила медуза, с тех пор почти все прикосновения туда, к небольшому участку, были очень неприятными.

Полчаса прошли в упоении ощущениями. Вейс хорошо обучили. Служанок долго обучали, в случае Вейс — всего лишь полгода. Чтобы не трогали «волшебные места», за это можно было и с жизнью проститься. Чтобы всё оставалось в рамках приличий. Я всю жизнь соблюдала приличия, думала Лас, жмурясь, словно кошка, и теперь не могу понять, зачем…

Закончив, Вейс посидела некоторое время на полу — пока хозяйка приходит в себя — и помогла той надеть ночную рубашку.

Коврик и одеяло Вейс тоже принесла с собой. Оставила за дверью, хитрая.

* * *

Лас проснулась за час до рассвета. Как и всегда. Приподнялась на локте — Вейс не спит. Лежит, вжавшись лицом в подушку и тихо-тихо плачет.

— Вейс, — Лас тронула её за плечо. — Что с тобой?

Вейс приподнялась — точно, плачет, не показалось. Она уселась и Лас заметила, что ту бьёт дрожь.

— Ты не заболела? — Лас уселась. — Укройся, я сейчас!

— Нет, — Вейс поймала её за руку. — Просто мне опять приснился тот же сон. Тот же день, будь он проклят.

— Ты вся холодная, — Лас взяла её за руку. — Забирайся сюда! — она отодвинулась.

Вейс улыбнулась сквозь слёзы.

— А это прилично?

— Будешь вести себя неприлично, спихну на пол.

Вейс вся была на ощупь, как ледышка. Не сразу начала согреваться.

— Говори, — Лас прикрыла глаза, продолжая прижимать Вейс к себе. Мама забирала меня к себе, вспомнила она. Когда мне снилось что-то плохое, забирала к себе. И там всё проходило. Все дурные сны. — Ты хотела что-то рассказать.

— Только не сердись, — прошептала Вейс.

— Не буду, — Лас прижала её крепче. — По полу дует! Совсем себя не бережёшь!

— Она, — Вейс не сразу смогла продолжить. — Она там, когда я уже всё сказала ей, смотрела мне в глаза. И я видела… она как будто показывала мне кино, понимаешь? Про нас с тобой.

Лас фыркнула.

— «Ушки чесали»? Не бери в голову, чего тут особенно стыдиться?

— Нет. Не только. Делали больно. Друг другу, ещё кому-то. Делали ужасные вещи, с живыми людьми. И мне, в тот момент, казалось, что мне это нравится. Понимаешь?

— Понимаю, — Лас не сразу ответила. — Она мне тоже кое-что показывала. Она любила всё омерзительное, Вейс. И умела внушить кому угодно что угодно.

— Я всё это время хотела прийти к тебе и остаться. Как сейчас. Чтобы понять, что всего того я на самом деле не хотела. Что не хотела делать гадости ни с тобой, ни с кем-то ещё.

— И что? — Лас погладила её по щеке. — Поняла?

— Да. Поняла. Спасибо! — Вейс повернулась и поцеловала Лас в щёку.

— Сейчас сброшу на пол! — ледяным тоном предупредила Лас.

— Ты обещала! — Вейс напустила на себя обиженное выражение. — Я не хотела при людях!

Лас расхохоталась, схватила Вейс и прижала к себе. Минуты три они барахтались, совсем как Лас в далёком детстве, с сёстрами — пока они, все трое, жили в одной комнате.

— Можно я ещё немножко полежу? — спросила Вейс, после того, как они обе немного отдышались.

— Да, конечно, — Лас приподнялась на локте. — Сделаешь мне потом массаж ещё раз?

— Понравилось? — улыбнулась Вейс.

— Ещё бы. Мне этого очень не хватало. Правда.

— Я могу приходить каждый вечер, если хочешь.

— Приходи, — Лас прикрыла глаза. — Только на коврике не спи. Простудишься, что я буду делать?

— Бабушки! — стук в дверь. Тесан. — Завтрак на столе!

Вейс и Лас переглянулись и… рассмеялись.

— Скоро будем, — пообещала Лас. — Вот глазастая! Всё-то она знает!

— В меня, — вздохнула Вейс. — Я бы ещё полежала… — потянулась и уселась. — Всё, подъём!

Но не забыла причесать хозяйку — бывшую хозяйку — и одеть. Видно было, как приятно Вейс это делать.

Мне тоже приятно, подумала Лас. Ужасно приятно. Но я никогда не скажу ей. Впрочем, она и так знает.

3. Тени прошлого

Бабушки и внуки, Неиверин 15, 1288 В.Д., 7:30

— Ну, дорогие мои, — Лас поднялась, поклонилась — учтивее того, что подобало. — Спасибо, очень вкусно! Одно утро отдыха — это здорово, да, Вейс?

Вейс отчего-то смутилась, но почти сразу же взяла себя в руки и кивнула.

— Бабушки! Если мы едем к нам, то пора собираться! — Тесан подбежала к бабушкам, переводя взгляд с одной на другую.

— Что ты такое говоришь! — укоризненно покачала головой Вейс. — Что мне собираться — плащ надеть, и всё.

— Ну да, ну да, — кивнула Тесан. — Рассказывай кому-нибудь ещё! Я что, не помню? Где моя сумочка, ой я не выключила свет, я забыла выбросить мусор…

Вейс подбоченилась, готовая возразить, но Лас расхохоталась. Самым неприличным образом, запрокинув голову, от души. В детстве за такое не раз попадало.

— Всё-всё, — Лас подошла к Вейс и Тесан, обняла обеих за плечи. — Мир. Мы сейчас с бабушкой соберёмся, а потом только возьмём плащ, и всё. А вы проследите за всем остальным.

— Проследим! — Тесан и Эверан ответили хором.

Вейс не успела опомниться, как Лас повлекла её за собой, наверх.

— Лас! — та не отвечала. Вейс попробовала освободиться — не тут-то было, хватка у Лас железная. — Я сейчас рассержусь! Я правда рассержусь!

Лас затащила её в свои комнаты и отпустила.

— Сердись, — разрешила она. — Неужели ты не видишь, как им нравится помогать? Ты же почти никогда не разрешаешь помогать.

— Кто бы говорил, — проворчала Вейс. Она снова стояла, подбоченившись. Это вульгарно, говорила мама, научи же свою служанку так никогда не делать! — Тебе пытаешься угодить, а ты в упор никого не видишь!

— Мир, — Лас привлекла её к себе, обняла. Мы всё-таки остались детьми, подумала она. И я первая. И наверное, поэтому ещё не свихнулась. — Мир?

— Мир, — Вейс осторожно освободилась. — Так зачем ты меня сюда притащила?

— Во-первых, пусть внуки приберутся. Им это очень нравится. Во-вторых, кто-то обещал мне массаж.

Вейс поджала губы. Глаза её улыбались.

— Прямо сейчас? Ну и капризы у тебя, милочка. Тогда — марш в ванную!

* * *

— С ума сойти, — промурлыкала Лас час спустя. Вейс сидела рядом с диваном, довольная, хотя и пыталась выглядеть строгой. Лас потягивалась, как кошка — на это хотелось смотреть, и смотреть, и смотреть… — Я многое пропустила, так?

— Многое, многое, — Вейс присела на диван взяла подругу за руку. — Что с тобой случилось? Почему это ледышка оттаяла? Я уже думала — всё, случись что с другими, ты и не заметишь. Всё по часам, всё по графику, это я сегодня не ем, это мне в такое время не полагается, гостей я сегодня не принимаю, поговорим в другой раз…

— Перестань, — Лас не открывала глаза, улыбалась. — Ты сама такая же зануда.

— С тобой никто больше не уживётся, — Вейс погладила её по щеке. — Так что случилось?

— Вейс, — Лас открыла глаза. — Мне кажется, я большая свинья. Ужасно большая.

— Рада слышать, — Вейс не меняла выражения лица. — Как прикажешь тебя приготовить?

— В собственном соку, — Лас уселась. Ещё раз потянулась… у Вейс голова пошла кругом, она зажмурилась, чтобы прийти в себя. Помогло. — Вейс. Ты нужна мне.

Вейс улыбнулась, не отводя взгляда от глаз Лас.

— Не молчи! Я не знаю, что происходит. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом.

— Я рядом, — Вейс взяла со стула халат, набросила его на Лас. — Просто ты этого почти никогда не замечаешь. — И расплакалась. Лас прикрыла глаза, не шевелясь. Минуты через две Вейс успокоилась. — Прости. Я не думала, что ты это хоть когда-нибудь скажешь. Мне ужасно приятно.

— Мне тоже, — Лас склонила голову. Вейс прижала её к своей груди. Так они и сидели, не произнося ни слова, и минуты тянулись, длинные, как вечность.

— Мне нужно кое-что рассказать тебе, Вейс. Или лучше «Медвежонок»?

— Откуда ты знаешь? — поразилась Вейс. — Я никогда тебе не говорила!

— Знаю, — Лас надела халат. Варварская одежда, конечно, но иногда страх как удобная. — Я много про тебя знаю. Знаю, что тебе очень не хватает мамы, ты часто говоришь с ней, когда одна у себя. — Вейс выпрямилась, на лице её застыло изумление. Лас отошла к окну. — Знаю, что ты очень любишь черепашек, но боялась заводить, потому что я не люблю такой живности в доме. — Вернулась, подошла к дивану и присела — так, чтобы смотреть в лицо Вейс. — Знаю, что тебе очень нравится, когда делают вот так, — протянула руку и провела по затылку Вейс, легонько надавив ей чуть ниже мочки уха. Вейс вздрогнула, чуть не упала. Лас поддержала её другой рукой.

Вейс положила свою ладонь поверх ладони Лас. Прикрыла глаза. Лас чувствовала, насколько хорошо сейчас Вейс.

— Откуда ты так много знаешь? — поинтересовалась Вейс, понизив голос. — Только не говори, что следила за мной!

— Не следила, — Лас смотрела ей в лицо. — Сама не понимаю, откуда. Может, во мне в самом деле пропал детектив. — Она попыталась отнять ладонь от головы Вейс, та не позволила.

— Нет, — Вейс не открывала глаз. — Ещё немного… от тебя никогда ласки не дождёшься… ой… — она хихикнула, смутилась. — Всё-всё. Что люди подумают! — она блестяще изобразила голос и интонации самой Лас. Обе рассмеялись, поднялись на ноги, так и глядя в лицо друг другу.

— Что мне делать с тобой? — Вейс помолодела, если так можно выразиться. Если возможно для женщины её возраста выглядеть ещё моложе. — Скажи.

— Не бросай меня, — Лас прикрыла глаза. — Если сможешь, не бросай.

— Не брошу, — Вейс обняла её, и тут же отпустила. — Давай-ка приведём тебя в порядок. Хорошая причёска — хорошее настроение!

— Вейс…

— Медвежонок. Раз уж ты знаешь — продолжай делать мне приятно. Я заслужила!

— Да, Медвежонок, — Лас покорно уселась, где указали и приняла послушный вид.

Бабушки, Неиверин 15, 1288 В.Д., 12:00

— Идём, — Лас, уже в выходном тефане, посмотрела в зеркало. — Ты прелесть, Вейс! Ой, прости, Медвежонок!

— Я знаю, — проворчала Вейс, отводя взгляд. — Наконец-то заметила. Всё-всё, не буду ворчать! Да ну тебя! — она, смеясь, оттолкнула Лас. — Готовишься к чемпионату по обниманию? Кости мне переломаешь!

Лас посерьёзнела.

— Я хочу показать тебе что-то, — она взяла Вейс за руку. — Только не обижайся.

— Обещаю, — Вейс вытерла рукавом лицо. Лас, если твоя служанка снова при гостях вытрет глаза рукавом, я посажу её в темницу на две недели! Она позорит нас перед уважаемыми людьми!

— Мама, мне уже не десять лет, — проговорила Лас, стиснув зубы и прикрыв глаза. — Перестань.

— Что с тобой? — немедленно встревожилась Вейс. — С кем это ты говоришь? Тебе нехорошо?

— С мамой, — Лас посмотрела ей в глаза. — Она до сих пор не может понять, что я уже выросла.

— Не две недели, — решила Вейс. — Три. Или месяц. Ты у меня отдохнёшь, как следует. Это не моё дело, конечно, но говорить нужно с живыми людьми! Пока ещё не поздно!

— Хорошо, Медвежонок. Будешь смотреть?

— Буду, — и они вышли в коридор.

* * *

Они прошли через кинотеатр — внуки и не скрывали, что обожают приезжать, только чтобы посмотреть кино. Такого кинозала не было во многих крупных городах. На что ты тратишь деньги, качала головой Вейс, на всякую ерунду! Брось, для чего я их зарабатываю?

Лас вынула из складок тефана мухобойку — маленькую, но роскошную хлопушку, от которой не погибла пока ни одна муха. Дорогая безделушка. Одна из причуд Лас — и внуки, и Вейс не стеснялись шутить на эту тему — Лас, прохаживающаяся по коридорам, с хлопушкой в руке.

Лас посмотрела в лицо недоумевающей Вейс, подмигнула, и провела мухобойкой по углу комнаты.

Открылась дверь. О её существовании Вейс никогда не знала и даже не догадывалась.

— С ума сойти, — прошептала она.

Лас поманила её за собой. Едва они переступили порог, сам собой зажёгся свет — начал светиться потолок. Винтовая лестница убегала вниз и вправо.

— Я живу здесь сорок лет, — потрясённо проговорила Вейс, — и ничего об этом не знаю. Ты в самом деле свинка!

— Я знаю, — Лас поддерживала её за руку. — И я уже извинилась.

Лас-прежняя вернулась — сдержанная, иногда чопорная, сухая.

— Вот зануда, — проворчала Вейс. — Ой!

— Не упади. Вот сюда, — ещё один взмах хлопушкой, и вновь стене отворилась дверь. Низенький проход — даже Вейс пришлось пригнуться.

Коридор петлял, уходил вниз и в конце концов привёл… в ещё один кинотеатр. Там было девять кресел, и не в ряд, а полукругом.

— Где мы? — шёпотом спросила Вейс. Ей стало боязно.

— Тайная комната, — Ласподняла хлопушку и стало светло. Вейс не могла отвести взгляда от стен — картины, фрески — написаны прямо поверх обоев, но как красиво! — Я пряталась здесь почти половину жизни.

— Что ты здесь делала? — Вейс заметила в углу музыкальные инструменты. Старые, нет — старинные. Самые разные — духовые, струнные, клавишные. Крохотное фортепиано — под рост хозяйки? — Ты умеешь играть?

— На всём, что здесь стоит, — подтвердила Лас. — Я училась. У меня было много времени и не на что его тратить.

— Сыграй что-нибудь! Ну пожалуйста! — глаза Вейс загорелись.

— Обязательно, Медвежонок, — улыбнулась Лас. — Но давай в другой раз, ладно? Я обещала показать тебе кое-что. — Лас подошла к дальней от входа стене и вновь провела хлопушкой. Панель отошла в низ — за ней обнаружился пульт управления. Такой же, как в кинотеатре наверху. — Готова? Может, закроешь ненадолго глаза?

— Вот ещё, — Вейс вновь подбоченилась. — Давай уже, не тяни!

Лас кивнула и провела ладонью по сенсорам.

Вейс вздрогнула. Восемь человек возникли у противоположной стены. Будто вышли из неё. Не сразу стало понятно, что это — только картинки, образы. Фантоматика, так называла это Тесан. Писк моды. Не отличить от настоящего! Можно даже потрогать!

— Кто это, Лас? — Вейс подбежала к ней, взяла за руку. — Мне кажется, я их знаю. Где-то видела или читала.

— Они могли приходить, — согласилась Лас. — Идём, не бойся. Это изображения. Так они выглядели шестьдесят лет назад.

— С ума сойти, — Вейс пошла, следом за Лас, ей всё равно было страшновато. — Они как-то связаны с… ну, той, которая нас с тобой мучила?

Лас кивнула. Подошла к крайнему слева. Седовласый, улыбающийся мужчина с глубоко посаженными глазами. — Вестник, — «представила» его Лас. Вейс осторожно протянула руку, коснулась запястья Вестника… вздрогнула. Живое тепло. Как настоящий! Ужас просто!

Вторым стоял южанин — неуловимо похожий на саму Лас — низенький, на голову ниже Вестника. Ёжик чёрных волос, скрещенные на груди руки, довольная улыбка. — Страж, — пояснила Лас.

Третий слева — высокий северянин, горбоносый, желтокожий, ироническая улыбка на лице, в правой руке — солидного размера пистолет. При этом — в старом плаще, испачканных грязью брюках. Словно бежал за кем-то по грязи. — Умник, — кивнула ему Лас.

Вейс поёжилась.

Четвёртый — уроженец Тераны, сразу видно — ни у кого больше нет такой светлой кожи. Тощий, нескладный на вид, размером носа мог поспорить с Умником. Пенсне на носу. — Доктор, — кивнула Лас и отчего-то улыбнулась.

Пятой была северянка. Потомственная — бронзовая кожа, волосы были раскрашены в чёрный и рыжий цвет. Улыбалась, блестя необычайно длинными клыками. Какая красивая! — Странник, — поклонилась ей Лас.

Шестая — тут Вейс задержалась. Долго не могла отвести взгляда. Тоже северянка. Не скажешь, что красавица — резкие черты лица, но от неё исходило тепло, душевное тепло. Застывшая в глазах печаль и тончайшая диадема поверх волос. — Принцесса, — ей Лас поклонилась, как равной.

Седьмая. И опять северянка. Рыжая. Что-то зловещее было в её лице — неуловимо похожем на Тесан. Ощущалась энергия, пренебрежение ко всем и всяким правилам, буйная фантазия. Вейс смотрела ей в глаза и ощущала встречный взгляд. — Гроза, — Лас коротко кивнула ей. Они не в ладах, подумала Вейс. Они плохо ладили друг с дружкой, это точно.

Восьмая… Вейс не сразу поняла, что это — Лас. В чёрном костюме с белым шарфом поверх. Грозная и величественная, даром что ростом не вышла. — Это я, — улыбнулась Лас. — «Птица».

— Скажи мне… все эти… как их, Инженер, Аспирант…

— Это уже потом. Вначале были только мы.

— А та? Девятая? — поинтересовалась Вейс.

— Обернись, — предложила Лас. Вейс повиновалась и вскрикнула. Прямо за её спиной стояла она. Та самая. Даже одежда напоминала ту, что она носила в тот злополучный день. Улыбалась… и от её улыбки кровь стыла в жилах. — Мы не называли её по имени.

Вейс осторожно прикоснулась кончиками пальцев к руке безымянной.

— Холодная, — удивилась она. — Остальные как живые, а эта холодная!

Лас кивнула, легонько стукнула хвостом мухобойки по голове неназванной, и та исчезла. Вейс содрогнулась. Вспомнила тот смех… столько лет он не преследовал, и на тебе.

— Лас, почему прозвища? Как их зовут?

— Я не могу сказать, — Лас прикрыла глаза. Вейс немедленно обиделась.

— Я так и знала! Знаешь, мне эта ваша конспирация уже вот где! — Вейс провела ребром ладони по горлу. — Шушукаетесь, что-то обсуждаете с умным видом. Кто вы такие? Почему от всех прячетесь, что вы такого натворили?

— Вейс…

— Сплошные клички! Не люди, а собаки! — Вейс заводилась не на шутку. Слёзы текли по её лицу. — А остальные вам, как пустое место! Я — ладно, со мной можно, а внуки при чём?

— Медвежонок!

— Да ну тебя! Идите вы все знаете куда!

— Медвежонок, ты обещала!

Вейс несколько раз шмыгнула, вытерла лицо рукавом. Нарочно, подумала Лас, чтобы меня позлить. Ох, Медвежонок, ты ещё больший ребёнок, чем я…

— Хорошо, договаривай, — Вейс смотрела ей в глаза.

— Мы не преступники. Ничего такого не натворили. Просто так случилось, что стало опасно пользоваться именами. Нас слишком многие хотели отыскать. А нам хотелось покоя.

— Скажи, — Вейс подвела Лас под руку к «статуе» рыжеволосой. — Вы с ней не очень ладили? Верно?

— Верно. Сначала я её терпеть не могла. Потом привыкла. А потом подружилась.

— Где они? Почему не приезжают, не звонят? Какие они после этого друзья?

— Я последняя, — Лас взмахнула хлопушкой и изображения исчезли. — Я последняя, Вейс. Некому звонить, — Лас неожиданно уселась на по и расплакалась. Вейс обняла её, прижала к себе.

— Прости, Лас! Я же не знала! Так ты поэтому уехала сюда?

Лас кивнула.

— Уехала, когда… когда не стало кого-то из них, да?

Лас вновь кивнула.

— Кого?

Лас молчала.

— Та, которая в диадеме, верно?

Лас подняла голову. Кивнула в третий раз.

— Мне очень жаль, Ласточка, — Вейс вновь прижала её к себе. — Мы с тобой последние. Последние, кто помнит то время. Это ужасно!

— Нет, это хорошо, — Лас поднялась, вытерла лицо. — Это замечательно! И мы не последние. Я чувствую, что не последние. Откуда ты узнала про ласточку?

Вейс засмеялась.

— Ладно-ладно. Не ты одна такая умная. Узнала, и всё. Идём, отсюда, Лас! Или лучше «Ласточка»?

— Один-один, — усмехнулась Лас. — Меня сто лет не звали Ласточкой, — и они вновь рассмеялись, вместе.

* * *

— Это кошмар, — призналась Вейс, пока они шли наверх. — И наплакалась, и насмеялась на год вперёд. Ты расскажешь? Расскажешь хоть что-нибудь ещё?

— Расскажу, — пообещала Лас. — Как попросишь, так и расскажу.

— Попозже. Я хочу радоваться. Следующие три недели я собираюсь только радоваться, слышишь? А ты?

Лас словно не заметила вопроса, шла себе и шла. Вейс поймала Лас за руку.

— Слушай, меня бесит, когда ты не отвечаешь на вопросы!

— Даже на риторические?

— Да ну тебя! — Вейс засмеялась. — Зануда! Ладно, я пошла собираться. Поможешь готовить обед? Внуков прогоню отдыхать.

— С удовольствием, — Лас обняла её. — Всё-всё. Больше не буду сегодня.

Бабушки и внуки, Неиверин 15, 1288 В.Д., 14:00

— Зря я тебя на кухню притащила, — Вейс критически посмотрела на выходной костюм. — Испачкаешься.

— Переоденусь, — Лас пожала плечами. — Я быстро.

— Ну уж нет, — Вейс посмотрела на Лас, в выходном — красота, глаз не отвести. — Так гораздо красивее. Просто посиди здесь, ладно?

— Ой, а можно мы тоже посидим?! — вбежала Тесан. — Няня! — восхищённо всплеснула руками. — Какая прелесть! Вы так выглядите, загляденье! Бабушка, это ты её так причесала, да? Научишь?

— Трещотка, — проворчала Вейс добродушно, продолжая резать овощи. — Надевай фартук и живо сюда! Скажи Эверану, пусть принесёт лука.

— Ве-е-е-е-ри!

— Слышу, не ори, — Эверан посмотрел на Лас и тоже восхищённо улыбнулся. Тут же смутился, махнул рукой и вышел. — Я сейчас!

— А как же расследование? Бабушки! Что, так всё и бросим? Кто шарился у нас в комнатах?

— Никто, — Лас присела на табурет. Фамильный табурет, Вейс разыскала его, не поленилась — по её словам, сделан ещё её дедом. Почти двести лет ему, а на нём до сих пор хоть слон пляши.

— Как это — никто? — поинтересовалась Вейс, не оборачиваясь. Пахло настолько вкусно, что Лас сжала зубы — как же она голодна, оказывается!

— Вот так, — Лас пожала плечами. — У нас везде датчики движения. В дом никто не входил, кроме нас, никто не выходил. Или это сделал кто-то из нас, или нам всё это приснилось.

— Так, — Вейс обернулась. С ножом в руке она выглядела грозно. — Я что-то не поняла? Какие датчики? Ты всегда можешь знать, кто где находится?

— Няня! — Тесан была в восхищении. — Это правда?! Ой, как интересно!

— Помолчи, — Вейс положила нож, вытерла ладонь о фартук. Повернулась лицом к Лас — Так-так. То есть за нами следят, даже когда мы в доме. Дожили!

— Датчики движений работают всегда, камеры — только в случае тревоги, — холодно добавила Лас. — Записи хранятся полгода, потом стираются. Что ты на меня так смотришь? В столе справа от тебя, в правом ящике лежат инструкции. Ты и сама можешь в любой момент посмотреть. Или ты хочешь сказать…

— Не читала и не собиралась, — Вейс повысила голос. — Спятить тут с вами можно! Чтобы выключила всё это, когда вернёмся.

— Нет, — Лас встала. — Хочешь — сама выключай.

— Бабушки! — Тесан кинулась к Лас, обняла её. Няня очень сердита. Вот вечно они с бабушкой из-за всяких пустяков! — Ну перестаньте же! Няня! Пожалуйста, ну хоть один день не ругайтесь!

Лас вздохнула, прижала её к себе крепко-крепко, шепнула — Не буду! — и отпустила.

— Кого нам тут бояться?! — проворчала Вейс, уже остывая. — Ладно. Всё, молчу. Вы тут рехнулись с вашей безопасностью! И я тоже!

— Вот и прекра-а-асно, — пропела Тесан. — Сумасшедшие всегда найдут общий язык! Вери! Ты куда делся?!

— Жду, пока вы перестанете, — Эверан перешагнул через порог. В руках нёс две корзины, доверху заполненные всякой зеленью. — Бабушка, я ничего не забыл?

— Умница, — Вейс заглянула в корзины и погладила внука по голове. — Так… это и вот это сюда, а остальное отнеси в машину. С собой возьмём.

Лас и Тесан вздохнули. Одновременно.

— Бабушка, это можно купить в любом магазине!

— Ничего подобного, — Вейс сняла фартук. — Сами ешьте то, что можно купить в любом магазине.

Тесан закатила глаза, поджала губы.

— Я зря, что ли, весь день на огороде? — обиделась Вейс. — Стараешься, стараешься…

— Не зря, не зря, — Лас подошла, взяла её за плечи. — Возьмём с собой, конечно. Не сердись! Эверан, давай помогу.

— Да я сам, няня!

— Возьми ключи, — Лас протянула ему брелок. — И проверь, что заправлен.

* * *

На этот раз добавки попросили все. Даже Лас. Вейс сияла — я так редко её хвалила, подумала Лас. Нет, правда, я свинья. Была свиньёй. А она всё это время терпела меня, просто хотела быть рядом, избавить меня от многих забот…

— И всё-таки, няня, — Тесан быстро собрала посуду и принесла кофе. — Кто это мог быть?

— Я же говорю — никого, кроме нас, в доме не было. Никто не признаётся? Тогда можно считать, что нам всё померещилось.

— Лас! — укоризненно покачала головой Вейс. — Ты думаешь, тебя обманывают?

— Я всегда всё рассказываю, если меня застукают! — возмутилась Тесан.

— Няня, мы рассказали правду, — подтвердил Эверан.

— А если не застукают, сама не признаёшься, — не удержалась Лас.

— Конечно, не признаюсь! Зачем портить шутку?!

— Датчики движения можно обмануть? — поинтересовался Эверан.

— Я хотела спросить то же самое, — Вейс прикрыла глаза. Кофе варила Лас, только она. Ни у кого больше не получалось так вкусно.

Лас пожала плечами.

— Можно, наверное. Любую технику можно обмануть, если знать, как. Кто-то из нас знает — как.

— Лас! — Вейс глубоко вздохнула.

— Периметр дома охраняется, — Лас постучала кончиками пальцев по столешнице. — Датчики движения, объёмные датчики, датчики разности температур, датчики индивидуального спектра.

— Ничего особенного, — Эверан переглянулся с сестрой, та кивнула. — И что?

— Есть ещё две системы слежения, о которых не написано в той инструкции, — пояснила Лас. С невозмутимым видом.

Вейс покачала головой, спрятала улыбку в ладонях.

— Какие?! — ошарашенно воскликнула Тесан. Эверан тоже был потрясён. — И мы о них не знаем?!

Вейс встретилась взглядом с Лас. О тайной комнате внуки тоже не знают. А что ещё можно найти, если погулять по тем подземным проходам?

— Не скажу, — Лас не утерпела и расхохоталась. — Не скажу! — и показала Тесан язык.

Тесан поджала губы и комично зарычала. Так они играли с Лас, когда Тесан было лет пять.

— Что за датчики, няня? — не утерпел Эверан. — Расскажите!

Они прошли мимо «мостика» — комнаты, где находились все терминалы и системы связи — любимое место Эверана. Оттуда можно было, при помощи камер, наблюдать за огромным пространством вокруг поместья. Ну и управлять всей бытовой техникой…

— Няня! — воскликнула Тесан. — Куда мы идём?

Вейс прижала палец к губам. Она догадывалась, куда.

Но её догадка оправдалась лишь отчасти. Они вошли в кинотеатр и… Лас повела их к другому углу. И вновь появилась хлопушка. Вейс только руками всплеснула. Нет, с этой Лас не соскучишься! Это же надо!

— Няня… — прошептала Тесан, глаза её горели жадным огнём. — Ты прятала это всё время! Ой, ну ты даёшь!

И снова винтовая лестница, четыре оборота вниз — и вот они в тупике. Лас провела хвостами хлопушки по стене и та раздвинулась.

Ещё один «мостик». Гораздо больше того, что всем известен.

— Ого! — восхитилась Тесан, осматриваясь. Всего одно кресло. Дверцы в стенах. Да это крепость! Настоящая крепость! — И часто ты тут бываешь, няня?

— Раз в год. Или реже. Подожди, Тесан. Стой где стоишь! — прикрикнула Лас. — Что-то не так.

Она обошла пульты — как в старых фантастических фильмах, на них было полно ручек, рукояток, рубильников.

— Здесь кто-то был, — заключила Лас. — Здесь кто-то был после меня. Как странно…

Она подкатила кресло к центральному пульту. Провела рукой — и внешний, бутафорский пульт откинулся. Под ним оказался вполне современный — сенсоры, «перчатка» — самая модная нынче клавиатура. Пара дней тренировок — и кто угодно начинает набирать с такой скоростью, с которой способен представить каждое нажатие. Лас положила руки на перчатки. На экране перед ними — точнее, прямо в воздухе — появился план дома.

— Датчики движения, — проговорила Лас себе под нос.

— Это кто там? — Вейс указала на несколько точек за пределами ограды.

Лас молча ткнула «указкой» в точку. Поверх карты дома возникает окно — и в нём портрет Инженера.

— Так с утра и работают! — всплеснула руками Вейс. — Вот я даю! Я же не принесла им обед!

— У них всегда что-нибудь с собой, — Лас не отводила взгляда. — Не беспокойся.

— А это Принц! — восхищённо отметила Тесан, указав на кухню. — Смотри, бабушка, опять на стол забрался!

— Принц, — согласилась Лас. — Так… остальные датчики…

Возникло много новых точек.

— Это кто? — удивилась Вейс.

— Мыши, — предположила Лас. — Не зря же Принц вертится возле кухни.

— Возле меня он вертится, — усмехнулась Вейс.

— Мыши, откуда мыши? Здесь же нет мышей! — не поверил Эверан.

— С собой привезли. Мыши тут точно есть. Мыши, сверчки, муравьи. Мы много чего с собой привезли. Я так и думала! — Лас кулаками стукнула по пульту. Тесан вздрогнула. Хороший пульт — просто не реагирует на подобный всплески. — Датчики отключены.

— Что за датчики? — не утерпела Тесан. — Ну скажи! Ой… скажите, няня!

— Датчики возмущений субатомных фантомных структур второго ранга, — пояснила Лас.

— Теперь то же самое на человеческом языке! — возмутилась Вейс.

— Датчик призраков! — прошептала Тесан, схватив Лас за руку. — Откуда?? Няня, откуда у тебя это?

— Это же всего лишь перспективное направление! — Эверан придвинулся ближе. — Няня, вы нас разыгрываете? У нас в институте об этом только мечтают!

— А ещё одна система? — Тесан сжала руку Лас крепче. — Ну пожалуйста! Ня-а-а-ня! Ну скажите!

— Датчик диффузных возмущений решётки Нейста.

— Я кого-то сейчас побью! — пообещала Вейс.

— Включите! Включите, няня! — попросила Тесан. — Поверить не могу. Этого же нет ни у кого!

Лас вновь положила руки на перчатки. На плане кухне возникло желтоватое пятно.

— Принц хочет есть, — пояснила Лас. Те места, где работали Инженер и его помощники, светились оранжевым. — Инженер в недоумении и немного не в духе.

— Здорово! — Тесан захлопала в ладоши. — Покажи нас! Ну пожалуйста!

— Нет, — Вейс схватила Лас за руку. — Не смей! Или дай мне уйти. Я не хочу это видеть.

— Не буду. Эта система тоже была выключена. Я не знаю, что и думать.

— Когда выключена?

— Сейчас посмотрим… — Лас опустила ладони на «перчатки». — Так… вот. Три с половиной месяца. Странно, — она поднялась на ноги, и экран погас, а на пульт опустилась крышка.

— Кто это может сделать? — поинтересовалась Вейс. — Кроме тебя, конечно.

— Инженер, — тут же ответила Лас. — Он точно может. Ну и тот, кто всё это изобрёл.

— Кто это? — тут же спросил Эверан. — Няня, это всё только начинают изучать! А датчик Нейста вообще только гипотеза! Кто всё это изобрёл? Почему мы о нём не знаем?

— Не знаю, — покачала головой Лас. Поймала взгляд Вейс. — Я правда не знаю. Я видела его всего раза два. И всё.

— Если ты когда-нибудь включишь… подглядишь, о чём я думаю… я уеду отсюда, — предупредила Вейс. — И не вернусь! Это уже слишком!

Лас вздохнула. Посмотрела на Тесан. Та молча схватила брата за руку и выскочила вместе с ним за услужливо раздвинувшуюся дверь. Лас подождала, пока дверь закроется.

— Медвежонок!

— Молчи! Ты уже… подсматривала? Да?

Лас вздохнула, взяла её за руку

— Никогда. За тобой — никогда.

— А за кем?

— За собой. Когда настраивала. Довольна?

— Выключи, — потребовала Вейс. — А если включишь, то так, чтобы я об этом не знала, — она прикрыла глаза, помотала головой. — Прости! Не знаю, что на меня нашло.

— Я и так знаю, что ты думаешь и чувствуешь, — Лас подошла к двери. — Мне не нужно подсматривать. Я выключила, Вейс, как ты просила.

— Медвежонок, — проворчала Вейс.

— Медвежонок, — улыбнулась Лас. — всё, идём. Хватит расследований.

— Ты думаешь, это они? Внуки?

Лас кивнула, вздохнув.

— Ладно, всё равно не признаются, — сокрушённо заметила Вейс. — Идём отсюда. Я сюда больше по доброй воле не зайду.

Те же и Инженер, Неиверин 15, 1288 В.Д., 18:30

— Дорман, — Лас отвела Инженера в сторону. — У меня что-то странное на главном пульте. Две системы слежения были выключены. И нам показалось, что позавчера кто-то бродил по дому.

— Что отметили датчики?

— Ничего, — развела руками Лас. — Но нам всем кажется, что кто-то был. Кто-то, кто знает о нашей системе безопасности.

— Я всё проверю, — заверил Инженер. Скажи ему какую угодно чушь — никогда не скривится, не посмеётся. В крайнем случае вежливо пояснит, почему он считает, что этим не следует занимать голову. — Проход готов, прямо на задний двор вашего загородного дома. Доброго пути.

Загородный дом. Сколько у меня этих домов, подумала Лас. И почти нигде я не живу…

— Спасибо, Дорман, — крепко пожала ему руку. — Будьте осторожны, — шепнула и отвернулась, убежала прочь. Чтобы он не видел её лица.

Все остальные уже сидели внутри «Сокола». Тесан — на переднем пассажирском сидении, остальные — позади.

Лас притормозила в десятке шагов от тропинки. Инженер, шагах в пяти сбоку, махнул рукой — можно.

— Сосредоточились, — предупредила Лас. — Думаем о месте назначения.

И легонько нажала педаль газа.

Хотелось зажмуриться. Но не стала зажмуриваться. Водителю — нельзя. Старалась не обращать внимания на проносящиеся по ту сторону стёкол пейзажи. Когда идёшь пешком, они проносятся во мгновение ока, сейчас же — можно было успеть заметить даже вешки — по обе стороны дороги, по ним ориентировался «Сокол». И наконец, последняя пара вешек — и вот они уже едут по дороге, выводящей на задний двор.

— Дом, милый дом, — прошептала Лас и затормозила.

Солнце, небо, земля — всё изменилось. Я не была здесь десять лет, подумала Лан. Сколько же времени я не выходила за пределы поместья? Тридцать четыре или тридцать пять?

— Няня, — Тесан осторожно потрогала её за руку. — С тобой всё в порядке?

— Да, милая, — Лас поморгала и положила руки на руль. — Задумалась, прости. Выходите, я — в гараж.

Они хорошо следят за поместьем, поняла Лас, отводя «Сокола» в «стойло» — когда-то здесь держали лошадей. Дому двести с чем-то лет, его изрядно перестроили, но многие помещения остались прежними. Вот и здесь — стоило прикрыть глаза, как Лас казалось, что она и чует, и слышит лошадей — нетерпеливо ждущих, когда же их выпустят — размяться, побегать, когда же вычистят и накормят…

Ощущение было настолько сильным, что она чуть не потеряла равновесие. Вот же! Достала из кармана бутылочку с таблетками от доброго доктора, съела ещё одну. Способствует восстановлению нервных тканей и улучшает память.

Мне бы не улучшить, мне бы забыть, подумала Лас, стоя у выхода. То, что захочу. И оставить всё остальное.

— Спи, красавец, — она погладила «Сокола» по боку и в очередной раз поняла, что любуется им и не может отвести глаз. Стремительный, хищный силуэт. Чудо техники. Отличается от серийных «Соколов» своего времени настолько, что лучше не отводить в автосервис — там могут не понять, для чего предназначена половина установленных модулей.

И вновь Лас показалось, что «Соколу» понравилось её прикосновение, что она ощущает, как он устраивается — подремать, пока хозяйка не позовёт.

— Я дома, — произнесла Лас, запрокидывая голову. Воздух. Какой свежий здесь воздух. У меня в Стране Цветов совсем другой. — Я дома.

Гравий хрустел под подошвами. И смутно казалось, что кто-то следит за ней. Наверное оттого, что тут полно камер слежения. Параноики, подумала Лас. Мы свихнулись, давно и окончательно.

Бабушки и внуки, Вантар-Лан, пригород Тессегер-Лан, Неиверин 15, 1288 В.Д., 20:00

Лас легонько толкнула дверь. В этой комнате она любила бывать по вечерам, смотреть на закат. Закаты здесь очень красивые. А в другой комнате — напротив — встречала солнце. Ничто не изменилось — как она делала это почти сто лет назад, так делает и сейчас, пока возможно. Сама уже не понимает, зачем. Но взгляд светила всякий раз прогонял тоску и безразличие. Прогонял напрочь.

Лас прикрыла глаза. Тесан здесь была последней — наводила порядок. Умеет быть прилежно и заботливой, когда хочет. А всё остальное время старается выглядеть лоботрясом, и ей это отлично удаётся.

Лас отдёрнула штору. Закат, но облака скрывают солнце. Жаль…

Она вздрогнула. Показалось, что кто-то смотрит в спину. Резко обернулась — зеркало. Стеклянное, не латунное. Комната для гостей, а не все гости любят старомодное. Да и гостей не так уж много.

Лас приблизилась к зеркалу. Смотрела в глаза отражению. Ничего. Да и что могло бы быть? Прикрыв глаза, прикоснулась к стеклу. Время чудес прошло, верно, Лас? Что ты хотела? Чтобы зеркало пропустило твою руку, не пойми куда? Шагнуть туда, как было давным-давно?

Рука провалилась внутрь. Неожиданно. Лас не успела по-настоящему перепугаться, оступилась — но не упала. Выдернула руку…

Головокружение. Сильное, Лас только-только успела схватиться за стену. И почти сразу же прошло.

Что со мной? Куда привело бы зеркало?

Лас вновь прикоснулась к зеркалу. Прохладное. Так провалилась туда рука или померещилось?

— Лас?

Вейс, стоит на пороге.

— Ласточка, с тобой всё хорошо?

Лас отрицательно покачала головой, Вейс немедленно бросилась к ней.

— Вызвать доктора?

— Вот ещё! — Лас ощупью нашла стул, присела. — Толку от доктора. Мне что-то показалось, возле зеркала.

— Идём, — Вейс помогла ей подняться. — Что-то ты расклеилась! Смотри — я старше, а как огурчик!

— Сейчас укушу, — пообещала Лас, но угрозу не выполнила. Вейс оказалась необычайно сильной. Отворила дверь напротив, поддерживая подругу — а Лас ноги почти не держали. Помогла войти и уложила на диван.

— Укуси, укуси, — согласилась Вейс, усаживаясь рядом. — Что тебя туда понесло? Это единственная комната, где тебе постоянно что-то мерещится, забыла? Завтра же запечатаю её.

— Вейс, кто здесь хозяйка?

— Ой, смотрите! — Вейс всплеснула руками. — Как мы заговорили! Хватит призраков, воспоминаний и остального. Ты не забыла? Я приехала сюда отдыхать и веселиться! И ты тоже?

— Завтра же и начнём, — пообещала Лас.

— Не завтра, а сегодня! — подняла палец Вейс. — Полежишь, отдышишься, а потом я снова сделаю из тебя человека.

— Интересно, как?

— Увидишь. А пока лежи и не шевелись.

* * *

— Няня?

Лас открыла глаза.

— Тесан? Что случилось?

— Ничего, — девушка улыбнулась. В руке она держала стакан воды. — Просто вы уснули.

Лас рывком уселась. Никакой слабости, никакой разбитости. Если что и было в той комнате, оно рассеялось и ушло.

— Сколько я проспала?

— Два с половиной часа. Выпейте!

Лас приняла стакан и осушила, почти не заметив. Ого! И пить всё ещё хочется!

— Бабушка говорит, будет сильная жажда… После массажа всегда так.

— Какого ещё массажа? — не поняла Лас. Прикрыла глаза… точно, слышится запах масла. И что-то ароматическое — Вейс что-то возжигала. Почему ничего не помню?

Тесан покачала головой.

— Вы очень устали, няня. Мы хотели вас на прогулку забрать сегодня. Может, останетесь? Я посижу с вами…

— Тесс, прикрой дверь и сядь, — Лас похлопала по дивану. Девушка бегом кинулась к двери, щелчок замка — и бегом обратно.

— Да, няня?

— Давай на «ты». Хорошо?

— Ой, конечно! — Тесан заулыбалась, сделала движение — обнять — осеклась.

— Я не кусаюсь, — сообщила Лас и Тесан прижала её к себе.

— Простите… ой, прости! Я давно уже… — Тесан уткнулась в плечо няни.

— Мир? — предложила Лас, погладив её по голове.

— Мир! — восторженно отозвалась девушка. — Ой, я так рада! Вы… то есть ты меня правда за всё простила? За всё-за всё?

— За всё-за всё! — серьёзно ответила Лас и Тесан вновь уткнулась ей в плечо. Она ещё не знает, как это приятно — прощать, подумала Лас.

— Ужасно хочу есть, — призналась Лас. — Так что, мне делали массаж?

— Ты правда ничего не помнишь? — поразилась девушка, поднимаясь на ноги. — Мы отвели тебя в ванну, ты сама еле шла. Потом обратно привели, и бабушка сделала тебе массаж. Ты сказала, что через минутку встанешь, и мы ушли.

— В ванну, значит, — Лас холодно посмотрела на внучку. — Так-так…

— Ой, ну можно подумать! — поджала губы Тесан. — Когда на море купались, так там вы раздевались и не стеснялись! Ой, не стеснялась!

— То на море, — Лас потянулась. Бодрость прибывала с каждой минутой. Как Вейс это удаётся? Кто её обучил?

— Ла-а-а-адно! У тебя такая фигура… я обзавидовалась!

— Активный образ жизни и строгий распорядок дня, — назидательно пояснила Лас, подняв указательный палец и Тесан зашлась хохотом.

— Не сейчас! Лет через двадцать я подумаю!

— Поздно будет. Всё, я сейчас свалюсь от голода. Где остальные?

— Ждут, — кивнула Тесан в сторону двери. — Я поднялась узнать, пойдёшь ты ужинать или нет.

Бабушки и внуки, Вантар-Лан, Неиверин 15, 23:10

— Поздненько мы ужинаем, — подумала Лас вслух.

— А нам в самый раз, — Тесан встала. — Всё? Кому-нибудь добавки?

— Уже некуда, — Лас обеспокоенно погладила себя по животу. — Я объелась! Очень вкусно!

— На здоровье, — Вейс улыбнулась. — Молодёжь зовёт веселиться, Лас. Как настроение?

— Пойдём веселиться, — согласилась Лас. — Какая форма одежды?

— Ой, я всё приготовила! — Тесан появилась на пороге. — И тебе, бабушка, и тебе, няня!

— Тесан! — воскликнула Вейс.

— Бабушка, не будь занудой. Мы с няней помирились!

— Это правда? — поинтересовалась Вейс.

— Правда, — согласилась Лас. — И простили друг дружку за всё-за всё.

— Няня, ты прелесть! — Тесан подбежала и чмокнула няню в макушку. Обняла и прошептала. — Я так больше не буду! Я серьёзно!

Лас молча потрепала её по щеке.

— Идём одеваться, — Вейс поднялась. — Я тебе, Лас.

— Я такая старенькая, что сама не справлюсь?

Тесан и Вейс переглянулись и рассмеялись.

— Няня, ты же такого никогда не одевала! Думаешь, справишься?

— Справлюсь, — пообещала Лас. — Ещё вперёд вас.

— Ого! — насмешливо воскликнула Вейс. — Эверан, ты свидетель. Жди нас здесь.

* * *

Одежда действительно ждала Лас на кровати. Великое Море, и они это носят?! Ладно, сама пообещала. Так, сначала — вот это, «светлый пояс». В каждой стране свои правила приличия. Нет, сначала — нижнее бельё… бр-р-р… тефан намного удобнее. Ну да ладно. Теперь пояс. Потом вот эти штаны, это же ужас, не штаны а паруса! Подует ветер — унесёт! Теперь это — блузка не блузка, платье не платье. Хорошо. Шарф и верхний пояс. Всё лёгкое, не должна зажариться. Теперь — то, что женщина должна всегда иметь под рукой — рассовали по карманам. Ничего не забыла? Забыла, конечно! Ключи и карточки — во внутренний карман. Готова!

Лас чуть было не встала у зеркала — полюбоваться, но вовремя опомнилась.

…В столовую она спустилась второй. Тесан уже была там и захлопала в ладоши, когда няня опередила бабушку на десять секунд.

— Ты просто быстрее бегаешь! — проворчала Вейс.

— Я ничего не перепутала? — Лас посмотрела на себя.

— Нет, всё правильно, — Тесан подошла, поправила шарф, чуть-чуть — пояс. — Застёгиваться доверху не надо, — сообщила она. — Это уже не модно. Чуть-чуть расстегни, прикрой шарфиком. Вот так! Няня, ты красавица!

— Ну, куда мне до тебя!

На этот раз рассмеялись все, включая Эверана.

— Куда поедем? — поинтересовалась Лас.

— В центр! — махнула рукой Тесан. — Поедем на моей! Она быстрее!

— Да ну? — иронически усмехнулась Лас.

— На земле — быстрее. Летать там всё равно нельзя. Давайте! В полночь начинается!

— Что начинается?

— Фейерверк. Сегодня день города, — пояснил Эверан. — Семьдесят лет назад его отстроили заново.

Лас покачала головой. Вейс заметила, что тень скользнула по лицу подруги, но предпочла не спрашивать.

Бабушки и внуки, Тессегер-Лан, Неиверин 15, 23:40

— Не страшно? — поинтересовалась Тесан, посмотрев на бабушек в зеркало заднего вида. — мы немножко опаздываем.

— Жми, — согласилась Лас. — Мне не страшно. Вейс молча вцепилась ей в руку. Вот ей было страшно.

Минут за десять Тесан добралась от дома до скоростной дороги — и вот тут показала, на что способен её «Торнадо». У Эверана «Пантера», припомнила Лас. Не такая быстрая, зато пройдёт где угодно. А где не пройдёт — проплывёт на воздушной подушке или на крыльях.

— Держитесь! — Тесан вдавила педаль. Триста двадцать километров в час, без гравикомпенсаторов — это не для слабонервных. Конечно, есть эти компенсаторы, но толку от них пока немного — спасут при лобовом столкновении или подобной аварии. И всё. Те, что у Лас — на два поколения новее, как сказал Эверан. Няня, я даже не могу представить, кто вам мог такие поставить, их же никто не делает. Разве что военные…

Я знаю, подумала Лас. То есть знаю прозвище — Хорёк. Он и в самом деле похож — острое лицо, резцы как у кролика. Немного суетливый. И выглядит на тридцать лет в свои семьдесят. Бодренький старичок.

Вейс прижалась щекой к плечу Лас.

— Бабушка! — Тесан немедленно заметила. — Тебе нехорошо?! Сейчас остановлюсь!

— Нет, мне просто так хочется, — Вейс махнула рукой. — Давай-давай, смотри на дорогу.

* * *

Минут через десять Тесан заметила патруль — и знак, что скоростная полоса далее закрыта. Съехала на обочину.

— Дороги перекрыты, — заметила Тесан. — Вот зараза! Я забыла, что в центре сегодня не ездят!

— Отсюда увидим, — пожал плечами Эверан. — Вон, смотри, полянка. Там и устроимся!

— А можно? — поинтересовалась Лас.

— Для того и придумали! Вон, смотрите, мы не одни такие! Тесс, помоги всё принести!

* * *

Они едва успели выгрузить складные стулья и столы.

К западу от них — там, где центр города — в небо взметнулись колонны света. Мгновение — и Башня Слёз, единственная уцелевшая постройка старого города, собралась высоко в небе — настолько громадная и похожая на настоящую, что захватывало дух. А потом начался собственно фейерверк — диски, шары, снопы и кольца света — они взлетали и вспыхивали разноцветными искрами. Казалось, всё небо в огне.

— Класс… — вздохнула Тесан с восхищением.

Семьдесят залпов — в быстрой последовательности — наверное, чтобы не утомить — и вот призрачная башня в небе начала блекнуть.

И тут же на её месте возникла другая — современная, настоящая крепость. Изображение было невероятно реалистичным, до малейших деталей. Возгласы восторга вокруг, гул голосов. Лас оглянулась. Много, много людей не успели в центр, как и они. Может, это и лучше — из центра на башни пришлось бы смотреть снизу.

И — новые залпы. В небе возникали парусники и воздушные шары, летали диковинные звери и птицы, прибой из зелёных, синих и красных волн огня набрасывался на подножие крепости и отступал. Никто не мог отвести глаз. Лас смотрела и ощущала себя маленькой-маленькой, так захватывало дух. И всё равно, то, что устраивали на Сердце Мира, лучше. Не такое масштабное, не такое необычное, но… лучше.

Наконец, в воздухе возникла вращающаяся надпись — «Тессегер-Лан — 70» и понемногу растаяла, разошлась.

— С праздником! — Тесан вручила Лас и Вейс бокалы. Настоящие, не бумажные или там пластиковые. — Будем веселиться!

— Будем! — поддержала Лас. Вино выбрала Вейс, сомнений нет. Тесан пока ещё не умеет понимать, что такое хорошее вино.

— Девушки, с праздником вас! — Лас обернулась. Обращались не к кому-нибудь, а к ней. Она чуть не ответила «где ваши манеры, молодой человек?», но Вейс молча ткнула её в бок — так, чтобы поздравляющий не заметил. Лас улыбнулась во весь рот и чокнулась с молодым человеком и всей его компанией. И отметила, как посмотрели на неё девушки из компании — во взгляде была и зависть. И потянули парней в сторону — пошли, пошли, нечего тут!

— Няня, если что — мы с тобой и бабушкой подруги! Вот! — шепнула ей на ухо Тесан. И Лас не выдержала — рассмеялась, оттолкнула Тесан, та чуть не полетела кубарем. И засмеялись все, включая Эверана.

— Ну что, девушки, — громко спросил он, — как насчёт немного закусить?

Лас и Вейс переглянулись.

— В тебя ещё что-то полезет?!

— В меня точно! — Тесан сбегала к машине и принесла оттуда пару пластиковых вёдер и… мангал. — Я уже проголодалась!

— Я действительно так молодо выгляжу? — Лас посмотрела на себя, затем в глаза Вейс.

— Да, — подтвердила та. — Здесь ладно, а там, в центре, с тобой уже познакомилось бы сто человек. Ты красавица!

— Вейс, я так не могу, — Лас понизила голос. — Я… — она замялась.

— Что? — насмешливо подбоченилась Вейс. — Не хочешь быть молодой?

— Всё изменилось, Вейс! Ничего уже не вернуть!

— Брось! Это всё у тебя в голове! Ты знаешь, как ты выглядишь? Я же вижу, как на тебя смотрят. Забудь о возрасте!

— Я не могу, — прошептала Лас, опуская голову. — Я не смогу.

— Теаренти? Разрешите поздравить с праздником?

Лас резко обернулась. И глаза её широко раскрылись.

Старомодный, как всегда В сером полосатом пиджаке и таких же серых брюках — да ещё с жилеткой — так уже сто лет не ходят! Видавшая виды фетровая шляпа. Усики — он недавно стал их отращивать. И изысканные манеры.

Хорёк — оружейник и специалист по технике вообще. Как говорил Умник, берегите Хорька — пока он жив, никто и ничто вам не страшен.

— Вы?! — поразилась Лас. — Хо… — и, от неожиданности, должно быть, вспомнила его имя. — Стайен?! Это вы?

— Это я, — Стайен-Хорёк отступил и церемонно поклонился. — Танцует ли теаренти по вечерам?

Лас обернулась, словно ища поддержки. Встретилась взглядом с Вейс. Та кивнула и махнула рукой — не упусти шанс! Тесан подмигнула и энергично кивнула. Будь что будет.

— Да, — и Лас исполнила церемониальный поклон. Исполнила так, что ей зааплодировали. И без свиста, насмешек и прочего, чего она опасалась.

— Но где же музыка? — поинтересовалась она вполголоса, пока Стайен вёл её к пустому пространству — похоже, его специально не занимали.

— О, это я сейчас организую! Что желаете? «Каприз мечты»? «Зимнюю сказку»?

— «Прибой у ног моих», — ответила Лас и засмеялась.

Стайен добыл из кармана указку — выглядело это как указка, во всяком случае. Сосредоточенно перебрал по ней пальцами и… взмахнул.

И заиграла музыка. Нахлынула волнами — к изумлению всех собравшихся — как будто прямо с неба,

Лас и Стайен были первыми.

На них смотрели. Все спешили к «танцплощадке». Почти сразу же к ним присоединились Эверан с Тесан, потом — другие пары, ещё и ещё. Но смотрели все на Лас и Стайена. А они танцевали и танцевали и танцевали… Стайен был осторожен и лёгок. Где он так научился танцевать? И сколько мне сейчас лет? Не сто. Нет, не сто!

Последний аккорд — и Стайен, отпустив партнёршу, отступил и вновь церемонно поклонился. И получил ответный поклон.

И пришли аплодисменты, перешедшие в овацию. Лас чуть было ен смутилась, но Стайен шепнул.

— Пусть они не знают ничего о возрасте, теаренти. И вам тоже можно забыть. Как думаете?

— Я постараюсь, — шепнула Лас, не переставая улыбаться и отвечать кивками. — Я очень постараюсь!

Те же и Хорёк, Тессегер-Лан, Неиверин 16, 1:20

— Няня… — Тесан зажала рот руками. — Лас, это было великолепно. Ты бы видела как на тебя смотрели! Все-все! Я всё заметила!

— Теаренти? — репортёр. Лас вначале нахмурилась, но потом переглянулась со Стайеном и благосклонно кивнула. — Вы позволите?

Как изменились репортёры! С ума сойти!

— Вейс, иди сюда! — Тесан быстро привыкла к легенде, а вот бабушкам она далась не сразу. — Мы же её лучшие подруги! Давайте же!

В конце концов пресса удалилась и остались просто поклонники — которые держались поодаль, но смотрели, не отрываясь, на танцовщицу и её спутников.

— Не могу поверить, что я это сделала! — призналась Лас. — Стайен, вы где так научились танцевать?

— Я танцор, — пожал тот плечами. — Не верите? А это чистая правда. Я закончил училище — здесь, кстати, в Тессегер-Лан. Только в жизни всё равно не пригодилось.

— Теаренти? С праздником вас! — всё новые и новые компании, в большинстве — молодые подходили и поздравляли, дарили цветы.

— Что происходит? — поинтересовалась Лас шёпотом, когда выдалась пауза. — Признайтесь, это подстроено? Да?

Все замотали головой, Тесан — энергичнее всех.

— Мясо! — объявила она. — Вкуснотища! Попробуйте! Стайен, прошу вас!

Хорёк не стал отказываться. Уже играла другая музыка, уже аплодировали другим. Но мы были первыми, подумала Лас. И нам аплодировали громче, гораздо громче.

— М-м-м… — Лас попробовала и не заметила, как съела всё, что оказалось на шпажке. Тесан тут же подала ей второй. — Я не думала, что проглочу ещё хотя бы кусочек. Кто готовил?

— Он! — Тесан гордо указала на брата. — Вкусно, правда?

— Великолепно, — отозвался Хорёк. — А добавку тут дают?

— Сколько угодно! — Тесан передала. — У нас много!

— Теаренти, разрешите вас снова пригласить? — Хорёк отложил неначатую шпажку.

— О, не сейчас, — Лас покачала головой. — Сделаю перерыв!

— Позволите? — Хорёк посмотрел ей в глаза, потом — в глаза Вейс.

Лас улыбнулась, кивнула. Вейс попыталась отказаться.

— Ой, нет! Да вы что! Я не умею, вот выдумали тоже!

— Умеет, — возразила Лас. — Она прекрасно танцует! Просто стесняется!

Вейс бросила на Лас уничтожающий взгляд и… сдалась.

— Лас, идём посмотрим! — Тесан схватила её за руку. — Эверан посторожит! Ну идём же!

Мне нравится, когда меня принимают за молодую, подумала Лас, вслед за Тесан пробираясь сквозь растущую толпу.

И… да. Вейс отлично танцевала. Неужели Хорёк и в самом деле обучался на танцора?

* * *

— Мы теперь знаменитости, — вздохнула Вейс. — Лас, я тебе это припомню! Это была тайна!

— Тайна? Что вы хорошо танцуете? — Хорёк вежливо приподнял шляпу. — Простите, теаренти, но я об этом и так знал.

— Откуда вы знаете? — прищурилась Вейс.

— О, это долгая история.

— А мы никуда не торопимся! Давайте-давайте!

— До утра не успею, — заверил Хорёк. — Как-нибудь потом. Теаренти, я подумал, что мне стоит кое-что отрегулировать у вас дома. Инженер говорил, у вас в поместье что-то не так работает?

— Конечно, — Лас взяла его за руку. — Может, останетесь хотя бы на денёк?

— С удовольствием! И у меня для вас послание — вас приглашают в гости!

— В гости? Кто же?

— Я не могу сказать. Просили, чтобы это был сюрприз. Но вы не пожалеете, клянусь головой!

Лас улыбнулась.

— Хорошо, Стайен. Но вначале — вы погостите у нас. Идёмте! Ещё один танец!

— Сочту за честь, — он безукоризненно поклонился. Где он мог всему этому обучиться?!

Бабушки, внуки и Хорёк, Вантар-Лан, Неиверин 16, 4:40

— Няня, это было нечто! — Тесан вся светилась. — Это что-то! Ты так держалась… а танцы… я глазам не поверила. Научи! Ну пожалуйста!

— Знать — одно, обучить — совсем другое, — покачала головой Лас. — Я могу рассказать, как меня учили. Тебе не понравится.

— Всё равно! Я очень хочу!

— Посмотрим, — Лас улыбнулась. — Вот теперь я устала. Стайен, огромное вам спасибо! Надеюсь, завтра утром вы всё ещё будете здесь!

— О, обязательно! — и вновь он приподнял шляпу. — Добрых снов. Вы позволите осмотреть ваш автомобиль?

— Разумеется, — Лас вручила ему ключи. И убежала — наверх, к себе.

* * *

Эверан и Тесан проследовали за Хорьком в гараж. Хорёк, что-то насвистывая, добыл свою указку, что-то на ней нажал, повернул, коснулся корпуса «Сокола» и тот мигнул габаритами — снят с сигнализации.

— Класс! — восхищённо прошептала Тесани толкнула брата в бок. — Учись!

Хорёк посмотрел на них, улыбнулся и, мурлыча песенку себе под нос, открыл капот. Он всё делал настолько быстро, что Тесан и её брат не очень-то понимали, что происходит. Откидывает, вынимает, что-то нажимает, иногда лезет в карман за инструментом (склад у него там, что ли?). Открыл чемоданчик — откуда он взялся?! — и достал два модуля — небольшие, но тяжёлые коробочки. Заменил ими другие. Удовлетворённо кивнул, коснулся указкой корпуса.

Двигатель завёлся.

— Давай, отлично, отчёт о состоянии, — пробормотал Хорёк. — Умница, хорошая девочка. Давай, тестируй модули. Отлично…

Тесан и Эверан переглянулись.

— А что вы сменили?

— Компенсаторы, — пожал плечами Хорёк. — вот эти, — показал на две небольших коробочки, которые вынул из автомобиля. — Третий класс, уже устарели.

— Устарели? — Эверан чуть не потерял дар речи. — Да у нас и первый не у всех стоит! Откуда у вас третий?!

— Четвёртый, — поправил Хорёк. — Секрет.

— А эти теперь куда? — Эверан указал на «устаревшие» блоки.

— Выброшу, — пожал Хорёк плечами. — На кой они мне?

— Выбросите?! — Тесан и Эверан вопросили в голос. — У нас и таких нет.

— Да, действительно, — Хорёк почесал подбородок. — Кому из вас поставить?

Эверан и Тесан долго смотрели друг на друга. В конце концов Эверан заявил.

— Ставьте на «Торнадо». Она так гоняет — смотреть страшно.

— Вери, ты прелесть! — Тесан кинулась к брату и расцеловала его. — Замените, Стайен? Да?

— Конечно, — пожал тот плечами. — Должны подойти. Так, минутку, дайте подумать…

— Сейчас я сниму с сигнализации!

— Не нужно, я сам сниму. Я не об этом, — Стайен закончил всё с «Соколом», закрыл капот и постучал по нему указкой. Щелчок, мягкое мерцание габаритов — сигнализация включена. — Я о том, хватит ли у вашего двигателя мощности. Ладно, посмотрим. У вас найдётся какая-нибудь спецовка? — посмотрел он на Тесан.

Та поморгала.

— Там полно смазки и всего такого, не хочу испортить костюм, — пояснил Хорёк. Только сейчас близнецы поняли, что Хорёк по-прежнему в парадном наряде, но не посадил пока ни пятнышка.

— Я что-нибудь придумаю! — и Тесан как ветром сдуло.

— Вери, — Хорёк отвлёкся от созерцания внутренностей «Торнадо». — Слушай, не в службу а в дружбу — организуй мне кофе!

— Я мигом! — и Эверан тоже исчез.

— Лишние глаза нам ни к чему, — пробормотал Хорёк, возвращаясь к «Соколу». — Да ещё такие любопытные. Так… где тут у нас силовой контур…

* * *

— В гараже, — Вейс выглянула в окошко. — Все трое. Слушай, пора спать!

— Угу, — Лас смотрела на себя в зеркало. Так было это или нет? Восемнадцать букетов цветов в гостиной говорят, что было. Подстроили! Точно, всё подстроили! Но всё равно, как приятно!

— Что «угу»? Массаж делать будем? Тогда — брысь в ванную!

— Да, бабушка Вейс, — пропела Лас и скрылась за дверью.

Вейс покачала головой, улыбнулась.

— Ребёнок, слов просто нет!

И села ждать — на краешек кровати.

Бабушки, Вантар-Лан, Неиверин 16, 12:00

— Может, ты перестанешь меня злить? — осведомилась Лас, не открывая глаз. Вейс опять устроилась на полу, рядом с кроватью. И спала чутко, как и положено служанке. Два раза Лас просыпалась — ужасно хотелось пить — и оба раза Вейс подносила ей стакан воды.

— Ты о чём? — Вейс приподнялась на локте. Видно было, что она давно не спит.

— О коврике. Хочешь спать в этой комнате — иди сюда.

Вейс уселась.

— Ласточка, ну в самом деле! Это всё-таки неприлично!

Лас фыркнула.

— Сидит тут не прикрывшись и говорит мне о приличиях!

— Ох! — Вейс вскинулась и оглянулась несколько раз. Нет ни ночной рубашки, ни, самое ужасное, одежды. — Куда я всё это дела?!

— Я дела, — Лас потянулась. — Не старайся, не найдёшь!

— Это свинство! — возмутилась Вейс, обернувшись в покрывало. — Ты как маленькая!

— Ты сама говорила, что мне нужно почувствовать себя молодой.

— Молодой, а не младенцем, — проворчала Вейс. — Отдавай одежду, я обиделась!

— Иди сюда, — Лас похлопала ладонью по постели. — Потом отдам.

— Зачем это? — Вейс посмотрела Лас в глаза. — А?

— Увидишь. Давай, не то выгоню в коридор голой.

Вейс медленно подошла, уселась. Она действительно обиделась, поняла Лас.

— Ложись, — велела Лас. — Ложись на живот и расслабься.

Вейс молча повиновалась.

— Моя очередь делать массаж, — пояснила Лас, стаскивая с неё покрывало. — А ты что подумала? — и не выдержала, рассмеялась.

— Свинство! — Вейс попыталась вскочить, но Лас её удержала. Некоторое время они так барахтались, пока Лас не придавила её — у основания шеи и в районе поясницы.

Вейс тут же обмякла.

— От меня не убежишь, — шепнула ей на ухо Лас. — Медвежонок, я тоже немного понимаю в массаже. Можно?

Сердитый взгляд в ответ.

Лас провела ладонью по её шее. Вейс вздрогнула, закрыла глаза.

— Можно?

Вейс едва заметно кивнула. Лас соскочила с кровати, вытащила из-под неё халат. Ей всё равно, в своей комнате она может ходить как хочет, но к чему лишний раз огорчать Вейс…

* * *

— Всё хорошо? — Лас наклонилась, погладила Вейс по щеке. Та открыла глаза. На лице её держалось счастливое выражение.

— М-м-м… прелесть. Косточки размяла… а то у меня давно спина ноет. Где ты научилась?

— Не скажу. Лежи, нас никто никуда не торопит. Воды?

— С удовольствием.

Лас вернула пустой стакан на стол. Вернулась к кровати и только сейчас поняла, что не одета — в халате стало жарко, сбросила его. Вейс смотрела на неё, продолжая улыбаться.

— Давай-давай, — Лас уселась на её место — коврик перед кроватью. — Скажи, что так ходить неприлично.

— Зануда, — Вейс закрыла глаза. — Не знаю, что ты со мной сделала, но мне нравится.

— Тело — самое естественное, что у нас есть, — Лас провела ладонью от основания шеи Вейс до «хвостика». Держи пальцы раздвинутыми, но указательный и средний должны быть вместе, учила её Странник. Проведи по спине вдоль позвоночника, указательным пальцем, большой должен быть ему перпендикулярен, легонько надави ниже пятого позвонка. Если почувствуешь тепло в районе безымянного пальца, значит, пациенту пора лечить печень.

Лас потрясла головой. Голоса. Она слышит их, очень часто. Уже почти двадцать лет не слышала.

— М-м-м… — Вейс улыбнулась. — Ещё раз!

Лас улыбнулась и повторила. Печень, Вейс. Пора заняться печенью. Впрочем, Аспирант обещал полный медосмотр. Там всё и увидим.

— Можно перевернуться на спину? — едва слышно прошептала Вейс.

— Можно, — Лас улыбнулась. — Приставать не стану.

И тут раздался стук в дверь.

— Бабушки! Обед готов!

Вейс уселась. Глаза её были подёрнуты дымкой.

— На самом интересном месте, — прошептала она. Помотала головой, рассмеялась. — Поверить не могу, что сижу тут ни в чём и мне не стыдно.

Лас подошла к зеркалу.

— Когда нет дурных мыслей, чего тут стыдиться? Твоя одежда под подушкой.

— Вернись, — Вейс похлопала по постели.

— Зачем? Тесан вернётся минут через пять.

— Одеваться и причёсываться! А ты что подумала?

…Когда Лас сумела совладать с приступом смеха, то обнаружила, что сидит на полу. Рядом с Вейс. И вещи все раскиданы по комнате. Да, зайди сюда Тесан, окончательно поверила бы — бабушкам снова стало двадцать.

Бабушки, внуки и Хорёк, Вантар-Лан, Неиверин 16, 14:30

Первое, что заметили бабушки в гостиной — Хорька. Стайен сидел в кресле в библиотеке — следующая комната — и с удовольствием читал. На носу его красовалось пенсне. Почти такое же, как у Доктора, подумала Лас. Но грусть не пришла — пришло тепло и… радость.

— Доброе утро! Простите — добрый день, Стайен!

— О, добрый день! — Стайен поднялся а ноги, отложил книгу — бережно закрыл вначале — и учтиво поклонился. — Вы замечательно выглядите, теаренти Вейс, теаренти Лас!

— Давайте просто по именам, — махнула рукой Вейс. — У нас тут всё попросту.

— Он не спал, — шепнула Тесан, проходя мимо бабушек. — Обед стынет! Идёмте!

— Вы правда не спали? — удивилась Лас. — Может, отдохнёте?

— О нет, я отдохнул. Мне нужно совсем немного. Привычка.

— Как скажете, — Вейс указала. — Прошу к столу!

За едой все молчали. С Вейс в этом смысле шутки плохи. Да и не хотелось никому говорить, до того всё было вкусно.

* * *

— Что-то с печкой, — удивилась Вейс, войдя на кухню. — Она такого никогда не показывала. Стайен! Вы не посмотрите?

— Вот только печками он не занимался, — вполголоса заметила Лас. Вейс молча отмахнулась.

— А, это, — Стайен покивал. — Тесан сказала, что правый левый угол греет неравномерно. Я уже исправил. Это новый индикатор, от перегрева.

Вейс потеряла дар речи.

— Бабушка, а ещё он покопался в стиральной машине, в твоём радио, в кухонном комбайне…

— Стойте-стойте! — Вейс подняла руки. — Что тут происходит? Стайен, вы… во всём этом разбираетесь?!

— У меня работа такая, — пожал плечами Хорёк. — Держу ремонтную мастерскую. Бытовая техника, садовые механизмы, сигнализация. Ну, иногда в автосервисе подрабатываю.

Теперь и Лас потеряла дар речи.

— Великое Море, и что вы со всем этим сделали?!

— Отрегулировал, — Хорёк вежливо улыбнулся. — Да, ваше радио теперь ловит на двадцать станций больше. Извините, если что не так. Обожаю музыкальный канал, а у вас он не ловился.

— Стайен, — Лас совладала с голосом. — Вы чудо. Можно вас попросить задержаться ещё на пару дней?

— Ла-а-ас! — Вейс всплеснула руками.

— Просто погостить! А ты что подумала?

— Да ну тебя! Я и не знаю, чем вас отблагодарить!

— Вы так великолепно готовите, — Стайен приподнял шляпу, — что другой награды не надо. — Теаренти, — он повернулся к Лас. — Меня очень просили привезти вас в гости. Сегодня или завтра.

Перенесём медосмотр на завтра, подумала Лас.

— Это надолго?

— О нет, к закату уже вернёмся.

— Езжай, — кивнула Вейс. — Тебе нужно развеяться! Отдохни!

— Езжайте, няня, — в голос повторили Тесан и Эверан.

— Хорошо, — согласилась Лас. — Прямо сейчас? Тогда минутку, я переоденусь!

Лас и Хорёк, Неиверин 16, 15:20

— Двигатель звучит иначе, — обратила внимание Лас. — Стайен, вы волшебник? Как вы успели столько сделать?

— Не умею сидеть без дела, — развёл руками Хорёк. — Да, я откалибровал его, добавил ещё один блок в реактор. Судя по записям, вы несколько раз летали в космос?

— Внуки попросили, — и зачем я оправдываюсь? Ну летала и летала.

— Реактор дошёл до девяноста процентов мощности. Такого быть не должно, ну я немного подкрутил. Простите, меня нужно вовремя останавливать, не то буду болтать бесконечно. Дайте карту, теаренти, — Хорёк нацепил пенсне. — Нам сюда, — он постучал указкой по стеклу, поверх которого нарисовалась карта.

Лас вздрогнула. Название местности наводило на мысли. На самые разные.

— Кажется, я знаю, кто меня пригласил, — медленно проговорила она.

— Вы не хотите с ней видеться? — Хорёк снял пенсне. — Извините.

— Нет, очень хочу, — Лас улыбнулась. — Полетели!

«Сокол» медленно отплыл от поместья — так, чтобы не привлекать внимания — и сорвался с места, как молния.

Лас, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 16, 16:50

— Здесь же ничего нет! — удивилась Лас, выйдя из машины.

— Это не каждому дано видеть, — Хорёк вновь добыл указку и… шагах в ста от них из ниоткуда проявился дом. Даже не дом — небольшой замок. Полуразрушенный каменный забор выглядел странно, но… сам замок поражал воображение.

— С ума сойти, — прошептала Лас. — Это вы? Это ваша работа, признайтесь?

— Нет, я только руководил, — Стайен немного смутился. — Я не прораб, но пришлось научиться.

— Я не об этом! Это вы сделали его невидимым?

Стайен кивнул.

— Слушайте, и как вас до сих пор не изловили военные!

— Они пытаются. Но им ничего не светит. Идёмте, теаренти, нас ждут.

Внутри забора тоже на вид царило запустение. Высохшие остовы деревьев там и сям, мусор под ногами, неухоженные тропинки — сплошь ямы да рытвины.

— Минутку, — Стайен протянул Лас указку. — Взмахните. Вверх и вниз.

Лас повиновалась. И тут же всё вокруг изменилось. Не стало запустения, тропинки стали ухоженными и чистыми, появились клумбы, и…

Она узнала этот дуб. Карликовый дуб, она вырастила его давным-давно. Как грустно… и как приятно было видеть его снова.

— Нас ждут, — Стайен взял её за руку. — Простите. У вас будет время погулять здесь — я уверен.

— Да, конечно, — Лас смутилась. — Идёмте!

* * *

Стайен привёл Лас в фойе — три лестницы поднимались в разные стороны. Почти сразу же вышла служанка — вернее, экономка — и приветствовала гостей поклоном.

— Рада видеть вас, теаренти!

Хозяйка уже спускалась к ним, по левой лестнице.

Она, подумала Лас. Это она. Я ошиблась? Или она разыграла? Всё равно, я безумно рада её видеть! И я обязана извиниться!

Девушка остановилась шагах в пяти от гостей. Не она, неожиданно поняла Лас. Но разочарования не было. Наоборот… Лас неожиданно стало спокойно и радостно. Герб Метуар — на мантии, украшенная золотом диадема. Хозяйка поместья и глава дома.

— Вы совсем не изменились, — голос тоже как у неё, подумала Лас. — Я рада видеть вас, Лас-Таэнин Тессерин эр Тегарон.

— Вы знаете про Страну Цветов? — поразилась Лас, забыв все правила приличия. Поклон не в счёт, это уже рефлексы.

— Знаю, — девушка улыбнулась. — И вы были моей няней. Не помните?

Воспоминания нахлынули волной. О Великое Море!

— Вессен?! Вы — Вессен, её дочь?

Девушка кивнула. Ей уже за пятьдесят, подумала Лас. А выглядит моложе меня! Что с нами всеми случилось?

— Мне говорили… что вас больше нет. Простите!

— Пусть так и думают, — кивнула хозяйка дома. — Так спокойнее. И мне, и всем остальным. Добро пожаловать в Аратрин-Таэр-Лан! Сэнье, проводи гостей, я сейчас вернусь.

Я помню её, подумала Лас, следуя за экономкой. Её я тоже помню. И она тоже намного моложе своих лет. Что-то случилось. С нами всеми.

— Плохие воспоминания? — осторожно поинтересовался Стайен, когда они остались вдвоём. — Воды? Вина? Чего-нибудь ещё? Не подумайте плохо, я тоже её родственник. И бессовестно этим пользуюсь. Здесь спокойно.

Лас улыбнулась, вытерла слёзы. Платком.

— Нет, просто я не думала, что увижу её снова. Это так приятно!

Стайен улыбнулся.

— Не буду вам мешать. Если нужен, я у себя. Сэнье вас проводит.

* * *

Вессен появилась снова — уже не в церемониальной одежде, а в спортивном костюме.

— Надеюсь, я вас не шокирую? Дома я хожу в чём хочу. И редко одеваю мантию. Хотя было очень приятно. Я рада, что вы вернулись.

— Но как вы узнали?

— Хорёк, — улыбнулась Вессен. — Простите. Стайен. Вы не любите прозвищ, я знаю. Он мне сказал, что вы решили вернуться.

— Ненадолго, — возразила Лас. — Дома мне гораздо спокойнее.

— Да, — кивнула Вессен. — Вы поужинаете со мной?

— Сочту за честь, — встала и поклонилась Лас. Вессен поднялась, обошла вокруг стола. Подошла к Лас — та спокойно стояла, глядя чуть ниже глаз хозяйки дома.

— Я всё вспоминаю, — медленно проговорила Вессен. Такая же рыжая, подумала Лас. И такая же бешеная, неукротимая, я чую. — Мне тоже говорили, что вас уже нет, няня.

Она обняла Лас — так неожиданно, что та растерялась. И почти сразу же отпустила.

— Извините, — Вессен отвернулась. — Я правда очень рада. Если бы вы могли задержаться здесь…

— Я могу приехать ещё, — улыбнулась Лас. — Я обещала внукам, что вернусь к вечеру.

— В любой день! Без приглашений, без всего этого. Приезжайте, когда хотите!

Лас кивнула, поклонилась. Я не зря вернулась, подумала она. Не зря.

— Идёмте, — Вессен повернулась. — Идёмте со мной. Вам письмо. Оно ждёт вас уже двадцать три года.

* * *

— Лас, — Вессен осторожно потрогала её за плечо. Лас сидела, скорчившись, на полу и держала в руке пульт от проектора. Вессен чуяла, что в гостье смешиваются самые разные чувства, и самым тревожным была тоска. — Лас, с вами всё в порядке?

— Да, — Лас выпрямилась. — Воспоминания. Я потеряла почти пятьдесят лет жизни. Можете представить? Пятьдесят лет я пряталась от жизни.

— Простите, — Вессен подала ей руку. — Я не соглашусь. Если я вам мешаю, я уйду. Мой дом — ваш дом.

— Нет, — Лас поднялась, ей удалось это с трудом. — Пока что хватит. Но я хотела бы…

— Да, разумеется, — Вессен прогулялась к проектору и обратно и вручила Лас пластинку. — У меня есть копия. Она тоже защищена, прочесть её можете только вы и я.

— Спасибо, — Лас спрятала пластинку. — Вы сказали, что не согласитесь. Но с чем?

— Пройдёмте, — Вессен указала. — В библиотеку. Это рядом.

* * *

— Переводы, — Вессен положила на стол книгу. К удивлению, Лас увидела на ней своё имя. Что-то с памятью? Когда она издавала это? Кто согласился? — Ваши переводы поэтов Серебряного века. Толкования пророчеств. Вы знаете, что это было бестселлером двенадцать лет?

— Нет, — Лас была ошарашена. Ей никто не говорил. А сама она не интересовалась. Умник сказал как-то, что официально они все кто умер, кто пропал без вести. А я сама ушла, подумала Лас. Взяла книгу, открыла. Откуда они взяли мои записи?! Я ведь думала, что уничтожила их!

— Это до сих пор продаётся во всех крупных магазинах. Ваше имя в десятке самых известных комментаторов к работам Серебряного века. Мне продолжить?

— Да, — Лас уселась в кресло — ноги плохо держали. — Пожалуйста.

— Ваши труды по разведению роз, по цветоводству вообще, по мифам народов Юга… Не припоминаете?

— Я уничтожила, — Лас прикрыла глаза. — Когда… я помню, я всё это уничтожила! Своими руками! Не осталось никаких рукописей!

— Видимо, что-то сохранилось, — возразила Вессен. — Лас, я читала все ваши книги. У вас вышло восемнадцать книг. Три из них популярны уже сорок с лишним лет. Неужели вам никто не сказал ни слова?!

— Никто, — помотала головой Лас. И ощутила досаду, сама не зная почему. Хороши родственники!

— Значит, я первая. И я ужасно рада! А ваши розы? Семнадцать новых сортов?

— Сто один, — уточнила Лас. — И я их все вырастила честно.

Вессен присвистнула.

— У меня только семнадцать. Я больше не нашла. Вот видите! А дети? Вы воспитали пятьдесят три человека. Они все помнят вас и хотели бы и своих детей отправить к вам — на воспитание. Боятся, что вы откажетесь — вы же не отвечаете ни на одно письмо, а звонить вам могут только Вейс и её дети. Верно?

— Верно, — Лас спрятала лицо в ладони. Ей стало стыдно. Непередаваемо, жутко стыдно.

— Лас, — Вессен подошла, присела перед её креслом. — У каждого человека свой путь. Вы хотели прервать свой, я рада, что мама вам не позволила. Ведь тогда ничего этого не было бы!

Лас выпрямилась. Вессен протянула ей носовой платок.

— Не было бы и меня, — понизив голос, добавила Вессен. — А может, и этого мира тоже не было бы. Кто знает!

— Я не гожусь в матери мира, — Лас попыталась улыбнуться, но не получилось.

— Кто знает! — Вессен подмигнула. — Не знаю, как вы, няня, а я уже есть хочу. Присоединитесь?

Лас, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 16, 19:20

Поваром у Вессен был не кто-то, а Крайен Норвин эс Тессорет эр Те-Менри, знаменитый во всех уголках света. Владелец сети ресторанов дюжине государств. Готовил лично для Её Величества. А работает и живёт вот здесь! Как тесен мир!

— Потрясающе, — произнесла Лас, когда подали вино. Крайен стоял поодаль от стола, крайне довольный. — Mes’seat, Aenarin, — произнесла Лас, поклонившись ему. — «Моё глубочайшее уважение, мастер».

— Aenarin, — хозяйка дома встала. — Это моя няня, очень уважаемый человек, когда-то они с моей мамой бились против одного врага. Я прошу вас оказать нам честь и выпить за её здоровье!

Что и случилось. Вино необычное — терпкое и, хоть и крепкое, разум оставляло чистым, а тело наполняло всего лишь приятным теплом.

— Потрясающе! — повторила Лас. — Я приглашаю вас, Вессен и вас, Aenarin, к себе, в Страну Цветов. Буду рада, если вы сможете уделить мне хотя бы день времени!

— Непременно, теаренти, — Крайен поклонился весьма учтиво. — Прошу нижайше меня извинить — я должен вас оставить!

— Я хотела вам показать ещё кое-что, — Вессен поднялась. — Ещё вина?

«Я не пью», сказала бы Лас ещё год назад. И в самом деле, пила мало. Но теперь…

— С удовольствием!

— За тех, кто нам дорог! — подняла бокал Вессен. Пили молча и не торопясь.

— Идёмте, — Вессен встала. — Это недолго. Думаю, вас это заинтересует.

* * *

— Мама строго-настрого сказала, чтобы я вначале привела вас сюда, — пояснила Вессен, отворяя дверь. О её возрасте говорили только манеры. — Смотрите, — она взмахом руки включила свет. Здесь, похоже, Вессен хранит картины. На стенах, в тубусах, в шкафах их видно немало.

И растения. Немного, но — живые. Но ведь здесь темно!

— Вон та, — Вессен указала на дальнюю стену. — Вы ведь видели её, верно?

Лас медленно приблизилась. Вессен следовала за ней, шагах в трёх. Картина казалась живой… скала, прибой под ней, лунное небо. Луна в небесах. Картина живая, подумала Лас. Волны движутся! Она остановилась шагах в трёх от картины и… блеск нарисованной Луны кинжалом впился в глаза. Лас вскрикнула, прижала ладони к лицу. Чуть не упала.

— Простите, — Вессен поддержала её. — Я знала, что проверка не нужна, с той минуты, как вы вошли в мой дом. Но я дала слово.

— Что… что это?! — недоумевала Лас. Старалась не смотреть на картину.

— Не бойтесь, во второй раз она уже не колется. Не ослепляет, — пояснила Вессен. — Это проверка. Примите мои извинения!

— Но что вы проверяли?

— Что вы именно та, о ком я подумала. Что вы настоящая Лас.

У Лас мурашки побежали по коже.

— А были и ненастоящие?

— Были, — подтвердила Вессен, не улыбаясь. — Их было много. Это, — она указала а картину, — единственный способ отличить их от вас. С гарантией.

— Я ничего не понимаю, — призналась Лас, ощущая, как перемешиваются мысли. — Кто они? Откуда взялись, кому это нужно?

— Всё позади, — Вессен взяла её за руку. — Это всё уже в прошлом. Простите меня, что я вынудила вас посмотреть на картину!

— Я не держу зла, — Лас погладила хозяйку дома по щеке. — Я видела её. Я видела эту картину раньше, очень давно!

Вессен кивнула.

— Многие видели. И тот, кто видел хотя бы раз, всегда хочет отыскать её вновь.

— Вы расскажете? Расскажете мне, что это такое и зачем оно вам?

— Обязательно. Когда будет достаточно времени. Оглянитесь, Лас, вы ничего не замечаете?

Лас оглянулась. Ничего себе! Все растения в горшках успели вырасти, и весьма ощутимо, а три даже расцвели!

— Что это? — поразилась Лас. — Не могла же…

— Именно вы, — кивнула Вессен. — Рядом с картиной ваши способности многократно усиливаются. И не с вами одной так.

— Это стоит всех сокровищ мира, — медленно проговорила Лас, глядя на картину.

Вессен кивнула.

— Но если вынести её из этой комнаты, это будет самая обычная картина.

— Вы шутите?!

— Нет. Я расскажу вам когда-нибудь. Долгими осенними вечерами у камина, — улыбнулась Вессен и Лас улыбнулась в ответ. — Слушаю! — она поднесла телефон к уху. — Да, разумеется.

— Стайен ждёт вас, — пояснила она. — Я вовсе не хочу вас прогонять, няня. И… мне неловко вас просить…

— Да, Вессен?

— У меня, я уверена, скоро будут внуки. Я…

— Я согласна, — улыбнулась Лас. — Позвоните, когда придёт время. Я отвечу на звонок.

4. Туман в зеркалах

Лас и Хорёк, Неиверин 16, 1288 В.Д., 22:30

— Вы замечательно выглядите, — заметил Хорёк. — Простите, что спрашиваю — вы в самом деле не пожалели, что съездили? Это не моё дело, но…

— Я очень рада! — Лас сама вела машину. То есть управляла полётом. Пунктир автопилота на карте был только для страховки. Мне нравится летать, подумала она и прибавила скорость. Мне…

Ей казалось, что она заснула. На короткий миг. А когда очнулась, «Сокол» стоял где-то в чаще леса, за окном качались деревья — ветер? — и обеспокоенный Стайен держал её за руку.

— Как вы себя чувствуете, теаренти?

— Что со мной? — Лас оглянулась. Снаружи в салон не проникало ни звука. — Где мы?

— Вы потеряли сознание. Выключились. Всего на пару секунд.

— Это вы посадили машину?

— Нет, она сама. Автоматика. Как ваше самочувствие? Сможете встать?

— Конечно, — Лас расстегнула ремни. — Всё в порядке!

— Давайте я дальше поведу. Поменяемся местами!

Проще всего было выйти и обойти вокруг машины. Но Лас, сама не понимая, почему, не хотела вылезать. Стайен, похоже, тоже. Лас молча добыла флакончик, проглотила таблетку.

— Через двадцать минут будем дома, — Стайен тронул несколько картинок на сенсорном экране. — Я вызываю доктора. Нашего.

— Нет, прошу вас, не надо!

— Лас, — Хорёк посмотрел ей в глаза. — Я знаю, такое с вами бывало редко. Но сейчас случается чаще. Вы нам всем очень дороги, и это не просто слова.

Лас улыбнулась.

— Хорошо, вызывайте. Но я не обещаю, что буду вежлива с ним.

Стайен улыбнулся и взял мобильник. Почти немедленно на сенсоре появилась вспыхивающая красная полоса, пронзительно взвыла сирена.

— Что это? — встревожилась Лас.

— Боевая подсветка, — пояснил Стайен, легонько стукнув пальцами по сенсору. — В нас собираются стрелять. Пристегнитесь.

Лас не стала задавать вопросы. Давно уже отвыкла в таких ситуациях что-то спрашивать. Свет в салоне приугас, лес за окнами встал на дыбы. Лас почувствовала, как кружится голова. Ускорения не ощущалось, его добавляло воображение.

— Можем не уйти, — спокойно проговорил Стайен. — Вы можете обнять меня?

— Что?!

— Лас, прошу, это не шутка. Обнять меня. Прижаться ко мне настолько тесно, насколько можете.

Лас отстегнулась и попробовала выполнить просьбу. Почти сразу же стёкла стали непроницаемо-чёрными, машину чуть тряхнуло.

— Всё, — тихо проговорил Стайен. — Всё обошлось. Можно сесть поудобнее.

— Что это было?! — Лас не могла поверить, что всё, произошедшее за пару минут, действительно произошло.

— Ракета, Лас. Ракета ПВО класса «земля-воздух». Я не знаю, кто её выпустил, будем разбираться.

— Он может пережить такое попадание?! — Лас погладила обшивку передней дверцы. Ей показалось, что автомобилю это понравилось.

— Да, и не такие может. Всё, убираемся отсюда, пока не поздно.

Бабушки, внуки и другие, Неиверин 16, 1288 В.Д., 23:10

Доктор — Аспирант — уже был в поместье. Он, не говоря ни слова, велел Лас улечься и долго водил над ней указкой-диагностом. Странник всё бы сделала руками, как и Доктор.

— Никаких отклонений, теаренти. Вы совершенно здоровы. Возможно, это просто слишком много впечатлений.

— Что прикажете делать? — сухо поинтересовалась Лас.

— Лечь отдыхать. Вы ещё не привыкли к здешнему часовому поясу. Горячие ванны, лечебный массаж, — Лас улыбнулась, поискала глазами Вейс. Та отвернулась, пряча улыбку. — И поменьше волноваться. Завтра жду вас в клинике, как договаривались.

— Теаренти, — Стайен подошёл, едва Аспирант покинул поместье. — Я думаю, вас это заинтересует. С вами хотят поговорить.

— А до завтра это не может подождать? — проворчала Вейс.

— Это ненадолго! — заверил Стайен и Вейс только вздохнула. Лас поднялась и прошла вслед а ним, в библиотеку. Стайен оставил телефон на столе и ушёл из комнаты, затворив двери.

Звонок. Лас не успела пошевелиться — телефон сам отозвался и включил видеосвязь. В воздухе возникла Вессен — изображение.

— Лас, простите, что беспокою. Стайен сказал, что у вас было что-то вроде обморока. Это правда?

Лас кивнула.

— Простите, что интересуюсь. А раньше с вами такое было? Можете припомнить, когда?

Лас уже не удивлялась. В этот день её ничто уже не удивит. И припомнила всё, что смогла.

— Поразительно, — Вессен поджала губы. Нервничает. — Видите ли, я тоже не жалуюсь на здоровье, но у меня стали случаться короткие обмороки. И если мы с вами не ошибаемся, то обмороки происходят в одно и то же время. В одни и те же дни как минимум!

Лас стало не по себе.

— Что это значит?

— Ничего. Я пока не знаю. Лас, может, вам нужна охрана? У меня нехорошие предчувствия.

— Нет, не нужна, — заверила Лас. А совсем недавно с радостью бы согласилась на охрану.

— Спокойной ночи вам. Простите мой поздний звонок. — Отбой.

— Лас? — Вейс встретила её за дверью. — Всё, тебе хватит. Быстро спать!

* * *

— Я тебя сильно испугала? — поинтересовалась Лас. Сна не было ни в одном глазу.

— Да, порядком. За руль тебе теперь лучше пока не садиться, — Вейс сидела на краешке кровати, держа Лас за руку.

— Спасибо, успокоила, — проворчала Лас.

— И одной никуда не уходить. Мало ли!

— Я уже договорилась об охране. Будут спать по обе стороны от меня и под кроватью. На всякий случай.

— Да ну тебя! Мне не смешно! Если бы у твоего автомобиля не было бы автоматики, а рядом не было Стайена, ты могла разбиться!

— Если бы, если бы… — Лас повернулась к Вейс лицом. — «Бы» мешает. Завтра, то есть сегодня, я еду на обследование. Ты и внуки тоже.

— А мне зачем?

— За компанию. Мне одной, что ли, страдать?

— То ли убить тебя, то ли обнять… — Вейс засмеялась.

— Сначала обнять. Поздно уже, Медвежонок.

— Что, прогоняешь?

— Нет, просто у тебя ноет спина и немного — печень. Пей свои таблетки и ложись.

— Откуда ты знаешь?! — неподдельное изумление в голосе.

— Оттуда. Можно, я твоей спиной займусь завтра утром?

Вейс погладила её по щеке, рассмеялась и покинула комнату. Лас прикрыла глаза, как ей показалось — на мгновение. Когда открыла, поняла, что Вейс уже там, у кровати, на коврике. В угол её поставить, что ли?

— Вейс! — тихонько позвала Лас. — Медвежонок!

— Да, Ласточка?

— Ты тайны хранить умеешь?

Вейс уселась.

— Ты сама прекрасно знаешь. Нет.

— Перестань. Что было, то было. Я про сейчас спрашиваю.

— Умею, а что?

— Скажи, я найду здесь в библиотеке свои книги?

Молчание. Вейс в замешательстве.

— Ты уже знаешь… — разочарование. — Кто сказал?

— О чём я знаю?

— О сюрпризе. Тесан, Эверан, остальные… кто проболтался?

— Я не знаю о сюрпризе. Так что проболталась ты. Просто скажи, когда ты узнала о книгах?

Вейс расстроена и смущена, какие у неё сильные эмоции! Или какое сильное у меня обоняние…

— Слушай, или встань, или ляг, я не могу так разговаривать!

Вейс встала. Долгое время смотрела на Лас, потом потупилась и поджала губы. Лас молча отодвинулась. Вейс забралась под одеяло, было видно — испугана и нервничает.

— Не трону я тебя, — проворчала Лас. — Я ничего не знаю ни о каком сюрпризе и знать не хочу.

— Спасибо, Лас, — едва слышно.

— Так ты их читала?

— Да, хотя не во всех что-то понимаю. Мне понравилось! Почему ты бросила писать?

— Мне жить не хотелось, — Лас прикрыла глаза. — Хотелось исчезнуть без следа.

Если она меня сейчас пожалеет, я её прогоню, решила Лас.

Вейс нашла ощупью её ладонь.

— Но сейчас всё по-другому, Ласточка?

— По-другому, — согласилась Лас. — С этого вечера по-другому. Мне этим вечером хорошо прочистили мозги. Я вот и думаю…

— Поздно думать, — Вейс сжала её ладонь и отпустила. — Отдыхать пора.

И заснула первой. Прикрыла глаза, прошла минута — и всё, Вейс спит. И хоть стреляй теперь из пушки.

Бабушки, внуки и другие, Неиверин 17, 1288 В.Д., 4:45

— Ты не спишь? — тихонько позвала Вейс.

— Ты и сама знаешь, — Лас тихонько рассмеялась.

— Уже выспалась?!

— Я всегда рано встаю. Просто не всегда спускаюсь за чаем, — улыбнулась Лас. — Займёмся твоей спиной? Или сразу к чаю перейти?

— Ты можешь просто полежать пять минут, а?

— Как скажешь, — Лас повернулась на спину. Вейс сейчас хорошо. Хорошо и спокойно.

Прошло пять минут, потом десять.

— Что молчишь? — поинтересовалась Вейс. Лас всё это время думала о вчерашнем визите к Вессен. И о записи, письме, которую просмотрела пять раз подряд. Ну почему, почему она не связалась со мной хотя бы за год?!

— Тебе не угодишь, — Лас снова рассмеялась. — То молчи, то не молчи.

— Поправляешься на глазах, — Вейс улыбнулась. — Какие планы?

— Нет планов. И не хочу пока придумывать.

— Отлично! — Вейс уселась. — Тогда мы займёмся твоими планами на этот отпуск!

— Валяйте.

— Ты от кого таких слов набралась? От Тесан? «Валяйте»…

— Так говорит современная молодёжь, если ты не знала. Я попрошу Тесан дать мне несколько уроков.

— Отлично! — Вейс прижала Лас обеими руками и поцеловала в обе щёки. — Я даже не буду ругаться!

— Я сейчас страшно разозлюсь, — предупредила Лас, отворачиваясь, чтобы её не поцеловали в третий раз.

— У меня дома это — самое сильное и приличное выражение самых нежных чувств! Ты не заметила?

— У тебя дома… — проворчала Лас, оттолкнув от себя Вейс. Та отодвинулась, спокойно смотрела в её глаза.

— Договаривай, — Вейс казалась самим спокойствием. — «У себя дома делай что хочешь, а у меня…»

Лас прикрыла глаза. Полежала так с полминуты. Открыла. Вейс по-прежнему смотрела в её глаза.

— Извини, — Лас уселась. — Это наш с тобой дом, Вейс. Мы обе здесь хозяйки.

Вейс не меняла выражения лица.

— Я больше так не буду! — добавила Лас почти робко. Вейс по-прежнему смотрела — словно Лас стала прозрачной. Смотрела насквозь.

Лас пододвинулась к ней. Вейс чуть отстранилась. Вот теперь она почти совсем обиделась, подумала Лас. Я чую.

Лас придвинулась (Вейс закрыла глаза) и легонько коснулась губами её щеки. Вейс улыбнулась уголками рта, и это было всё. Лас попробовала ещё раз.

Поцелуй у неё вышел только с третьего раза.

Вейс молча прижала её к себе.

— Совсем не страшно, верно? — прошептала она. — Я просто хочу быть рядом. Как у тебя в замке. Как потом, на Сердце Мира. Ты ведь приходила ко мне, когда я горела, а могла не приходить. Но ты приходила и ухаживала…

Лас отодвинулась и склонила, опустила голову. Я свинья, подумала она. Как они меня ещё терпят?

— Вставай, — Вейс погладила её по запястью. — Всё в порядке. Какая-то морская свинка обещала мне массаж. Моим старым усталым косточкам.

— Если скажешь ещё раз «старые и усталые», я тебя побью, — Лас выпрямилась. Слёз не было на её глазах, как не было и робости. Вейс улыбнулась во весь рот. — Так какие у тебя косточки?

— Старые и усталые!

Лас осталась быстрой, словно молния, реакция её не притупилась за прошедшие годы. Вейс не успела заметить, когда Лас схватила подушку, не успела и увернуться. Страшно подумать, что было бы, если бы то была не подушка — первый же удар опрокинул Вейс. Она попыталась схватить вторую подушку, но тщетно.

— Ты… у меня… забудешь… слово… «старость»! — Лас била по груди и спине. Вейс хохотала, пыталась защититься — куда там!

Лас остановилась неожиданно. Стояла в шаге от кровати, пристально смотрела на Вейс, было видно — может продолжить «избиение» в любой момент.

— Что скажете, теаренти? Какие у вас косточки?

— Ста… — Вейс не успела закончить фразы. Теперь Лас била по-другому. Почти не больно, но обидно — сбивала дыхание, «давала пощёчины», опрокидывала на спину и бок самым неприличным образом. Это длилось минуты три. Сотня ударов. Вейс знала — первый раз двадцать пять ударов, второй — сто, третий — пятьсот. О четвёртом лучше не думать.

— Какие у вас косточки? — вновь спросила Лас. Она даже не запыхалась, поразилась Вейс, которой хотелось заплакать — но нельзя, нельзя плакать, нельзя демонстрировать слабость! Эти слёзы — слабость и ничто более. Это в неё вбили надёжно. Вбили палками, плетью и позже — хлопушкой для мух. Хлопушкой было обиднее всего.

— Молодые, — Вейс с трудом уселась. Выдержала взгляд Лас. Та медленно кивнула, так же медленно поклонилась и положила подушку. Вейс держала другую — так и не смогла взмахнуть ни разу. Но если попытаться сейчас ударить, после того, как признала свою неправоту…

Что сделает Лас, непонятно. Там, где Вейс учили манерам, прежде чем отдать на услужение семье Вантар, за подобное могли забить палками насмерть. Или отсечь вероломно поднятую руку. Или скормить акулам. Вейс обучали не одну, их там было две дюжины. И все они однажды видели, как казнили одну из них, на глазах у остальных. Одну из них, посмевшую замахнуться на учителя, когда тот положил оружие на пол.

— О старости в этих стенах не говорят, — Лас уселась рядом с ней. Даже не вспотела, поразилась Вейс. Но я сумела вывести её из себя. Или не смогла? — Да?

— Да, — робко ответила Вейс и Лас… расхохоталась.

— Спасибо, Вейс, — она наклонилась и поцеловала ту в щёку. Получилось с первого раза. — Прости, если сделала неприятно. Учись обращаться с оружием! Пригодится! А теперь — брысь в ванну! Скоро готовить завтрак! Давай-давай!

Дважды повторять не пришлось.

— Я в форме, — Лас смотрела на себя в зеркало. Умница Вейс. Мудрая и добрая бабушка. Мне пора проснуться и тоже стать доброй и мудрой. Хватит жить в мире сновидений.

* * *

— Волшебство, — прошептала Вейс, когда Лас закончила. — Где тебя этому учили? Я не думала, что этому мог кто-то обучить!

«Этому». Лас сидела, разминала Вейс спину, вспоминала наставления Странника и Доктора, а потом… потом услышала голос Грозы. Голос матери Вессен.

Сложи пальцы щепотью, проведи под левым ухом, половина куан, легонько прижми там… другой рукой надави на основание шеи. Когда проснётся, через две-три секунды, нажми ещё раз и держи. Как только шея станет горячей, отпусти и проведи ладонью по шее, от правого уха до левого. Это поднимет на ноги даже паралитика, и так взбодрит… ух!

Да. Взбодрило на славу. И ещё несколько «наставлений» пришло из глубин памяти… То, что делала Лас, здесь было на грани приличия — даже если никто не видел. А в Роан…

В Роан за это могли казнить на месте. Чушь, говорила Гроза. Предрассудки и заблуждения. Плевать на приличия. Это лечение! Если я захочу приятно провести с тобой ночь, вот тогда я подумаю о приличиях. Если захочу, добавляла потом и падала от хохота. Чтобы Гроза соблюдала приличия? Легче представить мягкий камень или горючую воду. Но никто не обижался. Кроме Лас, никто не обижался. Но и Лас не могла долго обижаться. Не получалось…

— Обучили, — Лас потёрла ладони. — Тебе пока лучше не знать, кто. Как чувствуешь себя?

— Я будто заново родилась! — Вейс уселась, прислушиваясь к ощущениям. Ничто и нигде не ныло. Спина не болела, печень — тоже. Но… кто, о Великое Море, мог обучить Лас такому? Ещё пара таких сеансов, подумала Вейс, и я насовсем разучусь смущаться. — Просто чудо!

Лас погладила её по щеке. Гроза, наверное, специально не сказала — приятно было не только Вейс. Самой Лас это тоже принесло неожиданное удовольствие… тело тоже получало заряд бодрости, и тоже хотелось повторять это вновь и вновь…

Всё. Собраться, Лас! Девушке твоего происхождения об удовольствии нужно думать в последнюю очередь!

Лас отшатнулась, прижала ладони к ушам.

— Отстань, — Лас сосредоточилась, чтобы выгнать, приглушить голос. Мама, ты очень мудра, но в некоторых вопросах ты безнадёжно устарела… прости. — Оставь меня в покое, мама! Это моя жизнь!

Вейс молча смотрела.

— Ты справишься? — поинтересовалась она. Видно было — стоит только попытаться выразить жалость или сочувствие, и Лас придёт в ярость.

— Справлюсь, — Лас прикрыла глаза. — Она тревожит меня всё реже и реже. Всё, я в душ! Приберись пока!

Бабушки и Хорёк, Неиверин 17, 1288 В.Д., 7:00

— Стайен, вы снова что-то «отрегулировали»? — поинтересовалась Вейс. Лас хотела ей помочь, но была изгнана с кухни — сиди вон там и смотри! Пей чай и отдыхай! У тебя отпуск!

Хорёк улыбнулся, поправил пенсне.

— Так, мелочи. Смазал дверные петли, починил замки, настроил камеры… Знаете, у вас всё в отличном состоянии.

— Судя по вашим словам, нет, — Вейс тоже была чародейкой, и её владениями были кухня и огород. И там, и сям ей нравилось работать. По слухам, ей даже предлагали пойти в обучение известнейшие повара обоих континентов — но Вейс отказывалась. Сначала считала, что ей льстят, а потом… потом она встретила Лас, которую давно считала умершей. И вс остальное перестало что-либо значить.

— Не знаю меры! — сокрушённо развёл руками Хорёк. — Если можно что-то подправить, подправлю. Привычка.

— Может, меня чему-нибудь научите? — полушутливо попросила Вейс. Хорёк поднялся, учтиво поклонился и ответил.

— Если у вас есть задатки, с удовольствием. Если нет, так и скажу. Вы обижаетесь на правду?

— Разучилась, — Вейс оглянулась на Лас и подмигнула той. — Да я шучу, Стайен. Мне моих забот и так хватает.

Стайен кивнул и вновь поклонился.

— Теар… — он поперхнулся. — Лас, простите. Можно вас на два слова?

* * *

— Помните вчерашнюю ракету?

Лас поёжилась, кивнула.

— Я читал сводки новостей. Там говорили о плановых учебных пусках. Врут, понятно, но я кое-что узнал. Я узнал, откуда выпустили ракету, и я узнал, когда на той станции взяли нас на мушку. Угадаете?

— Когда у меня и Вессен случился обморок, — предположила Лас. Только не это, подумала она, хотя сама не знала, чего опасается. Только не это! Пусть это будет случайностью! Халатностью, совпадением!

Хорёк покивал в ответ.

— Верно. Я хочу дать вам кое-что. Так, на всякий случай. Разрешите подняться в ваши комнаты?

— Вейс, мы будем наверху! Если что, звони!

Вейс отмахнулась не глядя — иди уже, не мешай!

* * *

— Входите, — Лас негромко рассмеялась. Если в комнату входит незнакомый мужчина, да к тому же варвар, служанка должна всегда находиться позади него… Лас потрясла головой. Мама, да хватит же!

— У вас красиво, — Стайен осмотрелся. — Третья Династия, верно?

Лас расширила глаза. Ни Вейс, ни остальные не опознали в узорах, в расположении предметов, ваз, картин того, что сразу увидел Стайен. Она расставила всё так, как это делали величайшие придворные поэты Третьей Династии. И это помогало. И думать, и не болеть, и вообще жить…

— Вы многое видите, — Лас вежливо поклонилась.

— Разрешите? — Стайен указал глазами на письменный стол. Получив разрешение, положил на него свойчемоданчик и открыл. — Вот это, — протянул Лас чудесную серебряную цепочку. — Носите, если можно, всё время.

— Всё время, пока я не в Стране Цветов, — Лас примерила цепочку. Красиво! И так приятно прикасается к коже… — Что это?

— Монитор, — пояснил Стайен. — Если с вами хоть что-нибудь не так — обморок, например — то на эти вот датчики, — он положил на стол три брелока в виде змейки, обвившей латунное колечко, — поступит сигнал.

Лас захотелось сорвать цепочку и бросить её в лицо оружейнику. Но она сдержалась, прошла ещё секунда — и Лас удивилась, откуда пришла та неуправляемая ярость.

— Спасибо, Стайен, — она поклонилась.

— У меня есть четвёртый, — показал Стайен. — Я хотел бы попросить вас взять вот это, — он положил на стол «Шершень». Пистолет. Обычное оружие полицейских. — Это…

— Нет, — помотала Лас головой. — Не возьму. Я не люблю пистолетов.

Стайен кивнул.

— А это?

И положил на стол кинжал. Лас не поверила глазам. Или ей кажется, или…

— Его украли у вас когда-то. Вас за это едва не лишили имени. Но он нашёлся, теаренти.

Лас колебалась. Кинжал был талисманом. Когда его украли, всё пошло наперекосяк. А может, она просто внушила себе, что это талисман?

— Хорошо, — согласилась она. — Что вы с ним сделали? Ведь сделали что-то?

— Да, — Стайен не стал отрицать очевидного. — Смотрите. Вот видите, это украшение, камушек на гарде? Проведите по нему пальцем. Любым.

Лас повиновалась. Камушек из зелёного стал красным.

— Прошу, — Стайен вынул из чемоданчика толстый стальной прут. Один конец был срезан — словно бритвой. — Попробуйте. Прижмите палец к этому камушку и попробуйте.

Лас догадалась, что будет. Взмах… и отсечённая часть прута падает на пол. Чистый, зеркальный срез. Как бритвой.

— Если отпустить камушек, это будет самый обычный кинжал. Я не стал его оттачивать, — Стайен с поклоном протянул ножны.

— Спасибо, — Лас боязливо провела по камушку. Тот позеленел. Вот так ошибёшься и сама себя перережешь.

— О, нет, — Стайен покачал головой. — Когда камушек красный, вы не сможете пораниться. Я это предусмотрел. Батарейки хватит на пару часов непрерывной «резьбы».

— Вы волшебник! — восхитилась Лас. — Я очень рада! Правда! Это был мой талисман! Но где вы его нашли?!

— Не я, Вессен. Я думаю, она сама вам расскажет.

— Что-то ещё?

— Нет, — Стайен улыбнулся. — У меня просьба. Я хотел бы осмотреть ваш выходной тефан. И то платье, которое вам подарили родственники.

Лас прищурилась.

— Зачем это вам?

— Сниму мерку. Вессен просила. Только я этого не говорил.

Лас рассмеялась.

— Для вас — даже это, Стайен. Но только в моём присутствии!

— Разумеется! Это быстро.

* * *

— Няня, я на работу! — пропела Тесан. — Попробую взять отпуск, если получится! Если нет, буду развлекать тебя по вечерам и выходным! Вери! Ве-е-е-ри! Ты на работу едешь или сачкуешь?

— Тесс, — Лас взяла её за руку. — Я хочу научиться современному языку. Ну, «сачковать», «балдеть» и всё остальное. Раз уж я твоя подруга…

— Лас! — Вейс побагровела.

— Кто-то обещал, что ругаться не будет, — отмахнулась Лас. — Научишь?

Тесан расхохоталась.

— В два счёта, няня! Я вас возьму пару раз к друзьям на тусовку, там и научитесь. Выбора не будет! А вы правда этого хотите?

— Меня там не будет! — сердито возразила Вейс. — Ещё чего!

— Сами справимся, подумаешь, — Лас отступила на шаг, — вы меня убеждали, что я молода, вот я и поверила. Сами виноваты.

— Няня, ты чудо! — Тесан кинулась к ней, обняла… замерла.

— Можно, — улыбнулась Лас. — Теперь можно без разрешения.

Тесан чмокнула няню в щёку и унеслась за дверь. Была — и нету.

— У меня нет слов, — Вейс вздохнула. — Так ты серьёзно? Хочешь казаться молодой?

— Не казаться, моя милая, — Лас посмотрела ей в глаза. — А быть. И не я, а мы с тобой.

— Растормошила я тебя на свою голову, — буркнула Вейс. Лас попыталась обнять её, Вейс не позволила.

— Я отучу тебя ворчать, — пообещала Лас. — Когда мы с тобой познакомились, ты не ворчала.

— Конечно, — буркнула Вейс. — Чуть что — темница, чуть что — плётка. Попробуй поворчи.

— О, замечательная идея. Спасибо. И темницу, и плётку я тебе легко устрою.

— Да ну тебя! — Вейс попыталась выглядеть обиженной, но не сумела, расхохоталась. — Лас! Ну что ты со мной делаешь! — Лас сумела её обнять и прижать к себе.

— То же, что и ты со мной, — шепнула Лас. — Это справедливо, верно?

Стайен — стоял у стола, должно быть, давно — негромко кашлянул.

— Прошу простить, — он поклонился. — Нас ждут в клинике. Ваших внуков я отвезу туда днём, после работы.

— Идём, — обречённо вздохнула Вейс. — Но мы ещё поговорим.

* * *

Лас не успела завязать пояс, как заметила свёрнутый в трубочку клочок бумаги. Улыбнулась — должно быть, выпал из кармана Вейс. Она себе оставляет много поручений и пишет такие вот записки. Правда, и так всё помнит. Лас поднесла клочок к носу, нахмурилась. Тесан и… сама Лас?! Развернула клочок

«Она только притворяется подругой. Ты скоро убедишься».

— Лас! — стук в дверь. Вейс влетела, тоже с поясом в руке. И с клочком бумаги.

«Она просто использует тебя», — прочитала Лас. — Мило. — Поднесла к носу. — Тесан и ты, — вернула клочок. — Что за чушь?

— Я откручу ей голову! — пообещала Вейс. — Это уже не смешно!

— Подожди откручивать, — Лас ещё раз обнюхала обе записки. — Тесан так шутить не станет. Да и писала не она.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда. Ей гореть через четыре дня. Принюхайся, — Лас вручила записки. — А здесь нет даже намёка!

— Да, непохоже, — согласилась Вейс. — Откуда знаешь про четыре дня?

Лас вздохнула.

— Чую, милая моя. У неё через четыре дня, у нас с тобой через десять.

— Перестань, — отмахнулась Вейс. — Нашла тему для разговоров! Идём, нас ждут!

Бабушки и Хорёк, Неиверин 17, 1288 В.Д., 7:00

— Теаренти Вейс, вы первая, — Аспирант в сопровождении двух ассистенток пригласил Вейс за собой. Та посмотрела в глаза Лас, вздохнула и ушла.

Не люблю больниц, подумала Лас. Сколько ни бываю здесь, всегда зябко. Как будто сквозняк в душе… мерзкое ощущение. И так почти везде. И началось это… когда же это началось?

Тишина. Звенящая, натянутая, как струна. Непереносимая. Когда-то я тихонько напевала или зажимала уши, чтобы её не слышать, чтобы из-под неё не прорвались голоса.

— …Лас! — Вейс тихонько потеребила её за плечо. — Ты что?

Лас выпрямилась. Сидела, скорчившись, прижав ладони к ушам. Вот зараза! Теперь подумает невесть что!

— Думала, — Лас выпрямилась. Посмотрела — ассистентки и Аспирант уже ждут её. — Ты уже всё?

— Я уже всё. Ты так и сидела все эти полчаса?

— Не знаю, Медвежонок. Не люблю больницы.

— Не здесь! — прошептала Вейс и кончики ушей её покраснели. — Перестань!

Лас вздохнула и направилась туда, где её ждали. Она знала, как называют главный зал диагностики. «Пыточной», «склепом», «холодильником», и множеством других приятных слов.

* * *

— Снимите всё, включая украшения, — попросила ассистентка. Приятный голос, подумала Лас. Интересно, она знает, сколько мне на самом деле лет? — Лягте вот так. Руки за голову, пальцы рук в замок. Можете закрыть глаза, если хотите. Вам удобно лежать? Сможете так пролежать пять минут, не шевелясь?

— Да, конечно, — Лас не стала закрывать глаза. Ничего тут страшного. Главное, не заснуть.

— Будет несколько секунд, когда вам захочется спать, — ассистентка подошла к пульту. — Постарайтесь не заснуть, теаренти. Если почувствуете сильную боль, сразу говорите.

И началось.

Знаю, почему «пыточная», подумала Лас. Странник рассказывала. У некоторых от воздействия электромагнитных полей начинаются беспричинные боли. Причём не во время диагностики, что нормально, а потом. Она также рассказывала, почему «склеп». Почему «холодильник», я и так знаю. Ещё полсотни лет назад сверхпроводники требовали охлаждения и комната под прибором была огромным холодильником…

Тупая игла воткнулась где-то у основания шеи. Терпи, Лас, у тебя так всегда. Врачи говорят — нормальная реакция.

Стало жарко. Очень жарко. И почти сразу же — холодно. Палачи, подумала Лас, стискивая зубы. Сейчас смотрят на меня, улыбаются и на своём птичьем языке делают выводы.

* * *

— Теариан-то, сколько ей лет?! — поразилась ассистентка. — То, что я вижу, не ошибка?

— Не ошибка, — подтвердил Аспирант. Камень с плеч. Никакой остаточной активности в районе гипофиза и гипоталамуса. Никакой «короны» в фантомной проекции. Никакой «удавки» или «чёрного треугольника». Иногда новые проходы открывались в странные места, замкнутые на себя — «мешки», так их прозвали. И в одной сотой процентов случаев там что-то водилось. Что-то такое, от чего мы до сих пор не знаем, как спасаться. В этот раз обошлось.

— Ей сто один год, — прочитала ассистентка показания, — все системы организма соответствуют эффективному возрасту тридцать один год. Это тоже не ошибка, теариан-то Денгор?

— Не ошибка, — подтвердил Аспирант. Ты ещё не знаешь, сколько на самом деле лет твоей напарнице, подумал он.

* * *

Накатило неожиданно. Действительно, захотелось спать. Очень сильно. Лас с трудом выдерживала напор жаркой волны, что норовила унести её глубоко-глубоко. И выдержала.

И свет погас перед глазами. Но сознание осталось. Подвешенное в пустоте, в которой гулко и часто билось сердце. Лас попробовала пошевелить руками или ногами — нет ни тех, ни других. Ничего нет, только сознание.

И ощущение, что она не одна в этой пустоте.

* * *

Красный огонь, резкий звук. Аварийный останов. Все графики на мониторах превратились в горизонтальные линии.

— Денгор! — вторая ассистентка. — Пройдите в зал! Срочно!

— Бригаду реанимации — в главный «склеп», — сказал Денгор в трубку уже на бегу. — Синий код! Посторонних не пропускать!

Не сейчас, подумал он. Никакой паники. Не в этот день, Лас.

* * *

Лас очнулась. Она внутри диагноста. Жарко и душно — камера герметична. И почему она стала непрозрачной?

— Вы меня слышите? — позвала она. — Почему так жарко?

И стены вновь стали прозрачными. И Лас едва не закричала от того, что увидела.

Они бродили вокруг аппарата. Ассистентка сидела, скорчившись, в дальнем углу, а вокруг бродили они. Десятки, а может, сотни. Точно такие же, как в ту ночь — белый, праздничный наряд, непереносимая, сияющая красота. Но лицо… на нём была такая улыбка, что Лас едва не сошла с ума, увидев её. У живого существа не могло быть такой улыбки.

— Денгор! Аспирант! Что у вас происходит?!

Щелчок. Камера открывается. Все, кто был поблизости, бросились к распахивающемуся люку — чтобы первыми добраться до…

Лас закричала. Не смогла вытерпеть, не в силах человеческих было вытерпеть такое молча.

Чёрный занавес.

* * *

— Всё в порядке, — услышала она. — Глубокий обморок. Ничего более.

Лас открыла глаза.

— Что со мной?

— Обморок, — пояснил Денгор. Лас видела множество людей вокруг, краем глаза, и чуяла, что они обеспокоены. Были обеспокоены.

— Что тут было? — она попробовала сесть, но Денгор придержал её за плечи.

— Немного полежите, — он посмотрел на что-то над головой Лас. — Сейчас подействует укол, и вы сможете встать.

— Какой укол?! — возмутилась Лас. Ассистентки Аспиранта переглянулись. — Что тут происходит?

— Лас, вы чувствуете голод?

Лас прислушалась к себе, к своему телу. О да, и это не просто голод, это что-то серьёзнее.

Денгор кивнул.

— Всё в порядке. Это просто защитная реакция. Организм потратил очень много энергии.

Стало жарко. Лас только сейчас заметила, что так и лежит, ни во что не одетая.

— Мне жарко, — она посмотрела в глаза Аспиранту. — И хотелось бы одеться, если вы закончили.

— Да, одну минуту, — Аспирант отошёл в сторону, негромко поговорил с теми, что стояли — с тележкой и множеством инструментов — неподалёку и спровадил их. Ещё минута — и в комнате остались только Лас и ассистентка.

— Что со мной было? — поинтересовалась Лас. Что только ни примерещится в этом диагносте! Вот уж страху натерпелась… Ассистентка ей не помогала — не было нужды. Если не считать голода, Лас чувствовала себя великолепно. Как новенькая.

— Обморок, — пояснила девушка. — Вы нас немного испугали, теаренти. Но ничего страшного не случилось. Теариан-то Денгор расскажет подробнее.

— А реанимацию вызвали шутки ради?

Девушка смущённо улыбнулась.

— Простите, сейчас вам всё объяснят. Вот ваши вещи. Проверьте, пожалуйста, что ничего не забыли.

* * *

Витаминный коктейль — жуткая гадость. Лас так и сказала. Но Денгор настаивал — выпить до дна. Лучше всего — залпом.

— Так что со мной было?

— Обморок, — пояснил Денгор. — Примерно такой же, какой описывает Стайен. Длился десять секунд, потом вы уснули. Обычный, глубокий сон. Но за эти десять секунд ваш организм потратил много энергии, мы пока не понимаем — на что. Такое бывает, но редко, особенно поблизости от первой фазы цикла. Три дня, верно?

— Десять, — сухо поправила Лас. — У меня всё по расписанию, уже семьдесят лет. Как часы.

— Странно, — Денгор потёр переносицу. — Вам виднее, теаренти. В общем, вы нас напугали — у нас на мониторах всё улеглось.

— Улеглось?

— Ровные линии, — пояснил Денгор. — Сердце не бьётся, дыхания нет. Но в главном зале на мониторах было всё в порядке. Вы кричали, Лас — вам что-то приснилось? Показалось?

— Показалось, — Лас прикрыла глаза. Тебе бы такое показать, я бы на тебя посмотрела. — Неприятные воспоминания.

— Вот заключение, — Аспирант протянул ей конверт. — Никаких системных проблем. Скажите, предыдущие обмороки случались за одну-две недели до первой фазы?

Лас задумалась. Верно, подумала она. Что и подтвердила вслух.

— У некоторых женщин такое бывает. Обычно всегда есть предвестники — звон в ушах, ощущение эха, жар. За минуту-две до обморока.

Лас неохотно кивнула. Да. Почти всегда что-то такое было, он прав.

— Ничего страшного, — Денгор улыбнулся. — Это бывает. Я могу назначить вам…

— Никаких таблеток, — отрезала Лас. — Я совершенно здорова, и вы это знаете. Один вопрос, Денгор.

— Слушаю.

— У меня всё ещё могут быть дети?

Он кивнул.

— Да, могут быть — репродуктивная сфера в норме. На уровне тридцать одного года. Вам позавидовало бы большинство женщин.

— Не надо так шутить, — Лас поднялась. — Что вы посоветуете?

— Больше витаминов. Больше положительных эмоций. Больше свежего воздуха. Если хотите сесть за руль, следите за предвестниками. Но лучше до завершения второй фазы не садиться за руль вообще. Я могу заказать вам и Вейс столик в ресторане, если хотите. За наш счёт.

— Спасибо, — Лас криво улыбнулась. — Не обижайтесь, Денгор, но за счёт больницы я не хочу ничего.

Денгор коротко поклонился.

— Удачного вам дня. Вейс ждёт вас в машине.

Едва Лас покинула комнату, Денгор набрал номер.

— Чёрная петля, Вессен, — произнёс он в трубку. — Нет, не жертва. Охотница. Нет, ошибки быть не может. Я лично привезу все записи. Конечно, за ней будут наблюдать. Да, за всеми ними. Да, будет сделано.

— Мне очень жаль, Лас, — произнёс он, положив трубку. И отчаянно захотелось напиться. Вдрызг. Так, чтобы не просыхать пару недель. Пошло всё подальше, подумал Денгор. Вот сегодня и напьюсь. Отвезу ей всё и напьюсь.

Он подумал и набрал второй номер. Стайен. Но там было занято. Вессен, подумал Аспирант. Она меня опередила.

Бабушки и Хорёк, Неиверин 17, 1288 В.Д., 13:00

— Я знаю великолепный ресторан, — Хорёк вызвал карту города и указал. — Вот тут. Настоящая кухня Роан, Фаэр. Что скажете?

— Я скажу… — Лас посмотрела в глаза Вейс. — Я бы купила мяса. Много-много, разного-разного. И рыбы. И соусов. Самых злых. Вернулась бы домой и зажарила на углях всё, что можно зажарить. И никаких ресторанов, мы сами всё сделаем.

Вейс довольно улыбнулась и кивнула.

— Сами выберете? — Стайен стёр карту. — Куда прикажете?

— Её — домой, — распорядилась Вейс. — А мы с вами прокатимся до магазина. Лас, ты пока всё приготовишь. Поехали! Я тоже есть хочу, сил нет.

* * *

— Слушайте, вы так и будете в парадном костюме? — удивилась Лас, когда Стайен взялся помогать ей с жаровней. Угли приготовить — тоже искусство, и Вейс вечно ворчит, что всё не так сделано, не тот запах, не тот жар…

— А что?

— Не жалко его? Такое ведь не купить, на заказ делали?

— Не купить, — согласился Хорёк. Взял со стола бутылочку с маслом и, к ужасу Лас, щедро полил им рубашку и брюки. Приправил красным соусом — от которого уже ничего и никогда не отстирать. Потянулся за…

Лас поймала его за руку.

— Хватит! Что за шутки?!

— Минутку, — попросил Хорёк. Впрочем, Лас и сама видела. Пятна впитались, всосались в ткань — они таяли на глазах и пропали меньше, чем через минуту.

— Вот это да! — восхитилась Лас. — Вы это сами сделали?

— Это прототип, — пояснил Хорёк. — Талисман своего рода. Есть уже модели получше.

— Вейс бы такой! А то она вечно ворчит, что не отстирывается.

— Уже, — Хорёк полил соусом кусочек хлеба, положил в рот и закрыл глаза. — Вкуснотища! Где вы такой покупаете?

— Сами делаем, — Лас вытерла лоб. — Этой бутылке уже лет сто. Вейс всё жалко её выкинуть. Что значит «уже»?

— Уже. Я немного поработал над её фартуками. Попросите её, чтобы не стирала в горячей воде. Скажите — специальная пропитка. Так, в сущности, и есть.

— Так-так! — Лас хотела рассердиться, но накатывало веселье. — А у меня вы ни над чем не «поработали»?

— Нет пока. Если нужно, скажите.

— Приезжайте к нам в Страну Цветов! Вейс меня уже замучила — кругом ей пятнышки мерещатся, ничто не отстирывается…

— О, это с удовольствием. А вот и Вейс.

— Опять мне косточки перемываешь? — Вейс поставила кастрюли на стол. — Не стыдно?

— Ты — мне, я — тебе. Чем ещё заниматься женщинам в самом расцвете сил?

— Да ну тебя! — расхохоталась Вейс. — Всё, ставьте на угли, иначе я кого-нибудь съем.

— Я вас спасу, теаренти, — пообещал Стайен. — Отдохните. Я сам.

На пороге дома Лас обернулась — Стайен, седовласый, остроносый, тощий, в роскошном костюме, стоял среди клубов дыма и взмахивал «опахалом». Старым — нет, старинным — куском фанеры. Сейчас разве найдёшь где-нибудь настоящую фанеру!

— Испортит костюм, — с сожалением заметила Вейс. И не поняла, почему Лас расхохоталась.

Бабушки и Хорёк, Неиверин 17, 1288 В.Д., 15:30

— Ужас, как вкусно! — Лас махнула рукой. — Стайен, когда следующая порция?

— Минут через пять, — Хорёк вернулся за стол. Дымом от него не пахло, хотя стоял в самой гуще. Вейс покачала головой.

— «Ужас». Лас, это вульгарно!

— Так говорит Тесан. Можно ей, можно и мне. Стайен, вы можете что-нибудь сказать об этих записках?

— Немного, — Стайен изучил записки под лупой — в пенсне, то есть — и сложил их обратно в банку. — Мне нужно время. Листки из такого же блокнота?

— Или того же самого. И появились, когда Тесан уже ушла, — пояснила Вейс. — Сидите, сидите, я сама схожу.

— Очень, очень странно, — пробормотал Хорёк. — Теаренти, я хотел бы вас попросить. У вас в комнате, на кровати, лежит тефан. Подарок от меня и Вессен. Когда надумаете выезжать в город, одевайте его. Или хотя бы часть его — пояс, например.

— Как вы попали в мою комнату?

Стайен улыбнулся, развёл руками.

— Дверь была не заперта.

— Это не смешно! — резко ответила Лас.

— Дверь была не заперта, — повторил Стайен. — Я оставил бы в библиотеке. Должно быть, вы забыли запереть.

— Я никогда не забываю, — возразила Лас. — Вы можете осмотреть мою комнату? Ну, чтобы…

— Уже. У вас всё в порядке. И в других комнатах тоже.

Лас прикрыла глаза, сосчитала до десяти.

— Спасибо, Стайен. Извините. Зачем мне его одевать?

— Защита, — пожал плечами Хорёк. — От мелких неприятностей.

— Скажите, — Лас понизила голос, — зачем вы просили меня обнять вас? Там, в машине?

— На мне аналогичный костюм, — пояснил Хорёк. — Если бы что случилось…

— Вот как, — улыбка Лас потускнела.

Хорёк встал.

— Теаренти, я был бы рад, если бы вы меня обняли в других обстоятельствах, но я не посмел бы даже намекнуть!

— Намёков и не нужно, — Лас встала. Трудно обнимать человека, который выше тебя на две головы. Но ей удалось.

— Я вам не мешаю? — Вейс поставила на стол новые порции. — Вы как хотите, а я ещё съем!

— Бабушки! — довольный голос Тесан. — Вы где? О, Стайен, добрый день! Ого, уже начали!! А нам что-нибудь оставили?

— Тесан! — укоризненно покачала головой Вейс. — Как не стыдно!

— Какой тут стыд! — Тесан подбежала, обняла няню, потом — бабушку. — Я после этого вашего медосмотра слона съесть готова! Вери! Ве-е-ери! Поторопись, а то я за себя не ручаюсь!

— Переодеться, вымыть руки и только потом за стол, — ледяным голосом распорядилась Вейс. — Марш!

Тесан испарилась, словно её и не было.

— Я прослежу, — Стайен поднялся и ушёл туда, где в глубине сада жарилось мясо.

* * *

— Вейс, ты чего?

Лас присела перед ней на корточки. От съеденного и выпитого она захмелела — хотя ни капли спирта. Было очень хорошо, невообразимо хорошо. И вот — Вейс, мрачная как туча, вот-вот расплачется.

— Медвежонок! — прошептала Лас. — Ну что случилось? Стайен спас мне жизнь, там в машине. Тесан подбежала ко мне, потому что я стояла ближе. Перестань!

Вейс скользнула по ней взглядом и вновь уставилась куда-то в пространство.

Лас встала у неё за спиной, обняла, склонилась и медленно поцеловала в щёку. Вейс вздрогнула, прикрыла глаза.

— Мир?

Вес взяла её за руку, крепко сжала. Вытерла лицо полотенцем.

— Иди, помоги ему, — кивнула в сторону сада. — Мы с тобой потом поговорим, — и рассмеялась. — Мир, мир.

Бабушки, Неиверин 17, 1288 В.Д., 18:40

— Как вы могли подумать! — возмутилась Тесан. — Зачем мне так шутить? Зачем мне вас ссорить?

— Почему нас? — поинтересовалась Лас. — Почему именно меня и Вейс?

— Кроме вас, никто записок не получал, — пожала плечами Тесан. — Это первое, что приходит в голову! Что вам намекали друг на дружку!

— Я исследую, — Стайен кашлянул. — Посмотрим, что удастся найти. Итак, молодые люди, — он перевёл взгляд с Тесан на Эверана. — Вы хотели кое-чему научиться? Я собирался подкрутить кое-что в «Торнадо». Составите компанию?

— Конечно! — Тесан захлопала в ладоши. — Бабушки? Вы с нами?

— После такого обеда? Ну уж нет, мы погуляем по саду, выпьем чайку, — ответила Вейс. — У меня ни на что больше сил нет!

— У меня тоже, — Лас встретилась взглядом с Хорьком и тот едва заметно кивнул.

— Я так и думала! Но ночную прогулку я вам всё равно устрою! Не спрячетесь!

— Вот юла, — вздохнула Вейс, когда они с Лас остались одни. — Он молодец. Всё понял.

— Идём, — Лас указала в сторону беседки. — Чай я принесу. Идём, посидим.

* * *

— Что случилось, Медвежонок? Что на тебя нашло?

— Я не знаю, — Вейс прикрыла глаза. — Там, в больнице, мне показалось, что тебя не стало. Не знаю, почему. Я поняла, что тебя уже нет. Я хотела побежать, узнать, что случилось, и…

Она прикрыла глаза.

— И заметила. Рядом со мной кто-то стоял. Я почуяла, увидела её тень. Это она, Лас. Она пришла туда, ко мне, и стояла. Мне было страшно, я боялась посмотреть, кто это. А потом я очнулась, мне сказали, что ты сейчас придёшь.

Лас молча прижала её к себе. Бедная Вейс. Наверное, это была одна из них. Хорошо, что ты не посмотрела в её лицо.

— Извини, — Вейс отстранилась. — Лас? С тобой в в порядке?

Лас замерла, глядя в одну точку, лицо её стало пустым.

— Лас! Лас, очнись!

Сорок три года назад

— Ты пришла за мной? — Лас сидела, держа кинжал в руках. Гроза не могла не прийти. Можно было сбить с толку остальных, но не её. Можно было не оборачиваться.

Одно движение. Всего одно движение кинжалом. Гроза может многое, но даже она не успеет.

— Нет, — Гроза закрыла за собой дверь. Замерла. Сделай она хоть шаг, случилось бы то движение. — Когда я прихожу провожать кого-то, у меня с собой фонарь.

Лас оглянулась. Гроза не стала принимать ничей облик, оставалась сама собой.

— Фонарь? Зачем? Стой где стоишь!

— Я устала, — Гроза потёрла лоб. — Можно сесть?

— На пол, — махнула рукой Лас. — Садись на пол. Не подходи! Что за фонарь? Зачем?

— Обычный фонарь. Чтобы освещать дорогу, — пояснила Гроза. — Там темно. И нельзя стоять на месте, чтобы привыкнуть к темноте.

— Тогда сходи за фонарём.

Гроза засмеялась. Невесело и устало.

— Нет, не пойду. Мне и так хорошо.

— Хочешь посмотреть? Тебе ведь это нравится? Повернуться к тебе лицом?

— Нет, — Гроза прикрыла глаза. — Никогда не нравилось. Знаешь, почему я не сошла от этого с ума? Потому что знала: это пройдёт. Взойдёт солнце, прогонит ночь, кошмары рассеются. Так и случилось.

— А потом снова придёт ночь и новые кошмары, — Лас почувствовала, как дрожат руки. Не дай ей себя заговорить. Она всё равно не поймёт.

— Лас, ты же помнишь, как её провожали? Помнишь? Вспомни, что ты там видела?

Лас припомнила. Сочувствие, но без боли. Печаль, но без надрыва. Скорбь, но без отчаяния. Были песни — но светлые. Ни рыданий, ни безнадёжности. Её просто проводили в дальний путь. И пожелали вернуться — когда и если захочет, когда придёт час.

— Вот именно, — Гроза поднялась на ноги. — Я не знаю, что ты сейчас чувствуешь. Наверное, я могла бы узнать, но не стану подслушивать. Я уйду, Ласточка, но я вернусь. С фонарём или без, решай сама. Я не перестану любить тебя в любом случае. И никто не перестанет, что бы ты ни сделала.

Едва дверь за ней затворилась, Лас упала на колени. Кинжал выпал из рук.

— Прости, — прошептала она, сама не понимая, к кому обращается. И упала в обморок — так ей показалось. А может, заснула — от чудовищного перенапряжения.

Гроза пришла через час. Без фонаря. Проводила Лас к остальным — и там тоже не было ничего тёмного — никто не плакал, не убивался. Просто на одном из портретов появилась чёрная рамка, а на одной из стен — белая полоса. Она ушла, но осталась. В этой комнате всегда ощущалось её присутствие — все последующие года.

…Где теперь эта комната? Где все? Моя вахта закончена, сказала Гроза в письме, которое передала Вессен. Завтра я покидаю вас. Мы с тобой последние — ты остаёшься на вахте. Не оплакивай меня. Мы все встретимся, я обещаю. Береги себя, Ласточка! Я не прощаюсь.

В её голосе не было ни печали, ни сожаления, ни скорби. Её просто призвали на последнюю службу. Когда-нибудь это должно было случиться.

Бабушки, Неиверин 17, 1288 В.Д., 19:30

— Досталось тебе, — Вейс крепко сжала плечо Лас и налила ей ещё чая. — Теперь я почти понимаю. И молчала! Ни словечка ведь не сказала!

Ничего не понимаю, подумала Лас. Её всё ещё била дрожь, но становилось лучше. Я что, всё это рассказала вслух?

— Что бы это изменило? — полюбопытствовала она.

— Ты всё-таки свинка! Всё! Всё бы изменило! Вот что, милочка: больше ты не будешь одна. Ни днём, ни ночью!

— А это прилично? — не удержалась Лас.

— Да чихать я хотела! Ты поняла, о чём я, не притворяйся. Всем когда-то нужно одиночество, но надо же и меру знать!

— Вейс, — Лас прикрыла глаза. Слабость накатила и прошла. — Не оставляй меня.

— Размечталась! — Вейс подбоченилась. — Ни я, ни внуки. Ни все остальные. Я тебя из-под земли достану, если что! Всё, вставай. Мы выпьем сегодня за тех, кто ушёл, и споём для них. Всё, как надо. Но жить ты будешь с живыми.

* * *

— Бабушки! — Тесан восторженно хлопнула в ладоши. — Всё-таки пришли! А мы уже почти закончили!

— Нам захотелось прокатиться, — пояснила Вейс. — До ближайшего злачного места. Кто нас отвезёт?

— Бабушка! — Тесан была потрясена. — Ты серьёзно?!

— Ещё как! Мы будем веселиться до утра. Ну, кто о нас позаботится?

— Я, — ответили Тесан и Эверан хором. Рассмеялись. — Стайен, вы с нами? — поинтересовалась Тесан.

— С удовольствием, — и Хорёк надел шляпу. — Завтра мне уже на работу, и надо как следует развлечься.

Бабушки, внуки и Хорёк, Неиверин 18, 1288 В.Д., 4:30

— Ну вы даёте, — в очередной раз заметила Тесан, помогая бабушкам выбраться из машины. — Такое никто не забудет!

— Это точно, — Хорёк был единственным, кто оставался трезвым. Выпил, казалось, больше всех, а трезв как стекло. — Теаренти, вам помочь?

— Нет, вдвоём мы как-нибудь справимся, — заплетающимся языком возразила Вейс. — К тому же, это ужасно неприлично! Лас, фу…. ты меня напоила! Как не стыдно!

— Простите, — у Лас язык не заплетался, но видно было — и она перебрала. — Простите нам это, Стайен. Вы чудо. Я бы вас ещё раз обняла, но она меня убьёт!

— Убью! — подтвердила Вейс. — Сейчас же и убью!

Тесан смотрела на всё это с восхищением. Эверан ещё не вернулся из гаража. Он много пропустил, подумала Тесан.

— Спокойной ночи! — видно было, что Вейс не вполне понимает, кто она и где. — Лас, пойдём! У меня к тебе очень серьёзный разговор!

И они удалились — держась друг за дружку и пошатываясь.

— Завтра им будет плохо, — обеспокоилась Тесан.

— Сделайте холодный чай, добавьте дольку лимона, — посоветовал Хорёк. — Завтра пригодится. Вы сами как, справитесь?

— Не впервые, — Тесан улыбнулась до ушей. — У меня «шлем»! — показала на виски. — Могу пить сколько угодно.

— Вы не очень обидитесь, если я предложу проверить ваш «шлем»?

— Вы и в этом разбираетесь?! — поразилась Тесан. — Знаете, я вам что угодно разрешу! Ну почти!

— Тогда давайте завтра.

Наверху послышались возмущённые возгласы и шум — что-то упало. Или кто-то.

— Как бы чего не вышло… — Хорёк посмотрел наверх.

— Я посижу под дверью, — пообещала Тесан. — Не бойтесь. Они ужасно любят друг друга, только никогда не сознаются. Я постерегу! Отдыхайте!

Хорёк и Тесан, Неиверин 18, 1288 В.Д., 5:20

— Тесан! — Хорёк осторожно потрогал девушку за плечо. Спала прямо на полу у дверей в комнаты Лас. Тесан поморгала, потянулась… зевнула и смутилась.

— Идёмте, — Хорёк помог ей подняться. — Я приготовил поесть. Всё равно мне не спится. Пока никто не видит, можно и «шлем» проверить.

Тесан прыснула, зажала рот ладонями.

— Почему никто не должен видеть?

— Вы поймёте. Сами всё поймёте.

— Давайте! Только сначала поедим. Ох, чего я наслушалась тут за ночь…

— Тесан! — укоризненно протянул Хорёк.

— Ой, не будьте вы как бабушка! Их весь дом слышал, так шумели. Могли бы тишину включить, если бы не хотели. Нужно мне прямо подслушивать!

— Всё, молчу, — Хорёк предложил ей руку. — Идёмте.

* * *

— Вы правда так мало спите? — аппетит у Тесан оказался волчьим. — Час или два? Вам хватает?

— Привык, — развёл руками Хорёк. Его привычка то и дело поправлять пенсне и подкручивать пальцами усики забавляла девушку. — Скажите, бабушка знает, что у вас «шлем»?

— Нет, а что? Не хочу её зря расстраивать. У нас это многие себе поставили. Жуть как удобно!

Хорёк вздохнул. «Шлем», он же «паутина Стайена». О втором названии знают единицы. Первый удачный опыт управления гормональными системами при помощи точечных источников сверхслабых модулированных электрических полей. Вживляется в тридцать две активных точки на голове, не определяется детекторами металла в аэропортах, не боится обследования в диагностах, при частичном разрушении просто перестаёт действовать. Но в некоторых странах ношение «шлема» запрещено, и если обнаружат — то крупный штраф и высылка обеспечены.

И самое главное — стоит очень недёшево. Откуда у Тесан столько денег?

— Идёмте, проверим, насколько удобно, — встал Хорёк.

Тесан оживилась.

— Куда пойдём?

— Где нас никто не услышит.

— Да хоть здесь! Включите тишину и всё. Бабушки до вечера не проснутся!

— Как скажете, — Хорёк добыл «волшебную палочку» (так Тесан называла про себя его указку), три-четыре постукивания — и звуковая защита действует. Теперь ни в кухню, ни наружу звуки не проходят.

Тесан рассмеялась.

— Вы ей всё можете включить или выключить, да? Всё-всё?

— Практически. Так, сядьте в кресло. Расслабьтесь. Держите язык за зубами. Я буквально — чтобы не прикусить. Готовы?

Тесан кивнула — готова. Хорёк ещё одним взмахом указки включил телевизор, вот только вместо новостей на нём появилась… картинка. Тесан, анфас и профиль. И сеточка точек на её голове. Я так и думал, подумал Хорёк. Ставила подпольно. Там это стоит раз в десять меньше

— Где вам его ставили?

Тесан замялась. Четыре пары точек на экране изменили цвет — из пронзительно-синих стали зелёными.

— Что это значит? — удивилась девушка, указывая на картинку.

— Это значит, что вы думаете, что бы такого соврать, — пояснил Хорёк. — Скажите правду. Это была «рекламная акция», верно? Вам что-то втёрли о скидках, и всё такое, и сертификата не дали?

— Откуда вы знаете?!

Хорёк тяжело вздохнул.

— Тесан, вам его поставили нелегально. «Шлем» делает единственная компания, ММТ. Ни у кого больше нет лицензий. А у вас — подделка. Кустарного производства. Показать, чем это опасно?

— Покажите, — Тесан надула губки. Ей обидно. Она в самом деле думала, что это рекламная акция. Подруга посоветовала. Ох и достанется подруге…

— Так… ну, давайте для начала вас развеселим, — Хорёк постучал ногтем по указке, взмахнул ей — и Тесан принялась хохотать. Всё сильнее и сильнее. Когда она уже начала задыхаться, Хорёк взмахнул указкой и Тесан тут же уселась прямо, тяжело дыша, вытирая слёзы и глядя на Хорька широко раскрытыми глазами.

— О Великое Море! Это вы? Это вы заставили меня смеяться?!

— Я, — Хорёк снова вздохнул. — Я могу сделать с вами что угодно. Заставить смеяться или плакать, переживать депрессию и что угодно ещё. Понимаете? У вас подделка. Запрещённая законом.

— Что же мне делать? — жалобный взгляд.

— Моя сестра приглашает вас всех к себе. Бабушек и вас с братом. Там у меня мастерская. Я поставлю вам настоящий «шлем», не подделку. Или просто сниму этот.

— Но откуда?! Как вы…

— А, очень просто. Это я его изобрёл.

Тесан потеряла дар речи.

— Не может быть! Слушайте, это уже слишком! Ну признайтесь, что соврали!

— Провалиться на месте, если вру! — Хорёк выглядел совершенно серьёзно.

Тесан долго смотрела ему в глаза.

— Только бабушке не говорите! — прошептала она умоляюще. — Пожалуйста! Она меня убьёт!

Вот за это точно убьёт, подумал Хорёк.

— Не скажу ни слова. Если хотите, могу его отключить.

— А его можно отключить?! — поразилась Тесан.

— К настоящему полагается сертификат и пульт управления. Его вообще-то включают только на время цикла. Ну или если нужен иммунитет к…

— Да понятно! Чтобы не «угладили»! Я давно уже не маленькая, говорите простыми словами!

— Вот именно. Кстати, вам в нём лучше, чем без него?

— Лучше, — согласилась Тесан. — Теперь не четыре дня, а полдня. И не хожу, как варёная, и на людей не кидаюсь. Хоть здесь не обманули!

— Вы можете дать адрес, где вам ставили?

— Я боюсь, — Тесан посмотрела ему в глаза. — Мне же придётся идти в полицию!

— Не придётся. Вообще не будет никакой полиции. Я прикрою эту лавочку своими средствами.

— Слушайте, ну вы даёте! Я вас сейчас начну бояться! Скажите, сколько вам лет? Мы с Вери поспорили, он говорит — вам за семьдесят, а я думаю, что сорок с небольшим!

— Семьдесят четыре, — приподнял шляпу Хорёк. — Сегодня не ваш день.

— Ладно, — тяжело вздохнула Тесан. — Выключайте его. Сама виновата. Пусть всё будет по-честному.

Бабушки, Неиверин 18, 1288 В.Д., 13:30

— Лас, ты как? — слабый голос Вейс.

— Как огурчик, — Лас уселась на кровати. — Ты хоть помнишь, что вчера вытворяла?

— А сама? Там надолго запомнят твой танец с кинжалом! Как тебя не арестовали, не понимаю! Ох! — Вейс схватилась за горло. — Мне плохо…

— Сейчас, — Лас соскочила на пол, добежала до окна. Там, в горшке, рос перчик — красный, огненный, жгучий на вид. Сорвала один стручок.

— Вот, — протянула его подруге. — Медленно разжуй.

— Ты издеваешься, да? — слёзы навернулись на глаза Вейс. — Смерти моей хочешь?

— Это только выглядит как перец. Смотри! — Лас откусила половину стручка и медленно разжевала. Проглотила. Вейс смотрела широко раскрытыми глазами. — Ешь давай!

Вейс повиновалась. На лице её возникло изумление.

— Вкусно! Что это такое, Лас? Ты где взяла?

— Вчера вырастила. Перед тем, как мы уехали. Знала, что пригодится. Поправилась? Тогда бегом в душ!

— Я не дойду, — Вейс прикрыла глаза.

— Ох уж эти бабушки! — Лас протянула ей руку. — Идём.

* * *

Вейс понемногу ожила. То ли перчик, то ли душ, то ли массаж помог — кто знает.

— М-м-м… — промурлыкала Вейс, когда Лас закончила. — Я тоже многое упустила… Можно, я немножко полежу? Всё равно давно не утро.

— Конечно, — Лас уселась на пол, глядя на Вейс. Мне хотелось, чтобы она сделала мне что-нибудь такое. Но я никогда не попрошу. Не смогу. Глупо, понимаю, но не могу. Ох, мама, мама… что же ты со мной сделала…

— Слушай, мы идём сегодня на свидание? — поинтересовалась Вейс. — Нас ведь вчера пригласили.

— Мы согласились — придётся идти.

— Я этого не переживу! Придумай что-нибудь! Я старше его на восемьдесят лет!

— А кто тебя тянул за язык?

— А ты? Ты пойдёшь?

— Конечно. Я ничего не обещала. Просто встретиться и поговорить. Я девушка строгих правил.

Вейс зарычала. Звучало неубедительно.

— Ничего, это полезно для здоровья, — Лас посмотрела ей в глаза. — Разве нет? Все врачи так говорят.

— Если ты будешь делать мне массаж, — Вейс закрыла глаза, — мне никто больше не нужен.

Лас усмехнулась, покачала головой.

— Буду. Но на свидание мы всё равно пойдём.

Вейс обречённо вздохнула.

— Лас, можно я тебя спрошу?

— Конечно.

— Это очень личное.

— Пожалуйста.

— Только не обижайся!

— Спрашивай уже, — проворчала Лас.

— Почему у тебя нет своих детей? У тебя ведь всё в порядке, я знаю. И ты хотела, я тоже знаю.

Лас посмотрела Вейс в глаза, вздохнула.

— Прости. Мне не нужно было спрашивать.

— Я трижды собиралась. Было три человека, которым я доверила бы себя и детей.

— И что?

— Как только мы с ними всё решали, они погибали. Через день-два.

Вейс уселась. Побледнела — белее снега.

— Лас, прости! Я не знала!

— Ничего, Медвежонок. Пятьдесят человек зовут меня няней. Разве это плохо?

— Отчего они погибли?

— Не знаю. И больше не хочу пробовать. Наверное, не в этом моё счастье.

Вейс отвела взгляд и помотала головой.

Бабушки и внуки, Неиверин 18, 1288 В.Д., 15:00

— Вот это да! — прошептала Тесан, глядя как Вейс и Лас спускаются по лестнице — бодрые, энергичные и улыбающиеся. — Я бы так не смогла. Ничего себе!

— Старая школа, — вздохнула Лас. — Десятилетия упорных тренировок. Чем, по-твоему, мы занимаемся в Стране Цветов?

— Лас! — Вейс схватилась за голову. — Ну и кем нас будут считать?!

— Я говорила про здоровый образ жизни. А ты о чём подумала?

— Да ну тебя! — Вейс в сердцах оттолкнула подругу и прошла на кухню. — Тесан, это ты приготовила? Умничка!

— Мы уже завтракали и обедали, — пояснил Стайен, возникая на пороге библиотеки. — Мне пора покинуть ваш гостеприимный дом, теаренти. Дела. Можно вас на минутку? — Хорёк заметил, как помрачнела Вейс. — Вас обеих. Тесан, вы не подвезёте меня?

— Да, с удовольствием! — Тесан расцеловала обеих бабушек и выбежала из дому.

— Лас, меня попросили обеспечить вашу безопасность. Пока мы не выясним, кто запустил ту ракету, вот, — он протянул ладонь. На ней — две брошки. — Экстренная связь. Телефон у вас всегда с собой?

Лас кивнула.

— Отлично. Моё кодовое имя — «Хорёк». Если будет сигнал — а вы сразу поймёте — просьба делать в точности то, что я скажу.

— А моё кодовое имя? — поинтересовалась Вейс. — Не подскажете? Кем вы меня называете?

— Вы у нас «Сойка», теаренти, — приподнял шляпу Хорёк.

— Хорошо хоть не «сорока», — проворчала Вейс. — Что за ракета? Что вы уже успели натворить?

— Когда мы возвращались, на «Сокол» навели ракету, — пояснила Лас. — Мы не смогли уйти.

Вейс потеряла дар речи. Правда, всего на несколько секунд.

— Великое Море! Кто это сделал?! Зачем??

— Мы выясняем, — Хорёк продолжал протягивать брошки. — Возьмите.

Лас забрала обе.

— Если «Сокол» выдержал попадание ракеты, — медленно проговорила Вейс, — то может быть, на нём и ездить?

— Именно об этом я и прошу. Если выезжаете куда-нибудь — то пусть это будет «Сокол». Я немного модернизировал остальные два автомобиля. Подстраховался. Но «Сокол» мощнее во всех смыслах.

— Если смогли навести ракету, — Вейс посмотрела в глаза Хорьку, — то смогут и вторую. Ну и что нам теперь? Зарыться под землю? Улететь на Луну?

— От термической не зароешься, — махнула рукой Лас. — Она права, Стайен. Если очень захотят убить, то убьют.

— Можно вернуться, — Вейс явно была напугана. — В Страну Цветов. Туда никому чужому нет дороги, ведь так?

— Я не буду бегать, — Лас выразительно посмотрела на неё. — Я ни от кого не собираюсь бегать! И закапываться в нору тоже не буду.

Стайен кивнул.

— Согласен, всё не предусмотришь. Но от известных неприятностей я постараюсь вас уберечь. Простите, если напугал! Я позвоню, когда будут новости.

И отбыл.

— Ну что, идём обедать? — Лас протянула брошку Вейс. Та молча оттолкнула руку. — Не вредничай! Это просто на всякий случай!

— Мне теперь кусок в горло не полезет! Кто желает тебе зла, Лас? Кому ты мешаешь?

Лас пожала плечами.

— Не хочу гадать. У меня были «поклонники», но не настолько, чтобы запускать по мне ракету. Всё, я иду есть. Нас ждут в семь вечера! Я не дотерплю!

Вейс махнула рукой и пошла вслед за Лас.

* * *

— Я не поеду, — угрюмо сообщила Вейс, после того, как обед закончился.. — Говори что хочешь, думай что хочешь. Я не поеду.

— Мы просто посидим в ресторане, — Лас взяла её за руку. —Ничего больше не будет. Посидим, послушаем комплименты, поговорим о всякой чепухе. Какая-то морская свинка хотела меня развлекать!

Вейс безнадёжно махнула рукой.

— Ладно, ладно. Но я теперь от тебя ни на шаг! Поняла?

— Ни на шаг, — Лас улыбнулась. — Я очень рада! У меня появились планы, Медвежонок. Хочу побывать кое-где. Где давно не была. И нас с тобой всегда рады видеть — там, куда я ездила в гости.

— У меня тоже есть планы. Тогда по очереди! Сначала, куда ты хочешь — потом куда я! Чтобы всё честно!

Лас кивнула. Ох и трудно же с тобой будет, Медвежонок… но зато спокойно, очень спокойно.

— Меня колотит, — Вейс залпом допила остатки чая. — Лучше бы я не знала ни про какую ракету!

— Я знаю одно средство. Сейчас мы поднимемся ко мне…

— Лас! — Вейс покраснела.

— …и ты меня причешешь. Так, как ты умеешь. Меня это очень успокаивает. А ты о чём подумала?

— Да ну тебя! — Вейс вскочила из-за стола и подбежала к окну. Стояла и глядела куда-то в сторону города. Постояла-постояла и глубоко вздохнула. — Да, ты права. Как всегда. Это очень успокаивает.

Лас и Вейс, Неиверин 18, 1288 В.Д., 16:20

— Я тебя о многом хочу расспросить, — призналась Вейс. Она быстро успокоилась.

— Расспрашивай. Обещаю, что отвечу, если смогу.

— А ты? Почему меня не спрашиваешь?

— А ты и так сама рассказываешь.

— Укушу! — пообещала Вейс. — Неужели ты не поняла, что мне приятно, когда ты хоть капельку мной интересуешься!

Лас долго молчала.

— Извини… — начала было Вейс. Она не успела заметить, как Лас сделала это — прошла какая-то секунда, и вот Вейс лежит на спине, а Лас сидит сверху на её коленях, прижимая обе руки. Не пошевелиться.

— Медвежонок, меня бесит, когда ты извиняешься ни за что!

Вейс улыбнулась.

— Я не буду! Я постараюсь!

Лас прикрыла глаза.

— Медвежонок, я много про тебя знаю. И я умею слушать, ведь так?

— Отпусти, — попросила Вейс, продолжая улыбаться. — Платье помнёшь!

Лас отодвинулась и села, как и прежде. Вейс уселась у неё за спиной, осторожно обняла, прижалась щекой к её плечу.

— Ты меня сорок лет не замечала, Ласточка. Не спорь, я же права. Я понимаю, себя уже не переделать. Я не обижусь.

Лас едва заметно кивнула.

* * *

— Ты сказала про перчик, — вспомнила Вейс. Причёска давно была готова, Вейс сидела на полу и любовалась свое работой. — Что вчера его вырастила. Это как?

Лас некоторое время думала. Вам лучше не рассказывать про ваш дар, Лас-Таэнин. Вы же сами понимаете, почему. Идите вы все, подумала Лас. Надоело!

Вейс отшатнулась.

— Лас, ты чего? Я тебя обидела?

Она почувствовала, подумала Лас. Я стала много злиться. Я позволяю эмоциями управлять мной.

— Вейс, ты ни при чём.

— Я всегда ни при чём, — проворчала та. — Так что с перчиком?

— Идём, — решилась Лас. — Идём за мной.

— Куда это?

— В сад.

* * *

— Невероятно, — Вейс смотрела на вишнёвый куст. Который вырос, зацвёл и дал урожай на её глазах, минуты за три. — Этого не может быть!

— Может, — Лас сорвала вишенку, попробовала. Вкусно! — Ты о чём думала?

Вейс поморгала.

— Я просила тебя думать о чём-то, очень чётко. Почему вишня?

Вейс покраснела, потом рассмеялась. Расхохоталась.

— Ой, Лас, неужели это правда?

— Так, — Лас поднялась на ноги. — Что я сейчас съела?

— Не знаю! Это просто вишня!

Лас смотрела на улыбающуюся Вейс.

— Ты не любишь вишни, — проговорила она. — Я же помню. Так о чём ты думала?

— Это из сказки, — Вейс вытерла слёзы. — Кто съест хоть ягодку, тот не сможет ответить неправду. Лас, так это правда?! Я могу представить что угодно?

Лас пожала плечами.

— Да, — признала она неохотно. — До сих пор было так.

Вейс помрачнела.

— Так значит, твои розы…

— Это всё честно, — Лас посмотрела ей в глаза. — Я их сама вывела. Вот этими руками, никакого колдовства.

Вейс отвернулась.

— Не вздумай извиняться, — Лас взяла её за руку. — Теперь ты знаешь.

— Лас, они тебя используют, — Вейс посмотрела ей в лицо. — К тебе несколько раз приезжали там, в Стране Цветов. Незнакомые люди. Ты всё время пряталась, чтобы я не видела, чём вы говорите. Скажи, ты ведь выращивала для них что-то?

Лас кивнула. Язык не повернулся сказать неправду.

— Лекарства, Медвежонок. Это всё лекарственные травы.

— Откуда ты знаешь?!

Лас отвела взгляд. Она может быть права. Но я ведь доверяю им! Им доверяли мои друзья!

— Лас, что с тобой? — Вейс схватила её за руки. — Лас!

Чёрная пелена. Упала с небес и поглотила весь мир. Лас не успела даже испугаться.

* * *

— Вессен, — Стайен вошёл без стука. И не удивился, застав у Вессен Аспиранта, Инженера и их помощников. — Сигнал с монитора. Птица.

— Аспирант, останьтесь, остальные — подождите в библиотеке, — Вессен умеет приказывать, не повышая голоса. — Кто у нас в том районе? — поинтересовалась она, когда остальные вышли.

— Сейчас выедут, — Стайен достал телефон. — Через минуту к ним приедет «скорая».

— Что показывает монитор?

Стайен молча махнул рукой. В воздухе возник экран, по нему зазмеились линии. Аспирант присвистнул.

— Пси-активность, как я и опасался. Три с половиной, — он указал на график.

— Боюсь, это не так, — Стайен посмотрел на брелок. — Пиковый показатель — семь. Сейчас угасает, минуты через три упадёт до нормы.

— Это «чёрная петля»?

— Нет, выброс неоформленный, стихийный.

— В её поместьях есть датчики? Здесь, в Стране Цветов? — поинтересовалась Вессен.

— Есть. Ничего особенного. Птица никогда не была «пси». Всё в пределах нормы, до полутора во второй фазе.

— Стайен, пусть приедут ко мне. Пусть посмотрят на картину, — Вессен встретилась взглядом с Хорьком. — Пусть приедут все, правнуки тоже.

— Позвони им сама, — Стайен пожал плечами. — Позвони и пригласи. Или она уже не родственница, а «объект»?

Аспирант поднялся и молча вышел из комнаты.

— Ты прав, — Вессен прикрыла глаза. — Родственница. И последняя, кто помнит те события. Пожалуйста, присматривай за ними. Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

— С удовольствием, — Хорёк потрепал Вессен по щеке. — С удовольствием, сестрёнка.

* * *

— Мы не вызывали «скорую», — резко ответила Вейс. Неприязнь к врачам она подцепила от Лас, несомненно. Бригада, явно ошеломлённая такой встречей, не торопилась уходить. В кармане Вейс зазвонил телефон.

— Вейс, это я, Стайен. Это я вызвал «скорую».

— Как вы узнали?

— Я потом объясню. Пусть её осмотрят.

— Входите, — разрешила Вейс. — Она там, в саду

* * *

Лас вопросительно посмотрела на медиков.

— Всё в порядке, теаренти, — заверил её старший. — Мы не нашли причин для беспокойства. Но вам лучше немного полежать.

Вейс проводила их и вернулась — бегом. Обняла Лас.

— Так всегда, — пояснила Лас шёпотом. — Ну почти всегда. Я уже привыкла.

— Я видела твои глаза, — Вейс не сразу отпустила её. — Лас, это убивает тебя! Видела бы ты своё лицо! И руки — холодные, я испугалась до смерти!

— За всё нужно платить, Медвежонок.

Вейс поджала губы.

— Лас, а если я загадаю что-нибудь невозможное? Ну… чтобы выросли ягоды, от которых у тебя отрастает хвост? Или становишься невидимкой? Что будет?

— Попробуй, — улыбнулась Лас. — Я не знаю.

— Ты снова упадёшь в обморок? Да? Снова будешь как мёртвая? Я так не хочу!

Лас вздохнула.

— Ладно, — Вейс протянула ей руку. — У меня в голове всё перевернулось! Идём в дом, попробую прийти в себя.

* * *

— Я не следила за тобой, — Вейс налила им обеим ещё чая. — Но я немножко догадываюсь. Два часа каждый день ты сидишь в розарии. Час или полтора гуляешь по лесу — или уезжаешь куда-нибудь гулять. А остальное время? Тебя не было дома по семь-восемь часов. Иногда все десять. Сидела в своей тайной комнате и играла? Смотрела кино? Что?

— Спала, — Лас потянулась — на Вейс накатила и схлынула дрёма при виде этого.

— Что?!

— Спала и видела сны. Нет, не в поместье. В каком-нибудь месте, где тепло.

— Ты меня разыгрываешь? «Сокола» не было в стойле всё это время. Ты куда-то улетала, и там спала?

Лас кивнула.

— Я не понимаю, — призналась Вейс. — Зачем? Почему не дома?

— Я покажу тебе. Просто покажу и ты поймёшь.

Вейс долго не отводила взгляда.

— Половина седьмого, Ласточка. Нам пора. Может, всё-таки не поедем? — жалобно попросила она.

— Поедем, Медвежонок… Не бойся, я не дам тебя в обиду!

— Я поведу, — решила Вейс. — И не спорь.

— Медленно и печально? — скривилась Лас и тут же получила подзатыльник.

— Как умею, так и поведу. Бегом в гараж!

Лас и Вейс, Неиверин 18, 1288 В.Д., 21:30

— Ну как? — обе они сидели на скамеечке. После карусели долго кружилась голова. Лас наклонилась и потрясла Вейс за плечо. — Ещё раз? Или хватит на сегодня?

— У-у-ух! — Вейс попыталась встать, но ходить твёрдо всё ещё не могла. — Ласточка, не позволяй мне пить! Так нельзя!

— Ешь, — Лас протянула ей очередной «перчик». Это не её изобретение. «Перчик» придумала Гроза, после того, как Доктор однажды не просыхал почти неделю. Докторская, говорил он с важным видом, это повод как следует отдохнуть, расслабиться и оторваться. Отрывался он долго. Когда стало понятно, что это — процесс самоподдерживающийся, Гроза явилась как-то утром к Ласточке и попросила об одной ма-а-а-аленькой услуге. А поскольку нет лучше закуски к самогону, чем рыба-луна с острым перчиком, так и появился на свет перчик. Фирменный салат от Ласточки, «Вечная трезвость».

Но только у меня сохранились семена, подумала Лас. Потому что один горшочек я припрятала. Помню, как ругался Доктор — в пьяном виде он неизменно терял бдительность и удавалось подсунуть ему перчик, как он ни старался следить.

— М-м-м! — Вейс с удовольствием прожевала плод, откинулась на скамейку. Головокружение, сырость в голове и шум в ушах прошли минут за пять. Ещё пять минут — и, если не принюхиваться, то и не скажешь, что она пила. А ещё один перчик и ещё десять минут — и можно снова за руль.

— За руль! — всплеснула руками Вейс. — Вот я глупая! Кто бы повёл машину?!

— Ничего, вызовем Тесан, или Эверана, или всех сразу.

— Точно! — и Вейс расхохоталась, прижав Лас к себе. Вот оно, побочное действие. Смешливость. Это ему от меня, сказала однажды Гроза мстительно, после того, как Доктор одним пасмурным утром слабым голосом попросил «этой красной пакости», чтобы пойти на лекцию. Эту лекцию студенты долго не забудут. Гроза не поленилась пойти туда, приняв облик одной из студенток, и всё записать. С тех пор Доктор никогда не пил накануне важных мероприятий. А через пару месяцев стал почти что трезвенником.

Страж порядка, который сопровождал их — на почтительном расстоянии — с момента, как пьяные в дугу бабушки вышли из ресторана, улыбнулся и покачал головой. Лас посмотрела на него и подмигнула. Полицейский сделал вид, что не заметил.

Хорошо отдыхаем, подумала Лас. Идут все заботы в Бездну! Вейс права. И Вессен права. И все они правы, я слишком долго спала у себя в розовых кустах, пора и жить начинать. Ещё не поздно.

— Ещё по стаканчику? — предложила Вейс. Ей понравилось. Ещё бы, когда не будет никакого похмелья, и когда можно пить всё, что хочешь в любом количестве…

— Во-о-он там, — указала Лас. — Там мы ещё не были.

Вейс содрогнулась. Тёмные аллеи, редкие фонари. Тессегер-Лан — город безопасный, а на время празднеств тут и полиции больше, чем обычно

— Ну ладно! Ой, Ласточка, спасибо, что вытащила меня. Я не думала, что будет так весело!

Она болтала и болтала — второе побочное действие перчиков. Лас, которую по той же причине тянуло поддерживать светскую беседу, едва сдерживалась. Неужели я тоже была таким же треплом?! Ужас. Доктор, как я тебя понимаю!

— …А теперь в-о-он туда! — указала Вейс и залилась счастливым смехом. Лас запустила руку в карман — оставалось всего пять перчиков. Пора и честь знать.

— Сейчас, вызову Тесан, — она отвела Вейс в сторонку (та смеялась, и повторяла вновь и вновь только что услышанный анекдот) и достала телефон. Но не успела нажать на кнопку.

— Не шевелитесь, теаренти, — мужской голос. — Это ограбление. Телефон и деньги на землю.

Что-то острое уткнулось в спину Лас. Она замерла. Незнакомец не знает, что у неё кинжал, но как достать оружие? И кричать, звать на помощь бессмысленно — вон Вейс, скорчившаяся от веселья, уселась прямо на асфальт, хорошо хоть не грязный, и смеётся из последних сил, уткнув голову в колени.

— Деньги у меня в левом кармане, — указала Лас спокойно. И почувствовала, как жар накатывает на неё — откуда-то из солнечного сплетения. Удушающий, горящий жар.

«Не сопротивляйся, — голос Грозы. — Сделай вид, что ты подчиняешься. Не пугайся, это может толкнуть его на насилие. Просто делай всё, что говорят. У тебя будет шанс. Прикрой глаза и слушай своё тело».

— Я возьму деньги и уйду, — он пьян, подумала Лас, разум работал как часы. Несмотря на жар во всём теле. — Не дёргайтесь — не трону. — Острие оружия кольнуло сильнее. Да, я мелкая и кажусь слабой. Я не противник тебе. Не обращай на меня внимания, забирай деньги и уходи.

Рука полезла в её карман.

* * *

— Вессен, — Хорёк вновь вошёл в кабинет без стука. На этот раз она там одна — совещание кончилось, все разъехались. — У меня две новости, плохая и хорошая.

— Прекрати! Не тяни кота за хвост!

— Лас. Скачок активности, пси-пять. И на этот раз все признаки «чёрной петли».

Вессен вскочила на ноги, набросила на себя походную куртку.

— Едем немедленно. Вызывай всех, кто рядом с ней. В полицию я позвоню сама. Где она?

— Тессегер-Лан. По пути покажу.

* * *

«Ты чувствуешь его, — говорила Гроза. — Чувствуешь противника. Забудь о оружии. Ты знаешь, где у него уязвимые места. Тебе нужно попасть в любое из двенадцати. Не нужно даже хорошо целиться. Сильный и резкий удар. И у тебя появится две-три секунды, чтобы ударить второй, последний раз».

— Спасибо, теаренти, — смешок. — Больше не гуляйте по тёмным улицам. Я…

Лас ударила. К этом моменту она стала пружиной, смерчем, стрелой. Ударила сильно, в повороте, знала — попадёт или в живот, или чуть ниже правого плеча.

Время потекло медленно. Лас видела, как отшатывается, раскрывается мужчина. На две головы выше Лас и раза в два тяжелее. Видела, как ненависть и ярость проступают на его лице. Его ударила эта пигалица! Да сейчас он кишки из неё выпустит!

Он был открыт. Бей, куда хочешь. Лас не нужно было двух секунд, она всё ещё поворачивалась, и оставалось только выбрать точку.

Низ живота, пришла мысль. Горячая, мстительная и обжигающая. Низ живота, там, где «пояс смерти». Нет, не насмерть. Это слишком быстро! Не нужно насмерть!

Лас ударила, ощущая жгучий восторг, упоение тем, что делает. Ярость придала ей необыкновенную ясность и чёткость мыслей, обострились все органы чувств.

Он так медлителен и неуклюж. Кто угодно увернулся бы от удара. Да ему и не закончить удара — от жуткой боли нападавшего сложило пополам, он неминуемо ударился бы лицом об асфальт…

…если бы Лас не толкнула его в бок. Он оставался в сознании. Да, правильно, в сознании. Он должен видеть. Он должен видеть всё, что ты будешь с ним делать.

Лас медленно надвигалась, оскалившись. Видно было, что больше всего мужчине хочется позвать на помощь. Лас запрокинула голову и расхохоталась. И всё же неведомым ей чувством она понимала, что нож всё ещё у него в руке, и что если ударить вот так, можно даже не глядя, то оружие выпадет из раскрывшейся руки.

— Лас? — низкий, медленный голос Вейс. Не мешай. Я сама. — Лас?!

Он отодвигался, и крик не мог вырваться наружу, горло словно замёрзло. Лас, улыбаясь до ушей, медленно достала кинжал — так, чтобы мужчина его видел.

— Урок анатомии, мой дорогой, — пропела она. — Приступим?

— Лас, — Вейс попыталась схватить её за руку. — Не надо! Что ты делаешь?! Не…

Лас легонько ударила, совсем легонько. Нет нужды калечить её. Пусть перестанет мешать, вот и всё. Вейс охнула, отшатнулась, уселась с размаху на асфальт.

— Откуда начнём? — Лас склонилась над грабителем. — Я думаю, отсюда, — указала острием ему на живот.

— Теаренти! — знакомый голос. А, это Хорёк. Посмотри, посмотри. Только не мешай.

— Теаренти, оставьте его. Он того не стоит.

— Лас! — крикнула Вейс изо всех сил. — Ласточка, не надо!

* * *

Лас пришла в себя. Ей было жарко, ужасно жарко. Кинжал в руке. Чистый — никого не ранила. Она смутно помнила последние несколько секунд — помнила хриплый голос, неприятное прикосновение руки, смрад перегара…

Грабитель отполз в самый угол — дальше отступать некуда — и там скулил.

Лас медленно вложила оружие в ножны. И только теперь услышала свистки и топот ног. Полиция. У меня всё в порядке, подумала она. Я никого не ранила. Разрешение на оружие с собой. Всё позади, я просто разозлилась.

— Что происходит? — голос полицейского.

— Небольшое недоразумение, — Лас улыбнулась стражу порядка. — Теариан уже извинился. Никто не пострадал. Он просто споткнулся.

Полицейский посветил фонариком.

— Это верно? Вы споткнулись? — удивительно, но у грабителя хватило самообладания энергично кивнуть. Видимо, понял, что визит в участок ему будет дорого стоить. Только бы ушла эта страшная, непонятно откуда взявшаяся девушка, только бы не слышать больше её смех и не видеть её глаз…

— Мы пойдём, — Лас протянула руку Вейс, та вцепилась в неё и обхватила Лас. Судорожно всхлипнула. — Всё в порядке? Можно идти?

— Да, конечно, — полицейский посветил фонариком. — Теариан, вам лучше покинуть это место. Немедленно. Иначе я арестую вас за нарушение общественного порядка.

— Держитесь, — Стайен поддержал Лас. Вейс почти не могла идти. — Ваша машина за углом. Я отвезу вас домой.

Бабушки, внуки и Хорёк, Неиверин 18, 1288 В.Д., 23:20

— Она спит, — Хорёк уселся в кресло напротив. Тесан и Эверан готовили ужин. Разумеется, они не знали о том, что чуть было не случилось у таверны. Хорёк дал Вейс какие-то таблетки и Лас проводила её наверх. Оставила там колокольчик для прислуги. Здесь давно нет никакой прислуги, но колокольчик очень кстати — вместо селектора. — Не беспокойтесь. Она вряд ли вспомнит, она была в шоке.

— Что со мной было? — поинтересовалась Лас. — Я сама мало что помню.

— Вы разозлились, — Хорёк снял шляпу. Вот самообладание! — Вы разозлились, сбили его с ног и чуть не зарезали. Вы в порядке? Может, вам тоже успокоительного?

— Нет, — Лас улыбнулась. — Со мной всё хорошо. У меня провал в памяти, Стайен. Я не помню, что я там сделала. Помню, что очнулась с оружием в руках. Я никого не ранила?

— Нет. Но вы сильно напугали его. Он, простите, обделался прямо там.

— Это я и так поняла, — Лас поморщилась. Да уж, забудешь теперь ту вонь. Мерзость какая.

— Лас, — Стайен взял её за руку. — Это очень важно. У вас раньше были приступы ярости? Когда вам кого-нибудь хотелось убить?

— Были, — согласилась Лас. Тесан и Эверан о чём-то весело болтали во весь голос. Вот точно трещотка! — Но я теряла самообладание только раз или два в жизни. Получается, теперь ещё раз?

Хорёк устало потёр лоб.

— Вот таблетки, — он поставил баночку на столик. — Не торопитесь с ответом. Я знаю, что вы не любите лекарства. Это нормализатор, «кошачья мята». Если хотите, я свожу вас в любую аптеку и мы купим его там.

— Посмотрите мне в глаза, — потребовала Лас. Рассмеялась. Вазочка с той самой вишней так и стояло посреди стола. Интересно, внуки её ели? Эверан точно не любит «эту кислятину». — Вы не принесёте мне пару ягодок? В горле пересохло.

Хорёк кивнул и принёс всю вазу. Лас съела парочку ягод. Ужас как вкусно. Мне нечего скрывать, подумала она.

— Угощайтесь, — она указала взглядом. — Сладкая, как мёд.

Хорёк из вежливости взял и удивился — действительно, сладкая.

Лас прикрыла глаза. Шум в голове прошёл. Быстро действует!

— Это на самом деле «кошачья мята»?

— Да, — Хорёк улыбнулся. — Теаренти, я редко обманываю. В крайнем случае говорю не всё.

— Зачем она мне? У меня ещё неделя впереди.

— Привести в порядок нервную систему. Нормализовать гормональную. Это лучше, чем визит к психологу или эндокринологу. Денег они возьмут много, а пропишут ровно то же.

— Вы не договариваете, — заметила Лас. — Что со мной было?

Хорёк долго смотрел, прежде чем ответить.

— Были все признаки «чёрной петли».

Лас похолодела. Только не это! Только не снова! Мы обезвредили всех её марионеток, они снова стали людьми! Давным-давно!

— Он?!

— Нет, теаренти. Вы.

По спине Лас поползли мурашки.

— Вы шутите!

— Увы! — Хорёк съел ещё одну ягоду. — Очень вкусно. Я знаю, что у вас не было таких способностей. Но ошибки быть не могло, я перепроверил. Вы владеете «чёрной петлёй». Стихийно, неумело, но владеете.

— Что теперь? — глухо поинтересовалась Лас. Она видела, куда привозили тех, с кого снимали «петлю». Где держали тех, кто применял её. Из этой больницы редко выписываются.

— Ничего, — пожал плечами Хорёк. — Теперь вы знаете. Это не преступление, «петлёй» сейчас владеют несколько человек. Просто…

— …быть теперь на виду и сообщать о каждом своём шаге.

Хорёк развёл руками.

— Все «пси» стоят на учёте, теаренти. Особенно с такими мощными способностями. Не я придумал эти правила.

— А Страна Цветов? Я могу уехать? Или там тоже жить под наблюдением?

— Теаренти, — Хорёк взял её за руку. — Страна Цветов ваша. Вы там хозяйка. Вы можете уехать туда, когда хотите. Я только забочусь о вашей безопасности.

— Вы — да, — согласилась Лас. Встала, прошла к окну и обратно. — Это можно убрать как-нибудь? Обезвредить?

— Пока ещё не удавалось. Знаете, что? Вессен ведь приглашала вас в гости. Приезжайте. Возьмите внуков, возьмите Вейс, и приезжайте. Там у меня полно разной аппаратуры. Я сделаю все измерения и скажу вам.

Лас кивнула.

— У меня к вам необычная просьба, Стайен. Можно, я вас обниму?

— Да, конечно, — улыбнулся он. Лас обхватила его. Замерла.

— Идёмте, — она вытерла слёзы. — Я что-то расклеилась. Не будем пока говорить ни Вейс, ни внукам.

— Вам решать, теаренти. Я — не скажу.

— Всё готово! — Тесан возникла на пороге. — Няня! С тобой всё в порядке?

— Да, я чуточку устала. Мы сегодня слишком много выпили.

— В следующий раз поеду с вами! Бабушка никогда не умела выбирать хорошие вина!

Если бы ты знала, что и сколько мы пили, подумала Лас.

— Ужинать будете? — уже тихо поинтересовалась Тесан. — Бабушка спит. Я оставила ей порцию, не беспокойтесь.

— Будем! — Лас взяла её под руку и повела в сторону кухни. — Стайен? Вы с нами?

— С удовольствием! — Хорёк надел шляпу. Убедившись, что его никто не видит, взял пару вишен и положил в карман.

Лас, Неиверин 19, 1288 В.Д., 0:45

Лас подошла к горшочку на окне. Сосредоточиться… чтобы «поторопить» растение, крови не нужно. Просто сосредоточиться. Ещё несколько перчиков не повредит. Похоже, их потребуется много-много.

Семян ещё порядочно. А что? Дать Вейс, пусть сама и выращивает.

Лас всегда нравилось смотреть. Как расцветают кустики, как покрываются цветками. Теперь — снять концентрацию и опылить. Поработаем пчёлкой! Лас взяла кисточку — всегда с собой — и опылила все три кустика. А теперь — ягодки! Сосредоточимся…

А как чудесно пахнут! Всё, спасибо, теперь постойте до утра. Будет не только полезно, но и вкусно.

Лас вернулась к зеркалу. Медленно сняла пояс, шарфик. Посмотрела себе в глаза.

Что со мной? Кто я теперь?

Ответа нет. Лас прикоснулась к зеркалу — холодная, благородная латунь. В такое никто не мог пройти. Только в стекло или в воду. Вот почему у меня везде только латунь. Моя б воля, и здесь тоже была бы только она. Я боюсь? Нет, просто я устала. Устала ждать всякий раз, кто шагнёт из глубины.

В ванной комнате — тоже латунь. Вейс ворчит, что я старомодная. Ты просто не видела, Вейс. Не видела, что может выйти из зеркала. И никогда не проходила сама, не знаешь, как это страшно.

Лас не стала запирать двери. Едва она улеглась, постучалась Вейс — уже умытая, успокоившаяся. Лас молча похлопала по подушке рядом со своей. Уже через минуту Медвежонок свернулась калачиком у неё под боком и лежала, тихонько всхлипывая. Я напугала тебя, думала Лас, прижимая её к себе. Спи. Я больше не буду. Очень постараюсь.

Как уснула — не заметила.

Хорёк и Вессен, Неиверин 19, 1288 В.Д., 1:20

— Я знаю, что ты здесь, — произнёс Хорёк негромко. Тепловое зрение — в нём Вессен удаётся заметить, даже когда она уходит в тень. — Все уже спят.

Вессен проявилась в дальнему углу комнаты. Чем-то встревожена. И ещё — её что-то недавно насмешило.

— Слушала нашу с ней беседу? — хотя и так знал, что нет.

— Вот ещё, — Вессен откинула капюшон. На улице моросит. — Ты сказал ей?

— Сказал.

— Как она это восприняла?

— Спокойно. Я думаю, они приедут к тебе, сегодня или завтра. Там я её обследую, в мирной домашней обстановке.

Вессен уселась в кресло, в котором сидела Лас.

— Если хочешь спросить, что нам теперь делать, — Хорёк снял пенсне, — то я не знаю. Ничего. Мы же знали, что у кого-то это должно было проявиться.

— Не знали, — Вессен ответила несколько резко. — Только предполагали.

— Вот и дождались. Всё исследуем, и поговорим с ней. В конце концов, это ей передали полномочия, верно? Не тебе, а ей.

— Она всё бросила и сбежала, — Вессен взяла из вазы вишенку. — Интересно. Это с их огорода? — Стайен кивнул. — Вкусно! Обожаю вишню, — Вессен положила косточку в карман. — Она всё бросила, Стайен. Она не справится.

— С чего ты взяла? Поговори с ней.

— Я уже поговорила. Она ещё не осознала, что то время кончилось. Она сорок лет пряталась у себя в теплице! Ты хочешь доверить всё такому человеку?

— Она потеряла очень близкого человека.

— Хватит, Стайен, — Вессен встала. — Она сейчас плохо себя контролирует. Совсем отстала от жизни, ничего не знает о том, чем мы занимаемся и зачем. Я не могу доверить ей ничего важного. Пока не могу.

Стайен пожал плечами.

— Извини, — Вессен сжала его плечо. — Мы все потеряли друзей и близких. Если Лас захочет вернуться в строй, я помогу ей. И приду на помощь, если нужно.

— Ты меня убеждаешь или себя? — поинтересовался Стайен.

— Себя. Она свалилась как снег на голову. Я уже и забыла про неё.

Попробую, подумал Стайен. Кажется, я понял, что это за вишенки.

— Весс, — он посмотрел ей в глаза. — Та картина. Ты же знаешь, как она опасна. Почему ты не избавишься от неё?

Вессен отвела взгляд.

— Это единственный ключ. Я хочу снова увидеть их, моих друзей. Ты сам знаешь! Ты сам всё видел!

— Это опасно. Может, не так, как раньше — как ты собираешься их вернуть? У нас больше нет Странника. Она, может быть, смогла бы найти их. Зачем искушать судьбу?

— Пока есть шанс, — Вессен подняла взгляд. Там было много боли, Хорёк давно столько не видел, — я не уничтожу её. Разговор окончен.

Хорёк развёл руками, встал и отвернулся.

— Стайен, — позвала она. — Извини. Мне неприятна эта тема. Лас хочет встретиться со своими друзьями. Не понимает, что в этой жизни такого уже не будет. А я своих ещё могу встретить. Не спорь!

— Я не спорю, — Хорёк протянул ей руку. — Я один из твоих друзей, если не забыла. И я погиб там, тогда, вместе с этой проклятой картиной. У меня к ней свои счёты.

— Да, — Вессен поднялась, обняла его. — Я всё помню. Но не сейчас. Дай мне ещё раз попробовать.

Хорёк вздохнул.

— Думаешь, Лас может что-то сделать?

— Она, или Вейс, или правнуки. Я чую.

— Идём, — Хорёк погладил её по голове. — Выпьем чего-нибудь, отдохнём. Прокатимся куда-нибудь.

— Прокатиться — это идея. Ты выяснил, кто запустил ракету?

— Никто. Сбой программы, представляешь? Случайность.

Вессен долго смотрела ему в глаза.

— Поехали. Куда-нибудь к океану. И чтобы никого рядом не было.

Лас и Вейс, Неиверин 19, 1288 В.Д., 3:30

Вейс проснулась — точнее, всплыла из сна в дрёму — ох, как въелась эта привычка! Хозяйка пошевелилась во сне — просыпайся! Вдруг ей что-то нужно! Встала с кровати, дивана, кресла — может вызвать в любой момент. Училась и засыпать в любой момент, и просыпаться от правильного шума.

Лас слезла с кровати. Вейс улыбнулась во сне — понятно, зачем слезла. Но минуты через две сон слетел — Лас куда-то делась.

Вейс вскочила. Набросила ночную рубашку, обежала… в общем, самые очевидные места. Никого. Выскочила в коридор — никого. Только бы не наткнуться на Стайена, сраму не оберёшься, в таком виде бегать!

Вейс проклинала себя, что так и не обучилась пользоваться системой слежения. Ну мерзко это, мерзко — подсматривать! Что ни говорите! Но вот сейчас она дорого бы дала, чтобы понять, где Лас.

Единственная комната, которую она не осматривала — напротив. Та комната, где Лас когда-то начали сниться страшные сны. Настолько страшные, что пришлось обращаться к докторам.

Вейс толкнула дверь, ощущая, что сердце бьётся всё чаще и чаще.

Лас. У зеркала. В чём мать родила — должно быть, тефан сполз с неё — вон она, нижняя часть, под ногами.

Она смотрит в зеркало, поняла Вейс. Ну что за глупость! Именно в зеркале Лас начала видеть разные неприятные вещи.

— Лас! — голос не слушался. Этот кошмар вчера… почему Лас стояла с кинжалом в руке? Почему у неё было такое страшное лицо? Вейс запомнила это выражение. Ей тогда захотелось сорваться с места и бежать, бежать подальше. Но краткий миг — и вот лицо Лас стало обычным, привычным, приятным.

— Тс-с-с… — Лас не отводила взгляда. — Иди сюда. Не шуми.

Вейс пошла, как завороженная. Великое Море, Лас, ну как тебе не стыдно так стоять! А если кто пройдёт по коридору?

Вейс встала рядом с Лас, взяла ту за руку.

— Идём, — шепнула она. — Ещё рано. Нам…

— Смотри, — Лас сжала её ладонь. — Ничего странного не видишь?

Вейс не сразу осмелилась посмотреть в зеркало. У неё тоже были неприятности с зеркалами. Там, в Сердце Мира.

Странно. В зеркале не отражается комната. То есть, отражается что-то другое. Тёмная комнатка, вся завалена каким-то хламом. И… картина! Да, как будто шагах в пяти от зеркала висит картина. Вейс всмотрелась — скала, прибой, Луна и зыбкая дорожка к ней на воде.

И человек. Стоит на скале, смотрит на всё это. Великое Море, изображение движется! Ползут облака, движутся волны…

— Она стояла и смотрела, — голос Лас стал глухим. — Могла стоять так часами. Потом весь день была злая и раздражительная…

— Лас, — Вейс потянула её за запястье. Отвести взгляд от картины было трудно. — Ты о ком?

Лас повернула голову в её сторону. И снова Вейс примерещилось чужое, невыразимо ужасное лицо со страшной, оскаленной улыбкой. В глазах потемнело, Вейс услышала собственный крик и тьма сомкнулась над ней.

Она пришла в себя уже в комнате Лас. Лежала на спине, Лас сидела рядом, держа её за руку и спрятав лицо в ладони.

— Прости, — прошептала Лас. — Не знаю, почему я пошла туда. Мне казалось, что я вижу сон. Сон про то, как я встаю и иду туда. И тут ты вошла… Что ты видела?

Вейс вздрогнула.

— Я не хочу это вспоминать, Лас! У тебя что-то было с лицом! Я посмотрела и мне стало плохо!

— Сначала плохие сны, — Лас выпрямилась. — Потом приступы злости. Теперь ещё это. Со мной что-то происходит, Медвежонок. Мне кажется, я теряю себя. Превращаюсь.

Вейс похолодела. Она поняла, кого имеет в виду Лас.

— Нет! Это невозможно! Почему ты так думаешь? Ты просто устала. Ты столько лет старалась никого не видеть! Вот и доигралась! Если бы мы не привозили тебе внуков, ты давно бы уже спятила там!

— Тс-с-с, — Лас прижала ладонь к её губам. — Не кричи, Медвежонок. Со мной что-то не в порядке. Я хочу понять, что. Стайен предложил помочь. Обследовать, своей аппаратурой. Съездишь со мной?

— Конечно! Он головастый, и ему я верю! Не то что остальным!

— Тогда сегодня же. Не хочу откладывать. Можно и внуков взять, их тоже приглашали.

— Они там всё на уши поднимут, — проворчала Вейс. — Ладно. А сейчас выбрось всё из головы! Расскажи мне лучше что-нибудь.

— Расскажу. Принеси мне перчик, с окошка. Полезно для ума.

— Что? — не поняла Вейс.

— Пройди к окошку и отодвинь штору. Сама увидишь.

* * *

История с лекцией привела Вейс в восторг. Она хохотала так, что Лас на всякий случай «включила тишину». Теперь звуки снаружи сюда проникнут, а отсюда — нет.

— Лас, так свои розы ты правда выращивала без… без вот этого?

— Конечно. Так гораздо интереснее.

Вейс лежала и думала. Мысли приходили одна заманчивее другой. Неужели до неё они никому не приходили в голову? Ну вот самая очевидная…

— Скажи, а кто-нибудь пытался научиться этому же? Ну… не знаю, вырастить какое-нибудь волшебное яблоко, чтобы съесть — и научиться!

— Пытались, — пожала плечами Лас. — Мы сами пытались. Много чего. Кое-что получалось, но в основном ничего не случалось. А однажды я угодила в реанимацию после таких опытов и мы стали осторожнее. Но кое-что у нас получилось. У меня в сумке лежит чёрная коробочка. Во-о-он там. Принеси, пожалуйста.

Внутри коробки оказались семена. У Вейс немедленно загорелись глаза.

— Вот это — те самые перчики, — протянула пакетик Лас. — В этом климате должны давать четыре урожая в год. Можешь открыть собственное дело! Представляешь перспективы?

Вейс засмеялась, махнула рукой.

— Да ну тебя!

— А почему нет? Волшебный салатик бабушки Вейс — любое похмелье нипочём.

— Бабушки Лас, — перестала смеяться Вейс.

— Если совсем честно, то бабушки Эсстер. Это она придумала.

— Кто это?

— Гроза, — Лас потёрла виски. Их немилосердно заломило… и тут же прошло. Никаких имён. Если рядом посторонние — никаких имён! Я заставлю вас быть осторожнее, говорила Гроза. — Та девушка, рыжая, с которой мы сначала не ладили.

Грозы давно нет с нами, а её «предупреждение» до сих пор действует. Почему так?

— Спасибо, — Вейс сжала её ладонь. — Я совсем плохая стала, ты же только что рассказывала про неё.

— Укушу. Ещё раз скажешь про себя плохо — укушу, а в следующий раз — побью. И не подушкой.

— Ласточка, ты чего? — засмеялась Вейс. — Это же шутка!

— Медвежонок, — Лас посмотрела ей в глаза. — Не надо говорить про себя плохо. Чтобы я не слышала от тебя «я плохая», «я выжила из ума» и остальное!

Вейс внимательно смотрела в её глаза.

— Хорошо, Ласточка, я постараюсь.

— Будешь получать по шее, если не справишься!

— Ладно-ладно, не злись! А это что?

* * *

…Вейс не верила, что у неё перед глазами такое богатство. Конечно, она не собиралась это продавать. Сад и огород и так приносят немало денег, ей хватает. Хотя… даже не ради денег… вот эти перчики — это же состояние! Почему такого никто не выращивает?

— И это только у тебя есть? Вот эти семена?

— Да. Я выращиваю всё это и все семена всхожие. Привезла тебе в подарок.

— Мне?!

— У одной милой девушки скоро день рождения, — улыбнулась Лас. — Извини, что я не утерпела. Вот, это всё тебе. Там на дне инструкции, что и как выращивать. Ну или меня спросишь.

— Лас… — Вейс обняла подругу так, что у той хрустнули рёбра. Точно, медвежонок! Расцеловала в обе щёки — Лас улыбнулась, прикрыла глаза. — Ты прелесть! Это королевский подарок!

— Только будь осторожнее, Медвежонок. Так, дай-ка руку. Приложи вот сюда, к крышке. Теперь закрой и открой.

Вейс так и сделала. Семена, как и прежде. Десятки пакетиков. И не все ещё рассмотрели.

— Теперь смотри.

Лас открыла коробочку. Пусто.

Вейс поморгала.

— Куда всё делось? Фокус?

— Фокус, — кивнула Лас. — Если откроет кто-нибудь, кроме тебя, то внутри будет как будто совсем другая коробочка. Я здесь обычно хранила всякую чепуху. Здорово, да?

Вейс покачала головой.

— А я думала, что сказки кончились… кто это придумал? Я его знаю?

— Знаешь, знаешь.

— Неужели Хо… ой, прости, Стайен? Я так и думала. Что-то я про такие коробочки никогда не слышала.

— Не услышишь ещё лет пятьдесят, — Лас потянулась. — Хорёк не торопится делиться своими изобретениями. Может, он и прав.

Вейс закрыла коробочку.

— Я потом досмотрю, — она прикрыла глаза. — Не то с ума сойду. Это же надо… Ты волшебница, да? Ну скажи!

— Я волшебница, — улыбнулась Лас. — И ты тоже. И почти все люди.

— Да ну тебя! Ты же поняла, о чём я.

— Так получилось. Я с детства мечтала вырастить какой-нибудь чудесный цветок. Или дерево. И меня научили, до сих пор никто не понимает, как.

— Тебе всегда бывает плохо? Кода что-нибудь придумывают… ну, ты поняла!

— Не всегда. Но если это опасно для меня, я сразу чувствую.

— Лас… можно? Один только раз!

Лас засмеялась.

— Для тебя хоть тысячу раз! Только не вызывай больше «скорую». Они всё равно ничем не помогут.

— Это не я вызвала, — Вейс поджала губы. — Это твой друг Хорёк.

Лас уселась, прикоснулась пальцами к цепочке. А я и забыла про неё. Что ещё она делает? Хорёк даже садовую метлу может заставить летать, а кирпич — принимать радио. Ну уж нет! В этой комнате — нет!

— Дай-ка коробочку, — Лас сняла цепочку и положила внутрь. Закрыла. — Вот так.

— Лас… ты думаешь…

— Если я захочу, скажем… сделать кому-то массаж… — Лас томно посмотрела на Вейс, та захохотала и отвернулась. — То ему об этом знать необязательно.

Вейс уселась у неё за спиной, положила голову на плечо.

— Ласточка… только не теряйся. Не убегай от меня Я всегда должна знать, где ты.

Ласточка вздрогнула. Эти слова…

— Я что-то не то сказала?

— Будешь знать, — Лас погладила её по щеке. — Я не убегу.

Бабушки и внуки, Неиверин 19, 1288 В.Д., 6:50

Тесан выглядела сумрачной и подавленной. Готовила завтрак, но ни смеха, ни шуток — как подменили.

Лас первой поняла, в чём дело — почуяла — а Вейс…

— Тесан? Ну-ка, подойди… — Вейс погладила её по голове, тихонько рассмеялась. — Уже горишь вовсю! Что-то ты рано. Всё, сидишь сегодня дома, никакой работы! Поешь — и баиньки! И никаких гулянок!

— Сама знаю, не маленькая, — проворчала девушка. — Сейчас начнёт отварами поить, — тихонько пожаловалась она няне, когда бабушка отошла к плите. — Ненавижу! А потом ещё спать — я что, ребёнок?

— Сейчас я тебе помогу, — улыбнулась Лас. — Посиди пока в столовой. Вейс! Поднимись ко мне на минутку! И найди мне горшки и землю!

Тесан недоумевающе поморгала. Сажать цветы? Вот прямо сейчас?

— …Где-то здесь, — Лас перебирала пакетики. — Ага, вот он. Принесла горшки? Отлично. Теперь смотри и не мешай.

К моменту, когда в горшках выросли, зацвели и дали плоды посаженные семена, Вейс потеряла и дар речи, и способность удивляться.

— Волшебница, — прошептала она. — Эх, мне бы научиться! Хоть чуточку! Лас, это что — мандарин?!

— Мандарин, — согласилась Лас, вытирая руки. — Выглядит и пахнет, как мандарин. Запомни: жёлтые плоды — для мужчин. Оранжевые — для женщин. Путать нельзя! На каждом деревце вырастают и те, и другие. Можешь сделать варенье, оно тоже действует.

— Ты могла бы сделать состояние! — сумела проговорить Вейс. — Даже на одних перчиках и вот этом!

— Я и так богата, Вейс. У меня есть розы. У меня есть деньги на всё, что мне нужно.

— Извини, не удержалась! Всё, идём, девочке нехорошо. Все эти гулянки до добра не доведут, я же говорила!

* * *

— Съешь, — Лас села за соседний стул, протянула девушке мандарин — ярко-оранжевый, а запах какой! Сразу слюнки текут!

Тесан скривилась.

— У меня знаешь какой комок в горле! Даже думать о еде противно!

— Съешь, — Лас очистила плод. — Не спорь. По одной дольке, осторожно.

Тесан посмотрела на няню странным взглядом. Хитро улыбнулась — ты что-то скрываешь, няня! — и положила дольку в рот. Зажмурилась.

— Вкуснотища… оставлю Эверану, а то он всегда как маленький, обижается.

— Нет, — Лас взяла её за руку. — Ему это нельзя. Потом объясню. Я найду, чем его угостить, не бойся.

Тесан с удовольствием съела остальное. Посидела, прислушиваясь к ощущениям.

— Не тошнит! Няня, ты прелесть! Откуда у тебя это?

— Секрет, — Лас потрепала внучку по щеке. — Всё, беги к бабушке, обрадуй!

…Бабушка долго и недоверчиво осматривала внучку — даже принюхалась к её вискам и ладоням самым неприличным образом (Тесан это повергло в буйный восторг).

— Поверить не могу! Ну что, милочка, тогда иди сюда и помогай!

Пока готовили, Тесан подробно и охотно рассказала, и про свои страдания во время «охоты» (как только ни называют цикл, подумала Лас, я уже слышала сотню названий), и про то, как ей надоели бабушкины старинные средства.

А что средства? В Империи веками применяли одни и те же средства. Те, кто богаче — травяные отвары с корнями золотолистника, втирать в кожу головы и рук. Кто беднее, ловили медузу, «глаз Соари», высушивали — обязательно в тени! — смешивали получившийся порошок с растительным маслом и втирали в виски и запястья. Тут главное — тщательно высушить, иначе от порошка будут тяжёлые и неприятные видения. Галлюцинации, по-научному. Да и жжётся тот порошок будь здоров, потом несколько дней видны отметины…

Хотя мама Лас предпочитала как раз медуз. Кому что нравится. Лас с детства не терпела медуз.

А если нет ничего под рукой — тогда селишься у берега моря и купаешься там каждые три часа. А потом возвращаешься в укрытие и ждёшь там — ждёшь, пока горящее в крови буйство не заставит вновь меркнуть рассудок…

У Вейс в ходу были другие отвары. Хорошо действовали, но горькие — не передать словами.

— Значит, ты сегодня на работу? — поинтересовалась Вейс.

— Вот ещё! — Тесан, уже бодрая и весёлая, показала ей язык. — Мои законные четыре дня! Никуда не пойду! Няня, я с тобой! Если ты в город, я с тобой!

— Мы не в город. Мы сегодня в гости. Все четверо.

— А меня кто с работы отпустит? — поинтересовался Эверан. — Ладно. Не вам же одним веселиться! Что-нибудь придумаю.

— Вечно я за вас краснею! — поджала губы Вейс. — Вери, сбегай за овощами! Огурцы бери из дальнего парника!

Эверан вздохнул, горестно пожал плечами и —удалился.

— Няня, расскажешь? — Тесан обняла её — так, чтобы бабушка не видела. — Ну пожа-а-алуйста! Откуда этот мандарин?

— Ты тайны хранить умеешь?

— Няня! — Тесан поджала губы. Умеет. Ведь никогда и никому не рассказывала про «страну чудес» — Страну Цветов. Хотя, казалось бы, та ещё сорока! Молча сидеть не обучена.

— Всё-всё, молчу. Расскажу. Заходи как-нибудь вечером, расскажу.

— А я вам не помешаю?

— Тесан! — Вейс всё-таки услышала. — Прекрати немедленно!

— Уже, — буркнула Тесан. — Я что, слепая? Ты раньше что делала? Ходила весь день и ворчала на всех! А теперь ходишь довольная, поёшь песенки и даже по шее почти не даёшь!

Лас расхохоталась, самым неприличным образом.

— Да ну вас обеих! — Вейс старалась казаться оскорблённой, но улыбка её выдала. — Хочешь по шее — иди сюда.

— Да пожалуйста! — Тесан подошла и получила по шее. Обняла бабушку и произнесла громким шёпотом — так, чтобы слышала няня. — Бабушка! Я уже знаю, откуда берутся дети! Правда-правда! А ещё ты мне говорила, что если люди любят друг друга, то никого не касается, чем они там занимаются!

— Я тебя! — Вейс попробовала догнать внучку, но не смогла. Плюхнулась на ближайший стул, умирая от смеха. — Ну как мне с вами жить?

— Ве-е-е-есело, — пропела Тесан, — весело, бабушка! Вери, входи, не подслушивай, это неприлично!

— Кто бы говорил, — Эверан явно слышал если не всё, то многое, раз улыбался до ушей.

У Лас зазвонил телефон. Она жестом заставила всех умолкнуть, поднесла к уху. — Да. Да, Стайен, всё в порядке. Нет, совершенно здоровы. А можно? Хорошо, мы сразу же выезжаем!

— Нас приглашают, — она посмотрела в глаза по очереди, всем остальным. — Стайен просил передать, что хочет вас, негодники, чему-то научить. Говорит, вы способные.

— Ур-р-ра! — Тесан подпрыгнула чуть не потолка.

Вейс безнадёжно махнула рукой.

— Лас, ну и что мне делать? Воспитываешь-воспитываешь… как об стену горохом!

— Бабушка, — Тесан подбежала к ней, посерьёзнела. — Я только дома такая! Ну нельзя же везде быть такой серьёзной, я же от скуки умру!

— Всё, — Вейс звонко шлёпнула её пониже спины. — Марш на кухню и неси завтрак!

5. Волшебный дворец

Лас, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 13:20

И замок — то, как он проявился из ничего — и заброшенный сад, превратившийся в ухоженный и цветущий — привели гостей в восторг. Особенно внуков.

Их встречали все — хозяйка, Стайен, экономка и повар. После всех положенных церемоний, когда экономка и повар удалились — заниматься делами — Вессен хлопнула в ладоши и улыбнулась.

— У меня в это время года нет строгих правил. Мой дом — ваш дом. Стайен, дай им всем ключи. Обедаем мы в два, ужинаем в восемь, если кто-то проголодается до срока — позовите Сэнье. Она покажет вам ваши комнаты.

— Ну, подрастающее поколение, — Стайен обнял их за плечи, — за мной!

— Бабушки, — Тесан помахала рукой, — не вздумайте скучать!

Вессен проводила их улыбкой.

— Вейс, — она взяла её за руку. — Я хотела бы немного поговорить с Лас наедине. Если вы не возражаете.

— Конечно. А я пока на кухню, — улыбнулась Вейс. — Я найду, чем заняться.

Вессен жестом предложила следовать за ней в кабинет.

* * *

— Лас, — Вессен, по всему видно, долго готовилась к разговору. — Я хочу, чтобы не было никакого непонимания. Моя мама хотела, чтобы именно вы возглавили «заговорщиков».

— Я знаю, как вы себя называете, — усмехнулась Лас. — «Орден Зари» — это ваша идея?

— Нет, — покачала головой Вессен. — Мне это тоже режет слух. Но название уже дано.

— Почему вы не позвонили мне, когда… когда она оставила письмо?

— Потому что она так просила. Она просила меня вести все дела, пока вы сами не вернётесь. Ждать вас, и чтобы мои дети вас ждали, если не дождусь я. Вы ей очень дороги, Лас, вы знаете?

Лас прикрыла глаза.

— Знаю, — прошептала она едва слышно. — Не хотела в это верить. Простите.

— Вот, — Вессен поставила на стол бутылку. — Помните? Вы пили это вино тогда, когда она… когда вы передумали. Я предлагаю выпить за неё. За вас всех. За жизнь.

Лас вытерла слёзы, кивнула.

Вино осталось столь же приятным — слабая горечь, удивительный вкус, и потом на языке долго таяла терпкая свежесть.

— Лас, вчера мы поговорили с братом. Я не хочу кривить душой: я не хотела, чтобы вы возвращались в орден. Но если вы скажете, что готовы возглавить его, я помогу вам, чем смогу и передам ключи от всех замков.

Лас покачала головой.

— Не сейчас, Вессен. Я ведь ничего не знаю, что происходило все эти года. А ещё неделю назад мне всё это было безразлично. Простите.

Вессен уселась напротив.

— Было? А сейчас?

— Сейчас — не безразлично. Я хочу немного прийти в себя, и потом вы мне расскажете, что успело случиться. И я дам окончательный ответ.

Вессен кивнула, улыбнулась.

— Я хотела бы попросить вас. Я хочу, чтобы все — вы, Вейс и внуки — подошли к той картине.

— Зачем? Вы так и не сказали, что это такое.

— Ключ, — Вессен прикрыла глаза. — Когда-то это был ключ ко всем тайнам мира Не смейтесь, это правда. А потом у меня появилась возможность сделать так, чтобы к этому ключу не мог подойти кто попало. Чтобы никто не хозяйничал в нашем мире против нашей воли. Понимаете?

— И вы назначили себя хранительницей.

— Да, — Вессен подошла к окну. — У меня было много друзей. Тех, кто понял, что это за предмет. Мы до сих пор не знаем, откуда он взялся и кто им пользовался. Я сделала, что хотела, но потеряла их всех, Лас. Всех, кроме Стайена, хотя и он тоже чуть не погиб.

— Я сочувствую вам, — Лас прикрыла глаза. — Вы специально сказали неправду?

— Простите?

— Вы сейчас сказали неправду. Я не успела понять, что именно было неправдой.

Вессен медленно села за стол, не отводя взгляда от лица Лас.

— Мама права, — проговорила она. — В вас осталось что-то от неё. Да. Я сказала неправду. Я знаю, кто и зачем сделал этот ключ. Но поверьте, вам лучше этого не знать.

— Почему же?

— Я не уверена, что после этого вам захочется жить.

Лас усмехнулась, отвернулась. Она всё ещё считает меня маленьким ребёнком. Знала бы ты, что я успела повидать в жизни.

— Я расскажу вам, — Вессен протянула руку, положила свою ладонь поверх ладони Лас. — Когда захотите. Брат настаивает, чтобы я уничтожила картину. Но я не готова.

— Её можно уничтожить?!

— Можно. Но для всех спокойнее, если она пока что останется здесь.

Лас вздохнула. «Я думала, что сказки кончились…» Они никогда не кончаются, Вейс. Вот только не все эти сказки добрые.

— Так зачем вы хотите привести нас туда?

— Мы увидим, у кого есть особые способности. Вот и всё.

— Я понимаю, — Лас поднялась. — Теперь я понимаю, почему она хотела найти ту картину. Страшно подумать, что было бы, если бы нашла.

— Она нашла, — возразила Вессен. — Если вы про ту, с который вы все сражались, то она нашла. Но ключ не даётся в руки первому встречному. Может, поэтому она тогда озлилась на весь белый свет.

— Это многое объясняет, — Лас вздохнула. — Я устала от тайн, Вессен. У меня сейчас отпуск, — она улыбнулась, — а потом я буду в вашем распоряжении. Скажите… а вы сами? У вас тоже есть способности?

Вессен кивнула.

— Мама вас научила?

— Нет. Мама меня чуть не прибила, когда узнала. Это был специальный правительственный проект. Там мы и узнали про картину.

— Покажите! — потребовала Лас. Вессен улыбнулась, кивнула и… исчезла. Возникла рядом с Лас — из ниоткуда. Вновь исчезла… и вновь появилась за столом.

— Ого! — хлопнула в ладоши Лас. — Здорово! Но это не всё, правда?

— Конечно, не всё. Но лучше остальное не показывать, вредно для аппетита.

Они обе рассмеялись.

— К слову, — Вессен посмотрела на часы, — мы уже немного опаздываем на обед.

Бабушки и внуки, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 14:40

— Это делается так, — Лас посмотрела в глаза Эверану и Тесан. Подойдите, постучитесь и скажите, «Mes’seat, Aenarin». Так благодарят повара на его родном языке. Это один из лучших поваров на планете. Идите по одному.

— Ого! — восхищённо улыбнулась Тесан. — Спасибо, теаренти, было очень вкусно! — они оба учтиво поклонились Вессен и та вернула поклон, с улыбкой.

— Вы хорошо их воспитали, — заметила она Вейс, когда внуки ушли. Та вздохнула.

— Сладу с ними нет, теаренти. В гостях хоть ведут себя прилично.

— Лас, — Стайен сменил костюм. Надо же! Но всё равно выглядит слишком официально. — У меня всё готово.

— Можно я с вами? — поинтересовалась Вейс, посмотрев в глаза Вессен и Хорьку.

— Разумеется, — пожал плечами Хорёк. — Если Лас не возражает, то я — тем более.

* * *

Не зря Хорёк называет свою лабораторию «логовом». Пройти некуда — кругом хлам! А может, гениальные изобретения, поди отличи!

И запахи — канифоль, олово, горячая медь. Уже сто лет никто ничего не паяет! Или Хорёк — последний?

— Сядьте сюда, — Хорёк указал на кресло. — Нужно присоединить электроды. Могу я, если это вас не смутит. Или сами.

— Давайте лучше я, — предложила Вейс. — Что куда?

— Вот схема, — Хорёк вручил ей лист бумаги, а сам удалился к дальней стене — к экрану.

— Всё готово! — позвала Вейс минут через пять. Сам Хорёк подсоединил бы присоски за минуту.

— Откиньте спинку. Да-да, вон той ручкой. Лас, устройтесь удобнее. Нигде не давит? Сейчас вы уснёте. Не сопротивляйтесь, расслабьтесь — это ненадолго. Один…

Лас стало щекотно во всех местах.

— Два…

Щекотка прекратилось, обострились чувства, особенно обоняние. Голова пошла кругом.

— Три…

Лас падала, падала в горячую пустоту и не было этому конца.

* * *

— Так-так, — пробормотал Хорёк, взмахивая указкой. — Очень хорошо. Ну вот, теперь всё видно.

На экране возникла россыпь цифр и надписей.

— Что это? — подозрительно воззрилась Вейс.

— Это то, что умеет Лас, — пояснил Хорёк. — Необычные способности. Они есть у немногих.

— И что она умеет?

— Из семидесяти известных типов воздействия, — Хорёк указкой выделил группу данных, — пятнадцать свойственны всем людям в той или иной мере. Здесь у неё всё в норме. Чуть выше нормы «серебряный голос» и «смех призрака», но это ничего особенного. А вот тут, — Хорёк выделил другую группу, — всплеск. Намного выше нормы. Это — «песня жизни» и «зелёный гребень». Это то, что мы с вами и так о ней знаем, верно?

— Ещё бы я понимала все эти ваши обозначения! — буркнула Вейс.

— Серебряный голос — то, чем мы очаровываем противоположный пол. У мужчин такая способность бывает крайне редко, у нас другие способы, — Вейс фыркнула, — в основном это — женский талант. Смех призрака — это противоположное умение. Отпугнуть, отогнать человека.

— Знаю-знаю, — поджала губы Вейс.

— Песня жизни — это когда многие процессы ускоряются, иногда на два-три порядка. Регенерация тканей, иммунный ответ. Проще говоря, всё быстрее растёт, что может расти, быстрее заживает и излечивается. У Лас это проявлялось редко, но очень мощно — исцеление ран, например. Зелёный гребень — это то же умение, но обращённое только к царствам водорослей, грибов, растений.

— Понятно. А это вот? Чёрные полоски?

— А вот это повод для беспокойства, теаренти.

— Можно просто по имени! Мы же не на приёме!

— Спасибо, Вейс. Это — «чёрная петля». Умение полностью контролировать поведение человека и навязывать сложные программы поведения. Это — «поцелуй вампира», способность быстро восстанавливать силы и излечиваться за счёт ресурсов другого человека. Это — «чёрная рука», способность дистанционно поражать различные системы организма.

— Ужас, — Вейс поёжилась. — Только не говорите, что Лас всем этим занимается! Я её столько лет уже знаю! Вы не ошиблись?

— Всё может быть ошибкой, — Хорёк вгляделся в числа. — Эти полоски, как вы их назвали, совсем небольшие. Для естественных талантов это была бы норма или даже много ниже нормы. Но у большинства людей такого просто нет. Должен быть ноль, а не «немного», понимаете?

Вейс посмотрела на Лас. Та спала, спала спокойно, ничто не тревожило её сон. Заглядение…

— Давайте разбудим её и поговорим, что с этим делать! Вы же ей скажете?

— Дождёмся фазы парадоксального сна, Вейс.

— Это как?

— Это тот момент, когда вы видите сновидения. По моим данным — это минуты через три. У меня всё записывается, не беспокойтесь.

Сейчас только Вейс обратила внимание, что цифры на экране меняются. Немного, но меняются. Особенно сильно изменялся «зелёный гребень», хотя держался поблизости от начального значения.

— А меня? Вы можете проверить меня?

— Если хотите. В клинике не нашли ничего особенного. Всё в пределах нормы. Но у меня аппаратура мощнее.

Вейс улыбнулась.

— Мне было бы очень интересно. Я сама знаю, что ничего такого у меня нет, но всё равно.

— Я вам потом покажу кое-что очень интересное, — пообещал Хорёк. — Вам понравится. И внукам тоже. Вот, начинается то, что мне интересно.

Полоски на экране пришли в движение. Начали расти те, что и так были больше нуля, особенно — «зелёный гребень». Вейс перевела взгляд на Лас. Глазные яблоки движутся под прикрытыми веками, подрагивают губы. Едва заметно движутся пальцы.

— Что с ней? — спросила Вейс шёпотом.

— Не беспокойтесь, это нормально. Вы просто не присматривались к ней, пока она спала.

— Я… — Вейс прикусила язык. Присматривалась. Правда, не на кончики пальцев обычно смотрела. — О Великое Море! Смотрите!

«Чёрная петля», дрожавшая где-то у самого нуля, выросла. Вслед за ней подросли остальные две чёрных полоски. «Петля» дёргалась в обе стороны, но росла, неуклонно росла.

— Что это?! Что с ней, Стайен?

— Очень странно, — Хорёк потёр переносицу. — «Петля» активна, но направлена на себя. Лас как будто сама себя заставляет что-то делать. В жизни такого не видел.

— Не стойте столбом! Сделайте же что-нибудь!

Лас пошевелилась. Тут же все чёрные полоски сжались, угасли, отползли вниз.

Лас открыла глаза. Поморгала, уселась.

— Ой, ну и сон я видела! Кошмар, хорошо, что вовремя проснулась. — Потянулась, да так, что Вейс жутко захотелось зевнуть. Еле успела отвернуться. — Всё получилось?

— Получилось, — Стайен подошёл к ней, поднял спинку кресла. — Вейс, помогите ей с датчиками, а я сейчас подойду.

Едва дверь закрылась за ним, Вейс отцепила все «присоски», уселась рядом с Лас, обняла её. Судорожно всхлипнула.

— Что случилось, Медвежонок? — улыбнулась Лас. — Ну страшный сон, ничего особенного.

— Пусть он рассказывает, — отозвалась Вейс, — мне страшно. — И расплакалась.

Стайен вошёл через пару минут, нёс с собой пару бутылок…

— Минеральная вода, — пояснил он. — Немного витаминов, глюкозы. Очень полезно для ума. Мой любимый напиток.

Вейс выпила залпом чуть не половину бутылки, поморгала, протянула Лас остальное.

Стайен вкратце описал то, что они видели.

— И во время фазы парадоксального сна мы заметили, что «чёрная петля» активна. Но вы сами и источник, и приёмник.

Лас стало не по себе.

— Я сама себя ей держала? Это как?

— Трудно судить. Я такого пока не видел. Как будто вы сами себя заставляли что-то делать.

— Шизофрения, — едва слышно проговорила Лас.

— Это вряд ли. Картина основных ритмов мозга не даёт повода так думать. Я могу дать вам переносной монитор, чтобы снимать с вас все основные показатели — скажем, в течение суток. Чтобы вы не беспокоились. В клинике психические расстройства определяют безошибочно, Аспирант…. простите, Денгор увидел бы первым. Но у вас всё в порядке.

— Тогда что это?

— Понятия не имею! — Стайен развёл руками. — Ни шизофрении, ни, как её зовут в народе, одержимости нет. Во всяком случае, моя аппаратура не в состоянии их уловить. А она самая чувствительная в мире.

— Эти мои приступы злости, и то, что было там, возле таверны?

— Вероятно, да. Возможно, именно так проявляется такая «петля». Это, к сожалению, крайне редкий дар и информации о нём крайне мало.

— К счастью, — Вейс подняла голову. — Мерзость какая! Что же нам теперь делать?

— Жить, как и жили. Не снимайте мой монитор, если можно. Ту цепочку. Ни изображения, ни звука она не передаёт, в вашу личную жизнь я не вторгаюсь.

— Только если вы не будете вызывать «скорую» на каждый чих.

Стайен развёл руками.

— Это выглядело очень серьёзно. Серьёзнее некуда!

— Я живу с этим семьдесят лет, — Лас прижала Вейс к себе, погладила ту по голове. Вейс сильнее вжалась лицом в её плечо. — Последние полвека — рядом с Вейс. Если бы это было что-то серьёзное, я бы сама позвала на помощь.

— Если бы успела, — буркнула Вейс.

— Я передал вам датчики. Брелоки, помните? Отдайте один из них Вейс. Но договоримся — если никто за две минуты не даёт отбой, я реагирую так, как считаю нужным.

— Хорошо, — согласилась Лас. — Пусть так.

— Вессен мне голову открутит за такое. За эти две минуты. Лас, мы беспокоимся о вашем здоровье, понимаете?

— Ничего она не понимает, — проговорила Вейс, не поднимая головы. — Если вбила себе что-то в голову, то хоть кол на голове ей теши.

Лас тихонько рассмеялась.

— Стайен, если можно… ненадолго.

Хорёк кивнул, и покинул лабораторию.

— Медвежонок, — Лас погладила её по голове. — Со мной всё хорошо. И с тобой всё хорошо.

— Это сейчас. А когда ты уснёшь, что будет? Или если тебя разозлят?

— Что будет, то будет. Будем что-то делать. Что ты предлагаешь? Поселиться в клинике и жить под наблюдением?

— Вот ещё! — Вейс отпустила её и уселась рядом — Но от меня теперь ни на шаг!

Лас молча обняла её и кивнула.

— «Рядом с Вейс», — проворчала Вейс. — Не со мной, а рядом. Вот уж точно!

Лас тяжело вздохнула.

— Твоё счастье, что здесь нет подушек!

Вейс рассмеялась, не выдержала, стукнула Лас кулаками в грудь.

— Да ну тебя! Я про серьёзное, а ты…

— Нашла место говорить о серьёзном!

…Стайен вернулся минут через пять, с корзинкой. Там были не только бутылки с водой, но и чайник со свежим чаем, и термос с кофе.

— Вейс, вы тоже хотели обследоваться? Тогда садитесь и прикрепляйте датчики.

* * *

— …И что у меня такого? — поинтересовалась Вейс, с любопытством глядя на графики.

— Боюсь, ничего особенного, — указал Хорёк. — Всё в рамках статистической нормы. Разве что «златоуст»… Но это надо проверять во время второй фазы цикла. Тогда показания намного точнее. Приедете?

Вейс засмеялась, махнула рукой — да ну вас, скажете тоже!

— Что такое «златоуст»? — полюбопытствовала Лас.

— О, это очень просто. Умение убедить собеседника в чём угодно. Похоже на «серебряный голос», но не связано с хеморецепторами и гормональным фоном. Хотя собеседник должен быть рядом, это обязательное условие.

Вейс перестала смеяться.

— А ведь точно! — удивилась она. — Меня всегда посылали всё улаживать и обо всём договариваться. Я и не знала!

— Я же говорила! — Лас взяла её за плечи. — У каждого человека есть талант! Вот видишь!

Вейс отвела взгляд. «Бабушка, вы так мило краснеете…»

Хорёк подкрутил усы — сначала левый, потом правый.

— Больше не волнуетесь? Вот и замечательно. Давайте чаю выпьем, можно прямо тут.

* * *

— Люди живут с самыми разными способностями, — Стайен подошёл к окну, выглянул. — Дождь собирается, обожаю. И не всегда нужно беспокоиться. Сейчас в мире есть одиннадцать человек, владеющих «петлёй» — считая вас. Это нормальные, вменяемые люди, у многих семьи и дети, и никто из окружающих не страдает от их таланта.

— Стайен, — Лас подняла взгляд. — А можно узнать, кто эти десять человек? Можно посмотреть на них?

— Данные секретные… — Стайен криво усмехнулся. — Но в конце концов, почему нет? Только давайте обсудим это с Вессен.

— Она у вас самая главная, да? — Вейс посмотрела в глаза Хорьку.

— От вас ничего не скроешь.

— Я не глупая, — проворчала Вейс. — Может, хоть вы скажете? Чем вы таким занимаетесь?

— В двух словах — стараемся, чтобы не случилось конца света.

— Из-за всех этих… ну, как та, с которой я встретилась в библиотеке?

— Да, в том числе из-за «пси».

Вейс покачала головой.

— Вы умный человек, Стайен. И добрый, я вижу. Но чем вы занимаетесь! Что вы хотите от неё? — она взяла Лас за руку. — Только не врите!

— Я? Ничего. Чтобы она была здорова и счастлива.

Вейс долго смотрела ему в глаза. Но не сказала больше ни слова.

— Здесь чудесный парк, — Лас сжала её ладонь. — Идём, проветримся!

— Замечательная мысль! — Стайен протянул им: Лас — цепочку, Вейс — брелок. — Это на всякий случай. Если встретите внуков, пусть зайдут ко мне.

— Чему вы их учите? — полюбопытствовала Вейс.

— Обращаться с машинами. С самыми разными. У них талант, особенно у парнишки.

— Это да, — согласилась Вейс. — В доме всё настроил, всё починил, золотые руки. Спасибо вам, Стайен!

Тот развёл руками и улыбнулся.

— Идём, идём! — Лас потянула. — Идём же!

Лас и Вейс, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 16:50

— Какая прелесть! — восхищалась Вейс. Лас видела этот парк давным-давно, когда его только начинали разбивать. Как всё изменилось… и как похоже на другой парк, в другом месте и в другом времени. В далёком, недостижимом прошлом…

— Вот это да… — главная дорожка, самая широкая, вывела к поляне. А в центре её красовался дуб. Невысокий, лишь немного выше Лас. Но самый настоящий. Вейс обошла его кругом, иногда всплескивая руками от восхищения. — Разве так бывает, Ласточка? Смотри — тут уже листики пожелтели, тут новые растут, тут цветёт, а тут уже жёлуди…

— А как по-твоему? Бывает или нет? — улыбнулась Лас. Да. Любимое дерево хозяйки. Только теперь не простое, а, как сказала бы Вейс, волшебное.

— Чудо! Глазам не верю! Это твоя работа, верно?

— Моя, — признала Лас. — Это был мой подарок. Когда-то здесь был другой замок, и рос другой дуб. Но всё это однажды пропало.

Вейс посмотрела на Лас задумчиво.

— Знаешь, я не хочу слышать про это. Что пропало, что погибло. Расскажи мне лучше, что-нибудь хорошее! Плохого уже и так наслышалась!

— Хочешь увидеть её? — Лас решилась. Неизвестно, получится или нет, Гроза говорила, что получится. — Ту девушку, Грозу? Маму Вессен?

Вейс вздрогнула.

— Ласточка, мне не смешно!

— Это не страшно. Хочешь? Тогда сорви жёлудь, сядь под дуб, прислонись к нему спиной и посиди так.

Вейс повиновалась, словно заворожённая. Видно было, что ей не по себе.

— Не бойся, — Лас уселась рядом с ней, взяла за руку. — Ничего страшного. Просто позови её, мысленно. По имени. Не прозвище, а имя.

Вейс кивнула, её губы чуть дрогнули.

Туман сгустился перед ними — там, откуда они пришли. Прошла минута — и непроницаемая молочно-белая стена поползла мимо них, начинаясь шагах в пяти. Послышался скрип камушков, или это игра воображения?

— Ласточка, мне страшно, — призналась Вейс. — Мне очень страшно.

— Я здесь, — Лас крепче взяла её за руку. — Всё, открывай глаза. Смотри!

Вейс не сразу решилась открыть глаза.

Силуэт показался в толще тумана. Кто-то приближался — неторопливо. Вейс сжала ладонь Лас так, что той стало больно. «Спокойно», шепнула Лас. «Спокойно, не бойся».

Ещё три шага — и она вышла из глубины туманного одеяла. Встала и, казалось, смотрит на гостей. На лице её была улыбка. Довольная, весёлая улыбка.

Вейс смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Она здесь моложе, чем там, на тех картинках в «тайной комнате». Моя Тесан похожа на неё, подумала Вейс неожиданно. Такая же растрёпа, никогда не одевается аккуратно, про причёску я вообще молчу. Какая она была красивая, подумала Вейс. Вздрогнула — ей показалось, что возникшая из ниоткуда девушка посмотрела на неё и увидела. Что же такое с вами случилось?

— Она настоящая? Лас? Она нас слышит?

— Нет, — Лас поднялась. Вейс поднялась следом, чуть не уронила Лас — не хотела отпускать руку. Лас подошла к Эсстер-Грозе, попробовала потрогать ту за плечо. Рука прошла насквозь.

«Призрак», словно то был сигнал, кивнул, развернулся и направился назад, в туман.

— Лас, куда она? Пойдём за ней?

— Это плохая идея, — голос Лас прозвучал резко. — Пусть идёт, Вейс. Не будем её зря тревожить. У неё сейчас другие заботы.

— Ты говоришь так, будто она жива!

— Жива, умерла, — Лас посмотрела в лицо подруги. — Знаешь, я уже поняла, что разницы большой нет. Жизнь просто становится другой. И потом, когда-нибудь, вновь становится настоящей, земной. Вот и всё.

Вейс смотрела, как расходится туман.

— И её всегда можно вот так позвать? Так легко?

— Нет. Один раз в сутки. И только если есть рядом её родственники или друзья. К чужим она не выйдет.

Вейс поёжилась.

— Смотри, вон там! — она указала рукой. — Там кто-то есть! Я вижу!

— Садовники, — присмотрелась Лас. — Идём, познакомлю! Они такие вещи делают — заглядение! Это они за парком присматривают.

Хорёк и внуки, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 16:35

— Ну, как вам это? — Хорёк с улыбкой смотрел на Тесан и Эверана. Картина произвела на них впечатление. Парнишка способен, в очередной раз подумал Хорёк. Пожалуй, я бы взял его в ассистенты. Если бы его родственники разрешили.

— Прелесть! — Тесан смотрела на картину заворожённо. И это случилось, и Хорёк этого никак не ожидал. — Ой! — Тесан прикрыла глаза. — Жжётся! Я посмотрела на Луну, а она…

— Это необычная картина, — Хорёк отвёл девушку в сторону. — Не бойтесь. Второй раз она не будет жечься.

— А почему? Почему она меня ослепила? — Тесан трясла головой — перед глазами прыгали малиновые пятна.

— Это означает, что вы самый нормальный человек, ничем не больны и никто вами не управляет, — пояснил Хорёк.

А также это означает, что у тебя есть какой-то скрытый талант, подумал Хорёк. А какой, я не знаю, мои датчики не заметили. Но этого я тебе говорить не буду.

Через минуту и Эверан «поймал зайчика». А вот здесь мне всё понятно, подумал Хорёк. Ты «аниматор», приятель, и ты, как и я, «друг железа». И это замечательно. Тихая, скрытая способность, которая никому не мешает жизнь. Наоборот, помогает.

— Вы для этого нас привели сюда? — обернулась Тесан. — Чудо, какие картины! Я некоторые видела на выставках, правда!

— Для этого, — согласился Хорёк. — Чтобы вашим бабушкам и нам с сестрой было спокойнее.

— А можно мы сюда ещё придём? Ну или я приду, если Вери не захочет?

— Ты за меня не решай, — проворчал Эверан. Совсем как бабушка Вейс.

— Не ворчи! Так можно, а? Здесь так интересно! И я себя так необычно чувствую…

— Тебе ещё три дня себя необычно чувствовать, — съязвил Эверан и ловко уклонился от оплеухи. Хорёк поймал обоих за руки.

— Так, всё! Драться — не здесь. Поломаете тут всё. Да, можно. Но только вместе со мной. Тесан, ну так что вы решили?

— Будем менять! — твёрдо заявила Тесан.

Эверан перевёл взгляд с неё на Хорька.

— Что менять?

— Мозги! — Тесан показала ему язык. — Буду умнее тебя в сто раз!

— Были бы у тебя мозги, — вздохнул Эверан. — Ладно, я тоже пойду в парк. Вы уж поставьте ей мозги получше, чтобы не скрипели, как старые!

— Я с тобой дома поговорю, — погрозила ему Тесан, а Хорёк не выдержал и, наконец, расхохотался.

* * *

Хорёк привел Тесан в лабораторию и усадил в то самое кресло.

— Так, — он надел халат — совсем как в больнице — и защитную маску. — Можно с общим наркозом, можно с местным. Как хотите.

— Мне делали с общим, — содрогнулась Тесан. — Потом полдня тошнило.

— Я им это ещё припомню. Хорошо хоть здоровье вам не испортили. Ну так что? Это не больно, просто у вас будет чувство дезориентации, «белый шум» во всех органах чувств — несколько минут.

— А после вашего наркоза тоже будет тошнить?

— Нет. Просто заснёте на минутку, и проснётесь бодрая и здоровая.

— Давайте, — Тесан покорно улеглась на кресло, прикрыла глаза. — Раздеваться нужно?

— Нет, необязательно. Если только вам жарко.

Тесан захохотала, прижала руки ко рту.

— Простите! Я больше не буду.

Хорёк улыбнулся и прижал ладони к её щекам.

Яркая вспышка… и всё. Больше Тесан ничего не помнила.

…Часы на стене показывали, что она проспала двадцать пять минут. Девушка осторожно приподнялась — Хорёк сидел на соседнем стуле, уже без халата и маски.

— Не тошнит?

— Нет, — Тесан попыталась сесть, рывком, и чуть не полетела кубарем.

— Так-так, — Хорёк взял в руки вещичку, похожую на зажигалку. — Сейчас подстроим. Прибор адаптируется к вашей нервной системе. Пока не делайте резких движений. Медленно лягте. Вот так, правильно. Снова сядьте. Голова не кружится?

— Немного, — признала Тесан. — И язык будто деревянный. Но в тот раз было хуже! Скажите, а кто вы по профессии? На кого учились?

— Сначала на танцора, потом на экономиста, — Хорёк подал ей руку. — Встаньте. Ничего страшного, это пройдёт. Давайте, учитесь ходить. Это займёт минут пять, не больше.

— Танцор?! Вы шутите?

— Если бы. У меня столько профессий было, не сосчитать. А что? В жизни всякое пригодится!

— Бабушка тоже так говорит, — согласилась Тесан. — Ой! Щекотно!

— Это пройдёт. «Шлем» сейчас на вас настраивается. Не бойтесь, просто старайтесь двигаться без спешки. Кстати, а что ваша настоящая бабушка? Я к тому, что Вейс — прабабушка.

— Ой, настоящая у нас великий скульптор! Вечно выставки, вечно мастерская. Она нас вспоминает только, когда у кого-нибудь день рождения. Мы давно зовём Вейс бабушкой. С ней интереснее, и ей приятно! А той мы давно не нужны.

— Бывает, — согласился Хорёк. — Ну вот, уже лучше. Читать умеете, верно? Вот инструкция, — протянул девушке запаянный в пластик том. — Там же сертификат. У меня всё честно. Гарантия пятьдесят лет, но каждые десять лет нужно калибровать. В книге указаны адреса.

— Ого! — прошептала Тесан. — Вот меня кинули… и я ещё с долгами не рассчиталась, дура! Это же сколько стоит!

— Умножьте то, что заплатили, на пятнадцать.

Тесан присвистнула.

— Это такой подарок… Спасибо, Стайен!

— Тихо, тихо, — Хорёк вовремя поймал её. — Потом обнимете. Мне это не стоило ни монетки. Давайте так: я вас попрошу о чём-то. Если выполните просьбу, то мы в расчёте.

— А если нет?

— Будете жить с чувством, что никогда не рассчитаетесь.

— Вы хитрый! — прищурилась Тесан. — И что вы хотите?

— Будьте поблизости от Лас. От вашей няни. Ну и с пра… простите, с бабушкой.

— Вы шутите?! Я и так рядом с ними, с ними и жила бы, только они меня долго терпеть не могут!

— Не шучу. Им это нужно. И мне будет спокойнее.

— И всё?!

— И всё.

На это раз Тесан сумела его обнять и не упасть по дороге.

— Вы такой странный! Я согласна! И не из-за денег!

— Я знаю, — Хорёк легонько прижал её к себе и отпустил. — Инструкцию лучше никому не показывайте. И почитайте как следует! Вот, — протянул ей «зажигалку». — Это пульт управления. Обычный, в любом магазине купить можно, для бытовой техники, третьего класса сложности. В инструкции сказано, как его настроить.

Бабушки и Хорёк, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 18:30

Лас с некоторой опаской смотрела на картину, а Вейс — с любопытством. Когда поняла, что изображение «живое» — плывёт и меняется — обрадовалась и засмеялась, как ребёнок. Хотела даже пальцем потрогать. Хорёк поймал её за руку.

— Простите. Прикасаться не нужно.

— Ой, конечно! — смутилась Вейс и тут же «поймала зайчика». Но не вскрикнула, не отшатнулась, как другие, а засмеялась и поднесла ладони к глазам.

— Вижу! — поразилась она. — Вижу сквозь ладони! То есть… нет… да, вижу! Но как странно! Вы все стали цветными!

Хорёк вздохнул. Сумеречное зрение. Едва ли не самое бесполезное умение. Хотя… всё в дело идёт. А на «Сойку» вполне можно рассчитывать — до тех пор, пока Вессен и Лас ладят. Ох уж эта политика!

Вейс успокоилась, хотя то и дело подносила ладони к глазам.

— Скажите, — она посмотрела Хорьку в лицо. — Это только здесь так будет? Да? Или снаружи тоже?

— Кто знает! — Хорёк развёл руками. — Здесь ваши способности многократно усиливаются. Но подолгу оставаться здесь не стоит.

— Ой, а можно мы тут с Лас… на минутку! Можно?

— Вообще-то нельзя, — Хорёк потёр переносицу, а Вейс явно расстроилась. — Хорошо. Но если хоть что-нибудь случится, мне достанется больше всех. Имейте в виду!

Он вышел за пределы «саркофага» — эта комната защищена лучше, чем любое другое помещение. Камеры слежения, конечно, работают. И если отключить, поднимется тревога. Сам сделал так, чтобы нельзя было отключить.

— Ох, бабушки, бабушки, — вздохнул он. — Ладно. Один раз можно.

* * *

— Вейс, что ты задумала? — поинтересовалась Лас.

— Моя просьба! Я хочу попробовать кое-что… один раз!

— Вот хитрая! — улыбнулась Лас. — Но здесь нет ни земли, ни горшка. Что будем делать?

— Есть! — Вейс вытащила из внутреннего кармана плаща пакет. Земля. Отличный перегной, то, что нужно. Так вот что она делала в той теплице — попросила у садовника заглянуть туда на минутку.

Лас покачала головой.

— Не ожидала… ты с самого начала хотела?

— Да. Ты же сказала, и он сказал — здесь твои способности сильнее. Можно? Можно, Ласточка?

— Давай сюда, — Лас поставила «горшок» перед собой. — Всех обхитрила! Садись спиной ко мне, — Лас вынула кинжал. — Как только щёлкну пальцами, хорошенько представь, что ты хочешь.

— Дай-ка кинжал, — попросила Вейс, усевшись.

— Зачем? — удивилась Лас.

— Дай! Жалко, что ли?

Почти тут же отдала. Лас заметила, что лезвие в крови.

— Вейс, зачем??

— Пусть. Пусть не только твоя кровь. Что, нельзя?

Лас замерла. Без крови почти никогда не работало. С её кровью — моментально и сильно, и чем больше крови, тем мощнее был результат… и там сильнее «отдача». Но вот использовать кровь «настройщика» никто не догадался. Даже в голову не приходило. Ай да Вейс!

— С тобой всё хорошо? — Вейс повернула голову.

— Да. Всё, думай и не отвлекайся.

…Едва Лас погрузила клинок — со своей и Вейс кровью — в землю, как вокруг стало светлее. Вейс покосилась краем глаза — картина начала светиться. Вейс улыбнулась и, прикрыв глаза, изо всех сил представляла, представляла… и становилось тепло и хорошо-хорошо, она будто летела.

Когда Лас пришла в себя, в пакете выросла карликовая вишня. Дюжина плодов. А как пахнет!

Лас поднялась на ноги, ощущая лёгкость во всём теле. Ни усталости, ничего подобного. Наоборот.

— Признавайся, что ты загадала?

Вейс восхищённо смотрела на кустик, засунув в рот раненый палец.

— Вот! — она сорвала ягодку, выдавила каплю сока. Капнула на ранку… вздрогнула. Замерла в ожидании. Я тоже ждала, подумала Лас, глядя на подругу. Я тоже всегда ждала и было страшно, вдруг не получится.

— Ой! — Вейс хихикнула. — Щекотно! — Облизала палец — нет ранки. Чуть выделяется место, где она была — тонкая полоска белой кожи. Полоска темнела на глазах, и через минуту уже было не понять, где именно Вейс уколола себя.

— Излечивает раны? — Лас пристально смотрела на Вейс. Та хитро улыбалась.

— Да! И не только порезы, но и то, что внутри — тоже.

— Правда? — Хорёк вошёл, затворив за собой дверь. — Вейс, вы бы меня предупредили. Мы боялись проделывать такой опыт. Боялись за Лас и за тех, кто рядом. Вы очень рисковали.

Вейс вздохнула.

— Ладно, — Хорёк смотрел на деревце. — Что сделано, то сделано. Давайте так. Вы мне подарите пару ягодок, а я, если что, соберу все шишки. Что они делают?

— Лечат раны, — отозвалась Вейс. Она не договаривает, подумала Лас. Тут не только лечение ран. Тут что-то ещё.

— Это может пригодиться, — кивнул Хорёк. — Но в следующий раз давайте заранее договариваться.

— Ладно, — Вейс улыбнулась. — Мне самой сказать Вессен?

— Я скажу. А сейчас — давайте уйдём отсюда. Вы и так были здесь слишком долго.

Лас и Вейс, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 19:20

— Мы останемся здесь? — Вейс сидела у окна и смотрела на свою вишенку. Деревце — крохотное, уменьшенная копия настоящего — было в цвету. Стоило сорвать ягоду, как минут через пять на этом месте появлялся цветок.

— Почему нет? Здесь и в замке интересно, и вокруг. Мы же никуда не торопимся?

— Мне же огород нужно поливать!

— Эверан включил автоматический полив. Он сам сказал.

— А урожай кто соберёт?

— Садовник. Кто его собирает, по-твоему? Вейс, перестань. Хозяйство в надёжных руках. Ты же сама говорила.

— Извини, — Вейс улыбнулась. — Привычка. Всё ещё чувствую себя старушкой. — Потянулась за ягодкой.

— Что, такие вкусные?

— Попробуй! Тебе понравится!

Лас угостилась. Тоже медовые, но не такие сладкие — и тают на языке. И косточки — крупные, почти чёрные.

— Так что ты загадала? Кроме исцеления ран?

— Не скажу!

— Медвежонок!

— Не скажу! Может быть у меня тайна?

Лас вздохнула.

— Пороть тебя некому! Так нечестно!

— Честно! Это подарок мне на день рождения! Потом скажу.

— Ладно, вредина, — Лас посмотрела на себя в зеркало. Латунное. Вессен много знает о гостях — комната обставлена в имперском стиле, и, конечно, Третья Династия. Комната Вейс — напротив — обставлена совсем по-другому. — Скоро ужин. Да прекращай же есть их! Аппетит перебьёшь!

— У меня больная печень, — пояснила Вейс, глядя, как очередной цветок жухнет, как наливается новая вишня. — Не мешай!

* * *

Хорёк, как с ним бывало, не успел выдать «ключи для гостей» — и исправил ошибку после ужина. Теперь входить и выходить можно было куда угодно — кроме дюжины дверей в самом замке. Среди прочего, запретной зоной являлся винный погреб.

Туда Вессен проводила «бабушек» — оба внука сорвались и убежали в лабораторию Хорька. А может, ещё куда.

— Я такого нигде не видела! — с уважением отметила Вейс, глядя на стеллажи с бутылками. Как только гости вошли, кондиционеры запели чуть громче. — Даже у внучки.

— У вас пять внуков и девятнадцать внучек, — заметила Вессен. — О ком вы говорите?

— Темеринн, — улыбнулась Вейс.

— Темеринн эр Неммет эс Темстар, — Вессен улыбнулась в ответ. — Секретарь нашего посла в Кемметри. Сделала хорошую карьеру, но главное у неё впереди.

— Вы всё знаете! — удивилась Вейс. — Я уже сама не всё помню.

— Можно личный вопрос? Почему Тесан и Эвверан живут с вами, а не с родителями или родной бабушкой?

— Я не спрашивала, — улыбнулась Вейс. — Мы с ними хорошо ладим. Меня сейчас вспоминают только по большим юбилеям. Да и пусть, у молодёжи другие заботы. Я и так счастлива, — она взяла Лас за руку, — особенно, когда есть с кем вспомнить молодость.

— Пятьсот, — вполголоса заметила Лас. Вейс поморгала в недоумении. — Пятьсот ударов подушкой. Ты у меня вспомнишь молодость.

Вессен отвернулась, пряча улыбку.

— Да ну тебя! Вессен, скажите, почему вы не были в Стране Цветов? У нас так красиво!

— Я давно сижу здесь, привыкла, — Вессен развела руками, совсем как Хорёк. — Наверное, у меня было слишком много приключений. Я уже чувствую себя бабушкой. Правда, детей всего трое и они часто заезжают.

— Приезжайте! Лас, пригласи её!

— Я не смогу, — Вессен взяла Вейс за руки. — Пока что не могу. Прошу простить. Вот вас всегда рада видеть. Скажите, у вас ведь есть видеозаписи?

— Полтора года непрерывного просмотра, — улыбнулась Лас. — Могу передать все. Там очень красиво.

— Передайте. Мне нельзя отлучаться из дома надолго, а если приеду к вам, то захочется всё бросить и отдыхать.

— Это точно, — Вейс немного обиделась, поняла Лас. Что поделать.

— Когда-нибудь приеду, — пообещала Вессен. — У вас есть любимое вино, Вейс?

— Вишнёвая наливка, — засмеялась Вейс. — Я не разбираюсь в хороших винах, теаренти. Простите. Меня угощали, я хвалила, конечно, с умным видом, но не разбираюсь.

— Я думаю, мы найдём наливку, — Вессен подмигнула Вейс и взяла Лас за руку. — Я знаю, вы редко пьёте. Почти никогда. Но у вас ведь тоже есть любимое вино?

— Если у вас найдётся Мазиэр двадцать пятого года…

— Найдётся, — Вессен жестом указала, — прошу за мной. Они прошли ещё две комнаты — в каждой своя температура и влажность — и в третьей Вессен указала на полку слева. — Вот, у меня ещё осталось две бутылки. Замечательный был год, верно?

— Вы так много знаете! — теперь и Лас удивилась. Хотя чему я удивляюсь, подумала она. Если она сейчас ведёт все дела «заговорщиков», она обязана знать о нас всё.

— О вас я знаю очень мало, Лас-Таэнин. Вы постарались, чтобы никто ничего не знал. Простите! Это не упрёк. Просто я смотрю сейчас на Вейс, на вас, и пытаюсь себе представить, как жили люди сто лет назад. И не могу. Расскажете?

— С удовольствием. У камина длинными зимними вечерами, — и все трое засмеялись.

* * *

— С ума сойти, — призналась Вейс. — Как здесь красиво!

Они поднялись на башню. Если бы не антенна на её макушке, было бы полное ощущение, что они на настоящей древней башне настоящего древнего замка.

Вейс права. Горы, горы, горы. Владения Вессен не очень велики, но даже виноградники и кофейные плантации прославили её крохотную страну на весь мир. У её владений, припомнила Лас, особый статус. Автономия в составе Южного Союза. Конечно, нет ни границ, ни своей армии, но местные жители, что живут на её земле, считают себя гражданами самостоятельного государства. Поселиться здесь невероятно трудно, хозяйка дома Метуар имеет право отказать кому угодно во въезде в свои владения. И — это самая спокойная провинция Тегарона. Полный ноль — никаких уголовных преступлений. И вместе с тем — самая посещаемая. Треть дохода от туризма в Тегароне приносит Метуар.

— Погуляем? Можно завтра. Можно прямо сейчас.

— Ой, нет! Спать-спать-спать. Мои ста… — Лас молча двинула её локтем в бок. — Мои косточки желают покоя!

* * *

— Медвежонок, — в сотый раз спросила Лас, уже после того, как Вейс закончила массаж. — Что ты придумала? Для чего эти вишенки? Ты их так торопилась есть. Что, нужно было съесть именно сорок штук?

— Всё-то ты видишь, — заметила Вейс. Голос выдал её разочарование. Не сорок, Ласточка, а сорок три! Сама не знаю, почему выбрала это число. — Зато у меня печень больше не болит!

Печень у неё пересталаболеть после второй. Но Лас об этом знать необязательно.

— Знаешь, как насолить, — проворчала Лас. — Теперь буду мучаться от мысли, что ты затеяла какую-то хитрость.

— Будешь! Это тебе за то, что столько времени меня не замечала.

Лас прорычала что-то невнятное и прикрыла глаза.

— Ладно тебе, — Вейс присела, погладила её по затылку. Нет, не действует. У каждого человека всё немного по-другому. Вейс всё ещё помнит, как Лас сломала запястье какому-то молодому человеку там, в библиотеке, когда тот захотел приласкать её против её воли. До сих пор страшно вспоминать. Их было двое. Один сидел на полу, прокусив губу от боли, а к горлу второго Лас приставила кинжал. И сказала, ровным и спокойным голосом — «я не разрешала». А потом плакала всю ночь — так, чтобы никто не слышал. Кроме Вейс…

— Ниже и правее, — произнесла Лас неожиданно. Вейс захлопала ресницами. От неожиданности.

— Ч-что?

— Большой палец. Треть куан ниже и столько же правее.

Вейс замерла, ошарашенная. Лас, не открывая глаз, взяла её руку и указала место — куда прижимать большим пальцем. Вейс не сразу осмелилась провести по её затылку. А когда провела — почувствовала, как расслабляется Лас, становится горячей, уплывает…

Комната вокруг стала зыбкой, сдвинулась, изменились её очертания. И что-то швырнуло Вейс в чёрную и холодную пустоту.

Лас и Вейс, 12:04

— Чуть-чуть выше голову, — указала Лас. — Вот так, так правильно. Теперь дверь открывается и входит моя матушка.

Вейс — в светло-зелёном тефане, в зелёной же повязке — повернулась туда, откуда вышла воображаемая госпожа и исполнила поклон. Почти правильно.

Лас молча вручила служанке хлопушку — мухобойку. Кланяться служанке нельзя, за это — суровое наказание. Но тот, кому по доброй воле передали любую вещь хозяйки, уже не считается низким человеком, и можно кланяться. А как ещё обучить эту варварку правилам хорошего тона?

— Нет, — Лас отметила почти без эмоций. — Правая рука не движется, прижимай к телу. Глаза не прикрывать. Ещё раз! Смотри, как я делаю!

Вейс была рада-радёшенька. Там, где её обучали, прежде чем отдали в дом Вантар, за подобное уже угостили бы плёткой. Лас была терпелива как никто и доставалось от неё не кулаком, не ладонью и не плёткой, а только мухобойкой. Правда, это было обиднее всего — означало, что уже и Лас теряет терпение.

Странная она девочка. На людях — непроницаемая, никаких чувств сверх положенных. Только когда никто её не видел — служанка не в счёт — Лас умела и смеяться, и огорчаться, и капризничать.

Только бы она меня не прогнала, думала Вейс каждую ночь. Лас быстро засыпала и редко просыпалась по ночам. Служанке положено спать чутко и быть рядом, когда нужно — угадывать волю хозяев. Только бы не прогнала! Она слышала жуткие рассказы о том, как обходятся со слугами-варварами. Её и считают варваркой — неотёсанной, необученной, а если нет хозяйки рядом, то держатся так, словно от Вейс дурно пахнет.

Лас ударила её, по-настоящему, всего три раза. Всего три раза в жизни. Два раза — ни за что, Вейс понимала. Но зла не держала. В конце концов, она была на пиратском судне, а пиратам нет пощады. Если бы Лас не согласилась взять её, кто знает, долго ли прожила бы Вейс.

Взгляд и молчание Лас были страшнее любых побоев. Особенно когда во взгляде читалось — надоела ты мне, иди куда глаза глядят.

Лас и Вейс, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 19, 23:45

…Вейс поняла, что Лас сидит рядом и обнимает её за плечи.

— Что такое, Медвежонок? Что случилось?

— Мне показалось, — Вейс сглотнула. — Я побывала в прошлом. Там, у тебя дома. Всё было так по-настоящему…

— Ложись, — Лас подвинулась. — Снова длинный день. Потом расскажешь.

Вейс не пришлось просить дважды. Она уснула почти моментально, а Лас вспоминала, как от прикосновения Вейс стало легко-легко, и кругом простирались цветочные поляны, и она летела, летела, и ветер поддерживал её.

Лети, Ласточка. Лети, смелая птица.

Лас услышала этот голос уже на грани яви и сна, и узнала, но не успела ответить — только улыбнулась. Так и заснула с улыбкой.

Вейс, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 20, 0:15

Вейс проснулась, будто по команде. Лас спит — спит крепко, слышно по дыханию. Вейс некоторое время любовалась ей… какая фигура! Даже не двадцать — восемнадцать лет. Я сама выгляжу так же, но от Лас просто не отвести взгляда. Как на неё все смотрят на улице — ведь только глаза выдают её возраст.

Вейс действовала по наитию. Нужно проверить. Обязательно нужно проверить, иначе не будет покоя. Она оделась — у себя дома просто схватила бы одежду и выскользнула в коридор, там одеться, чтобы не разбудить Лас. А здесь не осмелилась.

Замок на ночь не запирался. Хорёк говорил что-то — что посторонний сюда не войдёт, а если попробует — убежит, как только увидит, что находится за оградой. И хорошо. Какое счастье, что все двери смазаны, ничто не скрипит!

Она долго бродила по парку. Только бы никто не видел. Нельзя, чтобы видели. Особенно, если не получится.

Вейс уселась среди кустов — Луна освещает всё, как фонарь, но вроде бы кусты и деревья всё скрывают. Достала кинжал — стащила у Лас из одежды. Вернёт, Лас и не заметит. Семена, самые разные, и та самая вишнёвая косточка. От самой первой вишни. Вейс долго не решалась.

Укол в палец — и капелька крови на острие. Теперь положить семечко в лунку и воткнуть рядом кинжал. Так? Вроде бы так. А что теперь?

— Расти, — попросила Вейс. Прикрыла глаза. Представила, что семечко прорастает — всё представила, как растёт деревце, как расцветает, как завязываются ягоды, как зреют. Стало жарко, в ушах зазвенело.

Накатила слабость — волной. Накатила и ушла. Вейс долго не решалась открыть глаза. Открыла… и вскрикнула, отпрянула, упала на спину.

Вишня. Не маленькое деревце — ростом с саму Вейс. И вся в ягодах! А запах какой!

— Получилось, — ошарашенно пробормотала Вейс. — Получилось! Не может быть!

Но деревце утверждало обратное. Вейс протянула руку, и… поняла что не помнит, что загадывала. Что-то загадывала! Что делают эти ягоды? Неизвестно. Лучше не есть, на всякий случай. Но как выглядят!

Вейс пробиралась к дому, ощущая себя преступницей и гордясь собой — одновременно. Лас пока не нужно знать. И Вессен не нужно. Нужно попробовать ещё! Там, у себя, в огороде, чтобы никто ничего не заподозрил!

Теперь нас двое, подумала Вессен. Теперь ей будет легче.

Её скрутило у самого входа в поместье. Навалилась чёрная непроницаемая ночь и жуткая, ужасная тоска. Не хотелось жить, не хотелось ничего — только лечь и умереть.

— …Вейс? — Хорёк склонился над ней. — Что с вами?

— Плохой сон, — Вейс размазала слёзы по лицу, пытаясь вытереть. Ужас, как неприлично! — Простите!

— Может, вам погулять по парку? А может, выпить? Не стесняйтесь.

— Можно, — согласилась Вейс. — Немножко можно.

Они долго беседовали с Хорьком о чём попало — милая, приятная беседа ни о чём — и уже через час Вейс успокоилась. Её всё казалось, что Хорёк всё знает. Всё-всё знает. Но похоже, он всё-таки не знал, или очень умело притворялся.

* * *

Два часа до рассвета. Нужно всё-таки полежать отвлечься, подумала Вейс. Иначе я лопну от счастья!

— Как там погода? — спросила Лас не открывая глаз. Вот ведь какая чуткая! Поняла, что Вейс гуляла где-то!

— Очень хорошая, — Вейс забралась под одеяло. — Спи, Ласточка, — она, всё ещё несмело, погладила ту по затылку. Так, как нужно. Лас улыбнулась, что-то промурлыкала и прижалась к Вейс. Вейс успела ещё почувствовать, как сквозь руку в неё саму проходит и растекается по телу тепло — а потом заснула. Как выключили. Глубоко, крепко и без сновидений.

6. Большой-большой секрет

Лас и Вейс, Аратрин-Таэр-Лан, Неиверин 20, 5:20

— Не спалось? — Лас и так знала, что Вейс не спит. Не спит, лежит на боку и смотрит на неё.

— Я как электрическая была, — призналась Вейс. Надо же сказать хоть часть правды. — Погуляла по парку, потом со Стайеном лясы поточили. Голова до сих пор кругом!

Лас уселась.

— Моя очередь делать массаж, Медвежонок. Давай-давай!

Лас спрыгнула на пол и… чуть не полетела кубарем. Вейс тут же слезла сама. Посмотрела на Лас внимательно, нахмурилась, привлекла к себе.

— Сядь! — указала на краешек кровати. Провела пальцем по виску Лас, поднесла к носу.

— Да ты горишь, подруга! Это я тебя сбила, наверное…

— Уже?! — Лас попробовала вскочить и подбежать к зеркалу, посмотреть на зрачки. Но ноги не держали. Можно на зрачки и не смотреть, у неё всё начинается с того, что ноги плохо держат.

— Сейчас-сейчас! — Вейс бросилась к шкафу, открыла сумку. Подбежала к кровати, протянула Лас мандарин. Один из тех.

— Очень кстати, — Лас с удовольствием упала на спину, когда с мандарином было покончено. — На неделю раньше срока. Давно уже так не было.

— Это я, да? То… что я сделала вчера?

— А это важно, Медвежонок? — Лас закрыла глаза. — Ну что, делать тебе массаж? Будет очень горячо, — она пошевелила пальцами в воздухе.

Вейс засмеялась.

— Нет уж, я и от обычного вся таю, ещё не привыкла. Бегом в душ! Сегодня я о тебе забочусь.

* * *

Лас столкнулась с Тесан в коридоре. Похоже, внучка ходила смотреть на картины — в левом крыле их особенно много.

Тесан принюхалась, чуть открыв рот. Её счастье, что Вейс ушла на кухню — поговорить с Крайеном.

— Мандарин? — задала Тесан ненужный вопрос. Лас кивнула. Они долго смотрели в глаза друг другу и… расхохотались, обнявшись.

— Ой, я сегодня так чудила… — Тесан никак не могла успокоиться. — По парку бегала, песни пела… Ужас как приятно! И голова почти ясная! Ну что, няня, сегодня вечером в парке, да?

И они снова расхохотались. Взялись за руки и пошли — в другое крыло.

— От тебя сейчас глаз не отвести, — призналась Тесан. — Сиди уж дома, а то нам с бабушкой придётся поклонников отгонять!

И снова рассмеялись. Для меня это всё время было наказанием, подумала Лас. Никогда не ела мандарины, не пила таблетки. Все смотрели на меня странно, особенно Гроза. Всё по-старинке — море и хижина, отвар и эти мерзкие медузы. И зачем, спрашивается? Для кого? Днём ломит суставы, ночью болит живот и голова, и огонь в крови, и не с кем им делиться…

Сегодня ночью в парке, Тесан. Споём в два голоса.

— Возьми, — Лас протянула ей мандарин. — Бабушка запаслась.

— Она тоже?! — Тесан неподдельно изумилась.

— Ещё нет, а жаль, — и они снова расхохотались. Самым неприличным образом. Но плевать было на все и всякие приличия.

Аратрин-Лан-Таэр, Неиверин 20, 6:45

Завтракает хозяйка рано. Но, по её словам, гости вольны завтракать и так далее, когда хотят — просто сказать об этом Сэнье.

За завтраком молчали. Здесь тоже принято молчать, и это хорошо, подумала Лас. Я сейчас такого могу наговорить… в голове невесть что крутится, хорошо, что Дормана нет рядом! Я бы не удержалась!

— …Вы уверены, что вам стоит выходить из замка? — поинтересовалась Вессен. — Я не знаю, как вы проводите такие дни, но могу вам дать всё, что потребуется.

— Нет, спасибо, — после мандарина всё стало совсем по-другому. Семьдесят лет, подумала Лас. Семьдесят лет я приносила себя в жертву… чему? Чего добилась?

Ты нашла друзей. Ты их просто не замечала, а теперь заметила.

— Вам нехорошо? — Вессен обратила внимание, что Лас будто бы прислушивается к чему-то. Но никого рядом нет, ей самой ничего такого не слышно.

— Я справлюсь, — пообещала Лас. — В такое время это случается чаще, вот и всё.

— Что случается, простите?

— Голоса. Я слышу голоса. Их голоса, свою маму, кое-кого ещё.

Вессен покачала головой. А Стайен ничего такого не заметил. Или аппаратура не может определить, или… Но зачем ему обманывать или скрывать что-то? Он прав, я уже начинаю всех во всём подозревать. Сторожу картину — величайшую ценность во вселенной, которая лишила меня всех друзей. Почти всех.

— Мы можем помочь вам.

— Я здорова, — Лас, хоть и ниже ростом, взглянула свысока. — И исследования ничего не показали, ведь так? Это не болезнь, таблетки тут не помогут.

— Давно вы начали их слышать?

— С тех пор, как умерла мама, да пребудет под Светом. Она была первой.

— Лас, если я могу чем-то помочь…

— Я хочу знать, чем вы занимаетесь, — Лас посмотрела в её глаза. — Хочу знать, что за картина, почему вы её и любите, и ненавидите. Откровенность за откровенность! Я расскажу вам, что вы спросите, вы расскажете мне. Только честно.

— Договорились! — Вессен пожала ей руку. Вот сейчас она очень похожа на Грозу, подумала Лас, и облекла мысли в слова.

Вессен улыбнулась.

— Спасибо. Я очень хотела бы услышать о ней побольше. Она о себе мало рассказывала.

Лас почувствовала, что сердце забилось сильнее. Расскажу, подумала она. Всё расскажу. С того дня, как увидела впервые. И начала бы, но…

— Няня! Мы только что узнали — в городе выставка роз! Крупнейшая в году! Давайте съездим!

Тесан и Эверан. Запыхавшиеся.

Лас посмотрела в глаза хозяйки замка.

— Простите, я не могу составить вам компанию, — вздохнула Вессен. — Но вы привезёте снимки?

— Мы привезём! — заявила Тесан. — Няня? Поедем? Осталось три часа!

— Поедем! — решила Лас. — А где бабушка?

— Она занята! У них там на кухне очень важное совещание! Стайен сказал, что подвезёт её, как только она освободится.

Лас и внуки, Тессегер-Лан, Неиверин 20, 9:45,

— Слишком быстро добрались, — вздохнула Тесан. — Няня, давайте пока в парке посидим! Выставка откроется через сорок пять минут!

«Сокола» вела она и до сих пор была в восхищении. Наверное, потому, что ей не запретили гнать во весь опор. Во весь разрешённый правилами опор — то есть, на пятьдесят километров в час ниже скорости звука. Гнать получилось недолго — быстро кончались никем не населённые области — но Тесан намеренно отклонялась от маршрута и пролетала над горами, чтобы лишний раз нажать на педаль газа. Как мало нужно для счастья, думала улыбающаяся Лас. Она боялась больших скоростей только первый год. Потом, привыкнув к «норову» «Сокола», летала и ездила иногда очень и очень быстро. Один только раз Вейс не стала бурно возражать против таких гонок — когда они возвращались домой в непогоду и, неожиданно, из клубящихся низких туч на воду опустился подсвеченный молниями хобот смерча…

— Не нужно было так гнать, — рассудил Эверан. — Ты же хотела пейзажи поснимать? Ну и снимала бы.

— А, потом, — отмахнулась девушка. — Вери, ну-ка беги, возьми мороженого!

— А сама размяться не хочешь?

— У твоей сестры уважительная причина! У неё голова сейчас не тем, чем нужно, занята!

— Она у тебя постоянно чем попало занята, — отметил Эверан, но пошёл.

— Возьми на всех! — крикнула Тесан вдогонку.

— Может, ещё мандарин? — предложила ей Лас, когда Эверан отошёл подальше.

Тесан расхохоталась, быстро взяла себя в руки.

— Ой, нет, меня после него на смех пробивает, еле сдерживаюсь. А тебя?

— Меня тоже. Но десятилетия упорных тренировок…

…Прохожие с удивлением и улыбкой смотрели, как две девушки сидят на скамейке, обнявшись, и погибают от смеха.

* * *

— Теаренти?

Они обернулись, все трое. Лас как раз рассказывала, как впервые вывела розу с разноцветными лепестками.

Репортёр. Молодой человек. Я видела его, вспомнила Лас. Там, где мы смотрели на фейерверк.

— Простите, — репортёр коротко поклонился. — Скажите, теаренти, вы не родственница Лас-Таэнин эр Тегарон?

— Родственница, — подтвердила Лас, стараясь не улыбаться. Тесан хотела что-то добавить, но брат резко ткнул её локтем в бок.

Репортёр просиял.

— Так значит, вы приехали на выставку! Вы позволите? Я хотел бы сделать снимок первым.

Лас встретилась взглядом с Тесан. Та улыбнулась, пожала плечами. Эверан сделал то же самое.

— Да, мы приехали на выставку, — согласилась Лас. — Кстати, пора идти!

— Минутку! Вы позволите?

Они с удовольствием позволили. Хотя самой довольной была Тесан.

— Идём, — она схватила няню за руку. — Там сейчас народу будет — не протолкнуться!

Так оно и оказалось — люди спешили в глубину выставочного центра — к главному павильону. Лас шла, внуки держали её за руки, она с улыбкой слушала их в пол-уха.

Она замерла, когда увидела. Плакат — огромный, во весь фасад здания. Прекрасный, хорошо построенный коллаж. Ступени, ведущие в мраморную беседку, корзины с розами, самых разных сортов, а у самого входа в беседку…

Она сама. В парадном одеянии. По пальцам одной руки можно сосчитать случаи, когда она надевала его.

— С днём рождения, няня! — Тесан, совершенно не смущаясь, привлекла няню к себе и легонько прикоснулась губами к её щеке. Эверан сделал то же самое. — С днём рождения!

И тут их заметили остальные репортёры.

* * *

— Теаренти! — распорядитель выставки — крупный, кряжистый южанин с пышными усами — спустился с возвышения и учтиво поклонился. — Вы так похожи на Лас-Таэнин! Вы её родственница?

Тесан сжала ладонь няни, заметив, как подрагивают её губы. Лас прижала ладонь к лицу, внукам показалось — сейчас упадёт в обморок.

— Воды! — приказал распорядитель. Люди, что оказались поблизости, смотрели не на цветы — каких только не было вокруг! — а на них четверых.

Лас отпила глоток из стакана, вернула его.

— Я — Лас, — произнесла она, не сразу совладав с голосом.

— Простите?

— Я — Лас-Таэнин эр Тегарон, — Лас вручила распорядителю переливающуюся разноцветными полосками карточку — так теперь выглядели паспорта. Едва не выронила — не могла унять дрожь в руках. — Там, на плакате, снаружи — мой портрет.

* * *

— Рад, неслыханно рад! — в который уже раз повторил распорядитель. Видно было, что Лас очень устала, но также было видно, что она счастлива. — Если бы я знал, что вы почтите выставку своим вниманием, я встретил бы вас как положено! Вы надолго в Тессегер-Лан? Вы замечательно выглядите!

— У меня отпуск, — улыбнулась Лас. Чуть не сказала, «от безделия», вовремя прикусила язык. — Я остановилась у внуков, — обняла остальных за плечи — еле дотянулась, вот вымахали!

— Понимаю, понимаю! — распорядитель, Беррон Таэр-Лан эс Тессар эс Никкамо, вручил ей карточку. — Мы всегда будем рады видеть вас. Сколько себя помню, ваши сорта всегда занимают первые места! Скажите, не для прессы, вы не оставили розы? Ходили самые странные слухи — простите! — он вновь поклонился.

— Не оставила, — признала Лас. — Никогда не оставляла. Сейчас у меня сто один сорт.

Распорядитель потерял дар речи. К счастью, ненадолго.

— Мы будем счастливы! Через три месяца выставка проходит на вашей родине, на Крайтеоне, и если… — он улыбнулся.

— С удовольствием, — Лас вернула поклон. — И я привезу что-нибудь новое.

* * *

— Вон туда, — указала Тесан. — Няня, пробежимся? А то нам их с хвоста не скинуть! — она кивнула за спину. Там по-прежнему держались репортёры.

— Пробежимся! — согласилась Лас.

Всего пять минут бега — и, наконец-то, вокруг остались только рядовые прохожие — которые не спешили на выставку и могли не знать в лицо Лас.

Лас схватилась за сердце — на бегу, неожиданно.

— Помоги! — Тесан указала глазами на ближайшую скамейку. — Осторожно! Няня, вызвать врача? Прости, мы хотели…

— Ничего, сейчас пройдёт, — Лас отыскала в кармане пузырёк, отправила в рот крохотную капсулу. — Это от неожиданности.

Она уселась, спрятала лицо в ладонях. Лас, не делай так, это совсем по-детски! Не подобает прятать свои чувства, если там ничего дурного!

Ох, мама, тебя бы на моё место…

— Няня! — Тесан потрогала её за плечо. — Давайте прогуляемся! Вон туда, это недалеко! Там можно спокойно посидеть и пообедать! Я же вижу, ты голодная!

Лас кивнула, вытерла слёзы. Что ни делай, они, негодные, возвращались на глаза.

* * *

Лас замерла, как вкопанная.

Снова её портрет. Не такой огромный, но…

— Это что?! — указала она кивком. — Это…

— Книжный магазин, няня, — охотно пояснил Эверан. Возле магазина тоже был ажиотаж. Лас готова была поручиться, что некоторых из репортёров она уже видела.

— Не сейчас, — Лас повернулась в противоположную сторону. — Не сейчас! Я уже не выдержу! Тесс, какое-нибудь скромное заведение, где можно посидеть в спокойствии…

— Я знаю! — Тесан указала. — Вон там! Пять минут ходьбы.

* * *

Лас была очень голодна, но к еде приступила не сразу. Тесан, напротив, не стеснялась, быстро подчистила то, что было, и заказал ещё. «Куда в тебя лезет…» — проворчал Эверан, хотя и сам успел зверски проголодаться.

Няня ничего не спрашивала. К некоторому разочарованию внуков. Просто поглядывала на них и улыбалась.

— Можно? — в дверь их кабинета постучались. Вейс, и какая нарядная! Почему она так стесняется наряжаться? Старая привычка? Она ведь давно уже не бедствует. — Лас! Там тебя ждут, ждут, а ты здесь спряталась!

— Позволите? — ещё один незнакомец — долговязый, в годах — чем-то напомнил Лас учителя фехтования — беловолосый, моложавый, длиннолицый. — Простите, что перебиваю вашу трапезу! Это правда, вы и есть Лас-Таэнин эр Тегарон?

— К вашим услугам.

— Мы были счастливы, если бы вы посетили выставку! Понимаю, вас уже утомили вниманием, но… выставка продлится ещё три дня, — взгляд его стал умоляющим и восхищённым одновременно. — Ваши читатели будут счастливы!

Лас прикрыла глаза. Вейс вздрогнула, ей показалось, что Лас сейчас ответит не слишком вежливо.

— Завтра, — Лас улыбнулась и приняла очередную визитку. — Завтра к открытию выставки.

* * *

— Наверное, нет смысла спрашивать, да? — Лас остановилась на поляне в центральном парке города. Кругом — на горках, каруселях, качелях и тому подобном бегали сотни малышей. Шум, и гомон, говорить приходилось, повысив голос. — Нет смысла спрашивать, кто это устроил.

— Бабушка! — хором объявили внуки. Вейс засмеялась, махнула рукой — ну вас всех!

— Я только сказала, что, может быть — может быть! — на их выставки приедет родственница той самой Лас. Вот и всё. Я думала успеть на день рождения, но… — Вейс развела руками, точь-в-точь как Хорёк.

— Идите ко мне, — велела Лас. Обняла всех троих. — Спасибо, — сумела она выговорить и расплакалась. Вейс взглядом успокоила внуков — всё в порядке! — и отвела Лас к ближайшей скамейке. Села там, рядышком, прикрыла глаза и улыбалась. Ей было хорошо.

Тесан, конечно же, «щёлкнет» их обеих. Негодница. Ну хоть фото потом кому попало не раздаёт.

* * *

— Пора возвращаться, — подумала Лас вслух. Восьмой час, вскоре город оживёт по-новому — детвора и старики почти исчезли с улиц, вскоре начнётся иная, ночная жизнь. — Нас ждут.

— Лас, может, домой? — предложила Вейс. — У Вессен хорошо, и я туда очень хочу, но по-моему, тебе сейчас лучше дома. У себя дома.

— Ладно, домой, — согласилась Лас. Достала телефон. Он. Неожиданно, зазвонил — Вессен. Лас улыбнулась.

— Рада вас слышать, Лас, — Вессен явно улыбалась. — Вам понравилось?

— Вы уже знаете?

— Я смотрю телевизор. Иногда, когда там есть что-нибудь стоящее. Вы были великолепны!

— Спасибо, — Лас смутилась. Краем глаза заметила, что Тесан ободряюще улыбнулась и пару раз беззвучно хлопнула в ладоши. — Мы останемся сегодня здесь, в Тессегер-Лан.

— Я знаю. И никуда не тороплюсь, буду рада видеть вас в любое время. Приятно провести вечер! Ещё раз мои поздравления!

Бабушки и внуки, Тессегер-Лан, Неиверин 20, 21:30

Без Хорька жарить мясо было не так весело, но… они прекрасно справились.

— Ты вся прокоптилась! — недовольно заметила Вейс, глядя, как Тесан священнодействует над жаровней.

— Бабушки, мне предлагают новую работу, — Эверан помахал в воздухе конвертом. — У меня тоже праздник!

— О, как здорово! — восхитилась Лас. Вейс не раз жаловалась — наедине — что у внука золотые руки, и работает на совесть, но никто его не замечает. — И кто же?

— «Эмон сервис», — прочла Вейс. — Я слышала про них, очень уважаемая фирма. Это то, о чём ты мечтал, правда? Умница, я знала, что тебя всё-таки заметят! — Подошла, склонилась и расцеловала внука в обе щеки. — Это нужно отметить!

— Я сам, — сияющий Эверан убежал в дом… — Я сам!

— А ты? — Тесан вернулась с очередным ворохом шпажек. — Тесс, а у тебя есть, что отпраздновать?

— Вы, — улыбнулась девушка. — Вы у меня есть, это уже праздник!

— Тесс, ну перестань, — смутилась Вейс.

— Не перестану! Можешь дать по шее! Ну мелочи, ну придумала я две новых брошки, хорошо продаются… ничего особенного! Вот! — Тесан добыла из кармана коробочку, достала оттуда ещё одну брошь — в форме листика, всех цветов радуги. — Это тебе, няня! — Лас с улыбкой приняла, — и тебе, бабушка! Вери! Ве-е-ери! Захвати соус! Не слышит… — и умчалась в дом сама.

Вейс встала за спинкой стула, Лас откинулась, посмотрела ей в лицо, улыбнулась.

— Ты не обиделась? — тихонько спросила Вейс. — Правда?

— Побью, — посулила Лас, — вот тоже глупости! Вы мне такой подарок сделали!

— Мы что, — Вейс махнула рукой. — Это всё ты. Ну что? Будешь теперь приезжать чаще?

— Буду, — пообещала Лас, положила свою ладонь поверх её. — Обязательно.

Лас и Тесан, Вантар-Лан, Неиверин 21, 1:40

Лас проснулась — словно выпрыгнула, всплыла из сна. Уселась, ощущая бодрость и энергию в каждой клеточке.

Вейс спала на другой кровати, у противоположной стены. Её и хотелось быть поближе, и смущалась, особенно когда знала, что Лас, под боком, не спит. Лас усмехнулась. Всё-таки здесь, на севере, полно предрассудков. У них дома никого не волнует, кто, где и с кем спит — понятно, что слугам место только на коврике, а в остальном — всё, что за дверями твоего жилища — твоё личное дело. А за распускание слухов полагается суровое наказание. У человека есть долг и обязанность перед Сердцем Мира, а всё остальное никого не касается. Вот так. Всё просто и ясно. А здесь…

Она поднялась. Сна ни в одном глазу. И вспомнила слова Тесан — перед тем, как дверь в её комнату закрылась. «Так я вас жду, няня…»

Давно я так не бегала… как давно! И как приятно это было тогда — ночь, Луна, шёпот моря, ветер…

Лас скользнула к шкафу. Гибкость движений. Старость наступает не в теле, в голове — стоило забыть про возраст, и всё вернулось. И реакция, и ощущение силы.

Лас взяла с полки тефан, подбежала к двери. Хороший ковёр, хороший пол — ничто не скрипнула. Хотя Вейс от такого не проснётся. Вейс… Лас задержалась у её кровати, улыбнулась. Довольная, всем довольная бабушка — счастливое, спокойное лицо. Спи, Медвежонок. Я вернусь.

Затворила за собой дверь. Теперь можно и одеться. Через три минуты Лас была готова.

Лёгкий топот. Тесан появляется рядом с ней.

Они встретились взглядом и — рассмеялись. Беззвучно. Глаза Тесан блестели, и никакой мандарин она есть сейчас не станет. И так уже съели на ночь.

* * *

…Они бежали, бежали и бежали. Парк — сад — возле дома небольшой. Тесан с удовольствием повыла несколько раз на Луну — всё больше дурачилась — пока смех не разобрал её. Она указала за ограду- там, в километре, начинался лес. Не дикий — горожане часто приезжают сюда на отдых. Но чистый. Тесан указала рукой- туда! — и они помчались, наперегонки.

Время замедлялось. Тесан что-то шептала на бегу — Лас замечала — ей самой хотелось петь что-нибудь — не ту песню, которую поёшь избраннику, а любую другую, в голове проносились видения и воспоминания. Только хорошие. Только приятные. Вперёд!

Они устали минут через сорок. Но это ненадолго. Посидеть пять минут, под бледным светом Луны, и силы вернутся. Они уселись на поваленное дерево — уже и смеяться сил не было — Тесан положила голову ей на плечо. От неё исходил и жар, и чувство неуёмной энергии.

— Смотри! — указала девушка. — Как красиво!

Туман пополз — холодает, да — из-за стены деревьев вначале выползла тонкая дымка, по-над землёй, а потом стали выплывать отдельные клубы. Они с Тесан посмотрели вправо — и там движется белая стена, вскоре накроет их с головой.

“Пора”, не сказала, но подумала Лас. Скоро тут всё будет в дымке, поди побегай.

Тесан вздрогнула, уселась прямо. Сжала руку Лас.

— Слышите? — она махнула рукой. — Там кто-то есть!

— Кто там может быть в такой час? — поинтересовалась Лас. Крупных животных здесь не водится. А всё прочее неопасно.

— Я не знаю, — девушка схватила няню за руку. — Мне страшно! — сообщила она шёпотом. Лас скрыла улыбку. Тесан выше меня на голову… а мне не страшно.

Щелчок. Глухой, но несомненный — кто-то наступил на сучок? Или что?

— Кто здесь? — поинтересовалась Лас. Кинжала с собой нет. Ну конечно, зачем бы он ей?

Смех. Глухой, но несомненный.

Рука Тесан стала ледяной.

— Это она! — прошептала девушка. Жар, блеск в глазах… всё это прошло во мгновение ока. — Няня! Бежим, это она!

Ты не осмелилась прийти. Я сама пришла к тебе.

Тесан зажала уши ладонями.

Силуэт — впереди. Лас молча схватила Тесан за руку, быстрым шагом пошла прочь. К дороге, она вон там. Там не будет ни леса, ничего такого, там пройдёт все наваждения.

Силуэт прямо перед ними. Откуда?! Они же шли в сторону.

Ты не справишься. Пусти меня.

Знакомый голос. Настолько знакомый, что Лас едва не закричала сама. Прочь! Уйди, сгинь, ты никто, тебя больше нет!

— Туда! — она сохраняла самообладание. Схватила внучку за руку, махнула рукой. — Туда, быстро!

Ни телефона с собой, ни оружия. Повеселились, нет слов. Кто это тут? Почему Тесан так испугана?

Они натолкнулись на неё — на бегу. Она возникла из пелены тумана неожиданно, Лас едва избежала столкновения. И успела заметить, как вскрикнула, всплеснула руками Тесан — и рухнула навзничь.

У существа, которая стояла перед ней, не было лица. Оно походило на человека — облачено в саван, вместо лица — провал, чёрное отверстие в никуда. Запах земли и сырости.

Оно протянуло руки — когтистые, длинные; не руки, а лапы.

Ты моя. Вы обе мои.

На этот раз всё случилось почти мгновенно. Лас успела лишь ощутить жар, выплеснувшийся из солнечного сплетения. И сразу же провалилась в пустоту.

* * *

— Няня! — Лас ощутила, что её легонько бьют по щекам. — Няня, очнись! Лас!

Тесан. Перепачканная в земле, бледная. Острый запах страха.

Лас приподнялась на локтях. Туман отползал — возвращался назад, в лес, в чащу. Как такое возможно?

— Что случилось?

— Не знаю. Я потеряла сознание, — Тесан помогла ей подняться. И понемногу успокаивалась. — Смотри! — Тесан обвела всё вокруг, глаза широко раскрыты.

Всё мертво. Трава пожухла, кусты высохли, и деревья вокруг также сухие — ни листочка, серый ствол, ссыпавшаяся кора. И обрывки, мелкие обрывки чего-то белого под ногами. Тесан нагнулась, подняла один. Вскрикнула, отбросила прочь. Лас наклонилась, подняла другой. Обрывок ткани. Пахнет сыростью и землёй. Мерзость какая! Лас отбросила его, вытерла руки о тефан.

— Саван! Няня, это её саван! Она была здесь! Но…

Лас сама хотела задать этот вопрос. Но что случилось, почему саван разодран на клочки?

— Бежим, — указала Тесан. — Домой! Мне страшно, няня!

И они побежали — со всех ног.

* * *

— Нужно вымыться, — Лас посмотрела на себя, на Тесан. Вот уж уделались так уделались. — Только бабушку лучше не тревожить.

— Идём ко мне, — указала Тесан. — Какая гадость! О Море, что это было?!

— Тихо, — Лас сжала её плечо. — Идём. Не будем никого будить.

Они оттирались — и сами, и друг дружку — в душе долго-долго. Лас заметила «кошачий траур» под своими ногтями. Земля. И что-то ещё, какая-то грязь. Мерзость! Не сразу удалось отмыть, убрать, справиться.

Они уселись на пол, прямо в кабинке, вода лила сверху, а они сидели, тяжело дыша, смотрели друг дружке в глаза и молчали.

— Всё, — Лас поднялась, выключила душ. — Найди мне какую-нибудь одежду. А это всё — указала на ворох грязной одежды — сейчас же в стирку.

Тесан кивнула и потянулась а полотенцем. Руки её больше не дрожали.

* * *

Пять утра. Через час Вейс проснётся.

Стиральная машина задумчиво ворчала, а Лас с Тесан пили чай.

— Теперь ты мне веришь? — Тесан подняла взгляд и Лас положила свою ладонь поверх её — верю. — Ты ведь тоже её видела!

— Сегодня полнолуние, — заметила Лас. — А в лесу было темно. Странно. Расскажи подробнее. Что это за призрак, что она умеет, как от неё спасаться. Я не смеюсь, — она погладила Тесан по ладони. — Это может быть важно.

— Но ты видела! Видела же?! Её голову, этот ужасный саван! Я не сошла с ума?

— Тогда мы обе сошли. Вот, — Лас добыла из холодильника вчерашнее мясо на шпажках — не справились. — Подогреть?

Тесан махнула рукой и не заметила, как очистила три шпажки.

— Ужасно есть хочу! Когда нервничаю, всегда так, — слёзы навернулись на её глаза.

— Спокойно, — Лас поднялась, и встала за её спиной, погладила по голове. — Я видела, хотя не понимаю, что. Рассказывай. Выпей чаю, успокойся и рассказывай.

Бабушки и внуки, Вантар-Лан, Неиверин 21, 5:30

— Тебе лучше полежать, — Лас вернулась к плите и вновь включила чайник. Вейс до сих пор кипятит чайник на дровах — электричества не признаёт. Правда, электрический чайник стоит рядом — потому что внуки не признают дрова.

Лас признаёт и то, и другое — по настроению. Сейчас было настроение подогреть на настоящем огне. Хотелось запаха смолы, дыма и жара пламени.

— Я не засну, — покачала головой Тесан. Её снова начала бить дрожь.

— Не спать. Просто полежать, под одеялом. Ещё чаю?

— Да, сейчас! — Тесан с трудом поднялась, вышла из укхни. — Я быстро!

Минуты через три пришла Вейс. Бодрая и весёлая. Правда, веселье на её лице немедленно потускнело.

— Что такое, Лас? Почему у нас пахнет сыростью… — Вейс прикрыла глаза на секунду, — и землёй?

— Мы тут немного побегали, — Лас сумела восстановить самообладание. — Перепачкались, как две свинки.

Вейс взяла её за руку, посмотрела в глаза.

— Это всё?

Идёт оно всё, подумала Лас. Или правду, или ничего.

— Не всё, — она указала на стул. — Сядь, и внимательно выслушай.

Вейс повиновалась. Лас заметила на столе пару мандаринов — очень кстати. Съела один, почти не жуя, и почти сразу же стало легче.

Лас собралась было рассказывать, и тут в дверях появилась Тесан — белая, с широко раскрытыми глазами. Вейс немедленно подбежала к ней, подвела к стулу.

— Всё прошло, — удивлённо отметила она, принюхавшись к вискам внучки. — Что случилось, милая? Сиди-сиди, не вставай. Лас, крепкого чаю и мёда во-о-он из той баночки.

— Там, — девушка указала головой в сторону лестницы. — У меня в комнате.

— Я посмотрю, — Лас поставила на стол чашку и баночку с мёдом, погладила внучку по щеке. — Вейс, если чай не поможет, вызывай доктора. Я всё расскажу.

— Ты сама-то как? — Вейс обеспокоенно посмотрела подруге в глаза. Та отмахнулась — нормально, всё потом! — и убежала.

* * *

Запах сырости и земли Лас почуяла ещё в коридоре. Приоткрыла дверь — Великое Море, ну и разгром! Всё перевёрнуто вверх дном — и повсюду грязные следы, запах свежеразрытой земли. А у зеркала лежал лоскут — из такой ткани шьют саваны. На лоскуте грязью было написано «смерть».

Лас прикрыла дверь.

Эверан стоял в коридоре, и тоже — глаза в пол-лица.

— Няня, я не знаю, что это было, но вам лучше посмотреть!

— Грязные следы, — предположила Лас, — и всё вверх дном в комнате.

— Откуда вы знаете?! — он посмотрел на дверь в комнаты сестры. — Там тоже?

Лас кивнула.

— Вери, быстро вниз, в другие комнаты не заходи. Включи всю сигнализацию. Если в доме посторонний, мы должны его видеть. Оружие у нас есть?

— Там, в пультовой, в сейфе. Ещё в огороде, в домике, там, где ружья.

— Обращаться умеешь?

Парень кивнул.

— Жди меня там. Я сейчас загляну к себе в комнату и — на кухню. Остальные уже там.

— Няня, не ходите одна!

— Хорошо, — согласилась Лас. — Идём вместе. Быстро!

У неё в комнатах чисто — ни сырости, ни лоскутов савана, ничего. Я так и думала, подумала Лас, быстро собирая в сумку свои и Вейс вещи. Эверан проверил, вооружившись кочергой, все шкафы и комнатки — вот выдержка, умница! Подумав, Лас бросила в сумку чёрную коробочку. Сорвала утренний урожай мандаринов и перчиков. Оба кинжала с собой. Лас вооружилась тем, что вручил Хорёк и кивнула Эверану — на выход!

Тесан лежала на диванчике в гостиной. Вид у неё уже был почти нормальный.

— Няня?! Что…

— Тихо! — Лас поманила Вейс. — Я взяла самое нужное. Эверан, бери оружие и включай сигнализацию. Потом дружно, спокойно и тихо идём к гаражу и улетаем отсюда со всех ног! Быстро!

— Лас… — Вейс, очевидно, не могла поверить, что слышит то, что слышит.

— Быстро! — рявкнула Лас. — Тесан, сможешь идти?

Девушка кивнула.

— Всё потом! Вери, где ты там?

— Всё готово, — Эверан вышел из двери пультовой с двумя пистолетами в кобурах. — Я помогу Тесан, не беспокойтесь!

— Стрелять умеешь? — Лас протянула пистолет Вейс. Та, неожиданно для Лас, кивнула и повесила кобуру — грамотно, ловко. Это-то что-то новое, подумала Лас.

Её не оставляло ощущение, что кто-то смотрит в спину.

* * *

— Няня, там то же самое! — Эверан вышел из гаража. — Следы и грязь!

— В гараже есть зеркало? — поинтересовалась Лас.

— Да, справа у входа.

— Разбей.

— Что?!

— Разбей, я сказала! В мелкие кусочки! Пока не разобьёшь, дальше ни шагу! Где «Сокол» — в глубине или у входа?

— У входа, конечно, мы на нём приехали.

— Кончай с зеркалом и быстро за ограду!

— Няня, ты прелесть, — с трудом проговорила Тесан. — Это как в кино!

— Помолчи, — Вейс поддерживала её. — Лас, что происходит?

— В воздухе скажу, — Лас дистанционно завела двигатель. Хороший пульт, с обратной связью, но очень уж мала картинка, а маневрировать с пульта Лас толком не училась. Нужно то и дело камеры переключать, неудобно. Хорошо, что «Сокол» у самого выхода.

— Закрывай всё, выключай энергию и в машину! — Лас помогла Тесан и Вейс залезть внутрь. Эверан принялся нажимать кнопки на пульте.

Зазвонил её телефон. Стайен.

— Лас, у вас там всё в порядке?

— Не сейчас, Стайен. Перезвоните через пять минут.

* * *

«Она приходит из тумана, из воды, из раскопанной земли или из зеркала», сказала Тесан. По шее дам, когда поправится, подумала Лас, это же надо было выдумать настолько мерзкое чудище! Ничего поесть не взяли, надо же было что-то забыть.

— Где здесь можно поесть? — Лас отняла руки от руля и ощутила, что они дрожат. Легонько. — Я ничего не взяла.

— Я взяла, — отозвалась Вейс. — На всех взяла. Вон на том холме можно остановиться и поесть. И пусть мне кто-нибудь расскажет, что происходит! От кого мы бежим?

— Кто-нибудь видит разрытую землю? — поинтересовалась Лас, подведя машину к холму. — Землю или воду?

— Ничего такого, — проворчала Вейс. — Садись уже быстрее, девочке нужен свежий воздух!

Воздух в «Соколе» и без того свежий, но поди убеди в этом Вейс!

Бабушки и внуки, окрестности Вантар-Лан, Неиверин 21, 6:45

Телефон зазвонил, едва только Вейс и Эверан помогли Тесан выйти из машины и устроили её на импровизированном диване.

— С вами всё в порядке, Лас? — повторил Хорёк.

— Нет, Стайен. У нас были гости.

— Земля, обрывки савана, грязные следы и трупный запах?

— Всё, кроме запаха.

— Сэнье сегодня убирала ваши комнаты, она и обнаружила. У вас всё в порядке, а во всех остальных комнатах полный разгром. Моя команда уже летит к вам.

— Мы на холме, в пяти километрах от поместья, — пояснила Лас. — Всё заперли и включили сигнализацию.

— Не беспокойтесь. Это я ставил вам сигнализацию, они справятся. Летите прямо к нам.

— Никуда мы не летим! — категорически возразила Вейс. — Дайте девочке прийти в себя! Вери, убери пистолет, не игрушка! Лас, а ты немедленно всё расскажешь!

— У Вессен мы будем в безопасности! — возразила Лас.

— Ничего подобного, — едва слышно отозвалась Тесан. — Там у неё кругом зеркала, озёра и фонтаны. И землю копают во всём парке.

— Тихо! — Лас вновь подняла телефон к уху. — Стайен, мы никуда не летим. У вас небезопасно. Потом объясню.

Она дала отбой, посмотрела в лица остальных.

— Сейчас сядем, успокоимся и поедим. Все рассказы потом

* * *

— Я не верю, — твёрдо возразила Вейс, когда Тесан закончила рассказ. — Хоть убейте меня, не верю! Это уже слишком!

— Все вещи разбросаны и перепачканы грязью, Вейс. Кругом следы. И лоскуты от савана.

— Это их проделки! Так же, как там, в Стране Цветов!

Эверан и Тесан переглянулись. По лицу Тесан видно было, что она ужасно боится…

— Бабушка… не сердись! Да, это мы! — Вейс молча оттолкнула её, отвернулась. — Это ведь шутка! Вы там такие кислые сидели, смотреть противно! Ну пошутили пару раз! Мы больше так не будем!

Лицо Вейс стало совершенно спокойным, она посмотрела на внучку исподлобья. Кто знал Вейс, понимал — бабушка сейчас опасна как никогда. И нужно хорошенько думать, прежде, чем говорить.

— Об этом потом, — Лас взяла Тесан за руку. — Садись. Теперь я задаю вопросы, а ты быстро отвечаешь. Быстро и без выдумок! Вери, садись рядом!

Оба внука покорно уселись и уставились вниз, под ноги.

— Смотрите мне в лицо! — потребовала Лас. — Тесан, что нужно сделать, чтобы вызвать этого вашего призрака?

— Испугаться, — Тесан ответила не сразу. — Нужно поговорить о ней и испугаться, и тогда она придёт, в ближайшее время.

— Чем её можно прогнать? Чем можно уничтожить?

— Железом, — Эверан отвёл взгляд. — Ржавым железом. Серебром можно отпугнуть.

Понятно, почему кочерга, подумала Лас.

— Там, в Стране Цветов — что случилось в том проходе?

Тесан и Эверан вновь переглянулись.

— Мы там уже были, — пояснил Эверан. — Много раз были. Мы нашли его, сами, хотели сделать сюрприз. Долго готовили там всё. Там очень красиво, внизу. Тесс хотела проверить, что всё готово. Но… — он посмотрел на сестру.

— Но там что-то случилось! Всё разбили, испортили, а потом я увидела её, и она… —Тесан разрыдалась. — Я не хотела! — сумела она проговорить. — Я же не думала, что такое бывает!

— Ты во всё это веришь? — Вейс пристально посмотрела Лас в лицо.

— Я видела лоскуты от савана, Вейс. Мы видели их вместе с Тесан — там, в лесу, а потом у неё в комнате. Если это они всё подстроили, то когда?

— Я тут с вами свихнусь! — Вейс вздохнула, уселась между внуками и привлекла к себе Тесан. — Ну-ну, всё, милая, успокойся. Если Лас верит, то и я верю.

— Бабушка, прости! — Тесан уткнулась лицом в её плечо. — Я думала, будет весело!

— Уже простила, моя хорошая. Всё. Успокойся, сейчас подумаем, что делать дальше.

— Кто-то летит, — указал Эверан. — «Кондор»! Наверное, это Стайен, я видел «Кондор» у него в гараже!

Машина мягко опустилась на землю шагах в десяти. Из неё вышли Вессен и Хорёк. В машине был кто-то ещё, но пока не выходил.

— Все целы? — поинтересовался Хорёк. Вессен выглядела неважно — красные глаза, мешки под глазами. Плохо спала?

— Все, — сердито ответила Вейс. — Мне нужно побыть одной. Иначе убью кого-нибудь! Лас, займись внуками, если тебе делать нечего.

И ушла.

— Я присмотрю, — Эверан поднялся. — Не беспокойтесь, няня. — И пошёл следом за бабушкой.

— Что у вас случилось? — поинтересовалась Лас. Тесан свернулась калачиком на одеялах и закрыла глаза.

— Нормальная реакция, — Стайен склонился над девушкой. — Пусть отдохнёт.

— Так что у вас случилось? — повторила Лас.

— Картина пропала, — пояснила Вессен. — Та самая. Не знаю точно, когда — заметили, когда наведались «гости».

Лас долгое время переводила взгляд между ней и Хорьком.

— Нужно поговорить, — она потёрла лоб, — верно? В спокойном месте, вдали от воды, земли и зеркал. И вы расскажете всё, что знаете о картине.

— Она не приходит, если светло, — проговорила Тесан, не открывая глаз. — Она боится солнца.

— Кто это «она»? — поинтересовался Хорёк. Посмотрел на Лас, потёр переносицу. — Вы правы, нужно поговорить. Сейчас подумаю, где.

— Няня, — Тесан с трудом уселась. — Нас сегодня ждут в том книжном! Тебя ждут! Ты не забыла?

— А это мысль! — Хорёк и Вессен обменялись взглядами. — Мы тут прихватили кое-что поесть. Сэнье! Давайте, нам всем нужно прийти в себя.

— Сэнье, я помогу, — Вейс поднималась по склону. Посмотрела неприязненно на Хорька и Вессен. — А вы совещайтесь, не стесняйтесь.

Вессен рассмеялась и сразу же стала лучше выглядеть.

— Вейс, — она догнала «бабушку», взяла ту за руку. — Все совещания потом. Давайте, я тоже помогу.

Лас, Тессегер-Лан, Неиверин 21, 9:00

— Няня, у тебя такая интересная жизнь! — Тесан с откровенной завистью наблюдала, как в помещение магазина собираются люди. Да как много!

— Мне неловко, — призналась Лас. — Как будто я украла чужую славу. Не знаю.

— Няня, да брось ты! Это же классно, смотри — люди приехали из других стран! Специально чтобы увидеть тебя! Я ужасно рада!

— Она права, Лас, — Вейс сияла. Она забросила все истории с призраками и радовалась тому, что видела. — Теперь ты понимаешь, что не мы это устроили? Я просто сказала, что ты можешь приехать! И всё.

— Выпейте, — Хорёк предложил ей стакан. — Это та самая минералка. Помните? Очень помогает при волнениях!

Вессен тоже улыбалась. Всю дорогу Лас замечала на лице её морщины — Вессен о чём-то думала, и мысли были неприятными. А сейчас она выглядела довольной.

— Я этого не переживу, — пожаловалась Лас. Не очень убедительно. — Их там сотни! И всё идут!

— Придётся, моя дорогая, придётся, — Вейс поправила ей тефан, протянула руку. — На то и родственники, чтобы помогать! Вставай, тебя ждут поклонники!

* * *

Через шесть часов объявили, что Лас устала от знаков внимания, и что вернётся завтра. Лас поджала губы. Могли бы и спросить меня, хочу ли я приезжать завтра. Хотя зачем спрашивать? Разве бы я отказалась? Я ведь хочу! Путь мне будет стыдно, как говорила Странник, но я всё равно это сделаю!

— Теа… — Хорёк потряс головой. — Простите, Лас. У вас там всё ещё чистят, у нас тоже. Нам нужно спокойное место, чтобы посидеть и подумать. Поговорить, если будет настроение. Я предлагаю нашу старую базу в Тегароне. Удобно, безопасно и уютно. Никто ничего не заподозрит — старинный дом в спокойном районе.

Лас ощутила, что сердце забилось быстрее. Я хочу туда, подумала она. И как можно скорее.

— Ой, здорово! — Тесан захлопала в ладоши. — Я тоже хочу! Я уже ездила туда, в горы отдыхать, там здорово!

— Хорошее место, спокойное, — согласилась Вейс. — Что скажете, Вессен? Лас?

— Я согласна, — отозвалась Лас немедленно. Вессен кивнула, как показалось Лас — неохотно.

— Тогда на заправку, — Хорёк махнул рукой, — и летим. Лас, поведёте? Или вас на привязи довезти?

Удобная вещь, привязь — когда автомобиль следует курсом другого. Не вплотную — но практически точно его повторяет.

— На привязи, — предположила Лас. — Тесан? Эверан?

Внуки отрицательно помотали головами.

— На привязи, — решила Лас. — Садимся!

— Могла бы и меня спросить, — буркнула Вейс, когда автомобиль уже поднялся в воздух.

— А ты согласилась бы?

— Нет! Я так быстро не люблю!

Тесан вздохнула, а Лас прижала Вейс к себе.

— Не вредничай, — шепнула она. — Теперь буду спрашивать каждый раз! И попробуй возмутись!

— Да ну тебя! — Вейс попыталась оттолкнуть её, но Лас держала крепко. — Пусти! Пусти, что внуки подумают?!

— Ничего плохого, бабушка! — отозвались внуки хором и рассмеялись.

Вейс положила голову на плечо Лас и… заснула, почти сразу же. Лас заснула минут через пять.

База Ордена, Тегарон, Неиверин 21, 20:35

— Пусть спят! — Тесан поймала Вессен за руку. — Я сделала им диван, пусть спят! Вы бы видели их лица, им сейчас хорошо! Оставьте свет в гараже, и всё.

— Тахе-тари, — в гараж вошла девочка в одежде прислуги. По лицу — коренная тегарка, на Ронно говорит без акцента. — Всё готово. Не беспокойтесь, я присмотрю за ними. Ужин готов.

— Не знала, что у вас тут прислуга, — удивилась Тесан. — Так интересно… и старомодно! Обожаю!

— Я бываю здесь раз в год, — пояснил Хорёк. — Посидеть у камина, послушать старую музыку. Здесь всё, как было сто, двести лет назад. Не будем им мешать, пусть отдыхают.

* * *

Минут через двадцать все собрались в гостиной. Здесь ощущалось дыхание времени — обстановка, как потом пояснил Хорёк. Ничего лишнего. Каждый предмет что-нибудь да значит и необходим. Эверан, получив разрешение, бросился растапливать камин. До сих пор любит играть с огнём — в хорошем смысле.

— А как же безопасность? — поинтересовалась Тесан. — И я всё хотела спросить, а с нами теперь что? Это же секретный объект, да?

— Безопасность, верно, — Хорёк добыл «волшебную палочку» и огромная картина на стене над камином превратилась в экран. — Периметр в порядке, нижние уровни в порядке, подсобные помещения и постройки под наблюдением, «зонтик» действует… — он говорил, а на экране — в воздухе — появлялись карты, схемы, россыпи точке и линий. — Всё в порядке.

— Ух ты! — восхищённо смотрела Тесан. — Ну точно как в фильме! А прислуга? Они же могут входить и выходить когда хотят? Или как?

— Прислуга, — Хорёк постучал ногтем по указке. Возник план дома и зелёные точки. — Здесь пять человек прислуги. Кухарка, она же старшая — она встретила нас в гараже. Остальные сейчас в доме, занимаются хозяйством. Кто попало не войдёт, у них с собой пропуск, а на всём периметре датчики и контрольные системы. Мышь не проскочит.

Хорёк ещё раз стукнул ногтем по указке и одна из точек стала красной.

— Не прошла проверку личности, — все увидели ошеломлённого Хорька. — Не понимаю!

— Кто это? — шёпотом поинтересовалась Тесан. — Старшая?! — Эверан, у камина, выпрямился, сжимая в руке кочергу.

— Мышь не проскочит, — съязвила Вессен и… исчезла. Тесан широко открыла глаза.

Хорёк ещё раз постучал ногтем по указке.

— Подождём, — предложил он. — Держитесь рядом со мной и не задавайте вопросов.

— Что вы сделали? Вызвали полицию? — шёпотом поинтересовалась Тесан.

— Нет, группу поддержки. Если угодно, нашу собственную полицию.

* * *

— Ты же не спишь, — Лас проговорила, не открывая глаз. Вейс лежала, обняв её за шею. Не терплю спать в одежде, подумала Лас. Быстрее бы в душ!

— Ты тоже, — Вейс хихикнула. — Просто захотелось так полежать.

— Они знают?

— Конечно. Просто они умные, всё поняли. Я хочу побыть с тобой. Можно?

— Можно, можно, — Лас прижала Вейс к себе, погладила по голове. — Признайся, что ещё вы приготовили? Кроме роз и книг?

— Не скажу! — Вейс снова хихикнула. — Ты довольна? Скажи, ты довольна?

— Я довольна, — Лас снова прижала Вейс к себе. — Извини. Я разучилась благодарить… но я научусь! Слово!

Вейс уселась. В гараже стоял полумрак, в салоне горели дежурные огни. Казалось, что «Сокол» что-то добродушно бормочет. Как кот, подумалось Лас. Неверное имя. Это не птица. Сейчас — это не птица.

— Сегодня мы сыграем партию, — заявила Вейс. — Забыла? А я нет! Решающую партию, чтобы понять, кто кому должен желание!

— Сыграем, — Лас уселась. — Всё, идём уже. Или ты прямо здесь хочешь заночевать?

— Я бы не отказалась, — вздохнула Вейс, — но душа здесь нет.

Они рассмеялись и вышли наружу.

— Нас ждут, — Вейс указала — у дверей стояла девочка лет одиннадцати, в белом с зелёной полосой платье, в причудливом, свитом, как пояс тефан, из полоски ткани, головном уборе. В моё время здесь такого не носили, подумала Лас.

— Прислуга! — удивилась Вейс. — Как мило! Как в добрые старые времена…

Девочка сделала шаг и поклонилась им.

— Добро пожаловать в Тегарон, — произнесла она на безупречном Ронно, сделала ещё пять шагов навстречу. — Я ждала вас, теаренти, — она вновь поклонилась. Не как прислуга, осознала Лас. Она кланяется, как равная. А меня это не удивляет.

— Лас, Вейс, быстро в машину, не приближайтесь к ней, — голос Хорька откуда-то сверху. — Тахе-тари, а вы не шевелитесь.

— Вы за моей спиной, — девочка улыбнулась, прикрыла глаза. — Вы не спали прошлую ночь, и вы не знаете, куда делась ваша картина. Но она отыщется, не беспокойтесь. Мир вам.

За спиной девочки из ничего возникла Вессен. На лице её было изумление. Вейс схватила Лас за руку, прижалась к ней — она ещё не видела, как Вессен умеет исчезать и появляться.

Шорох, невнятный шум. Двое вооружённых людей возникают на пороге. Вессен уже в стороне — ушла с возможной линии огня.

— Мир вам, — девочка не оборачивалась. Подняла руку, потянула за кончик ленты, из которой завязала свой колпак. Лента бесшумно упала к её ногам.

На голове у девочки красовалась тонкая, изящная диадема. Пять каменьев пяти цветов — а сама диадема изображала виноградную лозу.

— Мир вам, — Лас поклонилась — так она приветствовала бы Королеву там, на Сердце Мира. Вейс, ошеломлённая, не сразу последовала её примеру. — Рада видеть вас, Светлая.

* * *

Девочка с улыбкой подошла к Лас вплотную. Мне кажется, думала Лас, глядя в золотистые с зеленью, пронзительные глаза, или у неё её взгляд?

Светлая протянула руку, прикоснулась к щеке Лас.

— У вас слишком много теней, — произнесла она, понизив голос. — И слишком мало света внутри. Не пускайте их больше, теаренти!

Лас прикрыла глаза, против всех приличий, кивнула. Опомнилась, открыла глаза.

— Прошу простить, — во рту пересохло, — как вас зовут?

— Вы ведь знаете? — девочка смотрела Лас в глаза и внутри всё смешивалось от этого взгляда. — Я не могла ошибиться. Вы уже знаете.

Имя всплыло из глубины — память не сразу нашла его. Я следила, подумала Лас, я следила, как обещала, за её детьми, пока у них самих не появились дети, и тогда меня перестали пускать в их дома. Вежливо, но твёрдо. И мне до сих пор немножко обидно.

— Майеринн Тегар-Тан эс Тегарон, — произнесла Лас вполголоса.

Девочка улыбнулась, протянула ей руку.

— Бабушка не хотела пускать, — сообщила она заговорщическим шёпотом. — Я сбежала. Она пока не знает, что вы здесь.

Лас чуть не рассмеялась. Вот теперь чувствовалось, что это — девочка. Первые несколько минут казалось, что она, как и Лас, и Вейс — женщина без возраста, молодая лицом, но прожившая не один десяток лет.

— Прошу простить, Светлая, — Вессен учтиво поклонилась. — Вы застали нас врасплох.

— Я знаю, — спокойно подтвердила Светлая, и только Лас ощущала, до чего девочке хочется рассмеяться. Запрокинуть голову и рассмеяться, вопреки всем правилам и приличиям.

* * *

— Кто это? — шёпотом поинтересовалась Тесан, когда Хорёк и Вессен отошли, вместе с «кухаркой» — Светлой — в другой угол комнаты, поговорить.

Вейс поджала губы, покачала головой.

— Да, я необразованная! — Тесан обиделась. — Вот и скажи мне простыми словами!

— Это Светлая, — Лас взяла Тесан за руку. — Второй человек в государстве. Талисман страны и оплот устоев. Если она с тобой заговорит, не вздумай ей лгать.

— Эта девочка? — поразилась Тесан. — Ого! Вот это класс! Надо щёлкнуть, а то никто же не поверит!

— Дай сюда, — Вейс резким движением отобрала у неё фотоаппарат. — С ума сошла?!

Светлая кивнула Вессен, прикоснулась ладонью к щеке её и Хорька (те немедленно поклонились и замерли, склонившись) и подошла к остальным.

— Прошу к столу, — пригласила она. — Я сегодня готовила сама. Не судите строго! — и подмигнула Тесан. Та рассмеялась, опомнилась и поклонилась — так, как сказала Лас.

…Лас опасалась, что Светлая так и оставит за собой роль служанки, но нет — девочка села за стол вместе с ними. Похоже, остальные её знают, вон как запросто говорят! Как с подружкой! Неужели и они… ну Хорёк, ты даёшь! Вот это прислуга!

— Я не знал, — Стайен произнёс, понизив голос. Он сидел рядом с Лас, Вейс сидела по другую сторону. Светлая сидела на противоположном конце стола — как почётная гостья. Нужно перебраться сюда, подумала Лас. Тессегер — страна развлечений, там шумно и нет нормальной жизни. А здесь всё по-прежнему размеренно и спокойно. Да, весь остальной мир любит шутить на тегарцами, которые никогда и никуда не торопятся. А я сама такая. Я уже никуда не тороплюсь.

— Я не знал, — повторил Стайен. — Но зато я её и обнаружил! Датчики всё-таки сработали.

* * *

Со стола убрали, зажгли светильники — как в добрые старые времена — и наступил, наконец, вечер. Мы не будем говорить сегодня о делах, подумала Лас. И завтра не будем. Вессен очень боится чего-то, это я ощущаю даже отсюда. Что за картина? Что она так над ней трясётся?

Светлая говорила с Вейс и Тесан.

— …Слушайте, я ведь никогда не говорила с таким высоким человеком! — восхитилась Тесан. — Я думала, умру от страха! А с вами так легко!

— Тесан! — Вейс нахмурилась. Но Светлая посмотрела на бабушку, подмигнула и та, улыбнувшись, отошла в сторону.

— Что Тесан? Я Тесан! Скажите, а можно? — Тесан добыла фотоаппарат. — На память! Я никому не покажу, слово! Даже им!

— Пожалуйста, — улыбнулась Майеринн. — На меня могут смотреть все, кто хочет.

— Бабушки! Ну-ка, встаньте рядом с ней!

* * *

Светлая долго говорила с Вессен, а потом — с Вейс, и со всеми остальными. С глазу на глаз. В конце концов она подошла к Лас.

— Бабушка будет очень рада, — Светлая прикоснулась к щеке Лас. — Мне пора, — она вздохнула и Лас вновь увидела девочку — немного обиженную — домой зовут! — но довольную. — У вас правда много теней. Я не могу ничего сделать, теаренти, вы сами должны справиться с ними.

Если бы я понимала, о чём ты говоришь, подумала Лас, вежливо кивнув в ответ.

— Приезжайте завтра в парк. К нам домой, — Светлая взяла Лас за руку. — Бабушка будет там в полдень, у семи фонтанов.

— А нас пустят? — поинтересовалась Лас. Светлая говорит про внутренний дворец. Туда дано попасть немногим.

— Вас и ваших родственников, — кивнула Майеринн. — Остальным придётся подождать за воротами. Извините! Не я так придумала!

— Светлая никогда ни перед кем не извиняется, — вполголоса заметила Лас, улыбнувшись.

— Все бабушки одинаковы! — девочка поджала губы. — До завтра! — и, помахав остальным, вышла. Лас успела заметить несколько рослых солдат снаружи — охрана?

* * *

— Не сегодня? — Лас подошла к Вессен и Хорьку. Вессен молча пила вино — стакан за стаканом — но опьяневшей не выглядела.

— Не сегодня, — согласилась Вессен. — Я знаю, где картина. То есть, примерно знаю.

— Это она вам сказала? Светлая?

— Нет, — Вессен покачала головой. — Но она права, картина вернётся. Она всегда возвращается. Я расскажу вам всё, как только смогу.

* * *

— Бабушки! Тут классный кинотеатр, — Тесан подбежала, перевела взгляд с Лас на Вейс и обратно. — Не хотите? Я так и знала! — поджала губы и, махнув рукой Эверану, убежала по лестнице.

— И когда только повзрослеет, — покачала головой Вейс. — Красней за них всё время!

— А ты за себя красней, — предложила Лас. — Так гораздо проще!

— Да ну тебя! — глаза Вейс недобро загорелись. — Ты остаёшься?

— Нет, — Лас оглянулась. На столике перед камином стоял десяток бутылок. — Прихвати во-о-он ту бутылку, вторая справа, и пару стаканов.

— А тебе не хватит?

Лас молча показала ей «перчик».

— Я не только свихнусь, — проворчала Вейс, направляясь к столику, — я ещё и сопьюсь.

Лас и Вейс, Тегарон, Неиверин 21, 23:20

— Вкусно, — кивнула Вейс. Она любит ходить в халате, подумала Лас, но почти никогда не ходит, если я рядом. Помнит, как я отзывалась о халате и прочей варварской одежде.

Ты сама стала, как она. С кем поведёшься…

— Лас, — Вейс тут же взяла её за руку. — Почему ты не хочешь пойти к врачу? Эти твои голоса, это же ненормально!

— Я была у врачей сто раз, — Лас, стоя у зеркала, медленно разоблачалась. Тоже надеть халат? Да пошло оно всё… надену. — И что толку? Даже Хо… Стайен ничего не заметил!

— Или сделал вид, — Вейс поспешно отвернулась, заметив, что Лас смотрит на неё в зеркало. — Он не всё тебе говорит! Я же знаю!

— Хорошо, к какому врачу мне нужно пойти? Я схожу. Чтобы ты успокоилась. Они скажут ровно то же: у вас всё в порядке, вы просто переутомляетесь, в вашем возрасте нужно больше гулять и не перенапрягаться.

— О, ты взяла их! — Вейс заметила чёрную коробочку. — Как мило! Интересно, а сад у них тут есть?

— Ты неисправима… — Лас отпила вина. Вкусное. Замечательный погреб там, у Вессен, и замечательная коллекция! Может, и мне начать собирать вина? А почему нет?

— Да! — Вейс вскочила и подбоченилась. — Мне нравится заниматься огородом и садом! Давай, скажи, что это недостойное занятие!

— Достойное, — Лас хотела взять её за руку, но Вейс спрятала руки за спиной. — Не заводись! Спроси. Может, и есть.

* * *

— Слушай, — Лас соскочила и подбежала ко второй кровати — там, где устроилась Вейс. Кто поставил в эту комнату две кровати? Или тут в каждой по две? — Я так не могу. Или переставай дуться, или иди ко мне!

— Вот ещё, — Вейс повернулась на другой бок. Ну как ребёнок, вздохнула Лас. Слова лишнего не скажи про её огород. Видимо, много над ней смеялись.

Вейс уселась, повернула голову в сторону Лас.

— Ещё раз вздохнёшь, я уйду в другую комнату!

Ещё неделю назад Лас пожала бы плечами и заметила бы равнодушно — «уходи».

— Двигайся, — потребовала Лас. Вейс смотрела на неё исподлобья, никак не реагировала.

— Медвежонок, мне холодно!

Вейс едва заметно пожимает плечами.

— Ну, знаешь! — Лас молча забралась под одеяло. Ощущала, как напряжена Вейс. Одно лишнее слово — взорвётся. — Давай, выкидывай меня на пол, подруга называется. Простужусь и слягу, тебе назло.

Вейс расхохоталась, упала на спину

— Ласточка, ты меня в могилу сведёшь!

Неуловимо быстрое движение… и Лас вновь сидит на её коленях, прижимает руки к кровати.

— Не надо меня злить! Никаких могил! По шее дам!

— Давай, — согласилась Вейс, прикрыла глаза. — Только дай сяду, а то не с руки.

Лас упала с ней рядом. Нужно было включить тишину, подумала она, пытаясь совладать со смехом, что люди подумают!

* * *

— Я уже не боюсь, — заметила Вейс. Лас медленно гладила её по затылку, ощущая, как Вейс хорошо. — У меня было пять детей, четырёх я уже похоронила. Осталась их бабушка, — она открыла глаза, посмотрела на Лас. Видно было, как трудно и неохота открывать глаза. — Но она у нас знаменитость, что ей мама-огородница, — Вейс улыбнулась.

Лас наклонилась, прикоснулась губами к её щеке.

— Первым умер Верэйн, их отец, — Вейс прикрыла глаза. — Рак. Он давно был болен, с самого начала. Я знала, и он знал, что я знаю. Но мы никогда не говорили о болезни, и он никогда не падал духом. С ним было так спокойно… — она вновь открыла глаза, видимо, боясь что-то увидеть в глазах Лас. Но не увидела. — А потом я переехала к тебе, и там много думала. И я больше не боюсь. Даже если я в самом деле их всех переживу, я ни о чём не жалею.

Лас вздохнула. Что тут можно сказать! Вейс вновь открыла глаза.

— Она умерла? Ты что-то странное сказала — и да, и нет.

— Она может быть жива, — согласилась Лас. — Гле-то далеко отсюда. Никто не знает, где.

— Она заколдовала меня, да? И тебя?

Лас хотела возразить — нет, меня — ни за что! Но задумалась. И думы были невесёлыми.

— Прости, — Вейс положила ладонь поверх ладони Лас. — Знаешь, я её простила. На самом деле простила. Она была очень несчастна, я поняла. Может, поэтому делала другим больно. Если бы я могла с ней встретиться, я бы ей так и сказала. Что простила, что не держу зла.

— О, Лас… как это мило!

Лас вздрогнула, напряглась. Обернулась.

Вейрон. Средняя сестра. В двух шагах от кровати. Вейрон покончила с собой, это было так давно. И позвонила мне накануне… и сказала много гадостей. Я хотела приехать к ней, я не успела… О Великое Море!

— Вейрон? — Лас уселась. Вейс за её спиной тоже уселась, обняла Лас за плечи.

— Ласточка! Что с тобой?! Снова голос, да? Ответь!

Вейрон казалась пьяной. Она так и выглядела, осознала Лас. Её нашли именно в такой одежде.

— Спишь со служанкой, — злым голосом заметила Вейрон. Теперь Лас почувствовала — запах. Смрад. Вейрон пила уже не первый день. — Бедная мама, хорошо, что она не дожила! Что не видит это! — Вейрон кричала, кричала во весь голос.

— Уходи, — Лас с трудом выдерживала её взгляд. — Тебя нет. Ты сама за всё в ответе. Каждый человек в ответе только за себя! Это была твоя жизнь!

— Ну уж нет, — злорадно ухмыльнулась Вейрон. Покачнулась, чуть не упала. — Я буду приходить, сестричка. Ты уж мне покажи! Покажи, чем вы тут с ней занимаетесь!

Лас сжалась в комочек, прижала ладони к ушам, спрятала лицо в коленях. Тебя нет, ты умерла, тебя нет, тебя нет…

— Ласточка! — Вейс больно сжала её плечи. — Очнись! Очнись сейчас же!

Лас медленно подняла голову. Звенящая тишина. Вейрон исчезла.

— У меня слишком много теней, — произнесла она. — Так она сказала.

— Сиди! — Вейс вскочила, включила свет. — Я быстро! Вот, выпей! — Вейс добыла из сумки аптечку. — Выпей! Вот дитё, да не снотворное это! — Вейс показала ей пузырёк. — Это от сердца! Живо пей! — вручила стакан воды. Подбежала к телевизору, включила. Торопливо нажала на сенсоры, нашла музыкальный канал. — Сиди и не вздумай плакать! Я сейчас!

* * *

Чай с мёдом сделали своё дело. А может, таблетка. А может, ладонь Вейс, её пальцы — где только она научилась массажу?

— Вот так, вот и хорошо, — Вейс укрыла Лас одеялом, устроилась у неё под боком. — Спи, Ласточка. Она не придёт, я обещаю. Больше не придёт. Не пущу.

У меня слишком много теней, повторила Лас, жмурясь от удовольствия. Слишком много. Слишком…

7. Ключ от всех дверей

Лас и Вейс, Неиверин 22, 4:20

Лас проснулась не стремительно и словно бы взлетая — как это было чаще всего — а медленно, словно всплывая в липком горячем киселе. Даже потрогала себя, когда проснулась — нет, ничего липкого.

Снилась всякая чепуха. А состояние, которое сейчас, описывалось одним словом — похмелье. Тяжёлое, мерзкое похмелье. Да только откуда ему взяться? Вчера первым делом съели по перчику.

Лас уселась. В голову немедленно ударило тяжёлым молотом, а в горло с размаху вбили чугунный шар. Несколько секунд Лас сидела, обхватив голову руками и об одном мечтала — чтобы не стошнило.

Шорох… и Вейс уселась за её спиной.

Если она меня обнимет, меня точно стошнит, поняла Лас. Даже если просто толкнёт.

Вейс осторожно прикоснулась к её плечу, спине. Затем она одним прыжком оказалась на полу и заглянула в лицо Лас.

— Тошнит? — Вейс осторожно прижала ладонь ко лбу Лас. Горячий. Но глаза не блестят, и жар не лихорадочный.

Лас подтвердила движением ресниц. Только не шевелиться. Ни в коем случае не шевелиться.

Вейс отыскала перчик, поднесла к губам Лас.

— Сможешь? Давай-ка, медленно, вот так. Подожди-ка! Дыхни!

Чистое дыхание. А выглядит Лас так, словно вчера усердно смешивала самогон с пивом и брагой. То есть совсем никакая.

— Разжуй, медленно-медленно, — посоветовала Вейс. — Вот так, умничка, давай подождём немножко.

Помогло минуты за три. Чугунный шар упал назад, в желудок — там теперь жгло и ныло — от жуткого голода.

— Вот, а теперь вот это, — Вейс поднесла к её губам таблетку. — Не кривись, это вкусно! Бабушка Вейс плохого не посоветует! Запей! И ложись, полежи, я сейчас.

* * *

— Что за таблетки? — поинтересовалась Лас. Шар в желудке куда-то делся, осталось ощущение голода.

— Верэйн пил их по утрам, — пояснила Вейс. — Последние несколько недель он иногда выпивал лишнего. Не пьянствовал, что ты, просто ему уже от всего было плохо.

— Ты его любила? — Лас прикрыла глаза. А когда открыла, увидела, что Вейс улыбается. Счастливая, добрая улыбка

— Я его и сейчас люблю, — она погладила Лас по щеке. — Его нет рядом, но это ничего не меняет. Я вот тебе извинюсь! Ты сама-то скажешь или нет?

— Что я должна сказать? — удивилась Лас. Голова уже не болела, совсем. Надо запомнить название таблеток.

— Дорман, — пояснила Вейс и с удовольствием отметила, что Лас покраснела. Это трудно заметить при её тёмной коже, но Вейс заметила. — На вашем языке «Инженер».

— Ладно тебе, ехидна, — проворчала Лас.

— Не отворачивайся! Я не слепая. Так ты скажешь ему, или нет?

— Я уже почти сказала.

Вейс всплеснула руками.

— Почти! Ты бы сама себя послушала! И чего ты ждёшь? Пока он состарится?

— Медвежонок, — Лас уселась. — Ты уверена, что это тебя касается?

Вейс села рядом с ней.

— Не знаю, Лас. После того, как ты поговоришь с ним, даже об этой вашей чепухе, ты потом сияешь весь день. И плачешь ночью. Не притворяйся, что не понимаешь!

— Он знает, сколько мне лет, — Лас закрыла глаза. Я снова как маленькая, я боюсь смотреть в глаза. Открыла их вновь.

Вейс пожала плечами.

— Тоже мне, беда! Ты же знаешь, как выглядишь! Как себя чувствуешь! Лас, это отговорки. Скажи ему. Он сам не скажет, и знаешь, почему?

— Почему же?

— Ты для него живая легенда. Да-да, я слышала их разговоры, краем уха. Что ты так смотришь? Не ты, между прочим, кормила их обедом, а я! Вот и слышала. Я давно уже не подслушиваю. Он сам никогда не скажет.

— Ты так хочешь устроить мою личную жизнь? — улыбнулась Лас.

— Тебе нельзя быть одной, Лас. Ты ещё не поняла?

— У меня есть ты, внуки, да много кто!

— Это другое! Это совсем другое! — Вейс привлекла её к себе. — Поверь мне на слово.

Лас встала, потянулась… бодрость необычайная! И откуда только то похмелье?!

— А не боишься, — Лас подошла к зеркалу, — что он отнимет меня, насовсем?

— У меня? А ты его будешь спрашивать, что ли?

Вейс подошла, встала рядом. Уже не отводит взгляд, Лас сдержала улыбку. Интересно, у кого больше предрассудков, у меня или у неё?

— Нет, не буду, — Лас прижала к себе Вейс, уткнулась в ей плечо. Почуствовала себя глупой, нашкодившей внучкой. Как это Вейс удаётся?

Вейс вздохнула.

— Сто лет прожила, а до сих пор не понимаешь… — Вейс обняла её. Силища! Какой медвежонок — медведица! — Всё, милочка, быстро в душ! Я ещё не закончила с твоим лечением.

* * *

— Что это ты принюхиваешься? — поинтересовалась Вейс. — Ложись давай! — указала на столик, на котором было приготовлено всё — масло, полотенца и остальное.

— Странный запах, — Лас стремительно присела, опустила голову к самому полу. — Чужой запах. Вот здесь. Что-то неприятное.

— Так ты тоже почуяла?! — удивилась Вейс. — Потом разнюхаешь! Быстро сюда, пока не остыла! Да, вот мне вчера тоже показалось. Когда с чаем зашла, подумала — кто это к нам заходил? Как будто пьяница какой с улицы.

Точно. Пьяница с улицы. Именно так, Вейс. Лас некоторое время полежала, потом вздрогнула. Вейрон! О Великое Море… это от неё был такой запах, пусть даже то была игра воображения! Но откуда?! Её же не было, это призрак, галлюцинация.

— Это была твоя сестра? — Вейс медленно, почти нежно растирала ей спину. А уж как потом надавит… медведица, медведица, тебе нужно сменить прозвище!

— Да, — Лас вздохнула. — Я не хочу о ней говорить.

— Я так не думаю, — Вейс покачала головой. — Расскажи, что тогда случилось. Расскажи, станет легче.

Лас не сразу начала.

— Она работала на очень важном месте. Там всегда крутились большие деньги. Ронни всегда любила авантюры, и вот однажды доигралась. Растратила казённые деньги, а те её приятели, которые посоветовали выгодные вложения, все разом куда-то делись.

— Сколько я уже такого повидала, — вздохнула Вейс. — Сама вот однажды чуть не попалась. А дальше?

— Дальше она начала пить, — Лас прикрыла глаза. Снова открыла. Нельзя, Лас. Это слабость! Не прячь взгляд! Так поступают только низкие люди!

Вейс внимательно слушала, не останавливаясь.

— Дома нам запрещали, — пояснила Лас, — и правильно делали. Здесь, на севере, вы все более крепкие, что ли. Меня опоить совсем легко. Ронни и напивалась быстро, и не могла остановиться. В конце концов мама позвонила ей и велела приехать домой. Ронни испугалась до беспамятства.

— Боялась, что её накажут?

— Да. Это было уже после того, как меня лишили имени. Если мама разозлится, это конец света. А куда потом было Ронни? Её отовсюду бы выгнали, и кто бы её взял?

— Это она так думала?

— Да. Это она говорила. Мы с ней говорили пять минут, и мне стало страшно. Как будто не она это говорила, понимаешь? Мы с ней часто ссорились в детстве, она постоянно меня «сдавала» родителям. Но она умела быть ласковой. Она сидела со мной, когда я болела, возила меня на Сердце Мира, на праздники. Понимаешь? — Лас ощутила, как подступают слёзы.

— Да, понимаю, — Вейс прикрыла её одеялом. — Очень хорошо понимаю, Ласточка.

— Она сказала, что это я во всём виновата. Несла какую-то чушь, я даже вспомнить не могу. Сказала, что я довела её до петли, что это я выдала её маме. Когда она бросила трубку, я была как в тумане. Побежала к друзьям, там со мной стало плохо. Когда меня привели в чувство, Ронни уже покончила с собой. Если бы я не сорвалась там, у друзей, если бы успела им рассказать… — Лас разрыдалась. Вейс пододвинулась, взяла её за руку, молча сидела — гладила Лас по голове и сжимала её ладонь.

* * *

Они сидели в ванной. Сами не понимали, почему там — Лас, уже умытая и почти успокоившаяся, Вейс — задумчивая и печальная. Не хотелось уходить.

— Вчера она появилась в комнате, — Лас посмотрела в глаза Вейс. — Наверное, именно так она выглядела в тот вечер. Пьяная, грязная, уже почти невменяемая. Она была как настоящая, мне даже казалось, что я чувствую тепло. Но она никогда бы такого не сказала, понимаешь?

— Что не сказала? — Вейс взяла Лас за руку. — Плачь, моя милая, если нужно. Не держи в себе.

— Нет, — Лас покачала головой, — не сейчас. Ронни болтала всякие глупости, когда была пьяна. Выдавала наши с Тесан секреты, выдумывала невесть что. Но она даже пьяная так не ругалась!

— Тесан — старшая сестра?

Лас кивнула. — Но она никогда не говорила гадости, Вейс. Понимаешь? Никогда не говорила такие гадости. Я не сразу поверила, что это она. Она никогда бы не сказала такое ни про маму, ни про других.

— Может быть, это была не она?

— Она знала такие вещи… откуда? Кто мог… — Лас прикусила язык.

— То есть кто-то мог, да? Ласточка, может, тебе прилечь? Просто полежи. Я принесу тебе чаю.

Лас кивнула. Её начинала бить дрожь.

— Идём-идём, — Вейс проводила её, уложила. — Музыку включить? Я сейчас.

Не закрывай глаза, Лас. Но глаза всё-таки закрылись, пусть ненадолго.

— Ждёшь свою служанку, Ласточка?

* * *

Вейрон. Всё та же, всё в том же виде. С отвратительной улыбкой на лице.

— Да, жду, — Лас стоило немалых трудов не отводить взгляда.

— О, как мило, я подожду. Посмотрю.

— Ты не Вейрон, — заметила Лас. Призрак, или кто это был, осклабился. — Ты не настоящая Вейрон.

— Да что ты говоришь! — она сделала шаг, опустилась на колено у кровати. — Не отворачивайся! Не узнаёшь? Не узнаёшь сестрицу? — Вейрон взяла Лас за руку и Лас едва не закричала — жаркое прикосновение. Вейрон, или кто это, вся горит. А запахи… хорошо, что желудок пуст. Но есть, что-то есть от Вейрон. Или только кажется?

— Ты не Вейрон. И если ты хочешь, чтобы я тебя слушала, ты будешь слушать меня, — сердце билось с бешеной скоростью.

Отворилась и закрылась дверь. Вейс. Она замерла на пороге. Лас махнула ей — не мешай.

— Ты никогда не говорила такие гадости, — Лас смотрела в лицо ложной Вейрон. — Отпусти! — призрак повиновался. — Прочь от меня!

— Твоя служанка меня не видит, Лас! Позови же её в постель! Она согласится!

— Ты никогда не говорила гадости ни про меня, ни про маму, ни про кого!

— Тебе с ней хорошо, Ласточка? Так же, как было с тем мальчиком, на Сердце Мира?

— И ты никогда не называла меня Ласточкой. Настоящая Ронни не называла! Я всегда была Чайка, птичка, цыплёнок, но не Ласточка!

Призрак отшатнулся.

— Ты не Вейрон, — Лас встала. — Ты хочешь казаться Вейрон. Я люблю Вейрон. Я люблю свою сестру, я люблю маму, и неважно, что они сделали плохого! Слушай! — крикнула Лас. Призрак отступил ещё на шаг. — Слушай меня! Я достаточно слушала твой голос! Ты не Вейрон! Она знала, что я всегда приехала бы к ней, если с ней случилась беда! Она дождалась бы меня! И я никогда не выдавала её маме, никогда в жизни!

Призрак пошёл волнами и рассеялся. Лас с размаху уселась на пол, спрятала лицо в коленях, её била крупная дрожь. И злость. Странная, сильная злость — накатила и схлынула.

— Никогда, — прошептала Лас. Вейс уже была рядом, набросила на Лас покрывало. — Никогда больше не говори её голосом, ты, слышишь?! Никогда!

Вейс села перед ней, обняла Лас, прижала к себе. В комнате вновь ощущался запах — тот самый, неприятный «букет» — застарелый перегар, немытое тело, и прочие «прелести» беспробудного пьянства.

* * *

— Что же с тобой творится… — Вейс отвела Лас в ванную, помогла ей там — ноги почти не слушались Ласточку. — Лас, это снова была она, да?

— Нет, не она. Она хотела казаться Вейрон.

— Я слышала, что ты ей говорила. Тихо, тихо, — Вейс прижала её голову к своей груди. — Она ушла?

Лас кивнула. Зубы стучали — дрожь не отпускала.

— Сейчас выпьешь чая, мы спустимся вниз, возьмём с собой внуков и поедем. Поедем, куда нас вчера пригласили. Ты расскажешь, если захочешь. А если не захочешь, то я расскажу. Что-нибудь хорошее, ладно?

— Вейс, ты чудо, — Лас упала на спину. Ещё чуть-чуть полежать, и всё. — Как ты так можешь?

— Я бабушка, — Вейс улыбнулась, развела руками. — Все бабушки так умеют. И все няни так умеют. Ты устала, Ласточка, вот и всё. Столько времени держать это в себе!

Бабушки и внуки, Неиверин 22, 7:10

— Ой, я так чудесно выспалась! — Тесан встретила бабушек в столовой. — В жизни так хорошо не спала. Няня, что случилось? Ты плакала?

— Плакала, — Лас прижала Тесан к себе, отпустила. — Ничего страшного, всё уже позади.

Тесан перевела взгляд с неё на бабушку и обратно.

— Да, похоже, — согласилась она. — Так мы едем? Няня, а что делать с книжным? Там ведь тоже будут ждать!

— Я позвоню, — Лас потрепала её по голове. — Я им позвоню, извинюсь, и назначу другой день. О, да вы уже всё приготовили!

— Это не мы! — Тесан указала кивком на горничную. — Я так, помогла немножко. Они такие интересные! Мы уже тут все подружились!

— У тебя все подруги, — проворчала Вейс. — Три минуты поболтала и уже подруги!

— Ну да, ну да, а что, плохо? Бабушка, да хватит уже!

— Доброе утро, доброе утро! — Вессен спускалась по лестнице, за ней в паре шагов — Хорёк. Оба выглядели намного лучше, чем вчера. — Вы так чудесно выглядите!

* * *

— До крепости час полёта, — Хорёк указал на карту. — Но по пути много прекрасных видов. Можно отправиться прямо сейчас и посмотреть не торопясь.

— Здорово! — Тесан хлопнула в ладоши. — Я давно мечтала! Слушайте, а магазины здесь есть? У меня уже снимать некуда!

— Найдём, — пообещал Хорёк. — Ближайший магазин в двадцати минутах медленной ходьбы.

— Цивилизация! — восхитилась Тесан. — А то мне такое рассказывали…

— Тесан! — Вейс погрозила ей кулаком.

— Да ладно! Будто я всем слухам верю!

— Уймись на минутку, я умоляю! Давайте, в самом деле, на свежий воздух, — Вейс посмотрела в глаза Вессен. — В четырёх стенах мы и дома можем сидеть.

Долина Аэн-Теран, Неиверин 22, 8:45

Первой остановкой была долина Аэн-Теран. Давным-давно здесь была свалка. Уж никто не знает, почему именно здесь. Но чистить здесь начали ещё на памяти Лас. А когда вычистили и начали раскопки, то нашли древнее поселение. Тех, кто жил здесь ещё до того, как эти земли завоевали Тегар-Тан, предки современных тегарцев.

Теперь здесь музей под открытым небом. Тесан, разжившаяся десятком новых карточек для своего фотоаппарата, была в восторге. Эверан тоже, только он всё же сдержаннее.

— У вас полчаса, — предупредила Вессен. — Потом летим дальше. Смотрите не заблудитесь!

Тесан с Эверан помахали остальным руками и побежали ко входу в музей. Несмотря на ранний час — в Тегароне немногие встают рано, нет здесь привычки встречать солнце — туристов было уже немало.

— Вы хотели сказать что-то? — Лас посмотрела в глаза Вессен.

— Давайте вон там, — указала та рукой. Кафе — пустующее, не так ещё жарко, чтобы зной сгонял туристов под навес.

— Я погуляю пока, — Вейс сжала ладонь Лас. — Простите, если что, — она посмотрела в глаза Вессен. Та кивнула и улыбнулась.

— Стайен, — Вессен прикрыла глаза. — Начни лучше ты.

Стайен начал. Говорил он всего пятнадцать минут, но Лас хватило. Она сама попросила пока ничего больше не рассказывать, дать ей время прийти в себя и обдумать всё то, что услышала.

— …Няня? — Тесан взяла её за руку. — Всё в порядке? — Она обвела взглядом остальных. — Летим дальше? Вы что такие задумчивые?

— Задумались о смысле жизни, — ответила Вессен.

— Ой, да ну вас! Ребёнку понятно — смысл, чтобы жить. Летим! Няня, потом подумаешь о смысле!

Ущелье Духов, Неиверин 22, 9:50

— Я туда не пойду, — поёжилась Вейс. — Не люблю такого. Мы тут пока погуляем.

— Зря, — покачала головой Тесан. — Вери, ты со мной? Молодец!

— Минутку, — Хорёк поймал их за руку. — Оденьте на руку, оба. Это просто маячки. И если не хотите опоздать, в пещеры — ни ногой! Ясно?

— Почему? — удивилась Тесан. — Вот же карты! Сказано, что там всё давно уже подписано и заблудится только ребёнок.

— Именно поэтому, — буркнула Вейс. — Давайте уж в следующий раз без могильников. Нет что ли мест поинтереснее?

— Полно, — Хорёк указал на карту. — Но пришлось бы отклониться от прямого маршрута.

Стайен и Вессен

— Весс, — Хорёк жестом указал ей на складные стулья, добыл из сумки-холодильника бутылку минералки. Предложил ей — отказалась. — Я давно хочу спросить тебя. Ты не хочешь прикрыть всё это?

— О чём это ты?

— О том, чем ты руководишь, — Хорёк задумчиво посмотрел в ущелье — солнце висело над ним. Красиво. Вот что значит всерьёз взяться за туризм. Ни кофе, ни овцы, ни даже виноград не приносят Тегарону такого дохода, как туризм. И иммигрировать сюда теперь очень трудно — не пускают. Может, и правильно делают, что не пускают. — Не расскажешь мне, зачем мы всё это создали?

— Риторический вопрос? — Вессен достала из кармана фляжку, отпила. Что-то она расслабилась. Раньше никогда не брала с собой спиртное, тем более не пила вот так, не скрываясь. Правда, она не пьянеет. Не может, с тех пор, как её выучили на Тень.

— Нет, — Хорёк поправил шляпу и пригладил усы — левый, потом правый. — Я не понимаю, зачем нам это. У нас восемьдесят баз. У нас лучшие специалисты, которые все как один думают, что работают на Силы Всемирной Стабильности. У нас свои люди во всех крупных спецслужбах, у нас своя армия, мы можем объявить войну любой стране, начать или прекратить мировую войну. Мы сильнее кого угодно в этом мире. Но я не понимаю, зачем нам всё это. Я про нас с тобой.

— Преступность, которую сократили на восемьдесят процентов. Нет больше «диких пси», нет эпидемий. Нет мировых войн, не предвидится голода. Это плохо?

— Это замечательно, — Хорёк вздохнул. — Я не уверен, что человечеству нужен золотой век, но пока вроде всем нравится. Но я про нас с тобой!

— Ты хочешь в отставку?

— Ты меня не отпустишь, — Хорёк отпил из бутылки. — Весс, я не вечен. Ну да, ну проживу я ещё сто лет. Может, больше, на этих ваших ягодках. Мне есть чем заняться, и даже тысячи лет не хватит, не в этом вопрос. У меня свой автосервис, я уже наизобретал всякого барахла столько, что всем остальным ещё два века догонять меня. Но зачем? Человечеству и так хорошо. Давай уйдём, прикроем эту лавочку — мы открыли восемнадцать реальностей. Давай уйдём в любую на десяток лет, поживём сами по себе и вернёмся. Никто ничего не заметит.

— Двадцать четыре годных и сто одну промышленно годную, — поправила Вессен. — Не следишь за отчётами?

Хорёк махнул рукой.

— Давай отдадим пару реальностей. Ты не хуже меня знаешь, что в ближнем космосе им делать нечего. Там ничего нет, кроме красивыхвидов. Энергии и сырья и здесь хватает. А дальним владеем пока что только мы. Отдадим пару реальностей, пусть у людей будет другая цель. Они всё равно откроют проходы, пусть через сто лет. Или ты хочешь вечно за ними присматривать?

— Я хочу вернуть их, — Вессен встала и отвернулась. — Просто узнать, что они живы. А потом… потом мы поговорим.

— Они живы, — Хорёк пожал плечами. — Ты и так знаешь. Тебе нужно просто отдать картину. Отпустить её, увезти в другую реальность. Да хоть в Страну Цветов.

— Только, когда я найду, кому можно её доверить, — сухо возразила Вессен.

Хорёк долго смотрел в её глаза.

— Вот оно что, — протянул он. — Ты боишься. Ты боишься отказаться от неё, потому сидишь рядом с ней и дрожишь. Боишься, что картина отыщет другого хозяина.

— Перестань!

— Весс, чем ты занимаешься? Чем ты весь день занимаешься у себя в кабинете? Не говори мне, что делами Ордена. Он давно уже сам по себе, мы специально этого добивались. Чем ты занимаешься, почему картина всё ещё у тебя?

Вессен молчала.

— Она не терпит бездельников. Значит, ты что-то делаешь, но что?

— Это тебя не касается, Стайен, прости.

Хорёк встал.

— Я прощу, Весс. А вот остальные? Знаешь, почему они все с нами, почему смотрят на тебя, как на богиню? Потому что я нашёл им дело. Они осваивают реальности, они думают, что мы готовим место для человечества. Чтобы пришло на готовенькое. Что мы готовим на самом деле, Весс?

Вессен закрыла глаза.

— Мне нужно вернуться, — тихо сообщила она. — Я попробовала. Я снова попробовала перестать, Стайен. Она сразу же ушла — она где-то рядом, как всегда. Но если я не продолжу, она сменит хозяина.

— Так, — Хорёк почесал затылок. — И ты столько лет кормила меня сказками, что-де картина под твоим контролем, но без твоего присутствия может неуправляемо влиять на реальность. Ты собиралась жить вечно?

Вессен промолчала.

— Брось её, Весс. Откажись. Это хоть правда? Если ты от неё откажешься, картина может сменить реальность. Мы сможем увезти её в другую реальность, с глаз долой. Это так?

Вессен молчала.

— Ладно, — Хорёк посмотрел на часы. — Молчи. У тебя в руках ключ от всех дверей, как ты говорила. И ты хочешь ближайший миллион лет сидеть рядом с ним и никого не подпускать. Веселись, сестрёнка.

Лас и Вейс

Стоило перебраться за пару холмов, так, чтобы не видеть ущелья, как Вейс успокоилась.

— Не знаю, — она махнула рукой — здесь — и достала из сумки пару складных стульев и столик. — Мне никогда не нравились пещеры. Я их боюсь!

Лас кивнула. Её всё ещё было не по себе от того, что рассказал Хорёк.

— Что случилось? Ласточка, у тебя такой вид!

— Если он сказал мне правду, — Лас вздохнула, — то ничего ещё не кончилось. Всё, что мы делали, всё это ничего не изменило. Всё в любой момент может рухнуть.

— Я так не думаю, — послышался голос из-за их спины.

Лас вздрогнула, голова её закружилась — на мгновение. Ей стало холодно. Вейс обернулась, вскрикнула. Схватила Лас за руку.

— Она! Ласточка, это опять она! Она!

Лас встала, ощущая, что бежать или кричать бессмысленно.

Она выглядела так, как описывала её Вейс. В точности — светлые брюки, лет семьдесят назад бывшие модными. Лёгкая курточка, расшитая золотыми нитками, ослепительно белая блузка под ней. Шарфик и белая же шапочка, украшенная драгоценными камнями. И лицо… глаз не отвести.

— Не смотри ей в глаза, — Лас резко дёрнула Вейс за руку. — Не верь ни одному её слову!

Девушка засмеялась.

— Очень, очень интересно, Ласточка. Почему? Почему ты её обманываешь? Я никогда не лгу, ведь так?

— Ты обещала уйти, — Лас бросило в жар. — Ты обещала уйти и не возвращаться!

— Правда? — девушка неподдельно удивилась. — Я не знала. Что ты так смотришь, Вейс? Я настоящая. Сейчас — настоящая. Можешь потрогать, — и она вновь рассмеялась.

— Не прикасайся к ней, — предупредила Лас. — Стой где стоишь! Зачем ты пришла?

— Я и не уходила. Я всегда с тобой. Ты так обо мне заботилась, я очень тронута… Почему ты бросила? Почему ты меня бросила?

— Лас, о чём она? — прошептала Вейс. Лас ощущала ужас, который не отпускает подругу, понимала — Вейс нужно совсем немного, чтобы потерять самообладание.

— Не верь ей, — сквозь зубы прошептала Лас, пятясь. — Ни одному слову. — Позвонить? Крикнуть?

Девушка уселась на один из стульев, открыла термос с кофе, принюхалась.

— Настоящий, — она вздохнула. — Так нечестно! Ласточка, это нечестно, я тоже так хочу!

— Чего ты хочешь? Почему ты вернулась?

Девушка вздохнула.

— Я не возвращалась, сколько можно повторять! Я всегда с тобой. Я помогла тебе недавно. Уже забыла? Помнишь ту таверну? Если бы я не вмешалась, он прирезал бы вас обеих. А призрак в лесу? Где твоя благодарность?

— Ты хотела разделать его, как барана? Да? Моими руками?

Девушка поднялась на ноги, улыбка пропала с её лица.

— А ты знаешь, что такое война? Я знаю, я видела своими глазами. Видела, что сделали с моими родителями, с друзьями, с другими, кто попался им под руку в тот день. Оставили только меня. И продали в рабство, в семь лет — говорят, я была очень красивая. Я возвращаю долги. Ещё не всем вернула. Хочешь, я расскажу, что успел уже натворить тот грабитель?

— Замолчи.

— О, мы не любим правду! Сказать, скольких он покалечил? Кто из-за него наложил на себя руки? Ты не дала мне закончить с ним. Кому от этого лучше? Кого ещё он ограбит, покалечит, убьёт?

— Замолчи! — Лас уселась, обхватила ладонями голову. — Ты никто, ты голос, ещё один проклятый голос! Ты умеешь только убивать! — Вейс присела рядом, сжимая её плечи.

— Я была голосом, — согласилась девушка. — Но сейчас я настоящая. Лас, я хочу жить. Так, как ты, как она. У меня есть шанс — он лежит у тебя в сумке.

Лас открыла лицо. Девушка — не хотелось вспоминать её имя — указывала на их сумку.

— Ой, какие мы нервные! — она засмеялась и отошла в сторону. — Попроси служанку открыть и посмотреть.

— Она не служанка, — резко ответила Лас.

— Называй её кем хочешь, это ничего не изменит.

— Отойди! — Лас достала кинжал. Нужно сделать всего два шага и наклониться.

Девушка рассмеялась и отвернулась, покачала головой.

Лас потянула сумку на себя, чуть не полетела кубарем. Открыла. Начала копаться в вещах… На самом дне. Что-то жёсткое, шершавое.

Лас потянула — вытащила свёрток.

— Вейс, что это?

Вейс энергично покачала головой — не знаю, не знаю! Лас начала разворачивать… и поняла. Увидела нарисованное, но движущееся море. Картина.

Девушка обернулась.

— Помоги мне, Ласточка. Я хочу жизни. Настоящей жизни! Я всегда говорю правду, ты знаешь! Всегда выполняю обещания! Помоги мне, и голоса уйдут. Я заберу их с собой.

Лас посмотрела на кинжал в своей руке.

— Хочешь умереть, — девушка посмотрела на неё с презрением. — Струсила! Давай, доставь мне удовольствие!

— Лас, — Вейс схватила её за руку. — Не надо! Кто она? Один из голосов? Почему я её слышу? Мы обе сошли с ума?

— Не знаю, — Лас смотрела в глаза неназванной девушке. — И не хочу знать. Я отнесу картину хозяйке.

— Это глупо, — вздохнула девушка. — Это невероятная глупость!

— Идём, Вейс. Возьми меня за руку! Не слушай её!

— Я боюсь, — прошептала Вейс.

— Я сейчас ничего не могу, — спокойно признала девушка, не двигаясь с места. — Видишь, я говорю правду. Мне не нравится быть твоим голосом. И это правда! Но я могу заставить тебя сделать по-моему. Это тоже правда.

— Посмотрим, — Лас отвернулась. — Ты уже солгала, уже нарушила слово. У тебя теперь нет силы!

Девушка рассмеялась. Вейс ощутила, как сотни иголочек вонзаются в её кожу, по всему телу.

— Я не солгала, Ласточка. Я ничего такого не обещала. А силу я верну. До встречи, моя милая!

Лас бежала вниз по холму, Вейс едва поспевала за ней. Вессен и Хорёк смотрели на них с изумлением.

— Возьмите, — Лас протянула картину Вессен. У той широко раскрылись глаза. — Она была у меня в сумке. Я не знаю, как она туда попала.

Хорёк взял Вессен за руку.

— Весс! Подумай! Не торопись!

— Я уже подумала, — Вессен протянула руку, коснулась свёртка. Тот исчез, как и не было. — Спасибо, Лас. Вы предотвратили большую беду.

Лас и Вейс переглянулись.

— Я возвращаюсь, — Вессен достала из кармана телефон. — Стайен?

— Я остаюсь, — махнул рукой Хорёк. — Я там уже не нужен, там всё чисто.

— Простите, — Вессен перевела взгляд с Лас на Вейс. — Это моя обязанность. Приезжайте, когда захотите. Я отвечу на все вопросы.

— На все-на все? — не удержалась Вейс.

— На все, — подтвердила Вессен. Повернулась и направилась вверх, к выходу из ущелья.

* * *

Вейс обернулась.

— Лас, она ушла? Она ушла?

Лас обернулась, прислушалась к ощущениям.

Я ушла, Ласточка. Но я вернусь.

— Ушла, — подтвердила она. — Стайен, вы расскажете ещё раз, хорошо? Мне и Вейс. А потом расскажу я, и вы скажете, что мне теперь делать.

— Сейчас, — Хорёк посмотрел на часы, — мы сядем в машину и полетим дальше. Туда, где нас ждут. А как малость успокоимся, поговорим. Ну что, я звоню внукам?

Крепость Тегар-Тан, Неиверин 22, 11:20

— Что вы такие смурные? — удивилась Тесан. — Такое хорошее утро… Няня, что случилось? Опять думаешь про смысл жизни? Я могу снова сказать!

Лас рассмеялась. К немалому облегчению Вейс — она и сама лишь недавно сумела прийти в себя после визита прекрасной незнакомки в белом. Какой кошмар! Если Лас живёт с её голосом в голове, то всё понятно. Понятно, почему Лас избегает других людей и не любит врачей. Но почему это всё?

— Нет, я и так помню. Стайен! Вы с нами?

— Во внутренний дворец меня не впустят, — Хорёк поправил шляпу. — Но мне и здесь неплохо. Я и здесь ни разу не был, поброжу, осмотрюсь.

Вот самообладание, подумала Лас. Я бы не знала, что мне делать, расскажи я такое. И ладно. Прочь, все мысли прочь. Вейс права, я чуть не свихнулась, пока сидела одна, среди своих воспоминаний.

— Бабушки! — Вейс схватила брата за руку. — Показывайте, куда идти!

— Я останусь, — Эверан освободился. — Прогуляюсь с вами, Стайен, если вы не против.

— Ты чего? — удивилась Тесан. — Нас же всех приглашали! Так нельзя!

Эверан вздохнул.

— Поздороваешься с ней и иди, — посоветовала Лас. — Если не передумаешь.

* * *

Стража провела их в парк. Столько столетий прошло, а здесь всё ещё в ходу холодное оружие. Правда, церемониальное. Прогресс добрался и сюда — и так комично наблюдать, как стражник, с мечом в руке, в кирасе и шлеме с плюмажом, говорит по рации.

— Какая прелесть! — у Тесан загорелись глаза. — Вери, смотри, настоящий лабиринт! А это и есть семь фонтанов?

— Спокойно, — Вейс поймала её за руку. — Тебе уже не пять лет!

Тесан махнула рукой и отправилась в поход по лабиринту. Условный лабиринт — есть прямой проход к воротам внутреннего дворца. Плутать необязательно. Наверное, здесь он для того же, для чего каменный лабиринт на Сердце Мира, подумала Лас. Её Величество любит ходить по тропинкам лабиринта, когда нужно принять важное решение.

Эверан тоже оживился. После пещер он выглядел не очень весёлым. А может, что-то чувствовал — Вейс не могла забыть лица и одежды безымянной незнакомки. Та же самая. Даже её запах, прелестный, привлекательный аромат… О чём она говорила? При чём тут картина и почему она исчезла? И ответит ли хоть кто-нибудь на эти вопросы?

— Добрый день! — Светлая выскочила из-за ближайшего куста. Должно быть, притаилась там и ждала гостей. — Вы уже здесь! Бабушка сейчас придёт. Через минутку.

Все поклонились ей — учтиво, безупречно.

— Мир вам, — поклонилась она в ответ. — Вы видели что-то плохое? — девочка подошла к Лас и Вейс. Посмотрела им в глаза. — Так странно, — она прикоснулась ладонью к щеке Лас. — Вы здоровы! Я ничего не чувствую, я в жизни не видела такого здорового человека! Правда-правда!

— Я верю вам, Светлая, — Лас поклонилась. Что же мне делать? Светлая распознаёт любую болезнь, телесную или душевную. Если и она ничего не видит, что же мне делать?

— Я чувствую… — Майеринн внимательно посмотрела в глаза Лас. — Вы сердитесь на кого-то. Очень сильно сердитесь!

— Да, Светлая, — Лас призналась с трудом. Но лгать ей… станет только хуже.

— Не сердитесь! — попросила девочка. — Это трудно, я знаю, правда-правда! Но сердиться ещё хуже! Поверьте!

— Майеринн, — новый голос. — Майеринн, спокойнее, прошу тебя.

Девочка стремительно повернулась и глубоко поклонилась вновь пришедшей — пожилой женщине. После чего развернулась и бросилась со всех ног вглубь лабиринта. На ходу, Лас заметила, показала язык. Лас скрыла улыбку.

— Здравствуйте, Лас, — женщина улыбнулась. Видно было, что она в возрасте, но прошедшие года не тронули её красоту. Они по-прежнему так похожи, подумала Лас, потрясённая. — Здравствуйте, няня.

* * *

Ареан — так звали бабушку Светлой — и остальные две бабушки сидели на скамейке у самого малого из фонтанов.

— Помните, мама говорила вам, что вы всё равно вернётесь сюда? — Ареан с улыбкой смотрела, как внуки Вейс играют со Светлой. — Что если у вас беда, или придёт тоска, вы всё равно вернётесь, хотите того или нет?

— Вы так на неё похожи, — улыбнулась Лас. — Да, я помню. Скажите, когда вы узнали, что я здесь? Смотрите телевизор?

— Вас показывали по телевизору? — Ареан чуть наклонила голову. Лас стало стыдно. Хвастаюсь, как маленький ребёнок. А вроде бы и не хотела! — Простите, няня. Мы не смотрим телевизор. Нет, это Май, — она кивнула в сторону лабиринта. — Прибежала позавчера и потребовала, чтобы вам всем разрешили войти сюда. Что вы всё равно приедете в Тегарон, и она хочет на вас посмотреть.

— Она нас всех немножко напугала, когда появилась из ниоткуда, — Вейс смотрела, как резвятся все трое. Вот вроде же взрослые люди! Но краснеть отчего-то не хотелось.

— Её за это уже наказали, — Ареан усмехнулась. — Сладу нет. Вереан жалуется, что я её балую.

— Её мама, — пояснила Лас, посмотрев в глаза Вейс.

— Она всё-таки ребёнок, — пояснила Ареан. — Она очень быстро учится, очень старается, но я не хочу отнимать у неё детство. Его и так немного.

— Здесь нет других детей?

— Ей не со всеми интересно. Вы же понимаете. Вереан говорит, Май гораздо способнее её самой.

Светлая подбежала к бабушкам, Тесан и Эверан — по пятам.

— Ну ты бегаешь! — восхитилась Тесан. — Не угнаться! Ой! — и поклонилась Ареан. — Простите! — толкнула брата локтем в бок — тот замер, увидев ещё одну бабушку, не зная, что делать.

— Бабушка, смотри какие она делает брошки! — Майеринн протянула ладони.

— Прелестно, очень мило, — искренне восхитилась Ареан. — Тесан, вы сами это сделали?

— Это моя курсовая, — согласилась Тесан. — Вам нравится, да? Только делать долго, целый день трачу на каждую. Зато сейчас ручная работа самая модная! Штамповка уже всем надоела!

— Тесан! — Вейс покачала головой.

— Извините! — Тесан покраснела. Светлая рассмеялась, привстала на цыпочки, что-то шепнула девушке на ухо. И обе убежали назад, в лабиринт.

— Тахе-тари, — видно было, что Эверан не сразу вспомнил, как нужно обращаться. Он вновь поклонился. Видно было, что Вейс довольна — «старые порядки» не в ходу в Тессегер-Лан, на поклоны молодёжь уже смотрит как на пустую формальность.

— Тахе-тари, — он посмотрел в глаза Ареан. — Там, во внешнем дворце, есть ещё один человек. Если можно, я хотел бы покинуть вас. Мне необходимо поговорить с ним.

— Может быть, пригласим его сюда? Друзья моих друзей — ваши друзья. Но нужно, чтобы Лас за него поручилась.

Лас ответила не сразу. Вейс сразу начала доверять Хорьку, а к Вессен относится подозрительно. Да. Это не случайно. Бабушка Вейс за версту чует хороших людей.

— Я готова поручиться за Стайена эр Метуар, — Лас поднялась на ноги. Ареан кивнула, жестом подозвала стражника и что-то негромко ему сказала.

* * *

— Моё почтение, тахе-тари, — Хорёк приподнял шляпу. — Простите, не могу должным образом поклониться. Суставы уже не те.

— О, сейчас я найду вам доктора, — Ареан улыбнулась. — Она это любит. Май! Ну-ка сюда, поздоровайся.

Светлая примчалась со скоростью метеора.

— Мама рассказывала о вас! — выпалила Майеринн, с улыбкой ответив на поклон Хорька. — Она говорит, вы настоящий волшебник.

— Настоящая волшебница вы, тахе-тари! — улыбнулся Хорёк.

— Но она же правду говорила? Да? Вы волшебник?

— Немножко, — Стайен подмигнул ей. — Самую малость.

— Покажите! Я вижу, у вас суставы болят! А я вас за это вылечу! Совсем-совсем!

— И у кого набралась, — покачала головой Ареан, когда Светлая увлекла Хорька за собой. — Но я не хочу её одёргивать каждые пять минут. Пока она здесь, со мной, ей можно всё. Лас, вас что-то гнетёт, я вижу. Может, останетесь? Вам всегда рады здесь.

— Странные вещи произошли за последние несколько дней. Некоторые из них — неприятные. Мне кажется, всё это случается там, где я. Я не хотела бы, чтобы и в вашем доме творилось такое же.

— Это — особый дом, — Ареан взяла Лас за руку. — Вейс…

— Да, конечно, — Вейс улыбнулась, встала.

— О нет. Я хотела попросить вас остаться, ведь Лас вам полностью доверяет. Лас, я хотела извиниться. Вереан была отмечена с рождения, все знали, что следующей Светлой будет она. А пока Светлая не получила диадему, в её дом нельзя входить никому, кроме кровных родственников.

— Я знаю, — согласилась Лас. Я и тогда знала. Но можно было выдворять меня хоть чуточку вежливее.

— Наши законы иногда слишком строгие. Вы не сердитесь?

— Нет, — Лас улыбнулась. — Я и сама была неправа. Сейчас это так глупо всё выглядит.

— Вот и замечательно! — Ареан поднялась. — Май узнала о вашем прибытии. Не спрашивайте меня, как. Она первая сообщает все новости, мы только диву даёмся, откуда. Она сказала, что у вас сейчас слишком много теней, и что здесь вам будет спокойнее.

— Она говорит, что я здорова, — Лас посмотрела в глаза Ареан. — А со мной что-то неладно. — Вейс взяла её за руку.

— Светлая не ошибается, — Ареан кивнула. — Значит, это не болезнь. Что бы ни было с вами, это часть вас самой, норма, простите, если я вас огорчаю.

— Что такое «слишком много теней»?

— Знаете, мы сами иногда не всё понимаем. Она ведь не объясняет. Попросишь объяснить — дуется или даже злится. А ей лучше не злиться, особенно в таком возрасте. Идёмте! Что-то она притихла, это не к добру.

* * *

Светлая и Хорёк сидели на скамейки, на разных концах. А между ними по скамейке маршировали человечки — вырезаны из дерева, сразу видно, под скамейкой немало стружек.

Глаза Светлой горели восхищением.

— Бабушка! Смотри! Он их просто вырезал из веточек, и они ожили!

Лас и Вейс сами замерли в восхищении. Вот это да! Как это Хорёк сумел?

— Смирно! — приказала Светлая и человечки, все три, замерли. — Вперёд шагом марш! — принялись маршировать.

— Как вы это делаете? — поразилась Ареан. — Это правда? Вы вырезали их из дерева?

— Виноват, — Хорёк встал, приподнял шляпу. — Сухого дерева я не нашёл. Пришлось срезать живую веточку. И простите, что не сдал вот это, — показал перочинный нож. — У меня склад в карманах, обо всём и сам не помню.

— Ничего страшного, — Ареан взяла его за руку. — Вы знаете, что вас теперь отсюда не отпустят?

— Не отпущу! — подтвердила Светлая. Поймала взгляд бабушки, погрустнела. — Ну хоть один день! Ба-а-абушка!

Ареан посмотрела в глаза Хорьку, тот посмотрел в глаза Лас.

— Лас? Вы никуда не торопитесь?

Никуда, поняла Лас. Всё так стремительно понеслось… нет, я не тороплюсь. Нужно посидеть и подумать, в спокойствии, если оно будет.

— Я не тороплюсь, — она поклонилась. — И я буду рада погостить у вас, если вам это не в тягость. Мы будем, — она оглянулась и Вейс кивнула.

Светлая запрыгала на месте и захлопала в ладоши.

— Очень мило, — заметила её бабушка. — А теперь возвращайся, надевай фартук и бегом на кухню! До конца дня ты работаешь там! И не забудь сказать, что тебя направили мыть посуду и мести полы!

— Да, бабушка, — Светлая поклонилась и, уже не улыбаясь, направилась к дальнему входу. Но ни слезинкой, ни гримасой не выдала своих чувств.

— Строго вы с ней, — покачал головой Хорёк.

— Всему есть предел, — Ареан смотрела на марширующих человечков. — Расскажете, как вы это делаете?

— Я не уверен, что смогу объяснить, — Хорёк потёр переносицу, — но расскажу. Лас, мы остаёмся?

— Остаёмся, — Лас посмотрела на Вейс.

— Я буду очень рада! — призналась та. — Я о таком сто лет мечтала! — и она с Лас рассмеялись. — Вот только внуки у вас тут всё вверх дном перевернут.

— Ничего, — Ареан улыбнулась. — Гостям можно почти всё. А что не так — в темницу. Знаете, час в темнице хорошо приводит в чувство.

На этот раз рассмеялись все бабушки. Тесан и Эверан делали вид, что не слышат.

— Извините, пожалуйста, они ведут себя совсем как дети!

— Рядом с Май все ведут себя самым естественным образом, — пояснила Ареан. — Не нужно извиняться. Идёмте, я провожу вас в ваши комнаты и немножко расскажу о правилах.

8. Призраки грядущего

Лас и Вейс, Неиверин 22, 16:20

— Я пойду к себе, — Вейс закончила причёсывать Лас и чуть отошла, любуясь своей работой. — хочу посидеть немножко, подумать.

— Я тебе мешаю?

— Нет, что ты, — улыбнулась Вейс. — Но ты сама говорила, здесь очень строгие обычаи. Будет ли это прилично?

— Если ты поцелуешь кого-нибудь на улице, или в общественном месте, тебя оштрафуют, — пояснила Лас. — Не забудь Тесан сказать, это и её касается! Женщинам здесь принято носить шапочки и перчатки. Мужчинам — тоже. Я сама скажу Эверану.

— Ареан ничего не сказала такого!

— Здесь мы можем вести себя как хотим. Так, как у нас принято. Но если выходить за пределы дворца, то лучше соблюдать обычаи. Никто не оштрафует, если на тебе нет шапочки, но смотреть будут, как на дикарей.

— Да уж, — согласилась Вейс. — Тесан уже говорила, как на неё смотрели в магазине. Но у меня с собой ничего этого нет!

— Найдём, если нужно. А всё остальное никого не касается, Вейс. На людях нужно соблюдать много правил, я расскажу, если нужно. Многие эти же правила и дома соблюдают, но вообще, дома делай что хочешь. Пока не видят соседи или гости, делай что хочешь. Если вдруг тебе захочется остаться здесь до утра, никто и глазом не моргнёт. Тем более, что мы с тобой почтенные бабушки, — улыбнулась Лас. Вейс молча обняла её. — Молодёжи здесь спуску не дают, а нам с тобой можно делать что угодно.

Вейс молчала, прижимаясь головой к её груди.

— Я тоже хотела бы, чтобы ты была рядом, — Лас погладила её по голове. — Знаешь, Гроза любила говорить, «если для меня прилично, значит, прилично». Ты сразу поймёшь. Если сделаешь что-то неприличное, я сброшу тебя на пол и выгоню из комнаты.

— Да ну тебя! — засмеялась Вейс, ударила Лас кулаками в грудь. — Смейся-смейся! Я ещё научусь обращаться с подушкой!

— Рёбра сломаешь, медведица! Найди мне внуков, прямо сейчас!

* * *

— Здесь в домах есть мужская и женская половины, — поясняла Лас. Вейс как-то сумела отыскать внуков всего за пять минут. Мобильная связь здесь не работала, Хорёк пояснил, что в пределах крепости работают немногие мобильные операторы. — Если вам захочется посетить чьи-то комнаты, и это человек противоположного пола, не забудьте — на входе на мужскую или женскую половину всегда есть слуга или служанка. Если почему-то нет, позвоните в колокольчик и дождитесь, пока появятся и скажите, к кому идёте. Если это очень срочно — найдите охранника.

— Май называет их стражей, — улыбнулась Тесан, — так смешно!

— Если вы не в парке и не в комнатах Светлой, вам запрещается к ней прикасаться. Это касается даже гостей! Она может к вам прикасаться, обнимать и что угодно, но если она не разрешила, сами трогать её не смейте. Даже прикасаться к одежде. То же касается её родственников.

— Строго! — Тесан улыбнулась и получила по шее от Вейс. Эверан слушал с серьёзным видом.

— После полуночи и до рассвета — никаких визитов к противоположному полу. Иначе познакомитесь со здешней темницей. Видели на стенах красно-зелёные знамёна?

— Видели, — согласился Эверан.

— Вход за них вам заказан. Туда — только в сопровождении охранников, если вас пригласили, или кого-то из домочадцев королевы или Светлой.

— А королева сейчас здесь?! — поразилась Тесан. — Бабушка! Уже и спросить нельзя! Я никогда не видела настоящую королеву!

— Видела, — улыбнулась Лас. — Пока мы обедали. Она заходила в зал, но была инкогнито, не в церемониальной одежде. Иначе бы вы сразу всё поняли.

— Как в сказке! — восхищённо заметила Тесан. — Я бы осталась тут! Бабушка, уже и помечтать нельзя!

— Если захотите выйти в город, зайдите ко мне. Я расскажу, как нужно одеваться и как себя вести. Всё, инструктаж окончен!

* * *

— Ты хотела о чём-то поговорить? — Лас подошла к Вейс, когда ты прикрыла за внуками дверь.

— Ласточка, мне это не приснилось? Ну та, с которой мы говорили сегодня, которая в белом?

— Боюсь, что не приснилось. Хорёк потом снял отпечатки пальцев с термоса. Это всё было на самом деле.

— Думаешь, она специально оставила свои отпечатки?

Лас кивнула.

— Чтобы мы знали, что это не сон. Медвежонок, я не знаю, как это случилось. Я не видела её смерть, но я знаю, что она умерла. Мне самой пришлось умереть для этого. И никогда, никогда не называй её по имени, не спрашивай его ни у кого! Мы оставили её без имени. Никто не забывал её, такое не забудешь, но имени у неё больше нет. Она никто.

Вейс кивнула с очень серьёзным видом.

— Ты умерла? Как это может быть?

Лас долго собиралась с мыслями.

— Сегодня вечером. Или когда получится — я хочу, чтобы Стайен был с нами.

Вейс посмотрела ей в глаза, взяла за руку.

— Если тебе тяжело рассказывать, я подожду. Если не захочешь, тоже не обижусь.

Лас кивнула. Взяла Вейс за плечи.

— Хочешь, покажу тебе дворец? Тут столько интересного!

— Я сама, — улыбнулась Вейс. — На кухню меня не пустили, сказали, что у такой почтенной гостьи есть более достойные занятия. Слушай, здесь даже слуги так говорят! Тесан права, как в сказке! Здесь всё, как было двести лет назад!

— Или даже раньше. Тогда прогуляемся?

— Ты обещала показать, много раз. То место, где всё это случилось. Только без внуков, Лас! Только я и ты. Хочу хоть немного спокойствия сегодня!

— Идём, — согласилась Лас. — Это в столице. На «Соколе» — четверть часа лёту, если туда разрешается лететь.

— Не боишься садиться за руль?

— Но ты же не знаешь дороги.

— Ничего, тише едешь — дальше будешь. Расскажешь.

Лас и Вейс, Тегарон, Площадь Тысячелетия, Неиверин 22, 17:30

— У нас два часа, — предупредила Лас. — Потом — летим обратно. На ужин опаздывать нельзя.

— А далеко до Университета?

— Вон он, — указала Лас. — Двадцать минут ходьбы.

— Пойдём пешком! Какой высокий, даже отсюда видно!

— Самое высокое здание в городе, — согласилась Лас. — Ну что, готова?

Я сама не очень готова, подумала она. Вот боюсь, а чего — не знаю.

* * *

Тегарон, столица королевства Тегарон — город на пяти холмах. Университет стоит на втором по высоте, и, вместе со всеми постройками и парками, занимает почти седьмую часть площади столицы. А с новым спортивным комплексом — так и пятую. Кое-что изменилось, думала Лас, шагая по новомодному «реактивному» асфальту, каким сейчас покрывают скоростные автострады. А кое-что — нет. Вот Университет сам по себе мало изменился. Снаружи. Когда же я была здесь в последний раз?

— Красота какая… — Вейс восклицала это уже который раз. Останавливалась, чтобы посмотреть вокруг, прикасалась рукой к стволу дерева. Она выглядела необычно в традиционной одежде тегарцев, как и сама Лас. Правда, Лас всего через час привыкла и к шапочке, и к перчаткам — а первые три месяца я не могла привыкнуть и меня это жутко злило. Когда почти все разумные люди давно уже нашли средства удобнее и никак не стесняющие, эти варвары всё ещё пользовались средствами двух… уже трёхвековой давности. И сами называли Роан отсталой, косной страной. Как меня это тогда злило и забавляло… Великое Море, какой же я была тогда наивной!

— Я себя так странно чувствую, — шепнула Вейс после того, как минут десять походила в перчатках. Конечно, будешь странно чувствовать. Ткань поглощает часть сигнального секрета, но разрушает не всё, а часть возвращает твоим же рецепторам. Органы чувств реагируют на это специфически — обоняние обостряется, также как и тепловое зрение, естественный гормональный фон переходит в состояние «длинной паузы». Когда никто, будучи в цикле, не может и тебя втянуть в такое же состояние, когда разум не подавляется ничем инстинктивным. Помню, Доктор мне всё это рассказывал. И про достоинства такого способа управления своей животной частью, и про недостатки. А мне нравится моя животная часть, и чтобы освободить её, нужно просто не пользоваться никакими мазями и настойками день-другой… Я никогда не пойму их, думала Лас. Дома, за стенами и занавесками, они точно так же высвобождают себя, а снаружи всё должно быть чинно, ни малейшего намёка на то, что для человека может быть самым естественным, что давно уже не служит одному только воспроизводству себе подобных…

— Лас! — Вейс подёргала её за рукав. — О чём думаешь?

Лас поморгала. Они пришли к главному входу в университетскую больницу. Вон он, бело-зелёный флаг. А тут всё перестроили, только малая часть — старый корпус — остался как есть. Вон там я лежала, вон за тем окошком, и мечтала поскорее умереть, когда мне сообщили, что я теперь никто и ничто, без имени, имущества, прошлого и будущего, что все, кого я любила, умерли или отказались от меня, а все, кто это сделал, даже не знают, что они со мной сделали…

— Не дёргай за рукав, — посоветовала она. — Это не очень прилично.

— Да? — удивилась Вейс. — Почему?

— Я потом расскажу. Вон там я лежала, — Лас указала на окошко. — Там всё изменилось для меня, там я родилась во второй раз.

— А нас туда пустят?

— Пустят. Больница открыта для всех. Но лучше в другой раз, когда времени будет больше. Там можно гулять неделю, и не всё успеть посмотреть.

— Да, наверное, — Вейс уважительно посмотрела на громадный главный корпус. Второй по количеству выпускников ежегодно университет в мире и первый — на континенте. Вот странно — здесь такие древние порядки, все считают Тегарон архаичным, и здесь же — лучший учебный центр.

— Нам уже скоро возвращаться, — Лас указала на часы. — Пройдём через парк вон туда. Там очень красиво.

* * *

— Вон там, — указала Лас. — Там был мой самый первый кустик. Вон в том сквере.

— Давай посмотрим! — глаза Вейс загорелись.

— Я не уверена, что он всё ещё там, — Лас отвела взгляд.

Вес вздохнула.

— Как выглядит-то?

— Маленький, совсем как шарик, и очень много маленьких белых цветков. И очень колючий.

В сквере сидели и гуляли студенты — никто не обращал внимания на пришелиц, тут и так весь свет можно встретить, людей всех рас и национальностей. Вейс привстала на цыпочки и помахала Лас — иди, иди сюда! Сердце Лас забилось, как ненормальное. Неужели они его сохранили?

Не только сохранили, но сделали центром клумбы. Даже не клумбы, а цветочной горки. Кустик теперь был на вершине. Как он цветёт… и как пахнет, я уже забыла его аромат!

— Жизнь прекрасна, да? — прошептала Вейс, держа Лас за руку и глядя на выражение её лица. Лас словно попала в сказку, в настоящую сказку, и только сейчас это поняла.

— Прекрасна, — подтвердила Лас. — Идём, Медвежонок, нам пора.

Вейс сжала было её ладонь — что ты, при всех! — а потом успокоилась. Обычаи страны не позволяют прилюдно выражать нежные чувства, но в Университете, особенно в парке, особенно возле этого кустика никого это не оскорбляло.

— Я сюда вернусь, — пообещала Вейс. — Здесь так спокойно…

Лас смотрела на часы — сорок минут, хватит добраться до стоянки не очень быстрым шагом. Быстрым — пятнадцать. Вейс быстро не пойдёт. Тут невозможно не замечать, как прекрасна вокруг природа. А за парком так хорошо ухаживают.

Я не буду смотреть вправо, подумала Лас, когда они проходили мимо единственного в парке ельника. Не буду. Не стану.

Но посмотрела.

И обомлела, как и тогда. Тропинка выделялась среди других — даже при свете дня. Интересно, заметил ли её кто-нибудь?

— Лас! — сообщила Вейс громким шёпотом. — У меня что-то с глазами или…

— Нет, — Лас сжала её ладонь. — Это проход. Наверное, самый первый в мире.

Она видит его. Она видит его, потому что Странник тогда желала — сильно, исступлённо — мечтала увидеть чудо. Наверное, потому проход видит и Вейс — просто потому, что привыкла к проходам. К коридорам между мирами. Никто из «головастых», как их зовёт Вейс, так и не придумал убедительного объяснения, где находятся те миры, хотя уже научились создавать проходы сами…

— Посмотрим? — чувствовалось, что Вейс переполняет любопытство и азарт. Как и меня тогда, подумала Лас.

— Потом придётся очень быстро бежать!

— Пробежимся, не рассыплюсь! Посмотрим?

Лас оглянулась. Здесь всегда малолюдно. Ладно. Это нарушение правил «конспирации», но идут они все куда подальше! Кто здесь видит?

— Идём, — Лас указала на тропинку. — Держи меня за руку и не отставай.

* * *

Вейс закрывала глаза, когда проносилась по проходу на машине. Когда шла пешком, старалась смотреть только на вешки и под ноги — всегда было не по себе, оттого что сдвигались и текли пейзажи вокруг. Как вначале всё было волшебно, а уже после десятого раза куда-то пропало очарование. Когда волшебство творится каждый день, оно утрачивает краски. Обыденность не может быть волшебной.

И вот то же чувство — нереальность, чудо, и азарт гонит, и иголочки вонзаются в ноги…

Они выбежали из густой, едва проходимой чащи на поляну — посреди неё возвышался холм, а на его вершине — каменная беседка. Весь склон был усажен цветами, и какими! Облака плыли низко-низко — Вейс подняла взгляд к небу и поспешно отвела его, стало страшно. Но как красиво!

— Поднимемся, — Лас указала на беседку. — Поднимемся и постоим, ты должна это увидеть.

КрепостьТегар-Тан, Неиверин 22, 20:50

— Её Величество Ареан Тегар-Тан ан Тегарон, — объявили у дальнего конца зала. Лас успела пояснить, в самых общих чертах, как себя вести, хотя не сомневалась — кое-что уже стало рефлексами не только у неё, и внуки не подведут. За Вейс она не волновалась. Вот уж у кого с рефлексами всё в порядке.

Тесан как раз говорила о чём-то со Светлой — азартно, смеясь, вот и пойми, сколько им на самом деле лет! Вейс и Лас стояли поодаль, просто смотрели, держась за руки, а рядом «бабушка Ареан» о чём-то вполголоса беседовала с Хорьком, присматривая краем глаза за внучкой.

Светлая подошла к ступеням, по которым спускалась королева, и встала там — приветствовала главу государства более чем лёгким поклоном, а та встала перед ней на колено — Светлая прикоснулась ладонью к её щеке. Второй человек в государстве, перед которым склоняется первый…

Её Величество тоже походила на свою прабабку. Тот же рост — два с лишним метра — при этом стройность и величие, и красота… Тегарцев считают у нас вытесанными из дерева, и обычно неумело вытесанными, но все, кто королевской крови, даже для нас очень красивы… Овальное лицо, глубоко посаженные глаза, полные губы, и взгляд. Взгляд всё говорит. И глаза, как у Вейс — яркое золото с крупицами изумруда

Никто не подвёл — ни внуки, ни Вейс.

Её Величество подошла к Лас. Та вновь поклонилась.

— Здравствуйте, Лас-Таэнин эр Тегарон, — королева жестом пригласила следовать за ней. — Я и не думала, что смогу увидеть вас своими глазами. Вы великолепно выглядите!

— Здоровый образ жизни, Ваше Величество, — Лас улыбнулось, — и свежий воздух.

Королева рассмеялась.

— Вы так удачно приехали. Завтра я покину крепость, и вернусь нескоро. Я очень надеюсь, что вы задержитесь у нас.

— Я никуда не тороплюсь, Ваше Величество. Я буду счастлива остаться здесь, пока не утомлю Вас своим присутствием.

— Значит, вы готовы остаться здесь навсегда?

И они рассмеялись, все втроём. Вейс робела только первую минуту, а потом… потом уже вела себя как дома.

— После ужина я хотела бы поговорить с вами, — Ареан оглянулась. Светлая и Тесан вновь болтали, может, не вполне в рамках приличий, но увлечённо и весело. — Со всеми вами.

— Мы к вашим услугам, — Лас и Вейс поклонились. Королева улыбнулась им, затем подмигнула — Вейс вздрогнула — и направилась к столу — знак остальным, что ужин начинается.

* * *

За ужином говорили — вполголоса, видимо, это не возбранялось. У нас дома за обедом всегда тишина, подумала Лас. Была тишина — там, в Вантар. Стоит только начать болтать с сестрой, как рискуешь получить мухобойкой, а то и просто подзатыльник, смотря сколько тебе лет. А когда уже носишь взрослую одежду, то бить не станут, но потом, потом выговорят и накажут — так, что не забудешь. За столом положено молчать. Вот я и молчу. До сих пор молчу, и Вейс тоже, и внукам не велит болтать.

По правую руку от королевы сидела Светлая, а по левую… Тесан. И её Величество вполне непринуждённо говорила с ней. Вейс то и дело посматривала туда — переживала — но быстро успокоилась. Тем более, что блюда оказались необычайно вкусными. Я знаю, о чём ты думаешь, Медвежонок. Пробраться потом на кухню, найти повара и выведать, как же готовят вот это жаркое! И поделиться своими рецептами, если они интересны. А ведь могут быть интересны, раз тебя приглашали в повара!

— Лас, — Вейс тихонько толкнула её в бок. — Не спи! Давай, поговори со мной! Хотя бы о погоде!

Лас чуть не рассмеялась. Ты чудо, Вейс. Всегда находишь правильные слова. И раздумия, одно неприятнее другого, покинули Лас на этот вечер.

КрепостьТегар-Тан, Неиверин 22, 22:25

Гостиная королевы была не так велика, как можно было представить — но здесь оказалось очень уютно. Светлая первым делом помчалась к книжному стеллажу, и махнула рукой Тесан — иди сюда!

— Они нашли друг друга, — заметила королева с улыбкой. Эверан и Хорёк устроились за одним из столиков, в креслах — пока хозяйка крепости не потребует внимания, можно заниматься всем, что благопристойно. Они о чём-то говорили вполголоса, и вино было, что речь о машинах — так горели глаза у парня.

— Простите, Ваше Величество? — Лас наклонила голову.

— Светлая и ваша воспитанница, — Ареан посмотрела на Вейс, — ваша внучка, тахе-тари. Они нашли друг друга. Отойдём в сторонку, если вы не против.

Они уселись за другой столик. В гостиной уже появились служанки — на случай, если гостям чего-нибудь захочется — и Хорёк этим, естественно, воспользовался. Любит почаёвничать, как доложила Вейс, и что попало не пьёт! Оно и разорение, конечно, но как с ним приятно посидеть и поболтать! Столько всего человек успел повидать!

Королева сделала знак, и минуты через три им принесли бутылку и три бокала.

— Мазиэр двадцать пятого года, — сообщила королева. — Вы знаете, когда его поставили?

— Когда родилась её дочь… когда родилась Ареан, бабушка Светлой.

Её Величество кивком согласилась и подняла тост — за Светлую. Виновница тоста была поглощена книгами и своей новой подругой, и ничего не замечала.

— Майеринн сегодня добилась аудиенции и попросила меня кое о чём, — улыбнулась королева, посмотрев на Светлую. — Я вижу, что её просьба имеет под собой все основания. Она хотела бы, чтобы Тесан осталась здесь, у нас. Настолько, насколько захочет. Хочет, чтобы она была её няней — подругой, если хотите. Разумеется, вам всем всегда здесь будут рады, когда только вы захотите почтить нас своим присутствием.

Вейс потеряла дар речи. Лас тоже не сразу нашлась что сказать.

— Я вижу, о чём вы хотите спросить, — Ареан едва заметно шевельнула ладонью и бокалы вновь наполнили. — Майеринн смотрит глубже, чем можно себе представить. Однажды она заметила нищего — у нас запрещается попрошайничать, наказание очень суровое. Его собирались прилюдно наказать и изгнать из страны. Так она устроила скандал, потребовала, чтобы нищего привели в человеческий вид и привезли во дворец. Сама потом день просидела в темнице — такого больше не было — за непристойное поведение. Но этот человек оказался таким садовником, каких нигде не найти. Вы и сами видели парк.

Вейс поморгала.

— Не беспокойтесь, — королева положила свою ладонь поверх её. — Светлая не ошибается. Я знаю, что ваша внучка — способный ювелир. Если она согласится, мы найдём ей работу по специальности. Мне нужно ваше согласие, тахе-тари.

— Почему именно моё, Ваше Величество? У Тесан есть и мать с отцом, и бабушка.

— У нас, — спокойно пояснила королева, — такие решения одобряет самая почитаемая родственница. Я не могу ошибаться, это вы. Сидите-сидите! — Вейс явно хотела встать и поклониться. — Нет нужды. Вы согласны?

— С ней столько хлопот, — покачала головой Вейс. — Язык без костей, и чудит постоянно…

— Ничего, у нас умеют учить хорошим манерам.

— Но у неё золотое сердце и светлая голова, — признала Вейс. — Я согласна, Ваше Величество.

— Окончательное слово за ней, — королева вновь положила свою ладонь поверх ладони Вейс. — Спасибо вам. Майеринн очень нужна подруга. За долгую жизнь! — подняла бокал королева.

* * *

Они смотрели, как королева говорит с Тесан. Та держалась очень хорошо, и даже сумела сохранить самообладание, когда королева задала ей вопрос. Широко раскрытые глаза — вот всё, что выдало её подлинные чувства.

— Бабушки! — Тесан подлетела к ним, как только королева отошла в сторону. — Это точно сказка! Настоящая! — расцеловала обеих и, вместе со Светлой, убежала куда-то.

— Вейс, — Лас погладила её по щеке. Королева беседовала с Эвераном и Хорьком, слуг рядом не было. Некого смущаться. — Что с тобой?

— Ничего-ничего, — Вейс сумела взять себя в руки. — Это от неожиданности. Лас, разве так бывает?

Лас развела руками и улыбнулась — точь-в-точь как сама Вейс. Та сказала, одними губами — да ну тебя! — ивытерла лицо платком.

— Я ужасно выгляжу, да? — прошептала Вейс. — Лас, но это такая ответственность! Я же места себе не найду!

— Она большая девочка, — Лас взяла Вейс за плечи и вынудила сесть. — Она сама согласилась. Наверное, она ещё не всё поняла. Здесь действительно другие обычаи и законы. Не такая уж это и сказка будет.

— Не порти мне вечер! Сама знаю. Дай порадоваться ещё немножко!

* * *

Светлой в десять вечера уже пора ложиться спать. Но иногда, в особых случаях, делались исключения. Сегодня явно был особый случай.

Хорёк попросил принести ему несколько деревянных брусков и острый нож. Прямо в гостиной он и начал вырезать. Королева вернулась, уже не в церемониальном наряде, и Вейс перестала вздрагивать, когда замечала её рядом. Как и все, королева с любопытством следила за тем, что делает Хорёк. Тот снял, наконец, шляпу и под ней оказались вполне благородные седины и небольшая лысина. Он ужасно стесняется лысины, сообщила Вейс шёпотом.

Три брусочка. Во всех трёх Хорёк вырезал причудливые выемки — в форме цветка, диковинного цветка. Минут пятнадцать состругивал понемножку то там, то здесь, пока не остался доволен. Затем поставил бруски треугольником. Взял нож, поднял его над центром треугольника — и отпустил.

Нож остался висеть в воздухе. Подрагивал, чуть шевелился, но висел.

— Чудо! — восхитилась королева. — Глазам не верю! Как вы это делаете?

— Он волшебник! — Светлая посмотрела в газа королеве, поджав губы. — Вот и всё!

— Да, конечно, — Её Величество погладила девочку по голове. — Но взрослым всегда охота узнать, как это получается.

— Не буду врать, — Хорёк поправил пенсне, — я и сам не знаю. Я умею делать такие вот вещи, но хоть убейте, не смогу объяснить, как это работает.

— Удивительно, как военные не прибрали вас к рукам!

— Я откупился, — Хорёк улыбнулся. — Всё равно я не могу этому научить. Это только мой маленький секрет.

Светлая переводила взгляд с него на королеву и не выдержала, схватила Хорька за руку.

— Скажите, а человечки… они будут меня слушаться? Когда вы уедете?

— Пока совсем не высохнут, — пояснил Хорёк охотно. — Потом вы их вынесете на улицу, чтобы их полил настоящий дождик, потом накормите мёдом — чуть-чуть — и они снова будут ходить по вашей команде.

— Здорово! — Светлая захлопала а ладоши. Ссылка на кухню или кладовку, похоже, не грозила. — Ой как здорово! А вы ещё что-нибудь сделаете?

— Май, — королева взяла её за руку.

— Посмотреть! Вы же сами хотите посмотреть, тахе-ан, я знаю!

— Май, уже двенадцатый час.

— Вот так всегда, — вздохнула Светлая, хотя глаза всё равно горели радостью. — Завтра! Вы покажете мне завтра, да?

— Обязательно, — заверил Хорёк, поклонившись ей. — Обязательно, тахе-тари.

Мелодичный звонок. Королева поднесла телефон к уху.

— Да. Что случилось? Да, выясните, в чём дело, доложить немедленно. Охрану сюда, — распорядилась она. — Посторонний в ваших комнатах, — пояснила она, посмотрев в глаза Лас. — Оставайтесь пока здесь. Майеринн, пройдите к себе, пожалуйста.

Девочка посмотрела на Тесан, потом на королеву. Её Величество кивнула и Светлая, взяв за руку Тесан, направилась к дальней двери.

— Похоже, я знаю, кто это, — прошептала Вейс. — Лас, мне страшно!

— Ваше Величество, — Лас коротко поклонилась, — если там будет девушка в белом — нельзя смотреть ей в глаза, нельзя её слушать!

Королева долю секунды смотрела ей в глаза, после чего взяла телефон.

— Проводите их в мои покои, — приказала она прибывшей охране. — Я передам, — посмотрела она в глаза Лас. — Я скоро к вам присоединюсь.

* * *

Их проводили в малую гостиную — здесь Её Величество обычно вела неофициальные беседы. Охрана встала у обоих выходов и выглядела весьма внушительно. Дворец внутри вовсе не выглядел архаично. Но всё равно здесь мало что изменилось, подумала Лас. Я не была здесь почти сорок лет, а помню каждый коридор, каждую картину, даже запахи почти те же.

— Ложная тревога, — Её Величество появилась минут через десять. — Комнату осмотрели и проверили, но никого там нет. Тахе-тари, таха-тиа, вы можете остаться здесь, — королева указала в сторону бокового прохода. Там обычно останавливались члены королевской семьи.

Лас прикрыла глаза. Очень невежливо, но не могла с этим ничего поделать.

— Это большая честь, Ваше Величество. Но мне пока не спится, не помешаю ли я Вам?

— Я ложусь поздно, — улыбнулась королева. — Отдыхайте, как вам угодно. Выдать им пропуска, — распорядилась она, глядя за спину гостям. — Лас-Таэнин, — она взяла руку Лас двумя своими. — Я очень рада, что увидела вас своими глазами. Государственные дела не позволят мне насладиться вашим обществом ближайшие десять дней. Я очень хотела бы поговорить с вами, без спешки и протокола.

— Я буду рада, — Лас вновь поклонилась. — Да будет путь Ваш счастливым.

* * *

Хорёк повертел в руке пропуск — красно-зелёная карточка.

— Не знаю, как вам, уважаемые дамы, а мне точно не спится. Может, составите компанию?

— Что вы предлагаете? — поинтересовалась Вейс.

— Выпить чаю, поговорить. Здесь есть особая гостиная. Туда можно приходить в любое время суток. И мужчинам, и женщинам.

— Я знаю, — кивнула Лас. — Я приду туда.

— Я тоже, — поддержала Вейс. — Всё равно не засну.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 0:15

Вейс гостиная понравилась — чем-то напоминала её дом. Окна зашторены, кресла, столы, телевизор в углу — единственный, который ловит все мыслимые каналы. Может быть даже единственный телевизор в крепости.

Лас гостиная тоже понравилась. Было в ней что-то от маминого кабинета — она любила сидеть там, в те счастливые два года — когда уже всё понимаешь, но пользуешься всеми привилегиями детей — входить куда хочешь, если родители не против, и заниматься чем хочешь — если всё, что положено, уже выполнено.

— У меня есть некоторые данные по этим отпечаткам, — Хорёк откинулся на спину кресла. Вошла служанка. Вот кому несладко — иностранцы могут и всю ночь требовать заботы.

До Лас не сразу дошло значение его слов. А когда дошло, она побледнела — посерела.

— Лас, — Вейс сжала её ладонь. — Что такое?

— Что вы узнали? — едва слышно спросила Лас. Гроза и Умник сказали, что стёрли всю память о ней. Что теперь ни полиция, ни спецслужбы не отыщут ни её имени, ничего — словно её и не было.

— Не очень много. Лас, может быть, вы расскажете Вейс, что случилось с вами и вашими друзьями семьдесят четыре года назад? Или я могу рассказать, то, что знаю сам.

— Расскажите вы, — Лас поднялась. — Нет, я просто устала сидеть. Я послушаю.

* * *

Хорёк дождался, когда служанка уйдёт, посмотрел на остальных — кому чая? — и, пожав плечами, налил только себе. Добыл из карманов четыре небольших деревянных бруска — на каждом были вырезаны причудливые узоры. Поставил все четыре на стол, несколько раз передвигал, пока не остался доволен.

— Это зачем? — поинтересовалась Лас.

— Небольшая предосторожность, — пояснил Хорёк. — Да, так вот. В тысяча сто девяносто седьмом году, предположительно летом, на одном из курортных островов Империи познакомились девять детей. Они пробыли на острове, в компании друг друга, всего два или три часа. Объявили штормовое предупреждение, но не все успели вовремя убраться с острова, трое детей из девяти остались, пережидать. Среди них была объявленная Светлая Тегарона, в то время ещё не получившая диадему.

Далее известно только одно. Все без исключения дети, встретившиеся в тот день, обладали скрытыми пси-талантами. Эти таланты начали спонтанно пробуждаться и как минимум трое детей обладали ранее неизвестными возможностями. Таланты развивались спонтанно, бесконтрольно, дети с тех пор уже не общались, хотя некоторые из них жили поблизости друг от друга.

Лас почувствовала, что руки начали дрожать. Отошла от стола ещё на шаг и… всё стихло. Как отрезало. Лас оглянулась — Хорёк рассказывает, Вейс внимательно слушает, поглядывая краем глаза на Лас. Лас поднесла ладони к ушам — что такое? Почему не слышно? Хорёк выглядел туманно и нечётко, словно глаза устали, Вейс — тоже. Хорёк посмотрел на Лас и поманил её к себе ладонью.

— Некоторая защита, — пояснил он. — Чтобы нас затруднительно было услышать или прочесть по губам.

— Это очередные ваши «кубики»? — догадалась Лас.

— Они самые, — Хорёк улыбнулся и приподнял шляпу.

— Мы уже видели вашу лысину, — не выдержала Вейс. — Она вас не портит. Снимите уже шляпу! И продолжайте!

Хорёк кивнул, отпил глоток из чашки, посидел пару секунд, прикрыв глаза и продолжил.

— Достоверно известно одно. Одна из участниц событий, в совершенстве владевшая «чёрной петлёй», подчинила или вынудила иным образом слушаться остальных. Многих членов их семей. Сейчас очень трудно собрать достоверные факты, источники были тщательно вычищены…

Лас скрыла улыбку.

— …но кое-что всё же можно отыскать. Финалом стал катаклизм в Тессегер-Лан — предполагаю, что «тёмная королева», так мы условно называли ту, что владела «петлёй», вызвала стихийные явления, с которыми не сумела справиться. Она пропала без вести, как и большинство жителей города в тот день. Город был практически стёрт с лица земли, сейчас на его месте находится единственный на западе Шеам действующий вулкан. После «тёмной королевы» остались тысячи людей, сидевших на её «петле». Многих удалось вернуть к нормальной жизни, но некоторых так и не удалось вылечить. Среди них были массовые самоубийства — год, три и пять лет спустя событий.

— Ужас, — прошептала Вейс. — Лас? Что-то не так?

Теперь это можно назвать катаклизмом, подумала Лас. Нет, я не буду рассказывать им всё. При Хорьке не буду. Гроза права, понять это могут только те, кто там был, кто это пережил. А я последняя. Может быть, я запишу это, если захочу, чтобы сохранилось. А может, и нет.

— Нет, почти всё верно. Я могу сказать одно. Мне пришлось умереть там, чтобы умерла эта ваша «тёмная королева».

— Можете пояснить?

— Могу, — Лас уселась. — Налейте мне тоже. У «тёмной королевы» было слабое место. Один из нас обнаружил, что «тёмная королева» не видит и не слышит человека, не может обнаружить его присутствие, если читать некоторые стихи. Не смейтесь!

— Ни в коем случае, — Хорёк смотрел серьёзно. — Что это были за стихи?

— Некоторые стихи Майри-Та, но особенно — последнее стихотворение Сагари. Оно действовало безотказно, но от него начиналась депрессия. Очень сильная, и усталость в целом.

— Сагари был соперником Майри-Та, если я не путаю?

— Не путаете. Майри-Та был придворным поэтом дольше всех, при нём сменились три королевы. Он сказал как-то, что никто из тех, кто бросит ему вызов, не переживёт его. Так и было. Сагари победил его в состязании, и почти восемь лет Майри-Та был в тени его славы, но затем, всего за год, на Сагари обрушилось множество несчастий. Считают, что он покончил с собой, перед этим написал стихотворение. Говорят также, что на стене комнаты в башне, в которой его нашли, он написал имя Майри-Та. Говорят, что кровью, но это уже легенда.

— Интересно, — Хорёк поправил пенсне. — Интересное совпадение.

— Какое совпадение? — Вейс и Лас спросили одновременно.

— Дети играли там в «Колдунов». Когда нужно угадать, какого персонажа загадал другой ребёнок. Есть два главных персонажа, остальные рано или поздно присоединяются к ним. У кого больше угаданных, тот и победил.

Лас подтвердила. Она запрещала играть своим воспитанникам в эту игру. От одной мысли становилось страшно.

— У нас в такое тоже играют, — удивилась Вейс. — кругом играют, все детишки, и что?

— В тот раз персонажами были герои сказки, «Колдунья и зеркало», — пояснил Хорёк. — Сказку опубликовал, переработав, Майри-Та. Вот о каком совпадении речь.

— Я об этом не думала, — Лас поднялась на ноги. В ту сторону мы даже не пытались искать. Но что бы это дало? Майри-Та тоже покончил с собой, как и многие придворные поэты того времени — словно проклятие лежало на Империи. Смерть Майри-Та унесла с собой и проклятие. Ни болезней, ни безумия среди правителей, ни опустошительных войн — ничего уже не было.

— Значит… — Вейс посмотрела на Лас. — Эта, в белом, и есть «тёмная королева»? Да? А та, вторая? Их же было две! И всё время с разными лицами!

Сказать или нет? Лас прикрыла глаза. Решиться нелегко. Хорёк, наверное, и так знает.

— Это была Гроза, — Лас посмотрела на Вейс. — Тогда она была в подчинении. Делала всё, что ей приказывала «тёмная королева». Ни ту, ни другую убить было невозможно. Практически невозможно.

Вейс побледнела. Губы её задрожали.

— И она вернулась! О Великое Море, что же теперь будет?!

— Вряд ли она вернулась, — пояснил Хорёк. — Это действие «портрета». Той картины, которая была в сумке у Лас. На которую вы обе смотрели. Я уверен, потому что уже видел, как «портрет» вызывает к жизни воспоминания. Они весьма материальны, пока рядом с картиной. Но это всего лишь фантомы, иллюзии.

— Рассказывайте про картину, — потребовала Вейс. Взяла со стола колокольчик, позвонила.

— Минутку, — Хорёк сдвинул один из деревянных брусков. — Теперь можно звонить.

* * *

— Я родился в год тех самых событий, — пояснил Хорёк. — Моя матушка бежала из Тессегер-Лан. У нас там была танцевальная школа. Может, поэтому я и стал танцором, вначале.

Лас улыбнулась. Представить себе Хорька профессиональным танцором она не могла.

— Расскажу основное. Меня в конце концов взяла в штат «Госпожа Теней». Та, которую Лас называет Грозой. Вессен — её единственный ребёнок. Так вот. Мы исследовали интересные явления — вспышки «пси»-способностей. Вспышки происходили циклично, раз в месяц, причём очень хорошо совпадали даты. Перехожу сразу к фактам, расследовали мы это долго, с приключениями. Нашёлся человек, который ежемесячно ездил по континенту. Работал себе антикваром, и раз в месяц ездил к кому-нибудь из коллег. День или два спустя его визита в тех городах обязательно объявлялся деструктивный «пси».

— Мы взяли антиквара под наблюдение, — продолжал Хорёк, вновь надев шляпу. Страшная вещь — привычка, подумала Лас. — В конце концов увидели и картину. Ту самую. Она висела у него, в самом углу, и продавать он её не собирался. Картина казалась живой, но кто пытался её выкрасть — погибали при странных обстоятельствах. Однажды Госпожа Теней почувствовала себя очень странно вблизи от картины и тут случилось необычное — антиквар словно сошёл с ума, набросился на неё. Когда его успокоили, он сказал, очень чётко, «она нашла другого хозяина». Он умер от кровоизлияния в мозг через пару часов. А ещё через несколько часов все до единого его магазины, дома, вся его собственность была уничтожена. Пожары, наводнения, удары молний. В течение недели происходили несчастные случаи с его родственниками.

— Я теперь не смогу заснуть, — поёжилась Вейс. — И этот страх у вас там висит? И вы нас к нему подводили, ведь специально, да? Зачем?

— Я закончу, хорошо? Картина нашлась. Нашлась у совершенно ничем не примечательного человека — клерк, работал в банке. Но после того, как картина оказалась у него — а это мы выяснили тем же образом, снова пришлось исследовать вспышки активности — клерк сменил работу, выучился, и в конце концов он связался с правительственными службами. Картину засекретили, создали проект по изучению её возможностей. Вессен была одним из добровольцев. Картина провоцировала, в определённых обстоятельствах, «пси»-способности. Порождала вполне определённые. Министерство обороны решило исследовать потенциальные возможности.

— Я так и думала, — проворчала Лас.

— Всё кончилось, увы, очень печально. Картина выбирает себе человека. Пока человек выполняет некие действия — они разные в разных случаях — картина не покидает его. Человек этот не болеет, ему во всём везёт. Стоит перестать делать то, что «ожидается» — картина находит нового владельца. Произошла небольшая война внутри ведомства. Куратор проекта попытался использовать картину для создания своей частной армии. Немногие выжили. Из тех, кто приобрёл особые способности, остались только мы с Вессен.

— И вас оставили в покое?! — удивилась Вейс. — Не поверю!

— Картина, — пожал плечами Хорёк. — Вессен утверждает, что картина утратила большую часть своих свойств, но продолжает оберегать хоязина. Я не очень понимаю, откуда она это взяла, но исследования показали — картина теперь стала более предсказуемой, что ли.

— Но что это такое? Откуда она? — не выдержала Лас.

— Вессен утверждает, что это — инструмент настройки нашей реальности. Ну, как бы вам объяснить… вот это — Хорёк указал на бруски, прочие наши «фокусы» — ваши таланты, Лас, и остальное — это в обычных условиях не происходит. Нужно чуть-чуть изменить реальность, в малой области — подкрутить кое-что, как винтики в аппарате.

— Понимаю, — кивнула Вейс. — И эта картина…

— …помогает подкручивать. Так вот. У меня есть неопровержимые данные, что как минимум пять из девяти детей или их ближайшие родственники хотя бы раз видели картину. Антиквар не боялся, что её украдут. Он повесил её, в конце концов, так, чтобы она украшала его магазин.

— Теперь понятно, — Лас поднялась. А я отсиживалась у себя и думала, что всё пройдёт. — Откуда эта картина?

— Вессен говорит, её специально сюда доставили. С её помощью управляли нашей реальностью. Она даже говорит, что видела того, кто управлял — и что теперь картина ему не подчиняется.

— Я не могу в это поверить, — произнесла Вейс. — Хотя… — она махнула рукой. — Ещё одна такая неделя и я поверю во что угодно. Так картину можно уничтожить?

— Я не уверен, что её можно уничтожить. Но её можно убрать отсюда. В другую реальность. Например, в такую, как Страна Цветов. Мы не знаем толком, что картина может. Я исследовал её все эти годы и не уверен, что узнал о ней всё.

— Только не в Страну Цветов! — возразила Вейс.

— Стайен, — Лас взяла его за руку. — Картину можно уничтожить?

— Вессен утверждает, что да. Правда, есть опасения. Например, такое: это аннулирует всё то, что было изменено картиной. Например, мои и её способности. Может быть даже то, что только косвенно относится к картине. Это могут быть и ваши способности.

— Я бы не стала раздумывать, — твёрдо заявила Лас. — Я бы отдала всё это.

— Могут быть и другие последствия. Я тридцать лет изучаю картину и пока могу сказать одно — она перестала провоцировать таланты. Не делает из людей «пси». Волшебников, как сказала бы Светлая.

— Тогда спрятать! Спрятать подальше! Так, чтобы некому было там искать!

— Поверьте, мы рассматривали многие сценарии. Много лет. Нам тоже нравится этот мир. Привыкли, знаете ли. Вессен охраняет картину — по крайней мере до неё не могут добраться любители повоевать.

— Хватит, — Вейс дрожала. — Мне никогда не было так страшно! Хватит!

Лас встала у неё за спиной, обняла за плечи.

— Стайен, зачем вы рассказали про картину? Вы хотите меня убедить, что всё, что с нами было, случилось просто потому, что кто-то повидал эту проклятую картину?

— Нет, я…

— Это волшебство, — Лас погладила Вейс по голове. — Думайте, что хотите, это настоящее волшебство. Я знаю, я видела. Я не желаю слышать никакие объяснения, понимаете?

— Лас…

— Это была жизнь! Понимаете? Настоящее волшебство — там, где жизнь. А у вас всё шло на войну! Эта ваша картина — не знаю, что это на самом деле. Ей здесь не место

Хорёк посмотрел на неё поверх пенсне.

— Я с вами полностью согласен, Лас. Во всём.

Лас сжала зубы. Я снова злюсь, подумала она. Ещё немного и я бы начала кричать.

Не держи это в себе, Лас. Заставь его! Пусть расскажет тебе ещё. Ты поймёшь, что он лжёт. Он сам хочет картину, для себя.

— Заткнись, — прошипела Лас сквозь зубы. Хорёк вопросительно посмотрел на неё, Вейс вздрогнула. — Простите, Стайен. Это я не вам. Зачем вы рассказали нам о картине?

— Видите ли, — Стайен откинулся на спинку. — Тридцать лет и три года всё было отлично. Мы побеждаем преступность, уже нет эпидемий, террористы прижаты к ногтю, нет крупных войн, мы открываем новые реальности. Всё отлично. Картина под надёжным присмотром. Но что-то начало меняться, и мне не нравится — как.

— Что же?

— Вессен. Она пропадает где-то. Последние полгода — особенно часто. Уходит к себе в кабинет, и что делает там — непонятно. Когда я встречаю её потом — сонная и раздражительная. Я заметил, что она чаще появляется в винном погребе. Она не может опьянеть, но пытается. Вот это мне очень не нравится.

— А по утрам хмурая и неразговорчивая? — Вейс вновь вздрогнула.

— Точно. С вами то же самое?

— То же самое, — Лас долго не могла решиться. — Я тоже хочу рассказать. Нет, показать. У меня, в Стране Цветов. Только вам двоим, — Лас сильнее сжала плечи Вейс. — Тридцать три года, вы говорите?

Хорёк кивнул.

— Что ещё, Стайен? Только ли Вессен вас беспокоит?

— Не только. Мы следим за газетами, телевидением. За последние пару месяцев вырос интерес к потустороннему. Мистика разная — призраки, восставшие мертвецы, тому подобная чушь. У всех «пси», которых мы наблюдаем — приступы раздражительности, всплеск их талантов. Что-то будет, Лас. Ведь и вы не зря сюда приехали. Вас что-то подтолкнуло, так?

Лас посмотрела на Вейс, встретилась с ней взглядом.

— Пожалуй, — согласилась Лас. — Что вы предлагаете?

— Отдохнуть, — Хорёк поднялся. — Уже пятый час. Через три с половиной часа проснётся Светлая, и покоя не будет. Отдохнуть, побродить, подумать. А потом поехать к вам, в Страну Цветов. И ещё раз подумать. У нас огромное количество специалистов, но они не могут ничего предположить. Как и я, чуют — что-то будет.

9. Сны разума

Бабушки и внуки, КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 5:50

— Выспалась? — Лас погладила Вейс по ладони. Бабушка Вейс пришла, жалуясь, что точно не уснёт, и заснула, едва присела на кровать. Не заметила, как её раздели и укрыли одеялом. А самой Лас не спалось — никак. Пришлось выпить пару таблеток тонизирующего. Сидела, смотрела на Вейс, улыбающуюся во сне, и думала. О многом.

Голоса не приходили. И на том спасибо.

— Ой, ты так и сидела?! — Вейс приподнялась на локте. — Выспалась, — удивилась она. — Лас, ты совсем не спала? Так нельзя!

— Скажешь «в твоём возрасте нельзя» — получишь по шее, — предупредила Лас. — Днём посплю. Вставай, у нас полно забот!

— Каких ещё? — удивилась Вейс, садясь в кровати. Заметила, что раздета, покраснела, набросила на себя одеяло. — Перестань! Не смотри так!

Лас вздохнула.

— Готова новая одежда для Тесан. Нужно научить её, что и как надевается.

— Уже готова?! — поразилась Вейс. — Как быстро они всё сделали! Слушай, я поверить не могу, что она будет здесь работать! В голове не укладывается!

— У меня тоже, — согласилась Лас. — Идём, завтрак уже готов. Специально для нас и Тесан. Няня встаёт рано, Тесан придётся привыкать.

* * *

Тесан не выспалась — сразу видно. Ничего, подумала Вейс, у меня столько уже было бессонных ночей. И там, на островах, когда учили уму-разуму, и потом, когда у самой родились дети — привыкла. И ты привыкнешь.

— Я боюсь, — шепнула она — куда делась прежняя Тесан? Ни улыбки, ни языка без костей. Служанка — бело-зелёная одежда, значит — из штата Светлой — провела их в левое крыло. В правом они были вчера вечером.

— Сюда, прошу вас, — служанка указала на дверь. — Ваш ключ, — протянула Тесан ключ. Настоящий, бронзовый. Сейчас редко где увидишь ключ в виде ключа — всё карточки да кнопки, и вовсе непонятные предметы. А тут — настоящий механический. Тесан сама открыла дверь.

— Ого! — восхитилась она. Королевская спальня! По-другому не назвать. Служанка прижала палец ко рту. Указала на дверь справа от входа. — Там спальня Светлой, — пояснила она. — только вам и её родственникам разрешается входить туда без стука. — Светлая просыпается в половину восьмого. К этому моменту вы уже должны быть здесь. Прошу за мной, — служанка указала на дверь слева. — Вас ждут.

Это был кабинет — он же гостиная.

Ареан, бабушка Светлой, сидела там — а на столе лежала одежда.

— Прошу, — улыбнулась она. — Рада, что вы согласились мне помогать. Начнём с одежды.

* * *

— Бабушка, как я выгляжу? — Тесан подошла к зеркалу, несколько раз повернулась. Очень, очень старомодно, но как стильно! Вот ещё бы понять, почему именно такой шарфик, зачем вон та ленточка, почему пояс в полоску. Так принято?

— Великолепно! — заявила Вейс. Лас и Ареан согласились.

— Вот это всегда прикалывайте так, чтобы могли видеть, — Ареан протянула булавку — ручной работы, поняла Тесан, прелесть какая! И камушек какой красивый, пусть даже страза!

— Когда всё в порядке, это обычная булавка, — Ареан подняла руку — в ней держала короткую указку. — Зелёный цвет означает, что вас вызывает Светлая. — Она прикоснулась пальцем к указке и булавка засветилась зелёным, мелодично прозвонила. — Синий цвет — кто-то из её родственников. — Белый — Её Величество. Жёлтый — охрана или прислуга. Красный — такого на моей памяти не было — значит, что объявлена тревога.

— И куда мне идти? — Тесан обескураженно посмотрела ей в глаза.

— О, это просто. Видите карту? Вон там, на стене. Подойдите к ней.

Булавка зажглась синим и на карте возникла точка — сиреневая. Тегарская буква, читается «Т». — Тут указано, откуда вас вызывают. Кроме того, — Ареан показала, — видите, на ободе камня, полоска? Яркая полоска? Это указатель направления. Внутри камня — условное обозначение комнаты. Во внутреннем дворце сто восемь помещений. Запомнить трудно, но можно.

— Ничего себе, — прошептала Тесан.

— Не беспокойтесь. Я буду рядом. Я сама здесь путалась первые полгода. Спросите у охранника, в случае чего. Не стесняйтесь, никто смеяться не будет. Здесь с этим строго. Так, — Ареан подняла голову, прислушалась. — Что-то рано сегодня. Ну вот, день и начался. Нет-нет, — она усадила Тесан на стул. — Вот, не забудьте, — показала обруч для головы — Тесан ещё удивилась, почему о нём ничего не сказали. — Это вы обязаны носить, когда на службе. При людях — обязательно. Всё, посидите здесь, как потребуется — вызову.

— Тесан, ты в порядке? — Вейс подошла, взяла её за руку, обеспокоенно глядя в лицо.

— Я боюсь, — едва слышно призналась девушка. — Ужасно боюсь.

— Уже нечего бояться, — Лас улыбнулась. — Бояться нужно было вчера. Ты справишься. Сама ведь захотела жить как в сказке?

— Перестань! — строго посмотрела Вейс. — И так бедная напугана.

— Бабушка, ты останешься здесь? Ну хоть на денёк! Няня?

— Останемся, — пообещали обе в голос и рассмеялись.

Стук в дверь.

— Войдите, — Тесан поднялась, и Вейс залюбовалась. В таком наряде — ну словно всегда служила во дворце!

Вошли двое мужчин — оба в красно-чёрных мундирах. Один — грузный, чем-то похож на здоровяка-Аспиранта, второй — худой и невзрачный. Оба почтительно склонили голову.

— Тахе-тари, — толстяк посмотрел Тесан в глаза. — Я Эмеринн эс Темстар, министерство внутренних дел королевства Тегарон. Ваш новый паспорт будет готов через полчаса, а пока прошу ответить на несколько вопросов. Это обязательная формальность.

— Прошу, — Тесан указала им на стулья близ единственного в комнате стола. Вейс и Лас поднялись — уйти, чтобы не мешать, но Тесан умоляюще посмотрела на них, и они остались.

* * *

После чиновника министерства внутренних дел было ещё несколько визитов. Тесан вручили расписание — оказалось, что свободного времени не слишком много, часов пять днём плюс вся ночь, но и не так, чтобы совсем мало. Затем прибыл нотариус — заверять письмо на место нынешней работы. Пожаловал низенький, круглый, как колобок человечек — глава ювелирной компании, выполнявшей особые заказы дома Тегарон. Он долго беседовал с Тесан, остался доволен (судя по лицу) и тоже вручил бумагу — куда явиться для прохождения стажировки. Чиновники, и не только, шли и шли, конца им не было.

— У меня уже сил нет, — призналась Тесан в час дня, когда Ареан зашла посмотреть, как дела. — Долго там ещё?

— На сегодня всё, — улыбнулась бабушка. — Лучший отдых — активный отдых. Светлая ждёт вас в парке. Обед в два с четвертью.

Тесан удалилась, чуть не вприпрыжку. Лас посмотрела ей вслед, покачала головой и улыбнулась.

— Как всё быстро сделали, — удивилась Вейс. — Когда Тесан получала визу, съездить к вам, погулять по горам, так месяца два оформляли.

Ареан пожала плечами.

— Она сразу понравилась Светлой, такого до сих пор не было. Никто не осмелится тянуть с бумажными вопросами. Майеринн так просто не угодить. До вечера!

— Лас, ты бы поспала, — Вейс взяла её за руку. — Успеем ещё погулять тут.

— Не хочется. Может, ещё куда-нибудь съездим?

— Ты говорила, что никуда не торопишься! Вот и не торопись!

* * *

Три бабушки смотрели, как Светлая и Тесан ходят по лабиринту. Тесан что-то рассказывала, Майеринн внимательно слушала.

— Она умеет рассказывать, и много читала, — Ареан смотрела на новую няню. — Это редкость в наше время. А внучка очень любит слушать, вы заметили?

— Это так внезапно, — призналась Вейс.

— Не совсем, — Ареан жестом пригласила остальных сесть на ту же скамейку. — Май уже говорила, что у неё будет новая няня, потому что ей ужасно скучно. Здесь мало её сверстников, а с теми, кто есть, ей неинтересно.

— Она заглядывает в будущее? — поразилась Вейс.

— Точную дату и имя она не говорила, — улыбнулась Ареан. — Но остальное… Лас, вы неважно выглядите. Устали? Может, вам отдохнуть? Вы можете пообедать, когда хотите.

— Осталось сорок минут, — Лас встретилась взглядом с Вейс, та неодобрительно покачала головой. — Я подожду. Тем более, у меня есть дело к Стайену, а во дворце его нет.

— Они уехали в столицу, вернутся минут через тридцать, — Ареан посмотрела на часы, — Стайен — человек пунктуальный. Лас, если это не очень срочно, лучше прилягте. На вас совсем лица нет!

— Да, — Лас решилась. — Вы правы, это подождёт.

Лас, КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 13:50

— Пороть тебя некому, — проворчала Вейс. — Ты мне могла сказать, что боишься засыпать? Посидеть с тобой?

— С голода не умрёшь?

— Да ну тебя! — Лас не часто видела Вейс оскорблённой. — Ответь просто, «да» или «нет».

— Да, пока я не усну, — попросила Лас. — Не сердись!

Вейс вздохнула и улыбнулась.

— Что ты, что Тесан… всё ещё дети. Закрывай глаза, — Вейс прошла к окну и задёрнула шторы. Сразу же воцарился сумрак — приятный, тёплый.

— Спи, Ласточка, — Вейс взяла её за руку. — Ничего не бойся, я рядом.

* * *

После обеда у Светлой неожиданно образовалось свободное время. Учитель музыки сказался больным — и появилось ещё полтора часа времени. Тесан спросила Майеринн, чем та хочет заняться, и в итоге Тесан прочла небольшую лекцию по ювелирному делу. Ареан и Вейс возвращались с кухни — Вейс хотела во что бы то ни стало получить рецепт одного из блюд, но с первой попытки не получилось — и заметили их обеих. Тесан сидела за столом в гостиной, рисовала — судя по эскизам, свои недавние работы — а Светлая слушала, не отрываясь, и лишь изредка спрашивала, указывая на рисунки.

— Они нашли друг друга, — шёпотом заметила Ареан. — Съезжу и я в столицу. Вечером приглашаю вас на чай — всех, кто согласится.

И отбыла. Вейс села за соседний столик, смотрела на внучку и Светлую и улыбалась. Здесь действительно спокойно.

— …Не помешаем? — Вейс погрузилась в мысли настолько, что не сразу поняла, что к ней обращаются.

Стайен и Эверан.

— Прошу, — она указала рукой на соседние столики. — У вас такой довольный вид. Хорошие новости?

— Меня приняли в «Эмон Сервис»! — гордо заявил Эверан. — Испытательный срок — два месяца. Представляешь, бабушка, у них есть отделение здесь, в Тегароне!

Вейс покосилась в сторону внучки и Светлой, но тем ни до кого не было дела — не обращали внимания.

— Придётся и мне переехать, — улыбнулась Вейс. — Давно пора было найти тихое, уютное местечко.

— Хорошая мысль, — согласился Хорёк. — Эверан, отнеси документы да возвращайся. Пора отдохнуть, выходные всё-таки.

Вейс дождалась, когда Эверан покинет комнату.

— Скажите, Стайен, — Вейс положила свою ладонь поверх его. — Вы имеете отношение к «Эмон сервис»?

— Ну… — Хорёк снял шляпу, повертел в руках, вновь надел. — В общем, да. Я её владелец.

Вейс погрозила ему пальцем.

— Я так и думала! Скажите, вы специально стараетесь, чтобы мы остались здесь?

— Я не стараюсь, — возразил Хорёк, который, тем не менее, не смог скрыть улыбку. — Само собой получается. Ну не я же предложил Светлой взять в няни вашу внучку!

— Тихо! — Вейс оглянулась. Нет, ничего не слышат — знай говорят вовсю о своём.

— Они нас не слышат, — успокоил её Хорёк. — Ну, может, самую малость постарался. Мне здесь спокойнее, легче думается. И чутьё. Не хочу пока что оставлять вас в Тессегер. Печёнкой чую, не стоит. Подождать пару дней, а там посмотрим.

— У меня там вещи! Одеться завтра будет уже не во что!

— Вас не оставят здесь без одежды. Если хотите, съездим в магазины. Или к портному, на ваш выбор. Кстати, в замке отличный портной.

— А огород? А кухня?

— И присмотрят, и не бросят.

— Ладно, — махнула рукой Вейс. — Умеете уговаривать. А если решу сюда перебраться, то где лучше жить?

— Да где хотите. Если вам дом с хорошей землёй для огорода и сада, то я вам хоть сегодня найду десяток вариантов.

Вейс покачала головой.

— Ушам не верю! Столько перемен всего за неделю… Нет, не так быстро.

— Каких перемен, бабушка? — Эверан, сияя, словно солнце, подошёл к столу.

— Да всех, — Вейс встала. — Иди сюда! — расцеловала в обе щёки. — Умница! Я уверена, ты справишься. И конечно, лучше оставайся здесь, как Тесан без тебя!

— А ты, бабушка?! — Тесан и Эверан спросили почти одновременно.

— Ну, пока не надоем, буду с вами, — улыбнулась Вейс. Тесан и Эверан посмотрели на неё, поджав губы, а Светлая засмеялась. Тут же смутилась, и отвела взгляд.

— Бабушка, ты куда? — поинтересовалась Тесан.

— Возьму книгу, или карты. Сто лет не раскладывала пасьянсы.

* * *

Вейс прошла мимо комнаты Лас — вещи в основном всё-таки лежали в её собственной комнате, и замерла.

Что-то не так.

Она вернулась к двери Лас. Показалось? Нет, всхлип. И — снова тот запах, запах безнадёжного пьянства. Вейс тихонько постучала.

— Лас! Лас, ты в порядке?

Нет ответа.

Вейс надавила на ручку двери — открылась, незаперта. Ну да, она сама уходила и не смогла бы запереть.

Запах стал резче. Лас сидела на полу, обнимая за плечи незнакомую Вейс женщину. Присмотрелась — Вейрон, так Лас описывала среднюю сестру. Вейс стало трудно дышать. А когда она присмотрелась — глаза привыкли к полумраку — то едва не закричала. И Лас, и Вейрон были полупрозрачными.

Лас

Лас обнаружила, что стоит в городе — непонятно, каком. Безлюдно. Улица, уходящая в обе стороны, трёхэтажные, старинные дома, по обе стороны. Перекрёсток шагах в двадцати справа — светофор работает — и она сама, перед дверью.

И ни души.

И ключ в руке. Тяжёлый, стальной — настоящий ключ. Редкость во всеобщую электронную эпоху.

Лас посмотрела на дверь. На список квартир. Номер семь — сюда? На ключе выгравирована цифра семь. Внешняя дверь незаперта, легко отворилась.

В подъезде — смесь запахов, неприятная смесь. Крысы, кошки, сор и плесень. Скрипучие, прогнившие ступеньки — почему до сих пор не заменили, пока кто-нибудь не провалился? Лас поднялась на третий этаж, и два раза чуть не провалилась. Перила выглядели так, что к ним Лас не прикоснётся по доброй воле — все перепачканы в разной дряни, потёки и грязь. Кто тут может жить?

У дверей квартиры номер семь Лас остановилась. Прислушалась. Явственные, приглушённые всхлипы. Лас постучала. Подождала минутку — нет ответа. Постучала громче. Затем решилась — вставила ключ в замочную скважину. Повернулся с трудом и страшным скрежетом. Теперь весь дом знает, что сюда кто-то пришёл.

Это сон, осознала Лас. Это сон, очень похожий на мои сны, на те сны, что я развожу.

Толкнула дверь. Изнутри накатили такие запахи, что Лас с трудом преодолела тошноту. Здесь пьянствовали — давно, долго и бессмысленно. Пытались уйти от чего-то в бутылку. Мусор кругом, запустение.

Лас сделала шаг по коридору. Слева — дверной проём без двери. Наверное, это была гостиная. Когда тут была мебель и прочая обстановка, это была гостиная.

Женщина сидела на полу, спиной к Лас, одетая в чёрный, испачканный и порванный тефан. Когда-то очень модный и дорогой. Сидела, поджав колени, спрятав в них лицо. Наверное, именно её всхлипы доносились сквозь дверь.

Лас подошла, осторожно, каждую секунду готовая бежать обратно.

Вроде бы женщина не вооружена.

— Вейрон?! — удивилась Лас. В таком виде, в таком месте!

Женщина вздрогнула. Отняла заплаканное лицо от колен, оглянулась.

— Это ты, птичка? Это на самом деле ты?

— Ронни! — Лас бросилась к ней, обняла. — Это я. Ты дождалась меня! Успокойся, пожалуйста. Успокойся и всё расскажи.

Выглядела Вейрон очень скверно — спутанные грязные волосы, чёрные круги под глазами, налитые кровью глаза. Но почему в таком месте? Что могло случиться такого, чтобы Вейрон поселилась среди грязи, отбросов и крыс? Крысами пахнет даже здесь!

— Птичка, кто-то предал меня. Я не знаю, кто, я вся в долгах, и через день-два всё откроется. И мама! Она лишит меня всего, я знаю!

— Тихо, тихо, — Лас прижимала её к себе. Вейрон уткнулась лицом в её грудь. Настоящее, человеческое тепло. Пусть даже это сон, нельзя, чтобы и здесь с Вейрон случилось то же самое. — Я люблю тебя, сестрёнка. Я помогу. Пожалуйста, успокойся и уйдём из этого места! Потом ты всё расскажешь!

Вейрон захихикала. Лас вздрогнула. Вейрон подняла голову…

Это не Вейрон. Это она. Та, у которой теперь не было имени.

Лас отскочила в сторону.

— Прости, что прервала вашу романтическую встречу, — девушка в белом встала на ноги. Вместе с лицом она вернула себе и наряд. — Знаешь, так приятно слышать, что тебя любят и так приятно чувствовать, когда обнимают. Пусть даже во сне. В твоём сне, — выделила она слово.

— Я говорила не тебе, — Лас отступила на шаг. Машинально потянулась за кинжалом — но оружия нет. Но если это её, Лас, сон, то уйти из него просто — достаточно лишь сказать два слова. И ничто во сне не может помешать произнести их. — И обнимала не тебя.

— Ты уверена? — девушка взмахнула руками — отвратительная грязь и вонь исчезли, комната оказалась богато обставленной, а под ногами возник ковёр. Воздух исполнился ароматов цветов — розы, чуть разбавленные орхидеями. — Так лучше, правда? Ничего, что я тут хозяйничаю?

Лас отступила на шаг, не сводя с девушки глаз.

— Так ты уверена? — переспросила девушка. — Лас, мне нужно имя. Ты знаешь, кто я. Я — не знаю. Верни мне имя, и я оставлю тебя в покое.

— Тебя устроит имя Мегаэн эс Тиссар?

— Это твоя подружка, которая спятила и отдала концы, потому что так и осталась одинокой и никому не нужной? Нет, спасибо. Всё, что ты говорила в снах, я помню. Лас, мне нужно моё имя. Ты не сможешь соврать мне здесь, — девушка обвела вокруг себя руками. — Я не могу заставить тебя сказать… или могу? Как думаешь? — девушка шагнула к Лас, доставая из-под куртки нож. Серповидный нож, с зазубринами на внутренней стороны лезвия, весь в бурых капельках.

— Лас! — далёкий, едва различимый крик. И Лас, и девушка в белом повернули головы. В дверном проёме зыбкая, едва различимая, как призрак, стояла Вейс.

— Вейс?! — поразилась Лас. Во сне невозможно умереть. Оружие не причинит Лас вреда, а другим? — Вейс, уходи! Просыпайся, слышишь?!

— Вейс, — рассмеялась девушка в белом. Поманила её ладонью. — Иди сюда. Хозяйке без тебя скучно. Ну иди же, чего боишься! Разве я могу сделать тебе плохо?

Вейс шагнула к ним, стала «плотнее» на вид.

— Вейс, нет! — Лас кинулась к ней, попыталась схватить за руку. Её ладонь прошла насквозь. Девушка в белом спокойно смотрела, не двигаясь с места, держа нож в опущенной руке.

— Мы встретимся, Лас, — пообещала она. — В другом сне. Теперь я знаю, как тебя найти. И с ней я тоже встречусь, — рассмеялась она. — Спасибо, что познакомила нас.

— Va ross! — крикнула Лас и девушка в белом пропала бесследно. — Va faen! — и окружающий её мир развалился, рассыпался на части.

* * *

Вейс, побледневшая, смотрела — вначале исчезла та, в белом, а потом — призрачная Лас. И сразу же Лас, спавшая всё это время на кровати (Вейс готова была поклясться, что там никого только что не было) пошевелилась и села.

— Лас! — Вейс кинулась к ней, обхватила. — Что это было? Я видела вас обеих! Тебя и её!

— Плохо, — Лас прижалась лбом к её груди. — Очень плохо, Вейс. Что ты слышала?

— Почти ничего, — призналась Вейс. — Мне казалось, кто-то плакал. Потом смеялся. Я видела, как твоя сестра превратилась в неё… это сон? Это был сон?

— Сон, — подтвердила Лас. Попыталась встать, покачнулась, Вейс едва успела подхватить её. — И теперь во сне не будет покоя. — Лас оглянулась, принюхалась.

— Розы, — пояснила Вейс. — Я вот тоже думаю, откуда розы?

— Что-то не так, — Лас вновь попробовала встать. На этот раз получилось. — Я как будто приношу сюда частичку сна. Там пахло розами. Она любит запах роз… — Лас осеклась.

— Тебе нужна помощь, — Вейс поддерживала её. — Мне всё это очень не нравится.

— Медвежонок, — Лас посмотрела ей в глаза. — Если когда-нибудь ты увидишь сон, очень похожий на явь, и там будет она — скажи два фразы. Если я правильно понимаю, они помогут проснуться.

— Говори, — кивнула Вейс. Она уже не удивляется, сразу принимает всё, что говорю, подумала Лас.

— Только не сердись!

— Говори давай, — улыбнулась Вейс.

— Сначала — «va ross», тогда все, кто рядом с тобой, на время исчезнут. Потом — «va faen», и проснёшься.

Вейс широко раскрыла глаза. Обе фразы были очень грубыми ругательствами. Она не думала, что когда-нибудь услышит что-то такое от Лас. Когда Вейс была служанкой, то за подобную фразу могла сразу получить сотню плетей.

— Это не шутка, — хмуро добавилаЛас. — Я ни с кем не собиралась делиться этим!

— С тобой не соскучишься, — покачала головой Вейс. — Хорошо, тебя никто не слышит. Идём, помогу. Раз уж не спишь, то — умыться и обедать!

КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 17:20

— У неё сейчас естественные науки, — пояснила Тесан. — Через две недели ей писать годовое задание.

— Она учится по той же программе, что и все? — удивилась Лас. Школьная программа в Тегароне не претерпела очень уж большого изменения.

— Нет, предметов больше, — возразила Тесан. — Когда она всё успевает, понять не могу. Но ни разу не жаловалась, — добавила она сразу. Её новый наряд сразу наводил на мысли о заботе и безопасности. Тем, кто рядом с Тесан — спокойно и безопасно. Как этого добились? — подумала Лас.

— Ты довольна? — Вейс взяла внучку за руку. — Всё так быстро случилось, я до сих пор поверить не могу.

— Довольна, — согласилась Тесан. — Мне теперь кажется, что я давно здесь, и её знаю уже давно. Сама не пойму, почему так!

— Май признала вас, — Ареан подошла к их столу. — Вот почему. Возле неё все так себя чувствуют — или как дома, или совсем наоборот. Но второе — гораздо реже.

— Скажите… вот мне сказали, «можете остаться на время». А что, я могу просто уехать отсюда, в любой момент?

— Можете, — согласилась Ареан, присела на соседний стул. — И уехать, и вернуться. Если захотите.

Только вы не захотите, подумала Лас. Она не сказала это вслух, но и так понятно.

— Отдыхайте, — Ареан погладила Тесан по ладони. — Слишком много впечатлений. Завтра утром вам покажется, что вы не спали целую неделю, поверьте на слово. Но это пройдёт.

* * *

— А ты что, хотела уехать? — спросил Эверан минут десять спустя, когда остались только внуки, бабушки и Хорёк. — Слушай, ну у тебя прикид, класс! Нет, правда!

Вейс и Хорёк раскладывали пасьянс. Остальные сидели и смотрели. Ничего не хочется делать, подумала Лас. Дома я уже ушла бы в розарий. Или ещё куда-нибудь, чтобы только не оставаться наедине с мыслями.

— У меня же всё дома осталось! Ну то есть там, в Тессегер-Лан! Все вещи!

— Ну, не беда, — заметила Вейс, — съездишь, заберёшь, что нужно.

— Я не знаю даже, хочу или нет, — призналась Тесан. — Мне уже подыскали квартиру, ну, куда уезжать, когда захочу отдохнуть. Ювелирная компания — это тоже что-то с чем-то! Я в такой мечтала работать, не в нашей провинции!

— Тесан! — Вейс посмотрела на внучку укоризненно.

— Няня Тесан, — поправила та, фыркнула. — Кончай ржать, Вери, так ко мне положено обращаться! И получишь в следующий раз десять плетей за неуважение к няне Светлой!

Рассмеялись все. Тесан быстро осваивалась, пусть и дурачилась пока.

— Если ты и там таким языком говоришь, то сама скоро получишь плетей, — заметила Вейс.

— Вот ещё! — обиделась Тесан. — Что я, маленькая? Могу же я хоть здесь говорить, как хочется!

— Только тебе теперь здесь и сидеть, — рассудил Эверан. — Светлая редко покидает Тегарон. От скуки не умрёшь?

Тесан выразительно повертела пальцем у виска.

— Мы с Май уже договорились, — добавила она понизив голос. — Она меня будет иногда отпускать, когда бабушка не будет против, а я ей потом — фотки показывать и рассказывать, что видела! — и показала брату язык.

— С «фотками» осторожнее, — посоветовала Лас. — И с рассказами. Здесь совсем другие правила приличия!

— Ня-а-а-аня! — Тесан поджала губы.

— Виновата, няня Тесан, — Лас встала, исполнила средний церемониальный поклон. — Больше не повторится.

Тесан бросилась к Лас, обняла её.

— Няня, я тебя очень люблю! Ты будешь приезжать? Да?

— Буду, — пообещала Лас, погладив внучку по голове. — И ты ко мне будешь.

— Вери, — Вейс с удовлетворением положила последнюю карту — всё сошлось — и посмотрела на внука. — Расскажи и ты. Вон какой довольный. Взяли тебя?

— Взяли, — подтвердил Эверан с довольным видом. — Мастер там строгий — полчаса расспрашивал да проверял. Но мне что, я же все модели пяти последних лет знаю. Испытательный срок — два месяца. Потом возьмут на постоянную.

Вейс посмотрела на Хорька. Тот сделал вид, что не замечает — продолжал раскладывать свой пасьянс. Но едва заметно улыбнулся уголками губ.

— Хвастун, — заключила Вейс. — Поздравляю, братик, неплохо. Тоже неплохо, — заметила она и они оба расхохотались.

— У меня хорошие новости, — Хорёк поднял голову, закончив выкладывать свой пасьянс. Тоже сошёлся. — Ваш дом вычистили. Там пришлось поменять кое-что — ковры, постельное бельё, обои кое-где заменить. Но в общем почти ничего не пострадало.

Обои. Уже пятьдесят лет обычные обои, не «живые пейзажи», не «музыкальную бумагу», а самые обычные обои, просто обои без всяких таких свойств, почти никто не выпускал. В самом лучшем случае — бионические, очищающие воздух и создающие ту гамму запахов, которую выберет владелец. Просто бумага — большая редкость. Обои стоили Вейс целое состояние.

— Спасибо, Стайен! — Вейс погладила его по ладони. — Я в долгу!

— Бросьте, — Хорёк перетасовал карты, положил колоду на стол. — Я сам люблю обои. Как в добрые старые времена. А давайте после Страны Цветов ко мне домой съездим! Не на базу, а просто ко мне домой. Заодно и обоями похвастаюсь.

— Лас? Поедешь?

— С тобой — куда угодно, — Лас встала за спиной Вейс, обняла ту за плечи. — Пойду в библиотеку. Сто лет хороших книг не читала, — и они с Вейс рассмеялись.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 19:10

Лас быстро нашла произведения Майри-Та. В том числе экземпляр, в котром был опубликован оригинальный, до последующей адаптации, текст «Колдуньи и зеркала». Я лет десять не могла потом взять в руки эту книгу, подумала Лас. Боялась. Казалось, что даже если просто прочту про Ведьму, она снова явится. Пусть даже и во сне.

Семьдесят лет назад

— …Нет, не бойся, — Гроза уселась напротив Лас. — Просто дай мне руки. Скажи, что в детстве для тебя было самым неприятным? Какое наказание?

— Плёткой по рукам, — улыбнулась Лас. — Мама никогда не била меня по настоящему. Только по рукам, легонько. Было очень обидно и стыдно.

— Вспомни, — Гроза смотрела в её глаза. — Закрой глаза и вспомни, любой случай, когда тебя так наказали. Особенно если ты сказала что-то не то.

Лас прикрыла глаза. Ладони и пальцы Грозы стали горячими, едва переносимыми, но она держала крепко, не позволяя отпустить.

— … Руки, Таэнин, — Лас покорно протянула руки и получила по ним хвостом плётки. Плётку мама использовала часто. Как последнее предупреждение — если прислуга получала плетью по спине, то живо бралась за ум — потом что потом следует темница, а для самых нерадивых — ещё и голодная, на одной только воде. — Ещё раз услышу от тебя такое про сестёр — получишь всерьёз.

— Но Ронни постоянно говорит тебе, кто что натворил! Я же знаю! Я просто хотела сказать, что это неправда!

— Попроси её показать свою спину, — посоветовала мама, прижимая младшую дочь к себе. — Ласточка, у меня для всех один закон. Доносчику — первый кнут. Неужели ты думаешь, что я всему верю?

— Нет, мама, прости. Простите, — поправилась Лас. Отошла, поклонилась.

— Мы одни, — улыбнулась мама, вновь прижала её к себе. — Всё, Ласточка, беги — у меня дела.

— …Всё? Всё в порядке? — Гроза взяла Лас за плечо. Я успела заснуть, удивилась Лас, подняла голову, помотала ей.

— Всё, — подтвердила Лас. — И что теперь?

— Попробуй произнеси её прозвище, — предложила Гроза. — Или имя. Но так, чтобы думать именно о ней.

Лас одними губами произнесла слово «ведьма». Тут же ожгло руки, и стало обидно — как тогда, в детстве.

— Действует, — улыбнулась Гроза. — Если не понравится — скажешь, я всё это уберу. Но старые добрые рефлексы и детские обиды действуют лучше всего.

— А просто следить за собой? Нельзя?

— А ты сможешь? — Гроза взяла её за плечи, посмотрела в глаза. — Просто ответь мне, что сможешь. И я сразу же всё уберу.

Лас долго смотрела в её глаза. Нет. Нет пока сил не думать о ней, не вспоминать.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 19:25

— Теаренти? — Лас подняла голову. Светлая. Стоит рядом с ней. Как тихо подошла!

— Добрый вечер, Светлая, — Лас поднялась и поклонилась. В комнату вошли Ареан и Тесан. Ареан что-то шепнула на ухо девушке и покинула библиотеку.

— Не надо! — прошептала Светлая, взяв Лас за руку. — Ну хоть иногда не надо! Пожалуйста!

— Иногда не буду, — пообещала Лас и улыбнулась. — Как мне обращаться к вам?

— Май! И на «ты»! Я спрашивала у бабушки, так можно даже при людях! Вам — можно!

Лас уселась на стул. Ноги неожиданно отказались служить, на долю секунды. Она тоже так сказала мне, однажды. Таким же детским, обиженным тоном, с теми же интонациями.

— Простите… прости, Май, — Лас прикрыла глаза. — Воспоминания.

Светлая присела на соседний стул.

— Вы расскажете мне? Про прабабушку! Я сижу иногда у неё в комнате, — Светлая оглянулась. Тесан стоит далеко — как часовой — и ей всё равно не слышно ни слова. — Когда мне очень обидно! И она меня слышит! Только не смейтесь!

— Что ты, милая, — Лас серьёзно посмотрела в её глаза. — Над таким не смеются. Постой, а как ты сидишь в её комнате? Тебе разрешают ездить туда, в старый дом?

— Нет, всё перевезли сюда! Её комната теперь здесь!

Лас ощутила, как забилось сердце.

— Покажешь?

— Конечно! У меня ключ! — Светлая показала. — Я могу ходить туда когда хочу.

Лас закрыла книгу. Май посмотрела на обложку.

— Печальная сказка! Я один раз прочитала, больше не хочу.

— Почему же печальная? — улыбнулась Лас. — Ведьму простили, всех, кто умер — вернули к жизни. И стали все жить в счастье, долго-долго.

— Нет! Не вернули! — Светлая взяла её за руку. — На самом деле не вернули, — сообщила она доверительным шёпотом. — Это потом уже придумали! А у него в сказке все умерли, один за другим. И их быстро все забыли. Очень грустная сказка! Я потом неделю плакала, мне всё снилось!

— Май, — Лас почувствовала, как по спине прополз холодок. — Откуда ты можешь это знать?

— Я не знаю, — ответила Светлая робко. — Он был очень несчастлив. И написал много таких сказок, чтобы и другие были несчастливы. Но я его простила. Его просто никто не понимал.

Лас сдержала улыбку. «Я его простила». Ох, малышка, ты всё говоришь верно, но никто его так и не понял, никто так и не простил. Может, этого и хотел Майри-Та — уйти так, чтобы все его проклинали, забрать проклятие с собой, чтобы никому больше не досталось.

Это пришло как озарение. Что, если так и было? Считается, что Майри-Та знал некую тайну — что умел словом и вызывать чувства, и разрушать их. Что пользовался этим, чтобы сводить счёты и вымещать давние обиды. И что всё это вернулось к нему самому и свело его с ума… Но так ли это было?

Великое Море, чем я забиваю себе голову!

— Ты права, — Лас вздохнула. — Его никто не понимал.

— Не читайте её больше! — попросила Май.

— Не буду, — Лас поставила книгу на место. — Няня зовёт, — обратила она внимание на Тесан, выразительно указавшую на часы. — Пора ужинать!

— Ага! — Светлая вскочила на ноги. — Я покажу вам её комнату, после ужина! Хотите?

— Очень хочу, — Лас потрепала её по голове. Привычно, сама не понимая, что делает — как потрепала бы свою внучку. Светлая засмеялась.

— Можно! Вам можно! — и побежала к няне. И вместе с ней — пошла, стараясь идти чинно и спокойно. Не очень-то у неё это получалось.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 1, 21:00

Комната словно вернула Лас в далёкое прошлое. Вещи говорили — воспоминаниями, возвращавшимися при взгляде или прикосновении. Книжный шкаф, где больше всего путевых заметок путешественников, исторических трудов, книг по археологии и геологии. Она исполнила свою мечту, стала известным археологом. Но это словно две разных женщины — одну уже считают легендой, сказочным персонажем, другую — известным учёным, на счету которого несколько крупных открытий.

— …Мне немного обидно, что о нас никто не узнает, — заметила Лас. За окном шёл унылый дождь, постукивал по стеклу, рисовал на нём струйками таинственные знаки.

Май улыбнулась, пожала плечами. Последние несколько лет она мёрзла, когда за окном плакал дождь. Камин почти всегда был растоплен, и кошка сидела у ног хозяйки — грела их.

— Может, и узнают. Может, кто-нибудь напишет другую сказку, пусть и не такую светлую. Может быть, ты сама и напишешь?

— Я?! — удивилась Ласточка.

— Я знаю, что ты пишешь. Книгу про розы, ведь так?

— Кто тебе сказал? — подозрительно воззрилась Лас- Таэнин. Её хозяйка рассмеялась.

— Я всё ещё умею угадывать. Немножко читаю мысли. У тебя руки постоянно испачканы чернилами, когда ты приходишь по вечерам, вот и всё…

— …Лас? — Светлая осторожно потрогала её за руку. — Вы так смотрите на это кресло. Что-то случилось?

— Она обычно сидела в нём, — указала Лас, — у камина. А я сидела вон там, на стуле. Других кресел не было, а мне всегда было лень нести их сюда.

Лас присела на корточки у камина. Странно. Свежая зола. Им пользуются?

— Мне его растапливают, — Светлая присела рядышком. — Я и сама умею, но не разрешают. — И надулась. — Мне нравится смотреть на огонь. И она мне сразу же отвечает. Хотите, растопим?

— Не сейчас, милая, — видно было, что девочка ждала другого ответа. — Чуточку позже, ладно? — Лас поднялась, обогнула кресло и подошла к книжному шкафу. За стеклом стоял медвежонок — наверное, самая старая из сохранившихся вещей. Водоросли, которыми он набит, всё ещё пахнут — успокаивающий, освежающий запах. От него лучше спится.

— Возьмите, — девочка открыла шкаф и достала медвежонка. — С ним лучше спится. Он прогоняет плохие сны!

— Спасибо, — Лас улыбнулась, приняла игрушку. — Я верну его! Как только плохие сны уйдут, я верну!

Девочка серьёзно кивнула.

Тесан всё это время стояла у окна — смотрела вокруг широко раскрытыми глазами и молчала. Ей здесь нравится, это видно. Но боится проронить хоть слово.

Я не буду больше плакать, подумала Лас. Мне нужно было чаще бывать здесь. Воспоминания. Мне не хватало хороших воспоминаний. И я всё время пыталась убежать от плохих.

— Няня! — Тесан сделала шаг вперёд. — У тебя что-то с глазами!

Лас удивилась. С глазами? Посмотреть в зеркало? Она шагнула к зеркалу и после первого же шага рухнула, свалилась наземь.

И Светлая, и Тесан бросились к ней.

— Нет, — Светлая заметила, что Тесан готова вызвать помощь — взяла брошку. — Я сама!

Она приложила ладони к вискам Лас и та почти сразу же открыла глаза.

— Что случилось? — Лас уселась — Светлая помогла ей. — Что это было?

— Обморок, няня, — встревоженно ответила Тесан. — Как себя чувствуешь? Вызвать врача?

Свет в комнату приугас — лампы померкли — и вновь стало светло.

Светлая выпрямилась, посмотрела в сторону зеркала.

— Тебе здесь не место! — заявила она резко. — Уходи!

Ни Тесан, ни Лас не успели понять, что происходит. В следующее мгновение зеркало помутнело и из него шагнула призрачная фигура — женщина в саване. Там, где у людей лицо, у призрака была клубящаяся воронка — провал в ничто. Тесан побледнела, уселась на пол. Лас, у которой сильно схватило сердце, достала мобильник. Руки как отнялись — едва не уронила, не было сил нажать на сенсоры.

— Май, беги! — Лас хотела крикнуть, но сумела только прошептать.

Светлая кинулась. Но не к двери — к камину.

* * *

Девочка схватила пригоршню золы, обернулась. Призрак плыл к Тесан, та лежала без чувств, а Лас пыталась совладать с телефоном — безуспешно. Светлая подбежала к призраку и тот замер, словно в нерешительности.

— Мир тебе, — Светлая смотрела, бесстрашно, в провал, заменяющий призраку лицо. — Мир тебе и покой, уходи отсюда и не возвращайся!

И бросила в «лицо» призрака пригоршню золы.

Лас услышала вопль — он ударил по ушам, хлестнул так, что в голове зазвенело. И сразу же прошла слабость, в голове прояснилось. Светлая склонилась над Тесан.

— Не бойтесь, — девочка прижала ладонь ко лбу новой няни. — Она ушла. Сейчас она проснётся! Няня, просыпайся, всё уже кончилось!

Тесан словно ждала команды — открыла глаза и уселась.

— Холодно! — пожаловалась она. — Ужас как холодно! Что это было?!

Светлая метнулась к камину, принесла в ладошках ещё золы. Протянула Лас.

— Возьмите! Возьмите, пригодится!

Лас протянула ладонь. Во второй руке медвежонок, и вовсе не хотелось его отпускать. Светлая выглянула за дверь, тут же закрыла её.

— Она не одна! Помогите мне!

* * *

Тесан сразу пришла в себя — схватила стоявшую у камина кочергу. Все втроём они вышли за дверь.

Ещё четыре призрака. Уже с лицами — неприятными, сведёнными гримасой. Тесан вскрикнула, встретившись взглядом с одним из призраков, закрыла лицо рукой, упала на колени.

— Не смотрите им в лицо! — Светлая одна ни капельки не испугалась. — Не смотрите! — она бросила золу в «лицо» ещё одного призрака, и тот рассеялся — молча. Лас почувствовала, что нет сил дышать, сердце стискивала ледяная рука. Ноги не держали. Два призрака уже почти добрались до Тесан.

Светлая рассмеялась. Расхохоталась — звонко, во весь голос. И призраки замерли, застыли, сердце Лас вновь забилось свободно, а Тесан открыла глаза. Увидела, кто нависает над ней, но не вскрикнула, а махнула кочергой.

Вой и шипение, призраки исчезли на миг. Вновь появились — уже не такие отчётливые. Тесан откатилась, вскочила, оскалившись, вновь «ударила» их кочергой. И вновь они рассеялись и вновь проявились — и стали прозрачнее.

— Быстрее! — Светлая растворила остатком золы «своего» призрака. — Бабушка Лас! Быстрее!

Получайте, подумала Лас мстительно и швырнула золу так, чтобы попасть в обоих. И всё закончилось.

— Няня! — Тесан закашлялась, отпрыгнула. — Меня-то за что?!

И расхохоталась. Лас тоже рассмеялась и напряжение, страх и всё прочее тут же сгинули. Она обняла внучку и обе уселись, не в силах остановиться. Светлая подбежала к ним, обняла обеих за плечи.

— С вами всё хорошо? Няня? Бабушка Лас?

Сирена. Крики, топот. Опоздали, подумала Лас. Наверное, замок не рассчитан на нападение призраков. Хороши мы! Я, вся в золе, тефан почти свалился, в высшей мере неприлично! И медвежонок в руке. И Тесан — не лучше, да ещё и с кочергой.

Ареан пробралась сквозь охрану, смотревшую на троих с нескрываемым недоумением.

— Май! Вы целы? Что это было?!

— Призраки, бабушка, — охотно пояснила девочка, отряхивая няню и Лас. — Как тогда, в новолуние! Они пришли за няней!

— О небо! — Ареан всплеснула руками. — Всё обошлось? Ты уверена?

— Конечно! — Светлая задрала нос. Выглядело комично, и Лас чуть не рассмеялась, едва сдержалась.

Хорёк и Вейс подоспели последними. Хорёк держал в руке «волшебную палочку». Похоже, ему не понравилось, что на ней видно, подумала Лас — так изменилось лицо Хорька.

— Лас! Тесан, Май! Вы в порядке? — Вейс подбежала, помогла им подняться. — Что тут случилось?

— Май, пройди к себе в комнату, — Ареан уже пришла в себя. — Не спорь. Тесан, проводи её. Нет, Май! С охраной и не спорь! Лас, — она подошла к остальным. — Идёмте со мной. Расскажите, что тут случилось.

* * *

Никто не улыбнулся, не усмехнулся, выслушав рассказ Лас.

— Камеры не зафиксировали никаких призраков, — пояснил Хорёк. — Но дежурный заметил, что вы странно себя ведёте и поднял тревогу.

— А у вас, Стайен? — Лас посмотрела ему в лицо. — Вы что-нибудь зафиксировали?

— Да, — Хорёк снял шляпу, положил на стол. — Мне это не нравится. Я давно не видел настоящих призраков.

— Я тоже, — Ареан поёжилась. — Я сейчас доложу Её Величеству. Призраки или что это было в замке — плохой знак.

— Что предлагаете? — поинтересовался Хорёк.

— Май знает, что делать. Она уже прогоняла призраков. Это одна из её обязанностей, — на лице Ареан не было ни следа улыбки. — Она очищает дома и кладбища. В девять лет она уже сталкивалась с призраками и перестала их бояться.

— Мне очень жаль, — Лас положила свою ладонь поверх ладони Ареан. — Я боюсь, это мы с Тесан привлекли их. Простите!

— Простить? — удивилась Ареан. — Если гость в беде, если его преследуют — мы обязаны помочь. Если бы вы притягивали зло, Светлая не впустила бы вас на порог! О чём вы?

— Извините, — Лас смутилась. — Я не подумала.

Ареан улыбнулась.

— Идёмте. Май скажет, что нужно сделать. Боюсь, этой ночью много спать не придётся.

* * *

— Можжевельник, — пояснила Светлая. — Сжечь ветки можжевельника, сосны, окурить каждую комнату, где есть зеркало. И пусть везде останется немного золы!

— Они боятся золы? — полюбопытствовала Лас.

Светлая кивнула.

— Эти — да. Золы можжевельника, ржавого железа и смеха. От смеха они цепенеют, они боятся нашего смеха! Няня, — Светлая взяла Тесан за руку, — ты должна прогнать её! Только когда ты её прогонишь, она больше не вернётся!

* * *

Половина второго ночи.

— Здесь ко всему привычные, — Ареан, вместе с Лас и Вейс, ходила по комнатам с жаровней. — Тут и не такое случалось! Я уже почти ничего не боюсь, только за внучку иногда, немного. Вроде бы последняя комната. Спасибо вам!

— Не за что, — поклонились Лас и Вейс. — Что теперь?

— Спать, — посоветовала Ареан. — С вами всё хорошо?

— Совершенно, — заверила Лас. — Как новенькая.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 2, 1:50

Вейс расчёсывала Лас. Чтобы успокоиться. И так ложиться спать, но Вейс попросила — чтобы совсем прийти в себя. Лас с улыбкой согласилась. Наконец, ритуал закончился и Вейс уселась рядом.

— Какая прелесть, — Вейс подняла медвежонка. — Это её? Да? А пахнет как приятно, — прижала к лицу.

За сто лет не выветрился, подумала Лас. Кто скажет, что это не волшебство?

— Он прогоняет дурные сны, — пояснила Лас.

— То, что тебе нужно!

— Похоже, теперь есть два медвежонка, которые прогоняют дурные сны.

— Да ну тебя! — Вейс толкнула Лас, уронила её на спину. Лас тут же схватила подушку, но…

Стук в дверь

— Да-да! — Лас поднялась, одёргивая тефан, Вейс изо всех сил постаралась принять серьёзный вид.

— Лас, — Ареан заглянула в комнату. — Не разбудила? Простите. Светлая хочет, чтобы вы пришли к ней.

* * *

Девочка держалась лучше всех, но и ей пришлось несладко — переволновалась. У постели её сидела Тесан — уже полностью пришедшая в себя.

— Бабушка Лас! — Светлая приподнялась на локте. — Посидите со мной! Немножко! А бабушка Ареан может идти!

— Мы завтра поговорим, — Ареан погрозила пальцем и затворила за собой дверь. Видно было, что Тесан хочет рассмеяться, но не решается.

— Тесс, погаси свет, — распорядилась Лас. Сколько всего в комнате Светлой! Но больше всего книг. Хотя и игрушек тоже хватает. «Я не хочу отнимать у неё детство», вспомнила Лас. Тяжело тебе, малышка, я тебя понимаю. Я понимаю, что такое — отсутствие детства.

— Расскажите что-нибудь, — попросила девочка, повернувшись на бок. — Что-нибудь хорошее!

Лас улыбнулась.

— Что именно, дорогая?

— Что хотите, бабушка Лас!

— Почему ты меня так зовёшь?

— Вам хочется, — Светлая посмотрела ей в глаза. — Потому что вам хочется это слышать. Расскажите!

Лас улыбнулась, поправила её одеяло и начала рассказ.

* * *

Лас вошла к себе в половину третьего. Вейс спала, свернувшись клубочком, сжимая в руках медвежонка. Улыбалась во сне.

Лас улыбнулась, села на краешек кровати, погладила Вейс по голове. Та потянулась и перевернулась на другой бок, не просыпаясь…

Спать, Лас. Быстро-быстро спать.

Лас

Лас проснулась — так ей показалось. Шторы отдёрнуты, но в комнате сумрачно — хотя давно уже день. Что такое? Проспали до вечера?

Она уселась и мысли смешались. У окна, глядя наружу, стояла она, девушка в белом. Лас повернула голову. Вейс спит под боком, всё так же сжимает в руках медвежонка.

Разговора не выйдет, решила Лас. Взяла Вейс а руку и приготовилась сказать волшебные слова.

— Не торопись, — девушка оглянулась. — Лас, нам нужно поговорить.

— Мне не о чем с тобой говорить, В… — Лас прикусила язык.

— Что-что? — заинтересовалась девушка. — Как ты хотела меня назвать?

— Неважно, — Лас встала, подобрала с пола нижнюю часть тефана, обернулась. Девушка с интересом следила.

— Ты хорошо сохранилась, — пару раз хлопнула в ладоши.

— Va…

— Стой! — девушка подняла руки над головой. — Ты же не хочешь, чтобы я приходила к ней, — кивком указала на безмятежно спящую Вейс. — Она не такая сильная как ты. Она знает моё имя, как думаешь? Знает?

— Я найду способ избавиться от тебя, — Лас уселась на кровать. — Не смей трогать Вейс!

— Тогда давай меняться. Ты мне — имя, а я оставлю тебя в покое, вас обеих.

— Я читала сказку. Когда назовут твоё имя, ты вернёшь всю свою силу. Нет уж.

— Как интересно! — восхитилась девушка. — Верну силу! Что ж, тогда у меня нет выбора. Я устала жить в твоих снах. Можешь убегать, если хочешь. Даю тебе день на размышление, Лас. А потом ты увидишь, как я умею убеждать.

— Va faen!

* * *

Лас уселась. На этот раз это не сон, хотя в последние несколько лет она не всегда была уверена.

— Вейс!

Вейс скорчилась, собралась в комочек, сжимает медвежонка. Губы подрагивают. Лас стало жарко. Она потрясла Вейс за плечо.

— Вейс, просыпайся! Медвежонок! Проснись немедленно!

Не слышит, не реагирует.

Лас сжала её плечо — должно быть ужасно больно. Но Вейс лежит, как кукла — даже не вздрогнула.

Вейс

Вейс уселась. Та же комната, но шторы отдёрнуты, за окном — вечер. Вот это отдохнула! Вот позор! Лас стоит у окна, в одной только нижней части тефана. Вот делать ей нечего, ведь снизу-то в окна всё видно! Сама ведь говорила, как тут строго с приличиями!

— Лас? — позвала Вейс, потягиваясь. — Ты тоже проспала? Почему нас не разбудили?

— И хорошо, что не разбудили, — Лас не поворачивалась. — Куда торопиться?

— Что стоишь у окошка? Увидит же кто-нибудь!

Лас обернулась, махнула рукой.

— Меня не это беспокоит. Я снова видела её во сне, Вейс. Скажи, я случайно не называла тебе её имя?

Вейс задумалась.

— Нет, только прозвище, и то я сама ту книжку посмотрела. Почему спрашиваешь?

— Что-то странное, — Лас прижала ладони к лицу. — Что-то с памятью. И какое прозвище?

— Ведьма, — пожала плечами Вейс, набросила на себя халат. — Ласточка, ну не стой ты там как маленькая! Увидят же!

Она подошла, обняла Лас. Странно — живой, тёплый человек, но никаких чувств, как будто манекен.

— Ласточка, что случилось?

— Пока что ничего, Вейс, — Лас рассмеялась. — Говоришь, Ведьма? — Лас расхохоталась. Вейс вздрогнула, отошла на пару шагов.

— Лас?

— Не вполне, — и Лас изменилась. Мгновенно и неуловимо. И вот уже перед Вейс стоит та самая девушка в белом.

Вейс с размаху уселась на пол. Хотела закричать, но сил не было. Из горла вырвался только хрип.

— Значит, что-то ты знаешь, — девушка подошла на шаг. И снова Вейс ощутила, как тогда, давным-давно — до чего незнакомка привлекательна, смотреть и смотреть, слушать и слушать, аромат очаровывает и туманит голову. — Ну что же, рассказывай остальное. Что за книжка?

— Н-н-нет! — Вейс попробовала вскочить на ноги„получилось не сразу. Девушка молча смотрела. — Ни за что! Лас! — Вейс бросилась к двери, распахнула её. — Лас! Она здесь!

Вейс едва успела остановиться. По ту сторону двери стояла она же, та же самая девушка в белом. Вейс пыталась сказать хоть что-то, но слова не шли наружу. И явился страх — тот, из прошлого, обессиливающий.

— Я же тебя пальцем не тронула, — заметила та девушка, которая оказалась за дверью. Вейс пятилась, понимая, что бежать некуда. — Почему кричишь? Чего испугалась? Отвечай! — потребовала она. Вейс мотала головой, закрыла глаза, чтобы не видеть.

Её взяли за руку. Яркая вспышка. Вейс снова увидела ту сцену, но очень быстро, как при перемотке. Всё — от момента, когда «ложная» начальница попросила открыть и до момента, когда Вейс очнулась, вся в крови и грязи, в руках охраны.

Обе девушки в белом переглянулись и рассмеялись.

— Как мило, — покачала головой та из них, что была Лас. — Так вот что было, значит. Вот чего ты боишься. Успокойся, Вейс. Видишь, я хочу решить всё по-доброму. Успокойся же! — Вейс отступала, пока не уселась с размаху на кровать. Под руку попался медвежонок — вцепилась в него.

— Это сон, — пояснила вторая девушка. — И от меня ты уже не спрячешься. Ты знаешь больше, чем сказала. Скажи мне, и я никогда больше не вернусь в твои сны. — Она хлопнула в ладоши и осталась одна — её двойник исчез.

— Ч-ч-что сказать? — Вейс трясло, комок поднялся к горлу.

— Моё имя, — девушка не улыбалась. — Мне нужно моё имя. Не прозвище. Скажи — или найди, расспроси. Я должна знать его. Иначе посмотрим, сколько ты выдержишь без сна.

— Уйди! — Вейс чувствовала, что остатки самообладания стремительно покидают её. — Уйди, пропади! — она швырнула медвежонка в девушку. Та даже не сделала попытки закрыться. Медвежонок коснулся девушки, и та исчезла. Вейс вскочила, подбежала к игрушке, схватила её.

Бросилась к двери. Отворила…

Кровь. Кругом кровь, запах бойни. То, что она чувствовала там, в библиотеке. На полу, на стенах, даже на потолке. И голос, слабый-слабый. Голос Лас.

— Va… — от страха Вейс не сразу припомнила слова. — Va ross! Va faen!!

* * *

Вейс открыла глаза. Лас, перепуганная, стоит над ней. Вейс уселась, глядя на Лас безумными глазами. С размаху ударила её медвежонком по голове — Лас едва успела прикрыться.

Не исчезла.

— Вейс! Что с…

Вейс выпустила игрушку. Запах крови снова ударил в нос. Она вскочила и побежала в ванную, со всех ног.

КрепостьТегар-Тан, Вассео 2, 5:30

Они обе сидели на полу, в ванной. В том, что попалось под руку. Лас завернула Вейс в одеяло, ту трясло, а под рукой ничего не было.

— Я схожу за чаем, — Лас попробовала встать. — Нам обеим нужно.

— Нет! — Вейс вцепилась в неё. Тошнота ещё не отпускала её. — Не уходи! — Вейс снова разрыдалась. Лас прижала её к себе, погладила по голове.

— Я снова сказала ей, — сумела проговорить Вейс. — Лас, я сказала ей! Я сказала ей, что знаю её прозвище, что прочитала в книге! Она была как ты, не отличить!

— Тихо, тихо, — Лас прижала её крепче. — Ей не прозвище нужно. Ей нужно имя.

— Кто она такая?! Почему во сне?! Ты же говорила, она умерла! Её больше нет!

— Она осталась вот здесь, — Лас прижала ладонь к своему лбу. — Её больше нигде нет. Но она хочет стать настоящей.

— Это невозможно! Это же невозможно, да? Скажи!

— Картина, Вейс, — Лас вновь погладила её по голове. — Помнишь, она была настоящей — когда рядом была картина.

— Уедем! — Вейс сжала её ладонь. — Куда угодно, где нет картины!

— Медвежонок, ты долго продержишься без сна? Рекорд — двадцать пять дней. Тот, кто поставил рекорд, умер на двадцать шестой день.

— Лас, но надо же что-то делать!

— Да, — Лас прикрыла глаза. — Один способ точно есть.

— Даже не думай! Что с тобой?! Ты уже столько раз думала о смерти! Должен быть другой выход!

— Должен, — Лас поднялась на ноги сама, помогла Вейс. — Будем искать. Тебе лучше, Медвежонок? Пойдём, выпьем чаю.

Лас посмотрела в глаза Вейс. Странный блеск… привлекла подругу к себе, принюхалась к её виску. Рассмеялась.

— Сама знаю, — проворчала Вейс. — Раньше срока. Лас, я к полудню совсем буйная стану! И мандарины кончились! А таблетки мне что слону дробина. Только что наглотаться побольше и заснуть, — Вейс передёрнуло.

— Ну, коробочку я привезла, — Лас кивнула. — Есть семена. Умывайся и одевайся, пойдём в парк.

10. Книга Снов

Бабушки и внуки, КрепостьТегар-Тан, Вассео 2, 6:20

Лас молча смотрела, как Вейс выращивает «волшебный мандарин».

— Вот что ты загадала, — покачала она головой. — Эта картина — что-то страшное. Медвежонок, такое никому не удавалось, понимаешь? Никому не говори и не показывай. Ты представляешь, что будет?

— Да ну тебя! — мандарин привёл Вейс в чувство. — Не маленькая! Ты рассердилась, да?

— Нет, — Лас обняла её. — Просто буду теперь беспокоиться.

— Теперь я знаю, что ты чувствуешь, — Вейс смотрела на деревце. — Прости, я не знала! Не знала, что потом бывает!

Лас улыбнулась, вздохнула.

— Вырывать жалко, — вздохнула Вейс, — и оставлять нельзя.

— Бабушка Вейс? Бабушка Лас?

Лас снова вздохнула. Обернулась — Светлая. С хитрым выражением на лице.

— Я давно не сплю! Уже выспалась! Ой, какая прелесть… — девочка захлопала в ладоши. — Можно? Можно попробовать?

— Май, ты умеешь хранить тайны? — Лас обернулась. Никого вокруг — если сесть, то никто из замка не увидит среди живых изгородей. Но толку, ведь камеры всё равно смотрят сюда!

— Конечно! — глаза Светлой загорелись. Она заметила, как озираются «бабушки». — Здесь нет камер! — заверила девочка. — Здесь по-другому охраняют. В парке нет камер, не бойтесь!

— Эти плоды тебе нельзя, Май. Пока нельзя. Потом, когда придёт твоё время — можно есть оранжевые. Только оранжевые! — Светлая кивнула с серьёзным видом. — Вейс, кто попробует? Ты или я?

— Давай я! — Вейс уселась поудобнее на земле, вынула из волос шпильку.

— Сядь к ней спиной, — Лас показала, как. — Прикрой глаза и представь какую-нибудь ягоду или фрукт, который тебе когда-то очень понравился. Хорошо представь, ладно?

* * *

Получилась финиковая пальма. Небольшая, в рост Светлой. С неё удалось собрать чуть не полведра, по словам Вейс, плодов — те просто вырастали заново. А потом случилось странное — пальма высохла на глазах. Стала пустотелой и рассыпалась в порошок.

Лас и Вейс переглянулись. Оторвут мне голову, подумала Лас, и правильно сделают. Их же надо сначала на анализ отдать! Но Светлая, съев пару фиников, пришла в дикий восторг. Удалось уговорить больше пока не есть.

— …Ох, влетит нам, — проворчала Вейс. Финики кое-как удалось рассовать по карманам и складкам. Они шли по лабиринту, ещё два поворота — и будет вход в замок. — Ох, накажут, и поделом!

— Накажут, — согласилась Ареан, выходя им навстречу из-за поворота. — Май, как это понимать?

Светлая смотрела в глаза бабушки, только губы поджала.

— Теперь Тесан полагается наказание, — добавила Ареан вполголоса. — Что не уследила и позволила тебе бродить по замку одной. Ты забыла, что было вчера?

— Бабушка! Никого уже нет, никаких призраков!

— Выбирай, — Ареан нахмурилась. — Выбирай, кого из вас накажут. В следующий раз накажут обеих, а сейчас — выбирай.

— Меня, — тут же ответила Светлая.

Ареан кивнула.

— После завтрака займёшься уборкой. Занятий это не отменяет!

— Да, бабушка! — Майеринн подбежала к Ареан, прижалась к ней, обхватила. Из замка вышло двое охранников, встали по обе стороны от входа. Ареан потрепала Светлую по голове, улыбнулась.

— Сейчас заходишь в замок и — к себе, и никуда не сворачивать! Только попробуй убежать от стражи!

* * *

— Плохо спали? — Ареан посмотрела с сочувствием. — А… вижу, простите! — мандарин привёл Вейс в чувство, но блеск в глазах и запах «духов», пусть слабый, всё равно остались. — У вас среди вещей должны быть зелёные шапочки. Не забудьте надеть! Вейс! Что вы такое пьёте? Такая бодрая, мне даже завидно!

Лас и Вейс переглянулись и рассмеялись.

— Простите! — Лас поклонилась. Финики едва не высыпались из «карманов». — У нас есть патентованное средство. Поговорим после завтрака, хорошо?

Бабушки и внуки, КрепостьТегар-Тан, Вассео 2, 8:45

— С вами не соскучишься, — вздохнул Хорёк, глядя на корзинку с финиками. — Вы сами-то их ели?

— Ели, — призналась Лас. То ли показалось, то ли на самом деле — от пары фиников пропал голод, за завтраком все трое — Вейс, Лас и Светлая едва притронулись к еде. — Раз она съела, то и мы должны были.

— Маленькие дети, — Хорёк снял шляпу, протёр платком лысину. — Сейчас займусь анализом. Лас, так мы летим в Страну Цветов? Что скажете?

— Летим, — твёрдо решила Лас. — У нас ещё один разговор есть, Стайен. И по поводу картины тоже. Но вначале заедем домой и в тот книжный — я ведь так и не появилась там, кормлю их завтраками.

* * *

— Вот, — Лас указала Вейс на место в книге. — Среди комментариев.

«Этот момент всегда вызывает трудности у переводчиков. Считается, что в первоначальном тексте Ведьма переходит в тело своего убийцы и в конце концов полностью подчиняет его себе. Указанные две строки можно перевести так: убей меня, если не боишься, что я из твоих страшных снов стану кошмаром наяву».

Вейс широко раскрыла глаза. Понимание проступило в них. Лас прижала палец ко рту, взглядом указала на Ареан. Та смотрела на мандарины и изумление не сходило с её лица.

— Один мандарин в день — и всё?!

— И всё, — подтвердила Лас. И снова вспомнила медуз. Мерзость какая… — Ни головной боли, ни боли в суставах… не знаю, что у вас, но мне этого хватало.

— У меня «болтунчик», — доверительно сообщила Ареан, держа плод перед лицом. — Всё остальное мелочь, привыкла, но это меня сводило в могилу. Как начну говорить о всякой глупости, не остановить.

— А я просто начинаю на всех огрызаться, — хмуро отметила Вейс. — А остальное мне даже нравится. Надеюсь, остальное не пройдёт так быстро.

И все три бабушки самым неприличным образом расхохотались.

— Пойду, присмотрю, — Ареан вытерла слёзы, поднялась. — Так семена у них всхожие?

— Ещё как, — заверила Лас. — Можете делать варенье, тоже помогает. Только не путать, какие женщинам, какие мужчинам!

— Это будет мой маленький секрет, — пообещала Ареан. — Боюсь, не все одобрили бы такой способ. Приятного вам дня!

— Лас, но ведь ты не веришь в это? Да? — поинтересовалась Вейс, понизив голос, когда за Ареан закрылась дверь. — Что она просто переселилась в тебя?

— Приступы злости, Вейс. У меня они начались почти сразу. И вот это, — Лас, не стесняясь камер, распустила пояс и показала живот. Видишь шрам?

— Прикройся! — Вейс не сразу обрела дар речи. — Видела! У тебя их два? Под сердцем и здесь?

— У меня они кругом. Появляются ненадолго и исчезают. Гроза рассказывала, что… ну, в общем, она иногда делала самой себе больно. Как будто без этого не могла жить.

— Давай уже прозвище, если имя нельзя говорить!

— Пусть будет Незнакомка. Так вот, она просто сидела и резала себя ножом. У неё почти все раны сразу же затягивались. И ничего не оставалось. Могла резать себе горло, живот, ноги и руки — часами. И лицо при этом было тоскливое. Как будто хочет умереть и не может.

Вейс поёжилась.

— Она больная! Я слышала про таких, ну у них ничего не затягивалось, но не могут не делать себе больно! Иначе не понимают, что живы!

— У меня началось что-то такое через несколько дней. Я даже придумала отговорку, что это просто умер кто-то из друзей или родственников. Когда я злюсь или тоскливо, появляются шрамы, а потом пропадают. Откуда это, по-твоему?

— И ты молчала?! Никому не говорила?

— Говорила, — Лас отвернулась.

Семьдесят три года назад

— Почти год молчать! — Странник всплеснула руками. — Ласточка, так нельзя! Зачем было выдумывать что попало, сказала бы сразу!

— Так она жива? — Лас посмотрела в глаза ей и Грозе. — Жива внутри меня?

Они переглянулись.

— Лас, — Гроза взяла её за руку. — Внутри каждого человека всегда живёт несколько… как бы сказать…

— Личностей, — предложила Странник, выключая аппаратуру. Лас потребовала, чтобы провели полное обследование.

— Личностей, — согласилась Гроза. — Лас, это самый старый мотив во всех сказках, мифах и так далее. Кто убьёт чудовище, сам становится этим чудовищем. Автор сказки не придумал ничего нового. Но случилось так, как было написано: Ведьму простили, изгнали в почётную ссылку, она потеряла всю силу и вернуться не может. Понимаешь? Случилось так, как написано в сказке! — Гроза потёрла лоб. — Это просто воспоминание. Но оно очень яркое, и живёт в тебе как личность. Тебе придётся научиться с этим жить.

— Раздвоение личности? Да?

— Нет, — Странник протянула Лас её тефан. — Другая, новая часть тебя самой. Ведёт себя по-другому, думает по-другому. Тебе нужно научиться быть с ней в мире. Ты теперь помнишь о ней больше, чем другие. Но ведь никто не бывает только злодеем.

Лас непонимающе смотрела в её глаза.

— Лас, ты не замечала? Когда ты играешь в любимые игры, ты меняешься. Ты чаще смеёшься, вся открытая, иногда обижаешься, совсем как маленькая. Но когда ты занимаешься чем-то серьёзным, ты другая. Собранная, замкнутая. Разве не так? Вот так проявляются эти личности. В разных обстоятельствах.

Лас кивнула.

— Что же мне делать?

— Жить, — пожала Странник плечами. — Теперь и ты — часть сказки. Но у нашей сказки — добрый конец. Я читала оригинал, я знаю, что там всё плохо. Мы написали свой финал. Знаешь, что? Попроси Грозу, она расскажет тебе о том, чем занималась Ведьма, пока не вошла в силу. Она не только плохое делала. Узнай её получше, станет легче жить.

Бабушки и внуки, КрепостьТегар-Тан, Вассео 2, 9:35

— И ты узнала?

— Узнала, — Лас поставила книгу на место. — Теперь я понимаю, почему она знает кое-что о своей настоящей биографии. Потому что я рассказывала, во сне. Мне казалось, что если я найду её во сне, то смогу договориться. Чтобы она жила в мире со мной и нашла бы себе дело.

— Розы? — предположила Вейс. Видно было, что её осенило.

Лас кивнула.

— Мы с ней обе любим розы. Вот на этом и сошлись. Если бы не картина… мне кажется, нас не случайно к ней подвели. Как будто Вессен сама не всё делает по своей воле.

— Лас, ты расскажешь о ней? Ну то, что она и так знает! Кроме имени!

— Тебе нужно знать, Вейс. Она умеет играть на страхах. Меня одну она уже не испугает. Я видела её кошмары, я научилась жить с ними. Она отняла у меня имя, семью, оставила нищей и осмеянной. Смертью меня не испугать, я готова умереть в любой момент, потому что все когда-то умрут. Но она знает, что если она будет мучить кого-то из близких мне людей, мне будет очень трудно вынести это. И я позвалатебя во сне. Теперь она добралась и до твоих снов. Прости! — Лас обняла Вейс. — Прости, если сможешь!

— Ты же не со зла! Значит, будем вместе искать выход, — Вейс погладила Лас по голове. Я снова ощущаю себя её внучкой, и мне это нравится, подумала Лас. — Не переживай. Я прощаю.

Лас отстранилась, вытерла слёзы.

— Я думала, ты совсем не умеешь плакать, — заметила Вейс. — Всегда каменное лицо, такая вся серьёзная, аж страшно. Только улыбаться иногда и умела. Страх как рада, что ошиблась. Мама говорила, кто умеет плакать по ком-то, тот ещё человек.

— По шее дам!

— Давай, — согласилась Вейс. — Если так будет легче, давай.

Лас дала — легонько. И обняла улыбающуюся Вейс.

— Я люблю тебя, так и знай! Ты старая ворчливая зануда, ты вечно всем недовольна и всегда поучаешь, но я всё равно тебя люблю! Вейс, что с тобой? — Лас отпустила Вейс и та поспешно присела на ближайший стул, едва не промахнувшись.

— Ничего, — Вейс, улыбалась сквозь слёзы. — Думала, что помру, а так это и не услышу.

Лас присела рядом, обняла её и прикрыла глаза. Так и сидели. Сколько — не замечали. Им был всё равно.

* * *

— Бабушки? — Эверан появился в библиотеке. — Вот вы где! С вами всё хорошо?

— Лучше не бывает, — Вейс вытерла слёзы и поднялась первой. — Тебе на работу?

— Да, вначале перевезу вещи, потом и на работу. Вы ведь собирались в Тессегер заглянуть? Подбросите? Заодно обе машины сюда пригоню.

— Конечно, — Лас поднялась. — Я очень рада за тебя, Эверан! Удачи тебе на новом месте!

И, как всегда делала Вейс — расцеловала внука в обе щёки. Тот отчётливо смутился — за няней такого не водилось.

— Со мной всё хорошо, — улыбнулась Лас. — Даже очень. Всё, мы скоро подойдём к стоянке, жди нас там! Ты не видел Тесан?

— Она там, в кладовках, — пояснил парень. — Порядок наводит.

Бабушки переглянулись.

* * *

Тесан и Светлая трудились в «кладовках». Первый подземный этаж — тоже сошёл бы за темницу. Немного сырости и плесени — и будет темница. Но — сухо, чисто, хотя и пыльно, и не везде порядок. Тесан и её подопечная наводили порядок.

— Бабушки! — обрадовалась девушка. — Вы так хорошо выглядите! Я ужасно рада!

— Работаешь? — Вейс посмотрела, как Светлая прибирает в дальнем шкафу. Девочка оглянулась, помахала им рукой и вернулась к работе.

— Я не могла бы просто сидеть, — Тесан понизила голос. — Я же тоже виновата. Она сказала, что скоро вернётся, а я не проследила.

Вейс молча обняла внучку.

— Не заставляй меня краснеть! — предупредила она. — Всё, моя милая, мы поехали.

— Вы вернётесь? — Светлая подбежала к ним. — Возвращайтесь! Я буду ужасно скучать!

— Вернёмся, — пообещала Лас и погладила девочку по голове. — У тебя глаза прабабушки, ты знаешь?

Светлая схватила Тесан за руку, улыбнулась и кивнула.

— Спасибо, что пригласили, — Вейс поклонилась. — Мы рады будем вернуться.

Бабушки и Хорёк, Тессегер-Лан, Вассео 2, 12:30

Сказать, что Лас встретили радостно — ничего не сказать. Они ждали, я обещала и не приезжала, а они всё равно ждали, подумала Лас. Может, мне действительно нужно было написать такую книгу? Другую сказку?

— …Мы всегда рады вас увидеть, — хозяин магазина сиял. — Звоните когда захотите. Приезжайте, когда захотите — мы всегда рады. Скажите, — он жестом предложил улыбающейся Лас присесть. — Я отниму у вас только минутку. Вы собираетесь написать что-нибудь ещё? Это только между нами.

— Собираюсь, — подтвердила Лас. — Теперь собираюсь.

— Замечательно! — хозяин поднялся. — Вы торопитесь, я знаю. Ещё раз спасибо, что почтили нас визитом и — возьмите! — он протянул карточку. — Я и мои коллеги будут рады получить от вас любую весточку!

* * *

— И как вам слава? — поинтересовался Хорёк, медленно поднимая «Сокола» в воздух. — Всё взяли? Ничего не забыли?

Лас пожала плечами. Вейс посмотрела на неё и усмехнулась.

— Мне было приятно, — согласилась Лас. — Чего смеёшься, Вейс? Мне понравилось, что меня читают. Нужно ещё что-нибудь написать, может, тоже хорошо получится.

— Вы сияете, — отметил Хорёк и улыбнулся уголками рта. — Всё взяли?

— Всё, всё, — проворчала Вейс. — Едемте уж, чего кружиться по городу.

Бабушки и Хорёк, Страна Цветов, Вассео 2, 14:50

Первое, что сделала Лас, когда вышла из машины — зажмурилась, подняла руки над головой, улыбнулась. Замерла. Уселась на траву — приветливую, вечно зелёную и мягкую траву — улеглась на спину.

Хорёк вопросительно посмотрел на Вейс.

— Идёмте, — та потянула его за рукав, отвела подальше, понизила голос. — Она так всегда. Я уже не спрашиваю, пусть чудит, как ей нравится. Помогите с вещами!

— Я перенесу вещи, — сообщила Лас, не двигаясь и не открывая глаз. — Вейс, кончай ворчать и займись лучше обедом! Так, как ты, никто не готовит!

— Вейс, займись обедом, — проворчала Вейс, жестом приглашая Хорька за собой. — Всяк сверчок знай свой шесток. — Но глаза её улыбались.

— Дружно живёте, — отметил Хорёк, входя в дом. Внутри оказалось свежо и чисто — Инженер сдержал слово, за домом присматривают. Вейс, надевавшая фартук, оглянулась.

— Не обращайте внимания. Я люблю поворчать, а её мясом не корми, дай поехидничать. Привыкли уже. Если вам делать нечего, подите сюда. Я всем занятие найду. Вон котовья миска, Принц где-то возле дома трётся. Еда в холодильнике, в красной банке. Найдите его, пусть полакомится!

* * *

Лас права, подумал Хорёк. Так, как Вейс, готовят немногие.

— Вы замечательный повар, — отметил Хорёк. — Кроме шуток. Я привык дома, Крайен сами знаете как готовит — как для императоров. Сравнивать не буду, но очень, очень вкусно! Вы не думали открыть своё дело?

— Какое там дело, — Вейс махнула рукой. — Врать не буду, приглашали. Только для меня не это самое важное, — Лас отвела взгляд, улыбнулась. — Почему спрашиваете?

— Крайен говорил, что с удовольствием взял бы вас к себе. Что у вас талант, и нехорошо его не использовать.

Вейс отчётливо покраснела.

— Я… мы с ним… — махнула рукой. — Говорила я с ним. Он мне тоже предлагал, теми же словами — открыть своё дело. Но я готовить умею, в остальном ничего не смыслю!

— Не соглашусь, — Хорёк снял шляпу. — Да вам и не нужно будет заниматься всем остальным. Найдутся люди. Каждый должен заниматься тем, в чём хорошо соображает, верно? Крайен поможет. Он просто так не хвалит, знаете ли.

Вейс посмотрела в глаза Лас.

— Соглашайся, — посоветовала та.

— А ты?

— А я перееду к вам. Обожаю вкусно кушать!

— Да ну тебя! — Вейс махнула поварёшкой. — Умеете уговаривать, вы оба. Тогда сама будешь здесь на хозяйстве! И чтобы Принц горя не знал!

— Буду, — пообещала Лас. — Не беспокойся, справлюсь.

— Что творится, — покачала головой Вейс. — Я точно чокнулась, как вы все. Пойду позвоню ему, прямо сейчас. — И ушла, расстёгивая на ходу фартук.

— У вас есть прямая линия туда? — удивился Хорёк.

Лас кивнула.

— Инженер построил. Говорит, три года потратил, чтобы придумать, как.

— Мне это не удалось пока, — покачал головой Хорёк. — Странно. В отчётах об этом ни слова.

— Я попросила, — Лас взяла егоза руку. — Я попросила его придержать немного, не говорить. Я не хотела, чтобы сюда стали звонить кому не лень. Извините! — Лас склонила голову.

Хорёк вздохнул.

— Ладно. Между нами — сколько ещё инструкций он нарушил?

— Много, — признала Лас. — Я его просила. Но ничего страшного!

— Любовь — страшная сила, — Хорёк встал. — Не беспокойтесь, постараюсь не доводить до взысканий. Но…

— Больше не буду! — пообещала Лас, ощущая, что краснеет.

Хорёк вновь улыбнулся — едва заметно — сжал её ладонь и более об этом не говорил ни слова.

Бабушки и Хорёк, Страна Цветов, плато Аф-фари, летний домик, Вассео 2, 17:00

Вейс сияла — Крайен обрадовался, и просил немедленно приехать, как выпадет случай — поговорить обо всём. Лас и Хорёк тоже были довольны. Увидеть довольную всем Вейс удавалось до сих пор не всем.

— Завтра, — она посмотрела в глаза Лас. — Завтра я поеду, хорошо? Он сказал, в любое время, если что — он отложит все дела. Лас, ну и что ты хотела показать?

— Идёмте, — Лас взяла сумку, которую не открывала с момента, как они выехали из поместья. — Это недалеко.

Они шли по тропинкам, проходили мимо клумб и горок — Хорёк любовался и качал головой — столько труда вложено, ведь подобное по всей планете! Красота!

— Вот, — Лас указала на кустик — небольшие, пурпурные розы, источавшие сладкий, почти медовый аромат. — Посидеть возле кустика минутку, потом отойти. И минуты через три заснёшь, — она расстегнула сумку, вынула оттуда три коврика. — Чтобы не спать на голой земле, — пояснила она. — Я обычно брала палатку, но сегодня дождя не ожидается.

— И… что? — удивилась Вейс. — Заснуть, и что?

— Увидишь сама. Стайен, будете пробовать?

— Не опасно — засыпать под этой розой, если она снотворная?

— Нет, — Лас улыбнулась. — Всё предусмотрено. Если останетесь слишком близко к ней, то через полчаса проснётесь. Правда, голова будет болеть.

— Может, уйти в дом или сесть в машину?

— В дом — не добежите. Здесь нечего бояться, — пояснила Лас. — Насекомых и всё остальное куст отпугивает. Но если опасаетесь — давайте, подгоните сюда «Сокола».

* * *

— Мне немного страшно, — призналась Вейс. Глаза слипались… слипались… слипались… Внутри «Сокола» было удобно, но на свежем воздухе точно было бы приятнее.

Лас взяла её за руку.

— Ничего страшного. Досчитай до десяти.

Стайен забрался в салон и захлопнул за собой дверь. Глаза его блестели — так действует роза? Вейс это показалось необычайно смешным, но нельзя было отвлекаться от счёта. Восемь… девять…

Десять.

Вейс открыла глаза. Никакой сонливости, бодрость и энергия, хотелось прыгать, бегать, плясать.

Она сидит в кресле. Старинном, плетёном кресле — у бабушки было такое. Огромный зал, полупрозрачный пол, сияющий всеми цветами радуги потолок. Письменный стол — массивный, дубовый — неподалёку.

— Всё в порядке? — услышала она. Повернула голову налево — Лас. Довольная, как никогда.

— Какая прелесть, — Вейс восхищённо озиралась. — Лас, где это? Где мы?

— Это сон, — пояснила Лас. — Вставай, тут много интересного!

Вейс поднялась. Одета в то же, в чём была там, в Стране Цветов. Пол музыкально отзывался на каждый шаг. Вейс посмотрела под ноги — из чего этот пол, из стекла? Радужные полотна свивались и танцевали глубоко под ногами.

Лас взмахнула руками и исполнила первую фигуру Fann Levien, танца полёта. Первый сложный танец, которому её выучили, первый, который она исполняла на дне рождения у мамы и потом уже — там, на Сердце Мира, для избранника. И ещё потом, много-много лет спустя, для Ареан, бабушки нынешней Светлой. Всё остальное время — только для себя. И только здесь.

Лас двигалась, и музыка сама собой звучала — невидимый оркестр играл слаженно и виртуозно. Лас остановилась и музыка притихла, через пару секунд умолкла.

— Здорово! — Вейс рассмеялась, бросилась к Лас. — Станцуй! Станцуй ещё раз! Ну пожалуйста!

— Присоединяюсь, — они обе оглянулись. Теперь в зале было три кресла и стол. Из третьего кресла поднялся Хорёк. Поражённый — видно было по лицу. — Я не могу составить вам компанию… суставы не слушаются. Вы замечательно танцуете, Лас!

— Здесь вы здоровы! — Лас подошла к нему. — Вам нужно просто представить, что вы здоровы. И суставы послушаются! Вы знаете Fann Levien?

— Знал когда-то, — Хорёк снял шляпу, поклонился. — И правда, всё в порядке!

— Тогда станцуем вместе, — засмеялась Лас. Подняла руки, стремительно опустила их и оказалась облачённой в праздничный, зелёный с золотом, тефан и лёгкие зелёные туфли. — Просто представьте! Представьте свою новую одежду и взмахните руками!

— Чудо… — прошептала Вейс, глядя на них. Хорёк во фраке выглядел лет на тридцать — если бы не седые волосы, и не подумаешь! Он поклонился партнёрше, протянул ей руку…

И музыка подхватила их.

* * *

— Это Хрустальный Дворец, — пояснила Лас, после того, как они немножко пришли в себя. — Я прихожу сюда танцевать, петь и смотреть на море.

— Впечатляет, — Хорёк, не с первой попытки, но вернул свой любимый костюм и вынул — по привычке — свою указку. Хмыкнул, усмехнулся, спрятал её обратно. — А что за книга?

Вейс тоже только сейчас заметила — на столе, помимо хрустального же графина и трёх стаканов лежала книга — толстая, старинная на вид, в истёртом кожаном переплёте.

— Откройте там, где закладка, — предложила Лас.

— «Хрустальный дворец», — прочёл Хорёк. — Какой интересный почерк. Ваш? Вы знаете каллиграфию? «Затерянный среди просторов Великого Океана, остров Тар-Сиэн манит многих путешественников, но немногим дано отыскать его, и единицам разрешает подняться во дворец его хозяйка, которую никто никогда не видел в лицо. Палаты дворца её полны тайн и чудес, тут оживают добрые воспоминания, каждый шаг отзывается музыкой, бедам и болезням заказан вход сюда…» — он посмотрел на Лас поверх пенсне. — Красиво! — пояснил он. — А другие страницы?

— Прочитайте, — улыбнулась Лас. — Там всё написано.

— «Острова Бурь», — Хорёк открыл книгу в другом месте. — Постойте, так что — каждая страница…

— Это новое место. Новый мир, — пояснила Лас. — Я строила их, придумывала каждый в подробностях. Коснитесь страницы ладонью, скажите «в путь!», и вы окажетесь там.

Вейс схватила Лас за руку.

— Только всем вместе! — заявила она. — Лас, я и представить не могла… ты всё-таки свинка! Ну могла же сказать!

Лас кивнула.

— Попробуем? — предложил Хорёк. — Книга большая, можно коснуться всем вместе.

— В путь!

Мир вокруг расплылся и собрался вновь.

Острова Бурь

Под ногами — каменистая почва. Вершина горы — низкой, но с крутыми склонами. Над головой — крыша. Беседка, деревянная беседка.

И ветер. Сильный, тёплый, но не сбивающий дыхание. И книга — та же или такая же — на столе неподалёку.

Они стояли лицом к северу. И там, далеко внизу, ярилось море. На берег обрушивались волны, каждый высотой в дом — трудно было оценить масштаб. Лазури снизу, аквамарин сверху.

— Здесь постоянно бури, — пояснила Лас. — Если спуститься с горы, найдёте домик. Там всегда можно укрыться от ветра и отдохнуть.

— А если заблудиться? — поинтересовалась Вейс. Ей здесь нравилось. Ветер нёс вкус и запах моря — свежесть и бодрость с привкусом соли.

— Хлопните в ладоши, скажите «ves etean», и вы вернётесь к книге. С ней не может ничего случиться. Она не горит, её не унесёт ветер, никто не порвёт. Рядом с ней безопасно.

— А чтобы вернуться… чтобы проснуться? — поинтересовался Хорёк, придерживая шляпу. «Ves etean» — «начало пути».

Вейс хмыкнула. И с удовольствием посмотрела на лицо Хорька, когда Лас написала слова на листке и показала.

— Ну вы даёте, — покачал головой Хорёк. — А если не смогу сказать?

— Сможете, — заверила Лас. — Можно ещё представить место, где вы заснули и просто пожелать оказаться там. Или прочесть, можно не вслух, то, что на первой странице книги.

— Я бы вернулся, — Хорёк держал шляпу обеими руками. — Мы ведь там сейчас спим?

— Там безопасно, — Лас посмотрела ему в глаза. — Стайен, я прихожу сюда уже сорок лет. Почти каждый день. И ничего со мной не случилось.

— Я возвращаюсь, — решил Стайен. — Подожду вас в машине.

Поклонился и… исчез.

— Волшебство! — Вейс схватила Лас за руку. — А спать здесь можно?

— Можно, — улыбнулась Лас. — Но сразу же проснёшься обратно — там, где уснула.

— А что ещё можно?

— Представь, что ты умеешь летать, — Лас вывела её из беседки. — Просто представь. Что нужно только пожелать подняться, и ты поднимешься. Держи меня за руку.

Вейс вскрикнула, когда они с Лас поднялись над землёй — стремительно, плавно. Беседка осталась далеко внизу, а над головой, совсем рядом, неслись, разрываясь и смешиваясь, белёсые облака.

— Лас, мне страшно! — Вейс зажмурилась, вцепилась в руку Лас. — Мне правда страшно!

— Представь, что мы опускаемся, — Лас понимала Вейс — ей самой первые двадцать раз было не по себе. — Просто представь. И всё.

Приземление было мягким и плавным. Хоть Вейс и боялась, но головы не потеряла.

— Покажи мне ещё что-нибудь! — Вейс взяла Лас за руки, заглянула в глаза. — Покажи! Только не надо летать, не сейчас!

— Идём к книге, — Лас махнула рукой.

* * *

— …Это они? — тихо спросила Вейс. Она потеряла счёт местам, которые Лас показывала ей. Сейчас они стояли в парке — лето, тёплый вечер, аромат хвои в воздухе. Шагах в сорока от них компания собралась на пикник. Вейс сразу узнала тех, кого Лас показывала в своей тайной комнате. Вечерело, но огонь освещал лица.

— Это они, — согласилась Лас. — Я иногда приходила сюда. Когда совсем уже не могла не думать.

— Лас, они настоящие? Они живые?

— Они живые. И здесь идёт время, и всё сохраняется. Они помнят, о чём говорили с тобой, что было, у них тут другая жизнь.

— Значит, на самом деле они не умерли, — прошептала Вейс. — Ты их собрала здесь, да?

— Это воспоминания, — Лас посмотрела в глаза подруги. — Здесь они не стареют. Они уезжают иногда отсюда, я не знаю куда. Не интересовалась. Но всегда возвращаются. По выходным они здесь.

— Лас, давай вернёмся, — Вейс поёжилась. — Не спрашивай, пожалуйста. Просто давай вернёмся.

Бабушки и Хорёк, Страна Цветов, плато Аф-фари, летний домик, Вассео 2, 17:30

Они проснулись там же, где и были — в машине.

— Всё в порядке? — Хорёк перевёл взгляд с Лас на Вейс. Они спали, обнявшись, и Лас выглядела внучкой, а Вейс — её бабушкой. Нехорошо подсматривать, подумал Стайен, но куда деваться!

— Ой, — спохватилась Вейс, — а времени прошло всего ничего! Я думала, мы там полдня провели!

— Время идёт по-разному, — согласилась Лас. — Там быстрее, здесь медленнее. Стайен? Всё в порядке?

— Всё, — согласился тот. — Мне нужно подумать, Лас. Вы меня удивили, в хорошем смысле. Мне нужно хорошенько подумать.

— Останемся здесь? — предложила Вейс. — Я слетаю за продуктами.

— Слетаем вместе, — предложила Лас. — Стайен, а вы?

— А я погуляю. У вас все пурпурные кустики такие? Или он один такой?

— Их несколько, — признала Лас. — Этот ближе всего. Не сидите под ним!

— Не буду, — пообещал Хорёк, вздохнул и направился в сторону дома.

* * *

— Сядь, — приказала Вейс, когда они вошли в дом. Уселась на колени Лас, обхватила, прижалась щекой к плечу. — Ты сошла с ума, — прошептала Вейс. — Зачем, Ласточка? Зачем тебе это?

— Мне было одиноко, — Лас прикрыла глаза. — Я думала, что схожу с ума. Голоса, она, всё остальное. И как в подлиннике сказки, они уходили один за другим, а я оставалась. Знаешь, что стало с той, которая осталась последней?

— Что? — Вейс крепче прижалась.

— Сошла с ума. Состарилась, сошла с ума. Все забыли её, никто не пускал на порог, обращались хуже, чем с собакой. Так и умерла, в подворотне, в грязи. Такая вот сказка, Вейс. Мастер думал о плохом в тот момент. Это единственная его сказка с таким страшным концом. Её переделали, и издали, и весь мир считает, что это единственная его сказка.

— Мастер? Майри-Та?

— Да. Я его так зову. Я прочитала все его произведения. У него случилось в жизни что-то очень плохое. И он озлился на весь мир. Он редко показывал подлинные чувства. Заносчивый, да, высокомерный, вспыльчивый. Но он мог быть очень добрым. И всё равно постоянно думал о чём-то плохом. Никто не знает до сих пор, о чём.

— Бедняжка, — Вейс подняла голову, погладила Лас по щеке. — Теперь я понимаю. Ты так и будешь делать эти свои сны? Дописывать ту книгу?

— Нет, — Лас покачала головой, вытерла слёзы. — Пусть будет то, что уже написано. Хватит снов. Ещё немного, и я бы осталась там насовсем.

— Стайен ждёт, — вздохнула Вейс и снова прижалась щекой к плечу подруги. — Ладно, подождёт.

* * *

— О, будем жарить мясо! — обрадовался Хорёк. — Замечательно. То, что надо! Обожаю, чтобы своими руками, на настоящих углях. Вессен вечно ворчит, когда я устраиваю себе пикничок в парке. А мне нравится. Позволите?

— Да, конечно, — Вейс с улыбкой помогла ему надеть фартук и расставила на столе всё необходимое. — Приготовить жаровню? Или сами?

— Я сам, — Хорёк снял шляпу и небрежным движением отправил ту в полёт — попал точно на вешалку. Бабушки рассмеялись. — Можете пока приготовить салат и что мы там собрались пить?

— Ой, я сейчас! — засуетилась Вейс, и бросилась в дом. Почти сто лет прошло, думала Лас, идя за ней следом, а она всё такая же. И мне это нравится.

* * *

От запаха свежего хлеба текли слюнки. Только сейчас Лас поняла, как голодна. Вейс сама готовит хлеб. На Сердце Мира не едят хлеб — такой, какой любят на севере. Только лепёшки. А у Вейс получается нечто невообразимо вкусное. Хорошо ещё можно почти не следить за фигурой — сколько ни ем, так и буду тощей, подумала Лас. А вот Вейс страдает, что нельзя съесть лишнюю булочку… и толстеть не хочет, считает, что это вовсе неприлично.

— Ещё минутка, — заявила Вейс и выпрямилась, отряхнула руки о фартук. — Лас, прости, что спрашиваю. Она появляется там? Незнакомка?

— Если представишь её, может появиться, — согласилась Лас. — Но ты знаешь, как её прогнать. В этих снах она не имеет силы.

— А остальные? Лас, они тоже воспоминания?

— Я не уверена. Многие — да. Некоторых я придумала, некоторые сами появились.

Вейс посмотрела в её глаза.

— Ласточка, обещай мне, что не будешь возвращаться туда одна. Пожалуйста!

Лас долго думала.

— Обещаю, — согласилась она.

— Ты не сошла с ума, — Вейс взяла её за руку. — Не успела. И я страх как рада! Всё, давай неси, всё уже готово.

Бабушки и Хорёк, Страна Цветов, плато Аф-фари, летний домик, Вассео 2, 21:10

— Я вас расстроила? — Лас обратила внимание на то, как Хорёк поджимает губы. Чудесный вечер — после такого пиршества уже ничего не хотелось, даже прогуливаться. Хотелось сидеть, смотреть на звёздное небо и думать о приятном.

— Нет, не беспокойтесь. Я о другом думаю. У нас специальное отделение изучает сны — и там много интересного нашли, но чтобы так… Понимаете, я всё помню. Каждый момент. Звуки, запахи, всё. Кстати, ещё раз спасибо за танец, это было великолепно.

— С вами — особенно! — Лас пожала протянутую руку.

— Обычные сны редко такие отчётливые. То есть что я говорю — никогда такими не бывают. А у вас потрясающее ощущение реальности. Вы не боялись однажды перепутать, что есть что?

— Иногда, — согласилась Лас.

— Наверное, нет смысла спрашивать, как вы это сумели?

— Роза, — Лас откинулась на спинку кресла. — Я попросила такую розу, чтобы она помогла видеть любые сны. Так оно и случилось.

— Думаю, Вессен тоже нужно это увидеть. Не возражаете?

— Если захочет, — пожала плечами Лас. — Помните наш разговор? Если я долго не возвращалась в эти сны, по утрам я была хмурая и огрызалась на каждую мелочь.

— Это точно, — заметила Вейс.

— Это наводит на мысли, — кивнул Хорёк. — Мне нужно поговорить с Вессен. Но не сейчас, конечно. Завтра — я отвезу Вейс к нам, Крайен ждёт её, и поговорю. А ваши планы?

— Я бы осталась здесь, — Лас посмотрела на небо. — Подождала бы вашего возвращения.

— Лас, только не одна! — Вейс схватила её за руку. — Не здесь! Давай отвезу тебя в Тессегер, если хочешь побыть одна! В Тегарон, тебя же там ждут, ты знаешь!

— Боишься, что я приду и усну под кустиком?

— Да, — Вейс смотрела ей в лицо. — Придёшь и уснёшь. Именно так ты и хочешь.

— Хорошо, — Лас согласилась. — Отвезёте меня в Тегарон.

Лас и Вейс, Страна Цветов, плато Аф-фари, летний домик, Вассео 2, 22:40

— Мы так и не сыграли ту партию, — неожиданно вспомнила Вейс. Первые несколько дней в Стране Цветов никто не засыпает в привычное время — спят всего час-другой и при этом высыпаются. Стоит пожить здесь дольше, как привычный ритм сна возвращается, но лишь отчасти — человек спит не более шести часов, а многим хватает и четырёх. Возвращаешься в Шамтеран — в течение месяца возвращаешсья к тамошнему режиму.

Объяснить это никто не может. Просто факт — без объяснений. Так же, как никто не может объяснить, почему здешние формы жизни «совместимы» с людьми и теми формами, что привезли с собой. И такое наблюдается во всех найденных обитаемых, «не технических» мирах. В технических вообще нет жизни. Даже простейших. И это тоже не могут объяснить.

Здешние сутки на сорок три минуты дольше, чем на Шамтеране. Помнится, Умник и Доктор долго препирались — добавлять эти минуты или «удлинить» каждый час. Доктор считал, что психологически удобнее удлинить. С точки зрения Умника секунды разной длины — абсурд, ведь всю технику придётся перенастраивать. В конце концов победил Доктор. Умник с проклятиями занимался настройкой всевозможных устройств и не стеснялся в выражениях по поводу Доктора — тот смотрел на эту суету поверх своего пенсне-невидимки, и довольно поглаживал лысину. Это ещё что, говорил он, в других реальностях есть и вдвое более длинные сутки. Привыкай.

Год удлинять не стали. Год здесь длиннее на одиннадцать дней и пришлось смириться, что привычные месяцы начинаются и кончаются когда хотят. Зато к здешнему календарю привыкаешь быстро.

Лас не выдержала, прыснула, вспомнив, как и Умник, и Доктор пришли к Вейс, как к арбитру, и та им заявила, что её интуиции всё равно, что какой длины, она и так чует, что когда ставить и вынимать, а вот пока она тут с ними лясы точила, у неё подгорел пирог. И в наказание оба спорщика его съедят. И ведь съели.

— Что смешного? — удивилась Вейс.

— Я не об этом. Хочешь сыграть прямо сейчас?

— Да, а что? Я не устала. Если не хочешь, давай завтра, перед отъездом.

— Давай сейчас, — согласилась Лас. — Может, отложим? Ты же у нас вроде как «горишь»?

— Ты тоже, — парировала Вейс. — Я же чую. Давай без этих отговорок!

Лас пожала плечами, потянулась. Вейс наотрез отказалась спать в той же кровати. В «такое время» неприлично. А то, что «жар» и так попадает в воздух, и им всё равно придётся дышать обеим — неважно. Лас давно не называет обитателей Севера варварами, отвыкла, ведь среди них и живёт, но не зря, не зря их так назвали.

Вейс сбегала за доской — похоже, в гараж.

— Какое построение?

— «Лестницу», — предложила Лас. Самое нейтральное, где уравниваются случайности во время дебюта.

— Прикажешь тебе в постель подать? — съязвила Вейс. — Вставай давай. Может, тебе кофе? Я бы выпила.

— Кофе можно, — согласилась Лас и снова потянулась, — мне с корицей.

Вейс фыркнула и вышла за дверь. Через десять минут вернулась, поставила чашку на столик у кровати Лас, сама вернулась к письменному столу.

— Как допьёшь, подходи, — она поставила книгу на подставку и включила лампу. Взяла свою чашку.

— Мне и здесь неплохо, — заметила Лас. — Давай, открой страницу, узнаем, кто первый ходит. Если сумма чётная, то я.

— Вслепую?! — поразилась Вейс. — Ты умеешь?

— Умею, умею. Открывай страницу!

— Твой ход, — сообщила Вейс через десяток секунд. — Не ожидала! Ну, посмотрим!

— Десять-один, на восток, — сообщила Лас и уселась. Кофе с корицей у Вейс получается великолепным — нигде больше не пила такой вкусный. — Чудесный кофе, Медвежонок.

— Не заговаривай зубы, — посоветовала та. — На здоровье! Восемнадцать-пять, на юг.

* * *

Всё зависело от того, поймается ли Медвежонок на ловушку. И как она притворялась, что играет плохо, и — главное — где и зачем так выучилась? И почему не участвовала в турнирах?

После того, как игра вступила в эндшпиль, они начали разговаривать. По правилам Федерации Аффаран, так звучит на Старом Ронно название игры, пока не пройдёт хотя бы полсотни ходов, категорически запрещается отвлекать партнёра. В былое время за попытки невовремя заговорить могли дисквалифицировать навсегда, а если играли в присутствии коронованных особ, то можно было и головы лишиться.

— Лас, ты почти пять месяцев носила медальон, — вспомнила Вейс. Кофе уже был выпит, и сварен снова, и снова выпит, и сварен в третий раз. — Такой, в виде морской звезды. Серебряный. Очень старый. Пять-тринадцать, прыжок на север, вилка.

— Не хочу носить, — призналась Лас. — Уже не хочу. Пять-девять на юг, твой камень в плену. — Вейс не пошла в ловушку. И это плохо. Вейс играла всю партию очень остро, делала неожиданные, оригинальные вылазки и сумела забрать у Лас почти семь камней. Эндшпиль будет трудным.

— Это подарок?

— Не приведи Матерь получать такие подарки. Но да, наверное. Только очень своеобразный подарок.

— От родственников?

— От старшей сестры. Когда мамы не стало, она возглавила дом. Я написала ей официальное письмо — прошение о возвращении имени. В ответ она прислала медальон.

— Я не понимаю, — призналась Вейс. — Что это значит?

— В медальоне яд.

Вейс чуть не уронила чашку.

— Ч-что?

— Яд, что тут непонятного? Такие присылали неугодным вассалам, когда не было прямого повода приказать им покончить с собой. Намёк.

Вейс долго не отвечала, Лас ощущала всей собой, что Вейс сейчас смотрит на неё.

— За что она так?

— Мама оставила приказ — никогда не возвращать мне имени. Тесан возглавила дом и просто выполнила её волю. Она потом вызвала меня, инкогнито, на разговор — в другой стране. Мы с ней долго так встречались — ей было очень жаль, что со мной так поступили. Но она не могла пойти против воли матери, дом Вантар в тот момент был в немилости.

— Хорошо, что ты его сняла, — отозвалась Вейс минут через пять. — Лас, я забираю у тебя три камня и через пять ходов занимаю вход в крепость — видишь?

— Вижу, — Лас уселась. — Сдаюсь, Медвежонок. Слушай, где ты так научилась? И зачем, если не играла?

— Играла, — Вейс почему-то обиделась. — Просто под псевдонимом. Это не запрещается. Я не гроссмейстер, лень было пять лет в турнирах играть, но чемпионом провинции я была три раза.

Лас покачала головой.

— Вот не думала! Ты ужасно умная, Медвежонок! Я серьёзно!

— Я знаю, — проворчала Вейс. — Я всё про себя знаю. Это моя дочка ненаглядная выдала однажды, «вы, мама, так и останетесь огородницей». Ну я и подумала, что надо сдачи ей дать. А потом поняла, что мне игра эта нравится, и что хорошо получается всё просчитывать. Тренер как узнал, сколько мне лет, только ахнул. Пришлось взять псевдоним, чтобы молодёжь не смущать.

— И как дочка?

— Приехала извиняться, — Вейс улыбнулась. — Я не в обиде. Мне и играть интересно, и огород люблю, и готовить обожаю. Мне всё равно, кто что там думает. Но иногда нужно манерам учить, да и времени на всё нет.

Она подошла к кровати Лас и присела на краешек.

— Мне не спится, Ласточка. Я пойду прогуляюсь. Составишь компанию?

— Мы играли на желание, — напомнила Лас. — Когда будешь загадывать?

— Успею. У меня есть неделя, чтобы сказать, да?

— Десять дней, — поправила Лас. — У нас было десять дней. Да, пошли прогуляемся.

* * *

Хорёк оказался в парке. Сидел на складном стуле, рядом с ним на треноге стоял телескоп. Хорёк любуется небесными видами.

— Красивые у вас звёзды, — пояснил он, не оборачиваясь. — Мне вот тоже не спится. Лас, у меня неприятные предчувствия. Вессен последние два дня вела себя очень странно. Я подозреваю теперь, почему. Я хочу уговорить её приехать сюда, пожить здесь. Вы не против?

— Приезжайте, конечно, — Лас и Вейс остановились возле треноги. Хорёк оторвался от окуляра, улыбнулся им. — Приезжайте все! Слушайте, а хотите кофе? Нам не вредно столько, а вы сегодня не пили.

— С удовольствием, — Хорёк поднялся. — Лас, Вессен просила передать, — он протянул карту памяти. — Это видеозапись. Не знаю, зачем нужно передавать, когда она может просто пригласить вас к себе, но — выполняю просьбу.

— Она просила посмотреть немедленно?

— Нет, когда вам захочется. Это личное, я не знаю, что там такое. Да она и не торопила. Это меня и настораживает.

— Слушайте, хватит уже о плохом! — не выдержала Вейс. — Если бы что стряслось, нам бы позвонили. Ведь вы не бросили бы сестру, если с ней было плохо, так?

— Не бросил бы, — согласился Хорёк. — Всё, умолкаю. Давайте пить кофе! Кстати, раз о еде заговорили — с теми финиками всё в порядке. Очень сытные, вот что я скажу. Пока не можем понять причину, нужны длительные исследования. Взрослому человеку достаточно семи-восьми фиников в день, чтобы покрыть все суточные потребности.

Лас и Вейс переглянулись и рассмеялись.

— Наверное, она очень не любила кашу по утрам, — предположила Лас и на этот раз рассмеялись все трое.

11. Зазеркалье

Лас и Вейс, Страна Цветов, плато Аф-фари, летний домик, Вассео 3, 5:45

Лас проснулась и обнаружила, что Вейс тихонько посапывает под самым боком. Передумала, значит. Лас с улыбкой поправила на ней одеяло, приподнялась на локте, посмотрела на часы. Никогда такого не было, чтобы Вейс просыпалась позже шести утра.

Хорёк намекнул — только намекнул — что Вессен, похоже, решилась. Решилась отказаться от картины, перевезти её в пустующую реальность и там проводить все опыты, какие захочется. По словам Вессен, уничтожать картину лучше где-то ещё. Тогда «откат», изменения, которые произойдут в её «родной» реальности, будут не столь мощными.

Может быть, сказал Хорёк, это будет конец нашим способностям. Может быть, нет. Ничего нельзя сказать наверняка, картина — это чёрный ящик. Известно лишь, как она реагирует на некоторые конкретные действия. Но знать наверняка, что именно последует, может только её создатель. А он, по словам Вессен, сам отказался от картины и вернулся в собственную реальность.

…Вейс заворочалась, потянулась и уселась. И испугалась.

— Лас?! Почему я здесь?

— Не знаю, — пожала плечами Лас. — Я спала как убитая. Значит, ты сама пришла, раз я тебя не уговаривала.

— Да ну тебя, — засмеялась Вейс. — Ладно, раз я здесь, сделай мне что-нибудь приятное, — она снова улеглась, потянулась, скривилась. — Спина ноет…

— Не обманывай, — возразила Лас строгим голосом, проведя ладонью по её спине — как учила Странник. — Ничего у тебя не болит.

— А как ещё заставить тебя погладить мне спинку? Жалко, да?

— Укушу! — пообещала Лас. — Спинку погладить? Сейчас, будет тебе спинка. Марш в ванную!

Бабушки и Хорёк, окрестности Тессегер-Лан, Вассео 3, 7:25

— Ну, кого куда? — поинтересовался Хорёк. — Лас, вы с нами? Или вас в Тегарон?

— Подбросьте меня в Тегарон, — попросила Лас. — Там же до вас рукой подать. Посмотрю, как там Тесан, да сама и подъеду, если что.

— У нас там ограничения по скорости, — предупредил Хорёк. — Двести километров максимум, для гражданских экипажей.

— Если было бы что-то срочное, мы бы уже знали.

— Тогда — в Тегарон, — решил Хорёк и тронул сенсоры.

Вейс положила голову на плечо Лас и закрыла глаза.

Лас, Тегар-Тан, Вассео 3, 9:30

При виде Лас и Светлая, и Тесан бросились к ней со всех ног. Удивительно, но Ареан не стала возражать, стояла и улыбалась. Когда внуки отпустили бабушку Лас, Ареан сама её обняла.

— Вас не было так недолго, а мы уже соскучились, — она указала на Светлую и её няню — те сидели на скамейке поодаль, и Тесан, похоже, что-то объясняла девочке. Та слушала с интересом. — Я посмотрела ту телепередачу, Лас. Я и не знала, что вы так знамениты! Я очень рада!

— Со временем это уже не приносит такого удовольствия, — улыбнулась Лас. — Мне — точно не приносит. Восемьдесят лет назад я только от этом и мечтала. Прославиться. А теперь уже не знаю, рада ли.

— Рады, рады, — подтвердила Ареан. — Все рады! Садовник говорит, у нас есть пять ваших сортов. Я специально посмотрела. Прелесть! Если сможете почаще останавливаться у нас, мы будем счастливы.

Лас задумалась. Нет, она не готова оставить Страну Цветов. А может, готова? Страна живёт своей жизнью, ухаживать за ней может кто угодно, не только Лас. Там нужно бывать, это полезно для здоровья, но так ли нужно там запираться?

— Я постараюсь, — заверила Лас. — Пока не прогоните, — не удержалась она. Ареан рассмеялась.

— Теперь уже не прогоним. Чашечку чаю? Тесан прекрасно справляется. У меня появилось теперь немного свободного времени. Да, чуть не забыла. Завтра приезжает Вереан, она очень хотела увидеться с вами.

Вейс, Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 10:45

Стайен прав, подумала Вейс. Вессен приняла решение. Пока непонятно, какое именно — но по лицу видно, что её больше не тяготит что-то очень неприятное.

— Очень рада вас видеть! — хозяйка дома обняла Вейс. — Извините, я ненадолго отниму у вас брата.

Крайен уже ожидал Вейс, встретил её изысканным поклоном. При его габаритах это выглядело несколько комично.

— Рад, очень рад! — повторял он вновь и вновь. Осторожно сжал ладонь Вейс в своих собственных. Удивительно, подумала Вейс, как такие огромные руки могут быть такими чуткими.

— Я в отца, — пояснил Крайен, приглашая Вейс сесть за стол. — Он у меня был великан, я до него так и не дорос. В нашем роду так всегда, или все крупные, или совсем мелкие. Простите! — он засмеялся.

— У нас только я мелкая, — вздохнула Вейс. — А мне и не обидно. Если что, могу и на стул залезть.

На этот раз рассмеялись оба.

— У меня сегодня встреча, — Крайен посмотрел на часы. — В четыре с половиной часа. В моём ресторане, в столице. Гостей у Вессен в последнее время немного, Сэнье справляется. Я заглядываю в ресторан почти каждый день. Поедемте со мной? Я с удовольствием возьму вас на работу — в любой из ресторанов. Освоитесь, поймёте, чего именно вы хотите. Решите открыть своё дело — помогу.

— А можно мне здесь? — Вейс не сразу решилась. — Знаете, я не очень уверена в себе. Готовила только для семьи, хотелось бы немного попривыкнуть.

— Я — с удовольствием, — кивнул Крайен. — Знаете, — понизил он голос, — даже и поговорить не всегда есть с кем. Вот с вами, я уверен, найдётся. Я знаю, где вы бывали, кто вам уже предлагал работу. А почему вы перестали участвовать в конкурсах? Вас там по-прежнему ждут. У вас золотые руки.

— Так получилось, — улыбнулась Вейс. — Одному человеку я была очень нужна. Она об этом не знала, правда.

— Мы будем рады, если Лас остановится у нас!

Вейс смутилась Он многое знает, подумала она. Да и пусть. Лас права, пусть будет стыдно тому, кто плохо подумает.

— Вессен будет не против, — Крайен поднялся. — Я поговорю с ней, но я уже знаю, что она ответит. Будьте как дома, Вейс.

— Можно спросить, Aenarin?

— Просто Крайен, пожалуйста.

— Крайен, зачем вам это?

— Вы талант, — подмигнул Крайен. — И сами это знаете. Я хочу, чтобы вас уважали не только ваши родственники. Признайтесь, вы же сами не против?

— Не против, — согласилась Вейс. Лас обещала, что будет рядом. Значит, будет. И все остальные будут. Неужели настоящее и полное счастье бывает?

— Меня легко найти, — Крайен вновь рассмеялся. У него такой приятный голос, подумала Вейс. С ним вовсе не страшно. Видела я некоторых других знаменитых поваров, так они обращались с подчинёнными хуже, чем Вейрон обращалась со мной. Только что не избивали за каждую мелочь. — Буду ждать вас, Вейс! — и он вновь поклонился. Немногие могут припомнить случаи, чтобы Крайен Норвин эс Тессорет эр Те-Менри кланялся им, как равным.

Вессен, Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 11:20

— Идём, — Вессен выслушала краткий рассказ о «Книге Снов» и пригласила брата следом. — Я кое-что покажу тебе.

Они вошли в «кинозал» — первый в мире зал с полным эффектом присутствия. Моя первая модель, подумал Хорёк не без гордости. И по-прежнему лучшая. Та, которая у Лас в Стране Цветов, может больше всех остальных, но эта всё равно останется лучшей.

Вессен взяла пульт — как и у Хорька, пульт походил на указку — и вокруг них возникла пещера. Одна только странность — в стене прямо перед ним, врезанная прямо в камень, оказалась дверь.

— Многовато пещер, — Хорёк огляделся. — Не люблю сырости. Что там, за дверью?

— Идём, — Вессен протянула руку. — Увидишь.

Она подождала, пока и брат подойдёт ближе, открыла дверь.

Глаза Хорька широко раскрылись.

* * *

— Это всё настоящее? — поинтересовался Хорёк, глядя на огромные, простирающиеся под ногами террасы. Как и Хрустальный Дворец, это — остров в океане. Почему им всем так нравятся острова?

— Настоящее, — подтвердила Вессен. — Но ограниченное. У этого есть предел, — она указала в сторону горизонта. Но с каждым разом получается всё лучше.

— И как можно попасть в эту реальность? Она есть на нашей сетке?

— Нет, — Вессен посмотрела ему в глаза. — Только из той двери.

— Лас сорок лет придумывала сны, а ты строишь острова, — Хорёк поднялся, снял шляпу. — Знаешь, какое слово приходит на ум?

— Знаю. Наркомания.

— В точку. Весс, почему ты мне ни разу не сказала?

Вессен прикрыла глаза.

— Мне казалось, что она перестанет меня слушаться. Я должна была. Но у меня не получается то, что нужно, и она снова заставляет меня.

— Весс, картина — неодушевлённый предмет. Ты меня в этом убеждала! И убедила!

— Знаю, — Весс открыла глаза. Те были полны тоски. — Хотя очень хочется думать иначе.

— Что ты решила?

— Я откажусь. Сейчас мы выйдем отсюда, я выключу проектор и приступим. Прямо сейчас.

Хорёк обнял её.

— Весс, я рад за тебя. И Лас тоже рада, я знаю. Она тоже решила не уходить в свои сны, ты знаешь?

Вессен кивнула, вытерла слёзы. При мне никогда не плачет, подумал Хорёк. Хотя сейчас ей очень хочется.

— Не стесняйся, — он обнял её крепче. — Если нужно, Весс, не стесняйся. Я всё пойму.

Вейс, Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 13:00

Вейс ходила по дому. Тут есть, на что посмотреть! По словам Лас, Вессен долгие годы собирала, по крупицам, то, что осталось из фамильных реликвий — чтобы в новом поместье оставалась частичка истории предыдущих. Походила по парку, чтобы собраться с мыслями, а потом вернулась в дом.Успокоиться и подумать, хотя никто не торопит.

Как здесь спокойно. Очень спокойно. А ведь та картина где-то совсем рядом, так? Не люблю искателей приключений, подумала Вейс. Вот так всегда — ищут для себя, а находят на всех.

Утром — нашла предлог прогуляться по парку одной — она снова проверила, что растения всё ещё слушаются её. Лас намекнула, что вскоре всё может решиться… и Вейс всё поняла. Если это всё кончится, будет обидно. Но остальное-то никуда не делось! Всему остальному сама научилась! И Лас многое умеет сама. Хотя даже не знаю, подумала Вейс, без этих её мандаринов станет не так приятно. Да и пусть. Пусть будет, что будет. Жили без них, и проживём без них, как и раньше.

А если кончится их долголетие? Вейс, ты готова, если так случится, быстро состариться и уйти в царство Тени? Я — готова, признала Лас. Я тоже, заявила Вейс. А зачем ты снова достала медальон? Мама носила его. Она одного боялась — умереть, выжив из ума, не хотела, чтобы дети видели, во что она превращается. И как только передала дом старшей дочери, не снимала медальон. Чтобы всегда был под рукой. Я понимаю, подумала Вейс. Это я хорошо понимаю. Сама такое видела, сама заботилась. Но мы всегда успевали попрощаться, пока оба были в здравом рассудке. А потом — потом уже было не страшно.

— Теаренти, — Сэнье возникла словно из-под земли. — Госпожа просит передать, что сегодня мы обедаем в половину второго.

Вейс кивнула. Сэнье тоже под семьдесят, а и не скажешь! Мы все здесь — команда бойких старичков, подумала она и усмехнулась. Правда, мы с Лас ещё можем сойти за молодых. Пока не услышат, как мы разговариваем…

Вейс обнаружила, что стоит перед кабинетом хозяйки дома. Поддалась неосознанному порыву и постучала.

Дверь отворилась.

Никого. Вот что я делаю, подумала Вейс, зачем я вошла? Назад, Вейс. Возвращайся, не позорься. Но возвращаться не хотелось. Да и на что смотреть — на столе только вычислитель, точно знаю — вон тот рулон. У внуков дома такие же. Фотография — в рамке — на столе. Чернильный прибор — она всё ещё пишет иногда чернилами? И книги в шкафах. И ещё какие-то шкафы, поди пойми, что это.

Вейс дошла до фото.

Там было два фото, одно поверх другого. Вессен рядом с молодым человеком, на вид — с Фаэр, вон какой светлый. Видно было, что они друг к другу неравнодушны. Она ничего не сказала о своей семье, упоминала только, что скоро будут внуки. На фото они такие счастливые…

И второе фото. Там было пять человек. Снято где-то в лесу, похоже. Вейс протёрла глаза. На фото два Стайена! Точно, два — как две капли воды! И какой он был красавец, пусть даже с такими зубками! Справа от них — Вессен с тем самым молодым человеком, слева — незнакомая черноволосая девушка. А вот она из наших краёв, подумала Вейс. Кто они? И если у Стайена есть брат-близнец, где он сейчас?

Шаги в коридоре. Вейс вздрогнула, отошла от стола, повернулась лицом к шкафу. Всё равно уже не успеть выйти.

— Простите, — она поклонилась вошедшей Вессен. — Дверь была открыта.

— Ничего страшного, — улыбнулась Вессен. Она намного лучше выглядит, подумала Вейс. Недавно плакала, но сейчас всё хорошо. — Идёмте обедать? Все важные дела — потом.

Лас, Тегар-Тан, Вассео 3, 14:45

— Бабушка Лас! — Светлая постучалась, хотя дверь была открыта. — Мы в библиотеке. Вы обещали показать, какие сказки вам нравились!

— Я подойду, милая, — Лас встала из-за стола, погладила девочку по голове. — Сейчас закончу кое-какие дела и подойду. Скоро. Не скучайте там!

Лас закрыла и заперла дверь за Светлой. Неприятные предчувствия. Что за запись передал ей Хорёк? Лас некоторое время колебалась, затем решилась. Вставила карту в гнездо проигрывателя, включила «тишину», чтобы уж наверняка никто не услышал снаружи, нажала кнопку на пульте.

Вессен. Похоже, в своём кабинете.

— Лас, я не хочу, чтобы всё выглядело театрально. Я не стала приглашать вас к себе, хотя, если вы приедете, я буду рада. Я решила отказаться от картины. Брат говорит, что вы не против такого решения, даже если мы все потеряем свои способности, полностью или частично.

Вессен оглянулась.

— Лас, я видела, что становится с теми, кто отказывался от картины. Мне она досталась после смерти Дорри — я не рассказывала о своей семье; может быть, у меня есть шанс, я не забирала её ни у кого. Я оставляю записи, на случай, если мои худшие опасения окажутся верными. Пожалуйста, просмотрите их, если я не смогу составить вам компанию. Если вы когда-нибудь увидите картину, ни в коем случае не говорите при ней фразу со словами «я хочу».

Щелчок, изображение исчезло — конец записи. Она знала, что я соглашусь, подумала Лас. Вот и хорошо. Быстрее бы. Убрать эту картину из нашего мира, чтобы и следа не было. Мы и без неё сможем.

Не поеду, подумала Лас. Может, она права. Слишком многие умирали и сходили с ума на моих глазах. Если всё обойдётся, я увижу её такой же, как прежде. Спасибо, Вессен!

В библиотеку. Вейс сказала, я должна быть среди живых. Ты права, Медвежонок!

Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 15:00

— Да, — Вессен улыбнулась. — Конечно, я буду рада, Вейс. Оставайтесь здесь, сколько захотите. Вы и Лас. Мой дом — ваш дом. Извините, у нас есть небольшое дело с братом, а потом я к вам присоединюсь.

Она нервничает, отметила Вейс. Это я тоже могу понять. Ну и ладно, а я — на кухню. Поговорю с человеком, который любит еду не только потому, что её приятно есть.

* * *

— Здесь все записи, — Вессен указала на портфель. — Что успела, самое важное, то сдублировала и отправила тебе в штаб-квартиру. Вот тут — все полномочия, — она вручила брату карточку. — С этим ты сможешь выйти на связь с любым человеком из Ордена.

— Весс, мне не нравится твоё настроение. Ты как будто приводишь дела в порядок.

— Да, — согласилась Вейс. — Так и есть. И ты понимаешь, почему. — Она достала из кармана «пистолет» — инфузионный шприц. — Идём.

— Что это у тебя?

— Транквилизатор. У меня будет минуты три. А это тебе, — она вручила брату настоящий пистолет. — Оглушает, не бойся. Выстрелишь в меня, если я поведу себя хоть немного не так. Я одену «рубашку».

— Ты спятила?

— Делай, что говорят! Ты не видел, что бывает с теми, кто отказался от картины! А я видела! Ты знаешь о моих способностях. И знаешь, что я могу сделать с теми, до кого успею добраться!

— Надеюсь, это всё только страхи, — Хорёк принял пистолет. — Идём, Весс. Покончим с этим поскорее.

Лас, Тегар-Тан, Вассео 3, 15:20

Лас читала сказку вслух, как вдруг ей стало нехорошо. Голова закружилась, сердце схватила невидимая рука.

Она почувствовала, как её подхватили.

— Бабушка Лас! — Светлая немного испугалась. Лас почувствовала, как к её вискам прикасаются. — Сейчас всё будет хорошо! Не бойтесь!

— Няня? — Тесан присела рядом с Лас. — Вам лучше?

— Лучше, — улыбнулась Лас. — Я немного посижу, и всё пройдёт.

Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 15:21

— Что с вами? — Крайен обеспокоенно подхватил Вейс, помог сесть на стул. — Вам нехорошо?

— Сердце, — Вейс прикрыла глаза. — Никогда такого не было.

— Вы переволновались! Извините! Вот, — Крайен быстрым шагом дошёл до шкафчика с настойками, протянул чашечку. — Выпейте. Это поможет.

* * *

Вессен оделась не в обычную одежду, а в «смирительную рубашку». Сохранилась со старых недобрых времён — в такой «рубашке» — хотя это комбинезон — перевозили людей с пси-талантами. Мало того, что рубашка может обездвижить, так ещё и блокирует большую часть известных пси-способностей. Чего я только не придумал, подумал Хорёк.

— Готов? — она посмотрела в лицо брату. Само спокойствие, подумал тот. Смог бы я так? И кивнул в ответ. Вессен приставила «шприц» к своей шее и нажала на кнопку.

Открыла дверь и быстрыми шагами приблизилась к картине. Хорёк следовал, на некотором расстоянии.

— Я отказываюсь, — Вессен прикоснулась ладонью к картине, та засветилась чуть ярче. — Я отказываюсь от права быть твоей хозяйкой.

И упала на месте — рухнула без чувств. Хорёк стиснул зубы. Даже если Вессен кинется сейчас, «рубашка» скуёт её, замедлит движения.

Хлопок — и картина, висевшая на стене, исчезла. Была — и не стало.

— Я так и думал, — Хорёк сплюнул и выругался. — Весс! Очнись, Весс! Ты слышишь меня?

Тегар-Тан, Вассео 3, 15:22

Лас потеряла сознание на середине фразы. Говорила — и упала бы, лицом вниз, если бы Тесан не поймала. её.

— Ты можешь что-нибудь сделать? — спросила она у девочки. — Я вызываю доктора.

— Она жива, — прошептала Светлая, взяв Лас за виски. — Она скоро вернётся, но вернётся не одна.

Смех. Знакомый смех. У Тесан мурашки побежали по спине от него. Светлая выпрямилась, прикрыла глаза.

— Нам лучше уйти! — она взяла Тесан за руку. — Нам нужно выйти наружу, на солнце, туда она не пойдёт! Бабушка Лас! Бабушка Лас, нужно уходить!

— Я вызываю охрану, — Лас взяла брошку.

Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 15:22

Хорёк не сводил глаз с Вессен. Та лежала спокойно, видно, что жива — мониторы работают. Жива, но без сознания.

— Оружейник, — ожил его телефон. Хорёк поднёс его к уху, не сводя взгляда с сестры. Мониторы ничего такого не показывают. Никакого изменения сигналов головного мозга. — Оружейник на связи.

— Оружейник, это Коршун. Мы зафиксировали крупный метеорный поток. Системы вооружения задействованы, поток накроет ваш квадрат через пять минут сорок секунд. Поперечник камней от тридцати метров, скорость двести километров в секунду. Я предлагаю эвакуацию, базы ПВО уже в курсе.

— Вас понял, эвакуируемся, продолжайте обратный отсчёт, — Хорёк закрыл телефон. Вессен пошевелилась, уселась.

— Весс? Ты меня слышишь? — Хорёк поднял телефон к уху. — Внимание, Аратрин. Говорит Стайен. У нас чрезвычайная ситуация, всем немедленно собраться у гаража, мы покидаем замок. У вас минута. Взять только самое необходимое, — он добыл свою указку. — Весс, ты сможешь идти? Ты меня слышишь?

Она кивнула, попыталась подняться.

— Что было? Где картина?

— Исчезла, — Хорйк подал ей руку. — На замок движется метеорный поток. Уходим.

— Я так и думала, — Вессен оставалась спокойной. — Не на замок, Стайен. На меня. Уходите, я остаюсь.

— Ты спятила?! Садимся и улетаем, пока можно!

— Нет времени! Уходи! Включай оборону и уходи! Ты забыл, что случилось, когда вы с Мирой попробовали вывезти картину? Было то же самое! Теперь моя очередь, вот и всё. Уходите!

— Пять минут, — доложил телефон Стайена. — Оружейник, станции наблюдения указывают на сейсмическую активность в вашем районе, магнитуда ноль три, толчки каждые пять секунд.

— Это только гипотеза! — Хорёк схватил её за руку. — Тогда нам не дали пяти минут, нас прихлопнуло меньше, чем за минуту! Уходим вместе!

— Стайен, Вессен, — голос Сэнье. — Крайен и Вейс спускаются к гаражу, я вызвала садовников, они будут через минуту.

— Весс, я заберу тебя силой, — Хорёк поднял указку. — Идём. Я не собираюсь тебя терять. Сейчас всё не так, как в тот раз!

— Уходи! Это приказ!

— Вот ещё, — Хорёк взмахнул указкой и Вессен рухнула. — Можешь ругаться, если так будет легче, — он поднял её, положил на плечо. — Ну и тяжёлая! Свинца наелась?

Но Вессен не стала ругаться.

Тегар-Тан, Вассео 3, 15:25

— Никто не отвечает, — Тесан едва не бросила брошку на пол. — Май! Что это?!

На столе, рядом с рукой Лас, лежал рулон. Только что его не было.

Светлая энергично помотала головой.

— Охрана! — Тесан нажала на камень. — Ареан? Кухня? Нас кто-нибудь слышит?

Снова смех. Сразу со многих сторон.

Лас пошевелилась и открыла глаза. Увидела картину рядом с собой, вскочила на ноги.

— Что это? Откуда она здесь?!

— Не знаю, няня! — Тесан, белее снега. — Все молчат! Няня, нам нужно уходить! Что-то не так!

Взвыла далёкая сирена.

— Воздушная тревога! — Светлая схватила Тесан за руку. — Нужно уходить! Я знаю, куда!

— Не торопитесь, — услышали они из-за спины. — Лас, не делай больше глупостей. Она у тебя. Ты знаешь, что нужно сказать.

Тесан обернулась — незнакомая ей девушка в белом. Роскошный, пусть и старомодный, наряд. Кто такая? Что ей нужно?!

— Не смотрите ей в глаза, — приказала Лас. — Уходим. Май, показывай дорогу! Это призрак, она не может нам помешать!

— Призраки? — улыбнулась девушка и хлопнула в ладоши. — О, это я обеспечу. Лас, решай быстро. Два слова, и мы станем всемогущими. Кто скажет, ты или я?

— Бежим! — приказала Лас. — Быстрее!

Девушка кинулась на Лас. Точнее, на картину, которую Лас держала, как хлопушку для мух. Девушка схватила картину…

И её пальцы — и запястье целиком — исчезли, отрезало как ножом. Кровь хлынула ручьём.

Светлая вскрикнула.

— Уводи её, быстро! — Лас указала направление. — Быстро! — Она смотрела в глаза Незнакомки, а той было больно, очень больно — видно по лицу — но ни звука не слетело с губ. Она пятилась, глядя на картину в руке Лас.

Тесан очнулась от оцепенения и бросилась к выходу, держа Светлую за руку. Шум. Шум в замке. Похоже, не только у меня был обморок, подумала Лас, надвигаясь на Незнакомку. Ещё минута — и та свалится от потери крови.

— Хочешь картину? Попробуй забрать! — Лас замахнулась, девушка увернулась от удара и бросилась… не к двери, а к зеркалу на стене, шагах в пяти.

Лас кинулась следом.

Незнакомка нырнула в зеркало, то пошло волнами, словно жидкое — и вновь стало прежним.

— Кто ей сказал?! — прошептала Лас. — Кто ей сказал, будь он неладен?!

Понимание пришло неожиданно. Ты сама и сказала. Ты часто вспоминала — как Незнакомка умела переходить из места в место, если там были зеркала — мгновенно. И не она одна умела.

Лас бросилась вслед за Тесан.

— Подальше от зеркал! — крикнула она. — Держитесь подальше от зеркал!

По пути она несколько раз задела рулоном за стену, но ничего не случилось. Похоже, прикосновение картины опасно не для всего.

Аратрин-Лан-Таэр, Вассео 3, 15:25

— Все в сборе? — Хорёк оглядел собравшихся. Нет времени спасать все автомобили — дал им приказ, отлететь от замка подальше. Потом разберёмся. Заодно и систему вооружения проверим. В небесах уже горел костёр — службы ПВО отреагировали, обстреливают поток, и неплохо, надо признать.

Землю трясло уже очень сильно, со стен замка сыпалась пыль. Вот-вот начнёт рушиться, осознал Хорёк и вдавил газ. Остальные автомобили уже скрылись из виду.

— Там люди! — Вейс схватила его за рукав. — Смотрите, там люди! Там, у ограды!

— Спускаемся, — приказала Вессен. — Заберём. Всем пристегнуться!

В салоне сидели Вейс, Крайен, Сэнье и оба садовника, брат с сестрой. Осталось одно место, остальным придётся располагаться на полу.

Хорёк резко опустил машину. Открыл дверь салона. Повернул голову и едва не выронил челюсть.

Вессен тоже увидела, кто это, но сохранила самообладание.

— Быстро! — крикнула она, не обращая внимания на то, что девушка, стоявшая ближе к машине, держит её на мушке. — Мира, опусти ствол! Быстро в машину! Сейчас тут всё накроется!

Девушка смотрела ей в лицо, как зачарованная, не шевелилась. От стен замка начали отваливаться куски камня.

— Быстро! — рявкнула Вессен. — Куница, это приказ! Быстро, va faen mi thar!

Ругательство подействовало немедленно. Девушка словно очнулась — оглянулась, схватила за руку стоявшего за ней мужчину лет сорока и затащила за собой в салон.

— Уходим, быстро! — Вессен махнула рукой. — Все вопросы потом!

Тегар-Тан, Вассео 3, 15:27

Они спустились, бегом, в малую гостиную и поняли, что в ловушке.

Призраки. Повсюду. Те, которые с ужасными лицами. Они выходили из стен, один за одним. И зеркало — большое, напротив. И подойти к выходу невозможно — призраки плывут перед ним.

Будь что будет, решила Лас, подбежала к ближайшему, ударила его рулоном.

Призрак исчез. Мгновенно, как и не было.

— Няня! — Лас оглянулась. Призраки шли непрерывным потоком — из стен, из проходов. В одном из проходов Лас заметила двух охранников — мертвы или нет, непонятно, но лежат неподвижно.

— Нужен широкий проход! — крикнула она, отмахиваясь. — Так, чтобы стены были далеко! И разбейте зеркало, немедленно!

Звон и треск — Светлая швырнула в зеркало стоявшую на ближайшем столе вазу. Молодчина.

— Вон там! — махнула рукой Светлая. — Там самый широкий коридор!

Сирены выла, не переставая. Доносились отдельные крики. Пусть никто не попадётся на пути, думала Лас, только бы не мешали!

Призраки выступали из стены. Один только раз Лас не успела вовремя рассеять очередного, и тот дотронулся до Тесан. Та вскрикнула, как от ожога, чуть не упала. Но Светлая поддержала её. Вот выдержка, подумала Лас.

Всё. Ещё один лестничный спуск — и они снаружи. Сирены воют тише — тревога кончилась? Что это было? Впрочем, неважно.

— Туда, — Лас тяжело дышала. Сердце билось, как ненормальное. — Тесан, сможешь идти? Ещё немного! Зараза! — Лас отмахнулась от двух самых резвых призраков. — Быстро!

— Подожди, — услышала она шёпот и кто-то схватил её за руки, сжал их, вывернул так, что дыхание перехватило от боли. — Не так быстро, Лас! Я хочу!

Светлая взвизгнула. Тесан, с кочергой в руке, оглянулась. Она успела увидеть то, во что не сразу смогла поверить. Девушка, которую они недавно видели, вновь целая и невредимая, скрутила няне руки — так, чтобы не коснуться картины. И затащила… куда-то, сквозь зеркало, расступившееся перед её спиной.

Зеркало пропустило обеих, пошло волнами, и почти сразу же стало прежним.

Призраки замерли. И рассеялись — как по команде.

Тесан подбежала к зеркалу. Зеркало как зеркало. Она прикоснулась к нему ладонью.

— Няня?

Светлая подбежала, держа в руке пригоршню золы. Крики из соседних коридоров. Охрана, как всегда — когда уже не нужна.

— Няня! — крикнула Тесан, упала на колени. — Няня, где ты? Няня!!

И расплакалась. В помещение ворвались охранники, позади них бежала, прихрамывая, Ареан. Светлая обняла Тесан за плечи, выразительно посмотрела на остальных — не мешайте! Прикоснулась к зеркалу.

Обычное, холодное стекло.

— Она вернётся, — прошептала Светлая, не отводя взгляда от отражения. — Она вернётся.

Часть 2. Хозяйка морей

12. Беглецы

«Сокол», Вассео 3, 15:35

«Сокол» завис в километре от Аратрин-Таэр-Лан и вскоре гигантское облако пыли немного отнесло в сторону ветром.

Немного осталось от замка. Большей частью он рухнул в открывшуюся под ним трещину. А вот парк уцелел. Только два или три крупных камня долетели до земли, остальные удалось перехватить.

— Хороший был дом, — сочувственно заметила девушка, которую Вессен назвала Мирой. — А какая была выпивка! Весс, мне это снится? Что я тут делаю? — она неприязненно посмотрела на спутника, сидевшего на полу.

— Не снится, — хором ответили Хорёк за рулём и второй спасённый. У Вейс с глаз точно пелена спала — она поняла, что незнакомец выглядит точь-в точь как на том фото. И что Мира тоже была на фото. От них обоих пахло порохом, пылью и… кровью.

— Опять, — Мира закатила глаза. — Хорёк, это ты там, что ли? — она встала, заглянула на водительское сидение. — Ну у тебя и прикид, люблю! Куда это ты так нарядился, на бал, что ли?

— Мира, угомонись, — посоветовала Вессен. — Стайен, посади нас вон в той долине, на какой-нибудь скале.

— Спокойно, капитан, — отозвалась Мира. — Я точно знаю, что мне была крышка, и тут стою перед твоим домом, вместе с этим психом, и нет никакого поезда! Это ты нас вытащила?

— Полковник, — возразила Вессен. — Соблюдайте субординацию, майор. Мира, не мельтеши, я только что стала бездомной. Дай прийти в себя.

Мира широко открыла глаза, но подчинилась. Уселась прямо на пол. Обвела всех взглядом, посмотрела в глаза Вейс и что-то вежливо буркнула. Вейс кивнула, стараясь не улыбаться.

— Вы его брат? — спросила она тихонько у мужчины — копии Стайена в молодости.

Мира захохотала.

— Нет, теаренти, это та же головная боль. Они оба — один человек. Не верите? Я тоже.

— Мира! — Вессен заглянула в салон.

— Всё, молчу, мамочка, — Мира напустила на лицо виноватое выражение. Вейс чуть не расхохоталась сама. Всё, случившееся а последние несколько минут, не укладывалось в голове. Жива, подумала Вейс. И все живы. И это главное.

Беглецы, Долина Туманов, Вассео 3, 15:42

Все вышли из салона. Крайен стоял, поджав губы, обнимая одной рукой Сэнье. Экономка вздрагивала, ей было нехорошо — ещё бы, пережить подобное! Вейс просто уселась с размаху наземь, прикрыла глаза. Лас, где ты? Хочу, чтобы ты была рядом.

Кто-то взял её за плечи. Вейс открыла глаза — это Мира. Уселась перед ней.

— Глотните, — она протягивала фляжку. — Глотайте смело, не повредит. Умничка, — она прижала Вейс к груди. — Всё, сейчас станет лучше. Мы выбрались. Не из такого выбирались.

Вейс кивнула. Великое Море, что же там случилось? Это картина устроила такую катастрофу?

— Уже лучше, — Мира отпустила Вейс, подмигнула. — Хорошо держитесь! Весс! Давай объясняй, что тут творится. Кто по тебе отбомбился?

Вессен молча обняла Миру, сжала так, что та не могла пошевелиться.

— Ладно тебе, — проворчала Мира. — Успеешь ещё, мамочка. Что тут творится?

— Весс только что отказалась от картины, — пояснил Стайен-старший, так Вейс называла его теперь мысленно. — Это откат. Весс, Мира, помогите остальным! Коршун, это Оружейник! Доложите обстановку! — и отошёл в сторону.

Земля вздрогнула под ногами.

Мира ошеломлённо смотрела вслед Хорьку-старшему.

— Так значит… — она почесала затылок, — эта… картина всё ещё здесь? Она снова вернулась? Да? Всё напрасно?

Вейс видела, что Мира не ругается последними словами только потому, что смотрит на Вейс.

— Не сдерживайтесь, — посоветовала Вейс. — Я уже не маленькая.

— Va ross en messen, — Мира обхватила голову и уселась на землю. — Провалиться ей!

— Так, господа, — Хорёк-старший вернулся. — На нас снова наводятся. Метеорный поток, сейсмическая активность и ещё — над нами разрежается озоновый слой. Весс, если тебе хоть немного дороги твои владения, улетаем отсюда.

— Все в машину! — распорядилась Вессен. — Где у нас ближайший стационарный проход?

— Ближайший — в Страну Цветов, — пояснил Хорёк и посмотрел на Вейс. Та кивнула. — Все в машину! Полетим зигзагом. Не хочу пролетать над населёнными пунктами.

Тегар-Тан, Вассео 3, 15:45

— Мы не смогли отыскать вашу няню, — начальник охраны выглядел невозмутимым. — Мы продолжаем поиски, тахе-тари. Как только будут новости, мы дадим вам знать.

— Во дворце её нет, — возразила Светлая. Она стояла позади кресла, в которое усадили Тесан, держала ту за плечи. Тесан так и сжимала в руке кочергу. Не смогли отобрать. — Не тратьте время, таха-тиа, её здесь нет. Я правду говорю!

— Да, тахе-тари, но у меня приказ, — начальник отдал честь и покинул комнату.

— Мне нужна запись, — Ареан посмотрела в глаза одному из оставшихся охранников. — Запись того, что тут происходило. Выпей, милая, — она поднесла стакан к губам Тесан и та послушна отпила. — Брось эту железку, всё уже позади.

Грохот и лязг.

— Ты вся горишь, — Ареан прижала ладонь ко лбу внучки. Встретила взгляд Тесан. — Нет, не в этом смысле, — улыбнулась она. — Идёмте со мной, вам нужно прийти в себя. Врача и горячий чай! — распорядилась она. — Тесан, ты сможешь идти?

Та кивнула. Со второй попытки сумела подняться на ноги. Ареан поддержала её.

— Вот и хорошо, сейчас придём в себя, и спокойно обо всём поговорим. — Ну что ты, милая! — прижала к себе девушку, заметив, как глаза той вновь наполнились слезами. — Идём, идём.

* * *

В комнату Тесан впустили только врача, охрану и Эверана.

— Я не могу дозвониться, — пояснил парень. — Телефоны работают, бабушкин и тот, что в машине, но там не снимают трубку. Несколько раз абонент выходил из зоны связи.

— Ответит позже, — кивнула Ареан. — Эверан, побудьте пока с ними, я сейчас, — бабушка Светлой поднялась, отвела врача в сторонку и принялась говорить с ним вполголоса.

— С бабушкой всё хорошо, — Эверан взял сестру за руку. — Там что-то случилось, я слышал. Землетрясение, или что-то такое. Но телефоны оба на связи, значит, с ними всё в порядке. Они улетели.

— Всё в порядке, — подтвердила Светлая, которую уложили на соседний диван. — Они просто испугались, но все целы и невредимы! Правда!

— Спасибо, Май, Вери, — Тесан сжала ладонь брата, прикрыла глаза. Ей явно становилось лучше.

— Что здесь случилось? — поинтересовался Эверан. Ареан вернулась, положила ладонь на его плечо.

— Не сейчас, — пояснила она. — Дай им отдохнуть. Я сама ещё не пришла в себя.

И Светлая, и Тесан словно ждали этих слов — закрыли глаза и почти моментально уснули.

— Идём, — Ареан указала рукой. — Пусть отдохнут. Здесь всё время кто-нибудь будет. Не знаю, как ты, а мне очень нужно глотнуть чая.

Беглецы, Тессерон, Вассео 3, 16:55

— Так, ждём, — Хорёк-старший отвёл «Сокол» чуть в сторону. — Ждём и молчим. У меня нет здесь группы поддержки, не отвлекайте.

Все ждали и молчали.

Пять минут, десять, пятнадцать…

— Инженер прав, — отметил Хорёк. — То есть, его гипотеза верна. Всё спокойно, Весс, можно выходить.

— Что спокойно? — не выдержала Вейс. — Великое Море! Я до сих пор не могу поверить!

— Я тоже, — заметила Мира. — Где мы, Весс? Что это было?

Вессен прикрыла глаза.

— Вейс, с вами всё в порядке?

Вейс кивнула. Уже почти совсем пришла в себя. Но как держится Вессен, это же надо! Только Сэнье стало дурно, остальные держались хорошо.

— Я сейчас, — Вейс первой вышла из салона. — Крайен, помогите отвести Сэнье. И приготовить что-нибудь!

— Сию минуту! — отозвался толстяк. — А у вас тут красиво! А воздух какой! Сэнье, голубушка, давайте, вставайте. Сейчас всё будет хорошо.

— Я в дом, — Хорёк-старший посмотрел на Хорька-младшего. — Глазам не верю. Это ты? Это ты или не ты?

— Я, — проворчал тот. — Чем заняться, не скажешь? Что тут у вас творится?

— Идём, — Хорёк-старший улыбнулся. — Поможешь.

— Весс, — Мира потрогала Вессен за руку. — Что это за место?

— Страна Цветов, — отозвалась та, вытерла пот со лба, расстегнула «смирительную рубашку», вылезла из неё. Под ней она была в таком же чёрном походном костюме, что и сама Мира.

Мира долго смотрела ей в глаза.

— Какой год на дворе, старушка?

И немедленно получила по шее.

— Ещё раз, — Мира улыбнулась и закрыла глаза. Получила ещё раз.

— Всё, теперь верю, что это ты. Весс, какой год на дворе? И откуда у вас такая шикарная тачка?

— Идём в дом, — Весс взяла её за руку. — У нас полно дел, майор, а ты долго не следила за новостями.

Тегар-Тан, Вассео 3, 16:20

— …Полностью разрушен замок Аратрин-Лан-Таэр, — сообщил диктор. — Пока нет сведений о пострадавших, уже начались спасательные операции. По словам немногих очевидцев, замок ушёл под землю за считанные секунды. Это единственная провинция, пострадавшая от стихии.

Ареан протянула руку и выключила передачу.

— Вот то, что было на камерах наблюдения, — она вставила карточку в гнездо. — Эверан, нам нужна будет ваша помощь. Эта информация является государственной тайной. Надеюсь, вы понимаете, что это означает.

Парень кивнул. Его самого начала бить дрожь — запоздалая реакция, очень уж страшным был тот «фейерверк». Но чашка чая помогла и ему.

Они оба смотрели, как вышедшая из-за угла девушка в белом подкралась к Лас, которая отмахивалась от кого-то невидимого, завернула ей руки за спину и затащила вглубь зеркала. Перед тем, как исчезнуть внутри, девушка взглянула прямо в камеру и усмехнулась.

— Зеркало осмотрели, — пояснила Ареан, — и перенесли в другое помещение. За зеркалом — самая обычная стена. Мы ничего не можем понять. Её Величество прибывает во дворец через два часа и лично будет следить за расследованием. Вашей няни нет нигде, Эверан. Мне очень жаль!

— Майеринн… простите, Светлая сказала, что она вернётся. Что няня вернётся.

— У неё доброе сердце. Она часто оказывается права. Хотя сейчас мы просто не знаем, за что браться.

— Та кровь, в другой комнате?

— Это не их. Специалисты уже занимаются. Эверан, вам лучше отдохнуть. Как только будет связь с вашей бабушкой, я дам вам знать.

— Спасибо, — Эверан поднялся на ноги. — Я не хочу спать. Если могу чем-то помочь, скажите.

— Посидите здесь, или в коридоре — у комнаты Тесан. Смените медсестру, если будет нужно.

Она сжала его ладонь и ушла.

Беглецы, Тессерон, Вассео 3, 18:00

Вейс чувствовала себя неловко — все как-то забыли в суете про садовников — Кареона и Неммер эс Горрен эс Фаэр. Им было всего лишь за пятьдесят, а выглядели моложе Вейс. Ох уж эта картина, подумала Вейс, вспомнив про незаслуженно забытых гостей. Те стояли возле небольшого цветника за домом и восхищённо осматривались.

— Простите! — Вейс коротко поклонилась им. — Прошу в дом! Голова совсем пошла кругом.

— Как у вас красиво! — заметила Неммер — как и брат, светловолосая, круглолицая, рослая. — Это вы ухаживаете за садом?

— Нет, — покачала головой Вейс. — Это Лас, хозяйка. На мне другое хозяйство, — улыбнулась она. — Идёмте, я покажу ваши комнаты.

Вессен, Мира и оба Хорька сидели в гостиной. Вессен встала при появлении Вес и компании, коротко им поклонилась. Остальные последовали их примеру. Сэнье быстро пришла в себя и уже вернулась на кухню, где теперь безраздельно господствовал Крайен. Великан-повар одобрил всё, что увидел на кухне и попросил разрешения заняться обедом — раз уж так получилось. Стихия стихией, а голодать нехорошо.

* * *

Мира взяла со стола фотографию — Лас, Вейс и Тесан с Эвераном.

— Твоя родственница? — поинтересовалась она. — И её друзья?

— Не совсем, — улыбнулась Вессен. — Это — хозяйка поместья. Это — её подруга, в прошлом — служанка. А это — правнуки подруги.

Мира утратила дар речи.

— Сколько…

— Ей — сто один, в Вейс послезавтра исполняется сто три.

— С ума сойти! — Мира была потрясена и не пыталась скрыть этого. — А я с ней, как с девчонкой… Пойду извинюсь.

Она поднялась на ноги.

— Слушай, Весс, а тебе тогда сколько?

— Пятьдесят шесть.

— А мне, значит, пятьдесят пять. А тебе, — Мира посмотрела на Хорька-старшего, тот снял шляпу и улыбался, — тебе уже за семьдесят. Ничего себе! Команда пенсионеров!

— А в лоб? — поинтересовалась Вессен. — Всё, хотела извиниться — иди извиняйся.

* * *

Мира столкнулась с Вейс в коридоре на втором этаже.

— Ваша комната — третья с конца коридора, — улыбнулась Вейс. — Возьмите, — протянула Мире ключ.

Мира смотрела на неё странным взглядом, медленно забрала ключ.

— Вам правда послезавтра исполняется сто три года?

Вейс кивнула, улыбаясь, пригладила непослушную чёлку — растрепалась сегодня, а привести себя в порядок некогда. Где Лас? Быстрее бы приезжала, ведь ей наверняка уже сказали.

— Извините, — Мира поклонилась. — Я говорила с вами без должного почтения.

Вейс погладила её по щеке.

— Не надо, Миранте… вас ведь так зовут?

— Лучше просто Мира, теаренти.

— Не надо, Мира. Мне приятно, когда мне дают ровно столько, на сколько я выгляжу. Вы позволите? Мне нужно приготовить ещё три комнаты.

— Разрешите вам помочь?

— Идёмте, — согласилась Вейс. — Роста у меня не хватает, а в шкафах всё самое нужное всегда на самом верху.

* * *

— Лас исчезла, — сообщил Хоёрк-старший. Разговоры за столом немедленно прекратились. Вессен посмотрела на него, раскрыв глаза.

— Как это — исчезла?!

— Пока не знаю. Мне пересылают запись. Сейчас будет, здешняя линия не слишком быстрая. Весс, там творится не пойми что. Я уже дал приказ действовать по второму уровню тревоги во всех крупных населённых пунктах. «Пси» как взбесились. По всей планете отмечается всплеск тектонической активности, вулканизма, зафиксировано формирование крупных ураганов и так далее. Идут сообщения о призраках, восставших мертвецах и тому подобном. Принимай командование, сестрица.

Весс молча приняла от него гарнитуру, надела на голову.

— Госпожа Теней, — представилась она. — Два-четыре-три-один-пять. Инженера на связь. Инженер, готовьте проходы в реальности один и восемь, если тревога поднимется до пятого уровня, начинаем эвакуацию. Дайте мне канцелярию Её Величества королевы Тегарона.

— Что там с Лас? — она прикоснулась пальцем к сенсору. — Есть запись?

— Смотрите, — Хорёк запустил воспроизведение.

И у неё, и у обоих Хорьков расширились глаза, когда они увидели, как Лас затащили в «зазеркалье».

— Мне нужно вернуться туда, — Хорёк встал. — Снять показания, пока там всё не затоптали.

— Он не справится? — поинтересовалась Вейс, кивнув на Хорька-младшего.

— Справлюсь, поди, — встал тот. — Только дайте мне человеческий позывной!

Хорёк-старший молча вручил ему гарнитуру, показал, что и как включать.

— Внимание всем, мы отправляем нового сотрудника, под командованием Оружейника, позывной — Студент, — сообщила Весс. — Связь с канцелярией есть? Добрый день, говорит Вессен Аратрин ан Метуар, я хочу сделать официальное заявление. Да, примите личный код.

— Возьми, — Хорёк-старший вручил младшему «указку» — копию своей. — Если непонятно, вызовешь меня, поясню.

— Так у тебя получилось! — восхитился Хорёк-младший. — Супер! Что я не успел понять?

— Спираль вот здесь, — указал Хорёк-старший. — Не три оборота, а…

— Студент, — Весс посмотрела ему в глаза. — Успеете поговорить. На планете чрезвычайная ситуация, Стайен. Отправляй его!

— Слушаюсь, теаренти, — хором ответили Хорьки.

— Удачи! Мира, как освободишься, спустись сюда. Нужна твоя помощь.

* * *

Вессен кратко обрисовала Мире картину и отдала распоряжения.

— Есть! — Мира встала по стойке «смирно», в глазах её появился прежний огонь. — Разрешите исполнять?

— Отставить, — Вессен сняла гарнитуру. — Мира, нужно сказать ей. Лучше всего, если это сделаем мы втроём — ты, я и Стайен.

* * *

Вейс выслушала всё, посмотрела на запись (Вессен отметила, как Вейс сжала кулаки и приподняла верхнюю губу), прикрыла глаза. Мира сделала шаг к ней, но Весс жестом остановила её. Она уже видела такое выражение лица у Вейс. Что угодно, только не слабость и не отчаяние.

— Я ей это так не оставлю, — Вейс открыла глаза. — Что с моими внуками? Что там вообще случилось?

— Моего замка больше нет, — Вессен пресекла возражения Хорька — тот явно хотел что-то сказать. — Есть потери среди охраны. Там не могут понять, отчего умерли некоторые охранники, Тесан утверждает, что на них напали призраки. На планете неспокойно, Вейс. Стихийные бедствия, всё в таком духе. Орден действует, наши люди сейчас во всех спасательных отрядах.

Вейс кивнула, губы её задрожали.

— Мира, воды, — спокойно приказала Вессен. Мира убежала на кухню и через несколько секунд вернулась со стаканом. Вейс кивнула, отпила.

— Вейс, мы делаем всё, что можем, — Вессен взяла её за руку. — Простите. Никто не знал в точности, чем это кончится.

— Вы правильно сделали, — Вейс посмотрела в её глаза. — Вы можете найти ту, в белом?

— Ведьму? Не могу ответить, Вейс. Стайен отправился на место.

— Не зовите её Ведьмой! — Вейс повысила голос. — Я начала понимать. Теперь я понимаю! Она в самом деле не знала, кто она и что могла когда-то! Лас про неё помнила только плохое, и она начала становиться такой же плохой!

— Вейс, — Вессен взяла её за руку.

— Я закончу! Я говорила с ней. Это был больше чем сон, это было примерно то, что умеет делать Лас. Если бы она хотела, то заставила бы меня говорить. Как тогда, в библиотеке. Но она не сделала этого! Хотя знала, что сможет! Понимаете?

— Понимаю, — на лице Вессен отразилось удивление и озарение. — Кажется, понимаю.

— Я знаю, как найти её. Мне кажется, я знаю. Только вы мне там ничем не поможете, — Вейс уткнулась лицом в ладони и расплакалась. Мира снова шагнула к ней, и снова Весс остановила её. Минуты через две Вейс отняла ладони и вытерла слёзы. — Простите, я вас отвлекаю. Мне нужно подумать. Если будут новости от…

— Мы вам сразу же сообщим, — заверила Вессен. — Вейс, мы вас доставим в Тегар-Тан, если хотите.

— Нет, — Вес покачала головой. — Мой дом здесь, у меня гости и хозяйство. Тесан большая девочка, она справится. Раз она спит, пусть отдыхает. Позже. Сейчас у меня есть заботы, да и у вас тоже, не буду мешать.

И ушла на кухню. Мира подняла большой палец, вид у неё был восхищённый. Вессен кивнула.

— Отправляйся, Мира. Стайен будет на связи. И знаешь, что?

Мира вопросительно посмотрела в её глаза.

— Береги себя, — Вессен подмигнула. — Не хочу тебя снова потерять, дочка.

— Размечталась, мамочка! — Мира шагнула к ней, крепко обняла. — Не дрейфь, всё обойдётся. Хорёк! Давай, руководи.

— Оружейник, — поправил её Хорёк. — Соблюдайте субординацию, майор.

Мира улыбнулась до ушей, изобразила правой рукой непристойный жест и выбежала вон из дома.

Лас

Лас отпустили, и она первым делом отмахнулась картиной. От рулона исходило слабое, призрачное свечение — как от гнилушек.

Смех неподалёку. Приятный, серебристый смех.

Прохладно и немного сыро. Воздух неподвижный, но не затхлый. Где я?

— Лас, тебе нужно сказать только два слова. Вот так: «Я хочу!» Свет!

Картина засветилась ярче. И стал свет.

Просторный, нет — огромный, круглый зал. Каменный пол, сводчатый потолок. И зеркала — огромные, до потолка, десятки, сотни зеркал.

Незнакомка стояла шагах в десяти от неё.

— Видишь, Лас? Картина слушается меня, даже сейчас. Скажи и ты! Скажи, и покончим со всем этим!

— Размечталась, — Лас шагнула к ней, взмахнула рулоном. — Ты не знаешь, что будет, если так сказать.

— И ты не знаешь, — Незнакомка отступала. — Хочешь убить меня? Там, снаружи, ты хотела.

Лас кивнула.

— Хорошо, — девушка улыбнулась. — Мы не лжём друг другу, это замечательно. Да, ты убила бы, если бы смогла. И я бы убила тебя, если бы смогла. Но я — это ты. Пока я — это ты, мне придётся оберегать тебя.

— Проверим? — Лас шагнула к ней. Девушка протянула ей руку.

— Давай. Но помни, я — это ты. Это было больно, Лас. Очень больно.

Лас замерла. Девушка шагнула к Лас, коснулась рулона кончиком левого указательного пальца.

Лас вскрикнула, её левый указательный палец словно окунули в жидкий свинец. Девушка отдёрнула руку, засунула пострадавший палец в рот.

— Больно, да? — поинтересовалась она. — Хочешь повторить?

Лас смотрела в её глаза.

— Ты так этого хотела, — пожала плечами девушка. — А я устала быть только твоим сном. Жалкой служанкой, голосом в твоей голове. Давай, бей.

Лас замахнулась, но руку свело судорогой, острая боль пронзила всё тело. Лас упала на колени, хватая ртом воздух. Девушка протянула руку.

— Я так и думала. Вставай, Лас. Тебе нужно сказать, вот и всё. Моё имя, и два волшебных слова. И я уйду. Хочешь, я тебя удивлю? Я обещаю, не стану убивать ни тебя, ни твоих друзей. У вас ведь есть много реальностей, я просто займу одну из них. Закончу кое-какие дела, и уйду.

— Отойди! — Лас махнула рулоном, девушка отпрыгнула в сторону. — Ты не врёшь. Но ты исполняешь все обещания так, что всем становится плохо.

— Можешь не рассказывать, — девушка пригладила волосы. — Я уже знаю всё, что знаешь ты. Мне достаточно было прикоснуться к тебе. Я знаю моё настоящее имя, — она улыбнулась, — но ты должна произнести его.

— Нет!

— Лас, ты уверена? Я ведь приду во сне — к Вейс, ко всем, кого она позовёт. А она позовёт. Ох, я повеселюсь!

Лас отвернулась, подошла к одному из зеркал. Прикоснулась ладонью — холодное стекло.

— Два слова, Лас. Скажи два слова, и научишься всему. Сможешь пройти сквозь зеркало, куда захочешь. Но я всегда буду рядом.

— Замолчи! — Лас коснулась зеркала рулоном. По зеркалу пошли волны, оно слабо засветилось. Дас прикоснулась пальцем — он прошёл насквозь. Лас вздрогнула и отдёрнула палец.

— Ты не знаешь, куда оно ведёт, — заметила Незнакомка. — И от меня уже не убежать. Время, Лас! Твоё время кончилось.

Лас молча махнула рукой, глубоко вдохнула и шагнула сквозь зыбкую, волнующуюся поверхность.

Вейс, Тессерон, Вассео 3, 19:20

Сэнье быстро освоилась на новом месте. Уже через час она прекрасно ориентировалась во всём. Её южный выговор был очень забавным, когда она говорила по-тегарски. А северный акцент Вейс был, наверное, столь же забавен для них с Крайеном.

Крайен отметил, что Вейс иногда стискивает зубы, поджимает губы, вытирает слёзы — если думает, что никто не замечает. Но держит себя в руках.

— Вейс, — он отвёл её в сторонку, когда всё уже было готово к ужину — снять с плиты, сервировать и подать. — Может, вам лучше отдохнуть?

— Не сейчас, — помотала она головой. — Я тогда расклеюсь. Мне наоборот, лучше чем-нибудь заняться. А дома всегда есть, что делать.

Крейон осторожно обнял её.

— Всё обойдётся, — пробасил он. — А если нет, то всё равно есть, для чего жить дальше, теаренти.

Он отпустил Вейс и та кивнула, вытерев слёзы, улыбнулась.

— Вы что-то не можете найти? — поинтересовалась она.

— Мне нужен свежий шпинат, — пояснил повар, — и красный лук — знаете, мелкие такие луковицы, с ноготь пальца. Соус без них не сделать. Я уже думаю над заменой, но замена — это уже не то.

— Думаете, они заметят? — Вейс снова улыбнулась.

— Они — не уверен. Но я-то замечу!

— Что вам нужно? — Вейс сняла фартук, бережно повесила его на вешалку. Сняла с неё плащ. — Что вам нужно из овощей?

— Мы все уже посмотрели в огороде, — махнул рукой толстяк, — и не нашли. Или не везде искали?

— Что вам нужно? — Вейс посмотрела ему в глаза. — Просто перечислите.

Повар покачал головой, но перечислил.

— Сэнье, если вам не трудно — полейте пока цветы в гостиной, — попросила Вейс, иушла.

Она вернулась через пятнадцать минут — несла в корзине свежие, умытые дождём овощи. Глаза Крайена стали совершенно круглыми.

— Откуда?! Великое Море, именно то, что нужно. Но мы уже всё у вас обошли, вчетвером!

— Секрет, — Вейс подмигнула и рассмеялась. — Я потом расскажу. Если вам будут нужны свежие овощи, и их не будет на грядках, просто говорите мне.

— Если я попрошу у вас трёхнедельные орехи Meassan, вы их тоже найдёте?

— Постараюсь, — пожала плечами Вейс.

— И груши «Пламя заката»? Нужного размера и сочности?

— Конечно, — Вейс улыбалась до ушей. — Просто скажите, и всё.

— Вы волшебница? — поинтересовался Крайен. — Что за глупый вопрос! Конечно, волшебница. Простите! — он взял Вейс за руку, склонился в поклоне и коснулся губами её запястья. — Я польщён, что познакомился с вами, Вейс!

— Ой, ну что вы, — смутилась та. Краем глаза она заметила, что в дом вошла Мира. И смотрит на них. — Что люди подумают? — шепнула она, глядя в глаза Крайену.

— Хорошие люди подумают хорошо, — подмигнул он. — Раз всё теперь есть, приступим к соусу? Поможете?

— С удовольствием! — Вейс торопливо повесила плащ и сняла фартук. — Вы разрешаете остальным смотреть? — поинтересовалась она, заметив, с каким любопытством смотрит Мира.

— Здесь все друзья, — Крайен поправил колпак и подошёл к раковине. — Пока они не дают советов и не путаются под ногами — пусть смотрят.

— Заходите, Мира! — Вейс помахала рукой. — Если вы…

— Я слышала. Простите, Aenarin, у меня очень чуткий слух.

Крайен улыбнулся до ушей, махнул рукой — всё, не мешайте.

— Приступим? — и Вейс встала рядом с ним.

Лас

Сухой, спёртый воздух. Пыль повсюду — под ногами, на полу, на мебели. Заколоченные или закрытые ставнями окна — свет едва сочится. Лас оглянулась — зеркало за спиной.

Комната похож на кабинет — письменный стол, шкафы, стулья — дубовые, красивые, хозяева знают толк в мебели. И никого, и давно уже никого не было. Очень давно. Лас на цыпочках подошла к единственной двери, прислушалась. Только сквозняк. Запах неприятный — старый хлам, и похоже, в доме, пусть и давно, кто-то умер. Или околело животное. Лас прикоснулась к ручке двери.

— Я бы этого не делала, — услышала Лас голос из-за спины. Молча отмахнулась и повернула ручку. Мерзкий, резкий скрежет давно не смазанных петель.

Она не сразу поверила в то, что видит. А когда поверила, её скрутила тошнота, голова закружилась, ноги сами собой понесли в угол, подальше от двери.

Лас пришла в себя через минуту. Отвратительный жгучий привкус во рту, головокружение. Лица! Их лица! Они умерли давно, но Великое Море, почему они выглядят, как будто умерли только что?! Почему вид такой, словно их живыми резали на куски?

— Я предупреждала, — Незнакомка встала у открытой двери. — Знаешь, что я сейчас чувствую? Удовлетворение. — Она смотрела в соседнюю комнату, улыбалась.

— Закрой, — прохрипела Лас. — Ты… ты…

— Чудовище, я знаю. Знаешь, кто это, Лас? Это мой первый хозяин и его гости. Он купил меня первым. Ему очень понравился мой голос. А чтобы он всегда был прекрасным, он заставлял меня намазываться мазью. Знаешь, из медуз. Чтобы Луна меня не отпускала. Правда, хорошая идея?

— Закрой, — Лас вытерла губы платком, выбросила его подальше. — Пожалуйста, закрой.

— Конечно, — Незнакомка прикрыла дверь. — Когда ты такая вежливая, я просто таю. Кстати, это Шамтеран. И картина снова здесь. Что будем делать?

Лас поднялась на ноги. Картина лежала в противоположном углу.

— Позови её, — предложила Незнакомка. — Просто позови. Слова говорить не нужно.

Лас стиснула зубы, протянула руку в сторону картины и та возникла у неё в руке.

— Здорово, правда? — Незнакомка улыбнулась, хлопнула в ладоши. — Лас, у меня за спиной единственное в доме зеркало. В него я когда-то и пришла, когда они тут пировали. Если скажешь два слова, ты можешь успеть к нему первой. Иначе я успею его разбить. И тебе придётся сказать два слова — или умереть здесь от жажды. Из дома без помощи картины не выйти, ставни крепкие. Ты не сможешь пройти даже через соседнюю комнату. Они схватят тебя, разрежут на части и сожрут.

— Пытаешься меня испугать?

— Нет, стараюсь быть откровенной. Я могу запереть тебя здесь навсегда. Ты можешь убить меня, здесь я — это я, не твоё отражение, но потом ты умрёшь сама. И картина достанется кому-то ещё.

«Она умела вызвать отчаяние в ком угодно», вспомнила Лас. «Ей было достаточно пяти минут, чтобы человек потерял желание жить и наложил на себя руки».

— Ты же не хочешь, чтобы картина осталась здесь? Я помогу тебе, — Незнакомка подошла к зеркалу. — Ты не сможешь сама пройти сквозь зеркало. А я — смогу.

— Ты можешь их отпустить? — Лас смотрела ей в глаза. — Отпусти их. Что бы они ни сделали, они уже умерли! Давно умерли!

— Могу, — кивнула Незнакомка. — Но это будет очень плохо пахнуть.

— Пусть! Пожалуйста!

— Подойди к зеркалу, — приказала Незнакомка. Лас не сдвинулась с места. — Пожалуйста, подойди, — попросила девушка, коснулась зеркала рукой. — Тебе захочется быстрее уйти отсюда, поверь.

Лас подошла к зеркалу, каждый миг ощущая острое, почти непреодолимое желание ударить девушку рулоном — и будь потом что будет, пусть даже те мертвецы съедят её заживо или сделают одной их самих себя.

Девушка стояла, улыбалась ей.

— Да, — кивнула она. — Ты очень хочешь, я чувствую. Но ты научилась управлять чувствами. Коснись зеркала рукой и не отпускай, что бы ни случилось.

Она повернулась к Лас спиной (желание взмахнуть рулоном стало почти неодолимым, оно сводило с ума) и подошла к двери. Подняла руки над головой и резко, гортанно, выкрикнула несколько странно звучащих слов.

Из-за двери послышался шум и плеск. Лас ощутила, как тошнота вновь скручивает её.

— Всё, — услышала она сквозь туман. — Возьми меня за руку и сделай шаг. Сейчас станет легче.

И стало легче.

Вессен, Тессерон, Вассео 3, 19:25

— Весс, что с тобой? — Хорёк взял её за руку. Вессен, только что отдававшая приказы и слушавшая сводки, замерла, глядя в точку перед собой.

Вессен очнулась.

— Терана, Фаэр, долина Фаранао, — произнесла она в микрофон, вызвала на экране перед собой карту. — Мне нужна группа захвата в том районе. И чистильщики. Жду.

— Что случилось? — оба Хорька и Мира встали из-за стола.

— Картина только что была здесь, — пояснила Вессен. — Была и пропала. Не мешайте, очень смутные образы. Да, готовы записывать? Дом, двухэтажный — особняк, скорее всего из камня. Все окна закрыты ставнями, двери снаружи забиты и завалены камнями. Второй этаж. Возможна некробиотика, местные силы пока не привлекайте. Да, держите меня на связи. Там может быть очень мощное «пси», порядок оценить не могу. При возможности, брать всех живыми.

— Лас? — предположил Хорёк. Вессен сняла гарнитуру, кивнула.

— Она жива. Это всё, что я успела запомнить. И она не одна там.

— Вторая — та, чью кровь мы собрали во дворце? — поинтересовалась Мира.

— Вероятно, да. Главное, что Лас жива. И раз я всё ещё ощущаю картину — Лас не сказала ключевой фразы.

— «Я хочу», — произнесла Мира. — Мы можем как-то добраться до неё?

Вессен посмотрела в её глаза.

— Пока нет. Но Инженер говорит, это возможно, он вылетает в Фаранао.

— Некробиотика, — покачала головой Мира. — Нежить по-простому, да? Слушай, может, я туда съезжу? У тебя много ли народу знает, как с ней обращаться?

— Много, Мира, — Вессен слабо улыбнулась. — Без дела не останешься, не беспокойся.

Вейс появилась на пороге гостиной.

— Лас жива, — сообщила ей Вессен. — Пока что это всё, что мы знаем наверняка. Лас вернулась несколько минут назад. Туда уже летят наши люди.

Вейс кивнула, закрыла глаза, вздохнула.

— У вас найдётся время для ужина? — поинтересовалась она. — У нас с Крайеном всё готово.

Лас

— Хочешь, я покажу тебе их? — поинтересовалась Незнакомка, подходя к одному из зеркал. — У кого-то из них есть стеклянное зеркало. Показать?

— Ты подглядывала за нами? Всё это время подглядывала?

— Иногда. Когда мне надоедали розы и вся эта твоя страна чудес. Лас, у тебя дурная привычка уходить от ответа.

— Нет, не нужно показывать.

— Всё думаешь, как бы уничтожить меня, верно? — девушка подошла поближе. — А я хочу убраться отсюда. Стоять не устала? — Незнакомка хлопнула в ладоши и возникли два кресла. Сама она уселась в одно из них, потянулась.

Лас уселась прямо на пол.

— Не доверяешь, — кивнула девушка. — Ничего от меня не хочешь. Лас, тебе не удастся отмолчаться. Я буду с тобой в каждом сне, я приду из каждого зеркала. Теперь я знаю, что могу быть настоящей. Я помогала тебе, скажешь, нет? Думаешь, все эти твои розы только ты вырастила?

Лас подняла взгляд.

— Да, ты помогала. Но это ничего не меняет.

— Разве я не заслужила свободы?

— Что ты сделаешь, когда получишь свободу?

— Закончу, что не успела. Уеду подальше от вас и буду делать, что хочу. Сама пока не знаю.

— И вернёшься в любой момент.

Незнакомка пожала плечами.

— А что, нельзя? Что вы все так пугаетесь? Что я сделала плохого?

— Не сделала, — Лас смотрела в её глаза. — Сделаешь.

Девушка встала, подошла к Лас и уселась перед ней — так же, на пол.

— Ты постоянно твердишь, что всех за всё простила, — сообщила она, понизив голос. — Но ты лжёшь. Ты не простила двух людей.

— Серьёзно?

— Лас, не паясничай. Я — это ты. Ты не можешь солгать мне. Я знаю всё, что с тобой случилось. Все твои желания и надежды. Всё, чего ты стыдишься и всё, что ненавидишь.

Лас ощущала, как трудно выдерживать взгляд Незнакомки.

— Ты не простила её, — девушка прикоснулась ладонью к своему лбу, — и ты не простила себя. Сказать, за что?

— Молчи!

— Не буду! Ты затыкала мне рот всё это время. Ты сделала меня такой, Лас. Ты вспоминала только плохое о ней. За это ты себя сейчас ненавидишь! А то, что она занималась благотворительностью? Скажи, что этого не было! Попробуй сказать! А то, что она боролась с эпидемиями? Сколько людей она вернула к жизни?

— Скольких она убила, свела с ума, сделала марионетками?

— Она — это она, — Незнакомка не отводила взгляда. — И плохое было, и хорошее. А я? Для меня ты вспоминала только плохое. Так кто в этом виноват?

Лас закрыла глаза. И перед глазами потекли картины — пожары, наводнения, рушащиеся города, бесплодные земли…

— Перестань! — Лас вскочила на ноги, замахнулась картиной. — Прекрати!

— Я ничего не делаю. Это ты, Лас. Твоя совесть. Ты не можешь подумать обо мне ничего хорошего, да? Значит, будем сидеть здесь. Но знаешь, — Незнакомка поднялась, — если картине наскучит ждать твоих действий, она может найти другого хозяина. А ты останешься здесь, со мной. Или без меня, что ещё хуже. Даже если сумеешь вырастить здесь свои ягодки, долго ли протянешь на них?

— Перестань, — Лас чувствовала, что вот-вот потеряет самообладание. — Пожалуйста, помолчи.

Незнакомка пожала плечами и умолкла.

Зеркала мерцали вокруг, и сотни Лас отражались в них. Незнакомка — не отражалась.

13. На запах

Тессерон, Вассео 3, 21:20

— Ситуация стабилизировалась, — отметила Вессен. — Четвёртый уровень тревоги, выше пока не поднимаемся. С нашей стороны без потерь.

— Весс, ты устала, — Хорёк-старший похлопал её по плечу. — Отдохни. Они справляются без тебя, ты же сама этого хотела. Да и без нас они бы справились. Пусть не так хорошо. Отдохни.

— Что-нибудь слышно о Лас?

— Пока ничего, — Мира сняла свою гарнитуру. — Осматривают здания, их там много. Я на связи, Весс. Стайен прав, отдохни.

Вессен кивнула, поднялась из-за стола. Сэнье, оставшаяся в столовой, вместе с Вейс, тут же взяла хозяйку за руку, указала куда идти.

— Четвёртый уровень тревоги — это что? — поинтересовалась Вейс, присев на ближайший стул.

— Локальные стихийные бедствия, вооружённые конфликты без использования оружия массового поражения, — пояснила Мира.

— Сколько всего этих уровней?

— Девять. На моей памяти выше шестого не было. Вейс, может, вам тоже отдохнуть?

— Я не засну. Мне страшно, — призналась Вейс.

— Хотите, я снова вызову Тесан?

— Нет, пусть уж отдыхают. Им там тоже досталось.

— Пойду-ка подышу свежим воздухом, — решил Хорёк-старший. Хорёк-младший последовал за ним. Мира оглянулась — Крайен на кухне, что-то делает, громко и мелодично напевая. Вот выдержка! В столовой — никого.

— Посидеть с вами? — вполголоса предложила Мира.

— У вас же дела!

— Будет что-то важное, вызовут. Посидеть?

Вейс долго смотрела ей в глаза.

— Посидеть, — произнесла она одними губами. Мира молча встала и протянула ей руку.

Лас

— Это непереносимо, — Незнакомка поднялась с пола. — Нет, я не читаю мысли. Пока ещё не умею. Но у тебя такое лицо, хоть вешайся!

— Сделай одолжение, — Лас не подняла головы. Незнакомка рассмеялась.

— Вот ещё. Идём, сменим обстановку.

— Никуда я не пойду.

— Лас, не вредничай. Ты хочешь что-то придумать? Я тоже. Но зачем сидеть в этой пещере? Хрустальный дворец подойдёт?

— Лучше Долину роз, — предложила Лас.

— Как скажешь, — Незнакомка подошла к ближайшему зеркалу. — Возьми меня за руку.

— Не прикасайся!

— Я узнаю что-то новое? Ах да, ты же могла что-то придумать… — девушка улыбнулась. — Хорошо, я не притронусь. Видишь, какая я хорошая! Идём?

— Идём, — решила Лас и шагнула в зеркало первой.

Вейс

— Вы так быстро здесь освоились, — заметила Вейс. Мира, старавшаяся весь вечер выглядеть грубой и циничной, оказалась совсем другой — очень тактичной. Помогла Вейс привести себя в порядок, подождала за дверью, пока хозяйка дома переоденется ко сну, только потом вошла и присела — на стул, хотя хотела прямо на пол. Что за привычка садиться на пол!

Мира пожала плечами.

— Для меня вчера ещё была одна война, а сегодня уже другая. Я привыкла, теаренти.

— Вейс!

— Виновата, Вейс. Я с манерами плохо знакома, простите, — Мира зубасто улыбнулась.

Вейс прыснула, не выдержала.

— Знакомы, знакомы, я же вижу. Я видела фото у Вессен на столе — там Хорёк с братом, и вы с ней.

— Это как раз перед тем заданием, — Мира отчего-то помрачнела. — Это не брат, Вейс. Это сам Хорёк в двух экземплярах. Будто мне его одного было мало!

— Вы к нему неравнодушны, — заметила Вейс. Мира чуть не подавилась травинкой, которую держала в зубах.

— Что, заметно? — она посмотрела Вейс в глаза.

— Вы постоянно грозитесь ему оторвать голову, руки и ноги, вышибить дух, называете чем попало, но ни разу даже пальцем не тронули.

Мира вздохнула, отвела взгляд.

— Ну не могу я так, — она посмотрела себе под ноги. Вейс взяла её за руку. — Этот его двойник… у нас у всех были двойники. Они убивали таких, как мы с Весс, а этот оказался просто копией. Я не смогла их отличить! Понимаете? Проклятье, я лучше бы с дюжиной тех двойников воевала!

— Понимаю, — Вейс погладила её по руке. — Теперь понимаю, почему наш Стайен так смотрел на вас. Он вас всё это время не забывал.

— Мне нужно поговорить с ним, — Мира прикрыла глаза.

— Простите, что разбередила всё это!

— Нет, всё хорошо. Вам спасибо, я бы и не решилась, наверное. Нас с ним прихлопнуло в том поезде. Мы пытались вывезти ту проклятую картину в безопасное место.

Мира и Стайен, тридцать три года назад

Мира нервничала. Это было видно — не отходила от чемодана, в котором везли груз. Постоянно проверяла, что оружие на месте, что защитный костюм заряжен.

— Не мельтеши, — посоветовал Стайен, который, наоборот, был совершенно спокоен. Картина, или что это на самом деле, странным образом влияла на вероятность событий. Выражаясь по-простому, мелкие неприятности им не грозили вовсе. А крупные или случатся, или не случатся — в общем, нет смысла нервничать. — Успокойся, Мира. Я уже всё проверил.

— Пошёл ты!

Выдворить всех людей из поезда оказалось простым делом. Мира справилась одна, хотя её это несколько утомляло — морочить голову стольким людям. Но дело своё она знала, Теней не зря обучали на диверсантов. В поезде только машинист и они с Мирой, через час с небольшим они спрыгнут, и дойдут до неприметной базы, которая выдержит осаду чего угодно, если только её не бить со спутника или термической бомбой…

— Мира, я хотел бы повторить… — Хорёк поправил костюм и повторил то, что говорил Мире сутки раньше.

У Миры едва не выпала челюсть.

— Ты другого времени не нашёл?

— Другого может не быть, Мира.

— Стайен, ты псих! Нашёл когда предлагать руку и сердце!

— Мы все здесь психи, Мира. Но ты ведь сама об этом думала.

— С чего ты взял?

— С того, что назвала меня по имени. Если бы не принимала всерьёз, дала бы в челюсть, как раньше.

Мира вскочила (ударившись головой о верхнюю полку — но даже не поморщилась). Долго смотрела в глаза напарнику.

— Я же никто, Стайен. Меня хорошие люди взяли с помойки. Ни прошлого, ни будущего.

— Меня тоже, — пожал тот плечами. — Я остался без семьи и меня тоже взяли хорошие люди.

— Меня обучали убивать, ты же знаешь. Я ни на что больше не пригодна!

— Я так не думаю. Я думаю совсем иначе!

— Ты же от меня слова доброго не слышал!

— Мне достаточно твоего взгляда, Мира. Я люблю тебя.

Он сказал это просто — без улыбки, серьёзно, глядя ей в глаза. Мира почувствовала, что её не держат ноги. Она уселась рядом с Хорьком и положила голову ему на плечо.

— Если выберемся из этого живыми, — она прикрыла глаза, — спроси ещё раз. И я тогда отвечу.

— Спрошу, — Хорёк взял её за руку. — Не сомневайся.

И пронзительно взвыла сирена, все сигнальные датчики замигали красным. Мира преобразилась во мгновение ока.

— Всё, работаем, — она уселась, надела гарнитуру. — Куница на связи, приём.

Хорёк достал свою указку-индикатор, изменился в лице. Хотел что-то сказать, Мира жестом указала — потом.

Слабый голос Вессен.

— Куница, Хорёк, покинуть поезд! Воздушная тревога! У вас три минуты!

— Меньше, — указал Хорёк. Мира уже рассовала всё по карманам, указала Хорьку взглядом на чемодан и выглянула в коридор. Чисто.

Падать с поезда, даже и в защитном костюме, даже и после многих тренировок, неприятно. Правда, Хорёк спрыгнул хорошо, даром, что у него-то почти не было тренировок.

— Туда! — указал он в сторону леса. — Там поймаем машину.

На траву под ногами, на землю упал красноватый отблеск. Мира глянула в небо и чуть не споткнулась. Небо светилось красным — в зените — и оттуда что-то двигалось. Падало, неслось. Ракету запустили, сволочи, подумала она. Плевать им на людей.

— Куница, Хорёк, вход в километре и двухстах метрах.

Пусто. Одинокие здания рядом с железной дорогой — как вымершие. Ни людей, ни животных или птиц — темнота, звёздное небо и красный огонь над головой.

— Мира, включай костюм, — выдохнул Хорёк. — Не уйдём. Включай быстро!

Мира послушно нажала, где требовалось. По обшлагам и воротнику пробежал малиновый огонёк, и… ничего больше. У Хорька, похоже, та же беда.

— Всё, приехали, — Мира остановилась. — Опять немножко не работает, да? — Хорёк ожидал, что она выругается, но Мира даже не скривилась.

— Всё работает, — возразил Хорёк. — Индикация в порядке! Это что-то…

— Куница! — и рация умолкла. Мигала огоньком — идёт сигнал — но молчала.

Указка Хорька потухла, выключилось всё остальное оборудование.

— Это она, — Мира со злостью пнула чемодан. Он тоже перестал мигать огоньками, хотя многослойную капсулу и без фантомной защиты трудно взломать. — Будь ты проклята!

Сияние в небе становилось непереносимым. Мира схватила Хорька за руку.

— Стайен, мне жаль, что так получилось. Мне правда жаль.

Он кивнул, улыбнулся и взял Миру за другую руку.

Я не испугаюсь, подумала Мира. Вот он же не пугается, а я считала его слабаком.

Очень хотелось закрыть глаза. Но она не закрыла.

Вейс

— А потом я увидела, что стою у дома Весс, — Мира посмотрела на Вейс. — С ним вместе, только без чемодана. Как будто никуда и не уезжали. Потом меня снова ударило, как тогда у поезда — я ещё успела подумать, что уже умерла, и так это всё выглядит. И тут снова дом, всё рушится, и вы слетаете с небес в роскошной тачке…

Вейс крепче сжала её руку.

— Досталось вам. Сначала вам, теперь Лас. Скажите, картину правда можно уничтожить?

Мира покачала головой.

— Весс говорила что-то, что картина — это вроде как машина, у неё есть программа. Пока программа не выполнена, машина будет работать. А всё, что она творит, это побочные эффекты. Вейс, я видела, что творилось рядом с картиной. Это в голове не укладывается. Но пока Лас не сказала два слова, картина вроде как ей не опасна.

— «Я хочу»?

— Да. Так говорили все, кому картина попадалась в руки. Она… только не смейтесь… исполняет желания. Ну, простенькие, много ли человеку нужно! И чего-то ждёт в ответ, я так поняла. Если в ответ ничего не делаешь, картина со временем находит нового хозяина и отменяет всё, что сделала для старого.

Вейс содрогнулась.

— А если выполнить программу?

Мира пожала плечами.

— Картина станет просто картиной. Или исчезнет, не знаю. Никто не смог понять, что ей нужно. Простите! Я не хотела вас пугать! Вам нужно отдохнуть, Вейс.

— Нет, всё в порядке, — Вейс прикрыла глаза. — У меня появились идеи. Нужно подумать. Хорошенько подумать…

И уснула. Мира даже не поверила своим глазам. Не сразу отпустила её руку. Смотрела на улыбающуюся Вейс и улыбалась сама. Сто лет, это же надо! А как выглядит!

Уже машинально — привычка — Мира оставила на столе у кровати «камушек», датчик движения, и на цыпочках подошла к двери. Хороший пол, не скрипит.

Мира и Стайен, Тессерон, Вассео 4, 0:20

— Где он? — поинтересовалась Мира. Хорёк-старший обходил периметр — проверял своей указкой оборудование.

Хорёк понял, о ком речь.

— Он там, — махнул рукой в сторону прохода. — В Тегар-Тан, там много дел. Не спится?

— Не спится. Скажи, так кто из вас настоящий?

Стайен выпрямился. Поправил шляпу, улыбнулся. Ну и одет! Одно слово — пижон!

— Оба, Мира. Мы с какого-то момента перестали различать. Сами не могли, хоть бирочку наклеивай.

— Ну так и наклеивали бы!

— Однажды по пьяни потеряли, — вздохнул Стайен. — Ну, не сердись!

— Ты помнишь? — Мира взяла его за руку. — Что я сказала там, в поезде?

— Конечно.

— Даже то, что я согласна?

— Ты не сказала, что согласна, — возразил Хорёк. — Ты хорошо держалась там, в поле.

— Ты тоже. Скажи, что мне делать? Ты тридцать с чем-то лет тут, а для меня всё было несколько часов назад. И для него тоже. Ты меня правда помнил всё это время?

— Каждый день, Мира, — Стайен взял её за руку, указал рукой — идём. И они пошли — к фонтану, в центре сада.

— У тебя был кто-нибудь потом?

Хорёк покачал головой, улыбнулся. Мира схватила его за обе руки, всмотрелась в глаза.

— Не врёшь, — поразилась она. — А ведь клеился ко всем подряд, паразит! — обняла его, уткнулась лицом в грудь. — Скажи, почему так, а? Я вот больше всего хотела выжить. Вот выжила, и что мне теперь делать?

— Скажи ему, — предложил Хорёк. — Просто скажи, что хотела. И всё.

— А ты?

— А я буду приезжать к вам в гости. Надеюсь, ты найдёшь для старичка пару часов, изредка, ну хотя бы раз в месяц?

— Убью! — оскалилась Мира. Тут же расплакалась и обхватила Стайена. — Я люблю тебя! Всё не могла сказать, чтоб тебе провалиться! — Хорёк прижимал её к себе и был счастлив. Впервые за много лет был по-настоящему счастлив. Беспричинно и беспредельно.

* * *

— Побудь со мной, — попросила Мира. — Только не смейся! Мне страшно засыпать. Мне все последние дни было страшно засыпать. Такое в голову лезло, никакой дури не нужно!

— У тебя всё ещё осталось?

— Осталось, — Мира вынула из карманов бумажный пакетик, разорвала, втоптала едко пахнущий порошок в землю. — Всё, больше не осталось. Завязала, с этого дня.

— Справишься?

— А ты будешь рядом?

Хорёк снова обнял её. Куда делась Мира-гроза Вселенной?

— Буду. Если только не отправят на задание.

— От меня не скроешься! Слушай, так правда, что ты и он — один и тот же человек?

— Правда, — улыбнулся Хорёк, приглаживая усы.

— Пижон! Вот ты кто, понял? И что, он помнит всё то же, что и ты?

Снова кивок в ответ.

— В голове не укладывается! — призналась Мира. — Неужели я когда-нибудь в это поверю?

— Идём, Мира, — Хорёк поправил шляпу. — У тебя был длинный день.

— Уж длиннее не представить, — проворчала Мира. — Слушай, а что-нибудь со спиртом тут водится? Выпить хочу, сил нет.

— Вот как ты «завязываешь»?

— Не нуди! Тени не пьянеют! Ну, то есть пьянеют, но ненадолго! Найдёшь?

— Найду, — Хорёк подвёл её к дому. — Если сейчас же поднимешься к себе в комнату и ляжешь в постель.

Мира хихикнула, ткнула его в бок.

— Ой, как прямолинейно! Ладно, не смущайся, я не настолько доступная. Всё, жду!

И умчалась — вверх по лестнице.

Тихо. Все спят. Великое Море, ну и денёк! Хорёк вздохнул и снял шляпу. Может, Вейс права и лысина вовсе не портит впечатления? Не носить же парик, в самом деле!

Лас, Долина роз

— Красиво, — Незнакомка смотрела с восхищением на долину. Красота какая… а запахи! И вечное лето… пусть даже только здесь, в самой долине. — Мы с тобой неплохо поработали, да?

Лас молча кивнула. Книга Снов и здесь была на столе.

— Хочешь вернуться? — Незнакомка проследила за её взглядом. — Попробуй. Интересно, что получится.

— Ты можешь оставить меня одну?

— Не могу, — Незнакомка покачала головой. — Прости. Не хочу, чтобы ты убежала. Кто знает, вдруг ты сможешь.

— Если я пообещаю, что скажу тебе, если соберусь уйти?

Картина в её руках засветилась ярче.

— Как интересно, — проговорила Незнакомка. — Хорошо, Лас. Обещай.

— Обещаю и клянусь, — Лас взяла картину обеими руками, — что никогда не уйду в другое место, не предупредив тебя об этом. — Картина на пару секунд засияла, на неё больно стало смотреть.

— Хорошо, — Незнакомка кивнула. — Пока ты выполняешь свои обещания, я выполняю свои. Обещаю и клянусь, что, когда получу свободу, раз и навсегда оставлю тебя и всех, кто тебе дорог, и не появлюсь ни в ваших мирах, ни в ваших сновидениях.

Картина вновь засветилась ярче — и приугасла.

— Пообещай, что не будешь никому мстить! — потребовала Лас.

Незнакомка отрицательно покачала головой.

— Буду. Должна. Давай, я покажу тебе кое-что! Возьми меня за руку. Боишься прикасаться? Тогда просто обними! Да положи ты картину, никуда она не денется!

Лас не сразу решилась выпустить картину. Не делась. Лежала себе на столе и лежала.

Обнять Незнакомку оказалось не меньшим испытанием.

— Я — это ты, — услышала Лас шёпот. — Закрой глаза и не бойся.

Мианнесит, восемьдесят девять лет назад

Она сломала руку. И даже не поняла этого — привыкла жить в состоянии, когда ничего не чувствуешь. То есть совсем — кожа не ощущала прикосновений, только холод и тепло ощущались. Это всё от мази, но уже не было сил сопротивляться. Хозяин чётко сказал — перестанешь петь, скормлю свиньям. И скормит, не врёт.

Приходилось намазываться, раз в сутки. И петь для его и его гостей. Миан возненавидела эти песни, но нельзя было показывать виду. Только у себя в комнате она могла вспоминать настоящее имя. Не прозвище («Мианнесит» означало «Серебряный голос»), а имя. Я Вереан, повторяла она. Я не забуду, что я Вереан эс Немертон эс Фаэр. Я ничего не забуду.

Но вот упала с лестницы. Она поняла, что что-то не то, только когда попыталась взяться за дверную ручку. Тут же сбежалась прислуга, все были в ужасе. Даже хозяин выразил что-то, похожее на сострадание — Миан всё ждала, когда он прикажет скормить её, как обещал, но взамен её повезли в больницу.

…Её оставили одну в комнатке. Ничего там не было — только зеркало, всё остальное заперто в шкафах. После лекарств, которые ей дали, в голове кружилось, и хотелось спать. Но Миан сумела подняться и, на непослушных ногах, добрести до зеркала. У себя в комнатке зеркало было её единственным собеседником. Ни игрушек, ничего — только зеркало.

Миан показалось, что она слышит голоса. Лекарство, подумала она, от него всё это мерещится. Посмотрела себе в глаза. Да, красивая. Всё равно красивая.

Миан подняла здоровую руку и, не вполне понимая, зачем это делает, с силой провела ногтями по щеке. Появились красные полоски, кровь начала стекать по щеке.

Накатила злость. Потом — ярость. Миан ощущала запах своей крови, он опьянял. Зеркало сдвинулось, поплыло перед глазами, и пришлось схватиться за него, чтобы не упасть.

…Её швырнуло во тьму. А из глубины приблизился светлый прямоугольник — и в нём были видны и врач, и хозяин. Миан сделала шаг, под ногами оказалась опора. Прямоугольник приблизился. По ту ео сторону, в другом кабинете, стояли её хозяин и врач.

— …Вам следовало быть осторожнее с мазью, — врач закрыл папку. — Ещё несколько месяцев — и её здоровью будет нанесён непоправимый урон. Уже сейчас ей потребуется несколько месяцев, чтобы восстановить чувствительность кожи.

— Она — рабыня, теариан-то, — услышала Миан голос хозяина. — Военный трофей, если вам режет слух это слово. Я буду делать с ней, что захочу, имею полное право. Сейчас мне нужно, чтобы она снова смогла петь. Остальное не ваша забота.

…Миан пришла в себя. Стояла возле зеркала, щёку немилосердно саднило. Она провела по ней ладонью — нет царапин! Гладкая, чистая кожа! Кровь — всё, что напоминало о царапинах.

Не может быть, подумала Миан ошеломлённо. Этого не может быть!

Открылась дверь и вошли врач и хозяин.

— Что это с тобой? — хозяин заглянул ей в лицо. — Поцарапалась? — на его лице явно читалось — потеряешь товарный вид — в тот же день станешь кормом для скота.

— Это из носа, — предположил врач и избавил Миан от необходимости выдумывать. — Вот лекарства, — он протянул хозяину рецепт. — Выздоравливайте! — врач посмотрел в глаза Миан и та увидела в глазах сочувствие.

Лас, Долина роз

Лас отпустила Незнакомку. Да, она читала и про это. Ведьма частично или полностью утратила чувствительность кожи. Наверное, могла бы это вылечить, но неизвестно, сумела ли. Может, поэтому она стояла у зеркала и наносила самой себе раны, и смотрела, как они затягиваются? Хотела почувствовать хотя бы боль?

— Теперь ты знаешь, — Незнакомка поправила и без того безукоризненное платье. — Теперь понимаешь.

— Нет, не понимаю. Они умерли сто лет назад! Ты… она их и убила! Что ещё ты хочешь?

— Осталось немного. Не все из его рода умерли в тот день.

— Ты сошла с ума? Они здесь при чём?! — Лас заметила, что кричит, осеклась.

— У меня… у неё не осталось детей, извели весь дом, до последнего человека. То же самое будет и с ними, с каждым. А потом я уйду.

Незнакомка обратила внимание, что Лас смотрит куда-то в пространство.

— Что-то вспомнила, Лас?

Вспомнила. Интересно, знает ли об этом Незнакомка? В сказке Майри-Та было сказано: — у Ведьмы не осталось детей — то было наказание за всё то, что она сделала. И плата за могущество.

— Ах, да, наш великий сказочник, — Незнакомка рассмеялась. — Жаль, очень жаль, что до него уже не добраться. Ты думаешь, что в самом деле всё стало, как в той сказке?

Лас помотала головой, уселась прямо на землю. Голова шла кругом. Что-то, какая-то мысль, просилась наружу.

— Я пойду, — Незнакомка поднялась на ноги. — Два слова, Лас. Не упусти шанс! Я не хочу делать тебе больно. Веришь ты или нет, это правда.

Она вновь поправила безукоризненно сидевшее платье и пошла — вниз, в долину.

Вейс, Тессерон, Вассео 4, 3:45

Она проснулась так же неожиданно, как и заснула. Наверное, это от стресса — ощущала, что выспалась. Уселась на кровати. Лас нет, подумала она. Они говорят, что она жива. Мне тоже кажется, что она жива, но где она сейчас?

Вейс уткнулась лицом в колени и заплакала. Беззвучно, так, как научилась плакать там, во владениях Вантар. Когда её запирали в карцер за непослушание. Когда Лас, что бывало очень редко, выходила из себя и отсылала вон из своих комнат — и средняя сестра всегда находила служанке-дикарке занятие. Когда, уже в Стране Цветов, Лас проходила мимо, погружённая в себя, и на лице её читалось — никого не вижу и не хочу видеть.

Они и с Тесан поссорились тогда именно из-за этого.

* * *

— Няня! — Тесан редко выходила из себя, но в тот раз взорвалась. Ну да, всего шестнадцать лет, да ещё с таким характером. — Няня, что вы делаете?

— Что я делаю? — поинтересовалась Лас, аккуратно подстригавшая кустик чайных роз. — Что случилось, Тесан?

— Случилось! Бабушка плачет по вечерам, и не только! Разве так можно?!

Вейс, в тот момент тоже плакавшая, на кухне — выскочила в столовую. Лас, миниатюрная, угольно-чёрная — только глаза сверкают — и Тесан, почти на две головы выше няни — бронзовокожая, в пяти шагах — волосы растрёпаны, воплощение гнева! Делай как я говорю, говорила ей Лас, не то встану на табурет и надеру тебе уши!

— Тесан! — голос не слушался Вейс. Внучка просто отмахнулась. Жест, за который ей досталось бы на орехи в другое время. — Прекрати, Тесан!

— Не прекращу! — Тесан подошла к Лас вплотную. Та смотрела на неё бесстрастно.

— При чём тут я? — холодно осведомилась Лас.

— При том! Это из-за вас! Она живёт здесь ради вас! — на глазах Тесан проступили слёзы. — Она любит вас, беспокоится за вас, всё для вас делает! А вы её даже не замечаете!

— Тесан, ты уверена, что это тебя касается?

— Уверена! Так нельзя! За что вы так с ней?! Только потому, что она была вашей служанкой, да?

Лицо Лас окаменело. Вейс хотела прикрикнуть, но силы оставили её. Только и хватило сил, чтобы упасть на соседний стул, не на пол. Эверан возник на пороге — он тоже не видел свою сестру столь взбешённой.

— Я не разговариваю с вами, — Тесан коротко поклонилась. — Вы для меня были самый родной человек, после мамы и бабушки, но я больше с вами не разговариваю. Бабушка, это не моё дело, но ты живёшь ради человека, который тебя в упор не видит! Только розы! Только её проклятые розы!

Тесан разрыдалась сама и выбежала вон, хлопнув дверью. Эверан переводил взгляд между Вейс и Лас и не сразу принял решение. В итоге поклонился — так почтительно, как мог, и тоже вышел из дома.

Ещё через пять минут автомобиль Тесан прошёл по проходу и вернулся в Шамтеран. Чтобы не возвращаться в Страну Цветов ещё два года. Эверан продолжал приезжать, уже один — кто-то должен был привозить продукты,

…Лас оставила ножницы на столе и поднялась к себе. Она не спустилась на ужин в тот день, не спустилась на завтрак на следующий. Только, когда уже встревоженная Вейс начала готовить обед — и подумывала вызвать Аспиранта — Лас спустилась. Не в своём выходном наряде, а в домашнем, который надевала только у себя в комнате.

— Вейс, — Лас с трудом давалось смотреть бывшей служанке в глаза. — Прости, пожалуйста. Тесан права, я веду себя недостойно.

Вейс обняла её. Сердце заколотилось… Лас редко разрешала обнимать себя, только по праздникам — таким, как дни рождения. Лас плакала, теперь Вейс это знала. Плакала всё это время, хотя следов почти не осталось. Вейс отпустила Лас, та отошла на шаг.

— Всё в порядке, госпожа, — Вейс склонила голову. — Я не в обиде. Простите мою внучку. Молодая, горячая. Она многого не понимает ещё.

Лас кивнула и Вейс только сейчас ощутила, что Лас постарела. На несколько коротких минут Лас выглядела на свой полный возраст, на сто неполных лет. Вейс снова обняла её (раньше бы Лас вежливо отстранилась) и расплакалась сама, снова, уже не в силах сдерживаться. Лас погладила её по голове (и тоже чувствовалось, что и хочет, и что-то мешает ей, очень мешает) и молча прижимала к себе.

— Вейс, можно, я помогу тебе здесь?

Неделей раньше такое предложение повергло бы Вейс в изумление. А Тесан сказала бы, что Лас просто подлизывается. Но сейчас…

— Да, госпожа, если хотите.

— По имени, Вейс, — попросила Лас. — Здесь ты госпожа, не я.

Вейс рассмеялась, подбоченилась — по привычке, хотя Лас не любила этот жест.

— Тогда выполняй распоряжения, Лас. Надевай фартук и выполняй.

…С этого дня Лас как подменили. Она стала не только замечать Вейс, но и говорить — в основном на кухне. Сначала — о всякой чепухе. Уже через три месяца они говорили об очень личном, для обеих, и Вейс поражалась — Лас вроде бы не интересовалась их с внуками жизнью, но знала очень многое.

…Тесан приехала на девяностодевятилетний юбилей бабушки. Держалась подчёркнуто вежливо, но с няней говорила только в присутствии многих других гостей.

— Тесан, — Лас «поймала» её, когда уже праздник оканчивался. — Можно на два слова?

Лас ожидала, что Тесан молча уйдёт, но та последовала за ней в сад. Лас долго шла, пока не остановилась на открытом месте, где сходилось множество тропинок. Тесан молча смотрела ей в глаза.

— Я была неправа, — Лас вернула взгляд. — Вейс очень многое делает для меня. Пожалуйста, прости меня.

Тесан покраснела — от неожиданности, наверное. Няня редко в чём-либо извинялась. И вела себя по-свински с бабушкой, что уж тут говорить! Ну да, последнее время она стала другой, но всё равно ещё ведёт себя немного по-свински!

— Няня, простите… — Тесан опустилась на колено. — Мне нельзя было так говорить с вами. Я тогда совсем вышла из себя. Простите!

Лас обняла её, прижала голову воспитанницы к своей груди.

— Всё будет по-другому, — прошептала она. — Теперь всё будет по-другому. Я сама была неправа.

— Мир? — прошептала Тесан.

— Мир, — улыбнулась Лас.

— Тесан, где… — Вейс вышла из-за поворота тропинки, увидела Лас и внучку, замерла. Она скользнула бы назад, но её уже заметили.

— Бабушка! — Тесан поднялась. — Иди сюда!

Вейс приблизилась, видно было, как ей неловко.

— Мы помирились, — сообщила Тесан. — Няня! Бабушка! Скажите же, что вы тоже помирились! Если нет, я всё пойму!

— Помирились, — Лас взяла Вейс за руку. Та сжала её руку.

— Помирились, — подтвердила Вейс.

— Не плачь, бабушка! — Тесан обняла их обеих. — Всё хорошо! Теперь всё хорошо!

…Но Тесан теперь обращалась к няне только на «вы». Хотя во всём остальном — всё стало, как прежде, в добрые старые времена, когда Вейс впервые привезла правнуков в Страну Цветов. И оба озорника так полюбили Лас, что та сама перестала быть сухой и чопорной, и играла с ними, и учила, и не отходила…

* * *

— Лас…. - прошептала Вейс, подошла к зеркалу. Лас затащили в зеркало, это выглядело ужасно… и где же она теперь.

— В безопасном месте, — услышала Вейс голос из-за спины. Резко обернулась.

Она. Та, в белом. Вейс попятилась, стукнулась затылком о зеркало.

— Va…

— Это не сон, — Незнакомка присела на соседний стул. — Ты не спишь, Вейс. И я не совсем уже призрак…

— Что вы с ней сделали? — спокойно поинтересовалась Вейс, стараясь дышать ровно. Не испугаюсь. Я не испугаюсь тебя.

— Спрятала в безопасном месте. Я могу показать её тебе, если хочешь.

* * *

Мира только что не мурлыкала. Стайен вовсе не казался стариком — пусть даже поседел и стал стесняться лысины. Его ладонь… прикосновение к её затылку… Мире хотелось растечься. Она прижималась к его груди и ей было хорошо. Так хорошо, как никогда прежде.

— Это на самом деле? — она подняла голову. Сидела в постели в чём мать родила, и чихать ей было на приличия. Знала, что Стайену нравится то, что он видит, а остальное может провалиться хоть в царство Тени!

— На самом деле, — подтвердил он. — Хотя я не очень верю.

Ярко мигнуло что-то на столе. Резкий, неприятный звук.

— Mestan va faer, — прошептала Мира. — Ну почему всегда в такой момент?!

— Что случилось?

— Движение! Кто-то появился в комнате Вейс!

Мира спрыгнула с постели, в десять секунд облачилась в свой «леопард», защитный костюм, надела штаны. Ещё пять секунд — пристегнула пояс с вооружением. Хорёк уже держал наготове «Мурену». Боец из него, как из собаки слесарь, но в этом его костюмчике Хорьку даже термическая бомба нипочём.

— Быстро! — скомандовала она. — Всё потом. Я тебя так просто не отпущу! Быстро, поднимай тревогу!

* * *

— Показать? — поинтересовалась Незнакомка. Вейс отрицательно покачала головой.

— Я не боюсь вас, — она только сейчас заметила, что не одета. Вспомнив Лас, молча подняла со стула полотенце, завернулась в него — как Лас заворачивалась в нижнюю часть тефана.

— Я знаю, — Незнакомка кивнула. Никаких эмоций подумала Вейс. Мне жаль её. С ней когда-то плохо обошлись, очень плохо! — Я могу испугать тебя, Вейс, но не хочу этого делать. Хорошо, что ты не боишься.

— Отпустите Лас, — Вейс посмотрела ей в глаза. В полотенце она уже не ощущала себя раздетой. — Зачем вы её держите?

— Лас может дать мне свободу, — Незнакомка разглядывала Вейс, откровенно разглядывала, но Вейс удавалось сохранять самообладание. — Но упрямится. У тебя красивое тело, Вейс, ты знаешь?

— Знаю. Отпустите её! Всегда можно договориться!

Незнакомка рассмеялась и тут… дверь распахнулась, на пороге возникла Мира, полураздетая, но с пистолетами в руках, и — за её спиной — Стайен.

— Не двигаться, — посоветовала Мира. — Руки так, чтобы я их видела! Вейс, назад!

— Мира, нет! Не смотри ей в глаза! — Вейс перевела взгляд с Миры на Незнакомку и поняла, что опоздала с предупреждением.

— Мира, — Незнакомка снова рассмеялась. — Красивое имя. Мы ещё встретимся, Мира. Спасибо, Вейс.

— Нет! — Вейс побелела. — Нет!! Мира! Прости, пожалуйста!

— Всё в порядке, — Мира медленно приближалась. — Руки за голову! Последнее предупреждение!

— Стреляй, — пожала плечами Незнакомка. — Лас и я теперь — одно и то же. Стреляй. Я хочу почувствовать боль. Я не чувствовала ничего почти сто лет.

— Ста… — Вейс схватила Миру за руку, та резко освободилась, не отводя взгляда. — Вейс! Назад! Ста…

— Нет! Не по имени! Не называйте его по имени! — крикнула Вейс. — Пожалуйста! При ней — никого по имени!

Незнакомка запрокинула голову и рассмеялась. Чудесный, чарующий смех.

— На меня это не действует, — Мира приблизилась ещё на шаг. — Руки за голову или я стреляю!

— Стреляй, — Незнакомка встала. Два хлопка — два выстрела. Пули прошли через ноги Незнакомки. Та опустила взгляд. Все посмотрели на её ноги.

Раны исчезли секунд за пять.

— Vasset ma faer, — прошипела Мира, подняв линию огня. — А в котелок?

— У Лас сейчас очень сильно заболели ноги, — Незнакомка посмотрела в глаза Миры. — Я пришла поговорить. У меня мало времени, я ещё не совсем настоящая.

— Говори, — распорядилась Мира. — Без резких движений!

— Лас сама не хочет возвращаться, — Незнакомка обвела взглядом всех троих. — Из-за картины. И не хочет сама использовать картину. Мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас назвал мне моё настоящее имя. Тогда я стану настоящей, и смогу оставить Лас в покое. И всех вас в покое.

— Размечталась, — Мира сплюнула в сторону. — Что-нибудь ещё?

— Я могу убить вас всех, — Незнакомка смотрела на Миру без каких-либо эмоций на лице. — Медленно или быстро, как захочу. Но я не хочу вам зла. Я хочу стать настоящей и жить своей жизнью. Вы мне неинтересны.

Мира оскалилась.

— Всё? Тогда на колени, лицом в пол, руки за спину.

— Вейс, — Незнакомка посмотрела в глаза Вейс. — Я ухожу. Не заставляйте меня делать вам больно, подумайте. Прикройте голову!

И исчезла. Была — и не стало.

— Что за… — Мира от неожиданности чуть не выстрелила в пустоту и тут взорвалось зеркало.

Вейс успела прикрыть голову. Взорвалось — слишком сильно сказано. Скорее лопнуло, Вейс всего лишь присыпало голову стеклянной крошкой, осколки с весёлым звоном разлетелись по всему полу.

— Никого нет, — заметил Хорёк. — Исчезла.

— Что тут творится? — за его спиной появилась Вессен — тоже с оружием в руках. — Что это было?

— Визит прекрасной дамы, — сквозь зубы произнесла Мира. — Что она такое, чтоб мне лопнуть? Стайен, у тебя что на записи?

— Что и у тебя. Исчезла, и всё.

— Вейс, — Мира повернулась — Вейс почти неодетая, босиком и вся в стеклянной крошке. — Здесь кругом битое стекло. Вам помочь?

Вейс кивнула. Мира шагнула к ней, наклонилась, осторожно подняла её на руках. Какая лёгкая! Как пёрышко! Вейс обхватила её шею руками, сжалась в комочек.

Мира дотянулась до одежды Вейс, схватила охапкой.

— Мы ко мне, — она посмотрела на Хорька и Вессен. — Стайен, займёшься? Мы приберёмся, — сообщила она Вейс. — Сейчас, сейчас всё будет хорошо.

* * *

— Беспорядок тут у меня, — Мира немного прибралась, пока Вейс была в душе. — Прилягте!

Вейс отрицательно покачала головой.

— Со мной всё хорошо. Я её правда больше не боюсь. Простите, что назвала вас по имени! Она теперь сможет приходить к вам во сне, Мира! Я скажу вам, как её прогнать!

— Выпейте, — Мира протянула ей фляжку. — Может, не самое вкусное, но помогает. Один глоточек.

Вейс глотнула и закашлялась. Протянула фляжку Мире. Огляделась… приоткрыла рот, улыбнулась.

— Вы сказали ему? Сказали?

Мира улыбнулась в ответ, поправила волосы.

— Сказала. Спасибо вам ещё раз. Ничего, будут и другие ночи.

Щёки Вейс тронул румянец. Мира рассмеялась, уселась с ней рядом.

— Простите, не хотела вас смущать. Вейс, кто она такая? Вы можете рассказать?

— Вам всем, ладно? Мира, она очень опасна! Она правда может убить нас всех!

— Посмотрим, — Мира обняла её за плечо, тут же отпустила. — Простите, привычка! Я сейчас уйду, отдыхайте.

— Ничего, — Вейс положила голову ей на плечо. — Не уходите! Хотя бы минутку!

— Не уйду, — Мира прижала её к себе, прикрыла глаза. Вейс вот-вот свалится. Она боялась, очень боялась этой таинственной девушки в белом, и держалась из последних сил. Через минуту Вейс уснула.

Мира осторожно уложила её, прикрыла одеялом. Тихо, стараясь не шуметь, взяла со стола рацию.

— Она спит, — сообщила, понизив голос. — Я останусь с ней. И… — мысль пришла в голову неожиданно. — Весс, найдите в доме все стеклянные зеркала и спрячьте. В каком-нибудь чулане, стопкой.

Подняла голову, посмотрела на зеркало в собственной комнате.

— Непорядок, — подошла, осторожно сняла его, положила на пол и засунула под стол.

— Вот теперь порядок, — уселась на пол у кровати, посмотрела на спящую Вейс. Улыбнулась. Положила оба пистолета на пол рядом с собой, откинулась. Вейс «под луной», наверное, поэтому к ней так тянет. Да ещё такая красивая!

— Дисциплина, Мира, — Мира с трудом отвернулась. Достала из кармана таблетку, проглотила. — Дисциплина, майор.

— Куница, — донеслось из рации. — Мы обнаружили тот дом, ждём ваших указаний.

Мира сжала зубы, наклонилась, несколько раз ударила лбом о пол.

— Через три минуты выйду на связь, — ответила она. Посмотрела на Вейс, вздохнула. Война, чтоб ей провалиться. Рядом с Вейс было так… мирно и спокойно. Я чувствую себя её внучкой, подумала Мира. И, чтоб мне лопнуть, это классно!

Мира, Тессерон, Вассео 4, 4:20

— Куница, тут сильное эхо, — сообщил оператор. — Мы вычистили пять домов, это шестой. Восемнадцать единиц выдохшейся некробиотики.

— Пришлите записи, — Мира смотрела и ей становилось не по себе — дома баррикадировали снаружи — старались, чтобы что-то не вышло изнутри. Но почему не призвали на помощь власти? Почему об этом городе нет записей за последние несколько десятков лет? Городок небольшой, но ведь просто исчез — и никто не заметил.

— Пересылаю. Надеюсь, вы не успели позавтракать.

Разговорчики, подумала Мира. Её всё ещё преследовало ощущение нереальности. Совсем недавно они стояли, держась за руки, и ждали сошествия небесного огня. И он сошёл, и всё кончилось. И… ничего не кончилось, просто куда-то делись тридцать три года.

Пришёл первый ролик. Мира смотрела и ощущала, как комок подступает к горлу. Да, оператор не зря предупредил.

— Они такие свежие? — поинтересовалась она.

— По нашим данным, события произошли восемьдесят четыре года назад. В домах остались выпуски газет, календари. Мы знаем дату катаклизма с точностью до недели.

— Они активны?

— Да, Куница. Мы взяли два экземпляра для изучения, остальные обезвреживаем.

У Миры мурашки побежали по коже.

— Где вы собираетесь их изучать?

— На основной базе района.

— Скажите, рядом с «объектами» были зеркала? Из стекла?

— Так точно.

— Наши потери?

— Потерь нет, Куница. В здание проникли «пчёлы», есть картинка. Переключитесь на третий канал.

Мира переключилась. И снова порадовалась, что ничего не ела. «Пчёл». Автономных роботов-наблюдателей, было три, они осмотрели весь дом — куда смогли пролететь. Неизученным оставался только подвал, сейчас группа готовится к штурму. Хорошо работают! Где они такому могли научиться? Судя по записям — всё грамотно. Мира вспомнила, как выглядел бункер после визита Фаланги и поёжилась. Гостиная в доме выглядела примерно так же. Месиво — чистильщицам не позавидуешь. Хорошо, что не передаются запахи.

— Я могу управлять «пчёлами»?

— Мы запустим ещё одну. Следите за каналом, там будет сигнал. Готовность двадцать минут, Куница, если необходимо, мы отложим операцию.

— Продолжайте отсчёт. Есть картинка, принимаю управление.

Мира не сразу освоилась. Так, пропускаем гостиную, посмотрим, что рядом. Это кухня, тут не лучше, это, похоже, библиотека, хорошие были книги, что тут сказать, а здесь что? Кабинет? Зеркало! Мира осознала, что других зеркал рядом нет. Всё в пыли, и чётко видны следы. И… мда, тут кого-то тошнило. Вряд ли этих. Мира «полетала» по комнате, «заглянула» в зеркало, естественно, ничего особенного не заметив. А это что? Там, в углу, у забранного ставнями окна?

— Оператор, комната рядом с гостиной, где зеркало.

— Мы видели платок, видели следы визита. Мы собираем все личные предметы для исследования. «Закрытая комната», гости появились в комнате и ушли, но ни окон, ни дверей не открывали.

— Продолжайте отсчёт, — Мира ещё немного «полетала», но, похоже, здесь она только как связной, всё и так схвачено. Ай да Весс, сумела подготовить такую прорву народа!

Вессен появилась, выглядела уже почти совсем хорошо.

— Привет, мамочка, — Мира не забыла вначале снять гарнитуру. — Хорошо выглядишь, старуха.

Вессен испарилась… и возникла за спиной у Миры. Мира не успела даже пошевелиться, как Вессен уже завела ей руку за спину и прижала Миру лицом к столу. Подержала так немного.

— Ну как, я в форме? — поинтересовалась Вессен, медленно отпуская руку. — Мира, никакой больше «старухи». Сразу в лоб!

— Убедила, — Мира осторожно потёрла пострадавшую руку. — Вижу, ты времени не теряла. Весс, мне правда жалко за твой дом. Построим новый, не дрейфь! Теперь у нас два Хорька, построим вдвое быстрее.

— Пошла ты, — Вессен рассмеялась, ткнула Миру кулаком в бок. — Приходи в себя, дочка. Другое время на дворе.

— Время другое, война всё та же. Полковник, можно взять пару дней отпуска?

— С Хорьком? Или с обоими?

— Всё-то ты видишь, — Мира сплюнула в сторону.

— Кончай быть верблюдом. Я же не слепая, Мира. У него в комнате твоих портретов штук двадцать.

— Правда? — Мира понизила голос. Вессен взяла её за руку.

— Правда, правда. Мне тебя тоже очень не хватало! Обоих я тебе не отдам, забирай кого-то одного.

— А в дочери-то возьмёшь? Я ж теперь вообще никто, ни хаты, ни ксивы…

— Мира, говори на нормальном языке.

— Ни дома, ни документов. Осталось съездить на могилу бабушки и повеситься там от горя.

— Бабушка твоя жива и в здравом рассудке. Но если хочешь ко мне в дочери, то поехали. Как дым рассеется, поедем и оформим. Дом Метуар тебя устроит?

— Ещё как, мамочка! — Мира вскочила и обняла её. — Слушай, я до сих пор не могу поверить!

— Если Стайен-старший не против, — Вессен с улыбкой прижимала её к себе, — поезжайте вместе. У младшего дела. Я ему специально побольше заданий дала, чтобы пришёл в себя.

— Весс, — Мира отпустила её, шмыгнула и вытерла слёзы кулаком. — Вейс на пределе. Её нельзя оставлять одну.

— Ты её так нежно несла — успела влюбиться?

— Да, а что? Нельзя? Не возьмёшь в дочери, пойду к ней во внучки! Уболтаю, не сомневайся!

И они обе рассмеялись.

— Весс, кроме шуток, — Мира уселась за стол. — Ей нельзя быть одной. Днём ладно, она без дела не сидит, а ночью…

— Побуду с ней, — кивнула Вессен. — Мне пока нельзя возвращаться.

— Проклятая картина, — произнесла Мира сквозь зубы. — Весс, знаешь, если бы знать, что удастся её уничтожить, я бы второй раз сдохнуть не пожалела!

— Следи за языком, — Вессен перестала улыбаться. — Иначе познакомишься с моей темницей, дочка. Хватит уже умирать, пора жить. Ты не спала толком, давай, вздремни.

— Вейс там одна! И штурм вот-вот начнётся!

— Переключу на меня. Мира, отдыхай, это приказ. Завтра и послезавтра можешь ехать со Стайеном куда хочешь. Если он не против.

— Ты куда? — Мира поняла, что в самом деле хочет спать.

— Посижу с Вейс. Зеркала мы убрали, если что.

Мира дошла до дивана и едва успела подложить под голову подушку. Стайена бы сюда… а всё остальное убрать…

И провалилась в чёрную бездну.

Мира

Мира осознала, что стоит у железнодорожной насыпи. E руин поезда — видно, недавно случилась катастрофа, поезд сошёл с рельсов. Посмотрела на себя — в боевом облачении, «леопард», поверх — пулестойкая куртка и такие же штаны. Как в тот раз.

— Что за… — Мира огляделась. — Где я?

Никто не ответил. Мира присмотрелась — какое-то движение. Поезд выглядел ужасно, всё всмятку, в кашу. Неужели кто-то выжил?

Мира принялась спускаться по насыпи. Точно, человек, пытается подняться, выбраться из-под обломка вагона. Что это? Сон? Но почему всё так по-настоящему?

— Сейчас, — Мира добежала до места. — Минутку, я…

Человек сбросил с себя кусок обшивки и поднялся на ноги. И слова застряли у Миры в горле.

У мужчины недоставало части головы — срезало как бритвой. Но он стоял и смотрел на Миру.

— Проклятие, — пистолеты сами легли в руки. Рефлексы никуда не делись. Мира заметила тень за спиной и отреагировала мгновенно, как на тренажёрах — присесть в развороте, не терять первую цель из виду, приготовиться открыть огонь.

Когтистая лапа рассекла воздух там, где долю секунды назад была голова Миры. Мира выстрелила — и только потом поняла, что именно видит. Но пугаться было некогда — тот, с неполной головой, уже шёл к ней, и его пальцы оканчивались теперь когтями.

Выстрел. Дважды покойник падает. Откуда когти, как он вообще может быть жив с такими повреждениями?

Движение по всему периметру. Мира принялась забираться по насыпи. Сон это или нет? Что тут происходит? Привычным жестом провела по воротнику, но рация молчит. Эфир пуст. Выскочила на гребень, перевела дух. Пока чисто, нужно делать ноги.

— Отлично, — послышалось из-за спины. Мира тут же повернулась, поймав обоими прицелами новую цель. Та, в белом. Которая не так давно сидела в комнате Вейс.

— Где я? — поинтересовалась Мира. — Что тут творится? Это сон?

— Это сон, — согласилась девушка. — Но для тебя это — реальность.

— Что?! — Мира оглянулась. Другие покойники, не менее резвые, уже карабкались следом. Мира трижды выстрелила, тремя преследователями стало меньше. — Кто ты? Что тебе нужно?

— Я уже сказала, что мне нужно. Мира, даю тебе два дня, чтобы принять решение. Потом посмотрим, сколько ты сможешь обойтись без сна.

— Это видела? — Мира изобразила парный непристойный жест обеими руками. — Не надо меня пугать, девочка.

— Хорошо, — у незнакомки в руке появился пистолет. Из ниоткуда. Мира выстрелила первой… хотела выстрелить, но оба пистолета обратились в пыль, высыпались из рук. — Придётся поучить тебя манерам.

Выстрел. Мира ощутила удар, посмотрела — на груди её куртки красовалось отверстие.

— В следующий раз выстрелю в голову, — девушка в белом говорила ровно, без эмоций. — Вон отсюда!

Наплыв.

* * *

Мира вскочила с дивана. Жарко, голова кружится. Посмотрела на «леопард»…

Дырка. Напротив сердца. И кровь, льётся кровь.

— Чтоб мне… — Мира расстегнула костюм трясущимися руками. Перед глазами потемнело, накатила и схлынула слабость. Мира обнаружила, что сидит на полу, верхняя часть «леопарда» валяется у дивана, и пол под ней в крови. И дыра — там, на груди, напротив сердца.

— Сволочь! — Мира упала на бок. Перед глазами всё потемнело. Мерзость какая, вот так, когда попадают в жизненно важные. В душ, или хотя бы в другую комнату, запереться, чтобы остальные не видели, как это происходит.

Ей удалось доползти до лестницы, прежде чем чернота накатила — и не схлынула.

* * *

Её поддерживали за голову.

— Мира, можешь пошевелиться?

Она открыла глаза. Попробовала пошевелиться.

Вессен. Испуганная, одежда вся в крови.

— Пуля, — Мира закашлялась. — Пуля вышла?

— Вышла, — Вессен помогла ей сесть. — Кто это был, Мира? Почему никто ничего не слышал?

— Весс, ты мне не поверишь, — Мира бесцеремонно отобрала у Вессен платок, вытерла лицо. — Это во сне. Меня застрелили во сне.

— Это она, та, в белом?

— Она самая. Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит?

— Пошли в душ, — Вессен помогла ей подняться. — Потом поговорим.

* * *

Они опоздали. Когда спустились обратно — нужно прибраться, в комнате словно зарезали поросёнка — там уже стояла Вейс. С широко раскрытыми глазами, прижимая ладони ко рту.

— Вейс, — Вессен взяла её за плечи. Вейс вскрикнула. — Простите, не хотела вас пугать. Уже всё позади. Все целы.

— Что тут было? — Вейс не могла оторваться от жуткого зрелища.

— Меня чуть не убили, — хмуро пояснила Мира. — Наша общая знакомая. Нет! — Мира прижала палец к губам. — Не нужно, Вейс. Вы же не нарочно! Я сейчас тут приберусь.

Вейс неловко уселась, прямо на пол.

— Она до нас всех доберётся, да?

Вессен придерживала её.

— Не знаю, Вейс. Сейчас придём в себя и подумаем. Подумаем все вместе. Отдохните, мы сами!

— Вот ещё! — Вейс поднялась и твёрдым шагом направилась на кухню. — Принимаю заказы, кому что. Через десять минут уже не принимаю. Тряпки и порошок в кладовке слева.

Мира посмотрела ей вслед в восхищении.

Минуты через две в гостиной появился Хорёк. Весь мокрый — попал под дождь?

— Так, — он оглядел собравшихся. — Все целы?

— Все, — буркнула Мира. — Колись, где тут у вас вёдра. Я напачкала малость.

Вантар-Лан, Вассео 4, 8:45

Сэнье и Крайен занимались хозяйством. И были счастливы, по всему видно. Остальные, включая Вейс, собрались в «штаб-квартире», бывшей гостиной. Всё убрали, но Мире всё ещё чудился запах крови.

— Дом осмотрели, — Вессен начала первой. — Найден платок, монограмма и маркеры крови позволяют предположить, что его оставила там Лас.

— Крови? — Вейс прижала руку к сердцу. — Она ранена?

— Она рассекла губу, — пояснила Вессен. — Ранка небольшая, похоже. Следы на полу позволяют предположить, что Лас и Незнакомка появились в кабинете и покинули его, не заходя в другие комнаты. Нет оснований думать, что Лас погибла.

— Я навёл порядок в комнате, — Хорёк положил на стол несколько листков бумаги. — Ваша гостья оставила отпечатки пальцев, Вейс. Это очень странно — только отпечатки, маркерного следа нет. Это она, отпечатки совпадают.

— Маркерный след есть в том доме, — пояснила Вессен. — Уже изучаем полицейские и медицинские архивы.

— Пуля, которой пытались убить Миру, — Хорёк положил на стол пластиковый пакет с пулей, — выпущена из полицейской «Осы», модель тысяча двести шестого года выпуска, эту модель прекратили выпускать в тысяча двести восемнадцатом году. Изучаем, другий сведений пока нет.

— У меня есть некоторые сведения по личности Незнакомки, — пояснила Вессен. — Часть архивов собрана моей матерью, остальное я собирала сама.

— Там есть её имя? — поинтересовалась Вейс, ощущая, как забилось сердце.

— Есть, — подтвердила Вессен. — Но я думаю, вам не стоит его знать. Пока что не стоит.

Вейс кивнула.

— Я расскажу краткую биографию, — Вессен похлопала по папке ладонью. — Потом с радостью выслушаю идеи. Инженер сейчас в том доме, там уже всё вычистили, изучает зеркало. Как всё закончим, передадим находки тамошней полиции.

— Весс, — Мира сплюнула под ноги. Спохватилась. — Простите, Вейс! Больше не повторится! — Вейс улыбнулась, положила свою ладонь поверх её — всё в порядке. — Вы правда решили забрать пару мертвецов для исследований?

— Как всегда в таких случаях. Всё уже отработано.

— Весс, сожги их. Или что вы там с ними делаете. Избавься!

— Согласен, — Стайен постучал указкой по столу, потёр переносицу. — Пока мы не выяснили больше, не стоит ставить опытов. Нутром чую, тут нечисто. Ты говоришь — вы с Командой нашли и устранили всё, что она сделала, так почему же не нашли этот город? Двести одиннадцать единиц некробиотики! В семидесяти километрах от столицы!

Вейс вздрогнула. Мира взяла её за руку.

— Не пугайте без необходимости, — Мира посмотрела в глаза Вессен. — Я тоже чую, это не к добру. Охота их препарировать — спрячь пока. Подальше и понадёжнее.

Вессен перевела взгляд с Хорька на Миру. У Миры фантастическое чутьё на неприятности.

— Хорошо, — согласилась она. — Сейчас распоряжусь.

— Вы уверены, что хотите слушать? — шепнула Мира на ухо Вейс.

— Да, хочу, — та ответила не сразу. — Я хочу знать, чем мы ей так помешали. Лас в беде, я должна знать всё.

Лас

— Я поговорила с ними, — Незнакомка подошла к столу, за которым так и сидела Лас. — Лас, я не могу больше тянуть. Я даю вам всем двое суток, потом начинаю действовать.

Лас даже не повернула головы.

— Ты упрямая, — Незнакомка подошла к столу. — Мне это нравится. Надеешься до последнего? Или что-то уже придумала?

Лас посмотрела ей в глаза.

— У меня всегда есть последний выход, — она не изменилась в лице. — Больше я тебе ничего не скажу.

— Наверное, это прозвучит странно, — Незнакомка присела — так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, — но я желаю тебе удачи. Ты помогла мне выжить, я такое не забываю, даже если меня предают. Пока! — Незнакомка поднялась, помахала рукой и направилась вниз по склону.

Лас сидела, сжимая рулон в руке, и думала. Но мысли приходили всё больше невесёлые.

Вейс, подумала она. Вейс, мне тебя очень не хватает. Прямо сейчас. И внуков, и всех-всех остальных. Вот сейчас я это поняла.

14. Разбитое зеркало

Вантар-Лан, Вассео 4, 9:20

— Вот портрет, — штаб-квартиру перенесли в кинозал — по словам самой Вессен, чем меньше Сэнье и Крайен будут знать, тем спокойнее для них. И на этот раз никто не возражал. — Я буду использовать псевдоним «Незнакомка».

Вейс широко раскрыла глаза. На фото была изображена семья — мать с отцом, трое детей — один мальчик и две девочки. Вторая девочка слева — Незнакомка, те же серебристые волосы. Какой она была красивой даже в этом возрасте!

— Это тысяча сто девяносто девятый год, девяносто лет назад, — пояснила Вессен. — Имя дома я тоже не буду называть. Через два месяца после того, как был сделан снимок, началась война за спорные территории на Тирре. Местом военных действий оказались владения двух домов. Что интересно, представитель каждого дома оказался причастен к истории Команды. Это Незнакомка пять лет спустя, — Вессен дала другое фото и Вейс вздрогнула. Мира, сидевшая рядом сильнее сжала её руку.

На фото Незнакомка была в почти таком же белом нарядном костюме.

— Её с детства готовили в певицы и танцовщицы, — пояснила Вессен. — Колоратурное сопрано, диапазон — четыре с половиной октавы. Она — единственная выжившая из всего своего дома. Её взяли как военный трофей, вначале ради выкупа, но впоследствии — просто держали как рабыню, за её голос. У нас есть записи её выступлений. Ранних выступлений, там, где её «пси»-таланты ещё не проявились. Я могу включить их.

— Не надо, — попросила Вейс. — Не сейчас.

— На этом фото она уже освобождена, — продолжала Вессен, — её выкупил из рабства меценат из Тессегера, к тому времени Незнакомка сменила ещё двух хозяев и её здоровье было навсегда подорвано. По словам наших медиков, она уже не смогла бы иметь собственных детей и эндокринная система требовала постоянной медикаментозной поддержки.

— Что с ней случилось? — поинтересовалась Мира.

— Первый хозяин заставлял её натираться мазью с токсином из Nertifella Okasa, медуз тропической области южного полушария. Местные жители употребляют медуз как примитивное средство нормализации цикла. При постоянном приёме токсина человек принудительно вводится в устойчивую вступительную фазу, когда сильнее всего проявляется «второй голос».

— Сволочи, — прошипела Мира, осеклась. Она так интересно смущается, подумала Вейс. — Простите.

— Ей сделали восемнадцать косметических операций и полностью заменили зубы, своих целых у неё уже не было. Нет, их не выбивали — лицо никогда не трогали. Это последствия сбитого цикла, зубы быстро портятся.

— Досталось ей, — заметил Хорёк. — Неудивительно, что она так мстила. Что стало с тем меценатом?

— Он до сих пор жив, — пояснила Вессен. — Но удалился от мира и ни с кем не общается. По моим данным, он и его дом с тех пор процветают.

Мира хмыкнула, покачала головой.

— Умеет награждать, — заметила она. — Ты говорила, там погибло два дома. Кто вторая?

— Вот, — Вессен дала другое фото. Высокая, худощавая, неестественно бледная девушка с совершенно белыми волосами и красными глазами. — Альбинос. Теассевенн эр Эверан, прозвище — «Гадалка» Бежала с места военных действий, осела в Республике Альваретт, там же была принята в дом Эверан. В тысяча двести одиннадцатом году пропала на полгода без вести, когда вновь появилась — была на третьем месяце беременности, в помрачённом состоянии рассудка, полтора года провела в психиатрической лечебнице. Тёмная история, отцом ребёнка оказался младший сын тогдашней главы дома Рекенте. Погибла в тысяча двести четырнадцатом году при невыясненных обстоятельствах. По словам очевидцев, выпрыгнула из окна девятнадцатого этажа отеля.

Вейс поджала губы.

— Её дочь унаследовала владения бывшего дома матери, основала собственный дом при содействии Её Императорского Величества королевы Роан. Умерла от естественных причин двадцать три года назад, мать большого и счастливого семейства.

— Хоть кто-то счастлив, — буркнула Мира. — Они встречались с этой?

— Теассевенн пропала без вести примерно через четыре месяца после встречи с Незнакомкой, — пояснила Вессен. — Есть предположения, что они встречались и раньше, но это фото — единственное сохранившееся.

На фото проходила церемония открытия — ленточки, цветы и всё такое. Но особняк за спинами собравшихся — его открывали? — меньше всего походил на новое здание. Обшарпанный, ветхий, рассыпающийся. Обе девушки были в кадре — не общаются, но стоят поблизости.

— Это Дом Призраков, — пояснила Вессен. — Сомнительный аттракцион для любителей пугаться. Закрыт властями после нескольких несчастных случаев. У нас есть прямые доказательства, что Незнакомка использовала аттракцион для выявления людей со скрытыми «пси»-способностями. Впоследствии она их инициировала и подчиняла.

— Собирала армию, — предположила Мира.

— Точно так, — подтвердила Вессен. — На настоящий момент из той армии уцелело два человека, мы держим обоих под наблюдением.

Никто не задавал вопросов.

— Первый хозяин Незнакомки бесследно пропал через примерно семь лет после её освобождения. Тот дом в городе-призраке, который сегодня зачищала наша команда — тот самый город и тот самый дом. Нет сомнений, что хозяин был среди нежити, некробиотики.

— Его не жалко, — заметила Мира. — А остальных она — за компанию?

— За компанию, — согласилась Вессен. — Мы реконструируем сейчас внешний вид пострадавших по сохранившимся останкам. Долина стала пользоваться дурной славой сразу после гибели дома хозяина, но отчего-то власти не вмешались. Со временем поток искателей сокровищ прекратился и о долине попросту забыли. Почему мы не нашли её раньше — не понимаю, разбираемся.

— Она специально сдала нам это место, — с уверенностью заявила Мира. — Чтобы зубки показать.

— Я согласна, — подтвердила Вессен. — Не буду показывать, что мы там нашли. Это не для слабонервных, и это не то, что смотрят после завтрака. Минутку, — она поднесла ладонь к гарнитуре.

— Да, — кивнула она. — Да, давайте картинку.

— Команда спасателей нашла скрытую комнату, — пояснила Вессен. — Сейчас будет картинка.

Все посмотрели на экран — дальнюю стену. Возникло нечёткое, плывущее изображение.

— Там кто-то есть? — предположила Мира. — Смотрите, тени.

— Датчики движения ничего не регистрируют, — возразила Вессен. — В комнате «пчела», робот, туда никто не войдёт, пока не будет уверенности, что нет угрозы для жизни.

— Там точно кто-то есть! — Мира указала рукой. — Вон, тени! А что на стенах? Надписи?

Теперь Вейс смогла рассмотреть. Комната небольшая, каморка, без окон, естественно. Свёрнутый в рулон матрас, зеркало, обломки мебели и мусор на полу. И надписи — ими исписаны стены. Когда изображение в очередной раз стало чётким, это стало видно — кругом надписи. И они светились в полумраке.

— Что там написано? — поинтересовалась Мира.

— Оператор, ближе к стене, — распорядилась Вессен. — Дайте стоп-кадр.

Стоп-кадр. Часть стены и зеркала.

— О Великое Море! — прошептала Вейс. — Вы это видите?

Неровным почерком — похожим на детский — кругом было выведено, вновь и вновь, вкривь и вкось:

Я ВЕРНУСЬ Я ВЕРНУСЬ Я ВЕРНУСЬ Я ВЕРНУСЬ

— Ниже, смотрите! — указала Мира. — Справа внизу!

Я БУДУ ХОЗЯЙКОЙ

И чуть ниже —

СМЕРТЬ СМЕРТЬ СМЕРТЬ СМЕРТЬ

— У неё было плохо с головой, — заметила Мира. — Что там ещё? Весс, покажи в реальном времени.

— Стойте! — воскликнула Вейс. Схватила указку, направила яркое пятнышко света на экран. — Что это?!

Зеркало. Самый краешек. И там явственно отражается лапа — когтистая лапа, как будто слева и позади «пчелы» крупный зверь — медведь, например.

— Оператор, что в комнате?

— Не можем понять, — треск и шум помех. — «Пчела» вышла из строя, две следующие — тоже. Наши «пси»-эксперты утверждают, что комната небезопасна. Мы изолируем её, нам нужен эксперт от Оружейника и аппаратура. Пересылаю список.

— Летим вместе! — Мира подёргала Хорька за руку. — Весс, разреши! У меня иммунитет к такому! У нас с тобой! А у Стайена ба… — она проглотила слово, поправилась, — аппаратура. Разреши!

— Оператор, доставьте экипаж для Куницы и Оружейника в Тессегер-Лан, база два, — распорядилась Вессен. — Комнату изолировать до их прибытия, записи наблюдения — на анализ. Благодарю за работу!

— Служим Ордену, Госпожа Теней, — донёсся ответ. Никто не улыбнулся, не усмехнулся.

— Мира, — Вейс взяла её за обе руки. — Будьте осторожны! Пожалуйста! Она очень опасна!

— Я знаю, — Мира подмигнула. — Она мне уже вправила мозги. Мерзко, но вправила. Я теперь умная. Не бойтесь, мы постараемся вернуться к вашему дню рождения. Стайен, у тебя не найдётся запасного «леопарда»? Мой порвался, представляешь?

Вейс, Вантар-Лан, Вассео 4, 13:00

От Миры и Хорька долго не было вестей.

— С ними всё в порядке, — заверила Сэнье. Самая молчаливая из всех. И садовники, и Крайен словоохотливы, а из Сэнье слова лишнего не вытянуть. — Поверьте, теаренти, они очень осторожны, я знаю.

— Вейс, — Вейс прикрыла глаза, съела очередную «волшебную ягодку» — сердце пошаливало всё утро. — По имени, пожалуйста.

Сэнье поклонилась. Она похожа на хозяйку, подумала Вейс. Не удивлюсь, если родственница.

— Слушаюсь, Вейс. Может, вам прилечь?

— Разрешите мне, — Крайен пригладил усы, снял колпак. — Давайте выйдем в сад, Вейс. Подышим воздухом! У вас чудесный сад!

Вейс пригладила непослушную чёлку, улыбнулась, деревянными руками сняла фартук, Крайен принял его и протянул ей руку

* * *

— Я давно хотел поговорить с вами, Вейс, — они сидели на скамейке. — Вы мне не поверите, но я вас знаю почти тридцать лет. Да-да! И рад, что смог познакомиться не на выставке, и не на чужом празднике.

— Спасибо, — Вейс коротко поклонилась. — Мне уже намного лучше, а с вами особенно!

Крайен посмотрел в сторону. Он смущается, удивилась Вейс. Надо же!

— Я хотел поговорить, Вейс. Я уже немолод, своих детей как-то не получилось, а сделано много. Мне одному вскоре будет трудно справляться. Мне не хотелось бы, чтобы всё, что я успел сделать, перешло в чужие руки.

До Вейс не сразу дошло.

— Вы делаете мне предложение?! — поразилась она, поднявшись, и сразу же смутилась. — Простите! Я не могу! Это так…

— Неожиданно. Я понимаю. Вейс, я хочу, чтобы мои труды остались в надёжных руках. Сердце пошаливает, возраст всё-таки. Вы и ваша семья — очень приличные люди, а уж как вы готовите!

— Вы же меня совсем не знаете, — тихо произнесла Вейс. — Совсем-совсем!

— Я с вами знаком недолго, это верно, но ощущаю, что знаю всю жизнь.

— Я ужасно ворчливая! И могу наговорить лишнего! И болтаю, не заткнуть!

— Вейс, — Крайен осторожно сжал её ладони в своих ручищах. — У вас золотое сердце. А недостатки есть у всех. Для меня будет честью, если вы согласитесь.

Вейс закрыла глаза.

— Если вы захотите, в вашей жизни ничего не изменится. Кроме одного — мне будет приятно знать, что вы рядом и совсем не чужой человек.

— Я и так не чужой, — прошептала Вейс.

— Простите! — Крайен поднялся, поклонился. Сейчас Вейс это уже не казалось комичным. — Простите, если задел ваши чувства. Что бы ни случилось, мне приятно быть вашим гостем и я всегда буду рад видеть вас. Вас, ваших родственников и всех ваших друзей.

— Подождите, — Вейс чувствовала, как колотится сердце. — Дайте мне время! Это так неожиданно!

— Конечно, — Крайен протянул ей руку. — Столько, сколько хотите. — Поклонился и коснулся губами её запястья. — Я не буду больше говорить об этом, если вы сами не заговорите.

— Спасибо, — Вейс прикрыла глаза. — Спасибо вам, Крайен.

Лас

— Миан, — позвала она и прикусила язык. Но это не имя! Это просто прозвище! — Миан, ты где?

— За спиной, — отозвалась та. — Надумала?

— Присядь, — попросила Лас. Незнакомка щёлкнула пальцами, рядом со столом возник ещё один стул. Любит она эффекты, подумала Лас. Это может мне помочь. Страсть к эффектам.

Девушка улыбнулась.

— Хочешь поговорить? Без ругани, без крика? Что случилось, Лас?

— Я хочу погулять по своим снам, — Лас указала на Книгу Снов. — Дай и мне двое суток.

— Конечно, — Незнакомка пригладила волосы. — Всё честно. Когда ты поймёшь, что я не хочу делать вам больно? Мне это неприятно, Лас. Того уголовника я бы с удовольствием выпотрошила. Многих других тоже. Вас — могу, но будет противно. Тебе спасибо.

— Мне?!

— За то, что противно даже думать. Это ведь твоя работа.

— Я не смогу уговорить тебя не мстить никому?

— Не сможешь, — Незнакомка покачала головой, помрачнела. — Прости. Есть то, что я не прощаю.

— А уговорить тебя никогда не возвращаться в наши реальности?

— Тоже нет. Я не узница и не преступница!

Лас опустила взгляд, долго думала. Её собеседница терпеливо ждала.

— Ты можешь исполнить что-нибудь? Что-нибудь из того, что сама любишь? — Лас подняла взгляд.

Незнакомка улыбнулась, пригладила волосы.

— С удовольствием! Только давай перейдём в Театр, там удобнее.

— Я не строила никакого Театра!

— Ты не строила. Я построила. Я — это ты, забыла? Посмотри сама, страница девяносто три.

Лас бросилась к книге и… нашла страницу с Театром. Ничего себе!

— Идём, — предложила Незнакомка. — Там красиво. Тебе понравится.

Лас, Театр

Ей показалось, что она вернулась в старый Тессегер-Лан, в Дом Оперы. Но впечатление было обманчивым. Вероятно, это место было сущностью, квинтэссенцией всех знаменитых театров прошлого и настоящего. А город вокруг — просто часть декораций. Неведомо почему, Лас почувствовала себя здесь уютно. Как будто вернулась домой, по-настоящему.

Незнакомка шла рядом. Под зонтиком — моросило, и мокнуть не очень хотелось. Лас с удивлением обнаружила, что и у неё в руке зонтик. А где картина?!

Едва она подумала, как в другой руке возник рулон. Лас молча заткнула его за пояс. Говоря по совести, ходить с рулоном в руках неудобно.

— Здесь хорошо, — подумала Лас вслух. Незнакомка улыбнулась, но ничего не ответила. Они шли и шли, вокруг шли прохожие, проезжали автомобили. Всё абсолютно, совершенно реальное.

— Тебе туда, — указала Незнакомка. Лас посмотрела — главный вход. И множество народа, ажиотаж. — Билет должен быть у тебя в кармане.

Лас запустила руку в левый «карман» и, действительно, билет оказался там. Красивый, тяжёлый, с золотым тиснением. Любит она эффекты и пышность. Потому что столько лет жила хуже собаки, и ничего доброго не видела?

— Заходи, — посоветовала Незнакомка. — Начало через двадцать минут. Успеешь перекусить, ты же голодная?

Голодная — мягко сказано. В Долине роз никто никогда не страдал от голода и жажды, а тут Лас поняла, как много сил потрачено.

— Всё за счёт заведения, — Незнакомка прочитала следующие, очевидные мысли. — Просто покажи билет. Не скучай! — она помахала рукой и поспешила к другому, служебному входу.

Вейс, Вантар-Лан, Вассео 4, 13:30

— Вы сияете, — отметила Сэнье и смущённо улыбнулась. — Совсем не то, что было утром!

Вейс и сама ощущала прилив сил. Всё образуется, думала она. Лас, ты вернёшься, я знаю. Береги себя, и всё образуется! Мне нельзя падать духом… и Крайен, так неожиданно. Тесан постоянно спрашивала — бабушка, почему ты всё время одна? Дедушка, да пребудет под Светом, говорил тебе — не оставайся одна, будь счастлива, обещай мне! И ты обещала! И что? Да при чём тут няня, я же не об этом! Ты же понимаешь меня! Вот выдумала, старая она! Ты же выглядишь моложе меня! А я уже почти знаю, кого возьму в свою жизнь и когда!

Я соглашусь, подумала Вейс. Посмотрела в зеркало, улыбнулась своему отражению. Не сразу, так неприлично, мне уже не восемнадцать, и мой дом в большом почёте. Тесан права, я Лас уговаривала, долго уговаривала, а сама?

— Мне этот соус сразу понравился, — отметил Крайен — Расскажите, как вы его делаете! Ингредиенты я угадал, но вот у меня получилось не так вкусно.

Он лукавит. Получилось отменно! Не так, как у Вейс, но вкусно!

— Да ну вас, — Вейс засмеялась, махнула рукой. — Очень вкусно. Просто немножко по-другому. Всё готово, да? Я сейчас, только переоденусь!

Ей хотелось убежать вприпрыжку, но это было бы совсем неприлично.

Лас, Театр

Незнакомка и здесь оказалась права — всё за счёт заведения. Заведение в тот вечер изрядно потратилось на Лас, аппетит оказался зверский. Интересно, что сейчас делает Незнакомка? Что вообще она делала все эти года здесь, среди страниц Книги Снов?

Похоже было, что Лас определяла, когда именно начнётся выступление. Готовили изумительно, но убранство театра было таким, что хотелось ходить, и смотреть, смотреть… Лас и смотрела — фрески, картины, статуи. Подобраны со вкусом. Многие, она готова поспорить, есть на Сердце Мира, в тамошних музеях. У Незнакомки хороший вкус, это нужно признать.

У неё или у меня?

Мысль пришла в голову неожиданно. Лас, а что, если это ты сама, часть тебя стала ей? Что, если её на самом деле нет?

Лас потрясла головой, прогоняя неприятную мысль. Так это или не так, всё равно не проверить. Ей самой не проверить, ведь сейчас она внутри сна, а сомневаться в реальности не приходится.

Когда Лас направилась в зрительный зал, туда поспешили и остальные. И было остальных несколько тысяч.

Вейс, Вантар-Лан, Вассео 4, 13:40

Вейс переоделась быстро, но, когда вышла в коридор, ноги понесли её не направо, в сторону столовой — а налево.

Следующая дверь слева по коридору — апартаменты Лас. Замок узнал ладонь Вейс и отомкнулся с едва слышным щелчком. Лас сделала так, чтобы Вейс впускали без заминки.

Всё было, как всегда, как в том, далёком прошлом — у Лас всегда порядок. Не вылизанный до предела — нет, всегда есть чуточку беспорядка: что-нибудь немного не на месте, приоткрыта дверца шкафа, или игрушки валяются на полу. У Лас были свои игрушки — статуэтки. Она расставляла их по комнате и говорила с ними, когда знала, что её не слышат сёстры или мама. Вейс ей не мешала, потому что никогда над этим не смеялась, даже мысленно.

…Всё, как при Лас, только Лас куда-то делась. Тефан, верхняя часть, лежит на диване — небрежно брошена. Видимо, Лас в последний момент выбрала другой, с другим узором. Вейс опустилась на колени у дивана, подняла тефан, прижала ткань к лицу. Лас, аромат её волос… её «духи»… Лас, где ты? Возвращайся! А если я могу хоть чем-то помочь, скажи! Дай знак! Пожалуйста!

Зеркало — латунь, как в старину, когда стекла не знали. Отполированная, жёлтая поверхность. Помню, как и я, и внуки подшучивали над такими привычками Лас, а она никогда не обижалась, только делала вид.

Вейс вздрогнула. Она посмотрела в глаза отражению, и ей показалось, что до слуха донеслась музыка. Далёкая-далёкая.

Мира, Дом 7, заброшенный город, долина Фаранао, королевство Фаэр, 13:42

Инженер понравился Мире — чем-то похож на Хорька, когда тот делом занят. Когда Мира и Хорёк-старший вошли в кабинет, самое чистое помещение в доме, Инженер заканчивал снимать данные. Старое, потускневшее, но целое ещё зеркало. Чистильщики потрудились на славу — в соседней комнате не было уже ни смрада, ни грязи Правда, фрагменты скелетов тоже не наводили на благодушные мысли, но это хоть не так противно. Тем более, что девять из них уже успели «одеть», нарастили из пластика мягкие ткани и восстановили голову — внешний вид погибшего.

— Что скажете? — поинтересовалась Мира. Хорёк монтировал свою аппаратуру. Вначале — в комнату войдут другие роботы, Хорёк произведёт тщательный анализ, и только потом туда войдёт Мира, в защитном костюме и фильтрами для всех органов чувств.

— Есть признаки прохода, — Инженер молод, но, по словам Хорька, необычайно талантлив. И тайно влюблён в Лас-Таэнин, как вполголоса заметила Вессен. Но боится проявлять чувства. Это я и сама вижу, подумала Мира. — Параметры соединения будут часа через три, можно будет пробить проход туда, откуда они приходили.

— Здорово! — восхитилась Мира. В её время такое было только в теории, и никто не верил, что такие проходы могут быть. Никто, кроме Вессен, которая пользовалась ими сама. Не умела открывать, но пользовалась готовыми.

Инженер замер. Посмотрел на датчики — на крохотный экран на своём запястье.

— Вы тоже слышите? — поинтересовался он. — Подойдите к зеркалу на шаг. Слышите?

— Чтоб мне лопнуть! — Мира удивилась. Слышит — далёкую, очень далёкую музыку. Симфонический оркестр.

— Оператор, у нас необычные сигналы, — сообщил Инженер. — Ставлю запись. Нет, оснований для эвакуации нет, на датчиках ничего опасного. Это музыка, Лас, Театр

Незнакомка вышла на сцену — её приветствовали аплодисментами — слишком долгими, на взгляд Лас, но, может быть, в этом мире она настолько знаменита?

Она узнала музыку. Сердце забилось сильнее, но не было страха. Музыку исполняли чуть-чуть не так, как в тот раз, но она не переставала быть волшебной.

Лас прикрыла глаза — и возникло ощущение, что музыка поднимает с собой — как волна прибоя — но не швыряет вниз, на камни и скалы, а мягко опускает. Вновь и вновь.

Вейс

Вейс замерла. Музыка звучала так, словно в комнате включено радио — и не оторваться, и слёзы сами собой наворачивались на глаза.

Мира

Мира тоже включила запись. Музыка доносилась уже не просто отчётливо, но громко — хотя слышна была всего в шаге-другом от зеркала. И… стало грустно и одиноко, радость уходила из жизни. Мира опомнилась, включила фильтры, и тишина — точнее, искусственный фон, приятный для уха и разума — вытеснил пришедшую неизвестно откуда музыку. Но запись продолжалась.

Лас, Театр

Чувства приходили, как и музыка — волнами. Какой у неё голос! Необычайный, волшебный! Неужели и там, по ту сторону снов,у неё был твой голос?

Образы кружились в голове, посторонние мысли исчезли прочь — оставалась только музыка, да восхитительный голос Незнакомки, и древние, печальные строки, написанные тем, кто не верил в добро…

Печаль легла на сердце, но не была она беспросветной и жгучей — сквозь её покрывало не переставало светить Солнце.

Ни единой фальшивой ноты, ничего, режущего слух — голос до взлетал птицей, то падал лавиной, и в нём сплавлялись чувства, и чувства были подлинными.

…Лас заметила, что не у неё одной текут слёзы — но люди и не думали как-то скрывать их или стыдиться…

Незнакомка подняла руки над головой, запрокинула голову — голос её, колдовской и сильный, приходил отовсюду — Лас не могла оторваться, отвлечься, огонёк надежды таял, таял, таял….

Она как будто очнулась от сладких грёз, выпрямилась, прижала ладони к груди…

Последние слова она произнесла тихо, почти что шёпотом, оркестр умолк — и голос её был слышен всем и каждому.

И вновь грянула музыка, обрушилась волной, и голос Незнакомки вёл её, вплетался в её суть, наполнял собой и тоска, смертельная тоска уходила прочь, и взамен явилась надежда, и тепло, и свет…

Аплодисменты затопили зал — почти как музыка, которая только что звучала, они нарастали и нарастали. Все встали, Лас также поднялась. Что-то происходило с ней — внутри, где уже столько времени копилась та самая безнадежность, появилось что-то тёплое, согревающее, внушающее надежду.

Люди подбегали к сцене, протягивали Незнакомке букеты цветов — она принимала их с улыбкой, и кланялась в ответ. Лас не удивилась, обнаружив у себя в руке букет роз. Как и многие до неё, она направилась к сцене — и долго ждала там очень уж много поклонников мечтали подарить певице цветы.

Незнакомка приняла розы от Лас.

— Это было великолепно! — похвалила Лас искренне.

Незнакомка вновь поклонилась ей. Улыбнулась и протянула руку.

— Идём со мной, Лас. Не откажешься от чашечки чая?

Вейс, 14:20

Вейс словно проснулась. Песня до сих пор звучала в голове. Да такая красивая! Вейс посмотрела на часы и ужаснулась. Почти полчаса прошло с момента, как она пошла переодеваться! Вот копуша!

Вессен, Сэнье, садовники и Крайен были в столовой. Стояли у зеркала — также латунного — и словно ждали чего-то.

— Вы тоже слышали? — Вейс подбежала к ним. — Слышали эту песню, да?

— Невероятно, — Сэнье вытерла слёзы. — Как красиво и печально!

— Да, — на лице Вессен также был заметен налёт нереальности. — Осталось понять, что это было. Вы все слышали?

— Да, — Вейс указала. — Я была наверху, в комнате Лас. Там и слушала. Простите, что заставила вас ждать!

— Сэнье, — Крайен откашлялся. — Пора подавать на стол. Чудесная, чудесная песня!

— Смотрите! — Сэнье подошла к окну. — Буря идёт! Смотрите, какая чёрная туча!

— Я сейчас закрою окна, — Вейс побежала к лестнице. — Кареон, Неммер, закройте, пожалуйста, оранжереи! Красную кнопку внутри, потом чёрную снаружи! Поторопитесь, туча совсем близко!

Мира и Стайен

— Сообщили, что в трёхстах километрах формируется ураган, — Стайен управлял «пчелой», глядя на мониторы. — Формируется очень быстро. У меня нехорошее предчувствие по поводу этой песенки, Мира. Оператор, дайте прогноз погоды.

— Ураган движется на юг, если не изменит направления и скорости, войдёт в долину через два с половиной часа, — отозвался оператор. — Внимание всем группам, подготовиться к немедленной эвакуации, начать погрузку.

— Готова, Мира? — Стайен ещё раз осмотрел её. Вроде бы всё, как нужно. — У тебя полчаса. Если я вижу на мониторах что-то необычное, я тебя извлекаю.

— Готова, — Мира опустила щиток, «забрало», помотала головой, подняла и опустила руки. Всё нормально. — Открывайте проход.

* * *

Мира спустилась по двадцати пяти ступенькам. Комнатка — чулан, без окон, из убранства — только свёрнутый матрас в углу да обломки мебели. По словам Стайена, здесь был небольшой платяной шкаф, стол со стулом, и всё. Когда «узница» вела себя хорошо, с точки зрения её владельца, её переводили в верхние комнаты — они не сохранились, за почти сто прошедших дет некоторые комнаты на верхних этажах успели обратиться в руины, там уже нет ни личных вещей, ни эха. А сюда её приводили, если она вела себя не так хорошо. Лампа, колокольчик, зеркало — вот и всё, что было. Книг нет, игрушек нет. Кем нужно быть, чтобы так обращаться с людьми?

Мира видела всё сквозь оптические фильтры. «Пчёлы» давали искажённую картинку, но электромагнитные поля здесь в норме, аномалий нет. Вроде бы всё чисто. Источников света нет, надписи на стенах сделаны бытовым маркером, он слабо светится в ультрафиолетовой подсветке, поэтому зрителям казалось, что надписи светятся в темноте.

Почти везде одна и та же надпись, «я вернусь», иногда добавляется слово «смерть», есть ещё несколько надписей, в основном неразборчивых. Незнакомка проходила психиатрическое освидетельствование после того, как её выкупили, и была признана вменяемой, хотя ей и прописали курс лечения от истощения нервной системы. После конфликта на Тирре в законодательства и Империи Роан, и королевства Фаэр, и республики Тессегер были внесены изменения — так, чтобы подобных случаев, когда пленники обретали статус рабов, не могло быть никогда. И законопроекты встретили ощутимое сопротивление — что стало поводом долго обсуждать тему о несовершенстве законодательства и о пережитках древних времён, когда институт рабства существовал практически по всей планете.

Тебе не повезло, подумала Мира. Обошла комнату, несколько раз повернулась на месте, чтобы охватить камерами всю видимую область.

— Мира, — голос Стайена, — разверни матрас и посмотри, что под обломками мебели. Контейнер для образцов стоит за дверью.

Следующие десять минут Мира осторожно перетряхивала пыль да мусор и наполняла небольшими обломками и обрывками контейнер — потом изучат. Развернула матрас — он успел сгнить в труху, то есть не сгнить, конечно, просто пластиковая вата внутри спела рассыпаться в порошок.

Один трофей всё-таки был. Ночная рубашка, в хорошем состоянии. Операторы были в восторге и не скрывали этого. Мира вспорола матрас, ощущая себя грабителем могил, и вскоре комната оказалась почти пуста, контейнер — почти полон. Только зеркало в старинной деревянной раме, да гвоздь, на котором оно висит. Мира подошла к зеркалу — зеркало как зеркало, во всех диапазонах отражает нормально, никаких аномалий.

— Мира? — шёпот. Мира потрясла головой.

— Кто говорит?

— Мира, в комнате никого нет, — тут же отозвался Стайен. — Мы не зафиксировали никакого голоса. Приём.

— Оружейник, я слышала женский голос, сильные помехи.

— Мира, не суй нос куда не следует!

Мира повторила то, что услышала.

— Мира, зелёный код, немедленно возвращайся! Зелёный код, повтори!

— Зелёный код, — Мира нажала на сенсор, ощутила холодок в левом предплечье — туда сделан укол. Что за наваждение? Тени иммунны ко всем видам внушений, а тем более с фильтрами. — Есть зелёный код.

— Мира, подойди к зеркалу, — прошептали ей в уши. Тени заплясали вокруг — ещё и зрительные эффекты!

Мира ощутила, как её ноги, помимо воли, шагнули к зеркалу.

— Мира, назад! Мы извлекаем тебя, стой смирно!

— Посмотри в зеркало, — приказал голос. Мира зажмурилась. И ощутила, как опора исчезла из-под ног.

* * *

…Это был день рождения хозяина поместья. Гости, артисты, нанятые по всему свету — платил хозяин хорошо, недовольных не было.

Началось всё с трещин, на всех почти зеркалах. Слуги и охрана докладывали хозяину, что везде, кроме его кабинета, зеркала покрыты трещинами — словно в каждое швырнули камнем. Хозяин был в ярости, велел охране разобраться, ведь ясно, что кто-то из слуг, раз зеркало в кабинете уцелело. Где успели, повесили металлические, древние и давно вышедшие из моды, а запасных не оказалось — тоже были разбиты.

Веселье было в самом разгаре, когда отворилась дверь кабинета и оттуда вышла она. Мианнесит, «серебряный голос», семь лет назад попавшая в этот дом. Рабам платить не принято, но в данном случае делали исключение — пела не просто хорошо, а восхитительно, такой прекрасный голос — большая редкость. Хозяин, уже когда узнал, что его бывшая рабыня освободилась и официально подтвердила, что не имеет ни к кому претензий и мстить не собирается, пожалел о том, что не воспользовался её даром по уму. Но жалел недолго и вскоре выкинул историю из головы.

Охрана возникла у входа в зал, гости в изумлении смотрели на девушку — и ослепительно красивую, и одетую так, как одеваются только очень состоятельные женщины. Вся в белом, расшитая золотом одежда, ослепительно-белые перчатки и шапочка с каменьями.

— Я пришла спеть для вас, — сообщила она. Хозяин, надо признаться, не сразу понял, как пришла. Потом подумал, что кто-то из родственников устроил сюрприз — сумел нанять эту красотку. Деньги, подумал хозяин. Деньги могут всё. Видимо, тебе хорошо заплатили, раз ты здесь. Я бы на твоём месте побоялся подходить сюда ближе, чем на милю.

Одобрительные возгласы были ей ответом. Даже охрана несколько расслабилась — им ещё предстоит отвечать, как они пропустили Миан в кабинет и кто помогал прятать её там.

— Пой, — разрешил бывший хозяин. — Тебе хорошо заплатят, если хорошо споёшь.

* * *

Мира обнаружила, что стоит у входа в зал — в зал, полный отвратительной слизи и костей, чистильщики работали здесь почти три часа всей бригадой без устали, чтобы обеззаразить и отсеять возможные трофеи. Но сейчас тут было застолье, и множество людей, и рядом с Мирой, в дверном проёме, стояла она. Ира протянула руку — это сон? — и рука не встретила ничего материального, прошла насквозь. Зато Мира всё слышала и видела. Ей показывают отрывок из прошлого?

— Оружейник, — позвала Мира. Нет ответа. Вообще нет сигнала рации. — Я вижу приём, это иллюзия, остаюсь у двери.

Ответа не было, да она его и не очень ждала.

* * *

Она запела. И пела так красиво, что все встали, потому что такое исполнение нужно слушать стоя. Стали все, кроме хозяина — тот ни за какие деньги не встал бы перед ней. Песня длилась, и длилась, и бурные аплодисменты были ответом. И гости начали бросать — деньги, и драгоценности — как бросали бы уличным певцам, и она собирала всё это, не побрезговала, и хозяин посмотрел на неё с презрением.

— Можешь идти, — разрешил он. — Или желаешь исполнить что-нибудь на бис?

Он не желал — желали гости. И она улыбнулась, и подняла руки над головой, и запела вновь.

* * *

У Миры перед глазами поплыли чёрные пятна. Что-то очень странное пела Незнакомка — настолько странное, что стал дурно, но ведь это же сон? Мираж? Или нет? Незнакомка пела, и люди в зале падали, один за другим, стекленели глаза — охранники попробовали выстрелить в неё, кто-то из них понял, что дело нечисто прежде, чем потерял способность двигаться — но оружие падало из их рук. Новые охранники вбегали в зал, и почти сразу же падали тоже. А она пела, и пела, и пела, и один только хозяин остался — широко раскрыв глаза, он сидел и смотрел, и слушал.

И песня, наконец, прекратилась.

* * *

— Ты можешь попросить прощения, — Незнакомка взмахнула рукой и все собранные ей деньги и прочее рассыпались вокруг с весёлым звоном. — На колени, и проси прощения, и я оставлю тебя в покое навсегда.

— Охрану ко мне! — рявкнул хозяин, схватил ближайший нож. — Сегодня я скормлю тебя свиньям, тварь. Прямо сейчас.

Незнакомка рассмеялась и хлопнула в ладоши.

— Твоя охрана служит мне, — пояснила она. — Что ж, пируйте. Пируйте! — крикнула она и гости начали подниматься на ноги. Хозяин посмотрел в глаза тому, кто сидел по левую руку, то был губернатор провинции — и в глазах высокого гостя плескалась ртуть, жидкий металл, и не было ничего человеческого.

Гости взяли в руки ножи и вилки. Охрана поднялась на ноги, стояла молча, глядя в пустоту.

— Пируйте, — приказала Незнакомка и хлопнула в ладоши. Посмотрела в глаза своему мучителю. — Вам никогда не насытиться, будьте вы все прокляты, навсегда.

Смеясь, она повернулась и вернулась в кабинет, и закрыла за собой дверь. А позади раздавался хруст, и чавканье, и истошные крики — крики, вскоре оборвавшиеся.

Мира

— Где я? — Мира обнаружила, что лежит, что вокруг — гул и полумрак. Стайен сидит рядом. Я в вертолёте, подумала она.

— В безопасности, — Хорёк взял её за руку. — Ты заставила нас поволноваться. Можешь пошевелить руками и ногами?

— Вроде да, — Мира уселась, Хорёк поддержал её. — В голове малость сыро, а так всё в порядке. Что там случилось?

— Ты разбила зеркало, — пояснил он. — И вышла наверх, в тот зал. Мы готовы были тебя схватить, но на твоих камерах был сигнал, и такого ещё никто не видел. Мониторы показывали, что ты бодрствуешь и не под принуждением. Потом ты свалилась, и всё на этом.

— Я видела…

— Потом, — Хорёк уложил её на спину. — Полежи, ты быстро пришла в себя, но лучше ещё полежать. Всё потом. У нас есть записи, кое-что и мы видели. Всё потом, Мира.

Она улыбнулась ему, крепче сжала руку и закрыла глаза.

Лас

— Что это? — Лас подняла взгляд. — Буря?

— Буря, — подтвердила Незнакомка. — После этой песни всегда приходит буря, я привыкла. Мне она очень нравится. А тебе?

— Очень, — признала Лас. Несмотря на неприятные воспоминания, песня оставалась красивой. — Почему именно она?

— Не знаю, — Незнакомка потёрла лоб. — Я правда не знаю. Ты ведь узнаёшь эту комнату?

Конечно, такое не забудешь. Та комната, в которой Лас, в другое время и в другом месте в последний раз видела Миан живой.

— Я тоже долго думала, Лас, — Незнакомка хлопнула в ладоши и вошёл лакей с подносом. — Здесь ничего опасного, — пояснила она. — Никаких добавок, всё честно. Просто чай.

Лас кивнула.

— Я думала, и поняла, что есть только один способ заставить тебя использовать силу картины, — Незнакомка придвинулась ближе. — Ты поняла уже, какой. Мне это будет очень неприятно, не знаю, сумею ли пойти на это. Но я хочу жить, Лас!

— Живи в Книге Снов, — Лас взяла чашечку. — Мы всегда сможем договориться, построить тебе другие миры. На твой вкус.

— А когда ты умрёшь? — Незнакомка посмотрела ей в глаза. — Ты ведь не вечна, ты знаешь? Что станет со мной, когда тебя не станет?

Лас пожала плечами.

— Ты не видела, что случается с твоими снами, когда ты уходишь?

Лас отрицательно покачала головой. А что с ними может случиться?

— Там пропадает всё. Там становится пусто и страшно, пока ты снова не возвращаешься. Ты не знала? Теперь знаешь. Лас, я не хочу исчезать, не хочу сидеть остаток дней в пустыне, без солнца, тепла и воды. Но умирать я тоже не хочу.

— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась Лас.

— Игру. Нет, не ту, — улыбнулась Незнакомка. — Когда истекут два дня, я начну искать, кто помнит меня и знает моё имя. Если я найду раньше, чем ты придумаешь, как освободиться, ты отпустишь меня. Всего одно желание, Лас, и не для себя. Картина ничего тебе не сделает.

— Откуда ты можешь знать?

— Вессен часто говорила сама с собой. О картине, у зеркала. Кто знает о картине больше нас с тобой?

Лас смотрела на Незнакомку, и не чувствовала фальши.

— Лас, принимай решение, — Незнакомка постучала по крышке стола. — Неужели я должна сто раз повторять, что мне будет противно мучить твоих друзей?

— Хорошо, — Лас посмотрела ей в глаза. — Но играем честно. Не подсматриваем, не жульничаем.

— Честно, — Незнакомка кивнула. — Если я проиграю, я останусь в твоих снах. Я не буду изображать те голоса. Избавлю тебя от них, как обещала. И я не буду мстить, если проиграю, клянусь.

— Хорошо. Время пошло? — Лас поднялась на ноги. — Тогда я не хочу говорить тебе, куда пойду, пока идёт игра.

— Хорошо, пусть так, — Незнакомка тоже встала. — Лас, можно попросить тебя?

Лас вопросительно посмотрела ей в глаза.

— Погладь меня по голове.

Лас не сумела скрыть изумления, чуть тронутого отвращением.

— Неужели это так много? Я не Вейс, хотя я близка к тебе, как никто другой. Просто погладь меня, один раз. Со мной такого никогда не было. И с ней не было, ты же знаешь, она никого к себе не подпускала. Если ты в самом деле меня простила, ты сможешь. Только раз!

Лас смотрела в её глаза, не двигаясь, не выражая никаких чувств.

— Я не узнаю твои тайные мысли, — Незнакомка сняла шапочку, тряхнула головой, её серебристые волосы упали за спину. — Для этого мне нужно взять тебя за руку. Лас! Одна только просьба!

Лас обошла стол, медленно приблизилась к Незнакомке. Остановилась в двух шагах, глядя ей в глаза.

— Я — это ты, — девушка в белом закрыла глаза. — Но с тобой это уже было, и тебя любили, а со мной — нет. Попробуй хотя бы минуту не думать обо мне плохо.

Лас осторожно обняла её, прижала к себе. Живой человек, ощутила она, и несчастный. Но всё равно чувствуется скрытая злость, и жажда мести… нет. Не сейчас, Лас. Не думай плохо. Лас прикоснулась к голове Незнакомки, пригладила её волосы. Девушка вздрогнула, обхватила Лас сильнее. Лас осторожно запустила руку под её волосы, погладила Незнакомку по затылку. Жар… Незнакомку почти сразу бросило в жар.

— М-м-м, — она не сразу отпустила Лас. — Как это приятно… — она отодвинулась, глядя Лас в лицо. — Спасибо. Иди, Лас. Пожалуйста, оставь меня, пока у меня есть силы держать себя в руках.

…Снаружи ярилась гроза, и хлестал ливень, и на улицах никого не было. Лас бежала, не обращая внимания на дождь — туда, где стол с Книгой. Прочь отсюда. Быстрее!

Ей казалось, что прошлое гонится за ней по пятам.

15. Директива номер один

Мира

Они вроде бы только что говорили со Стайеном — до Страны Цветов оставалось всего ничего, как вдруг всё изменилось. Мира почувствовала прикосновение чего-то холодного к виску, услышала звук, который ни с чем не спутать — пистолет снят с предохранителя.

— Стайен, что за шутки? — поинтересовалась она.

Почти сразу же она почуяла, кто там вместо Стайена и поняла, что ответа не нужно.

— Это не Стайен, — Незнакомка отодвинулась. — Поверишь на слово, что успею выстрелить?

— Поверю, — Мира медленно повернула голову. — Что ты хочешь? Я сплю?

— Ты спишь, — Незнакомка отодвинулась дальше. Интересно, подумала Мира, кто за рулём? За окнами — тьма, не понять, где они и куда летят. — Будешь ещё грубить?

— Не буду, — пообещала Мира. — Но врать не буду, если будет случай убить тебя, убью.

— Не сомневаюсь. Сегодня ты видела часть моего прошлого, Мира. Мне нужно взять тебя за руку. По твоей воле. Сделаем это по-хорошему?

— Зачем тебе это?

— Мне нужно знать, что ты там видела. И не только там, — Незнакомка улыбнулась.

— Теперь ты всегда будешь приставлять мне пушку к голове? — поинтересовалась Мира. — Иди ты! Стреляй давай. Может, я выживу, может, нет. Но плясать перед тобой не буду.

Незнакомка рассмеялась, убрала пистолет.

— Мира, ты мне нравишься. Не терплю слабаков. Может, попробуем договориться?

— Давай. Вот мои условия: вали отсюда и не мешай мне спать.

— Грубить не надо, — посоветовала девушка. — Будет больно. Так не пойдёт, Мира. Ты сейчас в моём царстве. Я знаю, вы и Вессен можете долго обходиться без сна, но не полностью. Намёк понятен?

— Вполне. Давай, излагай свои условия.

— И как ты договаривалась с террористами? — поморщилась Незнакомка. — Таким же языком?

— Да, а что? Нельзя?

— Всё, давай серьёзно, — Незнакомка придвинулась. — Расскажешь мне, что ты там видела. Сама расскажешь, своими словами.

— А что мне за это будет?

— Будет два дня форы, как я обещала. У Лас тоже есть два дня. Видишь, мне нечего скрывать. Потом я начну выколачивать из вас сведения, доступными методами.

— Да, ты умеешь, — согласилась Мира. — Кстати, ты классно поёшь. Кроме шуток.

— Спасибо. Извини, тут негде поклониться. Ну так что, Мира? Нужны эти два дня? А то ведь сна у тебя не будет. И личной жизни тоже, поверь на слово.

— Сволочь ты всё-таки, — сплюнула Мира. — Я о тебе знаю всего день, а уже хочу тебя закопать.

— Мира, спрашиваю в третий раз. Четвёртого не будет.

— Хорошо, — Мира сплюнула вновь. — Слушай.

* * *

Мира уложилась в пять минут. Постаралась не называть имён и подробностей того, что и как написано на стенах.

— Отлично, — Незнакомка улыбнулась и достала пистолет. — Не шевелись, а то могу промахнуться.

— Это вместо «спасибо»?

— Ты назвала меня сволочью, а я ведь предупреждала. У тебя два дня, не забудь.

Мира едва успела сжать зубы покрепче.

* * *

Мира дёрнулась так, что свалилась с сиденья.

— Остановить! — распорядился Стайен. — Мира! Что с тобой?! Оператор, — он прикоснулся к гарнитуре, — врача к третьей машине, срочно!

— Печень, — сквозь зубы проговорила Мира. — Две пули. Стайен, открой дверь, меня сейчас стошнит.

Тессерон, Вассео 4, 20:55

— Что с вами?! — Вейс побледнела, подбежала к машине. Стайен помогал Мире выйти из салона. Мира выглядела неважно, хотя старалась не подавать виду. — Вас ранили?!

— Уже почти прошло, — Мира приняла её руку, легонько сжала. — Скоро станет лучше, Вейс. Я живучая. Простите, я хотела бы…

— Ужин уже готов!

— Ой, только не это! У меня такой кулак в горле! Чего-нибудь попить. Стайен, тебе не будет трудно рассказать всё вместо меня?

— Конечно, — Стайен придерживал её. — Мира, тебе нужно полежать.

— Полежу, — согласилась Мира. — Не бойся, всё уже хорошо, просто противно. Вейс, простите меня, можно попросить вас?

— Конечно! Стайен, проходите к столу, мы ждём вас. Тут была такая буря! Вы не поверите!

— Поверим, — Стайен махнул указкой и автомобиль послушно поехал в сторону гаража. — У нас там тоже была буря.

Мира и Вейс, Вассео 4, 21:15

Мира несколько раз теряла сознание, на долю секунды — и наотрез отказывалась вызывать врача. В конце концов Вейс уложила её в постель и тщательно протёрла травяным настоем — довести её до душа не получалось.

— Сейчас станет лучше, — пообещала Мира, открыла глаза, уставилась в потолок. Вейс смотрела на неё и качала головой, тощая, жилистая, рёбра все видны — в чём душа держится? — Простите, что заставила вас заниматься мной! Терпеть не могу врачей. А у вас такие приятные руки.

— Мира, — Вейс пододвинула стул, села рядом с кроватью. — Мне показалось, или вы…

— Вела себя не слишком прилично? Было такое, — Мира прикрыла глаза и вновь их открыла. — Не подумайте чего, просто вы мне понравились. И так помогли, особенно со Стайеном. Ничего, что я так напрямую?

— Это правильно, — Вейс улыбнулась. — Лежите смирно, ладно?

Она встала, наклонилась и поцеловала Миру в щёку. Мира вздрогнула.

— Это в первый и последний раз, Мира, хорошо?

— Конечно, я не маленькая. Я знаю, я видела, как вы смотрите на Крайена, а он на вас. Но можно я буду делать для вас что-нибудь хорошее?

— Можно, — Вейс снова улыбнулась, погладила Миру по ладони. — Спрашивать-то зачем? Вы почему такая тощая? Плохо кормят?

— Корм не в коня, — вздохнула Мира. — Ем за двоих, а толку! Вейс, я хотела остаться с вами наедине, это правда. В меня сегодня снова стреляла она.

Вейс широко раскрыла глаза.

— Я Тень. Такая специальность, — Мира криво улыбнулась. — Да вы сами видели, вся в шрамах. Раны у меня быстро зарастают. И она это знает.

— Бедная! — Вейс погладила Миру по щеке. — За что она вас?!

— За дело. Я ей там наговорила гадостей, а она предупреждала. Больше не буду, слово! Вейс, она упоминала Лас. Я знаю, вы очень за неё беспокоитесь, я хотела с вами поговорить.

— А от Вессен вам не достанется?

— Я и ей скажу. Только хотела с вами сначала, если можно. Она дала мне два дня, потом возьмётся всерьёз. За меня, за вас. Нужно что-то придумать! Времени очень мало!

— Если бы я могла чем-то помочь!

— Давайте я вам расскажу, что знаю, — предложила Мира. — А потом вы. Я не буду ничего скрывать от Весс, она мне не только начальница, а ещё лучшая подруга и вообще как мама родная. Но вы — как бабушка. Простите! Я всегда бабушке доверяла больше.

— Хотите ко мне во внучки?

— А можно? Просто называться! Я буду очень послушная!

— Хорошо, внучка, — Вейс погладила её по щеке. — Но у меня строго, спуску не даю! И без дела сидеть не дам!

— Да, бабушка! — Мира говорила серьёзно. — Я согласна!

— Вот и прекрасно, — Вейс снова наклонилась и Мира получила ещё один поцелуй. — А теперь — спать, внученька. Сколько получится, столько получится, нужно отдохнуть. Я ещё приду.

— Бабушка Вейс, — Мира прикрыла глаза. — А что нужно сделать, чтобы вы снова поцеловали?

— Внуки меня зовут на «ты». Нужно просто хорошо себя вести, — Вейс засмеялась. — Мира, тебе нужно отдохнуть. Я поговорю пока с Вессен. Или не нужно?

— Говорите… говори, бабушка. Она всё поймёт. Всё, я сплю! — Мира повернулась на бок и почти сразу же уснула.

Вейс, Вассео 4, 22:20

— Вессен, можно отвлечь вас на минутку? — Вейс появилась на пороге «штаба». — Я совсем ненадолго!

Второй Хорёк тоже был уже здесь. И Инженер — его Вейс ожидала меньше всего. Бедная Мира, подумала Вейс. И оба Стайена тоже. Вот ведь как вышло!

Вессен молча вышла вслед за Вейс, в библиотеку, так же молча выслушала Вейс.

— Только не нужно секретничать, — пояснила она. — Вейс, вы сами говорили — она очень опасна. У нас всего два дня на поиски окончательного решения, всякая информация может быть важной. А Инженер говорит, что сможет открыть проход туда, откуда Лас и Незнакомка пришли в тот дом. Мы действуем во всех направлениях — я хотела, чтобы вы знали — мы не бросим Лас, куда бы её ни спрятали.

— Спасибо, — Вейс склонила голову.

— Может, ляжете спать? Вам тоже нужно отдохнуть.

— Я боюсь оставаться одна, — призналась Вейс. — Простите! Можно посидеть у вас в штабе? Или там что-то очень секретное?

— Там не очень уютно, — пожала плечами Вессен. — Секретное мы обсуждаем под дымкой, всё равно никто не увидит и не услышит. Мы все в одной команде, Вейс, и вы теперь с нами. Может, посидеть с вами? Я всё равно собиралась отдыхать.

— Мне будет неловко, — призналась Вейс. — Пойду к Мире.

— Вы уверены? Она очень странно действует на людей. Нарушения сна, странные фантазии… В моём присутствии вы сразу уснули.

— Я взяла её во внучки, — улыбнулась Вейс. — Она обещала себя хорошо вести.

— Уговорила-таки, — непонятно почему развеселилась Вессен. — Извините! Отдохните, и не беспокойтесь ни о чём. Тесан просила привезти вас завтра в Тегар-Тан. Отметить ваш праздник там.

— Ой, да какой это праздник, — махнула рукой Вейс. — Но приеду, она всегда так радуется. Я бы лучше их забрала к себе…

— Светлая не покидает Тегарон, пока не достигнет совершеннолетия, — заметила Вессен. — И её няня тоже. Отдыхайте. Если во сне увидите Незнакомку…

— Прогоню её. Я знаю, как.

— Простите, Вейс, это моя вина. Мы провели инструктаж со всеми, кроме вас. Вы уже виделись с ней, и она может вас ранить, буквально и переносно. Идёмте, я отниму у вас ещё минут пять времени. И передам подарок от Светлой.

Мира и Вейс, Вассео 4, 23:00

Подарком оказался медвежонок — тот самый. Хорёк-младший хотел забрать и вещи обеих бабушек, но Тесан воспротивилась. Пусть остаются. Вейс тоже не стала бы настаивать, после всего того, что случилось.

Мира спала, как убитая. Её не застать врасплох, говорила Вессен, Мира всегда чувствовала опасность — когда та была на пороге. Вейс вошла в её комнату — Мира улыбнулась во сне, потянулась и спит себе дальше. Посижу на диване, подумала Вейс, может, и засну.

Ей показалось, что она всего лишь прикрыла глаза и снова открыла. И рядом на диване уже сидел кто-то ещё.

Всё та же ночь за окном, всё так же Мира спит — спит безмятежно. Это сон, подумала Вейс. Медленно, стиснув зубы, повернула голову.

— Это сон, — подтвердила Незнакомка. — Мне захотелось посмотреть на тебя. Лас так много думает о тебе, мне стало интересно — почему. Не прогоняй меня.

Вейс стиснула медвежонка — и это придало уверенности в себе.

— Ты никого никогда не любила? — поинтересовалась Вейс.

Незнакомка покачала головой.

— Так не бывает, — Вейс немного придвинулась к ней. — Маму, папу, братьев, сестёр…

— Их убили на моих глазах. Когда я пыталась вспоминать их потом, я вспоминала только тот вечер.

— А потом? Тебе никто никогда не нравился?

— Нравились. Но они все погибали, как только я начинала что-то чувствовать. Не смотри так. Не я их убивала.

— У тебя было хоть что-нибудь хорошее в жизни?

— Концерты, — улыбнулась Незнакомка. — Всегда об этом мечтала. И петь, и чувствовать, что меня обожают. Знаешь, благотворительность — это тоже очень приятно.

— Зачем же тогда… почему ты бросила всё это?

— Ты не поймёшь, Вейс. А я не могу понять Лас. Может, потому, что я ещё не совсем настоящая. Знаешь, я вот только сейчас подумала — я даю вам срок, но не называю времени. Так неправильно. Пусть будет полночь с шестого на седьмое число.

— Отпусти Лас, — попросила Вейс. — Пожалуйста!

— Я не держу её, — вздохнула Незнакомка. — Она может уйти в любой момент. Но не хочет. Вейс, я хочу попросить тебя об одной вещи.

Вейс вопросительно посмотрела в ответ.

— Погладить меня по голове. Так, как ты гладила Лас, — Незнакомка поднялась.

Вейс медленно поднялась сама — посмотрела на спящую Миру, затем на медвежонка в своей руке.

— Она не проснётся, — Незнакомка сняла шапочку. — У неё другой сон, и ей там хорошо.

Вейс осторожно обняла Незнакомку… и образы нахлынули — воспоминания? — и была там в основном жестокость, кровь и смерть. Незнакомка вздрогнула, когда пальца Вейс коснулись её шеи — а сама Вейс помнила только, что прижимала к себе кого-то, убитого горем, успокаивала, и что-то шептала, но сама не помнит, что.

Когда Вейс отпустила Незнакомку, у той на глазах были слёзы. Девушка прижала ладони к лицу, отняла их и посмотрела, словно не веря в то, что видит.

— Что ты со мной сделала? — Незнакомка опустилась на диван, прижала ладони к лицу. Вейс нерешительно подошла поближе. — Уходи, Вейс. Пожалуйста, просыпайся. Нет, подожди! — она подняла лицо, по которому продолжали течь слёзы. — Спасибо! И прости за то, что было там, в библиотеке. Это была не я, но прости её, пожалуйста!

— Я простила, — улыбнулась Вейс. — Я давно уже простила.

— Она сделала тебе подарок, пусть жестокий, но подарок. Я тоже хочу сделать подарок, Вейс. Что ты хочешь?

— Не нужно мстить! Прости тех, кто остался, это же было сто лет назад!

— Проси для себя, Вейс. Только для себя.

Вейс молча подошла к ней, опустилась на колени и снова обняла.

— У меня всё есть, — прошептала она. — Я люблю, и меня любят, остальное неважно.

Вейс поднялась, отступила на шаг, подняла с пола медвежонка. Незнакомка так и сидела, прижав ладони к лицу. Но что-то изменилось — Вейс чувствовала, перестало щемить сердце, и пришёл покой.

— Прощай, Вейс, — произнесла Незнакомка неожиданно, не отнимая ладоней. — Твои сны — вот мой подарок. Сны без страха и боли. Теперь просыпайся.

* * *

Вейс помнила только, что её подхватило — неодолимо, но бережно — и повлекло куда-то. А в следующий момент она уже сидела на диване, прижимая к груди медвежонка, а рядом, на полу, оказалась Мира. В чём мать родила — видно, только что соскочила с кровати.

— Вейс? Всё в порядке? Простите… бабушка Вейс!

— Всё хорошо, — Вейс закрыла глаза. — Теперь всё хорошо.

— У тебя слёзы! Кто это? Снова она?

— Это хорошие слёзы, — Вейс вытерла лицо. — Великое Море, на кого я похожа! Мира, одень что-нибудь!

Мира схватила ворох своей одежды, бросилась в ванную. Вейс так и сидела, прижимая медвежонка к лицу, раскачиваясь взад-вперёд, и чувствовала — что-то очень нехорошее обошло её стороной.

* * *

— Может, поспишь? — Мира появилась минут через пять и была бодра, энергична и совершенно здорова. — Я посижу рядом.

— Я выспалась, — Вейс с удивлением осознала, что да, именно так. — Не знаю, как это случилось.

— Я тоже, — Мира посмотрела ей в глаза. — Я вообще мало сплю, привыкла уже. Вот только есть хочу ужасно!

— Этому горю легко помочь, — улыбнулась Вейс, подошла к зеркалу. Ни причёски, ничего — пугало пугалом. — Сейчас, только причешусь!

Мира вышла за дверь, а когда Вейс закончила приводить себя в порядок, дверь легонько щёлкнула. Мира, вся мокрая, протянула Вейс розу.

— С днём рождения, бабушка!

— Ох, а я и забыла! — всплеснула та руками. — Спасибо, дорогая!

Лас

Она сидела и смотрела на картину. Та светилась в полумраке ровным синим светом. В Долине роз наступил вечер. Там, внизу, в самой долине, праздник — каждый день праздник, и повод всегда найдётся. Страна веселья. Зачем я только начала это придумывать, подумала Лас, зачем вырастила ту розу.

— Что ты? — спросила она у картины. — Что ты такое?

Нет ответа. Я схожу с ума, подумала Лас, чего я ожидала? Ответа? Она взяла свёрток обеими руками, прислушалась к ощущениям. Ничего. Обычная картина — старый холст, запах пыли и краски. Мерещится ещё запах крови, совсем чуть-чуть.

— Что ты такое? — повторила Лас, глядя на рулон. — Отвечай!

И ей ответили.

* * *

— Лас пришла в себя — сидела на траве, рядом со столом. Как будто её сдуло порывом ветра. А в голове, перед глазами, в уме ещё вращалось, кружилось нечто — Лас не сразу отыскала правильные слова. Описание? Пояснение?

Из этого сгустка начали проступать слова. Именно проступать, как если бы барельеф, залепленный грязью, поливали водой, смывая грязь, открывая узор.

«ИНТЕРАКТИВНЫЙ ИНТЕРФЕЙС К… РЕАЛЬНОСТИ».

То, что Лас почудилось вместо многоточия, никак не хотело оформляться в слова. Но вот остальное…

Великое Море! Неужели это действительно машина?! Или Лас уже сошла с ума, её разум сам выдумывает то, что видит и играет сам с собой?

— Поясни, — потребовала Лас, поднявшись и усевшись за стол. — Поясни свои функции.

Она зажмурилась, уселась устойчивее, в ожидании такого же «порыва ветра».

И её снова «сдуло» на землю, а голова закружилась.

«ПОЛНЫЙ ИНТЕРФЕЙС К ФУНДАМЕНТАЛЬНЫМ ПАРАМЕТРАМ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ РЕАЛЬНОСТИ. УСТРОЙСТВО РАБОТАЕТ В МОНОПОЛЬНОМ КОРРЕКТИРОВОЧНОМ РЕЖИМЕ. ТЕКУЩЕЕ СОСТОЯНИЕ — ОЖИДАНИЕ ДИРЕКТИВ».

Лас хватала воздух ртом — слова почти физически ощущались, ими словно ударяло по мозгу, голова начала болеть.

— Откуда ты взялась на нашу голову? — прошептала Лас и на этот раз «ударило» так, что в глазах потемнело.

Вессен права, подумала Лас. Если узнать, то жить не захочется. Но разум отказывался, возражал против самой идеи, что привычный ей мир, вся его история и вся Вселенная вокруг — чья-то курсовая работа. Этого не может быть! Это не может быть правдой!

— Кому ты служишь? Кто твой хозяин?! — Лас понимала, что кричит. И понимала, что это глупо — если только эти горящие слова перед глазами правда, то это — машина, и смысла нет тратить на неё эмоции.

«ТЕКУЩИЙ ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ МУЛЬТИЛИЧНОСТЬ… СУБЛИЧНОСТЬ НОМЕР ОДИН САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ ЛАС ЛАС-ТАЭНИН ЛАС-ТАЭНИН ЭС АН ВАНТАР ЭР РЕЙСТАН ЛАСТОЧКА ПТИЧКА ПТИЦА…»

Слова ползли и ползли… то, что было вместо многоточия, Лас не сумела воспринять — похоже на условный номер. Кошмар! У меня есть номер, как будто я вещь на чьём-то складе! Голова разламывалась от боли, а слова ползли и ползли, Лас называли все прозвища, приятные и неприятные, которыми её награждали за прошедшую жизнь, и вдруг…

«… СУБЛИЧНОСТЬ НОМЕР ДВА САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ ВЕРЕАН ВЕРЕАН ЭС НЕМЕРТОН ЭС ФАЭР ПОПРЫГУНЬЯ ЧАЙКА…»

Лас чувствовала, что вот-вот потеряет сознание от боли.

«… СУБЛИЧНОСТИ НОМЕР ТРИ ЧЕТЫРЕ ПЯТЬ ШЕСТЬ СЕМЬ АССИМИЛИРОВАНЫ СУБЛИЧНОСТЬЮ НОМЕР ДВА ОЖИДАЮ ДИРЕКТИВЫ».

— Убавь громкость, — прохрипела Лас. — Голова разламывается.

И голова тут же прошла. И слова вспыхнули перед мысленным взглядом уже не так ярко, не принося боли.

«Директива принята».

— Что же мне с тобой делать? — подумала Лас вслух. — Как тебя уничтожить?!

«Устройство может быть дезактивировано исполнением ключевой директивы номер один при условии адаптивной ассимиляции пользователя».

Лас ощутила, что ей становится страшно.

— Поясни, что такое ключевая директива номер один и адаптивная ассимиляция пользователя.

И ей пояснили.

Штаб, Тессерон, Вассео 5, 4:20

— Итак, мы знаем, что Незнакомка умеет перемещаться между зеркалами, — подвела итоги Вессен, — умеет трансформировать квазиреальность сна в управляемую реальность, умеет считывать все воспоминания при телесном контакте.

— Только за руку, — возразила Мира.

— Лучше считать, что при любом контакте, — возразил Стайен.

— Незнакомка повторяет, что ей необходимо узнать собственное настоящее имя, чтобы получить доступ в нашу реальность, — продолжила Вессен. — Она была в контакте с Лас-Таэнин, а Лас знает её подлинное имя. Но в нашей реальности Незнакомка появляется только на короткое время.

— Если свериться с первоисточником, — Стайен-старший нацепил пенсне и взял свиток со сказкой Майри-Та, — тут написано: тот, кто знает меня, и меня назовёт, тот отпустит меня на свободу.

— Лас знает её, но пока не назвала, — Вессен посмотрела в окно. — Кто ещё в зоне её влияния?

— Вейс и я, — тут же ответила Мира. — Кто ещё — не знаю. Если я правильно поняла, то достаточно назвать кого-то по имени в присутствии этой сво…

— Незнакомки, — перебила её Вессен. — Мира, пожалей свою печень!

— Виновата, полковник! В присутствии Незнакомки. Если назвать кого-то в её присутствии, то она получает доступ в сны этого человека.

— Вы во всё это верите?! — не выдержал Инженер.

— Дорман, — Вессен побарабанила пальцами по столу. — Всё, что случилось с Командой, случилось в точном соответствии с этой рукописью. Есть другие рабочие гипотезы? Тогда я продолжаю. Вопрос номер один, к чьим снам Незнакомка имеет доступ. Вопрос номер два, как обезопаситься тем, кто уже под её влиянием. Вопрос номер три, как связаться с Лас, без её помощи нам будет трудно. Вопрос номер четыре, как обезвредить Незнакомку в случае, если она получит доступ в нашу реальность.

— Какими способностями она будет обладать? — поинтересовался Инженер.

— Всеми, перечисленными здесь, — Вессен подняла свиток. — Мы уже просчитываем возможные сценарии, но ничего удовлетворительного пока нет.

— И у них обеих картина, — вздохнул Стайен. — Что будет, если Лас не произнесёт ключевую фразу?

— Картина выберет другого человека в интервале между тремя и пятью сутками. Но я буду знать местоположение картины, если только новый владелец не отменит это свойство.

— Что будет, если ключевую фразу произнесёт Незнакомка? — Инженер потёр лоб. Волнуется.

— Она уже произнесла, — пояснил Стайен. — По словам Тесан, Незнакомка сделала это там, в Тегар-Тан. Но картина не перешла к ней.

— Но такую возможность исключать нельзя. Инженер, насколько проблематично полностью отсечь проходы в известные реальности?

— У меня есть рабочая модель генератора, — Инженер выпрямился. — С вероятностью девяносто девять и девять десятых процента проход не удастся восстановить известными нам способами.

— Тогда готовим массовую эвакуацию населения с последующим разрывом связей. Реальности номер один, восемь, одиннадцать и пятьдесят находятся поблизости от крупных населённых пунктов. Туда и будем перемещать, по плану «Исход-2».

Инженер явно повеселел. Стайен прав, подумала Вессен. Они ждут, когда же мы откроем реальности для остальных. И вот, возможно, пришло время.

— Реальность два тоже поблизости от крупного населённого пункта, — Стайен-старший посмотрел в глаза Вессен. — Страна Цветов.

— Здесь будет располагаться штаб эвакуации, сюда мы будем пересылать только транзитом. Оружейник, займись подготовкой эвакуации. Студент, ты сопровождаешь Инженера и участвуешь в десанте. Куница, остаёшься здесь, будешь замещать меня при необходимости. Вопросы?

— У Вейс сегодня день рождения, — напомнила Мира. — Нужно отвезти её в Тегар-Тан.

— Отвези. Мы отпразднуем, но когда кризис завершится, я устрою ей настоящий праздник. Ещё вопросы?

Все встали.

— Отлично. Приступаем.

Вейс

— Нет-нет-нет! — Крайен преградил ей дорогу. — Сегодня вы здесь не хозяйка. Сегодня хозяева мы, — Сэнье, в фартуке, повернула голову и улыбнулась Вейс. — А вы отдыхаете.

— Ну что это такое! — Вейс всплеснула руками. — Я не люблю бездельничать!

— Вейс, ну разве обязательно работать только на кухне?

— Да ну вас, — Вейс постаралась казаться сердитой, но у неё ничего не вышло. — Хорошо. Но меня приглашали в Тегар-Тан!

— Поезжайте! А если задержитесь, то мы отпразднуем завтра.

Вейс покачала головой и махнула рукой,

— Когда прикажете подавать завтрак? — Крайен коротко поклонился.

— Мы обычно завтракаем в шесть тридцать, — пояснила Вейс. — Через час и десять минут.

Лас

Никогда не любила вычислители, подумала Лас, а теперь возненавижу.

За прошедший час она успела многое. Например, добилась того, чтобы на вопросы картина отвечала или текстом, или голосом, а всё непонятное поясняла без отдельных команд. Узнала много ненужного о том, каковы побочные действия картины на окружающую реальность.

Но самым неприятным открытием была директива номер один. Насколько сумела понять Лас, это означало следующее: создать новую реальность и слиться с ней, перестать существовать. Это меня совсем не устраивает.

— Почему я? — Лас потёрла виски — голова пухла от информации. — Почему я?! Почему ты выбрала меня?

«Текущий пользователь оптимален для реализации ключевой директивы номер один».

— Ты хочешь исчезнуть? — удивилась Лас. — Прихватить меня с собой и исчезнуть? Да?

«Текущая программа устройства ориентирована на исполнение ключевой директивы номер один, ассимиляция пользователя является факультативной».

— А если я не захочу ничего делать?

«Устройство перейдёт в режим поиска оптимального пользователя через сорок три стандартныхчаса тридцать стандартных минут восемнадцать стандартных секунд».

— Я… — Лас чуть было не сказала «я хочу». — Мне необходимо знать каждый момент, сколько у меня времени на размышления.

«Неверная входная директива, повторить».

Входная директива — «я хочу», Лас уже выяснила. Также она выяснила, что если впоследствии отменить директиву, то картина никогда более не будет подчиняться.

— Где именно ты будешь искать другого хозяина?

«Недостаточно полномочий, запрос отклоняется».

— Если я скажу входную директиву, полномочий будет достаточно? — я начинаю изъясняться, как железяка, подумала Лас. Это ужасно!

«Ответ утвердительный».

— Ты можешь выражаться человеческим языком?!

«Доступные варианты интерфейса: текстово-образный, виртуальный оператор, параметризованно-адаптивный, интерфейс основных команд».

— Поясни, — Лас чувствовала, что теряет самообладание. — Понятными мне словами.

Через пять минут она почувствовала себя невероятно глупой. Нужно было сразу потребовать виртуального оператора. Иными словами, картина могла принимать облик любого человека.

Лас выбрала саму себя.

— Если я скажу эти слова, то смогу узнать, где ты будешь искать преемника?

— Да, — Лас-двойник улыбнулась. — И многое другое тоже.

Думай, Лас. Времени мало, очень мало. В любой момент Ведьма может передумать, и что тогда?

— Мои субличности… что это такое?

— Это разные проявления тебя как личности. В настоящий момент субличность номер два располагает собственным носителем.

— Ты слушаешься нас обеих? — неприятная мысль пришла в голову. — Или только меня?

— В настоящий момент ты — оптимальный пользователь, не она.

— Пока я исполняю эту проклятую директиву номер один, так и будет?

Лас-картина кивнула.

— А если я устану или передумаю исполнять, ты просто найдёшь другого хозяина?

— Так меня настроили, Лас.

— Я хочу изменить твою настройку.

— Это не в твоей власти, Лас.

— Если я не скажу входную директиву, ты найдёшь мне замену. А если скажу, мне нужно будет время от времени исполнять ту директиву?

— Правильно, Лас.

— И как часто?

— Минимум один раз в стандартную неделю.

— На человеческом языке! — не выдержала Лас.

— Раз в неделю.

Лас почувствовала, что ноги не держат её. Её двойник подхватил её, не дал упасть. Лас почувствовала почти что злость. Или умереть в новом созданном мире, или вечно их создавать.

А для чего, Лас, ты ушла в свои сны? Не для этого ли? Для чего создавала их один за другим, возвращалась к моментам прошлого? Вот тебе и вручили самый удобный инструмент. А откажешься — его заберёт другой. Что, если это будет Ведьма?

— Ты хочешь, чтобы я сказала эти два слова? — поинтересовалась Лас.

— Лас, я не та, кем кажусь. Я не человек. Моя программа настроена на то, чтобы убедить тебя использовать мои возможности.

— Но зачем?? Кому это нужно?

— Я не знаю. Я не умею размышлять, даже если кажется иначе.

— Не знаешь или не скажешь?

— Не знаю.

— Ты всегда отвечаешь только правду?

— Да, Лас.

Лас отвернулась. Время уходит. Здесь, на страницах Книги Снов, возможности Лас и Ведьмы одинаковы. Может быть даже, Лас могущественнее. А за пределами?

Не с кем посоветоваться. Не у кого получить хоть какое-то ободрение, уверенность в себе. Всё сама. Ты искала одиночества, Лас, и ты его нашла. Ты счастлива?

Время уходит, Лас, и второго шанса тут не дадут.

— Я хочу, — Лас взяла себя-картину за руку, — всегда знать, сколько мне осталось времени, прежде чем ты начнёшь искать мне замену.

— Слушаюсь, Лас!

Штаб, Тессерон, Вассео 5, 5:55

Вессен словно ударило электрическим током — Мира едва успела подхватить её. Сняла с неё гарнитуру — Весс выслушивала какие-то отчёты — приказала подождать.

— Что случилось, Весс? — несколько секунд казалось, что Вессен хватил удар. Это были очень неприятные секунды.

— Кто-то произнёс те два слова, — Вессен потёрла виски. — Картина нашла хозяина.

— Наши планы не меняются?

— Не меняются. Слушай, замени меня минут на десять, схожу выпью кофе.

— Я с тобой!

— Не валяй дурака! Там ждут!

— Подождут, — Мира включила гарнитуру и дала распоряжения. — Ты бы видела себя! Я не оставлю тебя одну!

— Мира, это приказ!

— Иди ты! Тебе сейчас нужно лечь и полежать, и не быть одной. Я тоже читала отчёты о тех, кто отказывался от картины.

— Мира…

— Всё будет нормально, — Мира надела гарнитуру. — Справлюсь. Если что, у тебя спрошу. Идём со мной и не спорь. Это приказ!

— Да, дочка, — Весс взялась за предложенную руку. — Кстати, когда у нас завтрак?

— Через полчаса, мамочка. Идём, идём — тебе нужен покой.

Лас

— О, Лас, наконец-то! — услышала она голос. Незнакомка поднималась по холму, ещё несколько секунд — и она всё увидит. Лас едва успела схватить себя-картину за руку и мысленно приказать «Делай всё то же, что и я» и получить мысленный же ответ «Слушаюсь».

— Вот как, — Незнакомка переводила взгляд с одной Лас на другую. — Это для уверенности? Или тебе скучно?

— Скучно, — хором ответили обе Лас. Незнакомка рассмеялась и хлопнула несколько раз в ладоши.

— Лас, давай тогда всё и закончим. Ты же видишь, ничего страшного не случилось. Освободи меня! Я завтра же покину планету и всё это кончится.

— А я буду сидеть здесь, до конца моих дней, — спокойно отозвалась Лас. — Это ты хорошо придумала.

— О чём ты?

— Ты же слушала мысли Вессен, — Лас импровизировала — не было фактов, только ощущения. — И знаешь, что тот, кто отказался от самого себя, заперт в своей реальности. Ты — это я.

Видно было, что Незнакомка ошеломлена. И… робость, пусть ненадолго, но появилась в её взгляде.

— А ещё я могу теперь читать твои мысли, — Лас протянула руку к Незнакомке. — Я хочу…

— Нет! — Незнакомка отступила, закрыла лицо ладонями. — Прости! Лас, я… да, я сказала неправду. Один только раз! Я не слышала ничего толкового от Вессен. Не читай мысли! Мы же уговорились не жульничать!

— Но ты солгала первой. Как мне теперь верить тебе?

— Возьми меня за руку, — Незнакомка протянула руку. — Я поклянусь, что отныне буду говорить только правду, ты поймёшь, честно ли я сказала.

«Я хочу, чтобы она не могла читать мои мысли и память, когда берёт меня за руку» — «Исполнено».

Две Лас протянули две правые руки. Незнакомка некоторое время колебалась, затем взялась за их руки своими.

— Я, Вереан эс Немертон эс Фаэр, обещаю и клянусь, что буду говорить Лас-Таэнин эр Тегарон правду и только правду.

«Подтверждаю» — мысленный голос Лас-картины.

— Хорошо, — Лас опустили руки. — А теперь оставь меня, у меня ещё есть дела. И сорок два часа до окончания срока.

— Да, Лас, — Незнакомка, опустив голову, двинулась вниз по склону. Интересно, зачем она солгала? Думала, что никогда не откроется?

Вессен

— Вессен, что с вами?! — всполошилась Вейс, встретившись с ними обеими на лестнице. Было из-за чего пугаться: нечасто Вейс видела, чтобы люди серели в буквальном смысле слова. — Что случилось?

— Откат, — Вессен выглядела ужасно, но говорила ясно и чётко. — Картина пытается отменить моё существование. На расстоянии у неё это получается плохо.

— Я вызываю врача!

Вессен кивнула и Вейс убежала вниз, на «мостки».

— Спасибо, Мира, мне уже лучше.

— Что-то незаметно, — с сомнением посмотрела Мира. Вид у Вессен был паршивым, а уж запах… хорошо, Вейс старалась не подавать виду. — Мамочка, ты знаешь, что от тебя трупный запах?

— Знаю. Возвращаемся ко мне в комнату.

— Зачем?!

— Мира, быстро! Помоги мне подняться в комнату и дойти до душа.

— Думаешь, водичка поможет?

— Vasset ma faer! Делай что говорят!

* * *

— Дай кинжал, — потребовала Вессен после того, как постояла в душе пять минут. Помогло не помогло, но запах почти исчез. — Мой или свой, неважно.

— Весс, что ты задумала?

— Шоковую терапию. Мира, быстро!

— Мамочка, мне не нравится ваше настроение, — Мира выполнила приказ. Ну Весс даёт! В свои пятьдесят с чем-то лет выглядеть так хорошо! Если бы не цвет кожи…

— Кончай таращиться, это неприлично. Давай сюда!

Мира захохотала, чуть не выронила кинжал.

— Кроме шуток, Весс! Через полчаса будет Аспирант!

Вессен схватила кинжал, прикрыла на секунду глаза.

— Терпеть это ещё полчаса я не собираюсь, — и резким, точным движением ударила себя в сердце.

Мира едва успела подхватить её.

* * *

— Весс, ты меня слышишь?

— Слышу, — Вессен уселась. Внутри всё ещё горело, но уже не было чувства, что тебя кто-то заживо поедает. — Сколько я была в отключке?

— Семь минут. Весс, сколько из тебя дряни вытекло! Ты уж прости за прямоту — отовсюду.

— Чую, — побочные следствия полной регенерации — организм при критических ранениях очищался, все системы обновлялись и мобилизовались. Человек непривычный такого зрелища просто не выдержит. Хорошо, что Мира — человек привычный. Убрала уже, конечно, но запахи ещё не выветрились. — Спасибо, что убрала. Командир говорил когда-то, что полезно раз в год умирать. Для полного очищения организма. Я вот думаю, может, он не шутил?

— Не шутил. Я уже очистилась на пару жизней вперёд, больше не хочу. Весс, как самочувствие? У тебя температура, это я и так знаю.

— Лучше, — Вессен взяла полотенце. — Гораздо лучше. Мира, от меня ничем не пахнет?

Мира помогла ей подняться, приоткрыла рот, принюхалась к виску Вессен… медленно опустилась на колени.

— М-м-м… ещё как. Вот почему я не твой избранник?

— Да пошла ты! Нашла о чём думать!

— Я серьёзно, Весс, ты горишь по полной. Сейчас спустимся в столовую и все здешние мужчины — твои.

— Это нормально, — Весс пыталась сдержаться ещё несколько секунд, но не выдержала, расхохоталась. — Ничего больше?

— Ничего. Сейчас я дам тебе таблетки.

— У меня есть идея получше. Найди Вейс и попроси у неё мандарин для меня.

— Что?!

— Делай как говорю! Она поймёт.

* * *

…Вессен и Мира опоздали к завтраку на три минуты. Вейс не поверила своим глазам — Вессен выглядела настолько хорошо, что уже и ен верится, что совсем недавно она была практически при смерти, и этот неприятный запах… Теперь понятно, почему мандарин. Но как странно у всех это проходит!

За завтраком все чувствовали себя непринуждённо. Видно было, что дела у Ордена не очень хороши, много забот, но — за едой никаких посторонних мыслей. Появился Аспирант, посмотрел в недоумении на Вессен, его усадили за стол — и всё.

* * *

— Постоянные новообразования, — пояснил Аспирант после того, как провёл несколько раз над телом Вессен рамкой полевого диагноста. И что только Стайен не модернизировал. Вот и сюда он добавил пару совершенно бессмысленных на взгляд техников контуров, и диагност стал на два порядка более чувствительным. Кто поверит? — Непрерывно возникающие злокачественные новообразования, но ваша иммунная система справляется. Я не могу понять причину этого, Вессен.

— Я знаю причину, — Вессен уселась. — Извините, что отвлекла от важных дел. Думаю, я справлюсь несколько ближайших дней. Оставьте мне монитор — в случае кризиса вас вызовут.

— Вессен, если хотите знать моё мнение…

— Я знаю, Денгор. Госпитализация, непрерывная замена крови и всё такое. Но я знаю причину и если повезёт, мы эту причину устраним. А пока я справлюсь своими силами.

— Как скажете. Вот монитор, — Аспирант вручил ей браслет. — Вот индикаторы. Один будет у меня…

— В другой реальности он не сработает.

— Неважно. На всякий случай. Есть ещё два, распорядитесь сами. Очень надеюсь, что вы знаете, что делаете. Раз уж я здесь — Миранте, может, и вас обследовать?

— Давайте, — пожала та плечами. — Хотя я и так всё знаю. Весс, забирай, — протянула ей гарнитуру. — Раз ты как огурчик.

* * *

— Мира, — Вессен проводила Аспиранта и заперла за ним дверь. — До меня только сейчас дошло. Когда картина в другой реальности, она не может воздействовать. Но если проход между реальностями действует, всё примерно так и должно выглядеть.

— Значит, есть проход? — глаза Миры загорелись.

— Значит, есть постоянный проход. Понимаешь, к чему я?

— Отозвать десант?

— Нет, планов не меняем. Сначала нужно найти проход. Стайен-старший займётся этим, или кто-нибудь из отдела Инженера.

— У меня оставалось три эфемера, — пояснила Мира. — Когда вы подобрали нас там, у замка. Я могу осмотреть планету, пока что! Постоянных спутников здесь нет?

— Есть шесть, но это спутники связи. Отлично, Мира! Отвезёшь Вейс — и приступай. У тебя эфемеры, поди, доисторические, возьми у Стайена новые.

— Так он же их и делал! А… ну да, конечно. Разрешите идти, полковник?

— Подождите, майор, — Вессен обняла её, прижала к себе. — Всё, можете идти.

16. Долина пепла

Вейс, Тессерон, Вассео 5, 12:30

— Вроде бы собралась, — Вейс дождалась, когда Мира выйдет из штаба. — Я готова, внучка, можно ехать.

— Идёмте, — Мира улыбнулась, сняла гарнитуру. — Не беспокойтесь, Весс справится, не впервые.

Она приняла у Вейс сумку — ничего себе бабушка нагрузилась! — и прошла вслед за Вейс к гаражу. Снаружи вовсю кипела работа — Инженер с кем-то из своих сотрудников монтировал нечто, похожее на телевизор с крыльями, Стайен-младший помогал, преимущественно советами. Стояли вышки дальней связи — они уходили куда-то вглубь прохода. Сейчас проход действует постоянно, интересно, как Инженер добивается того, чтобы никто и ничто не просочилось сюда случайно (или не случайно)?

— Прошу вас, бабушка, — Мира потратила три часа на чтение инструкций «Сокола» и этого хватило. Классная тачка, слов нет! Нужно потом с Весс стрясти такую же. Никогда в космосе не была.

— Ой! — Вейс всплеснула руками. — Я такая растяпа, забыла кое-что! Я сейчас!

— Не бегите, — кивнула Мира. — Времени полно.

Но Вейс всё равно побежала. Мира глядела ей вслед и улыбалась. Нет, но сто три года! Ведь не поверишь! А как с ней рядом уютно! Спокойно, майор, спокойно. Держите себя в руках. А то ещё Стайен подумает невесть что…

— Вот, — Вейс показала медвежонка. — Я думаю, он там нужнее.

— Ваша любимая игрушка?

— Мы же договорились, на «ты».

— Прости, бабушка! Твоя любимая игрушка?

— Нет, но одного очень хорошего человека. Талисман такой.

Мира кивнула. — Пристёгиваемся?

* * *

— Не расскажешь о себе? — попросила Вейс, когда проход оказался позади, и Мира настроила автопилот. Ну и погодка — тучи, только что по земле не ползут, и дождь. Мира поднялась над тучами, но и там было не очень весело — солнце казалось белёсым, выцветшим, ненастоящим.

— Родилась в ваших краях, потом решила искать приключений и нашла. Три года в колонии для малолетних преступников, за кражу. Освобождена по амнистии сорокового года, переведена в специализированный детский дом под патронажем Министерства Обороны Королевства Тегарон, второе место на ежегодном конкурсе молодых разведчиков, там меня заметила одна очень добрая бабушка и удочерила. Военно-морское училище, с отличием, приглашена в «Проект», обучена на Тень, шесть лет оперативного стажа. Погибла вместе со стажёром Оружейного Отдела тридцать три года назад, и вот вернулась с того света.

Вейс не сразу нашлась с ответом.

— Ты всегда так о себе рассказываешь? Так официально?

— А ты спроси, бабушка. Я не очень люблю сама говорить, зато на вопросы люблю отвечать. И задавать очень люблю.

— Ладно, — Вейс улыбнулась. — Все эти «Проекты» мне не понять, но хороших людей я сразу вижу. Зачем ты из дома убежала?

— Дурь потому что. Ну и ещё не хотелось идти в рыбаки, а кто бы мне обучение оплатил? У нас в семье было шесть девок, одной больше, одной меньше. Родители меня и не искали.

— А ты их?

— Нашла потом. Купила им домик, чтобы не загнулись с этой рыбой. Правда, я там редко бывала, мы с мамой вечно грызёмся. Умерли они уже, да пребудут под Светом.

Вейс покачала головой.

— А со Стайеном когда познакомилась?

— Там же, в проекте. Он там был на особом счету, головастый и всё такое. Но ведь ко всем подряд клеился, зараза, спасу не было. Ну, я ему однажды устроила воспитательную беседу, чуть без ноги и глаза не оставила. А потом… не знаю. Он однажды мне цветы подарил, когда мне жутко хреново было. Выручал много раз по мелочам, можно было прийти к нему и высказать всё, что на душе, легче становилось. Уже не лез руками куда не просили. Потом… не знаю. В поезде я и поняла, что люблю его, аккурат за пару минут до того, как нас пришибло. И вот мы здесь, и его снова два, голова просто кругом!

— Это правда, что это один и тот же человек?

— Правда, бабушка. Сама не верила! Но память общая, а когда забудутся, то вообще хором говорят, меня это жутко бесит.

— Хочется пожить спокойно, да?

— Очень, — призналась Мира. — Немного пожить как нормальные люди живут. Бабушка, твоя очередь! Расскажи немного о себе!

Вейс, 1203

В тот день ей стукнуло восемнадцать, и накануне намекнули, что пора бы искать свой дом. Родители давно мечтали избавиться от дочери-недомерка. Вот ведь не повезло — в роду у них все рослые, что женщины, что мужчины. А Вейс осталась маленькой — метр сорок восемь — и уже не выросла. И не болезнь ведь, и не уродство, её даже к доктору водили, родители не пожалели денег. Один-единственный раз не пожалели.

И — всё. Не уродство, но позор. Дети дразнят, взрослые не замечают. Драться Вейс научилась быстро, била жестоко, отметины от её укусов остались у многих, получила прозвище «Акула». Не раз и не два её хотели поймать большой ватагой — чтобы покончить — но всегда ей словно судьба помогала, уходила.

Когда подошло время первой луны, у Вейс это было в четырнадцать лет, стало понятно, что дочери вскорости укажут на дверь — иди, живи, как хочешь. Куда её такую? Кто возьмёт её, разве что живой игрушкой, служанкой-карлицей? Пытались отдать, но Вейс уже была своенравная и огрызалась. Вот и поняла: исполнится восемнадцать — и выставят. Имеют право, по всем законам. А куда ей? Или в пираты, они же браконьеры, или служить местным бандитам. Ни там, ни сям подолгу не живут.

Вейс сама пошла в пираты. Плавала она с младых ногтей как рыба, медуз почти не боялась, с другими морскими жителями тоже старалась ладить. А свирепость и вместе с тем рассудительность быстро оценил её двоюродный дядя.

Злосчастным оказался тот день рождения. Вынесло их течением на Плеть Соари — самое место для браконьерства, коралловые рифы, тёплое течение, и губок можно насобирать, и морских звёзд, и если повезёт, то и жемчужную раковину найти. Туристы всё купят!

Но на их беду, в том районе шли манёвры. И катер береговой охраны, главный враг пиратов, засёк судёнышко. Если бы не дёрнулись в сторону Шеам, а просто побросали бы всё в воду, то обошлось бы штрафом. Но жадность, жадность! Вейс хотела выкинуть добычу, но дядя не позволил. Только и успела, что в коробку забраться, если не искать — могут и не найти, и пусть себе затопят лодку, Вейс и не из такого выплывет. Что потом — неясно, но до потом всё равно нужно дожить!

Их взяли с поличным, заставили причалить. И дядю, и его брата вывели на берег. Вейс слышала много о береговой охране Империи, и приятного в слухах мало. С катера сошли трое — офицер, солдат в старинного вида одежде, с мечом, и двое автоматчиков.

— Кто ещё на судне? — поинтересовался верзила с капитанскими нашивками. Дядя сказал, что никто. Вейс и так знала, что её не выдадут. С этим у пиратов строго! Родственников не сдают, иначе лучше домой не возвращаться.

— Отвести лодку от берега и взорвать, — распорядился капитан. — Внимание тем, кто на лодке, это ваш последний шанс. Считаю до десяти.

Вейс достаточно знала Ронно, чтобы понять — влипла. Взяла с собой ножик — маленький, кривой, много раз выручал её, Вейс считала его талисманом. Спрятала нож в складках одежды и вышла с поднятыми руками. Дядя опустил голову. Всё. Пока говоришь правду — есть шансы. Теперь — уже никаких.

Дядя успел что-то сказать — Вейс по губам поняла, что он просит у неё прощения. Никогда она его не подводила. Взмах меча — и голова дяди покатилась по песку.

Вторым был брат дяди. Он не стал унижаться перед имперцами, хотя мог бы вымолить себе каторгу. Вот ещё!

Вейс была третьей. Капитан молча махнул — кончай с ней — и направился к катеру. Тела уже погружали на лодку — взорвать вместе с ней, на корм рыбам. Солдат с мечом направился к Вейс, на лице его было спокойствие и равнодушие. Пираты — отребье, кровожадные мерзавцы, их убивают без суда и следствия, если есть улики.

Солдат неверно понял неподвижность Вейс. Та замерла не от страха, а от ярости, готовилась напасть. Она не даст зарубить себя просто так.

Солдат взмахнул мечом — но меч рассёк пустоту, а нож Вейс прочертил кровавую дугу на запястье нападавшего. Остальные двое, с автоматами, улыбнулись — смотри-ка, огрызается! Солдат не выронил меч — но на лице его появились эмоции: удивление и брезгливость.

Вейс ощущала, что автоматы смотрят в её спину, но сдаваться не собиралась. Она оскалилась, прижавшись к песку, готовая прыгнуть. Теперь уже все смотрели на забаву — включая капитана.

Вейс не поддалась на ложный выпад, ушла от меча повторно и пробила солдату ладонь насквозь — перекатилась и вскочила на ноги. Вот теперь он выронил меч — пинком отбросил дикарку подальше, вырвал нож, отшвырнул. На лице его читалось — мне это снится! Теперь уже все следили, чем это кончится, а автоматчики опустили оружие.

Вейс прыгнула, целясь в горло, но солдат успел закрыться — впилась зубами в его ладонь. И вырвала порядочный кусок мяса, прежде чем её отшвырнули жестоким ударом в живот — так, что всё перед глазами закружилось, а в лёгкие ворвался кипящий свинец. Но она всё равно успела перевернуться, чтобы прыгнуть снова — хотя и понимала, что всё, сейчас убьют — меч уже поднимался для удара.

— Отставить, — капитан сделал шаг вперёд. — Настоящая акула! Кто научил тебя драться?

— Va ross, mi thar Eleo, — прорычала девочка, кровь стекала по её лицу — собственная и солдата. Если капитан бросится на неё, у неё есть шанс. Пусть даже просто ударить его. Но капитан не бросился — он, и все вокруг, расхохотались.

— Ты никогда не сдаёшься? — поинтересовался капитан. — Как тебя зовут?

— Va ross!

— Хочешь жить — отвечай на вопросы, — капитан улыбался. — В третий раз не спрошу. Как тебя зовут?

— Вейс, — неохотно сообщила дикарка.

— Вейс, ты хочешь жить?

— Рабыней? — презрение в её взгляде. — Никогда!

— Служанкой, — поправил капитан. — А потом — свободным человеком. Если хочешь жить, встань и протяни мне руки.

— Поклянитесь, что не обманете!

Снова хохот. Дикарка говорит с ужасным акцентом, да ещё и нагла! Ей бы падать на колени и просить о снисхождении!

— Слово офицера, — капитан поднял руку к фуражке. — Будешь слушаться — будешь жить. Второй раз не предлагаю.

Дикарка с трудом поднялась, подобрала нож, подошла, прихрамывая, к капитану и протянула ему оружие. Солдаты переглянулись. Капитан принял её нож, едва заметно кивнул. Девочка протянула руки, один из сопровождавших капитана замкнул на них наручники.

— Сколько тебе лет? Двенадцать, тринадцать?

— Восемнадцать, — неохотно ответила Вейс и на лицах отразилось удивление. — Сегодня мой день рождения.

Снова хохот. Капитан легонько толкнул её в спину.

— Считай, что родилась заново. Иди, не бойся. Ты заслужила хорошее обращение.

…Нож ей вернули, несколько лет спустя. Но он потерялся, где и когда — Вейс так и не поняла.

Вейс, Тегарон, Вассео 5, 13:10

— Класс! — восхищённо прошептала Мира. — Бабушка, это правда?! Ты была пираткой? И что потом?

— Потом год обучали, и отдали служить в семью Вантар. Там искали малорослую служанку. Там я познакомилась с Лас, — Вейс улыбнулась, но слёзы скрыть не удалось.

— Она с тобой хорошо обращалась, — предположила Мира, Вейс молча кивнула. — Ты её любишь, да?

— Да, — Вейс отвернулась, слёзы еле-еле удавалось сдерживать.

— Бабушка, не плачь! — Мира взяла её за руку. — Я же всё понимаю! Мне ничего объяснять не нужно.

— Всё хорошо, моя милая, — Вейс улыбнулась сквозь слёзы. — Ох, да мы уже прибыли! Заболтала я тебя своими глупостями…

— Никакие не глупости! Бабушка, тебе нужно написать об этом!

— Я не умею, — отмахнулась Вейс, — да и кому это нужно.

— Тебе, — немедленно отозвалась Мира. — И внукам, и всем. Можно, я потом ещё поспрашиваю?

— Можно, — Вейс уже справилась со слёзами. — Что-то я расклеилась. Сердце ноет, с Лас что-то не так…

— Вытащим, — Мира помогла ей выйти. — Бабушка, я в такие переделки попадала, что не представить! Но выбралась же! Весс говорит, я приношу удачу. Обязательно вытащим!

Вейс крепко обняла её — пришлось встать на цыпочки. Вот хватка, поразилась Мира. К ним уже бежали Светлая и её няня.

— Возьми, — Мира протянула телефон. — Это прямая линия. Звони, когда нужно — я заберу тебя. Ничего не бойся, хорошо?

— Я постараюсь, — улыбнулась Вейс и раскрыла объятия для Светлой — сколько восторга в её глазах — а затем и для Тесан.

— Это Мира, — Вейс коротко поклонилась. — Миранте…

— Мы уже знакомы, — Тесан поклонилась. Поклонилась и Светлая. — Мира, спасибо вам за бабушку! Мы в долгу!

— Как скажете, — Мира зубасто улыбнулась, попрощалась за руку со всеми тремя и направилась к выходу.

— Бабушка, — Тесан обняла её. — Не волнуйся! Май говорит, что с няней всё будет хорошо! А она всегда права!

— Да, моя дорогая, — Вейс вздохнула. Эти тучи над головой, ужас какой! — Через минутку всё будет хорошо.

* * *

— Я иногда смотрела телевизор, — Тесан, Вейс и Светлая вновь сидели в библиотеке, за тем самым столом. — Кругом ужас что! Сплошные стихийные бедствия! А в Тегароне — только дождик без конца. И то слабенький.

Светлая улыбнулась.

— А у вас там как, бабушка?

— Буря была, — Вейс содрогнулась. — Мне этого хватило, я на улицу уже и не выглядывала. Да и здесь погода грустная. — Она подошла к зеркалу, тому самому, из которого вышла Незнакомка несколько дней назад. Замерла, глядя в глаза отражению.

Воспоминания вновь вернулись — накрыли, как волна, с головой.

Вейс, 1203

Она смутно помнила, что было с ней на катере следующие несколько минут. Её заставили ответить на несколько вопросов — кто такая, где родилась и так далее — затем подписать бумагу, где она признавала, что нарушила законы Империи, и что понимает и осознаёт меру своих действий и последствия. Ей там вполне могли подсунуть признание в каком угодно преступлении, Вейс подписала бы, не особенно вникая — в голове творилось непонятно что. Туман. Наконец, её оставили в крохотной кабинке, выдали одежду — ни дать ни взять пижама, ткань грубая на вид, но приятная на ощупь — и оставили одну. Вейс не сразу поняла, что это душ.

Она не сразу осознала, что у неё нет уже никакого имущества, ожерелье из камушков — в каждом было отверстие, выточенное морем — тоже отобрали, её талисман, с которым она не расставалась почти десять лет, добавляя всё новые камушки. Теперь она никто, без имущества, без свободы. Вейс долго отмывалась, но запах крови никак не пропадал, и вкус тоже, он постоянно держался во рту. Когда она вышла из-за занавески, её прежней одежды уже не было.

И снова были наручники, и снова её повели, и над ней откровенно смеялись, указывали пальцами, или ей только казалось? Отвели в чуть большее помещение, где кроме матраса и одеяла ничего не было, и заперли там.

Её начало трясти. Только сейчас она поняла, что оба человека, относившиеся к ней, как к человеку, а не как к ошибке природы, мертвы, что умерли на её глазах, а сама она согласилась работать служанкой на тех, кто их убил. Видимо, за ней наблюдали — когда Вейс сжалась в комочек, ей было ужасно холодно, хотя в месте заключения было тепло, вошёл судовой врач, в сопровождении двух солдат и сделал ей укол. Вейс не сопротивлялась. Почти сразу же туман в голове рассеялся, а когда она пришла в себя, то никого из этих троих не было, а в дверях стоял тот самый солдат, которого она покалечила — несостоявшийся палач. Вейс молча посмотрела ему в глаза — без злобы, но и без страха. Он так же молча кивнул, вынул из-за пояса кинжал и бросил его на пол. Повернулся и ушёл.

Вейс догадывалась, зачем ей оставили кинжал. Но они не дождутся. Умереть — или в бою, или в море. Из моря всё вышло, в море всё возвращается, умереть в воде — не позор. Ей показалось, что она на минутку закрыла глаза, а когда открыла — кинжала не было, а взамен у двери стояла деревянная подставка, на ней две миски. И страшно захотелось есть.

Вейс чувствовала, что за ней наблюдают. Назло им всем вела себя спокойно, не проявляла слабости, не выдавала страха. Хотя ей было страшно. Раз уж согласилась жить, теперь нужно понять, зачем. Раз упустила возможность умереть в бою.

…И снова пришёл тот врач, и снова поставил ей какие-то уколы. Её привели, в наручниках, в другую каюту, указали — сиди, она уселась, не выдавая чувств. Время остановилось. А когда оно вновь пошло, то она обнаружила, что спускается на берег, что позади неё следует тот самый капитан. Он передал Вейс другому человеку и сказал ей на прощание два только слова, «не ошибись».

Человек, сопровождающий, был одет старомодно, как тот солдат с мечом. С Вейс сняли наручники перед тем, как передать — но она понимала, что нечего и мечтать о побеге или какой другой глупости из детских книжек. Тропинка перед ними подбегала к горе и ползла куда-то вверх по её склону. Сопровождающий молча указал — туда, и Вейс пошла. И снова время остановилось, а когда оно вновь пошло, Вейс уже была в комнатке, побольше той, в которой её держали на катере — с богатым убранством: кровать (невысокая деревянная подставка, тоненький матрас, простыня да покрывало), шкаф (в нём оказались все её сокровища — ключ от дома, десять монеток, два новых камушка для ожерелья и само ожерелье), стол и стул.

И только сейчас Вейс расплакалась. Ей всё равно было, видит ли её кто-нибудь, а если видит, то что подумает.

* * *

— Да, — Незнакомка стояла перед зеркалом, а по ту его сторону стояла призрачная Вейс, и поверх текли картины воспоминаний Вейс. — Ты могла бы меня понять. Ты боялась, и я боюсь. Спокойных снов, Вейс, я больше не буду подглядывать.

И сосредоточилась на другом человеке.

Вейс, Тегарон, Вассео 5, 14:20

— Бабушка Вейс, — Светлая осторожно подёргала её за рукав. — Не надо, не вспоминайте. Мне кажется, вас кто-то заставил вспоминать.

Вейс пришла в себя. Посмотрела на часы на стене. Великое Море! Её уже ждут на обед, а она тут перед зеркалом!

— Что ты сказала, дорогая? — она заметила, что Светлая смотрит ей в глаза.

— Не вспоминайте. Не перед зеркалом! Кто-то заставил вас вспоминать! Идёмте!

— Ты так думаешь? — удивилась Вейс. — Но она обещала, что никогда не вернётся в мои сны, что оставит меня в покое.

— Она может обмануть, — Светлая понизила голос. — Знаете, она всегда в последний момент жульничала. Мне рассказывали. Не могла удержаться, когда до цели было совсем близко. Потом всегда стыдилась, и злилась, и ничего не могла с собой поделать.

— А если я не буду думать о ней плохо? Если я буду верить, что она не обманет?

— Вы — да, и я не хочу думать плохо, но многие думают по-другому! А нужно, чтобы все!

Вейс покачала головой.

— Идёмте, бабушка! Сегодня праздник, не думайте о плохом, всё изменится к лучшему!

— Мне иногда кажется, что ты намного старше, — улыбнулась Вейс, — всё, больше о плохом сегодня не думаю!

— Бабушка! — Тесан догнала их. — Не сюда! Идёмте, мы сегодня обедаем в другом месте!

* * *

Вейс догадалась, куда именно её ведут, но не думала, что Её Величество тоже будет там. Но так и оказалось — и в зале оказалось по-настоящему уютно, Вейс не очень любила чрезмерную пышность. А в этом дворце её было самую малость чересчур. Вейс снова оробела, она казалась себе совсем маленькой, и буквально, и переносно, но королева была не в церемониальном, и вскоре обстановка стала почти непринуждённой. Кроме Тесан, Эверана, Светлой, королевы и Ареан была ещё Вереан, мама Светлой и… ещё одна Вереан, мама Тесан. Вейс чуть не рассмеялась — несомненно, они приглашали и Неймер, бабушку Тесан, известного во всём мире скульптора, но та отвергла бы и приглашение от самой Соари, если работала над очередным шедевром. Обе Вереан очень тепло приветствовали Вейс. Мама Светлой была почти точной копией Принцессы, собственной бабушки, и Вейс сама на себя рассердилась, ненадолго — первым на ум пришло именно прозвище, не имя. Дожила!

— С днём рождения, Вейс! — Её Величество подняла первый тост. — На дворе буря, но пусть все ненастья будут только за порогом!

Тесан всякий раз предлагала украшать именинный пирог нужным количеством свечей, но бабушка Вейс всё чаще отказывалась — дескать, пирога не будет видно. Но этот пирог… уж непонятно, на сколько людей его готовили! Треть стола занимает! Интересно, что там придумает Крайен…

О том, что не давало Вейс покоя, не говорили. И так всё было понятно. Впрочем, пока не дошло до десерта, говорить и не хотелось, так всё было вкусно. Вейс с удовольствием хвалила всё, что ей понравилось и повару, это заметно, её похвала очень приятна.

* * *

— Как ты тут справляешься? — Вейс отвела Тесан в сторонку. После обеда они все ушли в ту самую гостиную, где Тесан не очень давно предложили новую работу, и вскоре выдался случай отвести внучку в сторонку.

— Всё отлично, бабушка! Трудно, не всё ещё запомнила, но очень интересно. Ты что-то хотела мне сказать?

Всё видит, подумала Вейс. Но не сразу сумела начать. Тесан взяла её за руку, вопросительно глядя в глаза. Остальные разговаривали в другом углу комнаты и время от времени смеялись, видимо, было над чем. Вейс ещё раз оглянулась и шепнула.

— Крайен сделал мне предложение.

— Правда?! — Вейс опасалась, что Тесан снова начнёт подпрыгивать, так и не отучила её от такого выражения восторга. Но внучка сдержалась. — Ой, как здорово! Бабушка! Признайся, ты к нему неравнодушна! Только честно.

Вейс смутилась, кивнула.

— Ты согласишься, да? Не сразу, но согласишься?

— Соглашусь, — признала Вейс. — Он интересный человек.

— Бабушка, я очень рада! — Тесан обняла её. — Я никому не скажу! Ну почти!

— Трещотка, — Вейс оттолкнула её, улыбаясь. — Ладно, не говори, если сумеешь.

— Ну вот, ты опять ворчишь! Сама рада, а ворчишь! Всё, идём к остальным! Ой, я совсем забыла! Вот что привёз Вери, — и Тесан протянула ожерелье. То самое, детское, из камушков. Но не на верёвке, а на изящной серебряной цепочке. — Я надела их на цепочку, в том же самом порядке! Сама цепочку сделала. Верёвочка уже совсем сгнила!

— Милая, где ж вы это нашли?! — поразилась Вейс, дрожащими руками принимая своё сокровище. — Я так давно потеряла, уже и рукой махнула.

— Когда погреб осматривали, — пояснила Тесан. — Там в дальнем углу пол в одном месте прогнил, а поверх ящики стояли. Там, наверное, ты его и прятала. Вот, давай помогу. Класс, ты так здорово с ним выглядишь!

Вейс снова обняла её, и долго не отпускала. Теперь всё будет хорошо, подумала она. Раз оно нашлось, точно будет хорошо.

* * *

— Бабушка, у меня для вас письма, — Вереан, внучка Вейс, взяла бабушку за руку. — Вы уж извините, что так долго не передавала! Вы когда-то очень сердито сказали, что писать вам некому, это всё глупости и выбрасывать не глядя.

— И почему ж не выбросила? — Вейс напустила на себя строгость. — Раз бабушка велела?

— Рука не поднялась, — призналась Вереан. Вот она выглядела как бабушка, и посмотри кто на них со стороны, вот удивился бы — бабушка называет внучку бабушкой! И она, и Вейс, и вторая Вереан, стоявшая рядом, рассмеялись. — Я позвонила некоторым из них. Это ваши поклонники, бабушка! Вы уж сами всё выбросьте, чемоданчик с письмами у вас в комнате.

— Поклонники? — удивилась Вейс. — Откуда у меня поклонники?

— Я знаю, что вы трижды были чемпионом провинции Метейра, — Вереан, мама Светлой, вступила в разговор. — И знаю, что вас приглашали принять участие в чемпионате королевства. И приглашают каждый год.

— Так и есть, — подхватила Вереан-бабушка. — Но вы же не оставили адреса! Да-да, бабушка, не оставили, дети его знают, а я — нет.

— Могу я вас попросить, — Вейс взяла их за руки. — Вы станете говорить мне «ты», а я извинюсь и обещаю так больше не делать? Могу?

И все трое снова рассмеялись.

— Бабушка, обязательно соглашайся! — Тесан, как всегда, всё отовсюду слышит. — Ты станешь чемпионом! Точно говорю! Представляешь, как классно!

— А вот и соглашусь, — решила Вейс. — Вот возьму и соглашусь!

«Если знать, что Лас вернётся, я соглашусь на что угодно», чуть не сорвалось с её языка. Но не сорвалось.

Лас

У Вейс уже день рождения, подумала Лас. А я тут, в собственных снах, и не могу проснуться. Интересно, а заснуть могу?

Она «говорила» с картиной уже многие часы. Искала всевозможные способы, решение. Но ни одно не устраивало. Незнакомка казалась искренней, но… ведь обманула. В мелочи, казалось бы, но обманула. И способна на жестокость, в этом смысле ничего не изменилось. Выпустить её в мир? И что будет? Где гарантия, что она уйдёт и не вернётся? Её «оригинал» не возвращался, так все говорили, а Умник даже утверждал, что можно попробовать понять, куда «унесло» Незнакомку, но все категорически воспротивились идее. Пусть живёт, говорила Гроза. Если она помнит всё, как и мы, ей вряд ли приятно увидеть нас снова. Уже никто не держит зла, но лучше не давать повода.

Отнять у Незнакомки её способности? Ответ отрицательный, говорит картина, пользователь не может отменять свои возможности, нужен административный доступ. Запретить ей выход в реальность? Можно, но только и Лас тогда будет изолирована, а пока картина цела, и Лас не уверена на двести процентов, что картину можно ликвидировать, что будет, если в конце концов Незнакомка доберётся до картины? Закрыть доступ к картине? Не позволить ей отвечать? Невозможно, говорит картина, запросы общего рода доступны всем, для ограничения требуется административный доступ.

Кругом этот административный доступ. А кто его может получить? Выполнение директивы номер один является одним из способов получить административный доступ.

Вот оно что, задумалась Лас. Это же почти всемогущество! Вот почему люди так старались заполучить картину, «понравиться» ей, ведь полный доступ — это полная власть над миром. Будь проклят тот, кто оставил её здесь. Хотя что взять с того, кто создал твой мир, который — просто курсовая работа творца. Великое Море! А его собственный мир?! Тоже чья-то курсовая работа? Лас стало страшно при одной мысли об этом.

Она думала, думала и думала. Уже не боялась спрашивать о том, как ограничить Незнакомку, отчего-то верила — картина не сообщит той о подобных запросах, как и было сказано. Картина в виде самой Лас казалась человеком, а про себя Лас знала точно: нарушала обещания, было, но только под давлением того, что не в её власти. И никогда не выдавала ничьих тайн. Вейс, как я тебя понимаю…

Спать хочу, подумала Лас. Вот интересно, будут ли здесь сны? И если будут, то о чём?

Хотя бы пару часов, подумала Лас. И мысленно приказала картине-себе: разбуди меня через два часа.

«Слушаюсь». И Лас уснула. И не было снов.

Мира

Эфемеры — карманные спутники. Когда Хорёк изобрёл миниатюрный фазовый реактор, раз в сто меньше тех, что ставили в автомобилях, появилась возможность делать сверхминиатюрные энергоёмкие приборы. Например, спутники. Эфемер не был рассчитан на долгую жизнь — всё-таки малые размеры сказывались, не все системы удавалось нужное количество раз дублировать, но это был настоящий спутник, с ладонь размером. В настоящий космос он не поднимался, ему нужно активное тело для реактивной тяги, то есть — воздух, а накапливать достаточно активного тела просто негде, а гравитационную тягу к тому моменту Хорёк ещё не придумал.

Теперь придумал. Мира только диву давалась — что будет, если всё человечество разом получит доступ ко всему, что придумал её обожаемый гений? Ведь Хорёк даже не всегда мог толком рассказать, как делать то-то и тот-то, объяснял буквально на пальцах, сам не очень осознавая, почему работает.

Теперь эфемер — это шарик трёх сантиметров в диаметре, без перезарядки рабочего тела реактора может действовать при полной нагрузке почти месяц. А за месяц он способен улететь не пойми как далеко! Мира почти два часа осваивала новый интерфейс к эфемерам, но освоила, Хорёк в этом смысле остался консервативным, и нового там было не слишком много. А котелок у Миры варит хорошо, что бы там ни говорил Хорёк.

— Поехали, — она швырнула первый эфемер в воздух и тот полетел, полетел, поднимаясь всё выше, а на мониторе возникла первая запись — спутник на связи. Раз здесь есть спутники мобильной связи, то и эфемеры всегда будут на связи. Вот сейчас и займёмся.

Мира запустила всю обойму, дюжину эфемеров, и принялась следить. Ну и места! Ну и красота! Говорят. Лас десятки лет украшала континенты, облагораживала, не уничтожая того, что и так было — здешние формы жизни очень хорошо ладили с пришлыми. Ну да, млекопитающих нет, всё в морях, а то, что Вейс и Лас называют китами — просто очень крупные акулы.

Интересные кадры начались часа через полтора, когда у Миры уже были полные виды планеты в видимом, ультрафиолетовом и инфракрасном диапазонах. Множество кадров, где были предметы явно искусственного происхождения. Умница Хорёк, поставил программу поиска таких предметов — регулярностей, артефактных вкраплений, это очень помогало. Природа тоже умеет делать регулярные, интересные формы, но не так часто и не такого малого размера.

— …Весс, — Мира принесла снимки и карту памяти, с электронными копиями. — Кто может знать, что это такое? Смотри, домики, беседки, столы какие-то. Так и должно быть?

— Ну-ка, дай-ка, — Стайен-старший взял стопку. Стайен-младший и его группа вот-вот должны были проникнуть туда, откуда вышли Вейс и Незнакомка. — Мира! Где ты это нашла?!

Он указал на пятую по счёту фотографию. На ней отчётливо был виден парк — их множество по всей планете, автоматика следит за ними— и в самом центре большой клумбы стоял стол. А на нём, было отчётливо видно, лежала книга.

— Там внизу координаты, — напомнила Мира. — Это рядом, километров триста. А что?

— Я лечу туда, — Хорёк встал. — Мне нужен кто-нибудь из отдела Инженера, и пара десантников.

— Я подойду? — поинтересовалась Мира.

— Кроме тебя, — пояснил Хорёк. — Весс, это важно.

— Будут через двадцать минут, — Весс выглядела совсем хорошо. «Шоковая терапия» помогла, и пока что Вессен успешно противостояла раковым клеткам, которые что-то создавало в её организме. — Ты это уже видел?

— Видел, и ты не поверишь, где.

— Стайен, давай без театра.

— Во сне, — Хорёк посмотрел ей в глаза. — Мы там были вместе с Лас и Вейс.

Вессен на пару секунд потеряла дар речи.

— Ты уверен, что вам хватит пары десантников?

— Пришли больше. Но если я прав, там это мало на что повлияет. Там другие законы природы.

Вейс, Тегарон, Вассео 5, 18:00

Дочь сказала правду, в её комнате, у порога, стоял чемодан — с запиской. А в нём…

Письма. Много писем! И не только поводу игры. Были и по поводу главного её увлечения, кулинарии. Вейс только руками всплеснула. Надо же! Может, она напрасно приказала всё это выкидывать? Нужно прочесть.

У Светлой два часа занятий, непогода на улице и волнения во всём мире этого не отменяют. А у Вейс есть два часа относительной свободы. Всё-таки внуки утомляют, особенно, когда их больше одного. Даже если возраст только кажущийся, он даёт о себе знать.

Вейс посмотрела на себя в зеркало — латунное, для вящей безопасности — и вновь накатило прошлое. Накатило волной и повлекло за собой.

Вейс, 1203

Несколько дней она жила не то чтобы в заточении, но почти что. Понимала, что не одна такая в этом здании, могла смотреть в окно, могла листать книги — в шкафу нашлось две, обе на Ронно, а Вейс с трудом понимала только по-тегарски, но в книге были иллюстрации, и книги явно были о том, как себя нужно вести. Трижды в день кормили, а если нужно было что-то ещё, то звони в колокольчик и жди — откроется дверь, за порогом появится высокая, метра два с половиной ростом, женщина, сама чёрная и в чёрной же одежде и проводит куда нужно. Устроили медосмотр, где говорили на непонятном Вейс языке и общались с ней в основном жестами. Каждый день приходил врач, оставлял ей таблетки и порошки, некоторые были ужас какие мерзкие, велел пить — убеждался, что дикарка его понимает, хотя та самая рослая женщина в чёрном, надзирательница, знала и тегарский тоже.

Вейс сидела по вечерам и тихонько пела на родном языке, чтобы не сойти с ума. Надевала ожерелье, его нельзя было носить вне комнаты, надзирательница сразу дала это понять. Гладила камушки, вспоминала, и уже не могла вспомнить ничего плохого ни о маме с папой, ни о сёстрах с братьями, ни о других родственниках. Больше всего было жаль не ту тысячу восемнадцать тагари, её, Вейс, заработок у дяди, ни купленные уже предметы приличной одежды — Вейс собиралась уехать учиться — а дядю и его брата. Сколько ни думала, выходило, что она погубила их. А стал бы дядя убиваться, если бы она осталась на лодке, а их лет через пять отпустили бы домой? Стал бы. Она уверена, что стал бы, и это только добавляло горечи.

Через неделю надзирательница сама пришла рано утром, дождалась, когда узница выполнит всё, что человек обычно выполняет по утрам, как проснётся, молча выдала новую одежду — не привычные для Вейс штаны и рубашку с поясом, а здешние, тефан, и помогла одеться. Получилось не совсем вкривь и вкось, Вейс успела полистать книгу и кое-что поняла. В завершение надзирательница вручила ей ожерелье — ошейник, да и только, пусть даже изящный — чёрный металл, блестящие камушки, украшающие его и надпись — её Вейс не поняла, а объяснять ничего не торопились.

— Надень, — приказала женщина. — Если тебя встретят без него за пределами дома, то, — провела ребром ладони по горлу. — Понятно?

Вейс кивнула. Дядя умер. Если она даст себя убить или наложит на себя руки, значит, он умер напрасно. Вейс ещё не поняла, зачем ей такая жизнь, поэтому нужно жить.

— Следуй за мной, — надзирательница взяла её за руку и повела — коридорами, лестницами и снова коридорами. Обоняние чудило, Вейс тонула в сплетении самых разных запахов, и одно только поняла — это всё-таки не тюрьма.

…Она оказалась пятой в этой комнате. На дощатом полу, на нём разбросаны подушки для сидения, у дальней стены — возвышение. В эту комнату, одну за одной, приводили других девушек — разного возраста, разных рас, отовсюду там были. Как и Вейс, они сидели молча, не оглядывались, не пытались ни с кем заговорить или даже просто подняться на ноги.

В конце концов их оказалось пятнадцать. И вошёл тот самый сопровождающий, который привёл Вейс в этот дом на склоне горы. Он поднялся на возвышение и хлопнул в ладоши. Пятнадцать пар глаз обратились в его сторону.

— Вы преступницы, — произнёс он, посмотрев в глаза каждой из девушек. — Каждая из вас совершила что-то такое, за что по законам Империи положена смертная казнь. Но мы ценим жизнь человека значительно больше, чем вы думаете, и здесь вам дан ещё один шанс. Последний. Вас будут учить. Учёба будет нелёгкой, поблажек не будет никому. Те, кто справятся, получат возможность отработать указанный нами срок и, если захотят, покинут владения Империи.

Пауза. Вейс ощущала, что все хотят задать вопрос, но никто не решается. Она подняла руку и человек кивнул — можно.

— Что будет с теми, кто не справится?

— В южной части острова — фабрика, где перерабатывают «кудри Соари». Те, кто не справится, но покажет себя хорошо, будут работать там, пока не объявят амнистию таким, как вы. Те, кто ленился или вёл себя недостойно, отправятся в северную часть острова, в каменоломни. Будете работать там, до конца ваших дней, а конец наступит скоро.

Молчание и почтительное внимание во взглядах.

— На каждой из вас ошейник. Нравится это вам или нет, вы обязаны носить его, пока не получите право считаться честными людьми. Попытаетесь снять его, сломать, сбить надпись — наказанием будет смерть. Каждую из вас привёз сюда человек, который заметил в вас что-то особенное, черты настоящего, честного и умного человека. От вас зависит, какой путь вам укажут. Только от вас.

Молчание. Пятнадцать склонённых голов.

— Сегодня вы проведёте остаток дня в своих комнатах. Завтра вас отвезут на фабрику, где вы проведёте следующую неделю. Затем вы проведёте три дня в каменоломнях. Вы обязаны знать, что вас ждёт за нерадивость, и вы успеете понять, хорошо ли это. Вопросы?

— Я плохо знаю Ронно, — призналась сидящая рядом с Вейс худенькая, тощая светлокожая девушка. Акцент у неё был ещё хуже, чем у Вейс.

— Вас всех обучат чтению, письму и правильному произношению. Ещё вопросы?

Других вопросов не возникло.

— Империя тратит на ваше обучение большие средства и с вами будут работать опытные учителя, достойные и известные люди. Мы не занимаемся благотворительностью. Всё это вы отработаете, так и там, как вам будет указано. После этого вы станете свободными людьми, и сможете сами выбрать, где вам жить и чем заниматься. И помните: за вас поручились уважаемые люди. Неповиновение, нерадивость, и всё подобное — пятно и на их репутации. Они вам доверяют, иначе вас давно уже ели бы рыбы.

Молчание.

— Я уверен, что буду гордиться теми из вас, кто считает себя человеком. На сегодня всё.

— Встать, — приказала надзирательница. Все послушно, хотя и без лишней спешки, поднялись на ноги. — Поклониться теариан-то. Та из вас, на которую я указываю, направляется к выходу и выполняет всё, что ей скажут. Остальные ждут своей очереди.

Первой оказалась Вейс.

Вейс, Тегарон, Вассео 5, 18:40

— Что со мной? — прошептала Вейс, осознав, что она вернулась в настоящее. Посмотрела на часы — вот это да, так и стояла перед зеркалом! А ещё говорят, что латунные зеркала безопасны! Откуда тогда пришло то видение?

Внуки мало знали о её прошлом. С ней провели долгую беседу в день, когда выпустили из Школы, и сказали сразу: прошлое осталось в прошлом, у вас при себе документы о выпуске, легенду вы знаете. Можете рассказывать о себе правду, но тогда можете потерять работу и не найти новую; а что будет с вами, когда вас снова доставят сюда — вы уже понимаете. Говорите, что правила школы запрещают вам рассказывать о прошлом. Все ваши биографии в имперских архивах будут начинаться с этого дня — когда вы покинули Школу и направились на предписанное место работы. Всё остальное знают немногие люди, и им разглашать ваше прошлое запрещают строжайшие правила. Пока продолжается испытательный срок, вы обязаны сообщать о своих перемещениях в полицейском участке. Всё остальное — в ваших руках.

— Это ты меня заставляешь вспоминать? — спросила Вейс у отражения, не вполне понимая, к кому обращается. Металлические зеркала не опасны, Стайен пытался ей что-то рассказать про специфику, почему фантомные структуры не могут стыковаться на границе металла с воздухом и всё такое, но Вейс ничего не поняла, кроме одного: оттуда, из металлического зеркала, никто не может выйти. Тем способом, которыми открываются проходы между реальностями, тем способом, которым являлась Незнакомка.

Вейс прижала ладони к вискам и в голове немного прояснилось. Лас, где ты? Дай знать о себе, что жива! Хотя бы это!

Мира

— Класс! — восхитилась Мира, когда увидела это своими глазами — клумба, сплошь ромашки разных видов, а посередине — стол. Массивный дубовый стол, по всему видно — древний, но прочный. На нём — большая книга в кожаном переплёте.

— Стоп, — Хорёк поднял руку, глядя на свою указку. — Мы находимся в проходе. Всем отступать, спокойно, без резких движений.

Следующие полчаса они обходили книгу со всех сторон, и Хорёк фиксировал проходы, во многих точках вокруг. Вся территория вокруг клумбы оказалась испещрена «спящими» проходами, каждый занимал небольшую площадь.

— Отступаем в точку высадки, — скомандовал Хорёк. — Мира, два эфемера сюда, один зависнет над столом, дай ему директиву искать следы проходов, это семнадцатый режим. Ждём.

Через десять минут всё было закончено. Прибывшие посмотрели на карту и присвистнули. Девяносто семь спящих проходов, девяносто семь пятнышек на карте. Пройти к столу, не наступая ни на одно, непросто.

— Третий уровень опасности, — распорядился Стаёен. — Куница, принимай командование. В случае угрозы отступаем в точку ноль. Стандартный план восемь-один. — Он поднёс телефон к уху. — Госпожа Теней, это Оружейник. Девяносто семь спящих проходов, пульт управления в центре области, эфемеры три и семь патрулируют, остальные ищут аналогичные области. Нам нужно установить периметр обороны, ждём инженеров.

— Отправим туда «пчелу»? — предложила Мира. — Пусть возьмёт пробы материала.

— Сначала периметр. «Пчела» может активировать один из проходов.

Незнакомка

Она ощутила изменение. Всё вокруг начало увядать и высыхать, небо потемнело. Лас засыпает — и жизнь в её стране чудес замирает. Долина роз стала долиной праха, долиной пепла. И… теперь она, Вереан, может выйти в настоящий мир. Занять место Лас, пока та спит, пусть даже ненадолго.

Она не смогла удержаться. Ей захотелось снова увидеть ту комнату… и зеркало, как она и внушала, вернули на место, то самое, через которое она уже приходила. Нужно заставить Лас вспомнить её, Вереан, умения — тогда всё остальное будет минутным делом. Но вначале нужно, чтобы нашёлся кто-то, кто назовёт её по имени — кто-то из тех, кто видел её копию раньше, почти сто лет назад. В мыслях Лас было лишь смутное воспоминание — такие есть, точно ещё есть. Их надо искать и искать поскорее, ведь Вессен и её отряд тоже не дураки.

Незнакомка задержала дыхание и шагнула насквозь. Миг головокружения и — вот он, настоящий мир. Удар по всем органам чувств — словно их и не было раньше. Это так приятно… Лас, ты не догадалась сделать свой выдуманный мир настоящим! И даже не знаешь, как хорошо здесь, где всё настоящее!

Незнакомка оглянулась. Никого. Так и должно быть, кому сейчас быть в библиотеке. Чую, подумала она. Они были здесь. Вейс, её внучка и девочка, Светлая. Самый опасный противник. Хорошо, если не дойдёт дело до войны — во всяком случае, пока силы полностью не вернутся.

Всё по-другому. Пальцы чувствуют прикосновения, обоняние — запахи, есть настоящая, не воображаемая боль. Там, в снах, любые чувства — воображение, можно сказать себе, что боли нет и отрезать руку — и ничего не почувствуешь. А здесь… Незнакомка вынула нож, тот самый, в виде серпа, уколола себя в щёку — больно! Но так приятно ощущать что-то настоящее! Она провела кончиком ножа по щеке, стиснула зубы — больно, но вместе с тем и приятно. Раны всё равно затянутся через несколько секунд. Она вытерла щёку ладонью — кровь, запах крови. И вкус… тоже крови. Всё настоящее. А Лас намерена вечно держать её в своих снах, и изредка удастся пользоваться телом Лас, чтобы ощущать по-настоящему. Где справедливость?!

* * *

— Пост номер три, пост номер три, — Хорёк убедил службу охраны замка, что лучше держать своих специалистов под рукой — и Её Величество не сразу, но одобрила это. Вот и польза — стажёр отдела технических средств безопасности первым поймал сигнал, раньше, чем Незнакомку зафиксировали камеры. — Незнакомка в замке, повторяю — Незнакомка в замке. Не смотреть в глаза её изображению, не поднимать общую тревогу. Доложить в штаб, начать эвакуацию по плану «Бриз».

* * *

Она опомнилась не сразу. Пора уходить. Здесь кругом полно камер — пока не ощущается ничьего взгляда, в охране тоже люди, они не всё успевают замечать. Но раз нет шума — до сих пор — то можно этим воспользоваться. Вон полка, где стоит та самая книга, сказка Майри-Та. Лас многое узнала из книги, почитаем и мы. Незнакомка подошла к стеллажу, безошибочно выбрала нужный том, сняла с полки.

Криков нет, нет сирены, но слышен топот. Ребёнок — видимо, Светлая. Пора уходить, пока девочка не вспомнила, что она одна может уничтожить Незнакомку, пока та не вошла в силу. Незнакомка подошла к зеркалу, но не смогла просто прыгнуть внутрь. Не могла. Её должны видеть, её уход должен быть эффектным, не бежать же от противника сломя голову!

Не одна. С ней няня, Тесан. Похоже, Тесан всё поняла — вон как загорелись глаза, вон как оскалилась. Глупая девочка, ты и со своим призраком не сумела совладать! А за ними… как интересно!

Вейс. Добрая, наивная, слабая Вейс.

— Тесан! — крикнула она. — Нет, не смотри ей в глаза! Уходи, уходите обе, пока можно!

Светлая что-то поняла — она, не отводя взгляда от глаз Незнакомки, побежала ей навстречу. Есть всего две-три секунды!

— Спасибо, Вейс! До встречи, Тесан! — Незнакомка рассмеялась и шагнула сквозь расступившуюся поверхность. И сразу же всё поблекло, стало серым и неинтересным, но книга — вот счастье! — книга осталась. Осталась единственным настоящим предметом. Прикосновение к нему было приятным и подлинным, запах — о, это несравненно — настоящая кожа, настоящая бумага, настоящие чернила!

Небо посветлело. Запели птицы, восстали из пепла цветы, всё ожило. Это означает только одно.

Лас проснулась.

Вейс

Она плакала, и её никак не могли успокоить.

— Тесан, милая! Прости! — вот и всё, что она повторяла. Не сразу удалось уговорить её пройти к себе в комнату, а там — не без помощи гневно нахмурившейся Светлой — Тесан и её подопечная остались с бабушкой наедине.

— Бабушка, ну пожалуйста, успокойся! — Тесан прижимала её к себе. — Мы же все вместе! Она ничего не сможет сделать тем, кто вместе.

— Может, — возразила Майеринн. — Но только если ей очень повезёт. Бабушка Вейс! Я помню, мне что-то рассказывали, она очень боится Светлой. Не меня, а вообще любой Светлой! Но я не помню, почему! Если я рядом, вам нечего бояться. Оставайтесь здесь!

— Мы не можем просто собраться здесь, милая! — Вейс взяла её за руку, ей удалось справиться со слезами. — Мы же не можем просто прятаться, ничего не делать!

— Не прятаться! — Светлая задрала нос, и выглядело это так комично, что даже Вейс улыбнулась. — Просто быть рядом! Тесан, если она тебе приснится, позови меня! Позови меня во сне!

— Хорошо, — Тесан улыбнулась, погладила её по голове. — Обязательно позову. Бабушка, мы не боимся. И ты не бойся! Её уже однажды победили, и она знает это. Она не всемогуща!

— Хорошо бы, — Вейс обнаружила, что чистых платков не осталось. — Подождите минутку, я сейчас! — Встала и направилась в ванную комнату.

— Я с вами! — Светлая тут же вскочила на ноги. — Так надо!

В ванной Светлая, поджав губы, посмотрела на зеркало — стеклянное, но почему? Было же металлическое! — и стукнула по стеклу лежавшими на полке ножницами. По гладкой поверхности разбежались трещины.

— Её Величество приказала убрать все стеклянные зеркала! Так не должно быть! Я сейчас скажу им это! Всё, бабушка Вейс, теперь она не подслушает и ничего не сделает!

* * *

— Бабушка! — Тесан потрогала её за руку. Бабушка как легла — не раздеваясь, платье вон как помяла — на свою кровать, так и лежала, прикрыв глаза. — С тобой всё в порядке?

— Да, милая, — Вейс открыла глаза. — Со мной всё хорошо. Я немножко подремала.

— Нас ждут, бабушка. Тебя особенно. Твой день рождения, ты не забыла? Будет фейерверк! Да правда, зачем мне обманывать?! И ужин — ты ведь голодная, да? Я ужасно голодная!

— Трещотка, — Вейс уселась, привлекла к себе внучку. — Несносная трещотка! Да, милая, идём. Пусть будет праздник, назло ей!

Мира

— Четвёртый уровень тревоги, — объявила Мира. — Госпожа Теней, все проходы в пороговом состоянии, группа готова к отступлению в точку ноль.

Они все заметили — стол в центре найденной области протаял, подёрнулся дымкой, и вновь стал плотным и чётким. И все девяносто семь проходов, девяносто семь овалов, засветились в инфракрасном диапазоне — температура над ними понизилась на пять сотых градуса. Если температура, наоборот, повысится — основной признак, что проход активен.

— Вижу вас, — ответила Вессен. — Оставайтесь на исходной позиции, через пятнадцать минут к вам прибывает первая инженерная группа.

— Стайен, что там может быть? — спросила Мира, не отводя взгляда от стола. Ветерок подул над парком, а ведь всё предыдущее время был штиль.

— Всё, что угодно, — отозвался тот. — Лас выдумала все эти места, она посещала их в сновидениях.

Мира посмотрела на него недоверчиво.

— Нашёл время шутить!

— Пройдёшь — сама увидишь. Внимание, книга движется!

Все видели — невидимая рука открыла книгу и перелистнула несколько страниц.

«Долина роз», — с удивлением прочитала Мира, поймав страницу в фокус. — Госпожа Теней, вы это видите?

— Вижу, — отозвалась Вессен. — Почерк Лас, написано на Старом Ронно. План действий не меняется.

17. Паутина грёз

Вейс, Тегарон, Вассео 5, 23:00

— Всё, дорогие мои, вам пора спать, да и мне тоже! — Вейс встала из-за стола, Светлая и Тесан поднялись следом. — Заговорила вас совсем. Большое спасибо за праздник! Мне очень понравилось!

— Спокойной ночи, бабушка Вейс! — Светлая погладила её по щеке. — Ничего не бойтесь!

— Спокойной ночи, бабушка, — Тесан обняла её. — Всё будет хорошо!

— Спокойной ночи, — повторила Вейс, закрыв за ними дверь. Столько лет я училась оставаться одна, почти научилась, и вот разучилась снова. Она взяла с полки медвежонка. Быстрее бы всё решалось. Меня нужно запереть там, где нет зеркал, чтобы мой язык снова никого не подвёл. Никогда себе не прощу то, что назвала ей имя Тесан! Ведь это надо же было!

Вейс долго смотрела на таблетку в руке — взяла, но не проглатывала, словно не могла решиться. Успокоительное. Раньше помогало ей заснуть. Здоровье почти никогда не подводило, но иногда одолевала бессонница. Вроде бы и не ощущала усталости, и хватало часа-другого, чтобы полностью отдохнуть, но хотелось сна — как в детстве, когда можно было спать себе и спать, не беспокоясь ни о чём.

Как в Школе…

Там давали высыпаться. Когда Луна забирала тебя, давали высыпаться, и обращались не так строго. Сегодня Вейс впервые рассказала про камушки из ожерелья. Про некоторые. Никогда не рассказывала про свою бурную молодость, говорила только, что поиски работы забросили её на Крайтеон. И вот сегодня решилась. И Тесан была в восторге… да и Светлая тоже.

…Вейс долго причёсывалась, хотя какая разница, с какой причёской ложиться спать — утром будет не пойми что. Дома у себя она стояла у окна перед тем, как ложиться спать — прежде, чем Лас не разрешила оставаться с ней… Я справлюсь, подумала Вейс. Прижала медвежонка к лицу. Я всегда справлялась. Я справлюсь с чем угодно, Лас, только возвращайся.

Она долго лежала, долго-долго, но в конце концов уснула.

Лас

Лас уселась. Время — красные цифры перед глазами — вновь начало отображаться, едва она проснулась. Как, всего двадцать минут?! Ведь сказано было — два часа.

— Я же просила два часа сна!

— Лас, ты уже отдохнула, здесь это занимает намного меньше времени.

— Сама чувствую, — проворчала Лас. — Ладно, спасибо, и не отвлекай пока.

«Слушаюсь».

Лас открыла Книгу Снов и задумалась, глядя на описание Долины роз. Розы… что-то вертится в голове. Какая-то интересная мысль. Так, нужны книги! А где есть книги? Правильно, в библиотеке.

Лас перелистнула Книгу к оглавлению, и широко раскрыла глаза.

Номером девяносто семь, в самом низу, значилось: «Страна Цветов».

Это ещё что за номер?! Откуда здесь это? Лас вчиталась в описание. Кто это мог добавить?

«Связь с реальностью добавлена автоматически, Лас».

Девяносто третья — Театр. Последняя работа Лас — под номером девяносто два, «Мир озёр». Следующие четыре — работа Незнакомки?

«Да, Лас, это её добавления».

Спросить разрешения, значит, мысль не пришла. А что ты скажешь, Незнакомка, если я просто вырву одну из страниц? Чтобы знала, кто здесь хозяйка? Лас схватилась за страницу девяносто три, но задумалась. Может, не торопиться? В конце концов, если Незнакомке быть запертой здесь, а это, похоже, единственный выход, то зачем ей запрещать подобное творчество? Лучше посетить вначале её страницы и посмотреть, что там к чему.

Но раньше всего — в библиотеку. Лас открыла страницу «Библиотека» и приложила ладонь к ней. В путь!

Вейс

Вейс закрыла глаза в своей комнате во дворце Тегар-Тан, а открыла их в своей комнате в летнем доме в Стране Цветов. Что за…

Она села. Одета — так же, как одевалась, когда шла работать в огород. Ничего не понимаю, подумала она. Где я и почему? Я уже в Стране Цветов, но почему не помню, как сюда попала? Почему улеглась на кровать прямо в одежде?

Вейс схватила телефон — лежит, как и всегда, на столике у кровати. Выключен. Попробовала включить — нет связи. Как же так? Ведь спутники покрывают всё обитаемое пространство планеты, Стайен несколько раз проверял. Ладно, потом! Надежда всколыхнула сердце Вейс, она выбежала из дому.

— Лас? Лас, ты здесь?

Никого. Лёгкий ветерок, кусты шуршат листвой, волны бегут по траве.

Надежда угасла. Лас здесь нет.

— Что со мной? — спросила Вейс, сглотнула. Лёгкий шум в ушах, и ощущения — слух, обоняние и всё остальное — как будто подёрнуты дымкой, всё приглушено, пригашено. Вейс наклонилась, провела ладонью по траве — и снова подивилась, как странно всё воспринимается.

Мира

— Куница, дождитесь прибытия группы поддержки два и отправляйтесь к летнему дому Вейс, — голос Вессен. — Датчики призраков отметили возмущение, сработала объёмная сигнализация.

— Дайте картинку, Госпожа Теней, — Стайен встал рядом с Мирой.

Картинка — в «фантомном спектре», остаточных следах фантомных структур. Живые формы, некробиотика и их фазовые сдвиги, в просторечии — призраки, оставляют подобные следы.

Действительно. И не след — активное движение! Человекообразный силуэт, стоит возле клумбы — наклонился, провёл ладонью по траве, вновь выпрямился.

— Мне это кого-то напоминает, — сквозь зубы проговорил Стайен. — Дай контурное изображение, убери краски, повысь контраст.

Секунд через десять появилась штриховая картинка — несомненно, женщина, стоит, уперев кулаки в бока и смотрит вверх, в зенит.

— Вейс! — воскликнула Мира. — Что происходит, Стайен?! Она же осталась там, в Тегар-Тан!

— Смотри туда! — Стайен указал на предмет позади изображения Вейс. — Увеличь!

Стол. Ещё один такой же стол, ещё одна такая же книга.

Шум и шорох — Мира обернулась — прибыл десантный грузовик. Всё, можно отправляться в домик. Командир спрыгнул, подбежал к Мире и отдал честь.

— Тигр, — представился он. — Получил приказ сменить вашу группу, Куница.

— Принимайте картинку, Тигр, мы уходим. Группа, за мной!

Вейс

Она запрокинула голову и постояла, глядя в зенит — шум в ушах прошёл. И туман перед глазами несколько рассеялся.

— Я сплю? — подумала Вейс вслух. — Или проснулась?

Тихо. Невероятно, невозможно тихо. Скрип камушков под ногами — громкий, как грохот лавины. Вейс оглянулась и обмерла — стол! Там, возле того самого волшебного кустика, где они уснули втроём. И на нём — Книга! Вейс подбежала к столу и утвердилась в мысли, что спит. Книга Снов. Открыта на странице «Библиотека».

— Ничего не понимаю, — прошептала Вейс. — Почему здесь?! Я же просто уснула! Почему я здесь и почему ты здесь?

Она прикоснулась к странице. Настоящая, шершавая бумага, наклонилась — и почуяла запах чернил. Кроме того случая, когда Лас привела их к Книге Снов, не было у Вейс в сновидениях такой ясности ощущений и такого ощущения реальности.

Она перелистнула страницу. Следующая, двадцать третья, называлась «Вантар-Лан». Сердце Вейс забилось как ненормальное. Что там? Что там может быть?!

Она недолго колебалась. Это сон, ведь Книга Снов — сама находится во сне. А значит, бояться нечего.

— В путь! — прошептала Вейс, прикоснувшись ладонью к странице «Вантар-Лан».

* * *

— Таэнин, — госпожа графиня ан Вантар и её младшая дочь были одни в просторном зале. Но теперь здесь была и Вейс — Книга Снов находилась в том же зале, но обе присутствующие в нём явно её не видят. Или для них это — обычный предмет обстановки? Или не до неё просто?

— Таэнин, — повторила госпожа графиня. Я помню вас, подумала Вейс, вы заподозрили, что у меня есть трения с законом, но относились ко мне хорошо — я не сплетничала, не доносила ни на кого, и очень хорошо заботилась о Лас-Таэнин, а она ведь была любимой вашей дочерью. Хотя вы это тщательно скрывали. — Отправляйся одна. По закону, ты должна быть одна и инкогнито. Только через два месяца ты сможешь прислать за служанкой. До тех пор я найду ей занятие.

— Мама, — Лас посмотрела в глаза матери. — Простите и не подумайте, что я жалуюсь, но Лас-Вейрон, моя сестра, уже несколько раз била мою служанку. А повода бить не было.

— Я расспрашивала вашу служанку, дочь моя, — холодно ответила графиня, — и она отказалась подтверждать ваши слова.

Конечно, отказалась, подумала Вейс. Во-первых, я не терплю доносы и доносчиков. Во-вторых, я сама разобралась с Вейрон. Привычными мне способами.

— Она никогда не скажет! Она терпеть не может жаловаться, и вы это знаете! И она честная, честнее некоторых других!

— Лас, — графиня взяла её за руку. — Не годится сравнивать слуг и их хозяев. Я знаю, какой характер у Вейрон, я знаю, что ваша служанка — человек хоть и низкий, но достойный. Обещаю, что с ней ничего не случится.

— Спасибо, мама, — Лас встала на колено и графиня, поднявшись, благословила её. — Простите мне мои слова.

— Удачи, Лас, — графиня помогла ей подняться и обняла. — Будь осторожна, Ласточка!

Вейс не сразу поняла, что они не видят, и не слышат её. А потом бросилась вслед за Лас и не очень удивилась, когда поняла, что может проходить сквозь стены — а сквозь пол не проваливается только потому, что просто об этом не думала.

Лас тогда вызвала меня, подумала Вейс. Прости, Лас, что я тайком… но я очень хочу увидеть это! Увидеть ещё раз!

* * *

Вейс из будущего просочилась сквозь дверь. Лас стояла у окна и плакала — молча, ни звука, с каменными лицом — но плакала, слёзы катились по лицу. Я поняла, что ты плачешь, подумала Вейс, но не очень поняла, почему. Вот теперь я понимаю.

Стук в дверь.

— Войди, Вейс, — Лас вытерла слёзы и некоторое время постояла у окна, чтобы успокоиться.

— Да, госпожа? — Вейс из прошлого замерла в почтительном поклоне.

— Закрой дверь, Вейс.

Вейс выполнила приказ и вопросительно посмотрела в лицо хозяйки.

— Иди ко мне, — попросила Лас. Обняла служанку и снова расплакалась. Вейс из будущего подошла к ним, встала рядом, чувствуя себя неловко. — Вейс, прости, я не могу взять тебя с собой сейчас! Только через два месяца!

— Да, госпожа, — улыбнулась Вейс, осторожно погладила её по голове. — Прошу вас, не плачьте. Я буду очень ждать письма от вас. Будьте осторожны!

— Вейрон тебя не любит, — Лас отпустила её. — Ей в голову может прийти какая угодно гадость! Пожалуйста, будь осторожнее. Я пришлю за тобой, как только смогу.

— Спасибо, госпожа, — Вейс низко поклонилась. — Ваши вещи уже готовы. Я трижды проверила, всё в порядке.

Лас снова обняла её, долго не отпускала. А когда отпустила, долго смотрела в глаза.

— Я нарушаю все правила, — прошептала она. — Но мне кажется, ты моя лучшая подруга. Только не говори никому, тебя за это убьют!

— Не скажу ни слова, госпожа!

— Вейс, попробуй хотя бы раз не обращаться ко мне «госпожа»!

— Я не смею, госпожа, — Вейс вновь склонилась. — Прошу вас, не заставляйте.

— Я не заставляю, — Лас взяла её за руку. — Я прошу.

— Доброго пути, го… Лас, — Вейс произнесла едва слышно. Если бы это услышал кто-то ещё, то дни Вейс были бы сочтены. В отношении слуг правила дома Вантар крайне консервативны. — Удачи вам, госпожа.

…В тот же вечер меня вызвала к себе Вейрон. Формально, с отъездом младшей дочери я «переходила» к следующей. У Вейрон были свои слуги, но я ей была очень, очень интересна…

Вейс, 1205

— Она говорила обо мне? — Вейрон была в скверном расположении духа. А когда она была не в духе, слугам всегда попадало. Жаловаться здесь было не принято, но многое понятно и так — Вейс не сплетничала о хозяйке с другими слугами, вообще не имела привычки делиться чужими тайнами и её любили, даром что говорит с акцентом и выглядит простолюдинкой — что-то такое оставалось во взгляде и манере держаться. Многие секретничали с Вейс, и она ничего и никогда никому не выбалтывала. К тому же была смешливой и доброй, если нарочно не злить.

— Простите, госпожа Лас-Вейрон? — Вейс склонилась в поклоне. Лас долго тренировала её и выучила — так, что теперь не стыдно попасть и на глаза самой королеве. Императрицей её зовут только чужеземцы.

— Просто Вейрон! Я знаю, что ты называешь сестру «Лас»!

— Простите, госпожа Вейрон?

— Так называешь или нет? — Вейрон подошла поближе. Ей явно нравилось, когда перед ней склонялись.

— Госпожа Вейрон, мне строжайше запрещено называть госпожу просто по имени.

— Это не ответ! Называешь или нет?

— Нет, госпожа Вейрон, не называю.

— Лжёшь! — Вейрон хлестнула её плетью по спине. — Лжёшь! Лжёшь! Я видела, как она с тобой говорит, я видела, как ты с ней рядом держишься! Совсем забыла о приличиях, скотина! — и ударила снова.

Вейс стояла, не шевелясь, не издавая ни звука. Смешная вы, Вейрон, вы ведь не работали в каменоломнях, а я работала. И после тамошних плетей ваша — просто ласковое поглаживание.

— Отвечай! Ты обращаешься к ней «Лас»?

— Я обращаюсь «госпожа Лас», госпожа Вейрон. Ваша сестра настаивала, чтобы я обращалась или «госпожа», или «госпожа Лас».

— Лжёшь! — Вейрон, похоже, было всё равно, за что бить, и чего допытываться. Снова удар — на этот раз попало по голове. И вновь по спине, и вновь. Хоть у Вейс кожа и толстая, привыкшая, но раны будут, это точно.

После второго удара по голове, когда Вейрон чуть не выбила Вейс правый глаз, всё случилось само собой. Рефлексы опередили ум, но не было ярости, и в последний момент Вейс опомнилась. Вейрон не ожидала сопротивления, тем более — нападения. Прошло секунд пять, и вот Вейрон уже на коленях, а Вейс стоит у неё за спиной, обмотав плеть вокруг горла Вейрон, держа оба конца плети в руках. Вейрон, похоже, понимала, что успеет крикнуть, но Вейс свернёт ей шею — или задушит — раньше, чем кто-либо придёт на помощь. Крохотная служанка оказалась невероятно сильной, Вейрон такого и представить не могла.

— Госпожа Вейрон, — голос Вейс оказался спокойным — может, именно это привело в чувство их обеих. — Я не могу признаться в том, чего никогда не делала, и я очень хотела бы, чтобы у вас не было неприятностей из-за меня. Вы много раз говорили, что я каторжница, и вы правы, и ваша матушка тоже об этом знает. Но я давно уже искупила свою вину, и мне очень жаль, что я сейчас подняла на вас руку. Я вас сейчас отпущу, и вы сможете убить меня, но ваша матушка и ваша сестра тогда очень огорчатся.

Она отпустила плеть, отошла на пять шагов, и встала на колени. Вейрон тут же сорвала с шеи плеть, вскочила на ноги. Вейс склонила голову.

— Если потребуется, я отдам жизнь за вас и вашу сестру, госпожа Вейрон, но прошу вас, не заставляйте меня признаваться в том, чего я никогда не делала.

Вейрон подошла ближе и Вейс почуяла, что хозяйка в большом, очень большом смятении.

— Я знаю, что ты не сплетничаешь, — услышала Вейс и не поверила своим ушам. — Может, ты одна в этом доме не сплетничаешь. Уходи, Вейс, и пришли ко мне Фарри. Уходи!

— Слушаюсь, госпожа Вейрон, — такие слова от Вейрон — это, практически, похвала и извинения одновременно. Хотя перед слугами здесь извиняется одна только Таэнин, и ей за это не раз влетало. Вейс остановилась у двери, вновь поклонилась и покинула комнату.

…Фарри — личная служанка Вейрон — невысокая, хоть и не такая крохотная, как Вейс, человек неистребимого оптимизма, последние две недели была в подавленном настроении — Вейрон била её по любому поводу и за любую мелочь. Но в тот вечер Фарри вернулась, явно не понимая, что происходит — госпожа не только не ударила её, но похвалила и даже подарила какую-то безделушку.

— Твоя работа, Вейс! — Фарри подёргала её за рукав. — Расскажи, что ты с ней сделала?

— Ничего, — заверила Вейс, — просто попросила не бить меня без повода. Не вздумай ты так делать! Я слово знаю волшебное, а ты — нет!

— Какое слово? — удивилась Фарри.

— «Пожалуйста»!

— Да ну тебя! — проворчала Фарри под взрыв хохота, остальная прислуга тоже была рада, что средняя сестра повеселела. — Посмотри лучше, какую прелесть госпожа подарила мне!

…Она бы меня покалечила, подумала Вейс из будущего. Покалечила, или даже убила бы, если бы я просто молчала. Вейрон могла быть совершенно бешеной, тем более, что она уже тогда во что-то влипла, и её матушка не раз устраивала ей выволочку. Наверное, я поступила правильно. Но в тот вечер мне стало худо, как тогда на катере. Может, оттого, что смерть снова прошла рядом со мной.

Вейс, сон

Вейс поспешила к Книге Снов. Воспоминания, заключённые на этой странице, невероятно сильны. Зачем Лас сделала то? Также, как и Лас, тосковала по прошлому, когда не было ещё никакой крови, и страха, и непонятных событий, которые перевернули всю жизнь?

Я вернусь сюда, подумала Вейс. Обязательно вернусь. Но не сейчас, сейчас зреет что-то другое, и нужно поторопиться. Она перелистнула страницу назад, туда, где Библиотека, и прижала ладонь к листу. В путь!

* * *

Говорить следовало чётко и ясно, и, похоже, Вейс что-то напутала. Она оказалась не в библиотеке, она вновь стояла поблизости от летнего домика, подарка Лас и внуков. Но теперь она была не одна — вокруг Книги Снов стояли солдаты, и смотрели на неё странным взглядом, и держали оружие наготове. Вейс оглянулась и не поверила своим глазам. Мира! Стайен-старший! Но почему они полупрозрачные?! Мира махнула ей рукой, что-то крикнула, указывая на книгу — но ни звука, всё тот же шелест и скрип камушков под ногами, и всё. Вейс показала на уши — не слышу — и обернулась к Книге Снов. А на странице, которая про библиотеку, вдруг появилась, на глазах Вейс, карандашная надпись.

«Вейс, уходи, не лезь не в своё дело».

Лас в беде! И это пишет кто-то, из-за кого Лас в беде! Почерк не Лас, и сама Лас написала бы совсем по-другому, другими словами!

Вейс приложила ладонь к странице и на этот раз произнесла чётко и ясно.

* * *

Вейс не очень удивилась, когда поняла, что находится в той самой библиотеке Сердца Мира, Крайтеона, где она проработала в общей сложности три года. Она перед столиком, где оставляли заказы, и дежурная с той стороны смотрит на неё беспристрастно.

— Мне нужна Лас-Таэнин эс ан Вантар, — Вейс подбежала, говорить старалась размеренно, чётко. — Вы не видели её?

Не слышит. Не видит и не слышит. Понятно, это сон, но это неправильный сон. Что-то не так, что-то по-другому в этом мире.

— Лас! Лас, это я, Вейс! Ласточка, где ты?!

Куда она могла пойти? В хранилище? Вейс «просочилась» сквозь решётку — пробежала несколько шагов, остановилась. Нет, вряд ли. Если этот мир подчиняется, Лас просто сидит в читальном зале, и ей туда всё приносят, ведь так удобнее, верно? И она бросилась в читальный зал.

Лас выбежала ей навстречу. С двумя книгами в руках. Бросила книги, обняла Вейс, прижала ту к себе. Вейс понимала и чуяла, что это — настоящая Лас. Должна быть настоящей!

— Вейс, Великое Море, как ты сюда попала?! Ой, прости, что за вопросы! Ты не встретила там её?!

— Я сплю! Я сейчас сплю в Тегар-Тан, Ласточка! Она была там, приходила сегодня вечером. Говорят, стащила какую-то книгу и ушла вместе с ней.

— Майри-Та, — догадалась Лас. — Теперь всё понятно. Она снова обманывает. Я думала, она будет ждать, как обещала, но она уже действует. Вейс! Слушай, это очень важно. Найди том четвёртый сочинений Майри-Та, там, где гражданская лирика, ищи стихотворение про грозу! «Был полон мир гнетущей тишиной»! Слушай, как оно звучит в оригинале, — Лас продекламировала. — Запомнила? Выучи его! Выучи хотя бы первую строфу! Незнакомка не сможет прочесть его, она хотя бы раз запнётся, понимаешь?

— Понимаю, — Вейс держала её за руки и не хотела отпускать. — Она пообещала не трогать меня, Лас, не приходить во сне.

— Она ищет, Вейс, что-то очень важное для неё! Почти что нашла! Если она подумает, что всё нашла, она может нарушить любые обещания, я тоже перечитала сказку!

— Лас, — Вейс смотрела ей в глаза. — Что я могу сделать для тебя?

— Она ищет кого-то, Вейс. Я не очень поняла, кого. Кто-то остался, кто знал её в лицо, знал её по имени. Если она никого не отыщет, она возьмётся за меня. Тогда я уничтожу Книгу Снов и запру нас с ней здесь.

— Лас, не вздумай!!

— Вейс, у меня мало времени. И у тебя тоже. Просыпайся, милая, найди стихотворение! Ты всегда должна знать, с кем говоришь! Не беспокойся за меня, береги остальных. Просыпайся!

Мира

Вейс возникла рядом с ещё одним столом, на котором лежала ещё одна Книга Снов, так её называет Стайен. На этот раз не было ошибки — Вейс, в той самой одежде, в которой Мира видела её там, в Вантар-Лан. И Вейс тоже заметила их.

— Вейс! — крикнула Мира. — Подходите сюда! Держитесь подальше от книги!

— Она не слышит, — пояснил Стайен. — Мы в разных фазах. Я даже не уверен, что она видит именно нас. Проклятье, такой момент и нет под рукой аппаратуры!

Вейс покачала головой, поднесла ладони к ушам — на слышу — и повернулась к книге. Приложила ладонь к странице — и исчезла.

— Да, слушаю, — Стайен поднял руку к уху. — Да, это я. Все активны? Только… сколько? Девяносто восемь? Да, оставьте маркеры, и пока не лезьте. Много там было? Забирайте всё! Да, и стол тоже, если сумеете. Да, отходите и готовьте периметр. Конец связи.

— Это Стайен-младший, — пояснил он Мире. — Студент. Они вошли в тот проход. Говорит, там каменный мешок, комната без дверей, и в ней сто восемь зеркал, из них девяносто восемь спящих проходов.

— Я перестаю понимать, — призналась Мира.

— Книга Снов стыкуется с нашей реальностью, — пояснил Стайен. — Не знаю, что причиной, но по-моему, происходит именно это. Мы должны быть готовы.

— Оттуда что-то может выйти?

— Лас не создавала ничего страшного. Там у неё страна чудес, где всё прекрасно, все счастливы и живы, понимаешь? Но когда мы там были, страниц было девяносто две.

— Сейчас девяносто семь, — произнесла Мира сквозь зубы.

— Девяносто восемь, — поправил Стайен. — Оттуда может выйти кто угодно, если эти страницы добавила не Лас. Госпожа Теней! Летний дом Вейс, здесь происходит то же самое. Мы…

Книга пропала, вместе со столом. И в тот же момент с карты эфемера пропали все окружающие стол и книгу пятнышки проходов.

— Мы на связи, — Стайен опомнился быстро. — Стол и книга только что пропали, проходов больше нет. Оставляю эфемер, проведём тщательный осмотр. Госпожа Теней, просьба узнать, где сейчас Вейс и что с ней происходит.

— По-моему, Вейс проснулась, — заключил Стайен. — И всё это ей приснилось. Я про здешний стол и книгу и всё остальное.

— Мы ей тоже приснились?

— Я же говорю, Книга Снов стыкуется с нашей реальностью. Но мы пока ещё в разных фазах. Она нас видела, но не слышала, помнишь?

— Уровень тревоги один, — объявила Мира. — Оставляем датчики и ждём распоряжений. Выполнять!

Она сняла гарнитуру и взяла Стайена за руку.

— Слушай, если ты тоже снишься, то не вздумай меня будить! Понял?

— Мира, всё потом! Нутром чую, что-то надвигается.

— Паразит, — Мира надела гарнитуру. — Хоть бы раз приласкал при всех! Нет, Госпожа Теней, это я не вам. Ждём приказа. Спит? Проснулась? Да, поняла. Поняла, выполняем!

— Они построили первичный периметр, — пояснила Мира. — Вейс в Тегар-Тан, по словам Весс, только что проснулась.

— Я так и думал, — Хорёк потёр переносицу. — Куда теперь?

— Назад, к той поляне. Ты умеешь открывать проходы?

— Во сне — умел. Посмотрим, как это получится сейчас.

Тесан, Тегарон, Вассео 5, 23:20

У себя в комнатах Майеринн таинственным образом превращалась из талисмана страны и целителя в обыкновенную девочку, у которой почти не было настоящего детства и настоящих игр, а только учёба, церемонии и всё такое.

— Давай ещё раз! — попросила Светлая громким шёпотом,после того, как сыграла десять «партий» в «нож-бумагу-камень». Ей так понравилась эта незатейливая забава, что Тесан только диву давалась, а каких ещё игр она не знает — игр, которые знают все дети по всему свету?

— Май, мне попадёт! Завтра будет время, ещё наиграемся!

— Все вы так, — проворчала Май и отвернулась. — Ты как бабушка!

— Ну перестань, что ты в самом деле! Ты же знаешь, что я права!

Май, не глядя, протянула руку — за спину — и Тесан осторожно взяла её обеими своими.

— Спокойной ночи, — Майеринн вздохнула. — Спокойной ночи, няня.

— Спокойной ночи, моя дорогая, — Тесан улыбнулась, отпустила её руку и поправила одеяло. Я начинаю говорить, как няня, подумала она. Теми же словами, с той же интонацией, как будто мне тоже сто лет! Ужас просто!

Через пять минут Светлая уже спала. Положено сидеть с ней ещё хотя бы десять минут, потом уже можно уходить к себе или куда нужно. За окном продолжало моросить, а в остальном было спокойно. Странная история с зеркалами, подумала Тесан. Было приказано — убрать все стеклянные, заменить на металлические. Но четыре зеркала оказались стеклянными, причём те, возле которых постоянно ходит или Вейс, или сама Тесан. Уже идёт расследование, почему это случилось, но пока что нет виноватых — все стеклянные зеркала на месте, в кладовках, откуда взялись эти четыре — никто не знает.

Тесан тихонько вздохнула, ещё раз поправила одеяло и присела. Немного посидеть, да и самой пора спать. Хороший получился день рождения, и даже визит Незнакомки его не испортил по-настоящему.

Кто же ты такая? Откуда и что тебе нужно от нас всех?

Тесан

Она открыла глаза — задремала? — Светлая безмятежно спала, дыхание ровное, спокойное. Спи, малышка. Тесан поднялась. Голоса за дверью или ей показалось?

Она отворила дверь. Нет, не показалось. Но что они тут делают, кто их сюда впустил?! Тесан пробежалась до коридора, выглянула за угол. Точно, одногруппницы! В тех самых одеждах, что на выпуске, но почему здесь, в Тегар-Тан?!

— Янни? Риона, Эмеан?! — Тесан была изумлена. — Откуда вы здесь?!

— Ой, Тесс! — они вскочили на ноги. — И ты здесь! Мы сами понять не можем, — призналась Янни, рослая, выше всех на потоке — играла в баскетбол, чем и прославилась. — Я помню точно, что заснула у себя дома, и вот я тут…

— Я вспоминала вас, — призналась Тесан смущённо. — Вчера о вас говорили. Но не думала, что вы…

Движение дальше по коридору. Тесан подняла взгляд — из-за поворота вышла она, та самая, в белых одеждах, помахала рукой и пошла себе дальше, дальше, прочь по коридору.

— Девочки! — Тесан повернулась к остальным. — Великое Море, что я наделала! Это сон! Как только проснётесь, позвоните мне! Это важно! Позвоните моей бабушке, если не дозвонитесь до меня!

— Тесан, что случилось? — Риона, родом, как и сама Тесан, из Тессегер — белокожая, стройная, спортивного сложения. — На тебе лица нет… Что случилось?

— Долго объяснять! Просыпайтесь! Пожалуйста, просыпайтесь!

— Проснулись уже, — хором ответили все трое её собеседниц и, одна за другой, они все превратились в Незнакомку. — Очень, очень трогательно, Тесан. Спасибо тебе, дорогая. Я не люблю делать больно хорошим друзьям и их родственникам. И больше не приду к тебе в сон, обещаю! — и она, все три её копии, рассмеялись. — Спи, Тесан. Спи крепко! Мне нужен всего час времени!

Незнакомка

Она отошла от зеркала, продолжая смеяться. Да. Так всё просто. Даже и часа не потребовалось, чтобы найти, о ком часто думают те три подруги Тесан, прийти в их сны, и услышать имена других… других и других. Хорошо, что в Тессегер-Лан тоже ночь!

Теперь она, Незнакомка, может входить в сновидения двух сотен человек. Ещё немного, ещё чуточку постараться, ещё одна ночь — и их станет намного больше. К тому моменту, как кончится указанный срок, Незнакомка будет везде — везде, где есть зеркала, где знакомые ей по именам люди посмотрят в них.

И тайны откроются. Все до одной. Извини, Лас, я должна. Я не имею права проигрывать.

Вейс и Тесан, Тегарон, Вассео 6, 1:20

Тесан вскочила со стула. Голова тяжёлая, смех Незнакомки всё ещё отдаётся. Девушка убедилась, что Светлая спит и на цыпочках подошла к двери. Там она столкнулась с бабушкой, нос к носу.

— Ба… — Вейс прижала палец к губам. Тесан прикрыла дверь за собой и повлекла бабушку прочь, в коридор. — Бабушка! Я только что видела! Её, во сне! Она обманула моих подруг, заставила меня назвать их по имени! Я теперь очень беспокоюсь!

— Сейчас я позвоню Мире и ты скажешь, кто это, — Вейс взяла её за руку. — Тесс, милая, идём в библиотеку! Это очень важно. Я сейчас говорила с Лас.

— С Лас?! — поразилась Тесан. — С няней? Она тебе приснилась?

— Нет. Она настоящая. Она у себя в Книге Снов, но она там настоящая.

— Я не понимаю! — призналась Тесан. — Я уже почти ничего не понимаю!

— Быстро в библиотеку, я там постараюсь объяснить!

* * *

— Вот это стихотворение, — указала Вейс. — Видишь? «Был полон мир гнетущей тишины…» Лас сказала, выучить его, хотя бы первую строфу!

— Бабушка, но… — Тесан вчиталась. — Это не Ронно! Буквы похожие, но я ничего не понимаю!

— Это Старый Ронно, придворные поэты пишут только на нём. Я знаю его, запоминай и повторяй вместе со мной.

— Бабушка, но зачем это?

— Незнакомка не сможет прочесть это стихотворение. Лас сказала, она будет запинаться. Понимаешь? Если ты попросишь кого-нибудь во сне повторить стихотворение, и это окажется она, она не сможет этого сделать!

— Да, теперь поняла! Тогда прочти ещё раз!

Мира

Мира приняла звонок, посоветовала Вейс не беспокоиться и тут же вызвала Вессен. Передала ей то, что успела услышать.

— Она обошла нас, — заметил Стайен. — Всё, теперь мы не можем проследить, за кем она будет наблюдать. Итак, её обещание — ложь, она всё это время выполняла свои планы. Госпожа Теней, пора переходить к следующему этапу операции. Проходы открыты, мы можем начать эвакуацию и расселение в любой момент.

— Вы готовы ко всему, кроме этого, так? — Мира первой выпрыгнула из грузовика, дала сигнал — за мной.

— У нас восемьдесят основных типов сценариев, — пояснил Стайен. — Но чтобы противостоять тем, кто навещает тебя во сне, и может ходить между зеркалами — такого не было. И не вполне понимаю, как к этому готовить.

— Придётся придумывать, — Мира дождалась отмашки — периметр активен, можно продвигаться. — Включай свой костюм и держись рядом со мной.

— …Что тут делать? — поинтересовалась Мира парой минут спустя. — Что нужно? Волшебное слово?

— Я присылал подробное описание. Прижать ладонь к странице с описанием места отправления и сказать «В путь».

— Куница, — один из бойцов указал. — Смотрите, вон там!

— Вижу, — проворчала Мира. — Похоже, всё теперь немного по-другому? Все помнят ключевую фразу? Отлично, и чтобы никто не произносил без команды!

Над одним из проходов — мест, отмеченных светящимися колышками — возникла дверь. Вместе с дверным косяком. Единственное необычное в ней то, что косяк висел в воздухе и ни к чему не был прикреплён.

— Похоже, нам туда, — пояснил Хорёк. — Книга открыта на «Библиотеке». Ты давно была в библиотеке?

— Давно, — Мира дала знак — вперёд! — и её отряд направился к двери.

— Чисто, — пришёл к заключению Хорёк. — Можно открывать.

Мира указала ему — отойди — и махнула остальным. Дверь открывается на себя — и вот пятеро бойцов готовы открыть огонь, если из открывшейся двери кто-нибудь покажется.

— Вперёд!

Один из бойцов резко распахнул дверь, остальные замерли, готовые открыть огонь…

За дверью оказалась библиотека. Дверь выводила в коридор, слева была стойка, за которой сидели две женщины со скучающим видом, коридор двигался прямо, выводил в читальный зал. На глазах присутствующих из зала вышла женщина — тефан, отметила Мира, фасона примерно сто-стодвадцатилетней давности. Уроженка архипелага Крайтеон. Значит, библиотека — где-то на архипелаге? Обе женщины за стойкой, несомненно, с островов.

Женщина шла прямо на дверной проём — Мира чувствовала, как все напряглись — и в последний момент просто исчезла.

— Они не видят прохода. Запускаем «пчелу», — распорядилась Мира. — Уровень тревоги три.

«Пчела» легко и без помех преодолела дверной проём.

— Связь с «пчелой» не нарушена, — отметил Хорёк. — Отлично, ну-ка, подведите её к стойке.

— Они не замечают «пчелу», — пояснила Мира. — Попробуйте взять пробу материала. Да, прямо на стойке.

Вот это они заметили. «Пчела» испаряет крохотный кусочек вещества, снимает всевозможные спектры и проводит элементный анализ. Обе женщины встали, когда облачко дыма поднялось над стойкой, одна из них нажала на кнопку под стойкой. Через полминуты появились два охранника, осмотрели место возгорания — и огляделись в недоумении.

— Круто, — усмехнулась Мира. — Полетайте возле них. Да, возьмите пробы спектра. Посмотрим, что это за люди.

Через две минуты и это было выполнено, а охранники ушли.

— Дайте мне Комиссара, — потребовала Мира. — Комиссар, это Куница, у нас четыре спектра, предположительно — уроженцы Крайтеона, предположительно, начало предыдущего века. Нужны данные по ним. Принимайте записи.

— Не думаю, что будут данные, — хмыкнул Стайен. — Но посмотрим. Что теперь?

— Атмосфера в норме, факторов опасности нет, — Мира махнула рукой. — Росомахи один и два, вперёд, остальным прикрывать.

Двое бойцов перешагнули порог, отработанным движением «осмотрели» пространство вокруг себя, и не только глазами. Ни одной враждебной цели.

— Попробуйте привлечь их внимание, — предложила Мира. — Слева за стойкой «Авеар один», справа от неё «Авеар два». Начните с Авеар один. Первую «пчелу» дальше по коридору, запускайте «пчёл» два и три.

Росомаха-один помахал рукой перед лицом женщины, та не обратила внимания. Костюмы блокируют все личные запахи и не имеют собственных — одно из первых, самых полезных, изобретений Хорька. Он наверное, и счёт потерял свои открытиям, подумала Мира отчего-то.

— Не реагирует, — доложил Росомаха-один.

— Прикоснитесь к её руке — осторожно.

Вот это женщина заметила, вздрогнула, потёрла руку, оглянулась — никого не увидела. И более не забивала себе этим голову.

— Такое ощущение, что мы не воспринимаемся только зрением, слухом и обонянием, — предположил Хорёк. — Что дальше?

— Возьмём сувениры и закроем дверь, — решила Мира. — Росомаха-один, определить координаты, Росомаха-два прикрывает. Я вхожу, остальным прикрывать проход.

* * *

Сувениров набрали порядком, в том числе личных предметов.

— Куница, — голос Росомахи-один, — читальный зал прямо и налево, посмотрите на картинку.

Мира посмотрела. Незнакомка. Всё в том же белом платье — никогда не переодевается, что ли? Сидит за столом и сосредоточенно читает.

— Отступаем, — приказала Мира. — Росомахам отходить к проходу, отозвать пчёл два и три, «пчелой» один следить за Незнакомкой. Молчание в эфире.

Отступили, как в учебнике, чётко и быстро. Оставалось только уйти сквозь проход, всем троим, но…

— Мира, а ты тут что делаешь?

Мира замерла — Росомахи, ожидавшие её у входа, держали под прицелом кого-то за её спиной.

— Росомахи, на выход, — приказала Мира, молниеносно обернулась. — Я могу задать тот же вопрос.

Незнакомка покачала головой.

— Встречаю гостей. Ух, какие вы грозные! — улыбнулась она. — Расслабьтесь, мальчики! Она ведь так к вам обращается? Расслабьтесь, ваше оружие против меня не поможет.

— Росомахи, на выход, — приказала Мира, целясь Незнакомке в голову. — На выход!

— Они тебя не замечают, — пояснила Незнакомка. — Не суетись. Вот, возьми, — она протянула прямоугольный лист картона. Мира брать не стала, Незнакомка пожала плечами и положила билет на стойку. — Зря. У каждого читателя должен быть читательский билет, его необходимо сохранять на всё время пребывания в библиотеке.

Она засмеялась и, повернувшись, направилась назад, в читальный зал.

— Росомахи, на выход! — приказала Мира. На этот раз её послушались немедленно.

* * *

— Росомахи один и два, на обследование, — приказала Мира. Такой злой Хорёк её давно не видел. — И я тоже. Оружейник, ты с нами. Тигр, моя группа переходит в ваше подчинение, пока мы не вернёмся из «бани».

«Баня», комплекс обеззараживания и полевой диагностики, уже был развёрнут в полукилометре от периметра, там же, где временный лагерь. Быстро они, подумала Мира, и грамотно. Весс времени даром не теряла. Ещё бы понять, чем мы с такой заразой воевать будем. Сходили тайком, ничего не скажешь.

Как только Росомахи вышли из-под душа и отправились в соседнюю палатку, с диагностическим оборудованием, Мира затащила Стайена за собой, в душевую.

— Обними меня, — приказала она, раздеваясь. — Прямо сейчас! Как там, в поезде!

— Слушай, ты нашла время!

— Тебе жалко, что ли? Не видишь, меня трясёт!

Стайен, ошеломлённый, выполнил просьбу. И долго не мог отпустить Миру… весь его возраст куда моментально делся, а в голове появились и остались мысли, несовместимые с проходящей военной операцией.

— Всё, хватит, — Мира оттолкнула его, — остальное потом, — она скрылась за занавеской, а Стайен, мысленно проклиная себя, вышел из «бани» наружу.

— Оружейник, — Тигр вызвал его, едва Стайен отошёл на десяток шагов. — Нужна ваша консультация, пройдите к штабной палатке.

* * *

— Не дуйся, — Мира, отпустив Росомах один и два, отвела Стайена в сторону. — Я почти умерла там, понимаешь? Она смотрела мне в глаза, и я поняла — всё, сейчас мне крышка, вот прямо сейчас. И она очень хорошо показала мне, как именно. Стайен, и как мы с такой будем воевать? Она что, всемогуща?

— Лас несколько раз говорила странную фразу, «она это я», или что-то такое, — заметил Стайен. Вессен всё ещё принимала решение, продолжать ли вылазки на другие «страницы», или нет. — Если принять за рабочую гипотезу, что в пределах Книги Снов обе её субличности одинаково сильны, то да, она практически всемогуща. Пока реальности не состыковались окончательно.

— Весело, — Мира сплюнула под ноги. — План действий?

— Вессен хочет, чтобы мы посетили ещё несколько страниц, потом подготовились к обезвреживанию проходов.

— Если это получится, мы закроем Лас и Незнакомку внутри?

— Возможно. У них могут быть другие способы перемещаться между реальностями. Мира, картина где-то внутри. Если я не ошибаюсь в Лас, она не захочет возвращать её сюда. Пока картина у Лас и ждёт её распоряжений, никто не сможет заморочить Лас голову, понимаешь? Даже Незнакомка. Мы отстаём от событий на шаг, а хочется опережать. — Зазвонил его телефон. — Да? — Он махнул Мире — не отвлекай. — Слушаю. Да, Вейс, это я. Да, говорите, я слушаю. — Стайен умолк на минуту. — Вы нашли стихотворение? Отлично, Вейс, огромное вам спасибо! Да, мы немедленно приступим. Сейчас же.

— Идём, Мира, — позвал он. — Пора поговорить с Вессен.

* * *

— Вот архивные записи, — Вессен дала картинку на экран. — Первым исследования на эту тему делал Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, участник Команды, псевдоним — Слуга. После его гибели в четырнадцатом году, серьёзные исследования продолжились только с началом Проекта. Дайнакидо встретил Незнакомку в тысяча двести пятом году, это явилось для него шоком — он не придал значения тому, что его собственные особые свойства уже пробудились. Характерно, именно в тот день он познакомился с Лас, и это определило дальнейшую судьбу обоих. Лас специализировалась на поэзии Пятой династии, в тот момент из студентов она лучше всех разбиралась в биографии Майри-Та, ключевой фигуры того времени, и его преемника, Сагари. Лас училась читать стихотворения Майри-Та, язык в те времена звучал несколько иначе. Дайнакидо встретился с Лас, когда та читала стихотворение «Был полон мир гнетущей тишиной», и пришёл в себя, наведённые индуктивные программы прекратили действовать. Опуская подробности, он сумел выяснить, что несколько стихотворений Майри-Та позволяют сопротивляться индуктивным способностям Незнакомки. Она искала в библиотеке ранние рукописи Майри-Та, но не смогла найти — ими тогда занималась Лас. На Крайтеоне способности Незнакомки весьма ограничены, там она весьма уязвима, это одно из мест, которые она впоследствии избегала. Но выбора не было, ей зачем-то очень были нужны рукописи, и она почти неделю пыталась добыть их. У Дайнакидо оказалось достаточно времени, чтобы провести свои опыты и сделать выводы. Случайно или нет, он натолкнулся на утраченное ныне стихотворение Сагари, которое делало читающего полностью недоступным для Незнакомки и её марионеток.

— Это как? — поинтересовалась Мира.

— Пока человек читал его, Незнакомка не видела его, не слышала, не чуяла, не воспринимала другими своими особыми способами, не думала о человеке.

— Класс! — восхитилась Мира. — Это сейчас очень бы не помешало.

— Стихотворение утрачено. После смерти Незнакомки его текст не удалось найти, а все, кто его знал — забыли.

— Что за… — Мира поджала губы. — Разве так бывает?

— Подозреваю, это картина, — пояснил Стайен. — Стихотворение играло роль предохранителя. Предохранитель сгорел — опасное устройство обезврежено.

— Ты всё что хочешь объяснишь картиной! — Мира покачала головой. — Это всё равно, что ничего не объяснить.

— Но остались ещё три стихотворения, — продолжила Вессен. — Они не такие мощные, но действуют по сей день. Причём действуют на многие виды «пси». Вы знаете, что песню на слова «Был полон мир…» часто ставят во время разнообразных потрясений? Стайен, ты точно её слышал, а одно время даже напевал без конца, почти неделю подряд.

— Припоминаю, — согласился Хорёк, снял шляпу, вновь надел. Мира молча сорвала с него шляпу, подсунула под себя и показала Хорьку кулак.

— У нас в архивах перечислены сто восемнадцать текстов, в основном стихотворных, которые так или иначе влияют на «пси». Перехожу к делу. Упомянутое стихотворение, если его читать вслух или про себя, чётко сосредотачиваясь на правильном произношении, на несколько порядков, от двух до семи, повышает стойкость ко всем индуктивным воздействиям, а также даёт временный иммунитет ко всем известным нам неконтактным видам внушения. Иммунитет сохраняется от трёх до пяти минут, при каждом следующем чтении срок действия уменьшается, после примерно получаса чтения иммунитет перестаёт проявляться, требуется двенадцать часов выдержки, чтобы он вновь начал проявляться.

— Уже хлеб, — согласилась Мира. — Нужно самой читать или как?

— Для лучшего эффекта — самой.

— Да уж, — Мира хихикнула. — Вот зрелище будет! Сидим всей бригадой и учимся читать стишок.

— Итак, план. Осматриваем остальные страницы, забираем сувениры. Сама туда больше не входишь, понятно? После этого минируем все проходы, в активном и спящем состоянии, чтобы в случае необходимости разорвать связь. Мы уже сделали несколько опытов с теми, кого Незнакомка посещала во сне, есть однозначный отклик на второе и третье стихотворения Майри-Та. Они не дают никакой защитной способности, но позволяют определить, что человек под индуктивным воздействием. У нас готов способ выявлять и временно подавлять обратную связь между человеком и Незнакомкой. Небольшая развлекательная программа, её уже готовят к эфиру на всех крупнейших радиостанциях планеты.

— Быстро вы, — удивилась Мира.

— Сейчас получишь письмо с подробными инструкциями. Четыре часа на отдых, потом осматриваете известные Стайену страницы.

— Есть, госпожа полковник! — Мира встала.

— Мира, под словом «отдых» я понимаю отдых. Никакой самодеятельности! Никаких стимуляторов! Шагом марш в свою палатку, и — спать.

— Слушаюсь, — Мира ухмыльнулась. — Спать одной?

Вессен сняла гарнитуру и показала Мире кулак.

— Можешь идти. Стайен, а ты задержись.

Мира выразительно посмотрела в лицо Вессен, вздохнула и покинула палатку.

18. Бег с препятствиями

Вейс и Тесан, Тегарон, Вассео 6, 6:00

Им не спалось. Вейс включила, по просьбе Тесан, телевизор — но интересных передач не было, а в выпусках новостей было всё то же: стихийные бедствия, массовые беспорядки. Но всё это уже шло на убыль, по словам Тесан. От стихийных бедствий больше всего пострадали курортные зоны — удивительно, что жертв почти не было, ведь землетрясения предсказывать толком не научились, а за имеющиеся пять-десять минут удаётся сделать немного.

— Люди съезжаются в Тегарон, — Тесан выключила телевизор. — Собираются у границ. Здесь не было ни ураганов, ни землетрясений, ни болезней. Май вчера утром ездила в столицу, сколько там было людей! Я никогда не видела столько людей сразу!

— На Крайтеоне тоже всё спокойно, — Вейс посмотрела в глаза внучке. — И туда тоже съезжаются. Все как будто ждут чего-то очень неприятного.

— Так и есть, — Тесан поднялась. — Май скоро проснётся, бабушка. Она так и сказала, будет гроза, но всё кончится хорошо. Она и вчера так сказала, всем, кто собрался, чтобы её увидеть. Ты бы видела их лица! Как будто ожидали конца света, а им сказали, что его не будет. Если честно, мне немного страшно. Она самый обычная девочка, но иногда как скажет!

— Я беспокоюсь за Лас, — Вейс тоже встала. — Знаешь, она не шутила. Она сказала, что запрёт себя с ней там, в своих снах. У неё было такое лицо, будто она прощалась со мной.

— Бабушка, а ты уверена, что это она? Что ты говорила именно с ней?

— Она прочитала стихотворение и не запнулась. Я позвонила Стайену, они тоже знают про стихотворение.

— Бабушка, не беспокойся! Если хочешь, побудь с нами сегодня! Она тебя успокоит, вот увидишь! Она всех успокаивает!

— Да, моя милая, — Вейс взяла внучку за руку. — Заодно посмотрю, что у тебя теперь за работа.

Мира

Стайен зашёл к ней. Ненадолго, дел было — не сосчитать. Даже краткие визит в «библиотеку» принёс столько данных, что весь его отдел уже стоял на ушах — приходилось в срочном порядке аннулировать несколько, только что опровергнутых, гипотез, сворачивать оказавшиеся бесперспективными направления и готовиться к теоретической разработке новых. Но, как всегда, все силы пока что уходили на оперативную работу. Стайен-младший и его команда принесли из «каменного мешка» множество интереснейших сувениров и часть из них принадлежала не Незнакомке, а её, так сказать, оригиналу — исторической Вереан эс Немертон. Пол и стены зеркального помещения были исписаны множеством надписей, и это тоже давало пишу для размышлений. Вереан, она же Незнакомка, в минуты опасности, во время депрессий или срывов уходила туда, и сидела там подолгу, вела на стенах дневник, писала загадочно выглядящие надписи…

— Проснись! — Мира потянула его за рукав. — Ты о чём думаешь? Пришёл ко мне, а думаешь о работе?

— Мы сейчас думаем, зачем она дала эти два дня, Мира. Она могла начать сразу же, и успела бы обставить нас по всем пунктам.

— Я об этом тоже подумаю. Как проснусь.

— Да, извини. Ни минуты покоя, сама видишь. Давно пора на пенсию, но кто ж отпустит?

— Умолкни, а? Просто посиди со мной минутку. Молча.

Он улыбнулся, и пригладил усы.

— Отдыхай, Мира.

Мира взяла его за руку, хотела добавить что-то ещё и… заснула. Как провалилась. А ведь только прикрыла глаза, и всё.

* * *

Мире долгое время снилось что-то невнятное. Но вот видения стали более чёткими, обрели яркость и убедительность яви, и она оторопела. Она стояла в библиотеке, всё в ту же, возле той самой стойки, но лампы под потолком вместо яркого, ровного желтоватого света едва заметно мерцали.

Никого. За стойкой, в коридоре — ни души. Книга Снов не делала открываться, она оказалась невероятно тяжёлой — Мире с трудом удалось её даже сдвинуть.

Шорох, затем треск. По стене побежали трещины, она начала разламываться, крошиться. То же самое происходило и с полом, и с потолком. Это сон, поняла Мира, нужно проснуться, но проснуться не удавалось, а трещины вокруг расползались и множились, и Мира бежала, но бежать было некуда. Она остановилась посреди большого зала, прижала ладони к вискам и потребовала: проснись, проснись сейчас же, пусть сон кончится, пусть вокруг будет реальность, настоящая и надёжная. Стоило так подумать, как из трещин вместо тьмы начал просачиваться свет, его становилось всё больше и больше, всё вокруг Миры начало светиться, и вместе со светом пришла свежесть, сменившая запах склепа, и ветер разметил остатки тьмы, подхватил Миру и вознёс высоко-высоко…

* * *

— Не жёстко? — поинтересовалась Незнакомка. Мира рывком уселась, потом вскочила на ноги.

Поляна. Лес. Воздух приятный, свежий, птицы поют… А деревья какие странные! Кроны почти шаровидной формы, длинные, извилистые листья. Я всё ещё сплю, подумала Мира. Вот зараза, отдохнуть не даёт!

— Слушай, ты обещала, что оставишь меня в покое!

Незнакомка покивала, уселась сама — прямо на траву. И не жалко ей её роскошного платья?

— Я-то оставила, а вот твои друзья от тебя хотят избавиться. Интересно, почему?

Мира вскочила на ноги. Одета в «леопард», вся сбруя со снаряжением на месте, оба пистолета с запасными обоймами, датчик-навигатор, аптечка и всё прочее. Всё это уже ощущалось частью тела, и забудь что прицепить — сразу же обнаруживала.

— Неплохо, — заметила Мира. — Это чтобы мне не скучно было? Ты так со всеми играешь?

— Моё время истекает, — Незнакомка поднялась, поправила платье, стряхнула с подола травинки. — Мира, тебя бросили здесь. Думаешь, это сон? А я думаю, нет, — она повертела в руке камушек, бросила его под ноги. — Тебя привезли сюда и бросили твои друзья. Сейчас ты не спишь.

— Давай проверим, — привычное движение руками, и оба пистолета возникают в них, из ниоткуда. Спасибо, Хорёк, это был самый классный трюк. Мира прицелилась в голову Незнакомки.

— Стреляй, — пожала та плечами. — Только не забудь, что Лас — это я. Мы с ней — одно целое. Делаешь больно мне, делаешь больно ей.

Мира смотрела в её глаза. Вот поди пойми, врёт эта зараза или нет?

— Умная девочка, — Незнакомка улыбнулась. — Извини, я тебя обманула. Сейчас больно было бы только мне. Я ещё зайду, Мира. Один последний раз.

Мира выстрелила. Обе пули прошли насквозь — Незнакомка на глазах становилась всё прозрачнее и прозрачнее, и секунд через пять растаяла в воздухе.

— Чтоб тебя! — Мира убрала пистолеты. — Где я? Что всё это значит, чтоб мне провалиться?

Она подошла к тому месту, где стояла Незнакомка. Надела перчатку, подняла камушек, который та держала в руке. Принюхалась. Знакомый запах. Так что это, сон? Или что? Мира сняла навигатор, включила. Прибор «задумался», что с ним прежде не случалось, и выдал: «невозможно определить координаты».

— Приехали, — Мира уселась на траву. Всё лицо себе отлежала, так и спала здесь. — Меня кто-нибудь слышит? — Включила рацию, но та сообщила ровно то же самое — нет базовой станции, эфир пуст. Мира пробежалась по всем диапазонам — тихо. Ни одной действующей радиостанции. Мобильный телефон тоже уверял, что мобильной связи не предполагается.

— Ладно, — Мира достала коробку с «пчёлами». Теперь каждому полевому агенту выдаётся подобный рой. Хорошие пчёлки, две недели работы без подзарядки. Интересно, а чем они заряжаются? Нектар собирают, мёд едят? Мысль отчего-то так развеселила Миру, что она расхохоталась.

— Спокойно, майор, — Мира вытерла слёзы. — Действуем по обстановке. Ну-ка, полетели, милые, полетели. Покажите мне, что это за место.

Забавный сон, в котором всё оборудование действует, как и наяву.

Лас

Ей что-то послышалось. Она сидела в дальней комнате хранилища, читала, искала. Нужно успеть найти намёк. Эта библиотека воссоздавала исходную библиотеку Крайтеона, здесь можно отыскать много полезного. Незнакомка добыла подлинную, неадаптированную версию сказки, теперь она знает то же, что и сама Лас. Вот интересно, что именно Незнакомка знает из того, что знает сама Лас? Ведь если она знает всё, то знает также, что оригинал, или, как выражается Вессен, историческая Мианнесит, поклялась не возвращаться. Или считает, что раз нет уже в живых тех, кому клялись, то можно нарушать обещание?

«Я слежу за выполнением обещаний», отозвалась картина. Сейчас это не картина, сейчас это — браслет, изящная безделушка. Лас подумала, что ходить всюду со своим двойником — это уже чересчур.

— Поясни, — потребовала Лас. Картина иногда отвечала на мысленные вопросы. Вот и сейчас она отозвалась. Лас уже ловила себя на том, что начинает считать картину живым существом, живым и мыслящим.

— Обещания, данные при мне, или при тех, кто знаком со мной, должны выполняться, — пояснила картина. — Я слежу за тем, чтобы обещания выполнялись.

Лас, соображай. Как и тогда, у тебя нет времени, оно утекает стремительно. Вон они, красные цифры, всегда перед глазами. Как только Незнакомка слышит своё имя от того, кто знает о ней-настоящей, она обретает всю силу. Куда может пройти Лас, туда же может пройти и Незнакомка. Она может появляться в снах тех, кого назовут в её присутствии. Мастер, подумала Лас, обращаясь к Майри-Та, зачем вы всё это придумали? На кого вы были так злы, что написали такое? И отчего оно всё начало исполняться в реальности, а не только в вашем воображении?

— Майри-Та встречался с стобой? — поинтересовалась Лас у картины. Нет, не встречался. Хоть на этом спасибо. А кто встречался, можно список? А вот не скажу без административного доступа. Картина прямо—таки подталкивает, побуждает — воспользуйся мной, создай ещё одну реальность, получи там все мыслимые возможности. И узнай ответы на все вопросы.

Голоса. Определённо, знакомые голоса! Лас захлопнула книгу, помчалась со всех ног туда, к стойке.

Никого. Но кто-то был, если обоняние не обманывает.

— Вы никого не видели? — поинтересовалась Лас у женщин за стойкой. Те улыбнулись, развели руками — никого. Странная смесь запахов, Лас могла поклясться, что чует запах цветов. И немного — гари. Что тут было?

На стойке лежал читательский билет на имя Миранте эр Тигген. Должно быть, кто-то выронил. Лас посмотрела на фотографию — нет, лицо незнакомое.

Возвращаюсь, подумала Лас. От книг уже голова пухнет. Нужно дать голове немного отдыха. Книга Снов лежала на столе шагах в трёх от стойки. Назад, в Долину роз. Или… куда-нибудь ещё. «Я хочу, чтобы Незнакомка не знала, куда именно я перемещаюсь». Принято, хозяйка. Тогда… Лас перелистнула несколько страниц, приложила ладонь. В путь!

Стайен, Тессерон, Вассео 6, 7:45

Пока Мира отдыхает, нужно заслать рой в каждое из мест, сказала ему Вессен. Это важно — пока она спит. И снимай показания активности её мозга. Что-то мне не очень нравится то, что я видела. Вессен сама просмотрела записи мониторов — того момента, когда Мира беседовала с Незнакомкой. Оставь у неё в палатке датчики, нужно присмотреть.

Мы все спятили, подумал Стайен. Мира права, как закончится заварушка, нужно уехать. Вдвоём, втроём, какая разница! Пока его двойник на расстоянии, им обоим приятнее — не накладывается чужая память, не тянет «говорить хором» — так и не смогли справиться с этим, помогает только усилие воли. Я всё время думал о ней, как о погибшей, а для него она живая и осталась живой.

Забросить комплект «пчёл» — дело десяти секунд. Достать коробку, активировать рой, указать приоритет заданий и бросить коробку внутрь прохода. И так девяносто шесть раз. Но что странно: везде, куда ни открывался проход, было темно и прохладно. И запахи оттуда доносились не самые приятные — затхлость, неподвижность. Ни Хрустальный дворец, ни прочие знакомые Стайену места не выглядели знакомыми.

Он долго не мог решиться вновь открыть проход в «библиотеку». Казалось, откроешь — а там тебя будет поджидать Незнакомка. Она посмотрела в глаза Стайену всего раз, но этого хватило. Длилось долю секунды, а казалось — многие часы. И перед глазами промелькнули отвратительные видения. В них Стайена раз за разом убивали, и всякий раз по-другому. Это намёк? Предупреждение? Там, у себя, Незнакомка может почти всё, если принять гипотезу, что они и Лас — две личности в одном теле.

Он открыл дверь в «библиотеку». И там теперь было темно и мрачно. Нет, ошибки нет — та же стойка, тот же проход. В инфракрасной подсветке была видна прожжённая точка на стойке, лежал тот самый читательский билет на имя Миры. Почему она его не взяла? Но не было женщин за стойкой, вообще никого — никакого движения. Темно и пусто.

Ничего не понимаю, подумал Стайен, захлопнул дверь. Всё, «пчёлы» теперь действуют сами, исследуют окрестность, накапливают сведения. Почему там темно и пусто? Что это значит? Лас перестал сниться сон про это место? Или что?

— Стайен, — голос Вессен. — Пройди в штабную палатку, нужно поговорить.

Незнакомка

Она проводила взглядом «пчёл». Забавляйтесь, забавляйтесь. Меня эти ваши пчёлки не заметят, пока я сама не захочу. Она подошла к Книге Снов. Ох, Лас, какая же ты наивная… и какая недоверчивая! Ведь я же сказала, что без тебя все твои сны замирают — нет жизни, нет движения, ткни посильнее, и весь этот мир рассыплется на части. А ты пытаешься куда-то уйти незаметно от меня. Мне достаточно просто перебрать все страницы, чтобы понять, где ты. Там, где светит солнце, где поют птицы… где есть краски и запахи — ты там.

Ну ничего. Ждать недолго. Извини, Лас, я иду за тобой. Я десятки лет жила тут, в тени и пыли, и ждала твоих снов, потому что только там я жила по-настоящему… Ничего. Ещё немного — и я сама буду решать, где будет жизнь, а где её не будет. Я знаю твои слабости, Лас, и я ими воспользуюсь. Всё честно. Самосохранение, если хочешь.

Стайен, 7:55

— Посмотри, — Вессен вывела изображение в соседнее окно. — Это снято пчелой номер два. Она совершала облёт территории, когда Мира дала команду к отступлению.

Она проиграла небольшой фрагмент, секунды три. У «пчелы» шаровое зрение, всего две небольших мёртвых зоны. «Пчела» делала вираж, когда сняла заинтересовавший Вессен кадр, Немудрено, что наблюдатели-люди поначалу не обратили внимания.

Лас. Нет никаких сомнений, что это она. Сидит за столом, читает книгу. Стайен готов был поручиться, что видит даже своё собственное изобретение, цепочку-монитор, у неё на шее.

— Где её заметили?

— Через два зала к востоку от того, в котором сидела Незнакомка.

— Проклятие! — Стайен стукнул кулаком по столу. — Вессен, сейчас там всё изменилось. Когда я отправлял туда рой, там было темно и безлюдно. И во всех остальных местах тоже.

— Странно, — заметила Вессен. — Нужно вновь пройтись по всем страницам. Не входить, но затребовать записи со всех пчёл. Не нравится мне это, Стайен, что-то тут неладно.

— Сейчас распоряжусь, — Стайен взял телефон. — Что говорит Комиссар? — поинтересовался он после того, как повесил трубку.

— Трое из четырёх людей опознаны.

— Вот как, — Стайену стало не по себе. — Что с ними?

— С женщинами — уже ничего, но есть архивные записи. Обе женщины встречали Незнакомку при жизни. Она сделала их своими соглядатаями, марионетками. Это выводы Иллюзиониста, на основании истории болезни. Но в то время она плохо владела этим умением, и состояние здоровья обеих начало быстро ухудшаться. К тому моменту, как кончилась история Незнакомки, обе женщины были неизлечимо больны — рак крови у обеих, плюс почти полный распад личности. Они выпали из круга наблюдаемых — Незнакомка подчиняла их одна, моя матушка не всегда была рядом и не всех помнит. Может быть, Незнакомка уже тогда решила перестраховаться — оставляла агентов так, чтобы о них никто не знал, кроме неё. Наши люди уже установили, где живут потомки обеих, разбираемся. Мы подали запрос на Крайтеон, чтобы ознакомиться с биографиями всех, кто работал в то время в библиотеке, но это может длиться неделями. Мы действуем и неофициально, через агентов на местах.

— Охранник?

— Он всё ещё жив. Но с головой у него давно непорядок, он ничего не расскажет и мало что помнит. Это пока всё, работаем по всем его родственникам.

— И таких там были сотни, а может тысячи или больше…

Вессен кивнула.

— Стайен, тебе тоже нужно отдохнуть. Мы уже ищем, всё, что нужно — время. Что это там у тебя мигает?

— Мира, — улыбнулся Хорёк. — Видит десятый сон.

Индикатор погас.

— Что такое? — удивился Хорёк. — Вессен, пойду узнаю, что там.

Та кивнула.

— Если всё в порядке, то отдыхай, Стайен. Ты не спал уже двое суток, так нельзя.

* * *

— Мира?

Стайен приподнял полог, заглянул в палатку. Подозвал часового.

— Миранте выходила из палатки?

— Никак нет, теариан.

Хорёк забрался внутрь. Ничего не понимаю, подумал он. Даже если бы Мира решила уйти под дымкой, когда её не могут засечь ни глаз, ни камера, всё равно её засекли бы датчики, они повсюду. А датчики молчат. Он достал свою «волшебную палочку» — молчат, все до одного. Спальный мешок пуст, но Мира была в нём недавно — ещё тёплый. Стайен провёл вокруг указкой и ему стало не по себе.

— Вессен, — он прижал телефон к уху. — Мира пропала. В её палатке появился ещё один спящий проход. Нет, понятия не имею, куда она делась. Часовой её не видел, датчики ничего не показывают.

— Возвращайся, а? — попросил он, закончив разговор. — Хватит одного раза. Второго я уже не переживу.

Лас

— То есть она знает не всё, — подвела итог Лас. Картина, её двойник, кивнула. — А если она узнает своё имя, то сможет узнать всё. Прочесть все мои воспоминания, и тогда узнает, что ей нельзя возвращаться.

Картина кивнула.

— Я могу стереть некоторые свои воспоминания?

— Нет, Лас. Недостаточно полномочий.

— Если я создам ещё одну страницу в Книге, у меня будут полномочия, так?

— Страница в Книге позволит только временно удалить или изменить некоторые воспоминания.

— Что значит временно? Рассказывай всё сразу, мне надоело уточнять всё по сто раз!

— Слушаюсь, Лас. Создание страницы есть усечённый, неполный вариант исполнения ключевой директивы номер один. Ты сможешь произвести какое угодно действие над собой, но оно останутся в силе, только пока ты не покидаешь Книгу Снов.

Лас нехорошо улыбнулась.

— По странице на действие? Этого достаточно. Итак, я хочу…

Незнакомка

О, это ощущение ни с чем не сравнить. Когда Лас добавляет новую страницу… это так приятно, словами не передать — просто небывалое счастье, беспричинное, без конца и края… но длится всего несколько секунд. Незнакомка прижала ладонь к груди. Спасибо, Лас. Если бы ты изредка не добавляла страницы, я бы давно сошла с ума. Что это ты вдруг? Тренируешься? Хочешь сравниться со мной? О, ну давай посмотрим, посмотрим. Картина — неодушевлённый предмет, и у неё есть чёткие программы. Одна из них такая: предпочтение при выборе оператора, или как она называет своего хозяина, получит тот, кто более перспективен в смысле главной задачи.

Посмотрим, Лас, у кого из нас больше фантазии, кто сможет создать больше интересных страниц. Это будет мой неожиданный запасной ход, если вдруг никто не сможет назвать моё имя. Как всё просто! И как сложно! Найти того, кто видел её, спустя столько лет! Лас, если бы ты подождала ещё лет тридцать, у меня не было бы выбора — я бы взялась за тебя.

Времени не так много. Продолжим. Незнакомка встала перед зеркалом и сосредоточилась на тех своих агентах, кто спал и видел сны. Больше! Мне нужно больше! Вспоминайте, вспоминайте, зовите всех, кого знаете! А я вам помогу, нет ничего проще, чем вызвать во сне человека то, чего он боится больше всего.

Мира

Рой быстро обследовал ближайшие окрестности — всё в радиусе трёх километров за десять минут. Умные пчёлки, подумала Мира. Одна я тут бездельничала, Весс и Стайен времени не теряли. Но у меня уважительная причина, я погибла при стихийном бедствии. Так, хватит лирики. Сон это или нет, но костюм на мне, заряжен на семьдесят процентов. Пора проверить то, что здесь ещё не проверяла. Костюм позволяет летать. Энергии тратит порядком, но вокруг нет никакой цивилизации, а надо как-то отсюда выбираться. Поднимемся вверх и посмотрим.

Это включается здесь и здесь. Вроде бы так. Что теперь? Тогда, при первых испытаниях, нужно было подпрыгнуть и представить, что взлетаешь — дать команду, в общем. Мира несколько раз подпрыгнула, представляя себя летящей — не помогает.

Провалиться Стайену с его мысленным управлением! Вот тоже умник, всё бы ему на кнопках экономить! Мне нельзя жить в доме с мысленным управлением, подумала Мира, иначе я с похмела его весь разнесу. Подумаю о чём не нужно было… Так, майор, соберись! Что за ерунда в голову лезет!

Мира подняла руки над головой.

— Я лечу, — произнесла она, представила это в подробностях. — Я лечу! Лечу!

И взлетела.

* * *

Она зависла в полукилометре над землёй, и смеялась, и не могла остановиться. Класс! Стайен. с меня причитается! Сделал такую прелесть! Полёт давал ни с чем не сравнимые ощущения. Смотри, как мало энергии потрачено — пора делом заняться! Мира сосредоточилась и… понеслась вперёд и вверх, с огромной скоростью. Костюм не только позволял летать, но ещё и создавал вокруг «капсулу покоя», область, где воздух двигался с той же скоростью, что и человек. И правильно, а как иначе дышать, если не взяла с собой дыхательный аппарат?

Мира полетела по спирали. Изредка замечала птиц — те стремились убраться подальше, едва замечали необычный, стремительный силуэт. Мире отчаянно захотелось поиграть в догонялки с соколом, но сумела взять себя в руки.

Через двадцать минут сумасшедшей гонки по спирали она заметила домик. Одинокий домик, у опушки леса. Наконец-то! Всё-таки здесь есть цивилизация, есть люди! А значит, есть шанс выбраться побыстрее.

Смеясь, она осторожно приземлилась метрах в двухстах от дома и побежала туда. Услышала лай собаки — значит, точно кто-то есть дома! Вот и славно! Дом походил на игрушку — ярко раскрашенный, ухоженный, чистый. Тем более приятно — в таком доме и хозяева, поди, люди хорошие. Хотя Тени всё равно, какие — всех сумеем уболтать. Последнее дело — добиваться чего-то силой.

Вейс и Тесан, Тегарон, Вассео 6, 8:30

— Бабушка Вейс, — Светлая потянула её за рукав. — Не смотрите так! Мне пора на уроки!

— Да, милая, идём, — Вейс улыбнулась, перестала смотретьна небо. Жизнь во дворце шла, словно в мире вообще не происходило ничего необычного. Ни землетрясений, ни извержений вулканов, ни наводнений… И в самом деле, в Тегароне ничего этого не случилось. Из неприятностей здесь были только ползущие над головой тучи и беспрестанный унылый дождик. Это можно вытерпеть.

Вейс сидела на скамейке, пока Светлая гуляла утром в парке, и слушала в пол-уха их с Тесан разговор. Разумеется, они говорили об украшениях, любимая тема Тесан. Ей удавалось находить время для работы, с каждым днём всё больше — привыкала к расписанию и к новым обязанностям. А уж когда Тесан приносила новую вещицу, которую сама сделала, тут уж радости не было границ.

У меня почти ничего этого не было, подумала Вейс. Ловила рыбу, как все, а из развлечений потом — игра в камушки. А когда все поняли, что я уже не вырасту, и играть-то было не с кем, только с дядей… Она помотала головой. Воспоминания, они где-то рядом, они рвутся в память, такого давно не было.

Самой неожиданной, конечно, была их с Лас встреча — после долгих-долгих лет разлуки, когда Вейс уже и надеяться перестала.

Тессегер-Лан, сорок три года назад

— Лас?!

Она не обернулась, но замерла. Невысокая чернокожая женщина, в модном тефане, лёгких туфлях и тонком обруче поверх волос.

— Лас-Таэнин?! Неужели это вы?

Она обернулась. И сама поразилась, видно было, что голос ей знаком, но и не думала его услышать.

— Вейс?! — видно было, что она рада, но… что-то тревожило её. — Ты совсем не изменилась! Великое Море, ты осталась такой же!

— Вы тоже, госпожа, — засмеялась Вейс. — Простите, что я тогда уехала, ничего не сказала! Мне до сих пор неловко!

Она и сама была в весьма легкомысленном наряде — младшая уговорила. Мама, так нынче модно! Не бойся, никто не станет указывать пальцем, так все ходят! Подумать только, одежда, из-под которой видны коленки! Просто верх неприличия! Но ведь и в самом деле не показывают пальцем…

— Я давно не твоя госпожа, — улыбнулась Лас. — Слушай, у тебя найдётся пара минут? Это надо отметить!

— Конечно, найдётся! У меня отпуск! Целых три дня!

— Отпуск? — удивилась Лас. — Ты всё ещё работаешь?

— Внуки, — пояснила Вейс, не в силах отвести взгляда от Лас. Как выглядит! Вот ни капельки не постарела, зато похорошела! — Моя любимая работа.

— И много их у тебя? — поинтересовалась Лас.

— Уже шесть, а будет гораздо больше, — улыбнулась Вейс.

Она счастлива, подумала Лас. Она нашла своё счастье. Я очень рада, Вейс! Я правда рада! Всё не могла простить себе, что она добралась и до тебя — а ты так неожиданно исчезла, как ветром сдуло.

— Лас? — её осторожно потянули за руку. Они уже сидели в летнем кафе. Оно пустовало — в это время суток все уже на пляжах. — С тобой всё хорошо?

— Просто я очень рада тебя видеть, — призналась Лас, — и думаю, прилично ли будет тебя обнять?

Вейс расхохоталась.

— Да, конечно! Ой, Лас, я всё поверить не могу! — Лас осторожно обняла её, Вейс закрыла глаза. Когда ты так делала, я была без ума от счастья… ох, и о чём я только думаю! — Ты как? Как живёшь? У самой, поди, уже внуков не счесть?

— Нет, — покачала Лас головой и Вейс поняла, что сказала что-то очень неправильное. — Я одна, Вейс. Ни детей, ни внуков.

Вейс прижала ладони ко рту.

— Ой, прости, Лас!

— Всё в порядке, — Лас улыбнулась, протянула руку, погладила Вейс по щеке. — Не беспокойся, всё в порядке.

— Ничего не в порядке, — уверенно заявила Вейс. — Я же вижу! Слушай, поехали ко мне! У меня дом тут, совсем рядом!

— У меня тоже.

— Тоже?! — поразилась Вейс. — Ты живёшь в Тессегер-Лан? И мы ни разу не встретились?! Ничего себе! Поехали, Лас!

— Ко мне или к тебе?

— Куда хочешь! Я устрою нам с тобой праздник! Нет, это же надо! В одном городе живём!

…И мы поехали к ней, подумала Вейс. И мне там сразу понравилось. Такой сад, и дом очень милый, и кругом порядок… И одна, совсем одна. Кроме садовника, разве что. И я осталась у неё — и мы говорили до утра, и заснули прямо там, в гостиной. А потом она пригласила меня к себе. Долго начинала разговор, долго не могла сказать, хотя ведь знала, чувствовала — просто намекни, и я приеду. И я приехала в её страну чудес, первый раз всего на неделю — ведь внуки, как они без меня? А потом она сказала — приезжай с внуками, когда хочешь, и оставайся, если хочешь. И я осталась…

Вейс и Тесан, Тегарон, Вассео 6, 10:00

— Бабушка Вейс?

Светлая и Тесан — обе улыбаются.

— Ой, я замечталась, прости, — всплеснула руками Вейс. — Тебе на уроки?

— У меня на сегодня кончились уроки! — засмеялась Майеринн. — Вы так и сидели, думали о ней?

— Откуда ты знаешь? — удивилась Вейс.

— Бабушка, это даже я вижу, — Тесан взяла её за руку. — Пожалуйста, не беспокойся! Всё будет хорошо, вот увидишь! Идём с нами в сад?

Мира

Бабушка Ронни мечтала о домике, подумала Мира. Всё время твердила внукам — вы несносные, вот возьму когда-нибудь и уеду в глушь, построю там себе дом и останусь! Будете тогда знать! Говорила шутя, но внуки тут же прекращали шалить, ведь знали — если бабушка что решит, то всё, обратно ни за что не передумает.

Пёс заливался лаем, но не грозно, а радостно. Вот так дела, удивилась Мира, он что, меня знает?

— Есть кто? — спросила она и позвонила в колокольчик. — Есть кто дома?

Минуты через две отворилась дверь и оттуда вышла…

— Бабушка?! — Мира потеряла дар речи. — Бабушка Ронни?

— Мира! — развела та руками. — Мира, милая моя! А я тебя заждалась, уже не думала дождаться! Заходи, заходи! Спокойно, — обратилась она к псу. — Спокойно, Пират.

И тут Мира узнала и Пирата. Щенком принесла его — бабушка тогда ворчала, мол, и без собаки в доме беспорядок, но согласилась. Точно, это он! Только постарел уже! Как вымахал!

— Заходи, заходи, — бабушка открыла калитку. — Заходи же! Ну что ты стоишь?

Ничуть не изменилась, подумала Мира. Если бы не морщины, ей и тридцати не дашь. Где я? Что это за место?

— Бабушка, — Мира откашлялась. — Можно попросить тебя прочитать стихотворение? «Был полон мир гнетущей тишины…»

— Ах, Мира, у тебя вечно причуды, — засмеялась бабушка. — Всё, что угодно, если ты зайдёшь. Это моё любимое стихотворение, ты не знала? Слушай…

И прочла, от начала и до конца. Мира бросилась к ней на шею, обняла. Она, бабушка Ронни. Вообще-то мама, пусть и приёмная, но Мира почти сразу же начала звать её бабушкой.

— Я вернулась, — прошептала Мира. — Прости, что не смогла приехать раньше!

— Ничего, — бабушка гладила её по голове и чувствовалось, как ей хорошо. — Я знала, что меня обманывают. Ты не могла бы пропасть просто так. Идём, идём со мной! Расскажи, как ты!

* * *

Мира уже полчаса сидела в гостях у бабушки, и всё не могла отделаться от ощущения, что это не сон. Вот делайте с ней что хотите — не сон. Бабушка самая настоящая. Когда Мира расспрашивала её о том, что сама знать не могла, бабушка рассказывала что-то новое — а это легко проверить.

Но всё равно, всё равно что-то здесь не так. Иначе откуда бы взялась Незнакомка? Почему её странные слова, что Миру бросили её же друзья? Они обе знают, что Мира не дурочка и чему попало не поверит.

— Бабушка, — наконец, решилась Мира. — Где мы? Что это за место?

— Не знаю, — покачала головой бабушка. — Честное слово, не знаю, дорогая! Мне иногда снится, — она придвинулась ближе к Мире, — что я сижу в каком-то другом месте, и все внуки всегда рядом, только там… — она оглянулась, — только там я совершенно безумная. Я уже иногда путалась, где сон, а где нет.

— Ты так здесь одна и живёшь? — мурашки побежали по спине у Миры. — Совсем одна?

— Нет, что ты! — улыбнулась бабушка. — Приезжают ко мне, конечно, приезжают. Продукты иногда привозят. Да я и сама иногда туда езжу, машину-то водить не разучилась. Замучила я тебя своими рассказами! Идём, покажу твои комнаты. Давно приготовила, всё ждала, и вот дождалась…

Мира послушно прошла за ней к лестнице, поднялась на второй этаж.

Хороша комната, ничего не скажешь! Уютная, прямо как там, в прошлой жизни, в доме бабушки Ронни.

Вот только стол напротив двери не вписывался в этот уют. А ещё меньше вписывалась Книга Снов, которая на нём лежала. Мира резко повернулась к бабушке.

— Мира? — удивилась та, взяла приёмную дочь за руку. — Что случилось, милая?

— Бабушка, — Мира указала на Книгу Снов. — Откуда здесь это?

— Даже не знаю, — покачала та головой, — вот в самом деле не знаю! Я думала — твои вещи. Пыль протираю иногда, и всё. Мира, на тебе лица нет! Принести тебе воды?

— Принеси, пожалуйста, — отозвалась Мира и бабушка удалилась — медленно спускалась по лестнице, видно было, что ей уже тяжело.

Мира закрыла за ней дверь и стиснула зубы. Посмотрела на книгу и ощутила то, что ощущала всего раз или два в жизни — отчаяние, непереносимо чёрное, неодолимое отчаяние.

— Да, ты меня тоже удивила, — послышался знакомый голос. Незнакомка сидела на кровати. — Откуда что берётся!

Мира упала на колени и разрыдалась. Сил не осталось ни на что больше.

* * *

— Тебе ещё помогает? — Незнакомка безучастно смотрела на плачущую Миру. — Везёт. А мне уже нет.

— Знаешь, кто ты? — Мира с трудом поднялась на ноги, едва сдерживаясь. — Похоже, знаешь.

— О, какая ненависть! — Незнакомка улыбнулась. — Ты знаешь, что меня лечит любая ненависть? Правда, удобно? Тебя убивает, а меня лечит. Ты слабее, чем я думала, Мира.

— Зачем ты устроила это представление? — Мире удалось взять себя в руки. — Бабушка — это была ты? Отвечай!

— Не кричи, — Незнакомка поднялась на ноги, на лице её отобразилась усталость с оттенком презрения. — Ты так ничего и не поняла? Подойди к Книге, Мира. Подойди и скажи ей «откройся».

Мира так и сделала. Книга сама собой открылась. Страница номер сто была озаглавлена «Дом бабушки Ронни». Мира наклонилась, вчитываясь. «Дом, в котором всегда мечтала жить бабушка Ронни и всё вокруг в точности такое, как она хотела — мир спокойствия, тишины и вечного лета…»

— Это ты добавила страницу, — Незнакомка подошла к Мире. — Ты меня удивила, Мира. На самом деле удивила.

— Где бабушка? — Мира посмотрела в глаза Незнакомки, ощущая, как ярость рвётся на волю. — Где она?!

Та пожала плечами.

— Внизу, должно быть. Это твоя страница, Мира, тебе виднее.

Мира сорвалась с места, вихрем сбежала по лестнице. Бабушка сидела на кухне, у стола, прикрыв глаза.

— Бабушка! — Мира присела перед ней, взяла за руку. — С тобой всё хорошо?

— Я слышала чей-то голос, — бабушка не отнимала ладоней. — Так уже было. Потом всегда приходили врачи и убеждали меня лечь в больницу. Я никуда не поеду, Мира. Ни в какую больницу.

— Бабушка, — Мира осторожно подёргала её за руку. — Тебе не мерещится. У нас там гостья, которую я постараюсь выпроводить. С тобой всё в порядке! Правда!

Бабушка медленно отняла ладони.

— Бабушка, — Мира обняла её. — Пожалуйста, не расстраивайся! Я вернусь! Честное слово, вернусь! Ты дождёшься меня?

Бабушка кивнула, вытерла слёзы. Мира обняла её, ощущая, как проходит, растворяется ярость и злость. Да, бабушка, я много думала о тебе, ведь так и не смогла съездить, проклятая война!

— Не плачь, бабушка! — Мира встала. — Я не дам тебя в обиду. Просто жди меня! Я вернусь!

И помчалась обратно.

— Всё, успокоилась? — поинтересовалась Незнакомка. — Мне понравилось, как ты летала. Ты быстро осваиваешься. Мира, откажись от картины.

— Отказаться? — не поняла Мира. — Ты о чём?

— Не притворяйся. Ты прекрасно знаешь, о чём я. Ты сделала страницу — значит, ты тоже хочешь владеть картиной. Этому не бывать, Мира. Картина достанется мне.

— Если это моя страница, — Мира посмотрела в глаза Незнакомки, — то я здесь хозяйка. А потому пошла вон отсюда и не приходи, пока не позовут.

— Ты опять грубишь, — вздохнула Незнакомка. — Да, ты здесь хозяйка. Но хозяйка Книги — я. — Она схватила Миру за руку. Мира вскрикнула — рука Незнакомки показалась раскалённой добела. Незнакомка захлопнула Книгу и вновь открыла её. — Я тебе сейчас покажу, Мира. Покажу, как я жила сорок последних лет. — Мира пыталась высвободиться, но силы оставили её, она едва могла стоять на ногах. — Не дёргайся. Подумай над своим поведением, Мира. Ты же у нас тоже любишь читать на досуге? Вот и почитай!

Темнота упала вокруг плотным одеялом. Незнакомка отпустила Миру, та вскочила, уже с пистолетами в руках.

— Не трать патроны, — посоветовала Незнакомка. — Пригодятся. Сумеешь выйти отсюда — поговорим ещё раз. Пока, Мира! Развлекайся!

И исчезла. Мира бросилась к ней — к Книге Снов. Но та не желала открываться. Как Мира ни дёргала за обложку — бесполезно. Ни на слова, ни на силу ответа не было.

— Проклятие, — прошептала Мира и сплюнула под ноги. — Влипла. Вот зараза!

Она узнала это место. Библиотека. Вон она, стойка. Только лампы под потолком мерцают мерзким сиреневым светом, от которого нет почти никакого толку, и никого — никого не слышно. Библиотека закрыта. На ночь, должно быть.

Мира хотела крикнуть, позвать кого-нибудь, но в последний момент передумала. Лучше не шуметь. Что-то тут неладно, лучше вести себя тихо-тихо. Она осторожно подошла к стойке.

Обе женщина так и сидели на своих стульях. Вернее то, что от них осталось — мумии, высохшие останки.

— Дешёвый трюк, подруга, — прошептала Мира. — Нашла чем пугать.

Она достала монитор и очень удивилась.

Рой? Откуда здесь рой? Кто его запустил? Ну-ка, ну-ка…

«Пчёлы» отозвались на команду смены задания и через минуту весь рой, двадцать пять «пчёл», собрался вокруг Миры.

— Стайен, это ты? — подумала вслух Мира. — Очень хорошо! Давайте посмотрим, что здесь к чему.

Она уселась за стол, тот, где Книга, и положила монитор перед собой. «Пчёлы» — это хорошо. Это очень хорошо. Как минимум никто не застанет её врасплох.

Стайен, 9:45

— Стайен, — Вессен прилетела сама, как только стало ясно, что Миры нигде нет. — Иди отдыхай, немедленно. Знаешь, я сама устала от фразы «это приказ». Можно, я тебя просто попрошу?

Она уже знала о появлении в Книге сотой страницы. Стайен первым делом направился к Книге и посмотрел в оглавление. Но… что-то изменилось. С момента, как добавилась сотая страница, Книга перестала слушаться. В том смысле, что не открывались проходы, и сам человек, прикасавшийся к страницам, никуда не перемещался.

Что-то случилось.

— Если Лас всё ещё там, она могла запереть входы и выходы. Чтобы не выпускать Незнакомку, — предположила Вессен.

— Или не впускать нас, — мрачно предположил Стайен. Он начинал чувствовать себя измотанным.

— Всё, — Вессен отвела его в его палатку. — Отдыхай. Спи. Мы работаем. Оттого, что ты не спишь и изводишь себя, никому лучше не станет, в первую очередь — тебе.

— Какие новости?

— Всё приходит в норму. Я думаю, через неделю все катаклизмы кончатся, а через месяц мы приведём планету в порядок. Поможем привести.

— Весс, ты плохо выглядишь.

— Знаю. Картина пытается меня аннулировать, а я не соглашаюсь. Отдыхай, дорогой брат, — Вессен обняла его. — Я редко это делаю, да? Слишком редко?

— Почти никогда, — Стайен снял шляпу и пиджак. Без защитного костюма сразу стало неуютно. Главный псих всё-таки я, подумал он. Мира, если… нет, когда ты вернёшься, я уйду в длинный-длинный отпуск. Пусть молодой работает, а я уже устал. От всего устал.

Он лёг и уснул, почти мгновенно. Вессен сидела, держа его за руку, и старалась ни о чём не думать.

— Госпожа Теней, — голос из гарнитуры. — Всплеск активности в проходе девяносто три, «Театр».

Вессен ещё посмотрела на спящего Стайена, погладила его по щеке и вышла из палатки. Я тоже устала, подумала она. Но могу гордиться. Всё работает настолько слаженно и штатно, что кажется, это всего лишь очередное учение.

— Откройте проход, — приказала она, — отзовите рой и запустите новый. При аналогичных всплесках делать то же самое.

Кто-то переместился в «Театр», подумала Вессен. Хорошо бы, если это была Лас. Мы так и не знаем толком, что же там происходит.

Незнакомка

Картина реагировала на её запросы. И даже выполнила некоторые требования — например, блокировала вход и выход на некоторые страницы. Лас она пропустит, тут лучше не рисковать, а остальным тут делать нечего.

Прошло всего три часа, а удалось проникнуть в сновидения тех, кто работает на Крайтеоне. Хорошо, очень хорошо. А самое хорошее, что всякий раз там, в чьих-то снах, Незнакомка оставляла часть себя — часть, которая вполне справлялась автономно. Во всяком случае, количество людей, которые становились открыты, открыты через свои сновидения, множилось.

Я буду везде, подумала Незнакомка. Посмотрю, как вы сможете мне чем-то угрожать, если в ответ я смогу лишить сна всё человечество. Козырь в рукаве никогда не помешает.

Оставалось одиннадцать часов до срока, когда случилось неожиданное. Во сне очередной жертвы, двадцатипятилетней девушки родом откуда-то из Фаэр.

— Госпожа?! — удивилась девушка, и, к большому удивлению Незнакомки, упала на колени. — Вы вернулись! Я не верила ему, а вы вернулись!

— Встань, — попросила Незнакомка. Девушка смутно напоминала кого-то… ложная память, должно быть, сейчас все смутно напоминают кого-то, Незнакомка уже поселилась в сновидениях более чем трёхсот тысяч человек. — Ты меня знаешь? Откуда?

— Дедушка рассказывал! — девушка, Георан, смотрела на пришелицу с восхищением. — Он рассказывал, что вы покинули нас, но обещали вернуться. А я ему не верила!

— Как меня зовут? — поинтересовалась Незнакомка. Георан ответила без запинки.

— У него дома есть ваши фото! Вы ведь знаменитая певица! Были знаменитой, а потом… потом всё куда-то делось. Но я помню, он столько про вас рассказывал.

— Где сейчас твой дедушка? — Незнакомка взяла Георан под руку. Надо же, и кто-то ещё может мной восхищаться. Как это приятно! — Не бойся. Я не сделаю плохо ни тебе, ни ему.

— Я не думала, что смогу держать вас за руку, госпожа, — прошептала девушка. — Это такая честь! Скажите, вы решили вернуться? Да?

— Да, и дедушка может помочь мне. Если он узнает меня и сможет назвать по имени.

— Он в больнице, — девушка склонила голову. — Он давно выжил из ума, все так говорят.

— Давай проверим, — Незнакомка остановилась, взяла свою новую поклонницу за виски. — Представь, что он приходит сюда, в этот сон. Представь и позови его.

Девушка улыбнулась и кивнула. Через минуту дверь напротив отворилась и вошёл старик. Да уж… время его не пощадило. И я тоже не пощадила, подумала Незнакомка. Могла бы чуть лучше заботиться о своих слугах. Ничего. Теперь я буду заботиться о людях. О тех, кто искренне будет мне помогать — буду очень хорошо заботиться.

— Госпожа! — воскликнул он. — Георан! Это ты позвала меня, внучка?!

— Да, дедушка! Она приснилась мне! Приснилась и попросила позвать тебя!

— Я не помню, как тебя зовут, — Незнакомка подошла к старику. — Но главное, чтобы ты знал, как зовут меня. Ты можешь вспомнить моё настоящее имя? — она махнула Георан — молчи.

Это были самые страшные минуты. Может, старик был не единственным оставшимся в живых, но вспоминал он долго. С головой у него и впрямь было очень плохо.

Но он вспомнил.

Незнакомка хлопнула в ладоши, улыбнулась.

— Отлично, отлично! Скажи, Реймер, у тебя в палате есть зеркало из стекла?

— Нет, госпожа. Было, но день назад всё заменили на металлические.

— А жидкость? Ты можешь налить стакан воды или попросить? Или заглянуть кому-нибудь в глаза?

— Нет, госпожа, меня тогда напоят из поильника. А в палату заходят только в очках, и в них ничего не отражается.

— Вот что, — Незнакомка взяла Георан за руку. — Помоги мне и дедушке. Навести его, и пронеси ему зеркальце. Из стекла. Или стакан воды, так, чтобы он мог в него заглянуть. Или просто посмотри ему в глаза.

— А если меня не пустят?

— Если не пустят, — Незнакомка улыбнулась, — то потребуй от них представиться, запомни хорошенько их лица и ляг спать при первой возможности. Пригласи их в свой сон. И я тебе помогу.

Девушка посмотрела на неё с обожанием.

— Госпожа…

— Можно, — разрешила Незнакомка. Девушка робко обняла её и Незнакомка почувствовала… поняла, что её любят. Как добрую волшебницу из сказки. — Я не злая, Георан. Просто я не люблю, когда мне мешают. А тех, кто помогает, я умею вознаграждать.

— Я знаю, госпожа!

— Помоги мне, и я верну тебе молодость и силы, — Незнакомка посмотрела в глаза старику. — Пока твоя внучка едет к тебе, вспоминай. Вспоминай всё, чем я владела и что могла. Только то, что было на самом деле! Это важно!

— Да, госпожа, — Реймер поклонился. — Могу я попросить вас?

— Конечно.

— Люди, которые за мной присматривают. Там, в больнице. Не убивайте их, прошу вас. Они очень хорошо ко мне относились.

— Я не буду убивать, — пообещала Незнакомка. — Я буду защищаться, если потребуется, но не стану убивать просто так. Я не задержусь здесь, Реймер. У меня будет свой собственный мир, и там будут только те, кто захочет пойти со мной. Помоги мне.

— Да, госпожа, — Реймер улыбнулся.

— Георан, будь осторожна, — Незнакомка взяла её за руку. — Не наделай глупостей. Я очень долго ждала, могу подождать ещё.

— Да, госпожа!

— Просыпайтесь, — приказала Незнакомка. — Просыпайтесь и удачи вам.

— И мне тоже, — добавила она, когда сновидение вокруг неё погасло, и взамен возникла привычная ей комната, и зеркало прямо напротив. Я солгала, подумала она. Я не могу ждать. Он не один, наверняка есть не только Реймер, но я уже не могу ждать. Они уже заменили зеркала, значит — знают, что я иду по следу. У тебя хорошая армия, Вессен. Но иногда один любитель может переиграть тысячу профессионалов.

Не подведи меня, Георан.

«Пчела» покинула её комнату, отправилась в другую часть здания, её место заняла другая. Если не знать заранее, что она здесь, «пчелу» обнаружить трудно — трудно, если она ведёт себя скрытно. А «пчёлы» теперь знают, как выглядит Незнакомка, и соблюдают молчание во всех диапазонах, если она поблизости.

19. Небесный огонь

Вейс, Тегарон, Вассео 6, 14:20

Дождь прекратился — по небу всё ещё ползли тяжёлые облака, но из них лишь едва моросило, а иной раз образовывались прорехи, и оттуда выглядывало солнце. Всё шло, как ни в чём не бывало, но на сердце у Вейс было нелегко. Я оставлю нас здесь, сказала Лас. Я уничтожу Книгу Снов. Много лет она улетала, чтобы дополнять, дорисовать страницы своей книги — похоже, главной книги своей жизни — и теперь хочет всё это разрушить, чтобы оставить себя и Незнакомку… где? В пустоте?

Будь оно всё проклято, подумала Вейс. Будь проклята эта картина, из-за которой и так уже случилось много плохого. И будь проклята Незнакомка, которая и тогда, и сейчас была готова всё разрушить, только чтобы повеселиться, глядя на руины чьей-то жизни. Вейс прижала ладони к глазам. А я сижу здесь, и ничего не могу поделать.

Тут до неё дошло, что она на обеде, и что на неё не то чтобы смотрят — никто, конечно же, не смотрел, но выглядело это всё равно неприлично. Мне нужно выдержать, подумала Вейс, чем бы это ни кончилось, даже если придётся жить вечно.

Неприятные предчувствия не оставляли. Лас уже, похоже, решила, что не вернётся. Нужно увидеться с ней! Как-то, но увидеться! А где? Во сне? И мечтать нечего, чтобы тайком вернуться в Страну Цветов, к том «сонному кусту». Там наверняка всё под наблюдением.

— …Бабушка Вейс! — Светлая осторожно подёргала её за руку. — Идёмте! У меня сейчас уроки, посидите со мной!

Лас

Что ж, ты обязательно придёшь, подумала Лас. Придёшь, чтобы заглянуть в самые тайные мои воспоминания, не только в те, которые я оставила на страницах. И там ты увидишь вовсе не то, что ожидаешь. И может быть, я сумею заманить тебя в ловушку. И ты обязательно вызовешь меня, если у тебя что-то получится, ты не сможешь не устроить эффектной сцены, ты же актриса, известная певица, у тебя это в крови. Хоть ты и стала осторожной, но не справишься со своей природой. Никто не может с ней справиться.

Вот и я знаю про мои планы, подумала Лас. Она посмотрела в зеркало — это действительно простой трюк, стоил всего одной новой страницы — увидела, что «с той стороны» люди не сидят сложа руки. Увидела всех, кто был поблизости от зеркал, от стеклянных зеркал — таких было немного, но удалось понять: там действуют. Никак не удавалось увидеть Вейс. Мне нужно уснуть, чтобы увидеть её — чтобы был шанс увидеть, но — что Незнакомка, что она сделает? Картина вроде бы охраняет меня, и не даст ничего со мной сделать, но…

Нет. Все воспоминания, особенно о своих планах, особенно мысли о том, что она сделала — тоже закрыть, стереть, спрятать от Незнакомки. Всё зависит от того, расскажет ли ей картина, что же затеяла её новая хозяйка, или не ответит ничего.

Кто не рискует… Лас положила руку на Книгу и принялась продумывать новую страницу. Ещё одно вмешательство в свою память и — можно ждать. На этот раз это будет условное вмешательство, совсем небольшое, но должно сработать.

Картина-двойник стояла рядом и ободряюще смотрела на Лас. Не испытывать к ней отрицательных эмоций было непросто, и, возможно, Лас именно этому училась всё время своего «заточения» — если рядом с тобой предмет, который может сделать тебя всемогущей, главное — не стать всемогущей преждевременно.

Вессен, Вассео 6, 14:40

— Госпожа Теней, — её взяли за руку и Вессен проснулась. — Это важно. Вот то, что мы увидели в «Театре».

Вессен включила воспроизведение. Незнакомка стояла перед зеркалом, изредка говорила что-то вслух, а в зеркале шло «кино» — она там говорила с какой-то девушкой, а потом туда же явился старик. И оба смотрели на Незнакомку с восхищением и обожанием.

— Уже установили, кто это?

— Так точно, Госпожа Теней. Это один из работников библиотеки, который предположительно виделся с Незнакомкой. Он сейчас в психиатрической клинике в Тагиларе, королевство Фаэр. Девушка — его внучка. Мы уже взяли под наблюдение обоих, девушка сейчас направляется в клинику. Мы отследили все звонки, которые она сделала, следим за всеми теми, с кем она связалась. Похоже, Реймер, её дед, видел Незнакомку лично.

— Зеркала?

— Уже всё сделано. Наши люди ждут девушку в клинике. Персонал клиники проинструктирован.

— Рой продолжает наблюдение?

— Да, но Незнакомка покинула Театр, мы заметили активность в Долине роз. Но проход туда не открывается.

— Сколько ещё человек мы взяли под наблюдение по следу из библиотеки?

— Тысяча триста семнадцать. Это основная версия. Мы ожидаем, что если Незнакомка вошла с кем-то из них в контакт, то возможны попытки публикаций в средствах массовой информации, включая всемирную сеть.

— Отлично. Девушке нельзя давать встречаться с дедом. После того, как она покинет клинику, вывезите деда на ближайшую из наших баз, и там — под полный контроль, в управляемом сне, никакого контакта с персоналом. Девушку взять на выходе из клиники. Найдите повод, так, чтобы её исчезновение никого не удивило. По закону у нас двенадцать часов, за это время нужно узнать у неё всё, что можно.

— Слушаюсь, Госпожа Теней.

Мира

В библиотеке восемнадцать публичных читальных залов, огромное хранилище, восемь уровней, специальное хранилище, под основным, служебные помещения. Всё это Мира узнала минут за десять. Еда с собой есть, вода есть, так что на ближайшие двое суток в этом смысле беспокоиться не о чем. А вот обо всём остальном…

Итак, два роя. «Пчёлы» разрабатывались не как оружие, но кое-что они могут. «Блик», режим световой защиты, когда робот испускает во всех направлениях яркие вспышки света в нескольких диапазонах. Разработано так, чтобы отбить намерение нападать у всех известных форм жизни. Скрадывание, основное оружие «пчелы» — её не видно и не слышно, плата — крайне низкая мобильность и высокий расход энергии. В таком режиме «пчела» наблюдает. Электрические разряды, возможность излучения модулированного инфразвука… что только Стайен туда ни запихнул! Основная часть тела пчелы — реактор, и им можно воспользоваться в экстренных ситуациях. Что ещё? Костюм, заряженный на шестьдесят восемь процентов, в штатных условиях это — до пяти дней в условиях полюса холода или три дня в условиях полюса жары. До пяти часов в режиме изолирующего скафандра. Но здесь в воздухе нет ничего вредоносного — по крайней мере, так уверяют всё те же «пчёлы».

Два пистолета и по три запасных обоймы к каждому. Уже можно жить.

Сидеть на месте бессмысленно. Мира побродила по залам, тишина угнетала, давила, и она поставила, фоном, так, чтобы только не было тишины, музыку. У костюма множество режимов в этом смысле. Можно поставить звуки природы, городской фон, и сотни других. Человеку должно быть комфортно, а полная тишина — это одна из самых раздражающих ситуаций.

Лестница. На второй уровень читальных залов. «Пчёлы», вперёд. Три пчелы двинулись по лестнице верх, и… связь с ними прервалась. Как только поднялись на следующий этаж — прервалась. Что за…

Мира, в каждой руке по пистолету, поднималась со ступеньки на ступеньку. И почти сразу же увидела «потерявшихся» — вон они, висят. Программа у них такая — если нет общей программы поведения, при обрыве связи ждать пять минут, затем медленно изучать окрестности, время от времени возвращаясь в точку потери связи.

Мира поднялась на следующий этаж — и связь вернулась. Что ещё за фокусы?!

Но главным фокусом оказалось то, что этот этаж был помечен точно так же. Словно никуда и не поднималась.

Мира сделала шаг внутрь читального зала — «пчёлы» уже влетели туда и доложили, что всё спокойно, и направилась в сторону стойки.

Там её ждало некоторое потрясение. Всё было так же, и немного не так. Та же стойка, тот же стол с Книгой Снов, те же мумии на местах сотрудниц. Но кое-что лежит не так — мелочи на их столах, книги и брошюры на стендах. Книга Снов всё так же не отзывалась ни на просьбы, ни на приказы.

— А вот это уже веселее, — пробормотала Мира сквозь зубы. — Чтоб тебе провалиться, зараза!

Она достала резак и выжгла на стойке условный знак. Это будет стойка номер два. Ну-ка….

Мира пробежалась вниз, туда, откуда пришла, пометила тамошнюю стойку номером один. Вновь вверх — всё то же, выжженный знак, приятный запах древесного дыма. Смотри-ка, настоящее дерево, не пластик!

Мира поднялась ещё на один этаж и предчувствие её не обмануло, там снова была стойка, мумии и Книга Снов. Стойка не была ничем помечена.

— Вот как, — Мира почесала затылок. — Бесконечность в обе стороны, подруга? Так? Хорошо, я так просто не сдаюсь, не дождёшься.

Георан, Вассео 6, 15:10

Ей сказали, что сегодня свидания вообще-то не разрешены, но поскольку состояние дедушки за последние несколько часов улучшилось, то может приезжать.

Георан старалась выполнять все распоряжения Госпожи.

«Обязательно используй общественный транспорт. Постарайся взять за руку как можно больше людей, если они при этом назовут тебе своё имя, это замечательно. За тобой могут следить. Не подавай виду, просто делай то, что делаешь».

Это было не самым сложным. Ей удалось взять за руку и посмотреть в глаза двум детям, одному парню и нескольким женщинам. И да, ощущалось чужое внимание. Ничего, Госпожа не бросает своих слуг. Настоящих, верных, исполнительных — не бросает никогда. Она всегда за ними возвращается и награждает. Пусть кто-нибудь после этого посмеет сказать, что она злая.

А вот в клинике всё пошло не так, как нужно.

Её не пустили. За стойкой сидела медсестра в непрозрачных, тёмных очках. Это что за новости? Двое полицейских стояли поодаль, и тоже были в очках.

— Простите, что ввели вас в заблуждение, теаренти, — пояснила медсестра. — Главный врач строго запретил делать исключения.

Она ожидала, что девушка вспылит — характер у неё был в деда, но Георан бесцветно посмотрела на них всех и потребовала только назваться — дескать, чтобы она знала, на кого писать жалобу. Медсестра чуть было не назвалась, но вовремя спохватилась.

— Позвоните главному врачу, — посоветовал один из полицейских, — он пришлёт вам наши имена и должности. Ещё раз извините.

— Глаза прячете, и назваться боитесь, — заключила девушка, развернулась и пошла обратно.

Полицейские переглянулись, один из них направился вслед за девушкой.

— Я знаю, где выход, — обернулась та. — Оставьте меня в покое.

Она бросила сумку с передачей на пол и закрыла за собой дверь.

* * *

Там, на улице, ей стало ужасно тоскливо. Она не справилась. Что толку от всех тех, кого она встретила в дороге? Пройти к деду не дадут, и раз они прячут глаза — значит, уже знают и ждали её, значит, уже догадываются. Слёзы сами собой навернулись на глаза.

«Не плачь, Георан. Найди любую отражающую поверхность. Найди любое стекло».

Она с ней! Госпожа с ней! Страх и злость как рукой сняло. Георан подняла взгляд и увидела двух полицейских. Других, не тех, из больницы. Они тоже были в матовых очках и перчатках.

— Теаренти Георан эс Майрен эс Таммас эс Фаэр, — один из них протянул ей лист бумаги. — Просьба проехать с нами. Это простая формальность.

— Вы меня арестовываете? За что? — поинтересовалась девушка.

— Это не арест, мы имеем право привлечь вас для дачи показаний как свидетельницу.

— Свидетельницу? Но чего?

— Сегодня, когда вы ехали в автобусе, там была совершена кража.

Верно, было такое. Георан удивилась даже, что воришку удалось поймать — должно быть, чистая случайность. Она видела, как его поймали за руку, но он вырвался и сумел скрыться.

— Вызовите меня повесткой, — предложила Георан и пошла направо, туда, где автобусная остановка.

— Теаренти, мы можем привлечь вас за отказ оказывать содействие следствию. Зачем вам такая слава?

— Оставьте меня в покое!! — крикнула Георан во всё горло. Это вызвало именно то действие, на которое она рассчитывала — прохожие начали оборачиваться в их сторону. — Я ни в чём не виновата!

И бросилась бежать. Полицейские, видимо, растерялись, так ударило по ушам, и не сразу бросились за ней.

— Патрульный восемнадцать-три, преследуем девушку, южная раса, светло-зелёное платье, светло-серая кофта, тёмно-зелёная лента в волосах, — на бегу сообщил один из них, — отказ сотрудничать с властями.

Георан знала, куда бежит. Через два перекрёстка начинаются магазины. Там полно стеклянных витрин.

«Беги, девочка! Скажи вслух вот это, venesseath an aram, станет легче! Найди мне стекло!»

Георан сказала, и ноги помчали её быстрее ветра. Позади она слышала проклятия и вой сирен.

«Молодчина, как только найдёшь стекло или зеркало, прикоснись, посмотри себе в глаза и вслух назови моё имя».

* * *

Она догадалась сбавить скорость, вытащила ленту, сняла кофточку, всё это скомкала и засунула, под удивлённые взгляды прохожих, в ближайшую урну. Надела солнечные очки. Вот универсальный магазин, туда!

…Когда туда ворвались полицейские, Георан успела найти с дюжину зеркальных и стеклянных поверхностей. Мало кто обращал внимание на то, что она что-то тихонько говорит себе под нос. Ей хватило ума стирать платком отпечатки своих пальцев.

— Идёмте с нами, теаренти, — полицейский протянул ей руку. — Не нужно усугублять ситуацию.

«Иди с ними, Георан. Можешь отвечать на все их вопросы, ничего не бойся. Ты мне очень помогла».

Полицейские обратили внимание, что девушка словно прислушивается к слышному только ей голосу, что едва заметно кивнула и улыбнулась.

Просьба не сопротивляться, — ещё один полицейский, на этот ра женщина, протянула ей руку. — Иначе покинете магазин в наручниках.

Незнакомка

Они догадались. Глупо было думать, что они никогда не догадаются, но что они догадаются так быстро! Победа близко, и сейчас нельзя терять голову. Умничка, Георан, я тебя щедро вознагражу, даже если в этот раз не получится. Ты помогаешь мне не из страха, не под принуждением, а потому, что восхищаешься мной. Не знаю, чем именно, но восхищаешься.

Незнакомка сосредоточилась. Немного везения. В магазин заходят множество людей, и многие смотрятся в зеркало. Немного везения. Совсем немного!

Георан, Вассео 6, 15:40

— Сообщите, что она задержана, — доложил один из полицейских и повесил трубку.

«Георан, я сейчас покину тебя. Не хочу, чтобы они лезли тебе в голову. Жди, я обязательно вернусь. Ты мне очень помогла. Ответь мне вслух, чтобы я могла уйти».

— Да, госпожа, — Георан улыбнулась. — Я буду ждать вас.

— Теаренти, — ещё один человек, также в матовых очках, вошёл в кабинет и бесшумно затворил за собой дверь. Непохож на полицейского, подумала девушка. — Нам нужно побеседовать. Сейчас мы сделаем ва укол. Это для вашего же блага.

Девушка пожала плечами, безропотно протянула руку.

— Вы опоздали, — сообщила она, улыбаясь. — Она уже сделала всё, что хотела.

Вессен

Вессен следила за развитием операции. Умна, умна Незнакомка. Вроде бы всё предусмотрели, зачем она заходила в магазин?

— Усилить охрану, приготовить автомобиль, — услышала она. — Второй группе обследовать магазин на остаточное присутствие. Приступаем к третьей фазе через двадцать пять минут, всем группам ждать распоряжений.

Незнакомка

Ей повезло. Студентка зашла в магазин — из богатых да нерадивых, купить безделушку да поехать с друзьями на пикник. Очень, очень опасно держать себя в зеркале, ведь если его разобьют, Незнакомка надолго утратит возможность проявлять себя, сил мало. Но риск мог стоить чего угодно.

Она посмотрела… и поймалась. Тренированный, развитый ум трудно подчинить. А вот таких — крайне легко. Теперь — не торопиться. Впрочем, когда девушка — Незнакомка — вышла и первым делом посмотрела в сторону клиники, то чуть не побежала туда со всех ног. Туда подъехала ещё одна полицейская машина и с двумя полицейскими беседовал, несомненно, главврач. Так. Не сорваться, не испортить всё. Времени мало, времени всего минут двадцать, потом она так устанет, что ещё долго не сможет ничего делать.

Импровизировать!

Она села в машину, достала зеркальца, и… через пять минут все её друзья тоже были под контролем. Это так забавно — когда управляешь многими людьми. Совсем недавно удавалось подчинять только одного, сейчас уже пятеро — и всё получается гладко.

Она «покопалась» у них в мозгах. Ничего. Можно рискнуть. Если сейчас Реймера увезут, подобраться к нему будет очень сложно.

Засекаем время.

* * *

Трое парней и девушка вышли из машины, ещё один уехал прочь — если потребуется, он успеет «подселить» Незнакомку в сновидения нескольких удобных людей, как запасной вариант.

Полицейских удалось захватить врасплох. Наверное, они не были из людей Вессен, и даже не подумали, что легкомысленно одетые студенты могут быть серьёзной угрозой. Без Незнакомки они и не были бы, а вот с её помощью…

У одного парня был с собой зонтик, у другого — гаечный ключ. Три точных удара — и вот у них есть пистолет, а полицейские и главврач лежат.

Охрана не успела запереть дверь. Хорошо, есть некоторый шанс.

Полицейский на входе не успел отреагировать — никто не нёсся, ничего не кричал. Был шум снаружи, а вскоре в дверь вошли не слишком прилично одетые, но совершенно спокойные молодые люди.

Один из них успел выстрелить первым. Я обещала не убивать, подумала Незнакомка, и я держу слово. Будет жить.

Теперь у них два пистолета. Первым делом — камеры. Затем — никто не видит — сорвать с медсестры за стойкой очки и заставить её посмотреть в зеркальце. И — дальше по коридору.

Охрана уже пришла в себя. Времени мало, крайне мало.

Секунд через тридцать ворвались четверо полицейских, за ними, судя по обрывкам слов, вскоре последуют более серьёзные противники. Они заметили движение за стойкой. Двое тут же взяли её на мушку.

— Не стреляйте! — медсестра осторожно поднялась из-за стола. — Они побежали дальше по коридору. Со мной всё в порядке.

* * *

Удалось найти и «поймать» ещё двух медсестёр. Жаль, не получилось взять охранника, было бы проще. Остальных нужно отпустить, иначе их перестреляет охрана. Незнакомка сосредоточилась… и стало проще действовать. Так, пятому парню — в людное место, пусть «поймает» столько людей, сколько успеет. А остальным…

— Приготовить пациента восемь-сто шесть, — послышался приказ. Вторая «пойманная» медсестра действовала молниеносно. Схватила ту, которая должна была идти делать укол старику — чтобы тот пребывал в забытьи всё время поездки — оглушила и отволокла под стол. Времени мало, нужно успеть.

Её пропустили и охранник не стал входить вместе с ней: старик — спокойный пациент, не сопротивляется, безропотно даёт ставить уколы и принимает лекарства. Охранник остался за дверью, наблюдая за медсестрой сквозь окошко.

* * *

— У меня мало времени, — медсестра склонилась над стариком. — Мы говорили с вами во сне. Посмотрите мне в глаза и назовите моё имя. Ваша дочь Георан помогла мне попасть в это тело.

Только бы он справился с этим! Охранник следит за тем, что происходит. Медсестра зарядила шприц, засучила рукав старику.

— Не медлите, Реймер, — шепнула она. И он, о чудо, о чудо, справился. И пришло ощущение силы… и начало расти.

Нет. Не сейчас! Очень хочется, нестерпимо хочется, но не сейчас! Ведь она обещала в присутствии картины, а это серьёзно. Нельзя обманывать. Играть — так честно.

— Я сейчас уйду, Реймер. Вам вскоре станет намного лучше. Сопротивляйтесь! Делайте вид, что сопротивляетесь!

…Охранник и сам заподозрил неладное. Медсестра заставила старика улечься, достала из кармана зеркальце… Старик пытался сопротивляться, но не мог, не хватало сил.

— Стоять! — охранник распахнул дверь. — Отойти от него, лечь на пол лицом вниз!

Он успел первым. Незнакомка могла бы успеть первой, но… теперь нельзя. Ничего нельзя, пока не выйдет время. Пора уходить.

Она едва успела уйти. Ещё ощутила электрический разряд, поразивший медсестру. Странно, но ни к ней, ни к остальным пострадавшим она не ощущала ни жалости, ни даже сочувствия. На войне как на войне.

…Незнакомка открыла глаза,тяжело дыша. Время. Немного выждать, совсем немного. И не начинать в полночь. Пусть расслабятся. Пусть подумают, что она допустила промашку и ей ещё долго не удастся ничего сделать.

Как хочется применить хотя бы те свои возможности, о которых прочитала в сказке! Старик не успел ничего вспомнить. Ничего, это уже неважно: есть Лас. Она ведь не железная, ещё хотя бы раз ляжет спать. А мы будем рядом.

Ты проиграла, Лас. Но я буду великодушной. Не стану издеваться. Наоборот, сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Но — теперь ты всегда будешь в поле зрения. Это плата за свободу и счастье.

Незнакомка рассмеялась и хлопнула несколько раз в ладоши. Успела. Сумела. А ведь всё решали секунды!

Так. Чем бы пока заняться? Посмотреть, как там справляется Мира?

Мира

Она посетила восемнадцать этажей, расставила восемнадцать надписей, пока не поняла, что устаёт. Бегать вверх-вниз — не такое уж простое занятие. Даже если и не бегать, а просто ходить. Тем более, что всякий раз вначале запускала рой — и по инструкции положено, и даже из соображений здравого смысла.

В залах были окна. Но сейчас за ними была чернота — полная и абсолютная, «пчёлы» сквозь стекло не могли получить извне никакого сигнала. Или стёкла непростые, или темнота за ними, или всё вместе. Туда пока лучше не соваться.

Лезть в хранилище тоже не хочется: оттуда нет выходов, единственный выход — дальше по коридору, мимо стойки. Но там — стена, всё замуровано. Остаётся только Книга Снов. Вот ведь влипла!

Спокойно, майор. Уже сколько раз были в западне, и сколько раз выбирались! Надо подумать. Это какая-то игра. Весс говорила: Незнакомка — прирождённая актриса, артистка, обожает эффектные сцены и драматические ситуации. Значит, и это — игра и драма. И нужно понять, что от неё требуется. В предыдущий раз она предложила читательский билет. Ловушка, несомненно: из рук Незнакомки нельзя ничего принимать. Вессен велела прочитать ту сказку, там сказано чётко: кто примет хоть что-нибудь от неё, тот или становится её слугой, или не сможет причинить ей вреда. А Мире очень хочется причинить ей немного вреда. Например, выстрелить разрывной в печень и понаблюдать за выражением лица. Зуб за зуб.

Так, спокойно. Посмотрим, вот снимки окрестностей Книги. Восемнадцать снимков. А снимки-то разные, даже если совместить по точкам привязки! И различия в основном на столах. Вот, кстати, чего не сделала: не прочитала, что написано на столах у мумий. Мира несколько секунд колебалась, затем решилась и зашла за стойку. От мумий, конечно, пахло мерзко, но можно было откатить их вместе со стульями, не прикасаясь. Поначалу Мира всё ждала, что мумии пошевелятся и встанут, или попытаются её схватить, но этого не случилось. Настолько дешёвых трюков не было.

На листке бумаги перед той мумией, что справа, было написано: «Миранте эр Тигген», знак плюс и число два.

Интересно. Наводит на мысли. Мира сбегала на два этажа «выше». Верно, и там была бумажка, и на ней было её имя, но значилось: минус три. Она издевается? Потом пошло: плюс семь, минус одиннадцать, плюс два, минус пятнадцать…

Когда Мира увидела «плюс сто два», то начала догадываться, что что-то здесь не так. Сто два этажа вверх, без лифта? Ну, есть полёт, при условии, что здесь он работает, но что дальше?

Успокоиться, Мира. Хорошенько успокоиться. Сядем снова, посмотрим на фото и подумаем, чем ещё они отличаются?

Незнакомка

Она сразу почуяла, когда Лас заснула. Времени мало, здесь хватает получаса, чтобы выспаться. Но теперь есть кое-какие возможности. Например, теперь можно летать, самой или призывать на помощь атмосферные явления — вихри, торнадо и смерчи, Можно перемещаться не только между зеркалами, но и между водоёмами. Хотя сейчас проще всего прилететь.

…Она взяла Лас за руку и та улыбнулась во сне. Незнакомка тоже улыбнулась, и прикрыла глаза. И воспоминания, принадлежащие Лас, хлынули потоком. Великое Море, как их много! И нельзя выбрать нужные. Недоработка. Но ничего, они шли быстро, а субъективное время можно и замедлить.

Минут через пять всё кончилось. Ну и жизнь у тебя, Лас… столько в ней было интересного, а ты прятала всё интересное в Книге Снов? Ну что же, значит, так тому и быть — ты и дальше будешь создавать новые страницы, раз в Книге тебе интереснее.

Незнакомка отпустила руку Лас. Всё, вот теперь всё. Теперь можно уйти куда-нибудь и заснуть самой. Пока что спать приходилось урывками, усталость даёт о себе знать. А Мира… пусть себе бродит по этажам, раз не смогла разгадать простую головоломку.

Незнакомка помахала рукой Лас-картине и та помахала ей в ответ. Скоро я продемонстрирую, на что я способна, и ты, несомненно, сменишь хозяйку. Правда, прежняя хозяйка должна согласиться, но это уже вопрос техники. Когда ей некуда будет деваться, некуда убегать, это будет всего лишь вопрос времени.

Лас

— Она приходила? — поинтересовалась Лас первым делом. Картина кивнула.

— И она теперь помнит всё, что помню я? — Вновь утвердительный ответ.

Лас улыбнулась. Она не помнит, почему, что именно, но есть что-то очень важное, что поможет ей. Главное — суметь выбраться за пределы Книги. Время идёт. Осталось одиннадцать часов. Потом придётся или подчиняться картине и делать то, что та ожидает, или… найдётся новая хозяйка.

А я пока добавлю несколько страниц, подумала Лас. На всякий случай. Может пригодиться.

И замерла, её как молнией поразило, едва заметила в оглавлении «Страну Цветов». Нет, невозможно! Страна Цветов стала частью Книги? Или как это следует понимать? Туда есть проход? Лас приложила ладонь, произнесла «В путь!», но ничего не случилось. Вообще ничего.

Почему Книга не пускает её?

— Вереан наложила запрет на посещение некоторых страниц, — пояснила Лас-картина.

— Ты выполняешь её требования?! — поразилась Лас. — Почему?

В ответ ей прочитали короткую лекцию о том, что оба пользователя сопоставимы по потенциалу, у обоих есть близкие полномочия в пределах Книги.

— Это не первое её требование, которое ты выполняешь? — поинтересовалась Лас, ощущая, что земля уходит из-под ног. Вот не ждала подобного!

Не первое, подтвердила картина.

— Что именно она требовала?

Закрытая информация. Только с согласия обоих пользователей.

Лас в тот момент хотелось ударить Лас-картину, избить её, разорвать на клочки. Но удалось совладать с яростью. Почему, почему Лас ничего об этом не сообщали?!

Не было такого запроса. Ну что же, теперь есть. Поздно, после драки кулаками не машут, но — пусть будет.

Лас смотрела на Книгу и впервые у неё возникло ощущение, что она, вполне возможно, уже проиграла. С этим ощущением долго не удавалось справиться. Лас потребовала список страниц, на который нет доступа. Кроме Страны Цветов, это были страницы, созданные самой Незнакомкой. Это понятно. А почему Страна Цветов?

Равные возможности. Просто Вереан успела потребовать контроля доступа первой. Вот и всё. При голосах один «за», один «против» шансов открыть доступ нет. Никаких.

Мне тоже нужно обезопаситься, подумала Лас. Тоже нужно закрыть доступ кое-куда. Вот сейчас и займусь. Так, а это что?! Чья страница? Что ещё за бабушка? В путь!

И Книга пропустила её.

Вессен, Вассео 6, 19:35

— …Мы изъяли все зеркала и стёкла в магазине, — доложил фантом Иллюзиониста, главного специалиста Ордена по «пси», — и нашли в семи из них остаточное присутствие. Девушка, Георан, твёрдо уверена, что Незнакомка уже добилась, чего хотела. Так же считает и её дед, Реймер, он сейчас на базе одиннадцать-три, чувствует себя великолепно, по словам медиков в его организме идут интенсивные восстановительные процессы. Он излечивается сам собой.

— Мне это не нравится, — сквозь зубы произнесла Вессен. — Очень не нравится. Дайте ещё раз запись.

Они вновь посмотрели, как медсестра заходит в палату, как готовит укол… а затем толчком заставляет старика улечься и вынимает зеркальце. Ведь сказано было охране, всех обыскивать! Всех до единого! Ох ужи эти рядовые охранники, никогда нельзя на них положиться, а свои ещё были в пути.

Ничего не понять. Медсестра явно знала, как именно нужно встать, чтобы не было видно её лица. Даже по губам не прочесть. А «пчёлы» в тот момент искали по всему зданию тех, кто мог спрятаться.

Ладно, могло быть и хуже. Если бы Незнакомка успела, она бы уже проявила себя. Не удержалась бы. А пока не фиксируется никакого всплеска активности, а «индикаторы», латентные «пси», очень чуткие ко всяким изменениям в мире, ничего не чувствуют. Ждём и действуем дальше. Одно несомненно: эта попытка стоила Незнакомке многих сил, а Георан, по сути, сдала всех, кто так или иначе помогал ей выполнять приказы. И это тоже настораживает…

Плохо, когда противник неожиданно оказывается не таким предсказуемым, каким был раньше.

Мира

Она сидела, вновь и вновь смотрела на снимки. Что-то важное прямо здесь, только возле стойки снимки разных этажей различаются. Вряд ли Незнакомка станет прятать ответ в какой-нибудь малоизвестной книге в глубине хранилища. Ей больше понравится положить ответ на поверхности.

Мира смотрела на снимки. Кусочки бумаги на полу? Поди пойми эти узоры! То, как расставлены брошюры?

Стоп-стоп. Вот, довольно очевидное различие. Руки мумий. Они обе касаются пальцами края стола, но часть пальцев под крышкой, часть поверх. Ну-ка, ну-ка! Вот точно: у левой на левой руке два пальца поверх, три внизу, на правой один сверху, четыре снизу. У правой, соответственно, один сверху, четыре снизу на левой, пять сверху на правой. А на других снимках… на других иначе! Это и есть загадка? Сейчас, минутку. Немного минуток. Мира написала на листе бумаги цифры и расположение этажей, и принялась искать закономерность. Что-то очень простое. Смотри-ка, хотя бы у одной из мумий все пять пальцев или сверху, или снизу. Что это значит? Будем думать.

Вейс, Вассео 6, 19:55

Неприятные предчувствия становились всё сильнее. Вейс не давали оставаться одной, пока она сама не попросила. Взяла медвежонка, уселась с ним на кровать… и стало легче. Сразу же стало легче. Вйес улеглась, как была, одетая, прижала игрушку к лицу. Спать не хочется, как назло. Лас, возвращайся. Мне без тебя плохо. Так было всякий раз, когда в очередной раз сбывался дар — или проклятие — Незнакомки, когда Вейс вновь продолжала жить, а кто-то из близких ей людей умирал. Всегда одно и то же. Они уходят, а я живу. И всегда находится, зачем.

— Бабушка? — Тесан. За дверью. Вейс вздохнула. Вот ведь заботливая, ни на секунду не оставит. Ладно, уже иду. Но медвежонка возьму с собой. Могут быть у прабабушки причуды или нет?

Лас

— А я вас знаю! — улыбнулась Ронни, как она сразу попросила себя называть. — Я вас помню! Вы выращиваете розы, верно?

— Верно, — согласилась Лас. Какое интересное место! Какое милое! И что, это сделала та самая Мира, чей читательский билет она нашла на столе? Нужно вернуться в библиотеку, забрать билет. Вдруг пригодится! — Мира часто вас навещает?

— Вот недавно была, и почти сразу убежала. Она всегда так. Приходит, только успеешь обрадоваться, а её уже и след простыл. Мне с ней легче, — Ронни доверительно наклонилась. — Знаете, она одна уверена, что я не выжила из ума.

— Вы знаете, где находитесь? — поинтересовалась Лас, взяв собеседницу за руку.

— Конечно. Мне это часто снилось, когда я была там, — Ронни махнула рукой куда-то за спину. — Наверное, я и сейчас где-то там. Только теперь я понимаю, что сон — это не здесь. Сон — это там.

— У вас всё в порядке со здоровьем? Может, чем-нибудь помочь?

— В моём возрасте не бывает всё в порядке, — улыбнулась хозяйка дома. — Терпимо, меня навещают, приносят продукты, лекарства и всё прочее. Знаете, там меня хотели положить в больницу. И уже не выписывать. И я ушла сюда, здесь лучше.

— Я тоже думала, что здесь лучше, — Лас взяла её за руки. — Скажите, если бы вы могли выздороветь там, вы захотели бы вернуться?

Старушка задумалась.

— Да, — призналась она. — Только ведь я знаю, чудес не бывает.

— Мы посмотрим. Мне пора, — Лас встала. — У вас очень хорошо, правда! Но у меня есть неотложные дела. Вы не дадите мне ваш адрес, там?

— Вы можете туда приехать? — удивилась Ронни. — Вы можете?!

— Надеюсь, что всё ещё могу.

— Тогда возьмите, — Ронни сняла с шеи цепочку с медальоном. — Покажите это там, моим родственникам. А то ко мне могут не впустить, у меня там было всё строго. И вот адрес, — она написала на салфетке, протянула Лас.

— Спасибо, — Лас обняла её. — Я помогу вам. Если справлюсь со своими неприятностями, то помогу.

— Справитесь! Вы такая молодая! Скажите, вы вернётесь? Вернётесь сюда?

— Обязательно, — пообещала Лас. — У вас такой воздух! Сто лет им не дышала! — и она рассмеялась.

— Если встретите Миру, скажите, что со мной всё хорошо! Вы ведь её подруга? Это она дала вам адрес?

— Подруга, — согласилась Лас. — Думаю, что подруга. До свидания!

Мира

Она ощущала, почти буквально, как скрипят мозги. Отвыкла от головоломок. Столбцы цифр, схемы, стрелки… Если пять пальцев поверх стола у правой мумии, и общее число остальных пальцев сверху больше, чем снизу, то идти нужно вверх на расстояние, равное разности числа пальцев сверху и снизу, иначе — вниз. И наоборот. И тогда всякий раз разность растёт на единицу. Закономерность? Похоже, да. Осталось пройти мелочь, этажей десять.

Этажей десять, но побегать пришлось будь здоров! То вверх, то вниз. Мира дошла до этажа, где все двадцать пальцев были сверху, и… ничего.

И пришлось идти в обратную сторону. Ведь думала, что нужно пойти вначале в сторону уменьшения, подумала Мира, надо было так и делать, бестолочь! Она сделала один только перерыв, съела несколько долек концентрата и выпила воды. Уже нужно. Ты можешь есть почти что угодно, заверил её доктор, у тебя и Вессен в этом смысле уникальный метаболизм. Можете есть почти любую органику, всё в дело пойдёт. Мира однажды на спор неделю ела одни только газеты, с тех пор ненавидит любую прессу…

Оставалось три этажа до цели, то есть три перехода, конечно, а не этажа, когда рой сообщил — есть движение.

Должно быть, Незнакомка поняла, что головоломку разгадали, и решила сделать игру сложнее. Залы теперь не пустовали. То там, то сям сидели, ходили, брали книги с полок и ставили их обратно немыслимые уроды. Мира, уже по привычке, ушла в дымку — и помогло, её не замечали. Сил это отнимает очень много, зато спокойнее. Так. Ещё немного! Добежать, сделать снимок и — и назад, на лестницу. И снова в путь. Всякий раз после того, как она трижды следовала в нужном направлении, соотношение пальцев на уже известных этажах менялось. Ну да, а то слишком просто. Я с тобой ещё поиграю в игры, подумала Мира без особой злости. Откушу все пальцы лично и спрошу, как тебе это понравилось.

А на последнем этаже стало горячо. Сил на дымку уже не было, а уродов был полный этаж. Теперь, когда они видели её, стало трудно. Они все двинулись к ней. Их было так много, что они застревали в проходах, мешали друг другу, но, к разочарованию Миры, ни разу не передрались. Мира надела очки-визир, очень полезно, если не хочется видеть противника, а только общие очертания. Уж очень гнусные физиономии, в дрожь бросает!

Только не прикасаться руками. Хорошо, кругом полно мебели, всегда можно что-то оторвать. При каждом удачном ударе очередное чудовище растворялось в воздухе, но их было всё больше и больше — хорошо хоть, лестница оставалась относительно безопасным местом, там никого не было.

Как сглазила. Мира покосилась за спину, стараясь удерживать позицию — там тоже кто-то шёл. Медленно, она очень медленные, но руки ведь не железные!

А если взлететь? Пролететь над ними, добраться до стойки? Вдруг это ещё не последний этаж?

Мира попыталась включить модуль полёта… и обнаружила, что его нет. Гнездо есть, а модуля нет. Что за новости?! Куда делся? Или это специально сделано, чтобы усложнить ситуацию?

Не было времени долго раздумывать. Успевай отбиваться! Миру уже оттесняли к лестнице и нападающие становились проворнее, или это уже сказывалась усталость, и пора было бежать вниз, искать укрытия и думать, как пробиваться — патронов не бесконечно много.

И всё кончилось. Прошло всего пять секунд, и всё изменилось. Вспыхнул свет, посвежел воздух, послышались голоса — нормальные, человеческие голоса, а не хрип и вой чудовищ.

Мира сорвала с лица визир. Люди сидят в читальном зале и смотрят на неё как-то странно. Ну да, в руке — железяка, то, что осталось от стула после многих ударов. Хорошо хоть пистолетов в руках не было! Мира осторожно положила железяку на пол, быстро оглядела себя — вроде приличный вид. Спокойно, майор. Смена декораций? Отлично, раз пока тут не пытаются сожрать, нужно осмотреться.

Она увидела её сразу. Лас стояла у Книги Снов и широко раскрытыми глазами смотрела на Миру.

Мира подошла спокойно, хотя очень хотелось подбежать.

— Вы Мира? — поинтересовалась Лас.

Мира кивнула, ощущая одновременно дикую радость и настороженность. Ну-ка, ну-ка…

— Был полон мир… — она сумела прочесть всё без запинки, хотя очень волновалась, сердце чуть не выпрыгивало из груди. Лас улыбнулась, кивнула.

— Теперь вы, — потребовала Мира, положив ладони туда, где под курткой находятся пистолеты. Лас вновь кивнула и прочла стихотворение сама. Какой у неё приятный голос, подумала Мира. Великое Море, ну и денёк! Она покосилась на обеих женщин за стойкой. Они о чём-то вполголоса беседовали, положив руки на колени. Мира вздрогнула… всё верно, все пальцы под столом. Да что за чушь лезет в голову!

— Мне о вас рассказывали, — Мира пожала ей руку. — Слушайте, как отсюда выйти? И где эта…

— Незнакомка?

— Она. Она меня сюда запихнула. Вы не поверите, что я здесь видела!

— Я во всё поверю. Мира, идёмте со мной. Я не знаю, сколько у нас времени, нужно поговорить. Я знаю одно место, куда она не придёт.

Незнакомка

Она не сразу уснула. Боялась. Раньше, наоборот, сон был спасением — когда Лас покидала Книгу Снов, жизнь замирала. Если не спать, то можно свихнуться. А теперь… теперь страшно засыпать.

Это просто нервы, подумала Незнакомка. Вскоре я выйду и завершу то, что не успела когда-то. А потом уйду, как обещала. Мне скучно среди вас.

Спать. А когда я высплюсь, начнётся настоящая жизнь.

Она уснула на роскошной постели, в комнате, где все стены были закрыты бесчисленными плакатами — афишами её концертов. Настоящими, теми, что происходили в реальности, а не в Книге Снов. Скоро их станет больше, намного больше, подумала она, уже засыпая. Очень скоро.

Лас и Мира

— Значит, это ты, — Мира неприязненно посмотрела на Лас-картину. — Ты снова вернулась.

— Она не человек, — Лас вроде бы ничего не сделала, но её двойник исчез, а взамен появился браслет. Лас защёлкнула его на руке. — Она слушается меня и её. А теперь, похоже, и вас, пусть даже немного.

Они сидели в Хрустальном Дворце, но ни музыка, ни узоры под ногами не радовали их.

— Я видела вашу бабушку, — сообщила Лас. Мира чуть не подпрыгнула. — Она дала мне это, — протянула Мире медальон. — Мира, я не уверена, что смогу выйти отсюда. Я могу попросить вас кое о чём?

— Почему не сможете? Выйдем вместе! Конечно, просите!

— Вот ягоды, — Лас протянула ей десяток вишен на ладони. — Сделайте так, чтобы ваша бабушка их съела. Там, на Шамтеране. Это важно.

— И что будет?

— Она излечится, — улыбнулась Лас. — Я обещала ей. И она сможет вернуться, если захочет. Вернуться из Книги.

— Ничего себе, — Мира восхитилась, долго принюхивалась к ягодам. — Так это тоже правда! Я возьму, конечно, но давайте не будем так печально! Вернёмся вместе — что-нибудь придумаем!

— Мира, давайте начистоту. Вам нужно уйти отсюда поскорее. Она сейчас спит, а когда проснётся, то увидит, что у картины появился ещё один кандидат. Вы понимаете, что она с вами сделает?

— Бросить вас здесь?

— Я готова умереть. Я долго прожила, я уже успела понять, что слишком долго пряталась от жизни. Может, Незнакомка именно поэтому сумела стать такой сильной. Я помогла ей стать сильной, я должна всё исправить.

— Я вам так мешаю?

— Она вас убьёт, Мира. Или снова куда-нибудь спрячет, для забавы. Ей очень нужна картина, она ни перед чем не остановится. Или превратит во что-нибудь.

— А вы? Вы не сможете помешать?

— У меня с ней особые отношения, — усмехнулась Лас. — К тому же, она пообещала, что не тронет меня. Пообещала при картине. Но я не уверена, что смогу защитить вас.

— Если она получит картину, то начихает на все обещания!

— Мира, — Лас взяла её за руку. — Не сердитесь, я очень рада, что увидела вас. Сюда она не войдёт, но вряд ли получится отсидеться здесь.

— Где она сейчас? Чем занимается?

Лас прикрыла глаза.

— Где-то на страницах. Это всё, что я знаю.

— Сколько у нас времени?

— Девять часов. У меня, или у нас всех, не знаю.

— Я спать хочу. Так и не выспалась. Если хоть маленько не отдохну, совсем плохая буду.

— Здесь есть прекрасные спальни. Идёмте, провожу!

— Нет, я лучше прямо здесь. У вас не найдётся, не знаю, спального мешка?

Лас взяла из воздуха спальный мешок — точь-в-точь такой, о котором подумала Мира — и протянула гостье. Та широко раскрыла глаза.

— Кому расскажешь, не поверит! Лас, всё получится, не сомневайтесь! Раз уж я с того света вернулась…

Она залезла в мешок и почти сразу же заснула. Лас села на пол рядом и смотрела, улыбаясь, на Миру. Чем-то она напоминала Вейс. Трудно понять, чем — но напоминала. Вейс… наверное, беспокоится, места себе не находит. Прости, Вейс, я не могу рисковать тобой. Только собой.

Может, тоже поспать? Картина предупредит, когда до конца срока останется два часа, а потом ещё час. Не хочется уходить от Миры, стоит Незнакомке попасть сюда первой — вдруг получится — и Мире конец.

Лас уселась в кресло и принялась смотреть на рассвет. Интересно, Незнакомка специально так выбрала время, чтобы оставалось ещё шесть часов? Она вообще в курсе, сколько времени у Лас?

Похоже, в курсе. Быстрее бы всё решалось, подумала Лас. Я готова. Я готова создать сколько угодно страниц, или чего ты захочешь — обособить их, замкнуть на себя, так, чтобы никто и ничто не смог уже выйти за их пределы. В любой момент.

Вейс

Тесан осталась с ней. Вейс возражала — не маленькая уже, зачем это? — но внучка не уступила. Как только уснула Светлая, пришла к бабушке и сидела у её постели, пока та не заснула. Что-то собирается, подумала Тесан, похоже на грозу. Мы все чего-то ждём, и никто толком не знает, чего.

Незнакомка

Долго не хотелось вставать. Сколько там осталось Лас? Чуть больше двух часов. В самый раз. Картина не отвечала точно — всё требовала каких-то полномочий — но стало ясно: пока создаёшь страницы, картина будет слушаться. И чем больше успеешь создать, и чем разнообразнее — тем больше будет слушаться именно тебя.

Она долго стояла перед зеркалом, смотрела на свой неизменный белый наряд. В нём я когда-то стала знаменитой, подумала она. Знаменитой певицей. Что ж, пусть таким и остаётся. Лас, всё, что мне нужно — это заставить тебя подумать о разрушении, пригрозить мне чем-нибудь. И тогда будет шанс, что картина сменит хозяина.

Вроде бы всё продумано. Каждый шаг. А если Лас замкнётся и изолирует себя — пусть. Одним поводом беспокоиться будет меньше.

— Мой выход, — Незнакомка поправила воротник и прикоснулась ладонями к зеркалу. — Встречайте!

Вессен

Она и сама проснулась бы — картина, ни с того ни с сего, обратилась к ней… никогда не удаётся точно подобрать слова: картина общается тем способом, который данному человеку привычнее и удобнее всего. В случае Вессен это были образы, картины происходящего — проносящиеся смерчи, буря, ураган. Вессен уселась, протирая глаза, и тут же в штабную палатку вошёл дозорный.

— Сигнал, Госпожа Теней. Сигнал от всех маяков. Незнакомка вернулась.

Вессен прикрыла глаза. Значит, у Лас ничего не получилось. Ладно. Тогда…

— Объявляйте пятый уровень тревоги, — приказала она. — Все силы — в боевую готовность. Оружейника ко мне.

Стайен зашёл в палатку, едва она упомянула его.

— Я знаю, — пояснил он. Похоже, он так и спал всё это время — выглядел теперь намного лучше. — Пожелай мне удачи, сестричка.

— Проход готов?

— Как только мы узнаем, куда она направляется, откроем. Что слышно о Мире?

— Пока ничего. Удачи, Стайен!

Вессен надела гарнитуру и потребовала сводки.

Лас и Мира

Мира проснулась — во сне что-то громко зазвенело, взревело, и сон на этом прекратился. Она ещё запомнила смутную картину — та самая библиотека, и толпы чудовищ, бегущие по проходам, всё это обращалось в песок, в пыль, в пепел.

Лас поднялась из кресла.

— Она всё-таки сумела, — произнесла она. — Мира, вставайте. Нужно найти её как можно скорее.

— О, да, я с удовольствием! Но как мы выберемся отсюда?

— Видите страницу? — Лас перелистнула Книгу. — Страна Цветов. Нам туда. Возьмите меня за руку. В путь!

Страница засветилась… и угасла. И ничего не случилось.

— Она заперла нас здесь, — произнесла Лас сквозь зубы. — Мира, положите ладонь на страницу. Открывай! — потребовала Лас и явно не от Миры. Прислушалась к своим мыслям.

— Мира, она может снять запрет, но только если вы скажете «я хочу». Вы понимаете, о чём я?

— Понимаю, — Мира тряхнула головой. — Мне это совсем не нравится, Лас! Мы с вами обе будем заложницами!

— Тогда нам останется только сидеть здесь и ждать, что случится.

— Хорошо, — Мира сплюнула. — Я уже привыкла умирать. Вдвоём веселее. Я хочу, чтобы ты сняла запрет на перемещение между страницами!

Лас посмотрела на свой браслет.

— Всё готово, Мира. Идём?

— Идём, — Мира провела ладонями по своей куртке, привычка. Всё готово, всё на месте.

— В путь!

Вессен

— Госпожа Теней, активность в районе летнего дома! Лас и Мира вернулись в Вантар-Лан!

Вессен переключилась на картинку. Точно, обе стоят у дома. Что-то обсуждают, Лас указала в сторону гаража.

— Дайте им сопровождение! Задержите их до прибытия группы поддержки!

— Будет через восемь минут, — отозвался оператор.

Незнакомка

Она стояла неподалёку от вулкана. Тот извергался — пробудился, едва она ступила на землю, где некогда стоял Тессегер-Лан — другой город, древний и красивый. Теперь здесь властвуют стихии.

Она засмеялась, протянула руку к вулкану, почувствовала его… и приказала успокоиться. И он успокоился. Сосредоточилась, взмахнула руками и голые, безжизненные склоны, холмы вокруг начали обрастать травой и деревьями. Она дышала свежим воздухом и не могла надышаться. Какое всё-такис счастье — стать настоящей!

Но сначала — дела. А потом продолжим превращать планету в цветущий сад. Твоя Страна Цветов, Лас, отныне будет здесь. А ты будешь самым интересным сном о ней. Незнакомка ещё раз взмахнула руками и ветер подхватил её, поднял в воздух.

Тегарон вон там. В путь! Кто сможет — попробуйте догнать.

Она улетела, в сопровождении чёрной, грозовой тучи, а трава, кусты и деревья продолжали расти. И минут через десять руины старого Тессегер-Лан стали огромным цветущим садом.

Тегар-Тан

Вейс проснулась — ей снилось, что она идёт по Хрустальному дворцу, и тот начал рушиться. Она уселась, прижав ладони к груди, Тесан, тоже проснувшаяся, бросилась к ней.

— Бабушка? Всё в порядке?

— Нет, — Вейс посмотрела на часы — пять сорок пять. — Что-то случилось. Помоги мне одеться!

В дверь постучали.

— Бабушка Вейс! Няня! Впустите!

Светлая. Вбежала, в ночной рубашке — и испуганная.

— Няня! Мне приснилось, что…

— Май, — Тесан набросила на неё покрывало. — Так нельзя! Идём, оденешься!

— Нет! — девочка подбежала к окну. — Смотрите! Смотрите, вон там!

Они и сами уже заметили. Огромная, чёрная туча надвигается с запада.

— Это она, — Светлая поёжилась. — Она скоро будет здесь!

— Нужно бежать! — Вейс схватила телефон. — Нет связи… А охрана? Где охрана?

— Все спят, — Светлая смотрела на приближающуюся тучу, не отводя взгляда. — Я не смогла никого разбудить. — Она повернула голову, взяла Вейс за руку. — От неё не убежишь.

Вейс бросилась к шкафу, открыла. На пол упало несколько предметов одежды, в том числе выходной тефан Лас.

— Вот! — Вейс показала его Светлой. — Давай, завяжу его! Это быстро! Ну нельзя же в рубашке!

Девочка улыбнулась, подняла руки, хлопнула в ладоши и зажмурилась. Тесан говорит, она всегда зажмуривается, когда приходится раздеваться при посторонних. Вейс, хоть и торопилась, хоть и нервничала, сумела правильно одеть девочку всего за минуту. Как необычно она выглядит в тефане!

— Всё, — Вейс взяла её аз плечо. — Уже всё!

— Идёмте, — девочка потянула их за руки. — Идёмте, нельзя впускать её в дом!

Вейс прихватила медвежонка с собой.

Тессерон

— Теаренти, — охранник отдал честь. — Нам приказано задержать вас до прибытия группы поддержки.

— Мы торопимся! — Мира жестом потребовала рацию. — Госпожа Теней! Весс, это мы! Нам срочно нужно вернуться на Шамтеран, некогда ждать! Это важно!

Она протянула рацию охраннику. Тот выслушал и дал знак — пропустить.

— Некогда, — Лас потянула Миру за руку. — Пробежимся! Так быстрее, некогда заводить грузовик!

* * *

Вессен отдала рацию и рухнула на колени, ноги отказались слушаться. Картина здесь. Здесь, в Стране Цветов. Будь ты проклята, подумала Вессен, с трудом справляясь с подступающей чернотой.

— Врача! — охранник дал знак. — быстро, в штабную палатку!

— Помогите… — Вессен едва удавалось говорить — шептать, — дойти до душа. Быстро!

Тегар-Тан

Они выбежали из главного выхода. Майеринн права, охрана на месте, но словно спит — и не разбудить. Телефон не работает. Если бы мы попытались сесть в машину, она бы не завелась, подумала Вейс. Там, где располагался вход во внешний дворец, уже было черным-черно. Молнии вспороли тьму, од удара грома Вейс чуть не присела. Тесан схватила её за правую руку, Светлая за левую.

— Она за воротами, — Светлая посмотрела в лицо Вейс. — Не бойтесь, бабушка Вейс. Только не бойтесь.

— Я постараюсь, — шепнула Вейс.

Побеги дикого винограда возникли из-под земли, выросли на глазах, впиваясь в стену, и разобрали её на куски, растащили на камни. Оно обожает эффекты, вспомнила Вейс. Любит всё драматизировать.

Незнакомка легко взбежала по груде камней, помахала рукой встречающим.

— А где твои родственники? — посмотрела она на Светлую. — Пусть тоже подойдут! Пора просыпаться!

И хлопнула в ладоши.

И, словно то был сигнал, взвыла сирена. Незнакомка поморщилась, махнула рукой и сирена умолкла.

Тессегер-Лан

Эту пробежку Мира никогда не забудет. Они бежали, бежали со всех ног, а вокруг текли, плыли пейзажи, деревья и кусты проносились мимо них с ужасающей скоростью — и только светящаяся тропинка двигалась навстречу с той скоростью, с которой они бежали.

Когда всё кончилось, они оказались на задворках дома. Никого. Лас остановилась, тяжело дыша.

— Зеркало! — воскликнула она. Повлекла Миру за собой. — Нам нужно зеркало!

Они помчались к дому, но Лас вдруг остановилась, указала в сторону фонтана.

— Туда! Идём туда, там тоже должен быть фонтан!

Она остановилась у фонтана, глубоко вздохнула, прикоснулась ладонью к поверхности воды. Тотчас вода в фонтане начала светиться слабым голубым свечением.

— Держись! — Лас протянула руку. — Прыгай вместе со мной!

Тессерон

— Разденьте меня и оставьте под душем, — приказала Вессен врачу. — Остальным выйти.

Они и без меня знают, что делать, подумала Вессен. Как только картина убралась из Страны Цветов, сразу стало легче. Сейчас… немного полежать под льющейся водой, станет легче.

Тегар-Тан

Они выбежали из главного входа — Ареан, Вереан, Эверан, охрана. Её Величество не в замке, но, вероятно, уже возвращается сюда, подумала Вейс. Незнакомка стояла шагах в пятнадцати от входа, смотрела на суету и улыбалась.

* * *

— Действовать по плану три-восемь-два, — приказал Стайен. Они предполагали, куда направится Незнакомка, и успели перегруппировать силы. — Передайте приказ, огонь не открывать. Ей нужен повод. Повторяю, огонь не открывать.

* * *

— Ничего не хотите сказать? — поинтересовалась Незнакомка. — Я пришла вернуть долги, — она подняла руку, указала на Ареан, Вереан и Майеринн. — Ваш род прерывается. Ни у кого из вас не будет детей. Теперь мы в расчёте, — она улыбнулась. — Вашей стране потребуется новый талисман, — пояснила Незнакомка.

— Тебе здесь не место, — Майеринн сделала шаг вперёд. — Уходи и не возвращайся. Ты обещала уйти и не возвращаться, никогда не возвращаться.

Незнакомка расхохоталась, хлопнула в ладоши.

— Тогда почему я могу вот это? — она взмахнула руками, и порыв ветра чуть не опрокинул всех наземь — Вейс едва успела подхватить Майеринн, Ареан не удержалась, упала на колени, судорожно хватая ртом воздух. — И вот это? — она обвела рукой вокруг себя и роза, дикая роза принялась расти вокруг неё, за несколько секунд колючие кусты выросли вокруг и зацвели. — Скажи мне, умная девочка!

Она осеклась, посмотрела на крышу — туда, где у одного из охранников сдали нервы.

Хлопок. Пуля ударилась о голову Незнакомки, рассыпалась серебряной пылью. Незнакомка улыбнулась, и охранник, который открыл огонь, тоже осыпался пылью.

— Слушайте, — Незнакомка говорила вроде бы негромко, но её слышали не только в парке, но и во дворце, и за её пределами. — Я наведу здесь порядок и уйду, уйду в свой собственный мир. Кто хочет со мной, идите со мной. Вас, — она обвела рукой Светлую, её родственников, Вейс и её внуков, — это не касается. Вы остаётесь здесь. Навсегда.

Лёгкий топот. Незнакомка повернула голову, улыбнулась и хлопнула в ладоши.

— Лас, Мира, — она покачала головой. — Как мило. Но вы опоздали, я вернулась. Спасибо, Лас, что принесла картину. Ты сэкономила мне время. Я хочу…

Лас покачнулась, взялась ладонями за виски. Память вернулась к ней. Вернулась вся, всё то, что она скрыла от себя и от Незнакомки.

— Ты поклялась не возвращаться, — Лас смотрела с презрением. — Ты нарушила клятву. Я слышала, как ты клялась, Миан.

— Ты умерла, — Майеринн сделала ещё шаг вперёд. — Ты давно умерла, здесь тебе нет места. Солнце…

Незнакомка, оскалившись, махнула рукой и Светлая поперхнулась, закашлялась кровью, упала на колени. Тут же все, кто смотрел на Незнакомку сквозь прицел, открыли огонь. И исчезли, все до одного.

— Солнце сожжёт тебя, — Мира указала рукой на Незнакомку, продолжила формулу. — Луна ослепит тебя…

Незнакомка вновь махнула рукой. Мира схватилась за горло, упала на колени.

— Ничто живое, — она сплюнула кровью, — не будет тебе радо. — Упала лицом вниз.

— Ты потеряла силу, — Лас смотрела на Незнакомку, во взгляде её была усталость и сочувствие. — Тебе не следовало возвращаться, Миан.

— У меня есть имя! — крикнула Незнакомка. — Обращайся ко мне по имени!

— У тебя нет имени, — Лас отвернулась. — Тебя больше нет.

Незнакомка махнула рукой, но… ничего не случилось. Она отступила на шаг, укололась о кусты шиповника, вздрогнула.

Небо стремительно расчищалось. И стали видны зависшие вокруг замка боевые машины — все наготове, при полном вооружении. Незнакомка обвела небо руками… сейчас всё это взорвётся, испарится, обратится в пыль.

Ничего не случилось.

Облака исчезли и солнце осветило парк, его лучи упали на Незнакомку. И та вспыхнула, вся, целиком. Мира с трудом приподнялась на локтях, подняла голову.

— Нет! — крикнула Незнакомка. — Ты обманула меня! — она упала на колени, закричала, пытаясь стряхнуть, сбить огонь. Но он лишь разгорался, разгорался сильнее. Тесан подхватила потерявшую сознание Майеринн, побежала с ней внутрь дома. Ареан и Вереан последовали за ней. И только Вейс осталась, не в силах отвести взгляда от того, что происходило. Лас обернулась, в её взгляде было отвращение и… жалость.

— Сейчас, — Мира сумела сесть прямо, в руке её появился пистолет. — Сейчас станет легче, подруга.

— Нет! — Лас бросилась к ней. — Мира, нет!

Два выстрела. Незнакомка рухнула на спину, огонь, пожиравший её, превратился в сплошное белое полотно, шиповник осыпался пеплом, и увяли, пожухли побеги винограда.

— Всё, — Мира вновь сплюнула кровью. — Туда тебе и дорога. Лас, в чём дело? Что с вами?

Лас стояла, прижимая ладони к вискам, вид было такой, словно у неё нестерпимо болела голова.

— Прочь, — прохрипела Лас. — Убирайся! Убирайся вон! Убирайся из моей головы!

— Лас, — Мира с трудом поднялась. — Лас! Врача! — крикнула она. — Позовите врача!

Лас развернулась и бросилась бежать.

— Нет! — ноги не слушались Миру. — Лас, подождите! Не надо!

Она не успела. Лас добежала до фонтана и нырнула, вода вспыхнула нестерпимым синим сиянием.

Мира оглянулась. Уже опускались на землю машины, уже выбегали оттуда люди. Поздно, подумала она. Всегда и везде опаздываете.

Сияние воды начало угасать.

— Мира! — Стайен-младший выпрыгнул из машины шагах в двадцати от неё. — Постой! Погоди!

— Нет, — Мира оглянулась. Нет времени. И она нырнула, ощущая, как её подхватывает и несёт, несёт угасающий синий водоворот. Вот на этот раз я точно влипла, успела подумать она.

Вейс

Её начало трясти, голова закружилась. Вокруг уже суетились люди. Кто-то тронул её за плечо.

— С вами всё хорошо, тахе-тари? Врача! Врача сюда!

— Нет, — огрызнулась Вейс. — Нет! Не трогайте меня!

Она с трудом поднялась, хотела подойти к тому, что осталось от Незнакомки, но её не подпустили. Вежливо, но твёрдо. Она повернулась и побрела в сторону, в лабиринт, сама не зная, куда и зачем идёт. Лас снова ушла. Теперь я её уже не увижу, подумала Вейс. Всё кончено. Ни Незнакомки, ни Лас. Проклятие снова исполняется.

— Бабушка! — Тесан догнала её. Видно было, что она едва сдерживает слёзы. И обхватила бабушку, разрыдалась. — Бабушка, она умирает! Врач говорит, ей осталось несколько часов!

— Кто? — безразличие накатывало на Вейс. — Кто умирает?

— Май! Светлая! Говорят, у неё внутренние кровотечения, везде, не могут ничего сделать!

И Вейс пришла в себя.

— Идём, — она схватила внучку за руку, но та не шевелилась, ничего не видела, не слышала. — За мной! Тесс! — она дала внучке звонкую пощёчину. — За мной, быстро! Молчи!

Прогнав взглядом охранника, она отвела внучку в один из тупиков лабиринта. Вынула из волос заколку. Только бы получилось.

— Сядь спиной к спине, — приказала она. — Сядь и представь! Представь любую ягоду! Представь, что она может вылечить любое кровотечение! Сможешь?

— Да, — Тесан ответила не сразу. — Да, бабушка, смогу. Я готова.

На этот раз выросла небольшая вишня, и уже через три минуты ветви её ломились от крупных ягод, а запах! Безумно приятный, вкусный запах!

Энергия переполняла Вейс, и то, чему она только что была свидетельницей, начало казаться всего лишь сном, страшным сном.

— Тесс, — она с трудом поднялась. Внучка смотрела на выросшее деревце широко раскрытыми глазами. — Ты меня слышишь? Возьми, — она сорвала горсть ягод. — Беги к ней! Делай что хочешь, но она должна это съесть! Или хотя бы выпить сок! Быстро! — Вейс покачнулась, эйфория и ощущение силы проходили, накатывала усталость и чёрная, ужасная тоска. — Я справлюсь! Иди! Иди же! — крикнула она так, что к ним побежали охранники. — Не теряй времени!

Тесан убежала. Вейс сумела отойти на несколько шагов от деревца и уселась, прямо на землю. Ей становилось всё равно. Умрёт ли кто-то, выживет ли… всё, всё исполнялось, как было сказано когда-то, исполнялось в который раз. Вот она снова мертва, и снова её проклятие исполнилось. Её подняли под руки, пытались получить ответы на вопросы. Вейс ощутила, что ей сделали укол — но и это не вывело её из полнейшего, абсолютного безразличия.

— Вейс, — Стайен-младший склонился над ней. — Всё в порядке. Всё будет в порядке, поверьте. Мира отправилась за Лас, а она никогда не отступится.

Вейс улыбнулась, но уже не смогла ничего сказать. Тишина упала, мягкая и тёплая, и погребла под собой весь окружающий мир.

Тесан

Её задержали на входе в покои Светлой. Там было полно врачей, и вид у всех был мрачный. Её и близко не желали подпускать. Тесан понимала, скажи она про ягоды — её в лучшем случае засмеют и выставят вон.

Но на её счастье, в комнате была Ареан.

— Ареан! — крикнула Тесан, оберегая драгоценные ягоды, прикрывая ладонью ладонь. Ареан подняла голову, встретилась с ней взглядом. — Ареан! У меня ягоды! Вспомните мандарины!

Тесан взяли под локти и вывели из комнаты, закрыли дверь. Всё, подумала она, всё пропало. Но Ареан вышла следом.

— Ареан! — Тесан раскрыла ладони. — Это бабушка сделала! Она должна съесть их! Или хотя бы выпить сок! Я умоляю!

И Тесан заметила лучик надежды, появившийся во взгляде Ареан.

— Со мной, — велела та, взяв Тесан под локоть. — Она со мной! Пропустить!

— Дайте ей этот сок, — распорядилась бабушка Светлой, подойдя к постели своей внучки. — Ничего не желаю слышать! Я, я за всё отвечаю, понятно? Делайте как говорю!

Тесан высыпала ягоды в её ладони и почувствовала, что ноги её более не держат. Что было дальше, она помнила смутно. Силуэты перед глазами, обрывки разговоров, запах лекарств и крови… Кровь перебивала всё. А потом пришло беспамятство.

Вессен

— Наши потери? — поинтересовалась она.

— Пятьдесят семь человек погибло или пропало без вести, — доложил оператор. — Два самолёта, просто исчезли, они пытались перехватить её в полёте. В Тегароне, я имею в виду столицу, семьдесят смертей, случившихся в течение одной-двух минут послегибели Незнакомки. Собираем данные по другим городам. Взгляните, Госпожа Теней, думаю, эти кадры вас заинтересуют.

— Это руины Тессегер-Лан? — удивилась Вессен. Узнать удалось только по возвышающемуся вулкану. — Руины Старого Города?

— Точно так. Теперь это сад, если угодно, цветник. Мы заметили пять таких областей, одна из них — там, где находился Аратрин-Лан-Таэр.

— Ничего не понимаю, — призналась Вессен. — Что это? Зачем ей?

— Мы изучаем, — оператор ответил не сразу. — Первичные исследования не показали никаких вредных составляющих. Потребуется время.

— Сжечь, — решила Вессен. — Сжечь всё дотла!

— Весс, погоди, — Стайен-старший взял её за руку. — Почему ты решила, что это западня?

— Потому что это Незнакомка! Ты готов рискнуть жизнью пятидесяти миллионов людей? — Вессен вызвала карту. — Там пока штиль, а когда подует ветер? Что станет со страной, ты знаешь? И я не знаю. И времени нет выяснять!

— Возьми хотя бы несколько экземпляров, посадим их в теплицах! Изучим! Не торопись всё уничтожать!

— Хорошо, — Вессен прикрыла лицо ладонями. — Забирайте образцы, даю на это час времени, пока сохраняется штиль. Через час, или если подует ветер — уничтожаем всё.

Она сняла гарнитуру, бросила на стол и вышла из штабной палатки. Больше всего ей сейчас хотелось напиться. Но Тени, увы, не пьянеют.

20. Владычица Морей

Лас, Долина роз

Вот и всё, подумала Лас. Мира… что же ты натворила! Зачем выстрелила? Если бы незнакомка умерла от огня, её бы уже не было. И мне было бы легче думать, как теперь поступить с картиной. А теперь у меня тридцать четыре минуты, и Незнакомка где-то на страницах, и поди доберись до неё! Она теперь может отсиживаться у себя, никого не пускать. И что теперь? Что теперь делать?

Лас сумела перебороть отчаяние. Прощайте, подумала она. Я одно знаю, дорогу отсюда назад я закрою в первую очередь. Вот так — Лас схватила страницу с надписью «Страна Цветов» и вырвала её. Никогда ещё не вырывала страниц из Книги, и ничего особенного не случилось — страница пожухла, словно осенний лист, потемнела и осыпалась пылью. Вот и нет больше входа в Страну Цветов. Или…

Лас похолодела, только сейчас до неё дошло, что она могла стереть насовсем не выход в Страну Цветов, а саму Страну Цветов.

— Страна Цветов не исчезла? — поинтересовалась Лас у картины. Нет ответа. Неверно задан вопрос, Лас сама потребовала, чтобы картина в таких случаях молчала, а не выдавала надоевшие механические комментарии вида «вопрос сформулирован некорректно, переформулируйте».

На пятый раз удалось получить ответ. Нет, Страна Цветов не пострадала, но выхода туда больше нет. Вот и отлично, подумала Лас. Вот и отлично.

— Где она? Где Незнакомка?

— В Театре, — последовал ответ. — Лас, осталось тридцать минут.

— Успею, — отмахнулась Лас. — В путь!

Она ожидала, что её не пустят. Но пустили. Лас растерялась, и не сразу поняла, что в городе, бесконечном, бескрайнем городе вокруг Театра, идёт карнавал. У них праздник, подумала Лас, интересно, по какому поводу? И где она? Прячется в городе, в Театре? Я ведь смогу найти её. Или захочет уговорить, разжалобить, попросить прощения? Давай, Миан. Попробуй. Посмотрим, сумеешь ли вымолить прощение.

До Театра минут пять ходу. Лас побежала — не будем терять времени.

Мира, Долина роз

— Вот зараза! — Мира выскочила из домика, в котором, несомненно, жила Незнакомка. Её трудно было не почуять. И платья — всё те же белые платья, ими были забиты все шкафы, они валялись на всех стульях, кроватях, диванах. Она чокнутая, подумала Мира. И она где-то здесь, нутром чую. Ничего, подруга, я пристрелила тебя раз, сумею и второй. Знаешь, мне понравилось!

Она выбежала на улицу — в этой деревушке начинался карнавал, уж не понять, по какому поводу, но Мире всё это было неинтересно. Лас! Где Лас? Она где-то тут. Как там звучала фраза, перемещающая к Книге Снов?

Мира обнаружила, что не помнит. Перебрала десятки фраз, пока случайно не вспомнила — «начало пути».

Пространство вокруг расплылось и вновь стало чётким. И вот она, Книга Снов. И Лас только что была здесь — обоняние Тени острее обоняния обычного человека. Лас была здесь, и настроение у неё было совсем никакое. Куда же ты делась, Лас?

Свет померк. Только что было солнце, пусть и клонящееся к закату, и его не стало. На небе не было звёзд — чернота, мрак, пустота вокруг. И воздух стал затхлым, как тогда, в Библиотеке. Она ушла, подумала Мира. Хозяйка ушла, и жизнь замерла. Она знает, что без неё здесь нет жизни?

Книга Снов осталась единственным источником света. И тепла — вокруг ощутимо похолодало. Лас, куда ты могла уйти?

Ладно. Начнём листать всё подряд, всё равно нет особого выбора.

Лас

Она нашла её там, где вовсе не собиралась найти — в её, Незнакомки, гримёрной. Она сидела, всё в том же белом платье, смотрела на себя в зеркало.

— Ты пришла, — Незнакомка посмотрела в глаза отражению Лас. — Я думала, ты просто бросишь меня.

— Брошу, — пообещала Лас. — Очень скоро брошу. Ты ничего не хочешь сказать?

— Это было глупо, Лас. Да, ты меня перехитрила. Признаю. Но… даже если ты вернёшься, что там тебя ждёт? Мир без чудес? Мир без загадок? Старость и смерть, без детей, без семьи? Я могла сделать ваш мир настоящей Страной Цветов. Ты помешала мне. Обещаю, ты никогда не перестанешь жалеть об этом.

— Всё, прекрати, — Лас присела на соседний стул. — Я думала, ты захочешь попросить о чём-нибудь. Раз нет, то всё, на этом твоя история закончена.

— Просить? — Незнакомка повернула голову и на её лице Лас прочитала презрение. — У тебя? Вот ещё. Если сможешь вернуться, Лас, то помни: я могла покончить со всем. С болезнями, с преступностью, со всей этой гадостью. Я пришла, чтобы лечить ваш мир. Подумай об этом, когда будет время.

— Всё, — Лас поднялась. — Я думала, ты будешь умнее. Прощай.

— Что ты сделаешь? — поинтересовалась Незнакомка.

— Вернусь к Книге Снов, — Лас задержалась в дверях. — Вырву страницу с Театром, вместе с тобой. Вырву все остальные твои страницы. А дальше уже неважно, тебе уже будет всё равно.

Незнакомка захихикала, затем рассмеялась.

— Браво! Браво, Лас! Подумать только, ты так легко попалась!

— Во что это я попалась?

— Разве ты не говорила с картиной? Не расспрашивала её, что можно, а что нельзя?

Браслет на руке Лас — картина — из тёплого стал холодным и тяжёлым. Начал оттягивать руку.

— Создавать, Лас! Я пришла создавать! А ты мечтала только об одном — уничтожить меня. Теперь меня она слушается, меня, а не тебя. Я хочу… — Незнакомка указала на Лас, — чтобы ты, Лас-Таэнин эр Тегарон, молчала до тех пор, пока я не разрешу.

Лас попыталась вымолвить хоть слово — тщетно. Губы не открывались. Она бросилась бежать, прочь, прочь из Театра, но никто не преследовал её. Только смех Незнакомки звучал в ушах, звучал, и от него было не избавиться!

Я хочу снова уметь говорить, потребовала Лас мысленно.

«Недостаточно полномочий».

«Я хочу заблокировать доступ для Незнакомки на страницу Библиотеки!»

«Недостаточно полномочий».

И это был единственный ответ, который получила Лас. Когда она добежала до Книги Снов, Незнакомка уже стояла там.

— Ты запыхалась Лас, — покачала она головой. — Ты не в форме. Знаешь, что? Назови моё имя. Я позволю тебе говорить, если ты его назовёшь правильно. Назовёшь имя, которого я достойна. И тогда я сделаю то, на что ты не способна. Я создам мир для нас с тобой — мир, где будем только мы с тобой. Я не брошу тебя, и не причиню зла. Ты будешь самым приятным моим сном! — Незнакомка рассмеялась. — Кивни, если согласна.

Лас помотала головой.

— Ты упрямая, — Незнакомка одобрительно кивнула. — Знаешь, ты мне всё больше нравишься! Я думаю, мы станем подругами. Настоящими. У тебя нет выбора, Лас — я не дам тебе умереть или сойти с ума. У меня вечность впереди, и у тебя тоже. Я сумею уговорить тебя. Беги! — Незнакомка отошла в сторону. — Сколько тебе осталось времени? Минут десять? Пять? Ты должна отдать мне картину добровольно. И ты отдашь.

Лас бросилась к Книге Снов, положила ладонь на страницу.

— Беги, — Незнакомка отвернулась. — Книга не такая большая, чтобы ты сумела скрыться.

Мира

Нигде не было жизни. Куда бы Мира ни перемещалась, всюду было одно и то же — чернота, пустота, затхлость и запустение. И только на странице, где жила бабушка Ронни, было как прежде — ярко, светло и приятно. Мира долго дышала, приходила в себя. Как здесь всё по-другому! Ощущение реальности, а не сна. Может, поэтому другие страницы кажутся чем-то ненастоящим? Поэтому там притуплены ощущения, а по возвращении оттуда хочется дышать настоящим воздухом и смотреть на настоящий мир?

Она сбежала вниз. Бабушка Ронни что-то готовила, напевая себе под нос.

— Бабушка! — Мира бросилась к ней. — Я хотела спросить у тебя кое-что.

— Мира! — бабушка улыбнулась, присела на табурет, жестом указала — садись рядом. У неё хорошее настроение, удивилась Мира. Хорошее не потому, что я пришла, оно уже было хорошим. — Садись, милая, садись. Спрашивай, конечно спрашивай. Кстати, я познакомилась с твоей новой подругой. Такая невысокая, очень приятная девушка, такая учтивая.

— Этой девушке сто лет, бабушка, — сообщила Мира. — Ты ведь про Лас говоришь?

— Сто?! — поразилась бабушка Ронни. — Мира, ты шутишь!

— Если бы. У неё неприятности, бабушка, я ищу её. Что она тебе сказала?

— Толком ничего, — припомнила бабушка. — О всяких мелочах, о тебе немного. Ну не сердись! Я же никогда не сплетничаю.

— Бабушка, — Мира встала. — У меня важный вопрос. Пока меня нет здесь, как здесь всё выглядит?

— Ты о чём, дорогая?

— Солнце светит? Дует ветер? Здесь всё такое же прекрасное, как сейчас?

— Конечно, — улыбнулась бабушка, пригладила волосы. — Что за странные вопросы, Мира!

— Всё, спасибо! — Мира обняла её. — Мне пора. Лас в беде, бабушка!

— Вот, возьми, — бабушка протянула ей полотняный мешочек. — Только что испекла. Ты же у нас сладкоежка, милая, я помню. Возьми! Возьми с собой, будет веселее!

— Спасибо! — Мира схватила мешочек. — Я вернусь! Если повезёт, мы с ней обе приедем вместе!

* * *

Она долго думала, стоя в опустевшем и безжизненном Хрустальном Дворце. Выходить наружу не хотелось. Пол издавал глухой и не очень приятный звук, а о том, что теперь таилось в глубинах дворца, в его мрачных комнатах, и вовсе думать не хотелось.

Лас, почему у тебя так всё получилось? Почему моя страница всегда живая, а твои замирают, пока тебя нет? Почему? Мне кажется, это важно, подумала Мира, но я не могу понять, не успеваю.

Она долго думала, что выбрать и, неожиданно для самой себя, выбрала Театр. Страница Незнакомки. Пора и о ней вызнать побольше.

* * *

— А я думала, когда же ты придёшь, — Незнакомка стояла шагах в трёх от Книги Снов. Вид у неё был задумчивым. — Спасибо, Мира, — она хихикнула. — Ты спасла мне жизнь. Теперь я сама ощутила, каково это — умирать.

— Понравилось? — Мира достала пистолет. — Хочешь, повторим?

— Мира, Мира, Мира… — незнакомка вздохнула. — Ну когда же ты повзрослеешь! Здесь я — это всё. Я — это страница, где ты находишься. Я — это небо, земля, воздух… Оставайся здесь, поживи, и ты тоже станешь частью Меня, — она выделила слово и вновь рассмеялась.

Мира ощутила, что ей непереносимо хочется стрелять. Опустошить в Незнакомку всё, что найдётся в обоймах. А если не поможет, разорвать ту на части ножом, да хоть зубами и ногтями!

— Ты злишься, — Незнакомка сделала шаг к ней. — Я умею награждать, Мира. Тебе нужно было просто подождать, пока я сгорю, и ты оставила бы Лас на произвол судьбы, — она снова хихикнула. — Она не справилась бы с картиной. Но теперь у неё снова есть я. Что ты хочешь, Мира?

— Ч-ч-ч-его? — Мира оторопела.

— Убери оружие. Ну же! — незнакомка щёлкнула пальцами и пистолет в руке Миры превратился в букет роз. Мира бросила букет в сторону, отряхнула руки в отвращении. — Ах, как некрасиво! Я в долгу, Мира, и я могу сделать тебе большой подарок. Я помогу тебе исполнить пять твоих желаний. Хотя нет, у тебя такое поведение… ну ладно, два желания — в самый раз.

— Сдохни, — не выдержала Мира. — Сдохни насовсем, вот первое желание.

— Мира, — Незнакомка взяла её за руку. Мира не сумела ни отпрыгнуть, ни уклониться, ничего — тело отказалось повиноваться. — Зачем ты меня злишь? Я в самом деле хочу сделать тебе подарок. Если бы я выполнила твоё желание, ты исчезла бы вместе со мной. Ты на моей странице. У тебя два желания, Мира, — Незнакомка подняла руки, хлопнула в ладоши. — Любые, какие вообще могут исполниться. Скажи: «Я хочу», представь меня такой, какой сейчас видишь, и загадывай. Просто, верно? — Незнакомка отпустила её, отошла к Книге. — Мне пора. Лас ждёт меня. Она ещё не знает, но она ждёт именно меня.

— Что ты с ней сделаешь?

— Ничего плохого. Мы с ней — одно и то же, просто она об этом забыла. Разве я могу убить или мучить саму себя?

— Можешь, — ответила Мира. — Ты этим и занималась когда-то.

— Это в прошлом. Вот, — Незнакомка положила ладонь на Книгу, та засветилась ярче. — Найдёшь в самом конце страницу. Так ты сможешь вернуться, когда захочешь. Оставайся здесь, если хочешь, но помни — Книга может закрыться в любой момент. Мне никто не нужен, только Лас. Понятно?

Букет роз превратился в пистолет.

— Так тебе привычнее, — Незнакомка улыбнулась. — Я задержу тебя здесь, Мира. Ненадолго задержу. Иначе ты бросишься за мной и попытаешь наделать много глупостей. Помни: в следующий раз, когда ты увидишь меня, ты умрёшь. Прощай.

Мира ощутила, что голова кружится, что хочется, непереносимо хочется спать.

— Я покажу тебе кино, — услышала она Незнакомку. — Тебе понравится. Приятных снов, Мира. Передавай привет своей бабушке.

Лас

Она создала страницу, условную, плохо продуманную, ей хотелось одного — уйти, убежать от Незнакомки.

И говорить теперь невозможно. И страница прекрасно видна в Книге, и Незнакомка будет здесь с минуты на минуту.

Лас представила себе комнату, напоминающую тот каменный мешок с зеркалами. Но не одну, а множество, пещеру, полную таких вот комнат и переходов. Лас подбежала к ближайшему зеркалу, сосредоточилась… чтобы сделать страницу, не нужна именно Книга. Прыгнула внутрь. И снова что-то похожее. Побежали? Нет, полетели! След можно найти обонянием, а если лететь…

Она неслась из зеркала в зеркало, попадала в новые варианты подобной пещеры, пока не услышала.

«Осталось пять минут».

Пять минут на то, чтобы построить новый мир. Лас попыталась расхохотаться, но это в лучшем случае сошло бы за карканье. Хорошо. Ладно. Выбора всё равно нет. Как это делать?

Я сейчас шагну сквозь зеркало, и там будет ничто. Любой настоящий мир делается из ничего, всё остальное — повторение чего-то другого. Там не будет ничего, и…

Она шагнула. Шагнула, представляя себе — представляя себе то, как создаётся, создаётся из ничего новый, совершенно новый мир, новая реальность. Пустота вскипела вокруг, она наполнилась невнятными образами, Лас ощутила и жар, и холод одновременно, и…

Ей показалось, что кончились силы. Она пыталась представить себе хоть что-нибудь. И не могла. Словно иссякло воображение.

«Две минуты, Лас».

Она вновь попробовала. И снов пришло ощущение уставшего воображения. Я не смогу, подумала Лас. Не смогу. Я и в самом деле устала. А убить себя она не позволит. Как было бы просто сейчас — перестать существовать. Здесь, нигде, бросить Незнакомку в Книге, бросить картину в пустоте.

— Да, это было бы слишком просто, — услышала Лас голос Незнакомки. — Лас, ты всерьёз думала, что сможешь что-то без меня?

Незнакомка

Ох уж эта Лас… Ну маленький ребёнок, честное слово! Человеку сто с хвостиком лет, а она так ничего и не поняла! Не поняла в самой себе!

Найти её — это просто. Картина зовёт. А её след, её голос отчётливо слышен и виден, и куда Лас собиралась бежать? В пустоту, в ничто? Я тоже когда-то пыталась, подумала Незнакомка. Там скучно, Лас. Там настолько скучно, что потом хочется существовать снова. И не только существовать, а что-то делать!

— Ты ничего не смогла? — задала Незнакомка ненужный вопрос. — Конечно, не смогла. Без меня у тебя получаются только сны. Нет тебя, и там ничего нет. А мой театр живёт без меня! Если бы меня не стало, он остался!

Она чувствовала, Лас рядом и слышит её.

— Здесь определённо чего-то не хватает, — заметила Незнакомка. — Смотри, Лас! Смотри, как это делается! Здесь не было земли… — и под ладонями и коленями Лас возникла опора. — Здесь не было воздуха! — и ветерок пригладил её волосы. — Здесь не было солнца, Лвс! — Незнакомка рассмеялась, подняла руки и взмыла в воздухе над вновь созданной землёй. — Я — солнце! Я — земля, воздух и вода этого мира, Лас! Назови моё имя, и это будем мы с тобой. Ты готова?

Она поднялась высоко-высоко, продолжая смеяться, и она стала солнцем — от неё исходил яркий, тёплый свет, что не мешало видеть Незнакомку. Каменистая, бесплодная земля под ногами. Лас с трудом встала на колени, подняла голову. Миг… и вот уже океан возникает там, где бесконечная плоскость камня понижалась и уходила вдаль. Ещё миг — и облака возникают в небесах, а небо исполняется синевы.

Назови имя, Лас, отдавалось в висках. Лас смотрела и забытые многими слова приходили на ум. Вознеслась из пустоты, и обратила пустоту в землю и воду, воздух и огонь, и разделила стихии…

Незнакомка-солнце висела высоко-высоко, но её смех был слышен, ощущалось её присутствие, и оно уже не казалось мерзким, тлетворным, отвратительным. Лас взялась ладонями за виски, в голове бушевал ураган, смешивая мысли, но они приходили вновь и вновь.

«И подняла острова из глубин, и так возникла земля, где жил человек…»

Острова проступали сквозь поверхность океана, и наряжались зеленью, и жизнь возникала на них так же, как она пришла когда-то в океан.

«И произнесла первое слово, и слово то стало временем, и положено было начало временам, и указан был конец им…»

— Ты готова, Лас? — голос звучал отовсюду.

«Да», — ответила Лас мысленно, ощущая, что голова вот-вот взорвётся. С трудом поднялась на ноги. — «Я готова».

— Говори! — послышалось сверху, и снизу, и отовсюду. — Говори же!

— Соари, — Лас протянула руку, посмотрела на нестерпимо сияющий сгусток света в вышине. — Великая Матерь, поднявшая землю из океана, создавшая море из пустоты, слово твоё стало временем. Великое Море, начало и конец всего живого, причина и смысл, день и ночь. — И упала на колени.

Пространство вокруг неё вскипело, закружилось огненным вихрем и взорвалось миллионами разноцветных огней.

Мира

Мира уселась. Сон… ничего себе кино! Она смутно помнила видения — остров, семья на прогулке. Одна из девочек смутно походила на Незнакомку. А потом — буря, корабли, стрельба. Отрывочные образы. Что она хотела этим сказать?

Солнце только что встало. Подул ветерок и остудил горячее лицо. Мира провела ладонями по траве, собирая росу, затем умылась ей. Великое Море, как приятно! И как прохладно. Хоть ты и зараза, каких мало, а у тебя на странице бывает хорошо.

Город, он повсюду, кроме этого холма, отдыхал. Карнавал кончился. Бродили отдельные прохожие — или перебрали, или недобрали — но уже тихо, нет криков, нет музыки и песен, ничего нет.

Время, подумала Мира. Заглянула в Книгу — та и на ощупь, и вообще та же самая. Лас, где ты? Ого, сколько страниц появилось! И все неподписанные! Неужели ты где-то там?

Я быстро, решила Мира. Лас говорила, её здешняя комната похожа на ту, в которой когда-то всё кончилось там, в реальности, снаружи. Я должна посмотреть. Я быстро! Туда и обратно!

Лас

Она очнулась — проснулась — неожиданно. Не было снов, ничего не было.

Лас поднялась — песок под ней, ленивый прибой неподалёку. А свежесть! А какой воздух!

— Где ты? — спросила Лас, ощущая в себе странные перемены. Не было тоски. Не было безразличия. И не было страха.

Браслет на её руке из сияющего, золотого, стал деревянным, ветхим. Прикосновение к нему было неприятным. Лас смахнула его с запястья, и браслет осыпался кучкой праха. Какая мерзость!

— Где она? — Лас обратилась к картине, мысленно представив её. Нет ответа. Нет отклика.

Она огляделась. Скала под ногами, медленно понижающаяся, уходящая под воду. Прямо перед ней, там, где солнце висит над самой водой — океан. Позади — всё та же скала. Воздух чистый и свежий, и ничего. Никаких признаков жизни. И никаких признаков Незнакомки.

Что дальше, Лас?

Это её мысль, или… или чья?

— И солнце поднялось, — голос не сразу стал повиноваться Лас, — и острова проступили из океана, и бились огонь и вода, ветер и камень, и мир возник из Великого Моря, мир, в котором должен жить человек.

И острова начали проступать из океана. И были бури, и вулканы, и смерчи, и волны — скала тряслась под ногами Лас, диковинные существа выпрыгивали из моря и вновь падали в воду, исчезали в пучине. И только одну её не трогали стихии, только её островок оставался в тишине и спокойствии, лишь покачивалась твердь под ногами, да ветер обдувал лицо, приносил прохладу и свежесть.

— И успокоилось всё, и Великая Матерь взмахнула рукой, и жизнь явилась на землю, как некогда явилась в море, — произнесла Лас, и жизнь явилась на землю, как некогда она явилась в море.

Лас рассмеялась. Ей было беспричинно хорошо и приятно, внутри неё самой что-то срасталось, сливалось воедино, исчезала пустота и безмолвие, которые она тщетно пыталась прикрыть страницами Книги.

Я всё могу, подумала Лас. Я скажу, пусть вырастет дерево — она указала на камень, и оно вырастет. И дерево выросло, и не потребовалось ничего говорить вслух. Я скажу — лечу! И поднимусь в воздух, и смогу увидеть всю эту новую землю!

И она взлетела. И увидела всю новую землю, и сердце её, тот островок, на котором она очнулась.

— Что дальше? — спросили у неё волны и ветер, камни и скалы, трава и деревья. — Что дальше, Лас?

Мира

Здесь не было особого порядка. Вещи лежали там и сям, но видно — у хозяйки их хороший вкус. И она умеет одеваться. А на самом крупном плакате, их на стенах было полно, была изображена Незнакомка в том самом белом платье. Наверное, самый важный для неё концерт, подумала Мира, раз она так полюбила этот наряд. Что с тобой могло случиться такого, что тобой начали пугать детей?

Картина, поняла она. С ней случилось то же, что и со всеми нами. Картина. Если бы я могла найти ту крысу, того студента-неудачника, который, по его словам, создал наш мир… И что бы я сделала? Оторвала бы ему голову? Очень хотелось когда-то. А теперь?

Теперь я, наверное, поблагодарила бы, подумала Мира. Платье лежало на диване — выглаженное, готовое. Надевай, если хочешь. И всё прочее, что приличной женщине положено надевать вместе с таким платьем. Мира склонилась, принюхалась. Чую, подруга. Ты не пользовалась парфюмерией, я знаю. Презирала её. И правильно, я вот тоже презираю, это — выпендрёж, не более. Я позаимствую у тебя это, если не возражаешь. Мира осторожно сложила платье. Какое тонкое! Удалось всё его сложить так, что помещается в кулаке!

А не опасно ли? Стоит ли приносить это туда, где она умерла, уже дважды?

Великое Море, Вессен, я заразилась твоей паранойей! Ты готова всё сломать, сжечь и замуровать, даже если это просто как-то напоминает о противнике! Возьму, решила Мира. Если что, сама сожгу. Если я правильно понимаю, к нам ей теперь нет возврата. А значит, это просто сувенир.

— Это на память, — объявила она. Не очень понимая, зачем это делает, положила на диван мешочек с бабушкиным печеньем. Взяла одно… м-м-м, какая прелесть. — Это от моей бабушки, — пояснила Мира, осознавая, что её здесь всё-таки что-то или кто-то слышит. — Она очень вкусно готовит!

Мира замерла. Всё вокруг спокойно. Слышны звуки, театр живёт своей жизнью, и уже кто-то готовится к выступлению, а кто-то просто делает уборку, или бродит по пустым залам — у театров своя, особая жизнь.

— Я ухожу, — сообщила Мира и поклонилась комнате, на пороге. — Я ухожу.

Лас

Она уснула. Уснула ненадолго, как ей показалось, но как понять, сколько прошло времени? Часы остались где-то в Книге, да и чем бы они помогли?

Лас неплохо потрудилась. Правда, она не могла бы сказать, одна ли создавала всё это, или был кто-то ещё. Мир вокруг приносил ощущение спокойствия и радости. Всё уже было, как положено — океаны и суша, растения и животные, по небу уже текли облака. Оставалось последнее. Люди.

— И создала она матерей, по подобию своему, — произнесла Лас, — и защитников их, воинов, слуг и почитателей их, и сказала — этот мир ваш, живите в нём и владейте им, и пока помните меня, не наступит конец времён!

Солнце на краткий миг засияло непереносимо, Лас зажмурилась. А когда открыла глаза, то на ближайших островах увидела хижины, и дымок, поднимающийся отних к небу. И… ощутила перемены в самой себе. Что-то ушло из неё, ушло, чтобы раствориться в окружающем мире.

— Спасибо, Лас, — донеслось отовсюду. — Это твой дом. Тебе здесь всегда будут рады.

Лас оглянулась и поняла, что её островок уже не островок, шагов десять в поперечнике, а остров. Услышала голоса, звуки шагов. Трое людей вышли из густых зарослей слева — мужчина, женщина и ребёнок, девочка лет пяти. Они увидели Лас и упали на колени. Мужчина был вооружён коротким копьём — похоже, металла они ещё не знают — у женщины в руке была корзина с фруктами.

Лас подошла к ним.

— Встаньте, — произнесла она и они послушно поднялись на ноги. Что теперь? Что она может сделать для них? Научить наукам, открыть секреты металла, рассказать о фантомных структурах и путешествиях в космос? Нет, подумала Лас, пусть сами. Да и много ли я им расскажу, я ведь не знаю всего! Соари оставила своих детей, когда поняла, что те справляются сами, и удалилась, и изредка только возвращалась — проверить, всё ли хорошо. И всегда оставалась довольна.

Но… хотелось что-нибудь оставить. Мне тоже пора уходить, подумала Лас. Так было в мифах, так должно быть и сейчас. Уйти и иногда возвращаться, пусть я и не Соари. Но я научу вас. Научу кое-чему. Немного магии, если она осталась со мной. Научу вас выращивать то, что вам нужно, и передавать это знание потомкам. Она поманила ребёнка — девочку — и та, улыбаясь, подбежала к ней.

— Я научу тебя, — Лас взяла её за руку. — Я научу тебя волшебству, а ты научишь других. Но никогда, никогда не применяй это во вред другим, иначе волшебство кончится.

Мира

Она поднялась на вершину холма, и позади неё заиграла музыка. Мира обернулась — в городе вновь начался карнавал. Тут вечный праздник, что ли? Весело живут.

Что теперь? Незнакомка сказала, что при следующей их встрече Мира умрёт. Вряд ли она стала бы шутить такими обещаниями. И эти её слова про два желания — это всерьёз, или очередная шутка, розыгрыш?

Поди пойми. Страница, которую Незнакомка оставила для возвращения — вон она, пустая, и тоже не понять, что с ней делать. Чтобы во всём этом разобраться, нужна Лас.

Мира никак не могла решиться. Но в конце концов решилась.

— Я хочу… — представить себе Незнакомку было самым простым, а сказать два слова — самым трудным, — чтобы здесь, передо мной, появился проход туда, где сейчас находится Лас, — и Мира постаралась как можно точнее представить Лас — от вида, до звука голоса и запаха.

Часть холма перед ней размылась, стала текучей, и в протаявшем овале появилась картина — Лас, стоящая у берега моря. Мира собиралась с духом, чтобы шагнуть сквозь проход, и тут Лас прыгнула — в воду, сильно оттолкнувшись от берега — и в полёте стала прозрачной, словно бы жидкой, слилась с морем и море в том месте засияло синим светом.

Более не раздумывая, Мира бросилась следом, оттолкнувшись как следует, чтобы попасть в точности то же самое место.

Лас

Она побывала везде. Везде, где жили люди. Все видели её, проносящуюся на крыльях ветра или приходящую из морской волны — и всюду она оставляла тех, кто знал удивительные, необычные вещи, обучала таинственному колдовству, умению вызывать к жизни любой кустарник, дерево и траву.

Знание приходило к ней — она теперь знала всю историю здешних людей, каждого человека во всём мире, всех его предков. Всё это удивительным образом держалось в голове, не мешая думать, не сводя с ума. И, как после долго и бурного праздника приходит усталость, так и к Лас, после эйфории и ощущения всемогущества, пришло понимание — пора.

Пора оставить их всех их судьбе. Лас долго думала, что взять с собой на память, затем подобрала несколько камушков, мокрых и шершавых. Да. Пора.

Она долго не могла решиться. Мне пора домой, подумала она. Пора туда, где меня ждут другие. Здесь я сделала всё, что могла.

— Прощай, — Лас присела, прикоснулась ладонью к воде. — Прощай, Владычица Морей.

— До свидания, Лас, — ответил ей весь мир. — Мы будем ждать тебя.

Лас выпрямилась и ощутила, остро и непереносимо — её ждут, пора, уже пора в путь. Не позволяя себе застрять в нерешительности, она оттолкнулась от берега и бросилась головой вперёд в море.

Туда, где меня ждут, подумала она. Я спешу туда, где меня ждут.

…Многие видели, как на исходе дня Великая Матерь, которая казалась невысокой и чёрной, как ночь, но приносила с собой свет и радость — видели, как она, выполнив всё, что хотела, ушла в стихию, из которой вызвала к жизни земную твердь, воздух и солнце — и долго потом приходили туда за помощью сочувствием и мудростью.

Говорили, что кто-то ещё прыгнул следом туда, где Великая Матерь слилась с Великим Морем, но в эти сказки верили немногие, очень немногие. Да и кто осмелился бы на подобное?

Лас и Мира

— Лас?! — Мира поднялась на ноги. Город. Это город, современный город, нет сомнений. И надписи на известном языке. И Лас — стоит, как и Мира, в недоумении, и, как и Мира, вся мокра насквозь.

Солнце клонится к закату. Они не в самом богатом квартале, и видно, и понятно по надписям и запахам. Что это и почему?

Лас словно очнулась от видений, посмотрела на Миру.

— Мира! — она бросилась к ней, обняла. — Великое Море, я уже и не надеялась! Ты здесь откуда?! — она отошла на шаг.

Мира поняла, о чём подумала Лас.

— Был полон мир… — Лас шагнула к ней, прикоснулась ладонью к её губам.

— Нет, не нужно, — она понизила голос. — Уже не нужно, Мира. Всё позади.

— Что… с ней?

— Ты не поверишь. Я сама ещё не вполне поверила. Я расскажу позже, ладно? Её нет. Её больше нет, и картины тоже.

Мира закрыла глаза, вздохнула. Хоть какие-то приятные новости.

— Она… умерла?

— Нет. Наоборот. Но её больше не будет. Мира, давай потом! Мне кажется, я знаю, где мы. Возьми меня за руку!

Мира послушно взяла Лас за руку и вместе с ней вошла в подъезд ближайшего дома, поднялась по загаженной, ветхой лестнице и остановилась перед дверью.

Оттуда явно слышался чей-то плач.

— Идём вместе, — решила Лас. — Не отставай!

Она толкнула дверь и они шагнули в прихожую — замусоренную, заваленную хламом — и далее, сделав ещё пару шагов — в гостиную. Убогая, обшарпанная обстановка и тяжёлый запах застарелой нищеты и отчаяния. На полу сидела женщина, очень похожая на Лас, и плакала, прижав ладони к лицу. А с потолка свисала верёвка с петлёй на конце. Вот так дела, подумала Мира, она, похоже, уже всё для себя решила!

— Ронни, — Мира вновь вздрогнула услышав это имя. — Ронни! — Лас бросилась к женщине, обняла ту за плечи. — Ронни, это я, Лас! Я приехала!

Та, которую назвали Ронни, отняла ладони от лица, посмотрела на Лас. Видно было — она не верит тому, что видит.

— Лас?! Ласточка, это ты?!

— Это я. Знакомься, это Мира, моя подруга. Вейрон, идём с нами. Мы не дадим тебя в обиду. Никому.

— Не дадим, — подтвердила Мира, и в руке её возник пистолет. — Идёмте отсюда, здесь мерзко.

Вейрон переводила взгляд то на Миру, сумрачную и решительную, то на сестру. Обняла её.

— Лас, ты вся мокрая! Что с тобой?!

— Попала под дождь. Неважно, Ронни, главное, что я успела! Идём же, забирай самое необходимое и идём! Уходим отсюда! Уедем ко мне, там тебя никто не тронет, обещаю!

— Ты у меня самое необходимое, — с трудом произнесла женщина, обняла Лас и вновь заплакала. Лас посмотрела на Миру, та бросилась прочь. Пробежалась по квартире — да, тут нечего забирать. Проще всё бросить и забыть. Мира вернулась в гостиную и сорвала верёвку. Отшвырнула её подальше.

— Уходим, — заторопилась Вейрон. — нужно торопиться, они должны уже скоро прийти за мной.

— Пусть попробуют, — Мира протянула руку, в другой так и сжимала пистолет. — Я посмотрю, как это у них получится.

Они торопливо спустились по лестнице, взялись все за руки и шагнули наружу.

Водоворот образов, ураган ощущений накрыл их. А когда всё схлынуло, Лас и Мира стояли в другом месте, в коридоре, и одежда успела высохнуть, и Вейрон куда-то делась.

* * *

— Ты помнишь? — спросила Лас шёпотом у Миры. — Как странно. Мы все вместе уехали, и была погоня, но ты отпугнула их, и потом мы жили в одном небольшом доме, в горах…

— Точно, — Мира потёрла лоб. — Как странно! Как будто вся жизнь успела пройти!

— Вся жизнь, — согласилась Лас. — Я узнала это место, Мира. То, где мы сейчас. Прости, я должна войти туда одна, ладно?

— Конечно, — согласилась Мира, спрятав пистолет. — Не бойся. Меня никто не заметит, я кое-что умею.

Лас обняла её… у Миры отчаянно заколотилось сердце… всякий раз, когда Лас это делала, накатывало странное, непередаваемое ощущение счастья и покоя.

— Я быстро, — шепнула Лас, бесшумно отворила дверь и закрыла её за собой. Изнутри успело донестись облако запахов — болезнь, страх и безнадёжность. Мира поёжилась. Голоса. Здесь часто ходят люди. Ну что же… костюм заряжен, можно уходить в дымку.

* * *

Она сидела за столом. Она всегда так сидела, когда её одолевали неприятные мысли, Лас помнила прекрасно такие моменты.

— Мама? — Лас шагнула к столу. Женщина вздрогнула, но не обернулась. — Мама! Это я, Таэнин! Ласточка!

Женщина обернулась. Она была уже очень стара, и только во взгляде ещё оставалась часть прежней силы и решительности. На шее её, на тонкой цепочке, висел медальон (Лас вздрогнула), она сжимала его пальцами.

— Лас? — голос не повиновался ей. — Великое Море, это ты? Ласточка, мне сказали, что тебя больше нет!

— Я здесь, — Лас подошла и встала на колени рядом с ней, положила голову на колени матери. — Я здесь, мама. Ты звала меня, и я пришла. — Её погладили по голове — вначале осторожно, словно не верили, что это она.

— Ты жива… — прошептала женщина. — И ты совсем не изменилась! Но ты ведь жива, Ласточка? Жива?

— Да, мама, — Лас подняла голову. — Я жива, и ты жива. Это всё настоящее, — она вынула один из камушков, которые взяла с собой на память, вложила в ладонь матери. — Помнишь, я любила их собирать?

— Помню, — улыбнулась женщина. — Прости меня, Лас! Прости меня за то, что я с тобой сделала!

— Я всё простила, мама, — Лас поднялась на ноги, прижала её голову к своей груди. — Я не думала о тебе плохо ни одной минуты.

Женщина закрыла глаза.

— Забери, — попросила она, непослушной рукой пытаясь снять с себя медальон. — Я теперь не боюсь. Уже не боюсь.

Лас помогла ей снять медальон, спрятала его подальше.

— Помоги, — женщина с трудом выпрямилась. — Дай мне бумагу и перо, Ласточка. Мне нужно оставить кое-что. Только не уходи!

— Не уйду, — пообещала Лас. Она пододвинула кресло матери ближе к столу, положила перед ней лист и вложила в её руку перо. Больше всего мама боялась умереть в постели, вспомнила она, в беспомощности, в расстроенном рассудке. Ничего больше не боялась, только этого. Наверное, потому стала носить медальон. Это для неё был бы не такой позор.

Лас уселась на пол рядом, взяла её за руку. Всё-таки мы увиделись, мама. Как хорошо, что увиделись. Уже неважно, что тогда случилось, ведь никого уже нет — ни тех, кто виноват, ни тех, из-за кого это случилось, или для кого… Всё уже зола, дымка, воспоминания.

Она ощутила. Сама не поняла, как, но ощутила. Приподнялась, заглянула в лицо матери — на нём была улыбка, казалось — она на минутку откинулась, сейчас отдохнёт и продолжит. Но Лас понимала, что уже не будет никакого продолжения.

Лас ощутила спокойствие и умиротворение. Я была с тобой, мама. Ты ждала меня в этот момент, и дождалась. Спи спокойно.

Она поднялась, отодвинула чернильницу, не стала смотреть, что там написано. Понимала, что пишут не ей. Последний раз обняла маму, осторожно провела ладонью, закрыла ей глаза.

— Спи спокойно, мама, — Лас поцеловала её в лоб. — Прощай.

Она так и сжимала камушек в руке. Не выронила. Пусть твои сны будут светлыми, мама, когда ты снова вернёшься. Сама не понимая, что делает, Лас подняла колокольчик и позвонила. И тут до неё дошло, что увидят и её!

Она подбежала к двери, приоткрыла.

— Мира!

Её взяли за руку. И тут же Мира проявилась, она стояла возле двери.

— Тс-с-с! — Мира прижала палец к губам. — Нас не увидят. Просто молчи и держи меня за руку.

Она прибежала первой, двое слуг бежали следом. Лас-Тесан, старшая дочь. Тоже уже немолодая, но — чувствовалось, что вся в мать — сильный, властный взгляд. Вбежала внутрь, вскоре выбежала наружу.

— Врача! — распорядилась она. — Объявите траур. Графиня-мать умерла. Умерла в здравом рассудке и твёрдой памяти.

Слуги убежали, а Тесан прикрыла дверь, прижалась лбом к ней, замерла. Слёзы стекали по её щекам.

— Ласточка? — позвала она, не двигаясь. — Я ведь не сошла с ума, да? Это ведь ты сидела с ней? Таэнин!

Мира смотрела в глаза Лас — что делать? Лас крепче сжала её ладонь.

— Я быстро, — шепнула она. — Она всё поймёт. Жди меня здесь.

— Тесан, — позвала она, отпустив руку Миры. — Я здесь, Тесан.

Та вздрогнула, выпрямилась. Изумление и недоверие на её лице. Она боязливо протянула руку, вздрогнула, прикоснувшись к ладони Лас.

— Ты жива?! Ласточка, Великое Море, ты жива?! А мне говорили…

— Я жива, — подтвердила Лас. — Я была нужна ей, Тесс, и я вернулась.

Понимание появилось в глазах Тесан. Пусть, подумала Лас. Пусть думает что хочет, это уже неважно.

— Мне пора, Тесс, — она обняла сестру. — Я жива, и я всё помню, и ни на кого не в обиде. Прости меня, если есть за что.

— Не за что, — услышала она шёпот. — Тэнни, ты можешь остаться? Можешь?

— Меня ждут, — услышала Лас свой голос. Да. Именно так, это правда. Всё было так давно… не нужно перекраивать историю. Главное, что они увиделись. — Главное, что мы увиделись. — Она отошла от сестры, продолжая держать ту за руку.

Голоса. Скоро здесь будет очень людно.

— Им лучше не видеть меня, — Лас протянула сестре камушек. — Возьми, Тесс. Чтобы ты не думала, что я тебе приснилась. Прощай, сестра, теперь всё будет хорошо! Не смотри, ладно? Не смотри, как я уйду.

Тесан кивнула, один последний раз прижала её к себе.

— До встречи, Ласточка, — шепнула она. — Спасибо, что была с ней.

Отвернулась и пошла по коридору, не оборачиваясь. Мира взяла Лас за руку.

— Что теперь? — шепнула она.

— Уходим, — Лас указала, куда. — Пора.

Она всё-таки обернулась. У самого конца коридора обернулась — коридор был пуст. Лас-Тесан открыла ладонь, долго глядела на камушек. Спрятала его в карман и ушла, и более уже не оборачивалась.

— Вон там, — указала Лас. — Там дверь, я покажу, где здесь выход.

И снова был ураган воспоминаний — воспоминаний о другой, не прожитой вовремя жизни.

* * *

— Я помню это место, — Мира оглянулась. — Это же кладбище! Мы в Тегароне, Лас!

— Знаю, — Лас повела её под руку. — Меня ждут здесь.

Мира схватила её за руку, повернула лицом к себе.

— Лас, не надо так шутить! Всё позади! Всё позади, да?

— Со мной хотят поговорить, — пояснила Лас. — Не бойся. Мира. Я уже не хочу умирать.

— Лас? — окликнул её знакомый голос и Лас невольно прижала ладонь к груди. Как давно она не слышала его голос…

Мира смотрела, как парень — явно родом с Фаэр — рослый, светловолосый, веснушчатый — с улыбкой приближается к ним.

— Здравствуй, Денни, — Лас подбежала к нему, он осторожно прижал её к груди, улыбаясь. — Это Мира, моя подруга.

— Здравствуйте, Мира! — Денни посмотрел ей в лицо и Мира поклонилась. — Так приятно снова увидеть живых людей.

— Тебя ждут? Тебя ждут, да? — Лас отступила на шаг. — Не говори, я и так понимаю.

— Меня ждут, — он отступил на шаг, погладил её по щеке. — Всё кончилось, Ласточка, ведь так? Иначе, — он огляделся, — меня бы здесь не было.

— Всё кончилось, — она опустила голову. — И я осталась одна. Я последняя.

— Лас, это неправда! Я же чувствую, что ты не одна! Мира, Вейс, её внуки… ты многим нужна.

— Мы увидимся? Скажи, мы ещё увидимся?

— Мы увидимся, — он оглянулся. — Лас, пообещай мне. Если ты можешь быть счастлива, не убегай от счастья. Что случилось, то случилось. Я помню о тебе, и все помнят. И не торопись к нам. Ты жива! Понимаешь?

— Теперь понимаю. Да, я обещаю! До свидания, Денни! — она сжала его ладонь. — Возьми! — протянула ему камушек. — Возьми на память!

— До свидания, Ласточка! — улыбнулся он. — Не смотри мне вслед. До свидания, Мира! Будьте и вы счастливы!

Мира поклонилась ещё раз, решительно взяла Лас за руку и повлекла за собой, вниз по склону. Позади послышался раскат грома… и всё. Лас обернулась — никого.

— Есть связь, — Мира достала мобильник. — Лас, мы дома! Это наш мир, мы дома! Посмотри на дату и время!

— Есть ещё Книга, — Лас посмотрела в глаза Миры. — Мои сны.

— Что ты хочешь с ними сделать?

— Отпустить. Там настоящие люди, я только сейчас поняла. Нельзя просто так стереть их.

— Так отпусти! Отпусти, пока не передумала!

— Мне нужно в Страну Цветов. Выход есть только оттуда.

— Минутку, — Мира отошла в сторонку. — Я хочу… чтобы здесь и сейчас появился проход в Книгу Снов, в Долину роз!

Она посмотрела на окаменевшее лицо Лас.

— Это был её подарок, — пояснила Мира. — Два желания. Это было второе. Идём?

— Идём, — Лас взяла её за руку. — Покончим со всем этим.

Книга Снов

Лас не вырывала ни одной страницы. Просто дописывала что-то, потом они перемещались на следующую страницу… и предыдущая исчезала.

Когда они дошли до Театра, Лас замерла.

— Здесь нечего отпускать, — удивилась она. — Этот мир и так уже свободен. Как странно! Смотри, я не могу ничего написать!

Они обе посмотрели туда, гдерасполагался театр — отсюда, с холма, он выглядел особенно величественно.

— Хочешь повидаться с ней? — поинтересовалась Мира.

— Нет. Пусть считает, что я ей приснилась. Идём!

— …Это твоя страница, — указала Лас. — Тебе и решать.

— Я буду приходить туда во сне, — решила Мира и записала это на странице. — А здесь… я очень надеюсь, что твои ягоды ей помогут. Не хочу жить во сне, пусть даже самом красивом. Я вернусь, бабушка, обязательно.

Последняя страница — без единой надписи.

— Это она, — пояснила Мира. — Сказала, что я могу вернуться, куда хочу. Возвращаемся?

— Возвращаемся, — Лас взяла её за руку. — Ты права, нельзя жить во сне. В путь!

Тегар-Тан, Вассео 7, 21:00

Они вошли через главные ворота. Их ждали — помимо охраны, за воротами внутреннего дворца собрались все остальные. Вейс, Тесан, Эверан, Светлая с матерью и бабушкой, оба Стайена, Вессен… почти сто человек молча смотрели, как Лас и Мира бредут — видно, что обе устали, но лица их говорили то, что ожидали услышать остальные.

Светлая и Вейс подбежали к ним. Девочка выглядела бледной, но, может, Лас это только показалось.

— Всё кончилось? — поинтересовалась Вейс, взяв Лас за руки. — Всё позади, Лас? Ты вернулась…

— Всё позади, — Лас почувствовала, что ноги почти уже не держат. — Теперь — только приятные сны, Вейс. Май, ты почему такая бледная?

— Уже неважно, — помотала та головой. — Мы ждали вас. Вы останетесь, бабушка Лас? Останетесь?

Лас посмотрела на улыбающуюся Миру.

— Останусь, — решила она. — Буду теперь спать сколько влезет. Устала, сил нет!

Часть 3. Врата покоя

21. После бури

Лас и Вейс, Тессерон, Вассео 11, 5:40

— Ты не спишь, — заметила Вейс. Сама она давно уже не спала — сидела, читала книгу за столом. — Новый день, Лас? Или ещё поваляешься?

— Новый день, — она уселась. Какая бодрость! Вот хотелось спать до обеда, до вечера, а прошло всего четыре дня, и привычный режим берёт своё. За одним только исключением: она уже не летает к «сонному кусту», не возвращается в Книгу Снов. Если та вообще хоть где-то существует.

В тот вечер, когда в Тегар-Тан одновременно царствовали скорбь и радость, они обе уснули как убитые. А со следующей ночи Вейс переселилась на соседнюю кровать. Прикосновение к Лас, когда та спала, вызывали необычный прилив сил, энергий переполняла всё существо, и потом уже было не заснуть. То же самое было и когда Лас бодрствовала, но не в такой степени. После второй бессонной ночи Вейс сдалась. Приходила по утрам, садилась на пол рядом, и смотрела — такого спокойного и счастливого лица у Лас давно уже не было.

— Тогда — в душ! Я жду, — Вейс сильно подозревала, что массаж уже не нужен Лас. Что со здоровьем у неё лучше, чем у самой Вейс, а Вейс давно уже ставили в пример всем её родственникам. Она ещё не попала во всемирную Книгу Рекордов, но лет через сорок вполне может туда попасть.

Лас выпрыгнула из-под одеяла, и на Вейс снова накатило ощущение заряженности, силы. Что же там такое случилось? Лас ничего не рассказывала. Наверное, так нужно. Наверное, ей самой нужно свыкнуться с тем, что случилось, а потом уже она сумеет рассказать. Она уже рассказала, вкратце, Вессен и прочим видным людям Ордена, но — Вейс на то собрание не пустили. Зато определённые последствия для Лас начались уже на следующий день.

Медосмотр — куда ни шло. Все его прошли. Ни официально известная на планете техника, ни аппараты Аспиранта, куда более мощные и чувствительные, ни «волшебная палочка» Стайена ничего не показали. Всё, что принадлежало самой Лас, осталось при ней — необычные, но вполне мирные умения. Незнакомки не было. Вообще не было ни одной посторонней личности, или, как говорил Стайен, субличности. Ни следа.

А ещё через день Лас попросили, в мягкой форме, вернуться в Страну Цветов и побыть там. Вессен нашла дипломатические выражения — дескать, после таких приключений нужно немного отдохнуть в привычной обстановке. И вот — они с Вейс, Крайена и Сэнье Вессен забрала с собой, и только Эверан привозит продукты. И то в сопровождении охранников из Ордена, и то ему явно указано не задерживаться в Стране Цветов слишком долго.

— …Слушай, мы тут как в тюрьме! — возмутилась Вейс чуть позже, когда с массажем было покончено и Лас, жмурясь и потягиваясь, лежала на животе и наслаждалась ощущениями. — Что она тебе такого сказала? Она же тебя боится! Я видела её лицо!

— Боится, — согласилась Лас. — Они не поверили моему рассказу.

* * *

— Вессен, я тебя не понимаю, — пожал плечами Стайен-старший. — Что случилось? Картины нет. Ты сама подтверждаешь, и все другие известные нам способы — тоже. Чудеса не кончились, наши способности всё ещё с нами. Незнакомки нет, ни в голове у Лас, нигде. Книга Снов закрыта. Почему ты заставила Лас вернуться в Страну Цветов?

— Стайен, ты хочешь, чтобы я поверила в этот её рассказ про Соари? Хорошо, я скажу тебе, что случилось, как я это вижу. Они с Незнакомкой заключили сделку. Та получила картину, использовала основную директиву и обособилась в собственной реальности. У нас нет доступа в Книгу Снов, Лас не может попасть туда во сне, и никто не может.

— Ну и? Замечательно, если так. Все живут сами по себе. Лас тут при чём?

— Датчики, Стайен. Ты брал её за руку, ты сам потом рассказывал. Это не самовнушение! А датчики молчат. Ничего не показывают! Это нормально? Проход на погребальном холме — это нормально?

— Он никуда не ведёт. Там только внешние признаки прохода. Кривизна фантомных вихрей там…

— Я читала отчёт. Но пока я не увижу хоть что-нибудь из её рассказа своими глазами, у меня нет ощущения, что всё окончилось. И Мира. Она изменилась после того, как вернулась с Лас. И я не скажу, что я рада таким изменениям.

— А цветы? — Стайен поднялся. — Ты уже знаешь, что они безвредны. Что наоборот, лечебные. Да, мы будем их исследовать ещё долго, но признайся: ты напрасно сожгла то, что выросло на руинах Старого Города. И на руинах Аратрин тоже.

— Да, может быть и напрасно, — Вессен выдержала его взгляд. — Мы не всё ещё изучили. Зато я очень хорошо помню Незнакомку — её первый вариант, если хочешь. По рассказам, по косвенным данным, но помню.

— Всё-всё, умолкаю, — Стайен поднял руки над головой. — Но дай мне хотя бы появляться у них. Просто, по-человечески, посидеть, приготовить жаркое, поговорить о жизни…

Вессен долго смотрела ему в лицо, сотни противоречивых чувств пробегали по её собственному.

— Ты всё равно поедешь, даже если я запрещу, — проговорила она. — Найдёшь повод и поедешь. Езжай, конечно. Но пообещай, что будешь присматривать за ними. Я беспокоюсь не за нас. Я беспокоюсь за всю планету, ты это понимаешь?

— Весс, — Стайен задержался у выхода, поправляя шляпу, — а ты не думала, что можно уже не беспокоиться? У нас множество «пси», очень чутких. Они не беспокоятся. Аспирант, он тоже любит перестраховываться, так он тоже не беспокоится. Никто, кроме тебя.

— Поговорим об этом позже, — Вессен придвинула к себе стойку-монитор. — Я люблю философские беседы, но только в свободное от работы время.

— Скажи мне хотя бы, сколько им там сидеть взаперти. Меня же спросят.

* * *

— Она не поверила, — поправила Вейс. — Все остальные верят. — Вейс сидела на краешке постели и любовалась — Лас уже не погружённая в себя, не мрачная, не язвительная… но всё равно во многом прежняя. Но во взгляде уже нет нестерпимой тоски.

— И ладно, — Лас уселась, Вейс, уже скорее по привычке, отвернулась. — Медвежонок, ты боишься теперь ко мне прикасаться? — Она взяла Вейс за руку. — И взгляд отводишь. Увидела что-то новое?

— Я уже говорила, — Вейс прикрыла глаза, пытаясь справиться с сердцебиением. — Если ночью, потом уснуть не могу. Если днём, потом так накатывает, хочется бегать, петь песни и всё крушить.

— Ну так бегай, пой песни и круши! Мы дома!

— Да ну тебя! — Вейс открыла глаза. Лас смотрела на неё совершенно серьёзным взглядом. Вейс не выдержала, расхохоталась. — Перестань! Ты меня в гроб вгонишь!

— За «гроб» ты у меня сейчас получишь, — пообещала Лас и схватила подушку. Вейс тут же подняла руки над головой, скрестила — сдаюсь. — Я тебе покажу, как сдаваться! Сдаваться она научилась! Кто тебя этому научил?!

Она уселась на колени Вейс, лицом к лицу.

— Лас, — Вейс прикрыла глаза. — Оденься!

— Потом, — Лас опустила ладонь на затылок Вейс. — Сделай то же самое. Не делай вид, что я склизкая и противная!

— Лас, — Вейс сглотнула. — Ты что, не понимаешь, как ты на меня действуешь?

— Понимаю. Делай, что говорю! Мне попросить? Ну пожалуйста!

Вейс долго не решалась. Всё плыло перед глазами, сердце билось, как ненормальное, и собственные руки казались чужими.

Прикоснулась и… всё успокоилось. Мир обрёл прочность и устойчивость, краски его стали ярче, запахи — богаче и приятнее, звуки — разнообразнее и интереснее. И тепло — оно втекало в ладонь, проходило волной по всему телу и терялось, рассеивалось в солнечном сплетении.

— Не так уж и страшно, верно? — прошептала Лас, когда Вейс осмелилась открыть глаза и отнять ладонь. Обе ладони Лас лежали на её коленях. — Прикоснись теперь. К чему хочешь.

Вейс осторожно прикоснулась к её щеке. Сердце снова забилось… но уже по другому, привычно и приятно. Всё остальное оставалось, как и раньше.

— Если ты сейчас скажешь, что это неприлично, я тебя никогда больше сюда не пущу, — пообещала Лас. — Всё, подъём! Ой! Вот медведица! — Вейс привлекла её к себе, прижалась щекой к плечу и замерла. — Отпусти! Кости мне переломаешь!

— Я поломаю, я и починю, — пообещала Вейс и они обе рассмеялись. — Мира там, поди, уже с голоду умирает, а мы тут…

— А мы тут? — Лас посмотрела в глаза её отражению. — Договаривай.

— А мы тут о ней забыли, — Вейс показала ей язык. — Слушай, может, устроим ей приятный отпуск? У нас с тобой он слишком активный получился. Давай, а? Заодно и сами отдохнём, по-настоящему. Внуки уже большие, нянчить пока некого, Вессен к нам никого не пустит…

— Давай, — согласилась Лас, причёсываясь у зеркала. — Сегодня и начнём. А по вечерам будем сидеть во дворе, жарить мясо и рассказывать о бурном прошлом. Ты мне о своём так и не рассказала толком! Я только и знаю, что у тебя не всё в порядке было с законом.

— Не всё, — Вейс подошла к ней. Взяла за плечи. — Лас, ты уверена? У меня столько всего было… странного в прошлом. Уверена, что хочешь узнать?

— Медвежонок, ты мне нравишься, какая ты есть! Что ты можешь вспомнить такого плохого?

— Хорошо, — Вейс привстала на цыпочки и прижалась щекой к её плечу. Лас, что ты со мной делаешь? — Но тогда и ты расскажешь. Расскажешь, как ты там жила, на Сердце Мира. И всё остальное, что захочешь.

— Договорились, — Лас повернулась к ней лицом. — Тогда помоги мне одеться!

* * *

Они обе направлялись на кухню, обсуждая, что сегодня готовить, как дверь на улицу отворилась и появилась Мира. Мокрая насквозь.

— Дождь, — пояснила она. — Клёв сегодня не очень. Замёрзла, ужас! Бабушки, растопите кто-нибудь камин, внучка сейчас простынет! — и поставила у порога ведро с добычей.

— Это называется нет клёва? — ахнула Вейс. — Какая прелесть! Будет тебе за это… в каком виде ты любишь рыбу?

— В любом! — Мира улыбнулась, показав все зубы.

— Тогда будет пирог! К обеду! А остальное сейчас поджарю. Лас?

Но Лас уже разжигала камин, ещё через минуту сбегала за пледом. Мира действительно промокла насквозь, вот и лишний повод затеять стирку, подумала Лас. И затеяла. Хорошо, когда всюду автоматика. И хорошо, когда можно заняться совершенно простыми домашними делами.

— Выпей, — она предложила Мире чашку с горячим мёдом. — Вейс изумительно его готовит. Немного вина, корица, гвоздика… никакая простуда не пристанет!

— Ой, спасибо, бабушка Лас!

Лас поставила стул рядом с креслом Миры, уселась. Хоть и утро, а всё равно приятно посидеть возле настоящего огня. Особенно — под перестук дождя.

— А просто по имени?

— Не могу, — призналась Мира. — Всё равно ощущаю себя внучкой!

Лас улыбнулась, погладила её по щеке. Хорошо бы, чтобы все эти передряги быстрее забылись. Хотя попробуй забудь такое. Лас несколько раз заглядывала в стеклянные зеркала, смотрела на поверхность воды… ничего. Никого. Ни в голове, ни снаружи. Незнакомка действительно ушла насовсем, как и обещала.

— Тебя что-то беспокоит, — отметила Лас.

— Бабушка, — неохотно призналась Мира. — Немного беспокоюсь за неё. Она, конечно, спуску им не даст, но беспокоюсь. Здорово мы их там, а? Правда?

— Правда, — согласилась Лас.

Лас и Мира, Альварет, поместье Тигген, Вассео 8, 13:25

Лас и Миру не хотели отпускать туда одних. Договорились, что на обеих будут мониторы, что рядом будет дежурить машина с группой поддержки. Что за бред, злилась Мира, мы будто заложников идём освобождать! Я к бабушке еду, между прочим.

Документы у Миры уже были. Комар носа не подточит. По словам Миры, практически настоящие, в том смысле, что во всём совпадают с правительственными архивами. А по всем архивам выходит, что Мира, как приёмная дочь, имеет не только право появляться в поместье когда захочет, но и обладает правом на немалую часть доходов. Особенно тех, повторяла Мира, которые я сама организовала!

Вначале их не хотели пускать. Бабушка Ронни давно уже ничем тут не управляла, сидела себе в комнатах, молча глядя то в окно, то в телевизор. Выходила гулять, ноги ещё держали её, но видно было — вскоре сляжет. А с головой у неё давно было неладно, что признали все вызванные врачи.

Правда, пока бабушка была ещё в ясном сознании и твёрдой памяти, она успела несколько раз подправить завещание, и эти правки не всем возможным наследникам пришлись по душе. Но при бабушке теперь была медсестра, она же сиделка; адвокат, принявший дела у прежнего личного адвоката бабушки, зорко следил за тем, чтобы бабушке было хорошо и уютно, и выбора у наследников не было — вести себя хорошо и довольствоваться тем, что им уже выделено. Ждать. А ждать, возможно, придётся долго.

И тут Мира. Как снег на голову. Тридцать три года спустя своего исчезновения. Уже и думать все забыли об этой вечной головной боли. Ведь понятно, что бабушка удочерила её в пику остальным, характер у бабушки тот ещё.

— У меня приказ вас не впускать, — повторял охранник. — Отойдите от забора, теаренти, иначе я буду вынужден применить силу.

— Примените, — согласилась Мира, начиная закипать. — Только вначале назначьте приём у дантиста, теариан. Пока у него нет очереди.

— Я вызываю полицию, — предупредил охранник. Хорошо их вышколили, не препирается, не повышает голоса в таких вот ситуациях.

— Вызывайте да побыстрее, — посоветовала Мира. — мы тут уже утомились стоять.

— Мира, — Лас шепнула ей на ухо. — Может, как-нибудь по-другому?

— Конечно, по-другому. Я этот муравейник сейчас весь разворошу! Сейчас, сейчас, адвокат и так ждёт моего звонка.

…Через два часа, после активного общения с представителями власти, адвокатами и множеством иного люда, Миру и Лас впустили в дом. Мира тут же потребовала свидания с бабушкой. Так, чтобы там были только бабушка Ронни, Лас и Мира. Видно было, что внуки бабушки Ронни отнюдь не горят желанием устраивать подобное свидание, но связываться с Мирой им больше не хотелось. Иначе она сдержала бы слово и поселилась бы здесь, в Тигген, на что имеет полное право.

Этого бы они не перенесли. И, что самое обидное, Мира совсем не изменилась за всё время своего отсутствия.

* * *

— Пожалуйста, подождите нас снаружи, — попросила Мира и медсестра, посмотрев ей в глаза, подчинилась. Бабушка как сидела, глядя в окно, так и осталась сидеть.

— Бабушка, — позвала Мира. — Мы пришли, как и обещали. Мы с Лас пришли к тебе.

Она не реагировала. Мира села рядом, взяла её за руку. Плохо выглядишь, бабушка Ронни, очень плохо. Взгляд остановившийся, вся в себе, глаза тусклые.

— Бабушка, — Мира легонько сжала её ладонь. — Ты не узнаёшь меня? Я Мира! Мы виделись с тобой, в твоём сне! Я приехала!

Бабушка Ронни посмотрела в глаза приёмной дочери.

— Мира? — голос тоже стал не её — сухим, ломким, почти неживым. — Миры давно нет, она пропала, и никто её не видел… Кто ты, девочка?

— Ронни, — Лас осторожно взяла её за руку. Бабушка вздрогнула, словно её ударило током. — Присмотритесь, разве вы её не узнаёте?

— Мира?! — бабушка Ронни выглядела так, словно только что проснулась. — Мира, это ты? Ох, а я замечталась! Сейчас, сейчас… — она попробовала встать, и ей это удалось не сразу. — Лас! И ты тоже здесь! Ох, как хорошо! Только вот ноги подводят, как странно, давно уже такого не было…

— Бабушка, — Мира закрыла жалюзи. — Вот, это тебе. Ягоды. Съешь, пожалуйста!

— Зачем?! — улыбнулась бабушка. — Я их никогда особенно не любила. Мира, скушай сама, ты же любишь вишню!

— Бабушка, — Мира понизила голос. — Я очень прошу. Не спорь. Просто съешь, а? Они сладкие!

— Хорошо, — согласилась бабушка Ронни. Лас отпустила её руку, но была готова вновь взять. Бабушка съела ягодку, покачала головой. — Вкусно! Ну надо же! Даже не думала, что мне понравится! А что это?

— Это лечебное, — пояснила Мира. — Лас нашла, специально для тебя. Ешь ещё! Это полезно!

…И она съела всё. А потом решительным, властным голосом потребовала адвоката — когда Мира пояснила, почему за окном стоят полицейские машины, а в её покоях многое заперто на ключ. А когда ей сообщили, что она признана невменяемой, потребовала провести экспертизу.

И они все поехали проводить экспертизу. А когда вернулись, настроение у предполагавшихся наследников было и вовсе никакое. Потому что бабушка первым делом прогнала их всех по домам — чтобы не мельтешили — и принялась разбираться, как обстоят дела с поместьем. В общем, сразу стало понятно, что хозяйка вернулась.

* * *

— Бабушка, нам нужно уехать, — пояснила Мира. — Ну не обижайся! Остались ещё дела, но мы обязательно приедем! А если что — звони, я сразу же прилечу!

— Ничего, — заверила её бабушка Ронни, которая теперь казалась старой только из-за седых волос. — Ничего, дорогая, я уже и сама справлюсь. Чудесные вишни! Привезите ещё, а то мало ли! Нет, ну надо же — стоило отойти от дел ненадолго, а тебя уже в сумасшедшие записали!

Лас, Тессерон, Вассео 11, 10:40

Мира заснула в кресле у камина. Лас некоторое время сидела рядом, затем поправила плед — может, и не дует, а только кажется — и вернулась на кухню.

— Помочь? — поинтересовалась она. Вейс смотрела в собственную книгу рецептов, едва заметно шевеля губами.

— Что? А, нет, спасибо, у меня уже всё готово. Соус подбирала. Как она, отогрелась?

— Спит, — Лас присела рядом. — Это смешно, но я впервые не знаю, чем заняться. Да ещё эти спутники теперь, за каждым шагом следят.

— Ничего, кончится же это когда-нибудь, — Вейс закрыла книгу. — Не знаешь, чем заняться? Займись мемуарами! Кто-то собирался, или мне показалось?

— Я уже многое написала, — призналась Лас, — но это всё было там, на одной из страниц.

Вейс посмотрела ей в глаза.

— И не думай даже! Сядь, и запиши всё заново, раз заняться нечем. Прогнала бы тебя в огород, но там такой дождь…

— Прогуляюсь к морю, — решила Лас. — И начну писать заново.

Вессен, база в Тегароне, Вассео 11, 12:20

— У меня плохая новость и хорошая новость, — сообщил Стайен, повесив шляпу на вешалку.

— Я думала, ты уже в Стране Цветов, — Вессен подняла взгляд. — И что за новости?

— Хорошая новость, что Инженер сумел восстановить параметры прохода на погребальном холме. Это же и плохая новость, потому что проход всё ещё активный, хотя и с высоким барьером перехода.

— То есть случайно туда не пройти, но кто знает, где именно проход…

— Именно так. Вариантов немного. Открываем для исследования, разрушаем структуру, замуровываем.

— Куда он ведёт?

— Инженер говорит, что с вероятностью девяносто три процента проход открывается в Долину роз. Если наши данные верны.

— Первая страница Книги Снов?

— Именно так.

Вессен встала из-за стола, отошла к окну.

— Наши «пчёлы» всё ещё там?

— Мы забрали рой только из Театра и Библиотеки. Судьба остальных неизвестна. Атмосфера и микрофлора практически везде идентична нашей.

— Это и так понятно, — Вессен не оборачивалась. Выбор нелёгкий. Незнакомки больше нет — ни один «пси» не отмечал свойственных ей проявлений. Что ещё интереснее, все её «слуги», в первую очередь — тот старик и его внучка — оставались в здравом уме и твёрдой памяти. В предыдущий раз все люди, подчинённые ей, один за другим сходили с ума — у всех происходили необратимые изменения головного мозга, распад личности. А теперь все её слуги таинственным образом излечились от многих мелких неприятностей, и на беседах с психологами и другими специалистами утверждали: Госпожа стала всемогущей, она теперь владеет миром, следит, чтобы в нём всё было хорошо и наградила их здоровьем и долголетием за службу. Тысяча тринадцать человек, и все говорили, разными словами, одно и то же.

И всех их теперь тянуло к морю. Сидели у воды и смотрели — просто смотрели. И никаких признаков пси-способностей, никаких наведённых воздействий. Даже аппаратура Стайена не находила никаких особых талантов. Просто люди, среднестатистические, друг с другом практически никогда не общавшиеся. И что теперь с ними делать? Взяли под наблюдение и отпустили. Некоторые выдали тайники и недвижимость, по их словам, принадлежащие Госпоже. Дескать, она сама сказала, что ей уже не нужно, и велела отдать своим недавним противникам. Иллюзионист и Стайен-младший до сих пор копаются в найденном, и их восторгу нет предела.

Сумела спрятать. Столько лет искали, такую аппаратуру разработали, а не нашли ни оставшихся «спящих» агентов, ни тайных баз Незнакомки. Она словно белка, высказался однажды Инженер. Сделала тайник, сложила туда что-то, и забыла про него. И так несколько сотен раз. Уму непостижимо, зачем ей это было нужно. Досье Незнакомки распухало с каждым днём, и, хотя в целом все факты говорили — всё, её историю можно считать законченной — Вессен всё ещё испытывала беспокойство.

— Замуровывайте, — распорядилась она наконец. Все проходы в той или иной мере опасны, в Страну Цветов ли, или же в Книгу Снов. Но разрушать навсегда — возможно, делать непростительную ошибку. Сейчас Инженер возведёт там склеп, а если туда прорвётся непосвящённый и попробует активировать проход известными Ордену средствами, тот будет разрушен так, чтобы его можно было восстановить, но только сложной и громоздкой аппаратурой — такая сейчас только у Инженера, и незаметно её не привезти. На том кладбище всегда людно, люди часто приходят поговорить с усопшими, оставить им знаки внимания — цветы — или просто подумать в тишине и спокойствии.

— Что-то ещё? — спросила Вессен. Стайен получил ответ и был доволен решением сестры, но у него есть ещё новости, вон как сияет.

— Ты сама, верно, читала газеты. Те три прохода, что мы открыли — мировая сенсация. Думаю, теперь на нас будут работать все крупные учёные мира.

А мои позиции в Ордене вновь незыблемы, подумала Вессен, улыбнувшись в ответ. Что ж, может, так и есть — мы исполнили свою основную задачу, и пора начать делиться знанием с остальным миром. Понемногу, чтобы не разрушить его передозировкой знаний.

— Езжай уже, — посоветовала она. — Там тебя ждут. Три самые большие твои поклонницы. Передай им — намекни — что это не более чем карантин, и что он скоро кончится.

— Может, сама намекнёшь?

— Как будет время приехать — да. А пока — дел невпроворот. Возвращайся поскорее, а то мне уже скучно без моего замка.

— Как насчёт того, чтобы построить его там, в Стране Цветов? Лас предлагала ведь.

— Я подумаю, — Вессен отвернулась. — Спасибо, Стайен, за всё.

Хорёк улыбнулся, потёр переносицу, поправил шляпу и отбыл. Его одолевала смутная тревога — слишком всё было гладко и хорошо последние дни после «пропажи» Незнакомки. Или это уже привычка везде ожидать подвох?

Лас, Тессерон, Вассео 11, 11:30

Она сидела на крупном камне, море хмурилось шагах в двадцати от неё. Ветер крепчал — дышать вскоре станет трудно. Но сидеть и смотреть на море было приятно — вне зависимости от погоды, это успокаивало.

Она вспоминала то, что случилось семьдесят с лишним лет назад. Год кошмарных снов, а потом — новые, странные для неё самой желания и увлечения, прогулки глубокой ночью по небезопасным местам, книги и фильмы — мистика и ужасы, и интерес ко всему сверхъестественному. Мало кто об этом знал, все отмечали перемены в ней, но не все понимали, почему они и отчего.

И вот всё это взяло и рассеялось. Я себя чувствую так, как чувствовала накануне поездки на юг, подумала Лас. Небольшая поездка, просто выяснить кое-что, и возвращаться домой, и работать в архивах, читать… Розы были уже потом, а вначале — книги. Вот я и вернулась в прошлое — накануне той поездки, которая всё изменила. Я так и не возвращалась с тех пор на Сердце Мира. Может, стоит вернуться?

А если списать лишний возраст? Кто мне даст сто один год? Я знаю, почему я сижу у моря. Я всё ещё хочу услышать её голос, я так к нему привыкла, ведь это она была всеми теми голосами. Но голосов нет. И никто не нашёптывает, чем бы заняться, куда пойти и зачем. С тобой было необычно, Вереан. Лас напряглась… но ничего не случилось, никто не позвал, ничего не шелохнулось в глубине сознания. Она ушла. Выполнила директиву номер один, рассталась со всем, чтобы получить всё. А я — сама по себе.

И если нечем заняться, можно для начала заняться тем, чем когда-то собиралась. Вернуться в архивы, войти в библиотеку, не в её имитацию в Книге Снов, а в настоящую. И понять, так ли мне это нужно семьдесят пять лет спустя.

Да, решила Лас. Именно так.

— Думаете, как жить дальше?

Она обернулась. Стайен стоял шагах в пяти, всё в том же костюме и шляпе. Хотя нет, фасон тот же, а костюм и шляпа другие.

Ему приходилось повышать голос — свист ветра всё сильнее, вскоре придётся уходить, до шторма уже недалеко.

— Думаю, — согласилась она.

— Все думают, — он подошёл ближе. — Вас не сдует?

— Я уже уходить собиралась, — пояснила она. — Вас подвезти?

— Подвезите, — согласился он.

Лас вновь посмотрела в сторону чернеющего горизонта. Ты слышишь меня? Где ты сейчас? Везде, вокруг?

Ветер притих. Сразу, как по команде. И облака протаяли там, куда она смотрела. В небесах возникла одна короткая надпись с детства привычными буквами:

«Да, Лас».

И вновь вернулся ветер; буквы на небе затянуло в течение пары секунд.

— Вы это видели? — Стайен взял её за плечо. — Видели надпись?

— Видела, — Лас посмотрела ему в лицо. — Я спросила, слышит ли она меня.

Он покачал головой и протянул ей руку. Ветер усиливался, и помощь оказалась кстати.

* * *

— Вы с ней разговариваете? — поинтересовался Стайен.

— Я привыкла к ней. Но она не отвечала — ни голосами, ни чем-нибудь ещё. Вот сегодня нарисовала буквы на небе. Как у вас дела, Стайен? Всё хорошо?

— Всё отлично, — он выглянул в окно. — Мне у вас очень нравится, так бы и остался здесь.

— Оставайтесь, — предложила Лас. — Оставайтесь вместе с Мирой. Ей тоже нравится.

— Как только выйду на пенсию, — пообещал Стайен и они оба рассмеялись. — Никаких голосов, никаких перепадов настроения, никаких странных снов, верно?

— Верно, — согласилась Лас, ловко, по крутой дуге приземляясь у самого гаража. — Как только меня отсюда выпустят, съезжу на Сердце Мира.

— А как же розы?

— Я их и не бросаю, — улыбнулась Лас. — Но хочу заняться чем-то ещё. Вы надолго? Мы уже соскучились…

— На два дня точно, — пообещал Стайен. — Карантин скоро окончится. И ещё: Инженер скоро будет здесь. Только я этого не говорил. Мне показалось, вы захотите повидаться с ним.

Лас замерла, глядя в глаза Хорька. Тот улыбался.

— Спасибо, Стайен, — она сжала его ладонь. — Да, очень хочу.

* * *

Стайена встретили с радостью — Вейс сидела за столом и, несомненно, не знала, куда себя девать — всё срочное по дому уже сделано, а что сама не сделала — сделали Лас и Мира.

— Я так и думала, что первым приедете вы! — Вейс повеселела — непогода всегда делала её неулыбчивой. — Ну хоть вы скажите, долго нам тут ещё сидеть?

— Точно не скажу, — развёл тот руками, — но недолго. Я привёз продукты — всё, как обычно: мука, масло, всё такое.

— Ой, как здорово! — Вейс поднялась. — Сейчас принесу.

— Я сама, бабушка Вейс, — Мира появилась на лестнице. — О, Стайен, ты уже здесь! Я так и знала! Бабушки, можно его украсть у вас на часик?

— Можно, — разрешили бабушки хором и Мира повлекла Стайена за собой, наверх.

— Небо расчищается, — Вейс подошла к окну. — Лас, я тебя тоже украду. На часик. Вот только продукты принесу.

— Идём, помогу, — Лас взяла её за руку. — Рассказывай давай. Ты все эти дни хочешь что-то сказать, и молчишь, не говоришь.

* * *

— Теперь ты можешь ко мне прикасаться, — Вейс приводила причёску Лас в порядок, ветер и дождь уничтожили её утреннюю работу. Стояла за спиной у Лас и восстанавливала разрушенное великолепие. — Почему ты стала меня избегать?

— Да ну тебя, — Вейс обиделась, — выдумала тоже!

— Я выдумала? Мне же вижу, ты стараешься не прикасаться ко мне, если можешь не прикасаться. С того момента, как мы с Мирой вернулись во дворец.

Вейс умолкла, положив ладони на плечи Лас

— Так ты не замечаешь? Правда не замечаешь? — она слегка сжала плечи Лас. Та подняла голову и посмотрела в глаза Вейс — в глаза отражению.

— Что я такого должна замечать? — холодно осведомилась Лас.

Вейс обошла кресло, чтобы смотреть в глаза Лас.

— Я хочу, прямо сейчас, сделать тебе что-нибудь очень приятное, — Вейс не отводила взгляда. — Скажи, что для тебя сейчас было бы самым приятным? Лас! — Вейс взяла её за руку. — Что с тобой?

Лас закрыла глаза.

— Я шепну тебе на ухо, — ответила она наконец. — Если ты уверена, что хочешь услышать.

* * *

Вейс не сразу пришла в себя. Перед глазами всё ещё светилось и переливалось огнями. Она не сразу осознала, что Лас сидит перед ней, на коленях, уткнувшись лицом в грудь Вейс. Правую ладонь, которую Вейс прижимала к её затылку, жгло словно углями. Вейс попробовала вспомнить, что было несколько минут назад и не могла. После того, что Лас прошептала ей на ухо, был провал — провал, заполненный сиянием, огнём и беспричинной, неодолимой, как лавина, волной счастья. Вейс с трудом отняла ладонь — не хотелось этого делать.

Лас медленно выпрямилась, посмотрела в глаза Вейс.

— Тихо, — Вейс прижала палец к её губам. — Ничего не говори.

Лас молча обняла её. Вейс прикрыла глаза, слушая её дыхание и стук сердца. Мало-помалу в голове всё прояснилось и встало на место.

— Полтора часа, — голос не сразу начал повиноваться Лас. — Великое Море, мы просидели тут полтора часа!

— Выгляни в окно, — Вейс погладила её по голове. — Встань и подойди к окну.

Лас медленно отпустила её, оглянулась. Спрыгнула, подбежала к окну, открыла его, не веря тому, что видит. Яркий, приветливый солнечный свет, радуга над умытой дождём землёй, птичьи песни, бодрое жужжание насекомых…

— Птицы, — ошеломлённо отметила Лас. — Кузнечики… Откуда здесь птицы?! — она оглянулась. Вейс смотрела на неё и улыбалась. — Откуда?!

— Не знаю, — Вейс встала. По жилам переливался жар, а в каком виде одежда… то немногое, что одето… ужас, немедленно одеться! Непослушными пальцами она привела себя в порядок, а Лас так и стояла у окошка.

— Они появились на следующий день, — прошептала Вейс, встав с ней рядом. — Взяли и появились, а ты не замечала. Ничего не замечала. Теперь ты понимаешь?

Лас посмотрела ей в глаза, отрицательно покачала головой.

— Ты сердишься, и всё вокруг сердится, — пояснила Вейс. — Я видела. Птицы умолкают, тучки наползают, ветер сразу дует, сырой такой, противный. Ты радуешься — и всё вокруг радуется. Вот как сейчас. Не замечала?

Она набросила халат на плечи Лас.

— Не замечала, — вздохнула Вейс. — Я теперь боюсь тебя, Ласточка. Боюсь, что будет, если ты вдруг рассердишься на кого-то. Вот и всё. — она отвернулась и пошла к двери. Лас догнала её, взяла за плечи.

— Я не буду сердиться, Медвежонок, — шепнула она. — Правда-правда!

Вейс повернула голову, встретилась с ней взглядом.

— Ты придёшь сюда? — спросила Лас. — Придёшь ко мне?

Вейс улыбнулась, закрыла глаза.

— Да, пока я нужна тебе, — Лас обняла её. — Всё, хватит! Хватит, я говорю! Там все сейчас с голоду умрут!

— Им не до нас, — возразила Лас. — Поверь, им не до нас. Медвежонок, я правда не замечала! Ну не сердись! И не бойся!

— Пусти, — проворчала Вейс. — Пусти, говорю! Одной бабушке очень нужно кое-куда! И без тебя!

Лас расхохоталась, отпустила её. В комнату ворвался вихрь свежего воздуха, взметнул шторы, подхватил с пола покрывала и одежду и разбросал по углам.

— Ух! — Вейс прижала ладони к груди. — Вот я о чём! Осторожнее, ладно?

Лас и Вейс, Тессерон, Вассео 11, 16:15

Вейс попросила Лас подумать о чём-то неприятном, если получится — рассердиться. И солнце исчезло за облаками, подул прохладный ветер, смолкли птицы, стало неуютно.

А потом Вейс сумела развеселить её — и сразу же хмурая осенняя погода сменилась летней солнечной. Лас отошла от окна, уселась прямо на пол.

— Нет, — она подняла ладонь. — Со мной всё хорошо. Мне нужно подумать над этим, чуть-чуть.

— Она умерла и стала новым миром, — Вейс протянула ей стакан воды. — А ты?

Лас выпила стакан залпом. Улеглась прямо на пол. Вейс уселась рядом, взяла её за руку. Лас в большом смятении. Достаточно посмотреть в окно — вон, небо подёрнулось рябью.

— Почему Соари? — Вейс смотрела на её лицо. Лас успокаивалась, ей становилось хорошо, и небо за окном расчищалось. — Почему ты вспомнила Соари?

— Не произноси Её имени, — попросила Лас.

— Почему Великая Матерь?

— Она была такой… величественной, — Лас не открывала глаза. — Я ощущала её силу. Она уже не хотела убивать, мстить, разрушать, как раньше. Понимаешь? Она сказала про землю, и появилась земля. Вспомнила про небо, и стало небо. Понимаешь?

— У тебя дома Её почитали, я знаю, — Вейс сильнее сжала руку. — Ты встречала солнце, я помню. Ты и твоя мама. И никто больше.

— Никто больше, — подтвердила Лас. — Сёстры считали маму странной, немножко не от мира сего. А мне это нравилось. Я сама не верила, пока однажды утром, когда ждала солнце, не почувствовала. Не могу объяснить, что это. Её давно уже не почитают, нет храмов, ничего нет, Её имя упоминают по всякому пустяку. Но что-то всё равно было. Мама это поняла, а потом я. Может, поэтому.

— «Ты — это я», — повторила Вейс. — Что же теперь с тобой? Что с тобой творится?

— Мне не хватает её, — призналась Лас. — Как только она умерла в первый раз, она вселилась в меня. И всегда заставляла меня быть сильной, когда я падала духом.

— Ты — падала духом?! — Вейс поразилась. Труднее всего представить Лас, упавшую духом. Всегда собранная, никогда не сдаётся, а только устаёт — отдохнуть немного, и снова чувствуется — стальной стержень, сжатая спираль. Может, поэтому Вейс так привлекла эта молчаливая, погружённая в себя девочка — после гибели брата окончательно замкнувшаяся. А поскольку ей, младшей дочери, вряд ли была уготована судьба правительницы дома, то вся надежда — только на себя.

Он был прав, тот капитан, я никогда не сдаюсь. И Лас никогда не сдаётся. Но я чуть что лезла в драку… пока меня не отучили там, в школе. А Лас всегда находила способ добиться своего — не прибегая к силе. Вейс помотала головой, отгоняя воспоминания.

— А теперь она ушла, и я одна, сама по себе, — Лас открыла глаза. — Как будто я только что покинула Сердце Мира, и на всё была готова, и ничего ещё не успела сделать. Как будто предыдущую жизнь прожил кто-то другой.

— Ты не одна!

— Да, — Лас посмотрела ей в глаза. — Я не одна. Но жизнь началась заново. Мне нужно совсем немного, привыкнуть. Что нет больше голосов, что никто не толкнёт куда нужно, не прикрикнет.

— Я могу прикрикнуть, — сообщила Вейс. — У меня хорошо получается!

— Да ну тебя! — рассмеялась Лас. — Ты права. Скоро приедет Дорман, и я всё скажу ему. И может быть, наступит та самая новая жизнь.

— Наступит, — согласилась Вейс. — Давно пора, Ласточка. Смотри, что за окошком! Не только я так думаю!

Она помогла Лас подняться, подошла с ней к окну.

— Прогуляемся? — предложила Вейс. — Уже скоро ужин. Пройдёмся, или полетим, в мой домик. Ты задолжала мне день рождения! А потом приедут они, и Стайен приготовит мясо на углях, и будем говорить о всякой чепухе.

— Вейс, ты будешь приходить ко мне? Хотя бы иногда?

— Пока не прогонишь, — пообещала Вейс. — Пусти! Задушишь раньше времени! Это я Медвежонок, не ты!

— Не могу поверить, что я это сказала, — Лас встала у зеркала, чтобы поправить одежду, — а ты сделала. Где ты всему этому научилась? Такая тихая на вид, скромная…

— Я училась в очень странной школе. А ты где научилась?

— У меня была очень странная подруга, — Лас прикоснулась кончиками пальцев к виску. — Сама никогда не разрешала к себе прикасаться, но знала всё, абсолютно всё.

— Так мы договорились? Расскажем? Себе и им, о молодости?

— Расскажем, — Лас повернулась. — Значит, школа? Как насчёт ещё пары уроков?

— Лас! — Вейс несколько секунд пыталась казаться строгой, но не выдержала, расхохоталась. — Горе моё! Сколько тебе лет? Не стыдно?

— Мне двадцать, — Лас вновь посмотрела в зеркало. — Может, двадцать один или двадцать два. Как и тебе. Так что? Будут уроки?

— Тебе придётся попросить, — Вейс подошла к двери. — Я, знаешь ли, девушка несговорчивая! Так что постарайся!

22. Воспоминания

Летний домик, Вассео 11, 19:40

— Прелесть, — Мира откинулась последней. Лас и Вейс наелись первыми — ну невозможно же столько съесть, каким бы вкусным ни было! Потом был Стайен-старший — тоже любитель вкусно покушать, а потом уже Мира. Тощая, как доска, по выражению Вейс, куда только всё пропадает? Мира вновь рассказала историю своего визита в Тигген, для тех, кто не слышал, и Вейс хохотала, когда ей описывали, с какими лицами наследники покидали поместье.

— Если бы ягоды не помогли, — Мира посмотрела на Лас, — я бы осталась с ней. Сколько нужно — месяц, год, сто лет. Нельзя человеку умирать одному и в таком состоянии! А всё к тому шло!

— Она очень переживала, что ты пропала, — пояснил Стайен. — Я бывал там, находил разные поводы. Она часто говорила с тобой, как будто ты здесь.

Его поредевшая шевелюра стала гуще или Вейс просто показалось? Его волосы потемнели — там, где стали снежно-белыми — или Лас померещилось?

— Всё, хватит, — Вейс постучала кончиками пальцев по столу. — Всё ведь кончилось хорошо, моя дорогая? Да? А можно, и я там побываю, у твоей бабушки?

— Я как раз хотела попросить, — призналась Мира. — Бабушка Лас! Вы тоже, а?

— С удовольствием, — Лас улыбалась весь вечер, и может поэтому вечер был тёплым в меру, и комары с мошкарой не досаждали. — Только одна большая просьба, Мира. Огромная просьба. Зови нас только по именам.

— Мне трудно!

— А мы решили начать жить заново, — Лас взяла Вейс на руку. — Ей сделали предложение, и мне скоро сделают, я знаю, и тут ты подойдёшь и скажешь, «бабушки, а куда повесить бельё?»

Мира чуть не подавилась — опасно смеяться с набитым ртом.

— Хорошо-хорошо! — она подняла руки. — Только по имени! А сколько вам лет теперь? Я просто так спросила.

— Мне двадцать, — Лас посмотрела на Вейс, — а ей двадцать один. Вейс, так пойдёт?

— Да ну тебя! Вообще-то это был секрет! Про меня и Крайена!

— Боюсь, у вас всё было написано на лице, — вздохнул Хорёк. — Но мы ведь никому больше не скажем?

— Не скажу, — подтвердила Мира.

— Не скажу, — пообещала Лас.

— Да ну вас! — Вейс встала было, но Мира и Лас поймали её за руки. — Всё, хорошо, никому. Но чтобы никому! Я сама объявлю, когда нужно. Пустите! Пустите, я уже не сержусь.

Лас отпустила её руку, на секунду сжав её сильно-сильно. Так, чтобы другие не видели.

— Мы хотели тут немного о нашей молодости рассказать, — Вейс посмотрела на Лас. — Никому не рассказывали. Я — так точно никому, даже внукам. Кроме тебя, моя милая, — Мира улыбнулась до ушей и показала жестом — всё, могила, никому ни слова! — Скажите, Стайен, а вы что про меня знаете? Что-то же знаете?

— Знаю, что вы выросли, как бы сейчас сказали, в неблагополучной семье. Что над вами из-за роста все издевались. Что подались в пираты и вроде бы пропали без вести, но потом объявились во владениях Вантар, а позже — на Крайтеоне, — Стайен посмотрел на Лас и поправился, — в Сердце Мира. Дальше я знаю почти каждый ваш день. Извините — но все иммигранты из Империи всегда под тщательным наблюдением. Кстати! Мира, ты сказала ей про тайник?

— Ещё нет, — Мира посмотрела в глаза Вейс.

— Тогда я скажу. Вейс, мы нашли ваш тайник. Тот, в котором вы прятали ваши деньги — те, что заработали с покойным дядей.

Вейс на минуту потеряла дар речи.

— Нашли?! Мне все говорили, что его и след простыл!

— Племянник вашего дяди, да пребудет под Светом, отыскал тогда все тайники и перепрятал. Часть денег, из сокровищ дяди, он потратил, а потом сам погиб в одной из вылазок. Ваши вещи все пропали, а сокровища остались. Вот только деньги почти все испортились — сгнили от сырости. Я привёз то, что осталось — заберёте, если хотите.

— Хочу, — Вейс прикрыла глаза. — А памятник? Я заказала памятник на его могилу, десять лет спустя, а потом слышала, что его разбили. А меня уже не пускали домой — с Империей мы никогда не дружили.

— Памятник мы починим, — пообещал Стайен. — Да и с визой уже не должно быть сложностей. Хотите съездить?

Вейс подумала и покачала головой.

— Только посмотреть на памятник. Мой дом теперь здесь.

— Так, дорогие мои! — Лас встала. — Заканчиваем с могилами! Вейс, начинай рассказывать, хорошо? Сейчас принесу чай и начнёшь.

* * *

— Да, — Стайен первымзаговорил, когда Вейс сделала паузу. — Впечатляет. Знаете, теаренти, если бы я знал, был бы с вами осторожнее! Хотите, я найду, кто был этот капитан, который отправил вас в школу?

— Не нужно, — Вейс улыбнулась, покачала головой. — Я встретилась с ним через пять лет.

Вейс, семьдесят лет назад

— Теаренти? — голос показался Вейс знакомым. Она не так давно получила гражданство в Тессегер-Лан и всё ещё не верила своему счастью. И всякий знакомый голос воспринимала с опаской. Боялась услышать Лас — всё ещё не могла простить себе, что сдала госпожу незнакомке в белом. Так ведь и было.

Но голос оказался мужской.

Она обернулась, и увидела того самого капитана. Невольно отступила на шаг, хотя бояться было уже нечего.

— Рад видеть вас, — он коротко поклонился. — Я уж не думал вас встретить.

— Я тоже, — призналась Вейс. Столько всего успело произойти!

— Вам неприятно видеть меня?

— Нет, — призналась Вейс. — Вы мне всю жизнь изменили. Но мне нравится, как.

Он рассмеялся. Заметил, как напряглась Вейс.

— Извините, теаренти. Я не хотел вас обидеть.

— Можно пригласить вас пообедать? — решилась Вейс. Денег у неё было не то чтобы много, но порядком. То, что она получила, отработав свои три года на Сердце Мира, было много, по здешним меркам — очень много.

Капитан долго смотрел ей в глаза.

— Да, теаренти. С удовольствием.

* * *

— Как вы устроились.? — поинтересовался капитан. — Это не праздный вопрос. Мне в самом деле интересно.

— Хорошо, — улыбнулась Вейс. — Знаете, я хочу вас поблагодарить.

— Да? — капитан поднял бокал. — Мне вообще-то нельзя пить. Наверное, накажут. Но это того стоит, теаренти.

— Скажите, сколько ещё людей вы отвозили в ту школу?

— Мне нельзя говорить, — капитан посмотрел ей в глаза. — Но вам я скажу. Вы были пятой и последней.

— Может, хоть вы скажете? Зачем?

— Простите?

— Зачем вы туда меня привезли? Вы могли просто пристрелить меня там же, на берегу? Вы рисковали своей репутацией, зачем?

Капитан долго смотрел ей в глаза.

— Люди — самое ценное, что бывает в мире, — ответил он наконец. — Я просто увидел в вас что-то необычное. А вы? Вы довольны?

— Да, — Вейс отвела взгляд. — У меня всё изменилось, и изменилось к лучшему. Наверное, благодаря вам. Спасибо.

Капитан улыбнулся.

— Хотите знать, что я об этом думаю, теаренти?

— Конечно, — она придвинулась к нему.

— Мы сами создаём свою судьбу. Это не я изменил вашу жизнь, вы её сами изменили. Если бы вы не бросились на моего помощника, мы бы здесь не сидели. Но вы бросились, и сами изменили свою жизнь. Мне нельзя было интересоваться вашим прошлым. Скажите сами, вы сожалеете о чём-нибудь? Хотели бы вы быть сейчас мёртвой, как и ваши родственники?

— Нет, — Вейс покачала головой. — Я встретила очень интересных людей. Нашла себе профессию. Но так и не пойму, зачем вы сделали это.

— Не знаю. Что-то почувствовал. Мне показалось, что вы заслуживаете чего-то большего, чем стать кормом для акул.

— Скажите, я смогу встретиться с вами ещё? — Вейс не сразу решилась спросить.

— Нам запрещается встречаться со своими подопечными. Но даже если меня накажут, я рад, что увидел вас сегодня. Теаренти, не думайте о прошлом, думайте о будущем. Вы хотите мне отомстить? Только честно.

— Нет, — Вейс ответила тотчас же. — Не хочу.

— Значит, всё это было не зря, — капитан поднялся. — Теаренти, мы с вами больше не увидимся. Живите. У вас есть всё, что нужно, чтобы жить счастливо. Это главное.

— Но… можно? Если мы больше не увидимся, можно?

— Можно, — разрешил капитан, улыбаясь. Вейс осторожно встала из-за стола и обняла его. — Вы такой странный, — шепнула она. — Пусть и ваша жизнь будет счастливой. Прощайте, теариан.

— Прощайте, теаренти, — он коротко поклонился. — Живите. Прошлое в прошлом, и никто вас ни за что не упрекнёт.

Она помахала ему вслед, хотя он так ни разу и не обернулся.

Летний домик, Вассео 11, 21:00

— Ничего себе! — Мира несколько раз хлопнула в ладоши. — Знаете, Вейс…

— «Знаешь!»

— Прости… те. Знаешь, Вейс, я теперь тебя тоже побаиваюсь. Можно попросить тебя?

— Да, — Вейс улыбалась. — О чём?

— Подраться. Я не шучу! Посмотреть, как ты умеешь драться. Можно?

— Мира! — Стайен поднял брови. — Ну что ты в самом деле!

— Можно, — разрешила Вейс. — Хотя я сто лет уже не дралась!

— Я тебе напомню, — пообещала Лас. — Хочешь?

— Да ну тебя! — рассмеялась Вейс. — Ну что вы в самом деле!

Мира неожиданно встала, достала из-под куртки пистолет и положила его на стол перед Вейс. Сама встала на колено. Вейс растерялась — Стайен сделал ей знак — положил свою ладонь на своё плечо.

Вейс положила ладонь на плечо Миры.

— Встань, — попросила она. — Я не боец, Мира. Я хотела найти своё счастье. И нашла.

— Прости, — Мира подняла голову. — Это неправда, ты боец.

Вейс посмотрела в глаза Лас, ища поддержки. Та улыбнулась, кивнула.

— Мира, — Вейс погладила её по голове. — Это всё было ужасно давно! Я просто хотела найти себе тихое место, чтобы жить и никого не бояться!

— Если нужно, — Мира поднялась, — я в твоём распоряжении, Вейс. Расскажешь ещё?

— Очередь Лас, — Вейс посмотрела в глаза подруги. Та кивнула.

— У меня всё скучно, — заметила Лас. — Ничего интересного.

— Не обманывай! — строго заметила Вейс. — Расскажи, как мы встретились с тобой. Ну пожалуйста!

Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, крепость Вантар-Таэр, Неиверин 13, 1204, 5:40

Я встретила солнце, и тут же услышала голос Вейрон, средней сестры. И что ей не спится в такую рань? По совести говоря, я не очень-то хочу её видеть. Она меня по-прежнему дразнит, дай только повод, а заткнуть ей рот можно, только если вспомнить о брате. Все понимают, что он погиб из-за неё, хотя при людях вслух такое не скажешь.

— Тэнни! Где ты там? Солнце уже встало, я знаю, слезай!

Даже в собственный день рождения нельзя побыть без неё!

— Чего тебе? — интересуюсь я, появляясь у неё за спиной. Мне нравится неожиданно появляться, а что? Нравится, и всё.

— Ой! — она вздрагивает. — Так и не наигралась ещё, Тэнни? Идём, там тебе подарок привезли. Самый интересный подарок! Я бы сама поиграла…

— А поздравить не хочешь?

— Так ты же снова кусаться начнёшь! Ну хорошо, как скажешь. Птичка, поздравляю тебя с днём рождения! Расти большой-большой и умной-умной!

Интересно, чем я ей не угодила? Вот каждый день находит повод съязвить над ростом. А сама что, выше неба? Старшая сестра пошла в маму, высокая, стройная. А мы с Ронни меньше их обеих, Ронни на голову, а я почти на две. А лицами… трудно отличить. Очень похожи. Брат был выше всех, но его уже нет с нами.

— Спасибо, сестра, — я обнимаю её, это против этикета, это вообще неприлично, если могут видеть низкие люди — например, прислуга. Прислуги рядом нет, но Вейрон вздрагивает, и пытается освободиться. Но я сильнее её! Все знают, что сильнее. — Ты такая милая!

Она ждала чего-то другого, конечно.

— Показывай подарок, — требую я. — Раз сказала, то показывай.

— Она у тебя в комнате, — Вейрон старается не смотреть в глаза. Я обычно соблюдаю приличия, везде и во всём, а тут… — Мне понравилось. Если тебе не понравится, отдашь? Отдашь поиграть?

— Посмотрим, — мне уже интересно, что это за подарок, про который говорят «она». Иду, стараюсь не спешить, Вейрон идёт следом — видимо, ей интересно посмотреть на моё лицо, когда увижу подарок. Но не тут-то было! У самых дверей я останавливаюсь.

— Дорогая сестра, — смотрю ей в глаза. — Я тебе потом скажу, понравился подарок или нет. Я решила любоваться в полном одиночестве.

Она фыркает — видно, что разочарована, но по глазам ясно — что-то в этом есть, Ронни опять затеяла если не пакость, то грубую шутку. Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь самым добрым образом. Наконец, она сдаётся, отворачивается и быстрым шагом уходит. Так-то, сестра.

Я открываю дверь в свои комнаты и закрываю за собой. Запираю.

Она стоит у окна. Я не сразу понимаю, кто это. Только когда поворачивается ко мне лицом, понимаю. Против солнца не видно цвета одежды. Вижу только, что она низенькая, светловолосая, лицо длинное — у многих северных варваров такое.

— Госпожа Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, — она кланяется, видно, что не очень умело, но правильно. — Я Вейс, ваша личная служанка.

Вейс, восемьдесят пять лет назад

Видно было, что её новая госпожа вовсе не ожидала её увидеть. Лас-Таэнин выглядела точь-в-точь как остальные сёстры, но глаза её были глазами взрослого человека.

После того, как Вейс представилась, Лас подошла к ней, с совершенно каменным лицом. Вейс склонилась — как учили, ждала приказаний. Лас-Таэнин обошла вокруг неё.

— Выпрямись, — услышала Вейс, подчинилась. Слугам надлежит смотреть в глаза хозяевам, только когда хозяева с ними говорят. Лас смотрела на свою новую служанку с усталостью и разочарованием. И, Вейс чувствовала, была ещё неприязнь. Ну да, мы для них не более чем варвары, мне это многие говорят в лицо. Привыкай, Вейс, это не изменить, значит — привыкай.

Лас протянула руку и поправила тефан своей служанки, правый рукав сложен косо. Руки та прятала за спину — стояла так, чтобы ладони её не было видно.

— Покажи руки, — Лас посмотрела ей в глаза. — Почему ты их прячешь?

— Простите, госпожа. Привычка. Так меня учили в детстве, — и это чистая правда. Но не потому, что это неприлично, а потому, что по тем рукам видно — хозяйка их в праздности не сидит — а после возни с рыбой, да со стиркой, да со всем остальным руки выглядят неважно. Там, в школе, доктора творят чудеса, но руки до сих пор носят следы прежней жизни.

— Ты не белоручка, — Лас прикоснулась к её ладони. — Зачем этого стыдиться? Рассказывай, — приказала она. — Сядь и рассказывай, я же вижу, что ты устала.

Она говорит со мной не как со служанкой, подумала Вейс. Вот средняя сестра, та да, говорит даже не как со служанкой, а как с домашней скотиной. Я знаю, у них в прислуге есть ещё двое варваров, а остальные все отсюда, и им жить куда легче. Я всё должна вытерпеть. Мне нужно продержаться хотя бы год. Тогда я смогу наниматься на другую работу, если на этой не будет много нареканий. Только бы не попасть к средней сестре! Я чувствую, что снова будут каменоломни — плётка, брань и всё остальное.

Вейс машинально уже уселась на коврик у кровати — принесла его с собой. Служанка, да ещё варварка, может сидеть только на коврике. Спасибо вам, Лас-Таэнин, я уже почти час стою, и плохо спала накануне.

— О чём рассказать, госпожа?

— О том, как ты попала в эту комнату. Почему ты здесь, и кто сказал тебе, что ты моя личная служанка.

Вейс рассказала. Немного нервничала, и акцент тогда проявлялся сильнее. По лицу Лас-Таэнин трудно было что-то понять, как она всё скрывает! Почему? Несчастной её не назовёшь, девушек столь известного рода можно найти хорошо если сотню. Почему такие усталые глаза?

— …и ваша матушка приказала, чтобы я отправлялась в ваши покои, — закончила Вейс. Лас всё это время стояла у окна, держа в руке мухобойку — хлопушку — и слушала.

— Мне не нужна прислуга, — отозвалась Лас-Таэнин, и Вейс словно окатили ледяной водой. Всё, теперь Лас-Вейрон возьмёт её к себе — так распорядилась графиня. Ничего, Вейс, всё надо вытерпеть. Прежние хозяева были неплохи, относились к ней как к скотине, но хоть не били и не бранились каждые пять минут. И вдруг вызвали и сказали — тобой заинтересовалась графиня ан Вантар, возблагодари Великую Матерь, варварка, тебе очень повезло. И вот оно, везение.

— Мне не нужна личная прислуга, — Лас-Таэнин подошла к коврику. Вейс тут же поднялась, посмотрела в лицо Лас-Таэнин, кивнула. — Но тебя хочет забрать моя средняя сестра, а мне полагается своя служанка. Моя сестра плохо обращается со слугами, это все знают.

— Я не знала, госпожа.

Лас рассмеялась.

— Вейс, не надо лгать! Я этого терпеть не могу! Ты уже видела остальных слуг и слышала, что они говорили.

— Госпожа, простите меня, но я не прислушиваюсь к сплетням.

Лас долго смотрела ей в лицо.

— Это хорошо, — она прикоснулась к ладони служанки и та посмотрела ей в лицо — с почтением, но без подобострастия. — Я в самом деле не люблю, когда мне лгут. Солжёшь мне три раза — и моя сестра возьмёт тебя к себе. У неё будет тяжело.

— Да, госпожа, я понимаю.

— Ты устала, — Лас взяла её за руку. — Если пойдёшь к слугам, там тебе быстро найдут работу. Вон та дверь ведёт в твою комнату, — Лас указала мухобойкой. — Отдыхай, сколько нужно. Потом начнём учиться.

— Простите, госпожа?

— Учиться. Ты не очень правильно кланяешься и говоришь, а у нас всё строго. Я не хочу, чтобы тебя наказывали за каждый неверный поклон.

— Да, госпожа, спасибо, — Вейс склонилась.

— Не нужно, — пояснила Лас. — Не нужно постоянно склоняться. Всё, Вейс, иди же, а то сейчас свалишься. Когда ты спала предыдущий раз?

— Чуть более суток назад, госпожа.

Лас улыбнулась, погладила её по щеке.

— Отдыхай, — она выглядела сейчас совсем другой — живой и ранимой. — Я позову тебя, если нужно.

— Простите, госпожа — я знаю, у вас сегодня день рождения. Разрешите мне вас поздравить?

Лас кивнула.

— Я желаю вам тысячу лет жизни, счастья и здоровья, госпожа, — Вейс низко поклонилась.

— Спасибо, Вейс, — Лас снова погладила её по щеке. И всё, тут же исчезла Лас-Таэнин живая и улыбчивая, вернулась прежняя — каменное лицо, глаза тридцатилетнего человека. — Отдыхай, об остальном я расспрошу позже.

Летний домик, Вассео 11, 21:40

— Да, — Стайен покачал головой. — Лас, вы прекрасно рассказываете! Сразу видно образованного человека. Я бы сказал, классический стиль.

Лас улыбнулась, опустила взгляд.

Вейс тоже улыбалась. Теперь я вспомнила, подумала она. Она погладила меня по щеке и я тогда почувствовала — мы встретились не случайно. А может, именно в тот момент я поняла, что неравнодушна к ней, уже не скажу. Видно было, она ожидает от меня чего-то нехорошего, хотя ни разу не сказала, чего.

— Класс! Здорово рассказываешь! Расскажите ещё! — потребовала Мира. — Вейс, теперь ты.

— Не так быстро, — Вейс поднялась. — У меня уже в горле пересохло, у Лас тем более. Кофе? Чай? Лас, поможешь?

— Я помогу, — Мира встала. — Лас? Стайен? Что будете пить?

— Вино, — решила Лас. — По-моему, очень подходящий случай.

— Присоединяюсь, — улыбнулся Хорёк.

— Тогда и я вино, — решила Вейс.

— Разрешите? — Стайен подал Лас руку, повёл её в сад, в самое сердце, к «сонному кусту». Тот оказался мёртвым, высохшим. Лас ахнула.

— Кто его так?!

— Не знаю, теаренти. У нас есть записи, здесь всё время висел эфемер, и куст высох за несколько минут, примерно в то же время, когда вы с Миранте вошли во дворец.

— Вот как, — Лас потрогала кустик. — Живи, и будь обычным кустом, просто прекрасной розой.

Куст ожил на их глазах, потемнели ствол и ветви, налились зеленью и распрямились листья, и — вернулись цветы. А запах какой!

— Впечатляет, — Стайен покачал головой. — Теперь я понимаю, почему Вессен боится вас. Не опасается, а именно боится.

— У неё вошло в привычку, — Лас погладила листик ожившего куста. — А вы? Вы боитесь?

— Нет, — Хорёк снял шляпу. — Боялся, было дело. Уже нет.

— Я знаю, о чём вы думаете. Нет, меня не тянет прилечь здесь и заснуть. Хотя я хотела бы иногда видеться с ней, если бы была такая возможность. Не знаю. Раз в год, или реже, но видеться.

— Что же, у нашей сказки получился счастливый конец, — Хорёк явно не знал, куда деть шляпу. — Дорман хотел приехать сюда побыстрее, но Вессен нашла ему занятие. Вы не сердитесь?

— Немного, — призналась Лас. — Ничего, я ждала много лет, ещё немножко подожду. Идёмте, нас ждут.

* * *

— За здоровье! — поднял тост Хорёк. — За здоровье всех присутствующих.

Тост пили стоя.

— Кофе тоже готов, — напомнила Мира. — Скажите, я принесу.

— Чуть позже, — попросила Вейс. — Мне продолжить? Тогда слушайте.

Вейс, восемьдесят пять лет назад

Подумаешь, неделя на фабрике. По сравнению с ловлей рыбы и стиркой это просто курорт! Ну да, им не выдали перчатки — положено работать в перчатках, а их выдают редко, рвутся они быстро, купить их невозможно. А нравы тут… что и следовало ожидать. Два отделения, мужское и женское, и в каждом свои законы, писаные и неписаные, и неписаные главнее.

Новичков поселили в отдельные блоки, но жить и работать им предстояло вместе с остальными. И жить с ними же — тут намекнули: постарайтесь с ними сжиться.

Вейс это было не в новинку. Уж издевались над ней в прошлом — не всякому пожелаешь. А в школе, тоже в виде намёка, уже слышала: не пытайся притворяться, веди себя естественно. Ну, Вейс себя естественно и вела. Не моргнув глазом выслушала шутки по поводу своего роста, а когда две девицы, подручные здешней негласной хозяйки, попробовали обыскать её и прибрать, что понравится, дала им сдачи. Да так дала, что даже охранники не стали вмешиваться — откровенно наслаждались сценой. Вейс немного удивила реакция обеих девушек — после того, как им досталось от «этой пигалицы», они похлопали её по плечу и вполне миролюбиво расстались. Не стали унижать перед остальными.

Ночью Вейс не спала и не напрасно — её попытались избить. Так положено, оправдывалась потом одна из здешних, не мы это придумали. Но Вейс и в этот раз не далась, и дважды попробовала чьей-то крови. Сообщество здесь походило на тюрьму — один из подручных дяди провёл половину жизни в тюрьмах и рассказывал многое. Собственно, это и была тюрьма, а что ещё?

На второй день им выдали перчатки. Руки Вейс и так были привычные, но в перчатках было удобнее. Разумеется, у новичков перчатки тут же отбирали. У Вейс не отняли, не осмелились — уже знали, что у неё есть ногти, зубы и что рука тяжёлая. А поскольку Вейс не лезла на рожон, её оставили в покое.

На третий день, то есть ночь, её привели к теахари, здешней главной среди заключённых. К удивлению Вейс, это оказалась вполне интеллигентная на вид женщина, но её слушались беспрекословно, и Вейс ни разу не слышала, чтобы теахари повысила голос. Высокого роста, крепкого сложения — лицо выдавало в ней уроженку Фаэр — вытянутое, рубленые черты, белые, почти белоснежные волосы. Глубоко посаженные глаза, полные губы. Вряд ли она красавица по здешним меркам.

— Расскажи о себе, — потребовала теахари. Вейс стояла перед ней, слева и справа стояли те самые две подручные, «волчицы» на здешнем языке, и ещё две стояли за спиной главной. Её комната не походила на остальные, сразу видно — теахари живёт совсем по-другому, с удобствами.

Вейс рассказала. Без прикрас и лишних подробностей.

— Мне нужны такие, как ты, — теахари взяла её за руку. — Без лишней дури. С мужчиной когда-нибудь была?

— Нет, — Вейс покачала головой. В её возрасте уже многие «подставляли ушки», а ей то ли не повезло, то ли и не очень хотелось, сама не знает. Наверное, не очень хотелось. Когда все смеются, какая уж тут романтика…

— А с женщиной?

Вейс вновь покачала головой, но теахари заметила, что новенькая немного, но смутилась.

— Бывает же! Нетронутая! Есть кто-нибудь за морем? Кто-нибудь ждёт?

«За морем» — означало «на свободе».

— Нет, — вновь покачала головой Вейс. — Никого.

«Волчицы» переглянулись, на их лицах было удивление.

— Ты мне нравишься, — теахари улыбнулась. — Из тебя может выйти толк. Я знаю, ты умеешь за себя постоять. Тут тобой многие недовольны, но ты мне нравишься. Тебя не тронут. Если останешься тут надолго, ещё оценишь.

— А взамен? — поинтересовалась Вейс.

— Если выйдешь на свободу, то пару раз к тебе подойдёт человек и покажет вот это, — она протянула медальон, с изображённой головой оскалившегося волка. — Там будут мои волосы, не ошибёшься. Услуга за услугу.

— Если не выйду?

— Будешь при мне. Я такое предлагаю немногим. Дважды предлагать не буду.

— Я согласна, — Вейс кивнула. Будто у меня есть выбор, подумала она. Тут всё просто, или ты рядом с вожаком, или тебя съедят или затравят. Главная Волчица не похожа на уголовницу, и, по словам остальных, особо не зверствует.

— Тебя спросят, о чём я с тобой говорила, — Волчица поднялась, и одна из девушек за её спиной сделала жест Вейс — встань на колени! Вейс медлила, и те «волчицы», что стояли бок о бок с ней, надавили на её плечи — намёк прозрачнее некуда. Главная Волчица погладила Вейс по голове. — Какая прелесть… Так вот, отвечай правду. Врать им нельзя. Я тоже не люблю, когда врут. Понятно?

— Да, теахари, — Вейс посмотрела ей в глаза.

— Иди, — Волчица отвернулась. — Я пришлю за тобой, когда нужно.

Летний домик, Вассео 11, 22:30

— Однако! — Хорёк приподнял шляпу. — Можно узнать, а к вам потом подходили её люди?

— Подходили, — признала Вейс. — Через восемь лет. А ещё через десять она сама меня нашла. Рассказать?

— Ой, нет! — Мира потянулась. — Не обижайтесь! Я очень хочу услышать дальше, но у меня глаза слипаются, длинный день. Мы, наверное, вернёмся в Вантар-Лан, а вы?

— Мы останемся, — Лас посмотрела в глаза Вейс и та кивнула. — Завтра утром вернёмся.

— Я пригоню машину, — кивнула Мира. — Вейс! Лас! — обняла обеих. — Я вас очень люблю! Ну, что сразу смущаетесь! Лас, я читала твои книги, тебе обязательно нужно записать всё это! И про свою жизнь, и про Вейс!

— Я подумаю, — улыбнулась Лас. Весь вечер ей было хорошо — вроде бы и без причин, но на самом деле причин было три, и все они сидели за тем же столом.

— Подумай! Пока, мы уходим!

Она чуть не силой вытащила Хорька из-за стола, тот едва успел попрощаться.

— Они нашли друг друга, — Вейс держала Лас за руку. — Здорово, правда? Ты тоже устала, милая, давай-ка баиньки!

— Сначала всё тут уберём, — Лас принялась составлять тарелки. — А потом уже баиньки. Не спорь!

Летний домик, Вассео 12, 0:15

— Ты не спишь, — заметила Вейс. Она уселась читать — сон не шёл, как ни старалась — да так и сидела уже второй час.

— Не сплю, — Лас повернулась на бок. — Почему бы тебе не перебраться вот сюда? — она похлопала по постели рядом с собой.

— Жарко, — Вейс посмотрела на неё поверх очков.

— Зачем тебе очки? У тебя идеальное зрение!

— Привычка. Раз бабушка, значит нужны очки. Это переводчик, — пояснила Вейс. — Но внуки считают, что настоящие очки.

— Переводчик?

— Стайен подарил два года назад. Ужас, как удобно. Знает сорок три языка. До того у меня были простые стёкла, без диоптрий.

— Жульничаешь! — Лас погрозила ей пальцем. — Зачем внуков обманываешь?

— А они не спрашивали, — пожала плечами Вейс. — А теперь привыкла, если читаю, то в очках приятнее.

— Значит, тебе жарко… — Лас выскользнула из-под одеяла, подбежала к окошку — рядом с Вейс. — Сейчас исправим.

— Оденься! — Вейс закрыла глаза. Правда, что толку… запах её кожи… смотри не смотри, одно и то же.

— Вот ещё. Ты не против дождика? Мягкого, слабого дождика до утра?

— Не против, — Вейс так и сидела с закрытыми глазами.

Минуты через три послышался дальний раскат грома. Вейс выглянула в окно — звёзды словно стирал с неба невидимый ластик. Тучи! И запах дождя — ни с чем не сравнимый, прекрасный запах дождя.

— Как ты это делаешь?!

— Не знаю, — Лас открыла окно пошире. — Просто сказала, я хочу, чтобы здесь был дождь, тихий дождь до утра. Идём. Просто полежи рядом. Если хочешь, я буду бить тебя по рукам, если попробуешь прикоснуться.

— Ты издеваешься?!

— Нет, — Лас обняла её. — Ты обещала ещё пару уроков. И рассказать, кто тебя научил.

— Хорошо. Только… не прикасайся, пока не попрошу.

— Хорошо, — Лас уселась на кровать, смотрела, как Вейс раздевается, у второй кровати, у стены напротив. Ничего не чувствую, подумала Лас. У неё красивое тело, меня притягивает запах её кожи и волос… и всё. Ничего больше. Просто нравится, когда она рядом. Но стоит ей прикоснуться к моему затылку, и я схожу с ума…

Вейс молча забралась под простыню, отодвинулась подальше.

— Оставь, — попросила она, когда Лас встала, чтобы выключить лампу. — Пусть будет как ночник. И слушай. И никому, никогда не рассказывай.

— Никому, — Лас посмотрела ей в глаза. — Обещаю.

По комнате уже растёкся аромат дождя — видно было, как Вейс это нравится.

— Это было уже после того, как я побывала и на фабрике, и на каменоломне…

Вейс, восемьдесят шесть лет назад

Она пришла вечером. У Вейс уже кончились уроки — в понедельник она занималась Ронно и историей, и до сих пор не понимала, зачем ей история. В дверь постучали и Вейс, конечно, ответила «войдите». Иногда она отвечала «минутку», не всегда застают в удачный момент, но чтобы не пустить… лучше и не пробовать.

— Добрый вечер, — поздоровалась пришелица. Лицо её показалось смутно знакомым. Я видела её, видела недавно, поняла Вейс. Роста девушка была среднего, выше Вейс почти на голову. Серебристые волосы, стройная, очень изящно двигается, бархатный голос… прелесть! Ну невозможно не очароваться! — Я Айри.

— Заходите, Айри, располагайтесь, — Вейс отступила. Шутка. В комнате едва хватает места ей одной, крохотная комната с «удобствами» не в счёт.

Айри зашла, осмотрелась, улыбнулась и закрыла за собой дверь.

— Уютно, — заключила она. — Вам кажется, что вы меня знаете или видели, верно?

— Верно, — Вейс жестом предложила девушке присесть.

— Вы меня в самом деле видели. Много раз. Но только один раз я захотела, чтобы вы меня запомнили.

— Простите? — растерялась Вейс.

— Я стояла за спиной Волчицы. Дайте руку, — предложила Айри. Вейс послушно протянула руку…

…и видение нахлынуло. Она, в «покоях» главной Волчицы, и девушка за её спиной… точно, это она! Это Айри!

— Правильно, — Айри отпустила руку Вейс, и та опомнилась. — Я присматриваю за теахари.

— При… присматриваете?! — Вейс растерялась. Это проверка, подумала она. Проверяют, всё ли я сказала про теахари. Точно, это проверка.

— Это не проверка, — возразила Айри. — Проверок уже не будет, вы честно отвечали на вопросы.

Вейс прижала ладони ко рту… дожили, уже думает вслух!

— Вы не сказали ни слова, — Айри уселась прямо на пол, рядом с Вейс. Стул один, и соблюдать правила приличия трудно. — Но я поняла, о чём вы говорите.

— Но кто вы?

— Нас называют Aenin Rinen, — девушка перестала улыбаться. — Но я прошу вас никогда так не говорить при мне. Я пришла, чтобы посмотреть, не ошиблась ли в вас. Вижу, что не ошиблась.

Мысли Вейс понеслись галопом, и все в разные стороны. Всплывали обрывки воспоминаний. Да, она, как все, слышала про «кошечек», которые «подставляют ушки» за деньги. Таких у них дома презирали — но и завидовали, завидовали их умениям, что уж скрывать. И, по слухам, у всех «кошечек» всегда есть хозяйка, и никто никогда её не видел, не сможет найти, хотя она всегда рядом с подопечными.

— Всё верно, — Айри взяла Вейс за руку и Вейс поняла, что молодость Айри кажущаяся, что ей далеко за сорок, а то и пятьдесят. — Примерно так. Вы слышали про меня обычные легенды. Мы их сами придумываем, — она зубасто улыбнулась. — Я вошла, и вы сразу почувствовали ко мне расположение, верно?

— Верно, — признала Вейс. — Но зачем я вам?

— Я научу вас кое-чему, — пообещала Айри и Вейс покраснела. Получается, что… что… её, Вейс, обучат на «кошечку»?! Для кого? Для Волчицы?! Ужас!

— Вы так мило смущаетесь, — улыбнулась Айри. — От этого не стоит отучать. Но предрассудки мы уберём. В том, чему я буду учить, нет ничего позорного. «Стража Луны» я из вас не сделаю, да вы и не захотели бы, но несколько полезных уроков я дам, они пригодятся.

— Вы всех… всех заключённых так учите?

— Вы не заключённая, вы ученица. Не всех, — Айри сняла заколку для волос, отпустила те — рыжие волны прокатились по её плечам. Стойте: почему рыжие?! Она только что была беловолосой! — Очень немногих. И только если сама решу, мне не может приказать руководство школы.

— Но… зачем?!

— Вейс, — Айри взяла её за руку. — Не надо вопросов. Я так хочу, потому что чувствую в вас талант. Но кроме таланта, нужно и желание. Вы не захотите работать стражем Луны…

— Кто это?

— Некоторых из них называют «кошечками».

Вейс склонила голову. Айри некоторое время ждала, прежде чем продолжить.

— Вы не захотите, это я знаю, но такой талант нельзя не использовать.

— Говорят, вы… можете заставить делать всё, что угодно? — рискнула спросить Вейс.

— Не всех, но многих. Могу. Посмотрите мне в глаза.

Вейс посмотрела. Притягательные… смотрела бы и смотрела.

— И что? — Вейс поморгала. — Что такого?

— Посмотрите на себя, — предложила Айри. Вейс опустила взгляд… ахнула. Раздета догола! Ужас, как неприлично! Она судорожно вцепилась в стопку одежды — аккуратно сложенную рядом.

— Нет, — Айри поймала её за руку. — Подождите. Мне нужно осмотреть вас. Потом, если захотите, оденетесь. Ложитесь на кровать лицом вверх.

— Если захочу? — поинтересовалась Вейс, выполняя указание. Она уже почти привыкла к врачам, и на медосмотрах раздевалась без моральных терзаний. Это медосмотр, подумала она. Просто медосмотр.

— Да, считайте медосмотром, — согласилась Айри. — Больно не будет. Расскажите мне о себе. Откуда вы родом, как попали сюда. Закройте глаза и рассказывайте.

Она не ответила на вопрос, подумала Вейс. Вскоре стало ясно, что Айри отвечает далеко не на каждый вопрос,

* * *

Айри осталась у неё в гостях, если можно так выразиться, на три недели. Днём уходила, уже после того, как Вейс уходила на занятия, вечером — когда Вейс возвращалась с ужина — Айри уже была в комнате, и начинались другие занятия. Очень странные, от них Вейс поначалу бросало в дрожь.

Кое-что в Айри раздражало. Например, она не отвечала на некоторые вопросы. Просто не обращала на них внимания. Поначалу Вейс это злило, но к концу первой недели она уже привыкла к такой манере. Потому что Айри казалась… не знакомой, нет — родной. Близким родственником, давним другом. С ней — после того, как её уроки оканчивались — можно было говорить о чём угодно.

— Вам нужно привыкнуть к своему телу, — заявила Айри на следующее утро. — Это самое естественное, что у вас есть. Вам с ним предстоит перенести всё, и радости, и печали — не нужно стыдиться того, что для вас самое родное и близкое. Поэтому…

Раздеваться самой, да ещё в присутствии Айри, да ещё в первый раз, было нелегко. Лучше бы она её загипнотизировала, как тогда, в первый вечер. Но Айри отказывалась.

— Это ваша комната, — пояснила она. — Вы здесь ходите как хотите и в чём хотите. Снаружи — там есть другие правила и законы. Внутри — вы хозяйка. Не верите? Разденьтесь, вызовите охрану — попросите какую-нибудь мелочь.

Вейс долго не решалась это сделать. Оглянулась — Айри встала, и ушла в «умывальную», так Вейс прозвала санблок.

— Давайте, — Айри махнула рукой. — Давайте же.

…Охранница даже глазом не моргнула, увидев Вейс раздетую. Молча принесла таблетки от головной боли — первое, что пришло на ум.

— Она знает, что вы здесь, — возразила Вейс. — Потому ничего и не сделала.

— Попробуйте, когда меня не будет, — пожала плечами Айри. — Вейс, я показала вам немного из того, что умею. Чтобы двигаться дальше, вы должны доверять мне. Полностью, абсолютно доверять. Выполнять каждое моё указание и не сомневаться в том, что говорю.

— Почему? Почему я должна доверять?

Айри улыбнулась, уселась на пол, сделала знак — садись рядом. Вейс всё ещё чувствовала себя неловко, нагота сковывала.

— Потому что я заглядываю в ваше будущее и вижу добрую бабушку, множество её внуков, мир и счастье — мир и счастье, которое создаёте вы сами. Потому что вы ни разу, даже во сне и мечтах, не желали отомстить за дядю и его напарника. Вы оплакивали его, но решили жить, потому что иначе его жертва напрасна.

— Откуда вы знаете?! — поразилась Вейс.

— Доверьтесь мне, — Айри положила руку на её плечо. — Я научу вас полезным вещам. Женщине нужно уметь совсем немного, чтобы справляться со всем в этой жизни.

— Почему вы этого хотите?

Айри пожала плечами.

— Я чувствую. Чувствую, что мои уроки пойдут вам на пользу. Сюда не попадают первые встречные. Сюда попадают те, кто заблудился в самом себе.

Она встала, подошла к окну и принялась раздеваться. Тефан развязывать недолго — полминуты, и вот уже она совсем без одежды.

— Что… что вы собираетесь делать? — пролепетала Вейс.

— Спать, — Айри уселась рядом с ней. — Спать, дитя моё. А вы думайте, если хотите. Утром мне нужен ваш ответ. Если вы отказываетесь, вы забудете и моё имя, и всё, о чём мы тут говорили, и сами будете справляться с испытаниями. Если соглашаетесь, я немного помогу, подготовлю вас к ним.

Айри повернулась на бок, спиной к Вейс, и прикрылась покрывалом. Вейс сидела и смотрела на неё… а в голове творилось невесть что. Вспоминала прикосновение Волчицы, её слова. «Какая прелесть». О чём она?!

Вейс улеглась, но сон не шёл.

— Я могу вас спросить? — прошептала она едва слышно. Айри уже спит — дыхание редкое, ровное.

— Да, конечно, — Айри перевернулась на другой бок, встретилась глазами с Вейс.

— Что Волчица хочет от меня?

— То, что ей пока что даю я. Ей одиноко. Ей разбил сердце мужчина, она с тех пор терпеть не может мужчин, а я приношу ей покой.

— Вы… что вы с ней делаете?

Айри засмеялась, взяла Вейс за руку.

— Честно? Говорю с ней, сижу за её спиной, глажу по голове. Слушаю её. Иногда даю мелкие советы.

— И всё?!

— И всё.

— Зачем это вам? У вас ведь… у вас ведь других забот полно!

Айри уселась.

— Есть люди, от которых зависит жизнь и здоровье многих других людей. Волчица — одна из таких людей. Пока она главная на фабрике, там не будет лишней жестокости, бессмысленных убийств, ненужных страданий.

— Понимаю, — Вейс и в самом деле начала понимать.

— Я могу обучить вас на стража Луны. И когда-нибудь вы смогли бы уметь то же, что и я. Но каждое знание — это ответственность. Вам пришлось бы жить одной, без семьи, заботиться о других и часто жертвовать своим счастьем ради других. Совершенно незнакомых вам людей. Вы готовы на такое?

— Не знаю, — Вейс ответила не сразу. — Наверное, нет. Простите!

— За что прощать? Я знала ваш ответ заранее. Знаете, чего вы желаете больше всего, Вейс?

— Чего же?

— Чудес. Вы мечтали о них с детства. Но они не приходили, а случалось всё самое плохое. Я верно говорю?

— Верно, — Вейс уже была не в состоянии удивляться сильнее. — Но как вы узнали?

— Я видела, как вы смотрели на море. В небо. Там, на фабрике. Когда другие уходили заниматься обычными играми, вы уходили смотреть на небо и море.

— Я согласна, — ответила Вейс, неожиданно для себя.

Айри легонько сжала её руку.

— Я рада, Вейс. А сейчас спите. Мои уроки будут трудными, а времени у вас мало.

— Я не могу заснуть, — призналась Вейс.

— Я помогу. Лягте на живот, голову поверните направо. Вот так. Руки вдоль тела. Смотрите на меня, или закройте глаза, как хотите.

Она положила ладонь между лопаток Вейс, и та ощутила, как тепло растекается по телу из ладони.

Айри склонилась над ней, Вейс ощутила запах её волос… непередаваемо приятный аромат… губы коснулись её щеки.

— Спите, дитя моё, — услышала она, проваливаясь в сладкую жаркую пучину. — Сны будут добрыми.

Лас и Вейс

— Ничего себе, — прошептала Лас. — Я бы многое отдала, чтобы повидаться с Айри. Мне не спится, Медвежонок, а пора. Поможешь?

— Ляг, — улыбнулась Вейс, уселась в постели. — Ляг на живот так, как тебе удобнее.

Она положила ладонь между лопаток Лас — это первое, чему Айри учила её. И ощутила, как Лас расслабляется, становится податливой и мягкой. Ещё минуты три — и Лас спит. Вейс склонилась к ней, прикоснулась губами к щеке.

— Что ты со мной сделала, Айри? — прошептала она. — Зачем?

Но ответа не было. Айри было сорок восемь уже тогда, наверное её уже нет в живых. Многих нет, а она, Вейс, жива. И Лас, кроме внуков, конечно — сейчас самое дорогое, что есть.

Не спалось. Саму себя не усыпить, но можно вернуть душевное равновесие. Вейс некоторое время лежала, глядела на спящую Ласточку, затем тихонько слезла на пол и набросила на плечи халат. Посидеть на пороге, послушать дождь. Может, тогда в сон потянет.

Воспоминания возвращались.

Вейс, восемьдесят шесть лет назад

— На людях ведите себя так, как привыкли, — говорила Айри. — Со мной ведите себя так, как будто вы одна. За три недели я не смогу дать вам многое, но слушайте и запоминайте, а если непонятно — спрашивайте. Всегда спрашивайте.

С третьего дня Вейс поняла, что сигнал того, что Вейс готова слушать и учиться — когда она раздевается. Нашёлся способ меньше смущаться — Вейс убегала в «умывальную», а оттуда проще выходить без одежды, чем раздеваться при Айри.

— Почему именно три недели?

— Через три недели вас переведут в другое место. Мне будет сложнее появляться там, я не могу оставлять Волчицу надолго.

— Откуда вы знаете, что переведут?! — но это был вопрос из тех, что Айри «не замечала».

— Привыкните ходить без одежды, когда вы дома или вас никто не может потревожить. Если прохладно, набрасывайте халат — но пусть тело под ним дышит. Прикасайтесь к себе чаще, разминайте себе мышцы, приучите тело к тому, что вы его любите. И оно ответит вам тем же. Вы любите мыться? — Айри кивнула в сторону душа. Конечно, любит — попробуй жить у моря и не любить мыться, особенно если летом жутко жарко, и приходится возиться с рыбой. Вейс и жила бы в душе, если бы он был дома — но именно душ там был большой редкостью. Зато была вода, согретая солнцем в огромной бочке — и мыться под струёй тёплой воды Вейс любила.

— Замечательно. А теперь смотрите, я покажу, как именно следует мыться, чтобы устроить самой себе хороший массаж, разминку. Даже если вы очень устали, это поможет. Вам нужны только руки, — через полминуты Айри уже разоблачилась и встала лицом к Вейс. — Встаньте и смотрите. Вы — моё отражение в зеркале. Движения очень простые, — Айри показала, — если мыться при людях, никто ничего не заметит, вы просто намыливаетесь или смываете мыло. Главное — движение пальцев. Надавливайте, сильно надавливайте кончиками пальцев, когда рука идёт снизу вверх. Видите? Запомнили? Покажите мне.

С пятого раза — Вейс сама удивилась — движения стали совсем автоматическими.

— Теперь, когда будете мыться, делайте именно так. То же самое — перед тем, как встаёте. Если получится, никогда не вставайте сразу, как проснулись. Полежите, поговорите со своим телом, похвалите его, дайте ему понять, что любите его, — Айри не улыбалась, это означало — всё серьёзно, шутки и улыбки неуместны. — Устройте себе массаж, почти такой же, как тот, когда моетесь — потянитесь, проведите пальцами и ладонями, это придаст вам бодрости.

* * *

Ужин был в семь вечера, потом у «учеников» было свободное время. Им разрешали появляться на спортивном поле — там можно было пообщаться с другими. То, что общались и в классах во время уроков — этого мало, конечно, и все охотно пользовались такой возможностью. Можно было пойти в любую другую спортивную комнату, но открытое поле — приятнее всего. С Вейс общались теперь чаще и любезнее, на неё стали обращать внимание и парни, и девушки. У Вейс стали появляться настоящие друзья. Наверное, это Айри. Точно, она. Её уроки.

Вейс, летний домик, ночь

Она обучила меня всего пяти кайсо, фигурам силы, подумала Вейс, глядя на Лас. Сказала, что больше я всё равно не успею выучить, а эти обязана знать, как свои пять пальцев и пользоваться ими рефлекторно. Как перестать воспринимать чужие эмоции — или, наоборот, чувствовать их сильнее. Как восстановить физические и душевные силы. Как привлечь или отвадить человека. Как успокоить, усыпить, утихомирить. Как снять боль, пусть и на время. То, что другие воспринимали как вульгарность — когда Вейс стояла, расставив ноги и уперев руки в бока — было самым простым и эффективным вариантом второго кайсо, «Реки силы». Вейс поначалу это смешило.

— Наши действия во многом рефлекторные, но люди уже забыли, зачем эти рефлексы, и не понимают собственного тела. А оно чётко вам говорит, что нужно сделать и для чего. Учитесь слушать своё тело.

Она твердила это постоянно — слушайте тело, любите тело, а я поняла это только после того, как родился первый ребёнок, подумала Вейс. И все её уроки вспомнились, все до одного. И больше у меня уже не было никаких неприятностей со здоровьем и самочувствием, и я полюбила ходить в халате, спать ни в чём, если возможно, делать массаж себе и другим… Второй и остальные дети родились так легко, что все удивлялись — ни беременность, ни роды не приносили мне неприятностей, только радость. Айри, я даже не знаю, как вас отблагодарить…

И это только пять фигур. А сколько их знала сама Айри? Подумать страшно! Нет, это не моё, она права. Не могу я жертвовать собой ради незнакомых людей. Только ради близких или хотя бы знакомых.

…Вам покажется, что вы забыли мои уроки, сказала Айри в последний день третьей недели. Но они вспомнятся, когда нужно. Вы забудете меня, забудете надолго, так нужно. Но вспомните позже — если захотите, несколько лет спустя. Я буду приходить к вам, вы будете замечать меня, говорить со мной, но не будете помнить, что три недели я жила с вами и обучала вас. Помните: мы с вами изучали то, за что почти везде грозит тюрьма, это знание отчего-то считается тайным. Используйте всё, что вы узнали, мудро. Только для пользы. И не обучайте других, это важно.

Я обняла её. Она уже стала мне подругой — с ней можно было говорить о чём угодно, она всё понимала. Я ей рассказала, наверное, всё, что могла бы рассказать самому дорогому человеку. И понимала — эти рассказы мне не повредят. И я испугалась, что забуду её, я этого не хотела. Но Айри была непреклонна — ради вашей безопасности, повторяла она. Вы вспомните, когда два года проживёте вдали от меня, не ощущая мой запах, не слыша мою речь. Я не прощаюсь, дитя моё. Я говорю, «до свидания».

До свидания, сказала я ей тогда. И уснула у неё на руках, уроки очень уж утомляли. А когда проснулась, то проснулась другой. Стало легче. Меня не так выводили из себя выпады и издевательства охраны и других учеников. У меня словно выросла броня, насмешки и сарказм не пробивали её, но я оставаласьоткрытой, мне приятно стало общаться. Как Айри этого добилась, не понимаю. А может, не она. Может, это я сама сделала, просто чуть-чуть использовав её наставления. Кто знает.

Я выполнила все ваши требования, Aenin Rinen, подумала Вейс. И я счастлива. В этот самый момент я счастлива. И все предыдущие восемьдесят лет. Быть счастливой просто, вы правы.

Скоро четыре утра. Вейс посмотрела в окошко, затем вернулась к кровати и разделась — медленно, как показывала Айри — так, как раздеваются для любимого человека. Я не раздевалась так уже очень давно. Мне просто нужно быть рядом, Лас. Этого достаточно, хотя всегда хочется чего-то ещё. Пусть даже мы будем вместе лишь изредка. Вейс скользнула под одеяло, осторожно, чтобы не потревожить Ласточку, улеглась, улыбаясь себе и воспоминаниям, и уснула — мгновенно.

Лас, летний домик

— Лас?

Она пошевелилась — сонно и немного раздражённо, вот ведь нашли время окликать!

— Лас?

Она долго балансировала на грани сна и яви, и когда поняла, чей голос слышит, сон мигом слетел с неё. Лас уселась, озираясь. Вейс рядом, свернулась клубочком, на лице — счастливое выражение. Лас улыбнулась — в такие минуты Вейс сильнее всего походила на ребёнка. Она протянула руку, чтобы погладить Вейс по щеке.

— Нет, Лас. Не тревожь её. Нужно поговорить, я жду тебя за дверью.

Голос Незнакомки. Лас, уже машинально, подняла нижнюю часть тефана, так же машинально надела — завязала. Вот и кончилось спокойствие, подумала она безучастно. Великое Море, ну что же ей ещё нужно?!

Дождь стучит за окном. Скоро рассвет. Лас замерла перед дверью, прислушалась и принюхалась. Никого постороннего, никого вообще — только трава и розы, дождь, мокрая листва. Она отворила дверь…

И рефлекторно схватилась за косяк. Сразу за дверью начинался обрыв. Она узнала место: именно там она стояла не так давно, именно там увидела надпись на небе.

У кромки воды — метров пятьдесят вниз, метров двести вперёд — стояла женщина, в светлом, развевающемся на ветру одеянии. О да, это платье Лас теперь узнает откуда угодно.

— Лас! — женщина помахала рукой. — Иди ко мне. Сделай шаг.

Лас похолодела. Это шутка? Внизу — острые камни, отсюда видно, что оступишься — и собирать с камней будет нечего. Голос раздавался прямо в голове, слышался не ушами. Лас оглянулась — позади и вокруг коридор — прихожая, милые и родные запахи. Едва слышен стук маятника — ходики, в гостиной. Одна из причуд Вейс.

— Я сплю? — спросила Лас у самой себя.

— Ты не спишь, — женщина смотрела на неё. — Ты говорила со мной, Лас, ты одна из немногих, кто понимала, с кем говорит. Ты встречала солнце. Сделай шаг, Лас. Не бойся. Тебе теперь нечего бояться.

Шутка? Хитрость? Незнакомке стало скучно и она решила взять Лас к себе? Или решила, наконец, расквитаться?

— Ты так долго верила в меня, — женщина подняла руки над головой. — Неужели перестала верить?

Лас судорожно вдохнула. Она испытала… только что почувствовала то, что почувствовала много лет назад, когда впервые встречала солнце. Трудно описать — как будто поток силы пронзает тело, и каждая клеточка кипит энергией, электричеством, жаром.

— Я иду, — Лас нелегко дались эти слова. Она старалась отогнать картину…

…того, как падает, падает вниз, на острые камни, и за долю секунды до смерти слышит издевательский смех. Взамен она представляла, что воздух подхватывает её и опускает, плавно опускает, не причиняя вреда.

— Я иду, — повторила Лас и сделала шаг.

* * *

Вейс привычно проснулась, всплыла изо сна в дрёму, едва Лас встала — ну куда по ночам обычно встают? Тут же начала засыпать снова, но что-то было не так — и Вейс приподнялась на локте. Да, не так. Во-первых, зачем Лас взяла нижнюю часть тефана? Почему пошла в сторону входной двери, кто там пришёл в такую рань, почему она не возвращается?

«Я иду», услышала Вейс и вскочила на ноги. Странно, очень странно звучал голос Лас. Вейс побежала — уже не думая ни о какой одежде — по дороге чуть не споткнулась о порог. Увидела то, от чего кровь застыла в жилах — за дверью начинался не сад, а пустота, синее небо, океан вдали. Лас сделала шаг и упала, унеслась вниз. Вейс бросилась к двери, но та захлопнулась у неё перед носом. Вейс распахнула её вновь — сад, мокрая дорожка, дождик, тихая и спокойная картина.

Вейс ущипнула себя. Больно! Значит, не снится. А если… а если снится, то не отличить. У неё хватило самообладания вернуться, надеть ночную рубашку, а потом уже — набросить плащ и обуться, и выскочить наружу.

— Лас! — крикнула Вейс. Уже светает, от фонаря мало толку. — Лас, где ты?! Ласточка!

Но Лас пропала бесследно.

* * *

Лас начала падать, но порыв ветра подхватил её, понёс и поставил наземь. Прямо перед женщиной. Теперь Лас видела, что это вовсе не Незнакомка; лицо не оставалось неизменным, оно постоянно менялось, плыло. Сама женщина и её лёгкое, невесомое одеяние светились белым. От неё пахло грозой.

— Ты вновь поверила, — женщина улыбнулась, протянула руку. Живое, тёплое прикосновение. От него пропали остатки страхов. — Лас, мне нужна твоя помощь. Меня забыли в твоём родном мире. Я нужна людям, я чувствую — впереди многие беды, я нужна людям.

— Что я могу сделать для вас, госпожа? — Лас не ощущала робости — почтение, да, но ни страха, ни робости.

— Ты — это я. Ты слышала эти слова, верно? Лас, приближается буря. Что-то не пускает меня в мир, где ты родилась — тебе придётся узнать, что. Не медли.

— Да, госпожа, — Лас поклонилась. — Я узнаю.

— Лети, дитя моё, — Владычица Морей взяла её за плечи. — Ты ждёшь голоса, к которому давно привыкла. Его больше не будет. Живи заново, оставь прошлое в прошлом.

— Да, госпожа, — Лас поклонилась. Только сейчас вспомнила, что одета весьма легкомысленно.

— Лети! — женщина отступила на шаг, её очертания стали зыбкими. — Лети, тебя уже ищут и тоскуют, и тревожатся. Лети, Ласточка!

И исчезла. Просто была — и не стало. Со стороны океана подул тёплый ветер, и Лас окончательно пришла в себя.

— Лети, — повторила Лас. — Вейс, я сейчас! Я скоро буду!

Она разбежалась по каменистой полосе, подпрыгнула…

И полетела.

* * *

Вейс успела позвонить в Вантар-Лан и сообщить о пропаже. Уже через десять минут Мира вновь запустила эфемеры, и начала прочёсывать планету. А Хорёк нашёл то, чего опасался более всего: проход на стыке двери и косяка в летнем домике.

— Мы сейчас будем, — добавил он. — Вейс, пожалуйста, не беспокойтесь.

Вейс кивнула, хотя видеосвязь уже оборвалась и побрела назад, в спальню. Открыла дверь…

Порыв ветра в лицо — кто-то открыл входную дверь. Вейс выскочила в коридор — там стояла Лас. Одетая только в нижнюю часть тефана, мокрая и задумчивая. Она увидела выражение лица Вейс и подбежала к ней.

— Вейс! Это я! Прости, всё так неожиданно случилось… Она позвала меня. Представляешь?!

— Кто? — Вейс теперь казалось, что она спит. — Кто позвал? Незнакомка?

— Нет. Её больше нет. Позвала…

Лас запнулась. Она попробовала произнести «Владычица Морей» и не смогла.

Вейс уселась прямо на пол.

— Ты меня в гроб вгонишь, — она прижала ладони к лицу. — Я открыла дверь и увидела, как ты упала в пропасть.

— Сейчас! — Лас бросилась к ней, усадила на кровать, крикнула «я сейчас» и унеслась на кухню. Вейс сидела и пыталась унять сердцебиение.

Лас вошла с подносом — чайник, чашки, стакан с водой и лекарство. От сердца.

А ещё через минуту в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, ворвались — Мира и Хорёк. Последний определённо выглядел моложе, чем вчера. Лас выбежала им навстречу.

— Простите! — она прижала ладони к груди, а вновь вошедшие отвели взгляд в сторону. — Я сейчас!

* * *

Шесть утра. Все сидели за столом — Вейс приготовила завтрак, ей это помогло лучше любых капель.

— Владычица Морей, — Хорёк потёр переносицу. — Вот в это Вессен точно не поверит. Потому что и я верю с трудом.

— А при чём тут вы? — поинтересовалась Вейс. — И почему не верите? Вы же поверили рассказу Лас про…

— Я верю фактам, — Хорёк вновь потёр переносицу. Нет, подумала Вейс, он определённо стал моложе выглядеть. Интересно, почему? — Факты свидетельствуют, что Незнакомки больше нет нигде. Мы не можем обнаружить её присутствия, дружественные нам «пси» тоже не могут. Все её недавние слуги так и говорят: госпожа, мол, теперь властвует над всем миром, теперь миру ничто не грозит. И любят проводить время у моря. Это факты.

— То есть мне и Вейс это всё приснилось? — прищурилась Лас.

— Подождите, — Хорёк отпил из чашки и поставил её на стол. — Любое событие, которое могут зафиксировать приборы, для меня факт. Картина, которая могла настраивать реальность произвольным образом — тоже факт. Но как только мы начинаем опираться на сверхъестественное…

— Почему сверхъестественное? — поинтересовалась Лас. — Она и мир — одно и то же. Или пока я вам не дам видеозапись разговора с Ней, вы не поверите?

— Я вам верю, — Хорёк дружелюбно улыбнулся. — Но Вессен нужны факты. Если я скажу ей, что Владычица Морей направляет вас, чтобы узнать, почему её не пускают на планету, меня в лучшем случае отправят в отпуск на пару недель.

— Это хорошая мысль! — Мира взяла его за руку. — Стайен, ты же обожаешь фразу «мои источники». Вот и скажи, что твои источники дают повод предположить… короче, выразись позаумнее, ты мастак, что ожидаются большие неприятности.

— Это легко, — Хорёк пожал плечами, — но каким образом связать это с Лас?

— Когда кончается её и мой карантин? — поинтересовалась Мира. — Ты же знаешь?

— Ну…

— Стайен, я тебя сейчас побью! Говори!

— Тебя она ждёт послезавтра, — Хорьку трудно было выдержать её взгляд. — Лас и Вейс она хочет держать в карантине ещё две недели. А там — в зависимости от заключения Аспиранта и Иллюзиониста.

— Слушайте, это уже слишком! — возмутилась Вейс. — Кто она такая? То, что вы там считаете себя главнее всех, это пожалуйста, но держать нас тут как в тюрьме! Лас, может тебе тоже перестать пускать их сюда? Это твой мир, я помню, тебе его дали — ты тут главная!

— Вейс, я прошу, — Лас погладила её по ладони. — Стайен, в самом деле — почему она распоряжается? Почему сама ничего не сказала, только через курьеров?

— А у меня там внуки, между прочим! — Вейс встала, подбоченившись. Спасайся кто может, подумала Мира без тени иронии. — И другие родственники! И я с ними хочу видеться! Этот ваш Аспирант ничего не нашёл. А значит, мы с Лас можем ехать когда угодно и куда угодно!

— Вейс, — Стайен поднял руки.

— Попробуйте меня остановить!

— Вейс, — Мира подошла к ней, взяла за плечи. Лицо Вейс оставалось каменным. — Бабушка Вейс! — шепнула Мира. — Можно обойтись без драки! Стайен, — она посмотрела на Хорька. — Тебе не кажется, что Вессен самой пора в отпуск?

— Кажется, — Стайен встал. — Мира, у меня предложение. Поехали домой, и поговорим с Вессен. Я — один из магистров Ордена и могу потребовать созвать совет, если меня не устраивает решение главы. Вессен пора отдохнуть немного.

— Мы сейчас, — Мира легонько сжала плечи Вейс и поцеловала ту в щёку. — Не сердись!

— Кажется, мы устроили у них переворот, — произнесла Вейс, едва только Мира и Хорёк закрыли за собой дверь. — Я теперь буду беспокоиться за Вессен.

— Она тридцать лет сидела у картины, — Лас взяла Вейс за руку. — Я была с ней всего несколько дней, и чуть не спятила. Вессен в самом деле нужен отдых.

— Пошли пить кофе, — Вейс пригладила волосы. — У меня никаких нервов скоро не останется! Успокой меня, а? Отпуск называется!

* * *

Вессен приехала в три часа пополудни, когда утреннее происшествие уже позабылось, и все увлечённо занимались любимым делом. Вейс размышляла над новым соусом к котлетам — у Крайена очень уж хорошо получилось; Лас ухаживала за розами, а Принц азартно ловил мышей.

Автомобиль Вессен приземлился, сделав круг над поместьем — чтобы заметили, подумала Вейс. Она первой подошла к посадочной площадке, возле гаражей.

Вессен вышла первой — но не угрюмая, а улыбающаяся.

— Гостей принимаете? — она поклонилась Вейс и та смутилась.

— Да, всегда вам рады! — Вейс поклонилась в ответ. — Сейчас я приготовлю ваши комнаты.

Вслед за Вессен из машины вышли Крайен и Сэнье.

— Вы здесь из-за нас? — поинтересовалась Вейс тихо, когда поблизости от неё с Вессен никого не осталось.

— Я не думаю, — ответила та серьёзно. — У меня был долгий разговор с братом и Мирой. И знаете, я согласилась. Я всё ещё живу так, словно должна охранять картину. Если разрешите, я поживу пока здесь. Я пока не решила, где и когда буду строить новый дом.

Вейс обрадовалась, глубоко вздохнула.

— Оставайтесь! Мы вам очень рады, я и Лас. Вон она, уже идёт, сейчас сама скажет.

23. Путь в Сердце Мира

Лас, Вантар-Лан, Вассео 12, 16:45

— Ты чего такая смурная? — поинтересовалась Вейс. Лас сидела у себя, молча — у окна, глядя туда, где за стеной деревьев пряталось море. — Разве это не то, что ты хотела? Всё окончилось, тебя не тревожат голоса, нас никто не станет держать здесь силой. Делай что хочешь!

— Со мной что-то не так, — Лас обернулась. — Я уже не могу представить себе, что ещё сто лет буду сидеть вот так, дома, ухаживать за розами. Иногда выезжать на дни рождения, хоронить тех, кого воспитывала и начинать всё сначала.

— Она дала тебе поручение, — Вейс встала у неё за спиной. — Ты согласилась. Разве нет? Сидеть не получится!

— У меня нет сил, — Лас запрокинула голову, чтобы посмотреть в лицо Вейс. — Мне ничего не хочется. Как будто что-то вынули изнутри. Не знаю, как тебе объяснить.

— Мне не нужно объяснять, — Вейс погладила её по щеке. — Знаешь, почему я отсюда уезжала каждую неделю хотя бы на несколько часов? Потому что здесь слишком много покоя. Ты хотела покоя, и ты добилась своего. Только не обижайся. Здесь в самом деле очень хорошо! И детям очень нравится, а детей ведь не обманешь. Но здесь нельзя жить, только приезжать на отдых.

— На отдых, — Лас поднялась на ноги. — Ты права.

— Идём, — Вейс потянула её за рукав. — Идём, тебе будет интересно. Не сиди одна! Я не дам тебе снова заснуть!

* * *

Мира и остальные уже была в гимнастическом зале. Надо признаться, Лас нечасто баловала зал визитами.

Мира уже была в спортивном тефане — в современном, свёрнутом из единого куска, не из трёх — и поясе.

К удивлению Лас, Вейс появилась в точности такой же одежде.

«Хочу посмотреть, как вы дерётесь», вспомнила Лас, и позабытое ощущение — азарт — проснулось в ней.

— За кого болеете? — поинтересовалась Вессен.

— За Вейс, конечно, — тут же ответила Лас.

Хорёк — выглядел он ещё моложе, и это в очередной раз поразило Лас — ударил в гонг. Мира и Вейс поклонились друг другу, замерев в разных углах ковра.

Мира занималась единоборствами, Лас это знала. А вот чем занималась Вейс? Обучалась ли у кого-то, кроме пиратов?

Мира стояла в высокой стойке — боком к Вейс, руки опущены, смотрит в сторону — бери голыми руками. Ощущение, что не готова отразить возможную атаку. Хорошее ощущение, передавалось даже зрителям, даже тем из них, кто знают, что Мира далеко не безобидна, даже если не пользуется возможностями Тени.

Вейс сложила руки на груди, прикрыла глаза. По-настоящему. Захоти Мира сейчас подойти к ней — и подойдёт, и ничего не будет.

— Что она делает? — удивилась Сэнье. Лас сама удивилась, но… поняла. Поняла, увидев, как изменилось лицо Вейс. Уже не добрая, ворчливая немножко, бабушка. Несколько секунд — и Лас увидела ту самую Вейс из её же рассказов о бурной молодости.

— Вспоминает, — ответила Лас шёпотом.

Мира приблизилась на три шага — до Вейс оставалось ещё пять, не меньше — и замерла. Вейс открыла глаза и пошла сама — чуть наклонившись, прижавшись к земле, не теряя Миру из виду, обходя её против часовой стрелки.

Выпад Вейс был молниеносным. Неожиданным, Лас никогда бы не подумала, что Вейс способна на такую мгновенную мобилизацию. В прыжке ударила рукой, словно кинжалом. Мира ушла от удара — легко и изящно, и тут же Вейс приземлилась на все четыре конечности, резко развернулась и её нога остановилась возле живота Миры. Остановилась, не закончив удара.

Хорёк ударил в гонг, не меняя выражения лица. А на лице Миры появилось выражение — на краткий миг — растерянность.

— Неплохо, — заметила Вессен, хлопнула легонько в ладоши.

На этот раз Мира применила такой же выпад, из внешне несобранного состояния — мгновенный бросок. Вейс ушла от удара, но Мира поймала её за рукав и перебросила через себя. Однако когда Мира уже собиралась подняться — подняться, чтобы нанести удар — Вейс уже держала её за плечи, и готова была укусить.

В шею. Если бы укусила — то для Миры всё могло бы кончиться печально.

— С ума сойти, — признался Крайен.

Второй удар гонга.

В третий раз Мире удалось обмануть Вейс ложным выпадом и поймать на болевой приём — чисто и стремительно, секунды за три. Вейс поднялась, они в третий раз поклонились и разошлись на исходные позиции.

В четвёртый раз Мира почти что показала то, о чём рассказывала — только не стала рвать руку Миры зубами, просто прикусила. На лице Миры явно читалось выражение «это нечестно».

Гонг…

После двенадцати раундов счёт был семь-пять в пользу Миры. Когда Мира применяла известную ей технику рукопашного боя — Вейс редко могла что-то противопоставить. Но когда тон схватки задавала Вейс, она и побеждала. Будь у неё кинжал, или просто укуси она всерьёз, когда могла бы — и всё, обычному человеку надеяться было бы не на что.

Аплодисменты были долгими.

— Класс, — Мира пожала руку Вейс. — Мне очень понравилось. Вот теперь я верю. Каждому слову!

Вейс улыбнулась во весь рот, и на глазах из дикой и кровожадной Акулы снова стала милой и приятной бабушкой.

— Ну? — подошла она к Лас и та её обняла. — Не думала, что у меня получится. Столько лет уже не тренировалась! А ты?

— Что я? — не поняла Лас, отпуская подругу. — Я же ничем таким не занималась!

— Тряхнёшь стариной? Ну расскажи нам хотя бы! Расскажи, как всё началось! Ты так здорово рассказываешь!

— Расскажите! — подхватили остальные. Лас покачала головой, улыбнулась.

— Хорошо. Сразу после ужина.

* * *

После ужина все собрались в кинозале и Лас, пришедшая туда с целой стопкой исписанных листов, минуты три размышляла, с чего начать. Но в конце концов нашла.

Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, крепость Вантар-Таэр, Неиверин 11, 1205, 11:20

Послезавтра у меня день рождения.

Сегодня у меня аудиенция с главой дома Вантар эр Рейстан. Смешно, правда? Встреча с мамой называется аудиенцией. Но — никаких исключений. Так сказано. Ни мне, ни сёстрам не делается исключений — мы удостаиваемся разговора с ней на тех же основаниях, что и весь остальной дом. Пока не стали взрослыми, пока не отыскали себе место в жизни. До тех пор мы — дети, сколько бы нам ни было лет.

Терпеть не могу подолгу сидеть с сёстрами. Особенно вместе с средней — непременно начнёт хвастаться, как много торговых вопросов она будет решать. Как мы все — мы со старшей сестрой — будем ей благодарны, какая она у нас умная. Ну конечно, Вейрон, ты у нас самая умная. Если ’ум’ — это неумение держать рот на замке.

Дождь. Сейчас, осенью, часто приходят дожди. Если взобраться на ближайшую гору, по тропинке, можно увидеть Араф-Рин, ’Акулий зуб’. Полоска земли у горизонта. Второй по величине остров, принадлежащий нашему дому. Там мы живём, вместе с сёстрами. Точнее, жили. Обе они уезжают завтра — средняя на север, в Альваретт, показывать свой великий ум. Старшая — в сердце мира, в столицу Архипелага и Роан, на Крайтеон. Если приподнять тот остров и все сто двенадцать его окружающих, совсем чуть-чуть, получившаяся земля могла бы соперничать по площади с Тераной. Говорят, раньше так и было. Был третий материк. Давно, ещё до появления людей.

Скучно. Скучно дожидаться, когда меня примут. Ждать ещё два часа внутри, в Зале Вихрей — не хочу. Там сегодня много посетителей. Сплошь торговцы. Не люблю их, хотя без них — никакой жизни. Смотрят на меня снисходительно. Знали бы, кто я — не смели бы поднять и взгляда. Но чтобы самой подходить к каждому такому и называться — много чести.

Это, конечно, не гора — название одно. Пока поднялась, даже не запыхалась, хотя почти всё время бежала. Тучи — низкие, иногда немного страшно — кажется, подпрыгнешь, и коснёшься руками. Но настоящего дождя не будет до вечера, а водяная пыль, что падает на голову, даже приятна. И ветер. Мой любимый, восточный.

* * *

Лас-Таэнин смотрела на Акулий Зуб и вспоминала, как, на спор, взялась добраться до него — отсюда, вплавь, шесть лет назад. И добралась ведь; правда, в полумиле от цели заплыва её едва не утащило под воду — подводное течение, Плеть Саари, река в глубине моря, оказалась ближе к поверхности, чем думала Лас. А потом — три месяца длилось её наказание. Работа в рыбацком посёлке, среди низких людей, среди отвратительных запахов, сопровождающих дары моря. Зато старшая сестра, Тесан, проиграла ей желание. Ну и своё ожерелье, личный знак наследницы дома. Ожерелье, правда, Лас-Таэнин вернула. Иначе бы Тесан тоже наказали — и тремя месяцами бы дело не ограничилось. Наследницей могли назначить среднюю сестру.

А желание осталось. Пригодится. Сестрица, правда, пыталась вынудить попросить у неё какого-нибудь пустяка. Да, как же! Такие выигрыши надо использовать с умом.

Вот интересно — где охрана? Ведь ясно, что она здесь, что не сводит глаз с дочери главы дома, но как умудряется оставаться неприметной? Внутри крепости — наоборот, подчёркивают своё присутствие. Здесь же — ни следа. Даже не чувствуется, что на тебя смотрят.

* * *

— О, вот она! — воскликнула Вейрон. Вместе с Тесан они прогуливались по крепостной стене. Видимо, с ними уже успели поговорить, с обеими. Я глянула на часы, над главным входом. Ещё четверть часа.

— Привет, Птенчик! — она поймала меня за руку. Ведь знает, зараза, что там, вдали от посторонних глаз, она тут же получила бы по лбу. За ’птенчика’. Я видите ли, самая маленькая из них — ’мелкая’, как говорит сама Вейрон, когда знает, что я до неё не дотянусь. Сама прямо больно крупная! Мама смеялась — если не смогу отличить по лицу, отличу по росту. Так и есть: Вейрон на дюйм ниже Тесан, а я — на дюйм ниже Вейрон. Лицом мы похожи, мама права. Почти неотличимы.

— Всё уже решили? — поинтересовалась я. И так понятно, что решили — Тесан пытается казаться невозмутимой, но я чую, насколько она довольна.

— Решили, решили, Птенчик, — Вейрон отпускает мою руку и улыбается, глядя в глаза. Два раза в лоб, сестрица. Запомни. — А ты куда собралась? Ну скажи, скажи! Мы же всё равно узнаем!

— Узнаешь, — я пригладила волосы, поправила кинжал в ножнах, — когда я расскажу.

— Ой, Птенчик, я и так знаю. В книжные крысы записалась, правда? Архивы вести будешь?

Ищи запасной лоб, Вейрон.

— Ладно, угомонись, — Тесан отталкивает её, приседает, глядя мне в глаза. — У мамы сегодня хорошее настроение. Не упусти шанс, Тэнни. Мы зайдём вечером.

’Тэнни’. ’Молодая чайка’. Не так обидно, хотя у нас у всех ’птичьи’ имена. И, между прочим, на гербе дома Вантар эр Рейстан — альбатрос. Laes-a te Ninn. Вот вам, сестрицы.

Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, крепость Вантар-Таэр, тронный зал, Неиверин11,1205,13:25.

Их было двое. Я слышала, что отец должен приехать — но не думала, что он действительно приедет. В зале было пусто — никого, кроме нас троих. Я так и осталась в светло-серой накидке, рессо. В той, в которой принято являться, для аудиенции, низким людям.

Мама жестом велела подойти к возвышению. Я повинуюсь. Отец — в мундире полковника военно-морских сил Её Императорского Величества. Именно он шесть лет назад руководил миротворческой операцией на Тирре. Именно из-за этого не успел сюда, домой, когда пираты напали на наш дом. Когда погиб мой старший и единственный брат, Тессарин. Близнец Тесан, он родился через пять минут после неё.

Она встала с трона, подошла ко мне, прижала к себе. Страшное нарушение этикета. Будь здесь кто-то ещё — недопустимое. Но никого постороннего нет.

— Ты уже решила? — спросила она, отпуская меня, взяв за руки. Я — её копия. Уменьшенная, как и сёстры. Все черты — фигура, цвет кожи, волос и глаз, даже голос. Отец — полная её противоположность. Она — потомок рода Рао, исконных жителей этих островов: кожа тёмно-коричневого цвета, высокий рост, круглое лицо и большие глаза. Он — родом с Тераны, из владений Фаэр: почти белокожий, волосы серебристого цвета. Как у нас говорят, жителей Тераны высекают из мрамора серебряным резцом. Резкие черты лица, широкоплечий, светло-зелёные глаза. Брат был таким же. Или почти таким же.

Я киваю.

Отец также поднимается, подходит ко мне. Улыбается, вслед за мамой — отчего перестаёт казаться изваянием. Я видела его едва ли дюжину раз за всю свою жизнь. И горжусь тем, кто он. Многие из лучших военачальников Империи — из дома Вантар.

— Вы разочарованы? — я чувствую, что да, отчасти.

— Нет, — отвечает мама. — Но если ты не сможешь поступить с первого раза, будет так, как выбрала я.

Да, разумеется. Но я поступлю. Я знаю.

Я кланяюсь — так, как положено, чтобы выразить согласие.

— Найкэри, — она поворачивается к отцу. — Оставьте нас, пожалуйста. На несколько минут.

Отец кивает, прикасается к моему плечу, и через минуту мы одни.

— Три года, — говорит она, жестом предлагая идти за ней, к дальнему выходу из зала. — Три года ты будешь одна, взаперти. Я знаю, почему ты хочешь работать в Императорской библиотеке. Ты уверена, что справишься?

Я киваю. Разумеется, я уверена.

— Ну что же, — она снимает с меня накидку. Теперь я — в церемониальной одежде, как должна была бы явиться. если бы моё будущее было уже определено, как для сестёр. — Я не одобряю твоего выбора, Таэнин. Служба на континенте была бы нам полезнее. Но если ты поступишь — моё благословение с тобой.

Она ещё раз прижимает меня к себе. Я помню этот момент. И сейчас, и много лет спустя.

Отца я увижу вечером. Собственно, на его катере я и отправлюсь на Крайтеон. Отца отпустили ненадолго; на востоке, вблизи Тирра, всё ещё неспокойно.

Как я и думала, все — только что надменно не замечавшие меня — торговцы, дожидавшиеся своей очереди, тут же стали самим почтением. Я не стала обращать на них внимания — привыкаю. Там, в библиотеке, я буду одной из многих, меня едва ли станут замечать, и уж тем более выказывать почтение.

Пока росла с сёстрами, успела натерпеться высказываний относительно своего роста. Да, не вышла ростом. Ну и что?

* * *

Сегодня у нас с сёстрами прощальный вечер. Тесан уезжает, чтобы поступить в военную школу. Далее — в академию, обе они на Кресси, соседний с Крайтеоном остров. А сегодня — праздник, здесь же, в Вантар-Таэр. Да, прибудут многие из рода Вантар, и не только, все будут делать вид, что им весело. Но мне уже грустно. Хотя я пять с лишним лет готовилась к этому дню. Думала, что сёстры уедут раньше — Тесан могла поступить ещё два года назад. Но предпочла дождаться меня. Вейрон, вероятно, просто последовала её примеру.

Детство заканчивается. Для меня и Тесан. Потому что Вейрон ещё долго не сможет взяться за ум, это видно после трёх минут разговора с ней. Послезавтра, когда в полдень мне станет восемнадцать, я отправлюсь вслед за Тесан, в сердце мира. Но она будет готовиться к тому, чтобы перенять правление домом и его владениями, я — чтобы найти своё собственное место. Если его не найду я, выбор сделает мама.

Сёстры наверняка сейчас бродят по крепости. Не хочу их видеть до вечера. От крепости до нашей столицы — два часа пути. Через горы. Вот туда я и пойду. Завтра у меня много дел — собрать вещи, попрощаться с братом, ещё раз подумать, правильно ли я выбрала. Впрочем, уже поздно — выбор сделан. А когда он сделан, обратного пути нет.

* * *

— Таэнин, — впервые за последний месяц Вейрон обратилась к младшей сестре по имени и та вздрогнула от неожиданности. — Ты… успеешь попрощаться с Тессарином?

Лас-Таэнин кивнула. Выражение лица её сразу же стало жёстким.

Лас-Вейрон сняла с шеи ожерелье — крохотные раковины-«монетки», золотистая пыль на причудливых спиралях створок. Триста двендцать раковин, по числу дней в году. Тессарин собирал их два года. Ещё два месяца — делал само ожерелье.

— Возьми себе, Таэнин. Пожалуйста. Думаю, он был бы рад.

— Ты не придёшь к нему? — Таэнин взглянула ей в глаза.

— Я не смогу, — отозвалась Вейрон, тихо, опустив взгляд. Лас-Таэнин долго смотрела в её лицо, прежде чем кивнула и осторожно приняла подарок. — Не в этот раз.

Лас-Тесан смотрела на них и вспоминала то, что случилось в этом же зале, пять лет назад, в годовщину смерти брата.

-

Лас-Таэнин пришла тогда в чёрной одежде, с обсидиановым обручем поверх волос — знак траура. Вейрон успела уже выпить — во время траурных пиршеств не запрещалось. Единственный раз, когда не запрещалось. И средняя сестра успела воспользоваться послаблением.

— Расскажи, Птенчик, что он сказал тебе? — попросила она громко. Таэнин, вполголоса беседовавшая со старшей сестрой, выразительно посмотрела на Вейрон и продолжила разговор.

— Ну скажи, скажи, — Вейрон не унималась. — Ты ведь у нас одна с ним говоришь. Правда? Что сказал тебе брат? Расскажи, мы имеем право знать!

Лас-Таэнин встала, несколько секунд смотрела на весело улыбающуюся сестру и молча направилась к выходу. Разговоры в зале тотчас утихли. Тесан попыталась удержать Вейрон за локоть, но та освободилась и догнала младшую, схватила ту за рукав.

— Скажи! — потребовала она. — Я и так знаю, что ничего ты не слышишь. Никаких видений, Тэнни, никаких снов. Ты просто хочешь выглядеть самой важной. Что он сказал?

Лас-Таэнин молча выдернула рукав и направилась к дверям. Оставалось всего пять шагов, но…

— Нет, ты скажешь! — Вейрон попыталась вновь поймать её. И…

Лас-Таэнин ударила её по лицу. С размаху, развернувшись. Так, чтобы это было унизительнее всего. Вейрон свалилась на пол; попыталась вскочить на ноги — Таэнин ударила её ещё раз, другой рукой, опрокинула на спину. Вейрон, оскалившись, собиралась броситься на сестру, с пола, но ощутила, что кончик кинжала Таэнин упёрся в её горло. Замерла.

В зале воцарилась тишина. Все, включая графиню ан Вантар, молча смотрели. Охрана тоже не пыталась вмешаться.

— Он сказал, что помнит о нас, — голос Таэнин был тихим и спокойным. Именно это спокойствие испугало Вейрон. — Что всегда будет с нами. Он погиб, Вейрон, когда спасал тебя. Ты не хотела расставаться с драгоценностями, из-за тебя он не успел.

Вейрон медленно опустила голову, прикрыла лицо ладонями. Знак смирения.

— Я иногда думала, что лучше бы выжил он, а не ты, — Таэнин убрала кинжал в ножны, отстегнула ножны. Бережно положила их на пол. — Я и сейчас так думаю.

Она медленно поклонилась всем присутствующим и вышла вон.

-

Вейрон тогда наказали — следующий год она работала служанкой, в одной из семей на соседнем островке. Лас-Таэнин сама наказала себя — ушла работать вместе со сборщиками «кудрей Соари», ценных водорослей, приносящих немалый доход дому. Жила и работала, как все, среди грязи и смрада высыхающих водорослей. Ждала гонца от матери — с сообщением, что лишена имени за то, что произошло. И гонец прибыл — два месяца спустя, в полдень, когда она сидела у надгробия могилы Тессарина.

Но с другими известиями. Ей было велено вернуться домой и продолжать учиться. Ни мать, ни отец, ни даже служанки не говорили о произошедшем.

Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, замок Араф-Теон, дозорная башня, Неиверин12,1205,4:55

Я встречаю солнце.

И в основном смысле — думаю над тем, что ждёт меня в ближайшее время, и в прямом. Смотрю на восток, где небо, над чёрно-зелёной полоской моря, уже наливается багрянцем. В низком смысле я солнца не встречаю — моя «луна» (как говорят низкие люди) только через полтора месяца. Нужно привыкать к низкой речи — там, на Крайтеоне, в Столице, я буду в обществе низких людей ещё очень долго. Помню, как меня учили тому, что такое низкие люди — не по происхождению (не только по происхождению), а по образу мыслей, по отношению к другим, по тому, как понимает и исполняет смысл своего существования. Вейрон чаще всего ведёт себя именно как низкий человек. Как наинизший. Но раз мама доверила ей важную должность — значит, не всё так плохо.

Тот, кто имеет смысл в жизни, всегда встречает солнце, каждый день. Помню, как долго я была в недоумении — что, если на небе тучи? Что, если ты в пути, если нет возможности увидеть восток? Считать день пропавшим? Пока не поняла, что прямой смысл не должен затмевать основной. А когда я сказала это при сёстрах, средняя подняла меня на смех. Думаю, нарочно. Мне интереснее говорить со своей служанкой, Вейс (я бы не назвала её низкой, ни в каком смысле), чем с Вейрон. Мне интереснее проводить время с книгами, чем в обществе родственниц.

Вейс ждала меня у входа в мои комнаты. Если честно, она при мне только потому, что так положено. Я давно уже сама забочусь о себе — так интереснее. На официальных встречах, в присутствии мамы, мы одеваемся так, как принято на континенте. Сейчас же я соберу ту одежду, в которой подобает ходить там, на Крайтеоне. Тефан, традиционная одежда Роан. Три прямоугольных куска ткани — так это выглядит не на человеке. Нижняя часть, феас — от ступней и до «золотого пояса», чуть выше солнечного сплетения. Верхняя часть, тоас, оставляющая открытой только голову и руки ниже локтей (или до кистей — как наденешь). И пояс, файрин. В обыденный тефан я облачаюсь сама минут за десять. При помощи Вейс — минут за пять. Конечно, вся одежда не сводится к тефану, как думают жители севера и прочие варвары. Но пусть думают, если им так приятнее.

Вейс помогла мне переодеться и только тогда заговорила.

* * *

— Госпожа, — Вейс опустила голову. — Возьмите меня с собой.

Признаться, я ожидала чего-то подобного. Не знаю, успела ли наябедничать Вейрон, что я обучаю служанку грамоте — может, и не успела, бывают же чудеса. Вейс давно уже перестала быть низким человеком. Вейрон по-прежнему думает, что те, кто выполняет «грязную» работу — низкие люди. Хотя и мама говорила не раз: та грязь, в которую приходится вступать ногами — не пятнает. Та, в которой приходится работать — не пятнает. Пятнает та, которая становится твоей жизнью. Я собирала «кудри Соари» и уж знаю, какой может быть та грязь, которая не пятнает. Не пятнает в основном, высоком, смысле.

— Ты знаешь, куда я еду? — поинтересовалась я, предложив ей присесть. Вот это уже — нарушение приличий. Точнее, внешних приличий, тех, что соблюдают при остальных. Но мы с ней вдвоём, и она садится напротив меня, без возражений.

— Да, госпожа, — Вейс поднимает голову. Она родом — с севера, откуда-то с юга Шеам. Не знаю, как её занесло к нам. Если верить самой Вейс, она выжила после кораблекрушения. если бы мама не взяла её в услужение, вряд ли Вейс прожила бы долго: выходцам с севера у нас тяжело. Но она чем-то похожа на меня и сестёр — внешним видом, лицом (если не видеть, что её кожа — бронзового цвета, а глаза оранжевые, цвета золота), умением держаться с достоинством. Я не учила её этому. Я учила её только грамоте.

Тем, кто работает в Библиотеке, позволено брать с собой прислугу. Но — под свою ответственность. Содержать её и отвечать за её поступки буду я. Если соглашусь взять её с собой.

Вейс это прекрасно понимает.

— Пока я не работаю в Библиотеке, я никто, — поясняю я. — Но если меня примут, я возьму тебя с собой.

Я знаю правила. Они не меняются вот уже пятьсот лет. Мне дадут неделю — собрать вещи и привезти их на новое место работы. Откуда я не смогу выйти первые три года, пока буду учиться.

Вейс не осмеливается обнять меня, даже когда мы одни. Но сжать мою ладонь своими — осмеливается.

* * *

Тессарин нашёл покой за гребнем ближайшей горы, в одной из пещер. В одной из самых старых усыпальниц. Пока он был жив, мы играли — с ним. Сёстры по-прежнему считают меня слишком серьёзной. Да, пока меня видят другие. Что-то изменилось во мне в тот вечер. Когда Тессарин перестал дышать, у меня на глазах. Пусть сестрицы считают, что я разучилась улыбаться — я не разубеждаю их. Просто теперь мне хорошо одной. Ну или с Вейс — она о многом может рассказать. А когда нас не слышат посторонние уши, я пытаюсь выучить ещё одну песню из тех, что знает она. Очень странно звучит, но мелодично.

Тессарин подарил мне крохотную, детскую «радужную арфу» — удивительный инструмент, пусть и придуман не в Империи. Оказалось, что играть на нём очень просто — возьму с собой. Нет, не завтра — когда вернусь за остальными вещами. Завтра я еду налегке. Сменная одежда — три или четыре комплекта — две любимых книжки и всё. Ну, немного денег. Со мной будет личный знак — он заменяет мне банковские карты, которые в ходу за пределами Роан. Разумеется, мой личный кинжал — детский, хотя ничуть не безобидный.

К Тессарину я иду одна. Мы изучили эти пещеры, в нарушение запрета родителей — дети есть дети. Правда, в самих усыпальницах никогда не играли. Не хотелось. Пусть после этого скажут, что камни не говорят. Камни всё сказали — что можно, а чего нельзя.

…Я села у могилы — одной из многих, в глубине пещеры. Как ни странно, здесь не витало запахов кладбища. Я была на кладбищах — включая древнейшее, кладбище Северного моря. Нет, конечно, никаких запахов тлена. Ничего подобного. Но там всегда возникало ощущение беспомощности, обречённости. Почти всегда. Здесь — всё иначе. Я положила ожерелье на плиту, на которой было выбито имя Тессарина, прикоснулась к ней лбом, как полагается и стала ждать, закрыв глаза. Чаще всего ничего не было. Ни единого знака.

-

Я услышала его; я не спала — знаю точно. Несколько раз я слышала его во сне. Тогда он приходил сам — таким, каким я его помню за сутки до нападения. Сейчас со мной был только голос. Даже не голос — я не из тех «провидиц», которых, как грязи, хватает на каждом базаре. Это просто приходило на ум — готовыми, оконченными фразами. Поначалу я просто верила, что это он. Потом, когда сёстры подняли меня на смех, я сочла это игрой своего же воображения. И Тессарин стал всякий раз говорить мне что-то такое, чего я знать не могла — но что происходило. Мне не нужны эти доказательства, но он продолжает их приводить.

«Здравствуй, птичка». Когда так обращался брат или мама, не было обидно.

«Здравствуй, Тессарин». Не вслух, мысленно. Скажу хоть слово — и всё прервётся, до следующего раза. Жди не жди — Тессарин уже не вернётся. Не знаю, почему. Не спрашивала.

«Скажешь сестре, что я не обижаюсь?»

Киваю. Похоже, он меня видит. Или знает, что я кивнула. Мне всё равно, насколько происходящее противоречит научному взгляду на мир. Не мы придумали этот взгляд, в Империи просто принимают происходящее таким, каким оно приходит.

«Я не смогу говорить с тобой, когда ты уедешь, птица».

Да, он прав. Но и я не могу провести здесь всю свою жизнь.

«Будь осторожна, Таэнин. Что-то ищет тебя».

Я чуть не подпрыгнула! Тессарин давно не обращался ко мне по имени!

«Я не могу сказать, кто, птица. Будь осторожна».

И всё. Словно отрезало. Я ждала, ждала долго — пустота. Ушёл.

Плохо, скверно на душе. Услышать такое накануне отъезда. Я встала, поклонилась его могиле и могилам предков — и медленно пошла наружу. Но стоило сделать два шага…

«Возьми ожерелье, Таэнин. Оно принесёт удачу».

Я медленно вернулась, подняла ожерелье. Оно показалось мне теплее обычного.

«Берегись тени, сестра. Скажи Вейрон, что она забыла свою коробочку».

Коробочку?

«Она поймёт. Удачи, птица».

Я вернусь сюда, Тессарин. Жди меня.

Чувствую, что он улыбается — или что заменяет им улыбку? «Не торопись ко мне, сестра. Здесь очень скучно».

Не знаю, отчего, но, когда я вернулась домой, настроение у меня было отличным. Тень ушла. Печаль ушла. Берегись тени? Когда идёшь к свету, тень всегда за спиной. Тессарин это знает.

Лас, Вантар-Лан, Вассео12, 20:40

— Лас? — Вейс подошла к ней. Лас договорила до момента, как вернулась домой и замерла, умолкла. Стояла, глядя в пространство, и с лица её пропадали все чувства и эмоции. Вейс очень не нравилось то, что там было взамен — она это видела многие десятилетия. Лас, погружённая в себя, ушедшая в свои сны, махнувшая на всё рукой. — Лас, что с тобой?

Лас посмотрела ей в лицо и Вейс испугалась. До такой степени испугалась, что чуть не бросилась бежать — отшатнулась, чуть не упала. Там, в глубине взгляда, Лас не было. Было что-то другое — тёмное, могучее, пробуждающееся ото сна.

— Лас? — Мира успела подхватить Вейс. — Что с вами?

— Покой, — Лас повернулась лицом к двери. Голос её изменился, стал механическим. Вессен и Мира переглянулись, на лице Хорька возникло беспокойство, он вынул свою «волшебную палочку», но явно не знал, что делать. — Ей нужен покой. Покой.

— Лас, — Мира взяла её за руку. — Сядьте, посидите немного. Вам нужно…

Лас оттолкнула её. Мира не сразу отпустила Лас, и тогда та ударила — сильно, с разворота. Мира успела уйти от удара, он лишь скользнул по лицу; не успей она уклониться — и потеряла бы несколько зубов. Лас швырнула всю стопку бумаги за спину и сорвалась с места — побежала. К двери, распахнула её, захлопнула за собой. Щелчок.

— Она нас заперла! — потрясённо выговорила Вейс. — Лас! Не надо, подожди!

— Минутку, — Стайен подбежал к двери, постучал ногтем по своей указке и дверь отомкнулась. — Мира?

— Всё в норме, — Мира уже подбежала к двери. — Вессен, вызывай врача!

Грохот, звон в доме.

— Зеркало в коридоре, — сообщила Вейс потерянным голосом. — Последнее стеклянное, вчера только повесила…

* * *

В голове у Лас всё вращалось — память возвращалась, яркими вспышками, переживаниями, и всё было настоящим, словно происходило здесь и сейчас. И накатывала злость — сильная, исступлённая злость на саму себя. Из той пустоты, что успела поглотить так многое — пустоты, в которой пряталась Незнакомка.

«Покой. Ей нужен покой. Покой».

Так они говорили. Когда первая смерть забрала из их команды ту, которую все любили, и ради которой когда-то сплотились, соединились в команду.Когда Лас сама отстранилась, потеряла интерес к жизни, и только несколько лет спустя в её взгляде вновь стало появляться живое выражение.

«Покой. Ей нужен покой. Оставьте её, ей нужен покой».

Шатаясь, она спускалась по лестнице. Вначале сдерживалась, потом уже нет — разрыдалась, слёзы мешали, она почти ничего не видела. Зеркало. Она остановилась у зеркала — посмотрела и с силой, кулаками ударила по тёмному силуэту с той стороны.

Звон, грохот. Кулаки ожгло — Лас поднесла их к лицу. Кровь. Порезала руки, это последнее стеклянное зеркало. Было последнее.

Боль привела в чувство. Лас побежала — попробовала побежать, хотя получилось не сразу.

Она ворвалась в свои покои и заперлась — в доме уже слышались крики, топот ног. Пусть. Это ничего не меняет.

Вспышка. Лас, в траурном одеянии, и перед ней — Гроза, тогда её звали иначе, и та гадость, которую она произнесла в адрес Денни… ярость вырвалась наружу так стремительно, что Лас не сразу поняла, что сделала. Несколько секунд ярости. Пришли и ушли, очистили мир от зла, ненадолго — но очистили.

Она бросилась к столу — туда, где долго уже трудилась над мемуарами. Схватила листы, принялась рвать их, рвать в клочья, бросать в разные стороны. Схватила чернильницу — настоящую, нашли не сразу, в антикварном магазине на Сердце Мира — запустила ей в окно.

Звон, грохот. Поток свежего воздуха слегка остудил её.

Снова вспышка. Она размахивается, чтобы ударить сестру, и ей искренне, сильно хочется, чтобы та была мертва, а брат — жив.

«Покой. Ей нужен покой»

Лас стиснула зубы, схватила со стола горшочек с чайной розой и отправила его вслед за чернильницей. Стало ещё чуточку легче.

«Лети, Птица! Лети, тебя не догонят!»

Она бросилась к шкафу, выбрасывала оттуда вещи, пока не нашла кинжал, далеко ведь засунула, к самой стенке.

«Вспомни, вспомни пароль!»

В дверь стучали. Лас дёрнула за пояс, верхняя часть тефана стекла с плеч, сползла к ногам. Лас смотрела на свой живот. На нём вновь проступили шрамы. Они горели, болели, и казалось, что светятся.

«Ты слаба, Лас. Ты ничего не можешь сделать».

Лас схватила кинжал, посмотрела в глаза отражению.

Меня нет. Меня нет здесь, а если нет — то и умирать нечему. Если всё на самом деле, я проснусь. Если нет, то и жалеть некого.

Она размахнулась и направила кинжал в последний путь — сверху вниз, косо перерезая весь «пояс смерти». Она что-то кричала — осознавала, что кричит — но потом уже не могла вспомнить, что.

Жаркий ветер толкнул её в лицо. Ветер, напоенный ароматом луговых цветов, чуть позже — ударил порыв холодного воздуха. Запах моря — соль, вода, горький привкус времени…

Лас обнаружила, что стоит, прижимая к животу кулак, а из него сыплется, сыплется песок. Нет кинжала. Только песок, тончайший, серый. И шрамы — гаснут, пропадают, исчезают.

Её показалось, что губы прикоснулись к её лбу.

«Не торопись ко мне, Ласточка».

— Да, — Лас запрокинула голову, слёзы снова заполнили глаза… и прошли. — Да, Денни. Прости меня!

Ей почудилось, что её обняли — со спины. Она поняла, кто — обоняние подсказало. Мама.

«Лас, ты сама теперь решаешь свою судьбу. Я верю в тебя, дочь моя».

— Да, мама, — Лас прикрыла глаза. Отряхнула руки. — Да. Спасибо, мама.

Она открыла глаза и увидела всех остальных — стояли кто за дверью, кто в дверях. Встревоженные, обеспокоенные.

— Лас, — Вейс выступила вперёд. Она всё поняла, подумала Лас. Ярость проходила. Она осознавала, что успела разгромить собственную комнату, но это уже ничего не значило. — Лас, с тобой всё в порядке?

— Да, — Лас наклонилась, подняла верхнюю часть тефана. Не смущаясь и не стесняясь — осознавая, что красива, действительно красива, и другие это тоже видят и восхищаются — надела верхнюю часть одежды. — Теперь да.

Вейс бросилась к ней, обняла. И расплакалась сама.

— Вейс, — Лас прижимала её к себе. — Я уезжаю. Сегодня, сейчас. Туда, на Вантар. Я хочу повидать свой дом.

— Я с тобой, — тут же отозвалась Вейс. Оглянулась в нерешительности, вытирая слёзы.

— Не беспокойтесь, — заверила её Вессен, — мы присмотрим за домом.

— Мы с вами, — Мира потянула Хорька за руку. — Можно, Лас?

— Можно, — Лас оглянулась. — Вейс, полчаса на сборы — встречаемся у гаража.

— Да, госпожа! — Вейс выпрямилась. — Я быстро!

И её как ветром сдуло.

Мира выразительно посмотрела на остальных и они покинули комнату. Мира сама закрыла за ними дверь.

— Я уже и не надеялась, — она обняла Лас, крепко прижала к себе. — Ты молодчина! Я правда хочу быть с тобой. Мы с ним хотим, — поправилась она. — Можно? Приключения, да? Мы едем за приключениями?

— За приключениями, — согласилась Лас. — Идите к гаражу, я быстро.

24. Прощение

Лас, Тессегер-Лан, Вассео 12, 23:40

— Я возьму походную одежду, — Лас выскочила из машины. — И ещё кое-что. Вейс? Тебе есть, что забрать?

— У меня всё с собой, — Вейс похлопала по рюкзаку. — Мы подождём здесь.

Хорёк сидел за рулём. Загадочно улыбался. Мира тоже улыбалась, глядя на улыбающуюся Вейс.

— Что с ней случилось? — поинтересовалась Мира. — Что там было, у неё в комнате?

— Мне кажется, она умерла, — Вейс не сразу нашлась со словами. — Та, которая всё время спала и ничего уже не хотела. Только выращивать розы, ходить по лугам и видеть сны.

Мира не сразу нашлась, что сказать.

— И… долго Лас была такой?

— Пятьдесят с лишним лет, — предположил Стайен. — Возможно, сейчас мы видим ту Лас, которую когда-то увидала Вейс. Да?

— Да, — согласилась Вейс. — Если честно, мне немного страшно.

— Ничего, — Мира взяла её за руку. — Мне тоже.

И они обе рассмеялись. Лас выбежала из дома, на ходу махнула брелоком — сигнализация — и тут же во всём доме погас свет и зажглась внешняя подсветка.

— Веселитесь? — она заглянула в салон. — Я тоже хочу веселиться. Скажите, Стайен, у вас найдётся правильный костюм, чтобы поджарить нам мясо? Я страшно проголодалась!

— Найдётся, — заверил Хорёк. — Где расположимся?

— Где-нибудь. Подальше от дома. Есть идеи?

— Можно там же, где мы смотрели фейерверк, — предложила Вейс. — Только сначала в магазин, да?

— Да, — Лас постучала в стекло водительской дверцы. — Стайен, пустите! Я сама поведу.

* * *

— Мне кажется, это мне сто лет, а не ей, — признался Стайен. Ночь плыла над ними, звёздная и тёплая, и музыка под её сводами звучала особенно таинственно. — Мне нужен перерыв. А она словно совсем не устала!

Они были не одиноки в парке, на той самой лужайке. Многие выбирались на пикник сюда, где разрешено жечь костры и шуметь круглые сутки. Но разные компании прекрасно уживались вместе. А когда Лас и Стайен начали свой «конкурс танцев», все мало-помалу подходили ближе — смотреть. После очередного «тура» Лас и Вейс убежали к реке, а остальные уселись, кто где мог. Стайен выглядел усталым. Мира встала у него за спиной, принялась массировать ему плечи и шею.

— Ничего, ты тоже слишком долго сидел на месте, — она наклонилась и поцеловала его. — Так ты решил? Сказал Вессен, что уходишь из Ордена?

— Пока что остаюсь консультантом. Да, сказал.

— Как думаешь, что с ним будет?

— С Орденом? Не знаю. Как видишь, с неприятностями они умеют справляться. Не зря Вессен старалась. Если не будут лезть в чужие дела — Ордену все будут только рады. Особенно молодёжь, ты бы видела лицо Инженера!

Да, Мира видела его лицо. После того, как силы ордена помогли справиться с прокатившейся по планете волной стихийных бедствий, настроение у руководства стало бодрым. А ещё бодрее оно стало, когда Вессен объявила, что ищет преемника и уходит на покой. В том смысле, что перестаёт руководить.

— Как твоя бабушка? — поинтересовался Стайен.

— Ты же у нас и так всё знаешь!

— Не ворчи! Просто ответь!

— Нормально бабушка. Разогнала всех наследников, привела дом в порядок, По курортам ездить собирается. К подругам часто заезжает. Нас в гости зовёт, кстати. Нас всех, — указала Мира в сторону реки. — Как кончится очередная заварушка, поедем. Не спорь! Поедем все!

— Думаешь, будет заварушка?

— Будет, — Мира заметила, что Лас и Вейс возвращаются, громко смеясь. Вейс явно сказала что-то колкое — Лас бросилась за ней, поймала, повалила на траву. Обе тут же поднялись, смеясь и прижимая ладони к животу. — Всем, чем могу, чую.

— Стайен! — окликнула его Лас. — Это вам, — надела ему на голову венок из полевых цветов. Васильки, ромашки. — Вы у нас тут один мужчина, так что держитесь! Я есть хочу, кстати! Слона бы съела!

— Слонов в магазине не было, — развёл руками Стайен и все дамы снова засмеялись. Пока он занимался очередной порцией жареного мяса, остальные отошли в сторонку и что-то обсуждали громким шёпотом, время от времени смеясь.

Им весело, подумал Хорёк. Чёрт возьми, а почему я всё ещё не могу как следует веселиться? Мира права. Нужно, нужно влезть в очередную заварушку. Чтобы как следует встряхнуло. Иначе мы все так и не проснёмся. Лас вон проснулась… интересно, как Вейс сумела выдержать так долго? Что за секрет?

— …Вейс, — он отвёл её в сторонку, как только выдалась возможность. — Скажите, а как вы продержались так долго?

Вейс сразу поняла, о чём он.

— Знаете, домашние заботы. Ну и я устраивала себе отпуск. Ездила куда хотела, делала что хотела. Ну и внуки, конечно. Знаете, если бы Лас сама с ними не нянчилась, она давно бы спятила. Только ей не говорите!

— Не скажу, — пообещал Хорёк. — Вы счастливы?

— Счастлива! — она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щёку. — Только Мире не говорите!

— Не скажу, — и они оба рассмеялись. — Вы знаете, куда мы теперь?

— В Каоти. В Тан-Каоти. Это порт, к югу от Тегарона, там…

— Да, я знаю, что там. Из этого порта до Вантар идти быстрее всего.

— Да, верно, — кивнула Вейс. — Нужно найти место. Чтобы заночевать. Лас не захочет спать дома, а в машине неудобно.

Стоянка у перевала Таэн-Ахар, Альваретт, Вассео 13, 4:20

— Хорошо, что у них безвизовый режим, — Мира зевнула. Ставить палатки пришлось ей со Стайеном — обе остальных так устали, что разбудить их сразу не удалось. Так и спали пока в машине — как давеча, в гараже, на базе Ордена. — Хочется хотя бы немного пожить, соблюдая законы. Для разнообразия.

На стоянке они тоже были не одни. Популярный маршрут — туризм в Альваретт основной источник дохода. Но никто не удивился, когда «Сокол» по широкой дуге появился из-за перевала и мягко остановился поблизости от других палаток. Им даже помахали, а когда Мира и Стайен вышли, то подошли несколько аборигенов и спросили, не нужна ли помощь.

Люди стали добрее, подумала Мира. Не все, но многие.

— Ну что, будить, или прямо так перенести? — Стайен смотрел на Лас и Вейс. Вейс, как и тогда, спала, обняв Лас за шею, на лице у обеих читалось счастье. Простое, повседневное, человеческое счастье.

— Прямо так, — решила Мира. — Всё равно не проснутся. Вино, мясо и танцы… Как ты ещё стоишь на ногах, удивляюсь! Ну, раз у тебя есть силы, я найду тебе занятие… Эй, без рук! Люди смотрят!

Стоянка у перевала Таэн-Ахар, Альваретт, Вассео 13, 14:25

— Мамочки… — было первым, что сказала Лас, когда вылезла из палатки. — Ничего себе я поспала! Вейс! Почему ты меня не разбудила?!

— А ты не просила! — Вейс ловко уклонилась от оплеухи. — Тут горы, воздух. Хорошо спала?

— Глупости спрашиваешь! — Лас обняла её. — Как убитая. Где мы?

Мира рассказала. Вейс проснулась в пять с небольшим и долго не могла понять, где она и почему. Самостоятельно забралась на перевал — дорога не слишком крутая, маршрут придуман для самых неподготовленных — и спустилась с него. И обнаружила, что Мира идёт следом. И обе принялись собирать ягоды — здесь, в подлеске, их когда-то было много, но при таком количестве туристов…

Но всё равно собрали порядочно.

— Угощайся, — Вейс протянула ей горсть ягод. — Куда мы теперь? В Тан-Каоти?

— В Тан-Каоти, — согласилась Лас. — У кого-нибудь найдётся маленькая медная монетка?

— Медная? — удивилась Мира. — Монетка?!

— Монетка, монетка. Нужна маленькая медная монетка. Мои все остались там, на Вантар, — Лас махнула рукой в сторону юга.

— Ну у тебя и капризы, — покачала головой Вейс. — А зачем, не скажешь?

— Не скажу. Сами увидите, — Лас улыбнулась, и добавило, понизив голос. — Я надеюсь.

Тан-Каоти, республика Каоти, Вассео 13, 17:20

— Какой большой город! — удивилась Вейс. — И какой чистый!

— Большой, — согласилась Лас. И действительно, чистый. Как тут всё изменилось! Тогда, когда она впервые приехала сюда, чтобы найти, кто бы помог им решить головоломку, сокрытую некогда в книге Майри-Та, Тан-Каоти был грязноватым портом. Порты никогда не блистали чистотой, что уж говорить, и к запахам их Лас притерпелась с детства, но Тан-Каоти был неприятен. Тогда, в тот вечер — был очень неприятен. А сейчас…

Не порт, а курорт! И как приятно пахнет солью!

— Что дальше? — поинтересовалась Мира. Найти гостиницу было непросто. В это время года туристов здесь — пруд пруди, все останавливаются в порту ненадолго, и всем нужно где-то жить. Не сразу нашёлся тихий, уютный домик на окраине. Что-то меня тоже стало тянуть в уютные домики, подумала Мира. Нет, в Страну Цветов я теперь приезжаю только в гости и ненадолго!

— Дальше мы ищем монетку, — пояснила Лас. — А потом Стайен пойдёт во-о-он в то заведение, купит там самого дешёвого пива, оставит в кружке, бросит туда монетку и уйдёт. Вон туда, к причалам. Где мы его будем ждать.

— Очень интересно, — покачала головой Мира, а на лице Вейс появилось восторженное выражение. — Это пароль?

— Пароль, — признала Лас. — Хочу понять, действует он ещё или нет.

— И кого мы ждём?

— Не знаю. Человека. Мне нужно попасть к себе на острова, и по морю, не лететь. Тем более, там запрещается летать.

— Тут столько судов, — удивилась Мира. — Хотите, через полчаса мы уже будем в пути на самом быстром?

— Нет, — Вейс схватила Миру за руку. — Пусть будет, как она хочет. Стайен, вы согласны?

— Знаете что, — Стайен, который выглядел уже лет на тридцать пять от силы, снял шляпу. — Давайте уже на «ты». Что скажете?

— Согласна, — Лас взяла его за руку. — Тогда и ко мне на «ты».

— Согласна, — Вейс взяла его за другую. — Так ты пойдёшь?

— Пойду, — Хорёк усмехнулся. — Обожаю тайны и пароли. Там стрелять не будут?

— Это спокойный город, — пожала плечами Лас. — Так было семьдесят лет назад, во всяком случае. — И она рассмеялась. — Так что, будет монетка?

Мира молча достала из кармана старую, всю в зелёных пятнах, монетку, протянула её Вейс.

— С ума сойти! — восхитилась Вейс. — Это же из моих краёв! Откуда?!

— Из твоего тайника, — пояснила Мира. — Ты выронила там, в доме. Когда прятала в подполе. Это твоя монетка, возвращаю.

Вейс покраснела, а Лас хлопнула её по плечу и расхохоталась.

— Да ну тебя! — Вейс сердито отвернулась, поджав губы. — Мой дом, где хочу, там и прячу! Вот! Или не мой уже?

— Твой, твой, — Лас обняла её. — Я же не над тобой смеюсь. Дашь монетку?

— Бери, — проворчала Вейс, но дуться перестала. — Когда ему нужно идти в заведение?

— После заката солнца, — Лас посмотрела на небо. — Выходит, часа через три. Погуляем пока?

— Не погуляем, а поедим, — возразила Мира. — Я уже упарилась вся, по городу бегать.

* * *

— Город стал другим, — признала Лас после того, как они оставшиеся несколько часов бродили по улицам. — Совсем другим.

— Столько времени прошло, — заметила Вейс. — Я вот в Тессегере столько жила, так по мне он и не меняется. Почти не замечаю. Дома новые, парки, всё остальное да. А вот люди, вроде как, всё те же.

— Люди здесь тоже другие, — отозвалась Лас. — А в порту всё те же. Стайен, вам пора. Запомнили инструкции?

— Запомнил, — Стайен водрузил шляпу на голову. — После того, как брошу монетку, идти сюда, к крайним причалам. Вы будете ждать здесь.

И ушёл.

— Что-то зябко тут, — поёжилась Мира. — А я так легко оделась. И зачем мы искали жильё, если сразу едем? Хорошо хоть вещи все с собой.

— Мы вернёмся, — уверенно заявила Лас. — У меня есть ещё несколько идей.

— Рассказала бы сразу, — проворчала Вейс. — Тайны, тайны. И так знаю, что ты хочешь домой. На Сердце Мира тоже хочешь. А ещё?

— Не ворчи! — Лас прижала её к себе. — Всё увидишь сама. Будет интересно, точно говорю!

Стайен вернулся минут через двадцать.

— Пиво, кстати, неплохое, — заметил он. — Расплачиваются наличными, наливают в настоящие кружки. Прямо ностальгия…

— Пивоварню тебе купить, что ли? — подумала вслух Мира.

— Нет, мне фигуру жалко, — Хорёк оглядел себя и все рассмеялись. — Меры не знаю. Сидел бы там и пил…

— Так, мои милые, на нас кто-то смотрит, — заметила Мира вполголоса. — Но кто — не знаю. Хорошо прячется, зараза. Лас! Ты уверена, что это была хорошая идея?

— Уверена, — Лас была сама невозмутимость, но в глазах её пряталась улыбка. — Просто стойте и не оглядывайтесь по сторонам.

— Вы меня заметили, — услышали они голос. Говорили на Старом Ронно, голос мужской, человеку едва за тридцать, машинально отметила Мира. — Не оборачивайтесь, иначе я уйду. Назовите пароль.

— Ma es matafann ka, — произнесла Лас нараспев. — Я помню ещё вторую строку. Больше я не помню.

— Es foar tan es mare. Никто не помнит, — человек обошёл их. Смуглый, рослый парень в плаще, лицо скрыто под капюшоном. — Я не верю, что это случилось. Мой отец ждал, ждал мой дед, и прадед. А дождался я. Вы похожи на одну девушку из Компании, — он коротко поклонился Лас. — Похожи на Лас-Таэнин. У меня есть фото. Вы её родственница?

— Я Лас-Таэнин эр Тегарон, — Лас вернула поклон. — Семьдесят лет назад мы с другом были здесь, и нас отвезли на остров Aef. Мы видели своими глазами его крушение. А потом помогали капитану спасать его семью и других людей от урагана.

Видно было, что парень не в состоянии поверить тому, что слышит. Он откинул капюшон и Лас вздрогнула — да, это точно родственник того самого капитана. Скуластое лицо, глубоко посаженные глаза, чёрные волосы. Настоящий моряк. По всему видно.

— У настоящей Лас-Таэнин должен быть шрам на животе, видимый только при свете Луны, — медленно проговорил парень. — Простите.

— Откуда вы знаете про шрам? — удивилась Лас. — Я покажу вам, когда взойдёт Луна. А пока вот, — она достала кинжал, вынула его наполовину из ножен, протянула — так, чтобы парень мог рассмотреть его хотя бы при свете фонарей. — Я могу рассказать вам всё, что случилось во время плавания, если вы хотите убедиться. Я всё помню.

— Я поверю окончательно, когда увижу шрам, — парень вновь поклонился. — Я Орэмо. Моё настоящее имя вам знать не нужно.

Мира усмехнулась. Узнаю сама минут за пять, подумала она. Могу узнать. Но не буду.

— Вы ручаетесь за ваших друзей? — Орэмо указал рукой на Миру и Хорька. — А вы… вы похожи на служанку Лас, — он поклонился Вейс. — На Вейс.

— Я Вейс, — улыбнулась Вейс. — Трудно поверить?

— У вас должны быть шрамы на спине и татуировка, на затылке, — Орэмо потёр лоб. Вейс молча повернулась к нему спиной и отвела ладонью волосы — так, чтобы обнажить шею. — Невероятно. Так вы ручаетесь за ваших друзей, теаренти?

— Ручаюсь, — Лас посмотрела в глаза Орэмо. — Нам нужно попасть на острова Вантар. Туда, где был мой дом. Вы можете помочь нам?

— Пойдём под парусом или вам нужен катер?

— Под парусом, — решила Лас. — Я помогу вам, если хотите. Отец учил меня.

— Вы — почётный гость, — поклонился Орэмо. — Пусть будет, как скажете. Под парусом туда три дня пути, если не переменится ветер.

Лас оглядела остальных. Возражений не было.

«Альбатрос», Вассео 13, 23:40

Яхта звалась «Альбатросом» (Лас вздрогнула, увидев название), обводы наводили на мысль о стремительности, подвижности. Корпус выкрашенный в лазурный цвет.

— Вожу туристов, — пояснил Орэмо. — У меня четыре каюты, две из них в вашем распоряжении. Остальные — мои и помощника. Куда именно идём?

— Вантар-Таэр-Арми, — пояснила Лас. — Там, где крепость.

— Отчаливаем через полчаса, — Орэмо махнул рукой кому-то на берегу. — Возьмём провиант, воду — и в путь.

— Мы можем помочь, — вызвалась Мира. — Не люблю быть балластом.

— Как скажете, — улыбнулся Орэмо. — Тогда за мной.

— Как интересно, — заметила Вейс, взяв Лас за руку. Они стояли у штирборта — отсюда был прекрасно виден весь порт. — Он тебя знает, и меня знает… кто это, Лас?

— Это потомок. Потомок одного из родственников Денни. Они поклялись однажды, что всегда придут на помощь, если нужно. Я не думала, что они по-прежнему будут ждать сигнала.

— Он так на тебя смотрел… — Вейс сжала ладонь Лас крепче. — И я тоже не чувствовала себя бабушкой. Это ты? Это ты делаешь, да?

— Не скажу, — Лас улыбнулась до ушей. — Ворчишь ты по-прежнему.

— Не буду! — тут же пообещала Вейс. — Честное слово! А что мы ищем на Вантар?

— Я ничего не ищу. Я хочу вернуться и пройтись по замку ещё раз.

— Если пустят!

— Пустят, — с уверенностью заявила Лас. — Тесан, старшая сестра, оставила после себя завещание. Меня и всех моих потомков простили и разрешили возвращаться в родные края.

— Откуда знаешь? — поразилась Вейс. — Ты всё время говорила совсем наоборот! Что не простят никогда, и пробраться можно только тайком!

— Мы с Мирой видели, как умерла моя мама, — Лас посмотрела в её глаза. — Я успела поговорить с ней, она простила меня. Видели Тесан. Я с ней тоже говорила.

— Во сне!

— Нет, Вейс. Не во сне. Я потом узнала… мы с Мирой пришли и помогли Вейрон, второй сестре, уехать от кредиторов. Её бы убили через пару дней. Я помнила, до того, как всё началось, что сестра наложила на себя руки. А теперь знаю, — Лас выделила слово, — что она умерла много лет спустя, у неё были дети и живы внуки, и я с ней виделась до самой её смерти.

— Ничего не понимаю, — Вейс потрясла головой. — Вы… вы что, изменили прошлое?! И будущее?

— Сама не понимаю, — призналась Лас. — Я помню всё, и прежнюю историю, и эту. И я нашла в архивах упоминания — там писали о похоронах Вейрон. И что туда приехали её внуки и друзья. Понимаешь?

— Нет, — Вейс ответила медленно. — Что же… ты что-то сумела исправить? Да?

— Сумела. Мы с Мирой сумели. А может, ещё кто-то помог.

— А ты сама? — Вейс понизила голос. — Ты сама-то как? Помогла сестре, своей маме… а сама?

— Дорман, — Лас посмотрела в глаза Вейс. — Я люблю его, и он любит меня. Вот. Старая история кончилась, начинается новая. Ты ведь тоже начинаешь новую?

— Начну, — согласилась Вейс. — Но не дам тебе потеряться!

— Не потеряюсь, — Лас прижала её к себе. — Мне полагался отпуск, вот я его и устраиваю.

— Что такие печальные? — Мира ловко взбежала по сходням, держа в каждой руке по сумке.

— Мы не печальные, — возразила Вейс. — Обдумываем новую жизнь. Может, и мне помочь?

— Да уже всё, — Мира кивком указала себе за спину. — Всё уже взяли. Обожаю море! Лас, а потом мы возьмём вас в путешествие! У меня тоже есть планы. Не возражаете?

— Настоящий отпуск! — восхитилась Вейс. — Тогда я тоже хочу показать кое-что! Только… у капитана, наверное, другие планы?

— Пока я вам нужен, — Орэмо, вместе с помощником, поднялся следом за Мирой и поставил коробки сумки на палубу, — я с вами. Не беспокойтесь. Я был готов отправиться когда угодно, куда угодно и, возможно, не вернуться уже домой.

Стайен был последним. А тащил, похоже, самый тяжёлый груз. И ничуть не запыхался!

— Нет, мы вернёмся, — уверенно заявила Вейс. — Вся жизнь впереди!

И они с Лас рассмеялись. Мира и Стайен присоединились к ним. Капитан с помощником переглянулись, и тоже улыбнулись.

— Простите, теаренти, моё любопытство, — Орэмо поклонился. — Вам сейчас должно быть…

— Сто один год, — ответила Лас. — Я собираюсь прожить ещё пятьдесят как минимум, а потом можно и состариться.

Помощник — тоже южанин, но коренастый и круглолицый, как сама Лас — посмотрел на Лас и изумление отразилось на его лице.

— Все на борту? — поинтересовался Орэмо, — отчаливаем через десять минут. Мира, Стайен, если вас не затруднит…

— Меня бы спросили, что ли, — обиделась Вейс, когда все они с Лас вновь остались на палубе одни. — Я не стеклянная, тоже могу потаскать!

— Ты так молодо выглядишь, что они не решаются, — предположила Лас и получила по шее.

— Да ну тебя! Всё, я пошла на камбуз, стой тут одна.

«Альбатрос», Вассео 14, 2:30

Лас проснулась, ощущая силу и бодрость. Я снова на корабле, подумала она. И снова увижу дом. Уже по-настоящему, не во сне, не в придуманном месте. На самом деле.

Вейс не проснулась — утомилась, видно. Только улыбнулась и потянулась по-кошачьи, когда Лас поцеловала её в щёку. Ещё три минуты — и Лас одета. Не сразу нашла, куда вчера сложила тефан. Даром что каюта небольшая.

На палубе было свежо. Ясное небо, сияющая Луна — через три дня последняя четверть — и Орэмо за штурвалом. Ветер крепчает. Хорошо, подумала Лас, нам очень нужен ветер.

— Не спится, теаренти? — Орэмо приветствовал её кивком. — Вчера вы выглядели очень уставшей. А сейчас… я скажу честно, я не дал бы вам больше двадцати лет. Простите.

— Спасибо, — улыбнулась Лас, повернулась лицом к Луне. — Вы хотели увидеть шрам?

Капитан смутился. Он моложе, чем я подумала, поняла Лас. Так мило смущается. Ещё бы… сама идея показать живот незнакомцу… страшно подумать, что мама бы сделала бы со мной за это.

— Не стоит, теаренти.

— Я обещала, — Лас спокойно распустила пояс тефана, повернулась в сторону Луны. Интересно, откуда он знает, что шрам виден именно при свете Луны? Кто рассказал?

…Незнакомка?

Вейс не умеет хранить тайны только от своих. Чует, с кем можно болтать, не сдерживаясь, а с кем нужно держать язык на замке. Ни разу не прокололась. И внуки, и правнуки её тоже вне подозрений. Тогда кто? Знала только Вейс. Даже в мемуарах этого нет. Никто из Компании тоже не мог проболтаться… Лас убеждена, что не мог. Хотя и там знали только трое.

Орэмо сглотнул, когда увидел шрам, кивнул и отвернулся. Лас несколькими точными движениями привела свою одежду в порядок.

— Простите, — Орэмо вытер лицо рукавом. — Вы так на меня действуете… Если можно, не прикасайтесь ко мне какое-то время.

— Да, — Лас коротко поклонилась. — Но теперь вы верите?

— Да. Я должен спросить вас, Лас. Вы прекращаете мою вахту, или мы должны ждать дальше?

Лас сразу поняла, о чём он.

— Я не могу прекратить её, — отозвалась она, наконец. — Мне кажется, остался кто-то ещё. Кто-то ещё, кто будет искать помощи. А я могу не успеть.

Орэмо кивнул. Похоже, его больше огорчило бы, если бы Лас отменила вахту для его и его потомков. Так и не узнать теперь, что же именно было им приказано. Не расскажет.

— Я могу попросить вас, Лас? Когда вы сделаете всё, что хотели — заглянуть к нам на остров.

— Чтобы меня увидели ваши сыновья?

— Откуда вы знаете, что у меня их несколько? — поразился Орэмо. — Простите. Да, именно. И у меня остались ещё вещи, те, самые старые. Может, они вам пригодятся. Их оставил ваш возлюбленный. Простите.

Лас закрыла глаза, прижала руку к сердцу. Всё как вчера… время ничего не изменило.

— Да, конечно, — она не сразу сумела совладать с сердцебиением. — И не извиняйтесь каждые два слова. Мне на самом деле сто один год, но я на самом деле всё помню. Мне нужно побыть одной, простите.

И ушла на нос. Там стала, держась за поручень, глядя на хмурящееся лицо океана.

Ты дома, Лас…

Ей почудился голос. В голове, не в ушах. Но не тот голос, не призраки в голове. Голос как будто заполнял собой весь мир — звучал в свисте ветра, в плеске волн, в скрипе такелажа…

Ты дома, дочь моя… что я могу сделать для тебя?

— Отвези меня домой, — прошептала Лас. — Поскорее. До восхода солнца.

Ветер толкнул её в спину. Но Лас не раз и не два ходила на кораблях, и многое стало рефлексами. Так просто её не сдуть.

— Лас! — окрикнул её Орэмо. — Ветер усиливается. Вам лучше спуститься в каюту!

— Нет! — крикнула Лас, не оборачиваясь, не уверенная, что её услышат. — Я должна остаться.

— Привези меня домой, — прошептала она и вода вокруг яхты засветилась едва заметным синеватым свечением, ветер продолжал усиливаться. Волны становились всё выше, но словно огибали корабль, расступались перед ним. И… Лас ощутила — словно невидимая рука осторожно взяла корабль за днище и бережно, но сильно повлекла вперёд.

Орэмо что-то кричал ей. Прибежал помощник, но, когда увидел то же, что видела и Лас, даже и пытаться не стал силой уводить Лас.

Корабль нёсся, словно влекомый не парусами, а реактивным двигателем. По-над водой, едва касаясь её килем. Ветер уже превращался в шторм, но на самой яхте был вполне терпимым, не сбивал дыхания, не хлестал по лицу.

Лас улыбалась. Смотрела перед собой и улыбалась. Капитан и помощник смотрели — и не верили тому, что видят.

…В пять часов тридцать минут яхта прибыла во владения Вантар.

— Нас вызывают, — Орэмо не сразу сумел обрести голос. — Приказывают следовать к крепости, к главному причалу, катер идёт, чтобы сопровождать нас.

— Выполняйте, — пожала плечами Лас. Она смотрела в глаза капитана и улыбалась — довольная, совсем детская улыбка.

— Скажите, — капитан вернулся к ней, когда переговорил с берегом и махнул рукой помощнику — веди куда сказано. — Это вы сделали? То, что случилось. У меня просто слов нет…

— Мы с Ней, — Лас указала ладонью в сторону моря. — Я просто попросила. Мне захотелось поскорее попасть домой.

— Видел бы отец… — Орэмо ошеломлённо потёр лоб. — И дед. Ведь никто же не поверит!

— Поверит, — Лас сжала его ладонь. — Расскажете так, что поверят! У вас же есть свидетель!

— Ой, я опять всё проспала… — Вейс вышла на палубу. — Ой… где мы?! Лас, это же…

— Да, — Лас поманила её к себе, крепко обняла, когда Вейс подбежала. — Мы дома. Уже дома.

— Но… два дня! Мы же должны были идти два дня!

— Я решила, что мы ещё успеем наплаваться, — улыбнулась Лас, глядя ей в глаза. — Я очень хотела попасть домой. Прости.

Вейс молча прижалась к её плечу, да так и замерла.

— Доброе утро! — Мира и Стайен вышли следом. — Спала как убитая, прелесть. Ого! — она тоже заметила, где они. — Лас… это что?! Мы уже здесь?

— Мы уже здесь, — отозвалась Вейс. — Мы дома.

Мира присвистнула.

— Лас, я с тобой играю, — сообщила она. — Это классно! Покажешь потом, как это делаешь!

Вантар-Таэр, Вассео 14, 7:10

— Здесь почти ничего не изменилось, — шепнула Вейс, когда они с Лас сходили на берег. Их уже ждали — солдаты, их форма тоже не изменилась, ни капельки! Катер береговой охраны пришвартовался рядом с «Альбатросом» и вид у экипажа был мрачный. Ну да, яхта им буквально свалилась на голову из ниоткуда. Мира сообщила, понизив голос, что радары не засекли приближения яхты и поначалу на катере хотели открыть огонь без предупреждения.

— Почти ничего, — согласилась Лас.

Их отвели в крепость и один из офицеров потребовал, чтобы все «гости» представились.

— Лас-Таэнин эр Тегарон, — сообщила Лас, когда дошла очередь до неё. — Прежде меня звали Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан.

У капитана на лице не дрогнул ни один мускул. Он молча кивнул и кивком указал — ждите.

Ждать пришлось почти полчаса и все успели сильно проголодаться.

— Надо было поесть, — сердито заметила Вейс. — Я для кого вчера готовила?! Всё вам на волны бы смотреть! Вот продержат нас тут весь день, будете знать!

— Графиня Теммер ан Вантар желает видеть вас, — офицер вновь появился в комнатке. Он уазал на Лас и Вейс. — Вас двоих. Вам придётся подождать, — повернулся он к Мире и Стайену.

— Мы не успели позавтракать, — Лас посмотрела в глаза офицеру. — Если это надолго…

— Не беспокойтесь, я распоряжусь, — офицер открыл дверь, указал рукой. По ту сторону ждали два охранника. — Вас ждут.

* * *

Графине Теммер ан Вантар сорок два года, припомнила Лас. Всегда следила, как тут дела, в родном доме, хотя и не чаяла вернуться. Если честно — то не очень надеялась.

Она приняла незваных гостей в том самом зале, в котором мама некогда благословила Лас-Таэнин на путешествие к Сердцу Мира и на новую жизнь там.

И Лас, и Вейс поклонились — былые привычки вспомнились мгновенно.

Она в точности как мама, подумала Лас, держа голову склонённой. Графиня встала с возвышения — трона, хотя его и не называли троном. Графство совсем невелико, хотя доходы от него в казну империи очень, очень немалые.

— Мы рады гостям, — и голосом она походила на мать. — Но чтобы вот так падали с неба… Вы сказали, что вас некогда звали Лас-Таэнин эс ан Вантар эр Рейстан, — она остановилась шагах в трёх от Лас. Та ощущала — сила, решительность. Точно, как мама. Мама, неужели это ты?! Тогда ты вспомнишь. Всё, что нужно.

— Да, — признала Лас. Кинжал у неё забрали — один из охранников приблизился и передал графине оружие в ножнах.

— Невероятно, — та приподняла брови. — Вы очень похожи на одного человека. И назвались её именем. Что это значит?

— Я Лас-Таэнин, — Лас посмотрела в её глаза. — Мне сто один год, теаренти. Когда-то меня лишили имени и запретили возвращаться. Но моя старшая сестра отменила это решение. Хотя и считала, что меня нет уже в живых.

Графиню Теммер словно током ударило.

— Это невозможно, — медленно проговорила она. — Если это шутка…

— Это на самом деле я, — Лас поклонилась. — Идёмте! Я покажу вам! Вон туда, по правому коридору, где были мои покои!

Графиня дала знак охране и направилась туда, куда указала Лас. Видно было, что не верит, что всё это происходит на самом деле. Но также было видно, что её захватывает встреча с невозможным.

Лас чуть не бегом добралась до коридора — вон там были они с Мирой, когда… во сне или нет, уже неважно, Лас-Тесан пришла, чтобы отдать матери последние почести.

— Вот здесь моя сестра говорила со мной, — указала она. И повторила, как смогла, весь разговор. Графиня посерела — северянин бы побледнел. А вон там, — она указала рукой, — мои комнаты. Можно?

Графиня кивнула. На лицах всех шести охранников читалось удивление — нет, изумление.

Лас добежала до невидимой из коридора двери. Да, тут полно скрытых комнат. Вот если приложить ладонь здесь и нажать так…

Дверь отворилась. Лас вошла в свою комнату… словно вернулась на сто лет назад. Всё то же самое! Но этого не может быть!

— Я дома, — прошептала она. Вейс схватила её за руку.

Лас прошла в спальную — свою бывшую — остановилась там. Вся «свита» шла по пятам.

— Вот на той стене, — указала Лас. — Если нажать на второй камень справа, на котором завиток, там будет тайник. Я там держала свои сокровища. Камушки с дырочками.

Графиня сделала знак охраннику. Тот надавил… и через несколько секунд протянул графине ладонь — на ней лежала пригоршня камушков.

— Я ничего не знала о тайнике, — сумела, наконец, произнести графиня. — Но это невозможно! Кто вы на самом деле?!

— Я Лас-Таэнин, та самая, — пожала плечами Лас. — Вейс была тогда моей служанкой, — она потянула её за рукав и Вейс кивнула, выпрямилась, смело посмотрела в глаза графини.

— Тогда вам… — графиня смотрела в лицо Вейс.

— Сто три года, Ваша Светлость, — Вейс поклонилась.

— Я не могу поверить. Я хочу, чтобы мой врач осмотрел вас, обеих.

— Да, конечно, — Лас кивнула. — Можно, мы пока останемся здесь? И… наши спутники голодны, теаренти. Простите.

— Я распоряжусь, — графиня коротко кивнула. — Подождите здесь.

Ещё минута — и они остались одни. Вейс бросилась к Лас на шею.

— Здесь ничего не изменилось, Лас! Ты видишь?! Они только вещи убрали в шкаф. Ну-ка…

Она бросилась к шкафу. Не просто убрали, а завернули в пластиковые пакеты.

— Как в музее… — удивилась Вейс. — Я что-то слышала… в таких пакетах вещи хранятся сколько угодно! Лас, получается, что они тебя ждали!

— Нас, — поправила Лас, проследовав в «чуланчик» — комнатку, которую занимала когда-то Вейс. И там был шкаф, и там тоже всё было аккуратно заварено в «живую плёнку» с инертной атмосферой внутри.

Вейс оглянулась. Кровать госпожи заправлена, её, Вейс, коврик лежит, где обычно.

— Забудь о коврике, — посоветовала Лас. — Спину пожалей! Уже не девочка!

— Кто бы говорил, — проворчала Вейс. — А коврик я заберу. Иначе потом просто не поверю! Тем более, это моё имущество.

— Забирай, — разрешила Лас и они обе расхохотались.

— Они всё это время следили за покоями, — заметила Вейс, обежав все комнаты. — Слушай, и хорошо следили! Всё как будто специально ждёт тебя! Останешься? Останемся? — поправила она. — Хотя бы на день! Попроси её!

— Останемся, — пообещала Лас. — Если разрешат.

В дверь постучали. Вейс открыла — вошёл темнокожий, рослый человек в белом с зелёной полосой тефане. Врач. Личный врач графини.

— Теаренти? — он коротко поклонился. — Её Светлость распорядилась, чтобы я…

— Осмотрели нас, — закончила Лас. — И взяли анализы крови… и что там ещё сейчас берут. Чтобы установить личность.

— Да, теаренти, — улыбнулся врач. — Меня зовут Меаррис эр Вантар. Идёмте, это недалеко. Я не задержу вас надолго.

Вантар-Таэр, Вассео 14, 11:30

— Я хотела бы встретить солнце, — призналась Лас. — Так, как это было в детстве. Если вы разрешите остаться в Вантар-Таэр до завтра…

— Оставайтесь, сколько хотите! — Её Светлость, вместе с Лас и Вейс, стояла на дозорной башне крепости. Отсюда видны все владения Вантар, весь архипелаг.

— Я хотела спросить вас, — графиня посмотрела на Лас, потом на Вейс.

— У меня нет от неё секретов, — спокойно ответила Лас. — Вейс давно уже свободный человек, я обязана ей жизнью и здоровьем.

Вейс смутилась.

— Понимаю, — графиня взяла Лас за руку. — Лас, я в сложном положении. Наверное, я сразу поверила, что это на самом деле вы. Ваша сестра была твёрдо уверена, что вы вернётесь. Нас, меня, моих мать и бабушку воспитывали с этим — и мы тоже были уверены, что вы вернётесь. По закону, как старшая наследница — ведь вам вернули имя и имущество — вы сейчас имеете все права на Вантар.

— Я не хочу ничего менять, — Лас сжала ладонь графини в ответ. — У меня своя жизнь, я не приехала сюда, чтобы отнять всё у вас и ваших дочерей. К тому же, у меня пока нет детей. Нет, я приехала домой. Я хочу побыть в родных стенах. Вы понимаете меня.

— Тогда разрешите… — и графиня медленно, с достоинством опустилась перед Лас на колено. Склонила голову.

Лас положила ладони на её голову, прижала её к своей груди.

— Моё благословение, Теммер Вантар-Таэр ан Вантар, — она извлекла кинжал из ножен, прикоснулась острием ко лбу, шее и щекам графини. — Счастья и процветания дому Вантар.

* * *

— Я хотела бы здесь побывать, — Вейс бросила камушек в воду. Вода удивительно тёплая — неподалёку от владений Вантар проходит «плеть Соари», мощное подводное тёплое течение. Именно ему дом Вантар обязан своим благосостоянием — очень хорошо плодятся моллюски, «кудри Соари» — ценные водоросли, рыба…

Спасибо, Владычица Морей!

— Ты и так уже здесь, — заметила Лас, сидевшая рядышком на том же камне. Всех участников экспедиции сразу же отпустили, едва доктор принёс итоги анализов. Лас вежливо, но твёрдо попросила не устраивать большого приёма в свою честь.

Не сейчас. Потом, если захочется. Сейчас просто охота посидеть на том же камне, на котором сидела почти сто лет назад. Именно здесь мама когда-то познакомила маленькую Лас-Таэнин с морем — впервые окунула в родную стихию.

И море признало её — Лас засмеялась в ответ на прикосновение, а в волосах её запуталась тогда ниточка «кудрей Соари». Как, откуда попала туда — не понять. У дома Вантар издавна особые отношения с Владычицей Морей.

— Я не об этом, — Вейс бросила ещё один камушек. — Везде побывать! Мне же тогда никуда было нельзя! Чуть что — твоя сестрица, да плёткой…

— Да, характер у неё тяжёлый, — согласилась Лас. — Конечно. Хочешь, пойдём прямо сейчас?

В семье Вантар никогда не говорит об умерших родственниках в прошедшем времени.

— Хочу! Ты можешь показать мне… — Вейс оглянулась, — тот грот? Там, где твой брат?

— Да. Поплывём?

— А это прилично? — с сомнением оглянулась Вейс. Из замка их отлично видно.

— Я дома! А ты моя родственница, не забывай! И вообще… тебе уже не двадцать лет.

— Ладно-ладно, — Вейс принялась развязывать пояс. Вспомнить бы теперь, как складывать и привязывать тефан — так, чтобы не весь намок. Привязывать к голове, больше не к чему. Ну ничего, солнце быстро всё высушит.

— Ой… — Вейс уже вошла в воду и указала на плавающую неподалёку небольшую медузу, с двойным чёрным крестом на куполе. Гроза неосторожных пловцов, если никогда не втирала её яд в кожу — как народное средство для облегчения цикла — то верная смерть.

Вейс втирала. И дорого бы дала, чтобы забыть об этом сомнительном удовольствии.

— Они нас не тронут, — Лас уже сложила и привязала свой тефан. — Нам вон туда! Наперегонки?

— Наперегонки! — согласилась Вейс.

* * *

Вейс пришла второй. Трудно было не прийти второй — Лас всю свою одежду привязала к голове (повседневный тефан не зря делают таким тонким), а Вейс постеснялась плыть нагишом — «оделась» в нижнюю часть как в купальник. Зато теперь Лас выглядела вполне прилично, а Вейс… в общем, пришлось изобразить другой купальник из верхней части. Лас отметила, как Вейс поглядывает в сторону крепости и поняла.

— Ой, какие мы стеснительные! — Лас обняла подругу и поцеловала. Чтобы не травмировать окончательно, в щёку.

— Да ну тебя! — разозлилась Вейс, но почти сразу же заулыбалась, махнула рукой. — Привычки! Думаешь, приятно получать плёткой по сто раз в день?

— Мы всё видели! — Мира и Хорёк вышли из-за скалы. — Лас, мы спросили разрешения! Вот там наша лодка. А ты здорово плаваешь! Вы, — поправилась Мира.

На Хорьке впервые были шорты, светлая лёгкая рубашка и солнечные очки. Он явно наслаждался жизнью.

— Какой у тебя кавалер… — посмотрела Вейс не без зависти. — Было бы это лет семьдесят назад, отбила бы! Вот честноеслово!

Мира и Лас расхохотались.

— Думаешь, не смогла бы? — усмехнулась Вейс. — Да ну тебя! Стайен. Я серьёзно, у меня тут такие мысли в голову лезут… держитесь подальше от меня.

Хорёк ослепительно улыбнулся и покачал головой.

— Бодренькие старички, — подвела итоги Мира и получила по шее от Лас и Вейс. — Ладно, я любя! Лас… тут его могила, да? Мы не стали входить в пещеру. Тебя ждали. Можно?

— Можно, — разрешила Лас. — Но я первая. Снимите очки и головные уборы, у кого есть. И молчите, пока я не разрешу.

* * *

Внутри пещеры было прохладно и спокойно. Именно спокойно — атмосфера располагала к раздумьям, но не к печали.

Лас поклонилась — видимо, останкам всех, кто нашёл покой здесь, на острове последнего отдыха — и направилась в глубину. Брат погребён у самого входа — тогда не было времени проводить все церемониалы, нужно было спасать Вантар от разорения и опустошения. А потом мама запретила переносить останки. Вот она, могила.

— Я пришла, — Лас села на колени у камня и, поклонившись, прикоснулась к нему лбом. — Я пришла, Тессарин, и не одна. Я пришла сказать, что сумела найти себя, и потому сумела вернуться. Спасибо тебе.

Остальные ждали у входа в грот. Лас молча махнула рукой за спиной, и подошли остальные. Мире было немножко боязно, Хорьку — тоже, хоть он и не подавал виду. Только Вейс выглядела спокойной — подошла, так же поклонилась камню — правда, не прикасаясь лбом.

Мы ждали тебя, сестра…

Лас не дрогнула, только глаза её расширились — это заметила только Вейс. Остальные вздрогнули, оглянулись.

Спасибо, сестра.

Им показалось или нет — над могилой Тессарина появился он сам — призрак, прозрачная фигура человека. Лас подняла взгляд, кивнула ему и улыбнулась.

Спасибо, сестра.

Другой голос. У входа в глубинные залы, главную усыпальницу Вантар, появилась ещё одна полупрозрачная фигура. Лас-Вейрон, средняя сестра.

Спасибо, Мира.

Мира глубоко поклонилась ей, как и Хорёк.

Спасибо, сестра.

Лас-Тесан. Старшая. И она, и Вейрон выглядели сейчас так, как в тот день, день отъезда старшей сестры из дома.

Спасибо, дочь моя.

Графиня-мать. И тоже выглядит куда моложе, чем помнила её Лас в тот последний день.

Береги наш дом, Лас. Лети, Ласточка! Возвращайся на свет!

И они исчезли. Все. Разом. А всем живым показалось, что в пещере на короткое время стало светло, как днём.

— Да, — Лас поднялась, вытерла слёзы. — Спасибо вам. Спите спокойно.

* * *

— Лас, — Мира не сразу решилась. Они сидели у лодки. На противоположном краю острова. Лас улыбалась, глядя в сторону замка, Вейс сидела бок о бок с ней, положив голову ей на плечо. — Я слышала их голоса. Я точно помню голос твоей мамы и Вейрон.

— Я тоже слышала, — подтвердила Вейс.

— И я, — присоединился Хорёк. — Хотя ещё полчаса назад не поверил бы, что такое бывает.

— Здесь всё по-настоящему, — Лас посмотрела в глаза Миры. — Всё, как и должно было быть. Я дома — может, поэтому. Поедемте, пусть спят спокойно, не будем их тревожить.

— Куда? — Мира кивком указала — садитесь, сама с Хорьком села за вёсла.

— Куда хотите, — Лас указала рукой. — Здесь много интересных островов, но к шести вечера мы должны быть в крепости.

— А потом?

— Суп с котом, — неожиданно перебила Вейс. — Я не хочу знать, что потом! И Лас тоже не знает. Ведь так? У тебя нет точных планов?

— Нет, — признала Лас. — Сегодня мы ночуем у меня дома. А завтра… завтра будет завтра.

Вантар-Таэр, Вассео14,19:30

Праздник, пусть небольшой, всё-таки состоялся. К вечеру прибыла курьерская почта с Сердца Мира. Там были медальоны для Лас и Вейс — не везде можно пройти без них — и официальное приглашение от Её Величества Роан.

— Она как будто только что вспомнила, что ты жива, — заметила Вейс. Лас сидела на стуле — на том самом. Вейс стояла за ней на коврике, на том самом. И расчёсывала бывшей госпоже волосы, гребнем — тем самым. Когда уезжала на Крайтеон, Лас взяла с собой только самое необходимое. Остальное — здесь, дожидалось хозяйки.

И ведь дождалось. Гребень стал очень хрупким, но если аккуратно, то не сломается. А Вейс причёсывает очень, очень аккуратно.

Вейс закончила причёсывать, положила ладони на плечи Лас.

— Значит, Дорман?

— Дорман, — согласилась Лас. — Он хотел всё бросить и приехать, но я передала, что сама заеду. Пусть работает, у него теперь много дел.

— Но хочется отвлечь от дел, — Вейс наклонилась, прижалась щекой к щеке Лас. Как хорошо дома… Вантар стал и её домом. Вот эта комната, как минимум.

— Хочется, — согласилась Лас. — Ужас как хочется, с каждым днём всё сильнее.

— А раз или два в месяц я буду забирать тебя в гости, — прошептала Вейс, — к нам, на континент. Мы с Крайеном будем баловать тебя, а потом тебя и твоих детей…

— Ты уже и про моих детей знаешь, — сухо ответила Лас. — Не рано ли мечтать?

— Я знала, каким у меня кто будет за два года до рождения первенца, — выпрямилась Вейс. — Просто знала, и всё. И про внуков знала, и про правнуков. Мне кажется, и про твоих тоже знаю.

— Мне не говори, — Лас погладила её по щеке. — Предпочитаю сюрпризы. Запиши где-нибудь! Потом проверим!

Вейс рассмеялась и выпрямилась.

— Запишу, запишу. Но сегодня ты моя, да? Массаж, госпожа?

— Массаж, — протянула Лас томным голосом. — И ещё что-нибудь… на твой выбор.

И они рассмеялись.

— И никакого прошлого, — заключила Лас. — Вот когда по-настоящему состаримся, вот тогда будем сидеть у камина, греть косточки и вспоминать.

— Согласна, — Вейс снова склонилась и поцеловала Лас. Та не отвернулась, не попыталась уклониться. — Нас ждут, Лас. Но этой ночью ты моя.

Вантар-Таэр, Вассео 14, 22:30

Увидеть Лас приехали множество родственников графини. Так что хотела Лас того или нет, а торжество всё равно получилось.

Быстро выяснилось, что и Вейс тоже стала знаменитостью. Им обеим пришлось краснеть — так обрадовались родственники Лас её возвращению из небытия.

— Вы хотите, чтобы я осталась, ведь так? — Лас посмотрела в глаза графини. — Помогла вам воспитать ваших детей, рассказала о том, что было сто лет назад.

— Да, — признала графиня. — У вас такая необычная история. Вы уехали далеко на север, и исчезли, и о вас ходили странные слухи. Нет-нет, просто странные, ничего предосудительного. Потом ваши розы — у нас такие тоже есть, мы специально приобрели — и вот вы снова пропадаете. А вчера, — графиня посмотрела в сторону Вейс, та отвернулась и отошла в сторонку. — Мне приснилась Владычица Морей и сказала, что я увижу ту, которую никогда не надеялась увидеть. Лас, — графиня взяла её за руку. — У вас нет детей, я знаю. Если бы вы согласились…

— …быть няней для ваших, — закончила Лас.

Они стояли на дозорной башне. Самой высокой точке острова.

— У меня будут дети, — Лас улыбнулась. — И тогда я снова вернусь сюда. Насколько захотите. Договорились?

— Договорились, — графиня вернула улыбку. — Я не могу поверить, что вам сто лет! Вы выглядите моложе всех моих родственников!

Лас помахала рукой Вейс — та подошла и прижалась щекой к её плечу.

— Это проклятие, Ваша Светлость. Теперь я поняла. Я приехала, чтобы прожить собственную жизнь, чтобы состариться, как состарилась моя мама, чтобы умереть и не жалеть об этом.

— Вы вернётесь? — Её Светлость прикоснулась ладонью к щеке Лас. — Что мне сказать детям? Они не хотят отпускать вас. И вы для них не бабушка, а подруга!

— Я вернусь, — пообещала Лас. — Мы обе. Будем приезжать, да, Вейс?

Вейс кивнула, смутившись.

— Мы уезжаем завтра, — Лас коротко поклонилась. — Мы все. Но мы вернёмся. Вы хотели попросить меня о чём-то?

— Да. Я хотела сняться с вами, на память. И… прежде, чем вы уедете — мои дети хотели поговорить с вами.

— Завтра я встречу солнце, — Лас посмотрела на восток, — и буду с ними столько, сколько нужно.

Вантар-Таэр, Вассео 15, 2:20

— Здесь так тихо. — прошептала Вейс. Лас кивнула, хотя и понимала, что Вейс не увидит. Здесь не только тихо, но и темно. Ночи здесь тоже настоящие — если уж упадёт, то всё, глаз коли. На Сердце Мира сейчас стало как в крупных городах — столько ночного освещения (везде, кроме дворца), что и ночи-то настоящей нет.

Не осталось.

— Тихо и тепло, — Вейс спрыгнула на пол. Каменный, покрыт только ковриками — циновками — ступни не сразу привыкли к колючим прутьям — но тепло. Не дует. А казалось, тогда, что страсть как дует.

— По полу дует, — предупредила Лас, усаживаясь в постели. — Тебе тоже не спится…

— Без тебя грустно, с тобой не заснёшь… — проворчала Вейс, подходя к окну. — Здесь всё по-другому. Я помню такую же башню там, у тебя, в Книге Снов. Но здесь всё иначе.

— Ты ещё видишь те сны? — Лас подошла к подруге, встала рядом у окна. Океан, величественный и спокойный. Спокойный — в честь её приезда?

Фосфоресцирует — дальняя, южная часть, там, где извивается Плеть. Страшная, могучая река — когда Соари не в духе, Плеть могла так стегнуть, что во мгновение ока переворачивались и исчезали в пучине огромные корабли. Именно так пропало два из трёх пиратских кораблей, что чуть было не сожгли Вантар дотла. Великая Матерь сама вступилась за почитающих её детей…

— Вижу, — признала Вейс. — Но они уже не страшные. И там нет её, только я и ты. И внуки.

— Ты хотела что-то сказать, — заметила Лас. — Что-то такое, что ты хотела сказать именно здесь. Да?

— Ты драться начнёшь, — проворчала Вейс. — И вообще, прикройся сначала! Стоит тут голая у окна… не стыдно?

— Иди, пожалуйся маме, — посоветовала Лас и они обе рассмеялись. — А сама? Самой не стыдно?

— Не стыдно. У тебя тут не получается стыдиться. На тебя весь остров глазел сегодня! А тебе хоть бы хны!

— Море — мой дом, — Лас погладила Вейс по щеке. — Там свои приличия. О-о-о, да ты меня ревнуешь! К морю?

— Ко всем, — проворчала Вейс. Лас широко открыла глаза. — Да. Я хотела. Хотела сказать, что люблю тебя. Только ты ничего никогда не слышишь! — Вейс ударила Лас в грудь кулаками, уселась прямо на пол, на колючий коврик, и разрыдалась. Лас присела рядом, обняла её, прижала голову Вейс к груди.

— А сейчас? — тихо спросила Лас. — Сейчас я слышу?

Вейс выпрямилась, держа Лас за руки.

— Сейчас слышишь, — согласилась она. — Только забери меня отсюда. Дует и ножки колет.

Лас рассмеялась и подняла Вейс на руки. Вейс показалась лёгкой, как пушинка.

* * *

Когда Лас пришла в себя, они так и сидели, обнявшись. Всё та же ночная тишина — лёгкие поскрипывания да шорохи дома, смутно слышимые голоса, вздохи ветра. Лас казалось, что её обдувает горячий ветер — пульсирующее тепло всё ещё чувствовалось там, где к ней прикасалась Вейс — затылок, плечи, спина и руки.

Лас прижала Вейс крепче, осторожно высвободилась и, спрыгнув с кровати, подбежала к зеркалу.

Какие сто лет? Восемнадцать. Нет, шестнадцать.

— Только не говори Дорману, — попросила Вейс.

Лас рассмеялась, запрокинув голову. Лёгкость… лёгкость во всём теле. Невероятная, сладкая лёгкость, кажется, подпрыгни сейчас, раскинь руки и ноги в стороны — и полетишь.

Лас подпрыгнула, и раскинула — руки и ноги.

Она медленно-медленно опустилась на пол — словно стала почти невесомой.

— Ой… — Вейс прижала ладони ко рту. — Лас… я сплю, да? Или ты висела в воздухе?

Лас тяжело дышала, смотрела то на себя, то в зеркало. Обернулась, поманила Вейс к себе. Вейс не сразу решилась слезть и подойти.

— Ты горячая, — прошептала Вейс, прижимаясь к Лас.

— Ты тоже, — Лас взяла её за руку. — Сделай это со мной… раз, два, три!

Получилось. Не так долго «зависали», как сама Лас, но — опустились на пол гораздо медленнее положенного. Секунды три опускались.

— Не понимаю, — Вейс помотала головой. — Я сплю? А ты?

— Это знак, — Лас подбежала к окну. — Смотри! Вон туда, где Плеть!

Под водой горели огоньки. Сильные, словно там фонари, да мощные. Целая улица подводных фонарей. И стали гаснуть, и через минуту уже всё было, как всегда.

— Что это? — поразилась Вейс.

— Я стала взрослой, — медленно проговорила Лас. — Мама всегда рассказывала, но в это даже я не верила. Когда становишься взрослой… случается чудо. Что-то такое, о чём мечтала в детстве. Очень-очень мечтала.

— Ты мечтала летать? — поинтересовалась Вейс. — О Великое Море… ты всё это время была нетронутой?! Все сто лет? Да?! И я… — она посмотрела на свои руки. — Я тебя… Дорман меня убьёт, — заключила она неожиданно и снова уселась на пол.

Лас рассмеялась.

— Вейс… Медвежонок! Он тебя знаешь как любит! И потом, зачем ему знать? Разве это его касается?

Вейс долго смотрела в её глаза.

— Не касается, — подтвердила она. — Никого не касается. Лас… прости… я правда не знала!

— А я забыла, — призналась Лас. — Знаешь, меня дразнили. Это здесь в порядке вещей, а там, на севере, дразнили ужасно. Ну я и придумала себе… что как все, что полно у меня кавалеров. Вот и сама поверила, — она рассмеялась. — Теперь у меня в самом деле есть все права на Вантар. И у тебя, как у моей младшей матери. Встань!

Вейс медленно поднялась, глядя Лас в глаза.

— Ты дома, — прошептала Лас и обняла её. — Здорово, да? Не сердишься?

— Я?! — Вейс на пару секунд потеряла дар речи. — Побью сейчас! — но Лас, смеясь, уклонилась от удара. Вейс упёрла руки в бока. — Раз я у тебя первая… то ты меня теперь слушаешься! Во всём, если только твоя мама не будет против! Ясно?

— Ясно, — Лас посмотрела ей в глаза с такой покорностью, что Вейс не выдержала, расхохоталась.

— В гроб меня… — Лас резко ударила её по щеке, не изменившись в лице. — Ой… прости! Всё, не буду! Ещё раз поднимешь на маму руку, в угол поставлю!

Лас не думала, что может досмеяться до икоты. Но досмеялась.

— Марш назад в постель, — распорядилась Вейс. — Нет, сначала в душ, горе моё!

— Что ты задумала?

— Тебе понравится, — проворчала Вейс. — Воды выпей! Всё, мигом в душ!

Когда она осталась в комнате одна, Вейс подошла к зеркалу.

— Да, я хотела, — она прикрыла глаза. — И всё сбылось. Я счастлива, — она погладила зеркальную поверхность. — И ты будь счастлива, ладно? Там, у себя. Пусть у тебя всё сбывается!

Она ничего не почувствовала — совсем-совсем ничего — но отчего-то знала, что её услышали.

Вантар-Таэр, Вассео 15, 5:20

— Здесь встают в шесть часов, — напомнила Лас. Вейс лежала, обняв её за шею. Она пела — напевала любимые песенки, им обеим не спалось. А Лас нравилось. Именно так Вейс пела своим детям, внукам, правнукам…

И Лас тоже пела — тем, кого нянчила. Правда, у Вейс голос приятнее.

— Я прямо не знаю, — проворчала Вейс. — Но я теперь не служанка, да? Можно, я сегодня не пойду на кухню?

— Можно, — Лас погладила её по голове. — Драться не будешь?

Вейс уселась в постели.

— Говори, — потребовала она.

Лас уселась, глядя ей в глаза.

— Я говорила это по-настоящему только одному человеку. Я люблю тебя, Вейс. Просто за то, что ты есть, и всегда со мной, и не бросила меня там, в Стране Цветов. Не дала сойти с ума.

Вейс смотрела ей в глаза и улыбалась. Потупилась. Лас улеглась, положив голову ей на колени.

— Восемьдесят лет, да? — Вейс погладила её по голове. — Лас, у нас получится. Я не боюсь старости. И ты не боишься, я знаю. Мы всё сделаем, что захочется, а потом разъедемся, каждая к своей семье, так всегда случается. Но… мы же увидимся, да? Мы с тобой, и Тесан, и Эверан, и Майеринн… все-все. Да?

— Увидимся. Но больше ни слова о будущем! Пусть всё будет как будет! Я больше не строю планов, я живу! — Лас наклонилась и поцеловала Вейс. — Вот!

— Ещё раз, — потребовала Вейс, закрыв глаза. — Ничего не желаю слышать! У нас ещё полчаса!

* * *

— Боишься за Дормана? — Вейс причёсывала Лас. Они оделись, была уже половина восьмого, оторваться друг от друга не было никакой возможности, да их и не тревожили. Гости ведь. Но всё-таки пришлось вставать, и снова умываться, и всё остальное, по порядку.

— Да, — Лас посмотрела в глаза отражению Вейс. Та улыбнулась.

— С мужчиной всё по-другому. Не бойся. Не буду рассказывать, портить впечатление.

— Я…

— …думаешь, что не сможешь теперь без меня, да? Сойдёшь с ума, если я к тебе снова не прикоснусь. Так у всех после первого раза. Ты же читала книжки!

— То книжки… а это жизнь. А у тебя? У тебя с кем было в первый раз?

— Как в романах, — улыбнулась Вейс, отложила гребень и положила Лас руки на плечи. — С Верэйном. Когда он ещё не сделал мне предложения. Не утерпели…

— А ещё? С кем ещё?

— Какая любопытная! — Вейс погрозила ей пальцем. — Хорошо. Ты у меня вторая, — шепнула она, наклонившись, прижавшись щекой к плечу Лас. — Будет ещё третий. И всё. И никого больше мне не надо.

Лас прикрыла глаза. Ей было хорошо — невыразимо, необъяснимо хорошо. Дени… ты со мной, я знаю. И ты счастлив сейчас, со мной…

— Но ты останешься со мной? — Лас открыла глаза, посмотрела Вейс в глаза — не в отражение.

Та засмеялась, положила ладони на плечи Лас.

— Вслух!

— Конечно, — Вейс отошла в сторону. — Останусь. Всё, можно идти.

Лас посмотрелась в зеркало. И как у Вейс так получается? Только у неё!

Что-то странное… Лас прижала кончики пальцев к виску, поднесла к носу. Озадаченно посмотрела на Вейс.

— Через два дня, — пояснила та. — Самое большее через три. И у меня тоже.

— Так рано… — прошептала Лас. Рассмеялась. — Ну да… конечно. Только мы вдвоём, да?

— Втроём, — поправила её Вейс. Подошла, чуть пригладили волосы. — Ты, я и Луна.

* * *

Мира попалась им на пути — похоже, давно уже встала, гуляет по замку. Она остановилась как вкопанная, шагах в десяти — посмотрела на Лас, перевела взгляд на Вейс, улыбнулась. Сорвалась с места и, пробегая мимо Лас, легонько прикоснулась к её плечу.

— Вас ждут, — добавила она на словах, не оборачиваясь. — Нас всех, в столовой.

— Куда же ты? — удивилась Вейс. — Столовая у тебя за спиной!

— За Стайеном, — крикнула Мира, переходя на бег. — Мы сейчас!

— Она всё поняла, — отметила Лас.

— У тебя всё на лице написано, — вздохнула Вейс. — У меня тоже… да и «духи»… у тебя нет мандарина, а?

— Нет, но можно сходить на берег, за медузами.

— Ладно, — решила Вейс. — Пошли. Мерзость эти медузы, но иначе совсем неприлично! Что дети подумают!

Лас поймала её за руку.

— Подумают то, что надо, — пояснила она. — Мы дома или нет?

— Да ну тебя, — махнула Вейс, но настаивать не стала.

Вантар-Таэр, Вассео15,10:30

Мира и Вейс стояли на дозорной башне. Далеко внизу и справа, где огромная отмель — естественный пляж — Лас и Стайен играли с детьми графини ан Вантар.

Лас нашла им огромное количество камушков, самых разных — и в виде рыб, и в виде осьминогов, человечков, коней… С дырочками и без. Дети были в восторге и недоумении — сами не раз пытались искать там, где только что искала тётя Лас, и — ничего! А та всего лишь наклонялась, безошибочно запускала пальцы в воду и — вынимала очередной интересный камушек.

Стайен мастерил для них воздушных змеев, которые летали куда угодно, и против ветра, и в его отсутствие. И вырезал фигурки из дерева. Прямо там же, усевшись на гальку.

— Они нашли друг друга, — заметила Мира. — Она хочет здесь остаться… потом как-нибудь.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Вейс.

— Я же не деревянная, — Мира постучала пальцем по виску. — Там, в Стране Цветов, она часто смотрела на фотографии этого места. Когда думала, что её не видят.

— Подсматриваешь? — неодобрительно заметила Вейс. Мира кивнула с хитрым видом.

— Не специально! У меня привычка ходить и думать, вот так…

Она сосредоточилась. Вейс смотрела на Миру… о Море, какая она всё-таки тощая! Ничего не изменилось.

— И что?

— Посмотри в сторону, — посоветовала Мира. Вейс повиновалась и Мира… исчезла. Осталась её тень под ногами, Вейс продолжала чуять Миру, но… не видела. Осторожно протянула руку туда, где была ладонь Миры, взялась за неё… и Мира вновь возникла. И расхохоталась. Вейс засмеялась вместе с ней.

— Да ну тебя! Давай говори, что успела узнать и подслушать.

— Про вас с ней?

Вейс кивнула, перестав улыбаться.

— Ничего. Медвежонок, я никогда не подслушиваю специально. Ну только если очень хочется…. — Мира улыбнулась во весь рот. — Да всё и так видно!

Вейс погладила её по щеке.

— Спасибо за «медвежонка». Что, ты правда утром всё сама поняла?

Мира кивнула, и Вейс поджала губы.

— У неё умер любимый человек, — Мира взяла Вейс за руку и подвела к парапету — оттуда было видно, что происходит внизу. — И почти сразу её лишили имени, репутации. Отняли будущее, понимаешь? И когда все её друзья ушли, единственной, кто всегда слушала её и помогала, оказалась она, та самая, которая отняла будущее. Вот и всё. Остальное ты сама знаешь. Мне кажется… — Мира посмотрела на Вейс, отвела взгляд в сторону.

— Договаривай уж, горе моё, — проворчала Вейс.

— Обожаю, когда ты ворчишь! — Мира обняла Вейс, так неожиданно и крепко, что та чуть не уселась прямо на камни, от неожиданности. — Мне кажется, ты разбудила её сегодня. Окончательно. Лас теперь никогда не вернётся в Книгу Снов, даже во сне. Здорово, правда?

— Да, — Вейс улыбнулась, вытирая слёзы. — Ой, смотри!

Там, внизу, Лас и обе девочки бросились в море и поплыли — наперегонки, к тому самому острову. И снова Лас победила — Вейс и Мира следили, затаив дыхание. Выбравшись на берег, Лас первым делом нашла взглядом башню и помахала тем, кто стоял на ней. Мира помахала в ответ, а Вейс потупилась.

— Такая фигура… — произнесла Мира с завистью, почесав затылок. — Стайен! Ста-а-айен! — крикнула она так, что у Вейс зазвенело в ушах. — Не сачкуй! Да-да, тебе говорю!

Стайен махнул ей рукой — отстань — и что-то сказал вполголоса, склонившись, сыну графини. Тот посмотрел на Хорька, видно — не верил тому, что услышал. Хорёк пожал плечами, поправил свой и так безукоризненный костюм и… шагнул в воду.

Но получилось не в воду, а на воду. Хорёк стоял прямо на воде, не погружаясь, только чуть расставил ноги — чтобы удерживать равновесие. Посмотрел на мальчика и протянул тому руку.

Тот сделал шаг… и вода удержала его, не расступилась. Мальчик засмеялся, схватил Хорька за руку и они пошли. Неторопливо, по мелкой волне — в сторону острова. А там… Лас и две девочки замерли, глядя на это небывалое зрелище.

— Пижон, — неодобрительно заметила Мира. — Сказала же, не сачковать!

— С ума сойти… — Вейс схватила её за руку. — Сегодня день чудес. С самого утра! Ночи… — поправилась она и ощутимо покраснела.

— Я забыла! — воскликнула неожиданно Мира. — У меня для тебя подарок. Подарок от Тени. Всё боялась тебе предложить, а теперь пора, похоже. Хочешь?

Вейс кивнула, Мира чуяла, что та боится.

— Идём к тебе или ко мне — куда-нибудь, где не будет видно. Недолго, они не успеют вернуться.

* * *

— Сядь вон там, — Мира указала глазами на дальний угол ковра. — Сядь удобнее, дай мне руку. Нет, просто сиди, смотри мне в глаза. Я буду читать стихотворение, а ты повторяй, про себя. Вслух необязательно. Готова?

Вейс не сразу кивнула, долго устраивалась на полу, сидела, закрыв глаза.

Мира вновь улыбнулась до ушей и принялась читать. Therenne va, esarte ahn tva rhei… «За зеркалом слышны её шаги…»

…Мир потемнел вокруг Вейс и вновь проявился. Но другой. Чуточку другой…

* * *

— Проснись, — Мира сжала её ладонь. — Вейс? Всё в порядке?

Вейс открыла глаза, вскочила на ноги. Посмотрела первым делом на часы.

— Всего десять минут! — поразилась она. Опустила взгляд, покраснев, как рак… нет, всё в порядке, одета. Вейс медленно выпрямилась, посмотрела на Миру.

— Что это было? Сон?! Я видела Верэйна… И мы… мы поссорились с ним как-то раз, очень сильно… а сейчас я помирилась! Сон?

— Что-то вроде сна, — пояснила Мира. — Но не сон. Частичка прошлого. С любым человеком, которого сейчас уже нет. У меня это получается раз или два в сутки. У меня, у Вессен. Но нельзя дважды возвращаться в одно и то же место, тогда может быть беда.

— Ты… видела что-нибудь? Слышала? — взгляд Вейс было нелегко вынести.

— Нет, — Мира покачала головой. — Я проводник. Я просто открываю дверь и помогаю вернуться.

Вейс вновь уселась, прижала ладони к лицу.

— Вейс, — Мира присела перед ней, обняла её за плечи. Нет… Вейс не обижена, не расстроена. — Всё хорошо?

— Всё замечательно, — Вейс отняла ладони, улыбнулась. — Я поняла теперь. Он в самом деле был ни при чём. А я так и не поверила тогда… А я могу снова с ним повидаться? Один раз! Честно! И больше никогда не буду его тревожить!

— Прочти стихотворение, — Мира помогла ей подняться. — Запомнила? Прочти его на ночь, и тогда сон сольётся с реальностью. Но лучше, чтобы кто-то был рядом. Был рядом и держал за руку.

— Спасибо! — Вейс обняла Миру. — Чем мне тебя отблагодарить?

— Когда приедем на Сердце Мира, — услышала она, — приготовь нам что-нибудь, а? Ты так классно готовишь!

— Я и сейчас могу! — Вейс бросилась к двери. — У меня есть ещё время! Сделаю праздничный ужин и пусть себе сердится!

Вантар-Таэр, Вассео15,16:30

— А где же дети, Ваша Светлость? — Вейс не сразу осмелилась заговорить, когда, после обеда, хозяйка дома предложила ей прогулку — по небольшому парку во внутреннем дворе.

В этом парке я пряталась от её сестрицы, вспомнила Вейс. И плакала, когда уже не было сил терпеть. Только здесь я плакала. Нигде больше. Вейрон… я всё простила тебе. Прости и ты мне, я несколько раз желала тебе смерти.

— Девочки спят, — графиня указала в сторону каменной скамейки. — Лас их вымотала. Не думала, что кому-то это удастся. А сын сейчас с тем молодым человеком, Стайеном. У него золотые руки!

Вейс спрятала улыбку. Молодым человеком… Стайен сейчас выглядит лет на тридцать. Дальше не молодеет… а спросишь, почему — только загадочно улыбается. Да ну их всех, конспираторов!

— Спасибо вам, Вейс, — графиня взяла её за руку. — Вы великолепный повар! Но если я попрошу вас остаться у меня, работать в доме Вантар… вы откажетесь, верно?

— Я уже пообещала другому человеку, — Вейс поклонилась. — Но если бы не пообещала, Ваша Светлость, я согласилась бы. Это правда. Я люблю готовить. И нянчить детей, — улыбнулась она.

— Я вас о многом хочу расспросить, — графиня присела сама, присела и Вейс. — Вы вернётесь? Я не могу покинуть Вантар надолго.

— Именно меня, Ваша Светлость?

— Можно просто Теммер. Вы ведь намного старше — простите, что говорю о возрасте.

— Именно меня, теаренти Теммер?

— Именно вас. Вы видели нашу жизнь, какая она есть. Со всех сторон, ведь так? Мне хотелось бы услышать ваш рассказ. И мне, и детям.

— Мы с Лас не загадывали будущее, — Вейс посмотрела в лицо Теммер. Вылитая мама Лас, ну просто то же лицо! И рост тот же, и даже запах, «духи», чуть-чуть похожи! — Не знаем пока, куда нас занесёт. Но мы обе вернёмся. Дождитесь нас!

— Я вам не помешаю? — Лас появилась у выхода в парк. Ещё два года долой, подумала потрясённая Вейс. Теперь она выглядит моложе меня. И да… я ревную её ко всем на свете. Вейс, ты сошла с ума! Хотя, когда Луна стучится в двери, все не в себе.

— Прошу вас, — графиня встала. — Я просила Вейс рассказать о том прошлом. О вашем с ней прошлом.

— Не сегодня, хорошо? Но мы вернёмся. Теаренти… мы отбываем на Сердце Мира через шесть часов. Могу ли я что-то сделать для вас, для семьи, для дома?

— Я собиралась показать Сердце Мира дочерям. Если согласитесь взять детей с собой, они будут счастливы. Я тоже.

Лас и Вейс переглянулись. Яхта маловата…

— У нас свой корабль, — пояснила графиня. — Я знаю, что на вашем мало места. У детей будет один день — посмотреть место, где они смогут учиться, если захотят.

— Послезавтра днём, — Вейс посмотрела в глаза Лас. — Или завтра вечером.

— Луна скоро позовёт меня, — Лас посмотрела в глаза графини. — Я не смогу долго быть с детьми, Теммер. Прошу простить.

Графиня опустилась перед ней на колено и молча обняла. И долго держала — не говоря ни слова.

Вантар-Таэр, Вассео15,20:20

Детям было счастье — и гости, которые не каждый день приезжают, да ещё какие! — и не такая строгая дисциплина. Дисциплина тут железная, вспомнила Вейс. Порядки не изменились, и у главы дома по-прежнему железная рука. И владения дома стали обширнее — похоже, Вантар вернул себе несколько спорных островов туда, к югу, где Плеть. Где самые лакомые места — и ракушки-жемчужницы, и банки с кудрями Соари…

Соари!

Вейс улучила минутку, когда можно было убежать от всех и убежала, на берег. И там, прикоснувшись ладонью к морской волне, мысленно произнесла имя Великой Матери.

И снова зажглись огоньки под водой. Там, поодаль, где Плеть. И Вейс их увидела. Так Великая Матерь обозначает, что путь открыт — указывает, что благосклонна и поможет в случае беды.

— Спасибо, — прошептала Вейс, встала, и глубоко поклонилась морю. Но память упорно возвращала видение Незнакомки. Той, из библиотеки, вся в белом, ослепительно красивая и страшная.

— Будь счастлива, — проговорила Вейс и снова поклонилась. И снова зажглись огоньки, а у своих ног, там, где в глаза Вейс смотрело её отражение, она заметила ещё одно отражение. Хотя стояла одна. И та, вторая, улыбалась — Вейс успела заметить. Доброй улыбкой.

— Я видела огни, — Лас подошла к ней. — Не помешаю?

— Уже нет. Я сказала, что хотела, — Вейс поправила тефан и взяла Лас за руку. — На Сердце Мира? Как тогда?

— Как тогда, — улыбнулась Лас. — Но на этот раз нас выпустят в парк. Нас обеих. Здорово, правда?

Подумаешь, чуть не сказала Вейс. Парк Времени… я несколько раз бегала туда тайком, по тропе из Страны Цветов. Не могла удержаться. Но днём, не тайком, и увидеть там Королеву… да. Это многого стоит. Очень многого.

— Здорово, — Вейс опустила взгляд. — Нет, правда. Ты не сердишься за праздничный обед?

Лас рассмеялась и привлекла её к себе.

— Медвежонок, — она погладила Вейс по голове. — Медвежонок… прекрати! Не сейчас! Дети смотрят, что они подумают?

— Да ну тебя! — Вейс оттолкнула её. — Пошли собираться! Я-то знаю, какая ты бываешь копуша!

Крайтеон, порт Эшар, Вассео 16, 4:20

Они прибыли в восточный порт, в который некогда прибыла Лас, а годом позже — Вейс, за четыре с небольшим часа. Если бы «Стремительный», катер, на котором отправились дети графини, шёл на полной скорости, они прибыли бы на Крайтеон, Сердце Мира, часам к двум пополудни. Лас и её отец тогда шли под парусами трое суток.

Но четыре часа!

Лас в полночь просто вышла на палубу, взялась за канат, чтобы удержаться… и всё было, как раньше. Но уже для двух кораблей. Волны расступились, корабли неслись по ущелью, зыбкому и изменчивому, где вместо скал была вода. И штиль. Полный, немыслимый, и огромные волны, смыкающиеся за кормой. Лас не знала, что думают дети — им не позволили выйти на палубу, но они наверняка видели.

И вот он — порт Эшар. Порт Надежды, в переводе на современный Ронно. «Ущелье» кончилось примерно за полчаса пути — когда другие суда могли попасться на пути, а так — никто не заметил. Кроме экипажей и пассажиров обоих кораблей.

— …Что это было? — капитан катера спросил у Лас. — Мне было приказано ничему не удивляться, и следовать за вами, но такого я никогда не видел!

— Великая Матерь, — пояснила Лас. — Она помогает мне в пути. Боюсь, я не смогу пояснить подробнее. Можно сходить на берег?

— Мы ждём рассвета, — пояснил капитан. — Можно и сейчас, но это будет дурной знак.

— Да, — согласилась Лас. Надо же, забыла — действительно, никто и никогда из дома Вантар не выходит на берег, если в небе нет солнца. Может, и суеверие, но когда такое случилось в последний раз, на следующий же день на дом напали пираты.

Капитан коротко поклонился и отбыл на свой катер. Там уже ждали дети графини — помахали рукой Лас и остальным — но не стали перебираться на яхту. Не положено. Сначала — рассвет.

— Классно! — Мира схватила Лас за руку. — Просто жуть, как классно! Я всё записала, ничего? Я испугалась, можешь поверить?

— Я тоже испугался, — признался Стайен. — Какие у нас планы?

— Ждём рассвета, сходим на берег, — пояснила Лас. — В шесть вечера нас ждут в Парке Времени. Нельзя опаздывать, ни в коем случае нельзя. А потом… у меня нет планов. Хотите, покажу вам здесь всё?

— Планов у неё нет, — Вейс ткнула подругу в бок. — Забыла, что будет завтра? Таблетки нужны, или горшочек, — Вейс не удержалась, прыснула в кулак. — Мандарины вырастить. Или всё, уже не будет мандаринов?

— Будут, — Лас посмотрела на небо. — Но не для меня. Пусть всё будет само собой. Как положено.

Стайен присвистнул.

— Круто! — восхитилась Мира. — Я бы посмотрела… можно?

— Мира! — укоризненно покачала головой Вейс, подбоченившись. — Лас! Так что, искать тебе домик у моря? Или на островок какой уедешь? Или, — она отошла на шаг, — тебе клетку попрочнее?

— Укушу! — Лас чуть не выполнила свою угрозу, к большому веселью остальных. — Домик. Подальше от людей. Вон на том острове живут рыбаки, — указала она. — Я думаю, у них найдётся.

— Зачем это вам… тебе? — поинтересовался Стайен. — Я читал твоё дело, Лас, прости. У вас… у тебя всё всегда проходило очень тяжело. Я ведь помню.

— Не в этот раз, — твёрдо заявила Лас. — Потом, не я одна! Да?

Вейс усмехнулась.

— Ей мандарины, мне хижину, — заключила Лас. — Вот. Мандарины будут вечером. Мира, сможешь найти домик?

— Ты издеваешься! — возмутилась Вейс. — Ей что, больше делать…

— Найду, — Мира взяла их обеих за руки. — Вы так мило ссоритесь! Я почти поверила! Вейс, не бойся, я нигде не пропаду. Будет вам хижина со всеми неудобствами.

— Во что ты поверила? — не поняла Вейс.

— Что вы можете теперь всерьёз поругаться.

— Да ну вас! — Вейс махнула рукой и пошла к трапу. — Книжку почитаю. Лас, не забудь сказать мне, когда рассветёт. И не стучись, не впущу!

— А как же я скажу? — удивилась Лас и покачала головой. — Вот ведь вредная!

…на берег Сердца Мира все ступили в отличнейшем настроении.

25. Цунами

Крайтеон, порт Эшар, Вассео 16, 8:30

— Вон там — вход, — указала Лас детям. — Видите? Вон та улочка, серебряная арка. Кто хочет поступить в Университет, так, как это делали тысячу лет назад, должен оставить у входа всё, где можно найти его имя, и войти.

— И всё? — недоверчиво переспросила старшая дочь, Реа-Вейрон. «Ветер надежды», в примерном переводе на новый Ронно. Девочке восемь лет, и в любой момент Луна может позвать её впервые. Мне не стоит прикасаться к ней, подумала Лас. Вейс ладно, у неё мази и все эти таблетки и настои, а мне нельзя.

— И всё, — улыбнулась Лас. — Там отдельный город, свои правила. Выйти можно только через эту же арку. Если выйдете ни с чем — всё, второй шанс — только через год. Не справитесь во второй раз — ещё через год можно попробовать снова. Четвёртого раза не бывает.

— Здорово! — глаза у младшей, Лас-Вейрон, загорелись. — А можно? Прямо сейчас можно?

Няня — молчаливая белокожая девушка, выступила вперёд и встретилась глазами с Лас. Отрицательно покачала головой.

— Только когда станешь большой, — заметила Лас. Девочка поджала губы и отвернулась. — Не торопись. Здесь всегда будут ждать.

— А вы с какого раза сумели? — тут же выпалила старшая. — С самого первого?

— С самого первого, — подтвердила Лас. — Было трудно! Очень трудно!

— А что нужно-то? — поинтересовалась Мира. — Вдруг я тоже захочу. Чего ржёшь? — ткнула локтем Стайена в бок.

— Найти кого-нибудь из Университета. Найти и узнать его или её имя, без помощи и подсказок. И ни в коем случае не говорить своего имени, никому и ни за что. У тебя будет три недели на всё. Хочешь попробовать?

— И попробую! — заявила Мира, присела перед девочками. — Хотите, попробуем все вместе? Когда вам будет можно.

— Хотим, хотим! — девочки тут же схватили её за руки, оглянулись на няню. Та кивнула, улыбаясь.

— Ну, тогда — идёмте! — указала Лас. — Здесь столько всего интересного. Идёмте, времени не очень много.

* * *

Порт Эшар оказался страной чудес. Лас сразу указала на знаки — обозначения закрытых областей, куда лучше не соваться, но, даже несмотря на обилие запретных районов, город оставался сказкой наяву. Магазины и магазинчики, музеи и выставки, уличные музыканты и старинные кварталы, но ранее всего — дворец, что виден отовсюду на Крайтеоне и, конечно, сам порт Эшар. Ест ещё западный порт, пояснила Лас, и южный, но они не имеют такого значения, как Порт Надежды.

Мира спросила разрешения — чтобы не теряли — и ускользнула куда-то, по своим делам, а Стайен остался — и, вместе с Лас, рассказывал девочкам разные интересные вещи про Сердце Мира. В основном про настоящее. Лас говорила о прошлом и очень давнем прошлом.

— Откуда он знает? — поразилась Вейс тихонько, когда они устроили обед — в одном из кафе в виду порта, девочкам скоро отправляться назад. — Он же здесь ни разу не был!

Лас пожала плечами. Может, и был, с него станется побывать где угодно инкогнито. Вроде бы никто из Ордена не пользовался изобретениями Стайена из праздного любопытства или для собственной, частной выгоды, но… Кто знает! Посмотришь сейчас на Хорька и уже видишь не прежнего, благообразного старца в сединах, а вполне молодого человека, способного на разные проказы. На Вантар теперь все будут рассказывать, многие годы, о госте, который ходил по воде и делал живых деревянных человечков.

— Нам пора, — указала она. Три часа, а ещё добираться до библиотеки, а это — по узеньким улочкам и всё время в гору. — Очень рада, что увидела вас, — она обняла девочек по очереди. — Я вернусь! Обязательно вернусь!

Но всё равно она заметила слёзы на их глазах. Влетит им от няни… она хоть и добрая на вид, хоть и молчунья, а, по словам старшей, спуску не даёт.

— Я подожду вас здесь, — Хорёк кивнул, указал на площадь — крупнейшую площадь города, площадь Величия — на ней одной мог уместиться весь Вантар-Таэр. — Мира тоже вернётся сюда. Звоните, если что.

* * *

— Ты в хорошей форме, — заметила Вейс, когда они делали очередную передышку. Я дома, подумала она. Я на самом деле тут дома. Пятнадцать лет мне твердили, что я дикарка, морщили нос в моём присутствии, грубили, издевались… а я чувствую, что я дома. Вот странно! Может, Лас права, и Сердце Мира действительно дом для всех, а высокомерие жителей — не более чем прихоть?

Кто бы объяснил…

— Ты тоже, — усмехнулась Лас. Ни одышки, ничего. Просто немного устали, ножки болят с непривычки.

— Я-то что, сто лет то с тяпкой весь день, то с тряпкой… Не то что некоторые!

— Укушу! — в сотый уже раз пригрозила Лас.

— Укуси, укуси, — Вейс пододвинулась и откинула голову так, чтобы удобнее было кусать — в шею.

— Да ну тебя! — махнула рукой Лас, подзывая официанта. Откуда такой зверский аппетит?! Вроде и обедали не так давно, а смотри-ка!

— Это мои слова! — возмутилась Вейс. — Придумай своё что-нибудь. Укусить и то не можешь при людях, совсем плохая стала…

— Будет вечер, — Лас отпила глоток. Восхитительный чай здесь делают… — Вот тогда увидишь. Лучше подумай, что скажешь ей. Там, в парке.

— Ничего не скажу. Это тебя туда вызвали, а я так, бесплатное приложение.

— Вейс, — Лас поймала её за руку. — Не говори так даже в шутку. Никогда!

Вейс посмотрела в её глаза… и поняла, что Лас не шутит. Уже не шутит.

— Не буду, — пообещала Вейс, едва не покраснев. — Прости.

Крайтеон, Университет, Библиотека, Вассео16,16:25

— Нас так просто впустили! — удивилась Вейс. Действительно, вроде бы просто подошли к двери и открыли. Но и раньше, и сейчас — настоящая охрана здесь, в Сердце Мира, не видна и не обозначает себя. Только в покоях Королевы, только во внутреннем дворце охрана всегда на виду. Традиция. А в других местах вроде бы и нет никого — тоже традиция. Но стоит что-то натворить, или попробовать пойти, куда не велено…

— Ничего не изменилось, — Лас погладила дверь рукой. Их не меняют — да и дерево нынче уже не то, что прежде шло на двери. Настоящее железное дерево сейчас поди найди. Разве что во внутреннем дворце. А двери помнят всё!

Библиотека встретила её знакомыми звуками, запахами и мягким светом. Всё настолько знакомое, настолько яркое, словно только вчера она видела это всё…

…на страницах Книги.

Мысль явилась без приглашения, внезапно, и у Лас неожиданно схватило сердце. Вейс поддержала её, повела к ближайшим стульям — много их, стульев и столов, и всегда есть свободные.

— Сейчас, сейчас, — шептала Вейс. Тут же добыла откуда-то стакан воды, предложила шарик — капсулу — сама пила такие последние тридцать лет, очень уж часто после разговоров с Лас болело сердце, а самой хотелось бежать куда глаза глядят и не возвращаться.

— Теаренти Лас-Таэнин? — девушка в одеждах Внутреннего Дворца возникла словно из-под земли. — Моё почтение, теаренти Вейс, — глубокий поклон Вейс. — С вами всё в порядке?

Лас посмотрела на пояс вновь пришедшей. На нём и на верхней части тефана вышито имя. Не заметишь порой, примешь за украшение — специальные буквы, о них не рассказывают пришельцам, никогда и нигде не пишут. Только граждане Империи знают их, а за разглашение тайны даже сейчас — смертная казнь, потеря имени…

— Да, теаренти Каэр, — Вейс нашла и прочла имя первой. — Просто воспоминания. Хорошие воспоминания, да, Лас?

— Да, — Лас проглотила капсулу. — Нас ждут?

— Вас ждут в Парке через полтора часа, — поклонилась девушка. Только сейчас Лас рассмотрела её — чернокожая, как и она сама, круглолицая, атлетического сложения. Но очень, очень изящно двигается и голос такой приятный… — Я могу отвести вас куда угодно. Кроме покоев Её Величества, — улыбнулась она. — Распоряжайтесь!

— Я… — Вейс посмотрела в глаза Лас. — Мы… Да, мы хотели бы пройти в третье хранилище. К пятнадцатому стеллажу во втором ярусе. Можно? Я там когда-то работала.

Ни следа удивления в глазах Каэр. На тефане вышито только имя, остальное она скажет сама, если потребуется.

— Вейс, ты уверена? — Ласпомнила, какой ужас был в глазах Вейс, когда та рассказывала о своей встрече с Незнакомкой.

— Я уверена, — Вейс чуть не подбоченилась, но вовремя спохватилась. Гостям здесь дозволено почти всё, но… приличия, приличия! Лас, если твоя служанка ещё раз так встанет при мне, то недосчитается зубов!

Вейрон. Но не голос, просто воспоминания.

— Да, проводите нас, — Лас посмотрела в глаза Каэр и та жестом пригласила следовать за ней.

* * *

Вейс провела ладонью по стеллажам, погладила корешки книг. Каэр смотрела — если бы позволяли приличия, она бы смотрела, широко раскрыв глаза, и расспрашивала, расспрашивала. Она знала всё о пришелицах — всё, что ей дали для ознакомления. Если это на самом деле те самые Лас и Вейс, то… говорить с ними и говорить, ведь они видели то, что было здесь сто лет назад! А как выглядят?! Кто даст Лас сто один год?

— Я здесь, — Вейс осмотрелась. — Если ты хочешь сказать что-нибудь, говори.

— О, как мило, — послышался голос и Каэр чуть не подпрыгнула. Первым делом оглянулась — там, вдали, у едва видного столика дежурной, всегда есть камера и кнопка экстренной связи. Лас протянула руку и сжала ладонь Каэр. Против всех приличий. Девушка вздрогнула, Лас ощущала её страх.

— Не бойтесь, — шепнула она. — Не отпускайте мою руку.

— Как мило, — из бокового прохода выступила Незнакомка. В точности та, в том платье и с теми украшениями, которые были на ней в тот день. — Так ты знаешь, куда перевели Лас? И скажешь мне?

— Знаю, — Вейс посмотрела в глаза Незнакомке а та, похоже, видела только Вейс. Или притворялась, что не видит остальных. — Но не скажу. Можешь убить меня, если хочешь. Я не отдам тебе Лас.

— Ты уверена? — Незнакомка очаровательно улыбнулась, правая рука её скользнула под куртку. Туда, где она хранила свой нож.

— Да, — Вейс бесстрашно протянула руку, прикоснулась к щеке Незнакомки. Та оскалилась, уже замахнулась ножом, но… замерла, не окончив удара.

— Я знаю твою историю, — продолжала Вейс, прижимая ладонь к её щеке. — Мне очень жаль твоих родных. Лас уехала, далеко-далеко, ты не найдёшь её.

Незнакомка судорожно вздохнула, выронила нож, отшатнулась — чуть не сшибла стеллаж. Вейс не дала ей упасть, подхватила. Опустилась на пол рядом с ней.

— Говори, — Незнакомка прикрыла глаза. — Говори, что ты хочешь. Говори, пока я не передумала. Говори и уходи!

— Ты уже сделала мне подарок, — Вейс присела перед ней, обняла. — Не делай ей больно, пожалуйста. Будь счастлива!

Свет пригас… и вновь засиял с прежней силой. Вейс сидела на полу — одна. Лас сжала ладонь Каэр обеими своими, ощущая — та вот-вот потеряет самообладание.

Вейс подошла к ним, сжимая в руке нож. Лас посмотрела на него… ей чуть не стало дурно. Она вспомнила всё — почти всё. В том числе и нож.

Вейс брезгливо бросила нож на пол и бросилась на шею Лас. Та обняла её, отпустила Каэр. А та стояла, тяжело дыша, держась рукой за стеллаж.

— Мы напугали вас? — Лас посмотрела ей в глаза. — Простите, теаренти Каэр. Мы никому не скажем.

— Спасибо, — девушка быстро пришла в себя. Оглянулась, подошла к тому месту, где сидела Незнакомка, прикоснулась к полке. Изумление на её лице. Ну да, Лас даже на расстоянии чует Незнакомку — то, что она была здесь. По-настоящему была.

— Лас, не трогай! — Вейс отшатнулась, когда Лас наклонилась за ножом. — Не надо!

— Выброшу в море, — пояснила Лас, заворачивая оружие в платок. — Вот и всё. Теаренти Каэр… отведите нас во второй жилой корпус, в северную башню.

— Да, конечно, — девушка смотрела на них, как на сказочных чудищ. Да, именно так. — Простите!

— Ничего, — Вейс привстала на цыпочки, чтобы погладить её по щеке. — Это было самое страшное воспоминание. Но теперь всё кончено.

* * *

— Отойди, — распорядилась Лас, встав у окошка. — туда, в угол. Вы тоже, теаренти Каэр.

— Лас? — услышала она почти сразу же. Она узнала бы этот голос и через миллион лет.

Дени…

Вейс и Каэр смотрели, как светловолосый, симпатичный парень — с запада Фаэр, судя по очень белой коже — поднимается по лестнице. Увидел Лас и бросился к ней, улыбаясь. Лас бросилась к нему, обняла.

— Ты вернулся… — прошептала она. — Ты нашёл?

— Нашёл, — парень протянул ей лист бумаги. — Но зачем тебе это, зачем? Объясни же! Что мы тут делаем ночью?

«Ночью»? Вейс осторожно выглянула в окошко — видно было, что парень её не замечает. И вправду ночь! И вокруг сумерки, фонари не горят — в башне они не горят в такой поздний час. Каэр за её спиной едва слышно вздохнула.

Лас вздрогнула. Шаги. Она так долго потом пыталась их забыть.

— Читай! — она схватила его за руку. — Читай! Читай вслух и держи меня за руку! Делай что говорю, Дени!

Он принялся читать. Вейс показалось, что заложило уши. Она невольно сглотнула, прижал ладони к ушам — голос Дени отдавался глухо. Оглянулась — с Каэр, похоже, то же самое. Вейс схватила её за руку, прижалась к девушке. Та обняла её за плечи.

Шаги. Ближе и ближе. Кто-то поднимается… в неурочный час.

Незнакомка. И ещё одна — две копии одной Незнакомки. Вейс вцепилась в руку Каэр, приводя ту в чувство.

Незнакомка не замечала ни Лас, ни Дени. Приостановилась шагах в двух от них (Лас и Дени вжимались в стену), схватив своего двойника за руку. Помотала головой и пошла дальше — вверх.

Её двойник — девушка в белом — оглянулась. Оглянулась и встретилась глазами с Лас. Улыбнулась и подмигнула — Вейс заметила это. Лас кивнула в ответ, прижимая палец к губам. Что-то беззвучно произнесла. Девушка кивнула и поспешила за Незнакомкой — та уже оглянулась и искала двойника взглядом.

Они дождались, пока шаги стихнут.

— Дени, — Лас держала его за руки. — Торопись. Беги в порт, и читай это, читай всю дорогу! Не переставай! Уезжай куда хотел!

— Лас…

— Я приеду! Я обязательно приеду, но потом! Она охотится за тобой, понимаешь? Спасайся! Не заходи к родственникам, сразу в порт!

— Но…

— Я прошу! — Лас приподнялась, поцеловала его. — Не спорь!

— Да, Ласточка, — парень обнял её, спрятал лист в карман. — А ты?

— Я запомнила текст! Я справлюсь!

Он кивнул и бросился вниз по лестнице.

И вновь посветлело.

— Теаренти Каэр, — Лас подошла к ним. — Здесь работал Дайнакидо-Сайта эс Фаэр. Вы только что видели его. Его изображение, — уточнила она, — его воспоминание. Видели?

— В-видела, — произнесла девушка, запинаясь.

— У него были здесь родственники. Двоюродная сестра и тётка. Они жили где-то в Городе, я не помню уже, где. Вы могли бы узнать, что с ними стало?

— Да, конечно! — Каэр выглянула в окно — видимо, хотела убедиться, что не спит. — Если что-то осталось в наших архивах, я обязательно найду!

— Спасибо, — Лас глубоко поклонилась. — Нам не пора в Парк?

— Ой! — Каэр посмотрела на часы. Огромные, видные отовсюду часы на фасаде здания напротив — главные часы Империи. — Нам пора! Идёмте за мной!

— …Простите, — Каэр взяла Лас за руку, у самой двери в Парк Времени. Ничем не выделяющаяся дверь в комнате, где таких дверей двенадцать. Только одна ведёт в Парк и каждый раз это — другая дверь. — Теаренти Лас-Таэнин… я хотела бы поговорить с вами. Потом. Если можно.

— Конечно! — Лас улыбнулась ей.

— Скажите, — Каэр не отпускала её руку. — Кто вы? Почему… почему всё это?

— Я не смогу. Не смогу рассказать в двух словах.

— Удачи! — Каэр отпустила её и быстрым шагом направилась к другой двери. Лёгкое дуновение сквозняка… и они одни.

— Мне страшно, — шепнула Вейс. — Не отпускай! — Вцепилась в руку Лас.

— Мне тоже страшно, — шепнула Лас в ответ. — Но нас ждут. Поторопись! — она выложила на пол всё, что было у неё на поясе, в складках тефана — карманах. — Оставь всё здесь. Так положено. — Вейс повиновалась.

Лас открыла дверь. Проход в толще камня — и ещё одна дверь, вдалеке.

Свежий, восхитительно свежий воздух. Даже здесь, внутри скалы.

— Быстрее, — Лас потянула Вейс за собой. — Дверь может закрыться в любой момент. Побежали!

Крайтеон, Парк Времени, Вассео 16, 18:00

— Как красиво! — Вейс бегала по Парку, словно маленькая. Лас её прекрасно понимала — здесь так красиво, и ощущение — что всё безопасно, всё спокойно, ничто ничему не угрожает. Арки и колонны, мозаики, которыми выложен Парк, лабиринты аллей. Клумбы и цветы, цветы… — Лас! Ну неужели тебе не интересно?! — махнула рукой и умчалась снова.

Лас стояла, запрокинув голову — дышала и наслаждалась.

— …Лас! — Вейс выбежала из аллеи по правую руку. — Идём, ты должна увидеть! Ну скорее!

Лас с улыбкой последовала, Вейс тащила её за руку, возбуждённая донельзя. И никого! Такое ощущение, что в Парке они одни.

Может, так и есть. За нами наблюдают, думала Лас. Не всех пришедших в Парк удостаивают аудиенции. Иногда сюда приглашают просто для того, чтобы посмотреть, как человек ведёт себя в месте, которое остаётся архитектурным шедевром уже третью тысячу лет.

— Вот! — Вейс затащила её за поворот. Слово «Rina», «Луна» — а вокруг мозаичный полумесяц в обрамлении звёзд, а образуют полумесяц…

Розы. Жёлтые розы.

— Это же твои! — выдохнула Вейс. — Точно-точно! Посмотри сама.

— Да… — Лас была потрясена не меньше Вейс. Присела, осторожно коснулась пальцем лепестка. Жёлтый в мелкую чёрную крапинку. «Леопард», одна из самых первых её роз. Её с Незнакомкой…

— Очень красиво, — согласился кто-то за их спиной. Вейс чуть не подпрыгнула. Торопливо, но правильно исполнила поклон и замерла, склонившись. Лас медленно повернулась и тоже склонилась в почтительном поклоне.

Белая Королева. Всего три раза за всю историю Империи Королевой становилась уроженка Фаэр — молочно-белая кожа, высокий рост, властный взгляд, серебристые волосы.

— Ваше Величество, — Лас поклонилась вновь. — Вы хотели видеть нас?

Две предыдущие белые Королевы умерли бездетными. А сейчас… Лас не нужно было присматриваться — обоняние, обострённое перед встречей с Луной, безошибочно указало — у Королевы скоро будет ребёнок. Осталось две, самое большее — три недели.

— Ваши розы великолепны, — какой высокий у неё голос, подумала Вейс. И, наверное, она поёт. С таким голосом — и не петь!

— Спасибо, Ваше Величество, — Лас склонилась вновь. — Для меня это огромная честь.

— В это время я обычно пью чай, — ан Роан указала вглубь Парка, там, где стоит чайный домик. Закрытый — Вейс пробегала мимо, и попыталась войти. — Врачи советуют не увлекаться, — шепнула она, склонившись, на ухо Лас и та рассмеялась. — Прошу вас!

* * *

— Мне неловко говорить, — Её Величество дала знак — слегка качнула своей хлопушкой, мухобойкой о девяти золочёных хвостах, и служанка оставила домик. Охрана тоже осталась снаружи. Внутри — только ан Роан и её гостьи. — Я думала увидеть совсем другое. Вы так молодо выглядите… я не хочу награждать вас ничем из того, чем мы награждаем людей почтенного возраста, которые многое сделали для Империи.

— Да, Ваше Величество. Я не так уж много сделала для Роан, — Лас встала и поклонилась. — Но думаю, у меня есть время исправить это.

— Право, вы слишком скромны, — ан Роан улыбнулась. — Ваши розы знамениты во всём мире, ваши книги читают и любят у нас, на Сердце Мира. Просто вы не считаете себя человеком преклонных лет. И вы, — она посмотрела на Вейс, та встала и поклонилась — видно было, что Вейс всё ещё побаивается. — Что я могу для вас сделать?

— Простите, Ваше Величество? — Лас растерялась.

— Я хотела бы помочь вам. Вы вернулись домой, потому что вам нужна помощь. Чем я могу помочь?

— Я хотела бы представить Вашу дочь Владычице Морей, — неожиданно для самой себя произнесла Лас. — Когда придёт её время.

Ан Роан улыбнулась.

— Да будет так. А вы, Вейс? Я сняла с вас все обвинения и ограничения. Я знаю вашу историю, и вас никогда уже не упрекнут в том, что вы были пиратом. То же касается и всех ваших потомков. Что вы хотели бы для себя?

— Вы очень добры, — Вейс поклонилась. — Я хотела бы… присматривать за вашими детьми. За дочерью и сыном. Если можно, — Вейс на мгновение отвела взгляд, но вновь нашла в себе силы посмотреть в глаза ан Роан.

Ан Роан прищурилась.

— Вы знаете, что у меня будет и сын?

— Да, Ваше Величество. Я уверена. Светловолосый, с зелёными глазами и очень высокого роста.

Лас в изумлении смотрела на свою бывшую служанку.

— Да будет так, — ан Роан встала. — Лас… я хотела бы поговорить с вами подольше, но…

— Конечно, — Лас встала и поклонилась. — Скажите… — она вслушивалась в смутный голос — или что это было — пока ан Роан беседовала с Вейс — и некоторые мысли пришли с ощущением твёрдого знания. — Ваше детское имя было «Фарри»? «Медвежонок»?

— Верно, — ан Роан посмотрела на Лас в восхищении. Теперь настала очередь Вейс смотреть на Лас с изумлением. — А я немного сомневалась, признаться, что вы действительно потомок дома Вантар. Теперь не сомневаюсь. Я оставляю вас, — лёгкое движение хлопушкой и в домик вошёл охранник и служанка, та самая, что подавала чай. — Да хранит вас Владычица Морей!

— Да хранит вас Владычица Морей! — ответили Лас и Вейс и стояли, склонившись, пока ан Роан не покинула домик.

— А мы? — шёпотом спросила Вейс минуты через три. Они стояли в домике, и всё оставалось нетронутым — и чайник, и чашки, и циновки. Вейс осторожно взяла чашку, из которой пила ан Роан и осторожно поднесла к лицу. Глубоко вдохнула. — Я счастлива, — заключила она. — Какая она красивая, да? И сильная!

— Сильная, — согласилась Лас. — Мы можем оставаться здесь, сколько хотим. Если захочешь ещё чая, просто хлопни в ладоши. Его принесут.

— Правда?! — поразилась Вейс. — Я ведь всё это читала. И не верю до сих пор.

— Ты приедешь сюда? Приедешь нянчить её детей?

— Да. Приеду. Приедем, да? Ты тоже? Не отворачивайся!

— Я и не уезжала отсюда по-настоящему.

— Не уходи от ответа, Лас!

— Медвежонок, — Лас шагнула к ней, взяла за руки. За запястья — Вейс так и не выпустила ту чашку. — Знаешь, почему тебя так и считают варваркой? Ты всё время требуешь простого ответа. Я уже ответила тебе. Скажи, про её сына… это фокус, да? Или ты говорила наугад?

— Да ну тебя! — проворчала Вейс. — Я всегда чувствую. Особенно когда женщине скоро рожать, или если у меня Луна над головой. Могу про твоих детей рассказать! Как выглядят, на кого похожи, сколько их будет! Вот!

— Не сердись, — Лас осторожно отняла у неё чашку, поставила её, не глядя, прижала к себе Вейс. От той пахло обидой. — Здесь всегда высказывают самые сокровенные желания. Вот и всё. Не сердишься?

— Да ну тебя! — Вейс попыталась высвободиться. Тщетно. — Пусти! Пусти, на нас же смотрят!

— Я веду себя неприлично?

— Горе моё, — проворчала Вейс и сама обхватила Лас, прижалась к её плечу. — Знаешь… мне отлучиться надо. Кое-куда, — она покраснела. — Не дави на живот! Я этого не переживу!

— Придётся уходить, — вздохнула Лас. — Здесь этого нельзя. Идём! Не бойся, выход недалеко.

* * *

— Обалдеть! — воскликнула Мира, когда Лас закончила рассказ. И она, и Хорёк долго изучали документы, которые та девушка, Каэр, вручила им на выходе из библиотеки. Каэр всё хотела заговорить с Лас, и всё не решалась. Так и не заговорила. — Класс, а?! Слушайте, это же здорово! И я тоже хочу побыть здесь, если можно. Здесь отлично! Всё такое старое и настоящее, да?

— Самое настоящее, — подтвердил Стайен. — Слушайте! Мира нашла домик — на побережье, туда часа два езды будет. У нас всё готово. Мы арендовали его на неделю.

— Что «всё готово»? — подозрительно воззрилась Лас. — Клетка? Цепь?

— Иногда не вредно, — проворчала Вейс. — Я бы ещё плётку припасла. Ой!

На этот раз Лас её действительно укусила. В плечо. Такого молниеносного движения Вейс не ожидала.

— Ну вы даёте! — восхитилась Мира. — Не, точно говорю, снова людьми стали. Без обид, Лас!

— Ладно, — Лас потёрла виски. — Всё верно. Так что «всё готово»?

— Мясо, угли, вино, — пояснил Стайен. — У нас же отпуск? Соединяем приятное с полезным?

Лас расхохоталась, держа Вейс за плечи.

— Что бы я без вас делала! Поехали, поехали! У меня мало времени… отдыхать так отдыхать!

— Что делала, что делала, — буркнула Вейс, потирая плечо. — Чокнулась бы давно. Иди уже, я сама им помогу.

Крайтеон, Парк Времени, Вассео 16, 23:00

— Как много звёзд! — удивилась Лас, взглянув на небо. — И какое ясное небо!

— Ясное, — подтвердила Мира. — Все удивляются. Сейчас сезон дождей, а уже второй день ясная и спокойная погода. Здорово, да? Как специально для нас! Что там у нас с мясом?

— Полчаса, — Хорёк осмотрел «кухню», которую они с Вейс устроили под навесом. Собственно домик стоял шагах в ста и Вейс — в отсутствие Лас — настояла, чтобы там была одна только Лас. Никто и не возражал — «Сокол» ждёт в порту, а катер, на котором они прибыли, тоже арендован на неделю. Всё побережье на триста шагов вокруг дома — тоже их, и забор, пусть и не самый новый, явственно обозначает границы.

— …Вот, — Лас подошла к ним, держа в руке горшочек. Крохотный мандарин, а на нём — два ярких плода. — Тебе, Медвежонок.

— Лас… — вскинулась было Вейс, но махнула рукой.

— А что? Все свои! Ешь давай!

— Их два, — указала Вейс. — Оба женские. Ты точно не передумаешь?

— Не передумаю, — Лас уселась а раскладное кресло. — У меня новая жизнь, Вейс. И там всё теперь так, как я хочу. Ужас как приятно пахнет! Стайен, вы волшебник! Признайтесь, вы тоже на повара учились?

— Совсем недолго, — Хорёк усмехнулся. — Отчислили за неуспеваемость. Просто я всегда любил мясо. Во всех его видах. Держите! — он протянул Лас шпажку. — Вина? У нас тут двенадцать сортов, Мира выбирала.

— Хороший выбор! — Вейс придирчиво осмотрела бутылки, с таким важным видом, что Мира и Хорёк переглянулись и скрыли улыбки. — Лас, я бы тебе вот это налила. Сухое.

— Давай, — согласилась Лас. — За что пьём?

— За здоровье Её Величества! — предложила Вейс и, подняв бокал, нашла взглядом дворец и поклонилась.

Тост поддержали все.

Музыки в этот раз не было, но отдых получился что надо.

* * *

— Ты горишь, — заметила Вейс часа полтора спустя, взяв Лас за плечо. — Всё, пошли. Идём, идём, горе моё!

— Да, — согласилась Лас. — Раньше, чем я думала. Не уходи, Вейс!

— Куда же я от тебя, — проворчала Вейс, но глаза её улыбались. — Всё, оставь бокал. Тебе хватит. Хватит, я сказала! Всё, идём, там уже всё готово.

Лас

Она пришла в себя неожиданно. Помнила, что её влекло в горячие глубины, и там было уютно, и Вейс сидела рядом, но Вейс ушла, ускользнула от Луны, кралась тропкой прочь из её царства, а Лас бежала, бежала навстречу светилу.

Лас спрыгнула с постели, сбросила прочь простыню — так жарко в ней, она стягивает, душит. Засмеялась, ощущая переливающийся по жилам жар, подбежала к зеркалу — старенькое, помутневшее, латунное. Её глаза — глаза отражения — слабо светились. Лас вновь засмеялась, наслаждаясь звуками собственного смеха. И силы — сила распирала её, переполняла, требовала выхода.

Лас приоткрыла дверцу. Остальные сидят под навесом, они уже сонные — Лас чуяла всё, даже на таком расстоянии. Чуяла, что Мира влюблена в Стайена, что не так давно они были близки, что Вейс дремлет, счастливая, и видит приятные сны.

Лас подняла камень из-под ног, сжала его в ладони. Камень треснул, просыпалась пыль. Лас снова засмеялась и побежала — к морю.

Небо сияло. До рассвета ещё далеко, но как ярко сияет небо! Сколько звёзд, какие все яркие и разноцветные! Раньше Лас никогда не видела так много звёзд сразу. Она вошла в воду, коснулась её ладонями…

Вспышка.

Лас осознала, что у неё нет тела. Но это не пугало — она ощущала, что находится сейчас везде, повсюду, во все морях и океанах. Она видела города и корабли, берег и дно, смотрела сразу на всё, и от этого захватывало дух.

Крики, отчаяние. Боль. Беспомощность. Лас попыталась отыскать, взглядом, откуда это пришло — и нашла.

Два корабля. Стоят на якоре у небольшого острова, и лодки у берега, и пришельцы, с оружием — грабят, сжигают, мучают.

Ярость накатила на Лас. Она оскалилась и взмахнула руками.

* * *

Низкий, на пределе слышимости гул потряс и остров, и всё, что вокруг. Бандиты — пираты — замерли, кто где, и все посмотрели в сторону моря. Туда, где стояли их корабли.

Снова гул, земля дрожит под ногами. Мелкая рябь тронула поверхность моря.

— Не может… — проговорил один из дозорных, отступив на шаг. — Это же…

Щупальце взметнулось из глубины моря. Огромное — толщиной с корабль — и понеслось вниз, набирая скорость. Все, кто заметил его движение, замерли, скованные ужасом, не в силах пошевелиться, уклониться, броситься прочь.

Удар — и одного из кораблей больше нет. Только расходятся волны, только разлетаются обломки. Снова гул — и ещё одно щупальце. Ещё несколько секунд — и нет корабля.

И ещё три щупальца поднялись из глубины и потянулись к берегу — к оставшимся на них пиратам.

* * *

— Смотрите! — Мира схватила Хорька за руку. — Это же Лас! Что она делает?!

Вейс вскочила на ноги. Да, Лас. Ни в чём — стоит по щиколотку в воде, держит над головой скрюченные руки, медленно водит ими и смеётся.

— Ей нужно в дом! Помогите мне! — крикнула Вейс и поспешила к подруге. А та расхохоталась, опустила руки и… бросилась вперёд, в море. Поплыла — вперёд, вперёд, прочь от берега.

— Она утонет! — простонала Вейс, опускаясь на колени. — Великое Море, она же утонет! Утонет!

— Ты ещё умеешь ходить по воде? — поинтересовалась Мира. — Сколько человек ты выдержишь?

— Трёх-четырёх. Триста килограмм точно удержу, — Стайен сунул «волшебную палочку» в карман и схватил Миру за руку. — Бежим! Вейс, ждите нас у берега!

Они резво бежали по воде, Мира старалась не глядеть под ноги, это было страшно, но Лас плыла ещё быстрее. Как такое возможно — Мира не понимала.

* * *

Лас остановилась, замерла, раскинув руки и ноги — вода держала её, ласкала её тело, уносила прочь жар, придавала бодрости. Морская живность собиралась вокруг — Лас замечала тени вокруг, зрения пронзало толщу воды — крохотные рыбки и те были видны. К Лас плыли и останавливались на почтительном расстоянии мелкие рыбы, черепахи, акулы, дельфины, медузы…

Лас вновь ощутила себя во всех морях и океанах. И ощутила страх и беспомощность. Корабль терпит бедствие… помочь людям, помочь!

И снова были щупальца. Лас ощущала их, как свои пальцы. Но они не крушили и не вершили правосудие, они поднимали и несли. А буря, и волны, и ветер — всё успокоилось и покорилось. Не сейчас, не сегодня. Эти люди умрут, но не сегодня, и не в море.

* * *

— Ты видишь?! — Мира указала, потрясённая. Конечно, он видел — на глазах его были очки, и сейчас они позволяли видеть в тепловом диапазоне. Лас, в сотне метров от них, лежит на воде, открыв глаза и улыбаясь — а вокруг…

Не подойти. Кит проплыл так близко от остальных двух людей, что их только чудом не смыло волной. Акулы ходили кольцом внутри круга, по котором плыл гигант — и явственно давали понять — не пропустим!

А глубоко внизу прошло что-то огромное, продолговатое, Хорёк заметил длинные щупальца.

— Не понимаю! — прошептала Мира, прижимаясь к нему. — Ничего не понимаю.

Лас вдруг уселась. Встала — вода поддерживала её или что-то другое — Лас не погружалась ниже пояса. Лицо её отразило удивление, затем гнев, затем ярость. Она зарычала и, размахнувшись, ударила ладонью по воде — с размаху.

И тотчас же весь её «эскорт» поплыл кто куда. А сама Лас нырнула — скрылась под водой — и тут же показалась вновь, на лице — удивление.

— Мира? Стайен?! — удивилась она. — Это сон? Вы стоите на воде?!

— Лас, — Мира протянула руку. — Идём, тебе лучше вернуться в дом. Ты помнишь, как здесь очутилась?

Лас отрицательно покачала головой.

— Я сама! — и поплыла, быстро и уверенно.

— Ты заснял? — Мира ткнула Хорька в бок. — Заснял, что тут было?

— Заснял, — подтвердил тот. — Не нравится мне это. Чую, что-то не то!

— Ладно, пошли, — решила Мира. — У меня мурашки по коже тут стоять! Слушай, это кто был, в глубине? Кальмар?

— Гигантский кальмар. Считается, что таких больших не бывает. Держись за руку! Если она снова нас обгонит, вообще позор будет!

* * *

Они опередили Лас всего на пару секунд. Вейс помогла ей, поддержала.

— Ну ты даёшь! — возмутилась она. — Тебе лежать нужно, а не купаться ходить! Постой… — Вейс привлекла её к себе, принюхалась к виску. — Не может быть! — Вейс была потрясена. — Уже всё?! Одна ночь… купание, и всё?!

— И всё, — подтвердила Лас, подмигнув Мире. — Вейс… ничего, что я не одета? Это прилично?

— Да ну тебя! — Вейс сорвала с себя верхнюю часть тефана, набросила Лас на плечи. — Идём переодеваться, горе моё! — и повлекла Лас к дому.

— Класс, — выдохнула Мира. — Даже я так не бесилась. Слушай, я тоже так хочу! Одна ночь — и всё! Всё, перестаю пить таблетки! Эй, ты что, спишь на ходу?

— Уснёшь с тобой, — проворчал Хорёк, очень похоже на Вейс. — Пошли. Лас должна быть очень голодна. Я тоже, кстати. Сон отменяется.

* * *

— Куница на связи, — произнесла вдруг Мира, жестом велев остальным молчать. Стайен сидел на стуле, смотрел с улыбкой, как Лас во второй раз ужинает. Или завтракает — скоро уже рассветёт. Приятно, когда тебя хвалят! — Цунами? Где эпицентр? Мы на Крайтеоне, Перо Чайки, западный берег. Ясно.

Мира сняла гарнитуру, посмотрела в глаза Хорьку.

— В четыре тридцать семь по мировому времени вблизи архипелага Аэрзан произошли мощные толчки. Цунами движется на Крайтеон, дистанция две тысячи триста, скорость семьсот.

— Первая волна будет через три часа, — заключил Хорёк. — Всё, конец отпуску, сейчас будет сигнал общего сбора. Какой силы толчок?

— Магнитуда семь, одиннадцать баллов, — отозвалась Мира немедленно. Посмотрела на замерших Лас, Вейс, в глазах которых было удивление и страх. — Дай картинку! Там, где Лас стоит в воде!

Через минуту была картинка. Лас смотрела широко раскрытыми глазами на саму себя, лежащую на воде, на животных, собравшихся вокруг. Больше всего впечатлил кальмар. Стайен потом сказал, что длина щупалец у него была пятьдесят метров минимум.

Вот Лас выпрямляется, вот стоит — видимо, на чьей-то спине или голове — и резко бьёт ладонью по воде.

— Стоп! — Мира указала зайчиком указки. — Время! Покажи время!

Хорёк коснулся указки ногтем и появилось время. Вассео 16, год 1288, четыре часа тридцать семь минут одиннадцать секунд по мировому времени.

Лас смотрела на замершую картинку — её ладонь над водой, волны разбегаются по поверхности.

— Это ты?! — поразилась Вейс. — Лас, почему? Зачем?!

Лас отвернулась, посмотрела на юг — где-то там Аэрзан, малонаселённый архипелаг, первым принявший удар стихии.

— Я видела… — произнесла она, запинаясь. — Я видела! — и побежала к морю. Вейс последовала за ней.

Мира и Хорёк переглянулись.

— Спасатели всех соседних стран уже отправлены к Аэрзан, — пояснил он. — Наши автомобили будут там через пятнадцать минут, две бригады спасателей с лёгкой техникой. Вот картинка со спутника, смотри!

* * *

Лас подбежала к берегу, сняла с себя тефан — не сорвала, а осторожно сняла, положила себе под ноги.

— Лас, стой! — Вейс поймала её за руку. — Ты снова горишь! Я же чую! Тебе в дом нужно, а не…

— Отойди, — Лас сделала шаг в воду. Тёплая! Почти горячая!

— Лас… — Вейс продолжала тянуть её назад.

— Отойди! — крикнула Лас и Вейс, от неожиданности отпустив её ладонь, уселась с размаху на песок. Лас вошла в воду по пояс, коснулась её обеими ладонями и замерла — глядя перед собой, замерев неподвижно.

Вейс смотрела и понимала, что ей страшно не то чтобы поймать Лас и потащить её в дом, но даже сделать шаг в её сторону.

* * *

— Это ещё что?! — удивилась Мира, указав на контур волны — огромная волна со спутника выглядела безобидным кружком.

— Возмущения, — присмотрелся Хорёк. — Странно. Водовороты. Словно волна натолкнулась на препятствие.

— Рифы? Подводные скалы?

— Нет там ничего, вот карта, — Мира показала карту дна. — Ничего не понимаю! Слушай, это что, правда она? — Мира посмотрела — Лас выпрямилась, поклонилась морю и вышла на берег.

— С точки зрения позитивной науки…

— В ухо дам! Чихала я на науку! Она, да?

Хорёк пожал плечами.

— Я не замерял. В следующий раз можно будет посмотреть, что на датчиках.

— Обалдеть! — только и сумела добавить Мира. — Что там, общий сбор?

— Да. Передний фронт волны разрушен. Что дойдёт, даже на побережье не опасно. Остальное ударит по необитаемым районам. Наш отпуск продолжается, радуйся.

— Радуюсь, — Мира обняла его. — Только вот Вейс… смотри, она плачет!

— Ничего, — Хорёк прижал её к себе. — Они сами разберутся. Знаешь, кто такой миротворец?

— Знаю, — проворчала Мира. — Это который огребает от всех, кого мирит.

* * *

Вейс плакала, не могла остановиться.

— Вейс, — Лас, уже одетая, обняла её. — Медвежонок!

— Уйди! — Вейс попробовала оттолкнуть её. — Уйди, дай помереть спокойно!

Лас поднялась, молча сгребла её в охапку. Вейс попробовала освободиться — куда там, а на удары кулаками по спине Лас не обращала внимания.

Лас внесла её в дом и усадила на кровать. Покопалась в сумке Вейс и вытащила две капсулы. От сердца. Показала ей — правильно? Вейс подтвердила кивком и улеглась на спину. Капсулы таяли под языком, у них очень приятный вкус.

— Лучше? — Лас уселась у кровати. Она уже не горит, осознала Вейс, ничего не понимаю!

— Лучше, — Вейс взяла её за руку. — Не надо было кричать на меня!

— Меня нельзя было отвлекать, — Лас поцеловала её в щёку. — Не сердись! Я же сама не знала!

— Это твоя работа, да? Цунами — это ты сделала?

— Не знаю. Наверное, я. Я сама не очень понимаю…

Лас осеклась. Память частично вернулась. Помнились огромные щупальца над водой — странно выглядели, словно на них смотрела из-под воды и не человеческими глазами. Хоровод животных вокруг, изукрашенное всеми цветами радуги небо и тёплая, невыразимо приятная вода вокруг. Как в колыбели…

— Что-то вспомнила? — Вейс уселась, привлекла Лас к себе. Та уселась, положив голову ей на колени. — Горе моё… и снова не горишь! Ничего не понимаю!

Лас прикрыла глаза. Ей было хорошо-хорошо.

— Это и есть то поручение, да? Что она дала тебе? Лас!

— Не знаю. Да, наверное.

— Пугать людей, да? Чтобы уважали море?

— Нет, — Лас уселась, посмотрела Вейс в глаза. — Не пугать. Справедливость, Вейс. Справедливость и милосердие. Море не злое. Просто оно… оно сильнее. И всегда будет сильнее.

Она поднялась на ноги, посмотрела туда, откуда должно было прийти цунами.

— Через три часа придёт волна, — заметила Вейс. — Я видела такое. Это страшно, Лас! Городу ничего не будет, я знаю, а здесь? Здесь же всё смоет!

— Не смоет, — возразила Лас. — Мы останемся здесь. Сама всё увидишь.

И снова положила голову на колени Вейс.

* * *

Через два часа Лас, задумчивая и спокойная, вышла из дома — Мира тут же помахала ей — давай к нам!

— Лас, ты как? — поинтересовалась она. — Всё помнишь, что было? О, да у тебя всё прошло! Поверить не могу!

— Прошло, — Лас отыскала взглядом остывшие уже шпажки и схватила одну. — Ужас, как есть хочу! М-м-м… вкуснотища! Стайен, я буду часто приезжать, так и знайте!

— Мы же договорились на «ты»?

— Прости. Так и знай!

— Лас, — Мира потянула её за рукав. — Смотри сюда. Наши люди уже побывали на Аэрзан, за полтора часа до того, как туда пришли имперские спасатели.

— Много жертв?

— Много, — Мира переглянулась с Хорьком. — Но знаешь, что странно? Именно в тот момент на траверзе самого крупного острова остановилась Чёрная Стая. Слышала о такой?

— Пираты?

— Да, пираты. Бандиты. У них новейшая техника, поймать удавалось только отдельные суда. Пять лет почти хозяйничают в свободных водах и на восточной границе Роан. Цунами выбросило всю Стаю на скалы. Выживших нет.

— Местные жители?

— Двое пропали без вести. Остальные целы, их там почти пять тысяч. Даже не все дома разрушены, представляешь? Ты можешь что-нибудь объяснить?

— Я чувствовала, — Лас смотрела, не отрываясь, на видео — вертолёт облетал скалы, где разбросаны обломки кораблей Стаи. — Чувствовала что-то нехорошее. Как комар, понимаете? Надоедливый комар.

— И прихлопнула, — Хорёк потёр переносицу. — Смотри!

Он вновь показал съёмку, где Лас стояла по пояс в воде, а вокруг вился живой эскорт.

— Лас, я с тобой играю! — Мира схватила её за руку. — Так, я не поняла, мы что, сейчас снова сядем копаться в себе и о чём-то жалеть?

— Вот ещё! — Лас прикрыла глаза.

«Ты стихия. Стихия ни перед кем не отчитывается».

Лас повторила то, что принёс мысленный голос.

— Кто это говорил? — поинтересовалась Мира.

— Подруга. Очень давно, и не мне. Но… как будто и мне тоже.

— Стихия… — Мира посмотрела на Лас. — Да, стихия. Слушай! А что ещё ты видела? Только тех пиратов?

— Нет, — Лас помотала головой. — Не только их. Слушайте.

* * *

— Есть, — указала Мира на строчки, бегущие по экрану. — Точно, нападение гигантских кальмаров на корабли. Местные жители считают, что лично Соари вмешалась и наказала бандитов. Сегодня там у них праздник в честь Великой Матери.

— Просто так вспомнить её, конечно, не могли, — усмехнулась Лас.

— Да ладно тебе! Ну вспомни сама, или Вейс спроси, часто ли дети потом о матери вспоминают? Ну кроме дней рождения и всего такого. Обычное дело. Лас, скажи по секрету, я никому не скажу! Это тебе приказали, да? Приказали посмотреть и наказать? Ну, наказать или помочь?

— Нет, — помотала Лас головой. — Никто не приказывал. Само как-то получилось.

— Я с тобой играю! — Мира обняла её. — Класс! И то, как корабли прилетели, и остальное… Ну что, какие есть предложения? Что делать будем?

— Покажу вам Сердце Мира, — Лас подняла камушек и бросила его в море. — Вы видели всего ничего. А потом у Вейс есть какие-то идеи, она пока не делилась.

— Можно? — Мира осторожно принюхалась к виску и губам Лас. Та улыбалась. — Точно, всё прошло! Научишь, а?

— Вейс проснулась, — Лас поднялась на ноги. — Посижу с ней. Я не знаю, Мира, как такому учить. Я просто делала всё, как мама. Она никогда не пила таблеток, не носила «шлема». Я сейчас!

— Ничего себе чутьё! — Мира почесала в затылке, наблюдая, как Лас бежит к домику. — А я и не ощутила, что она проснулась. Слушай, мне нравится такой отпуск! Хочу каждый год такой же!

* * *

— Ты не спишь, — заметила Лас, присев на краешек кровати. — Поваляешься ещё?

Стены, потолок домика пропускают и воздух, и свет. Зимы на Сердце Мира не бывает, той, что со снегом. Солнце вот-вот покажется из-за океана.

— А куда спешить? — поинтересовалась Вейс, не открывая глаз. — Цунами уже пришло?

— То, что осталось, скоро будет. Небольшое волнение, не переживай. Массаж?

— М-м-м, с удовольствием, — Вейс потянулась. — Я такая бодрая, просто ужас! Сердце прошло, суставы совсем не ноют! Твоя работа? Ну скажи, твоя?

— Не знаю, — Лас улыбнулась. — Поворачивайся на живот!

— Мне и на спине удобно!

— Лентяйка, — Лас села поудобнее и принялась за дело.

…Вейс лежала, жмурилась и потягивалась, как кошка. Ещё бы… Лас смотрела на свои ладони. Осторожно поднесла их к лицу. У Вейс тоже «всё прошло», хотя с «волшебным мандарином» пройдёт почти у всех.

Лас дождалась, когда Вейс в очередной раз повернётся на бок и провела ладонью — от основания шеи до «хвостика». Лас почти сразу же бросило в жар, голова закружилась. Да. Если бы что-то такое случилось там, дома, в детстве… хотя такого никто не мог представить даже в страшном сне — служанка, которая инициирует, становится «младшей матерью» кого-то из детей.

Вейс ждала бы долгая и очень мучительная смерть. А Лас… жила бы остаток жизни служанкой в какой-нибудь хорошей семье. У них в доме, в Вантар-Таэр, с кухаркой случилось когда-то именно это. И без злого умысла — просто служанке не стоило в тот несчастный день выходить на работу. Скрыла, что «под луной», таблеток каких-то наглоталась.

— Не думай о плохом! — Вейс уселась. — Кухарку вспоминаешь?

— Ты ещё и мысли читаешь? Давно научилась?

— Я сама её вспомнила. Я же говорила с ней. Ты правда не обиделась, Лас? Правда?

— Не обиделась, — Лас прижала её к себе. — О, какая прелесть, — рассмеялась она, погладив Вейс по щеке. — Мне показалось, или у тебя на уме…

— Да, — Вейс прикрыла глаза. — На уме и прямо сейчас.

И тут постучали в дверь.

— Бабушки!

Голос Тесан.

— Бабушки, вы не спите?

— Ох! — Вейс вскинулась, покраснела. — Пусти! — крикнула она шёпотом. — Пусти, увидит же!

Лас захохотала, поднялась, завязывая на себе тефан.

— Заходи, Тесан, — разрешила она, когда Вейс кое-как привела себя в порядок. — Заходи, заходи!

— Ой… — Тесан смутилась, Лас это почуяла, ещё не увидев воспитанницу. — Я невовремя, да?! Бабушка, извини!

— Ладно, — проворчала Вейс. — Иди сюда! Иди сюда, негодница! О-о-ох!

Тесан схватила её, прижала к себе, словно игрушку.

— Раздавишь бабушку! — смеялась Вейс. — Всё, всё, отпускай, я тут не одна!

— Няня! — Тесан обняла и её. — Я ужасно соскучилась! А вчера Май меня выгнала в отпуск, представляешь? Езжай, говорит, потом мне расскажешь! У вас ведь всё хорошо, да? Я ужасно испугалась, когда услышала про цунами!

— А брат твой где? — поинтересовалась Вейс, поправляя тефан.

— Вери? Там, треплется со Стайеном. Слу-у-ушай! Он так помолодел! Я не узнала даже сначала!

— А как вы узнали, что мы здесь? — Вейс подошла к Лас и поправила одежду на той. Некоторые привычки уже не пропадут никогда.

— Ба-а-абушки! — укоризненно протянула Тесан. — Вы же в газетах! Лас приглашали во дворец! Но на самом деле, мне Май сказала. Я не знаю, откуда она всё знает.

Лас рассмеялась, прижала к себе Вес и Тесан.

— Всё хорошо, — она отпустила их. — У нас тоже отпуск, ты очень вовремя. Ну что, завтракать?

— Да, я сейчас всё приготовлю! — и Тесан выбежала из домика.

— Моя первая тоже появлялась невовремя, — проворчала Вейс, оставшись с Лас наедине. — Мы с Верэйном чуть не поссорились однажды.

— А дверь запирать не пробовали?

— Умная какая. Такой скандал поднимала! Ладно, пошли, нас ждут. Никуда ты от меня не денешься!

26. Ночь большого прилива

Крайтеон, остров Перо Чайки, Вассео 17, 8:30

— Классная компания! — Мира сияла. — Так куда мы теперь? Лас обещала показать нам Сердце Мира! Самое-самое интересное.

— Ой, здорово! — Тесан захлопала в ладоши. — Всю жизнь мечтала!

— Сегодня большой прилив, — Лас указала на серпик Луны. — На южном побережье будет фестиваль. Хотите? Туда всем можно, там не проверяют документы.

— Няня! — возмутилась Тесан. — У нас все документы в порядке! Май сама звонила в канцелярию, чтобы всё было по закону. Это вы тут все ездите куда хотите без документов!

— Тесан! — Вейс строго посмотрела на внучку.

— А что, нет, что ли? Мира, ну покажи свои документы! Покажи, покажи!

— Тебе какие? — Мира положила на столик перед Тесан пачку паспортов. — Этот вроде подойдёт, нет?

— Ну вы вообще! — Тесан встала. — Ну как маленькие прямо!

— Это настоящий, — пояснила Мира. — И этот настоящий, и этот. Все получены совершенно законным путём. Проверь, если хочешь.

— Да ну тебя!

— Перестаньте ссориться, — Лас взяла за руку Тесан и Вейс. — И вот что, Тесан. Прекращай звать меня няней, а Вейс бабушкой. На людях хотя бы!

— А что такое? — удивилась Тесан. Лас стояла, прижимая к себе Вейс, та положила голову ей на плечо.

— Мы с моей младшей матерью нашли себе избранников, — пояснила Лас. Вейс вздрогнула, выпрямилась, крепче сжала её ладонь. — Возвращаемся из отпуска, чтобы жить со своими семьями. Долго и счастливо. Поэтому никаких «бабушек» при людях!

— Ой… — Тесан прижала ладонь ко рту. — Ба… Вейс, это правда? Да?!

Вейс кивнула, потупившись. Тесан кинулась к ним, присела, чтобы обнять обеих.

— Ну вы даёте! Почему же раньше не сказали?! Няня… Лас, так мы настоящие родственники, да? Самые настоящие?!

— Самые, — подтвердила Лас. — Самые-самые!

— Вот это конспирация! — восхитилась Тесан. — Даже я ничего не знала! Бабушка, это нечестно!

— Ты ведь тоже нашла себе избранника, внучка? — поинтересовалась Вейс. — Давай-давай, признавайся. Бабушка всё чует!

— Не только бабушка, — подтвердила Лас.

— Ой… — Тесан оглянулась. Эверан смотрел с улыбкой, едва заметно кивнул — говори, мол.

— Да! — подтвердила она. — Но пока ещё не решила! Хотя он очень хороший. Он работает там, во дворце! Садовником, — добавила она, понизив голос.

— А что такого? — удивилась Вейс. — Я садовница, и Лас тоже розами пол-жизни занимается. Очень хорошая работа!

— Вери, ты тоже ведь нашёл себе девушку! — Тесан схватила его за руку. — Ну говори давай! Говори!

— Не скажу. Не сейчас, — помотал тот головой.

— Вот вредный! — возмутилась Тесан. — Ну и ладно, я и так знаю. А бабушке сама скажу. На ухо! — добавила она мстительно.

— Прямо как в сказке получается, — Мира взяла Стайена за руку, подвела ближе. — Мы тоже собираемся жить долго и счастливо. Правда, спокойствия я не обещаю… — она обвела остальных взглядом. — Я всегда в какие-нибудь истории влипаю!

— Можно не влипать хотя бы неделю? — попросила Лас и Мира расхохоталась.

— Лас, давай не будем уезжать на остров! Я приехала купаться, лежать на солнышке. И прилив посмотреть хочу. Успеем ещё в парки и музеи!

— Тогда остаёмся здесь, — предложила Лас. — Раз вы на неделю это сняли. Тесан, у тебя когда отпуск кончается?

— Когда захочу, — пожала та плечами. — Классно! Остаёмся, да? Вери! Пошли ставить палатку, я купаться хочу!

— Переоденься в домике, — Вейс потрогала её за плечо. — Успеете поставить. Вот юла! — вздохнула она, когда Тесан умчалась с сумкой в руке. — Ну в кого она такая?!

— В тебя, — уверенно заявила Мира. — Вейс, ты обещала рассказать ещё! Про свою молодость!

— По шее дам! — пообещала Вейс. — Я моложе тебя выгляжу, между прочим!

— Ну хватит! — Лас взяла их заруки. — Давайте по очереди. Вейс, я, потом ты, Мира. Чтобы всё честно!

— А меня в компанию возьмёте? — Хорёк снял шляпу.

— Ой, Стайен! — Лас бросилась к нему, обняла. — Конечно! Не обижайся! Только рассказываем что-то интересное, и чтобы хорошо кончалось! Хватит печальных воспоминаний!

— Договорились, — ответили остальные трое почти одновременно и рассмеялись.

— Лас, здесь безопасно плавать? — поинтересовалась Мира. — Я уже устала сидеть в одежде.

— Безопасно, — подтвердила Лас. Мира кивнула и побежала к палатке. — Стайен, а ты? Не любишь купаться?

— Не люблю, — подтвердил тот. — Я вообще много раз тонул. Вода меня не любит.

— Давай, — Лас протянула руку. — Давай-давай! Сейчас я вас помирю! Идём, познакомлю тебя кое с кем! Только придётся раздеться. Ненадолго, потом одевайся как хочешь.

* * *

— Поверить не могу, — призналась Мира минут десять спустя. Хорёк успел уплыть чуть ли не к соседнему острову, и, действительно, ни капли не боялся. И плыл сам, без своих хитрых штучек, как обычно называла их Мира. Время от времени рядом с Хорьком из воды показывался плавник.

Дельфин. Он явился сразу же после того, как Лас, взяв Хорька за руку, заставила его войти в воду, и «представила» его Владычице Морей. Мира хотела рассмеяться, так серьёзно выглядели и Лас, и Хорёк, но… появился дельфин. Никто не заметил, откуда. Показался из воды, посмотрел в лицо Хорьку и что-то скрежетнул на своём языке.

После чего Хорёк смело вошёл в воду и поплыл. Хотя даже в бассейне чувствовал себя неуверенно — по словам Миры.

— Это теперь его телохранитель? Покровитель? Талисман? — допытывалась Мира, а остальные собрались вокруг них с Лас и молча смотрели.

— Это теперь его море, — ответила Лас. — Всё, что ты сказала, и немножко больше. Пока они дружат, вода не враг ему.

— А у тебя? — Мира схватила Лас за руку. — У тебя тоже есть своё море? Кто это?

Лас мягко освободилась, подошла к воде, присела и коснулась её ладонью. Замерла, прижав другую ладонь ко лбу.

Тень скользнула над собравшимися. Лас запрокинула голову и помахала рукой птице, скользившей над ними. Птица плавно повернула и направилась вдаль от берега.

— Альбатрос! — воскликнула Мира. Лас молча кивнула, выпрямилась, провожая птицу взглядом. — Laes-a te Ninn! Так… так тебя назвали в честь него?!

— Ты знаешь Старый Ронно? — в свою очередь удивилась Лас. — Нет, меня назвала бабушка. Нас всех. Но ко мне прилетел именно он, когда мама знакомила меня с морем.

— Лас, — Мира прижала ладонь к горлу. — А… меня? Меня ты можешь познакомить?

Лас молча протянула руку.

— Раздевайся, — приказала она. — Ты должна войти в море в том, в чём родилась.

* * *

Следующей вызвалась Тесан. Потом — Эверан, он долго смущался, но смог перебороть себя.

— Бабушка? — Тесан взяла за руку Вейс. — А ты? Ты не хочешь?

— Я уже, — улыбнулась Вейс. — Это было восемьдесят лет назад, да, Лас?

— Восемьдесят три, — уточнила Лас.

Лас и Вейс, 1205 В.Д.

— Чего ты ждёшь? — спросила Лас немного резким тоном. Она хотела добраться до соседнего острова — вплавь. Течений здесь нет, вода всегда спокойная. Почему Вейс медлит?

— Я не могу… — прошептала Вейс, указывая рукой. — Там медузы, госпожа! Смотрите!

Да, медузы. Скоро буря, а почти за сутки до большой бури медузы скапливаются в бухте — иногда сцепляясь в огромные шары, иногда просто держатся поблизости. И среди них много «глаз Соари», крохотных медуз с чёрным рисунком на куполе.

И благословение, и проклятие одновременно. Яд их, если человек чувствителен, или родился не здесь, не в Империи, может быстро привести к печальному исходу. Вот почему Вейс так осторожничает, когда видит медуз…

— Тебя не знакомили с морем? — удивилась Лас. Если знакомили, то медузы не тронут. Если не будешь сама ловить их, не тронут. А если и ужалят, то отравление будет не таким сильным.

— Нет, — прошептала Вейс. Будь на месте Лас её сестра, уже бы приказала лезть в воду — не ослушаешься! И всё. Вейс старалась скрывать, что панически боится «глаз Соари», ведь однажды чуть не утонула после такого укуса. И с тех пор казалось, что медузы преследуют её.

Лас оглянулась. Никто не видит, скала закрывает их. Но стоит отойти хотя бы шагов на десять в сторону, влево или вправо, то перестанет защищать. И сестрицы могут появиться в любой момент…

— Отойди к скале, — приказала Лас. — Отойди и раздевайся. Совсем! Быстро, пока никто не видит!

— З-зачем?! — Вейс не сразу поверила в то, что слышит то, что слышит. Лас среди остальных тщательнее всего следила за приличиями, и раздевалась сама, только если собиралась плыть. А служанке, когда рядом госпожа, неприлично быть раздетой. Даже если в море.

— Быстро! — Лас затащила её поближе к скале. — Ты поплывёшь со мной в любом случае.

Вейс как ледяной водой окатили. Но Лас никогда над ней не издевалась… и она решилась.

К Вейс явилась медуза. Огромная-преогромная, купол её был поперечником чуть не с саму Вейс, а щупальца… просто ужас, они тянулись и тянулись, сколько хватало взгляда! Но Лас приказала не убегать из воды, и Вейс не убегала, хотя медуза покачивалась в толще воды всего шагах в трёх. На её купол было жутко смотреть, но Лас не отпускала ладони Вейс, и страх… куда-то делся. И показалось, что гигантская медуза приветливо помахивает кромкой купола — бахромой, смертельно опасной для всех, кто родом с суши. И ушла, исчезла — Вейс не успела понять, когда. Была — и нет её.

— Оденься, — приказала Лас минуту спустя. Вовремя: стоило Вейс непослушными пальцами завязать тефан как положено, как из-за скалы появилась Вейрон. Но Лас посмотрела сестре в глаза и та не осмелилась сказать ничего ехидного. Просто стояла и смотрела.

— Нам туда, — указала Лас вдаль от берега, снимая и сворачивая свой тефан. — Не бойся. Войди в воду и подойди к медузам.

Как Вейс было страшно… но стоило войти, и страх снова пропал, а медузы разошлись, уступили дорогу.

— …Тебе нельзя никому говорить, — заметила Лас, уже на том берегу, несколько часов спустя. — Никогда не рассказывай никому, кто стал твоим морем. Расскажешь — и море рассердится.

— А показать?

— Нельзя только говорить. Показывать можно.

— Госпожа, — Вейс не сразу осмелилась спросить. Лас сидела на скале, глядя на остров напротив — остров, где родилась, и выросла, и живёт. — Скажите, вам за это попадёт, если узнают?

Лас рассмеялась. Расхохоталась — вопреки всем приличиям.

— Отвернись, — приказала она и первой выполнила свой приказ. — Сядь рядом, спиной к башне. Да, попадёт. Если узнают, у меня отнимут имя.

Вейс побледнела.

— А…

— А тебя отдадут морю, — добавила Лас. — У меня на глазах. Но я не хотела, чтобы ты умерла сегодня, или завтра, или через неделю, когда Вейрон прикажет искупаться с ней. Вот и всё.

Вейс упала на колени, прижалась лбом к прохладному камню.

— Встань, — приказала Лас, понизив голос, взяла служанку за плечо. — Просто не говори никому, и всё.

Крайтеон, остров Перо Чайки, Вассео 17, 10:45

— Здорово… — прошептала Тесан, взяв Вейс за руку. — Бабушка, какая ты храбрая!

Ещё бы. Вейс вошла в воду, как тогда — как и Лас, присела, прижала ладонь к лицу, и медуза явилась. Хорёк сказал потом — арктическая медуза, тут таких быть не может. Вновь повисела рядом с Вейс, пульсируя сине-зелёным куполом, и исчезла.

У Миры были морские звёзды. Просто взяли — и появились вокруг, у самых её ног, вымостив песок диковинной мозаикой. К Тесан приплыла акула, а к Эверану слетела на плечо чайка.

— Никому нельзя говорить! — напомнила Вейс. — Никому и никогда! Иначе море рассердится и проглотит при следующей встрече!

— А Лас? — Тесан посмотрела на няню. — С ней тоже что-то случится? Если кто-то из нас проговорится?

— То же самое, — пояснила Лас. — Не ссорьтесь с морем, вот и всё.

— А бывает, что никто не приходит? — поинтересовалась Мира. Она уселась прямо в воде, и звезда оказалась рядом — шестилучевая, красивая.

— Бывает, — согласилась Лас. — Такому человеку лучше держаться подальше от моря. И вообще от воды. Это значит, что он чем-то рассердил море. Ну, я уже есть хочу, а вы?

— Сейчас! — Мира погладила звезду по лучу пальцем, и помчалась к «кухне».

— Бабушки! — Тесан уселась между ними. — Вы ведь никуда уже не денетесь? Да? Я хочу быть с вами! Хотя бы иногда! — и положила голову на колени Вейс.

— Конечно, не денемся, — успокоила её Вейс. — Уже никуда.

— А мы тоже можем теперь… знакомить с морем? — поинтересовался Эверан.

— Только те, кто родился у моря, — возразила Лас. — Кто слышал песни моря, когда появлялся на свет. Сядь, сядь рядом. — Эверан послушно уселся, и положил голову ей на колени. Лас чувствовала, как он дрожит. — Спокойно, спокойно, — шепнула она, погладив его по голове. — Это пройдёт. Твоя бабушка потом неделю в себя приходила.

— Две недели, — проворчала Вейс. — Что за привычка чужие тайны рассказывать!

— Бабушка, не ворчи! — Тесан уселась, прижала её к себе. — Ты же сама сказала, не звать тебя бабушкой! А сама ворчишь, сил нет! Бери пример с меня!

Вейс только вздохнула, прижимаясь к груди внучки.

— Пороть тебя некому, — пояснила она на словах. Хотя никогда не порола сама. А Лас так даже и не шлёпала никого — умела обходиться. Била по рукам мухобойкой, такое было. И всё.

— Вот ещё выдумала! — возмутилась Тесан. — И вообще, твоя очередь рассказывать! Лас уже рассказала, теперь ты.

— Давайте сначала поедим, — предложила Лас. — Мире и Стайену тоже будет интересно.

Вейс, восемьдесят пять лет назад

Айри исчезла из её жизни, как и появилась — вдруг. Была — и не стало. Но что-то изменилось, в самой Вейс. Вроде бы и оставалась такой же, как обычно, и зубы показывала, и в обиду себя не давала, а изменилось.

Она задумалась над словами Айри. Та сказала, «я вижу не разбойницу, а добрую, заботливую маму и бабушку». Будешь тут доброй и заботливой! На уроках чуть что — и палка по спине пройдётся, на фабрике или куда ещё направят — тоже спуску не дают. И дразнят за малый рост, и за то, что нетронутая — «Кого ждёшь? Кому ты такая нужна?»

Нужна. Вейс поняла — нужна кому-то. И научилась не вскипать при первых же обидных словах. Улыбалась, не замечала, не позволяла гневу накатывать. Но если уж накатывал… била, кусалась и давала сдачи всеми другими способами.

— Это же очень дорого стоит! — заметила она однажды, после того, как утомительные уроки Айри были окончены, и можно было поговорить. Говорить можно было, только когда Айри сама ложилась спать. Хочешь — говори, не хочешь — спи сама, вот и всё. Первую неделю Вейс почти не говорила, и потом жалела об этом — что упустила такую возможность.

— Дорого, — согласилась Айри.

— Зачем тратить на меня столько денег?!

— Когда-нибудь, — Айри уселась, нашла в темноте взглядом глаза Вейс. — Когда-нибудь ты сама поймёшь. Будет день, когда поймёшь, что живёшь совсем не зря. И мои уроки тогда пригодятся.

— Но…

— Вейс, — Айри встала, присела рядом со своей ученицей. — Отучайся от вопросов. Они мешают тебе думать и чувствовать. Мне рассказали, как ты дралась там, на берегу. Дядя был твоей семьёй, верно? Единственным близким человеком?

Вейс задумалась и согласилась.

— Вот поэтому я попросила не отдавать тебя морю. А теперь спи! — Айри сжала ладонь Вейс. — На сегодня хватит вопросов.

…Вскоре после того, как Айри исчезла, однажды ночью за Вейс пришли. Не охрана — те, из «стаи» Волчицы.

— Она ждёт тебя, — пояснила одна из девушек, глядя на Вейс со смесью зависти и презрения.

Вейс шла, как на казнь. Но твёрдо решила — скорее умрёт и постарается прихватить с собой побольше людей, чем позволит прикоснуться к своей голове.

— Мне плохо, — просто сказала Волчица, когда за спиной Вейс закрылась дверь. Все её слуги снаружи, преданно охраняют. Никого не касается, что происходит в покоях хозяйки. Даже если покои не отличить от тюремной камеры. — Ты можешь что-нибудь сделать?

Вейс подошла к ней на негнущихся ногах. Я сейчас умру, поняла она. Сейчас она скажет, что хочет от меня — и всё. Я даже не успею её укусить. И сила, и реакция Волчицы поражали. Однажды на неё произошло покушение — Вейс не видела сама, но ей рассказали. Волчица что-то почувствовала, и одна из её девушек умерла напрасно, бросившись закрывать госпожу телом. Нож всё равно пролетел бы мимо.

Их было трое. Трое уголовниц, их специально натаскали, как потом сказали. Они должны были убить и саму Волчицу, и её помощниц. Но Волчица прыгнула сама, без оружия, молча. Десять секунд — и всё было кончено. Говорят, что на тела подосланных убийц было страшно смотреть — Волчица растерзала их, их же оружием…

И устроила потом погибшей помощнице пышные похороны. Какие не каждому полководцу устраивали. И Вейс поняла, почему за Волчицу умирают с радостью, почему её слушаются беспрекословно.

— Мне плохо, — Волчица сидела на коленях, медленно раскачиваясь взад-вперёд, и да, что-то мучило её. Вейс уселась рядом. — Ты умеешь петь?

— У-умею, — Вейс стала заикаться, хотя уже была готова умереть. Как тогда, на берегу. Страха не было, поскольку смерть стояла рядом и смотрела в глаза.

— Спой, — Волчица улеглась, свернулась калачиком перед Вейс. — Не бойся.

И Вейс запела. Начала с того, что ей пели мама и бабушка, обычно это были колыбельные, а потом осмелела и взялась за репертуар дяди. Где было много песенок, прямо скажем, непристойных.

Волчица захохотала, неожиданно — казалось, что она уснула, дыхание едва ощущалось. И вдруг уселась ровно и расхохоталась.

— Останешься пока здесь, — она указала на коврик в углу. — Да не бойся ты меня! Сядь! — она похлопала ладонью по покрывалу. — Смотри в глаза! Вот так. Тебя кто-то ждёт?

— Нет, теахари, — Вейс осмелела, вспомнила беседы с Айри. — Я жду. Я теперь жду.

— Айри освободили, — Волчица закрыла глаза. — Она умела возвращать мне силы. Ты тоже можешь, я вижу. Останешься со мной?

— Вы просите? — удивилась Вейс.

— Я вижу, ты той же породы, — Волчица оскалилась. — Есть вещи, о которых тебя можно только просить. Я права?

Вейс подумала и кивнула.

— Будешь спать вон там, — указала Волчица. — Когда я с тобой не говорю, тебя не видно и не слышно.

— Да, теахари, — Вейс с достоинством поклонилась — так, как учила Айри. Волчица улыбнулась.

— Не люблю, когда мне лижут пятки. Ты не такая, это хорошо. Спой мне ещё, — Волчица забралась под одеяло. — Пожалуйста, — добавила она уже совсем дружелюбно.

И Вейс спела.

* * *

Волчица уже уснула, а Вейс не спалось. Хотелось пить. Хотелось есть, а пуще всего хотелось в туалет. Она решилась, наконец, и открыла дверь — наружную.

Главная помощница — правая рука Волчицы, смуглая девушка (её одну разрешалось звать Волчонком) — встретила Вейс коротким поклоном. Без подобострастия, но и без неприязни. Вейс вернула поклон. У неё как во дворце, подумала Вейс. Придворные, слуги, фавориты. Всё по-настоящему. Это не игра, это жизнь.

Вейс сказала помощнице, что ей хочется есть и пить, и привести себя в порядок. И получила всё это — другая девушка из «придворных» сопроводила её. Молча, но с достаточным уважением. И когда Вейс вернулась на «пост», к постели Волчицы, то ощутила к той странное чувство. Словно Волчица была её внучкой. Да, это жестокая женщина, здесь иначе не выжить. Да, она убивает без жалости, и не всегда за дело. Но сейчас перед Вейс была усталая, измученная внучка, а сама она почувствовала себя бабушкой. Села у постели и погладила Волчицу по голове. Та вздохнула, потянулась и повернулась лицом к Вейс. И вскоре сон её стал лёгким и приятным. Вейс так и уснула, на полу.

Волчица вызывала её часто. На Вейс стали смотреть с уважением, слухов никто не распускал — знали, что Волчица не терпит сплетен. Тем более, Вейс так и осталась нетронутой — такое бы почуяли сразу, это не скрыть.

Только через месяц Волчица сказала, что её тревожит на самом деле.

* * *

— Я ухожу, — сообщила она Вейс, шёпотом. Вейс теперь доверяли причёсывать «хозяйку». Когда затворялась внешняя дверь, Волчица переставала быть диким зверем и чаще походила на человека. — Меня освобождают через неделю. Амнистия.

— Так это же прекрасно! — восхитилась Вейс и встала, положив руки на плечи Волчицы. Та склонила голову, прижалась щекой к ладони своей «служанки». — Вам ведь есть, где и зачем жить?

— Нет, — Волчица помотала головой. — Уже нет. — И расплакалась. Этого Вейс ожидала от неё меньше всего. Но Волчица быстро взяла себя в руки. Вейс осторожно вытерла ей слёзы. — Я хочу забрать тебя с собой. Я могу. Но ты ведь не поедешь?

Вейс подумала. Хорошенько подумала.

— Нет, теахари. Я не могу.

— Я так и думала. Но мы ещё встретимся. Стой, — она поймала Вейс за руку — та собиралась уходить, причёска готова. — Береги себя, Вейс, — Волчица посмотрела ей в глаза.

— Да, теахари, — улыбнулась Вейс. — И вы берегите себя.

Крайтеон, остров Перо Чайки, Вассео 17, 12:55

— Волчица потом встречалась с вами дважды, — заметил Хорёк, укладывая посуду в утилизатор. Тоже страх какая полезная машинка и тоже — его изобретения. Иногда кажется, говорил он, что вообще всё, что сейчас в мире полезного, моя работа. Мира за такие слова или кусала, или давала по шее.

— Трижды, — возразила Вейс. — Два раза я гостила у неё, и ещё — дочку нянчила. Ещё до того, как снова повстречалась с Лас. Откуда вы… ах, у вас же досье на всех. Знаете, то есть знаешь, Стайен, я иногда очень-очень злюсь на вас. Вы хуже полиции и всех этих правительственных служб. Вместе взятых.

— Почему, ба… Вейс? — удивилась Тесан.

— Потому что суют нос везде! И всё знают! Всё, молчу, я уже привыкла. Стайен, не обижайтесь.

— Да я тоже привык, — пожал тот плечами. — Это ведь полицейское досье, не моё. Полиция за вами следила с момента возвращения в Тессегер. Она предлагала вам работу? Я про Волчицу.

— Да, предлагала. Очень несчастный человек. Но у неё очень милая дочка, и сын очень хороший. И вообще она очень хорошая, когда не в тюрьме. Я так и не знаю, что с ней стало, она просто пропала, и всё. Перестала писать.

— Лучше я не буду рассказывать, — Хорёк взял её за руку. — Но она умерла, как и жила. В бою, никогда не сдаваясь. А дети её жили хорошо. Дочь ещё жива, и всё ещё в ясном рассудке.

— Я съезжу к ней, — решила Вейс. — Вот как Лас всё покажет, и съезжу. Хотя бы на денёк.

— Скоро начнётся фестиваль, — напомнила Лас. — Сегодня ночь большого прилива. Если хотите всё увидеть, пора собираться! Остров не такой уж и большой!

Крайтеон, остров Малая Корона, Вассео17,13:40

— Во народу! — восхитилась Тесан. И действительно, вроде бы Малая Корона не такая уж и малая, три морских мили в длину и половина в ширину, в самом широком месте, и гостиниц тут почти сорок, каждый клочок земли под что-нибудь, да использован, а мест всё равно нет!

— Рекорд — триста восемьдесят тысяч человек, — заметил Хорёк. — Одиннадцать лет назад. В этом году могут побить. Уже триста пятьдесят приехало. Ну что, сразу на берег, или из окошка посмотрим?

— Не люблю толчею, — проворчала Вейс. — Но из окошка тоже не хочу. Что в программе?

— Аттракционы, — пожал плечами Хорёк. — Вот программка. Когда начнётся прилив, соревнования по «бегу по волне».

Бег по волне был выше понимания Вейс. Она не могла представить, как можно не только стоять на этих невесомых досках, но ещё и нестись на них по волне. Но смотрела, когда показывали по телевизору, с удовольствием.

— Чемпионат мира?! — восхитилась Тесан.

— Нет, чемпионат проводят западнее, — поправила Лас. — У Челюстей, там самые высокие волны в мире. Здесь просто показательные выступления.

— Всё, тогда давайте вниз, места занимать, — заторопилась Вейс. — Будешь смеяться, Вери, заставлю меня на руках держать! Всю ночь! У меня рост не тот, чтобы сзади всех стоять!

— Подержу, если нужно, — заверил Эверан. — Только Тесан ещё не наелась.

— Куда в тебя ещё помещается?! — удивилась Вейс. — Только что обедали!

— Не знаю, — поджала губы Тесан. — У меня от ваших историй жуткий аппетит!

* * *

— Айри мне говорила, что или жизнь играет с нами, или мы с ней, — заметила Вейс после того, как окончились первые морские состязания — гонки на яхтах. — Что настоящий человек быстро понимает правила игры и сам бросает жизни вызов. И та подчиняется, потому что любит смелых игроков.

— Хорошо сказано, — похвалила Лас. — Ты не знаешь, что потом с ней стало? С Айри? Я бы очень хотела познакомиться с ней. Но… она ведь уже тогда была немолода.

— Не знаю, — покачала головой Вейс, посмотрела на Хорька. Тот тоже покачал головой и развёл руками. — Теперь мы сами предлагаем партию, да, Лас?

— Да, — согласилась Лас. Отчего-то вспомнила Компанию — всех, всех до единого. Такими, какими их увидела Вейс там, в кинозале, в Стране Цветов. В любом случае прежняя игра окончена. Я так хочу. Игра окончена, — повторила она, поднялась неожиданно на ноги и сделала шаг вперёд, к поручню, который отделял их часть трибуны от нижнего яруса. — Игра окончена, — повторила Лас глухим голосом и… упала бы, не подхвати её Мира.

— Лас, что такое? — встревожилась Вейс. — Голову напекло? Смотри солнце какое жаркое! Ну-ка, в тень её. Беречь себя надо, милая, смотри, все голову прикрыли, кроме тебя!

— Лас, это сердце? — Мира держала за руку. — Сердце болит? Дыши ровно, хорошо? Не вставай. Вот тебе таблеточка… под язык, вот так.

— Сердце, — согласилась Лас, прикрывая глаза. — Сейчас пройдёт.

Сорок три года назад

— Мы решили? — поинтересовалась Гроза. — Я — да. Я готова, даже если меня призовут насовсем. Игру пора оканчивать.

— Я решила, — подтвердила Принцесса. Вроде бы и лицо у неё самое обыкновенное, и морщинки, гадкие морщинки уже поселились у глаз, вопреки всем усилиям современной косметики, но когда она рядом, ясно — нет никого красивее. А когда у неё родилась дочь, Принцесса стала именно принцессой, по-настоящему. Все понимали, и все восхищались.

— Я решила, — подтвердила Странник. Так и красит голову в два цвета, рыжий и чёрный, так и старается походить на дикую кошку. — Пора заканчивать. Мы сделали всё, что нужно, пора жить своей жизнью.

Лас сидела рядом. Она не просила, её позвали. Все трое. Все трое оставшихся игроков. Каждая — сама, подошла и сказала, мы решили окончить Игру. Хватит. Мы сами можем делать чудеса, своими руками, и главное чудо уже случилось.

Да, случилось. У них у всех уже были дети — да какие! Лас сама вызвалась нянчить, ей это оказалось и приятно, и интересно, хотя и очень хлопотно. И — та маленькая деталь, о которой никогда не говорили. У самой Лас не было детей, и уже успел погибнуть первый её избранник — и Лас наотрез отказывалась обсуждать эту тему, уходила в себя.

— Я, Королева, соглашаюсь окончить Игру. Все победили, и никто не проиграл, — Принцесса первая протянула руку.

— Я, Тень, соглашаюсь окончить Игру… — Гроза была второй.

А я бы не согласилась, подумала Лас, вставая на ноги. Вроде самые простые слова слышит, а от них словно электричеством заряжает волосы и вообще всё тело.

— Я, Воин… — Странник положила свою руку поверх.

— Игра окончена, — произнесли они, втроём, а Лас подумала, нет, моя бы воля, не была бы окончена. Ну кто, кто отказался бы от такого волшебства?! Пусть даже от него столько мороки!

— Ласточка! — они поманили её к себе. — Иди сюда! — И обнялись все вместе, вчетвером.

— Я что-то ничего не ощущаю, — удивилась Странник, в миру — Реа.

— Это не сразу пройдёт, — успокоила её Гроза, она же Эсстер. — Просто не пользуйся своими умениями. Это привычка, теперь — просто привычка.

— Значит, теперь по именам? — поинтересовалась Лас. — Теперь имена, никаких прозвищ?

— Никаких прозвищ, — Майтенаринн, она же Принцесса, обняла Лас, прижала к себе, крепко-крепко. — Здорово, правда?

Здорово. И правда, вроде начало всё «проходить», и осталось только то колдовство, которое они сами захотели оставить. Или которое подарили друг другу и другим. А прочее стало проходить…

А через пять дней выяснилось, что вовсе и не стало проходить.

А ещё через два дня случилась первая смерть. Принцесса, Май, умерла у себя дома. Потом сказали — отказало сердце. И никого не было рядом, совершенно никого не было, а ведь нужно было всего три минуты, их хватило бы. И звали её, и не отзывалась, и просто не догадались войти в её комнату.

Гроза почувствовала, она в тот самый день уехала в Страну Цветов, а оттуда всё чувствовалось слабее и не сразу. И не успела. Проводить — проводила. С фонарём. И отказалась кому-нибудь рассказывать, сказала только, «мы все ещё встретимся, все».

Крайтеон, остров Малая Корона, Вассео 17, 15:20

— Лас, что с тобой? — тихо спросила Вейс, взяв её за руки. — На тебе лица нет!

— Я их убила, — произнесла Лас спокойно. — Не я, конечно, она. Она была во мне. Она была четвёртым игроком, как я раньше не догадалась! Великое Море, почему я такая глупая?!

Она вскочила на ноги, голова её закружилась.

Все смотрели на неё, но никто не осмеливался слова сказать.

«Лас!»

Лас обернулась. Посмотрела вверх — туда, откуда послышался голос. Очень знакомый голос. И там, на самом верхнем ярусе, возле выхода стояла и махала ей рукой…

Гроза! Эсстер! Точно, её ни с кем не спутать!

— Лас! — всполошилась Вейс, когда Лас бросилась к проходу, чуть не сшибла молодую пару, спускавшуюся по лестнице.

Вейс бросилась следом.

* * *

Гроза стояла у выхода. Никуда не делась.

— Гроза… — прошептала Лас, тут же поправилась. — Эсстер! Это ты? Ты?!

— Я, — она обняла Лас и та почувствовала, почуяла — всеми чувствами поняла — она. Никто больше. — Здравствуйте, Вейс. Я слышала о вас. Я хотела бы поговорить с Лас наедине, вы позволите?

Вейс боязливо протянула руку, прикоснулась к ладони Грозы. Та улыбалась, прижимая к себе Лас.

— Настоящая, — прошептала Вейс. — Вы настоящая! Да-да, простите! — спохватилась она. — Скажите, ведь всё хорошо? Вы не заберёте её, да? Не заберёте?

Гроза погладила её по ладони, отпустила Лас.

— Я никого не забираю, Вейс, — пальцы Грозы были живыми, тёплыми, прикосновение — очень приятным. — Я только провожаю. Нет, не сейчас, конечно, нет.

Вейс закивала, глаза её были полны слёз.

— Всё будет хорошо, — Гроза прикоснулась к её щеке. — Но у меня мало времени. Извините!

Вейс бросилась к ней, обняла… и сразу отпустила. Лас смотрела только на Грозу и на лице её была радость, огромная, невыразимая радость. Вейс она будто и не замечала.

— До встречи, — прошептала Вейс. — До встречи!

— До встречи, — Гроза кивнула ей и взяла Лас за руку. Вейс закрыла глаза, крепко-крепко, а когда открыла, то вокруг стояли остальные — но Лас нигде не было. Ни Лас, ни Эсстер.

— Бабушка, — Тесан взяла её за руку. — Кто она такая? Кто это?

— Не сейчас, — Вейс прижалась к груди внучки. — Пусть Лас расскажет. Она вернётся. Дождёмся её.

* * *

— Ты жива, — повторила Лас, когда двери номера закрылись за ними. — Ты жива… я столько должна тебе рассказать! Я всё поняла! Я поняла, почему…

— Тс-с-с! — Эсстер прижала палец к её губам. — Ласточка, я знаю. Всё знаю. Идём! — она указала в гостиную.

Лас вошла… и ахнула. Они были там, обе остальных. Реа и Майтенаринн. В точности такие, как в тот день.

— Вы вернулись? Насовсем-насовсем?! — спросила Лас, как только смогла совладать с голосом.

— Не знаю, — ответила за них Эсстер. — Мне кажется, нет. Лас, что-то происходит. Игра окончена, теперь в самом деле окончена. Ты окончила её, ты умница. Мы очень рады! Теперь мы в самом деле свободны, все свободны, и все будем жить сами.

— Май, — Лас взяла за ладони Принцессу. — У тебя такая внучка! И правнучка! Она вся в тебя, и у неё-всё хорошо! Не беспокойся, я обязательно присмотрю!

— Да, моя хорошая, — Майтенаринн прижала её к себе. — Но это было немножко не со мной и не здесь… Так всё неожиданно… Я сидела у себя в палатке, и вдруг я здесь! Но я вспомнила. Всё вспомнила!

— В палатке? — удивилась Лас, отступила на шаг. Точно, Май одета вовсе не так, как в тот день. И почему вдруг померещилось?! Светлые штаны, все в какой-то пыли, и куртка… но это Май, она, сомнений нет! — Так ты… ты кто теперь?

— Археолог, — улыбнулась та. — Как и мечтала. Эсстер, ты права. Мы увидимся! Мы ещё увидимся, верно?

— Верно, — согласилась та. — Лас, у нас мало времени, совсем мало. Ты на вахте, помнишь? Теперь ты здесь главная, ты присматриваешь за нашим домом. Будь осторожна! Что-то впереди, я не могу понять, что!

— Лас, — Реа шагнула и тоже прижала Лас к себе. И тоже была одета по-другому. Хвоя. От неё пахнет хвоей, сильно-сильно. — Мы увидимся, я знаю. Когда всё кончится, когда ты справишься со всем, мы увидимся. Береги себя!

Вспышка. Ослепительная вспышка, очертания предметов и комнату поплыли. стали зыбкими, и вновь обрели чёткость. И Лас осталась одна.

Одна, но… она прижала ладони к лицу. Запах. Он не пропал. Их прикосновения — живые. Человеческие. Они прикасались к её одежде, вправду. Это всё было.

Лас подбежала к окну, словно надеялась увидеть кого-то — никого. Сотни тысяч людей, но — не те, кого она хотела увидеть. А когда обернулась, Вейс стояла в комнату. Лас молча подбежала к ней, обняла. Вейс обижена… и рада, и обижена одновременно.

— Ты видела, — прошептала она. — Ты видела, да? Я не сошла с ума. Они вернулись. На минутку, но вернулись.

— Лас, почему? Почему они вернулись?

— Что-то будет, — Лас оглянулась, посмотрела в окно. — Что-то случится. И мне нужно с этим справиться.

— Тебе одной? — усмехнулась Вейс.

— Нет, — Лас посмотрела в её глаза. — Мне одной будет очень трудно.

* * *

— Бабушка, что это было?! — не выдержала Тесен. Вейс привела Лас — но обе как воды в рот набрали. — Няня!

— Я расскажу, — Лас уселась на своё место. — Всё расскажу. Но сейчас у нас праздник, всё остальное подождёт.

Крайтеон, остров Малая Корона, Вассео 18,3:30

Большой прилив действительно впечатлял. Волна шла, внушительная только вблизи берега — издалека её было и не заметить. И началось — «бег по волнам», фейерверки, повсюду на побережье ожили, засияли огнями палатки и павильоны.

— Им весело, — Мира взяла Лас за руку, — а тебе нет. Что случилось, Лас? Я же чую — их было трое, да? Одна — мама Вессен, точно, я её ни с кем не спутаю. Что случилось? Откуда они, куда делись?

— Случится, — Лас посмотрела на юг — туда, откуда пришла волна. — Ещё не случилось.

— Ну всё, моя дорогая! — Вейс всю ночь веселилась там, внизу, вместе с внуками, но к наступлению прилива была всё ещё бодрой, как огурчик. — Я уже насмотрелась на это ожидание, хватит! Что будет, то будет, а сейчас праздник. Не хочешь рассказывать — не надо, а копаться в себе не позволю.

— Расскажу. Но давайте уедем отсюда, — попросила Лас. — Куда угодно. Командуй, Вейс — у тебя же были планы.

— Вот я и командую. Остаёмся здесь. Внуки ещё не наигрались, а потом ещё выспаться надо будет! А потом уже поедем. Я скажу, куда.

— Теаренти? — все стремительно обернулись. Тесан и Эверан всё ещё были где-то внизу, среди аттракционов. Остальные все сидели рядом с Лас.

Лас не очень удивилась, увидев Каэр.

— Мы невовремя, теаренти? Простите, но они так хотели вас увидеть!

— Кто? — удивилась Лас. Каэр отошла в сторону — за ней стояла пожилая женщина и молодая девушка, обе были неуловимо похожи на…

— Эсстер-Сайта эс Фаэр, — представила женщину Каэр. Женщина глубоко поклонилась Лас — так кланяются главам домов. — Её племянница, Тарро. Теаренти Эсстер — младшая дочь тётушки Дайнакидо-Сайта эс Фаэр.

«Тарро», «касатка». Детское имя. Как странно, подумала Лас, а кажется уже совсем большой.

— Я думала, вас давно нет в живых! — Эсстер-Сайта протянула руки к Лас, осеклась. Лас с улыбкой подошла к ней сама и позволила себя обнять. — Мама рассказывала о вас! Они успели скрыться тогда только благодаря вам. А потом ей сказали, что вы погибли… Мама умерла три года назад, но она всё равно будет рада, если вы заглянете к нам.

Лас оглянулась. Вейс кивнула, улыбаясь. Мира и Хорёк тоже кивнули.

— Утром окончатся праздники, — Лас указала рукой на побережье, где горели огни, откуда доносилась музыка и шум голосов. — мы немного отдохнём и поедем. Но нас много, теаренти. Шесть человек.

— Мы всем рады, — и Эсстер-Сайта, и её дочь поклонились. — Мы будем у дальнего пирса.

Теаренти, — Каэр хотела уйти вместе с остальными, но Лас поймала её за руку. — Скажите, вы тоже поедете с нами?

— Я очень хочу, — потупилась та. — Но у меня служба, теаренти. Меня не отпустят.

— Отпустят! Если нужно, я попрошу Её Величество! Вы согласны? Хотя бы на день?

— Конечно! — Каэр низко поклонилась. — Спасибо вам! Простите, мне нужно найти, где им остановиться!

— Зачем ты позвала её? — удивилась Мира, когда Каэр исчезла среди веселящихся людей.

— Она хочет увидеть чудо, — отозвалась Лас. — Мама говорила, если ты можешь показать кому-нибудь чудо, ты обязана это сделать. Всё, я спать! Вейс, ты остаёшься?

— Нет, с меня хватит, — Вейс взяла её за руку. — Завтра меня не будить! Иначе не поздоровится!

27. Буря столетия

Крайтеон, остров Малая Корона, Вассео 18, 13:20

— Давай-давай, уже давно за полдень, — Лас ткнула Вейс в бок. Ты счастливо улыбнулась и потянулась, но и не подумала открывать глаза. — Нас ждут, между прочим!

— Подождут, — Вейс потянулась, довольная, как кошка. — На чём пойдём? Или полетим?

— Полетим. «Альбатрос» нас всех не уместит, поэтому полетим.

— На «Соколе»?

— На самолёте. На самом обычном, как все. Стайен узнаёт насчёт виз, но у нас с тобой и так всё в порядке.

— Почему это? — Вейс уселась в постели. И теперь её вовсе не смущало, что Лас видит её неодетой.

— Мы почётные подданные Империи, — пояснила Лас. — Вот почему. Ну что? До самолёта шесть часов. Давай, поднимайся, а то прокопаешься до самого отлёта.

— Да ну тебя! — Вейс соскочила с постели. — У нас отпуск, а она поваляться спокойно не даёт.

— Там поваляешься, — Лас обняла её. — Там такие красивые луга! В горах, куда мы едем.

* * *

Самолёт как самолёт — небольшой, и оказался полупустым. Это понятно — фестиваль, сейчас мало из туристов стремится покинуть Империю Скорее уж наоборот. Лас и Вейс не стали досматривать, и Лас в очередной раз потрогала кинжал — ножны очень хорошо скрываются под тефаном. Её, фамильный кинжал. Больше никогда, подумала Лас, прижав ладонь к животу. Больше никогда я не попытаюсь убить им себя. Это ни разу не удалось — а, значит, надо жить. Это гораздо труднее.

— Лас! — Вейс осторожно потрясла её за плечо. — На тебе лица нет! Дать таблетку?

— Лучше воды, — Лас прикрыла глаза. — Простой или минералки, что здесь есть.

Вейс прикоснулась к сенсору, но стюардесса не шла. Вейс буркнула что-то неодобрительное, соскочила с кресла и побежала по проходу — разбираться.

Кто-то сел в кресло рядом с Лас. Самолёт небольшой, и мест полно, так зачем человек уселся сюда?! Видит же, что занято! Лас хотела проворчать что-нибудь резкое, как вдруг…

Узнала. Запах. Чутьё не сразу пробило толщу памяти, прошла почти секунда.

Лас медленно открыла глаза. О Великое Море… Он сидел, как тогда, когда они вдвоём с ним летели сквозь бурю, и на самолёте были безумцы, готовые отправить всех вниз, на скалы… Тот же серый костюм, та же седина.

— Вестник, — прошептала Лас, а мужчина, улыбнувшись, взял её за руку. Лас заметила, краем глаза, как Мира поднялась на ноги, посмотрела той в глаза — не вмешивайся. Вейс уже бежала назад, со стаканом воды, за ней торопилась стюардесса… Вейс замерла в двух шагах, она переводила взгляд с мужчины на Лас и обратно.

— Хеваин, — Лас не сразу вспомнила имя. — Это вы, я чувствую. Вы живой, да? Это не сон?

— Живой, — подтвердил он. — Я писал мемуары. И вдруг самолёт, и вижу — вы сидите. Это ведь не тот день, верно? Это другой?

— Другой, — подтвердила Лас. — Скажите, что происходит?! Я уже видела других… и вот вы…

— Я не понимаю, — он потёр переносицу, совсем как Хорёк. — У меня странное чувство, Лас. Словно я сплю, но это мой сон, а здесь у вас всё на самом деле.

— У меня было такое чувство, — медленно проговорила Лас. — Я жила с ним полжизни.

— Возьмите, — Хеваин вынул из кармана авторучку. — Возьмите, Лас. Если даже это сон, я очень рад видеть вас. Скажите, у вас всё хорошо? Всё прошло?

— Всё, — подтвердила Лас. — И теперь…

Он исчез. Без предупреждения, без эффектов. Стюардесса прижала ладони к лицу, отшатнулась. Хорёк тоже стоял, держа в руке указку, оглянулся — почти все вокруг спят, исчезновение человека заметила только стюардесса.

Лас держала в руке авторучку. Она никуда не исчезала.

— Вы видели?! — она встретилась взглядом с Вейс и та поняла — Лас на грани, ещё чуть-чуть, и с ней случится беда. Вейс молча уселась рядом, протянула стакан воды. — Пей, — шепнула она. — Мы видели. Ты не сошла с ума. Мы все его видели, я запомнила ваш разговор!

— Повтори, — Лас выпила воду, откинулась на спинку. — Повтори разговор.

И Вейс повторила. Почти слово в слово. Лас заплакала — тихо, почти беззвучно, но горько. Вейс держала её за руки и жестом попросила стюардессу — дайте одеяло. Та вручила его, и Вейс укутала свою «дочь». И Лас заснула — тоже неожиданно, просто провалилась в глубокий, тёплый и утешительный сон.

Королевство Фаэр, дорога на Арэ-Сайта, Вассео 18, 21:20

— Это ведь «Сокол», — заметила Лас. Они ехали — смеркалось, и силуэты гор виднелись по обе стороны. — Да?

— «Сокол», — подтвердила Мира. Вейс спала, положив голову Лас на колени. Тесан и Эверан тоже дремали. Хорёк вёл машину — следом за другой. Там, видимо, Каэр и родственницы Дайнакидо.

— Откуда?!

— Стайен вызвал его. Просто подождали немного, пока он прилетит. Вейс очень ругалась, но ты так и не проснулась.

— Мы скоро приедем, — заключила Лас. — А самолёт…

— Лас, — Мира наклонилась, погладила Лас по ладони. — Мы скоро будем дома, у очень хороших людей. Давай там? Устроимся удобно, чтобы никто не мешал, и ты расскажешь. Что захочешь, конечно.

— Ладно, — Лас слабо улыбнулась и погладила Вейс по щеке. Та замурлыкала, почти как кошка. Мира зажала рот ладонями, чтобы не расхохотаться.

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 18, 23:20

Служанка — очень похожая на Вейс, такая же невысокая, худощавая, с треугольным лицом — показала гостям их комнаты.

Время было уже поздним, но спать никому не хотелось. Выспались — кто в машине, кто в самолёте. Есть не очень хотелось, хотелось пить. В конце концов Эсстер-Сайта оставила гостей в гостиной и пожелала им спокойной ночи.

Каэр — Каэр Агмар эс Тессорет эр Рейстан — осталась со всеми. Лас представила её — до того момента всё никак не удавалось, хоть кто-нибудь да спал. Оказалось, что ей всего двадцать два года и что она, как и Лас в своё время, начинала свою карьеру в Империи в Библиотеке.

— Простите, — Каэр встала, когда в разговоре ни о чём возникла очередная пауза. — Я стесняю вас.

— Подождите, — Лас поймала её прежде, чем девушка открыла дверь. — Расскажите, почему вы привезли на Корону хозяйку дома и её дочь. Пожалуйста.

— Только не смейтесь, пожалуйста, — Каэр огляделась — никаких улыбок, все серьёзны. — Понимаете, я читала о вас, теаренти, — она поклонилась Лас. — Я обязана знать всё о гостях, всё, что можно найти. Что вы любите одевать, читать, о чём говорить.

— Тяжёлая работа! — Мира посмотрела восхищённо.

— Да, но она мне нравится, — улыбнулась девушка. — Понимаете, я прочитала и о Дайнакидо-Сайта, — Каэр повернулась лицом к стене, где был портрет Дени и других его родственников, поклонилась. — Но… — она оглянулась.

— Нас никто не слышит, — успокоил её Хорёк, вращая в руке указку. — Говорите смело. Мы не выбалтываем чужие тайны.

Каэр понизила голос до едва слышного шёпота.

— Понимаете, я прочитала, что все родственники Дайнакидо погибли той же ночью. Все, кто были на Сердце Мира в тот злополучный вечер. А после разговора с вами, когда я снова пошла в архивы, я узнала, что они есть! Вот, — Каэр подбежала к своей сумке с вещами. Некоторое время рылась в ней. — Вот! Вот копии из архива! Мне нельзя их выносить оттуда, но все так делают, — она покраснела, а Мира взяла её за руку — за обе руки — и что-то шепнула. Каэр кивнула ей в ответ. — Простите. Меня накажут, если узнают. А это вторая копия! Копия той же самой записи!

Мира первой пролистала обе папки, озадаченно почесала в затылке, протянула папки Лас.

Даже беглый взгляд всё объяснил. В одной, тощей, папке было сказано просто: погибли. Причина смерти — естественные причины. Очень, очень естественно и молодой матери, и пятилетней дочери погибать в одну ночь от сердечного приступа.

Во второй… во второй была долгая история жизни тех, кто погиб в первой папке, и их потомства.

— Поэтому я поняла, что не хочу отпускать вас, — Каэр посмотрела в глаза Лас. — Простите! Мне никто не верит! Они думают, что первая папка мне просто приснилась, или что я сама её сделала!

Лас опустилась в кресло, прикрыла лицо ладонями. И померк свет, ненадолго — и лампы вновь засияли прежним, мягким желтоватым свечением. Дверь, ведущая в покои хозяев отворилась и оттуда вышел…

Дайнакидо-Сайта. Тот самый. Лас отняла ладони, вскочила на ноги. Каэр прижала ладонь ко рту и, возможно, бросилась бы бежать, если бы Мира не поймала её за руку. Остальные встали рядом с Лас, с обеих сторон.

— Как странно, — произнёс вновь вошедший. Вейс узнала его — и чутьём, и по голосу и видела, что и Каэр тоже узнала. — Мне показалось, я слышу голоса, хотя мы не ждали гостей. Лас? Это ты? — он поклонился.

— Это я, — голос Лас задрожал, она не сразу взяла себя в руки. — Дени… не пропадай! Я прошу, не исчезай, расскажи что-нибудь! Расскажи о себе хоть немного.

Дени подошёл к ней, обнял.

— Ласточка… — его голос тоже дрогнул. — Я ведь думал, что ты погибла. Все говорили, что она поймала тебя там, в башне. Великое Море, мне говорили, а я не верил! Где ты была? С тобой всё хорошо?

— Вот, — Лас не сразу сумеласнять ножны с кинжалом с пояса. — Возьми! Пожалуйста!

— Я не могу, — Дени отступил. — Лас… у меня семья, я оплакал тебя двенадцать лет назад. Я не смогу дотронуться до него.

— Дени, я очень прошу! Я ведь живая! И я ничего не потребую, ничего! Просто возьми!

Он взял, бережно, прижал ножны к груди, глядя на улыбающуюся Лас, по лицу которой текли слёзы…

И исчез. Так же, как Хеваин там, в самолёте — мгновенно. И почти сразу же дверь снова отворилась и вошла хозяйка дома.

— Простите… — она заметила Лас, вытирающую слёзы, выражение лиц остальных. — Простите, что помешала вам. Мне показалось… что я слышала голос Дайнакидо. Он был здесь?! — поразилась она. Ну конечно, она тоже почуяла. Если в комнату вошёл живой человек, не призрак, и был там хотя бы минуту, его несложно почуять.

— Он был здесь, — подтвердила Каэр первой. — Живой и настоящий. Ему было лет тридцать. И он только что держал на руках девочку, ещё грудную, до того, как вошёл сюда.

Ничего себе чутьё, подумала Вейс. А я не обратила внимания. Хотя мне не до него было дело, Лас… она снова хотела умереть. Недолго, но хотела.

— Сорок три года назад нас удостоила визитом Её Величество, — медленно проговорила хозяйка дома. Лас не сразу поняла, что речь о королеве Фаэр. — С ней был её придворный поэт и прорицатель. Он сказал, что в день, когда сюда придёт кто-то живой, кого считают умершим, дом вначале постигнет большая беда, а затем большая удача. Вы, Лас, и Дайнакидо… знаете, мы не боимся беды. Теперь, когда увидели вас, не боимся!

— Вы позволите нам остаться? — тихо спросила Лас. — Ненадолго?

— Оставайтесь, — Эсстер-Сайта взяла её за руку. — Столько, сколько захотите. Простите, — она обняла Лас. — Я оставлю вас, мне нужно немного побыть одной.

— Лас, — Вейс взяла подругу за руку. — Тебе спать пора. Ну не начинай! У тебя тяжёлый день. Идём, идём, я помогу.

— Да, — Лас прикрыла глаза. — Ты права. Спокойной ночи, — она обвела взглядом остальных. — Простите, если что не так!

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 19, 1:15

— Мне кажется, я вам всё-таки мешаю, — Каэр вновь поднялась на ноги.

— Вовсе нет, — Мира посмотрела на неё. — Вы хотите спать, верно?

— Верно. — призналась девушка. — Но я не смогла бы теперь. Когда столько всего сама увидела!

— Каэр, что вы знаете о Лас и Вейс? — поинтересовался Хорёк. Он успел прогуляться по некоторым ближайшим комнатам со своей указкой и пребывал в задумчивости. Мира снимала одну за одной книги со стеллажей, листала и ставила назад. Тесан и её брат молчали, видно было, что и им не даёт покоя всё то, что они увидели и узнали сегодня.

— Всё, что есть в архивах. Я знаю, как и где родилась и выросла Лас. Знаю о её поступлении в Университет, о том, как она бросила его, чтобы уехать в Тегарон. Потом её лишают имени, на основании ложного обвинения, но глава её дома не позволила Лас вернуть имя, запретила ей появляться во владениях дома под страхом смерти. Знаю, что Лас помогла своей средней сестре спастись, когда та была в трудном положении, знаю о том, что Лас выращивает розы. Про Вейс я тоже знаю многое, и не могла поверить, что им обеим может быть столько лет!

— Дайнакидо-Сайта погиб в тот же год, когда Лас покинула Сердце Мира, — пояснила Мира. — А мы недавно видели его здесь. В самолёте появился другой знакомый Лас, а на Короне, ещё днём — ещё трое из её старых друзей. Друзей, которых давно нет в живых. Но они были самыми настоящими. Вот, — Мира показала авторучку Хеваина. — Это оставил человек в самолёте. И мы убедились, что кинжала Лас нет нигде поблизости.

— Я ничего не понимаю, — призналась Каэр. — Я правда не понимаю! Я видела и чуяла всё… но не понимаю, что происходит!

— А у меня есть предположение, — заявил Хорёк. — И мне нужна ваша помощь, теаренти. Давайте я сразу перейду к делу. Мы хотим создать поддельные материалы и пронести их в архив Университета. С вашей помощью.

Каэр потеряла дар речи.

— Теаренти, это очень важно, — Мира посмотрела ей в глаза. — Поверьте, мы не хотим вас подставлять. Мы сами всё сделаем и на вас не будет никакого подозрения.

— Но зачем?! Что за материалы?

— Видите ли, — Хорёк потёр переносицу. — Примерно в то же время, когда Дайнакидо-Сайта покинул Сердце Мира, другой человек, случайно ставший свидетелем той истории, был поблизости. Я не знаю, кто отдавал приказы, но все материалы по Лас за тот период были тщательно изъяты из архивов и отданы в спецхранилище.

Каэр кивнула. Да, материалы по Лас и Вейс долгое время были в особом хранилище, куда доступ имеет только её Величество и некоторые министры. И никто более.

— Мы нашли сведения об этом человеке. Мы ищем его самого или его потомков, но хотели бы вернуть в архивы всё, что было изъято. Понимаете, у нас нет доказательств подлинности, нет живых свидетелей, но я убеждён, что данные подлинные. Вот и всё. Может быть, когда-нибудь это пригодится. Ах, да, я не пояснил: этот человек расследовал дело Лас-Вейрон, средней сестры Лас-Таэнин, и, может, именно поэтому его вычеркнули из истории. Ведь после бегства Вейрон её матушка прокляла и её.

— Да, теперь я понимаю, — Каэр отошла от двери и отпустила ручку. — Да, я помогу вам. Только поклянитесь сейчас, что всё, что вы сказали — правда.

— Клянусь, — Хорёк прижал ладонь к груди и поклонился. То же сделала и Мира.

— Всё, мы спать, — Мира схватила Хорька за руку. — А то я свалюсь! Теаренти, вы ведь завтра ещё здесь?

— Конечно, — подтвердила Каэр. — У меня три дня отпуска.

— Давайте так. Завтра я или Мира слетает назад, на Сердце Мира. С вами. Это быстро, «Сокол» очень быстрая машина. Закончим это дело, и вернёмся.

— Хорошо, — улыбнулась девушка и открыла дверь. — Спокойной ночи!

— Ничего не понимаю, — призналась Тесан, когда они с братом остались одни. — Мира что-то недоговаривает, я же чую. Какие-то архивы, бумаги… Вери, останься сегодня со мной. Я боюсь спать одна!

— Совершеннолетней девушке, которая приняла предложение союза от имени уважаемого молодого человека…

— Да пошёл ты! Бабушки мне мало, что ли?! В палатке спал рядом, и не нудел!

— Не обижайся, сестрёнка, — Эверан обнял её. — Я правда рад, что ты нашла его. Честно. Только приглашай потом в гости, хоть иногда.

— Зараза ты, — прошептала Тесан, прижимая его к себе. — Знаешь же, что я тебя люблю! Сам тоже не забывай приглашать! Я видела её, между прочим, классная девушка! Мог бы и представить!

— Ну всё, пошли, — Эверан взял её за руку. — А то мы точно сейчас как бабушка говорим. Осталось только сесть в уголок и тосковать о прошлом.

* * *

— Помочь? — поинтересовался Хорёк, присев на уголок кровати. Как только они убедились, что все разошлись по комнатам, Мира села сочинять те самые «пропавшие документы». О человеке, которого никогда не было — и ей, и Хорьку пришлось импровизировать и хорошо, что все уже устали и не стали допытываться.

— Отдыхай, — Мира поцеловала его. — Ты мне нужен бодренький и без свидетелей. А я отосплюсь ещё. Не дрейфь, всё будет в лучшем виде. Что я, легенд не писала, что ли? У меня часа четыре точно есть, как раз хватит. Всё, быстро в постель и спать!

* * *

— Не спится? — Вейс приподнялась на локте. — Может, помочь? — она погладила Лас по щеке. Та так и осталась лежать спиной к Вейс, не повернулась.

— Я не смогу, — Лас поймала её руку. — Не смогу в этом доме.

Вейс умолкла и отняла руку. Через пару минут Лас не выдержала, повернулась к ней — Вейс нечасто обижалась так сильно.

— Думаешь, я хотела от тебя только этого? — Вейс уселась и прикрыла глаза. — Да, этого тоже хотела. Я же человек. Я сразу в тебя влюбилась, и ты это знала. Но я просто хотела быть рядом, служить тебе, вот и всё. Хотела, и хочу, и всегда буду хотеть. Мне нужно было умереть в тот день, когда я тебя выдала. Мне до сих пор стыдно. Молчи! Ты говорила сто раз, что у каждого человека есть предел того, что он может выдержать. Я потом сама всем так говорила, но мне всё равно стыдно.

Лас взяла её за руку, уселась сама.

— Вейс…

— Я никогда бы не прикоснулась к тебе первой. И не прикоснулась. И не прикоснусь больше, пока сама не попросишь. Да ты и не попросишь. Ты будешь счастлива с Дорманом, а значит, я тоже.

— Вейс! — Лас схватила её за плечи. — Обними меня. Просто обними, и всё. Меня считали мёртвой в этом доме, — шепнула она ей на ухо. — А я считала мёртвым его, а хозяйки дома вообще не могло быть! Они погибли в тот вечер, я точно знаю! А теперь получается, что нет.

— Я не понимаю, — прошептала Вейс.

— Я тоже. Но они тогда выжили, и мы в гостях у её дочери! Пойми меня, я не могу. Не могу позволить прикоснуться к своей голове. Никому, пока мы в этом доме.

— Я просто хотела сделать массаж, — проворчала Вейс. Лас поцеловала её. — Не подлизывайся! — сердито произнесла Вейс, когда смогла говорить.

— Вот вредная, — поджала губы Лас. — Давай, делай массаж! — и улеглась на живот.

— Вот ещё, — отозвалась Вейс и улеглась рядом. — Сама себе его теперь делай.

— Пожалуйста! Я больше не буду!

— В угол тебя поставить некому, — проворчала Вейс и отвернулась. И ощутила, что Лас спрыгнула на пол. — Ты куда собралась?

— В угол, — пояснила Лас. — Покажи, в какой.

И Вейс расхохоталась.

— Иди сюда, горе моё, — она протянула руки. — В угол я тебя потом поставлю. Ну хорошо, хорошо, не горе, а радость! Давай уже, пока я не заснула.

— Радость, — шепнула она Лас на ухо, когда та улеглась на живот. — Всё, молчи и ни о чём не думай.

Не думай… прикосновения Вейс всегда уносили Лас далеко-далеко, в сияющие тёплые высоты, откуда не хотелось возвращаться. Не захотелось и в этот раз.

…Вейс смотрела на спящую Лас, сидя рядышком. Смотрела… и заплакала. Бесшумно, так, чтобы не разбудить Лас. Та глубоко вздохнула, но не проснулась. Вейс не сразу смогла успокоиться, и долго ещё не могла заснуть — лежала, наслаждаясь теплом и спокойствием, и думала. Не думать не получалось.

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 19, 7:15

— Встава-ай! — Вейс легонько потрясла Лас за плечо. Та поморгала, приподнялась на локте. — Восьмой час на дворе!

— Вот заладила, — проворчала Лас, переворачиваясь на спину. — Мы в отпуске или где?

— Пора завтракать. Неприлично заставлять хозяев ждать.

— Ты почему в фартуке? — поинтересовалась Лас, спрыгивая с кровати. — Вот делать тебе нечего! Зачем опять на кухню пошла?

— Вообще-то ты говоришь со знаменитым поваром, — напомнила Вейс сухим тоном. Лас тут же повернулась и поклонилась. Должным образом. Если бы Лас ещё была одета…

— Да ну тебя! — рассмеялась Вейс. — Всё, я не сержусь. Меня долго упрашивали, намекали… ну сама понимаешь! Я и согласилась. Живо одевайся, мама так хочет!

* * *

Хозяева дома были в восторге — то, что приготовила Вейс, оказалось необычайно вкусным.

— Если бы у меня была возможность переманить вас… — полушутя предложила Эсстер-Сайта, и все рассмеялись. — Простите. У меня с дочерью сегодня есть дела, но с вечера и всю следующую неделю я в вашем распоряжении. Дворецкий даст вам ключи, чувствуйте себя как дома!

Сразу после обеда Каэр и Мира улетели. На «Соколе». За припасами, пояснила Мира, ведь всем известно, что Стайен предпочитает самое свежее мясо и правильные специи!

— Объедимся, — мрачно заключила Тесан. — Бабушка, я лопну! Ты так готовишь! А теперь ещё и он…

— Погуляем! — предложила Лас. — Здесь в горах так красиво! Заодно и растрясёшь, место освободишь.

— Ты знаешь окрестности? — полюбопытствовала Вейс.

— Теперь все знают, — Хорёк протянул всем по листку «зрячей бумаги». На ней располагалась карта всего поместья и прилегающих окрестностей, десять километров во все стороны. — Пчёлок попросил полетать, они у нас резвые. Да-да, правильно, там в углу роза ветров. Прижмите палец и сдвиньте в нужном направлении, карта сдвинется.

— Вы неисправимы! — вздохнула Вейс. — Тогда вот сюда! Совсем рядом, и есть ручьи, обожаю!

* * *

Мира звонила, сказала, что вернутся часам к двум. Каэр кое-какие вещи забыла.

— А я с ней уже подружилась! — гордо заявила Тесан. — Она классная! Столько уже видела! Почти каждый день видит саму Королеву!

— Ты со всеми дружишь, — проворчала Вейс, — и влипаешь потом в истории.

— Ой да ладно, ба… Я так не могу. Как тебя называть? «Вейс»?

— «Медвежонок»! — напомнила Лас и получила от Вейс по шее.

— Ой, классно! Можно, да? Бабушка, так ведь ты и в самом деле медвежонок! Да не косолапый, а милый и сильный!

— «Классно», — Вейс позволила обнять себя и поднять в воздух. — Это вульгарно! При мне так не говорить!

— Медвежонок, ты зануда! Ты теперь у нас молодая девушка! Вот и учись говорить, как сейчас модно!

Вейс только рукой махнула. И тут же встревожилась.

— Лас? Лас, ты…

Она не успела спросить, почему Лас прижала ладони к вискам. Из-за поворота тропинки к ним вышла она. Незнакомка.

* * *

Но что-то было не так. Очень не так… Лас поняла первой. Незнакомка, или как её сейчас звали, одета в домашнее и, Лас почуяла безошибочно, только что кормила ребёнка.

Кормила грудью.

— Лас! — Незнакомка очень удивилась. — Вейс?! И… — она окинула всех взглядом. — Где я?! Неужели это…

— Шамтеран. Королевство Фаэр, теаренти, — Хорёк приподнял шляпу. — Тысяча двести восемьдесят восьмой год.

— Ого! — поразилась Незнакомка, остановившись перед Лас. Широкие светлые брюки — того же фасона, в котором она была в Библиотеке в тот день. Светлая рубашка, красивый рисунок — весенний лес, как живой! И диадема на голове, жемчужное ожерелье, тонкие серебряные клипсы… Хозяйка дома. — Так тебе уже сто лет…

— Мальчик? — поинтересовалась Лас, глядя ей в глаза. Незнакомка рассмеялась.

— И старшая девочка. Говорят, она очень похожа на меня. А ты…

— Нет детей. Пока что не было.

— Можно? — Незнакомка посмотрела в глаза Лас и та кивнула.

Незнакомка обняла Лас и той стало приятно-приятно и спокойно-спокойно.

— Теперь будут. В расчёте, Лас? — шепнула Незнакомка.

— В расчёте, Миан, — ответила Лас. — Ты счастлива, да? Скажи!

— Я счастлива, — подтвердила Незнакомка. — Вейс, ты прекрасно выглядишь! Мы в расчёте?

— В расчёте, — улыбнулась Вейс. — Возьмите! — она сняла с шеи своё ожерелье из камушков, тех самых, протянула Незнакомке. Та с поклоном приняла. И сразу же сняла со своей шеи другое ожерелье — крупный жемчуг, просто загляденье — протянула Вейс. Та тоже поклонилась, приняв драгоценный подарок.

— Лас, — Незнакомка взяла Лас за руку. — Если мы встретились, впереди у вас большая беда. Держись! Постарайся справиться! Ты ведь одна?

— Одна, — Лас поняла, о чём та говорит. — Последняя.

— Ты справишься, — улыбнулась Незнакомка. — Я очень рада, что увидела тебя. Вас обеих. Удачи! Мы…

И исчезла. Как и все до неё — мгновенно и на полуслове.

— Лас, — Вейс протянула ожерелье подруге. — Потрогай!

Лас бережно приняла жемчуг. Тёплый, живое тепло. Пахнет… да, запах, который никогда не забыть. Пальцы Миан. Но теперь чувствовалось не отвращение и страх, а спокойствие и радость.

— Кто-нибудь, объясните же! — в голосе Тесан звучала обида. Вот-вот расплачется. — Что происходит?!

— Я встречаю их, — пояснила Лас. — Всех, кого когда-то знала. Я не знаю, почему именно сейчас.

— Зато я догадываюсь, — отозвался Хорёк сумрачно. Вздрогнул, прижал руку к уху, к гарнитуре. — О, это Мира, они уже вернулись. Быстро успели! Давайте дождёмся их, да я и расскажу.

* * *

— На сегодня обещали дождь, — заметила Мира, — а небо вон какое ясное.

— Не понимаю, — удивилась Тесан, привстав на цыпочки, — сейчас же кругом спутники. Какая нужна погода, такую и сделают.

Видно было, что Хорёк очень хочет прочесть лекцию о метеоспутниках и их вредном влиянии на климат планеты в целом, но Мира не позволила.

— Лас, — она посмотрела той в глаза. — Она так и сказала, «впереди большая беда»?

— Так и сказала, — подтвердила Вейс и показала ожерелье. — Нет, насовсем не дам! Знаю я эти ваши анализы. Если хотите анализировать, то прямо здесь.

— Это легко, — Хорёк из кармана вытащил рулон плёнки. «Плёнка-жаровня», такую часто берут в походы, чтобы подогревать или готовить еду, когда нет костра. Отмотал немного, несколько раз сложил и получилась… ванночка. Прозрачная ванночка. Он жестом попросил у Весй ожерелье, и та протянула, глядя на ванночку широко раскрытыми глазами. А Хорёк продолжал вынимать из кармана коробочки, бутылочки, бумагу, блокноты (несколько засунул обратно в карман — видимо, не те). В итоге над ванночкой появился прибор, отчасти похожий на лабораторный микроскоп.

— Во даёт… — выдохнула Тесан, наблюдавшая за всем этим, затаив дыхание. — Слушайте… слушай, Стайен, да ты же крутой фокусник! Как у тебя в этой рубашечке столько поместилось?! Такой маленький кармашек!

— Это не карман, это портал, — пояснил Хорёк, склонившись над прибором. — Ну, «коридор» то есть, походное исполнение. Где мне прикажешь всё оборудование хранить?

— Обалдеть! — призналась Тесан. — Так вот почему ты вещи с собой не носишь! Я такую же хочу! Ну пожа-а-а-луйста!

— Тесан! — Вейс схватила её за руку.

— На день рождения, — пообещал Хорёк, что-то записывая в блокнот. — Только чтобы потом никому ни слова!

— Могила! — поклялась Тесан, глаза её горели.

— Сейчас отправим итоги на сверку, — Хорёк откинулся на спинку стула. — Дома, в лаборатории, было бы лучше. Забирайте, — он протянул ванночку Вейс, та боязливо забрала ожерелье. Мира…

— Уже, — перед Мирой уже лежал на столе коврик клавиатуры и висел, прямо в воздухе, цветной прямоугольник, экран. И привычная уже перчатки-манипуляторы. Вот почему у неё почти всегда одна перчатки, подумала Вейс. У Стайена указка, а у Миры перчатки. Я ещё радовалась, такая молодая, а традиции соблюдает… Ох уж эти их фокусы!

— Подождём, — Стайен разобрал прибор на части и отправил те в карман. — Лас, мы тут с Мирой немного порылись в архивах, — он перевёл взгляд на Каэр — та смотрела на его «фокусы» широко раскрытыми глазами, с восхищением. — Есть человек, который был невольным свидетелем вашего бегства с Сердца Мира. Вашего спасения, — поправился он. — И он же расследовал злоупотребления Лас-Вейрон несколькими годами спустя. Он уничтожил ряд материалов, иначе бы вашей сестре грозил суд и каторга.

Лас встала.

— Я и не знала…

— Никто не знал. Данные о нём были изъяты из общего архива, так же, как данные о вас, о Дайнакидо, о многих других. Каэр помогла нам найти эти документы. Вот, посмотрите.

— Мейрес эс Тарвен эр Фаэр, — прочитала Лас. Человек оказался похожим на Доктора — высокий, горбоносый. Только губы не такие полные и роскошная шевелюра. Доктор последние годы жизни до отращивал длиннейшие волосы, то вдруг терял их все в одночасье. Нервы, говорил он, проклятые нервы, чуть что — и снова лысый. В итоге стал стричься наголо.

— Лас, — Вейс потрогала её за плечо. — О чём думаешь?

— Он похож на моего старого друга, — пояснила Лас, помотав головой. — Но ведь Мейрес давно умер! Неужели есть какие-то архивы? Его архивы?

— Есть и архивы, и родственники, — пояснил Хорёк. — Знаете, я сам архивов не читал, только так, слухи. Так вот. Большинство обвинений против вашей сестры были ложными, её действительно поймали за руку, она потратила деньги компании на азартные игры, но не такие большие, как считалось. И в архивах у Мейреса есть доказательства, я уверен. Вероятно, его убрали, потому что Вейрон кому-то очень мешала.

— Она ничего мне не говорила, — Лас медленно, как во сне, положила бумагу на стол, опустилась на стул. — Она плакала днями, просила прощения, что опозорила нас всех…

— Её запугали, я уверен. Может, это всё невовремя, Лас, но… Ваша сестра не настолько уж была виновата. Она могла расплатиться, и, я уверен, никогда больше не подошла бы к ипподрому. Я убеждён.

— Я хотела бы увидеть те архивы, — Лас отвернулась. — Просто увидеть, убедиться. Я о ней так плохо думала, мы с ней с детства ссорились. Мы давно уже помирились, но так приятно знать, что всё было по-другому. Вы давно узнали?

— Пару дней назад, Лас, — Мира подошла поближе. — Совсем недавно.

* * *

— А теперь признавайтесь, — велела Вейс. Они остались втроём, собирать посуду и убирать следы своего отдыха — чтобы терраса, на которой остановились, выглядела, как прежде — чистой и приветливой. — Да-да, признавайтесь! Стайен, вы когда врёте, или там сочиняете, всегда большим и указательным пальцем как соль сыплете, — она показала. — Легонечко, но я-то вижу.

— Вот это да! — восхитилась Мира. — Мы ничего такого не придумали, правда! Если что-то случится не так, мы всё расскажем. Честно!

— Фокусничаете, — проворчала Вейс, вытирая ладони о фартук. Фартук уже был «пропитан», по выражению Хорька, и всё, что о него вытирали, пропадало как по волшебству. Вейс всякий раз не могла нарадоваться, так удобно. — Что вы задумали? Розыгрыш?

— Нет, это проверка. Я не хотела бы пока объяснять.

— Те архивы-то существуют? Про сестру Лас? Вы хоть понимаете, что этим не шутят?

— Вейс, не сердись! — Хорёк поднял руки — всё, сдаюсь. — Сведения есть, и сведения точные. Лас-Вейран действительно шантажировали, большинство обвинений были ложными. Это факты.

— Ладно, — Вейс поджала губы. Вроде всё собрали. — Но чтобы всё потом мне рассказали! Я ей не скажу, если не попросит.

— Скажем, — пообещала Мира. — Ну что, догоняем? А то они первые до вершины дойдут!

* * *

Гора, на которую они взобрались — старая и плоская, но соседние вершины ещё ниже. И вид открывался изумительный. Долина, в которой располагалось Арэ-Сайта — как изумруд в ожерелье, зелёный овал среди чёрно-коричневых скал. Тесан снимала и снимала, не могла остановиться.

— Вы уже получили итоги? — спросила Лас, отведя Хорька и Миру в сторону. — Я про ожерелье.

— Да, получил. Это она, вы поняли, о ком я. На самом деле она.

— На «ты», пожалуйста. А у неё не могло остаться родственников? Ну хоть дальних!

— Её дом уничтожен, — покачала головой Мира. — Мы выясняли. Никого не осталось, всех под корень.

Лас покивала.

— Значит, не сон. Но ей сейчас совсем немного за тридцать, и она уже глава дома. Я не понимаю. Она ведь сразу всех вспомнила и узнала! Вы понимаете, что происходит? Там, откуда она пришла, время идёт по-другому? Или она тоже не стареет?

— Дайнакидо сказал, что оплакал тебя двенадцать лет назад, — напомнила Мира. — Значит, там, у него, тысяча двести семнадцатый год.

Лас поморгала.

— Я что-то припоминаю, — она потёрла лоб. — Майри-Та писал, я помню, что к нему начинали возвращаться люди, которых он когда-то знал. Он считал, что ему это снилось, пока другие люди не стали свидетелями такого визита. Проклятие! — она резко обернулась. — Что с моей памятью?!

— Что такое? — поинтересовалась Мира, понизив голос. — Что случилось?

— Я не могу вспомнить! Я ведь всю жизнь изучала Майри-Та, его работы, я всё про него знала! А сейчас не могу припомнить, — она потёрла лоб.

— Ты только это не можешь припомнить?

— Не знаю. Надо попробовать, — Лас прикрыла глаза и перечислила, ни разу не запнувшись, всех своих воспитанников — не забыла добавить, где кто живёт, если жив, и кем работает.

— Класс! — прошептала Мира и хлопнула в ладоши. — С памятью всё в порядке, точно!

— Мне нужны книги про Майри-Та, — Лас открыла глаза. — Ну не сию секунду, но нужны.

— Попроси Каэр, — предложила Мира. — Она будет рада.

Королевство Фаэр, сад поместья Арэ-Сайта, Вассео 19, 15:45

— Ой ножки мои, ножки! — Тесан первой уселась на скамейку. — Как тут красиво! Лас, смотри, это к тебе!

Действительно, из-за поворота появился молодой человек с эмблемой курьерской службы — конверт с крылышками — на форме и твёрдым шагом направился к Лас.

— Курьерская служба, теаренти, — коротко поклонился он. — Я ищу Лас-Таэнин эр Тегарон.

Лас не сразу нашла свой медальон — документ, он заменял в Империи и здесь, в королевстве, паспорт. Давно уже не предъявляла никому удостоверения личности — в библиотеке не потребовали. Молодой человек принял медальон, поднёс к нему карточку-считыватель и остался доволен. Вручил Лас пакет, поклонился и отбыл.

— Какой важный, — покачала головой Вейс. — Лас, кто это? От кого?

Лас молча поманила её к себе.

— Менгвер эс Тарвен эр Фаэр, — прочитала Вейс и вздрогнула. — Ой. Это родственник того, кто знал правду про твою сестру?

Лас заметила, как переглянулись Мира с Хорьком и Каэр.

— Это вы устроили? — поинтересовалась Лас, глядя в глаза Миры. — Ну честно! Я же не буду сердиться! Я только сказала, что хочу видеть архивы, и вот мне пишет человек, который про них знает!

— Только отчасти, — признала Мира. — Мы не связывались с отправителем сами.

— Конспираторы, — проворчала Лас. — Спасибо! — Она вскрыла пакет (Вейс послушно забрала обёртку и отошла в сторону), принялась читать написанный от руки лист. Надо же, подумала Мира, кто-то ещё пишет от руки!

— Он пишет, что прочитал о моей аудиенции у Её Величества и решил сразу связаться, — пояснила она. — Что владеет важными документами о моих родственниках и готов передать их. Приложил копии некоторых документов.

— Можно посмотреть на копии? — Мире не пришлось долго всматриваться, чтобы узнать пару листов. Тех, которые она сама сочинила прошлой ночью. Долго старалась, выискивала по архивам, чтобы не было совпадения с действительно существующими людьми. Стайен, ты прав… и как же теперь Лас сказать про всё это?! — Класс! Лас, я ужасно рада! — Мира обняла её. — Мы немножко схитрили, — призналась она. — Но так классно всё получилось! Но мы правда не просили присылать никакие архивы!

— Всё хорошо, — Лас обнимала Миру и улыбалась. Вейрон… всё-таки ты была не такой испорченной. А я не верила. И не надо было мне верить, я ведь помнила, что ты умеешь быть по-настоящему доброй. Я очень, очень рада за тебя, сестра.

— Лас?! — она услышала голос, который словно ответил на её мысли. Резко обернулась.

Лас-Вейрон эс ан Вантар. Средняя сестра. На вид ей — лет пятьдесят.

— Лас?! — Вейрон озиралась. Одета в домашнее. Да что же происходит?! — Это ты? Вейс… Вейс, поверить не могу! А остальные? Где я?

— Ронни! — Лас подбежала к ней, взяла за руку. — Это я! Это правда я, это не сон! Вот, — она не сразу нашла то, что хотела. Свои сокровища, три плоских камушка с дырочкой — из тайника в стене собственной комнаты. — Узнаёшь?! Возьми!

— Конечно, — Вейрон приняла камушек, поднесла его к лицу, прикрыла на миг глаза. — Ты собирала их, а я тебя всегда дразнила. Ой, я так одета! — спохватилась она. — Простите! — и поклонилась.

— Оставь камушек себе, Ронни. Держи меня за руку, не отпускай! — приказала Лас. — Это Вейс эр Неммет эс Темстар, она свободный, уважаемый человек, очень хорошая бабушка, знаменитый повар. Это Миранте эр Метуар эс Тегарон и Стайен эр Метуар эс Тегарон. Каэр Агмар эс Тессорет эр Рейстан. Тесан эр Неммет эс Темстар и Эверан эр Неммет эс Темстар. Правнуки Вейс, — улыбнулась Лас.

— Правнуки?! — Лас-Вейрон побледнела. — Лас, какой сейчас год?

— Тысяча двести восемьдесят восьмой, — тут же ответила Лас. — Тебе нехорошо? Присядь! Не отпускай мою руку!

— Вы так молодо выглядите, — слабо улыбнулась Вейрон, прижимая свободную ладонь к сердцу. — Чудо… Вейс, это в самом деле ты?

— Утром, второго Вассео, я застала вас в погребе, вы выносили оттуда бутылку дорогого вина, — тут же отозвалась Вейс. — И сказали мне, что, если ваша матушка узнает, то вы меня скормите акулам. Но я не сказала, теаренти. Я попросила вас вернуть бутылку, я знала, что вы уже тогда любили выпить. Но вы не вернули, а я не сказала вашей матушке. Но вино больше не пропадало.

— Подойди, — попросила Вейрон, прижала Вейс к себе и расплакалась. — Прости, Вейс, — сумела проговорить Вейрон, — прости, если можешь!

— Я давно простила, — улыбнулась Вейс и погладила Вейрон по голове. — Всё в прошлом. А я вспоминаю только хорошее.

Вейрон вынула из кармашка камень — который дала ей Лас — словно подумала, что камень может пропасть. Сжала его в кулаке… и снова вернула в кармашек. Отстегнула заколку для волос — драгоценную, с настоящими изумрудами — и протянула Вейс.

— На память, — пояснила она. — Если даже это сон! Возьми, пожалуйста! Лас, — она посмотрела в глаза сестре. — Я помню, как вы меня спасали, с Мирой. Это всё было, правда? Ты помолодела! Тебе сто лет, а ты выглядишь моложе, чем тогда!

— Так получилось, Ронни, — улыбнулась Лас. — Я была недавно дома. Там нас всех простили, и всегда рады видеть. Ты можешь вернуться домой, если хочешь.

— Я съезжу! — пообещала Вейрон. — Лас, у меня чувство, что мне пора. Что я здесь только потому, что ты меня держишь, да? У меня всё хорошо! Великое Море, я же с тобой виделась два дня назад, что я говорю! Просто… просто… нет, поверить не могу, что прошло столько лет!

— Подождите минутку! — попросила Тесан. — Встаньте все рядом! Все-все! Внимание, снимаю… нет, подождите, ещё раз! Вери, принеси мне чёрный ящичек там, в сумке. Я быстро!

Они ждали. Все, стояли по обе стороны от скамейки. Вейрон прикрыла глаза и прижалась к сестре. Наконец, Тесан подключила фотоаппарат к ящичку и оттуда выползли, одна за одной, несколько фотографий. — Вот! — Тесан подбежала к Вейрон. — Возьмите на память!

— Лас, мне пора, — попросила Вейрон, приняв фото с поклоном. — Здесь очень хорошо, и я боюсь, что не захочу возвращаться. А у меня дом и дети…

— Будь счастлива, Ронни, — Лас снова обняла её. — До встречи, сестра! — и отпустила, отошла на шаг.

— До… — и Вейрон исчезла. Была — и не стало.

Лас обвела взглядом остальных. Никто не проронил ни слова, только Мира чесала в затылке, а Каэр смотрела широко раскрытыми глазами.

— А я теперь её увидела, — сообщила Тесан. — Ей досталось от жизни, да, Лас? Но у неё же всё хорошо? Да?

— Всё хорошо, — улыбнулась Лас. — Она сама сделала так, чтобы всё было хорошо. Я просто заглядывала в гости.

— Слушайте, вы не поверите, но я снова голодная! — заявила Тесан. — Вери, в лоб дам! Столько всего случилось! Нервы!

— Я займусь, — заявила Вейс. — Лас, не поможешь?

— С удовольствием!

— Мы подождём в гостиной, — отозвалась Мира. — Каэр, с вами всё в порядке?

— Со мной не случалось столько чудес в один день, — признала девушка. — Я очень не хочу домой! Хотя я должна, это моя служба.

— Мы ещё увидимся, — подмигнула Мира. — Я точно знаю. Знаете что? Давайте пойдём в гостиную и просто расскажем о себе. Немного! — встретила она взгляд Хорька. — Ну чтобы знать хоть чуть-чуть о человеке. А то неловко прямо.

— Обожаю рассказы! — хлопнула в ладоши Тесан. — Я первая! А за бабушек не беспокойтесь, мы им потом расскажем, если что.

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 19, 17:20

— Лас там, — махнула рукой Вейс, входя в гостиную. — Заканчивает с салатами. Зачем вы меня позвали? Я там уже не нужна, правда.

— Это важно, — Мира сходила и заперла дверь. — Я хочу сказать кое-что, но мне нужно, чтобы вы выслушали меня до конца.

Вейс подозрительно посмотрела на неё и встала, уперев руки в бока.

— Мейрес эс Тарвен эр Фаэр никогда не существовал, — Мира оглядела всех. — Это компиляция.

— Интерполяция, — поправил Хорёк.

— Не умничай! Я сама убедилась, что не было такого человека. Но после того, как Лас сказала, что хотела бы посмотреть архивы, этот человек появился. Понимаете?

Каэр встала.

— Вы ведь поклялись, что говорите правду!

— Теаренти, — Мира поклонилась. — В тот момент, когда я клялась, я сказала неправду. Прошу прощения. Но сейчас всё, в чём я клялась — правда! Есть этот человек, есть его потомки, родственники и друзья. Понимаете?

— Не понимаю, — призналась Каэр, потёрла лоб. — Ничего не понимаю. То есть сейчас всё, что вы сказали — правда? Документы подлинные?

— Самые подлинные, — заверил Хорёк. — У меня есть доступ во многие полицейские архивы. Я работаю на правительственную организацию, — пояснил он, — всё легально. Я сделал копии итогов запроса. До того, как Лас узнала имя Мейреса, его не было. Потому что никогда не было до того момента, это наша выдумка от начала и до конца. Но как только она узнала, я снова сделал запрос. И теперь данных полно. Этот человек существовал, есть его дети, о нём множество разных упоминаний.

— Ничего себе, — прошептала Тесан. — Вот это да! Вы не разыгрываете нас?

— Я не знаю, как доказать, что их не было. Только рассказать Лас, что это мистификация. Может быть, тогда он снова исчезнет.

— Нет, не смей! — Вейс подбежала к ней. — Нельзя так с людьми! Если он теперь есть, то пусть и будет!

— Каэр, простите нас, — Мира взяла её за руку. — У нас такая работа, мы иногда заставляем делать людей что-то помимо их воли. Но мы не замышляли ничего плохого. У нас в самом деле были факты, что Вейрон не была настолько виновата. Это правда.

— Я прощаю, — Каэр отняла ладони от лица. — Но пожалуйста, не поступайте так со мной больше. Я не могу поверить… но вы ведь не сможете доказать, что его не было?

— У меня копии архивов, — Хорйк положил на стол микрокассеты. — Но я не смогу доказать, что это не подделка. Вы понимаете.

— Лас изучала Майри-Та, — медленно проговорила Каэр. — А про него есть такая легенда: однажды к нему в гости пришла молодая, очень красивая женщина. Но Майри-Та был влюблён в другую, и незнакомку выставил. Она хотела броситься со скалы у его дома, но ей не позволили. Девушка уехала прочь из Империи и поселилась здесь, в Теране, где-то в этих краях. У неё не осталось детей, но её многие знали и помнили, она работала в госпитале. Потом уже выяснилось, что незнакомка в точности похожа на девушку, о которой Майри-Та писал в одной из своих поэм.

— Час от часу не легче, — Вейс сняла фартук. — Ну и заварили вы кашу! Не делайте так больше!

— Мы хотели убедиться, — Хорёк потёр переносицу, — и вроде бы убедились теперь.

— В чём? — полюбопытствовала Вейс.

— В том, что сейчас с Лас происходит многое именно так, как происходило с Майри-Та. К Майри-Та являлись давно умершие люди, которых он знал. Иногда они оставляли после себя материальные предметы. Драгоценности, одежду, всё такое. Несколько раз их видели другие люди, и стало понятно, что это не фантазия Мастера. Потом пришла та незнакомка, которую он отверг. А ещё через три недели Майри-Та не стало.

Вейс ощутила, что по спине поползли мурашки.

— На что вы намекаете?

— Ни на что. Лас жаловалась, что не может припомнить историю Майри-Та. Майри-Та, за несколько дней до того, как снова стали являться умершие друзья, жаловался, что многого не может вспомнить.

— Слушайте, мне страшно! — не выдержала Тесан. — Так это значит, что Лас что-то угрожает?! Да? И та, которая в белом, говорила про какую-то беду!

— Ничего это не значит! — подбоченилась Вейс. — И не смейте пугать Лас! Мы с ней вместе, что-нибудь придумаем. Да?

— Придумаем, — согласилась Мира. — Не впервые. Каэр, здесь вскоре может стать опасно. Очень опасно! Не спрашивайте, почему я так думаю. Чую одним местом. При людях его не называют.

Каэр рассмеялась. Звонко, красиво, прижав к лицу ладони.

— Простите меня. Это неприлично, я знаю. Но я не хочу уезжать отсюда. Неужели вы не понимаете, почему?

— Мы тоже не хотим! — заявила Тесан, взяв брата за руку. — Бабушка, ты тоже в опасности! Если уезжать, то всем!

— Это глупо, — вздохнула Мира. — Это очень глупо.

— Я не уеду, — отрезала Тесан. — Хотите, хватайте меня и силой увозите. Сама не поеду!

— Я не уеду, — подтвердил Эверан.

— Хорошо, — Мира пожала плечами. — Тогда будьте готовы, и… Каэр, мне нужно слетать кой-куда. За покупками. Составите компанию? Стайен, тебе тоже!

— Согласен. Прямо сейчас?

— Нет, после ужина, — потребовала Вейс. — Иначе мы с Лас обидимся. Всё, хватит разговоров, ужин через пять минут!

* * *

— Бабушка, ты прелесть! — Тесан вошла в гостиную. Вейс сидела в кресле у камина и вязала. — Ты везде, как дома.

— Я рада, что вы здесь, как дома, — в соседнем кресле сидела хозяйка дома. — Я всё не могу поверить, что видела Лас-Таэнин своими глазами. Мама тогда просто чудом избежала смерти. Она всё время рассказывала, как ждала Дайнакидо, он обещал зайти в тот вечер перед тем, как уехать, а он всё не шёл. И когда она собралась уже бежать в порт, появилась Лас. Появилась и потребовала, чтобы они собрались все, в комнате, где нет зеркал, и сидели там вместе с ней, тихо-тихо.

— И что случилось? — поинтересовалась Тесан.

— Кто-то пришёл. Кто-то ходил по дому, то смеялся, то кричал. Женщина, а может быть, кто-то ещё с ней. Но их никто не видел, только слышали. Они перевернули весь дом вверх ногами, но никого не нашли. А когда стало тихо, Лас сказала, чтобы все они сели на корабль и покинули Сердце Мира, и не возвращались сюда. Она одна держалась, остальные были напуганы до смерти. Лас осталась на причале, смотрела, как они уплывают. Мама всё время описывала её, а теперь я увидела сама.

— Не обо мне говорите? — Лас появилась, снимая фартук. — Вейс, я всё закончила.

— Умничка, — Вейс оторвала взгляд от вязания. — И куда их понесло, за какими покупками… О тебе. Теаренти Эсстер рассказала, как ты спасла её маму, тётушку Дени. Лас, куда ты поехала потом?

«Я не спасала», чуть было не ответила Лас. Но… что-то случилось с памятью. Ведь и Вейрон не спаслась тот раз, покончила с собой, а на самом деле? Ведь прибыли они с Мирой и вывезли её, и Вейрон прожила ещё долго-долго, сама поднялась на ноги, основала свой дом… Что же было на самом деле?

Вот и сейчас Лас припомнила, что стояла на причале, а в ушах всё ещё звучал смех Незнакомки. Она и ещё пятеро девушек с пустыми, мёртвыми глазами разгромили дом тётушки Дени, а все его хозяева, перепуганные насмерть, стояли рядом с Лас, а та, прикрыв глаза, читала стихотворение. Отрывок из той самой рукописи Майри-Та, где говорилось о Незнакомке, пусть её и звали там иначе. И Незнакомка не видела, не слышала и не чуяла Лас и тех, кто рядом. И её слуги не чуяли и не видели. Три с лишним часа всё это длилось, но закончилось. Девушки просто упали кто где — мёртвые. Не справились с заданием хозяйки — смерть.

— Потом я поехала на север, — пояснила Лас. — Вслед за Дени. Я не могла быть вдалеке, я жила только им. А он… он словно перестал замечать меня. Вспоминал только, когда наступала новый вечер, и почти ничего не рассказывал. Тесан, ты не сделаешь нам всем чая? Там уже всё готово, просто разлить и принести. Нет, прошу вас, — Лас подошла к Эсстер-Сайта и взяла её за руку. — Не вызывайте слуг. Девочке очень нравится ухаживать за бабушками, — Вейс усмехнулась, но поднимая взгляда. — Я расскажу остальное, если хотите. Но это печальная история.

— Мы хотим знать правду, — Эсстер-Сайта поманила племянницу, которая замерла у входа. — А никто, кроме вас, её не знает.

…Лас рассказывала долго. Вернулись Каэр, Мира и Стайен. Вернулись и тихонько уселись в гостиной кто где, и Мира снова принесла чая, и все сидели, сидели и слушали. Лас ничего не замечала, она плыла по воспоминаниям, но от них оставалась на этот раз не горечь и тоска, а тепло и надежда.

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 20, 2:20

— Почему послезавтра? — поинтересовалась Вейс. — Куда ты торопишься? Здесь тебе так рады! Скоро приедет мама Тарро, и она тоже будет рада увидеть тебя.

— Я не могу откладывать надолго. Я хочу увидеть Дормана и сказать ему. Я всё время придумываю повод, чтобы ещё чуть-чуть отложить разговор! Только теперь поняла.

— Тогда не послезавтра, а завтра! То есть сегодня! Как проснёшься, звони ему и назначай встречу.

— Но…

— Не откладывай даже на день! Решилась — действуй! Ты всем так говорила, я помню!

— Да, — произнесла Лас, и произнести это было непросто. Что-то сопротивлялось внутри, остатки чего-то слабого, жалкого, чужого. — Как проснусь, позвоню.

— Вот и хорошо! — Вейс поцеловала её. — А сюда мы ещё приедем. Когда захочешь.

— «Мы»?

— Я точно приеду. С внуками или одна, как получится. Всё, ложись давай. Быстро, раздевайся — и спать!

— Ты ведь сама ещё не ответила Крайену?

— С кем поведёшься… — проворчала Вейс и Лас рассмеялась. — Смейся, смейся. Я позвоню ему прямо сейчас, — и достала телефон.

— Нет связи, — огорчилась Вейс минуту спустя. Да, связь со Страной Цветов не очень надёжна. Ни Инженер, ни даже Стайен не смогли сделать совершенно безотказную систему. Хотя с каждым месяцем связь всё лучше и надёжнее. — Ничего, я всё равно скажу ему первой. Вот увидишь!

— Спорим, что я первая?

— Спорим! — Вейс ударила ладонью по ладони Лас. — Всё, сейчас же спать. Завтра ответственный день!

* * *

Час спустя.

— Вейс! Ты спишь?

— Глупый вопрос, — Вейс лежала, обняв Лас за шею. — Сама всё чуешь.

— Не ворчи! Я хотела только попросить, чтобы ты была рядом.

— Я и так рядом.

— Я не об этом!

— Я уже присмотрела два прекрасных домика там, в Тессегере. А не понравится, найдём в другом месте. Крайена я уговорю, не бойся. Всё, спи давай, пока я остальное не разболтала!

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 20, 5:45

— Ну наконец-то ветерок! — Вейс распахнула окошко. — Смотри, тучки! Дождь, наверное, будет. Хотя тут горы, тут всё по-своему. Вставай давай! Живо, живо!

— Отпуск, — напомнила Лас, потягиваясь. — Куда ты торопишься?

— Вот, — Вейс протянула ей телефон. — Давай, звони.

Лас дозвонилась уже через пять секунд. Как только с той стороны ответили, Лас соскочила на пол и подошла к окну.

— Дорман? Да, это Лас. Нет-нет, у нас всё хорошо, — улыбнулась Лас и прикрыла глаза ладонью. Вейс ощутила короткий, но сильный укол ревности и отвернулась. Лас поймала её за рукав, потрясла — не смей! — Да, мы в гостях, в Арэ-Сайта. Ой, здесь так здорово! Дорман, я хочу поговорить с вами. Наедине. Нет, это очень важно. Да. Да. Когда вам будет удобно! Когда? Да, конечно. Нет, я приеду, если нужно, куда скажете. Спасибо! До встречи!

— Теперь ты, — протянула она телефон Вейс. — Что с тобой? — Лас присела, обняла её колени. — Медвежонок, что с тобой?

— Пока ты меня так зовёшь, — Вейс приняла телефон, — со мной всё будетхорошо. Оденься! Дует же!

— Крайен! — Вейс просияла, когда услышала голос. — Ой, я уже начала беспокоиться. Да, у нас всё хорошо, мы в гостях. Нет, у давних друзей. Да? Правда?! Ой, а что же вы такое добавили? Просто перец, белый перец?! Быть не может!

Лас, уже надевшая нижнюю часть тефана, вздохнула и покачала головой. Вейс, не глядя, погрозила ей кулаком.

— Конечно, попробую, мне уже самой интересно. Крайен, я хочу поговорить с вами. Наедине. Нет. Я хочу дать ответ. Да. Да. Сами приедете?! Ой… я буду ждать! Да, обязательно. Обнимаю!

— Он приедет в Тессегер, — пояснила она и бросила телефон на кровать. — Быстрее бы отдать тебя в надёжные руки.

— Хочешь от меня избавиться? Я так и знала!

— Да ну тебя, — Вейс обняла её. — Ты всё понимаешь. Всё, я на кухню, нужно как следует подготовиться.

* * *

Хорёк превзошёл самого себя. Из их с Мирой комнаты он за ночь устроил мастерскую, лабораторию и полигон одновременно. Мало того, что модернизировал, по мелочи, как сам говорил, бытовую технику и подарил Тарро и хозяйке дома несколько забавных игрушек, он ещё и одежду сделал. Для особых случаев, пояснил он, мне всё равно не спалось.

— Мира, это почему ему не спалось? — спросила Лас, напустив на себя грозный вид. Мира расхохоталась, обняв Лас.

— Его ничем не проймёшь! Хоть всю ночь ему ушки гладь! Я уже с ног падаю, а ему хоть бы что! Лас, — она посерьёзнела. — Нам нужно уезжать отсюда. Куда-нибудь, точно говорю. Что-то будет.

— Если что-то случится, я не хочу бросать родственников Дени!

— Ты не поняла. Что-то придёт за нами. Туда, где мы.

Лас схватила её за руку, затащила в их с Вейс комнату и закрыла дверь.

— Ты ещё вчера знала, что кто-то идёт за нами?

— Нет, только утром что-то такое начала понимать. Надо уходить, точно говорю. Стайен тоже что-то такое чует, вон сколько барахла разного смастерил.

— Когда? Когда это будет и что это будет?

— Я не провидица. Просто чую, и всё. Скоро. В ближайшие дни.

* * *

— Это ни в какие ворота! — разозлилась Вейс, сорвала с себя фартук и швырнула прочь. — Ты это нарочно! Ты снова хочешь сбежать от Дормана!

— Медвежонок! — Лас попыталась обнять Вейс, но та вырвалась. — Мира предлагает перебраться в любое пустынное место, откуда можно легко уехать куда-нибудь. Вот и всё. Ну ей-то откуда знать? Я что, с ней сговорилась, по-твоему?

Вейс долго стояла у окна, глядя в сторону Сердца Мира.

— Когда вы хотите уезжать?

— Как можно скорее.

— Праздничный обед я всё равно сделаю! Я не хочу, чтобы о нас тут думали невесть что! А вы уезжайте, если хотите. Все уезжайте!

На этот раз она позволила себя обнять.

— Медвежонок, я не оправдываюсь, если не виновата, — напомнила Лас сухо. — Я верю Мире. Она была во многих переделках, многое уже чует заранее. Мы навлечём на этот дом беду, если останемся.

— Кто «мы»? Она и ты? Кто ещё?

— Не знаю. Сказала, что услышала. Мира говорит, неприятности будут в ближайшие дни.

— Тогда мы обедаем здесь и уезжаем, — заявила Вейс. — Хотите раньше, уезжайте раньше, без меня. Отстань! Не подлизывайся!

— Когда-нибудь я тоже обижусь, — Лас отпустила её и быстрым шагом направилась вон из комнаты — на кухню.

Королевство Фаэр, поместье Арэ-Сайта, Вассео 20, 13:20

— Ну, куда направляемся? — Хорёк сел за руль.

— Здесь, поблизости, архипелаг Майан-Рен, — Мира включила карту. — Триста пятнадцать километров на восток-юго-восток. Владения Империи. Там никто не живёт, заповедная территория. Вот здесь, — она указала кончиком ногтя, — можно останавливаться туристам. Я предлагаю туда. Остановимся, подумаем.

— Машину заправили? — строго спросила Вейс, не отпускавшая руку Лас.

— Топливом, едой, водой, пассажирами, — перечислила Мира с серьёзным видом. Каэр не выдержала, рассмеялась. — Каэр, Тесан, Эверан, последний шанс. Будет заварушка, точно говорю.

— Я никуда от бабушек не уйду! — Тесан заметила, как насупился брат и поправилась, — мы не уйдём.

— Я хочу остаться с вами, — попросила Каэр.

— Тогда в путь, — Хорёк кивком указал на хозяев дома, вышедших провожать. — Пристегнитесь.

Лас помахала хозяевам рукой и смотрела, как уменьшается поместье, превращается в изумруд в оправе скал и — теряется, пропадает. Спасибо, Дени, подумала она. Я ещё вернусь. И вынула телефон.

— Дорман? — заметила, что Хорёк посмотрел на неё в зеркало заднего вида, подмигнул. — Дорман, мы покинули Арэ-Сайта. Летим на Майан-Рен. Да, обязательно позвоню. До встречи!

Вейс прижалась к подруге, прикрыла глаза.

— Всё хорошо, Медвежонок, — прошептала Лас и прикрыла глаза. — Разбудите меня, когда прилетим.

Архипелаг Майан-Рен, Вассео 20, 16:45

— Ураган, — сообщила Мира. — Вон там, видите? — указала на карту. — Сформировался за два последних часа. Пока трудно сказать, куда он движется, но в нашем направлении.

— Ураган… — Лас приподнялась на цыпочки, но, конечно, ничего не увидела. — Где он пройдёт, если пойдёт прямо к нам?

— Вот так, — Мира провела указкой по карте.

— Густо населённые районы, — заметила Лас. — Подождите! — и побежала к морю.

— Куда она? — Тесан посмотрела в недоумении.

— Я знаю, куда, — Вейс побежала следом. — Приготовьте чего-нибудь горячего! — крикнула она на бегу.

* * *

— Помогите ей, — попросила Эверан. Они видели, как Лас подбежала к морю, разделась и вошла в воду. Замерла. Взмахнула руками и чуть не упала на спину. Еле-еле сумела доползти до берега и свалилась вновь — Вейс поддержала её. — Няня! Что с тобой?!

Минуты через три Лас принесли — Эверан, Вейс шла рядом, держа Лас за руку.

— Со мной всё хорошо, — Лас не открывала глаза. — Просто устала и есть хочу страшно. Все силы куда-то делись. Всё, я сама! Просто посижу! Вейс! — окликнула она. — Вейс, ожерелье!

Ожерелье, подарок Незнакомки, словно само выползло из карманов Вейс — а Вейс прежде ничего не теряла. Лас дотянулась до него, вздрогнула. Ожерелье оказалось горячим на ощупь.

— Лас, что такое? — Мира взяла её за локоть. — Ничего не болит?

— Оно горячее, — прошептала Лас. — И… как будто возвращает мне силы.

— Надень, — предложила Мира. — Если не боишься.

— Не боюсь, — Лас надела его, ещё пару секунд ожерелье было горячим, непереносимо горячим, а потом начало остывать. И силы вернулись. Почти все. А голод усилился.

— Мне стало лучше, — Лас поднялась. — Гораздо лучше.

— Лас, тогда возьми и это, — Мира протянула ей авторучку Вестника. — Если я хоть что-то понимаю, тебе лучше держать её при себе.

— Там, в отеле, — Хорёк засунул руку в «бездонный карман» и достал пластиковый пакетик, — остался платок. Наверное, вы его просто не заметили. Возьмите, — он протянул пакетик. Лас торопливо расстегнула пакет и достала платок, прижала к лицу. — Принцесса, — прошептала она. — Как хорошо…

— Лас, повернись, — Вейс достала заколку для волос, подарок Вейрон. — Это тоже тебе. Сейчас, сейчас застегну. Какая ты красавица!

— Как в сказке, — восхитилась Каэр. — Лас, вы как будто светитесь!

— Что с ураганом? — поинтересовалась Лас.

— Распадается, — пожала плечами Мира. — Метеорологи не могут понять, в чём дело. Лас, это было трудно, да?

— Очень трудно, — призналась Лас. — Все силы забрало. Хорошо, там было мелко, я бы просто утонула!

* * *

— Она остановила цунами, — медленно проговорила Каэр, — она остановила ураган. И вы так спокойно об этом говорите?!

— Каэр, — Мира заметила, что Вейс выбралась из палатки и прижала палец к губам — не шумите. — Каэр, — повторила Мира, понизив голос. — У нас совсем недавно были такие заварушки, что цунами ну совсем уже не удивляет. Вот давайте: я назову сейчас несколько слов, а вы скажете, значат они что-нибудь в вашей жизни или нет. Хотите?

— Давайте!

— Вантар, Майри-Та, Сагари, море, паранормальное.

— Все пять, — медленно проговорила Каэр, поднимаясь на ноги. — Я изучаю всё необъяснимое, связанное с придворными поэтами последних трёх династий. Там есть и дом Вантар, и сама Лас, и оба Мастера.

— Майри-Та умел управлять морской стихией? — поинтересовался Хорёк. Ветер здесь прохладный, растительности на островах мало — непонятно, что влечёт сюда туристов.

— Умел, — подтвердила Каэр. — Несколько раз буря успокаивалась, когда он просил об этом. Говорят, однажды корабль его недругов унесли на дно «морские руки».

— Кальмар, — предположил Хорёк.

— Да, кальмар. Морские животные являлись по его требованию, об этом многие пишут. И тело его тоже забрало море.

— Я читала, что его нашли разбившимся о скалы! — возразила Мира.

— Он разбился о скалы. Но когда спустились, чтобы забрать тело, огромная волна забрала его с собой. Там, на Холмах Памяти, пустая могила.

— Хватит о могилах, а? — попросила Вейс. — Мы пытаемся прийти в себя и хоть капельку отдохнуть!

— Отдыха не выйдет, — Мира прижала ладонь к правому уху — вновь нацепила гарнитуру, поняла Вейс. — Сообщают, что формируется новый ураган, от нас на юго-востоке, в семистах километрах.

— При чём тут вы? — поинтересовалась Каэр и вдруг осеклась, прижала ладонь к губам.

— Вы что-то знаете про ураганы? — Мира взяла её за руку. — Рассказывайте!

— Мира, — перебил её Хорёк. — Посмотри-ка сюда.

Он вывел картинку на экран.

Вид сверху — со спутника. Островок, похожий на их — каменный зуб, почти никакой растительности. Палатки — и люди, которые бегали из одной в другую. И — это было отчётливо видно — падали, один за другим. Падали и оставались лежать.

— Это где происходит? — все собрались вокруг Миры и Хорька.

— Вон на том острове, — Хорёк махнул на юг. — От нас — полтора километра.

— Быстро сообщай в штаб, Инженеру! — приказала Мира. — Собираемся! Быстро, быстро, взять только самое ценное, всем к «Соколу»!

Она отбежала в сторонку, застегнула свою куртку, расставила руки в стороны и взмыла вверх.

Каэр смотрела с восхищением и ужасом.

— Брось всё, — Вейс схватила внучку за руку. — Только личные вещи, ты же слышала! Помоги мне! Лас, просыпайся, нужно уходить!

Эверана как к месту приморозило. Он смотрел на изображение — из палаток выходили люди, взрослые и дети, и собирались, сходились к одному месту. Те, кто упал, тоже поднимались.

Мира опустилась наземь. Выпустила из коробочки рой — «пчёлы» резво помчались в сторону острова.

— Стайен, передай, это «Прикосновение», мы отходим на безопасное расстояние! Вейс, что случилось?

— Я не могу разбудить Лас, — Вейс выглянула из палатки, губы её дрожали. — Она жива, дышит, но не просыпается!

— Эверан, помоги! — Мира тряхнула его за плечи. — Это не кино, это на самом деле! Быстро! Помоги донести её до машины!

«Сокол» уже подкатил поближе, Хорёк выпрямился и кивнул — готов.

— Штаб на связи, поддержка будет через двадцать пять минут, приказано отступать на безопасное расстояние, в бой не вступать, — сообщил он.

— В какой бой?! — удивилась Вейс, вылезая из палатки с сумкой в руках. — Это же туристы! Мы…

— Проклятие! — Мира выскочила из «Сокола». — Быстро, быстро в машину! Они уже здесь!

Она едва успела сказать это, как они появились. Девять человек — взбежали на скалу, где стоял их лагерь, шагах в сорока от ближайшей палатки. Вейс показалось, что они просто возникли из ниоткуда.

Хорёк уже держал в руке указку. Он взмахнул ею, и темнота опустилась на остров. Купол тьмы — словно шапкой прикрывший их лагерь.

* * *

Чёрное небо, но всё видно — как в лунном свете. Вместо Солнца — тусклый жёлтый кружок, словно Солнце стало Луной.

Девятеро замерли, озираясь.

— Великое Море, это же дети! — прошептала Вейс. — Мира! — хотела воскликнуть она, но Хорёк зажал ей рот.

— Они нас не видят и не слышат, — сказал он, понизив голос. — Если войдут под купол, придётся стрелять. Быстро в машину! Не смотрите им в лицо!

Тесан пришла в себя первой — схватила бабушку за руку, локтем ткнула брата в бок. Вейс послушно пошла в машину, но ужас не сходил с её лица.

Девять детей — черты из лиц терялись, размывались, не были видны сквозь купол темноты — вздрогнули. Один из них махнул рукой, и они побежали кто куда, видимо, чтобы осмотреть скалу.

Двое направились прямо к «Соколу».

— Прикрывай, — велела Мира, не оборачиваясь. — Эверан, за руль! Уводи «Сокол»!

Двое вошли под купол темноты — мальчик и девочка, оба лет десяти, у обоих — пустые, ничего не выражающие глаза, равнодушное выражение на лице. Вошли — и кинулись, мальчик — на Миру, девочка — на Хорька.

И тут же остальные семеро кинулись им на помощь.

* * *

Бой продлился секунд тридцать. Остальные видели его из окон взлетающего «Сокола» — машина резко пошла вверх и в сторону, но всё равно удалось всё увидеть.

Мира исчезла с того места, где только что была, и возникла за спиной у нападающих, с двумя пистолетами в руках. Две вспышки (Вейс вздрогнула и схватила ладонь Тесан), двое нападавших падают и лежат неподвижно. Хорёк просто махнул рукой, указывая указкой в зенит, и тех, кто бежал к нему, отбросило в стороны. Трое из них остались лежать, четвёртый вскочил и вновь бросился на Хорька.

Мира к тому моменту обездвижила ещё троих. Хорёк выставил указку перед собой, как шпагу, и последний остававшийся на ногах противник рухнул на бегу. Рухнул — и остался лежать.

— «Сокол», это Мира, — послышалось внутри салона. — Спускайтесь к северной части скалы, мы будем через пять минут. Отбой.

— Они их убили, — прошептала Вейс, прижимаясь к груди Тесан. Та тоже сидела, глядя в окно, белее снега. — Убили, да?

— Кого убили? — Лас открыла глаза и уселась. — Что случилось? Почему я здесь и без одежды?

— Отвернуться! — приказала Вейс и передвинулась к Лас. — Вот, набрось! — протянула она ей одеяло. В салоне не очень просторно, тефан точно не повязать, места не хватит. То есть хватило бы, если бы они с Лас были здесь одни. — Всё, можно смотреть.

— Почему мы здесь? — повторила вопрос Лас, завернувшись в одеяло. — Где Мира, где Стайен?

— На нас напали, — Каэр, казалось, впала в ступор. — Там, на острове, теаренти. Девять детей. Мира и Стайен отбили нападение.

— Напали дети?! — поразилась Лас. — Эверан, куда мы летим?

— Забрать Миру и Стайена, — отозвался парень, ловко опуская «Сокол» на землю. Оба упомянутых уже бежали к машине.

— Остальное не наша забота, — Мира пропустила Хорька вперёд. — Всё, уходим! Эверан, курс на север, поднимайся на пять километров или выше. Быстро! — она вызвала карту — та повисла в воздухе перед ней — и указала. — Вон туда, в сторону Крайтеона. Курс пятнадцать, там будут островки, садимся на любой из них.

— Что вы с ними сделали? — Вейс посмотрела в глаза Миры.

— Обездвижили и усыпили. Все живы. Стайен, дай картинку с их острова. Проклятие! Я так и думала.

Там все лежали. Двадцать шесть человек взрослых — Мира уже успела пересчитать — валялись вповалку, посередине лагеря.

— Первая группа будет через двенадцать минут, — Мира поправила гарнитуру. — Инженер, это Куница, зелёный код, потерь нет. Мы отходим к северу, на Стаэр. Да, живы. Так точно. Есть!

— Приказано опуститься на остров и ждать сопровождения, — Мира откинулась на спинку и погасила карту. — Проклятие… никогда такого не видела.

— Что там случилось? — поинтересовалась Лас. — Кто-нибудь расскажет мне?

* * *

Островок оказался крошечным, каменный зуб, выступающий из океана. Море хмурилось, небо затягивало тучами.

— Ураган движется к нам, — пояснила Мира. Вейс помогала Лас одеться. — Если будет идти по прямой, населённые районы почти не затронет.

— Лас, ты можешь что-нибудь сделать? — поинтересовалась Вейс.

— Мне нужно к воде. А тут кругом пропасть.

— Можно перелететь на соседний остров, — указала Мира. — Стайен, у нас осталась хотя бы одна палатка?

— Осталась, — тот похлопал себя по карману.

— В «Соколе» есть, — вспомнила Вейс. — Мы её никогда не вынимаем. Но она всего на четверых.

— Понятно, проще будет в салоне переждать. Лас, будешь пробовать? Перелетаем?

— Буду, — Лас первой побежала в салон.

…Через десять минут они с Вейс уже подбегали к воде.

— Волнение два балла, — Мира замерла, прислушиваясь к голосу из гарнитуры. — Ураган будет здесь через пять с половиной часов. Как оно всё сразу… Каэр, мы сейчас улетим подальше. Вы не…

— Я хочу с вами, — твёрдо заявила девушка. — Со мной не будет хлопот.

— Вы хорошо держались, — похвалила Мира. — Все хорошо держались. Тесан! Всё в порядке?

— Не очень, — девушка прикрыла глаза, брат поддерживал её. — Это же были дети, Мира! Как такое может быть?

— Там уже специалисты, — Мира взяла её за руку. — Они уже разбираются. Через час туда прибудут королевские спасатели. Тесан, они все живы. Я не знаю, что у них с головой, но они все живы и здоровы. Ссадины, царапины. Может, у кого-то вывих. И всё.

— А те, на острове?

— Те мертвы, — Мира крепче сжала её ладонь. — Мертвы или в коме. Тесан, мы сделали, что могли. Понимаешь? Выдохни, глубоко вдохни, задержи дыхание и досчитай до десяти. Вот так, умничка. Лучше стало? Лас, что случилось? — обернулась она.

— Ничего не получается, — пояснила Лас, потирая лоб. — Просто — ничего. Ничего нет. Море меня не слышит.

— Каэр, — Мира посмотрела в глаза девушки. — Лас забыла кое-что про Майри-Та. А вы помните. Говорите, это важно!

— Девушка, которую он выгнал, долго следовала за ним, — Каэр действительно неплохо держалась. — Он писал, что видел ей в зеркалах, слышал её голос. Она появлялась всюду, где был он и однажды он просто перестал убегать и дождался её. Дождался и приказал убираться прочь.

Вспышки — отблески — где-то далеко на юге. Словно там началась гроза, или… Вейс не сразу решилась об этом подумать. Или война.

— Это метеоспутники, — пояснила Мира. — Ураганом уже занимаются. Через полчаса прибудет группа сопровождения, нам нужно будет отступить в безопасное место.

— Мне нужна рукопись Майри-Та, — Лас посмотрела вначале в глаза Лас, потом — Каэр. — Оригинал. Оригинал той самой сказки. Где он хранится, Каэр?

— У нас, в спецхранилище, — тут же отозвалась девушка. — Но мне его не дадут, нет допуска. Лас могут дать, но потребуется разрешение Её Величества. Оригинал выносить из хранилища нельзя, только копию.

— Лас, насколько это важно? — Мира взяла её за руку.

— Незнакомка искала именно эту книгу, — напомнила Лас. — Она забрала её из Тегарона, но то была копия. Она искала её ещё тогда, восемьдесят лет назад, но не нашла. Дени пришлось подкупить одного из библиотекарей, чтобы свиток вывезли с острова.

— Понятно. Тогда курс — на Сердце Мира, — распорядилась Мира. — Лас, ты согласна?

— Да! — Лас ответила, не раздумывая. — Мне нужен телефон, мой не работает.

— Мой работает, — заметил Стайен. — Очень странные и очень сильные помехи. Возьмите! Эверан, с тобой всё в порядке? Справишься?

— Справлюсь, — заверил парень. — Куда летим?

— Нужно прибыть в Эшар. В сам порт посадки не дадут, но рядом аэропорт, десять минут езды. Сейчас… — Мира посмотрела на часы, — половина восьмого. Лас, звони! Я доложу Инженеру — потом.

28. Лабиринт теней

Крайтеон, Библиотека, Вассео 20, 21:15

— Библиотека открыта круглые сутки, — пояснила Лас, остановившись перед внешней дверью. — Но в хранилище пустят только меня и Вейс. Её Величество сможет дать мне аудиенцию только через два часа. Как у нас дела?

— Я дала Тесан успокоительное. С остальными всё хорошо. Мы подождём в Городе, если что — просто на стоянке. Как освободитесь — звони.

— Город как вымер, — заметила Тесан, когда Мира вернулась к машине. — Смотрите, никого нигде не видно! А говорят, тут днём и ночью людно!

На стоянке — единственной у входа в Библиотеку — был только их «Сокол». А рассчитана она на тысячу таких машин, не меньше.

— Штормовое предупреждение, — пожала плечами Мира, взявшись за дверцу. — Здесь с этим не шутят. Ураган слабеет, но всё ещё очень опасен. — Она оглянулась несколько раз. — У меня крыша едет или кто-то ходит рядом с нами?

Хорёк откинулся на сиденье и захохотал.

— Расслабься, — послышался знакомый голос и рядом с «Соколом» из ниоткуда возникла Вессен. — Это я. Думала, не догоню!

— Ну, мамочка, ты даёшь! — Мира обняла её. — Что ты тут делаешь?

— Вас припекает, — пожала плечами Вессен, — а я всё ещё Тень. Ну что, возьмёте меня?

— Конечно! — ответили все хором. Все, кроме Каэр, та смутилась.

— Каэр, это Вессен ан Метуар, моя приёмная мама, — сообщила Мира. — Мамочка, это Каэр Агмар эс Тессорет эр Рейстан, она с нами.

— Работаете в канцелярии Её Величества? — поинтересовалась Вессен. — Я читала о вас. Рада познакомиться, — Вессен учтиво поклонилась. — Мира, где Лас и Вейс?

— Ушли, — Мира махнула рукой в сторону входа. — Ищут рукопись.

— Почему ты не с ними?

Мира вздохнула.

— Мамочка, здесь только я знаю, с какой стороны браться за пистолет. Ну, теперь ещё ты.

Каэр тихо рассмеялась.

— Я умею стрелять, — сообщила она. — У нас обязательная подготовка.

Мира молча достала из-под куртки «Осу» и протянула Каэр. Та, помедлив только пару секунд, сняла оружие с предохранителя и убедилась, что система наведения включена.

— Отлично, — кивнула Мира. — Вот запасные обоймы.

— Кто-то должен присмотреть за ними, — Вессен кивнула в сторону громадного шпиля Университета. — Что, сыграем? Нож, камень, бумага?

Трижды они выбрасывали пальцы и трижды их фигуры совпадали. Наконец, у Вессен выпал нож, а у Миры — бумага.

— И как ты войдёшь? — поинтересовалась Мира. — Тут кругом датчики. От таких, как мы. Спасибо ему, — кивнула в сторону Хорька.

— Ну и сколько ты будешь этим попрекать? — раздражённо осведомился Хорёк.

— Кончай ворчать, — Мира нагнулась и поцеловала его в щёку. — Ну так что, Весс, как войдёшь? Мне страх как интересно.

— Через дверь, — Вессен достала из кармана небольшой серый цилиндр.

— Стоп-стоп-стоп! — Хорёк попробовал вскочить и стукнулся головой о потолок салона. — Это же мой пробойник! Экспериментальный образец! Ещё не до конца отлажен!

— Будет работать? — Вессен посмотрела ему в глаза.

— На близком расстоянии, — вздохнул Хорёк и уселся назад. — До трёх метров.

— Отлично, — Вессен спрятала прибор в карман. — Мира, меняем частоту. Не хочу, чтобы нас слышала охрана. Вот так, отлично. Братик, не сердись! — Вессен тоже просунула голову в салон и поцеловала Хорька. — Для дела же! Всё, побежала, следите за эфиром.

— Вернусь, сменю все замки, — пообещал Хорёк безнадёжным голосом, после того, как Вессен растворилась в воздухе. — Это же надо…

— Что, никто ещё у тебя ничего не мог украсть? — поинтересовалась Мира и рассмеялась. — Ну, мамочка, ты даёшь!

— Что такое «пробойник»? — поинтересовалась Каэр тихонько.

— Генератор временных пограничных порталов, — буркнул Хорёк.

— Объясни по-человечески, — Мира ткнула его в бок.

— Ну, — Хорёк оживился и добыл блокнот. — Это просто. Вот, представьте: это стенка. Направляем пробойник вот сюда, включаем, и возникает две области, причём мировые линии, проходящие сквозь одну, непрерывно продолжаются сквозь вторую.

— По-человечески, я просила! — Мира оскалилась.

— Я, кажется, понимаю, — Каэр посмотрела на Хорька в восхищении. — То есть вы соединяете стороны стены! Можно пройти насквозь!

— Именно так, — Хорёк сиял.

— Ладно, хвались дальше, — Мира поцеловала его ещё раз, — а я посторожу, — и вышла из машины.

— Она обиделась, — заметил Эверан, который так и не отводил взгляда от входа в Библиотеку.

— Да ничего подобного, — фыркнула Тесан. — Классная штука, Стайен!

— Ничего себе, — Каэр прижала ладонь ко рту. — Так вы… вы… секретный физик?! Да?

— Вроде того, — согласился Хорёк, приглаживая волосы.

— Я никому не скажу! — тут же пообещала Каэр. Глаза её загорелись. — А можно будет посмотреть? Это же как в сказке!

— Как вернёт, — проворчал Хорёк, — так посмотрим. Если вернёт. Вечно они всё теряют и ломают.

Тесан не выдержала и расхохоталась. Хорёк мрачно воззрился на неё, но неожиданно и сам рассмеялся. В конце концов засмеялись все.

— Ой, — Каэр вытерла слёзы, — простите. Я не думала, что такое может быть! Я правда никому и ничего не скажу!

— Как тихо, — поёжилась Тесан, — и темно! И небо смотрите какое, всё в тучах.

— Что-то будет, — вздохнул Хорёк. — Ненавижу такие вечера. Есть кто-нибудь хочет?

— Пить, — попросила Тесан. — Каэр, вон там, под вашим сиденьем, ящичек. Откройте.

Лас и Вейс

Они шли и шли, вслед за молчаливой девушкой в форме охраны.

— Как тут тихо, — поёжилась Вейс. Крепко сжав ладонь Лас, — и страшно! Что-то не так!

— Теаренти, — поинтересовалась Лас, — скажите, почему так тихо?

— Буря, теаренти, — последовал спокойный ответ. — Считается дурной приметой сидеть в библиотеке, когда снаружи буря.

Вейс и Лас переглянулись. Их вели коридорами, сопроводили до лифта и там одну охранницу сменила другая.

Прошла, казалось, вечность, прежде чем перед ними отворили дверь. Её Величество сидела за столом, на столе были бумаги и книги. Она так много работает, удивилась Лас, а говорит, что врачи не разрешают!

— Присаживайтесь, — предложила Её Величество после того, как её приветствовали. — Что я могу сделать для вас, Лас?

— Ваше Величество, — Лас опустилась на колено. — Простите, что лишаем вас отдыха. Мне очень нужно посмотреть на рукопись Майри-Та, свиток шестого тома, там, где записана сказка «Колдунья и зеркало». Мне нужен оригинал, — добавила она. — Это очень важно!

— Вы умеете удивлять, — сухо ответила Её Величество, но почти сразу же улыбнулась. — Это всё?

— Ваше Величество, есть ли в ваших покоях стеклянные зеркала или фонтаны?

Фонтаны есть. Конечно же, можно было и не спрашивать.

— Ведьма на свободе? — поинтересовалась Её Величество спокойным голосом. — Я читала эту сказку три дня назад. Оригинал. Сама не знаю, почему — спустилась в хранилище и прочитала.

— Я не знаю, кто на свободе, — призналась Лас. — Но несколько часов назад мы стали свидетелями очень странного происшествия. И буря, вы знаете — сильнейшая буря столетия, она движется сюда.

— Я уже приказала осушить фонтаны, — успокоила Лас Её Величество. — Стеклянных зеркал мы не держим. Лас, я должна спросить, зачем вам рукопись?

— Я хочу прочитать её, — пояснила Лас. — Мне нужно понять, что происходит. У меня нехорошие предчувствия.

— Хорошо, — Её Величество поднялась на ноги. — Вас впустят в хранилище. Вы знаете, что свиток нельзя выносить на свет, нельзя вывозить с Сердца Мира.

— Да, я знаю, — поклонилась Лас. — Я ознакомлюсь с ним на месте.

Белая Королева кивнула и поднялась — всё, аудиенция окончена.

— Удачи, Лас. Удачи, Вейс. Будьте осторожны.

* * *

— А она обязана быть в этой же комнате? — поинтересовалась Вейс. Их долго вели по коридорам, затем они ехали на лифте, потом снова были коридоры… В конце концов они попали в комнатку, где пахло древностью, старинными книгами — любимый запах для Лас. А для Вейс — запах тревоги.

Вейс имела в виду охранницу, которая осталась по ту сторону решётки и смотрела, чем занимаются посетители.

— Такие правила, — Лас осторожно положила свиток на стол. — Как хорошо сохранился! Ему почти семь столетий, а смотри, какой прочный!

— Это старый Ронно? — Вейс заглянула через плечо, — какие странные буквы.

— В то время писали немножко по-другому. Всё, Вейс, мне нужно немного посидеть в тишине.

Вейс кивнула, сжала плечо Лас и подошла к стеллажу. Там лежали и другие рукописи Майри-Та — Лас заказала и их тоже, уже не оригиналы, копии — вдруг потребуются. Странно он писал, и странное ощущение от этого свитка. От него словно исходило нездоровое, болезненное тепло.

Лас, я надеюсь. ты знаешь, что делаешь, подумала Вейс, открывая одну из копий. У меня очень, очень плохие предчувствия. Ужасно плохие.

— Вейс. — позвала Лас, — подойди-ка. Смотри!

Она показывала на самый конец свитка.

— Смотри, он счистил несколько последних строк! — указала Лас.

— А что написано в самом конце?

Лас прикрыла глаза.

Всё, что ни родилось, станет прах и тлен —

Всё поглотит море, матерь перемен.

Кто заплатит жизнью Солнцу и Луне…

— И всё?

— И всё. Но этих строк нет в официальной копии! — Лас отмотала свиток назад. — Странно, очень странно.

— Лас, смотри! — Вейс схватила её за руку. — Смотри!

Лас вздрогнула. Буквы двигались по свитку. Слабо, но двигались. И… некоторые менялись! Становились нечёткими, меняли очертания.

— Великая Матерь… — прошептала Лас. — А я думала, что это выдумки. Что рукопись может сама себя переписывать.

— Теаренти! — окликнула их охранница. — Подойдите сюда, пожалуйста.

— Возьмите, — охранница протянула им ключ. — Меня вызывают наверх, приказано оставить вас здесь.

Вейс и Лас переглянулись. Никогда ещё такого не было — чтобы посетитель был в таком хранилище без надзора.

— Возьмите же, — охранница продолжала протягивать ключ. Тоже против всех правил! — Вот кнопка вызова. Я скоро буду.

— Лас, мне это очень не нравится! — прошептала Вейс. — Что ты хотела увидеть в рукописи?

— Кое-что увидела. Теперь нужно это переписать.

— Там, в углу, копир! — Вейс указала. — Давай сделаем копию!

— Нет, так нельзя! Такие свитки копируют другими машинами, не этими!

— Да какая разница! — Вейс уже схватила свиток, подбежала к копиру, положила свиток — сколько хватило длины пластины — прижала второй сверху.

— Вейс, нет! — крикнула Лас. — Не включай!

Ослепительное белое сияние выплеснулось из щели между пластинами.

«Свиток нельзя выносить на свет».

Ярчайшая синяя вспышка, и почти сразу же — запах «горелого электричества». Вейс отбросило в сторону, но она почти сразу же вскочила на ноги.

— Вейс! — Лас подбежала к ней, взяла за руку. — Ты в порядке?

— Да, — та поднялась на ноги. — О Великое Море! Его нельзя выносить на свет!

— Вот надпись, видишь? На внешней стороне? «Смерть тому, кто вынесет на свет»!

— Тихо! — Вейс прижала палец к губам. — Слушай!

Лифт поехал.

— У меня плохое предчувствие, Лас, — прошептала Вейс. — Очень-очень плохое! Что ты делаешь?!

Лас принялась перематывать свиток, торопливо, но внимательно вглядываясь в пляшущие буквы.

— Вот, — указала она. — Держи меня за руку! Быстро, вон туда!

Она выключила свет в комнате и встала у стены — напротив стеллажей и лифта, которым доставляли рукописи.

— Держи меня за руку и молчи, — приказала она.

Минуты тянулись и тянулись. Слабый щелчок — лифт приехал. Томительные несколько секунд… двери лифта открываются.

Вейс увидела, кто выходит из лифта и чуть не вскрикнула.

Девушка в белом и два охранника. Лас сжала руку Вейс так, что та от боли пришла в себя. И послушно уставилась в пол, глядя на происходящее боковым зрением.

Охранники открыли решётку и включили свет. Лас сжимала руку Вейс, а той стало худо — на неё волнами обрушивалась дурнота, а когда проходила, во все клеточки тела впивались острые иглы. Терпеть такое почти не было сил. Охранники обошли комнату, никого не обнаружили. Один из них собрал все копии свитков Майри-Та, передал девушке. Та приняла их…

Звук разбивающегося стекла. И почти тотчас же охранники упали на пол, кто где стоял.

— Всё, — шепнула Лас. — Зажмурь глаза. Мы сейчас пройдём мимо охранников, не смотри им в лицо.

Вейс было плохо, ноги едва держали, огромный железный шар застрял в горле. Они шли и шли, Лас задержалась на минутку возле одного из охранников — похоже, что-то взяла у него.

— Можешь открыть глаза, — разрешила Лас. Они обе стояли в лифте, но тот не действовал. Лас раз за разом нажимала на кнопку, вставив карточку охранника в гнездо, но тщетно.

— Мы в ловушке, — прошептала Вейс. — Великое Море… Что это было?!

— Она, — пояснила Лас. — Ведьма на свободе.

— Она? Незнакомка?

— Нет. Это другая Ведьма. Я успела рассмотреть лицо. Она всё время осматривала комнату, и когда смотрела на меня, всё внутри переворачивало. Тут написано, что нужно говорить, чтобы она тебя не видела, — пояснила Лас. — На этом свитке.

— Что теперь?

— Не знаю. Я не стала бы вызывать охрану. Давай осмотрим комнату. Подожди здесь! — Лас помогла Вейс выйти из лифта. — Не смотри им в лицо! Я сейчас!

Вейс уткнулась лицом в стену. Дурнота проходила очень медленно.

Стоянка

— Куница, Стайен, это Госпожа Теней, — голос Вессен. — Тревога третьей степени, «пси» в Библиотеке. Мне нужна поддержка. «Сокол» под колпак, быстро!

— Дождались, — проворчала Мира. — Стайен…

— Я слышал. Я уже сообщаю в Штаб. Удачи, Мира!

— Спасибо! — Мира поцеловала его, потрепала по щеке Тесан и Каэр и выскользнула из машины.

— Эверан, отведи машину вон туда, — указал Хорёк, — да, вон в тот угол. Там садимся, гасим свет и ждём. Не отвлекайте меня, — он положил на колени панель связи и в воздухе перед ним возникло изображение. — Что бы ни случилось, сидите тихо.

— Там стреляют! — Каэр попробовала вскочить на ноги, но вовремя спохватилась. — Смотрите! Там, в Библиотеке!

— Сидите тихо, — повторил Хорёк и поправил гарнитуру. Он что-то говорил, но отчего-то остальные ничего не слышали.

Библиотека

— Как тебе не страшно! — прошептала Вейс. Лас перевернула каждого охранника на живот, проверила, есть ли пульс. Не было ни у одного.

Лас не выпускала свитка из рук.

— Страшно, — призналась она, — а что делать? Давай поищем проходы, — предложила она. — Держи меня за руку.

Они двигались вдоль стен. Лас ощупывала их. Без толку, ни щёлочки. Два лифта, оба не включаются.

— Она разлила воду, — указала Вейс. — Смотри! Она разлила воду и куда-то делась потом!

— Вода, — повторила Лас. — Она может путешествовать сквозь воду и зеркала. А мы? — она сжала ожерелье, но то не менялось — каким было, таким и оставалось. — Минутку! — она снова раскрыла свиток. — Держи меня за руку! Встань сюда, на лужу!

В следующее мгновение Вейс ощутила, что её схватили и куда-то повлекли, перед глазами всё завертелось. А когда головокружение прошло, то и она, и Лас стояли в другом помещении. Хранилище. Кругом стеллажи. Полумрак — дежурное освещение.

— Что это было, Лас?

— Прочитала строфу, — Лас оглянулась. — Вейс, я, кажется, понимаю, где мы. Бежим, нужно поднять тревогу! Её Величество может быть в опасности!

Стоянка

— В городе тревога, — пояснил Хорёк, и на этот раз его все услышали. — Во дворец вызвана гвардия. Ждём здесь, по моему сигналу поднимаешь машину и уводишь её в океан. Эверан, с тобой всё хорошо?

— Всё, — Эверан потёр лоб. — Я справлюсь.

— Подкрепление прибудет через двенадцать минут. Ждём.

Библиотека

Они добежали до выхода. Решётка открыта, охранница спит — положила руки на стол, уткнулась в них лицом.

— Лас… — прошептала Вейс, не в силах отвести взгляда. Даже так была видна усмешка на лице охранницы. Жуткая усмешка.

— Не смотри ей в лицо! Держи меня за руку!

— Там стреляют! Лас, ты слышишь?!

— Если стреляют, значит, есть надежда, — Лас схватила Вейс за руку. — Можешь идти? Нам нужно выбраться к проходу на первом этаже. Придётся подняться по лестнице.

— Дай мне минутку, — попросила Вейс, прижавшись спиной к стене. — Лас, но ведь мы выносим свиток! Этого нельзя делать!

— Если я его отпущу, — пояснила Лас, — нас могут заметить. У тебя есть идеи? Просто стоять и ждать, кто победит?

— Не помешаю? — послышался голос шагах в трёх. — Лас, Вейс, с вами всё в порядке?

— Вессен?! — поразилась Вейс. — Откуда вы здесь?

— Не смотри ей в глаза! — резко приказала Лас и умолкла секунд на пять. — Вессен, что я делаю левой рукой?

— Ты сложила её в знак «Rien», — тут же отозвалась Вессен. — Всё в порядке? Убедилась?

— Да! — Лас бросилась к ней, схватила за руку. — Весс, Ведьма во дворце! Она ищет вот этот свиток!

— Я знаю, — Вессен указала. — Нам туда, на лестницу. Там пока тихо, не стреляют.

— Нужно предупредить Её Величество!

— Уже, — успокоила её Вессен. — Мира помогает им. Быстро за мной! Вейс, ты сможешь подняться по лестнице?

— Только не очень быстро, — попросила Вейс.

— Нужно подняться на двенадцать этажей. Пойдём к запасному выходу. Вейс, держи Лас за руку!

Стоянка

— Во внутренний дворец прибыло специальное «пси»-подразделение гвардии Её Величества, — пояснил Хорёк. — Мира сообщает, что с Её Величеством всё в порядке, они держат оборону. В городе пока тихо.

— Никогда не думала, что такое возможно, — тихо произнесла Каэр. Тесан пододвинулась к ней, обняла. Каэр дрожала, ей было очень, очень страшно.

Библиотека

— Нам туда! — указала Вессен. — За мной по коридору. Не отставать!

Они едва успели дойти до поворота в читальный зал, как послышались шаги. Бег.

— На пол! — скомандовала Вессен и в руках её возникли два пистолета. — Лечь на пол, закрыть лицо руками!

Вейс всё видела — но просто потому, что не хватило смелости закрыть лицо руками. Перед Вессен в воздухе повисло зеленоватое облако, а сама она опустилась на колено, разведя пистолеты чуть в сторону. Облако висело, закрывая их всех, и у Вейс стало непереносимо чесаться в носу. В других обстоятельствах это было бы смешно.

От стрельбы чуть не заложило уши. Вейс видела огненно белые полоски — они вылетали из ладоней Вессен и молниями прошивали воздух. И там, впереди, вспыхивали непереносимо яркими сгустками огня. Это длилось несколько секунд, а потом… Вессен исчезла. И почти тотчас возникла вновь. И рядом с Лас и Вейс кто-то рухнул наземь — охранник. Лас молча закрыла Вейс глаза ладонью. С этого момента только она видела, что произошло.

Звуки падения из комнаты. Там занялось пламя — от перестрелки начался пожар — и вот уже включились огоньки и сирены пожарной тревоги, белый дым повалил с потолка — пожиратель пламени.

Вессен возникла рядом с ними.

— Всё чисто, — пояснила она, протянула руку. — Быстро за мной!

Лас помогла Вейс подняться на ноги. Там, впереди, на полу повсюду лежали тела, было трудно что-то рассмотреть сквозь молочно-белый поток, стекающий сверху.

— Нам туда! — указала Вессен. — Бегом!

Они побежали. И едва повернули за поворот, как лицом к лицу столкнулись с девушкой в белом.

* * *

Вессен была очень, необычайно быстра, но девушка была быстрее. Вессен успела махнуть рукой, отбрасывая Лас и Вейс в сторону (Вейс стукнулась головой о стену и потеряла сознание). Девушка молча ударила Вессен ладонью в грудь.

Лас видела, как Вессен раскрыла рот, словно ей не хватало воздуха, вдохнула, глядя в глаза девушки.

Та смотрела на Вессен с недоверием и брезгливостью. Вновь замахнулась, вновь ударила. Лас хватило самообладания держать Вейс за руку и читать, читать то, что она нашла в книге — несколько бессмысленно звучащих строк. Но в голове всё путалось и то, что сейчас происходило у неё на глазах, притягивало всё внимание.

Девушка в третий раз ударила Вессен в грудь, та вновь судорожно вдохнула, опускаясь на колени, но сумела выпрямиться — упала бы, если бы не стена за спиной.

Девушка замахнулась снова, на лице её возникла растерянность, но Вессен успела раньше — успела коснуться её руки. Девушка запрокинула голову и закричала так, что зазвенело в ушах. Вессен упала на колени, схватила девушку за ноги, резко дёрнула в сторону. Девушка упала, ударившись лбом о пол, и крик оборвался.

— Весс! — Мира возникла рядом секунд через десять. — Лас, Вейс? Живы?

— Живы, — подтвердила Лас. — Вейс ударилась головой, нужна помощь. Весс! Что с тобой?

— Три сердечных приступа, — Вессен стояла на коленях и тяжело дышала. — Вот пакость-то… Мира, она сейчас очухается! «Угомон» ей, быстро!

Мира склонилась над упавшей девушкой, прижала к шее той пистолет. Лас показалось, что это пистолет… но, похоже, то был шприц. Девушка дёрнулась и почти сразу же расслабилась, вытянулась во весь рост. Посмотришь — и кажется, что прилегла отдохнуть.

— Куница, — Мира жестом велела молчать. — Да, мы взяли её. Нет, они живы. Да, всё в порядке. Мы здесь, во втором южном проходе. Вейс? — Мира присела, снова достала свой шприц — «пистолет». — Сейчас, где эти ампулы, провалиться им… Лас, подержи её. Ничего страшного, это быстро поможет. Вроде нет сотрясения.

— Не смотрите ей в лицо, — приказала Весс и, надев очки, перевернула девушку в белом лицом вверх. — Порядок, вырубили. Сейчас отправим запрос. Мира, мы отходим. Терпеть не могу лишних вопросов. Сдай её куда надо и на стоянку.

— Слушаюсь, — Мира помогла Вейс подняться. Ту качало, как былинку на ветру, но идти она могла. — Вейс, держись! Скоро станет лучше!

— Она была одна? — поинтересовалась Весс. — У меня на датчиках всё чисто.

— Я ничего не чую. Вроде пока чисто. Сматываемся, пока ещё одна не явилась!

«Сокол»

— Все живы? — Лас чувствовала себя вымотанной донельзя, она бережно держала Вейс, голова той была забинтована. Просто набила шишку, вот и всё. Даже не очень видно, если не присматриваться.

— Все, — подтвердила Мира, она явилась последней. — Ну там и драка была! А сколько книг сожгли, гады! Лас, куда мы теперь?

— Куда теперь? — Лас растерялась. — О Великое Море! Свиток у меня! Его нельзя выносить из хранилища!

— Лас, я одним местом чую, это не последняя, — Мира схватила её за руку. — Одна была там, на острове. Другая явилась в библиотеку. Если оставим свиток там, явится ещё одна, помяни моё слово! Та, самая первая, тоже ведь искала его? Зачем?

— Я пока не знаю, — Лас спрятала свиток в карман. — Нам нужно безлюдное место. Чтобы рядом не было воды, не было зеркал. Тогда она не застанет нас врасплох.

— Каменоломни, — слабым голосом произнесла Вейс. — Школа, где я отбывала наказание. Она уже тридцать лет как закрыта, там никого нет, одни руины.

— Это мысль, — заметила Мира. — Так, вода и еда есть, дней на пять хватит. Топлива на восемь тысяч километров. Говори, куда лететь.

Остров Эртон, владения дома Вантар, Вассео 21, 10:30

— Зданиецелое, — удивилась Мира. — Ни трещинки! Почему отсюда все уехали?

— Землетрясение, — ответил Хорёк. — Фабрика и каменоломни были разрушены. Наверное, стало выгоднее перенести школу куда-то ещё. Помню эту историю, тогда сбежало почти сто человек. Почти всех выловили в течение пяти дней. Во всех газетах писали.

— Как там Вейс? — поинтересовалась Вессен у Лас, осторожно вышедшей из комнаты. Ни замков, ни окон. Хорошо хоть, нашлось чем закрыть окна — буря добралась и сюда.

— Спит, — отозвалась Лас. — Все спят. Перенервничали. Мне тоже кажется, что всё это мне приснилось. Где можно выпить воды?

— Кухня в соседней комнате, — указала Мира. — А вон в той мы туалет установили, если нужно. С водой плохо, умываться придётся салфетками.

— Что у нас творится? — полюбопытствовала Вессен, когда Лас ушла приводить себя в порядок.

— Дурдом у нас творится, — отозвалась Мира. — Ураган добрался до Крайтеона. Разрушений почти нет, но все порты закрыты. Хуже другое, у нас за последние шесть часов сорок два зарегистрированных случая «пси»-атак. В точности как на острове, сценарий — «Прикосновение». И всякий раз всё начинается с детей.

— С девяти детей, — уточнил Хорёк. — Прямо хоть не разрешай собираться больше восьми.

— А что? Это идея!

— Не майся дурью, — посоветовала Вессен. — Всё под контролем?

— Под контролем, — подтвердила Мира, — и уже час как нет новых сигналов. Много жертв, Весс. Очень много. Ты понимаешь, что происходит?

— Я закончила игру, — Лас появилась в коридоре. — Я закончила игру, которую они начали почти сто лет назад. Наверное, начинается новая.

— Ничего себе игра! — возмутилась Мира. — Лас, нам нужно понять, почему они ищут свиток. Мы не можем сидеть здесь вечно.

— Каэр проснётся, — Лас вздохнула, — я попрошу её помочь. Мне нужна тёмная комната и фонарик.

— Да ладно! Ты правда считаешь, что кто вынесет свиток на солнце, тому крышка?

— Попробуй! — Лас протянула его. — Хочешь проверить?

Мира взяла свиток, усмехнувшись, почти сразу же изменилась в лице. Постояла, прикрыв глаза, вернула свиток.

— Лас, только не говори, что я спятила. Свиток только что сказал мне, что если я вынесу его на свет, то уже не оживу.

Хорёк скептически усмехнулся.

— На! — Мира протянула свиток. — Давай, возьми, если не боишься!

— Нет, — Лас поймала её за руку. — Не надо, Мира. Как он тебе сказал это? Словами?

— Сама не пойму. Как будто надпись видела, ну, прямо перед глазами.

— Я буду в чулане, — указала Лас. — Дайте мне фонарик! Жёлтый, если есть!

— Держи, — протянула Вессен. — Вот тут настраивается цвет. Жёлтый, синий, какой захочешь.

* * *

— Я вот думаю, что надо было их всех по домам отвезти, — подумала вслух Вессен…

— Плохая идея, — тут же отозвалась Мира. — Уже были визиты. Похоже, что к каждому. Нас везде ищут, Весс, угадай с трёх раз, кто.

— Девушки в белом?

— В чёрном, с фонарём и ключами.

— Не смешно, — резко ответила Вессен. Хорёк взял её за руку.

— Мне тоже. К моей бабушке домой явились четверо полицейских. Во всяком случае у них были все документы и всё такое. Кого нашли в доме, всех перебили, хотели дом спалить. Хорошо хоть, наши рядом были.

— Итоги, — Вессен встала, подошла к окну — дыре в стене, затянутой прозрачной плёнкой.

— Куклы. «Чёрная петля», очень жестокая. Мозгов у них уже не было бы, даже если бы выжили.

— Что с твоей бабушкой?

— Я её выкрала, — оскалилась Мира. — Её, её родственников и подруг. Посидят пока в Стране Цветов. Потом скажу, что им это приснилось. Ничего, что я трачу ресурсы на личные цели?

— Ладно, не злись, — Вессен потрепала Миру по голове. — Не заводись, дочка. Остальных тоже?

— Да, всех, кого успели найти, — подтвердил Хорёк. — В общей сложности эвакуировали пять тысяч человек. Представляю, какие потом будут легенды. «Пять тысяч человек похищено инопланетянами. Я жила в стране цветов, говорит одна из жертв, и хотела бы там остаться».

— План «Сумерки времён», — заключила Вессен.

— В точку, сестрица, — Хорёк улыбнулся до ушей. — Спокойно. Насчёт Страны Цветов я не был бы так уверен. Ты читала сказку? Ведьма почти всегда ищет заложника, чтобы добиваться своего. Попасть в Страну Цветов не слишком сложно. Я распорядился закрыть все проходы, но… В общем, не я один знаю, как их открывать.

— Весс, мне будет спокойнее, если я буду рядом, — подтвердила Мира. — Пока Ведьме нужен свиток, ей нужны все мы.

— Прекратите! — Лас выбежала из-за угла. — Не произносите её имени!

— Лас, что такое? — Мира встала.

— Он отзывается! Я думала, это случайно, но каждый раз, когда вы произносите её имя, он начинает светиться! И светится всё дольше!

— Возвращаемся к «незнакомке», — распорядилась Вессен. — Лас, я думала над тем, чтобы переправить всех, кого можно, в Страну Цветов или в другие реальности.

— Так, чтобы туда нельзя было попасть, в случае чего? А их родственники, друзья? А их работа, дом? Вы их самих спросите!

— Перестаньте шуметь, — Вейс вышла из комнаты, прикрыла за собой дверь. — Внуков разбудите. Я никуда не поеду. Если что-то можно сделать, я могу пригодиться, а жить в тюрьме, даже если это Страна Цветов, я не смогу.

— Вейс, — Вессен взяла её за руку. — Представь, что будет, если тут начнётся драка!

— Если сюда прибудет она, — Лас подошла к ним обеим, — от неё всё равно не скрыться. Нет такого места на планете, неужели вы не понимаете?

— Лас, ты сейчас изучаешь свиток? — поинтересовалась Вессен. — Но ты ведь уже видела его. Правда?

— Я видела его, — согласилась Лас. — Вот, смотри.

Она положила свиток на стол, указала пальцем.

Все склонились. Мира присвистнула, Вессен потёрла лоб, а Хорёк вздохнул. Буквы двигались и менялись.

— Раньше такого не было, — пояснила Лас. — А в том тексте, который все знают и читали в детстве, есть только один совет. Незнакомку может победить только тот, кто не держит на неё зла и готов ей всё простить. Если она на твоих глазах, Весс, возьмёт твоего ребёнка или другого близкого человека и начнёт его медленно убивать, ты сможешь ей всё простить? Ты сможешь не пожелать ей смерти в такой момент?

— Не уверена, — ответила Вессен после долгой паузы.

— Чем больше ненависти к ней, чем больше гнева, тем она сильнее. Только Королева, из сказки, смогла её победить и простить. Она потеряла всё — королевство, друзей, имя, здоровье, молодость. Но всё равно не стала желать Незнакомке смерти, не стала на неё сердиться. Потому что самой Незнакомке предстояло куда более страшное испытание.

— Посмотреть в глаза Тени, — заключила Мира.

— Да, после того, как Тень исполнит все свои обязательства. Ведьма обманом заставила Тень служить ей, но…

— Лас! — воскликнула Вейс, но все и так это заметили.

Свиток засиял, как маленькое солнце. И тут же угас.

— О Великое Море, — Лас прижала ладони к лицу. — Я снова назвала её… Она слышит, когда о ней говорят! Слышит, где бы ни была!

— Спокойно, — Мира и Вейс взяли Лас под руки, заставили присесть. — Если не увлекаться, если следить за собой, мы справимся. Хорошо. То есть победить её можно, уже хорошо. Я не знаю, Лас, я честно скажу — если на моих глазах будут убивать близких мне людей, я за себя не ручаюсь.

— Я тоже, — признал Хорёк.

Лас и Вейс переглянулись.

— Я не уверена, что выдержу, — признала Вейс. — Прости.

— Я тоже, — Лас поджала губы.

— Лас, что на свитке написано сейчас? Что-то другое?

— Он постоянно меняется. Я проверяла, стоит вынести его на свет, и текст меняется. А читать в темноте я не умею.

— Ну, этому горю нетрудно помочь, — хмыкнул Хорёк. — Вот, возьмите… возьми! — и протянул Лас очки. — Тепловое зрение. Можно читать в ультрафиолетовом освещении, можно… в общем, мне проще самому всё переключить. Идёмте.

— «Идём»! В угол поставлю!

Все расхохотались и обстановка существенно разрядилась.

— Хорошо, а если мы просто увезём свиток? — Вессен посмотрела в глаза Миры. — Забросим в любую замкнутую реальность и сотрём её координаты отовсюду. Я так понимаю, он не горит.

— Горит, — Каэр на цыпочках вышла из «спальной» комнаты и прикрыла дверь за собой. — Если его сжечь или сильно повредить, он попросту вернётся туда, где всё началось. На Сердце Мира. Так уже было.

Мира скептически посмотрела в лицо девушки.

— Это правда! — вспыхнула та.

— Хорошо, — Мира встала, протянула ей руку. — Прости, мы тут все слегка на ушах. Мир? Тогда что нам с ним делать?

— Прятать бесполезно. Говорят, один из поклонников Мастера сумел найти способ унести свиток в царство мёртвых. Но свиток вернулся и оттуда. Я не очень в это верила, — признала Каэр сразу же, — но теперь лучше поверить. Если вы его куда-нибудь спрячете, он всё равно сможет оттуда вернуться. Или вас заставят вернуть, — добавила она шёпотом.

— Последнее самое вероятное, — добавила Вессен. — Каэр, а что будет, если Незнакомка…

— Какая незнакомка?

— Мы не называем её по имени, — Лас появилась в коридоре, Хорёк шёл следом и вид у него был растерянный. — Когда мы называем её по имени, свиток начинает светиться. Ничего не помогли эти очки.

— В тексте указано слово всемогущества, — Каэр явно не верила, что всё происходит наяву. — Королева первой узнала его, и она знала плату. Каждое исполнение желаний — частичка жизни, твоей или чужой. Королева жертвовала собой, Ведьма будет…

Свиток вспыхнул так ярко, что Вейс отшатнулась и свалилась со стула.

— О Море! — Каэр тоже упала бы, не подхвати её Вессен. — Лас, простите меня! Пожалуйста!

— Что сделано, то сделано, — Лас подошла к ней, взяла за руку. — Просто будьте аккуратнее. Следите за тем, что говорите.

— Незнакомка будет жертвовать остальными. Пока есть люди, которых можно отдать Тени, она будет править миром, — заключила Каэр. — В… Незнакомка хотела заставить Королеву сказать слово. Но та не сказала. Вот и всё. Если сейчас Ве… о Море! — она прижала ладони ко рту. — Простите! — сумела выговорить она и разрыдалась.

— Спокойно, спокойно, — Мира помогла усадить Каэр и протянула ей таблетку. — Это просто от нервов. Вкусно, между прочим. Положи под язык.

— Там может быть указан способ, как остановить Незнакомку? Кроме как простить её, пока она будет убивать близких тебе людей?

— Да, там сказано, — вмешалась Лас. — В ночь, когда будет светло, как днём, когда выпадет снег в разгар лета, если Незнакомка прочтёт слово всемогущества, она потеряет силу.

— Мастер был большим шутником, — заметила Мира. — Он это нарочно, да?

— Я думаю, что да, — прошептала Каэр. — Он был зол на весь мир, когда писал это.

— А потом это стало милой детской сказкой, в которую теперь играют все дети в мире, — заключила Мира. — Я вот спросила бы его, за что он так всех ненавидел. Просто спросила бы.

— Так, спокойно, — Вессен взяла Миру и Каэр за руки. — Давайте успокоимся. Выпьем чая?

Остров Эртон, Вассео 21, 15:20

— Мы так и будем здесь сидеть? — поинтересовалась Мира. — Случилось ещё восемнадцать инцидентов. Будем теперь от неё прятаться, пока она будет убивать людей?

— Нужно прочесть свиток, — предложила Каэр. — Там должно быть сказано. Я не верю, что Мастер ничего больше не сказал.

— Там всё меняется, — Лас устало потёрла глаза. — Текст постоянно меняется.

— Давайте всё повторим! — предложила Каэр. — Давайте всё повторим, как было в тот вечер! Мастер сидел в башне и писал при свете свечей. Здесь есть свечи?

— В кладовках могли остаться, — тут же отозвалась Вейс. — Волчица любила сидеть при свечах. Нужно поискать там, на фабрике. Там, кстати, есть дозорная башня. Она не рухнула, только накренилась.

— Мило, — отметила Мира. — Стайен, дай коробочку. Что ищем? Они вообще умеют искать свечи?

— Будем искать органические неживые материалы и отсеивать, — предложил Хорёк. — Слушай, а может, просто их сделать? Нужен жир, остальное я обеспечу.

— И почему здесь нет толстых? — Мира почесала затылок. — Да шучу я, не смотрите так! Жир, говоришь? Здесь ведь водятся рыбы?

— Там буря, — напомнила Лас. — Рыбы ушли ближе ко дну. И, если кто-то будет ловить рыбу, поймайте ещё каракатицу или кальмара. Только чтобы не успел испугаться.

— Это зачем?

— Она права, — Каэр улыбнулась. — Мастер писал чернилами каракатицы, добавлял в неё свою кровь.

— Что вы писать собираетесь? — поинтересовалась Вессен.

— Не знаю. Но лучше, чтобы были и чернила.

— А Мастер, часом, писал не пером альбатроса, которого семь лет поили свежей росой? — не выдержала Мира.

— Нет, бамбуковой палочкой. Вот такой, — Каэр достала коробочку, показала. Надо же, удивилась Лас, настоящий чернильный прибор! Ну да, чему удивляться, в таком месте работает…

— Стой, тогда у тебя и чернила есть! — обрадовалась Мира.

— Синтетические, — вздохнула Каэр. — Настоящие только в покоях Её Величества и в Библиотеке. И их можно хранить только в бронзовой чернильнице.

— Приехали, — Мира вздохнула. — Ещё и бронзовую чернильницу. Сейчас, слетаю на Сердце Мира! Что вы так уставились? Есть где ближе?

— Бронзу я сделаю, — заверил Хорёк. — Спокойно, Мира. Всё найдётся.

— Ладно, пусть пчёлки поищут свечи, а я пошла рыбу ловить, — Мира застегнула куртку и побежала вниз по лестнице.

— Никогда бы не подумала, что доживу до такого, — покачала Вейс головой. — Мы перебираемся на фабрику, да? Но там же только башня, остальное почти всё рухнуло!

— Попросим пчёлок поискать убежище, — Стайен склонился над экраном. — Они уже там. Что нибудь да отыщем.

Из «спальной» вышли Тесан и Эверан.

— Ну я выспалась, на всю жизнь! — заявила Тесан. — А где Мира? И где тут можно…

— Идём, провожу. Вери, а ты тут постой! — приказала Вейс. — Мы быстро.

* * *

— Я никуда не поеду, — повторила Тесан и Эверан последовал её примеру. — Если это взаправду, от неё всё равно не спрятаться! Что я могу сделать? Не хочу просто сидеть и смотреть!

— Мира принесла рыбу, — напомнил Стайен. — Во-первых, нужно вытопить жир и приготовить из него стеарин. Во-вторых, остальное можно пожарить или сварить. А Эверан поможет мне с бронзой, да?

— С удовольствием! — парень обрадовался.

— Я сварю, — вызвалась Вейс. — Было бы в чём!

— Вот опреснитель, — Хорёк протянул ей нечто, очень похожее на сито. — Как только рассол поднимется вот до этой черты, просто слейте его. Котелки и фляги есть на кухне, но лучше взять из машины.

Остров Эртон, Вассео 21, 19:50

— Бабушка, ты прелесть! — уха была с «сушёной картошкой», как её пренебрежительно называла Вейс, но всё равно все ели с удовольствием.

— Добавить? — улыбнулась Вейс. — Стайену спасибо, а то ели бы консервы.

— Добавить! Что там со свечами?

— Есть две дюжины, — сообщил Хорёк. — Только из натуральных материалов. Не стал рисковать. Каждая свеча должна гореть минут тридцать, не меньше.

— О, как здорово! — Каэр, за неимением другого занятия, всматривалась вместе с Лас в свиток, но там было написано уже вовсе невесть что. Лучше не читать, — заключила Лас, — посмотрим, как он поведёт себя при свете свечей.

— Ну что же, вот карта, — Стайен жестом позвал всех к экрану. — Вот тут подземные коммуникации. Есть выходы — здесь, здесь и здесь. Пчёлы проверили, там достаточно безопасно. Вот по этому проходу мы можем вернуться в школу, через подвалы. Там полно хлама, но его можно распылить или расчистить.

— Я займусь, — Мира поднялась. — Мы с Вессен. Заодно установим периметр.

— Вы как воевать собрались! — удивилась Вейс. — Не наигрались ещё?

Лас взяла её за руку.

— Вейс… а если она в самом деле явится? Что тогда?

— Ладно, молчу, — проворчала Вейс. — Да не злюсь я, пусти! Посуду помою!

— Вейс, это всё из пластика! В поглотитель их, и всё!

— Умная больно, — Вейс собрала тарелки и ушла.

— Вот только ссориться не нужно! — Тесан посмотрела в лицо няне и помчалась следом за бабушкой.

— Эверан, что там у тебя? — позвал Хорёк.

— У меня вот что, — парень вышел из комнатки, в которой Хорёк устроил мастерскую, и протянул Лас чернильницу.

— Вот это да! — восхитилась та, держа вещицу на ладони. — Это же…

— Третья династия, императорская чернильница, — пояснил Хорёк. — Я нашёл картинки в Сети. Ну, остальное — заслуга вашего внука.

— Можно? Как вы это сделали?! — поразилась Каэр, которая вертела чернильницу в пальцах и не могла отвести взгляда.

— Вот этим, — Эверан протянул ей резец. — Осторожно, очень острый. Если нажать вот сюда, то металл будет мяться, как глина. Всё просто.

— Ничего не просто! — убеждённо возразила Каэр. — Нужно ещё быть художником!

— О, как мило! — Мира появилась, просто возникла из ничего. — Классная штука! Лас, мы там нашли кое-какую мебель. Стулья, табуретки. Оставить? Есть даже стол, правда, его починить нужно.

— Починим, — Хорёк встал из-за стола, Эверан взял его за руку.

— Можно я?

— Давай! — Хорёк протянул ему ящичек. — Весь нужный инструмент! — подмигнул он.

— Пошли-пошли, — Мира взяла его за руку, потащила за собой.

* * *

— Где они? — поинтересовалась Вейс. — В башне?

— В башне, — подтвердила Мира. Она лежала прямо на полу — на циновках — смотрела в потолок и насвистывала песню. — Не бойся, там всё прочно, проверили. И датчики кругом. Мышь не проскользнёт.

— Угу, я это уже где-то слышала, — проворчала Вейс. — Погулять тут можно?

— Давай я с тобой! — Мира вскочила на ноги. — Всё спокойнее будет. Тесан? Эверан?

— Я тут подожду, — отказалась девушка. Брат молча уселся рядом, обнял её. — Мне что-то не по себе.

— Нервы, — заключила Мира. — Нормально, не дрейфь! У меня после первых операций тоже всё весь день из рук валилось и ноги тряслись. Просто посиди. Попробуй заснуть.

— Ой нет! — содрогнулась Тесан. — Только не это. Вери. Вери-и-и-и… сделай мне чай, а? У них же есть, я знаю!

— Так, — Хорёк догнал их обеих. — Вот возьмите. Это вместо плаща. Завернитесь, мне спокойнее будет.

— Это ещё зачем? — Вейс принюхалась — от плащей пахло грозой.

— Защита. На всякий случай. И не выключайте телефоны!

— Не нуди, не маленькие, — огрызнулась Мира. — Спасибо, милый! — чмокнула Хорька в щёку. — Не сердись! Пойду тоже прогуляюсь. Весс, скажешь, когда тебя сменить.

Остров Эртон, Вассео 21, 21:00

— Я так и знала, — Каэр указала. Они занавесили все окна в башне, и темноту разгоняли два желтоватых огонька. Я уже забыла, как пахнут свечи на рыбьем жире, подумала Лас. В детстве терпеть не могла, а сейчас нет ничего приятнее.

Текст на свитке стал совсем другим. Привычным, похожим на тот, что во всех копиях.

— А вот это… — Каэр посмотрела в глаза Лас. — Слушайте… это слово всемогущества? Да? Я помню точно, тут было всё стёрто! Почти до дыры! А потом закрашено чернилами!

Лас посмотрела на Каэр, потом на свиток. Она могла бы быть моей дочерью, подумалось неожиданно. Неважно, какого цвета кожа и какой разрез глаз… Мне кажется, что мы с ней родственники.

— Вы только не сердитесь, — Каэр взяла её за руку. — Я сейчас скажу, только не сердитесь! Знаете, мне последние два часа кажется, что вы… моя мама, — прошептала она. — Не знаю, почему такое чувство!

— У меня тоже, — призналась Лас. — И тоже не знаю, почему.

— Мне это нравится, — Каэр сжала ладонь Лас. — Простите! Хотите, я прочту? Вы ведь боитесь?

— Боюсь, — призналась Лас. — Я помню сказку. Никому это слово не принесло счастья. Лучше бы его никогда не было.

Каэр смотрела на надпись, и в конце концов закрыла лицо ладонью.

— Если его прочесть, оно пропадёт со страниц и его будет знать только тот, кто прочтёт, — заключила она. — Прочтите! Пожалуйста! Я могу не выдержать!

— Каэр, успокойся! — Лас взяла её за руку.

— Оно подталкивает меня, — Каэр закрыла глаза. — Я очень много хочу, Лас, и оно это знает.

Лас смотрела на свиток. Королева, в сказке, нашла это слово, и слово соблазнило её, заставило прочесть себя. Это было единственное испытание, которое Королева не прошла. И дорого за это заплатила.

Я всё уже получила, подумала Лас. Я уже умирала. Это вовсе не страшно. А боль можно и вытерпеть. Каэр, напротив, стиснула зубы — видимо, чтобы не сказать вслух.

Времени нет, Лас. Надо что-то делать.

Лас взяла свиток и прочитала слово. Набор букв, не более того.

И ничего не случилось. Слово осталось на свитке, не ударил гром, не тряхнуло землю… вообще ничего не случилось.

— Прошло, — Каэр с удивлением отняла ладонь от лица. — Вы прочитали? Простите меня! — она бросилась к Лас, обняла её. — Я всё испортила!

— Вовсе не испортила, — Лас прижимала её к себе, это было нелегко, Каэр выше на голову. — Я сама и не догадалась бы про свечи. Каэр, давайте дочитаем до конца.

Подземелья, 21:20

— Здесь она жила? — Мира осветила фонариком помещения — теперь погребённый под горами обломков.

— Она жила, и я у неё жила, — согласилась Вейс. — Знаешь, она отказалась выходить на свободу. По закону она может и не уходить, пока не окончен её срок. А ей дали пожизненное.

— Почему она не уходила? — удивилась Мира.

— Из-за меня. Главной стала бы её помощница. А она страшно ревновала свою хозяйку ко мне.

Спокойствие и вечная ночь, подумала Вейс. Вот тут я спала. А тут причёсывала Волчицу и пела ей песни. А отсюда смотрела, как она весело проводит время со своими фаворитами… Она любила, чтобы кто-то видел.

— Но всё-таки ушла?

— Ушла. Помощница сломала ногу, и её отправили в больницу. А через два месяца освободили. Говорили, что Волчица устроила. И тогда ушла сама, я её уговорила. Минутку… Весс, что там у вас?

— У нас гости, Мира. Быстро сюда, обе!

— Сейчас! Вейс, нужно возвращаться. Один только вопрос. Это меня не касается, но… она тебя любила, да?

— Да, — Вейс ответила, не раздумывая.

— А ты её?

— Да. Как дочь, — улыбнулась Вейс. — Знаешь, я почему-то относилась к ней как дочери. Нет, даже ко внучке. Сама удивлялась, почему. Нас ждут, да? Идём же!

Мира отчего-то медлила.

— Почему ты спросила? — поинтересовалась Вейс. — Нас ждут! Наверное, это важно!

— Я чувствую эмоции, — Мира не могла стронуться с места. — Прошлые, как будто эхо голосов. Обычно в таких местах ничего особенного, так, белый шум, здесь же куча эмоций самых разных была. А как ты подошла сюда, сразу чувствую. Тебя очень любили. Знаешь… — она помедлила. — Как бабушку. Или няню. Очень странно, да? Побежали!

* * *

— Красавица, — отметила Мира. — Нет, правда красивая. Откуда она здесь?

— Просто появилась на берегу, и всё, — пояснил Хорёк, указывая на бредущую по камням Незнакомку. — Вышла сухая из воды. Идёт в нашу сторону. Интересно, откуда знает?

— Ты сказал «гости», — Мира посмотрела на карту. Двенадцать красных точек, все движутся. — Я не поняла, а это кто?

— Сядь покрепче, — посоветовал Хорёк и пальцы его опустились на клавиатуру. — Смотри сама.

Мира не сразу смогла вымолвить хоть слово. Остальные одиннадцать… тоже она. Даже лица у всех похожие.

Двенадцать Незнакомок. И все в белом.

— Какой план? — поинтересовалась Мира.

— А что, есть варианты?

— Два точно есть. Делаем ноги или принимаем бой.

— С двенадцатью сразу?

— Слушай, мамочка, у нас полно оружия! И спутники есть, да?

— Спутники накроют всех, — предупредил Хорёк. — Там диаметр пятна метров двести.

— Лас, Каэр, у нас гости, — Мира подняла телефон к уху. — Да. Угадала. Нет, двенадцать. Да, их двенадцать, идут в нашу сторону. Что удалось узнать?

Мира долго слушала.

— Я иду к вам, — решила она. — Гасите свет и сидите тихо!

— Ничего они не узнали, — заключила Мира. — Лас сказала, что нашла приписку — автору, мол, приятно будет узнать, понравилось вам или нет. Кончай ржать, Весс! Тесан, ты слышишь? Готовимся! Стайен, займись спутниками. Против лома нет приёма!

— Тесан, Эверан, Вейс, — Вессен прижала руку к уху. Многолетняя привычка, уже давно ничего не нужно прижимать. — Быстро в штаб, у нас тревога первой степени.

Мира

— Мира, шлем, плащ, — голос Хорька. — Никакого визуального контакта. Это «пси-пятнадцать» минимум, каждая, понятно? Держи карту. Красные точки — они, зелёные — мы, белые — все остальные.

— Зануда, — Мира надвинула шлем. Ну откуда тут взяться белым точкам? — Так точно, Оружейник.

Хорошо, что успела поесть. У Теней, которых обучали в их проекте, два основных свойства, если не считать регенерации: умение очень быстро передвигаться и становиться неощутимым для глаз, зрения и слуха. Не то что неощутимым — камеры всё фиксируют, а вот люди и животные, почти все, не обращают внимания.

На кошек, правда, это почти не действует. Что за чушь, подумала Мира, какие мысли в голову лезут. Так, шлем. Всё фильтруем, звуки из внешнего мира теперь не поступают, только их цифровая обработка, то же с запахами — только индикация. Вроде скафандра. Плащ- это, конечно, шутка, это как скафандр, пусть тонкий. Последние испытания показали: человек в таком плаще неощутим даже для приборов, ни в одном из диапазонов. Никакого информационного обмена с окружающей средой, пока сама не говоришь или не выходишь в эфир.

Ближайшие точки — восток-северо-восток, им до башни минут пять ходу. Интересно, почему они идут, не летят? Незнакомка умеет летать, умеет становиться невидимой для обычного человека, умеет передвигаться раз в десять быстрее обычного. Почему они просто идут? Для эффекта? И главный вопрос — почему их двенадцать?!

До башни — две минуты хода.

Дрожь под ногами, стены идут ходуном, трещины змеятся по потолку.

— Всем-всем-всем, землетрясение, магнитуда четыре, — голос Хорька. — Мира, прыгай наружу, я слышу обвалы.

Он прав, потолок крошится, слышен — изображается — гул. Мира сдержала искушение просто ринуться со всех ног. Пробойник — на левом запястье. Режим эвакуации включен, спасибо Стайену.

Вспышка. Она снаружи — похоже, прямо над тем местом, где была. Остров дрожит под ногами. А вокруг…

— Мамочка… — прошептала Мира. Вокруг острова стояла огромная чёрная стена воды. Не стояла — вращалась. И над головой — ясное, пронзительно ясное ночное небо, а вот сразу вокруг острова — сплошь тучи. И жарко, страшно жарко — судя по датчикам.

Лас и Каэр

— Смотри! — Каэр приоткрыла занавеску. Остров дрожал, видно было, как разваливается здание школы. Совсем разваливается, на этот раз — в пыль, в ничто.

А башня даже не шелохнётся!

— Оно действует, — отметила Лас, схватила свиток. — Смотри!

Слово всемогущества пропало со свитка.

Каэр широко открыла глаза.

— Ты теперь можешь всё, что угодно?!

Да, могу, подумала Лас. Я бы уничтожила сейчас Ведьму, но… даже в сослагательном наклонении думать об этом опасно. Слово всемогущества нельзя обращать во вред. Попробуешь пожелать что-нибудь, кроме блага для кого-то, кроме исполнения желания — и всё, тебя как и не было.

— Чего ты хочешь, Каэр? — спросила Лас. — Одно желание я точно успею. Наверное, она где-то рядом, раз слово проявилось. Говори! Говори быстро, нам пора уходить!

Штаб

— Не действует? — поинтересовалась Вессен спокойно. На лице Хорька впервые возникло выражение растерянности. Пыль и камни сыпались отовсюду, вот-вот подземелье рухнет им всем на голову.

— Дай пробойник, — приказал Хорёк неожиданно. — Быстро! Всем собраться вокруг меня, взяться за руки!

И закрыть глаза, подумал он.

— Я не знаю, куда нас перенесёт, — предупредил он. — Готовы? Пуск!

Ослепительная вспышка, отчего-то ярко-зелёного цвета.

Мира

Мира увидела, как фонтаном брызнули камни, пыль — там, где, вроде бы, должен быть штаб. Яркое зелёное пламя взметнулось, словно фейерверк — в небеса. И сразу же рассеялось, разошлось.

— Не сейчас… — прошептала Мира, садясь с размаху на камни — остров словно выдернуло из-под ног. — Не сейчас! — крикнула она. — Стайен, Вейс, Лас! Хоть кто-нибудь! Отзовитесь!

— Мы в башне, — голос Лас. — Сейчас идём в штаб.

— Штаба нет! — крикнула Мира. — Стойте где стоите, я иду к вам.

— Я в эфире, — голос Хорька. Мира перевела дух. — Я где-то под землёй.

— Я в эфире, — голос Вессен. — Эверан со мной.

И всё. Нет больше голосов.

Мира стиснула зубы. Вон они, две ближайших цели. Ну, сейчас поиграем в салочки! Две Незнакомки поравнялись, посмотрели друг другу в лицо, и одна вдруг упала, свалилась.

Красные точки движутся, а зелёные… ага, вот Лас и Каэр, вон то, наверное, Вессен и Эверан. Вон та одинокая — Стайен, а ещё две… Есть ещё две! Где-то рядом! — Мира повертела головой — никого. Под землёй? Почему не выходят на связь? Точки шевельнулись и Мира снова вздохнула. Живы. Ох уж эти штатские!

— Мой ход, — она прицелилась и две ракеты — крохотные, меньше даже обычной пули — ушли к цели.

Вторая Незнакомка недалеко ушла от первой. Упала и осталась лежать.

Вы ещё и сами с собой воюете, подумала Мира. Замечательно! Продолжайте в том же духе!

Через десяток секунд она была на месте. Первая лежала лицом вниз. Жива. Ну, подруга, получай «угомон». Незнакомка открыла глаза, когда шприц сработал, и на лице её…

Испуг. Ну да, Мира сейчас — призрак, её не видно и не ощутить.

— Где я?! — невероятно, но она попыталась усесться. — Что…

Вторая доза. Спи, спи крепко, не до тебя. Мира подумала, прикрыла уснувшую девушку спасательной плёнкой. Сейчас она сползётся вокруг, охватит коконом и будет защищать от непогоды и всего такого. Но главное, не позволит встать. Всё, теперь вторая.

Вторая… мертва. Странно. Это же не боевые ракеты! Это же летающие шприцы! Слабое лекарство!

— Прости, — Мира и на неё набросила плёнку. — Вы сами пришли.

Бегом в башню!

Хорёк

Под землёй — это мягко сказано. Глубоко под землёй.

И кости вокруг. Человеческие кости. Очень старые, и — никакого запаха. Останки распались десятки лет назад. Каменный мешок. Хорёк посветил вверх фонариком — колодец. Сюда кидали тела — интересно, почему и зачем, ведь здесь есть кладбище!

Придётся лететь. Вот отчего-то испытывать свои изобретения на себе всегда страшновато. Вроде всё отлажено, на этих «костюмах» летают все бойцы Ордена, а вот поди ж ты!

Тридцать шесть процентов зарядки. Хватит, чтобы перелететь половину планеты. Очень, очень кстати. Ну…

Движение вокруг. Хорёк, уже поднявшийся метра на три, глянул вниз. Кости перекатывались, соединялись, образуя скелеты, те начинали подниматься на ноги.

— Дешёвый трюк, — пробормотал Хорёк. Пробойник действует очень странно. Так, сейчас добраться до относительно спокойного поля и замерить состояние фантомной сетки. Почему молчит штаб Ордена? Где Инженер, где все?

Видно, у них дел по горло, подумал Хорёк, держа указку наготове. Внизу слышался шорох и скрежет. Вряд ли они сумеют выбраться наружу, а если и выберутся, то — один пинок и эта труха рассыплется в пыль.

Вейс и Тесан

— Мы… — хотела было сказать Тесан, но Вейс зажала ей рот ладонью.

Шаги. Явственные шаги, где-то далеко по коридору. Где они? Похоже, под землёй, но этого места на карте не было. Очень много пыли, воздух затхлый. И жарко.

Тесан напугана. Я сама напугана. Вейс указала на «плащ», им всем дали по такому и показали, как его приводить в действие.

Привели. Сразу стало жарко. И страшновато — плащи позволяют видеть дружественные цели, провалиться Стайену за такие слова! Но почему-то всё дружественное кажется чёрно-белым.

Тесан тоже включила свой плащ. Умничка. Вейс сжала её руку, сжала так, что Тесан должно быть больно. Внучка едва заметно кивнула — со мной всё хорошо.

Шаги ближе, ближе, ближе…

Хорошо, что не зажгли фонарик. Так, плащ должен уметь передавать всё в тепловом зрении. Как это включается?

Это включилось неожиданно. И Вейс чуть сама не закричала — Незнакомка стояла рядом с ними. Стояла и, похоже, что-то всё-таки чувствовала.

Другая. Немного другое лицо, другого роста — та была невысокой, чуть выше Лас. А эта ростом с Тесан. Но ощущения от неё те же. Тесан подняла руку — вытереть лицо, похоже — и Незнакомка тут же вздрогнула, оглянулась.

Строчки вспыхнули перед глазами. Ах да, плащ ничего не пропускает снаружи. Звуки речи пытается изобразить просто индикацией. Саму речь в текст не переводит — на всякий случай. Это не строчки, просто плащ показывает, что Незнакомка что-то говорит.

Никого нет дома, чуть не ответила Вейс и ей стало смешно. Чуть не засмеялась, едва сдержалась. Замри. Замри, Вейс…

Незнакомка помотала головой и пошла дальше по коридору. А это что? Что за точки в воздухе? Ах, это карта. Вот эти две точки — они с Тесан, в середине. А эта красная — Незнакомка. Удаляется. Вейс осторожно пошевелила рукой — Незнакомка продолжала удаляться. Сделала шаг — то же самое. Не замечает. Вейс сжала ладонь внучки, указала — туда. В противоположную сторону! Как-то ведь Незнакомка попала сюда!

Лас и Каэр

— Я хочу… я хочу, чтобы всё это кончилось, — прошептала Каэр т глаза навернулись на её слёзы. Она очень, очень напугана, поняла Лас, а я спокойна, как никогда Ну да. Я видела, как создаётся мир вокруг меня, я уже не сумею так удивиться, как в тот раз… — Я хочу… я хочу, чтобы с нами ничего не случилось!

Знать бы, подействовало это слово или нет.

И тут их вызвала Мира. Испугана, видно — что-то случилось.

— Мы в башне, — Лас махнула рукой Каэр — идём, пора. — Сейчас идём в штаб.

— Штаба нет! Стойте где стоите, я иду к вам!

Каэр побледнела.

— Возьми меня за руку, — приказала Лас. — За нами идут. Сейчас нам помогут.

— Идут, — подтвердила Каэр. — Я чувствую, что идут.

Чего хочу я? Лас держала свиток в руке. Я могу пожелать чего угодно хорошего кому угодно, если только угадаю, желание сбудется.

Плащ. Не буду включать, подумала Лас. Под ним как слепая и глухая. И ничего не чуешь, ощущаешь себя калекой. Пока не буду. Мира появится — включу.

Вессен и Эверан

— Держись рядом, — голос Вессен из гарнитуры, забавно. Классная вещь, эти плащи! Органы чувств под ними странно себя ведут, но это и так понятно. — Поток воздуха, здесь где-то выход наружу. Нам нужно найти остальных.

Шорох, скрежет. Белые точки появляются на индикаторе. Много белых точек.

— Кто это ещё? — удивился Эверан. Рой действует, отлично, передаёт единую картинку со всех мест, куда смог проникнуть.

— Сейчас увидим, — Вессен убедилась, что рядом никого нет и запросила картинку о ближайших белых точках.

Оба вздрогнули. Скелеты. Скелеты идут, очень бодро и слаженно. Идут из темноты. Что за…

— Спокойно, — Вессен почувствовала, что Эверану жутко. — Это не сон! Это просто скелеты! Труха, пыль, мусор! Быстро, нам вон туда!

Мира

Мира наблюдала, как Незнакомки сталкиваются друг с дружкой. На экране уже шесть неподвижных красных точек, две идут к башне с разных сторон, одна бродит где-то рядом с Вейс, ещё две…

Рядом со Стайеном!

— Оружейник, — позвала Мира. — Две красных цели рядом!

— Вижу, не слепой, — спокойный голос Стайена. Сукин сын! Живой!! Мире захотелось заорать что-нибудь радостное, и она заорала.

— По шее дам, — голос Хорька. — Всё, не отвлекай.

Во-о-от она, цель. Незнакомка номер пять стояла метрах в ста от башни — среди руин — и смотрела куда-то вверх. Стой, стой, я уже…

Вспышка. Ракета ушла к цели.

Красная точка пропала и появилась вновь. Рядом с Мирой.

Ого!

На лице номера пять была ярость. Ну ещё бы… она взмахнула руками, явно не замечая Миру и ту словно ударило молотом в грудь, отшвырнуло в сторону. Незнакомка вновь взмахнула руками и камни расплекались, брызнули вверх вокруг неё, словно скала расплавилась.

Брызги сбили ракету-шприц и отбросили Миру. Плащ поглощает кинетическую энергию, но не полностью. А включишь его в режим изоляции — и вовсе не будешь ходить!

Незнакомка рассмеялась — видно, ей нравится производить разрушения.

— Работаем смертельный номер, — прошептала Мира и сменила заряды. Без обид, подруга. Ничего личного.

Незнакомка вновь махнула рукой, и дождь полил вокруг. Очень густой. Очень густой и вязкий! Плёнка воды вела себя как клей… может это и есть клей?

Мира не успела толком подумать. Было мгновение, мгновение понимания, что они теперь видны друг дружке…

Белое пламя, нестерпимо яркое пламя.

Хорёк

Их было две. Стояли и ждали. Сейчас он, Стайен, для них незрим. Ни для них, ни для кого. Но они что-то чуяли! Смотрели друг на дружку, время от времени озираясь. Общаются мысленно?

Одна вдруг упала, словно кукла, марионетка, у которой обрезали верёвочки. Вторая взмахнула руками и засмеялась. Оглянулась, уставилась взглядом в Стайена. Невозможно! Она не может его видеть, это физически невозможно!

Незнакомка махнула перед собой ладонями, словно отталкивая кого-то, и Стайена отбросило, с размаху ударило о стену. Удара, конечно, не было, а если бы не костюм — лежать ему сейчас с разбитой головой.

Указка уже глядела в сторону Незнакомки. Та шла навстречу! Это невероятно, сейчас на неё действует троекратная отталкивающая сила тяжести… Пятикратная… Семикратная… повысить скачком можно, но тогда могут рухнуть пол и потолок пещеры. Десятикратная. Идёт! Двенадцатикратная. Сзади скрежет — туда ударяет обратная петля, там сейчас камни начинают разламываться от волн гравитационного поля.

Пятнадцатикратная. Незнакомка шла словно против сильного ветра, но шла, стиснув зубы, похоже, сил у неё не остаётся больше ни на что. Позади начинают крошиться и осыпаться скалы. Уходить! Просто пошевелить пальцем и пробойник унесёт его на открытое пространство. Но Хорёк не мог оторваться от фантастического зрелища — как Незнакомка идёт ему навстречу. Позади неё рушились колонны, разносилась всюду пыль, бушевали вихри там, где гравитационное поле спадало неравномерно, а она шла!

Двадцатикратная. Указка была испытана вплоть до пятисоткратного ускорения. На большее Хорёк не отважился. Понятно, что испытывал не на Шамтеране, но всё равно, было страшно. Кто не видел, как скалу, размером с хороший дом, подхватывает, размалывает в пыль и швыряет огромным горизонтальным смерчем вдаль, тот не поймёт, насколько это страшно.

На двадцатипятикратном ускорении у Незнакомки, похоже, кончились силы. Её сорвало с места и швырнуло назад, на стену. Наверное, она кричала. Кто бы не кричал?

Метров тридцать до той стены. Всё равно, что упасть на скалы с сорокового этажа. Там, куда унесло Незнакомку, уже всё обваливалось и следующее действие было инстинктивным. Нет. Автоматическим. Автоматика решила, что стало слишком опасно и удалила человека.

Две красные точки погасли на экране. Простите, подумал Хорёк, но вы первые начали. На войне как на войне.

Мира

Незнакомка возникала то слева, то справа, с лёгкостью уходила от ракет — те вязли в том отвратительном дожде. Вязли и падали, а вот молнии Незнакомки пролетали без усилий. Костюм тратил энергию в бешеном темпе, ещё пять минут такой обработки — и всё, поджарит.

Никакого контакта, значит. Мира бежала — стоять на месте нельзя, клей с небес тут же сковывает и связывает, и если бы не костюм, придающий силы — давно бы уже всё было кончено. А бег выматывает, а Незнакомка не знает усталости…

Она отвлеклась. На долю секунды. Словно что-то услышала. Мира мобилизовалась — как учили, удар копья, когда все мысли, помыслы, стремления — всё в одном: добраться до противника. Ничего больше — просто желание добраться до противника, и ничего более.

Добралась.

Незнакомка словно из стали сделана — она только покачнулась от удара, который должен был сломать ей шею. Но Мира успела понять: чтобы колдовать, или что это такое, ей нужны обе свободные руки.

Незнакомка ударила сама — не будь костюма, Мире уже быть без руки. И Мира ощутила уважение к противнику — та билась наощупь, и сдаваться не собиралась.

Лас

Кому пожелать? Что пожелать?

Лас пыталась вспомнить, но всё пустое, сейчас не нужны обыденные, простые человеческие радости, которые так щедро дарила Принцесса — дарила, жертвуя собой, своей жизнью, безвозмездно, безусловно, просто для того, чтобы кому-то стало лучше.

Кому? Майри-Та? Лас позвала его (Каэр вжалась в стену), но Мастер не ответил. Он в царстве Тени, отсюда ему не слышно. Кому тогда? Кому должно стать лучше?

Всему миру? Как наивно. Миру в целом всё равно, люди ему безразличны, как людям безразличны муравьи под ногами, как никого не трогает судьба снежинки, падающей на ладонь, веточки в огне.

Свиток! Он ведь ведёт себя как живой!

А слово?

Мысль пришла в голову неожиданно. Слово! Лас подумала о слове и свиток засветился.

— Что ты хочешь? — поинтересовалась Лас. Нет ответа. Да, его и не может быть, подумала она. Нельзя спрашивать! Хорошо, что Каэр ничего не сказала, пожалела бы уже. Нужно просто пожелать, чтобы сбылось самое сокровенное. Слово, чего ты хочешь больше всего? Пусть станет так, как ты хочешь!

Дверь отворилась и вошла она. Незнакомка. Лас выпрямилась, ощущая, как нагревается, начинает обжигать ожерелье.

Вессен и Эверан

Их окружили. Скелеты сходились со всех сторон — сотни, может быть, тысячи. И проход близко, и пробойник не работает… Братец, чтоб тебя приподняло и стукнуло, у тебя вечно всё ломается в самый неподходящий момент!

— Будем прорываться, — Вессен вручила пистолет Эверану. — По сигналу просто нажми на курок и держи. Ясно? Просто держи! Начали!

Скелеты кинулись в атаку. Все разом. Те, что стояли поодаль, брали камни, отрывали друг у друга части тела и метали в противника. Они открывали челюсти — были бы живыми, наверняка бы устрашающе кричали.

А зарядов в пистолетах ограниченное количество. Вессен оценила ситуацию.

— Отпусти мою руку, — велела она, — и ничего не бойся. Я не подпущу их! Просто не беги, понял?

Парень кивнул. Видно, что страх в нём накалился — и перегорел. Придал силы и ярость, а не отнял их.

Мира

Незнакомка, даже с одной свободной рукой, могла «брызгать» камнями и обрушивать скалы. Всё, что касалось её самой, просто обращалось в пыль, а Миру пока спасал костюм. Мира не отпускала ладонь Незнакомки, била её, но удары встречали несокрушимую сталь. Ещё немного, поняла Мира, и силы кончатся. Я человек, а она, похоже, не устаёт.

— Ложись! — голос Стайена по рации. — Ложись, Мира!

Она легла. Бросилась наземь, отпрыгнувот Незнакомки. А по той словно ударили наотмашь огромной дубиной. Её подняло в воздух и швырнуло назад, о башню.

Незнакомка упала у подножия и больше не поднималась.

— Их две! — Хорёк подбежал. — Идти можешь?

— Минутку, — Мира не могла отдышаться. — Дай минутку! Где все?! Где подмога, провалиться ей?!

— Нет связи, — Хорёк указал на огромные волны вокруг острова. — Моя уже еле справляется, а внешней просто нет. Я в башню, а ты — вон туда, там Вессен, и полно кого-то ещё!

— Ага, — Мира упала на колени. Отдышаться. Просто отдышаться. Укол стимулятора — потом она будет дрыхнуть пару суток, потом будет тошнить и выворачивать наизнанку, но это всё потом. — Сейчас. Я сейчас.

Вейс и Тесан

Тупик. Вейс не сразу поняла, что идти тут некуда. Тесан расплакалась — это слышала только Вейс, и Вейс просто прижала её к себе. Проклятый костюм, не позволяет прикоснуться!

Вейс не заметила, когда костюм перестал действовать. Сама выключила? Или что? Тесан тоже стояла без костюма, точнее, уже не стояла, садилась у стены.

Вейс обернулась.

Незнакомка. Стоит, улыбаясь, перед ней. И снова вспомнилась библиотека.

Девушка начала поднимать руку.

Я не боюсь, подумала Вейс. Ты сама не понимаешь, почему это делаешь. Я не боюсь тебя. Я не боюсь умирать. Но… очень, очень не хотелось видеть, что станет с её телом, ведь смерть не бывает мгновенной.

Я не боюсь.

Прикосновение ладони было мягким, почти нежным.

«Ты переживёшь всех, кто дорог тебе».

Вейс открыла глаза. Незнакомка смотрела на неё в изумлении.

«Ты переживёшь всех, кто дорог тебе».

Вейс прижала свою ладонь поверх ладони Незнакомки. Ты стала частью моей жизни, ты так же дорога мне, как и сама жизнь!

Незнакомка упала. Просто стояла — и упала. И тотчас Тесан вздрогнула и пришла в себя.

— Бабушка? — прошептала она. — Что с ней?

Вейс опустилась на колени, перевернула Незнакомку на спину. Прижала палец к её шее, потом к виску.

— Она умерла, — Вейс стало нехорошо. Словно умер близкий человек. Она наклонилась и поцеловала незнакомую девушку в белом в лоб. Как тебя звали на самом деле? Почему это случилось с тобой?

— Прости, — Вейс закрыла ей глаза. На лице Незнакомки было спокойствие. — Спи спокойно.

Тесан упала на колени рядом с бабушкой и расплакалась.

Вейс поднялась на ноги и обняла внучку. Незнакомка выглядела невероятно красивой. И спокойная улыбка на её лице…

Землю тряхнуло.

— Идём, милая, — Вейс потрепала внучку по голове. — Мы сможем выбраться. Пожалуйста! Помоги мне, я одна не справлюсь.

Лас

Незнакомка рассмеялась.

— Я одна, — сообщила она. — Теперь я одна… и вся сила моя. Лас, мне нужно слово. Я не могу взять его силой, но…

Она просто посмотрела на Каэр и ту словно схватила невидимая рука, швырнула Незнакомке под ноги. Она присела, взяла Каэр за руку и Каэр закричала от боли.

— Я смогу заставить тебя, — Незнакомка улыбалась. — Скажи сама, Лас. Скажи, и я дам тебе покой. Вам всем.

— Отпусти её, — попросила Лас. — Я скажу.

Каэр отползала в сторону, мотала головой — изо рта её вытекала струйка крови. Нет, пыталась она прошептать, нет, не говори!

Незнакомка отпустила жертву, выпрямилась и молча протянула Лас руку.

Нужно просто взять за руку. Остальное она сделает сама.

Слово, пусть всё будет по-твоему, подумала Лас и взялась за протянутую руку.

Если тот, кто написал картину, действительно хотел добра, слово примет правильное решение. Такое, чтобы стало лучше всем. Всем без исключения.

Мира

Связь неожиданно прорвалась. Не было — и вдруг появилась. Голос Инженера.

— База ноль, ответьте! База ноль, ответьте, если слышите нас!

— Куница, база ноль, — отозвалась Мира. Ноги не держат. И руки еле шевелятся. — Куда вы делись, чтоб вам лопнуть?

— Куница! — восторг в голосе Инженера. — Вокруг острова эскадра, они атакуют всё, что приближается. Нам нужно ещё полчаса.

— Дай мне спутники! — крикнула Мира, решение пришло в голову неожиданно. Она выключила костюм и тут же на неё обрушился дождь. Обычный, прохладный, никакого клея. И запах, ни с чем не сравнимый, прекрасный аромат грозы! — Метеоспутники!

— Я тебе сейчас устрою предсказание, — подумала Мира вслух. — Напридумывал, зараза!

Достать панель управления получилось не с первого раза. Ещё немного, подумала Мира, и я свалюсь.

Вессен

Они шли и шли. И были необычно проворными, хотя кто сказал, что необычно, многие ли сражались с восставшими скелетами? Вессен вначале била их руками и ногами, но после попадания по одному из скелетов руку пронзила острая боль. Защищаются! Хорошо, нашлась труба — старая, ржавая труба, обломок в руку длиной. И дела сразу же пошли веселее.

Вессен не забывала считать заряды. Ещё двадцать… девятнадцать… парень сам не успеет перезарядить. Напролом!

— Ко мне! — крикнула она. За скелетами показалось относительно свободное пространство. Костюмы отчего-то потребляли намного больше энергии, чем должны, и просто так не отсидеться. Да и кого ждать? Судя по обрывкам разговоров в эфире, у других свои сложности.

— Бежим! — Вессен отобрала один из пистолетов, перезарядила. Отлично, удастся прожить немного дольше. Эверан бежал, отмахиваясь от цепких пальцев, в его пистолете уже кончились заряды — бил им, как кастетом.

Лас

Она взяла её за руку… и отшатнулась. А Лас забыла слово… нет, постойте… слово изменилось. Оно изменилось, начало меняться, звучание его становилось другим, и… пропало.

Незнакомка отшатнулась, посмотрела на Лас в недоумении.

Свет. Свет проникал сквозь щёлки между занавесками. Настоящий свет!

Лас кинулась к столу. Незнакомка молча махнула рукой… и ничего не случилось. Лас схватила рукопись и кинулась к окну.

— Нет! — крикнула Незнакомка, в голосе её прозвучал страх. — Не смей!

Удар по двери.

— Лас, это я! — голос Хорька. — Отвернитесь от двери!

— Не смей! — крикнула Незнакомка. Лас молча сорвала занавеску и яркий, странный свет пролился на пол. Ночь… тёмное небо… и свет!

Мира

— Ага, отлично, — оскалилась Мира. Стало ясно, как днём — спутники могли и освещать, их часто используют при спасательных работах. По ночам или при сильном задымлении. Ага, а вот и температура. Ставим минимум. Потом отключим. Минимум! Самый сильный мороз, который только можно придумать!

…когда минуты через три вместо дождя стали падать градинки, Мира упала на спину и расхохоталась.

— Снег… — прошептала Незнакомка. — Нет, не может быть! Нет! — крикнула она. — Нельзя!

И умолкла. Лас смотрела, не без злорадства, как Незнакомка оседает на пол. Каэр едва успела отползти. Лас подошла к ней, взяла за руку. Вытянула другую руку, подставляя свиток под чистый сильный свет. Солнечный свет, запасённый заранее и возвращающийся теперь на планету.

Вспышка. И ворвавшийся в комнатку Хорёк увидел только лежащую на полу, без сознания, Незнакомку.

Лас и Каэр

Вокруг была цветущая земля без конца и края. А позади них с Каэр — пролом тьмы, там была видна комната в башне и Хорёк, недоуменно озирающийся. Не видит и не слышит.

Их было девятеро. Стояли рядом с Лас и Каэр. Девушка не отпускала её руку.

Лас узнала их. Такими их рисовали на иллюстрациях. Все девять — Королева, Ведьма, Тень, Гадалка, Лекарь, Бард, Воин, Слуга и… Лас прижала ладони к вискам. Девять?! Постойте, почему девять, когда…

— Их было восемь, — прошептала Каэр. — Смотрите, девятая… это же вы! Правда!

Они сделали шаг в сторону пришелиц. И тотчас же за их спинами открылся другой проход в пространстве. По ту его сторону ослепительно сияло солнце.

— Отпустите её, — попросила Лас. — Я уже готова. Отпустите её, пожалуйста.

— Нет, — шепнула Каэр. — Я не уйду.

Девятеро улыбнулись. Воин пошёл к ним первым.

— Мир вам, — прошептал он… или она? Лас не могла понять. — Спасибо и прощайте.

Он первым ушёл в пролом, где сиял свет. Потом пошли остальные. Третьей была девушка, похожая на саму Лас. Кто она? Откуда взялась в этой компании?

— Мир вам, — прошептала она, обняла Лас (та вздрогнула, почуяв саму себя) и Каэр. — Спасибо и прощайте.

Королева была предпоследней и её Лас долго не хотела отпускать.

Последней была Ведьма.

— Подари мне розу, — потребовала она. — И я отпущу вас обеих.

— Подарю, — улыбнулась Лас. Ведьма легонько коснулась её ладони… и ушла, кивнув.

— А мы? — шепнула Каэр. — Как здесь красиво! Вы пожалели её, да? Там, в башне?

Её, тебя, весь мир… нет, не пожалела, подумала Лас. Просто поняла, что люблю этот мир, даже такой, в котором есть страдания, смерть и страх.

— И да и нет, — Лас обняла её. — Нам туда. Мне туда, — указала она на тёмный пролом. — А ты — решай.

— Я с вами! — Каэр ответила немедленно. — Я с вами!

Башня

— Что с ней? — спросила Лас. Хорёк не удивился, обнаружив, что они вернулись. Удивишься теперь чему-нибудь, как же.

— Спит, — пояснил Хорёк. — Она ничего не будет помнить. Так будет лучше для всех.

Каэр опустилась на колени и погладила спящую Незнакомку… нет, незнакомку по щеке.

— Приятных снов, — пожелала она.

— Что с остальными? — Лас устало опустилась на пол. Свиток. Так и держит его в руке. Правда, теперь это обычный старый пергамент. Чудеса кончились? Или нет?

— Вроде все живы, — Хорёк тоже уселся. — Честно говоря, я бы немного отдохнул.

И они рассмеялись, все трое. Лас с трудом встала подошла к окну.

Море успокаивалось. И алая полоска тронула восток.

— Скоро восход, — пояснила Лас. — Какой свежий воздух! Правда?

Страна Цветов, Вассео 25, 9:30

— Лас, ты куда? — Вейс стояла, подбоченившись. Столько гостей! Столько хлопот! А Лас опять сидит днями в комнате и делает вид, что ничего не обещала. — Дорман уже здесь! Ждёт тебя!

— Я обещала! — Лас накинула плащ. — Я обещала ей розу.

Вейс вздохнула.

— Ты не отвертишься! Давай, я с тобой!

— Нет, я сама.

— Тогда принеси мне из сарая растопку, дрова все сырые, — Вейс пошла на кухню. Но какие гости! Когда ещё удалось бы собрать всех-всех-всех родственников. Там, на Шамтеране, наводят порядок, чинят и лечат, спасают… Буря столетия. Уж точно!

Лас вернулась минут через пять, сорвала плащ и бросила его в печь. От неё странно пахло — чем-то едким.

— Что с тобой?! — Вейс подбежала, взяла её за руки. — Лас! Что стряслось?

— Её последняя пакость, — Лас поджала губы. — Отравленная роза. Но я не буду её ненавидеть. Никогда не буду. — Она сорвала с себя всю одежду, осталась в чём мать родила. Одежда пошла в печь.

— Лас!! — Вейс была потрясена. — Ты что?!

— Выбрось золу подальше, — посоветовала Лас. — Там какой-то яд. Нет, лучше собери в банку и отдай Стайену. Пусть спрячет подальше. Где Дорман?

— У тебя в комнате! — Вейс сорвала с вешалки свой плащ, набросила на Лас. — Иди! Горе моё… Иди же!

* * *

Лас вернулась минут через десять. Сияя, словно солнце.

— Сказала? — шёпотом поинтересовалась Вейс, хотя и так чувствовала ответ.

— Сказала. Он сказал, что подумает, — и они обе рассмеялись. Положено говорить именно так, что подумает. Ох уж эти обычаи! — А ты?

— Нет ещё!

— Ну, знаешь! — возмутилась Лас. — Иди сейчас же!

— Он потом или пересолит что-нибудь, или порежется! Ты же знаешь мужчин!

— Глупая отговорка! Хорошо, после праздника. На следующее же утро чтобы сказала!

— Да, — Вейс опустила голову. Лас рассмеялась.

— А я выиграла спор! Я первая, Медвежонок!

— Выиграла, — проворчала Вейс. — Загадывай желание.

— Успею! Всё, идём, помогу.

— А одеться не хочешь? — поинтересовалась Вейс и они снова рассмеялись

— Чихать я хотела! Я у себя дома! И мы живы, понимаешь, все живы! И будем жить теперь своей жизнью, долго-долго, да?

— Да, — Вейс обняла её. — Завтра мы всё уберём, гости разъедутся и мы тоже уедем. Туда, где два домика на берегу моря.

29. Утешение

Вейс, Тессерон, Техаон 1, 1289 В.Д., 23:20

Вейс уселась в постели. Что-то не так. Сон только что пришёл к ней — сон, в котором она бежала по пещерам, а позади плыли, неслись за ней призраки — и та, без лица, и кто-то, очень похожий на Незнакомку.

Вейс проснулась — словно выпрыгнула из сна. Уселась, ощущая, что обливается потом — и не из-за жары.

Повернула голову — не разбудила ли Лас? Вполне могла и вскрикнуть. Но Лас не было рядом. И… запах. Странный, незнакомый запах. Вейс потрогала подушку Лас, простыню — даже под лёгким одеялом жарко, месяц Техаон начинается жуткой жарой.

Прохладные. Лас ушла, и ушла давно. Но откуда запах? Неприятный, странный запах — запах болезни. Что случилось с Лас? Вчера вечером она была просто уставшей, но не казалась больной. Вчера, когда все они не верили, что вернулись с острова бурь, где кончилась самая главная буря, и в который раз все подумали — всё позади. Отдохнуть, выспаться в этой стране грёз — и всё, домой, назад, жить настоящей жизнью.

— Лас?

Вейс на цыпочках подобралась к ванной. Прислушалась… Лас иногда плакала здесь. Слёзы нужны, не всегда можно без них. Тихо. Вейс почувствовала, что краснеет, приоткрыла дверь…

Тот же запах. Накатил волной. И смятое полотенце — Лас вытиралась им, то чувствуется… что за запах? Что такого случилось с Лас?

Вейс набросила халат, поняла, что её знобит. Нехорошее предчувствие ворочалось в груди. Сердце схватило, да так, что Вейс чуть было не позвала на помощь. Пришла в себя у стола, во рту таяла хинная горечь — нашла таблетки от сердца.

— Лас! — Вейс поняла, что Лас действительно ушла. И если не вернулась сюда — что-то случилось.

Дом спит. Все спят, неделя выдалась тяжёлой. Вейс бросилась к комнате Лас, не сразу сумела отомкнуть замок.

Лас была здесь. Торопилась, что-то искала. Вон, шкаф весь перерыт, и снова этот запах. И ни записки, ничего.

Что она взяла? Во что оделась? Вейс торопливо перебрала вещи. За столько лет успела всё запомнить, гардероб Лас меняла нечасто, да и зачем? Нет походного комплекта — Лас брала его, когда улетала куда-нибудь, посидеть в одиночестве. Полотенца, рюкзак. Куда она собралась?

И… Вейс не сразу решилась заглянуть в «запретную» секцию. Обе они хранили там свои последние наряды. И никогда о них не говорили. Как только Лас начала думать о смерти, Вейс тоже задумалась. Кончилось тем, что положила туда свой белый тефан, последнюю одежду, белые же туфли с зелёными пряжками, и всё. И хватит думать — одежда есть, а остальное неважно.

Секцию тоже открывали. И одного комплекта одежды там не было.

В этот самый момент Вейс перепугалась, окончательно и уже не помнила, что с ней было. Когда пришла в себя, в комнате были все остальные — Мира, Стайен, Вессен, Сэнье и Крайен. Вейс только показывала рукой на полку и не могла ничего сказать.

— Мира, найди её, — приказала Вессен. — Вейс, прошу вас. Идёмте, идёмте отсюда. Мы найдём её, мы сейчас же начнём искать её. Всё будет хорошо.

Не будет, подумала Вейс, и забытье поглотило её. Ненадолго, но поглотило. А когда Вейс открыла глаза, то оказалась в своей комнате, на другой кровати, и рядом сидела Мира. И на лбу Миры были морщины — видимо, хороших новостей нет.

— Где? — сумела спросить Вейс. Мира молча помогла ей усесться, протянула стакан с водой. Теперь Вейс видела, что Мира осунулась.

— «Сокола» нет, — пояснила Мира. — Мы ищем. Полсотни эфемеров над планетой. Кто-то отключил спутник связи, мы не сразу это поняли. Её мобильный не отвечает. Но по проходу никто не проезжал, она всё ещё в Стране Цветов.

Вейс снова закрыла глаза. Мира взяла её за руку.

— Помоги, — Вейс открыла глаза. — Мне пора на кухню.

— Может, лучше полежать? Вейс, ты ужасно выглядишь, прости.

— Мне нельзя, — Вейс уселась. — Если я останусь, я сойду с ума. Мне нужно чем-нибудь заняться.

* * *

На кухне Вейс успела за полчаса разбить две небьющихся тарелки, сильно порезать большой палец правой руки, обжечься маслом. Когда она едва не опрокинула на себя кастрюлю с кипятком, Крайен взял её за плечи и отвёл в сторону.

— Вейс, голубушка, посидите здесь. Нельзя так, вы чуть не покалечились!

— Оставьте меня в покое! — крикнула Вейс. — Все оставьте! Уйдите отсюда, уйдите!

И расплакалась, усевшись прямо на пол.

Когда она очнулась, то вновь оказалась в своей комнате — и Сэнье сидела рядом. Седая экономка что-то говорила, успокаивала, а Вейс ощущала, с каждой секундой всё сильнее, что не может находиться здесь, где совсем недавно Лас спала с ней бок о бок.

— Сэнье, — Вейс уселась. — Куда угодно, только не в этой комнате. Я здесь не выдержу.

Сэнье кивнула и помогла ей подняться.

— И пожалуйста, не убирайтесь здесь, — попросила Вейс. — И у неё не убирайтесь. Ничего не трогайте, хорошо?

— Конечно, — заверила Сэнье. — Идёмте, у вас ведь много пустых комнат. Я сейчас приготовлю вам такую.

— Нет, — Вейс прикрыла глаза. — На кухню. Я просто посижу! Я не могу сейчас одна, простите, я уже не соображаю, что говорю!

— Давайте посидим в гостиной! Я принесу вам кофе, и помолчим, или поговорим о чём хотите. Мы там уже всё приготовили. Я прошу вас, не переживайте. Если бы вы знали, сколько людей её сейчас ищет! Они обязательно найдут!

— Да, — Вейс уже не могла спорить. Она сама умела утешать, и делала это часто, и находила слова. А сейчас? Если Лас не хочет, чтобы её нашли, её не найдут. «Сокол» умеет летать в космос, а спутников слежения здесь нет. То есть всего три, и те наблюдают за поместьем.

Лас, ну зачем, зачем ты так сделала?! Что могло быть такого, что ты не смогла поведать мне? Неужели бы я не постаралась помочь?

Сэнье отвела её в гостиную, и усадила в кресло у камина, и разожгла огонь. Когда она пришла с горячим мёдом, рецепт самой Вейс, та уже спала. Сэнье уселась рядом, занялась вязанием. Очень успокаивает нервы. Ведь ночь на дворе, и до рассвета далеко.

Вейс спала, как убитая. Перенервничала. Вскоре Мира сменила Сэнье. Мира была невесёлой — видимо, никаких новостей. А ведь эфемеры уже исследовали каждый закоулок планеты. Куда же делась Лас?

Вейс, Техаон 2, 3:35

Вейс пошевелилась и поняла, что дремлет в кресле, закутавшись в плед. Но не было жарко, а ведь ещё и камин горит!

— Всё в порядке? — голос Миры. Вейс уселась, выбралась из-под пледа. Светает, но ещё ночь.

— Нет, — она погладила перебинтованный, раненый палец. Бальзам действует изумительно, порез уже почти зажил. — Есть новости?

— Нет, — Мира взяла её за руку. — Вейс, может, поспать по-настоящему? Я знаю, ты не хочешь у себя. У меня можно. Там спокойно!

Вейс посмотрела в глаза Миры, та всё поняла.

— Нет, — она пригладила волосы. — Только я, я одна. Пойдём?

— Пойдём, — Вейс заметила остывший бокал с мёдом и выпила залпом. Почти сразу же захотелось спать. Она с трудом поднялась по лестнице, Мира что-то говорила ей, но Вейс ничего не слушала. Я проснусь, думала она, и снова буду не одна, и она скажет, что передумала, что вернулась…

— В одежде? — Вейс недоумённо подняла взгляд. Мира задала вопрос, и, похоже, не в первый раз.

— Спать будешь в одежде?

Вейс хотела попросить её отвернуться, но, во-первых, уже не было сил, а, во-вторых, уже было всё равно. Она уснула, едва только улеглась. Мира покачала головой, прикрыла её и уселась на пол — так уже было, подумала она, но совсем по-другому.

— «Сокол» вышел на связь, — услышала она голос Стайена. Так и не сняла гарнитуру. — Вессен, мы вылетаем, это четыреста сорок пять километров к северу, телефон Лас тоже ожил, но трубку не снимают.

Мира вскочила, обернулась — Вейс спит, её только пушкой разбудишь — и выскользнула из комнаты.

* * *

— Что там случилось? — поинтересовалась Мира. Вессен успела вызвать две спасательных команды, и сейчас в кинозале было полно народа.

— «Сокол» нашёлся, — ответила Вессен. — Внутри никого. Туда уже летит спасательная команда, выпущено два роя, мы ищем. Есть вопросы? — она обвела взглядом остальных. — Хорошо, тогда приступаем. Командиры групп, докладывать каждые полчаса.

Ещё пара минут, и в комнате остались только они вдвоём.

— Тебе лучше с ней сейчас побыть, — Вессен выслушивала сообщения, и на лице её оставалось каменное, непроницаемое выражение. — Не нравится мне это. Она вывела «Сокола» на орбиту, почти час там ждала, потом приземлилась и ушла.

— Ни записок, ничего?

— Ничего. Да ты сама её видела — у неё был повод уходить? Забрала белую одежду…

— Собирается умереть, — Мира произнесла то, что здесь никто не говорил вслух. — Она не всё нам рассказала об острове. Что-то там всё-таки случилось. Хорошо, я пошла к Вейс.

* * *

Мира сидела, то смотрела на спокойно спящую Вейс — сумела уснуть, безо всяких лекарств, то вспоминала последнюю операцию. Вспоминала лицо той девочки, когда удар невидимой дубины, гравитационной петли, отправил ту в последний полёт. Жуткое лицо — Ведьма и в самом деле не понимала, что с ней происходит.

Что там случилось? Почему Лас, когда уже всё позади, вскакивает среди ночи, хватает погребальную одежду, медальон с ядом и уходит — улетает — так, чтобы её труднее всего было найти? Почему, ведь накануне она поговорила с Инженером! У неё нет повода!

Рой уже достиг «Сокола», но вокруг ничего не было. Никаких следов. Словно Лас просто исчезла из машины. Рой способен выследить даже по очень старым следам, его используют в самых сложных условиях — но сейчас он ничего не нашёл. Куда ушла Лас, почему до сих пор не засекли мобильник, никто не может сказать. Стайен сообщает о том, что и где они осматривают, но по голосу слышно — сам не верит, что такое возможно.

Что человек может выйти из автомобиля и просто исчезнуть. Что мобильник можно включить, и его местоположение будет невозможно обнаружить.

Вейс пошевелилась. Открыла глаза и уселась.

— Вейс? — Мира скосила глаза. Восемь утра. — Что…

— Вспышка, — услышала Мира. — Внимание, Госпожа Теней, эфемеры сообщают о вспышке, предварительная версия — падение метеорита. Есть координаты мобильного телефона, рой будет на месте через три минуты.

— Её нет, — Вейс посмотрела в глаза Мире. Говорила спокойно, почти без эмоций. — Её больше нет, Мира.

Мире стало не по себе. Вейс слезла с кровати, пошла умываться — словно сомнамбула, безо всяких эмоций, медленно и не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Мира пошла следом — ей очень не нравилось выражение лица Вейс. А та ничего и никого не замечала.

— Рой нашёл следы, — услышала Мира. — Госпожа Теней, найдены следы, начинаются от места приземления «Сокола». Рой на месте падения метеорита, группа спасателей будет там через две минуты.

— Кофе, — Вейс взяла Миру за руку. — Мира, тебе не трудно проводить меня вниз и сделать кофе?

Механический, неживой голос. Мире стало страшно. Она не сразу переборола страх. Вейс смотрела в её глаза и ждала ответа.

— Да, конечно, — Мира протянула руку и они пошли. Вейс оделась, как на праздник — тефан для торжественных случаев — и эмоции так и не возвращались ни на лицо её, ни в голос. Мира помогла ей спуститься, усадила во главу стола и махнула рукой Сэнье, которая выбежала из кухни и с тревогой смотрела на Вейс.

— Мира, — голос Вессен. — Поднимись ко мне, пожалуйста. Если можешь.

— Сэнье, — Мира взяла экономку за руку. — Я быстро. Не отходите ни на шаг, пусть Крайен сделает ей кофе.

Сэнье едва заметно кивнула — Вейс по-прежнему ни на что не обращала внимания.

* * *

У Вессен в «штабе» были Хорёк, Инженер и Аспирант с Иллюзионистом.

— Что случилось? — поинтересовалась Мира, хотя уже понимала — что.

— Мы нашли место падения метеорита, — Вессен показала картинку. — Рой исследовал окрестности. Мы нашли фрагменты тефана, который взяла с собой Лас. И мы нашли вещи, её рюкзак. Она оставила их примерно в трёхстах метрах от места падения камня.

— Рой обнаружил следы, — пояснил Хорёк, потёр переносицу. — Лас сидела примерно десять минут там, где оставила рюкзак, и отправилась в сторону падения. Других следов нет. Мы пока не знаем, почему рой не смог обнаружить следы до падения метеорита.

Мире стало трудно дышать.

— Боюсь, поиски можно заканчивать, — Вессен встала. — Спасатели будут искать и дальше, но…. - она посмотрела на Аспиранта.

— Я сделал предварительные анализы, — Аспирант, казалось, похудел килограмм на десять за эту ночь. — Лас несколько раз падала, на камнях и ветвях по маршруту её пути мы нашли следы крови. Судя по анализам крови, у Лас системное поражение организма, включая рак крови в последней стадии. Как она смогла в таком состоянии пройти так далеко, я не знаю. По словам Вейс, ещё вчера Лас была в полном порядке, — он посмотрел на Миру. — При таких симптомах окружающие не смогли бы не заметить. Просто по запаху. Ей оставалось жить несколько часов.

— Идёмте, — Вессен встала. — Нужно сказать Вейс.

* * *

Вейс так и сидела за столом. Теперь она держала в руках фотографию — ту, где они вместе с Лас, Тесан и Эвераном. Она посмотрела в глаза Вессен и остальным — и те поняли, что ничего говорить уже не нужно.

Мира подошла к ней первая. Посмотрела в глаза Вейс, вынула оба пистолета и положила на стол. Низко поклонилась, ощущая, что ноги едва держат, и отошла к стене. То же самое сделала и Вессен, вслед за ней — Аспирант, Хорёк, Инженер… Дорман выглядел неважно, у него плохо получалось скрывать чувства.

Сэнье, Крайен — все они тоже подошли к Вейс, к портрету Лас, чтобы отдать последние почести.

Вейс сидела, прижимая фотографию к груди, на лице у неё по-прежнему ничего не отражалось, только слёзы стекали по щекам, одна за другой. Только одна группа спасателей продолжала поиски, хотя уже нечего было искать — остальные все возвращались. Они входили один за другим, у кого было оружие — оставляли на столе, перед портретом.

Мира и не думала, что Орден пришлёт так много людей на поиски. Почти две сотни человек собралось в гостиной.

Минут через пять после того, как вошёл последний, Вейс встала (все тут же склонились), побрела к лестнице. Мира поспешила к ней, протянула руку — Вейс молча взяла её. Рука Вейс была обжигающе горячей, а на лице, впервые, проступил её подлинный возраст.

Никто за их спиной ни пошевелился, ни произнёс ни слова.

Вейс дошла до комнаты Лас. Отпустила руку Миры, посмотрела ей в лицо. Долго шевелила губами, но не могла ничего сказать.

— Тесан, — произнесла она, в конце концов. — Позвони ей, Мира. Если сможет, пусть приедет.

Она покачнулась, Мира тут же её подхватила.

— Нет, — Вейс мягко освободилась. — Я сама. Пожалуйста, не входи.

Взгляд Миры был красноречивым.

— Я справлюсь, — Вейс погладила её по щеке и Мира ощутила, как дрожат руки хозяйки дома. — Спасибо вам всем, — и она расплакалась, уже не сдерживаясь, уселась на пол, прижимая ладони к лицу. Сэнье возникла в конце коридора — Мира жестом изобразила стакан воды и присела, поддерживая Вейс за плечи. Минут через пять Вейс отняла ладони, вытерла рукавом лицо — оно вновь было молодым — и сделала глоток.

— Я справлюсь, — повторила она, сильно сжав ладонь Миры. — Не входи.

Тегарон, Техаон 2, 1289 В.Д., 8:20

Светлая выбежала на улицу. Прямо из-за стола, вскочила, вопреки всему этикету, и помчалась. Тесан бросилась за ней — положено — как и охрана. Однако Ареан не стала распоряжаться, не приказала вернуть девочку за стол. Да и охрана, похоже, уже понимала, когда девочку нужно ловить, а когда — просто быть с ней рядом.

— Май! — Тесан плохо спала эти дни, произошедшее на острове возвращалось вновь и вновь. — Что случилось?! Что с тобой?

Девочка не обращала на неё внимания. Выбежала в парк к фонтану, подняла руки над головой и замерла.

Птицы. Вначале — все те, что жили в парке и поблизости — похоже было, что все они слетелись к Светлой, пролетели над её головой и… улетели прочь, ввысь, за пределы замка.

А потом…

Тесан показалось, что замок обступили тучи. Взявшиеся из ниоткуда тучи — но то были птицы. Они летели отовсюду, они сворачивались в живой смерч над головой Светлой, проносились над её руками и улетали — вдаль, вдаль, вдаль. Тесан чуть не присела, ей хотелось взять Майеринн в охапку и бежать, спасаться.

Минут через пятнадцать всё это кончилось, небо очистилось, и только множество перьев — под ногами, в воде фонтана, на кустах и дорожках — подтверждали, что всё это им не приснилось.

Светлая перестала казаться статуей самой себя и схватила Тесан за руку.

— Нам нужно в город! — указала она. «Городом» девочка называла только столицу. — Сейчас же! — она побежала — по тропинке, к внешним воротам. Тесан едва поспевала, охрана справлялась с этим лучше. Во внешнем дворце девочка тут же свернула к автостоянке и подбежала не к своему автомобилю — в котором её обычно доставляли к местам проведения торжеств — а к машине Тесан. Охранники переглянулись, но, похоже, подобное для них не в диковинку.

* * *

Светлая велела остановить автомобиль у границ университетского парка и подала Тесан руку — иди за мной. Вначале они шли, потом побежали. Тесан не понимала, куда они бегут, а Светлая молчала, только указывала направление.

Поляна, каменная горка, розовый куст на её вершине. Тесан узнала куст — по словам бабушки, няня посадила этот куст давным-давно, с тех пор он всегда в цвету, даже зимой — и ничто его не берёт.

У подножия горки лежало много-много цветов. Розы, ландыши, астры… все цветы были белыми.

Тесан побледнела и только сейчас всё поняла.

Ноги отнялись — Светлая поддержала её, помогла дойти до ближайшей скамейки.

— Няня! — прошептала Тесан. — Нет, не может быть! — и расплакалась. Светлая обняла её, посмотрела на охрану — те отошли подальше, насколько позволяли инструкции.

Люди.

Они шли отовсюду — и все несли цветы, белые цветы. Подходили к их скамейке, кланялись, оставляли цветы. Некоторые стояли, глядя на куст, некоторые уходили почти сразу же.

Солнце померкло. Тесан, всё ещё не поверившая в то, что случилось, подняла взгляд. Тучи затягивали небо — не грозовые, но плотные.

А люди шли и шли.

Вейс

Она затворила дверь и услышала голоса. И увидела — себя и Лас. Лас сидела на стуле перед кроватью, Вейс стояла позади и причёсывала её. Вейс улыбнулась, и схватилась за сердце, то словно иглой пронзили. Ничего, сейчас пройдёт. Это всегда проходит. Это всегда, будь оно проклято, проходит.

Она прислушалась. Они с Лас говорили о всякой чепухе, и было это… когда это было? Давно. Это было давно. Когда Лас милостиво разрешала Вейс, как в старые добрые времена, причесать себя. И только в эти минуты походила на прежнюю Лас, замкнутую в себе девочку, которая умела веселиться и улыбаться, если рядом была её служанка — и никого больше.

Вейс сделала шаг и видение растаяло, пропали и Лас, и она сама, а стул оказался там, где ему и положено — у стола.

Вейс сделала ещё шаг. Снова голоса — это уже недавнее прошлое. Лас в постели, Вейс, в весьма легкомысленно наброшенном халате, сидит на полу у кровати. Говорят, улыбаются… нет. Вейс потрясла головой и видение растворилось. Не сейчас. Я не смогу слушать всё это.

Она подошла к окошку и почти сразу же почувствовала, что в комнате кто-то есть. Оглянулась — женщина в белом. Стоит у зеркала и смотрит на Вейс.

— Ты довольна? — Вейс опустилась на стул. — Теперь ты довольна?

Не хотелось ни злиться, ничего. Больше всего Вейс хотелось только одного — остаться одной.

Женщина подошла, встала рядом со столом — посмотрела в окно, куда только что смотрела сама Вейс.

— Я скорблю вместе с тобой, — её голос показался смутно знакомым. Вейс подняла взгляд — нет, не Незнакомка. Голос её постоянно кого-то напоминал, но трудно было понять кого. Если это не Незнакомка… Вейс стало жарко. Она посмотрела в лицо гостье — та вся светилась белым, и лицо её, хоть и не менялось, тоже напоминало кого-то, и каждую секунду — кого-то другого.

— Вы… — Вейс не сразу совладала с голосом. — Вы…

— Мир осиротел, — женщина смотрела ей в лицо. — Ему нужна хозяйка, Вейс. Нужна та, что сможет помогать и утешать, защищать и согревать.

Вейс мотала головой, отступала… но вскоре стена оказалась за её спиной, отступать было некуда.

— Не бойся меня, — женщина подошла к ней. Вейс закрыла глаза… и страх отступил, пропал, растаял. — Ты умеешь утешать и защищать, и ты теперь здесь хозяйка.

— Нет, — прошептала Вейс, закрыв глаза. Женщина стояла вплотную, от неё пахло не человеком, но грозой, стихией, мощью.

Её взяли за руку — рука оказалась тёплой, человеческой. Вейс открыла глаза. Женщина поднесла ладонь Вейс к своей щеке, и Вейс ощутила влагу. Слёзы.

— Если согласишься, подойди к морю, — женщина отпустила руку Вейс. Та прижимала ладонь к щеке гостьи, не в силах отнять руку — настолько необычным было ощущение. — Подойди и позови меня. Ты устала, Вейс, но ты не ищешь вечного покоя. Если когда-нибудь ты устанешь так, что у тебя не останется сил, подойди к морю. Подойди, и я исполню твоё желание, каким бы оно ни было.

И она исчезла. Рассеялась, развеялась, оставила после себя воздух с запахом грозы и свежесть. Вейс поднесла ладонь к лицу — вся в слезах. Провела ей по своему лицу и закрыла глаза.

Ей привиделась гладь океана, спокойная и безмятежная. Яркое солнце в зените и пронзительно-синее небо.

— Спасибо, — шепнула Вейс, открыв глаза. — Спасибо.

* * *

Она не помнила, сколько времени просидела в комнате у Лас. Прибралась, бережно разложила все вещи по местам. Прижала медвежонка к груди — это единственное, что она отсюда заберёт. Всё остальное останется там же, где и сейчас.

Пора. Вейс обернулась на пороге.

— Не оставляй меня, — прошептала она, прикрыв глаза, и ей показалось, что ветер погладил её по щеке. Тёплое, живое прикосновение.

Вейс закрыла за собой дверь — замок едва слышно щёлкнул. Никто не будет здесь убирать, кроме самой Вейс.

Она спустилась в гостиную — там её ждали Тесан и… Светлая. Но Вейс не заметила никого — на стене теперь висел портрет Лас — недавний, они все сфотографировались после возвращения с острова — и левый угол его теперь украшала белая, траурная лента.

Мира, которая ждала, вместе с Тесан и Майеринн, подумала, что с Вейс случился удар. Бабушка покачнулась, схватилась за голову. Но удержалась, подбежала. Оглянулась — нет стула, достаточно высокого, чтобы снять портрет. Мира была уже рядом, взяла её за руку.

— Вейс? Что случилось?

— Снимите, — голос не повиновался Вейс. — Снимите! — крикнула она. — Сейчас же снимите!

Мира поставила стул, забралась и сняла портрет. Вейс сорвала с него белую ленту, бросилась к камину, швырнула ленту туда. И тотчас же умчалась по лестнице, наверх. Мира хотела было последовать, но Светлая — успела подбежать — схватила её за руку и отрицательно покачала головой.

Через пару минут Вейс вернулась, держа в руке другую, зелёную ленту.

Белая — по тем, кого не стало. Зелёная — по тем, кого ждут.

— Бабушка! — Тесан подбежала к ней. — Бабушка! — и расплакалась, уселась неловко на стул. Вейс прижала её голову к груди.

— Всё хорошо, — шептала она. — Она не ушла от нас, моя милая. Она осталась, чувствуешь? Она осталась с нами.

— Спасибо, — Вейс встретилась взглядом с Майеринн. Вокруг глаз той легли чёрные круги. — Спасибо, дорогая, что приехала. Я не думала, что тебя отпустят.

— Только на один день, — прошептала девочка. — Больше нельзя. У вас так красиво! Идёмте, идёмте из дома! Пожалуйста!

Она повязала ленту и помогла Мире вернуть её на стену. Вейс так и стояла, прижимая внучку к груди, гладила ту по голове.

— Никакого траура, — Крайен и Сэнье также подошли, Вессен и Хорёк стояли поодаль, у лестницы. Вейс обвела всех взглядом. — Никакой тризны, вы слышите? Ни сегодня, ни завтра, никогда. Пока я жива — никогда.

Страна Цветов, вечер

Они сидели за столом, на свежем воздухе. Возле клумбы, на которой не так давно, на тяжёлом дубовом столе красовалась Книга Снов. Вейс, оба внука, Светлая, Мира, Хорёк, Вессен, Дорман, Крайен и Сэнье.

— Вы решили? — Вейс посмотрела в глаза Вессен. — Не я хозяйка, но я знаю, чего хотела Лас.

— Да, — Вессен посмотрела в глаза Хорьку и её брат кивнул, улыбнулся, приглаживая волосы. — Я построю новый Аратрин здесь. Там, где вы разрешите. А дома… пусть будут руины. Я дважды пыталась возвратить их к жизни. Видимо, это знак. Пусть будет память.

— Я рада, — Вейс улыбнулась — похоже, впервые с того ужасного момента. — Я не хочу возвращаться туда, домой. Пока не хочу.

Она встала из-за стола, посмотрела в сторону заката.

— Мне кажется, теперь мой дом здесь, — добавила она. Тесан, Эверан и Светлая переглянулись. — Больше нет вечного покоя. Это страна радости. Мне нужно к морю, если кто-нибудь хочет со мной…

— Мы в другой раз, — Мира взяла за руку Хорька, тот молча кивнул и потёр переносицу. — Вам там лучше побыть одной.

— Нет, — Тесан взяла за руку Майеринн. — Мы с тобой, бабушка. Вери? Дорман?

— Конечно, — Эверан встал и шагнул следом. Инженер, помедлив немного — тоже.

— Спасибо вам всем, — Вейс поклонилась — ей поклонились в ответ. — Я не смогла бы справиться одна.

Смогла бы, подумала Мира, но не стала говорить вслух. Ещё как бы смогла.

— Весс, — она дождалась, когда Вейс с остальными сядут в автомобиль и исчезнут в небе. — Ты правда решила остаться здесь? Построить здесь дом?

— Правда, — Вессен оглядела остальных. — Если кто-то не захочет жить здесь, в новом Аратрине, я пойму.

— Я остаюсь, — Крайен пригладил усы. — Здесь замечательное место. А ездить по делам я могу изредка, у меня отличные управляющие.

— Я тоже, — Сэнье появилась из дома. — Внуки уже большие, а я уже не могу без вас, госпожа, и без вашего дома.

— Выбирай место, — Хорёк достал «волшебную палочку», взмахнул, и над столом вспыхнул, поблек и растворился красный шар света — размером с апельсин. Все невольно улыбнулись. — Выбирай место, сестра, да и начнём. Третий раз — счастливый.

— Она хотела, чтобы мы радовались, — вполголоса заметила Мира. Ей всё ещё было не себе. Невозможно было считать, что Лас уже нет, что она — уже в прошлом. — Да? Она тоже хотела бы?

— Да, — Вессен подняла взгляд, посмотрела на проступающие в зените звёзды. — Я уверена, она так хотела бы. Поэтому не оставила записку, поэтому Вейс запретила траур.

Вейс

Они оставили её у берега моря — видно было, что Вейс нужно побыть у воды одной.

— Она говорит с кем-то? — удивилась Тесан.

— Да, — Светлая сжала её руку. — Я знаю, с кем. Смотрите!

Вейс поклонилась морю и на короткое время окуталась ровным, сильным белым свечением — словно набросила ослепительно-белый плащ. И сияние тут же угасло.

Ощущение спокойствия воцарилось вокруг. Спокойствия, мира и радости.

Вейс подошла к остальным.

— Я согласилась, — она посмотрела в глаза Светлой и та кивнула с важным видом. — Я не хочу пока уезжать отсюда. Даже на день. Ничего, что я провожу вас только до прохода?

— Оставайтесь, — Светлая бросилась к ней, обняла. — Мы ещё приедем. А если меня не пустят, то няня приедет одна… да?

— Конечно, — Тесан обняла бабушку. Та чувствовала, что у внучки слёзы снова рвутся на волю. — Да, милая, — шепнула Вейс. — Плачь, если нужно. Но она всё равно с нами. Поэтому я остаюсь.

— Помогай им, Вери, — Эверана Вейс обняла последним. — Я слышала, Стайен очень гордится тобой. Вот и у вас всё устроилось, теперь я не беспокоюсь. И Лас очень гордилась бы.

— Идёмте, — она шагнула в сторону тропинки — наверх, туда, где автомобиль. — Пора.

* * *

Крайен задержался на кухне допоздна. Не спалось — он спровадил Сэнье, та уже валилась с ног, а сам остался — работа помогала обрести душевное равновесие. Из них всех лучше всего — на людях, как минимум — держалась сама Вейс.

Едва он подумал о ней, как она появилась — закрыла за собой входную дверь. Проверяла, по многолетней привычке, что всё заперто, выключено или включено — как положено.

Она вошла на кухню, взяла Крайена за руку. Тот вопросительно посмотрел в её глаза.

— Я согласна, — Вейс легонько сжала его ладонь. — Но пожалуйста, до конца месяца не будем об этом говорить.

Она приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до щеки. Улыбнулась, и ушла, а великан-повар долго стоял неподвижно и ошеломлённо чесал в затылке.

Вейс, два часа пополуночи

Она сидела на постели, обнимая медвежонка, а сон всё не шёл.

— Подойди к морю, и я исполню твоё желание, — повторила она. Этим вечером она попыталась вырастить розу — просто розу, пурпурную, любимый цвет Лас. Это далось с огромным трудом. И всё. Роза выросла и пришло ощущение — всё, это было твоё последнее волшебство. Нет, не так. В последний раз ты пользовалась её волшебством. Может, так и лучше. Жить, с чем есть, и добиваться всего самой. Вон сколько всего добилась — внуки, выставки, кулинария, «Крепость». Всё сама, никогда не просила помощи, хотя никогда не отказывалась.

— Я справлюсь, Лас, — прошептала Вейс, сбросила тефан на пол — небрежно, не глядя. Подумала, встала и бережно повесила его на стул. — Спи спокойно. Я справлюсь.

Она прижимала игрушку к груди и лицо её украшала счастливая улыбка.

30. Врата покоя

Лас, Страна Цветов, Техаон 2, 1289 В.Д., 4:45

— Ещё немного, — прошептала Лас, и ноги окончательно отказались служить. Зато просветлело в голове. Правда, оставалось всего три таблетки. Попытка умыться дорого обошлась — в ручей кануло несколько очень полезных вещей, когда нога соскользнула с камня. — Ну ещё чуть-чуть!

Болит вывихнутая лодыжка, ноет в печени, в глазах мутно. Старость, Лас. Вот она, старость. Ещё немного, и ты начнёшь ощущать, как должен чувствовать себя человек в сто лет.

Зеркало Лас выбросила. Боялась, что если посмотрит на своё лицо, то сил не хватит уже ни на что.

И медальон всё чаще приходил на ум.

Хорошо, что взяла с собой много мягкой пищи — то, что очень удобно в походах. И питьё. Рюкзак значительно облегчился, но даже лёгкий, он немилосердно давил на спину. Ломило и спину и все суставы…

Это роза. Чёрная, ядовитая роза, которую Лас, не понимая, что делает, вызвала к жизни. Вот она, месть. Но не вырвать это чудовищное растение Лас не могла. Насекомые падали замертво, пролетая над ней. И всё вокруг кустаначало погибать. Трава вяла на глазах, жухла и превращалась в коричневые чешуйки. Лас испугалась так, что едва не упала без чувств. Схватилась за куст, старалась не уколоться шипами, не перепачкаться в соке. Погубила тефан и плащ, выкорчёвывая растение. Извела банку топлива, чтобы сжечь дотла. И всё равно — видимо, хватило аромата. Приятный, но… через несколько минут от него возникал омерзительный привкус во рту. И во всём мерещился трупный запах.

Никто ни в чём не виноват, подумала Лас. Не виноват Майри-Та, написавший своё жуткое произведение. Не виноват тот, кто выпустил эту книжку. Не виноваты дети, полюбившие эту сказку. Никто ни в чём не виноват. Просто так сложилось — и этот яд, который в малых дозах — чудесное лекарство, отравлял бы и дальше, и всё, что случилось с ней и её друзьями, повторялось бы вновь и вновь. Но теперь… теперь Лас — последняя напившаяся яда. Они поймут. Вейс, внуки, все-все-все поймут. Когда-нибудь поймут.

Вставай, приказала она самой себе. Стоило посидеть в тени, как возникали мысли — остаться, никуда не идти, как-нибудь обойдётся. Предательские мысли, явно нашёптанные той же силой, что вложила силу в слова сказки. Дёсны болят, словно полон рот углей. Зубы уже шатаются. Кожа… руки словно обтянуты пергаментом, кожа сухая и неприятная на ощупь. Ты старуха, Лас. Хорошо, что они тебя не видят.

…Она шла, час или два. Может, три, может десять. Шла, подгоняя себя вначале окриками, потом ругательствами. Море. Нужно дойти до моря. Вода очищает всё, из неё всё вышло — туда и вернуться.

Но силы иссякли раньше. Море уже было слышно и видно — но не хватит сил спуститься по крутому спуску, а уж где взять корабль или плот, и думать нечего.

Мысль пришла неожиданно. Всё, Лас. Конец пути. Здесь и сейчас.

Лас сумела подойти к краю скалы — океан приветливо шелестел в сотне шагов вперёд и сотне метров вниз. Здесь так здесь. Теперь предстояло последнее, и самое неприятное.

Белый тефан сохранился и даже остался белым — даром что Лас пару раз падала в ручей вместе с ним. Чудо, что не утонула — всё было бы напрасно. Рядом с морем есть ещё шанс уничтожить заразу, а в лесу…

Руки и ноги слушались плохо. И запах… Лас мылась, в каждом ручье, но сейчас, стоило начать распускать тефан, она ощутила нечто невообразимое… Великое Море, почему так?! Кожа — высохшая, пятнистая, да, но чистая! Откуда этот запах?! Одеться в белое стоило немыслимых усилий. В горле стоял комок, прикасаться к себе самой было противно.

Всё. Непослушными пальцами включила мобильник. Пусть, если захотят — смогут найти. С собой — кинжал, медальон и коробочку. Если она не напутала, то достаточно просто включить таймер. И через десять минут огонь прольётся из коробочки — огонь, как и морская вода, очищает всё. Свиток — тоже с собой. Майри-Та, если бы вы знали, что вы натворили…

Впрочем, может, он всё прекрасно знал. Теперь Лас никого и ни за что не осуждает. Но как долго этому пришлось учиться!

Она уселась на камни шагах в ста от места, где бросила вещи. Так, чтобы видеть океан. Слабость уже накатывала — вскоре Лас не сможет ни шевелиться, ни уж тем более ходить. Лас достала из коробочки пульт — «мёртвая рука». Достаточно нажать кнопку и держать. Как только она отпустит, время пойдёт. Кнопка показалась тугой — нажать получилось не сразу.

Ей показалось, что зазвонил телефон. Пусть. Даже если бы были силы доползти туда и поднять трубку, что она скажет? Что вообще можно сказать?

Всё поплыло перед глазами. Прощайте, успела подумать Лас. Простите, если сможете.

Лас, долина скорби

Лас проснулась — и уселась, по привычке. Тело слушалось, хотя и плохо. Вечер — солнце только что утонуло в океане, тьма стремительно густеет вокруг. Что случилось? Коробочка не сработала? Ох уж эта техника…

Лас поднесла ладони к лицу. Нет того жуткого запаха, смрада, который не так давно издавала её кожа. Кожа по-прежнему пятнистая и иссохшая, но уже не настолько мерзкая. Что теперь? Что делать, когда вновь накатит слабость, на этот раз — навсегда?

Я не хочу лежать здесь и гнить заживо, подумала Лас. Не хочу. Так нельзя. Значит — включить бомбу самой, прямо сейчас. Пока есть силы.

Она обернулась.

Нет коробочки. Нет вещей поодаль. Зато поняла, что рядом кто-то стоит. Но, странное дело, не смогла понять даже — мужчина или женщина.

Лас подняла взгляд. Девушка. На голову выше самой Лас, веснушчатая, рыжеволосая. В руке её горел фонарь — старый, древний фонарь. На Сердце Мира в такой заливали очищенный рыбий жир. По традиции.

— Кто… — голос не слушался Лас — Кто вы?

И осознала, что не сразу может вспомнить своё имя. Не может припомнить, как звали её подругу, в прошлом — служанку. Как звали маму… Лас перепугалась. Да, она стремительно стареет, но чтобы память начала пропадать настолько быстро!

— Нет, — голос девушки показался знакомым. — Не старайся, не нужно. Здесь нет имён.

— Здесь… — Лас не сразу поняла, о чём та. А когда поняла, потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать. Да и чем помог бы крик?

— Идём, — девушка протянула руку. — Я провожу тебя.

* * *

За спиной у девушки оказалась пещера. Запахи, которые текли оттуда, отбивали всякие мысли о том, что там есть что-то хорошее. Я увижу последнее чудо, думала Лас. Я уже никогда о нём не расскажу, но хотя бы увижу.

— Мы знакомы? — спросила она у своей спутницы. Та посмотрела ей в лицо, улыбнулась.

— Да, конечно. Не нужно вспоминать. Не это сейчас главное.

— А что? — Лас остановилась. И сразу же от стен, с пола, с потолка пещеры к ней потянулись… не то щупальца, не то длинные руки.

— Здесь нельзя стоять, — пояснила рыжеволосая. — Если тебя схватят, то никто уже не сможет помочь. Даже я.

И они пошли. Едва Лас сделала шаг, как щупальца пропали.

— Что главное? — повторила Лас. Я умерла, подумала она. Но чувствую, как бьётся сердце. Я мыслю, и кое-что ещё помню.

— Ты должна ответить, не я, — девушка вручила ей фонарь. — Иди прямо. Не сворачивай, и ничего не бойся.

— Что со мной будет? — Лас не могла не спросить об этом.

Девушка улыбнулась.

— Все спрашивают. Я не имею права говорить. Главное, не бойся. Здесь уже нечего бояться. Иди же!

Она легонько толкнула Лас в спину и та пошла. И шла, и шла… стараясь не думать, что творится вокруг — доносились вздохи, стоны, крики — как-будто с огромной глубины. И тьма. Света фонаря едва-едва хватало, чтобы осветить дорогу. Каменистую тропинку, петлявшую среди огромных скал.

Тропинка неожиданно нырнула в расщелину, а когда Лас спустилась по ней (камни на ощупь были тёплыми и казались живыми — это не придавало уверенности), через три шага поняла, что стоит у входа на мост.

Он простирался куда хватало света влево и вправо, а вперёд тянулся бесконечно.

Всё. Лас помнит, что рассказывала её бабушка об этом месте. Достаточно сделать один последний шаг. Войти на мост.

Щупальца начали прорастать из камней под её ногами. И принять решение оказалось проще простого.

Едва Лас вступила на мост, как во мгле появился новый источник света. Прямо перед ней, куда вёл мост. Искорка света — чем дальше Лас шла, тем крупнее становилась искорка. Выход! Выход наружу! Но неужели отсюда можно выйти?!

— Я ждала вас, — донеслось из тьмы рядом с Лас. От звука этого голоса Лас стало не по себе. Что-то шагнуло навстречу, загородило на миг пятнышко света. — Я провожу вас, если не возражаете.

Два огонька загорелись в темноте. Глаза, подумала Лас. Я вижу её глаза.

Она вежливо поклонилась — но не так, как кланялась бы Королеве. Много будет чести.

— Что со мной будет? — осмелилась спросить Лас.

— Вам решать, — послышалось слева от неё. — Дайте Мне руку, Лас.

Рука оказалась тёплой.

— Вы можете задать мне три вопроса, Лас. Только три. Не Я придумала эти правила. И не стойте на месте, вам нельзя здесь стоять.

И они пошли. Туда, ко всё растущему пятнышку.

— Что это за свет впереди? — после долгого молчания решилась Лас.

— Вы видите свет? Это замечательно, Лас. Я не сомневалась в вас раньше, не сомневаюсь и теперь. Это цель вашего пути. То, что вы заслужили.

— Сколько времени я там проведу?

Тень пожала плечами. Лас не видела этого, фонарь почти совсем угас, но поняла.

— Я никого не держу здесь силой. Вам решать.

— Не держите?! — поразилась Лас. И поняла, что вопросы кончились.

— Это не считается вопросом. Да, я никого не держу. Вы слышали стоны, верно? Знаете, кто это? Это те, кто умерли ещё до рождения.

— Как это?! — не удержалась Лас. Ей стало страшно.

— Те, кто концом всего считают смерть. Кто считает, что жизнь лишена смысла, потому что всё кончится, когда они умрут.

— Что вы с ними делаете? Почему они так кричат?!

— Я их утешаю, — Тень сильнее сжала руку Лас. — Это всё, что Я могу для них сделать. А вы что подумали?

— Я думала… я думала, вы здесь хозяйка!

— Верно, — проход был уже шагах в ста, и Лас понемногу начала различать очертания той, что шла с ней рука об руку. — Но Я не придумываю наказаний. Я не мучаю, не оправдываю и не осуждаю. Я просто слежу, чтобы всё шло так, как положено. Чтобы вы сами исполняли свои приговоры себе.

Лас долго молчала.

— Что будет моим приговором?

— Вы это знаете лучше Меня. Дайте фонарь, — Тень остановилась шагах в двадцати от выхода. — Я не люблю свет. А вам фонарь уже не нужен.

— Скажите… а кто-то не видит света?

— Многие, — кивнула Тень, сгусток темноты с красными угольками глаз. — Они бродят, пока не придёт их час, пока не растворятся в пустоте, из которой пришли.

— Могу ли я задать ещё вопрос, теаренти?

— Да. У меня мало времени, но задавайте.

— Мои друзья… они уже здесь? Они пришли раньше меня?

— Я не отвечаю на такие вопросы. Правило. Я скажу одно, туда, — Тень махнула рукой в сторону пропасти, — никто из них не попадёт. Я уверена. До встречи, Лас. Пусть она будет нескоро.

— До встречи, — Лас учтиво поклонилась.

— Вы Мне очень нравитесь, Лас. Знаете, почему? Вы не обратились ко Мне «госпожа».

Лас улыбнулась, отвернулась и сделала три шага. Быстро, чтобы не передумать.

Светло — но нет солнца на небе. Тепло и свежо — но вокруг нет ни деревьев, ни даже травы. Голые камни. Что это за место? И куда теперь?

Только не туда, подумала Лас, глядя на выход к мосту. Только не туда.

Лас, лабиринт

То холмы, до низины, и кругом — только камни. Лас бродила здесь невесть сколько. Нужно было оставить себе часы, подумала она и засмеялась, до того нелепой показалась мысль. Проверила, что у неё с собой. Медальон. Кинжал. Рукопись Майри-Та. Вот интересно, если съесть то, что в медальоне, то что будет? Умрёшь насовсем? Воскреснешь?

Скрип, шорох. Она здесь не одна?

Лас пробежала несколько поворотов — силы прибавлялись с каждым движением — и увидела пожилого мужчину. По виду — северянин, с дальнего севера Шеам. В волчьей шкуре поверх старой-престарой куртки, в поношенных кожаных штанах и старых сапогах. Он встретился взглядом с Лас и помахал ей рукой, улыбнулся. Лас помахала ему в ответ.

Что теперь? Есть не хочется, пить не хочется… ничего другого, хвала Морю, тоже не хочется. Лас посмотрела на руки. Ей показалось, или пятнышек, мерзких пятнышек на руках становится меньше?

Вот сейчас она отдала бы всё, что у неё оставалось, чтобы посмотреться в зеркало!

Её тронули за плечо. Лас обернулась — и увидела ту, рыжеволосую. Она-то что здесь делает? Девушка держала в руке небольшое зеркальце и вопросительно смотрела на Лас. Протянула руку — давай, мол.

Нет. Лас вздрогнула. Похоже, тут нужно быть осторожнее с мыслями.

А где старик? Куда он направился?

Лас взбежала на холм. Старик шёл себе и шёл, уверенно — знает, куда идти? Шёл-шёл и вдруг… исчез. Лас помчалась туда, где он только что стоял.

Шагах в десяти она почувствовала. Почувствовала, что тело становится лёгким, что откуда-то спереди потянуло зимней свежестью. А потом увидела проход. Или что это было на самом деле? Ещё шаг. Тело начали покалывать иголочки, в спину подул ветерок — словно подбадривая- давай-давай, сделай ещё несколько шагов!

Туда?

Лас вспомнила про рукопись. Нет. Не туда или не сейчас. И ветерок прекратился. Она посмотрела в проход, с трудом отвернулась.

Мне нужен Майри-Та, подумала она. Но я ничего не собираюсь отдавать за это. Он здесь. Если я правильно понимаю, он всё ещё где-то здесь.

И она пошла. И чем дальше шла, тем больше других людей попадалось ей. Кто-то шёл, кто-то стоял, озираясь. Кто-то плакал, кто-то пел, но большинство молчали.

— Майри-Та! — позвала Лас. — Мастер, где вы?

Ей показалось, или она услышала голос — голос, читающий нараспев? Читающий что-то очень знакомое?

Лас побежала. Сил становилось всё больше, но кто знает, надолго ли это!

* * *

Она нашла его не сразу. Но когда увидела… ей стало страшно. Майри-та сидел на невысоком камне, на просторной площади. А вокруг него…

Вокруг него ходили они. Сотни, может, тысячи. Они все походили одна на другую, от одного их взгляда Лас бросало в дрожь.

Что-то с ними не так… они не видят? Они все слепы?

Лас подошла ближе. Девушки не были все на одно лицо, но у каждой на лице застыло похожее выражение — ненависть, отчаяние, страх, сплавленные воедино. Холодом веяло от каждой. Едва Лас подошла к ближайшим на несколько шагов, как те отпрянули в сторону. Смотрели вокруг — но ничего не видели. Но уступали дорогу, отступали, не приближались.

Он читал. Смотрел куда-то вверх, в то, что могло быть небесами, и читал. Читал то, что потом стали читать миллионам детей, что потом читали сами дети. Великое Море, ужаснулась Лас, они все приходят сюда! Они все приходят, чтобы найти его!

— Мастер, — позвала она. — Что вы делаете?

Майри-Та вздрогнул, открыл глаза. Посмотрел в её сторону.

— Свет, — поразился он. — Вы светитесь, вы знаете об этом? Кто вы?

«Здесь нет имён», — чуть не ответила Лас, но передумала и представилась.

— Как вам удаётся ходить в такой мгле? Простите, теаренти, — он вновь принялся читать свою сказку. Какой у него красивый голос, подумала Лас.

— Здесь светло, Мастер! Здесь светло, как днём, неужели вы не видите?!

— Здесь было светло, — отозвался он. — Простите. Мне нельзя останавливаться. Они рядом, я чувствую. Они разорвут меня, если я замолчу.

Она сделала ещё шаг — девушки вокруг торопливо разбегались, сшибая друг дружку, при её приближении — и оказалась лицом к лицу с Майри-Та. Он выглядел именно так, как его рисовали. А я ведь мечтала построить машину времени и увидеть вас, думала Лас. Вот я и увидела. Как всё просто…

Майри-Та оглянулся и вздрогнул.

— Я их вижу, — он привстал на цыпочки, оглянулся. — Великое Море, как их много! Вы знаете, кто они? Почему они преследуют меня?

— Вы сами знаете, Мастер, — Лас протянула ему рукопись. — Это ваше. С этого всё началось, ведь так?

Он принял рукопись, посмотрел в глаза Лас.

— Вы здесь из-за меня?

Лас кивнула.

— Я хотела увидеть вас. Попросить сделать-что-нибудь. Пусть это окончится, Мастер. Они ведь не виноваты! Они никому не хотели зла!

— Да, — Майри-Та достал из кармана походный прибор — перо и чернильницу. Ну да, по легенде, он никогда с ними не расставался. И добавлял в чернила свою кровь. Никто не знал, зачем он это делал.

— Две строки, — он дописал две строки, помахал свитком в воздухе, и тот… рассыпался, растворился, разошёлся туманом. — Вот как, — озадаченно вымолвил Майри-Та. — Вот как!

Что-то случилось. Лас оглянулась. Девушки, которые бродили вокруг, потеряли интерес к Майри-Та и побрели кто куда. В разные стороны. Одна прошла совсем рядом с Мастером (тот вздрогнул… Лас взяла его за руку), но не обратила внимания. Но встретилась взглядом с Лас- Лас это поняла. На лице девушки уже не было ни ненависти, ничего тёмного. Только усталость. Невероятная, немыслимая усталость.

— Свет, — удивился Майри-та. — Я снова вижу свет! Это вы, теаренти? Вы принесли свет?

Лас отрицательно покачала головой.

— Наверное, вы просто разучились его видеть. А теперь увидели снова. Куда вы теперь?

— Идёмте, — Майри-Та сжал её руку. — Мне теперь всё время кажется, что я вас где-то видел. И имя — что я помню ваше имя.

Лас улыбнулась. Я бы задала ему столько вопросов! Расспросила обо всём, что он написал! А теперь… вот он, рядом, а мне ничего не хочется. Наверное, я и так всё поняла. Как и он.

— Море, — Майри-Та указал чуть в сторону. — Я слышу запах моря! И прибой!

Они направились в указанном им направлении и шагов через пятнадцать показался проход. Выглядел он как выход из пещеры. И по ту сторону был остров — или побережье, и ярко светило солнце, и множество людей, явно пришли сюда позагорать. И дети. Девять детей. Лас похолодела. Девочка, очень похожая на Странника в детстве, держала что-то в пригоршне. Остальные подходили, брали наугад оттуда и отходили.

Всё та же игра. Ничего не изменилось. Лас крепче сжала ладонь Майри-Та.

— Так это происходит, — в голосе его звучала печаль. — Но я исправил! Я ведь всё исправил!

— Открывайте! — потребовала та девочка, что раздавала — камушки, как оказалось.

— Воин, — мальчик, темнокожий, как сама Лас. Его родители живут рядом с Сердцем мира, это так.

— Лекарь, — девочка, светловолосая и светлокожая — родом с Тераны. Улыбнулась, помахала зажатым в ладони камушком в воздухе.

— Королева, — отозвалась самая высокая из девочек — смуглая, русая и худощавая. У Лас защемило сердце.

— Бард.

— Гадалка.

— Слуга.

Оставалось двое. Светловолосая, низенькая девочка — и ещё одна, рыжая. Лас стало страшно. Страшно от того, что она сейчас услышит.

Светловолосая первой посмотрела на камушек.

— Охотница! — и, довольная, запрыгала на месте.

Рыжая огорчилась. Наверное, это она хотела стать Охотницей. Посмотрела на свой камушек и сообщила: — Няня.

— Гроза! — закричали несколько голосов. — Смотрите! Гроза начинается!

Небо стремительно темнело.

— Потом, потом доиграем! — послышались голоса. Дети помчались, куда-то влево — видимо, там было укрытие. Только рыжеволосая задержалась, замерла, глядя в пространство — Лас показалось, что она видит её, ощущает присутствие. Девочка улыбнулась и помчалась, куда и все остальные.

— Вот и всё, — Майри-Та мягко освободил руку. — Я пойду к ним, теаренти. Пойдёте со мной? Может, мы встретимся в более подобающем виде… мне очень хотелось бы с вами поговорить.

Лас подумала… и передумала. Нет. Не сейчас. Мне бы увидеть их… пусть даже только увидеть, один последний раз.

— Я не могу, Мастер. Не сейчас.

— До встречи, — Майри-Та поклонился. — Спасибо за всё, что вы сделали. И простите, если сможете.

— Я всех простила, Мастер, — Лас поклонилась в ответ. — Никто не виноват. Так сложилось.

Он кивнул и, пригнувшись — какой он высокий! — шагнул за границу.

Ещё один мальчик — долговязый, загоревший — пробежал мимо прохода. Гроза уже надвигалась, Лас слышала ворчание молнии.

Не сейчас, Мастер. Может быть, чуть-чуть позже.

* * *

Увидеть их, повторяла Лас про себя. Ненадолго. Просто увидеть! Великое Море, я же не прошу многого! Я бросила их, испугалась, что они не поймут, боялась увидеть отвращение на их лицах. Я просто скажу, что я ошиблась. Что я виновата, попрошу прощения. И всё. И пусть будет, что будет.

Она шла, потом бежала. Пробегала мимо других, раз или два ей показалось, что она миновала одну из тех девушек.

Споткнулась, и упала, сильно ушибла колено. Здесь можно ушибиться!

Лас поднялась… и увидела дверь. Смутно знакомую. Она приоткрыла её — темно, но темнота жилая. И запахи. Накатили волной — домашние, знакомые. Она не могли вспомнить, откуда эти запахи. Но они сразу успокоили и вернули чувства в порядок.

Я загляну. Просто загляну и всё, подумала она. Отворила дверь и сделала шаг.

И по привычке затворила дверь за спиной.

Лас, Вантар-Лан, Тессерон, Неиверин 13, 58 от пришествия, 1295 В.Д., 11:35

Лас закрыла дверь за собой, и неожиданно поняла, что она… дома. У себя, в Вантар-Лан. Но что-то было не так.

Она первым делом посмотрела на свои руки. Гладкая, молодая кожа. Не сразу осмелилась посмотреть в зеркало. Но осмелилась — Лас-Таэнин, лет двадцати. Ни морщин. Ни пятен… ничего такого.

Прислушалась. Тихо-тихо. Смутно показалось, что слышит голоса. Но это не Вейс. О Великое Море…

— Мне это приснилось? — услышала Лас свой голос. Запустила руку в складки тефана… нет. Рукописи там нет. Зато кинжал на месте и… медальон на шее.

Она огляделась. Вещи стоят чуть-чуть не так. И… повсюду — на шкафах, на столике, на дверцах шкафа, на большом зеркале — листы. Записки. Открытки. Конверты с письмами — на полу их особенно много.

— Что это?! — поразилась Лас, забыв про всё остальное. На столике лежал конверт с почерком Тесан. Лас взяла его, каждую секунду ощущая, что мир вокруг вот-вот рассеется, как туман, и она вновь окажется в лабиринте. Но мир не рассеивался.

Она вскрыла конверт. Вынула лист бумаги.

«Дорогая бабушка!

Прошёл год, как мы без тебя. Я очень скучаю. Мы оба, я и Эверан. Я не успела тебе сказать тогда, я всё понимаю. Ты очень устала, от всего. Особенно от меня, прости, пожалуйста! Но мы всё равно будем сюда приходить. Ты никуда не делась. Ты вернёшься. И неважно, когда, я знаю точно, что ты вернёшься.

У нас всё хорошо, бабушка, не беспокойся. Нам не хватает тебя, но ты хотела отдохнуть, и мы просто будем ждать. Ждать и писать тебе. Я знаю, ты прочтёшь, или услышишь.

Твоя внучка, Тесан эр Неммет эс Темстар»

Лас выронила письмо. Ей стало жарко. Руки задрожали. Она бросилась к груде писем на кровати — трясущимися руками выудила ещё одно. На этот раз посмотрела на дату. Неиверин 13, 1294. О Великая Матерь…

«Бабушка, милая, это снова я! Два месяца назад у меня родилась дочь. Сын уже говорит, просто не заткнуть — ты говорила, что я трещотка, но видела бы ты его! Мы с Эвераном часто рассказываем о тебе, мы сводили его на ту выставку. Он очень гордится тобой, правда!

А у бабушки Вейс недавно родилась двойня, представляешь? Она назвала девочек Тесан и Таэнин. Мы ужасно рады за бабушку, и никуда теперь от неё не уедем!»

И фото. Улыбающаяся Тесан, мальчик лет трёх у неё на руках, и рядом — незнакомый Лас парень. Отец. У него на руках — грудная дочь.

Лас упала на колени и расплакалась. Слёзы невозможно было остановить. Она хватала письмо за письмом, и всюду — её поздравляли, спрашивали совета, делились сокровенным, благодарили…

— Я живу… — прошептала Лас. — Я живу! Я не умерла! Великое Море, я же не умерла!

Она вскочила на ноги, чуть не поскользнувшись на толстом ковре писем. Сорвала с себя белый тефан — он вызывал теперь только отвращение. В шкафу, где положено, висел парадный, тёмно-зелёный. С золотыми полосками. Вейс… Лас почуяла безошибочно. Вейс выгладила его. Да что же это?!

Она оделась, торопливо, не сразу сумела завязать тефан правильно. Быстрее. На календаре — её день рождения. Сто восьмой день рождения, если календарь не врёт. Ничего не понимаю, думала она. И не хочу понимать. Я жива! Пусть даже ненадолго, но я жива! Великое Море, я хочу жить!

Она схватила скомканный белый тефан и туфли, в которых бродила по лабиринту. Выбросить. Сжечь. Уничтожить!

Бегом спустилась на кухню — тут недавно много готовили. Празднуют? Что? Она поняла, что, и мурашки побежали по коже. Только не это…

Печь горит. Настоящее, жаркое пламя. То, что нужно. Лас засунула туда белый тефан и туфли. Они моментально занялись. Подумала, сорвала с шеи медальон и бросила туда же.

Принц выскочил из-под стола. Подбежал, потёрся о ноги. Совсем старичок…

— Не сейчас, милый! — Лас, присев, погладила его по спине. — Не сейчас!

В столовой — никого. Стол чист, стулья на местах. Где все? Для кого готовили?

Она выбежала из дома и увидела — где все. Солнце ослепило её, Лас зажмурилась. Не сразу открыла глаза, в них плясали чёрные пятнышки.

* * *

Большие столы, флаги, и много-много гостей. Десятки, сотни. Только не белые флаги, думала Лас, только не белые. Белый — поминовение. Только не белые! Великая Матерь, что угодно, только не белое!

Она осмелилась посмотреть. Флаги, ленты, ещё и надувные шарики — зелёные, все до одного. И люди… они замерли. Смотрели на неё и молчали. Вейс, справа, только что наливала кому-то вина. Она смотрит на Лас, как на…

— Приветствую вас в Вантар-Лан, — услышала Лас свой голос. — Простите, что заставила вас ждать. Я вернулась.

Они встали. Все, как один — молча. И поклонились. Вейс — первой.

Лас попыталась что-то сказать, и не смогла. Попыталась шагнуть — ноги ослушались, она уселась, прямо на траву. Слёзы вновь навернулись на глаза, не было сил с ними совладать. Вейс бежала к ней, и все, кого она помнила, кого воспитывала, их родственники… Тесан и Эверан ненамного отставали от Вейс, они бежали, улыбались и что-то кричали. Мира, и Стайен, и Каэр, и Крайен, и Дорман, и все-все-все…

— Прочь! — услышала она голос Вейс. Та подхватила свою подругу, поддержала. — Не толпитесь! Вот, Лас. Выпей. Это твоё любимое.

Лас глотнула. Вино, очень терпкое и приятное. Какое вкусное! А какой свежий воздух! Они не понимают. Они не понимают, насколько приятно — жить. А может, понимают, неважно.

Её обнимали, что-то шептали, она всё помнила смутно. И только Вейс оставалась той же — молодой, улыбающейся и радостной.

— Сколько мне лет, Вейс? — спросила Лас, когда её усадили на почётное место и прозвучал первый тост. — Скажи, пожалуйста.

— Двадцать, Лас, — услышала она в ответ. — Тебе всегда будет двадцать. Или сколько захочешь.

Лас оглянулась. Ей показалось, наверное — а может быть, и нет — они стояли там, где стеной возвышались деревья, и пили в её честь — Странник, Доктор, Умник, все остальные. Лас улыбнулась им и закрыла глаза. И повторяла — я жива, я жива, я жива…

Константин Бояндин Туманные тёмные тропы

Предварение

Всё началось в конце двенадцатого века эры Великих Домов, когда встретились, на один только день, девять детей на мало кому известном острове, близ границ Империи Роан — встретились, как считали они сами, случайно, чтобы никогда уже не увидеться вновь. Весь день они играли в одну и ту же игру — игру, которая никак не могла наскучить.

В 1214 году В.Д. оказалось, что встреча была не случайной, и уж точно не последней. Всего за несколько недель оставшиеся живых игроки до неузнаваемости изменили политическую карту мира, и предотвратили самую масштабную угрозу человечеству в целом: всё, что запомнил мир — разрушение города Тессегер-Лан на юго-западе северного континента, Шеам, внезапно проснувшимся вулканом.

Поначалу казалось, что угроза планете в целом миновала; однако рассеянные повсюду «семена хаоса», осколки тайных знаний, спящих в сознании невольных участников событий 1214-го года, начали всходить. Правительство одного из крупных государств принялось разрабатывать новейшии виды оружия, не замечая подлинной причины происходящего и не обращая внимания на побочные эффекты. Дети и знакомые тех, кто предотвратил конец света в 1214, сумели предотвратить новую глобальную угрозу существующей цивилизации — попутно выяснив, что привычный им мир, возможно, является чьей-то моделью — невольной игрушкой в беззаботных руках.

В конце тринадцатого века двое из оставшихся в живых участников давешних событий обнаружили, что игра, приведшая ко множеству бед, не завершена. Так же, как не устранена сама возможность манипуляции привычной им реальностью — возможности и перспективы управления окружающим миром оказались столь заманчивыми, что не в силах человеческих было устоять перед подобным соблазном.

Как минимум одному участнику пришлось пройти сквозь нижний мир, владения подлинной Тени, чтобы завершить оставшиеся незаконченными дела — чтобы раз и навсегда устранить самую возможность манипуляции реальностью и новой партии той самой игры — способной стереть людей с лица планеты.

Прошло ещё сто с лишним лет. Мало кто помнит происходившее два столетия назад; человечество успешно осваивает дальний космос, на самом Шамтеране найдены порталы, ведущие в пригодные для жизни человека планеты — хотя никто не в состоянии оценить, где же именно они находятся, и откуда взялись те самые порталы. Но уклад жизни — Великие Дома, сверхдержавы и их соперничество за контроль над ресурсами — практически не изменился. Традиции, которым много веков, выдержали испытание временем и новыми технологиями.

Часть 1 Надежда

1

Стемран, Портал Стемран-3, Техаон 2, 163 г., 11:20

— Слушаю вас, теариан, — услышал доктор. Замечтался. Немудрено — после перехода между мирами многие забывают всё на свете. Стоит только увидеть своими глазами Стемран, Мир Великого Леса. Именно так, с трёх заглавных букв.

— Простите? — поднял он взгляд.

Кто-то из отеля. Не старший менеджер, но и не горничная. Среднее звено, (смотри-ка, всё современно!) — униформа вместо положенной традициями Империи одежды — тефана, а голову явно украшает «шлем». По ту сторону портала на Шамтеране, который здесь зовут Старым Миром (и тоже произносят оба слова с заглавной буквы), это устройство запрещено. Почти повсеместно. А здесь можно пользоваться всеми веяниями и поветриями прогресса.

Девушка улыбнулась.

— Вы сказали, что один, и хотели бы найти себе интересную компанию.

Однако! Говорил, мельком — и не здесь вовсе, а дома, в туристическом бюро. Уж как его отговаривали от визита на Стемран! «Вам так хочется в отпуск в космос? В дальний хочется? Право, Стемран — место интересное, но не настолько, чтобы отдавать такие деньги! — заявил сотрудник турбюро, оформляя его поездку. — Что вы, я не отговариваю, но ведь именно к нам вы потом придёте с жалобой».

— Есть немного. — Доктор поправил значок. Там значилось: доктор Майер, ниже, мелким шрифтом — Майер Акаманте эр Нерейт, экзобиолог. Здесь модно носить значки и представляться громко, сообщать всем, что ты знаменит. Ещё бы. При такой стоимости билетов.

— Экскурсии, вечерняя жизнь, массаж, эскорт, или…

— Или, — посмотрел он в глаза девушки. Та улыбнулась вновь, достала блокнот.

— На всё время пребывания? — уточнила она. Никаких посторонних эмоций — клиент всегда прав. Здесь, как и в Старом Мире можно найти себе «кошечку» — простите, в приличном обществе так не говорят; найти себе девушку для дозволенного законом времяпрепровождения можно почти всегда и везде. Но нельзя говорить прямым текстом.

— Да, на всё, — подтвердил доктор. Может и не сработать. Это экспромт — интуиция, если хотите. Не сработает — что ж, посмотрим, каковы здешние «кошечки». Сможет ли она справиться с…

Девушка написала на блокноте — едва заметно — несколько цифр и показала клиенту.

— В день, — пояснила она вслух.

«Ого! — подумал доктор. — Конечно, ему по карману. Но сейчас за всё платит институт. Когда шеф увидит основную статью расходов… Интересно, как это оформить? Как представительские траты?»

— Ваш багаж уже в апартаментах. — Девушка спрятала блокнот, и на лице её появилось Стандартное Выражение Младшего Управляющего. Подчёркнутая вежливость, улыбка, обнажающая клыки (так сейчас модно), сложенные у груди ладони (а это осталось неизменным). Не упростилось, не пропало — кое-что пережило стремительный бег прогресса. Как любил говорить Умник, прогресс сначала сбросит седоков, а потом вернётся их растоптать. Добрый он, Умник.

Ну да ладно — вот ключ, карточка то есть, вокруг полно незнакомых людей, гости сплошь богатые лентяи-туристы. Горничная открыла перед ним дверь в номер. Какой сервис! Может, они и салфетки подают, когда соберёшься чихнуть?

* * *

— Дом, милый дом, — произнёс доктор рассеянно, бросил небрежно шляпу на вешалку. Попал.

— Я рада, что вы назвали отель домом, — услышал он из-за спины. Горничная. Вот незадача, как сейчас выглядят чаевые? Наличные здесь уже изжиты, как ей зачислить скромный подарок? Надо было читать все брошюры и рекомендации.

Дверь мягко закрылась, едва слышный щелчок.

— Я Тевейра, — услышал доктор. Обернулся. Горничная провела ладонью по униформе, та расстегнулась, упала к её ногам (доктор непроизвольно сглотнул). Под костюмом оказалось не что-нибудь, а тефан, традиционная имперская одежда. Из трёх частей! И не лень было! Светло-зелёный с серебряной каймой, на ногах её такого же цвета туфли — зелёные с серебром. Вот это да! — К вашим услугам, теариан. Разрешите рассказать вам, кто я? — Она набросила на голову капюшон.

— Я знаю. — Голос не сразу вернулся. Тевейра улыбнулась, глубоко поклонилась. Выпрямилась, склонив голову. Стройная, смуглая — зелёные глаза и рыжие волосы — неотразимое сочетание. А голос… может, она и не из Империи родом, но говорит чисто, и даже ощущается «городской налёт», так говорят на главном архипелаге Империи в главном его городе.

— Я в вашем полном распоряжении, теариан. Но есть единственное условие — вы не прикасаетесь к тому, что сейчас под одеждой.

Она почти вся под одеждой. Включая голову — капюшон хоть и просторный, но голову закрывает. Шутка, точно.

— Это обязательное условие?

— Обязательное. — Она снова поклонилась. — Пока я сама не разрешу.

— Тевейра, тогда расскажите мне о Стемране, об отеле, о себе.

— Слушаюсь. — Она улыбнулась — уже не так ослепительно, но куда теплее. — У вас болит печень, теариан. Присядьте, я постараюсь что-нибудь сделать.

— О, началось! — подумал он. «Кошечке» положено продемонстрировать свои познания в медицине, в психологии, вообще во всём, о чём только ни зайдёт разговор. А печень и впрямь болит. «Она теперь у тебя почти вся искусственная, — говорил Умник, — смирись. А мои импланты не позволят тебе пить и есть всякую гадость. Болит печень — значит, съел что-то неправильное. Доктор, который всегда с тобой».

— Можно? — Она усадила гостя на стул, сама встала за его спиной.

«Посмотрим, что они умеют здесь», — кивнул доктор и ощутил слабое покалывание в висках, когда Тевейра приблизила ладони к его голове. Она усадила его так, чтобы он мог видеть её в зеркале напротив — тоже старинный обычай — недоуменно посмотрела и… рассмеялась.

— Теариан, — шепнула она на ухо. — Вам обязательно держать ваш «шлем» включенным?

Она права и неправа одновременно. «Шлема» нет. После реабилитации эндокринные системы настолько разболтались, что Умник вживил ему несколько управляющих контуров. Они похожи на «шлем», но действуют иначе. Действуют прямо наоборот: позволяют хоть каким-то активным точкам работать, хотя бы не в полную силу.

— У меня нет «шлема», — пояснил доктор. — Это последствия травмы.

— Ой, мне так жаль… — искренне, вполне искренне сочувствует. «Да что я, — подумал доктор, — столбу понятно, что она обязана быть совершенно искренней, даже если мы оба знаем, что я — просто один из клиентов. Конечно, ей жаль. Если я без шлема и столь „глух“, значит, у меня всё наперекосяк в организме, и многие радости жизни недоступны. Так и есть. Посмотрим, Тевейра, что ты будешь делать».

— Разрешите, я… осмотрю вас внимательнее? Если вы никуда не торопитесь.

— Совершенно никуда не тороплюсь, — заверил доктор. — Что от меня потребуется?

— Раздеться. — Она присела так, чтобы смотреть ему в лицо, откинула складку тефана, «капюшон». Как забавно она выкрасила волосы, в разные оттенки рыжего, словно лепестки подсолнуха. — Если не боитесь, — улыбнулась она, придвинулась. Да… действует, «духи» действуют, невзирая даже на «онемение», так Умник назвал такое состояние. Когда кожа чувствует прикосновение, температуру и всё такое, но глуха к любой ласке. Как дерево.

— Командуйте. — Он поднялся на ноги, Тевейра встала перед ним, прикрыла глаза. Доктор машинально протянул руку к её щеке… замер. Девушка едва заметно кивнула — можно. Он прикоснулся…

Жар — втекает в ладонь и разливается по телу. Однако! Такое у них в Академии, умеют только мануалисты высочайшей квалификации, которых за глаза называют чародеями. И среди них была Мерона…

Тевейра, казалось, отошла всего на пару минут — но вот уже задёрнуты шторы, полотенца — на которые обычно садятся, когда приятно проводят время, да и не полотенца, настоящие ковры — уже расстелены поверх кровати, и курятся благовония. Когда только успела? Тевейра «командовала» быстро, не смущаясь, улыбаясь и держа, когда возможно, доктора за руку. «Как медсестра, — подумал тот, — я, конечно, давно разучился смущаться, но… Кто её так выучил?».

— Ложитесь! — Она помогла. Тефан доктор одевать не умеет, это сделала за него Тевейра, ловко завернув его в нижнюю часть одеяния. Пока ткань сложена должным образом, в Империи считают, что человек вполне прилично одет. Хотя всего-то завёрнут чуть ниже пояса в не очень широкий кусок ткани. То, что выше пояса и ниже колен ничего нет, в Империи никого не волнует. «У нас в горах, — подумал доктор, — за такой наряд влепили бы штраф и месяц уборки улиц. В лучшем случае».

— Закройте глаза, теариан…

Ему стало жарко — жарко стало голове, затем волна тепла прокатилась по всему телу, и рассеялась где-то в районе пяток.

— Теариан? — Ему показалось, что он заснул, выпал из реальности всего на пару секунд. — Теариан, вы меня слышите?

Он открыл глаза. Тевейра стоит у кровати, на лице — растерянность.

— Простите! — Она поклонилась. — Я… я не знаю, что и сказать, теариан.

— Со мной что-то не так? — поинтересовался доктор. «Посмотрим, девочка, что такое ты нашла».

— Вы мертвы, — глухо ответила Тевейра. — Я чувствую… ничто не отвечает, не откликается. Как будто вы мертвы… простите!

Доктор чувствовал, что сейчас Тевейре больше всего хочется вскочить, сбросить прочь образ невозмутимой и не теряющей оптимизма «кошечки», и бежать, бежать прочь отсюда.

Но как бодро он себя чувствует! Что бы там ни было, Тевейра сумела вернуть ему давно забытое ощущение бодрости. «Рискну, — подумал доктор».

— Тевейра, у вас есть старшая сестра?

Она подняла взгляд, кивнула. Вот теперь доктор чувствовал, что Тевейре хочется заплакать. На их языке вопрос означал, что клиент ею недоволен, и хочет увидеться с хозяйкой. Но ту не провести, и, если клиент неправ, или вёл себя неподобающе, «кошечке» ничего не грозит — а клиенту придётся расплатиться сполна. Но все останутся довольны, так заведено. Если клиент не посягал на «кошечку», конечно.

Доктор встал. Тевейра молча распустила тефан, помогла клиенту одеться в его собственную, аккуратно сложенную у кровати одежду. «Она ожидает наказания, — подумал доктор. — Она чувствует, что в чём-то ошиблась, и теперь ждёт наказания».

Тевейра застегнула последнюю пуговицу, молча поклонилась, отошла в прихожую и села там на коврик у двери.

И почти сразу же дверь открылась.

— Девочка моя! — «Кошечка» вскочила на ноги и бросилась на шею вновь вошедшей женщине. — Сядь, пожалуйста, вот так, хорошо. Теариан? Могу ли я хоть как-то…

Она сделала шаг, вышла из полумрака.

— Майер… — прошептала она. И доктор увидел её лицо. И его по-настоящему бросило в жар.

Она подошла к нему быстрым шагом. Не оборачиваясь, сказала несколько слов на непонятном доктору языке. Тевейра поднялась на ноги, глубоко поклонилась, подошла к ним.

— Ты вернулся… — прошептала Мерона. Доктор помнил её именно такой. Бронзовая кожа, гладкие чёрные волосы, вытянутое лицо… многие сказали бы — некрасивая, просто ещё одна дикарка, на этом севере они все такие страшные… — О Великий Лес! Тевейра, это Майер. Тот самый Майер.

Тевейра вытерла слёзы — всё-таки не удержалась, а ведь за такое им положено наказание — улыбнулась и поклонилась Майеру так, как кланяются коронованным особам.

— Зачем ты так с ней? — поинтересовалась Мерона. — Я должна теперь наказать её. Правила есть правила.

Тевейра вновь поклонилась, выпрямилась и замерла, сложив ладони перед грудью.

— Хотя… — Мерона хлопнула в ладоши, спросила у Тевейры что-то, на всё том же непонятном языке. Да, и здесь они соблюдают обычаи. «Кошечки», простите, Aenin Rinen, могут общаться так, чтобы клиент их не понимал. Тевейра посмотрела в лицо Мероны, с изумлением… а потом с радостью.

— Хорошо, — Мерона вновь хлопнула в ладоши. — Теариан, Тевейра будет с вами, пока вы пребываете у нас. Пока вы не скажете, что не имеете к ней более претензий, или пока не уедете. — Тевейра молча кивнула, склонилась и замерла. — Бесплатно, — добавила Мерона.

— Я не имею никаких претензий, — доктору начинало не нравиться всё это действо. Обычаи обычаями, но это не романтическая пьеса, а сейчас уже не бронзовый век. — Тевейра, я не имею к вам никаких претензий. Вы можете идти, если хотите.

— Niatta sa! — Тевейра неожиданно упала на колени. — Теариан… я хотела бы остаться с вами. Не прогоняйте! — она склонила голову.

Мерона посмотрела в глаза доктору. Если бы взгляд мог убивать…

— Хорошо. — Доктор присел, осторожно прикоснулся к плечу девушки. — Оставайтесь, если хотите.

— Выйди за дверь! — холодно приказала Мерона, и Тевейру как ветром сдуло.

— Ты всё так же неотразим, — усмехнулась Мерона и, неожиданно для доктора, залепила ему звонкую пощёчину. — Где ты был?! — и бросилась к нему на шею. Куда пропала невозмутимость и высокомерие хозяйки «кошечек»… Мерона расплакалась, а доктор, чувствуя её так, как никого уже не чувствовал с момента их последнего свидания, не знал, куда девать глаза.

— Где тебя носило?! Почему ты не давал о себе знать? — Она отошла на шаг, вытерла слёзы рукавом тефана. Очень, очень неприличный жест — Зараза… — и снова бросилась к нему. — Я ревнивая! — предупредила она. — Если у тебя с ней что-то будет…

— Рони, ты спятила?!

— К тебе весь прекрасный пол липнет, — сухо заметила Мерона, приводя одеяние и причёску в порядок. — Перечислить, с кем я тебя заставала?

— Это всё, что ты можешь сказать?

— Нет, — взяла его за руку. — Скажу в более интимной обстановке, — и, неожиданно, рассмеялась. — Майер… почему ты не давал о себе знать?

— Я давал, — возразил он. — Я искал и тебя, и остальных. И никаких следов, вы как сквозь землю провалились.

— Как ты догадался?

— Что ты пойдёшь в хозяйки «кошечек»?

— Aenin Rinen, — поправила она. — Услышу слово «кошечка», голову оторву!

— О да,простите, конечно! — воскликнул Майер. «Aenin Rinen — хозяйка Луны». Так они величают себя сами. — Интуиция, Рони. Старая добрая интуиция. Я заметил у девушки твою выучку. И манеру держаться.

— Ты, правда, искал меня? — Она взяла его за плечи, глядя в глаза. — Не вздумай лгать!

— Рони, я, правда, искал тебя. Но ты, похоже, не рада.

— Ты звонил, писал? Да? Не вздумай врать! — Рони выглядит разъярённой и, похоже, доктор тут ни при чём.

— По всем адресам, которые были. Пусто. Ни одного ответа.

— Маэр! — позвала Мерона, принялась ходить по комнате быстрым шагом, от стены к стене. — Ты меня слышишь! Отвечай!

— Маэр? — ошеломлённо повторил доктор. — «Умник»?! — Что за… ведь Умника давно нет в живых, и куча народу была на похоронах.

— Не кричи так, — голос Умника. Всё тот же… жёлчный, сухой. — Он нас слышит?

— Кто слышит? Отвечай, паразит, это твоя работа?! — Тушите свет, сейчас Мерона прибьёт каждого, кто подвернётся под руку.

— Майер. — Умник, похоже, отлично знает, кто рядом с Мероной. — Да, это я не позволял ему найти тебя. Майер, зачем ты приехал?

— Я искал Рони. — Майер невольно шагнул к Мероне, а та стояла неподвижно, воплощение ярости — раскрасневшаяся, руки сжаты в кулаки. — Ты уверен, что это тебя касается?

Вздох. Громкий вздох.

— Вам лучше уехать, — сообщил Умник. — Обоим.

Мерона тут же изобразила непристойный жест, буквально означавший иди, отдайся паршивой собаке.

— Прекрати, Рони. — Невидимый Умник снова вздохнул. — Хотя нет, ты права. Приезжайте ко мне. А потом уже катитесь, куда хотите.

— Здесь мой дом, — негромко возразила Мерона, и повторила жест. — Катись сам куда хочешь!

— Я отключаюсь. — Умник, несомненно, криво усмехнулся и покачал головой. Его любимый жест, когда с собеседником уже не найти тем для разговора. — Обними его от меня, Рони. Всё остальное при встрече.

— Голову оторву гаду, — пообещала Мерона, сорвала с запястья браслет — мобильник, он же камера, терминал связи и просто очень красивый браслет — и швырнула о стену.

— Я зря приехал? — поинтересовался доктор. Вот говорили умные люди: «Не вороши старую золу, раз вы с ней расстались, значит, в том был смысл. Не копайся, а то откопаешь что-то на свою голову». Похоже, откопал.

— Нет. — Она подошла, снова обняла его. — Скажи одно, у тебя был кто-то после меня? Честно!

— Не было, — честно ответил доктор — неожиданно для самого себя. А хотел было подразнить. — У меня вообще уже не может никого «быть».

«У тебя теперь почти все органы искусственные, — пояснил тогда Умник. — Ну, точнее, дублированы синтетической тканью. Не обижайся, старик, ты мой первый удачный опыт. Можешь считать себя киборгом. И… прости, но с противоположным полом тебе теперь ничего не светит. Во всех смыслах. И это не я так придумал. Просто всё сгорело, что могло сгореть, а я не всемогущий».

«Не обижайся». Альтернативой было остаться увечным, держаться на постоянных инъекциях и капельнице и умереть — после долгого и болезненного угасания. Года через два. А прошло двадцать пять лет уже…

— Я у тебя есть. — Мерона отошла и снова поправила причёску. — Если хочешь. Но на этот раз навсегда, Майер. Понимаешь? Попробуешь уйти, убежать, как раньше — убью. Тебя, потом себя.

— Рони…

— Молчи, зараза! — обняла она его. — Тевейра в тебя влюбилась, это ты понимаешь?! Ты для неё живая легенда. Чтоб тебе провалиться!

— А ты для неё кто?

— Мама я для неё. — Мерона вновь отпустила его, и вновь принялась поправлять причёску. Это невыносимо! Это и раньше доставало, её привычка постоянно приводить себя в порядок. — И хозяйка. А потом уже живая легенда. Понятно?

— Понятно. — Ему очень хотелось погладить её по щеке, и он погладил. И… что-то случилось. Вопреки предупреждениям Умника, что-то случилось, тело отозвалось, выходит, не всё «сгорело»? И Мерона улыбнулась сквозь слёзы.

— Отвечай, — потребовала она. — Я тебе нужна или нет? Если нет, через час ты полетишь обратно. А появишься здесь снова — умрёшь. — Она смотрела ему в глаза, и Майер видел — сделает. Сделает, что обещает.

— Я искал тебя. — Он снова погладил её по щеке. — Меня все отговаривали. А я просто хотел тебя найти. Ты нужна мне.

Она долго смотрела ему в глаза.

— Тевейра! — позвала, не отводя взгляда. Прошло пять секунд, и вот Тевейра стоит рядом, вопросительно и с почтением глядя на хозяйку. — Займись нашим гостем.

И отбыла. Вроде бы и не бежала, не подобает ей носиться, но прошло ещё секунд пять, и вот они уже одни.

«Она в тебя влюбилась». Доктор посмотрел в глаза девушки, и та смутилась, правда быстро взяла себя в руки.

— Что я могу сделать для вас, теариан? — она улыбнулась, поклонилась ему.

Лет тридцать назад он сказал бы, что. Ни капли не смущаясь. Ну да, липнет к нему противоположный пол, обычная химия организма, и что теперь, уходить в отшельники?

— Есть место, где можно посидеть, послушать хорошую музыку, выпить хорошего кофе?

— Конечно, теариан!

— В вашей компании. И зовите меня по имени, пожалуйста.

Она снова смутилась и снова взяла себя в руки. Так приятно смущается… Нет, Майер, уймись, Рони не шутит. С неё станется пристукнуть.

— Спасибо, доктор Майер!

— Без «доктор».

— Спасибо, Майер. — Она тоже протянула руку, и тоже замерла в нерешительности. Доктор её же жестом подтвердил — можно. Приятная ладонь… даже если забыть на минутку, что «кошечки» полностью и без фальши всё чувствуют, и живут жизнью каждого клиента, и влюбляются, если нужно. Одной Владычице Морей ведомо, чем они за это платят, кроме того, что у них нет и быть не может нормальной личной жизни.

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 2, 163 г., 14:20

— Ой, Ассе! — Тевейре помахали рукой две молоденькие девушки. — Снова работа, да? Мы на пляже!

— Ассе? — улыбнулся доктор. Тевейра переоделась в более современный наряд, по сути тот же тефан, но из цельного куска ткани. Название у него то же. Традиционный тефан, из трёх частей, называют «настоящим». Этот, стало быть, игрушечный.

— У меня много имён. — Тевейра улыбнулась в ответ и помахала девушкам рукой.

— Настоящее вы мне не скажете?

— Не хочу вас обманывать, доктор Майер, — поправила она тёмные очки. — Я могу назвать любое имя, и убедить вас, что оно настоящее, но не буду, ладно?

Она права. У каждой из них много легенд для разных клиентов. И как это Мерону угораздило так круто изменить профессию и всё прочее?

— Тогда давайте так. Не нужно легенд. Просто не говорите ничего, если нельзя.

— А если вы спросите? — рассмеялась она. — Всем же интересно! Почему я такую работу выбрала, и что об этом родители думают, и сколько мне нужно заплатить, чтобы «ушки подставила»…

— А я не спрошу. Вы же про меня читали? Доктор Майер обожает рассказывать о себе. Он любит себя больше всего на свете, и ему дела нет до других. Я могу рассказывать о себе все эти две недели.

— Это неправда. — Тевейра сняла очки. Нет, определённо, её причёску делал гений — такой цветок, что глаз не оторвать. — Простите! — она тут же встала и поклонилась. — Вы любите её, — заключила она, глядя в глаза доктору.

— Да, — согласился он в итоге. — Вы правы. А потом уже я люблю себя любимого.

— Расскажите! — Она пододвинулась, подъехала на своём кресле, взяла его за руку. — Расскажете? Как это было? Это же вы тогда расчищали Лес! Воевали с роботами!

— А взамен? — не выдержал доктор. Нет, Тевейра, я не буду требовать от тебя того, о чём мечтают все остальные твои клиенты. Рони права. Это должно быть навсегда.

— Что хотите, — шепнула она. — Только скажите.

— Что хочу — не скажу, — пояснил он, — не то она меня убьёт. Вы же знаете официальную биографию, а там сказано, что я…

— Сердцеед! — Тевейра рассмеялась. И снова поднялась, поклонилась. — Простите, доктор!

— А вы знаете, за что она нас с вами не убьёт?

Девушка кивнула с серьёзным выражением лица.

— Тогда одёргивайте меня, когда я буду выходить за рамки.

— Вы, правда, этого хотите? — Майер кивнул ей с серьёзным видом. — Обещаю! — Тевейра придвинулась ещё ближе. «Чую, — подумал доктор. — Что-то со мной происходит. Я уже привык, что практически не различаю запахов, что зрение мне улучшают вживлённые модули, что прочие органы чувств тоже сами по себе почти не действуют. А теперь я её чую, и придётся сдерживать себя. Изо всех сил».

— Расскажете?

— Расскажу. Что вы обычно делаете по вечерам?

— То, что вы захотите, доктор Майер.

— Вот по вечерам и буду рассказывать. А кто вы по профессии? Официально?

— Экскурсовод и переводчик, — показала Тевейра свою визитку.

— Вот и замечательно! Сегодняшний день весь мой. Скажите, что бы вы показали мне из здешних видов? Чтобы к вечеру уже быть в отеле.

— Плавучие острова, — тут же отозвалась Тевейра. — Радужный водопад, лесного великана.

— Это всё можно увидеть до вечера? — недоверчиво посмотрел Майер.

— Да, доктор Майер. Есть ещё Чаща Шорохов, но…

— Но?

— Не всем нравится. Там бывает жутковато. А мне очень нравится!

— Тогда с неё и начнём. Счёт, пожалуйста! — он помахал официанту. — Скажите, а как теперь дают чаевые?

— А вот пункт в меню, видите? На карточке у сотрудника код, набираете код и заказываете вот это блюдо. Всё просто, — улыбнулась она.

— Я вас всё-таки спрошу, Тевейра. Простите моё любопытство! Сколько вы получаете официально?

— Две с половиной тысячи руэл, — пояснила она охотно. Доктор присвистнул. Его степень, да выслуга лет, приносили ему три тысячи. А сносно жить, без роскоши, в столице можно на восемьсот. Если жить не в самой роскошной квартире. — Ну, ещё бывают премии, иногда получается вдвое больше.

— А неофициально?

Тевейра взяла с подноса крохотное пирожное с взбитыми сливками, и написала на креме число — зубочисткой. Вернула пирожное на место.

Доктор только головой покачал, насчитав пять нулей.

— Я выбрал не ту профессию, — признал он, положил пирожное в рот и разжевал. Датчики помогли понять, что это сладко, а воображение — что это вкусно.

Тевейра засмеялась, взяла его за руку.

— Знаете, доктор, тысячи людей мечтают хотя бы раз в жизни увидеть вас… и сделать хоть капельку того, что вы успели сделать! Правда! А деньги… вам их не хватает? Только честно!

— Хватает, — признал доктор Майер. — На всё, что могу придумать.

— Вот видите! Да, я собираюсь, лет через десять.

— Что, простите?

— Вы хотели спросить, собираюсь ли я оставить мою профессию. Лет через десять я оставлю, лет на пять, а потом вернусь, когда дети уже будут большими. — Она не засмеялась, только улыбнулась.

— Вы знаете, чего хотите. — Доктор пожал ей руку, чем снова смутил девушку. — Тевейра, последний шанс избавиться от меня. Я и в самом деле такой ужасный, как пишут биографы, и рассказывает Мерона. А может, ещё хуже. Я буду приставать самым неприличным образом, и буду говорить только о себе любимом, я могу вас просто не замечать. Это правда.

— Приставайте, — согласилась Тевейра. — Будет, о чём рассказать детям. Если только не прогоните, я не уйду. И…. — Она встала, наклонилась к его уху. — Мама о вас не говорила ничего плохого. Только хорошее! И знаете, она вовсе не думала, что вы умерли! Все говорили, что вас больше нет, а она не верила. И я тоже.

— Тогда ещё вопрос, Тевейра. Вы сами выбрали меня сегодня?

— Нет, — покачала та головой. — Мы никогда не выбираем. Мама выбирает. Я неделю назад немножко простудилась… да, мы тоже иногда болеем. По глупости! Я не думала, что выйду сегодня на работу. Вышла, и мама меня сразу же вызвала. Вот… остальное вы знаете.

— И вас не удивило сочетание «доктор Майер»?

— У нас бывает по сто Майеров в месяц, из них половина доктора, — рассмеялась Тевейра. — Нет-нет, мы даже не подумали. Правда! У меня было несколько Майеров, — сообщила она, понизив голос, — и я тоже каждый раз думала, вдруг вы! Ой, простите… — она заметила, как изменилось лицо доктора. — Спросите меня, я отвечу!

— Вы с кем-нибудь были, Тевейра? Вы поняли, о чём я. Ничего, что я спрашиваю?

— Для вас это важно, доктор Майер. Нет, ни с кем. Я нетронутая, — добавила она шёпотом и подмигнула. — Трудно поверить, да?

— Я уже во что угодно поверю, — махнул рукой доктор, и поднялся на ноги. — Слушайте, едемте в Чащу Шорохов! Только скажите, где можно купить воды на дорогу.

— Просто воды? — удивилась Тевейра, также поднимаясь.

— Я не ощущаю вкуса. Датчики есть, они сообщают мне, что я такое ем или пью. И всё. Остальное в воображении.

Тевейра взяла его ладонь в две своих, и легонько сжала. Придвинулась.

— Доктор Майер, я люблю вас, — шепнула она ему на ухо. — Я больше не скажу это, никогда. Просто хочу, чтобы вы знали. Вы сильный! Идёмте, наш поезд через семь минут.

2

Стемран, Провинция Стемран, Чаща Шорохов, Техаон 2, 163 г., 16:10

— Как красиво, — признался доктор. И впрямь тут красиво. «Сколько я здесь не был? Сколько мы здесь не были? Двадцать шесть лет. Два года я считался если не мёртвым, то безнадёжным, меня чинили и по кусочкам собирали из того, что осталось после „пожирателя“. Потом Умник возвращал мне способность видеть, слышать и чувствовать всё остальное, а потом, когда я встал на ноги, то ушёл в работу с головой, потому что кроме работы у меня ничего не осталось. Странно было работать в собственном учреждении, где тебя все считают давно умершим. И зачем я взялся искать Мерону? Зачем нацепил значок с настоящим именем? Думал, что все кинутся ко мне, и будут наперебой просить автограф?».

Вокруг простирался парк. Да, в нём можно заблудиться, тут наверняка есть глухие места, но чтобы турист пропал или что-то такое… нет, этого быть не может. Быстро они тут освоились. За двадцать с небольшим лет построить такой курорт! Как только стало ясно, что ни роботов, ни прочей механической нечисти нет, что Лес признал людей и благоволит им, если можно так сказать…

— О чём вы думаете? — Тевейра сидела на той же скамейке. «Слишком близко, — подумал доктор. — Что-то происходит со мной. Я точно начинаю всё чуять. Как нормальный человек. Сколько мне, биологически? Семьдесят восемь. А чувствую себя лет на тридцать пять. Выгляжу вообще на тридцать… Сейчас люди нередко живут больше ста лет, этим никого уже не удивишь, а в девяносто некоторые ещё могут иметь полноценных, нормальных детей… Так что я вовсе не старая развалина, хотя вот именно сейчас себя ей почувствовал. И сколько раз я слышал „я люблю тебя, Майер?“ Мерона, лучше бы ты меня придушила сегодня».

— Доктор Майер! — Девушка осторожно взяла его за плечо. — Я вас расстроила? — шепнула она. — Но я сказала правду!

— Можно попросить вас об одной очень личной услуге?

Она улыбнулась, тряхнула головой. «Лепестки» её причёски повернулись и улеглись чуть-чуть другим узором, но причёска осталась цветком.

— Да, доктор Майер.

— Зовите меня «Майер», — шепнул он с серьёзным видом, взяв её за руку.

Она ощутимо покраснела.

— Хорошо, Майер, — прикрыла глаза. — Но вы же не этого хотели.

— Не только этого, — поправил доктор. — Просто закройте глаза. Я к вам не прикоснусь.

Она подчинилась. Доктор осторожно придвинулся и принюхался к её виску. Крайне, совершенно неприличный жест там, в Империи. Если так сделать при людях, можно получить и пожизненное. А у них, в горах, совершенно обычный жест, просто очень интимный, вот и всё. Предполагает некоторые отношения между людьми.

Голова закружилась, и стало очень-очень тепло и приятно, и кончики пальцев как будто опустили в горячую, едва переносимую воду.

— Чувствую, — пояснил доктор, откинувшись на спинку. — Чую… а мне говорили, что этого никогда не будет.

— Идёмте. — Тевейра вскочила, схватила его за руку. — Пожалуйста! Это недалеко!

Недалеко оказалось минут пять быстрого шага, почти бега. В конце пути обнаружились скалы — камни, огромные валуны. Из расщелины между ними выбегал родник. И табличка — пить не рекомендуется без консультации с вашим гидом. Здешние гиды всегда имеют медицинское образование. Пусть даже флора и фауна Стемрана «совместимы» с людьми, и здешние болезни не более опасны, чем простуда и очень эффективно лечатся средствами Старого Мира… всё равно, даже после пятидесяти лет исследований лучше быть готовыми ко всему.

— Это особый родник, — пояснила девушка. — Выпейте. Он холодный, осторожно!

— Вы уверены? — Доктор посмотрел на неё с нарочито надменным видом, и Тевейра рассмеялась.

— Да, Майер, делайте, что говорят!

Он выпил. Действительно, холодная, до боли за глазами. Но вкусная… вроде просто вода, если датчики не врут, а вкусная! Игра воображения, Майер. Ты же не чувствуешь вкуса.

Он выпрямился. Какая ясность мыслей и бодрость! Ничего себе родничок!

— Ого! — пошевелил пальцами. — Словно ведро кофе выпил. Хорошая водичка! С собой взять можно?

— Можно, — взяла она его за обе руки, привлекла к себе и обняла. — Добро пожаловать домой, Майер, — прошептала она. — Лес признал вас.

— Признал? — не понял он.

— Большинство ничего не чувствуют, — пояснила Тевейра, не отпуская его. — Вода и вода. Есть такие, которым становится плохо. Голова болит, или ещё что-то. Им лучше сразу уехать отсюда на Старый Мир, им здесь не рады. И есть такие, которым сразу становится хорошо, и действует лучше всякого кофе… Это Лес, доктор Майер. Он признал вас.

— А вас?

— Я родилась здесь. — Тевейра присела у родника, зачерпнула воды ладонью, отпила, остаток плеснула себе в лицо. — Лес признал меня с рождения.

Так-так…

— Скажите, вы называете Мерону мамой…

— Она принимала меня. — Тевейра посмотрела ему в глаза. — Моя природная мама вернулась в Старый Мир. Она не знает, кем я работаю на самом деле. — Тевейра рассмеялась снова. — Простите, Майер, я от этой воды немножко пьянею, могу такого рассказать…

— Вы для этого и выпили, да?

— Да. — Она вынула из рюкзака «пенку», на вид похожа на губку, обычную губку для ванны. Но может разворачиваться в очень удобные ковры, матрасы, если хотите. Надувная мебель — сама надувается, когда нужно. Добиться строгой формы трудно, каждый раз губка «надувается» немного по-другому. Так даже интереснее. Тевейра уселась на получившийся «диван», посмотрела на доктора. Тот сел рядом. И стоило оказаться поблизости от неё, как голова снова начала кружиться. Чую… что же со мной происходит?

— Тевейра, вы знаете, сколько мне лет? — Майер закрыл глаза. Если бы мне сейчас сказали, что мне далеко за семьдесят, я тоже бы не поверил.

— Это ничего не значит, — она придвинулась ближе. — Мама сегодня такая счастливая…

— Мне казалось, она ушла рассерженной.

Тевейра вздохнула.

— Конечно, она хотела, чтобы вы так и думали. Чтобы держались подальше от меня.

Майер откинулся. Вроде «диван» должен быть почти невесомым, ведь губка надувается воздухом, а кажется, что прирос к земле.

— У меня новое имя для каждого клиента. — Тевейра улеглась рядом, взяла его за руку. — И новая легенда. Знаете, зачем?

— Так проще забывать.

— Расставаться. Да, Майер. Я ведь на самом деле влюбляюсь. Трудно поверить, да? У нас всё на самом деле. Честно! Но потом… если не уметь сбрасывать всё это, можно сойти с ума.

— Понимаю. — Он сжал её ладонь.

— Ничего вы не понимаете. Не обижайтесь, это правда. Я помню все свои старые имена. Всё это было настоящим, просто нужно вовремя уйти. Оставить всё, чтобы жило уже без тебя.

— Вы никогда больше не назовётесь Тевейрой, — Майеру стало грустно. Но грусть длилась долю секунды… и снова стало покойно и тепло.

— Не знаю. — Она приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Это моё настоящее имя.

Майер не сразу пришёл в себя от услышанного.

— Я ценю это… серьёзно! Сколько вам лет, Тевейра? Только честно.

— Двадцать четыре, Майер. Я не знаю, почему я назвалась там настоящим именем. Наверное, я сразу почувствовала.

— Там мне казалось, вам едва ли двадцать. А здесь… простите, вы говорите, как человек, который прожил не одну жизнь.

— Может, вы хотели, чтобы я так и говорила. И смеялась каждые пять минут… да? Вы знаете, что меня обзывали «несмеяной», а мама учила меня улыбаться? Не клиентам, там всё получается, просто уметь улыбаться в настоящей жизни! Я ещё никогда так много не смеялась!

— Трудно поверить, — признал доктор. — Смейтесь, Тевейра, вы такая хорошая… Вам идёт!

— Сядьте, — потребовала она. — Не притворяйтесь, вы не устали. Дайте мне руки. А теперь закройте глаза, и досчитайте до десяти.

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 2, 163 г., 19:50

«Вот как я ощущаю настоящий возраст, — подумал Майер. — Мне по вечерам приятнее сидеть в спокойном месте. Был бы на самом деле молод, носился бы по заведениям, приударил бы за парой-другой, или сам позволил бы себя „окрутить“… Могу. Тело говорит, что могу, и даже намекает, что хочу. А голова думает иначе».

Они снова сидели в том самом кафе, в том самом уголке зала, за тем же столиком. Пальмы, или что это за деревья, рядом с искусственным гротом, прекрасно скрывали их от посторонних глаз.

— Вам грустно! — Тевейра улыбнулась. — Майер, почему? Что сделать, чтобы вы улыбались?

— Скажите, там, в лесу, это было на самом деле? Или просто примерещилось?

— На самом деле. И примерещилось. Мама за это ещё не убьёт. — Она не улыбалась. — Это вам на память.

— Не понимаю, — честно признал Майер. Всё было так реально, и мысль о том, что вот теперь Мерона убьёт обоих, причём за дело, приходила не раз и не два. Он даже сам хотел позвонить и всё сказать. Только чтобы не пострадала Тевейра. Ему-то что, он неисправим, ну не всегда у него получается думать именно головным мозгом!

— Я не смогу вам объяснить. Это было. Но не здесь, я не знаю, где. Здесь я всё ещё нетронутая. Можете убедиться, — улыбнулась она.

— Что, прямо сейчас убедиться?

— Смущаетесь? Ой, бросьте, вы бы видели, как тут народ расслабляется!

— Нет, я не могу так, — признался Майер. Вот ещё один признак подлинного возраста. Лет сорок назад проверил бы её «ушки», раз сама предлагает! Такой адреналин, ведь при людях!

Тевейра весело рассмеялась, ненадолго спрятала лицо в ладони. Вытерла слёзы веселья.

— Тогда поднимемся в номер?

И тут прежний Майер (охотник на прекрасный пол) проснулся от спячки.

— Идём! — он схватил Тевейру за руку и побежал вместе с ней к лифту.

* * *

Самое эротическое действие можно совершать, не снимая одежды. Все это знают, но отчего-то забывают, когда появляется возможность прикасаться ко всему остальному телу. В номере, Тевейра села, сняла свой «капюшон», наклонила голову так, чтобы обнажить ухо, отвела взгляд и улыбнулась. «Я твоя, — говорила её поза и улыбка. — Я разрешаю, начинай».

Майеру стоило немалых усилий оставаться врачом. Осторожно заглянул ей за уши. Увидел едва заметную сетку коричневых точек, пигментацию. Пока у человека не было близости, остаётся эта сетка. Прикоснулся первым суставом среднего пальца — почувствовал (датчики сказали) слабое жжение. Пигментация настоящая. Стоит прикоснуться к ней подушечкой пальца…

— Невероятно, — признал Майер, отходя к окну. — А вы не боялись, что я попробую…

— Нет, не боялась. Нас готовят к такому, Майер. Но я не ударила бы вас, правда. Ничего такого не сделала бы. Вы же не стали бы прикасаться, да?

Он не мог ответить. Не было ни сил, ни слов.

— Майер. — Она встала у него за спиной. — Я не буду лишней, вот увидите. Мама вас очень любит. Поверьте, ладно? Мне виднее!

— И вам не будет плохо?

Она засмеялась — всё тем же, ярким детским смехом, как там, в лесу, пока длилась та грёза.

— Вы такой глупый! Простите! Вы так и не поняли, да? Вы же счастливы с ней, и она с вами. Если вы счастливы, я тоже счастлива. Вот и всё. — Она поцеловала его в щёку. — Не думайте ни о чём. Мне хорошо. Я, правда, мечтала увидеть вас! Здорово, когда мечты исполняются, да?

— О чём вы теперь мечтаете? — Майер повернулся к ней лицом.

— Не скажу! Майер, вы знаете, что выглядите на тридцать лет? Может, даже меньше! Вот, выпейте воды, да-да, это та самая. Я не забыла набрать. Идёмте, будем веселиться! Я же знаю, что вы любите веселиться!

— Если мне не будет весело, я на вас рассержусь!

— Ой, перестаньте! — Тевейра уже не могла смеяться. — Люди подумают, что я сошла с ума… Хотя пусть думают! Идёмте, не сидите в четырёх стенах!

— Тогда помогите переодеться. Не в таком же костюме веселиться!

— Раздевайтесь пока, — велела она. — Тут в шкафу всё должно быть. Ой, вы так красиво смущаетесь! Я же вас уже видела! Ну отвернусь я, отвернусь!

3

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 2, 163 г., 23:40

Веселиться до утра всё же не получилось. Возраст, а может быть наполовину искусственный организм взяли своё. Тевейра сразу поняла, что доктор устал и, притворившись, что устала сама, увела его. «Что я буду делать? — подумал доктор, слушая, как она рассказывает смешную историю из своей жизни о том, как работала переводчиком у очень, очень богатого золотодобытчика. — Сейчас она останется со мной в номере, и мне непонятно, что делать, как вести себя с ней».

— Тевейра? — Он обнаружил, что стоит в прихожей своих апартаментов. Один. Тевейра только что была рядом, и…

— Нет, — услышал он. Из полумрака комнаты вышла Мерона. Но не властная и страшная хозяйка «кошечек», а… откуда она взяла то самое выпускное платье? Сколько же лет уже прошло? И выглядит на двадцать, не более…

— Не Тевейра, — повторила она, улыбнулась и обняла его. Медленно, но крепко. — Она хорошая девочка, — шепнула Мерона. — Не обижай её. И меня не обижай. Идём, я помогу тебе.

* * *

— Только честно, Рони, ты знала, что я приеду?

Она покачала головой. Доктор Майер лежал лицом вниз, практически в чём мать родила, а Мерона осторожно разминала ему спину и руки, прислушиваясь к ощущениям. Плохие ощущения, в нём слишком много синтетики. «Умник, ты чудовище, хотя и очень, очень умное, и по-своему доброе чудовище» — думала она, продолжая массаж.

— Нет, не знала. У нас тут докторов Майеров приезжает, как грязи. Не шевелись. Кто тебя потом штопал? Прямо художники. И не скажешь, что тебя сшивали из кусочков.

— Рони, смени тему, а?

— Прости, — она фыркнула, — профессиональное любопытство. Всё, я закончила. Не считая печени, ты здоров. Если можно так сказать. Или лучше выразиться «все ваши системы, господин киборг, функционируют отлично»?

— И как ты собираешься жить со мной, а?

— Жить с тобой невозможно. Но рядом — почему бы и нет? А я иногда буду приходить, чтобы ты понял, кто тебе на самом деле нужен, — она присела на краешек кровати. — Двигайся!

— Поверить не могу, — признался Майер, усаживаясь. — Ты сама пришла, и хочешь остаться со мной.

Она молча смотрела ему в глаза. «Она тоже не выглядит на шестьдесят пять, — подумал Майер. — На сорок, и то, если устанет. Тридцать лет, каждый скажет. Или младше. А ей что, тоже вшивали эту искусственную дрянь?».

— Тевейра зовёт тебя мамой. — Выдерживать её взгляд было трудно. — Знаешь, на пару минут я и правда поверил, что она твоя дочь.

Мерона едва заметно улыбнулась, вытащила из волос одну из заколок. «Чую, — подумал Майер, — что-то со мной происходит. Я снова начинаю чувствовать запахи».

— Знаешь, я двадцать лет пытался уйти в работу. — Майер осторожно взял её за руку, и Мерона не отстранилась. Едва заметно кивнула. — Но вот не получилось. Захотелось найти тебя. Все уверяли, что тебя давно нет, даже про какое-то кладбище говорили.

Она вынула ещё одну заколку, тряхнула головой, отпуская волосы на свободу. «Чую, чую, чую, — думал Майер, — и голова кружится, и как будто мне снова тридцать три, а ей снова двадцать».

— Я случайно догадался. Вспомнил про твою специализацию и стал искать. Интуиция. Ты оставила несколько следов там, в Старом Мире. Я понял, что это ты. Наверное, ты специально оставила эти знаки для меня.

Она кивнула, вновь едва заметно, потянула рукой за ленточку, завязанную изящным бантом. И, как по команде, весь её тончайший тефан потёк, пополз, радужной волной стёк вниз, прочь с кровати. Майер закрыл глаза, сердце билось так, что путались мысли, и звенело в ушах, и все датчики тревожно предупреждали: «Перегрузка, перегрузка, перегрузка…»

— Я никогда не мог сказать сразу, прости, — она улыбнулась, чуть придвинулась, повернулась так, чтобы лунный свет из окошка падал на неё. — Я люблю тебя, Мерона.

Она придвинулась ближе — так, чтобы он мог дотянуться до её щеки, и шеи, и спины, и понимал, что чувствует, чувствует на самом деле, что жар, и сводящий с ума аромат, и её стон — не игра воображения.

* * *

— Ты чувствовал? — она приподнялась на локте. — Только честно, Айри. Умник меня уверял, что у тебя только датчики, что по-настоящему твои органы чувств не действуют.

— Ещё как. — Он проводил ладонью по её спине… и чувствовал, ещё как чувствовал. Умник пусть идёт лесом и морем, с глаз долой. — Что, потерял квалификацию?

— Ты несносен, — прижалась она к нему, и снова закрыла глаза. — Не превращай эту ночь в консилиум!

— А сама?

— И не задавай глупых вопросов! — Она уткнулась лбом ему в плечо, и снова «включилось» обоняние, настоящее, и от запаха её кожи и духов внутри снова начал разгораться костёр. — Молчи! — Она обняла его за шею. — Ты великолепен. Ты всегда был великолепен, подлец! Завтра Умник устраивает нам встречу. Ты как хочешь, а я отсюда не уеду. Пусть сам убирается!

— Я приехал к тебе. — И Майер понял, что так оно и есть. Он приехал не в поисках лечения (искусственная ткань ведёт себя чем дальше, тем хуже), и не в поисках удовольствий, и не для того, чтобы вспомнить «ту заварушку», как её именует Умник. Он приехал к ней. Он уже приезжал много раз, ещё до заварушки. И всякий раз ему давали от ворот поворот, а однажды она его чуть не застрелила. — Скажешь — уеду, если тебе так лучше.

— Не скажу. — Она прижалась крепче. — Знаю, что буду чувствовать себя полной дурой. Снова отгонять от тебя девиц, вынимать тебя из постелей, но не скажу. Всё, умолкни! Я уже подцепила твой словесный понос!

Он рассмеялся, не выдержал, и она рассмеялась — тихонько.

— Теперь всё то же самое, доктор Майер, — потянулась она, провела по его спине кончиками ногтей, от шеи до… докуда достала. Майер стиснул зубы, чтобы не застонать от удовольствия. — То же самое, но медленно и молча.

* * *

— Выспался? — она сидела на краешке кровати, уже одетая, свежая и восхитительная. — Тогда одевайся, позавтракаем. Там сейчас мало народа, обожаю это время.

Майер посмотрел на часы — половина четвёртого.

— Ого. — Он уселся. — Ты тоже высыпаешься за час-другой?

Мерона кивнула, и принялась поправлять причёску. «Специально, чтобы меня позлить, — подумал Майер. — А я не злюсь, и не хочу». Он потянулся к ней ладонью.

— Причёску испортишь, — отстранилась она. Тут же фыркнула и захохотала. — Не злись, не злись. Только осторожно. Причёску эту полчаса делать, испортишь — будешь сидеть и смотреть на процесс.

Он никогда не любил смотреть, как она причёсывается. Вот как раздевается, как танцует…

Он поцеловал её в щёку, и понял, что стоит только взять её за руку… и она не сможет сопротивляться.

— Не сейчас, — прошептала она едва слышно. — Мне нужно побыть без тебя. Иначе Умник меня уболтает. Всё, одевайся, я подожду за дверью.

* * *

— Что-то не похоже, чтобы народ тут спал, — Майер покачал головой. Мерона выбрала тот же ресторан и тот же столик в уголке под сенью пальм.

— Сюда приезжают получить удовольствие. — Мерона усмехнулась, отпила кофе. — Ни в чём себе не отказывать. Я, конечно, не стану говорить слово «наркотики», как можно. Слово «кошечки» я тоже не стану говорить.

— Здесь?! А мне там втирали, что тут всё чисто, прилично и возвышенно.

— Да, я слежу за этим, — подтвердила Мерона. — Я и мои подопечные. Тевейра тоже. Так что пожелай нам доброго здоровья.

— И много у тебя подопечных?

— Пятьдесят три девочки и тридцать мальчиков. — Мерона перестала улыбаться. — Майер, я хочу сказать кое-что очень важное. И если замечу твою идиотскую ухмылку, мы расстанемся.

— А просто попросить?

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и воздух между ними электризовался.

— Да, мой милый, — улыбнулась она. — Я прошу выслушать меня, и отнестись серьёзно к моим словам.

— Да, Рони, дорогая.

— Я оставляю тебя с Тевейрой. — Она допила остаток кофе, и официант возник как из-под земли: «Повторить?». Мерона едва заметным движением кисти прогнала его прочь. — На весь твой официальный отпуск. Не ломай ей жизнь. Если ты не полная сволочь, то уже понял, что она на самом деле тебя любит.

— Ты так изысканно выражаешься, моя прелесть.

— Для тебя, солнце моё, я на всё готова! Она сделает для тебя всё. Буквально всё, ты понял? Так вот, я требую: не заставляй её делать всё!

— Если ты скажешь мне, что она случайно оказалась у меня в номере…

— Да, случайно, мерзавец ты этакий! Она должна была лежать в постели ещё три дня, какая-то сволочь приехала сюда с гриппом, чихнула на девочку. Я не знаю, как она поправилась так быстро. А потом отменили две экскурсии на ту сторону планеты буквально за пять минут, а потом позвонили насчёт тебя, и ошиблись с именем! Буркнули что-то невнятное! Если бы я услышала «Майер», я бы ни за что её не отправила!

— Всё, сдаюсь, — поднял доктор обе руки. — Убедила.

— Мне спокойнее, когда она рядом с тобой. — Мерона встала. — Не покидай сегодня город, Умник может прибыть в любой момент.

— Спокойнее? — не выдержал Майер. Мерона вернулась, присела так, чтобы их глаза были на одном уровне и… улыбнулась. И погладила его по щеке.

— Ты так и не научился понимать женщин. Да, спокойнее. Не обижай её! — и поцеловала. В губы. Да так, что перед глазами Майера всё потемнело, а когда ясность чувств отчасти вернулась (датчики не давали покоя своей «перегрузкой»), он был один. Но вкус её губ не рассеивался, не проходил. «Я сволочь, — подумал Майер, — она права. Правда, иногда я похожу на приличного человека. Хорошие мысли приходят мне в голову в семьдесят восемь с хвостиком лет».

— Ой, доктор Майер! — Тевейра вбежала в зал, да не одна, с теми самыми девушками. — А мы тут веселимся! Идёмте с нами!

* * *

— Доктор придумал средство вечной молодости! — закончила Тевейра. — Знаете, сколько ему на самом деле? Сто лет!

Девушки рассмеялись. Тевейра представила доктора Майера как специалиста по омолаживанию и всему такому и рассказала про него много небылиц. Но таких, что очень походили на правду. Майеру поначалу было неловко, а потом он втянулся в игру, и стало весело. Действительно, почему нет? Стемран — курортный мир, сюда приезжают, как сейчас говорят, оттянуться в полный рост.

— Да ну, Ассе! — возмутилась светловолосая и светлокожая, видимо родом из Фаэр, её звали Шеммер. — Что я, ничего не чую? Доктор, можно? Я не притронусь!

— Можно, можно. — Нравы здесь настолько вольные, что потом, когда туристы возвращаются домой, частенько становятся жертвой привычки к такой вольности. Правда, Рони говорит, что если человек по-настоящему порядочный, его ничем не испортить, но отговорки всё это. Да. А если человек мерзавец по природе, то как?

Шеммер встала за спиной у доктора, осторожно склонилась, положив руки ему на плечи. Её дыхание на виске. Принюхивается… и принюхивается верхним чутьём. Совсем неприлично! Что с ней сделали бы в Империи, просто страшно подумать.

— Да ему и сорока нет… — ошеломлённо подтвердила Шеммер, выпрямляясь. — Доктор… до-о-о-ктор! Ну скажите, что она врёт, что вам не сто лет!

— Семьдесят восемь, — я буду говорить только правду, подумал Майер. — Вот мои документы.

— Останьтесь! — Шеммер и вторая девушка, Асве, воскликнули хором. — Ассе!

— Он мой, — надменно заявила Тевейра, взяв доктора за руку. — Я первая нашла!

Они рассмеялись все. «Да, — подумал, доктор, — иногда нужно делать, что хочешь».

— Но мы будем приходить, — смилостивилась Тевейра. Новый взрыв счастливого смеха.

— Доктор, вы нас научите? Научите, как оставаться молодыми? — Шеммер смотрит, и глаза подёргиваются дымкой…

— А взамен? — «Язык меня всегда подводил», — подумал Майер запоздало. Девушки переглянулись — не понять, то ли дурачатся, то ли…

— Что угодно! Только скажите!

— Нам пора! — Тевейра встала и потянула доктора за руку. И показала подругам язык. И снова смех…

— Доктор, мы будем ждать! — им помахали вслед. Майер оглянулся — Тевейра улыбалась, довольная и весёлая.

— Вам нужно переодеться, — она указала в сторону лифта. — Я вам потом такое покажу! Тут по отелю можно неделю ходить!

* * *

Едва они вошли в номер, и дверь закрылась, как Тевейра дала ему сильную пощёчину. И ещё одну. Убежала в комнату и уселась там на кровать.

Доктор прижал ладонь к месту последнего удара. «Спасибо, Тевейра», — подумал он. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять — сидит и плачет.

— Не подходите, — сумела произнести она почти без всхлипов. — Не надо.

Но он подошёл. И уселся на пол перед ней.

— Можно ещё раз? — осведомился он. И получил ещё раз. И ещё раз, и ещё. А потом Тевейра соскочила с кровати, уселась рядом и обняла его. Он прижимал её к себе и чувствовал себя необыкновенно хорошо. И одновременно ему стало стыдно. Кому сказать — не поверит!

— Простите, доктор! — Тевейра отстранилась, поднялась и учтиво поклонилась. — Я вела себя недостойно.

Он поднялся на ноги. Откуда бодрость?!

— Простите меня, Тевейра, — прикрыл он глаза. — Само получилось.

Она улыбнулась сквозь слёзы, снова поклонилась. Доктор вернул поклон.

— Ещё пять минут, и они бы подставили вам всё, что можно подставить! А я не верила…

— Во что, Тевейра? — Он взял её за руку. Она на самом деле очень сильно обиделась.

— Что вы так действуете на женщин! Я от вас теперь не отойду!

— Скажите, — закрыл доктор глаза, — а можно ещё одну пощёчину?

— Сделайте так ещё раз, и получите!

— Нет, прямо сейчас. Хорошо приводят в чувство.

— А если так? — Она обняла его. Мягко, но твёрдо не позволила прикоснуться к своей голове. «Чувствую… чую… что же такое происходит? — пронеслось у него в голове. — Ведь снаружи я был бревно бревном!».

— Так тоже помогает. — Она засмеялась и убежала умываться. А доктор вернулся к окну, и думал, много думал.

4

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 3, 163 г., 7:20

— Это правда, что по отелю можно ходить неделю? — он знал, что Тевейра стоит позади. Молча стоит, и смотрит туда же, куда и он — в окно.

— Даже больше. Тут столько всего! Вы любите страшилки? Я обожаю!

— Простите? — доктор повернулся.

— Ну страшилки! Знаете, подземелья со скелетами, всё такое. Там классно!

«Как она умеет преображаться, — подумал доктор. — Всё меняется: и вид, и походка, и лексикон».

— Никогда не был, — признался он. — Думаете, испугаюсь?

— Проверим? — улыбнулась она. — Если испугаетесь, исполните моё желание! Не бойтесь, ничего неприличного!

— А если не испугаюсь, то вы моё?

— Да!

— А как узнаете, что испугался?

— Почую, — понизила она голос. Фыркнула, оттолкнула доктора, засмеялась. — Как не стыдно! Я не об этом!

— Я подумал, что уж точно не обделаюсь, — усмехнулся доктор. И получил лёгкую пощёчину-шлепок. — За что?

— Следите за языком! Я не люблю гадких слов!

— Так вы и мысли читаете, да?

— Иногда, — призналась Тевейра. — Ну не читаю, угадываю. Это легко, доктор. С вами — особенно, — прошептала она. — Идёмте? Там правда интересно!

* * *

— Боитесь! — прошептала Тевейра, когда вагончик-тележка, условно прикрытая рваным тентом, неожиданно остановилась. Впрочем, неожиданно ли? Фантомы-чудовища были очень реалистичны, и если бы обоняние и всё прочее работали бесперебойно, пробрало бы до костей. Тевейра пугалась, но очень мило пугалась, с восторгом. А когда тележка встала, то испугался и доктор. Не за себя. На какой-то момент ему показалось, что всё вокруг стало реальным. Что вон там, поодаль, действительно бродят людоеды, что оборотни вот-вот вернутся и сожрут их.

— Вы боитесь! — рассмеялась она тихонько, обняла его за шею. — Да?

— Да, — признался доктор. Не буду нажимать на кнопку, подумал он. Не буду звать на помощь. Хотя было страшно, не за себя — за неё.

— Вы мне должны желание, — взяла она его за руку. «Она сидит слишком близко, — подумал доктор, — и отодвинуться некуда. Да и не хочу. Вот ведь дожил, человеку почти восемьдесят, а переживает, как будто только двадцать!».

— Вы не старик, — шепнула она. — Да? Не нужно! Не убеждайте себя, что вы старый!

— Тевейра, можно спросить?

— Конечно.

— Что будет через две недели?

— Не знаю. Будет что будет. Мне всё равно! Вы же не уедете в Старый Мир, да?

— Почему вы так думаете?

— Мама ни за что не уедет. А вы не сможете уехать от неё.

— Но…

Она ладонью прикрыла ему рот.

— Мама говорила правду. — Она поцеловала его в щёку. — Вы обожаете задавать глупые вопросы. Майер, я сейчас счастлива, понимаете? А завтра будет завтра, и неважно, что будет!

Свет вновь вспыхнул, и тележка покатила дальше. Трое фантомов-оборотней стояли совсем рядом и смотрели на «добычу», оскалившись.

— Вы не уедете, вы останетесь здесь. А я буду знать, что вы рядом и в надёжных руках. — Она улыбнулась. — Не спрашивайте меня о будущем, ладно? Я его не боюсь.

* * *

— Мама! — воскликнула Тевейра в восторге, когда они вошли в номер доктора. И осеклась. На лбу у мамы собрались морщины — мама злая, как никогда. Но на кого?!

Мерона улыбнулась ей взглядом, и едва заметно указала бровями — подожди снаружи. Тевейра коротко поклонилась, и выскользнула за дверь. Майер оглянулся, уже хотел выйти и что-то спросить, как…

— Майер, не прячься, — смешок. — Надо поговорить.

Умник!

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 3, 163 г., 10:20

— Не будем тратить время на церемонии. — Умник нарядился в белый халат, и, единственный из них выглядел на восемьдесят лет. Впрочем, брюзгой он был и тогда, и ещё двадцать лет тому назад. Ничего не изменилось, просто стал морщинистым и тощим. — Сядь, Майер. — Сам Умник сиделна вычурном деревянном стуле. С собой принёс, что ли? Вот точно псих!

Мерона стояла поодаль; когда Майер уселся на стул напротив гостя, подошла и встала рядом.

— Как в добрые старые времена. — Умник достал из кармана тонкий пузырёк и выпил таблетку оттуда. Старомоден. Сейчас уже никто не пьёт таблеток. Всё или в питье, или через нуль-шприцы — доставляют препарат точно туда, куда нужно за долю секунды. — Майер, какого такого ты притащился сюда?

— Тебя не спросил, — пожал тот плечами. — Ты-то здесь что делаешь?

— Здесь? Смотрю на ваши довольные физиономии. Ну как, Рони, наш старичок ещё в состоянии пригладить ушки?

— Ублюдок, — коротко заметила Мерона, положив ладонь на плечо Майера.

— Стараюсь, — пожал плечами Маэр эс Темстар, для своих — Умник. — Ты уже ему рассказала, сколько людей провело с тобой ночь? А?

— Я знаю. — Майер не ожидал, что сможет говорить спокойно. — Ты явился, чтобы говорить гадости?

— Нет, чтобы уговорить вас убраться отсюда. — Умник и раньше был похож на печального коня, а сейчас — особенно. Длинное лицо, горбатый нос, вечно сложенные в презрительной гримасе губы. Вечно сутулится, шаркает ногами — это доводило Мерону до бешенства. И неприятный голос с надломом. Но, будь всё проклято, именно он вынес тогда Мерону из пекла и пламени, сам при этом обгорел, навсегда потерял волосы, а какой роскошной шевелюрой он тогда обладал! И именно он выгородил Мерону и Майера, когда их очередной бурный роман едва не подвёл всю команду под трибунал.

— Я не уеду. — Мерона уже не казалась воплощением гнева. — Маэр, не трать время, ты уже не сможешь меня разозлить. Майер и так всё знает. В любом случае это не твоё собачье дело.

— А та милая девочка за дверью — для остроты ощущений?

Майер досчитал до десяти и обратно. Стиснул зубы. Умник захохотал.

— Майер, старик… Когда же ты встанешь и дашь мне по морде?

Майер сорвался с места, подскочил, и… кулак прошёл насквозь, а сам Майер полетел кубарем, приложился головой о спинку дивана. Поднялся на ноги, ощущая себя последним идиотом.

— Прояснилось в голове? — поинтересовался Умник и перестал скалиться. — Ну да, я фантом. Майер, дружище, тебя можно привести в форму, только если разозлить. Не обессудь, дело серьёзное. Тебе лучше взять с собой девочку или Рони, или обеих и уматывать отсюда. Со всех ног.

— А то что?

— Конец света. Такой небольшой, знаешь. Размером в одну планету.

— Не только трус, ещё и сумасшедший, — усмехнулась Мерона.

— Я не трус, я лентяй. Охота мне через половину планеты лететь? Я вам поясню, почему нас должно стать тут минимум на одного меньше.

— Объясняй прямо сейчас, — потребовал Майер. Он вернулся туда, где стояла Мерона, и взял её за руку.

— Тут нужны материалы, — пояснил Умник. — Надо полистать их, потрогать своими руками. Вы же у нас скептики. Завтра я подам вам карету, приезжайте. Если хотите, приезжайте втроём.

— Хорошо. — Мерона переглянулась с Майером и тот кивнул. — Но по морде ты всё равно получишь. По разу за каждое мерзкое слово.

— Сделай одолжение. — Умник надул губы. — Завтра, скажем, часов в пять вас устроит?

— Вполне, — ответил Майер. — А теперь пошёл вон!

Умник осклабился, помахал им рукой и исчез. Вместе со стулом.

— Майер. — Мерона нетвёрдым шагом подошла к дивану, уселась. — Обними меня. И помолчи минут пять, ладно?

* * *

— Съездим, — решила Мерона. Она стояла посреди комнаты и приводила в порядок причёску. Странно, но Майера это раздражало уже не так, как раньше. — Хочу посмотреть, как ты дашь ему по морде. Давно уже не видела.

— Рони, нас осталось только трое?

Она обернулась, держа в зубах последнюю заколку. Вставила её, не отводя взгляда.

— Нет, — отозвалась она, наконец. — Майстан где-то в Старом Мире, рыбу ловит, как всегда. Манни в дальнем космосе, у неё роман. Ещё неделю назад они оба были живы и здоровы.

— Откуда знаешь?

— Ты один у нас не пишешь и не звонишь. Нормальные люди присылают открытки не только на день рождения и похороны. Ладно, не дуйся.

— Так ты получила мои открытки?

— Мне передали. — Она подошла к нему, уселась рядышком. «Я снова чувствую, и с каждым часом всё лучше, — подумал Майер. — Голова снова кружится».

— М-м-м… как мило… ты меня ощущаешь, да? — она положила голову ему на плечо.

— Ещё как. Хотя не должен, Умник…

— Всё, хватит о нём! Хочешь, я сама тебя обследую? Чтобы ты тоже понял.

— Что я должен понять?

— У тебя восстанавливаются нервные ткани. Знаешь, я так вчера старалась… камень могла соблазнить, а ты почти не замечал. А сейчас и не стараюсь особо, а ты уже мой. Да? Мой?

— Твой, Рони.

— Не могу, — прошептала она. — Если начну, уже не остановлюсь. Вейри! Входи, уже можно! — позвала она.

— Вейри? — Доктор приподнял брови.

— Уменьшительно-ласкательное. Или я должна звать свою дочь «теаренти Тевейра»?

Тевейра появилась с подносом в руках. Чай! Как кстати! Как догадалась?!

— Иди ко мне. — Тевейра осторожно поставила поднос на столик у дивана и бросилась к Мероне. Села ей на колени, положила голову на плечо, притихла. «Чую обеих, — думал Майер, — о Великое Море!». Он встал, чуть покачнувшись, потёр виски.

— Что с вами? — спросила Тевейра тихонько. — Вы почуяли, да? Поняли, что это тот самый чай?

Тот самый. Верно, теперь, когда ему объяснили, всё стало на свои места. Тот самый чай, который они с Мероной пили, когда казалось, что помирились насовсем, что всё прощено, и что всё теперь будет хорошо. А на следующий день мир взорвался.

— Тевейра… это мама попросила вас?

— Нет, я сама захотела. Вы ведь помирились с мамой? — Мерона улыбнулась, прижала к себе Тевейру, погладила её по голове. — Пусть он скажет!

— Да. — Майер хотел усесться на стул, подальше от них, но ноги подвели. Уселся прямо на пол. Тевейра соскочила, подбежала к нему, присела, глядя в глаза.

— Мама, мне уйти? — спросила она, не оборачиваясь.

— Нет, останься, Вейри. Пусть будет чай на троих.

* * *

Тевейра говорила, а они молчали. Тевейра рассказывала разные забавные истории, что тут с какими гостями случалось, просто говорила ни о чём, но Майер слушал и не мог оторваться. Ну почти не мог. Мерона наливала чай, и они пили чашку за чашкой. Такие крохотные чашечки. Было бы там что пить…

Он обнаружил, что сидит и улыбается, а обе дамы взялись за руки и тоже улыбаются. И молчат.

— Вы такой хороший, когда молчите. — Тевейра ловко увернулась от подзатыльника. — Мама! Ты ему говорила то же самое! Что, неправда?

— Вот я тебя! Майер, что скажешь?

— Ничего. Не знаю, что тут можно сказать. — Майер допил последние несколько капель. — Мне хорошо, — признался он. — Давно не было так хорошо.

— Вы же не уедете? — тихонько поинтересовалась Тевейра. — Не уедете, да? Мама? Доктор?

— Если уедем, то втроём, — заверила её Мерона. — Пусть доктор скажет.

— У меня имя есть, — проворчал Майер. Женщины переглянулись и рассмеялись. — Я приехал к тебе, — посмотрел он на Мерону. — К вам, — поправился тут же. — Умнику придётся постараться, чтобы я уехал. Я не хочу уезжать.

«Вот оно, главное», — понял он.

— Умница. — Мерона встала, подошла к нему сзади и обняла за плечи. — Я уйду. Не то какую-нибудь глупость сделаю, а нужно продержаться до завтра. Вейри, я не успела сделать из него человека, прости. Может, у тебя получится. — Она погладила Майера по голове. — Завтра пришлют машину, мы съездим к одному старому знакомому. Все вместе. А потом посмотрим. — Она взяла поднос и вышла.

— Вейри. — Майер прикрыл глаза. — Можно, я буду вас так называть?

— Так меня зовёт только мама, — улыбнулась Тевейра. — Да, доктор. Ой, простите, Майер! Или можно «Айри»?

— Можно. Только она звала меня «Айри».

Мысль пришла в голову неожиданно.

— Вейри, хотите, я покажу вам? Покажу, где и с чего всё началось?

— Конечно! — сжала она его плечи. — Вам нужна карта Леса? Вот, — указала ему на столик. Да, карта планеты есть в каждом номере. И весьма подробная. Не всё на ней указано, само собой, но многое. И почти вся суша отображена зелёным — Лес. Иначе его не зовут, только с большой буквы. Стемран — это Лес.

— Нам сюда, — указал доктор стилом.

— Так близко?! — не поверила Тевейра. — Я в тех краях бывала! Правда! Но… это запретная зона, Айри!

— Для кого?

— Для вас. Туристам туда нельзя, — улыбнулась она. — У вас же карточка с собой. Попытаетесь выехать за пределы курортной области, вас поймают.

— А если карточку потерять? Нечаянно сломать.

— Датчик не сломаешь, — покачала головой Тевейра. — Я однажды стащила карточку, когда мне было пять лет. И то не смогла.

— Убедительно, — покивал доктор. — А если забыть в номере?

— Тогда не сразу хватятся. Ой, я знаю. Вы забываете карточку в номере, а я вам устраиваю дикую поездку. Так многие хотят. Знаете, уехать в лес, чтобы чаща вокруг, и азарт, что в любой момент застукают…

Она заметила, как изменилось его лицо.

— Ко мне никто не прикасался, — шепнула она, обнимая его. — Правда.

— А вы?

— У меня работа такая! Ой, ревнуете! — засмеялась она, запрокидывая голову. — Можно… это можно!

— Что можно? — он прижимал её к себе, и становилось жарче и жарче.

— Просто сделайте, что хочется!

Он осторожно поцеловал её в шею… под подбородком. Тевейра вздрогнула, прижалась к нему крепче.

— Хватит, — попросила она шёпотом. — Не сейчас!

Майеру самому стоило немалых усилий опомниться. Какие, в бездну, восемьдесят лет?! Он помог ей выпрямиться, заметил, как подрагивают её губы.

— Простите, Айри, — она отступила на шаг. — Вам ведь так хотелось! И вы не старик! Теперь поняли?

— Понял. — Майер понял, что взмок, а нет даже носового платка. — Простите, Тевейра.

— Вейри! Ну так что, согласны?

— А если поймают?

— Вы несносны! Сами же предложили! Ну оштрафуют, и всё. В первый раз, что ли? Если завтра вернёмся до полудня, никто ничего не заметит!

— Где взять машину?

— Я найду машину. А вы пока собирайтесь! И не забудьте взять какой-нибудь еды! Встречаемся в фойе, и не вздумайте переодеваться как для прогулки, застукают!

5

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 3, 163 г., 13:10

— Далеко нам? — поинтересовалась Тевейра. В походном костюме она выглядела, как Мерона в её возрасте. «Будь я проклят, — подумал Майер, — я ведь по-прежнему считаю, что она родная её дочь. Мы все тут спятили».

— Вон туда, — указал он. Машина плыла по-над землёй, на расстоянии полуметра. Вот тут был настоящий Лес. Величественный, спокойный, грозный и добрый одновременно. Камшеры — гигантские сосны (хотя к соснам Старого Мира, они, понятно, никакого отношения не имеют), возвышались дозорными башнями. Ствол одного дерева мог быть до десяти метров в поперечнике у основания, и в настоящем Лесу всегда в поле зрения хотя бы один камшер.

— Вы даже не запыхались! — похвалила его девушка, когда они решили идти пешком. Какой чистый воздух! Целебный, возле камшеров воздух всегда целебный. Но спать под ними не советуют. Просто из соображений безопасности, когда над головой такие ветви, на которых шишки вырастают размером с голову.

— Занимаюсь бегом, — пояснил доктор. — По горам давно уже не ходил, не с кем.

— У вас нет друзей?

— Сослуживцы. Как-то я с ними не очень дружен.

Тевейра вздохнула.

— Вот. — Они вышли к едва заметной тропинке, и доктор указал на неприметную табличку, ввинченную в кору камшера. — Тут его и нашли.

— Кого «его»?

— Автомобиль. Когда мы его нашли, нас было пятеро. Двадцать шесть лет назад. Показать?

Тевейра энергично кивнула.

— Давайте устроим стоянку, — указал доктор. — Вон там. Здесь же спокойно, верно?

— Кого Лес признал, в лесу никто не тронет, — согласилась Тевейра. — Но ночью лучше спать в палатке. Или в машине. Давайте, а то я уже есть хочу! Нет-нет, занимайтесь своим делом, я сама.

«Какой старый, — подумал Майер. — Эту модель называют „Ураган“. Очень давно автомобили умели ездить на колёсах и только по земле. Вот смеху-то… У Умника такие есть, он собирал всякую рухлядь, а мы потешались».

Он достал карту памяти, коробочки проекторов, вроде здесь это всё было. Хорошо, если карта не «протухла», давно не проверял.

Не протухла.

— У меня всё готово, — позвал он. — Вам помочь?

— Я сейчас! — отозвалась девушка и вот уже «Ураган» мягко приземлился поодаль, а за ним уже стоял всё тот же «диван» из губки и на скатерти было, что есть и чем запить. Майер посмотрел, и понял, что и сам проголодался.

— Что сначала, обед или кино?

— Кино! — потребовала Тевейра.

«Умник мне голову оторвёт, что показываю секретные записи, — подумал Майер. — Да и пусть, я уже ничего не боюсь».

* * *

Красный «Тур» нашли осенью тысяча триста восемьдесят девятого года, и странно, что не нашли раньше, спутники уже тогда покрывали всю территорию. Но Умник был неправ: реактор не сдох, активного тела в резерве было достаточно, реактор переключился в режим консервации. Конечно, речь не идёт о сохранности автомобиля или его охране. Просто основным требованием уже в то время была безопасность. Даже сломанный или севший, реактор не должен стать угрозой для живых.

«Тур» обнаружили они впятером. Пятеро специалистов по экзобиологии, по изучению влияния трансбиотики на человека и биосферу Старого Мира. В то время кроме Стемрана, была известна ещё только одна планета, связанная со Старым Миром нуль-коридорами, которые назвали порталами. Но вторая планета была давно уже заселена флорой и фауной Старого Мира, а вот Лес не переставал потрясать воображение исследователей. Единая экосистема планетарного масштаба, которая таила множество интереснейших открытий. Одно из первых — целебные свойства атмосферы. В пределах Леса, то есть там, где растут камшеры, ускорялась регенерация тканей, повышалась стойкость организма к патогенным микроорганизмам, замедлялись процессы клеточного старения. И появлялись многие другие прелести.

Они нашли тропу случайно. И не стали докладывать руководству, сами устроили себе поход. За это им мог светить трибунал, в то время здесь распоряжались военные.

— Обалдеть! — Мерона первой притронулась к «Туру». — Слушайте, как новенький!

— Отойди, — потребовал Умник. — Я поставлю камеры, чтобы всё, как положено.

— Зануда, — скривилась Майтенер, для друзей — Манни или Плакса. Родом с дальнего севера, желтокожая, рослая и неуклюжая, она всегда была мишенью для шуток. Но если по шее даст — второй раз не захочется.

— Выпуска тысяча двести двенадцатого года, — пояснил Майстан, который ведал у них диагностической техникой, и по совместительству был хирургом. — Есть серийный номер. Из Старого Мира, ставлю сто к одному.

Манни присвистнула.

— Откуда он здесь?! Он же летать, поди, не умел ещё?

Умник пожал плечами.

— Надо выяснить, что да как. Так, дайте мне фонарик, посмотрю его пузо…

* * *

— Класс… — Тевейра была в восхищении. Доктор сделал паузу, а девушка ходила среди фантомов, всматривалась в них. Конечно, осмотрела и сам «Тур». Умник не поленился поставить все шесть камер так, что было прекрасно видно и то, что внутри древнего автомобиля. — А на следующий день началась война?

— Да, — согласился доктор. — Как только мы увезли «Тур», всё и началось. Может, не надо было уносить, не знаю. Но мы голову сломали тогда и не могли понять, как он сюда попал. А потом увидели тропинку. Мы на ней стоим.

— И что тропинка?

— Она ведёт в Старый Мир, — пояснил доктор, глаза девушки широко раскрылись.

— Как?! Отсюда, прямо туда? Не может быть! — Она взяла доктора за руки. — Я бы об этом знала! Мы про все коридоры знаем, даже про секретные! Тут ничего не было!

— Мы не болтали. Может, и зря. А может, не зря, не знаю. Но раз здесь нет ограждений, охраны и армии, то никто не узнал.

— Вы прелесть! — Она поцеловала его в щёку. — А мы пойдём туда? Ну, пожалуйста!

— Хотите в Старый Мир, прямо сейчас?

— Не знаю. Нет, наверное… но хотя бы посмотреть! Посмотреть, куда это выходит!

— Давайте пообедаем, — предложил он. — Кино можно не досматривать, там уже скучно. Анализы, пометки, записи.

— Мама осталась такой же, — вздохнула Тевейра. — И вы! Только усики отрастили, они совершенно лишние! А остальные, что с ними?

— Умник работает в лаборатории Института Биологии, это на той стороне планеты. Это он нанёс сегодня визит. Майстан где-то на островах, в Старом Мире. Наслаждается пенсией и ловит рыбу. Манни в дальнем космосе, там у неё нашёлся избранник.

— Вот это да! — Тевейра в восхищении. — Я никому не расскажу! Честное слово! Вы мне расскажете, да? Расскажете остальное?

Он чуть не спросил своё любимое «а взамен?» И вспомнил: «Она сделает для тебя всё. Не заставляй её делать всё!».

— Расскажу. Но вы рискуете, не забывайте. Если коридор найдут, нас с вами по головке не погладят.

— Пусть! Мы не делаем ничего такого. Приехали в лес приятно провести время, случайно нашли тропинку. Вот и всё.

«Ты такая наивная и такая оптимистка», — подумал Майер, погладил её по голове. Машинально. И Тевейра не отстранилась, не поймала его руку, как раньше.

— Тогда давайте меняться. Я расскажу про то время, а вы про себя. Хорошо?

— Времени не хватит, — вздохнула Тевейра. — На всё не хватит… вы первый! Мы пойдём или полетим?

— Полетим. Только выключите курсограф. Вообще, сотрите всё там, чтобы потом никто не нашёл.

— Уже стёрла. Я диван не буду собирать, ладно? Мы же ещё вернёмся?

* * *

— Ближе не надо. — Доктор указал на особенно крупный камшер, он стоял как пограничный столб, как главная крепость на границе между мирами. — Вон там табличка.

— И что? — удивилась девушка, оглянувшись несколько раз. — Я ничего не вижу!

— Постоим. Вы ни разу не ходили по этой тропе, она не сразу откроется.

Они стояли минут пять, а потом…

— Ой! — Тевейра схватила его за руку, прижалась. Ей было страшно, но страшно, как в том «подземелье», это был восторженный страх. Проход проступил перед ними; как и прежде, налетел ветер, он качнул крону камшера (доктор невольно поднял взгляд — если сорвёт шишку, надо успеть отбежать), толкнул пришельцев в лицо, а потом в спину — вперёд! Но они устояли на ногах.

Он был прямо перед ними. Портал, сквозь который туристы приезжают на курорт, настолько широк, что в него свободно пройдёт и самолёт, и даже прогулочный челнок, которым туристов возят на Луну и ближние планеты. А тут — словно дверь. Они ещё тогда спорили, мог бы пройти «Тур» или нет. «Мог бы, — доказывал Умник, — впритирочку, но мог». Портал открывался куда-то в чащу леса, а над ней… Какой он красивый, ведь сумели же такое построить!

— Смотрите, листья! — Тевейра в восторге. Да, ветер дул теперь насквозь, туда и оттуда, и очередной его порыв занёс «оттуда» несколько золотистых листьев. В Старом Мире осень… «Никак не привыкну, — подумал доктор. — Здешний год длиннее. Месяцы назвали так же, но там уже осень».

— Ой, как красиво там… и пахнет так приятно… Это что, башня?

— Это Университет. Университет Королевства Тегарон, один из крупнейших.

— Да?! — Тевейра смотрела, крепко сжимая Майера за руку. — Мама рассказывала. Это, правда, Тегарон? Мне страшно по-настоящему, а вам?

— Немножко. — Возле порталов не может не быть страшно. Поначалу, по крайней мере. — Попробуйте. Вы же хотели, верно? Просто шагните и протяните руку.

— Боюсь, — призналась девушка. — Не отпускайте меня! Пожалуйста!

— Не бойтесь. — Майер крепко взял её за другую руку. Действительно, как там чудесно пахнет. Всё изменилось кроме Университета, он стоит всё такой же величественный. — Не отпущу.

Тевейра не сразу решилась протянуть руку, но решилась. Протянула, сорвала «с той стороны» травинку, отступила на шаг. И тут же проход закрылся.

Раскат грома над головой. И снова порыв ветра, сбил дыхание и чуть не повалил их обоих. Тевейра выпрямилась, смеясь, сжимая в руке травинку.

— Ой, как в сказке! Почему гром? И где проход?

— Постоим — снова откроется. А почему гром, не знаю. Здесь всегда что-нибудь странное случалось. У меня иголочки по всей коже, а у вас?

— У меня тоже, — удивилась Тевейра. — Давайте вернёмся! Здесь так здорово, но страшно, если честно.

Остаток дороги она смотрела на травинку-колосок, которую взяла на память из Тегарона. И молчала. Улыбалась и молчала.

6

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 3, 163 г., 18:00

Они молчали следующие четыре часа. Ну почти ни звука.

Пообедали — Тевейра была очень голодна, а в этом ресторане готовили отменно, ничего не скажешь. О туристах заботятся. Основная статья дохода Стемрана — туристы, вроде бы все понимают, что Стемран уже сам по себе, а устоявшихся юридических отношений со Старым Миром ещё нет.

Погуляли. И тоже молча. А потом Майер лежал в палатке, захотелось поваляться, как в старое доброе время, и думал о своём. Тевейра вытащила его через час. Как тут спокойно! И безопасно! Не верится, что ещё двадцать шесть лет назад тут кругом роились и облака-терминаторы, и пожиратель мог вылезти из-под земли в любой момент, и много прочей механической дряни, которая успела обосноваться в Лесу. Так и не поняли, кто оставил здесь всех этих роботов, почему Лес сжился с ними, и почему вдруг он стал противостоять им, помогать, если можно так выразиться, людям.

— Почему вы молчите? — поинтересовалась Тевейра, когда они пришли, а часы тихонько пискнули на запястье доктора. Сейчас снова модно носить настоящие вещи, под старину. Часы, авторучки. Понятно, что в современные часы умудряются столько впихнуть, что и часами-то не назвать, это и вычислитель, и проектор, и «лампа тьмы» для тех, кто хочет вздремнуть, и собственно часы, и плеер… «А вот у меня просто часы, — подумал Майер. — Реплика старинной знаменитой марки. Всё движется по спирали».

— Не знаю. Честно, не знаю. А вы?

— А я не молчу! Я всё время о себе рассказываю! Просто не словами.

— Вы меня разыгрываете? — Доктор потёр лоб.

— А вы попробуйте. Возьмите меня за руку. Вот, а теперь подумайте, что я больше всего люблю есть?

— Сырую рыбу с тушёными овощами, — предположил Майер. Вот откуда-то пришло в голову, и всё. Да как пришло — как будто перед ним стоит блюдо, и глаз радует, и пахнет так, что язык проглотишь!

— Точно-точно! А как я сплю обычно?

— На правом боку, — Майер медленно поднялся. — Правая рука под одеялом, левая сверху. Вейри, это правда не розыгрыш?

— Нет. — Она смотрела на него, и от её взгляда у него мутилось в голове. — Простите. Я вас обидела? Просто хотела, чтобы вы перестали меня стесняться!

— Вы такая необычная. — Он снова потёр лоб. — Вы все так умеете?

Она отвернулась.

— Вейри? — позвал Майер через минуту. И когда он научится следить за языком?

Девушка развернулась — резко, стремительно — и толкнула его ладонями в грудь. Ещё момент — и вот она сидит верхом на его груди, прижимая плечи доктора к дивану, гневная и мрачная.

— Я одна! Я одна такая! — Глаза её наполнились слезами. — Я бы ударила вас, но вам это нравится! Когда женщины дают вам пощёчины!

— Простите, Тевейра. — Майер на миг растерялся. — Я больше не буду.

Она долго смотрела ему в глаза, кивнула и отодвинулась. Уселась и мрачно уставилась в пространство.

— Будете, — возразила она хмуро. Майер не без труда уселся, пододвинулся, взял её за руку. Девушка молча освободилась, продолжая смотреть в сторону, насупившись. И Майер неожиданно почуял. И улыбнулся.

— Перестаньте, Тевейра. — Он снова взял её за руку. — Ну в самом деле! Не притворяйтесь!

Она расхохоталась, и снова повалила его на спину («Какая она сильная», — подумал доктор), склонилась над ним. В её взгляде читалось обожание.

— Здорово! Нет, правда! Вчера вы почти совсем ничего не чувствовали! Только не говорите так больше!

— Не буду, — снова пообещал доктор, и Тевейра обняла его, прижалась к плечу.

— Молчите, — велела она. — Я знаю, что вы хотите сказать. «Тевейра, что мне теперь делать? Как же мы будем жить втроём? Что будет завтра?» Вы маму замучили такими вопросами. А я не позволю!

— Вы меня пугаете, — признался Майер, вновь растерявшись.

— Знаю. Простите меня! Я так рада, что вы рядом… — И она уткнулась лицом в его грудь. — Не рассказывайте ничего. Ни сегодня вечером, ни завтра. Я буду рассказывать, да?

— Да. Я хочу слышать ваш голос.

— Да-да. А теперь молчите! Просто лежите и слушайте Лес.

— Вейри? — позвал доктор минут через тридцать. Закат надвигался, а вместе с ним приходили сумрак и прохлада. — Может, перебраться в палатку? Вы как, не проголодались?

— Ой, нет, я наелась на неделю! — Она уселась. — Приготовьте пока всё в палатке, а я вам ужин сделаю. Не спорьте! Вы же хотите есть!

* * *

«Как всё изменилось, — подумал доктор. — Тогда мы даже в броневике побоялись бы оставаться в Лесу. Только в воздухе, да повыше, да под силовыми полями. А сейчас — сейчас никакой опасности. Даже намёка». Лес принял людей, и только Умнику мерещится что-то неладное. По словам Рони, Умник постоянно говорит, обиняками да полунамёками — что-то будет, это спокойствие кажущееся.

— Здорово, да? — Тевейра зажгла лампу. — Переодеться?

— Что, простите?

— Переодеться для вас?

Он понял, о чём она, и ему стало нехорошо. Нет, наоборот, стало настолько хорошо…

— Да. — Он смотрел в её глаза, и она не отводила взгляда, и улыбалась. Палатку уместнее назвать домом — настолько она высока и просторна. Или крепостью — её хрупкость обманчива; когда включена защита, не взрежешь и не сомнёшь, не каждое оружие возьмёт. Армейская. Оставил себе на память. Правда, именно в ней его и сцапал пожиратель…

— Майер, — позвала она. — Только я и вы, да?

— Да, — потёр он лоб. — Простите. Только я и вы.

Он смотрел, как она переодевается, знает ведь, что делает, она вгоняла его то в жар, то в холод — неприступная и близкая одновременно, суровая и ласковая, гневная и нежная… Она облачилась в другой тефан, он казался полупрозрачным, и взгляд (а может, воображение) позволял видеть её всю. С головы до пят. Великое Море… как она умудрилась остаться нетронутой? Он не спрашивал, сколько у неё было клиентов, но понимал, что много.

Она уселась перед ним, нахмурилась… Майера как холодной водой окатили. И пропало, исчезло желание, жар угас, осталось просто восхищение. И её притягательный, чарующий аромат…

Она придвинулась, взяла его за плечи.

— Так я это делаю, — шепнула она и поцеловала. Впервые поцеловала в губы. — Вы ничего не хотите и не можете, верно? — она улыбнулась. — Меня никто не тронет, если я не захочу. Майер, не надо! Не думайте о них! Я ваша, неужели вы не понимаете? Только ваша!

Он прикрыл глаза.

— Посмотрите на меня! — потребовала она. — Майер, ещё раз закроете глаза, я обижусь! Очень сильно обижусь!

Он повиновался. «Пусть будет, что будет, — решил он. — Хватит уже беспокоиться о том, что не в моей власти. Я не обижу её. А всё остальное не важно».

— Умница. — Она поцеловала его ещё раз. — Ложитесь! И спрашивайте. Вам так приятнее, я знаю.

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 4, 163 г., 1:25

Майер проснулся, как включился — «все системы функционируют нормально». Смешно. Сейчас он может над этим посмеяться. Тевейра спит рядом, прижавшись к нему. Вроде и ложились к разным стенкам, но вот она, рядом. Улыбается, и не знает, что я сейчас вижу её всю, и что в голове опять становится горячо…

Она медленно и сладко потянулась, продолжая улыбаться во сне, отвернулась и натянула на себя покрывало. Майер улыбнулся: «Я всё равно видел. И она знает, точно, знает». Мерона, Мерона… ладно, Майер, хватит причитать и думать о том, что не в твоей власти. Живи сейчас. Вот как она. И не бойся будущего. Как она не боится.

Организм требовал совершить одно конкретное и неотложное действие. Майер набросил плащ — ночь всё-таки — взял фонарик и пульт, палатку так просто не открыть. Тевейра попросила оставить потолок полупрозрачным. Какая роскошная Луна!

Организм быстро удовлетворился и намекнул только, что утром будет жутко голоден. «Вот я и выспался, — понял Майер, — и могу теперь гулять по Лесу до умопомрачения. Не этого ли хотел?».

Ему показалось. Вначале просто показалось. А потом сработал рефлекс, уже почти что инстинкт — опасность рядом. Тогда это тоже было так: человекоподобная фигура, она брела по лесу, вроде сама по себе, но вдруг ускорялась, невероятно ускорялась и оказывалась рядом с тобой. И распадалась на облако крохотных, прочных и очень агрессивных «пчёл». Терминатор. Броня высшей защиты была только у военных, нам выдали что-то попроще, и однажды мы видели, как туча пожирает человека, на котором был вот такой вот лёгкий костюм. До сих пор не забыть тот кошмар.

Движение справа, на границе видимости. Майер посветил фонариком — животное, кто ещё может быть? Но фонарь выхватил не животное, а человеческий силуэт. Человекоподобный.

Рефлексы сработали мгновенно — повернуться, включить костюм в режим зеркала — быстро истощит батареи, но если не включить — сожрут заживо. И бегом назад, туда, где с небес спустится боевая машина, и подберёт тебя… Он не успел понять, что нет машины, нет костюма, что никакие сенсоры ничего не включат. Нет уже роботов, нет войны, ничего нет.

— Майер? — окликнули его. Он чуть не вскрикнул. Тевейра, в своём полупрозрачном тефане. Когда успела надеть? — Что такое? На вас лица нет!

— Там. — Майер снова посветил. Никого и ничего. Естественно, взбредёт же такое в голову! В палатке полно датчиков, и настраивали их именно на роботов. Незаметно не подползёт.

— Вам приснилось, — обняла она его. — Там ничего нет. Лес добрый! Он никого сюда не пустит! — Она поклонилась — надо полагать, Лесу. Майер повторил её жест. — Идёмте, рано ещё!

— Я уже не усну, Вейри.

— Посмотрим! — улыбнулась она. — Всё, бегом в палатку, я сейчас приду!

Он чуть не покраснел. Вейри так выглядит в свете Луны… Он понял, что она ждёт, пока он отвернётся, и поспешил назад.

* * *

Когда он снова проснулся, рассвет уже накатывал на Лес. Ещё минут десять, и солнце ударит сквозь крышу им в лицо. Тевейра лежала рядом, и теперь он точно всё помнил, каждую деталь. Она пришла, и разделась, так же как раздевалась до того, и в лунном свете выглядела… не описать. Повязала пояс от тефана поверх головы и легла к нему. На невольный вопрос, зачем закрыла голову, пояснила — нельзя. Всё остальное ваше, доктор Майер. Пожалуйста, не обижайте меня. Так и сказала — не обижайте.

Как он мог её обидеть? Она прижалась к нему, и снова его бросало то в жар, то в холод. Он погладил её — просто погладил ладонью, не прикасаясь нигде кончиками пальцев, да и толку от кончиков, в которых всё давно умерло, и вживлённые датчики просто сообщают, что примерно нужно чувствовать. Но она чувствовала, и выгибалась, как кошка, и ей было хорошо, и то было не притворство. Странная была близость без близости, и нет, не напрасно она завязала голову, ведь пальцам хотелось именно туда.

«Не обижайте меня!»

«Ещё позавчера я не знал, что ты существуешь, — размышлял он, — а сейчас не знаю, как это возможно — мир без тебя».

«Мерона, ты всё поймёшь и увидишь — мысленно попросил Майер, — мы были с ней, и не были, она не хочет становиться между нами, хотя и ей очень трудно сдерживаться».

* * *

— Меня взяли в обучение с тринадцати лет. Как только встретила первую Луну, сразу взяли. Мама со мной долго говорила, и стеснялась немного, а я всё сразу поняла. И вовсе не думала ничего плохого, что может быть плохого в том, что самое естественное между людьми? Ну конечно я всё знала, это вы только так думаете, что дети ничего не понимают и не знают. Десять лет нас учили, и голова трещала, и чего только не было! В школе все учатся по семь лет, а у нас было всего три на всю школьную программу, а потом предметов стало гораздо больше! А медицина? Я ужасно боялась, и противно было, а потом научилась и привыкла не замечать. Ну за младенцами же ухаживаем, и ничего! Люди же и всё, что у них внутри — тоже люди, без этого никак. Ничего, сумела, у нас все работают в больницах, два года обязательной работы и учёбы, и розги там не жалеют! Да, я не шучу, именно розги!

— Мама учила нас, ей было труднее всего, ведь все Aenin Rinen из Старого Мира отказались обучать её. Она для них — выскочка из бедняков, да ещё учёная, а на таких смотрят как на зачумлённых. Мама говорила, что её приговорили к смерти там, в Старом Мире за то, что посмела назвать себя хозяйкой Луны, за то, что обучила нас и за то, что мы следим за порядком. Но я точно знаю, они приезжали к нам, девочки их видели, и парни тоже, а двое даже работали с ними. Они не извиняются, но я думаю, маму они не тронут…

— А потом было самое страшное, когда мы начали учить эти точки, и как управляют человеком, и как чувствовать мысли, и обучались терпению, и учились играть совсем другого человека, а потом сбрасывать его, я не объясню вам, это как змеи кожу сбрасывают. Я так пугалась, знаете, очень трудно не потерять саму себя! Ты так привыкаешь ко всему наигранному, и вживаешься в выдуманную жизнь, и нужно потом расстаться, и забыть его или её.

— Да, я и с женщинами была… Ой, ну вы как маленький! Эти гадости про нас выдумывают, неужели не понятно? С женщинами труднее, там не бывает наспех, это вам, мужчинам, немного нужно, получили своё, и через пять минут вас не добудиться. Что, не так? Ой, ну сразу обижаться! Это просто природа, вот и всё, я же не в укор вам. Да. И языки тоже изучали, конечно, и там тоже розги, не то число, не то наклонение…

— Айри, вы как маленький, ну правда! Хорошо, я скажу. Только я касаюсь клиентов, они меня не смеют. Нет, ниже пояса — никогда, за это у нас могут и казнить. Очень строго! Успокоились? Сколько у меня их было? Я отвечу, но только один раз. Девяносто три. Все остались довольны, кроме вас. Ну, дались вам женщины! Двадцать их было. Я с ними отдыхаю, а с вами так устаю… Нет, я не про вас лично. Не обижаетесь?

— Айри, это очень интересная работа. Знаете, что мама говорит? Что если клиент от тебя ушёл таким же, каким пришёл, ты не заработала свои деньги. Они должны уходить лучше, чем были. Да. Да-да-да! Вот поэтому нужно всё забывать, поэтому нужны новые имена. Да. А знаете, что мне будет, если узнают, что я вам рассказала? Сказать, что будет? Я знаю, что вы не скажете. Да я почти ничего не рассказала, что вы. Только самое главное. Хотя вру, вы у меня самое главное. Да. Всё, я устала, подвиньтесь! Всё ваше, кроме головы… Не обижайте меня! — закончила свою исповедь Тевейра.

«Мерона, я и не знал, что ты на такое решилась. Я думал, ты просто имитировала, создала что-то похожее, — вступил в мысленный диалог Майер, слушая длинный рассказ Тевейры. — А ты пошла к самым истокам, и повторила, как смогла, всё, чему их там учат, у нас, в Старом Мире. Нет, я не буду называть всех людей плохими словами, даже мысленно не буду. Постараюсь. Пусть другие их обзывают, если есть за что».

Тевейра сказала: «Не терплю гадких слов. А знаете, почему не терплю? Потому что слова сбываются! Говорите о себе плохо, и станете плохим! Не смейтесь! Ой, вот о маме так не смейте. Даже когда она вас зовёт мерзавцем, она вас любит, а не обзывает. А мерзавцем зовёт за дело, и вы это знаете, а ещё потому, что вы не цените добрые слова. Вот опять вы обижаетесь… Всё, молчите, а то уйду! Смотрите, какая Луна».

«Великое Море, как мне хорошо» — блаженствовал Майер, слушая её голос.

Тевейра пошевелилась.

— Я чувствую, — прошептала она. — Вам хорошо, и мне хорошо. Хотите? Сейчас, когда меня видно?

Майер молча покачал головой: «Нет, я не смогу остановиться. Не сейчас».

Тевейра улыбнулась и прижалась к нему.

— Тогда вставайте и варите кофе, — распорядилась она. — У нас ещё два часа времени! Я вам столько хочу показать!

7

Стемран, в пути, Техаон 4, 163 г., 18:10

— Айри, — позвала Мерона. «Карета» оказалась древним «Ястребом», представительским автомобилем прошлого века. Точно, машина из коллекции Умника. Огромный салон — дюжина людей туда влезет без усилий и будет сидеть, друг другу не мешая. А если их всего четыре, то и выспаться все смогут с удобствами, а уж что там, на борту есть из развлечений, можно минут пять перечислять. Странная страсть у Умника. Видимо, не знал он хорошей жизни в детстве, раз так полюбил роскошные машины. Пусть даже очень старые.

Майер обернулся. Тевейра спала в дальней части салона и полупрозрачная занавеска отделяла её диванчик от остальных.

— Она нас не слышит, — пояснила Мерона. — Пусть отдохнёт. Спасибо тебе.

— Прости?! — растерялся Майер. Мерона рассмеялась. Тевейра за занавеской, улыбнулась и потянулась — как там, в палатке.

— Прощаю, прощаю. Усы сбрил? Замечательно. Прости и ты, с ними ты выглядел пошло, сейчас так не носят. Спасибо за ночь, которая у вас с ней была.

— Ты всё знаешь? — Мерона не выглядит разгневанной, хотя кто её знает.

— Она мне не рассказывала. Ни словами, ни мысленно. Я не лезу в её личную жизнь. Просто я вижу, как она сияет. — Мерона поцеловала его. — Она мудрее, чем ты думаешь. Не обижай её, пожалуйста.

— Что-то случилось? — «Ястреб» делал три с половиной тысячи километров в час, на высоте пяти километров. Шесть часов им быть в пути. Какой вид внизу! — Ты сумрачная.

— Спасибо, что заметил. — Она положила голову ему на плечо. — Политика, Айри. Моё дело, прости, что так называю, очень доходное. Стемран готовит третье, заключительное обращение к Великим Домам с просьбой признать его Великим Домом. Большая игра, большие деньги. Иногда мне кажется, что все мерзавцы и подлецы мира крутятся вокруг нас. Всем охота получить кусочек власти.

— С тебя деньги требуют?

— И это тоже. Ты же знаешь, чему я учу своих детей. Это же готовые агенты для любой спецслужбы. А они все тут толкутся, не продохнуть.

Она сказала: «Детей».

— Если они все так воспитаны… это подвиг, Рони. Тем более, тебе все отказались помочь.

— Не проболтайся при других, — спокойно заметила Мерона. — Я не лезу в ваши с ней отношения. Да, я не ревную, уже не ревную. Я знаю, она тебе рассказала, ты ведь любопытный у нас. Но если ты проболтаешься при других, мне придётся её наказать и отстранить.

Майер вздохнул и хотел было по привычке прикрыть глаза. Всегда прикрывал, если чувствовал себя неловко. «Не смейте, доктор Майер! Смотрите на меня! Мы же все ошибаемся, да? Так признайтесь с открытыми глазами! Я всё пойму!».

— Она тебя дрессирует, — улыбнулась Мерона, словно всё могла видеть. — Это замечательно. Я уже не смогу, привыкла я к тебе, пожалею… А она не станет терпеть то, что может исправить.

Майер молча погладил её по голове.

— Хорошая у меня дочь, правда? Ты бы уже спросил какую-нибудь чушь, вроде «Рони, как же я с вами двумя теперь? Что же мне делать теперь?» А сейчас молчишь. Она у меня умница! — Мерона выпрямилась, посмотрела Майеру в глаза.

— Умница, — подтвердил Майер. — Если честно, я сам ещё в себя не пришёл.

— Ничего удивительного. Ты ничего не чувствовал почти двадцать лет, а тут мы обе… Работа, да? Когда становилось совсем паршиво, ты работал? Я читала твои статьи, это супер! Если тебе не дадут Всемирную в этом году, значит, там одни негодяи.

Майер улыбнулся, погладил её по голове.

— Вернёмся от Умника, я тебя обследую. — Мерона улеглась на сиденье, положила голову ему на колени. — Полежишь пару дней в клинике. Тевейра будет рядом, если захочешь. А потом будем тебе работу искать.

— Вообще-то у меня деловой визит в Институт Биологии. Официально. И всё.

— Ну а мы куда летим? Ты же приехал, чтобы остаться. Так и сообщишь в свой институт.

— Мне придётся вернуться на несколько дней, чтобы всё оформить и получить визу.

— Вернёшься, тоже мне, проблема. Возьми девочку с собой. Она боится одна ехать в Старый Мир, а с тобой куда угодно поедет. Устрой ей каникулы!

— С удовольствием.

Она взяла его ладонь и прижала её к своей щеке.

— Мне нужна помощь, Айри. Ты мне можешь очень помочь. Если будешь рядом, и если Тевейра будет счастлива. Тогда я точно справлюсь. А без работы не останешься, не бойся.

Майер вздохнул.

— Умница. Не говори, когда слова не нужны. Всё, умолкаю, я точно от тебя заразилась!

Майер тихонько рассмеялся.

— Очень хочу, — призналась Мерона, глаза её подёрнулись дымкой. — Но не смогу, когда она рядом. Давай, спрашивай, а то ведь изведёшься. Умник знал, как тебя подцепить.

— Что он имел в виду?

— С кем я проводила ночи? Со многими. Работа такая, особенно если ребятишки не справляются. Иногда я сама всё делаю, за них.

Майер молчал. Отчего-то уже не накатывала жгучая волна, смесь гнева и обиды. Как ребёнок, право слово. Умник прав. Он грубиян, пошляк и циник, но никогда не добивает, не смешивает с грязью, не опускается до подлости.

— Вот и хорошо, — открыла она глаза, погладила его по щеке. — Ко мне никто не прикасался, ты знаешь теперь. Ни ко мне, ни к ней. Как я не спятила до сих пор, не понимаю. Наверное, верила, что ты вернёшься. И вот ты здесь.

— Поясни мне как физиологу. Если к ним не прикасаются, а прикасаются только они сами, как они не сходят с ума?

— О, это просто. Только к голове нельзя прикасаться. Что ты кривишься? Если они к тридцати годам не решают завести семью, я их отпускаю. Потому что иначе не выдержат, и никакие упражнения и сублимация не помогут. Потом, когда их дети уже не требуют постоянного присутствия, они могут вернуться. Четверо из пяти возвращаются. И возвращаются настоящими, зрелыми Aenin Rinen. Уже не дети, уже сами могут обучиться на хозяев.

— А остальные двадцать процентов?

— Они уезжают обеспеченными, если по глупости всё не спустят. Находят себе другое занятие. Конечно, им кое-что строго запрещается, и мы всегда следим. Если хозяйка вызывает, они обязаны приехать. Нет, не на работу, а на обследование. Мы не бросаем их, если они уходят. Остаёмся друзьями, настоящими друзьями.

«Мы». Значит, она не одна такая здесь.

— Ты довольна?

— Я ещё и счастлива. Айри, не любопытствуй. Тут ничего грязного, я бы с таким не стала связываться, но меньше знаешь — лучше спишь. Говорю как Aenin Rinen.

Майер не выдержал, захохотал, Мерона легонько шлёпнула его по щеке.

— Ну, у тебя и карьера, Рони!

Тевейра отдёрнула занавеску.

— Ой, я так быстро выспалась! Какаяпрелесть! — Она восторженно хлопнула в ладоши, посмотрев за окно. — Нам ещё долго? — глянула на довольную Мерону, и никакой тени не скользнуло по лицу девушки. Наоборот, к изумлению Майера, Тевейра обрадовалась тому, что увидела.

— Часа три с половиной. — Мерона потянулась — аккуратно, чтобы не свалиться. — Ну, раз мы тут все вместе в интимной обстановке, надо чем-нибудь заняться… — Майер оправдал ожидания, смутился. Вот напасть! Ведь думал, что навсегда разучился! Обе женщины рассмеялись. — Мама, я выиграла, выиграла! — пропела Тевейра. — Отдавай его! Он мой!

— Всё-всё. — Мерона уселась. — Забирай это сокровище!

— Не понял. — Майер почесал в затылке. — Вы спорили на что-то? Обо мне?

— О тебе и на тебя, — пояснила Мерона. — Ну не обижайся! Просто сейчас вы с Вейри пойдёте пить чай, или что ты захочешь, а я не стану вам мешать. Посижу, почитаю. Сто лет уже не читала в спокойствии!

* * *

— Вы, правда, не обиделись? — Тевейра в который уже раз разлила чай и положила десерт — пирожные с кремом. На одном из таких она и написала свои настоящие доходы.

— Немного, — признался Майер. — Я просто не пришёл ещё в себя. Простите.

— Хорошо, что вы честно! Ничего, мы вас поставим на ноги. Знаете, у мамы дома кругом ваши фотки. Всякие: и плоские, как в старину, и фантомы, и говорящие картинки… Не знаю, я только о вас её спрашивала, она ведь только о вас говорила. Как в кино! Прилетает команда героев, и спасает мир от злых машин. И мама среди них. Я о вас обо всех даже книжки писала, дневники то есть. — Тевейра сама покраснела.

«Ей идёт», — в который раз подумал Майер.

— Как мы с вами вместе летим новую планету спасать. И тут вы сами приехали… Я чуть от радости не умерла! И поняла, что на самом деле влюбилась!

— Вы сказали, что больше так не скажете, — не удержался Майер.

— Вот вредина! Я же по-другому сказала! Сейчас чай за шиворот вылью! — пригрозила она. — Будете там ходить мокрый и липкий!

— Больше не буду. Вейри, там, в отеле, вы сказали «Niatta sa». Что это означает?

Она отвела взгляд. Долго смотрела в сторону, потом посмотрела в глаза доктору, улыбнулась.

— Это последняя просьба. Я просила маму разрешить мне, пусть даже потом она меня накажет или прогонит.

Майер потерял дар речи. Протянул руку и погладил Тевейру по щеке.

— Ужасно хочу, — призналась она шёпотом. — И пусть меня прогонят… Не заставляйте, ладно? Я соглашусь, если скажете, но не говорите, ладно?

— Не буду. Я вас не разочаровал? — поинтересовался Майер, когда немного привёл в порядок мысли.

— Я вас таким и представляла. — Она вытерла слёзы. — Вы невозможны! Вы всё время напрашиваетесь на комплименты! Молчите, не вздумайте извиняться! Как мама вас ещё не убила?

Майер улыбнулся, и Тевейра тоже улыбнулась. Вытерла слёзы — словно солнце вышло из-за туч.

— Я сделаю из вас человека, — пообещала она. — Для неё и для себя. Так и знайте!

— Вейри. — Майер взял её за руку. — Мне нужно будет вернуться в Старый Мир. Ненадолго. Оформить документы, продать дом, всё такое. Потом я вернусь в Стемран, насовсем. Поедете со мной?

Она кинулась к нему вокруг столика — только чудом не сшибла всё на пол.

— Да, — прижалась она к его груди. — Да, да, да… Я вас не оставлю! Вас нельзя отпускать!

Машину качнуло. Майер выглянул в окно, прижимая к себе Тевейру.

— Мы поворачиваем, — удивился он. — Что такое?!

— «Ястреб», «Ястреб», это Умник. — Голос раскатился по всему салону. — Без паники. Небольшое отклонение от программы, не беспокойтесь. Я направляю вас к своему поместью.

— Поместью, — фыркнула Мерона, отдёргивая занавеску. — Прости, Вейри. Умник в своём репертуаре.

— Ещё бы, — отозвался невидимый Умник. — Остынь, Рони, я не подслушиваю частные разговоры. И не подсматриваю. Посадка через десять минут, не забудьте пристегнуться, когда загорится красная лампа. Конец связи.

— Я не помешала? — Тевейра так и сидела на коленях у Майера, счастливая и притихшая.

— Чуть-чуть, мама. Совсем капельку!

Она соскочила с колен Майера и бросилась к улыбающейся Мероне.

— У тебя уже не может быть собственных детей, — заметила Мерона, глядя в глаза Майеру и обнимая Тевейру. — И мне врачи советуют не пытаться. Но мы же справимся, да?

— Да, мама. — Тевейра посмотрела ей в глаза, серьёзно и внимательно. А потом — в глаза доктору.

— Справимся, — подтвердил тот. — Конечно, справимся.

8

Стемран, Провинция Стемран, поместье «Роза ветров», Техаон 4, 163 г., 23:00

— Как музей! — восторженно шепнула Тевейра. — Как в кино! Мрамор, статуи… Он коллекционер, да?

Умник опередил их.

— Добро пожаловать в моё логово, — Умник спускался по правой лестнице. А всего в фойе их пять, справа и слева и прямо ведут на второй этаж, и ещё две у дальней стены. Всё тот же Умник — старый халат, стоптанные шлёпанцы, шаркающая походка, сутулится, усмехается. Но при этом пахнет не как бродяга, а как светский лев — исключительно утончённо, дорогими одеколонами, безумно дорогими благовониями. Чисто выбрит, элегантно подстрижен. Да, время тебя не пощадило, Маэр…

— Рад видеть, — второй Умник появился на левой лестнице и точно так же, шаркая и усмехаясь, спустился к ним.

— Это я для удобства, — пояснил третий, сошедший по центральной. Двое предыдущих обернулись, помахали ему и вновь повернулись лицом к гостям.

— Я насчитал десять ударов по морде, — ещё двое Умников спустились по дальним лестницам. Тевейра ошеломлённо смотрела на всё это, вцепившись в ладонь Майера. — Решил облегчить вам задачу. Ну, что уставились? Рони, я рад тебя видеть. И тебя, естественно, Майер. И вас, милая.

— Соблюдай приличия! — потребовала Мерона резким тоном. И все пятеро Умников — не синхронно, а вразнобой поклонились. Причём весьма учтиво. Тевейра поклонилась в ответ, отпустила руку Майера. Подошла на расстояние шага к самому левому Умнику… потом к следующему, вглядываясь в них и приподняв верхнюю губу. «Верхним чутьём, — подумал Майер, и ему сделалось смешно. — Она пытается понять, кто из них кто верхним чутьём. Девочка так ошеломлена, что чихать ей на приличия».

— Этот! — указала Тевейра на второго слева — Умники так и стояли полукольцом. И сразу же остальные исчезли, остался только тот, на которого она указала. — Угадала! — восторженно воскликнула она.

— Недоработка, — согласился Умник, вновь поклонился ей, уже без иронии и усмешки, Тевейра вернула поклон. — Давай уже, Майер. Врежь старичку как следует. Не бойся, не рассыплюсь.

Майер не заставил себя упрашивать дважды. Врезал от души, Умник полетел на пол, Тевейра в тревоге бросилась к нему, помогла подняться.

— Ты в форме, старина. — Умник потёр челюсть, вытащил изо рта пару эластичных вставок. — Как знал. Зубы-то не лишние. Всё, или ещё охота?

— Хватит с тебя. — Майер протянул ему руку и пожал. — Кончай этот цирк. Давай уже к делу.

— Дела подождут. Иди сюда, — Мерона поманила Умника к себе, когда рукопожатие окончилось. И обняла его, прижала к себе. — Паразит! — потрепала его по голове. — Чтобы не шутил так больше! Люди же, не куклы!

— Виноват, виноват. — Умник довольно улыбался. — Молодая госпожа? — Он посмотрел на Тевейру. — Вам не хочется дать мне по морде? Просто так спрашиваю.

Тевейра отступила, схватила Майера за руку и улыбнулась.

— Нет, но ужасно хочу с вами поговорить, — подняла она взгляд, Майер с улыбкой кивнул. — Я про вас столько читала! Про всех!

— Вот и славно, — проворчал Умник, потирая щёку. — Поговорим, а то как же. Ты что, боксировал, что ли? — повернулся он к Майеру. — Чуть челюсть не сломал! Ладно, у меня уже всё готово, пошли ужинать. О делах потом.

— Вы один живёте? — поинтересовалась Тевейра, не переставая любоваться интерьерами. — Так всё красиво! Такой большой дом!

— У вас хороший вкус, — признал Умник. — Не то, что у некоторых. Один, один. Вы как, призраков не боитесь? Ну, фантомов. Вы их только что видели.

— Немножко, — призналась Тевейра. Остальные молча следовали, а перед ними сами собой открывались двери, зажигался свет. «Любит он устроить представление, — подумал Майер. — Оттягивается теперь, за столько-то лет».

— Тогда не буду их включать.

— Вы же хозяин! Делайте, как хочется!

— Вы сами сказали! У них у всех будет красная лента на голове, — пояснил Умник. — Не бойтесь. Они послушные, скажете — уйдут, в ваши комнаты сами не войдут. Скажете им «испарись», и испарятся. Можете попросить у них какую-нибудь мелочь — принесут.

— Эри, ты спятил, — убеждённо заявила Мерона, когда они вошли в столовую. Там уже стояли два фантома-лакея. С подносами. Тут же шагнули ко вновь пришедшим, учтиво предложили вино. Настоящее в настоящих бокалах. — Не поняла… они могут носить предметы?! Да?

— Я тоже двадцать лет не терял времени, — пояснил Умник, принимая бокалы и передавая их по кругу. — С ними надёжнее. Да, могут. Не очень тяжёлое пока что.

— Тебе нужна женщина, — вздохнула Мерона, любуясь и вином, и бокалом. — Ты тут совсем свихнёшься. Можно, можно, Вейри. Сегодня всё можно.

— Я сделал тебе предложение, и куда ты меня послала? — Умник смотрел надменно. И расхохотался первым. Остальные присоединились. — Молодая госпожа…

— Я Тевейра!

— Теаренти Тевейра, простите. Я давно и безнадёжно люблю вашу маму. И никто больше мне не нужен. Не судьба! Вы-то хоть в это верите?

Тевейра подошла поближе к хозяину дома, посмотрела ему в глаза, взяла его за руку.

— Верю, — отозвалась она ошеломлённо. — Мама, это правда!

Мерона вздохнула.

— Ладно, Умник, будет тебе ужин при свечах. И не более. Остальное получишь от фантомов.

Тевейра расхохоталась, виновато посмотрела на Умника. Тот подмигнул.

— Ловлю на слове. Ну, мои дорогие? — Умник потёр руки. — Вы в отличном настроении, это здорово, а новости у меня неприятные. Но это потом. А пока — прошу к столу! Какую музыку вы предпочитаете в это время суток?

Тевейра снова расхохоталась, осеклась, вытирая слёзы. Но Мерона только улыбнулась ей и потрепала по голове.

— Что-нибудь природное, — предположила Мерона. — Да? Я же знаю, ты записывал всё подряд, вой волков, песни китов…

— А они поют?! — восхитилась Тевейра. — Поставьте! Очень хочу послушать!

— Вот и славно, — покивал Умник. — Садитесь, садитесь. Такую встречу надо отметить.

* * *

— Он такой странный, — прошептала Тевейра. После ужина Умник не стал ничего рассказывать, а просто показал, где чья комната и где найти карту дома.

— На кухне, — пояснил он, — командуйте сами, что найдёте — ваше, ешьте или пейте, ни в чём себе не отказывайте. Я готовить на заказ не люблю. Только если очень попросят.

Мерона в очередной раз ласково назвала его свинтусом, и Умник удалился, довольный донельзя.

Тевейра с Майером бродили по второму этажу. Всего тут пять этажей, правда, последние два — в башне. Прямо-таки замок!

— Да, — признал Майер. Картины — прелесть! Даром что репродукции. — Мы все странные. Уже поздно. Я спать, а вы?

Они стояли напротив входа в её комнаты, и Майер почти физически ощущал её и своё желание.

— Нет. — Тевейра прижалась спиной к стене, прикрыла глаза. — Вы с ней, Айри. Она столько лет вас ждала! А я теперь смогу ждать, сколько нужно. Идите, — шепнула она. — Идите! — повторила громче, толкнула его, — она ждёт вас. Идите, пока я не передумала!

— Айри? — позвала она, едва он сделал первый шаг. Доктор обернулся.

— Не обижайте её, — попросила Тевейра. Открыла свою дверь и бросилась внутрь, и сразу же захлопнула. Щелчок — дверь заперта.

Майер удалялся и ждал, вот-вот услышит, как Тевейра плачет там, по ту сторону двери. Но не дождался. Или хорошая звукоизоляция, или…

Он не стал додумывать «или». Просто открыл дверь, за которой его ждали, вошёл и закрыл за собой.

* * *

— Так, милый, давай-ка покончим с этим, — Мерона уселась. — Ты, небось, думаешь, что девочка сейчас страдает, рыдает, места себе не находит? Отвечай.

— Думаю, — признался Майер.

Она сделала ему массаж, поставила свою любимую музыку, а потом… потом нахмурилась и сидела так минуты две. И вот заговорила.

— Айри, она профессионал. И очень заботливая, если ты не заметил. Делает всё, чтобы тебе с ней было хорошо. Она становится при тебе взбалмошной, потому что ты таких любишь. Знаешь, что она сейчас делает? Читает. Или смотрит фильм. Или рисует. Она хорошо рисует! Сейчас она не думает о тебе, не думает обо мне. Ясно?

— Ясно, — прикрыл он глаза и получил пощёчину.

— Не смей! Я тоже не плачу, когда ты с ней, и тоже потому, что не думаю. Нахожу себе занятие, ухожу в него с головой. Потому что хочу на следующий день увидеть её и тебя, и понять, что люблю обоих, что всё для вас сделаю. А ты? Ты готов всё сделать для неё?

— Да. — Майер ответил, почти не раздумывая.

Мерона долго смотрела ему в глаза.

— Верю, — поцеловала его. — Не думай о нас плохо. Нам и так непросто. И не думай при ней обо мне! Она всё чувствует!

— Это вы умеете забывать что хотите, и думать о чём нравится. А я простой смертный, знаешь ли.

— Я научу, — пообещала она, улыбаясь. — Или она. Если попросишь.

Майер закрыл глаза. Слишком много всего изменилось за эти два дня. Как тут привыкнуть? Мерона улеглась рядом, погладила его по щеке.

— Я скажу тебе, чего я добиваюсь. Я хочу, чтобы Стемран стал Великим Домом. Нам многие стараются помешать. Все, кто сейчас тут наживается, кто скупает здешние земли для фабрик и полигонов, кто торгует тут дурью, кто разоряет Лес. Но мы добьёмся, чего хотим. И вычистим всю эту мерзость. Ты очень вовремя явился, у меня уже почти не было сил…

— Как смог, — холодно ответил Майер.

— Дурачок… я же сказала то, что думаю! Вот привычка искать второй смысл! Помоги нам, Майер. Тогда всё, что мы тут потеряли, будет не зря. Лес нас отблагодарит.

— Ну, прямо божество!

— Да. Великое Море — там, Лес — здесь. Всё правильно. Ты же был в Лесу. Ну, хватит. Поговорим об этом втроём или вчетвером, ладно? А сейчас только ты и я.

«Только я и вы, Майер, да?»

— Перестань. Она чувствует, когда ты думаешь о ней. Всё. — Она погасила свет. — Не сейчас. Ты не со мной, и не с ней, ты сам не знаешь, чего хочешь. Просто спи, мой милый, — поцеловала она его. — Отдыхай, — и провела ладонью по его лицу.

И Майера накрыла тёплая, нежная и целебная волна. Накрыла и увлекла за собой.

* * *

Когда он открыл глаза, на часах было четыре.

— Все спят, — пояснила Мерона, повернувшись к нему лицом. — Кроме нас с тобой. Всё хорошо? Не злишься?

— Немного.

«Буду говорить только правду, — решил Майер, — и пусть мне будет хуже».

— Я могу помочь? — глаза её смеялись, а лицо было самой строгостью. — Отвечай мне без слов. Учись!

И снова его растворила волна тепла и нежности. Но сознание не померкло ни на секунду.

9

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 5, 163 г., 5:05

— Я не смогу без тебя, — призналась она, потягиваясь. — Двадцать пять лет… и Умник, собака, постоянно клеился. Все руки об него отбила. Мне всё время чего-то не хватало. А теперь я знаю, что не хватало тебя. Слушай, думай уже головным мозгом! Я не об этом!

— Чем умею, тем думаю. «Чего-то не хватало»…

— Ты чего такой обидчивый? — Она уселась. — Бедная моя девочка, сколько ей с тобой возиться…

— Ты можешь ответить на один вопрос? Только не злись.

— Знаю. Ты про её природную мать. Да, она жива и здорова, знает, что её дочь работает здесь, уезжать не хочет, получает прилично и помогает своим родителям. Вот и всё, что их связывает. Тевейра два раза ездила к ним в отпуск. Больше не ездит.

Майер покачал головой.

— Тевейра — её дочь от нелюбимого человека. Встретились, приятно провели время, девушка не подумала, что первая близость может спровоцировать цикл раньше времени. Они никогда не думают. Банальнейшая история. Её не выпустили обратно, законы здесь такие — если ребёнок зачат на Стемране, здесь и родится. Было подозрение, что, если мамаша покинет Стемран даже ненадолго, то избавится от ребёнка. Её не отпустили, работать отказывалась, жила на пособие. Меня вызвали принимать роды, я оказалась ближе остальных. Она сказала, что не хочет этого ребёнка, что она ей и так уже всю жизнь сломала. Я удочерила Тевейру в тот же день.

— Но почему Тевейра помогает ей?

Мерона вздохнула.

— Ты же не идиот? Ну и зачем тогда спрашиваешь? Потому что. Потому что Тевейра порядочный человек. Всё, пошли, а то я что-то разозлилась.

* * *

Они вышли в коридор и столкнулись нос к носу с Тевейрой. Вполне бодрой и весёлой. Она перевела взгляд с доктора на мать и обратно.

— Со мной всё хорошо! — Она посмотрела в глаза доктору. — Правда! Я по вам ужасно соскучилась! По обоим! Идёмте, мы там с Умником чай пьём и умные беседы ведём!

— Вейри! — укоризненно покачала головой Мерона.

— Он сам сказал так его звать! Ну, идёмте же!

Она схватила их за руки и повела. Майер украдкой посмотрел на лицо Мероны и заметил на нём счастливую улыбку.

— Тьфу ты. — Мерона вздрогнула, когда из-за поворота вышел почтительно улыбающийся лакей. — Испарись!

— Мама, ну зачем! — огорчилась Тевейра. — Они такие забавные! Я даже поговорила с одним, так смешно!

— Мне не смешно, — сухо ответила Мерона. — Говорить нужно с людьми, а не с призраками. Ну и где Умник?

— Да здесь, здесь, — услышали они. — Прямо и налево, в библиотеку.

Там, действительно, в кресле у окна сидел Умник, и читал, нацепив на нос старинного вида пенсне. «И он тоже любит старинные, настоящие вещи», — подумал Майер.

— Вот это да! — ахнула Мерона. Рядом с входом стоял мольберт, а на нём был карандашный портрет Умника сидящего в кресле. Тевейра чуть-чуть польстила старому цинику, придала его лицу академическую солидность.

— Превосходно! — восхитился Майер, вполне искренне. Тевейра, стоявшая у мольберта, довольно улыбнулась, взяла карандаш и оставила подпись в правом нижнем углу. Контур листика, и в нём первая буква имени. «Листик, — подумал доктор. — Снова Лес».

— Вы прекрасно рисуете.

— А Майер у нас вырезает из дерева, — сообщил Умник, не поворачивая головы, вообще не обращая внимания на остальных. — Неплохо вырезает, я бы сказал.

— Ой, правда?! — Глаза Тевейры загорелись. — Покажете?

— У меня дома, — улыбнулся Майер, показав Умнику кулак. Тот довольно ухмыльнулся. — Там у меня вся коллекция.

— У меня в кабинете есть инструмент, — снова подал голос Умник. — Дерево тоже есть. Здешнее. Спилено по всем правилам! — Он поправил пенсне, посмотрел на нахмурившуюся Тевейру. — У меня всё по правилам. Что скажешь, Майер?

— Идёмте! — Тевейра схватила его за руку. — Ну, пожалуйста!

— Идёмте, — согласился Умник, неторопливо снял очки и поднялся на ноги. — Я тоже посмотрю. Заодно и поговорим, о деле.

— Может, хотя бы кофе выпить? — поинтересовалась Мерона.

— Там выпьем. Сам заварю, у вас не кофе выходит, а помои.

Тевейра фыркнула.

— Да вот и сравним, — пожал плечами Умник. — О, и действительно я! Польщён!

— Это вам. — Тевейра протянула ему портрет. — Ну, зачем вы такой ворчливый! Вы же хороший!

— Видишь, Мерона. — Умник поджал губы. — Даже ребёнок понял! Всё-всё, без рук. Спасибо, теаренти Тевейра. Повешу на самом почётном месте! — он подозвал фантома и вручил ему картину, молча указал на дальнюю стену. — Всё, идёмте.

* * *

Кабинет Умника всегда был свалкой. Свалкой и остался. Только теперь на этой свалке вся рухлядь была современная.

— И вы тут работаете?! — недоверчиво осмотрелась Тевейра. — Ужас!

— Ужас, — кивнул Умник. — Вот видите, и здесь недостаёт женской руки. — Он вытащил из-под рулонов бумаги три старых стула и жестом пригласил гостей присесть.

— Да, я бы вас заставила всё это разобрать, — согласилась Тевейра. — Как миленького! Ну, так же нельзя!

— Да можно, можно. — Умник долго копался в кармане халата, наконец, вытащил пульт. У дальней стены в воздухе повис молочно-белый, зыбкий на вид круг. Экран. — Майер, инструмент вон в том шкафу. Дерево там же.

— Сидите. — Тевейра сжала плечо Майера. — Наверное, это важно. Я принесу.

Умник пробрался в дальний справа угол, совсем рядом с кругом, и вскоре там вспыхнул синий цветок — горелка. Настоящая газовая горелка!

— Так вот, — махнул он пультом, и на экране появилась диаграмма. — Слушайте внимательно, повторять не буду.

* * *

— После того, как мы необратимо повредили мозговые центры, — продолжал Умник, — лес завершил их уничтожение. Мы наблюдали из космоса: везде возникали кольца Реама, и в центре всегда были силы противника. Лес порождал специальные формы жизни, обычно это были грибы и простейшие, которые выводили противника из строя. Через месяц после разрушения мозговых центров роботов уже не было. Ещё два месяца наблюдались отдельные пожиратели, но в итоге лес поглотил и их тоже.

— Что такое кольца Реама? — поинтересовалась Тевейра. Доктор пересел за один из столиков, смахнув с него бумаги и всё остальное, и слушал, не отрываясь от работы. Тевейра тоже слушала, почти не глядя на диаграммы. На то, что вырезает доктор, тоже не глядела — он этого не любит.

— Когда лес встречает что-то инородное, — охотно пояснил Умник, — он выстраивает вокруг него живой барьер. Ну как живая изгородь. Самое большое кольцо было поперечником пятьдесят метров и высотой в пять. И такое вот кольцо начинает сужаться, иногда очень быстро, за десять-пятнадцать минут, изолирует и поглощает чужеродный объект. По возможности, ассимилирует. Съедает, то есть.

— Как лейкоциты, да? — Тевейра посмотрела ему в глаза.

— Как лейкоциты, совершенно верно. — Умник благосклонно посмотрел на Тевейру. — Так вот, микроскопические кольца наблюдаются часто. Лес таким образом избавляется от природного и техногенного мусора, от тел крупных животных. Я исследовал эти феномены и вот что нашёл. — Умник возился с пультом, время от времени бормоча проклятия. — А, вот оно. Смотрите.

По экрану пробежали зелёные волны.

— Волна состоит из отдельных малых колец. Не более метра. Обычно гораздо меньше, глазом не заметить. Туристы часто пугаются их, такие кольца могут спадаться на глазах, и если там стоять — может цапнуть за ногу. Неопасно, но неприятно.

— Это же кусачки! — удивилась Тевейра. — Мы на спор в них становились, кто вовремя выпрыгнет… Так вот что это такое… ой, простите! — Умник улыбнулся, и перевёл взгляд на Мерону.

— Большинство из них возникают под землёй, просто так не заметить, — закончил он мысль.

— Откуда у тебя сведения? Чем ты их фиксируешь?

— У меня сто эфемеров над планетой летает. Такие маленькие спутники, с ладошку, — пояснил Умник Тевейре. — Трофейные, с войны остались. Только никому ни слова. Такое только правительству позволяется. Короче: каждое кольцо излучает в известном радиодиапазоне. Собственно, так они и общаются.

— Ого. — Мерона встала. — Есть закономерность?

— Конечно, — снисходительно подтвердил Умник. — Лес — большая саморегулирующаяся система. А это его эффекторы, манипуляторы. Вот смотрите, такой картина колец была непосредственно перед атакой на роботов. Видите? Вот такие волны были перед разрушением мозговых центров противника. А вот это, — щёлкнул он несколько раз пультом, и вполголоса выругался. Вот пульт мог бы взять и современный! — Вот это случилось вчера. Сравните. Вот это снято за неделю до начала войны с роботами. А это вчера.

— Очень похоже, — Мерона поёжилась. — И что?

— Обрати внимание, откуда разбегаются волны. Видишь?

— Что там такое?

— Здесь, — чиркнул Умник зайчиком указки по экрану, — в каждом центре был «зелёный штаб».

Тевейра в замешательстве посмотрела на мать.

— Лесной великан, — пояснила та.

— Ого! — Девушка подняла голову. — Так это… это что, генералы Леса? Да?

— Вроде того, — поморщился Умник. — Мобильные оперативные мозговые центры.

— А мы их мёдом кормим, и верхом катаемся, — прошептала Тевейра в шоке. — Так же нельзя!

— Нельзя, — согласился Умник. — Только не забудьте, что тот великан, который в черте города — подделка. Да-да, очень хорошая имитация, обошёлся в кучу денег.

— Понятно. — Майер привлёк Тевейру к себе, обнял. — Да, это ни в какие ворота! А сейчас в этих центрах что?

— Мы с вами, — сухо заметил Умник. — Я, ты и Мерона. Что уставился? Или мне напомнить, где вы вчера ночевали? Посмотри на карту. Проверь, если хочешь. Да, и главное. Атака Леса на роботов началась в полнолуние. Примерно через пятнадцать минут после астрономической полной фазы. Сейчас пять дней до полной фазы. Первые волны пошли через час после того, как Майер прибыл из Старого Мира. Потом они шли через каждые три часа, а со вчерашнего утра интервалы стали сокращаться. Последняя волна была через два часа сорок семь минут после предпоследней. Полчаса назад.

— Мама, мне страшно! — призналась Тевейра, поёжившись.

— Мне тоже. — Мерона подвинулась к Майеру и похлопала по коленям — садись. Тевейра села и прижалась к ней.

— Вот так. — Умник сложил указку. — Я сделал копии, вот они. Вам обоим. Посмотрите, подумайте. Я уже боюсь смотреть, вдруг найду именно то, что хочется найти. Не вздумайте передавать кому попало! Я теряюсь, что это может значить, и вот ещё что. — Он снял пенсне и протёр. — Я могу быть не единственным умником, кто заметил эти волны и их динамику. Да, к слову: Лес атаковал, когда интервалы стали короче десяти минут.

— Когда ты стал изучать эти волны?

— Когда мне в руки попалась оперативная запись с войны, — пояснил Умник. — Четыре месяца назад. Случайно нашёл, эти остолопы расколотили один контейнер. Пьяные они летают, что ли… У меня мало времени, и я не хочу никого посвящать. Тут нужны сверхвычислители и умные головы. А я только биолог. Рони, у тебя нет мальчишки поумнее, который разбирался бы в динамике волновых систем? А ещё лучше и в фантомных структурах тоже. У меня уже голова пухнет, да и не мальчик уже, мозги скрипят.

— А девочка подойдёт?

— Нет, — вздохнул Умник. — Она меня очарует, начну приставать, она меня пришибёт, много ли старичку надо, и всем нам крышка, потому что Умником был один я.

Тевейра не выдержала, рассмеялась.

— Пришлю мальчика и девочку, — решила Мерона. — Попрошу не калечить. Не насмерть.

— Так я вам напоминаю. — Умник снова посмотрел на собравшихся. — Майер, ты бы уехал. На несколько дней, как собирался. А я посмотрю, что тут будет в твоё отсутствие. Сегодня в полдень тебя ждут в Институте, все бумаги подпишут, не сомневайся. Потом быстро-быстро гони в аэропорт и вали отсюда резво.

— Говори нормальным языком, — потребовала Мерона, с явным неодобрением заметив восторг на лице Тевейры.

— Майер? — Умник посмотрел в его лицо. — Ты понимаешь, что я не шучу?

— Понимаю. Тевейра, ты готова уехать?

— Хоть сейчас! Только домой заскочить, на минутку!

— А неприятностей на работе… — Майер встретился взглядом с Мероной. — Ага, понял. Не будет. Моя очередь варить кофе? — Вот. — И Майер показал Тевейре розу, которую всё это время вырезал из короткого куска дерева. Если бы не цвет, можно было бы принять за настоящую, начавшую распускаться, розу.

— Какая прелесть! — Восторг и радость в голосе Тевейры. — Это маме, да? Маме?

— Да. — Майер глубоко поклонился, и протянул деревянную розу Мероне. А та… растерялась.

— Она такая красивая, мама? Да? Ну, скажи! — потребовала Тевейра.

— Чудо! Айри, ты прелесть. — Мерона поцеловала его. — Спасибо! Умник, иди сюда, иди. Чего дуешься! Вот, молодец, — и поцеловала его тоже. В щёку.

— Меня так в щёчку, а его… Айри, ну скажи, вот чем ты лучше? — Умник почесал затылок. — В биологии я был лучше, в аппаратуре тоже я разбираюсь лучше. Куда ни посмотри, я лучше!

— Ты не умеешь вырезать розы из дерева. — Мерона обняла обалдевшего Майера за плечи. — Вот и весь секрет. Ясно?

Майер не думал, что Умник может так хохотать — от души и весело. В итоге и сам рассмеялся.

— Мальчишки, — покачала головой Мерона. — Обоим в обед сто лет, а туда же! Вот видишь, с кем приходилось работать! — посмотрела она на Тевейру.

— Если бы только раз ответила взаимностью, — вздохнул Умник и поправил пенсне, — я бы так не приставал.

— Ну да, ну да. Как ты говорил — если каждому давать…

— Мама!! — Тевейра была потрясена. И тут Мерона сама расхохоталась.

— Прости, моя милая, — прижала её к себе, крепко-крепко. — С ними по-другому нельзя. Всё, хватит заигрывать, дочь обо мне невесть что подумает! Пошли завтракать! И прогони этих своих призраков, у меня от них мурашки.

— Где именно мурашки? — поинтересовался Умник.

— Я тебе потом покажу, — пообещала Мерона. — Уймись. Тевейра, забери Майера, нечего пошлости слушать. Приготовьте завтрак!

— Вы — кофе, я всё остальное! — пояснила Тевейра, таща за собой доктора, за руку. — Я знаю, что вы любите на завтрак! Вот увидите, что знаю!

10

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 5, 163 г., 11:20

— Не суетись, — посоветовал Умник. — Нет, вон туда. «Ястреба» я вам не дам, нечего вас баловать… хватит с вас «Торнадо». А что? Я на нём за грибами летаю, на рыбалку. Резвая машинка. Институт тут рядом, две тысячи километров. Чихнуть не успеете. Теаренти Тевейра, можно, я вас как-нибудь зазову в гости? Вы так готовите!

— Только поэтому? — поинтересовалась Тевейра.

— Конечно, нет! В вашем присутствии вокруг сияет солнце, а без вас наступает унылый вечер…

— Хорош клеиться, — оборвала его Мерона.

— Мам, да ладно, что он мне сделает! — Тевейра хлопнула в ладоши. — Можно? — повернулась к Майеру. — Отпустите, да? У него тут такая свалка! Я его заставлю уборку сделать! Никто же больше не заставит!

— Может, вдвоём приедем?

— На кой ты мне тут нужен? — поинтересовался Умник, брезгливо скривившись. — У тебя ещё Мерона есть, жалко тебе, то ли?

— Иди сюда! — Мерона врезала Умнику по шее и поцеловала. И снова в щёку. — Я тебя люблю, зараза. Но-но! Ветчину с сыром я тоже люблю! Всё, пошли, а то заболтает до смерти!

Стемран, Провинция Стемран, Институт Биологии, Техаон 5, 163 г., 11:20

Майера приняли с помпой, вручили диплом и даже медаль за заслуги, за то и за сё. Правда, доктору всё это уже было не нужно. То есть наградили бы его неделю назад, он бы ходил павлином и никого не замечал, а сейчас… Сейчас ему было приятно, что Тевейра в восторге от наград, и очень им гордится. А сами награды уже не так грели сердце, как раньше.

— Теариан Майер. — Директор Института отвёл его в сторонку, пока Мерона и Тевейра оживлённо беседовали с практикантками. Те были в восторге от гостей. — Вчера звонил неизвестный мне человек. Не представился. Искал вас. Ни номера его, ни голоса я не узнал. А наши номера мы в газетах не публикуем.

— Понятно, спасибо. — Доктор пожал ему руку. — Я буду осторожен.

— Мы редко бываем в городе, — пояснил директор — уроженец Фаэр: почти белокожий, высокий, седовласый, он был немного похож на самого Майера. — Там скоро должно смениться правительство, а для нас это всегда одно и то же — заново добиваться финансирования. Будьте осторожны. Скажите, — он понизил голос, — это ваша дочь? Она так разбирается в физиологии! Нам нужны такие люди!

— Нет не моя, это дочь Мероны, — улыбнулся Майер. — Я был бы счастлив, если бы у меня была такая дочь.

«Я и так счастлив, — подумал он, — но тебе говорить об этом не собираюсь».

Задерживаться они не стали. Майер так сказал: «Тут столько всего интересного — в спешке нельзя, неприлично. Потом как-нибудь всё посмотрим».

Дольше всех не хотели отпускать Тевейру — она успела подружиться почти со всеми девушками, которые пришли встречать живых легенд экзобиологии и героев войны.

* * *

«Торнадо» оправдывал название, разогнался почти до четырёх тысяч. Не такой роскошный, салон не такой просторный, но много ли людям нужно для счастья?

— Мама, а почему встречали только его? А ты?

— А мне не нужно, — улыбнулась Мерона. — У меня и так всё есть. Ты и он.

— Вот опять вы дуетесь! — Тевейра строго посмотрела на доктора. — Не буду с вами разговаривать! Я так за вас рада, а вы? Вы же на самом деле всё это заслужили! Умница!

— Вейри. — Майер не сразу набрался смелости. — Ты чудо.

— Мама, он смог, я снова выиграла! — заявила Тевейра и они обе рассмеялись. — Айри! Шучу я, шучу! Мы больше на вас не спорим. Человек всё-таки… да? Мама, я заеду к тем родителям, да? Ты не обидишься?

— Что ты такое говоришь! Он знает, — пояснила Мерона, взяв Тевейру за руку. — Я рассказала. Всё рассказала. Так будет лучше.

— Спасибо! — Тевейра звонко чмокнула маму в щёку. — Я к ним ненадолго. Бабушка мне так рада! Подарок ей привезу… Слушайте, я пить хочу. Чай все будут? — И удалилась в хвост, там, где крохотная кухня.

— Только колец этих не хватало, — вздохнула Мерона. — И почему мы? Что мы такого сделали? Я Лесом не занимаюсь, Умник его разумным не считает, остальные давно уже улетели, жить своей жизнью. Почему мы? Чего он от нас хочет?

— Может, пойти и спросить?

— Так ты тоже считаешь, что он разумный? — улыбнулась Мерона. — Только честно!

— Сомневаюсь немного. Совсем немного. Вы с Вейри так считаете, это важно.

— Айри, — понизила она голос, положила голову ему на плечо. — Послезавтра выборы. Постарайтесь вернуться, хорошо? Я должна выдержать.

— Вернёмся. Слушай, а кто ты официально?

— Советник губернатора по вопросам экологии. Сейчас в зубы дам!

— Ладно тебе. — Майер не сразу перестал смеяться. — Ну не все же знают твою настоящую профессию!

— Моя настоящая профессия — любить людей. И других учить, как надо любить. — Мерона уселась, посмотрела ему в лицо. Удивилась. — Понимаешь! Ну, наконец-то ты начал понимать.

— Доктор, я не безнадёжен? Буду жить?

— Не возражаю. Живите, если хотите. — И они оба рассмеялись. Тевейра выглянула из-за занавески и улыбнулась им.

— Вы такие счастливые! Можно? — показала она брелок — фотоаппарат.

— Давай! — Мерона обняла доктора за шею, положила голову ему на плечо.

Стемран, г. Стемран, улица Хрустальная, 11, Техаон 5, 163 г., 16:20

— Я заказала вам билеты на семь тридцать. — Мерона вручила дочери карточку-билет. — Обязательно позвоните, когда соберётесь возвращаться.

— Да, мама! — Тевейра обняла её. — Держись! Мы вернёмся!

Мерона улыбнулась, помахала им рукой и села в первое подплывшее к ней такси. «Торнадо», едва они вышли и захлопнули двери, мягко поднялся и поплыл назад. В пределах городской черты сильно разгоняться нельзя.

— Умная машина, — похвалила Тевейра. — Нам сюда! Нет, вон туда, во двор.

— Во второй подъезд, — указала девушка. «Красиво тут у них», — подумал доктор. Прямо посреди двора, возвышаясь над остальными деревьями и кустарниками, рос камшер. Молодой, всего-то лет пятнадцать, чуть более двух метров в поперечнике у основания. Детвора с восторгом играла вокруг в салочки. Смотри-ка, шишки и сухие ветви верхолазы срезают, не бьют по стволу. Берегут!

— Красиво как! — похвалил доктор на словах.

— Мама выбирала, — улыбнулась Тевейра. — Мне тоже очень нравится. Нам сюда!

Они ехали в лифте, и Тевейра держала его за руку, и молчала. На минутку на лице её появилась усталость. А когда она открыла перед ним дверь… Майер на секунду увидел другую девушку — молчаливую, замкнутую; очень, очень уставшую.

— Добро пожаловать! — на момент вернулась прежняя Тевейра. — Знаете, здесь бывали только мама и врачи! И вот вы теперь…

Она уселась на стул в прихожей, потёрла виски.

— Вейри, вам плохо?

— Я боюсь, — призналась она. — И я капельку устала. Массаж делать умеете? Что такое «малая пирамида», знаете? Нет? Вон там, на книжной полке, атлас, красный такой с чёрным обрезом. Там найдёте.

— Вы не капельку устали, — отметил Майер, взяв её за руку. — Вы с ног валитесь. Может, отложить поездку?

— Нет! Вы же слышали — у мамы выборы. Её команда должна победить! А вас не должны неожиданно выгнать, мы же не знаем, сколько это продлится.

— Всё-всё. — Доктор посмотрел на часы. — У нас два часа с половиной. Говорите, что делать. Что-то я всё-таки умею. — Он снял пиджак и галстук.

— Наберите в ванну горячей воды. Ну, тридцать восемь, горячее не надо. Там у ванны поднос с пузырьками, три капли из сиреневого, одну из красного. Полкрышки шампуня. Положите меня в ванну, через полчаса вынимайте и делайте массаж, «малую пирамиду». Вода не должна остывать, — улыбнулась она. — Справитесь?

— Да. — Он отправился в ванную, и минут через десять вернулся. Тевейра встала, просто встала и одежда стекла с неё, скатилась под ноги. Доктор бережно поднял её на руки и понёс. Десять шагов до ванной были самыми приятными шагами за последние сутки…

* * *

— Здорово! — Тевейра жмурилась от удовольствия, прикрытая полотенцем. — У вас такие нежные руки… вы, правда, почти ничего не чувствуете? Да? Бедняга! Ну ничего, всё можно вылечить. Разбудите меня через час, ладно?

— Хорошо, — улыбнулся он. Через час… останется всего ничего, десять минут на сборы и бегом — на такси. Ну да ладно.

— Это ваш дом, Айри, запомните. Да? — Она засыпала, и видно было, что изо всех сил старается не уснуть, чтобы услышать ответ.

— Да, Вейри. Отдыхайте. — Последнее слово она вряд ли услышала.

11

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, портал Стемран-3, Венант 2, 1415 В.Д., 16:10

— Такая лёгкость! — прошептала Тевейра. — И какой тут воздух… так необычно пахнет… Осень, да? Здесь осень?

Здесь осень. Год на Стемране длится триста двадцать три дня, в каждом дне двадцать пять часов тридцать три минуты одиннадцать с половиной секунд — в тех единицах, что в ходу на Шамтеране. После долгих споров и там, и сям стали измерять время по двадцать четыре часа. Секунда на Стемране несколько длиннее.

Год на Шамтеране — триста двенадцать дней, каждый пятый год на день длиннее. А сила тяжести на Стемране на одиннадцать процентов выше. Вот тебе и лёгкость.

Тевейра первым делом взяла мобильник, и набрала номер прежде, чем Майер успел сказать хоть слово.

— Да, мама. Да, всё в порядке, сейчас дальше поедем. Да, представляешь, здесь осень! Всё-всё, не отвлекаю, извини!

— Вейри. — Майер указал ей на стенд. — Такие вызовы отсюда очень дорогие. Лучше купить здешнюю карту.

— Ой! — Тевейра смутилась. — Я даже не подумала! Куда нам теперь?

— Простите? — Майер удивился. — Вы же были у них, два раза уже?

— Никогда! Бабушка со мной видеосвязь заказывала, а эту маму я только по телефону слышала. Она просила не приезжать, всё время отговорки находила. Я потом к подружкам уезжала, чтобы маму не расстраивать. Ой, у меня голова кружится!

— Идёмте со мной. — Майер за руку подвёл её к аптеке-автомату. — Вот сюда руку. Щекотно? Правильно, потерпите. Теперь нажимаем вот эти кнопочки…

— Понятно, дальше я сама. — Тевейра заинтересованно принялась читать инструкцию, нажала на оставшиеся кнопки, вставила банковскую карточку и получила через пять минут пузырёк с таблетками. — Это для адаптации, да? Я даже не подумала. Вроде бы и читала все брошюры…

— Куда дальше?

— Вот. — Тевейра показала листок с адресом. — Мне говорили, это рядом. А вам куда?

— На другую сторону планеты, — улыбнулся доктор. — На дальний юг Тераны. Начнём с вас?

— Да, давайте. Я не хочу задерживаться у них. Я к бабушке еду, она меня так звала… А к вам домой мы заедем?

— Обязательно. Я пойду закажу билеты, а вы подождите меня здесь.

Биологическая или, как говорит Тевейра, её природная мать живёт в пригороде Тан-Каоти. Удобно, там же есть крупный аэропорт. А на юге Фаэр, совсем рядом от Кассэн, родного города доктора, есть не только крупный аэропорт, но и портал Стемран-2. Правда, там вечно высокая турбулентность и работает он неустойчиво. Но вдруг повезёт!

Когда Майер вернулся в зал ожидания — не только с билетами, но и прочими полезными мелочами — вокруг Тевейры уже стояли трое детей, — две девочки и мальчик, судя по одежде — дети богатых родителей, вон как расшиты брюки и курточки — и восхищённо слушали Тевейру. Майер счёл за лучшее подождать в сторонке. Она протянула им ладонь — вначале Майер подумал, что там конфеты — абсолютно запрещённые к провозу предметы. Но потом понял, что это мэйсы, плоды того, что в средних широтах Стемрана называют дубом. По сложившимся поверьям, мэйсы приносят удачу. А кожура плодов очень приятно пахнет, и эфирные масла её уничтожают огромное число известных бактерий. Дети поклонились девушке, получили в ответ её поклон, и тут к ним подбежала женщина. «Начинается, — подумал Майер, — пора вмешаться». Женщина была разгневана.

Майер расслышал только «как вы смеете!», а потом Тевейра откинула капюшон и улыбнулась, сложила руки на груди и что-то спокойно пояснила женщине. И гнев той пропал, рассеялся, как и не было. Ещё пара минут разговора (позади женщины появилась полиция — двое пузатых стражей порядка — но они сразу заскучали и ушли). Тевейра учтиво поклонилась женщине и та… поклонилась в ответ. Ого! Тевейра протянула ей ладонь — там красовался ещё один мэйс — и женщина его взяла с улыбкой. Простились они очень даже дружелюбно.

— Доктор! — к нему подбежала сияющая Тевейра. — Здесь такие интересные люди! Так интересно выглядят и говорят!

— Наш самолёт через сорок минут. — Доктор взял её под руку, ощущая, что на него смотрят многие ожидающие. И взгляды не без зависти. — Что случилось?

— Ой, ничего страшного. Детишки решили меня подразнить. Ну, я их тоже подразнила, жёлуди им подарила. Стихи прочитала, мама мне такие читала, очень смешные. Дети все такие! А это их няня была. Никогда мэйсов не видела, вот и испугалась. Вы испугались, да? Испугались, что будут неприятности?

— Да, если честно.

— Спасибо! — обняла она его. Если поцелует, у них могут быть неприятности. В Никкамо с этим довольно строго. Не так строго, как в Тегароне, например, но… Но Тевейра просто обняла. — Я читала, — шепнула она. — Здесь строго, я не буду рисковать.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, 163 г., 21:20

Предвыборная кампания заканчивается, завтра агитация и всё прочее запрещены. «Великий Лес, как я устала, —подумала Мерона. — Звонки с угрозами, попытки дать взятку. Очень жёсткие выборы. Если бы можно было оставить на должности Мехкарриса эс Веррон, нынешнего губернатора, всё было бы проще. Но ему нельзя избираться на третий срок подряд. Совсем немного не хватило времени; рассмотрение третьего прошения объединённой коллегией советников будет через месяц, и надо как-то продержаться эти три с половиной недели».

И Майер так неожиданно вернулся, а девочка, прямо-таки вспыхнула, она никогда не была такой счастливой. Только Мерона видела настоящую Тевейру — тихоню, застенчивую и ранимую, которая любила рисовать, сидя в полутёмной гостиной, и не любила улыбаться… «Как подменили её, — продолжала думать Мерона. — Майер, зараза, как ты вовремя. И я тоже искала тебя, и наверняка паразит Умник мешал мне найти тебя».

Мерона подошла к окну кабинета. Вроде бы и людей всего сто двадцать тысяч на всей планете, а какие страсти!

Она почувствовала. Обернулась резко — Умник. Опять сидит на том же резном стуле.

— Что-то ты зачастил, — потёрла она лоб. — Что случилось?

— Интервалы между волнами стали сокращаться, — сообщил Умник. Вид у него невесёлый. — Наши уже там?

— Там, там, — улыбнулась Мерона. — Каков последний интервал?

— Пятьдесят минут. Если тенденция сохранится, в полтора часа пополуночи они перейдут рубеж.

Мероне стало не по себе.

— Погоди-постой. В тот раз это были «зелёные штабы», и они настраивались на войну с роботами. А сейчас?

— Стоп! — Умник хлопнул себя по лбу. — Что-то мелькнуло. Только честно, Рони, ты хоть кому-нибудь сейчас желаешь зла?

— Никому. Я давно никому не желаю плохого. И детей так же воспитываю.

— Хорошо, по-другому спрошу, тебе сегодня многие угрожали?

— Да звонков двадцать было. У нас всё регистрируется. Звонки анонимные.

— Проведём эксперимент. Попробуй о ком-то из них думать очень нехорошо, — фигура Умника пошла волнами и снова уплотнилась. — Зараза, камера барахлит.

— Это против моих убеждений, — холодно возразила Мерона. — Мне потом полночи медитировать и просить прощения, понимаешь?

— Рони, не злись, а? Считай научным экспериментом.

— Ладно. — Мерона проверила, заперта ли дверь. — Помни, что я отвечаю за всё плохое, что думаю про кого-то.

— Просто поверь мне. — Умник вздохнул ещё раз. — Скажешь, как будешь готова.

— Хорошо. — Мерона задвинула шторы. С течением времени она стала предпочитать настоящие, старые, простые вещи. И Тевейра их полюбила. И вообще многие жители Стемрана отрицают сверхсовременные технологии в быту. Кроме разве что мобильной связи и диагностов. Болеть везде дорого.

Ладно. Мерона мысленно попросила прощения за то, что сейчас сделает и кивнула Умнику — начинаю.

* * *

— Отбой, Мерона. — Умник окликнул её, и Мерона была рада прекратить. Даже когда называла Майера или того же Умника нехорошими словами, это были просто слова. Никакой злости или обиды, просто за столько десятилетий они привыкли говорить именно так. А сейчас… Мероне было нехорошо. Злость никогда не приводила ни к чему хорошему. — Боюсь, теперь мы тут за генералов. Я пришлю на твой частный адрес картинку, посмотри как можно скорее. Вот адрес: Гаххар, улица 2, третий корпус. Кольца сходились вокруг него. Я бы сказал, крупненькие кольца.

— Стой, — Мерона не сразу пришла в себя. — Звонили оттуда?! Думаешь, Лес нападёт на того, о ком мы плохо думаем? Ничего не понимаю! Почему мы?!

— Не знаю, откуда звонили. Надо подумать. Я отключаюсь, если что — вызову.

— Стой! — опомнилась Мерона. Умник обернулся. — Эри, только честно. Ты сам хоть кому-то желаешь плохого? Только честно.

— В моём возрасте прилично всё прощать и забывать.

— Не зли меня! Отвечай!

— Никому, Рони. За меня не беспокойся. Всё, конец связи!

12

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, окраина, Венант 2, 1415 В.Д., 18:45

— Странно, — удивилась Тевейра. — Сегодня не выходной, они уже должны быть дома. Бабушка никогда никуда не уезжает, я точно знаю!

Калитка закрыта, через забор так просто не перелезть. И никого — окна темны, никаких звуков. В соседних домах жизнь кипит, Тан-Каоти город бодрый, люди пожилые предпочитают селиться подальше.

— Спрошу у соседей, — заявила Тевейра. И решительно направилась к соседнему дому. Буквально через минуту к соседней калитке подошла девушка, на вид возраста Тевейры, она смотрела хмуро и неприветливо. И повторилась история в аэропорту: девушка на глазах подобрела, стала улыбчивой, а под конец попрощалась уважительным поклоном.

— Ничего не понимаю, — поджала губы Тевейра, вернувшись. — Они знают мой номер, я специально вставила мою карточку, да-да, я знаю, что это дорого… Соседка говорит, что они приехали домой, и не уходили никуда, они заметили бы. Я у других соседей спрошу, ладно?

«Как у неё всё просто, — подумал Майер. — Я бы в последнюю очередь подумал обратиться к соседям. Город, чтоб ему. А она идёт, и ни на кого не сердится, и всем улыбается, и все начинают улыбаться ей».

Тевейра вернулась от других соседей в замешательстве.

— Они дома, все говорят, что они дома. Я снова звонила, телефон отключен. Ничего не понимаю! — Майер заметил, что губы её подрагивают. — Почему они так со мной?

Она подошла, достала из складки тефана ещё один мэйс и бросила в почтовый ящик родственников. Зелёный огонёк — ящик проверяет содержимое. Красный. Не принял. Жёлудь выкатился наружу.

Несколько секунд у Тевейры был ужасный вид, но она быстро взяла себя в руки. Оглянулась — не видит ли кто — и перебросила жёлудь через ограду. Он упал и остался лежать на газоне.

— Идёмте, — схватила она Майера за руку. Они зашагали туда, где их ожидало такси. — Давайте в аэропорт, — попросила Тевейра. — Не хочу здесь задерживаться. Ни на минуту.

— Вейри. — Майер мягко остановил её за плечи. — Туда лететь почти семь часов. Нас ждёт гостиница, в очень спокойном районе. Захотите повеселиться, это тоже найдём. Пожалуйста! Вы ещё не привыкли к климату, и столько переживаний…

— А вы? Вы успеете всё сделать?

— Я позвоню своему поверенному в институт. Многое можно сделать, не приезжая.

— А билеты на самолёт? Вы же их уже взяли, да?

Майер улыбнулся, глядя ей в глаза.

— Вейри, ваше здоровье и настроение дороже любых билетов.

Она бросилась к нему, обняла и расплакалась. Майер заметил, что никто не смотрит в их сторону, а прохожих было порядком. Люди любят гулять здесь, дышать свежим воздухом.

— Да. — Она вытерла слёзы и улыбнулась. — Может, так и лучше.

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, Отель «Дельфин», Венант 2, 1415 В.Д., 19:35

Тевейра выглядела подавленной, но в отеле ей стало немного лучше. Может потому, что Майер выбрал самый старомодный и самый приятный ему самому отель. Где не было фантомов, где часы на стене были часами, а не проектором, телевизором и ещё невесть чем. Тевейра попросила заварить чая и пригасить свет. Достала из сумки блокнот и карандаши, и принялась рисовать. Вот её ничто не отвлекало и не мешало. А может, именно Майер и не мешал. Он поставил рядом с ней чашку, сел, и смотрел, смотрел, смотрел. Тевейра рисовала быстро, точными движениями, и даже короткие наброски были полны чувства, жизни и форм, узнаваемых и явных. Она нарисовала себя у ограды и дом с чёрными окнами. А потом — Майер задумался о переменах в Тевейре — нарисовала его самого, сидящего рядом и задумчивого.

— Сделайте ещё чаю, — попросила она, почему-то шёпотом. — И растопите камин. Это же настоящий, да?

Майер растопил и понял, что думает уже во многом, как абориген Стемрана. Правильно ли срубили дерево, и каким концом его в пламя класть… За эти годы родилось немало людей, которые никогда не видели Шамтерана, Старого Мира, да и не торопились увидеть. Великий Лес только-только начинал открывать свои тайны, настоящие тайны, а пришельцы из Старого Мира хотят всё того же — купить земли под фабрики, срубать камшеры для своих домов и лодок, опустошать поляны целебных трав… «Откуда они, я не пойму, — говорила Мерона, — ведь люди становятся всё лучше, и не я одна говорю об этом, многие отмечают, а тут столько нечисти, мерзости всякого рода, и вся она вокруг Стемрана и Тессерона. Но Тессерон — частный мир, туда так просто не попасть, и там строго, малейшее нарушение — и можешь с жизнью расстаться. И там курорт, каких даже здесь нет, просто страна мечты. А здесь? Нам обещали свободу и независимость, если мы восстановим промышленность и встанем на ноги. Ну восстановили, и где она, свобода?».

Майер вернулся к Тевейре. Девушка осунулась, и выглядела усталой, более уставшей, чем была накануне отъезда. Она улыбнулась, когда он поставил новый чайничек, поцеловала Майера, и доктор ощутил лихорадочный жар. Тевейра успокоила его прикосновением руки и взглядом. Открыла блокнот, на котором рисовала неприветливый дом своих «тех» родителей.

— Мама, бабушка, я не держу зла и не желаю вам ничего плохого, и если в мыслях я подумала о вас недостойно, то прошу простить и принять моё прощение… — Она вырвала, разорвала на клочки рисунок дома и бросила в сторону камина.

Поражённый Майер видел, как ветер-сквозняк пронесся по комнате и поднял стайку обрывков, и почти все они ринулись в пламя и сгинули там. Только три улеглись поодаль.

— Посмотрите, что там нарисовано? — попросила Тевейра. Майер, всё ещё немного под впечатлением увиденного, повиновался. Все три клочка чистые, ни единого штриха. Ничего.

Тевейра улыбнулась, откинулась на спинку кресла и почти сразу уснула. А Майер прошёл в соседнюю мужскую комнату, здесь даже в семейных номерах есть женские и мужские половины, в них разные охранные знаки и разные сорта дерева, всё разное. Так чтить традиции… Глупость? Доблесть? Он достал телефон. На удивление, сразу дозвонился до поверенного, и тот охотно согласился помочь, а потом легко нашел директора. «Конечно, господин Камшер, я предполагал, что вы захотите задержаться на Стемране, это же кладезь для открытий, и фигура вашей величины…», — директор говорил и говорил. И Майеру было понятно, что он просто хочет освободить его место для кого-то ещё. А за то, что господин Камшер согласится с переводом, директор готов выплатить очень приличные отступные. И конечно, если господин Камшер будет в дальнейшем упоминать его имя в своих статьях, он готов предложить ему должность научного консультанта, по сути своей синекуру, но довольно почетную…

Майер сам не знал, почему выбрал имя Камшер. Едва ли оно говорит что-то хотя бы десятку тысяч человек в Старом Мире. Стемран в сознании многих — колония с тяжёлыми условиями труда, где кроме леса ничего и нет, а на кой сейчас столько дерева? Строить на Стемране космопорт пока не хотят, без этого хватает расходов на дальний космос, да и находится Стемран очень далеко от Шамтерана, и ещё никто точно не установил, сколько между мирами парсек, и отчего появились коридоры между мирами, и почему так близки они по биологии…

Загадки множатся быстрее, чем решаются. Майер заглянул в гостиную. Тевейра спала со счастливой улыбкой. «Наивная оптимистка», — подумал он. А сейчас услышав от неё слова прощения неблагодарным родственникам, он усомнился, кто из них двоих на самом деле более наивен и насколько. «Я хочу назад, — осознал Майер. — Я хочу на Стемран. Там сейчас решается наше будущее, и раз столько нечисти вылезло, значит, не случайно они её затронули».

А родственники её… некоторое время назад Майер словно своими глазами видел, как те лишаются роскошного дома, как тот сгорает, или проваливается под землю… И опомнился. Пусть время их рассудит. Они жили безбедно за счёт Тевейры, природная мама не очень утруждала себя поиском хорошей работы, как и её избранник. Тевейра сама стала зарабатывать на жизнь, а как только стала совершеннолетней, то даже успела расплатиться с Мероной за свою роскошную квартиру в центре города Стемрана, столицы провинции Стемран планеты Стемран… Столицы будущего Великого Дома Стемран. «Она всего добьётся, — подумал Майер. — И она, и Тевейра». Мерона рассказала ему, как вначале негодовала, когда Тевейра впервые перевела на её счёт деньги, а дочь сказала ей: «Мама, тебе пригодятся, ты мой самый большой подарок, возьми, пожалуйста, я хочу так, мне будет спокойнее». Мерона долго плакала тогда, обнимая Тевейру, а та, двадцатилетняя, только-только сделавшая лучше своего первого клиента, принесла всё заработанное и попросила: «Возьми, мама, тебе пригодятся».

«Не обижайте меня», — попросила она его. «А я не смогу уже. Я так изменился за эти два дня! Но разве такое бывает?» — рассуждал Майер, глядя на спящую девушку.

Телефон. Телефон Тевейры. Она открыла глаза тут же, словно и не спала крепким сном, и взяла трубку. Заметила тревогу в глазах Майера и поманила — сядь рядом. Послушала, усмехнулась и включила громкую связь. Указала Майеру — молчи.

— Тевейра, пожалуйста, приезжай, — голос молодой женщины, уж точно моложе Мероны. — Прости меня! Пожалуйста, прости!

— Да, мама. — Тевейра улыбнулась. — Ты не сможешь меня обидеть. Ведь ты моя мама, да? Всё остальное неважно.

— Приезжай. — Всхлип. — Приезжайте вдвоём с тем молодым человеком, я очень хочу вас увидеть.

Пауза.

— Я сама приеду, — торопливо проговорила женщина. — Только скажи, куда! Мы все приедем!

— Мы будем через полчаса, — пообещала Тевейра. — Мама, я не сержусь, правда. Просто я устала. Мы уже выезжаем.

Отбой.

— Молодой человек, — повторила Тевейра и рассмеялась. — Сядьте ближе, молодой человек. И вызовите такси. Ты съездишь со мной? Это ненадолго.

— Наконец-то мы на «ты»?

— Ой! — Тевейра побледнела. — Доктор Майер… Простите! Я не нарочно!

13

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, окраина, Венант 2, 1415 В.Д., 20:15

Калитка была не заперта, в окнах горел свет. Но никто не вышел встречать их.

— Что случилось с домом? — в сумерках было не сразу понять. — Ой, Майер, посмотрите! Это же мэйс! Я ничего не понимаю!

Молодой дуб возвышался на газоне — в два человеческих роста, и едва удастся обхватить руками ствол у основания. «Ничего себе, — подумал доктор, протерев на всякий случай глаза, — разве так бывает?!».

— Смотрите, Майер, это виноград, — Тевейра схватила его за руку. — По каждой стене вьётся… Но его же не было! — Девушка в восторге и изумлении погладила дерево по стволу, и дождь желудей осыпался к её ногам. Тевейра с улыбкой положила несколько в кармашек.

— Слушайте, это словно знак, да? Скажите, а разве мэйс может расти здесь?

Нет, не может. Умник, в том числе работал и над этой темой. Великий Лес — действительно единая система, и под почвой, на которой растут его деревья, кустарники и всё остальное на глубине метров трёх было то, что назвали когда-то «молочной рекой» — там можно было найти пласт, пропитанный опалесцирующей белой жидкостью. Органики в ней почти нет, и она не относится к сигнальным системам Леса, зачем нужно это молоко — никто пока не знает, но без него вырастить флору Леса в других местах не удаётся. А синтетическое «молоко» пока не работает, и мечтой многих в Старом Мире осталось посадить у себя красавец-камшер, заросли дуба или живую изгородь из дикой розы Стемрана. Или любую из сотен лечебных трав.

— Вы же сами видите — вырос.

Тевейра поклонилась мэйсу, и Майер вновь поклонился вместе с ней. И тут открылась входная дверь и вышла она. Природная мама. «Она хорошо выглядит, — отметил Майер, — поставь их рядом с Тевейрой и вряд ли скажешь, что больше пары лет разницы».

— Тевейра! — Женщина бросилась к дочери и та обняла её, улыбаясь, и взглядом попросила Майера — молчи. Появился и спутник её матери, а вот он был похож на простого рабочего. Ну, никак он не выглядел бездельником! Парень был явно смущён, но поклонился правильно и уважительно. Майер вернул поклон и почувствовал, что его не так давно возникшая злость на этих людей проходит. В конце концов, они умеют извиняться. «Ты извинился, — сказала тогда Мерона, — сам извинился, без требования, и потому ты со мной. Ты человек, только люди умеют извиняться и признавать ошибки».

— Теариан! — она остановилась на расстоянии пары шагов от Майера и поклонилась ему, как избраннику дочери. «Всё понимает, — Майер вернул поклон и ей, — всё они понимают, от женщин ничего не скроешь».

— Прошу в дом, — на пороге появилась бабушка. — Тевейра, моя милая, иди же ко мне. — И Тевейра пошла, нет, с восторгом побежала. «Вот кто тут главный, — понял Майер, увидев, как бабушка обнимает внучку. — Но не поверю я, что бабушка велела всё закрыть и выключить, и не пускать внучку!».

— Здравствуйте, теариан, — бабушка и ему улыбнулась тепло. Майер поклонился, ощущая себя неожиданно хорошо, здесь старые традиции всё ещё в ходу. «Этикет поклонов выходит из обращения почти везде, и это тревожный знак, — говорила Мерона, — мы же не для развлечения его создали. Что-то надо менять, и менять быстро!»

— Прошу в дом — с улыбкой пригласила их бабушка.

* * *

— Вы из Стемрана? — спросила Ареан, мама Тевейры. Уже не хотелось напоминать себе, что только биологическая. — Я поняла по вашему имени, теариан Камшер. Вы ведь с ней и будете с ней всегда, верно? Я не ошиблась, — улыбнулась она. — Пожалуйста, простите нас. Я понимаю, вы не поверите. Нам угрожали. Сказали не пускать Тевейру и не отвечать на звонки до полуночи.

Майера как холодной водой окатили.

— Кто?

— Он не назвался. Он сказал, что иначе нас всех утром найдут мёртвыми. И сказал, что я могу пойти на кухню и посмотреть, что у меня в водяном фильтре. Там была коробочка, а внутри таблетки, знаете, такие в саду закапывают, и грибок не садится ни на что. Бабушка сказала, что кто пытается отравиться такими, умирает долго, и это очень больно, а если выживет, то придётся заменять печень и почки. Мы теперь всего боимся, всю еду уже выбросили… — Она не выдержала, заплакала, и её избранник, Мейстен, который робел в присутствии доктора, встал позади, обнял женщину за плечи.

— Вы должны сообщить в полицию.

— Нам запретили. Но бабушка уже сообщила, она сказала, что не потерпит, чтобы ей угрожали в её доме.

— Но ведь до полуночи ещё полчаса!

Она разозлилась. Эта девчонка во что-то впуталась, и теперь нам достанется за её выходки! Кроме того, что не станет убивать их, если они закроют свой дом для Тевейры, таинственный человек пообещал заплатить. За молчание. «Деньги», — понял Майер. Она мечтала о хорошей жизни и уехала на Стемран, потому что строители, и вообще весь персонал строительных компаний очень много зарабатывает. А через два месяца тот роман, и ещё через неделю она поняла, что носит Тевейру, и возненавидела её. Но ей не дали от неё избавиться, а потом, когда она сидела и тосковала по хорошей жизни, Тевейра сама позвонила, представилась и предложила помочь: «Мама, я здесь хорошо получаю, вам нужна помощь?». И она не смогла отказаться.

А потом это случилось. Бабушка первая заметила побеги винограда, когда пошла в погреб за маслом, да, у нас бабушка такая, устроила там настоящий ледник! В подвале и увидела это. Она не сразу поняла, что видит, а то были грибы. Они росли на глазах, они крошили бетон фундамента и пола, они прорастали шевелящейся серой бугристой поверхностью, и тут же вспыхивали облачком спор и росли дальше, взламывая преграду. Бабушка испугалась, но не до такой степени, чтобы упасть прямо там, и сумела сама выйти и сказать, наш дом рушится, там грибы, но там не только грибы были, там прорастал тот самый виноград, и уже начинали шататься, трескаться стены.

— Иди, — потребовала бабушка, схватив непутёвую дочь за шиворот, — выйди туда, видишь, там дерево, не наше дерево, их дерево, и проси прощения! Я-то всё понимаю, а если ты не поймёшь, мы тут все и погибнем!

И мать Тевейры выскочила из дома; она бежала, уворачиваясь от побегов винограда и не оглядываясь на дом, она споткнулась, разбила колено, а когда поняла, что ползти будет долго, просто посмотрела на растущий мэйс и попросила прощения. Не сразу смогла искренне, но у неё получилось, и он ей поверил.

И всё кончилось. Ещё десять минут они наблюдали, как побеги жухнут, они не погибли, нет, они словно уменьшились и спрятались, и дом теперь выглядит снаружи очень необычно! А потом Мейстен, изучая урон жилищу, обнаружил, что во всех трещинах стен есть странная беловатая жидкость, она стремительно твердела, схватывалась, и вскоре все трещины и дыры заросли. Точно так же заросли и разрушения в подвале. Правда, никто из хозяев не осмелился прикоснуться к тому, во что превратилась та жидкость. Кроме бабушки. Та сказала, что на ощупь это как живое, очень приятное. И грибов никаких не осталось. Правда, еды в доме теперь нет, все запасы обратились в труху, а консервированная еда странно пахнет, бабушка велела всё немедленно выбросить.

— Ты отказалась от собственной дочери, а живёшь на её деньги, и дом купила на её деньги. Вот тебе и показали: Лес дал, Лес и забрал. Мог забрать. Извинись перед ней! Иди и сейчас же позови её сюда, — настаивала бабушка.

Минут пять Ареан была в панике, она боялась звонить ей, но… Лес теперь притаился в каждой щелочке дома, и что будет, когда он снова рассердится? И у Ареан нашлась смелость позвонить. Она безоговорочно поверила бабушке, догадавшейся, что это Лес пришёл сюда.

И никаких зевак не было, представляете? Даже соседи не выбежали посмотреть! Невероятно! Как будто никто ничего не заметил!

— Колено у вас в порядке, — доктор сказал, поводив над ним рукой. В конце концов, он тоже мануалист, пусть и не такой выдающийся, как Мерона. Уж простые-то раны он умеет ощущать до сих пор, даже сквозь одежду, даже с разрушенной нервной системой.

— Вы врач?! — поразилась Ареан. — Ой, и правда, только ноет, — и она не стесняясь (врачей не принято стесняться) обнажила колено и сняла повязку. Розовая, новая кожа, и ушиб только ноет немного. Вот и всё.

— Я больше так не буду, — прошептала Ареан, прикасаясь к ноге. — Я клянусь, теариан Камшер, я никогда так не поступлю! Пусть лучше меня убьют!

«Знать бы, кто этот мерзавец, — подумал Майер, — я бы лично набил ему морду. Кому могла помешать Тевейра, безобиднейшее существо? Она опасна только порокам, но не жадность же лично звонила и требовала не впускать Тевейру! Не лень, не зависть и не гнев звонили. Кто тогда? Кто ещё из пороков и тёмных страстей, или это человек из плоти и крови, но кому она могла насолить?».

— Простите, — на пороге комнаты появились бабушка и Тевейра. «А они похожи», — подумал Майер, поднимаясь и склоняясь перед хозяйкой дома. Тевейра сияла, она бросилась к матери, увидев на полу бинт, и осторожно прикоснулась к колену той, встав на колени. Что-то шепнула — так, чтобы другие не слышали. А потом и сама Ареан встала на колени, обняла дочь, и заплакала.

Бабушка, Кеннет эр Вессар эр Темстар, поманила гостя за собой. Плотно прикрыла дверь.

— Я прокляла её, — сообщила она. — Нет, не внучку, что вы. Её мамочку, простите, что так о родной дочери. Моя вина, я плохо воспитала. Мне пришлось простить их и впустить — они уже почти побирались. Никто не брал их на хорошую работу после той истории. А Тевейра всех спасла, и меня, вы же знаете, какие у нас пенсии. А дом Вессар меня почти и не помнит, я всё время отдавала Ареан.

— Вы её избранник? — она посмотрела в глаза Майеру. — Вижу, её. Она такая разумная и порядочная. Теперь могу помирать спокойно. Сидите, сидите, — с улыбкой велела она. — Это просто присказка. А сегодня это чудо. Да, страшное, но чудо. У нас почти ничего не осталось в доме, грибы всё съели, но есть немного вина. Вы согласитесь?

Майер согласился. Неплохое вино.

— Не обижайте её, — попросила бабушка. — Ареан не переделать. Пусть, я уже смирилась, что она такой и останется. Но Тевейру некому беречь, кроме вас.

«Вы ошибаетесь, — подумал доктор, — но я не стану вас переубеждать». И он просто поклонился пожилой женщине.

— Бабушка! — Тевейра возникла на пороге. — Нам пора, прости. У мамы там много забот, я должна быть рядом.

Удивительно, но бабушка спокойно восприняла упоминание Мероны.

— Да, моя милая, конечно. Прости нас, пожалуйста. Я очень рада, что смогла увидеть тебя! — Она погладила внучку по щеке, и Тевейра улыбнулась. — Я буду ждать весточки. Берегите себя!

— Пожалуйста, позвоните моему поверенному, когда полиция что-нибудь выяснит. — Майер протянул ей визитку. — Если снова будут звонить с угрозами, сразу свяжитесь с ним. Он в курсе.

— Храни вас Море! — Бабушка встала и не без труда поклонилась. — Доброго пути!

* * *

— Господин Камшер, — улыбнулась Тевейра, когда они вновь входили в отель. А теперь было наоборот: Майер валился с ног, а девушка была сама бодрость. — Почему?

— Не знаю уже. Мы решили, что официально я буду считаться павшим на поле боя. Не все же обрадуются, когда узнают, что меня съел пожиратель. Вот и выбрали новое имя. Я не очень раздумывал, на ум сразу пришло это имя — Камшер.

— Это великое дерево. — Тевейра посмотрела ему в глаза. — Страж Леса. Вы понимаете, что это означает?

— Ответственность.

— Да. Вы всё понимаете теперь, это хорошо! Имя просто так не выбирают, Майер. Вам придётся теперь защищать Лес.

— Я стараюсь для него по своей воле, — пожал плечами Майер. — Меня не нужно вынуждать.

— Не надо пожимать плечами! Как будто вам всё равно! Или вы не уверены, что говорите правду. Такими вещами не шутят!

— Я исправлюсь, — пообещал доктор, открывая двери в их номер. — Будут ещё указания?

Тевейра сразу же смутилась.

— Ну не надо! Не обижайтесь так сразу! — и обняла его. Майер стоял и ощущал, как проходит странная, неожиданная злость. — Доктор, маме сейчас очень тяжело, — шепнула Тевейра. — Я чувствую, она беспокоится о чём-то, очень сильно беспокоится. Нам нужно возвращаться. Как можно скорее.

— Мой поверенный будет в Менаокко не раньше, чем через тринадцать часов. — Майер посмотрел, который час. — У нас там ночь, не всех людей можно найти ночью. Прошение о временной визе я уже подал — там же, в Менаокко.

— Мне нужно позвонить маме. — Тевейра покопалась в карманах и слёзы навернулись на её глаза. — Я потеряла телефон! Или там забыла, у тех родителей!

— Пожалуйста, Вейри. — Майер взял её за руку. — Ничего страшного. Вот, возьмите мой. Там достаточно для звонка.

14

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 5, 163 г., 23:50

— Рони, — Мерона схватила трубку, даже не посмотрев. — Рони, интервалы упали до пятнадцати минут. Каждый следующий на три минуты короче. Покинь город, это добрый совет.

— Ты спятил, Умник?! — Мерона бросилась к стене, на которой была подробная карта города. — Гаххар 2, да? Что там происходит?

— Туда стягиваются кольца. Я уже сделал анонимный звонок, сказал, что дом нужно эвакуировать.

— Я еду туда, — Мерона схватила накидку и сумочку. — Эри, ты заставил меня сделать подлость. Запомни это — подлость.

— Рони! Я же не всё сказал, я…

Мерона дала отбой и бросилась наружу, телохранители молча следовали за ней. После вчерашних звонков не удалось уговорить губернатора, что такая охрана ей не нужна.

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, Отель «Дельфин», Венант 3, 1415 В.Д., 1:20

— Мама? Что?! Да… нет, мы возвращаемся, уже скоро! Через тринадцать часов! Да, мама, конечно, — Тевейра закрыла телефон, посмотрела на Майера. — Маме нужна помощь. Вы можете сделать всё, как я скажу, не задавая вопросов? Я потом всё объясню.

— Конечно. — Майер запер дверь.

— Погасите свет, сядьте вот сюда и раздевайтесь. До пояса достаточно. — Она посмотрела Майеру в лицо, но тот серьёзно кивнул и не спросил ничего больше. — Я сяду к вам спиной. Обнимите, прижмите к себе и сидите так. Не трогайте голову, — она развязала пояс, сбросила туфли. — Всё остальное ваше, только не трогайте голову. — Такой серьёзной Майер её ещё не видел. — Вы устали, я знаю. Я помогу вам отдохнуть, но потом, ладно?

Стемран, г. Стемран, ул. Гаххар, Техаон 6, 163 г., 0:10

— Вон там улица Гаххар, дом два, — Один из телохранителей, он же водитель, указал ей. — Теаренти Мерона, мы не имеем права отпускать вас одну.

— Вы со мной, — Мерона кивнула второму телохранителю, — а вы срочно в ближайший полицейский участок, пусть оцепят территорию. Я сама не знаю, что будет, но у меня плохие предчувствия!

«Ну и где эта эвакуация?! Тихо и спокойно! Тевейра, прости, я потом всё объясню».

Земля вздрогнула. Ветер ударил им в лицо, и вокруг дома номер три…

— Великий Лес! — невольно воскликнул телохранитель.

— Уезжайте! — крикнула Мерона. — Быстро сюда полицию и спасателей! Я к ним!

— Подождите! — Второй телохранитель не отставал. — Это опасно!

Вокруг дома земля ходила ходуном, из-под неё стремительно появлялись всё новые ростки, они обращались в травы, деревья, кусты и брали дом в кольцо, в осаду.

— Стойте! — Телохранитель поймал Мерону на самой границе творящегося катаклизма — виноград и другие лианы появлялись из-под земли и обвивали всё, что находили поблизости. В доме уже заметили, оттуда слышались крики, проклятия, там загорелся свет. — Дальше опасно!

— Отпустите! — Мерона освободилась. — Вызывайте полицию! — Она сделала шаг, протянула руки. Виноград взобрался по ним, обжигая кожу, протирая её до крови. — Спокойно, — прошептала Мерона, стараясь не поддаваться страху, виноград оплетал её, новые побеги тянулись к ней, — спокойно, не гневайся, прости их, прости, я виновата, накажи меня, но не убивай их! Не убивай! — крикнула она, уже едва держась на ногах, а вокруг ломался бетон и асфальт, распадалась металлическая ограда, и земля становилась зыбкой и жидкой… — Не убивай, не надо… спокойно… — Говорить удавалось с трудом, её всю оплело так, что стало трудно дышать, а виноградные побеги пахли так сладко, так приятно. — Спокойно, я прошу тебя! Не сердись!

Её отпустили неожиданно. Она упала на колени, вся в соке побегов и собственной крови, но боли не чувствовалось, пока не чувствовалось. Только жар, всё тело горит. «Я изуродована, — поняла Мерона, — щёки ободраны, лица больше нет. Эри, если бы ты знал, что я натворила, будь проклят твой эксперимент!».

— Не трогайте меня! — у неё нашлись силы крикнуть, даже сквозь разодранные губы. Спасатели уже бежали к дому, и двое хотели увести её. Но притихшие и упавшие наземь побеги тут же приподнялись, едва люди приблизились к ней на пять шагов. — Потом! Там люди, в доме люди, им помогайте! Не сердись, — прошептала она, поднимаясь на ноги, это далось с трудом. — Не сердись! Не тронь их, пропусти!

И побеги послушались. «Представляю, что будет завтра в утренних газетах, — подумала Мерона. Лицо ещё жгло, но руки и ноги уже болели меньше. — Тефану конец, такой был красивый, Тевейра подарила».

Спасатели помогали людям. Всех до одного вывели из дома и усадили в машину. Полиция уже оцепила подходы к дому, а дом успел зарасти лозой по самую крышу и походил теперь на старинный склеп.

Когда из дома вывели пятого по счёту человека, побеги вздрогнули, потянулись к нему. Человек вскрикнул, но спасатели держали крепко.

— Нет. — Мерона протянула руку, словно побеги могли её видеть. — Не троньте его! Оставьте!

И побеги снова послушались.

Человек сумел вырваться, но… упал на колени и пополз к окровавленной, в разорванном тефане Мероне. А та жестом запретила трогать его. И все послушались. И умолкли, все до единого.

— Теаренти, — прошептал он, остановившись за шаг, — это я, это был я, простите, пожалуйста, меня заставили, заставили!

— Я прощаю. — Мерона усмехнулась, — Проси Лес, чтобы и он тебя простил. Как следует проси!

— Я скажу! — Глаза человека расширились до предела, когда ближайшие побеги шевельнулись и «уставились» на него. — Я всё скажу! Пожалуйста, только пощадите!

— Мы заберём его, теаренти Советник. — Один из полицейских показал значок. — Время дорого.

— Подождите. — Мерона подозвала телохранителя. Он, как и спасатели, помогал выводить людей из оплетённого дома. — Позвоните начальнику полиции и убедитесь, что у них есть такой сотрудник. Простите, — посмотрела она в глаза полицейского, — так надо.

— Да, теаренти, разумеется. — Полицейский улыбнулся, коротко кивнул. — Я понимаю.

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, Отель «Дельфин», Венант 3, 1415 В.Д., 1:55

— Айри? Айри, очнитесь!

Он обнаружил, что лежит на том же покрывале, на котором они сидели, и припомнил всё остальное. Как они сидели, как он прижимал ладонь к её животу и старался, изо всех сил старался не прикасаться к её голове, а она вся горела, и он сгорал вместе с ней…

— Идёмте. — Она протянула руку. — Вы устали, осторожно! У меня получилось. Маме было очень больно, я не знаю, почему, но всё обойдётся, я знаю. Я потом расскажу! Всё-всё расскажу! Сможете дойти до душа?

Майер кивнул и тут же понял, что не стоило опрометчиво обещать так много. Но в конце концов это ему удалось. Оставалось совсем немного, но…

— Перестаньте. — Тевейра улыбнулась. Сама она была одета в тот самый полупрозрачный тефан. — Я видела уже вас без одежды. В самый первый день. Пожалуйста, я помогу вам! Через два часа вы проснётесь, и будете как новенький! Честно!

Стемран, г. Стемран, улица Гаххар, Техаон 6, 163 г., 0:50

— Теаренти. — Мерона вздрогнула, когда ощутила, что Лес ушёл. Трудно было это описать — просто ушёл, перестал слушать её, охранять и угрожать тем, кто мог быть опасен для неё. Обернулась — это был врач из полицейской машины. — Теаренти, вам нужно в клинику. Не спорьте. Здесь уже всё под контролем.

— Мне бы вашу уверенность, — усмехнулась Мерона. Пошевелила руками… вот странно, не болят! — Дайте мне мокрое полотенце. Ну, гигиеническое, или салфетку, что угодно!

Врач вернулся секунд через десять с полотенцем. Мерона решительно провела полотенцем по лицу несколько раз. Кровь, грязь, сок побегов, кусочки стеблей и листьев…

— Дайте зеркало, — потребовала она. Ещё полминуты заминки — и ей протянули зеркало.

Её лицо. Ни шрама, ни царапинки. Наоборот, лицо выглядит моложе. Что за… Она провела полотенцем по руке, по левой кисти. И там та же история — короста, грязь и сок сошли, а под ними открылась молодая, упругая кожа. Последние три года Мероне приходилось прибегать к травяным маскам, маслам и прочим препаратам, но кожа не была такой молодой…

— Глазам не верю, — признался врач восхищённо. — Вот, возьмите, — он протянул ей свежее полотенце и забрал перепачканное. — Если хотите, пройдите к нам в фургончик. Там никого. Мы дадим вам халат, если хотите.

— С удовольствием. — Мерона взяла телохранителя за руку. — Пожалуйста, подгоните машину, у нас будет беспокойная ночь. Вызовите канцелярию Его Превосходительства.

15

Шамтеран, Республика Каоти, г. Тан-Каоти, Отель «Дельфин», Венант 3, 1415 В.Д., 4:15

— Выспались? — улыбнулась Тевейра, протянула ему чашку и помогла усесться. — Выпейте, это чай. Сейчас станет совсем хорошо.

Она сидела у кровати, прямо на полу, но Майер чувствовал, что не так давно она была рядом с ним.

— Мне и так хорошо, — признался Майер. — Всё хорошо? С Рони… простите, с Мероной всё в порядке?

— С ней всё замечательно, — заверила девушка. — Зовите её Рони при мне, ладно? Мне так приятнее, и вам ведь тоже.

— Что это было?

— Я попробовала передать ей силы. Мои и ваши. Мы в другом месте, в другой части космоса, но есть какая-то лазейка, я ведь чувствую маму. Но моих сил не хватало, а вот так, с вашей помощью хватило. Ей нужно было выдержать, она ужасно устала, мы помогли ей выдержать. Просто поделились силами.

Майер смотрел на неё и чувствовал… не желание, нет, (это уже не вытравить, как он сам говорил всегда, это — химия организма), он чувствовал что-то большее. Что чувствовал к Мероне. «Ты готов сделать ради неё всё?».

— Да, — произнёс он вслух. — Я готов.

Тевейра улыбнулась, положила голову ему на колени.

— Я знаю, Айри. — Он осторожно прикоснулся к её щеке, а она, как и в тот раз, движениями ресниц подтвердила — можно.

— Вы знаете, о чём я?!

— Конечно. Вы готовы сделать для меня, что угодно. Я знаю.

— Вы чудо, Вейри.

— Вы хотели сказать, «вы обе», да? Скажите, я не обижусь. Я очень рада, когда вы с мамой. Её потом просто не узнать, так вся светится…

— Вы чудо, вы обе. Вы и Рони.

— Я хочу попросить вас, Айри. Не думайте обо мне плохо завтра и послезавтра, ладно?

— О вас? — Она повернула голову, посмотрела ему в глаза.

— Обо мне. У вас будет много поводов. Не спрашивайте, всё равно сейчас не скажу. Просто пообещайте мне, вслух пообещайте, мне это важно.

— Я обещаю, что не стану думать о вас плохо ни завтра, ни послезавтра, ни потом.

— Через пять часов мы должны быть в аэропорту, да? Чтобы успеть в Менаокко. Что вы хотите?

— Чтобы вы были рядом, — Майер чувствовал непереносимое желание прикрыть глаза, взгляд Тевейры выдержать не так легко. — Остальное уже не так важно.

— Спасибо! — Она приподнялась, чтобы он смог её поцеловать. — Я знала, но так хочется это слышать. Я уже заказала завтрак. Давайте поедим, сдадим номер и просто погуляем, хорошо? Я ужасно хочу… — Да, он почувствовал, как волну жара, прошедшую его самого насквозь. — Но не смогу остановиться. Сейчас не смогу.

В дверь номера постучали. Как старомодно…

— Вставайте, — шепнула она, и одним грациозным движением уселась, доля секунды — и она уже стоит. — Будет и другая ночь, — рассмеялась она. — Я обещаю!

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 6, 163 г., 4:25

«Домой, домой, — подумала Мерона. — Ну и ночка!». Человек, который звонил ей от имени таинственного «Союза», тот самый человек, который полз к ней на коленях, сообщил много ценного.

— Если бы мы забрали его на полчаса раньше, взяли бы ещё нескольких, — сообщил потом тот самый полицейский. — Нет, теаренти, к вам никаких претензий, время такое, я всё понимаю. Остальных тоже возьмём, это дело времени.

Ниточки вели к одному из кандидатов. К тому, против которого выступала Мерона и большинство других Советников. И к некоторым другим Советникам тоже… «Для меня сейчас главное — продержаться эти сутки, — подумала Мерона. — Майер, зараза ты моя, как славно, что ты увёз Тевейру. Она могла стать мишенью, слишком многие её искали, а я могла бы не выдержать».

Уже случились аресты и допросы, уже департамент юстиции работает не покладая рук, а нынешний губернатор срочно готовит обращение к Великим Домам. Те не изменят сроков слушания, это и так понятно, но отреагируют на сообщения о грязной предвыборной игре. Обязаны отреагировать. Стемран нужен всем: здесь есть то, что не найти нигде больше.

«Я не устала, — подумала Мерона, — и ведь я не пила стимуляторы. И даже не прибегала к возможностям Aenin Rinen». Старшая из её детей, её преемница на посту, переняла все заботы и обязанности хозяйки, пока Мерона была занята другими делами. «Всё идёт превосходно, — подумала Мерона, — я прекрасно подготовила их, могу гордиться. Хотя главные мои произведения — Тевейра и Майер. Ох, дочка, нелегко нам будет, ты хочешь его, во всех смыслах, и он меняется на глазах, так, что даже я не могу поверить. Меняется для тебя так, как не смог измениться для меня. Но я не чувствую ни обиды, ни ревности… Значит, и я чему-то научилась. Но какая карьера, в самом деле!» — Мерона рассмеялась.

— Рони? — услышала она, и быстрым шагом прошла в спальню.

Снова Умник — проекция — и снова на всё том же стуле. Сидит, скорчившись.

— Заснул, тебя ожидая, — пояснил он. — Бурная ночь? Я хотел извиниться за… Что?!

Увидел. Он увидел её лицо и руки.

— Сдуреть! — Давно уже не удавалось по-настоящему поразить Умника. — Какой мазью пользуешься, Рони?

Мерона усмехнулась, расстегнула пояс и через десяток секунд была уже ни в чём. Подошла ближе к фантому, и не торопясь повернулась так, чтобы Умник мог увидеть всё.

— И почему я так далеко? — спросил Маэр с грустью. Мерона рассмеялась, уселась перед ним на пол. Да, она сама не ожидала. Сначала не поверила тому, что увидела в полицейском фургончике. Потом улучила момент, ушла минут на десять в душ уже у себя в управлении. И снова не поверила своим глазам, хотя видела всё и понимала, что некоторые изменения, в особенности вокруг самых интимных частей, уже не скрыть никакими мазями и процедурами. Правда эти места обычно никто не рассматривает, но даже там скрывать ей оказалось нечего. И вены уже не проступают, а ведь это первый признак возраста.

— Я виноват. — Умник склонил голову, вновь посмотрел ей в глаза. — Может, оденешься?

— Не-а, — мстительно ответила Мерона. — Ты хотел меня видеть такой. Ну и смотри.

— А у меня в поместье как, повторишь разоблачение?

— Чтобы тебя удар хватил? Я не настолько жестокая.

— Все вы, женщины, такие, — проворчал Умник. — Тогда хоть повернись немного, чтобы свет падал. Красота какая…

Это нечто. Чтобы Умник так сказал, без издевки и усмешки…

— Ладно, Эри, я уже всех простила. Ты не поверишь, что там случилось.

— Лес пытался поглотить дом. У меня же эфемеры, я кое-что видел. Я их над городом не гоняю, ПВО засечёт, приходится издалека таращиться.

— Да. И меня оплёл. Но я попросила его не убивать, и он послушался. Только припугнул.

— Меня он тоже послушался, — мрачно пояснил Умник. — Ты хотела спросить, почему я сам не попробовал думать о ком-то плохо. Так я попробовал.

— Рассказывай. — Мерона поднялась и уже через минуту снова была одета. — Быстро и подробно.

— Что тут рассказывать. Помнишь ту базу, где нас всех чуть не расстреляли свои же? Когда мы притащили туда объедки Майера.

— Уж да, — стиснула зубы Мерона. Всё решали уже не минуты — секунды, а их не то чтобы не пустили, но даже открыли огонь. Умник сам получил три пули, прежде чем смог убедить, что это свои, и что им нужна срочная помощь. Промедли они ещё минуту-две тогда, и не было бы уже Майера.

— Вот и вся история. Базы больше нет. Туда пришёл Лес и всё съел. Дежурный успел слинять, не беспокойся.

— Что, сделал анонимный звонок? — не удержалась Мерона.

— Смейся, смейся. На кой мне его жизнь? В общем, Рони, дело странное. База сейчас законсервирована, во всяком случае, официально оформлено так. А я видел весь, так сказать, процесс и скажу тебе точно, что она была готова к употреблению. Там полно боевой техники. Было.

Мерона усмехнулась.

— Умеешь ты всё разворошить.Тебя могут вычислить по звонку? Ты же понимаешь, с кем связался.

— Я не такой тупой. Синтезировал голос, послал туда пчёлку, она проиграла запись в эфир и самоуничтожилась. Концы в воду.

— Играешь в крутого агента, — заключила Мерона. — Спасибо, что сказал, это очень странно. Альянс вывел все войска, и базы должны быть пусты. У тебя есть запись того, что там случилось?

— За окном у тебя стоит мой «Торнадо». Пошарься в бардачке.

— Я бы тебя расцеловала, — призналась Мерона. — Хоть ты и ублюдок, каких мало!

— Рони, дорогая, когда ты так говоришь, я таю! — вернулась любимая усмешка Умника. — Не беспокойся за меня. У меня задница стреляная, первой почует. Кстати, ты обещала мне мальчика и девочку, чтобы помочь с обработкой данных. Когда ждать?

Мерона чуть не покраснела. Нечасто доводилось забывать об обещаниях. Не откладывать выполнение обещаний, а забывать о них напрочь.

— Ладно, не парься. — Умник потянулся. — Пришли, как сможешь. Похоже, наши любимые военные ведут некрасивую игру. Я буду за тебя теперь беспокоиться, знаешь ли.

— Ты сам не подставляйся, — попросила Мерона. — Тогда справимся. У меня самой в голове не укладывается, а завтра уже выборы…

— Наши в порядке?

— В порядке. Всё, иди баиньки, сейчас же свалишься. И мне тоже пора.

— Жаль, что ты там, — погрустнел Умник. — Ладно, не заводись. Я бы и пальцем не тронул. Всё, до связи и удачи!

Мерона улеглась в постель и долго думала. Только базы не хватало. На территории планеты сорок три базы, из них только восемь в южном полушарии, где сейчас Умник. Бои в основном велись возле Стемрана-3, где сейчас столица провинции и планеты, а здешние базы точно все законсервированы. Или тоже не все?! Надо проверить — по возможности негласно. Раз у Умника есть сеть спутников, ему и проверять. Обращаться же официально… Сначала надо понять, кому можно доверять.

«Всё, спать, надо поспать хотя бы три часа. Всё остальное — потом».

16

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Портал Стемран-3, Венант 3, 1415 В.Д., 12:20

Как и договорились, поверенный заказал один из кабинетов в ресторане. По совместительству кабинеты — комнаты для переговоров, ведь сделок на портале заключается едва ли не столько же, сколько на среднего размера бирже.

— Теариан Камшер! — поверенный уже был на месте. Горец, как и сам Майер. Но в отличие от Майера у него обвисшие щёки, он был грузен, медлителен на вид и с вечно обиженным выражением лица. «Зато глаза добрые», — подумала Тевейра. И с удовольствием отметила, что поверенный Беррон эр Кассэн обрадовался, увидев Майера и просто-таки расцвёл, когда Тевейра улыбнулась ему, а ведь её лица он почти не видит из-под капюшона.

— Всё, всё улажено, — густой, сочный бас. — Выполнять ваши поручения, теариан, всегда приключение, — добродушно рассмеялся поверенный. — Но мне нравится, без них жизнь несколько пресная. Это слухи, или вы решили перебраться в Стемран, так сказать, надолго?

— Надолго, Беррон, — подтвердил доктор, — но я этого не говорил.

— Само собой, само собой, — согласился тот. — Есть ещё несколько моментов…

— Говорите при ней, — Тевейра молча встала и поклонилась. Немало удивилась, получив ответный поклон — Беррон не поленился встать. — Я ей полностью доверяю.

— Странные звонки, теариан. Вас, не переставая ищут последние два дня. Звонки анонимные. Соседи видели, как кто-то приходил к вам домой, что-то опускали в почтовый ящик. Я распорядился отнести содержимое ящика в полицию. Интуиция, если позволите.

— Это из-за нас? — Тевейра с тревогой посмотрела в лицо Беррона, потом в лицо доктора. — Простите!

— Упоминали и девушку похожую на вас по описанию, — согласился поверенный. — Я знаю, что послужной список у вас чист в смысле неприятностей. То, что было во время войны, всё ещё засекречено, но знаю, что у вас есть боевые награды и нет неприятностей с законом. Я сообщу вам, как удастся что-то выяснить.

— Я передавал вам адрес её природной матери. — Майер заметил, как глаза Беррона ненадолго расширились от удивления. — Если возможно, проследите за расследованием того звонка.

— Обязательно, — широко улыбнулся поверенный. — Удачного вам пути, теариан, удачи вам, теаренти. Если мне позволено сказать, вы прекрасно выглядите! — Тевейра отвела взгляд и улыбнулась.

— Теариан Майер Акаманте эр Нерейт?

«А поверенный, похоже, знает его настоящее имя, — подумала Тевейра, поёжившись, — но что тут удивительного? Какой неприятный голос у того, кто постучал!».

— Это я. — Майер открыл дверь. Человек в мундире сотрудника Департамента Виз и Регистраций. Как все чиновники-никкамцы, с короткими усиками, маской холодного почтения вместо лица, безукоризненно вежливый. — Если вас не затруднит, здесь я предпочитаю использовать другое имя.

— Вам отказано в предоставлении временной визы, — коротко поклонился чиновник. — Вы обязаны были использовать полное имя во всех графах, где требуется указание имени. Вам придётся подать повторную заявку.

— Это неправда! — не удержалась Тевейра, и тут же испуганно умолкла, склонив голову.

— Девушка права. — Поверенный встал из-за стола. — По правилам, гражданин великой державы может использовать любое из зарегистрированных имён, если использует его во всех графах, где требуется имя.

— Я всего лишь курьер, — холодно отозвался чиновник. — Я уполномочен попросить вас переписать заявление о получении временной визы, для скорейшего рассмотрения. Если произошла ошибка, Департамент официально принесёт вам извинения.

— Сколько времени потребуется для рассмотрения повторной заявки? — поинтересовался Майер, тревога Тевейры ощущалась физически.

— Следующие два дня у нас сокращённые вследствие праздников. Я думаю, через двое суток вы узнаете результаты прошения. Мы делаем скидку, доктор Камшер, ваша заявка будет рассмотрена одной из первых.

— Теариан, — выдвинулся из-за стола поверенный. — Оставьте это мне. Проводите девушку на свежий воздух. Не беспокойтесь, я разберусь. Я Беррон эр Кассэн, — представился он, — я имею полномочия представлять теариана Майера Акаманте эр Нерейт во всех обстоятельствах. Вот мои документы.

— Как вам будет угодно, — кивнул чиновник и вновь холодно поклонился Майеру. Тевейру он словно не замечал.

— Я с вами сразу же свяжусь, — насупился Беррон. «О да, — подумал Майер, — Беррону пальца в рот не клади». И более всего он не терпит имперских и королевских чиновников, считает, что везде, где есть монархия, наглость чиновников выше всех мыслимых границ. — Прошу вас.

— Уйдём, — прошептала Тевейра, сжав его ладонь так, что стало больно. — Пожалуйста!

* * *

— Я сейчас. — Тевейра несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. — Я справлюсь. Доктор, с этим человеком что-то не так! У него глаза как неживые, и голос такой неприятный!

— Чиновник?

— Да! И он обязан был представиться! Они все обязаны! И у него нет значка с именем! И он назвал вас «доктор Камшер», а так запрещено правилами, никаких учёных степеней! Я знаю, меня учили!

— Проклятие. — Майер остановился. — Беги вон туда, к охране! Я сейчас!

— Нет! — Тевейра остановила его. — Я с вами. Не прогоняйте!

— Держитесь позади, — велел Майер, бегом возвращаясь к кабинету. — Позовите охрану! — потребовал он от проходящего мимо официанта. Тот немедленно бросился к стойке заказов, где стоят телефоны и прочее.

Майер распахнул дверь. Беррон лежал на дальнем сидении, хрипел, изо рта его при каждом вздохе вытекала струйка крови. Неназванный чиновник сидел у противоположной стены; его мундир, и всё вокруг, стол, стены, пол — были в крови.

— Напал на Беррона, а потом сам себе перерезал горло, — Майер не сразу пришёл в себя.

Тевейра вскрикнула, увидев то же, что увидел он, но не потеряла самообладание, как предполагал Майер. — Скорее, доктор! У нас мало времени, помогите! Я не смогу его сдвинуть! Положите на спину и прижмите вот тут!

Беррона ударили не очень точно, да и ресторанный нож — не лучшее оружие. В сердце не попали, но прошли очень близко и пробили лёгкое.

— Это место преступления! — услышали они из-за спины. — Немедленно покиньте кабинет!

— Я врач, — отозвался Майер, — и этот человек умрёт, если промедлить. Бинт, если есть — живой, перевязочное полотенце, живо!

Тевейра ловко вспорола одежду, обнажив неприятную, обильно кровоточащую рану, и положила ладони вокруг неё.

— Доктор, — сказала она негромко, — делайте что хотите, но положите ладони мне на живот и лоб. Быстро.

— Очистить кабинет! — Доктор обернулся и с удивлением увидел, что его послушались. Требуемое уже лежало на диване, перевязочный материал доставили быстро. — Быстро, вы нам мешаете!

Дверь закрылась.

— Скорее же, — сухо приказала Тевейра. — Я не стеклянная. Всё, теперь прижмите ладони сильнее и не дышите.

Жар. Он накатил откуда-то из живота и рассеялся. Тевейра стояла, прижимая ладони к груди поверенного, и казалась холодной, как лёд. Так длилось, наверное, не более минуты, после чего девушка шепнула: — Всё, отойдите от меня, а то нас арестуют за нарушение приличий…

Она выпрямилась. И её тефан теперь испачкан в крови. Как и костюм Майера.

Беррон закашлялся, и открыл глаза.

— Помогите повернуть его, — велела Тевейра. — У него в лёгких осталось много крови. Да, теариан Беррон, прямо на пол. Быстро! Придержите ему голову!

«Вот выдержка, — подумал Майер. — Вот теперь верю, что она два года работала в клинике». Столько крови, и не только…

— Лежите. — Тевейра погладила его по щеке. — Вы живы, это главное. Возьмите, — она достала мэйс и положила Беррону в руку. Тот сжал плод, попытался что-то сказать, но не смог. — Молчите, — приказала она, улыбнувшись. — Потом, всё потом. Вам нужно полежать.

— Теариан? Теаренти? — Дверь кабинета открылась. Ну, там и народу! Охрана, аэропорта и департамента, полиция, чиновники. — Я Дессар Аверен эр Матэн эр Никкамо, криминальная полиция. Прошу вас, пройдёмте. Раненым сейчас займутся.

* * *

— Врач подтвердил, что вы действовали профессионально и знакомы с мануальной терапией, — Дессар, тощий, с короткими почти белыми волосами и измождённым на вид лицом, был весьма корректен. — Могу ли я попросить вас, теаренти, представить документы, подтверждающие ваше медицинское образование и лицензию практикующего врача?

— Эти документы у меня дома, — отозвалась Тевейра спокойно, — в Стемране.

— Мы отправим запрос, — согласился Дессар. — Вы действовали очень профессионально, я официально выражаю вам благодарность за спасение подданного Королевства Фаэр.

Тевейра поднялась и молча поклонилась.

— Теариан Камшер, ваш запрос на получение временной рабочей визы не был отправлен на рассмотрение. — В кабинете присутствовал и чиновник от департамента виз и регистраций. — К сожалению, мы сможем рассмотреть его только послезавтра. Я приношу официальные извинения от имени департамента за действия нашего сотрудника, и буду благодарен, если вы воздержитесь от комментариев для прессы до окончания следствия.

— Нам нужно в Стемран, — заявила Тевейра. — Это важно!

— Прошение заполнено должным образом, — подтвердил чиновник. — Я уверен, что его одобрят без заминки, учитывая боевые заслуги теариана и его послужной список. Послезавтра к вечеру вы узнаете.

— Я же прошу вас не покидать пока территорию Провинции Менаокко до получения подтверждения, — добавил полицейский. — Сожалею, теаренти, не мной придуманы эти правила. Вам придётся подождать.

— Я могу сделать звонок? — Тевейра выпрямилась, взгляд её не предвещал ничего хорошего.

— Вы свободный человек, гражданин Стемрана и Республики Каоти. — Полицейский коротко поклонился. — Вы можете делать всё, что в рамках закона Федерации Никкамо.

Тевейра приняла телефон от Майера, и быстрым шагом покинула кабинет.

— Я прошу вас держать меня в курсе состояния здоровья Беррона эр Кассэн, — доктор поднялся.

— Обязательно. — Полицейский сухо улыбнулся. — Мне жаль, что мы вынуждены задержать теаренти, доктор. Закон есть закон.

* * *

— Обнимите меня, — потребовала Тевейра, едва они вышли из здания. Долго не отпускала его. — Проводите в парк. Подальше от глаз.

— Зачем? — не понял Майер.

— Хочу поцеловать вас, — улыбнулась она. — Доктор, не злитесь! Это просто испытание, я знаю. Нас не хотят пускать, но мы всё равно уедем, да?

— Уедем, — пообещал доктор. — Парк вон там.

Тевейра на ходу достала несколько мэйсов и бросила их в разные стороны от дорожки. Так, чтобы по возможности никто не видел.

— Подарок? — поинтересовался доктор.

— Да, Айри. Хочу, чтобы здесь стало добрее. Терпеть не могу чиновников! Вон там, вон туда, видите заросли? Там есть скамейка, я заметила. Давайте туда!

* * *

Поцелуй длился, и длился, и длился…

— Теперь лучше, Айри? — шепнула она, отпуская его. — Мне — гораздо… Вы так быстро всех прогнали там, из кабинета…

— Я думал, вы в обморок упадёте!

— У меня было много практики, — охотно пояснила Тевейра. — Я умею лечить простые раны, вправлять вывихи, ну, перевязывать и всё такое. Сиделкой полгода работала. Принимать роды я тоже умею, — посмотрела она в глаза Майеру, и тот улыбнулся. — Мама сказала, что я должна уметь. Тут место как проклятое! Я без вас ничего бы не смогла, меня руки не слушались! Хорошо, что нас не засняли там, это же ужас как неприлично! — Она хихикнула. — У вас батарейка в телефоне почти села, лучше заменить! Могут позвонить, или мне нужно будет позвонить.

— Вернёмся сейчас, возьмём батарейки и еды какой-нибудь, — согласился доктор. — Кому вы звонили? Рони?

Тевейра поджала губы.

— Маме сейчас нужно продержаться. Да, я сказала, что нас тут чиновники немного задержат, у неё сегодня такой день, я потом всё расскажу. У меня есть свой адвокат, я попросила его разобраться. Он хороший! Ужасно дорогой, но всё может, почти как Беррон!

— Как вы думаете, Беррон…

— Через три дня встанет на ноги, — заверила Тевейра. — Всё, давайте немножко помолчим. Чуть-чуть! Мне нужно просто посидеть в тишине.

Майер встал, дошёл до ближайшего дерева — ясеня — и прижался к нему лбом. И, сам не понимая почему, обратился к Лесу. «Помоги нам, — попросил он, — нам нужно к тебе. Тебе нужна наша помощь, или скоро будет нужна».

Порыв ветра толкнул его в спину.

— Майер, — Тевейра подбежала, — смотрите! Да смотрите же!

Справа от них, у живой изгороди, пространство потекло, затуманилось и протаяло. И с той стороны…

— Стемран! — выдохнула Тевейра, на лице её сияла радость. — Это же тот самый камшер! У которого я сорвала травинку!

— Вы думаете…

— Да! Это знак, Лес зовёт нас! Ну, скорее же, Майер!

И Майер послушался.

17

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 6, 163 г., 17:25

— Представляю, что будет, когда нас там хватятся, — проворчал Майер, едва радость Тевейры приугасла.

— Ой, ну чего вы боитесь! Лес позвал нас, понимаете! Лес! Неужели вы, правда, боитесь? Мы ни в чём не виноваты!

— Отсюда пешком два дня идти, — заметил Майер. — Вот зараза, батарейка сейчас сядет, и не зарядить уже…

Сигнал. Получено сообщение.

— Умник! — удивился Майер. — Он откуда знает, что мы здесь?!

Телефон зазвонил.

— С прибытием, Майер. — Голос Умника. Майер невольно улыбнулся. — Твоей очаровательной спутнице поклон. Как это понимать? Ты показал ей коридор?

— Я тоже рад тебя слышать, Умник.

— Уходите подальше. Вы там без тачки? Сейчас отправлю вам что-нибудь. Только далеко не отходите и…

Телефон выключился — батарейка села окончательно.

— Сказал, пришлёт машину, — пожал плечами доктор. — Но это часов пять, пока она ещё долетит! Надо искать, где на ночь остановимся.

— Сейчас бы домой. — Тевейра подошла к камшеру, погладила его ствол. — Нам очень-очень надо, правда… Давайте здесь и подождём. Ну, отойдём немного, и всё!

* * *

Они отошли на безопасное расстояние — как раз созревают шишки, а от падения такой шишки ничего хорошего не будет. Как бомба. Созревшие шишки падают и взрываются, а семена на больших парашютах-летучках плывут в разные стороны. Малейший ветер отправляет их в далёкий полёт. А семечки настолько вкусны, что многие животные караулят падение шишек, пусть даже вначале нужно держаться от них подальше.

— Мне показалось? — Доктор поднялся на ноги. Они сидели прямо на ковре хвои, очень удобно, да и одежде уже всё нипочём. — Слушайте! Землетрясение?

— Похоже, — неуверенно отозвалась Тевейра. — Ой, смотрите! Смотрите туда!

Майер присмотрелся, и вздрогнул. А Тевейра, с глазами, сияющими от восторга, захлопала в ладоши.

— Это к нам! Он к нам идёт, он нас услышал!

«Им» оказался мобильный мозговой центр Леса. По-простому — лесной великан.

Он шёл, аккуратно ступая огромными «ногами», не сломав ни дерева, не раздавив ни кустарника. Дошёл до поляны, где взявшись за руки, стояли два человека, и опустился на все четыре конечности. И даже «на четвереньках» он возвышался метров на пятнадцать.

Тевейра бесстрашно подбежала к великану, Майер последовал секунду спустя. Разум отказывался верить, что это правда. От великана пахло Лесом — хвоёй камшера, ароматами трав, свежим воздухом, здоровьем.

— Спасибо! — Тевейра поклонилась, погладила его «ногу» ладонью. — Мы сейчас залезем, подожди чуть-чуть! Майер! Дайте мне руку!

* * *

Лесных великанов люди встретили почти сразу, и поначалу они подумали, что это и есть разумные обитатели Стемрана. На вид великаны походили на людей покрытых корой. Людей ростом до пятидесяти метров, у которых и руки, и ноги были чуть не в полтора раза длиннее туловища. Не руки, конечно, и не ноги, а вместо пальцев — шишковидные утолщения которые, как и всё остальное «тело», покрывала прочная и очень гибкая кора. Их конечности служили для обеспечения коммуникации. Ретрансляторы. Когда великан стоит в своей «любимой» позе, подняв руки над телом, он не взывает к Лесу, а просто связывается с теми, кто его слушает. А слушают многие. То, что у здешних флоры и фауны есть органы, воспринимающие радиоволны, было первым из открытий, которые стали понемногу проливать свет на подлинную природу Леса. Слаженность действий живых форм на огромной территории объяснилась просто.

«Рождение», то есть формирование великана наблюдали не раз, но только спутниковые съёмки позволили полностью запечатлеть процесс. Для рождения великана были необходимы любые деревья или иная флора массой не менее пяти тонн в пределах двадцати пяти метров. И хотя бы один камшер в зоне видимости. Весь процесс занимал около получаса, после чего зелёный гигант выкапывался, простирал «руки» в небо и принимался за работу. В чём она заключается — так никто пока толком и не понял. Конечно, принятых сигналов уже много, в них есть определённая структура, уже удалось создать приборы, имитирующие сигналы великанов и таким образом отгонять таких соседей, как комары и мыши, но это всё пока несерьёзно. Учитывая ещё и то, что язык, на котором общаются великаны, время от времени менялся. А значит, всё живое, что включено в Лес, как-то узнаёт о смене языка.

Майер с Тевейрой сидели на «голове» гиганта и ехали плавно, очень плавно. Каждый шаг — метров двадцать. Девушка держалась за «лоб» существа, Майер устроился за её спиной, на «макушке». Тевейра потом сказала, что ладони её постоянно покалывало, причём она поняла, что если думает о чём-то постороннем, то колется неприятно, а если начинает думать о Лесе, то ощущает тепло. «Думай о Лесе, что ж тут непонятного», — поняла она. И великан слушался её приказов. Пусть и не буквально.

— Слезем здесь, — решила Тевейра, — в город на нём ехать не надо. Мы приехали, — погладила она «лоб» великана, — спасибо! Пожалуйста, разреши нам слезть!

Великан замер, а через полминуты медленно опустился на четвереньки, словно опасался, что седоки упадут. Спускаться оказалось куда проще, чем взбираться.

— Спасибо! — Тевейра и Майер поклонились гиганту, и тот медленно выпрямился, поднял руки над головой.

Шум, шелест, невнятные возгласы вокруг.

Тевейра и Майер обернулись. Десятки, а может, и сотни людей подбегали к поляне, на которой замер великан. Они вбегали и один за другим падали перед седоками на колени.

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 6, 163 г., 19:15

— И репортёров не пускать! — распорядилась Мерона. Дождалась, пока все посторонние покинут кабинет, и подошла к окну. Там по-прежнему стояли сотни, тысячи людей. Те, что заметили прибытие лесного великана и видели, кто им управлял, кого тот слушался.

— Не знаю, радоваться или огорчаться. — Мерона поманила к себе дочь, та молча кинулась ей на шею. — Айри, я немного злая, прости. Я уже знаю, что вас не пустили, ответь мне только одно, как вы сюда попали? Ты открыл наш коридор? И что мне теперь делать с ними? — Она указала на окно.

Там, у остановки великана, люди подходили и кланялись, и каждый хотел прикоснуться к руке Тевейры или Майера. Молча, с уважением, но без подобострастия. «Лес — это религия, — говорил Умник, — это формирующаяся религия, и те, кто её принимают — самые странные верующие, которых я знаю. Без гнева, без фанатизма, без нетерпимости к другим. Даже с теми, кто вредит Лесу, они достаточно корректны, хотя и тверды. Но стоит их обидеть… и все встанут на защиту одного».

— Мама, Лес позвал нас! Правда! Я всё-всё расскажу, у меня даже снимки есть!

— У нас есть серьёзные материалы против наших оппонентов, — сообщила Мерона. — Осталось немного — дожить до утра. — На лице её не было улыбки. — Утром начнутся выборы и, мне кажется, я уже знаю их итог. Кто из вас придумал позвать великана?

— Мама, он сам пришёл! Ну… я просто сказала, что нам нужно домой! Вот и всё!

— Великаны никогда не слушались людей. — Мерона выглядела странно помолодевшей, и Майер только сейчас это заметил, хотя уже минут десять был в её обществе. — Удавалось как-то убедить их пропустить, не нападать, но чтобы на самом деле ехать верхом… Вы первые. Вы понимаете, кем вас теперь считают эти люди?

Тевейра смутилась.

— Мама, я же не нарочно! Я захотела поскорее увидеть тебя, и он сам пришёл, сам предложил подвезти!

— Айри. — Мерона взяла его за руку. — Голову вам мало оторвать, обоим. Ну что мне теперь делать? Через полчаса все каналы покажут ваше прибытие на великане. А ещё через десять минут мне позвонят из Никкамо и спросят, как вы сюда попали. Что мне отвечать? Айри, зачем ты воспользовался тем коридором? Мы не хотели никому говорить о нём. На то есть причины.

— Мама…

— Вам сейчас же нужно вернуться. Туда, в Старый Мир! Пройти обратно и вернуться в Никкамо. Я уже позвонила нашим людям, вас встретят и не оставят без охраны.

— Машина вам ещё нужна? — послышался спокойный голос из дальней части комнаты.

— Эри, ты меня до инфаркта доведёшь! Сгинь немедленно, здесь же кругом камеры!

— Я в мёртвой зоне, а звук ты сама сейчас выключила, — усмехнулся Умник. — Прости, я услышал пару последних фраз. Она права, вам надо возвращаться. Машину я подогнал к общественной стоянке. Серебристый «Сокол», три двойки в номере. Старенький, но летает будь здоров. Через сорок минут будете у входа, только не вздумайте лететь прямо туда. К самому проходу вам нужно дойти пешком, ясно?

— Ясно. — Майеру стало неловко. Тевейра опустила голову, прижалась к нему, видно было — вот-вот заплачет.

— Вейри, милая. — Мерона взяла её за плечи. — Вы нам очень помогли. Великан — это символ. Завтра те, кто ещё колебался, кто не знает, что Лес теперь может слушаться и меня, и вас, все пойдут голосовать. Нам, в самом деле, нужно просто дожить до утра, когда откроются участки, и дождаться семи часов вечера, когда они закроются. Возвращайтесь в Никкамо. Пусть даже придётся ждать эти двое суток, не беда.

— Мама, ты не сердишься? — робко спросила Тевейра. — Всё само получилось!

— И очень удачно, — улыбнулась Мерона, обнимая их обоих за плечи. — Потом будет три дня подсчёта голосов. Вам бы отсидеться где-то.

— Если дадут визу, — подал голос Умник, — пусть едут ко мне. Следы я замету, не бойся, никто их не заметит.

— Эри, ты ещё здесь? Кончай уже строить из себя суперагента. Лучше приготовь две комнаты для моих воспитанников. Они через полчаса выезжают.

— О! — Умник просиял и потёр руки. — Чем мне тебя отблагодарить?

— Приютишь мою дочь и Майера и пообещаешь, зараза, что и пальцем её не тронешь!

— Мам, да я сама справлюсь! — фыркнула Тевейра. — Я уже не маленькая!

— Обещаю и клянусь. — Умник встал и поклонился. — В обмен на ужин при свечах. Свечи, кстати, уже ждут.

— Подождут. — Мерона снова обняла остальных за плечи. — Всё поняли? Майер, это очень важно. Умник вам расскажет, почему мы не открываем этот коридор. Всё, сейчас через пожарную лестницу на задний двор — и к машине. До черты города вас будут сопровождать, не пугайтесь.

* * *

— Но всё равно это было здорово, да? — Тевейра с обожанием смотрела, как великан исчезает позади. Он повернулся к ним «лицом» и сделал пару шагов, и показалось даже, что взмахнул рукой. Тевейра помахала в ответ. — Наверное, он ничего не понял. Пришёл, подвёз нас, а мы обратно! Я потом извинюсь, если он не уйдёт.

— Вы считаете, что он понимает вас? — Вести машину было приятно. Так давно не сидел за сиденьем машины, которая всё ещё умеет ездить колёсами по земле. Пусть даже этим почти не пользовались, а слово «шоссе» уже почти вышло из употребления.

— Я сейчас рассержусь! Бросьте руль, она сама куда надо долетит! Идите сюда, ко мне!

Майер перелез к ней, и Тевейра взяла его за руки.

— Айри, давайте я сразу скажу. — Тевейра смотрела сердито. — Я считаю их людьми, такими же, как вы и я, и не надо мне ничего доказывать! Они умеют думать, и всё чувствуют! Он мне рассказывал что-то, пока мы ехали, я, правда, не совсем его поняла! Но он добрый!

— Хорошо, — согласился Майер. — Пусть так.

— Не делайте одолжений! Я серьёзно! Если вы думаете, что это просто ходячая деревяшка, то больше мы о нём не разговариваем, — отвернулась она.

— Убедите меня. — Он взял за руку. — Я как, похож на мыслящее существо? Значит, можно убедить.

— Иногда похожи, — мрачно ответила Тевейра и рассмеялась, не удержалась. — Вы иногда всё ещё такой глупый! Это или понимаешь сразу, или нет! Пока сами не поймёте, нет смысла убеждать.

— Вы верите в Лес? В то, что это разумное существо?

— Я не верю. Я знаю и чувствую. И вы тоже что-то чувствуете, иначе бы он вас к себе не подпустил!

— Нам пора. — Майер указал. — Остановимся здесь, дождёмся, когда автомобиль улетит.

— Мы ещё поговорим, — пообещала Тевейра. — Слушайте, я есть хочу, сил нет! И мы так и не переоделись! Вот ужас! Я ладно, я просто выверну тефан на другую сторону, надеюсь, что так будет намного приличнее, а вы?

18

Шамтеран, Королевство Тегарон, г. Тегарон, Университетский Парк, Венант 3, 1415 В.Д., 18:10

— Как здесь красиво… — Тевейра вздохнула. — Слушайте, нам надо переодеться! Дайте, я первая. Отвернитесь, пожалуйста!

Майер пожал плечами и отвернулся. Подумаешь! Шорох и шуршание за спиной, и две минуты спустя Тевейра взяла его за локоть.

Вот это да! Кто мог подумать, что можно просто переодеть тефан другой стороной, и… Конечно, от него всё ещё пахнет кровью, если принюхаться. А в остальном…

— Не обижайтесь! — она приподнялась на цыпочки и поцеловала. — Ну не сейчас же, да? Разве можно любоваться в спешке? Давайте подумаем, что нам сейчас делать.

— Подойти к полицейскому, — предложил Майер. — И спросить, где тут у них можно купить одежду.

— У вас рубашка вся в крови, и не в вашей! Придётся объясняться!

— Не придётся. — Майер снял с себя рубашку (сразу стало зябко), разорвал на части и бросил в кустах. Солнце и дождь сделают своё дело — такие рубашки давно уже одноразовые, и, если нанести им серьёзные повреждения или бросить под солнечным светом и дождём, они за несколько часов распадаются на экологически безвредные соединения. Очень удобно.

— Айри! — Тевейра всплеснула руками. — Вас теперь оштрафуют! За неприличный внешний вид!

— Если я хорошо знаю Тегарон, меня оштрафуют уже за то, что я без перчаток. А так, по крайней мере, меньше объясняться. Порвал рубашку в лесу, вот и всё. — Майер посмотрел на громаду Университета, занимающую полнеба перед ними. — Слушайте! Вон там — вход в медицинский центр. Идёмте туда.

* * *

Охранник, естественно, потребовал документы и попросил подождать. Майер физически ощущал, сколько камер сейчас смотрят на них.

— Вы поправились! — уверенно заметила Тевейра. — Такой тощий были! А теперь почти на человека похожи!

Майер не выдержал, рассмеялся.

— Вы это только сейчас заметили?

— Что на человека похожи? Нет, но нельзя же всё время хвалить! Перестаньте! — Она дала ему по рукам. — Здесь кругом камеры, даже я вижу.

— Боитесь?

— Нет, просто это их не касается. Вот, вы уже улыбаетесь. А то целый час смотреть было противно, такой мрачный.

— Доктор Майер Акаманте эр Нерейт? — К стеклянным дверям с той стороны подошёл высокий улыбающийся тегáрец, в сопровождении охраны. — Простите, что заставили вас ждать. Рад приветствовать вас, теаренти Тевейра эс Тессан. — подчеркнул особое уважение тегáрец и склонился в учтивом поклоне. — Прошу, прошу, заходите. Что-то случилось, доктор? В это время года у нас прохладно ходить без одежды. — И они все рассмеялись.

— Простите…

— Мерстеринн эс Метуар эс Тегарон, директор Медицинского центра Королевства Тегарон, — представился тегáрец. «Точно, на вид он коренной тегáрец», — подумал доктор. У нас возмущаются, когда на высокие посты пытаются назначать исключительно представителей древнейших домов королевства — несправедливость, всё такое. А здесь прямо наоборот. Попасть сюда чужаку можно только за выдающиеся достижения, или за заслуги перед королевской семьёй. Тегарон продолжает чтить свои традиции, на новомодные веяния о правах человека во всём мире тут всем чихать хотелось.

— Приятно видеть человека, который не стесняется длинных имён. Прошу меня извинить, доктор, и вы, теаренти, у меня лекция. Минут через тридцать я буду в вашем полном распоряжении. Вот мои ассистенты (молодой человек и девушка, оба в зелёных халатах сотрудников, вежливо поклонились). — Рейнер эс Гатто эр Фаэр и Шервин эс ан Вессар. Прошу вас позаботиться о наших гостях, — и Мерстеринн откланялся.

— Простите мой внешний вид. — Доктор развёл руками. — Хотелось бы переодеться. И найти аккумулятор для телефона.

— А мне уже есть хочется! — заявила Тевейра и, все вчетвером, рассмеялись. — Доктор, давайте вы переодевайтесь первый, а мы пока подумаем об обеде! Можно? — Тевейра подняла руки к капюшону. — Можно его снять?

— Ой, что вы! У нас тут всё запросто! — Шервин улыбнулась, не отводя взгляда от доктора. — Видели бы вы как студенты ходят иногда! В Университете всё совсем не так, как снаружи. Ну, почти везде. Доктор, поверить не могу, это правда, вы? У нас тут столько людей мечтает получить назначение на Стемран! А вы ведь там родились? Можно называть вас просто Тевейра?

— Можно! Да, я там и родилась. — Тевейра откинула капюшон и оба ассистента потеряли дар речи. Видно, что глядели бы и глядели…

— Если бы не работа, мы бы вас не отпустили! — Девушка пришла в себя первой. — К нам почти никто не приезжает из Стемрана! Вы торопитесь?

— Если найдётся батарейка для телефона, я вам сразу скажу. — Доктор протянул его — показать, какая модель.

— Ой, простите, я сейчас! — И девушка убежала. — Я быстро!

— Подождите пока в кабинете, — Рейнер проводил напарницу взглядом, — а я узнаю, где можно купить одежду. Вам какую, доктор Майер?

— Давайте ту, которую здесь принято носить. И — у нас нет ни перчаток, ни остального.

— А вам, теаренти?

— Просто Тевейра! Давайте и мне ту, которую здесь принято.

— Слушаюсь. Вы позволите? — Рейнер быстро снял мерку — сделал объёмный снимок крохотной камерой, встав по обе стороны от гостей (Тевейру отчего-то рассмешила серьёзность парня), и, удовлетворённый, отбыл. Едва за ним закрылась дверь, как Тевейра ударила доктора в бок. Весьма болезненно.

— Я видела, как она на вас смотрит, — пояснила она, перестав улыбаться. — Если что, я её убью! Или вас, если так будет проще!

— Я дал повод? — «Вроде бы я старался следить за собой», — подумал Майер. Или это уже стало рефлексом?

— Дали бы повод, уже бы убила! — Она взяла его за руки и смотрела в глаза. «Она сможет, — подумал Майер. — Вся в Мерону. Та тоже никогда не обещает того, что не смогла бы сделать».

— Я ваш, Вейри. Ваш и её. — Она не отводила взгляда. — И ничей больше.

— Верю, — произнесла она, наконец, отошла в сторонку. — С вами тяжело, — вздохнула она. — Но так приятно!

— Доктор Майер! — Шервин вошла, не забыв постучаться. «Тоже всё понимает», — подумал доктор. — Вот, пожалуйста! Я взяла несколько батареек, проверьте сами, какие подходят.

— Вы не проводите меня туда, где можно переодеться? — попросила Тевейра. — Я не очень доверяю, когда мужчины подбирают мне одежду!

Шервин улыбнулась, коротко поклонилась.

— С удовольствием, Тевейра. Вы не успеете свалиться от голода?

— Я найду, кого съесть!

Они рассмеялись и отбыли. Шервин на прощание одарила доктора очень-очень тёплым взглядом, а Тевейра, удаляясь, показала ему из-за спины кулак.

Доктор первым делом вставил аккумулятор, подошёл первый же. Едва телефон нашёл сеть, как свалился десяток сообщений о пропущенных звонках. И несколько текстовых. Последнее — от Мероны. «Покиньте Никкамо засада. Крйн слч обратно наш крдр. Срчн ответь». Всех раздражал её телеграфный стиль, когда и слова сокращает беспощадно, и опускает всё, что можно опустить. Второе — от Умника. «Оставил машину под дымкой к северу пой нашу застольную». «Вот же псих, — подумал Майер. — Они оба! Может, и мне пора стать психом?».

Телефон зазвонил.

— Майер, вы где? — Мерона. Голос такой, что ощущается — держится из последних сил.

— Мы в Тегароне. Сейчас в медицинском центре, переоденемся и мы готовы.

— Сидите тихо! В Никкамо ни шагу! Наша группа попала в засаду. Кто-то ищет вас с Тевейрой.

— Ищет, не представляясь, кто и зачем? — предположил доктор.

— Именно так. — Мерона немного успокоилась. — К городу подошли ещё два великана. Стоят у границы Леса. И комаров не стало, крысы ушли, прочая мелкая мерзость. Видел бы ты, что здесь творится!

— Беспорядки?

— Наоборот. Всё спокойно, и все довольны. А туристы кинулись великанов снимать, просто конец света какой-то. И телефоны уже плавятся! Я столько звонков с благодарностями не получала за всю жизнь. Слышишь, наверное.

Да, он слышал песни сразу нескольких телефонов.

— В Никкамо что-то очень странное. Мне уже звонила сама Её Превосходительство министр, приносила извинения и сказала, что все визы в порядке, вы можете лететь в Стемран. С Тевейрой тоже всё в порядке, её адвокат всё передал, что нужно. Но я беспокоюсь за вас.

— Что там случилось?

— Четверо человек в форме полиции аэропорта. Напали на сопровождающих, один из наших в критическом состоянии, остальные получили лёгкие ранения. Один нападавший убит, остальные задержаны. Дай мне подумать, ладно? А пока сидите там тихо, никому не звоните. Выключи свой телефон. Купи новый, купи местную карту и отправь с неё наш с тобой условный код, хорошо? Никуда не уходите. До связи.

Вот за что он начал всерьёз уважать Мерону — это за то, что никогда от неё по телефону не услышишь «я тебя люблю», «мой милый» и всё такое. «Такие вещи можно говорить только лично, — сказала тогда Мерона, — ещё раз услышу по телефону — засуну его тебе, и угадай куда!».

— Майер! — После Мероны сразу же позвонил Умник. — Устроили вы шороху. Старик, вы там теперь звёзды. Я подогнал «Сокола», а ты, поди, уже прочёл, как его найти. Застольную не забыл? Пой, когда дойдёшь до красного холма, машина покажется.

— Что там у вас вообще творится?

— Выборы. Ещё немного, и второго кандидата под белы ручки да за решётку. Пока вроде отвертелся, но шансов у него уже нет, всем понятно. Вы уж там осторожнее, а то кто меня на уборку-то сподвигнет?

— Мы приедем вместе, — пообещал Майер злорадно. — Вместе и сподвигнем. Спасибо, Маэр, до связи.

* * *

— Они так мило одеваются! — Тевейра жестом подозвала доктора к себе и поправила на нём костюм. Сами просили традиционную одежду тегарцев, сами и получили.

«А все наши вещи-то так и остались в Никкамо в камере хранения. Впрочем, это только меня беспокоит утрата любимых костюмов и прочей приятной мелочи, — размышлял Майер. — Беспокоит, да. Врать не буду, очень беспокоит. Привык я к ним, со многими столько воспоминаний связано. А вот ей достаточно того, что на ней».

— Вот так. — Тевейра поправила на докторе налобную повязку — так здесь ходят мужчины. Сама надела и долго поправляла шапочку. Уже не традиционную, которая просто блокировала и закрывала железы на висках и прочих частях головы, которые так притягательны для противоположного пола. Такие шапочки не просто прикрывают их, но и поглощают естественные запахи, не фиксирующиеся сознанием. Тевейра так необычно выглядит теперь… А эту шапочку ей подбирали под цвет волос. Просто загляденье! Доктор так и сказал.

— И так естественно выглядит, — добавил он. Сам он видел тегарцев только на научных мероприятиях; тегарский язык учёному нельзя не знать, это один из двух международных языков научной мысли. Почти всё Северное полушарие Старого Мира выбрало когда-то для этой цели тегарский, а остальной мир — язык ронно. Так они и соперничали многие века, но так никто и не победил.

Заглядение! В Тегароне принято прикрывать всё тело даже летом, и аборигены достигли неплохого компромисса: говорят, что даже в их сложной одежде летом не жарко. Сейчас Тевейра в брюках, короткой рубашке с поясом и верхнем платье. В покрое платьев женщины проявляли полёт фантазии, каких только платьев он ни видел! Платья были самые причудливые. Главное, чтобы они были, и чтобы они обязательно прикрывали всю спину, шею и ноги хотя бы до колен. У мужчин вместо платья была обязательна любая другая верхняя одежда, закрывающая руки, спину и шею.

Что под рубашкой у Тевейры, доктор не знал. Если память не подводит, там должен быть светлый пояс, что-то вроде верхней части тефана — широкая полоса ткани. Раздеваться дальше пояса нельзя даже на пляже.

— А мне нравится! Я видела туристов в чём-то таком, мы даже смеялись, сто одёжек в такую жару! А в нём удобно. — Тевейра смотрелась в зеркало, поворачиваясь так и сяк. — А вам? Вам удобно? Доктор, ну не переживайте, не пропадут ваши вещи! — Она не иронизировала. А вот Мерона не пропускала случая пройтись по «нежной привязанности к барахлу». — Сейчас отдохнём, приедем и заберём всё.

— Боюсь, что нескоро. — И Майер пояснил ей, что к чему. Тевейра пришла в восторг.

— У нас время есть?! Давайте тут останемся до завтра! Вот прямо тут, а? Тут так всё запросто, и столько людей! Главное, что у мамы всё хорошо, и что она знает, что у нас хорошо.

Майер медлил с ответом. Хотелось ответить «да», но его тяготили разные мысли, и самая неприятная была: «Кто за ней охотится?».

— Мама о чём вас просила? — Тевейра понизила голос, взяв его за руки. — Сидеть тихо, да? Мы будем сидеть очень тихо! Я чую неприятности, и вы тоже, да? Вот и скажите, нам сейчас нужно куда-то бежать и прятаться?

— Нет, — признал Майер. Шестое чувство, или что там живёт пониже спины, не подводило никого из их «шайки», как назвала её когда-то Мерона. То, что ему теперь первым делом приходила на ум Мерона, Майер уже не удивлялся.

— Не нужно. — Тевейра улыбнулась ему. — Нет, целовать не буду, даже не просите. Вечером, и только если заслужите!

— И как заслужить?

— Вот сами и думайте! Всё. — Она перестала дурачиться, и стала ещё привлекательнее. Такая задумчивая, тихая. Мерона отличалась, она никогда не была застенчивой. А Тевейра иногда кажется очень застенчивой и очень-очень ранимой. Хотя язычок у неё такой острый, и ужалит не задумываясь.

— Айри, она там, и ей сейчас гораздо лучше. — Тевейра прижалась к его груди. — Она не думает о том, что мы с вами вместе. Правда. А я здесь, и с вами. Почему я всегда должна напоминать об этом?! — Она отступила и с размаху ударила его в грудь кулаками. — Я всё время знала, когда вы думали обо мне. А она знает, когда вы думаете о ней. Отстаньте, — не позволила обнять себя. — Вы не со мной сейчас. А я не игрушка! Только попробуйте обидеться!

Майер отошёл к окну «примерочной». Им дали пустующий кабинет, чтобы они могли переодеться и привести себя в порядок.

— Вы так свободно говорите по-тегарски. — Доктор обернулся. Мерона уже бы… Стоп! Хватит! — Я вот читаю свободно, а говорю ужасно, так мне сказали.

— Я знаю шесть языков, — улыбнулась Тевейра. — Я вообще столько всего выучила, до сих пор не пойму, зачем.

Мама её очень отговаривала, когда Тевейра сама попросилась в Aenin Rinen. «Пока ты не встретила свою первую луну, — такая отговорка была у мамы, — ты ещё маленькая обсуждать это». Но дочери она особенно доверяла и часто беседовала с другими своими воспитанниками-детьми у себя дома. И все они подружились с Тевейрой, ведь маленькая девочка умела слушать и быть тактичной. И не сплетничала, хотя держать в себе столько тайн, и ни с кем не делиться девочке было очень сложно. Но — нельзя! Она фантазировала, и, играя с друзьями в школе и во дворе, рассказывала им невероятные истории. И всегда добавляла чуточку правды из того, что видела или слышала, но никогда не называла имён. Такая у них работа, у «детей» Мероны! Как у тайных агентов! И ничего плохого об этом девочка не думала ни единого момента.

— Мы делаем людей лучше, — говорила мама, — мы не выполняем их низкие желания. Иногда им кажется, что выполняем, но только потому, что другого им в голову ещё не может прийти.

— Мама, разреши мне! Я уже большая, ты сама говорила, что я уже выросла! — просила её Тейвера.

— У тебя не будет детства, понимаешь, милая? Если ты согласишься, уже ничего не будет, — отговаривала её Мерона. — Вначале у тебя будет десять лет одного только обучения, очень трудного! И нельзя отступать, нельзячего-то не достичь. И главное, ты должна любить людей. Ты должна понять, что они не могут делать зла, понимаешь? Они могут сделать больно, поступить так, что иногда захочется их убить, но когда подумаешь, ты поймёшь, что люди не совершают зла. Они придумали зло, чтобы оправдать свою слабость. Люди не всегда хотят быть хорошими, не хотят становиться людьми. И это их право, каждый человек сам отвечает за свою жизнь.

— И я, мама?

— И ты, — она обняла её тогда, — я помогаю тебе, и всегда буду рядом, если нужно. Но ты сама живёшь и сама за всё отвечаешь. Это нужно понять. Подумай, родная. Давай ты подумаешь месяц, а потом снова поговорим.

Месяц был просто ужасным. Во-первых, обоняние и остальное так обострилось! И когда мужчины или даже мальчишки бывали поблизости, внутри что-то отзывалось, откликалось, и иногда ужасно пугало. Её обижали за этот месяц особенно много, и в школе, и во дворе, и даже в гостях, они с мамой дружили с тремя очень приятными семьями, а Тевейра, хоть и тихоня, всегда была заводилой во всех играх. И все как с цепи сорвались!

— Не беда, — сказала мама, — ты стала взрослой, ну не совсем ещё, но самое главное с тобой случилось. Просто они так на это реагируют. Ты изменилась.

И Тевейра теперь, как заклинание, говорила «Все люди хорошие», даже когда ей было ужасно обидно, и хотелось кого-нибудь загрызть! А когда было тяжелее всего, она убегала во двор к камшеру — маленькому островку Леса, ведь в сам Лес её одну не пускали, она говорила с деревом-великаном, и ей становилось легче.

Через месяц мама снова спросила её. Как и обещала. Тевейра хорошо подумала, ей было жалко их игр и всего такого, но она видела, что маме нужна помощь, что мама очень-очень устаёт на видной всем работе, и особенно на этой, тайной…

Тевейра согласилась. А потом много раз жалела о выборе, особенно пока училась, чего уж скрывать! Жалела, потом отдыхала, и переставала жалеть. Есть такие занятия, которые считаются у многих грязными и вообще позорными, хотя грязь там (пусть мерзкая и на вид, и на запах) простая, которую можно легко смыть и убрать; смыл водой — и нет её, и всё чисто. Но устаёшь от неё очень сильно! А вот та грязь, которая становится частью человека… «Её не отмыть снаружи, — говорила мама, — её можно преодолеть, счистить только самому человеку. Но немногие хотят. А когда видишь мир сквозь грязь, он весь кажется грязным. Вот и весь секрет, моя милая. Мир чистый, и он может для нас всё, но нужно видеть его чистым и не думать плохо».

— Айри? — прошептала она. — У вас такое доброе лицо. Нас ждут! И я есть хочу, правда! — Она тихонько рассмеялась. — О чём вы думали?

— Вспоминал, как вы рассказывали. Как согласились работать с мамой.

Тевейра улыбнулась.

— Когда вы думаете обо мне не только как о… — Она фыркнула, потрясла головой. — Вы поняли, да? Так приятно, когда вы видите меня! Правда! Всё, идёмте, нас ждут уже!

19

Шамтеран, Королевство Тегарон, г. Тегарон, Университет, Венант 3, 1415 В.Д., 22:40

Мерстеринн и оба его ассистента сидели в их гостиничном номере.

— Нам пришлось построить ещё два жилых корпуса и новый учебный, — пояснил директор медицинского центра. — Последние тридцать лет люди так потянулись к знаниям! Вроде бы улетели многие, кто в дальний космос, кто ещё куда, а остальным жить бы себе да жить, сейчас уже можно жить, почти ничего не делая, но вот хотят ведь учиться. И не потому, что это во многом бесплатно — деньги сейчас значат куда меньше, нежели сто лет назад. Люди хотят проявить себя, найти в себе что-то особенное, преодолеть трудности, достичь вершин.

— Это же здорово! — обрадовалась Тевейра. — У нас там всего один университет, и очень маленький, и с преподавателями всегда туго, мама жаловалась. Не заманить. Приходится отправлять учиться в Ста… простите, сюда, на Шамтеран, а это дорого.

— Я бы поехала к вам преподавать, — тут же ответила Шервин. — Защититься здесь, это всего полтора года, а потом поехала бы. Если пустят!

— Могут не пустить? — удивился Майер.

Оказалось, что могут не пустить. Причём это очень похоже на отговорки. Департамент Образования и Науки Королевства Тегарон всегда выступает «за», а вот правительство Стемрана вело себя очень странно. То ценз на происхождение пытались ввести, то ещё что-нибудь. Многие всё равно побывали там туристами, но обидно было — такой мир, только-только там промышленность и прочее на ноги встают, люди нужны как никогда, и — не пускают.

— Мама пустит, — уверенно заявила Тевейра и никто не улыбнулся. — Да, я знаю, кто победит на выборах. Ой, бросьте, доктор, я не суеверная! Что я, не вижу, как вы пальчики под столом складываете?

Все улыбнулись, а Шервин даже рассмеялась, и накопившееся было напряжение прошло.

— Правда! Нам очень нужны люди, которые всего хотят сами добиться!

— Так вы у меня переманите всех лучших, — улыбнулся Мерстеринн. — Ну, не принимайте так близко к сердцу. Наши специалисты — лучшие, это все говорят. Я буду только рад. Хотя найти хороших ассистентов непросто… — Шервин покосилась украдкой на Майера и едва заметно вздохнула. — Что ж, теаренти Тевейра, мы будем ждать вашего звонка. Звоните, приглашайте. Можете сами отбирать, если хотите. Кстати… Мне показалось, или вы сами разбираетесь в некоторых областях медицины?

— Я два года работала в клинике. Три месяца в Менаокко, а потом у себя дома, — сообщила Тевейра. — Ещё я окончила курсы акушера-гинеколога. У меня лицензия мануального терапевта.

Вот теперь все переглянулись с изумлением.

— Как вы станете приводить в чувство человека после теплового удара? — поинтересовался Мерстеринн.

— Пятая и третья точки Петли охотника в прохладном и притенённом месте, — тут же отозвалась Тевейра, — буду следить за пульсом, прекращу, если станет чаще ста двадцати. Тогда — арка «Малых ворот».

— А если это беременная женщина в последнем триместре?

— То же самое, но пульс до ста. — Тевейра выглядела спокойной. Ассистенты переглянулись, а Майеру стало не по себе.

— Вам нужно срочно обезболить верхнюю часть туловища, что сделаете?

— «Пояс смерти», правый верхний квадрат, сильный удар в верхнюю петлю, — отозвалась Тевейра и тут же добавила робко — я сама не пробовала, простите. Я должна быть уверена, что у человека здоровое сердце. Беременным женщинам я бы посоветовала бы «Большую пирамиду», это дольше, но не опасно для плода.

— Чтобы купировать истерический припадок у ребёнка младше тринадцати лет…

— Мне нужно знать пол и видеть его! Я так не скажу!

— Браво! — Мерстеринн зааплодировал, поднявшись на ноги. Остальные присоединились. Тевейра поклонилась — с достоинством, и без смущения.

«Я видел её в деле, — подумал Майер, — а всё равно считаю её просто молодой девушкой с не очень, так скажем, интеллектуальной профессией». И ему снова стало стыдно. Уже во второй раз с момента знакомства с Тевейрой. Похоже, все это поняли или почуяли. Тевейра посмотрела ему в глаза и едва заметно улыбнулась.

— Простите этот экзамен. — директор протянул ей руку, и Тевейра с удовольствием её пожала. — Знаете, мы бы вас точно не отпустили. Но вас, если я понимаю, очень ждут дома. Нам нужны такие специалисты!

— Приезжайте. — Тевейра довольно улыбнулась, показав сияющие клыки. Майера бросило в жар… — Я найду, где их обучить! — И все снова рассмеялись.

— Время позднее. — Мерстеринн поднялся. — Простите, у меня день начинается очень рано. Вы можете оставаться в этом номере, вот ключи. Если захотите выйти за пределы кампуса, обязательно вызовите кого-нибудь — меня или ассистентов, мы проводим вас до охраны, чтобы выдать пропуск.

— А ходить по зданиям можно? — полюбопытствовала Тевейра.

— Конечно, — удивился Мерстеринн. «Какие длинные у него клыки, — подумала Тевейра, — с ними такой необычный вид. Он нам нужен. Он нужен там, у нас дома, нам всем», — почему-то подумала она.

— Есть области, куда нужен допуск, но там всегда красная полоса и надписи. Если нет замков и надписей — ходите, где хотите. Если проголодаетесь, во втором жилом корпусе есть круглосуточная столовая. Там принимают все карты.

— Очень рад был с вами познакомиться, — поклонился Рейнер. — Обязательно побываю у вас дома, чего бы это ни стоило!

— Мне очень приятно. — Шервин посмотрела доктору в глаза, тот выдержал взгляд. «Нет, Майер, — пронеслось у него в голове — всё, хватит, это в прошлом». Девушка опустила взгляд, улыбнулась. — Простите, теаренти, если что-то не так!

— Всё в порядке, — заверила Тевейра. — Огромное вам спасибо! Приезжайте к нам в отпуск!

— Лучше вы к нам! — И все рассмеялись.

Ещё минута — и они остались одни. Тевейра закрыла дверь, подошла к Майеру и посмотрела ему в глаза, взяв за руки.

— У меня не было повода думать о вас плохо, — сообщил доктор. Тевейра смутилась.

— Не сейчас. Будет повод. Но вы пообещали, я помню. Спасибо, Айри, — отступила на шаг. — Я должна сказать? Или сами догадаетесь?

Он обнял её, прижал к себе, подняв на руки, а она засмеялась, закрыв глаза, и стало сразу тепло и спокойно.

— Не трогайте голову, Айри. Всё остальное ваше.

* * *

— Айри, я буду очень нужна маме. — Она лежала рядом, держа его за руку. — И вы ей очень нужны. Я прошу вас, спросите сами, чем ей помочь. Она никогда не скажет, а вы не догадаетесь спросить. Такие гордые оба, кошмар! — Она улыбнулись. — Спросите?

— Спрошу. Слушайте, я вас очень недооценивал. Извините, Тевейра.

— Извиняю, — сжала она его ладонь. — Над нами будут смеяться, Айри. За спиной. У нас девушка может жить с кем хочет, но если у них с избранником не может быть своих детей, это почти что позор. Будет обидно, — предупредила она. — Я и не такое слышала, а вы?

— Выдержу. — «Как она просто всё сказала», — подумал Майер, и у него пропали вопросы, которые он не осмеливался задать…

— Айри, — приподнялась она, чтобы посмотреть ему в глаза. — Мы с мамой хотим одного и того же. Я не знаю пока, как всё будет. Просто не думайте плохо обо мне или о ней, ладно? Всё, вставайте. Вы же отдохнули! Давайте погуляем, а то вы снова загрустите. Есть хотите? Я — ужасно. Тогда марш в душ, через пятнадцать минут выходим!

* * *

С новой одеждой доктор справился сам почти без затруднений. Необычно, но весьма оригинально выглядит. И удобно. На Стемране в курортной области, кого только ни увидишь! Там действуют иные правила приличия, главное их них — «каждый волен устанавливать свои правила приличия». Некоторые, особенно консервативные советники, уже открыто требовали навести порядок, потому что такое творится, даже на свежем воздухе при свете дня… «Ужасающее падение морали!» — заявляли они.

— Вот так. — Тевейра облачилась в здешнюю одежду легко и просто и совсем немного поправила костюм доктора. — Вы как в нём и жили! Возьмите, — протянула она мэйс. — Положите в кармашек, ближе к сердцу. Не спорьте, он же вам не мешает!

— Кто-то говорил, что не суеверен…

— Укушу! — И Тевейра легонько прикусила ему кисть руки. — Это не суеверие! Полезно для здоровья и не только!

«Что у меня в карманах? Минимум. Карточка-паспорт, „малый набор туриста“ — футляр, в котором разный мелкий инструмент — универсальная отвёртка, вечный нож, охотничьи спички, „самоклейка“ — чинит что угодно, что можно починить клейкой лентой. Много всяких мелочей в одной небольшой коробочке. Ну, конечно, банковская карта и ключ от гостиничного номера в Стемране. Остальное всё в камере хранения в Менаокко. Да и ладно, — подумал доктор неожиданно. — Что-то не тянет в Менаокко, странно, но совсем не тянет».

Вопреки ожиданиям Майера, в столовой было людно. Беспокойный народ студенты. На вновь прибывших особого внимания никто не обратил. Мало ли оригинальных причёсок и гостей со всего света! Но… вчера ещё на Тевейру смотрели, не отводили взгляда все, кто проходил мимо, а сейчас наоборот.

— Ваша работа? — поинтересовался доктор. — Что на вас никто не смотрит?

— Моя, — довольно улыбнулась Тевейра. — Айри, хотите, я вас чему-нибудь научу? Мне почти ничему нельзя учить, но по чуть-чуть можно! Вам может пригодиться. Слушайте, ну так нельзя! Почему вы думаете только о том, что на нас кто-то охотится?

— А вас это не беспокоит? То, что случилось в аэропорту, и что здешним родителям кто-то угрожал?

— Очень беспокоит. — Она взяла его за руку. — Но я знаю, этим сейчас занимаются люди. Люди, которые могут что-то узнать. А если мы с вами сунемся узнавать, то костей не соберём!

— Верно. — Доктор помотал головой. Вот и скажи, что ей только двадцать четыре, она так она умеет меняться!

— Как вкусно! — Тевейра отставила тарелки в сторону. — Вам тоже понравилось? Ой, простите! — Она сжала его ладонь. — Я забыла! Идёмте в парк! Нечего сидеть в четырёх стенах!

Майер проверил, что новый телефон включен, и не без сожаления покинул столовую. Хотелось сидеть, слушать обрывки разговоров, не торопясь пить кофе и вспоминать, вспоминать, вспоминать.

* * *

— Вам ничего не послышалось? — поинтересовалась Тевейра. Какой интересный парк! Столько гротов, прудов, островков совершенно дикого леса, как всё красиво здесь осенью! — Мне послышалось!

— Ничего, — ответил Майер. — Совсем. Ну, птицы, порывы ветра. И всё.

Они стояли у каменной горки близ большого пруда, а на вершине горки цвёл небольшой розовый куст. Табличка гласила, что куст цветёт круглый год, что для него специально создан микроклимат, и желающие всегда могут присесть на любой камень у основания горки погреться. Сейчас никого рядом не было.

Над прудом стелился зыбкий и редкий туман, он завораживал.

— Вон оттуда! — указала Тевейра на густой ельник. — Слышите? Идёмте!

Они подошли ближе к густым еловым зарослям. «Чую, — осознал Майер, — чем дальше, тем лучше. Но странно как-то, наплывами». Тевейра права, странные какие-то звуки. Шёпот не шёпот, гул не гул, но что-то доносилось из чащи.

— Смотрите! — шепнула Тевейра. — Тропинка! Ну как там, помните? Такая же!

Тропинка выглядела странно. Трава не примята, листья не втоптаны. Смотришь в сторону — и видишь, вот она, тропинка, выделяется среди остального. Посмотришь прямо на неё — и не увидишь.

— Идёмте! — предложила Тевейра. — Да ладно вам! Здесь же столько людей ходит! Если бы что-то было, давно бы всё огородили!

Они прошли по тропинке. Она петляла, поворачивала самым причудливым образом. Некоторое время оба путника шли, выписывая странные восьмёрки, оставаясь на месте.

— Чья-то шутка! — предположил доктор. — Вам не надоело?

— Нет! Да ничего же страшного, смотрите, вон всё отсюда видно, даже здания! Слышите? Стало громче!

Треск и шорох.

— Тихо! — Тевейра взяла его за руку. — Подождите!

Снова треск, едва слышный. Словно кто-то приближается к входу в ельник.

— Молчите, — велела Тевейра едва слышно.

Треск, скрип. Человека уже должно быть видно, а его не видно. Майер чувствовал, как ладонь Тевейры становится горячей, как ей становится страшно.

Писк в кармане. «Зараза, — подумал Майер, — вот и ходи с мобильником!». Ему пришло сообщение. И тут же рядом с ними возник человек. Именно возник — не было его, его приближения они не заметили.

Высокий и черноволосый, в чёрной одежде — сапоги, куртка и брюки, на голове чёрная же маска, видны только глаза и очертания рта. Человек замер, оглядываясь по сторонам. Он уставился на Майера, но, похоже, совсем не видел его. «Что-то с ним не так, — подумал доктор, стараясь не смотреть в глаза в маске. — Глаза как у того „чиновника“, который ранил Беррона, а потом покончил с собой».

Пять шагов до незнакомца. Тот повернулся и в его левой руке Майер заметил пистолет. А вот это уже плохо, очень плохо! Тевейра потянула руку Майера к себе, и тот посмотрел в её глаза. Тевейера молча показала на тропинку — под ногами у них тропинка, и видна уже, даже если смотреть прямо на неё. Узкая полоса, и они оба стоят на ней.

Скрип. Трудно стоять совсем неподвижно. Видимо, скрипнул сучок под подошвой. Человек тут же выставил перед собой пистолет, и вспыхнул сине-зелёный конус света. Когда конус «обмахивал» их с Тевейрой, начинало звенеть в ушах и двоиться в глазах. «Боевая подсветка, — подумал доктор, — у парня самые серьёзные намерения». Человек обвёл всё вокруг себя конусом и замер, глядя прямо на Майера. Ствол смотрел туда же, и Майеру казалось, что оружие видит его и жаждет, требует крови.

Конус погас. Голоса, движение поодаль. Человек спрятал пистолет и… исчез. Был — и не стало. Тевейра снова подёргала руку Майера, указала рукой: «Смотрите». И он заметил, как приминается листва под невидимыми подошвами.

Ещё минут через пять к ельнику подбежала охрана. И тоже вооружённая. Они замерли на минуту, «осматривая» окрестности своим оружием, и, видимо, командир их группы, поднял руку ладонью вверх: «Тихо!».

Майер встретился взглядом с Тевейрой, кивнул в сторону охраны: «Идём?». Тевейра отрицательно помотала головой и указала в другую сторону на тропинку. Она уходила куда-то вглубь. Девушка с силой потянула доктора туда, и вот они идут, а охрана за спиной удаляется и пропадает за стеной деревьев.

Майер не знал, сколько они шли; наконец, Тевейра остановилась и обхватила его, уткнулась в грудь лицом. «Страшно», — подумал Майер, и машинально погладил её по голове просто, чтобы успокоить. И не получил по руке, как прежде.

— Это он, — прошептала Тевейра. — Он искал нас. Я что-то почуяла. Там, он был у бабушки, рылся в вещах.

Вот это обоняние!

— Мне сообщение, — пояснил Майер. — Возможно, это важно.

Тевейра энергично покивала, отпустила одну руку доктора. Девушку всё ещё трясло.

Майер открыл телефон. «Нмдлно наш крдр выключи мобильник и выброси».

Можно не смотреть, кто отправитель.

— Рони, — пояснил доктор. — Говорит, чтобы мы возвращались через наш коридор, — показал ей текст.

— Я не пойду в наш номер! — заявила Тевейра. — Он там! Он знает, что мы туда вернёмся! Смотрите… — она указала на экран. — Нет связи! Разве так бывает?

Майер озадаченно осмотрелся.

— Слушайте, мы ведь минут десять идём! Уже давно бы вышли из ельника, он же небольшой!

— Не сходите с тропы! — Тевейра потянула его к себе. — Мне и так страшно!

— Чтобы вернуться нашим коридором, нужно вернуться, — указал доктор. — Что предлагаете? Идти по тропинке дальше? У нас всего три выбора.

— Четыре, — поправила Тевейра. — Давайте подождём!

Зарница или отблески зарницы. Гроза? Но где? И… под ногами уже не осенний лес. «Вполне себе летний лес», — понял Майер, и понял, что теряет сцепление с реальностью.

— Слышите? — Тевейра указала назад, в сторону, откуда они пришли.

— …доктор Майер! — обрывок голоса.

— Нас ищут, — доктор посмотрел в лицо спутницы. — Вернёмся?

Туман начал понемногу проступать из-под земли, густел на глазах.

— Сейчас тропинку затянет, — предупредил доктор. — Мы не знаем, куда ведёт тропинка. И телефон перестал работать. Назад?

— Назад, — решила Тевейра. — Но мы ещё вернёмся, да?

— Обязательно. — Майер улыбнулся. — Вдохните и досчитайте до десяти, потом выдохните.

Тевейра послушно исполнила указание. «И зачем я ей говорю, — подумал Майер, — она, похоже, в таком лучше меня разбирается».

— Назад, — повторила она. — Это правильные люди.

У самого окончания тропинки у ельника, они увидели тело того, в чёрном, он лежал лицом вниз. «С таким отверстием в спине трудно жить, — подумал доктор. — Чем его так?». А снаружи, в десяти шагах от них, было полно народу из охраны.

— Они его не видят! — удивилась Тевейра, склонилась над человеком. — Мёртв, — сообщила она, подержав ладонь над его головой. — С ним что-то неправильное. Не прикасайтесь к нему! Пожалуйста! Я чую, что-то не так!

На этот раз Майер и сам чуял шестым чувством, что прикасаться не стоит. Тевейра решительно потянула его за собой.

— Доктор Майер! — трое охранников подбежали к ним. Следом — директор Мерстеринн. — Где вы были? Здесь небезопасно. Мы ищем…

— Вон он, — указала Тевейра. — Вон, среди деревьев.

Один из охранников подошёл к ним и посмотрел, куда указывала девушка.

— Чтоб мне… — только и смог сказать он. — Это он! — махнул он рукой. — Отбой тревоги!

— Не прикасайтесь к нему! — Тевейра поймала охранника за руку. — У него странный костюм! Он мог быть невидимкой!

— Идёмте. — Директор взял её под руку. — Идёмте, уже всё позади. Вы бы знали, что тут было. Стрельба, как на войне. Даже спутник вызвали, осмотреть территорию. Идёмте, идёмте, вам нужно прийти в себя. Сейчас вызовут сапёров, не беспокойтесь. Надо же, здесь почти сто лет не было ничего такого.

20

Шамтеран, Королевство Тегарон, г. Тегарон, Университет, Венант 4, 1415 В.Д., 6:50

— Он побывал в вашем номере, — сообщил директор. — Я приношу официальные извинения от имени Университета, ректор сейчас в отъезде. Мы передали все вещи из номера в полицию. Простите. Вы понимаете…

— Да, конечно. — Доктор чувствовал, что Тевейра почти успокоилась. И как теперь прикажете пробираться к «их» коридору? Там теперь ещё и спутники, всё под наблюдением.

— Мне очень жаль. — Директор коротко поклонился. — Я получил звонок от начальника полиции. Вас будут охранять всё время, пока вы будете в Тегароне. И ещё — звонили из Стемрана, Советник Мерона эс Тессан. Она принесла извинения, и просила помочь довести вас до портала Стемран-1.

— Но он же в Тессероне? — поднял взгляд доктор. Разумеется, Мерона будет пробовать все варианты. — Как мы попадём в Тессерон?

— Дипломатической почтой, — улыбнулся директор. — Мы договорились с властями Тессерона. Они готовы пропустить вас без официального оформления виз, но госпожа Мерона эс Тессан настаивала на том, что вас нужно провезти скрытно.

— Вы положите нас в конверт? — рассмеялась Тевейра, и доктор вздохнул. Теперь с ней точно всё в порядке. — А можно в один? — и посмотрела на доктора.

Тот сумел ничем не проявить смущения.

— Если вы так настаиваете! Но в вагоне вам будет удобнее.

— В вагоне? — не поняла девушка.

— Когда нужно провозить особо ценные грузы, их помещают в специальный вагон. Он небольшой, там не очень удобно, но зато безопасно. Вам сидеть там часа три, не больше.

— Я согласна! — Тевейра в восторге. — Доктор? Мы согласны! Простите, что так получилось!

— Я очень рад знакомству. — Директор вновь поклонился. — И буду ждать вашего звонка! Если хотите, можете остаться у меня в кабинете. Рядом комната совещаний — там вам будет удобно.

Неизвестное место, Вагон, Техаон 7, 163 г., 8:20

— Вагон закрывается герметично, но не бойтесь, — заверил их директор, — в вагоне всегда едет охранник, вы в безопасности и сумеете выйти из вагона, что бы ни случилось с ним.

Тевейра почти сразу же задремала, когда двери вагона закрылись за ними. Крепость, да и только!

— Тессерон, — думал Майер — Это означает «Страна цветов», да? Говорят, там красиво, но туда ужасно трудно попасть.

Да, попасть на Тессерон было всегда непросто. Когда открыли возможность «пробоя» пространственно-временных коридоров-порталов, и впервые началось серьёзное исследование дальнего космоса, нашлись и стационарные порталы. Прямо здесь в Старом Мире. Выяснилось, что сквозь один коридор можно попасть в высшей степени приятное и дружелюбное место, где на всех трёх континентах были цветущие долины, созданные руками двух человек.

Оказалось также, что в Тессероне уже почти сто лет живут несколько семей, они считают мир своим, и делиться ни с кем не торопятся. Много чего было, но после того, как Тессерон демонстративно изолировал себя от Старого Мира на несколько дней — и никакими силами не получилось открыть портал снаружи — начались переговоры. Так и не смогли выяснить, откуда у жителей Тессерона взялась настолько продвинутая техника, но после года сложных переговоров за Тессероном признали независимость, а он сам предложил стать курортом для жителей Старого Мира. Причём за владельцами «Страны цветов» оставили окончательное решение по каждой заявке, по каждой визе. Если они сказали «нет» — значит, нет. Правда, отказывали они не так уж часто. Тяжело больным, детям, старикам эта поездка ничего не стоит. Остальным — обходится очень недёшево.

Из «Страны цветов», удалось пробить первый устойчивый портал на Стемран, а уже через месяц нашли «спящий» коридор в горах Фаэр, а ещё через месяц — в Менаокко. Все три вели в Стемран, но в совершенно разные места планеты. Колонизация началась из Менаокко, «Страна цветов» категорически отказалась стать перевалочной базой, портал Стемран-1 теперь используют как запасной.

«Не считая четвёртого, — подумал доктор. — Мы, „Шайка“, зовём его „нулевой“».

— Вот мы и попали в Тессерон, — доктор улёгся в соседнее кресло. — Можно посмотреть, если хотите. Это не настоящее окно, но всё видно.

— Нет, — отказалась девушка. — Только своими глазами. Возьмите меня за руку, Айри.

— Вас что-то тревожит, — заключил доктор минуту спустя.

— Да. Я не могу пока сказать. Не спрашивайте, ладно? Я знаю, что мы со всем справимся, а с этим я сама должна справиться. Говорите вы, ваша очередь. Рассказывайте! Нам ещё два часа ехать!

— Чаю хотите?

— Вот вредный! — Тевейра уселась. — Отговорки не помогут. Я сделаю чай, и что тут ещё есть, а вы говорите. Расскажите, как вы познакомились с мамой.

— Это было сорок семь лет назад. Нет, сорок шесть. Мы стажировались в одной и той же клинике.

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко (столица Никкамо), начало Вассео, 1370 В.Д.

— Теариан Майер, — спокойно осведомилась Мерона, аспирант кафедры экзобиологии. — Скажите, у вас есть запасные пальцы?

И посмотрела ему в глаза, улыбаясь. Вот все говорят, что Мерона некрасивая. Ну да, для южан все северяне кажутся некрасивыми. Кроме разве что коренных никкамцев, что родом с гор. «Ну что такого в Мероне, скажите? — рассматривал её Майер. — Вытянутое, слишком длинное, на взгляд многих, лицо, глубоко посаженные глаза, темные волосы и кожа — видно, что помесь жёлтой и красной расы. А такие помеси или красавцы, глаз не отвести, или… Или такие, как Мерона. Но какой голос! Низкий, бархатный, слушал бы да слушал».

А вот Майер уже тогда считался красавцем. Через неделю защита докторской, нет сомнений, что пройдёт без она единого чёрного шара, далее езжай куда хочешь, хоть в спокойные заводи типа Тессерона, хоть на целину Стемрана, а то и в дальний космос. Майеру везде рады, всюду приглашают.

— Запасные? — улыбнулся Майер. — Нет, мне и этих хватает.

— Поберегите их. — Мерона перестала улыбаться. — Могу и сломать. Скажите честно, что вы от меня хотите? Вы вертитесь возле меня вторую неделю.

Он и сам не знал. Вообще-то выражаясь вульгарно, девушки к нему сами липнут, а руководство в приватных беседах уже намекало: «О вас ходят странные разговоры, коллега Майер, примите к сведению». На защите это могут и вспомнить.

Мерона смотрела ему в глаза и неожиданно увидела, что Майер растерялся.

— Вы мне нравитесь. — Майер сам не ожидал, что сможет сказать такое. — Вы мне очень нравитесь, Мерона.

Она улыбнулась, погладила его по щеке.

— Я сейчас, — шепнула она и быстрым шагом покинула лабораторию. А Майер сидел, глупо улыбаясь, и не очень понимал, зачем только что сказал то, что сказал.

Мерона вернулась минут через десять со сложенным листом бумаги.

— Это вам, — положила она на стол перед почти доктором, отодвинулась на стуле, и не отрываясь смотрела в его лицо. — Смотрите, смотрите!

Он открыл. Имена и даты. И… его бросило в жар, ему стало ужасно неловко. Что случалось с ним нечасто. Всё настолько легко даётся, и в научном смысле тоже, что будущий доктор привык не прилагать особых усилий для достижения своих целей. Во всех смыслах. В смысле романов тоже. Мерона усмехнулась.

— Знаете, я давно слежу. Мне уже стало любопытно, когда моя очередь. Но я не висну у вас на шее, и вы решили начать первым. Я права?

Её взгляд было трудно выдержать.

— Нет, Мерона. Я сказал правду.

— Знаете, Майер, вы мне нравитесь. Кроме шуток. В вашем возрасте все озабоченные, как вы говорите, химия организма, да? Но вы и в самом деле интересный. И не полный мерзавец. Вот только сюда, — помахала она листком бумаги, — я не согласна. Даже первым номером.

— Мерона… — запнулся Майер, не зная, что сказать. Может, в этот раз он действительно ощутил чувство. Настоящее.

Она вздохнула.

— Если бы знать, что вы отстанете, я бы прямо сейчас отдалась. Но ведь не отстанете!

Майера словно холодной водой окатили. Он побледнел, поднялся, вежливо поклонился и ушёл. Не оборачиваясь. Мерона проводила его взглядом, потом стиснула зубы и попыталась удержать слёзы. Это ей почти удалось.

— Сукин кот! — она метнула небьющуюся пробирку в поглотитель, и тот весело сжевал добычу. Два дня работы псу под хвост, Мерона, так держать!

* * *

Она постучала в его дверь последним вечером перед защитой. Майер остаток той недели ходил мрачный, зато успел сделать (в смысле исследований и текущей работы) чуть не втрое больше, чем за последние полгода. На улице шёл дождь, весенние дожди в Менаокко всегда неприятные для пришельцев. А Майер здесь был именно пришелец. У них в горах всё по-другому.

Мерона стояла по ту сторону. Промокшая насквозь.

— Впустите? — поинтересовалась она. — Мне холодно, Майер.

Она не собиралась промокать до нитки, но по пути уронила зонтик в сточную канаву… пусть там и валяется. А потом как назло начался ливень!

— Входите. — Он проводил её на женскую половину (накануне убрался там, был такой импульс), указал, где можно вымыться. Вот только с запасной одеждой плохо. Но есть халаты.

Он быстро приготовил кофе и вспомнил, что с утра занялся приготовлением небольшого праздничного ужина. На всякий случай. Вряд ли кто-то придёт, настоящих друзей у него мало, а девушки… удивительно, но всю эту неделю к ним не тянуло. А вот стоило войти Мероне…

— Хотите ужинать? — поинтересовался он.

— Хочу. — Мерона не любила лишних церемоний. Это потом всегда помогало. — О, да вы хорошо готовите! Повар?

— Нет, просто хобби. Правда, у меня узкая специализация.

— Прелесть какая. — Мерона похвалила вполне искренне, а ела с таким аппетитом, что у сытого Майера потекли слюнки. Он сидел и чувствовал, что голова начинает кружиться, что Мерона прочно занимает все мысли и чувства и не только в смысле близости. — Вы всех так угощаете? Удивительно, что они уходят!

— Предлагаю всем. — Майер сумел сдержаться. — Почему вас интересуют другие девушки?

— Потому, — понизила Мерона голос, перестала улыбаться, — что я люблю вас, Майер. Будьте вы прокляты! — воскликнула она неожиданно, Майер чуть со стула не упал от неожиданности. Мерона глубоко вздохнула и продолжила, спокойно. — Ну вот, я сказала. Можно идти, да?

— П-п-простите? — Майер редко заикался.

— Можно идти? Или только через постель? Вам ведь все это говорили, да? Что любят вас? До или после, Майер? — слёзы появились на её глазах. — Почему молчите?

— Я сказал вам правду, Мерона. Простите, если расстроил.

— Я сама к вам пришла. И я тоже сказала правду. Я останусь, если вы захотите, и я увижу, что не врёте. Говорите! — потребовала она.

Сказать три слова было очень трудно. А раньше говорилось так легко и обыденно. И в ответ слышал то же, и ощущал восхищённый, подёрнутый дымкой взгляд… Мерона держала его за руку и, не отрываясь, смотрела в глаза.

— Верю, — произнесла она, наконец. — Но слушайте вот что. Вы всё равно будете клеиться к другим. Поэтому знайте, что после третьего такого раза я уйду. Только вы и я, Майер. Согласны?

— Согласен. — Всё случилось так внезапно, что он не успел прийти в себя. А завтра защита. Вот же…

Она наклонилась и поцеловала его.

— Не сегодня, — улыбнулась она. — У вас завтра защита. Не бойтесь, будете в форме.

Вагон, Техаон 7, 163 г., 9:25

— Мама рассказывала совсем немного, — улыбнулась Тевейра. — Мне и правда, было очень интересно. Она сидела с вами всю ночь, помогала готовиться. А утром пришла туда, на защиту, а потом вы узнали, что у вас почти двадцать самых настоящих друзей, которые устроили вам вечеринку. И вам было ужасно стыдно, да?

— Да. — Майер улыбнулся. — Я думал, это Рони устроила, но это была не она. Хотя она была очень рада. Она тоже не знала, что будет такой интересный вечер.

— Я не буду. — Тевейра сжала его ладонь. — Я не буду расспрашивать про ночи. Это только вас и её касается. Только скажите, честно, я маме не скажу. Тот третий раз, после которого она ушла, кто был виноват? Честно!

— Никто не виноват. Девушке-стажёрке стало плохо, она слишком мало спала и много возилась с синтезом. Она была на третьем месяце, и, на её счастье в лаборатории был я. Я один тогда не растерялся. Утром, когда она вернулась из больницы, она нашла меня и поцеловала при всех. Рони увидела это и уехала домой в тот же вечер. А у неё через пять дней должна была быть защита. Я не мог найти её два с лишним года.

— А когда нашли, она вас не пустила на порог.

— Да, и чуть не застрелила. А через две недели снова пришла ко мне, называла последними словами и снова осталась. И снова пригрозила про третий раз. Я не знал тогда, что она потеряла ребёнка. Нашего с ней ребёнка. И я не знал, что ей тогда запретили заводить детей, пока не восстановится печень. А синтетику она не хотела. Я её теперь понимаю.

— Она не рассказывала об этом. — Тевейра уселась. — Если вам тяжело, вы не говорите. Мама не любит эту тему. Я спрашивала, почему у неё не было своих детей, она говорит только одно, «не сложилось».

— У них там было ЧП. Кто-то разбил контейнер с эфирными маслами, а тяга не справилась. Это была «Королева ночи», единственный ядовитый для человека вид орхидей Стемрана. Растёт не так далеко от города, кстати. Рони почти сутки провела в реанимации, а потом ей сказали, что ей теперь долго лечить печень и почки, а ребёнок не выжил.

Они долго молчали.

— Вы оба сильные. — Тевейра сжала его ладонь между своими двумя. Встала и пошла «на кухню». — А потом вы снова расстались надолго, а потом была ваша «Шайка», — заключила Тевейра. — Да? Расскажете? Слушайте, чай кончился! На кого они тут запасаются, на птичку, что ли? Но есть кофе, хотите?

Тевейра любит пить только тот кофе, который готовит она сама или мама, или… теперь ещё и Умник.

— Может, я сварю?

— Давайте! Только я привередливая! Будете готовить, пока мне не понравится!

Минуты три они молчали; Майер следил за кофе, ведь тот так любит убегать.

— Айри. — Тевейра закрыла глаза, откинувшись в кресле. — Я никого не буду осуждать. Правда-правда. Главное, что мы сейчас вместе и нужны друг другу. Но мне хотелось знать о вас больше. Расскажете ещё про вас с мамой? Мне это очень нужно. А я расскажу про нас с ней.

Майер улыбнулся и по привычке пригладил уже несуществующие усы.

— Помогите ей. — Тевейра прикрыла глаза. — Помогите нам. Я теперь знаю, почему вы приехали. Лес позвал вас.

— Почему вы так думаете?

— Я видела, как мама устаёт. Столько грязи, очень трудно от неё быстро избавляться. Она часто смотрела на вашу фотографию, улыбалась или плакала, когда думала, что я не вижу. А потом стала ходить в Лес. Она просила его, чтобы он позвал вас. Я знаю.

— Кофе готов, — позвал доктор. — Главное, что я приехал, а кто позвал…

— Нет! Помните людей, которые встречали нас с великаном? Вы для них теперь свой, Майер. Лес слушается только своих. Не тех, кто родился и вырос в Лесу, а тех, кто свой, понимаете?

— Думаю, да. Вам без сахара?

— Без! Ну-ка… — Тевейра отпила. — Вкусно! Спасибо! — она шагнула к Майеру. — Ой!

Вагон тряхнуло, и Тевейра только чудом не вылила содержимое чашки на доктора.

— Мы остановились, — удивилась она. — Уже приехали? Как время пролетело!

— Что-то никто не торопится нас открывать. — Доктор посмотрел на часы. — Подождём минут пять, и откроем сами?

— Только я сначала умоюсь!

21

Неизвестное место, возле вагона, Техаон 7, 163 г., 11:10

— Ничего не понимаю, — призналась Тевейра. — Где мы? Смотрите, туман кругом! И пахнет странно.

Майер выглянул наружу.

— Это не Тессерон, — отметил он. — Странный воздух. Смотрите, сцепка оборвана!

Оборвана, точно. Точнее словно срезана бритвой. Вот вагон и остановился. Осталось понять, где. Майер вышел сам и помог выбраться Тевейре. Вагон стоял в каменном жёлобе, а за невысокими бортиками начиналась каменистая земля. И туман, кругом туман.

— Телефон не работает, — отметил доктор. — Нет ни одной станции. И воздух какой-то неживой, правда?

— Да, как на складе, — согласилась Тевейра. — Мне страшно! Может, вернуться в вагон, отсидеться там? Подождать?

Вагон сорвался с места так, словно невидимый великан пнул его как мальчишка картонную коробку. Сверхпрочный и сверхнадёжный вагон взлетел и унёсся куда-то вперёд, а их толкнуло порывом ветра. Майер успел заметить, как их вагон смялся в гармошку.

— Великий Лес! — Тевейра побледнела. — Что же это такое?!

— Хорошо, что вышли, — заметил Майер. Он присел. — Камень, — заключил он. — Каменная крошка. Смотрите, ни травинки, ничего. Даже лишайников нет. И эхо странное. Это не Тессерон и не Стемран, я ручаюсь.

— Смотрите, тропа! — Тевейра разогнала рукой туман у самой поверхности. — Как там, помните? Пойдёмте?

— Ждать тут некого, — согласился Майер. — Только давайте тихо пойдём, ладно? — он вспомнил про телефон и на всякий случай выключил звук, оставив только вибровызов.

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 7, 163 г., 11:15

— Что? — Мерона, казалось, ничуть не расстроилась. — Повторите ещё раз.

— Рони, — послышался голос Умника. — Положи трубку.

Мерона энергично махнула ему, не глядя: «Сгинь». Выслушала сообщение, прижала ладони к лицу и откинулась на спинку кресла. Нельзя, нельзя было посылать их через Тессерон, столько людей могло узнать об этом!

— Рони, я видел вагон, — сообщил Умник. — Я подслушал разговор военных. В вагоне никого нет. Он всмятку, ты сама видела, но там пусто. Их там не было, понимаешь? Когда вагон раздавило, их там не было!

Мерона выпрямилась, посмотрела в сторону фантома. Умник улыбнулся. Доброй улыбкой.

— Успокоилась? Твои ребята у меня так работают, что любо-дорого посмотреть. Спасибо!

— Им спасибо. — Мерона вздохнула: «Только без паники. Если их там не было, они живы. А раз живы, то их можно найти». — А Тессерон молчит. Пока от них никаких комментариев об аварии.

— Значит, от них всё ушло штатно, раз молчат. Давай немного подождём. Если бы их схватили, как думаешь, когда стали бы предъявлять требования?

— После выборов. Когда у меня кончились бы нервы, и я знала бы, что мы победили.

— Я тоже так думаю. Я вот что сделаю. Я схожу на Тропу, да выпущу эфемеров. Пусть полетают, посмотрят. На Тропу частенько попадали сувениры из Тессерона.

— Ты хоть понимаешь, какой это риск?

— Понимаю. — Умник оглянулся. — Прости, твои детишки нашли что-то интересное. Звони по закрытой линии, если что. Рони, я всё понимаю. Когда я рисковал сверх меры?

— Да всегда, провалиться тебе!

— Но я вытащил тебя из огня. А если бы не рискнул…

— Всё, умолкни. Два ужина при свечах обещать не буду.

— Держись, Рони! — Умник перестал придуриваться. — Ты держись, тогда и мы сумеем. — И он исчез.

Мерона усмехнулась, провела ладонью по столу. Селекторы, умные телефоны, которые читают мысли… Надоело. Хочется чего-то вещественного, твёрдого, осязаемого. Кнопки, которые нажимаются пусть малым, но усилием. Телефоны, которые в первую очередь телефоны, а не кинотеатр, проигрыватель и библиотека.

— Мне нужно к великану, — сказала она в селектор. — Да, к первому. Он ещё там? Вот и замечательно. Да, пусть будут, они не помешают.

22

Тропа, Техаон 7, 163 г., 11:25

— Вы это видите?! — прошептала Тевейра, в голосе её звучали одновременно ужас и восхищение.

Он видел. И не мог поверить, что видит эту картину снова. И много бы дал, чтобы не видеть, а ещё лучше — чтобы убраться подальше и поскорее.

Там были роботы. Автоматическая база. Руины такой же они нашли в самом сердце Леса, и именно оттуда полезла вся эта механическая пакость. И вот Майер своими глазами видел и отряды терминаторов, которые издалека кажутся забавными, грубо слепленными из пластилина фигурками; и гигантских амёб-пожирателей, одна из которых чуть не поглотила его самого, и множество летательных аппаратов. Они что-то там грузили или монтировали, а один из аппаратов взлетел и унёсся ввысь на их глазах.

Они стояли на тропе, и туман тёк за их спинами, а впереди располагалась долина, безжизненный камень, и там шла невероятная, механическая жизнь.

Прямо перед ними на расстоянии пары шагов воздух вдруг задрожал, и возникло тёмное, металлически блестящее облако. Терминатор. И снова сработали рефлексы: надо только пожелать, всего одна простая мысленная команда — и пистолет сам ложится в руку, уже настроенный на объёмное поражение. Потом отшвырнуть основную массу облака, переключая пистолет на термическое поражение, а другой рукой включить костюм в режим зеркала, потому что отдельные «мушки» терминатора уже облепили тебя, и пытаются проесть себе дорогу сквозь защитные слои к твоей плоти…

Тевейра прижалась к нему, и сейчас Майер ощущал их беззащитность и уязвимость. Ничего нет под рукой. Терминатор перед ними жужжал и выл, у Майера ломило в висках: видимо, робот ощупывал радаром окрестности, но ничего не заметил. И вот он стёк, уплыл вниз, убрался прочь.

— Какой ужас, — шепнула Тевейра. — Они не видят нас, да? Потому что мы на тропе?

— Похоже на то, — согласился Майер. Он видел, как пара терминаторов за десять минут перебила почти две тысячи человек рабочих, а место, где предполагалась тогда столица планеты, теперь памятник, курган над их братской могилой. «Кто же вас придумал таких, и зачем? — мысленно возмутился Майер. — И откуда вы здесь, мы же перебили вас, уничтожили и вас, и то, что вас порождало!». — Нам лучше вернуться. Их там сотни.

— Они куда-то улетают! Скажите, Майер, зачем вы придумываете всё это?

— Я?! — Майер остолбенел.

— Ну, вы, мужчины. Мы такого не сумели бы придумать. Вы думали хоть раз, зачем?

«А заспиной у нас тысячи таких, — подумал доктор, — и если только почуют нас, через пять секунд от нас не останется даже мокрого места».

— Не думали. — Тевейра обняла его. — Я знаю, о чём вы думали. Да, давайте уйдём. Я сделала снимки, на всякий случай.

Они сделали едва ли десяток шагов, как перед ними из тумана возник небольшой предмет — висящий в воздухе серо-серебристый эллипсоид.

Тевейра прижалась к доктору и закрыла глаза.

— Это эфемер! — удивился Майер и тихонько рассмеялся. — Вейри, всё в порядке. Это наша машина, своя. Наверное, заблудилась здесь. Она не опасна.

«Но я и в этом до конца не уверен», — подумал Майер и помахал рукой. Эфемер беззвучно отплыл подальше и секунду спустя перед ними возник фантом. Умник! Откуда??

— Здравствуйте. — Фантом улыбнулся. — Если вы видите и слышите меня, вы в запретной зоне. Мы называем её Тропой. Пожалуйста, следуйте за мной или спутником, в зависимости от того, кого из нас лучше видно.

И направился назад, в гущу тумана.

— Ничего себе! — Тевейра не отпускала руку Майера. — Это же… Маэр, да? Откуда он тут?

— Это его проекция. Запись. Идёмте, он сказал следовать за ним.

— Как вам не страшно! — уважительно посмотрела Тевейра.

— Страшно, но мне приходилось бояться. Идёмте, а то потеряем их.

* * *

Фантом дошёл до того места, где они соскочили с вагона, и повернул направо — тропа разветвлялась. Минуты через три фантом остановился.

— Перед вами опасная область — «давилка», выход внутри неё. Каждые несколько минут тут проходит мощный гравитационный импульс. Если пройти прямо и повернуть направо, вы увидите коридор. Моя программа на этом окончена. Эфемер будет сообщать вам интервалы до следующего импульса. Вам нужно примерно три минуты, чтобы добраться до коридора. У конца давилки вы найдёте боковые проходы, там можно спрятаться от импульса, если вы не успели войти в коридор. Если вы вынуждены отступить в проход, старайтесь держать рот открытым и не зажимайте уши. Удачи.

И рассеялся.

— Полторы минуты до импульса, — сообщил висящий рядом с ними эфемер голосом Умника.

Время текло мучительно медленно.

Они ощутили импульс. Как будто прямо перед их лицами пронёсся скоростной поезд. Их обоих толкнуло вперёд, и только чудом они удержали равновесие.

— Двадцать пять секунд до импульса. — Эфемер не знает эмоций.

И спрятаться негде, с тропы не сойдёшь! Пришлось отойти чуть-чуть в сторону, там можно было присесть и взяться за крупные камни под ногами.

Импульс. Им снова удалось удержаться.

— Импульс через неопределённое время, — поведал эфемер.

Они ждали двенадцать минут. Как спутник узнаёт периодичность?

— Восемь минут до импульса, — предупредил спутник.

— Идёмте! — Тевейра вскочила. — Уходим, мне уже страшно тут!

Они добежали до конца… ничего. Каменная или похожая на каменную стена уходила вверх куда хватает взгляда; бурлящие тучи над головой и мёртвый камень под ногами. И всё. Но коридоры есть, хоть тут их не обманули.

— Он сказал, держать рот открытым! — вспомнила Тевейра. — Откройте! Сейчас же откройте! Вот сюда, направо!

Удар. Им показалось, что их приподняло, ударило огромными ладонями и отпустило. «Ударная волна, — понял Майер. — Ну да, если закрыть уши и рот, останешься без слуха. Если мозг через уши не вытечет».

— Там! — указала Тевейра. — Смотрите, там кто-то лежит! В том коридоре напротив!

Эфемер подлетел и повис над их головами.

— Двенадцать секунд до импульса, — голос Умника.

— Давайте туда! — Тевейра взяла его за руки. — Может, ему нужна помощь! Мы…

Удар. Тевейра схватилась за сердце, хватая ртом воздух и оседая наземь. Майер ощутил, что его пронзает насквозь раскалённым прутом. Тевейра почти сразу же поднялась и помогла встать доктору.

— Мы долго не выдержим! — крикнула она. — Давайте туда!

— Минута двадцать секунд до импульса.

Они перебежали. Да, в дальнем углу лежало тело. Но помощь уже не нужна. Не очень так скажем, свежее тело, и Майер обрадовался, что покойник лежит лицом вниз. Рядом с ним небольшая походная сумка. Покойник был одет в военную форму. Задержав дыхание, Майер поднял сумку, ему удалось снять её, не испачкав. Какая мерзость… Он тут лежит минимум три недели!

— Великий Лес. — Тевейра, бледная как снег. — Что тут было? Кто всё это построил?! Зачем??

Удар. Всё внутри переворачивается и рвётся, медленно и болезненно.

— Восемнадцать секунд до импульса.

И тут он открылся. Коридор. Они оба заметили камшеры и летний пейзаж по ту сторону и побежали, взявшись за руки. Уже по ту сторону у Майера возникла мысль, что надо бы свернуть…

Не было удара, но была волна тёплого воздуха. Их обоих приподняло, незримые горячие ладони отнесли их прочь, усадили наземь.

— С прибытием! — Умник протянул руку Тевейре. Когда та поднялась, покачиваясь, и ещё yt веря тому, что осталась жива, Умник уже помогал подняться Майеру.

— Шикарно нарядились! — покачал головой Умник. — Обожаю тегарцев, разбираются в прикидах. Да! Вы, наверно, домой торопитесь? Позвоните ей, — протянул Тевейре телефон. — Мама беспокоится! — Тевейра схватила телефон и отбежала подальше.

— Что это было? — поинтересовался Майер. — Кто это всё построил?

— Тропа. Долго объяснять. Потом расскажу, как в гости приедешь. Что за сумка? И чем это от неё…

— Там был покойник. В военной форме, в такой форме мы ходили тут при заварушке. Это было рядом с ним.

Умник присвистнул.

— Дашь посмотреть?

— Сделай одолжение, — Майер был рад избавиться от зловонного трофея. Умник добыл из кармана пластиковый пакет и тщательно завернул добычу.

— Майер, — он обнял его за плечи. Тевейра убежала шагов за сто, говорила по телефону и что-то явно доказывала невидимой Мероне. — Мой совет — поехали ко мне. Рони сейчас и так несладко, а после давилки обычно крыша едет. Ненадолго, но крепко. Ты ей сейчас не поможешь.

— Нет, я сначала к ней.

— Ну, тебе виднее. — Умник вручил ему брелок. — Это пульт к «Соколу». Эта кнопка — автопилот ко мне домой, а эта снимает с сигнализации. В бардачке инструкция, сам прочтёшь остальное. А мне пора.

— Эри, — окликнул его Майер. — Мы там видели, на этой вашей тропе, базу роботов. Там одних терминаторов было тысячи две. И корабли какие-то. Тевейра сделала несколько снимков.

Умник присвистнул.

— Вот зараза. Дождались. Ладно, они по тропе пройти не смогут. Но дело дрянь, нужно подумать. Ты только не вздумай об этом рассказать кому-то! Ладно, не пыли. Вас дома ждут, вы уж не задерживайтесь.

И побрёл себе дальше. А затем исчез, незаметно и неожиданно. Как и не было. «Фокусник, — подумал Майер, — всё бы ему эффекты».

Тевейра подбежала к нему.

— Умник? Умни-и-ик! Куда он делся? — удивилась она. — Обиделся? Как я ему телефон отдам?

— Сам не пойму, — признался Майер. — Нас к себе зовёт. Машину нам оставил где-то рядом. Так куда мы?

— Я — куда вы, доктор Майер!

— Тогда к Рони. Как там дела?

— Замечательно! Перестаньте скрещивать пальцы, что вы такой суеверный! Мама ждёт нас, поехали!

Стемран, г. Стемран, Северная окраина, Техаон 7, 163 г., 15:50

— Мама! — Тевейра подбежала к ней, бросилась в объятия. Мерона посмотрела на Майера, улыбнулась и подмигнула: «Всё хорошо, не беспокойся!». Она обняла дочь и закрыла глаза. Видно было, что Мероне сразу стало легче.

— Как на тебя сшили! — удивилась она, потрогав пиджак на Майере. — А тебе идёт! Кроме шуток! А ты у меня просто красавица! — Она снова обняла Тевейру. — Смотрите, он так и ждёт вас, — указала она на великана. А тот, словно поняв, что о нём речь, опустил руки и чуть согнулся.

— Поклонился! — Тевейра в восторге. — Вы видели?! Он поклонился!

И все, кто собрался вокруг и смотрел, как Мерона встречает своих, поклонились зелёному гиганту. Он тут же выпрямился, никого и ничего не задев повернулся и медленно побрёл на восток.

— Дела у него, — предположила Тевейра. — Спасибо! — она поклонилась уходящему гиганту, и все вокруг склонились вновь. — Спасибо тебе!

Великан поднял руки, казалось, он радуется тому, где он и что с ним.

— Майер. — Мерона обняла его. — Зараза ты моя тощая… быстро домой! К тебе, к ней или ко мне, куда хотите. Сидеть там и носа не высовывать! Отдыхайте!

— Конечно! — Сияющая Тевейра взяла его за руку. — Идемте! Нам нужно отдохнуть, да?

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 7, 163 г., 17:20

— Мама будет поздно вечером. — Тевейра вновь была в полупрозрачном тефане. — Почему вы не спите? Вы же устали!

— Не могу, — признался Майер. — Столько всего…

— Я помогу! Давайте, сейчас под душ, потом ляжете, и я вами займусь. Моя очередь вас купать! — Улыбнулась она. — Ну, давайте, не ленитесь!

* * *

Тевейра смотрела, как он спит, а её тело медленно остывало после прикосновения его ладоней, оно горело прекрасным, ясным огнём. «Сейчас, — подумала она. — Сейчас надо всё решить и всё понять. Ещё немного, и я сойду с ума».

Она прошла на кухню, долго сидела там, потом набрала номер.

— Да, мама. Прямо сейчас. Нет, я не передумаю.

23

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 8, 163 г., 5:30

Он уселся в постели. Один. Но Тевейра была здесь, она лежала рядом с ним, его обоняние сейчас работает всё чаще и всё лучше. Как могут восстанавливаться нервные клетки в синтетической ткани? Это даже не фантастика, это просто бред.

Записка лежла на столике так, чтобы он точно заметил.

«Майер! Спасибо вам за всё. Не ищите меня, пожалуйста. И помните про обещание».

Почерк Тевейры, запах её «духов». Майеру стало не по себе. На кресле лежала его одежда и халат. Одежда Тевейры — та, тегарская — была аккуратно сложена рядом. «Ничего не понимаю, — подумал Майер, — что случилось? События вечера выпали из памяти. Я что-то такого сказал или сделал?».

Он не стал звать Тевейру. Бесполезно: и так понятно, что её нет. В доме тихо-тихо, только на улице редкие звуки, и это звуки природы. Как тут бывает тихо и спокойно!

Он машинально прошёл в ванную, и только когда вышел обратно, осознал в полной мере содержание записки.

Тевейра ушла. Ни с того ни сего. Мерона права, он так и не научился понимать женщин.

— Я здесь, — позвала его Мерона. — На кухне. Идём, завтрак готов.

Майер вошёл на кухню, ощущая, что в голове большой беспорядок. «Не сердитесь на нас, нам и так непросто»…

Уставшая, с кругами под глазами, но довольная Мерона в домашней одежде накрывала на стол.

— Можно поздравить? — Майер всё понял, и ему стало немного легче. Мерона и её команда выиграли.

— Можно. — Она встала и обняла его, потрепала по затылку. — Садись, садись. Тут всё твоё любимое. У меня два дня отдыха. То есть могу два дня потратить на что хочу, а не сидеть в офисе. — Она улыбнулась. — Соскучилась я по студенческой жизни, Айри. А ты?

Великое Море, о чём она говорит?!

— Там, в Тегароне… в общем, мне хотелось остаться и пожить. Да, соскучился, ты права.

— Три степени у тебя уже есть. — Она налила ему кофе. — Самое время думать о четвёртой.

Он посмотрел на неё исподлобья.

— Я делаю, как ты, — пояснила она. — Когда любимых людей нет рядом, когда они запирают перед тобой двери, когда нет сил что-то изменить, я работаю. Помогает. Так вот я и закончила мою докторскую. Смешно, правда? Столько лет прошло, а она всё ещё актуальная!

— Не смешно, а прекрасно! — Майер нашёл силы протянуть руку и погладить ладонь Мероны. — Когда защита?

— Если всё пойдёт нормально, через месяц-полтора. Умник тебя ждёт, Айри. В Университете хотят видеть. Так хотят, что мне уже всё проели, что можно проесть. В клинике тоже полно дел. Без работы не останешься!

— Рони, чем я тебе могу помочь?

Она вздрогнула, опустила взгляд, ту же вновь посмотрела ему в глаза.

— Можешь. Я ужасно устала за последние пару лет. Это теперь мой дом, Айри. Если ты приехал домой, а не просто пожить рядом со мной, я всё выдержу.

— Я приехал домой, Рони. К тебе и к ней. К вам всем.

Она улыбнулась, слёзы покатились по её щекам.

— Вот зараза! Я не про тебя! Айри, у нас тут полно дел. Ты крупный специалист, тебе везде будут рады. Не раскисай, ладно? Нас всех со всеми хотят поссорить, потому что мы добиваемся независимости.

«Над Тессероном долгое время нависала угроза аннексии», — вспомнил Майер. Великие Дома не сразу смирились с тем, что несколько талантливых, упорных и по-настоящему добрых людей могут преобразовать целую планету, превратить её в место отдыха и радости, а потом потребовать все права на неё. Такого не было никогда и не могло быть. Но Тессерон победил. Без единого выстрела, не пролив ни капли крови, хотя в его владельцев и стреляли, и что только ни делали.

— У меня есть договор с властями Тессерона, — Мерона пригладила волосы и налила Майеру ещё кофе. — Устный, неофициальный. Они заинтересованы в том, чтобы мы получили статус Великого Дома. Их можно понять: портал у них под боком. Если из Стемрана сделают колонию, тут не прекратится драка за ресурсы. Кроме того, среди представителей Великих Домов есть те, кто боятся Леса. Боятся так, что пойдут на всё, чтобы его уничтожить. Вплоть до стерилизации всей планеты и заселения её флорой и фауной Старого мира. Пока что я сумела убедить их, что угроза надумана, что Лес отвечает агрессией только на агрессию, и что пользы от него людям очень много, если жить с ним в мире.

«Она правильно поступает», — подумал Майер. Великие Дома не воюют между собой. Если они признают Стемран, то у нас не будет традиционной, физической войны, это как минимум. А будет конкуренция иными средствами. Понятно, что Мерона и её сторонники хотят такой же автономии, что у Тессерона, но сил выстоять против прямой агрессии у Стемрана пока нет. Когда техника развилась до такого уровня, что один-единственный корабль может уничтожить целую планету, споры за территорию ведутся уже совсем по-другому.

— Я сейчас уеду, есть дела. — Мерона встала. — Вот ключи. Я сдала твой номер там, в гостинице. Конечно, тебе нужно появиться и подписать бумаги, но мне поверили на слово. — Она улыбнулась. — Не сиди дома. Тебя, правда, ждут, и тебе очень рады. А я не ревную, представь! Разучилась! — Она поцеловала его.

— Майер, — позвала она, остановившись в дверях. Он поднял взгляд. — Ты сильный, — неожиданно сообщила Мерона. — Сильнее, чем сам думаешь. Я очень рада, что ты вернулся.

Он улыбнулся, хотя это было нелегко. Очень трудно.

— Не сиди дома, — снова попросила она и покинула кухню. Через три минуты входная дверь щёлкнула.

Майер спрятал лицо в ладонях, упёр локти в стол. Внутри было непередаваемо тоскливо. Мерона ждала, что он спросит про Тевейру, и очень бы разочаровалась, если бы спросил. Что Тевейра с ним сделала? Ещё лет пять назад в такой ситуации он бы уже сидел, глотал что-нибудь горячительное, или бы отыскал — легко, не поверите, насколько для него легко — пару-другую девиц и приглушил бы тоску, загнал её поглубже и утопил в спирте. А сейчас что-то происходило, и сама мысль о жалости к себе вызывала отвращение.

«Не надо сидеть дома». Он вернулся в спальню Тевейры, в которой они провели ночь, и, сам не зная почему, переоделся в тегарское. Сразу стало намного лучше. Настолько, что Майер улыбнулся и подмигнул своему отражению.

«Не ищите меня. И не думайте обо мне плохо» — написала она. «Я не смогу, Тевейра. — ответил ей Майер. — Где бы ты ни была, пусть с тобой всё будет хорошо».

Все рабочие заметки, вычислитель и кассеты с записями остались там, в отеле. «Вот с них и начнём. Работа, — подумал он. — Ты права, Рони. Работа. Она особенно помогает, когда работаешь и видишь пользу, когда гордишься своей работой».

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 8, 163 г., 7:20

— Теариан Маэр? — Аванте, краснокожая красавица, одна из самых молодых воспитанниц Мероны, постучалась в библиотеку. Они уже поняли, что владелец поместья спит час или два, и этого ему хватает, а потом он сидит в библиотеке, а потом… В общем, в поместье строгий режим дня. Для хозяина. Гости вольны жить, как хотят.

Умник приподнял очки и строго посмотрел на неё. Аванте сразу же улыбнулась. Такой милый, и такой ласковый, а хочет казаться грубияном и циником до мозга костей.

— Дорогая Аванте, — он усмехнулся. — Если ваше эстетическое чувство не переносит слова «Умник», зовите меня Эри. Если вам так будет легче, я сейчас же поеду в Департамент Социальных Вопросов и сменю имя.

Аванте рассмеялась, а Умнику нравилось смотреть, как она смеётся.

— Эри, Каэн нашёл что-то интересное! Я потом тоже кое-что покажу.

— Умницы вы мои. — Умник поднялся и отложил книгу. — А у меня уже мозги скрипят, когда я пытаюсь разобраться. Ну, — взял он её под локоть, — веди, показывай.

Аванте одевалась как сама Мерона — в старомодный формальный тефан тёмно-красного цвета. Неотразимо. И почему Aenin Rinen предупреждала, что надо быть осторожной с ним, что он лезет руками, куда не просят?

Каэн — северянин, как и сам Умник. «Прямо как Майер, — подумал Умник, — девицы, небось, гроздьями падают к его ногам».

— Эри. — Он коротко поклонился. — Смотрите, это может быть важным. Я исследовал записи динамики волн. Вот запись той ночи, когда Майер и Ассе ночевали в Лесу.

«Забавно, — подумал Умник, — они не знают её настоящего имени. Или делают вид. Самому бы не проговориться».

— И что?

— Мы думали раньше, что источником волн был Майер. Но вот тут есть силуэт. — Он указал.

«Кто-то ночью ходил в кусты, — усмехнулся про себя Умник, — но эфемер не позволил рассмотреть кто — малое разрешение, получилось просто пятно на инфракрасном снимке».

— Сейчас, сейчас. — Умник взял телефон. — Привет, Майер. Как дела? От зануды слышу. Слушай, старина, тут такое дело. Я сейчас вопрос задам, нужен очень точный ответ. Какие ещё шутки! Вопрос такой: той ночью, когда вы с… да, когда вы были в Лесу, куда именно ты ходил отливать? В кусты или за дерево?

Каэн и Аванте переглянулись, было видно, что они едва сдерживают приступ смеха. У самого Умника лицо было непроницаемо серьёзным.

— Хорош кричать. Простой вопрос и очень важный. Чтоб мне лопнуть! Ага, спасибо. И ты будь здоров! Кстати, заезжай что ли ко мне, у меня тут такая компания… Да когда хочешь. Пока.

— Это не он, — пояснил Умник, спрятав телефон. Вот ведь угораздило забыть забрать свой любимый телефон. Когда ещё Тевейра вернётся сюда!

Аванте присвистнула.

— Значит, она… Ничего себе!

— Подожди, — Каэн приблизил картинку. — Смотри! Эри, смотрите! Вот тут, где они максимально далеко друг от друга!

— И что я должна увидеть? — Аванте недоуменно всмотрелась и ахнула. — Точно! Эри, смотрите — интерференция! Как в учебнике!

— Оба. — Умник потёр переносицу. — Я должен был догадаться. Они оба — центры. Тогда многое проще понять. Ну, — обнял он помощников за плечи, — вы очень помогли! Не прогоняю, не надейтесь, но устроить вам праздник я просто обязан. Итак, чего желают мои юные ассистенты? Принимаются все желания, кроме непристойных.

Аванте и Каэн расхохотались, не в силах сдерживаться.

— Вы такой милый! — Аванте поцеловала его в щёку. — И почему мама за нас так боялась? Я хочу на рыбалку! С вами! И чтобы вы что-нибудь рассказали, интересное!

— Каэн? — Умник поправил очки.

— Я с вами! Никогда не видел настоящей рыбалки!

— Самая настоящая! — заверил Умник. — С удочкой из настоящего дерева, с леской, с крючком и червями. Что ж, тогда не будем перебивать аппетит, а дождёмся ухи. Вы пробовали настоящую уху? Я так и думал! Тогда — за мной!

24

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 8, 163 г., 7:15

Рассчитывала его та самая девушка, которая когда-то приняла заказ на «кошечку».

— Рада, что вы почтили нас своим визитом, доктор Майер, — учтиво поклонилась она. — Для меня большая часть познакомиться с вами.

«Через пять минут они подставили бы вам всё, что можно подставить!»

Чует. Девушку тянет к нему, особенно теперь, когда его и Тевейру знает весь город. И взгляд… Тут даже намекать не нужно, просто подойти, поманить за спиной рукой, и она побежит следом. Майер не сомневался.

— Есть ли у вас замечания, доктор Майер?

— О нет, всё великолепно. Вы так изменили мою жизнь, — не удержался Майер. — Но к лучшему, только к лучшему.

Она смутилась. И вот теперь он почувствовал и почуял её желание. «Ладно, — говорила Мерона во второй раз. — Ты не можешь не падать в каждую встречную постель. Но умоляю, если я для тебя что-то значу, придумывай отговорки поинтереснее!». Это был последний раз, когда она умоляла.

— Мне было бы очень приятно встретить вас снова, — вновь поклонилась она и протянула визитку. Майер вернул поклон и принял карточку. Ну конечно, там есть её телефон.

Сумка показалась неожиданно лёгкой, а ведь там столько книг. Телефон. Неужели? Нет, это его вызывал Умник.

— Да? — Майер остановился. — Как сажа бела, зануда. Вот ещё. Что за вопрос? Всё бы тебе шутки шутить… В Лесу? Ну да. Что?? — Девушка, которая с тоской смотрела, как Майер удаляется, увидела, как тот впал в самую настоящую ярость. И улыбнулась, восхитилась. — За дерево. Доволен? Да пошёл ты знаешь куда! Когда? Ладно, подумаю, пока.

Она чуть было не побежала следом. Но вспомнила, кто приходил к нему в номер и передумала. Тоска мало-помалу проходила, и её тоска была окрашена только в тёплые тона.

* * *

— Доктор! — окликнули его две девушки — Шеммер и Асве — с которыми он познакомился, как только приехал на Стемран. «Только вас не хватало, — подумал Майер. А потом ещё подумал — они-то при чём? На них за что злиться? Следи за собой, Майер».

— Доктор, вы один, да? Мы видели Ассе, у неё новый клиент, но он такой скучный…

— Клиент? — Майер постарался сохранить самообладание.

— Конечно! — Шеммер взяла его за руку. — Она же гид! Всю планету знает, представляете?! В такие места нас возила, прелесть! — Глаза у обеих затуманились. — Доктор, нам ску-у-у-чно… Расскажите, а? Вы обещали! Про ваш секрет молодости!

«И сразу в психушку вас после моего рассказа, — подумал Майер. — Обеих. После того как проникнутся секретом».

— Мне в Университет. — Майер принял решение. — Работа, я же учёный. А потом погуляем и поговорим, если хотите. Только поговорим, — улыбнулся он. Но дымка в их взглядах не растаяла.

— Вы такой неприступный… — вздохнула Шеммер. — Доктор, ну пожалуйста! Посидите с нами как-нибудь! Мы не отнимем вас у неё! Мы же подруги!

— Хорошо, — смилостивился Майер. — Идёмте. Возле Университета есть прекрасный парк, можем посидеть там. У меня день не очень занят сегодня.

Девушки в восторге захлопали в ладоши.

— Подождите нас, ладно? Мы быстро! Только переоденемся!

Они правы. За такой наряд за пределами курортной зоны города могут и оштрафовать.

— О, конечно! Всё, что пожелаете!

Голос Тевейры. Майер оглянулся, ощущая, как забилось его сердце.

Они стояли поодаль, и Тевейру было не узнать. Она стала черноволосой, оделась в высшей степени легкомысленно — чёрные брюки, очень облегающие и почти прозрачные и чёрное же короткое платье. Чёрные очки — не понять, куда смотрит. Рядом с ней стоял клиент — пожилой, надменного вида мужчина. «Южанин, — определил Майер машинально, — откуда-то из Альваретт. Смесь белой и красной расы. Смотри, как улыбается. Ещё бы он не был счастливым!».

Майеру стало дурно, но ненадолго. Он огромным усилием воли заставил себя отвернуться.

— Что вы, что вы! — Тевейра засмеялась. — Не при людях! Вот в номере — что захотите.

Голос. Её голос звучал иначе, и выговор был другой. «Она специально сказала это знакомым мне голосом», — подумал Майер и на какой-то миг перед глазами всё почернело.

— Доктор? — Шеммер осторожно потрогала его за плечо. — С вами всё хорошо? Мы готовы!

Майер оглянулся. Тевейра с клиентом оживлённо говорили, и Тевейра время от времени смеялась счастливым смехом. Но совершенно другим смехом.

— Жаль, что она занята, — вздохнула Шеммер, поправила очки. «Не замечает её, — понял Майер, — стоит рядом и не замечает!» — Она вас любит, доктор, вы знаете?

— Неужели! — удивился доктор. Асве взяла его под другую руку.

— Не притворяйтесь! Все видят! Вот все вы такие, вас любят, а вы…

— Мы придумаем, как это исправить, — пообещал Майер. — Ну что, идёмте?

Стемран, г. Стемран, Университет, Техаон 8, 163 г., 8:20

Ректор встретил его распростёртыми объятиями. В буквальном и переносном смысле. Это был колоритный мужчина лет шестидесяти, с пышными усами и в забавной чёрной шапочке.

— Доктор Майер! Вот это удача! Рад, очень рад вас встретить! — Майер не сразу вспомнил его имя. Рейнер-Таэн эр Нерейт. Где только не встретишь людей своего дома! Пусть даже связи с домом только формальные.

— Взаимно. — Майер пожал руку. — Я приехал, чтобы работать и жить здесь. Надеюсь, у вас найдётся, чем заняться экзобиологу на пенсии?

— Скромничаете! — погрозил пальцем ректор. — Пенсии не обещаю, работы у нас столько, что скучно не будет. Я уже слышал о вашем путешествии на «великане». Экстравагантно, весьма экстравагантно! Впрочем, я вас таким и представлял. Завтра в половине десятого у нас расширенное заседание, будут все деканы и руководители лабораторий. Буду рад, если вы сможете участвовать.

— Я в вашем полном распоряжении, — улыбнулся Майер. — Приказывайте.

— Невероятно, — покачал головой ректор. — Доктор, я вижу, вам нужно отдохнуть. Не буду утомлять вас разговорами, это надолго и темы серьёзные. Если не возражаете, подождите в приёмной, пока я всё улажу с жильём и прочим. Вы уже выбрали, где остановитесь?

«Всё знает», — подумал Майер.

— Не выбрал. Потом, вы знаете, я привык жить там же, где работаю. Когда возможно.

— Прямо как я, — одобрительно улыбнулся ректор. — Так даже лучше. Жду вас завтра, — он вновь пожал руку. — Вот моя карточка. Если что-то нужно, немедленно звоните мне или секретарю.

* * *

— А мы думали, что вы про нас забыли! — Асве и Шеммер кинулись к нему. — Ой, вы уже налегке! Вы такой красивый, вы знаете?

— Да что вы говорите! — удивился Майер. Девушки весело рассмеялись.

— Ой, да всё вы знаете! Доктор, вы сейчас наш, да?

Видимо, лицо его изменилось. Девушки переглянулись, схватили его за руки и почти бегом довели до ближайшей скамейки.

— Доктор. — Шеммер потупилась. — Знаете, мы влюбились в вас. Все три! — Она смотрела жалобно. — Это правда! Мы не будем отнимать вас у Ассе! Но… — «Тот самый туман, — подумал Майер, — та самая дымка». — Мы очень хотим увидеть вас снова! У нас через неделю каникулы заканчиваются, и мы уедем со Стемрана, понимаете?

— А кем вы работаете? То есть на кого учитесь?

— Я юрист, — тут же ответила Шеммер. — А Асве психолог.

— Переводитесь сюда, — предложил Майер. — Здесь очень нужны специалисты. Платить потом будут, наверное, не так много, но…

Девушки переглянулись — видно было, что эта простая мысль их потрясла.

— А нас могут взять?! — удивилась Шеммер. — Я думала… все говорят, что сюда только по большому знакомству.

— Идёмте, — Майер встал. — Я буду вашим большим знакомством. Если вы серьёзно настроены.

Девушки вновь переглянулись.

— Но… вы посидите с нами? Пообедаете? — робко поинтересовалась Асве. — Мы сами заплатим за обед! — добавила она торопливо. — Чтобы лишнего не думали!

— Чтобы лишнего не думали, будем платить каждый за себя, — предложил Майер. — Ну, так что, хотите поговорить с ректором?

— Да! — хором.

«Не думайте обо мне плохо». — «Тевейра, и ты не думай обо мне плохо, пожалуйста».

* * *

Следующие два часа — по возвращении от ректора — они сидели в небольшом кафе в обычном районе города, и девушки восторженно слушали. За столько лет Майер успел увидеть и запомнить многое. Самое безобидное он рассказывал часто и с удовольствием. Вот как сейчас.

— У вас такая интересная жизнь, — вздохнула Асве. — Доктор, можно мы будем вот так иногда обедать? Ассе не обидится, мы с ней поговорим!

— Посмотрим, — улыбнулся Майер. — Не отказываюсь, но ничего не могу обещать.

Он пожал им руки — так нынче модно — и девушки ушли. Они часто оглядывались, улыбались и махали ему руками. «Ещё одно доброе дело, — подумал Майер. — И им интереснее здесь будет, и Стемрану польза. Польза? Да, несомненно».

И почти сразу же он вспомнил клиента Тевейры, его лицо и то, как он глядел на девушку. «Проклятие, — подумал Майер, так вот как чувствовала себя Мерона всё это время. — Что ж, каждый получает от жизни то, чего заслуживает. Так я любил говорить когда-то».

Официант, который рассчитывал их, подумал даже, не стоит ли вызвать «скорую». У доктора было ужасное выражение лица — с таким впору топиться.

Стемран, г. Стемран, Центральный Парк, Техаон 8, 163 г., 14:10

Люди подходили к нему и кланялись с уважением, как почётному гражданину, как герою страны. «Вот тебе слава, — подумал Майер, — и настоящая, хотя и непонятно чем заслуженная. Неужели для этих людей так важно, что великан привёз нас сюда, и слушался хотя бы одного из седоков?».

Майер не забывал кланяться в ответ. В конце концов, он удалился в малолюдную часть парка, где росла очередная имитация Леса — высокие сосны, ельники, заросли орешника. Всё привозное, всё извне, из Старого Мира. «Поддельный» великан стоял, развлекая туристов в дальней части парка, но желающих посмотреть на него теперь немного, ведь рядом есть как минимум два настоящих. Детишкам всё равно: они с восторгом бегали вокруг «имитации», залезали на его ноги и веселились как могли.

«Не понимаю, — снова подумал он. — Тевейра, зачем тебе это? Ты обязана работать? Хочешь или не хочешь, но обязана? Только Мерона или её заместительницы могут вызвать тебя, и кто же из них вызвал? Не могу поверить, что это Мерона».

«Видимо, да, ты должна работать, — продолжал рассуждать он. — А мне нужно принять это как данное, как часть твоей жизни. Но я не могу. Если бы мне сейчас попался этот твой клиент, я бы его убил. Да, я убил бы его изощрённо и жестоко. Вроде и считаю себя цивилизованным человеком, и вот она, цивилизованность, вся сползла напрочь.

Поехать к Умнику? Нет, не сейчас. Завтра собрание, мне надо подготовиться. Я уже порядком не следил за последними событиями, а надо быть в курсе. А завтра, после собрания, я поеду к Умнику. Послушать его трёп, побродить по поместью и вокруг. Отвлечься. Мерона всё понимает, не зря она тоже уехала. Я ещё не готов принимать всё это как данное. Но учусь. Похоже, учиться действительно никогда не поздно».

Всё, за работу! Майер поправил костюм — безупречный, традиционный тегáрский костюм — и направился к выходу. «Сначала в библиотеку, — подумал он, — а потом к себе, в новый дом — общежитие. Вот и отлично, я ведь хотел ощутить себя студентом».

«Я не боюсь будущего», — сказала тогда она.

— Я тоже не боюсь. — Он подумал, улыбнулся, и повторил это вслух. — За работу, доктор Майер! Стемран нуждается в вашей помощи.

25

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 8, 163 г., 23:55

Тевейра, сейчас её звали Арэмо, потому что это имя нравится клиенту, убедилась, что довольный и счастливый клиент спит, потянулась, ощущая себя счастливой и довольной. Тяжёлый, очень тяжёлый клиент, три её сестры отказались работать с ним, и на язык не воздержан, и лезет, куда не просят, и желает очень странного. Но… он меняется. Она чувствует это. Он вернётся домой, к семье, к детям и всем остальным, и те удивятся — увидят, что он станет рассудительнее, добрее, спокойнее; грязные, по их мнению, фантазии покинут его ум. Сколько в нём всего было… Арэмо бесшумно встала и убежала в душ. Провела там пятнадцать минут и ушла на кухню, где она ублажала клиента изысканным чаем и другими напитками, читала ему стихотворения…

Ещё пятнадцать минут, и Арэмо ушла, отодвинулась, заснула, и вернулась Тевейра. И сразу стало так горько и тоскливо, что захотелось плакать.

Едва слышные шаги. Мама. Конечно, она всегда приходит, когда страшно и грустно. Так было с детства, и мама всегда приходила вовремя.

Она молча уселась, и Тевейра села ей на колени, прижалась к груди, обняла. И заговорила. Так, как её учили, мысленно заговорила, хотя никакие мысли не слышатся и не читаются, а слышатся только образы, а не слова.

«Я боялась, мама, что всё это так же, как с другими, как со всеми клиентами, что я попробую перестать быть Тевейрой и всё, всё это кончится. И я пойму, что он милый, приятный человек, что я рада быть с ним и терпеть его, если он не сумеет преодолеть себя, но что всё кончится, что всё настоящее, самое настоящее, кончится… — думала Тевейра. — Я видела его сегодня, он был с моими подружками, и он знал, что я его видела, и я видела, как ему плохо, он так и не понял тогда, и думал обо мне не очень хорошо, пусть и говорил себе другое. А потом, а потом что-то случилось, — продолжала она, — я почувствовала, что когда он вспоминал меня, но всё было очень приятное, и никакой горечи, хотя будет горечь, он ведь такой, ты знаешь… И вот я снова Тевейра, и снова всё вернулось, и я теперь боюсь становиться кем-то ещё. Мама… отпусти меня, — она с мольбой взглянула на Мерону. — Ты даёшь всем отпуск, чтобы люди могли устроить свою жизнь так, как видят, и всё обдумать, и вернуться потом. Я вернусь, о Великий Лес, почему я говорю, ты же сама всё знаешь. Я никогда не уеду от тебя, не покину Лес, а если так нужно, я перестану появляться между вами. Отпустишь? Мама, я знаю, что тебе станет трудно, сейчас очень много работы, но я вернусь, ты же знаешь».

Тевейра выпрямилась, и увидела слёзы и улыбку, Мерона кивнула: «Да, Вейри, девочка моя, конечно, я отпущу тебя, а когда ты решишь вернуться, буду рада, и все будут рады, ты же знаешь».

— Да, Вейри, — произнесла она вслух. Такие вещи положено говорить вслух. — Решай сама, когда и насколько. Я соглашусь с любым твоим решением. Ты сама знаешь, почему.

Тевейра обняла её снова и заплакала. Мерона сидела, прижимая дочь к себе, и ждала, когда выйдет последняя горечь и слёзы станут светлыми. Тевейра соскочила с её рук, поцеловала и, улыбнувшись, снова юркнула в ванную. А Мерона, убедившись, что клиент спит, бесшумно покинула номер. «Да, Вейри. Когда я так делала, тоже опасалась, что вернусь в Мерону и — растают чувства, как дым, но поняла одно: кого бы ты ни играла, настоящие чувства переживут и выдержат всё. Вот и всё. Ты правильно поступила, что попросила работу, попросила самого тяжёлого клиента. Чтобы убедиться в себе. А он… Никто, кроме него не сможет решить, что ему нужно. Я просто верю в него. Иначе давно бы уже утопилась, ведь он просто несносен!».

Через десять минут Арэмо выскользнула из ванны и поставила воду на плитке — приготовить травяной настой, клиент скоро проснётся, и нужно будет устроить ему такое пробуждение, которое он долго не забудет. А что будет потом — неважно. Будущее не обижает тех, кто его не боится.

Стемран, г. Стемран, Университет, Общежитие, Техаон 9, 163 г., 6:20

Язык не поворачивается назвать эту роскошь общежитием. Ну да, уже все знают, что доктор Майер не привык стеснять себя, предпочитает не то чтобы роскошь, но всё очень добротное. Любит побаловать себя. И это стоит таких затрат, в этом многие убеждаются. «Вам вряд ли доверят проводить операции, — сказали ему в клинике, — но вы всегда можете ассистировать и консультировать, тут вам по-прежнему нет равных».

— Доктор, в вас сейчас восемьдесят процентов замещённых тканей. Считайте что ваши сейчас только глаза, головной мозг и некоторые мышцы. Остальное или регенерат, или синтетика. Никогда ещё люди не выживали после такого поражения! — заявил ему эксперт после обследования, когда Умник посчитал, что сделал все, что мог и отправил его к обычным врачам. — Мы были вынуждены изменить вам лицо, просто потому, что прежнего уже нет, но, если хотите, попробуем привести его в соответствие с тем, что было.

— Нет, — сказал он тогда, — пусть будет то, что сейчас. Тот Майер умер, и умер в бою, а я хочу немного отдохнуть.

«Мерона считала его погибшим, долго считала, а когда узнала, что он жив… непонятно, может, Умник и её письма не пропускал? Уж эти его причуды! Мало ему в зубы дали, нечего лезть в чужую жизнь. Но ведь теперь все они тут, и рады этому. Ничего уже не понимаю, — подумал доктор, — всё, пора вставать! День начался!».

«Не думайте обо мне плохо». «Не думал, Тевейра. — мысленно отвечал ей Майер. — Хотя мне очень трудно без тебя. И очень трудно без Мероны. Но сдаваться и просить я не буду. Никого, даже вас». «Вы такие гордые оба, кошмар», — сказала тогда Тевейра…

Костюм сидел безукоризненно. «Надо ещё заказать, — решил Майер, — непременно надо. Что-то меня всё больше тянет к самым древним традициям и всему такому. Отчего это вдруг?». Он ещё раз убедился, что всё на месте и аккуратно разложено по карманам, взял папку с бумагами — любят, любят здесь настоящую бумагу, хотя какая она настоящая, тоже синтетика. Но не отличить! Лес на бумагу тут не рубят.

* * *

— Очень, очень рад, — декан факультета биологии и биохимии пожал ему руку. — У нас катастрофически не хватает кадров. Совет отклоняет большинство кандидатур, которые мы запрашивали, и каждый человек на счету. Мы знаем, что за специалистом вашего калибра потянутся остальные. И Совет уже не сможет отклонить всех.

— Вчера он нашёл нам ещё двух прекрасных специалистов, — вставил ректор, довольно улыбаясь. — Буду биться за них до последнего. Коллега Майер, тогда мы решили, что до начала занятий я поручаю вам курировать Институт Биологии. Нам нужно оценить бюджет к концу месяца — работы у вас будет много.

Ему так обрадовались, и обрадовались так искренне, просто как хорошему специалисту, что Майеру вновь стало не по себе. «Ну вот, вот тебе и фронт работ, — подумал он, — и Лес — я буду его изучать, а он, вероятно, будет изучать всех нас».

— Когда я могу приступать?

— В любой момент, — удивился ректор. — Ваши вещи мы перевезём по первому требованию. С транспортом у нас сложностей нет, сложности исключительно с людьми. Людей очень мало, просто невероятно мало.

Майер распрощался с новыми коллегами и вышел на улицу уже в отличном настроении. «Всё образуется, — подумал он. — Тевейра появится. И я просто попрошу прощения, что не понял её, а дальше — будет что будет».

Подумав, он набрал номер.

— Умник? Твоё приглашение в силе? Нет, на месте расскажу. Ловлю на слове. Вот сейчас портфель возьму, да и поеду. Спасибо за машину!

Стемран, Лес, Долина Рассвета, Техаон 9, 163 г., 11:00

Майер остановился примерно там, где они тогда ночевали. Остановился, вышел из «Сокола». Хотелось посидеть здесь, послушать себя и Лес.

Тевейра… Мерона… он думал о них, и ничего плохого не приходило в голову. «У меня много имён, — сказала она, — у нас всех их много, так легче сбрасывать всё. Как змея кожу».

Как змея кожу…

— Здравствуй, — Майер поклонился камшеру. Но уже не в шутку, не дурачась. — Получается, это ты позвал меня?

Лес молчал. Конечно, он не бывает безмолвным — птицы, шорох листвы, иной раз и зверь пробежит, они здесь не боятся людей. А охотники, здешние охотники, всегда просят Лес разрешить поохотиться — на пропитание или на мех, а не просто ради забавы. И если Лес разрешает, то идут на охоту, но горе тому, кто обманет Лес; он вскоре сам явится на порог, зелёными руками обхватит жилище обманщика и унесёт его вглубь. Это первое и последнее предупреждение, и второго не бывает. «А мы смеялись над новыми суевериями», — подумал Майер.

— Мы не очень хорошо познакомились, — продолжал Майер. — Тогда мы думали, что ты против нас. А затем ты выбрал нас, и помог прогнать тех, кто уничтожал нас, и кому ты не был нужен. Спасибо. — Он снова поклонился. — А я должен был умереть, и не умер, и сейчас трудно сказать, что я человек, так мало во мне осталось моего. Но я не держу зла. И тебя прошу не держать зла.

Он ощутил. То, что называют взглядом Леса. И взгляд не казался гневным, но ощущался всем телом, такое невозможно не заметить.

— Я вернулся, чтобы остаться и жить здесь. — Майер погладил кору камшера. — Я надеюсь, что мы поладим. Мы и ты. Я хочу, чтобы ты остался, и Мерона хочет, и Тевейра, и Маэр, и многие другие. Помоги нам, если можешь.

И снова «взгляд». Порыв ветра пригладил крону камшера, и Майер заметил, как одна из шишек сорвалась и устремилась в свой первый и последний полёт. Улыбнувшись, доктор отскочил, чтобы быть подальше. Хлопок — и десятки «самолётиков» вознеслись и полетели вдаль, а птицы их не стали трогать. Где-то летучие странники опустятся, и хотя бы одно из сотни даст жизнь новому гиганту, новому Стражу Леса.

Майер поклонился ещё раз и направился в машине. Телефон. Он посмотрел, кто его вызывал. «Нет, Умник, не сейчас, я ещё посижу немного здесь, сяду в машину и тогда перезвоню, — решил он. — Не мешай мне говорить с Лесом».

Чувство опасности — оно неприятно кольнуло, Майер несколько раз обернулся. И… увидел, как покачнулся и едва не упал «Сокол», как возникла и принялась вырастать колючая волна, стремительно приближающаяся к нему. Он резко обернулся и понял, что уже не уйти — кольцо вокруг, и стены поднимаются, и смыкаются, сдвигаются к человеку. «Я не испугаюсь, — подумал, Майер, — я закрою глаза, просто чтобы не видеть, что со мной случится. Я не испугаюсь. Я не испугаюсь. Нет, не испугаюсь».

Он ожидал боли, удушья, чего-то ещё, но пришло онемение. Тело просто исчезло. Он ещё успел заметить, как сгущается тьма вокруг, слышал хруст и треск. И вот пропало всё — слух, зрение, всё остальное.

Осталось сознание — оно не угасало, оно повисло в пустоте, и мысли ворочались, и не хотели останавливаться. «Тевейра, — подумал он, — Мерона. Простите меня, если есть за что».

Часть 2 Тропа

26

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 03:10

Его словно вынесло из глубины, и он очнулся. Он барахтался в волнах, медленно приближаясь к берегу. А шторм неумолимо надвигался, и волны катились вслед, они были всё выше и выше, пока не…

Майер уселся в постели. И первым делом посмотрел вокруг, а вот и часы, на тумбочке у кровати. И календарь. Одиннадцатое! Судя по запахам, он у Умника в гостях. Что же это было? Примерещилось, что кольцо поглотило его там в Лесу? Или нет?

Три часа ночи. Майервстал и понял, что одет в… В общем, в это одевают грудных младенцев и прочие категории людей, которые совершают определённые физиологические действия неподконтрольно. Он снял с себя сей предмет не без брезгливости, хотя технологии этой отрасли медицины давно позволили напрочь устранять не только запахи, но и самый внешний вид выделений. Такими уже давно пользуются некоторые категории космонавтов, пилотов и водолазов.

Вот как. Но в комнате, тем не менее, он один — сиделок нет. Значит… ничего не понять, что это значит.

Майер нашёл выключатель, у Умника все сенсоры выключены, изволь оторвать свою пятую точку от опоры и пройтись лично. Видимо, в качестве разминки, потому что Умник известный домосед и лентяй. Как при этом он не зарос жиром по самые уши, не понять!

Второе потрясение — тут все его вещи. Все, которые оставались в том номере, в общежитии. То есть вообще все. Кто и когда? Майер осторожно взял в руки коробки, открыл чемодан. Умник всё разложил. Смотри, как аккуратно. «Ничего не понимаю, — подумал доктор, — мне что, всё приснилось?».

В ванной комнате его ждало новое открытие. Морщины исчезли напрочь. Их было немного, остались они в основном на лбу, он обзавелся ими лет с двадцати, с тех пор как завёл привычку морщиться не по делу. И руки — кожа на вид стала лучше, пропала предательская пигментация, которая и показывает подлинный возраст. С какого-то момента помогают только омолаживающие процедуры.

Майер не поленился осмотреть всего себя. Странное какое-то ощущение во всём теле. Словно кругом иголочки, и как пробуешь двигаться слишком резко, как они вонзаются, боль нешуточная. «Ладно, поживем пока без резких движений, — решил он. — И лёгкость во всём теле какая-то странная. Пора найти кого-нибудь и спросить, что случилось».

Майер открыл дверь в коридор. И его окатила волна запахов… да сильная! Обоняние продолжает восстанавливаться?! Волна ощущалась почти физически, он отшатнулся. И понял — почуял — что, кроме Умника, в поместье есть молодая девушка возраста Тевейры, парень, и… Тевейра. Несомненно, запах явственный, и он не настолько старый.

Навстречу вышел лакей. Фантом. Неизменно вежливый, в красной повязке.

— Не желаете ли позавтракать? — осведомился он голосом Умника.

— Благодарю. — Кланяться фантому нелепо, но на какой-то момент Майер забыл, что это иллюзия. — Не подскажете, где сейчас хозяин и гости?

— Внизу, теариан. Я провожу вас.

И они пошли, степенно и неторопливо. Слабая музыка, он увидел, как в гостиной танцуют другие фантомы. «Да, Умник, тебе нужна женщина. Мерона права. И… вот клубок, надо ж было всем так влюбиться».

— Сюда, — указал фантом. — Прошу извинить, мне туда нельзя.

Откланялся и направился прочь. «Умник, ты так спятишь», — подумал Майер и толкнул дверь.

— Ой! — краснокожая, очень похожая на матушку самого Майера в молодости девушка подбежала к нему. — Вы уже проснулись!

— К вашим услугам. — Майер поклонился. И только сейчас заметил, что в комнате они не одни — в дальнем кресле дремлет Умник, а за столом, у множества повисших в воздухе экранов-проекций, спит парень. Видимо, это те самые помощники, о которых говорила Мерона.

— Я Аванте. — Девушка учтиво поклонилась.

«Спокойно, Майер, держи себя в руках» — приказал себе он.

— Я дежурю, — улыбнулась она. — Всем нам спать пора, но столько работы… — Она смотрела в глаза доктору. — Майер, — шепнула она, — знаете, я завидовала, что не меня к вам направили. Если бы про вас позвонили минутой раньше… Можно? Только один раз!

Майер опомниться не успел, как она его обняла.

— Я больше не буду, — прошептала Аванте, — даже если попросите. Не спрашивайте! Она вам расскажет.

— Она?

— Подождите за дверью! — Аванте взяла его за руку и решительно, хотя и мягко, повлекла к двери. — Идите к себе, ладно? Идите и ложитесь, — она улыбнулась. — Пожалуйста! Так будет лучше!

Майер был так ошеломлён, что повиновался. Сам не помнил, как дошёл до своей двери, но ложиться не стал. Подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Что случилось там, в Лесу? Ведь было кольцо, и что оно с ним сделало?

— Айри… — шёпот. Он повернулся, и она бросилась к нему в объятия. Он прижал её к себе, не веря тому, что ощущает и видит, а она повторяла его имя, и не отпускала…

Отступила на шаг.

— Я видела. — Слёзы текли из её глаз, она их смахнула не глядя, и улыбнулась. — Я сидела с вами. Лес забрал вас… и отдал. Такого никогда ещё не было! — И она снова бросилась к нему. — Великий Лес, что я говорю… простите меня, ладно? Вы поняли, да?

— Да, Тевейра.

— Правда, поняли, — она ошеломлена. — Но вы всё поняли? Всё?

«Она подстриглась», — осознал Майер. Теперь волосы почти не прикрывают её уши… жаль, такая была причёска. Да и нет уже того цветка, Тевейра теперь медно-рыжая. И до него дошло. В ту, первую ночь, когда Мерона пришла к нему, она тоже была подстриженной. Один из самых древних обычаев. Открываешь уши — значит, вручаешь себя кому-то, объявляешь, что нашёл или нашла себе избранника.

— Вы… — и он растерялся.

— Да. Вы спали почти сутки, когда всё уже кончилось. Меня прогнали спать, сказали, что с вами уже всё в порядке. Вы мне должны целые сутки! — притворно рассердилась она, ударила его в грудь кулачками.

— Я могу как-то исправиться?

— Да, — указала она глазами на постель. — Солнце ещё не взошло. Ещё одни сутки я не выдержу.

* * *

Рассвет незаметно подкрадывался, но темнота ещё не уступила ни пяди востока…

Она подошла к нему, и пристально глядя в его глаза начала развязывать свой пояс. Он упал к её ногам, а следом обвиваясь вокруг её ног, упала нижняя часть тефана, а верхнюю она постелила между ним и собой, и встала туда, и он опустился на колени перед ней, ощущая её жар и аромат, и безумное нетерпение.

— Не обижайте меня, — прошептала она едва слышно, и сама опустилась на колени, и прижалась к его груди.

«Я ваша, Майер. Я ваша, я вся ваша, только не обижайте меня» — почувствовал он её мысли.

* * *

— Не можете оторваться? — улыбнулась она, не открывая глаз. Он обнимал её, нежно прижимал к себе так, чтобы прикасаться лицом к её виску. Да, он не мог оторваться. Что-то случилось с ними обоими.

— Не могу, — признался он.

— А я всё ещё нетронутая. — Она погладила его по затылку. — Почему? Ой… я не о том хотела спросить!

— Пальцы, губы, всё, что выше пояса. — Он усмехнулся. — Всё осталось, всё моё. Остальное, как тот великан в парке — хорошая имитация, не более того. Не хочу вас разочаровывать.

— Вы уверены? — улыбнулась она. — Вы ведь чуете меня. Я даже не стараюсь очаровать вас, просто лежу, а вы не можете оторваться. Когда я встретила вас, подумала, что на вас «шлем». Как ни старалась, вы почти не ощущали меня. Всё равно, что показывать радугу слепому… Хотите проверить, насколько вы имитация? Не закрывайте глаза! — Она шлёпнула его по щеке. — Вот ещё новости!

— Вы не поняли, — он уселся. — Просто мне хорошо. Давно так не было.

— Попробуете? — улыбалась она. — Рассвет ещё не наступил! У вас двадцать минут!

Он улёгся обратно, прикрыл глаза.

— Я не стану думать о вас плохо, — обняла его за шею, — что бы ни случилось.

Майер медлил, не мог решиться ни на какой ответ.

— Разрешите? — шепнула она. — Я помогу вам. Только не прячьтесь от меня, вот и всё!

* * *

— М-м-м… — она потянулась. — Солнце встаёт… — она сжала его руку. — Айри, не притворяйтесь, вы не спите!

— Уже нет, — согласился он, уселся. — Если вы сами не встанете, я точно не смогу. Не могу оторваться.

Она рассмеялась и тоже уселась.

— Не смогу, — признался он. — Не смогу найти правильных слов.

— И не надо. — Она погладила его по щеке. — Нет, вы несносны, вам всегда нужно, чтобы всё вслух! Хорошо, вы ведь врач? Вот вам два признака. — Она прикрыла глаза, голос её изменился самую малость на последних словах, но Майера немедленно бросило в жар, а изнутри стало подниматься то могучее, непреодолимое желание, которое правит человеком обычно очень недолго, всего несколько секунд.

— У меня никогда не было второго голоса, — улыбнулась Тевейра, — у нетронутых почти никогда не бывает. А теперь есть, и я им буду пользоваться, так и знайте! И… вы заснули, доктор. Это непреодолимо, вы знаете, хоть на пять секунд, но вы уснёте. Вы спали почти пять минут, я уже хотела обидеться, — она рассмеялась. — Хотите ещё доказательств? — Она взяла его ладонь, прижала к своему животу. — Хотя вы и так поняли?

— Вы «под луной»? — Майер уселся. — Но ведь…

— …не моё время. Моё время через два месяца. Если это имитация, — она обняла его, — то неотличимая от оригинала. — Она хихикнула. — Айри, я сегодня буду очень странная. Не обижайтесь. И не прикасайтесь к голове там, при всех. Иначе я за себя не ручаюсь! Всё, помогите мне одеться! — Она соскочила с кровати и подбежала к окну. — Смотрите, ясное небо! Ясное небо и безветрие!

— Это что-то означает? — Он подошёл к окну.

— Да. Долгую и счастливую жизнь вместе. Я так загадывала.

Она не улыбалась.

— Для кого, Вейри?

— Для всех! Для нас всех! — Она повернулась, чтобы подойти к шкафу, и едва не упала — словно потеряла сознание на долю секунды. Майер успел подхватить её.

— У вас так всегда? — Он придержал её.

— «Под луной»? Да. Дома вообще ужас что творится, я всегда приглашала подругу или маму, всё из рук валилось. Однажды почти всю посуду перебила… мама говорит, это нормально, бывает и не такое. Так что будете меня сегодня кормить!

— С удовольствием. — Он хотел обнять её, но она отстранилась.

— Айри, — прикрыла глаза. — Я не смогу остановиться. Я держусь из последних сил… Помогите, я расскажу, как и что надевать. Вы часто одевали женщину? Я так и думала. Всё бы вам раздевать… И оденьтесь сами, сначала.

27

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 06:45

— С возвращением, старина! — Умник сиял и был неподдельно рад. — Признаться, я начал побаиваться. О, а вас точно надо бояться, да? — Он коротко поклонился Тевейре, которая оделась в тегарскую одежду, её голову теперь украшала пурпурная шапочка. — О да… Я всё понял, буду следить за языком!

— Трепло, — к ним быстрым шагом подошла Мерона. Она была в плаще, внесла с собой терпкий запах дождя. Она остановилась шагах в пяти, сняла плащ и бросила его, не глядя, лакею-фантому, тот ловко поймал.

— Мама! — Тевейра бросилась к ней. — Спасибо! — и обхватила её. Мерона улыбалась, прижимая к себе дочь.

— Кхм. — Умник почесал в затылке. — Аванте! Голубушка, помогите мне с завтраком. На столько персон я никогда не пробовал готовить!

Через минуту они остались одни. Ушли и фантомы — сами, словно могли всё понимать.

Мерона отпустила дочь и протянула руки Майеру. Тот подошёл, ощущая, что никогда её так не боялся. Да, именно боялся.

— Мы так испугались за тебя, — прошептала Мерона, обнимая его. — Не бойся, дурачок… Вейри, милая, оставь нас ненадолго, хорошо?

— Да, мама! — Тевейра почтительно поклонилась и убежала на кухню. По пути споткнулась на ровном месте, но не упала.

— Говоришь ей, не бегай, не бегай… — Мерона рассмеялась. — Не объясняй, я тоже всё чую. Идём, проводишь меня в мою комнату.

* * *

— Мы с ней ужасные собственницы, — призналась Мерона, переодеваясь. — В детстве она могла поднять крик, если я брала её игрушку без спроса. Я сама такая была, чего скрывать. Ты любишь, чтобы тебе всё рассказали вслух. Я скажу один только раз. Мы с ней не договаривались, не обсуждали эту тему. Нам это не нужно. Это вам вечно нужно всё разложить по полочкам и объяснить. Я отпустила её, Майер. Ты ведь понял меня?

«Я говорю сейчас не с матерью Тевейры, — подумал Майер. — Я говорю с её хозяйкой, Aenin Rinen».

— Вижу, понял. — Она подошла к нему, почти полностью раздетая, погладила по щеке. — У нас нет и не будет расписания, когда ты чей, ясно? Но если ты кому-то из нас нужен, ты будешь рядом. Это не просьба. — Она резко дала ему по рукам. — О Великий Лес, пробуй думать другим мозгом!

— Просто хотел взять тебя за руку!

— И когда прекратишь оправдываться не по делу? — Она присела. — Я старомодна, Айри, прости. Мы с ней обе. Если мы будем втроём в одном доме, никто из нас не сможет быть с тобой. — Она грустно улыбнулась. — Я заберу с собой Умника сегодня. Обещала же ему романтический ужин, — подмигнула она. — О-о-о, мы ещё умеем ревновать! Я говорила с ректором, и с теми девушками. Знаешь, Майер, я не ожидала.

— Что я не попытаюсь соблазнить их?

— Это тоже обрадовало. — Она вернулась к шкафу, продолжила переодеваться. — Нет, что ты поручишься за них. Нам действительно нужны специалисты. Они обе говорят о тебе, как о боге во плоти. И предел мечтаний для них — что ты их обнимешь или просто поговоришь. Что, не ожидал? Думаешь, все только об одном думают?

Они оба рассмеялись.

— Майер. — Она снова присела, уже одетая, и невыразимо, невероятно красивая. Она так помолодела за последнее время… — Ты зараза, каких мало. Тевейра знает, что у тебя не может быть своих детей. Но она готова жить с тобой и для тебя в любом случае.

— И ты тоже.

— И я, — заметила Мерона спокойно. — Без «тоже»! — дала ему пощёчину. — Ты ещё не понял, как ты достал меня этими «тоже»?! Скажи это при Тевейре и увидишь, как она умеет выбивать дурь!

— Извини. — Майер поклонился. — Наверное, стоит поговорить о делах…

— В Бездну дела! Сегодня мы с тобой съездим в Институт. Там и поговорим о делах. А теперь умолкни, сделай милость! — Она толкнула его в кресло, уселась ему на колени, обняла и затихла.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 08:25

— Господа. — Умник поднял тост. — Хотя, что я! Друзья! Прежде всего, выпьем за возвращение Майера. Чтоб я так жил, старина, прости за пафос!

— Идиот. — Мерона с трудом прокашлялась. — Нельзя же так смешить!

— Теперь, — Умник был неумолим, но дождался, когда все отсмеются и выпьют, — я предлагаю выпить за меня. За гениального, непризнанного, обиженного судьбой и женщинами скромного специалиста в каких угодно областях!

Аванте первая вскочила, чокнулась с ним и поцеловала. В щёку, естественно.

— Насчёт женщин я погорячился, — сокрушённо заметил Умник. — Самую малость. В третьих, я предлагаю выпить за будущее. За будущее, которое сейчас создаёт для нас наша почтенная и всеми любимая Мерона! Ну и мы, в меру скромных сил.

За это пили со всей серьёзностью.

— Налейте, всем налейте, нечего тут сачковать! В-четвёртых, я хотел бы поднять бокал за моих прекрасных ассистентов! Таких специалистов ещё поискать!

Аванте ощутимо покраснела — так, что можно было заметить невооружённым глазом. Пили с воодушевлением.

— Теаренти Тевейра. — Умник коротко поклонился. — О самом важном всегда говорят напоследок. Не рассусоливая: пусть всё сбудется!

— Спасибо! — Тевейра тронута.

— Ну, а теперь и поесть можно. — Умник довольно потёр руки и уселся. — Перед вами, друзья, творчество несравненной Аванте и меня любимого. Приятного аппетита!

— Скажите, — осмелилась спросить Тевейра, покосившись на мать — та не терпит, когда говорят за столом. — А вы всегда поднимаете все тосты сразу?

— Конечно, — удивился Умник. — Нет, сначала проглотите. Вкусно, да? Аванте, вы прелесть! Так вот: я ленив, и предпочитаю сказать всё сразу. Вставать каждый раз…

Тевейра не сумела сдержаться и расхохоталась.

— Вещи, которым мы занимаемся, — Умник обвёл взглядом остальных, — секретны, я бы сказал, что крайне секретны. Кое-что я исследую, не ставя в известность сильных мира сего. Я про тех, — пояснил Умник, — кто решает, дать нам независимость, или подождать ещё лет сто. Дело крайне опасное, скрывать не буду. Волны — это верхушка айсберга. Если докопаются до того, с чем мы тут на самом деле связались, любой из присутствующих здесь, его родственники или знакомые могут исчезнуть, как сон златой. Не стройте иллюзий, — Умник строго посмотрел вокруг, — что сумеете что-то кому-то не рассказать. Надеюсь, что все понимают?

Он обвёл всех взглядом, и все до единого подтвердили, что понимают.

— Если вы опасаетесь, что вполне понятно, вам лучше оставить нашу весёлую компанию. Наши прекрасные дамы помогут забыть лишнее, верно? Никто не упрекнёт вас. Мне-то что, я уже пожил своё, мне не страшно, но хочу довести дело до конца. И поквитаться с некоторыми мерзавцами. — Умник говорил спокойно, словно читал лекцию. — Итак, простите, что порчу аппетит, но ответьте прямо сейчас. Хорошенько подумайте и ответьте.

— Я с вами. — Аванте встала и поклонилась.

— Я с вами. — Каэн повторил её жест.

— Я ручаюсь за них, — подтвердила Мерона. — Как за саму себя.

— Я с вами, если можно, — поднялась Тевейра и коротко поклонилась.

— Что же, тогда — за новую Шайку, да, Мерона?

— За Шайку! — поднялась та. — За тех, кто здесь.

Они все поднялись и все что-то почувствовали. Все до единого.

— Лес с нами. — Тевейра произнесла спокойно. — Вы почувствовали, верно? Он тоже с нами.

— Ему тоже лучше не болтать лишнего, — проворчал Умник, и все рассмеялись. — Кушайте, кушайте. Да! Кто что будет — чай, кофе, что-то ещё? Пока я здесь, напитки готовлю только я. Возражения не принимаются! После завтрака далеко не убегать, надо обсудить кое-что. Конференц-зал — мой кабинет. Собираемся в одиннадцать.

* * *

— Можно вас на пять минут? — тихо спросила Аванте, закрыв двери в библиотеку.

— Меня можно хоть на весь день, — приподнял очки Умник.

Аванте рассмеялась, махнула в его сторону.

— Перестаньте!

— Не могу, против природы не пойдёшь, — сокрушённо заметил Умник. — Вы же видели Майера? Так вот: я ещё хуже. Если бы не моя проклятая скромность…

Аванте уселась на пол, не в силах совладать с приступом смеха. Посерьёзнела.

— Я знаю, вы любите только её. Но можно, я просто буду рядом? — и поднялась, сложила руки на груди.

Умник вздохнул и положил очки на стол.

— У меня не осталось семьи и дома, всё это кончилось во время войны. — Он посмотрел в глаза Аванте. — Нет, не стоит, это было давно. Мне нечего терять, понимаете? Если только рядом будет кто-то, кто мне очень небезразличен, я стану очень уязвим.

Аванте вздрогнула, словно он ударил её.

— Эри, — посмотрела она ему в глаза. — Не прогоняйте меня. Просто не прогоняйте. Я не буду врать. Я не могу сказать, что люблю вас. Но мне очень хочется быть рядом.

Она подошла, глядя ему в глаза.

— Моё настоящее имя Аверан, — сообщила она. — Аверан эр Тиро эс Никкамо, — и поклонилась.

Умник встал и поклонился.

— Рад знакомству. Моё настоящее имя Маэр эс Темстар. Для своих — Умник. Для самых близких — Эри, мерзавец, сволочь, паразит, идиот, негодяй, ублюдок — на ваш выбор.

Аванте рассмеялась, но сразу взяла себя в руки.

— Я не буду просить во второй раз. — Она смотрела ему в глаза.

— Будьте рядом. — Умник вертел в руках очки. — Но тогда не обижаться!

Аванте обняла его. И Умнику сразу стало легче и теплее.

— Не буду. Я не умею обижаться. Спасибо! — Она отпустила его и вновь поклонилась. — Когда подавать кофе? Или ваши призраки принесут?

— Вот ещё. Кофе должны подавать или хозяева, или их прекрасные гостьи. — Умник добыл из кармана монетку, подкинул в воздух, поймал. — Решка. Вам не повезло — вам и нести.

28

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 10:35

— Я никогда не была в таком странном положении. — Они втроём сидели в комнате у Мероны. Она барабанила пальцами по столу. — Вы теперь уважаемые люди — без официальных титулов и наград, но это ничего не меняет. Помните, что вам теперь нужно чаще бывать среди людей. Среди самых обычных, которые строили, защищали и развивали Стемран. И продолжают строить и защищать.

— Прости моё любопытство. — Майер ощутил, как напряглась Тевейра. — Ваша подлинная работа, она тебе не помешает? Ты же политик, а теперь станешь очень важной персоной.

— Не беспокойся, милый, — улыбнулась Мерона. — У нас всё официально. Ты смотрел на визитку Вейри? Ну конечно, ты смотришь только на телефоны. А там написано: «Центр психологической реабилитации». И у меня, и у Вейри все необходимые дипломы и лицензии. Мы исправно платим налоги и наша организация на хорошем счету.

— Узнаю тебя, — покачал головой Майер. — Всё основательно до мелочей.

— Спасибо, дорогой. Так вот, я состою в Консервативной Партии, а мои избиратели — те самые ветераны и люди традиционных устоев. Это мы с тобой можем жить в гражданском союзе, это даже добавит нам веса в глазах многих, а вот Вейри и ты — совсем другая история. Молодая девушка может жить с кем хочет, пока их отношения не переходят определённые границы. Дальше — или настоящая семья, со всеми формальностями, или они должны расстаться.

— А если они становятся настоящей семьёй, но у них нет своих детей, это позор.

— Именно так. Или свои, или приёмные. И ещё, это важно. Помнишь, что я тебе всегда твердила?

— «Только я и ты»?

— Именно. Прости, я устала говорить всё вслух, попробуй сам понять.

Тевейра закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Майер потянулся было к ней, чтобы взять за руку, но натолкнулся на жёсткий взгляд Мероны. Она медленно покачала головой: «Не смей!», и до Майера, наконец, дошло. Он встал, коротко поклонился и покинул комнату. Снаружи он чуть не сбил с ног Умника: сопровождая Аванте, тот шёл с тяжёлым подносом и говорил, судя по серьёзному тону и сдвинутым на нос очкам, о чём-то пикантном. Увидев Майера, Умник кивнул девушке: «Дальше сами», а сам остановился и взглянул в глаза доктору. Глядел долго, после чего вздохнул и хлопнул того по плечу.

— Зайди вечерком в библиотеку, — предложил он вполголоса. — Идём, скоро уже одиннадцать.

Странно, но Майеру стало легче.

* * *

Пришли все. А в кабинете царил полный, идеальный порядок. На удивлённый и восхищённый взгляд Майера и Мероны Умник вздохнул и указал на Тевейру. Та улыбнулась, поклонилась ему, и напряжение распалось. В сторону Майера девушка так и не смотрела и держалась поодаль от матери.

— Итак, коллеги. — Умник снова посмотрел поверх очков. — Придумывать явки, пароли и прочее не будем. Стар я, играть в шпионов. Скажу одно: над нами летает много спутников, и на многих есть «уши», но ваш покорный слуга кое-что умеет. Не очень много, но умеет. Я даю четыре девятки после запятой, что наши разговоры здесь никому не слышны. Всё. Это единственное надёжное место, за которое я могу поручиться. Всё прочее можно подслушать.

— Мобильная связь? — поинтересовалась Мерона. — Она шифруется, если я не ошибаюсь.

— Специалисты уверяли меня, что гарантировать секретность могут только соответствующие аппараты. Поэтому говорить совсем свободно можно только здесь.

— И все будут видеть, как мы шастаем туда-сюда, — кивнула Мерона. — Замечательная конспирация.

— Майер курирует Институт, у вас с ним давние тёплые отношения (Тевейра вздрогнула), а этих трёх симпатичных особ мы оформим как сотрудников Института. Найдётся там настоящее дело для них?

— Найдётся, — согласилась Мерона. — Психологи везде нужны.

— А поскольку моя лачуга ближе твоей, а мы старые друзья, где ещё вам отдыхать? Только у меня!

— Не боишься, что в нас всех по сотне жучков, и за каждым ходит «невидимка»?

— Не пугай мою паранойю, — строго посмотрел на неё Умник. — Мы с ней дружим, не надо нас ссорить. Рони, я протезист экстра-класса. И не стыжусь своего таланта. Все, кому сейчас сто лет, а выглядят на тридцать, побывали у меня на столе, в моих, так сказать, нежных лапках. И именно эти гады сейчас решают, что с нами делать. Нет, — покачал он головой. — Я им слишком нужен. Я старый, морщинистый, озабоченный грубиян, но другого такого им не найти. Я художник! — он приосанился. — Как и все мы, в общем. Пока ты будешь поставлять мне девочек, только псих будет подозревать меня в чём-то серьёзном.

— Ты спятил? — поинтересовалась Мерона. — Я буду «поставлять»?

— Будешь. Туда, в мою лабораторию в Институте. Новых ассистенток, потому что у меня привычка хватать их за разные части тела. В конце концов, они просят перевести их в другое место.

— Эри. — Аванте в замешательстве. — Зачем вам всё это?!

— Положено, — пожал плечами Умник. — У каждого великого человека должны быть слабости. А я велик.

Тевейра рассмеялась, а когда Мерона поднялась и встала у неё за спиной, взяла её за руку и закрыла глаза.

— На сегодня всё, — поднялся Умник. — Сам пока не знаю, с какого конца браться. Я копаюсь в этом очень осторожно. Потому что мне страшно.

— Вам страшно? — поразился Каэн.

— Очень страшно. — Умник перестал улыбаться. — Нет, военные, спецслужбы и прочая мелочь меня не пугают. Я знаю, что они могут и как действуют. Меня пугает Тропа и то, что там происходит. Сегодня вечером я покажу вам Тропу.

— Завтра, — поправила его Мерона.

— Простите. — Умник поклонился. — Завтра вечером. А пока одно простое правило: здесь мы можем трепаться о чём хотим, а для всех снаружи мы усердно занимаемся любимым делом.

— Я всё равно не понимаю, — призналась Аванте, — если мы будем работать в Институте — это же далеко. Никто не удивится, что мы летаем туда-сюда?

— Никто, — заверил Умник. — Да сами и увидите, почему.

— Айри, нам пора. — Мерона погладила дочь по голове, и Тевейра поднялась на ноги. — Вейри, будь осторожна, ладно? Не бегай!

— Мам, ну, сколько можно! — поджала губы Тевейра. — Эри, а мне найдётся занятие? Только не на кухне, я вам там сегодня всю посуду перебью, и все руки себе порежу.

— У меня всё небьющееся, — хмыкнул Умник. — Хотя, конечно, если вы талант… Придумаем, чем заняться.

— Удачи, — помахала рукой Мерона и поманила к себе Майера. Тевейра едва заметно улыбнулась и решительным шагом направилась к столу, за которым сидели Аванте и Каэн.

Стемран, Провинция Стемран, Институт Биологии, Техаон 11, 163 г., 11:55

— Рад, очень рад! — Директор энергично пожал Майеру руку. — Я уже говорил с ректором. Полные отчёты будут готовы через два дня. Это — протянул он Майеру карточку, — универсальный ключ. Я планировал собрать большой совет завтра, но перенесу его на любую удобную вам дату.

— Здесь рядом работает мой давний друг и коллега, — пояснил Майер. — Мне было бы удобно хотя бы часть времени работать у него дома.

— Маэр эс Темстар, — улыбнулся директор. Круглолицый, усатый и склонный к полноте — он располагал к себе кого угодно самое большее через пять минут. — Да-да, я читал вашу историю болезни. Пора заменять синтетику, а тут старине Маэру равных нет. Разумеется, доктор, как вам будет удобно. Позвольте спросить, всё время хотел узнать — почему «доктор»? У вас три степени в трёх областях, вам давно пора быть академиком.

— Видите ли, я слишком небезразличен к женскому полу. — Директор рассмеялся, а Мерона, всё это время молча стоявшая рядом, усмехнулась. — Вы правы, пора остепениться и становиться академиком.

— Теариан Торвен эр Никкамо. — Мерона поклонилась — формально, едва заметно. Ну да, ей по штату не положено. — Нам необходимо сделать полное обследование доктора Майера. После инцидента в Лесу…

— Да-да, я читал. «Кольцо» схватило его и отпустило, уникальный случай. Я и сам хотел бы убедиться, что с вами всё хорошо. — Толстяк учтиво поклонился. И как у него получается, при таком-то животе? — Я предлагаю с этого и начать. С самого неприятного.

— Нужны представители домов Никкамо, Рейстан, Фаэр и Нерейт, — напомнила Мерона. — Кроме вас и меня. — Она поклонилась вновь, куда учтивее.

— Разумеется. — Директор поджал губы, но тут же снова улыбнулся. — Я заранее об этом позаботился. Как чувствовал. Пройдёмте, коллега Маэр. Сорок минут вам придётся потерпеть.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 12:10

Тевейра снова уронила деревянную вещицу — статуэтку, та звонко разломилась. Тевейра уселась на пол и заплакала. Умник вскочил на ноги, но Аванте остановила его жестом. Она что-то шепнула Тевейре, помогла ей подняться и повела прочь из кабинета.

— Каэн. — Умник почесал в затылке. — Твоя очередь. Как будет пауза, приготовь кофе.

— Слушаюсь, Эри! — из него вышел бы отличный солдат, подумал Умник неожиданно для себя.

* * *

— Ложись, ложись, — шептала Аванте, «прикрыла свет» — сделала стёкла темнее, хотя уже почти двести лет нигде не ставят настоящие стёкла. Прикрыла и вернулась к Тевейре. — Давай, помогу, — ловко сняла с неё одежду, предмет за предметом. — Что включить тебе? Песни китов?

— Нет, голоса леса. — Тевейра сумела улыбнуться и попробовала усесться.

— Лежи-лежи. — Аванте была непреклонна. «Это я нашла её, — подумала Тевейра, — она зачем-то заказала наши услуги, и я сразу увидела. Увидела и сказала ей потом, что она одна из нас, я чувствую, хотите уметь то же, что и я? Как она обрадовалась…»

— Лежи сестричка, — поцеловала её Аванте. — Ты вся горишь! Во всех смыслах! Нет, забудь о ванной, я тебя не удержу, — улыбнулась она.

«Лукавит, — подумала Тевейра, — удержит, она сильная, даром что кажется хрупкой».

— Лучше, как в старину, да? Лежи, закрой глаза.

Как в старину — это протереть тело травяным настоем. Долго и хлопотно, но зато и полезнее.

— Потом всё скажешь. — Аванте взяла её за руку, встретилась с ней взглядом. — Нет, — покачала головой, — тебе не я, тебе он нужен. Ты теперь совсем взрослая, — улыбнулась. — Расскажешь потом? То, что можно!

Тевейра улыбнулась, с огромным трудом кивнула. Глаза наполнились слезами.

— Ну что ты, милая. — Аванте уселась на диван. — Это всё пройдёт, ты же сама мне объясняла. Нет, я не уйду, я с тобой. Сейчас повернёмся на бочок, вот так, и прогоним все плохие мысли. М-м-м… — голова у неё закружилась. — Какая прелесть! Кому-то очень повезло… Нет, Ассе, я не уйду!

— Зови по имени, — попросила Тевейра. — Теперь можно.

— Да, Вейри. — Аванте снова поцеловала её в щёку. — Ничего себе. Не прикасайся к моей голове, а то нас станет две таких.

Тевейра рассмеялась, хотя от малейшего движения в горле вставал комок.

— Спи. — Аванте устроилась на подушках у дивана. — Я здесь, я не уйду.

29

Стемран, Провинция Стемран, Институт Биологии, Техаон 11, 163 г., 13:55

— Мне нужно покинуть вас. — Мерона взяла с собой одну из коробок с образцами тканей и записями диагноста для проведения независимой экспертизы. Бедная Вейри, ей теперь то же самое, на каждый чих — диагностика и всё такое, и чтобы всё официально. Трудно быть знаменитостями.

— Я тоже поеду, — решил Майер. — Хочу сам исследовать подробнее, — указал на ещё одну коробку. Специально попросил. Для себя, хотя, конечно, в основном для Умника. У того в поместье есть свой диагност, но здешний куда мощнее и умеет больше.

— Да, разумеется, — кивнул директор. — Совет будет через три дня, когда вы изучите общее состояние дел. Удачного вам дня!

Провожать Майера явилось чуть не пол-института. «Они, в самом деле, очень рады мне, — понял Майер. — А мне опять не то чтобы всё равно, но нет ощущения торжества, непередаваемой гордости за себя. Всего-то нужно: сначала почти полностью потерять собственное тело, двадцать лет работать, не зная иных радостей жизни, а потом влюбиться. Простой рецепт. Кто угодно сможет!».

— Майер. — Мерона остановилась у открытой дверцы машины. — Это будет обнародовано. В основном, конечно. Прости, что так получилось.

— Что вся планета узнает, что я бесплоден? Это я должен извиняться, Тевейре достанется сильнее всех.

— Дурачок. — Она улыбнулась и поцеловала его. — И умница. Возвращайся к ней, ей без тебя очень плохо. И не сердись, Маэру нужна я. Такой вот клубок.

Он кивнул, улыбаясь и ощущая себя счастливым.

— Удачи! — и «Сокол» взмыл в небо.

«Прогуляюсь», — подумал Майер. Конечно, у него и в мыслях нет пройти все эти сотни километров пешком. Хотя если очень хочется — пожалуйста, вот дороги — никакого асфальта, бетона или даже биопласта — Лес этого не любит. Просто дорога. Лес попросили не забирать её, и Лес согласился. «Точно, — подумал Майер, шагая у обочины, — это становится религией. Хотим мы или нет».

Через час «Торнадо» мягко опустился на обочину прямо перед ним. Умник покинул поместье. Вместе с Мероной.

«Возвращайся к ней».

«Да, Вейри, я скоро буду».

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 15:40

Его встретил Каэн и сразу предложил пообедать.

— Позже, позже, — отказался Майер.

Фантомы уже не вызывали дрожи или хотя бы удивления. Действительно, как настоящие. Но все помечены, чтобы видеть, что это не люди, чтобы не путали. «Умник — бедолага, — пожалел Майер. — Мы называем его последними словами, а ему и без того живется несладко».

* * *

Аванте лежала у неё за спиной, обнимая Тевейру и поглаживая её живот — наилучший способ снять синдромы второй фазы цикла. «Да, конечно, — подумал Майер, — мы тут все в каком-то смысле врачи, и не стесняемся самого эффективного».

Он вошёл, стараясь ступать бесшумно, Аванте сразу уселась, стараясь не тревожить спящую Тевейру, и улыбнулась ему. Глазами попросила не смотреть, и Майер отошёл к окну, там медленно снял шляпу и плащ. Не оборачивался. Через минуту уже одетая Аванте прикоснулась к его плечу.

— Всё уже хорошо, — шепнула она. — Я бы на вашем месте не забыла пообедать. Силы пригодятся. — Она беззвучно рассмеялась. — Давайте я принесу вам. Туда, на мужскую половину. Не беспокойтесь, она будет спать до вечера, а я побуду с ней, если нужно.

— Хотите поговорить со мной?

— Очень, — призналась Аванте.

* * *

— Я вас не шокировала? — поинтересовалась Аванте.

— Тем, что для неё поднимали «Серебряный мост»? Я вас умоляю. Наоборот, я должен поблагодарить.

— Поблагодарите, — разрешила Аванте, зубасто улыбнувшись. — А вы много знаете. Я как в сказке, — призналась она. — Мы многое о вас знаем и страшно хотели увидеть вас. Хоть разок! Мама столько о вас говорила… А вы совсем не так выглядите, как на тех фото, но всё равно…

— Спасибо. — Он встал и поклонился. — Аванте, — решился он сразу. — Я хочу сказать…

— Я Аверан эр Тиро эс Никкамо, — шепнула она, глядя ему в глаза. — Только при маме так не зовите, накажет. И правильно накажет.

— Я не знаю, что про меня рассказывали. Вы мне очень нравитесь, Аверан. Я вас не очень шокирую, если скажу…

— …что вы меня хотите? Нет. Я чувствую. Мне это нравится. Я и сама хочу, но…

— Но не сможете. Так же и я, не смогу теперь.

Она кивнула.

— Я не сомневаюсь. Но мне очень приятно, что вы сказали. Я не обижу ни Вейри, ни маму. Вы знаете, что такое «Золотой сон»?

— Это когда и настоящее, и мерещится, и всё на самом деле, но не здесь?

— Да. Я знаю, что Вейри подарила вам такой. Можно и мне подарить?

«Ты неисправим, — говорила ему Мерона. — Да, это в твоей природе, тебе нужно много женщин, и не потому, что ты не умеешь любить и быть верным. Умеешь, и можешь держать себя в руках почти всё время. Но природу не превозмочь. А если держать тебя на цепи, ты умрёшь. Буквально. Пойми и ты, что мне ты нужен один, и никто больше не будет нужен… Я не знаю, что случится раньше — убью тебя или сойду с ума, но если ты срываешься с цепи, то делай так, чтобы я никогда об этом не знала… Да, я всё чувствую, но старайся хотя бы не намекать!».

— Вы неисправимы, — согласилась Аванте. — Маме с вами очень трудно, а Вейри особенно. Но мы все принимаем вас таким, какой вы есть. Майер. Так вы разрешите мне?

Майер отвёл взгляд.

— Ей не станет плохо, — шепнула Аванте. — Никому не станет. Не верите?

— Верю, — признался Майер.

* * *

— Пора ужинать, засони, — позвала Тевейра. Майер не сразу понял, где он и почему — а когда понял, то немного испугался. Он в кресле, и Аванте так и сидит у него на коленях, обнимая за шею…

Тевейра. Сама оделась, и не выглядит уже больной. Вот уж точно чудо!

— Ави. — Тевейра погладила Аванте по затылку. — Вставай, я есть хочу! Кто-то обещал обо мне заботиться!

— Ой! — Аванте смутилась, соскочила с колен Майера и глубоко поклонилась Тевейре. Поклонилась и осталась стоять, склонив голову. Как сама Тевейра стояла тогда перед Мероной. «Она и в самом деле повзрослела, — понял Майер. — Так изменилась».

Тевейра улыбнулась, обняла Аванте и что-то шепнула той на ухо. Сияющая Аванте убежала прочь из комнаты, аккуратно прикрыв дверь.

— Айри. — Тевейра прикрыла глаза. — У меня сегодня будет много желаний. И вам придётся все исполнять! Не справитесь — съем! Что, не верите?! — Лицо строгое, но глаза улыбаются. — Иди ко мне, — попросила она. — Можно, я буду на «вы» только при людях?

Он сумел ответить, как она умеет — без слов.

— Нет, не сержусь, — пояснила она. — Тебе же нужно вслух, да? Я не сержусь. Ты всем нам очень нужен, — улыбнулась она. — Помоги мне, ножки не держат…

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 20:00

— Каэн, ты прелесть! — Тевейра поклонилась. — Нет, обнимать не буду, а то я за себя сейчас не ручаюсь! — сказала она, и все рассмеялись.

— Вы замечательно готовите, Каэн! — похвалил Майер.

— Учился на повара, — пояснил явно довольный парень. — Когда я сказал родителям, что хочу стать поваром, у меня чуть не отобрали имя. Хотели, а потом просто сказали — ближайшие три года на глаза не попадайся! И вот я здесь.

— Вам продлили ссылку ещё на пять лет? — поинтересовался Майер. Новый взрыв смеха.

— Нет, я сам продлил. Сказал, что буду рад видеть их в своём ресторане.

— У вас свой ресторан?

— Скоро будет два, — подтвердил Каэн. — Физика и электроника — хобби. Так же, как у достопочтенного Маэра. Я читал про здешних роботов, и мне страшно захотелось разобраться.

— Только не за столом, — содрогнулась Тевейра. — Мы видели их недавно. Ужас какой…

— Вы видели?! — поразился Каэн. — На Тропе?! — восхищение и уважение.

— На Тропе, — согласился Майер. — Терминатора. Потом расскажу подробнее. А кем хотели видеть вас родители?

Он встал из-за стола и поклоном выразил благодарность. Парень очень доволен и любит, когда его хвалят. «Не умею я хвалить, — подумал Майер. — Пора учиться!».

— Адвокатом, — с улыбкой пояснил Каэн. — Нет-нет, я сам всё уберу. Это приказ достопочтенного Маэра, в его отсутствие я распоряжаюсь здесь на кухне.

«Он называет его „достопочтенный“, и никому даже в голову не приходит считать это иронией, — понял Майер. — Кроме меня. Эри, я исправлюсь!».

30

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 20:00

Тевейра потребовала, чтобы ей помогли дойти до кабинета и поставили кино. Аванте и Каэн вернулись за рабочие места и увлечённо исследовали графики и чертежи. Аванте сидела лицом к Майеру и Тевейре, и когда у неё была возможность посмотреть ему в глаза, она смотрела очень внимательным взглядом. А Майеру сразу вспоминалась та поляна из «Золотого сна»… Тевейра улыбалась всякий раз, когда он вспоминал, и крепче сжимала его ладонь. Тевейра, как и Мерона, любит классические мелодрамы, особенно про старину. Вот и сейчас она смотрела «Песни моря», фильм, который уже третье столетие не исчезает из каталогов и магазинов… Кино Тейвера смотрела в наушниках, если можно так сказать — точнее, в «кольце тишины». Пока она не встаёт из кресла, все звуки окружающей комнаты отсеиваются, а звуковая дорожка фильма не идёт наружу. Старомодно, но очень удобно. Вся эта современная точечная трансляция прямо в ухо раздражала не только Майера.

— Майер, — позвала Аванте; а Тевейра, которая не могла ни видеть её, ни слышать, легонько похлопала по ладони доктора: «Иди, тебя зовут».

— Смотрите, как интересно, — указала девушка. — Помните ту ночь, когда Лес чуть не проглотил дом в квартале Гаххар? Смотрите!

Она уменьшила картинку. Теперь после тщательной обработки картинки проявилось много-много колец.

— Я думаю, маме будет интересно увидеть, — пояснила она. — Я знаю несколько адресов. Этих людей потом арестовали, они все пытались расстроить выборы, занимались разными нехорошими делами. Говорят, даже звонили и угрожали маме. Лес их почуял! Но трогать не стал!

— Она попросила не трогать, — пояснил Каэн. — Можно посмотреть? Ого! — удивился он, — сколько их было! А она обо всех знает?

— Скоро узнает, — усмехнулась Аванте. — Я как раз сейчас передаю ей картинку. Не заслоняй, Каэн! Хочу посмотреть подробнее.

— Каэн? — Майер пропустил его. У парня изменилось лицо, словно он увидел что-то очень неприятное.

— Площадь Строителей, восемь, корпус два, чайный домик? — спросил Каэн неживым голосом.

— Есть такое, — признала девушка. — Что случилось? Ты знаешь, кто там был?

— Знаю, — подтвердил парень. — Мама, прости, если сможешь. — Он коротко поклонился. — Простите.

После чего резко поднял левую руку к шее. Майер не успел даже пошевелиться, настолько стремительным было движение.

— Каэн, нет! — крикнула Аванте, бросаясь к нему. — Не смей!!

Парень рухнул к её ногам, Майер едва успел подхватить его, заглянул в зрачки — они сжались в едва заметные точки.

— Что это? — Доктор извлёк из шеи Каэна короткую иглу, парень ещё дышал, но пульс еле чувствовался. Что-то нервно-паралитическое.

— «Сладкий сон». О Великий Лес, Вейри!

Тевейра уже бежала к ним, но на полпути ноги подвели её — упала, хорошо, что колено не расшибла.

— Нужен атропин или аллоксин. — Доктор заглянул в его зрачки. — Я за лекарством, а вы…

— Мы сделаем, что сможем. Быстро, Майер! — Тевейра вновь преобразилась, в голосе зазвучала сталь. — У нас минуты три! Ави, помогай мне. Помогай! — крикнула она и дала ей пощёчину. Та судорожно вздохнула и пришла в себя.

* * *

«Проклятие, где у него тут что? Всё на месте, как любит говорить Умник, просто нужно знать место. Сколько появилось новых лекарств!», у Майера ушло почти две драгоценных минуты, прежде чем он нашёл нужные ампулы. По пути чуть не упал, и не выронил всё.

Уколы он сделал быстро и профессионально. Тевейра продолжала держать Каэна за виски, Аванте делала ему искусственное дыхание.

— Всё, — тихо произнесла Тевейра минут через пять. — Он покинул нас.

Она уткнулась лицом вгрудь замершего Каэна, а Аванте-Аверан уселась рядом и расплакалась.

— Почему не позвали меня?

Они все обернулись. Умник. В домашнем халате и тапочках. «Фантом», — понял Майер почти сразу.

* * *

— Эри, он… — начала Аванте, давясь слезами.

— Потом, всё потом. Когда он умер?

— Минуту или две назад, — ответила Тевейра тоже готовая расплакаться, она держалась из последних сил.

Умник грязно выругался.

— Аванте, соберитесь! Ещё есть шанс. Простите, не могу дать вам пощёчину.

— Я могу. — Тевейра замахнулась, но Аванте поймала её руку.

— Не надо! — Она ещё раз всхлипнула. — Я справлюсь. Что делать?

— Что и делали — искусственное дыхание и «Мёртвую петлю», быстро! Майер, живо в кладовку, направо до конца и ещё раз направо. Код три пятёрки. Тащи сюда два чёрных ящика. Армейские, сразу поймёшь.

Майер с трудом дотащил ящики. «Ничего себе у него коллекция, сохранил же!».

— Там костюмы и оружие, — пояснил Умник. — Тебе придётся вернуться на Тропу и снова пройти через давилку. В костюме будет легче. Не бойся, если не сходить с тропы, ничего не случится. Одному там немного рискованно, но…

— Я с ним! — заявила Тевейра. «Выглядит совсем хорошо, — подумал Майер. — Ещё бы, такой стресс… всё остальное отступает, не мешает, проходит прочь».

— И речи быть не может, — холодно возразил Умник.

— Может! Со мной всё в порядке!

— Проще убить, чем убедить, — проворчал Умник. — Майер, быстро надевай костюм. Оружие не брать! Потом сменишь Тевейру. Быстро, ещё три минуты и будет поздно!

Майер облачился за полминуты. Собственно, костюм сам надевается, он обтекает тебя как надо, чтобы было удобно. Двенадцать процентов зарядки от нормы.

— Знаю, что разряжен, — проговорил Умник. — Извини, старик, недоглядел. Потом подзаряжу. Теаренти Тевейра, теперь вы. Положите костюм… да, который похож на коврик. Возьмитесь с двух сторон и нажмите. Как только верх станет зелёным, становитесь на него и не двигайтесь.

— Ой! — воскликнула Тевейра. — Щекотно!

— Должно стать немного прохладно. Отлично, всё в порядке. Теперь постойте на месте, привыкнете. Майер, потом включишь ей автоматику. Теперь вон туда, в камин, нажми на верхний второй слева кирпич. Быстро!

Тевейра ахнула, а Майер потерял дар речи. Стена камина протаяла, за ней оказалась… тропа. Всё та же. Туман вместо земли и неба, и светящаяся дорога.

— Возьми Каэна и положи на тропу, — приказал Умник. — Тевейра, стоять! Стоять, я сказал! Майер, быстро, быстро! Положи его на тропу и жди там!

Майер не без труда поднял тело Каэна и исчез в тумане. Тевейра смотрела широко раскрытыми глазами на Умника.

— Теаренти Тевейра. — Умник поклонился. — Прошу прощения. Это односторонний проход. Вы уже поняли, что сходить с Тропы нельзя. Брать с собой оружие тоже нельзя, это плохо кончается. Обязательно проверьте все карманы, если там есть оружие, любое, выбросьте его — просто в сторону от тропы. Идите в любую сторону, на развилках выбирайте желтоватую дорогу. Вы поймёте. Мой эфемер всё ещё должен быть возле давилки, но если его там нет, запомните, что после каждого интервала длиннее десяти минут есть как минимум четыре минуты. Пусть Майер научит вас включать зеркало. Когда оно включено, вы выдержите даже прямое попадание импульса. Теперь идите! Быстрее! — повысил голос Умник. — Тропа всё время в движении, Майера может унести слишком далеко.

Тевейра кивнула и бросилась в туман.

— Аверан. — Умник присел. — Они справятся. И вы справитесь, верно? Когда приеду сюда сам, устрою вам сказочный пир. Вот, улыбаетесь, прекрасно! А сейчас идёмте — нужно их встретить. Умеете водить машину? Хотя вам сейчас лучше не пытаться… Ладно, я расскажу, как настроить автопилот. Вытрите слёзы! Вот так, красавица моя! А теперь вставайте, моя дорогая, впереди длинная дорога! Нет, не беспокойтесь, проход сам закроется. Идёмте за мной!

31

Тропа, Техаон 11, 163 г., 21:26

— Майер! — она выбежала из гущи тумана. — О Великий Лес, я уже думала, что потеряла вас! — Тевейра обняла его и почти сразу же отскочила. — Что это?!

— Это костюм. Он не очень умный, нежности не позволяет. Минутку, давайте я всё включу, как надо.

— Он сказал, выбросить оружие, — выпалила Тевейра. — Обыскать все карманы и выбросить!

— Ничего нет, — Майер обыскал всё, что было в костюме. — А у вас?

— Ничего, — проверила Тевейра. — Подождите! — она взяла его за руку. — Слышите?

Да. Шаги. Хруст камушков.

— Мне страшно, — призналась Тевейра. — Вы здесь бывали уже?

— Один раз. Вместе с вами. Стойте!

Шаги приближаются. Из тумана вышла… ещё одна Тевейра. В точно таком же костюме. Она молча посмотрела на пришельцев, затем подняла руку к голове и вытащила из причёски шпильку для волос. Майер в последний момент успел понять, что собирается сделать двойник.

— Вейри! — крикнул он, выворачивая двойнику руку. — Быстро! Вытащите шпильку, выбросьте! — двойник был невероятно силён, да ещё костюм — прошло несколько страшных секунд, когда доктору казалось, что двойник успеет воткнуть шпильку себе в ухо, глаз или шею.

Вначале исчезла шпилька из руки двойника, а затем и сам двойник.

— Айри, раздевайтесь! — Тевейра быстро пришла в себя. — Быстро! У вас там есть наборчик с ножом и отвёрткой, я точно знаю! Быстро, я слышу шаги!

Он успел избавиться от всей походной мелочи прежде, чем его двойник вышел из тумана.

— Ужасное место, — содрогнулась Тевейра. — Слушайте! Я точно помню, у того покойника было оружие! Что-то такое было!

— Кто войдёт с оружием, от него же и погибнет, — проговорил Майер. Как они сумели сохранить это место в секрете? И откуда там роботы?

— Айри. — Тевейра закрыла глаза. — Снимите свой костюм, снимите мой. Если я вас сейчас же не обниму, мне станет совсем плохо.

Неизвестное место, «Торнадо», Техаон 11, 163 г., 21:55

— Аверан, прикоснитесь вот к этому сенсору. — Фантом Умника мерцал. — Это остановка. Что с вами?

— Знобит. — Аванте выговорила с трудом. — Это пройдёт, это просто реакция на стресс, я знаю.

— Выйдите из машины, — посоветовал Умник. Аванте качало, словно пьяную. — Вот так, осторожно. Простите, не могу поддержать. Дойдёте до камшера? Вот и умница, положите обе ладони на ствол и постойте.

Аванте прижалась к стволу, и ей сразу стало лучше. — Умник стоял, пристально глядя на неё. Ещё через пару минут девушка отпустила ствол и оглянулась, в поисках Умника.

— Это не стресс, — тот потёр лоб. — Это Тропа. Аверан, если начнётся снова, если будет что-то мерещиться, нужно выйти и прикоснуться к камшеру. Не знаю почему, но это помогает. Есть и другой способ заснуть. Загляните в аптечку, пожалуйста. Зелёный крестик слева вверху на панели.

— Нашли что-нибудь? — поинтересовался он. Аванте показала ему несколько ампул.

— Аверан, скоро мой фантом рассеется, мы слишком далеко от передатчика. Сядьте в салон, включите музыку. Такую, где нет голосов, что-нибудь для медитации. Не смотрите в зеркала, а лучше дайте на стёкла какой-нибудь приятный дневной вид. Если услышите хоть что-то, если снова начнёт знобить — делайте как сейчас, найдите камшер и постойте под ним. Если станет совсем худо, сделайте себе укол снотворного, автопилот сам справится. Сможете?

Аванте кивнула, с головой стало лучше, но её мутило, и болел живот.

— Держитесь, милая. — Фантом мерцал, голос Умника плыл и прерывался треском. — Я вылетаю на помощь. Берегите себя! Когда увидимся, исполню любое ваше желание, идёт? Но мы должны увидеться!

Она сумела улыбнуться и кивнуть.

— Не прощаюсь, — и фантом исчез.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 11, 163 г., 21:58

— С тобой там всё в порядке? — постучала Мерона. — Эри! С кем ты там всё время говоришь? Для кого я сегодня старалась?

Умник вышел из её спальни, снимая с головы гарнитуру-проектор.

— Что случилось?

— Рони, ты только не волнуйся.

— Как вы меня оба достали этими вступлениями. — Мерона оскалилась. — Говори по существу и быстро.

— Каэн мёртв. Не знаю пока, что там случилось. Майер отнёс тело на Тропу, они с Тевейрой скоро вернутся через давилку. Аванте летит встречать их. Мне срочно нужно к выходу. У Аванте синдром Тропы в тяжёлой форме.

Мерона взяла его за руку.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Собирайся! Помощь нужна?

— Справлюсь, Рони. — Она обняла его и похлопала по спине.

— У меня скоро важная встреча. — Она отступила. — Точно сам справишься? Встречу лучше не переносить, врать не буду. Но они важнее! Мне с тобой?

— Справимся. Они оба уже были на Тропе без подготовки, без инструкций, и выжили. Второй раз для них это так, лёгкая прогулка. К тому же они в костюмах.

Тропа, Техаон 11, 163 г., 22:10

— Вам легче? — Майер шепнул ей на ухо. Когда сидишь на Тропе, она не такая страшная. А когда лежишь, особенно. «Странное место, очень странное. Откуда у Маэра проход сюда?».

— Да. — Она не сразу решилась отпустить его. — Я так испугалась, выхожу — вас нет, Каэна нет и этот шёпот. Что с Каэном?

— Он исчез. Я положил его на Тропу, отошёл на шаг, и он пропал. Надеюсь, Умник знает, что делает. Что ещё за шёпот?

— А вы встаньте и помолчите!

Майер повиновался. И точно, словно вкрадчивый голос что-то шепчет на непонятном языке.

— Идёмте. — Тевейра подёргала его за руку. — Помогите одеться! Мы тут с ума сойдём, надо уходить! Умник рассказал мне, как это сделать!

Стемран, Лес, Аванте, Техаон 11, 163 г.

Она сама не помнила, как добралась до места. Камшер оказался рядом, до него было шагов тридцать, но это были очень непростые шаги. Каэн сидел с ней в салоне, смотрел на неё молочно-белыми глазами, в которых не было зрачков, и молчал, и начинал пододвигаться ближе, лез руками. Пробовала оттолкнуть его — он таял и исчезал, и появлялся в другой части салона. А на панели управления ничего не было, никаких сенсоров, нажимать не на что, всё куда-то делось. Аванте читала вслух, читала всё, что могла вспомнить. «Главное, не бояться, — говорила она себе, отталкивая вновь и вновь Каэна, который норовил сесть ближе и обнять, — не бояться, — повторяла она, — это всё ненастоящее, он ненастоящий, и я в машине одна».

Дверь отворилась и Аванте ринулась наружу, снова уворачиваясь от пальцев Каэна, а снаружи её ждали ещё несколько Каэнов, но ей удалось увернуться и добежать до камшера, и по голове словно ударили влажным полотенцем, раздался звон в ушах, а мысли пришли в порядок. Она обернулась — никого, «Сокол» стоит, дверца открыта, спокойная ночь кругом, Лес шумит и вздыхает, но это приятные вздохи. Аванте прижалась спиной к стволу, уселась, продолжая читать стихотворения, чтобы слышать только свой голос.

Ей показалось, что она закрыла глаза только на минутку. И кто-то осторожно потрогал её за плечо.

Вскрикнуть не вскрикнула, но вздрогнула.

Тевейра и Майер стояли перед ней в чёрных костюмах, только головы и кисти рук видны. Оба улыбались.

— Ави. — Тевейра помогла ей подняться. — С тобой всё хорошо?

Аванте помотала головой: «Нет».

— «Торнадо», это Умник, ответьте. — Голос Умника из салона.

— Ответьте ему, — попросила Тевейра, сама уселась рядом с Аванте и прижала её к себе. — Сейчас, моя хорошая, потерпи. Сейчас поедем домой.

— Майер, — услышали они. — Всё нормально, прошли без приключений?

— Почти. Потом расскажу. Аванте здесь, ей плохо.

— Я лечу в поместье. Возвращайтесь туда, это от вас к северу, машина знает дорогу. Горячая ванна, чай, массаж — я думаю, Тевейра знает, что делать. Не оставляйте её одну, это важно. Остальное на месте. Конец связи.

— Аванте, сможете дойти до машины?

— Нет. — Девушке было действительно плохо.

— Минутку. — Майер сделал пару неприметных движений, и костюм «стёк» к ногам Тевейры, стал снова ковриком.

— Сразу лучше, — поёжилась та. — Я в нём как в холодильнике. Несите её, я сейчас! Нет, спасибо, с этим я точно сама справлюсь!

Аванте было худо, но она сумела рассмеяться из последних сил. Майер поднял Аванте и понёс её. «Ну и ночка, — подумал он. — К Умнику у меня будет много вопросов, и лучше бы ему на все ответить».

— Не отпускайте, — попросила Аванте. — Не отпускайте мою руку. Вы хороший, — шепнула она, закрыв глаза.

— Айри, отвезите нас домой. — Тевейра забежала внутрь, бросила «коврик» на пол. — Не бойтесь, я посижу с ней. Всё хорошо, Ави, да? Мы уже домой летим, потерпи немного!

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 23:20

— Помогите! — Тевейра обернула Аванте в полотенце, той стало значительно лучше. — Несите её ко мне, в женскую половину. Потом сделайте чай, хорошо?

Тевейра уложила Аванте, и та сразу задремала, она поманила доктора за собой прочь из комнаты. Там обняла и замерла так.

— Вы бы справились без меня, — она говорила глухо. — А мы без вас нет. Я останусь сегодня с ней. Нет, я только выпью чаю, и всё. Я справлюсь.

— Что у вас было в планах на сегодня? — Доктор взялся за ручку двери. Тевейра тихонько рассмеялась.

— Не угадали. Гимнастика. Вы слишком мало двигаетесь, а вы мне нужны здоровый, я собираюсь жить долго и счастливо! Завтра утром я покажу вам нашу гимнастику. Мы с ней вместе покажем, если хотите. Поставьте чай на столик, хорошо? С вами, правда, всё хорошо?

«Лучше не бывает, — кивнул доктор. — Мне действительно не хватало чего-нибудь вроде Тропы. Только бы без смертей».

— Я верю Маэру. — Тевейра взяла его за руку. — Он не умер! Я верю, что всё это не зря! Если только будете думать о нём, говорите вслух: «Он жив и мы встретимся». Пожалуйста! Для меня!

— Обязательно, — поклонился доктор. — Всё, пошёл чай делать. Может, вам что-то ещё?

— Вас, — прошептала Тевейра, опустив взгляд. — Хотя бы мысленно. Хорошо? Всё, идите же, я нужна ей!

* * *

Он бесшумно поставил поднос с чаем, и Тевейра приподнялась с дивана, сейчас всё было наоборот, она лежала за спиной Аванте. Махнула рукой: «Спасибо, я вижу». Майер закрыл за собой дверь на женскую половину их с Тевейрой комнат и направился к камину. Потрогал кирпичи в нём — всё в порядке, никакой тропы, обычный камин. Надо растопить. Знобит что-то. Нервы.

32

Стемран, г. Стемран, Западная окраина, Чайный Домик, Техаон 11, 163 г., 23:20

— Я не очень понимаю, почему мы встречаемся здесь тайно. — Мерона смутно помнила остальных двух женщин. Те спровадили обслугу и остались за столом — чайные приборы, чай и крохотные печенья-бисквиты. — Я Мерона эс Тессан, Советник нынешнего правительства по вопросам экологии, сопредседатель Консервативной Партии.

— Я Тевейра Арэс-Таэр эр Тессорет эр Фаэр, — поклонилась одна из пришелиц — светлокожая, беловолосая, чертами неуловимо похожая на Майера. — Я представляла, до вчерашнего дня, Королевство Фаэр в комиссии по вопросам Стемрана.

«Такие же тонкие губы, глубоко посаженные глаза, орлиный нос, — невольно сравнила Мерона. — Тоже с гор, как и он», — решила она.

— Я Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан, — поднялась вторая, чернокожая и рослая, выше всех остальных на голову. А Мерона привыкла считать свои сто восемьдесят высоким ростом, разве что Майер немного выше. — Я младшая дочь Королевы, была её представителем в комиссии по вопросам Стемрана. Мы пришли сделать неофициальное предложение от Великих Домов Фаэр и Рейстан.

— Почему именно мне? — Мерона разлила чай как положено хозяйке, соблюдая все тонкости церемонии. «На этом вы меня не поймаете», — подумала она.

— Мы знаем, что губернатор прочит вас в градоначальники и предоставит вам очень широкие полномочия. — Аганте едва заметно улыбнулась. — Мы знаем также, что у вас есть дочь, Тевейра, очень благоприятное и благородное имя, — Мерона молча поклонилась, — и что ваша дочь родилась здесь, пользуется, как и вы, уважением сограждан и в состоянии иметь детей женского пола.

— Продолжайте. — Мерона уселась. Следующие три минуты все были заняты только чаем. Торопиться некуда: официальное чаепитие, если по всем правилам, редко длится менее трёх часов. Романтический ужин, ага.

— Мы также знаем, что вас поддерживает Тессерон. На самом высоком уровне, и это исключительно ваша заслуга, пусть даже поддержка неофициальная. — Мерона вновь встала и поклонилась. Они хорошо осведомлены. Это неудивительно, у дома Рейстан, точнее у всей империи Роан, где Рейстан лишь трижды не занимал трона, самая сильная разведка из ныне существующих.

— И я, и теаренти Тевейра Арэс-Таэр, — продолжала принцесса, — обе можем иметь детей женского пола, у нас хорошая репутация и на Шамтеране, и на Стемране. Скажу без ложной скромности, репутация заслуженная.

«Говори, говори, я не проявлю более нетерпения, — подумала Мерона. — Имперский стиль, подводить к вопросу, даже уже когда понятно, о чём речь, долго и понемногу».

— У вас был трудный день. — Снова вежливая улыбка на угольно-чёрном лице. — Я не стану напрасно тратить наше время, теаренти Мерона. Мы хотим участвовать вместе с вами и вашей дочерью в будущем Великом Доме Стемран.

Мероне не сразу удалось прийти в себя. Принцесса, похоже, иначе истолковала её молчание, поскольку продолжила с кивком.

— Вы знаете правила. У основательницы дома, или у первой её дочери, должно быть безупречное здоровье, возможность родить здоровую девочку и хорошая репутация в обществе. Если мы придём к согласию, то мы официально заявим о поддержке будущего Великого Дома Стемран и станем у его истоков. Мы хотим, чтобы в жилах дома присутствовала кровь Рейстан и Фаэр. Ваш дом, теаренти Мерона, три столетия назад отделился от Великого Дома Фаэр. Мы все здесь родственники, в достаточной мере дальние.

— Я не в состоянии иметь детей. — Мерона посмотрела в глаза остальным. — Значит, по правилам моя Тевейра практически не имеет шансов.

— Это так, — согласилась Тевейра Арэс-Таэр. — Нелепо скрывать, что мы с теаренти Аганте рассчитываем на то, что главой дома станет кто-то из нас с ней. Однако нам очень нужна поддержка населения, ведь дом — это его подданные, без них мы ничто. Вы с вашей дочерью, и её потомки будут занимать ключевые посты в доме, и мы подпишем официальные бумаги, где подтвердим, что следующей главой дома будет кто-то из ваших потомков. Теариан Майер Акаманте эр Нерейт — очень известный человек, и его участие очень поможет нам. Так же, как и поддержка уважаемого Маэра эр Темстар.

— Вы знаете официальное заключение, что моя дочь не может иметь детей от Майера Акаманте эр Нерейт. — Мерона посмотрела им в глаза.

— Мы это прекрасно понимаем, уважаем её и ваши чувства. Однако думаю, всегда можно найти выход из положения. Вы прекрасно понимаете, что поставлено на карту.

— Вы предлагаете мне, моим сторонникам и моей семье всю полноту власти на планете, в обмен на то, что вы вдвоём будете осуществлять политику Великого Дома Стемран.

— Совершенно верно. Однако вы понимаете, — принцесса улыбнулась, уже вовсе не формально, — что как только остальные дома признают Великий Дом Стемран, все наши с вами помыслы будут на благо нашего дома. Мы должны сотрудничать с другими домами, это необходимо, мы будем связаны родственными узами, это полезно, но если мы приходим к согласию сегодня, через несколько месяцев вы сможете сделать новый шаг в сторону независимости. Вместе с нами, в составе Великого Дома Стемран. — И принцесса, и Тевейра Арэс-Таэр поднялись и поклонились. — Мы относимся к вам и вашим соратникам с большим уважением. Мы уверены, что если бы вы не разрушили здешнюю базу роботов, под атакой вскоре оказались бы и Старый Мир, и все его колонии.

«Она сказала „Старый Мир“, — подумала Мерона. — Значит, она уже показывает мне свою лояльность».

— Вы хотите пойти против политики Комиссии. На какую силу вы хотите опереться?

— На силу наших домов, — спокойно ответила принцесса. — Мы в состоянии повлиять на многих членов Комиссии. Если потребуется, повлиять и силой. В разумных рамках.

— Я должна обсудить это предложение со своими коллегами и единомышленниками. — Мерона поднялась из-за стола. — В случае если моя дочь не сможет родить девочку, какое будущее вы нам оставляете?

— Ровно такое же. Вы или она можете удочерить любую достойную девушку, она будет иметь точно такие же права.

— Мы вас понимаем. — Тевейра Арэс-Таэр тоже встала. — Мы не афишируем эту встречу и объявим всё, когда вы дадите окончательное согласие. Простите, если поднимаю больную тему, теаренти Мерона, но без нашей помощи Великий Дом Стемран смогут увидеть разве что внуки вашей дочери. Простите меня за прямоту.

— Может быть, — согласилась Мерона. — Я дам ответ в течение недели.

— Мы одобрим любое ваше решение. — Принцесса поклонилась. — Мой дом, официально, категорически против этой моей инициативы, и если вскроются обстоятельства нынешнего разговора, я могу потерять и репутацию, и даже имя. Теаренти Тевейра Арэс-Таэр рискует не меньше. Вы знаете, что среди членов Комиссии за вами закрепилась репутация человека жёсткого и бескомпромиссного, и там настроены дождаться, когда вы покинете нас. Они надеются, что ваши преемники будут сговорчивее вас. Мы предлагаем компромисс, но ущемлены, и то временно, будете только вы и ваша дочь.

— Я крайне признательна вам за доверие. — Мерона поклонилась. — Да хранит вас Море.

— Да хранит вас Великий Лес, — поклонились её гостьи. Ещё пять минут, и Мерона осталась одна.

Она вздохнула, прижала ладони к лицу и надолго задумалась.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 01:45

— Чего не спишь? — Умник практически влетел на кухню. — О, чай, замечательно. Налей мне, старина, и быстро расскажи, что тут у вас творится.

Майер пересказал ему историю с картой.

— Плохо дело. — Умник поскрёб затылок. — Вообще её воспитанники — люди очень деликатные и достойные. Заметил, да? Чтобы он так вот сразу захотел убить себя — что-то тут не так. Они всегда стараются всё понять и признаться своим наставникам, а если доходит до смерти, то не делают это поспешно и болезненно.

— Давай уже о Тропе поговорим. Зачем я отнёс его туда?

— Откуда я знаю, зачем. Я тебя попросил, а дальше уж ты сам отвечай.

— Мне не до шуток, и время позднее.

— Тогда зачем ты тут со мной, а не там с ней? — Умник поднял взгляд. — Всё, молчу. Разозлился? Это хорошо, у тебя в таком состоянии котелок варит лучше. Вкратце, старина. Тропу я нашёл случайно. А теперь точно знаю, что нашёл не я один.

— Не тяни кота за хвост.

— Всё просто. Меня убили из-за тачки. Я, знаешь, не всех соглашаюсь подвозить. Так что ты говоришь с покойником. Не страшно?

— Рассказывай, Эри.

«Не разозлишь ещё раз, — подумал Майер, — не сможешь».

— Давай, свари кофе и рассказывай.

Стемран, Нулевой коридор, Умник, 144 г.

Он открыл нулевой коридор в Тегарон и провёл своего «Сокола». Вот что особенно ценно в Тегароне — так это их научные учреждения. Без денег не сидят, без реактивов и оборудования тоже. Умник быстро нашёл нужные связи. Его золотые руки в обмен на реактивы и аппаратуру по льготной цене. И всё. И все довольны.

Он так и не понял, откуда взялись те два парня. Может, увидели старика на древней машине, и решили покататься, забавы ради.

Умник редко брал с собой костюм и оружие; на Стемране стало удивительно спокойно, и Лес принял людей, отступил от освоенных ими территорий и стал позволять добывать свои ресурсы без особого возражения. Вот так и расслабляешься. Умник долгое время не снимал костюма, но уже через два года решил, что даже паранойя должна быть в рамках. Жизнь налаживается, спрос на его услуги огромен, надо работать. Мерона тоже ушла в работу, и они почти не виделись. Только поминали иногда Майера, и Умник не торопился рассказывать ей о том, что Майер всё-таки выжил. Причина была проста — после такой масштабной замены живой ткани на синтетику могут произойти изменения и в головном мозге. А если бы Мерона увидела парализованного Майера с расстроенным рассудком, то она бы преданно сидела с ним до скорого конца его дней, а потом сошла бы на нет и сама. «Пусть пока считает его мёртвым, — подумал Умник, — а если что, пусть Доктор сам её ищет».

— Папаша, дай покататься! — попросил парень. Он явно выпил, здешние студенты обычно вполне адекватны и не агрессивны.

Умник в вежливой форме, сказал ему, что не согласен. Его попросту выбросили из машины, и вот тогда он ответил в своём любимом стиле.

Он хорошо помнил, что его стукнули, и сердце почти сразу отказало. Вот так всегда: всех чинишь, а о себе порой забываешь. Больше Умник о себе не забывал и заботился о собственном теле с пристрастием.

Дальше он помнил смутно. Портал был уже открыт, но, видимо, оба парня сочли то, что видели по ту сторону, не более чем «глюками», и — это Умник уже потом восстановил — решили просто избавиться от тела.

— Прихожу в себя, — пояснил Умник, — и вижу Тропу, и обоих придурков с проломленными головами. Причём в руках у них булыжники, а на них ни капли крови. Сделал ещё шаг, вижу их двойников. Вот там кровищи было достаточно.

Умник бродил там часа три, уже рушилась крыша от шёпота, но Тропа всё время выводила к «давилке», так он её назвал. Коридор в толще скалы, широкий — самолёт пройдёт, и проносящийся иногда импульс. Умник провёл там почти сутки, запоминая интервалы между волнами, и понял, пока есть силы — надо посмотреть, что там, куда уносится волна, он выглядывал туда, видел далёкую стену, и пару раз ему показалось, что он видит коридор.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 03:20

— Ты уверен, что они тебя на самом деле убили в тот раз?

— Старик, уж такой клинической смерти никому не пожелаю. Уверен.

— Зачем отнесли туда Каэна? Он оживёт?

— Не вполне так. Там воссоздаётся его копия на момент смерти. За несколько секунд до того, как он умер. Судя по моим экспериментам. Если мозг у покойника ещё свежий, то может появиться двойник. Думаю, у Каэна процентов пятьдесят на пятьдесят, что вернётся. Я знаю, что ты хочешь сказать. Но пусть его попробуют уговорить. Если он снова решит уйти сам, ничего не объясняя, я его туда больше не понесу.

— А роботы эти, долина? Этот вход из камина? Ты уверен, что это будет Каэн, что с головой у него всё будет хорошо?

— Посмотри на меня. Я умирал так трижды. Потом. — Умник похлопал его по плечу. — Потом расскажу. Посмотри на часы, и быстро беги спать. Проснёшься, я расскажу. Вам всем. Ступай на боковую, я тут подежурю.

33

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 8:35

— Мне снится, да? — прошептал Майер. Солнце давно встало, вставать не торопят, а тут ещё такой приятный сюрприз…

— Да. — Тевейра прижалась к нему крепче. — Или нет, не помню. — Она рассмеялась. — Вас было не растолкать. Ой, прости, тебя. Готов к гимнастике?

— Что, прямо сейчас? — Майер уселся. И она уселась. И обоняние включилось, как по команде, и сразу всё, кроме неё перестало что-то значить.

— Нет. — Она посмотрела ему в глаза. — Нет, — повторила, в голосе прорезались сталь и хрусталь одновременно. Майера укололо иголочками по всему телу. Второй голос. Радуется, как девочка, которая тайком от мамы пробирается во двор, и пробует самое безотказное средство влияния на противоположный пол… Тевейра рассмеялась, прижала его к себе.

— Да, — шепнула она обычным голосом. — Но только когда сядет солнце! Нечего обижаться, просыпаться нужно, когда будят! Терпите теперь! Я же терплю! — и рассмеялась снова.

— Аванте ждёт нас там, в лесу, — указала она рукой. — Умывайтесь, переодевайтесь в спортивную одежду — и туда. Если вас там не будет через двадцать минут, я обижусь!

И умчалась к себе.

«Каэн, — подумал доктор и не забыл сказать ту фразу, вслух. — Точно, она меня дрессирует. А мне нравится. Почему это вдруг? И Аванте… я ведь знаю, что намекни она, и я бы не устоял. А она наоборот, всё остудила и успокоила, тактичная такая. Хорошие у тебя дети, Мерона».

* * *

Они в спортивных костюмах там были обе: и весело улыбающаяся Тевейра, и Аванте, которая при появлении доктора тоже засияла, пусть и смущаясь при каждом его взгляде. Костюмы очень походили на тегарскую одежду, а вот доктор облачился в то, что более всего напоминало «тефан нового времени».

Тевейра и Аванте взявшись за руки, поклонились ему. «Словно мы на ринге, — подумал доктор, — словно сейчас будут состязания». В руках у Аванте были… нет, не тарелочки — два бубна, каждый чуть шире её ладони.

— Встаньте напротив меня, — указала Тевейра. — Ави будет задавать ритм. Делайте всё, как я. Станьте моим отражением.

— И всё?

— Посмотрим, насколько вас хватит, — улыбнулась Тевейра, складывая ладони у груди. — Как только устанете, садитесь и старайтесь не двигаться. Готовы?

— Готов.

Тевейра поклонилась ему, Майер вернул поклон. А солнце уже пробивалось сквозь листву справа от них.

Аванте подняла бубны над головой, и прозвучало три резких, звонких звука. Тевейра подняла руки над головой, закрыла глаза и запрокинула голову.

И начался танец. Майер не сразу понял, что это танец.

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 11, 163 г., 9:00

— Всё, что я сказала, — Мерона обвела взглядом всех руководителей представительств партии, — является тайной. Любое нарушение её может самым пагубным образом отразиться и на упомянутых мной людях, и на мне самой. Наши оппоненты ждут любого повода, чтобы обвинить коллег по Комиссии в сепаратном договоре.

— Простите, теаренти Мерона, — поднялся седовласый делегат из Южного полушария. — Это выглядит именно как сепаратный договор. Если обе упомянутых персоны нарушили постановление собственной организации и предлагают нам помощь на столь необычных условиях, где гарантия, что в будущем они вновь не нарушат слова?

— Я получила доказательства, что обе персоны покинули Комиссию, потому что их шантажировали.

По-другому Мерона не могла расценить предоставленный ей секретный документ — меморандум, в котором всем членам Комиссии строжайше воспрещалось вести переговоры, в которых Стемран значился бы чем-то, кроме протектората, по сути — провинции, до принятия ключевых решений — предоставления одной пятой площади планеты под промышленные предприятия и военные базы бессрочно. И Аганте Аран-Лан, и Тевейра Арэс-Таэр были исключены из Комиссии, поскольку заняли «соглашательскую позицию», выступили за дословное соблюдение договора с Временным правительством самообороны Стемрана, созданным двадцать шесть лет назад, при котором Стемран своими силами справился с главной угрозой для людей на Стемране. Аганте приложила запись разговоров с председателем Комиссии — тоже секретный документ, из которого было очевидно, что налицо был самый примитивный шантаж. Они обе выступили за дословное соблюдение первоначального договора.

— Чем они нам теперь помогут, когда перестали работать в Комиссии?

— Они помогут, если более двух третей населения планеты примет их условия создания Великого Дома Стемран, если к тому моменту они обе сохранят все титулы и положение в своих домах.

— Мы проведём референдум, но две трети — это недостижимая величина, — покачал головой сопредседатель партии. — Возможно, мы могли бы победить, если бы вы или ваша дочь были объявлены главой будущего дома. Тогда были бы шансы. Я прекрасно знаю, что сделает любая из них, став главой дома: даст обоим домам возможность использовать ресурсы Стемрана на очень льготных условиях. Только Рейстан и Фаэр сообща могут выкрутить руки Комиссии и добиться положительного решения в любой момент. Только у них вместе абсолютное большинство сторонников. Мы снова окажемся в зависимости, и непонятно, какая хуже. Есть вопросы? Тогда прошу голосовать.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 9:02

Поначалу всё шло относительно легко — это, действительно, походило на одну из множества гимнастик, чуть-чуть на каждую, хотя Майеру не удавалось двигаться так же гибко и ровно, как Тевейре. На лице той отражалась сосредоточенность, её движения были чёткие и плавные, по-кошачьи изящные, но не прошло и пяти минут, как Майер стал ощущать, что ему не хватает дыхания, а минут через десять он стал откровенно задыхаться. Он сел прямо на землю, но не мог отвести взгляда от танца-гимнастики Тевейры. Сложный ритм, то пяти-, то трёхстопный. А после того как доктор выбыл, Аванте, встала слева от Тевейры и принялась исполнять всё то же, не выпуская бубнов из рук, и не переставала играть всё тот же ритм. На Майера накатывали одна за другой горячие волны, и серебряные иглы вонзались во всё тело, его то переполняла жуткая, неукротимая энергия, то накатывало почти бессилие. Тевейра почти замирала, опускалась наземь и садилась на шпагат, и вдруг легко и изящно поднималась, кружилась, словно фехтовала с множеством людей сразу, и ритм заполнял собой всю вселенную.

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 11, 163 г., 9:13

— Двадцать три голоса «за», двадцать пять «против», — сообщил секретарь.

— Мне очень жаль, Мерона. — Сопредседатель поклонился. — Конечно, вы можете выступить как частное лицо, но тогда вам придётся выйти из партии, и мы не гарантируем вам поддержку.

— Я рискну пойти против воли собравшихся. — Мерона не колебалась. Интуиция ещё вчера подсказала её очень, очень опасное решение, но альтернатива — ещё лет пятьдесят позиционной войны, после чего все ветераны вымрут, и иммигранты станут большинством населения, а мечту о Великом Доме можно будет похоронить.

— Смотрите! — Секретарь указал на крохотный кустик чайной розы — горшочек с ним традиционно ставят на стол перед совещаниями. Он на глазах позеленел, выпрямился, выпустил несколько новых бутонов, которые распустились на глазах присутствующих.

— В окно! Посмотрите в окно! — раздались другие голоса. Мерона подошла к окну, и заметила, что парк на глазах превращается в цветущую поляну. Люди, только что бродившие там, замерли, наблюдая за метаморфозой.

— Смотрите, там! — указали все. Мерона открыла балкон, который выходил на парк, и она первой увидела это. Рождение камшера. Он появился среди парка, на ровном поле, где даже цветов не было, только трава, газон.

— Там люди! Люди собираются! — Сопредседатель явно не верил тому, что видит. — Их там сотни!

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 9:14

Тевейра замерла в той же позе, в которой начала упражнения — чуть прогнувшись назад, руки сомкнуты над головой, рот приоткрыт, глаза закрыты. Она пропела несколько нот, и доктор явственно ощутил всю мощь её второго голоса — внутри зажглось такое пламя, что разум с трудом контролировал тело. Тевейра засмеялась и опустила руки.

— Совсем даже неплохо для начала, — похвалила она. Аванте подбежала, схватила её за руку.

— Вейри, смотри!

Тевейра оглянулась, вздрогнула. Цветы. Самые разные лесные цветы прорастали на глазах, выпускали бутоны, раскрывались. И такое творилось вокруг, захватывало всё большую территорию.

— Что это? — прошептала Тевейра, усаживаясь рядом с Майером. — Что это?!

Они смотрели, и смотрели, и не могли отвести глаз.

Умник подбежал к ним, держа в руке газету — складной проектор, то есть.

— Я видел. Но вы сюда посмотрите! Смотрите, что происходит в столице!

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 11, 163 г., 9:16

Камшер вырос примерно метров до двадцати, и пара шишек успела созреть и отправиться в полёт. А вокруг уже были тысячи людей и смотрели не на совершающееся чудо — смотрели на Мерону. А та развела руки в стороны и поклонилась. И все до единого люди внизу поклонились ей в ответ.

— Теаренти Мерона, — услышала она из-за спины. — Я поддерживаю вас.

И ещё голос, и ещё, и ещё. Минуты через две все до единого делегата поддерживали её.

— Потрясающе, — заметил сопредседатель. — Это знак. Лес на вашей стороне, теаренти Мерона. На вашей и на нашей. Если Лес примет их обеих, мы поддержим соглашение и проведём референдум.

— Мне нужно увидеть мою дочь и поговорить с остальными, — решила Мерона. — Готовьте проект обращения к народу. — Сопредседатель кивнул. — Никаких комментариев для прессы! Только один: мы считаем благоприятным, что Лес встретил цветами момент, когда мы приняли важнейшее для нас и наших сторонников решение.

— Вам нужно спуститься к ним. — Секретарь указал в сторону площади. — Они ждут вас, теаренти Мерона.

— Уже спускаюсь. — Мерона взяла сопредседателя за руку. — Будьте крайне осторожны, Эрвин.

34

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 10:45

— Устроили вы представление. — Умник почесал затылок. — Там весь Институт на ушах стоит.

— Почему это «мы»? — поинтересовался Майер. Они битых полчаса смотрели на то, что передавали на всех трёх телеканалах — и везде одно и то же, кругом расцветала земля, подрастали деревья, а плантации кофе на плато Айшер — один из главных источников дохода Стемрана — успели дать урожай за это утро. От цветения до созревших плодов — всего час! То же случилось и во многих садах.

Они бы и дальше смотрели, но Тевейра очнулась первой и прогнала всех в душ.

Потом был завтрак, но на уме у всех были вовсе не кулинарные таланты хозяина.

— Пройдите в кабинет и увидите, — усмехнулся Умник. — Кольца, Майер. Очень мощные подземные кольца, я таких пока не видел. Знаешь, что странно? Бòльшая часть их не излучает в привычном радиодиапазоне. Есть радиосигналы, но очень маломощные, откуда у них такая синхронность, я не пойму. Всё сфокусировалось в пяти местах планеты. Одно — поместье. Второе — парк на площади Свободы. Третье — возле входа в нулевой коридор. Четвёртое — там, где была база роботов. Самое интересное пятое место. Оно мне ничего не говорит, это в нашем полушарии, почти напротив Института Биологии. Там ничего нет. Лес как Лес.

— База, — повторил Майер. — У меня мурашки по коже. Так, минутку, дай с мыслями собраться.

— Попробуй, — пожал плечами Умник. — Эфемеры уже не справляются. Запасных-то у меня нет, а эти понемногу, но ломаются. Столько лет уже летают, а кто будет чинить?

— Айри. — Тевейра прикоснулась к его ладони. Аванте поднялась за её спиной. — Пожалуйста, зайдите ко мне, как только сможете. Эри, спасибо вам огромное, всё было очень вкусно! Скажите, только честно, мы увидим его?

Умник сразу понял, о ком речь, а Майер догадался не сразу.

— Я оставил там три эфемера с копией записи. — Умник посмотрел в глаза Тевейры. — Простите. Это было безумием, у меня есть данные только на основании опытов с животными и «болванами». Ну и свои три случая.

— Нет. — Аванте тут же возразила. — Не безумие. Пусть расскажет, почему он так сделал. Но если он не найдёт другого выхода, его никто не станет останавливать во второй раз.

Тевейра потянула её за руку.

— Поговорим об этом чуточку позже, — попросила она. — Айри, зайдите к нам, ладно? Это ненадолго.

— Ох уж эти девушки, — Умник вздохнул, — всё бы им секретничать. Дай-ка и я малость посекретничаю, старина. Пошли, пошли. Ко мне в операционную.

— Это зачем?

— Боишься, что ли? Правильно боишься, но сейчас мне тебя вскрывать недосуг, потом как-нибудь.

— Трепло, — безнадёжно махнул рукой Майер, следуя за хозяином поместья.

— Да, трепло. Тут просто, старик: или ты относишься ко всему с юмором, или сходишь с ума. Я предпочёл юмор. Вон туда, будь любезен.

Умник некоторое время перебирал карты с записями.

— Вот это то, что ты принёс мне из Института. Я, не поверишь, уже собирался менять тебе всю синтетику. Кстати, это уже не так больно, прогресс на месте не стоит. А теперь смотри внимательно. — Умник дал запись и вооружился указкой. — Вот это твоё состояние два месяца назад. А ты думал! Конечно, я получаю копии заключений, ты ж мой пациент. Вот это я снял, пока ты тут валялся в отключке после кольца. А вот это вчерашние снимки.

— Этого не может быть, — только и смог выговорить Майер.

Умник осклабился.

— Впечатляет, да?

Ещё бы не впечатляло. До приезда в Стемран у Майера было восемьдесят три процента не своих тканей. У него была синтетическая, которая всем хороша, но подлежит обязательной замене не более чем через двадцать пять лет (износ, искусственные клетки тоже имеют срок жизни) и регенерат, которая отличалась от синтетики только тем, что выращивалась из тканей самого пациента. Регенерат требует ежегодной проверки, он портится быстрее, но его заменить проще, да и пользоваться приятнее. А сейчас Майер видел, что основная масса синтетики превратилась во что-то другое. По-другому отображается.

— Синтетика преобразуется в настоящие ткани, старина, — пояснил Умник. — Сначала в прототкань, как бы в регенерат, а потом она дифференцируется. Скажу сразу, как только начнут прорастать настоящие нервные окончания, тебе будет больно.

— «Как только»? Ты уверен, что будут? И… как синтетика может превращаться в регенерат и так далее? Это же в принципе невозможно.

— В принципе, — пояснил Умник. — Но у тебя в крови я нашёл следы занятнейшего вещества. Не сразу понял, что это. Угадаешь?

— Меня ждут, давай говори уже.

— Подождут немного. Это «молоко». Та странная река, которая у нас под ногами. Главный секрет Леса.

Майер быстро соображал.

— Когда меня схватило кольцо, оно…

— В точку. Растворило всё неживое, что было на поверхности и покрыло тебя тем самым «молоком». Как оно попало в кровь, не знаю. Вот смотри, — Умник приблизил часть проекции, — тут у тебя постепенно формируется печень. Заметь, вся синтетика окружена тонким слоем, видишь, как светится? Это «молоко». Ты, главное, как цвести соберёшься, предупреди — я ботаников приглашу.

— Да пошёл ты со своими… — Майер вскочил на ноги. — Представляю, что скажут там, в Институте.

— Да ничего они не скажут. — Умник напустил на себя виноватый вид. — Там у меня надёжный человек. В общем, мы малость подменили там запись. Ты там у нас просто живой и здоровый, местами синтетика уже пошаливает, менять пора её, но никакой мистики. «Молока», то есть.

— Я ошибаюсь, или это всё ещёпреступление?

— А как же. — Умник поправил очки. — Ты, может, и забыл, а я помню. Ты теперь шишка, ну почти как твои прекрасные дамы или я, скажем. Если пройдёт хотя бы слух об этой регенерации и том, что у тебя в крови, я тебе не завидую. В Комиссии Леса боятся как чумы, и хорошо будет, если тебя просто посадят в клетку до конца дней, и будут там изучать.

— Понятно. Ты можешь хотя бы примерно сказать, чем это может кончиться? Ты же у нас протезист.

— Понятия не имею. Печень у тебя уже другая. Выглядит не вполне так, как природная, структура тканей необычная, но это уже твои собственные клетки. В других местах идёт тот же процесс. Где-то быстрее, где-то медленнее. Просьба: ляг сейчас на пять минут вон туда, я сниму новую запись. И до конца дня не задерживаю.

— Кстати, — окликнул его Умник уже на пороге. — Мерона звонила. Она летит сюда, у неё какой-то важный разговор. Ты мобильник-то с собой носи, а?

* * *

— Заходите. — Тевейра заперла за ним дверь. «Очень уж бодро она выглядит, — подумал Майер, — цикл так быстро не кончается».

— Айри, можно попросить вас осмотреть Аванте?

— В смысле? — не понял Майер. — У Эри там, наверху, хороший диагност. Так намного лучше.

— Нет, просто осмотрите. — Аванте спокойно стояла у окна, спиной к остальным, как будто не слышала, что речь о ней. — Вы вчера были с ней совсем рядом, — улыбнулась Тевейра. — Помните её состояние?

— Спокойная фаза. — Майер чуть не пожал плечами. — Я бы сказал, от четырёх до пяти недель до вступительной фазы. Не инициирована.

— Четыре с половиной недели. — Аванте повернулась. — И это всё вы определили, не прикасаясь?!

— Шестьдесят с хвостиком лет практики, — пожал плечами Майер.

— Осмотрите её сейчас, — попросила Тевейра. — Ой, простите. Ави?

— Осмотрите меня, доктор. — Аванте прошла к постели. — Я разрешаю. Раздеться?

— Достаточно головы, кистей рук и живота, — Майер направился в ванную, вымыть руки. — Честное слово, проще было бы…

— Ну не ворчите! — Тевейра протянула ему полотенце.

Майер склонился над Аванте. Та лежала, прикрыв глаза, едва заметно улыбалась.

— Что за… — Майер выпрямился, но тут же взял себя в руки. За три минуты осмотрел голову, заглянул в глаза, прикоснулся к нескольким точкам на животе и прислушался к ощущениям. Датчики многое искажают, но он уже привык.

— Начало третьей фазы. — Майер поднялся и отошёл. — Но пигментация цела. Вас инициировали?! Но кто?

Тевейра протянула ему салфетку.

— Этим я протирала ей голову, — пояснила она. — Ночью. Очень тяжело всё проходило, спасибо вам за чай. Я без него сама бы свалилась.

Доктор, как в тумане, принял салфетку, осторожно поднёс к лицу.

Трудно не узнать свой собственный запах.

— Выходит, это я. — Майер смотрел, как Тевейра помогает Аванте одеться. — Хотя я не прикасался к… Я читал про такие случаи, сам никогда не видел. То есть… простите, дайте мне минутку!

Они переглянулись и кивнули. Аванте положила голову на плечо Тевейры и закрыла глаза.

Майер закрыл за собой дверь на мужскую половину. Нет, столько событий подряд, у кого угодно ум зайдёт за разум. Это сейчас послабление нравов, и нетронутую девушку не сопровождает уже познавшая эту часть жизни компаньонка. По традиции, Майеру предстояло сделать выбор: «Земля, Луна или Ветер», иными словами — объявить, кем он считает Аванте после этого — дочерью, любовницей или… никем. Выбери он «никем», и, как минимум у него на родине, девушку, от судьбы которой он отказался, ждёт жизнь без имени и репутации.

Хватит, Майер, не копайся в себе! Что случилось, то случилось, надо жить дальше.

Он вернулся. Они так и сидели, Тевейра гладила подругу по голове, и видно было, той снова нехорошо.

— Земля, — поклонился Майер. — Я выбираю землю. Аверан, вам нельзя вставать!

— Спасибо. — Тевейра помогла Аверан дойти до него. Аванте едва сумела поднять руки, чтобы обнять Майера. Ого, какая температура! — Спасибо, Майер.

Они вдвоём проводили её обратно.

— Оставьте нас. — Тевейра мягко, вежливо отодвинула доктора от постели, ладонью в грудь. — Я знаю, что делать.

35

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 16:30

Сам не зная, почему, Майер выбрал для работы библиотеку Умника. По библиотеке видны характер и привычки хозяина. Книги на местах, хотя и без особой системы. Все в прекрасном состоянии. И много справочной литературы по Лесу, как открытой, так и не очень.

Майер посмотрел тексты последних нескольких статей. «Всё, вот эти три надо стереть, последние события в Лесу в которых он сам участвовал, опровергают некоторые его предположения. Так. А вот эту можно подправить», — Майер надел «болталку», гарнитуру для восприятия мысленных команд, и принялся ходить по помещению, обдумывая вслух и записывая самые интересные выводы. Писатели и режиссёры оценили этот прибор по достоинству. Особенно в сочетании с опережающей развёрткой, когда текст можно заставить всегда быть перед глазами.

— Трудишься? — Умник заглянул в библиотеку. — Отлично, мне тоже помогает. Слушай, старина, пойдём, мозгами вместе пошуршим. Рони будет через час, а я хотел без неё кое-что обговорить. Кофе, чай? Может, девушкам туда что нужно?

— Им чай. — Майер чуть не хлопнул себя по лбу. Тевейра не может отойти от Аванте, раз у той всё настолько впервые. — Медовый, с мятой. И ромашку, во втором чайнике. — Оба очень помогают при тяжёлом протекании цикла.

Умник не зря зовётся Умником.

— Ты её инициировал? — поинтересовался он. — Простая дедукция, старина. Теперь ты в форме, слов нет. Эй, не вздумай крик поднимать. Я же не осуждаю. Ты ведь её пальцем не тронул, верно? Пошли на кухню.

— Верно, — признался Майер.

Как Умник успевает следить сразу за тремя поставленными на плиту кастрюльками?

— Начнём здесь. — Умник пододвинул поднос и поставил на него два чайника? салфетки, чашечки. — Тот жмурик, которого вы заметили в проходе. Две новости, хорошая и плохая.

Умника проще убить, чем заставить обходиться без таких вот штучек. «Я учусь терпению», — подумал Майер.

— Давай с хорошей.

— Она же и плохая. — Умник перелил содержимое одной из кастрюлек в чайник, выловил случайно упавшие листики травы. Эстет. — Если этот человек — хозяин записок в сумке, то мы в большой… — Умник оглянулся. На кухне они одни. — Глубоко в анусе, друг мой. Помнишь ту самую базу, мир её праху? Наши вояки делали ноги оттуда с такой скоростью, что забыли половину архива. Так вот. Дежурный, которому я дал удрать, родственник покойника. Имя я записал. А покойник среди тех, кто считается пропавшим без вести во время заварушки. Я поинтересовался. Осторожненько так. Так вот, дружище: нужно забрать всё остальное, да покопаться.

— Сам забирай, — содрогнулся Майер. — Он там четвёртую неделю гниёт.

— Пожалей старичка, а? Я тебя на два года старше, имей совесть.

И Майер расхохотался. Нет, он заржал, самым неприличным образом.

— Хорош ржать. Неси давай. — Умник повернулся, держа в руках поднос. — Я здесь буду, кофе пока нам разолью.

* * *

Тевейра открыла дверь, словно ждала прямо за ней. Улыбнулась, приняла поднос и глазами попросила — не входи. Майер дождался её снаружи.

— Спасибо, — прошептала она. — Думаешь, почему я сама всё ещё держусь? Это наша гимнастика. Только маму не расстраивай. Скажи ей правду. Всё. — Она поцеловала его. — Иди, я справлюсь сама.

* * *

— Так вот. — Умник показал в угол комнаты, там стоял баллон с бальзамом, которым сохраняли тела при необходимости долгой транспортировки. — Пользовался? Это просто. Надеваешь маску и поливаешь синей пеной. Минут через пять, когда пена осыплется, заливаешь красной. Ждёшь ещё десять минут. Останется только упаковать в мешок. Запаха уже не будет, а смотреть можно и в сторону. Я бы пошёл с тобой, но мне лучше за выходами с тропы следить. Наш молодой друг может объявиться.

— Эри, простой вопрос. Что будет, когда всё это откроется? Вы молодцы, что четверть века держали всё в тайне, но теперь начинается большая политика, соваться будут всюду.

— Простой ответ — что будет, то будет. Старина, тропа и нулевой коридор открываются только тем, кто там уже был. Знаю, знаю, что со спутника можно засечь, но я тоже не пальцем сделан, прикрыл, что мог. Какие есть предложения? Не соваться и ждать, пока оттуда припрутся гости? Раз вы увидели базу, гостей можно ждать в любой момент.

— Что такое «тропа», ты можешь сказать?

— Не люблю рассказывать дважды, — Умник почесал затылок, — но, похоже, придётся. Ладно, слушай.

* * *

После своего чудесного «воскрешения» Умник исследовал себя самым тщательным образом. Наитщательнейшим. Побывал даже у психиатра, сумел погулять с Мероной в парке. Все воспринимали его нормально, как того же самого Маэра эс Темстар.

Прошёл не один день, прежде чем он попал на Тропу снова. Она открывалась в нулевом коридоре, но только тогда, когда Умнику кто-то угрожал. Это удалось установить случайно, и Умник чуть не выдал тайну коридора; «с той стороны» коридор открывался в парке университетского городка, а студенты тоже люди, и иной раз ищут уединения в чаще по разным причинам.

Он пошёл на Тропу, как в последний бой. Не сразу понял, что оружие туда нести нельзя. Но вовремя догадался, прежде чем Маэр-двойник вышиб себе мозги. Отчего-то ему стало ясно: вышибет — и наступит конец обоим. Умник навсегда запомнил, что стало с теми студентами.

В первую долгую вылазку он забыл взять с собой хотя бы один эфемер. Смешно звучит, но — забыл. Он чуть не спятил от постоянного шёпота, от тумана, и от того, что все пути приводили его к «давилке». После первого раза он отделался лёгкой контузией, но конечно, у него взыграло любопытство, ему до смерти захотелось понять, что это такое.

Он стал ходить по Тропе всё чаще. И вот пришёл день, когда он увидел, что Тропа вывела его — оборвалась — у незнакомой местности. Долина. И в этой долине не так давно — хотя трудно понять точно когда — была война. Он увидел характерные аппараты, которые видел на базе роботов на Стемране.

* * *

— У тебя есть гипотеза, откуда они? — поинтересовался Майер. Как время пролетело! Мерона вот-вот пожалует. А с Тевейрой и Аванте всё в порядке. Майер не знал, откуда эта уверенность. Просто был уверен.

— Наши всё уничтожили, — пояснил Умник. — Настолько тщательно, что наводит на мысли. Только кретин уничтожает все следы противника, ведь непонятно, откуда тот взялся, и когда снова свалится на голову. Но кое-что я могу показать. Идём.

Они опустились куда-то в подвал, прошли мимо винного погреба, Умник открыл ржавую неприметную дверь со старинным висячим замком и снова направился вниз.

Комната — почти правильный куб, шагов десять в поперечнике. Сухой, едва переносимый воздух, серые стены, люминесцентный свет. Умник достал из кармана пульт.

— Что-нибудь видишь? — поинтересовался он. — Нет, просто осмотрись.

Ничего. Майер честно и смотрел, и принюхивался. Пусто.

— Главное, без паники, — посоветовал Умник и прикоснулся к сенсору.

С пола поднялось, окрашиваясь в иссиня-чёрный цвет, облако в форме эллипсоида вращения. Терминатор. Майер едва поборол старые, спасавшие не раз рефлексы.

— Спокойно, старина. — Умник указал на стены. — Тут кругом магнитные пушки. Если что, он сгорит. Успокоился? Отлично. Сделай вот что: протяни к нему руку и представь, что рука ранена. Представь себе обширный порез, сможешь?

Майер не сразу поборол дрожь, но представил. Терминатор выпустил в его сторону хобот, и… обтёк руку Майера, покрыл непроницаемым слоем, рука стала словно отлитая из стали. Руку погладили почти нежно, затем Майр ощутил покалывание, ещё секунда — и «хобот» втянулся в облако.

— Впечатляет? — усмехнулся Умник. — Я думаю, старина, это спасательный робот. Не терминатор, а именно спасатель. Которому задали другую программу поведения. Это всего лишь гипотеза, понимаю. Я не очень пока научился общаться с ним, только и умею, что заряжать его и показывать простые фокусы. Сложная машина, а я в них не спец.

Умник прикоснулся к другому сенсору и терминатор, или что это было, сгустился в холмик посередине комнаты, растёкся и… исчез. Как и не было.

— Где ты его взял?

— Он меня сам нашёл. На Тропе.

Мелодичный звонок.

— Мерона приземлилась, — пояснил Умник. — Потом продолжим. Нет, она про него не знает. Никто не знает. Я уже думал иногда, что он и мне приснился. Но судя по твоему лицу, нет.

36

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 11, 163 г., 19:10

— Что-то ты припозднилась. — Умник энергично пожал ей руку. — Случилось что?

— Нет, по делам съездила заодно. Майер, идём к Тевейре. Эри, ты не…

— Ужин через полчаса, — отозвался Умник, надменно глядя на гостью. — Просьба не опаздывать.

Мерона расхохоталась.

— И почему я люблю тебя, зараза?

У Умника отвисла челюсть. Или хороший актёр, или…

— Майер, ты слышал? Или мне померещилось?

— Померещилось. — Доктор взял Мерону под руку. — Не бойся, это просто показалось.

— Сразу легче стало, — признался Умник. — Нельзя же так пугать! Всё, ступайте, ступайте, нечего глазеть.

— Мерона, я должен кое-что рассказать. — Майер остановил её за руку, когда они поднялись по лестнице. На лице у Мероны появилось то самое выражение, когда надо бежать от неё прочь — чем дальше, тем лучше. — Вот что…

И рассказал.

Мерона вздохнула и закрыла глаза.

— С тобой не соскучишься. Тевейра с ней? Хорошо, иди к себе и дождись нас. Ладно, — улыбнулась она, — я не сержусь. Иди! — и поцеловала его.

* * *

— …я думаю, этим шансом нужно воспользоваться. Но у вас с ним всё должно быть, как считается правильным. Ясно?

— Да, мама, — глухо отозвалась Тевейра и… опустилась на колени. И заплакала. Мерона опустилась на колени рядом и заплакала сама, обняв дочь за плечи.

Майер почувствовал себя настолько лишним, что предпочёл удалиться сам.

* * *

— Держи. — Умник поставил перед ним стаканчик с чем-то прозрачным. — Гихоири, — пояснил Умник. — Настоящий. Контрабанда, само собой. — Дикий картофель гихои водится только в Старом Мире, и не едят его по одной простой причине: он содержит слабый, но забористый галлюциноген. Но вот самогон из него гнали охотно, и даже выпускали вполне легальные виды спиртного. Где почти не было нужных токсинов, их заменяло воображение.

— Не сейчас. — Майер отодвинул стаканчик. И без спиртного тошно.

— Понимаю. — Умник снял очки и выпил сам. — Не поверишь, старина, пока вас тут не было, понимал раза по три в сутки. Уйдёшь, бывало, на Тропу, и как бы легче становится. Знаешь, что? Пойди погуляй. Я буквально. Поброди вокруг поместья, песню-другую спой. У тебя ж вроде голос был. Будет настроение выпить — заходи. А я пока с ужином закончу.

* * *

Умник посмотрел на часы. Если и через пять минут никто не придёт, придётся разогревать, а это уже профанация.

— Ладно, — пожал он плечами. — Буду давиться сам. Ваше здоровье! — поднял он ещё один стаканчик картофельного самогона. — Не пойму я, что вам ещё нужно… — махнул рукой, и сел за стол. Но аппетит почти немедленно пропал.

* * *

Мерона спустилась к нему в кабинет почти ровно в полночь. Выглядела неважно — глаза заплаканные, чёрные круги на каждом. Очки печали. «Ей бы радоваться», — подумал Умник. Но предпочёл помалкивать.

— Эри. — Она остановилась за шаг до его стола. — Хочу напиться до зелёных слонов. Составишь компанию?

— Именно до зелёных? — Умник поправил очки. — Идём. С меня причитается романтическая прогулка, верно? Да не бойся, буду молчать, как две рыбы.

Слабая улыбка на её лице.

— Сиди здесь, — распорядился Умник. — Я сейчас.

Тропа, Техаон 12, 163 г., 0:25

— Эри, ты гений, — призналась Мерона. Раньше шёпот Тропы её пугал, а теперь успокаивал. — Я тут была всего три раза, и всякий раз было всё страшнее. А сейчас как домой пришла.

— Если откровенно, — Умник поправил и без того безупречно сидящий галстук, отхлебнул из бутылки и передал её Мероне, — это меня и пугает. Здесь постепенно всё больше чувствуешь себя как дома. Нам направо. Ты заметила, что тропа становится всё шире?

— Да, раньше тут одному было трудно пройти, а теперь гуляй хоть втроём, — согласилась Мерона.

— Нет, я не об этом. Выходов становится всё больше. Ты хотела зелёных слонов? Тогда поворачиваем направо. Осторожно, тропинка узкая. Не бойся, это мой эфемер, дорогу патрулирует.

— Ничего не пойму, — признался Умник, когда они вышли к одному из тупиков Тропы. Сразу за ним был выход на бескрайнюю, плоскую как стол равнину. Не так давно там был причудливый, но красивый пейзаж — деревья, или что-то аналогичное, небывалое и притягивающее взгляд, низко плывущие облака, птицы и прочее. Сейчас — просто равнина, пыль, которую гонит равнодушный ветер, серость и уныние. И серое небо над головой.

— Невесёлое место, — согласилась Мерона.

— Тут было совсем по-другому, — пояснил Умник, допил то, что оставалось в бутылке, и запустил ею вперёд.

Чёрно-серое облако поймало бутылку, когда та была ещё в полёте — облако, собравшееся прямо из воздуха. Облако рассеялось, лёгкая стеклянная пыль просыпалась наземь.

— Великий Лес… — прошептала Мерона. — Что это было? Очень похоже на…

— Очень похоже, — сплюнул Умник. — Так, так, так… Эфемер туда проходит, но связь быстро теряется. А два раза я терял сам эфемер, не был даже уверен, что тот самоуничтожился. И всё начало происходить в последние несколько месяцев. А теперь я ещё знаю, что сюда попадают и другие. В давилке наши друзья нашли покойника. Одного из тех, кто еле смылся тогда с базы. Понимаешь, что это значит?

— Альянс решил не самораспускаться, а начать свою игру, — тут же отозвалась Мерона. — И если мы заявим об этом открыто…

— …это будет лучшим поводом объявить на Стемране военное положение, и про все свои планы можете забыть. Ещё лет на сто сможете забыть.

— Эри, но что мы сможем сделать сами? В Шайке были только биологи, врачи. Ну хорошо, ты освоил кое-какую электронику, научился делать плотных призраков, прочие мелочи. Тут нужны высококвалифицированные кадры в самых разных областях… — Она осеклась.

— Да, — согласился Умник. — И именно их ты и готовишь. Скажи честно, Рони, как это случилось? Ты же занималась вакцинами и трансбиотикой, а потом вдруг ушла в мистику, и стала срочно учить множество молодых дарований.

— Пошёл ты, — отмахнулась Мерона. — Мистики нет, есть знание. Мистика — для остальных. Я тогда гуляла по Лесу… — Она снова осеклась.

— И пришла в голову идея? Верно?

— У тебя что-то такое же? — тут же поинтересовалась Мерона, глядя Умнику в глаза.

— Вроде того. Стоишь, бывало, под камшером… Только не обижайся, но думаю, Майера сюда тоже позвал Лес. Во всех смыслах. Мы стали его, в смысле Леса, иммунной системой. Такова моя гипотеза. Осталось притащить сюда остальных двух старичков и проверить.

Мерона молчала, морщины легли на её лоб.

— Можешь, конечно, дать мне по морде, Рони, но думаю, что Лес организовал всё то, что там у Майера, у твоей дочки и её подруги. Майеру нужна среда, чтобы работать эффективно. Мы же все знаем друг дружку как облупленных. Ему нужно, чтобы его без ума любили десятки умных женщин. А ты бы бросила всё, и жила с ним, и занималась бы только им и собой.

Мерона от души дала ему в челюсть. Умник устоял, но отошёл на шаг.

— Я прав? — Он говорил, как ни в чём не бывало. — Врежь ещё раз, если поможет, но ответь. Здесь нас никто не слышит.

Мерона бросилась, и обняла его.

— Прости, — проговорила она. — Я… не знаю, только прошу, не говори пока ничего, дай мне в себя прийти.

Умник улыбнулся, похлопал её по спине и прижал к себе.

— Я счастлив, Рони, — сообщил он. — Вот не было бы счастья…

— Трепло, — добродушно отозвалась Мерона. — Пошли отсюда. Загрузил ты меня, слов нет. Только помни, Эри, что это всё на самом деле. И девочка его на самом деле любит, и Майер тоже не ради постели с ней. И сейчас он там с ума сходит на самом деле, потому что не знает, как жить теперь. Всё по-настоящему.

— Да, — согласился Умник. — У нас всегда всё по-настоящему. Других в Шайке не держим. И дай уж я закончу свою мысль: и тебе, и ему лучше всего работается, когда вы на грани. Когда вот-вот чокнетесь от нагрузки.

— Ты прав. — Мерона тряхнула головой. — Лес, значит. Но если он, в самом деле мыслящий… Нет, надо обо всём подумать как следует. Мы же не марионетки, верно?

— Это может выяснить только сторонний наблюдатель. Я думаю, не марионетки, раз сумели допереть до всего этого.

— Эри. — Мерона снова обняла его. — Ты чудо. Хоть ты держись, а?

— Не беспокойся, от меня так просто не отделаться. — Умник сиял от удовольствия. — Давай-ка домой. Туда ещё час лететь — вдруг что случилось. Кстати, скажи хоть ты. Что там вчера было в парке?

— Что было, что было. Весна была по всей планете. Камшер вырос, всё зацвело. И… в общем, в течение дня в клинику было не попасть. Столько женщин в очереди ты ещё не видел.

— Что, их тоже пробрало? — захохотал Умник.

— Тебе смешно. А через девять месяцев куда нам девать пятнадцать тысяч рожениц? А кто будет работать через полгода?

— Устроила веселья Тевейра, — усмехнулся Умник. — Ладно, время есть, справимся, поди.

— Стоп, при чём тут Тевейра?

— Расскажу. Видел я, как она это делала. Ставлю что угодно, она и сделала. Она да Аванте с Майером.

* * *

— Жуткое место, — содрогнулась Мерона. — Вот уж точно давилка. Я заметила тело. Будем извлекать?

— Будем, — согласился Умник. — Не люблю вскрытия, а что поделать? Надо срочно понять, что же там творится. Стой, а где машина?

— Угнали? — Мерона вдруг развеселилась. — Всё когда-то случается впервые.

— Я этим угонщикам… — Умник добыл телефон, нажал пару кнопок. — «Сокол», это Умник, ответьте. — Пауза. — «Сокол», это Умник, я блокирую управление и возвращаю свой автомобиль. Что? Кто?? На. — Он протянул телефон Мероне. — Поговори сама.

37

Тропа, Техаон 12, 163 г., 0:15

Тевейра долго лежала, успокаивая Аванте, у той уже всё заканчивалось, но лихорадка проходила медленно. Аванте капризничала, совсем как маленький ребёнок, и Тевейра вспомнила саму себя, в детстве, когда проходили первые циклы. Как сама себя вела, и как терпеливо мама относилась к вспышкам своей дочери.

«Майер где-то в Лесу, — осознала Тевейра. — Пусть. Пусть придёт в себя, пусть перестанет жалеть себя. Сейчас им всем нужно побыть с самими собой. Всё устроится, нужно просто время. Как всё вместе совпало». Она потянулась. Цикл оборвался неожиданно, из-за стресса, а значит — скоро вернётся. Но несколько дней с ясной головой есть.

Она уселась. Аванте пошевелилась, но лихорадки у неё уже нет, да и спать теперь приятнее, за ночь Тевейра несколько раз переодевала подругу в новую ночную рубашку, как куклу, но уже вроде бы всё, лихорадка прошла, и Аванте сейчас совсем хорошо. А завтра, после гимнастики, всё станет отлично. «Если Майер признал её младшей дочерью, значит, она и моя дочь, — улыбнулась Тевейра. — Вот ведь как бывает… Он наш, — в который раз подумала она. — Майер тоже такой же, как мама, как я, как остальные её дети. Иначе не смог бы инициировать Аванте не прикасаясь к ней, одним только воображением, ведь его и её желание она почуяла безошибочно — но поняла также, что между ними ничего не было, здесь, по эту сторону „Золотого сна“. А ведь захоти Майер всерьёз — и Аванте не устояла бы. Он меняется. Мы все меняемся».

Аванте снова пошевелилась. Тевейра соскочила на пол, принесла на столик у кровати стакан с водой и убедилась, что мобильник у Аванте под рукой. Что-то не даёт покоя, и постоянно теперь думается об этой проклятой Тропе. Провозись она тогда в вагоне на минутку дольше, и оба они были бы мертвы. И интуиция не помогла, не предупредила. Странное, жуткое место.

Тевейра оделась в тегарскую одежду, сама не понимая, почему. Поцеловала Аванте в щёку, та улыбнулась и потянулась, как кошка. «Спи, дочка, — подумала Тевейра, — теперь уже всё хорошо, и никаких кошмаров не будет». Тевейра укрыла её покрывалом (под утро из окошка ощутимо потянет прохладой) и вышла в коридор.

Никого. То есть никого кроме фантомов. «Майер у себя, — поняла Тевейра, — спит. Пусть, нам с ним нельзя сейчас быть рядом, немножко побудем поодаль. Хотя терпеть почти непереносимо. Мама говорила мне, что если осознаёшь, что не можешь без чего-то, делай это. Не надо пытаться насиловать себя и убеждать, что это вопреки твоим убеждениям. Иногда твоему существу нужно что-то, что обязательно нужно дать, иначе тебе станет хуже. И не казни себя потом. Мы люди, и не всё происходит так, как нам представляется. Научись не винить себя, а понимать, ведь когда поймёшь чуточку лучше, сможешь в будущем чего-то избежать. Я не говорю, что можно всё, что захочется. Но не все соблазны от того, что ты слаба духом. Мы учимся всю жизнь. Помни это: никогда нельзя сказать, что всё поняла даже в себе самой».

В кабинете Умника никого. Вещи уже возвращаются в первозданный хаос, словно сами собой. «Пороть его некому», — подумала Тевейра и подошла к тому месту, где они пытались помочь Каэну. Но отчаяния не пришло, только грусть. «Ты увидишь много смертей, — говорила мама, — много крови и страданий. Я посылаю тебя работать в клинику и для этого. Нет, я не призываю тебя стать бесчувственной. Просто ты должна понять, что страдания иногда вовсе не кара, не месть, не судьба. Иногда они случаются с самыми хорошими людьми просто так. Нужно принять это. И станет легче и тебе, и тем, кому ты помогаешь».

Тевейра замерла перед камином, за которым скрывается выход на Тропу. «Я часто гуляю там, — проговорился Эри, — там жутковато, но безопасно». Умник хранит расписание импульсов прямо у себя на столе. Ну, никакой дисциплины и порядка! Смотри кто хочешь!

Тевейра подняла руку туда, где волосы скреплены шпилькой. Стойте! Вот оно, то, что гложет и не даёт покоя! Ведь в тот, первый раз, они были там с Майером в такой же одежде. А в ней полно булавок и всего такого, и нож у Майера был с собой! Почему тогда? Ведь никто не вышел!

«Он нам сказал, — вспомнила Тевейра. — Сказал, чтобы мы выбросили оружие». И мы думали обо всём остром, как об оружии. Великий Лес, но ведь и пальцы — тоже оружие! Человек может сам себя убить, безо всяких ножей и шпилек! Почему тогда?

Она не заметила, как прикоснулась к кирпичу и решительно шагнула в туман. Мама устроит ей нагоняй, и за дело, если она, Тевейра, вообще вернётся. Но это, видимо, было то самое, что нужно дать своему существу.

* * *

Она уже не так сильно боялась шёпота Тропы и тумана, от которого всё плыло перед глазами. Прикоснулась к своей шпильке. Он сказал: «Выбросьте оружие». А я никогда не думала о шпильке, как об оружии. Хотя пользовалась, чтобы сделать человеку больно, когда мне самой сделали больно, и хотели овладеть помимо моей воли. Бывает и так. Клиентов заранее изучают, и если они явно неадекватны, то их отдают особо обученным сёстрам или братьям. Чтобы попытались починить рассудок, вылечить его. Это самое сложное, таким владеют, кроме мамы, немногие, но… Люди не совершают зла, даже если сами думают иначе.

Шаги.

«Я готова, — подумала Тевейра. — Я не боюсь».

Двойник вышел из тумана, остановился в паре шагов от неё. «Это я, — поняла Тевейра, — и вид, и запах мои. Это живой человек, как и я».

Двойник поднял руку, прикоснулся к шпильке, не отводя взгляда от Тевейры. «Мы с ней равны, я успею отбросить шпильку, но если попробую ей помешать, она успеет воткнуть её».

— Я не желаю людям боли, — произнесла Тевейра, и двойник, который уже наполовину извлёк шпильку из причёски, замер не завершив движения. — Я не люблю делать больно. Это не оружие, это украшение, а оружием всё делают только мысли.

Двойник стоял, так и не вытащив шпильку, и на лице её была растерянность.

— Я люблю тебя. — Тевейра протянула руки ей навстречу. Двойник вздрогнул, видимо, хотел отступить. — Ты — это я. Прости меня за тот раз. Мы просто не поняли.

Двойник вернул шпильку на место, улыбнулся ей.

Тевейра поклонилась и ей вернули поклон.

— Иди ко мне, — попросила Тевейра, и двойник неуверенно шагнул навстречу. — Не бойся, — шепнула Тевейра, ощущая жар, почти такой же, который вызывал Майер одним своим присутствием. — Иди…

Она обняла её — себя — и ощутила, что в двойнике успокаивается, стихает страх. Тевейра обняла её крепче, погладила по голове…

Двойник исчез. Но не испарился, нет — Тевейре показалось, что двойник слился с ней, стал с ней одним целым. Втёк внутрь.

— Спасибо, — шепнула она. — Прости, что напугали тебя тогда.

— Вейри? — услышала она слабый голос. И снова жар.

Голос Каэна.

* * *

Он сидел на развилке тропы, а за его спиной поднимался каменный бортик. Тевейра ощутила движение воздуха, и поняла. Давилка.

— Каэн! — Она бросилась к нему, с размаху уселась на камни, чуть снова не разбила коленку. — Великий Лес! Как ты нас напугал!

— Вейри? — Он прикрыл глаза, но это он, настоящий, измождённый, испуганный и почти отчаявшийся, но он! Он! — Ты… тоже умерла? Я недавно видел здесь маму и Эри. Сюда мы попадаем, да?

— Нет, — улыбнулась она. — Ты жив, и я живу. Ты сможешь идти?

— Не знаю. Тут некуда идти. Тут кругом смерть, но она не помогает.

— Что?! — Тевейра чуть отстранилась. — О чём ты?

— Я пытался. Ещё несколько раз. Уже сам, я не хотел, чтобы со мной случилось… Нет, я всё время возвращаюсь сюда. Вейри, ты правда жива?

— Да, мой хороший, — обняла его. — Вставай. Нет, подожди, просто посиди, сейчас у тебя будут силы. Нужно выйти отсюда, вернуться.

— Зачем? — бесцветным голосом поинтересовался Каэн.

— Ты расскажешь. Расскажешь, что случилось. Мы поймём тебя, ты же знаешь маму. А потом… — Тевейра отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо, — если ты решишь уйти, тебе никто не станет мешать. Всё хорошо. — Он расплакался, явно стыдясь своих слёз, а Тевейра прижимала его к себе. — Сейчас, сейчас мы уйдём отсюда, вернёмся. Только помоги мне, ладно? Там лучше, Каэн. Там лучше, чем здесь. Иначе бы нас туда не отправляли.

— Ты готов? — спросила она. Каэн уже почти совсем пришёл в себя. И уже не стыдился недавних слёз. — Каэн, нужно будет очень быстро пробежать. И прошу, делай всё так, как я говорю! Это важно!

* * *

— Это Стемран?? — поразился Каэн. И он тут же оглянулся. Но видимо, это — односторонний коридор, обратно ничего не видно, и не вернуться. Да и зачем возвращаться прямо под невидимый молот давилки? — Смотри, Вейри! Машина! Это же «Сокол» Эри!

— Он оставил для нас, — улыбнулась Тевейра. — Домой, поехали домой! Это рядом! Только обещай мне, что сначала поговоришь. Каэн, мы тебя очень любим, и если тебе нужно уйти, мы не станем удерживать. Но поговори с нами, ладно?

— Да. — Каэн кивнул. — Это была слабость. Прости, Вейри, я вёл себя недостойно.

Она молча потрепала его по голове, и указала — садись давай.

Они летели, и она обнимала его голову, улыбаясь, ощущая себя невероятно счастливой, и вдруг…

— «Сокол», это Умник, ответьте. — Пауза. — «Сокол», это Умник, я блокирую управление и возвращаю свой автомобиль.

— Не кричите, Эри. — Тевейра не сразу дотянулась до селектора. Задёрнула шторку — пусть Каэн спит, столько переживаний. — Это я, Тевейра. Каэн со мной.

— Кто??

— Каэн. Ой, простите, так это не для него была машина?

— Вейри, — голос мамы. — Вернись, пожалуйста. Нам с Эри тоже хочется домой. Ты одна?

— Нет, мама, Каэн со мной. Только он спит, а вы оба жутко кричите!

— Прости. — Мама улыбается и вытирает слёзы, Тевейра ощущает это отчётливо. — Пожалуйста, вернись за нами. Мы не станем его будить.

38

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 12, 163 г., 03:10

Каэн так и не проснулся.

— Эри, присмотри за ним, — попросила Мерона после того, как они отнесли парня в его комнату. Умник улыбнулся и махнул рукой: «Не вопрос, занимайтесь своими делами».

Они молчали, пока дверь комнаты Мероны не захлопнулась за ними. И Тевейра бросилась к Мероне, обняла её.

— Мама, я тебя очень-очень люблю, — прошептала Тевейра. — Прости меня!

Она отступила на шаг, склонила голову и получила лёгкий подзатыльник.

— Потом расскажешь. — Мерона вздохнула. — Ты у меня уже совсем взрослая, а я и не заметила.

Тевейра выпрямилась и улыбнулась, вытирая слёзы.

— Чем я могу помочь тебе, мама?

— Следи здесь за порядком. У меня очень много забот сейчас, а будет ещё и много хлопот, а пока ты тут, Вейри, я знаю, что всё выдержу. Пока вы оба тут.

— Мама. — Тевейра взяла её за руку. — Он тебя очень любит. Правда.

— Я знаю. Он совсем как мальчишка, но ты уже много сделала, умничка моя, — обе улыбнулись, и Мерона обняла дочь. — Так будет лучше для нас всех. А когда я не смогу без него, он будет рядом, вот и всё. Вы оба будете. Вейри, нам нужно выдержать. Когда мы станем Великим Домом, нам станет гораздо спокойнее. Не легче, но спокойнее. Всё, я что-то много болтаю! Иди, иди, моя милая. Ты сама всё прекрасно понимаешь. Отдыхай, скоро уже новый день.

Тевейра поклонилась и покинула мамину комнату.

Аванте так и спала. Улыбнулась во сне, когда Тевейра снова устроилась рядом с ней. «Мне нужно проснуться через полтора часа, — подумала Тевейра, — и я обязана выспаться. Ави… дай мне чуть-чуть силы, совсем чуть-чуть. Я всё верну, и очень скоро».

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 12, 163 г., 06:20

Он проснулся от стука в дверь.

— Войдите, — разрешил он. Ого, седьмой час! Вот это придавил! Ну вчера и вечер был…

Аванте, одетая немного по-другому, чем она обычно одевалась, появилась на пороге и подошла к его дивану.

— Что случилось? — Майер уселся. — Простите, всегда сплю без одежды. Привычка.

— Я знаю. — Аванте улыбнулась. — Завтрак через двадцать минут, Эри просил не опаздывать.

— Тевейра…

— Она в Институте. Просила меня присмотреть за вами. Да, она уехала на работу. Вы же понимаете?

Они смотрели в глаза друг другу.

— Понимаете, — согласилась Аванте и присела на уголок. — Спасибо, — шепнула она. — Мне нужен был отец. У меня его никогда не было, он оставил нас, когда я родилась. Но знаете, вчера я надеялась, что вы скажете «Луна». А теперь… Теперь понимаю, что вы сказали то, что нужно. Простите, если вам неприятно, я об этом больше не заговорю.

— Аверан. — Она улыбнулась и посмотрела ему в глаза. — У меня два вопроса. Первый, можно, мы перейдём на «ты»? Мы теперь родственники.

— Хорошо, отец. — Она не улыбалась, взгляд был исполнен почтения.

— И… как тебя звать?

— Ави, — улыбнулась она. — При маме — Аванте. Я ещё не заслужила полного имени, но я заслужу. Вставайте… вставай, ладно? Эри очень огорчается, когда приходится разогревать еду.

* * *

— О, ну наконец-то. — Умник посмотрел поверх очков. — У меня в библиотеке десяток будильников. Выбери помощнее, Майер, а то приходится девушек за тобой посылать.

— Хорош ворчать. — Майер усмехнулся и… остолбенел, когда увидел, кто вошёл вслед за Аванте. — Каэн?!

— Простите. — Каэн поклонился. — Простите, теариан Майер, и спасибо вам. Я расскажу, когда вернётся мама… Мерона эс Тессан.

Майер молча пожал ему руку.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — заключил Умник. — Ну, кому чай, кому кофе? Решайте быстро!

Стемран, г. Стемран, Институт Биологии, Техаон 12, 163 г., 9:30

— Очень, очень рад! — Директор был в восторге. — Рад, что вы приехали, и в хорошем настроении. Как проходит акклиматизация?

— Бурно, — признал Майер, и они оба рассмеялись. — Когда собрание?

— Совещание. Через двадцать пять минут. Прошу ко мне в кабинет, есть время выпить кофе и поговорить.

* * *

— Мы приняли на работу обеих, — подтвердил директор, — рекомендации Мероны эс Тессан вполне достаточно, да и люди они опытные. Сейчас все специалисты на вес золота. Коллега Майер, нам нужны люди. Губернатор утверждает, что деньги есть, что решением нового правительства Институту выделено почти в два раза больше, чем мы ожидали. Но без людей мы ничто.

— Людей я найду, — пообещал Майер, и вспомнил Университет Тегарона. — Я думаю, начну звонить сразу после совещания. Простите! — Теперь звонил его телефон, и Майер удалился в коридор. — Беррон эр Кассэн, какой приятный сюрприз! Как ваше здоровье? Конечно, присылайте. Что? — Майер замер. — Как это случилось? Что-нибудь уцелело? Вы уверены? А родственники Тевейры? Понятно, спасибо. Нет-нет, ни в коем случае. Конечно, приезжайте, если нужно. Расходы я оплачу.

— Нам уже звонил Маэр эс Темстар, — пояснил директор, — и передал, что не возражает, чтобы вы пользовались его лабораториями. Да вы успеете взглянуть, если хотите. На лифте, и сразу направо двумя этажами выше. Совещание будет здесь, в конференц-зале.

* * *

— Здравствуйте. — Майер поклонился тем, кто уже был в лаборатории Умника. Он прав, зачем оборудованию простаивать — операционная Майеру вряд ли нужна в нормальных обстоятельствах, а всё прочее Умник использует редко. — Я доктор Майер Акаманте эр Нерейт, куратор Института Биологии.

В лаборатории оказалось пять человек. Ну, Умник даёт, какого помещения добился! Не так богато, как в Академии, но учитывая, каких трудов стоит привезти сюда мало-мальски сложное оборудование… Это, конечно, подвиг.

— Мы рады вам, доктор. — Девушка в зелёном халате подошла первой и поклонилась. Протянула руку. — Я Эсстер Аманте, заместитель доктора Маэра эс Темстар и его секретарь. Я очень рада, что буду работать с вами. Разрешите представить вам наших сотрудников…

Она представила, Майер видел уважение и почтение в каждом взгляде. «Я дома», — подумал он, пожав руку и поблагодарив пятого старейшего сотрудника Неммерта эс Тессан. Как интересно — представителей дома Тессан можно по пальцам двух рук сосчитать.

— Прошу прощения. — Эсстер поклонилась вновь. — Простите, Аванте, я не заметила вас. Доктор, это наша новая сотрудница, принята по итогам собеседования со мной и директором, по рекомендации Советника Мероны эс Тессан.

Аванте — та самая, которая будила его сегодня утром — вежливо поклонилась доктору.

— Прошу меня извинить, теариан Майер. — Она сложила руки на груди, — я не получила ещё взрослого имени.

Никто не усмехнулся, не отнёсся к этой фразе иронически. «Да, тут люди дружнее, — подумал Майер, — у нас те, кто придерживался старых традиций, в том числе детских и взрослых имён, могли стать и объектом не всегда безобидных насмешек. Хотя формально такое запрещено».

— Я хотел бы побеседовать с каждым из вас после совещания. — Майер формально поклонился всем, кто стоял перед ним. — Я буду принимать решения о том, какие направления работы Института и в какой мере будут поддерживаться, поэтому очень прошу говорить со мной открыто, высказывать все пожелания. Благодарю вас!

* * *

Аванте догнала его в коридоре. Впрочем, по словам Умника, обстановка тут самая свободная, пока работаешь и живёшь дружно с остальными, никто не заставляет придерживаться всех формальностей.

— Удачи вам, доктор, — поклонилась она. — Удачи, отец! — Майер увидел, очень трогательное почтение в её взгляде. И её как ветром сдуло.

39

Стемран, г. Стемран, Институт Биологии, Техаон 12, 163 г., 11:20

— Что скажете, теариан Майер? — поинтересовался директор. — Да, у нас многие ждут тяжёлых времён. С финансированием и прочим. На вас многие будут смотреть или как на спасителя, или как на палача, простите.

— У меня есть несколько предположений, какие из областей нам следует развивать в первую очередь. — Майер похлопал рукой по тощей стопке карт памяти — на бумаге отчёты лабораторий заняли бы несколько стеллажей. — Мне потребуется время для анализа, поэтому я попрошу каждого высказаться, что он считает перспективным. Начиная с вас, теариан. Если вы не возражаете, я бы предпочёл «коллега Майер», или просто по имени.

— С большим удовольствием, — улыбнулся директор. — Что же, вот моё мнение…

* * *

Умник явился в столовую Института, чем вызвал немалое оживление. Он перемолвился по пути словечком-другим с очень многими, видно было, что его уважают, весьма уважают, пусть и считают несколько тронутым.

— О, коллега Майер, и вы здесь! — Умник энергично пожал ему руку. В зелёном халате и положенной шапочке он выглядел уже не так комично, как в домашнем халате и драных тапках. — Чем тут нынче угощают? Ну, тогда я с вами, если не возражаете.

Минуты три они ели молча.

— Познакомился уже с моими? — поднял взгляд Умник. — Нормальные люди. Сам всё поймёшь. Ты мне только их не охмуряй, знаю я тебя.

— Слушаюсь, коллега Маэр. Что слышно нового?

— Рони передала сегодня утром. Помнишь то всеобщее цветение, которое вы учудили? Так в столице народ тоже весь повёлся. Не рассусоливая: к настоящему моменту на учёт принято семь тысяч сто тринадцать беременных женщин в возрасте от двадцати до семидесяти трёх лет. Из них тридцать пять — туристы.

Майер присвистнул.

— Ничего, а то у нас правительство сокрушалось — народ вымирает, законы слишком жёсткие, что делать, что делать… Ты уже знаешь, какой период у Тевейры? По-моему, трижды в год. Значит, за год всех и обработаете такими темпами.

— Очень смешно.

— Ты что, обиделся? — Умник отодвинул чашку. — Кофе тут даже не помои, а… — Он оглянулся на поваров и те отвели взгляд. — А, так ты не в курсе. Ну да, это открыто не публикуют. До поры. У нас тут странный феномен, пониженная плодовитость, простыми словами. Женщины не могут забеременеть. Всё в порядке, все обследования ничего не открывают, интимная жизнь в норме, иногда даже очень чаще нормы, а без толку. Старик, это семь тысяч сто тринадцать очень счастливых женщин! Которые потом все до одной пришли к тому камшеру, в парк! Да, включая туристок. А они знают про закон, не по дури залетели. В Комиссии уже на уши встают, их основной официальный козырь был — у вас-де тут отрицательный прирост населения, Лес людей не любит. Так что вы старайтесь с Тевейрой, старайтесь. — Умник улыбался, но не издевательски.

— Будем. — Майер неулыбался, хотя ощущал себя неловко.

— Хорош кукситься. — Умник хлопнул Майера по плечу. — Идём ко мне. Кофе выпьем, поговорим о серьёзном. Или ты ещё не говорил с моими? Тогда вот. — Умник протянул карточку. — Я буду у Аммера, это пятый этаж, трансбиотика. Позвонишь.

* * *

Разговоры были интересными. В Старом Мире, в Академии царят нормальные законы джунглей, а здесь — то, что, видимо, нужно назвать законами Леса. Преступность на Стемране или приезжая, если речь об особо тяжких, или бытовая, где самое тяжёлое — мордобой. А пить здесь не любят. Очень мало пьют, и тяга отпадает очень быстро. Что тоже было поводом для тревоги, изучали как и почему Лес влияет на людей. Но одно было понятно: сочти Лес людей чужеродными, опасными для себя существами, и первопроходцы просто не успели бы ничего первопройти. Множество опытов по интродукции флоры и фауны Старого Мира показали, что Лес «принимает решение» очень быстро. Принять или нет, то есть, жить новому виду или нет. И приговор обжалованию не подлежит. А человек живет здесь даже на льготных условиях — напасти Старого Мира в Лесу проходят быстро, а напасти Леса лечатся без особых затруднений.

Какой тогда был скандал, когда только зашла речь о том, чтобы устроить на Стемране постоянную колонию. «Вы не знаете, что такое Лес, он может отравить вас в любой момент, или вывести против вас бактерий или что-то ещё, и хорошо, если мы успеем блокировать портал, прежде чем зараза перекинется на Старый Мир», — возмущались противники освоения Стемрана. Тессерон в учёт не принимался — там местные флора и фауна сами должны были сжиться с пришельцами, и в основном уже сжились. А то, что Лес — единая система, занявшая пространство от умеренных широт до субтропиков на всех трёх континентах планеты, и всюду в Лесу как минимум одна и та же флора, с небольшими вариациями — уже никто не отрицал. Уничтожить Лес, выжечь, заселить планету своей флорой и фауной, как это делают на многих других планетах дальнего космоса. Это звучало особенно часто. Но сработал старый аргумент: Лес связан со Старым Миром через естественные, спонтанные порталы, которым несколько тысяч лет, и есть свидетельства, что они могли самопроизвольно открываться в обе стороны множество раз. Если бы Лесу действительно мешали люди, им бы об этом дали знать давно. А пока — только агрессия, защитная реакция, в ответ на агрессию. И всё. В остальном — Лес не возражал против человека.

И то, что есть, то есть были люди, уже попадавшие в Лес случайно, тоже вспоминали. Находили кости людей Старого Мира в Лесу. Мало, но находили. Люди проваливались в Стемран и иногда возвращались обратно уже много тысяч лет. Если бы Лес намеревался искоренить людей как явление, возможности у него были. Лесу как единому организму уже как минимум триста тысяч лет, с этим тоже уже никто не спорит. И потом, любые попытки сослаться на возможную агрессию Леса должны предполагать разумное поведение, а в наличии разума Лесу категорически отказывали все, кроме жителей Стемрана.

* * *

Первой с ним говорила Эсстер.

— Теаренти Эсстер…

— Доктор Маэр обращается просто по имени, или «коллега Эсстер», — улыбнулась она. Не без тегарской крови, что сразу было видно. — Я родилась здесь, ещё до войны, доктор Майер.

— Спасибо, коллега Эсстер. — Майер поклонился. — Я не хотел бы непонимания. Я недавно стал младшим отцом Аванте. Но буду настаивать, чтобы здесь принимались в расчёт только её способности и таланты.

— Спасибо за доверие. — Эсстер почтительно поклонилась. Ну да, в лучшие времена Старого Мира сообщать такое было жестом большого доверия, пусть даже все и так знали. — Не сомневайтесь, мы не принимаем во внимание никакие родственные отношения, титулы и остальное. Только качества самого человека. Аванте очень самостоятельная, жизнерадостная и образованная девушка.

Когда Эсстер уходила и обернулась в дверях, Майер заметил то, что замечал сотни раз. Взгляд. Не тот самый, туман и грёзы, но Эсстер явно что-то почувствовала, и не стала бы возражать против этого.

Аванте была последней.

— Вы им очень понравились. Ой, ты им очень понравился, — поклонилась она. — Вейри сказала, что я сама решу, говорить или нет. Я скажу. Я буду присматривать за вами, то есть за тобой, — улыбнулась Аванте.

— Говори, как тебе удобнее, — предложил Майер. — Присматривать? Это то, о чём я подумал?

— Нет. Она доверяет вам. Но я буду напоминать вам, кто без вас здесь жить не может. Простите!

Она стояла рядом, близко, слишком близко. «Это в твоей природе, Майер, это в твоей природе, Майер, — мысленно повторял он. — Это в твоей природе…».

— Здесь хороший спортзал. — Аванте присела на соседний стул. — Хочешь учиться? Тому, что показывала тогда Вейри. Так будет легче.

Она и не думала уходить. «Мне будет очень трудно, — подумал Майер, — я привык к такой реакции женщин, и до сих пор не собирался отвыкать».

— М-м-м… — Аванте улыбнулась, прикрыв глаза. — Я всегда буду ей чуточку завидовать. Нет, доктор, не сдерживайтесь. Со мной можно. С другими я не позволю. Возьмите меня за руку и думайте, о чём хотите.

Минуты через три всё прошло, если можно так сказать.

— Это вовсе не позорно, да? — Аванте мягко отстранилась, когда он попытался придвинуться к ней. — Вы такой, какой есть. Я помогу вам не делать больно остальным.

Майер прикрыл глаза, и тут же получил пощёчину. Лёгкую, но пощёчину.

— Нет, доктор. — Аванте больно сжала его ладонь. — Так не пойдёт. Со мной думайте что хотите, представляйте что хотите. Помните «Золотой сон»? А когда будет совсем трудно, я буду забирать вас в спортзал. Или вы меня забирайте. Но вы сами должны согласиться. Нет, не бойтесь, вы мой младший отец, и всё это прилично. Пока вы не прикасаетесь к моей голове, всё прилично.

— Да, я согласен. — Он выдержал её взгляд.

— Я скажу, ведь вам это нужно. Нет, Вейри не просила меня, я предложила ей сама. Знаете, это испытание, мне самой это нужно. Простите, что говорю это здесь, — посмотрела она ему в глаза, — я вас люблю. Теперь — как отца. — Она повернула голову в сторону двери. — Доктор, я чувствую. Там, снаружи, доктор Маэр, и скоро придёт сюда, чтобы забрать вас. Как только он вас отпустит, приходите в спортзал. Это второй подземный этаж. Придёте?

— Приду. — Он вновь, снова машинально, потянулся к ней — и на этот раз Аванте не отстранилась.

— Я вам верю. — Она улыбнулась, когда он обнял её. — Вейри права, с вами очень трудно. Но так приятно…

40

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 12, 163 г., 13:45

— Мы утвердили проект обращения к народу. — Эрвин положил на стол перед Мероной листы бумаги. Здесь предпочитают настоящую бумагу, конечно синтетику, но неотличимую от оригинала, как и многие другие вещи, которые использовались многие тысячи лет, и не потому, что не было альтернатив. — Мерона. — Он взял её за руку. — Вам будет очень трудно. Возможно, вы не представляете, сколько будет грязи.

— Это я как раз представляю.

— Удачи. Мы поддержим любую вашу инициативу. Вы уверены, что хотите сказать им именно сейчас?

— Послезавтра мы все официально вступаем в новые должности. Как только я получу мантию градоначальника, как только закончу с самым срочным, я скажу им. Не бойтесь, это нормально. Это имперский стиль, без спешки даже в срочном.

— Никогда не привыкну. — Эрвин пожал ей руку. — Мерона, вас любит весь город. Особенно те семь тысяч…

— Я понимаю.

— А это те самые ветераны и их родственники. Я очень рад. До свидания! — Эрвин надел шляпу. — Удачи вам.

— Удачи нам всем, — прошептала Мерона и набрала номер. — Да, это я. Доброго вам здоровья! Да, думаю, через три дня погода будет благоприятной.

— Конспираторы, — усмехнулась она, повесив трубку.

Стемран, г. Стемран, Восточная окраина, Охотничий Домик, Техаон 12, 163 г., 14:25

— Она согласится, — заключила принцесса Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан. — Сегодня благоприятный день, я не ошиблась в ней. Она позвонила в правильное время.

Их было четверо: принцесса Аганте, Тевейра Арэс-Таэр эр Тессорет эр Фаэр и их помощницы, Вереан Аван-Лан эр Рейстан и Мегин Тервен эс Фаэр.

— Вам придётся пройти обряд признания, — заметила Вереан. В отличие от принцессы, её помощница светлокожая, невысокого роста. — Вы уверены в себе, Ваше Высочество? Обряд весьма варварский.

— Я прибыла сюда, чтобы стать частью этого мира, и остаться принцессой кровного дома, — не повышая голоса, заметила принцесса, и Вереан склонилась и замерла — жест извинения. — Я не боюсь обряда. Мы пройдём его все.

Стемран, Провинция Стемран, Институт Биологии, Техаон 12, 163 г., 15:20

— А теперь самое главное. — Умник показал на дверь в дальнем углу комнаты — небольшая комната совещаний. — Это лифт. Ведёт прямо к автостоянке. Сейчас мы с тобой сыграем в кино. Спустимся и уедем.

— Постой, я ещё не всё сделал!

— Вернёшься. Все знают, что ты порой рассеянный. Я тебя высажу, и ты вернёшься. Нормально? Теперь смотри очень внимательно. — Умник приложил ладонь к сенсору, и, когда лифт открылся…

Там была видна Тропа. Всё та же — клубящийся туман, синеватая тропинка, галька и гранит.

— Спокойно, старина. — Умник поддерживал его за руку. — Даже если ты будешь садиться в лифт с другими, это увидишь только ты. Ты ведь Тропу увидел? Я так и думал. Если пройдёшь сквозь портал с закрытыми глазами, войдёшь в лифт. Если нет — прямиком туда. Не спрашивай, почему, я сам не всё ещё понял.

— Много таких входов?

— Я знаю десять. Все сами появились. Да, есть карта, я уже думал, но пока ничего не придумал. Не забудь закрыть глаза. Веди себя естественно, дома я поясню, что это было. Пошли!

Они спустились, говоря о работе — тем было много, выдумывать ничего не нужно. В гараже мало народу, сплошная автоматика, всё очень удобно.

* * *

— Я думала, вы домой уехали, — улыбнулась Аванте. Она «отгородила» часть спортзала, очень удобно для тех, кто стесняется присутствия других. Занавески, как те, в салоне автомобиля — поглощают звуки. — Готовы? Ой, простите! Вон там спортивная одежда, я с собой привезла. Должна подойти!

В этот раз доктора хватило на пятнадцать минут. И снова ему не хватило дыхания.

— Продолжим с простыми упражнениями, — предложила Аванте. — Это общие упражнения. Есть ещё специальные для мужчин, я расскажу, если хотите. Давайте в душ, доктор, а потом в массажную кабинку. Не возражаете?

— Ничуть. — Майер поклонился. Болело всё тело, словно он грузил кирпичи весь день кряду.

— Все мышцы болят? Так и должно быть. Ничего, постепенно это пройдёт. Быстрее, быстрее в душ! Массаж нужно делать вовремя!

— Скажите, почему…

— У меня детское имя? Я дважды нарушила правила. — Аванте делала массаж очень умело, и сейчас её руки казались стальными — необычайно сильными. — Третьего раза у нас не бывает.

— Тебя уволили?

— У меня испытательный срок. Потом мне разрешат работать в паре, а ещё через год восстановят полностью.

— Но что случилось?

— Доктор, можно не сейчас? Я скажу, если вы снова попросите. Но лучше не сейчас.

— Договорились. — Майер улёгся снова. Пришёл в себя минут через десять.

— А сейчас снова в душ, и через десять минут вы готовы к любым подвигам, — подмигнула Аванте. — Я подожду вас за дверью.

Майер оделся, он действительно ощущал себя готовым на любые подвиги. И вновь задумался, о том, что Мероне стоило очень многих усилий воспитать столько людей. Если бы не…

Он замер. Дверной проём, который должен выводить в коридор, где лифт наверх, выводил не в коридор.

По ту сторону была Тропа. И что хуже всего, Майер явственно заметил силуэт человека, который шёл, удалялся; всего полсекунды — и Тропа снова пуста. Но ошибки быть не могло, это человек. Лет тридцати, мулат, за ним летело нечто-то, очень похожее на эфемер, но чёрный с полосами.

Майер закрыл глаза. «Там коридор, там должен быть коридор», — подумал он. Не хотелось, очень не хотелось гнаться за человеком, или кто это мог быть. «Там коридор», — повторил Майер и сделал шаг насквозь.

— Доктор! — Аванте подбежала к нему. — Что такое?! На вас лица нет!

— У тебя на сегодня всё, Аванте?

— Да, давно уже, — улыбнулась она, не отпуская его руки. — Что такое? Что вы там увидели?

Зал не пуст. Лучше не привлекать зря внимания. А если…

— Идём, — подал он руку. — Я захвачу бумаги, и поедем домой, хорошо?

— Да, конечно! Вейри сегодня допоздна, она просила не ждать.

* * *

— Ой… — Аванте отвела взгляд, отвернулась и уселась, прямо на пол. — Простите, доктор. Я не могу. Пожалуйста, помогите мне уйти! Подальше!

— Там ничего нет. — Майер уже понял, что, пока не положишь руку в нужном месте, вход в лифт останется входом в лифт. — Это появляется…

— Я не смогу. — Аванте вцепилась в его руку. — Я не смогу, не заставляйте! Не смейтесь!

— Хорошо. — Майер дождался, пока лифт закроется. — Пойдём другой дорогой.

41

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 12, 163 г., 16:50

— Представьтесь, пожалуйста, — попросила Мерона. — Я не принимаю анонимные звонки на домашний телефон. Как вы его узнали?

— Вы передали его моей госпоже, — послышался спокойный ответ. — Чайный домик, теаренти. Через три дня будет нужная погода.

— Вы ошиблись номером. — Мерона уже хотела положить трубку, но с той стороны тут же отозвались.

— Я Вереан Аван-Лан эр Рейстан, теаренти.

Ого! Полномочный представитель дома Рейстан в Комиссии. Когда принцесса покинула Комиссию, её помощница осталась там. Интересно, на чьей стороне она сейчас, и от имени кого выступает?

— Простите меня, теаренти Вереан, я не веду приватных бесед с членами Комиссии. Вам придётся обратиться в мой офис в рабочее время.

— Со вчерашнего дня я не состою в Комиссии, — невозмутимо ответила Вереан. — Вы можете убедиться в этом, теаренти, это открытая информация.

— Вам придётся подождать. — Мерона включила терминал связи. — Я проверю.

— Разумеется, теаренти.

Действительно на информационном портале было сообщено, что Вереан Аван-Лан эр Рейстан вышла из состава Комиссии по обстоятельствам личного характера. Удобное объяснение, ничего не объясняющее. И — никакого пресс-релиза об этом. Ох уж эти интриги.

— Я проверила. — Мерона взяла трубку вновь. — Что вы хотите, теаренти?

— Я хотела бы поговорить с вами, как частное лицо.

— Простите, но я не могу пойти на это, — интуиции Мерона доверяла всегда. — Всего вам доброго.

— «Неотразима юная краса той ночи, что связала нас навеки», — отозвалась Вереан. — Мой поклон вашей дочери, теаренти.

Отбой.

— Эрвин, — Мерона набрала номер сопредседателя, — у меня сейчас был странный звонок. К кому я сейчас должна обращаться, чтобы всё проверить?

— Пока что ко мне, — отозвался Эрвин. — Как только вы вступите в должность, у вас будет собственный аппарат безопасности. Звонок на домашний телефон? Я перезвоню, когда что-нибудь выясню.

* * *

Час спустя Мерона шла по парку. Теперь её выхода ждали все: и телохранители, и вся та охрана, что следит за событиями в парке возле выросшего камшера.

— Мы понимаем, что оберегаем вас только от самых простых угроз, — говорил ей губернатор. — У нас нет средств и кадров, чтобы предоставить вам современный уровень охраны.

— Теариан, я прекрасно осознаю, что если очень захотят — то убьют кого угодно, — отвечала Мерона, — а я не буду прятаться от тех, кто мне доверяет. Теперь мы все полагаемся на Лес, причём настолько полагаемся, что это похоже уже на слепую веру. Или не на слепую?

Сегодня ещё двадцать четыре женщины зарегистрировались в центральной клинике, и были поставлены на учёт. Похоже, это всё. Всего обратилось шестнадцать с половиной тысяч, но не все из них ушли домой с радостным известием. У остальных выявили ложную беременность, и через неделю-две все симптомы пройдут, но у всех обследованных женщин, у всех до единой наблюдались пусть и мелкие, но заметные улучшения здоровья. Они тоже уходили домой счастливые и полные надежды.

«Они все ждут моего благословения, словно я глава Великого Дома», — думала Мерона, и не скупилась на благословения, пусть даже и не она сама была их причиной. Умник сказал ей, что это Тевейра во всём виновата, это она вышла делать эту гимнастику на излёте третьей фазы, и что вокруг это всё началось, а последствия даже сложно представить.

— «Неотразима юная краса той ночи, что связала нас навеки», — услышала Мерона, узнала голос, и её рука остановилась, не прикоснувшись к щеке женщины. Светловолосая и светлокожая, невысокого роста, она была на голову ниже Мероны, и говорила на здешнем языке, на стемранском диалекте ронно, почти без акцента. Что-то тёмное шевельнулось внутри Мероны, кольнуло, и тут же отпустило. Телохранители уже встали между женщиной и Мероной, другие спешили к ним, чтобы не дать ей уйти. «Всё-таки с охраной у нас не так плохо!» — подумала Мерона.

— Я Вереан Аван-Лан эр Рейстан, — поклонилась женщина. Лицом она походила на Тевейру, на её Тевейру. Улыбалась, весело и дружелюбно. «Неприметное лицо, чуть измени причёску или добавь любой верхний предмет одежды — и уже не узнаешь» — отметила Мерона.

— Простите мою настойчивость, теаренти Мерона, но когда речь заходит о безопасности моей госпожи, я всегда добиваюсь того, чего хочу.

— Установите личность, — приказала Мерона, и один из охранников достал полевой диагност-указку. Вереан протянула правую ладонь, чтобы охранник мог взять пробу крови и прочего не моргнув глазом. Мерона прикрыла глаза, и, призвав своё умение, талант Aenin Rinen «читать» людей, ощутила что-то непонятное в пришелице. Не очень приятное. И, что самое неприятное, Мерона ощутила попытку прочесть себя саму. «Вот ещё, — подумала она, — уж этого я не позволю. А если ты, голубушка, „пси“, то есть владеешь паранормальным, то не сносить тебе головы».

Вереан продолжала стоять в позе покорности, склонив голову и держа руки за спиной. Уязвима в высшей степени, или хочет, чтобы так казалось.

Охранник протянул карточку Вереан — ответ полицейского управления. Вереан Аван-Лан эр Рейстан, сорок два года, помощница, то есть, секретарь, спикер и начальник личной охраны Её Высочества Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан. Послужной список, официальный, производил впечатление. «Узнаю имперцев, — подумала Мерона, — всегда готовы продемонстрировать, насколько они сильнее, хитрее и изобретательнее варваров. Мы, по их мнению, наихудшие из варваров, ведь мы имеем наглость требовать независимости от протектората Великих Домов Рейстан, Фаэр и Нерейт. Намерение признать независимость подтвердили пока только дома Тегарон и Никкамо, дом Те-Менри занял выжидательную позицию».

— Что вы хотели, теаренти Вереан? — Мерона дала знак, чтобы Вереан обыскали. Достаточно унизительно, имперцев здесь не любят. Но собравшиеся вокруг сограждане, прибывшие выразить уважение госпоже Советнику, вовсе не проявляли неприязни к Вереан. Наоборот, вели себя вполне дружелюбно.

— Поговорить с вами, — улыбнулась Вереан и учтиво поклонилась. — Как частное лицо.

— Вам придётся обратиться к моему секретарю на общих основаниях, — отозвалась Мерона не без злорадства.

— Что я должна сделать, чтобы заслужить ваше доверие? — почтительный взгляд, и голос не выдаёт никакого неуважения. «О да, ты обязана хорошо играть. Но я почувствовала, — подумала Мерона, — я почувствовала, а первое ощущение никогда не лжёт. Ты пришла сюда намеренно, и не все твои помыслы добрые».

— Лес должен признать вас, — тут же ответила Мерона. — Это единственный способ добиться моего доверия.

— Я согласна, — поклонилась Вереан.

Люди вокруг обменялись удивлёнными взглядами. Имперские издевались над обычаями Стемрана и откровенно презирали всех, кто поклонялся не Морю, а Лесу.

Мерона подняла руку и несколько людей — простых, обычных людей — поспешили к ней. Один успел прикоснуться к её руке первым.

— Теариан Аран эр Ассен проведёт обряд, — объявила Мерона, — и объявит волю Леса.

Сотни, тысячи глаз следили за ними. Ни следа неуважения, презрения или чего-то ещё на лице Вереан. Конечно же, все вновь восхитились тем, что Мерона знает по имени всех и каждого. «Не самое тяжёлое из умений Aenin Rinen, — думала Мерона, — но я не буду рассказывать, отчего я умею узнавать имена».

— Прошу в машину, — указала она. До Источника, к которому Тевейра тогда привезла Майера, можно дойти всего за полчаса, но Мероне хотелось и здесь уязвить, не без основания, имперского агента, лишить её возможности поговорить с Лесом по пути, и сразу подвести к испытанию. Её право, хотя она и демонстрирует неуважение к гостье. Но все это поймут. Дом Рейстан категорически заявил, что Стемран не будет свободен, пока представитель Великого Дома Рейстан не будет участвовать в управлении планетой.

Ещё бы, столько ресурсов!

Вереан сидела молча, она не глядела по сторонам, и на её лице оставалось уважение и почтение. «Они издеваются над нами, — думала Мерона, — когда мы приезжаем к ним, что ж, получите то же самое. Это несерьёзно и по-детски, да, я бы сама не стала указывать ей на её место, но люди вокруг ждут именно этого. Играть на толпу хуже всего, — говорила она дочери, — постарайся не осуждать меня, моя милая, я не во всём свободна. Никто из политиков не свободен».

Стемран, Провинция Стемран, Чаща Шорохов, Техаон 12, 163 г., 17:55

Источник давно занимал важное место в церемониях признания. Таких источников на планете было три, их указал сам Лес картинками-образами, которые явились многим сотням и тысячам людей одновременно. Это одно из явлений, которое изучает Институт Биологии, который Умник не без сарказма предлагал переименовать в Институт Лесопоклонения. Потому что девяносто восемь процентов тематик всех работ Института связаны именно с Лесом. Включая работу самого Умника — как ни крути, а именно в Лесу он нашёл лучшие средства, помогающие стабилизировать искусственную ткань и ускорить заживление после обширных травм.

Кроме охраны Мероны, Арана и Вереан у Источника собрались сотни людей. Многие в эти дни приходили к источнику, чтобы проверить, благоволит ли к ним Лес. Смотреть на признание Лесом не запрещается. У кого чистое сердце, того не будет смущать эта церемония, и неважно, насколько человек высокопоставленный.

— Вам нужно выпить воды из источника, — пояснил Аран, стоявший рядом с Мероной, — пригоршню воды, и провести мокрой ладонью по лицу, или плеснуть немного в лицо.

Вереан кивнула: «Понимаю».

— Прошу вас, — предложил Аран. Вереан была одета в традиционный зелёный с красной каймой тефан, на ногах традиционные туфли. Обыскали её очень тщательно, и изъяли только заколку для волос, что-то в вещице не понравилось датчику. Но волосы Вереан достаточно коротки, причёска не слишком пострадала.

Вереан в некоторой нерешительности подошла к камню, на который падала весёлая искрящаяся струйка, и подставила ладонь. Вода холодная, почти ледяная. Все Источники такие. Все до единого. Конечно, эту воду изучали, но не нашли ничего. Вообще — ничего. Ни единого объяснения, отчего одних людей она заряжает бодростью, и это значит, что Лес не возражает против них и готов выслушать их слова и просьбы. Другие не чувствуют ничего, это значит, что Лес терпит их, но не позволит появиться в святая святых одним, без соплеменников. Третьим становится худо. Тут всё ясно — Лес их не любит, им лучше немедленно уехать с планеты.

Разыграть ту или иную реакцию трудно, все проявления настолько резкие и одновременные, что имитировать их крайне трудно. Да и незачем — если Лес тебя не принял, то всё, что найдёшь в нём — неприятную, пусть и быструю смерть от зубов зверей, от яда рептилий, от пыльцы растений или от объятий кольца. Лес быстро найдёт, кто исполнит приговор.

Вереан глотнула, допила остаток воды, провела ладонью по лицу. Вздрогнула, её как током ударило. Вскочила на ноги, запрокинула голову и засмеялась, довольным, счастливым смехом. Раздался вздох всех тех, кто был вокруг. Имперцы чаще других не проходят испытания, чуть ли не треть из них получает знак, что их только терпят, четверть изгоняется. Остальные могут попытаться убедить Лес, что они ему подлинные друзья, и хотят мира и пользы друг для друга.

— Лес готов выслушать вас. — Аран поклонился Вереан, когда та пришла в себя. — Теперь подойдите к камшеру, теаренти Вереан, прикоснитесь к нему ладонями и скажите, кто вы и зачем прибыли сюда, хотите ли вы жить с Лесом в мире. Вас никто не торопит.

А вот тут никому не позволено приближаться ближе, чем на пятьдесят шагов. Охрана рассредоточилась, чтобы не дать Вереан сбежать. Лес по-разному проявляет свой ответ. Но он однозначен — если после ответа на теле человека есть хоть одна открытая рана, хоть одна кровоточащая отметина — это последнее предупреждение, убирайся отсюда поскорее.

Они долго ждали. Вереан собиралась с мыслями. В конце концов, она подошла к гигантскому дереву, опустилась перед ним на колени, прижала обе ладони к коре и замерла.

Секунды текли, все затаили дыхание. Взгляд Леса почувствовали все, не только Вереан. Она отошла от дерева, оглядываясь; ещё бы, поначалу это может напугать кого угодно. Оглянулась, встретилась взглядом с Араном, тот махнул рукой: «Стойте, ждите».

Побеги винограда. Такие же, что видела Мерона. Они возникли вокруг Вереан, они пробивали слой хвои и тянулись к женщине. Вереан вздрогнула, но не бросилась бежать: попробуешь уйти от ответа Леса — и не доживёшь даже до рассвета. Вереан лишь вскрикнула, когда первый побег коснулся её кожи, и упала на четвереньки, когда несколько других оплели её ноги. Прошло минуты три — и нет человека, только шевелящийся слой побегов над небольшим холмиком.

Мерона видела многое. Видела и то, как после ответа Леса от человека оставались только выбеленные, сияющие кости. Иногда и костей не оставалось, но никто и никогда не обязан требовать ответа Леса, это добровольно. Но раз потребовал, не обижайся. Людей можно обмануть, Лес — невозможно.

Минуты через три виноградник вновь пришёл в движение, принялся отступать, отпускать то, что держал только что мёртвой хваткой. Разумеется, это снимают, но в эфир это не идёт никогда. Официально ответ Леса — не более чем акт веры, игра воображения того, кто спрашивает. Пусть даже есть тысячи таких записей и десятки тысяч свидетелей, эти материалы не станут известны кому-то за пределами Стемрана. Очень своеобразная цензура. А жителей Стемрана и убеждать ни в чём не надо.

Мерона и Аран бросились к Вереан, когда её стало видно. Как и сама Мерона, Вереан была вся покрыта травяным соком и кровью, а её одежда была изорвана в клочья. Туфли тоже не уцелели.

— Вы можете встать? — спросил Аран, когда стало видно, что Вереан жива и дышит. Та кивнула, подняла голову — жуткая маска из волос, крови, древесного сока и грязи — и… улыбнулась.

— Воды и полотенца, — приказал Аран. После ответа первое, что часто бывает нужно — смыть с человека всю грязь. Чем больше грязи на теле, тем больше грязи было внутри. Что Лес смог очистить, он очистил, теперь всё зависит от человека.

На теле Вереан грязи было порядком. Но ни Аран, ни другие свидетели болтать не будут. Это касается только самой Вереан и Леса.

«Она совсем не смущается, — осознала Мерона. — Вот это самообладание!». И вспомнила себя саму там, в Гаххаре.

Минут через пять Аран оттёр Вереан дочиста, та спокойно поворачивалась, не стесняясь наготы, и показывала, где ещё не отмыто. Здоровая, целая кожа — ни царапины, ни раны. И запах — теперь от Вереан пахло виноградом. Именно плодами, а не соком. Интересно, она сама чует?

Ещё минут через пять принесли запасную одежду. Тоже традиция, одежда обычно уничтожается напрочь. Если уцелела — дело плохо, Лес не хочет очищать тебя, и тогда опять же тебе лучше уехать.

— Лес принял вас, теаренти Вереан, — поклонился Аран после того, как Вереан облачилась в тефан. — Живите в мире с ним, и он отблагодарит за это вас и ваших детей.

Вереан приняла прикосновение к щеке, а те, кто видели своими глазами всё действо, криками и жестами выражали восхищение. Когда Аран отбыл — довольный и восторженный — Мерона с телохранителями приблизилась к Вереан.

— Поздравляю вас, теаренти, — поклонилась Мерона. Ей уже нельзя быть непочтительной даже в мелочах — Лес признал этого человека. — У вас хорошее самообладание.

— Мне было страшно, — призналась Вереан, улыбаясь. — Но я думала, простите мне это, что церемония не более чем формальность. Теперь я знаю, что ждёт мою госпожу и уверена, что и она справится.

— Для этого вы добивались моего внимания? — поинтересовалась Мерона.

— Если бы я не прошла испытания, Её Высочество не стала бы рисковать. Я должна убедиться, что её жизни ничто не угрожает.

«Наивная, — подумала Мерона снисходительно. — В каждом конкретном случае Лес отвечает по-своему. Но если от принцессы останутся только кости или изъеденное тело… если она получит в награду тяжёлую болезнь или бесплодие… Она сама захотела. Они сами захотели и знают, что рискуют». С момента, как они объявят, что хотят стать частью Стемрана, по законам планеты любой ответ Леса — это стихийное явление, и никто не несёт за это ответственности, кроме самого человека, потребовавшего ответа.

— Можем поговорить прямо здесь, или в любом удобном для вас месте, — предложила Мерона.

— Можно прямо здесь, — согласилась Вереан. Это, если так можно выразиться, облагороженная часть Леса, тут и скамеек полно, и домиков для тех, кому негде ночевать, когда ночь застигла в Лесу.

Они дошли до ближайшего стола и двух сидений. Так удобнее разговаривать и видеть глаза и лицо собеседника.

— Я слушаю вас, теаренти Вереан.

— Я отвечаю за безопасность моей госпожи, — повторила та, и улыбнулась. — Прошу меня простить, теаренти Советник, но я нахожу, что моя госпожа не была бы здесь в достаточной безопасности.

— Здесь некого бояться кроме самой себя, — повторила Мерона формулу, к которой приходят все жители Стемрана. Преступность здесь привозная. Вне курортной зоны нет наркотиков, люди почти не употребляют алкогольные напитки. Самый здоровый образ жизни, и притом вовсе не скучный. Лес не возражает против любых культурных мероприятий, пока те не вредят ему. Он не приемлет ничего, что быстро разрушает мозг и тело человека. Самый надёжный способ лечения наркомании — просто пожить в Лесу. Если выживешь, потому что Лес не очень старается сгладить последствия ломки и процессов исцеления.

— Прошу прощения, что придерживаюсь иного мнения. — Вереан встала и поклонилась. — К вам было слишком легко подойти, теаренти Мерона, предосторожности не могут быть лишними.

— В таком случае, что вы хотите?

— Я доложу моей госпоже о том, что здесь может быть достаточно безопасно, если я сама приложу к этому усилия. И, если вы, — она вновь поднялась, и вновь поклонилась, — согласитесь с госпожой, я постараюсь обеспечить необходимые меры предосторожности. Я помогу вам организовать действительно хорошую охрану. — Улыбка и тон, в котором присутствует и презрение, и усмешка, хотя явно их не слышно. — Если желаете, — вновь встаёт, вновь поклон, — я помогу обучить ваш персонал, чтобы охрана у вас неизменно была бы на высоте.

— Мы не отказываемся от помощи. — Мерона встала и поклонилась в ответ. — Хотя никогда не просим.

— Это делает вам честь, — согласилась Вереан. — Я чужая здесь, теаренти Мерона, и многое может казаться мне странным или неприемлемым. Прошу простить мне резкость моих суждений. Я служу своей госпоже, а значит — Империи, и это для меня самое важное.

Они обе встали и обменялись поклонами.

— Я должна идти. — Вереан посмотрела в сторону солнца. — Я надеюсь, что смогу когда-нибудь познакомиться с вашей дочерью и её избранником, — вновь поклон, и вновь Мерона ощущает, как чужая воля пытается процарапать ту стену, за которой прячутся её подлинные мысли: «Не дождёшься!».

— Простите, что говорю на такую деликатную тему, — продолжала новая знакомая, сохраняя на лице выражение воплощённого почтение и смирения. — Простите ещё раз мою дерзость и непочтение.

«Имперцы могут прощаться и извиняться бесконечно. Это не более чем ритуал, Мерона, не принимай это за чистую монету, — напомнила себе Мерона. — Интуиция не подведёт, и нужно потом тщательно посмотреть запись церемонии, Лес безошибочно отмечает, чем доволен в человеке, а чем — нет. И даёт ему время стать лучше. А потом, если человек не попытался измениться, может сменить свою милость на гнев. Мы все верующие, — вновь подумала Мерона, — даже я, хотя я никогда не видела здесь чего бы то ни было сверхъестественного».

— Мои поздравления и низкий поклон вашей госпоже. — Мерона поклонилась и вышла из-за стола. — Прошу и меня извинить, у меня неотложные дела.

Они оставили Вереан в парке возле того самого камшера, и наблюдали, как та подходит к дереву, прикасается к коре ладонями и закрывает глаза. «Да, тебя это потрясло, — думала Мерона, направляясь домой, улыбаясь и раздавая благословения, — тебя не могло не потрясти, ведь для вас это просто суеверия. А сейчас ты сама ощутила это на себе. Посмотрим, что ещё скажешь».

42

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 12, 163 г., 20:40

Когда двери её жилища закрылись, Мерона прислушалась к своим чувствам. Всё в порядке. Там, у Умника, всё в порядке. Тевейра чуть не стала винить себя за то, что «отобрала» Майера, да и тому не удалось победить в себе чувство вины. «Ничего, девочка моя, сделай из него человека, раз ты сама взялась, и будьте счастливы, — мысленно успокаивала её Мерона. — А я знаю, что он на самом деле думает обо мне, и уже не обманусь его вспышками, попытками демонстративно заигрывать и спать с другими, вечной жаждой восхищения… Это всё его часть, без них Майер не Майер, и всё равно, всё равно я ему очень нужна и случись что, как было многократно — он сам всё ощутит, и будет рядом, чтобы помочь».

Завтра новый день. И столько всего нужно обговорить с Умником и остальными, и всё меньше свободы. Работа градоначальника в десятки раз более суетная и изматывающая, но Маэррин Маганте эр Тегарон, её преемница на посту Aenin Rinen, прекрасно со всем справляется — если бы Тевейра не попросила, сейчас Мерону замещала бы её дочь.

«Она вернётся, — подумала Мерона, и улыбнулась. — Мы станем Великим Домом, и это будет уникальный случай, когда главой дома или как минимум её помощницей будет Aenin Rinen, и тогда их давняя мечта сбудется. Там, в Старом Мире, ни разу не случилось так, чтобы кто-то из хозяек Луны встал у власти, или стал правой рукой тех, кто у власти. А здесь это случится. Я добьюсь этого, — поняла Мерона. — Сейчас этого хочу не просто я и мои соратники, товарищи по оружию и те, кто поднимал столицу из руин. Сейчас этого хочет Стемран. И, надеюсь, Лес также примет эту мою мечту».

«Надо отдохнуть» — решила Мерона.

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», номер 1165, Техаон 12, 163 г., 21:45

— Да, Ваше Высочество. — Неприлично кланяться фантому, но некоторые традиции пришлось отодвинуть. Вереан стояла, почтительно склонившись. — Я прошла церемонию. Прошу извинить меня за непослушание, я обязана была убедиться, что вам ничто не угрожает.

— Спасибо. — Принцесса улыбнулась; была бы она здесь во плоти, прикоснулась бы к щеке помощницы. — Что у них с безопасностью?

— Как мы и думали, — улыбнулась Вереан. — Но я помогу привести всё в порядок. Они никогда не понимают, что всегда есть, чему учиться. Мы сделаем это место достойным вас, если пожелаете.

— Что скажете о Мероне?

— Она оправдала мои ожидания. Думаю, вы правы во всём.

— Благодарю, Вереан. — Её Высочество поклонилась. — Возвращайся, как только будет возможность.

— Слушаюсь, Ваше Высочество. — Вереан глубоко поклонилась, а когда выпрямилась, фантома уже не было.

Она рядом с Её Высочеством с детства. С детства принцессы — Вереан сорок два года, принцессе двадцать четыре, но Её Высочество мудрее и дальновиднее многих, может быть, даже чуточку дальновиднее Её Величества, в некоторых вопросах, конечно. Не подобает так думать, но это Её Высочеству следовало бы занять место Королевы, а не её старшей сестре. Вереан допустили к принцессе, когда той исполнилось семь. Она стала её нянькой, учила многому, обучила владению оружием и управлению собственным телом, обучала быть самостоятельной и развивать себя, но главное — она сумела дать принцессе подлинные, древние традиции, Вереан училась сама и обучала свою госпожу.

Всегда вторая, всегда в тени, Вереан во многом была более родная принцессе, чем другие, даже чем её матушка. «И это правильно, — подумала Вереан, — ведь я знаю принцессу с малых ногтей, и она — всё, что у меня есть, она и есть моя Империя. Мы сделаем из этого мира достойное для нас место. Меня не обмануть этим церемониалом, слишком всё театрально, но самое главное — здешние люди этому верят и безоговорочно доверяют Мероне. А Мерона — опаснейший, пусть и весьма достойный человек, а это значит, что она может стать самым верным союзником. Она, несомненно, Aenin Rinen, и чтит древние традиции, а потому затея принцессы, эта ужасная авантюра, удастся. В этот раз все службы разведки и половина советников Её Величества признали — это удачная мысль, ведь мы побеждаем не силой, а мудростью. Пусть думают, что мы уступили, нам не нужна война, ведь Лес и в самом деле давно мог стереть человечество с лица всех пограничных миров. Пусть даже мы не понимаем их до конца, пусть всегда будем считать их варварами — породнившись, мы станем единым целым, и их мудрость сольётся с нашей. Учись у всех, даже у тех, кого считаешь много ниже себя — никогда не недооценивай человека — не торопись сбрасывать со счетов, — размышляла Вереан. — Да, Ваше Высочество. Империя продолжит свой путь здесь, на Стемране», — закончила она.

Вереан посидела, восстанавливая силы (очень много их отняла церемония), и набрала номер телефона.

— Пантера, — произнесла она. — Примите пробы, — и провела «указкой» диагноста по значимым местам тела, чтобы отправить образцы себя, записи данных от диагноста. Останется передать образцы той воды из источника. Самым сложным было не надкусить, не уничтожить ампулу, в которую собиралась часть того, что она пила; кто же мог знать, что вода так подействует! Пусть специалисты получат образец и разберутся, что тут за фокус.

Пора возвращаться. Принцесса для неё — и дочь, и ученица, и много кто ещё. Правильно, мудро придумали правители, когда обязали обучать помощниц, как солдат. Только подлинный воин сможет обучить персону королевской крови, как подобает. Символично, что будущую правительницу Стемрана обучила и обучает выходец с севера Шамтерана — давних противников и конкурентов Империи. Очень символично.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 12, 163 г., 21:50

— Работаете? — Аванте появилась в библиотеке бесшумно. Да, работает. Работа всегда помогала, когда всё прочее катилось под гору, помогает и сейчас. Главное сейчас — оценить, отсеять ненужные и малозначащие направления, указать то, что действительно необходимо.

— Да. — Майер поднял взгляд. — Знаю, скоро ужин. Я не опоздаю. — И вновь вернулся к бумагам.

— Майер, — позвала Аванте, садясь рядом, — прошу простить, что ударила вас сегодня. Это не моя привилегия, — улыбнулась она. — Скажите, вам это очень нужно?

— Прости? — растерялся Майер.

— Чтобы вас били. Мы ведь делаем то, что нужно клиенту. Это почти рефлекс.

Майер откинулся на спинку стула, и задумался.

— Озадачила, — признал он. — Тевейра уже здесь?

— Сами скажите!

Он закрыл глаза, и прислушался к своим ощущениям.

— Где-то рядом? — предположил он. Сам не очень понимая, почему сказал, ведь толком ничего такого не почувствовал, и подшучивал над Мероной и её таинственностью вокруг ритуалов Aenin Rinen.

— Сейчас выйдет из гаража, — подтвердила Аванте. — Вы молодец! Быстро учитесь! Не буду мешать, — погладила его по ладони, — и вы правы, ужин через двадцать пять минут.

* * *

Майер встретился с ней в коридоре, у дверей в их комнаты. Тевейра очень устала, видно по лицу, но улыбнулась и бросилась к нему. Молча. Так молча и стояли, глядя друг другу в глаза. Тевейра погладила его по щеке, и едва заметно указала — входи, можно.

— Трудный день? — поинтересовался Майер, глядя, как она переодевается. Спокойная фаза, такого не может быть — но есть. Как отрезало, после возвращения с Тропы.

— Очень, — призналась Тевейра. — Все мысли о другом… перестань! — притворно рассердилась. — Не о том!

— А я не о том думаю, — усмехнулся Майер, и Тевейра смутилась и… рассмеялась.

— Значит, это у меня не всё прошло. Мы должны сегодня же поговорить с Каэном. Он уже успокоился, и нужно, чтобы ты был рядом, пока мы говорим. Рядом, но молчал. Прости, так нужно.

— Конечно, — согласился Майер. — Умник уже обследовал его. Никаких признаков яда, нет следа от иглы.

— Да, я знаю. И мне нужно, чтобы ты сходил на Тропу. Сходил один, и сходил с оружием в руках. Когда будешь готов.

— Что?!

— Я была там с заколкой. Я встретила её, себя. Прости, я думаю, ты должен сам всё понять. Я не стала выбрасывать заколку, и сумела пройти.

— Я подумаю, — согласился Майер. Тоже озадачила. — Вначале подумаю, — уточнил он, заметив, как изменился взгляд Тевейры. Она поправила уже безукоризненный домашний наряд, и жестом позвала к себе.

— Так было нужно, — прошептала она. — Ты понял, да? Ави с тобой позанималась?

— Ещё как.

— Она несколько раз оступилась. Она справится, просто старайся не приставать с расспросами. Пусть сама скажет, когда будет готова.

— Спасибо, я догадался. — Раздражение пришло и ушло. — Прости. Нас уже ждут там.

— Идём, — взяла она его за руку. — Это я когда-то нашла Ави. Она занималась не очень хорошими делами — это всё, что ты должен пока знать. Она справится, просто нужно, чтобы она знала, что нужна кому-то.

— Поэтому она здесь?

— Ты понял, — кивнула Тевейра. — Я её нашла, я за неё поручилась. Мы обе ответим перед мамой, если Ави не справится. Исключений не бывает.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 12, 163 г., 22:20

— Теаренти Мерона, —Эрвин. — Мы выяснили все обстоятельства. Извините, что так долго, пришлось обратиться на самый верх.

— Слушаю вас, Эрвин.

— Я отправил подробный отчёт. Вереан прибыла вчера вечером, под другим именем, поселилась в отеле «Величие», в номере одиннадцать шестьдесят пять. Посетила много публичных мест, съездила на экскурсию по Лесу, сделала несколько звонков. Мы всё изучаем. Отель взят под наблюдение. Копия записи церемонии тоже у нас. Теперь она помечена Лесом, — Эрвин усмехнулся, — и сама, возможно, это не осознала.

— Спасибо, Эрвин, вы очень помогли.

— Мы с вами, Мерона. Как и прежде. Та же война, просто другими способами. Отдыхайте, я продолжу собирать материалы.

— Спасибо. — Мерона дала отбой. Вот не было печали… хотя чего ещё ожидать? Империя продолжает считать Стемран своей частью — естественно, что сюда прибудут агенты высочайшей квалификации. Вереан — тёмная лошадка, к ней не удалось найти подхода, пока она была там, в Комиссии. А теперь она сама прибыла, и первым делом встретилась с главой оппозиции, по сути — с врагом. Скажите, кто-нибудь, что это был действительно разговор частных лиц!

Есть ещё вторая, Тевейра из Фаэр, так прозвала её про себя Мерона. Но никто из них с помощницей не появлялся повторно в Стемране. Вереан прекрасно понимает, что Мерона не станет раздувать скандал из визита оппозиции в силу тайного соглашения с хозяйкой Вереан. А заодно хочет проверить, насколько здешние традиции сохраняют тайну церемонии. «Старею, что ли, — подумала Мерона, — что-то это меня начинает утомлять быстрее обычного».

43

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 10, 1415 В.Д., 05:20

Её Высочество не ложилась спать. Вереан поняла это, едва дверь затворилась за её спиной.

— Вереан! — Аганте появилась в прихожей в домашней формальной одежде. Помощница улыбнулась и приложила палец к губам. До рассвета почти три часа, но темнота уже не кромешная. Дома за закрытыми дверями всё несколько менялась. Принцесса приняла её плащ и помогла разуться. Вереан уселась на стул в прихожей и прижала ладони к лицу. «Снаружи дождь, — поняла принцесса, — и там, в Стемране, тоже был дождь». Вереан и рада, и испугана.

— Иди, — шепнула Вереан, наконец, поднимаясь. — Я сейчас.

На ужин она даже смотреть не стала, ничего не лезло в горло. Выпила только стакан минеральной воды. Зашла под моментальный душ, и ей остро захотелось настоящего, не этой призрачной пелены, которая очищает кожу от всего, но оставляет лишь след влаги. А больше всего захотелось купания в море, там, у Сердца Мира, вдали от этих варварских земель. Но уже почти нет сил даже на настоящий душ.

* * *

«Никто не должен к вам прикасаться, — принцесса тогда была в недоумении. — А я должна как-то выучить это всё, и уметь владеть всем этим. Уметь владеть, даже если мне придётся остаться нетронутой, ведь одна Владычица Морей знает, какие планы на меня у моей матушки. На ком я буду учиться? Как на уроках фехтования, на фантомах? Или только по учебнику?».

— Нет, Ваше Высочество, — спокойно ответила Вереан. — На мне.

— На вас, няня?! — принцесса была в шоке.

— Раньше вы были бы посвящены в таинства Владычицы Морей, — услышала Вереан от настоящей, подлинной Посвящённой. — Но традиции соблюдаются даже в этом: вы покидали планету, вы служили в дальнем космосе, там вы получили первое ранение и первую награду, а потому не можете быть допущены до таинств во всей их полноте. Но если вас не тревожит, что посвящение станет формальным, вас обучат.

Вереан тогда только усмехнулась. Все эти проявления Владычицы Морей, вероятнее всего, хорошо подготовленная инсценировка, при всей современной мощи технологий можно соорудить всё, что угодно. Люди развиваются, мир меняется, и сейчас люди скорее будут поклоняться силам космоса, там нашлось много такого, что не лезет ни в какие теории, но только не Владычице Морей. Все уже знают, что наш мир не уникален, уже известен Тессерон, уже известен Стемран, уже есть десятки перевалочных баз на безжизненных, но удобных для этих целей экзопланетах.

— Я согласна, — ответила она тогда.

— Я служила Империи далеко отсюда, дитя моё, — ответила Вереан принцессе и улыбнулась обезоруживающе, ведь уже тогда она выглядела женщиной без возраста — могла казаться и двадцатилетней, и сорокалетней, и даже неведомо как сохранившей молодой облик старухой. — Поэтому Владычица Морей не могла явиться мне, но Её благословение со мной. Сотни лет назад я была бы Посвящённой, ведь и раньше наших королев и их детей, обоего пола, наставляли вначале жрицы, затем Посвящённые, а иногда даже Aenin Rinen, как вашу матушку. Это уроки, просто уроки.

— Я знаю, чего вы боитесь, вы боитесь, сможет ли вас заинтересовать потом противоположный пол? Сможет. Через два дня будет приём, и ваша матушка велела, чтобы вы были там, и общались со всеми выдающимися личностями противоположного пола. Сами всё и поймёте. Не забывайте, Ваше Высочество, что мне не позволено прикасаться к вашей голове. За это, даже если не будет никаких последствий, меня ждёт казнь. Если вы просто скажете, что я намекала или пыталась прикоснуться без перчаток к чему-то, кроме ваших волос, меня казнят в течение часа. — Вереан сказала это спокойно, и принцесса бросилась к ней в объятия.

— Ваше Высочество, — строго проговорила Вереан, — что вы должны помнить? Правильно, вы никогда не оправдываетесь. Никогда. Оправдание — это слабость. Мы все подвержены слабостям и соблазнам, но человек сильный всегда извлечёт уроки из своих заблуждений, не будет терзать себя вновь и вновь, или придумывать оправдания своей слабости.

— Няня, я люблю вас, — сказала она тогда и заплакала, — я испугалась за вас, вот и всё.

Тогда Вереан извинилась, что подумала о своей воспитаннице плохо. Извинилась и потребовала наказания для себя. Ей вовсе не доставила удовольствия та сотня плетей, и она не пыталась закрыться от боли. Солдат принимает наказания с достоинством, и делает выводы.

— Вы готовы, Ваше Высочество? Не бойтесь. Вам позволено всё в отношении меня. То, что мы изучаем, самое естественное между людьми, и вам нужно научиться использовать прикосновение для всего, что придумала природа — и для всего, на что оно полезно сверх того.

Она уселась на кровать. Последние три недели Вереан спала отдельно: «Так надо, Ваше Высочество, вам не следует привыкать ко мне настолько. Никто не посмеет сказать о вас ничего плохого, а обо мне побоятся. Тем, кто злословит о помощницах, является лично Владычица Морей и преподаёт урок. Такой, что уже не забыть».

«Я сама преподавала такие уроки, — подумала тогда Вереан, и не без удовольствия, — потому что я, только я несу ответственность за свою воспитанницу, и сплетен не допущу».

Не все люди настолько сильны духом, чтобы не уметь предполагать плохого, когда ничего не известно, и вот тут страх очень помогает. «Страх для слабых и неразвитых, Ваше Высочество, — продолжала она, — вам не подобает бояться. Ведь я не краду не потому, что боюсь лишиться кисти руки, а потому, что мне это и в голову не придёт. Как и вам».

— Подвинься, — попросила Вереан, и им обеим стало лучше. Последние полтора часа ей было мерзко, и она не могла понять, почему.

— Да, — прошептала она чуть позже, и принцесса погладила её по голове, и сразу всё перестало значить.

— Вам предстоит нелёгкая жизнь, — сказали ей. — Вы должны любить ваших воспитанниц, вы должны быть преданы им абсолютно, у вас не будет уже личной жизни, кроме уроков с вашими воспитанниками, а там всё строго ограничено правилами. Вы должны не допустить настоящей, телесной страсти в ваше сердце, вы — всегда рядом, везде и нигде, вы — нужны, если нужны и остаётесь в тени, если без вас уже могут обходиться. Вас обучат, как обходиться без противоположного пола, не ломая себе психику. Вы согласны? Дороги обратно не будет. Откажетесь — и получите должность не такую ответственную, но также приближенную к Её Высочеству. Мы не обучаем специалистов, чтобы просто выбросить их, если они не готовы окончательно к тому, для чего обучались. Самое ценное — люди. Вам решать. У вас месяц. В этот месяц вам позволено всё, кроме одного — вы не имеете права заводить ребёнка.

Она согласилась на двадцать пятый день. И с тех пор ни единого момента не пожалела. Уставала, выходила из себя, капризы Её Высочества, тупость и примитивность большинства людей, стечение обстоятельств могут вывести из себя кого угодно. Но она ни разу не повысила голос на принцессу, ни разу даже не шлёпнула.

— Няня, почему вы меня даже не шлёпаете? Я слышала, что детям полезны розги.

— Вы так хотите, Ваше Высочество? Хорошо, мы вернём розги, если вам так угодно, вы их будете получать часто, и сами знаете, что только за дело.

— Нет, — засмеялась тогда принцесса, девочка девяти лет, жутко упрямая и своенравная. — Я не знаю, как вы справляетесь, но не хочу, не хочу розог…

— Что случилось, Вереан? — спросила принцесса после того, как Вереан окончательно вернулась из сладкой, невероятно приятной пучины.

— Я вас прекрасно обучила, Ваше Высочество, в ваших руках теперь растают все, не только я…

— У вас что-то случилось, верно?

— Я убила человека, — призналась Вереан, и уселась.

* * *

— Ваше кодовое имя теперь — Пантера. Да, это только часть искусства Aenin Rinen, умение принимать другую личность. Вам придётся делать людям больно. Мы не любим убийство, но наша работа сродни работе хирурга: мы делаем больно, чтобы потом стало хорошо. Людям, домам, Империи, — предупредили её. — Не обманывайтесь, вам придётся строго отвечать за каждую каплю пролитой крови. О нашей службе говорят невесть что. Вас это не должно тревожить. Когда вы будете Пантерой, вы будете безжалостны и преданы Империи. Только Пантере позволено убивать не обороняясь, и никогда это не будет приносить удовольствия. Вереан это не сможет так же, как не может солгать своей воспитаннице, предать её, как не может украсть…

Он появился за несколько кварталов до района, где находится поместье. Пока решается вопрос о Великом Доме Стемран, принцесса и её штат живут здесь. И всё это в должной мере скромно — любой может убедиться. Но не любой может добраться до принцессы, ведь неминуемо на пути злоумышленника явится Пантера: или выйдет навстречу, или прыгнет откуда-то сверху, чтобы сломать хребет добыче.

— Не одолжите несколько руэл? — осведомился незнакомец, и Вереан «одолжила», она старалась внушать, всякий раз внушать, как её и учили. «Если проще отдать деньги — отдайте. Ваша единственная привязанность — ваша воспитанница, и то вы не сможете пойти на подлость ради неё. Только на подвиги. И всякий раз, когда вы встречаетесь с низким человеком, постарайтесь изменить его к лучшему. Немного, но к лучшему».

Он взял деньги и ушёл. А потом вернулся и попробовал зарезать её. Просто так, без повода. Конечно, Вереан почувствовала всё заранее, и грабитель полетел в канаву, и она спокойно предупредила, что не хочет делать ему больнее, что ему следует одуматься. И он согласился, и упал на колени, но стоило ей отвернуться…

Пантера явилась и показала зубы, и грабитель упал уже со сломанной кистью. Но что-то странное было с ним, то ли наркотики — хотя Вереан ничего не почуяла — то ли это была «кукла», человек под внешней программой поведения. Почти сразу же он вскочил и кинулся на неё, и весом он был существенно больше, и сила его стала почти неодолимой, а боли он не ощущал.

Пантера снова явилась и поставила точку. Слабый хруст, и грабитель свалился со сломанной шеей. И уже не поднялся. Но и Пантера, уже извинившаяся перед грабителем за то, что была вынуждена отправить его в царство Тени, не ушла сразу. Оставалась она и в полицейском участке, где Вереан надолго не задержали. Только когда Вереан взялась за ручку входной двери, Пантера вернулась в логово — укрылась в тени, никому не видимая.

* * *

— Мне очень жаль, — обняла её принцесса. — Но ведь ты не виновата? Ты сделала, что могла?

— Да, Аганте, — согласилась Вереан, и снова улыбнулась. — Мне тебя очень не хватало там. Мне намекнуть, или…

Принцесса улыбнулась, уложила Вереан улечься на живот и положила ладони ей на затылок. «Да, дочь моя, — подумала Вереан, вновь утопая в сладких грёзах, — это нужно тебе и нужно мне, и никого более не касается».

«От неё пахнет виноградом, — подумала Аганте, прижимая уже спящую Вереан к себе, и уткнувшись лицом в её затылок. — Такой приятный запах. Она никогда не пользовалась парфюмерией, когда рядом со мной, только на работе. А сейчас передумала? Мне нравится… Няня, — подумала Аганте, проводя ладонью по её руке и ниже, — я люблю вас, и только вы понимаете, в каком смысле. Я уже знаю, что вам придётся отойти, когда у меня будет избранник, и будет семья, там наши с вами отношения станут просто хорошими воспоминаниями. И я хочу, чтобы вас сейчас радовало и согревало что-то, кроме чувства долга».

Вереан улыбнулась во сне, выгнулась как кошка и прижалась к принцессе. И та почти сразу же уснула сама.

И все тревоги перестали донимать в мгновение ока. Всё завтра. А сейчас — покой, и приятные сны.

44

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 12, 163 г., 23:40

— Ты можешь вспомнить её голос? — спросила Тевейра, держа Каэна за руку. Парень кивнул. Аванте сидела за спиной Тевейры, держа её за плечи. Доктор был поблизости, готовый вмешаться, если что.

— Ты вспомнил, что сделал что-то недостойное, когда тебе назвали адрес. Каэн, сейчас мы повторим всё, что говорили, как было в тот раз. Ты ни в чём не виноват, ты не сделал ничего предосудительного. Мы только что это узнали, никто не почуял лжи. Если сейчас с тобой что-то случится, мы просто заставим тебя заснуть, дадим отдохнуть и скажем маме, что клиент с тобой обошёлся недостойно.

— Да, — согласился Каэн. — Я готов.

Они повторили. Каэн даже не вздрогнул, но доктор, снимавший показания всего, включая ритмов мозга, зафиксировал резкий всплеск, характерный для так называемой «Чёрной петли». Каэна не нужно усыплять или обездвиживать немедленно, но оставлять его одного тоже нельзя.

— Я буду рядом, — вызвалась Аванте. — Каэн, тебе придётся выпить успокоительное. Мы хотим, чтобы ты был жив, понимаешь? Мы тебя очень-очень любим!

— Да, — улыбнулся Каэн. — Простите, что не смог сопротивляться тогда.

— Всё прощено. — Тевейра погладила его по щеке. — Мама скажет, к кому обратиться. С тобой поступили бесчестно — и мы найдём, кто.

* * *

— У меня тут датчики, — сообщил Умник, так и сидевший в библиотеке. — Не бойтесь, теперь нас не застать врасплох. Иди отдыхать, старина. Работы у тебя будет — не одолеть.

— Если честно. — Майер уселся за стол, рядом с Умником, и тот немедленно налил ему вина — немного, Майер предпочитает пить понемногу, но часто. — Я не вижу отдачи от своей работы.

— А я вижу, — возразил Умник и перестал улыбаться. — И другие видят. Ты видел бы, как ты там всех воодушевил! Старик, я тебе скажу честно. В экзобиологии и прочем ты мало что значишь. Улыбаешься? Замечательно. Так вот, это правда. Но у тебя есть чутьё. На всё, что имеет смысл, а что не имеет. Ну и пальчики, конечно, у тебя будь здоров. Хорош кривиться, ты у нас мануалист или где? Да, я тебя бессовестно хвалю, как ты привык. И ругаю, как ты не любишь. Ты уже вправил мозги многим нашим, и ещё многим вправишь. Копайся в простенькой теме — хочешь, я сам тебе подберу, и не суйся в фундаментальное, не твоё. Да, твои работы по «молоку» — это Всемирная, но там нет твоей заслуги. Ты просто свёл всё в систему, её только слепой не увидит.

— Всё-таки ты свинтус.

— Самый крутой в этом доме свинтус. Ну что, полегчало? На правду не обиделся? Тогда пошёл вон, это моя библиотека. Я хочу читать в спокойствии. А тебя ждут, между прочим.

Умник дождался, когда Майер уйдёт, и принялся думать, мог ли он видеть где-нибудь того мулата, который, по словам Майера, прошёл по Тропе. Да ещё этот сферический эфемер. Штрих-код, как в магазине. Пришёл и прикупил дюжину спутников — детишкам в подарок. Бред какой-то.

* * *

— Мне кажется, что я тебя вечность не видела, — призналась Тевейра. И снова стала той, с которой они вместе пили воду из источника, и сидели потом на «надувном» диване, и Лес задумчиво шелестел над головами. — Нет, нет-нет! О работе ни слова! Укушу! Работа вся там, за дверью. А здесь только ты и я, да?

— Да, — согласился он. Она прижалась к нему, улыбаясь, и заботы действительно отступили. «Я приехал домой, — подумал Майер, — вот теперь я это понял».

Тропа, Техаон 13, 163 г., 2:20

Тевейра вернулась на женскую половину. «Туда, — пояснила она, — только когда Луна отпустит меня, тогда мы можем быть там. А сейчас нельзя, у меня в голове странно, и не хочу потом удивляться, как я могла так начудить».

Майер уселся. Он уже выспался, и сейчас, похоже, в поместье есть уже двое выспавшихся. Умник намекнул, что будут и другие специалисты, но Мероне нужно время, она должна вскоре принять должность, и сейчас просто не до этого. Хотя… Тевейра весь вечер говорила по телефону и, похоже, со своими «сёстрами» и «братьями». А ведь свой пост Aenin Rinen Мерона уже передала кому-то ещё.

Ладно, гадать можно долго. Главное, не привлекать слишком много внимания. «Скоро будет жарко, — предупредила его Мерона, — готовься». Майер оделся, вышел в коридор и задумался. Она сказала, вернуться на Тропу. Жуткое место. Умник там чуть не живёт, и то не может понять, что же там такое творится. «Тот туннель, старина… в общем, мне кажется, что он смотрит на чёрную дыру, — рассказывал Умник. — Что, смешно? Или на что-то похожее. Я запускал туда эфемеры, они быстро дохнут, ведь на фронте волны гравитация до пятисот ускорений свободного падения. Периодичность укладывается в интервал семьдесят один час три минуты, но бывают неопределённые интервалы, и я пока не могу найти причину. Всё записано, конечно».

Майер обнаружил, что стоит в костюме, уже заряженном на все сто, перед камином. «Мне нужно оружие. Такое, которое легко достать и выкинуть, — размышлял он. — Верно, когда мы вышли из вагона, у меня было полно оружия — походный набор, да и карточкой от номера можно легко перерезать себе горло, а ключом — выколоть глаз. И что? И ничего. А почему? Логично предположить, что потому, что Умник нам не сказал, что оружие там смертоносно».

Он колебался несколько секунд, прежде чем шагнул сквозь туман. «Там безопасно, старик; — предупреждал его Умник. — Если эфемеры засекут кого-то, они повиснут у выхода и будут сигналить — опасно, не соваться. Но пока там не обнаружили никого постороннего».

— Ну что же, — подумал Майер, — у меня есть повод. В рюкзаке уместились баллон с «бальзамом» и «Последний дом», мешок для тел. Пора забрать остальное.

Вот этот нож для бумаги вполне сойдёт за оружие.

* * *

Он вышел из тумана минуты через три. Майер-второй. Тоже в костюме и с рюкзаком за плечами. «Прелесть какая, можно удваивать поклажу», — мелькнула идиотская мысль.

Двойник смотрел ему в глаза, а рука его медленно тянулась к карману.

— Подожди, — попросил Майер, и двойник… послушался. — Я буду стоять, я не прикоснусь к нему. Просто хочу, чтобы ты послушал меня. Возможно, нам давно было нужно поговорить.

Показалось или нет, что двойник едва заметно кивнул? Но вынул руку из кармана, где лежит нож.

— Я думал много раз, что буду говорить, когда пойму, что должен умереть. А потом вспоминал Мерону и её отношение, и как она мне выговаривала за то, что я считал, что нет смысла относиться к смерти как-то по-особому. Теперь я вижу, тебе это тоже не доставляет никакого удовольствия. Думаю, ты тоже боишься.

Двойник кивнул. Молча.

И тут страх накатил на самого Майера. Он вспомнил свои детские страхи, он однажды посмотрел полицейский канал, там не показывали оперативные фото, но там говорили. И там рассказали про то, как человек, раненный ножом в живот, почти час добирался до дому, чтобы вызвать помощь. Неведомо почему, Майер очень живо представил себе тот нож, и жуткие ощущения, когда ты разрезан, и боль, и запах, и ощущение бессилия.

Двойник молниеносно выхватил нож.

— Подожди, — попросил Майер, сумевший взять себя в руки. Страха не было. Двойник замер, нож не успел войти Майеру-второму в живот. — Я не боюсь умереть. Сейчас я нужен многим людям и осознал, как это приятно, и понял, что мне нужно изменить отношение к ним. Или к себе, чтобы никому не было плохо со мной. Делай что хочешь. Я готов умереть, если так необходимо.

Двойник посмотрел ему в глаза… и отбросил нож в сторону. Майер поклонился ему и двойник, улыбаясь, вернул поклон.

— Прости меня, старина, если есть, за что. — Майер протянул руку, двойник не сразу принял её. Рукопожатие было крепким и решительным. — Я действительно всё это понял.

Ему показалось, что подул порыв сильного ветра в лицо, и ветер был жарким. А когда порыв прошёл, двойника не было. А в кармане не оказалось ножа для разрезания бумаги. «Умник мне голову оторвёт, — подумал Майер, — он так любит все эти свои безделушки».

Майер вздохнул, и вспомнил Мерону. «Спасибо, Вейри. Пора и Умнику сказать, что тут не всё так просто. А уж понять, откуда берутся двойники — и вовсе неизвестно, с какой стороны за это браться».

Вон там давилка. А в конце её будет несколько минут очень неприятной работы.

* * *

— Нет, приятель, в салоне он не поедет, — Умник указал на складной прицеп. — Всё туда. Прости, я малость суеверный. Покойники должны ехать в отдельном вагоне.

— Ты догадался?

— Старина, ну не настолько ж я тупой. Фантомы говорят, что ты был у меня в кабинете — баллона нет, костюма нет.

— Прости, — усмехнулся Майер. — Не дошло.

— Ничего, — снисходительно поправил очки Умник. — Не всем же быть гениями. Не рассказывай. Ты про оружие, верно? Мне кажется, я что-то понял. Но дай мне самому въехать.

45

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 10, 1415 В.Д., 08:40

— Пантера. — Вереан стояла перед портативным монитором. — Плановый запрос о статусе операции «Незримая плеть».

«Свернуть операцию», пришёл ответ. Текстом. «Снять программу, обеспечить безопасность Росомахи».

Росомаха. Кодовое имя для Мероны.

— Принято. — Вереан поклонилась. — Конец связи.

А сейчас Пантера убралась в мгновение ока. «Итак, сворачивать операцию. Тут явный второй смысл: ведь если нужно свернуть действительно немедленно, первым словом было бы „срочно“. Что ж, Мерона, вы будете жить, — приняла приказ Вереан. — Благодарите мою принцессу, она подарила вам жизнь. Не впервые отменять такие операции, жизнь очень интересна своей непредсказуемостью».

— Вереан? — Принцесса появилась из душа. И душ был настоящим. — Всё хорошо?

«Всё замечательно, — подумала Вереан. — Мерона пока в безопасности. Без моего присутствия операция не войдёт в активную фазу».

— Всё хорошо. — Вереан зажмурилась, когда её обняли за плечи. «Как ты выросла, моя девочка, очень неудобно бывает, ведь ты чуть не на полторы моих головы выше!». — Всё замечательно.

— Я веду себя недостойно? — Принцесса обняла её крепче и поцеловала — едва ощутимо коснулась губами щеки. Большего помощница ей не позволяла.

— Нет, — улыбнулась Вереан. — Раз спрашиваешь, значит, нет. Это нервы. И… я долго была далеко от тебя. Слишком долго.

Принцесса замерла, прижимая её к себе и глядя в окошко.

— Да. — Вереан махнула рукой, и стёкла потемнели. — Да.

Она не говорила никаких этих романтических глупостей. Только медицинские термины, если нужно было что-то пояснить, или одно слово. «Да» или «нет». И «да» звучало намного чаще.

«Впереди новый мир, моя принцесса, — радовалась Вереан. — Мы покорим его. Мы с вами покорим его, обязательно. Поэтому — „да“. Как перед каждым боем, как перед каждым штурмом».

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 13, 163 г., 06:40

— Так, — Умник постучал ложечкой по бокалу. — Простите, что беру на себя роль председателя. Господа, у меня тут абсолютно нерабочая обстановка. Я с вами отдыхаю, расслабился дальше некуда, и самое страшное, что мне это очень нравится. Так мы никогда ничего не выясним.

— Может, нам правда нужно отдохнуть? — предположила Тевейра. — Активно. Мы пока ещё не освоились в Институте, да ещё все эти приключения… Может, нам нужно немного прийти в себя?

— Он, — Умник указал на Майера, — пусть скажет. Вы знаете, что именно он помог нам тогда найти мозговые центры, базу роботов? Ладно, Майер, не скромничай. Мы сидели в ту предпоследнюю ночь, уже злые как собаки, потому что давили эту нечисть несколько месяцев, сжигали их генераторы, а они снова появлялись и продолжали лезть. В общем, мы думали, как бы найти то самое уязвимое место.

— И чуть не пришибли меня за советы, — усмехнулся Майер.

— Старина, а ты чего ждал? И вот кто-то, уже не помню, кто именно, предположил искать места, где активность Леса примерно близка к естественному фону, самые незаметные. А Майер посмотрел и оценил: «Хорошая мысль». Так оно и оказалось. Мы искали места повышенной активности, генераторы и всё такое, а генералы прятались и никак себя не выдавали. Лес был их связным в совершенно неприметном диапазоне.

— Чем это нам сейчас поможет? — Майер вновь усмехнулся.

— А тем, что как только ты начнёшь умничать и задаваться, значит готов к настоящей работе.

— Ой, какая прелесть, — улыбнулась Аванте. — Доктор, я вас мигом приведу в форму! — она посмотрела в лицо Тевейры и та кивнула. — Правда-правда!

— Есть одна важная вещь. — Майер постучал ложечкой по бокалу. — У Каэна остаточная «Чёрная петля». Это спусковой механизм той программы, которую попытались в него внедрить. Петлю можно устранить, но тогда пропадут последние улики. А сейчас одному Лесу известно, что может вызвать реакцию. Каждая минута может быть на счету.

— Тогда сегодня работаем у меня дома. — Умник поднялся на ноги. — Майер, сколько ты успел просмотреть в виде аннотаций? Шеф торопить тебя не будет, но нам лучше знать.

— Я всё просмотрел в виде аннотаций, и примерно половину успел прочитать полностью. — Майер не моргнул и глазом. — Мне нужно часа три, чтобы скомпилировать первый вариант отчёта.

Умник присвистнул.

— Во даёшь. Берите пример! — он указал на Майера. — Человек сделал за день то, на что давали неделю, а остаток времени с чистой совестью общался с прекрасным полом. Нам с тобой хорошо, мы и отсюда можем работать, а остальным? Прямо хоть открывай тут филиал Института…

— Хорошая мысль, — спокойно отозвался Майер. — Директор говорил, что у тебя дома лучшая лаборатория. Хочешь — трансбиотикой занимайся, хочешь — синтезом, а хочешь — протезированием.

— Естественно, — хмыкнул Умник, — сам собирал оборудование, сам добываю реактивы.

— Я психолог, — напомнила Тевейра. — Мне нужно быть среди людей. Я не смогу работать отсюда.

— Нам обоим нужно чаще появляться среди людей, — добавил Майер. — Рони говорит, это важно.

— Что ж, тогда как в добрые старые времена, — проворчал Умник. — Вы двое — прикрытие и, так сказать, источник вдохновения. Остальные будут работать здесь, — он поправил очки. — И вот ещё что. Если пригласите кого старше сорока, на порог не пущу! Меня одного тут хватит!

— Эри, — Тевейра обняла его, — вы прелесть! Вы же рады, когда мы здесь, так чего дуетесь?

— Он, — Умник ткнул пальцем в Майера, — тут совершенно лишний. Кроме шуток, Майер, иди и займись делом. Дай почувствовать себя счастливым!

— Не вопрос. — Майер улыбнулся, и похлопал Умника по плечу.

* * *

На войне вместе с Майстаном Умник был хирургом, остальные только ассистировали. Практики у Майера с тех пор почти не было, и предстояла очень неприятная задача. «Трофей», который они добыли в коридоре давилки, хоть и перестал пахнуть, на вид был ужасен. На войне чего только не насмотришься, но вот так, в мирное время…

Ладно. Глаза боятся… Майер включил тягу, надел маску и перчатки, установил камеры — и приступил.

Срезать одежду, обеззаразить, в контейнер — поискать, что там у него интересного. А на остальное напустить сканеры и диагност. Остальное уже — для совсем других специалистов, которые изучат снимки и пробы тканей и сделают выводы.

Через сорок минут Майер закончил. Теперь заморозить «трофей», убрать его пока куда подальше, это уж пусть Умник решает, куда. Одежду и прочее тоже ему исследовать.

Когда он уже убрал всю спецодежду в «горячую камеру» для стерилизации и вымыл руки, постучалась Аванте.

— Нам нужна ваша… — её взгляд упал на то, что лежало за Майером, на столе. Майер быстро прикрыл ладонью её глаза и прижал к себе.

— Не смотри. — Он физически ощущал её испуг и отвращение. — Это не всегда красиво выглядит. Отвернись и постой, я уберу его.

Аванте выполнила его просьбу, прикрыв глаза. Теперь ей мерещилось то, чего не было — запах, кровь повсюду. Человек умер плохой, неприятной смертью, вот что это значит. Майер осторожно взял её за плечи.

— Всё. Так что вам нужно?

— Мама поручила нам самим разбираться, что случилось с Каэном. Нам нужна ваша помощь.

— Готов. — Он запер «холодильник» и выключил тяги. — Всё? Успокоилась?

— Этот человек умирал долго. — Аванте посмотрела ему в глаза. — Я знаю. Может, это вам пригодится. И ещё… — потянула его за руку. — Выйдем, не хочу говорить при нём!

— Айри. — Она дождалась, когда Майер захлопнет и запрёт дверь в лабораторию. — Я буду вашим психологом. Если только вы не против. Спортом вы тоже будете заниматься со мной, хорошо?

— Договорились. — Он посмотрел в её лицо со всей серьёзностью. И десятки вопросов, которые начали роиться в голове, сами собой разлетелись прочь.

— Вы, правда, быстро учитесь, — поразилась Аванте, и погладила его по щеке. — Простите, я не могу на «ты». Не получается! А вы говорите, как вам приятнее. Идёмте, — потянула его за руку, — нас ждут.

* * *

— Да, мама. — Тевейра говорила по телефону, когда они вошли. — Справимся, но нам нужны ещё люди. Нет, Эри не против, если они моложе сорока. — Тевейра рассмеялась, было видно — старалась сдерживаться. — Да, я сама выберу. Не беспокойся, мама, справимся. Обязательно! — она убрала телефон. — Аванте, Каэн. — Она посмотрела каждому в глаза. — Начинайте. Айри. — Тевейра отвела его в сторону. — Мне нужно, чтобы вы следили за Каэном. Если вдруг мы не уследим. И… — оглянулась она, и перешла на шёпот, хотя их и так не могли слышать. — Когда вы рядом, Аванте вся сияет и работает почти как вы, неделю за день. — Она улыбнулась. — Договорились?

— А вы куда?

— Поговорю с Лесом. — Тевейра перестала улыбаться. — Звоните, когда нужно — я буду рядом, — и обняла его. — Не скучайте!

Стемран, г. Стемран, Площадь Свободы, дом 8, Штаб-квартира Консервативной Партии, Техаон 13, 163 г., 10:15

— Теаренти Мерона. — Секретарь закрыл за собой дверь. — Там человек в сопровождении полиции. Он хочет что-то сказать вам.

— Конечно, пусть входит, — согласилась Мерона. Чего только не увидишь на службе.

Человек был испуган, но в присутствии Мероны успокоился.

— Можно попросить вас подождать в приёмной? — Мерона поклонилась полицейским. — Я думаю, теариан Эгес хочет сказать что-то в частном порядке.

Полицейские переглянулись — то, что Мерона знает всех по имени, всякий раз удивляет.

— Теаренти. — Эгес сидел на стуле напротив, то и дело отводил взгляд. — Я помогал людям, которые что-то замышляют против вас.

Мерона очень внимательно слушала его, задавала вопросы. К концу рассказа задержанный и вовсе успокоился. Мерона попросила одного из полицейских войти в кабинет, а другого подождать в приёмной с задержанным.

— Он пришёл с повинной? — поинтересовалась Мерона.

— Да, теаренти. Признаться, мы ничего не поняли из его признаний, потому что это всё выглядит нелепо. Что он во сне с кем-то говорил, и так далее. Записи, которые он передал, у нас в полицейском управлении.

— Я должна сделать официальный запрос, чтобы получить копии записей. — Мерона набрала номер. — У меня просьба, распорядитесь немедленно сделать копии и передать моему курьеру, которого я сейчас отправлю. Запрос прибудет в течение часа. Я понимаю, что это нарушение инструкций, но…

— Не беспокойтесь, теаренти. — Полицейский коротко поклонился.

— И просьба до конца следствия поместить задержанного под усиленную охрану.

46

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 10, 1415 В.Д., 9:50

— Волнуетесь, Ваше Высочество? — Вереан посмотрела ей в глаза и ободряюще улыбнулась. — Я вас понимаю. Перед великими событиями всегда волнуешься. Есть ещё десять минут — прикажете сделать вам кофе?

Принцесса смотрела в её глаза. «Нет, мне не кофе нужно, — читалось там. — Мне нужно чуть-чуть сильнее поверить в себя». И Вереан прекрасно знала, что некоторая растерянность Аганте кажущаяся. Случись какое-то событие, возникни необходимость немедленно действовать — принцесса моментально возьмёт инициативу в свои руки.

* * *

— Вы должны жить так, Ваше Высочество, словно меня нет. Словно я могу исчезнуть в любой момент.

— Няня, вы не можете пропасть! Так не бывает! Люди не умирают просто так, и вы никогда не умрёте!

Вереан улыбалась на это, но не лгала, принцессе лгать нельзя. «Или молчи, если не уверена, что тебя поймут, или говори правду».

Она оставляла принцессу неоднократно. Иногда — надолго. То обязанности — иной раз нужно лично побывать где-то. Иногда — стечение обстоятельств. Иногда нужно было проходить медосмотр, посещать психолога, и много чего ещё. Да и отпуск, пусть и краткий, нужен. Нужен очень часто.

— Няня, где вы были?! Я искала вас, а все говорили мне какую-то чушь! Вы же обязаны быть рядом со мной! А вы уехали!

— Да, я уезжала, Ваше Высочество, но я всегда оставляю с вами надёжных людей, я не бросаю вас.

— Не нужны мне эти люди! Я хочу, чтобы вы всегда-всегда были рядом! Вы обязаны!

— Это не всегда возможно, Ваше Высочество. Я слежу, чтобы всё, что входит в круг моих обязанностей, выполнялось. Я не всегда всё делаю сама, люди сильны потому, что им помогают другие люди. Я человек, простите, что напоминаю, и мне тоже нужен отдых.

— Вы не любите меня! Я теперь взрослая, хлопушка вам не поможет! Я скажу… я скажу, и…

— Да, Ваше Высочество?

Она тогда долго не могла придумать, что она скажет. Дети бывают иногда так обидчивы. И случилась, произошла первая попытка шантажа. Няня очень внимательно выслушала то, что пообещала ей подопечная, после чего поклонилась, уселась у двери и достала свой кинжал. Няня никогда не доставала его просто так, оружие не терпит, когда его вынимают забавы ради. Если вы достали оружие — значит, в этом есть необходимость, и вам не будет стыдно за то, что прикоснулись к нему.

— Няня, зачем вам кинжал?

— Вы угрожаете мне, Ваше Высочество, и вы собираетесь рассказать обо мне то, чего не было на самом деле. Я не имею права, а если бы имела, то не смогла бы обвинять вас во лжи. У меня есть единственный способ сохранить имя и лицо.

Няня положила кинжал справа от себя, спокойно развязала пояс тефана и сняла верхнюю его часть. Не торопясь, сложила его втрое и положила перед собой.

— Я всегда была вам верна, Ваше Высочество, и остаюсь верной. — Няня улыбнулась, поклонилась, коснувшись пола лбом. Взяла кинжал и поклонилась ему. — Никто не осудит вас, Ваше Высочество. Никто не упрекнёт вас, если вы не захотите смотреть и отвернётесь.

Видимо, только в последний момент Аганте поняла, что всё, что она видит — происходит на самом деле. Она сама не помнила, что кричала, она потом помнила только, что кричала очень громко, испугавшись — впервые испугавшись всерьёз — не за себя. Но подходить не осмеливалась, было видно, что если сделать шаг, то няня отправит кинжал в последний путь — косо через живот, через пояс смерти, и напоследок в печень и сердце. Няня молча слушала всё, что говорила принцесса, пока та не уселась на пол, и не разрыдалась.

— Вы разрешите, Ваше Высочество? — спросила Вереан, когда принцесса притихла, подняла заплаканное лицо, и стало понятно — не знает, что сказать. — Прошу простить меня, если я была в чём-то виновата.

— Нет! — Аганте встала на колени. — Няня! Вереан Аван-Лан эр Рейстан! — Видимо, страх вернул одиннадцатилетней принцессе способность здраво рассуждать. — Прошу простить мои слова! Я не хотела оскорбить вас, и приму любое наказание как должное, — она поклонилась и замерла так.

— Встаньте, Ваше Высочество, — услышала она через несколько минут. Няня уже была одета, и кинжала не было в её руке. — Мы с вами обе провинились, наказание положено обеим. Вы не усвоили мои уроки, а я не проследила за этим. Ваше Высочество. — Принцесса посмотрела ей в глаза. — Прошу вас помнить, что если я во второй раз в таких же обстоятельствах извлеку оружие с той же целью, я не смогу вернуть его в ножны — это всё равно, что потерять имя.

— Няня! — Принцесса бросилась к ней и обняла. И всё. «Я больше не буду», — сказала бы девочка, как говорила многократно в прошлом. Но сейчас что-то изменилось. Вереан молча прижимала её к себе, а сама ощущала то же, что ощущала в одном из боёв, когда заряд, шедший прямо в лоб её кораблю, удалось рассеять в последний момент. Сама Тень прошла мимо, почти что взяла Вереан за руку. Но передумала. Никому не описать это ощущение, пока сама не испытаешь. А когда тебе только двадцать девять, и ты сама не так уж давно была ребёнком…

* * *

— Её Величество Ан Рейстан, — доложил герольд — тоже фантом, но сейчас многое, многое изменилось, и фантомов разрешила использовать сама Королева. Тем более, это не просто призраки-изображения, удалось транслировать и кое-что ещё. Как минимум, запахи — личные, без которых всякое общение становится профанацией. Остальное приходилось додумывать. Вереан встала на колено и склонила голову.

Её Величество поправила вуаль. Видно было, что трансляция идёт из Парка Времени, места принятия важнейших решений, а по обе стороны её, коленопреклоненные, стояли несколько важных чиновников.

— Дочь моя. — Принцессе необязательно становиться на колено, достаточно наклонить голову. — Мы потратили много времени на то, чтобы обсудить все обстоятельства и последствия вашего замысла. Я рада сообщить, что мы достигли единого мнения. Я даю вам благословение на всё, что вы намерены сделать на территории мира Стемран.

Принцесса поклонилась.

— Я поручаю вашей помощнице отобрать персонал, который будет сопровождать вас в Стемран и помогать вам реализовывать ваши планы. Вы вместе с ней сообщите, что вам необходимо для исполнения миссии. Дочь моя. — Принцесса вновь попыталась посмотреть в глаза матери. — Это большой риск. Вы не имеете права проиграть.

— Да, Ваше Величество, — поклонилась принцесса. «Победа или смерть», — это понятно. В случае неудачи — смерть от своей руки, в присутствии помощницы, которая подтвердит, что принцесса ответила за свою ошибку, как подобает — подтвердит, прежде чем последовать за своей госпожой.

— Как только вы станете у истоков нового дома, вы станете равной мне, дочь моя. Вам решать, каким будет Великий Дом Стемран. Я верю, что в ближайшем будущем я приму ваше приглашение, чтобы лично поздравить вас. Удачи! — Её Величество поклонилась дочери, что случалось не так часто. — Да хранит вас Великое Море.

— Ваше Высочество? — У принцессы дрожали руки. И всё. Это с ней случалось и раньше, все по-своему реагируют. Невозможно оставаться безучастной.

— Всё хорошо, Вереан, — улыбнулась Аганте. — Хотя к такому не привыкнуть.

— Прикажете исполнять приказ Её Величества?

— Мы обе займёмся этим. Но вначале, ты права, я хотела бы выпить кофе.

* * *

Внизу в покоях всё менялось. Аганте обняла Вереан и прижала её к себе, и долго не отпускала.

«Ваше Высочество, я нарушила основное правило, и если меня об этом спросят, вы понимаете кто, то я скажу правду, — призналась Вереан. — И мы никогда уже не увидимся. Я не могу лгать. Я допустила в своё сердце страсть, на которую не имею права. Мне очень трудно, когда мы одни, и я в вашем полном распоряжении. Прошу не заставлять меня переходить последнюю черту».

— То, что происходит, не предосудительно, няня. Вы сами мне говорили. И вы следите за приличиями и держите меня на расстоянии, я признательна вам за это. Хотя меня почти уже не требуется одёргивать.

— С каждым разом мне труднее и труднее не делать этого, и потому я чаще говорю «нет». Ваше Высочество, скоро вам необходимо будет найти избранника. И вы полюбите его. Нет, это будет само собой. Во всех наших замыслах есть то, чего мы сами не ждали. Если я не справлюсь, я помешаю вам выбрать правильное будущее. Прошу не запрещать мне уйти, когда в том возникнет необходимость.

— Уйти, Вереан?

— Да, — и она улыбнулась. — Нет, не в этом смысле. Я буду рядом, как тогда, когда мы с вами только познакомились. Я буду нянчить ваших детей, если вы позволите, и продолжать помогать, но в вашей семье будут другие близкие вам люди, и любовь к ним и дела, в которых мне нет места. Мы обе знаем, что так и ожидалось. Просто ведите себя, как мы с вами научились. Словно каждый день и каждый час — последний. Прощайтесь с тем прошлым, которое было, без сожалений и страха, без грусти и гнева. Прошлое оставило вам настоящее, а будущее всегда ярче, когда создаёшь его своими руками. Вы давно уже умеете жить сами, без меня, и прекрасно это понимаете. Просто позвольте мне самой решить, когда мне пора уйти. Во всех смыслах.

— Но…

— Да, Ваше Высочество. Я приду, когда будет нужно. Когда на самом деле будет нужно.

— Мы выиграли первый бой, Ваше Высочество. — Вереан «затенила» окна, хотя всё равно никто ничего не смог бы увидеть снаружи. — После боя всегда так.

— Ты никогда не рассказывала. — Аганте взяла её за руки.

— А вы не спрашивали, — улыбнулась Вереан. — Я когда-то просила не спрашивать. Но теперь — спрашивайте, если хотите. Я не всё могу рассказать, но кое-что могу.

Руки у Аганте снова начали дрожать.

— Будут и следующие бои, — заметила Вереан. — Вам сегодня предстоит решить — где и когда. Но это подождёт, вы правы. Вы должны быть готовы и собраны.

Принцесса кивнула, глядя в её глаза.

— Да, Аганте, —улыбнулась Вереан. — Да.

47

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 13, 163 г., 10:20

Майер ощущал себя лишним. Умник перебирал бумаги, что-то напевал себе под нос. Аванте и Каэн трудились как ни в чём не бывало — изучали данные съёмок, обсуждали. Тевейра сидела рядом с ними и поясняла, если речь заходила о ком-то, известном ей. Как и Мерона, Тевейра знает очень и очень многих жителей столицы.

Получалось, что Лес сработал, как детектор лжи. Мерона уже успела выяснить подробности о многих тех, кого «отметил» Лес в ту ночь, ночь событий в квартале Гаххар. О которых не сообщило ни одно СМИ в Старом Мире. Цензура работает на совесть. «Так, — подумал Майер, — а ведь это многое объясняет».

Мы считали, что Лес принял людей просто как ещё один вид, который стабилизирует обстановку. Пока роботы, уж непонятно как, обеспечивали Лесу безопасность и вписывались в общую картину, Лес их поддерживал, он даже вырастил «плазменные кусты», от которых подзаряжались все автоматы, включая «генералов». А в этот раз Лес недвусмысленно отреагировал на угрозу, Мерона тогда думала, что нам тут всем грозит опасность, и Умник чуял, что могут вскорости вычислить его тайну про Тропу и нулевой коридор. И Лес показал именно тех, кто представляет, в нашем понимании, угрозу. А захоти мы всерьёз — и сожрал бы их без сомнений. Самый надёжный способ борьбы с противником — съесть.

Таким образом… Майер перелистнул ещё несколько листков. Бумага дорога, но Умник предпочитает настоящую бумагу. А вот Каэн, например, использует вечный блокнот, разворот двух страниц, принимающих любую фактуру, и текст на них записывается при помощи стила или датчика мыслей, его легко можно листать, на этих страницах легко искать нужное, они могут стать нужным количеством фантомных, неотличимых от подлинных, страниц. «Удобно, бережёт окружающую среду, — говорил Умник, — но я не уважаю книги, которые нельзя подержать в руках, насладиться запахом времени, пошуршать в своё удовольствие. Ну, или хотя бы подтереться, если ни на что другое не годны».

«Таким образом, Лес отреагировал на мысли минимум трёх людей. Но как Лес определил, что опасны именно те, к кому сбегались кольца? — продолжал анализировать Майер. — Ведь он никогда не вступал в контакт с человеком, как мы мечтали — братья по разуму, математика как язык Вселенной и тому подобные вещи. Ноль, пусто, никакой реакции, молчание вам, а не контакт. И не топчите траву, а не то колец долго ждать не придётся… Тевейра в то время, похоже, не вполне включилась, может потому, что не осознала, как же ей себя вести со мной и Мероной. Так? Она ведь тоже беспокоилась. Итак, Лес продемонстрировал нам, что готов сотрудничать. Или это просто рефлекторная реакция, исполнение неявно выраженной команды „генералов“? Разум или рефлекс? Хотя есть теория, что разум — тоже вид рефлекса».

«Все заняты делом, — подумал Майер, — и мне пора». И тут зазвонил телефон. Доктор оставил стопку листов на столе, вышел наружу. Привычка — все разговоры, если возможно, вести без свидетелей. Так удобнее.

— Теариан Майер Акаманте эр Нерейт?

— Беррон! — Майер был приятно удивлён. — Я уже начал беспокоиться.

— Визу долго не давали, — усмехнулся тот. — Майер, у меня с собой много странных новостей. Если возможно, я хотел бы поговорить с вами лично.

— Фантом вас устроит, или лучше лично?

— Я предпочёл бы лично. Я остановился в «Водопаде».

— Вы ведь взяли с собой бумаги из Академии? — Майеру пришла в голову идея. Привозить Беррона в поместье особого смысла нет, но вот провести день-два в Институте он вполне может. Тем более что Беррон не любитель шумных увеселений. А уж найти, чем его там развлечь, найдётся. — Замечательно. Тогда обратитесь к администратору, пусть вам закажут билет на маршрутный рейс до Института Биологии. Скажите, когда вылетите.

«Тевейра и остальные „дети“ Мероны говорят с Лесом, как с живым и разумным. Да и я в тот раз говорил как с привычным мне собеседником, таким же человеком, — продолжал свой анализ Майер. — А вот взгляд Леса… Точно! Все изучают электромагнитные свойства этого феномена, и там всё уже понятно, откуда приходят электромагнитные волны, и когда какие и какой они интенсивности, а пробовал кто-нибудь изучать изменение фантомных структур? Иными словами, отмечали ли „пси“-аспекты, реакцию на специфические особенности самих людей? Именно на мышление? Ведь взгляд был и раньше, но раньше всё было понятно, если ощутил что-то такое, то беги со всех ног или влезай на дерево — кольцо вот-вот появится».

Майер кинулся к столу, не обращая внимания на взгляды остальных, и принялся листать. Есть, есть исследования, попытки исследований, но они или свёрнуты, или прекращены из-за перевода сотрудника в другую лабораторию, отъезда…

Умник и Тевейра переглянулись, и Умник прижал палец к губам: «Не мешайте ему!». Майер явно что-то нашёл, он писал, перелистывал бумаги и ничего вокруг не замечал. Тевейра сходила и принесла ему поднос с чаем и сухариками. Майер даже не заметил, не поблагодарил, просто взял чашку, отпил с явным удовольствием и продолжил работать. Тевейра посмотрела в глаза Умнику, тот сокрушённо покивал: «Что с него взять!». Тевейра улыбнулась, встала рядом с Майером, но не за спиной, он от этого всегда выходил из себя и обижался, как маленький, и прикрыла глаза, улыбаясь. Ей было очень-очень хорошо.

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Отель «Сияние», Венант 10, 1415 В.Д., 11:20

— Тевейра Арэс-Таэр эр Тессорет эр Фаэр. — Её Величество Королева Ан Фаэр прибыла сама, инкогнито. — Я знаю вас как в высшей степени здравомыслящего человека, способного на риск и умеющего рассчитывать последствия. Предложение принцессы Аганте не застало нас врасплох, но привело к тому, что мы пересмотрим наши планы относительно сотрудничества с Великим Домом Рейстан.

Мегин Тервен эс Фаэр — помощница Тевейры — стояла, преклонив колено. Все три — королева, Тевейра и Мегин — казались родными сёстрами с ослепительно-белыми волосами, это не спокойное серебро седины, а цвет чистейшего снега, символ чистоты во всём. Овальные лица, тонкие губы и светлая, как у альбиносов кожа. При этом стройные и величественные.

— Мы с вами похожи не только внешне, — заметила Её Величество. — Старшая дочь вскоре сменит меня на троне, младшая породнилась с одним из северных домов, я не могу пока раскрыть с каким. Сегодня ночью было заседание Совета Безопасности, и мы пришли к выводу, что вы отныне должны представлять Королевство не как достойная дочерь вашего дома, но как особа королевской крови. Я привезла с собой людей, которые подтвердят вашу личность, и будут свидетелями того, что я объявляю вас своей приёмной дочерью, и даю все полномочия единолично действовать от имени Великого Дома Фаэр на территории мира Стемран.

— Это большая честь для меня, Ваше Величество. — И сама Тевейра, и её помощница поклонились.

— Это большая честь для нас всех. — Её Величество прикоснулась ладонью к щеке Тевейры и её помощницы. — Мы знаем примерный расклад сил. Граждане Стемрана, включая теаренти Мерону эс Тессан и её друзей, очень ценят свою свободу и будут, если потребуется, защищать её с оружием в руках.

— Мерона — дальний потомок Великого Дома Фаэр, а это больше значит, нежели утверждают многие генетики. — И Её Величество, и обе присутствующие дамы улыбнулись. — Дом Рейстан будет действовать в своей обычной манере. Собирать компрометирующие материалы на всех, создавать напряжение в случае, если их позиции будут слабеть, быть готовыми применить силу, если вы не сумеете договориться. Вашей миссией, Тевейра эр Фаэр, будет обеспечение успеха этих переговоров.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

— Многие и в доме Рейстан, и в доме Те-Менри недовольны столь быстрым развитием событий. Им выгоднее, чтобы мы протянули вопрос ещё лет сорок-пятьдесят, когда большинство ветеранов Войны отойдут в царство Тени, а с новым поколением будет проще справиться. Мы не ставим целью добиться, чтобы именно вы стали во главе Великого Дома Стемран. Ваша задача — обеспечить его создание. Вы — одна из лучших наших дипломатов, дочь моя. — Королева сделала шаг вперёд, и обняла вновь объявленную принцессу. Тевейра эр Фаэр ощутила тепло, которое пришло из ниоткуда, и наполнило её радостью.

— Да, я в вас не ошиблась. Я тоже почувствовала. На колени, принцесса Тевейра эр Фаэр. Да не встанете вы более на колени ни перед кем, кроме тех, кому верны. — Её Величество взяла у одного из сопровождавших кинжал вновь объявленной принцессы, обнажила оружие и прикоснулась кончиком клинка ко лбу, щекам и шее Тевейры. — Встаньте, дочь моя.

Её Величество не глядя махнула рукой, и они остались в комнате втроём. Принцесса Тевейра эр Фаэр пристегнула ножны — оружие подобает носить открыто — и поклонилась.

— Мы не будем придавать вам армию шпионов и диверсантов, как это сделал бы дом Рейстан. — Её Величество улыбнулась одними губами. — У вас будет совсем немного помощников, но крайне полезных и преданных. Мегин. — Её Величество посмотрела на помощницу принцессы, и та склонилась в почтительном поклоне. — Нет более необходимости скрывать, кто вы. Пожалуйста, назовитесь.

— Я Мегин Тервен эс Фаэр. — Мегин коротко поклонилась. — Я скажу это только один раз, Ваше Высочество, и прошу вас дать клятву, что вы не потребуете от меня повторить мои слова.

— Клянусь. — Принцесса была в недоумении. Ещё час назад они обе были работницы дипломатического корпуса, вот уже двенадцать лет подруги, обе закончили одни и те же учебные заведения и всегда служили вместе.

— Перед вами Aenin Rinen, Ваше Высочество. — Мегин сложила руки перед грудью. — Я благодарна Её Величеству, что она позволила мне быть так близко к вам, и так близко к Великому Дому Фаэр. Орден согласился, чтобы я открылась, потому что нам будут противостоять весьма влиятельные люди, жаждущие оставить Стемран колонией.

Принцесса поклонилась, почти рефлекторно. — Благодарю вас за доверие!

— Теаренти Мерона эс Тессан сама назвалась Aenin Rinen, вопреки воле Ордена, — продолжила Мегин, с каждым словом превращаясь в прежнюю Мегин — болтливую, способную на безудержное веселье, при этом добрую и очень чуткую. — Всё это время объявленный ей смертный приговор был в силе, и в случае, если Мерона вернулась бы на Шамтеран, её бы казнили. Мы снимаем этот приговор, и будем всемерно содействовать ей и её детям. Спасибо, Ваше Величество. — И превращение Aenin Rinen в прежнюю Мегин завершилось.

— Пройдёмте со мной. — Её Величество распахнула двери. — Мы подпишем все необходимые бумаги.

48

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Отель «Сияние», Венант 10, 1415 В.Д., 13:40

— Вейри? — Мегин потрогала подругу за плечо. — С тобой всё хорошо?

— Не очень, — призналась Тевейра эр Фаэр. — Я думала, всё будет, как мы задумывали. А теперь… я даже не могу понять, как к вам обращаться!

— Как и раньше, — предложила Мегин, лицо серьёзное, но глаза улыбаются. — Мегин или Мэг. И на «ты».

— Ты мне ничего не расскажешь, да? Вся твоя история…

— …чистая правда. Просто я говорила не всё.

— И тебе, правда, двадцать три года?

— Как и тебе. Мы обе очень талантливые. Только в разном. — Мегин посмотрела в глаза подруги и обе рассмеялись. — Ну не дуйся! — Она обняла принцессу. — Знаешь, я никогда не думала, что буду обнимать настоящую принцессу! Тем более помогать ей! Всё? Всё хорошо, Ваше Высочество?

— Давай и ты тогда, как раньше.

— А мне так тоже нравится! Ну вот, опять ты дуешься…

— Нас не примут всерьёз, — покачала головой Тевейра. — Вот точно говорю!

— Дом Рейстан? И хорошо, что не примут. Принцессе Аганте была нужна бедная родственница. А мы с тобой не слишком богаты, к тому же любим авантюры, и никогда никого не предавали. Вот она и выбрала нас.

— Сама?

Тевейра эр Фаэр смотрела в глаза Мегин. Та выдержала взгляд. Но, в конце концов потупилась с виноватым видом.

— Не совсем…

Принцесса Тевейра расхохоталась.

— Мэг, — посерьёзнела она, — я боюсь этой её помощницы. Она точно ничего не заподозрила?

— Ничего, — подтвердила Мегин. — Правильно боишься. Если нужно, она убьёт всех, кто встанет на пути. Она обучена некоторым искусствам Aenin Rinen, но ей это не помогло, меня она не почувствовала. А вот тебя я научу нескольким очень полезным мелочам. Через два дня в Стемране пройдёт референдум, а через три дня Мерона пригласит нас всех приступить к подготовке церемонии.

— Откуда ты знаешь?

— Телевизор смотрю. — Мегин была сама серьёзность, и принцесса снова рассмеялась. — Вот с этого мы и начнём. С разговора без слов. Тебе будет очень полезно общаться так, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Этому можно обучить за три дня? — Тевейра с сомнением посмотрела на Мегин.

— Пять лет и три дня. Я занималась с тобой всё время службы в Корпусе, пусть ты и не замечала. А сейчас мы начнём проверять, как ты усвоила уроки. Пообещай мне одно, Вейри. Нет, именно мне, Мегин, твоей подруге и помощнице. Пообещай, что не подумаешь обо мне ничего плохого в ближайшие шесть часов.

— Я обещаю. — Тевейра эр Фаэр поклонилась.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 13, 163 г., 14:45

— Айри. — Тевейра потрогала его за плечо. — Вы ставили сигнал на без десяти три.

Майер с трудом отвлёкся. «Нашёл, — подумал он, — я нашёл то, где мы ничего не замечали, глядя в упор. Думаю, что нашёл».

— Вейри? — Он оглянулся. Он сидит в кабинете Умника, один, жарко горит камин, тепло и уютно, Тевейра стоит рядом и, улыбаясь, смотрит на него.

— У вас встреча?

— Да. — Майер выпрямился. — Спасибо, что напомнила. Что-то я увлёкся. А где все?

— Кто где. Тут много комнат. Мы с Эри попросили, чтобы вас не отвлекали.

— Спасибо. — Майер обнял её, и сердце забилось, как забилось бы пятьдесят лет назад. Обратил внимание на чайный поднос. — Это ты приносила?

— Я, — подтвердила Тевейра. — Приятно смотреть, как ты работаешь. Что-то нашёл? Не беспокойся, машина уже готова, я заправила её.

— Нашёл, — согласился Майер. — Думаю, что нашёл.

— Умница! — Она поцеловала его. — Расскажешь? Я хочу поехать вместе с тобой. Я думаю, Беррон будет рад видеть меня, а мне лучше убедиться, что с ним всё хорошо.

— Я не называл имён. — Настороженность появилась и пропала из его взгляда. Тевейра улыбнулась.

— Тебе придётся привыкнуть. Нет, я не читаю мысли, как в фантастических романах. Это образы. Мне трудно объяснить… я поняла, что это он. И ещё, Айри. У мамы завтра вступление в должность, а сегодня она просила приехать нас с тобой и Каэна. Ближе к вечеру, на рейсовом автобусе.

Майер чуть по лбу себя не хлопнул. Если ездить «как все», и не бояться быть среди обычных людей, то рейсовый автобус — идеальный вариант. Ему положен синий коридор, специальная трасса, где автомобиль может разгоняться до сверхзвуковой скорости, не травмируя природу вокруг. Сорок пять минут туда, сорок пять обратно. Частным машинам этот коридор заказан, поэтому Умник летает так долго, единственной альтернативой было бы делать прыжок через ближний космос, но ПВО, ПВО…

— Да, — подтвердила Тевейра, снова угадав мысли. — И совершенно легально. И никто не заподозрит… Ты готов? Уже пора!

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 10, 1415 В.Д., 14:40

— Анализы показали, Ваше Высочество, что церемония признания никак не сказалась на моём организме, — закончила Вереан. — В воде, которую я пила, также не содержится ничего, что могло бы вызвать эйфорию, которую я испытывала. Я не сомневаюсь, что мы имеем дело с хорошо разыгранным представлением.

— Праздники Моря. — Принцесса посмотрела на карту Стемрана, она сейчас занимала всю дальнюю стену. Хорошо потрудилась разведка, очень хорошо.

— Совершенно верно. — Помощница поклонилась. — Низким людям нужен театр, нужно то, что можно потрогать и увидеть. Мы проводим для них Праздники Моря, и давно известно, что Посвящённые — в первую очередь мастера гипноза и прекрасные психологи.

— Вы не верите во Владычицу Моря, — заметила принцесса. Сама она верила. И Вереан никогда не иронизировала над её взглядами. — Но принимаете как должное всё, что делается в Её честь.

— Я верю в людей, — вновь поклонилась Вереан. — Если вы верите и почитаете Владычицу Моря, и если Она позволяет мне служить вам, не веря в Неё, значит — и в этом её воля.

Принцесса едва заметно кивнула. Мама говорила мне, что это было основным возражением против именно этой няни, Вереан не почитала должным образом Море. «Человек, который не признаёт существование породившей его силы, которую не одолеть и не понять до конца, — говорила мама, — в итоге останется сам с собой, наедине с той пустотой, из которой вышел, и в которую вернётся».

— Владычица Моря милостива, она всем воздаёт тем, во что те верят. Веришь в то, что нет Её, а есть только космос, лишённый разума и непостижимости — останешься с ним в свой последний час, и уйдёшь из жизни в отчаянии и безнадежности — и всю жизнь будешь трепетать перед осознанием этого, — продолжала королева. — Нет исключений, дочь моя. Если ты не ощущаешь себя частью чего-то, что породило тебя и возьмёт обратно, что невозможно постичь, чей главной силой является любовь — значит, не будет в твоей жизни подлинной любви.

Но то, что в жизни Вереан есть подлинная любовь, теперь понимали все.

— Я предлагаю вот этих людей. — Вереан, убедившись, что тема исчерпана, вывела на экран список. — Вам предстоит принять веру Стемрана, госпожа. Вам будет очень трудно, вам придётся служить сразу двум силам, и суметь примирить их в своём сердце. Простите, что напоминаю. Люди Стемрана очень чутки к фальши, и даже если Великий Лес — просто хорошо разыгранное действо, они в него верят всей душой. Без фанатизма и ярости. Именно это роднит их с нами. Пусть они необразованны, и не знают подлинных ценностей, но они умеют служить тому, во что верят, у них есть смысл жизни. Такие люди непобедимы.

Принцесса кивнула.

— Люди, которых я предлагаю, — Вереан провела зайчиком указки по списку, — также могут принять новые взгляды, не отвергая прежние. Это очень трудно, но я в них верю.

— Я ознакомлюсь и приму решение. — Принцесса встала. — Спасибо, Вереан. Ближайшие два часа я буду занята, прошу оградить меня от всего, что может подождать.

Вереан низко поклонилась, и затворила за собой двери кабинета. И Пантера ненадолго вернулась, когда в очередной раз Вереан проверила, что поместье под надёжной охраной. «Вы великолепны, — подумала Вереан в который раз. — Я специально уезжала иногда надолго, чтобы наблюдать и вновь убеждаться — вы не стали моей куклой, девочкой, которую я по глупости своей влюбила в себя, и лишила воли. Вы тверды и изобретательны, самостоятельны и способны на риск, остры на язык и, главное, умеете быть доброй. Я должна сдержаться. И уйти, я смогу быть рядом, когда другие завладеют вашим сердцем, и не сойти с ума… — Вереан улыбнулась. — Владычица Моря, если Вы существуете, в добрый час вы направили ко мне того офицера, который предложил сменить карьеру пилота-истребителя на карьеру няни и помощницы принцессы. Только так я смогла понять подлинную мощь Империи, о закате которой все твердят».

49

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Отель «Сияние», Венант 10, 1415 В.Д., 15:30

— Всё хорошо, Ваше Высочество? — Мегин прикрыла принцессу Тевейру лёгким покрывалом, сама уселась на пол рядом. — Должно быть горячо во всём теле.

— Мэг, у меня крыша ползёт, — призналась принцесса. — Во все стороны сразу. Если бы нас за таким застукали в Корпусе, точно бы выгнали…

— Лишили имени и дали пожизненное, — согласилась Мегин. — Ничего не болит? Не делай резких движений.

— Ничего. Я себя котёнком чувствую, — призналась принцесса Тевейра, для близких друзей и врагов — Рысь. Красться, поджидать момент и резко падать на голову противнику. Если Тевейре поручали чего-то добиться, то она добивалась. Вкрадчиво или силой, исподволь или почти напрямую, но выполняла все дипломатические поручения. Были промахи, но не было провалов. — Таким, знаешь, с голубыми глазками. Дали молочка, вылизали, проверили под хвостиком — и спать к маме под бочок…

— Повторить? — Мегин улыбнулась любимой своей зубастой улыбкой. Она сама не так известна, пусть в Корпусе и ей дали полуофициальное прозвище «Ласка». В паре с Рысью получается непобедимая команда. Наверное, поэтому они так быстро достигли званий, выше которых подняться можно только за выдающиеся достижения перед королевством или выслугу лет. — Какая из четырёх частей приятнее всего?

— Все, — призналась принцесса. — Стой! Ты что, серьёзно, что ли?! Мэг! — но та уже уселась к ней на колени и властным движением положила ладони на голову. — В конце концов, это неприлично!

— Можно подумать, можно подумать. — Мегин медленно проводила ладонями, прислушиваясь к ощущениям. — Как смелости набираться с подружками перед вечеринкой, так нормально. Так мы ушки не прячем. А как к ответственной работе готовиться… Лежи смирно!

— Оденься, что ли?

«Вот ещё!», услышала Тевейра, но не ушами, а как бы в самой голове. И даже не словами. Ощущением.

— Ч-ч-что?! — вздрогнула она. Мегин сидела в чём мать родила, у Тевейры на коленях и смотрела, улыбаясь, в её глаза.

«Если ты в самом деле меня слышишь, подними правую руку и заведи за голову», снова не голос, а образы. Как будто ей это сказали. Принцесса Тевейра сделала то, что услышала, и Мегин рассмеялась.

— Не зря я старалась, — чмокнула подругу в щёку, и встала. — Будем заниматься всё свободное время. Достаточно, если ты просто будешь слышать меня. Нет.

— Что «нет»? — принцесса Тевейра была потрясена и не пыталась это скрыть.

— Не оденусь. Одежда мне мешает заниматься. Ой, какие мы стеснительные! Как купаться, да загорать, да в общаге по ночам гудеть, так мы не стесняемся.

— Когда это я в общежитии голая ходила?!

— А вот под Новый год, — охотно напомнила Мегин. — Кто-то два бокала лишнего выпил, и…

— Всё, умолкни! — Принцесса Тевейра прижала ладони к лицу. — Вот зараза, поверить до сих пор не могу.

— Ничего, у нас есть пара дней. Поверишь. Ложись на живот и расслабься. Я повторю весь процесс.

— Мэг, я так не могу! — Принцесса не улыбалась.

— Вейри! — Мегин уселась рядом. — Это просто массаж. Что за предрассудки! Медосмотра от романа отличить не можешь? В общем, подруга, теперь я буду спать с тобой под одним одеялом. Пока не вылечишься от глупостей. Кстати у имперцев это в порядке вещей. Мы никого не шокируем. У них, знаешь ли, за подобные романы с прислугой… — Мэг провела ребром ладони по животу, а потом — по горлу. — При большом стечении народа. Или в мешок — и в море. Хороший способ, правда?

— К-к-какой ещё способ?!

— Соблюдать приличия. — Мегин не улыбалась. — Всё, не дёргайся, держи меня за руку и лежи спокойно.

— Слушай, а как же тот парень, который за тобой ухаживал? Бросишь?

— Я ещё не нашла себе избранника. Мы просто гуляем с ним иногда, и всё.

— Слу-у-у-шай… Разве принцесса не обязана быть нетронутой?

— Женщине не полезно оставаться нетронутой после двадцати. — Мегин провела ладонью по животу Тевейры, и та сумела не скривиться. Тем более что было очень приятно. — А после тридцати пяти вредно. Ну да, я тоже «тронутая». — Мегин улыбнулась. — Вейри, только имперцы придают этому священное значение. А потом не знают, что делать с девушками, которых пристроить не удалось. Только под замок и прятать, чтобы не видно было, как они с ума сходят. Или в армию отдавать, или в торговлю, или ещё куда, чтобы было, куда энергию деть.

— Да-а-а? Значит, я не порченая?

— Нет, ты просто слишком добрая. Ничего, найдёшь себе избранника, сама поймёшь, что такое любовь на самом деле. Ну-ка перестань! — Мегин строго посмотрела на Тевейру, которая попробовала прикрыть ладонью самые интимные места. — У самой есть, не отниму! Боишься, так глаза закрой. Всё, садись, — Мегин помогла Тевейре усесться. И подняла с пола свой тефан, к немалому облегчению принцессы.

— Со здоровьем всё в порядке. В самом скором будущем сможешь завести очень здоровых детей… Чего кривишься? Вот когда тебе там устроят медосмотр, тогда и будешь кривиться.

— Ощущаю себя породистой кошкой. — Тевейра тоже взяла свою одежду. — Сейчас кота приведут, чтобы правильных котят принесла.

— Это часть договора. — Мегин помогла ей завязать пояс. — Но у тебя право самой найти избранника, а если не найдёшь вовремя, то… не страшно. Страшно, если кто-то из остальных двух родить вовремя не сможет. Вот тогда ты и будешь породистой кошкой.

Принцесса Тевейра чуть не расхохоталась самым неприличным образом.

— Прости, — взяла подругу за руку. — Я ещё не осознала, что это будет Великий Дом. И это совсем не смешно, а нормально, думать о таком…

— Осознаешь, — согласилась Мегин. — Нет, я, правда, ужасно рада! — Она обхватила принцессу и долго не отпускала. — Сделаешь меня министром по вопросам приличий, будем имперцев штрафовать за нетронутость… — Принцесса Тевейра рассмеялась, Мегин же была сама серьёзность. — Вот и хорошо. А теперь пошли вниз — есть хочу, сил нет!

Стемран, Провинция Стемран, Институт Биологии, Техаон 13, 163 г., 16:20

— Сказочное место! — Беррон выглядел вполне здоровым, более того — помолодевшим. — Вы меня тогда спасли, теаренти, все доктора говорят. — Беррон поклонился Тевейре, и та с улыбкой вернула поклон. — Я перед вами в долгу. И знаете, одышка прошла, и курить почти не тянет. Признайтесь, ваша работа?

— Моя, — согласилась Тевейра. — Вернуть обратно?

— Что вы! — Беррон притворно ужаснулся. — Можно сесть? Так вот. — Беррон тоже любит настоящее. Портфель из подлинной кожи — «Представляю, какой крик подняли бы защитники животных, — подумал Майер. — Даже несмотря на то, что кожа выращена отдельно от животного».

— О пожаре я уже говорил. А ещё о вас спрашивали самые разные люди. Никогда сами не приходили, не приезжали. Но стоило вам уехать, как всё прекратилось. Звонки, письма, все эти люди. Как испарились. Того человека, который нанёс визит вашим природным родителям. — Беррон протянул Тевейре папку и карту памяти. Та кивком указала — оставьте на столе. — Его задержали. Все доказательства на месте. Но он клянётся, что ничего не помнит, что действовал как по чужому приказу. Следствие ещё ведётся, но, — Беррон развёл руками, — трудно что-то установить. Он во всём признался, но упирает на то, что его заставили, у него нет повода угрожать и чего-то требовать от вашей семьи. И поводов действительно не нашли.

— Очень странно. — Майер почесал в затылке. — Скажите, Беррон, у вас ведь сохранились связи в полиции?

— Разумеется. Неофициальные, конечно.

— Так даже лучше. Вы могли бы попросить кого-нибудь составить список. Все те, кто приезжал со Стемрана, с ними бывало что-нибудь странное? Незнакомые люди, угрозы на пустом месте, и всё такое.

— Бывало. Комиссар сам рассказывал. У них даже версия есть, что это группа людей, которые не любят Стемран, и они считают, что те, кто уехал туда — там и должны оставаться.

— А имена сможете узнать?

— Попробую, — покачал головой поверенный. — Я тут у вас задержусь на недельку. Раз так совпало, пусть будет отпуск. Может, посоветуете что-нибудь?

— Конечно. — Тевейра протянула ему визитку. — Позвоните, можно хоть круглые сутки, назовите моё имя, и у вас будет гид. По льготным тарифам, — улыбнулась она. — Это не самое дешёвое развлечение, но вы не пожалеете!

— Оставайтесь здесь пока, — предложил Майер. — Здесь отличный парк, да и вообще место очень здоровое. А завтра, как отдохнёте — в город. Если захотите.

— Большое спасибо. — Беррон поднялся. — Очень, очень рад видеть вас в добром здравии. До свидания!

Они следили, как он прошёл сквозь «мираж» Тропы. И явно просто прошёл в лифт, потому что оба услышали, как Беррон что-то напевает, пока не закрылись двери.

— Айри. — Тевейра подвела его ближе к лифту и открыла двери. Тропа перед ними, туман и каменная крошка, синее свечение. — Эри беспокоится. Тропа растёт, и на ней происходят странные вещи. Помоги ему, хорошо? Ты же чуешь, где и куда копать. И не обижайся на Эри, он тоже тебя любит. Просто он по-другому хвалить не умеет. — Она рассмеялась. — Каэн внизу. Голоден, или потерпишь? Мама будет рада, если мы поужинаем у неё.

50

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 13, 163 г., 17:00

— Теариан Маэр эр Темстар? — фантом поклонился Умнику. Говорил с ним молодой человек, красавец — видно, что один из его родителей был из Фаэр, а другой с островов Империи. Мулаты обычно красивы — глаз не отвести, и вот живое подтверждение. — Я Таэрвен эс ан Вантар, техническая служба Тессерона. Вы так и не пояснили нам, как нашим уважаемым гостям удалось вернуться живыми и невредимыми.

— Прощу прощения. — Умник поклонился. — Мы обрадовались, что они живы, и совсем забыли сообщить. Их выбросило в смежную область, оттуда они добрались до нас стационарными порталами.

— У меня тревожные новости. — Таэрвен поклонился. — Видите ли, некоторые наши зонды дальней разведки зафиксировали странные эффекты при попытке пройти через портал Стемран-1 при определённых условиях. Вам знакома эта картина? — Фантом поднял «газету», на которой Умник и Аванте увидели пейзаж Тропы. — У нас возникает нестабильная периодическая связь с этим местом последние три дня. Порталом пользуются редко, некоторое время нам удастся скрывать этот факт от Старого Мира.

— Знакома, — признал Умник.

— У меня есть полномочия предложить вам помощь и попросить содействия в исследовании этого феномена. Причины я пояснил бы позже. Вам захочется подтвердить мою личность. — Таэрвен-фантом коротко поклонился. — Я отправил письмо и нужные материалы теаренти Мероне. Я уже связывался с ней, она попросила изложить вам суть нашего предложения. Это неофициальное предложение, почему — вы поймёте.

— Я уже понял, — проворчал Умник. — Так это ваш фантом мы видели. И ваш эфемер. Чёрно-серый шар, штрих-код три семёрки…

— …двадцать пять одиннадцать, — улыбнулся Таэрвен. — Верно.

— Проход сейчас открыт?

— Совершенно верно, я стою рядом с ним.

— Мы можем встретиться там, и я провожу вас ко мне домой. Наденьте защитный костюм, и не сходите с тропы. Аванте, — Умник сжал ладонь девушки, — встретит нас на месте.

— Договорились, — кивнул Таэрвен. — Я буду на месте через пять минут. Что мне делать?

— Дойдите до любой развилки и сядьте там на землю. Можете запустить эфемер, чтобы видеть, что творится вокруг. Если нужно спрятаться, можно сойти с Тропы на шаг в сторону, тогда вы будете видеть, а вас — нет. Будьте крайне осторожны, сделаете лишний шаг — утащит в давилку. Я покажу, что это такое.

Фантом поклонился ещё раз и испарился.

— Справишься? — Умник обнял Аванте за плечи. — Только честно.

— Конечно! — подтвердила та с уверенностью. — Да вы же сами говорили, что синдром бывает только один раз. Всё, я уже уехала!

Стемран, г. Стемран, Центр города, Техаон 13, 163 г., 20:20

— Где мы? — поинтересовался Майер. Они спускались по лестницам в неприметном здании в центре города, этажей семь спустились, он даже удивился, что здесь нет лифта.

— Это Бункер, — пояснила Мерона. — Остатки самой первой военной базы на планете. Никакой не бункер, конечно, всё условно. Но здесь одно достоинство, здесь нас никто не слышит. Даже если просвечивает всё военным спутником или запустил сюда невидимку. Чувствуешь, что звенит в ушах? Правильно чувствуешь, это так ощущается.

Открылась массивная дверь — комната, нет, целые апартаменты. Их встретила высокая женщина, по всему видно — тегарка, да и одета, как подобает. Она улыбнулась, и поклонилась вновь пришедшим. Майер заметил, как все, кроме него, на короткий миг прикрыли глаза. «Мысли, — подумал он. — Они общаются мысленно».

— Вслух. — Мерона несколько раз легонько хлопнула в ладоши. — Не все здесь владеют мысленной речью. Это Маэррин Маганте эр Тегарон, моя сестра по Ордену, дочь и преемница.

— Рада видеть вас, доктор Майер. — Маэррин мягко пожала ему руку. — Прошу, присаживайтесь.

— Клиентка Каэна встретила его вот здесь, — указала Маэррин на карте-схеме здания. — Это людное место, и поэтому злоумышленник назначил ему встречу именно там. Заказ Каэну был оформлен голосом, он не видел клиентку, только говорил с ней. Наши сыщики уже исследовали номер, где работал Каэн и номер, где, предположительно, была та женщина. Мы достоверно можем сказать одно: эта не та, которая оставила нам заказ. Та совсем забыла о заказе, и вернулась к себе в отель, мы уже выяснили, как она провела тот вечер.

— Следов осталось немного, — продолжила Маэррин. — К нашему счастью, в тот раз делали только лёгкую уборку, иначе следов не осталось бы вовсе. Нет чётких отпечатков пальцев, но маркерный след есть. Здесь нам нужны уже услуги полиции и иммиграционной службы, у нас нет полной базы данных по всем жителям Стемрана и туристам, которые были зарегистрированы на момент преступления.

— Преступления? — Майер смотрел на схему. Странно, очень странно…

— Преступления, — подтвердила Маэррин. — У Каэна было две внедрённых программы. По одной, он должен был пройти в отделение связи на площади Строителей и оставить ничего не значащую записку на листе бумаги, свернуть её и бросить в урну. Всё. Вторая программа — самоубийство подручными средствами. Она запустилась там, в поместье, мы полагаем — потому, что поставлена непрофессионально. Я предлагала объявить о смерти Каэна, но мама против.

— Я тоже против, — подтвердила Тевейра. — Каэн смог вспомнить, что женщина говорила что-то о том, что ему помогут. Я думаю, обработать могли не одного Каэна, и мы пока не знаем, к чему приведёт объявление о его смерти.

— Я согласилась, — кивнула Маэррин. — Каэн, тебе необходимо быть в районе площади Строителей начиная с завтрашнего утра. Рядом с тобой будут другие наши люди, мы будем слушать всех, кто рядом. Кто бы ни был человек, он должен отреагировать на записку в урне. Так мы сможем узнать больше. И конечно, мы отключили программы. Каэн, ты почувствуешь боль в сердце, когда будет сигнал к каждой из программ. У нас нет нужного оборудования, чтобы узнать о программах больше.

Тевейра обняла Каэна, а тому вновь стало неловко.

— Каэн, лично тебя обработал может и не профессионал, но я уверена, это часть более сложного, очень чёткого плана. Впервые нам наносят такое оскорбление, — Маэррин не улыбалась, — и мы покажем, что возмездие неизбежно.

Она подождала, глядя в глаза Мероны.

— Каэн не сможет вспомнить лица или личного запаха той женщины, он с ней не встречался. Но голос может помочь. Мы сделаем так, что он услышит голоса всех тех, кто мог бы быть в том номере. Доктор Майер, — Маэррин поклонилась, — вы удивились, наверное, зачем мы вас сюда пригласили. Это наша святая святых. Вы очень близки нам всем, и вскоре начнутся события, которые изменят лицо мира. Вы нас очень поддерживаете даже тем, что рядом. — Она поклонилась вновь.

— Я рад помочь, чем смогу. — Майер вернул поклон. — Спасибо.

51

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 13, 163 г., 20:30

— С ума сойти, — признался Таэрвен эс ан Вантар. — Я уже позвонил, чтобы отметили моё прибытие через Стемран-2. Так будет немного меньше вопросов. Я обещал рассказать вам про тревожные новости. — Он посмотрел на Аванте, та улыбнулась и вопросительно посмотрела на Умника.

— Теаренти Аверан эр Тиро эс Никкамо среди тех, кто посвящён во все подробности, — пояснил Умник. — Вы можете говорить при ней без боязни. Прошу подождать, я сейчас приготовлю кофе.

— Прошу простить недоверие, — поклонился Таэрвен. «Тридцать один год, — подумала Аванте, — чувствую имперскую кровь и акцент, но выговор тегарский, как мило! Одинок, у него не было близости с женщиной как минимум пять недель, здоровье в порядке, но любит чуть-чуть злоупотребить спиртным, любит гулять по горам, хорошо умеет плавать». Все эти выводы пришли одним быстрым потоком, это уже почти рефлекс, пришли сами и остались. «Мама, ты просто чудо, — порадовалась она, — ты сумела научить нас такому, а ведь это не просто наблюдательность и умение прислушаться к самым ярким мыслям».

— Я впервые вижу человека с Тессерона, — поклонилась Аванте. — Было бы очень интересно увидеть ваш мир.

— А я впервые на Стемране, — признался мулат.

— Мы с подругами с удовольствием покажем вам всё!

— Нам обязательно дожидаться подруг? — Он посмотрел в глаза Аванте, и та засмеялась. — Простите мои манеры. У нас там всё запросто, хотя и очень строго, тётушка моя очень следит за приличиями. Она у нас сейчас главная.

— Будьте собой, — она прикоснулась ладонью к его щеке. — Так гораздо лучше.

— А как она готовит! — Умник появился с подносом. — А как поёт! А в волновой физике просто гений. Нет-нет, я не позволю отбить у меня столь милую помощницу. Даже и не мечтайте.

Обстановка почти сразу же стала спокойной, особенно когда пришелец вытер слёзы — «Он очень мило смеётся», — подумала Аванте. Мулат откашлялся и посерьёзнел.

— Вы в курсе, что определить относительное расположение Стемрана, Шамтерана и Тессерона пока не удалось. Только самые общие предположения, и если они верны, мы в разных рукавах локального кластера, Большой Спирали, — пояснил Таэрвен, — и самая оптимистичная оценка среднего расстояния между нашими солнечными системами — около двух миллиардов парсек. Мы, как и все, запускаем зонды и исследуем дальний космос. Удаётся продвигаться примерно на две тысячи парсек в месяц, но такими темпами мы будем искать друг друга слишком долго. Нам нужен прорыв. Главой правительства Тессерона я уполномочен предложить новой администрации неофициальную помощь и поддержать её в том случае, если начнётся процедура создания Великого Дома Стемран. Мы не можем официально помогать вам, это одно из условий, но можем помогать в частном порядке. У меня есть полномочия Чрезвычайного и Полномочного Посла Мира Тессерон здесь, на Стемране. Приходится совмещать должности, — улыбнулся он.

— А сколько же вас на Тессероне? — полюбопытствовала Аванте.

— Граждан и владельцев мира — сто пятнадцать человек. Мы сумели отстоять независимость, благодаря нашим технологиям и выдержке, но если будет решена задача дешифровки координат порталов или если зонды Шамтерана обнаружат нас в обозримом будущем, мы можем не выстоять.

— С вами будут воевать?! — удивилась Аванте.

— Тессерон — планета-сказка, огромный курорт. У всех есть виды на неё. В Империи и обоих королевствах нескоро забудут это унижение — им сумела дать сдачи всего сотня очень решительных человек. Мы не сомневаемся, что Её Величество и её преемница будут чтить договоры и гарантировать нашу независимость, но они обе смертны. Кроме того, как только стал доступен дальний космос, появились и космические пираты. У нас нет возможности создать нужную защиту для нашего мира. Слишком мало у нас людей. Мы выступаем за союз с Великим Домом Стемран за то, чтобы открыть границы его гражданам. У вас будут ресурсы для того, чтобы обеспечить защиту нам всем, у нас — есть технологии, которых нигде нет, и не будет ещё сотню лет. Прошу не расспрашивать, откуда и почему я так уверен. Это факт, поверьте мне на слово.

— Что ж, тогда я готов пойти ещё на одно преступление, уже межпланетного масштаба, и предложить вам, теариан, присоединиться к нашей Шайке, — протянул Умник руку. — Я уверен, что остальные согласятся. Не рассусоливая: мы хотим помочь создать Великий Дом Стемран, а также решить вопрос с Тропой. Вы прошлись только по основной спирали, а есть ещё ответвления. И их становится всё больше. А я вообще никаким местом не физик, так, подобрал оборудование и книги почитал.

— С точки зрения будущего Великого Дома и с точки зрения Тессерона это не будет преступлением, — подчеркнул Таэрвен, принимая руку. — Мы закроем портал Стемран-1 на всё время церемонии. Это никого не удивит. Доступ к порталу есть только у моих родственников-сограждан. Они прекрасно понимают, какие тут ставки, и не подведут. Если есть вход на Тропу, мы сможем передать сюда сколько угодно оборудования, которое может унести человек.

— Автомат не может пройти через портал на Тропу, — пояснил Умник Аванте. — Только живое существо. Поэтому те терминаторы и не смогли проникнуть на Тропу. Иначе всем бы давно крышка. Да, к слову, теариан, а в роботах вы не разбираетесь?

— Увы, нет, — развёл руками мулат. — Но я знаю, кто разбирается, если вы не против, чтобы здесь стало сразу два нелегальных иммигранта.

И они снова рассмеялись.

— Но чем меньше здесь граждан Тессерона, тем лучше, — посерьёзнел Таэрвен. — Тем, кто понимает подлинную ситуацию и тем, кто против создания Великого Дома Стемран — им нужны поводы, чтобы расстроить церемонию. А это очень веский повод. Я посол, а другим тут делать нечего.

— Ладно. — Умник потёр руки. — Это всё понятно, и незачем грузиться раньше времени. Давайте-ка поужинаем! А заодно и отметим это дело. Не люблю отказывать себе в оправданных излишествах. Какое вино предпочитает господин посол, если есть только красное?

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 13, 163 г., 23:00

Ужин был великолепен, но… Майер понял, что в мыслях Мероны они тут уже вдвоём. Он и она.

— Передай Аванте, что мы решили вернуть ей имя. Всё прощено. Я скажу ей сама, но ей приятно будет узнать это от кого-то из вас.

— Спасибо, мама! Она ужасно обрадуется! Посидим у меня дома? — предложила Тевейра Каэну, поднимаясь из-за стола. — Мама говорит, там безопасно. А утром я буду всё время поблизости от тебя.

— Настолько безопасно, насколько возможно, — заверила Мерона. — Завтра с девяти утра начнётся хаос. По крайней мере, нам попробуют его устроить. Будьте осторожны. Да ты и сама понимаешь. — Мерона обняла дочь. — Мы выдержим. Обязательно выдержим.

— Да, мама! — поклонилась Тевейра, и посмотрела на Майера. — Доктор, берегите маму. От неё теперь всё зависит!

— Удачи нам всем, — поклонился Каэн. За дверью уже ожидала охрана. Тевейра улыбнулась матери и доктору, и веселопомахала рукой.

Щелчок замка — и они одни.

Майер обнял Мерону, ощутил, что ту бьёт дрожь.

— Завтра, — она медленно отстранилась, — нам всем будет несладко. Как тогда, да, милый?

«Как тогда». Когда они поняли, что будут жить вместе, если выберутся из этой преисподней, и ровно через три минуты в палатку влетел Майстан с квадратными глазами, в костюме и со штурмовым ружьём наизготовку. «Мы нашли их, Майер, ты гений, они именно там — давайте сами по ним врежем! Пока военные вернутся, нас тут всех сожрут!» — выпалил он. Майстан тогда даже не заметил, в каком виде застал нас. А потом мы воевали, и помогали тем войскам, что не струсили, ведь тут было на самом деле страшно, Лес всё сделал для этого. И вечером уже поняли, что победили, что остальное — вопрос времени. А ночью явился «пожиратель»…

— На этот раз можно без «пожирателя», — предложил он. И Мерона рассмеялась, и впервые за прошедшие несколько дней морщины полностью покинули её лоб.

— Идём, сегодня ты исполняешь мои желания, — она взяла его за руку. — А их много, так и знай. У нас почти десять часов! На всё хватит!

52

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Отель «Сияние», Венант 11, 1415 В.Д., 1:30

Они обе уселись в постели. Проснулись и уселись. Мегин вопросительно посмотрела на принцессу Тевейру, во взгляде той был тот же вопрос — что происходит? Странный прилив сил, и ясность, и бодрость, а сна ни в одном глазу.

— Ты тоже почувствовала? — Тевейра подбежала к окну. Тихо и спокойно. Через несколько часов им нужно прибыть в резиденцию принцессы Аганте, чтобы совместно выйти в эфир, как только станет известно, что новая администрация Стемрана направила запрос о создании Великого Дома.

— Это Лес. — Мегин прижала ладони к груди. — Я так чувствовала себя там, в Лесу.

— Ты была на Стемране? — поразилась принцесса Тевейра. — Это называется лучшая подруга! Могла бы и рассказать!

— Была, и меня уже представили Лесу, — улыбнулась Мегин. — И мы друг другу понравились. Я пройду церемонию заново, это не запрещается, но мы уже знакомы. Лес доволен. Не знаю, как это выразить. Ему сейчас хорошо, вот и мы почувствовали.

— Ты говоришь о нём как о разумном!

— Он и есть разумный. Только совсем не такой, как мы. Сама увидишь! Ложись давай, отдохнуть надо. Занятия будут весь день!

— Ладно-ладно. — Принцесса Тевейра забралась под одеяло. — Вот погоди, стану одной из матерей, будешь у меня в темнице за каждую мелочь сидеть!

— Тебе без меня станет скучно. — Мегин уткнулась лбом в её плечо. — Ну что, успокоилась?

— Ты о чём?

— Неприличные мысли не приходят?

— Приходят, — тут же призналась принцесса Тевейра. — Например, вот такая.

Мегин, взвизгнув, подпрыгнула чуть не до потолка.

— Щекотки боятся даже Aenin Rinen, — с удовлетворением отметила Тевейра, уворачиваясь от подзатыльника. — Что, получила? Ты мне желание должна!

— Это с какой радости? — удивилась Мегин, замерев в боевой стойке — только вместо меча она сжимала подушку.

— Уже забыла! «Ты никогда не застанешь меня врасплох!» На том турнире, помнишь?

— Вот я тебя! — Мегин попыталась ударить Тевейру подушкой, но ничего не вышло. Та ловко парировала удары своей, а когда собралась нанести ответный удар, Мегин упала на пол и сделала подсечку. Правда, сама не удержалась на ногах и растянулась рядом. Обе засмеялись, усевшись на дорогом ковре, и обняли друг дружку. А вот подушке в руках Мегин пришёл конец.

— Рысь в форме, — отметила Мегин, — это хорошо. А вот за подушку с нас знаешь сколько возьмут? Настоящее перо сейчас дороже золота!

— Пусть возьмут. — Тевейра растянулась на ковре, прямо поверх останков подушки. — Когда ещё на настоящем пере поваляешься… Эй! Без рук!

— Ваше Высочество! — Мегин погрозила пальцем. — Вам не нравится быть породистой кошкой, но большого выбора у вас нет. Там вы должны быть без единой лишней царапинки и синяка. А то нас не поймут. Вейри, кончай уже, дай посмотрю. Да не буду щекотать, горе моё!

Ничего лишнего не нашлось, и обе облегчённо вздохнули.

— Если бы нас сейчас увидели… — засмеялась Тевейра. — Точно не примут всерьёз.

— Мы у себя дома. — Мегин махнула рукой. — Дома творим что хочется. Это здесь тебя могут сфотографировать, и потом хоть топись, если в газету попадёт, а там это не пройдёт. Там по делам людей судят. А что дома делаешь, никого не касается. Попробуешь шантажировать фото или чем-то таким — могут и Лесу скормить. Там старые традиции. Не бойся, привыкнешь.

— Интересно. — Тевейра уселась. — Вот этого я не знала. Что ещё я должна знать?

— Ложись. — Мегин потянула её за руку. — Просто полежи. Нам сегодня перед двумя планетами выступать. Не забивай голову, всё остальное подождёт.

— Тогда продолжим? Вторая подушка ещё цела!

— Ну, если Ваше Высочество настаивает… — Мегин потянулась. — Давай. Два очка форы даю. Кстати, Вейри, ты тишину включила? А то нас, поди, весь отель уже слышал.

— Ой… — Принцесса Тевейра чуть не покраснела. — Я сейчас!

Сбегала за пультом в гостиную. «Тишина включена» — то есть шум и гам из апартаментов наружу не просачиваются. Зато все внешние звуки проходят, и слышны, как обычно.

— Включила, — вздохнула она с облегчением. — Жучков-паучков тут вроде не нашли. Два очка, говоришь? А может, это я тебе два очка дам?

— Вы рискуете, Ваше Высочество. — Мегин поклонилась. — Но как скажете.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 11, 1415 В.Д., 1:30

Вереан проснулась, как от толчка. Первым делом посмотрела на браслет, лежит на столике — вся индикация зелёная. Периметр не нарушен, опасности нет. Странное ощущение — тепла и покоя. Откуда это вдруг?

Под кроватью — оружие и костюмы. Принцессу не пришлось долго убеждать, что это может оказаться самым важным. Аганте если почует, что угроза рядом, уже через двадцать секунд будет в костюме и с оружием. Проверяли. У самой Вереан выходило чуть меньше, но это уже не принципиально.

Вереан уселась, прикрыла принцессу (та потянулась и улыбнулась), прислушалась к себе.

Тепло и покой. И ощущение бодрости. Но датчики молчат, и все привычки прислушиваться к своему телу тоже ничего не дают. «Интересно, — подумала Вереан, — это у меня одной?».

Принцесса открыла глаза и уселась.

— Я тебя разбудила? — Вереан взяла её за руку. — Прости, не хотела. Ещё ночь.

— Я выспалась, — с удивлением отметила Аганте. — Странно как. И всё тихо, да?

— Тихо, — подтвердила Вереан. — Тихо и спокойно. Что прикажете, Ваше Высочество?

— Гимнастика, — Аганте потянулась. — Потом прогулка и музыка. Всё как обычно.

— Слушаюсь, — поклонилась Вереан.

«Вы великолепны, — подумала она. — Вначале дело, потом удовольствие». А дело сегодня предстоит не менее ответственное, чем недавний разговор с Её Величеством. Это только кажется, что Королева просто излагает свою волю. Она всё прекрасно чувствует и видит, и если бы у Её Величества была хоть тень сомнения, что её дочь справится, разговор был бы совсем другим. Или окончился бы, даже не начавшись.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 14, 163 г., 3:35

— Ты не спишь, — заметила Мерона. — А я думала, я тебя уже загнала.

— Нет, — признал Майер. — Я по-настоящему выспался. Такая необычная бодрость. — Он приподнялся на локте. — Значит, я всё-таки уснул.

— Уснул, уснул, — согласилась Мерона. — Сделал мне массаж… прелесть ты моя… и выключился. Длинные были дни. Но раз ты такой бодрый, и я тоже…

Он смотрел ей в глаза, и она, в конце концов, расхохоталась, опрокинула его на спину и уселась ему на грудь.

— Там, в палатке, мы кое-что не закончили. Мне нужно вернуться в то прошлое, ненадолго. Поможешь? — Она смотрела ему в глаза, просто смотрела, а жар уже накатывал отовсюду.

— Да, Рони. — Он прикрыл глаза и ощутил вначале прикосновение её волос, тончайший шёлк, а потом поцелуй.

— Только не удивляйся, — предупредила она. — Я сейчас захочу очень странного. Всё исполнишь? Всё-всё? Тогда начинайте, доктор Майер, а я подскажу, когда нужно.

Стемран, г. Стемран, улица Хрустальная, дом 11, 163 г., Техаон 13, 3:40

Тевейра проснулась, и уже минут пять лежала и недоумевала — столько энергии, и голова ясная, хотя Луна должна была вернуться к утру (как будто без неё проблем мало!). Но — ясность и бодрость, и…

Она ощутила. И его, и её. Засмеялась, подбежала к окну, стояла ясная, жаркая ночь, и она вспомнила тот танец с Ави, и Майера, восхищённо глядящего на них. И музыка сама зазвучала в ушах. Наверное, она пела, во весь голос, но Каэн или не слышал, или включил тишину, чтобы как следует выспаться. Она почувствовала взгляд Леса отовсюду, со всех сторон, и в этом взгляде ощущалось тепло и восторг.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 4:00

— Вам тоже не спится? — Таэрвен в мундире Чрезвычайного и Полномочного Посла Тессерона вошёл в кабинет Умника. И сам Маэр, и Аванте были там. Девушка изучала графики и фотоснимки, Умник листал бумаги, время от времени отпивая кофе.

— Я всегда встаю рано, — пояснил Умник. — Давно уже. Полтора часа — и выспался.

— А я думала, до вечера спать буду, — призналась девушка, не отводя взгляда от экрана, быстро отмечая что-то стилом, — так вчера повеселились. А полчаса назад тоже — чувствую, что выспалась. Завтрак готов, теариан Таэрвен.

— По имени, Ави, по имени, мы же договорились.

— Ой, как вы здорово выглядите! — Девушка обернулась, и заметила все подобающие регалии и знаки отличия на облачении мулата. — Идёмте завтракать, сегодня длинный день будет. Вы сейчас в город?

— Да, к восьми утра должен быть у портала. Чтобы не было вопросов.

— Машина уже готова, я вас отвезу. — Умник поднялся. — Идёмте завтракать! Торжества особенно приятны на сытый желудок.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 2, Техаон 14, 163 г., 6:50

Майер помог ей одеться.

— Одевать тоже приятно, правда? — улыбнулась Мерона. — Айри… ты и так понимаешь, но я всё равно скажу. Сегодня нас начнут преследовать. Лезть в самое личное, искать грязь и мусор в прошлом, издеваться и угрожать близким нам людям. Мы с тобой не сможем быть вместе долго, очень долго. Будь рядом с ней, когда возможно. Пока ты с ней, мне спокойнее.

— Буду. Удачи, Рони!

— Удачи! — Она поцеловала его, и проводила к двери. Там его уже ожидали телохранители.

Часть 3 Великий Дом Стемран

53

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 5:30

— Вы позволите? — Умник поклонился Таэрвену. — Я тут кое-что ещё проверю, привычка. Машина справа от входа, прошу садиться.

— Разумеется, — Таэрвен учтиво поклонился Аванте, та тоже была в парадном алом тефане. — Удачи вам, теаренти Аверан!

— Удачи! — Аванте вернула поклон и погладила посла по щеке. Тот улыбнулся и подмигнул.

— Ави. — Умник почесал затылок, едва убедился, что гость закрыл за собой входную дверь. — Ты на связи, командуешь парадом. Я оставлю сигнализацию и наших фантомов. Они будут бродить по поместью, изображать обычную жизнь. Не пугайся. Там у меня на столе бумага, на ней подробности управления, и пульт. Если вдруг — если вдруг, — он поднял палец, — происходит что-то совсем непредвиденное, вон там, у камина, пакет. В нём костюм и чемоданчик. Надеваешь костюм, ты уже делала это, и — на Тропу. Там доходишь до любой развилки, поворачиваешь на жёлтую дорогу, делаешь один шаг от тропы и ждёшь прямо там. В чемоданчике плеер и наушники, поставь какую-нибудь музыку, чтобы не слышать шёпот. Если каждые пятнадцать минут там будут появляться наши эфемеры и никого больше, просто жди. Лучше всего лёжа. Если нет, открывай чемоданчик, читай там инструкции и действуй по обстановке. Я всё это уже говорил, но не вредно напомнить.

— Я справлюсь, Эри. — Аванте-Аверан поцеловала его в щёку, и Умник улыбнулся. — Берегите себя! Я на связи.

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Отель «Сияние», Венант 11, 1415 В.Д., 9:20

— Как я выгляжу? — поинтересовалась принцесса Тевейра, глядя на себя в зеркало. Всё-таки приятно, что лица королевской крови относительно свободны в своих нарядах. Это вам не Империя, где снег видят редко, и считают это удачей, а кто-то и несчастьем, если он вдруг выпадет хотя бы раз в году. А потому тефан, и только он. Тефан можно одевать сотней разных способов, но внутренне понимаешь, что это единственный вид одежды, и становится скучно. Когда живёшь в горах, одеваться приходится совсем по-другому, климат другой и погода меняется от зимы к лету в течение дня. У тегарцев тоже есть традиционная одежда, но сколько у них архаичных украшений и разной символики! Проще, пора уже быть проще.

— Сногсшибательно! — заверила Мегин без тени иронии. — Охрана уже ждёт. Присядем?

— Мы ведь сюда ещё вернёмся?

— Это неважно. Просто посидеть и подумать о чём-нибудь приятном. Ладно, давай уже спрашивай, а то всю ночь спросить боялась. Спрашивай.

— Развелось телепатов, — поджала губы принцесса Тевейра. — Могла бы и просто так ответить. Ты выберешь мне избранника, верно? Это твоя миссия? Найти кота и дождаться котят?

— Нет. — Мегин посмотрела ей в глаза. — Спасибо за откровенность. Нет, Вейри. Ты сама выберешь, когда найдёшь. А я просто буду рядом, когда нужно. Всё, успокоилась?

— Дай обниму. — Принцесса обхватила её. — Прости, если что. Так всё неожиданно! Ну, всё, пошли, а то опоздаем.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 11, 1415 В.Д., 10:00

— Я так спокойна, — удивилась принцесса Аганте. — Сама не ожидала. Спасибо вам, Вереан.

— Служу Империи. — Вереан поклонилась; на короткий миг явилась и исчезла Пантера, а принцесса заметила только Вереан-лётчика, которая к двадцати двум годам участвовала в трёх кампаниях по устранению пиратских баз, получила два ранения, право основать собственный дом и орден Пламени, которым были награждены не более тридцати человек из ныне живущих. «Основать свой дом… как же ты это сделаешь, — подумала принцесса, — ты ведь не хочешь покидать меня, а я не решаюсь отпустить. Ладно. Будет время об этом подумать».

Всё проверено и перепроверено. Принцесса Тевейра и её помощница этажом выше. Тоже готовы, собраны и бодры.

— Что вы думаете о них? — спросила принцесса. Можно не стесняться, всё равно не услышат.

— Они знают своё место. — Вереан улыбнулась уголками рта. — Понимают, что Фаэр будет у нас в долгу, а только мы можем перебить хребет всем, кто попробует помешать. Но мы не будем презирать их, Ваше Высочество. Просто будем помнить, что они — бедные родственники. У обеих прекрасный послужной список, обе дипломаты высокого класса. Я сама проверяла, они нам пригодятся. И не забудьте, — Вереан поклонилась и улыбнулась, уже не скрывая иронии, — Тевейра теперь принцесса. Формально, она равна вам во всём.

— Не забуду, — улыбнулась Аганте. — Поставьте что-нибудь спокойное, Вереан. Негромко.

И принялась листать бумаги. Работать. Пока не объявлено про Великий Дом Стемран, принцесса Аганте остаётся Советником Её Величества по вопросам Стемрана.

«Вы великолепны», — в который уже раз подумала Вереан, выполнив приказ и встав по правую руку от своей подопечной. От своей хозяйки.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 14, 163 г., 10:00

— …я клянусь служить народу Стемрана, жить в мире с Лесом и работать во благо всего живого, — закончила Мерона слова клятвы, стоя на балконе, а внизу, на площади было почти три тысячи человек.

Рукоплескания. Они превратились в овацию и… все вздохнули, и от этого звука Мероне стало немного не по себе.

Цветы. Все кустарники вокруг и все газоны расцветали. Расцветали белым и алым, герб Стемрана — белая и алая роза на символическом изображении Леса, зелёной зубчатой линии.

И вновь овация, и ликующие крики. Лес поддерживает Мерону, в который раз отзывается на её слова. «Интересно, — подумала Мерона, поклонившись людям и с улыбкой протянув к ним руки, — покажут ли это там, в Старом Мире?». В последнее время там показывают скуку и уныние, труд на вновь возводимых фабриках и мелиорацию — можно подумать, это каторга. Если показывают Лес, то обычно в комментариях, что там добывают и как полезно это может быть для Старого Мира. В остальном может сложиться впечатление, что Стемран — одна из колоний, возомнившая о себе только потому, что её жители и основатели временной базы, а ныне столицы, своими силами справились с неожиданно объявившимся врагом. То, что объединённые войска оказались не готовы к встрече с противником такого типа, а командование явно готовилось к скучной патрульной службе и возможным гражданским беспорядкам, и не более того — не упоминают. «Я даже знаю, кто за этим стоит, — подумала Мерона. — И я вскоре посмотрю им в глаза».

— Мы в третий и последний раз подали требование признать Стемран Великим Домом, суверенным государством и относиться к нам как к равным. В течение суток нам должны дать ответ, — сообщила Мерона гражданам. — Я настроена идти до конца в этой борьбе, ради тех, кто меня сейчас видит и слышит.

Третья овация была особенно долгой и восторженной. Именно восторг и поддержка, и никакого фанатизма. «Мои дети постарались, — подумала Мерона, — не зря я занялась этим. Не зря».

— Вы великолепны, — поклонился Эрвин, когда Мерона вернулась в помещение. Сопредседатель отвечает теперь за внешнюю разведку, а его заместитель возглавляет полицию. Оба в прошлом кадровые военные Федеральных Сил Альянса, бесславно отступившего перед силами механической армии. Они оба из тех, кто нарушил приказ об отступлении, они воевали, помогая колонистам отступать в укреплённые районы, спасали и защищали их будущее. Обоим грозил трибунал, но… после победы федералы, тогда ещё не Комиссия, предпочли замять всё, что можно было замять. При условии, что все, не подчинившиеся приказам, никогда не покинут Стемран. А они и не собирались покидать эту планету.

— Спасибо, Эрвин. — Мерона вернула поклон. — Всё готово?

— Всё готово. Наши люди на местах, мы готовы к любому ответу. Лес вновь поддержал вас, теаренти Мерона. Я скажу честно. Я был готов воевать, похоже, нас подталкивают именно к этому. Но теперь я уже не думаю, что мы встретим свой конец с оружием в руках. Лес никогда не высказывал нам симпатии так сильно. Это не случайно.

— Это не случайно, — подтвердила Мерона. — Но мы с Ним ещё не вполне понимаем друг друга. Но, по крайней мере, не сердимся. Ни мы, ни Он. Вы позволите?

— Да-да. — Эрвин поклонился. Им всем сейчас нужна стойкость и выдержка. И хоть изредка, но отдых.

54

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 10:00

— Эри, есть активность, есть кольца, — сообщила Аванте, отправляя копию снимка. — Я передаю картинку. Обратите внимание на здания справа и слева от Дома Правительства. Под ними небольшие кольца, но их много.

Дом вздрогнул. Совсем чуть-чуть. Аванте недоуменно оглянулась, посмотрела на «погодный листок», экран метеостанции на стене за спиной. Сейсмоактивности нет, погода как всегда — какая ещё в Лесу может быть погода, кроме приятной?

Снова тряхнуло. Мигнул огонёк — приближение к периметру. Аванте включила панораму того, что творится вокруг поместья и ахнула.

Великаны. Трое, подошли к поместью с трёх сторон, остановились метрах в ста от ограды и подняли руки. «Передают, — поняла Аванте. — Интересно, что же там происходит?». Эри говорил ей, что великаны никогда не подходили ближе ста метров, они всегда уважали территорию союзника, не мешали.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 14, 163 г., 10:25

— Смотрите! — Эрвин показал на экраны. — Смотрите вон туда!

Виноград. Как в тот раз, в квартале Гаххар. Ближайшие к Дому здания, вечная головная боль службы безопасности — идеальное место для снайперов и ненужных наблюдателей — начали зарастать, по их стенам поднимались побеги. Но не вгрызались, не взламывали, а просто стелились, огибая окна и поднимаясь к крыше. Площадь замерла, глядя на это.

Минут через пять углы каждого здания были покрыты коврами сплетённых стеблей и… виноград расцвёл. Всё теми же красными и белыми цветками. И снова вздох восхищения.

— Вас вызывает Маэр эр Темстар, — сообщил секретарь, — по второму каналу.

— Рони, — голос Умника, — я вижу виноград. Срочно проверь, кто в зданиях, кольца прямо под теми углами, которые оплетены. В Лесу активность, к городу идут великаны. Но колец нет, это не агрессия. Похоже, он просто слушает нас.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 11, 1415 В.Д., 11:45

— Двадцать минут до эфира, — напомнила Вереан. — Выше Высочество Аганте, Ваше Высочество Тевейра, теаренти Мегин, — помните, что как загорится зелёный огонёк, вы должны быть готовы.

— Вы это видите? — восхищение в голосе Тевейры. Конечно, видят. «Постарались, — подумала Вереан, уже без презрения. — Это театр, понятно, но такого единодушия среди подданных не добивались даже мы. Уважаю вас за это, теаренти Мерона, и хорошо, что вас не стали устранять. Мои агенты уже свернули операцию, ещё два дня — я приеду, и сама проверю, что все участники всё забыли».

— Впечатляет, — согласилась Аганте. Мегин только улыбнулась.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 10:45

Она почувствовала. Шестым чувством. Словно пристальный взгляд. Настолько сильный, что сработал рефлекс на опасность — Аванте бросилась к углу камина, и через полминуты уже была в костюме.

— Ави, это Умник, — голос из гарнитуры. — Что происходит? Я вижу великанов, они мирные, почему костюм?

— Что-то происходит, — отозвалась Аванте, вспомнив все простые инструкции. — Кто-то в доме.

— Минутку… О Великий Лес! — Умник никогда не говорил таким голосом. — Быстро к камину!

Она и сама уже всё поняла. Из-за поворота коридора, бесшумно и стремительно, вылетела туча. Терминатор, как его называют Айри и Эри. Но Аванте уже включила «зеркало», сейчас любое материальное нападение будет расщепляться и рассеиваться, тем же способом, которым штурмовые ружья отражают входящие снаряды, а электромагнитное излучение пройдёт насквозь, не замечая преграды, пока костюм или его владелец не решит, что это агрессия. Тогда излучение вернётся к источнику. Для человеческих глаз Аванте невидима — так, слабые возмущения воздуха в том месте, где она стоит.

— Открой вход, — голос Умника. — Помни, с оружием туда нельзя. Тьфу, зараза! Не думай ни о чём как об оружии и не бойся его, тогда ничего не будет. Стой, похоже, он не собирается нападать.

Терминатор собрался в компактную форму, эллипсоид вращения, ещё секунда — и он приобрёл человеческий облик. Не тот карикатурный, страшный и смешной одновременно, который они принимали там, во время войны, а вполне человеческий. Момент — и перед Аванте, на расстоянии шага, стоит Умник. В домашнем драном халате и стоптанных тапках. Аванте улыбнулась, и изображение Умника улыбнулось в ответ. «Он меня видит?!».

— Ави, поставь автоматику и выключи зеркало. Если он нападёт, зеркало само включится. Я уже лечу в поместье.

Аванте «проявилась», и терминатор на долю секунды снова стал эллипсоидом, а потом — самой Аванте.

— Приветствую, — голос Аванте-копии тоже очень похож на настоящий. «Всё, кроме запаха, — подумала Аванте, — и ощущения человека. Всё остальное как настоящее. Что он имеет в виду?».

— Мир, — произнесла её копия, и терминатор потерял облик человека, стал облаком, вихрем, порыв ветра толкнул входную дверь и робот улетел наружу. Аванте бросилась за ним, дальше по коридору, в фойе…

Терминатор взлетел и направился к одному из великанов. Замер клубящейся тучей у его «головы», потом вновь стал вихрем и смерчем и помчался назад, к поместью. «Зеркало» включилось на секунду, когда робот пронёсся рядом с Аванте. Пронёсся и… замер. Повис, приняв форму почти идеального шара.

«Страшный ты всё-таки, — подумала Аванте, — лучше бы ты меня изображал».

Терминатор стал ею. За полсекунды, не более.

Аванте засмеялась, сделала шаг навстречу. Странно, но то же самое шестое чувство теперь не говорило ей об опасности. Она прикоснулась к ладони имитации — тёплая, как живая. Понятно, что костюм только имитирует ощущения. «Интересно, что же ты хочешь, — подумала Аванте, глядя в глаза имитации. — И я тебя почему-то уже не боюсь».

— Они пообщались. — Умник сам не верил тому, что видел. — Глазам не верю. Но как он выбрался из комнаты?! Аванте! Аванте, не смей!

Аванте не послушалась его. Она выключила костюм, освободила ладони и вновь прикоснулась к двойнику.

— Мир, — произнёс тот её голосом. — Мир.

— Мир, — повторила Аванте и поклонилась. Двойник поклонился в ответ. Да, никакого запаха. И никакого ощущения человека. Что происходит?

— Кто ты? — поинтересовалась Аванте. — Чего ты хочешь?

Жужжание. Недоумение на лице двойника.

— Невозможно сформулировать, — отозвалась Аванте-робот. — Требуется настройка интерфейса. Основная миссия: защита. Ожидаю идентификации.

— Просит придумать ему имя, — предположил Умник. — Ави, вернусь, голову оторву!

Двойник вздрогнул, выражение лица стало строгим.

— Это идиома. — Аванте взяла двойника за руку. — Это не угроза. Эри, похоже, он понимает буквально. Вы бы помолчали пока!

Двойник снова улыбнулся.

— Тебе нужно имя, пусть будет Аванте, — улыбнулась Аванте. — Как вырастешь, получишь настоящее имя.

— Аванте к вашим услугам, — отозвался робот, — жду распоряжений.

— Подожди меня здесь, — попросила Аванте. Робот поклонился и замер, сложив руки на груди. «Точно как я делала бы, — подумала Аванте, всё ещё ошарашенная, — и мысли читает, что ли? Или как мы — воспринимает образы? Когда научился?».

«Понятно, когда робот этому научился, — ответила она на свой вопрос. — Когда они готовились воевать с пришельцами и изучали их. Тогда и научились. Или постойте, ведь Умник говорил, что этот робот нашёл его на Тропе! Ну конечно, ведь сам Умник с ним общался, пытался найти общий язык».

Аванте сбегала в кабинет, пролистала записи. Торжества идут своим чередом, новых колец вроде нет, не заметили, а то бы обратили внимание. «Но мне нельзя отвлекаться!».

— Аванте… — позвала она, и поняла, что далеко, робот не услышит. Но через пару секунд облако влетело в кабинет и собралось в её двойника.

— Подожди здесь, — указала Аванте, — у меня дела.

Робот вновь поклонился и замер в позе почтительного ожидания. «И не стоит, как статуя, — заметила Аванте, — стоит как человек — немного шевелится, иногда поворачивает голову. Если бы ещё и запах был, и ощущение человека, человеческой сути, с которой и ведёшь мысленный разговор, было бы не отличить».

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 14, 163 г., 10:45

— Мерона, мы взяли троих, — голос Эрвина. — Бинокли, телефоны. По документам это сотрудники Дома Правительства. Обслуга. Клянутся, что сами не знают, что там делали. Сопротивления не оказывали, телефоны мы изъяли и поместили в металлические контейнеры.

— Проверить пульс и реакцию зрачков, — велела Мерона, — если есть заторможенность речи, зрачки медленно реагируют на яркий свет или отсутствие реакции на резкий шум, ударьте там металлом о металл — укол снотворного и в клинику, и под наблюдение, я распоряжусь.

— Слушаюсь. — Эрвин дал отбой. «Вот за что люблю военных, — подумала Мерона. — Не расспрашивают, не удивляются. Сказано — сделано. Не нравится мне всё это. Те, кто следят за Каэном, пока ничего не доложили. Тевейра помогает Маэррин, она готова появиться на сцене в любой момент. Майер тоже на месте — в клинике, во время таких событий особенно много работы».

— Теаренти Мерона, правительственный канал. На связи резиденция принцессы Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан, у неё официальное обращение к правительству Стемрана.

«Дождались, — подумала Мерона. — Майер, спасибо, что ты появился. Я бы уже выдохлась одна».

— Я на связи. — Мерона прикоснулась к сенсору.

55

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 11, 1415 В.Д., 12:50

— Я выступаю от имени королевской семьи и подданных Королевства Фаэр. — Принцесса Тевейра поклонилась невидимым зрителям. — Я поддерживаю Великий Дом Рейстан в их стремлении закончить распри, устранить почву для конфликтов в настоящем и будущем, и предоставить гражданам Стемрана возможность самим определять свою судьбу. Судьбу, которую они защищали с оружием в руках. Я буду рада, если народ Стемрана примет меня как одного из гарантов стабильности, добрососедства и мирного будущего.

Конец прямого включения.

— Вы замечательно выступили! — Принцесса Аганте обняла принцессу Тевейру. — Я рада, что мы вместе.

— Я рада, — улыбнулась принцесса Тевейра. — Я к вашим услугам, принцесса Аганте.

— Просто «Аганте» будет достаточно. Я думаю, что между собой нам будет достаточно имён, если вы, теаренти Вереан и теаренти Мегин не возражают.

— Я не возражаю, — едва заметный поклон Тевейры.

— Я не возражаю, — поклонилась Вереан.

— Я не возражаю, — поклонилась Мегин.

— Если мне позволено сказать. — Вереан вновь поклонилась. — Нам всем лучше остаться здесь, в поместье, до момента, когда нас пригласят на Стемран. Простите, что омрачаю ваше настроение, но единственное, чего нам следует всерьёз опасаться — покушения. Здесь мы в безопасности. Третий этаж поместья в полном распоряжении Тевейры, Мегин и всего их персонала.

— Я тоже так думаю, — кивнула Аганте. — Я сочту за честь, если вы останетесь с нами.

«Соглашаемся, — услышала-осознала Тевейра. — Они считают себя круче всех. Не будем обижать их».

— С большим удовольствием принимаю ваше приглашение, — поклонилась Тевейра. — У нас остались вещи в отеле.

— Мы сейчас же отправим за ними, — заверила Вереан. — Если позволите, я покажу вам ваши апартаменты.

* * *

— Вам покажется, что мы уязвимы — окна открыты, но пусть вас это не пугает, — пояснила Вереан. — Окна на самом деле не открываются, это иллюзия. Но свежий воздух будет. Комнаты оснащены системами видеонаблюдения и другими датчиками, но управлять ими сможете только вы, — она с поклоном вручила пульт. — Вы здесь хозяева. Если что-то потребуется, обращайтесь ко мне или к дежурному офицеру. Если потребуется выйти на улицу, мы дадим вам охрану и примем все необходимые меры. Телефонная и фантомная связи по защищённому каналу, ваши техники смогут убедиться, что всё работает.

— Благодарим вас, Вереан, — они обе поклонились. — Мы признательны вам за заботу.

Вереан учтиво поклонилась в ответ, и покинула их.

«Не говори пока», — Мегин обняла Тевейру. «Попробуй сама что-нибудь подумать. Представь меня, всё, лицо, запах и остальное, и представь, что ты говоришь мне, а я слушаю».

— Что?

«Я слышала. Следи, не говори вслух, привыкай».

— Это нервы, не бойся, — сказала Мегин вслух. — Не знаю, как ты, а я — в душ.

«Идём, идём, там потренируешься. Ни слова о Корпусе или наших хозяевах. Только о Стемране или всякой чепухе».

* * *

— Мы в самом деле всё отключили, прослушивание и остальное? — поинтересовалась принцесса Аганте, затворяя за собой двери.

— Да, Ваше Высочество. Мы играем честно. Не беспокойтесь, я заметила бы, если бы они что-то подозревали. Они с нами, и им можно доверять. Конечно, — Вереан улыбнулась и поклонилась, — мы и проверять будем. Как и они нас.

Аганте улыбнулась, и подошла к окну.

— Нет, Ваше Высочество. — Вереан встала рядом с ней. — Нет.

— Я собиралась предложить заняться фехтованием, — притворно рассердилась Аганте.

Вереан засмеялась.

— Нет, Ваше Высочество. Не фехтованием. Я бы предложила единоборства.

— Слушаюсь, няня, — и они вновь рассмеялись. — Вы — арбитр. Найдите мне соперника. И жалеть меня не надо.

* * *

— Слушай, но объяснение-то этому есть?! — Принцесса Тевейра третий час «слушала мысли» и ощущала себя, словно во сне. — Всё, перерыв! Я есть уже хочу!

— А тут в холодильнике полно всего! — позвала Мегин из кухни. — Иди сюда, а то всё съем, я тоже голодная!

В холодильнике действительно было, на что посмотреть. Простая «студенческая еда». В основном мясная — в самый раз на вкус Мегин и Тевейры. Правда, Мегин снова учудила — первой открывала, принюхивалась с закрытыми глазами и иногда бросала коробку с едой сразу в поглотитель. Слабый запах озона — мусор уничтожен.

— Ты чего?! — возмутилась Тевейра, когда Мегин, слегка только надкусив, отправила в мусор коробку прекрасных конфет. — Я что, уже на диете?!

— Это не надо есть, — пояснила Мегин. — Не смогу объяснить пока. Просто не надо, и всё. Я же тоже не ем!

— Весело с тобой. — Тевейра мрачно пошла варить кофе. Однако Мегин и тут успела первой: отобрала все коробки с кофе, и две из трёх «утилизовала».

— Слушай! — Тевейра возмутилась уже всерьёз. — Это ни в какие…

«Так надо. Не обижайся, а?»

— Ладно. Давай говори тогда, как это работает. Всё равно не отстану.

— При пробуждении сознания в теле, вернувшемся в Средний мир…

— Ой, только вот без этого! Не верю! Я человек, испорченный наукой!

— Что испорченный, это верно, — согласилась Мегин. — Ну, хорошо. По гипотезе Каэрвена-Маннара сознание человека есть самосопряжённая фантомная структура, которая способна согласовываться по фазовой координате с однотипными структурами, в монографии есть формулы.

— И что?

— И всё. Ты же испорчена наукой, не я. Сама думай.

— Слушай, это только гипотеза! Над этим уже лет сто работают и пока без толку!

«Ты так уверена?»

— Ужас просто, — призналась принцесса Тевейра. — Что-то будет, кроме телепатии, или…

— Будет. Но давай не здесь.

— А, жучки-паучки, стены с ушами.

— Именно, — согласилась Мегин. — Ты же не думаешь, что они насовсем перестали нас подслушивать. И запомни: в присутствии её помощницы не думай о том, кто я. Кстати, у тебя кофе убегает. А через полчаса Её Величество ждёт от тебя отчёт. Так что пей кофе и — бегом в душ! Потом пообедаешь.

56

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 14, 163 г., 11:20

— Мы выпустили экстренное сообщение, — пояснил Эрвин. — Завтра мы проводим референдум, ожидаемая явка — девяносто три процента. Люди звонят не переставая. Через час мы закрываем порталы, проход оставим только для дипломатических миссий.

— Пока всё идёт по плану, — согласилась Мерона.

— Не всё. — Эрвин улыбнулся, пригладил бороду. — Мы ожидали явку семьдесят процентов в лучшем случае. Народ просто устал от этой волокиты. А сейчас очень немногие воздержатся. Люди устали от обещаний. Простите, вас снова к телефону. Через час выступление перед народом Стемрана.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 11, 1415 В.Д., 16:40

— Нам придётся убеждать всех наших сторонников на Стемране, что образование Великого Дома Стемран, в котором вы будете одной из матерей, для Империи полезнее, нежели окончательное возвращение Стемрана в статус колонии. Нашим основным достижением было, что первое гражданское правительство согласилось, чтобы Комиссия решала вопрос об этапах предоставления Стемрану независимости. Мы очень много сделали для того, чтобы Стемран не получил независимости, и сейчас будем убеждать преданных нам людей в прямо противоположном. — Вереан не улыбалась. — Не все они столь же мудры, как Её Величество и вы, Ваше Высочество. Нет, это не лесть. Я должна признаться, что я долгое время считала ваш замысел пустой авантюрой. Я прекрасно понимаю ваше желание править, продемонстрировать, что вы способны руководить государством, а здесь, в Старом Мире, вы не смогли бы реализовать эти способности.

— Почему же вы передумали?

— Лес, — коротко пояснила Вереан. — Нет-нет, я не могу сказать, что разделяю веру граждан Стемрана, — Вереан поклонилась, — прошу извинить. Но если Стемран станет колонией, то достаточно будет малейшего повода, провокации, чтобы утвердить мысль — Лес опасен, и должен быть уничтожен. Не все знают, что Лес, стечением обстоятельств, долгое время был в контакте с некоторыми смежными мирами, включая и Старый Мир, и если бы мог и хотел уничтожить человечество, уже бы уничтожил. Мы крайне мало знаем о Лесе, а изучить его и использовать знания с выгодой для нас можно, только если Стемран станет независимым. По моим оценкам, Лес ликвидируют, тем или иным способом, не более чем за пять лет после потери Стемраном независимости. Некоторые наши эксперты полагают, что даже раньше.

Принцесса кивнула.

— Великие Дома Те-Менри и Никкамо долгое время владели подлинным объёмом информации о Лесе, — пояснила Вереан. — Теперь мы получили доступ к части их архива. Когда вы возглавите Великий Дом Стемран, мы получим доступ ко всему. Лес нужно изучать, и использовать эти знания в наших целях.

— Какова ваша цель, Вереан?

— Я служу Империи, — поклонилась Вереан. — Вы разделяете взгляды, ради которых я сражалась и сражаюсь, буквально и переносно. Вы станете воплощением этих взглядов, и Империя станет вашим главным союзником. Вы правы, Ваше Высочество, мы обе это уже понимаем. Но иногда необходимо произносить вслух.

Принцесса Аганте кивнула.

— Мы снова опережаем наших оппонентов, — заметила Вереан. — Среди них растерянность и нет единой позиции, и мы не дадим им собраться с силами. Завтра, как только закончится референдум, я отправляюсь на Стемран, подготовить ваше прибытие и прибытие наших будущих родственников. — Вереан едва заметно улыбнулась. — Будет много грязи, Ваше Высочество. Возможно, мне придётся проливать кровь, свою и чужую. Мне не доставляет удовольствия убивать, даже если это единственный выход. Я хочу, чтобы вы это знали.

* * *

— Можно говорить вслух. — Мегин закончила беседу с главным техником их команды, и закрыла за ним дверь. — Всё чисто, насколько может быть чисто. Я тоже не чувствую, что за нами следят. Я долго убеждала Её Высочество Аганте, что мы не ведём и не можем вести своей игры, и убедила их обеих.

— Я могу попросить тебя об одной вещи? — Принцесса Тевейра положила полотенце на пол и улеглась. Хоть и без перины, а очень приятно и позволяет быстрее восстановить силы.

— Не буду.

— Что?! — Тевейра приподнялась на локте.

— Ты хотела попросить меня, чтобы я не внушала тебе ничего, а просто говорила с тобой и убеждала по-честному. Я не буду внушать.

— Класс! Научи, а? Хоть маленько?

— Я постараюсь научить всему, чему смогу. Гордись, никого ещё из особ королевской крови не разрешалось учить.

— Ой, я такая гордая, ужас! Иди сюда, поцелую! Ах, вот как, возле нас принцесс как грязи, и все лезут с поцелуями, достали, да?

Мегин в очередной раз восхитилась Тевейрой. Посмотри на неё сейчас — и только сумасшедший предположит, что это лучший и самый опасный, из молодого поколения, дипломат Королевства. Но едва Рысь надевает мундир и приступает к заданию, она — сама собранность и серьёзность, хотя острый язык и чувство юмора никуда не пропадают.

— Достали, — пожаловалась Мегин. — То целуют, то щекочут. — Она с надменным видом склонилась и постучала указательным пальцем по щеке. Туда и получила.

— Вейри. — Мегин улеглась рядом, взяла её за руку. — Это испытание для нас обеих. У меня есть и второе задание, я пока не буду говорить какое. Расскажу, но позже. Установка простая: дом Рейстан не должен принимать нас с тобой всерьёз. Ровно до такой степени, чтобы не искал нам замену. У нас в команде два техника, четыре телохранителя, администратор и мы с тобой. Я сама отбирала команду. Завтра я отправляюсь на Стемран, вы с Аганте прибудете туда через сутки. Пожалуйста, снисходи до нашей хозяйки. Она знает, что ты опытный дипломат, ей будет интересно с тобой поговорить.

— Заболтать до смерти, или пока не нужно?

— Потом заболтаем. Когда на вас будут диадемы матерей.

— Слушай, я до сих пор не осознала, — Тевейра повернулась, чтобы посмотреть ей в лицо, — что это будет другая планета, и мы пока даже не знаем, где она находится. И что всё станет по-другому.

— Осознаешь. — Мегин закрыла глаза. — Всё, отдыхай, через час продолжаем тренировки.

57

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 13:20

Аванте так увлеклась работой, что не заметила прибытия Умника. Но его заметил робот. Он переместился так, чтобы Аванте его видела — не прошёл, а «разобрался» в облако и снова собрался в двойника с вопросительным выражением на лице. И указал рукой в сторону фойе.

Аванте побежала туда, робот — полетел. Аванте только сейчас заметила, что не сняла костюма. Когда Умник шагнул внутрь и заметил двух Аванте, челюсть его явственно отвисла.

— Вот это номер, — покачал он головой. — Вот все вы, женщины такие, только друг дружке доверяете.

Аванте-настоящая рассмеялась, её двойник улыбнулся и замер, сложив ладони у груди.

— Что же, давай знакомиться. — Умник подошёл к терминатору — тот продолжал улыбаться. — Эри, — он протянул руку.

— Аванте, — отозвался робот и пожал протянутую руку. Аккуратно.

— Блеск! — похвалил Умник. — Ничего не понимаю. Я с ней и говорил, и песни пел, и стихи читал, и всё такое, и ничего.

— Это хозяин. — Аванте взяла двойника за ладонь. — Эри твой хозяин и мой друг.

Аванте-робот поклонилась.

— Она сказала, требуется настройка интерфейса, — пояснила девушка. — Я ничего не понимаю в этом. Но она пришла и сказала «Мир».

— Так, милая моя, я привык сначала о важном. Мама, ваша с Тевейрой мама, просила передать, что тебе возвращено взрослое имя. Всё прощается.

— Ой… — прошептала Аванте, отступила на шаг и… уселась на пол. И заплакала, прижав ладони к лицу.

Робот тут же растворился облаком и возник между Аванте и Умником, губы поджаты, взгляд неодобрительный. Умник попробовал взять его за руку и получил слабый, но неприятный электрический укол.

— Перестань. — Аванте-Аверан взяла робота за ладонь. — Это я от радости. Он друг и хозяин, повтори.

— Эри, вы друг и хозяин. — Роботпоклонился и перестал заслонять собой Аверан. — Прошу извинить.

— Всё в порядке, милая? — Умник помог ей подняться. — Ну, вот и славно. А в другую щёчку? Она не такая морщинистая!

Аверан рассмеялась, и обняла его.

— Что же нам с тобой делать? — посмотрела она в глаза Аванте. — Эри, она сама вас нашла, да? А как она попала на Тропу?

— Сам не пойму, — пожал плечами Умник. — Я же не смог толком поговорить. А надо бы. Ну-ка… Аверан, скажи, ты умеешь общаться с мобильными мозговыми центрами Леса?

Недоумение.

Умник подозвал робота ближе и указал на ближайшего великана. Так и стоят возле поместья.

— Да, Эри, — согласился робот.

— О чём вы с ним говорили?

— Невозможно сформулировать, — поклонился робот, — необходима настройка интерфейса.

— Ну что же, будем учиться настраивать. — Умник почесал затылок. — Что такое патруль, ты знаешь?

— Да, Эри.

— Обойди поместье на дистанции не более пятидесяти метров от ограды и доложи, кого ты там заметила.

Они едва успели заметить, как облако приоткрыло дверь и вылетело наружу.

— Она мне нравится, — улыбнулась Аверан. — Не спорьте! Пусть будет «она»! И не называйте её терминатором, пусть будет просто «робот».

— Ваши желания — закон, — потерянно улыбнулся Умник. — Так, давайте-ка…

Рядом с ними сгустилась Аванте. И доложила, сколько представителей и какого именно биологического вида она обнаружила в пределах указанной области. Что такое фантомы и проекции, робот прекрасно знает, и отчёт выглядел в виде таблицы с иллюстрациями.

— Умница! — Аверан погладила её по руке, робот поклонился в ответ. — Ей нужно дело, Эри. Не запирайте её снова в сейфе!

— Аванте, ты сможешь показать, как сумела выйти из хранилища?

Недоумение.

— Идём с нами, — Аверан помахала рукой Умнику. — Покажи, как ты вышла из комнаты.

Показывать не пришлось. Дверь нараспашку, защита выключена.

— Обвела вокруг пальца. — Умник поёжился. — Я управлял пультом. Тут запись, что сигнал принят, личность подтверждена. Сам хорош, нельзя было сигнализацию монтировать так близко. То есть она в любой момент могла выйти…

— Великаны, Эри! Они подошли к поместью, и тогда она выбралась наружу!

— Комната непроницаема для электромагнитных волн, — размышлял Умник вслух. — Озадачила. Настроить бы твой интерфейс, дорогая, к тебе будет столько вопросов…

Аванте поклонилась, на лице — выражение преданности.

— Она всё это время изучала меня, — пришёл к выводу Умник. — Хорошо. Аванте, вот указания. Все, кого я сам провожаю в поместье, друзья. Ты слушаешься только хозяев, хозяева здесь Аверан и я. Это понятно?

— Да, Эри, — поклонился робот.

— Аванте, твоей основной целью являются спасательные работы?

— Да, Эри. Спасательные работы, защита, оказание первой помощи. Сейчас основная миссия — защита.

— Так хорошо говорит, как человек! — поразилась Аверан. — И всё понимает!

Аванте улыбнулась, и вновь поклонилась.

— Аванте, спрашивай разрешения всякий раз, когда ты хочешь пройти в помещение, где ещё не была. Если в помещении люди, спрашивай их разрешения, если хочешь войти.

— Да, Эри.

— Идём со мной, я покажу, каким генератором ты можешь пользоваться. И давай-ка, милая, займись делом. Ты умеешь патрулировать, это великолепно. На каком расстоянии ты слышишь меня и Аверан?

В ответ робот изобразил карту поместья и указал, где он — она — слышит.

— Ничего себе! — Умник почесал затылок. — Голос она не может слышать на таком расстоянии. Значит, улавливает что-то ещё. Хорошо. Аванте, патрулируй окрестности поместья, оставайся в пределах слышимости, при приближении людей или крупных объектов, докладывай мне и Аверан.

Миг — и облако умчалось.

— С ума сойти, — заключил Умник. — Не спросила, что такое крупный объект. Идём-ка обедать. Я туда выведу наши экраны, там последим, если что. Да, у меня ещё одна приятная новость, мы переходим на легальное положение. Мерона официально определила поместье как резиденцию для отдыха, указала, кому сюда есть доступ. Нам дали добро на прыжок через ближний космос. Так что в столицу теперь будем по-быстрому. Ну всё, идём, идём, ты же тоже проголодалась. Да, а костюм уже можно снять.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 14, 163 г., 19:30

— Спасибо, моя милая. — Мерона обняла дочь. Тевейра сияла. — Она доложила мне мысленно, — пояснила она Майеру, — так быстрее, не обижайся. Вот что, мои хорошие. У меня сегодня длинный день, и завтра будет ещё длиннее. Каэн работает в моём штате, мы с ним здесь оба в безопасности, он поможет мне держаться в форме. Майер, забирай Тевейру, и летите с ней к Умнику. Вы уже слышали, это моя основная резиденция. Там сейчас техники, проверяют системы безопасности и настраивают линии связи, это свои люди.

Она закрыла дверь и обняла Майера. Поцеловала — в губы, никого не стесняясь.

— Всё, — легонько оттолкнула его. — Иначе я так расслаблюсь, что… — Мерона рассмеялась. — Жду вас обоих к девяти.

— Удачи, мама! — Тевейра обняла её, и с силой потянула Майера за собой.

* * *

— Прелесть какая! — Тевейра восторгалась не зря. Прыжок через ближний космос впечатляет. Впечатляет даже тех, кто уже всё видел сотни раз. — Какая она маленькая, да?

— Кто, прости?

— Планета. Такая маленькая! Только кажется большой! Ой, а это что? — удивилась она, указав на индикацию.

— Это метеоспутники. Ими погоду не делают, Лесу это не нравится. Получаем сводку погоды с них. Спутники связи летают выше.

58

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 14, 163 г., 20:25

— Завтра начнётся, — проворчал Умник. — Сегодня уже передавали — чрезвычайные заседания правительств, разлад в Комиссии, всё такое. Навела там шороху эта принцесса. Да, я забыл вас познакомить. Аванте!

— Она ведь… — начала было Тевейра, она взвизгнула, когда перед ней материализовалась вторая Аверан.

— Знакомьтесь. — Умник жестом пригласил робота подойти поближе. — Это спасательный робот, по нашей классификации — терминатор. С сегодняшнего дня вызвалась помогать нам. Имя — Аванте. Аванте, — робот посмотрел в его глаза, — Тевейра и Майер также твои друзья и хозяева.

— Да, Эри!

— Глазам не верю! — Тевейра не сразу решилась потрогать робота за руку. — Как живая! Только ничем не пахнет! — поразилась она. — Аванте, почему ты захотела помогать нам?

Недоумение.

— Мы ещё не вполне понимаем друг друга, — пояснил Умник. — Не всё удаётся сформулировать. Нужен специалист по робототехнике.

— Я бы сказал, нужен ещё и экзолингвист. — Майер поклонился роботу, тот с улыбкой вернул поклон. — Точно, рука как настоящая. Эри, после ужина ты колешься, где ты её нашёл, такую умную, а заодно и порассуждаем, что к чему. Техники уже уехали?

— Уже. Аванте возле них летала, но её не заметили.

— Помню-помню. — Майер содрогнулся, вспомнив первое сражение с терминаторами. — Нет, Аванте, мне никто не угрожает. Это просто воспоминания. Мы с тобой друзья, верно?

— Да, Майер. — Робот улыбнулся. — Разрешите продолжать патрулирование?

— Умница какая! — восхитилась Тевейра и погладила робота по щеке. — Как настоящая! То есть правда настоящая! Да, Аванте, продолжай патрулировать, спасибо!

— Великаны подошли сегодня к поместью, и она сама выбралась из моего хранилища, — пояснил Умник. — Аверан её встретила, вот они с ней и познакомились.

— Подружились! — возразила Аверан, готовившая напитки. — Эри, не смейтесь и не спорьте. Это не просто железяка. Может, она и не умеет любить и чувствовать, но она на нашей стороне. И послушная.

— И когда федералы об этом узнают, вой поднимется на всю вселенную, — заключил Умник. — Ладно, сначала ужин, а все великие решения подождут.

* * *

Он увидел это. Базу роботов, но они все куда-то собирались. Их корабли производили впечатление, как и терминаторы, корабли могли собираться из крохотных, миллиметра три каждая, «мушек». Оценить на расстоянии было трудно. Умник отшатнулся, когда патрулирующий окрестности терминатор появился у окончания тропы. Робот явно что-то заметил, и дракон по этому месту тут же нанёс удар.

— Дракон? — удивилась Тевейра. — У них и драконы были?!

— Мы так его назвали. Это робот-пушка, если угодно, — пояснил Умник. — Система залпового огня с нуль-наведением. Ему достаточно знать куда бить, заряды невозможно остановить или увернуться. Слабозащищённый, но огневая мощь сокрушительная. Не рассусоливая скажу, что одному дракону потребовалось полминуты, чтобы спалить главную базу Альянса. В него попали случайно, он умеет скрывать своё присутствие.

Умник побежал — кто знает, вдруг следующий залп смог бы накрыть его даже на Тропе — и споткнулся. И пребольно ударился об острый камень. Похоже, минуты на две он выключился от боли, а когда очнулся, терминатор парил над ним, выпуская щупальца, «поглаживая» ими пострадавшие части тела. Умник был так удивлён, что не успел даже испугаться. Да и не помогло бы — костюм весь выложился, чтобы нейтрализовать удар дракона. Терминатор давно мог объесть человека до костей, но… случилось наоборот — вывих вскоре перестал беспокоить. Когда Умник уселся, робот принял форму шара — шара из своих элементов, «мушек», а потом — облик самого Умника. «Мимикрия, — удивился тот, — и почему они не пользовались ей там, на войне?».

— Откуда ты на мою голову? — спросил Умник. Робот повторил его фразу, имитируя и мимику. Умник рассмеялся, и робот рассмеялся в ответ.

— Ты сам по себе? — и снова повторяет фразу.

— Если ты не враг, давай считать, что друг.

Едва он сказал это слово, робот шагнул навстречу.

— Друг, — повторил он, — Мир.

И это было единственное слово, которое на памяти Умника терминатор произнёс сам, не повторяя. Он пошёл, потом побежал вместе с человеком. А уже в давилке, когда Умник прикидывал, переждать нынешний импульс или рискнуть побежать к коридору, терминатор продемонстрировал, что готов защищать его — на короткий миг стал «зонтиком», прикрывающим человека — сегментом сферы. Умник так и не понял, на самом ли деле терминатор мог спасти от гравитационной волны, но… открылся коридор, и в следующий момент, когда Умник осознал, что сидит в Лесу, рядом с ним стоял робот. В его, Умника, облике.

И тут же пришёл взгляд Леса. «Вот напасть, — подумал Умник, — успеть бы сделать ноги». Нога хоть и не болела, но слушалась с трудом, а до автомобиля было порядком. И тут… Терминатор стал облаком, потом — диском, повис над головой Умника, и тому показалось, что робот общается с Лесом. «Смейтесь, смейтесь!» — возразил Умник будущим собеседникам. Взгляд Леса тут же прошёл, а робот снова стал Умником и помог оригиналу подняться.

— Никогда не думал, что пожму тебе руку, — проворчал Умник, и его двойник ободряюще улыбнулся.

* * *

— С ума сойти, — призналась Тевейра, поднялась и подошла к Аванте. Робот, казалось, с интересом слушает рассказ о знакомстве. — Аванте, ты умеешь читать мысли? Ну, воспринимать образы мышления?

— Да, Тевейра, — согласилась Аванте.

— Ты не можешь рассказать нам потому, что нет нужных слов?

— Я владею вашим словарным запасом, — пояснила Аванте.

— Тогда почему?

Недоумение.

— Такие вопросы ставят её в тупик, — пояснил Умник.

— Тебе что-то мешает? — Тевейра взяла робота за руку. — Ох! — и отшатнулась. Аванте подхватила её, не дала упасть. — Нет-нет, всё хорошо. — Тевейра остановила остальных жестом. — Она ответила мне так, как мы общаемся с мамой и сёстрами.

— Мысленно?! — поразился Умник. — Хотя да, чему я удивляюсь. Я с ней столько лет общался, она про нас знает всё. Про меня как минимум.

— Она… — Тевейра сама не могла подобрать слова. — Вот смешно, — рассмеялась она. — Я сама не могу сформулировать. Вот, примерно так: «Она выполняет программу, и для некоторых видов разговоров ей нужно сменить программу». Простите, я сама не могу точно выразить.

— Мы можем изменить тебе программу поведения, чтобы ты могла ответить на наши вопросы? — поинтересовался Майер.

— Да, Майер, — подтвердил робот.

— Ты знаешь, как?

Недоумение. Тевейра снова взяла робота за руку.

— Только не так сильно, — попросила она. — Скажи мне.

Тевейра прикрыла глаза на долю секунды.

— Она… она не может объяснить, программа ей не позволяет. Простите. Очень трудно сформулировать, у неё очень сложные образы, я к ней не привыкла.

— Скажи, — вмешался Умник, — до нашей встречи ты видела других людей? Других представителей моего биологического вида?

— Да, Эри, — робот поклонился.

— Ты можешь воспроизвести их внешний вид? — продолжал Умник. Остальные обменялись восхищёнными взглядами.

— Да, Эри.

— Я буду хлопать в ладоши, — пояснил Умник, — а ты будешь показывать тех людей, с которыми общалась. Когда список кончится, снова стань Аванте.

— Да, Эри.

— Минутку, — Майер поднялся на ноги, — я камеры включу.

Первым оказался тот самый покойник, которого Майер извлёк из коридора. В исполнении Аванте он выглядел вполне живым и бодрым.

— Я так и думал, — проворчал Умник. — Аванте, нет, не переходи пока к следующему. Ты можешь описать, откуда вы пришли с ним?

Недоумение.

— Можешь показать нам картинку того места, откуда вы пришли с человеком, которого ты изображаешь? — пояснила Аверан.

— Да, Аверан, — отозвался робот сочным баритоном, и в воздухе возникла картина. Видеозапись.

— Майер, ты записываешь? Хотя, что я… Аванте, ты можешь записать это на наши камеры? Тебе знаком интерфейс подключения?

— Да, Эри.

— Вот и чудненько, — просиял Умник. — Потом попросим её сделать точную запись. Останови, — попросил он и картинка остановилась. — Смотрите, — указал он, — это купол! У наших вояк были такие, это походная лаборатория или госпиталь! Покажи-ка нам следующего, — и Умник хлопнул в ладоши.

Майер присвистнул, а Умник вполголоса выругался. Видимо, это было очень непристойно, потому что Аверан недовольно нахмурилась.

Перед ними стоял заместитель командующего федеральными силами обороны Стемрана. По-простому, Альянса. Один из пропавших без вести.

— Теперь вы понимаете, господа, что мы, в самом деле, глубоко в анусе? — поинтересовался Умник.

— Эри! — возмутилась Тевейра.

— Хорошо, выражусь изящно. Теперь вы понимаете, какой опасности мы все подвергаемся? Эти сукины коты убрались отсюда вместе с роботами. Ручаюсь, именно они подорвали базу, чтобы и следов не осталось. Там, среди бумаг покойника, я не нашёл ничего вразумительного, сплошные шифры и схемы, которые ни одного слова мне не говорят. Сами посмотрите, может, кто въедет. Если моё предположение истинно, то этот гад, прости, Аванте, ты хорошая, это я про другого человека, этот деятель решил сам всё изучить и использовать. Одному Лесу известно сейчас, где они и когда свалятся нам на голову.

— Почему вы думаете, что свалятся? — удивилась Аверан.

— А зачем тогда его понесло на Тропу?

— Он не мог попасть туда случайно? — предположил Майер. — Как ты в первый раз?

— Мог, конечно. — Умник почесал затылок. — Ладно, продолжим. — И хлопнул в ладоши. Робот преобразился в самого Умника.

Тевейра рассмеялась.

— Очень мило. — Умник снова хлопнул в ладоши. И Аванте стала Аванте — Аверан в чёрном костюме поверх алого тефана.

— Вот как. Что ж, может, он и вправду попал на Тропу случайно. Если сойти с тропы и пойти куда глаза глядят, почти неизбежно попадёшь в давилку. А бросает туда так, что мозги может вышибить. А потом проходит импульс и… — Умник провёл ребром ладони по горлу. — Но её хозяин был в коридоре, и умер от многочисленных разрывов тканей.

— Ударная волна?

— Она самая. То есть до коридоров он добрался и умер уже там. Тогда… что ж, будем надеяться, что его соратники ещё не знают о Тропе. Спасибо, Аванте! Если нет возражений, мы попросим её продолжать патрулировать окрестности.

— Зачем нам это? — удивился Майер. — К тому же её запишут камеры, и что мы потом скажем?

— Не запишут. Мы попросим летать так, чтобы не записали. Сами же говорили, ей нужно дело. Пока нет других дел, пусть посторожит. Могу я побаловать свою паранойю?

59

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 12, 1415 В.Д., 4:20

— Вы хотите прогуляться? — поинтересовалась Вереан, встретив Мегин в походном костюме и с сумкой через плечо.

— Я собираюсь на Стемран. Я сотрудник дипломатического корпуса, меня пропустят, — пояснила Мегин.

— Вот как. Я собиралась на Стемран чуть позже. Хотите, поедем вместе?

— Сочту за честь, — поклонилась Мегин и протянула руку. Вереан крепко пожала её.

«Мама моя, — подумала Мегин. — Она открылась, на краткую долю секунды, и то, что пришло… О Великое Море, нет, о Великий Лес, что же с вами сделали?! Нельзя, нельзя держать подчинённую личность в том же теле, её нужно сбрасывать, а потом, потом принимать заново! Как вы ещё не свихнулись, Вереан?! Ваша вторая личность ужасна, это убийца, и пусть она безгранично предана принцессе, всё равно это убийца! Пусть даже не испытывает удовольствия от убийства, но это её работа и призвание! О Великий Лес!».

— Подождите меня, — попросила Вереан, — я распоряжусь.

И вышла. А Мегин осталась, и сделала всё, чтобы перевести дух. Имперцы не дураки, они много столетий пытаются перенять методику Aenin Rinen, бывают ведь и тёмные матери, отступницы, преступницы — их часто успевают отыскать и частично обезвредить, но иногда они успевали кое-чему научить. Орден по-прежнему владеет всей полнотой информации о методиках Aenin Rinen, и Мероне был вынесен смертный приговор, потому что не было сомнений — она подкупила кого-то из них, иначе не смогла бы так точно воссоздать некоторые методики обучения Aenin Rinen. Но тот, кто создавал для Вереан вторую личность, или допустил ошибку, или…

Или так сделано намеренно. Но зачем? Чтобы в один прекрасный момент Вереан потеряла контроль над второй личностью, и стала роботом-убийцей?

Но её принял Лес!

«Ничего не понимаю, — подумала Мегин. — Но вы в большой беде, Вереан, и мы вместе с вами. Значит, у меня теперь есть ещё одна миссия».

— Я готова. — Вереан появилась из покоев принцессы в плаще и с сумкой. — Прогуляемся? До аэропорта недалеко, час ходьбы.

— В сопровождении охраны? — улыбнулась Мегин.

— Нет, вы их даже не заметите. — Вереан возвратила улыбку. — Мне хотелось поговорить с вами, вдали от наших подопечных, — она улыбнулась и неожиданно обняла Мегин. Обняла тепло и нежно. — Вы были с ней, верно? — шепнула она на ухо.

Была. Потому что преподавала принцессе Тевейре некоторые простые приёмы мануальной терапии. Как при помощи «волшебных точек» восстанавливать силы, вовремя засыпать, подавлять чувство голода или боли. Они не стеснялись друг друга, Мегин вообще невозможно стесняться, хоть она и не ведёт себя как-то особенно. Просто не стесняешься, и всё. Ведёшь себя естественно. Уже через полчаса Тевейра без единой ненужной мысли исполняла упражнения на своей наставнице, «получала оценку» и продолжала. Конечно, от Мегин, от самых интимных частей головы и шеи, теперь пахнет не только самой Мегин…

— Да, — согласилась Мегин, — Это придаёт силы, — шепнула она, и Вереан медленно отстранилась.

— Да, — она посмотрела в глаза собеседницы. — Значит, мы победим. Потому что обе любим их. Идёмте!

* * *

— Мне придётся презирать вас обеих, прилюдно, — сообщила Вереан и улыбнулась. — Надеюсь, без обид?

— Мы здесь все профессионалы, — согласилась Мегин, — и нам так положено. Каждый считает себя лучше всех.

Они обе рассмеялись.

— Я читала ваш послужной список. — Вереан посмотрела на Мегин, взяла ту за руку. — Ну, конечно, я кое-что знаю и помимо него. Вы психолог и мануалист, я знаю.

— Всегда к вашим услугам, теаренти. Если что, вызывайте в любое время суток. Пилотам тоже нужны мануалисты. Особенно, если их руки нежные и знакомые.

Они снова рассмеялись.

— Я рада, что вы меня поняли. — Вереан кивнула. — Мне не хотелось бы быть вашим врагом.

— Вам было бы трудно меня убить? — Мегин остановилась и Вереан взяла её за руки.

— Нет, нетрудно, — спокойно заметила Вереан. — В любой момент. Хоть сейчас.

— Спасибо за откровенность, — коротко поклонилась Мегин. «Ты заблуждаешься, но я не стану тебя разубеждать. Я не убивала людей, но я могу. А с тобой это особенно просто, мне достаточно выпустить твою вторую личность на свободу, и подождать немного» — мысленно продолжила диалог Мегин.

— Я не вижу страха, — улыбнулась Вереан, — это прекрасно. Вы тоже готовы ради неё на всё. Потом, когда мы победим… мне, возможно, потребуется хороший психолог с нежными руками.

— Это предложение? — вежливо поинтересовалась Мегин, и в который уже раз они рассмеялись.

— Мне с вами спокойно. — Вереан поклонилась. — Почти так же, как с ней. А мне ни с кем более не было так спокойно.

— Обращайтесь, — предложила Мегин. — Мы служим одной цели. Вам ведь тоже иногда нужно просто помолчать рядом с тем, кто понимает.

— Да, — согласилась Вереан после долгой паузы. — Спасибо, я буду иметь в виду. Хотите кофе? У нас много времени. Вон там есть круглосуточное кафе.

* * *

— Вы встречаете солнце? — Мегин обратила внимание на то, как Вереан смотрит в сторону востока.

— Да, когда могу. Это придаёт силы, как вы сказали. Вы не волнуетесь?

— Волнуюсь, — призналась Мегин. — Как тут не волноваться. Но это помогает чувствовать себя человеком. Который нужен другому человеку. — Она посмотрела в глаза Вереан. «Я сочувствую, — подумала Мегин, — тебя приставили к ней как фанатичного слугу, но ты преодолела некоторые установки, сломала их, ты ведь очень сильна, и переделать тебя в куклу они не смогли, я чувствую. Ты полюбила её сама, без указаний „свыше“. И чувствуешь теперь остатки этих указаний, и недоумеваешь, зачем тебя категорично призывают любить принцессу, служить ей преданно, ведь ты и сама этого захотела всем сердцем. Но ты привыкла чуять подвох, и если я предложу помощь, ты, скорее всего, замкнёшься. Мы в большой беде, и мне придётся действовать очень осторожно», — подвела итог своих размышлений она.

— Да. Но придётся отойти в сторону, не стоять у них на пути.

— Я обещаю, — Мегин улыбнулась, — если вы попросите, я буду рядом. Как только уйду с её пути.

Вереан едва заметно кивнула. И сталь вернулась в её взгляд.

— Продолжим на Стемране? Там, говорят, лучший во всех мирах кофе!

И они рассмеялись. «Ты не попросишь, — подумала Мегин, — я сама приду. Чтобы не дать тебе сойти с ума, когда вы обе, которые живут в одном теле, не получите указания, что миссия завершена и жить уже незачем. Вот за что не терплю имперцев, так это за подобное отношение к верным слугам». Конечно, не ко всем, но что это меняет? Люди готовы умирать за Империю, преданы ей, и далеко не все так фанатично, но зачем же вот так программировать человека на то, что жизнь придётся оборвать, когда задача будет исполнена? «Я уберу у тебя это, — решила Мегин. — Я справлюсь, я это уже делала. И я найду тебе избранника, я почуяла его в твоих воспоминаниях. У тебя есть тайна, тайна от тебя самой, она помогает тебе держаться и не сходить с ума, ни от гормонального перегрева, ты снимаешь его очень некрасивым способом, ни от необходимости постоянно держать в узде вторую личность».

— Ты будешь служить людям, — сказала ей наставница. — Это неблагодарное занятие. Ты научишься чуять беду, осознавать, что людям нужно, и помогать им найти силы, чтобы добиваться того, что им нужно. И лечить, когда они, само их существо попросит, ты сумеешь это понять. Но ты обязана будешь создать свою семью, и хотя бы пять лет жить только для неё, ведь то, чем мы занимаемся, отнимает столько сил, что нам нужны любящие нас люди и смысл в этой жизни — помимо служения другим людям. Нам ведь тоже нужна любовь, и самая простая, которая выражается словами, теплом и лаской, а не только исполнением высокого долга. Подумай, дитя моё, ты очень одарена, и пока не знала жизни. Подумай, хочешь ли ты этого на самом деле.

«Твоё существо кричит от боли, Вереан, и твоя принцесса — единственное, что снимает эту боль. Но принцесса уйдёт от тебя, вы хоть и будете поблизости, но всё изменится, — поняла Мегин. — Именно этого ты боишься. Не можешь признаться, что это единственное, чего ты боишься».

— Я знаю, чего вы боитесь, — неожиданно для себя самой произнесла Мегин. Вереан вздрогнула и Пантера явилась ненадолго, а Мегин поняла, что Вереан действительно может убить кого угодно в любой момент. — Я никому не скажу. И не воспользуюсь во вред вам.

Вереан долго смотрела ей в глаза.

— Когда мы перейдём границу, мы окажемся на войне, — произнесла она, поднимаясь. — Простите. Я вас недооценивала. У меня к вам одна просьба. Если со мной что-то случится…

— Я присмотрю за ней, — подтвердила Мегин. — Так же, как вы присмотрите за моей принцессой.

«Убереги её от этого Великий Лес, — подумала Мегин без тени иронии. — Простите, Вереан, что подумала о вас плохо. У вас несчастье. Я исправлюсь».

60

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 15, 163 г., 5:20

— Пора вставать, — шепнула она. — Не думала, что просплю так долго.

— Да, — он уселся, выглянул в окно. — Тебе нужен массаж, я же чую.

— Да, — согласилась Тевейра, — цикл возвращается. Стресс не может прогнать его надолго, — она улыбнулась, — но только массаж. И не твои руки. Иначе будет не то, что ты хочешь.

Майер усмехнулся.

— Я попрошу Каэна или маму. — Тевейра уселась. — А ты пока набирайся сил, пригодятся. Я придержу его дня два или три, не больше, — расхохоталась она, и зажала рот руками. — Ну вот, я снова смеюсь без повода. Мама говорит, у тебя вчера были тяжёлые операции.

— Руководил, — согласился Майер. — Руки почти ничего не чувствуют. Надо бы попросить Умника проверить все датчики, что-то не так. Но всё некогда.

— Только не тяни. — Тевейра поцеловала его. — Я напомню. Сегодня референдум, в клинике будет ещё больше работы. А завтра они приедут…

— Ты тоже уверена, что две трети проголосуют «за»?

— Я чувствую. Чувствую их надежду. Нам тут всем двадцать лет морочили голову. Понятно, что принцессе нужна власть, и возможность почувствовать себя главной, но мы попробуем сделать её добрее и мягче, — она улыбнулась. — Таэрвен просил тебя появиться сегодня у них, он хочет что-то официально вручить. Он же посол. Просил меня передать, так странно — не стал звонить. Ну всё, встаём! Встаём-встаём! Зарядку никто не отменял, Ави ждёт тебя!

* * *

Умник поймал его, когда Майер направлялся в сад.

— Ты следи за собой, — напомнил он. — У тебя там внутри продолжается революция. Если будут онемения или приступы дезориентации, или что-то ещё, бросай всё и мигом ко мне. Мигом! Ясно?

— Так точно, господин капитан в отставке!

— Вольно, майор, — усмехнулся Умник. — И за что только тебе майора дали? Ладно, тебя ждут, потом повздыхаем. Завтрак через полчаса, ждать никого не буду.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 15, 163 г., 8:00

— Теаренти Мерона, — доложил секретарь. — Теаренти Вереан Аван-Лан эр Рейстан и теаренти Мегин Тервен эс Фаэр в приёмной.

Тевейра и Мерона обменялись взглядами.

— Дождались, — пояснила Мерона спокойно. — Посмотрим, что у них есть сказать.

У них было, что сказать. Вереан приветствовала Мерону в самых изысканных словах; Мегин на её фоне выглядела простушкой, её речь была совсем короткой, хотя и вежливой. И… Тевейра почувствовала. Почувствовала, когда Мегин смотрела в глаза маме, а Вереан стояла, склонившись. А потом Мегин посмотрела в её глаза.

«Приветствую вас, дитя моё».

«Приветствую вас, Aenin Rinen».

Это «вырвалось» само. Вереан ничего не заметила, или как минимум сделала вид.

— Я уступаю теаренти Вереан право поговорить с вами первой, — Мегин склонилась; Вереан и Мерона улыбнулись, и начавшее было напряжение, тут же распалось. — Могу ли я попросить вашу дочь, теаренти Мерона, показать мне тут всё? Я не отниму её от важных дел надолго.

— Вы — наше самое важное дело, — улыбнулась Мерона, коротко поклонившись. — Тевейра…

— Слушаюсь, мама!

* * *

Они вышли на один из балконов.

— Нас здесь не слышат, — пояснила Мегин. Не вопрос, утверждение.

«Они так похожи, — удивилась Тевейра, — она и принцесса Тевейра обе светловолосые, орлиный нос, овал лица — чем-то они похожи на Майера. Она могла быть его дочерью. Мама иной раз полушутливо говорила, что Майер, возможно, сам не знает, что давно уже отец кому-нибудь».

— Нет, — подтвердила Тевейра. — Вы приехали, чтобы наказать маму? И нас всех?

— Нет. — Мегин улыбнулась и поклонилась. «Хорошо обучена, — подумала она, — просто безупречно! Мерона, я вас люблю и уважаю. Даже если бы приехала, чтобы наказать». — Я приехала помочь. Орден снял смертный приговор вашей маме, и вам всем. Я рада, что сама скажу это.

— Мама вас не очень жалует, — усмехнулась Тевейра и тут же поклонилась. — Простите.

— Я знаю. Тевейра, я приехала помочь. Не шпионить, не вести интриги. Помогать и лечить.

— Вереан? — неожиданно спросила Тевейра. «Ты тоже почуяла, — подумала Мегин, — какая прелесть! Мерона, мы в вас очень, очень ошибались… Тевейра обучена очень необычно, я не чувствую привычного, но обучена великолепно!».

— Она в беде, — спокойно подтвердила Мегин, — и все, кто рядом — особенно. Не стоит говорить об этом с кем-то, кроме меня и вашей мамы.

— Спасибо за доверие, — поклонилась Тевейра. — Я очень-очень рада. Мы обязательно поможем ей и друг другу.

— Я хотела бы с вами подружиться. — Мегин взяла её за руку. — Да, у меня есть тайные миссии. Я вам доверяю и знаю, что могу на вас положиться. Просто знайте, что мои поручения не принесут вам вреда.

— Зовите меня Вейри, — улыбнулась Тевейра, — я в вашем распоряжении.

— Зовите меня Мэг, — улыбнулась Мегин и обняла Тевейру. «О, как это прекрасно… ты влюблена, и он тоже, и скоро будет ваше время… Приятно встретить счастливых людей!» — Мою принцессу тоже зовут Тевейра. Буду в вас путаться!

— Вашу принцессу?

— Мы с ней знакомы с детства, — Мегин понизила голос. — Вместе безобразничали, вместе учились. Даже работу выбрали одну и ту же! — и подмигнула.

Тевейра рассмеялась.

— Но она ведь не…

— Нет. Но она очень милая. Я думаю, вы с ней тоже подружитесь. Вейри, я ужасно есть хочу, не поможете мне с этим справиться?

Тевейра снова рассмеялась, и показала: «Следуйте за мной!».

* * *

— Мы не сомневаемся в исходе референдума, — пояснила Вереан. — Мы обговорили с Мегин разделение обязанностей, если так можно выразиться. Теаренти Мерона, я предпочитаю быть в тени, но так, чтобы всех видеть. Так я привыкла. Завтра вместе с принцессой Аганте прибудут специалисты, которые будут обеспечивать нам безопасность на всё время церемонии. А это может занять несколько недель.

— Понимаю, — кивнула Мерона.

— Вы мне не доверяете, пусть даже Лес признал меня. Я вас прекрасно понимаю. — Вереан поклонилась. — Моя единственная цель — обеспечить, чтобы все мы дожили до подписания всех бумаг Комиссией.

— Я уже доверилась вам, — Мерона встала из-за стола, — но на мне ответственность за сто двадцать три с половиной тысячи моих сограждан.

— Можете ли вы дать слово, теаренти, что наш разговор с вами сейчас не записывается, и что всё то, что я скажу, останется только между нами?

Мерона лично прошла к двери и заперла её.

— Да, я даю вам слово. — Мерона уселась на соседний с Вереан стул. «Чувствую, — поняла она, — в тебе скапливается такое напряжение, что может разрушить тебя в любой момент. С тобой что-то очень не в порядке».

— С момента подписания соглашения с Комиссией я возглавляю разведывательную сеть Империи Роан на территории мира Стемран. — Вереан не изменила выражения лица. — В качестве жеста доброй воли я передам вам все собранные нами сведения. Как руководитель сети, я прошу вас, как одну из матерей будущего Великого Дома Стемран, о помиловании для всех агентов сети.

— Продолжайте. — Мерона тоже не моргнула и глазом.

— Я хочу сообщить, что моим последним заданием была организация покушения на вас, теаренти Мерона. Я готова нести ответственность за все свои действия после того, как мы с вами станем свидетелями признания Великого Дома Стемран. Принцесса Аганте не в курсе моей деятельности на территории мира Стемран, и я просила бы не ставить её в известность вне зависимости от вашего решения. — Вереан вновь поклонилась.

«Это страшный человек, — подумала Мерона. — Но интуиция мне подсказывала, да, первым моим импульсом было помочь Вереан, очень уж странным было ощущение от неё».

— За подобную деятельность законами мира Стемран полагается смертная казнь, — предупредила Мерона.

— Я знаю, теаренти Мерона. — Вереан бесстрастно смотрела в её лицо. — Я выполняла приказы и готова нести ответственность за последствия. Я солдат и служу Империи. Ещё недавно мы были с вами врагами. Сейчас мы с вами союзники, и я сделаю всё, чтобы нам не помешали выполнить наши планы. — Вереан улыбнулась.

— Дайте мне руки. — Мерона протянула свои. Вереан безропотно приняла их, и Мерона вновь прислушалась к своим ощущениям. «Ох, как в вас всё намешано, и как сильно покопались в вашей голове… Есть что-то, что я не могу понять. Я беззащитна, — подумала Мерона неожиданно. — Она может убить меня прямо сейчас. И я сейчас ничего не смогу сделать с этим».

— Вы правы, я могла убить вас. — Вереан едва заметно улыбнулась. — Как только моя принцесса вместе с вашей дочерью и принцессой Тевейрой займёт места в Великом Доме, я буду считать, что исполнила своё предназначение. Если хотите, всё будет выглядеть как несчастный случай. Всё, что я хочу, это чтобы принцесса Аганте не знала, что я столько лет сознательно разрушала её мечту. Тогда я клянусь вам, что все, кто попробует помешать нам, умоются кровью. — Вереан снова улыбнулась, и на этот раз Мерона заметила на её лице оскал хищника.

«Если я хотя бы намекну, что не доверяю ей, она убьёт меня и покончит с собой, — осознала Мерона. — Она под огромным напряжением, и сама может не понимать, как близка к срыву».

— Я принимаю ваше предложение, но есть несколько условий. — Мерона протянула руку и Вереан пожала её.

— Я слушаю вас. — Вереан встала. Поднялась на ноги и Мерона.

— Вы всегда будете под наблюдением. Вы будете носить маяк-передатчик, чтобы мы могли быть в курсе ваших перемещений. Ваша частная жизнь не подвергнется огласке.

— Я согласна, — поклонилась Вереан.

— Вы расскажете о деятельности разведки Империи на территории Стемрана людям, которых я назову.

— Я согласна.

— Вы пройдёте обследование у наших психологов. Если хотите, это будем мы с моей дочерью.

— Исключено. — Вереан выпрямилась. — Если я соглашусь, я выберу сама, кто меня обследует.

— Вереан, — Мерона поклонилась, — я должна быть уверена, что вы не причините вреда никому из будущих Матерей Великого Дома. Если вы откажетесь обследоваться у психолога, вам придётся вновь пройти церемонию признания Лесом. Он почувствует любую фальшь.

— Я согласна, чтобы Лес решил мою судьбу. — Вереан отозвалась не сразу. — Тогда перед тем, как я пройду её, я хотела бы передать вам все сведения о сети Империи и получить гарантии амнистии для агентов. — Она вновь улыбнулась.

— Моего слова вам достаточно?

— Да, — поклонилась Вереан. — Мне жаль, что я должна была убить вас, теаренти Мерона. И я рада, что не успела этого сделать.

— Вы очень устали. — Мерона взяла её за руки, осознавая, что напряжение покидает Вереан очень, очень медленно. — Я ценю вашу храбрость и откровенность. Возможно, первым решением Великого Дома будет амнистия всем тем, кто помог создать его.

Вереан молча поклонилась.

— Если наши ожидания оправдаются, завтра будущие Матери должны будут пройти церемонию признания Лесом. Вы пройдёте её вместе с ними.

— Тогда завтра утром я должна всё передать. Хотите, чтобы я начала носить ваш маяк прямо сейчас?

— Да. И я хотела бы, чтобы вас сопровождали люди из моей охраны. Всюду кроме ваших апартаментов.

— Я согласна. Но я хотела бы поговорить с вашей дочерью, теаренти Мерона. Если возможно, без свидетелей.

— Хорошо. — Мерона ответила не сразу. — Но я буду рядом. Я не буду вас слышать и видеть, но я должна быть поблизости.

— Я согласна. — Вереан вновь поклонилась.

«Она хочет умереть, — поняла Мерона, когда за Вереан закрылась дверь. — Она хочет добиться всего, о чём говорила, и умереть. А я, возможно, совершила сейчас самую большую в своей жизни ошибку».

— Рони, — голос Умника, — мы тут интересную картинку наблюдаем. Посмотри внимательно, как следует посмотри.

* * *

— Я рада познакомиться с вами, Тевейра, — поклонилась Вереан. — Пока я работала в Комиссии, я делала всё, чтобы ваша мечта никогда не сбылась.

— Спасибо за откровенность, — поклонилась Тевейра. — А сейчас вы передумали?

— Передумала. Из-за Леса.

— Но ведь вы не верите в Лес! Я же видела ту запись, у вас было такое выражение лица!

— Он принял меня. — Вереан улыбнулась, дружелюбно и открыто. — Пусть я не верю, но разве он может ошибиться?

— Все могут ошибаться, — отозвалась Тевейра, и Вереан рассмеялась.

— Вот видите, значит, мы можем понять друг друга только по делам. Вряд ли вы будете доверять мне, но я хотела сказать честно. Раньше я была против вас, теперь хочу, чтобы Лес остался, и остались вы.

— Почему вы захотели поговорить со мной наедине? Нет, мама не слышит нас, не бойтесь.

— Я должна была убить вас с мамой, — ответила Вереан, — и я рада, что не успела этого сделать.

— Вы хотите, чтобы она этого не узнала. — Тевейра смотрела в её глаза. — Принцесса Аганте. Чтобы не узнала, что вы должны были нас убить. Я не скажу ей. Вы сами должны сказать ей, когда придёт время.

Вереан на короткое время потеряла невозмутимость, она выглядела ошарашенной.

— Когда придёт время?

— Это ведь не одна ваша тайна от неё? Ведь вы боитесь, что она узнает всё это?

— Да, — признала Вереан, понизив голос. — Я не хочу, чтобы моя принцесса знала, что я учила её не совершать подлостей, но совершала их сама.

— Вы не хотите рассказать мне что-нибудь? Что угодно, — улыбнулась Тевейра. — Что-нибудь, приятное для вас. Например, как вы впервые познакомились с принцессой. Я никому не расскажу!

— Хорошо, — улыбнулась Вереан. — Знаете, вы на неё чем-то немного похожи. Не знаю, чем.

61

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Западное крыло Дворца, Венант 4, 1399 В.Д., 11:45

— Вы кто? — поинтересовалась принцесса Аганте, вбежав в свои комнаты. Учителя сегодня особенно ворчливые, а всё потому, что все мысли восьмилетней Аганте были заняты двумя вопросами. Она думала, как ей нарядиться на свой день рождения завтра, и как сегодня суметь тайком посмотреть лунное затмение. Когда оно будет, ей положено спать, а Луна будет по другую сторону дворца, из её окошка не увидеть!

Она вбежала к себе, до следующего урока почти два часа, и можно заняться чем угодно. И увидела незнакомую женщину, вначале показалось — старуху, стоящую у окна. Опять прислуга! «Вот вечно мама приказывает наводить тут порядок без спроса!».

— Здравствуйте, Ваше Высочество, — поклонилась незнакомка, улыбнувшись. Не старуха, но светлокожая, значит из варварских земель. Как будто никого больше не найти на Сердце Мира. — Я Вереан Аван-Лан эр Рейстан, ваша няня и телохранитель.

— У меня есть няня! — Аганте поджала губы. — Её зовут Нейлис! А вы мне не нужны! — и, неожиданно для самой себя, уселась на пол и расплакалась.

Женщина подошла ближе и Аганте, даже сквозь слёзы, заметила, что вовсе это не старуха, что ей немногим за двадцать. Одета строго по всем правилам, и, если бы не цвет её кожи, нипочём не отличить от коренных жителей! Говорит без акцента и держится как подобает.

— Простите, Ваше Высочество, если расстроила вас, — Вереан опустилась на колени. — Осмелюсь напомнить только, что вы сами прогнали вашу няню Нейлис, в присутствии вашей сестры. Ей пришлось уехать. Её Величество Ан Рейстан, ваша матушка, выбрала меня.

— Я должна согласиться! — крикнула Аганте, она разозлилась, хотя ей было очень стыдно — ну да, она накричала на Нейлис, которая была лучшей из всех; пожилая, хотя и строгая, она была по нраву всем. Но… да, Аганте накричала на неё. Итог: принцесса провела два дня в карцере, а няню Нейлис удалили из дворца.

— Я должна согласиться! — повторила Аганте, уже чуть спокойнее. — А я не соглашусь! Никогда не соглашусь! Уходите!

— Вам придётся пойти со мной, Ваше Высочество. — Вереан встала и учтиво поклонилась. — Вам придётся пойти со мной и сказать это вашей матушка в моём присутствии.

— И скажу! — Аганте вскочила на ноги. — Идёмте!

Но у неё хватило осмотрительности не нестись сломя голову, а идти медленно и достойно, хотя попробуйте так ходить, если вам только завтра будет восемь лет!

— Вас прогонят из дворца. — Аганте посмотрела в лицо няне, та следовала и держалась, в самом деле, как телохранитель. — И отнимут имя! Я знаю!

— Вполне вероятно, Ваше Высочество, — согласилась Вереан. — Я вернусь туда, где я служила. Там мне будут рады.

— Где это вы служили? — надула губки принцесса. — Кем служили? Прислугой?

— Лётчиком. — Вереан остановилась и поклонилась. — Лётчиком-истребителем. Я защищала рубежи Империи от пиратов, Ваше Высочество.

Принцесса остановилась, ошеломлённая.

— Вы врёте! Вы не лётчик!

— Вы можете узнать мой послужной список. — Вереан вновь поклонилась — на лице ни усмешки, ни даже улыбки, одна почтительность. — Там всё указано, сколько у меня вылетов, сколько ранений и сколько наград. Я была рада увидеть вас, Ваше Высочество, и прошу простить, если чем-то обидела.

— Слушаю тебя, дочь моя, — услышали они обе. Вереан немедленно опустилась на колено и склонила голову. Из-за поворота коридора вышла не кто-нибудь, а Её Величество Ан Рейстан. Чёрная Королева — чернокожая, в чёрных одеждах и в чёрной вуали, из-подкоторой не видно лица. Плата за могущество, которому нет равных — то, что никто не может видеть её лица иначе, как в личных покоях или Парке Времени, где принимаются самые важные решения.

— Мама… — Принцесса настолько растерялась, что не сразу исполнила подобающий поклон. — Мама, мы искали тебя, чтобы…

— Да, дочь моя?

— Я… — Аганте покраснела, но это заметила только её матушка. — Я хотела… я согласна! Я согласна, чтобы Вереан… — От испуга имя вспомнилось не сразу. — Чтобы теаренти Вереан Аван-Лан эр Рейстан была моей няней.

— Я рада, — едва заметно поклонилась Ан Рейстан. — Теаренти Вереан, прошу вас встать.

Вереан поднялась на ноги и поклонилась, глядя в скрытое вуалью лицо. Ан Рейстан улыбалась, это чувствовалось.

— Возьмите. — Её Величество достала из складок одеяния мухобойку — инструмент из слоновой кости и шёлковых хвостов, которым не убили ещё ни одну муху. Старинный символ, все няни мало-мальски знатных родов носят такую — и пока она в руках у няни, несовершеннолетние дети обязаны слушаться. — Я рада, что приняла вас на службу. Вечером жду вас в моих покоях, вы получите все оставшиеся распоряжения.

И удалилась.

— Няня? — Аганте осторожно взяла за руку Вереан, которая так и стояла, склонившись в поклоне. — Идёмте. Расскажите мне о себе! Вы на самом деле лётчик?! Да?

— Вернёмся в ваши комнаты, Ваше Высочество. — Вереан держала в руке мухобойку, и Аганте поняла — сейчас получит хвостами по затылку. Ничего нет обиднее! — Мы обязательно поговорим с вами обо всём, о чём вы захотите.

— Хорошо. — Аганте не сразу поняла, что сама загнала себя в ловушку. Но прежним няням это не помогло, принцесса избавлялась от них с коварностью и жестокостью обиженного ребёнка. И вспомнила, что ей пообещала матушка: «Если прогонишь эту няню, и, если в том не будет её вины, то Шеггер займётся твоим воспитанием». Шеггер — няня и телохранитель сестры. Ужас, какая строгая, и сидеть Аганте в карцере за каждый пустяк! А когда совершеннолетие наступит, то есть придёт первая Луна, никто не знает! А до той поры жизни не будет!

— Вы меня накажете? — поинтересовалась Аганте, когда дверь за ними закрылась, и няня посмотрела в её глаза с улыбкой. — Простите! Я вела себя недостойно! — И Аганте, неожиданно для самой себя, поклонилась няне — как кланяются только близким родственникам.

— Вы уже наказали сами себя, Ваше Высочество, — пояснила Вереан. — Прошу вас умыться и привести себя в порядок. У вас есть час и двадцать минут до следующих уроков, а я буду рада ответить на любые ваши вопросы.

Аганте побежала в ванную комнату умываться, она удивилась, почему ей не было обидно и не захотелось перечить, хотя няня приказала ей пойти умыться сухо и почти что резко.

— Что вы делаете? — удивилась Аганте, замерев на пороге своей комнаты. Вереан стояла перед проектором, а принцессе самой строго-настрого запрещалось самой включать и смотреть, даже если это просто любимые, одобренные всеми фильмы. Ну, никакой свободы! А старшая сестра смотрит что хочет! А ей всего-то тринадцать лет!

— Прошу вас подойти ближе, — попросила Вереан. И Аганте вновь повиновалась.

— Я тоже хочу посмотреть на затмение, — пояснила Вереан и, неожиданно для Аганте, подмигнула. Ужас как вульгарно! Самой Аганте за такое доставалось мухобойкой и от Шеггер, и от других! Но принцесса рассмеялась. — Ваше Высочество, ночью вам положено спать. Я хочу нарушить это правило, и последствия для меня будут неприятными, поэтому договоримся о том, что если узнают, что вы не спали этой ночью, вы скажете всю правду. Если не спросят, можете сами не говорить.

— Но вас же выгонят?! — Аганте потрясена и обрадована одновременно. Какая странная няня!

— Нет, не выгонят. Но и не похвалят. Но такое затмение бывает раз в двести лет.

Аганте бросилась к ней и обняла. Это не запрещается даже в присутствии родственников или охраны. Когда принцесса отошла от няни, та стояла и улыбалась.

— Я не хочу, чтобы вы поняли меня превратно, Ваше Высочество, — добавила она. — Я не всё разрешаю, и, если я не хочу разрешать, вы не сможете этого добиться.

— Смогу! — возразила принцесса, и глаза её загорелись. — Спорим, что смогу?!

На свет появилась мухобойка, и принцесса покорно протянула руки. И получила по рукам, едва ощутимо. И ей стало очень стыдно, уже во второй раз за сегодня!

— Мне не нравится это делать, — пояснила няня, опустившись на колено — так, чтобы глаза их были на одном уровне. — Мне вовсе не нравится наказывать, Ваше Высочество. Но я отвечаю за ваше воспитание теперь, и я отвечаю головой.

— Да, няня, — прошептала принцесса, и няня протянула ей платок вытереть глаза. Ужас как неохота снова бежать умываться!

— У нас ещё час. — Няня погладила Аганте по голове — естественно, руки её были в перчатках. Сестра жаловалась, что в перчатках руки как чужие, а попробуй теперь откажись! Положено, если стала взрослой! И Аганте не упускала случая подразнить сестру, Керону. — Я в вашем распоряжении, Ваше Высочество.

— Идёмте к морю! — указала Аганте. — Я люблю там сидеть, там есть такое уютное место! Никто его не знает! Правда-правда! Расскажите мне о себе! Вы же видели космос, да?

— Да, Ваше Высочество, много раз.

— А какой он?

— Красивый, — признала Вереан. — Как ковёр. Он грозный и красивый, и величественный. Показывайте дорогу, Ваше Высочество!

62

Шамтеран, Резиденция Сердце Мира, Западное крыло Дворца, Венант 4, 1399 В.Д., 19:20

Аганте сама не понимала почему, но слушаться новую няню получалось без внутренних возражений. Слушалась — и всё. И няня не делала ей выговоров за любое резкое слово. Аганте для проверки попросила Вереан оставить её одну, она имеет полное право, если нет срочных или обязательных дел! Принцесса может быть одна в своих покоях, когда захочет!

И Вереан удалилась с подобающим поклоном. А когда Аганте позвонила в колокольчик, снова пришла. И снова удалилась. И снова пришла. И ни резкого слова, ни острого взгляда. Просто улыбнулась в который раз и спросила, чем может быть полезной.

И в третий раз Аганте стало стыдно. Она молча бросилась к Вереан и снова обняла её. И расплакалась. Очень, очень жаль Нейлис, если её в самом деле прогнали и отняли имя! Она же совсем не плохая, просто она была резкая иногда! Ну и… принцесса сама остра на язык. Так получилось!

— Я узнаю, — тихо пообещала Вереан, прижимая принцессу к себе. — Я обязательно узнаю, Ваше Высочество.

— Что узнаете? — Аганте посмотрела ей в глаза.

— Что стало с вашей прежней няней, Нейлис Ареон эр Меттер эс Рейстан.

— Откуда вы знаете?! — изумление невозможно скрыть. И правда, откуда?

— Я много знаю о вас, — принцесса уселась прямо на пол, у себя в покоях хоть на ушах стой. Вереан уселась рядом, держа Аганте за руку. — И я говорила с Нейлис, чтобы узнать чуть больше. Я думаю, у неё не отняли имени. Просто дали ей другую работу. Нейлис — хороший и исполнительный человек, а Империя заботится о своих подданных.

— Но как вы узнали, что я о ней думаю?

— Вы произнесли её имя. Губами. — Вереан показала, как. — Вот и всё.

— Вы такая странная! — призналась Аганте. — Вы, правда, на меня не сердитесь? Ни капельки? Я больше так не буду!

«Будете, — подумала Вереан, не подавая виду. — У вас такой характер, но его не ломать нужно, кто же ломает хорошую сталь? Просто выковать из него то, что подобает».

— Спасибо, Ваше Высочество. — Вереан встала и поклонилась. — Через двадцать минут ужин. Помочь вам одеться?

— Я сама! — Аганте терпеть не могла такой помощи и то, что няне положено осматривать принцессу каждый день. Такие порядки. Вот будет вечером мыться, пусть тогда и смотрит! Нашли тоже обезьянку в зоопарке! Но вдруг… — Помогите, — тут же передумала она. — У меня завтра день рождения! Вы поможете мне подобрать наряд?

— С удовольствием, Ваше Высочество, если вы одобрите мой вкус.

— Одобрю! Вы так классно одеты!

Снова проверка. От Нейлис за такое словечко уже бы досталось мухобойкой, а от Шеггер было бы что похуже. Но Вереан только кивнула.

— Ваша матушка не одобрила бы такой лексикон, — заметила она. — Но она тоже понимает, что язык развивается, и мы вместе с ним. Однако прошу вас следить за своей речью в присутствии других людей.

Ужас, какая странная няня! И почему так легко получается её слушаться?

* * *

— Няня? — Они смотрели на затмение, трансляцию из камер метеорологической службы, сидя в тёмной комнате, свет не стали включать из соображений конспирации. На экране — на картинке, висящей в воздухе — Луна, огромная и медная, понемногу пряталась в тень — словно вуаль набрасывала. — Скажите, вы мой подарок? Да?

— Простите, Ваше Высочество?

— Ну, у меня же день рождения завтра! То есть сегодня!

— Мне это в голову не приходило, — призналась Вереан.

— Только не обижайтесь!

— Вы не задели меня, Ваше Высочество. Мне приятно быть подарком на ваш день рождения.

— Гани! Меня можно звать «Гани», когда рядом нет никого!

— Спасибо, — Вереан встала и поклонилась. Ужас как формально! Но отчего-то совсем ни капельки не смешно! — Спасибо вам, Гани!

— Можно на «ты»! Я разрешаю!

— Простите, Ваше Высочество, я не могу обращаться к вам на «ты». Разрешите мне обращаться, как прежде.

— Хорошо! — Аганте подвинулась, прижалась к няне. Стало сразу уютно и тепло… мама очень редко позволяла себе приласкать дочь, и быть у неё в покоях — такой праздник! А сейчас Аганте казалось, что она рядом с мамой. Эти взрослые вечно придумают какие-то глупые правила! Ни маме нельзя с ней быть, ни отцу, как будто это не их родная дочь, а зараза какая-то! Вон, у всех низких людей дети как дети, каждый день могут видеть родителей, когда хотят! Что попало!

— Не сердитесь на матушку, Гани. — Вереан погладила подопечную по голове. — Если хотите, я объясню, почему она вас так редко видит.

— Правда? И на все-все вопросы ответите?

Нейлис, чуть что, и мухобойкой могла приложить. Вот тоже: в возрасте Аганте все дети давно знают, откуда они взялись и как появились на свет, но попробуй спроси! Хорошо если одной мухобойкой обойдётся! «Вам преподавали это, Ваше Высочество, а обсуждать такие вещи без веского повода не подобает».

— Постараюсь, — пообещала Вереан, и Аганте чувствовала, что та улыбается. И улыбается не обидно, не снисходительно.

Аганте сама не заметила, как заснула. Смотрела на Луну, смотрела… и как провалилась. Проснулась утром, в своей постели в ночном наряде. Как и не было ничего.

Но Вереан выполняла обещания. Но никто не спросил, почему ночью принцесса не спала. И Аганте нашла в себе сил не похвастаться перед сестрой, что тоже видела затмение! И что няня у неё космос видела, сама видела, не то, что там какую-то Луну! Но смогла удержаться, поняла, что подведёт и себя, и няню.

А прогонять её, если честно, хотелось только изредка. Когда та приказывала идти на уроки, например. Любой нормальный ребёнок захотел бы прогнать!

* * *

Она рассказывала, а Тевейра слушала свои ощущения. Изнутри Вереан как будто говорили две личности сразу. И обе были уставшие, но упоминание о принцессе приятно им обеим. И было что-то ещё. Ощущение от Вереан очень похоже на ощущение от сестёр, которые учатся перенимать личность, становиться на время другим человеком.

— Вереан, хотите, я вас обследую? — предложила Тевейра после того, как Вереан окончила рассказ. — Просто посмотрю, что с вами.

— Нет, — живой взгляд сразу пропал из глаз Вереан.

Тевейра попробовала взять её за руку, Вереан отстранилась.

— Простите, если обидела вас. — Тевейра поклонилась. — Вы доверились Лесу. Там, на площади, растёт камшер. Скажите ему то, что не можете сказать мне. Знаете, это помогает.

Вереан улыбнулась, снова стала походить на ту весёлую и довольную Вереан, вспоминавшую о том, как впервые познакомилась с принцессой.

— Если вы в это верите, я поговорю с ним. А он умеет хранить тайны?

И они обе рассмеялись.

— Я рада, что познакомилась с вами. — Вереан пожала ей руку. — Простите меня, если есть за что.

— Да. — Тевейра поклонилась в ответ.

Она смотрела, как Вереан спускается по лестнице — похоже, действительно направляется к камшеру, а сама пыталась прогнать дурноту. От Вереан осталось стойкое неприятное ощущение. Такое бывало от контакта с людьми, страдающими психическими расстройствами.

— Эрвин, — Мерона появилась в конце коридора, держа у уха телефон, — попробуйте по записям на камерах установить, кто мог быть в тех областях, итоги пришлите мне в офис. Это важно. Спасибо.

— Не помешаю? — Мегин появилась в другом конце коридора. Тевейра отрицательно покачала головой. Она смотрела, как Вереан подходит к камшеру и прижимает ладони к стволу, многие рядом с ней делали так же.

— Я слышала ваш разговор. — Мегин посмотрела в глаза Тевейры. — Не намеренно, я была на соседнем балконе.

— Но я заглянула туда! — удивилась Тевейра. — Заглянула и закрыла дверь!

— Я не хотела, чтобы мне мешали, — поклонилась Мегин. — Поэтому вы меня не заметили. Примите мои извинения. Я не буду больше прятаться от вас.

— Я прощаю вас. — Тевейра прикоснулась к её щеке. — Мама, иди сюда! С Вереан что-то плохое. Их там несколько, и все устали друг от друга.

— Все? Ты хочешь сказать, обе? — поинтересовалась Мерона.

— Нет. — Тевейра прикрыла глаза. «Вот точно, — подумала она, — язык опережает разум. Да, там может быть больше, чем две. Точно-точно, что-то такое ещё ощущалось — чьё-то подозрительное молчание». — Не две.

Мегин и Мерона обменялись взглядами.

— Нам нужно будет устроить обмен опытом, — предложила Мегин. — Я обучу вас тому, что не знаете вы… и наоборот. Ты уверена, что больше, чем две?

— Да. И эта третья боится показываться. Очень боится.

— Мы не можем просто поговорить с ней, и убедить посидеть всё это время в надёжном месте под наблюдением? — поинтересовалась Мегин.

— Мегин, и ты, Вейри. — Мерона посмотрела им в глаза. — Я сейчас нарушу слово, но мне кажется, что я обязана сказать хотя бы это. Вереан — шпион, и здесь под её началом сеть имперских агентов. Одному Лесу известно, что будет, если мы её изолируем.

— Я догадалась, что она шпион, — спокойно сообщила Мегин, — я ведь часто видела её в Комиссии и общалась там. Одно я могу сказать точно. Когда она говорит, что хочет увидеть свою госпожу во главе дома, она говорит искренне. Сейчас она на нашей стороне. Но нужно узнать о ней побольше. Я помогу вам, но важно, чтобы вы доверяли мне.

— Я доверяю, — тут же отозвалась Тевейра.

— Я доверяю, — поддержала её Мерона. — Мегин…

— Можно «Мэг», — поклонилась Мегин.

— Тогда можно «Рони», — улыбнулась Мерона, — но не при людях. Мэг, мои новые обязанности отнимут у меня почти всё время. Держите меня в курсе. Вейри, я поручаю тебе помогать Мэг.

— Я поговорю с Вереан, — Мэг поклонилась, — ей это нужно сейчас. Мне не впервые лечить человека, который боится лечения, хотя понимает, что оно нужно. Вейри, я хотела бы поговорить потом с тобой. Там же, в парке. И ещё…

Она замолкла, а через пару секунд и Тевейра, и Мерона улыбнулись и хлопнули в ладоши.

— Значит, мы сможем общаться без слов, — улыбнулась Мегин. — Пусть даже на малом расстоянии. Это может нам пригодиться!

63

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 12, 1415 В.Д., 10:30

— Вы не следите за новостями? — поинтересовалась принцесса Аганте, наливая себе и принцессе Тевейре чая.

— Я и так знаю, чем это кончится. Я интересовалась последними событиями в Стемране. Народ поддерживает Мерону во всём. Да вы и сами знаете. Давайте хотя бы сейчас не о работе, завтра её станет столько, что жизни не будет.

Аганте улыбнулась.

— Это верно. Мегин тоже уехала в Стемран?

— Да. А мне стало скучно. — Тевейра изобразила скуку, да так убедительно, что Аганте рассмеялась. — И вот я здесь. Я не кажусь вам легкомысленной?

— Я помню, кто вы! — Аганте погрозила пальцем. — Нет, что вы, не кажетесь.

* * *

«Слушай. Говори о мелочах, и слушай. Умей слушать, — учила её наставница. — Немногие умеют слушать. Вейри, ты одна из тех, кто умеет».

— У неё вчера был усталый вид, — согласилась принцесса Тевейра. Аганте уже с удовольствием звала её Рысью.

— Я беспокоюсь за неё, — признала Аганте. — Рысь, мы должны доверять друг другу. Я беспокоюсь за Вереан. Она как будто ждёт чего-то неприятного.

— Как только мы приедем, и все увидят, что это не блеф, будет много шума, — согласилась принцесса Тевейра. — Поневоле будешь ждать.

— Нет, не только это. Я знаю её с семи лет, она во многом ближе мне, чем мама. Вереан в последнее время очень странно ведёт себя. Она стала чаще говорить с собой.

— Чаще?!

— Да. Я давно спрашивала, с кем она разговаривает, она смеялась и говорила, что тренируется, готовится к важным разговорам, или читает формулы, ну, для медитации.

— Это я видела, — согласилась принцесса Тевейра. — У нас так многие тренируются. Вслух. Знаете, хорошо успокаивает.

— Я бы поверила, но она говорит обо мне. «Я не могу обидеть мою принцессу». Странная формула, не находите?

— О вас с ней ходят странные слухи. — Принцесса Тевейра встала и поклонилась. — Думаю, вы сами знаете. Вот о нас с Мегин слухи распускать бесполезно, мы сразу скажем, что это правда.

— Правда? — растерялась принцесса Аганте. — Что именно?

— Что нас заставали в двусмысленной позе, причём пальчики у неё были в очень интересных местах. Она мануалист, Аганте. Если вы видите нас с ней в компрометирующей позе, значит, она делает мне массаж, а вы вломились в частные владения. Я у неё вместо манекена, — пояснила принцесса Тевейра с серьёзным видом. — Она тренируется на мне.

Принцесса Аганте рассмеялась.

— Бывает же так! Ну да, вам я тоже скажу правду. Мы иногда спим с ней под одним одеялом. И всё.

— Всё? — удивилась принцесса Тевейра.

— Мне с детства нравился запах её волос. — Принцесса Аганте снова налила чая. — Когда Луна приходила за мной, мне снились плохие сны. Вереан тогда спала, как положено — у моей кровати, на коврике. Она обнимала меня, читала стихи или пела песенку, и сны не возвращались, и плакать не хотелось. Мне нравилось обнимать её, и я привыкла к запаху волос. Вот и всё. Я делаю ей массаж иногда, когда у неё болит спина. Так странно бывает, она вроде работала весь день в офисе, а спина у неё словно весь день тяжести поднимала.

— Чего только ни придумали про вас… — призналась принцесса Тевейра.

— Она учила меня, как обращаться с чужими ушками, — улыбнулась принцесса Аганте. — Я видела, что ей это очень приятно. Но она сразу сказала, это только для обучения. Нигде и никогда больше этого между нами не будет. И не было, хотя признаюсь, несколько раз меня тянуло.

— Парень вам нужен, — вздохнула принцесса Тевейра, — а лучше несколько. Чтобы рядом были, прислуживали… Мне очень нравится! Ощущаешь себя великой и всемогущей.

Они обе рассмеялись.

— Да, Вереан сказала мне, что мне придётся найти себе избранника там, на Стемране. Сказала, как приговор вынесла, — улыбнулась принцесса Аганте. — Какие тут парни, что вы. Мы почти всё время с Вереан, а она никого не подпускает. Если обслуга мужского пола, Вереан всегда рядом. Только на приёмах мужчин и вижу. Хорошо хоть, приёмы часто бывают.

— Вот и беспокоится. Как все бабушки или няни. Вроде и готовит к семейной жизни, а как своя семья будет у внучки, снова плохо. У меня бабушка такая, я уж знаю. Сама мне говорила.

— Рысь. — Принцесса Аганте посмотрела ей в глаза. — Вереан говорит во сне. И я часто слышала, как она просит прощения, за то, что прикоснулась ко мне. Но она никогда не прикасается! Только что по голове погладить, как тогда в детстве! Я уж сама боюсь лишний раз прикоснуться, а то встанет и уйдёт, и неделю потом не подойдёт. Когда массаж ей делаю, просто праздник.

— Вам нравится?

— Нам обеим. Вот такая личная жизнь, — невесело улыбнулась принцесса Аганте. — Знаете, она мне, как бабушка. И готовит меня к самостоятельной жизни, и боится, что она начнется.

— Хотите, я Мегин попрошу присматривать за Вереан? Говорить, всё такое. Она хороший психолог. Вы ведь не прогоните её?

— Кого, Вереан? Никогда не собиралась. Я люблю её. Как бабушку, — улыбнулась принцесса Аганте, — хотя, если бы любила как-то иначе, я бы вам сказала.

— Спасибо за доверие! — Принцесса Тевейра встала и поклонилась.

— Рысь. — Принцесса Аганте не сразу посмотрела ей в глаза. — У меня есть одна странная просьба. Если вы откажетесь, я пойму.

— Говорите. — Принцесса Тевейра — само спокойствие.

— Я хотела бы когда-нибудь провести ночь с вами. Просто спать под одним одеялом. Я хочу понять, всё ли в порядке у меня с головой.

— Понимаю, — кивнула принцесса Тевейра. — Если хотите, то хоть сегодня. Как раз удобный случай. — Она не улыбалась. — Придёте?

— Приду. А можно личный вопрос?

— Да, у меня их много было. — Принцесса Тевейра махнула рукой. — Ну да, говорят, я неотразима. Мегин говорит, я как из дому уехала в Корпус, так словно с цепи сорвалась. Всегда парень рядом, а то и два. Хотя сама такая же! А мне нравится.

Принцесса Аганте рассмеялась.

— А работе не мешает?

— А я не смешиваю. Там всё по-другому. Может, потому и не нашла себе, так, чтобы на всю жизнь — потому что работа такая. Но теперь не жалею.

— А…

— Было. — Принцесса Тевейра улыбнулась. — Ну да, было. Не выше головы, я девушка приличная. Правда, у меня свои правила приличия.

— Расскажете? — Они некоторое время смотрели друг другу в глаза.

— Лучше я расскажу, как их очаровывать! Ничего сложного, они все одинаковы в этом смысле.

— Меня этому тоже учили. Только в теории.

— Если у вас в течение месяца не случится практики, я сама вас поучу. А рассказать, нет, не расскажу. Я вредная. Никому не рассказываю.

Принцесса Аганте рассмеялась и взяла принцессу Тевейру за руку.

— Рысь. — Она смотрела в её глаза. — Вы меня очаровали. Нет, сами думайте в каком смысле. Я всё ещё немного боюсь, хотя отступать уже некуда.

— Аганте. — Рысь смотрела в её глаза. — Мы с Мегин всегда со всем справляемся. А теперь нас трое. Но если хотите, давайте бояться вместе. Так даже интереснее.

64

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 15, 163 г., 9:45.

— Как интересно, как интересно… — бормотал Умник. — Майера бы сюда, он враз бы сказал, где есть смысл копаться, а где труха одна. Смотрю на эти колечки, и ощущаю себя идиотом.

— Как бы он узнал? — удивилась Аверан.

— Талант такой. Он думает, что он учёный. Чушь полная, он в науке продвинулся только из самомнения. Гений, а как же. — Умник надул щёки и закатил глаза. Аверан рассмеялась. — А на самом деле, он закономерности видит. Сам не знает как, но чует. Вот в Институте ко многим моим подошёл, полистал работы, и сразу вердикт: «Это бесперспективно, а вот этим бы я занялся». И как в воду смотрит, у людей глаза открываются.

— А вы его ругаете!

— Ему нужно. Его пока не разозлишь, он только и может, что милых дам в себя влюблять. Только это большой секрет! — Умник прижал палец к губам. — Мы все знаем, но всё равно секрет!

— Перестаньте! — Аверан погибала от смеха. — Я заберу Аванте, хорошо?

— Зачем она тебе?

— Хочу поговорить. Женщины понимают друг друга без слов.

— Дерзай. — Умник поудобнее устроился в кресле, и отпил кофе. — Я пока послежу за колечками.

* * *

— Красота какая, — похвалила Аверан, когда Аванте исполнила — повторила — несколько па танца, который Аверан с Тевейрой специально учили для торжественных приёмов. — Жаль, что ты не понимаешь, что такое красота.

— Понимаю, — неожиданно возразил робот. И принял форму огромного овала, словно картины в рамке, а на картине был изображён закат. Вид явно нездешний, у Стемрана всего одна луна. Если это не картина художника.

— Здорово! — восхищённо выдохнула Аверан. — А ты сама это видела?

— Да, Аванте.

— Слушай, попробуй говорить как мы. Можно ведь сказать, «конечно», «разумеется», «а ты как думаешь?». Понятно?

— А ты как думаешь?

Аверан засмеялась, и погладила робота по щеке.

— Умница! Жаль, что ты не всё нам можешь рассказать, а нам это очень нужно. — Аверан посмотрела на великана поблизости. Остальные два ушли по делам этим утром.

— Стой! — Аверан вспомнила. Аванте уже не реагировала на риторические высказывания. — Подожди, ведь ты тогда взлетела, и поговорила с ним. Аванте, скажи, вы с ним понимаете друг друга? — Аверан указала в сторону великана.

— Конечно, понимаем!

— Так это он тебе сказал, что нужно меня слушаться? Он для тебя самый главный?!

Аванте кивнула.

— Вот почему… — прошептала Аверан, прижав ладони к щекам. — Вот почему ты не можешь сформулировать, у него совсем другой язык!

— Другой, — согласился робот.

— Ави, — голос Умника из гарнитуры, — ты не одолжишь мне Аванте на минутку?

— Конечно! Жаль, что ты одна такая… — погрустнела Аверан, взяв Аванте за руку. — Умник тебя зовёт, то есть Эри.

— Есть программа репликации, — сообщил робот. — Мне потребуется разрешение.

— Я разрешаю! — выпалила Аверан, ещё не до конца поняв, что услышала.

— Не твоё. — Робот обернулся тучей и полетел к великану. «Странно, что она должна быть совсем рядом с её головой», — подумала Аверан. Робот вернулся почти сразу же.

— Мне нужны исходные материалы, — сообщил робот, — вот эти элементы, — и вывел список.

— А здесь есть такое? Только не надо ничего брать внутри ограды или в других домах. Если есть, запускай эту свою программу!

— Слушаюсь, Аверан!

Она метнулась куда-то за ограду, и там тут же всё начало сверкать и искриться. Когда Аверан и Умник подбежали, «Торнадо», припаркованный вне ограды, выглядел, словно сыр — он был весь в дырках и таял на глазах.

— И что это значит? — холодно осведомился Умник. — Больше есть нечего, что ли?

— Она делает свою копию. Эри! Прости, это я сказала, что можно брать всё, что не в поместье!

— Копию?! — Умник присвистнул. — Вот это да! — Облако, висевшее над останками «Торнадо», росло в объёме. — Слушай, это гениально! А ты как догадалась?

— Она сама сказала. Спросила разрешение у великана и полетела делать копию.

— Так. — Умник почесал затылок. — Чего-то такого я и опасался.

— Опасался? Почему опасался?

— Уже неважно. Уже не боюсь. Ну, здравствуйте, красавицы! — Умник поклонился двум Аванте. Те переглянулись. — Как же вас звать теперь?

— Можно много имён придумать! — Аверан подёргала его за рукав.

— Подожди. — Умник шагнул к роботам. — Вы обе знаете и умеете одно и то же?

— Да, Эри, — ответили они хором.

— Тогда вот что. Пусть так и будет. Обменивайтесь информацией, чтобы вас не нужно было различать. Это возможно?

— Конечно, Эри, — подтвердил один робот.

— Разумеется, — признал второй.

Аверан рассмеялась, а Умник криво улыбнулся.

— Нам бы ещё десяток таких красавиц, и всё было бы нипочём. Стойте, это не приказ! Машин на вас не напасёшься!

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 4, Техаон 15, 163 г., 10:20

— Ты точно всё сделал? — поинтересовалась Тевейра. Каэн сидел в почтовом отделении, а за всеми, кто появлялся внутри, тщательно следили. И глаза, и камеры.

— Да, как было сказано. — Каэн взял лист бумаги, то есть пластика, конечно, бумага теперь большая редкость, но заменители называют по-прежнему бумагой. — Написал, скомкал, бросил.

Он промахнулся. Бумажный шарик отскочил от края корзины. Утилизатор тут один, помещение очень уж велико, и потому кругом корзины для подобного мусора. Каэн подошёл к комку бумаги, и бросил его в уже изрядно заполненную корзину.

— Вот так, — пояснил он. — И ничего. Весь день сидел и кидал эти шарики, уже самому смешно… — Он замер. Тевейра схватила его за руку.

— Сердце, — пояснил Каэн едва слышно. Тевейра успела первой, у Каэна шприц с собой, у неё тоже. Она прижала шприц, на вид как монетка, к ладони Каэна. «Монетка» становится тёплой — содержимое переправлено сквозь кожу. Безболезненно и удобно. Почти сразу же Каэну стало лучше.

— Вейри, — голос Умника из гарнитуры. — Множественные кольца. Уводи Каэна, уводи быстро. Я уже сообщил кому следует.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, Техаон 15, 163 г., 10:22

— Сразу стало спокойнее, — признала Вереан. — Что-то на меня нашло там, у Мероны.

— Вы как будто выговорились, — согласилась Мегин. — Сказали что-то неприятное, что должны были сказать. Такое у вас лицо. Вам стало легче?

— Да. — Вереан смотрела в её глаза и теперь уже Мегин ощущала, как её мысли и намерения пытаются услышать. «Нет, Вереан, я пустота, я ветер, ты не сможешь схватить ветер, — закрылась от неё Мегин. — Тебя не успели обучить, что с ветром нужно дружить».

— Гораздо легче. — Она оглянулась вокруг. Площадь была так огромна, что на ней, если потесниться, можно уместить всех жителей планеты. Что-то было не так… Вереан закрыла глаза. Движения. Что-то движется. Что-то происходит, что не должно было происходить!

— Что-то услышали? — поинтересовалась Мегин. Вереан открыла глаза, и это были глаза другого человека. Её кодовое имя «Пантера», так сказали в Корпусе, и она крайне опасна, умеет мгновенно мобилизовать ресурсы, и очень быстро ориентируется в ситуации. Сейчас перед Мегин стояла Пантера.

— Мерона в опасности. — Вереан медленно оглянулась. — И её дочь тоже. Нет, не звоните, не бегите, это может дать им сигнал. Скажите моим охранникам, чтобы доложили руководству — медленно, не торопясь. А потом прячьтесь. — Вереан с улыбкой поклонилась, и неторопливо направилась в сторону Дома Правительства.

65

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 15, 163 г., 10:24

— Рони, Лес беспокоится, великаны идут к черте города. — Умник и Аверан следили за картинкой. Обе Аванте стояли рядом и ждали распоряжений.

— Что именно ты видишь?

— Крупные кольца формируются на площади, они вот-вот начнут взламывать бетон. Виноградник на тех зданиях оживился. Кольца стекаются к вам, возле вас что-то опасное с точки зрения Леса!

— Понятно, мы сейчас уйдём в безопасное место, и…

Звуки выстрелов. Множественных выстрелов.

— Они в опасности! — крикнула Аверан. — Они все! Мерона, Тевейра и их гости! Им нужна помощь!

Обе Аванте переглянулись и исчезли. Только сорвало с полок стопку бумаг, да дверь отворилась.

— Полетели на помощь, — заключил Умник. — Вот теперь мы в полной… — Он кашлянул. — Ави, следи за событиями, не отвлекайся! — Сам Умник набрал номер. — Майер, это срочно. На площади Строителей стрельба. Похоже, обстреливают Дом Правительства.

— У нас тут тоже тревога. — Умник слышал крики и шум. — Спасибо, старина, и не мешай.

Стемран, г. Стемран, Центральная клиника, Техаон 15, 163 г., 10:25

— Доктор Майер, у клиники вооружённые люди! — сообщил охранник. — Общая эвакуация!

— Помогите выкатить. — Доктор указал на кровать. Только что закончили операцию, человеку нужен покой, и тут такое… — Не спорьте, я сейчас.

Он вошёл в комнатку, которую ему выделили — посидеть иногда, отдохнуть, выпить кофе. Хорошо, что Умник настоял. Вот не хотел его слушаться, а если бы не послушался? Сейчас бежал бы вместе со всеми. Майер открыл армейский чемоданчик, который Умник всучил ему. «Спасибо тебе, Эри!».

Стрельба поднялась нешуточная. Что там происходит? С кем воюем? В костюме сразу стало прохладно и спокойнее как-то.

— «Если костюмчик впору, женщины все твои», — пробормотал Майер слова старой песенки. Костюм заряжен на пятьдесят процентов. Если только у нападающих нет термических бомб, должен выстоять. И пистолет на месте, вот он заряжен полностью. И разрешение на оружие. Хорошо, что привык таскать с собой все документы. Мерона, помнится, посмеялась, увидев тот чемодан с бумагами, дипломами и прочим.

— Доктор Майер! — Охранник, с оружием в руках, вбежал в комнату и остолбенел. Майер уже был в чёрном костюме с ног до головы, а вокруг головы воздух светился синим.

— Майор Майер ждёт приказаний. — Майер снял пистолет с предохранителя.

— За мной, — указал охранник. «Ничему не удивляется, — отметил Майер. — Ну да, он тоже ветеран, судя по возрасту».

— Мы прикрываем запад, майор Майер.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, Техаон 15, 163 г., 10:26

Мегин одной из первых увидала Пантеру в бою. Нападавшие открыли огонь неожиданно и слаженно. Обычные вроде люди, прохаживались по площади, как и все, но вдруг некоторые оказались вооружёнными и открыли огонь по Дому Правительства из штурмового оружия. Остальные покидали площадь, в них не стреляли. Был и визг, и крики, но кричали в основном дети и туристы.

Пантера оказалась между двумя нападающими, она спокойно шла в сторону Дома, спокойно и неторопливо. Мегин, прижавшаяся спиной к камшеру (не она одна бросилась к дереву), видела, как Вереан, как и другие мирные жители бросилась бежать прочь с площади, а стрелки не обратили на неё внимания.

А зря. Шагах в пяти от ближайшего стрелка Вереан резко сменила направление. Нападающий успел осознать это, и даже начал поворачиваться, чтобы дать отпор, отбросить, ударить прикладом, но Вереан легко уклонилась от удара. И вот стрелок падает на землю, а у Вереан в руках оружие.

Тот, что был справа от неё, уже поворачивал оружие, но Вереан успела первой. Гражданских вокруг уже почти не было, все бежали прочь, большинство из них ветераны, а они все ещё помнят, как себя вести, когда в небесах возникает или стая терминаторов, или, топорща иголки, падает «ёж», чтобы метнуть в разные стороны сотни игл, в которых какой только пакости не бывает.

«Как в кино, — подумала Мегин, — только стреляют по-настоящему». Вереан выстрелила дважды, и на землю свалилось двое нападающих. Несомненно, мертвы. Остальные уже поняли, что противник зашёл в тыл, и принялись обстреливать Вереан. Та вжалась в бетон, опираясь на ружьё, и зелёный купол, горящий над дулом, отводил в сторону все пули.

Площадь задрожала, покачнулся камшер. Мегин, как и все, посмотрела вверх. Сразу две шишки полетели вниз, и люди бросились врассыпную. Бетон на площади пошёл трещинами, из них зазмеились побеги.

Мегин, как и остальные, бросилась прочь и успела заметить, как Вереан встаёт, прикрываясь зелёным «зонтиком», и отступает к Дому. Её прикрывали огнём — со стороны Дома и отделения связи.

Стрельба не умолкала. Если бы не раненые шальными пулями прохожие, и не тела нападавших, это походило бы на учения.

Стемран, г. Стемран, Центральная Клиника, Техаон 15, 163 г., 10:29

— У меня военный костюм, — крикнул Майер, держа пистолет перед собой. — Не спорьте, уводите людей, я прикрою.

Сразу двое выскочило в коридор. Рефлексы сохранились. Кто пережил хотя бы две стычки с терминатором, без подготовки и без подробных знаний о противнике сохраняет рефлексы на всю жизнь. Тот, кто выбежал первым, первым и получил объёмный, гравитационный удар. Позади тоже слышна стрельба, но Майер чувствовал: там без него справятся, там прикрыто.

Первый стрелок пролетел метров десять и встретился со стеной. У второго лишь вырвало из рук оружие, и в коридор сразу же выкатилась граната. И снова рефлекс, и соображаешь быстро, что нельзя просто отшвыривать гранату, вдруг там, за поворотом есть свои. Полсекунды — и костюм в режиме зеркала, а ты собираешься, садишься так, чтобы прикрыть всё то, что вне костюма — оружие например.

Звуки не ощущаются, но заряд костюма падает разом на три процента. Хорошая граната. А теперь, не выключая зеркала, вперёд, потому что терминаторы, пропустив «ежа», выжидают примерно секунду, чтобы сдетонировали все иглы, а потом уже покидают укрытия и несутся добивать.

Нападающий выскочил в коридор. Конечно, от такой гранаты вряд ли поможет даже полицейский костюм. А вот военный, с «зеркалом»…

Майер попросту дал ему в челюсть. Со стороны это выглядело, как если бы напал призрак. Пистолет ищет движущиеся объекты. Поблизости их нет.

— У меня чисто, — доложил Майер и только потом понял, что говорит с Умником.

— Кольца успокаиваются, — голос Умника. — Старина, так нечестно. В следующий раз ты будешь сидеть у карты, а я малость постреляю.

Майер расхохотался.

— Отставить, майор. — Умник посерьёзнел. — У главного входа ещё стреляют.

Майер проверил — нападавший без сознания. Жаль, что наручников нет. Придётся обходиться подручными средствами… Не выключая зеркала надо вытряхнуть его из одежды, вдруг там бомба или ещё что, втащить в ближайшую палату, а там всегда есть, чем и куда привязать. Майер проверил второго, у него сломана шея. На войне как на войне.

Да, ещё стреляют. Майер убедился, что вокруг чисто, и бросился вниз по лестнице.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 15, 163 г., 10:32

— Мерона, два малых объекта на баллистической траектории, — голос в гарнитуре. — Идут на вас, контакт через четыре минуты.

— Внимание, воздушная тревога, — голос даже сквозь несколько стен звучит очень громко. — Всем в ближайшее укрытие. Выполнять распоряжения полиции и службы охраны. Внимание…

— За нас взялись всерьёз, — заметила Мерона, держа пистолет обеими руками. Тевейра держалась позади, двое охранников прикрывали отступление. Все вместе они отходили к убежищу, к Бункеру. Тевейра испугалась на какую-то минутку, но потом перестала бояться, потому что мама не боялась ни единой минуты.

— Ты взяла чёрную сумку? Там три костюма. Надевай один, живо.

* * *

Вереан метнулась за дверь, и тут же в помещение кто-то вбежал следом. Доля секунды… свой или чужой? Пантера сразу определила — чужой. Человеку нужно полсекунды, чтобы надавить на курок, но Пантера уже вплотную. Один удар — один труп. Вереан забирает его пистолет. «Какая старая модель, — оценила она оружие, — но что есть, то есть». Прикрывая пистолетом вход, она быстро обыскала чужака. «Запасные обоймы. Коконы, как мило. Пожалуй, стоит взять пригоршню».

Кокон пригодился немедленно, сразу двое вбежали в коридор с разных сторон, одного встретил кокон, другого — пуля. «Нужен хотя бы один живой», — подумала Вереан. Пантера остервенилась и жаждет крови, но не до такой степени, чтобы перебить всех врагов. «Нужен хотя бы один живой». В полицейском коконе есть три секунды, прежде чем кокон впрыснет успокоительное и обездвиживающее. Человеку становится нечем дышать, плёнка покрывает его всего. После инъекции кокон рвётся так, чтобы жертва могла дышать. Но руки и ноги остаются скованными, жертва сама уже не сорвёт с себя путы. «А вот это вполне современно», — подумала Вереан, продвигаясь по лестнице.

Главное, не открыть огонь по своим.

* * *

— Объекты пропали с радаров, — доложил тот же голос, — службы ПВО в полной готовности. Вооружённое нападение на центральную клинику, подробности будут в течение трёх минут.

— Умник, что там у нас?

— Кто-то на балконе, ждёт там. Не вижу, кто, и сколько. Справа от вас.

— Противник справа за дверью, — указала Мерона, — уводите Тевейру. А вы наденьте армейский костюм и прикрывайте меня.

Тевейра не возражает, не задаёт вопросов. Умница.

* * *

Вереан бросила за угол один из коконов, и в полёте же отключила его — чтобы не поймал мирную цель. Но летит он устрашающе и может привлечь внимание.

Привлёк. Так привлёк, что Вереан чудом не оглохла — в стене возникла дыра, в лицо брызнули осколки. «Зонтик» почти полностью истощил батарею ружья, стоит на минимуме, включится только на действительно опасный снаряд. Из оружия — ружьё с пятью комплектами контрмер, почти севшей подсветкой, и пистолет с двумя обоймами, карманы все заняты. Негусто. Но слышны голоса, там рядом Мерона.

Ружья должно хватить на несколько секунд. Вереан проверила пистолет, и метнула ещё один кокон.

Снова залп с той стороны. Прикрываясь ружьём, Вереан выскочила за поворот и заметила, как один из нападавших ушёл за дверной проём, а второй…

Второй не стал стрелять, заметил «зонтик». Ну да, ружьё слишком близко, ответный удар иссечёт всех шрапнелью. И второй опустил ракетницу, а в другой его руке оказался пистолет-пулемёт.

«Уже легче», — подумала Вереан, пинком открывая ближайшую дверь, отступила туда, доля секунды — и она убедилась, что в комнате чисто.

«Посмотрим, как у вас с реакцией». Коконов осталось всего четыре. А пистолет успел запомнить картинку стрелка, так что…

«Пуля уходит за угол, и туда же бросаем кокон, — подумала она. — И ещё один. Они не станут стрелять снарядами в близкого противника, им же нужно добраться до главной своей цели, а она ещё невредима. Поиграем в жмурки. Сейчас выбить то окно, что за спиной, и отправить следующую пулю туда — пуля может искать цель минут десять, а цель за углом, недалеко».

* * *

Мерона не стала встревать, пока второй охранник и Тевейра не отступили за бронированную дверь: судя по тому, чем обмениваются стороны, там могут быть вещи и посерьёзнее ракет. А вот теперь…

Стена сгустилась перед ней. Она была непроницаемо-чёрная, и Мерона не сразу осознала, кто это или что это. Терминатор, простите, спасатель, отразил ещё один выстрел, и метнулся на балкон. Крики, шум, и — тихо.

Доля секунды, и Аванте материализовалась рядом с Мероной и охранником.

— Свои. — Мерона успела поймать того за руку. — Это…

Вторая Аванте возникла рядом с первой.

Мерона не успела по-настоящему удивиться.

— Ты лети в клинику, — приказала она, — Майер там. И люди там, им нужна защита. А ты, — взяла она второго робота за руку, — копируй его, — указала на охранника, — и держись рядом. Это секретное оружие, — пояснила она охраннику. — Новый тип фантома. Доложить обстановку, — распорядилась Мерона в гарнитуру.

— Огонь прекратился, Мерона, мы зачищаем здание. Просьба оставаться на месте, мы видим вас на карте. Осторожно, слева по коридору неопознанная цель.

— Мерона, — крикнула Вереан, сама не вполне поверившая в то, что увидела — сначала чёрная стена, потом вихрь, а потом оба нападавших падают и не поднимаются. Что-то новое! Совсем новое! — Это Вереан. Я хочу убедиться, что они обезврежены.

— Я проверю. — Мерона сделала шаг вкоридор. «Зеркало» включится автоматически, можно рискнуть, раз огонь прекратился. — На мне костюм. Прикройте мне спину.

— Слушаюсь. — Вереан добежала до неё, замерла, вся в каменной пыли. «Ранена, — поняла Мерона, — чую кровь, но рана лёгкая». Она кивнула охраннику — прикрывать — а сама в сопровождении Аванте поспешила к неподвижно лежащим стрелкам.

66

Стемран, г. Стемран, Центральная Клиника, Техаон 15, 163 г., 10:48

— О, и ты тут! — Майер улыбнулся, когда перед ним возникла Аванте. — Есть работа. В здании могут прятаться вооружённые люди и могут быть бомбы. Ты в состоянии найти и то, и другое?

— Да. — Робот ответил не сразу. — Конечно, — добавил он, — с удовольствием.

— Во даёшь! — Майер покачал головой. — Действуй, милая, но так, чтобы тебя не заметили. Потом возвращайся, покажешься, когда я буду один.

«Я обращаюсь к ней как к живому человеку, — подумал Майер, — и меня это не удивляет».

— Майор Майер? — Двое в военной форме. У Стемрана нет войск, иметь собственную армию запрещено, но добровольные дружины из ветеранов войны немногим хуже. — Рады, что вы с нами. Доктор, есть раненые, нужна ваша помощь. Мы обеспечим вам защиту.

— Разумеется, — ответил он. «Костюм я снимать не буду, — подумал Майер, — просто выключу пока. Как тогда — мы и спали в них, хотя очень не советуют».

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 15, 163 г., 10:56

— Ну-ну-ну. — Умник обнял Ави. — Всё уже кончилось. Поверь моему чутью, мы уже победили. Ну-ка, пошли. — Он взял её за руку и повлёк за собой. Аверан трясло, она едва держалась на ногах. — Вот так, садись. И слушать не желаю! Я врач или где? Врач сказал — пить, значит — пить! Залпом, так легче. Всё, я рядом, а сейчас мы сверху кофе положим, и станет совсем хорошо. Всё нормально. Мы после первого боя пару дней в себя приходили. Видишь, вон Мерону показывают, наши все живы!

— В-в-вы это в-в-видите?! — Аверан смотрела, не отводя взгляда, на площадь. Вся взломана, вся в дырочках, как сыр, и из отверстий всюду расползлись лианы, выросли кусты. — Лес тоже вступился?!

— Вступился, и спасибо ему, — покивал Умник. — Всё, не дрожишь? Вот и славно. Следи давай, что там происходит, а я пожевать что-нибудь и кофе соображу.

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 15, 163 г., 10:58

— Ничего серьёзного, — коротко поклонилась Вереан. — Несколько мелких порезов. Теаренти Мерона, я догадываюсь, как они пронесли оружие незамеченным, и я знаю, как его искать. И мне хотелось бы присутствовать при допросах. Время дорого, мы можем успеть накрыть остаток группы, если она выжила.

— Вы в каком звании? — Мерона жестом подозвала Эрвина.

— Полковник космических войск Её Величества. — Вереан выпрямилась, держа руки по швам, коротко и энергично поклонилась.

— Полковник сил самообороны Стемрана Эрвин эс Темстар, — представила Мерона. Эрвин коротко поклонился. — Полковник, придаю вам в помощники полковника Вереан Аван-Лан эр Рейстан.

Представленные коротко поклонились друг другу и ушли.

— Майер. — Мерона отошла в сторону. — Знаю, милый, но ты будешь нужен здесь. Да, мы подождём. Так ты их, правда, послал? — Она засмеялась. — Она с тобой? Сколько нашла? Пятерых?! Умница. Да, пусть копирует Аверан, только пусть цвет сменит, не в алом же. Жду звонка. — Она поманила за собой робота, который так и копировал охранника, и прикрыла дверь за собой. — Аванте, нужно обследовать площадь и окрестности и сообщить, кто из людей вооружён, список присылать мне, можно хотя бы на эту камеру, — указала она. — Справишься? Старайся не летать и не менять облик. Повтори.

Робот повторил задание, и Мерона осталась довольна.

— Мне необходима подзарядка, — сообщил робот, — осталось тридцать процентов от нормы.

— Заряжайся от чего тебе удобнее, но так, чтобы другие не заметили. Удачи!

«Охранник» улыбнулся, отдал честь и отбыл. «Как она быстро учится, — удивилась Мерона, — ну да, те терминаторы тоже обучались крайне быстро, но этот всё больше походит на человека! Почему их стало две? Ладно, всё потом, сейчас некогда».

— Теаренти Мерона. — Посол Тессерона в военной форме стоял возле двери. «Вот как, там у них тоже есть войска?» — Мерона чуть не улыбнулась. — Официальная часть потом. Рад, что вы живы и здоровы. У меня к вам конфиденциальный разговор, минуты на три. Это важно. — Таэрвен поклонился.

— Прошу. — Мерона ввела его в свой кабинет. Там Таэрвен снял с мундира одно из украшений, золотую розу, и положил на стол.

— Поблизости от неё можем говорить свободно, — пояснил он. — Никто не подслушает. Я привёз с собой несколько сувениров, вот один из них. — Он положил на стол небольшую коробку — судя по надписи, там были конфеты. Внутри оказались браслеты, шесть очень красивых медных браслетов. «Ручная работа, — подумала Мерона, — какая прелесть!».

— Наденьте, пожалуйста, и пусть это наденут близкие вам люди.

— Что это?

— Последняя линия обороны. Наше последнее изобретение. Одноразовый генератор персонального коридора, если хотите. Инструкция под крышкой. Он перенесёт вас к «маяку», точке возврата, якорю, если угодно.

— Спасибо. — Мерона поклонилась, улыбнулась. — Я очень признательна. И где же якорь?

— На заднем дворе поместья многоуважаемого Маэра эр Темстар. Разумеется, он в курсе. Сегодня мы доставляем гуманитарный груз, — подмигнул посол, — вам сейчас нужна помощь. Посмотрим, вдруг у моих помощников в карманах найдётся местечко ещё для пары сувениров.

Они оба рассмеялись.

— Не смею далее отвлекать вас от дел. — Посол забрал розу со стола и протянул Мероне, — Тессерон будет рад помочь вам всем, чем сможет.

67

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 12, 1415 В.Д., 15:20

Они обе сидели в апартаментах принцессы Тевейры и, не отрываясь, смотрели на трансляцию из Стемрана.

— В Старый Мир это пойдёт с большими купюрами, — пояснила принцесса Аганте. — Это дипломатический канал. Без искажений и цензуры.

— Вот теперь я перестала сомневаться. — Принцесса Тевейра уселась рядом, по привычке обняла собеседницу за плечи. Мегин в такой ситуации давно бы положила голову ей на плечо, и они сидели бы так и смотрели. Но Аганте ощутимо вздрогнула и чуть не отодвинулась, Тевейра это почувствовала. — Перестала сомневаться, что они на всё пойдут. Ой, смотрите, моя Мегин там! Вон там, в кадре, с людьми говорит!

— Они ранены, — отметила Аганте и Тевейра заметила, что Аганте и хочет прижаться к ней, совершенно нормальный, почти инстинктивный жест, но не может.

— Ну да, она мануалист и психолог. Самая её работа. А вон там, смотрите, Вереан! Вон с тем военным, что-то обсуждают!

— Выключите, — попросила Аганте, — попозже включим.

— Да вы дрожите! — Тевейра вернулась минуты через две со стаканчиком. — Ну-ка, глотните. Да ладно, уже к вечеру никто ничего не почует! А завтра тем более!

— У меня тренировка через полчаса! — Аганте отталкивала руку со стаканчиком, но неубедительно.

— Да пошли эти тренировки! Аганте, вы можете один день пожить не по расписанию? Я же вижу, что вам плохо! Ну-ка идите вот сюда, так садимся-садимся, вот плед и подушки. Удобно? Давайте я буду исполнять ваши желания. Какие смогу, конечно. Вот и умница, — похвалила Тевейра, когда Аганте решилась выпить стаканчик. — Отличная настойка, верно? Это бабушка у меня такие делает.

Они обе сидели на полу, среди вороха подушек. Мегин обожает, чтобы вокруг было полно подушек и прочего, любит принимать живописные позы и заниматься своей странной гимнастикой в любой момент. Ну и подругу заразила.

— Можно, — улыбнулась Тевейра, заметив, как дрогнула рука принцессы Аганте. Словно хотела поднять, и не посмела. — Можно, можно. Мы с вами должны стать лучшими подругами, Аганте. Сможем?

— Сможем, — голос Аганте оставался твёрдым. Она протянула руку и погладила Тевейру по щеке. И вдруг обхватила, прижала к себе и расплакалась.

— Всё хорошо. — Тевейра прижимала её к себе. — Всё хорошо, моя дорогая. Может, сразу на «ты»? — предложила Тевейра, как только её отпустили. Протянула носовой платок. — Когда-нибудь это всё равно случится.

Аганте рассмеялась, и хлопнула Тевейру по плечу. «Как молотом, — подумала та, — вот это сила!».

— Да, давай. А то передумаю!

— Вот, видишь как просто! Скажи, — посмотрела она в глаза Аганте. — Скажи, что нужно и если нужно. Ну-ну, только плакать не надо! Хочешь обнять? Это совершенно естественно! И не бойся: если полезешь куда не надо, сразу в лоб получишь! А рука, — принцесса Тевейра сжала правую руку в кулак, — у меня тяжёлая.

Аганте даже не рассмеялась, а расхохоталась и упала на спину. Но почти сразу же уселась.

— Парень тебе нужен. — Принцесса Тевейра улыбалась. — Нет, самое главное, конечно, надо оставить для избранника, — улыбка пропала с её губ. — Но можно же за руку подержать, по щёчке погладить, обнять, в кино вместе сходить, в парк… Что, по-твоему, принцессы в кино не ходят? Я же хожу — значит и другим можно. Я тебе обеспечу хорошую компанию, не беспокойся.

— Рысь, — принцесса Аганте улыбнулась, — я тебя люблю. Где ты раньше была?

— Через два стола работала, — пожала плечами Тевейра. — Через один от Вереан. Иди сюда, я тебе открою страшную тайну!

Аганте придвинулась к ней, улыбаясь.

— Я тебя тоже люблю, — серьёзно прошептала Тевейра. — А я, знаешь, не всем так говорю. Можно. Можно, я говорю!

Аганте обняла её. Обняла и притихла. «Какая она сильная, — удивилась принцесса Тевейра, — во всех смыслах! И такая застенчивая одновременно. Эх, Вереан, вы немного перестарались с вашей заботой».

— Когда нужно, — Тевейра прижимала её к себе, — просто делай, и всё. Разрешения не спрашивай. Договорились?

Она ощутила, что Аганте кивнула. Тевейра ожидала, что та снова заплачет, но ничего подобного не случилось.

* * *

Полчаса спустя они лежали на полу среди подушек и смотрели какую-то старомодную комедию. Мегин от таких в восторге, и всё остальное ничего не значит, если ей нравится. Тевейра оделась весьма, как сказала бы бабушка, легкомысленно, в одну только нижнюю часть тефана. Ниже колен и выше пояса — в том, в чём родилась. Это она тоже от Мегин подцепила. «Тело хочет дышать, — говорит Мэг, — а кто в гости придёт, подождёт три минуты, пока я оденусь, не облезет. А кто облезет, не моя беда. И вообще, ты просто моей фигуре завидуешь!».

Аганте оделась не так легкомысленно, но Вереан этого бы точно не одобрила. Руки почти все неприкрыты, ноги ниже колен, шея… «Няня, а почему на этой картине женщина не вся одета? — вспомнила она своё детское любопытство. — Потому что у неё свидание с мужчиной? А у вас есть мужчина?» Как ей тогда попало, когда задала такой вопрос прилюдно. Дети не отягощают себя ненужными обиняками.

Тевейра лежала, болтая ногами, и время от времени смеялась, фильм уже подходил к кульминации, и настроение стало отличное. Аганте почти не смотрела, «Это безвкусица, — говорила ей няня, — на мой взгляд, это смотреть невозможно. Есть же интересные фильмы, почему обязательно нужно искать что-то у этих варваров? Помимо всемирных премий, моя принцесса, есть ещё чувство меры и приличия. Вот так, именно. Нет, я не сержусь».

«Моя принцесса» — Аганте было очень одиноко, она привыкла, что Вереан всегда рядом.

— Эй, не думай слишком много, вредно для здоровья! — Тевейра уселась, махнула рукой — выключись — и проектор выключился. — Нет, я слежу краем глаза. Там всё в порядке, население идёт на референдум, смотри, какие все счастливые!

— Мне будет трудно их понять, — признала Аганте. — У них только что была почти война, а они ничего не боятся — наоборот, все на площади собираются.

— Они устали ждать и слушать обещания. — Тевейра положила ладони на плечи Аганте. — А человека на Стемране судят по делам, а не по слухам. Смотри, и Мерона не стала прятаться, и все её заместители, и Майер, и наши с тобой тоже! Все воевали или помогали, чем могли! Вот таких они и любят. Э-э-э, моя дорогая, ты не заболела? Что-то лобик-то горячий. У тебя когда свидание с Луной?

— Через месяц. — Принцесса Аганте уселась. — Нет, просто слишком много думаю, ты права. Рысь, ты обещала исполнять желания. Что мне делать, чтобы о ненужном не думать?

— Предлагаю бой. — Принцесса Тевейра встала. — На подушках. Смейся, смейся, помогает только так! Меня Мэг научила, а она психолог, между прочим, высшей квалификации. Вставайте, Ваше Высочество, я бросаю вам вызов.

68

Стемран, г. Стемран, Площадь Строителей, дом 1, Техаон 15, 163 г., 14:50

— Удалось расколоть одного из информаторов, — доложила Вереан, стоя рядом с Эрвином. — Мы нашли тайники с оружием в служебных помещениях почтамта. Сотрудники уже задержаны, их допрашивают. Это «Ледок», — положила она на стол штурмовое ружьё — на вид, словно клеем испачкано. — Защитная оболочка. Детекторы не обнаружат. Ваши детекторы, — уточнила она, — недостаточно мощные. Завтра прибудут наши специалисты, и мы исследуем здесь всё.

— Лес поймал двенадцать человек из числа нападавших, — добавил Эрвин, — трое из них живы. Уже дают показания. Я думаю, к вечеру мы возьмём всех оставшихся.

— Эрвин, продолжайте вести расследование, у меня пара вопросов к Вереан, — отдала приказ Мерона. Эрвин отдал честь, и покинул комнату.

— Нет. — Вереан поклонилась, едва они остались наедине. — Я действительно свернула свою операцию, Мерона. Но часть участников акции — из моей сети. Я пока не могу найти объяснения. — Она посмотрела в глаза Мероны. — Я должна выяснить это сама. К тому же, — она указала стилом на карту, — они действовали слишком театрально. Если бы исполнялся мой план, не было бы этого обстрела, не было бы такой демонстрации у клиники. Совершенно непрофессионально. Если бы работал мой план, вы и Тевейра были бы уже мертвы. Простите, это так. В моих тайниках ничего нового нет, ваши люди их все уже обыскали.

— Все оперативные действия вы должны выполнять с моими людьми, — напомнила Мерона. — Спасибо за помощь, Вереан. Это вам зачтётся.

— Мне не нужно снисхождение, — взгляд Вереан был взглядом Пантеры. — Я умею выполнять приказы и отвечать за свои действия. Разрешите продолжать расследование?

Мерона кивнула, и Вереан быстрым шагом покинула кабинет.

В коридоре она встретилась с Майером и споткнулась на ровном месте. «Ага, — подумала Мерона, — и тебя пробрало. Хоть ты и рушишь свою гормональную систему, и вместо нормальной близости с мужчинами у тебя не будем говорить при людях что, он и тебя растопит, если нужно. Убить тебя некому, Майер!».

Вереан и Майер поклонились друг другу, и пошли каждый своей дорогой.

— Жив, зараза! — Мерона обняла его. — Слушай, это нечто! За тебя тут теперь все горой!

Когда пришли из Дома Правительства, с просьбой прибыть туда, чтобы выступить перед народом, Майер послал их всех, не очень стесняясь в выражениях. А когда ему вежливо сказали, что это действительно очень важно, Майер выпрямился (пальцы плохо чувствуют, но для многих операций это не помеха), держа пальцы перед собой, ничего ими не касаясь — и сказал, повернув голову в сторону делегации:

— У меня раненые — и они умрут, пока я буду болтать. Вот это действительно важно, остальное подождёт. — И кивнул ассистентам — выведите этих вон.

Стараниями «народных репортёров» эту сцену смогли увидеть все, кто был на площади. Столько восторженных лиц разом Мерона видела не слишком часто.

— Ладно тебе, — смутился Майер. — Секретарь говорит, что действительно надо выступить. Но потом я снова в клинику, там полно дел.

— Разумеется, — согласилась Мерона. — Тевейра поедет с тобой, ей там тоже работы хватит. А наша новая знакомая постаралась на совесть. — Мерона махнула рукой, и от стены отделилось, оформляясь в фигуру охранника, чёрное облако. — Аванте, ты прекрасно поработала, спасибо!

— Рада помочь. — Робот принял облик Аванте — но уже в формальном тефане, а не в праздничном алом. Учтивый поклон. — Что могу сделать для вас?

— Продолжай патрулировать площадь, — распорядилась Мерона, — если заметишь вооружённых людей, немедленно докладывай.

— Слушаюсь! — Аванте улыбнулась и покинула комнату. Пешком.

— Ты ей доверяешь? — спросил Майер.

— Ты тоже, верно? Твоя же сейчас присматривает за больницей? Кстати, я попробовала проверить её нашим детектором. Так он ничего такого не заметил, представляешь? От человека не отличить! А тех мы отличали.

— Ладно, давай об этом потом. Аверан и Умник в них верят. И обращаются, как с людьми. Нас там ждут, идём.

Стемран, г. Стемран, Центральная Клиника, Техаон 15, 163 г., 20:25

— Айри? — Тевейра появилась на пороге. — Нам пора. Нет-нет, не спорьте. Самые тяжёлые операции закончены, а с остальным и без нас справятся. А вот вы устали, — погладила его по голове, — и я тоже. С мамой всё хорошо. Они там сейчас голоса подсчитывают с наблюдателями из Комиссии. Такие все важные, как индюки. — Тевейра рассмеялась. — Всё, собирайтесь. Аванте! — позвала она, и робот отделился от стены. — Ну не прячься ты! Здесь же только свои.

— Она тактичная, — усмехнулся Майер, — сами же этого хотели.

— Мне остаться, Майер? — поинтересовался робот.

— Да, обходи время от времени клинику. Если будут вооружённые люди или иная угроза, сразу связывайся с кем-то из нас, защищай людей.

— Слушаюсь, — поклонилась Аванте.

— Совсем как человек, — восхитилась Тевейра. — Айри, она ведь вчера была совсем другой! Как изменилась!

Аванте улыбнулась.

— Мы будем завтра, не скучай! — Тевейра обняла её. — Почти совсем как человек, — повторила она. — Прости, до сих пор не могу привыкнуть!

— Я не в обиде, — отозвалась Аванте. — Рада, что могу помочь вам. — И испарилась.

— Ничего себе, — покачал головой Майер. — Ты права, поехали. Завтра нелёгкий день.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 15, 163 г., 23:40

— Непривычно, — покачал головой Умник. — Обычно это я являюсь в виде фантома. Ну ладно, коллеги, все сегодня устали, поэтому давайте каждый скажет, что случилось важного. Я записываю нашу встречу на всякий случай.

Мерона, Каэн и Таэрвен были фантомами, сам Умник, Аверан и Тевейра с Майером сидели напротив призрачных участников.

— Я сумела узнать кое-что от Аванте. — Аверан поманила рукой, и робот, поклонившись, приблизился к её креслу. — Она умеет воссоздавать свои копии. Ей для этого нужны определённые химические элементы, но найти их не слишком трудно.

— Только не из моих машин, — насупился Умник. — «Торнадо», между прочим, был раритетом. Такого уже не найти.

— Она сумела мне объяснить, что умеет говорить с великанами, и некоторые приказы могут отдавать только они.

Мерона присвистнула.

— А великаны — это Лес, — заключил Майер. — Вот почему мы не могли её понять. Лес общается с ней на ином языке, и в точности перевести его язык на наш она не может.

Аверан кивнула.

— Мы можем сделать столько её копий, сколько нам нужно. Я сумела только понять, что великан приказал ей слушаться нас. Помогать и слушаться.

— У меня только косвенные данные об этом типе роботов. — Таэрвен также не смог скрыть изумления. — Я знаю, что она состоит из множества небольших элементов, но мы не смогли в своё время получить образчики. Если вы сможете передать мне некоторое их количество, мы будем признательны. Наши специалисты давно точат зубы на них.

— Вторая Аверан сейчас в клинике, — пояснил Майер. — Я попросил её передвигаться, не привлекая внимания, чтобы больше не пугать ПВО. Насколько я понимаю, если сведения о том, что у нас есть действующие экземпляры терминаторов — прости, Аверан, это ваше официальное название — если эти сведения просочатся до объявления о создании Великого Дома, никакого Великого Дома Стемран не будет. Как не будет и нас.

— Я тоже подумал об этом. — Умник указал на камин. — И изучил пути отступления. Я сегодня прошёлся по Тропе, и оставил там несколько эфемеров, спасибо нашему новому другу. — Умник встал и поклонился Таэрвену. — Удалось вывести эфемер за пределы тропы там, где наблюдается выход, а выходов сейчас три, не считая тех, что в давилке. Вывести и вернуть его обратно. В присутствии человека портал становится двусторонним. Сегодня мы проверили это здесь, если встать одной ногой здесь, а другой на Тропу, — Умник указал на камин, то человек может пройти с Тропы сюда. Не придётся лезть в давилку и лететь потом сюда. Знаю, что затея рискованная, стоять вот так на входе, но других идей пока не было.

— Положить веточку, — предложила Тевейра. — Она ведь тоже живая, да? Положить и проверить, удастся ли пройти в обе стороны.

Умник выглядел так, словно понял главный секрет мироздания.

— Гениально! — только и смог сказать он. — Мне и в голову не приходило, всё на себе, на мышах да свинках проверял… Да, так вот. Мы с Аверан проверили ещё кое-что. Лес чётко реагирует, когда мы мысленно пробуем представить, что ищем. Пока мы, находясь в контакте с камшером, не давали мысленных указаний кольца указывали на источники опасности. Или на то, что мы с вами считали бы опасностью. Когда мы сосредотачивались на чём-то другом, Лес находил его для нас. Но кольца были уже другие: не хищные, они излучают в другом диапазоне, они гораздо мобильнее, и зрением их не заметить. Каэн, ты нужен нам тут, при первой же возможности. Нутром чую, у нас впереди такая заварушка, которой мы давно не видели. Я вообще удивлён, что после сегодняшнего появления Леса там, в городе, церемонию не отменили.

— Лес бурно реагирует на агрессию, — пояснил Таэрвен. — Есть достоверные кадры, несколько шальных пуль и как минимум одна ракета попали в тот самый камшер. Все знают, что ответная реакция Леса на немотивированную агрессию очень быстрая, практически инстинктивная. Как раз это не вызвало удивления.

— И ещё, — добавила Мерона. — Большинство участников нападения или относятся к Великому Дому Нерейт, или есть доказательства несомненной связи их с домом Нерейт.

— Дома Рейстан и Фаэр резко сменили свою позицию в отношении независимости Стемрана, — подчеркнул Таэрвен, — дом Нерейт занимает непримиримую позицию, и тормозил бы признание нового Великого Дома всеми средствами. Но сейчас, если будут предоставлены неопровержимые доказательства, что за спиной у участников нападения стоял дом Нерейт, этой помехи уже не будет. Дом Те-Менри в ближайшем будущем присоединится к позиции домов Тегарон, Никкамо, Рейстан и Фаэр и признает Великий Дом Стемран. Чтобы не остаться в изоляции, он будет просто вынужден признать Стемран как суверенное государство и вести отношения с нами на равных. Платой за подобное признание будет участие Великих Домов в освоении планеты и изучении Леса и его ресурсов.

— Это неизбежно, — добавила Мерона, — и мы готовы к такому развитию событий.

— После признания Великого Дома вам предстоит строить своё государство практически без помощи других домов, — продолжал Таэрвен. — У вас крайне мало специалистов, экономика в состоянии становления, ваша основная статья доходов — туризм. Вы будете крайне уязвимы, на вас всегда можно будет надавить. А если население Стемрана обратится за помощью к другим Великим Домам, если более двух третей будет несогласно с политикой властей, то ваша независимость кончится. Таковы условия договора. У вас будет крайне мало времени, чтобы продемонстрировать, что вы самодостаточны.

— Что вы вокруг да около, — поморщился Умник. — Не рассусоливая: Старому Миру нужно показать или то, что Стемран на самом деле не может жить сам, или то, что Лес смертельно опасен для человека. На нас будут давить, будут провоцировать Лес на агрессию, это и так понятно. Нам нужно, простите, за банальность, оружие. Такое, чтобы мы могли в любой момент дать сдачи, и при этом не выглядеть агрессорами.

— Оружие не поможет, — возразила Тевейра. — Неужели вы не поняли, что насилие никогда не помогало против насилия?

— Я согласна. — Мерона встала. — Нам пригодилось бы оружие, но оно само по себе ничего не решит.

Майер посмотрел на Аванте — так и стоит рядом с Аверан и держит ту за руку.

— Нет! — Тевейра сжала его руку. — Даже не думай. Нельзя заставлять её нападать! Защищать, да, обороняться. Она пока никого не убила, я точно знаю! Нельзя приказывать ей убивать!

— Лес отвечает ударом на удар, — задумчиво проговорил Умник, — не позволяет обижать некоторых своих обитателей, но вот чтобы он сам нападал — такого да, не припомню.

— Аванте лучше не появляться в городе, пока не будет объявлено о создании дома. — Мерона оглянулась. — Сегодняшнее нападение нам, как это ни цинично, очень помогло. Теперь дом Нерейт сойдёт со сцены, а мы показали, что граждане Стемрана знают, кому они доверяют, и готовы идти до конца. Наблюдатели не зафиксировали ни одного нарушения во время проведения референдума.

Тевейра вздохнула и прижалась к плечу Майера.

— Завтра решающий день. — Мерона встала. — Мы не сомневаемся, что Лес признает принцесс, и их помощниц, но это должно случиться так, чтобы народ им поверил. Через шесть с половиной часов прибудут принцессы и их свита. Как только будет объявлено об образовании Дома, мы перенесём наш штаб сюда. А пока просьба: все мысли, новости и прочее передавать сюда, по защищённому каналу. И все важные находки.

— Камеры всегда включены, — подтвердил Умник, — передавайте запись или проецируйте фантом. Ладно, я пошёл пить кофе, спокойной ночи нам, и удачи.

* * *

— Дом Нерейт — твой дом. — Тевейра прижалась к его плечу. — Мне жаль, что так получилось.

— Для меня это была не более чем формальность. — Майер погладил её по голове. — Им приятно, что один из известных учёных принадлежит к дому Нерейт, а мне было приятно называться таким именем. Я даже не был ни разу в Акаманте. Я родился в горах, а там Великие Дома значат мало. Их у нас знали в основном по тому, что кто-то приезжал собирать налоги.

— Я всё ещё не могу поверить, что сегодня пришлось сражаться. — Тевейра поёжилась. — Мама говорит, если дошло до оружия, значит, в чём-то мы ошиблись. В чём мы ошиблись?

— Не знаю, Вейри. В чём мы ошиблись, когда начали защищать свои жизни здесь, когда роботы перешли в наступление? Мы о них даже не знали. Они сидели у себя на базе, под землёй, и даже со спутников ту базу не могли засечь. Тихо сидели. А в тот вечер, когда мы тот «Тур» утащили для изучения, они проснулись и решили, что без нас на планете будет лучше.

— Может, нужно было убедить их, что можно жить в мире?

— Может, — согласился Майер. — Но здесь командовали военные, а у них простые инструкции: как только взламывают периметр, надо открывать огонь.

— Всё, хватит о войне. — Тевейра поцеловала его. — Я ужасно горжусь тобой! Вся планета теперь гордится! Айри, завтра мы должны объявить, что мы с тобой семья.

— Должны?

Она улыбнулась.

— Все и так понимают это. Но этим, которые из Комиссии, нужно показать.

— Камшер?

— Камшер, — согласилась она. — Тот, который на площади. Мы позвали его тогда. Может, для этого и позвали.

Да-да, уже давно жители Стемрана почти все важные действия стали согласовывать с Лесом. Уже вошло в привычку уважительно обращаться к Лесу по каждому поводу, и просто, чтобы сказать несколько добрых слов. Мерона неправа, это не вполне религия. Религия — это обращение к сверхъестественному, а Лес вот он, рядом, осязаемый и могучий. Вот и о том, что люди решили стать семьёй, по законам Стемрана, теперь можно получать благословение у Леса. Просто прикоснуться ладонями к камшеру и объявить о своём намерении. И если будет взгляд Леса, то союз будет счастливым. А если нет…

— Ты куда? — удивилась Тевейра. — Куда отодвигаешься?

— Ну, до официального объявления не подобает…

— Укушу! — и впрямь укусила в плечо, легонько. — Это для них! До рассвета полтора часа, — Тевейра выглянула в окно, — и все эти полтора часа мои!

— Одну минутку. — Майер взял её за плечи. Тевейра смотрела, улыбаясь, и к ней тянуло неодолимо. — Почему только после заката и до рассвета?

— Не знаю. Меня так учили, — Тевейра засмеялась, — всё, это отговорки!

* * *

Ей тоже не спалось. Тевейра не спит, и Майер тоже, а когда они так рядом, Аверан становилось не по себе. И сейчас лучше всего было прогуляться, а то лезет в голову всякое…

Она позвала Аванте. Неважно, что там говорят, Аверан относилась к ней как к человеку.

— Мы не хотим воевать, — окончила она. — Только защищаться, если нас попробуют прогнать отсюда. Там боятся Леса, а мы хотим дружить с ним и жить с ним в мире. А мне кажется, что с ним о многом можно поговорить! Здесь так красиво, а если кто-то понимает, что такое красота, с ним можно дружить!

— Можно, — согласилась Аванте. Аверан вздрогнула. Аванте обычно молчит или отвечает на вопросы. Но когда скажет что-то сама, диву даёшься!

— Слушай. — Аверан взяла её за руки, когда они дошли до останков «Торнадо». — Маэр обиделся, что мы использовали его машину. Ты можешь её починить? Ну, восстановить или сделать копию?

— Могу, — согласилась Аванте и ободряюще улыбнулась.

— Ой, как хорошо! — Аверан захлопала в ладоши. — Но тебе же нужны эти, как их, элементы? А в поместье не надо ничего брать. Здесь есть рядом то, что тебе нужно?

— Есть, — подтвердила Аванте. И показала в воздухе карту.

— Так далеко, — покачала головой Аверан. — Почти двадцать километров!

— Я могу отвезти тебя туда, — предложила Аванте. — Это безопасно.

69

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 13, 1415 В.Д., 2:10

«Через час вставать», — подумала принцесса Тевейра, лёжа на спине и глядя в потолок. На потолке шло кино — хочешь звук, надевай наушники и смотри со всеми удобствами, и никому не помешаешь. Очень удобно, но не до кино. «Я уже выспалась, — думала Тевейра. — Вот как это у Мегин получилось? Я полгода мучилась, сплошная хроническая усталость, сил ни на что не было, а она как-то научила спать по два-три часа в день — и времени стало куча, и высыпаться начала. Теперь-то я понимаю, зачем они там у себя таким странным штукам обучаются, что мороз по коже».

Принцесса Аганте спала рядом, уткнувшись в плечо Тевейры и держа её за руку. «Успокоилась», — подумала Тевейра, улыбнувшись, а она всё боялась лишний раз прижаться или по руке погладить.

— Это совершенно естественные действия, — говорила ей Мегин, — мы же люди, а тем более женщины, мы не можем без прикосновений, без ласки. Ну, тебе-то я мозги вправила, ты ничего неприличного в этом не видишь, потому что первое побуждение — от природы, а она по большому счёту не ошибается. Захочется мне тебя обнять — обниму, захочется по голове погладить или поцеловать — поглажу или поцелую, что в этом такого? В твою личную жизнь не лезу, и ты в мою не лезешь, и друг дружке не мешаем, — объясняла она Тейвере. — Ой, она отворачивается, посмотрите! Какой ужас: Мегин разделась! В душе меня такой видишь по два раза в день, и не стесняешься, а тут можно подумать, можно подумать! Завидуешь, так и скажи мне, я тебя заодно и от зависти отучу. Всё, брысь с моих подушек, я поваляться хочу, устала от этих переговоров сегодня, тело хочет отдыхать и веселиться! И я с ним заодно! А ты, чем смущаться, пошла бы кофе мне сделала, подруга называется…

Звонок. Тевейра накинула халат, прикрыла Аганте (ты улыбнулась и потёрлась щекой о подушку) и подбежала к терминалу, пока тот не поднял громкость.

— Рада видеть вас, Ваше Высочество. — Вереан, похоже, была не одна, раз так обращается. — Надеюсь, вы выспались. Я не могу дозвониться до принцессы Аганте.

«Она тут у меня», — чуть не ляпнула Тевейра. Вереан это не оценит.

— Она сказала, что пойдёт в душ, — удалось соврать, не моргнув и глазом.

— Через полчаса вам нужно выезжать, — поклонилась Вереан, — всё готово к вашему прибытию.

Связь не прерывает. Вереан ушла, и через несколько секунд появилась Мегин. Обернулась — видимо, чтобы убедиться, что никто не слушает.

— Она с тобой? — поинтересовалась Мегин. «Вот откуда она всё знает?» — удивилась Тейвера. И молча кивнула.

— Всё правильно, ей это нужно. Давай-давай, поднимайтесь и — к нам! Тут такое, ты будешь в восторге! — Мегин послала подруге воздушный поцелуй и подмигнула. — Удачи, Рысь.

— Аганте, — принцесса Тевейра погладила её по голове. — Нам пора. Просыпайся, дорогая.

Принцесса Аганте уселась и потянулась с очень-очень довольным видом.

— Убедилась? — Тевейра смотрела в её глаза. — С головой всё в порядке?

— В полном! — Аганте обняла её. — Ничего, если я ещё когда-нибудь попрошу?

— Не знаю, не знаю… посмотрим на твоё поведение, — снисходительно отозвалась принцесса Тевейра. Аганте фыркнула, обняла её крепче.

— Я буду хорошо себя вести. — Она отпустила Тевейру. — Ты мне очень помогла, Рысь. Нам пора, я слышала.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 16, 163 г., 7:00

Аверан не сразу пришла в себя от того, что увидела там. Ну и, прежде всего, от способа передвижения, который выбрала Аванте. Она «обтекла» её, на руках и ногах Аверан выросли «браслеты», а прямо под ней появилась овальной формы пластина. Лететь пришлось на животе — «браслеты» не давали свалиться с диска, а скорость Аванте развила такую, что на месте были через четыре минуты. Было очень страшно, Аванте летела отнюдь не по прямой, и до земли было всего метра три. Но дыхание не сбивало, Аверан вообще казалось, что она лежит неподвижно, а вокруг просто идёт кино — лицо обдумал лишь слабый ветерок, не более того.

Аванте бережно поставила своего «пассажира» и, вновь став её двойником, успела подхватить — голова у Аверан закружилась.

Поляна как поляна. Но… То ли Аванте дала какой-то сигнал, то ли ещё что. Часть поляны приподнялась и отъехала в сторону, обнажая шахту — колодец.

— Что там?! — поразилась Аверан, осторожно заглянув, из глубины дуло тёплым воздухом, в нём ощущались запахи металла, масла — обычные машинные запахи. Ничего живого.

— Завод, — пояснила немногословная Аванте. — Ресурсы.

— И мы об этом не знаем?!

— Ты знаешь, — поправила Аванте. — Я могу приступить к репликации автомобиля?

— Приступай. — Аверан была так ошеломлена, что не сразу осознала — их же могут видеть! Со спутника, например! Да и эфемеры самого Умника прочёсывают планету, пусть не очень часто и не слишком пристально.

Аванте облаком метнулась в жерло колодца. Её не было минут пять, и Аверан уже хотела звонить и признаваться во всём, как облако вернулось и стало прежней Аванте. А следом из колодца вылетела настоящая туча, не просто облако.

— Что это?! — Аверан отшатнулась, Аванте вновь поддержала её.

— Фабрика, — пояснил робот. — Репликатор.

Репликатор трудился минут десять, и перед Аверан из ничего возникал «Торнадо». Казалось, он собирался из воздуха. А когда репликатор закончил работу, то вернулся в колодец, крышка скользнула на место, и вот уже они одни на поляне, а автомобиль блестит, как новенький — настоящий и убедительный. Аверан не сразу осмелилась прикоснуться, а тем более сесть за руль. Казалось, неосторожное движение — и автомобиль превратится в пыль, в туман.

— Ты расскажешь об этом месте? — спросила Аверан.

— Да, Аверан.

— Аверан! — голос Умника. — Ты где? Мы тут на церемонию собираемся, ты остаёшься на посту.

— Мы с Аванте гуляем.

— А, понятно. Возвращайся, как сможешь, присмотреть бы за колечками, или что там ещё будет.

— Поехали, — решилась Аверан, и похлопала по сиденью рядом с водительским. — Садись.

«Хорошо, что они меня оставили, — подумала Аверан. — Я всё равно думала бы не о том… Айри, вы на самом деле не понимаете, как действуете на женщин. Я посмотрю издалека, а потом Вейри мне всё расскажет».

70

Стемран, Провинция Стемран, Чаща Шорохов, Техаон 16, 163 г., 9:45

Вереан прошла церемонию повторно, она была первой, а Мегин последней. Теперь они вместе с принцессами в сопровождении Мероны и Тевейры шли к Дому Правительства, а сотни и тысячи людей подходили к ним, чтобы поклониться, прикоснуться к руке и выразить восхищение. «Моя принцесса, — думала Вереан, улыбаясь, и также позволяя к себе прикоснуться, — так положено, вы великолепны. Сегодня вы стали совсем взрослой, а я… я буду просто делать всё, чтобы ваша мечта сбылась. И мне совсем не тоскливо. Наоборот, так хорошо… нет, всё-таки они что-то добавляют в этот свой источник, пусть даже все исследования ничего не нашли. Не зря же они не позволяют брать воду на анализ! А портативные лаборатории — не то, а стационарную сюда так просто не провезти».

«Я всё ещё думаю о них, как о возможных врагах, — подумала Вереан. — А ведь я видела их в деле, и пусть даже они обучены не так как надо, храбрости и ума им не занимать. Если бы мы всё ещё были врагами, я бы гордилась этим. А теперь я просто рада, что буду воевать за них, а не против. Это моё призвание, принцесса, я обучена воевать, и нам придётся воевать, нам не дадут строить мечту в мире. Я оставлю мирные решения вам, а всё грязное сделаю сама». Принцесса Аганте время от времени брала Вереан за руку, и помощнице становилось непередаваемо хорошо.

— Я ужасно боялась, — шепнула принцесса Тевейра Мегин, которая тоже держала её за руку, и тоже не скупилась на улыбки и благословения. — Слушай, это как в сказке! Волшебная вода и эти виноградные лозы… Я думала, что они нас задушат, но даже больно не было!

— Всё в порядке, — Мегин сжала её ладонь, — ты прекрасно справилась. Улыбайся, дорогая, тебе идёт, а люди от этого счастливы. Это твои подданные, ты не забыла?

Мерона и её дочь шли поодаль, а замыкали шествие Майер и Маэр. Умник нарядился по поводу торжества в изысканный тефан, он выглядел в нём весьма комично. «Да, мы все родом из Империи, — подумала Мерона, — мы переняли большинство обычаев, но не все здесь из Империи, далеко не все». Многих сюда ссылали, Стемран считался каторгой, и всех в этом убеждали, но люди приезжали и понимали, что это — благословенная земля. Если жить в мире с Лесом, он становился щедрым и приветливым. Но при этом оставался диким и своенравным. И если Лес тобой недоволен, он может съесть тебя без предупреждения. И это не вызывает ненависти у людей — они просто приняли правила, чем-то поступились, как им кажется, но на самом деле люди многое приобрели.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 16, 163 г., 11:00

— Выступление для народа Стемрана через полчаса, — напомнила Мерона, — выступление для Старого Мира через час. — Она кивнула и Эрвин, улыбающийся и сияющий, а рядом с ним — имперский военный, «подарок» дома Рейстан, закрыли двери комнаты. — Мы ещё всё обсудим, но я хочу сказать, что очень рада, что вы здесь.

— Для меня это большая часть, — поклонилась принцесса Тевейра.

— Я рада, что и народ, и Лес приняли нас, — поклонилась принцесса Аганте.

— Мне будет приятно помогать нам всем, — поклонилась Мегин.

— Я не сомневалась, что мы выдержим и это испытание, — поклонилась Вереан.

— Есть время немного прийти в себя, — улыбнулась Мерона. — Мы с дочерью сегодня ваши хозяева, но через полчаса хозяевами станете вы трое. — Мерона сжала плечо своей Тевейры. — Вы, Ваши Высочества, и моя дочь. А я буду рада стать её и вашей помощницей.

— Нас с вами не будут путать? — Принцесса Тевейра подошла к другой Тевейре. Та улыбнулась.

— Мы с вами чуть-чуть по-разному выглядим, Ваше Высочество!

— Просто Тевейра. — Принцесса Тевейра взяла её ладонь в свои. — Вейри, для друзей. Для самых близких — Рысь.

— Просто Тевейра, — согласилась её собеседница, — для друзей Вейри. А для самых близких Тимо.

— Тимо? — удивилась Аганте. — «Белочка?» Это было вашим детским именем?

— Можно «твоим». Нет, так меня прозвали за то, что я прятала сладости и игрушки, когда приходили гости, а потом сама не могла их найти.

Обе принцессы засмеялись.

— Аганте, — чернокожая принцесса взяла вторую ладонь Тевейры-Тимо в свои. — Гани, для друзей. Мы подружимся, верно?

— Мне кажется, что мы уже подружились, — заметила Тевейра-Рысь. — Дай руку, Гани. Закрой глаза. Ничего не чувствуешь?

— Чувствую, — призналась Аганте. — Как интересно… и приятно!

— Это взгляд Леса, — пояснила Тевейра-Тимо, — он с нами и рад нам. Хотите кофе? У нас есть ещё время, я же чувствую, что вы волнуетесь!

— А ты не волнуешься? — улыбнулась Аганте.

— Очень! — призналась Тевейра-Тимо. — Я себе и хочу сделать, а вам просто так предложила.

И они снова рассмеялись.

— Они уже подружились, — заметила Мегин, улыбаясь. Вереан и Мерона стояли в другом углу комнаты. — Это главное. Мы же не позволим их поссорить, верно?

— Ни за что. — Вереан хищно улыбнулась.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 16, 163 г., 14:00

— Вот и всё. — Мерона поклонилась остальным. — По обычаю, следующую неделю мы потратим на то, чтобы познакомить вас с Лесом и подданными Великого Дома Стемран. Мы также должны решить все наши внутренние вопросы. Об управлении, о праве наследования. Я хочу сразу сказать вам, что Майер Акаманте эр Нерейт, избранник моей дочери, не так давно стал младшим отцом Аверан эр Тиро эс Никкамо. Аверан не может присутствовать здесь по состоянию здоровья. Но я надеюсь, она сможет прибыть к вечеру.

Только Вереан нахмурилась, а остальные спокойно ожидали продолжения.

— Формально Аверан может претендовать на пост первой главы дома. — Мерона положила руки на плечи дочери. — Но мы решили с ней, что не будем отходить от первоначальных договорённостей. Хотя это событие может очень нам помочь.

— Мы не будем ждать, пока кто-то из нас забеременеет и станет ясно, что это девочка, — спокойно заметила Тевейра-Рысь. — Аверан может стать временной главой дома, и Великий Дом Стемран смогут признать уже через неделю.

— Именно так, — подтвердила Мерона. — Остальное уже зависит от нас самих, и в некоторой степени от природы, — она улыбнулась.

— Мы должны найти избранников среди граждан Стемрана? — уточнила Аганте.

— Нет, Гани, — Тевейра-Рысь взяла её за руку. — Но мы должны встретиться с ними на Стемране. Они должны иметь хоть какое-то отношение к Стемрану. Любое, пусть даже самое формальное. И это всё.

— Сегодня вечером народ Стемрана будет праздновать, вы теперь часть его, вас принял Лес, — Мерона поклонилась. — Сегодня любой сможет войти во время торжества, и увидеть вас. Таковы обычаи, когда мы празднуем, мы держим двери открытыми.

Вереан едва заметно поджала губы.

— Вечером вы наденете вот это. — Мерона указала на серебряные диадемы, лежащие на столе. — С этого момента вы потеряете все прежние титулы, и станете частью Стемрана. Если ваши помощницы не против, — Мерона встала, — я посовещаюсь с ними, у нас впереди много иных хлопот.

* * *

— Мерона. — Вереан поклонилась, едва они остались в кабинете втроём с Мегин. — Я поняла, что сомневалась в своей принцессе. Я считала, что её нужно отгородить от правды обо мне. Когда придёт срок, и мне придётся отвечать за свои поступки против Стемрана, прошу вас, не скрывайте от неё правды. Пусть она сама судит, и примет решение.

— Да будет так, — поклонилась Мерона.

— Прибыли специалисты, которые будут служить Великому Дому Стемран. Мне нужно ввести их в курс дела, и приступить к обеспечению безопасности для наших будущих матерей. Вы позволите?

— Как помощница одной из матерей, вы не обязаны спрашивать моего разрешения. Эрвин и наши специалисты работают вместе с вами.

Вереан кивнула и удалилась.

— Гордая, — покачала головой Мегин. — Но она очень опасна, Мерона. Лес примирил две её личности, но ей всё равно нужно полноценное обследование и, наверное, лечение. Вы знаете, как она приводит в порядок гормональную систему?

— Полагаю, что это «Петля огня» или иной запрещённый приём.

— Да, — согласилась Мегин. — Я должна обследовать принцессу Аганте и поговорить с ней. Так, чтобы Вереан не узнала.

— Думаете, между ними…

— Нет-нет. Я успела немного пообщаться с Аганте. Нет, у неё очень крепкая психика, она выдержала. Вереан не подпускала к ней мужчин, это по обычаям Империи, но и сама не давала ей разрядку даже разрешёнными способами. В ближайшие день-два мы увидим Аганте без поводьев. Думаю, это будет нечто, — улыбнулась Мегин. — Но я должна обследовать её, это очень важно.

— Няне не положено встречаться с мужчинами, пока подопечная не встретит первую Луну, — заметила Мерона. — Но Вереан по-прежнему соблюдает воздержание, и это странно.

— Мне нужно поговорить с её психологом. — Мегин смотрела в глаза Мероны. — С тем, кто создал Пантеру. Или хотя бы узнать о нём всё, что можно. Сейчас они не грызутся, я про Вереан и Пантеру, Лес успокоил их, но так не будет длиться вечно.

— Я думаю, принцесса Тевейра сможет выяснить кое-что о её психологе. У меня нет хороших связей в высоких кругах дома Рейстан. Кроме самой Вереан, — улыбнулась Мерона.

— У неё есть и тайная миссия, — заметила Мегин. — Я почуяла, но это едва заметно. Она по-прежнему служит Империи. Думаю, так будет всегда, хотя соблюдать лояльность обоим домам одновременно будет очень непросто. Мерона, чем я могу помочь вам? О моей основной специальности вы знаете, — улыбнулась она. — Но есть и другие.

— Я хочу познакомить вас со своими детьми, — спокойно заметила Мерона. — Мы ведь не лжём друг другу, верно? Мы, в самом деле, можем поучиться друг у друга, если у вас нет тайной миссии против нас.

— У меня есть тайная миссия. — Мегин поклонилась, — Но она не повредит нам. Если вы потребуете, я всё расскажу. Но я просила бы вас пока не требовать.

— Хорошо, — и Мерона, шагнув навстречу, обняла её.

«Спасибо за доверие! Вы не выглядите на шестьдесят пять, Рони».

«А вы мудрее своих двадцати трёх, Ласка».

Они отступили на шаг друг от друга, и рассмеялись.

— Надеюсь, я не позволила себе лишнего? — учтиво поклонилась Мегин. — Я похожу вокруг, я тут многого ещё не видела. Если нужна моя помощь, я буду рядом.

* * *

— Не могу поверить, что они так легко согласились. — Тевейра-Тимо посмотрела в глаза обеим принцессам. — Столько тянуть время, скупать здесь земли, разделываться с самыми непримиримыми… и вдруг сдались.

— Нет, не сдались, — спокойно возразила Аганте. — Просто одни силы превозмогли другие. Там, на Сердце Мира, моя матушка узнала о том, что вас поддерживает Лес. О том, что Лес слушался вашу маму, и о том, что она могла убить, но простила. О том, как вы с Майером приехали на великане. Это не подделать и не разыграть. Простите, у вас просто нет технических средств, чтобы всё это разыграть. А мама всегда настроена на сотрудничество с теми, за кем есть настоящая сила. И она не боится Леса. Такое сотрудничество не всем понравится, я буду обязана предоставить Империи доступ ко всему, что мы тут обнаружим. Но в ответ у нас будет защита и поддержка от Империи.

— Вашим домам, — уточнила Тевейра-Тимо. — Предоставить всё, что найдём, обоим домам.

— Верно, — согласилась Тевейра-Рысь. — Это и есть дипломатия. Уступки в одном, выигрыш в другом. Знаете… знаешь, ещё вчера я думала, что просто играю кем-то придуманную роль. Что приехала, чтобы стать карманным дипломатом и породистой кошкой. — Рысь погладила себя по животу и её собеседницы улыбнулись — так серьёзно выглядела Рысь. — Но вот сейчас я чувствую, что я дома.

— Да, — согласилась Аганте. — Я дома. И няньки мне больше не нужны, — и рассмеялась.

— Она огорчится, — заметила Тимо. — Она очень переживает.

— Она огорчится, — согласилась Аганте. — Она много раз спасала меня, она самый близкий мне человек. Но она знала, что этот день наступит.

71

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 16, 163 г., 14:55

— Так, дорогая, ещё раз и медленнее. — Фантом Умника прижал ладони к щекам. — Вот зараза, вечно меня все торопят! Прости, я виноват, нужно было тебя выслушать. Она показала место, где тот завод?

— Да! И сделала вам новый «Торнадо»! Ну то есть старенький, который сама употребила. Мы на нём и вернулись.

— Голова кругом, — признался Умник. — Как всё посыпалось. Так, мои дорогие, вот что. Как вернёмся в поместье, то и обмозгуем это. Говоришь, она следит теперь за кольцами?

— Да, у неё получается гораздо лучше. А я устала, — призналась Аверан. — Но ничего страшного мы пока не увидели. Знаете… я могу попросить вас узнать, кто вот эти люди, и чем они могли провиниться? — Аверан показала лист бумаги с адресами. — Странные кольца. Крупнее остальных, но не агрессивные. Агрессивных, то есть уборщиков, после перестрелки не было.

— Умница. — Умник улыбнулся по-доброму. — Вот, чаще улыбайся, красавица. Вы обе прекрасно поработали. — Аванте улыбнулась, прижала ладони к груди и поклонилась. — Я сейчас нанесу визит этим двум. Не бойся, мирный. А ты собирайся, сегодня тебя здесь ждут! Да-да, я не говорил тебе этого, Рони сама позвонит, но — можешь одевать самое праздничное!

Конец связи.

Аверан бросилась к Аванте, обняла её. Неважно, что это не человек, она вела себя всё более и более, как человек. Это важное. А сейчас так нужно, чтобы кто-то был рядом… Так приятно делиться радостью!

Стемран, г. Стемран, улица Зари, дом 14, Техаон 16, 163 г., 15:10

Она неважно себя чувствовала. После того, как осознала, что сидит в том неприметном домике, у площади Строителей, и слышит голос, приятный голос, в этого парня невозможно было бы не влюбиться… и всё. Потом была пустая и тёмная комната, такую сдают на вечер или ночь тем, кому не терпится и кому негде уединиться. И всё это в нескольких шагах от Дома Правительства, вот такая ирония.

Когда началась перестрелка и все эти ужасы, она чуть не умерла. Страшно схватило сердце, но… прошло. Она помнила только, что лежит на лужайке, на клумбе, а вокруг неё побеги дикого винограда. Когда выросли, не понять. Такой приятный запах… и сердце прошло. А потом пришла пустота. Память начала пропадать, оставался только голос — не тот, молодого человека, с которым она беседовала, а другой — женский. Вкрадчивый, приятный. «Ты поговоришь с ним, — говорила она, — и всё объяснишь, а потом ты просто уснёшь, и будет покой и счастье».

Женщина увидела в зеркале себя молодую, всего-то тридцать два года, и она успела полюбить Лес, и если бы не те долги… и незнакомая женщина предложила ей покрыть их, а взамен просто поговорить с парнем. Приятно провести время, поработать посредником в щекотливом деле, уладить спор между любящими друг друга людьми. «Странные деньги за такую простую работу, — удивилась она, — подумаешь, поговорить с кем-то от имени другого человека».

Она видела в зеркале молодую, а ощущала себя старухой. И память отказывала, и вообще ничего не хотелось.

— Вам нехорошо? — услышала она. Обернулась — ах да, знаменитость, теперь и он знаменит, один из ветеранов войны. Кто же не знает доктора Маэра! Но что он здесь делает?

— Память, — призналась она, и внезапно поняла, что именно живого человека ей и недостаёт. — Помогите мне! — взмолилась она. — Я просто хотела рассчитаться с долгами! Я просто поговорила!

* * *

— Мама, я узнал голос. — Мерона жестом остановила секретаря — молчите. — Это Каэн. Умник говорит с женщиной, я узнал голос. Это она давала мне инструкции.

— Простите, что вмешиваюсь, — голос Умника. — У неё что-то с головой, Рони. Ей срочно нужна помощь, я сейчас отвезу её к тебе. Первую помощь я уже оказал. Она что-то хочет сказать тебе, думаю, это важно.

— Быстро сюда, к служебному входу, — распорядилась Мерона. — Её проводят. Потом мы отвезём её в клинику.

* * *

Вереан — Пантера — почуяла угрозу. Что-то происходило не так, не по плану. Мерона прошла мимо них, что-то говоря о какой-то бригаде медиков… И Пантера насторожилась. Вереан отпустила своих помощников, им и так есть чем заняться, а сама направилась наружу. Затаиться и понять, что к чему.

Она увидела автомобиль и тех, кто из неё вышел. Это неправильно, женщина давно должна была умереть! Ещё до того, как началась та перестрелка! Но выжила, непонятно как. Действовать. Она… она всё передаст. Мерона не глупа, она быстро выудит из этой несчастной всё, что сможет, а там будет не только заговор против самой Мероны, в этом Вереан уже призналась и готова ответить за него. Нет, она узнает ещё несколько имён, а вот их уже не следует разглашать, они слишком близки к тайной, не менее важной миссии. И здесь нельзя позволить Мероне опередить себя. Пусть она узнает, но узнает потом.

Вереан действовала быстро. Всё необходимое с собой, теперь можно носить и оружие, и прочее, и это очень кстати.

— Мне сказали, что вы здесь, — поклонилась Вереан. — Простите, что отвлекаю…

— У меня сейчас важный разговор, прошу простить. — Мерона посмотрела на часы. — Надеюсь, не очень долгий.

— Я подожду, — поклонилась Вереан, и направилась прочь.

В коридоре как раз показалась та самая женщина, два охранника и Умник следом. Вереан прижалась к стене коридора, чтобы пропустить их, они с Умником обменялись поклонами, а женщина скользнула по Вереан взглядом, и вновь уставилась себе под ноги.

— Прошу. — Мерона помогла ей сесть. — Вас сейчас отвезут в клинику, врачи ждут вас. Что вы хотели сказать? Прошу, не волнуйтесь.

— Я… — женщина сглотнула, — мне кажется, я сделала что-то неправильное. Я обещала молчать, мне заплатили, чтобы я рассчиталась с долгами. Та женщина сказала, я попыталась вспомнить и не могу. Помню, она говорила про вас, теаренти…

Глаза её остекленели, и, если бы не Умник не подхватил её, женщина упала бы лицом на стол.

— С ней всё было хорошо, — ответил он резко. — Приемлемо. Я бы не стал везти её сюда. В клинику, быстро! Я еду с ней, — крикнул он, спеша за носилками. — Пусть осмотрят её дом!

Вереан поклонилась, увидев, как выносят носилки. «Извини, ты понимала, что платой будет смерть, — проводила она их взглядом. — Тебе — смерть, но твои родственники, которых ты довела до нищеты своими авантюрами, получат очень, очень хорошую компенсацию. Из источников, которые никогда не удастся раскрыть. Империя держит слово, родственники ни в чём не будут нуждаться».

Вереан пришла в себя в парке, она стояла у камшера, прижимая ладони к стволу, спокойствие пришло, и уходила грусть. «Всё кончено, — подумала она, на душе становилось легко и приятно. — Теперь всё кончено. А я буду ждать сигнала. Сигнал будет, мне не зря намекали, что на Стемран претендует не только Старый Мир. Есть и новая сила, и она вот-вот покажет своё лицо».

«Она ждёт меня, — вспомнила Вереан. — Сегодня вечером будет шумно и весело, а я должна обеспечить, чтобы принцессы остались живы и здоровы. Чтобы все остались живы и здоровы».

72

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 16, 163 г., 16:30

— Это самое первое здание на планете, — пояснила Вереан. — Поэтому мы здесь. Здесь когда-то всё началось. Не беспокойтесь, Ваше Высочество, здесь настолько безопасно, насколько возможно.

— Я не беспокоюсь. — Аганте переодевалась, и впервые Вереан не помогала ей, а Аганте не намекала. Впервые принцесса держалась так, словно Вереан ей близкий, но всё-таки чужой человек. — Спасибо, Вереан! Вы так много для меня сделали!

«Вот и всё, — подумала Вереан. — Это случилось, а я почему-то не очень рада. Наверное, я смогу ещё обрадоваться».

— Вы великолепны, — похвалила она, и было за что хвалить — Аганте расцвела за то недолгое время, что провела на Стемране. — Сегодня вечером все будут у ваших ног.

Принцесса улыбнулась, шагнула к ней и протянула руки.

— Нет. — Вереан отшатнулась, прикрыла ладонью глаза. — Нет, Ваше Высочество. Простите, у меня дела.

И вышла наружу, словно слепая, она чуть не ударилась о стену.

Аганте словно дали пощёчину. Она не сразу пришла в себя. Хотела просто обнять её, просто поделиться радостью… ведь Вереан действительно столько всего сделала! Стольким она пожертвовала ради своей принцессы!

— Гани? — Рысь подошла неслышно — она видела, как удалялась Вереан, и очень удивилась, вроде бы не пьёт ничего, а шла она, пошатываясь. — Пожалуйста, не плачь. Ей сейчас тяжело, я чувствую. Не обижайся на неё.

Аганте обняла её, и Рысь вновь поразилась, какие сильные у Аганте руки.

— Ничего. — Аганте вытерла глаза. — Всё уже хорошо.

— Сегодня вечером, — Рысь держала её за плечи. — Сегодня вечером у тебя будет очень-очень важная встреча. Головой ручаюсь!

— Поспорим? — улыбнулась Аганте.

— На что спорить будете? — Мегин возникла в дверях. — Гани…

— Со мной всё хорошо. И она справится, я знаю.

— Гани, я хотела бы задать несколько вопросов. Очень личного характера. С Вереан не всё в порядке, и она отказывается от помощи.

— Мне уйти? — Рысь не отпускала плечо Аганте.

— Нет, останься, — попросила та. — Это надолго, Мэг?

— Не думаю. — Мэг прошлась к двери и обратно — закрыла и заперла.

— Прости, что спрашиваю.

«Допрос» длился всего минут пять, а принцесса Аганте сильно устала от него. Но кое-какие полезные подробности уже удалось понять. Например то, что Вереан регулярно отлучалась в город, обычно она говорила, что просто посидит в парке и погуляет у моря. И возвращалась она всегда полная сил, радостная и бодрая.

— Это важно. Тебе приходилось видеть «нижний пояс» Вереан? Область гениталий?

— В мельчайших подробностях. — Аганте оставалась невозмутимой. Мегин заметила изумление на лице Рыси.

— Няня сопровождает принцессу всюду и купается с ней в море, — пояснила Мегин. — Купаться принято без одежды.

Рысь вздохнула и кивнула. Аганте едва заметно улыбнулась и также кивнула.

— Были ли у неё когда-нибудь следы вот тут? — Мегин достала листок бумаги, копия страницы из учебника анатомии и показала кончиком стила. — Они могли походить на ожоги, но не были болезненными.

— Да, были, — согласилась Аганте.

— Понятно. Спасибо, Ваше Высочество. — Мегин встала и поклонилась. — Извините, что заставила вспомнить.

— Так, я вижу, что нам всем ну просто ужасно хочется кофе. — Рысь встала, потрепала Аганте по голове. — Жду вас на кухне через десять минут.

— Няня принцессы никогда не открывает нижний пояс, — сообщила Аганте, когда Рысь вышла из комнаты. — Вы знаете это?

— Знаю. — Мегин не улыбалась.

— Спасибо. — Аганте закрыла глаза. — Вы хотели узнать, когда я видела… её нижний пояс. Видела много раз. Слушайте.

С ней после таких прогулок иногда случалось что-то вроде обморока. Один раз Аганте так испугалась, что чуть не вызвала «скорую». Но Вереан вскоре очнулась, и сказала ей, что это медитация, что не надо бояться, и что всё хорошо. Похоже, сама Вереан в самом деле считала, что это нормально. Няня не лгала принцессе. Иногда она говорила: «Ваше Высочество, я не хочу вам этого говорить и лгать не хочу. Разрешите мне ничего не говорить». И Аганте разрешала.

А однажды Вереан «выключилась» во сне, и что-то было очень не так, и медитация тут ни при чём. Она в ту ночь спала у другой стены, по правилам ей положено спать на коврике возле кровати, даже когда принцесса уже встретит свою первую Луну, но по полу всегда дует, а здоровье у человека одно. Пусть даже стальное, как у Вереан.

Аганте подбежала к ней. Это был эпизод, о котором она потом не рассказала даже самой Вереан. Та отключилась настолько основательно, что… в общем, постель оказалась мокрой. Аганте не хотела вызывать врача, больше всего она боялась, что Вереан заберут насовсем. Вереан дышала, но привести её в чувство не удавалось. В конце концов, принцесса вымыла её прямо на полу у кровати, заменила всё бельё сама, стараясь не привлекать ничьего внимания. А к утру всё успело и отстираться, и высохнуть.

И да, были там отметины. Те самые, о которых говорит Мэг. Похожие на ожог.

— Это плохо, да? — Аганте взяла Мегин за руку. И снова поразилась, как Мэг и Рысь похожи и лицом, и всем прочим.

— Это плохо. Это иногда используют, чтобы обходиться без мужчин, и не болеть от этого. — Мегин улыбнулась. — Вы так приятно смущаетесь, Ваше Высочество.

— Просто «Гани», хорошо? Что это такое?

— Это называется «Золотое пламя», Гани. Когда «приглаживают» несколько специальных областей. В основном ниже пояса. Обычно для этого приглашают специальную «кошечку», есть и такие. Они берут очень много, потому что это очень больно обеим. Не каждая согласится на такую боль. Но зато потом… — Мегин вздохнула. — Потом несколько недель прилив сил, и пропадает усталость и всё становится хорошим и радостным. Вереан обязана была воздерживаться от общения с мужчинами до того как ты не стала совершеннолетней. Но она воздерживается до сих пор.

— Я думала, — Аганте отвела взгляд, — что она из тех женщин, которым нужны только женщины.

— Ты говоришь про meana Rinen, Гани. В Империи таких не преследуют, но в няни к принцессе никогда бы не взяли. На эту должность отбирают очень строго. Нет, Вереан в этом смысле самая обычная. Но она отчего-то не перестала зажигать Золотое пламя, хотя всякий раз рискует жизнью. И самый-самый последний вопрос, Гани: вот тут, — Мегин вновь указала стилом на картинку, — у неё есть рубцы или складки?

— Есть, — подтвердила принцесса.

— Я так и думала, — вздохнула Мегин. — У неё есть ребёнок.

— Что?! Няня… Вереан говорила, что я её единственный ребёнок, а будут ли другие, ей уже не так важно.

— Гани, запомни вот что, это важно. Там, у неё в голове, два человека. Одна — та няня, которую ты знаешь с детства. Пилот-истребитель, охотница за пиратами. Другую ты если и видела, то только тогда, когда твоей жизни грозила опасность. Это совсем другой человек — жестокий, готовый на всё, но фанатично преданный тебе. Я видела её своими глазами там, в Стемране. Когда она бросилась на выручку Мероне и её дочери, хотя очень рисковала и была ранена.

— Зачем? — спросила Аганте и Мегин поняла, о чём она.

— Кому-то это было нужно. Я не знаю. Лес принял Вереан, и что-то случилось с ней, все заметили, как изменилась Вереан после церемонии. Но твоей няне нужно обследование и лечение. У неё есть свой психолог, она обязана посещать его как минимум два раза в год, но судя по тому, что у неё в голове… или психолог не очень опытный, или так сделано специально. Вереан в любой момент может стать смертельно опасной для всех. Возможно, для всех, кроме тебя.

— Вы… ты не убьёшь её? — спросила Аганте едва слышно. — Я знаю, кто ты. Или догадываюсь. Нет, мне никто ничего не говорил, но я видела там, в Доме Правительства. Вы втроём стояли там и как будто молчали, но я же поняла, что вы говорите!

Мегин улыбнулась.

— Мы убиваем, только защищая или защищаясь. Даже если кого-то приговариваем к смерти, всегда даём выбор — жить под надзором или умереть. Я постараюсь быть рядом с ней, узнать о ней побольше.

Аганте встала, поднялась и Мегин.

— Она очень добрая. — Аганте смотрела в глаза Мегин. — Та, которую я знаю. И мне всё равно, что сделала эта вторая. — Она обняла Мегин. — Спасибо, Мэг. Помоги ей, если сможешь.

73

Стемран, Дом Правительства, Техаон 16, 163 г., 19:45

— Вам тоже кажется, что вы что-то потеряли? — Вереан стояла рядом с Мероной. Они смотрели, как дочь Мероны Тевейра под руку с Майером подошли к выросшему недавно камшеру и прикоснулись ладонями к его коре. Взгляд Леса почувствовали все — дружелюбный, если можно так сказать.

— Что-то потеряла, что-то приобрела. — Мерона думала, что сможет сдержать чувства, но не очень-то получилось. — Так будет лучше, Вейри. Прости, что политика заставляет делать всё так театрально, но нам всем это очень нужно, — мысленно обратилась она к дочери.

— Странно. Не думала, что смогу сказать это вам.

Принцесса Аганте… уже не принцесса, раз на ней красовалась серебряная диадема, стояла там, в зале, и разговаривала о чём-то с послом Тессерона. Таэрвен притягивал взгляды, и одеждой, и манерами, он выглядел очень эффектно.

Вереан едва заметно улыбнулась.

— Простите, что говорю о подобном в такой момент. Скажите мне честно, были ли неприятности с законом у временной главы дома Аверан?

«Она и так знает, — подумала Мерона. — Она уже успела что-то выяснить, не зря то и дело уединялась — выслушать отчёты, надо полагать. Но в обеспечении безопасности она толк знает. Вот теперь точно и муха не проскочит».

— Всё ещё проверяете мою честность?

Вереан улыбнулась во весь рот.

— Простите, привычка. Может быть, вы знаете что-то, чего не знаю я. Кроме того, что её подозревали в употреблении наркотиков и мелких кражах, есть что-нибудь ещё?

— Нет, с тех пор — нет. Вы, вероятно, знаете, как у нас строго.

— Всю следующую неделю, — пояснила Вереан, — в Старом Мире вас будут пытаться выставлять в неприглядном свете. Есть многие, кто не отступится. Я должна знать обо всех ваших неприглядных поступках, чтобы принять меры. Простите за откровенность.

— Честность за честность. Вы о наших, я о ваших.

Вереан засмеялась и взяла Мерону за руку.

— Всё, кроме самого личного. Но это долгий рассказ, а сейчас праздник.

— Вереан. — Мерона не отпускала её руку, глядя ей в глаза. — «Петля огня» и «Золотое пламя» у нас строго запрещены.

— Я думаю, вы не будете против, если иногда я буду ненадолго покидать Стемран, — кивнула Вереан, не изменившись в лице.

— Сейчас нас никто не слышит. — Мерона не отводила взгляда. — Вы можете сказать мне, почему? Я не стану допытываться, скажите сами, что хотите.

«Нет, — тут же крикнула Пантера, — не смей! Не говори ей! Вся наша миссия будет под угрозой, неужели ты не понимаешь, о каком открытии речь?! Скажешь ей — и она просто отшвырнёт тебя, сдаст на лечение и до конца дней сидеть тебе в больнице! Я тебя никогда не подводила, ты знаешь! И никогда не предам принцессу! Сначала миссия, а потом…», — что будет потом Пантера не договорила.

— Нет, — ответила Вереан. — Но я могу по первому вашему требованию посещать своего психолога, а он будет держать вас в курсе. Так вам будет спокойнее?

— Да, — ответила Мерона, отпуская её ладонь. — Мне будет спокойнее.

— Сразу после церемонии и съезжу. В моей жизни были мужчины. — Вереан улыбнулась. — И не было женщин, если вы об этом. Просто сейчас я не хочу никого, меня и так всё устраивает.

— В этом мы похожи, — согласилась Мерона, — мне тоже больше никого не нужно, и всё устраивает. Бокал вина? Я знаю, вы редко пьёте, но ведь не откажете мне, моей Тевейре и доктору Майеру?

* * *

— А я думала, почему они от вас не отходят, — вполголоса произнесла Вереан, когда, случайно или нет, они с Майером оказались на одном балконе. За их спиной шло веселье — похоже, сегодня вся планета посетит Дом Правительства, чтобы своими глазами увидеть будущих Матерей Великого Дома. Вереан старалась не замечать Аганте и Таэрвена, которым явно понравилась компания друг друга настолько, что послу приходилось напоминать собеседнице, что её внимания хотят очень многие.

— Кто, простите? — Майер вздрогнул. «Омоложение» продолжалось — сегодня он попытался найти на коже хоть одно «старческое», пигментное пятно — и не смог. Зрение стало идеальным, вот только цветопередача не в порядке. А осязание отчего-то ухудшалось, тело как не своё. Но в целом — да, Умник прав, регенерация идёт вовсю. Интересно, чем всё кончится. Ведь психику «молоком» не реставрировать, память по желанию не стереть, и груз жизни не отменить.

— Женщины. — Вереан посмотрела ему в глаза, оглянулась и, сделав три решительных шага, прикрыла дверь на балкон. Никто словно и не заметил, Тевейра-Тимо говорила с матерью и множеством пришедших выразить уважение, обе недавних принцессы также были заняты общением с народом. — Я хотела сообщить вам печальную новость, доктор Майер, но не знаю, уместно ли.

— Это про пожар?

— Нет, вы уже знаете, что остались без имущества, и что у вас отняли имя дома Нерейт. Не знаете, что отняли? Простите! — Вереан и в самом деле выглядела неловко.

— Отняли, — усмехнулся Майер. — Буду снова Майером из Кассэн. Так даже лучше. Это и есть печальная новость? Говорите уж, раз начали.

— Погиб Майстан эс Темстар. — Вереан встала рядом с Майером, взялась обеими руками за перила, глядя на камшер напротив. — Его катер взорвался. Пропала без вести Майтенер Караон эр Нерейт. Это всё случилось за последнюю неделю. Это ведь ваши с Маэром и Мероной давние друзья, верно?

— Продолжайте. — Майер посмотрел в её глаза. «Много она знает, — подумал он. — Слишком много. Хотя Мерона ведь предупреждала, что она шпион».

— Это всё.

— Вы не имеете к этому отношения, иначе бы уже сказали.

— Верно. Вы не очень расстроены?

— Чувства я привык выражать в компании друзей. — Майер оставался невозмутимым. Вереан и хочет, и боится взять его за руку. — Вы боитесь взять меня за руку?

— Опасаюсь, — призналась Вереан. — Я видела, как вы действуете на женщин. Я знаю всю вашу биографию, доктор. Хотите, я помогу вам узнать, что случилось с вашими друзьями?

— Что вы хотите взамен?

— Сведения, — улыбнулась Вереан. — Я хочу узнать о Лесе всё.

— Всё, что знаем мы с друзьями?

Вереан смотрела ему в глаза, и Майер отчётливо увидел в её глазах тот самый туман, поволоку.

— У меня двадцать лет не было мужчины. — Вереан прикрыла глаза и отступила на шаг. — Но я не поддамся. Очень надеюсь, что не поддамся. Так мы можем заключить сделку?

— С кем из вас? — Майер спросил прежде, чем обдумал. Ему казалось, что устами Вереан отвечает несколько человек. Как минимум двое — различались и интонация, и тембр, и отчасти лексикон.

Вереан рассмеялась.

— Вы великолепны! У Вереан только мирные специальности. Вам поможет Пантера.

— А с кем я сейчас говорю?

Вереан шагнула вперёд и взяла его за руку. И Майера словно окатило горячей водой.

— Я Пантера, — услышал он. — Доктор, ваши чары на меня не действуют. Хотя мне это очень нравится. Мне нравится то, что я чувствую.

— Я поговорю с друзьями. — Майер не отпускал её руку, Вереан казалась больной — лихорадочно горячей. — Я не могу решать за них.

— Договорились. — Вереан освободила руку, вновь отступила и поклонилась. Когда Майер и она оба выпрямились, взгляд Вереан был взглядом другого человека.

— Пантера не терпит обмана, — произнесла Вереан спокойным голосом, — и никогда никого не предаёт. Спасибо, доктор. — Она решительным шагом направилась к двери в зал, оттуда накатил гул голосов, и вновь затих.

— Я не подслушивала, — услышал Майер из-за спины. Оглянулся — та, светловолосая девушка с глазами зрелой женщины. Мегин. — Но я хотела, чтобы вам с ней не мешали. У вас найдётся несколько минут для меня?

* * *

— Стояли у двери и не подслушивали? И вас невозможно было заметить? — усмехнулся Майер. — Простите.

— Не верите? Посмотрите в сторону камшера, доктор, и попробуйте на минутку очень-очень сосредоточиться на другом человеке. Подумайте о Тевейре. Сможете?

— Легко. — Майер вновь усмехнулся. Вот уж что проще простого! Стоило вспомнить лицо и запах кожи Тевейры, как остальное просто перестало что-то значить. Сколько всего успело случиться за несколько недель!

Он обернулся. Дверь на балкон оставалась закрытой. Шагов и шума он вообще не слышал, окна закрыты, обоняние не воспринимает Мегин. Куда она делась?! Майер даже глянул вниз с балкона. Заметил, как Вереан выходит из Дома, и направляется к камшеру.

— Он ей помогает, — услышал он голос слева. Резко обернулся — Мегин. Словно возникла из ниоткуда, а теперь её воспринимали все органы чувств. — Вереан то и дело подходит к камшеру, вы заметили?

— Откуда вы взялись?!

— Я здесь и стояла. Я здесь, чтобы помочь Мероне и её детям. И Тевейре тоже, доктор.

— Впечатляет. — Доктор протянул руку, и Мегин осторожно пожала её. — Это тоже из умений Aenin Rinen?

— Да. Доктор, вы можете пересказать мне, о чём она вас просила? Только то, что сочтёте возможным.

— Так вы правда не слышали наш разговор?!

— Не слышала. — У Мегин, похоже, неземное терпение. — Это тоже одно из умений. Ей нужно было поговорить с вами, я ей немного помогла. Негласно. Расскажете?

И Майер рассказал. Всё.

— Нереально как-то, — признался он. — Вот сейчас только подумал, что она могла сказать правду. Что Майстана и Майтенер уже нет.

— Зачем ей лгать? — Мегин взяла доктора за руку. — Мне очень жаль, Майер. Если это случилось за последнюю неделю, то может быть связь с тем, что происходит здесь. Хотите, я попробую узнать подробности по своим каналам?

— А взамен? — не удержался Майер.

Мегин звонко рассмеялась.

— Вы неисправимы, это точно. Это не сделка. Я предлагаю помощь, вот и всё. У меня множество знакомых в Корпусе. Орден тоже может быть заинтересован в расследовании. Кроме того, через неделю все признают Великий Дом Стемран, а значит, это станет нашим общим делом.

— Вы уже знаете, что признают?

— Уверена. Так вы принимаете помощь?

— Принимаю, — поклонился доктор. — Простите мои манеры.

— Прощаю. — Мегин улыбнулась ослепительной хищной улыбкой. — Вы работали в Старом Мире, и вас неожиданно что-то подтолкнуло — приехать именно сюда. Я права?

— Точно так. Почему спрашиваете?

— Многих подтолкнуло. Некоторые иногда и знать не знали ни о каком Стемране, разве что на коробках с кофе видели это слово.

— И вас тоже?

— И меня, — согласилась Мегин. — Но со мной это было полгода назад. Меня как будто позвали — позвал Лес, если вы понимаете.

Двери на балкон отворились, и появилась Тевейра. Его Тевейра.

— Нет. — Мегин улыбнулась. — Лучше вслух. Доктор не владеет мысленной речью.

— Я спросила, не скучно ли вам, — улыбнулась Тевейра. В диадеме она и сама стала выглядеть принцессой. — В полночь двери закроются, а с рассветом откроются вновь. Сегодня мы ночуем здесь.

— В компании таких женщин не может быть скучно. — Майер коротко поклонился. Тевейра погрозила пальцем.

— Мы говорили с доктором о том, что многих, кто участвует в церемонии создания Великого Дома, что-то словно подтолкнуло приехать сюда, — пояснила Магин.

— Так и есть, — согласилась Тевейра. — Многие так говорили сегодня, и никто не жалеет о том, что приехал.

— Как только признают Великий Дом Стемран, — Мегин посмотрела в глаза Майеру, — сюда перестанут пускать ценных специалистов. Всё время будут находить предлоги не пускать. Если вы ищете людей, вам лучше потратить оставшиеся шесть дней именно на это. Уговорить всех, кого сможете.

— Она права, — согласилась Тевейра. — Может, выберешь один или два дня, чтобы разузнать? Мама этим давно занимается, но у тебя получается лучше.

— Почему бы и нет? — Майер заметил, как Мерона, говорившая с кем-то в дальнем углу комнаты, поманила его едва заметным жестом. — Простите, оставлю вас ненадолго.

* * *

— Многие видели её, — заметила Тевейра, глядя вниз — Вереан так и стояла там внизу, прижав ладони к стволу камшера. — Она подходит к нему несколько раз в день. Интересно, зачем.

— Скажите, вы ведь используете камшер при лечении нервных и психических расстройств? — поинтересовалась Мегин. — Я не нашла официальных публикаций, о Стемране их вообще крайне мало. Но многие говорят, что в психиатрическом отделении у вас даже такая терапия есть — постоять вот так, под камшером, подумать или поговорить с ним.

— Есть, — подтвердила Тевейра. — Официально в это никто не верит. Мама говорит, что камшер особенно полезен при некоторых формах шизофрении. Он… простите, я не специалист, усыпляет, успокаивает вторичные личности, но не трогает основную. Как именно выбирается основная, нам пока непонятно. Причём это не обязательно должен быть живой камшер. Даже его ветка годится, если она ещё не засохла. При нервных расстройствах тоже помогает, есть огромное количество материала, но некому с этим разбираться, специалистов мало. Может, Майер сумеет разобраться, что интересно, а что сразу выкинуть, — улыбнулась она.

— Он может, — согласилась Мегин с серьёзным видом. — Вот меня это наводит на мысли, — она указала вниз, туда, где Вереан, среди многих других, стояла под гигантской сосной. — На очень невесёлые мысли. Мы договорились, что Мерона попросит её официально побывать у своего психолога, и тот вышлет сюда заключение. С этим в Империи строго: люди, приближённые к власти, обязаны проходить медосмотр регулярно, а если отказываются — это повод немедленно отстранить их от службы.

— Но настоящий психолог должен был отметить, что у неё в голове более чем две личности.

— И прежде всего, научить, как сбрасывать вторую. Такое сосуществование к добру не приводит. Дождёмся ответа психолога, а я пока поинтересуюсь по своим каналам. А пока — наблюдать, думать и делать выводы. Как Гани себя чувствует?

— О, она в ударе! Глаз не отвести, говорит — заслушаешься. Посла Таэрвена это особенно впечатлило, — улыбнулась Тевейра. — Но мы с Вейри не скучаем, некогда — столько людей.

— Ей нельзя оставаться одной несколько ближайших дней. Впрочем, она и не станет. Пойду, поговорю со своей Тевейрой. — Мегин улыбнулась, и погладила Тевейру по щеке. — Не прощаюсь!

74

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 16, 163 г., 23:20

— Господа. — Умник оглядел свой кабинет. На этот раз он один был во плоти, все прочие — фантомы. — Моё шестое чувство, назовём это так, зудит уже несколько дней. Я хотел бы напомнить вам несколько деталей, которые мы в своё время оставили без присмотра. Не рассусоливая: у меня в холодильнике лежат останки человека, который вместе с заместителем командующего и ещё как минимум сотней людей исчезли отсюда во время заварушки. Его родственник был дежурным на законсервированной военной базе здесь неподалёку. Но база оказалась далеко не пустой, в ангарах было тридцать шесть космических боевых аппаратов. Все имперские, шестнадцать лёгких истребителей, двенадцать штурмовиков и восемь бомбардировщиков. Штурмовики — должны быть с пробойником, насколько он мощный, не знаю. Нужен эксперт по оружию.

— Пробойник? — Таэрвен потёр лоб. — Генератор порталов? Империя до сих пор продвинулась не намного дальше нашей базовой, самой старой модели. Это значит, им доступен космос на расстоянии до двух тысяч парсек.

Майер присвистнул.

— И база — это, конечно, совпадение — ровно на том месте, откуда когда-то слиняли наши друзья-военные, — заключил Умник. — А то, что дежурным там сидел родственник одного из них, тоже чистая случайность. Он, кстати, как сквозь землю провалился. Нет нигде. Зовут Амран, но имя может быть фальшивым. Разве что поинтересоваться, не покидал ли Стемран. Да, так вот: Лес разрушил большую часть базы, но, как я могу судить, один штурмовик и два истребителя сумели восстановиться. Остальное в хлам.

— Мы не можем допустить скандала. — Мерона выглядела спокойной. — И Роан об этом знает. Скорее всего, скажут, что это — резерв, на случай непредвиденных событий. А то и вовсе подарят нам всё это. Я узнаю у Вереан, почему база не пуста и возьмусь за поиски дежурного. Базу нужно тщательно осмотреть, не надо привлекать внимания. Этим я тоже займусь.

— Вереан сообщила, что погиб Майстан и пропала без вести Майтенер. — Майер посмотрел в лица присутствующих. — Оба в течение последней недели.

— Вот почему свербило. — Умник опустился на стул, вытер платком лоб. — Зараза. Она-то откуда о них знает? А, ну конечно, понятно. Что там случилось?

— Пока не знаю. Вереан предлагает помощь в расследовании обстоятельств, взамен хочет узнать о Лесе. Как можно больше.

— Пусть едет в Институт, садится в библиотеке и читает. Думаю, лет на триста ей развлечения точно будет, — отмахнулся Умник.

— По её словам, она хочет знать о Лесе всё. И желательно от нашей Шайки. — Майер вновь оглядел собравшихся. — Я про самую старую, где были и Майстан, и Майтенер.

— Я согласна с Эри, — заявила Мерона. — Пусть едет в Институт и читает. Все открытые материалы там, всё про кольца, великанов, экосистему Леса, «молоко» и остальное. Я против того, чтобы посвящать её во что-то ещё. Категорически против того, чтобы её агенты узнали о Тропе и нулевом коридоре. Майер, предложи ей начать с Института, при необходимости выдели ей толкового консультанта. По всем остальным вопросам пусть обращается к кому-то из старой «Шайки». А расследование — Мегин уже предложила свою помощь, и я согласилась.

— Не думала познакомить её со всеми присутствующими? — поинтересовался Умник.

— Она отказалась. Сказала, что предполагает, что у нас есть круг людей, посвящённых во многое, что Старому Миру неизвестно. Но её миссия здесь может не оставить времени на подобное. При необходимости я или Вейри введём её в курс дела минут за двадцать. Нашими способами.

— Замётано, — согласился Умник. — Оба за неделю, поверить не могу. Да, и вот ещё что. Как собравшиеся смотрят на то, чтобы Аванте стало немного больше? Мера предосторожности.

— До подписания документов о Великом Доме её никто не должен замечать. И так уже пришлось охраннику объяснять. Хотя ты прав.

— Тогда пришлите мне одну из них завтра. Ах да, вы же не знаете про завод. Этим утром Аванте отвезла Аверан вот сюда. — Умник показал указкой. — Это недалеко, и там оказался завод роботов. Хорошо законсервированный. Никаких боевых машин — робот-репликатор, зарядные устройства и огромные склады минералов для синтеза.

Майер снова присвистнул, а Мерона на короткий миг выглядела ошеломлённой.

— И много таких заводов?

— Аверан с вами, у неё и спрашивайте. Кстати, почему она не здесь?

— Устала, — пояснила Мерона. — Столько всего сразу. То есть роботы не ушли. Их штаб уничтожен, их самих Лес съел, но кое-что оставил. Про запас, видимо.

— Про запас. — Умник почесал в затылке. — Действительно, почему бы и нет? Такие вот новости. У меня пока всё.

Никто ничего не добавил.

— Завтра рано вставать, — пояснила Мерона. — Спасибо, Эри. Справишься там один?

Умник молча отмахнулся.

— Тогда спокойной ночи. — Мерона отключилась первой.

Все остальные также пожелали друг другу и Умнику спокойной ночи и пропали.

— Про запас! — повторил Умник и снова почесал в затылке. — Такая простая идея! Вот я балбес!

* * *

— Про запас, про запас, — бормотал Умник, следя за тем, чтобы кофе не убежал. Фантомы бродили по дому. — Без них как-то неуютно, а с ними ощущаешь себя актёром. Во всяком случае, это из тех призраков, что послушно исчезают, едва потребуешь.

Итак, Лес вовсе не истребил роботов. Нет, он просто дал понять новым пришельцам, что поддерживает их право жить здесь и помог справиться с мозговыми центрами — штабом — кибернетической жизни. И оставил их себе про запас — репликатор может построить любой другой тип робота, от спасателя до корабля. «Известно только одно, — говорил тогда Майер, — что толком неизвестно ничего».

Анализ микроэлементов, «атомов» роботов не дал ничего обнадёживающего. Такой техники не знают на Старом Мире. Было бы интересно узнать, что скажут люди с Тессерона. Они каким-то образом осуществили технологический прорыв во многих областях, смыкать и блокировать даже естественные порталы могут пока только специалисты Тессерона. Снять блокаду не по силам кому-то ещё, это показала безуспешная «осада» Тессерона после того, как тамошние хозяева отказались разделить планету на области влияния и предоставить их всем Великим Домам.

Действительно, только ученые с Тессерона могут что-то сказать. Технология фантомная, та же, которую сейчас только-только начинают использовать в Старом Мире. Венцом творения ранних технологий были оборонительные системы — наподобие штурмовых ружей. Удобно сбивать встречный снаряд, если в любой момент времени есть точная информация, где он находится — это знание и поставляли фантомные структуры. Достоверно известно, что вокруг всех быстрорастущих образованиях Леса очень высока концентрация фантомных структур, съёмки церемоний принятия Лесом это наглядно демонстрируют. И фантомная часть, «волны вакуума» — словно показывают, куда и как именно будет расти, например, побег дикого винограда.

Умник чуть не ошпарился — всё-таки замечтался, и кофе едва не пошёл пеной через край. «Стоп», — подумал он. Майер не зря сказал тогда заместителю Умника, что надо бы присмотреться к картине фантомных структур вокруг этого винограда. Бродила же в голове одна мысль, очень простая. «Так, надо проветриться, — решил Умник после всех размышлений. — А заодно про веточку проверить». Он набросил на себя плащ, положил «коврик» в боковой карман, взял костюм и постоял у письменного стола.Расписание он уже выучил наизусть, на этот раз взял с собой много чего полезного. Но выходить на Тропу в костюме неприятно. Такой озноб пробирает, нестерпимо. Лучше уж там облачиться.

Умник встал у камина, глядя на текучий туман впереди и оглянулся. По его кабинету бродили два фантома. Странно, обычно их сюда просят не входить.

— Ребята, что вы тут забыли? — поинтересовался Умник. — В кабинет — только по моему приглашению. Исчезните.

— Считайте, что мы его попросили, — отозвался один из них, вынимая из кармана пистолет. — Без резких движений, теариан. Сейчас мы с вами прогуляемся вон туда, — указал он взглядом вглубь камина. — Мы знаем, что провести туда можете только вы. Поэтому возьмёмся за руки и пройдём. Медленно и спокойно.

Умник не успел по-настоящему ни удивиться, ни испугаться. «Аванте нет, — мелькнула у него мысль, — она бы их точно раскусила. Хорош я, старый пень, вконец расслабился. Но как-то же они обманули сигнализацию?!».

— Что ещё нельзя брать на Тропу, кроме оружия? — поинтересовался второй. Оба так и носили красные повязки, и прочие части маскарада.

— Опасно только оружие, — сухо отозвался Умник. Его обыскали, вынули все ключи, пульты и прочее из карманов плаща, включая и «коврик».

— Чист, — подтвердил первый, проведя вокруг Умника несколько раз детектором. — Ничего интересного.

— Прошу, доктор. — Второй взял его за руку. — Без глупостей. Вы нам ещё пригодитесь, поберегите силы.

«Чисто говорят, — подумал Умник, начиная закипать. — Без акцента, будто здесь всю жизнь и провели. И вроде как смутно знакомы. Старый идиот, это ж надо было настолько потерять бдительность! Заговорщик, называется!».

Шагнув на Тропу, они оба вздрогнули. Первый раз всегда поражает воображение, а у них точно первый раз. Но хоть и поражены, не настолько, чтобы отпустить пленника или хотя бы ослабить хватку.

— Что теперь? — сухо поинтересовался Умник и оба «сопровождающих» вновь вздрогнули. Акустика Тропы, её вечный шёпот долго не дают чувствовать себя здесь, как дома. «Что мне в те разы мерещилось, лучше не вспоминать, — думал Умник. — И конечно это начало вспоминаться — огромные тени, вышагивающие вокруг; стаи чудищ, кружащиеся над головой. Как хватило ума тогда просто сесть, закрыть ладонями уши и сосредоточиться на чём-то простом и обыденном, не понять. Но помогло. А вот эти нервничают всё больше», — отметил он.

— Покажите, где вы обнаружили тело, — потребовал тот, что держал Умника за правую руку. Умник усмехнулся краешками рта. «Давилку вам показать. Это легко».

Хруст. Мерещатся шаги. Оба похитителя нервничают всё больше. «Что ни принимай перед походом на Тропу, никакие медикаменты не помогут, — продолжал свой анализ Умник. — Поразительно, что Майер с Тевейрой выжили, попав сюда впервые. Эфемер прочёл им лекцию, но до эфемера тоже надо было дожить».

— Оружия точно нет? — поинтересовался Умник. — Меня можно обмануть, а Тропу — нет. Нам прямо, на повороте направо, затем налево, направо и ещё три раза направо на пересечениях.

— Вперёд, — скомандовал тот, что слева, легонько толкнув Умника между лопаток. — Показывайте. Стреножь его, — приказал он второму, — чтобы без глупостей.

А вот это уже неприятно. Полицейские путы почти не ощущаются — висят себе поверх одежды, плотно, не соскальзывая — но стоит попробовать ускорить шаг — скуют, остановят, не дадут шагу ступить. С такими не убежишь.

— Пальцы, — проговорил Умник неожиданно для самого себя. Просто пришло в голову. — Руки и ноги. Вы знаете, что человека можно покалечить одними только ногами и руками, безо всякого оружия?

— Уже испугались, доктор? — тот, что справа, пытается казаться язвительным. — Ведите себя хорошо, и всё обойдётся.

Шаги. Хруст. Кажется или мерещится?

— Прямо и направо, — указал Умник. — Кого-то ждём?

Теперь и он слышал шаги. Уже не иллюзорные, а самые настоящие.

* * *

— Придурки, — прошептал Умник, с трудом поднимаясь на ноги. Тот, что справа, бросился бежать. Прочь с тропы, едва заметил своего двойника. Второй попытался бороться с ним — с двойником. На его останки Умник теперь предпочёл бы больше не смотреть. Особенно на лицо. Да, всё верно. Стоило им сказать, что одними только голыми руками можно убить человека, как…

Шаги.

— Теперь мой экзамен, — подумал Умник вслух. Сам сказал, теперь самому справляться. И пересдачи на этих экзаменах может и не случиться.

* * *

— Ничего себе, — прошептал Умник, когда убедился, что его двойник на самом деле исчез. — Спасибо, Тевейра, а то пропал бы тут.

Вот это называется, влип по-настоящему. Путы не дают бежать, можно только не торопясь идти. Неторопливым шагом до конца коридора — минут пятнадцать. А таких интервалов здесь кот наплакал. Ничего не попишешь, придётся дожидаться. Вначале, правда, он обыскал второго похитителя в тайной надежде, что там найдётся, чем отключить путы. Но, увы, пульт, похоже, сгинул вместе со вторым. Его, несомненно, занесло в давилку — есть небольшой шанс проверить, выдержит ли пульт удар в несколько сотен ускорений свободного падения о каменную стену с расстояния в десяток метров.

75

Стемран, Лес, Техаон 17, 163 г., 4:05

— Мерона? — удивился Умник, едва осознал, что ему всё же удалось выбраться из переделки целым и относительно невредимым. Правда, щиколотки ноют уже непереносимо. — Ты здесь откуда?

— Сигнализация, — пояснила та. — Там у тебя дома уже целая армия. Что случилось, почему ты так выглядишь? Ранен?

— Я — нет. Этот гад набросил на меня путы. И пульта у тебя, конечно, нет.

— Нет, но в поместье что-нибудь придумаем, — Мерона помогла ему добраться до автомобиля. — Остальные пока не знают. Если бы я тебя не дождалась здесь, к утру была бы общая тревога. Рассказывай, — она мягко тронула машину с места. — Давай, пока мы вдвоём — что случилось, кто это был.

* * *

— Первые данные будут через час. — Эрвин выслушал рассказ Умника, почти не изменившись в лице. Мерона недолго колебалась, рассказывать ему о Тропе или нет, но вечно хранить тайну невозможно, тем более что Эрвину она доверяет, как самой себе. Придётся рискнуть. — Да, это действительно нужно хранить в секрете. — Он посмотрел на клубящийся туман по ту сторону камина и махнул — закрывайте. — Сигнализация отключена с пульта — или эти люди присутствовали при её установке, или сумели заполучить технические записи. И то, и другое — уже зацепка. Мы сменили все коды, — постучал он пальцем по крышке стола, где лежал брелок — пульт от сигнализации. — Сейчас о них знаем только мы втроём и наш техник.

— Они знали, что Рауден эс ан Нарвен погиб где-то там, — напомнил Умник. — Это тот покойник у меня в холодильнике. Вот вам и звоночек. Похоже, вся эта весёлая компания может вернуться. Или их приятели что-то затевают здесь.

— Остальные базы пусты и законсервированы. — Эрвин задумчиво прошёлся к стене и обратно. — Корабли с этой и оставшиеся боеприпасы уже переправлены в Крепость, по моим данным корабли были в спящем режиме. При наличии экипажа и обслуги нужно не более двух часов на полную предстартовую подготовку и загрузку боеприпасов. Ударная сила достаточна для полного уничтожения планеты. Возможно, всех планет нашей солнечной системы.

— Всё это время они ждали, — добавила Мерона. — И пропали по чистой случайности. Мне нужно знать, кто у нас на планете может водить имперские корабли этого класса.

— У них адаптивный интерфейс. — Эрвин посмотрел ей в глаза. — Про бомбардировщики не скажу, но истребителями и штурмовиками смогли бы управлять наши пилоты, два дня занятий на тренажёре максимум. Я выясню, кто у нас может быть пилотом. Если я правильно понимаю, мы не собираемся пока что информировать дом Рейстан о случившемся.

— Нет, ни в коем случае, — подтвердила Мерона. — До подписания документа о статусе дома не следует. Но я поговорю с нашими принцессами. Теперь это наша общая забота. Есть один только человек, с которым я не хочу делиться этими сведениями, но именно она сегодня отбывает в Старый Мир.

Стемран, г. Стемран, Парк у Дома Правительства, Техаон 17, 163 г., 5:35

— Няня?

Она стояла у камшера. Пока прижимала ладони к коре, у неё возникало было странное чувство — чувство одиночества. Вереан не сразу смогла сформулировать для себя самой, что в нём такого странного, но сумела.

Пантеры не было. Стоило прижать обе ладони к коре дерева, как Пантера куда-то девалась. Не отвечала, не проявляла себя. Вначале было просто необычно, ещё минут через пять становилось дурно, всё начинало кружиться перед глазами. А ещё потом приходила слабость — чувство, которого она не помнила уже невесть сколько времени. «Они что-то сделали со мной, — подумала Вереан, — они все, и пока я вот так стою, Пантеры нет со мной, они не дают ей вернуться».

Аганте стояла шагах в пяти.

«Не подходи», — хотела сказать Вереан, но только беззвучно шевельнула губами. Но Аганте, похоже, всё поняла и так.

— Она сейчас с вами, няня?

— Нет, — сумела произнести Вереан. «Отпусти же ладони, отпусти, дай себе отойти, пусть Пантера вернётся. Ты уже не можешь без неё, кто ты теперь без неё? Там, в Старом Мире, зреет заговор, и Вереан не сумеет противостоять. А Пантера — сумеет. Отойди! Дай ей вернуться!» — убеждала себя Вереан.

— Я не вовремя? — Аганте замерла в трёх шагах. — Простите.

У Вереан вновь начало кружиться в голове. «Да, Ваше Высочество. Да, Ваше Высочество. И… что же было потом? Что было? Пантеры нет, и нет воспоминаний. Мне нужно к психологу, — подумала Вереан, — это правда, мне нужно продержаться совсем немного, закончить всё, что осталось, а потом пойти к психологу и попросить его отпустить её. Но не сейчас. Сейчас нужно сделать кое-что, и без Пантеры ничего не получится».

— Через полчаса я возвращаюсь в Старый Мир. — Вереан сама не узнала свой голос, он звучал хрипло. — Когда я вернусь, я расскажу. Всё, что захочешь. Но не сейчас, Гани.

— Передайте ей, что я не держу зла, что бы они ни сделала. — Аганте поклонилась. — Удачи вам, няня. Не беспокойтесь за меня.

Она резко повернулась и направилась назад, в Дом Правительства. А Вереан отняла обе ладони — рывком. Ей показалось, что голову опустили в кипяток, так было больно. И почти сразу же стало хорошо, когда она почувствовала Пантеру.

«Мы готовы, Вереан?»

«Да, готовы. — Вереан, признайся хотя бы себе, когда ты начала говорить сама с собой — ну то есть, с ней — и не удивляться этому? — Когда это началось?».

— Мы готовы, — прошептала Вереан и выпрямилась. Чувствовала она себя великолепно. Теперь — великолепно. Пантера была самой почтительностью, не лезла куда не просят, и не пыталась взять инициативу в свои руки. Чувствовала, что грядущее задание приготовлено именно для неё.

* * *

— Гани?

Рысь вошла без стука — дверь приоткрыта, а это означает, что можно входить, не стучась. Аганте сидит в кресле у окна, прижав ладони к лицу.

— Гани, с тобой всё в порядке?

— Со мной — да. — Аганте выпрямилась, и Рысь поняла — точно, всё в порядке. Аганте вчера показала себя — все, кто ни видел её, приходили в восторг. Рысь с Мегин опасались, что к младшей дочери Королевы будут относиться как минимум настороженно, но ничего подобного не случилось. После того, как Аганте познакомилась с послом Таэрвеном, её как подменили. И подмена была всем по вкусу.

— С ней — нет. Рысь, я хотела бы, чтобы кто-нибудь присмотрел там за ней. Если это возможно. Она собиралась как в бой. В последний бой.

— Я поговорю, — кивнула Рысь. — Я думаю, у нас с Мегин найдутся знакомые там, в Старом Мире. Ты держись, это главное! Всё только начинается!

Аганте улыбнулась во весь рот.

— За меня не беспокойся. Что у нас по плану?

— Завтрак. — Рысь помогла ей встать. — А потом — экскурсии. И разговоры, много разговоров.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 7:40

— Да, пришли её ко мне. — Умник посмотрел на часы. — Часа через три она вернётся. Да, сделаю ещё одну копию. Ты вот что, старик, как у вас там будет время — появись здесь. Обмозговать кое-что нужно, и не на расстоянии. Что? Ах да, разумеется. Нет, подожду.

«Конечно, подожду, — подумал он. — Мерону что-то подтолкнуло начать обучать всех этих её детей тому, что она называет тайнами Aenin Rinen, а на самом деле — искать, привлекать сюда, на Стемран талантливую молодёжь, и вместе с хорошим образованием давать ей всю эту их мистику. А вот меня что-то подтолкнуло копировать сюда библиотеки. Все. Художественные, научные — всё накопленное человечеством знание. В электронном виде, потому что остальное собрать просто не хватило бы никаких средств. И копирую который уже год, стараясь не привлекать внимания. А зачем? Готовлюсь к ситуации, когда Стемран окажется в изоляции, и полагаться придётся только на свои ресурсы?».

«И вот теперь Майер говорит, что у него сегодня множество дел, нужно вызвонить десятки полезных людей там, в Старом Мире, и уговорить их переехать жить и работать сюда, на Стемран. А это чья инициатива? Моя, его, Мероны или чья-то ещё? Наверное, нас всех, — продолжал размышлять Умник. — Я с самого начала подозревал, что никакой независимости не будет, и готовился соответственно — собирал материалы, информацию. Вначале по своей теме, потом о медицине в целом, а ещё немного потом, когда сумел раздобыть оптические хранилища — самые надёжный и ёмкий тип накопителя — взялся за всё подряд. И сделал примерно девяносто два процента известных мне публичных электронных библиотек. И не только публичных, раз уж на то пошло».

Мерона подготовила почву, чтобы удалась эта авантюра с Великим Домом. Ежу понятно, что будет дальше: провозглашается независимость дома и продолжается всё то же, что и было, но уже не будет нависать угроза аннексии. Точнее так: с домами Рейстан и Фаэр придётся делиться, потому что без них этого бы не случилось. А остальным придётся давать по рукам… если будет, чем. Таэрвен появился очень удачно, эти их хвалёные технологии будущего будут очень, очень кстати. «И вот теперь ещё — эти похитители. Что-то будет, — подумал Умник, — причём будет в ближайшем будущем. Очень, очень многие ринулись сюда — значит, есть причина. А мы её или не видим, или не можем поверить в то, что видим».

Аванте появилась эффектно и, отчасти, неожиданно.

— Мне нужно сделать несколько твоих копий, — сообщил ей Умник, а когда его спросили, сколько именно, уточнил, что три. И пусть одна постоянно инспектирует поместье, чтобы не повторилось инцидентов, подобных недавнему. — Да, и покажи мне этот ваш завод.

* * *

Пока Аванте делала собственные копии, Умник запустил в шахту колодца эфемер из тех, что привёз Таэрвен. Да, они там точно времени не теряли. Энергопотребление чуть не на шестьдесят процентов меньше, нежели у самых продвинутых военных моделей, умеет собирать и накапливать активное тело для реактора, и встроенных программ поведения столько, что можно ему поручать что угодно — от бытовых задач, например, последить за ребёнком, до военных. При этом они в полтора раза меньше в поперечнике самого маленького из известных Умнику. Правда, за прошедшие двадцать с хвостиком лет военные обязаны были придумать что-то ещё, но… Таэрвен прав, догнать Тессерон будет непросто.

Внизу оказалось огромное пространство, и походило оно на фабрику утилизации, сейчас такие действуют совершенно автономно, перерабатывают бытовые и технические отходы, расщепляя их на исходные химические элементы и на относительно устойчивые соединения всех мало-мальски важных для производства элементов. Очень энергоёмко, зато раз и навсегда решает проблему мусора и истощения запасов полезных ископаемых, человечество успело накопить такие запасы технического мусора, что его одного хватало на многие десятилетия.

Умнику стало не по себе, когда он увидел вырезанные в скале «карманы» — хранилища — доверху наполненные исходным материалом. По самым приблизительным подсчётам здесь, буквально у него под ногами и в непосредственной окрестности Института лежат запасы сырья, достаточные для строительства сотен городов, десятков тысяч космических кораблей или миллионов автомобилей. А сколько на этом можно построить самих роботов — подумать страшно.

— Вы продолжаете собирать сырьё? — поинтересовался Умник. Аванте подтвердила — да, продолжают. Никогда не переставали. Всё это время здесь, в обширном подземном хранилище, репликаторы собирали для будущего употребления всё, что можно найти в таблице элементов. И местами на дне хранилища Умник различил плазменные кусты — вид растительной жизни, считавшийся выбитым вместе с роботами. На поверхности таких уже не было, биологи рвали на себе волосы, это был последний из гибридных видов, порождение Леса. Если вырастить такой у себя на лужайке, то можно не тратиться на относительно дорогостоящий реактор.

Если об этом станет известно за пределами Стемрана до подписания бумаг о Великом Доме, самое большее через два-три дня некому будет подписывать бумаги. После победы над роботами официально не осталось ни образчиков кибернетической жизни, ни сведений откуда эти роботы взялись и как попали на Стемран, лишь горы малопригодного мусора могли напомнить об этом. Ходили ни на чём не основанные слухи, что-де найдены, если можно так сказать, лоции — сведения о маршруте роботов. И можно было предположить, что роботы решили задачу восстановления координат: ту, которую пока что не удалось решить никому. Например, восстановить по данным о стационарном портале Стемран-2 мировые координаты Стемрана, чтобы можно было попасть туда известными способами, через дальний космос. Кто сумеет первым решить задачу восстановления координат, будет господствовать в космосе. Неудивительно, что дом Рейстан недвусмысленно заявил о том, что хочет получить все сведения, касающиеся роботов, все сведения о Стемране. Майер и Мерона правы: Вереан нельзя посвящать во всё найденное. Категорически нельзя. Если удастся обнаружить материалы, те самые мифические лоции, никто не сможет предсказать, как это изменит лицо привычного человеку мира.

— Как вы попали на Стемран? — спросил Умник у Аванте, не очень рассчитывая получить ответ. Аванте вначале уточнила, что значит «как»? Пришлось пояснить, что речь о маршруте в дальнем космосе. И она показала. Просто взяла и показала на трёхмерной повисшей перед Умником карте. И Умник едва не уселся прямо там же, где стоял. Сотни и тысячи учёных, военные ведомства многие десятилетия решали этот вопрос, а он просто спросил и получил ответ.

— Это ваша база? — уточнил Умник, указкой отметив на карте точку, из которой разбегались спирали, возможно, это были маршруты, если можно так сказать, экспедиций роботов.

Аванте подтвердила. Да, база. База кибернетической жизни.

— Какова ваша задача? Куда и зачем вы летали?

Поиск пригодных для колонизации планет. Спасательные работы. Решение задач защиты обитаемых областей от неблагоприятных внешних воздействий.

— И много нашли планет для колонизации?

Аванте сообщила, что, по её сведениям, найдено сто тринадцать технических миров, годных для добычи полезных ископаемых и создания промежуточных порталов, а также восемнадцать миров годных для заселения. Программа освоения дальнего космоса продолжается уже семьсот тридцать три года Стемрана. Возможно, что за то время, которое она сидит тут, на Стемране, количество обнаруженных и условно освоенных планет увеличилось.

— Кто вас создал? Ты можешь показать, кто это, где живут, чем занимаются?

Умник не особо удивился, увидев изображение типичного человека. Ну да, среди множества теорий о развитии и распространении разумной жизни есть и такая: есть несколько основных типов живых и разумных форм, причём они проявляют себя настолько своеобразно, что могут сосуществовать в смежных областях, попросту не замечая друг друга. В частности, белковая жизнь, напоминающая человека, может быть кандидатом на обнаружение в других областях дальнего космоса. Пропорции, количество и расположение конечностей не очень важны, важна биология. Можно сколько угодно фантазировать о пришельцах с клешнями и щупальцами, но по существующим теориям, если такие и достигнут разумного состояния, то не будут, как человек, рваться в дальний космос, а станут осваивать самый что ни на есть ближний.

— Где они сейчас? — спросил Умник, имея в виду «хозяев» роботов и не очень удивился, получив ответ — неизвестно.

— Где они живут?

Пожалуйста. Взяли и показали, где живут. «Я сошёл с ума, — подумал Умник, — если сейчас рядом летает невидимка, или чей-нибудь эфемер считывает то, что она мне тут показывает, нам всем крышка. Надо заканчивать этот увлекательный разговор, и продолжать его в другом месте».

— Постой, так ты указываешь, что эта планета непригодна для жизни! — отметил Умник. — То есть их родная планета стала непригодна для жизни, поэтому они отправили вас на поиски других?

Именно так.

— Аванте. — Умнику стало страшно оттого, какой ответ он может услышать. — Кто, кроме меня, знает всё то, что ты сейчас рассказала?

Аванте сообщила, что пока что знает только Умник. Можно расслабиться, и несколько минут не паниковать.

— А кому ты можешь рассказать это всё?

Умник опять же не особо удивился, увидев изображения всей «Шайки». Но помимо них, Аванте показала изображения «принцесс» — Аганте и Тевейры эр Фаэр, а также помощницы Тевейры, Мегин. Вот как. Десять человек, которым позволительно знать, кто такие роботы, откуда и зачем взялись.

— Что ты хочешь в обмен за эти сведения?

— Защита, — отозвалась Аванте. — Сотрудничество.

Умник припомнил, как Аванте то и дело летала к ближайшему великану — за разрешением. И ещё одно, странное, предчувствие поселилось в голове.

— Аванте, — Умник посмотрел на часы. Скоро начнутся официальные мероприятия, провалиться им. Как всегда в самое неподходящее время! — Скажи, ты сейчас говоришь от имени вашего сообщества, роботов-исследователей? Кого ты представляешь?

Аванте замерла. Как манекен — неподвижно, ничто в её облике не менялось. Это длилось около минуты.

— Я — Лес, — отозвалась Аванте внезапно, и улыбнулась. — Мне интересно с вами.

— Поехали домой, — решил Умник. — Голова кругом идёт.

«Вот и состоялся „официальный“ контакт», — думал он, не притрагиваясь к рулю — автомобиль шёл по курсографу, а три Аванте сидели на заднем сидении и с любопытством смотрели в окна. «Ведут себя, как настоящие люди, — подумал Умник. — Я перестаю что-либо понимать».

* * *

— Отправляю двух из них к вам, — пояснил Умник. — Мерона, у тебя найдётся пять минут поговорить с глазу на глаз?

— Да, Эри. — Мерона не признаёт пультов, всегда сама идёт к двери и обратно — закрыть. — Что случилось?

— Со мной сегодня говорил Лес, Мерона.

— Поздравляю. — Непроницаемое лицо, ни усмешки, ни издёвки.

— Аванте сказала, что говорит от его имени. Так и сказала: «Я — Лес». И ещё она рассказала мне, откуда они здесь взялись, что делали и кто их создал.

Вот теперь Мерона потеряла невозмутимость.

— Если это шутка, Эри…

— У меня самого ум за разум зашёл, Рони. Никаких шуток. Лес сказал, что ему с нами интересно. Теперь понимаешь? Он помогает нам, потому что ему с нами интересно. Вот тебе и контакт.

Мерона прижала ладони к лицу.

— Аванте только тебе это сказала? Ты записи делал?

— Не делал. Мы в лесу были. Она показала мне их фабрику. Это надо видеть — я тут проговорился, что нам надо бы найти оружие. Так оно у нас есть, точно говорю.

Мерона минуты три сидела, не отнимая ладоней.

— Хорошо, я сама поговорю с ней. Эри, будь осторожен! Мы выяснили: те двое, которые заставили тебя провести их на Тропу, официально покинули Стемран накануне. Есть записи службы безопасности портала, на них видно, как они сели в самолёт. Пусть Аванте будет с тобой всегда, мне так спокойнее.

— Что у вас сегодня в планах?

— Экскурсия по заводам. Принцессы должны знать своё хозяйство, свои владения. Эри, я вечером постараюсь приехать. Если получится, с Майером.

— Где он сейчас?

— Звонит по университетам и институтам. Двадцать человек уже уговорил, несколько из них уже ждут визы там, в Менаокко. Эри, тут полно людей из Комиссии, я не могу долго говорить. Сиди дома и носу не высовывай!

76

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Венант 15, 1415 В.Д., 11:10

Вереан долго сидела в парке на веранде того самого кафе. Здесь она по-настоящему ощущала себя в форме. Но… теперь ей хотелось вернуться, вернуться в Стемран. Хотелось видеть камшер, подпирающий кроной небеса. Так мало времени прошло, а уже Стемран кажется домом! Что же всё-таки там происходит? Вода без примесей, но вызывающая эйфорию. Все эти фокусы с побегами винограда. И прикосновение к камшеру. Пантера, как смогла понять Вереан, просто засыпала. И на какой-то, короткий, миг Вереан стало не по себе — никогда прежде она не думала, что Пантеру следует опасаться.

А теперь вот иногда думает.

— Это Пантера. — Вереан поднесла телефон к уху. — Мне нужно встретиться с моим психологом. Нет, не назначено, но это важно. Да, конечно.

Минут через десять ей назначили завтра утром на Сердце Мира, где и всегда. «Я увижу свой дом, — подумала Вереан, — вернее то, что было моим домом столько лет. Теперь у меня новый дом, но… спасибо, Мерона, благодаря вам я снова увижу то место, где когда-то познакомилась со своей принцессой. Эти воспоминания всегда придают силы».

А психолог… что ж, он не возражает, чтобы перезвонить потом Мероне и сообщить ей своё заключение. Оно и так понятно, что с Вереан всё в порядке, поводов для беспокойства нет.

Но это завтра. А сейчас есть важное дело — здесь, в Менаокко, есть несколько газет и (Вереан вовремя сообщили) там готовят к печати материал про Аверан, будущую временную главу дома. «И что их всех тянет к наркотикам? — подумала Вереан. — Если человеку скучно в Старом Мире и нет возможности проявить себя, он уходит в дальний космос. Вот как я ушла. И ни разу потом не пожалела. А эти… правду говорят, что Старый Мир становится слишком спокойным, слишком сытым. Вот с жиру и бесятся. На передовую вас, туда, где и пираты, и неисследованные планеты, где каждый день приходится выживать. Я была там, я знаю, что это такое. Ну да ладно. Что бы ни натворила Аверан, сейчас она — самое важное, самое дорогое для всей нашей задачи».

Господам журналистам придётся повременить со скандальными публикациями.

— Пантера. — Вереан сделала второй звонок. — Красный рассвет. Да, я прибуду сама, через полтора часа.

Она встала и, глядя на восток, прикрыла глаза, улыбнулась. Пантера всегда находит себе приключения, и никогда они не приедаются. И всегда они опасны, очень опасны. Может, поэтому Вереан согласилась когда-то, чтобы там, в глубине, вместе с ней поселилась и Пантера. Чтобы было куда девать стремление к приключениям.

«Вам ведь хочется приключений, верно? — предложили ей. — И мы знаем, что Империя для вас — всё, и главное в Империи — принцесса Аганте. Мы предлагаем вам работу. Она сложная, тяжёлая, неблагодарная, как и любая по-настоящему важная работа. То, чего вам не хватает с тех пор, как вы вернулись со звёзд».

И начались занятия. На тренажёрах, когда навыки и рефлексы «записывают», если хотите — внушают. Это и понятно: нет физической возможности готовить специалиста традиционным способом, если свободного времени для обучения не слишком много. Пока Аганте не встретила первую Луну, от неё нельзя было отходить. Потом появилась возможность оставлять её, и начались тренировки. Но помимо тренажёров, где всё-таки не было ничего настоящего, началась и настоящая работа. И Вереан трижды слышала благодарность из уст самой Королевы. А этого удостаиваются немногие.

Итак, ей назначили встречу. Там, в Стемране, через неделю. На следующий день после даты официального подписания бумаг по Великому Дому Стемран. А чтобы это случилось, нужно предотвратить все возможные скандалы. Комиссии нельзя дать опомниться, сейчас её участники рыщут по Стемрану и ищут хоть малейший повод придраться, хотя бы небольшое нарушение формальностей. Но там всё чисто. Осталось навести порядок и здесь. Команда уже на месте.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 17, 163 г., 9:40

— Формально, мы все становимся вашими советниками, — пояснила Мерона. — Мне приятно видеть, что вы так быстро вникаете во все тонкости, Аганте. Первое время мы будем работать, если можно так сказать, дублёрами.

— Я думаю, у нас прекрасно получится разделять обязанности, — отозвалась Тевейра-Тимо. — Гани, вы по образованию экономист. Я уверена, вы в самом ближайшем будущем сможете показать, что это не просто слова. Рысь, здесь, кроме вас и Мегин, никто настолько хорошо не разбирается в международной политике. А спокойной жизни нам не дадут, вы и сами знаете. — Рысь улыбнулась. — Я единственная из нас, кто родился на Стемране. А для наших граждан это значит очень много. Со мной они делятся самым личным. Пока мы с вами находим общий язык, все наши граждане с нами.

— Я поддерживаю такое разделение. — Рысь обвела остальных взглядом. — Мне нравится моя работа, и я смогу заниматься любимым делом. Гани?

— Я думаю, это прекрасная идея. — Аганте улыбнулась, сверкнула глазами. — С момента подписания бумаг все существовавшие долги Стемрана списываются. Мне намекали, более чем прозрачно, что Стемрану придётся залезать в новые долги, что своими силами нам не завершить строительство, что мы слишком полагаемся на доходы от туризма, а потому весьма уязвимы. Я думаю, что экономика отнимет очень много сил. Я поддерживаю такое разделение.

— Мне приятно сообщить, что доктору Майеру удалось связаться с двадцатью пятью известными специалистами в самых разных отраслях науки и убедить их жить и работать на Стемране. — Мерона встала. — Через час у нас по плану поездка на фармацевтические предприятия, на кофейные плантации и в Университет. Люди будут приходить к нам всю эту неделю. Аверан?

Аверан, которая всё это время сидела по левую руку от Мероны, также поднялась на ноги.

— Для меня всё это было так неожиданно, — призналась она. — Я физик по образованию, моя вторая специальность — психолог. У меня в прошлом есть то, чем я не могу гордиться, но…

— Я готова поручиться за тебя. — Тимо взяла её за руку. — Всё что было, уже прощено. Прошлое в прошлом.

— Прошлое в прошлом. — Рысь подошла и взяла Аверан за вторую руку. — Никогда ещё главой дома не становился учёный. Я думаю, это благоприятный знак. Когда-то Тегарон считался маленькой, отсталой, ничего не значащей страной, пока там не построили Университет. Я думаю, это хороший пример для подражания.

— Мне всё ещё немного страшно, — призналась Аверан шёпотом. Тряхнула головой. — Я готова.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 10:20

«Надо, надо делать то же, что делает сейчас Майер — „сманивать“ людей сюда, в Стемран, „пока не началось“, пока ещё относительно спокойно», — убеждал себя Умник, но вот именно этим не хотелось заниматься. Умник поглядывал на невозмутимую Аванте, робот читал книги. Похоже было, что на самом деле читает, а не имитирует поведение человека. «Она быстро меняется, — сказала тогда Тевейра, — и ведёт себя совсем как человек».

«Я — Лес». Хорошее заявление. И как прикажешь после этого думать о чём-то ещё? Умник попробовал «разговорить» Аванте, но без особого успеха. Одно понятно: Лес и не думал вычёркивать роботов из существования, он просто спрятал их до поры, вдруг когда-нибудь пригодится. И вот решил, что это «когда» настало. Проклятие! Ему с нами интересно, и от нас ему нужна защита. А ведь в любой момент Лес мог вывести новые виды бактерий, вирусов или любой другой напасти, которая может очень, очень эффективно решить вопрос угрозы, исходящей от людей. Но не выводит! Хочет, чтобы люди помогли ему чувствовать себя в безопасности от других людей! И недавний «приступ весны» среди людей: Лес на самом деле решил, что людей должно быть больше? И кто его в этом убедил — Тевейра с Майером?

С ума сойти можно.

Можно предположить и другое. Что сохранились мозговые центры роботов, и что всё, что говорила Аванте, говорится от имени роботов. И что это нам даёт? Да ничего не даёт, кроме дополнительной путаницы. Интересно, насколько сложно проверить всё то, что показала Аванте? Насколько сложно отправить корабль-разведчик по тем координатам?

И что там делать? Кто сказал, что роботы на своей базе будут настроены хотя бы нейтрально?

Мерона говорит, что на той базе сохранилось три корабля. Таэрвен намекал, что их пробойники куда мощнее имперских. Значит, можно оснастить уцелевший штурмовик мощным пробойником и… что дальше? Отправиться на нём в разведку, убедиться, что база роботов существует? А ну как они «сядут на хвост» и явятся сюда, отобрать у людей колонию, с которой их когда-то вышибли? Мы тогда сражались с несколькими тысячами терминаторов, а какова полная мощь цивилизации роботов, мы можем только гадать.

«Мы так мало значим, — подумал Умник. — И я не про Стемран. Мы, люди, взятые вместе». Ну да, уже колонизовано несколько десятков планет, и что мы с того имеем? Помимо множества новых, малоизученных угроз появились и пираты. В эпоху, когда даже у малоимущих может быть автомобиль, способный выйти в ближний космос, было бы странно, если не появились бы пираты. Им противостоят, с ними борются, но сам факт их появления означает одно: люди мало изменились за прошедшие века. И превозмочь наши внутренние раздоры может разве что очень серьёзная внешняя угроза.

Таэрвен прав. Объединившись со Стемраном, Тессерон имеет больше шансов. И то, что происходит на Тропе — во всех примыкающих к ней мирах нет больше органической жизни, а есть только базы роботов — означает одно: люди вскоре столкнутся с очень серьёзной угрозой самому своему существованию.

— Что же нам теперь делать с тобой? — прошептал Умник, с огромным трудом заставляя себя открыть адресную книгу, надо звонить и «переманивать», пока есть такая возможность.

Аванте оглянулась, посмотрела ему в глаза, и улыбнулась. И вернулась к книге.

На корешке книги значилось «Современные гипотезы происхождения Леса Стемрана».

77

Шамтеран, Королевство Нерейт, г. Травесс, Венант 15, 1415 В.Д., 11:50

Замечательная вещь — прогресс. Особенно в части сокращения расстояний. Нерейт — горная страна, из Великих Домов по территории меньше только Тегарон, но назвать Нерейт малозначащим нельзя. Как и Империя, дом Нерейт добился своего влияния силой оружия и мысли. Страна бедна полезными ископаемыми, зато здесь очень много очень умных людей. По части высоких технологий с Нерейтом могут тягаться разве что Тегарон и Никкамо, вместе взятые.

«Не очень умных здесь тоже много, — подумала Вереан. — Имперцев здесь традиционно не любят, дом Рейстан когда-то отобрал у Нерейт все их колонии, а подобные обиды живут веками. Но как здесь красиво! Надо отдать должное, здесь понимают и ценят красоту во всём».

Вереан, то есть Пантере потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы полностью войти в образ. Попасть к тому самому журналисту оказалось несложно.

— Если я не ошибаюсь, вы нашли интересные материалы о предполагающейся главе дома? — уточнила Вереан. В данный момент она — тоже журналистка, одной из оппозиционных газет. Удивительно, но и такое есть в Империи, хотя преследование инакомыслия — любимая тема для всех, кто критикует Империю.

— Очень, очень интересные, — подтвердил журналист, Геррен Таэр эс Нерейт. — Почему это вас так интересует?

— Публикация такого материала может вызвать большой скандал, — улыбнулась Вереан, — и сорвать церемонию.

— Это фарс, — спокойно отозвался Геррен. Гостья прекрасно говорит на нарайти — языке королевства, но имперский акцент более чем очевиден. И раздражает, если уж говорить откровенно. — Дома Рейстан и Фаэр хотят создать марионеточный дом, это очевидно. Им следовало тщательнее выбирать, кого они хотят посадить во главе. Но Империя, как всегда, перехитрила саму себя.

— Скандал сильнее всего ударит по жителям Стемрана.

— Стемран — колония, — отмахнулся журналист. — Мне нужно готовить материал, теаренти. Вы сказали, что хотите предложить мне что-то. Что именно?

— Другую точку зрения. — Вереан посмотрела ему в глаза. — Я хочу предложить вам не доводить дело до скандала.

* * *

Вереан вышла из здания и посмотрела на часы. Другой её человек уже побеседовал с главным редактором газеты, найти к нему подход оказалось несложно, редактору всегда есть что терять, а найти несколько неприятных для него компрометирующих эпизодов большого труда не составило. Материал никуда не пойдёт, даже если Геррен отправит его, вопреки обещанию. Удалить криминальные записи об Аверан оказалось занятием непростым и дорогим, но игра идёт всерьёз. Если даже подобная публикация пройдёт, то первое, что обнаружат желающие узнать побольше, это несомненная связь некоторых чиновников министерства внутренних дел с созданием подложных материалов. Создавать подобные улики — одно из любимых занятий Пантеры.

Итак, через час Геррен ждёт её у себя дома. Чтобы взять у неё деньги и другие не менее «жареные», материалы, но такие, которые не повредят церемонии.

Вереан зашла в кафе, она не сомневалась, что за ней следят, достала из кармана мэйс, который вручила ей Тевейра, дочь Мероны. Одержимость Мероны и её детей Лесом уже не вызывала усмешки. Они всерьёз считают Лес разумным, при этом не приписывают ему ничего сверхъестественного, но и готовы на всё, чтобы его защитить. «Возьмите на память», сказала тогда Тевейра. «Если не хотите говорить со мной, поговорите с Лесом». С точки зрения Пантеры это всё суеверие, но…

Вереан поймала себя на том, что её мысли возвращаются к Майеру. С того момента, как она встретилась с ним там, в коридоре, ещё до их разговора. «Скажите мне, — спросила тогда Мерона, — почему вы продолжаете воздерживаться? Вы видели, как на вас смотрят мужчины, с каким восхищением?».

Да. Но… когда Пантера на свободе, когда она выполняет очередное задание, это даёт такие ощущения, что ничего и никого больше не нужно. Теперь, когда Аганте уже не нуждается в присмотре, Пантера — это всё, что осталось. Вереан несколько раз позволяла себе увлечься кем-нибудь, были очень интересные мужчины, но… Пантера всякий раз отдалялась, она не любит быть второй и делиться первенством, а без неё Вереан становилось тоскливо. Так тоскливо, что пришлось, в конце концов, выбирать. А теперь, когда Аганте отдалилась и уже не вернётся — большого выбора нет. С Пантерой интереснее.

Но Майер всё равно не идёт из головы. Вот ведь зараза! Вереан захотелось ударить головой о стену или стол, чтобы прогнать доктора из мыслей.

* * *

Геррен закончил работу, посмотрел на экран. Блеск. Отличная работа! И дело не только в том, что важные чиновники дали понять, что если он устроит из этого как можно более громкий скандал, то в накладе не останется. И вот эта Ненверин, или как там её зовут на самом деле. «Узнаю имперцев, готовы при необходимости платить, подставлять любые части тела, чтобы добиться своего, — подумал он. — Что ж, всегда приятно дать понять „ручным журналистам“ с островов Великого Моря, чего те стоят. Материал всё равно пойдёт в печать, но дать урок этой имперской стерве просто необходимо. Много их было за последние несколько дней, пытались и подкупить, и выкрасть материалы, но Ненверин — это уже верх наглости. Привыкли, что перед Империей все становятся по стойке „смирно“? Придётся отвыкать».

— Да, всё готово, — подтвердил он. — Материал готов, только что отправил его вам. Нет, я домой, у меня сегодня свидание, — усмехнулся он.

* * *

Главный положил трубку и посмотрел на экран. Долго смотрел. Смотрел на заголовок и вспоминал слова неприметного человека, который встретился с ним, представившись журналистом одной из дружественных газет. И ведь есть там такой! Правда, тот, кто пришёл на встречу, хоть и походил на настоящего журналиста как две капли воды, всё-таки оказался другим.

В министерстве будут недовольны. Даже когда он, главный, представит им неопровержимые свидетельства того, что материал — ловушка, что источник сведений подложный, и что будут большие, очень большие неприятности. Лже-журналист не пытался скрыть имперский акцент и презрение к «объекту», а то, что при необходимости найдётся, чем его шантажировать, главный не сомневался. За многие годы работы приходится иметь дело с самыми разными людьми, становиться участником самых неприглядных историй. Такова жизнь.

И деньги. «Журналист» не сомневался, что главный их возьмёт. Это тоже обязательная часть игры, тебя обязательно заставят испытать унижение. Кроме того, есть простое правило: продался раз, продашься и повторно. «В отставку, — подумал главный, — другого выхода нет. Жаль, что материал оказался поддельным. Самая большая осечка — ведь всегда так тщательно всё проверяли».

Он некоторое время ещё смотрел на заголовок, прежде чем решился шевельнуть пальцем, и отправить материал в небытие. В архив, если быть точным, с соответствующей пометкой.

* * *

Вереан появилась у ворот его дома за десять минут до назначенного срока. «Неплохо устроился журналист, — отметила она, — действительно, не очень любит роскошь, хотя мог бы жить в роскоши». То, что Геррен задумал взять всё, что ему предложат, но сделать по-своему, было сразу понятно. Вереан это знала, даже когда ещё не получила звонок от агента, который «проследил» за главным редактором. Люди так предсказуемы, порой это вызывает скуку. Особенно это касается журналистов. Она тщательно следила, чтобы в её речи звучал имперский акцент, хотя могла бы говорить безупречно, не зря же её столько обучали.

— У вас всё с собой? — поинтересовался Геррен, открывая ворота. Его «Гепард» скользнул внутрь и направился к гаражу. «Изумительная машина, — подумала Вереан искренне. — У него хороший вкус. Тем неприятнее будет демонстрировать ему, на чьей стороне сила. Но что поделать!».

— С собой, — поклонилась она в ответ. Интересно, попробует ли он прикоснуться к своей гостье, или его презрение к имперцам окажется сильнее? «Пантера, что скажешь?» — «Нет, — отозвалась Пантера, — он нестанет домогаться. Он возьмёт то, что мы принесли, и выгонит вон».

По дороге к дому Вереан, сама не понимая, почему, достала из кармана мэйс и бросила его в сторону, в траву. «А сад у него ухоженный, значит — нанимает садовника, потому что сам он этим не занимается». Биографию Геррена она знает, как свою собственную. Включая все его слабости; то, что он сам считает пороком и многое, многое другое. При других обстоятельствах Вереан поиграла бы с ним подольше, но сейчас нет времени. Помимо Геррена, есть ещё несколько умников, которые захотят расстроить церемонию, ими всеми нужно успеть заняться.

* * *

— Хорошо, — некоторое время Геррен разыгрывал из себя человека, которого можно подкупить. — Это всё мне пригодится. Что ж, теперь я могу дать вам ответ.

Вереан поднялась на ноги, глядя ему в глаза.

— Материал уже передан в печать, — вопреки ожиданиям Геррена, на лице Ненверин ничего не отразилось. — Спасибо за материалы и за деньги, а теперь передайте вашим хозяевам, что меня не так просто подкупить. Эту чушь про Лес можете рассказывать кому-то ещё. Если вы такие умные, то могли бы поинтересоваться, сколько мне уже предлагали. Разговор окончен. — Геррен встал и указал рукой на дверь.

«Что ж, начинается самое интересное», — улыбнулась Вереан, и Геррен при виде её улыбки невольно отступил на шаг, и почти сразу же полез в карман за телефоном.

Он не успел бы набрать ни одного номера, Вереан-Пантера уже была готова отобрать у него телефон и прочесть ему краткую лекцию о глубине человеческой подлости, как вдруг…

Дом тряхнуло. Так, словно вокруг происходило землетрясение. Геррен бросился к окну — видимо, мысль о землетрясении страшнее, чем жуткая улыбка на лице его гостьи. Да, здесь случаются землетрясения, и порой сильные, но…

Вереан подошла к окну и вначале не поняла, что она там видит. А когда поняла, рассмеялась так, что Геррен вновь отшатнулся, на сей раз испугавшись не на шутку. Рассмеялась и пошла вон.

Виноград. Те самые ростки. Во дворе — там, куда она недавно бросила мэйс — возвышался дуб. Он уже был выше человеческого роста, и продолжал расти. А дом оплетали побеги винограда и дом, и все постройки, и уже было видно, что как соседи сбегаются к дому посмотреть, что тут творится.

Геррен выбежал из дома и почти сразу же его поймали побеги. Поймали, оплели, заставили упасть на колени.

Вереан засмеялась; что самое интересное, Пантера тоже была очень довольна. То, что Лес неожиданно проявил свой гнев, вовсе не разочаровало Пантеру, она сама была стихия, которой лучше не попадаться на пути, а кто лучше стихии поймёт и оценит другую стихию?

Скрежет и грохот в гараже. Вот и нет больше «Гепарда». «Хорошая была машина», — искренне пожалела Вереан. Геррен всё ещё пытался высвободиться, сорвать с себя побеги, но тщетно.

— Лес ответил вам, теариан. — Вереан шагнула к нему и побеги, которые оплетали журналиста, неожиданно замерли, а когда Вереан коснулась их — начали отпускать, освобождать свою жертву. Вереан протянула ему руку и Геррен… принял её. Должно быть, он успел сообразить, что может случиться, если Вереан попросту уйдёт, и побеги вновь примутся за своё. — Просите у него прощения. — Она помогла ему встать на ноги, и Геррен оглянулся, сам видимо ещё не поверив до конца, что дома у него теперь нет.

Дом уже рушился, распадался на части, превращался в гору мусора.

— Просите прощения, — повторила Вереан и ушла смеясь.

Странно, но никто не осмелился не то что помешать ей, но хотя бы заговорить. Люди расступились перед ней, и Вереан ощущала страх. И это было непередаваемо приятно. И ей, и Пантере.

78

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Фарамон, Венант 15, 1415 В.Д., 13:20

Вереан чуяла, что задерживаться в Нерейте не стоит. Несколько людей из её команды закончат всё, что было начато, а ей лучше убраться отсюда побыстрее. Пантера всегда чует опасность, а в этот раз Вереан разозлила некоторых весьма влиятельных людей не на шутку.

Следующая встреча обещала быть не очень весёлой. Бить слабого противника — сомнительное развлечение. Она хотела было встретить объект у неё дома, но информатор сообщил, что только что видел её в центре города, в парке.

Там Вереан её и нашла. Приёмная мать Аверан и в самом деле походила на дочь.

— Вы — Айгари Касс эс Тиро эс Никкамо? — Вереан коротко поклонилась. Она осталась Ненверин эс Таммен, журналисткой из самой восточной провинции Империи.

Женщина — краснокожая, как и Аверан — высокая, почти вся седая, тощая и нескладная бесцветно посмотрела на пришелицу и ничего не ответила.

— Вы — приёмная мать Аверан эр Тиро эс Никкамо? — уточнила Вереан. Ответом был едва заметный кивок. На этот раз Вереан говорила без акцента. Незачем.

— Да, — голос женщины едва слышен. — Идёмте. — Она встала со скамейки, и пошла по одной из тропинок в северную часть парка. Вереан последовала, стараясь быть начеку. Что-то с женщиной не в порядке.

Айгари дошла до места, где тропинка петляла между огромных старых дубов, и повернулась к собеседнице лицом.

— Здесь вам будет удобно?

— Что, простите?

— Вы же пришли, чтобы убить меня? Здесь никто ничего не заметит.

Вереан стало немного не по себе. Она ко многому была готова, именно Айгари поделилась сведениями о проступках своей приёмной дочери, а расстались они когда-то более чем прохладно.

— Прошу. — Вереан взяла её под руку, отыскала взглядом ближайшую скамейку. Подул прохладный ветер, осень в этом году необычайно ранняя и холодная. — Пожалуйста, присядьте. — Айгари безропотно повиновалась. Вереан уселась рядом и взяла её за руку. — Рассказывайте.

Айгари долго шевелила губами.

— Они… они сожгли мой дом, — сумела она произнести и расплакалась, разрыдалась. — Убили Бандита, моёго пёсика, я видела, как они его зарезали. Потом бросили эти зажигательные шарики, и ушли. Я всё им рассказала, всё, что они хотели, я не знала, что они хотят ей зла… — Она плакала и плакала, и Вереан обняла её, чтобы успокоить, и это удалось не сразу.

— Я пришла, чтобы помочь вашей приёмной дочери. — Вереан протянула Айгари платок. — Я не собиралась вас убивать. Только попросить, чтобы вы не говорили о ней ничего плохого. Что с вами случилось?

— Они убили его, — прошептала Айгари, сжав платок в кулаке. — Моего пёсика… он никогда никому не сделал ничего плохого!

— Я найду тех, кто это сделал, — пообещала Вереан, — найду и накажу. Пожалуйста, расскажите всё, что сможете. Тогда я смогу помочь вам.

Айгари долго смотрела ей в лицо и в конце концов кивнула.

— Вы голодны. — Вереан поднялась на ноги. — Я отвезу вас в гостиницу. Там вы сможете поесть, и всё мне расскажете. Хорошо?

— Вы не убьёте меня? Скажите правду, мне всё равно, какая она.

— Не убью. — Вереан смотрела в её глаза. — Я никогда не обманываю. Если бы я собиралась вас убить, я бы так и сказала.

И это чистая правда. «Мы не лжём врагам, — говорит Пантера. — И не оставляем им ложную надежду. Если я собираюсь кого-то убить, я так ему и скажу».

* * *

Аверан была трудным ребёнком. Очень умным, деятельным, но трудным. После того, как её родители погибли при пожаре, Айгари, которая была давним другом семьи Аверан, стала ей матерью. Но Аверан, которой всё всегда легко давалось, после того как она не заняла первого места на очередной научной конференции, стала заниматься самыми разными авантюрами. Такими, что в конце концов привлекли внимание полиции. Любые попытки убеждения, что её выходки могут окончательно испортить ей жизнь и поставить крест на научной и любой другой карьере девушки из хорошей семьи, заканчивались скандалом.

В конце концов, Аверан сбежала из дома, забрав все наличные деньги, которые смогла найти. Айгари и предположить не могла, что приёмную дочь занесёт на Стемран.

«Да-да, — думала Вереан. — Действительно, трудный ребёнок». Тем более странно было, что она попала в поле зрения Мероны, и что та сумела выбить дурь из головы Аверан. Причём с первого раза: видимо, есть что-то очень привлекательное в том, чему она учит, ведь третьей ошибки там сделать не дадут. После первого нарушения — предупреждение и воспитательные беседы. После второго — дисквалификация и долгий испытательный срок, а дальше за любую, даже малейшую провинность — полная, пожизненная дисквалификация и жизнь под постоянным надзором, и работа, которую укажут. «Добрые они, — подумала Вереан, — у всех Aenin Rinen, о которых я знаю, после второй осечки — смерть».

Аверан попалась на мелких кражах. И здесь, и в Стемране. Всё прочее было сфабриковано ещё тогда — видимо, полиции страх как было нужно повесить на кого-нибудь распространение наркотиков, и Аверан идеально подходила.

— Аверан пыталась связаться с вами? — Вереан уже знала ответ, но интересно посмотреть, как себя поведёт её приёмная мать.

— Да, но я не желала её видеть. — Айгари выдержала её взгляд. — После того, как она сбежала, я потеряла работу, мне пришлось переехать, никто в городе не захотел со мной знаться.

— Аверан пыталась помогать вам? — Вереан знала, что пыталась, и переводила деньги после того, как узнала, что дела у приёмной матери идут неважно, а встречаться и даже говорить, пусть по телефону, с приёмной дочерью она не хочет.

— Нет, ничего, — помотала та головой. — Да я бы и не взяла ничего.

— Аверан регулярно переводила, и продолжает переводить деньги на ваш счёт, — сообщила Вереан, а сама подумала, что ещё с одним человеком нужно провести воспитательную беседу. С адвокатом, который должен был получать все эти переводы — после того, как Айгари отказалась общаться с Аверан напрямую. Деньги должны были идти через него, и деньги немалые — Аверан очень хорошо зарабатывала своей новой профессией. — Насколько я знаю, всё то время, которое она находится на Стемране. Она сразу нашла очень хорошую работу, и ей очень довольны весьма уважаемые люди.

Изумление на лице Айгари.

— Вас попросили рассказать о жизни вашей приёмной дочери, — продолжала Вереан. — Наверное, обещали хорошо заплатить. Скорее всего, это те же самые люди, которые устроили поджог и убили вашу собаку.

— Я рассказала правду, — прошептала Айгари. — То, что и так было известно полиции. Кто вы? Вы из полиции?

— Я из другой службы. — Вереан не улыбалась. — Вашу приёмную дочь хотят скомпрометировать. Она должна занять очень важный пост, и есть люди, которые хотят не допустить этого.

— Моя Аверан?! — Айгари потрясена. — Важный пост… мне сказали, что у моей приёмной дочери неприятности, и что требуются мои показания, чтобы помочь ей выпутаться.

— Опишите мне тех, кто с вами говорил. Как представлялись, о чём расспрашивали. Постарайтесь вспомнить всё, это очень важно.

— Они убьют меня. — Айгари посмотрела ей в лицо. — Вы уедете, а они убьют меня при первой возможности. Я и так осталась без дома, без собаки, без всего.

— Я вывезу вас отсюда. — Вереан посмотрела на часы. — Если хотите, прямо сейчас.

— К-куда?

— Куда хотите. Стемран вас устроит?

— Стемран, — повторила Айгари. — Вы, правда, можете? Но ведь это очень дорого!

— Айгари. — Вереан взяла её за руку. — Деньги — это моя забота. Я хочу защитить вашу дочь и её ближайших родственников. Время уходит, и мне нужно знать, кто эти люди. Пока они не устроили новых неприятностей вам или вашей дочери.

Стук в дверь. Вереан жестом приказала: «Молчите!» и заметила, как побледнела Айгари.

— Кто там? — Вереан встала у дверей в прихожую. Айгари широко раскрыла глаза, заметив, что у Вереан в руке появился пистолет.

— Криминальная полиция. — Айгари попыталась встать, но Вереан заставила её усесться и опять показала: «Молчите!» — В вашем номере находится Айгари Касс эс Тиро эс Никкамо. Нам необходимо поговорить с ней.

— Встаньте так, чтобы вас было видно в глазок, — распорядилась Вереан. — И назовитесь, я хочу убедиться, что в криминальной полиции есть такие сотрудники.

* * *

Айгари не сразу пришла в себя. Она не ожидала, что с той стороны откроют огонь. Стреляющие пользовались глушителем, и всё происходило практически бесшумно. Ну, почти. Айгари хотела закричать, до того ей было страшно, но голос не повиновался ей. Она не успела толком понять, что произошло, всего через несколько секунд после того, как «полицейские» ворвались в номер, один из них лежал в прихожей, получив пулю в лицо, ещё один лежал без сознания там же, а третьего, скованного «коконом», Вереан втащила в комнату.

Вереан говорила почти бесстрастно, и именно это испугало Айгари сильнее всего.

— Мне нужно знать, кто отдал распоряжение ликвидировать Айгари. — Она склонилась над пленником. — Это, — показала она таблетку-шприц, — заставит вас рассказать правду. Но последствия для мозга будут неприятными. Говорите.

Айгари не поняла, что именно ответил ей здоровяк в полицейской форме, но, вероятно, это были ругательства. Голоса из коридора, похоже, там были другие постояльцы. «Пора уходить, — намекнула Пантера, — нет времени самой заниматься пленниками. Опасно».

— Пантера. — Вереан выпрямилась, коснулась кончиками пальцев своей шеи. — Эвакуация. Я увожу свидетеля, у меня в номере двое подозреваемых.

Минуты через две она выпрямилась, достала из кармана другой шприц-таблетку, прижала его к щеке скованного пленника. Тот дёрнулся и закрыл глаза.

— Идёмте. — Вереан протянула руку Айгари. — Он спит. Его допросят, а нам с вами пора. Вы сможете идти?

Айгари кивнула, всё ещё не веря тому, что видит и слышит.

На улице Вереан махнула рукой таксисту, усадила Айгари на заднее сидение, сама села рядом.

— Прямо, до окраины города, — указала она. — Сообщите диспетчеру, что вы поехали обедать, — изумление в глазах таксиста. Вереан показала ему значок, переливающийся всеми цветами радуги. — Дело государственной безопасности. Едем быстро, но ничего не нарушаем.

Минут через десять Вереан тронула таксиста за плечо.

— Остановите у обочины. У машины есть ограничители?

— Да, теаренти. Предохранители, нам нельзя превышать скорость.

— Отключите. — Вереан достала пистолет. — Отключите предохранители, выключите рацию и полицейский маяк.

Пистолет был достаточно убедительным аргументом.

— Если не станете обращаться в полицию, вам компенсируют ущерб. — Вереан махнула рукой. — Выходите из машины. Если обратитесь, вас, вероятнее всего, убьют. Я постараюсь вернуть машину.

Таксист быстро принял решение. Правильное решение. И ушёл прочь, не оглядываясь.

— Спите, — посоветовала Вереан, пристёгивая ремни безопасности. — Нам лететь чуть меньше часа. Там вы всё расскажете.

Стемран, Провинция Стемран, Фармацевтическая фабрика, Техаон 17, 163 г., 11:50

— Аверан, — Рысь отвела её в сторонку. — Что случилось?

— Пока не знаю, — призналась та. Экскурсия шла полным ходом, здешний производственный комплекс — самое перспективное предприятие Стемрана, и оно впечатляло даже сейчас, в недостроенном состоянии. — Предчувствие.

Рысь помахала рукой и Мегин, как только закончила разговор с рабочими, подошла к ним.

— Возьми меня за руки. — Мегин всмотрелась в глаза Аверан. — Говори.

— Моя приёмная мать. — Аверан покраснела, словно её лихорадило. — Я думаю о ней последние несколько минут. Что-то плохое вот-вот случится, я знаю.

— Рысь, побудь с ней. — Мегин погладила Аверан по голове. — Я сейчас же узнаю, где она, и что с ней происходит. Вереан должна была разыскать её. Пожалуйста, держись.

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Западная окраина, Венант 15, 1415 В.Д., 14:15

Пантера почуяла это прежде, чем заговорила рация.

— Выходим, быстро. — Айгари не понимала, что происходит, она задремала и успела успокоиться. — Быстро, за мной! Придётся пробежаться!

Хватка её была железной. Айгари потом удивлялась, Вереан выглядела невысокой и хрупкой, но оказалась такой сильной! Они остановились посреди долины, раскрашенной цветами осени, и вокруг было так красиво! Автомобиль за их спинами мягко поднялся в воздух и на большой скорости унёсся назад, откуда они прилетели.

— Пантера, боевая подсветка, — сказали ей. — Немедленно покиньте машину.

— Принято. — Вереан влекла Айгари за собой к ближайшему естественному укрытию, но поодаль от высоких скал.

Небо посветлело, словно загорелось второе Солнце.

— На землю! — скомандовала Вереан и, видя, что Айгари медлит, сбила ту с ног, прижала к земле. — Закройте глаза, откройте рот. Не бойтесь.

Звонко хлопнуло по ушам, словно рядом ударила молния. Айгари вздрогнула, но Вереан непреклонно прижимала её к земле. Наконец позволила встать.

Айгари успела заметить облако дыма почти сферической формы. В той стороне, куда улетела машина.

— Нас хотели убить, — пояснила Вереан. — Не бойтесь, скоро мы доберёмся до хорошего укрытия. — Не отпуская Айгари, она вновь прижала ладонь к уху. — Пантера. Я отключаю маяки, движемся к пункту одиннадцать-восемь, приём.

— Одиннадцать-восемь, принято, высылаем команду, конец связи.

— Простите, что сбила с ног. — Вереан помогла Айгари привести одежду в порядок. — Менаокко вон там, до ближайшей дороги полчаса быстрым шагом. Справитесь?

— Справлюсь, — решительно заявила Айгари, и Вереан улыбнулась. — Это из-за Аверан, да?

— Люди, которые с вами говорили, очень не хотят, чтобы вы рассказали о них. — Вереан двигалась быстро, держа свою попутчицу за руку. — Это был военный спутник. Рассказывайте, Айгари. Время дорого. Вы сами видите, они ни перед чем не остановятся. Рассказывайте прямо сейчас, а потом повторите. Если нам немного повезёт, вечером вы уже увидите свою дочь.

Стемран, Провинция Стемран, Фармацевтическая фабрика, Техаон 17, 163 г., 12:10

Они отвели Аверан в зал совещаний.

— Ави. — Тевейра-Тимо взяла её за руку. — На тебе лица нет. Возвращайся домой, отдохни.

Мегин о чём-то говорила с Аганте и Мероной. Те кивнули, и Мегин быстрым шагом подошла к остальным. Рысь так и не отходила от Аверан.

— Аверан. — Мегин коротко поклонилась. — На твою приёмную мать совершено покушение. Известно пока, что они с Вереан обе живы. Никто не знает, где они сейчас, но они живы.

— Спасибо. — Аверан явно становилось лучше.

— Вереан знает своё дело, — пояснила Мегин. — С ними всё будет хорошо.

— Да, я знаю. Я чувствую. — Аверан потёрла лоб. — Простите.

— У тебя интересный дар, — улыбнулась Мегин. — Я бы с тобой с удовольствием позанималась. Если мама не будет возражать. Тимо права, давай я отвезу тебя домой. Нам сообщат, когда будут новости.

— Что-то случилось? — В зал вошёл доктор Майер собственной персоной. — Аверан, с тобой всё хорошо?

— Ой, ты вовремя! — Тевейра обняла его. — Тебе тоже нужно немного отдохнуть! Аверан себя нехорошо чувствует. Побудете с ней, доктор Майер?

— О, с удовольствием, — он улыбнулся и, Мегин заметила, что Аверан сразу же стала выглядеть лучше. — Вейри, помнишь тех парня с девушкой из Университета?

— Конечно. — Тевейра хлопнула его по плечу. — Говори, не тяни кота за хвост!

— Они ждут тебя в зале ожидания. — Майер довольно улыбался. — Они, и ещё шесть человек из Университета. Директор центра тоже там. Правда, он всего лишь в гости.

Тевейра подпрыгнула, и хлопнула в ладоши.

— Ты чудо! Я сейчас! — И убежала туда, где стояли Мерона и Аганте.

— Сколько уже? — поинтересовалась Мегин, улыбаясь. — Сколько человек вы сегодня уговорили?

— Тридцать восемь. — Майер заглянул в блокнот. — Нет, тридцать девять. Многим ещё ехать и ехать, будут ближе к вечеру. Они все как будто ждали моего звонка. Сам не понимаю, почему так много.

— Лес позвал их, — предположила Мегин. — Едемте? Аверан нужно побыть в тишине и покое. Рысь, ты с нами?

— Нет, я нужна здесь, — покачала та головой. — Позвони, как будут новости. Вечером поговорим. Ави, держись, всё будет хорошо! — обняла её и, подмигнув доктору, направилась к остальным.

79

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 15, 1415 В.Д., 16:10

— Здесь мы в безопасности. — Вереан дала знак помощнику, и тот покинул комнату. — Вы уже очень помогли нам, Айгари. Нужно сделать ещё немного. Я должна сама увидеть и услышать тех, кто с вами говорил. Мне придётся прикоснуться к вашей голове. — Вереан показала, где именно. — Можно обойтись без этого, но так мы быстрее отыщем злоумышленников.

Видно было, что Айгари не решается ничего сказать. «Старомодное воспитание, — подумала Вереан, — она знает, что ничего предосудительного в этом нет, на медосмотрах к этим точкам прикасаются, и ничего не случается, но она стесняется меня. Я ведь не врач, но у меня нет времени».

Вереан подошла к стеллажу, где стоял небольшой холодильник, достала оттуда бутылку с тоником. Налила в два бокала, и — убедившись, что Айгари не заметит — добавила в каждый бокал по две капли из небольшого, неприметного пузырька на соседней полке. Не очень прилично, но времени и в самом деле не было.

— Выпейте, — протянула один из бокалов Айгари. — Мне и самой пить хочется.

«Лекарство» подействовало, как всегда, быстро. Айгари, которая говорила на протяжении почти часа, вздохнула и посмотрела на Вереан, та сидела в кресле напротив. «Странный она человек, — подумала Айгари, — и страшный. Я её боюсь, и она, похоже, знает. И… мне почему-то спокойно с ней. И она на самом деле несколько раз спасла меня сегодня».

— Хорошо, — сумела выговорить она. — Если это, в самом деле, поможет. Только не рассказывайте Аверан об этом.

— Не расскажу, — кивнула Вереан и поставила на стол шарообразный предмет. На вершине его зажёгся оранжевый огонёк.

— Когда я положу руки, — Вереан подкатила своё кресло поближе, — смотрите на огонёк, и старайтесь ни о чём не думать. Как только почувствуете тепло — голове станет тепло, может, даже жарко — начинайте вспоминать. Один последний раз, и больше я не стану вас мучить.

— Хорошо. — Айгари сумела улыбнуться. «Так мило смущается», — подумала Вереан и ободряюще улыбнулась сама. Ничего, уже завтра она и не вспомнит. А мне очень нужно видеть всё самой.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 17, 163 г., 17:00

— Ави. — Мегин легонько похлопала её по плечу. — Звонили из Старого Мира. Твоя приёмная мать скоро будет здесь. С ней всё хорошо.

— Здорово, — прошептала Аверан, не открывая глаза. — Знаешь, я боюсь эту Вереан. Она такая странная. Это она спасла её, да?

— Да, Ави. — Мегин поправила покрывало. — Спи, теперь беспокоиться не о чем.

Майер сидел на кухне, на столе перед ним светился экран. «Доктор не может без работы, — улыбнулась Мегин. — Такой же трудоголик, как и Мерона. Ничего не изменилось».

— Что-то ещё, доктор?

— Есть ещё люди, — поднял он взгляд. — И есть ещё темы. Знаете, что я нашёл? Что в Университете слишком много тупиковых тем. Людей, которые берутся за заведомо бесперспективное.

— Вы разбираетесь во всех науках, доктор?

— Я немного разбираюсь в людях. — Майер поднял взгляд, и движением кисти погасил экран — фантомную проекцию, настоящие экраны давно не в ходу. По слухам, их изготавливают только для военных на тот параноидальный, и пока что не обнаруженный на практике случай, когда фантомные структуры удастся эффективно нейтрализовать. — Умник прав, я получил свои степени только на самомнении. Можете не стараться, самомнение я берегу, и никому не отдам. — Они оба рассмеялись. — Знаете, я готов был поспорить, что вам под сорок.

— Как не стыдно, — притворно нахмурилась Мегин. — У меня такое же самомнение, что и у вас, доктор. А может быть, и больше. Когда у меня нашли дар, то моя мама сказала, что я талантлива, но никому ещё не удавалось получить такой пост раньше тридцати лет. Может, поэтому я и получила его. Вы сейчас активно общаетесь с учёными?

— Да. У нас впереди большая экономическая война, и нет возможности тратить силы на вздор.

— У вас будут враги, доктор, вы знаете?

Майер отмахнулся.

— У меня в Старом Мире почти вся Академия во врагах. Может, потому, что там полно таких же фальшивок.

— Вы мне нравитесь! Хотите, я помогу вам? А вы — мне.

— Чем же я могу помочь? — Майер откинулся на спинку кресла.

— Раз вы разбираетесь в людях, помогите мне понять, кто из будущих людей у власти чего-то стоит. Вы знаете, что почти треть штата предыдущего губернатора спешно покинула Стемран, когда победила Мерона и её партия?

— Она не говорила. — Майер почесал затылок. Однако. Мерона действительно очень любит Стемран, хотя в прошлом Лес и ей принёс немало потерь.

— И не скажет, пока не спросите. Многие из наших оппонентов останутся здесь, и затаятся. Будут ждать сигнала от своих хозяев. Война уже началась, доктор. Скажите, а вы, правда, не расстроились, что дом Нерейт отнял у вас имя?

— Как здесь говорят — Лес дал, Лес забрал. Тогда мне это доставило огромное удовольствие. А сейчас… у меня есть Стемран, Мерона, Тевейра, Умник, Аверан… все мои друзья. Думаю, и вас могу назвать другом? — Он встал из-за стола, и Мегин поклонилась ему. Майер вернул поклон.

— Сочту за честь, доктор. Объединим усилия?

— Давайте. Так значит, приёмная мать Аверан вскоре приедет?

— Да, и ей потребуется психологическая помощь. Она избежала нескольких покушений, и потеряла почти всё, что может потерять человек. Поможете?

— Я не психолог, — развёл руками Майер.

Мегин погрозила пальцем.

— Зато женщины в вас души не чают! Что смотрите? Вы мне очень нравитесь, но я-то знаю, почему! — Они снова рассмеялись. Мегин взяла ладонь Майера в две свои.

— Берегите Тевейру, доктор. — Мегин смотрела в его глаза. — Она сейчас очень уязвима. Бить будут по всем. Вам не привыкать, а ей будет больно.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 15, 1415 В.Д., 19:50

Вереан было нехорошо. После «просмотра» того, что она увидела в голове Айгари, ей стало очень не по себе. Главным образом потому, что там был не кто иной, как Маэр из Каэнне, более известный как Скунс — информатор, торговец оружием и исполнитель самых «грязных» заказов. В прошлом полицейский, которого однажды уличили во взяточничестве, Скунс действительно оставлял за собой ощутимый след, а отмыться после сотрудничества с ним непросто.

— Скунс здесь, в Менаокко, — сообщил Вереан один из её агентов. — По нашим сведениям, он взял билеты на Траальган.

Траальган, один из самых дальних форпостов Империи. Планета безграничных возможностей и непрекращающихся криминальных войн. Очень уж много там ресурсов, а, значит, и желающих прибрать их к рукам. Если Скунс успеет удрать туда, то искать его придётся среди пиратских баз.

— Надо брать, — решила Вереан, а сама занялась разработкой адвоката Айгари, и некоторых других участников «дела Аверан». Основное сделано, материалы не выйдут в печать, все те, кто мог бы опубликовать их, обезврежены, а в случае, если будет утечка, то последует грандиозный скандал, где дом Нерейт может окончательно потерять все позиции в отношении Стемрана. Самой Вереан только за сегодня пришло, по разным каналам, семь угроз от самых разных сил.

«Хорошо, когда у тебя нет семьи, — подумала Вереан. — Хорошо, когда близкие тебе люди под надёжной охраной».

Она давала указания и следила за развитием событий, когда сообщили, что Скунс пойман и доставлен в поместье.

* * *

— О, главный шпион Империи, — поприветствовал её Скунс, невероятно тощий человечек, на плечах не голова — череп, обтянутый кожей.

Кривая улыбка появилась на его лице, его однажды ранили, и с тех пор половина лица плохо слушалась. Мог бы вылечить (с его-то деньгами!), но не стал. Вонь его мыслей, почти что физически ощутимую, Вереан почуяла, ещё не открыв двери комнаты.

— Пантера, самый крутой агент Её Императорского Величества. Что я вижу! Неужели Пантера поняла, что она всё-таки женщина, и нашла себе мужчину? Или ваша принцесса, наконец, нашла себе мужчину и послала вас в Бездну?

Вереан рассмеялась, жестом отпустила сопровождающих ждать за дверью, сама пододвинула кресло поближе. От Скунса пахло дорогим одеколоном. Вот на это он денег не жалел, он любил благовония, хотя, конечно, прозвище получил не за телесный запах.

— Ты хочешь меня разозлить?

Скунс перестал улыбаться, и придвинулся, насколько позволял «кокон».

— Похоже, не я один догадался? Почему ты не свернула мне шею?

Месяц назад могла и свернуть. Нет, не при таких обстоятельствах, пленники часто оскорбляли и угрожали, это обычная часть игры. Но когда Вереан слышала что-нибудь неоднозначное по поводу своих отношений с Аганте, она реагировала быстро и сильно. После того как несколько достаточно высокопоставленных участников Комиссии заработали переломы и другие болезненные травмы, болтать за спиной Вереан перестали. Потому что многие, придя домой, обнаруживали там очаровательно улыбающуюся Пантеру, и та, хоть и пальцем их не касалась, парой-другой фраз нагоняла такого страха, что люди клялись всем, чем могли, что ни слова более не скажут, и не подадут ни одного намёка. И слово своё они держали. Двое из тех, кто не сдержал, кончили очень плохо, и Пантера позаботилась, чтобы об этом узнали все.

Тем более что — Вереан знала точно — нет и не может быть ничего такого, на что они намекали.

— Ты испуган. — Вереан смотрела ему в лицо. — Кто приказал тебе утопить Аверан? Кто дал команду убить Айгари и меня?

Скунс захихикал.

— Пантера, а ты знаешь, что я держал руку на кнопке? Когда твою тачку подорвали, я мог дать команду на пару минут раньше. И ты бы сейчас здесь не сидела.

— Почему не дал? Ты много раз объявлял награду за мою голову.

— Мне страшно, — признался Скунс. — А ты, я вижу, ещё можешь соображать своей головой. Мне докладывали, как ты действовала. Ты профессионал, пусть даже тебе в башку всё это вогнали железками.

— Спасибо, — усмехнулась Вереан. — Времени мало. Тебе лучше ответить на вопросы.

— И ты устроишь мне сладкий сон. Вот это видела? — Скунс попытался изобразить непристойный жест, но скованные руки не позволили.

— Боишься смерти? Я могу гарантировать тебе жизнь. Я всегда говорю правду.

— Да, ты чокнутая. Людьми можно управлять только обманом, а ты всегда такая прямая и открытая. Где они тебя откопали? Пантера, я уже мёртв. — Скунс вновь захихикал. — Ты говоришь с мертвецом. До завтра я не доживу. И ты, наверное, не дотянешь.

— Тем более нет смысла упрямиться.

— Нет никого! — поведал Скунс громким шёпотом. — Нет никого, понимаешь? Никто ничего не приказывал. Просто нескольким придуркам, и мне тоже, пришла в голову идея. И мы все стали её исполнять. Как по команде, ясно? Как марионетки. Я могу сказать тебе, кто давал приказ нажать кнопку, но до этих людей даже ты не дотянешься.

— Говори, — предложила Вереан. — А там посмотрим.

Скунс покачал головой.

— У тебя есть, что выпить? Дай какую-нибудь хорошую выпивку. Только всё честно, без всякой химии. Я и так скажу.

— Хорошо. — Скунса обследовали, и внедрённых программ не нашли. Что очень радует, «пси»-агенты — страшный сон всех спецслужб. И этот сон приходится видеть очень часто. Вереан прогулялась к бару и через пару минут протянула Скунсу «пустышку», фантомный стакан. Очень удобно, если задержанный решит, как в старых полицейских боевиках, перерезать себе горло или проглотить осколки стекла.

— Круто, — признал Скунс. — Ты знаешь, что я люблю. Давай, записывай. Не знаю, сколько у меня времени.

* * *

— Пантера, Скунс умер, — доложили ей сорок минут спустя. — Клиническая смерть. Причину установить не можем — сердце остановилось.

— Он здоров, как бык. — Вереан встала. — Немедленно реанимацию. — Мысль пришла неожиданно. — Железные лёгкие сюда и «холодный ящик». Отвезём его на Стемран, там им займутся.

— Слушаюсь, Пантера. — Её приказам никогда не удивляются, а подчинённые готовы умереть за свою начальницу, и не потому что боятся, или чтят инструкции.

— Я сама буду сопровождать его. — Вереан подошла к шкафу, где хранила армейское снаряжение. — Объявите, что мы передаём груз четыре местной полиции, назначьте маршрут, после этого — тишина в эфире на всех частотах.

80

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 17, 163 г., 18:20

— Не могу поверить, что я здесь, — признала Айгари. Она долго смотрела на спящую Аверан, потом Мегин проводила её на кухню, а доктор Майер приготовил чай, а чуть позже — ужин. — Всё как во сне. Вы говорите, она глава Великого Дома? Мне такое и присниться не могло!

— Вы гордитесь ею? — Мегин поговорила с приёмной матерью Аверан всего десять минут, и та пришла в себя, перестала вздрагивать от каждого резкого звука.

— Очень, — признала Айгари. — Было время, я о ней думала очень плохо. Но теперь… я очень рада за неё. Теперь могу умереть спокойно.

— Жизнь только начинается. — Мегин взяла её за руку. — Будет много приключений, но теперь вы здесь, и знаете правду. Ещё чая?

— Да, если можно. — Айгари закрыла глаза. — Я хотела бы… — она посмотрела на Майера и тот, кивнув, покинул кухню. — Я хотела бы переодеться, — голос её был почти что робким. — Не хочу оставаться в этой одежде, как вспомню, что сегодня успело случиться…

— Да, сейчас я всё устрою, — улыбнулась Мегин. — Мне кажется, вам сейчас больше всего нужно выспаться. Аверан никуда не денется, и будет очень рада вас увидеть.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Дорога в Космопорт, Венант 15, 1415 В.Д., 22:10

Это упало сверху — как огромная мягкая подушка. Вереан ощутила, что руки и ноги не слушаются, что она продолжает идти следом за остальными, что садится в автомобиль с «дипломатическим грузом», но тело ей не повиновалось.

Пантера испугалась. Наверное, впервые в жизни. А сама Вереан некоторое время думала, что ей это снится. И мерещился шёпот, и шептали ей — вынь оружие, перебей всех, кто вокруг, взорви ящик…

Рука её сама собой опустилась в карман, но там было не оружие. Там были мэйсы — она собрала их с того самого дуба, выросшего во дворе у журналиста. И что-то случилось — шёпот отступил, пропала сдавливающая голову подушка, тело начало повиноваться. И через несколько секунд Пантера пришла на помощь и доложила — всё прошло.

— С вами всё в порядке? — спросил её офицер с пистолетом наготове, дав знак остальным ждать приказаний. Сам он не приближался — всё по инструкции, если кто-то начинает вести себя неадекватно, остальные готовы немедленно отреагировать. В руке другого офицера был взведённый кокон. «Я хорошо их подготовила», — подумала Вереан.

— Да. — Вереан сжала в кулаке пригоршню мэйсов, медленно достала его — раскрыла ладонь, чтобы остальные видели, что там. — Сопровождайте груз. Мне срочно нужно к моему психологу, вы, — она посмотрела в глаза заместителю, — сейчас вместе со мной пройдёте обследование и сопроводите меня в Сердце Мира. Возьмите один из мэйсов и держите его в ладони, — приказала она.

Офицер подчинился. Приказам Пантеры не удивляются, а сейчас все датчики не регистрировали ничего странного в её голове.

— Всем сопровождающим пройти обследование у психолога губернатора Стемрана, — приказала Вереан. — До моего приказа никуда не двигаться.

Офицер Стигар Мэттон эс Рейстан отдал необходимые распоряжения, и через несколько минут на дороге остались он, Вереан и ещё двое агентов.

— Возьмите. — Вереан протянула ему оружие. Что-то непонятное происходило в голове, и она не могла понять, что. — Сопроводите меня в тихую комнату и вызовите… — Она назвала имя.

«Я могу доверять ему, — подумала она. — И ей могу. А себе — не могу, сейчас — не могу. Скунс прав, что-то происходит, и мне это очень не нравится».

«Тихая комната» — комната допросов. Туда не проникает электромагнитное излучение извне, там нет возможности ничего зафиксировать и фантомной аппаратурой. Одно из высочайших достижений Империи, на эту технологию давно точат зубы все остальные.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 17, 163 г., 20:20

— Мерона. — Мегин вбежала в её кабинет. Там были обе принцессы, дочь Мероны и Маэррин Маганте эр Тегарон — главная из Aenin Rinen Стемрана. После Мероны, разумеется. — У нас плохие новости. Вереан просит помощи, ей нужен психолог. Она вызвала меня.

— Отправляйтесь. — Мерона помахала рукой, и от стены отделилось облако. Мегин вздрогнула; а остальные, похоже, уже знакомы с этим. — Вот, пусть Аванте будет с вами. Аванте, копируй Мегин.

Через десять секунд в комнате стояли две Мегин, вторая походила на оригинал как две капли воды.

— Я сейчас объясню, кто это. — Мерона сделала знак Маэррин и та, кивнув, выбежала из комнаты. — Вам нужны некоторые медикаменты, верно? Сейчас Маэррин принесёт.

— Поверить не могу. — Мегин обошла вокруг двойника. — Вот это ваш главный секрет? С ума сойти… Мерона, Вереан торопит, там происходит что-то странное.

— Аванте, Мегин твоя хозяйка, ты выполняешь все её распоряжения.

— Да, теаренти, — поклонился робот. — Наверное, мне лучше немного изменить облик, чтобы отличаться от Мегин.

— Это машина, — пояснила Мерона. — Да, знаю, это риск. Но мне будет спокойнее, если Аванте будет рядом.

— Как настоящая, — поразилась Мегин, и робот с улыбкой поклонился ей. Маэррин вновь появилась в кабинете, с чемоданчиком в руках. — Хорошо. Спасибо, Маэррин. Я буду на связи, когда возможно.

81

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, поместье «Шиповник», Венант 16, 1415 В.Д., 1:40

— Вереан, вы меня слышите?

Она открыла глаза. Тихо, а в голове вращается что-то горячее — спутывает мысли, мешает сосредоточиться. А остальное действует как часы — обоняние и прочие органы чувств. Мегин рядом, и… ещё что-то есть, странный, неживой запах. Но что-то есть в комнате. Вереан попробовала пошевелиться, но поняла, что в «коконе».

— Да. — Во рту пересохло. — Почему я скована? Где Стигар?

— Он снаружи. Ждёт моего сигнала. — Мегин пододвинула ей стакан. Фантомный, а это значит, что она боится за неё, за Вереан. — Если я попрошу открыть комнату, и не назову правильного кода, он пустит сюда ядовитый газ. Ну, чем вы тут обычно убиваете.

— «Сладкий сон». — Вереан закрыла глаза. — Вы так боитесь меня?

— Не вас. — Мегин уселась напротив, сделала свечение лампы чуть ярче. — Того, что у вас в голове, Вереан. Вы помните что-нибудь?

— Нет. — Вереан действительно не могла вспомнить. Отдала оружие, пошла в сторону поместья и… что же было потом? — Где Пантера?

— Посмотрите на стол, — предложила Мегин. — Вы держите руки на дощечке. Она сделана из камшера. Пантера не придёт, пока вы касаетесь камшера.

— Мне плохо без неё. — Вереан открыла глаза.

— Я знаю, — Мегин поднесла стакан к её рту. — Это вода и тоник. Ваше любимое сочетание. Там нет никакой больше, как вы выражаетесь, «химии». Вереан, у нас мало времени. Я выйду отсюда через час, или мы выйдем вместе. Если я выйду одна, мне придётся самой вести расследование.

— Верните мне Пантеру, — попросила Вереан. — И объясните, почему я скована.

— На вас напали, — спокойно пояснила Мегин. — У Стигара есть оперативная съёмка. Вы в одиночку перебили всех нападавших, и убили — насколько понимаю, случайно — одного из своих агентов. Это сделали не вы и не Пантера. Теперь понимаете?

— Во мне есть программа?

— Видимо, да, — согласилась Мегин. — Мне нужно, чтобы вы и Пантера согласились на обследование. Вереан, это очень важно. Пока вы спали, я поработала со Стигаром и агентом Райс-103. У них была скрытая программа поведения, я её отключила. У вас тоже что-то есть, и сегодня оно впервые сработало. Вы чуть не убили Стигара, понимаете?

— Кто меня запрограммировал?

— Я должна поговорить с вашим психологом, чтобы понять это. Но сначала обезвредить то, с чем я смогу справиться. Для этого нужно, чтобы вы и Пантера стали одним целым. Так нельзя, Вереан. Нельзя, чтобы вас было две в одной голове. Ещё немного, и Пантера выдворила бы вас, загнала бы вас туда, где обычно сидела сама. Вы должны стать одним человеком. Я могу это сделать, но это неприятно и больно. Вам покажется, что вы умираете.

— Пантера не согласится. — Вереан закрыла глаза.

— Я попробую её убедить. Важно, чтобы вы согласились. Вереан, скрытая программа может снова ожить в любой момент. Мы не знаем, что запускает её, а сидеть в этой комнате всю жизнь тоже не получится.

Вереан открыла глаза, и Мегин увидела, что «пленнице» на самом деле плохо.

— Я не смогу посмотреть в глаза Аганте, — сказала Вереан. — Нет, дело не в Пантере. Дело во мне.

— Попробуйте вспомнить, — предложила Мегин. — Сейчас ничто не нашёптывает вам. Что вы ей обычно говорили?

— Я говорила «да». — Вереан закрыла глаза и снова открыла.

— Вспомните, — Мегин взяла её за руку. — Вспомните любой из случаев.

* * *

Аганте помогла ей снять одежду и улечься на живот так, как сама Вереан когда-то учила. После тренировок на тренажёре, после учебных боёв и прочего тело болело, тренировки могли быть иллюзорными, но тело работало по-настоящему. Аганте всегда удивлялась, почему няня иногда с ног валится, хотя вроде бы сидела весь день в офисе или ездила по городам с дипломатическими поручениями.

Массаж. И ничего больше. Аганте потом осторожно устроилась рядом, прикрыла Вереан покрывалом и просто лежала, тихо-тихо. Иногда брала няню за руку. Видимо, понимала, что если прикоснётся к чему-то кроме локтя, Вереан вполне может встать и уйти к себе, и хорошо, если просто в другую часть комнаты, а не в другую комнату.

И всё. И ничего более.

* * *

— Вы для неё были и остаётесь родной матерью, — тихо произнесла Мегин, освободила одну руку Вереан и положила перед ней на стол платок. Вереан молча вытерла слёзы, выражение её лица не изменилось. — Она соблюдала приличия до последней буквы, и всегда обижалась, когда вы отталкивали её. Не убирайте дощечку. Я не хочу применять силу, я хочу помочь вам, понимаете?

— Да. — Вереан прикрыла глаза. — Понимаю.

— Кто сказал вам, что вы meana Rinen? Кто-то же сказал? Кто сказал, что вы были близки с принцессой? Ведь вам за это положена смертная казнь.

— Я… — Вереан осеклась. — Не знаю. Я просто поняла это, и мне стало страшно. Я не знала, почему принцесса ничего никому не сказала. Язнаю, что она нормальная, я ведь отгоняла от неё всех мужчин.

— Вы тоже нормальная. А если бы вы действительно поняли, кто вы и почему, психолог отстранил бы вас после очередного обследования. Между вами и ней ничего не было. — Мегин налила ещё воды, и поставила стакан рядом. — Только массаж, и это было для принцессы настоящим праздником. Когда вы разрешали его делать. Вы постоянно говорили сами с собой, и вряд ли это была Пантера. Вы согласны, Вереан? Времени мало.

— Я согласна. — Вереан стоило огромных трудов не закрывать глаза. Ей впервые было чудовищно стыдно, и ничего не могла с этим поделать.

— Только не вините себя! Ничего такого не было. Вами ловко управляли, и пора понять, кто и зачем. Я сейчас снова свяжу вам руки, и позову Пантеру. Вам покажется, что вы умираете. Не бойтесь. — Мегин встала у неё за спиной. — Скажите мне, когда будете готовы.

— Я готова. — Вереан положила обе руки на дощечку, и дождалась, пока Мегин привяжет руку. — Я не боюсь смерти. Спасибо, Мегин.

— Пантера. — Мегин сдвинула дощечку, убрала её из-под рук Вереан. — Нам нужно поговорить.

* * *

— Я убью его, — сообщила Пантера бесстрастно. — Он должен был всё почуять. Вы говорите, мне нельзя было оставаться вместе с Вереан?

— Вы — искусственная личность. — Мегин смотрела в её глаза, и становилось страшно — Пантера может убить кого угодно, и при этом остаться бесстрастной. Как машина. — Я не извиняюсь. Это правда, вас выдумали, вам придумали биографию и прочее. Но пока вы жили вместе с Вереан, у вас появилась история, память, вы стали такой же настоящей, как и она. Чтобы я смогла понять, на что вас запрограммировали, вам нужно слиться с ней. Добровольно, это важно. Если вы откажетесь, мне придётся убить вас, и отвезти Вереан в клинику, ей потребуется долгое лечение.

— Продолжайте, — спокойным голосом сказала Пантера.

— Вам покажется, что вы умрёте. Вы испытывали это чувство, верно? Всякий раз, когда уходили со сцены в темноту. Но вы вернётесь, и станете одним человеком. Последнее время вы часто ссорились с Вереан, и стали бояться, что она вас выгонит. Я права?

— Да, — кивнула Пантера.

— Вам решать. Вы сильный и жестокий человек, вы преданы Империи и принцессе Аганте. Принцессе очень нужна ваша помощь. Она не станет осуждать вас за то, что вы сделали. Принцесса сказала это сама, это важно.

Пантера улыбнулась, и Мегин словно окатили ледяной водой.

— Вы мне нравитесь, Мегин. Вы честный человек, и не пытаетесь льстить. Хорошо, я согласна. Вереан должна стать сильнее, я помогу ей. Но знайте, что я убью Вантрана, если всё то, что вы говорите, правда. Вереан должна была сойти с ума, и я вместе с ней.

— Мне нужно будет поговорить с ним, — предупредила Мегин. — И получить ответы на вопросы.

— Мне тоже. Я согласна, Мегин. Я много раз умирала, и я знаю, что Вереан тоже не боится смерти.

— Ответьте ещё на один вопрос. — Мегин взяла её за руку. — Это ведь вам было нужно «Золотое пламя», верно? Не Вереан, а именно вам?

— Да, — признала Пантера. — Я meana Rinen, и Вереан это знает. Но я не посмела бы и пальцем коснуться нашей принцессы.

— Почему вы решили, что вы meana Rinen? Кто вам сказал? Ведь это — тело Вереан. Я сделала анализ крови, пока вы с ней спали. Гормональный уровень в норме. Обследуйтесь сами, если хотите.

Мегин впервые увидела растерянность на лице Пантеры.

— Meana Rinen заказывают «Золотое пламя», если не могут найти себе партнёра, — пояснила Мегин. — Иначе каждый цикл луны проходит очень тяжело, они становятся агрессивными, опасными для окружающих.

— А мне всё время приглашали одних и тех же, — медленно проговорила Пантера. — Меня обслуживали одни и те же «кошечки». Сволочь, — произнесла она ровным голосом. — Вот зачем он это внушил. Вот кто давал мне инструкции. Им всем не жить.

— Мы должны выяснить, кто всё это придумал и зачем, — напомнила Мегин. — Пантера, время на исходе. Я должна назвать Стигару верный код, или мы все здесь и умрём.

— Я уже сказала, что согласна. Говорите, что делать — или делайте сами.

* * *

— Помогите! — Мегин позвала Стигара, но тот медлил. Ему явно было неловко присутствовать при том, что случилось. Вереан кричала так, словно её сжигают заживо. — Это нормально. Ей было очень больно, и организм освободился от мусора. Не бойтесь, я сама её вымою, просто помогите донести до ванной.

Аванте появилась в коридоре, сделала знак — всё спокойно. Мегин кивнула, и махнула ей рукой: «Продолжай патрулировать». В присутствии Стигара Аванте не меняла облик и не превращалась в облако. Вот это машина!

— Я получил инструкции от Центра, — сообщил Стигар. — Ваш позывной — Ласка, её, — он указал в сторону Аванте, — Куница. Её Величество лично подтвердила ваши полномочия.

— Вереан отдаст нужные распоряжения. — Мегин осторожно уложила её под душ. — Я думаю, через три-четыре часа она придёт в себя. Если мне доверяют, то я могу сделать заключение, как психолог.

— Верно, — согласился Стигар.

— Я дам заключение по вам всем, и, если с Вереан всё в порядке, она примет командование. А пока приготовьте что-нибудь поесть. И выпить — горячего и сладкого.

— Есть! — Стигара как ветром сдуло.

* * *

— Это вы, Мегин? — Вереан не открывала глаза. — Я чую вас. И Стигара тоже. У меня что-то с обонянием, оно не было таким сильным.

— С возвращением, Вереан. — Мегин взяла её за руку. — Её Величество дала мне полномочия обследовать вас и дать заключение. Простите, что пришлось снова сковать вас. Как вы себя чувствуете?

— Превосходно. — Вереан открыла глаза. — Очень странные ощущения. Я и раньше помнила многое, что помнила Пантера…

— А теперь?

— А теперь помню всё. Странно. — Вереан засмеялась. — Как вы это сделали?

— Долго рассказывать. — Мегин потёрла глаза кулаками. — И я ужасно устала. Мы пройдём в медицинский блок, и там я сделаю все анализы. Вы по-прежнему хотите убить Вантрана, вашего психолога, и его «кошечек»?

— Сначала им придётся всё рассказать, — возразила Вереан. — А потом посмотрим. Что с моей программой?

— Я уничтожила то, что нашла. — Мегин зевнула. — Простите. Вереан, если диагност покажет хоть что-то не то, я отвезу вас в клинику, и буду действовать сама. Понимаете?

— Понимаю. — Вереан потянулась, сколько позволял «кокон». — Дайте мне ту дощечку. И мэйсы, которые были у меня в кармане. Который час?

— Почти шесть утра. Стигар и агент Райс-103 здесь. Ваши люди ждут в Стемране. Никто больше на связь не выходил.

— Я разберусь. Но сначала я бы поела, если можно.

— Да, конечно. — Мегин положила на грудь Вереан дощечку и высыпала ей в ладонь пригоршню мэйсов. — Да поможет нам Лес, Вереан. Я чувствую, мы в большой беде. Мы все. Без вас будет очень трудно.

— Дайте мне пару часов. — Вереан сжала дощечку свободной рукой. — Мы… простите, я постараюсь прийти в себя. Мне кажется, или в комнате есть кто-то ещё?

— Нет, не кажется. — Мегин поманила Аванте. — Это Аванте, кодовое имя — Куница. Моя помощница и телохранитель.

— Рада буду работать с вами, Вереан, — поклонилась Аванте.

— Нас уже пять, — улыбнулась Вереан. — Значит, справимся.

— Сейчас я принесу ваш завтрак. — Аванте направилась к двери. — Отдыхайте.

82

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 3:10

— Рад приветствовать столь высоких гостей. — Умник поклонился собравшимся. На этот раз все были здесь лично, а не в виде фантомов. Все «заговорщики», обе принцессы. Приёмную мать Аверан оставили в городе под присмотром Маэррин. Женщина так перенервничала, что спала уже вторые сутки, может, это было и к лучшему.

— Простите, что лишаю вас отдыха. У нас очень важные новости. Мерона, начинай.

— Мегин, помощница Рыси, получила сигнал о помощи от Вереан, помощницы Аганте, — пояснила Мерона. — По словам Мегин, Вереан была обработана и долгое время была носителем скрытой программы. Несколько часов назад программа запустилась. Мегин сумела обезвредить её, и сейчас они с Вереан собираются выяснить, кто наложил программу и зачем. По договорённости, Вереан не возвращается в Стемран, пока у нас будет хотя бы малейшее подозрение, что программа всё ещё действует. Есть все основания предполагать, что целью программы было физическое уничтожение всех здесь присутствующих, чтобы не допустить создания Великого Дома Стемран.

Удивление в глазах Рыси. Остальные если и изумились, то не подали виду.

— Чем мы можем помочь Мегин и Вереан? — поинтересовалась Аганте.

— Мы дали им в помощницы нашу новую знакомую и союзницу, — пояснила Мерона. — Аванте, войди, пожалуйста.

* * *

— Машина?! — поразилась Аганте. Она первой поговорила с роботом, и не могла прогнать ощущение, что говорит с подлинным человеком. — Вы шутите!

— Аванте, скопируй, пожалуйста, Аганте, — попросила Мерона. Робот очень быстро учится. Настолько, что несколько дней вёл себя, во всех своих «воплощениях», как настоящий человек, умел даже капризничать и шутить. А с позавчерашнего дня Аванте научилась очень точно воссоздавать личный запах человека. Тевейра-Тимо была в восторге, и попросила, чтобы Аванте всё время была поблизости, чтобы говорить с ней. Может, поэтому робот так быстро обучался.

«Я — Лес», — сказала Аванте. То есть Лес нашёл себе посредника, чтобы общаться с людьми. Военные давно бы уже изолировали нашу весёлую компанию, и, возможно, уже готовились бы к полному уничтожению Леса. А мы спокойно ко всему этому относимся. Может потому, что понимаем — силы равны, мы все можем уничтожить друг друга, но, что важнее, мы не видим повода для агрессии. Лес, в лице Аванте — само дружелюбие. И любопытство. Ещё бы понять, как и кем он нас воспринимает.

— Поверить не могу, — призналась Аганте. — Да, я согласна, за этим станут гоняться все остальные. Вы уверены, что Аванте будет слушаться только нас?

— Я уверена, — поднялась Тевейра-Тимо. — Мы, все здесь, не боимся Леса, не считаем его угрозой. И мы все потеряли что-то очень дорогое для нас, чтобы защитить Лес, помочь ему выжить. Я думаю, поэтому он выбрал нас.

— А ведь мы ничего не знаем о Лесе. — Рысь поднялась и подошла к обеим Аганте. Робот улыбнулся и потупился, как сделала бы сама Аганте, когда Рысь взяла его за руку. — Ведь так?

— Можно считать и так, — согласился Умник. — Я думаю, дело в доверии. Лес, несомненно, знает, что такое доверие. Помните, что он давно мог покончить со всеми людьми. У нас есть фактически данные; Лес умеет выводить микроорганизмы, патогенные для конкретного вида, и уничтожать этот вид в течение нескольких дней. Лес давно мог передать нам какую-нибудь заразу, и покончить с человечеством и здесь, и в Старом Мире. Но, как видите, он этого не сделал.

— Или доверять, или уйти. — Аганте погладила по щеке своего двойника и улыбнулась. — Как настоящая… прости, Аванте.

— Я понимаю, почему вы удивлены, — Аванте-Аганте улыбнулась. — Я уже привыкла.

— Не могу поверить, — призналась Аганте. — Всё равно не могу поверить, что это машина!

— Аванте умеет реплицировать себя. — Умник уселся за свой стол. — Мы решили, что у каждого из нас будет её копия. Она будет изображать человека, по поводу которого ни у кого не будет подозрений. Понять, что это не человек, можно только при глубинном сканировании стационарным диагностом, Аванте научилась имитировать структуру наших тканей так, что никакое поверхностное исследование не поможет её раскрыть.

— Разумно, — согласилась Рысь. — А как же Мегин и Вереан?

— Аванте с ними. Одна, но при необходимости она сможет реплицироваться. Размножиться.

— То есть нам нужно скрыть факт её существования до подписания бумаг. — Рысь вернулась в своё кресло. — А потом… надеяться, что Аванте поможет нам выстоять, случись что. Нам с Аганте придётся поделиться этим секретом. Вы понимаете, почему. Я должна буду поговорить с Её Величеством Королевой Фаэр, как только подпишут все бумаги, и уляжется первый дым.

— Я тоже, — согласилась Аганте. — Я понимаю, это большой риск, но мы не можем обманывать наших покровителей с первой же минуты.

— Пригласим их сюда, — предложила Мерона. — Для этого будут очень веские поводы. Пригласим и поговорим здесь.

— Согласна. — Рысь вновь подошла к роботу. — Скопируй меня, пожалуйста. О, какая прелесть… Аванте, я хочу с тобой дружить!

— Я сочту за честь, — отозвался робот, и они с Рысью церемонно поклонились друг другу. Никто не усмехнулся.

— Есть и другие, очень важные, темы. — Умник поднялся вновь. — Но время позднее, а на свежую голову думается куда как лучше. Я думаю, самое время пожелать нам всем спокойной ночи, но сначала прошу всех высказаться, кто что желает есть на завтрак. Лично у меня стресс вызывает сильную тягу к творчеству, и у Аверан, я думаю, тоже. — Аверан улыбнулась и кивнула. — Вот и славно. Прошу заказывать! Физик я никакой, зато гениальный повар-протезист. Будете завидовать всю жизнь. — Рысь и Аганте переглянулись и рассмеялись. Вторая Тевейра присоединилась к ним. Умник сиял. — Прошу, прошу! Время позднее. Вот-вот начнёт светать, а у нас всех завтра полно дел.

* * *

— Не притворяйся, ты не спишь, — услышал Майер примерно через час. И когда Тевейра успела прийти? Даже не заметил, а ведь практически не спал, настолько много всего в голове. Но отдохнул, всё равно отдохнул. — Через полтора часа рассвет!

— Это намёк?

— Нет, это требование! — Тевейра рассмеялась, запрокинув голову. — Между прочим, никто ничего не отменял! Ави будет ждать тебя на улице, делать зарядку. А сейчас, доктор Майер, вы мой! Никаких отговорок, у вас было время выспаться!

Майер рассмеялся и закрыл глаза. Тевейра была рядом, и голова начала кружиться… сильнее и сильнее.

* * *

— И что вам не спится? — Умник посмотрел на Мерону и Аверан поверх очков. — Ладно. Ави, пошли, чай принесём. Или попросить Аванте?

— Нет, давайте уж мы сами!

Мерона посмотрела, что читает Умник, а он страсть как не любит, когда заглядывают через плечо. «Проблематика поиска инопланетного разума». Однако!

Она чувствовала их обоих — и Майера, и свою дочь. Что-то происходило, способности Aenin Rinen обострялись. Мероне даже стало неловко, словно она подсматривала, настолько явственно всё ощутила. Но не было ни ревности, ни другого горького чувства. «Они счастливы, — подумала Мерона, — и я вместе с ними. А моё счастье теперь немного в другом, вот и всё».

— О чём думаешь? — Умник и Аверан вернулись. — Давай, пока горячий, а то вкуса не будет.

— Вот скажи мне честно, Эри. — Мерона откинулась на спинку кресла. Умеет Умник чай готовить, не отнять. — Ты всех подряд омолаживал, так, что людям потом на пятьдесят лет меньше дают. А сам? Чего такой складчатый?

— Эх, — вздохнул Умник. — Ладно, так и быть. Ави, дорогая, закрой-ка дверь.

Аверан, недоумевающая, повиновалась. Умник достал из кармана халата свой пульт управления, который вечно ломается. Нажал на кнопку и…

— Эри! — ахнула Аверан. — Так нечестно!

Мерона сама чуть не вылила на себя всю кружку с чаем. Непонятно, что случилось, но сейчас перед ними стоял тот Умник, которого она впервые встретила здесь, перед самым началом войны. Никаких морщин, тонкие усики — те самые, за которые осмеяли не так давно Майера. Волосы, лишь отчасти тронутые сединой.

— Это что, фантом? — поинтересовалась Мерона, когда обрела дар речи. Умник осклабился и вновь нажал на кнопку. И вновь стал прежним — морщинистым, на вид — ветхим уже стариком.

— Вот это — фантом, — пояснил Умник. — Мне так удобнее. А то ваши головы были бы заняты совсем другим.

Аверан рассмеялась, бросилась к нему и обняла.

— Так нечестно! Зачем вам эта ужасная маска? Вы без неё такой красивый!

— Так, Эри, перед тобой глава Великого Дома, — напомнила Мерона, хотя глаза её улыбались. — Помни о приличиях!

— Мама! — Аверан обиделась. — Он мне нравится! Я чувствовала, что есть подвох!

— Ладно, — махнула рукой Мерона, — в самом деле, ты уже большая. Эри, она права, будь сам собой.

— Вам что, Майера мало? Еле-еле отбились от федералов с их глупыми вопросами.

— Хорошо, тогда после подписания всех бумаг. Ну хотя бы для своих! В конце концов, это свинство!

— Свинство, — согласился Умник, доливая чай. — А я кто? Свинтус. Ты мне лучше вот что скажи, что будем делать с роботами? Будем посылать экспедицию?

— Очень смешно. У нас тридцать гражданских патрульных кораблей, не считая автомобилей, конечно, и три боевых трофейных. Или хочешь попросить дом Рейстан выделить нам эскадру? Так, полетать и развеяться?

— Автомобили. — Умник почесал подбородок. — Ты гений! Слушай, я же видел это барахло, которое принёс Таэрвен. Оно всё мелкое, как раз для автомобиля!

— Ты спятил? В автомобиле ты самое большее сутки-двое выдержишь. Даже если кислорода и прочего возьмёшь на год.

— Ладно, не нуди. Так что, будем или не будем соваться? Я бы рискнул.

— Поговорим с Аванте и Таэрвеном, — предложила Мерона. — Я против такой авантюры. Если они все явятся сюда, что прикажешь делать?

— Поговорим, — согласился Умник. — А я пока запущу эфемеров на Тропе. Кстати, фокус с веточкой помог, Вейри будет благодарность в приказе.

Аверан засмеялась, и поднялась из кресла.

— Доктору Майеру пора на зарядку, — пояснила она. — Мама, можно попросить тебя?

— Да, моя милая. — Мерона тоже поднялась. — Через полчаса пора будить принцесс. Идём, Эри, помогу на кухне.

— Из Старого Мира нет новостей? — Умник со вздохом отложил книгу.

— Пока нет. И это пока главная приятная новость.

83

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье «Шиповник», Венант 16, 1415 В.Д., 7:40

Мегин очнулась, как будто включилась. В голове сыро, но сырость постепенно проходила. И давит на уши, словно они глубоко под землёй.

Вначале Мегин подумала, что она скована, но это просто затекли руки. Она спала раздетой, на единственном в этой комнате диване. Из соседнего кресла поднялась Вереан.

— Выспались? — Она улыбалась. — Я уже начала беспокоиться.

— Где мы?

— В тихой комнате. Ваша помощница обследовала поместье, нашла много «шептунов». Мегин, где вы её такую нашли? Это же чудо, у меня в штате не было таких техников!

— Не скажу. — Мегин уселась и потёрла виски. И они рассмеялись, обе. — Что такое «шептуны»?

— Маленькие такие пакостные вещички. — Вереан показала пальцами — предмет размером с лесной орех. — Излучают, нашёптывают. Если человек заговорён, простите, если у него программа поведения, «шептуны» могут наделать дел. Не знаю, откуда они взялись. Когда мы уезжали, всё обследовали, а периметр никто не нарушал. Вы красивая, вы знаете? Одежда вон там, за вашей спиной.

— Знаю. — Мегин с трудом поднялась. Голова прояснилась, а вот физическая усталость осталась. Теперь она начала припоминать, как она обследовала Вереан и долго вглядывалась в причудливую картину, которую выдал диагност. Долго, очень долго всматривалась, даже вышла наружу, чтобы позвонить кое-кому. Когда вернулась, Вереан просто спросила: «Мне можно загадывать последнее желание?» — и получила в ответ улыбку. Нет. Картина странная, но человек вменяемый, скрытых программ поведения нет. А интуиция говорила, что Вереан можно доверять. А если было бы нельзя… Мегин чувствовала — что-то происходит, что-то неприятное. И без Вереан разобраться в этом всём будет трудно, потребуется много времени, а его-то и нет.

— Убедились? — Мегин оделась, ощущая на себе взгляд Вереан.

— Что я не meana Rinen? Да, убедилась. Я же вас раздевала. Хотя вот сейчас немного жалею об этом. — И они снова рассмеялись. — У меня плохие новости и хорошие новости.

— Сначала хорошие.

— Многие из моей группы там, в Нерейте, и в Никкамо выжили. Примерно треть.

— Что случилось с остальными? — Мегин стало не по себе.

— Мы не знаем пока. — Вереан потёрла лоб. — «Мы» — это я и мои агенты, Мегин. Знаем только, что они мертвы, и всякий раз похоже на смерть от естественных причин. У меня осталось сорок два агента здесь и двадцать в Стемране. Нужно встретиться с ними. Чтобы вы всех осмотрели и приняли меры, если что.

— Разумно, — согласилась Мегин. Она до сих пор не могла вспоминать без содрогания процесс «слияния», уничтожения тех «стен», которые разделяли обе личности Вереан. И на какой-то момент там померещилась ещё одна, третья, личность. И, Великий Лес, сколько там было грязи и ненависти… ненависти к самой себе. — А плохая новость?

— У нас кончился кофе, а я боюсь отпускать кого-нибудь в магазин, — развела руками Вереан, и обе снова рассмеялись. — Вы и в самом деле не скажете, где взяли Аванте? Она отказалась объяснять.

— Хотите себе такую же помощницу? Могу устроить по знакомству.

На этот раз они смеялись чуть не минуту, не могли остановиться.

— Когда Пантера была маленькой, — Вереан вытерла слёзы, — меня учили, что смех помогает приходить в себя. Хоть здесь не соврали. Мегин, я скажу честно, я не знаю, за что браться. Наверное, нам нужно найти новую базу. Здесь много полезного, но я не уверена, что здесь мы в безопасности. И надо убедиться, что никто не успеет найти никакого компромата на наших принцесс и Аверан. Я передала Мероне, что Скунс нужен живой и мыслящий, если получится, но на это нельзя полагаться.

— Хорошо. Я поищу новую базу, а вы пока соберёте вещи. Но сначала — завтракать.

* * *

Аванте стояла рядом и подтвердила потом, что попыток перехвата связи не было. Мегин позвонила три раза. Всякий раз ей просто приходило сообщение с новым номером, звонила туда, там слушали её позывной, имя в Ордене, и молча разрывали связь. И почти сразу приходило новое сообщение… «Конспирация, — подумала Мегин. — Вот что нам с ней нравится. Игры в тайны и загадки. Но я маленькая, все говорят, а она… Она тоже ведёт себя как ребёнок, во многом. Пантера — большой ребёнок, которого очень обидели, но она умеет радоваться жизни, умеет быть доброй. Как странно наблюдать то, что получилось… Личности будут „сплавляться“ ещё долго, но нет оснований тревожиться. Пока что — нет».

— Есть база, — сообщила Мегин, вернувшись на кухню. Оба мужчины тоже были там, они тоже успели отдохнуть. «Они в восторге от неё, — поняла Мегин. — У неё агенты, которые не просто исполнительны и дисциплинированы, они искренне уважают свою начальницу как человека».

Агента Райс-103 в миру зовут Рейен, и так обращаться гораздо приятнее.

— Это в горах, к югу от Менаокко. Сорок три километра отсюда. Ключи будут через час, можно вылетать туда.

— Принято. — Вереан прикоснулась к гарнитуре. — Канал восемнадцать сто один, на канале экстренной связи тишина. Ждать моего вызова в течение часа. — Она отложила гарнитуру. — Рейен, я думаю, у меня есть основания повысить вас до майора и включить в оперативный штаб.

— Служу Империи, — поклонился агент Райс-103.

— Эвакуация. Забираем основное оборудование, полчаса на сборы. Аванте, вы можете исследовать наши автомобили на «жучки»? Вот пульты, — Вереан протянула Аванте несколько брелоков.

— Будет сделано. — Робот дождался, когда Мегин кивнёт, и убежал прочь.

— Говорите, что делать. — Мегин поднялась на ноги. — Не люблю сидеть без дела.

Шамтеран, Федерация Никкамо, г. Менаокко, Южная окраина, склон горы Маритте, Венант 16, 1415 В.Д., 8:55

— Пока только мы с Аванте и вы. — Мегин вроде бы ничего не делала, но часть скалы протаяла и в открывшемся проходе стала видна дверь. — Вон там гараж и склады. Пусть мужчины подождут нас там.

Вереан отдала приказ, и Стигар, отдав честь, сел за руль и направил их «Дракона» прямо в сторону скалы, под определённым углом стало видно, что там не скала, а проход — достаточно крупный даже для небольшого автобуса-челнока. Например такого, которым возят туристов на Луну и ближайшие планеты.

— Я впустила вас сюда, и теперь отвечаю за вас перед Орденом, — пояснила Мегин, когда дверь за их спинами закрылась. — Я сумела убедить руководство, что ситуация чрезвычайная. У вас есть выбор, Вереан. Вы становитесь ученицей, «школьницей» в Ордене, после того, как мы всё окончим, или вам сотрут память. Обо всём, что вы здесь видели.

— Вы Aenin Rinen? — Второй раз за минувшие сутки Мегин видела изумление на лице обычно невозмутимой Вереан. — Но вам всего двадцать три! Это звание никогда не дают раньше тридцати пяти!

Мегин улыбнулась и поклонилась. — Для меня сделали исключение.

— Я согласна в школьницы, — немедленно ответила Вереан. — Вы предлагаете мне уйти в отставку из Специальной Службы?

— Мы поговорим с Её Величеством. Я считаю, и мои начальники не возражают, что я могу открыться. Я считаю также, что Её Величество Ан Рейстан поймёт обстоятельства, и примет предложение сотрудничества от Ордена.

— Я должна что-то подписать?

— Нет, достаточно сказать вслух. При необходимости, это всегда можно будет найти вот здесь. — Мегин постучала себя по лбу. — Вереан, я скажу честно, там, в медицинском комплексе, у меня были сомнения. Мне казалось, что вас следует изолировать от остальных, и срочно лечить.

— Вы говорите правду, это всегда приятно. — Вереан едва заметно поклонилась. — Скажите честно, насколько там, — она постучала себя по лбу, — плохо?

— У вас впереди много беспокойных ночей. Наверное, чувство вины и всего прочего. Память Пантеры будет возвращаться и дальше. Возьмите вот это. — Мегин протянула Вереан ожерелье. — Ничего такого, это ручная работа. Сделала одна старушка там, на Стемране, она подарила мне несколько штук. Это камшер, покрытый лаком из его же смолы. Носите, не снимая. Мне будет спокойнее.

— Спасибо. — Вереан осторожно приняла ожерелье — каждый элемент его изображал зверя, птицу или рыбу — и осторожно надела на шею. — Почему камшер?

— Он помогает основной личности человека стать ведущей, — пояснила Мегин. — Даже если это не живой камшер, а его древесина. Главное, чтобы дерево было срезано недавно, и не подвергалось термической обработке. Одно из явлений, которому пока нет хорошего объяснения.

— А я считала, что знаю о тамошних слухах и легендах всё. — Вереан погладила фигурку волка на ожерелье. — Простите.

— Обсудим это позже, хорошо? Времени мало. — Мегин посмотрела на часы. — Давайте, обойдём крепость, и я покажу вам тут всё.

— Крепость?

— Это одна из крепостей Ордена. Многие давно уже пустуют, Орден давно никто не преследует. И… мне нужно выспаться, Вереан. Если хотя бы часть ваших агентов заражена, мне потребуется много сил. Пока можете придумать легенду, что это за место.

— Вы не можете попросить Аванте рассказать больше о себе? — Робот улыбнулся и посмотрел на Мегин. Та взяла его — её — за руку.

— Потом, когда мы со всем справимся. У нас с ней тоже есть устав и обязательства. Аванте с нами и сделает для нас всё, чтобы помочь. Это главное.

— Для меня честь помогать вам, — поклонилась Аванте. — Жду распоряжений.

— Ави, обойди, пожалуйста, крепость — здесь не должно быть жучков, но лучше проверить. Вот карта, — Мегин протянула «блокнот» — карманный терминал связи и электронную записную книгу. На вид — блокнот с одной страницей.

— Слушаюсь! — И Аванте как ветром сдуло.

— Ещё один вопрос. — Вереан дождалась, пока Аванте уйдёт. — Там, в поместье. В то утро, когда мы с вами уезжали в Стемран…

— Я действительно была с принцессой Тевейрой. Я, как и вы, тренировала её управляться с «ушками». На самой себе. Как и для вас, это было только уроком. Хотя очень приятным. — Мегин улыбнулась. Вереан шагнула вперёд и обняла её.

— Простите, — произнесла она, отпустив Мегин. — Я ещё не вполне разобралась в себе самой. Я не хотела вас задеть.

— Всё в порядке. Мне показалось, или Пантера становится сентиментальной?

Вереан сделала едва заметное движение, и Мегин оказалась на коленях, а Вереан, держа руку Мегин заведённой за спину, склонилась, обнимая Aenin Rinen за шею.

— Это не помешает мне, — прошептала Вереан и тихонько рассмеялась. — Я Вереан, позывной — Пантера. И я могу свернуть вам шею, прямо сейчас.

Она отпустила Мегин и помогла той подняться. На лице Мегин была улыбка.

— Но без вас мне будет тяжело и одиноко, — заключила Вереан и огонь в её глазах угас. — Мир? — Она протянула руку. Мегин пожала её.

— Мир, — согласилась Мегин. — Простите, не смогла удержаться. Я вообще люблю дразнить.

— Я тоже. Мегин, у вас круги под глазами. Покажите мне, что здесь где. У вас шесть часов, прежде чем прибудут первые агенты.

84

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 8:20

— Я сегодня в центральной клинике, — предупредил Майер. — Врачей мало, а я, по крайней мере, могу консультировать. Звонить я тоже могу. Вейри, сегодня будут ещё гости. Если ты сможешь встретить их…

— Да, не беспокойся. — Тевейра-Тимо сжала его ладонь. — К нам каждый день приходят люди, и с ними нужно говорить.

— Эри, получается, ты остаёшься со всем хозяйством. — Мерона кивнула в сторону камина — в сторону Тропы. — У меня тоже полно дел. И придать тебе пока некого…

— Я могу сегодня побыть здесь. — Посол Таэрвен поднялся и поклонился. — По плану, у меня посещение Института Биологии. Остаток дня свободен. Мои заместители меня прикроют, если что.

— Я с удовольствием побывала бы там. — Рысь подошла к камину, на безопасное расстояние, и замерла, глядя на круговорот тумана на Тропе. — Но…

— Не сейчас, — мягко возразила Мерона. — Рысь, это место может быть небезопасным. Я категорически против того, чтобы вы, Гани, Аверан и моя Тевейра входили на Тропу. Потом — я думаю, мы посвятим вас во всё, и покажем, если будем уверены в безопасности. В конце концов, это ваш дом, и нужно знать, что здесь есть.

— Я согласна. — Аганте подошла к Рыси, встала рядом. — Такое странное ощущение… Мне как будто холодно, хотя оттуда ничем не дует. Рысь, для тебя сегодня уже есть работа. К нам придут послы Великих Домов, у них будет много глупых требований.

— Как будто бывают умные, — вздохнула Рысь. — Мегин бы сюда. С ней я никогда не устаю.

— Я буду рядом, — отозвалась Тевейра. — И Аверан. И Маэррин, и все наши сёстры и братья, если нужно.

— Уже и покапризничать не дают, — надула губы Рысь. Она добилась своего — Аганте и Тевейра рассмеялись, остальные улыбнулись. — Да, я готова. Ты права, Гани, пусть каждый займётся своим делом. Вот теперь я точно не уеду отсюда. И не дам обидеть нас. — Она говорила, улыбаясь, но у Мероны по спине проползли мурашки. — Нам пора, верно? Аванте поедут с нами?

— Прилетят, — уточнил Умник. — Я перезвоню вам.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Крепость Эрен-Маритте, Венант 16, 1415 В.Д., 13:10

Мегин быстро выспалась. Но чувство тревоги не отпускало.

— Выспались? — Судя по всему, Вереан спала в той же комнате на коврике у кровати, на которой спала Мегин. Она уселась. «Одета в домашний тефан», — отметила Мегин. Всё предыдущее время Вереан ходила в ярком тефане из ткани с геометрическим рисунком. Судя по ощущениям от него, это было нечто большее, чем одежда. Возможно, это была ещё и броня.

— О, да. — И Мегин с удовольствием потянулась. — А вы?

— Я тоже. — Вереан подошла к зеркалу и встала, глядя в своё лицо. — Извините, что без спросу. Мне, в самом деле, одиноко.

— Мужчина вам нужен, — вздохнула Мегин. — Только не деритесь. Я не о том, о чём вы подумали. Такой, чтобы был рядом, чтобы восхищался вами, чтобы уважал.

— Таких полсотни, — усмехнулась Вереан. — И все готовы за меня умереть. Вы правы. Покончим с делами, займусь личной жизнью.

— Обещаете? — Мегин протянула ей руку. Вереан не сразу прикоснулась к ней.

— Обещаю. Через час начнётся работа. А пока — можно попросить вас сделать мне массаж? Спина как не моя.

— Идёмте за мной, — поманила Мегин. — Прямо по коридору и налево.

* * *

Орден Луны, как называли сами себя Aenin Rinen, с момента возникновения был предметом пристального внимания как разведок всех мало-мальски крупных стран, так и преступных сообществ. Созданный в незапамятные времена, Орден следит за тем, чтобы человечество не покончило с собой во всех смыслах. Но умения тех, кто получил звание Aenin Rinen, остаются тайной за семью печатями даже сейчас, когда, казалось бы, любого человека можно перепрограммировать на любые действия и в буквальном смысле вывернуть душу наизнанку.

«Мы давно хотели войти в контакт с руководством специальных служб Империи, — думала Мегин, осторожно разминая спину Вереан. Та права, спина у неё такая, словно Вереан сутки без отдыха грузила кирпичи. — Интересно, почему? Этот её специальный тефан?».

Мы искали контакта, и вот он. Мне дали звание уже за то, что я сумела убедить Её Величество королеву Фаэр, что им очень поможет сотрудничество с Орденом. Равноправное, без попыток давления. Честное, насколько это возможно в области политики. А Вереан, про которую известно только то, что она возглавляет крупную сеть специальных операций как в Стемране, так и в Старом Мире, оставалась неприступной. Профессионал, ни с кем из её агентов высокого ранга не удавалось установить контакта, хотя Вереан всегда на виду, и вроде бы известно всё о её контактах. Отчитывается она лично перед Королевой Ан Рейстан. И вот она, тут, под руками, и по-прежнему — загадка, хотя она, Мегин, очень основательно заглянула ей в голову.

Мегин старалась думать «в двух направлениях», очень помогает против тех, кто умеет читать намерения. А Вереан умеет. Интересно, кто её обучил? Отступница, Тёмная Матерь? Таких ловят и при необходимости ликвидируют — беспощадно. И не было сведений, что нашлась ещё одна отступница, начавшая передавать самые важные методики военным и специальным службам. Но единственная, кто может пролить на это свет — сама Вереан.

Вереан лежала, жмурилась от удовольствия — сейчас можно, всё равно никто не видит её лица — и думала, что вот она, большая удача — Aenin Rinen, да ещё и предложившая обучение в их Ордене. Ловить их удавалось неоднократно, но вынуть из них их знаменитые методики, а тем более заставить работать добровольно на благо Империи пока не удавалось. Известны собранные из множества косвенных источников знания и технологии, и даже они, обрывочные, дали Империи невероятное преимущество перед остальными. И вот она, молодая и амбициозная Aenin Rinen, да ещё и спасшая Вереан, хотя могла просто допросить и ликвидировать, и никто никогда бы ничего не узнал. Та часть Вереан, которая не так давно была Пантерой, предупреждала: «Осторожно с ней, у неё своя игра, и как бы она нас не переиграла!». Но — это шанс, и нужно уговорить Её Величество начать переговоры с Орденом, ведь если они столько веков умудряются сохранить свои секреты в тайне, это более чем достойный противник, а значит — возможный очень нужный союзник.

На Стемране у Мероны есть не менее опытные ученики, и они также не раскрывают своих умений; те из них, кого пытались «перепрограммировать», попросту забывали всё, чему их учили. Так и не нашлось способа обойти эту «кнопку», механизм, который скрывал тайное знание. «Мы по-прежнему не всё знаем о том, как работает мозг, а Орден давно обогнал всех остальных по этой части. С ними нужно сотрудничать. Честно, насколько с ними можно быть честными. Я — и школьница, — подумала Вереан. — Месяц назад я бы с негодованием отказалась. А теперь мне нравится эта идея. Пусть даже есть повод опасаться Мегин. Вон у неё какие нежные руки, но я-то знаю, что она ещё опаснее меня, может и усыпить, и свести с ума, и убить прикосновением. Но этот их нелепый кодекс чести, который запрещает им убивать иначе как в случае крайней необходимости».

— Всё. — Мегин протёрла Вереан полотенцем, смоченным в травяном настое. — У вас железное здоровье, мне немного завидно. Можно личный вопрос?

— Попробуйте. — Вереан уселась. Мегин тактичная, не стала всматриваться в нижний пояс, не прикасалась там ни к чему руками — только через полотенце, и очень осторожно.

— У вас есть дети?

Вереан рассмеялась.

— Похожи на настоящие, да? Вы заметили рубцы? Нет, Мегин. У меня была моя принцесса. У меня есть Королева и Империя. И всё. У меня нет родных и близких, иначе я была бы уязвима.

«Они и есть настоящие», — подумала Мегин. Пока Вереан пребывала в беспамятстве там, в поместье, Мегин осторожно исследовала её. Если рубцы искусственные, то Вереан, помимо прочего, как-то имитирует гормональный фон рожавшей женщины. Ничего сложного, но источник «навязанных» гормонов невозможно скрыть от обследования в диагносте. А диагност ничего не показал: более того, он явно продемонстрировал «засечки», рубцы в гонадах, ещё один признак того, что у Вереан были или есть дети.

— Простите. — Мегин поклонилась. — Видимо, очень хорошая имитация. А собираетесь? Времени у вас осталось немного.

— Не знаю. — Вереан задумалась. Раньше и мысль бы показалась нелепой — принцесса, вот всё, что есть, всё, что важно, если и нянчить, то её, Аганте, детей. И всё. Вот оно счастье, и другого не надо. — Почему это вас интересует?

— Хочу узнать о вас больше. Нам с вами работать вместе. Мы состоим во враждующих организациях, но нам с вами нельзя враждовать, иначе все мечты погибнут.

— Верно. — Вереан встала, и Мегин помогла ей одеться. В «праздничный» тефан. И спина Вереан вновь отозвалась, едва включился армейский «костюм», которым и был тефан. — Я думаю, вы хотите предложить быть максимально откровенными, а если нет возможности — то хотя бы не лгать. Я согласна.

— Да, верно. — Мегин вернула поклон. — Спасибо. Сегодня, после того, как поговорим со всеми агентами, я хотела бы поговорить с вами. О личном, если можно. И вы спрашивайте, если хотите. Могу молчать, но врать не стану. А вот дразнить буду, не могу по-другому. Не будете кусаться?

— Буду. Но не насмерть.

Они засмеялись, взявшись за руки, и тут ожил телефон Вереан.

Пора.

85

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 14:45

— Идея безумная, но она мне нравится. — Таэрвен с хрустом почесал затылок. — В самом деле, если робот знает координаты своей базы, и поделился ими с нами, то зачем? Возможно, он предлагает визит. Что мы знаем об их цивилизации?

— Ничего, — Умник посмотрел на экран монитора. В его кабинете две Аванте, друг напротив друга, следили за «кольцами». — Позвать?

— Нет, пока не нужно. Мне всё ещё не по себе от её присутствия. Так вот, у нас есть пробойники, которые можно установить на автомобиль. Энергии потребуется очень много, но можно добавить запасной реактор или заменить существующий. Если забить автомобиль класса вашего «Торнадо» запасными блоками, то… — посол склонился над экраном своего вычислителя, — то хватит примерно на сто — сто двадцать миллионов парсек.

— С ума сдуреть, — честно признался Умник. — Слушайте, откуда у вас такие технологии?

— Это мой дальний родственник. С ним случалось много озарений, он много чего напридумывал. По совести, многим мы пользуемся, не очень понимая, как оно работает. Или вообще не понимая. Ну так вот, этого должно хватить, судя по карте, это четыреста тридцать тысяч парсек. Рукой подать.

— Но почему они не вернулись?

— Может, не было повода? Оставили базу, и отправились дальше. А с базы не сообщили, что были захватчики. Не успели сообщить.

— Да, возможно. — Умник вновь посмотрел на монитор. Аванте иногда переговаривались друг с другом — как люди, словами. Зачем ей это? Старается походить на человека? А это ей зачем? — Так вот. Есть серьёзные подозрения, и найденное тело — в пользу нашего предположения — что как минимум сотня вояк из инженерного подразделения, уже после того, как мы разбили штаб роботов, в одно прекрасное утро снялась и улетела. Куда они направились — нам пока непонятно. Отлёт был замаскирован под вражескую атаку на базу Эсса-Тарин-два, вот тут. — Умник указал стилом на карту. — Это рядом с той базой, где оказались снаряжённые имперские корабли.

— Интересно. — Таэрвен откинулся в кресле. — Вы, конечно, уже предполагали, что это было. Например, специальная операция — поиск базы роботов. Или…

— Вероятнее всего «или». Представляете, какой была бы шумиха, если бы Альянс нашёл базу? А раз кто-то из них выжил, и погиб уже много позже, и робот Аванте был его телохранителем…

— …то получаем много неприятных гипотез. И то, что у всех на уме: эти люди могут вернуться. Вернуться с такой военной мощью, что даже Старому Миру может не поздоровиться.

— Или передать эту военную мощь кому-то. Кто бы ни получил её, остальным будет несладко. Но меня беспокоит именно Стемран. Мы непонятно где, просить военной помощи у Старого Мира — значит, вновь отказываться от независимости.

— А готовая эскадра прямо здесь же, на Стемране, означает… — Посол уселся прямо. — Не знаю точно, что это могло означать, но — ничего хорошего. Значит, надо искать, для кого эти корабли?

— Ищем. Похоже, что все подозреваемые сбежали в Старый Мир. Мы и там ищем, но это намного сложнее.

— Вот что я думаю. — Таэрвен тоже посмотрел на монитор. — Посылать к роботам корабль с людьми — огромный риск. Но можно отправить туда малый автоматический корабль. Кстати, я привёз сюда двадцать таких станций, чтобы патрулировать солнечную систему. Как раз хотел с вами заняться настройкой и запуском.

— Это с удовольствием. — Умник потёр ладони. — Есть и ещё один вариант. Отправить корабль с Аванте на борту. Есть ей не нужно, пить — тоже. Там же поставить камеры и всё такое — и в случае обнаружения просто эвакуировать по контрольным точкам. Вы умеете восстанавливать обратный маршрут по следам портала?

— Не всегда, но умеем.

— Значит, и они могут. — Умник поскучнел. — Тогда нельзя рисковать.

— Думаю, вот теперь самое время поговорить с Аванте, — предложил Таэрвен. — Что это там у вас пищит?

— Великий Лес! — Умник переключил канал монитора. — Это Тропа. Эфемер на связи. Что-то случилось.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Крепость Эрен-Маритте, Венант 16, 1415 В.Д., 15:40

— Знаете, со мной это впервые, — призналась Вереан. — Я столько лет делала всё, чтобы Стемран не стал независимым, а теперь добиваюсь его независимости. Должна была сделать так, чтобы вся оппозиция не пережила выборов, а теперь служу ей. И почему-то не кажется, что это неправильно.

— А что ещё вы никогда не стали бы делать? — поинтересовалась Мегин.

Вереан ответила не сразу.

— Я никогда не предам Империю, — ответила она, наконец.

«Заражённых», агентов с программой поведения, было всего трое. Мегин не была до конца уверена, что отключила всё, что там могло быть. Только то, что нашла. В одном была уверена точно: если программа и есть, то она включается неизвестным ей способом. Мало, мало было практики. Есть чутьё, но мудрость не добудешь чтением книг. Нужна практика.

— Знаете, — Мегин сходила к шкафчику и обратно, налила себе и Вереан тоника. Единственное спиртное, хотя и слабое, которое позволяла себе Вереан. — Когда человек клянётся в чём-то, то всегда будут попытки проверить, нужна ли ему эта клятва. Что вы сделаете с ними?

— Отправлю на Сердце Мира, чтобы их и там обследовали. И нас с Рейеном тоже. Вот только понять, к кому теперь обращаться.

— Что по поводу смертей остальных агентов?

— Я уже дала указания. Мы соберём все сведения, но нужно время на анализ. Одна общая черта: во многих случаях поблизости от агента, за несколько минут до смерти, был кто-нибудь из полицейских.

— Здесь, в Никкамо?

— Везде. И я знаю, кого разрабатывали агенты. Начальника полиции здесь, в Никкамо, и министра внутренних дел Нерейт. Я должна поговорить с обоими.

Вереан рассмеялась, увидев, как изменилось лицо Мегин.

— Не в этом смысле. Осталось пять дней, и за эти пять дней не должно случиться ни одной скандальной публикации. Ничего такого. Мне нанесли сильный удар, но я сумею дать сдачи. Вы поможете мне?

— Если ваши обещания в силе, — Мегин отозвалась не сразу, — помогу.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 15:20

— Чтоб мне сдохнуть! — Умник редко изумлялся до такой степени. — Это же Манни и Мас! Я уже ничего не понимаю. Нам по большому секрету передали, что они погибли.

Эфемер действительно засёк двух людей. И двигался так, чтобы те его не обнаружили. Ну да, только если эфемер узнает кого-то, он выйдет из тумана и предложит помощь.

Мас был в крайне поношенной куртке, сапогах и видавшей виды шляпе. Майтенер — в чёрном мундире. «Охранница, — подумал Умник. — Надо же, нашла себе работу, а то в Старом Мире никуда её не брали».

Оба они выглядели испуганными. Хотя непонятно ведь, что они успели увидеть до того, как попали на Тропу, и каким образом попали.

Эфемер «проводил» обоих до тупика. Там была унылая местность, некогда бывшая цветущим и живым миром.

— Так же, как в тот раз? — поинтересовался Майстан. Майтенер кивнула, взяла спутника за руку, сделала шаг «наружу», осмотрелась. Достала пистолет и выстрелила в сторону горизонта.

— Позовите их! — не выдержал Таэрвен. — Раз вы уверены, что это они!

— Это запись, — указал Умник. — Видите индикацию? Это случилось десять минут назад. А вот тут, — он указал на второе окно, где был виден проход и унылая серость за ним, — то, что происходит сейчас.

— Там база, — сообщила Майтенер. Похоже, она запустила «пчелу», крохотного робота-разведчика. — И я такие уже видела. И воздух пригодный. Что предложишь?

— Кто-то идёт, — сообщил Майстан, — или у меня совсем крыша свалилась, или за нами идут.

И тут…

Их словно толкнуло. Обоих, в спину — и оба, чуть не покатившись кубарем, очутились на безжизненной, ровной равнине. Звука уже не было, но было изображение.

Прямо с земли, шагах в пяти от них, поднялся, сворачиваясь в огромное серое яйцо, терминатор. Ну, или что-то очень похожее. Умник придвинулся к экрану, на лице его застыла мрачность.

Майтенер тоже не утратила скорости реакции. Доля секунды — и терминатора отбросило далеко в сторону. И тут же новые поднялись с земли, приняли вид эллипсоидов вращения, окружили людей.

— Приехали, — сипло произнёс Умник, вытирая рукавом лицо. — Вот зараза!

Майтенер и Майстан взялись за руки, переглянулись. И так понятно было, что они прошептали. Майстан, как всегда, грязно выругался. Майтенер, наверняка, сказала то же, что говорила перед лицом смертельной угрозы. «Я не боюсь».

Терминаторы висели неподвижно, через пару секунд к ним присоединился тот, которого отбросила Майтенер. И… отступили, разлетелись, словно потеряли интерес к людям.

— Ничего не понимаю! — признался Умник. — Но я туда! Если они выжили, я должен их увидеть!

— Это огромный риск! — Таэрвен поднялся на ноги. — Давайте я съезжу за чем-нибудь полезным. И пойдём тогда вместе. И прихватим с собой Аванте, вдруг пригодится.

— Проклятье! — Умник почесал затылок. — И так нельзя, и так плохо. Но им может быть нужна помощь! Не ждать же ещё четыре дня!

— Запустим эфемер? — предложил Таэрвен. — Визуальный контакт ведь есть, пусть даже в одну сторону. Отправим одного к ним, другой будет ждать по эту сторону. Вы заметили, что их столкнуло туда?

— Заметил. — Умник взял телефон. — Давайте, Таэрвен. Хотя бы так. Пусть они знают, что мы рядом.

86

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Поместье Эгертон, Венант 16, 1415 В.Д., 17:15

— Вообще-то я не принимаю репортёров у себя дома. — Начальник полиции Менаокко, Аккаре Эгертон эс Никкамо, явно был рад такому визиту. Последние несколько дней он и его служба часто появлялись в прессе — как в традиционной, так и в электронной. — Но раз это напрямую касается Стемрана…

Ну да, конечно. Весь Старый Мир уже знает, что дома Нерейт и в значительной мере — Те-Менри потеряли практически все шансы участвовать в активном освоении Стемрана, уже как независимого государства. И то, что дом Никкамо сделал очень много, чтобы помочь свободолюбивой планете добиться пересмотра её статуса, вдохновило не только политиков.

Мегин в очередной раз поразилась. Вереан только намекнула, каков примерный объём финансирования её операций, и не забыла возместить — настолько анонимно, насколько возможно — потерю автомобиля тому самому таксисту. А то, что Вереан оставалась верной как Империи, так и своему новому дому, уже не казалось совсем невероятным. «Идеалистка», — подумала Мегин. Человек, который в буквальном смысле слова готов отдать всего себя службе идее. И никогда не прячется за спины подчинённых, умеет признавать ошибки, учиться на них. Там, в душе, когда Мегин приводила Вереан в порядок, на теле её удалось найти множество следов от ран. Глазом их не увидеть, и даже указка-диагност замечала не сразу. В крови Вереан нашлись «хирурги», микроскопические организмы искусственного происхождения, которые умеют устранять шрамы, ускорять заживление ран, которые дублируют иммунную систему. Вереан не пьянеет, алкоголь сгорает в её организме, практически не вызывая последствий. Это Мегин знала из отчётов. Вероятно, Вереан также стойка ко множеству психотропных препаратов и разного рода ядов. Практически, она сама себе госпиталь. Это имеет одну оборотную сторону: огромный расход энергии. Вереан нужно очень много есть. И это тоже не секрет, что аппетит у неё выше среднего…

В этот раз Вереан добыла удостоверения репортёров имперской газеты «Вестник Мира» да такие, что придирчивая проверка со стороны охраны ничего не заподозрила. Они с Мегин переоделись достаточно прилично с точки зрения Империи, и достаточно современно, чтобы на них при этом не указывали пальцами в варварских странах. И акцент. Сама Мегин без труда «настраивала» себя на множество акцентов и жаргонов, но это требовало одной-двух минут сосредоточения. У Вереан такое переключение получалось мгновенно.

«Она киборг, — подумала Мегин. — В неё столько всего вложили, в прямом и переносном смыслах, что теперь мне не кажется, что всё, что с ней случилось, чья-то ошибка. Может, так и планировалось. Вереан может не чувствовать боли, может, короткое время, поднимать тяжести и наносить удары, силой и скоростью превосходящие силу и скорость среднего человека чуть не в десять раз. Потом ей будет больно, потом организм потребует компенсации за перегрузки, но это потом. И при этом — странная для человека её профессии привычка быть настолько честной и открытой, даже по отношению к врагам, насколько вообще возможно».

Не зря её так уважают подчинённые, и так боятся возможные враги. Мегин поговорила с матерью Аверан, и та призналась, что когда Вереан посмотрела впервые в её глаза, ей стало вначале страшно, а потом… спокойно. Вереан делала именно то, что говорила. В точности. «Знаете, мне показалось, что она няня, а я её воспитанница», призналась женщина. «Что она всегда права, а я только и делаю, что совершаю глупости».

«У старшей дочери Королевы и у её сына есть свои наставники и телохранители, — подумала Мегин. — Если и они так же подготовлены, то Империя куда опаснее и серьёзнее, чем кажется даже Ордену. И до сих пор нет возможности подобраться к окружению Королевы. Это мой шанс. Мне нужно одно: чтобы мы с Вереан выжили, чтобы состоялся Великий Дом Стемран. И тогда я смогу поговорить с Королевой. Точно, смогу. Теперь я в этом уверена».

Вместе с Вереан Мегин задала начальнику несколько вполне очевидных вопросов, получила ответы и не отказалась, когда тот предложил на прощание выпить по чашечке чая. Тут кругом телохранители и камеры, а начальник вовсе не дурак. Нет, чаепитие ему тоже зачем-нибудь да пригодится. А то, что их лица, пусть даже под другими причёсками, цветом волос и кожи, останутся на память, не страшно.

— Сейчас всё будет готово, — пояснил начальник, лучезарно улыбаясь. Он уже видел себя на развороте одной из самых читаемых газет Империи. Намёк, исходящий сверху, был прост: по возможности налаживать хорошие отношения со всеми имперскими службами, СМИ и прочим. Нет, начальник Аккаре не любил Империю и улыбался сейчас её репортёрам вовсе не из тщеславия. Но политика… что поделать, иногда приходится идти против принципов.

— Можно спросить вас, частным образом? — поинтересовалась Вереан, спрятав камеру и выключив запись звука. — Просто из любопытства?

— Разумеется, — согласился начальник.

Вереан придвинулась к нему, наклонившись через стол и шепнула. В комнате, кроме них троих, были два охранника.

Мегин не поняла, что такое произнесла Вереан. Но шестое чувство, которое не раз её выручало, немедленно закричало «Берегись! Спасайся!».

Начальник полиции откинулся на спинку стула и закрыл глаза. А оба охранника бросились на Вереан и Мегин.

* * *

— Пантера, два-пять, нужно подкрепление, — произнесла Вереан ровным голосом, как только оба охранника оказались обезврежены. Пантера легко могла их убить, Мегин это заметила, но она просто их оглушила. Оглушила и набросила «кокон» на каждого. А вот это уже интересно — почему охрана не нашла в одежде Вереан эту складку, карман, в которой оказались коконы? Ладно, не сейчас. Вереан молча протянула Мегин пистолет, и та сняла его с предохранителя, двумя точными движениями указала на себя и Вереан, чтобы оружие запомнило дружественные цели. Вереан едва заметно улыбнулась и выскользнула из кабинета наружу.

Мегин спиной чувствовала камеру за спиной. Почему не звучит тревога? Почему нет стрельбы? Она быстро осмотрела обоих охранников. Так же, как и в случае Вереан, у обоих ощущалась навязанная программа поведения. И нет времени на подробный анализ. А вот начальник полиции просто уснул. Странно, но факт; его программа была совсем простенькая, она призвана выводить человека из строя, и только. По крайней мере, так успела почувствовать Мегин. Обследовать приходилось, не отпуская пистолета, при этом держа руку с оружием так, чтобы камера, по возможности, не видела оружия.

Через семь с небольшим минут дверь отворилась, и вошли Вереан и двое уже знакомых Мегин агентов, она сама их обследовала там, в крепости. Агенты утащили обоих бесчувственных охранников, оставили Вереан и Мегин одних. Вереан не то, чтобы не запыхалась, она даже дышала так, словно всё это время спокойно сидела в кресле, читала книгу и пила чай.

— Что с ним? — спросила она коротко, обследуя комнату детектором.

— Спит. — Мегин встала за спиной начальника. — Просто спит. Я сама удивилась.

— Если его вызовут, у нас пять минут, — пояснила Вереан, — мы успеем уничтожить записи. К чему вы здесь прикасались? Нет, я сама. Вы можете его разбудить?

— Да. — Мегин встала у него за спиной, убрала оружие. — И разбудить, и снова усыпить, если что.

— Будите, — распорядилась Вереан, быстро обмахнув мебель, ручки дверей и крышку стола салфеткой. Во всяком случае, это выглядело как салфетка.

* * *

— Теариан Аккаре. — Вереан молча показала ему удостоверение. — Я руковожу охраной принцессы Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан. Приношу официальные извинения за этот розыгрыш. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Мило. — Начальник оказался в состоянии держать себя в руках. — А она?

— Я секретарь принцессы Тевейры эр Фаэр. — Мегин потребовалось совсем немного, чтобы привести себя в вид, в котором она часто появлялась перед камерами.

— Где моя охрана и что вам тут нужно? — Мегин начала уважать этого человека. А о нём ходили противоречивые слухи, точнее так: известная о нём информация была противоречивой. Некоторые считали Аккаре человеком не слишком сильным. Но вот он, сидит, фактически — пленник, а держится как хозяин.

— У нас мало времени. — Вереан села напротив. — Ваша охрана, и вы сами, теариан, были обработаны специалистом из «пси»-корпуса. Выражаясь проще, вы и ваши охранники — марионетки, у вас есть навязанная программа действий. Дело касается безопасности обеих принцесс, и мне нужна ваша помощь. Немедленно.

— Продолжайте.

— Мне нужно знать, с кем из этих людей вы общались в последнее время. — Вереан указкой «нарисовала» в воздухе — высветила — несколько портретов. — С кем вы говорили не по телефону. Это важно.

— Вы можете как-то подтвердить, что вы с ней те, за кого себя выдаёте?

Вереан сняла перчатку, и прижала ладонь к столу перед начальником. Хороший, старинный деревянный стол. Настоящее дерево снова в моде.

— Исследуйте, когда мы уйдём. — Вереан придвинулась ближе. — Мало времени, теариан. Если обработали вас, это может быть угрозой безопасности всей страны.

Аккаре пару секунд смотрел в её глаза, после чего кивнул.

— Благодарю. — Вереан отошла от стола, и поклонилась. — К кому бы вы обратились, если бы узнали, что в вашей охране есть «марионетки»?

— К министру внутренних дел или его секретарю, — немедленно ответил Аккаре.

— Мы сейчас развяжем вас, — пояснила Вереан, — позвоните кому-нибудь из них. Мы должны слышать разговор, но нас не должно быть видно. После этого нам нужно будет уйти. Так, чтобы снаружи это никого не удивило. Лучше всего через главный вход.

— Хорошо. — Аккаре попробовал встать — Мегин мягко надавила ему на плечи — не сейчас. — Где охрана?

— В служебном помещении. Они все в коконах, не беспокойтесь.

Вереан и Мегин выслушали разговор, и, когда Аккаре дал отбой, Мегин встретилась взглядом с Вереан и кивнула — всё нормально.

— Извините за неудобства. — Вереан положила на стол перед Аккаре личное оружие хозяина дома. — Я разрядила его. Обоймы в тайнике на кухне, в котором вы держите гихоири.

А вот теперь он смутился. Но ни Вереан, ни Мегин не улыбнулись.

— Подождите. — Аккаре встал, когда Вереан уже взялась за ручку двери. — Просто из любопытства. Всё, что вы тут снимали и спрашивали…

— Завтра будет на первой полосе. — Вереан едва заметно улыбнулась. — Как я и обещала. Доброго здоровья, теариан. Вы теперь знаменитость.

87

Стемран, г. Стемран, Центральная Клиника, Техаон 17, 163 г., 16:50

— Хватит! — Тевейра отобрала у Майера очередную папку. Отложила в сторону и улыбнулась, когда он встретился с ней взглядом. — Правда, хватит. Ты устал, а ещё Умник звонил. Только что. Говорил, нам лучше появиться в поместье, пораньше. Поехали?

— Я обещал, что просмотрю всё, — возразил Майер. С Тевейрой он начинал ощущать себя, словно был рядом с няней. Хотя у него никогда и не было няни, у них в горной деревне за детьми обычно присматривали и наставляли их бабушки с дедушками. А у его бабушки рука была тяжёлая, и характер строгий.

— Возьми с собой, — посоветовала Тевейра. — Я тоже не всех приняла, но меня подменят. У тебя круги под глазами, ты знаешь? А на нас вся страна смотрит!

— На себя посмотри, — проворчал Майер и тут же получил по шее. И сразу же оба рассмеялись. Тевейра склонилась, обнимая его за шею. — Хорошо, Вейри. Ты права. Аванте, ты здесь?

— Да, доктор. — Робот материализовался рядом со столом. — Простите, я слышала ваш разговор.

— Ты у нас умница. — Тевейра обняла её, и Аванте смутилась. Так, как это делала подлинная Аванте. — Ничего страшного. Присмотришь здесь за порядком?

— С удовольствием! — Аванте проводила их до двери, и осторожно прикрыла её с той стороны.

Пока они летели, Майер уснул, положив голову ей на колени. Он не выглядел на свой возраст. Ему сейчас вряд ли можно дать больше тридцати. Как и маме… «Это Лес, — подумала Тевейра. — Мы ему нужны, и он о нас позаботился. И всё равно поверить не могу, что это он… Мама права, ему нужно и поворчать давать, и почувствовать себя умнее всех. Тогда он живой и довольный, тогда мир для него прекрасен. И он будет приставать ко всем женщинам, что будут появляться рядом, и надо суметь с этим справиться». Тевейра улыбнулась, прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. «Ещё несколько дней. Потом, когда это всё случится, станет лучше. Не легче, но лучше, — думала она. — Мама, из него не нужно делать человека, он уже человек. Просто ты такая гордая, ты никогда не могла уступить. И он не умеет. И учить вас поздно, вас обоих просто нужно любить такими, какие вы есть».

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 17, 163 г., 17:10

— Это настолько важно? — Мерону оторвали от важного разговора, и она была немного не в духе. Этот Умник, вот ему вечно идеи в голову лезут. И посол Таэрвен… уже все видят, что Аганте без него совсем не такая жизнерадостная, нежели в его присутствии. Похоже, они нашли друг друга. Причём почти моментально. Вот и скажите теперь, что это случайность!

Умник сдул несколько несуществующих пылинок с халата (действует безотказно, Мерона улыбнулась) и вполголоса назвал два имени. — Они живы, и мы их недавно видели.

Мерона остолбенела.

— Подробности лично, — сухо заметил Умник и дал отбой.

— Сукин кот! — не сдержалась Мерона, стукнула кулаком по столу. Хорошо ещё, звукоизоляция здесь абсолютная. Мерона распахнула дверь.

— Ваше высочество, — позвала она, и обернулись они обе — Рысь и Аганте. Обернулись, переглянулись и улыбнулись. — Да-да, идите обе ко мне. Мне нужно покинуть вас, — пояснила Мерона, закрыв дверь. — Срочные дела в поместье. С вами всё хорошо, Гани? — спросила она, взяв ту за руку. И принцесса (конечно, её уже так никто не зовёт) смутилась. Рысь взяла её за другую руку и легонько сжала.

— Всё в порядке. — Аганте посмотрела в глаза Мероны. — Я при деле, и я дома.

Аганте быстро всё схватывает. Собственно, весь этот день Мерона и её штат были её секретарями. Подсказывали, если что-то было неизвестно, поясняли. Аганте действительно хороший экономист, и она уже успела ознакомиться с подлинным состоянием дел на Стемране. Так называемые простые люди, которые поначалу относились настороженно к чернокожей принцессе, сейчас принимали её совсем по-другому. И её, и Рысь. Вместе они такая странная пара… Выглядят немного комично.

— Вы прекрасно справляетесь, — заверила Мерона. — Рысь, а как ваши переговоры с домом Нерейт?

Рысь оглянулась с заговорщическим видом и изобразила непристойный жест. «Они могут поцеловать себя в задницу», — значил он. Аганте и Мерона расхохотались.

— Его Превосходительство посол уже работал со мной, — пояснила Рысь на словах. — Я рада, что я по-прежнему его головная боль. Они попробовали подсунуть мне документы. С двумя маленькими поправками, по поводу претензий дома на фармацевтическую фабрику. Не получилось, я заметила поправки.

— Умница! — Аганте обняла её. Рысь невозмутимо показала пальцем на щёку, как делала Мегин, туда её и поцеловали ещё раз. — Мерона, нас ждут. Нам приехать туда?

— Я позвоню. — Мерона встала. — Пока не знаю, у вас ведь здесь дел много. Рысь, я заметила, что к вам постоянно подходят люди. Чаще, чем к остальным.

— Я сама удивилась, — призналась Тевейра-Рысь. — Знаете, о чём обычно просят? Чтобы я решила спор. Как судья, представляете? Нет-нет, обычные домашние дела и тому подобное.

— И как? — не удержалась Мерона.

— Слушаются. Конечно, не все довольны. Но относятся, словно я одна тут решаю, кто прав, а кто нет. Ну да, они же знают, кем я работаю.

— Поразительно, — покачала головой Мерона. — Спасибо вам! — Она обняла обеих. — Что вы так на меня смотрите?

— Вас можно поздравить? — поинтересовалась Аганте, и они с Рысью рассмеялись, заметив недоумение на лице Мероны. — Всё-всё, не буду! Мы пойдём, да?

— Поздравить? — переспросила Мерона растерянно, оставшись одна. — Ничего не понимаю! — Она подошла к зеркалу, посмотрела себе в глаза. — Я чего-то не знаю?

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 17, 163 г., 18:50

— Ну, что сначала — чай или новости? — Умник довольно потёр руки. — Ладно тебе, Рони, не злись. Пошли ко мне в кабинет, — и, взяв Аверан под руку, скрылся за поворотом.

— Индюк, — буркнула Мерона, но тут из библиотеки появились Тевейра с Майером. — И вы здесь! Хорошо выглядите! Доктор Майер, — произнесла Мерона ледяным голосом, когда он потянулся к её руке. — Семейному человеку неприлично…

Они рассмеялись, все трое.

— Мама, ты останешься сегодня? — Тевейра долго не отпускала её. — Я знаю! Гани прекрасно справляется, и Рысь тоже при деле. Что ты так на меня смотришь?

— Показалось. — Мерона тряхнула головой. Она сама не могла сказать, что именно ей показалось. — Майер, учёный совет просил передать, что они очень довольны твоей ревизией. Завтра к пяти тебя ждут в Институте с подробным докладом.

Майер усмехнулся. «Как он доволен собой, — заметила Мерона, — и на этот раз по заслугам. Ладно, сейчас не время расслабляться».

— Хоть сейчас. Мне показалось, или нас ждут?

* * *

— Это, — посол Таэрвен показал небольшой шар, с кулак размером, — пока наше самое важное достижение. Это сеть спутников дальней связи.

— Сеть? — удивилась Тевейра. — Один спутник — сеть?

— Эта машина способна к самовоспроизведению. Я думал, что в этом мы превзошли всех остальных, пока не встретил Аванте, — он поклонился роботу и тот вернул поклон. — Как бы то ни было, именно это позволяет нам присматривать за нашей солнечной системой. Мы в состоянии получать все сведения о движении крупных небесных тел. Всё, что появится на расстоянии до световой недели, будет у нас под наблюдением самое большее через полчаса.

Умник присвистнул.

— Обалдеть, — честно призналась Мерона. — Ещё немного, и я начну вас бояться.

— Дядя оставил много полезного, — пожал плечами посол. — Нам ещё лет сто потребуется, чтобы разобраться со всем его наследством. Но есть одна неприятность. Только один человек владеет всем тем, чем владел он. Мне трудно объяснить.

— Если его не станет, вы останетесь с тем, что есть? — уточнила Тевейра. Мулат кивнул, развёл руками.

— Нас это не пугает, но в своё время нам так и не удалось объяснить дому Рейстан, что мы в принципе не можем поделиться некоторыми технологиями. Тот, кто ими владеет, умеет что-то делать, но не сможет этому обучить. Да и сам до конца не сможет понять, как это работает.

— Откуда у него это? — Тевейра смотрела на шар-спутник.

— Несчастный случай. С ним и его друзьями однажды случилось большое несчастье, это одно из последствий.

— В этом последствии есть приятное, — заметил Умник, подходя к столу. Жестом попросил у Тевейры шар. — Да, так что за спутник?

— Я предлагаю запустить его, и с его помощью исследовать предполагаемое место обитания цивилизации роботов. Вступить в контакт, если необходимо.

— Чтобы они по обратным следам нашли нас, — завершил Умник. — И закончили это маленькое недоразумение под названием «человечество».

— Слушайте, а вам обязательно предполагать самое плохое? — не выдержала Тевейра.

— Военная привычка, — пожал плечами Умник. — Если бы не она, мы бы тут сейчас не говорили.

— «Бы» мешает! — Мерона хотела вмешаться, но Майер, сидевший рядом, поймал её за руку. — Скажи! — Тевейра подбежала к Аванте. — Если ты — Лес, скажи, ты поладила с роботами? Или взяла в плен? Кто они для тебя?

Аванте на краткую долю секунды потеряла человеческий облик, стала безликой, человекоподобной фигурой. И почти что сразу же вернула свой облик — облик, очень похожий на Аверан, но уже не полностью. Так могла бы выглядеть младшая сестра Аверан.

— Сотрудничество, — отозвалась она. — Партнёрство.

— Дружба? — тихонько предположила Тевейра, взяв робота за руку.

— Дружба, — согласился тот парой секунд спустя.

— Симбиоз? — предположил Умник. Уже не ухмыляясь. Аванте долго смотрела в его лицо, и кивнула.

— Да, и симбиоз. Всё вместе, — добавил робот. — Они красивые. — Аверан прижала руку к груди. — Они красивые.

Все остальные переглянулись.

— Красивые — роботы? — ошеломлённо переспросила Тевейра.

— Да, роботы. — Аванте улыбнулась и стала копией Тевейры. Потом поочерёдно скопировала всех остальных женщин в комнате, вернула облик Аванте.

— А мы? — тихонько прошептала Тевейра.

— Всё живое красиво, — ответил робот и, превратившись в облако, стремительно покинул кабинет.

Минуты две все молчали, боясь пошевелиться.

— «Они красивые». — Умник вернулся за стол. — Что ж, если говорить об Аванте, согласен.

— Куда она улетела? — поинтересовался Таэрвен, вытирая пот со лба. — Говоря по совести, я немного испугался.

— Улетела в лес, — пояснила Аверан. — Она часто так делает. Наверное, ей нужно подумать.

— Если она Лес, — проворчал Умник, — то и здесь могла подумать о чём угодно. Ну да ладно. Вот не успели спросить, если у Леса симбиоз с роботами, то как он допустил, чтобы мы разрушили их штаб? Зачем с нами было воевать?

— Может… — неуверенно начал Майер. Мерона сжала его ладонь и кивнула — продолжай. — Может, когда не стало штаба, возникло это самое сотрудничество и партнёрство?

Умник выглядел так, словно понял величайшую истину всех времён.

— Старина, а ведь верно! — воскликнул он. — Как только штаба не стало, Лес спрятал оставшихся роботов и прекратил войну. И всё это время нас изучал. Мы — его, он — нас.

— Значит, раньше не было никакого сотрудничества, — заключила Мерона. — Был заповедник под присмотром роботов. Людей они отчего-то всерьёз не принимали, а потом вдруг приняли и попробовали удалить. Так?

— Может быть, — согласился Умник. — Надо у Аванте спросить. Вдруг скажет. Ну ладно, я вижу, не я один опасаюсь вступать с ними в контакт. Ну а просто развернуть эту сеть вокруг Стемрана, это как? Возражения будут?

— Нет, — тут же отозвались Мерона и Майер. Тевейра, Аверан и Таэрвен ответили «нет» секундой позже.

— Значит, решено. — Посол взял стоявший у стены портфель, достал оттуда плоскую коробочку — вычислитель, он же терминал связи. Прикоснулся шаром к поверхности вычислителя, включил его. Несколько секунд что-то делал — остальным не было видно. После этого шар поплыл к двери.

— Аверан, могу я вас попросить проводить его к двери? — Таэрвен подмигнул. — Открывать двери он не умеет. Только прожигать или открывать туннели. Но сейчас лучше поберечь энергию, пока он не размножится, а туннели открывать дорого.

— Я вам прожгу! — погрозил Умник — Аверан, голубушка, выпусти его. А я пока чаем займусь.

— А что с Майсом и Манни? — поинтересовалась Мерона. — Вообще-то я из-за них приехала.

— Ах, да! — Умник хлопнул себя по лбу. — Вот. Передача с эфемера. Запись сделана два часа назад. Я немного промотаю.

* * *

На экране — в воздухе — зрители увидели обоих. Майстана и Майтенер. В точности в той же одежде, в какой они были на Тропе. Они сидели на каких-то ящиках, а позади них стояли палатки. Много палаток. И большое здание за ними.

— Сдуреть! — Мерона ткнула Майера кулаком в бок. — Это же имперская база! Имперский лагерь! Я видела их репортажи, у них всё стандартно, и всегда одинаково!

— Привет. — Манни улыбнулась и Мерона отметила, что она не выглядит на восемьдесят. Всё такая же — длинное, как у самой Мероны, лицо, веснушки и выцветшие волосы. Когда-то серо-стального цвета. И постоянное выражение обиды. — Я не знаю, как вы нас нашли, но если это правда вы, Умник и Рони, то смотрите и завидуйте. Это всё наше!

Умник расхохотался, Мерона и Майер присоединились к нему.

— Здесь всё брошено, — добавил Майстан. — Помните лагерь в лесу? Только здесь они не бежали, законсервировали всё и куда-то дружно делись. Здесь полно терминаторов, но они нас не трогают. Подлетают и сразу улетают. Манни говорит, что видела здесь пару драконов и кучу ежей.

— Вон там, — указала Майтенер рукой. — Ползают по скалам. Такие смешные вблизи! Слушайте, тут мало воды. И никакой жизни нет, представляете? Даже травинки. Майс говорит, отсюда давно улетели, несколько лет назад. В палатках куча пыли, но всё целое. Мы не стали на базу ломиться, мало ли что. Умник, Рони, Майер, если он с вами, прилетайте, а? Мы поделимся!

И они рассмеялись, взявшись за руки. А эфемер, когда ему помахали рукой, стремительно полетел прочь от базы и остановился у конца долины. Повис в воздухе.

— Там находится проход на Тропу, — пояснил Умник. — Оттуда его не видно. Вейри, твоя идея с веточкой классная! Если положить веточку, то можно вернуться обратно на Тропу. Но там что-то изменилось. Во-первых, мы видели, как ребят обоих спихнуло импульсом. Туда, где они сейчас сидят. Во-вторых, очерёдность импульсов на «давилке» слегка изменилась. И мне это очень не нравится.

— Почему? — поинтересовалась Мерона.

— Потому что двадцать с хвостиком лет ничего не менялось. Да, я параноик, и горжусь этим. Кто недоволен, я силой тут не держу. И никогда ещё не было импульсов рядом с проходами! Ни разу! А теперь есть. Слабые, но есть. Ребятам ещё повезло, что их спихнуло туда, на планету. Могло спихнуть в «давилку», — Умник провёл ребром ладони по горлу. — Импульсы теперь летают по всей Тропе. Пока что слабые. С ног собьёт, не более того. Но что будет дальше, я не знаю.

— Что-то изменилось, — согласился Таэрвен. — А карту звёздного неба там можно снять? Лучше всего в нескольких диапазонах. И данные о планете.

— Уже, — буркнул Умник. — Не маленький. Через час эфемер будет с докладом. Насчёт диапазонов не обещаю, он всё-таки не телескоп. Что сумеет, то сделает.

Таэрвен молча достал из портфеля ещё один шар. Тевейра захлопала в ладоши.

— Вы как фокусник! — покачала головой Мерона. — И много их у вас?

— Ещё два. Ну, то есть было всего три. Да, и что вы планируете? Помочь им выбраться оттуда?

— У меня есть ещё одна идея, — Мерона поднялась на ноги. — Отправить туда Аванте. Рассказать ей всё и отправить.

— Думаешь, сумеет перехватить управление? — поднял брови Умник. — Чёрт, заманчиво. Жаль, Леса там нет, мы бы…

Он осёкся.

— Лес не знает, что такое путешествовать, — медленно проговорил Умник. — Может, рассказать и предложить? Как считаете?

— А терминаторы с радостью помогут, — заключил Майер. — Ты же сам говорил, что там была обитаемая планета. А сейчас ничего живого. Может, в океанах что осталось.

— Пошёл ты! — обозлился Умник. — Что предлагаешь? Забрать их оттуда и тихо слинять, пока имперцы не вернулись? Кстати, может, узнать об этой базе, раз у нас теперь там свои люди?

— Я попробую узнать, — поднялась на ноги Мерона. — Сейчас же с ней свяжусь. Но поймите одну вещь: терминаторы не стали трогать людей. Драконы и ежи тоже. Майс и Манни гуляют там, где хотят, верно? — Умник кивнул. — Так чем плохо прислать ещё одного робота? Аванте тоже дружелюбна. Может, она сумеет с ними договориться. Что-нибудь узнать.

— А если не сумеет?

— Имперцы ничего не знают об этой базе. — Майер тоже встал. — Хотя бы потому, что никто с тех пор ни разу не слышал о терминаторах. Не поверю, что они просто пришли к лагерю и решили там подождать. А людей не трогают просто по доброте душевной.

— Не ссорьтесь! — Тевейра взяла за руки Мерону и Умника. — Мама, я очень прошу! Айри, — она посмотрела в глаза Майеру. — Скажи, ты бы стал отправлять туда Аванте? Если она согласится?

— Да. — Майер ответил, не раздумывая, потёр лоб. — Думаю, это хорошая идея.

— Ладно, — проворчал Умник. — Отнесу я туда этот ваш шарик, и Аванте, и всё остальное. Обмозгую только, что в каком порядке. Но сначала ужин, я на голодный желудок подвигами не занимаюсь.

88

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Крепость Эрен-Маритте, Венант 16, 1415 В.Д., 21:00

— Очень интересно, — заключила Вереан. — Терминаторы — те самые, с которыми воевали на Стемране двадцать три года назад?

— Те самые, — согласилась Мерона. — Или такие же. Это военная база Империи, нет никаких сомнений. Мы сделали несколько снимков. Сейчас они будут у вас. У вас есть новости?

— Что-то готовится, — отозвалась Вереан. — Кто-то попробовал устранить мою команду и меня саму. Есть подозрения, что некоторые крупные чиновники в правительстве Никкамо могут быть «марионетками». Или находиться в окружении «марионеток».

— Заговор?

— Пантера сказала бы, что это очевидно. — Вереан улыбнулась уголками рта. — Я жду данных, а те, которые уже есть, тревожные. У меня мало ресурсов, Мерона. Мне удалось выкрасть компрометирующие материалы на Аверан, если вы об этом. И заткнуть рот самым болтливым. Но тут что-то ещё. Скажите, Аванте — ваше изобретение?

— О чём вы?

— Откровенность за откровенность, — усмехнулась Вереан. — Знаете, в чём ваша ошибка? Она не ест. Ну и… что обычно человек делает потом.

Было видно, как Мегин и Аванте там, за спиной у Вереан, переглянулись. Мерона усмехнулась.

— Она киборг, верно? — поинтересовалась Вереан. — Я должна поблагодарить вас, Аванте уже спасала нам жизнь. Я не слышала о таких технологиях, а я слежу за новостями.

— Хотите, чтобы мы поделились этим с Империей?

Вереан долго не отвечала.

— Моя Империя сейчас — моя принцесса и наш новый дом. Поделитесь с ними.

— Несомненно. Скунс уже даёт показания. — Мерона коротко поклонилась. — Я пришлю вам отчёты. Будьте осторожнее, Вереан. У меня ощущение, что за вами идут по пятам.

— У меня не ощущение, а знание, — отозвалась Вереан уже после того, как дала отбой. — Скажите, Мегин, вы тоже не скажете мне, кто такая Аванте?

— Не могу, — покачала та головой.

— И ты не скажешь? — поинтересовалась Вереан, взяв Аванте за руку. Та улыбнулась и коротко поклонилась.

— Не скажу. Извините.

— Что ж, тогда постараюсь заслужить доверие. — Вереан улыбнулась. — Аванте, можно просить тебя патрулировать крепость?

Аванте вопросительно посмотрела на Мегин, та кивнула. Несколько секунд — и Мегин с Вереан остались одни.

— Всё идёт и без моего участия, — пояснила Вереан. — Мне тоже иногда нужен отдых.

— Приглашаю в гости. — Мегин встала. — Только тогда ничему не удивляйтесь. Вам ещё нужен психолог с нежными руками?

* * *

— Вы всегда так отдыхаете? — Вереан открыла глаза. Полчаса в руках у Мегин были весьма приятным получасом. Очень хотелось мурлыкать и… м-м-м… стонать, но это уже было совсем неприлично.

Мегин повернула голову. Она лежала на полу среди множества подушек и смотрела старинный фильм. Мелодраму.

— Всегда. Когда есть возможность. — Она уселась. Одета она была весьма легкомысленно, а с точки зрения имперца старинных обычаев даже непристойно. Голые коленки, живот и шея — просто ужас! — Мурлыкайте, если хотите. У меня можно.

Вереан рассмеялась, прикрыла глаза. Потом уселась и помотала головой. Бодрость стремительно возвращалась.

— Как вы догадались?

— Смотрела на ваши губы. Может, пора уже на «ты»? Ваши правила приличия это позволяют?

— Позволяют. — Вереан спрыгнула на пол и сбросила свой халат. Под ним она была одета так же легкомысленно. Светлый пояс, прикрывающий живот и спину, ну и, конечно, самое интимное. И всё. Вереан сделала несколько шагов, наслаждаясь ощущением свежести. Уселась рядом с Мегин (та вновь улеглась на живот и уставилась в сторону проектора).

— Я не забыла про тебя, — пояснила Мегин. — Просто веду себя, как мне хочется. Без обид?

— Без обид, — согласилась Вереан и прикрыла глаза. «Будь они прокляты, те кошечки… — вспомнила она, — вот сейчас рядом женщина, и…».

— Можно. — Мегин не повернула головы. — Хочешь убедиться в себе? Можно, я разрешаю.

Вереан осторожно протянула ладонь и погладила Мегин по голове, по шее, провела по спине. Огонь внутри не разгорался. Просто приятно и… спокойно. Как если бы Мегин была её воспитанницей или внучкой.

— Что со мной сделали? — Вереан прикрыла глаза. — Нет, я просто думаю вслух. Я догадываюсь, что сделали. Осталось понять, кто и зачем.

— Скажите, а все наставники отпрысков королевской крови такие, как вы? Все секретные агенты?

— В случае детей Её Величества — да, — признала Вереан. — Я с остальными виделась редко, но я знаю. С Шеггер мы иногда проводили совместные операции.

— Шеггер эр Рейстан? Телохранитель старшей дочери Королевы?

— Вы её знаете?

— Главный охотник Империи на Aenin Rinen, — пояснила Мегин. — Охотница. Признайтесь, вы же и сами хотели несколько раз выбить из меня всё, что можно. Ну, по крайней мере, думали об этом.

— Было, — призналась Вереан. — И есть. — Мегин уселась лицом к лицу и долго смотрела в её глаза.

— Пора отдыхать, — решила Мегин, наконец. — Не побоишься спать под одним одеялом? Или со мной, или на полу. Я на полу не буду, я вредная.

— Не боишься, что буду приставать? — Вереан хотела расхохотаться, но сдержалась.

— А я быстро отучаю лезть пальчиками куда не надо. Нет, не боюсь. Тебе не хватает её, верно?

— Не хватает, — призналась Вереан. — Но она поймёт. Если я не ошиблась в ней и себе, она всё поймёт и со всем справится. Только мне спать уже не хочется.

— Просто полежи. Расскажи, как всё началось. Я не требую слишком многого?

— Требуете… требуешь. Тогда рассказ за рассказ.

Мегин молча вскочила и унеслась в душ. Вереан покачала головой и улыбнулась. И прикрыла лицо руками. Мало времени. У неё катастрофически мало времени, в этом нет сомнений.

Двадцать два года тому назад

— Я хочу поговорить с вами. — Реммер, заместитель командующего Пятой дивизией космических войск специального назначения Её Императорского Величества, жестом пригласил Вереан присесть. — Собираетесь домой?

Вереан быстро сделала карьеру. Она прибыла служить медсестрой; человеку без имени, да ещё не принадлежащему большому дому, трудно рассчитывать на что-то большее. Но уже в третьем бою, когда стрелок её корабля был тяжело ранен, а сам корабль повреждён, Вереан села на место стрелка, и сумела не только отбиться от превосходящих сил противника, но и сохранить один из кораблей пиратов в относительной целости. Сама не понимала, как и когда она научилась так обращаться с оружием. С этого началась её настоящая карьера.

— Никак нет. — Вереан стояла по стойке смирно, и звания лейтенанта ей определённо было уже мало, но давать внеочередные звания положено только в исключительных случаях. — Только по предписанию врача, теариан.

— Вольно, — Реммер вновь предложил присесть и Вереан повиновалась. — Вы отличный стрелок и хороший пилот. Не верится, что вы всему научились уже здесь. Если откровенно, я не хочу отпускать вас.

— Благодарю! — Вереан встала и коротко поклонилась.

— Присядьте. Я знаю, нога ещё плохо слушается, и вам больно стоять. У меня есть предложение, Вереан. Я сделаю его только один раз, за пределами этой комнаты говорить о нём нельзя. Государственная тайна.

— Так точно, теариан.

— Хотели бы вы стать няней особы королевской крови? — Реммер пристально смотрел в её глаза.

— Простите? — изумление на её лице.

— Вы не ослышались, — Реммер не отводил взгляда. — Да, здесь вы очень нужны Империи. Но главное в ней — её сердце. И сердцу нужна надёжная защита. У вас ведь есть уже поклонники и, возможно, избранник?

— Так точно, — она улыбнулась. — Поклонники есть, теариан. Но только поклонники.

— Я не делаю таких предложений первым встречным. Мы долго беседовали с вашим психологом, и я считаю, что вы годитесь на такую работу. Служить Империи там, в Сердце Мира.

Она молчала, не изменяла выражения лица.

— У вас неделя на принятие решения. — Реммер поднялся на ноги. Поднялась и Вереан. — Никакого принуждения. Если вы откажетесь, это не отразится на вашей карьере. Думаю, что до майора вам совсем недалеко, вы честолюбивы и обязательны. Мне нужны такие специалисты, и скажу откровенно, что отпускать вас не хочется.

— Служу Империи, — поклонилась она. — Разрешите идти?

* * *

— И когда ты согласилась?

— Следующим вечером, — отозвалась Вереан. — Но ничего не изменилось. Со мной поговорили, поблагодарили и сказали, чтобы я возвращалась к своим обязанностям. Только через два года меня вызвали снова.

* * *

— Два года назад вы дали согласие, — Реммер приказал ей сесть. Вереан уже была майором, от поклонников не было отбоя, и всё чаще ей приходила мысль, что можно воспользоваться правом создать собственный дом, и, когда за спиной будет надёжная пристань, вернуться в бой, который никогда не кончается. — Пришло время, теаренти Вереан.

— Жду приказаний. — Она поднялась, и почувствовала, как забилось сердце.

— Через четыре часа вам нужно быть на борту «Светоносного». — Реммер протянул ей карточку. — Это универсальный пропуск на все палубы. Собирайте вещи. Можете идти.

Она была как в тумане. Но взгляды, которыми её провожали товарищи и подчинённые, были исполнены восхищения. Видимо, им передали что-то такое, что заставляло относиться к выбору Вереан с уважением. Хотя попробуй кто посмеяться над словом «няня», и Вереан вполне могла попросту дать по морде. Руки распускать она себе не позволяла, и старалась обходиться без силы. Даже голос повышаларедко, но подчинённые слушались её беспрекословно.

Потом был «Светоносный», и большая каюта, и много-много времени на раздумия. Очень много. А потом началось обучение. С самого начала.

* * *

— Обучали, — согласилась Вереан. — Говорят, там были и ваши методики. Немного. Я как будто снова в школу пошла. Старомодные одежды, мухобойка… смешно, но было обидно получать ей по рукам. А потом мне показали её на видео. И я поняла, что это моя судьба.

— Там тебя уже «настроили» на meana Rinen?

— При мне там казнили одну девушку, которая призналась подруге, что она meana Rinen. Нет, это всё потом. Думаю, у меня будет много вопросов к психологу.

— Ты же не поехала туда вовремя?

— Обычное дело. Задание. Если он приглашает, отказаться нельзя. А если я, то могу и перенести встречу. Он даже не заподозрит ничего, такое уже бывало.

Она уселась. Уселась и Мегин.

— Будет ломка, — предупредила Мегин. — Пока я рядом, всё будет гладко. Постараюсь присматривать. Но всё равно будет ломка. С гормонами не шутят, и тут главное — не сорваться.

— Ясно, — спокойно отозвалась Вереан. — Что предложишь?

— Мужчину, — тут же отозвалась Мегин. — Почаще быть в компании мужчины, который к тебе неравнодушен. Не с подчинёнными. И без этой твоей брони.

— Без гарантий. — Вереан не изменила выражения лица. — А кроме?

— Чаще спать, и позволять себе делать, что хочешь. Ты загоняешь всё внутрь, и вскоре будет некуда. Если хочешь, я с тобой немного позанимаюсь, — улыбнулась она. — Всё, спать пора! Если не можешь заснуть, я помогу. Через пять часов уже вставать.

— А твой рассказ?

— Будет и другая ночь. Или ты настаиваешь?

Вереан прикрыла глаза и молча улеглась.

— Не настаиваю. — Она отодвинулась от Мегин. — Спокойной ночи.

89

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 1:30

Мероне не спалось. Теперь уже не было сомнений, что против предполагаемого Великого Дома идёт крупная игра. И если бы не жёсткость Вереан, то уже могли быть обнародованы криминальные эпизоды жизни Аверан, и кто знает, что было бы дальше. Мнение народа всё ещё значит очень много, даже если вся Комиссия под сапогом у Рейстан.

Она покинула свою комнату. Не спалось. Они, все участники Шайки, теперь спят немного. Сейчас разве что Майер спит, Тевейра пригрозила ему, что будет утомлять его так, чтобы он спал нормально всю ночь, и привыкал по утрам делать зарядку. И добьётся ведь этого. Мерона улыбнулась. «Вот я всё равно счастлива, — подумала она. — И не ревную. Что со мной такое случилось?».

Почему они меня поздравили? С чем? Вечером никто ни о чём не проболтался. А если было бы хоть что-то важное, то Тевейра точно бы намекнула. Чтобы мама знала, что будет приятный сюрприз. А неприятное никогда не хранит в тайне.

Мерона сама не заметила, как вошла в диагностическую. Хорошо Умник устроился. Такая техника… многие его клиенты не желают публично обследоваться, так что он их здесь принимает. Мерона включила диагност (не самый новый, но почти последнюю модель) и положила ладонь на мембрану-приёмник.

Многое можно узнать уже так. Ложиться в большую камеру для детального обследования необязательно. Мерона с улыбкой смотрела, как диагност деловито выбрасывает строчку за строчкой и… улыбка пропала с её лица.

— Что?? — только и сумела она сказать. Прижала ладони к животу, к голове. Потёрла кончиками пальцев виски, принюхалась. Ничего такого, что сумела бы заметить. Хотя…

Мерона разделась и, настроив диагност на обследование, торопливо устроилась на «блюде». Весёлый жаргон у медиков, слов нет. Было прохладно, даже холодно. Над ней скользнула серебристая дуга, на ней горела надпись «закройте, пожалуйста, глаза и не двигайтесь до звукового сигнала».

Мерона терпеливо ждала. Вот он, сигнал. Она спрыгнула с «блюда», и подбежала к терминалу, там уже лежали листки с данными обследования. Нет, не показалось. О Великое Море! Это невозможно!

— Майер, ты зараза, — произнесла Мерона сквозь зубы и рассмеялась. — Вот зараза, а! И Умник, скотина! Мог бы и намекнуть!

Она продолжала смеяться, пока не оделась. Тогда удалось немного прийти в себя. Хватило самообладания стереть всё с экрана и включить кондиционирование. А когда она вышла и пошла в библиотеку — где ещё найти Умника в такой час? — то заметила Тевейру. Точнее нет, она почуяла, что та вот-вот явится. Едва сдерживая смех, Мерона бегом поднялась по лестнице. Остановилась, успокаивая сердцебиение. И пошла в библиотеку.

Там бродили призраки, фантомы, но они уже не раздражали. А Умника не было. Неужели и он решил выспаться? «Вот зараза, — повторяла про себя Мерона. — Кто бы мог подумать!».

Через полчаса дверь библиотеки отворилась, и вошла Тевейра. Со странным выражением на лице.

— Мама! — бросилась она к Мероне. Обняла, долго не отпустила. — Я хотела сказать…

— Девочка или мальчик? — поинтересовалась Мерона. Теперь понятно, что именно ей померещилось. Вот теперь будет столько шуму… да провались оно всё пропадом! Пусть будет шум!

— Двойня, — прошептала Тевейра. — Девочка и мальчик.

— А у меня мальчик, — призналась Мерона и обе они долго стояли, обнявшись, и смеялись, и не могли остановиться. — Вот зараза, а! Вот всегда с ним так!

— Уже можно? — Умник, в своем настоящем виде, а не морщинистый старик, выступил из-за книжной полки с лейкой в руке. И Мерона осознала, что приняла его за одного из фантомов. И даже мысли не было, что это он! Вот точно в голове всё вверх дном!

— Выходи, выходи. — Мерона помахала ему рукой. — Ты знал?

— Вчера, когда вы приехали, — осклабился Умник. — Почуял. Ну что, есть в жизни счастье?

Они обе обняли его. И долго не отпускали.

— Ладно, ладно, — нахмурился он. — Эй, плакать-то зачем? Пошли со мной, у меня есть отличный чай. Очень полезно для будущих мам. Даже если мамой стали несколько дней назад.

И получил по шее. Почти ласково.

— Счастье есть, — вновь осклабился Умник. — Всё, идёмте. А то я сам тут разрыдаюсь за компанию. Потом стыда не оберёшься.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 3:20

— Не пора ли пригласить будущего счастливого отца? — предложил Умник часа через полтора, после того, как все немного успокоились. Непонятно, чему именно Мерона была рада больше, но сейчас она выглядела даже моложе того дня, когда будущая Шайка встретила её на территории нынешнего развлекательного центра Стемрана. Тогда там был городок строителей…

— Я сейчас! — Тевейра выпорхнула из кухни. Умник проводил её взглядом.

— Прости. — Мерона сжала его ладонь. — Так всё сложилось.

— Брось. — Умник поднялся, чтобы налить себе чая, и Мерона заметила, что руки у него трясутся. И всё. Ни голосом, ничем остальным Маэр не выдавал чувств. — Брось, Рони. Мы оба знали, что у нас ничего не может быть надолго. Зато я тебя вижу, почти когда хочу, а здесь и Майера могу послать, чтоб не мешал.

Звонок. Мерона поднесла телефон к уху.

— Мама, — голос Тевейры спокойный, но ощущение беды пришло немедленно. — Он не дышит. Я одна его не донесу.

— Мы идём, держись. — Мерона вскочила на ноги. — Майер не дышит, — пояснила она. — Где у тебя красная коробочка?

— Везде. — Умник указал рукой в угол кухни. — Быстро к ним! Я сейчас догоню!

* * *

— Кома, — Умник помог переложить Майера на тележку. — Кое-что сделаем сами. Вызывай бригаду, быстро! — вручил он телефон Мероне. Тевейра сидела прямо на полу, прижав ладони к лицу, и дрожала крупной дрожью. — Он жив! — Умник схватил её за плечо. — Сейчас он жив, и каждая минута на счету! Помоги мне, быстро!

Тевейра вскочила, энергично кивнула и схватилась за тележку с другой стороны. Мерона тем временем с кем-то говорила спокойным голосом. Похоже, она единственная, кто полностью сохранила самообладание.

— Мы сделали что могли, — пояснил Умник через десять минут, когда Майер был подключён к системе жизнеобеспечения, все действовали чётко и без паники. — Через двадцать пять минут будет бригада медиков, они продолжат.

— Что с ним случилось? — Мерона посмотрела на выдачу диагноста. — Похоже на болевой шок.

— Датчики, — проворчал Умник. — Я ему сто раз говорил — заметишь хоть что-то — мигом ко мне или сам отключи датчики, пульт у тебя. У него восстанавливаются ткани, и прорастают новые нейроны. Мои датчики усиливают сигналы. Вот и допрыгался.

— Ты их отключил? — поинтересовалась Мерона.

— Отключил, сейчас уничтожаю. — Маэр проводил на телом неподвижно лежащего Майера «миноискателем» — указкой с круглым диском на конце. — Терпел, небось, даже когда всё болеть стало. Герой! — Он сплюнул, посмотрел на побледневшую Тевейру и спохватился. — Прости. Рони, вам самим нужно успокоиться. Мне что, надо пояснять, почему вам нельзя волноваться?

— Идём-идём. — Мерона взяла Тевейру за руку, та покорно поднялась со стула. Помогать особо нечем, всё уже сделано и сделано быстро. — Маэр присмотрит. Идём, выпьешь чая, посидим. Врачи скоро будут.

* * *

— Мама, — Тевейра подняла взгляд. Мерона смотрела в окно и улыбалась.

«Она не беспокоится, — подумала Тевейра. — Теперь я вижу, что она на самом деле Aenin Rinen. А я… я чуть не поддалась панике. А думала, что со всем теперь справлюсь. Как она справлялась. Какая я ещё маленькая»…

Мерона взглянула ей в лицо, вопросительно приподняла брови.

— Будет скандал, да?

— Ничего не будет. — Мерона сжала её ладонь. — Объявим через три недели. А с нашими принцессами поговорим, как только они проснутся сегодня. Не беспокойся, они будут только рады. Они уже знают, — добавила она. — А я, глупая, вчера не могла понять, с чем меня поздравляют.

— Сама будущая мама узнаёт последней, — улыбнулась Тевейра. — А я в это не верила.

— Думай о них, станет легче, — посоветовала Мерона. — Говори с ними, если можешь. Увидишь, они помогут. Минутку. Маэр? Что там у тебя?

— Тебе лучше спуститься. — Умник спокоен, как никогда. И это спокойствие пугает.

Дом вздрогнул.

— Великан! — Тевейра подбежала к окну. — Смотри, мама! Ой, их два, нет, три! Идут сюда!

— Идём со мной, — велела Мерона. — Маэр зовёт.

— Судя по показаниям, всё. — Маэру не было нужды показывать на терминал, по которому ползло множество прямых линий. — Мы можем поддерживать его в таком состоянии сколько угодно. Но мозг уже разрушается. Бригада задерживается, у них что-то с транспортом. Извини. — Он уселся на соседний стул, кулаками протёр глаза.

— Нет, это невозможно. — Тевейра мотала головой, медленно отступала от стола. Умник молча потянулся к аптечке. Мерона, сама бледная, но всё ещё держащая себя в руках, обняла дочь, прижала к себе.

Двери распахнулись. Внутрь влетело три облака, миг — и три Аванте стоят вокруг стола. Люди остолбенели, не в силах поверить в то, что видят. Роботы быстро отсоединили Майера от всех электродов и трубочек, ещё несколько секунд — нет ни их, ни Майера.

— Унесли… — Умник говорил осипшим голосом. Он не сразу смог встать. — Провалиться мне, они его унесли!

Он выбежал первым. И первым же заметил, как удаляются от дома великаны. Размеренно, неторопливо. Так они делают, когда опасность миновала, и нужно заняться чем-то другим.

Мерона и Тевейра появились на пороге дома секунд через десять.

— Лес, — прошептала Тевейра. — Они отдали его Лесу. Наверное, это правильно.

— И что мы скажем остальным? — Умник выпрямился, и Мерона заметила, что у него всё-таки есть седые волосы. Конечно, он не поседел сейчас, просто только сейчас она обратила на это внимание.

— Правду. — Тевейра отпустила мать, держала её только за руку. — Только правду.

90

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 5:20

Бригада прибыла только через час после вызова. По выражению лица Мероны стало понятно, что кому-то не сносить головы. Буквально. Все машины, которые были под рукой, оказались неисправны, а патрульная полицейская, которую немедленно вызвали, рухнула без объяснения причин километрах в пяти от города. Только чудом никто не пострадал, хотя часть аппаратуры погибла.

Обе принцессы тоже уже были здесь. Помогали, чем могли. Тевейра всё ещё была погружена в себя и почти не замечала никого вокруг. Мерона и медики обследовали её и успокоили остальных, что беспокоиться не надо, она вскоре придёт в себя. Её завернули в одеяло и усадили во дворе, она отказывалась уходить в дом.

— Юридически это ничем нам не грозит. — Рысь долго говорила по телефону, несколько раз удалялась в дом для приватных бесед. Она выглядела самой спокойной из всех. — Но, если доктор Майер умер, нам нужно дать официальное заключение. И это надо сделать как можно быстрее, скрывать нельзя. Мерона, то, что машины сломались — не случайность.

— Знаю, что не случайность. — Мерона ответила сквозь сжатые зубы. — Мои дети уже занимаются этим. Жаль, что Вереан здесь нет. Она бы очень помогла.

— Он там, — указала Тевейра, поднявшись на ноги. — Видите, они там вьются? Как облачка, как бабочки. Вон там, где солнце.

Действительно было видно, что роботы, принимая форму то облаков, то огромных, даже издали поражающих воображение бабочек, птиц и прочей живности кружат поодаль.

— Кольцо, — указал Умник, протягивая табличку-монитор. — Я отправил туда эфемер. За ним пришло кольцо. Боюсь, мы там уже ничего не найдём.

— Тимо. — Рысь присела перед Тевейрой. — Мне очень жаль… прошу, держись. От тебя теперь очень многое зависит. Всё потом, да? Я всё понимаю. Мы останемся здесь, будем все рядом. Держись!

— Да. — Тевейра-Тимо прижала её ладонь к своей щеке. Ладонь оказалась горячей. — Помоги мне. Хочу посидеть в тишине. И… есть хочу ужасно.

* * *

Час миновал, и второй. В поместье уже сам собой образовался штаб. В свой кабинет Умник никого не впустил, и штаб устроили в библиотеке. Расследование причин поломки автомобилей шло полным ходом. «Мало людей, — думала Мерона. — И полиция, и мои дети… у нас очень мало людей. И те, кто сейчас пытаются всё расстроить, это знают. Мне нужны Вереан и Мегин, они нужны здесь. Но… видимо, там они нужнее».

«Посторонних» было немало. Умник поручил Мероне и Аверан с принцессами разбираться с текущими делами, а сам с Таэрвеном удалился к себе в кабинет. Ещё через сорок минут Умник позвал к себе Мерону.

Та вошла и хорошо, что успела закрыть за собой дверь. Из кресел по обе стороны камина поднялись… Майстан и Майтенер.

— Рони! — Майтенер подбежала к ней первой, помогла подняться на ноги. — Ой, я уже не надеялась! Мы живы, да? И вы тоже? Это мне не снится? — Она крепко прижала Мерону к себе. «Постарела, — успела подумать Мерона, — но это пустяки, это ничего не значит».

— О-о-о! — Майтенер заулыбалась. — Можно поздравить, да?

— Можно, — бесцветно отозвалась Мерона, вновь усаживаясь. — Манни, я ужасно рада, но дай мне минутку.

— Айри умер этой ночью. — Умник взял Мерону за руку. — Прости, мы сейчас не в себе.

Майтенер ахнула, побледнела. Майстан вовремя подхватил её, помог усесться в соседнее кресло. И выругался, по привычке уже. Но никто его не одёрнул.

— Как это случилось? — поинтересовался он. — Болезнь?

— Всё потом, ладно? — Умник накапал Мероне в стакан с водой что-то из пузырька, добытого из кармана. — Пей. Вы очень кстати, ребята. Что там про вас насочиняли? Или это вы сами насвистели, что погибли?

— Ага, прям как ты, — огрызнулся Майстан. Он стал лысым, голова сверкала под лучами светильников. Пожалуй, он сейчас выглядел самым старым здесь. — Я тебе всё хотел бляху начистить за такие шутки. Меня взорвали вместе с катером, прикинь! Найду, кто это сделал — удалю аппендикс. Без наркоза.

— У меня корабль взорвали, — глаза Майтенер наполнились слезами. — И меня, и его…

Умник молча накапал в стакан и для неё. Майтенер залпом осушила его, и молча откинулась на спинку стула. Слёзы так и текли по её щекам.

— Значит, вас вынесло на Тропу, — заключил Умник. — Что ж, поздравляю. Добро пожаловать в клуб.

— Я видела себя, — проговорила Майтенер, заикаясь. — С-с-саму себя. М-м-меня там было м-м-много! И мне б-б-было страшно!

— Точно, — буркнул Майстан, подтащив кресло так, чтобы быть между Мероной и Майтенер. Взял Мерону за руку. Та слабо улыбнулась в ответ. — Точно так, Умник! Помню только, что вспышка, видел, как меня куском двери пополам порвало, и на тебе! Целый-невредимый. И меня много. И водоворот. Я тебе рассказывать не буду, я там от страха чуть не обделался. Никогда ничего не боялся. А потом вышвырнуло в этот проклятый туман, и минут через пять Манни нашёл. Что это за место, лопнуть ему пополам?

— Тропа, — коротко пояснил Умник. — Так. Рад, что старая Шайка в сборе. Ребята, у нас тут такое творится, голова кругом. Без вопросов пока, а? Если невтерпёж будет, спрашивайте только у меня, я уже привычный. И вообще, Майс, займись дамами. Раз ты такой бодрый и злой, вот тебе ключики, — он кинул ему брелок, — разбирайся. Карта дома на каждом углу. А я пока завтрак сооружу.

И умчался.

— Манни, ты как? — Майс погладил её по щеке. — Идти сможешь?

— С-с-смогу. — Майтенер вытерла слёзы, и поднялась. — Рони, идём, п-п-провожу тебя. И посижу с тобой, если не п-п-прогонишь.

— Не прогоню, — улыбнулась та. — Никого из вас.

— Паразит, — выругался Майстан, пытаясь понять, что означает пластинка, прицепленная к брелоку. — Шутник, морду бы ему набил. Рони, прости за вежливость, как этой хреновиной пользуются? Засунул бы эти ваши высокие технологии…

Мерона откинулась на спинку кресла и захохотала.

— Зараза, — буркнула Майтенер. — Ей нельзя так сильно волноваться!

— Справлюсь. — Мерона поднялась. — Теперь точно справлюсь. Только не пропадайте больше.

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Крепость Эрен-Маритте, Венант 17, 1415 В.Д., 3:20

Когда Вереан открыла глаза, Мегин занималась гимнастикой. Прямо на полу, среди подушек, в одном только светлом поясе. Красиво — не оторваться, смотреть бы и смотреть. Вереан и смотрела, пока тело не потребовало: «Хочу этого же!».

— Всегда так рано встаёшь? — Вереан первым делом глянула на запястье, там у неё центр связи. Очень удобно и почти не мешает. Никаких новостей. Точнее, новостей много, но срочного ничего.

— Последние полгода. — Мегин замерла, сидя в поперечном шпагате. — Если нужно, гимнастический зал прямо, направо и…

— Я помню, — улыбнулась Вереан. — Можно, я пока просто посмотрю?

Мегин сдула чёлку со лба, улыбнулась.

— Смотри, — разрешила она и продолжила.

— Засланные «пси» пойманы, — сообщила Вереан, перечитав сводку. — Они сумели обработать заместителя министра внутренних дел. Ещё пара недель, и весь кабинет министров мог быть в петле.

— А это никак не определяется? — Мегин дышала ровно, словно стояла на месте. Но отнюдь не стояла на месте, а вращалась и сгибалась так, что смотреть было страшновато. — Датчики разные, штатные «пси».

— Определяется, — спокойно подтвердила Вереан. — Только начали именно с тех, кто может поднять тревогу. Этой ночью успели обезвредить несколько заговорщиков. Я бы… — Она осеклась.

— Что такое? — Мегин выпрямилась и подбежала к ней — Вереан, обычно бесстрастная, изменилась в лице.

— Мерона сообщает. — Вереан вывела текст на дальнюю стену, проектор. — Этой ночью умер доктор Майер.

Мегин прижала ладони к лицу, на пару секунд.

— Как это случилось?

— Она пишет, несчастный случай. Наверное, так и есть.

— В совпадения я не верю. — Мегин несколько раз вздохнула, закрыв глаза. — Мы нужны там, я чувствую. Но здесь мы тоже нужны. Что у нас сегодня?

— Сегодня я хочу пообщаться со всеми главами правительств. — Вереан выглядела мрачной. — С кем смогу. Чую, Никкамо не один был под угрозой переворота.

— Я хочу быть рядом, когда возможно. Хотя бы слышать их голос. Что по поводу психолога?

— Как только передам послание, вылетим на Сердце Мира, — сказала Вереан. — Я могу оставить своих людей в крепости?

— Да, пока наш договор в силе.

Вереан улыбнулась, замерла. Мегин глазами указала — можно. Её обняли — осторожно, но крепко.

— Я его убью. — Вереан не сразу отпустила Мегин. — Мне нужно будет часто убеждаться. Я узнаю, зачем он сделал это с Пантерой — и убью.

— Как ты? — спросила Мегин тихонько. — Что в голове?

— Не совсем в порядке. — Вереан отступила и выпрямилась. — Но мы с ней уже не говорим «мы», — она улыбнулась, и Мегин взяла её за руку. — Какие планы у тебя?

— У меня приказ помогать тебе, — пожала плечами Мегин. — Орден верит и мне, и тебе. Жду приказаний.

— Тогда позови сюда Аванте. Раз нам дали такую союзницу, пусть и она поможет.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 7:40

— Что они делают? — поразилась Майстан, глядя на экран-проекцию. Перед Домом Правительства собрались люди. Возможно, все люди планеты. Они выслушали сообщение о кончине доктора Майера, но ни печали, ни скорби не было на их лицах. А были ожидание и спокойствие.

— Стоят. — Тевейра была вместе с матерью и Манни. Ей стало значительно лучше, хотя и её щёки все были в следах от слёз. — Ждут.

— Но чего?

Мерона пожала плечами.

— Они что-то чувствуют. А я вот нет… хотя я тоже не верю, что это случилось. Вейри, милая! Я прошу!

— Всё-всё. — Тевейра выпрямилась. — Это потом. А сейчас они, я знаю, — и погладила себя по животу.

Манни посмотрела им обеим в глаза, молча.

— Да, у него не могло быть детей, — согласилась Мерона. — Но здесь с ним что-то стало происходить. Стали восстанавливаться ткани.

— Лес, — прошептала Манни. — А я его всё равно боюсь! Простите!

— Я помирю вас, — вызвалась Тевейра. — Чуточку позже, ладно? Не бойтесь…

— Можно на «ты». — Манни вытерла ей слёзы. — Я тут Плакса, а не ты! Не разрешаю!

Тевейра улыбнулась, и бросилась ей на шею.

— Они ждут, — повторила Мерона, глядя на проекцию. — Знать бы, чего именно.

* * *

— …и тело было отдано Лесу по обычаям Стемрана, — Рысь говорила в трубку, а сама чувствовала себя немного испуганной, рядом стояла Аванте, но на лице робота не было ни капли скорби или даже сострадания. Словно ничего и не случилось. — Да, мы всё засняли.

— Удалить бы оттуда этих порхающих, — проворчал Умник. — Вот только их там не хватало.

— Удалим, — пообещала Аганте. — Смонтируем пока то, что без них. Тарви, что ты делаешь?

«Они действительно нашли друг друга, — подумала Рысь, улыбаясь. — С первого взгляда. А ещё говорят, так не бывает!».

— Монтирую, — отозвался посол Таэрвен. — Стандартный шпионский набор. Я не спец, это аппаратура такая умная. Следов на записи не будет. Ну, следов монтажа.

Умник покачал головой. Он работал официантом и, похоже, ему это нравилось. И никто не задавал вопросов, отчего это доктор Маэр так помолодел, фантома на себя Умник уже не набрасывал.

— Хорошо, что вы на нашей стороне, — заключил он. — Иначе я бы уже испугался. Да, Аванте?

Аванте перестала казаться украшением интерьера, поманила Умника и Аверан к себе, и увела из комнаты прочь.

«Они нашли друг друга», — подумала Тевейра-Рысь, предлагая им чай. Оба взяли его не глядя и чуть не вылили — Таэрвен на свой столик, Гани — на Таэрвена. «Никто им не нужен сейчас, обсуждают какие-то технические стороны. И я тоже не могу огорчаться и предаваться скорби, — осознала Рысь. — А почему? Что со мной, я же не чёрствая?».

— …восемьдесят процентов? — услышала она. Маэр и Аверан, на лицах обоих изумление. Аванте что-то говорит им вполголоса. — Только давай так, чтобы вас в кадре не было! Пока что не нужно, ладно?

91

Шамтеран, Федерация Никкамо, Провинция Менаокко, Крепость Эрен-Маритте, Венант 17, 1415 В.Д., 6:15

Мегин говорила с пустотой, по ту сторону экрана не было никаких лиц. «Странная манера», — подумала Вереан, стоя рядом. Но если бы они не обучились жить и работать в условиях строжайшей конспирации, их давно бы уже отыскали и ликвидировали. Орден всегда поперёк горла всем властям, потому что насаждает свою собственную мораль и законы, и, что самое неприятное — население страны симпатизирует Ордену, о котором известно только его название, и то, скорее всего, ложное.

— Удалось ли вам найти типичный признак? — низкий женский голос и, похоже, синтезированный. И так синтезированный, чтобы Вереан об этом догадалась. «Мы играем с ними в те же самые игры, — усмехнулась Вереан. — Просто они не ставят целью подчинить себе весь остальной мир. Может, потому, что уже подчинили?». Эта мысль пришла в голову неожиданно, и от неё стало немного не по себе.

— Да. — Мегин поклонилась. — «Петля охотника», точки две и три проявляют признаки сильного возбуждения при прикосновении к обоим вискам. «Звёздный веер» в синем диапазоне вводит человека в состояние глубокого сна. Мне удалось частично снять эту программу с Вереан и её подчинённых.

— Воздействие контактное?

— Нет. — Мегин покосилась на Вереан. — Оно проявляется на расстоянии до трёх метров от объекта.

Пауза.

— Мегин, вы уверены в этом?

— Уверена. Все эти люди здесь, в крепости.

— Ждите курьера, — и связь оборвалась.

Мегин поклонилась экрану — «чёрному окну» в пространстве — и движением руки стёрла его, выключила.

— Значит, мы имеем дело с человеком, который может наложить программу поведения, даже не прикасаясь, не говоря?

— Да. — Мегин смотрела в её глаза. — Вы были такой. Я ещё удивлялась, почему рядом с вами… прости, с тобой, всё время казалось, что меня гипнотизируют.

На лице Вереан появилось изумление.

— Я программировала других, даже не догадываясь об этом?!

— Да. Нужно, чтобы проверили другие эксперты. Но у всех, кто был рядом с тобой достаточно долго, начинали появляться программы поведения. Это известное умение, но до настоящего времени это было случайным талантом, таких людей можно сосчитать по пальцам одной руки.

Вереан присела на стул.

— Аганте?

— Ничего. Никакой программы, и это самое странное.

— Как долго я должна была быть с человеком рядом, чтобы…

Мегин помотала головой. «Глаза у неё красные, — отметила Вереан, — всё-таки она устала».

— Не могу сказать. Нужны долгие исследования, много времени.

— Которого нет, — Вереан достала свой собственный пульт связи, и в воздухе зажглось другое окно. — Пантера, — она прижала датчик пульта к своему виску. — Срочно. Белая звезда.

— Ожидайте, — голос синтезированный, отметила Мегин. Ведь и с ней говорил не живой человек. Мерзость какая, эти шпионские игры.

— С кем вы хотите поговорить? — поинтересовалась Мегин. Вроде бы и бодрая, и гимнастика помогла, а всё равно в глазах песок. Аванте стояла у двери — на лице робота тревога. — Мне тревожно, Вереан тревожно — и Аванте тоже не по себе. Да, она могла хотя бы есть, ведь запах научилась имитировать.

— С Её Величеством Ан Рейстан, — пояснила Вереан, выпрямляясь. Затем она низко поклонилась и опустилась на колено. Экран открылся, словно двери, и по ту его сторону находилась Ан Рейстан, Её Императорское Величество. «Они с Аганте очень похожи», — подумала Мегин, склоняясь перед фантомом. Её Величество в своих покоях, в кабинете, похоже.

Её Величество улыбнулась, едва заметным кивком велела подняться.

— Докладывайте, Вереан.

— Ваше Величество, у меня есть все основания полагать, что в вашем непосредственном окружении, в окружении вашей старшей дочери и сыновей есть люди с внешней программой поведения. Поэтому я обращаюсь именно к вам.

— Мегин Тервен эс Фаэр в курсе? — Ей Величество посмотрела в глаза Мегин, и та ответила, учтиво склонившись.

— Я исследовала ситуацию, Ваше Величество, и уполномочена передать вам от имени Ордена, что ситуация может быть критической. Орден готов предложить помощь вашему дому и всем великим домам. — Мегин выпрямилась, посмотрела в глаза Её Величества, и улыбнулась.

Её Величество молчала секунд пять. «Она быстро пришла в себя», — подумала Вереан, глядя на императрицу с восхищением.

— Вы отправляли гонца к южной пристани и оставляли на дереве у въезда небольшую зелёную ленточку, — добавила Мегин. — Но после того как Шеггер попыталась арестовать нашего гонца, ленточку уже никто не снимал.

— Неплохо, — улыбнулась Её Величество. — Но мне потребуются более веские доказательства.

— Я их предоставлю. У нас одно условие, Ваше Величество. Вы прекращаете охоту на нас.

— Сейчас я обещаю только, что не буду охотиться на вас, Мегин. Чем Орден может помочь прямо сейчас?

— Я могу обследовать всех, кого вы прикажете. Незаметно. Я знаю, что надо искать.

— Я жду вас, Мегин. Обещаю вам безопасность. А сейчас, если вы позволите, я хочу поговорить с Вереан.

— Благодарю вас за аудиенцию, Ваше Величество. — Мегин поклонилась Ан Рейстан, но не как главе государства, а просто как уважаемой и почтенной женщине, главе дома и покинула комнату.

— Это вы нашли её, Вереан? — поинтересовалась Её Величество.

— Я думаю, мы обе искали друг друга, — поклонилась Вереан. — Ваше Величество. Мегин отыскала программу и у меня. Я хочу, чтобы меня обследовали, а до тех пор я не хотела бы приближаться к некоторым людям вплотную.

— Наши датчики показывают, что вы адекватны, — заметила Её Величество. — Вы доверяете Мегин и её выводам?

— Да, Ваше Величество.

— Оставайтесь на связи. Через пять минут вы получите новые инструкции.

За дверью Мегин прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Её было немного не по себе. В том числе и от собственной смелости.

— Она боится, — сообщила Аванте, незаметно появившаяся рядом. Так необычно было то, что робот заговорил первым, что Мегин чуть не подпрыгнула.

— Кто боится?

— Вереан. Боится за кого-то, я не могу понять, за кого.

— Жаль, что ты одна такая, — Мегин погладила Аванте по щеке и та улыбнулась. — С едой и прочим, конечно, мы прокололись. Вот тебя бы рядом со всеми, кому нужна защита. Почему ты помогаешь нам?

— Вы интересные, — немедленно ответила Аванте и погладила Мегин по щеке, в ответ. — Вы красивые.

— Мы с Вереан? — улыбнулась Мегин.

— Нет, не только вы. Все люди.

— Кто ты? — спросила Мегин, когда пришла в себя. — Ты можешь сказать мне?

— Я Лес, — отозвалась Аванте немедленно.

Мегин долго смотрела в её глаза. На секунду ей стало непереносимо страшно, но… страх прошёл, осталось только изумление.

— Да, понимаю теперь. Хотя не уверена. И ты помогаешь нам… В жизни бы не поверила!

— Я не одна, — сообщила Аванте, понизив голос. — Я умею размножаться.

Мегин не выдержала, захохотала.

— Прости, — она спохватилась, но Аванте тоже засмеялась, в ответ.

— В другом смысле, — пояснила Аванте. — Я могу сделать копию себя.

— Сколько копий? — во рту у Мегин пересохло. «Армия, — подумала она. — Если это — армия Леса, то… лучше не думать!».

— Сколько потребуется. Но мне нужно вот это. — Аванте показала мэйс — похоже, держала в кармане или что у неё есть взамен. — По одному на каждую копию.

— А зачем?

— Я должна видеть и слышать, — тут же отозвалась Аванте.

«Они раздавали мэйсы как сувениры, — припомнила Мегин. — Трудно представить, сколько их сейчас, где они. Десятки, сотни тысяч? Говорят, зародыш в этих жёлудях может жить десятки лет, ждать, терпеливо ждать. О Великое Море… Лес хочет сюда, на Старый Мир».

— Ты хочешь расти здесь? — Мегин не сразу нашла нужные слова.

— Я всегда здесь была. — Аванте улыбнулась. — Вы мне нравитесь. Я хочу, чтобы вы были со мной.

— Вот. — Мегин добыла из своих кармашков пять мэйсов. — Я думаю, мы ещё найдём. Но не нужно говорить всем подряд, кто ты. Люди могут испугаться.

Аванте покивала, приняла «жёлуди».

— Только с твоего разрешения, — согласилась она и её как ветром сдуло.

92

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 9:50

Мерона вернулась в кабинет Умника. Манни с дочерью и принцессами, всё равно так называть их было привычнее, остались в библиотеке. Умник и Майстан ушли на Тропу, и сейчас в кабинете было немного неуютно, Мероне не нравился клубящийся туман, а доска, которую Умник положил так, чтобы она вела через проход, и вовсе выглядела жутко. Тропинка над бездной… Но всё равно, здесь было лучше, чем в других комнатах. Тевейра уже пришла в себя, и помогала остальным, чем могла. «А я не могу пока, — подумала Мерона. Она уселась за стол Умника, спрятала лицо в ладони. — Кольцо пришло и ушло, и от Майера вообще ничего не осталось, Лес съел всё, что было. Так делают давно, и это уже не кажется чудовищным. В конце пути мы сливаемся с Лесом, а теперь выясняется, что он нашёл способ общаться с нами. Интересно, почему при общении с Аванте, роботом, мне кажется, что я говорю с ребёнком?».

Она почуяла. И немного испугалась вначале, подумав, что сошла с ума.

— Айри, — прошептала она. — Молчи, хорошо? Побудь со мной немного. Я не могу так быстро.

Едва слышный скрип. Обоняние или играет злую шутку, или…

Мерона осторожно отняла ладони от лица. Майер сидел на стуле напротив, и был в пижаме. И вид у него был самый что ни на есть ошарашенный.

— Рони, — произнёс он, когда взгляд Мероны стал осмысленным. — Так вот как это происходит. Там водоворот. И все бегут, ты знаешь?

— Айри?! — прошептала Мерона, с трудом поднимаясь на ноги. И бросилась к нему, едва не упав, обоняние её не подводило, так примерно он и выглядел, когда они с Умником вбежали в комнату.

Он. Настоящий, если органы чувств не врут. А если врут… то, когда она очнётся, вокруг будут стены «мягкой комнаты», и врач будет участливо смотреть, и убеждать, что не стоит волноваться, это был просто сон…

— Зараза! — воскликнула она, обнимая его за шею. Никогда не было так приятно сидеть у него на коленях. — Не делай так больше! Умник же говорил тебе всё выключить! О Великий Лес, прости, я сама не знаю, что говорю! Молчи! — потребовала она, закрывая глаза. — Молчи.

— Рони, это правда? То, что я чую? — осмелился он спросить минуты через две.

— Правда, — улыбнулась она.

— И где они?

Мерона оторопела, отодвинулась, чтобы видеть его лицо.

— Майс и Манни, — пояснил Майер, невинно глядя в её глаза. — Я чую, что они здесь были. Так они живы?

— Паразит! — Мерона хотела дать ему пощёчину, но Майер перехватил её руку. И расхохотался, глядя ей в глаза. Мерона опешила и… тоже расхохоталась, и вновь прижалась к нему.

— Паразит, — прошептала она, когда смогла говорить. — Теперь верю. Но может, хоть теперь скажешь?

— Я очень рад. — Он погладил её по голове. — Ты не сердишься?

— У вас это генетическое, да? Задавать идиотские вопросы? Глупость, сцепленная с полом?

— Конечно, — заверил он. — Рони, прости. Ты не поверишь, что я там видел.

— Потом. — Мерона вскочила на ноги. — Ты оттуда пришёл? — указала она взглядом на вход на Тропу.

— Оттуда. Два раза чуть в давилку не улетел. Там что-то происходит. Что тут у вас, почему столько народу? А… — спохватился он, и стукнул себя по лбу. Мерона соскочила на пол и протянула ему ладонь.

— У Тевейры будет двойня, — сообщила она. — Чтоб больше никуда не исчезал! И без этих идиотских улыбок, когда она скажет!

Но Майер, похоже, не мог не улыбаться. Мерона редко видела его счастливым, и вот теперь…

— Возьми меня за руку, — попросила Мерона. — Пойдём. Может, не сразу заметят. Хотя нет, сиди здесь, я сама… нет, пошли! — Она заставила его подняться на ноги. — Не отпущу.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 16:20

«Небольшой обман, — пояснил посол Таэрвен. — Люди Стемрана и так всё поняли, а остальных пока лучше не расстраивать». Он предложил Майеру пойти в лес и позвать кольцо — оно ведь не тронет вас, доктор? — и заснять, как кольцо расступается и Майер возвращается к людям. Это уже было, это уже видели. Особой сенсации не будет, хотя Комиссия потребует немедленного обследования Майера, как физиологического, так и психологического.

Когда Майер вышел на балкон Дома Правительства, послышался звук — такой, словно вздохнула планета. Ему поклонились все, кто стоял на площади. А Майер прочитал краткую речь. И вид представителей Комиссии, которые при всём этом присутствовали, словами было не передать. Уныние, помноженное на беспомощность. Это был Майер, все обследования это подтвердили. И дюжина психологов и психиатров, которые почти полтора часа обследовали вернувшегося в царство живых, подтвердили, что личность можно считать установленной, никаких расстройств.

Умник настоял, чтобы Тевейра и Мерона остались в поместье. Манни сидела рядом, смотрела на экран на Майера, обращающегося к людям, и по щекам её текли слёзы. «Прости, я детства плачу по любому поводу, — объяснила она Тевейре. — Может, потому и на работу трудно устраиваться было. Ну какой я охранник после этого? А докторов… я нынешним молодым не конкурент, куда мне».

— Все живы-здоровы? — Умник поставил перед ними поднос с чайными чашками. — Айри в ударе. Ему бы в политики пойти, на кой ему наука?

— Укушу, — предупредила Мерона, не отводя взгляда. — Где Майс? Одного его отправил на Тропу, изверг?

— Когда ты так меня хвалишь, я таю, — широко улыбнулся Умник. — Майс во дворе. Выбирает себе тачку. Для него ничего не пожалею, кроме «Сокола», конечно.

— Он сказал, там что-то происходит, — повторила Тевейра. — Доктор Маэр, вы ведь тоже оттуда приходили. Что там творится?

* * *

Он видел огромную толпу людей, и все эти люди были им самим. Умник во многих видах — постарше, помоложе, злой, добрый, спокойный, веселящийся. Некоторые были в военной одежде, словно только что они прорвались сквозь очередную засаду роботов и остановились немного передохнуть. Вокруг туман, под ногами хрустящий камень. Словом, это была Тропа. Вот только вернуться в это место уже не удавалось, вскорости все двойники исчезали — просто расходились во все стороны в этом тумане — и Маэр оставался один. И шёл — полная дезориентация, а над головой, казалось чей-то пристальный и безучастный взгляд. И одно помнил точно, если подолгу смотреть вверх, в надежде высмотреть что-то, то, в конце концов, приходил страх.

А бояться там опасно для жизни. Всякий раз, когда боишься, является двойник и пробует убить сам себя, это Умник знал твёрдо. И то, что любая рана на двойнике становится раной на оригинале, он тоже понял. Удовлетворительного объяснения этому не было.

— У меня одно объяснение, — повторила Мерона.

Митинг на площади окончился, люди расходились по домам. А Майер отправится в клинику, там было полно работы. В этом несовершенном мире врачам всегда есть работа. Мерона с трудом отвела взгляд от экрана, обняла дочь за плечи (та прижалась щекой к её плечу и закрыла глаза), и повторила:

— Есть объяснение. Это ты сам. Другая версия, другая фаза. Мы тут много болтали на эту тему, но так ничего и не выдумали.

— Другая версия? — Таэрвен оторвался от своего терминала. Посол препоручил все текущие работы заместителю, а сам следил за тем, как зонды расходятся по солнечной системе, и о чём-то время от времени говорил, но собеседников его никто не видел и не слышал. Похоже, в этой компании все давно уже сжились со странностями других.

— Знаете, это интересное объяснение. Тропа объединяет несколько стационарных естественных известных нам порталов, и именно в давилке происходит самое интересное, — Таэрвен постучал пальцами по столу. — Можно показать? Это немного страшно, — пояснил он, обратив внимание, что Тевейра подняла голову и посмотрела на экран проектора. — Не боитесь? Ну ладно.

Чёрная область перед ними, а вокруг, свиваясь в спирали, светящиеся рукава и вихри, кружились сияющие огни, они кружились и летели в сторону черноты, а та занимала почти треть неба.

Изображение исчезло.

— Зонды живут самое большее две-три минуты, — пояснил Таэрвен. — Очень мощное жёсткое излучение, огромные перепады гравитационного поля. Предположение о чёрной дыре мне не кажется столь уж бессмысленным. Но вот откуда берутся импульсы, мне не понять. Я установил там свои датчики и записываю всю историю импульсов.

— Я уже искал закономерности, — махнул рукой Умник. — Ничего в голову не пришло. Одно знаю, по ночам бывают устойчивые серии коротких импульсов и длинные периоды вообще без них. А сейчас много новых появляется, и моя схема уже мало годится.

— Если всё происходит строго по часам, — Тевейра посмотрела в глаза Умнику, — значит, это как-то связано с тем, что происходит у нас, да? Ведь там, у этой чёрной дыры или что это такое, там же другие сутки? Да?

Умник чуть не выронил поднос, а Таэрвен, улыбнувшись, несколько раз хлопнул в ладоши.

— Я идиот, — сообщил Маэр. Таким удивлённым его давно не видели. — И ведь Айри мне говорил! Говорил, что странная периодичность, всё по нашим часам. Значит, что-то здесь, верно. Вот только что от чего зависит?

— А я посмотрел. — Таэрвен вновь дал картинку. — У нас там подолгу нечего делать, так мы сидим и изучаем. Всё, что есть — в том числе порталы. Смотрите, — он вывел на экран список, — это расписание рейсов через портал Стемран-3. А это расписание прохождения импульсов. Ничего не замечаете?

— Великий Лес! — Мерона была потрясена. — То есть каждое прохождение корабля…

— …совпадает с прохождением импульса, — закончил Таэрвен. — Вам всё-таки нужны наши специалисты. У вас огромное количество данных, но просто нет людей, чтобы их обработать.

— А остальные импульсы? — поинтересовалась Тевейра, вновь прижимаясь щекой к плечу Мероны. — Они откуда?

— Пока не знаю, — развёл руками посол. — Но могу предположить, что перемещения по другим порталам также могут приводить к этому же эффекту. Надо изучать, я уже дал поручения своим помощникам.

— Мы слышали шум, — сообщила вдруг неподвижно сидящая Майтенер. — Там, когда мы с Майсом ходили по заброшенной базе. Там было странное здание, даже не здание, а бункер, стены очень толстые, и оттуда слышался шум. Мы ещё подумали, что нам мерещится.

— Какой шум? — поинтересовался Умник, возвращаясь к плите.

— Самолёты, — послышался голос Майстана. — Умник, ты неплохо тут устроился! Я у тебя возьму «Торнадо» сорок третьего года, не возражаешь? Машина мечты моего детства… Покатаюсь малость.Верну в лучшем виде.

— Бери, — отсутствующим голосом разрешил Маэр. — Ключи у меня в кабинете, в левом верхнем ящике, там всё подписано. Какие ещё самолёты?!

— Обычные. — Майстан потёр лоб. — С крыльями. Нет, вы слышали? Он, в самом деле, разрешил мне покататься? Этот жмот, у которого снега зимой не допроситься?

Тевейра расхохоталась, и тут же смутилась.

— Не расстраивай девушку, ей нельзя, — осклабился Умник. — Разрешил, разрешил. Я сегодня жутко щедрый. Ну не тяни кота за хвост, какие там могли быть самолёты?

— Как будто летят совсем близко, — пояснила Майтенер. — Вот рукой подать, мне страшно стало, сил нет. И дверца. Но мы не стали открывать. А роботам было всё равно, внимания не обращали.

— Аванте сейчас там, и каналы связи установлены, — сообщил Таэрвен. — Связь плохая, в пределах Тропы радиоволны быстро гаснут. Но связь есть.

— Покажите, — потребовала Мерона. — Если Аванте нас слышит, попросим её прогуляться к тому бункеру.

— Вы это видите? — Тевейра невольно встала, когда картинка — смутная, то проявляющаяся, то пропадающая — появилась перед ними. — Это же Лес! Наш Лес!

Лес. Редкий, выглядевший так же, как Лес повсюду на Стемране — островки смешанного, островки хвойного, полянки и тропинки, чащи и проплешины пустошей, и камшеры. Сосны ещё не выросли до внушительного размера, но то, что это камшеры, или очень похожие на них деревья, не было сомнений.

— Она взяла с собой горсть мэйсов, — проговорил Умник медленно. — Вот, значит, как. Ручаюсь, если копнуть под теми кустиками, мы найдём там «молоко».

— Она принесла с собой Лес. — Мерона не сразу справилась с голосом. — Смотрите, остальные роботы, что они делают?

— Веселятся, — буркнул Майстан. — Порхают. Как бабочки погожим днём. Ну, или птички. Кстати, как там насчёт птичек? А? Не появились, часом?

— Пока только флора, — по глазам Таэрвена было видно, что он и сам удивлён. — Всё это выросло минут за сорок, и всё, бурный рост прекратился. Сейчас этот Лес занимает примерно два гектара площади вокруг базы, эфемерам дана команда патрулировать.

— Да, так что за дверца? — переспросил Умник. — А, вижу. Да, странно. Ну что, попросим открыть?

— Мне страшно, — поёжилась Тевейра. Мерона обняла её за плечи и укутала плотнее пледом. — Может, не надо?

Но Аванте уже открыла дверцу. И…

— Тропа! — выдохнули одновременно Мерона и Умник. И переглянулись. В самом деле, там начиналось что-то, похожее на Тропу. Туман и всё прочее.

Что-то мелькнуло совсем рядом с входом, звук больно ударил по ушам. Аванте чудом устояла, было видно, что не держись она за дверной косяк, её внесло бы туда.

— Вот же…! — не выдержал Майстан, спохватился, глянув на Тевейру. — Прости, девочка. Что это было?!

Ещё одна тень, и ещё одна. А потом двойная, что-то большое, в количестве двух, пронеслось на близком расстоянии. Туман взвихрился, а Аванте вновь чуть не втащило внутрь.

— Аванте, ты можешь записать, что это, и проиграть на малой скорости?

— Слушаюсь, — услышали они в ответ. Аванте шагнула ближе… ещё пара теней, ещё удар по ушам слушателей, и вновь робота чуть не втащило внутрь.

— Закройте! — крикнула Тевейра, прижимая ладони к ушам, Мерона обняла её крепче. — Немедленно закройте!

— Аванте, закрой дверь и пришли нам запись, — попросил Умник. — Подождём, передача оттуда медленная. Вейри, всё уже, всё закрыли — видишь?

Снова далёкий гул из-за двери. И впрямь, как самолёт.

— Так, смотрим, — пробормотал Умник, вооружаясь пультом. — Так-так… Вот оно. Проклятье, проскочил. Минутку. А, вот-вот, вот оно, родимое. Ну, что скажете?

На экране застыл хищный силуэт — ракета, раскрашенная под акулу. Большая ракета, метров двадцать длиной, метра два диаметром в самом широком месте. Крылья и стабилизатор повторяли очертания плавников настоящей акулы.

— Daectile mear Vannes, — пробормотал Майстан. — Большая полосатая акула. Водится к югу от Крайтеона, гроза туристов. Что за…

— Хватит, — резко приказала Мерона, а Тевейра рассмеялась.

— Мама, да пусть, — попросила она. — Здесь же все свои, да? Ему так легче.

— Спасибо, дорогая. — Майстан подошёл и потрепал её по голове. И не получил от Мероны даже кулаком в бок. — Прости, вырвалось. Какого, я вас спрашиваю? Что это вообще за хрень такая?

— Это СКА-4, — услышали они. Аганте.

— Она вернулась, — подумала Мерона, — неужели там что-то случилось?

— Это нуль-ракета. Основное тактическое оружие Империи, последняя модернизация — год назад.

Несколько секунд никто ничего не говорил, только переглядывались. Аганте подошла ближе, встала рядом с Таэрвеном.

— Милая… Тьфу! — Умник ожесточённо почесал в затылке, коротко поклонился. — Простите.

Аганте рассмеялась.

— От вас так приятно это слышать. Не извиняйтесь, доктор Маэр.

— Откуда ты это знаешь? — прошептала Тевейра.

Аганте поморгала, глядя на неё.

— Я… — Она потёрла лоб. — Даже не знаю. Просто всплыло откуда-то. Но я уверена, это она. Дальность действия до восьми парсек, радиус сплошного поражения пятьсот метров, радиус электромагнитного удара до пяти километров, девять боеголовок индивидуального наведения. Сбить её невозможно, ракета выходит из надпространства самое большее за пять секунд до поражения цели. Наше основное тактическое оружие против пиратских баз.

— И основное оружие самих пиратов? — тихо переспросила Мерона.

Аганте помотала головой.

— Все СКА-4 программируются только в Старом Мире. Утечек «мозга» оттуда не было. К тому же наши базы все защищены «рябью», и… — Она снова потёрла лоб. — Как странно. Я только сейчас поняла, что знаю это. Раньше даже не думала никогда.

— Ну-ка! — Умник ожесточённо принялся нажимать на сенсоры пульта. — Вот смотри, Гани, это кадры с той базы в лесу. Там была полная база военной техники, Лес проглотил её. Что скажешь?

— Дайте, — попросила Аганте, приняла у него пульт. — Так… это «Коршуны», наши новейшие истребители. Это «Пиранья А-40», штурмовик. Видите подвеску? Там можно поместить до двенадцати СКА-2. Дальность управляемого наведения пять световых минут. Точно сказать не могу, но видите вон те огоньки — это стационарные генераторы. Вся техника готова к вылету. Ой… — побледнела она — стала почти серой — и уселась, Таэрвен подхватил её. — Простите. Я, правда, не пойму, откуда знаю это! — взгляд её был почти умоляющим.

— Это мой пульт, — медленно проговорил Умник. — Я никогда не пользуюсь стандартными настройками. Под себя настраиваю. Ты ни разу не нажала неправильно.

— Гани. — Мерона посмотрела в её глаза. — Где находится мой «Серебряный ключ»? Только два человека здесь знают это, и они точно тебе не говорили.

— Вот тут. — Гани поднесла правую руку к макушке, и показала, — почти на самой макушке.

— Гани. — Таэрвен взял её за руку. — Прошу, не волнуйся так. С кем, я имею в виду близость, я был в последний раз?

— Её зовут Каэртен, — немедленно ответила Аганте, — туристка. Ей очень хотелось именно…Vasset ma tarano! («Чтоб тебе провалиться!» — talar.) — крикнула она, и дала ему пощёчину. — Ты сам же говорил… — Она спрятала лицо в ладони и разрыдалась.

— Так, мои дорогие, прекратили! — резко приказал Умник. Движением бровей отогнал всех прочь от Аганте и потрогал ту за плечо. Принцесса отмахнулась. — Гани, милая, это просто лекарство. Капельки, мы их все сегодня пьём. От нервов лучше нет. Ну? Доктор Маэр плохого не посоветует!

Аганте замерла, а потом расхохоталась. Долго смеялась, откинувшись на спинку стула, потом она сумела совладать с собой. Приняла стаканчик от улыбающегося Маэра. Таэрвен сел рядом, взял её за руку, и Аганте прижалась к его плечу. — Прости, — попросила она. — Не знаю, что на меня нашло.

— Всё хорошо. — Таэрвен оглядел остальных.

— У тебя не было никаких таких талантов. — Мерона поднялась на ноги. — И сейчас нет. И я, и мои дочери осматривали тебя. Они не нашли ничего необычного. Ты умная, здоровая девушка, но, прости, ничего от «пси» у тебя нет.

— Мысли читаешь? — поинтересовалась Тевейра.

— Нет. Я просто знаю… — Аганте осеклась, глядя её в глаза. — И про тебя…

— Я ничего не стыжусь, — спокойно ответила Тевейра. — Я — это я. Что бы я ни сделала когда-либо, я не стыжусь. Просто стараюсь кое-чего больше не делать. Говори, если хочешь, я не обижусь.

— Нет, — помотала головой Аганте, и Умник предусмотрительно протянул ещё один стаканчик. — Спасибо, доктор Маэр. Что со мной? Скажите, что со мной?

— У меня в лаборатории диагност. — Умник указал головой. — Лучший, что есть в Старом Мире. Ну, что было лучшим пять лет назад. Если хочешь, я тебя обследую. Или Мерона, если стесняешься.

— Тогда вы оба, — попросила Аганте. — Рони, мне страшно.

— Хорошенькое дело, — пробормотал Майстан, когда на кухне остались только они с Майтенер, Таэрвен и Тевейра. — Не было печали. Но вот что я не пойму, куда они летели? Вы видели её хвост — там синий ореол. Двигатели включены, а летит она по воздуху. Какого такого она летит по воздуху? Это же космическое оружие!

— Куда-то перебрасывают? — поинтересовался Таэрвен.

— Через Тропу, ага, — покивал Майстан. — Хотя кто знает, может, вояки уже и Тропу нашли. Получается, ваша Тропа не одна такая?

— Мне тоже страшно, — призналась Майтенер. Тевейра молча взяла её за руку. — Что происходит?

— Сигнал на Тропе, — отметил Таэрвен. — Ну-ка, ну-ка…

Минуты три на экране был только туман. Но, в конце концов…

— Провалиться мне! — воскликнул Майстан. — Смотрите! Смотрите, сколько их!

Эфемер застыл у «выхода» с Тропы. А по ту сторону была страна голых скал и вечной звёздной ночи. И там, на огромном космодроме, или как это называлось, стояли ряды СКА-4. Таких же «акул». На глазах у зрителей восемь ракет поднялись ввысь и медленно поплыли в сторону. И ещё восемь. И, возникая из ниоткуда, появились три новые и заняли опустевшие места.

— Их тут несколько тысяч, — отметил Таэрвен. — И прибывают новые. И, по-моему, там нет воздуха.

— Автоматическая база? — удивился Майстан. — Что это, Империя собирает войска? С кем они там воевать собираются, с пиратами? Откуда они возьмут столько пиратов?

— Не нравится мне это, — заключил Таэрвен. — На нашей Тропе появился новый проход. Точнее, проходы, эфемеры сейчас его изучают. Полчаса назад его не было.

— Дверь! — воскликнула Майтенер. — Она открыла дверь, да? И появились проходы?

— По времени похоже, — согласился Таэрвен, — но мы совершенно ничего не знаем о Тропе, чтобы делать такой вывод. Так, минутку, не отвлекайте меня пока.

Тевейра прижала к себе Майтенер, и указала Майстану глазами на плиту. Лысый отставной хирург широко улыбнулся, показал ей — сделаем в лучшем виде! — и пошёл перебирать баночки и чайники, громыхать и вполголоса ругаться. Через три минуты соблазнительно запахло кофе.

— Ты как Рони, — прошептала Майтенер, не открывая глаза. — Она тоже умеет так приласкать… и уже ничего не боишься.

— Я у неё училась, — улыбнулась Тевейра. — Всё? Уже не хочется плакать, да?

— Так, кто ещё будет кофе? — Майстан поставил чашечку перед послом, тот кивком поблагодарил, продолжая вглядываться в экран и энергично бегать пальцами по крышке стола, клавиатура тоже проекция, и не все её видят. Со стороны страх как потешно. — Отказываться бесполезно, это единственное, что я готовлю хорошо.

93

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Крепость Гвар, Венант 17, 1415 В.Д., 19:15

— Что с ним? — поинтересовалась Вереан. Мегин долго возилась с Вантраном Гвар эр Рейстан. Психолог выглядел нормально, он говорил, отвечал на вопросы. Вот только он не замечал окружающих, ему казалось, что с ним говорят невидимки, и его это ужасно веселило. Его охранников, скованных и сидящих в соседней комнате, это тоже веселило. В крепости оказался сам Вантран, четверо охранников, и никого больше. Крайтеон — спокойное место, а охранники у психолога — полицейские в отставке и попутно прислуга. Семья его живёт в другом поместье, и оттуда тревожных звонков не поступало. Там уверены, что Вантран вернулся на Сердце Мира, потому что именно там он всегда работал с Вереан.

— Распад личности, — коротко пояснила Мегин. — Что-то случилось, он очень многое забыл и продолжает забывать. Психологически сейчас он — мальчик лет двенадцати-тринадцати. Регресс продолжается. Я сделала, что могла, но смогла только замедлить процесс.

— Нас опередили, — заметила Вереан. — Очень мило. Вантран, перестань! — приказала она резким голосом. — Посиди тихо, пока старшие говорят.

— Да, няня, — отозвался тот почтительным голосом, и голос, в самом деле, напомнил голос ребёнка. И Вереан стало страшно. Впервые за много лет.

— Мне очень жаль. — Мегин выпрямилась. Аванте возникла в дверях, жестом показала, что всё спокойно. — Мне, правда, жаль, Вереан. Это очень жестоко, что с ним сделали. И я уже видела этот почерк.

— Мой? — спокойно поинтересовалась Вереан.

— Да, Пантера. Одно могу сказать, включить этот процесс мог кто угодно. Нужно просто сказать правильное слово или показать правильное фото. Всё в таком духе. Можно узнать, с кем он говорил последние два часа?

— Нет, связь шифрована. Только если он подскажет. — Вереан посмотрела в лицо Вантрану — рослому бородачу, который в ответ радостно, совершенно по-детски улыбнулся и прикрыл глаза ладонями — смутился. — А он уже не подскажет.

— Тогда — кто побывал в поместье в течение последних двух часов.

— Постараюсь. — Вереан помахала карточкой в воздухе. — Это записи с его камер. Если можно, выйдем в столовую, — она быстрым шагом покинула покои психолога. — Простите. Я не могу видеть его таким. Да, сентиментально, но не могу. Сейчас это пройдёт, не беспокойтесь.

— Трудно на «ты»? — улыбнулась Мегин. — Я нашла его аптечку, сделала им всем уколы. Нужно срочно вызывать квалифицированных медиков. Которые умеют помалкивать. Есть такие? Часа через два будет поздно что-то делать.

— Есть. — Вереан достала телефон. — Я — в комнату охранников, что успею, посмотрю оттуда, это быстро. Присмотри за ними, пожалуйста.

* * *

— Была машина, — пояснила Вереан минут через десять. — Серый «Орлан», старенький грузовичок. В нём в крепость привозят еду. Это всё, что было, устанавливаю владельца.

— Водитель встречался с Вантраном? Хотя нет, — спохватилась Мегин, — я там никого не почуяла. В кабинет никто не входил. Где грузовик?

— Вон там, — указала Вереан на карту, — мы сейчас туда летим. Будем минут через пятнадцать. Надо бы немного изменить внешний вид, а? Мы одеты правильно, но нужно, чтобы вообще никто нас не запомнил.

— Люди не запомнят, — пообещала Мегин. — А камеры я уговаривать всё равно не умею, — и они обе рассмеялись. — Всё ещё хотите его смерти?

— Если бы я знала, зачем он со мной это сделал. Не уверена, — отозвалась Вереан. — Что там у нас? Что нового на Стемране?

— Несколько грязных публикаций всё-таки случилось. Ничего, моя Рысь уже занялась этим. А её лучше не злить. Не беспокойтесь… не беспокойся. Она справится. Она никогда не сдаётся. Как мы все.

Вереан улыбнулась, и лёгким движением пальцев направила автомобиль ввысь, в облака.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 18, 163 г., 18:30

— Майер в клинике, — буркнул Умник. — Судя по голосу, самый счастливый человек на свете. Работа там у него, просил передать, что задерживается. Да, так что с нашей принцессой?

— Сейчас в лоб дам, — посулила Мерона. — Ты же вместе со мной её обследовал. Ничего.

— Ну, вы же потом этими вашими колдовскими штучками… — Умник повертел в воздухе пальцами. — Что, тоже ничего?

— Ничего, — отозвались в голос Мерона, Тевейра и Аверан. Будущая глава дома ужасно волновалась, ей постоянно приходилось быть перед камерами, и отвечать на каверзные вопросы. Но где-то за спиной всегда была её приёмная мать и Рысь, а Рысь уже провела несколько разъяснительных, как она потом сказала, бесед с самыми въедливыми журналистами. После чего те, по своей инициативе, безо всякого принуждения приходили и приносили извинения Аверан за то, что случайно высказали порочащие её предположения, не основанные ни на каких фактах.

— Она спит. — Таэрвен появился на кухне. — Всё, уже успокоилась. Получается, она как-то получала сведения от человека, если была с ним рядом.

— Если прикасалась, — уточнила Мерона. — Мы провели опыты. Достаточно нескольких секунд прикосновения, и она знает многое, что знает человек. А потом понемногу начинает забывать. Кое-что остаётся, правда. Нужно тщательное исследование, а нам сейчас объявлять о медосмотре нельзя. Это верный повод оттянуть церемонию на несколько недель. И совершенно законный.

— Весело, — заключил Майстан. — Слушайте, я человек старый и грубый. Толку от меня тут не очень. Может, я пока на ту базу прогуляюсь? Страх как хочу в пару ящичков заглянуть. Где это место, кстати?

— Далеко. — Таэрвен повернул экран. — Вот эти три пятнышка — похоже, Большое Веретено, галактический кластер. Его не во всякий телескоп видно, и только в горах. Если это так, а у меня есть такая уверенность, это пятьсот миллионов парсек от Старого Мира. Но точных координат не назову. Я бы запустил туда зонды.

— Запускайте! — хором произнесли Мерона, Тевейра и Майстан с Майтенер. И рассмеялись. Мерона посерьёзнела: — Запускайте, Таэрвен. Нам нужна хотя бы одна зацепка. Пока что мы предполагаем, что кому-то из специалистов Альянса, по время войны, удалось частично перехватить управление над терминаторами и иными типами роботов. Они инсценировали свою смерть и улетели, а недавно на Тропе нашлось тело одного из них. Если это их базу нашли Майс и Манни, то дело плохо. Роботы умеют реплицировать самих себя, а что, если не только самих себя?

— СКА-4? — приподнял брови Умник. — Да, если умеют, то мы уже не по уши в неприятностях, а… — Он оглянулся. — Ладно. Где этот Майер, когда он так нужен? Чую, чего-то не хватает, чтобы во всё въехать. Самую малость не хватает.

— От кого принцесса могла получить сведения о СКА-4? — полюбопытствовал Майстан. — Космическим вооружением она не интересуется. Не до такой степени, у неё для этого секретари и прочее есть.

— Вереан! — воскликнула Тевейра. — Она ведь постоянно была рядом.

Мерона и Умник переглянулись.

— Я посижу с ней, — решила Мерона. — Не подеритесь тут только.

— Похоже, с ней нужно потолковать, — заключил Умник. — Поделикатнее. Проклятие, сплошные таланты. Ещё немного, и я перестану чувствовать себя самым крутым.

Майстан расхохотался.

— Плюнь, старина, — он хлопнул Умника по плечу. — Ты лучше вот что, дай мне костюмчик, и покажи, как на Тропу выходят. Есть у меня одна мысль, проверить хочу.

— Я не хочу туда, — прошептала Майтенер. — Но, Майс, тебе нельзя одному! Заткнись, Умник, это гиблое место! Сам знаешь!

— Если там не бояться, — Тевейра сжала её ладонь, — то ничего не случится. Тропа не тронет тех, кто её не боится.

— Тропа не тронет, — проворчал Майстан, — а вот импульсам начхать, боишься или нет. Не бойся, дорогая, не впервые. Умник, поди, рассказывал, в какой ж…

— Майс!! — Майтенер вскочила и от души врезала Майстану по шее. — Уймись!

— А что такого? В какой клоаке мы сидели тут несколько недель. И ничего, выжили. Умник, не стой как статуя, давай ключи! Ты куда там пялишься?

— Смотрю на Тропу, — отозвался Умник, который стоял рядом со стулом Таэрвена и смотрел, как и сам Таэрвен, на экран. — Посмотри, тебе тоже понравится.

— Чтоб я… — Майстан осёкся. — Кто это?!

Тевейра и Майтенер бросились к Таэрвену и тоже встали за его спиной. Майтенер ахнула.

По Тропе шли люди. Много людей — все полупрозрачные, иногда они проходили друг сквозь друга. Шли и шли — эфемер держался так, чтобы видеть саму тропу, и не касаться тех, кто шёл по ней.

— Это ты! — Майтенер вдруг дёрнула Умника за рукав. — Смотри, это же ты! И вон снова ты!

— А это мы с тобой, — проворчал Майстан, — вон там. Все прямо ушли, одни мы с тобой в сторону.

И вновь Тропа стала пустой.

— Ничего не понимаю, — Умник поскрёб в затылке. — Вначале я думал, Тропа копирует каждого пришедшего. Ну, мы же научились делать материальные копии.

— Только неживое, — возразил Майстан. — Я читаю сводки Академии. Живое не умеем.

— Почитай сводки Министерства Обороны, — посоветовал Умник. — Там интереснее. Да, так вот. Мне удалось пару раз собрать материальные фрагменты двойников. Не своих, конечно. Так различия есть — небольшие, но есть.

— Маме вы об этом не говорили, — поджала губы Тевейра.

— Это на уровне точности измерений, — скривился Умник. — Но знаешь, что странно? Я только сейчас подумал. У двойников все клетки в идеальном состоянии. Ну, те образцы, которые у меня были, о других судить не могу. Как у новорождённых, понимаешь? Никаких сбоев, каждая клетка в порядке.

— А ты прямо каждую клетку изучал, — усмехнулся Майстан.

— Каждую, — сухо отозвался Умник. — Наука, знаешь ли, за двадцать лет слегка продвинулась.

— Не ссорьтесь! — попросила Майтенер. — Вот так всегда! — пожаловалась она Тевейре. — Сидели в палатке и без конца собачились. Это ещё Майера нет! Вот мы с Мероной и разнимали их постоянно.

— Откуда они пришли? — Умник постучал Таэрвена по плечу. Мулат, казалось, уснул или впал в оцепенение. Но тут же потряс головой.

— До сих пор не верю, — признался он. — Вон оттуда. Там сейчас висит эфемер. Это тупик, тропа там кончается. Ни проходов, ни коридора.

— Тупик, — поджал губы Умник. — Там, где всё кончается.

— Или начинается, — прошептала Тевейра. — Таэрвен, пожалуйста, закройте! Выключите!

— Я помню этих людей, — Аверан, молчавшая всё время (в ней не осталось ни следа от прежней, смешливой и любопытной девушки) неожиданно заговорила. — Когда я сидела под камшером, там, после визита на Тропу, я видела их. Теперь я понимаю, что они не хотели меня напугать. Может, хотели утешить. Я точно знаю, что два или три из них давно умерли.

— Кончается или начинается, — заключил Умник. — Ткани, как у новорождённых, и ещё — они почти никогда не разговаривают. Ну и где этот Майер?!

94

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Старый Город, Венант 17, 1415 В.Д., 21:20

— Традиции соблюдаются, — отметила Мегин. — После девяти зажечь фонари, и на улице праздно не шататься.

— Ты много знаешь, — улыбнулась Вереан. — Я бы сказала, слишком много. Да, в Старом Городе традиции всё ещё соблюдаются. Здесь живут только прямые потомки дома. Чужие не смогут здесь ничего купить.

— А снять?

— Только вон там, за внешней стеной, — махнула рукой Вереан.

— А мы не напутали? Этот торговец точно здесь жил?

— «Орлан» зарегистрирован на человека, который живёт здесь, — указала Вереан. — Прикрой голову. Да, капюшоном. Увидит стража, до утра будешь сидеть в темнице.

— Стража! — восхитилась Мегин.

Мощёные улицы были кривые, но широкие и чистые, здесь витал непередаваемый запах старины, пахло камнем, маслом, которым питают фонари и морским ветром.

— Здесь есть настоящая стража!

— Есть, — сухо подтвердила Вереан. — Всё, работаем, — и постучала в дверь.

Нет ответа. Вереан прижала ладонь к двери и та… открылась. Тихонько щёлкнул замок, да не простой замок, а потайной. Такая дверь не просто запирается, а срастается с косяком. Современные технологии, от них мороз по коже!

Со стороны казалось, что дверь отворили изнутри и впустили обеих женщин. Только Мегин понимала, что никто этого сделать не мог, изнутри отчётливо потянуло трупным запахом. Лёгким, но омерзительно сладким. Дверь отомкнула сама Вереан. Понять бы, как.

— Нас снова опередили, — заметила Вереан спокойно. — Ни к чему не прикасайся. Я сама.

Сама она не стеснялась прикасаться. Но следов это не оставляло. «У неё нет ни одной простой вещи, — подумала Мегин. — Одежда-броня, плёнка, которая покрывает её ладони — тончайшие перчатки. Не мешают, на ощупь как живая кожа, но прикосновение в них ничего не оставляет. Ни отпечатков, ни запаха. Интересно, а туфли у неё тоже особенные? Вон как ходит бесшумно. И датчики ничего не показывают! А тут кругом датчики, Старый Город просто нашпигован ими!».

— Убит примерно сутки назад, — сообщила Вереан из соседней комнаты. — Подожди, прикрою его лицо. Это неприятно.

— Я видела покойников, — спокойно возразила Мегин, осторожно переступая порог. Увидела лицо привязанного к стулу человека и… всё поплыло перед глазами. Секунду спустя Вереан схватила её и отнесла на кухню. Чистую, скромную. Хозяин дома живёт — жил — аккуратно, и явно любил роскошь, в доме полно старинных предметов. Мебель, посуда — всё старинное.

— Я же говорила. — Вереан легонько похлопала Мегин по щекам. — Это нарайфелан, наркотик правды. Старый добрый рецепт. Потом — спазм мышц, человека ломает и перекашивает.

— Ты таким тоже пользовалась?

— Нет, у меня другие способы, — покачала головой Вереан. — Без химии. Мэг, посиди тут, ладно? Пока не скажу, не ходи никуда.

— Здесь есть кто-то живой, — прошептала Мегин. — Вон там, в той комнате. В спальне.

— Служанка, — позвала Вереан из спальни секунд через десять. — Она в «коконе». Помоги мне, ей нужно срочно к врачу.

— Врач здесь. — Мегин поднялась, и тряхнула головой. — Врач уже здесь.

* * *

— Они пришли, после того, как хозяин отправил водителя с продуктами, — заключила Вереан, расхаживая по комнатке взад-вперёд. — Минут через пять. Сковали служанку, заперлись с хозяином в его комнате. Их было трое, но лиц она не запомнила. Что мы имеем: грузовик подорван на обратном пути, от охраны в замке толку нет, им тоже почистили мозги. Кто-то не хочет, чтобы я узнала, что и зачем со мной сделал психолог.

Они с Вереан пришли в неказистый домик, который стоял среди других таких же лачуг, теснящихся на южной окраине Старого Города. Мегин помнила, что здесь был квартал «кошечек», но не простых, которых может пригласить любой, а особых. Для людей или очень богатых, которым по вкусу танцы, старинные стихи и чайные церемонии в классическом стиле, или… например, таких, которые зажигают «Золотое пламя». А его пламенем прозвали неспроста — внутри всё горит и плавится, и очень немногие воспринимают эту боль как удовольствие. Как Вереан, например. А когда пламя гаснет, то — если выжила — заряжаешься силой и бодростью на много-много дней. Но при этом часть твоей жизни сгорает, и сколько её успеет пройти — непонятно. Говорят, за одну такую ночь можно потерять от месяца до года.

— Мы просто так вошли, и всё? Кого мы ждём?

— Меня тут знают, — Вереан прикрыла дверь «в удобства». Помимо собственно комнатки — спальни, она же кухня — были ещё и удобства. Очень тесные и неудобные, не повернуться, зато всё чисто, даже стерильно, а внутри настоящий душ, с водой. — Сюда может прийти любой. Пришёл — значит, хочет «кошечку». Если в течение часа она не приходит — значит и не придёт, и больше здесь появляться не надо. Вышвырнут.

Мегин только головой покачала.

— Тихо, — Вереан прижала палец к губам. — Идёт. Будь наготове. Если я не ошиблась, меня попробуют убить.

— Вереан, — улыбнулась вошедшая девушка. Тонкий, почти прозрачный тефан. Мегин не чуяла ни яда, ни оружия, да и где его спрячешь, когда всё тело на виду. — Я уже соскучилась. А это…

— Моя подруга. Говорят, втроём интереснее, не находишь?

Вновь пришедшая рассмеялась. Звонко и красиво.

— Всё, что скажешь. Ты платишь, Вереан, поэтому всё, что скажешь.

Мегин не сразу поняла, что случилось. Настолько быстро всё случилось. Её словно ударили огромной мягкой дубиной, а когда перед глазами посветлело, оказалось, что девушка, «кошечка», лежит на полу лицом вниз, руки её скованы за спиной, как и ноги. А сама Мегин лежит на полу в позе эмбриона.

— «Кокон», — пояснила Вереан, помогая Мегин усесться. — Уже почти испарился. Инъекцию сделать не успел. Всё в порядке? Говорить можешь?

— Не только говорить, — Мегин поднялась на ноги и шагнула в сторону «кошечки».

— Не старайся, — посоветовала Вереан. — Она у нас гордая. Ничего не скажет. Смотри, так и улыбается, зараза. Боли они не боятся. Но возможно, ей ещё дороги её глаза и руки.

«Кошечка» фыркнула, не меняя выражения лица.

— Есть и другие способы, — Мегин уселась перед «пленницей» на колени, и приложила ладони к её вискам. Девушка дёрнулась, вскрикнула… и утихла.

— Боль не заставит тебя говорить, — Мегин поднялась, отряхнула руки. — Но это заставит.

Девушка повернулась на бок, и… закричала. Смотрела куда-то в сторону «удобств», и кричала. И было видно — ей невыразимо, нестерпимо страшно.

— Говори, — посоветовала Мегин, глядя, как «кошечка», с выражением ужаса на лице, пытается отодвинуться, отползти, откатиться подальше. — Говори, тогда всё это кончится. Я не дам тебе сойти с ума или умереть, но они не уйдут, пока ты молчишь.

— Тишина включена, — отметила Вереан, не без удовольствия наблюдая за происходящим. — Кричи, сколько хочешь, никто не услышит. Если я помню, у нас время до рассвета, милая.

— Я буду говорить, — произнесла «кошечка» неожиданно сильным и спокойным голосом. — Пожалуйста, уберите их. Уберите!

* * *

— Отвечай чётко и внятно на каждый вопрос, — посоветовала Вереан. — Кто дал приказ устранить меня?

— Я не знаю. Я работаю на старшую сестру, она приказала.

— Она с тобой никогда не делится подробностями? — Вереан взглядом указала Мегин, и та шагнула к связанной девушке.

— Не надо, — попросила та. — Я уже сказала, что могла. Моя сестра всё равно убьёт вас обеих. Вы не представляете, с кем вы связались.

— Представляю, — Вереан оставалась спокойной. — Давай проверим, всю ли правду ты сказала. — Она прижала ладони к вискам «кошечки». Подержала так с полминуты, и отпустила её.

— Она не сказала самого главного, — пояснила Вереан, — откуда у неё армейские «коконы». Такие не украсть из полиции. Наркотик здесь мощнее, и с ними надо уметь обращаться. Кто-то из военных подготовил её. А она, — Вереан кивком указала на «кошечку», — направила того шофёра. Кто сбил грузовик, пока неважно, но потом выясним.

— Значит, это правда, — медленно произнесла «кошечка». — Вы умеете читать мысли. Тогда вы прочли и остальное.

— Да, — Вереан присела, глядя в её глаза. — В том числе то, что тебе было хорошо со мной не только как с клиенткой. Прости, не могу ответить взаимностью. Расскажешь всё, что рассказала мне тем, кто заберёт тебя отсюда — будешь жить. В любом случае я всё записала.

— Сестра уже знает, что вы поймали меня, — «Кошечка» отвела взгляд. — Я должна была отправить кодовое слово.

— И ты его отправила, — Вереан достала из кармана телефон «кошечки». — Две тройки, пять и семь, верно? А ответ — пятнадцать — означает, что можешь остаток ночи быть свободной.

— Убейте меня, — попросила пленница. — Если правда, что я о вас знаю. Я не хочу умирать долго, когда сестра найдёт меня.

— Не бойся, — Мегин взяла её за виски. — Умереть или жить под надзором, решишь сама. Что такое? — на пороге возникла Аванте и указала жестом себе через плечо.

— Чистильщик, — коротко пояснила Вереан. — В ванную, быстро! — махнула она Аванте и Мегин. Аванте схватила Мегин за руку; они обе успели юркнуть в «удобства» и прикрыть дверь за собой прежде, чем скрипнула входная дверь. Тишина. Потом звук глухого удара.

— Можно выходить! — позвала Вереан.

— Я немного задержусь, — отозвалась Мегин. Её била дрожь оттого, что высвободила страхи, которые преследовали «кошечку» с детства. Не вылечила, не разрушила их основу, а усилила и заставила их сломить волю. — Обними меня, — приказала она Аверан, и в который раз удивилась — нет никакой возможности почувствовать, что это не человек.

— Говори шёпотом, — приказала она, и Аверан кивнула. — Ты сможешь сделать свою копию, не привлекая внимания?

— Да, — подтвердила Аверан.

— Мне нужно, чтобы ты сопровождала пленницу в крепость. Была с ней, говорила, если нужно. Не говори ей, кто ты на самом деле. Просто не давай быть одной. Справишься?

— Конечно! — Аверан слегка надула губы. Знала, несомненно, как это действует на Мегин. Та засмеялась, и вновь обняла Аверан.

— Очень хочу поговорить с тобой, — призналась Мегин, — когда всё это закончится. Всё, нам пора.

— Нам пора, — позвала Вереан, словно мысли прочла. Когда Мегин и Аванте вышли, Вереан сидела, прижимая ладони к виску щуплого на вид парня. Рядом стоял чемоданчик — видимо, инструменты чистильщика. Не очень хотелось смотреть, что там.

— Узнала дорогу, — пояснила Вереан. — Вставай! — Она склонилась над «кошечкой». — Без резких движений. Поторопись, времени мало.

* * *

— У тебя кругом агенты? — поинтересовалась Мегин, глядя, как автомобиль с «кошечкой» и Аверан улетает прочь.

— Осталось очень мало, — вздохнула Вереан. — Если бы не ты, могло бы уже не быть. Идём, нужно до рассвета посетить её сестру. Что с тобой?

— Пройдёт, — сухо ответила Мегин и заметила, как замерла Вереан.

— Не шевелись, — приказала та, и Мегин обнаружила, что в руках у Вереан пистолет, а на линии огня, замерев неподвижно, шагах в пяти стоит Аверан. — Кто это ещё?

— Это Аверан, — улыбнулась Мегин и мягко надавила на руку Вереан, заставила опустить оружие. — Ещё одна.

— Да, в самом деле, — согласилась та, глядя на индикацию на пистолете. — Армия, верно? У вас армия таких? Тогда есть шанс.

— Не армия, — возразила Мегин, жестом подзывая робота к себе. — Мы друзья, это главное. Да, Аверан?

— Мы друзья, — согласилась та. — И вы… красивые — она не сразу подобрала слово.

— Мы с Мегин? — улыбка тронула губы Вереан.

— Нет, все люди.

Вереан долго смотрела в глаза Аверан.

— Озадачила, — призналась она, наконец. — Надо же! Спасибо, Аверан. Нам пора, времени мало. Потом отдохнёшь, — пообещала она Мегин. — Я обещаю. Мы недолго будем отставать.

95

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 19, 163 г., 2:20

— Она всё-всё знает. — Аганте лежала на спине, глядя в потолок. Мерона сидела рядом и держала её за руку. — Мне всегда было интересно. Няня всё знала. Но никогда не выдавала меня, не унижала. Просто смотрела в глаза, и я понимала, что лучше самой всё объяснить. Она всё знает, представляете? А если не знала, извинялась, говорила, «я узнаю об этом, Ваше Высочество». И на следующий день уже знала. А теперь я всё знаю, если подержу кого-нибудь за руку. Это она? Скажи, это няня?

— Тебе виднее, — Мерона погладила её по лбу. — Там что-то затевают. Что-то очень грязное, Вереан и Мегин уже очень много сделали. Она любит тебя, помни это. Любит как свою дочь.

— Которая из них?

— Если я правильно поняла Мегин, сейчас Вереан стала одним человеком. Пантера и Вереан больше не дерутся, они объединились. Помирились.

— Никогда не смогу это понять, — призналась Аганте, и уселась в постели. — Я выспалась! А тебе надо отдыхать.

— Ты уверена? Чем хочешь заняться?

— Делами. Завтра… сегодня три важных встречи, — улыбнулась Аганте. — А я, правда, выспалась. А у тебя круги под глазами.

— Останусь у тебя в кабинете, не возражаешь?

— Нет, конечно. — Аганте привлекла к себе Мерону, осторожно обняла. — Няня говорит, у меня железная хватка.

— Так и есть, — согласилась Мерона, с трудом подавляя зевоту. Майер так и не приехал, в клинике было много работы, а после «воскрешения» в пальцы доктора вернулись и чувствительность, и гибкость. «Пусть, — сказала Тевейра, улыбаясь, — он такой счастливый. Ему нравится работать. Пусть работает».

Аганте уселась за стол, зажгла лампу и принялась работать с бумагами и всем прочим. А Мерона забралась в кресло — как Тевейра, с ногами — и почти сразу же уснула.

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Старый Город, Венант 18, 1415 В.Д., 0:20

— Я же отпустила тебя до утра. — Женщина сидела у зеркала, и смотрела в глаза отражению. Слева и справа стояло по фонарику. — Ах, Вереан, какой сюрприз!

Мегин закрыла дверь и встала рядом с Вереан, а та спокойно смотрела на Шайрин, то есть Меч-рыбу. Подлинного имени этой «кошечки» Вереан не знала до сегодняшней ночи. Таккварен Майрен эр Нерейт каким-то образом сумела заполучить здесь роскошный дом. Кому-то не сносить за это головы.

— Можешь не нажимать на кнопки, — заметила Вереан. — Я дала охранникам отпуск до вечера. Камеры тоже выключены.

— О, ты ещё не наигралась! — улыбнулась Шайрин. В профиль было видно, что у неё есть типичные черты уроженки Нерейт — глубоко посаженные чёрные глаза. А в остальном чернокожая Меч-рыба — аборигенка, никто ничего не заподозрит. Никто из тех, кто не знает, как легко нынче обрести любой цвет кожи и подправить черты лица. — Что теперь? Наркотик правды, или старые добрые пытки? Или тебя просто не устроила сестра? Я могу поработать с тобой. — Шайрин улыбнулась, поражая обеих блеском зубов.

— Ты испугалась, — заметила Вереан. — Ты никогда не была болтливой. Ответь на два вопроса, Таккварен, и останешься жить. Под надзором, но жить.

— Да, я приказала убить твоего психолога. Он больше не нужен, Вереан. А вот ты нужна. Зачем ты привела сюда служанку?

— Я теперь люблю втроём, — сухо заметила Вереан, сделала шаг вперёд. — Так забавнее. И модно, говорят.

— Спрашивай. — Шайрин повернулась к «гостям» лицом. — Ты же не успокоишься, пока не узнаешь.

— Кто приказал убить его?

— Я приказала, — отозвалась Шайрин. — А сейчас я приказываю тебе вернуться в Стемран. Там тебя вскоре встретят важные люди. Здесь твоя миссия окончена.

Мегин стало не по себе. Шайрин держалась так, словно это её люди обезвредили чужую охрану, словно это она держала незваных гостей под прицелом.

— Кто приказал, и как с ним связаться?

— Ты ещё не поняла, — улыбнулась Шайрин. — Хорошо.

Мегин крепче сжала пистолет. «Просто держи его в руках, — велела Вереан. — Не отпускай скобу, остальное пистолет сделает сам». Шайрин что-то сказала, что-то невнятно звучащее, шипящее. И кокон полетел в сторону Мегин, она уже знала, как это выглядит. А сама Шайрин сорвалась с места и бросилась к двери.

Шайрин двигалась с невообразимой, невозможной скоростью. Вереан замерла, как изваяние, а пистолет в руках Мегин слабо щёлкнул, и кокон взорвался разноцветными искрами. Мегин едва успела увернуться от удара, Шайрин ударила на бегу, и, будь Мегин в коконе, лежать ей со сломанной шеей.

Шайрин попыталась выбить дверь, и это ей не удалось. Мегин успела заметить изумление на её лице. Шайрин вновь коротко размахнулась, и тут позади неё материализовалась, соткалась из облака Аванте и схватила её за руки, прижала к себе. Шайрин молча ударила робота затылком в лицо, пнула под коленку — и закричала от боли. Аванте держала её, не отпуская.

— Закрой ей рот! — крикнула Мегин. — Аванте, не позволяй ей говорить! Вереан! Вереан, что с тобой? — она подбежала к спутнице, посмотрела той в лицо. Вереан смотрела в одну точку, а рука её медленно поднималась к ожерелью из древесины камшера, надетому поверх тефана. Медленно-медленно. Прошла томительная минута, Мегин боялась дотронуться до Вереан, боялась отвернуться, а Аванте молча и жёстко держала трепыхающуюся Шайрин. Пальцы Вереан коснулись древесины. И Вереан очнулась.

— Сколько я так стояла? — было первое, что она спросила.

— Минуты две. — Мегин взяла её за руку. — Аванте держит её.

— Замечательно. — Вереан помотала головой, оглянулась. — У меня и в самом деле есть программа. И эта гадина знает, как её включить. Аванте, помоги ей сесть в кресло. У нас к ней долгий-предолгий разговор.

* * *

— Я догадывалась, что ты служила там же, где и я, — Вереан казалась невозмутимой и бодрой, а Мегин уже падала с ног. Ей не помогали даже упражнения поблизости от этих двух. Словно и Вереан, и Шайрин вытягивали все силы из всего, что рядом. — Теперь и лицо припоминаю.

— Езжай на Стемран, — произнесла Шайрин спокойным голосом. — Я не могу управлять тобой. Может, так и лучше. Встреча должна состояться, Вереан. Это важнее, чем ты думаешь.

— Да, я поеду, — согласилась Вереан. — Я должна видеть всех предателей Империи.

— Ты всё-таки глупа. — Шайрин, даже после допроса страхом, продолжала держать себя в руках, и удавалось ей это неплохо. — Ты и твоя принцесса важнее, чем ты думаешь. Здесь ты уже ничего не изменишь. Даже если допросишь всех, кого увидела у меня в мыслях. Вам просто не хватит времени. — Шайрин улыбнулась. — Я не знаю, что будет. Я попросила мне ничего не говорить, так спокойнее.

— Она так быстро бегает, — тихо произнесла Мегин. — И ты так можешь, да? И ломать металл пальцами тоже можешь?

— Могу, — согласилась Вереан. — Мне сказали, что я одна такая. Конечно, не одна, я и тогда об этом догадывалась. Но не знала, что они решат предать Империю.

— Езжай на Стемран, — повторила Шайрин, и закрыла глаза. Прошло три томительных минуты, Вереан молча стояла и смотрела на «хозяйку кошечек». Она действительно стала главной в этой полукриминальной сети. Вечная троечница, всегда всем завидовавшая. Кто бы мог подумать…

— Не получается? — осведомилась Вереан, когда Шайрин снова открыла глаза. — Умереть не получается? Сердце не хочет останавливаться, язык не удаётся откусить? Мало тренировалась, дорогая. Ты всегда ленилась.

— Заткнись! — крикнула Шайрин, и слёзы появились на её глазах. Впрочем, она почти сразу же взяла себя в руки. — Я не держу зла, Вереан. Ты поймёшь, когда увидишь. Я не предавала Империю, ты поймёшь. Дай мне кинжал, — попросила она. — Это быстро.

— Тебе его предложат потом. — Вереан сделала ей укол. — Не сомневайся. А теперь ты становишься очень послушной девочкой, и с завязанным ртом делаешь, что сказано.

* * *

— Где мы? — Мегин открыла глаза. Усталость сдавливала всё тело свинцом, глаза с трудом удавалось держать открытыми. Вереан в ночной рубашке сидела рядом и выглядела… сама собой. Перестала быть безликой женщиной без возраста. Теперь в её лице были черты того самого пилота-истребителя, которые так понравились принцессе Аганте. Индивидуальность.

— У меня дома, — пояснила Вереан. — Даже у меня есть свой дом. Если не боишься, прилягу рядом. На полу не хочу, там дует.

Мегин уселась. Да, действительно похоже на дом.

— Я уйду, если тебе такспокойнее. — Вереан не отводила взгляда. — У меня есть комнаты для гостей.

— Нас сейчас ищут. — Мегин не спрашивала — утверждала. — Ищут, чтобы убить.

Вереан покивала.

— Мы с тобой уехали в Стемран. Есть и свидетели, и видеозаписи. Есть как минимум сутки, чтобы немного отдохнуть и продолжить. Там, в крепости, твои сёстры по ордену, и все мои агенты. Империя выполняет обещания.

— Хватит о работе. — Мегин улеглась. — Ты не хочешь оставаться одна, верно?

— Верно, — согласилась Вереан. — Ты видела, что вчера сделала Шайрин. Что-то осталось у меня в голове. Я хочу, чтобы ты была рядом. Что бы это ни было во мне, на тебя оно не действует.

— Похоже, не действует, — согласилась Мегин. Глаза слипались уже отчаянно. — Только без рук. Ударю, куда будет ближе.

Вереан рассмеялась. И смех стал естественным и приятным.

— Но просто взять за руку можно?

— Можно, — разрешила Мегин. — Спокойной ночи.

96

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 19, 163 г., 4:50

— Итак, коллеги. — Умник перевёл взгляд с Майстана на Майтенер и далее на Таэрвена. Аверан спала в кресле, её тревожить не стали. — Мне удалось поговорить с Майером, пока у него был перерыв на кофе. Он высказал пару интересных мыслей. Когда вояки только пытались пробить первые порталы самостоятельно, их часто выносило на одни и те же участки надпространства.

— Объясняй, — сердито потребовала Майтенер. — Да, я тупая. Мне нужно всё разжевать.

— Ну, не стоит наговаривать на себя, — возразил Таэрвен, взяв её за руку. — Это просто. Представьте, что вы взяли маленький участок пространства. Как ломтик хлеба, — он показал. — А потом ещё один, но гораздо дальше. И ещё один, ещё дальше. Теперь сшиваете всё вместе. Получается портал, коридор из одной удалённой точки в другую. Его зовут надпространством. Каждое место в нём относится к какому-то месту в обычном, известном космосе.

— Ясно. То есть… что, Тропа — это тоже надпространство?

— Очень сложное, — согласился посол. — Очень турбулентное. Если подняться метров на двадцать, там постоянные вихри. Вы видели смерч метров пятьдесят в поперечнике? Прямо над головой? А хотите увидеть? Тогда не поднимайтесь над Тропой.

— Погоди-погоди, — вмешался Майстан. — Я не въезжаю. Ну, стационарные порталы, понятно. Две планеты, и в каждом месте часть того или иного пространства. А Тропа — это что? Камушки эти, туман — откуда? Воздух почему для дыхания годный?

— Воздух не везде годный, — возразил Умник. — Вон у меня на карте отмечено. Есть карманы, где можно задохнуться. Они всегда в одном и том же месте. А если подняться метров на пятьсот, выше вихрей, там вообще космос.

— Ужас какой, — содрогнулась Майтенер. — И что там сейчас происходит?

— По всей Тропе начинают летать гравитационные импульсы, — пояснил Умник. — Там уже не так безопасно, как было пару месяцев назад. И пройти давилку без костюма теперь нереально. Импульсы каждые несколько секунд. В основном слабые, но от этого не легче.

— И есть связь между прохождением мощных импульсов и прохождением крупных кораблей между Старым Миром и Стемраном. — Майстан потёр макушку. — Если это так, то Тропа теряет устойчивость, так?

— Так.

— И теряет устойчивость потому, что кто-то гонит много кораблей по стационарному порталу. Но между Старым Миром и Стемраном корабли ходят по прежнему расписанию.

— Я попросил провести несколько кораблей из Тессерона сюда и обратно, — признался посол. — Есть связь между мощностью импульса и массой корабля. Но это было всего десять рейсов.

— Значит, есть ещё порталы, — заключил Майстан, — о которых мы не знаем. Порталы, как-то связанные с Тропой. Понять бы ещё, как именно связанные.

— Вы лучше подумайте, чем это может кончиться, — предложила Майтенер. Бедняжка Аверан, так и спит в одежде. Не удалось уговорить её пойти спать по-человечески. — Что будет, если Тропа потеряет устойчивость?

— Что угодно, — проворчал Умник. — Наверное, эта милая дорожка из моего камина закроется. Может, другие тоже. Меня больше волнует, что это за порталы, и что там в последние несколько дней так активно перевозят.

— Те ракеты? — предположил Майстан.

— Может быть. — Умник встал. — Пока не объявлен Великий Дом, придётся справляться своими силами. И так просто чудо, что никто не догадался. А что там творится, на той базе?

— Лес постепенно разрастается, — пожал плечами Майстан. — Медленно, но разрастается. Туда бы живности завезти разной. Чтобы не одни растения были.

— А что? И завезите, — предложил Умник. — Обустраивать, так обустраивать. С Лесом мы дружим. А на новом месте ему, похоже, нравится.

— Место для отступления, да? — проговорила Аверан, не открывая глаза. Майтенер чуть не подпрыгнула от неожиданности. Будущая глава дома уселась, и потёрла кулаками глаза.

— Да, моя милая, — развёл руками Умник. — Боюсь, что так. У меня очень нехорошие предчувствия, и то, что в Старом Мире нас пытаются окончательно скомпрометировать, так скажем, вряд ли случайно. Будет драка. По мне, лучше иметь возможность отступления.

— Ничего. — Майстан потёр лысину. — Шайка в сборе. А я ещё умею держать оружие.

— И я, — встала Майтенер.

— И я тоже, — подтвердил Умник. — Мерона сказала бы то же самое. И Майер, и Тевейра.

— Я с вами, — поднялся посол Таэрвен. — Стрелять я не спец, но если нужно — буду.

— Я не хотела бы доводить до драки, — поднялась и Аверан. — Но если дойдёт, я тоже умею стрелять.

«Теперь она точно выглядит, как глава дома, — подумал Умник. — Последняя неделя её сильно изменила».

— Шайка в сборе, — удовлетворённо подтвердил Майстан. — А к слову, Умник! У меня тот листик с собой. С кроссвордами!

Умник застонал.

— Правда?! — восхитилась Майтенер, и хлопнула Майстана по плечу. — И молчал, зараза, пока мы там сидели!

— Что за листик? — улыбнулась Аверан. — Мама рассказывала, я помню.

Майтенер переглянулась с Умником. — Мерона, — пояснил тот.

— Возьми. — Майстан протянул ей сложенный вчетверо «вечный» листок. — Была у нас там, в лаборатории газета. Это из неё. Тысяча кроссвордов тем, кто в пути. Проведи пальцем по заголовку — да, вот тут — и появится следующий. Вот ими и спасались, когда прятались в Лесу. Дарю, это на удачу!

— Спасибо, — поклонилась Аверан, и бережно спрятала листок в карман. — Расскажете потом подробнее, да? Ну, пожалуйста!

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Старый Город, Венант 18, 1415 В.Д., 9:20

Мегин восхищённо смотрела, как Вереан готовит завтрак. В домашнем тефане, с причёсанными «косой строкой» волосами, она стала выглядеть всё той же девушкой-пилотом. Ожерелье теперь висело не поверх тефана, а прямо на шее. «Пусть так, — решила Мегин утром, когда осматривала Вереан. — Как только ты коснулась древесины, ты пришла в себя. Камшер как-то подавляет ту, скрытую программу, и пусть он всегда тебя касается». Вереан не возражала.

— Ты что-то узнала. — Вереан поставила перед ними обоими тарелки. «Готовить она умеет», — подумала Мегин. Ну да, принцесса была капризной, она долго была капризной, и могла среди ночи потребовать еду. А пока ребёнок не встретил первую Луну, некоторые капризы надо исполнять. И приходилось самой Вереан идти готовить. Ну то есть можно было потребовать, чтобы повар всё сделал, но мама маленькой Аганте однажды лично выговорила дочери за то, что та не даёт спать старшему повару, и с того момента Вереан готовила сама. Пришлось учиться, и слушать брань старшего повара, а тот на язык был воздержан только перед Её Величеством. Зато и похвалу услышала от него же, потому что Вереан уже тогда умела учиться всему новому, и принимать все обязательные обстоятельства как должное. А иногда Аганте вместе с Вереан спускалась на кухню, охрана оставалась снаружи (Вереан уже тогда была отличным телохранителем), и няня готовила принцессе иной раз самую плебейскую еду. Её Величество не возражала. Это не то, что позорит. Чудачество, не более того.

«Теперь и я это знаю, — подумала Мегин. — Принцесса многое не успела рассказать. Откуда я знаю? Подержала её за руку, и узнала?».

— Узнала, — согласилась Мегин. — Подержала тебя за руку, и многое узнала. Признайся, ты тоже что-то узнала?

— Да. — Вереан поставила чашки с кофе. — Извини, не терплю синтетики. Пусть даже сто процентов подлинности. Готовлю только из настоящих продуктов. Нет возражений?

— Никаких. — Мегин быка бы сейчас съела. Впереди столько опасного и срочного, а Вереан спокойно отсыпается, потом готовит завтрак, и говорит о чём угодно, кроме работы. Но раздайся сейчас звонок, что она нужна — и ведь всё бросит и устремится туда, где нужна. «Здорово, — восхитилась Мегин. — А я всё ещё лоботряс, пусть даже и звание получила, и столько всего добилась. Надо быть как она. Уметь радоваться каждому моменту жизни, даже когда смерть ходит под окном».

— Принцесса тоже всё знает?

— Да, я уверена. У меня от неё остался один секрет, но я скажу его сама.

— То есть можно искать тебе кавалера?

Вереан запрокинула голову и рассмеялась. Долго вытирала слёзы.

— Так хочешь увидеть меня в чьих-то объятиях?

— Хочу, — согласилась Мегин. — Я даже догадываюсь в чьих, — она придвинулась к Вереан и та выдержала её взгляд, продолжая улыбаться. — Всё, наваждение прошло?

— «Золотое пламя» уже не нужно, если ты об этом. Но Пантера на самом деле была meana Rinen. Не спорь. Не нужно мне говорить про гормоны и прочее. Просто теперь этого не потребуется.

Мегин встала и поклонилась.

— Всё в порядке. — Вереан погладила её по ладони. — Я не в обиде. Ешь, через час нас ждут во дворце. Там будет принцесса Керана и её помощница.

Помощница старшей дочери Шеггер эр Рейстан, главная охотница Империи на Aena Rinen. Пятнадцать успешных операций на её счету. Шеггер, видно, уже дали приказ, чтобы она не трогала Мегин и не следила за ней. «Я увижу ту, которая дважды чуть не поймала меня, причём один раз в Корпусе, — подумала Мегин. — После второго раза я пошла к Её Величеству Фаэр, и открылась. И меня перестали преследовать. Спасибо, Шеггер, без вас я бы не добилась того, чего добилась. Вот только не знаю, кто в Корпусе меня выдал».

— Я тебя выдала. — Вереан смотрела в её глаза. — Там, в Корпусе, я однажды поздравляла тебя с повышением. Держала за руку. В тот же вечер я сообщила Шеггер, что ты работаешь на Орден.

— Понятно, — кивнула Мегин. — Что ж, всё было честно. Я вас переиграла.

— Если можно говорить о честности, — согласилась Вереан. — У нас двадцать минут, Мегин. Сегодня Шеггер будет очень злой. Постарайся её не провоцировать.

— Ни за что!

— Киборг… Аванте сможет пройти тест там, на входе? Если её опознают, у нас будут неприятности.

— Не знаю, — призналась Мегин. — Я спрошу у неё. Если нет, попрошу держаться подальше от входа.

97

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 10:15

— Так долго идти, — восхитилась Мегин, понизив голос. — Я доходила только до Библиотеки. А тут ещё идти и идти!

— Так положено, — пояснила Вереан шёпотом. — Как только мы войдём за чёрную дверь, надо молчать. Говорить можно будет, только когда позволит Её Величество.

— Я знаю. — И Мегин умолкла. На входе их проверили детекторами — формально, потому что большинство детекторов не видны, они автоматические. Заставили посмотреться в старинные латунные зеркала. По поверью там отражается подлинная сущность человека. Мегин и Вереан отразились такими же, какими казались и без зеркал, и их вновь повели по коридорам, извивающимся и длинным, и им становилось всё холоднее. И вот она, чёрная дверь. За ней комната о восьми закрытых дверях. Только одна из них ведёт в Парк Времени, где Её Величество даёт аудиенции. Если в течение часа аудиенции не будет, откроется та дверь, из которой они вышли, это был знак, что на этот раз разговора не вышло, пора покинуть дворец.

Они ждали минут десять, молча, стоя посреди комнаты и склонив головы. В конце концов, отворилась ближайшая справа дверь (северо-восток? точно, северо-восток) и они пошли по открывшемуся проходу. И он тоже петлял, подобно змее.

Когда они вышли в Парк, он показался безлюдным. И — уютным. «Спокойно, — подумала Мегин, стараясь не глазеть по сторонам, хотя очень хотелось. — Как здесь спокойно. А ведь Aena Rinen могут находиться здесь только в цепях, только стоя на коленях. А ослушаются — потеряют голову. Я никогда ещё так не рисковала», — осознала Мегин, чувствуя, что начинает дрожать. Здесь ощущалась мощь Империи. Здесь не было видно ни её морского флота, ни армии, ни панорамы космических сил, но мощь Империи ощущалась явственно, Мегин ощущала её не только умом, но и всем телом. И когда вдали показалась неторопливо идущая женщина в ярко-белом тефане с пурпурной каймой, стало ясно, кто именно олицетворяет здесь эту мощь.

Преклонив колени Вереан и Мегин ждали, пока Её Величество не подойдёт к ним. «Смотреть только под ноги, — вспоминала Мегин, — меня учили, это уже рефлексы, и я видела её много раз в выпусках новостей, отчего же мне так страшно теперь?».

— Я рада видеть вас, Вереан Аван-Лан эр Рейстан и вас, Мегин Тервен эс Фаэр. С моей старшей дочерью Кероной Крайен эс ан Рейстан и её помощницей Шеггер Таэрен-Лан эр Рейстан вы уже знакомы.

Вереан и Мегин поклонились принцессе (точная копия матери, и ниже ростом младшей сестры) и её помощнице. Мегин не смогла не заметить огоньков, вспыхнувших в глазах Шеггер. Чем-то помощница походила на Мерону, многие сочли бы её некрасивой. Угловатая, невысокого роста (даже ниже Мегин) худощавая. «Но двигается грациозно, и голос, у неё такой приятный голос, — вспомнила Мегин. — И она прекрасно умеет его менять, умеет им околдовывать. Где их учат такому?».

— Говорите, Шеггер. — Её Величество не сводила взгляда с Мегин.

— Да простит мне Ваше Величество, — Шеггер встала на колено, — но теаренти Вереан стоит рассказать, кем является её достопочтенная спутница.

Мегин действовала инстинктивно. Как тогда, при дворе Фаэр. Выпрямилась и, глядя в лицо Ан Рейстан, не склоняя головы, сообщила:

— Перед вами Aenin Rinen, госпожа Ан Рейстан. Я пришла, чтобы предложить вам помощь Ордена в это непростое время.

Торжество в глазах Шеггер. И крайнее изумление в глазах принцессы Кероны.

Её Величество едва заметно кивнула, и чуть взмахнула мухобойкой, которую всегда держала в левой руке во время аудиенций.

Охранники появились, словно из-под земли. Мегин, не отводя взгляда от лица императрицы, медленно опустилась на колени и протянула руки. Насчёт цепей они не шутили. И это действительно тяжело и неприятно. Они чем-то покрыли этот металл, от него сразу стало зябко, начался озноб. Вереан рядом с ней сохраняла спокойствие, но Мегин чувствовала, какой ценой ей это давалось.

— Ваше Величество. — Мегин старалась говорить спокойно, хотя голова начинала кружиться. Точно, цепи не просто стальные, там что-то ещё. — Это предложение мы делаем только один раз.

Её Величество едва заметно приподняла мухобойку, указывая ей на Мегин. Понятно. Ей велено молчать, пока не прикажут. Мегин старалась сохранять невозмутимое выражение лица, хотя запястья начинало жечь. «Яд, — подумала она. — Я смогу сопротивляться, но не слишком долго. Кто приказал смазать цепи ядом? Ещё немного, и я смогу понять, что за яд, как ему противостоять».

— Говорите, Вереан. — Её Величество жестом велела умолкнуть всем остальным.

— Я нижайше прошу извинить меня…

— Сразу к делу, — сухо велела Ан Рейстан. Грубейшее, редчайшее нарушение этикета. Вереан коротко поклонилась.

— Слушаюсь. У меня неопровержимые доказательства заговора среди высокопоставленных лиц, Ваше Величество. У меня есть основания полагать, что я вышла на след группы, которая инсценировала собственную гибель во время войны с роботами в мире Стемран и эвакуировалась на одну из неизвестных нам планет вместе с образцами инопланетной технологии. Я сама была носителем скрытой программы, и невольно выполняла указания заговорщиков. Мне неприятно говорить это Вам, но им необходимо, чтобы принцесса Аганте стала полноправной, признанной всеми главой нового Великого Дома Стемран.

— Вы можете назвать имена?

— Мой психолог Вантран Гвар эр Рейстан, его подручная Таккварен Майрен эр Нерейт. Теариан Вантран и вся его охрана обезврежены, предположительно — той же методикой, которая использовалась в отношении меня. Они не смогут дать показаний. Теаренти Таккварен сейчас в безопасном месте и уже даёт показания.

Мегин заметила, как вздрогнула Шеггер. Едва заметно, но вздрогнула. И это всё. Лицо помощницы принцессы Кероны оставалось бесстрастным.

— Это всё? — осведомилась Ан Рейстан.

— Я склонна считать, что к этому имеет отношение Реммер Антвар эр Рейстан, заместитель командующего Пятой дивизией космических войск специального назначения Вашего Императорского Величества. Он считается пропавшим без вести, но, по агентурным сведениям, за три последних месяца его позывной встречался пять раз. Я уверена, что к заговору прямо или косвенно причастны все те, кто имеет доступ к моему досье и находится в контакте со всеми упомянутыми лицами. Среди здесь присутствующих, кроме Вас и Её Высочества, это — Шеггер Таэрен-Лан эр Рейстан.

Шеггер не изменилась в лице.

— Мы с теаренти Мегин провели предварительный допрос Таккварен. — Вереан смотрела в лицо Ан Рейстан, а та оставалась спокойной. — Я готова дать показания под присягой, пройти освидетельствование перед психологами, и специалистами «пси»-корпуса. Я считаю, что Шеггер может пролить свет на подробности заговора.

Шеггер издала звук, который Мегин уже слышала раньше от Меч-рыбы Таккварен, из её уст. Она прошипела что-то невнятное. Вереан смотрела в глаза Шеггер и улыбалась. И едва заметно покачала головой.

— Теаренти Шеггер Та… — начала было Ан Рейстан, и тут Шеггер бросилась на Вереан. Стремительно, словно стрела, а Вереан бросилась ей навстречу.

* * *

Конечно, вокруг были охранники, но они двигались слишком медленно по сравнению с Шеггер и Вереан. Миг — и Шеггер вместе с Вереан скрылись где-то за поворотом тропинки. Часть охраны бежала вслед за ними, часть выстраивалась кольцом вокруг императрицы, её дочери и Мегин, так и стоявшей на коленях.

Мегин попробовала подняться, не получилось, ей было уже совсем худо, ноги как ватные. Удалось упасть лицом вперёд в сторону Ан Рейстан. И та… подхватила её, не дала упасть. Принцесса подхватила Мегин под другой локоть. Мегин схватила обеих за запястья что было сил.

— Не отпускайте, — хотела крикнуть, но сумела только прошептать. — Доверьтесь мне! Смотрите только на меня! Прошу!

Они обе переглянулись, и медленно, словно не веря своим ушам, опустились наземь, держа её за руки.

— Только на меня, — сумела повторить Мегин и сосредоточилась. Непонятно, насколько её хватит. Но если повезёт, хотя бы на пару минут.

* * *

Её Величество смотрела в лицо Мегин, что-то случилось с этой молодой особой, гордо назвавшей себя Aenin Rinen, ей явно было плохо, но разбираться, почему было некогда. Охранники уже встали кольцом, уже вокруг горела сине-зелёная дымка, уже прозвучал сигнал тревоги. Шум, крики, характерный свист, с которым работает штурмовое оружие.

Она ворвалась в круг охраны. Её Величество не думала, что такое возможно — сине-зелёный ореол отчего-то угас на долю секунды. И тут же трое ближайших к ним охранников разлетелись в разные стороны, словно тряпичные куклы. Шеггер, окровавленная — лицо в ссадинах, руки в крови — замерла, глядя туда, где сидели принцесса, императрица и Мегин, и недоумение проступило на её лице.

Время текло медленно-медленно. Ещё не упал на землю один из охранников, которого отшвырнула Шеггер, другие только-только поворачивались в её сторону, а за спиной у Шеггер уже возникла Вереан. Шеггер смотрела прямо в лицо принцессы, но то ли не видела её, то ли не могла принять решение. Она двумя резкими ударами отбросила хватавших её за руки охранников, и тут её схватила за руку Вереан. Помощница Аганте сама была вся в крови, и Шеггер выскользнула из её рук, подхватила выпавшее из рук у одного из охранников ружьё, и оно уставилось в лицо Ан Рейстан.

«Я сейчас умру», — подумала Её Величество, но страшно ей не было. Было только изумление, она читала сводки, она давно знала, что есть успешные опыты работы по проекту «сверхсолдат», но сейчас видела сразу двух таких солдат женского пола в действии. Хотя руководители проекта говорили, что до демонстрации возможностей таких солдат должно пройти ещё много лет.

Вереан толкнула Шеггер, и заряд ушёл в сторону. Следующие несколько секунд длилась короткая, но ожесточённая рукопашная, охранники, похоже, не понимали, куда делись Её Величество и обе остальных — смотрели и не видели — а Вереан тем временем сумела выбить оружие из рук Шеггер.

«Вот-вот появится подкрепление», — думала Ан Рейстан, одной рукой сжимая запястье Мегин, а другой — ладонь дочери. И оно появилось. Но не оттуда, откуда она ждала.

Ей померещилось, что вокруг дерущихся собралось облако. Ещё пара секунд — и вот уже Шеггер лежит, лицом вниз, с заведёнными за спину руками, а неизвестная, непонятно откуда взявшаяся девушка со знакомым лицом, держит её, и не даёт подняться.

Вереан замахнулась, как подумала Ан Рейстан, чтобы убить Шеггер, но видимо, она просто поскользнулась. Присела, прижала ладонь к шее молча сопротивляющейся помощницы Кероны — и Шеггер обмякла. Вереан не без труда выпрямилась.

— Ваше Величество. — Вереан говорила ровно, спокойно, даже не запыхавшись. — Разрешите представить вам Аванте, телохранителя теаренти Мегин. Простите, что она явилась сюда без вашего на то разрешения.

Ещё несколько секунд, и над оградой Парка Времени возникли десятки штурмовых машин, и оттуда, все в сиянии защиты, и с оружием наготове, принялись спрыгивать солдаты.

— Шеггер спит, Ваше Величество. — Вереан поклонилась. — Я легко ранена. Это кровь Ваших солдат. Я скорблю об их гибели, — и она застыла в поклоне. Аванте так и продолжала придерживать неподвижную Шеггер.

— Дочь моя, помоги. — Ан Рейстан поняла, что Мегин лишилась чувств. — Снять с неё цепи и вызвать моего врача! Немедленно!

* * *

— Нервно-паралитический яд, — подтвердил врач. — Её некоторое время будет знобить и, возможно, тошнить. Разрешите заняться теаренти Вереан?

— Нашим солдатам нужна помощь, — возразила Вереан. — Вы ещё можете спасти некоторых. Я подожду. — Она позволила обтереть себе руки и лицо, и присела рядом с Мегин, которую завернули в тёплое одеяло.

— Я заменила всю охрану этой ночью, — пояснила Её Величество. — Всех тех, кто подчинялся лично Шеггер. Отправила их на учения. Это обычное дело, они привыкли. Полчаса назад там было примерно то же, что было здесь. Я пока не знаю точной сводки, но погибло более сотни верных мне людей, и трое из двенадцати тех, кого я отправила прочь из дворца. Это и есть то, о чём вы говорите?

— Я боюсь, это только начало, — поклонилась Вереан. — Ваше Величество, мне необходимо быть рядом с принцессой Аганте. Но если прикажете, я останусь здесь, защищать Вас.

— Я хочу помогать вам, — неожиданно заговорила Аванте. Улыбнулась, низко поклонилась Её Величеству. — Я буду защищать вас.

— Кто вы? — поинтересовалась Ан Рейстан. — Я вспомнила. Вы похожи на Аверан эр Тиро эс Никкамо, она будет временной главой Великого Дома Стемран. Говорят, вы прилетели сюда на облаке. Кто вы?

— Скажи ей, — с трудом произнесла Мегин, взяв Аванте за руку. — Скажи, если нужно.

— Я — Лес. — Аванте вновь поклонилась. — Вы очень… красивые.

Изумление на лицах Ан Рейстан и Кероны. Они переглянулись.

— Мы? Мы четверо?

— Нет, все люди. — Аванте протянула Ан Рейстан мэйс — откуда только взяла? — Это тоже Лес. Я хочу, чтобы вы остались.

Наверное, минуту никто не мог ничего сказать. Охрана стояла поодаль, они уже приводили всё в порядок, все занимались делом, и только четыре женщины, кто сидя, кто стоя, смотрели на улыбающуюся, протягивающую жёлудь Аванте и молчали.

— Благодарю. — Ан Рейстан приняла жёлудь, и поклонилась. — Я принимаю вашу помощь. Я хочу, чтобы вы остались. Вереан, — глянула она на помощницу Аганте, и та склонилась. — Пройдите обследование у моего врача, дайте показания военному прокурору, и возвращайтесь в Стемран. Но вначале… — Она подозвала секретаря. — Записывайте указ, донести до сведения всех подданных немедленно. Мы, Великий Дом Рейстан, объявляем о прекращении вражды с организацией, именующей себя Орденом Луны…

Часть 4 Лес и его люди

98

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 19, 163 г., 13:10

— Вы смотрите новости? — Умник ворвался на кухню. — Попытка покушения на Ан Рейстан! Попытка покушения на Королеву Фаэр! Беспорядки в столицах Нерейт и Никкамо. Что происходит? Конец света?

— Опять заварушка, — проворчал Майстан. Кроме него и Майтенер, в поместье никого не было. — Я не удивлён, что-то назревало. Умник, у тебя тут арсенал, но так себе, старьё. А мы там видели очень даже неплохие вещички. Если снова заварушка, они пригодятся.

— А код, чтобы склад открыть, тебе сорока не хвосте принесёт, — заключил Умник. — Или ломать собираешься? Тогда сразу похороны закажи. Если будет, что хоронить.

— Роботов попросим. Если им все люди братья, может и откроют. Мы там по каким только местам не лазали, и нас же не тронули.

— Да, странно. — Умник почесал затылок. — Странно, что не тронули. Ну хорошо, добудешь ты оружие, а обращаться с ним умеешь?

— Кончай меня злить, а? Во-первых, там кругом инструкции. Ты же знаешь имперцев, у них на каждый чих отдельная инструкция.

— А во-вторых?

— Во-вторых, я тоже не пальцем деланый, соображу, поди. Я же служил в действующих войсках. В отличие от некоторых.

— Прекратите! — Майтенер взяла обоих за руки. — Он прав, Умник. Там же теперь есть наши роботы, да? Ну та, девушка в красном. У неё спросим. Если поможет, откроем. Нет — и ладно, так вернёмся.

— Боязно вас одних отпускать… — задумался Умник. — Ладно. Костюмчики надеть, и вот это. — Он протянул им два браслета. — Последнее средство. По словам нашего молодого друга с Тессерона, они пробивают портал. На задний двор моего дома.

— Во даёт! — с уважением отозвался Майстан. — Головастый парень. Нам бы такие браслетики тогда… сколько бы народу спасли. Ладно. Манни, ты со мной? Держи связь, Умник. Мы быстро.

— Быстро, — повторил Умник, когда дверь за ними закрылась. — Не нравится мне это. Очень не нравится.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 19, 163 г., 13:15

— Я знаю только то, что в сводках. — Мерона постучала ладонями по столу. В зале заседаний были обе принцессы, её Тевейра и сама Мерона. — Попытка покушения на Ан Рейстан и её старшую дочь не удалась. Её Величество выйдет на связь через десять минут, у меня пока что её официальный пресс-релиз. Вереан сообщает, что Мегин тяжело отравлена, но непосредственной опасности жизни уже нет. Они обе прибудут в Стемран, ориентировочно через четыре часа.

— Вереан говорила, что ждёт важное послание здесь, на Стемране, — сообщила Аганте. Она выглядела невозмутимой — только руки едва заметно дрожали. — Это может быть как-то связано с покушением.

— Королева Ан Фаэр тяжело ранена, её старшая дочь погибла, — Мерона склонила голову. — Мне очень жаль, Рысь.

— Кто организовал покушение? — Рысь также старалась выглядеть спокойной.

— Ничего не известно. Агентурные данные отсутствуют. Накануне Вереан отправила частные послания главам правительств великих держав, с предупреждением о возможных готовящихся террористических актах и массовых беспорядках. В Тегароне, Нерейт и Никкамо отнеслись к этим сообщениям весьма серьёзно, там были стихийные беспорядки. Их быстро подавили. Жертв мало, никто из руководителей стран не пострадал. Минутку. — Мерона глянула на экран. — Королева Ан Фаэр будет на связи через двадцать пять минут. Состояние её здоровья позволяет.

— Война? — Рысь первая произнесла то, о чём подумали остальные. — Война, из-за Стемрана, или за Стемран. Насколько я знаю, почти все взрослые граждане планеты способны держать оружие.

— Если придётся, — сухо заметила Мерона. — Мы пока не знаем, что ждать и к чему готовиться. Мы закрыли сообщение со Старым Миром, разрешено только по дипломатическим каналам. Рысь должна быть в курсе.

Рысь кивнула.

— Посол Таэрвен просит разрешения на въезд для гуманитарной миссии из Тессерона, — добавила она на словах. — Там техника и медикаменты для Старого Мира. Я дала добро. В ближайшие три часа Стемран покинули и вновь вернулись послы Нерейт и Те-Менри, каждый с несколькими сотрудниками. Мы ждём самолёта с Вереан и Мегин. И ещё: сотрудники портала сообщают, что наблюдается высокая степень турбулентности, эфирная буря второй степени. Некоторые рейсы приходилось задерживать. Портал Стемран-2 находится в состоянии эфирной бури пятой степени, объявлена эвакуация персонала с обеих сторон.

Эфирная буря второй степени — временная, самопроизвольная непрозрачность портала. Относительно безопасная для медленно движущихся объектов. Пятая степень — высшая из известных. Всё, что попадает в зону подобной турбулентности, разбирается на атомы. «Началось, — подумала Мерона, — и я не удивлюсь, если это тоже — часть предполагаемого заговора».

— Я дала задание расследовать, может ли подобное возмущение портала быть вызвано имеющимися у нас техническими средствами. — Рысь посмотрела в лицо Мероны. — Жду отчётов.

— Спасибо, — кивнула Мерона. — Гани?

— Ничего тревожного. Министр внутренних дел докладывает каждые пятнадцать минут — всё спокойно. Беспорядков нет, настроение у населения решительное.

— Лес беспокоится, — встала Тевейра-Тимо. — Я чувствую. Наверное, вы тоже. Нам тревожно, и он тоже что-то чувствует. Великаны подошли к черте города по всему периметру. Их также видели возле Института Биологии и возле руин военной базы. Мне кажется, он ждёт.

— Чего именно? — подумала вслух Рысь.

— Что мы сделаем. Может, его нужно попросить о чём-то или успокоить. Майер сообщает, за последние три часа в клинику поступает много звонков, у людей сильное чувство тревоги. Некоторые из них боятся.

— Лес чего-то боится, — задумчиво проговорила Рысь. — Тимо, может, ты поговоришь с ним? Из нас всех у тебя с ним наибольшее понимание. Ой, прости, у вас с Аверан. Сходите с ней вместе.

— Да, — поднялась Тевейра. — Я поговорю. Мама, не беспокойся, я потом сразу сюда.

Мерона вздохнула. Едва они официально объявили, что ждут детей, как многое изменилось. По старинным законам и Мероне, и её дочери теперь не дозволяется общаться с людьми кроме близких родственников и друзей, а при чужих появляться можно, только одевшись в чёрно-зелёные одежды и с вуалью, лицо должно быть скрыто. «Что-то в этом есть, — подумала Мерона. — Как минимум, не подцепить никакой заразы, а в такое время даже безобидные на вид хвори могут стать очень опасными. Очень, очень кстати Аганте и Рысь приняли командование».

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», номер 611, Техаон 19, 163 г., 15:20

— Можно войти? — Аганте посмотрела в глаза Вереан — та открыла дверь, но не отошла в сторону, не позволила войти. — Я ненадолго.

«Она сильно устала, — подумала Аганте, следуя за Вереан, — и как только на ногах держится! Я читала сводки. Там было что-то жуткое. Шеггер… кто бы мог подумать! И её гвардия, всего за последние несколько часов арестовано почти пять сотен человек в Империи, и очень много за пределами, ведь покушения были в Фаэр, в Никкамо. Выглядело всё бессмысленно, но вряд ли это случайно».

Аганте почуяла, что Мегин тоже здесь, и что она больна, но уже поправляется. Хорошо, что поправляется. Вереан не стала задерживаться у порога той комнаты, в которой спала Мегин и жестом показала: «Идём за мной». В столовой, она же кухня, они и расположились. Стол, чайные приборы, притенённые окна — Вереан предпочитает настоящие жалюзи, а не все эти модные трюки с облаком тьмы.

— Я хотела поблагодарить. — Аганте поклонилась. — За маму, за сестру и за Мегин. За всех.

Вереан поклонилась в ответ.

— Служу Империи, Ваше Высочество, — улыбнулась она. — Можно предложить вам чай?

— Няня, — Аганте смотрела ей в глаза, — я всё знаю. Мне всё равно, что сделала эта вторая — Пантера, да? Вы теперь с ней одно целое, я знаю. Зачем вы так? Я вас разочаровала?

Вереан долго выдерживала взгляд, но всё-таки отвела глаза. Уселась за стол, спрятала лицо в ладонях. И Аганте впервые увидела, что и няня может плакать. Принцесса — бывшая, так её звали уже просто по привычке — даже растерялась, не сразу осмелилась подойти, встать позади и осторожно положить ладони на плечи. Если бы Вереан сбросила её руки, Аганте ушла бы. Может, не навсегда, но ушла. Но Вереан не сбросила.

— Я ничего не могу понять. — Вереан успокоилась минут через пять. — Гани… можно так, да? Налей чаю, пожалуйста.

Аганте налила и уселась рядом, взяла няню за руку.

— Я знаю Шеггер почти двенадцать лет. Она жестокая, да. Без этого никак. Но она никогда не смогла бы. Я чую людей, и сразу знаю, кому доверять, а кому нет. Шеггер не могла бы никому продаться, Керона была ей как дочь, она сделала бы всё для неё и Её Величества. Она пришла в себя там, в клинике, и среди прочего сказала, мне передали: «Пантера, я не справилась. Примите мои извинения». Она умерла через час после того, как её увезли в клинику.

Аганте стало страшно.

— Шеггер умерла? — переспросила она. Шеггер была куда строже, и порой она подменяла Вереан. С Шеггер тоже было очень интересно, и Аганте верила, что та не могла бы предать сестру, и всю семью. Дети чуют людей безошибочно, а Аганте никогда не могла заподозрить Шеггер ни в чём таком.

— Умерла. Сердечный приступ. Так всегда пишут, а что на самом деле, не знаю. Наверное, она остановила сердце. Если она умеет то же, что и я, она умеет и это.

— Няня, вы ведь останетесь? — неуверенно, почти робко спросила Аганте. Вереан долго смотрела ей в лицо, потом крепко сжала ладонь воспитанницы.

— Я останусь. Тот, кто всё это сделал, хочет встретиться и со мной.

— Я не об этом! — резко возразила Аганте, и почти сразу же пожалела. Но Вереан только улыбнулась в ответ.

— Да. Это ответ на все остальные вопросы. Он тебе нравится, верно? Я про посла Таэрвена эс ан Вантар.

— Очень, — призналась принцесса. — Няня, можно, я хотя бы иногда буду приходить?

— Приходи когда хочешь. — Вереан снова улыбнулась. — Прости, если есть за что. Гани, мне сейчас очень нужно побыть одной. Потом мы обе придём, я и Мегин. С ней тоже всё хорошо.

* * *

Вереан пила чай чашку за чашкой, но он не помогал. Несколько раз сходила посмотреть, как там Мегин. Молодая Aenin Rinen быстро поправлялась. По словам врача Её Величества, Мегин должна была прожить минуты три после того, как её заковали. Но она не только продержалась почти полчаса, при этом сумела каким-то образом сделать Её Величество и её дочь невидимой для Шеггер, а тут ещё и приходит в себя с невероятной скоростью. «Они всё это умели, — подумала тогда Вереан, усевшись у постели Мегин и глядя ей в лицо. — Они умели и умеют, а мы только подбираем крохи их знаний. И не удаётся заставить поделиться. Хотя теперь… эдикт Её Величества наделал много шума. Но это было правильным решением. Несомненно, правильным. Сейчас очень нужны такие союзники».

Вереан погладила Мегин по щеке. Светловолосая улыбнулась во сне, и сжалась в комочек, Мегин никогда не спит неподвижно, словно гимнастикой во сне занимается. И ничего не шевельнулось внутри Вереан. Наваждение, тяга к своему полу, улетучилось бесследно. Память о нём жива, и это не было иллюзией, а сейчас прошло. «Meana Rinen — это небольшое врождённое нарушение гормонального равновесия, — сказал ей врач много лет назад. — Это не болезнь, и не уродство. Но таким людям трудно жить, их часто третируют, ведь во время цикла они, если не найдут партнёра, становятся очень агрессивными. У нас такие есть в штате. Многих из них вы знаете в лицо, но даже не заподозрили ничего такого, верно? Это практически невозможно ощутить. Да-да, вы не ошиблись, среди врачей, приближенных к Её Величеству, есть и meana Rinen. Для того, чтобы оказывать психологическую помощь таким, как они сами».

— У вас всё в порядке, — сказал ей врач сегодня. — То, что было — спровоцированный гормональный дисбаланс, вы совершенно нормально реагируете на присутствие в воздухе мужских модификаторов поведения. А это легко проверить, ведь диагност не обмануть, он просто считывает сигналы с нервной системы и «смотрит» на биохимический отклик в жидкостях организма…

— Вы понимаете, что, как участник секретного военного проекта, вы подвергнетесь полной диагностике, в присутствии множества приглашённых экспертов, — продолжил он. — С вами будут говорить психологи и психиатры. Проверка будет короткой, так требуют обстоятельства, но если что-то есть, что-то, что мы не сможем принять как норму, то остаток жизни вы проведёте в изоляции от людей. Разумеется, у вас будет выбор.

«Конечно, будет, — подумала тогда Вереан. — Я и сама могу остановить своё сердце, если не дадут кинжала. Могу откусить себе язык, разорвать горло и иными способами покончить с собой. Я не испугаюсь, меня готовили к такому всю жизнь. Мы все готовы в любой момент умереть за Империю, и это не просто слова».

— Снимите всё, — потребовал врач.

Она сняла всё, стояла обнажённая перед множеством нахмурившихся светил медицины, и те, деловито и без эмоций обследовали её, залезали зондами всюду, куда только можно.

— Вам ввели восемнадцать кластеров конгломерата «Rinen Asau», — пояснил доктор. — Это автономные микроскопические квазиживые образования, ваш личный термоядерный реактор, броня и встроенный госпиталь. Они ведут себя штатно, не покидают ваш организм, и нормально реагируют на все команды управления. С точки зрения законов Империи, вы не считаетесь киборгом, хотя фактически им являетесь. Конгломерат и все его частицы можно удалить из вашего организма, для этого у нас есть специальный код, и он работает, мы проверили. Мы не нашли никаких признаков внешней программы поведения, наши штатные «пси» тоже не нашли, у нас нет оснований задерживать вас. Кроме вас, в мире есть восемнадцать других людей, использующих конгломерат. В случае если вы решите завести собственных детей, мы рекомендуем удалить конгломерат до зачатия…

«Мне говорили, что я одна, а нас таких девятнадцать. Не считая тех, что подчинялись Шеггер — они уже все умерли. И оставались в ясном сознании и твёрдой памяти до конца», анализировала Вереан.

— Обследуя вас, психологи были в недоумении. Все арестованные — люди не под внешним воздействием, их отбирали тщательно, но они словно радикально пересмотрели своё мировоззрение, стали иными личностями без видимых причин. Пока мы не поймём, что происходит, вы должны быть под наблюдением. Никогда не снимайте маяк.

— Спокойнее было меня убить, — подумала Вереан. — Или запереть в клинике до конца дней в защитной капсуле. Но Её Величество, и врачи, и вся их умная техника — они хотят дознаться, что это было, и кто виной. Я живу, потому что не всё ещё кончено, я могу быть звеном, за которое удастся вытянуть из тени всех остальных заговорщиков. А если я попробую сделать хоть что-то не так… я уверена, в маяке есть и бомба. Или способ дать команду моим «маленьким бойцам», армии микроскопических роботов, убить меня или иным способом сделать безвредной. Мне говорили, что это просто лекарство, специальное средство, которое перестроит некоторые ткани. Возрастёт реакция, стойкость к поражениям, но будут сложности в эмоциональной сфере. Они подчеркнули, что я человек спокойный, и эмоции никогда мною не правили, ещё и поэтому они меня выбрали. И главное — это всё обратимо. Можно будет всё вернуть в исходное состояние, сделать меня такой же, как и все остальные люди. И это — главный сейчас военный секрет Империи. Такими сверхсолдатами будут вооружены только наши войска.

Вереан подняла взгляд. С той стороны стола сидела Шеггер. Это не призраки, обучали её. Конгломерат добавляет, если хотите, дополнительные модули памяти. Они могут записывать и воспроизводить впоследствии те или иные события. Например, разговоры. Очень удобно, для разведывательной работы особенно. «Мы научим вас управлять такими эффектами, — объясняли ей, — поначалу вы иногда будете видеть „призраков“. Но это не более чем запись, вот и всё. И вскоре вы научитесь не включать эти записи непроизвольно».

— Ничего не говори, — попросила Вереан, хотя это всего лишь запись, и слушаться она не будет. Странно, когда это Шеггер сидела вот так, молча, когда улыбалась мне так дружелюбно? А… помню. Я рассказывала ей тогда о своих буднях пилота, и ей всегда было интересно.

Вереан поднялась, подошла к фантому — Шеггер сидела, глядя в ту же точку, что и раньше, едва заметно кивала головой. Вереан в глубине души ждала, что фантом повернётся и посмотрит ей в глаза. И, возможно, тогда Вереан сумеет сойти с ума. Но фантом не повернулся, он исчез, едва Вереан сосредоточилась. Есть ещё способ стирать подобные записи. Некоторые надо будет стереть.

— Шеггер, — произнесла Вереан, глядя в окно. — Если ты меня слышишь. Я не сомневалась в тебе, и не сомневаюсь. Мне очень жаль. Прости, если есть, за что.

С той стороны окна начался дождь. Минут через пять появилась Мегин, Вереан стояла в полумраке, она не включила свет и смотрела в окно. Мегин подошла, хотела спросить: «Что случилось?» — и всё поняла. Всё почуяла — и Гани, и горечь, и усталость. Всё почуяла. И просто встала рядом, и тоже смотрела в окно, изредка поглядывая на Вереан. Та не плакала, хотя было заметно, что ей очень хотелось.

99

Стемран, г. Стемран, Центральная Клиника, Техаон 19, 163 г., 17:30

— Что ты тут делаешь? — Майер резко поднялся из-за стола. Чуть не опрокинул его. Тевейра, улыбаясь, затворила за собой дверь. — Прости. — Он осторожно обнял её. — Это же клиника, тут может быть что угодно! Любая зараза!

— Лес со мной, — погладила она его по щеке. — Не ворчи! Я же не маленькая. Просто захотела тебя увидеть. Ты сегодня-тодомой приедешь? Там будет и Мегин. И Вереан, если мы согласимся. Но согласиться должны все.

— Вереан. — Майер вздохнул.

«Необычная, интересная женщина, — подумал он. — Невзирая на все странные слухи. Тевейра — не Мерона, не ругается, не бьёт, а просто смотрит в глаза. И потом хочется одного — всё признать, извиниться и тщательнее следить за собой. Неужели выучка Мероны? Сама Мерона не изменилась, она и бранится, и руки распускает. Впрочем, это даже лучше, — решил он. — Именно такой я её и помнил все эти годы».

— Говорят, там была мясорубка. Её усилиями. Если Лес её примет, я не возражаю.

— Примет, — с уверенностью заявила Тевейра. — Мы просто не будем говорить о некоторых вещах в её присутствии. Но она сама собрала список Шайки и показала его маме.

— Шпион со стажем, — вновь вздохнул Майер, усаживаясь за стол. — Я думаю, надо рискнуть. Не знаю почему, но знаю.

— Я знаю, почему. — Тевейра обняла его за плечи. — И ты знаешь. Это твой талант. Знаешь, Майтенер хочет работать в клинике. Она всю жизнь была медсестрой, сама говорила. Мне спросить, или не нужно?

— У меня с ней ничего не было, — пожал плечами Майер. Да. Не было. И не потому, что Майеру она как женщина не была интересна. Она была привлекательна, и Мерона устраивала скандалы, и доставалось не только Майеру, но и самой Плаксе. Но — действительно не было, не случилось. А почему, Майер не знает.

Тевейра улыбнулась.

— Она тебя любит, — шепнула она, и фыркнула. — Укушу! Не в том смысле! Она тебя обожает. Все женщины тебя обожают! А Умник постоянно обижает Манни, он говорит, что это непроизвольно. Она ждёт внизу. Говорит, если разрешишь, она войдёт.

— Детский сад. — Майер дошёл до окна, выглянул. И вправду, Манни сидела на скамейке и смотрела в сторону его окна. — Конечно, я не против.

Стемран, г. Стемран, Восточная окраина, Охотничий Домик, Техаон 19, 163 г., 18:50

Они были все. Вся прежняя Шайка. Они сидели вместе: Майер, Мерона, Майстан, Майтенер и Маэр. Тевейра, дочь Мероны, сидела между ней и Майером. Остальные сидели напротив. Домик был не то чтобы домиком, его можно было и поместьем назвать, но в гостиной сразу стало очень уютно, хоть места почти и не осталось. Аверан, Таэрвен, обе принцессы, Вереан и Мегин расположились по другую сторону стола. Каэн стоял в дальнем углу и выглядел не в своей тарелке.

— Вначале о плохом. — Вереан оделась повседневно и вновь выглядела собой, а не человеком без лица. Она была в хорошем настроении. — Я знаю, что вы пятеро, — она улыбнулась Старой Шайке, — нашли и уничтожили в своё время оперативный штаб роботов. И примерно в это же время, по официальной версии, три «дракона» накрыли временный штаб Альянса в трёхстах километрах восточнее. По официальной версии, все погибли. Но у меня есть неопровержимые свидетельства того, что некоторые из тех, кто якобы пропал без вести, неоднократно выходили на связь впоследствии. Ваш киборг, — Вереан улыбнулась Аванте (та вновь была «одета» в красное платье, как Аверан в тот день), — по некоторым признакам очень похож на терминатора. Простите, — Вереан встала и поклонилась Аванте, — я не хотела вас обидеть.

— Я не в обиде, — ответила та с достоинством. Никто более не улыбался. Уже не забавляло, что робот пытается походить на человека. Аванте, и все её копии, уже вели себя как люди и при этом не имитировали Аверан.

— И то, что она говорит от имени Леса, наводит на мысли. Я хочу предложить вам сделку. — Вереан подняла взгляд. — Вероятно, Мерона уже сказала, что одним из моих заданий было устранение всей Шайки. Как ни странно, я рада, что как минимум в двух случаях случилась осечка, — она посмотрела на Майтенер и Майстана. Манни усмехнулась.

— Уж я-то как рад, — проворчал Майстан, потерев лысину. — Так это я вам хотел удалить аппендикс без наркоза?

— У меня давно уже нет аппендикса, — спокойно ответила Вереан. — Если вам охота свести со мной счёты — подождите ещё немного. По моим сведениям, встречи со мной добивается один из тех, кто якобы погиб при нападении на штаб двадцать лет назад.

— При чём тут мы? — поинтересовался Майер.

— При том, что покушение на Майтенер организовала не я. Но почерк мне знаком, и это один из моих агентов, который тоже якобы пропал без вести пять лет назад. Он занимался поиском следов тех, кто якобы погиб вместе со штабом. У меня есть пробы, взятые с места покушения. Взрывом ранило самого агента, это его рук дело. В образцах его тканей найдены микроскопические автономные квазиживые образования. Такие же введены и мне, они лечат меня и помогают в бою. По некоторым признакам они похожи на те, которые мы подобрали на месте уничтожения терминаторов.

— Что вы предлагаете, Вереан? — поинтересовалась Мерона.

— Обмен. Обмен информацией. Её Величество дала мне полномочия действовать, как я считаю необходимым, ради блага Великого Дома Стемран. У меня есть информация, и она есть у вас. Тот, кто организует встречу, среди самых приближенных к вам людей. Кто-то из тех, с кем вы встречаетесь каждый день, кому доверяете.

— А тот маячок, который снял с вас Таэрвен, просто украшение? — поинтересовался Умник. — Кто ещё нас должен был слышать?

— Маяк передаёт только мои координаты, — пояснила Вереан. — Я сама его программировала. Тем более, он сейчас там, у меня в апартаментах. Я нарушаю инструкции, как и вы.

— Что вы нам можете предложить? — Майер смотрел на Вереан скептически.

— Список всех, с кем так или иначе контактировали я, мои агенты, а также агенты Шеггер, да пребудет она под Светом. — Вереан протянула карту памяти. — Вот здесь все имена и досье. Я думаю, вы увидите там кое-что интересное.

— Что вы хотите от нас?

— Помощи. Мне может потребоваться срочно узнать, где находится тот или иной человек. Если я не ошибаюсь, мне назначают встречу, чтобы дать поручение. После того, как я вернусь со встречи, мне потребуется срочно отыскать нескольких людей.

— Почему бы просто не поймать всю эту весёлую компанию и не вытрясти из них всё? — Майстан посмотрел в глаза Вереан, потом обвёл взглядом всю «старую гвардию». — Рони, ты же кому угодно мозги посмотришь. И вы, теаренти, — он встал и коротко поклонился Мегин, та вернула поклон. — И вы, Ваше Высочество, тоже кое-что можете, мы видели. Почему бы просто не взять их тёпленькими?

— Они ничего не знают, верно, Вереан? — спокойно пояснила Мерона.

— Они ничего не знают, — подтвердила Вереан. — Простейшие программы поведения, когда человек почти непроизвольно говорит что-нибудь при определённых обстоятельствах, или делает простое действие. Их очень легко внедрить, и почти невозможно обнаружить. Те, кто организуют встречу, сами ничего не знают. Скорее всего, туда будет трансляция, будет фантом. И скорее всего, трансляция будет из какого-нибудь неприметного места, куда передатчик сбросили много лет назад. Иногда можно проследить, что это было и откуда, но если работает профессионал, то у нас просто не хватит времени.

— То есть вам нужна помощь в поиске заговорщиков и их агентов? А вы взамен делитесь оперативной информацией?

— Я готова исполнять ваши приказания, — поклонилась Вереан. — Я и мои агенты. После подписания бумаг о Великом Доме Стемран мы все будем готовы присягнуть дому на верность.

— По нашим законам вы и ваши агенты раза так три уже заработали смертную казнь, — проворчал Умник.

— Я соглашусь с любым вашим решением. — Вереан поклонилась ему.

— Что же, пусть все выскажутся, — предложила Мерона. — Я уже говорила, что готова объявить амнистию всем, кто работал когда-то над свержением власти на Стемране, если эти люди искренне готовы служить Стемрану. Моих детей невозможно обмануть.

Майер усмехнулся и покачал головой.

— Тайные мысли они почуют, — резко заметила Мерона. — Как почую и я, и Мегин, и Аганте, я уверена. Я согласна помочь Вереан в том, о чём она просит, и впоследствии я буду настаивать на амнистии.

— Помочь — да, об амнистии я ещё подумаю, — проворчал Майстан. — Гады, такой катер угробили! Три года его собирал!

— Я — за помощь, — высказался Умник. — Но играем честно, Вереан. Мне ваши покушения тоже надолго запомнятся.

— Я не организовывала покушений на вас, — возразила Вереан. — Но, если хотите, помогу выяснить, кто их устроил.

— Я — за помощь. — Майер ответил явно неохотно. — Об амнистии поговорим после.

— Я тоже «за». — Майтенер оробела. — За помощь, — уточнила она тут же.

— Лес сегодня снова признал Вереан. — Тевейра-Тимо поднялась на ноги. — Я «за». И за помощь, и за амнистию.

— Я тоже «за», — Аверан также слегка оробела. Как потом призналась, она впервые видела настоящего шпиона, о которых раньше только в книгах читала. — Вы помогли мне и моей маме, Вереан. Я такое не забываю.

— Я думаю, такой союз пойдёт нам на пользу, — согласился посол Таэрвен. — Я обсудил этот вопрос с владельцами Мира Тессерон. Мы готовы помогать в той мере, в которой захотят власти Стемрана.

— Я «за», — отозвалась Аганте. — Думаю, это и так понятно.

— Я «за», — высказался Каэн. — Я не держу на вас зла, Вереан. Пусть ваша совесть спросит за всех, кто умер.

— Я «за». — Рысь поднялась и очаровательно улыбнулась. — У меня есть острое ощущение, что я знаю, кто из здешних послов замешан в этом.

— Если моё мнение важно, — Мегин поклонилась, — я «за». Я готова подтвердить, что Вереан сейчас в здравом уме и твёрдой памяти, и что в ней нет ни одной внешней программы, которую я могла бы найти.

— Что ж, тогда я — домой. — Умник поднялся на ноги. — Верите или нет, а про меня снова вспомнили. Заказчики ждут.

— Мы проводим тебя. — Майстан взял Майтенер под руку и также поднялся. — Извините, теаренти Вереан, — слегка поклонился он, и Вереан вернула поклон. — Я эти дни немного не в настроении. Весело тут у вас. Прямо как в старые добрые времена. Кто с нами, решайте быстро, я тут продрог насквозь.

— Накаркаешь, — проворчала Мерона. — Я возвращаюсь в Дом Правительства. Кому нужно, могу забрать с собой, в машине всем места хватит.

— Тогда я с вами, Мерона. — Вереан посмотрела ей в глаза.

100

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Апартаменты Тевейры эр Фаэр, Техаон 19, 163 г., 18:50

— Ничего себе! — Рысь посмотрела на подругу не без зависти. — Столько всего успело случиться! Я бы что угодно отдала, чтобы побывать там, на Сердце Мира. Да ещё и Королеву увидеть. Я тут работаю, значит, а она там мир спасает…

— Нечего ворчать. — Мегин с удовольствием разбросала по полу все подушки, которые нашла, и разлеглась на них в одном только светлом поясе. Это даже у неё дома было не вполне прилично, а на Стемране порядки ещё строже.

— Она тебя испугала?

— Вереан? Не она. То, что у неё в голове. И то, что она узнаёт всё, что думает человек, если берёт его за голову. Мы так не умеем. Ну, умеем, конечно, но не так эффектно.

— А на вид шпион как шпион, — покачала головой Рысь. — Значит, это ей внушили. Бедная Гани. Как у неё крыша не уехала, до сих пор не пойму.

— Что думаешь, они нашли друг друга?

— Ты про Таэрвена? Да. — Рысь погрустнела. — Интересный молодой человек. В моём вкусе. Эй, ты что?

Мегин ощутимо ткнула Рысь в бок.

— Я тебе ещё припомню моих кавалеров, — пообещала она. — Как я найду кого интересного, так через неделю с ним уже Рысь прогуливается. Выбрасывай это из головы. Матери Великого Дома надо о другом думать.

— Зануда! Дай последние свободные дни порезвиться!

Рысь метнула подушку в Мегин и попала. Ещё через три минуты они уже яростно отмахивались подушками друг от друга. Ещё через три двумя подушками стало меньше.

— Стемрану нужна фабрика по производству подушек, — заметила Мегин, которая даже не запыхалась. — Она озолотится. Это что я вижу? Запыхалась? Ленишься, моя милая, ну ничего. Я тебя погоняю!

И погнала по всем комнатам. Если бы не «включенная тишина», их визг бы собрал всех вокруг.

— Ладно. — Рысь с размаху уселась на пол. — Я сейчас в душ пойду. А пошли со мной! Нечего-нечего! Тебе положено меня осматривать, заодно и осмотришь. Но сначала спинку потрёшь.

— Не знаю, кто с тобой уживётся, — проворчала Мегин, глаза которой, впрочем, улыбались. — Спинку ей потереть. Каэн, да? Его зовут Каэн?

Рысь обернулась, глянула на Мегин широко раскрытыми глазами.

— Во даёшь… я к нему даже не прикасалась!

— Но думала. — Мегин вручила Рыси мочалку. — Давай, твоя очередь спинку тереть! Я же видела, как он на тебя смотрит. Что кривишься?

— Он рассыльный на почте, — пояснила Рысь. — А я?

— И что? Это когда-нибудь мешало? Произведи его в почтмейстеры. Дай ему титул. Через неделю уже сможешь. Народ будет в восторге.

— Да ну тебя! — Рысь отвернулась, затем выключила воду и уселась в уголке.

— Вейри. — Мегин потрепала её по голове. — Голова вся в пене!

— Буду скользкая и противная, — отозвалась Рысь, не поднимая головы. — Отстань!

— Вейри. — Мегин присела так, чтобы смотреть ей в глаза. — Я же не знала, что это серьёзно.

— Не знала? — Рысь посмотрела в глаза молодой Aenin Rinen с удивлением. — Правда?

— Честно! — Мегин взяла её за руку, помогла встать. — И я рада. Знаешь, по-моему, он с тобой уживётся. Я видела, как они с друзьями веселятся. Не хуже нашего! Стой смирно, шампунь смою.

— А сегодня стоял в уголке и помалкивал, — задумчиво протянула Рысь, зажмурившись. — Он тоже боится эту Вереан. Слушай, так она, правда, нормальная?

— Нормальная. Мы с ней тоже спали вместе.

— Ну, знаешь! — возмутилась Рысь. — Я тут что, одна не лезу к другим женщинам в постель?

— Ей нужен присмотр, — холодно пояснила Мегин. — А по шее от меня получит каждый, кто полезет, куда не просят. Эй, ты что, ревнуешь?

— Вот ещё! Ты меня всё равно не бросишь. Не сможешь без меня.

— Ещё как смогу! Я тоже присмотрела себе хорошего парня. Будет у меня, как моя бабушка мечтала, свой дом, куча детей, слуги и всё такое. Ты будешь проситься в гости, а я не буду пускать. Из вредности.

Рысь захохотала, обняла улыбающуюся Мегин и прижала к себе.

«Рысь, я тебя люблю», — услышала она не ушами. — «Ты правильно поняла, в каком смысле».

— Да, поняла. — Рысь отпустила Мегин. — Круто! Слу-у-ушай, мне без тебя скучно. Не пропадай надолго.

— Вот ещё! От меня так просто не отделаешься. Всё, пошли сушиться, и есть уже пора. Чую, завтра Вереан опять в какую-нибудь историю вляпается.

— Я скоро начну ревновать! — предупредила Рысь. — Ты чья лучшая подруга? Её или моя? Я тут с этими послами одна отдуваюсь! Вся внешняя политика на мне!

— И что, не нравится? — поинтересовалась Мегин, протягивая Рыси полотенце. — Стой. Повернись… а, просто синяк. Прости, я нечаянно. К обеду его уже не будет.

— Нравится, — призналась Рысь. — Ладно. Идём, сварю кофе и расскажу кое-что. Может, тебе пригодится.

Стемран, г. Стемран, улица Хрустальная, дом 11, 163 г., Техаон 19, 19:50

— Прошло всего две недели, — подумал Майер вслух, — а мне кажется, что несколько лет. Вейри, это твоя работа?

Тевейра уселась рядом, улыбнулась.

— Наша с мамой. Знаешь, если человек состарился, это уже насовсем. Старятся здесь, — она прикоснулась кончиком пальца ко лбу. — А я смотрела фильмы про вас. Те, оперативные. А потом… там, в номере, просто не могла поверить, что это ты. А потом увидела, что ты не изменился. Такой же заносчивый, вредный, но… хороший. Только маму не обижай!

Майер усмехнулся.

— Я же говорю! Из тебя слова доброго не вытрясти. Всё, как и было. Мама говорит, по пальцам одной руки помнит случаи, когда ты ей говорил что-то нежное. Последний раз — там, в палатке. Перед тем, как тебя поймал «пожиратель».

— Верно, — согласился Майер и погладил её по голове. — Прости, Вейри.

— Не извиняйся, — она встала, — ты умеешь быть нежным. Просто сам не замечаешь. Хочешь, посмотрим какой-нибудь из тех фильмов? Какой-нибудь не страшный. Мама их все сохранила. Ну, то есть не мама, а Умник, он подарил ей пять лет назад.

— Так они сохранились?! — Майер уселся. — Ничего себе! А Умник всё втирал, что всё пропало.

— Он же не со зла. Не сердись на него, ладно?

— Не сержусь. — Майер обнял Тевейру. — Но всё равно… всё это так странно!

— Хочешь, мы с мамой сделаем тебе новые документы? Там тебе будет тридцать лет, и будешь всем говорить, что ты родственник того знаменитого Майера.

Майер рассмеялся, отпустил её.

— Нет. Ты права, мне кажется, что мне лет тридцать. Идём, посмотрим что-нибудь. Завтра много работы в клинике.

Тевейра соскочила с его колен.

— За мной, доктор Майер! — поманила она его.

101

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Апартаменты Вереан эр Рейстан, Техаон 19, 163 г., 21:40

Вереан сидела, откинувшись на спинку кресла и вспоминала. То, что помнила Пантера. Странно было осознавать, что ты одновременно и Пантера, и прежняя Вереан. Воспоминания не все были приятными, но стыдилась Вереан всего три или четыре раза в жизни. Последний раз это было, когда Аганте пришла к ней утром.

Стук в дверь. На мониторе — Аганте. Можно просто приказать двери открыться, но Вереан прогулялась сама.

— Входи. — Она открыла дверь. — Входи, Гани.

* * *

— Тяжело, — призналась принцесса. — Но я справляюсь. Мерона говорит, её Советники говорят.

— Ты управляешь целой планетой, — напомнила Вереан. — И мало что о ней знала на самом деле, верно? Я горжусь тобой, Гани.

Аганте улыбнулась и налила ещё чая им обеим.

— Когда ты говоришь «Гани», а не «Ваше Высочество», мне кажется, что мне снова десять лет. Няня… можно ведь так, да? Няня, я сегодня говорила с послом Великого Дома Нерейт. Он любит пожимать руки. Я держала его за руки, и мне казалось, что он что-то шепчет. Но он не шептал, я потом послушала записи.

— Что же он такое шептал?

— «Коробочка». Он шептал про какую-то коробочку, там внутри что-то очень важное. Мне казалось, он хочет сказать мне об этом, но боится.

— Коробочка. — Вереан выпрямилась. — Это может быть важным. А с вами кто-то был? Или вы в кабинете были одни?

— Его помощник. Он открыл дверь, и, пока не смотрел в нашу сторону, я услышала шёпот. Но только не было шёпота.

— То, что ты рассказывала… что ты узнаёшь что-то такое, что человек знает, но тебе не говорит. Когда это началось, Гани?

— После первой Луны, — тут же отозвалась Аганте. — Но я же обычная, да? Меня обследовали. Ничего такого не нашли.

— Ты необычная. — Вереан протянула руку и погладила принцессу по щеке. — Я с обычными людьми не встречаюсь. Но такого в тебе не было. Тебя как ни спросишь, ты вечно отвечала: «Няня, я забыла прочитать»!

— Да я просто вредничала! — и они обе рассмеялись. — Няня, — посерьёзнела Аганте. — Я что-то такое чувствую. Как будто всё, что случилось у нас дома, и в Старом Мире вообще, не случайно. Ты же поэтому вернулась?

— Нет. — Вереан встала, обошла кресло Аганте и встала у той за спиной. — Не только поэтому.

Аганте запрокинула голову, чтобы посмотреть ей в глаза и увидела Вереан-пилота. И ещё девушку, которой только что предложили стать няней ребёнка очень, очень высокой особы.

— Да. — Вереан закрыла глаза. — Не всё было наваждением.

Она тут же вздрогнула и поднесла запястье к глазам.

— Началось. — Она наклонилась и поцеловала принцессу в щёку. — Мне пора, Гани. Очень важная встреча. Скрести за меня пальцы.

* * *

— Вы уверены? — Мерона стояла у терминала. — Вереан, это может быть очень опасно. Оставьте хотя бы маяк!

— Вы и так сумеете меня найти. — Вереан спокойна, и выглядит так, словно собралась на вечеринку, а не на встречу со связным. — Не стоит никого присылать. Тогда они могут перенести или отменить встречу. Или вызвать вместо меня кого-то ещё.

— Удачи, — коротко поклонилась Мерона и дала отбой. Она не успела перевести дух, как экран вновь осветился. Мегин в ночной рубашке.

— Вереан? — спросила она. Мерона кивнула.

— Я постараюсь проследить за ней. — Мегин поманила кого-то к себе, и рядом с ней встала улыбающаяся Аванте. — Мы обе. Очень-очень скрытно. Мы не будем приближаться, не беспокойтесь. У меня свои методы, у Аванте свои.

— Удачи! — Мегин, улыбнувшись, прервала связь.

— Помоги им. — Мерона подошла к окну — там, нежась под струями прохладного дождя, возвышался камшер. — Если чем-то сможешь, помоги. Они тоже стараются для тебя. Слышишь?

И ей показалось, что камшер ответил. Ответил утвердительно.

Стемран, г. Стемран, Северная окраина, частный дом, Техаон 20, 163 г., 1:20

— Что это, теаренти? — Один из встретивших её долго вертел в руках деревянное ожерелье. Вереан сдала всё оружие и аппаратуру, их просто приняли и спрятали, а вот ожерелье из кусочков древесины камшера вызвало удивление. «Мне нужно продержаться без него, — подумала Вереан. — Как можно дольше».

— Украшение, — сухо отозвалась Вереан. — Стараюсь не очень отличаться от аборигенов.

Человек усмехнулся и кивнул. Дал знак: «Проходите».

Дом снаружи казался небольшим, а внутри был просторным. И неплохо оборудован — Вереан отметила множество камер, датчиков; время от времени попадались охранники. «А я ничего про них не знаю, — удивилась Вереан. — Здесь есть ещё одна сеть? Законспирированная даже от меня? Очень интересно».

Она зашла в кабинет, его владелец явно любит роскошь. Массивный тёмный с золотой инкрустацией деревянный стол, из камшера получается отличная мебель. Такие же роскошные стулья. Вереан принюхалась.

— Резиденция Его Превосходительства посла Великого Дома Нерейт, — проговорила она вполголоса.

— Верно, Пантера. — Она чуть не подпрыгнула, услышав голос. Человек вышел из неприметной двери, мимо которой её только что провели. А ведь Вереан ничего не почуяла!

Реммер Антвар эр Рейстан собственной персоной. Заместитель командующего Пятой дивизией космических войск специального назначения Её Императорского Величества. Бесследно исчезнувший много лет назад.

Вереан поднялась, и молча поклонилась.

— Вольно, — улыбнулся Реммер. — Рад видеть вас в добром здравии. Где Вереан? Мои датчики показывают, что вы одна.

— Её больше нет, — сухо отозвалась Вереан. — Пантера теперь одна.

— Разумно, — кивнул Реммер. — Вы не удивлены, верно? Значит, вы были готовы к моему визиту. Я не ошибался в вас, Пантера. Время пришло.

Вереан вновь поклонилась и выпрямилась.

— Я в курсе того, что произошло на Шамтеране. — Двое охранников вошли и встали по обе стороны двери. — Шеггер не справилась. Но всё идёт по плану, Пантера. Вашей задачей будет встретить второй космический флот Стемрана, который прибудет для обороны планеты, и возьмёт под контроль всю территорию Стемрана. Ваша идея с Великим Домом была отличным решением, мы не будем ничего менять в этих планах. Правительство Великого Дома просто будет исполнять наши распоряжения. Ему не привыкать.

Вереан улыбнулась, вновь поклонилась.

— Амран даст вам коды доступа к нашим ангарам. — Реммер взял в руки ожерелье, которое ему протянул один из встретивших Вереан. — Им удалось найти и уничтожить только один ангар. Остальные в распоряжении вас и ваших людей. Созывайте остальных, Вереан, у вас на это сутки.

— Есть, теариан. — Вереан встала по стойке «смирно».

— Это просто дерево? — Реммер повертел ожерелье в руках. — Датчики ничего не показали.

— Просто ожерелье, — согласилась Вереан. Реммер кивнул и…

Наверное, он что-то сказал. Вереан только почувствовала, как отнялись руки и ноги. Вместе с ними язык. Один из телохранителей бросился к ней, подхватил, не дал упасть. Амран (тот, что спрашивал про ожерелье) вбежал в комнату и пристегнул Вереан к стулу наручниками. За руки и за ноги.

— Я не знаю, Вереан, как вам это удалось. — Реммер не улыбался, говорил сухо и почти без эмоций. — Подчинить и ассимилировать Пантеру. Знаете, что вас выдало? Ожерелье. Пантера никогда бы не надела никакого украшения, если бы там не было полезного прибора или оружия.

Вереан смотрела ему в глаза, а перед её взором всё чернело.

— Вы меня ещё слышите. — Реммер махнул рукой кому-то в глубине коридора. — Вы намного важнее, чем думаете, Вереан. Мы не могли бы просто уничтожить вас, но я вынужден позаботиться о вашей лояльности. Возможно, позже вы дадим вам свободу, когда наши основные цели будут достигнуты. Жаль, что вы считаете меня предателем. Предатели Империи сидят во дворце на Сердце Мира. Пока что. — Он посмотрел в глаза Амрану. — Как только она будет готова, продолжайте действовать по плану, — приказал он. — До встречи, Вереан, — отдал честь и отбыл. Вереан не могла повернуть головы, она уже почти ничего не слышала, но заметила, что Реммер, не дойдя до двери, просто исчез. Фантом. Как и следовало ожидать.

— Что делать с ожерельем? — поинтересовался второй, помощник Амрана.

— Уничтожить. Рисковать нельзя. Всё, встреча окончена, дай сигнал и помоги отвести её в тихую комнату. Зараза, — проворчал он. — Терпеть этого не могу. Они всегда обделываются. Мой их потом…

— Эта не обделалась, — заметил помощник, опуская ожерелье в утилизатор. Слабая вспышка — и нет никакого ожерелья.

— Ей ещё полчаса сидеть. — Амран бесцеремонно наклонил голову Вереан, посветил фонариком в её глаза. — Давай, помогай. Она ещё может сама идти, пусть сама и идёт.

— А не опасно? — поёжился помощник, взявшись за ладонь Вереан. Та покорно сжала его запястье. — Смотри, какая послушная!

— Не опасно, пока хотя бы одни наручники на ней. Аккуратно! Она должна остаться целой и невредимой. Вот зараза!

Вереан свалилась. Вроде бы встала на ноги, но свалилась. Амран отскочил, потирая запястье, которое ему чуть не сломали. Смотри! — восхитился он, — смотри, какая упрямая!

Рука Вереан едва заметно дёрнулась, хотя лицо не меняло неживого, кукольного выражения покорности. Дёрнулась в направлении ножки стола. Ещё раз дёрнулась, и пальцы коснулись ножки. И всё.

— Всё, уже не будет дёргаться, — уверенно заявил Амран. — Помоги поднять, пока тут всё не испоганили. Мне же потом убирать, если что!

Пальцы Вереан обхватили ножку. Крепко обхватили.

— Ты смотри, — удивился помощник, наклоняясь над Вереан. — А говорил, она уже…

Он не договорил. Амран не сразу понял, что произошло — помощник просто отлетел в сторону. А через долю секунды перед ним уже стояла Вереан. Стояла, держась за крышку стола.

— Снимай, — приказала она, указывая на наручники. — Снимешь — будешь жить.

— Тревога! — завопил Амран, и Вереан толкнула его в грудь, он упал, ударился затылком о стену и умолк, в голове зазвенело. Вереан на его глазах схватила стул, с размаху ударила его о стол, раздался хруст, и ножка стула отломилась. Сжимая её в руках, Вереан шагнула к Амрану, пытавшемуся вжаться, уйти в стену. Он видел записи того, что случилось на Сердце Мира.

Тихо. За дверью пока тихо. Где вся охрана?!

— Снимай, — повторила Вереан, поднесла обломанный кончик ножки, с острыми щепками, к лицу Амрана. И тот достал брелок и трясущимися руками протянул его Вереан.

Дверь распахнулась почти одновременно с тем, как наручники свалились на пол. Охранники только по случайности не выпустили пару очередей в Амрана, только что Вереан стояла перед ним, и вдруг она исчезла. Делась куда-то, как и не было. Амран успел заметить, как угас сине-зелёный ореол вокруг охранников — ореол, которому нипочём самые мощные виды личного оружия, которое могло быть на Стемране. И тут же Вереан появилась, словно из ниоткуда, за спинами обоих. Ещё через пять секунд и охранники, и помощник были скованы коконами, а сама Вереан, отчего-то так и не расставшаяся с отломанной от стула ножкой, вновь подошла к Амрану.

— Где остальные охранники? — поинтересовалась она. Амран был потрясён не тем, как она справилась с этими двумя, ещё не вполне оправившись от укола и наручников, а ведь наручники полностью нейтрализовали весь введённый ей конгломерат. Амран был потрясён тем, что она никого не убила. Он видел Пантеру в действии, и после неё всегда оставались только трупы, если не было приказа брать живыми.

— Если попробуете выйти из дома, с Тропы придёт подкрепление, — проговорил он.

— Откуда?

— С Тропы, — прошептал Амран, всё ещё не веря тому, что жив. Вереан стальной рукой схватила его за шиворот и поставила на ноги.

— Показывай, — велела она. Амран послушно пошёл (камеры слежения включены, и где обещанное подкрепление?!), и привёл её к той самой двери, из которой вышел фантом Реммера. Приоткрыл.

Вереан постояла, всматриваясь в туман и синюю пелену вместо неба, потом прикрыла дверь, оставив лишь щёлку.

— Куда это ведёт?

— На базу. — Амран хотел отвести взгляд, и не мог. — Там резервные силы. Почему вы меня не убили?

— Я Вереан. — Она смотрела в туманные глубины, и сотни тропинок мерещились во тьме. — Пантера бы тебя уже допрашивала с пристрастием. Я пока просто спрашиваю. Что они замышляют?

— Привести флот к Стемрану. Захватить оба портала и плацдармы по ту сторону, в Тессероне и Шамтеране. Подавить сопротивление, и объявить о смене правления в Империи.

— Вы сошли с ума, — бесстрастно заявила Вереан. — Флот засекут за парсек по возмущениям. Планетарный щит не оставит от вас даже пыли.

— Не будет щита, — возразил Амран, и улыбнулся. — К этому моменту не будет.

Вереан захлопнула дверь, схватила Амрана за руку.

— Где у вас тут пульт охраны? Кто управляет системой обороны?

— Вниз по лестнице, — указал Амран. — Вереан, вы зря стараетесь. Через несколько дней вы станете одной из нас. Не позже. Полковник прочёл кодовое слово, программа запустилась. Ничто её не остановит.

— Идём к пульту, — велела Вереан и, держа перед собой пистолет, повлекла Амрана за собой. Тот не сопротивлялся, а пистолет не обнаруживал угрозы.

— Видите? — Амран указал. — Можете уходить, никто не будет вас преследовать. Вы сами сделаете то, что вам приказали. По своей воле.

— Объясняй. — Вереан толкнула его так, чтобы он уселся в кресло. — Быстро и по существу.

— Вы же знаете, — Амран смотрел в её глаза. — Если вы запомнили то, что помнит Пантера, то вы и так знаете.

— Что говорила Шеггер? Что говорила Меч-рыба? Чем включается моя программа?

Амран медлил, отвёл взгляд.

— Говори. — Вереан сжала деревяшку из древесины камшера. — Даю тебе три секунды.

Он сказал. Прошипел что-то. Вереан стало дурно, но дурнота почти сразу прошла.

— Ещё раз! — приказала она. Амран повиновался. Ничего не случилось. И Вереан засмеялась. Она смеялась так звонко и весело, что Амран опешил, на этот раз уже не от страха.

— Вспоминаю, — пояснила Вереан. — Ты прав. Но у меня мало времени, говори сам. Быстро и по существу.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 1:55

— Это летняя резиденция посла Великого Дома Нерейт, — пояснил Эрвин. — Мы пока просто наблюдаем. В дом вошло шесть человек, включая Вереан, пока ни один не вышел.

— Мерона, это Мегин, — один голос, без картинки. — Мы пробрались к дому. То есть это Аванте пробралась, камеры её не замечают. Там драка внутри, я слышала выстрелы.

— Началось, — прошептала Мерона. — Ну что, уже пора вызывать подкрепление?

— Я бы не стала, — голос Мегин. — Я наблюдаю с большого расстояния, чтобы меня не увидели. Снаружи всё тихо. Аванте внутри, она говорит, что Вереан жива и с кем-то беседует.

Эрвин не выдержал, фыркнул.

— Беседует под выстрелы, — пояснил он. — Мы следим, кто туда входит и выходит, со спутников. Мышь не проскочит.

— Ваши спутники заметили, как туда пробралась Аванте? — поинтересовалась Мерона. И вскоре увидела на лице Эрвина озадаченное выражение. — Я так и думала.

102

Стемран, Северная окраина, частный дом, Техаон 20, 163 г., 1:57

— Ты пойдёшь со мной, — заявила Вереан, осмотрев автоматику. — Вход на Тропу есть только отсюда?

— Не знаю. Реммер сам открыл его, он умеет. Он может открыть его куда угодно, так говорят.

— Куда угодно… — повторила Вереан. — Значит и на Шамтеран тоже. И ты мне так легко всё рассказываешь, потому что я всё равно стану одной из вас. Надевай, — протянула она наручники. Замерла, прислушалась. Включила «зеркало» — для Амрана она стала практически невидимой — и шагнула в сторону двери.

Тихо.

— Надевай, — бросила наручники, проследила, чтобы он их застегнул. — Сиди здесь, я вернусь.

Вереан вышла наружу. Дверь на Тропу, как её назвал Амран, была прикрыта. Но Вереан чуяла запах тамошнего воздуха. «Вот оно, — подумала она. — Вот то, что они нашли тогда, и почему сбежали. Если у них есть технология „сверхсолдат“, а она есть, и если Амран не врёт, что проход можно открыть в любую точку известной вселенной, то… Выглядит всё очень невесело. Не будет никакого сопротивления. Если можно открыть проход куда угодно, то за несколько часов весь Старый Мир будет под их контролем. А флот — это только чтобы подавить возможность контратаки, хотя как биться с противником, который может возникнуть у тебя за спиной?»

Она почуяла. Шестым чувством, и всё поняла это уже поворачиваясь, её костюм отключил «зеркало», как она сама умела отключать его у противника. «Это просто резонанс, — пояснили ей. — Он требует огромного количества энергии, но конгломерат даст её вам». Чтобы резонанс не вызвал саморазрушения питающего контура, костюмы снимают «зеркало» при такой перегрузке, оставляют только средства обороны пассивного типа. Это передовая технология, считалось, что подобрать частоту резонанса практически невозможно, слишком мала вероятность.

Он двигался так же быстро, как двигалась сама Вереан. И она уже замахивалась, чтобы блокировать, отвести удар, как заметила за спиной нападавшего облако. Облако стремительно собралось в человекоподобный силуэт. «Терминатор, — подумала Вереан, — вот кто такая Аверан. Они здесь, на Стемране, приручили терминаторов». Додумать она не успела, успела только уйти от удара и приготовиться отразить входящие снаряды, пистолет был наготове.

Аванте не успела ничего сделать. Вереан заметила, что противник резко развернулся, продолжая одним пистолетом держать Вереан под прицелом, и по пространству прошла рябь, зубы Вереан заломило. «Электромагнитная пушка, — подумала она, — старинное оружие, его применяли как средство последней защиты против роботов».

Непохоже было, что Аверан пострадала от выстрела. Зато вся дорогая электроника в доме сейчас обратилась в хлам. Аверан молча бросилась на человека, того окутал зеленоватый ореол, и Аверан вдруг рассыпалась, разлетелась грудой мелкого порошка.

Вереан хватило этого времени, чтобы отступить в соседний коридор и оценить обстановку. «Это робот, — повторяла она, — это не человек. Спокойно, Вереан. Спокойно, Пантера. На тебя охотятся».

* * *

— Связь с Аванте пропала, — голос Мегин. — Я видела синюю вспышку там, внутри.

— Электромагнитная пушка, — указала Маэррин. — Пора вмешиваться.

— Теаренти Мерона, — подал голос фантом Таэрвена. — Пожалуйста, не забудьте про браслеты. Якорь действует.

* * *

Вереан вжалась в стену. В доме стало тихо. Словно человек-охотник куда-то делся. Но если он тоже из сверхсолдат, то умеет становиться неприметным. Это подобие невидимости, конгломерат окутывает тело фантомной плёнкой, транслирует входящее электромагнитное излучение, и в случайные моменты пробивает в плёнке отверстия, иначе нет никакой возможности понять, что происходит. Но физического контакта это не отменяет, это не замаскировать. Есть ещё одна особенность этой защиты: бегать в ней не получится, плёнка просто соскользнёт. А сил на эту защиту тратится немало, конгломерат уже сообщил ей, высветив перед глазами отчёт, что энергии хватит только на двадцать минут непрерывного пребывания под плёнкой. Потом придётся заправляться, то есть провести минимум минут десять безо всякого использования «внутреннего реактора». Десять минут, когда полагаться придётся только на себя саму, костюм-тефан и оружие в руках.

Вереан запомнила лицо, но не было времени думать над тем, кого она увидела.

Вантран. Её личный психолог. Которого они застали там, у него дома, в состоянии распада личности. Нет никаких сомнений, что это Вантран. Или крайне точная имитация. Некогда думать, каким образом он оказался здесь. «Сходится, — подумала Вереан. — Всё сходится». И те, кто это затеял, хорошо всё продумали.

«Если бы уметь закрывать эту проклятую Тропу, или не позволять ей открываться… — продолжала она анализировать. — Так. Вернёмся ко входной двери. По дому можно блуждать долго, его план я успела запомнить. Вантран может быть где угодно. Если бы он хотел убить меня, то оставил бы здесь вакуумную или любую другую бомбу, а сам бы ушёл по этой их Тропе. Значит, я нужна ему, и нужна живой. Это только в фильмах главный хороший вступает в поединок с главным злодеем. В реальности всё проще».

«Хорошо, что дверь я оставила открытой. Очень хорошо. Справа — груда порошка. Это всё, что осталось от Аванте. Думай, Вереан», — приказала она самой себе, сейчас в почти полностью непроницаемой мгле, ей думалось особенно хорошо. Тело собрано, она готова ответить на физический контакт, пистолеты также не дремлют, но толку от них, пока на ней плёнка, никакого. Груда двигалась, она текла и передвигалась. Выглядело это жутковато, терминатор состоит из крохотных частиц, а Вантран владел способом уничтожать их или мешать им взаимодействовать. Отдельные ручейки порошка текли под ногами словно пыль, влекомая сквозняком. А если присмотреться, то были видны отдельные крупинки. И излучают они достаточно своеобразно, искрятся «с точки зрения конгломерата» Охотник — Вантран — прошёл вперёд, судя по тому, как он разнёс порошок. «Если бы ты могла мне подсказать, — подумала Вереан. — Дай намёк, куда он направился, где затаился. Сюда рано или поздно пожалует полиция, и хотелось бы не допустить этого — от них останется только кровавая пыль».

Она всмотрелась в то, как перетекает, струится, сворачивается в крохотные вихри пыль, останки терминатора. Похоже, их тянет к определённому виду электромагнитных излучений, или фантомному эху, искажениям в структуре пространства, которое вызывают костюмы. «Мне нужен Амран, и охотник это знает — продолжила анализ Вереан, — я давно бы уже покинула дом, если бы не хотела забрать его. Он не всё сказал, далеко не всё. Значит, охотник где-то рядом. Возле входа в пультовую комнату, или в ней самой. Двенадцать минут ещё можно сидеть под плёнкой».

Конгломерат умеет нейтрализовать фантомную защиту — ту, которая позволяет штурмовому вооружению отводить чужие снаряды и наводить на них свои. И сама плёнка также является фантомной защитой, значит…

Вереан замерла. Замерла, вглядываясь в то, как кружатся потоки порошка, как льнут к её ногам, обтекают их, волнами плещутся у стен. Волны… волны, потоки… охотник где-то рядом.

Вереан сосредоточилась. Когда конгломерат излучает нейтрализующее поле, Вереан остаётся без защиты. В том числе без защиты своего костюма.

Он где-то совсем рядом. Частички порошка текут, скользят к щели двери, пультовой. Оттуда же доносится дыхание Амрана. Он напуган. Охотник где-то рядом, вплотную…

Амран заметил только, что Вантран возник из ниоткуда, проявился только на долю секунды и молчаливым жестом приказал сидеть тихо. И сразу исчез, испарился. И вот он проявился вновь, и в тот же миг дверь влетела внутрь комнаты, расщепляясь по пути. Вереан скользнула внутрь, обернулась, держа руки над головой…

Вантран, похоже, полагался на свою невидимость. У Вереан было несколько секунд — счётчик, горящий перед глазами, указал, что осталось четыре секунды до того, как энергоресурсы конгломерата иссякнут — и руки Вантрана с оружием медленно-медленно поднимались…

Амран увидел, что Вантран падает, с криком сворачиваясь в клубок, а Вереан, правая рука в крови, в левой деревяшка, подходит к нему и резко ударяет по затылку. А затем рвёт на Вантране одежду, срывает пояс с оружием и бросает прочь. Амран успел увидеть, что Вереан попросту выбила противнику глаза.

Вереан выпрямилась, не выпуская деревяшку — обломок ножки стула. Молча выпустила в сторону Вантрана кокон.

— Ты знаешь его код? — поинтересовалась она бесстрастно. — Знаешь мой, можешь знать и его. Нужно его нейтрализовать.

Треск. Кокон рвётся, это конгломерат попытался освободить хозяина. Вереан молча выпустила ещё один кокон. Их осталось всего три.

— Быстро! — приказала она, а когда Амран замер, глядя на неё широко раскрытыми глазами, медленно облизала испачканные в крови и слизи пальцы, один за другим. И повторила. — Быстро!

Это привело Амрана в чувство. Но только когда Вереан схватила и встряхнула — не выпуская деревяшки — у него нашлись силы проговорить фразу. «Это не вполне люди, — говорил Реммер, — и я передаю вам коды для сброса программы, и для повторного запуска. Не беспокойтесь, они этого сами не заметят».

Вереан «посветила» прицелом в сторону Вантрана, и подошла к нему, не отводя оружия. Сменила заряд на обездвиживающий и выпустила два заряда. Пока конгломерат неактивен, можно ничего не бояться. А пока Вантран обездвижен, и автономная программа конгломерата отключена, он опасен не более, чем любой другой человек.

— Ты мог его отключить сразу же, — заметила она. — Значит, сам его позвал. Так? Можешь позвать ещё кого-то?

— Т-т-тропа закрылась, — пробормотал Амран. — Уже не могу.

— Реммер знает, что здесь случилось? Говори сам, пока я не разозлилась.

— Узнает, если Вантран или я не доложим в течение часа.

Вереан широко улыбнулась и достала телефон, взглядом приказав Амрану усесться.

— Пантера, — сообщила она в пространство. — Всё чисто, нужна поддержка. У нас меньше часа времени.

103

Стемран, Северная окраина, частный дом, Техаон 20, 163 г., 3:50

— Смотрите. — Таэрвен поднёс щуп-датчик к двери, и кончик щупа осветился синим. — Тут был портал.

— Тропа. — Вереан подняла голову. Она сидела на полу, вокруг неё хлопотали врачи. — Он называл это «Тропой». С заглавной буквы.

Мерона, Умник и Таэрвен переглянулись.

— Откройте и посмотрите, — предложила Вереан. Вид у неё был уставшим.

Умник взялся за ручку двери, оглянулся. Врач, встретив его взгляд, кивнул и быстрым шагом покинул коридор.

— Ты уверен? — спросила Мерона. — Точно уверен?

— Уверен, —огрызнулся Умник, и распахнул дверь.

Чулан. Кладовка, мётлы да вёдра и более современные чистящие средства. Вереан рассмеялась. Умник с грохотом захлопнул дверь. Выждал, прикрыв глаза, и снова открыл.

— Masset va ross («Будь я проклята» — talar.)! — вырвалось у Вереан. — Простите, — спохватилась она. — По совести, я думала, мне это померещилось.

— Лучше бы померещилось, — проворчал Умник, глядя вместе с остальными на до боли знакомый пейзаж. — Но это… — Он оглянулся. — Чуете? — Он поднял указательный палец. — Запахи. Что-то знакомое.

— Можно? — Таэрвен достал из кармана мячик-эфемер. — И надо бы установить тут охрану.

— Он сказал, такие могут быть везде, — равнодушно добавила Вереан. — И здесь, и в Старом Мире. Повсюду. Они смогут прийти к кому захотят в любой момент.

— Любой момент наступит через сутки? — уточнила Мерона.

— Или раньше. У нас не принято выступать именно в тот момент, о котором знает больше одного человека. Это может случиться когда угодно.

— Я вызову глав государств, — решила Мерона. — Придётся разбудить наших принцесс. Вопрос срочный. Да, Таэрвен?

— То, что я собираюсь сказать, является государственной тайной Тессерона… и Стемрана, — добавил посол. Вереан с трудом поднялась на ноги.

— Мне уйти?

— Останьтесь. — Мерона взяла её за руку. — Мы все в этом по горло. Если и сможем выбраться, то только сообща. Я доверяю вам.

— Все доверяют, — резко заметил Умник, заметив, что Вереан больно кланяться. — Давайте пока без церемоний. Так что, Таэрвен?

— Во время войны за независимость Тессерон закрывал стационарные порталы. Я не уполномочен передавать технологию, но могу привезти сами устройства. Они относительно компактные, позволяют создать высший уровень турбулентности в стационарном или временном портале.

Вереан присвистнула.

— Круто, — покачал головой Умник с уважением, и пригладил усы. — А как он подействует на Тропу?

— Нужно проверять. Я бы предложил там, на известном месте, — Таэрвен встретился взглядом с Умником, и тот кивнул.

— Логично. Мерона?

— Действуйте, Таэрвен, — попросила она. — Не медлите. Держите нас на связи. Стойте! — спохватилась она. — Вы хотели запустить эфемер!

Таэрвен легонько подбросил шарик и толкнул в сторону входа на Тропу. Шарик пересёк границу и полетел над самой «землёй», куда-то направо.

— Вот пульт. — Таэрвен вручил брелок Умнику. — Я поспешу, нельзя терять время.

— Всего один? — удивилась Вереан. — Думаете, хватит времени всё осмотреть? А если его засекут?

— Он размножится, — пояснил Умник, с восхищением вращая брелок в руках. — Их станет много.

— Нашёл игрушку. — Мерона легонько стукнула его по рукам. — Мальчишкой был, мальчишкой и остался! Займись уже делом и закрой дверь! Возьмите. — Мерона протянула ожерелье Вереан. — Это камшер. Можете отпустить обломок.

Вереан вначале надела ожерелье, убедилась, что оно касается кожи, и бросила ножку от стула.

— Должно быть объяснение, — посмотрела она в глаза Мероны. — Почему он так действует?

— Идёмте. — Мерона протянула ей руку. — Нам нужно поговорить. В течение часа будет связь с главами государств Старого Мира, а до того нужно поговорить. Только давайте теперь без секретов и всего прочего.

На улице Вереан отпустила руку Мероны и попыталась побежать, но всего лишь пошла быстрее на непослушных ногах к ближайшему камшеру за оградой. Там она уселась, обнимая дерево и прижавшись к нему щекой. Мерона дала знак врачу: «Следуйте за мной» и поспешила следом. Вокруг резиденции посла уже стояло оцепление, рабочие заканчивали возводить ограждение. Ещё предстоит объясняться перед послом.

— Вам лучше? — Мерона взяла Вереан за плечо. — Если так лучше, посидите. Мы ещё поговорим.

— Если можно, — Вереан закрыла глаза, — поговорим прямо здесь.

* * *

«Это новейшие разработки Империи. Вы станете человеком-оружием. — так ей объяснили, зачем ей введут в кровь это. — Конечно, это не защита от всего, но в моменты опасности или в случае боя вы сможете становиться очень сильной, быстрой, а в остальное время конгломерат будет лечить вас, оберегать от многих ядов. Ценой станет повышенный аппетит. Не бойтесь, не настолько повышенный».

Она тогда рассмеялась. Укол был безболезненным, а вот пока конгломерат «растекался» по телу, было очень больно. Но в конце концов «невидимая армия» заняла позиции, и через полчаса Вереан почувствовала необычайную лёгкость.

А ещё через день ей предложили стать Пантерой. Добавить, как они говорили, искусственно созданные рефлексы. Это вроде второй личности. «Не бойтесь, она будет полностью вам подконтрольна, — успокаивали её. — Пантера не чувствует боли, её органы чувств работают гораздо чётче, её не смогут обольстить или загипнотизировать. Как только она вам уже не нужна, вы мысленно произносите формулу, (вы её сейчас узнаете), и Пантера уходит до следующего вызова. Помните! Вы отвечаете головой за ребёнка главы государства и Великого Дома. Вы должны быть образцом порядочности, доброты и мудрости».

— Вы им были и остаётесь, — улыбнулась Мерона. — То, что мы были врагами, ничего не меняет. Чем управляется ваш конгломерат? Придумали же название…

— У меня есть пульт. Конгломерат реагирует на мысленные приказы, на некоторые рефлекторные действия. Но есть пульт, который я обычно носила с собой. А вчера вечером не смогла найти, копия есть у меня дома, в Старом Мире. Хотя это самый обычный бытовой пульт. У меня записано, какие коды что делают.

— Вы можете быть опасной для окружающих?

— Без пульта — да. Но камшер помогает, сами видите. Прямо хоть одежду из древесины делай, — усмехнулась она. — Мерона, они пришлют флот, чтобы захватить планету, и вторгнуться оттуда на Старый Мир и в Тессерон. Я знаю Реммера, вначале он устроит множество диверсий, в основном на периферии, чтобы отвлечь внимание и силы туда, в дальний космос. А потом нанесёт удар. Он знает, что я знаю, и что могу рассказать.

— И не боится, — заключила Мерона. — Значит, он настолько уверен в своей силе. Что случилось тогда, во время войны с роботами?

— У их людей было секретное предписание, добыть образчики кибернетической «жизни», — отозвалась Вереан. — У всех домов была такая мечта. Были образчики, но непригодные для изучения, после распада роботы разрушались. Толку от них было уже немного. Мы ведь не смогли поймать ни одного терминатора, «ежа» или «дракона». То, что осталось после взрыва их базы — жалкие крохи. Я думаю, кому-то из техников удалось перехватить управление роботами, и тогда у Реммера могла возникнуть эта идея. Он ничем не рисковал, если бы не удалось разобраться в настройках, просто вернулся бы и доложил об уничтожении базы противника.

— Он так хочет власти, — вздохнула Мерона.

— Как и все мужчины. — Вереан едва заметно улыбнулась. — Вы меня поняли. Когда человек принимает командование крупнейшим флотом Империи, а потом получает то, что может радикально изменить расстановку сил, человек может не устоять. Но я не уверена, что Реммер главный. Я уже ни в чём не уверена после того, как увидела Вантрана. Что с ним?

— Глаза восстановились, если вы об этом. Он сейчас в состоянии глубокого сна, мы изучаем его конгломерат. Мои дети допрашивают сейчас Амрана.

— Я хотела предупредить…

— Его никто не касается руками, и не смотрит в глаза.

— Да, правильно, — согласилась Вереан. — Мерона, я хочу избавиться от конгломерата. Но не прямо сейчас. У меня есть ещё разговор к Реммеру. Долгий такой разговор.

104

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Апартаменты Тевейры эр Фаэр, Техаон 20, 163 г., 4:20

— Ого, какой там дождь! — удивилась Рысь, усаживаясь в постели. — Мэг, ты чего? Глаза такие красные! Что случилось?

— Пока я буду рассказывать, мы всюду опоздаем. Одевайся давай, нас ждут. Через пятнадцать минут видеомост с главами государств Старого Мира. Ну-ка быстро, марш в душ!

— Раскомандовалась, — проворчала Рысь, бросилась к Мегин и обняла её. — Имею полное право! В законодательстве обнимать не запрещается! — И умчалась в ванную.

— Мы все сошли с ума, — заключила Мегин, усаживаясь на пол.

Допрос Амрана ещё продолжается, но главное он уже сказал. Где-то на планете есть тайные ангары, где стоит техника. Готовая к бою. Но Амран сам не знает, где это, и если Мерона права, узнать могла бы Вереан. Так безопаснее — не знаешь, не сможешь проболтаться. А Вереан не знает или говорит, что не знает.

* * *

Мегин оробела — лицезреть, пусть даже в виде фантомов, всех глав крупнейших государств, по сути, глав Великих Домов — было для неё непривычным. Её Величество Ан Фаэр хорошо держалась, хотя ранение у неё не пустяковое. Она встретила взгляд Мегин, и едва заметно улыбнулась, и едва заметно кивнула. Мегин сразу стало спокойнее.

— Наши данные не подтверждают ваших слов. — Ан Рейстан высказалась первой. — Я отдала распоряжения, чтобы принять все мыслимые меры безопасности — после недавних событий на Сердце Мира я склонна очень внимательно прислушиваться ко всем предупреждениям от Вереан Аван-Лан эр Рейстан. Мы усилили патрулирование солнечной системы Шамтерана и всех наших поселений в дальнем космосе. Я также приняла меры в отношении командного состава нашего штаба. Мы готовы оборонять планету. Мы не можем перебросить наши крупные корабли на Стемран, ширина коридора недостаточна. Но мы можем передать наши истребители и штурмовые корабли среднего класса, они будут готовы к переброске в течение восьми часов. Я поручила Вереан лично отобрать пилотов.

— Дом Никкамо относится со всей серьёзностью к предупреждению, после беспорядков на территории Федерации и других государств, — отозвалась Шарен ан Никкамо, нынешняя глава дома.

«Она очень похожа на Аверан, — подумала Мегин, — а я только сейчас заметила. Хотя они не родственницы, я проверяла».

— Мы не можем помочь вам космическим вооружением, но можем помочь войсками и техникой планетарного базирования, — продолжила глава дома Никкамо.

— Я прошу извинить мою непочтительность, — вновь вмешалась Ан Рейстан, — за то, что я перебиваю теаренти Шарен. Мы передаём наши войска без каких бы то ни было условий в полную и бессрочную собственность будущего Великого Дома Стемран.

Мерона заметно расслабилась. Попроси она военной помощи — и получила бы, но с мечтой о независимости тогда можно прощаться — Стемран останется протекторатом.

— Вы совершенно правы, — улыбнулась Шарен. — Мы предоставляем нашу помощь без каких бы то ни было условий.

— Дом Нерейт сожалеет, что сыграл в истории Стемрана не самую яркую роль, — Хессен ан Нерейт не выражала сожаления ничем, кроме слов, — мы готовы помочь и техникой, и вооружением планетарного базирования. Без каких бы то ни было условий.

Они слушали, и Мерона удивилась, что всё-таки и Нерейт, и Те-Менри не стали вести себя агрессивно и чего-то требовать. Дом Рейстан, который, по сути, монопольно владеет средствами изучения и заселения дальнего космоса, не станет поднимать тревогу по пустякам.

— От имени Великого Дома Стемран я благодарю вас, — поклонилась Аганте, стоявшая рука об руку с Аверан. Бывшая принцесса как-то незаметно взяла на себя роль действительной главы будущего дома, и никто не возражал ни на Стемране, ни, похоже, в Старом Мире. — Мы принимаем вашу помощь с благодарностью, и уверены, что сумеем сообща пережить возможную угрозу нашим планетам.

А может, дело в том, что Аганте — дочь Ан Рейстан. И в том, что у принцессы отлично выходило управлять Стемраном меньше, чем через неделю по прибытии. Рядом с Аганте стояла улыбающаяся Рысь, она выпила немало крови у торговых и дипломатических миссий, старавшихся использовать хитро составленные в прошлом договоры. Отбила практически всё, ещё раз подкрепив свою репутацию. По другую руку стояла Тевейра, дочь Мероны, спокойная и уверенная в себе, она встречала взгляд каждой главы дома, и они первыми отводили взгляд. Аверан также держалась с достоинством, несмотря на то, что её только что «сместили» с формального поста, но отчего-то ей не было обидно.

— Как чрезвычайный и полномочный посол Мира Тессерон, я также предлагаю наше техническое содействие в обеспечении безопасности Стемрана, — поклонился Таэрвен.

«Они никогда не попросят помощи, — подумала Мерона, — они слишком горды и не забудут, что десяток-другой человек дали отпор всем их армиям и технической мощи вместе взятым. Они не попросят, а он не предложит. Честное слово, и те, и другие обидчивы, как дети».

— Мир Тессерон готов помочь всем Великим Домам, если на то будет их воля, — добавил Таэрвен.

Почти полминуты длилось молчание после его слов. «Они не попросят, — ещё раз подумала Мерона. — И ведут себя так, словно Таэрвена здесь нет. Очень оскорбительно ведут».

— У меня впереди много срочных забот ввиду возможной опасности. — Ан Рейстан формально поклонилась. — Я оставляю на связи начальника оперативного штаба объединённых сил обороны. Удачи нам всем.

Королева Фаэр откланялась второй. «Она назначила мне частный разговор, — думала Мегин, и предчувствия охватывали её, причём предчувствия были недобрые. — О Великий Лес, как много хлопот сразу!».

105

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 6:30

— Это вот этот чемоданчик помог закрыть портал? — удивился Майстан. Он всегда скептически относился к технике, в самый решительный момент что-нибудь, да ломалось. И роскошному дому Умника также досталось от грубияна Майса. Майстан считал, что Умник окончательно погряз в самолюбовании. Майтенер снова пришлось их разнимать, а потом оба спорщика наперебой извинялись перед плачущей Манни. Тевейра и Майер, которые стали свидетелями самого финала, хотели незаметно улизнуть, да не вышло.

— Эй, Майер! — обрадовался Майстан. — Моё почтение, красавица! Да ладно, Манни, все свои. Скажи ещё, что не красавица! Майер, топай сюда, смотри, какую штуку нам дали.

— Всё хорошо? — Тевейра обняла Майтенер за плечи и та молча кивнула, всё ещё прижимая к лицу платок.

— Идём, — шепнула Тевейра, — пусть поболтают. Им ведь так хочется.

Когда Майтенер покидала кухню, они обе улыбались и едва сдерживали смех.

— Во даёт! — с уважением покачал головой Майстан. — Чтобы утешить Плаксу всего за минуту! Айри, колись, где ты нашёл такую?

— Где нашёл, там уже нет, — отмахнулся Майер. — Ну, здравствуй, что ли! Так толком и не поздоровались.

Майстан хоть и старик на вид, а хватка стальная.

— Рад видеть, — добавил он просто, отпуская Майера. — Вечно вы умудрялись вляпаться по уши в г…

— Я всё слышу! — предупредила Мерона, появившись на пороге кухни. — Таэрвен, попробуйте хоть вы его утихомирить. У нас полно дел, а они могут часами трещать.

И ушла.

— Это мы можем часами трещать? — не поверил своим ушам Майстан. — Эти две сороки не умолкали ни днём, ни ночью, а мы, значит, любим трещать?

— Ты — особенно, — оборвал его Умник. — Таэрвен, вы очень кстати. Так что делают с этим чемоданчиком?

— Сейчас покажу. — И Таэрвен поставил рядом с первым чемоданчиком второй. Тоже небольшой, он сошёл бы и за папку для бумаг с кожаными, слегка потёртыми боками. — У нас таких четыре, мне разрешили взять два. Их долго делать, но мы сделаем ещё. Вот инструкция, — положил он на стол карту памяти и открыл тот чемоданчик, что принёс с собой. Внутри оказались светящиеся синим предметы, больше всего похожие на старинные медицинские грелки. Три «грелки» и пульт.

— Чемоданчик — источник энергии, а это — опорные точки, — пояснил Таэрвен. — Их надо размещать так, чтобы перпендикуляр к плоскости, которую они образуют, указывал по оси портала. Чем дальше их разнести, тем лучше.

— А это что, штатив? — Майстан с живым интересом заглядывал внутрь чемоданчика.

— Да, чтобы закреплять. Вот пульт, — показал Таэрвен. — Его нужно настроить на тех, кто может пользоваться вариатором.

— Вы как придумаете название, потом хоть со смеху ус…

— Майс! — Мерона вновь возникла на пороге. — Мы всё слышим. Последи за речью, если можно.

— А на кой они всё слышат? — удивился Майстан, потерев голову ладонью. — А, ну да, конечно. Ладно, не кипятись, уж и слова не скажи. Давайте, Таэрвен, меня подключайте.

— Ты спятил? — поинтересовался Майер. — Тебе это зачем?

— Хочу прогуляться к той милой дверце, — осклабился Майстан. — И посмотреть, что будет с той синей пакостью, если нажать на эту кнопку. Ты ещё не понял, старик? Там летают ракеты. Человеку там тоже нормально, значит, оттуда армия может припереться. А потом и к нам может дойти. Ещё есть вопросы?

— Возьмите с собой Аванте, — посоветовала Мерона. — Одну или нескольких. Майс, ты умница, я всегда говорила. Майтенер хочет пойти с тобой.

Мужчины переглянулись. Как только дело доходило до драки, Плакса становилась бесстрашной и даже свирепой. Главное было — испугать её как следует. Может, потому она постоянно твердила, как заклинание, «Я не испугаюсь».

— Как в старые добрые времена, — заключил Умник. — Идёмте, костюмчики вам подберу.

— А сам? — поинтересовался Майстан. — Сам-то пойдёшь?

Майтенер появилась на кухне. Умник посмотрел в её глаза.

— Пойду, — решил он. — Сколько же можно дома сидеть!

— Вы спятили. — Мерона покачала головой. — Майер, а ты остаёшься. Ты теперь государственный деятель, забыл? У тебя сегодня много дел!

— Старик, не кисни. — Майстан хлопнул Майера по плечу. — Мне показали, что было там, в больнице. Дай и нам пару подвигов совершить.

Майер, только что бывший мрачнее тучи, расхохотался и хлопнул Майстана в ответ.

— Держитесь от входа в портал на расстоянии не меньше десяти метров, — предупредил Таэрвен, наблюдавший за сценой с явным удовольствием. — Прочитайте инструкцию. Подходите по одному, я настрою пульт. Там заряда должно хватить минут на сорок максимальной турбулентности. Для полной подзарядки…

— Малыш, не нуди. — Майстана только могила исправит. — Ну, без обид. Если это в инструкции, сам прочту. А за сорок минут мы на другой край Вселенной слиняем, — добавил Майстан. — Умник, не стой, как пень, тащи сюда костюмы и пушки. Майер, а ты иди займись делом! Не смущай Манни!

— Манни. — Майер осторожно обнял её. — Будь осторожнее. Присматривай за ними.

Плакса рассмеялась и дала Майеру по шее, а затем поцеловала в щёку.

— Присмотрю. Он прав, иди, тебя ждут. Рони, не волнуйся.

— Мерона, — раздался голос Аганте. — Вереан пропала. Четверть часа назад я говорила с ней, сейчас её нет в отеле, охрана говорит, пропала из запертой комнаты.

— Началось, — проворчал Майстан. — Умник, иди уже за барахлом.

106

Тропа, Вереан

Она связалась со всеми своими сослуживцами и товарищами по академии, которые были в пределах досягаемости. Почти все, кто отозвался, тотчас же согласились лететь на Стемран, где создавалась новая Империя. То, что это будет именно империя, и именно в духе нынешней, Вереан не сомневалась. Аганте становилась не менее популярной, чем Мерона и её дочь. Но если к Мероне и Тевейре шли за советом и сочувствием — а это значило немало — то к Аганте можно было обратиться по всему, за что отвечали власти. Она с первого раза запоминала посетителя, и никогда не забывала поинтересоваться, как чиновники исполняют предписания. При этом ещё находила время для собственной, личной жизни…

«Мы отобьёмся, — подумала Вереан. — Старый Мир справится сам. Заодно увидим, кто на чьей стороне и избавимся от оставшихся паразитов. Война полезна, она поднимает со дна всё самое мерзкое, и его проще выловить и уничтожить. Вот и мы отобьёмся. И переловим всех тех, кто готовил вторжение. Её Величество говорила о флоте — значит, прибудет не менее сорока восьми кораблей. И где-то здесь ещё есть ангары, где стоят, готовые к старту и оснащённые современным оружием корабли заговорщиков. И посол дома Нерейт имеет к этому отношение. И именно с ним мне нужно потолковать».

Работа позволяла прогнать все невесёлые мысли. Пантера не может жить в спокойствии, ей нужен бой, драка. И повод для драки представляется очень веский. «Я сегодня же нанесу ему визит, — подумала Вереан. — Амран указывал на посла, и многие другие признаки налицо: построить ангары тайно можно было только под прикрытием, а что удобнее, нежели крупная стройка? Кто строил энергичнее всего? Нерейт. Фармацевтическая фабрика под носом у всех, а кто в курсе, что там творится на самом деле? Я разворошу этот муравейник, — думала Вереан, облачаясь в „броню“. — Уже привыкла, уже без неё трудно. Но главное — ожерелье».

Лес давно контактировал с роботами и нашёл способ управления или взаимодействия, сказали ей «дети» Мероны, которые обследовали её сразу после событий в загородном доме посла. А конгломерат у неё в крови явно сделан по схожей технологии. Отсюда и влияние камшера — пока древесина не умерла окончательно, она содержит похожие структуры — те самые, которые делают камшер огромным ретранслятором, голосом Леса. Великаны выслушивают и принимают решение, а камшеры помогают донести его до самых отдалённых уголков Леса, до каждой травинки и каждого червячка. И конгломерат подчиняется их голосу, он становится пассивным. Лес успел настроиться и на людей, а побочным эффектом близости камшера или лесного великана стала нейтрализация некоторых видов наложенных программ. Лес воспринимает их как своего рода паразитов и избавляется от них. Поживите в Лесу, и у вас пропадёт тяга к наркотикам, вас не так сильно будет донимать гнус и прочее, вы не подцепите в Лесу заразу. Лес не станет безопасным: в природе всё-таки законы суровы и жестоки, но от части наших собственных напастей Лес избавит.

«Удалю конгломерат, — подумала Вереан. — Покончим с Реммером и его армией, и удалю. Или приучусь выключать, если это возможно, я всё-таки уже давно привыкла к тому, что „внутренний госпиталь“ помогает при мелких неприятностях вроде порезанного пальца или не вовремя начавшегося цикла. Я уже забыла, что такой нормальный цикл, конгломерат не позволяет ему длиться дольше одного-двух дней. Может, потому и человеком себя не очень чувствую».

Скрип, сквозняк. Но охрана на месте (Вереан не отказывалась, ей тоже нужно спать, а лишние глаза никогда не помешают), тревоги не поднимает. Откуда тогда сквозняк?

— Пантера, ты параноик, — прошептала Вереан и улыбнулась своему отражению. Хороша. Вот когда не пытается казаться человеком без лица, она выглядит просто великолепно! Подумаешь, сорок с лишним лет. Жизнь только начинается. В новом государстве, у которого большое будущее…

Скрип. И Пантера собралась, прогнала все романтические мысли прочь. Вереан, уже почти рефлекторно, провела ладонью по поясу, приводя костюм-тефан в рабочее состояние. Пистолеты на месте, кинжал на месте, прочий арсенал тоже при себе. Когда она там, «на приёме» у детей Мероны разоблачилась, то произвела большое впечатление. Человек-танк, человек-истребитель, человек-терминатор.

Щелчком пальцев запускаем «зеркальце». Теперь вокруг летает крохотный эфемер и докладывает обстановку. Приоткрылась дверь в кладовку. Провалиться вам, как в дешёвом фильме ужасов! Вереан сделала шаг из ванной, раздумывая, не поднять ли тревогу.

Тихо. Зеркальце ничего не показывает. Вереан пожала плечами, убедилась, что в кладовке — чуланчике, где прислуга хранит пылесосы и прочее — всё чисто, закрыла и заперла дверь. Взялась за ручку двери в спальную, открыла…

Звонок сигнализации Вереан услышала уже потом — ветер дунул ей в спину, да так неожиданно, что она впервые в жизни не успела отреагировать. Вновь порыв ветра, и Вереан поняла, что стоит отнюдь не в спальной. Она вскочила на ноги, обернулась, но сзади не было никакой двери.

А под ногами… бетон. Как его называют сейчас, пластон. На вид неотличим от древнего бетона, какой можно отыскать разве что в провинции наподобие Стемрана. Настоящий, современный пластон — прочный, самозалечивающийся, на нём себя комфортно чувствует себя и человек, и автомобиль (если вдруг захотелось поездить по-старинке, а не лететь, как делают все нормальные люди).

Туман и круговерть над головой. И едва уловимый оттенок синего во всём. «Тропа, — осознала Вереан. — Это то, что Амран назвал Тропой. Помню, помню этот туман и синеву, и запах — так пахло из-за той двери».

Страха не было. Пантера не умеет бояться. Наоборот, случившееся только обострило чувства и придало сил. Вереан запустила ещё несколько зеркалец (пусть летают вокруг) и замерла, прислушиваясь и принюхиваясь.

Неизвестная планета Лес-2, Шайка

— Это кто назвал «Лес-2»? — проворчал Майстан, поддерживая Майтенер. Выход с тропы был на высоте почти полутора метров от камня. — У кого столько фантазии? У тебя, Умник?

— Мальчики, не ссорьтесь, — попросила Майтенер. В костюме она вовсе не выглядела доброй и чувствительной бабушкой. Особенно, когда подкрасила седые волосы.

— Ладно, ладно, — буркнул Майстан. — Красавица, а тебя как величать?

— Аванте, — отозвался робот. — Можете придумать мне другое имя, я не обижусь.

— Класс! — Майстан в восторге. — Во даёт! Без обид, милая, я что думаю, то и говорю, не то, что некоторые.

— Умолкни, — посоветовал Умник. В костюме и он выглядел не как старый брюзга. — Умолкни и послушай.

— Птички поют, — пожал плечами Майстан. И тут же спохватился. — Птички?!

— Птички, — восхищённо подтвердила Майтенер. — Вон, смотрите! Это же соловей! Смотрите, какой красавец!

— Надеюсь, что люди самозародиться не успеют, — проворчал Умник. — Где та дверь-то?

— Вот в той чаще, — указала Майтенер. — Аванте, ты можешь разведать, что тут творится?

Аванте кивнула, из леса, взмыв над кронами, к ним стремительно понеслись несколько облачков. Майтенер вздрогнула, крепче схватила Майстана за руку. Умник заметил, что губы её шевельнулись, и сдержал улыбку. «Я не испугаюсь!», — что ещё она может сказать?

Ещё четыре Аванте возникли вокруг.

— Вы все такие одинаковые, — Майстан потёр лысину. — Может, перекраситесь как-нибудь? Ну, я не знаю… пояса свои перекрасьте что ли.

Роботы переглянулись… и повиновались, Майтенер пришла в восторг.

— Спасибо. — Умник коротко поклонился. — Нам нужно знать, что происходит вокруг базы и в ней самой. Там есть люди?

— Нет, — отозвалась одна из «местных» Аванте с синим поясом. — Кроме вас, тут нет других людей.

— Тогда так, — решил Умник. — Ты и ты — идёте с нами, остальные — патрулируйте окрестности, чтобы нас не застали врасплох.

Три Аванте обернулись облаками и исчезли. Как ветром сдуло.

— Ладно, команда пенсионеров, — усмехнулся Майстан. — Пошли, посмотрим, что это за Тропа такая. Умник, дай сюда пульт! Дай, говорю, не то нажмёшь на кнопку случайно, знаю я тебя.

— Ой! — Майтенер вздрогнула. — Смотрите, дракон! К нам ползёт! А он тут что делает?

Умнику страсть как не хотелось подходить к «дракону» близко. Рефлексы впечатались в память намертво. Можно по пальцам руки сосчитать тех, кто лично видел на Стемране «дракона», и пережил эту встречу. Умник один из них.

— А чем он занимается у вас? — Майстан взял за руку Аванте с красным поясом — ту, которая пришла с ними.

— Управление климатом, — отозвалась та немедленно. — Нормализация атмосферы, мелиорация.

— Обалдеть! — восхитился Майстан. — Слушай, так они что, все были мирных профессий? Терминатор — спасатель, это я понял. Это, стало быть, фермер-огородник, лесник и всё такое. А «ёж» тогда кто? Пугало? Клоун?

— На кой лесу клоуны? — Умник повертел пальцем у виска. — Клоун тут один.

— От клоуна слышу. Аванте, а кем у вас работают «ежи»? Ну, такие роботы, все с иглами.

— Они лечат, — пояснил робот.

— Ничего себе доктора! А боевые машины у вас есть? Ну, по-настоящему боевые, военные?

— Есть, — подтвердили обе Аванте в голос, и Умнику стало зябко.

— Если эти фермеры-доктора нас чуть не повывели, — медленно проговорил Майстан, — то я не хочу видеть их военную технику. Лучше бы не спрашивал! Умник, кончай уже читать, нашёл библиотеку.

— Всё, хватит! — Майтенер сидела, поглаживая «дракона» по спине, вблизи робот больше всего напоминал броненосца. И, похоже, ему нравилось, что его гладят. Если им вообще может что-то нравиться. — Какая прелесть, да? Идёмте уже, не на прогулке же.

— Это верно. — Майстан поправил рюкзак. — Идёмте, закроем эту лавочку. Страсть как хочу увидеть, что будет.

107

Тропа, Вереан

Чудились шаги, а дезориентация была настолько мощной, что у Вереан несколько раз начинала кружиться голова. Она даже ущипнула себя несколько раз — не спит. А если бы и спала, как понять? Зеркальца кружились, передавали карту во всех диапазонах, а связь с ними быстро гасла, поэтому дальше, чем на десяток метров умные роботы не отдалялись.

Вереан оставила маркером-фонариком светящуюся пометку в том месте, где «высадилась» и принялась, поглядывая на создаваемую «карту», идти по спирали, удаляясь от точки.

Рефлексы спасли её. И интуиция. Вереан успела упасть, а над ней пронеслось, разрывая туман в клочья, нечто продолговатое и большое. Стой Вереан где стояла, ей оторвало бы голову. Вереан откатилась в сторону, немного подождала, прислушиваясь, и вновь над ней пронёсся силуэт. На этот раз зеркальца успели его зафиксировать.

«СКА-4, — ошеломлённо подумала Вереан. — Наше основное тактическое оружие. И летит не в космосе, а здесь! Откуда и куда?».

Шаги. Шаги и голоса, голоса человеческие. Хруст камушков. «Я сплю, — подумала Вереан, — или сошла с ума». Это была старинная машина, электромобиль — зеркальце последовало за автомобилем, в котором сидели двое в военной форме. Картинка угасла, уж очень связь неустойчивая. «Ничего, зеркальце вернётся, оно умное, — подумала Вереан. — А мы пока поинтересуемся, что за машина».

«Я до сих пор иногда думаю про себя „мы“, — осознала Вереан. — Пантера, вспомни, чем со мной занимался Вантран? Что случилось с Шеггер? Откуда взялись сверхсолдаты в гвардии Её Величества? Я ничего не помню. Просто нет воспоминаний, и всё. Как стёрли».

Она дошла до следов автомобиля — раскрошенных камушков. Присела, провела указкой-анализатором. Точные данные будут чуть позже, но это действительно автомобиль, электрический модифицированный армейский «Шквал». В случае необходимости может служить истребителем ближнего действия, хотя с защитой у него плохо. А вот что на самом деле плохо — это электрический двигатель. Непонятно, зачем его поставили. Но ведь поставили зачем-то! Такие ставят, если фантомные контуры работают неустойчиво, или если нельзя использовать фазовые реакторы.

Лица. Не будем поддаваться иллюзиям, лица были незнакомые. А связи с базой данных Министерства Безопасности здесь нет так же, как нет и со всеми прочими. Ладно, это всё потом.

Она шла долго, и дошла до… стены. Гладкая, каменная стена уходила вверх, она терялась в тумане. Автомобиль доехал досюда и… пропал. «Куда он делся? Есть проход, но не всем виден? — размышляла она. — Очень мило. Не будем оставлять пометок, мало ли. Но как-то отметить это место нужно». Вереан добыла ещё одно зеркальце — предпоследнее — и настроила робота-разведчика так, чтобы кружил тут поблизости и всё фиксировал. А сама медленно пошла вдоль стены, всматриваясь в показания зеркалец.

Минут через двадцать вновь мимо неё пронеслась «сигара» — ракета. Как их много! Летят одна за другой, и неясно даже, сколько уже пролетело, куда направляются. «У Реммера теперь своя армия, — осознала Вереан, — и сейчас только я вижу, что армия эта огромная. И она вот-вот придёт в движение. И я ему зачем-то нужна. Зачем? Почему не устроил охоту за мной, когда стало ясно, что меня не привели к нему? Реммер не дурак, а значит, я и должна была остаться тут. Это входит в его планы. И пока не могу понять, что во мне такого, что нужно ему и почему меня до сих пор не убили».

Она увидела… и ей стало страшно. Овальное «окно» в стене, в которое влетали ракеты. Тормозили, находили себе место на огромной каменной равнине и замирали. А другие время от времени взлетали, и уносились куда-то. «Там нет воздуха, — поняла Вереан. — Я помню, как выглядит небо в космосе. Там нет воздуха. Планетоид? Но где?». Она отправила зеркальце ближе к окну, чтобы сделать снимок. «И почему здесь есть воздух, — продолжила она свои наблюдения, — почему он не уходит туда, в безвоздушное пространство? Никто в Империи, понятно, не считая Реммера и его людей, не слышал никогда о Тропе, не видел и не понимает, какую опасность она таит. Здесь нет охраны, значит, я вошла сюда не штатно, иначе давно бы засекли».

И… нет, ей не показалось, не померещилось, она действительно услышала новые голоса. И голоса знакомые. Вереан бросилась на пол, дождалась очередной ракеты, и поползла в сторону голосов. А когда стало можно вновь встать, она встала и побежала.

Неизвестная планета Лес-2, Шайка

— Впечатляет, — заметил Майстан, глядя на Тропу. — Что-то сегодня летят не так часто. К дождю, видно.

— Не смешно, — Плакса дала ему по шее свободной рукой, не отводя линии огня от проёма. — Эри, что там у тебя?

— Всё, уже заканчиваю, — Умник захлопнул чемоданчик и взял пульт в руку. Удобный какой, сам «липнет» к руке, уронишь — не падает, а возвращается в ладонь. Умно. Определённо, на этом Тессероне знают толк в технике. — Нажать на кнопочку и…

— Не вздумай! — предупредил Майстан. — Мы же рядом с этим всем.

— Не бойся, не нажму, — успокоил его Умник. — Так, если держать их в чемоданчике, то дальность… в общем, можно проверить метров с двухсот на малой мощности. Не хочу сразу на полную включать, мало ли.

— Не стреляйте! — донеслось из проёма. Плакса вздрогнула, но не выстрелила. — Не стреляйте.

— Вереан?! — поразился Умник, доставая пистолет. — Это вы?

— Я. — Вереан появилась из двери, глядя на встречающих — три человека и три робота. — Вы очень кстати! Похоже, там есть дорога. И по ней только что проехал автомобиль. Электромобиль.

— Там, по Тропе? — не поверил своим ушам Умник.

— «Шквал» двенадцатого года выпуска с электрическим двигателем.

Умник и Майстан переглянулись.

— Это ваши? — поинтересовался Майстан, тут же спохватился. — Я в смысле, это имперская техника?

— Да, одна из новейших.

— Ну и на кой им электрический? Он кого там прятаться? — скептически заметил Майстан. — Или есть от кого?

— Не знаю. Этот тот самый дестабилизатор? — указала Вереан на чемоданчик. — Оперативно.

— Он самый, — проворчал Майстан. — Всегда беру с собой на пикник. Мало ли.

Вереан расхохоталась, прежде чем Майтенер снова одёрнула Майстана.

— Хотите испытать его на этом входе?

— Да, а что, есть возражения?

— Небольшое. — Вереан указала в сторону «дверного проёма». — Автомобиль куда-то проехал. В нём сидели двое военных и один в штатском.

— Я, конечно, тупой, — Майстан почесал подбородок, — но можно простыми словами?

— Я хочу нанести им визит. Аванте, ты ведь пойдёшь со мной, если я попрошу?

Роботы — все три — на пару секунд задумались и, к немалому удивлению остальных, кивнули.

— Мстить решили? А если с той стороны вас давно поджидают?

— Мне нужен «язык», — терпеливо пояснила Вереан. — Амран рассказал много, но не всё. Времени мало, понимаете? Там нас никто не ждёт. Я знаю, как охраняются наши базы. Там мои «зеркальца» не пролетели бы и шагу, их давно бы сбили, а меня начали бы искать. Реммер не дурак, просто они считают, что контролируют доступ сюда.

— Вы так в этом уверены? — скептически приподнял брови Умник.

— Мы живы, — коротко пояснила Вереан. — Поэтому уверена.

— То есть найти вход, схватить кого-нибудь, а потом убегать со всех ног, и вся их армия побежит следом.

— Их армия уже в пути. А там, куда уехал автомобиль — небольшая база.

— Можно узнать, почему?

— Посмотрите, как они одеты, как держатся. — Вереан протянула карту памяти. — Посмотрите, посмотрите. У нас за такой вид они бы уже лишились званий.

— Расслабились, значит. А если там на самом деле армия?

— Они могли прийти сюда в любой момент, — указала Вереан. — Должны были патрулировать, но не патрулируют. Значит, мы у них в тылу. В любом случае, я загляну. По крайней мере, загляну.

— Она тоже спятила, — пояснил Майстан, широко улыбаясь. — Ещё не поздно взять её в Шайку. Раз уж мы выехали на пикничок. Ну что, я, пожалуй, прогуляюсь с ней.

— Кто-то должен остаться здесь с дестабилизатором, — возразил Умник. — Ну что, как в тот раз? Манни, ты идёшь?

— Иду. — Плакса провела ладонью по воротнику, включая костюм, сняла оружие с предохранителя.

— Ну, начали! — Майстан и Умник три раза выбросили фигуры из пальцев. По два раза оба выбрали колодец, на третий раз у Майстана вышел нож, у Умника — бумага.

— Ты остаёшься. — Майстан похлопал помрачневшего Умника по плечу. — Включай костюм и готовься делать ноги, если что.

— Размялся, ага, — проворчал Умник, наблюдая, как остальные идут твёрдым шагом в сторону входа. Одна из Аванте осталась с ним. — Ну скажи, есть в этом мире справедливость?

— Есть, — тут же отозвалась Аванте, — но её нужно добиваться.

— Это ты у кого такому научилась? — ошеломлённо отозвался Умник, и робот засмеялся голосом Аверан, звонко и весело. И казалось, весь окружающий лес радуется вместе с ним.

108

Тропа, Вереан и Шайка

— Мы тут уже час стоим, — едва слышно шепнула Плакса. Она и Майстан стояли по одну сторону того места, куда въехал автомобиль, Вереан по другую. Из-за тумана их не будет видно, особенно если здесь в самом деле чувствуют себя в безопасности. Если вояки нашли Тропу, дело плохо. Совсем плохо!

Одна из Аванте, что была рядом с ними, взяла Майтенер за руку и та успокоилась. И в который раз поразилась: «Робот же, а как живой! Не отличить! Узнать бы, откуда они такие взялись».

— Внимание, — голос Вереан, в самом ухе — вот и в который раз пригодились армейские рации. — Приготовиться.

Мимо них, хрустя попавшими под шины камушками, проехал автомобиль. Неторопливо. «Действительно, расслабились, — подумал Майстан. — Совсем расслабились, уроды».

— Я внутрь, автомобиль ваш, — голос Вереан.

— Выбрось их из автомобиля, — приказал Майстан, и Аванте умчалась в туман. Майстан кивнул Манни и оба (костюмы в «зеркале», окружающим не увидеть) помчались в сторону автомобиля. Как и было приказано, Аверан сняла обоих солдат с автомобиля и прижимала к земле. Автомобиль тихонько гудел поблизости.

— Расслабьтесь, ребята, вы в заднице, — сообщил им Майстан, добывая коконы и наручники. — Вы арестованы за незаконное ношение оружия. Лежать тихо.

— Где ты научился? — Майтенер содрогнулась. И на кой они тут, с такими-то роботами?

— Полицейские фильмы смотрю, — пояснил Майстан, выпрямляясь. Снял с них оружие, выгреб из карманов всё, что там нашёл. Пересыпал в одну из сумок для трофеев. — Спят. Что дальше? Пантера, у нас чисто, — сообщил он. — Автомобиль с пленниками отгоним на улицу.

— Быстро ко мне, — услышали они. — Автомобиль оставьте у выхода.

* * *

Это был склад. Огромный, судя по запаху, тут хранились горюче-смазочные материалы и запчасти. Мило.

— Никаких камер, — отметила Вереан. — Дилетанты. Я расспросила дежурного, — указала она на лежащего без сознания солдата, она спрятала его так, что сразу и не заметишь среди ящиков. — Толку от него нет, нужно взять кого-нибудь из операторов. Я выхожу первой вот в эту дверь. Аванте со мной, вторая прикрывает вас. Знаешь, что такое «прикрывать»? Отлично. Вы следуете за мной, если тревога позади — немедленно сообщаете, отступаем. Вперёд меня не лезть.

— Так точно, господин полковник, — проворчал Майстан, вытянувшись по стойке «смирно». Вереан улыбнулась уголками рта.

— Костюмы в «зеркало», оружие к бою. Пошли!

* * *

Нападение Шайки на штаб-квартиру роботов было самым эффектным боем. И самым страшным. Майер и Плакса отбивались от бросившихся навстречу терминаторов, Майстан и Мерона стреляли по главной цели, а Умник сидел за штурвалом. Вот кто пилот высшей квалификации! Не зря он обожает гонять на автомобилях, да так, что кровь в жилах стынет.

Та операция длилась ровно сорок секунд. Умник вдавил так, что их всех вжало в кресла, на дистанцию огня они подошли на двойной звуковой, и всё зависело от точности стрелков. А стрелять те умели очень и очень, тренировок было столько, что никому не пожелаешь. Две электромагнитные мины рассеяли, пусть и ненадолго, тучу защитников штаба, и тогда Мерона отправила в шахту ещё две мины. Электромагнитную и термическую. Обе попали в яблочко. А потом они летели оттуда что было сил, и вся летучая армия роботов гналась следом — так показалось — а потом неожиданно отстала, когда сработала термическая мина, и от генералов ничего не осталось. А их корабль чуть не сбили свои же — то есть, сбили бы, если бы оставшегося заряда не хватило на отражение ракеты. Потом они выкарабкались на взлётное поле, их окружили мрачные солдаты Альянса, а они уселись на мокрый пластон, все пятеро хохотали, хохотали и не могли, и не хотели уняться… Помнится, их первым делом направили к психиатру, допрашивать в тот момент было бесполезно. И вскоре пришло сообщение, что роботы дезорганизованы, их рейды прекратились, вся их роящаяся армия собралась над руинами штаб-квартиры…

* * *

На этот раз всё происходило не менее эффектно. Вереан открыла дверь — Майстан с Манни не успели ничего толком заметить — и вот уже двое солдат, проходивших мимо склада, лежат. Ни криков, ни звуков сирены. Солдат оттащили внутрь помещения, сработали чисто, никто не заметил. Звуки послышались, только тогда, когда Вереан, выбрала для броска неприметную дверцу (туда остальные двое ни за что бы сами не пошли) и уже прикоснулась к ручке двери; как потом оказалось, эта дверь вела в самое сердце базы, там был пульт управления коммуникациями и системой обороны.

Двое из трёх дежурных оказались столь же незаметно упакованы в кокон, а третий, в звании лейтенанта, только начал опускать руку, и пистолет взлетал ей навстречу, но пальцы Вереан уже опустились на его голову и оператор рухнул. Вереан подержала ладони прижатыми к его вискам ещё секунд пять, не обращая внимания насирену (а у Майстана и Майтенер уже свербило в самом чутком месте), после чего подошла к пульту и прикосновением к сенсору выключила тревогу. Она усадила оператора за пульт, и, прижимая его ладонь к другому сенсору, отключила основной энергетический контур. После чего («старички» не забывали следить за выходом, пусть от изумления едва могли слово сказать) приоткрыла окно — сняла защиту с одной из рам — и, не спеша прицелившись, выпустила несколько зарядов в одни ей понятные цели.

Грохот, вспышка.

— У них есть занятие, — пояснила она, — забираем его и быстро уходим!

Занятие нашлось, но не у всех. Когда они открыли вновь ту самую неприметную дверь, с той стороны уже подбегали. Правда, хозяева базы ждали «гостей» совсем не оттуда, и «гости» успели первыми. «Ставьте паралич, — приказал Умник, — раз мы все такие гуманные стали. Но я бы ставил обычные боевые».

И тут перед гостями сгустились две человекообразные фигуры. Манни вздрогнула, а Майстан выругался. Старые знакомые. Собрались в те самые уродливые человекоподобные фигуры.

Терминаторы шевельнулись было, чтобы кинуться на пришельцев и вдруг замерли. Замерла и Аванте. Просто стояли и «смотрели» друг на друга.

— Уходим! — приказала Вереан, отправляя за угол ещё несколько пуль. Судя по звукам, пули нашли цели. — Уходим, пока они заняты!

Ни Майстан, ни Майтенер не стали задавать вопросов о том, что же делать с Аванте. Что будет, то будет, в любом случае костюмов достаточно, чтобы отбиться от всех троих.

Они уже дотащили пленника до выхода на Тропу, как позади собралась из облака Аванте.

— Я остаюсь, — просто сказала она. — У вас есть жёлуди?

Вереан не растерялась.

— У вас есть мэйсы? — осведомилась она. — Жёлуди.

— У меня, — призналась Майтенер, выключая костюм. Секунд десять она копалась в карманах, и это были самые непростые десять секунд, с той стороны склада слышались крики и стрельба, и ежу понятно, что преследователи могут вот-вот ворваться внутрь. Аванте улыбнулась, взяла мэйсы и… упорхнула прочь.

— Лесник, — проворчал Майстан, первым выбравшийся на тропу. — Умник! Умник, ты меня слышишь? Держи пульт наготове, сейчас начнётся!

Но началось раньше, Вереан что-то почуяла первой и, махнув остальным, чтобы они пригнулись, выпустила несколько очередей в туман, вдаль. Оттуда тоже стреляли, но, похоже, наугад. Вереан взяла «трофейный» ракетомёт и обернулась к Майстану.

— Садитесь в машину и быстро наружу! Я прикрою.

Майстан встряхнул Манни, та, похоже, не до конца ещё вспомнила былые рефлексы. Управлять армейским автомобилем оказалось просто, жаль только, что «электричка» очень уж медленно ехала. Только чудом их не сбила очередная низко пролетавшая ракета.

— Стой, где стоишь! — кричал Майстан, потому что Умник бросился им навстречу. — Стой, где стоишь!

— Что за уродство? — поинтересовался Умник брезгливо глядя на автомобиль. Он, конечно, пройдёт по любой дороге, но изящества для него не планировалось. — Где Вереан?

— Там, — махнула Манни рукой, — сейчас будет. У тебя всё готово?

— Всё. — Умник поправил чемодан так, чтобы тот указывал плоскостью в сторону «проёма». — Только кнопочку нажать.

Звуки стрельбы. Очень громкие, а ведь на Тропе звуки и радиоволны гаснут очень быстро.

Вереан появилась неожиданно, выстрелила на бегу несколько раз назад, в проём. Вспышка, раздался грохот, осколки со свистом пронеслись над головами остальных.

— Давай! — крикнула Вереан Умнику, подбегая к автомобилю. — Давай, включай!

И он включил. Легонько прикоснулся к пульту. Все встали, или хотя бы повернулись, чтобы увидеть, что будет.

* * *

Хлопок. Синяя вспышка, рябь прошла по тому месту, где была дверь на Тропу — и всё кончилось. Нет двери, нет проёма. А где было строение, маскирующее вход, теперь находилась яма. Обычная глубокая яма.

— Н-да. — Умник почесал в затылке. — Может, надо было помощнее? Не впечатляет.

Вереан жестом заставила его замолчать. Она замерла.

— Уходим! — приказала она. — Быстро, к проёму! Быстро!!

Они и сами почуяли, но чуть позже, всего лишь за секунду-две до того, как началось. Вначале показалось, что кто-то невидимый и могучий просто всосал часть земли и камней так, что яма на месте здания-входа стала почти идеально круглой пропастью.

А потом тот же невидимый великан словно выплюнул всё втянутое обратно. Майтенер держала камеру, не отводя её от того, что творилось за их спинами, а там земля перемешивалась, словно кашевар-исполин перемешивал варево в огромном котле, щедро разбрызгивая его во все стороны с убийственной скоростью. Одна такая «очередь» прошла совсем рядом с автомобилем.

— Вылезайте из машины, — приказала Вереан и первой запрыгнула на висящий в воздухе «порог», она протянула руку Майтенер, — давайте. Быстро! Манни, не оглядывайся!

Одна из «струй» камня и земли понеслась прямо в «проём», но Майстан успел сбросить доски, лежавшие на границе Тропы и Леса-2, и уже пригнувшиеся «зрители» смотрели, как стихия постепенно унимается, сквозь невидимый барьер не прошло ни камушка. Теперь на том месте, где стояла база, оставались только разбросанные огромными грудами камни, земля и песок.

— Я думал, она рванёт, — подумал вслух Майстан. — Там столько всякой дряни было.

Вспышка. Ярчайшая белая вспышка — а когда чёрные зайчики перестали прыгать перед глазами — база исчезла. Огромным куском серой ваты повис дым, его постепенно уносило ветром. Видно было, что горящий вокруг уничтоженной базы лес перестаёт гореть. Умник готов был поклясться, что видел, как «дракон» заливает огонь пеной. Он ещё и пожарный!

— Зачистили, — заметила Вереан, присела и прикоснулась к шее пленника. — Доктор Маэр, можно вас попросить быть осторожнее с пультом?

— Да, Умник, ты бы выключил, — спохватился Майстан. — А то ведь на Тропе стоим. Чуть что — и пыли от нас не останется.

Все пережили несколько неприятных секунд, когда пульт чуть не выскользнул у Маэра из руки. Огонёк погас, дестабилизатор выключен.

— Слушай, ты его точно выключил? — поинтересовался Майстан. — Смотри, возле чемоданчика туман как будто пропадает.

— Выключил, — огрызнулся Умник. — Так, умолкните, нас вызывают. Рони? Рони, это ты?

— Я, — голос был едва слышен. — Вы где? Тут такое творится! У нас двадцать зафиксированных взрывов в черте города, есть пострадавшие!

— Похоже, из всех проходов «дунуло», — заключил Майстан. — Надо было раньше головой подумать, прежде чем кнопку нажимать.

— Рони, та летняя резиденция посла уцелела?

— Там кратер, — спокойным голосом сообщила Мерона. — Пожар уже потушили. И мы остались без отеля «Величие». Только чудом никого не убило.

— «Дунуло» отовсюду, — согласилась Вереан. — Видимо, из всех проходов, которые они успели открыть. Мне очень жаль. Отель был украшением планеты.

— Новый построим. — Майстан склонился над спящим пленником. — Давайте-ка делать ноги, мне не по себе становится.

109

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 11:40

— А ты что здесь делаешь? — спросил Майстан у Мероны, осторожно опустив «живой груз» наземь. — Тяжёлый он, зараза.

— Да, Майс, я тоже рада вас видеть. Что там случилось? Быстро рассказывайте.

— Мерона, простите — Вереан поклонилась. — Я расскажу. В городе много разрушений?

— Много. Но никто не погиб, хотя много раненых. Аганте занимается всем этим, уже всё под контролем.

Вереан улыбнулась.

— Я могу чем-то помочь?

— Можете. Умник, раз ты вернулся, я тоже делом займусь. Что это ещё за номер? — указала она на спящего солдата.

— Допросить его надо, — пояснил Майстан. — Можно, я займусь? Покажу ему пару инструментов — думаю, расколется.

— Детский сад, — скривилась Мерона. — Погрузите его в машину, отвезём куда надо. Кто ещё со мной в город?

— Мы здесь останемся. — Майтенер погладила её по щеке. — Обговорить кое-что нужно. Не злись, Рони! Там такое творится — Вереан тебе расскажет.

— Да на тебя-то я не злюсь. — Мерона обняла заулыбавшуюся Плаксу. — Это мальчики у нас как натворят, так уж натворят. Всё, грузите его быстро. Вереан, нужно поторопиться.

* * *

— Вы хотели поговорить со мной, — заметила Вереан. — У нас двадцать минут времени. Он нас не слышит?

Пленник, упакованный в «кокон», лежал в багажнике.

— Не слышит, — отмахнулась Мерона. — Да, я хочу поговорить. Мы исследовали элементы вашего конгломерата. Времени мало, но кое-что удалось выяснить. Амран тоже кое-чем поделился. Как сказал бы Умник, не рассусоливая: вы заражаете остальных конгломератом, Вереан. Я думаю, что все носители заражают.

Вереан молчала минуты две, глядя перед собой на проносящиеся под машиной деревья.

— Вы хотите меня изолировать?

— Пока нет. Пока вы в контакте с живым камшером, ваш конгломерат спит, и наружу не просачивается. Этому много подтверждений. Я думаю, вы тоже поняли, почему мы оказались к нему стойкими.

— Лес?

— Лес. Конгломерат сделан на основе тех же микрочастиц, что и терминаторы. Видимо, кто-то в Империи тайно разрабатывает эту тему. Вы говорите, что официально у вас нет образчиков частиц терминаторов.

— Нет, — признала Вереан. — Я бы знала. Подождите, — прижала она ладони к лицу, — не так быстро. То есть я передаю его другим, и дальше что?

— Дальше пока одни фантазии. У нас не было времени исследовать. У нас есть всего несколько оперативных записей, где вы прикасаетесь к людям. После этого они становились очень послушными — для вас. Верно? Есть такой эффект?

— Есть. — Вереан поджала губы. — Что с Аганте?

— Ничего. Мы не нашли конгломерата у неё в тканях, в рамках чувствительности диагноста, конечно. Не думаю, что у неё иммунитет. Скажите, у неё там, на Сердце Мира, были деревянные игрушки? Игрушки из древесины камшера?

— Были, — подтвердила Вереан. — Одну из них она потом носила с собой, как талисман. Всё, не продолжайте, я поняла к чему вы.

— Я хочу, чтобы вы всегда носили что-нибудь из живой древесины. — Мерона посмотрела ей в глаза. Машина на автопилоте, можно смотреть куда угодно. — Потом, как только от нас хоть немного отстанут, мы займёмся этим вопросом. Я уже передала оперативные сводки Её Величеству Ан Рейстан.

— Это я запрограммировала Шеггер, — заключила Вереан. — Она никогда не прикасалась ни к чему из Стемрана. Презирала тех, кто восхищался хоть чем-нибудь оттуда. Что на Старом Мире?

— Что и у нас. Правда, масштабнее. По нашим данным, зафиксировано почти три сотни подобных взрывов. Разрушений меньше, жертв больше. Пострадал Парк Времени, правда, в основном только ограда, её уже чинят. Есть несколько очагов в Старом Городе, на Крайтеоне. Ваш дом в Старом Городе и ваше поместье на Аран-Лан полностью разрушены. Мне очень жаль, Вереан.

— Мне тоже. — Вереан закрыла глаза, помотала головой. — Спасибо. Я должна поговорить с Её Величеством, а потом буду в вашем распоряжении.

— Да, я понимаю. Вереан, только честно скажите, вы собираетесь вломиться к послу дома Нерейт?

— Нанести ему визит вежливости, — улыбнулась Вереан, хотя это и далось ей с трудом. — Этот сукин сын… простите, этот человек имеет прямое отношение к заговорщикам. У него есть что-то, очень ценное для них. Аганте почуяла это.

Вереан кивнула и откинулась на спинку сиденья.

— Вы сильный человек, — добавила Мерона, понизив голос. — Простите. Впереди ещё немного неприятной работы. Потом станет легче, я уверена.

— Да, станет, — подтвердила Вереан. — Но Пантера должна свернуть шеи нескольким людям. Не отговаривайте. Если вы захотите мне помешать, вам придётся убить меня.

— Не снимайте ожерелья, — посоветовала Мерона. — И, если вы носите такие украшения, наденьте ещё браслеты на руки и на ноги. Вы знаете, что вы красивая? Когда в нормальной, человеческой одежде?

Вереан расхохоталась, не открывая глаз.

— Пантере бы очень понравились ваши слова. — Она открыла глаза. — Мне они тоже нравятся. Отдайте мне посла. Я верну его почти целого и практически вменяемого.

— Я ничего этого не слышала, — сухо отозвалась Мерона. — Но если вас засекут, полиция будет стрелять на поражение. Вы понимаете почему.

— Спасибо. — Вереан протянула руку к её щеке, но замерла.

— Не бойтесь. — Мерона улыбнулась. — За меня не бойтесь. Через два часа мы открываем портал для приёма боевых кораблей. Это подарок Империи. Постарайтесь успеть. И расскажите, что же там случилось.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 12:50

— Гани, прости, что отвлекаю. — Мерона дождалась, пока Аганте выслушает отчёт и даст распоряжения. — Как у нас дела?

— Чиним, — подняла та взгляд. — Пожары ликвидированы, все раненые в клинике. Доктор Майер лично следит за всем. Твоя дочь работает, там многим нужна психологическая помощь. Мы не сумели её удержать. Отель придётся сносить; то, что от него осталось, уже не восстановить. Скажи, это как-то связано с тем, о чём рассказывала Вереан?

— Напрямую. — Мерона уселась. — Сюда летит армия, Гани. Боюсь, это уже не гипотеза. Летит, чтобы захватить планету и сделать её базой вторжения.

— Я не удивлена. — Аганте откинулась на спинку стула. — Мы справимся? Только честно. Я знаю, что мы не попросим помощи.

— Нам уже помогают, ты слышала про корабли.

— Я не про это. Так мы справимся? Есть шансы?

— За оружие возьмутся все, — взгляд Мероны стал стальным. — Нас можно убить, но победить нас вряд ли смогут.

— Значит, мы справимся. — Аганте улыбнулась, ослепляя блеском клыков. — Рони, у меня полно дел…

— Да, моя дорогая. — Мерона подошла и обняла Аганте за шею. — Если чем-то могу помочь, звони.

* * *

Рысь о чём-то беседовала с послом Таэрвеном.

— Рони! — обрадовалась она. — Нужна твоя помощь. Нам присылают гуманитарный груз, но портал будет закрыт даже для гражданских перевозок.

— Я знаю, о чём вы подумали. — Мулат потёр лоб. — Наш портал пока закрыт. Необычайно высокая турбулентность. Мы погасим её, я уверен, но нужно время. Портал Стемран-2 тоже неспокоен, но уровень турбулентности пока единичка, а это безопасно.

— Вы связываете это с теми, — Мерона кивнула головой за спину, — событиями?

— Я вас не сильно отвлеку, если попрошу мне рассказать? — спокойно поинтересовалась Рысь. — Что вы все как воды в рот набрали!

— Прости. — Мерона взяла её за руку. — Столько всего сразу. Слушай, я вкратце.

— Ясно. — Рысь выслушала рассказ, сидя прямо на столе. — Теперь ясно, почему они так все суетятся. Послы Великих Домов Нерейт и Те-Менри тайно отзывают своих сотрудников. Это неофициально, но совершенно точно. Останутся сами послы, ну и обслуга в их резиденциях. И всё. По моим данным, уже к вечеру все сотрудники посольств покинут Стемран. Если мы не закроем портал, конечно.

— Не закроем, — спокойно отозвалась Мерона. — Что ж, доказательств нет, но всё сходится. Они уже поделили Стемран, я уверена. И первым делом выжгут Лес, чтобы не мешал.

— Роботы, — напомнил Таэрвен. — Мы можем как-то рассчитывать на них? Или Лес не станет вмешиваться?

— Не станет, — медленно отозвалась Мерона. И в самом деле, Лес не вмешивается в междоусобицы. Ему относительно безразлично, когда люди убивают друг друга. Он просто принял нас, как ещё один интересный вид, но ведь в пределах вида часто бывают массовые смерти. И это для него нормально, это спасение от перенаселения, от нехватки ресурсов. Мы для него просто интересные зверьки, или? Есть ли это «или»? Насколько вообще это осмыслено — обращаться за помощью к Лесу? Как ему объяснить, что после подавления сил сопротивления, если не удастся отбиться, Леса не станет? «Представительства» Леса теперь есть и на той загадочной планете Лес-2, и в Старом Мире. Насколько «опечалит» Лес перспектива гибели на Стемране?

«И самое главное, — осознала Мерона, — я не могу просить его о помощи. Не знаю почему, но не могу».

— Рони. — Рысь подошла, потрогала её за плечо. — На тебе лица нет. Тебе нельзя так расстраиваться.

— Мы всегда можем вывести население на Тессерон, — напомнил посол. — Я знаю, это ваш дом. Но если потребуется тактическое отступление, мы поможем. Вы же понимаете, Мерона, что мы были бы следующими.

— Да. — Мерона улыбнулась, стёрла непонятно откуда взявшиеся слёзы. — Гани уже спрашивала. Мы справимся, я уверена. Дайте мне какое-нибудь занятие. Надо подготовить всё к эвакуации, вы правы. Даже если мы отступим, мы всё равно потом вернёмся.

* * *

— Мама! — обрадовалась Тевейра. Они с Мегин пили кофе — устроили себе небольшой перерыв. «Я одна хожу, и ничего не делаю, — подумала Мерона. — Так мне кажется. Впервые чувствую себя бездельницей». — Извиняться не буду! Мы уже почти всё сделали, сёстры помогли. Каэн очень много сделал. Ты почему такая грустная?

— Что ж, мы готовы, — покивала Мегин, когда выслушала рассказ. — Орден уже действует. Мы помогаем спасателям и готовы к возможным эпидемиям и стихийным бедствиям. Там спрашивают — нужны ли нам помощницы. И помощники, — улыбнулась она. — Нужны? Я не просила, Мерона. Это предложение.

— Не откажемся, — подтвердила Мерона. — Если только на Старом Мире они не нужны больше.

— Там справятся, — заверила её Мегин. — Мы уже получили известие о том, как влияет камшер и его древесина. Передали на Старый Мир столько дерева, сколько смогли. Присядь, Рони. Хочешь кофе? У нас перерыв, отдышаться. Нас пока подменяют.

— С удовольствием, — согласилась Мерона. — Может, вы найдёте мне какое-нибудь дело?

— Сидеть здесь и чувствовать себя хорошо. — Тевейра принесла плед. — Будущей маме нельзя так волноваться! — И они обе рассмеялись. — Я вот тоже немного волнуюсь. А знаешь, Майер совсем не волнуется. Только усмехнулся, и сказал, что они получат по ушам ещё раз. И я теперь тоже не волнуюсь.

— Ну, раз Майер сказал… — Мерона позволила закутать себя и приняла чашку с кофе. — Тогда я немного побездельничаю. Мегин, если можно, попробуйте узнать, как там Вереан. Флот вот-вот прибудет.

110

Стемран, г. Стемран, Резиденция Посла Великого Дома Нерейт, Техаон 20, 163 г., 16:40

— Красиво? — Посол Креан эс ан Нерейт вздрогнул, услышав голос. Он, как и многие на планете, следил за прямой трансляцией, как корабли, переданные Великим Домом Рейстан, медленно, один за одним «всплывали» с платформ, на которых их перевозили и, окутанные синим сиянием, уходили в небеса на орбиту. «Не поможет, — подумал посол, увидев это. — На этот раз старая Империя не выдержит. Её время кончилось».

— Красиво, верно? — Вереан выпрямилась — она уже минуты три стояла, прижавшись к косяку двери, и внимательно следила за послом. — Мне они всегда нравились.

— Как вы сюда попали?! — Посол глянул на терминал — никаких признаков тревоги. Охрана на месте, всё на месте. — Один мой звонок…

— Если вы успеете его сделать. — Вереан подошла ближе к столу. — Да, я знаю. Вы держите оружие в ящике стола, — она достала пистолет, показала его послу, — держали, простите. Наш разговор не записывается. Ваши охранники считают иначе, но он не записывается.

— Что вам нужно?

— То, что нужно им, — улыбнулась Вереан. — У вас есть что-то нужное Реммеру. Передайте мне, так будет лучше для всех.

Посол рассмеялся. Потом захохотал. «Он не испуган, — отметила Вереан, — как странно».

— Передать вам. — Он успокоился. — Что, уже началось?

— Не делайте резких движений, — посоветовала Вереан. — Рассказывайте. Быстро и подробно.

— Мне нужно подойти к шкафу, — указал посол. Вереан кивнула. У неё было десять минут, чтобы осмотреть кабинет и изъять самые опасные вещички. Посол обожал хранить кругом оружие, это было так неосторожно с его стороны!

— Вот. — Посол достал шкатулку чёрного дерева, ящичек для ароматических палочек. — Здесь то, что вы ищете.

— Сядьте за стол, — посоветовала Вереан. — Так, чтобы я видела руки. Вы неприятно улыбаетесь, господин Креан. Воздержитесь на время моего визита.

В ящичке лежали мешочки с ароматическими свечами, конусами, шариками. Это верно, посол любит такие благовония. Так… Вереан замерла — конгломерат ничего не сообщал сам, теперь нужно усилие, чтобы заставить его работать. Есть! Она провела пальцами по внутренней поверхности, выложив все мешочки на стол, и дно шкатулки открылось, открывая тайник. Там — чёрная коробочка.

— Не бомба, — пояснил посол. — Не знаю, что это, но не бомба.

— Пантера. — Вереан открыла коробочку, та оказалась пультом управления. И почти сразу же осветился экран, появилось изображение Реммера. — Сеть спутников управляется отсюда. Ваша задача — нейтрализовать ПВО и обеспечить безопасную посадку десантным кораблям. Благодарю за службу.

И снова то шипение или свист, но от него теперь всего лишь ломило в висках. «Работает дерево», — подумала Вереан. Она указала стилом на изображение спутника, и оно подсветилось. Вот как. Значит, имперские погодные спутники, с которых здесь получают прогноз погоды — нечто большее. Интересно, как сумели их провезти, чтобы никто не заметил, что это — боевые спутники? Хотя кому было дело, досматривать и изучать. Тридцать шесть спутников в сети, и все сообщают, что работают штатно. Очень мило.

Вереан закрыла коробочку. «Я использую спутники, — подумала она. — По прямому назначению. Много кораблей мы так не сожжём, но проредим».

— Я могу покинуть планету? — поинтересовался посол. — Мы договаривались…

— Покинете после победы, — хищно улыбнулась Вереан. — Вы продались, господин Посол, и ваше мнение никому не интересно. Сидите здесь ещё десять минут. За охрану не беспокойтесь.

Посол поднял руки над головой и улыбнулся почти что виновато.

— Не прощаюсь, — сухо заметила Вереан, и бесшумно закрыла за собой дверь.

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 18:00

— «Пиранья», модель А-42, — прочитала вслух Вереан. — Да, я могу управлять кораблями этой серии. Хорошая машина, последняя модификация. Все пилоты, которых я успела вызвать, смогут управлять и ими, и «Коршунами». Нам нужно два дня тренировок. Если разрешаете, я объявлю общий сбор, и мы приступим прямо сейчас. Где сейчас эскадра?

— У нас есть небольшая геофизическая станция. — Эрвин эс Темстар руководил теперь временным штабом обороны. Он чуть шевельнул стилом, и картинка сместилась. — Вот здесь, средняя высота орбиты восемьсот километров. Корабли пришвартовались там.

— Им хватило места? — удивилась Вереан.

— Нет, мы весь вчерашний день монтировали стыковочные узлы. Заправочные станции пока не готовы, первая будет через пять часов.

— Если я всё правильно понимаю, — Вереан шевельнула стилом, осматривая станцию со всех сторон, — они нам могут просто не потребоваться. Нет, я не об этом. Просто не будет времени на дозаправку. Я могу объявлять общий сбор?

— Объявляйте, полковник.

* * *

— Ваше Величество. — Вереан поклонилась изображению Королевы так, как будто та была перед ней собственной персоной. — Я просила бы до окончания операции здесь, на Стемране, не посвящать меня ни в какие планы Империи касательно стратегии и тактики подавления возможного мятежа. Я передаю все полномочия своему заместителю, моей основной задачей просила бы определить службу в Силах Самообороны Стемрана. Я также передала службе внешней разведки ориентировки на возможных участников заговора. Амран эр Тессорет будет выдан Империи, как только закончится предварительное следствие.

Ан Рейстан едва заметно кивнула. Рядом с ней стоял генерал Амрин Таэс-Лан эс ан Рейстан, новый начальник Генерального Штаба Империи. Вереан хорошо знала его, и знала также, что генерал её, так скажем, недолюбливает, вместе со всем её ведомством, но при этом считает хорошим специалистом.

— Я согласна с вашими предложениями, как и генерал Амрин Таэс-Лан эс ан Рейстан, — отозвалась Ан Рейстан, а генерал кивнул. — Мне сообщили, что портал Стемран-2 работает неустойчиво, и до окончания эфирной бури нам вряд ли удастся передать новое вооружение. Мы установили прямую линию связи между Генеральным Штабом Империи Роан и временным штабом Сил Самообороны Стемрана.

— По вашему требованию, мы передали в ваше распоряжение пилотов, которые никогда не проходили службу у Реммера, и не имели контактов ни с кем из подразделения, где служили вы, — пояснил генерал. — Формально, командовать ими имеет право только Её Высочество Аганте эс ан Рейстан, она передаст вам все полномочия.

— Благодарю, генерал. — Вереан поклонилась. — Служу Империи!

Как и там, в Старом Мире, у Вереан всегда был настоящий дом. Тот, где она хранила самое ценное и дорогое. Там, где она могла по-настоящему отдыхать. Пока Вереан служила няней при Аганте, ей редко удавалось выбраться в свой настоящий дом. Поместье, пожалованное за отличную службу, так и не стало её домом, и уже не станет, дом был стёрт с лица земли — хорошо ещё, что жертв было мало. Здесь, в Стемране, у неё тоже было настоящее место для отдыха. Вовсе не отель, который уже принялись демонтировать до конца, и не Дом Правительства, конечно. Вереан отправилась в северную часть города, там жилые кварталы, там живёт большая часть так называемых простых людей, которые и выполняют самую важную работу на планете. Там она и нашла себе жилище. Достаточно скромное, но уютное. Туда и направилась сейчас после сеанса связи с Сердцем Мира.

Времени мало. Она уже объявила общий сбор, через сорок минут все будут готовы сесть на челнок, прибыть на орбитальную станцию и приступить к тренировкам. Ей самой нужно хотя бы немного вспомнить, хотя те рефлексы уже не вытравить никакой силой. Вереан достала чемоданчик, с которым некогда покинула расположение части, когда отправилась учиться на совершенно новую и странную профессию.

Вереан долго смотрела на свою тогдашнюю одежду. С собой разрешили взять всё, включая именное оружие — пистолет и кинжал, символ её заслуг перед Империей. Костюм пусть и устаревший, но военный, многие полицейские здесь только мечтали бы о таком. Ну и форма, конечно.

Переодеваться было и легко, и приятно. Тело всё помнило, пусть даже прошло столько лет. Костюм разряжен, но от генератора корабля он зарядится очень быстро. Причём его можно при этом не снимать, это вам не полицейские, упрощённые модели.

Когда Вереан вышла на улицу, то почувствовала на себе взгляды. Восхищённые взгляды. Здешние люди быстро изменили отношение к ней, тем более, что она сказала чистую правду и готова, когда потребуется, ответить перед новой властью Стемрана за всё, что случилось в прошлом. Это тоже укрепит Империю.

— Моя Империя здесь, — прошептала Вереан, усевшись в машину. Ещё пять минут можно никуда не торопиться, а просто посидеть. Она просто сидела и вспоминала.

Прежде, чем включить двигатель, сделала один звонок. Чуть не забыла!

111

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 19:00

— Она передала это, дословно. Сказала, что и где искать. Посоветовала не терять времени даром. — Тевейра-Тимо в недоумении. — Не знаю, мама, почему она позвонила именно мне.

— Доверяет, — предположила Мегин. — Другие начали бы сомневаться, раздумывать. А ты ей веришь, верно?

— Верю, — согласилась Тевейра. — По голосу чувствовала, это очень важно. И что нам теперь делать?

— Рысь, — обратилась Мерона, и принцесса вопросительно взглянула в ответ. — Что у нас есть по персоналу посольства Великого Дома Нерейт?

— Много, — спокойно ответила Рысь. — Мало доказательств, но то, что они кругом и повсюду мутят воду, несомненно. Они пытались расстроить, сами или через подставных лиц, все наши новые контракты и соглашения, по недвижимости, промышленности и земледелию. Двадцать три человека из двадцати пяти сейчас в терминале Стемран-2, они ждут, когда мы откроем портал.

— Я отправлю туда своих детей, — решила Мерона. — Пусть «послушают». Амрана можно передавать Империи, к нему пока нет больше вопросов. У него и так слишком много ответов, если по совести.

— Что делать с послом?

— Нужно посовещаться, — решила Мерона. — В зале заседаний через десять минут. Рысь, Гани, мы придержим портал закрытым ещё на полчаса. Объявите о технических работах, о всплеске турбулентности. О чём будет проще соврать.

— Врать не придётся, там по-прежнему слишком высокая турбулентность, — отозвалась Гани, поднося к уху телефон. — Сейчас всё сделаю.

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 16:30

Её Величество всё ещё не могла поверить, что случилось то, что случилось. Почти два десятка взрывов, и где — в самой охраняемой части мира. Объяснить это пока не смогли, и причины взрывов тоже не нашли. Северную стену в Парке Времени уже заделали, мелкие и крупные повреждения в других частях острова всё ещё чинили. Сильнее всего досталось Старому Городу, был полностью уничтожен один из неприметных домов. Именно в нём когда-то жила Вереан, пока работала няней.

Это наводит на мысли. Рядом с Ан Рейстан стояла Аванте. То, что это не человек, уже было понятно, но краснокожая «сестра» Аверан не торопилась ничего объяснять. «Я хочу, чтобы вы оставались, — сказала она, — я пришла, чтобы помочь». Вот и всё. Но разговоры на простые темы поддерживала, хотя и там тщательно следила, чтобы не выдать ничего личного. Схватить и допросить — не лучший способ, хотя Шеггер поступила бы именно так. И сама Ан Рейстан приказала бы… но не после того, как стала свидетельницей сражения в самом охраняемом уголке планеты.

Генерал Амрин Таэс-Лан эс ан Рейстан явился лично. Правильнее было сказать, «примчался».

— Докладывайте, — спокойно приказала Ан Рейстан. Никогда Империя не подвергалась такой проверке на прочность, одно нападение неизвестных террористов на Сердце Мира уже вызов, и этот вызов нельзя не принять.

— Совершено нападение на одну из дальних баз колонистов, — сообщил генерал. — Всё, что у нас есть, это запись сторожевого спутника. Планета не успела подать сигнал о помощи.

— Что там происходит?

— Планета уничтожена. — Генерал коротко поклонился. — Никто не связывался с представителями штаба, не предъявлял никаких требований. Спутник передал картину возмущений пространства в районе нападения. Мы предполагаем, что нападение совершенно группой, использующей модифицированные корабли класса «Цунами», «Пиранья» и «Кобра». Ориентировочный размер группы — двадцать четыре корабля. Выживших нет, в район инцидента направлена эскадра Второго Дальнего Флота. Все наши военные базы переведены на состояние тревоги уровня два.

Уровень два — готовность к оперативному отражению военной угрозы. Уровень пять — тотальные боевые действия.

— Ситуация в ближнем космосе?

— Под контролем. На подступах к Солнечной Системе не зафиксировано неопознанных кораблей.

— Видеомост с главами Великих Домов и временным правительством Стемрана, — приказала Ан Рейстан. — О событиях в дальнем космосе докладывать незамедлительно.

Генерал отбыл, а Королева только сейчас заметила, что Аванте так и стоит рядом.

— Что ты об это думаешь? — поинтересовалась Ан Рейстан, быстрым шагом направляясь к одному из выходов.

— Вы любите убивать друг друга, — отозвалась Аванте. — Я принимаю это.

Ан Рейстан вошла в зал совещаний, стараясь согнать с лица выражение изумления. Аванте было приказано остаться снаружи. Она не возражала.

Стемран, г. Стемран, Резиденция посла Великого Дома Нерейт, Техаон 20, 163 г., 19:45

— Это возмутительно! — Посол изо всех сил старался выглядеть грозным. Рысь сухо и формально поклонилась в ответ.

— Да, Ваше Превосходительство, это возмутительно. Однако интересы безопасности Мира Стемран заставляют нас пойти на эти чрезвычайные меры. В случае если полученные нами сведения не соответствуют действительности, мы принесём все полагающиеся извинения.

— Извинениями вы не обойдётесь. — Посол проследовал к окну и встал там, демонстративно не обращая внимания на то, что происходит. Зато обращали внимание охранники и два секретаря, они сами вели параллельную запись происходящего. В качестве независимого наблюдателя был призван представитель Великого Дома Те-Менри. Он также вёл оперативную съёмку мероприятий, так это назвала Рысь.

Трудно было разыграть подлинные поиски, когда ясно, где и что искать. И когда работник полиции Стемрана достал карту памяти, посол едва сдержался, чуть не выдал волнения. Его карта! Карта, которую он самолично уничтожил! Ну, не вполне самолично, он передал её секретарю…

— Это ваша карта, господин Посол? — поинтересовалась Рысь.

— Нет. — Посол поторопился с ответом. Скажи он «да», и можно было потянуть время, пусть даже карта нашлась в тайнике, в котором ей быть не полагалось, а не в сейфе с важными документами. Какая кому разница, где он хранит свои карты?

— Просьба вставить карту в проигрыватель, — указала Рысь. — Господин Посол, мы получили эти документы от бывшего сотрудника вашего посольства, имя которого пока что не открывается в интересах следствия. Просьба ввести указанный код доступа. — Рысь протянула карту, на крохотном экранчике которой горели буквы и цифры.

— Это карта оперативной съёмки, — подтвердил представитель дома Те-Менри. — Запись произведена один раз, пломбы целы. Мы настаиваем на экспертизе карты, но пока что я не вижу явных признаков подделки.

Они смотрели. Конечно, он выбросил все карты, но Амран, негодяй, всегда что-то оставлял на память. Выносил, уж непонятно как то, что невозможно было вынести. Его раздевали догола и проверяли сканерами, он не мог вынести никакие карты за пределы того дома, но… Вынес, так получается.

— Амран эр Тессорет, запись разговора с которым записана на карте, признался в подготовке свержения законного правительства Мира Стемран, — пояснила Рысь. — Мы вынуждены задержать тех сотрудников посольства, с которых по законам Мира Стемран мы можем снять дипломатический иммунитет. Вам мы предписываем покинуть территорию Мира Стемран, как только позволит состояние транспорта.

— Чем это может кончиться? — поинтересовалась Мерона, когда они вместе с Рысью покинули резиденцию посла.

— Если я правильно понимаю, послу лучше не возвращаться домой живым. — Рысь едва заметно улыбнулась. — А для Великого Дома это может кончиться торговой и политической изоляцией, если мы представим доказательства причастности дома к планам захвата планеты. Доказательства у нас будут.

— Да, главное — дожить до этого дня, — согласилась Мерона. — Что ж, Вереан, конечно, совершила подлость. Я уверена, это она оставила там карту. Но я не добавлю это действие в список её преступлений против Стемрана.

— Мы уже согласились объявить амнистию, — напомнила Рысь. — Минутку… Это посол Таэрвен, Рони. Он говорит, очень важно. Отойдём вон к тому камшеру, да?

— Теаренти Мерона, — голос Таэрвена спокойный, но в нём ощущается тревога. — Плохие новости. У нас гости.

— Гости?

— Эфемеры засекли прибытие неопознанной группы кораблей. Дистанция восемьдесят астрономических единиц. Движутся в сторону Стемрана малыми прыжками. Если не изменят скорость и курс, контакт ориентировочно через восемь часов.

— Дождались, — вздохнула Мерона. — Срочно в Дом Правительства, Таэрвен. Мы будем там через десять минут. Свяжитесь с Гани, пусть принимает командование.

— Что случилось? — Рысь взяла её за руку. — Рони, пожалуйста, не надо волноваться.

— Война, — пояснила Мерона. — Они прилетели.

112

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 17:30

— Неопознанная группа кораблей на дистанции в триста астрономических единиц, — доложил генерал. — Ваше Величество, силы Первого и Пятого флотов готовы отразить удар. Мы объявляем четвёртый уровень тревоги. Вероятный противник не пытался связаться, и не реагирует на наши запросы. По оперативным данным, в боевой группе противника восемнадцать крейсеров класса «Цунами», пятьдесят шесть штурмовых кораблей класса «Пиранья», двести двадцать четыре истребителя класса «Коршун». Шамтеран будет на дистанции поражения через шестнадцать часов.

— Доложите обстановку на Стемране.

— Мы не располагаем оперативной обстановкой, Ваше Величество. Уровень турбулентности во всех порталах выше предельно допустимого минимум на две единицы. Связь с Миром Стемран пока отсутствует.

— Нам объявили войну, — сообщила Ан Рейстан, когда отдала все необходимые распоряжения. Аванте так и следовала за ней, куда разрешали. — Ты говоришь, мы красивые. Это тоже красиво?

— Вам нравится воевать, — отозвалась Аванте. — Вы убиваете друг друга, так делают все. Но я не хочу, чтобы убили вас. — Аванте поклонилась.

— Мне тоже кажется, что я не всё ещё сделала, — согласилась Ан Рейстан, опускаясь в кресло. — Спасибо, что и ты так думаешь.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 19:55

— Началось, — согласился Майстан. — Явились, голубчики. Чего суетишься, Умник? Если сюда долетят, не спрячешься. Или готовишь отступление туда, по Тропе?

— Чем плоха мысль? У нас там восемь тупиков. Ну то есть, выходы в восемь обитаемых планет. Я уже отправил туда эфемеры. А там, где была их база, вообще всё чисто и красиво. Видели картинку? Лес уже возвращается на руины. Роботы всё зачищают.

— Да, Шайке не помешала бы планетка, чтобы встретить спокойную старость, — покивал Майстан.

— Я вообще-то для всех стараюсь, — пояснил Умник сухо.

— Это невозможно! — начала было Майтенер и осеклась, встретившись взглядом с Умником.

— Она права. Умник, как ты собираешься народ туда переправить? Там сейчас без костюма не пройти, волны летают туда-сюда. Даже если не свалятся в давилку, дальше что? На новом месте с голой задницей?

— Майс! — возмутилась Майтенер.

— А что Майс? Ни техники, ничего. А если туда эти припрутся, а они припрутся, помяни моё слово, то и останется, что чемоданчик в ход пускать. И будем мы с голой задницей, но при чемоданчике. Ну да, слышал я про роботов, не глухой. А дальше что, Умник? Кто детей учить станет, кто фабрики построит?

— А я об этом давно уже задумался, — похвастался Умник, указывая на три крупных чемодана. — В трёх экземплярах. Всё, что я нашёл в библиотеках Старого Мира и у нас. Там технологии, учебники, произведения искусства. Не всё собрал, времени не хватило, но самое главное, думаю, есть. В каменный век не вернёмся, не бойся.

— Вот же псих! — с уважением улыбнулся Майстан. — Нет, Манни, ты только подумай! Умник раз в жизни подумал не только о себе!

— Хватит, — решительно оборвала его Майтенер. — Ты умница, Эри. Ну а как людей уводить будем? Откуда?

— Через нулевой коридор. Там если малость под углом входить, аккурат на Тропу, и давилка далеко. Я видел.

— Я так понимаю, нам надо держать проходы открытыми, так? Ну, на все эти восемь или сколько их там. И быть готовыми сваливать туда.

— Ты что задумал? — поинтересовалась Майтенер.

— По Тропе прогуляться. Компанию не составишь? Я бы и Аванте прихватил, чтобы не скучно было. Полюбопытствую, что там да как. Да, и чемоданчик дай. Который дестабилизатор.

— Ты спятил?! Понимаешь, что будет, если там сработает?!

— Не жмись, у тебя их два. Да, понимаю. Я так думаю, что если в одном месте у этих гадов была Тропа, то и в других может что-то быть. Так что давай. Вояки из нас уже не те, а вот по Тропе побегать и всё разузнать — это я запросто. Тем более, ты говоришь, там спокойнее стало.

— Идите за костюмами. — Умник махнул безнадёжно рукой. — Я с вами не пойду. Кто-то должен остаться с библиотекой. Я её почти двадцать лет собирал.

— У тебя же три копии? Ну так давай одну сюда. О, лёгкий какой. Манни, это тебе.

— Сдурел! — возмутилась Майтенер.

— Спрячем в самом спокойном месте, — пояснил Майстан. — Знаю я эти эвакуации, всякую хрень возьмут, а подштанники забудут. Умник, костюмы и пушки где обычно?

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 20:45

— Если это действительно боевая группа под руководством Реммера, — Вереан проводила брифинг, — то они не ожидают сопротивления. Не более чем показного, чтобы в случае отступления их агенты на планете могли действовать и дальше. В группе только двадцать штурмовых кораблей, два транспорта с десантом и тридцать шесть истребителей. Они знают карту солнечной системы Стемрана и, по нашим данным, не в курсе того, что мы наблюдаем за ними при помощи эфемеров. Судя по направлению движения, группа намерена укрыться за Луной, оставаясь вне поля зрения известных им средств наблюдения, после чего атаковать планету. Планета им нужна как плацдарм, они постараются нанести наименьшие повреждения инфраструктуре.

Она обвела взглядом командиров подразделений.

— Я предлагаю разделить эскадру на три боевые группы, — Вереан вновь дала карту окрестностей Стемрана. — Моя группа патрулирует окрестности планеты, оставаясь в её тени. Вторая группа ждёт противника вот здесь, по эту сторону Луны, — Вереан развернула проекцию. Третья группа располагается здесь, — указала Вереан, — идёт под «зеркалом» и держится в тылу противника на удалении не более миллиона километров, чтобы блокировать пути отступления. Наша основная задача — не допустить высадки десанта. По имеющимся данным, среди десантников могут быть бойцы, уровень подготовки которых позволит всего одному их взводу полностью подавить сопротивление сухопутных сил при прочих равных условиях.

— Няня, — Аганте первой встретила Вереан, когда та вышла из здания штаба уже в форме пилота. — Возьмите на удачу, — протянула ей деревянную фигурку — орёл, который всегда стоял у изголовья её кровати. — Не спорьте и не смейтесь.

— Спасибо, Гани. — Вереан приняла талисман, и пожала руку принцессе. — Нам пора, времени мало. Тевейра? Что-то важное?

— Да. — Тевейра, дочь Мероны, подбежала к ним, Мегин и Рысь стояли поодаль, беседовали с Эрвином. — Вы разрешите? — Тевейра прижала на долю секунды ладони к своим вискам.

— Пожалуйста, — улыбнулась Вереан. Ей стало зябко, когда пальцы Тевейры прикоснулись к её вискам, а потом стало тепло. И уверенности прибавилось. — Нам пора, Тевейра. Пожелайте нам удачи.

— Удачи! — Тевейра и Аганте поклонились. — До встречи, Вереан!

— Что ты почувствовала? — поинтересовалась Аганте, когда челнок с пилотами поднялся в воздух и стремительно начал движение ввысь, где ждали корабли эскадры.

— Она спокойна, — отозвалась Тевейра. — Я хотела убедиться, что с ней всё хорошо. Вот и убедилась.

— Идём. — Аганте взяла её за руку. — У нас много дел. Нужно быть готовыми к любому исходу.

113

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 18:10

— Вы это видели?! — оператор даже привстал, когда изображение прояснилось. Боевая группа противника исчезла — «прыгнула», открыв для себя короткоживущие проходы — и вновь возникла, но уже по другую сторону сил Пятого флота. Просто переместилась — и всё.

— Театрально, — заметил генерал Амрин эс ан Рейстан. — Передать предупреждение, что в случае новых манёвров мы открываем огонь.

— Связь нарушена, — заметил оператор. — Используем запасные каналы.

— Слушаю вас, генерал, — Ан Рейстан была самим спокойствием.

— Ваше Величество, дальняя связь выведена из строя, мы введём в строй новую линию в течение десяти минут.

— Мы потеряли всю дальнюю связь? Как такое могло случиться?

— Это можно отключить только из оперативного центра, — пояснил генерал, и связь со штабом прервалась. Но Ан Рейстан успела услышать звуки выстрелов.

— Ваше Величество. — Заместитель начальника штаба возник на соседнем экране. — Связь со штабом…

Помехи. Все экраны гаснут.

— Вам страшно? — спросила Аванте. — Я могу вам помочь?

— Ты одна, — заметила Ан Рейстан. — Если бы… Минутку! — жестом приказала роботу помолчать.

Один из экранов подсветился, на нём появилось смутно знакомое лицо.

— С вами говорит главнокомандующий Реммер Антвар эр Рейстан, — связь неустойчивая, помехи. — Вы потеряли две колонии, Ваше Величество. Мы сожалеем о потерях среди гражданского населения. Новых жертв можно избежать, если вы добровольно откажетесь от власти.

— Империя Роан не ведёт переговоров с террористами и мятежниками, — ответила Ан Рейстан. — Я предлагаю вам сдаться добровольно, адмирал Реммер.

Реммер коротко поклонился, такой поклон сочли бы оскорбительным и куда менее знатные особы.

— Прощайте, Ваше Величество, — связь прервалась.

Почти немедленно восстановилась связь со штабом.

— Ваше Величество, — генерал Амрин. — Связь с нашими силами восстановлена. Мы определили, откуда была трансляция видеозаписи адмирала Реммера.

— Это была запись?

— Запись, — подтвердила стоявшая всё это время рядом с Ан Рейстан молодая девушка — представительница Ордена. Ан Рейстан вздрогнула — Aena Rinen и впрямь могут быть невидимы, ведь который час она находилась поблизости, а словно бы здесь и нет её! — Если Ваше Величество позволит, — формальный поклон от Aenin Rinen уже не казался оскорбительным. — Он совершенно чётко знал, что вы ответите, и, когда говорил вторую реплику, смотрел чуть-чуть в сторону. Это запись, не прямое включение.

— Вы можете помочь нам отыскать мятежников здесь, на Сердце Мира?

— Мои сёстры уже работают в штабе. — Aenin Rinen, Реа эс Тессорет, улыбнулась. «Они как сёстры, — подумала Ан Рейстан. — Они с Мегин словно и в самом деле сёстры, так похожи». — Дайте нам полчаса времени, Ваше Величество.

— Если у нас будут эти полчаса. — Ан Рейстан поклонилась в ответ. — Генерал Амрин, поддерживайте прямую связь.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 21:25

— Да, подготовить всё к эвакуации, — повторила Аганте. — Транспорт будет через полчаса, — сообщила она остальным. — Добровольные отряды самообороны уже готовы. Мы сможем начать эвакуацию мирного населения через десять минут после того, как будет готов проход.

— Замечательно! — Мерона не выглядела ни подавленной, ни испуганной, и это передавалось остальным. — Вейри, что такое? — Она заметила, что её дочь сидит, прижимая ладони к вискам.

— Она не сказала нам. — Тевейра подняла взгляд. — Наверное, не хотела пугать. Если им удастся захватить планету, они первым делом сожгут Лес дотла.

Мегин взяла Тевейру за руку, та молча освободилась и вскочила на ноги.

— Он волнуется! — воскликнула она. — Неужели вы не чувствуете? Он тоже что-то понял!

— Вызовите мне Майера. — Мерона прикоснулась пальцем к сенсору. Тевейра схватила её за руку.

— Нет! Я в порядке! Я сама поговорю с ним! — и она выбежала из комнаты.

— Да, Рони? — Майера, похоже, оторвали от операции. — Что случилось?

— Мы готовы к эвакуации, — пояснила Мерона. — Извини, что отрываю. Как закончишь, проследи, чтобы всё было готово к экстренной эвакуации.

Она закрыла лицо ладонями, едва Майер исчез со связи.

— Теаренти Мерона, — посол Таэрвен также был совершенно спокоен. — Наш портал неспокоен, но мы сумеем обеспечить безопасный проход. Связь с Тессероном возобновлена, с той стороны готовятся принять жителей Стемрана.

Стоявшая рядом Аванте превратилась в облако и стремительно покинула комнату. Мегин выбежала на балкон за ней следом.

— Смотрите! — указала она. — Смотрите, они все собираются!

Таэрвен и Рысь выбежали следом. На сумеречной площади под камшером стояла Тевейра, а вокруг неё — кольцом — стояли Аванте. И каждые несколько секунд прибывали новые.

— Великий Лес, как их много! — проговорила Мегин в искреннем изумлении. — Откуда их столько?!

Аванте кивнули, как по команде, и площадь на долю секунды стала невидимой, когда роботы стали облаками и ринулись в разные стороны. Тевейра уселась на землю, и прижалась к камшеру.

— Вот теперь и мне неспокойно, — призналась Рысь. — А я во всё такое не верю!

— Лесу страшно, — пояснила Мегин. — Он чего-то испугался.

— Великаны идут к городу, — сообщил Таэрвен, посмотрев на экранчик телефона. — Интересно, что он задумал.

— Кто? — не поняла Рысь.

— Лес, — пояснила Мегин. — Я пойду к ней. Рысь, оставайся на связи, и узнай, что происходит в поместье.

Неизвестная планета, Лес-2

— Подойди-ка сюда, милая, — позвал Майстан. Место, где не так давно случился катаклизм, уже не было пустошью, где отовсюду торчали обломки, и валялся мусор, теперь это была зелёная горка. По ней деловито сновали драконы и — Майтенер сама видела — сжигали мусор. Как быстро они привели всё в порядок!

Здешняя Аванте в нарядном красном тефане, любимой одежде Аверан, подошла к ним и вежливо поклонилась.

— У меня просьба. — Майстан взял у Майтенер чемодан. Военный, даже драконы не смогли бы спалить такой с одного попадания. Где только Умник его откопал? — Здесь кое-что важное для нас. Очень важное для всех людей. Ты можешь спрятать это так, чтобы он не пострадал?

— Да, Майстан, — поклонился робот. — Кому я могу отдать его?

— Кому угодно, если скажет, что пришёл от Умника, — пояснил Майстан. Дрожание воздуха, взвихрился и опал пыльный смерчик, и вот уже ни чемодана, ни Аванте.

— Я всё равно их боюсь, — призналась Майтенер. — Пойдём! Здесь уже нет ничего, сам говорил! Идём, времени мало.

— Мне жаль, что я вас пугаю, — «их» Аванте, всё время молча следовавшая за ними, неожиданно заговорила. — Чем я могу помочь?

— Мне нужна минутка. — Майтенер не сразу сумела взять её за руку. Нормальная, тёплая, совершенно человеческая рука. — Идёмте, живо! Нужно обойти всю Тропу!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г.21:35

— «Essa», это «Rinen», — голос командира второй, ударной группы, — Транспорт противника и корабли эскорта на дистанции поражения.

— Приступайте к операции, «Rinen», — приказала Вереан. — Внимание, «Essa», боевая готовность.

Коробочка, пульт управления спутниками, закреплена перед ней на панели. Одно прикосновение стила, и картинка спутника подсветилась.

— Внимание, Стемран. — Вереан провела стилом. — Через пять минут спутники войдут в боевой режим. Они будут подсвечивать наземные и орбитальные цели, это нормально.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 21:40

Они смотрели, как в небе одна за одной загораются новые, яркие и крупные звёзды. Загораются и ползут, движутся по небу.

— Боевые спутники, — покачала головой Мерона. — А я всё это время считала, что это обычные метеорологические.

— Что это над площадью? — Рысь указала в зенит. — Смотрите! Облака? Это спутники делают, да?

— Это не облака, — возразила Тевейра. — Это Аванте.

— Кружатся. — Рысь взяла бинокль. — Как бабочки! Как их много! И как красиво!

— Их становится всё больше, — отметила Мерона. — И великаны, их никогда не было так много! Что он задумал?

На площади вспыхнул свет. Настолько яркий, что все, собравшиеся на балконе, едва не присели от неожиданности. Колонна света протянулась с поверхности площади в зенит, и долю секунды был виден огромный серый вихрь — кружащиеся над зданием роботы. Вихрь, сужаясь и ускоряя вращение, втянулся в колонну света и пропал. И тут же погас свет.

— Улетели, — предположила потрясённая Рысь. — Они улетели! Все улетели! Помогать?

— Если бы я знала. — Мерона потрясена не меньше. Одна только Тевейра стояла и, молча улыбаясь, смотрела в небо, запрокинув голову. — Смотрите, новые летят!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 21:45

— «Essa», это «Rinen», — голос командира ударной группы. — Это приманка, транспорты пусты. Мы вскрыли их «паутиной», там никого. Корабли сопровождения огонь не открывали.

— «Rinen», «Vaer», — приказала Вереан, — план три, занять позиции согласно плану три. «Essa», занимаем позицию согласно плану три.

Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 21:47

— А это что? — указал Таэрвен. — Генерал, это турбулентность! Кто-то движется под «зеркалом». Дайте команду эфемерам подсветить всё, что идёт по траектории!

— Противник узнает, что мы за ним наблюдаем. — Эрвин, час назад произведённый в генералы, тем не менее, прикоснулся к пульту стилом.

— Боюсь, он и так знает. — Мерона постучала пальцами по столу. — Сообщите боевым группам, что в их окрестности есть ещё один корабль.

— Не один, — пришёл к выводу Таэрвен.

— «Essa», Стемран, мы под атакой! — голос командира ударной группы. — Отходим к…

Связь оборвалась. А ещё через пару секунд стала видна вспышка рядом с Луной. И тут же эфемеры передали картинку. «Притаившийся» корабль вышел из «зеркала».

— Это «Цунами». — Аганте тоже смотрела на экран. — Тяжёлый крейсер. Он может нести до пятисот СКА-4.

— Нам хватит и одной, — заметила Мерона.

— Боевым группам доложить о потерях, — приказал генерал.

— «Vaer» на исходной позиции, потерь нет.

— «Essa» на исходной позиции, потерь нет.

— Говорит «Rinen-5», от группы осталось восемь кораблей, идём на соединение с «Vaer», нас не преследуют.

Все подавленно молчали. Один залп с крейсера — и две трети боевой группы просто исчезли. Как и не было.

— Генерал, передайте эфемерам код. — Таэрвен быстро написал его на клавиатуре. — Они будут самоуничтожаться вблизи противника, — пояснил он, — и создавать турбулентность. Ракеты и корабли не смогут войти в надпространство, им придётся лететь сюда своим ходом.

— И надолго хватит эфемеров? — поинтересовалась Мерона.

— Минут на двадцать, — предположил Таэрвен.

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 18:45

— Что это? — Aenin Rinen указала в небо. В нём зажигались новые звёзды.

— Боевые спутники, — отозвалась Ан Рейстан. — Генерал, доложите обстановку.

— Задействованы спутники ПВО, Ваше Величество. Они не реагируют на наши команды. Операция по захвату оперативного центра ещё не завершена.

— Спутники могут стрелять и по земле, верно? — предположила Aenin Rinen. — Кто ими управляет?

— Кто-то из тех, кому мы безусловно доверяли. — Ан Рейстан посмотрела в зенит.

— Ваше Величество, — генерал на связи. — Спутники переходят в боевой режим. Нет связи с командующим ПВО, мы направили к вам наш специальный отряд. Вам необходимо покинуть остров.

— Я не покину остров, — отозвалась Ан Рейстан. — Через десять минут здесь будет выжженная земля, — она посмотрела в глаза Аванте. — Если ты можешь чем-то помочь — помоги людям. Они погибнут вместе со мной.

Аванте долю секунды смотрела в глаза Ан Рейстан, и вдруг испарилась.

— Почему вы не хотите покидать остров? — Aenin Rinen подошла ближе.

— Ан Рейстан никогда не покидает Сердце Мира. Если это случится, Империя прекратит своё существование. Я умру здесь. — Ан Рейстан вновь посмотрела в зенит.

— Может, я не вовремя, Ваше Величество, — поклонилась Реа, — но сёстры сообщают — древесина камшера действительно обезвреживает конгломерат.

— Ваше Величество, — голос начальника охраны. Охрана давно уже собралась вокруг, но что могут штурмовые ружья против удара со спутника? — Я думаю, вам лучше взглянуть.

Появилось изображение — стоянка автомобилей у подножия горы. Там в панике бегали люди, а над их головами носились, летали и вращались серые вихри, и автомобили, над которыми они пролетали, истончались и исчезали, как кусок сахара в стакане кипятка.

— Она поедает автомобили! — удивилась Реа. — Зачем ей это?

— Эвакуируйте людей, — приказала Ан Рейстан, — огонь не открывать.

Тропа

— Какая прелесть, — указал Майстан. — Смотри, Манни. Ничего не напоминает?

Они стояли у выхода с Тропы, а перед ними простиралась пустошь, на которой было лишь одно приземистое здание. И до боли знакомая дверь.

— Там тоже Тропа, — предположила Майтенер. — Майс, мне страшно! Давай вернёмся за подмогой!

— Некогда. — Майстан достал пульт. — Так, вроде всё по бумажке. Некогда! Нутром чую, пока мы будем бегать туда-сюда, они придут к нам сами. Быстро!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 21:55

— Неопознанные малые объекты, — доложил командир «Vaer», — идут на сближение малыми прыжками, контакт через три минуты.

— Группа «Essa», группа «Vaer», это терминаторы, — голос Эрвина. — Дружественные силы, огонь не открывать.

— «Essa», вас поняли, огонь не открывать. — Вереан и сама теперь видела группу силуэтов на радаре, идущих на перехват. Рядом с ней материализовалась Аванте. Вереан не сразу поняла, что это фантом, и не сразу подумала, что такое невозможно, корабль был защищён от прямого открытия коридора внутрь, технологии, известные людям, этого не позволяют.

Известные людям технологии.

— «Essa», «Vaer», обходим крейсер, у него в кильватере истребители. Наша цель — истребители, — приказала Вереан. Если только Реммер не изобрёл что-то радикально новое, крейсер не сможет прицельно стрелять главным калибром на дистанции ближе пятисот метров. — Сбрасывайте «паутину», завязывайте бой вблизи крейсера. Что ты хочешь? — спросила она у Аванте, не поворачивая головы.

— Мы можем вам помочь?

— Отвлеките на себя крейсер, — предложила Вереан, — не давайте ему стрелять по нашим кораблям. Сколько вас?

— Шестьсот тринадцать, — отозвалась Аванте, — мы продолжаем репликацию.

— Тогда займитесь истребителями! Охраняйте наши корабли!

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 18:50

— Как красиво! — восхитилась Aenin Rinen, указывая в небо. Там собрались десятки, если не сотни облаков-роботов, они летали, образуя почти идеальный круг. — Ведь правда, красиво?

— Красиво, — согласилась Ан Рейстан. — Генерал, доложите обстановку.

— Мы взяли оперативный центр, Ваше Величество, сейчас заменяем операторов. По указанию теаренти Вереан, всех взятых операторов помещаем в тихую комнату, заменяем весь персонал. У меня нет сводок от флотов, ожидаем в течение трёх минут. Нам доложили, что боевые спутники всех великих держав самопроизвольно перешли в режим наведения, военно-воздушные силы Фаэр предложили помощь в нейтрализации наших.

— Уже вижу, — заметила Ан Рейстан. Там, где двигались белые звёзды, что-то время от времени вспыхивало, словно беззвучные молнии разрезали небосклон.

— Это самая мощная оборонительная система, — добавила Ан Рейстан. — Её испытывали долго, она никогда не подводила.

— Вы рассчитывали ситуации, подобные этой?

— Да, конечно, — спокойно отозвалась Ан Рейстан. — Видите — остров эвакуируют. Моя старшая дочь в безопасности, она примет командование, если со мной что-нибудь случится. Мы рано или поздно собьём спутники. Нужно время.

— Я не думала, что буду здесь в такое время и при таких обстоятельствах, — поклонилась Aenin Rinen. — Смотрите! Они ускоряются!

Вращение кольца над их головами ускорилось да так, что у смотрящих закружилась голова. Ан Рейстан невольно взяла за руку Aenin Rinen. Кольцо осветилось, вспышка выхватила повисший над островом предмет в виде огромного цветка, обращённого лепестками вверх, и звезда прямо над их головой погасла. «Цветок», не прекращая вращения, наклонился, все увидели новую вспышку, и погасла ещё одна звезда.

— Ваше Величество, два спутника сбиты, — доложил генерал. — По нашим данным, стреляли из окрестностей Сердца Мира. Мы перехватили управление нашей оборонительной системой.

Они и сами видели, как гаснут ползущие по небу огоньки. Рядом с Ан Рейстан возникла Аванте. В красном нарядном тефане.

— Я могу вам чем-то помочь? — поинтересовалась она.

— Скажи, ты можешь определять таких людей, как Вереан? — спросила Ан Рейстан. — У которых в крови есть такая же боевая система.

— Да, — поклонилась Аванте.

— Помоги найти их. — Ан Рейстан повернулась к висящему в воздухе экрану. — Генерал, слушайте новый приказ…

— Кто ты? — Реа эс Тессорет подошла на шаг к Аванте.

— Я Лес, — улыбнулась та. — Мне интересно с вами. Я хочу, чтобы вы остались.

— Лес? Ты говоришь от его имени?

Пауза.

— Перевожу, — пояснила Аванте. — Я его глаза и уши. Очень трудно. Вы не понимаете его, он не понимает вас. Он хочет, чтобы вы остались с ним. Ему страшно.

Ан Рейстан и Aenin Rinen переглянулись.

— Ты сказала «он». — Ан Рейстан жестом попросила генерала подождать. — У нас мало времени, Аванте. Помоги нам выжить, и мы придумаем, как жить с ним в мире. Я обещаю.

— Слушаюсь. — Аванте вновь поклонилась.

114

Тропа

— Никогда не думал, что ломать так приятно, — заметил Майстан, сбрасывая очередные доски с Тропы и закрывая проход. Там, откуда они только что убежали, заканчивался катаклизм, похожий на тот, что был на Лесе-2. — Слушай, сколько же этой пакости успело появиться! Понять бы, кто её строил и зачем.

— Стой, — приказала Майтенер. — Смотри! Слушай!

Они прошли мимо них. Как в той записи шли люди. Полупрозрачные, но настоящие — оба «старичка» слышали их запах и ощущали тепло, люди шли совсем рядом.

Их двойники — Майстан и Майтенер — вышли из общего потока и направились к своим копиям.

— Спокойно, Манни. — Майстан обнял Плаксу за плечо. — Не торопитесь, ребята, — обратился он к двойникам. Те выглядели гораздо моложе, нежели оригиналы. «Хотя, — думал потом Майстан, — попробуй пойми, где оригинал».

— Я уже помирал, мне не страшно. Но у нас есть незаконченное дельце. Важное, — указал рукой куда-то в сторону. — Если вы за нами, то зайдите позже. Мы не убежим.

Его двойник улыбнулся и, помахав рукой, вернулся в общую колонну. Двойник Майтенер спустя пару секунд последовал его примеру.

— Они что, умерли? — прошептала Майтенер, открывая глаза. — Откуда они?

— Не знаю, — пожал плечами Майстан. — Но было чувство, что всё уже кончилось, приехали, сейчас и мы помрём. Только сейчас отлегло. Если камера их записала, пусть Умник потом разбирается. Всё? Смотри, они ушли. Побежали дальше, или перекусим что-нибудь?

И получил по шее.

— Как ты можешь думать о еде! Мне кусок в горло не полезет. Идём, мне кажется, что мы тут уже неделю ходим!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 22:12

— «Essa», «Vaer», — голос генерала. — По нашим данным, там девяносто шесть истребителей и двенадцать штурмовиков.

— Вереан. — Таэрвен вступил в разговор. — У вас ещё восемь минут. Вблизи крейсера поддерживается мощная турбулентность. Он не сможет включить полноценное «зеркало» — ни он, ни его сопровождение. Потом турбулентность кончится.

— «Essa», «Vaer», — приказала Вереан. — Исполняем «Сердитый рой», не подходить до зоны турбулентности. Выходите из «зеркала» только для атаки! У нас восемь минут!

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 22:15

— Мы готовы, — доложил Майер. — Можно начинать эвакуацию.

— Нам нужно взять его, — напомнила Тевейра-Тимо. — Мама, мы должны взять его с собой! Даже если вернёмся, а мы вернёмся!

— Кого, милая?

— Лес! Всё, что сможем — пусть Аванте возьмёт с собой мэйсы. Вы же не против Леса? Если он не будем вас стеснять? — обратилась она к Таэрвену.

— Я не успел спросить, — признался тот, — но вряд ли мы будем против. Мы живём поблизости уже много лет. Портал высоко турбулентный, нужно поторопиться. Мне сообщили, что уровень турбулентности растёт, через несколько часов сообщение может прерваться.

— Эвакуируем тяжело больных, пожилых и детей, — распорядилась Мерона. — Всех, кто не может держать оружие. Эрвин, что там происходит?

— Сбито шестьдесят вражеских кораблей, — доложил тот. — Шестьдесят два. У нас осталось тридцать истребителей и восемь штурмовых кораблей, через двадцать минут им нужно будет возвращаться на дозаправку.

Стемран, Звездная система Стемрана, Техаон 20, 163 г., 22:20

— Турбулентность сейчас кончится, — предупредила Вереан. — «Essa», «Vaer», оставьте остальные корабли терминаторам. У кого боезапас ниже пяти процентов, немедленно на дозаправку. Исполняем «Удар цапли», наша цель — крейсер.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 22:25

— Я собираю оставшиеся эфемеры вокруг Стемрана, — доложил Таэрвен. — Если крейсер и его десантные шлюпки выйдут на орбиту, мы сумеем сбить какое-то их количество. Стойте. Минутку! — Он склонился над своим экраном. — У меня осталось мало эфемеров, но они сообщают о ряби. В район боевых действий движется боевая группа.

— Реммер прислал подкрепление, — убеждённо заявила Мерона. — Таэрвен, скажите: ваш чемоданчик может разрушить портал? Разрушить его необратимо?

— Теоретически, — признался тот. — Мощности должно хватить. Мы не проводили испытаний, сами понимаете. Только теоретические оценки. Но это приведёт к серьёзным последствиям. Я бы сказал, тотальным.

— Планета уцелеет?

— Должна. Но это — всплеск турбулентности пятого уровня в большом радиусе. Мы оценивали, что радиус сплошного поражения будет до двух километров.

Майер присвистнул, Тевейра схватила его за руку и прижалась к нему.

— Иными словами, будет вулкан, — заключил Майер. — Что ж, мы не можем позволить себе впустить их. Вереан говорит, что к нам могут прилететь сотни таких, как она. Мы не справимся с ними. Если они первым делом выжгут Лес, мы не справимся.

— Хорошо, — согласилась Мерона. — Аганте, — позвала она. — Прости — Аганте, Аверан. Вы слышали.

— Заберём с собой мэйсы, животных, растения, всех людей, всё, что можем забрать, — предложила Аверан. — Если они высадятся, мы закроем порталы. Я думаю, Лес нас поймёт. Если он смог вырасти из мэйса.

— Я согласна, — согласилась Аганте, — я останусь здесь, закрою один из порталов. Вы закроете свой, когда уведёте всех людей.

— Умник, — вызвала Мерона, — что там у тебя? Нам нужны оба чемоданчика.

— Майстан и Майтенер одолжили один, — сообщил Умник. — Они выходили на связь, им удалось найти и разрушить ещё одну Тропу на смежной планете. Пусть работают. Мы подготовили к эвакуации архивы Института, транспорт с ними и сотрудниками вылетает к порталу Стемран-1 через десять минут. Я передам один из своих чемоданов с ними. С кем передать ваш второй чемоданчик?

— Я съезжу, — решила Аверан. — Мама, не беспокойся! — Она обняла Мерону. — Я справлюсь. Так от меня больше толку, — и она побежала к стоянке.

— Дайте ей сопровождение, — распорядилась Мерона. — Генерал, доложите обстановку.

115

Стемран, Звездная система Стемрана, Техаон 20, 163 г., 22:28

Терминаторы почти не потеряли в численности, но, как только крейсер вышел из области турбулентности, они бросились от него врассыпную. «Спасибо за помощь», — направляя удар, подумала Вереан. Под «зеркалом» лететь получалось почти что вслепую, прорехи в оболочке открывались и закрывались, а крейсер уже вёл заградительный огонь по всему пространству позади себя. Противник так ни разу и не вышел на связь. Если они приблизятся к планете ещё на миллион километров, то смогут начать десантирование.

«Удар цапли» — боевое построение, корабли вышли из «зеркала» как на тренировках: за три секунды до нанесения удара. Терминаторы, которые, похоже, умели наносить только электромагнитные удары, бросились навстречу, чтобы помогать им.

Наверное, снаружи это смотрелось эффектно. Но пробить «зеркало» не удалось, оно потускнело, но сумело рассеять часть зарядов, а часть пропустить насквозь и выбросить по ту сторону крейсера. Казалось, что его пронзило насквозь длинной сияющей иглой, но это — увы! — только казалось.

Ответный удар не заставил себя ждать. И группа сразу же недосчиталась пяти кораблей.

— Пяти кораблям нужно будет уйти на дозаправку после нового захода, — предупредил командир группы «Vaer», а затем — всем остальным. Нам не хватит мощности пробить «зеркало».

— «Удар кобры», — приказала Вереан. Он прав, ещё два таких захода, и кораблей не останется. А пробить «зеркало» можно было бы, останься у них хотя бы сорок кораблей. На терминаторов надежды мало, ими невозможно управлять. Её корабль самый мощный, у неё ещё одиннадцать процентов боезапаса, значит… — Подтвердите. Примете командование, «Vaer-1». Ваша задача — не допустить высадки десанта.

— Есть, «Essa-1». — Командир «Vaer» отозвался не сразу.

* * *

— У вас не вполне обычные костюмы, — говорил им Реммер. — Такие есть только у опытных пилотов, это специальный заказ. Видите вот эту панель? Если вам придётся идти на таран, или исполнять «Удар кобры», во время захода на атаку отодвигаете вот эту панель и выщёлкиваете вот этот предохранитель. Знаете, зачем? Это отключает стабилизацию. Теперь, если вы детонируете двигатель, вы добавляете две эффективных мегатонны мощности. Но пусть вам никогда не придётся этим воспользоваться.

Манёвр длился сорок секунд. Пока корабли внутри «зеркала», бортовые компьютеры исполняют заданный манёвр. Сейчас все остальные корабли отодвигаются в стороны, чтобы уцелеть при возможной детонации, они готовы сосредоточить огонь на одной небольшой прорехе в «зеркале», которую она создаст. Прореха будет, пусть даже закроется очень быстро. Главное, успеть ударить.

Вереан положила ладонь на пояс, в этом костюме он жёсткий. Не давать себе времени раздумывать. Сдвинула внешнюю крышку, нашла те самые «усики». У военных далеко не всё делается на сенсорах и новомодных фантомных устройствах. Главное — надёжность. Именно поэтому обучение солдат начинают с умения владеть мечом, а на кораблях, и это не шутка, всегда в изобилии и холодное оружие, и все виды древнего. И навыки владения ими обязаны быть у каждого солдата.

Семь секунд до выхода на цель. Выдернуть «усики». Включился красный огонёк — предупреждение. Теперь отключить предохранитель двигателя, это также делается одним движением. Случайно это не сделать, ошибиться не получится.

Космос открылся перед ней. Огромный ковёр звёзд, и чёрная клякса на его фоне — крейсер. И оттуда, сквозь микроскопические «амбразуры» уже летели нити «паутины», плазменные шнуры, а когда противник отступит, чтобы перестроиться, вслед пойдут и ракеты. Терминаторы все куда-то делись. Ни одного «облака» на радаре.

Вереан сжала рукоятку. Достаточно просто включить форсаж. «Зеркало» крейсера мощнее, оно отключит «зеркало» их корабля, и останется надеяться, что «зеркало» крейсера, рассчитанное на подобные тараны, рассеется, разойдётся, пропуская, выталкивая с другой стороны сгусток чистой энергии, в которую превратится корабль смертника.

Крейсер снял «зеркало». И тишина в эфире заполнилась жуткими скрипами, воем и шорохами. Автоматика приглушила их, но Вереан едва не нажала на кнопку раньше времени, так неожиданно всё случилось.

Поверхность крейсера украсилась пятнышками. Они вспыхивали ярким светом. Вереан успела заметить протянувшиеся из точки где-то позади крейсера волокна, нити света прежде, чем автоматика опустила «зеркало» и отвела корабль в сторону. «Кто-то ещё ведёт огонь по крейсеру», — успела подумать она.

— «Essa», по нам стреляют! — голос командира «Vaer». — Отходим, наши «зеркала» на исходе!

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 22:40

— Что это?! — Таэрвен вздрогнул. — Генерал, что у вас на радарах?

— Боевая группа, мы не можем опознать тип кораблей, — сообщил генерал. — Они вступили в бой с крейсером.

— Это ещё кто? — удивился Майер. — Таэрвен, это не ваши?

— У нас нет флота, — возразил посол. — Смотрите!

В вечернем небе над их головами вспыхнуло новое светило. Вспыхнуло и погасло.

— Говорит «Vaer-1», — услышали они. — Генерал, нам приказано вернуться на планету. Нам дали пять минут, чтобы покинуть зону боевых действий.

— Кто приказал?

— Терминатор, теариан. Он возник у меня в кабине и приказал отходить, чтобы не попасть под повторный залп.

— Смотрите! — указал Майер. Изображение передавала камера одного из уцелевших кораблей. Там, где был крейсер, светилось огромное облако осколков, а вокруг него, вращаясь примерно таким же диском-смерчем, что видели в небе, роились…

— Это не терминаторы, — поджала губы Мерона. — Это что-то другое.

— Роботы? — поразился Майер. — Это и есть их боевые машины? Впечатляет. Очень уж вовремя прибыли. Откуда узнали?

— Лес позвал их. — Тевейра открыла глаза. — Помните ту колонну света? Ему стало страшно, и он позвал на помощь. Вы же помните, Аванте говорила, что знает их координаты. Базы роботов. Откуда они отправляются в экспедиции.

Минуты две все молчали, слушая сводки пилотов. Вышли на связь одиннадцать кораблей, ещё двое должны были прибыть, возможно, что у них повреждены средства связи. Вереан в эфир не выходила с момента разрушения крейсера.

— Так, — заключил Майер. — Теперь что, наша очередь?

— Вейри. — Мерона взяла дочь за руку. — Спроси его, что теперь. Спроси сейчас!

— Он устал. — Тевейра с трудом поднялась на ноги. — Неужели не чувствуете? Он очень устал.

— Открыть такой портал, — покачал головой Таэрвен. — Да, я тоже устал бы. Теаренти Тевейра, спросите его, если ответит. Идёмте, я помогу вам! Мы не справимся с их боевыми машинами. Уже просто нечем. Да, и где Вереан?

— Она должна была прибыть к станции две минуты назад, — заметил генерал. — Как только будут новости, мы дадим вам знать.

116

Стемран, Лес, Техаон 20, 163 г., 22:45

Теперь корабли, потерпевшие крушение, не взрываются. Это давно уже в прошлом. Если корабль не справился с управлением и падает на планету, остатком заряда — специальный резерв — включается тормозное зеркало, чтобы ценой саморазрушения спасти пилота. В сочетании с костюмом самого пилота это почти полная гарантия безопасности.

Вереан ударило так, что она не сразу сумела подняться. Даже в костюме, даже с тормозным «зеркалом», она ударилась так, как если бы спрыгнула безо всякой защиты с пятого этажа. Кости не поломала — просто чудо.

Она помнила вспыхивающие пятнышки на броне крейсера. И смутно помнила, что заметила «за спиной» крейсера вращающийся предмет, похожий на цветок. Терминаторы. Сумели как-то сообразить, как ударить, чтобы пробить зеркало. То, что крейсер не уцелел, она помнила отчётливо. Она понимала, что половина их эскадры также уже не вернётся. Но они победили. Вереан повторила это про себя и расхохоталась, пусть это и вызывало сильную боль.

Она сумела повернуться на бок. От корабля остался только порошок и чёрный чемоданчик поодаль. Там запись событий на корабле и минимум того, что нужно пилоту для выживания в ближайшие несколько часов. Вереан разжала левую ладонь. Пульт управления спутниками. Видимо, она схватила его в последний момент. Пульт работает, его хоть с орбиты сбрось, всё нипочём. «Отбой, — подумала Вереан. — Судя по тому, что в эфире, эту битву мы выиграли. Есть время прийти в себя и подготовиться к следующей. Вот пакость — рация сломалась, принимает сигналы, но не позволяет выйти в эфир. Автоматическая починка уже действует, но нужно время. А пока переведём спутники в дежурный режим. Чтобы не тратить энергию и не открыть ненароком огонь».

Вереан дала команды, перевернулась на спину и расхохоталась снова. Как тогда, смерть подошла совсем близко и снова прошла, не тронув. «Мне нужен отпуск, — подумала Вереан. — Очень нужен».

Из рации донёсся странный шум, такой она слышала перед тем, как терминаторы открыли огонь по крейсеру. Скрип и скрежет. Вереан скривилась, от шума звенело в ушах. Рация сломалась? Что за странная передача?

Ладно, после выясним. Ноги уже действуют, вот и славно. Вереан вернула на место предохранитель костюма и оглянулась. Столица вон там. Судя по тому, что удалось запомнить перед крушением, идти недалеко, до дороги полчаса ходьбы. Вот и славно.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 22:50

— Она отключила спутники, — сообщил генерал. — Она жива. Вереан жива. Мы уже направили поисковые отряды в место крушения.

Аганте закрыла глаза и улыбнулась.

— Так что они нам передали? — Мерона повернулась к дочери. Рядом с той стояла Аванте. Странно, но и у робота был усталый вид.

— Очень трудно понять, — призналась Тевейра. — Они запретили нам покидать солнечную систему. Видимо, мы у них под присмотром. Оставили здесь свои спутники, и скоро уйдут. Осмотрят солнечную систему и уйдут.

— Весело, — заключил Майер. — Теперь мы в тюрьме. Всей планетой.

— А что, есть варианты? — поинтересовалась Мерона. — Будем договариваться. Раз они не стали нас трогать, значит, когда-нибудь сможем договориться. Таэрвен, что у нас с порталом?

— Закрыт. — Посол встал из-за стола. — Устойчивой связи не будет ещё часа четыре, так мне успели передать. Мы переправили тысячу восемнадцать человек раненых и больных. И три Аванте с ведром мэйсов.

Тевейра-Тимо прыснула от смеха. Рысь, Аганте и Аверан присоединились к ней.

— Хорошо. — Мерона улыбнулась. — Отдохни и ты, милая. Так, Умник, ты меня слышишь? Планов с чемоданчиками никто не отменял. Где Майс и Майтенер?

— Им ещё два выхода проверить. Майс говорит, давилка вот-вот развалится. Импульсы идут сплошным потоком, стены начинают ломаться.

— Они шлют новые войска, — предположил Таэрвен. — Мерона, я понимаю, что это вызовет большие разрушения, но, возможно, нам следует закрыть и эту Тропу.

Стемран, Лес, Техаон 20, 163 г., 22:55

Вереан полюбовалась видом вспыхивающих в небе огоньков. Судя по обрывкам разговоров, на помощь пришли какие-то союзные войска. Вот и скажи теперь, что Мерона и её «Шайка» не умеют хранить секреты, ни о каких союзниках Вереан не смогла узнать. А вот что делать, когда Реммер вышлет новые войска, пора задуматься прямо сейчас. Потому что он вышлет, Стемран он так просто не отдаст. И в следующий раз пришлёт что-то серьёзнее одного «Цунами».

Рация вновь издала не то скрип, не то шипение, и горло сдавило, обожгло. Вереан вскрикнула, на её горле затянулась, раскаляясь, непонятно откуда взявшаяся металлическая петля. Она обожгла пальцы, но сумела сорвать её с себя, снять, отбросить в сторону. Вереан включила костюм, чтобы он реагировал на любую агрессию, и замерла с пистолетом наготове. Кто это так метко кидает металлические удавки?

Пусто и тихо. Лес странный — даже ночью в нём слышна жизнь — поют птицы, шуршат небольшие животные. А сейчас тихо, только шорох листвы.

Вновь обожгло огнём, на этот раз запястья и щиколотки. Вереан быстро нашла, и не без труда разломала и выбросила ещё четыре металлических кольца. Мистика какая-то, откуда они взялись? Ожоги на шее успели затянуться, конгломерат работает как часы. Уже и есть хочется, но пока что не слишком сильно. Вереан открыла отсек «чёрного ящика», где хранилась еда — мясные пластинки, шоколад, «сухая вода» — и оттуда хлынули потоком муравьи и прочая нечисть. Вереан чуть не взвизгнула. Долго вытряхивала из ящика сгнившую и частично съеденную насекомыми еду. Ничего не осталось. «Это как понимать, как они туда сумели забраться?» — удивилась она.

— Вереан? — голос сверху. Она запрокинула голову, над ней кружил спасательный корабль. Ну, наконец-то кто-то заинтересовался её судьбой. Хотя… маяк погиб вместе с кораблём, не все окрестности планеты ещё изучены, чего раньше времени поднимать тревогу? Тем более она не маленькая, не пропадёт.

— Вереан, отойдите в сторону, мы опустим платформу.

Ещё через минуту её подняли — и в салоне, среди спасателей, сидел не кто-нибудь, а генерал Эрвин собственной персоной. Он крепко пожал Вереан руку и сообщил:

— Война окончена, Вереан. Этот бой мы выиграли.

— Бой, но не войну, генерал Эрвин, — поправила его Вереан. Что-то неприятное было в салоне, чем-то странным пахло. Что тоже было возможно, мало ли кого и что они успели подобрать.

— Адмирал Реммер был на уничтоженном «Цунами», — пояснил Эрвин. — Есть свидетельства, мы изучили обломки. Хотя вы правы, нельзя ни в чём быть уверенными. Как только возобновится связь со Старым Миром, узнаем подробности. Вам нужно отдохнуть. Вы теперь — национальный герой, все вас ждут.

Вереан улыбнулась. И вздрогнула — по лицу Эрвина прополз муравей, а генерал не обратил внимания.

— Доставьте меня к Дому Правительства, — попросила она

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 23:20

— Да, генерал, мы подобрали её в лесу, — пояснил командир группы спасателей. — Высадим у Дома Правительства через пять минут. Встречайте.

— Гани, её привезут через пять минут, — сообщила Мерона. — Едем. Можно возвращаться в Дом Правительства, ближайшие сутки нам точно нечего бояться. Надо и выспаться, наконец. И никаких возражений!

— Я и не возражаю. — Аганте встала из-за стола. — Рысь, Тимо, вы тоже. Мерона права, нужно выспаться, это был тяжёлый вечер.

* * *

— Генерал Эрвин, — Бреттер, командир группы, которая подобрала Вереан, вошёл в штабную палатку. — Простите, я хотел бы поговорить с вами.

— Слушаю, Бреттер.

— Теариан, я думаю, что теаренти Вереан Аван-Лан эр Рейстан нужна медицинская помощь. Она прихрамывала, когда мы её нашли.

— Для этого вы прибыли сюда? Чтобы сообщить лично мне?

— Никак нет, теариан. Но она обращалась ко мне «генерал Эрвин». А нас с вами трудно перепутать. И ещё. — Спасатель поднёс карту памяти к проектору, возникла картинка. — Смотрите. Она открыла чёрный ящик, разбросала НЗ. А это рация, мы подобрали её там, среди обломков корабля. Послушайте сами. — Спасатель протянул рацию генералу. — Это похоже на человеческую речь. На запись. Она выбросила рацию перед тем, как сесть в корабль.

— Благодарю за службу! — Генерал кивнул. Спасатель стал по стойке смирно. — Мерона, прошу уделить мне минуту. Это по поводу Вереан.

117

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 20, 163 г., 23:25

— Смотрите! — указал сопровождавший Вереан спасатель. Действительно, тысячи людей собрались у входа в Дом Правительства. И поклонились ей, едва Вереан вышла на освещённое место. И приветствовали, хором. Вереан вновь улыбнулась, и поклонилась в ответ.

— Вас ждут, — указал спасатель. — Рад, что увидел вас, теаренти Вереан. Поправляйтесь!

Вереан дошла до двери, взялась за ручку — массивную, бронзовую ручку, здесь такие любят — и оглянулась.

Площадь пуста. Ветер колышет крону камшера, но на площади — никого. Куда с неё успело деться несколько тысяч человек? Ладно. Вереан помотала головой и двинулась вверх — к залу заседаний. Ни охраны, никого. Расслабились здесь, расслабились. Завтра, как только она проснётся, она наведёт здесь порядок.

* * *

— Теаренти Вереан? — Охранник окликнул её, но Вереан словно и не слышала. Она едва заметно прихрамывала, но, в общем и целом выглядела невредимой. Только местами её костюм был в саже, ну это понятно, её корабль разбился, Вереан только чудом избежала серьёзных повреждений. — Теаренти Мерона, — поднял он рацию. — Теаренти Вереан идёт к вам, в зал заседаний.

* * *

— Няня! — Аганте подбежала к ней первой, обняла. — Вы целы! Я так волновалась…

— Ничего. — Вереан прижималась к её груди и чувствовала себя значительно лучше. — Я слышала, ты не теряла головы. Мерона? Можно, я…

Вереан оглянулась. Только что в зале были Мерона с дочерью, Рысь со своей помощницей, Аверан и Таэрвен — и вот осталась только Аганте. И муравьи. Наваждение какое-то, кругом эти муравьи!

— Гани? — Вереан потёрла лоб. — Где все? Куда делись?

Она вышла на балкон. Вздрогнула. Площадь перед Домом Правительства вся успела зарасти кустами, бурьяном, травой. «Ничего не понимаю, что тут у них творится?» — удивилась она.

— Гани, я… — Вереан обернулась. Зал заседаний пуст. Вообще никого нет.

* * *

— Вереан, что с вами? — Мегин осторожно подошла к ней. Вереан замерла, глядя в пространство перед собой. Затем опустила левую руку, сдвинула что-то на поясе своего костюма. Пояс замигал красным.

«Молчать!», услышали Мерона и обе Тевейры. «Уходите отсюда! Быстро и бесшумно!»

— Теаренти Мерона… — Охранник вошёл в комнату. — У нас на датчиках…

Вереан неуловимым движением достала пистолет и выстрелила. То, что осталось от охранника, унесло куда-то вдаль по коридору.

«Уходите!». Мегин взяла Вереан за руку, и та вскрикнула, попыталась освободиться.

Таэрвен молча указал остолбеневшей Мероне и остальным на запястье. Прежде, чем Вереан вновь подняла пистолет, зал заседаний оказался пуст.

Кроме Рыси. Её браслет, тотсамый «якорь», лежал на столе. На другом конце стола, рядом с Вереан и Мегин.

— Вереан! — крикнула Мегин, вцепившись в обе её ладони. — Вереан, очнитесь! Вереан!

Рысь успела только заметить, что Вереан освободила правую руку и коротко, но сильно ударила. Мегин упала на пол и осталась лежать.

— Гани! — крикнула Вереан, обводя вокруг себя пистолетом. — Гани, где ты?! Иди сюда, нам нужно уходить! Гани!

* * *

Вереан едва успела выстрелить в огромное, отдалённо напоминавшее человека косматое чудище, которое ринулось на неё из коридора. И тут же побеги взломали пол, оплели её руки и ноги. Было несколько страшных секунд, когда казалось, что побеги оплетут, охватят и раздавят её. Но ей удалось освободиться, Вереан вскочила на ноги и включила костюм в режим обороны.

— Гани! — крикнула она. — Гани, где ты?! Иди сюда, нам нужно уходить! Гани!

Споткнулась обо что-то. И чуть не вскрикнула вновь, среди разбросанных по полу ещё шевелящихся корней и побегов, лежала Аганте. Нетрудно было понять, что у неё сломана шея. Вереан опустилась на колени, потрогала принцессу. Тело давно остыло, Аганте умерла много часов назад. И Вереан заплакала, держа Аганте за руку.

* * *

Рысь смотрела, едва превозмогая ужас, как Вереан, только что сломавшая шею Мегин, упала перед телом на колени и заплакала. Снаружи уже слышались шум и сигналы тревоги, но в комнату пока никто не вбегал. «Замри, — учила её Мегин. — Если не хочешь, чтобы тебя не заметили, замри, вспомни что-нибудь родное и доброе, представь, а потом сцепи ладони вот так и прикрой глаза. Нет, не закрывай, просто прикрой. Ты будешь видеть всё вокруг, но почти никто из людей тебя не заметит, пока не столкнётся с тобой. Конечно, камеры тебя заметят. Но от них и я не могу закрываться».

Рысь сумела справиться с собой, прижалась к стене и сделала всё так, как учила Мегин. Вереан плакала ещё минуты две, потом поднялась и медленно, держа оружие наготове, покинула комнату.

Ни стрельбы, ни шума. Рысь так и стояла, пока в комнату не вбежал охранник.

— Вы целы, теаренти Тевейра?

— Я — да. — Рысь почувствовала, что ноги её не держат. — Помогите мне! Помогите мне забрать её! — она указала на тело Мегин.

— У меня приказ эвакуировать вас, — сообщил охранник. — Перевезти в безопасное место, это приказ Мероны эс Тессан.

— Я не уйду без неё, — возразила Рысь, чувствуя, что ей становится трудно дышать. — Дайте! — крикнула она, указывая на рацию. — Дайте мне! Я сама ей скажу!

Вереан, 23:35

Вереан бежала, отстреливаясь, и костюм помогал ей. Побеги тянулись отовсюду. «Наваждение, — подумала она. — Это всё было наваждение. Меня предупреждали о Лесе, и вот я сама вижу. Он давно уже подчинил здесь всех. Но Мерона настоящая, и Гани была настоящая. Прости, моя принцесса. Я не могла забрать тебя, не сумела бы выбраться. Но они ответят мне за тебя. За всё».

Спасательный корабль был там же, где она его видела. Многие другие автомобили и корабли стояли на стоянке, но на глазах Вереан побеги прорастали прямо из пластона, взламывали его, обвивали машины, сминали и крушили их. Она успела вскочить, закрыть двери и поднять машину в воздух прежде, чем то же самое случилось и с её кораблём.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 23:35

«Якорь» сработал отлично. Не считая того, что Рысь осталась там, а ведь говорили ей, чтобы не снимала!

— Вейри, — сухо приказала Мерона. Её дочь быстро пришла в себя и бросилась к Аганте, которая вот-вот впала бы в истерику. Майер поддерживал Аганте под другую руку. — Быстро! Помогите ей! Аверан, бегом на стоянку, заводи машину. Умничка! Таэрвен! — Посол выглядел ошеломлённым, но сумел удержать себя в руках. — Вызовите Умника, быстро!

— Я уже здесь, — Умник выбежал из дома, — что там у вас творится?

Мерона жестом заставила его умолкнуть.

— Сейчас. Дайте мне картинку, — приказала она. — Нет! Огонь не открывать! Вы знаете, что такое мегатонна, Эрвин? У неё в поясе таких две или три. Освободите все подступы к зданию, чтобы там и духу ничьего не было!

— Гани, — обернулась Мерона к принцессе. — Это сейчас не Вереан. Понимаешь? Это не она убила Мегин и охранника. Можешь говорить?

— Могу. — Принцесса сглотнула. — Что с Рысью?

— Да, слушаю, — Мерона указала на картинку на мониторе. Вереан вышла из здания, с пистолетом в руках, и направилась налево, к стоянке. — Не мешать! Освободите площадку! Никаких снайперов, никого! Дайте ей улететь, куда хочет. Принцесса Тевейра жива? Увезти её в безопасное место!

— Гани. — Мерона опустила трубку. — Костюм Вереан сейчас в режиме обороны. Я знаю примерно, что у них за костюмы. Если она его сдетонирует, это будет термоядерный взрыв, две или три мегатонны. Если она откажется подчиняться, нам придётся принять меры.

— Дайте мне поговорить с ней! Пожалуйста!

— Я передаю трубку принцессе Аганте. — Мерона вручила ей трубку. — Где принцесса Тевейра? Да, помогите ей. Поймите и вы её! Да, пусть летит сюда. Пусть летит вместе с телом, если нужно.

— Реанимацию вызвали? — поинтересовался Умник.

— Не поможет, — заявила Аганте. — Если Вереан кого-то убила, уже не поможет реанимация. Да, генерал Эрвин. Да, я в порядке. В порядке! — крикнула Аганте и Тевейра мягко заставила её сесть прямо на траву. — Простите, полковник. Да, открывайте огонь, если потребуется, но я хочу попробовать уговорить её.

— Мерона, — позвал Умник. Та молча отмахнулась, прижимая к себе вернувшуюся Аверан, ту била крупная дрожь. — Слушай! — обозлился Умник. — На небо посмотри! Фейерверк заказывали?

Все подняли взгляд. По небу ползли разгорающиеся красным точки. Точки постепенно собирались все вместе.

— Эрвин. — Мерона взяла трубку у Аганте. — Дайте мне командира группы «Vaer». Да, я знаю, что мне он не подчиняется. Я снова передаю трубку принцессе.

— Аганте Аран-Лан эс ан Рейстан, код «Mesean Vaen». — Аганте встала на ноги. Тевейра поддерживала её под локоть. — Благодарю. Вереан задействовала спутники. Если они выйдут в боевой режим, уничтожьте их. Держите меня в курсе того, куда направляется Вереан.

— Умник. — Мерона поманила его к себе. — Извини. Мы тут все не в себе. Где Майс, где Манни? Давай, мы должны быть готовы закрыть и эту Тропу. Да, я знаю, что будет с поместьем.

— Знает она. — Умник позволил потрепать себя по голове. — Ничего ты не знаешь! Аверан, милая, всё хорошо? Идём, поможешь. Пора вещички собрать, самые нужные. Майс! — крикнул он в трубку. — Проклятие, опять в мёртвую зону вышли. Майс, внимание, передаю тебе через эфемера. Срочно возвращайтесь в поместье. Повторяю, срочно возвращайтесь, это приказ главнокомандующего. Мы уходим.

118

Вереан, 23:40

Вереан включила систему обороны. Радары тут же показали, что о её присутствии знают. Вот и пригодятся спутники. Она достала пульт и набрала команду. А сама смотрела на экраны, и голос Реммера звучал у неё в ушах.

— Заговор мощный и очень серьёзный, Вереан. Мы должны любой ценой сохранить Империю, даже если заговорщикам удастся сделать то, что они задумали там, на Старом Мире. Я направляю нескольких человек. Ваша миссия — вырастить и подготовить принцессу Аганте. Далее вы будете ждать сигнала на одной из планет, куда вас направят. Там вы подготовите базу и примете меры, чтобы в случае мятежа наши силы смогли оперативно прибыть и занять плацдарм.

Вереан стиснула зубы. Как ловко её обвели вокруг пальца, и успели уничтожить корабль до того, как она успела предупредить его. Ага, вот и преследователи. И терминаторы, вон они летят параллельно, но пока не вмешиваются. Ну что же, сейчас для вас найдётся занятие.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 23:45

— Майер, не стой столбом. — Мерона сжала его плечо. — Прости, — она поцеловала и его, и дочь. — Мы собираемся. Быстро! Я не знаю, что задумала Вереан, но Тропу нужно закрыть. Помогите Умнику с вещами!

Тропа

— Смотри! — Майтенер сжала его плечо. — Туда смотри!

Он посмотрел на предпоследний, седьмой проход. Там ночь, стужа и мёртвая планета с пригодным для дыхания воздухом. Заброшенная станция переставала быть заброшенной. Один за одним опускались корабли, ближайший был метрах в трёхстах от них.

— Они нас заметили. — Майстан схватил её за руку. — Побежали! Дай сюда пульт! Умник! — крикнул он уже на бегу. — Заводи тачку, мы делаем ноги! Проклятье, не слышит. Аванте, сможешь задержать их? Спасибо, милая! Манни! Манни, быстро сюда!

Вереан, 23:55

Огненная полоса шла по пятам — спутники работали, как часы — теперь и терминаторам, и всем прочим есть работёнка. Вереан собрала спутники в группу. Теперь часть из них сможет выполнять боевые указания, а другая будет обороняться. Судя по радарам, есть от кого обороняться.

Рация ожила. Вой, хрип, жуткая пародия на человеческий голос. Вереан молча выключила её. Нет, такой трюк с ней больше не пройдёт. Лес долго морочил голову, изображал живых людей. Но, в конце концов, конгломерат победил и морок рассеялся.

«Если высадка не удастся, забирайте с собой принцессу и направляйтесь в квадрат семьдесят три-четырнадцать. В пульте управления спутниками есть эти координаты. Там находятся корабли, готовые к вылету, и ваши бойцы в состоянии глубокого сна. Вам потребуется покинуть окрестности планеты, и следовать инструкциям, которые заложены в банк данных главного корабля. Я знаю, Вереан, что вы не подведёте. Вы не одна защищаете Империю, но я лично больше всего полагаюсь именно на вас, — вспомнила она слова приказа. — Удачи, солдат».

— Служу Империи, — прошептала Вереан. Радар показал, что множественные цели, движутся врассыпную. Гражданские цели. Вереан запросила сканирование.

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 20, 163 г., 23:55

— Машина и эфемеры наготове. — Умник выбежал из поместья. — Таэрвен, вот второй чемоданчик. Если я правильно понимаю, мы можем закрыть Тропу из любого смежного прохода. Летите к коридору ноль, я дождусь их. Станет жарко, уйду сам.

— Куда ты автомобили направил?

— Подальше. Я их двадцать лет собирал!

— Ладно. — Мерона поцеловала его. — Не злись. Майер, Аверан, Вейри — со мной. Таэрвен, Аганте, Рысь — быстро в машину, возвращайтесь в город.

— Я с ним, мама! — Аверан взяла за руку Умника. — Я помогу!

— Хорошо. Умник, не лезь на рожон, и будь на связи. По машинам, быстро!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 20, 163 г., 23:55

— К атаке готовы, — голос командира «Vaer». — Выходим на цель.

— Подтверждаю, атаковать и уничтожить спутники. — Аганте прикрыла глаза. — Почему она не отвечает?

— Если кому интересно, нас только что ощупали. — Посол уверенно вёл машину. — Надеюсь, что маскировка сработала. Это был боевой спутник.

Тропа

— Я ногу подвернула! — пожаловалась Майтенер. — Не гони так! Мы уже оторвались, не гони!

— Умник, — Майстан поднёс рацию к уху, — Манни ногу подвернула. Заводи тачку, мы минут через…

Он обернулся, и понял, что они не одни.

Их было пятеро. В имперских боевых костюмах, штурмовые ружья наготове. Один из них махнул рукой, держа под прицелом, жестом приказал опустить рацию.

— Приехали, — проворчал Майстан. — Спокойно, ребята, не стреляйте. Умник, нас к ужину не ждать!

И отпустил рацию. Четверо остальных шагнули ближе, а тот, что первым взял их на прицел, точно так же указал на чемоданчик: «Осторожно опустить».

Вереан, 0:00

Ну конечно, в одной из машин были пассажиры. И, похоже, они таким образом попытались скрыться, они отправили множество машин в разные стороны. Вереан усмехнулась. Да, там Мерона, Майер и кто-то ещё, смутно понятно, кто. Она лишь долю секунды медлила, прежде чем прикоснуться стилом к красному крестику поверх изображения цели. Атаковать.

Костюм предупредил, что в таком режиме заряд кончится через десять минут. Ладно, сейчас уже нет нужды. Сейчас Вереан задаёт правила игры. Вереан вернула предохранитель на место и смотрела, как спутник исполняет команду.

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 21, 163 г., 0:00

— Три спутника сбито, мы потеряли один истребитель, — доложил командир группы «Vaer». — Спутники взяли цель, атака через пятнадцать секунд. «Vaer», исполняем «Лепесток розы»! Прикрываем цель!

Стемран, Провинция Стемран, Поместье «Роза ветров», Техаон 21, 163 г., 0:00

— Аверан, быстро в машину! — приказал Умник. — Быстро!

— А они?

— Быстро, я сказал! — Умник чуть не силой втолкнул её в салон. — Рони, Майс сказал, его к ужину не ждать. Мы уходим, вызывайте войска!

Он бросил трубку и вдавил педаль так, что у обоих потемнело в глазах.

Тропа

— Не суетитесь, ребята. — Майс поставил чемоданчик, медленно выпрямился. Пульт в другой ладони, авось не заметили, что он успел там нажать на кнопочку. Теперь нужно всего лишь отпустить пульт. Майтенер прижалась к нему, схватила за руку. — Пульт вам тоже отдать?

Они отреагировали мгновенно, ушли все в «зеркало», выпустили «коконы».

Больше всего Майстан опасался, что не успеет разжать пальцы и что «мёртвая рука» не сработает. Он успел заметить, как шевельнулись губы Майтенер. И знал, заранее, что именно она прошептала. Коконы сгорели, смотри-ка, костюмы ещё не совсем разрядились, и Майстан не стал дожидаться, когда полетят следующие. Он разжал пальцы.

Вереан, 0:01

Цель исчезла с экрана. А Вереан уже вводила координаты полёта. Прочие ложные цели её не интересуют, сейчас главное успеть взлететь, прежде чем собьют оставшиеся спутники. А пока их не сбили, им найдётся работёнка. Она выбрала стилом координаты столицы — главной энергостанции — и дала новое задание. Такой взрыв оставит от города лишь пепел, вычистит всю заразу. Спутники далеко, им потребуется минут десять, чтобы выбрать оптимальную точку атаки. «Немного везения, — думала Вереан, — мне нужно немного везения. Жаль, что это спасательный корабль — „зеркало“ слабое, вот-вот кончится. Оно не рассчитано на долгое включение».

Стемран, Лес, Техаон 21, 163 г.

Тевейра помнила только, что Мерона попробовала уйти от атаки, она заложила крутой вираж. Что-то там кричали в рацию, но она осталась совершенно спокойной. С мамой и Майером бояться нечего. Убедилась только, что костюм включён.

Потом была красная вспышка. И Тевейра увидела, что летит лицом вперёд, прямо в дерево. А потом поняла, что сидит рядом со сломанным деревом — костюм принял на себя удар, а вокруг бушует пожар.

Она просто сидела и смотрела. Не было сил ни подняться, ни встать, ни даже заплакать, она просто сидела и смотрела.

Землю тряхнуло, и в небеса левее неё взметнулся столб синего пламени. Далеко-далеко, и какой же он большой, что его так видно! И почти сразу же рядом опустился автомобиль.

Умник выбежал оттуда, следом за ним — Аверан. Пожар уже унимался, с небольшими пожарами Лес справляется сам.

— Вейри? — Умник упал перед ней на землю. — Вейри, ты цела? Ави, быстро в машину! Неси аптечку! — Он отключил на Тевейре костюм, и осторожно осмотрел. Причёска обгорела, синяки и ушибы, но ничего серьёзного. — Вейри, где они? Куда их отбросило?

Тевейра молча махнула рукой за его спину.

— Пей, — протянул он ей фляжку. — Аверан, пусть выпьет, там вода! Сиди с ней, не отходи!

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 21, 163 г., 0:05

— Мы потеряли ещё два истребителя, «зеркала» на исходе, — доложил командир «Vaer». — Спутники рассредоточиваются, они ищут новую цель. У нас пять минут, я и второй остаёмся вести огонь, остальные на подзарядку.

Аванте — одна из множества — возникла рядом с генералом.

— Он очень устал, — сообщил робот. — Чем мы можем помочь?

— Спутники, — указал Эрвин. — Нужно занять их на ближайшие пять минут. Не позволять им стрелять.

— Вереан вышла из «зеркала», — доложил оператор. — Мы готовы атаковать.

Стемран, Лес, Техаон 21, 163 г.

Вокруг них появлялись Аванте. Одна за одной. Умник всё бродил вокруг огромной воронки, осознавая, что ничего не найдёт, даже пыли не осталось, но он обернулся, когда первый робот опустился на землю.

— Он злится, — прошептала Тевейра, поднимаясь на ноги. — Помоги! — Аверан попробовала удержать её, но куда там! — Он в ярости. Не смей! — крикнула Тевейра, запрокинув голову. — Не убивай! Помоги ей, если можешь! Попробуй помочь! Она защищала тебя, помни! Помоги ей!

119

Вереан, 0:07

«Зеркало» кончилось очень некстати, буквально за минуту до цели полёта. Теперь оставалось надеяться только на манёвренность машины, ей бы только дотянуть до площадки, а там, если Тессер не ошибся, автоматика сработает. Леса там нет, а автоматическая оборона выдержит пять минут. Корабли уже готовятся к старту, нужно просто добежать до ангара. Сесть в корабль и не забыть вывести экипажи из глубокого сна.

Терминаторы явились целой тучей. Вереан запросила уровень зарядки костюма, поняла, что минут пять он продержится, и когда облака принялись окутывать её со всех сторон, включила систему обороны.

Быстро и эффектно — синеватая дымка, от которой заломило зубы, и на миг закружилась голова. А потом её корабль ушёл вниз… и уже не вышел из пике.

Вереан почти не ощутила удара, скорость была несерьёзная. Корабль распался в пыль, как положено, у костюма всего лишь один процент заряда, но терминаторов рядом нет, все сгорели, и ей осталось только пробежаться! Ещё бы нога так не болела!

Её схватили, она не сразу поняла, что случилось. Поняла уже потом, увидела зелёную громаду — лесной великан — и ещё одного, поодаль. И побеги, те самые мерзкие побеги, которые вырастали из земли, оплетали и съедали заживо. Вереан успела дать команду автоматического запуска, прежде чем потеряла сознание.

* * *

Она пришла в себя и поняла, что сидит прямо на земле, а рядом шагах в пяти «нога» лесного великана. А ещё два деловито растаптывали в пыль ангар.

Вереан поднесла ладони к лицу, в левой лежала игрушка, тот самый талисман, который Гани подарила ей перед боем.

Гани!

— О Великое Море! — прошептала Вереан. — Гани!

Прошлое возвращалось. Она вспомнила, как атаковала машину Мероны, как убила охранника и Мегин. Как разбегались люди, которые встречали её, вернувшуюся с победой, а она шла, и на ходу включала пульт…

Пульт!

Он запищал. Вереан открыла его, мигал красный крест, двадцать три секунды до атаки, есть ещё возможность отменить запуск. Она не сразу попала стилом по крестику. Успела. Отменила.

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 21, 163 г., 0:12

— Они расходятся! — указал оператор. — Роботы расходятся! Они не блокируют спутники!

Действительно, терминаторы, которые вереницей летели на спутники, чтобы сгореть в очередном выплеске синего пламени, как по команде бросились в разные стороны.

— Спутники взяли новую цель, — указал оператор. — Её нет на наших картах. Там просто лес, ничего более. Построек и коммуникаций нет в пределах сотни километров.

— «Vaer», мы готовы, — доложил командир группы. — Ждём приказа открыть огонь.

— Отставить, — приказал генерал. В конце концов, если терминаторы, только что заслонявшие собой всё остальное, оставили спутники в покое, значит, это не случайно. Кому они сейчас подчиняются? Лесу? Может, стоит и людям довериться Лесу на этот раз? — Они ушли не зря. Пусть стреляют.

Вереан, 0:12

— Уходите! — крикнула Вереан, но у неё получился только хрип. И засмеялась. — Уходите, бестолковые! Я без вас справлюсь!

Странно, но они поняли. Или же им кто-то ещё приказал — великаны, не мешкая, направились кто куда. Уже через минуту Вереан осталась одна, а вокруг на землю ложилось красноватое свечение. Спутники готовятся к удару.

Шипение и свист в ушах. У Вереан закружилась голова, она с размаху стукнула себя по лбу. В голове сразу прояснилось, и она увидела, что выронила игрушку Гани. Она подобрала её негнущимися пальцами, свист и шорохи в голове угасли. Но чернота наплывала, волнами, и тут же проходила. А в ангарах что-то двигалось и копошилось, не до конца они раздавили всё, не до конца. Вереан расстегнула костюм, стараясь не уронить деревянную фигурку. Она упала на колени, ноги не держали.

Нахлынуло и отпустило вновь. «Две минуты, — подумала она, закрыла коробочку с пультом, зашвырнула подальше. — Вот пакость, и сломать его нельзя так, чтобы не остановить атаку! Мне нужно продержаться две минуты. Это же так мало, всего две минуты!» Кинжал оказался на месте. Вереан рассмеялась и уселась на землю.

Нужно всего лишь нанести себе такие раны, которые невозможно залечить за две минуты. Она вспоминала, и воспоминания уже не ужасали просто потому, что сильнее ужаснуться невозможно. «Гани, — подумала Вереан. — Она жива, это главное. Она поймёт меня. Всё остальное неважно».

На этот раз было очень больно. Может, конгломерат не сработал, а может, так и было задумано, чтобы не дать человеку сделать то, что может повредить интересам дела.

Вереан лежала и улыбалась, глядя невидящими глазами в зенит.

Стемран, Провинция Стемран, Космодром, Техаон 21, 163 г., 0:14

— Цель поражена, — подтвердил оператор. — Там было что-то мощное, смотрите! Мы зафиксировали всплеск радиации.

— Системы обороны спутников отключены, — доложил командир группы «Vaer».

— Атаковать, — распорядился генерал. — Уничтожьте спутники.

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 21, 163 г., 0:25

— Есть разрушения, пропало без вести пятнадцать человек и ранено тридцать четыре, — сообщила Аганте. — Все четыре известных нам портала деактивированы. Также разрушено поместье доктора Маэра и, частично, второй корпус Института Биологии. Спасатели продолжают работать.

Она дождалась сигнала о том, что прямой эфир окончен, и спрятала лицо в ладонях.

— Гани. — Таэрвен взял её за локоть. — Пожалуйста, отдохни. Просто посиди, ничего не делай. Я же вижу, что ты сейчас сорвёшься.

Она молча обхватила его, прижала к себе и заплакала. Таэрвен краем глаза видел, как в зал вошёл генерал и оставшиеся в живых пилоты, и генерал тут же жестом приказал всем покинуть зал, тихонько прикрыл за собой двери.

— Порталов нет. — Аганте вытерла глаза. — Значит, мы теперь одни, да? Связи со Старым Миром нет, с твоим домом тоже. Теперь только мы сами.

— Боюсь, что так. — Таэрвен осторожно подвёл её к креслу. — Только мы и Лес. Ну и роботы, мы же теперь подружились с ними, если я правильно понял. Просто посиди. Одну минутку посиди.

Стемран, окрестности г. Стемран, Техаон 21, 163 г., 4:40

Рысь сидела у зелёного холмика, она здесь оставила тело Мегин, и почти сразу явилось кольцо, чтобы забрать то, что принадлежит Лесу. Не остаётся ничего, так говорят. В конце концов кольцо расходится, и ничего не остаётся. Совсем.

Они подошли держась за руки. Аганте и Тимо, так и закутанная в одеяло, её всё время знобило. Подошли и сели рядом. Рысь обняла их, прижала к себе. «Я впервые в жизни не знаю, что сказать, — подумала она. — Вот мы победили, и добились того, чего так хотели жители планеты. А я не хочу. Совсем ничего не хочу. Я хочу только одного: проснуться, и чтобы было ещё вчера, и чтобы Мегин сидела рядом и смотрела на меня с недовольным видом».

Холмик шевельнулся. Начали расходиться, расползаться, прятаться побеги и лианы, и всё остальное.

— Не смотри, — шепнула Тимо, закрывая глаза Рыси ладонью. — Не надо! Пожалуйста! Гани, помоги мне!

Они вдвоём силой подняли на ноги сопротивляющуюся Рысь и повели её прочь. Тимо сама оглянулась, не сдержалась, и тут же потянула всех назад.

— Смотрите! — крикнула она.

Мегин так и осталась лежать. Пропала только одежда, Лес всегда забирает её с собой. Рысь подбежала, схватила Мегин за руку, рука была живая и тёплая. Мегин почти сразу же открыла глаза.

— Я видела их, — прошептала она, и закашлялась. Ей помогли усесться, Тимо набросила на Мегин свой плед.

— Кого? — спросила Тимо, уже заранее зная ответ.

— Обоих. Майера и Мерону. Мне казалось, что они меня тоже видели.

— Что там было? — спросила Тимо, ёжась от холода.

— Лес, — тут же ответила Мегин. — Без конца и без края. Только лес.

Шамтеран, Архипелаг Крайтеон, Империя Роан, Резиденция Сердце Мира, Венант 18, 1415 В.Д., 22:50

— Противник капитулировал, — доложил генерал. — Крейсеры взорвались — все одновременно, а остальные корабли сдались. Мы изолировали пленников, обследуем по новой методике и их, и всех сотрудников министерства и, прежде всего, персонал оперативного центра.

— Корабли взорвались сами собой, — покачала головой Ан Рейстан. — Никогда бы не поверила. Что с порталами в Стемран?

— Все три известных нам портала неактивны, Ваше Величество. В Никкамо полностью уничтожен космопорт, но там эвакуировали весь персонал, как только турбулентность стала выше трёх. Жертв нет.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы остались, — повернулась Ан Рейстан к улыбающейся Аванте. Остальные роботы так и кружились в воздухе, вырисовывая необыкновенные, фантастические фигуры. — Что ж, теперь уже ничего ни от кого не скрыть. Расскажи нам, что сможешь. Мы перед тобой в долгу — и я, и вся Империя.

— Возьмите. — Аванте протянула Ан Рейстан мэйс. — Посадите его, где хотите.

— Ваше Величество, — поклонилась Реа эс Тессорет. — В городе много раненых, у Вас во дворце тоже. Разрешите мне помочь им? Каждая минута может быть дорога.

— Ступайте, Реа. — Ан Рейстан едва заметно взмахнула мухобойкой — одна из не очень многих традиций, с которой так и не расстались. — Мы подождём вас. Мне кажется, вам тоже захочется поговорить.

Эпилог

Стемран, г. Стемран, Дом Правительства, Техаон 11, 171, 10:25

— Доктор Маэр, — Мерона, похоже, с утра была не выспавшаяся и злая. — Перестаньте уже свистеть. В приметы верите?

Мерона сидела у огромного стола, и не понять, зачем такой большой, в полкомнаты. Она одета в белый с зелёной каймой халат. Одна в халате, остальные кто в чём: Умник в драном свитере и брюках, Майстан в стареньком костюме. В нём он особенно сильно походит на бандита с большой дороги.

— Не верю, доктор Мерона, — ухмыльнулся Умник. — Манни, кончай уже снимать. Мы же не производим никакого анализа. Выключи камеру.

— Не выключу, — голос Майтенер. — Мне приказали снимать всё, что происходит.

— Ну и долго нам тут торчать? — осведомился Майс — тоже злой, небритый и с мешками под глазами. Славно они вчера с Умником надрались. До сих пор хочется задержать дыхание, находясь в одной с ними комнате. Даже кондиционер не спасает, вон как Мерона морщится.

— Лейтенант приказал сидеть, в течение получаса будет транспорт, — пояснил Умник. — Вот и сидим. Кто-нибудь, разбудите коллегу Майера. Он так и конец света проспит.

— Придурок, — прошептала Манни. Судя по улыбке, услышала её, похоже, одна только Мерона.

— Я не сплю. — Майер, как всегда великолепный, самодовольный и надменный, вошёл в комнату. — Что у нас за суета? Куда все делись?

— Сидят по лабораториям, и задают тот же вопрос, — отозвался Майстан. — Слушай, Майер, у тебя же есть колёса от похмелья. Поделись с больными.

— Что с больными, это точно, — заметила Мерона. — Как маленькие, пили всё подряд. Не давай им, Майер, пусть мучаются.

— Пусть. — Майер обнял её за плечи и Мерона, смотри-ка, не дала ему в зубы.

— Господа, мы в анусе, — задумчиво заметил Умник. — Не хочу вас пугать раньше времени, но куда делись войска? Где наша охрана, где эти автобусы? Нас что, бросили?

Все бросились к окну.

— Идиот, — заметила Мерона. Камера дрожала и металась. — Манни, да положи её. Не бойся, дорогая, не слушай придурков.

Майер бросился вон из комнаты.

Минуты две все молчали. Затем Умник кашлянул.

— Коллеги, мне одному пришла в голову некрасивая мысль о докторе Майере?

— Заткнись! — прошипела Мерона. — Не смей!

— Всё, уже затыкаюсь. — Умник поднял руки над головой. — Но всё-таки…

Дверь распахнулась, и внутрь вбежал Майер. Весь в чёрном. Как водолаз. В каждой руке по объёмистому пакету.

— Знатный прикид, — одобрил Майстан. — Теперь так носят? Что у тебя за барахло?

— Армейские костюмы, — пояснил Майер. — Их нет. Солдат нет! Они всё побросали и уехали. Это всё валялось просто так, заходи да бери. — Он показал пистолет. — Кто, кроме меня, умеет с этим обращаться?

— Индюк надутый, — проворчал Майстан. — Дай сюда. А там что, такой же костюмчик? Это дамам, я пока перебьюсь.

— Костюм тебе зачем? В солдатиков решил поиграть? — поинтересовался Умник.

— В жилом корпусе паника, — пояснил Майер. — Связи нет. Солдаты всё бросили и слиняли. Нужно ещё что-то пояснять?

— Прекратили! — приказала Мерона. — Майер дело говорит. Доктор Маэр, соблаговолите помочь мне сходить за защитной техникой и вооружением.

— Мамочки, как официально, — буркнул Майстан. — Манни, держись со мной. В обиду не дам. Идём, нам тоже не помешают костюмчики и пушки.

— Мама?

Тевейра-Тимо остановила воспроизведение, и включила свет. На пороге стояла её дочь, Мерона.

* * *

— Ты снова смотрела? — Тевейра, сейчас её почти все звали только «Тимо», поманила девочку к себе. Та забралась на соседнее сидение.

— Снова. Мне нравится, Рони. Ты так похожа на них обоих…

— Я знаю, — заявила девочка с важным видом. — Мама, нас ждут! Ты обещала! Сегодня солнечный день, ты обещала, что мы все пойдём в парк! Все вместе!

Стемран, г. Стемран, Центральный Парк, Техаон 11, 171, 12:00

— Смотрите, это же роза! — восхитилась Тимо, указывая в небо. — Кто загадывал розу?

— Я, — призналась Рысь. — С детства их люблю. Смотри, им нравится! Ну-ка, попробуем чуть-чуть перекрасить…

Роза в небесах из алой стала белой, и все вокруг захлопали в ладоши. Роботы (хотя их теперь почти никогда не звали роботами, а чаще называли лесниками или садовниками) слушались немногих. А точнее, они слушались только трёх матерей Дома, их детей и их друзей.

— Она так и не сказала, кем были их хозяева, — заметила Тимо. — Всё, что знаем — они были человекообразными. И однажды, когда открыли очередную Тропу, все куда-то делись. А роботы остались присматривать за порядком, и готовить им место для жилья. Получается, роботы считают нас частью Леса. И пока ведём себя хорошо, будут охранять и помогать. Но если… — Она помотала головой. — Но когда мы снова свяжемся со Старым Миром, там не всем это понравится. Они точно снарядят экспедицию! Некоторые люди терпеть не могут, когда есть кто-то сильнее их. Мерона! Рони! Перестань бегать по газону, какой пример ты подаёшь!

— Мы будем уговаривать, — отозвалась Рысь. — У нас нет другого выбора. Мы помогли ему, он помог нам. Тимо, ну не плачь, пожалуйста! Мы справимся! Ты снова смотрела те фильмы, да?

— Смотрела, — призналась Тимо, вытирая слёзы. — Мне всё время кажется, что они где-то рядом. Что просто нужно пройти по правильной тропинке в лесу, и они найдутся. Ой, а где дети?

— В прятки играют. — Рысь обняла Тимо. — Попрятались. Раз чувствуешь, что рядом — значит, никуда не ушли. Просто стали немного другими, да? О, смотри, кто идёт! Сейчас все пропажи найдутся!

* * *

Дети хоть и притаились — попробуй их отыщи меж кустов да камней — но, завидев Умника, с радостным визгом бросились встречать. Тот остановился, и поднял руки над головой, спасая поклажу.

— Та-а-ак, мамы-папы, — грозно позвал доктор Маэр, глядя на стоявших неподалёку взрослых. — Ну-ка, быстро разогнали мелюзгу, не то червей сами будете копать! А я каких попало не беру! Ну, кто у нас себя сегодня хорошо вёл?

Дети — два мальчика, две девочки, старшим по семь лет — переглянулись и потупились.

— Так, мои милые! — Мегин хлопнула в ладоши, подошла поближе. — Ну-ка вслух! Здесь не все владеют мысленной речью!

— Я так и думал, — сокрушённо заметил Умник, и напустил на себя сердитый вид. — Я всю ночь копаю червей и готовлю удочки, а они шалят, да ещё и втихаря что-то обсуждают! Всё, пойду на рыбалку один.

— Дя-а-а-адя Маэр! — хором взмолились четверо. — Мы больше не будем!

— Что натворили? — осведомился Маэр грозно, опуская поклажу наземь. Незаметно подмигнул Рыси, Аганте и Тимо, стоявшим поодаль, и изо всех сил старавшимся выглядеть строгими. — Быстро и по существу! Рыба ждать не будет!

— Я… — Вереан, чернокожая и долговязая, вся в маму — и самая неугомонная. Стоит трёх остальных, вместе взятых. — Я немножко! И ничего не сломала, они всё врут! Подумаешь, на машине немного полетала! А у куста ветка до меня была сломана! А они просто ничего не сказали, я попросила! Я сама призналась, дядя Маэр!

— Права есть? — строго вопросил Умник, поправляя очки. — Прав нет. Чтоб больше за руль не садилась! Не то я с тобой месяц не разговариваю! Так, а остальные? Мерона? Майер? Крейн? В пределах допустимого?

— В пределах, дядя Маэр! — хором подтвердили дети и рассмеялись.

— Так. Взяли вот это всё — червей не трогать, я сам! — и за мной. Быстро! Вам через четыре часа на обед!

— Чему он их научит, — вздохнула Аганте. — Она потом мне такие вопросы задаёт, за которые меня в детстве могли в карцер запереть! Уже сил нет.

— Как говорила мама, — заметил Каэн, — воспитывать детей трудно только первые сорок лет. Рысь, тебя ждут. Вон та пара. Не могут наследство поделить. Не бойся, мы подождём!

Рысь закатила глаза и прижала руки к груди. Так, чтобы не заметил никто, кроме своих.

— Ну почему им всегда нужен дипломат? — подумала она вслух и пошла. В серебряном обруче на голове, символе Закона, она выглядела более чем внушительно.

— Стойте! — Таэрвен, которого никогда не видели таким возбуждённым, подбежал к остальным, размахивая картой памяти. — Слушайте! — вставил карту в диктофон, и включил воспроизведение.

«Внимание, Стемран!»

Механический голос, но чем-то очень похож на голос самого Таэрвена.

— Что это? — вздрогнула Аганте — Тимо взяла её за руку. — Всё, молчу.

«Внимание, Стемран! С вами говорит спутник связи один-ноль-три-пять-шесть-восемь-три Мира Тессерон. С вами говорит спутник связи один-ноль-три-пять-шесть-восемь-три Мира Тессерон. Пожалуйста, ответьте на одной из следующих частот: сто двадцать три и шесть, сто пятьдесят пять и восемь, девятьсот три, это стандартные частоты телевизионного вещания. Внимание, Стемран…»

— Поверить не могу, — призналась Тимо, когда всеобщее ликование слегка поутихло. — Это же твой голос, Эрви!

— Так я их сам и программировал, — пояснил Таэрвен. — Ну что, отвечать?

— А что будет? — спросила Аганте почти робко.

— Через три… нет, через четыре часа приедут гости. Возможно, будет моя тётушка, — добавил Таэрвен. — У нас есть ещё время придумать оправдание, почему мы так долго не звонили! Идёмте!

— Гани. — Тимо дождалась, пока остальные чуть ли не вприпрыжку убежали готовить официальное заявление — и взяла принцессу за руки. — Ты хотела поговорить? Она всё ещё снится тебе?

— Да. Если задремлю где-нибудь в лесу, — призналась Аганте. — Всегда одно и то же. Садится рядом на скамейку или прямо на землю, и молчит. Улыбается, смотрит в сторону и молчит. Она говорила, что мы по-настоящему не умираем. Но, по-моему, она сама не очень верила.

— Вереан говорит, что тоже видит её иногда, — пояснила Тимо. — Твоя дочь. Не пугайся! Мне кажется, это не совсем выдумки. Говорит, что вон там, в чаще, где самые тёмные тропинки. Если выпить из источника, и сесть под дерево, то она приходит. И иногда говорит.

— Я попробую, — Аганте закрыла глаза. — Но только если вы обе пойдёте со мной. Я должна ей сказать кое-что, что не успела. А теперь идём! Я должна успеть переодеться!

Лес

— Вот о чём не мечтала, — проворчала Майтенер, — так это о том, что остаток жизни проведу с тобой!

— Во даёт! — Майстан поджал губы. — Я и дом построил, и даже не один, и живу в палатке, чтоб глаза не мозолить. И фильмы ей показываю, и байками развлекаю. Даже готовить немного научился. А она недовольна! Смирись, Манни! В конце концов, могло быть хуже! Правда, Аванте?

Аванте, помогавшая ему разводить костёр, рассмеялась и отрицательно покачала головой.

— Вот вечно вы сговариваетесь, — хмыкнул Майстан. — Одно слово, женщины.

— Ладно. — Майтенер дождалась, когда Аванте уйдёт за водой и подсела ближе. — Ну не обижайся! Куда пойдём завтра?

— А тут куда ни ходи, всюду лес, — пожал плечами Майстан. — Справа лес, и слева лес. Через семьсот метров речка, потом холмик. Аванте, бедняжка, месяц, считай, летала, но так ничего и не нашла.

— Но так ведь не бывает! Планеты все круглые! А тут звёздное небо не движется, и Солнце каждый день другое!

— Может, это снова Тропа, — предположил Майстан. — Чемоданчик с нами. Батарейки вроде не сели, можно попробовать.

— Ой, нет, — содрогнулась Майтенер. — Я лучше с тобой здесь от скуки помру. Вот помру же, Майс! И что делать будешь?

— Выпью за твоё здоровье, — проворчал Майстан, потерев лысину ладонью, — и нажму на кнопку. Не задавай глупых вопросов.

— Стой! — Майтенер вскочила на ноги. — Слышишь? Вон там, за холмом!

— Слышу, — удивлённо признался Майстан. — И если это не галлюцинации… Стой! Ты куда?

— Встречать их! Пока от скуки не померла!

— Наперегонки? — предложил Майстан, и сделал вид, что собирается пощекотать Майтенер за бока. Та с довольным визгом бросилась вперёд, и сразу стало ясно, что её не догнать.

Константин Бояндин Хлопушка

Старая, сточенная временем, гора. Высочайшее место Сердца Мира. Парк, в который не каждому дано войти.

Здесь она может сидеть, подставляя лицо солнцу — не набрасывая вуали, здесь вуаль не нужна. С течением времени солнцу не так-то легко разогнать кровь, ноги слушаются всё хуже, но всё ещё слушаются.

— Бабушка!

Топот ног. Дети не умеют ходить, только бегать. Носиться.

— Бабушка!

Неважно, что не бабушка, и даже не прабабушка. Два слога «пра» девочка не умеет выговаривать. Или не хочет.

— Да, Лилия?

— Бабушка, смотри, что я нашла!

Здесь, в Парке Времени, ей тоже необязательно носить вуаль. Но Лилии это нравится. Её ещё не раздражает быть вечно отгороженной от мира — плата за могущество, которым обладают немногие королевы на свете. Полный титул — Её Величество Императрица Сердца Мира, Королева Роан, Правая Рука Соари и Страж Мира. Но на Сердце Мира, где стоит императорский дворец, её зовут просто Королевой. Имя она теряет, едва обретает высочайший титул. Вернёт имя вновь, только когда преемница сменит её на троне.

Женщина нагибается, глядя на камушки — два камушка на ладошке девочки, причудливые, похожие на морских звёзд.

— Чудесно, Лилия. Ты сама их нашла? — Довольный кивок. И Лилия тут же понимает, что выдала себя. Если нашла сама — значит, выходила за пределы Парка, спускалась к морю. Конечно, без сопровождающих, нужны они больно! Пусть Королеве всего только семь лет, никто не станет ей перечить.

Женщина хотела улыбнуться — так много всего пробежало по лицу Лилии. Включая самое настоящее раскаяние. Но улыбаться не положено. Женщина молча извлекла из рукава тефана, одеяния, хлопушку для мух — золочёная рукоятка, шёлковые хвосты. Девочка склонила голову. Получила лёгкий, едва ощутимый удар хвостами — по затылку.

Будь с Королевой няня, досталось бы по-настоящему. Королеве.

— Королеве не пристало покидать Парк Времени в одиночестве, — произносит Лилия и выпрямляется. Видно, что ей обидно. Но характер не скрыть, не превозмочь.

— Я пойду, бабушка? — спрашивает Лилия почти робко. Женщина кивает. Девочка улыбается и уносится прочь, только камушки летят из-под сандалий.

Я знаю, куда она, думает женщина. Туда, где розы. Там можно плакать, и тебя никто не заметит. Я сама так делала, думает она. И меня тоже звали Лилией. И зовут до сих пор. Рейон — на Старом Ронно означает «лилия».

* * *

Вначале их было пятнадцать. Пятнадцать девочек, самой старшей, Лиане, было одиннадцать. Ей, Лилии, через месяц должно было исполниться семь. Их выбрали, никому неведомо, как именно — и привезли в Сердце Мира, со всех уголков Империи. Все они знали точно: тех, кто пройдёт отбор, оставят во дворце. Учиться, жить и служить — Королеве. Невиданная удача и для них, и для их родителей. Ну а те, кто не справится, получат подарок (тоже неплохой) и вернутся домой. Но домой отправляли немногих, ведь в Сердце Мира не приглашают кого попало.

Всех цветов — Лиана, родом из Фаэр, казалась белой, как молоко, рядом с чернокожей Лилией, родом с юга Роан. Дразнилась, «какая же ты лилия?» — а сама никогда не видела настоящие, королевские чёрные лилии, а ещё обзывается! Тут же появилась их наставница, Айни (на Роан означает попросту «няня»), которая всем годилась в бабушки, а то и в прабабушки. Один раз улыбнулась и стало понятно: перечить ей не следует.

— Итак, милые мои, — Айни сняла с пояса короткую плётку, — теперь вы живёте при дворце. Те, кто окажутся умными и послушными, станут очень-очень важными дамами. — Лиана обвела окружающих взглядом и приняла такое надменный вид, что все прыснули, а няня усмехнулась. — Те, кто не справятся, могут навсегда остаться прислугой. Понятно?

— Никто из нашего дома не будет прислугой, — буркнула Фарри, бронзовокожая, откуда-то из этих мест. Как и у всех, у неё не было ещё настоящего имени, только детское. Фарри — «медвежонок». Так и есть — неуклюжая на вид, крепкая, молчаливая и с ужасно тяжёлой рукой. Айни присела перед ней, улыбнулась.

— Да, моя дорогая. Ты сделаешь всё, чтобы этого не случилось, верно?

Фарри похлопала глазами и кивнула. Новый взрыв смеха — очень уж важной выглядела Фарри в этот момент. Айни выпрямилась, и улыбка исчезла с ей лица. Надолго.

— Забудьте всё, что слышали о себе, — Айни обвела всех взглядом. — Может быть, вы мечтали стать королевами и графинями, это никого здесь не интересует. Разговор у меня будет короткий. Будете послушными — я буду довольна. А когда я довольна, я очень добрая. Будете непослушными, — Айни взмахнула плёткой в воздухе, — я рассержусь. А меня лучше не сердить. Всё понятно?

Удивительно, но никто не издал ни звука. Не усмехнулся, не скорчил гримасу.

— Вот и хорошо, — Айни улыбнулась ещё раз. — Лилия, — поманила она самую маленькую пальцем. — Ты назначаешься старшей. Будешь следить за порядком. Спрашивать буду с тебя.

* * *

— И тебя все-все начали слушаться? —восторженно спросила Лилия-маленькая. Осторожно прикоснулась ладошкой к сухой, непослушной ладони Рейон. — Сразу-сразу?

— Нет, малышка, — улыбнулась прапрабабушка. — Почти никто. Но у меня сразу нашлось две подруги.

Когда Лилия успела подкрасться? Неужели она, Рейон, так увлеклась, что начала рассказывать всё вслух? Старость — не радость. Ну да ладно. Пусть послушает, ей самой было куда легче.

* * *

Ну конечно, никто не стал слушаться. Все тут были потомками королев, герцогинь, графинь, прочих важных персон. А она, Лилия? Дочь торговца? Фи-и-и… Тоже мне, главная! Роза, полностью подходившая детскому имени — вся такая колючая и на вид, и на язык — подошла к невысокой чернокожей Лилии и молча посмотрела ей в глаза.

— Никто не будет указывать мне, что делать, — заявила она. — Уж во всяком случае, ты не будешь! Кто у тебя родители? Торговцы?

Откуда она узнала? Ведь обещали, что никто и никогда не узнает, пока сами не скажут. Кто ей сказал, кто проболтался?

Лилия чуть не расплакалась. Она и так чуть было не начала стыдиться своих родителей, а теперь ещё…

Смех. Ну конечно, они рады теперь посмеяться. Лилии пришлось бы несладко, но Фарри и Лиана неожиданно пришли на помощь. Фарри молча двинула Розу в грудь, насупилась — не подходи, ещё получишь! Лиана была выше всех ростом и молча встала по другую руку от Лилии, взяла ту за ладонь.

— Думаешь, самая умная, если самая длинная? — проворчала Фарри.

Роза хотела было дать сдачи, и непонятно, чем всё могло закончиться, но посмотрела в глаза Фарри… и опустила взгляд. Но не сдалась, это читалось в её облике.

Айни вновь возникла в комнате, словно и не отлучалась никуда.

— Всё в порядке, Лилия? — поинтересовалась она.

Лилия кивнула. Обвела остальных взглядом. Не все смотрели уважительно — ещё бы! — но никто и не стремился показать характер.

— Кто-то пытался тебя обидеть?

— Сама справлюсь, — проворчала молчунья-Лилия, да так похоже на Фарри, что все рассмеялись.

— Вот и хорошо, — кивнула Айни. — Идёмте со мной, я покажу вам, где вы будете жить.

* * *

— Бабушка, — Лилия осторожно потянула её за рукав. — Проснись! Мама зовёт, мне пора. Можно, я сюда приду после обеда?

— После тихого часа? — усмехнулась Рейон.

— Не буду спать, — поджала губки Лилия. — Никогда-никогда больше днём не буду спать!

И убежала, не дожидаясь появления хлопушки.

* * *

Потянулись длинные, неинтересные дни. Для многих девочек унизительные, ведь работать приходилось прислугой! Мыть тарелки, подметать и много такого, о чём приличные девочки и думать не должны! Прислуга на что? Вот на то и прислуга.

Фарри держалась рядом с Лилией. Как и Лиана. Несмотря на имя. Фарри оказалась смешливой и гораздой на выходки. Первым делом их всех обучили надевать тефан. Всего-то три куска ткани, а думаете, просто? Лилия долго не справлялась, чем вызывала новые насмешки. Лиана помогла ей. Нехитрое на вид искусство, но одеваться самой, да ещё в тефан, одежду высоких людей…

— Я тоже дочь торговца, — шепнула Лиана как-то раз, когда они вместе работали а кухне. — Но я-то привыкла, у меня мама…

— Лиана, — Айни умела возникать, словно из ниоткуда. — Мы не говорим о родителях здесь. Ты прекрасно это знаешь. Останешься на час позже всех.

— Да, Айни, — Лиана склонила голову. Когда Айни уходила, показала ей в спину язык. — На два часа, — поправилась Айни, не поворачивая головы. — И завтра тоже будешь работать на кухне. Лилия, никаких поблажек, ясно?

Куда уж яснее!

— У неё что, глаза на затылке? — удивилась Лиана. Дополнительная работа её не очень огорчила. Видно, у себя дома она тоже не была белоручкой — сноровисто управлялась и с метлой, и с тарелками, и много с чем ещё.

— Наверное, — ответила Лилия шёпотом. — Наверное.

* * *

Конечно, случилось однажды так, что ни Фарри, ни Лианы рядом не было. Лилию неожиданно схватили, когда она возвращалась вечером, в общую комнату — проверить, всё ли выполнено.

Роза и две её подружки. Низенькую, с длинными резцами, звали Лаской. Вторую, светлокожую, как Лиана, звали попросту Привидением, очень уж у неё хорошо удавались «страшилки».

— Что теперь, мой дорогой цветочек? — поинтересовалась Роза. — Я ведь говорила тебе, что на кухне работать не буду. Ещё раз отправишь меня на кухню — очень пожалеешь.

— Ты будешь работать там, где я скажу, — ответила Лилия твёрдо. Только не показывать страх. Только не показывать слабость. Роза сама не больно храбрая, если взяла с собой двух помощниц!

— Нет, не буду, — усмехнулась Роза. — А достанется тебе. И старшей станет кто-то другой.

— Ты хочешь быть старшей? — поинтересовалась бесшумно подошедшая Айни. И Ласку, и Привидение как ветром сдуло.

Роза не потеряла лица, хотя знала, что за подобное могут очень сильно наказать. И очень больно.

— Да, Айни, — она смотрела надменно. — Я достойнее её, — кивок в сторону Лилии.

— Хорошо, — Айни протянула руку и Лилия, не вполне понимая, что делает, сняла с себя нарядную шапочку с красным рисунком и протянула няне. — Приступай к своим обязанностям. Работы на кухне и в кладовой ещё не окончены, проследишь.

— Лилия, — Роза говорила сухо, но издевка ощущалась. — Идём со мной, поможешь.

Как только Айни не стало видно, Роза довольно больно ткнула Лилию кулаком в бок. Лилия промолчала. Ей досталось в тот вечер, но она не издала ни звука, не проронила ни слезинки. Потом уже, под утро, когда её отпустили, упала на свою кровать и заплакала — беззвучно. Фарри появилась, словно из ниоткуда, молча присела рядом, взяла подругу за руку. И молчала. Взгляд её был мрачнее тучи.

* * *

— Она тебя обижала? — тихо спросила Лилия. Бабушкина хлопушка лежала у неё на коленях, и видно было — старая-престарая хлопушка. И никогда от неё не досталось ни одной мухе. Да и кто станет пачкать такую красоту о мух? Чёрное дерево, обсидиан, шёлк, золотые бляшки и жемчуг.

— Да, конечно, — признала Рейон. — Она обиделась на меня, очень сильно обиделась.

— Ты ей отомстила? — спросила Лилия, глаза её нехорошо загорелись.

— Нет, — Рейон покачала головой. — Она сама себя наказала.

* * *

Наказала, и ещё как! Айни говорила сто раз: старшая среди девочек сама доделывает то, что не сделали остальные. Чтобы Роза сама взялась доделывать? Вот ещё. В её роду не было прислуги, как и у многих других. И она отыгрывалась на «подчинённых». Разумеется, доставалось всем трём — Фарри, Лилии и Лиане. Работали дольше остальных, получали от Розы — не очень больно, но обидно! И ни единой похвалы. Зато её подружки, включая Ласку с Привидением, почти и не работали.

Перед каким-то приёмом, когда ожидали важного гостя, Фарри неожиданно развернулась, и опрокинула вазу с фруктами. Вроде бы невзначай, но оставалось всего десять минут.

— Убирай, немедленно, безрукая, — прошипела Роза. — Фарри молча кивнула и отправилась вниз — за щёткой и совочком. — А ты, — Роза повернулась к Лиане, — принесёшь новые, живо!

Лиана кивнула и тоже ушла.

Прошло пять минут. Никого. Роза из почти что белой стала пунцовой, она явно не понимала, как такое могло случиться. Айни возникла, как всегда, неожиданно.

— Почему не всё ещё готово? — поинтересовалась она спокойно.

— Фарри и Лиана, — выпалила Роза. — Они всё подстроили. Специально ушли, чтобы…

— Фарри и Лиану я направила в кладовую, — поправила Айни. — Срочное дело. Уберёшь сама, и поторопись.

Роза выпрямилась и посмотрела Айни в глаза.

— Я не… — начала она и осеклась. Плётки у руках у Айни не было, но это ничего не меняло.

Роза отвернулась и попыталась с достоинством выйти из комнаты. Не получилось, она поскользнулась и чуть было не уселась прямо в рассыпавшиеся персики.

На следующий день Лилия вновь стала старшей. Её слушались беспрекословно: она умела хвалить и улыбаться, что сама совсем не замечала.

А ещё через два дня куда-то делась Роза. И Ласка. Привидение ушла сама, все могли уйти — в любой момент, раз и навсегда.

Без Привидения стало не так весело, что уж говорить.

* * *

Время шло, и девочки одна за одной куда-то исчезали. Никто не спрашивал. Их не всех отправили домой — Лиана клялась, что видела Ласку в библиотеке. Что она сама потеряла в библиотеке, никто не спрашивал — вообще-то туда ходу не было, но ведь так интересно! Самая большая библиотека в мире! Да ещё королевская!

А когда их осталось трое — Фарри, Лилия и Лиана — Айни пришла как-то раз, и уже не плётка была на её поясе, но хлопушка. Мухобойка, как её называла Фарри. Вряд ли ей били мух — чистая, дорогая, с инкрустированной рукояткой.

— Идёмте за мной, — Айни улыбнулась и нахмурилась одновременно, никто больше не делал это так выразительно. — Молча.

— Но… — начала Лиана.

— Молча, — Айни сделала всего шаг, но Лиана ощутила прикосновение шёлковых хвостов хлопушки.

Их вели и вели, куда-то по лестницам, пока в конце концов не привели в комнату, где-то под землёй. Так казалось. Ни единого окошечка, даже маленького!

Прохладный воздух. И ни души вокруг — ну, не считая прислуги, конечно.

— Мы в тюрьме, — прошептала Фарри и Лилия поняла, что та готова расплакаться. Ей и самой было не по себе, что уж скрывать.

* * *

Но то была не тюрьма.

На следующий же день всех трёх вывели гулять — и не куда-то, а в Парк Времени! Вот было счастье! О Парке все только слышали, но видели только на картинках. Здесь ходила — отдыхала, размышляла — сама Королева. И без вуали! Вот бы увидеть её, хоть глазочком!

— Айни, — осмелилась спросить Лилия, — зачем мы здесь?

Айни улыбнулась, погладила её по голове.

— Вы должны увидеть своё будущее, — пояснила она.

— Будущее? — недоуменно переспросила Лилия. Фарри и Лиана уже бегали вокруг (раз не запрещают), смотрели на всё — на беседки, на розовые кусты, на причудливые плиты с мозаичным рисунком, там и сям. Никого. Правда, спрятаться в таком большом парке проще простого.

Айни кивнула, уже не улыбаясь. Присела, глядя в глаза Лилии. Та выдержала взгляд.

— Айни, — осмелилась, наконец, Лилия. — Я правда дочь торговца?

За подобный вопрос раньше могли и наказать, причём строго. Как вам понравится «ночная вахта»? Не спать, быть готовой принять любое поручение от гостей замка и вызвать, кого следует. А гостей всегда много и по ночам они спать не обучены!

— Да, — Айни ответила совсем тихо. — Все трое. Но это секрет, — она поднесла палец к губам. Лилия кивнула, серьёзно и важно.

Она сама не могла осознать, поняла ли то, что сказала Айни. Эти взрослые ничего никогда не скажут простыми словами!

* * *

Всё изменилось на следующий же день. Айни так ничего толком и не сказала. Стало понятно только, что девочек готовят к очень ответственной работе. На следующее утро к ним в «камеру» (Фарри по-другому эту комнатушку и не называла) пришло много важных людей. Сплошь советники и учителя, каждый из которых обучал исключительно лиц королевской крови. Один стоял поодаль — совсем молодой, светлокожий, улыбчивый. Только в глазах его читалась грусть. Он встретился глазами с каждой из трёх девочек и улыбнулся. Каждой показалось, что улыбнулся только ей.

Айни представила всех, кроме того самого молодого человека (в чёрном тефане, небрежно завязанном — завяжи Лилия свой тефан именно так, ох ей бы влетело!).

И началась каторга. Обучение. Настоящее, не какая-то там начальная школа.

Плётка навсегда исчезла. Айни теперь почти всегда была рядом — присутствовала на всех занятиях. Хлопушка не ленилась — за малейшую провинность можно было получить шлепок. Совсем лёгкий вроде, но как было обидно! На уроке фехтования (тренером был старый, серый от времени уроженец Сердца Мира, седовласый и белобородый) Фарри однажды расплакалась. Лиана и Лилия обмерли, ожидая, что же будет — за слёзы раньше били нещадно. Но учитель молча подошёл, протянул руку, помог подняться. Фарри… умолкла, улыбнулась. Встрепенулась, торопливо поклонилась. И всё — словно ничего и не было.

По вечерам, когда оставалось немного времени поболтать, девочки подолгу обсуждали, зачем они здесь.

— Нас готовят в помощницы Королеве, — заявила Лиана. Она всегда всё знала! А когда её уличали, и говорили, что она врёт, с негодованием поправляла «выдумываю!» — Честно! Я сама слышала, много раз. Смотрите, кто нас учит! Интересно, кто из нас будет самой-самой главной? — они все лежали в своих кроватях, но по голосу стало ясно, что у Лианы сейчас надменной и хитрое лицо.

Все рассмеялись, Лиана — первая.

— Нет, — подала голос Фарри. — Наверное, не помощницы! Вдруг кто-то из нас станет Королевой?

— Ещё одна такая фраза, — Айни возникла в самой середине комнаты. Наверное, давно уже стояла у двери, молча, и слушала, — и ты завтра же поедешь домой.

— Мы… — Лилия спросила, ощущая, как забилось сердце. — Если… если кто-то из нас не справится, мы все… да?

— Да, — Айни подошла к каждой из кроватей и уменьшила свечение ночников. — Не справится одна — не справятся все. А сейчас — спать!

* * *

— Бабушка, — Лилия-младшая потеребила её за руку. — А ты правда видела придворного поэта?

— Да, — Рейон улыбнулась. Спать хотелось ужасно, но почему? Никогда прежде не хотелось. Она перешла в беседку, солнце стало слишком жарким.

— А какой он был? — совсем шёпотом спросила девочка. Поджала губки, глядя, как улыбнулась бабушка, не открывая глаз. Но ответа не было.

— Бабушка? — тихо переспросила Лилия.

Нет ответа.

Бабушка спала, откинувшись в кресле. Со вздохом Лилия подняла её хлопушку, бережно погладила ладошкой по рукояти и положила бабушке на колени. И помчалась — прочь, вприпрыжку. Бабушка в последнее время много устаёт. Совсем как маленький ребёнок.

* * *

И настал тот день.

Всех трёх нарядили в праздничный тефан. Точнее, это они друг дружку нарядили. Фарри всегда любила подшутить — положить за шиворот волос, чтобы в самый неподходящий момент захотелось почесаться, ведь спасу нет! Но Айни так глянула, что Фарри тотчас присмирела.

Ох, ножки их ножки! Как они устали! Чему бы их там ни учили, а на вечере работали они служанками. Носились (ходили) по залу, улыбались гостям (в рамках приличий), подносили, убирали, и кланялись, кланялись, кланялись…

— Сагари эс Неирвет эр Рейстан, — объявил герольд, — придворный поэт и хранитель традиций Её Величества!

Лилия чуть не ахнула, когда показался тот самый молодой человек. Всё в том же небрежно завязанном тефане.

Сагари спустился, улыбкой отвечая на возгласы и поклоны, спустился с последней ступени, что вела к возвышенности — трону — и, найдя каждую из девочек глазами, поманил пальцем к себе.

Они шли, едва живые от страха.

* * *

— Вы лучшие из лучших, — заметил придворный поэт. — вы прекрасно учились и показали многие достоинства. Посмотрим, насколько быстр ваш ум.

Он отошёл на пару шагов, посмотрел в глаза всем трём и произнёс, мелодично, нараспев:

Он смотрел на Фарри и та не сразу поняла, что начался тот самый поединок — стихотворная дуэль, которую вели придворные поэты раз в двадцать лет, чтобы определить, кто из них самый достойный. Но почему она? Времени думать не было. Фарри открыла рот и выпалила, неожиданно для самой себя:

Ей рукоплескали! На Ронно ответ Фарри звучал чётко и чеканно. Сагари улыбнулся, кивнул и обратился к Лиане.

Лиана ответила, почти мгновенно:

И её приветствовали аплодисментами.

Сагари подошёл к неё, к Лилии. Она до того испугалась, что не помнила потом, ни что он говорил, ни что она ответила. Помнила только, что отвечала моментально, без запинки. Сагари не давал им передышки — подходил к каждой по очереди. Наконец, Фарри опустила голову — не смогла придумать ответа. Вскоре «сдалась» и Лиана. Обе стояли, склонив головы, словно ожидая казни.

Лилия ответила на очередной вопрос-строфу, ощущая, что в глазах темнеет, что ей нехорошо.

Сагари молча поклонился, повернулся, дал знак. Слуги принесли, на подносе, три небольших свёртка. Сагари молча поманил к себе Лилию. Та шла, осознавая, что это её последний день. Сагари встал перед ней на колено, то же сделала и она. Поэт молча надел на голову её тончайший чёрный обруч, прикоснулся пальцами правой руки к её левой щеке. Лилия сделала то же самое, и…

Она увидела. Множество видений, сжатых в одну яркую вспышку. Она успел запомнить корабль, шторм, бледное и неживое лицо Сагари — лицо покойника. Ей стало страшно, но Сагари поддержал её, не позволил упасть. Когда Лилия вновь смогла обрести самообладание, то поняла: он тоже что-то видел. Точно! Интересно, про кого? Про неё?

Сагари набросил на неё вуаль и отошёл в сторону.

— Приветствуйте будущую Королеву! — объявил он. — Перед вами Её Величество Императрица Сердца Мира, Королева Роан, Правая Рука Соари и Страж Мира, так распорядилась Великая Матерь!

Что было потом, Лилия не помнила. Успела заметить только, что все до единого высокие гости встали, молча опустились на колено. Сагари последовал их примеру. И одно только слово запомнила она. «Рейон», сказал он. «Тебя зовут Рейон, но нескоро ты получишь право на имя».

Потом была пустота.

* * *

Её куда-то вели, силком, ничего не объясняя. Ты будешь отвечать за всё, говорил тот, кто слева — безобразный, с пёсьей головой. Ты теперь старшая! Ты за всё ответишь! И смеялся, скрипуче и ужасно, и второй, с головой змеи, довольно шипел в ответ.

«Я ничего не могу», кричала она во сне.

«Сможешь, девочка», ответили ей. «Ты справишься, не бойся. Королева не может показывать слабость».

Лилия — теперь уже Рейон — проснулась. Уселась. Фарри молча сидела по левую руку от кровати. Лиана — по правую На каждой был белый обруч, роскошные одежды. Помощницы Королевы, поняла Лилия, она видела такое на картинках. Саму Королеву почти никто никогда не видит. Помощницы, её сёстры, которые всегда и во всём её представляют.

— Я кричала? — спросила она. Фарри кивнула. Глаза её были полны слёз, но она улыбалась. Оглянувшись — вдруг Айни рядом — она наклонилась и обняла подругу. Крепко-крепко.

— Не бойся, — шепнула она на ухо. Ты справишься. — Ты так здорово победила его, правда!

— Победила? — Рейон недоуменно оглянулась. Лиана кивнула. Её глаза тоже были заплаканными. И она прижала к себе новую Королеву… пока никто не видит. Только они теперь могут видеть её без вуали.

— Откуда это? — удивилась Фарри, указывая на одеяло. Там лежала хлопушка. Старая-престарая, рукоять из тёмного и очень тяжёлого дерева, инкрустация — символика Великой Матери. И девять хвостиков, с золотыми бляшками.

— Айни оставила, — предположила Рейон и сразу поняла — не она. От рукоятки чем-то пахло. Чем-то домашним, родным — она не могла понять, чем именно.

Никто не знал, откуда взялась хлопушка.

Рейон помогли дойти до умывальника и умыться. Отвели её назад. Фарри и Лиана (у обеих теперь были настоящие имена, просто Рейон их не знала) уселись по обе стороны — как часовые.

Рейон уснула почти сразу.

* * *

Рейон очнулась, как в тот раз — резко. Старый страшный детский сон, где кто-то с головой собаки волок её по тёмным зловонным лабиринтам.

Как давно это было! Как всё изменилось!

Прежняя Королева была при смерти. Рейон привели к ней, когда та уже почти совсем отправилась в царство Тени. Рейон навсегда запомнила лицо своей предшественницы — вовсе не старое, хотя той было далеко за семьдесят. Запомнила улыбку, запах её кожи — никакого запаха болезни, свежесть и чистота.

И началась новая жизнь.

Всё впереди, думала Рейон-старушка. Мы так и звали друг дружку детскими именами. Фарри, ты так и осталась медвежонком. Вскоре стала моим послом там, на севере, где земли варваров и нет учений истинных. Тебя похитили террористы, во время смуты в Тегароне… как я переживала, ведь…

…Империя Роан не ведёт переговоров с террористами. Никогда.

Но ты выдержала, выстояла, не сдалась. Мы встречали тебя, когда тебя освободили, ведь…

…Империя Роан не знает пощады к террористам. Спецотряд Её Величества при поддержке сил Южного Союза освободил всех. Фарри, израненную и несломленную, привезли домой. Она умерла на руках у Королевы три дня спустя.

Лиана, ставшая художницей — когда позволяли обязанности. Объездила весь свет. Мать многочисленного семейства. Как я ей завидовала! Королева никогда не покидает Сердце Мира, а порой просто не имеет время заниматься своей семьёй и личной жизнью. Лиана тоже ушла к Тени, много лет назад. А я вот живу. Я давно уже не Королева, но всё так же прикована к Сердцу Мира. Почему так?

Кто-то легонько дотронулся до её плеча.

Рейон вздрогнула, едва не выронила хлопушку. Обернулась.

Фарри и Лиана. Те, ещё девочки. Стояли рядом и улыбались.

И Рейон-Лилия всё поняла.

* * *

— Сейчас? — спросила она, ощущая, как пересохли губы. Желание! Это вспомнилось, сразу. Одно желание. Ты можешь просить о чём-то, пока не поздно. Прямо сейчас!

— Я хотела бы… — прошептала Рейон и неожиданно мысль пришла ей в голову. — Можно?

И Фарри, и Лиана кивнули — улыбнувшись. Рейон встала и с удивлением увидела, что ей вновь семь с небольшим лет. Оглянулась — старушка в кресле, под сводами беседки, откинулась на спинку кресла. Помедлив, Рейон-девочка протянула руку и забрала хлопушку.

— Идёмте, — шепнула она. Они сделали всего только шаг, и оказались в той самой комнате.

Те Фарри и Лиана спали, по обе стороны от кровати будущей Королевы. А та металась во сне, что-то шептала.

— Я не справлюсь, — пожаловалась Рейон-из-прошлого. — Я ничего не могу!

— Сможешь, девочка, — услышала Рейон-старушка свой голос, голос пожилой женщины. Увидела, что вновь стала старой. — Ты справишься, не бойся. Всё будет хорошо, вот увидишь.

Она осторожно положила хлопушку на одеяло, наклонилась над самой собой и поцеловала в лоб. И спящая Рейон успокоилась, улыбнулась, не просыпаясь.

Рейон-старушка оглянулась. Позади виднелся туманный коридор. Фарри и Лиана ждали её.

Пора.

— У тебя всё получится, — шепнула она ещё раз и пошла — быстро, не оглядываясь, чтобы не передумать.

* * *

— Бабушка? — тихо шепнула Лилия. Бабушка не отзывалась. Не шевелилась. Улыбалась, и не было видно, что она дышит. Девочка ощутила ледяной, жуткий холод, ей захотелось закричать изо всех сил, и бежать, бежать подальше.

Она сумела перебороть ужас. Взяла хлопушку с колен у бабушки. Вздрогнула — вещичка стала легче, протаяла, испарилась у неё на глазах.

Что это?

— Бабушка? — шепнула девочка, уже понимая, что ей никогда не ответят.

Опустилась на колени, положила голову на колени Рейон, великой и безымянной Королеве, приведшей Империю к славе в век смуты, испытаний и темноты.

— Я люблю тебя, бабушка, — прошептала она. — Ты слышишь меня?

Рейон-старшая слышала. Но не могла ответить.

Потом уже Лилия нашла у себя на поясе хлопушку. Роскошную, новенькую, дорогую. Похожую на ту, что была у бабушки. Откуда взялась — так никогда и не узнали.

* * *

…На рассвете Рейон, ещё не Королева, проснулась — на минутку. Из окна веяло свежестью. Обе её подруги дремали — часовые, на минутку оставившие пост.

Рейон улыбнулась, и заснула вновь. Ей долго не будет сниться ничего плохого.

Спи, Королева. Впереди долгая-долгая жизнь.

Константин Бояндин Мозаика (Шамтеран V)Часть 1. Без имени

1. Четвёртый раз

Инспектор выждал пять минут, но задержанная продолжала хранить молчание. Вежливое, если применимо это слово. Смотрела на инспектора — ни разу не взглянув прямо в глаза — улыбалась, сохраняя почтительное выражение лица.

Разумеется, он её знал. Такую трудно не запомнить. Даже если бы не её привычка находить неприятности, одного внешнего вида было бы достаточно. Светлая, очень светлая кожа — необычная даже для юга Тераны, откуда задержанная прибыла четыре года и одиннадцать месяцев назад. Условное имя — эль-Неренн, без гражданства, статус — В2 (право на получение гражданства через два года), три штрафных балла, без постоянного места жительства, без постоянного источника дохода…

Сплошные «без». Помимо светлой кожи и высокого роста, эль-Неренн отличалась белыми волосами (удивительно ухоженными, учитывая её образ жизни) и красными глазами. Тёмно-красными, с золотыми прожилками глазами. Нескладная, с резкими чертами лица — как говорят, словно из полена вырубили. Утверждает, что родом с Тирра. В профиль действительно походит на тамошних жителей — прямой нос, тонкие губы, высокий лоб. И руки — из-за того, что проступают вены, производят не очень приятное впечатление.

Альбинос. Инспектор в очередной раз припомнил строчку из школьного учебника. Альбиносы — менее одной миллионной всего населения планеты.

Задержанная точно так же разглядывала инспектора. Хотя видела его, и не только в этом кабинете, многие десятки раз. Как и многие коренные жители республики, желтокожий, желтоглазый и черноволосый — правда, бледноват; видно, что подолгу не выходит на солнечный свет. Изборождённый морщинами лоб, вечная, въевшаяся усмешка, усы жёсткой непослушной щёткой и коротко стриженые волосы. И непременные табачные крошки в усах. Да, Тигарр едва заметно прихрамывает — видимо, последствия ранения.

За спинкой стула, на котором сидела задержанная, возвышался сержант. Каменное, спокойное выражение лица. Немудрено: за день успеваешь повидать такое, что альбинос не вызовет никакого интереса.

— Не скажу, что рад тебя видеть, эль-Неренн, — инспектор положил на стол толстую папку. Нет ничего ужаснее работы в провинции. Из всех провинций республики наихудшая — самая западная, Рикетт, граничащая с графством Тессегер. Куда традиционно стремятся все нелегальные иммигранты. Рикетт, с его тремя портами — давняя перевалочная база.

Как и многих других до неё, эль-Неренн взяли при попытке перейти границу. Как и прочие до неё, она пыталась пробраться в графство. И было это три с половиной года назад. С тех пор у инспектора Тигарра появилась новая головная боль. Белая, как снег, долговязая, острая на язык головная боль.

— Так отпустите, — отозвалась девушка. — Это просто.

— Что на этот раз?

— У вас всё записано, инспектор, — последовал ответ. — Я уже трижды рассказывала.

— Расскажешь ещё раз.

— С удовольствием, инспектор, — она улыбнулась. Клыки — просто загляденье. Как она сумела сохранить зубы в идеальном порядке? Денег у неё не водится, а искусственные зубы стоят немало. — Подробно или вкратце?

— Вкратце. Только факты.

— Сглаз, — она смотрела инспектору в глаза, продолжая улыбаться. — Бывшие хозяева, да продлятся их дни, решили, что я виновата в их несчастьях.

Инспектор заглянул в папку.

— Два перелома ног, ограбление, разбойное нападение, автокатастрофа… Интересно. Пять инцидентов за неделю. Твоя работа?

Альбиноска пожала плечами. Молча.

— Тебе они чем-то не понравились? — инспектор сделал знак сержанту, тот кивнул и вышел. В данном случае можно поговорить с ней наедине, не опасно: первая же попытка нападения поставила бы жирный крест на её будущем. Есть ошибки, которые можно совершить лишь однажды. И эль-Неренн об этом прекрасно знает. — То есть я понимаю, чем не понравились. Но зачем так-то?

Эль-Неренн молчала.

— Пять с половиной месяцев назад ты сбежала от них, — инспектор встал из-за стола, шагнул к окну, выглянул наружу. — Похитила дочь хозяйки дома. Я не знаю, что там у вас случилось на самом деле, но дом Рекенте не стал подавать в суд. Чудо, не находишь?

Он взглянул на эль-Неренн.

Та пожала плечами, продолжая улыбаться.

— Тебе весело? — инспектор уселся в кресло. — Вчера дом подал официальную жалобу. Все пять инцидентов случились, когда тебя видели поблизости от пострадавших. Ты понимаешь, что это означает?

— Думаю, ничего хорошего, — последовал неожиданный ответ. — Правда, я не понимаю, почему я здесь. Я не ломала им ноги, не грабила…

— У тебя была неделя, чтобы отыскать новую работу, — инспектор захлопнул папку. — Прошло две. Ты прекрасно знаешь, что теперь будет.

— Принудительные работы, — пожала плечами девушка.

— Догадливая. Именно. Четыре раза ты уже не справилась, эль-Неренн. Пятый раз — последний. Если на тебя поступит хоть одна жалоба от нанимателей, тебя вышлют из страны в течение сорока восьми часов. Это тебе понятно? Или ещё раз прочесть текст закона?

Девушка вновь улыбнулась во весь рот, ослепляя инспектора блеском зубов.

— У вас такой приятный голос, инспектор. Прочтите.

— Ей весело, — инспектор открыл ящик стола, извлёк оттуда толстую книгу. — Я не думал, что человек может настолько не дорожить собственной жизнью.

Девушка неожиданно встала, склонилась над столом, приблизившись к собеседнику.

— У меня была ночь, чтобы выплакаться, инспектор, — шепнула она. — Теперь я буду только смеяться.

Она уселась на место столь же стремительно. Её счастье, что сержанта нет. Резкие движения в этой комнате делать не разрешается.

— Я слушаю вас, — она вновь улыбалась. — Пусть всё будет, как положено.

— Как скажешь, — инспектор пожал плечами, нажал на кнопку селектора. Через несколько секунд сержант вновь возвышался над задержанной, а та, пристально глядя инспектору в глаза, выслушивала текст параграфа 20 пункта 5 статьи 11 «Закона об иммиграции», том пятый Свода Законов Республики Альваретт. Слушала с должным выражением лица.

* * *

— Сейчас мы отправимся к прокурору, — инспектор взглянул в глаза сержанту, тот кивнул, отошёл к двери и сделал кому-то знак. — Следующую неделю, эль-Неренн, вы проведёте в исправительном учреждении 22 провинции Рикетт республики Альваретт, до назначения вам места работы в соответствии с текстом параграфа 20…

Он не смог договорить. Такое с ним случилось впервые — альбиноска просто смотрела ему в глаза, когда инспектору захотелось расхохотаться — да так, что сил едва хватило на то, чтобы изобразить неожиданный приступ кашля.

— Если есть вопросы или пожелания, можете высказать их сейчас.

— Есть, — немедленно отозвалась девушка. Сержант напрягся. — Инспектор, при нашей первой встрече… я сказала, что не будет вам удачи. Прошу извинить.

Инспектор не поверил своим ушам.

— Всё ещё паясничаешь?

Эль-Неренн покачала головой. В выражении её глаз инспектор не заметил издевки. Из девицы могла бы выйти прекрасная актриса.

— И не думала. Я не собираюсь здесь больше появляться, инспектор. Я не хочу состариться в этом вашем исправительном учреждении.

Инспектор усмехнулся.

— Хотелось бы верить. Ладно, извинения приняты, если тебе от этого легче. А сейчас — встань, спиной к стене, руки вытянуть перед собой… Правила тебе известны.

Вошедший полицейский держал в руках «сбрую» — смирительный костюм для заключённых женского пола.

— Зачем это? — поразилась эль-Неренн.

— Ну как, — инспектор взглянул в глаза сержанту. Тот ухмыльнулся. — Если я правильно помню нашу пьесу, ты начнёшь сопротивляться, и к прокурору тебя придётся везти принудительно.

— Что вы! — поразилась девушка. — Я слышала, у нас новый прокурор. Было бы неуважением явиться к нему связанной. К тому же, вы обязаны прямо спросить меня, намерена ли я выполнять ваши предписания добровольно. Я знаю свои права.

Инспектор мысленно вздохнул. Головная боль. Иногда ему очень хотелось, чтобы эту светловолосую прирезали где-нибудь в грязном переулке. Как было бы хорошо — в конечном счёте!

— Эль-Неренн, намерены ли вы исполнять предписания органов правопорядка и правосудия добровольно?

— Да, инспектор, — та склонила голову.

Через три минуты принесли «угомон» — микстуру, подавляющую некоторые специфические возможности женщин. Эль-Неренн выпила горькую смесь с таким видом, будто ничего вкуснее в этой жизни не пробовала.

К прокурору она вошла так, словно её ожидал торжественный приём в президентском дворце.

* * *

— Что она делала ночью?

Вопрос застал сержанта врасплох.

— Простите, теариан?

— Она плакала?

Сержант удивлённо расширил глаза, но тут же вновь обрёл спокойствие. Вышел в соседнюю комнату и почти сразу же вернулся.

— Никак нет, теариан. Сидела у окна, смотрела на улицу. Предлагали ей снотворное — отказалась. Так и просидела до утра.

Инспектор прикрыл глаза. Эль-Неренн уже отправили в исправительное учреждение — «зверинец». У прокурора ничего интересного не случилось: девушка вела себя настолько спокойно и почтительно, что скука брала. Ни одной выходки, ни единого язвительного слова. Что это с ней?

— Принесите мне её дело. Полностью, все отчёты. Начиная с её задержания.

Сержант кивнул, и ещё через пять минут дело — три объёмистые папки — лежало перед инспектором. Ходили слухи, что семья Рекенте назначила неплохую награду за мёртвую или искалеченную эль-Неренн, и совершенно невообразимую награду — за живую и невредимую. Охотников за головами всегда хватает, но информаторы не сообщали, что кто-нибудь взялся изловить альбиноску.

Если её изловят, если увезут в Рекенте… Иммиграционная служба поднимет страшный шум. Уголовников и наркоманов никто не хватится, они мрут сотнями каждый день. Но эль-Неренн как-то умудрилась не сесть на «травку» или «пыль», не связаться ни с одной из банд, не стать «кошечкой» (хотя охотников до экзотики — белая кожа, красные глаза — порядочно). Врагов успела нажить, да и понятно: с таким-то язычком.

И книги. Всегда таскает с собой книги. Два тома энциклопедии, пару детективов, что-то ещё. Утверждает, что это — последнее, что осталось от имущества её семьи. Кого-то чуть не зарезала, когда пытались отнять книги. Дела…

2. Кровь и грязь

— С возвращением домой, — охранник дружелюбно оскалился, при виде эль-Неренн. Несколько раз девушке хотелось перекрасить волосы, но что делать с кожей? Носить всё время грим? В конце концов, она решала оставить всё, как есть. Одна такая на весь город, и это плохо. А может, на всю страну.

— Я ненадолго, — сообщила альбиноска, пока охранник вносил запись в журнал. — Отдохну пару дней, да и назад.

— Гостиница к вашим услугам, теарин, — охранник был сегодня в благодушном настроении. — Вас сейчас проводят.

Обязательные унизительные процедуры. Поиск паразитов, внутри и снаружи, достаточно бесцеремонный медосмотр. Всё это уже было, много раз. Говорить точнее — восемнадцать раз. И каждый раз её обещали упрятать сюда навсегда — или выслать из страны. На выбор. Если вышлют, то, вероятнее всего — на юг, откуда она прибыла когда-то.

— Следуйте за мной, — новое лицо. Охранник — охранница — была немолода, один вид её внушал, что связываться не стоит. Шутить и задираться — в том числе.

Эль-Неренн бесстрастно получила одежду, постельное бельё. Один комплект одежды — в котором будет жить здесь; второй — «праздничный», как иронически называют его охранники — тот, в котором будет работать. Когда и где назначат. Несмотря на все выходки, поведением её оставались довольны, и теперь можно надеяться, что дежурств в лечебнице не будет, равно как и сортировки мусора.

— У вас шестьсот тридцать баллов, — сообщила сопровождающая, открывая комнатку эль-Неренн. Камера-одиночка. В этой эль-Неренн ещё не жила. — Расписание на стене. Вызов дежурного — вот эта кнопка. Впрочем, — она впервые улыбнулась, глядя в глаза «заключённой», и улыбка вышла приятной, — думаю, вы это уже выучили.

— У меня прекрасная память, — согласилась эль-Неренн. Вещи принесут позже. Те немногие, которыми разрешено пользоваться. Более пятисот баллов «на счету» — можно читать книги. Каждый день содержания здесь — минус двадцать баллов. Если отказаться от работы на этот день. Выезд на работу приносит от пяти до пятидесяти баллов. Минус штрафы, если будут, плюс премии. При выезде на работу двадцать баллов не вычитаются.

Тысяча баллов — разрешены увольнения в город, в строго обозначенный район, раз в неделю на пять часов. Пять тысяч баллов — безусловное освобождение, две тысячи — возможность участвовать в выборе места службы, «по распределению». Каждый успешный день службы «по распределению» — от двух до пятнадцати баллов «в плюс».

Каждая жалоба от работодателя «по распределению» — штрафной балл. Каждый штрафной балл — принудительное заключение сюда и минус три тысячи «здешних» баллов. У эль-Неренн уже четыре штрафных балла. Пятый будет последним — либо бессрочное заключение, либо высылка из страны.

Пока баллы в плюсе — жить можно. А когда в минусе… Минус пятьсот — и от работы на сегодня не уклониться. Минус тысяча — хорошо, если будешь собирать мусор, а не навоз на свиноферме. Минус две тысячи…

Эль-Неренн тряхнула головой, прогоняя арифметику прочь. Да, во время «луны» работать не заставляют, двадцать баллов не списывают. Даже кормят лучше. Заботливые. Правда, у неё, как водится, и здесь не всё в порядке — после давешнего задержания в лесу, на границе с графством Тессегер, луна перестала требовать её к себе. Только в полнолуние появляются схожие симптомы — но лишь симптомы предстоящей «прогулки». И здесь не повезло.

Охранница всё ещё смотрела на неё. Эль-Неренн вопросительно взглянула в ответ.

— Вы служили в семье Рекенте? — поинтересовалась охранница.

Вообще-то такие вопросы, мягко говоря, задавать не положено. Отвечать на них необязательно.

Эль-Неренн молча кивнула. Охранница неожиданно улыбнулась ещё раз.

— Я слышала о вас, эль-Неренн. Не думаю, что у меня с вами будут сложности. Я — ваша дежурная по этажу. Привыкайте.

Эль-Неренн кивнула, дождалась, когда двери закроют и запрут и, бросившись лицом прямо на стопку постельного белья, начала привыкать.

* * *

Инспектор открыл папку с делом эль-Неренн. Был уже вечер; в участке оставался только он да сержант Тоэн — пусть медлителен и не гений, зато во всём можно положиться. В этой дыре такой роскоши, как электронная справочная и терминалы связи, инспекторам не полагаются. Тоэн прекрасно всё это заменял. Тридцать лет в полиции, но, похоже, так и останется в сержантах.

Да. У самого инспектора карьера остановилась на этой вот дыре, незадолго после того, как эль-Неренн впервые схватили. Обвинение — попытка незаконного пересечения границы, контрабанда. Под давлением иммиграционной службы приговор вынесен условно, с отменой в случае получения гражданства в течение пяти лет и отсутствия приводов по уголовным статьям. Очень уж удачно всё сложилось для беловолосой — и её поверенного, молодого юриста, Виккера.

Освежим воспоминания. Текущая работа никогда не может быть закончена — бесконечные отчёты, допросы всякой мелочи, всё в таком духе. А ведь прочили ему, Тигарру Терон, должность начальника криминальной полиции района. И — всё. Никакого просвета. Без всяких видимых причин.

— Тоэн, — позвал инспектор. Сержант возник в комнате. При таких габаритах двигается почти бесшумно. — Мне нужен список тех, кто присутствовал при первом задержании эль-Неренн.

* * *

Первые три дня эль-Неренн отдыхала. Если так можно выразиться. Но книги, которые всегда спасали, словно поссорились с ней. Их невозможно было читать.

Она вспоминала то, что услышала, краем уха у прокурора. Инспектор и кто-то из чиновников прокуратуры беседовали поодаль, вполголоса.

«Говорят, семья Рекенте назначила награду за неё».

Эль-Неренн сжала кулаки, прижала их к глазам. Проклятый «угомон». От него шумит в ушах, плохо слушаются руки и ноги, обоняние отказывает — почти полностью. Чувствуешь себя калекой. Так, вероятно и задумано — это и есть основное наказание. Для неё, эль-Неренн, во всяком случае.

«Она нужна им живой и невредимой».

Зачем живой и невредимой? Закончить то, что хотели?

«Если она исчезнет, с нас сдерут шкуру, инспектор. Спрячьте её, понадёжнее».

Очень надёжно. Если сидеть здесь, не выходя на работу. А если выходить? Кому она сдалась, охранять её? Отправить могут куда угодно.

Спокойно, эль-Неренн. Без паники. Ты сумела сбежать, тебя не стали судить. Нельзя сдаваться.

— Ужин, эль-Неренн.

Привилегия хорошего поведения. Обращаются по имени, не по условному номеру.

Это она, та пожилая охранница. Поднос с ужином. Странно, но пахнет приятно. Может, если бы обоняние действовало в полную силу, всё ощущалось бы иначе.

— Два слова, эль-Неренн.

Альбиноска молча наклонилась к окошечку, хмуро глядя в глаза собеседнице.

— Старуха Рекенте назначила за тебя большую награду. Старайся оставаться здесь. Не выходи на работу в город.

Эль-Неренн смотрела ей в глаза, не меняя выражения лица.

— Правильно, — кивнула охранница. — Никому не доверяй. Но город для тебя — верная смерть.

Эль-Неренн кивнула.

Охранница подмигнула и закрыла окошечко.

Эль-Неренн проглотила ужин, не ощущая вкуса. На душе было отвратительно. Лучше бы уж её оставили в участке. Инспектору, похоже, тоже нравится обмениваться с ней колкостями. Во всяком случае, он не делает ей пакостей. Да. Он — не делает.

Она вытянулась на жёсткой кровати и попыталась уснуть. Но сон не шёл, как она ни старалась.

* * *

Восемь чашек кофе, две пачки табачных палочек. Тигарр сжевал их, под конец ощущая, что ещё одна — и его стошнит. Список имён был длинным, и что-то странное было в нём.

Итак, эль-Неренн. Прибыла с юга; пыталась найти работу в порту. Едва не была продана в «кошечки», едва не была зарезана, едва не… В двух случаях из трёх — Тигарр это выяснил — те, что напали на девушку, тут же погибли. Один поскользнулся на ровном и сухом месте, ударился виском о камень. У другого — кровоизлияние в мозг.

Тоэна он отпустил. Надо ему отдохнуть. Самому тоже не вредно, но — за эль-Неренн тянется очень необычный «хвост». Похоже, заключение Чучельника оказалось верным: девица из важной семьи. Кто-то охраняет её, оставаясь в тени. Она умудрилась влипнуть почти во все мыслимые неприятности. Оказалась в немилости «Мамы Львицы». Напакостила главе дома Рекенте. Двадцать тысяч руэн за еёголову — фантастическая сумма. На такую можно год жить, и жить в роскоши. Самой эль-Неренн требуется собрать пятнадцать тысяч, чтобы получить постоянное гражданство. Пока что на её счету лишь девять тысяч. Каждые десять баллов в исправительном учреждении добавляют на счету один руэн.

На сегодня всё. Инспектор запер бумаги в сейф. Продолжу, как только будет время. Надо собрать сведения обо всех контактах альбиноски. Прежде всего — о тех, кто не пережил встречи с ней.

* * *

На четвёртый день в списке заданий обнаружилась работа в самом «зверинце». Просто и бесхитростно — осмотр фруктовых деревьев. На свежем воздухе — очень хорошо.

Эль-Неренн всё ещё оставалась подавленной. Плохо спала. Аппетит стал волчьим, съедала почти всё то, чем тут кормили.

…Всё просто. Осмотреть дерево, занести в список — есть ли больные ветви, что с завязями. Ей достались яблони. Пометить красной краской больные ветви. Поставить отметку в книжечке. Деревьев много, но к вечеру должна успеть. Старайся, эль-Неренн, скоро обед. Потом будет проще. Главное — не думать о времени.

Но думать получалось только и исключительно о времени. Пятый год она здесь. Двадцать первый год жизни. Огромный жизненный опыт — преимущественно, отрицательный. Родилась в год Тигра, под знаком Чаши, в час Огня. Мама говорила — ты станешь знаменитой, Ньер. Тебе будут завидовать …

Мама, мама… Эль-Неренн прислонилась к дереву, закрыла глаза. Минуты через три стало легче.

Не с кем поговорить в этом проклятом учреждении — только с отражением в зеркале. А она терпеть не может зеркал. Страшно смотреть в собственные глаза — после этого всю ночь мучают кошмары.

Он попытался подойти незаметно. Эль-Неренн положила книжечку наземь, поставила ведёрко с краской рядом. Обернулась.

Высокий, светловолосый, с неприятным лицом — шрам на горле, водянистые светло-зелёные глаза. В мундире охранника. Очень светлая кожа. И запах… даже сквозь «угомон» его запах наводил на неприятные мысли.

— Что случилось? — вежливо осведомилась эль-Неренн.

— Привет, Привидение, — оскалился вновь подошедший. — С тобой хотят поговорить очень влиятельные люди. Просили меня помочь.

Привидение. На себя бы посмотрел!

— Часы посещений — с двух до пяти, по средам и пятницам, — отозвалась девушка. — Пусть приходят.

— Острый язычок, — кивнул высокий. — Мне говорили. Ну что, Привидение? Ты нужна им живой. За мёртвую тоже заплатят, — усмехнулся он, — но меньше. Советую подумать.

— Как научусь думать — обязательно подумаю.

Улыбка исчезла с лица охранника.

— Просили передать, это последний шанс прийти самой. Учись побыстрее, уродина.

Он легонько толкнул ведёрко сапогом. Краска вылилась на книжечку — конец всем записям.

Эль-Неренн сжала зубы, стараясь сдержать закипающую ярость. Очень не рекомендуется проявлять неповиновение. А поднять руку на охранника — совсем плохо.

— Не сдашь урок, — охранник кивнул в сторону ведёрка, — минус пятнадцать баллов. Считать научилась? Посчитай, на досуге.

Он отошёл, медленно, неторопливо. Эль-Неренн медленно досчитала до сотни и попробовала отыскать хотя бы одну уцелевшую страницу. Удалось.

Но урок всё равно не сдала. Не успела.

* * *

Так оно и началось. Высокий, со шрамом, частенько появлялся рядом с другим, смутно знакомым эль-Неренн — низеньким, толстеньким. Судя по цвету кожи и волос, оба родом из этих мест.

Высокий никогда не устраивал мелких пакостей, если поблизости был кто-то кроме «толстого». Но за неделю число баллов уменьшилось до четырёхсот девяноста. Прощай, чтение.

Охранница, вроде бы, что-то заподозрила, но либо не хотела, либо не решалась говорить с ней. Подумаешь — у эль-Неренн и раньше были времена, когда она, из упрямства, теряла баллы. Но стоило ей взяться за ум — и возвращала потерянное, очень быстро.

На одиннадцатый день высокий подошёл во время обеденного перерыва. Обедали здесь же, на свежем воздухе.

— Через две недели ты будешь в минусе, — сообщил он, мило улыбаясь. Эль-Неренн так же мило улыбнулась в ответ. — Как только тебя вывезут за ограду, ты моя.

— Ах, я об этом только и мечтаю, — эль-Неренн с трудом сдерживалась. Она подавала жалобы — но их, похоже, перехватывали. Вот ведь влипла. По-настоящему влипла. Вот оно, надёжное место.

— Завтра, на рассвете, я могу вывезти тебя отсюда, — высокий подошёл вплотную, взял её за правый рукав. — Никто не хочет тебя убивать. Поучить жизни, но не убивать. Как видишь, я говорю откровенно. Отдашь, что с тебя причитается, — он издевательски оскалился, покосился на «толстого» — тот тоже усмехался, — и будешь свободна. Подумай.

— Отпусти, — прошипела эль-Неренн, ощущая, что мир плывёт перед глазами. Окружающие оглянулись на них. Высокий презрительно скривился, продолжая держать её за рукав. — Отпусти! — крикнула эль-Неренн, отталкивая его второй рукой. Высокий без труда перехватил её руку. — Отпусти, скотина, иначе рассвета не увидишь!

— Очень мило, — холодно произнёс высокий. Охрана спешила к ним, высокий сделал знак — сам справлюсь — подозвал жестом «толстого». — Нападение и угрозы, при свидетелях. Минус сто баллов. В карцер её! — приказал он громко.

Эль-Неренн не стала сопротивляться. Не стала доставлять дополнительное удовольствие им обоим.

* * *

— Вызовите Виккера Стайена, — потребовала эль-Неренн, когда «толстый» запер за ней дверь карцера. — Вызовите его! Это моё право!

— Обойдёшься, — лениво протянул тот. — Лучше подумай над предложением. Знаешь, тебя велели не трогать только ниже верхнего пояса. Всё, что выше — на наше усмотрение. Понимаешь?

— Вызовите Виккера! — крикнула эль-Неренн, вновь ощущая жар, переливающийся внутри тела. — Вызовите, или пожалеете!

— Минус ста тебе мало? — поднял брови охранник. — Посиди, остынь. Я приду вечером.

— Вызовите Виккера! — повторила эль-Неренн, глядя в зрачок камеры слежения — разумеется, всё, происходящее в карцере, записывается. — Вы не имеете права отказывать мне!

Никакой реакции. Должно быть, на требования отсюда не принято обращать внимания.

Только без паники. Только без паники. Эль-Неренн уселась на жёсткую, холодную подстилку и стиснула зубы. Старалась не обращать внимания на слёзы, стекающие по щекам.

* * *

Ужин она оставила нетронутым. Попыталась было крикнуть несколько раз, чтобы вызвали Виккера — но подошедший «толстый» равнодушно сообщил, что, в случае беспорядков в карцере, её просто усыпят газом — чтобы угомонилась — и вычтут ещё пятьдесят баллов. Такие дела. А если ещё раз откажется от еды — ещё минус сорок. Простая арифметика. Хочешь жить хорошо — будь послушной.

Свет в карцере не выключался. Никогда. Отапливать его тоже не старались — нет, здесь, конечно, не простудиться. Но удобств не положено. Кроме основных, очевидных. И пахло оттуда так, что комок не вылезал из горла.

* * *

— Вот ужин, — «толстый» открыл окошечко. — Лучше не упрямься. У тебя нет шансов, — он уже не улыбался.

Эль-Неренн молча забрала поднос. Никаких острых краёв. Чтобы обитатель карцера, в расстроенных чувствах, не нанёс себе вреда… Только ложка — стальная.

— Да, кстати, — он, не особо стесняясь, протянул в окошечко руку, взял её за подбородок. — Никогда не видел таких, как ты. Может, развлечёмся немного? Всё в пределах приличий, — ухмыльнулся он. — А мы за тебя словечко замолвим. Что скажешь?

Дождь. Грязь и дождь, холод и порывы ветра. Смотри, Крис, ей понравилось!

Эль-Неренн улыбнулась. Резким движением схватила его кисть, прижала к полке, на которой стоял поднос. Отпустила — сразу же.

— Тронешь ещё раз — пальчики откушу.

— Да что ты говоришь! — развеселился «толстый», вновь протягивая руку внутрь. Эль-Неренн попыталась укусить, но охранник успел отступить.

— Завтра ты будешь сговорчивее, — пообещал он на прощание и ушёл.

Ужин. Есть хотелось страшно, но эль-Неренн не решалась. Что-то чудилось ей в запахе этой, с позволения сказать, еды. Что-то нехорошее.

* * *

Близилась ночь — по ощущениям, ведь окон здесь нет. В окошечко частенько заглядывали охранники. Поднос никто забирать не спешил и запах еды — неприятный, что уж там говорить — лишь усиливал смрад, витавший вокруг. Холод, яркий свет и вонь. Как это гуманно, просто прелесть.

Эль-Неренн долго думала, прежде чем решиться. Если её вывезут отсюда утром — это конец. Не смерть, не сразу, но конец.

Охранник проходил мимо двери каждые пять минут. Пяти минут мало, может не хватить. Ложка оказалась удивительно прочной. Если только за ней не следят — от камеры слежения не спрячешься — то может и выйти.

Ложку не сразу удалось протиснуть в щель между «удобствами» и стеной. Поначалу эль-Неренн подумала даже, что сама мысль сломать её никуда не годится. То и дело приходилось прекращать попытки согнуть или разогнуть ложку — чтобы не заметили в окошечке.

Ярость накатывала. Смешанная с отчаянием, которое, признаться, стало всё тяжелее подавлять. Никто ей не поможет. Согласится она идти с ними или нет — скоро её привезут назад, в дом Рекенте. Эль-Неренн не сомневалась, что именно «старуха Рекенте» наняла этих двоих.

Жар. Знакомый жар, накатывающий со всех сторон. Эль-Неренн набросилась на ложку, ощущая, что злость придаёт новые силы.

Смотри, Крис, ей понравилось!

Сгибается. Подаётся, хоть и медленно.

Бросим её здесь, в канаве?

Замереть. Лицо в окошечке. Не «высокий», не «толстый», но вряд ли дождёшься помощи.

Ложка переломилась. Со звоном. Эль-Неренн замерла, тяжело дыша, взглянула наверх. Так. Теперь — лишь бы не промахнуться. Оба раза. Во всех смыслах.

— Вызовите Виккера! — крикнула она изо всех сил. Топот за дверью.

Швырнула тарелку в сторону камеры, разбрызгивая подсохшую кашу по стенам. Вроде бы попала. Начал мигать красный огонёк, что-то противно запищало.

Звон, лязг. Отпирают дверь. Только бы успеть.

Она сосредоточилась и резко провела по горлу острым краем скола — сжав в кулаке то, что осталось от ложки.

* * *

— Проклятие! — выругался «высокий», делая знак товарищу. — Быстро, возвращаемся в карцер.

— Что такое? — «толстый» остановился у лифта. Высокий раз за разом нажимал кнопку вызова, но ничего не происходило.

— Попытка самоубийства. Надо же, решилась, ненормальная. Если сдохла — всё в порядке. Если жива — сматываемся, пока не очухалась. Открывайся! — высокий стукнул ладонью по кнопке.

— Сматываться? — «толстый» явно испугался. — Ты же говорил, что всё будет по плану! Что её просто усыпят! Я же…

— Заткнись. Вспомни о своей доле и заткнись. Открывайся, чтоб тебе сгореть! — крикнул «высокий» и врезал по кнопке дубинкой.

* * *

Эль-Неренн не потеряла сознания. Она чувствовала, что кровь стекает широкой полосой, что боль, постепенно нарастая, вынуждает стиснуть зубы. Но — беспамятство не приходило.

Её подняли, осторожно уложили.

— Артерия не задета, — незнакомый голос. — Скорую сюда! Выясните, кто за мониторами. Шкуру спущу, когда узнаю.

— Эль-Неренн, — мир плыл перед глазами, но девушка успела заметить лицо охранницы. — Это я. Не шевелись. Сейчас придут врачи, только не шевелись.

Время потекло неторопливо. Но беспамятство так и не приходило. Если бы не боль, терпеть которую становилось всё труднее, эль-Неренн рассмеялась бы — так комично выглядели медленно-медленно вышагивающие санитары, с носилками. Её осторожно уложили, пристегнули — чтобы не свалилась, бережно вынесли наружу.

За пределами карцера воздух показался невыразимо приятным и свежим.

Лица. Тают, смешиваются. Как много их вокруг. А это кто, там, у стены?

Время разогналось, разогналось стремительно. Как тогда, под дождём, в грязи, у ног полицейских.

— Ты, — попыталась произнести эль-Неренн. Ей не позволили, мягко прижали ладонь к губам.

Откуда взялись силы — она не осознавала. Те, кто несли её, не ожидали такого. Беловолосая, залитая кровью, одним рывком вынудила уронить носилки. Ещё мгновение — и ремни расстёгнуты. Или порваны. Её успели схватить за руку прежде, чем она дотянулась до лица «толстого».

Тот прижался к стене. От него явственно несло «жареным электричеством» — обугленной изоляцией. Правую руку, чёрную и окровавленную, он бережно прижимал к животу левой.

— Что, — прохрипела эль-Неренн, пытаясь дотянуться до его горла. Те, кто нёс её, откровенно растерялись. Попытались схватить за вторую руку — девушка, не глядя, отмахнулась. Сдавленный крик и удар чего-то тяжёлого о пол.

— Пальчики болят? — шипела эль-Неренн. «Толстый» даже не попытался убежать, защититься, закрыться. — Позови этого ублюдка, твоего приятеля! Я разорву его на части, слышишь, свинья?!

Её сумели поймать за обе руки.

— Передай старухе, что я сама приду к ней! — крикнула эль-Неренн, ощущая, что голос покидает её — что-то надорвалось. — Передай, скотина! Вышибу ей остатки мозгов! Пере…

Что-то холодное касается шеи. Тупая боль — почти незаметная среди того огня, что обжигает горло. Мир сразу становится чёрно-белым, звуки начинают угасать. Жар, накатывает со всех сторон.

— Тихо, девочка, — голос охранницы. — Не шевелись. Всё будет хорошо.

Как же, успела подумать эль-Неренн. Мысли путались, путались, путались…

Всё будет…

Бросим её в канаве?

…хорошо…

Бросим её в канаве?

Тёплая, обволакивающая мгла. Но голоса не оставляют в покое.

Смотри, Крис, ей понравилось!

3. Небо в огнях

— Что с ним? — проворчал инспектор. Чучельник склонился над светловолосым высоким охранником, так и оставшимся лежать у лифта. Только лёг спать… и тут же вызов. Как чуял, что альбиноска. Не может не заварить кашу.

— Жив, — заключил Чучельник — патологоанатом, усмехнулся. — Кто тут сказал, что он умер? Жив ещё. Думаю, выживет.

Остальные, включая директора учреждения, держали на лицах мрачное выражение.

— У него что-то с глазами, — добавил Чучельник. — Похоже, электрический ожог. Видеть он вряд ли будет. Говорить — сможет. Ладно, забирайте его.

«Толстый», в наручниках, отчётливо затрясся. Хотел что-то сказать, но голос ему не повиновался.

— Уведите этого, — скривился инспектор. — Сейчас обделается. Без него весело. Тоэн, приведите его в чувство и — в участок. Возьмите предварительные показания.

— Кнопка вызова, — указал электрик. — Никогда такого не видел. Чтобы коротнуло по такой площади… — он покачал головой. — И предохранители. Если бы сработали, ничего бы с ним не было.

— Дуга? — инспектор наклонился, задерживая дыхание, над огромной дырой в стене, с оплавленными краями.

— Она, — кивнул электрик. — Мы проверяли лифт неделю назад! — перехватил он взгляд директора. — Ничего не было, теариан-то! Вы знаете меня, я здесь пятнадцать лет работаю!

— Вот что, господа, — инспектор оглядел остальных. — Разговор будет долгим. Для начала — хочу знать, кто нанял этого. Как он смог попасть в охранники?

— Уже выясняем. Вы его знаете? — поинтересовался директор. — Сюда, в мой кабинет, пожалуйста.

— Знаю, — проворчал инспектор, закрыв за собой дверь. — Не думал, что встречусь. Имени у него нет. Только прозвище — эрен-Катто.

— «Крылатый аспид», — директор криво усмехнулся. — Любят они красивые названия.

— Если он взял контракт, — инспектор отломил половину табачной палочки, принялся мрачно жевать, — значит, пахнет большими деньгами. Очень большими.

— Только не говорите мне снова про Львицу, — директор встал, прошёлся перед столом.

— Львица приговорила Аспида к смерти, — инспектор глянул на часы. — Нет, тут кто-то другой. Будем выяснять. Что с девушкой?

— Жива, — директор вновь уселся. — Встанет на ноги через пару дней. Не могу поверить. Трое охранников подкуплены. Да я им верил, как самому себе!

Инспектор пожал плечами.

— Что в ней такого, теариан? — директор и так был худощавым и длинным; сейчас вообще походил на жердь в пиджаке. На пугало на ветру. — Кто может за ней охотиться?

— Полстраны будет счастливо, если её пристукнут, — инспектор выплюнул остатки палочки в урну. Промахнулся. — Не знаю, теариан-то. Виккер уже здесь?

— Кто?

— Её поверенный. Её адвокат.

— Да, здесь. Ждёт, когда к ней пустят. А что? Не пускать?

— Избави Море! Он нас с вами в землю зароет, живьём. Нет, пусть говорит. Он толковый парень, просто не люблю его службу. Ну, хорошо, — он поднялся. — Всех задержанных я забираю. Держите меня в курсе относительно здоровья эль-Неренн. Что с её… э-э-э… баллами?

— Разумеется, всё вернём. Думаю, добавим ещё пятьсот, в качестве компенсации. Если честно, господин инспектор, я хотел бы от неё избавиться. Поскорее.

* * *

— Это было глупо, — сумела произнести эль-Неренн, когда Виккер уселся у её постели. — Я знаю.

Она не узнала свой голос. Хриплый, неприятный. Горло болит, когда говоришь. Удружила себе, эль-Неренн. Теперь без голоса. Наверное, на всю жизнь.

— Вряд ли глупо, — возразил адвокат, — но рискованно. Вам повезло. Стоило задеть артерию… Но это в прошлом. Рад, что вы живы, эль-Неренн. Тех, кто охотился за вами, взяли — думаю, они вас больше не потревожат.

Виккер не изменился за все эти три с лишним года. Казался моложе эль-Неренн — светловолосый, светло-жёлтое лицо и такого же цвета глаза. Красавец. Производил впечатление человека, которого легко обмануть, которым можно вертеть, как захочется. Ни силой, ни проворностью не отличался. Зато ум его проворнее и живее многих иных.

И всегда он одет официально, строго — чёрный костюм, безупречные туфли и галстук. Где бы и когда бы эль-Неренн ни видела его.

Девушка закрыла глаза.

— Три недели отдыха, — продолжил Виккер. Чувствовалось, что ему довелось понервничать. — Никакой работы вне учреждения. Я прослежу, чтобы с вами хорошо обращались. Потом — я подыскал вам место службы, эль-Неренн. Вы обязаны отработать — сами понимаете. Но если повезёт — а я думаю, что повезёт — мы добьёмся временного гражданства через полгода. Но я умоляю — будьте осторожны. Крайне осторожны. Не доверяйте никому.

— Вам тоже? — эль-Неренн попыталась усмехнуться, но у неё не получилось.

Виккер улыбнулся.

— Мне лучше доверять. Кстати, инспектору — тоже.

Он кивнул, и встал было, но девушка успела поймать его за руку.

— Теариан, что у меня с голосом?

— Голос вернётся. Операция была довольно сложной, но они справились.

— Я осталась без денег, — эль-Неренн закрыла глаза. Хуже всего здесь — лечиться. Особенно — оперироваться. С таким трудом собирала деньги, и вот — операция.

— Ваш счёт никто не трогал, — Виккер пододвинул стул поближе, взял её за правую руку. — За счёт учреждения. Точнее, за счёт государства.

— С чего они такие добрые? — эль-Неренн открыла глаза.

— Не знаю, — адвокат усмехнулся, постучал пальцами по портфелю.

Знает. Прекрасно знает, хитрый змей, поняла эль-Неренн, сдерживая улыбку.

— Ещё одно, — Виккер явно колебался, стоит ли это говорить. — У госпожи Рекенте, той самой, сегодня ночью случился инсульт. Уже третий.

— Жива? — поинтересовалась девушка.

— Жива, но на этот раз легко не отделается. Думаю, ходить уже не сможет.

Адвокат встал.

— Тот, второй охранник — который потерял пальцы на правой руке — признался, что заказ исходил от госпожи Рекенте. Доказательств много. Но суда, полагаю, не будет.

— Потерял пальцы? — девушка попыталась усесться, но Виккер помешал ей, мягко надавив на плечи. — Как?!

— Ожог электрической дугой. Вам лучше не думать об этом. Они уже не причинят вам зла. Отдыхайте, эль-Неренн. Я всегда буду на связи.

— Спасибо, — эль-Неренн закрыла глаза и почти мгновенно уснула. Без сновидений.

* * *

— Проиграй-ка ещё раз, — Арванте Терон-Тиро, хирург, отставил в сторону банку пива и склонился ближе к экрану. — Вот отсюда.

Со своим ассистентом, который работал терапевтом здесь же, в «зверинце», они смотрели запись оперативной съёмки. Того инцидента в карцере.

— Ничего не понимаю, — признал Арванте — высокий, седовласый, с длинным орлиным носом. — Она порвала ремни, чуть не разорвала этому типу лицо. Кто-то врёт. Или мои глаза, или запись.

— Там было восемь человек, — возразил ассистент. — Они подтверждают. Всё это было. Своротила челюсть охраннику — да, вот этому. Легонько так шлёпнула — и своротила. Говорят, её было трудно удержать.

— Я чинил её горло, — Арванте вернулся к пиву. — Она захлебнулась бы, если бы попыталась встать. Понимаешь? В лёгких и так было полно крови.

— Я понимаю, — ассистент выключил воспроизведение. — Но их было восемь человек. Что, им всем почудилось?

— «Было»?

— Тот, на которого она напала, вроде бы, умер. Сегодня утром. Возможно, ему повезло — ему светила каторга.

— Дела, — Арванте встал. — Я не нашёл данных её обследования. Полного. Только общий осмотр.

— Никто не проводил, — подтвердил ассистент. — Да и зачем?

— Надо провести. Мне тут намекнули, что выйти отсюда она должна живой и здоровой. Директор, похоже, её до смерти боится.

— Так это же в центр везти, — скривился ассистент. — Это действительно нужно?

— Нужно. Спросят-то с нас.

* * *

— Доброе утро, — первое, что увидела эль-Неренн, открыв глаза, была дежурная по этажу. — Хорошо выглядишь, девочка.

Эль-Неренн с трудом уселась. Сжала зубы — заболело горло. Но боль была намного слабее, чем… когда она заснула? Вчера? Позавчера?

— Спасибо, — она не в своей комнате. Что-то, куда более роскошное. Да, говорили, есть здесь такие комнаты — для тех «клиентов», что располагают деньгами. Интересно, это тоже — за счёт учреждения?

— Какое сегодня число?

— Двадцатое. Двадцатое Вассео тысяча двести пятого года, — охранница улыбалась. — Помочь тебе или сама оденешься?

— Сама, — охранница кивнула, вышла в коридор, прикрыла за собой дверь. Ноги плохо держали; одеться удалось не сразу. Эль-Неренн поспешно уселась на кровать — силёнок пока маловато. Долго же она спала. Двадцатое… почти двое суток?

Одеться и умыться было нелегко, но она справилась. Два подвига, за одно утро.

— Сейчас будет завтрак, — дежурная поддерживала её под локоть. — После обеда тебя отвезут на медосмотр.

— Ненавижу медосмотры, — эль-Неренн качнулась, охранница поймала её за локоть.

— Ничего страшного, поверь. Прокатимся в столицу и обратно. Поговорим, если захочешь.

— Вас разжаловали в сиделки? — усмехнулась эль-Неренн.

Дежурная рассмеялась. Хрипло, неприятно.

— Нет, я сама попросила.

— Но почему?

Женщина придвинулась поближе, присела. Перестала улыбаться. Запрокинула голову — указала на два едва заметных шрама, по обе стороны горла, у самой шеи.

— Ты сумела сбежать от Старухи, — женщина взяла эль-Неренн за руку, пристально смотрела ей в глаза. — Оставила её с носом. Я — не сумела.

Эль-Неренн ощутила холодок, проползающий по спине.

— Я поклялась, что отпраздную тот день, когда она заплатит за всё, — дежурная усмехнулась, поднялась на ноги. — Можешь звать меня Хольте. Похоже, сегодня тот самый день. Впрочем, можно отпраздновать позже. Я хотела увидеть тебя, своими глазами.

Эль-Неренн вспомнила слова Виккера. Тогда, вечером, под огнями праздничного салюта.

— Но как вы… как она вас отпустила?

— Думаю, ты догадываешься.

— «Кровь за кровь», — предположила эль-Неренн, тихо. Хольте кивнула. Она вовсе не старуха, поняла девушка. Просто выглядит очень старой. Глаза, голос, походка… ей едва ли за тридцать.

— Я расскажу, если хочешь. Завтракай, я уйду, — дежурная поднялась. — Прогулка через полчаса.

— Что стало с вашей дочерью? — поинтересовалась эль-Неренн, когда охранница была уже на пороге. Хольте вздрогнула, обернулась. Медленно вернулась к столу, присела на корточки.

— Я не говорила, что это была дочь.

Эль-Неренн улыбнулась, выдерживая её взгляд. Дежурная прищурилась, кивнула.

— Я выкупила её. Как раз под Новый год. Собиралась разобраться со Старухой, — встала, тряхнула головой. — Ты успела раньше, но я не в обиде. Я знаю, где её содержат. Зайду как-нибудь, передам привет.

* * *

Прогулка — в том самом саду — оказалась приятной. Эль-Неренн ощущала взгляды всех, кто был вокруг. Ощущала почти физически. Но — ни одного презрительного. Некоторые смотрели с уважением, но поспешно опускали глаза, стоило встретиться с ними взглядом.

Эль-Неренн прислонилась спиной к тому самому дереву. Всё ещё видны брызги краски, в самом низу ствола. На душе было и приятно, и мерзко одновременно. Приятно — потому что все, кто хотели ей зла, получили по заслугам. Поделом. Мерзко — по той же причине. Она помнила, смутно, выражение лица «толстого». Он явно хотел мне что-то сказать, неожиданно поняла девушка. Но побоялся.

— Разрешите? — голос директора.

Эль-Неренн рывком поднялась на ноги (горло тут же отозвалось болью), учтиво поклонилась.

— Можно без формальностей, — «Пугало», как звали директора за его спиной, поправило очки и улыбнулось — одними лишь краешками губ. — Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, теариан-то. Хорошо.

— Я хотел бы извиниться, теарин. Вас едва не похитили — у нас никогда такого не случалось. Нет худа без добра, мы взяли почти всех. Двое или трое сбежали, но их, думаю, поймают.

Эль-Неренн кивнула. Директор был не очень приятным человеком, раздражительным и щедрым на наказания. Походил на скелет, обтянутый кожей.

— В случае неприятностей прошу связываться лично со мной, — директор протянул ей карточку. Ого! — Надеюсь, мы с вами будем видеться редко. В этих стенах.

Надо полагать, это была шутка. Эль-Неренн опустила глаза и улыбнулась.

— Выздоравливайте, — директор прикоснулся к её правому запястью и отбыл.

Он меня боится, подумала эль-Неренн. Хорошо это или плохо? В случае с новой комнатой, обслуживанием и расходами на операцию — несомненно, хорошо.

* * *

— Думаешь о чём-то неприятном? — Хольте, охранница, сопровождала эль-Неренн. Терапевт — темнокожий коренастый парень лет двадцати пяти — ехал в кабине, с водителем. Они с Хольте — в отделении для «груза», как его обычно называли.

— Да, — отозвалась эль-Неренн. Детектив, взятый в библиотеке учреждения, не читался. С огромным трудом осилила две страницы — и отложила.

— Расскажи, как тебе удалось, — Хольте взглянула девушке в глаза. — Не бойся, никто не слушает. Я умею хранить тайны.

Да, наверное. Эль-Неренн успела связаться с Виккером и попросила выяснить, кто такая Хольте. Тот позвонил, в том числе, инспектору и минут через двадцать подтвердил. Да, всё верно, та же история. «Поймалась» таким же образом. Подавать в суд не стала, даже после того, как покинула дом Рекенте. Да, дочь, шести лет, сейчас живёт у двоюродной сестры. Всё совпало.

Никому не доверяй, эль-Неренн.

— Не люблю вспоминать это.

— Понимаю. Мне непонятно — как ты выбралась из дома. Старуха всегда ходила с двумя мордоворотами. Охрана в доме. Как ты сумела? Это было под Новый год, верно?

— Верно, — эль-Неренн опустила голову. — Под Новый год. Шесть месяцев назад.

* * *

Вообще-то прислуге в доме Рекенте покидать поместье не позволялось. Почти никогда. С другой стороны, если следовать прихотям «Старухи», жить можно. У всех людей есть странности. Странности госпожи Рекенте были не настолько сильными, чтобы превращать жизнь в кошмар.

А под Новый год случилось неслыханное — прислуге разрешили съездить в город. Отпраздновать начало года. Не всем — двое остались дежурить, до утра. Ходили слухи, что вся семья Рекенте также отмечает праздник вне дома — оттого и послабление. Так или иначе, но эль-Неренн, выпив минеральной воды, переоделась в выходное — собственное — платье и осталась в своей комнатке, ждать машины.

Проснулась — рывком — примерно за час до Нового года. И похолодела — машина уже уехала. Почему ей не сказали? Дверь не заперта — могли войти и окликнуть.

Стакан с минералкой ещё стоял на столе. Эль-Неренн отхлебнула и поморщилась — вода выдохлась. Неприятный металлический привкус. Гадость, в общем, эта выдохшаяся минералка.

Она выскочила в коридор. Всё в порядке — слышны голоса, охранники. Её действительно не позвали. Что за… Настроение сразу же испортилось. Вот так. А ещё сегодня у неё — день рождения. Ровно в полночь. Мама шутила — всегда можешь сказать, что тебе на год меньше. Родилась ровно в полночь, секунда в секунду.

— Эль-Неренн? — охранник. — Госпожа просила подойти к ней.

Вот оно что. Старуха придумала поручение. Ну конечно, подумала девушка, начиная злиться. И так всю жизнь.

Охранник проводил её по ступенькам вниз, в первый подземный этаж. Общий зал прислуги — прямо. Ей же указали на вторую дверь слева. Охранник держался необычайно почтительно. С чего бы это?

— Входите, — кивнула госпожа Рекенте. Она тоже была в праздничном. Почему не уехала?

Кроме неё, в комнате были два «мордоворота» — личная охрана — и врач. Низкорослый, широкоплечий. Не знай эль-Неренн, что это личный врач госпожи, при встрече на улице приняла бы за бандита.

— Вас не стали будить по моему распоряжению, — пояснила госпожа. Не такая она на вид и старуха. Среднего роста, всё ещё стройная и крепкая. Чёрные глаза — глубоко посаженные, цепкие. В молодости должна была быть красавицей редкой — раз осталась красивой. О такой коже и чертах лица многие лишь мечтают. Не скажешь, что ей почти восемьдесят. Только глаза — взгляд — да руки, когда она снимает перчатки, выдают возраст. А так — больше пятидесяти и не дашь. И голос. Необычайно красивый, полный. По слухам, госпожа в молодости пела в опере. И была знаменита.

— Эль-Неренн, — госпожа закашлялась и врач поспешил к ней. Ясно, зачем он здесь. Опять у госпожи приступ астмы. — Вы проявили себя очень хорошо. Я редко бываю так довольна теми, кто служит мне. Я хотела бы предложить вам остаться у меня ещё на полгода. Сейчас редко найдёшь надёжных людей.

Эль-Неренн оторопела. Слушать подобное было приятно, но почему сейчас?

— Я повышаю вам жалованье, — продолжала госпожа, — и предлагаю новую должность. Я пока ещё не решила, что именно вам предложить. Думаю, вы выберете сами.

— Спасибо, — эль-Неренн поклонилась. — Это честь для меня.

Она так и думала. В тот момент.

Госпожа кивнула.

— Я рада, что вы согласны. Там, на столе, лежит договор. Ознакомьтесь с ним. Это формальность — точно такой же договор вы подписывали, когда я нанимала вас, три месяца назад. Просто формальность. Поставьте подпись, если согласны.

Эль-Неренн думала. Подписывать, вот так, с ходу… Виккер категорически запретил так поступать. Прочитаем — а там посмотрим.

— Конечно, — произнесла она на словах. — Я хотела бы вначале прочитать договор. Простите, — добавила она.

Госпожа кивнула.

Эль-Неренн села за стол — госпожа медленно поднялась из кресла и отошла к другой стене.

— Вас отвезут в город, как и было обещано, — добавила она. — Я не стану портить вам праздник.

Эль-Неренн листала. Вроде бы всё нормально, никаких ловушек. Медный вкус во рту, который возник, когда она отпила выдохшейся минеральной воды, усиливался. Голова немного гудела. Устала? Ну да, день был насыщенным.

Где тут ставить подпись? Здесь? Сейчас…

Она не сразу уловила, что с ней что-то произошло.

* * *

Показалось, что окружающий мир пропал на несколько мгновений и вернулся.

Шум в ушах. Обоняние усилилось, запахи наплывают волнами. Что-то со слухом.

— …недостаточно…

Это врач.

— …точно уверены, что…

Это госпожа. Ноет шея. Эль-Неренн прикоснулась к шее, под затылком … что-то влажное.

Жар. Накатил отовсюду. Чувства обострились, восприятие стало утончённым, время потекло медленнее. Окружающим, вероятно, показалось, что она засыпает. Но Эль-Неренн никогда не чувствовала себя настолько «заряженной».

Что происходит?

— Повторите, — сухой голос госпожи. — Ещё одну ампулу.

Ампулу?!

Врач. Думает, что подходит медленно и тихо. На самом деле его шаги отзывались грохотом и гулом.

Эль-Неренн не сразу осознала, что творится.

Ещё одну ампулу. Ещё одну ампулу. Боль в шее. Влага…

Ей сделали укол?

Жар продолжал усиливаться. Врач остановился, и…

* * *

Она вскочила на ноги. Увидела в руке у врача инфузионный шприц, чем-то похожий на пистолет. Заметила, что один из телохранителей держит её за локоть — бережно, чтобы не упала.

— Что это? — Эль-Неренн ощутила, как злость охватывает её. — Что это было?!

— Держите её, — велела госпожа резко. Если бы она не сказала так, возможно, всё повернулось бы иначе.

Телохранитель попытался схватить девушку за руку, зафиксировать, но… тут произошёл настоящий взрыв.

Эль-Неренн помнила только чёрный туман, застилающий действительность. Она с размаху ударила телохранителя в лицо другой рукой. Тот ослабил хватку — ударила ещё раз, ребром ладони по глазам. Резко развернулась и сбила врача с ног, ударом ноги.

— Что это? — крикнула она. — Что это было?

— Эль-Неренн, прошу, успокойтесь, — госпожа. Голос растерянный. Явно не ожидала ничего подобного. И — вторая ошибка. Она взглянула за спину эль-Неренн, кивнула кому-то. И чёрная волна полностью скрыла окружающий мир.

Эль-Неренн помнила только, что схватила со стола чемоданчик — видимо, принадлежащий врачу — а затем обнаружила, что стоит над телом второго телохранителя. Пахло порохом. Он стрелял? Время всё ещё текло медленно.

Отрывочные картинки. Телохранитель, лежащий лицом вниз, в луже крови. Чемоданчик — тоже в крови, на полу. Пистолет в её руке.

— Эль-Неренн, — карикатурно замедленный голос госпожи. — Прошу вас, сядьте. Успокойтесь. Не делайте ничего такого, о чём потом можно пожалеть.

Страх. Страх в её глазах.

Врач, поднимающийся на ноги. Эль-Неренн чувствовала и его страх. Заметила следы от пуль, на полу. Охранник пытался попасть ей в ногу?

— В сторону, — она указала пистолетом. — Отойдите от него, — врач явно думал забрать у охранника второй пистолет. Старуха не осмелится применять силу сама. Оба телохранителя оглушены, не опасны. Все эти заключения пришли одновременно, стремительно и чётко. Но ярость всё ещё кипела. Хотя эль-Неренн сопротивлялась чёрному туману, не позволяя ему вновь опуститься.

— Оба, в угол, — услышала она свой голос. Подошла ко второму охраннику — ей казалось, что она стала невесомой — забрала второй пистолет. Охранник пошевелился, и эль-Неренн врезала ему, не сдерживаясь, рукояткой пистолета по затылку.

— Эль-Неренн, — вновь обратилась госпожа. — Прошу, сядьте, давайте не будем…

— Будем, — эль-Неренн оскалилась. — Что в ампуле? Говорите! — она направила ствол пистолета на врача.

— Послушайте, вы же не станете, — начал было врач. Эль-Неренн нажала на скобу, и рядом с головой врача в стене возникло отверстие. Глушитель. Отлично.

— Что там? — крикнула эль-Неренн.

— Витамины, — быстро ответил врач. — Тонизирующее. Ничего страшного. Успокойтесь, прошу вас. Мы не желаем вам зла.

— Да, витамины, — эль-Неренн продолжала демонстрировать клыки. — Конечно. Подобрались со спины — зачем?

Врач молчал.

— Сядьте, — эль-Неренн указала госпоже на стул и та медленно, но повиновалась. — Вы, — кивок в сторону врача, — привяжите её к стулу.

— Но…

Эль-Неренн украсила стену ещё одной дырой.

Побереги патроны, эль-Неренн. Совершенно ясный, чистый рассудок. Удивительно. Но удивилась она уже потом.

— Мне нельзя прикасаться к госпоже, — эль-Неренн оскалилась шире, не отводя взгляда от глаз «Старухи», — а вам можно. Привязывайте. Вот так, крепче. Верёвку вы тоже прихватили случайно, да? Очень кстати.

— Что в ампуле? — эль-Неренн подошла к госпоже вплотную, держа шприц в левой руке. — Отвечайте.

— Вам же сказали, — отозвалась та холодно. — Витамины. Эль-Неренн, ещё не поздно. Сядьте, успокойтесь. Мы ничего не…

Эль-Неренн резко приставила шприц к её шее и нажала на спуск.

Госпожа дёрнулась, закрыла глаза.

— Небеса, — тихо простонал врач. — Что же вы…

— Что в ампуле? — поинтересовалась эль-Неренн, не отводя пистолет от его лица. — Следующий укол — вам.

— Эль-Неренн, — с трудом выговорил тот. — Послушайте. Я не могу сказать. Мне не…

Девушка ударила его по лицу пистолетом. С размаху. Врач упал и остался лежать.

Госпожа открыла глаза.

— Что в ампуле? — эль-Неренн нажала на кнопку сбоку на шприце. Пустая ампула выскочила. Новая, из обоймы, встала в гнездо. — Буду делать вам уколы, пока не скажете.

Госпожа попыталась что-то произнести… но ничего не донеслось из её рта. Непохоже, что притворяется.

Эль-Неренн озадаченно смотрела на хозяйку.

Вот как.

— Я сейчас уйду, — сообщила она. — Тихо. Спокойно. Если поднимете шум, вашей внучке не жить. Поняли?

Никакой реакции.

— Поняли?! — крикнула эль-Неренн, наставляя на неё пистолет.

Госпожа кивнула. Выражение её лица стало злобным.

У охранников должны быть наручники. Рассудок действовал устрашающе ясно. Эль-Неренн добыла наручники. Сковала телохранителей в локтях. Пристегнула второй парой наручников — щиколотку каждого к запястью доктора. Ключи от наручников — забрала с собой. Вместе с другими ключами. Заклеила рот, всем четверым — рулончик клейкой ленты оказался на столе. Тоже, надо полагать, случайно.

Сложила второй пистолет, шприц, пустые ампулы, ворох бумаг — договор — в чемоданчик врача. Заперла. Пистолет очень удобно поместился в складках пояса. Преимущества широкого пояса. Вот так.

Ключи от комнаты должны быть у госпожи. Но эль-Неренн не стала её обыскивать.

Дверь захлопнулась за спиной.

* * *

Действуй, не медли.

Никто в доме, похоже, ничего не заметил. Какая прелесть — толстые стены. Кричи, не кричи…

Шум. Чьи-то шаги. Старший внук госпожи тоже здесь. Ждёт, когда бабушка закончит свои дела — чтобы уехать с ней в гости. Жди, она задержится.

Я одна, — осознала эль-Неренн. В доме — четыре охранника (двое из них в той комнате), внук и внучка госпожи, врач. Прислуги нет. Очень хорошо.

Я должна была онеметь, подумала она, направляясь в свою комнату. Зачем?

Ясность мысли, координация движений сохранились. Сама того не осознавая, эль-Неренн быстро сложила в сумку самое необходимое. Самое дорогое. Закрыла дверь, набросив на себя зимнее пальто. Зимой здесь промозгло, хоть снега почти нет.

Внук госпожи попался ей навстречу. Он ожидал увидеть меня, тут же осознала эль-Неренн. Но не так. Или не здесь. Что тут…

Внук — парень восемнадцати лет — попятился. Эль-Неренн казалась грозной и… ужасной. Она улыбнулась ему, и он едва не закричал. Заметил пистолет?

— Тихо, — эль-Неренн приблизилась к нему, прикоснулась к щеке. — Спокойно. Вернись, никуда не уходи. Я скоро приду.

Сама не понимала, почему это говорит. Но внук госпожи подчинился. Улыбнулся, кивнул, скрылся в комнате. Послушный мальчик.

Вот сюда, на женскую половину. Точно, внучка здесь. Не спит.

* * *

— Аголан, — позвала эль-Неренн. Девочка — ей недавно исполнилось шесть лет — обернулась. Улыбнулась, бросилась к своей няне. Последние полтора месяца эль-Неренн доверили внучку. Действительно, знак доверия — без всяких шуток. — Идём. Я покажу тебе фейерверк.

— Правда?! — глаза девочки загорелись. — Но бабушка… сказала, что я должна спать. А я не хочу спать! Сегодня праздник!

— Одевайся, — указала эль-Неренн. Девочка стремглав бросилась к шкафу с выходной одеждой. — Я покажу тебе. Всё-всё. Бабушка разрешила.

Одели девочку всего минут за пять. Быстро. Раньше это длилось дольше.

— Притворимся, что я тебя украла, — шепнула эль-Неренн. Девочка кивнула. Она верит каждому моему слову, осознала девушка. Раньше бы замучила вопросами. Чем-то Аголан Рекенте — «Будущая Рекенте» — напоминала свою бабушку. В лучшем смысле. Рассудительная. Упрямая. Серьёзная, порой — слишком серьёзная.

И они направились к выходу.

— Что вы… — охранник вышел навстречу, едва они повернули в сторону главного выхода. Закончить он не успел. Эль-Неренн ударила его по лбу рукояткой пистолета. Молниеносно, сильно. Девочка пискнула, но эль-Неренн склонилась к ней и шепнула.

— Это игра. С ним всё в порядке. Молчи и притворись испуганной.

Девочка повиновалась.

Фантастическое везение.

* * *

Четвёртый охранник, как и положено, оставался у машины. Хороша машина! Большой, красивый «Тигр». Таких не выпускают уже лет десять.

— Стоять! — крикнул охранник. Быстро всё понял. — Стоять, эль-Неренн!

— Оружие на землю, — ответила девушка, прижимая ствол пистолета к шее девочки. Держать другой рукой сумку, чемоданчик и девочку было неудобно, но Аголан отлично исполняла свою роль. Или действительно перепугалась насмерть. — Иначе она умрёт. Быстро! — крикнула она.

Охранник подчинился. Взглянул в окно — вероятно, там должен был быть кто-то ещё.

— Медленно отходи, — приказала эль-Неренн. — Так, чтобы я тебя видела.

Сложный момент. Поднять третий пистолет. Только бы Аголан не дёрнулась…

Не дёрнулась.

— Открой машину, — приказала эль-Неренн.

— Вам не удастся…

— Молча. Открой, иначе стреляю.

Охранник повиновался.

— Сними блокировку, — эль-Неренн указала пистолетом. — Быстро.

— Что…

— Быстро! — крикнула эль-Неренн. — Помощи не будет. Ещё одно слово — и ей конец.

Отключил.

— Теперь маяк, — эль-Неренн указала на приборную доску. — Выключи маяк.

Охранник выполнил приказ. Было видно, что он не вполне верит, что всё это на самом деле. Эль-Неренн менее всего казалось способной на подобное.

— Открой ворота и встань рядом, — указала эль-Неренн. Открыла дверцу машины, бросила сумку и чемоданчик на заднее сиденье. — Аголан, в машину. Шевелись.

Девочка повиновалась, молча; на лице её застыло странное выражение — страх не страх, гнев не гнев, что-то среднее.

— Если я услышу сирены, ей конец, — эль-Неренн уселась, захлопнула дверцу, включила зажигание. — Если меня остановит полиция, ей конец. Понял?

Охранник кивнул.

— Госпоже нужна помощь, — эль-Неренн продолжала направлять на него пистолет левой рукой. — Она на подземном этаже. Вторая дверь слева. Отойти от ворот!

«Тигр» оказался мощной, быстрой машиной и легко слушался руля.

* * *

Ясность мышления, ощущение силы начали проходить, едва они отъехали километров на двадцать. Город был виден — множество огней — с вершиныстарой низкой горы, на которой располагалось поместье Рекенте. Эль-Неренн предпочла съехать с магистрали, чтобы никого, по возможности, не встретить.

Руки стали дрожать. Сильно. Она остановила «Тигр» на обочине и прижала ладони к лицу.

— Ты украла меня, — прошептала девочка.

Руки дрожали всё сильнее. Сердце билось, как ненормальное.

— Ты украла меня! — крикнула девочка. Эль-Неренн вздрогнула — словно ладонью по ушам. — Это не игра!

— Тихо, — произнесла девушка ровно и безжизненно. — Сиди тихо, Аголан.

Телефон — на месте, на приборной панели. Зелёный огонёк — не заблокирован. Правда, его могут прослушивать, или записывать разговор. Плевать.

Набрать номер оказалось делом непростым. Пальцы не попадали по кнопкам.

— Отвези меня обратно! — потребовала девочка. — Сейчас же!

— Отвезу, — эль-Неренн подняла пистолет, и глаза девочки расширились. — Скоро. Замолчи, Аголан, не мешай.

— Виккер Стайен слушает, — голос. Шум голосов. Музыка.

— Виккер, это эль-Неренн, — девушка ощущала, что ей с трудом удаётся говорить ровно. Держись, Ньер. Держись.

— Эль-Неренн?! Рад вас слышать. С праздником вас!

— Вас тоже, — эль-Неренн с трудом удавалось говорить. Язык еле двигался. — У меня беда, Виккер. Большая. Я сбежала из поместья.

Пауза.

— Что случилось? Почему вы сбежали?

— Я не могу по телефону. Думаю, он прослушивается. Виккер, я сбежала. Со мной Аголан Рекенте. Прошу, помогите. Пожалуйста, — взмолилась эль-Неренн, с трудом сохраняя самообладание.

— Где вы сейчас?

— По дороге в город. Я боюсь говорить долго. Они могут найти меня. В любой момент.

Пауза.

— Эль-Неренн, вы помните место, где мы разговаривали с вами, летом?

Память работала медленно.

— Да.

— Я буду там. Через пятнадцать минут. Будьте осторожны. Отключите телефон и никуда больше не звоните. Сможете прибыть туда?

— Смогу. Виккер…

— Да, эль-Неренн?

— Пусть там будет полиция.

— Вы уверены?

— Да. Прошу вас. Кто-нибудь, кому вы доверяете.

— Хорошо. Пожалуйста, эль-Неренн. Будьте осторожны. Я выезжаю.

* * *

Она добралась за пять минут. Поворот — направо, в городской парк. Остановила «Тигр» в одном из боковых проездов. Горожан пока не видно. Но они будут — после фейерверка, когда начнутся торжества.

Девочка молчала всю дорогу.

— Бабушка сказала, что скормит свиньям каждого, кто меня обидит, — тихо сообщила она.

— Аголан, — эль-Неренн с трудом сдерживала слёзы. — Ты хорошая. Ты добрая. Я не буду обижать тебя. Но ты должна запомнить кое-что. Люди — не вещи. Люди — не скот. Повтори.

Девочка молчала.

— Повтори! — крикнула эль-Неренн так, что у самой уши заложило. Девочка вжалась в сиденье.

— Лю… ди не … вещи, — пролепетала она. — Люди… не скот.

— Ещё раз, — приказала эль-Неренн.

— Люди — не вещи, — голос Аголан стал твёрже. — Люди — не скот.

— Правильно. У тебя всё будет хорошо, Аголан. Я обещаю. Если запомнишь это.

Она вышла из машины и дала, наконец, волю слезам.

Аголан не стала вылезать наружу. Сидела и молча наблюдала за ней.

* * *

— Эль-Неренн?

Виккер. Наконец-то. Рядом с ним — двое в полицейской форме.

— Это — лейтенант Рейссен и капитан Крейн. Вы в состоянии говорить?

Эль-Неренн молча обхватила его, не в силах выговорить ни слова. Оба офицера смотрели, не вмешиваясь. В конце концов, со слезами удалось совладать.

— Помогите мне, — сумела прошептать эль-Неренн. — Я не знаю, что происходит. Всё в тумане. Девочка в машине. С ней ничего не случилось.

— В полицию уже сообщали о похищении? — обернулся Виккер.

— Нет, теариан, — отозвался Рейссен. — И это странно. Теаренти, — он подошёл к эль-Неренн, с трудом держащейся на ногах. — Позвольте… не бойтесь. Я ничего вам не сделаю, — вынул фонарик, посветил в глаза. Наклонился к её шее, осторожно потянул носом. — Ей нужен врач, — заключил он. — Срочно. Виккер, давайте к нам, в районное отделение. Там есть дежурный врач. Надёжный человек.

— Я поведу машину, — решил Виккер. — Блокировка снята? Отлично. Здравствуйте, Аголан. Я не причиню вам вреда. Сейчас вас отвезут домой.

— Я хочу с ней! — неожиданно заявила девочка, указывая головой в сторону эль-Неренн. — Она ничего мне не сделала. Правда.

— В этом есть смысл, — Крейн подошёл к окну машины. — Девочке лучше немного побыть у нас.

* * *

— Подождите меня здесь, — лейтенант Рейссен указал, где именно, и скрылся за дверью. Улица была безлюдна. Ветер доносил голоса, звуки и запахи праздника. Эль-Неренн ощутила усталость. И страх. Впервые с того момента, как вскочила со стула — там, в комнатушке, в подвале.

Аголан позволили выйти из машины.

— Ты поссорилась с бабушкой? — неожиданно спросила она. Эль-Неренн присела перед ней на корточки.

— Не знаю, — ответила она. — Наверное, да.

Девочка поджала губы.

— Ты говорила, что всегда можно договориться. Всегда.

Эль-Неренн кивнула.

Девочка подошла ближе, понизила голос.

— Ньер… если бы полиция тебя схватила, ты бы меня убила?

— Нет, Аголан, — эль-Неренн прижала девочку к себе, обняла её. — Ни за что.

— Правда? — услышала она шёпот.

— Правда-правда.

Она отпустила Аголан. Девочка долго смотрела в её глаза и кивнула.

— Я верю, — сообщила она важным голосом.

Эль-Неренн с трудом поднялась на ноги.

— Не знаю, насколько это уместно, — Виккер подошёл поближе. — У вас сегодня день рождения, эль-Неренн. Примите мои поздравления. Мне очень жаль, что так вышло.

— У тебя день рождения?! — девочка была изумлена.

— Да, Аголан.

Девочка отвернулась, отбежала в сторонку. Остановилась там.

— Что с ней будет? — спросила эль-Неренн тихо.

Виккер удивился.

— С Аголан?

— Да. Что с ней сделают?

— Вы к ней прикасались?

— Что… — эль-Неренн вновь ощутила чёрную волну, жаждущую поглотить её. — Что вы имеете в виду?!

Виккер взял её за руки.

— Эль-Неренн. Я на вашей стороне. Поверьте. Просто ответьте на вопрос. Вы к ней прикасались? К ней самой, к её коже?

— К локтям. К рукам. Ничего более.

— Ничего не будет, — заключил Виккер. — Она — последняя прямая наследница. Не беспокойтесь за неё.

Аголан подбежала к ним.

— Вот, — она протянула медальон на цепочке — серебряный, красивый с гербом дома. Её личный знак, знак наследницы. Самое дорогое, что можно подарить. — Это подарок. Ньер, возьми.

— Аголан, не надо, — мягко возразила эль-Неренн, вновь опускаясь перед ней. — У меня всё равно отберут. В полиции.

— Я хочу! — возразила девочка, топнула ногой. — Вы её друг? — обратилась она к Виккеру.

— Да, теарин, — он коротко поклонился.

— Правда? — Аголан повернулась к эль-Неренн.

Та кивнула. — Правда, Аголан.

— Возьмите, — девочка протянула медальон Виккеру. — Отдадите ей, потом. Это мой подарок! Я сама скажу бабушке!

— Слушаюсь, теарин, — Виккер бережно принял знак. — Благодарю за доверие.

— Аголан, тебе попадёт, — эль-Неренн вновь обняла её. — Сильно попадёт.

— Пусть, — девочка поджала губы. — Я с тобой не ссорилась.

Вспышка. Огромная, на полнеба. Аголан тут же про всё забыла, отпрыгнула в сторону, уставилась на небо, в восхищении.

— Я обещала показать ей фейерверк, — эль-Неренн повернулась к Виккеру. — Откуда лучше видно? Я не удержу её на руках.

* * *

— Да, — Хольте прикоснулась к её ладони. Эль-Неренн сидела молча, но слёзы текли по её лицу. — Я-то думала, это мне не повезло. Прости. Лучше бы я не спрашивала.

— Нет, — эль-Неренн вытерла слёзы. — Так лучше. Я не всё ещё рассказала.

— В другой раз, — Хольте взяла её за руку и не отпускала остаток дороги. Эль-Неренн не возражала. Закрыла глаза, откинулась на спинку и минут через десять задремала.

4. Цепная реакция

— Вы меня помните? — поинтересовался врач, и эль-Неренн его узнала. Это он! Тот самый, дежурный, что встретил их в этот невесёлый Новый год. Мир тесен.

— Полицейский участок. Новогодняя ночь.

— Верно! — врач был явно доволен. — Мы ждём вас. Уже проходили полное обследование?

— Да, — буркнула эль-Неренн. — Четыре года назад.

— Думаю, не у нас. У нас вашей карточки нет. Будет немного неприятно… позвать помощницу? Некоторые женщины меня стесняются.

— Я не стесняюсь, — усмехнулась девушка. — Разучилась.

— Превосходно. Хольте, подождите там, в коридоре.

Хольте кивнула, подмигнула эль-Неренн и закрыла за собой дверь.

* * *

Приятного действительно было мало. Особенно — когда потребовалось сдавать анализы. Всего, чего только можно сдать. Но эта часть происходящего оказалась короткой и вскоре эль-Неренн, почти полностью раздетую, уложили на стол. Велели закрыть глаза. Что-то жужжало, щёлкало, изредка к ней прикасались руками в перчатках. Было жутко щекотно.

— Удивительно, — голос врача, Эйзенна. Его имя эль-Неренн запомнила. — Никогда не видел настолько здорового человека. Разве что… Вам уже говорили про сбой цикла, теарин?

— Говорили, — равнодушно подтвердила эль-Неренн. — Сказали, что само не пройдёт, но в целом не опасно.

— Посмотри, — другой голос. Человека явно старше, чем Эйзенн. — Как интересно. Ты когда-нибудь видел, чтобы Maien Vyran располагалась на спине?

— Maien Vyran? — эль-Неренн открыла глаза. Да, их двое. Второй — явно с севера — высокий, неуклюжий на вид, светловолосый. Седой. — «Серебряный ключ»?

— Вы знаете Старое Ронно? — удивился пожилой.

— Несколько слов, — признаться, эль-Неренн и сама не поняла, откуда в голову пришёл перевод.

— Верно. Одна из «блуждающих точек». Об этом нужно знать. Вам рассказывали?

— Нет. У меня давно нет родителей.

— Сочувствую. Да, надо рассказать. Что такое активные точки, знаете?

— Знаю, — эль-Неренн повернулась на спину. Её прикрыли тонкой простынёй. Холодно. — За ушами их особенно много.

— Верно, — врач не улыбнулся. — Есть постоянные точки. Они у всех примерно в одних и тех же местах. Есть ещё пять «блуждающих». Та из них, о которой речь, наименее… хм-м-м… интимная. «Ушки гладить» приходилось?

— Было дело, — отозвалась эль-Неренн. — Так, ничего особенного. Rhines Sien, «взгляд в глаза».

Врач покачал головой.

— Однако! Пятнадцать лет в этой дыре, а такого не видел. Где вы учились?

— Где только не училась. Пять лет в школе, потом на улице.

— Ну, всё ещё будет. Эту точку не очень сложно обнаружить, но нужно знать, как. Прикасаться к ней разрешайте только тем, кому доверяете, как себе самой.

— Кончай лекцию, Симм, — голос Эйзенна. — За пять минут всё равно не объяснишь.

— Не мешай говорить с умными людьми. Перевернитесь на живот, теарин. Вот она, — палец в перчатке прикоснулся к спине — чуть левее третьего позвонка. — Запомните. Мы никому не сообщаем места расположения блуждающих точек. Кроме их владельцев.

— И для чего она? — эль-Неренн вновь повернулась на спину, встретилась с врачом взглядом.

— Сон, — ответил тот. — Яркий, приятный, управляемый. Тот, кому позволите прикоснуться… сможет видеть ваши сны. Вместе с вами. Остальное найдёте в книгах. Что такое? — удивился врач. — Я прикоснулся только кончиком пальца. В перчатке. Что там у вас?

— Меня туда стукнули, — хмуро пояснила эль-Неренн. — Дубинкой. Шоковой дубинкой. Года четыре назад.

Оба врача присвистнули.

— Сбой цикла, — повторил Эйзенн. — Вы легко отделались, теарин. Знаете, что… Как будет возможность, посетите нас повторно. Это не шутка. Я оставлю номер телефона.

— Договорились. А остальные четыре точки? — эль-Неренн не отводила взгляда от глаз пожилого. В конце концов тот кивнул, усмехнулся. — Давайте. Раз уж я здесь.

* * *

Последним актом медосмотра оказалось индуктивное исследование.

— Это будет похоже на сон, — пояснил Эйзенн. — Будет жарко — не бойтесь. Нет, лучше лежать на спине. Вот так, — он прикрепил множество электродов «липучками», проверил, правильно ли. — Дать успокоительного? Многим снятся сны. Очень часто — неприятные.

— Приятных я почти не вижу, — эль-Неренн неожиданно ощутила себя страшно уставшей. — Хорошо, давайте.

Микстура оказалась вкусной.

— Закройте глаза, дышите спокойно, старайтесь ни о чём не думать, — посоветовал пожилой.

Девушка кивнула и закрыла глаза.

Минуты через три Эйзенн включил аппаратуру.

— Ты это тоже видишь? — Эйзенн указал на пространственную развёртку считываемых данных.

— С ума сойти, — Симмен подошёл поближе. — Бывает же такое. Essa-минус, «корона» первого типа. Откуда она? — он указал на спящую эль-Неренн.

— Нет сведений. Говорит, с Тирра.

— Надо выяснить. Essa-два минуса я видел всего раз десять. Чистого минуса сам не видел. Следи внимательно, второй проход.

Оба склонились над развёрткой.

— Снова «корона». Слушай, прямо как в сказке, — Эйзенн повернулся к коллеге. — Она мне в предыдущий-то раз показалась особенной. Попробую выяснить, откуда она. Так, начинается третий проход.

Симмен поморщился, шагнул в сторону. Прижал руку ко лбу.

Перед глазами всё плыло, двоилось. Окружающее словно замедлилось, стало приходить прерывисто — словно отдельными кадрами из кинофильма. Звуки угасли, тишина сдавила слух.

Эйзенн бесконечно медленно протянул руку и коснулся сенсора.

Симмену показалось, что его огрели по голове, чем-то мягким, но тяжёлым.

— Двух секунд не дотерпел, — Эйзенн выглядел бледным и больным. — Думал, копыта отброшу. Что это было?

— Не знаю, — Симмен вытряхнул из пузырька, добытого из кармана халата, оранжевую капсулу, проглотил.

— Мне тоже, — хрипло попросил Эйзенн. — Дай, не жмись. Слушай, она, похоже, «пси». Скрытого типа. Надо будет изучить запись.

Стук в дверь. Голос Хольте.

— Эйзенн! Здесь человеку плохо!

* * *

Человеку было не просто плохо — хуже некуда.

— Эйзенн, — пожилой оглянулся. — Вызови санитаров. И полицию. В реанимацию его — если успеем. Кто это, интересно?

Человек был в мундире полицейского.

— Сейчас, — Хольте надела перчатки, быстро обшарила карманы пострадавшего. — Значка нет. Удостоверения тоже. Ого! — она извлекла из кобуры подмышкой длинную тёмную «Осу». — Номер сбит. Это не полицейский.

— Что случилось? — Симмен махнул бегущим навстречу санитарам.

— Вышел вон оттуда, — указала Хольте. — Я думала, ищет кого-то — заглянул в пару комнат. Потом… знаете, у меня как раз сердце схватило. Пришла в себя — вижу, лежит, лицом вниз.

Симмен встал, потемнел лицом.

— В реанимацию его, — махнул он санитарам. — Откуда он вышел, теаренти?

Хольте указала рукой.

Симмен бегом бросился в ту сторону. Завернул за угол.

— Здесь ещё один! — крикнул он. — Хольте, помогите мне.

* * *

— Весело, — Симмен, вместе с Хольте и Эйзенном, сидели в операторской. — Она ещё спит?

— Спит, — подтвердил Эйзенн. — Думаешь, лучше разбудить?

— Нет, не надо, — Симмен покачал головой.

— В общем, так, — он встал. — Пять сердечных приступов. Четыре обморока. И два трупа. Что там с пистолетами?

— Пули разрывные, — указала Хольте. — Я могу и ошибаться. Думаю, они были вместе. У них ещё телефоны — но заблокированы, а кода я не знаю.

— Ладно, пусть полиция разбирается. Мы ещё легко отделались. Хольте, просьба. О произошедшем — ни слова. Я про сердечный приступ и всё такое. Так… похоже, она просыпается. Как по часам — через пятнадцать минут.

— Помогу ей одеться, — Эйзенн вышел. — Полиция уже прибыла. Будет лучше, если они сюда не войдут.

* * *

— Как себя чувствуете? — Эйзенн проводил «пациентку» до машины. — Столовая — в соседнем здании. У нас неплохо кормят. После обследования нужно поесть.

— Теариан, — эль-Неренн усмехнулась. — Простите. Терпеть не могу больницы. Можно, где-нибудь в другом месте?

Эйзенн не обиделся. Улыбнулся, кивнул.

— Я знаю неплохое место, — Хольте дала знак водителю. — Кварталах в трёх отсюда. Очень мило, можно посидеть, поесть. У нас ещё четыре часа. Выходной, можно сказать.

— Как обратно поедете? Извините, что вмешиваюсь — меня просили убедиться, что эль-Неренн будет жива и здорова.

— Вызову машину, — Хольте показала телефон. — Это предусмотрено.

Эйзенн попрощался с ними обеими и вернулся в здание.

— Ну что, прогуляемся? — Хольте указала направление. — Ты должна быть зверски голодна.

— Точно, — эль-Неренн оглянулась. — Скажите, а вам правда это разрешили? Эту прогулку?

— Правда, — Хольте рассмеялась. — Директор лично и разрешил. Он о тебе по три раза в день спрашивает. Насчёт денег не беспокойся. За счёт заведения.

Эль-Неренн улыбнулась, и они направились по улице.

* * *

— Я здесь работала, несколько месяцев, — пояснила Хольте, возвращаясь за столик. Они зашли в кафе, «Старый очаг», и уселись в углу. Поблизости от того самого очага. — Сейчас принесут. Я заказала вот это, — она указала на меню — очень хорошая имитация пергамента. Старого, очень старого пергамента. — Нормально?

— Вполне, — кивнула эль-Неренн. — Не думала, что могу так проголодаться.

Хольте улыбнулась, поправила волосы. Ей тридцать семь, подумала эль-Неренн. Выглядит лет на шестьдесят. Шесть лет в доме Рекенте. Никогда не осмелюсь спросить, как это было.

— Вы хотели о чём-то спросить? — эль-Неренн понизила голос.

— Не знаю. Давай на «ты» — так будет проще.

— Хорошо, Хольте.

— Пока тебя обследовали, — охранница оглянулась, по привычке — никто не слушает. — В больницу заявились двое. Переодетые полицейскими. У одного в кармане было вот это, — она показала фотографию. Эль-Неренн. Фас и профиль. Эль-Неренн оторопела. Не могла понять, где и когда сделаны снимки.

— У второго такая же, — Хольте усмехнулась. — Я забрала не все улики. И пистолеты с разрывными пулями. Готова поспорить, пришли за тобой.

Эль-Неренн вздрогнула, ощутила, что сердце забилось быстрее.

— Полиция должна была забрать тебя, как свидетельницу. Они видели эти фотографии, видели тебя. Внешность у тебя очень уж приметная, — Хольте прижала палец к губам. Официант расставил на столе блюда и удалился.

— Они ко мне даже не подошли, — тихо заметила эль-Неренн.

— Точно. Наоборот, посоветовали возвращаться назад. Именно поэтому я решила не возвращаться.

— Можно подумать, мы здесь в безопасности, — эль-Неренн оглянулась.

— В большей, чем ты думаешь, — Хольте откинулась на спинку. — Но выходить отсюда не стоит.

— Так что же делать?

— Ждать, — Хольте подняла взгляд. — Поешь, хоть немного.

— Немного я уже поела, — эль-Неренн тряхнула головой. — Чего ждать-то?

— Помощи, — Хольте вынула из внутреннего кармана телефон. Нажала несколько кнопок. Выждала, глянула на индикацию, кивнула. — Думаю, осталось минут пять.

Эль-Неренн смотрела в лицо охранницы. Та спокойно выдерживала взгляд. Официант — который подал им обед — встал у стойки, вместе со своим коллегой. Иногда обмениваясь с ним парой фраз.

Минуты три прошли в полном молчании. Телефон Хольте несколько раз помигал огоньками. Она нажала ещё несколько кнопок. Тряхнула головой, и — эль-Неренн не успела понять, откуда он взялся — на столике перед ней возник пистолет.

— Если мы не поехали назад, в машине, — эль-Неренн говорила медленно. — И они знали, что мы здесь, в городе, почему не схватили по дороге в кафе?

— Ждали моего сигнала, — Хольте не отводила взгляда от глаз девушки. — Именно Старуха помогла мне и Аспиду попасть в «зверинец».

Эль-Неренн молчала. Снаружи послышался шум. Несколько машин подъехали к кафе.

— Старуха всегда получала то, что хотела, — Хольте не отводила взгляда. — Я не знаю, зачем ей нужна именно ты. Поверь, я не желаю тебе зла. Но она забрала мою дочь.

Телефон Хольте. Что-то появилось на его экранчике. Хольте взглянула… лицо её стало совершенно белым, мёртвым.

— Моей дочери больше нет, — произнесла она, едва слышно.

Эль-Неренн не ожидала, что охранница может действовать настолько молниеносно. Она ногой толкнула ножку стула, на котором сидела эль-Неренн. Оттолкнулась от пола другой ногой, поворачиваясь в падении.

Два хлопка — два выстрела.

Эль-Неренн вскочила на ноги. Рядом с тем местом, где только что была её голова, в стене виднелось пулевое отверстие. Хольте стояла, сжимая в руке пистолет. Рядом с ней лежали неподвижно два тела. Официанты — те, что были у стойки.

— Полиция! — крикнула Хольте, держа над головой что-то прямоугольное, блестящее. В другой руке сжимала пистолет. Только сейчас эль-Неренн заметила, что оба убитых были вооружены. — Всем на пол! Не шевелиться!

Испуганные возгласы, шум, скрежет. Посетители оказались послушными.

Топот. Кто-то — и не один — бежит к дверям кафе. Звуки выстрелов на улице.

— Она не оставляет свидетелей, Ньер, — Хольте взглянула в лицо эль-Неренн. — Инспектор всё расскажет. Вряд ли ты простишь меня. Но может быть, поймёшь.

Она подняла пистолет к виску.

— Нет! — эль-Неренн ощутила, что время замедляется, замедляется стремительно. Чернота сгущалась вокруг.

Она не успела бы допрыгнуть. Всё, что смогла сделать — схватить кружку и бросить так, чтобы попасть в оружие.

Попала. Послышался звон и окружающий мир рассыпался на миллионы сверкающих осколков.

* * *

— Самый страшный сон, который я мог себе представить, — инспектор Тигарр осторожно положил компресс ей на лоб, — это то, что случилось сегодня.

Эль-Неренн осознала, что находится в машине. Её почти не трясло, но скорость была неплохой — судя по тому, что мелькало за зашторенным окнами.

— Здравствуйте, инспектор, — прохрипела эль-Неренн. Горло вновь болело. — Простите, что я снова выжила.

Тигарр оторопело посмотрел на неё и… расхохотался. Покачал головой, вытирая слёзы у уголков глаз.

— Я к тебе уже привык, эль-Неренн, — сообщил он, помогая ей улечься поудобнее. — Было бы жаль потерять тебя так скоро. Кстати, мне пообещали повышение. Думаю, это твоя заслуга. Лежи, лежи. Мы уже подъезжаем.

— Что с… — начала эль-Неренн и заметила Хольте, сидящую рядом с инспектором. Охранница встретила её взгляд и опустила голову.

— Все живы, — инспектор уселся, вынул пачку табачных палочек, подумал, и спрятал обратно. — Ну, почти все. Хольте сообщила, кто и где должен изловить тебя. Ещё вчера. Давненько я не сидел в настоящей засаде.

Эль-Неренн закрыла глаза.

— Ты теперь звезда, — инспектор явно был доволен. Таким довольным эль-Неренн его ещё не помнила. — Попадёшь во все газеты.

— Это почему? — девушка открыла глаза.

— Старуха Рекенте, наконец-то, попалась по-настоящему, — инспектор подмигнул. — Двадцать два года её пытались поймать — ни единой зацепки. Ни одной улики, ни одного свидетеля. До сегодняшнего дня.

— Ей не повезло вчера вечером, — усмехнулась эль-Неренн. — Или когда у неё случился инсульт?

— Позавчера ночью, — кивнул инспектор. — Вчера у неё был день рождения.

Эль-Неренн расхохоталась — хрипло, превозмогая боль. Смех был недобрым. Смеялась долго, её не останавливали.

— День рождения, — повторила она. — Ну что же, теперь мы в расчёте.

Инспектор и Хольте переглянулись, но не стали ни о чём расспрашивать.

* * *

Стук в дверь.

Эль-Неренн закрыла книгу, оглянулась.

— Войдите.

Хольте. Не в форме охранника — в повседневной одежде.

…Журналистов было много, но к эль-Неренн допустили лишь трёх из них. Предварительно инспектор, вместе с Виккером, проинструктировали девушку, о чём можно (и как именно) говорить, а о чём лучше даже не вспоминать. Всё прошло, как по маслу. Признаться, эль-Неренн было приятно.

Затем её оставили в покое. Врачи обследовали её — ещё раз — и пришли к выводу, что худшего удалось избежать. Эль-Неренн почти сразу же уснула — как провалилась. И вот, примерно в час ночи, она проснулась. Ощущала себя необычайно бодрой и готовой ко всему.

Попросила поесть — и немедленно получила то, что просила. Да уж. Здесь можно жить с удобствами — насколько в таком месте уместно слово «удобства».

Полчаса спустя она уселась в кресло, с книгой. Тот самый детектив. Перелистнула всего три страницы, как в дверь постучали.

— Можно? — Хольте замерла, не переступая порога.

Эль-Неренн поднялась, подошла к двери, протянула гостье руку — пригласила внутрь. Охранница вошла, остановилась по другую сторону порога.

Эль-Неренн закрыла дверь.

— Садись, — указала она. — Прости, у меня тут беспорядок.

— Я уезжаю, — Хольте не поднимала головы. — Не хотела тебя будить.

Она села, на краешек кровати. Эль-Неренн уселась рядом, молча.

— Инспектор расскажет тебе, — Хольте выглядела спокойной. — Не думала, что ты меня впустишь. Если можно, — она указала на дверь, — я хотела бы познакомить тебя с…

— Нужно было сразу впустить её, — улыбнулась эль-Неренн, вставая. — Я сразу почувствовала — как только ты вошла.

— Но… — Хольте была в замешательстве. — Ах да. «Угомона» тебе теперь не полагается. Войди! — позвала она, чуть повысив голос.

Дверь открылась. Девочка оказалась настолько похожей на Аголан Рекенте — видом, манерами держаться, походкой — что эль-Неренн вздрогнула.

— Лас-Тесан, — Хольте встала, — познакомься с эль-Неренн.

Девочка подошла поближе к хозяйке комнаты и поклонилась — не торопясь, с достоинством. Лицо её оставалось серьёзным.

Эль-Неренн поклонилась в ответ, стараясь не улыбаться. Присела перед новой знакомой.

— Лас-Тесан, — повторила эль-Неренн. — Красивое имя. Оно тебе нравится?

Девочка кивнула, робко улыбнулась.

— Всё в порядке, — эль-Неренн прикоснулась тыльной стороной ладони к щеке девочки. — Всё позади. Всё будет хорошо.

— Рада знакомству, эль-Неренн, — голос девочки также напомнил Аголан. Лас-Тесан оглянулась, взглянула в лицо матери. Та кивнула. Девочка поклонилась, сложив руки перед грудью, и неторопливо покинула комнату.

— Спасибо, Ньер, — Хольте также поклонилась. — Будь осторожна.

Кивнула и направилась к выходу.

— Подожди, — позвала её эль-Неренн. Подошла к охраннице, встала перед ней, глядя в глаза.

— Спасибо, что выслушала меня — там, в машине, — эль-Неренн не улыбалась. — Я не держу зла, Хольте. Надеюсь, мы ещё встретимся.

Хольте долго смотрела ей в глаза.

— Сочту за честь, — ответила она, наконец. — Мы уезжаем — к моей сестре. Поезд через полтора часа. Послезавтра я вернусь — искать работу.

— Я никуда не уеду, — выражение лица эль-Неренн оставалось серьёзным.

Хольте рассмеялась.

— Да, Ньер, я знаю. Тогда — до встречи.

Эль-Неренн некоторое время стояла, вспоминала Аголан — тогда, новогодней ночью. Интересно, как звучит её имя, — взрослое имя, которое пока не объявляли?

Дочь Хольте явно соответствовала своему имени. «Laes-a te Sann» — «Буревестник».

* * *

— Может, вина? — инспектор указал на ряд бутылок. Виккер отрицательно покачал головой.

— У меня завтра два судебных заседания. Извините, теариан, в другой раз.

Они сидели у инспектора дома. Скромный, маленький домик — на окраине города. Жилищу явно недоставало заботы.

— Давайте уж по имени, Виккер. Это же частная беседа.

Виккер кивнул, налил себе ещё минеральной воды. Голова побаливала. С эль-Неренн всегда было не соскучиться, но последние два дня — это нечто.

— «Цепная реакция», — Тигарр прочёл заголовок, бросил газету на столик. — Что самое интересное, так и было. Я думал, это мне снится — сдались почти все. Видели бы вы их лица. А уж с какой скоростью они всех закладывали — в фильмах такого не увидишь.

— Материалов на Рекенте теперь достаточно? — Виккер присутствовал при одном из допросов и знал, что инспектор прав. Настолько испуганных преступников он ещё не видел.

Инспектор утвердительно махнул рукой, допивая свой бокал.

— Вполне. Петля ей не грозит — при её-то деньгах — но зубы мы ей обломаем.

Он встал, прошёлся по комнате.

— Сорок два исчезновения, — пояснил он. — Полсотни похищений. Собственно, вы же спасали эль-Неренн — имеете представление. И ни одного свидетеля.

— Кто направил эль-Неренн служить в её дом? — поинтересовался Виккер. — Я слышал, что у дома Рекенте странная репутация, но чтобы настолько…

— Никто о ней ничего не слышал, — инспектор кивнул. — А у тех, кто слышал, есть родственники и желание жить долго и счастливо.

— Понятно. Как всегда. Так кто направил её туда?

— Пока не знаю. Их сейчас допрашивают — я, признаться, сбежал. Сил нет. Через пару дней станет ясно.

Виккер встал, подошёл к книжным полкам. Интересно… Инспектор, оказывается, интересуется историей. Военной, преимущественно. Художественных книг было немного, зато разных справочников — порядком. Стояло всё вперемешку.

— Тигарр, — адвокат потёр виски. — Вы так и не ответили. Что вы хотели узнать от меня?

Инспектор опустил взгляд.

— Кофе хотите, Виккер?

— Не откажусь.

— Идёмте, я сварю. Мне хотелось бы услышать подробности того, что случилось в ту ночь. Когда она бежала из дома Рекенте. И ещё одно — о том, как вы с ней познакомились.

— Это не… — начал было адвокат, но инспектор прервал его. Кивком предложил сесть у окна, сам направился к плите.

— Я понимаю, — инспектор ухмыльнулся. — Мы с вами встречались, раза три, в суде. Помните? Я не прошу раскрывать тайну, Виккер. Мне очень нужны эти подробности, но не для следствия. Для меня, лично. Чёрный пьёте?

— Да, с удовольствием. Мне потребуется санкция эль-Неренн, инспектор. На бумаге. И от вас — подписанное соглашение о том, что вы не используете эти сведения без её и моего согласия. Только так. И никаких записей.

— Согласен, — инспектор кивнул. — Как скажете. Можно личный вопрос, Виккер?

Он снял кофеварку с плиты, разлил содержимое по чашечкам.

— Почему вы с ней всё ещё работаете?

Виккер усмехнулся, отпил из чашечки.

— Сколько вы с ней — четвёртый год? Виккер, вы же понимаете, что это — мигрень, зубная боль и геморрой, в одном флаконе. Я слышал про ваши гонорары. Она никогда с вами не расплатится.

— Да, инспектор, — Виккеру явно было весело. — Она мне тоже нравится. Поэтому и работаю.

Оба улыбались, глядя друг другу в глаза.

— Хорошо, Тигарр, — Виккер отпил ещё. — Я скажу. Только между нами. Как только я взялся за её дело, у меня всё стало получаться.

— Талисман?

— Наподобие. Официально это называется обязательствами перед клиентом.

— Талисман из неё никакой, — инспектор допил остатки кофе. — Я с ней четыре года, как и вы, и всё наоборот — никакого просвета. До сегодняшнего дня. Ещё кофе?

— Нет, спасибо. Мне пора. Услуга за услугу, инспектор. Разумеется, конфиденциально. Вы сможете рассказать, в общих чертах, кто именно на неё охотился? Тоже для частного использования.

— Почему бы и нет. Условия те же — никаких записей.

Виккер кивнул.

— Да, кстати, — инспектор глянул на часы. — Я думал, ей дадут-таки гражданство. В качестве премии. Получается, ей ещё отрабатывать эти её полгода?

— У нас прецедентное право, инспектор. И пятнадцать тысяч иммигрантов в год.

— Понятно. Надеюсь, на этот раз её не отправят куда-нибудь в…

— Не отправят. Даю слово.

5. Дождь и грязь

— Присаживайтесь, теарин, — директор указал на кресло напротив себя. Эль-Неренн присела.

— Формально я не имею права задерживать вас, — директор поправил очки. — Мы начислили вам шесть тысяч баллов — достаточно, чтобы выйти отсюда в любой момент. Вы уже знаете, что вам отказали в предоставлении временного гражданства на льготных условиях. Выражаю сочувствие. Я сделал всё, что мог.

— Спасибо, теариан-то.

— Мы не располагаем возможностью предоставить вам личную охрану вне нашего учреждения, теарин. Насколько я знаю, в городе вам жить негде. Я хотел бы повторить: я не задерживаю вас здесь. Но ваш адвокат и представители полиции настаивают, чтобы вас не отпускали одну.

— Хольте… Хоальтен Легвар вернулась, теариан-то. Она предлагала мне остановиться у неё.

— Да, это хорошая мысль, — директор кивнул. — Я свяжусь с ней сейчас же. Ваши вещи доставят — те, которые вы не захотите оставить у нас в хранилище.

Девушка кивнула. Хранилище здесь надёжное. Хоть что-то здесь надёжное.

— Через две недели вы должны будете прибыть на место службы, — директор вновь поправил очки. — С вами свяжутся. Пожалуйста, не покидайте город. Правила вы знаете.

Эль-Неренн встала.

— Всего наилучшего, теарин.

* * *

У ворот, за которыми начиналась территория исправительного учреждения, эль-Неренн замерла. Показалось, что один шаг за условную границу ворот перенёс её в совершенно другой мир. Звуки и запахи стали ярче, сильнее. Это длилось недолго.

Оглянулась. Стены похожи на крепостные. Электрические «метёлки» украшают их — не перелезть, не подняв тревоги. До чего она устала каждый день видеть эти «метёлки»…

При себе небольшой рюкзак. Одета не так чтобы модно, но и не пугало. Автобусная и телефонная карточки, «кошелёк» — расчётная карта. Когда открывала счёт, попросила Виккера сделать так, чтобы для снятия больших сумм требовалось его разрешение. И не зря — давно бы уже всё потратила. Книги. Так много книг! Но они ужасно дороги, а на текущие расходы выделяется всего ничего.

Хольте сообщила адрес на другом конце города. Взяла бы такси, но… жалко денег. Всего две недели на отдых, а потом — снова куда-то ехать, на кого-то работать. Виккер сказал, что нашёл хорошее место, где нужна прислуга. Опять прислуга…

— Здравствуйте! — окликнули её. Такси. И не просто, а экспресс, чёрный роскошный «Гепард» — каталась бы и каталась. Если бы была богатой.

Девушка подошла поближе к машине. Водитель высунулся из окошка, помахал ей.

— Здравствуйте, теаренти! Вы меня не узнаёте?

Эль-Неренн отрицательно покачала головой.

— Я отвозил вас, под Новый год. Вас, молодого человека и двух полицейских. Совсем не помните? Из Дворца Правосудия. Вы ещё попросили остановиться на мосту.

— Да, — эль-Неренн улыбнулась. — Теперь помню. Испортила я вам праздник …

— Ну что вы. Подвезти?

— Нет, спасибо. Если честно, я не при деньгах.

— Никаких денег, теаренти. За мой счёт. Прошу.

Эль-Неренн не решалась подойти ближе. Да, она вспомнила его лицо. И никакого беспокойства не испытывала. Но ей чётко сказали, как именно следует добираться. На чём можно, на чём нельзя.

— Понимаю, — водитель кивнул. — Если хотите, я позвоню, меня проверят.

Я ещё пожалею, подумала эль-Неренн. Кивнула, подошла ближе. Дверца открылась.

Внутри оказалось уютно. Не просто «Гепард», а представительский — зал совещаний, спальное место и комната отдыха — одновременно. Эль-Неренн подавила желание улечься на длинном удобном сидении. Очень хотелось. Один вид этого сидения предлагал устроиться удобнее и подремать.

— Куда вам? — водитель выглядел молодо, хотя ему под сорок. Эль-Неренн протянула карточку с адресом.

— Через двадцать минут будем на месте, — он вернул карточку. — Может, прокатить вас? Не думайте о деньгах.

— Меня ждут, теариан. Лучше в другой раз.

Водитель кивнул, и машина тронулась. Эль-Неренн ненадолго вжало в сидение, но это был единственный признак того, что они в пути. Двигатель было едва слышно.

— Я тогда был на мели, теаренти, — водитель взглянул на неё в зеркало заднего вида. — Думал продать машину, бросить дело. А через неделю… нет, через месяц — я уже был богачом. Клиенты пошли — отбою не было. Я вас и запомнил — с вас всё началось. Ну а вчера прочёл о вас в новостях.

Эль-Неренн кивнула, улыбнулась. Водитель улыбнулся в ответ и молчал остаток дороги.

Дом оказался новым — не самый престижный район, но из приличных.

— Вам сюда, — водитель указал. — Хорошее место, тихое. Вот, возьмите, — протянул ей визитку. — Вызовите, если потребуется. Приеду с удовольствием.

— Вам не влетит за то, что прокатили бесплатно?

— Нет, — он улыбнулся во весь рот. — Я один из владельцев этой компании. Знаете, люблю иногда поездить, сам. Как сегодня. С детства люблю машины, теаренти.

* * *

Привратник впустил её почти без вопросов, хотя и ему, несомненно, видеть альбиносов доводилось нечасто. Эль-Неренн уже привыкла к тому, что на неё глазеют — раз уж родилась, буквально, белой вороной, надо с этим жить.

— Хозяйка велела позвонить, когда вы прибудете, — привратник распахнул перед ней двери. — Вот ваш ключ. Пожалуйста, снимите перчатку… приложите ладонь сюда. Спасибо.

— Для чего это? — то, к чему она приложила ладонь, неприятно напоминало вездесущие охранные устройства «зверинца» и то окружение, в котором там живёшь — решётки со всех сторон, охрана со всех сторон, вечная «вата в ушах» от «угомона» и неизбежное ощущение собственного ничтожества.

— Чтобы замок запомнил вас, теаренти, — привратник указал. — Вставляете ключ, прикладываете пальцы вот сюда. Да, достаточно одного. Тогда вас впустят.

Эль-Неренн кивнула и вошла.

Неплохо устроилась Хольте! Обстановки почти не было — видно, живёт здесь недавно — но апартаменты скромными не назвать. Если так живут безработные, надо срочно оформиться безработной!

Обследовать все апартаменты эль-Неренн не рискнула. Побоялась заблудиться. Эхо её шагов отдавалось отовсюду — ничего и никого нет. Обоняние подтверждает. Ощущать все запахи, всё их разнообразие оказалось очень приятным. Хотя врачи говорили, что последствия «угомона» проходят иногда месяцами.

Отыскала ванную комнату и умылась. Всё время было неприятное ощущение — наверное оттого, что кругом были зеркала. Не люблю зеркал, подумала эль-Неренн, стараясь не встречаться взглядом с отражением. Но и без взгляда ему — ей — в глаза чувство, что смотрят в спину, становилось всё более и более неприятным.

На одной из дверей — небольшая записка. «Ньер, располагайся — буду ближе к вечеру». И подпись — одна буква.

Внутри… да, такого эль-Неренн не ожидала. Гостиница, да и только. Причём из дорогих. В «номере» была спальня, кабинет… нет, пора, пора регистрироваться безработной.

Эль-Неренн сделала всего три шага, как почувствовала, что смертельно устала. Сил не хватило добраться до кровати. Пришла неубедительная мысль, что следует подняться и сделать ещё пару шагов, но…

* * *

Эль-Неренн проснулась — рывком. За окном сгущались сумерки. Вскочила на ноги. Часов в комнате не было. Проспала до вечера. Однако!

Чувствовала себя спокойной, отдохнувшей, жутко голодной. Первым делом ещё раз умылась. Просто великолепно. У входа в «номер» обнаружились коробки и два чемодана. Прислали её вещи. Значит, Хольте уже дома — будить не стала. А ведь эль-Неренн считала, что спит чутко.

Так, посмотрим, во что тут можно переодеться. Прямо сказать, переодеваться было почти не во что. Девять десятых времени эль-Неренн жила либо у знакомых разной степени случайности, либо снимала недорогие комнаты. Та одежда, которая чудом пережила неизбежное в таких случаях воровство, выглядела менее чем прилично. Но выбор невелик.

Ощущая себя бедной родственницей — надоедливой, никчёмной бедной родственницей — эль-Неренн осмелилась выглянуть наружу.

Судя по звукам, работает телевизор. Музыкальная программа. Точно, в «первой гостиной» — ближайшей ко входу в апартаменты — виден свет, отблески на стенах. И не просто телевизор, а «волшебная комната» — можно смотреть панорамное или объёмное кино. С ума сойти. Откуда всё это?

— Проснулась? — Хольте появилась из-за поворота. — Ты должна быть голодной. Идём, сюда.

Эль-Неренн потребовалось некоторое усилие, чтобы соблюдать правила приличия за столом. До того хотелось есть. Хольте, сменившая облачение, уже не выглядела полицейским. Или охранником. Если не всматриваться в её глаза — казалась милой пожилой родственницей. Тётушкой, скажем.

— Знаю, о чём ты подумала, — Хольте предложила кофе и эль-Неренн не стала отказываться. — Откуда у безработного охранника деньги на всё это? Я как раз хотела поговорить с тобой об этом.

— Именно со мной? — удивилась девушка.

— С тобой. Идём туда, в южную комнату. Ты не любишь зеркала, я знаю. Там их нет.

«Откуда ты знаешь про зеркала?»

«Южная комната» — ещё одна гостиная — напомнила, неуловимо, то самое кафе с камином. Хольте поставила кофейник с чашками на столик, села рядом в кресло. Эль-Неренн уселась напротив.

— Мне показалось, что ты… служишь в полиции.

— Да, теперь — служу, — кивнула Хольте. — Там, в кафе, у меня просто был значок. Так предложил инспектор. Не думала, что он так грамотно устроит засаду.

— Грамотно?

— Я работала в охране три года. Три ранения, почётный знак — видела «золотой щит»? У меня их два.

Эль-Неренн отпила кофе, опустила взгляд, ожидая продолжения.

— За десять дней до твоего перевода в «зверинец» со мной связался Аспид, — Хольте откинулась на сидение. — Сказал, что его люди знают, где моя дочь. Что Старуха хочет от меня ещё одну небольшую услугу. По-родственному, так сказать.

Она уселась в кресле, выпрямилась.

— Я его едва не застрелила. Но дочь… я позвонила, куда он сказал. Потом… в общем, подробности не нужны. Её действительно похитили, я проверила это. Аспид сказал мне, что сделать, кого найти и для чего. Тогда я о тебе почти не знала.

— Почти? — эль-Неренн подняла взгляд.

— Я знала, что «Мама Львица» тобой очень недовольна. Что запретила тебе работать на своей территории. Что заплатит за твою голову, если ты нарушишь запрет.

— Голову?

— Она собирает головы. Никогда не видела её коллекцию?

— Нет, — эль-Неренн ощутила, что её пробирает озноб. Она запомнила запах — Львицу легко опознать по нему; действительно, напоминает запах дикого зверя. Голос запомнился смутно — Львица говорила шёпотом. Ни лица Львицы, ни даже очертания её, внешнего вида — ничего такого не видела. Но то, что удалось запомнить, запомнилось навсегда. Особенно — её знак, татуировка на сгибе левого локтя. Пять треугольничков, пять коготков. Глупая девочка захотела работать у самой Львицы…

— Это страшно, — Хольте налила им обеим ещё кофе. — Я видела. Предпочту больше не видеть. Аспид сообщил мне всё, что нужно. Я не знала, что он служит Старухе — пока не поговорила с ним.

Эль-Неренн взглянула ей в лицо. Хольте прикрыла глаза и продолжила.

— Ньер, мне было совершенно безразлично, что с тобой станет. Аспид дал понять: буду помогать —Старуха заплатит. Откажусь хоть в мелочи — она вышлет мне мою дочь. По частям. Я знаю, кто такая Аллирон ан Рекенте, Ньер. Она всегда выполняет обещания. Я служила у неё семь лет.

Эль-Неренн отвела взгляд в сторону.

— В тот вечер, Ньер. Когда ты сумела выбраться из карцера, разрезала себе горло. Я поняла, когда увидела. Когда ты чуть не разорвала Сурка на части.

— Сурка? — эль-Неренн взглянула непонимающе.

— Того, толстого охранника. Он давно служит Старухе. Я иногда думаю, что Львица по сравнению с ней — мелочь, мелкая неприятность. В общем… я увидела, как ты бросилась, Ньер. А потом увидела, что стало с Аспидом.

— Он жив?

— Уже нет. Сумел покончить с собой. Думаю, легко отделался. Львица собиралась выкрасть его — есть у неё свои счёты. Но я успела поговорить с Аспидом. Когда я называла твоё имя, чувствовала — вот-вот обделается со страху.

Эль-Неренн невесело усмехнулась.

— Это правда, Ньер. Аспид ничего не боялся. Не знаю, как Старуха держала его в узде — он убивал из удовольствия. Он сказал, что всё ещё видит твои глаза. Уже после того, как ослеп.

Она поставила пустую чашку на поднос и встала.

— Я рассказала всё инспектору, в ту же ночь. Утром со мной связалась Старуха. Сказала, что заплатит… в общем, много, если я доведу тебя до одного из условленных мест. Про дочь — ни слова.

Хольте отошла на несколько шагов.

— Я спросила её, что с моей дочерью. Мне сказали, что придётся поработать, чтобы мне её вернули. Что я виновата, вместе с Аспидом, что тебя не взяли в «зверинце». Что не увижу дочь живой, если ты снова ускользнёшь.

Эль-Неренн смотрела ей в лицо.

— Там, в кафе… Мне сообщили, что дочь мертва. Старуха любит точность во всём, Ньер. Она играет иногда, как кошка с мышью, но подолгу не мучает. Львица в этом смысле страшнее. Я получила извещение, что моя дочь убита. Дальше было понятно — я была уже не нужна. Старуха прекрасно знала, что я попытаюсь отомстить. Думаю, она с самого начала не собиралась возвращать мне Лас.

Хольте вновь вернулась в кресло, вынула из кармана пистолет. Тот самый. Эль-Неренн вздрогнула.

— Ей ты нужна живая или мёртвая, Ньер. Запомни. В центральном морге работал её человек — он должен был доставить тебя к ней, ещё тёпленькую. Стрелять разрешалось только в голову.

Эль-Неренн ощутила, что ей становится страшно.

— Пистолет заело, Ньер. Даже если бы ты промахнулась… он уже никогда не выстрелит. В нём столько всего сломалось — инспектор не поверил, даже взял на экспертизу.

Эль-Неренн осторожно взяла оружие, подержала в руке. Ощущение было неприятным.

— Старуха не приказывала убить мою дочь. Это был один из полицейских — один из тех, кого она купила. Я сама арестовала его, Ньер. Он стрелял в упор — почему не попал, не знаю.

Она налила себе ещё кофе. Эль-Неренн положила безвредный уже пистолет на столик.

— Я чуть не разорвала его на части. Как ты — Сурка, в ту ночь. Когда мы с тобой пришли в кафе, полиция уже обнаружила место, где держали Лас. Знаешь, что там случилось?

Эль-Неренн подняла взгляд.

— Один из похитителей умер секунды через три после того, как получил приказ убить заложницу. Просто умер — без видимых причин. Второй споткнулся — так сказал инспектор — и случайно прострелил себе шею. Почти в тот же момент.

— Всё, Ньер, — Хольте протянула руку, прикоснулась пальцами к ладони гостьи. — Если бы мне рассказали такое — я бы не поверила. Не думаю, что ты поверишь. Если можно, я не хотела бы больше говорить об этом. Никогда.

— Я верю, — эль-Неренн сжала её ладонь в своей… затем отпустила, встала. Прошлась до стены и обратно.

— Да, я начинала о деньгах. У Старухи есть пунктик. Она считает, что покупается и оплачивается всё. Она заплатила, Ньер. Оба раза. Как и обещала. Забавно, верно? Я удивлялась, почему её почти никогда не предают. Она умеет быть благодарной. Мне кажется, она богаче всех людей на свете, вместе взятых. И всегда выполняет обещания.

Хольте встала, остановилась перед эль-Неренн.

— Я хотела попросить тебя распорядиться деньгами, Ньер. Это деньги за твою голову. Наверное, я должна была вернуть их — но не смогла. Прости.

— И сколько я стою? — усмехнулась эль-Неренн.

Хольте наклонилась, вынула карандаш и написала на салфетке сумму.

Эль-Неренн потеряла дар речи, увидев единицу и пять нулей.

— Ты зачем-то нужна ей, Ньер. Она не отступится. Сейчас ей оборвали щупальца — по твоему делу проходит больше сотни человек. Но она никогда не сдаётся.

— И что же мне делать? — поинтересовалась эль-Неренн, вновь ощущая страшную усталость. Бежать? Без документов, почти без денег, с репутацией возмутительницы спокойствия?

— Жить, — Хольте прикоснулась ладонью к её щеке. — Если разрешишь, я помогу тебе. Я сама уязвима — Лас снова могут похитить. Но я хочу закончить начатое. Я слишком давно об этом мечтаю.

— Убить её?

— Превратить её жизнь в кошмар. Сделать то, что она сделала с моей жизнью. Я добьюсь своего. А насчёт этого… — она указала на стены вокруг. — Подарок города. За особые заслуги. Хотя какие там заслуги — вспомнила имена — те, что упоминал Аспид — и сообщила полиции, — Хольте рассмеялась. Смех звучал невесело.

— Хольте, — эль-Неренн подняла взгляд. — Тебе нужны деньги. Я представляю, сколько будет стоить обучение Лас. Я ведь сама собираюсь учиться.

— А тебе не нужны?

Эль-Неренн засмеялась.

— Мне этого слишком мало. Мне нельзя доверять деньги, Хольте. Я потрачу их завтра же.

— На что же? Наряды, путешествия, драгоценности?

— Книги, — эль-Неренн стала совершенно серьёзной. — Хотя нет, вначале дом. Куда можно будет их положить. Потом — книги.

— Любишь читать?

Эль-Неренн кивнула.

— Я помню… у моих родителей была библиотека. Огромная, — эль-Неренн взмахнула руками над головой. — Я хочу вернуть её. Или собрать заново. И поеду учиться. Мама хотела отправить меня в Университет.

— В Тессегер?

— Нет, в Тегарон. Хотя, — эль-Неренн наклонила кофейник над чашкой — пуст. — Это всё мечты. Когда я ещё столько заработаю.

— Дом у тебя уже есть, — Хольте уселась. — Нет, не перебивай. Не захочешь жить здесь — я найду тебе жильё. Если не хочешь от меня помощи — скажи, я не обижусь. Я всё понимаю. Тогда возьми хотя бы часть денег, раз не хочешь брать всё.

— Хольте, — эль-Неренн подняла взгляд. — Я буду слишком беспокойной гостьей.

— Не гостьей, Ньер. Хозяйкой.

— Я кого угодно вывожу из себя. Я знаю.

Хольте пожала плечами.

— Со всеми всегда можно договориться. Верно?

Эль-Неренн кивнула.

— Я не тороплю, Ньер. Сколько у тебя времени? Две недели? Оставайся здесь. Отдыхай, пока можно.

Эль-Неренн отвернулась, подошла к окну.

— Я согласна, Хольте, — отозвалась она. — Спасибо. Я не буду сидеть на шее, не беспокойся. Только… у меня есть несколько привычек.

— Не любишь смотреть в зеркало.

— Это тоже. Ещё я люблю оставаться одна. Совсем. Никого не впускать, ни с кем не говорить. Если это тебя не очень…

— Нет, вовсе нет, — Хольте покачала головой.

* * *

Полночь почти наступила, но спать никому из них не хотелось.

— Завтра я ещё не на службе, — сообщила Хольте. — Придётся поездить по городу, бумажек нужно подписать — ужас.

Эль-Неренн изучала книжные полки. Интересного здесь было мало.

— Почти все вещи у сестры, — пояснила Хольте. — Я, как и ты, всё своё с собой носила. Почитать здесь нечего, извини.

Эль-Неренн сняла с полки толстую разноцветную книжку. Прикоснулась пальцем к картинке на обложке — картинка ожила. Нарисованный поезд вздрогнул и отправился в путь. Нарисованный же вокзал быстро остался позади. Вокруг стали мелькать деревья — необычные, сказочные, живые. Эль-Неренн улыбнулась и прикоснулась к обложке ещё раз. Картинка замерла.

— Это Лас, — Хольте махнула рукой. — По миру меня пустит. Увидела — и всё, не отстала. «Живые картинки», месяца три всего как продаются. Видела?

— Видела. Сама в руках не держала. И это интересно?

— Даже для меня, — Хольте кивнула. — Там можно выбирать — вон, видишь? Знак вопроса. Можно выбрать, что будет дальше. Лас первым делом сделала всем сказкам счастливый конец.

— Правильно, — кивнула эль-Неренн, перелистывая несколько страниц.

— Звук тоже есть — вон там, сбоку. Посмотри, если интересно. Это модно — столько книг переделывают вот в это, но стоит… Говорят, скоро обычных книг не останется, только такие.

— Останутся, — эль-Неренн вернула книгу на полку. — Никуда не денутся. Можно ещё кофе?

* * *

— Ещё кофе? — инспектор вопросительно взглянул на Виккера. Тот кивнул.

— Суд не скоро, — Тигарр тяжело опустился в кресло. — Следствие будет ещё полгода идти, готов поспорить. Тем более, замешана Рекенте — значит, придётся повозиться.

— Вы хотели услышать, как я с ней познакомился, — напомнил Виккер. — Давайте так. У вас должен быть отчёт о её задержании. Расскажите, что там. Потом — расскажу я. Это всё было в одну и ту же ночь. Меня как раз вызвал… э-э-э…

— Чучельник.

— Он самый. Никогда не забуду ту ночь. Так как всё началось?

* * *

Дождь всё лил, и лил, и конца не предвиделось. Видимость заканчивалась шагах в двадцати. Если не включать прожектор.

— Ничего не будет, — проворчал Криссен. — Зря время потеряем.

— Источник сообщил — пойдут здесь, — возразил его напарник, Майерт. — Всё надёжно. Погода видишь какая? Вполне могли отстать. Будем ждать.

Если бы не радарные «колючки», которыми украсили окрестные деревья, приближения «гостей» заметить бы не удалось. Глазами.

— А вот и наши курьеры, — проворчал Майерт, набрасывая на голову капюшон. — Работаем. «Крапива», это «Ива». Объект здесь, двойной, движется на север, к оврагам, приём.

— «Ива», разрешаем захват. «Клевер», «Мята», прикрываете, конец связи.

— «Крапива», — проворчал Криссен, проверяя снаряжение. — В тот раз были птицы. Скоро до микробов дойдём.

* * *

«Объект» оказался парой девушек. Совсем молодых — это выяснилось уже потом. Несомненно, они и не подозревали о засаде, потому что растерялись — обе.

— Полиция! Ни с места! Вы нарушаете закон о перемещении в приграничном районе…

Самая дурацкая часть в каждом задержании. Полагается чётко оповестить нарушителя, кто и за что его сейчас арестует. Нарушитель, как полагали авторы процедуры, немедленно смиряется со своей судьбой, не сопротивляется, не бежит…

И не кусается!

Та, которую Криссен поймал первой, бросила «вязанку» — груз — и первым делом впилась в руку. Не помогли даже защитные перчатки. Девица, закутанная во что-то чёрное, подхватила «вязанку» и ловко юркнула в кусты.

— Зараза! — крикнул Криссен, выхватывая «Молот». Только пластиковые пули. Только в крайнем случае. Шоковые дубинки — на минимум поражения. Гуманисты! Укус, поди, залечивать придётся неделю. — Стоять! Стоять, иначе стреляю!

— У меня чисто, — голос Майерта. — Взял вторую. «Мята», есть задержанная, маяк двенадцать, вышлите людей. Преследуем второго курьера, конец связи.

Преследовали они её долго. Гроза, темнота, бесконечный треск — помехи — в передатчиках. Несколько раз Криссен чудом не выколол себе глаз.

— Вот она, — шепнул Криссен, указывая на край оврага. Девица прижалась к склону… если бы не прибор ночного видения (Криссен включил его, рискуя «поймать» вспышку молнии), её не заметили бы. — Стоять!

Пуля попала в неё рикошетом. Случайность. Иначе девица бы канула в овраг — и никакой гарантии, что её успели бы перехватить на этой стороне границы. На той, несомненно, курьеров уже ждут — и минуты через три — никаких улик. Обычная деревенская девушка. Собирающая дрова. Правда, под проливным дождём и ночью, во мгле, но это уже мелочи.

Сказать, что задержанная сопротивлялась — значит, не сказать ничего. И у Криссена, и у Майерта появилось по несколько серьёзных царапин, а Криссен дважды чуть не лишился глаза.

— Под газом, — прохрипел он, сумев, наконец, сковать ей руки «хомутом». — Слушай, ну и силища.

— Времени мало, — Майерт сплюнул. Идти по доброй воле девица не хочет, а доставить её надо живой и годной для допросов. — Если под газом — долго не выдержит, «сгорит».

— «Крапива», взяли второго курьера, конец связи.

Возле самой машины (девицу всё ещё приходилось волочь) число задержанных едва не уменьшилось.

Как она сумела сбросить «хомут» — непонятно. Сумела. Ещё раз цапнула Криссена и, оставив ему на память чёрную накидку, кинулась назад, во тьму. Не забыв про «вязанку».

Майерт успел выхватить дубинку и метнуть ей в спину — как дротик.

Синяя вспышка. Девица взмахнула руками, вскрикнула и рухнула в грязь.

— Зар-р-раза, — Криссен осторожно подошёл к ней. — Вызывай машину. У меня острое ощущение, что один из курьеров погиб при попытке к бегству. Ты смотри — до кости прокусила.

Девица ворочалась в грязи, но как-то странно. Что-то не то стонала, не то напевала.

— Что за… — Майерт посветил фонариком. — Крис, — засмеялся он. — Смотри, ей понравилось!

— Что?!

— «Поёт» она, вот что. Хорошо пошла дубинка.

— Я ей сейчас добавлю, — Криссен шагнул ближе. — Проклятие, кровь не могу остановить. Точно, под газом — небось, товара нюхнула. Смотри, как ей весело… чтоб ты сдохла!

— Что, бросим её здесь, в канаве?

— Поздно. Уже объявили, что взяли обеих. Вон, слышишь — ломятся. Ладно, помоги…

Девица казалась беспомощной… удивительно, но у неё были белые, совершенно белые волосы. Без накидки ей было бы не скрыться.

Криссен поднял её за шиворот… и вновь чуть не лишился глаза. На этот раз он действовал быстро. Одной рукой обхватил шею девицы, сзади, в клещи, а другой — сжал ей основание подбородка. Девица вскрикнула… громко, жалобно… и обмякла.

— Ты спятил, Крис? — Майерт не сразу оторвал его руку от горла пойманной. — Покалечишь! Уймись!

— Всё равно сдохнет, — Криссен был зол и не скрывал этого. — В какой-нибудь канаве. Завтра или через неделю.

Девица рывком схватила его за запястье, сжала так, что Криссен невольно упал на колени, едва не вскрикнув от боли.

— Ты сам, — светлое, жуткое лицо с горящими красными глазами приблизилось к лицу полицейского. — Сдохнешь в канаве! В канаве! В ка…

Майерт — перепуганный, как и Криссен, — легонько стукнул её по затылку и этого, наконец, хватило.

— Вот же… — Криссен не сразу поднялся. — Слушай, я чуть в штаны не наложил. Никогда такого не было. Чем она надышалась?

— Не знаю, — руки Майерта дрожали. — Всё, в машину её — хватит. Не думал, что так испугаюсь какого-то нарка.

— Я испугаю тебя, — прошептала девица и Крис вздрогнул, чуть не выронил её. Но глаза задержанной были закрыты, а мышцы — расслаблены. — Испугаю…

И это всё. Более они не услышали от неё ни слова. К огромной своей радости.

* * *

— Ньер, что с тобой? — Хольте вскочила на ноги. Эль-Неренн, увлечённо листавшая одну из «живых книг», поднялась, выпрямилась. Лицо её стало пустым, обе ладони она судорожно прижала к животу.

Хольте сумела довести эль-Неренн до ванны. Там Ньер уселась прямо на край ванны и замерла, перед зеркалом, сжав зубы.

— Порядок… — прошептала она не своим, странным голосом, и Хольте вздрогнула. — Взяли обеих… удачная наводка.

* * *

— Порядок, — Майерт помог донести задержанную — всю в грязи, тряпочную и жалкую — до приёмного блока. — Взяли обеих. Удачная наводка.

— Где их груз? — сержант не без отвращения взглянул на грязную и мокрую девицу и перевёл взгляд на «вязанки». — Это?

— Точно, — Майерт надел перчатки, ловко вынул один из средних «прутьев», переломил. Белый порошок. — Странно… Это же сода! Ладно, не наши заботы. Я отвезу Криссена в больницу — руку штопать. Укусила она его.

— С ней — как обычно?

— Да. Вымыть, дать «угомон» и — в клетку, до утра.

— Вторая жива?

— Ещё как. Мигом раскололась. Говорить начала ещё в машине.

— Валит, небось, на эту?

— Само собой. С этой придётся повозиться.

— Ничего, капитан ей вправит мозги. Если ещё остались.

* * *

— Лучше? — Хольте помогла эль-Неренн подняться. — Похоже, у тебя был длинный день. Это «угомон», я знаю. От него и не так бывает. Сейчас я заварю тебе чая… а потом пойдёшь спать. Пора.

— Ничего приятнее «угомона» не придумали? — эль-Неренн не нравился собственный голос — хриплый, неживой. Горло снова заболело.

Хольте рассмеялась.

— Придумали, конечно. Для особых случаев. Дорогое это удовольствие… вот, садись поудобнее и пей. Медленно, ещё горячий.

* * *

— Но это было примерно в час ночи, — уточнил Виккер. — А мне позвонили полтретьего. Кто там был? Сержант Тоэн?

— Да, — согласился инспектор. — Тоэн заступил на дежурство в полночь, когда эль-Неренн уже положили в «клетку». Он первым и заметил.

* * *

— Вызовите врача, — Тоэн постучал в окно дежурному. — С задержанной плохо.

Дежурный с проклятиями проследовал за ним.

— Ломает её, — мрачно заметил дежурный. Девицу действительно ломало — и буквально, и переносно. Перекатывалась по всей «клетке», при этом издавая жалобные, тихие звуки. Видно было, что у неё жар.

— Возишься с ними, как с маленькими, — дежурный посветил фонариком. — Да, вызывайте врача. По мне, пусть лучше сдохнет.

Тоэн положил трубку и вернулся в приёмный блок. Девица была единственным «экспонатом» — остальные четыре клетки пустовали. Сообщницу этой уже отвезли в городское отделение — там получше, почище… а главное, не им за неё отвечать. Смотреть на то, как беловолосую «ломает», было неприятно и… как-то неудобно.

Шаги, раздавшиеся за дверью, нельзя было перепутать ни с чьими другими.

— Чучельник?! — поразился дежурный. Правду говорят, у Тоэна с головой не всё ладно. Чучельника! Патологоанатома! Он бы ещё окулиста вызвал! — Он-то здесь на кой?

— С живыми я тоже умею обращаться, — Чучельник, как всегда, был жизнерадостен и быстр. При его габаритах соседство с ним было небезопасным. Дежурный отшатнулся, по привычке — хотя Чучельника никогда не сопровождал трупный запах, что бы там ни говорили. — Эта, что ли? Маска в вашем зверинце найдётся?

— Всё в медпункте, — указал Тоэн рукой. Чучельник протиснулся в комнатушку — медпункт — что-то там уронил (но не разбил), и выбрался почти сразу, с тремя масками. Вручил «зрителям». Вид у тех был кислый.

Чучельник отпер дверь «клетки», опустился на колени перед девицей. Осторожно прижал её голову к «подстилке» — коврику на полу — мягко прижал руки, чтобы не вырывалась, заглянул в глаза. Провёл «кисточкой» по лбу, за ушами, осторожно вышел из «клетки», затворил за собой дверь.

— Вызывайте «Скорую», — приказал он, глядя, как вокруг опущенной в пробирку «кисточки» возникает малиновое пятно. — Срочно. Кто брал эту?

— Криссен. Майерт повёз его в больницу, руку она ему прокусила.

— Можете его поздравить, — Чучельник стащил с себя маску. — У него были дочери?

— Нет, вроде, — Тоэну не понравилось слово «были».

— Теперь есть. Он её инициировал.

Дежурный расхохотался.

— Да уж, подарочек… Сейчас вызову.

— Поторопись, — Чучельник разом утратил жизнерадостность. — С ней совсем плохо. Ну-ка, гляну-ка ещё разок…

— Возится с ней, — дежурный смотрел на девицу со смесью отвращения и жалости. — Что в ней такого? У нас такие десятками мрут. Только на этой неделе восемь было.

— Вызовите кого-нибудь из иммиграционной службы, — Чучельник вернулся из «клетки» минуты через три. — Да побыстрее. «Скорая» в пути?

— Будет через пять минут. Слушай, что ты так с ней возишься? Кто она такая?

— Не знаю. Пока что. Но у Криссена неприятности, это точно. Ему лучше приехать. По дороге найти адвоката.

— Да что стряслось?

— Предварительный анализ крови, — Чучельник помахал лентой, которая выползла из «чёрного ящика» — системного анализатора. Всё, что полагалось иметь в этом отделении. — Никаких наркотиков, никаких заболеваний. Ручаюсь, внешних паразитов у неё тоже не было.

— Не было, — подтвердил Тоэн. — Я даже удивился.

— Группа крови довольно редкая. Подозреваю, что девица из серьёзной семьи. Очень серьёзной. На локоть её смотрели?

— Пять когтей, — Тоэн указал на журнал регистрации. — Метка Львицы. Её курьер. И что с того?

— Не знаю, — Чучельник выпрямился. — Ага, уже бегут. У меня плохие предчувствия, вот и всё. Предчувствиям я верю.

* * *

— Вызвали меня, — Виккер взял из вазы гроздь винограда. Отщипнул ягодку. — Замечательный сорт… надо запомнить. Я был тогда мальчиком на побегушках. Практикант, первые семь дел я благополучно провалил — то есть, мне не дали провалить, отстранили…

* * *

В приёмном блоке сразу стало тесно. «Скорая» — трое мрачных верзил в белых халатах — Чучельник (тоже отнимавший драгоценное место), Тоэн, Виккер и дежурный. Последний поспешил уйти к себе, как только представилась возможность.

Чучельник обменялся со старшим бригады несколькими фразами, пока девице делали укол, чем-то протирали лицо и шею, укладывали назад на жёсткую койку.

— Судя по группе крови, она нездешняя, — заключил он. — Я уезжаю. Теариан, — обратился он к Виккеру. Последний не производил впечатления солидного и опытного работника. Прислали кого придётся, надо полагать. — Попробуйте выяснить, не проходила ли она по вашему ведомству. Где Майерт, где Криссен? До больницы пять минут езды.

— Я их вызываю, — отозвался Тоэн. — Пока не отвечают.

— Пусть поторопятся. Отвезёте в стационар? — обратился он к старшему.

— Пусть лекарство подействует, — отозвался тот. — Сейчас её нельзя везти. Многочисленные ушибы, порезы, следы от шоковой дубинки. Чудом не искалечили, костоломы.

— Это всё к Майерту, — Чучельник набросил плащ. — Если что, звоните — я здесь рядом.

— Подождём в машине, — пояснил старший. — Минут через десять ей станет лучше. Как придёт в себя, осмотрим ещё раз и отвезём в стационар. Сержант, подготовьте пока документы. Уже третья за ночь, хоть в штабель их складывай. Обожаю полнолуния.

Пока сержант возился с бумагами, Виккер, ощущая себя совершенно ненужным, пододвинул стул ближе к «клетке» и сел, глядя на неподвижно лежащую девицу.

Альбинос. Впервые в жизни он видел альбиноса, воочию. Пять минут назад, когда врачи чуть ли не привязывали её к койке, она выглядела чудовищем. Сейчас она выглядела просто девушкой. К тому же красивой — особенно, если переодеть и причесать. Дверцу «клетки» заперли неплотно, и, несмотря на мощный запах лекарств, на работающий кондиционер, Виккер ощущал «духи» девицы. Завораживающий, притягивающий запах. Ну да, конечно. Так и должно быть.

* * *

— Помогите мне, — услышал он шёпот. Виккер не сразу сбросил с себя сонливость. Прошло минуты три, а показалось — полночи. Сержант удалился в другую комнату, с кем-то резко говорил по телефону.

Виккер поднял взгляд. Девица сидела, на коленях, у самой дверцы и первым желанием было отпрыгнуть подальше. Видно было, как ей плохо. Но взгляд был осмысленным.

— Помогите, — она протянула руку, схватила его за запястье. Рука оказалась горячей, обжигающе горячей. — Пожалуйста…

— Теарин, — Виккер сам не знал, почему это говорит. Девица явно не в себе, — проснувшись, может ничего не вспомнить. Но её глаза!

— Я практикант, теарин. Вряд ли я смогу вам помочь. У меня совсем мало опыта.

— Сможете, — альбиноска закрыла глаза. — Прошу, помогите.

— Хорошо, — Виккер готов был сказать что угодно — лишь бы она его отпустила. В тот момент он меньше всего думал о своей карьере.

Девица тут же отпустила его руку, свалилась на бок, замерла.

— О, нам уже лучше! — старший бригады заглянул в блок. — Отлично. Ещё один укольчик — и поедем. Что она сказала? — обернулся он к нервно потирающему руки Виккеру.

— Просила помочь.

Старший кивнул. С улицы послышался шум и в комнату минуты через две вошёл Майерт. Но в каком он был виде…

* * *

— Надеюсь, вы не будете смеяться, — Виккер поднялся на ноги. Было далеко за полночь, но он никуда не торопился. От рассказанного инспектором мурашки ползли по коже. Вместе с его собственными воспоминаниями картина получалась и вовсе страшной. Вся ночь. Вся та ночь. — Она прикоснулась ко мне… знаете, я что-то почувствовал. Неприятное. Потом — наоборот. Я не смогу описать словами.

— Виккер, у неё же была «луна». Вы что, в школе не учились? Конечно, вы должны были что-то почувствовать. Не вижу причины смеяться.

— «Луна», — Виккер усмехнулся. — Нет, это что-то другое. Я потом подумал — если бы я отказался, пришлось бы пожалеть. Сильно пожалеть.

— Потому и начали её защищать?

— Нет, инспектор, — Виккер взял чашку с кофе, подумал, отставил её. — Я испугался, но не этого. И я видел лейтенанта Майерта. Вот он был испуган — по-настоящему.

* * *

— На ровном месте, — Майерту пришлось дать успокоительного. — Перевернулись на ровном месте. Сразу же загорелись… я не знаю, как выбрался. Потом… — ему дали стакан с водой, лейтенант чуть не захлебнулся.

— Их машина перевернулась, — мрачно заметил незнакомый Тоэну патрульный. — На малой скорости, на ровной дороге. Криссену досталось сильнее всего. Кусок стекла, — патрульный показал размеры, — воткнулся в живот. Долго умирал, успел отползти на обочину. Плохая смерть.

Будто бывает хорошая, подумал Виккер.

— В канаве, — пробормотал Майерт, лицо которого было белее снега. — Умер в канаве… в грязи.

Из «клетки» послышался смех.

Майерт попытался отпрыгнуть — прижался к стене, глядя на альбиноску.

Та отбросила санитаров — легко, словно те были невесомы, и, держась за прозрачную стену «клетки», хохотала, глядя на Майерта. У Виккера тут же отнялись ноги. Глаза девушки были нечеловеческими, жуткими — кровавые светящиеся круги с золотыми прожилками. Майерт смотрел в её глаза, не отрываясь.

— Испугался, — произнесла задержанная медленно, низким голосом, и свалилась. Её едва успели подхватить.

— Всё, забираем, — старший дал знак, один из санитаров прижал к шее «пациентки» шприц, нажал на спуск. Девушка даже не шевельнулась. — Хватит. Лейтенанту тоже нужна помощь. Давайте, помогите ему дойти до машины.

— Нет! — сумел крикнуть Майерт. Он явно потянулся к оружию, но патрульный и Тоэн схватили его за руки, вынудили усесться на стул. — Не с ней! Уберите её! Уберите отсюда!

Виккер смотрел, как лейтенанту делают укол и помогают подняться на ноги. И слышал, вновь и вновь, его шёпот. «В канаве… в грязи».

* * *

— Не нравится мне, как ты выглядишь, — хмуро заметила Хольте. Эль-Неренн осунулась, стала белее обычного. — Может, вызвать «Скорую»?

— Нет, — эль-Неренн закрыла глаза. — Плохие воспоминания.

— Посидеть с тобой?

— Да, немного, — эль-Неренн приоткрыла глаза. — Я же говорила, со мной беспокойно.

И всё. Минуты через три она заснула. Хольте оставила ночник включённым и тихо вышла наружу. У неё дрожали руки. То, что Ньер шептала, сидя там, в ванной, испугало их обеих.

6. Юридические тонкости

Эль-Неренн открыла глаза. Солнце ещё не встало, но в комнате уже было светло.

Странно, подумала девушка. Я выспалась. Давно уже не высыпалась.

Вошла в ванную комнату, в своём «номере», и замерла.

Зеркало. Взгляд в него, если не смотреть себе в глаза, ничем особенным не грозил. А сейчас — стоило лишь мельком посмотреть, как закружилась голова. Эль-Неренн отвернулась, закрыла глаза. Досчитала до десяти. Осторожно глянула в зеркало — боковым зрением.

Ноги тут же перестали держать. Успела выставить руки и ухватиться за край ванны — иначе бы рухнула лицом вниз.

— Я схожу с ума, — произнесла эль-Неренн — чтобы слышать собственный голос. Ощутила, насколько испугана.

Пробовать в третий раз не стала. Накрыла зеркало полотенцем и включила в душ. Едва не заснула — настолько стало хорошо.

Вышла в спальню и… снова зеркало. На стене, рядом с платяным шкафом. «Ударило» не очень сильно, но ноги подкосились. На этот раз эль-Неренн решила держаться, сколько получится. Схватилась за шкаф, стиснула зубы и смотрела на своё отражение — на лицо, не в глаза — ощущая, что сердце стучит всё сильнее, а в ушах нарастает звон.

Всё кончилось неожиданно. Взяло — и кончилось. Эль-Неренн отпустила шкаф, отошла в сторону. Вернулась и вновь посмотрела в зеркало.

Ничего.

Взглянула в глаза отражению. Тут же отвела взгляд.

Ничего. Совсем ничего — раньше она почувствовала бы слабый укол где-то на затылке.

— Я тебя не боюсь, — прошептала девушка, ещё раз встречаясь взглядом с отражением.

Отражение кивнуло.

Эль-Неренн зажмурилась, едва не вскрикнула. Огромным усилием воли заставила себя разжать веки, вновь посмотреть самой себе в глаза.

— Я тебя не боюсь, — повторила она, громче.

Секунда, вторая, третья…

Ничего. Отражение вело себя, как и положено.

Эль-Неренн отвернулась, медленно опустилась на пол. Прошло немало времени, прежде чем смогла встать и одеться.

* * *

— Плохо спала? — поинтересовалась Хольте. Сама она точно плохо спала — круги под глазами, налитые кровью глаза. И запах каких-то капель. Обоняние вернулось, поняла эль-Неренн.

— Нет, спасибо. Выспалась.

— У тебя странный вид. Что-то случилось?

— Зеркало, — неохотно ответила эль-Неренн.

— Что именно с зеркалом?

Эль-Неренн опустила взгляд, не отвечая. Хольте подождала, кивнула и подошла к плите, где варился кофе.

— К врачу меня уже отправляли, — эль-Неренн подняла взгляд, кивнула, когда перед ней поставили чашку. — Много раз. Больше не хочу.

— Я и не…

— Нет, собиралась. Хольте, я не хочу говорить о зеркалах.

Есть эль-Неренн отказалась, хотя было видно, что голодна.

— Мне нужно уехать — часов до двух, — сообщила Хольте. — Думаю, успею закончить с бумажками. Ты собираешься куда-нибудь?

Эль-Неренн покачала головой.

— Не решила. Думаю, нет. Посижу здесь, если можно.

Хольте кивнула.

— Телефон и всё остальное ты видела, найдёшь. Если захочешь уйти — Виккер просил, чтобы ты предупредила его или меня.

* * *

Два часа сна.

Эль-Неренн села в кресло в той гостиной, где накануне они разговаривали… и словно выключилась. Без сновидений, без всего. Чёрный провал. И — открыла глаза, глянула на часы. Девять двадцать утра.

Проходя мимо зеркала в коридоре, замедлила шаг. Ничего.

Взглянула отражению в глаза. Ничего. Ни покалывания, ни ощущения беспокойства. Словно та, что всегда смотрела с той стороны, куда-то отлучилась.

— Где ты? — шёпотом спросила эль-Неренн, глядя на губы отражения. Те шевельнулись, как и её собственные. Ничего особенного.

Ну и ладно. Так даже спокойнее.

В холодильнике отыскалось много интересного. Страшно хочу есть, подумала эль-Неренн, взяла две упаковки чего-то мясного, не особенно вчитываясь. Положила в печь. Через пятнадцать минут будет готово.

Сразу было видно, что здесь долго не жили. То, как расставлены вещи, то, какая техника здесь. Хольте не обманывает, она здесь совсем недолго.

Вот её комната. Заперта… нет, просто закрыта. Эль-Неренн некоторое время думала, но не стала входить. Чувствую… чувствую Лас-Тесан. Девочка была здесь. Недолго, но была.

Эль-Неренн направилась в восточную гостиную — ту, что возле входа. Кресло. Здесь Лас-Тесан сидела, сидела долго. Читала? Полка для книг рядом — дотянется даже человек её роста.

Читала и переживала много эмоций. Ощущается даже сейчас… точно, обоняние вернулось. Проклятый «угомон». Отсекают органы чувств, запирают человека внутри самого себя. Большего наказания и не нужно — все эти уборки мусора и работа в саду, скорее, наоборот — хоть какая-то отдушина. И никакого общения. Современный, гуманный способ вернуть нарушителей закона в его рамки.

Здесь Лас-Тесан стояла, и была чем-то очень недовольна. Эль-Неренн опустилась на колени. Прижалась лбом к дверному косяку. Точно, здесь стояла, держась ладошкой за стену. Не очень давно.

«Вряд ли ты простишь меня». Она собиралась застрелиться. Это было видно. У неё был взгляд человека, который потерял всё, у которого под ногами не осталось опоры.

Мелодичный сигнал, с кухни. Можно идти завтракать.

* * *

Эль-Неренн думала, не разобрать ли свои чемоданы — полностью — когда зазвонил телефон. Интересно, кто это? Вызывающий — седовласый широколицый человек в чёрном костюме, с короткими усиками. Кого вызывает?

Эль-Неренн прижала ладонь к сенсорной пластине. Вызывают её, не хозяйку квартиры.

— Слушаю, — решилась она, наконец, коснувшись кончиком пальца пометки «ответить».

— Нотариальная контора Беассор, теаренти. Я Вигел Беассор, её владелец. Очень рад, что застал вас.

Эль-Неренн кивнула.

— Мы обнаружили принадлежащее вам имущество, теаренти. Если вы располагаете временем, я мог бы сопроводить вас, чтобы вернуть вам его.

— Имущество? — эль-Неренн была поражена и не скрывала этого. — Какое имущество?

— Некоторые личные вещи. Я не могу перечислять их по телефону, теаренти. Ваш телефон может принять мою визитную карточку. Нажмите на серый квадрат, пожалуйста. Спасибо.

На полку перед телефоном выскользнула небольшая карточка. Сильно пахнущая краской. Интересный у Хольте телефон…

Карточка. Изображение владельца. Ого! Позволяет сделать три телефонных звонка — за счёт того, кто изображён на карточке.

— Ваши вещи будут храниться в хранилище банка полгода, — добавил Вигел. — После этого их перевезут на центральный склад. Тогда вы сможете получить их в течение недели. Благодарю вас, теаренти. Буду рад вашему звонку.

Эль-Неренн вежливо попрощалась с ним и тут же набрала номер Виккера. Адвокат ответил не сразу — видимо, звонок застал его в пути.

— Беассор? — переспросил он. — Да, это надёжный человек. Очень интересно, очень. Думаю, вы можете съездить — если есть время. Прямо сейчас? Да, вызову вам машину. Запомните номер… — Виккер продиктовал цифры. — Удачи. Обязательно позвоните, когда вернётесь.

«Вы должны присутствовать на суде. Обязательно должны». Такая забота — только потому, что она свидетель? В случае с Виккером — вряд ли. Эль-Неренн прекрасно понимала, сколько хлопот доставляет ему. Но от Виккера, когда он был рядом, постоянно исходило нечто… успокаивающее. Ободряющее. И казалось, что он говорит ей меньше приятных слов, нежели хотел бы.

Вигел отозвался немедленно.

— Буду ждать вас, — кивнул он. — Адрес на карточке.

* * *

Такого уважительного отношения к своей персоне эль-Неренн давно не испытывала. Конечно, людей удивляли её волосы, цвет кожи и глаза, без этого никак.

Переходы, переходы… три раза её просили прижимать ладонь к сенсору. Один раз — в присутствии Вигела — ответить на несколько показавшихся странными вопросов — что помнит о местности, где жила в детстве, в таком духе. Не очень приятные вопросы.

И вот, наконец, отворилась массивная дверь хранилища. Одной из секций.

Эль-Неренн замерла на пороге.

Книги. Много книг — с полсотни, не меньше. Несколько коробок — пахнет тканью и пылью — одежда? Что-то ещё.

— Мы провели самое тщательное исследование, теаренти, — Вигел остался с той стороны. — Это вещи, принадлежавшие либо вам, либо вашим родителям.

— Вы сумели найти их… найти родителей? — эль-Неренн резко обернулась. Вигел снял очки, поморгал, покачал головой.

— Боюсь, что нет, теаренти. Они всё ещё считаются пропавшими без вести. Но поиски продолжаются. Этим занимается не моя контора, я не могу сообщить вам большего.

— Я могу… забрать это?

— Разумеется. Всё или частями. Аренда ячейки оплачена за полгода, теаренти. Можете не торопиться.

— Но кто оплатил? Кто собрал всё это?

— Я не могу открыть вам имён, — Вигел наклонил голову. — Знаю только, что все сведения о ваших родственниках получены от иммиграционной службы.

Виккер, подумала эль-Неренн. Несомненно, он.

— Подождите, — попросила она, прижимаясь спиной к двери. — Мне нужно немного успокоиться.

— Прекрасно понимаю. Может, проводить вас наверх, где можно посидеть?

— Нет, я хочу остаться здесь.

Вигел кивнул.

— Я буду наверху. Сообщите дежурному, когда примете решение.

* * *

— Виккер, где вы нашли всё это? — спросила эль-Неренн вместо приветствия. — Я знаю, это вы.

— Я?! — удивился адвокат. — Почему вы так решили?

— Я знаю, — эль-Неренн улыбнулась. Смахнула слёзы ладонью. — Ладно, можете не признаваться, всё равно не признаетесь. Большое спасибо. Сколько это стоило?

Голос Виккера сразу же стал жёстким.

— Эль-Неренн, мы же договорились, что о финансовых…

— Да, помню. Извините. Хорошо, не вслух. Узнайте, если возможно, во сколько это могло бы обойтись — тому, кто искал.

— Попробую, — Виккер, судя по тону, улыбнулся. — Надеюсь, вы довольны.

Это ты, подумала эль-Неренн. Непонятно только, каким образом. Откуда? Она пролистала каждую книгу — повсюду был знак, клеймо владельца. Иногда ей даже чудилось, что сохранился запах — след прикосновения. Но это было не так. Где бы ни были эти книги, они сумели впитать в себя столько разных запахов, что отыскать в этой смеси что-то старое, почти забытое…

Она всё ещё сидела у себя в комнате, разложив вновь обретённые сокровища вокруг, на полу, когда вернулась Хольте.

— Всё сделала, — сообщила она. — Теперь можно и… откуда это?

Эль-Неренн рассказала. Вкратце.

Хольте покачала головой.

— Чудеса. Рада за тебя. Можно будет посмотреть на твою библиотеку?

Эль-Неренн кивнула.

— Если хочешь, я оставлю её там, в гостиной. Правда, книги очень пыльные.

— Вычистим. Завтра выхожу на работу. Придумала, чем будешь заниматься? Извини, что спрашиваю — я хорошо знаю город. Могу подсказать, где что находится.

Эль-Неренн усмехнулась.

— Я тоже хорошо знаю. Особенно те места, где не нужно появляться.

— Раз уж заговорили… мне поручено сопровождать тебя. Когда ты будешь выходить в город.

— Тебе?!

Хольте смахнула упавшую на лоб прядь волос.

— Мне. Инспектор настоял. Я, знаешь, теперь тоже знаменитость. Не такая, как ты, конечно. Обещаю не слишком мозолить глаза.

Эль-Неренн молча шагнула к Хольте, обняла её. Закрыла глаза. Отпустила, отступила на шаг.

— Она не хотела уезжать отсюда? — спросила она тихо, глядя в глаза своей хозяйке. — Твоя дочь?

Хольте приоткрыла рот от удивления.

— Откуда ты… Верно. Мы с ней даже поругались. Хотела остаться здесь, со мной. Я не хотела говорить с тобой при ней.

* * *

— Ты знаешь, что ты красивая? — неожиданно спросила Хольте, помогая эль-Неренн разбирать, чистить и расставлять книги по полкам. Энциклопедии, мифологические словари, сборники стихотворений и легенд, — это были старые книги. Многим уже нужна помощь переплётчика. А из новых — детективные романы, очерки натуралистов. Видно, что новые книги собраны случайно.

— Я? — эль-Неренн выпрямилась, тряхнула головой. — И ты туда же?

— Но ведь…

— Никакая я не красивая, Хольте. Как здесь говорят — из полена вырублена? Я уже привыкла. Видела, как на меня смотрят. Знаю, почему.

— Это не так, — Хольте тоже поднялась на ноги, обошла вокруг эль-Неренн. — Одежда, Ньер. Тебе просто нужно правильно одеваться. Может, чуть-чуть иначе ходить. Ты про волосы и глаза? Это тоже можно изменить, если захочешь. Но ты и без этого можешь выглядеть очень хорошо.

Эль-Неренн долго смотрела ей в глаза.

— Да, могу. Но не хочу. Я знаю, сколько это стоит. Да и зачем мне это?

Хольте выдержала её взгляд.

— Показалось, что ты хотела бы выглядеть иначе. Я знаю несколько мест, куда можно зайти. Если надумаешь.

Эль-Неренн молча смотрела на неё, затем улыбнулась.

— Хорошо. Тогда пошли.

Хольте выронила книгу, но сумела подхватить её.

— Прямо сейчас?

— Ты сама предложила. Я ведь могу и передумать.

* * *

— Куда-то ездили? — поинтересовался инспектор, когда Виккер приехал к нему домой. — Вас два дня не было в городе.

— Следите за мной?

— За всеми, кто связан с нашей общей знакомой.

— Деловая поездка, — подтвердил Виккер. — Север Тераны. Отменил все дела на завтра — устал невероятно.

— У меня как раз есть пара бутылок вина, коробка с кофе, чай… Хотите чая?

— Ого! — Виккер с интересом посмотрел на инспектора. — Откуда чай? Из Тессегера?

— Нет, с Архипелага. Никогда ещё не пробовал. Составите компанию?

— По какому поводу пируем? — поинтересовался Виккер, проходя вслед за хозяином дома на кухню. — Повышение по службе?

Инспектор чуть не выронил банку.

— Вы что, у эль-Неренн научились? Кто вам сказал?

Молодой адвокат рассмеялся.

— Я тоже слежу за вами, Тигарр. Начальник криминальной полиции района, верно?

— Верно. Через два дня сяду в новое кресло. Тоэна с собой заберу — где ещё такого найдёшь.

— Ну, на новом месте у вас будет доступ к архиву. Всё автоматически, сплошная электроника.

— Тоэн лучше всякой электроники, — инспектор жестом пригласил садиться. — Ладно. С чая и начнём.

— Вы всё ещё не ответили, Тигарр, — Виккер откинулся на спинку стула. Пахло приятно. Очень приятно. Эта коробочка встала инспектору в половину его прежнего жалованья… Должно быть, он очень долго ждал повышения. — Зачем вам мои рассказы? Почему вам так интересна её жизнь?

— У меня есть предположения, зачем она здесь, — Тигарр уселся напротив. — Просто предположения. Знаете, очень хорошо всё укладывается в одну картину. Я посетил за неделю много мест, где эль-Неренн бывала или работала. Пока что всё согласуется.

— С чем, если не секрет?

— Я расскажу. После вас. Та, новогодняя ночь… вы не рассказали о ней. У меня только отчёты о визите в дом Рекенте, но там почти ничего нет.

— Да уж, та ночь, — адвокат поморщился. — Никогда не забуду. Мы отвели девочку в другую комнату, дали успокоительное. Она сразу же уснула. С ней вообще хлопот больше не было. А вот эль-Неренн…

* * *

— Никаких лекарств, — резко ответила эль-Неренн. Она всё ещё была в зимнем пальто, но её, не переставая, била дрожь. — Никаких врачей. Не позволю к себе прикасаться.

Виккер жестом остановил полицейского и врача — молодого, недавно прибывшего в город. Не повезло — дежурить под Новый год.

— Теаренти, — врач, Эйзенн, присел, глядя в глаза девушке. — Мне необходимо взять у вас анализ крови. Это больно, но совсем немного. Мы не сможем помочь вам, если не узнаем, что за укол вамсделали.

— Только анализ крови?

— Только это.

Эль-Неренн взглянула в глаза Виккера. Тот кивнул. На столе перед ним был чемоданчик — тот самый, чемоданчик домашнего врача госпожи Рекенте. Полицейские уже успели снять отпечатки пальцев со всего, с чего только было можно. Отпечатки пальцев и индивидуальные маркеры — там, где удалось обнаружить.

Эль-Неренн уселась, протянула врачу руку. На лице её ничто не отразилось — даже, когда игла пронзила кожу. Словно совсем ничего не чувствовала. Прижала к ранке ватку, по-прежнему не меняясь в лице.

— Через десять минут будут первые результаты, — врач поднялся на ноги. — Теаренти, может потребоваться принять лекарства. Всё зависит от того, что мы там найдём.

Эль-Неренн подумала и кивнула.

— Почему меня не арестовали? — спросила она безжизненно, опуская взгляд. В комнате остались она и Виккер. Все прочие удалились в соседнюю комнату и вполголоса что-то обсуждали там. Прибыло ещё четверо полицейских — эль-Неренн заметила их. Кто и зачем их вызвал — она не знала.

— Эль-Неренн, — Виккер осторожно прикоснулся указательным пальцем к её ладони. — Я могу ответить на все ваши вопросы. Но лучше, поверьте мне, если мы поговорим завтра. Сейчас вам ничто не угрожает.

— Нет, — она подняла голову, взгляд её оказался холоднее льда. — Сейчас. Я украла девочку, угнала машину, напала на хозяйку дома, на её охрану, много чего сделала.

— Дом Рекенте не подтверждает эти обвинения, — последовал ответ. Девушка вздрогнула.

— Что?!

— Беррон, доверенное лицо Аллирон ан Рекенте, связался со мной. Его курьер прибудет минут через тридцать. Со всеми документами.

— Что он сказал? — губы эль-Неренн дрогнули. — Почему не подтвердил обвинения?

— Завтра, — голос Виккера стал сухим. — Я могу изложить суть его звонка, но подробно — завтра, прошу вас. Это долгий разговор. Пока что поверьте: вам ничто не угрожает. Вы верите мне?

Эль-Неренн смотрела сквозь него, не выдавая никаких мыслей.

— Верите мне, эль-Неренн?

Она кивнула.

— Что он сказал? — голос её дрогнул, лёд покинул его.

— Дом Рекенте сообщает, что в награду за примерную службу и в качестве подарка на день вашего рождения, вам было разрешено прекратить службу у них — досрочно — либо получить новую должность. Вы предпочли прекратить службу. Вам было разрешено съездить с внучкой госпожи Рекенте — увидеть новогодние празднества. Дом также выплачивает вам премиальные и надеется, что вы измените решение о прекращении работы — сейчас или в будущем. Все документы, подтверждающие сказанное Берроном Терван эр Те-Менри доставит курьер, сюда, в участок. Ваши личные вещи будут доставлены по указанному вами адресу по первому вашему требованию.

— Что?? — эль-Неренн облизнула губы. — Это невозможно!

— Это возможно, — Виккер постучал ладонью по папке. — Это именно то, что он сказал.

— Вы шутите?!

— Такими вещами не шутят, — Виккер выглядел очень обеспокоенным, серьёзным и сосредоточенным.

Эль-Неренн спрятала лицо в ладонях. Посидела так несколько минут.

— Я ничего не понимаю, — она попыталась улыбнуться. Улыбка у неё не вышла. — Что происходит?

— Завтра, — Виккер вновь прикоснулся к её ладони. — Я отвечу на все вопросы. Сейчас врач осмотрит вас, я отвезу вас в безопасное место, и вы выспитесь.

Он встал.

— Виккер, — эль-Неренн опустила голову. — Не оставляйте меня одну. Пожалуйста.

Виккер молча протянул ей руку, помог подняться, пройти в соседнюю комнату — там, где Эйзенн и другие полицейские склонились над экраном анализатора. В углу комнаты нашёлся стол и два кресла. В одно из них опустилась девушка, Виккер сел рядом. Свой портфель он положил на стол.

В кармане у него пискнуло.

— Курьер прибыл, — сообщил адвокат. — Он вас не увидит. Я всё сделаю сам. Побудьте здесь и ничего не бойтесь.

* * *

— Вы серьёзно? — Тигарр встал. Потёр лоб. — Они решили её отпустить? Ушам своим не верю.

— Совершенно серьёзно, — Виккер поднял взгляд. — Бумаги были в полном порядке, Беррон никогда не ошибался. Ни в одной букве. Дом Рекенте предпочёл замять дело.

— Что с девочкой?

— Аголан Рекенте по-прежнему единственная законная наследница дома. Госпожа ан Рекенте очень любит свою внучку. Это правда, Тигарр. Я постарался выяснить всё, что можно об Аллирон ан Рекенте. О «Старухе», как вы её зовёте. Очень запутанная история, инспектор. Крайне запутанная.

— Да знаю я, знаю, — инспектор раздражённо махнул рукой. — Про Старуху можно книги писать. Если бы умел, написал бы. И про её благотворительность, и про её преступления. Про всё. Как это в одном человеке умещается, понять не могу.

— Преступления? Ничего не было доказано.

— Слушайте, Виккер, вы же всё понимаете. Это не допрос, я дал слово, что всё останется между нами. У меня есть статистика — сам собирал. Пятьдесят девять пропавших без вести людей. Восемнадцать эпизодов, аналогичных эпизоду с Хольте. Незаконное использование человеческих тканей в качестве донорских. И ни одного доказательства. Это только то, что я сам откопал. Наверняка там больше. Сварить кофе?

Виккер кивнул.

— Намного больше. Но нам нужны неопровержимые доказательства хотя бы одного эпизода. Понимаете? Неопровержимые. Преступник никогда не может убрать все улики. Во всех случаях. Когда-нибудь да ошибается. Ан Рекенте не ошиблась ни разу.

— Иными словами, ей помогают. Я и сам догадался.

— И помогают очень влиятельные люди. Боюсь, это давно уже политический вопрос. Если мы попытаемся обвинить дом Рекенте, не осознавая, на что идём, завтра, возможно, просто перестанем существовать. Исчезнем из истории.

— И вы её боитесь, — Тигарр разлил кофе по чашкам.

— Я осознаю степень риска, — возразил Виккер. — Я иду на риск, когда дело того стоит. В данном случае — никаких шансов. В настоящий момент.

— Понятно. Осталось немного — зачем вы повезли её в дом.

— Идиотская идея, — Виккер потряс головой. — И не моя. Я сразу сказал, что ничего хорошего из этого не выйдет.

* * *

— Слышал о вас, читал о вас, — владелец салона лично вышел встречать эль-Неренн. — Рад, что посетили нас. Если позволите, помогу выбрать ваш новый облик. Вам и вашей подруге, — короткий поклон в сторону Хольте.

— О, нет, теариан-то, — Хольте вернула поклон. — Только ей. Мной займёмся в другой раз.

— Как пожелаете, как пожелаете, — хозяин салона вручил ей карточку. — В любое время. Желаете присутствовать? Следуйте за мной, пожалуйста.

— Это надолго? — шепнула эль-Неренн, чувствуя себя страшно неудобно. — Я не знаю даже, как себя вести.

— Интуиция, — подмигнула Хольте, сама не ожидавшая подобного приёма. — Доверься ей. О времени не думай — торопиться некуда.

Эль-Неренн не раз видела этого человека — коротко стриженого, высокого, немного сутулящегося, всегда одевающегося в чёрно-белое, с короткими седыми усами. Родом, несомненно, с Тераны, с дальнего юга. Но имя его она вспомнила не сразу.

* * *

— Договор не оформлен по всем правилам, — Виккер поднял стопку бумаг, не забыв надеть перчатки. — Но в случае с домом Рекенте это не обязательно. Вы дали согласие в присутствии двух свидетелей. Это всё равно, что подписать договор и заверить у нотариуса.

— Они могут потребовать, чтобы я вернулась? — поинтересовалась эль-Неренн, сжав зубы. — Через суд?

— Судя по тому, что они отказались от всяких претензий — вряд ли. Но договор очень плохой, теарин. По сути, это рабство. Приукрашенное, со множеством привилегий, но — рабство. Госпожа ан Рекенте распоряжалась бы вашей жизнью, имуществом и всем прочим. Не навсегда, но вы понимаете, как легко было бы продлить подобный договор.

— И нет возможности разорвать его? Освободиться?

— Есть способы. Можно выкупить свою свободу. Тут есть этот пункт. Разумеется, изложено иными словами. Вряд ли бы вы смогли собрать столько денег, не покидая дом Рекенте.

— «Способы». Что ещё? Кроме выкупа.

— Elain set-a elain. Знаете, что это означает?

— «Кровь за кровь», — медленно выговорила эль-Неренн. — Что… я должна привести кого-то вместо себя?

— Или оставить им ребёнка. Тут есть и такой пункт. Если в доме рождается ребёнок и вы являетесь его матерью или отцом — в зависимости от пола — вы можете прекратить службу в доме, немедленно. Ребёнок остаётся в доме. Кроме того, дом выплачивает вам вознаграждение. Весьма щедрое.

— Остаётся… как собственность дома?

— Верно, теарин. Поймите, законы дома на территории дома имеют преимущество. Формально всё изложено так, что рабством не назвать. Претензий предъявить невозможно.

Эль-Неренн вновь спрятала лицо в ладонях.

— Я ведь читала договор, — сообщила она, не отнимая рук. — Там не было ничего подобного.

— Старый трюк, теарин. Кроме того, предполагалось, что вы будете под действием наркотика. Извините, мне нужно поговорить с врачом. Оставайтесь здесь.

Они говорили, не слишком повышая голос, и эль-Неренн, невольно, стала прислушиваться.

— …Под наблюдением, — Эйзенн. — Думаю, это улика. Подобные препараты должны использоваться только в клиниках. Только по предписанию лечащего врача, только при наличии подписанного пациентом согласия на использование. Девушку необходимо полностью обследовать — я постараюсь проделать это анонимно.

— То, что ей ввели, не действует, как ожидалось? — Виккер.

— Верно, теариан. Полчаса назад у неё должна была наступить третья фаза. Активная фаза. Но препарат не подействовал — хотя доза почти вдвое выше рекомендуемой. Не знаю, откуда такая стойкость.

— Вы сказали «третья фаза»? — эль-Неренн возникла рядом с ними. Эйзенн опустил голову.

— Теаренти, это…

— Я знаю, что такое «третья фаза». Книжки читаю. У кого она должна была наступить — у меня?

— Да, — Эйзенн поднял голову. Выдержать взгляд девушки было непросто.

Эль-Неренн отступила на шаг, прижала ладони к животу.

— Она… хотела, чтобы я… чтобы у меня, сегодня…

— Боюсь, что так, — Виккер осторожно взял её за локоть. — Прошу, успокойтесь. Ничего этого не случилось.

— Племенной скот, — эль-Неренн выглядела изваянной изо льда. — Сегодня вечером. Я — племенной скот. Кто должен был стать отцом?

— Кто-то из тех, кто был в доме в тот вечер, — Эйзенн подошёл к ней. — Препарат действует недолго. Вы ничего не вспомнили бы, через час. Присядьте, пожалуйста. Использование такого препарата было незаконным. Во всех смыслах.

Эль-Неренн, похоже, не видела и не слушала их.

— Внук, — произнесла она. — Он увидел меня, он удивился. Это он.

Эйзенн и Виккер обменялись тревожными взглядами. Эйзенн сделал знак вновь прибывшим — четырём полицейским из отдела особого назначения. Одна из них, темноволосая и темнокожая, направилась к ним.

— Она решила за меня, — эль-Неренн встретилась взглядом с Виккером. — Она всё решила. Всю мою жизнь. Взяла — и решила, Виккер.

— Вы сумели предотвратить это, — Виккер сильнее сжал её локоть. — Прошу, присядьте. Вам нужно успокоиться.

— Я убью её, — объявила эль-Неренн спокойно, словно пообещала прийти в гости, по-дружески. — Я убью эту тварь.

— Прошу вас, не…

Во мгновение ока эль-Неренн из изваяния превратилась в ураган. Удержать её удалось, но ненадолго.

* * *

— Помните запись событий, там, у карцера? — Виккер встал, подошёл к окну. Небо быстро темнело — от солнца оставалась лишь слабая полоска, тонущая за горизонтом. — Это было примерно то же. Я не понял, что случилось. Чудо, что она никого не убила. Капитану, правда, вывихнула руку и чуть не сломала палец. Я боялся, что они её застрелят.

— Реакция у неё необыкновенная, — Тигарр кивнул. — Это тоже вписывается в мою картину. Что было дальше?

* * *

Виккер вскочил на ноги. Женщина-полицейский тоже поднималась на ноги — и ей, и Эйзенну удалось отделаться ушибами. Из соседней комнаты слышались звуки борьбы.

— Не силой! — Виккер не сразу обрёл голос. — Прошу, не надо! Не удерживайте её силой!

Он бросился, вместе с полицейским, следом. Застал в комнате трёх остальных — разбросанных на полу — и капитана, у которого что-то было с правой рукой.

— Она побежала к машине, — кивнул капитан. — Быстро! Вызовите подмогу! Что с ней, с ума сошла?

— Не стреляйте! — крикнул Виккер, нёсшийся к выходу — со всех ног. — Передайте, чтобы не открывали огонь!

Эль-Неренн уже сидела за рулём «Тигра». Она не замечала окружающих. Виккер едва успел открыть заднюю дверцу и впрыгнуть внутрь. Эль-Неренн взяла такой старт, что несколько секунд адвоката прижимало, боком, к заднему сидению.

— Эль-Неренн, — прохрипел он. Полиция ещё не выехала следом, но этого недолго ждать. — Послушайте меня!

— Не пытайтесь меня остановить, — ровно ответила девушка. Голос её был абсолютно спокойным и это пугало сильнее всего.

— Выслушайте меня. Просто выслушайте.

— Говорите. Пять минут, Виккер. Потом я вас высажу. Я сама всё сделаю, сама за всё отвечу.

— Эль-Неренн, её нет дома. Вы ничего не добьётесь.

Его бросило на правую дверцу — резкий поворот. Надо было пристегнуться. Виккер едва не свернул себе шею.

— Её нет дома, — повторил адвокат. — Понимаете? Вы сделали ей укол. У неё в крови то же, что и у вас. Это улика, теарин. Неопровержимая улика. Это дало бы повод произвести обыск.

Эль-Неренн вела машину, не отводя взгляда от дороги.

— Её никогда не удавалось поймать. У неё было два с половиной часа, чтобы всё обдумать. Её нет дома, эль-Неренн. Вы погибнете, погибнете напрасно.

Она затормозила так, что адвокат ударился лицом о спинку её сидения, разбив губы и чуть не сломав нос.

— Это правда? — она повернулась к нему. — Её нет дома?

Адвокат кивнул, пытаясь нащупать левой рукой носовой платок в кармане пиджака.

— Она не глупа, теарин. Вы не первая попадаетесь на такой приём. В доме полно охраны — но нет хозяйки. Вы умрёте, теарин. Может, она хочет именно этого.

Эль-Неренн долго смотрела на его лицо. Затем… жалобно улыбнулась.

— Извините, теариан-то, — она закрыла глаза. — Я не хотела делать вам больно.

— Всё в порядке, — Виккер отнял платок. Весь в крови. Незабываемая будет ночь. — Давайте дождёмся полиции и вернёмся в участок. Вам нужно успокоиться.

— Я сама, — эль-Неренн повернулась лицом к дороге. — Пристегнитесь. Я поведу медленно.

* * *

— Сама привезла обратно? — Тигарр. — Знаете, я начинаю её уважать. По-настоящему.

— Была самим спокойствием, — подтвердил Виккер. — Вышла, помогла мне выйти, вернула оружие. «Одолжила» у капитана. Он не успел заметить, когда.

— Знаю, — проворчал инспектор, в который уже раз насыпая в кофейник свежий кофе. — Было время, пыталась стать карманницей. Хорошо, вовремя дурь вышибли.

* * *

— Боевая девица, — та темнокожая женщина, с эмблемой рыси на рукаве, смотрела на альбиноску с уважением. — Подучиться бы ей. Совсем немного. И — к нам в отряд.

— Я запомню, — Виккер кивнул. — Если вы серьёзно.

— Вполне. Раскидала нас в пять секунд. Хорошо, командир не видел. И глаза… знаете, страшные глаза. У неё дар, точно говорю.

— Готов согласиться, — Виккер коротко поклонился. — Извините, продолжим в другой раз.

— Фантастика, — Эйзенн встретил его. — Анализ ещё не завершён, но знаете, Виккер — в крови почти ничего не осталось. Мы зарегистрировали всё, не беспокойтесь — если потребуются доказательства. Но в целом — парадоксальный эффект. Смотрите, она бодрая и здоровая. Впервые такое вижу…

— Что-нибудь ей пропишете?

— Витамины, ингибиторы цикла, стимуляторы. Не помешает. Часа через два она будет чувствовать себя подавленной, разбитой, в таком духе. Нормальная реакция. Её нельзя оставлять без присмотра — я бы сказал, на двое суток, не меньше.

— Кто это с ней?

— Из прокуратуры. Хочет уговорить её вернуться в дом, за вещами.

— Он спятил?! — Виккер оттолкнул врача и быстро направился к своей подопечной.

7. Династический союз

— Великолепно, — хозяин салона, Эрхевен, отошёл на несколько шагов. — Посмотрите сами. Что скажете?

— Поразительно, — отозвалась эль-Неренн, совершенно искренне. Как — неведомо, но Эрхевен сумел найти то, что понравилось ей самой — возможно, понравилось вопреки желанию. Одежда очень походила на традиционную для чиновников республики — чёрный костюм, почти одинаковый для женщин и мужчин. Лёгкий пиджак, ослепительно-белая блузка, тонкий чёрный с вишнёвым галстук. Три цвета — чёрный, белый и чуть-чуть вишнёвого. Изменить, совсем немного — и не отличить от однообразных чиновниц, которых она повидала немало. Но это «немного» меняло всё.

И туфли. Как потом сказала Хольте, здесь никогда не продают готового. Всё шьётся, всё изготавливается здесь же. Стоит немало. Но…

— И вот это, — он протянул почти прозрачную, невесомую шапочку — условность, не более того. После памятного удара дубинкой по спине эль-Неренн перестала испытывать необходимость глушить собственные, естественные запахи, «духи» — нет худа без добра. — Прибавим освещения…

Комната стала зеркальной. По счастью, сегодня отражение решило не досаждать своему оригиналу и эль-Неренн, сделав несколько шагов и повернувшись, поняла, что она действительно красива. Правда, что-то пугающее во всём этом. Наверное, мастер — Эрхевен — добивался именно этого.

— Мне нечего сказать, теариан-то, — призналась она. — Я считала себя пугалом.

— Нравится? — мастер явно был доволен. — Это — для формальных встреч. Продолжим? Ваши цвета — чёрный, белый, тёмно-красный, тёмно-зелёный и золотой… верно?

— А если мне не понравится? — осмелилась спросить эль-Неренн.

— Понравится, — мастер улыбнулся, показав все зубы. — Но если не понравится — до конца жизни вы будете одеваться у меня бесплатно. И я лично буду стараться, пока вам не станет нравиться.

Деньги. Но о них, как предупредила Хольте, лучше не спрашивать. Салон не из самых дорогих, но и здесь никогда не говорят о финансах. Просто высылают счёт — и не очень торопят с оплатой.

— Я знаю, о чём вы подумали, — мастер пригладил усы. — Даже если бы я не знал о вас… первый заказ для каждого тысячного клиента — бесплатно. Всё, что вы закажете сегодня — бесплатно.

— Вы не шутите?

— Никогда — о таких вещах. Вы сегодня — мой стотысячный клиент. Это знак, теаренти. Благоприятный знак.

* * *

— Он настаивал на возвращении в дом? — Тигарр приподнял брови. — Странно. Непохоже на Карина. Никогда не был безрассудным.

— Согласен, — Виккер закрыл чашку ладонью. — Нет. Мне пока хватит. Не знаю, что на него нашло. Таким я его никогда не видел.

* * *

— Вы понимаете, что эта старая лиса опять выкрутилась? — Карин-Мане Сайер Аттва, заместитель генерального прокурора, был возбуждён. Приземистый, лицом напоминающий печального бобра — с торчащими желтоватыми резцами — он ходил взад-вперёд перед эль-Неренн и её «эскортом». — У нас есть повод попасть в дом. Увидеть хоть что-нибудь. Это стоит любого риска!

— У них будет сотня поводов задержать её в доме, и выпроводить полицию, — холодно заметил Виккер. — Вы понимаете, что мы её больше не увидим? Понимаете?

— Мы будем с ней, — отозвалась Арви — «рысь» — та самая темнокожая женщина, предложившая взять эль-Неренн в отряд особого назначения. — Мы никого не подпустим, теариан. Не впервые.

— Беррон сейчас совещается с этой вашей «лисой», — напомнил Виккер. — Он опытнее меня. Намного.

— Я пойду, — вызвалась эль-Неренн. — Виккер, я не боюсь. Там остались мои книги. И… ещё кое-что. В сумку не всё влезло.

Виккер молча смотрел на неё.

— Зато боюсь я, — сообщил он, в конце концов. — Дайте мне десять минут. Теарин, — он взял девушку за руку. — Это очень опасно. Боитесь вы или нет. Карин, — он взглянул в лицо заместителю прокурора. — Если с ней что-нибудь случится…

— Я отвечаю за всё, — тут же отозвался «бобр». — За все возможные последствия. Мы не позволим её похитить.

— Если бы, — проворчал Виккер, усаживаясь за стол в соседней комнате.

* * *

— Это, — Виккер появился через двенадцать минут, но никто не проронил ни слова, — спрячьте где-нибудь поблизости, теарин. Не открывайте, — он протянул свёрнутый вчетверо лист бумаги. — Всем вам, — он оглядел всех четырёх полицейских, — копия. То же самое — не открывать без моего разрешения. Будете вести съёмку?

— Так точно, — Арви указала на «венец» на своей голове. — У каждого есть камера. Эль-Неренн будет в «ожерелье». Индивидуальная связь с каждым.

— Я должен быть на связи. Видеть всё, что можно. Группа поддержки?

— Есть, — Арви умела быть лаконичной.

— Теарин, — Виккер ещё раз взял альбиноску за руку. — Будьте предельно осторожны. Вам нужно войти, добраться до своей комнаты, взять вещи и уйти. И всё. Я позвонил в дом Рекенте — они не возражают против сопровождающих.

Когда вся группа выехала, а Виккер, вместе с Карином и оставшимися полицейскими уселись перед мониторами, Эйзенн заметил:

— Вы чего-то боитесь, Виккер?

— Да, — Виккер смотрел на изображения. Однообразно — вид на дорогу и окрестности, во многих ракурсах. — Слишком легко они согласились. Беррон что-то задумал. Его не удивила моя просьба — этого я и боюсь.

* * *

— Мы вошли, — Арви двигалась перед эль-Неренн. Двое охранников — их девушка видела впервые — молча посмотрели на документы, посветили в лицо эль-Неренн и кивнули — проходите. — Картинка в норме. Камеры работают, связь устойчивая.

Эль-Неренн молча указала направление. Проходя мимо коридора, где она оглушила охранника пистолетом, замедлила шаг, указала рукой на стены.

Красные капельки.

Видимо, плохо отмыли. Боец, что двигался позади и слева от эль-Неренн, задержался, чтобы соскрести их. Странно — охранников в коридоре не было. Камер слежения — тоже. Мне это не нравится, подумала эль-Неренн. Должны быть камеры. Они были — я же помню. Обоняние почти не действовало — как сказал врач, так и должно быть.

Ещё один охранник — на посту, на входе в крыло, где жила прислуга. Тоже проверил документы, бесстрастно указал в сторону комнаты эль-Неренн.

Гладко. Пока всё гладко.

— Я помогу собрать вещи, — Арви первой вошла в комнату, обследовала её, дала знак — чисто. Вдвоём они быстро сложили всё в два чемодана. Их взял замыкающий.

— Можем уходить, — сообщила Арви. — Всё чисто.

* * *

— Пусть задержатся, — распорядился Карин. — Этот поворот — в ту самую часть здания? В подвал?

— Да, — Виккер глянул на план дома. — Карин, не надо туда входить. Это плохая идея. Пусть уходят. У меня плохие предчувствия.

— Мы почти ничего не видели, — огрызнулся Карин. — Поймите, нужно больше материалов. Пусть покажет комнату, где всё произошло.

* * *

Охранник был и здесь — стоял в конце коридора, у лестницы. Никакого внимания на эль-Неренн и её группу он не обратил. Словно его ничто не интересовало.

Комната оказалась пуста.

— Этого не может быть, — прошептала эль-Неренн. Ничего. Не дыр в стенах, не отверстий в полу, ни мебели, ничего — пустая каменная коробка. — Когда они успели?

Арви обошла комнату — чтобы всё записалось. Её спутник вновь взял образцы — со стен, с пола.

* * *

— Это что? — Виккер указал на крайний справа экран. — Движение… Великая Матерь! Арви, — он схватил микрофон. — Уходите. Немедленно уходите. Беррон здесь, в доме!

Он бросил микрофон, вцепился в свой галстук и сорвал его с шеи.

— Ловушка, — пробормотал он. — Он обманул меня. Он звонил из другого города.

* * *

Они возникли словно из ниоткуда. Пятеро человек — сзади, со стороны лестницы, ведущей на второй подземный этаж. Ещё шестеро — со стороны лестницы, ведущей наверх. Оттуда же, из-за поворота, появился, неторопливо и уверенно, низенький бронзовокожий старик — видимо, Беррон собственной персоной. На рукаве его пиджака был вышит герб дома Рекенте.

— Очень рад вас видеть, теарин, — обратился он к эль-Неренн, шагнул в её сторону. Спутники девушки тут же встали вокруг, взяли оружие наизготовку. Охранники напряглись. Трое из них последовали за стариком. — Боюсь, ваши спутники превысили полномочия. Оперативную съёмку вести нельзя, у вас нет ордера. Я провожу вас, — он протянул руку эль-Неренн. — Ваши спутники отдадут нам аппаратуру и присоединятся к вам — это быстро.

* * *

— Эль-Неренн, — Виккер оттолкнул Карина от микрофона. — Не позволяйте взять себя за руку! Арви, внимание! Ни в коем случае не позволяйте прикоснуться к её рукам — любой ценой! Включите громкую связь!

Эль-Неренн скрестила руки на груди, спрятала ладони подмышками. Беррон улыбнулся.

— Ну что вы, теарин. Вы меня боитесь? Мы пропустим вас. Не беспокойтесь, вас никто не тронет.

— Я это уже слышала, — отозвалась эль-Неренн, глядя ему в глаза. — Пропустите нас, или пожалеете.

— Как неосторожно, — покачал головой старик. — Виккер, вы меня слышите? Вашим людям придётся сдать записи. И образцы, что они взяли. Это нарушение закона.

— Это правда? — Карин схватил Виккера за плечо.

— Нет, — отозвался Виккер. — Он хочет спровоцировать группу. Если они хотя бы замахнутся на Беррона, у него будет повод арестовать их.

— У них газовые гранаты, — шепнула Арви, поворачивая голову в сторону — так, чтобы было видно наблюдателям. — Видите? У тех двоих, в конце коридора. Если они прикоснутся к ним, я открою огонь.

Виккер отреагировал немедленно.

— Арви, достаньте, пожалуйста, бумагу, которую я вам вручил. Покажите господину Беррону. Эль-Неренн и её сопровождающие, Беррон, выступают свидетелями по делу о вооружённом ограблении. Слушание состоится через тридцать минут. Через пять минут им необходимо покинуть дом — всем.

— Слушание? — поднял брови старик. — В ночь на Новый год? Виккер, придумайте что-нибудь поинтереснее.

— Бросьте ему документ, Арви. Спасибо. Беррон, ваши люди сейчас покинут коридор. Вы хотите помешать свидетелям покинуть дом и прибыть на заседание суда? Давайте, задержите их. Снаружи ждёт группа захвата. Они будут в восторге.

Секунды ползли и ползли. Беррон держал бумагу в руках, морщины прорезали его лоб.

— Ладно, Виккер, — он дал знак. — Обеспечьте мне связь с залом суда. Надеюсь, вы понимаете, что будет, если слушание не состоится.

— Прикажите вашим людям покинуть коридор, — голос Виккера. — Время идёт, Беррон.

— Да, разумеется, — старик махнул рукой, отпуская охрану, подошёл ближе к эль-Неренн. Арви держала его на прицеле.

— У вас хороший адвокат, теарин, — он улыбнулся, по-дружески. — Мои поздравления. На этот раз вам повезло. Обоим.

— А вашей госпоже — нет, — отозвалась эль-Неренн, демонстрируя клыки. — Передайте ей, что она забыла зоологию. Альбиносы в неволе не размножаются.

— Мы ещё увидимся, теарин, — адвокат улыбнулся шире. — Вы прекрасный собеседник. Жаль, что вы считаете меня врагом.

— Увидимся, — эль-Неренн оскалилась сильнее. — Обязательно приду на вашу могилу. Скажите, какие цветы вы предпочитаете?

— Ландыши, — старик рассмеялся. — С днём рождения, эль-Неренн. Я непременно выпью за ваше здоровье.

* * *

— Меня знобит, — пожаловалась эль-Неренн, уже в машине. Арви молча взяла её за руки — те были холодными, совершенно неживыми. — Мне холодно.

— Всё в порядке, девочка, — Арви махнула водителю, тот прибавил скорость. — Всё прошло отлично. Осталось совсем немного. Виккер, через десять минут мы будем в участке. Эль-Неренн нужна помощь.

— Не в участок, — голос Виккера. — Подъезжайте к Дворцу Правосудия. Южный служебный вход. Вас уже ждут.

* * *

— Вы серьёзно? — инспектор расхохотался. — Вы что, организовали заседание суда, под Новый год? Как вам удалось, Виккер? Я думал, это был блеф.

— Блефа не получилось бы, — Виккер старался казаться серьёзным, но глаза выдавали его улыбку. — Беррон не новичок. Нет, всё было на самом деле. Мы появились в зале и тут же перенесли заседание — по состоянию здоровья главной свидетельницы. На полгода. Эйзенн постарался — не знаю, что он написал в медицинском заключении, но это помогло. Через полтора месяца будет новое слушание по этому делу.

— По какому именно? — Тигарр наклонился ближе.

— Я сообщу вам. Приходите, сами услышите.

* * *

— Мне кажется, что это подстроено, — призналась эль-Неренн. Вместе с Хольте, они спустились на первый этаж — там было кафе; салон занимал второй и третий этажи. — Так не бывает. Скажи честно — это подстроено?

— Нет, Ньер, — Хольте покачала головой. — Я тут ни при чём. Ты действительно оказалась стотысячной. Совпадение.

— Так не может быть, — упрямо повторила девушка. Она надела второе — из сшитых за вечер — выходное платье. Все взгляды обращались на неё. Какая-то магия, подумала эль-Неренн. Я не могу быть красивой.

Хольте развела руками, улыбнулась.

— Я ни при чём. Сестра одевается здесь, уже давно. Выбирай столик.

Эль-Неренн выбрала, как и в предыдущий раз — ближе к стене, на двоих. Сидела, ощущая взгляды посетителей. Это было приятно — ощущать такие взгляды.

— Теаренти?

Они обе повернули головы.

Низкорослый, темнокожий человек в изысканном сером костюме. На лацкане его был значок с гербом… хорошо знакомым гербом. Ястреб, с пылающими когтями, готовый схватить свою жертву. Дом Рекенте. Вновь подошедший носил тёмные очки. Волосы его, необычного серебристого цвета, были заплетены в косичку.

— Изумительно выглядите, теаренти. Рад, что вы пребываете в добром здравии. Могу ли я рассчитывать на разговор? Это неофициально и недолго.

— Помочь ему покинуть кафе? — Хольте взглянула на эль-Неренн.

— Отчего же, — девушка посмотрела на незнакомца. — Пусть снимет очки, тогда и решим.

Человек тут же снял очки. Тёмные, глубоко посаженные глаза. Лицо его напомнило чем-то лицо Беррона.

— Разрешите купить вам коктейль, теаренти? Это неофициальный разговор.

Эль-Неренн усмехнулась, встала.

— Я буду рядом, — Хольте встретила её взгляд. — Попрошу отложить наш заказ.

Эль-Неренн проследовала к стойке, уселась на свободный табурет. Незнакомец уселся рядом, подозвал бармена. Что-то шепнул ему.

— Вы уже поняли, что я представляю интересы госпожи Аллирон ан Рекенте. Позвольте представиться — Беррон Мейстен, — он положил перед эль-Неренн карточку. Девушка глянула на неё, но не стала забирать.

— Это ваша новая жизнь, господин Беррон? — поинтересовалась эль-Неренн. Собеседник улыбнулся. — Заказать вам ландыши на могилу? Я сегодня щедрая.

— «Беррон» — распространённое имя, теаренти. Мой предшественник, да пребудет под Светом, был лучшим в нашем деле. Я надеюсь, что смогу стать не хуже. Госпожа ан Рекенте заинтересована в том, чтобы разрешить мирно небезызвестный вам конфликт и сделать вам очень выгодное предложение.

Бармен поставил перед ними бокалы. Беррон поднял свой, кивнул и отпил немного. Девушка остановила бармена жестом, вынула из кармашка карточку, показала её. Бармен вручил ей небольшую коробочку — одноразовый телефон. Эль-Неренн молча вставила карточку в гнездо, приложила палец к сенсору — вызов.

— Срочный разговор? — Беррон чуть склонил голову. — Я могу отойти, не хочу мешать вам.

— Нет, зачем же. Я звоню Виккеру Стайену — знаете такого?

— Это излишне, — Беррон хотел выглядеть невозмутимым, но губы его дрогнули. — Разговор неофициальный. Нет необходимости совещаться с вашим адвокатом.

Эль-Неренн посмотрела в лицо собеседника, нажала на другой сенсор, положила телефон рядом с собой, на стойку, сенсорами вниз.

— Спасибо, теаренти, — Беррон вновь отпил из бокала. — Дом Рекенте ни в коей мере не заинтересован во вражде с вами. Я уполномочен заявить это вам лично.

* * *

— И в этот момент… — телефон Виккера исполнил короткую мелодию. — Один момент, инспектор. Это эль-Неренн.

— Опять, — вздохнул Тигарр, понизив голос. Виккер прижал трубку к уху, но не произнёс ни слова. Подождал. Затем усмехнулся, посмотрел на инспектора, нажал несколько кнопок на телефоне и положил трубку перед собой. Прижал палец к губам.

— …Дом Рекенте ни в коей мере не заинтересован во вражде с вами. Я уполномочен заявить это вам лично.

— Это всё, господин Беррон? — голос эль-Неренн.

— Беррон? — одними губами спросил Тигарр. Виккер кивнул.

— Микрофон выключен. Можно говорить, нас не услышат. Умница, эль-Неренн. Я всё записываю, на всякий случай.

* * *

— Это всё, господин Беррон? Уже поздно, я устала и хочу есть.

— Пять минут, теаренти. Я перехожу к делу.

Он положил перед собой ещё одну карточку — тыльной стороной вверх; на ней был всего лишь герб дома Рекенте.

— Госпожа ан Рекенте осознаёт, сколько неприятностей доставило вам последнее недоразумение. Это — ваша банковская карточка. Вы забыли получить её, когда покидали место службы.

Эль-Неренн чуть было не возразила — никакой карточки она не забывала, потому что ни о какой карточке и речи не шло. Всё перечислялось на счёт, открытый иммиграционной службой.

— Госпожа ан Рекенте понимает, что закон не позволяет приобрести гражданство за деньги, но готова помогать вам финансово, если вы согласитесь…

— Никогда, — резко ответила эль-Неренн. — Даже и не мечтайте.

— …Если вы согласитесь поговорить о её предложении — сейчас или в будущем. Она прекрасно понимает, что вы не намерены иметь дело с домом Рекенте сейчас, но, как вы сами говорили, люди всегда могут договориться.

Эль-Неренн оглянулась. Хольте вопросительно приподняла брови — всё в порядке? Девушка едва заметно кивнула в ответ, повернулась лицом к Беррону.

— Изложите её предложение, господин Беррон. Похоже, я успела его забыть.

— Госпожа ан Рекенте знает, что вы являетесь потомком древнего, уважаемого и знаменитого рода, — Беррон понизил голос. — Она заинтересована в династическом союзе вашего дома и дома Рекенте.

— Ах, так вот как это называлось, — насмешливо прищурилась эль-Неренн. — Династический союз. Напоить наркотиками и случить с кем-то из своей семьи. Спасибо, что объяснили.

— Дом Рекенте не будет претендовать на ваших детей, — Беррон опустил взгляд. — Госпожа ан Рекенте в состоянии добиться для вас статуса основательницы дома. Вашего собственного, теаренти. Единственное условие — чтобы в вашем первом ребёнке текла кровь рода Рекенте. Более ничего.

— То… средство, которое мне вкололи, — эль-Неренн прищурилась, приподняла верхнюю губу. — Мне рассказали, что там было. Чем мне это грозило — после того, как я исполнила бы… своё назначение. Хотите узнать? Там длинный список.

— Эль-Неренн, — адвокат явно хотел прикоснуться к её ладони, и эль-Неренн отодвинула руку, не меняясь в лице. — Все люди совершают ошибки. Госпожа ан Рекенте умеет признавать ошибки. Госпожа ан Рекенте умеет быть весьма щедрой. Состояние здоровья не позволяет ей лично принести извинения — пока. Дом Рекенте готов помогать вам. Безо всяких условий — в одной лишь надежде на то, что мы продолжим разговор.

Эль-Неренн посмотрела на свой бокал, к которому так и не притронулась, вновь взглянула в глаза собеседника.

— Интересно узнать, во сколько она меня оценивает, — усмешка вновь возникла на её губах. — У меня замечательный экстерьер, господин Беррон — видите, как все смотрят? Династический союз — прекрасная идея. Думаю, желающих будет много. Вашей госпоже придётся встать в очередь.

— Я понимаю ваши чувства, — Беррон поднялся. — Не стану торопить. Возьмите карточку, прошу вас. Уверяю: если вы согласитесь, то никогда не пожалеете.

— Я подумаю, — ответила эль-Неренн надменно. — Но ничего не обещаю.

Беррон поклонился и покинул кафе. Эль-Неренн забрала телефон, оставленные Берроном карточки и вернулась за столик.

— Всё испортил, скотина, — она мрачно посмотрела в глаза Хольте. — Виккер, вы всё записали? — она поднесла трубку к уху.

* * *

— Виккер, вы всё записали? — голос эль-Неренн. Виккер прикоснулся к телефону, включил микрофон.

— Да, эль-Неренн. Это может пригодиться. Я немедленно приеду к вам, если хотите.

— Пусть приезжает сюда, — предложил инспектор. — Вызовет Хольте и приезжает.

— Это уместно? — Виккер поднял взгляд. — Хотя… все обвинения с неё сняты… так разговаривать, конечно, не очень хорошо, но… Ладно. Рискнём, — он взял трубку. — Эль-Неренн, вас приглашают в гости. Нет, к нашему общему знакомому, — он улыбнулся. — Угадали. Вы сможете найти Хольте? Рядом с вами? Запомните или запишите адрес, я встречу вас там. Хорошо. До встречи.

Он поднялся.

— Я назвал адрес в другой части города. Возьму такси и привезу их сюда — лучше, чтобы о таком визите знало как можно меньше людей.

* * *

— Инспектор! — эль-Неренн была в восторге. — Или уже «комиссар»?

— Кто ей сказал? — Тигарр оглядел остальных.

— Я сама, инспектор. Отчего ещё у вас может быть такой довольный вид?

— Превосходно выглядишь, эль-Неренн, — одобрил инспектор. — Если бы я не знал, что это ты…

Эль-Неренн улыбнулась, чуть не ослепив его блеском клыков.

— Как вам новая подопечная? — инспектор слегка поклонился Хольте. — Меня хватало самое большее на три часа беседы. Что там у вас? — удивился он, глядя, как Виккер помогает вытащить из машины несколько тяжёлых на вид коробок.

— Ужин, — пояснила Хольте. — Отдых в кафе нам испортили, я решила взять всё с собой. Похоже, не зря.

Гостиная была небольшой, но достаточно уютной. На взгляд эль-Неренн, здесь было многовато вещей и пыли.

— Вечер воспоминаний, — Виккер поднял бокал. — Я спрашивал у вас разрешения рассказать кое-что о событиях Нового года, эль-Неренн. Помните?

Улыбка эль-Неренн померкла.

— Да, Виккер. Зачем только, не пойму. Может, мне не следовало приезжать?

— Ну почему же. У меня для вас кое-что есть.

Виккер открыл портфель, некоторое время копался в нём.

— Возьмите, эль-Неренн. Я выполняю просьбу Аголан Рекенте. Думаю, теперь могу передать её подарок.

Он бережно протянул девушке медальон на цепочке. Та приняла его, медленно поклонилась.

— Спасибо, Виккер, — она подняла взгляд. — Что с ней?

— Аголан Рекенте живёт в одном из владений дома на юге графства Тессегер. Я не знаю точно, где именно. Знаю, что с ней всё хорошо. Через пять лет она станет главой дома.

— Сколько ей лет? — усмехнулась Хольте. — Шесть? Не рановато ли?

— Аллирон ан Рекенте вступила во владение домом в девять лет, — Виккер не улыбался. — У неё были хорошие учителя. Она избежала трёх покушений, в год, когда стала главой дома. Не сомневаюсь, она очень серьёзно относится к воспитанию внучки.

Адвокат встал.

— У вас есть проигрыватель, Тигарр? А… вижу, есть. У меня ещё одна вещь для вас, эль-Неренн. Перед тем, как мы отвезли Аголан домой, она попросила оставить вам послание. Мы записали его, — Виккер протянул девушке полупрозрачную кассету, с голографическим клеймом. Мы выйдем? — он оглядел остальных. Инспектор кивнул и поднялся. Поднялась и Хольте.

— Останьтесь, — эль-Неренн подошла к проигрывателю. — Вы ведь это уже видели, Виккер. Вы записывали?

Виккер кивнул.

— Я буду на кухне, — инспектор вышел и закрыл за собой дверь.

— Я тоже, — Хольте некоторое время колебалась, затем встала и направилась к двери.

— Согласен, — Виккер кивнул. — Позовите нас, когда будет можно.

* * *

— Это и есть Аголан Рекенте? — инспектор приостановился на пороге. Последний кадр висел в воздухе — голографическая развёртка. Девочка, серьёзная и сосредоточенная, смотрела — вероятно, прямо в объектив. — Смотрите, какая важная. Вся в бабушку.

Хольте вошла и споткнулась на ровном месте. Медленно подошла к «призраку» — изображению девочки, подняла взгляд.

— Это Аголан? — она взглянула в лицо Виккера. Тот кивнул. Хольте присела перед изображением, глядя в лицо Аголан. Обошла изображение, вновь присела так, чтобы встретиться взглядом с фантомом.

— У неё есть родинка… на шее, вот здесь? — Хольте повернулась лицом к эль-Неренн. Девушка кивнула.

— Совсем маленькая, чуть выше ключицы, — подтвердила она. — Что такое, Хольте?

Хольте подошла к проигрывателю, вынула из кармана небольшой кожаный футляр — там она держала визитки и прочие карточки — вынула крохотную кассету — «монетку».

— Можно? — спросила она, указывая на проигрыватель. Эль-Неренн кивнула. Хольте заменила кассету. Попала в гнездо не с первого раза — инспектор отметил, что руки её дрожат.

Изображение возникло в воздухе. Лас-Тесан — в тех самых апартаментах, осознала эль-Неренн. С книжкой в руке. Такая же сосредоточенная, губы поджаты, глаза прищурены. В лёгкой куртке — видимо, как раз перед отъездом.

Инспектор присвистнул.

— Ну и дела, — заключил он. — Это ваша дочь, Хольте? Та, о которой…

— Да, — резко ответила Хольте и выключила проекцию. Забрала «монетку». Вернулась в кресло, взяла бокал и осушила его, залпом.

— Сходство поразительное, — согласился Виккер. — Я знаю, о чём вы подумали, Хольте. Но не могу устроить вам встречу с Аголан.

— У неё брали кровь на анализ, — подал голос инспектор. — Тогда, в ночь на Новый год. Я не уверен, что результаты…

— Могли и сохраниться, — согласился Виккер. — Я постараюсь выяснить. Но прошу, инспектор — это необычайно тонкий лёд. Идите очень аккуратно. Пока дом Рекенте охотился за эль-Неренн, ситуация казалась мне понятной. После сегодняшнего разговора с Берроном — уже нет.

— Интересно, что там, — эль-Неренн бросила на стол банковскую карту Рекенте. — Точнее, сколько.

— Сейчас узнаем, — Виккер поманил её к себе, положил портфель на журнальный столик. Извлёк оттуда чёрный «пенал» — блок связи — и два полупрозрачных коврика. Из одного получился экран, из другого — клавиатура. — Вставьте её вот сюда.

На экране возникла эмблема Государственного Банка.

— Приложите палец… любой, вот сюда. Сейчас всё увидим.

Изображение изменилось. Инспектор и Хольте встали, подошли поближе.

— Триста тысяч, — медленно произнёс инспектор. — Моя пенсия за сорок лет. Ну почему меня никогда не подкупали?

Лицо эль-Неренн окаменело.

— И я что — могу забрать эти деньги? Прямо сейчас?

Виккер пожал плечами.

— Счёт на ваше имя. Открыт — смотрите — в новогоднюю ночь. Перевод совершён тогда же.

— Липа, —заявил инспектор презрительно.

Виккер отрицательно покачал головой.

— Вряд ли. Я видел такое и раньше.

— Это смешно, Виккер. Откуда она могла знать, что ей потребуется…

— Не знаю, — Виккер провёл ладонью по клавиатуре, погасил экран. Вручил карточку эль-Неренн. — Деньги ваши, теарин. Я знаю, что мы, четверо, связаны с Рекенте сильнее, чем хотелось бы, — он явно колебался. — В ту же ночь, уже после того, как вы уснули, теарин, у меня был разговор с покойным Берроном. Долгий. Не стану его пересказывать. Вот, — он вынул из портфеля тяжёлый чёрный куб — мини-сейф. Долго колдовал над ним, прежде, чем тот открылся.

— Это я получил от Беррона, — он показал карточку. — Не от него лично, конечно. Анонимно. Но он намекнул, более чем прозрачно. Смотрите, — он вставил карточку в гнездо, набрал что-то на сенсорах.

— Пятнадцать миллионов, — произнёс инспектор шёпотом. — Великое Море! И вы их не тронули?

Виккер усмехнулся, покачал головой, убрал карточку. Спрятал в сейф.

— Я наёмный работник, инспектор. Мои услуги можно купить. Меня самого тоже пытались купить — несколько раз. Предложение Беррона было самым щедрым.

— Спасибо, Виккер, — эль-Неренн подняла голову. Хольте, которой самой было не очень хорошо, увидела на лице девушки то же выражение, что было предыдущей ночью — безнадёжность. — Что он хотел?

— Вас, теарин. От меня требовалось на пять минут отлучиться из дома. Позвонить в полицию, сообщить о похищении. Беррон любит… извините, любил говорить откровенно. Прямым текстом.

— Хватит, — эль-Неренн встала. — Хватит о Рекенте. Свет на ней клином не сошёлся. Инспектор, простите… Можно мне где-нибудь немного полежать?

— Да, конечно, — инспектор поднялся. — Хольте, не поможете? Женская половина слева по коридору. Там, правда, беспорядок — я ведь один живу.

* * *

— Что-то подсказывает мне, — Тигарр устроился поудобнее в кресле, — что мы встречаемся не в последний раз. Как она, Хольте? Спит?

— Спит, — подтвердила Хольте. — Свалилась на ходу. Пришлось раздевать уже спящую. Перенервничала.

— Ваша очередь, инспектор, — Виккер налил себе ещё вина. — Расскажите, зачем вам нужны были подробности её бегства? Что за картину вы упоминали?

— Это моё личное расследование, — Тигарр пригладил волосы. — На убедительную версию не потянет. Слишком мало фактов. Вкратце: её направили сюда. Специально. И не одну — кто-то здесь помогает ей. Не считая нас троих. Не удивлюсь, если сама она об этом не знает и даже не догадывается.

— Кто послал и зачем? — Хольте, после того, как её уговорили поесть, стала выглядеть намного лучше.

— Не знаю, кто, теарин. Я начал собирать факты и строить теории только после Нового года. В свободное время — а его немного.

— Тогда зачем?

— Выявить преступные группировки. Стравить их. Вынудить передраться. — Инспектор поднялся, подошёл к стеллажу. Взял оттуда папку. — За нашей девицей охотилось более пятидесяти человек. Аспида вы помните, надеюсь. На нём более сотни убийств, похищений, терактов. Я говорю про те, где его участие может считаться доказанным. У Аспида не было осечек. Ни одной! Это был «невидимка» — менял внешность каждые несколько месяцев.

— Да, после Аспида она останется знаменитостью, — согласился Виккер.

— Тот день, когда мы сидели в засаде. Ещё пятеро! Двое, которые в больнице — Верзила Хаэги и Череп Баэр. Оба — «невидимки». Использовали чужую внешность, маркерные следы. В общей сложности — пять сотен убитых. Мясники. «Мама Львица» потеряла лучших. Есть у нас источники поблизости от Львицы, так вот: она отказалась работать с домом Рекенте. Все, кого наняла Старуха, потерпели поражение. Трёх наёмников мы упустили. Более тридцати убиты — всего за неделю. Что скажете?

— Слишком хорошо для простого совпадения, — согласился Виккер. — И все они охотились за эль-Неренн?

— Верно. Аллирон ан Рекенте бросила все силы, использовала все связи. Вряд ли она сможет рассчитывать на эти связи в ближайшее время — потери огромны. В большинстве случаев всё выглядит, как смерть от несчастного случая. Как в случае с вашей дочерью, — Тигарр кивнул Хольте. — Я могу признаться, теарин. Мы не смогли бы спасти её. Ни единого шанса.

— Несчастные случаи, — задумался Виккер. — Иными словами, спецслужбы.

— Возможно, — Тигарр поднялся на ноги, прошёлся по комнате. — Не всё укладывается в такое объяснение, но очень многое. Не считая дома Рекенте, в республике пять «центров силы», крупных преступных объединений, «теневых домов». Два из них, включая «Маму Львицу» и её «прайд», перестали что-либо значить. Мы поймали с поличным столько людей Львицы, что появился шанс, в кои-то веки, взять её саму. Понимаете? Есть доказательства. Неопровержимые, железные доказательства. И не только против неё.

— Я не думаю, что Ньер на кого-то работает, — высказалась Хольте. — У меня не так много опыта, инспектор, но я верю интуиции. Она старается для себя самой.

— Помимо попыток её похищения, есть что-нибудь? — поинтересовался Виккер.

— О, хватает. Всё это была крупная рыба. Мелкой намного больше. Знаете, как жила наша подопечная два первых года? Куда-нибудь приходила или приезжала, заходила в первую попавшуюся дверь — и находила работу. Представляете? С первого раза. Зарабатывала, уходила дальше. А когда уходила, там всегда кого-нибудь ловили. Там, откуда она уходила. Я проследил — одна и та же картина. Появляется эль-Неренн, работает, уходит с деньгами — облава.

— Впечатляет, — усмехнулась Хольте. — Неужели её никто не заподозрил?

— Бывало, — пожал плечами Тигарр. — Только они, знаете, не выживали. Прямо как здесь — несчастные случаи. Девица успела поработать в восемнадцати городах. Куда её только не заносило!

— Да, между прочим, — Виккер потёр глаза. — Она здорова. Исключительно здорова — кроме сбоя цикла, у неё ничего нет. Никаких болячек, никаких неприятностей. Про паразитов вы сами знаете — никогда не было. Ни снаружи, ни внутри. И зубы — ни у кого таких не видел. А питалась она, так скажем, неважно.

— Вы меня не разыгрываете? — Хольте встала. — Это всё правда?

Её собеседники переглянулись, кивнули.

— Сегодня мы зашли в салон — знаете, я уговорила её заказать нормальную, человеческую одежду. Она оказалась стотысячной клиенткой. Всё заказанное — бесплатно.

— Да, ей везёт, — кивнул инспектор. — Я и говорю — помогают ей. Так не бывает. Есть, правда, крупные неувязки — скажем, бегство из дома Рекенте. Но я ведь только начал расследование.

* * *

Эль-Неренн нечасто снились сны. И никогда они не были приятными.

В этот раз она «проснулась» там же, где заснула — свалилась. В небольшой комнатке для гостей, в доме инспектора Тигарра. Проснулась, услышав крик. Жалобный крик.

То, чем казалась комната во сне, удручающе походило на неё же в «настоящем» мире. Но ощущения не обманывали — это сон.

Вновь крик. Детский крик, удаляющийся. Эль-Неренн подбежала к двери (бегать во сне было одним удовольствием), распахнула её.

Зеркала. Повсюду — на стенах, зеркальный пол под ногами, зеркальный потолок. Стоило ненароком глянуть на своё отражение, как глаза словно пронзало раскалённой иглой — так было больно. Крик раздался вновь — крик смертельно испуганного человека, не знающего, где искать спасения.

Эль-Неренн узнала голос. Аголан Рекенте. Она уже слышала этот крик — раз или два девочке снились кошмары.

— Аголан! — крикнула она и эхо несколько раз вернуло крик — искажая, то усиливая, то ослабляя. Бежать было нелегко, зеркальный пол оказался скользким. Глаза резало страшно — и это не добавляло радости.

Крик приближается. И ещё звуки — медленные, тяжёлые шаги. Кто-то приближается. Неторопливо, неотвратимо.

Аголан оказалась за следующим углом. Сжалась в комочек в углу, закрыв глаза ладошками. Когда эль-Неренн появилась из-за угла, девочка отняла ладони и кинулась навстречу.

Шаги. Пол, стены дрожат, волны идут по зазеркалью, потрескивает потолок.

— Тихо, — шепнула эль-Неренн, прижимая к себе «находку». Девочка крепко обхватила её шею, бежать стало неудобно.

Поворот, ещё поворот. Проход… здесь был проход! Она пробегала мимо него!

Эль-Неренн повернула назад — тупик возник за поворотом.

Одно из зеркал на стене со звоном раскололось. Чернота показалась по ту сторону, ледяной ветер ворвался оттуда, сбивая дыхание, обжигая лицо. Шаги. За спиной. И что-то шевелится там, в черноте.

Грохот. Рушится вся стена за спиной. Эль-Неренн оттолкнулась и, не оборачиваясь, ринулась в черноту.

* * *

Она вскочила. Комната, где её уложили спать. В комнате царил полумрак — фонари на улице рассеивали мглу, свет просачивался сквозь шторы.

Одеваясь, эль-Неренн едва не разорвала тонкое, невесомое платье. В комнате становилось страшно, по-настоящему страшно. Она распахнула дверь и… едва не сшибла с ног Хольте.

— Что такое? — она схватила девушку за плечи. — Это я, Ньер. Что случилось?

Эль-Неренн прижала ладонь к лицу, стиснув зубы. Досчитала до пяти.

— Что-то приснилось?

Эль-Неренн кивнула.

— У меня плохие предчувствия, Хольте. Мне редко снятся сны. Аголан… что-то с Аголан Рекенте.

Хольте прищурилась.

— Должно случиться? Или уже случилось?

— Не знаю. Я… — эль-Неренн не сразу осознала, что говорит. — Я не уверена, что видела Аголан. Это могла быть Лас-Тесан.

Хольте резко развернулась, быстрым шагом направилась в гостиную. Я спала всего два часа, удивилась эль-Неренн, глянув на часы. А показалось — сутки.

— Всё в порядке, эль-Неренн? — Виккер взглянул ей в глаза. — Плохой сон?

— Инспектор, — Хольте взяла эль-Неренн за руку. — Кто охраняет Лас?

— У меня где-то записано. Что случилось, теарин?

— Я хочу с ними связаться. Пожалуйста. Это срочно.

Тигарр кивнул, взял телефон, отошёл к стеллажу, набрал номер.

— Вам что-то приснилось? — Виккер поднялся на ноги. — Что-то про Лас-Тесан?

— Или неё, или Аголан. Мне не нравятся такие сны, теариан.

Виккер молча извлёк свой телефон, некоторое время думал, прежде чем набрать номер.

— Там всё в по… — инспектор оглянулся, увидел Виккера, и понизил голос. — Нет оснований для беспокойства, Хольте. Но я попросил усилить бдительность.

— Беррон? — Виккер жестом попросил остальных замолчать. — Доброй ночи. Да, это Стайен. Нет, я не знаю, о чём вы говорили. Нет. У меня сообщение для госпожи ан Рекенте. Дело касается Аголан Рекенте.

Виккер поднял бокал, продолжая прижимать трубку к уху, допил то, что оставалось на донышке.

— Нет, я не знаю, где Аголан. Но у меня сведения из надёжных источников. Вам лучше узнать, что там происходит, побыстрее. Нет. Считайте это ответной любезностью.

Виккер спрятал трубку в карман и уселся.

— Что ещё за «ответная любезность»? — подозрительно воззрилась эль-Неренн.

— Я оставляю ему право трактовать мои слова, — усмехнулся Виккер. — Вероятно, он подумал, что я убедил вас продолжить разговор. Зачем мне его разубеждать?

— Если честно, — эль-Неренн оглянулась, — я страшно хочу есть. Так и не поужинали.

— Сейчас, — Хольте указала на оставшуюся нетронутой коробку. — Виккер, не поможете?

* * *

— Вы знаете, где я должна буду работать? — эль-Неренн подняла взгляд. Третий час ночи. Но спать не хотелось. Инспектор кивнул.

— Можете сказать?

— Официальное уведомление получите через неделю, — Тигарр с сожалением посмотрел на опустевшие бутылки. — Километров пятьдесят на восток. Семья Эверан. Их фамильное поместье.

— Это хорошее место, — высказалась Хольте. — Я слышала о них. Семья с давней историей.

— Как и Рекенте, — проворчала эль-Неренн.

— Я всё проверил несколько раз, — возразил Виккер. — Эль-Неренн, вы справитесь. Я постараюсь узнать как можно больше. К прислуге там относятся гораздо лучше.

— Я помогу тебе, — вызвалась Хольте. Подошла, присела рядом с креслом девушки, положила свою ладонь поверх её. — Знаешь, есть некоторый опыт. Маленькие женские хитрости, — произнесла она, понизив голос. — Научу тебя кое-чему. Очень помогает, поверь.

Эль-Неренн фыркнула, рассмеялась. Виккер скрыл улыбку.

— Хольте будет на связи, — инспектор постучал пальцами по столу. — Насколько я знаю, прислуге разрешается выезжать в город — три-четыре раза в месяц. Обязательно уведомляйте о каждой такой поездке — пользоваться телефоном там тоже разрешено.

* * *

Телефон. Виккер оторвался от атласа — они с Тигарром горячо обсуждали знаменитое морское сражение в бухте Тафрон, после которого власть Империи над всем экваториальным поясом стала неоспоримой. Эль-Неренн с интересом слушала. Хольте задремала в кресле.

— Стайен, — отозвался Виккер. — Да, Беррон, слушаю. Понятно. Рад, что успели. Нет, я не могу назвать вам источник. Мне не нужны неприятности с полицией.

Эль-Неренн встретилась взглядом с инспектором. Тот усмехнулся, отвёл взгляд.

— Передавайте мои лучшие пожелания, — Виккер кивнул. — Не за что. — Дал отбой и встал, приглаживая волосы на затылке.

— Полчаса назад на Аголан Рекенте было совершено покушение. Попытка покушения, — поправился он. — Двое нападавших задержаны, шестеро убиты в перестрелке. Наследница не пострадала.

Эль-Неренн кивнула, закрыла глаза. Инспектор заметил, что правая рука её сжата в кулак; цепочка свисала из него. Медальон, подарок Аголан.

— Ну что же, — Виккер оглядел собравшихся. — Совпадения продолжаются? Теперь дом Рекенте в долгу передо мной. Перед вами, конечно, — он взглянул в глаза эль-Неренн. — Но они этого пока не знают.

— Если им сказать, — эль-Неренн убрала медальон в кармашек. — Отстанут от меня?

Хольте отрицательно покачала головой.

— Не думаю, эль-Неренн, — Виккер развёл руками. — Беррон говорит далеко не всё. Простите мне эти слова, но если ан Рекенте хочет породниться со всеми Великими Домами — есть такое предположение — то это можно сделать иначе. Никого не похищая. Желающих будет с избытком — дом Рекенте очень богат.

— И все эти желающие — альбиносы? — усмехнулась эль-Неренн. — Виккер, всё время, пока я живу здесь, в республике, на меня смотрят, как на обезьяну в зоопарке. «Смотрите, она разговаривает!» — эль-Неренн раскрыла глаза пошире, произнося фразу неприятным пискливым голосом. Хольте рассмеялась.

— Альбиносы — вряд ли. Вы — первая, кого я встретил, — Виккер поклонился. — Я не хотел выяснять, отчего к вам проявляют такой интерес. На то есть много причин. Главная — я не знаю, к кому обратиться за помощью. Дом Рекенте не любит, когда интересуются его делами.

— Думаю, я могу как-то помочь, — Тигарр вступил в разговор. — Конечно, никаких обещаний. Никаких официальных запросов. Кроме того, потребуются деньги, много денег.

— Много? — эль-Неренн нехорошо улыбнулась, вновь вынула банковскую карточку. — Трёхсот тысяч хватит?

Тигарр рассмеялся.

— Да, неплохое применение деньгам. Хватит. Ещё и останется.

— А встречу с Аголан устроить тоже можно? — эль-Неренн оглянулась, поймала взгляд Хольте.

— Стойте! — инспектор поднял ладонь. — Это не шутки. Эль-Неренн, вы понимаете, что будет, если хотя бы намёк на подобное расследование просочится — сейчас?

Девушка подошла к нему вплотную.

— Но вы же можете, правда?

— Знаете, как это называется, эль-Неренн?

Девушка застенчиво улыбнулась.

— Ой, это такие страшные слова, инспектор. Только не вслух, прошу вас. Не пугайте меня.

Инспектор отвернулся, сделал несколько шагов в сторону окна и только там расхохотался. Едва не упал на пол, споткнувшись о стол.

— В гроб меня вгоните, — он вернулся в кресло. Эль-Неренн продолжала смотреть на него, выражением лица была сама невинность. — Никаких обещаний, эль-Неренн. Понимаете?

— Конечно, инспектор, — ответила девушка с жаром, — я ведь ничего и не просила.

8. Кнут и пояс

Поместье Эверан-Тиро оказалось огромным. Эль-Неренн думала, что её привезут в лучшем случае в большой дом — как было раньше, включая дом семьи Рекенте. Но здесь… высокий каменный забор тянулся и тянулся, местами из-за него выглядывали крыши строений.

Машина затормозила. Добрались. До города километров двадцать, не меньше.

Сопровождающий — мрачный пожилой служащий иммиграционной службы — молча выставил вещи девушки у небольшой дверцы в стене. Прикоснулся ладонью к панели селектора. Шепнул что-то в стену рядом с панелью — прилегающая к дверце часть стены осветилась.

— Вас встретят, — он взглянул в лицо подопечной, склонил голову. Та кивнула, выпрямилась. С формальностями покончено.

— Удачи, — впервые за всё время поездки он улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ. — Держитесь подальше от неприятностей. Виккер просил передать, чтобы вы не падали духом.

— Никогда, — она вновь кивнула. — Спасибо.

Машина мягко завелась и стремительно исчезла в сгущающемся сумраке. Но никто не торопился открывать дверцу вновь прибывшей. Эль-Неренн это не очень обеспокоило. В разных семьях настолько разные порядки, что…

Он повторяла, про себя, те правила, которые должна помнить. Всегда. То, чему обучала её Хольте последнюю неделю.

Минут через десять дверцу открыли. Вышли двое — несомненно, слуги — седовласый высокий старик и парень, на вид — её возраста. Ни улыбки, ничего — просто кивок. Парень вежливо взял её под локоть и указал, куда идти. Старик забрал её вещи — два больших чемодана. Всё, что рискнула взять с собой.

Как красиво вокруг!

Сумрак стремительно сгущался, но сад, через который пролегала дорожка, выглядел впечатляюще даже в сумраке.

* * *

Запахи накатывали волной. Когда она проходила медосмотр перед поездкой сюда, врач предупредил, что последствия пережитого будут проходить медленно. Что органы чувств долго ещё будут вести себя странно. Выдал какие-то таблетки. Признаться, эль-Неренн перестала доверять врачам. Особенно — после печального знакомства с личным врачом Рекенте…

Она тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Её провели в просторную комнату — два коридора, пять поворотов и три двери. Оставили одну, без единого намёка на то, чего и сколько ждать.

Девушка не сомневалась, что за ней наблюдают. Взгляд ощущался. Хотя ни звука, ни запаха чужого присутствия. Виккер позвонил прямо в машину, пока они ехали. «Будьте предельно осторожны», были его слова. Пятый раз, вновь подумала эль-Неренн. Должно повезти. Обязано. Столько мерзкого уже случилось за эти пять лет — на всю оставшуюся жизнь хватит.

Потолок возвышался метрах в пяти над головой. Высокие окна, с настоящим стеклом — пластик, видимо, не в почёте. Но и современный мир проник сюда: сигнализация, камеры слежения, а в саду — девушка была готова поклясться — росли два «электрических дерева».

Камин — настоящий — по правую руку. Над ним — коллекция холодного оружия. Флаг дома — над двумя старинными мечами. Каменный пол и единственная ковровая дорожка, взбирающаяся по ступеням — в дальней части комнаты. Прямо тронный зал, подумала девушка, стараясь не улыбаться. Точно.

Рядом со входом, в углу по левую руку, обнаружились три деревянных стула; угол слегка затенён. Подумав, эль-Неренн отошла туда, но садиться не стала. Воспоминания о четырёх предыдущих местах работы не угасли. Прислуге в таких помещениях не положено садиться, пока не велят. А не велят почти никогда.

Встала и принялась ждать. По полу скользил ощутимый сквозняк, «пробуждающееся» обоняние выхватывало оттенки домашних запахов.

Прошло не менее получаса (часы на каминной полке гулко пробили один раз), прежде чем отворилась дверь в дальнем конце комнаты и появилась высокая, пожилая женщина в одеянии, явно напоминающем флаг дома. Она мельком взглянула на эль-Неренн и, не говоря ни слова, опустилась в кресло рядом со входом. «Трон», мысленно назвала его девушка.

«Слуг не видно и не слышно».

Вошедшая взглянула на эль-Неренн и едва заметно поманила её рукой.

* * *

Эль-Неренн медленно подошла, так же медленно и церемонно опустилась на колено. Замерла, глядя в пол перед собой.

«Слуги не смеют смотреть в глаза».

— Приветствую вас в доме Эверан, — произнесла женщина и улыбнулась. Улыбка была холодной. — Можете подняться.

Эль-Неренн выполнила указание, продолжая держать голову склонённой.

— Я ознакомилась с вашим послужным списком, — продолжала женщина. Сейчас только эль-Неренн заметила на голове её тонкую диадему. Хозяйка дома. Как и большинство коренного населения Норвена, глава семьи Эверан оказалась бронзовокожей, черноволосой. Необычайно широкоплечей — для женщины. Лицо выдавало её возраст — за пятьдесят, как сказали эль-Неренн. Диадема была её единственным украшением, хотя дом не из бедных. — Бумагам я верю меньше, чем людям. Я намерена принять вас на работу, эль-Неренн, но вначале хотела бы задать несколько вопросов.

Эль-Неренн хранила молчание, не выдавала никаких эмоций. «Слугам незнакомы эмоции».

Хозяйка дома кивнула вновь.

— Эль-Неренн — детское имя. Можете ли вы назвать мне ваше настоящее имя, если оно есть?

— Прощу прощения, госпожа. Моя матушка не успела объявить моё настоящее имя.

— Но вы знаете его?

— Да, госпожа.

Женщина прикрыла глаза на несколько секунд.

— Судя по бумагам, вы родом с архипелага Тирр, — продолжила хозяйка дома.

— Да, госпожа. Я бежала оттуда пять с небольшим лет назад.

— Вы знаете, как много людей сейчас утверждают, что они — беженцы с Тирра?

— Да, госпожа. В полиции и иммиграционной службе моим словам не поверили.

— Но вы продолжаете утверждать, что вы родом с Тирра?

— Да, госпожа.

— Вы состоите в родстве с каким-нибудь из домов, что вели войну на Тирре?

— Не могу утверждать с уверенностью, госпожа. Я мало знала о том, кто мои родители. Меня воспитывали вдали от них.

Женщина кивнула в очередной раз и улыбнулась.

— Поступая к нам на работу, вы будете обязаны соблюдать множество правил, эль-Неренн. Сразу говорю, лёгкой работа не будет. Вы знаете, что будет, в случае, если я останусь вами недовольна?

— Да, госпожа. Я буду выслана из страны. Или останусь в исправительном учреждении, бессрочно.

— Вас это не пугает?

«Слуги не знают слова „Нет“».

Эль-Неренн выпрямилась, улыбнулась, взглянула в лицо собеседнице. Не в глаза — в лицо.

— Я отучилась бояться жизни, госпожа. Я уверена, что справлюсь.

— Почему?

— Я приношу удачу тем, кто улыбается мне, госпожа. Так говорила моя мама.

Хозяйка дома улыбнулась шире, уже дружелюбно и тепло.

— Что ещё говорила ваша мама?

— Что нерадивый слуга не может стать хорошим хозяином, госпожа.

Хозяйка дома встала.

— Я принимаю вас на работу, эль-Неренн. Если вы согласны работать здесь, встаньте по правую руку от меня. — Она извлекла из кармана колокольчик и позвонила. Звук показался слишком тихим, чтобы его кто-нибудь заметил.

Эль-Неренн встала по правую руку от новой хозяйки. Через несколько секунд в комнату вошла служанка — девочка едва ли десяти лет от роду. Тоже родом из этих мест — бронзовая кожа, чёрные волосы, глубоко посаженные тёмно-зелёные глаза. Она неторопливо приблизилась к хозяйке и замерла, почтительно глядя ей в лицо.

— Тимо, — обратилась хозяйка дома. — Это наша новая служанка, эль-Неренн. Пригласи сюда теарин Леронн. Распорядись относительно комнаты для эль-Неренн. После того, как она произнесёт Touan-es-Mithar, ты покажешь ей дом.

Девочка слегка поклонилась, метнула испуганный взгляд на вновь прибывшую. Убедившись, что других указаний не будет, она быстрым шагом подошла к боковой двери (рядом с камином) и исчезла за ней.

Обе оставшихся замерли, словно не замечая присутствия друг друга.

* * *

— Вам доводилось произносить Touan-es-Mithar?

«Слуги не знают слова „Нет“».

— Вряд ли, госпожа.

— Вы знакомы с языком альвари?

— Очень смутно, госпожа. Не было возможности выучиться.

Хозяйка кивнула, так и не повернув головы к собеседнице.

— В этом доме за всё отвечает старшая из прислуги, теарин Леронн. Вы подчиняетесь ей во всём. Всегда. Мои распоряжения — на первом месте, но я редко вмешиваюсь в дела прислуги. Помните: только я могу отменить приказание теарин. Никто больше.

Эль-Неренн кивнула.

— Я поняла, госпожа.

— Touan-es-Mithar — формула, которую обязаны произнести те, кто нанимается в слуги. Не пытайтесь воспринимать её буквально. Всё, что она обязывает вас делать — подчиняться мне и старшей.

Эль-Неренн кивнула вновь.

— Остальное вам расскажут.

Из боковой двери появилась уже знакомая эль-Неренн девочка — Тимо — и старшая, теарин Леронн. Последняя на вид казалась ровесницей эль-Неренн. Чем-то походила внешне — светловолосая, высокого роста, уверенное выражение лица, тёмные глаза, почти белая кожа.

Одеяние старшей притягивало взгляд. То же светло-зелёное платье, что и на Тимо — но с красным воротником, красным широким поясом. Кнут, свёрнутый кольцом, был пристёгнут к поясу справа — и кнутом этим, похоже, пользовались часто. Множество кармашков — вряд ли украшения. Золотистый шнурок свисал с одного из них. Светло-зелёная шапочка с красным же шариком на макушке. Старшая взглянула на вновь прибывшую, не выдавая никаких эмоций, медленно и низко поклонилась хозяйке дома. Девочка сделала то же самое.

— Эль-Неренн поступает в ваше распоряжение, теарин. Приступит к работе с понедельника. Пусть Тимо ознакомит её с тем, как мы живём.

Старшая кивнула и взглянула в глаза эль-Неренн. Та выдержала взгляд, хотя…

«Слуги не смеют смотреть в глаза».

Старшая едва заметно усмехнулась.

— Тимо, — хозяйка дома взглянула на девочку, та вновь поклонилась. — Эль-Неренн не знает Touan-es-Mithar. Помоги ей.

Девочка выступила вперёд и поманила новенькую к себе. Эль-Неренн подошла, остановившись в двух шагах от старшей. Та не меняла выражения лица. Тимо встала слева от эль-Неренн.

— Опустись на правое колено, — шепнула она и опустилась первой.

Эль-Неренн повиновалась, не меняя выражения лица. Старшая не отводила взгляда от её глаз.

— Повторяй за мной, — приказала девочка (явно напуганная тем, что находилась рядом с альбиноской) и принялась медленно и тщательно выговаривать слова на мало знакомом языке. Эль-Неренн постаралась воспроизвести всё в точности, включая интонации.

Старшая шагнула вперёд и, сняв перчатку, прикоснулась кончиками среднего и безымянного пальца ко лбу эль-Неренн.

— Можешь встать, — сообщила Тимо. Встала первой и сделала шаг в сторону.

— Добро пожаловать в дом Эверан, — старшая впервые заговорила. Голос оказался высоким. Ей лет двадцать, не больше, поняла эль-Неренн. Когда успела дорасти до старшей? Служит здесь с рождения?

Эль-Неренн склонила голову, ожидая продолжения. Старшая кивнула.

— Тимо проводит тебя, — старшая вручила вновь нанятой золотистый шнурок — похожий на тот, что был у самой. — Она всё объяснит. Завтра я вызову тебя, а до тех пор отдыхай.

— Могу я спросить, теарин? — вежливо поинтересовалась эль-Неренн и старшая иронически улыбнулась, кивнула. — Почему я приступаю к работе только с понедельника?

— Не терпится? — старшая взглянула в лицо Тимо, что-то шепнула той. — Ещё не обрадуешься. Вначале тебе всё покажут, всё расскажут. Правил не слишком много, но соблюдают их строго. Это, — она прикоснулась к кнуту, — не для украшения. Ясно?

— Ясно, теарин, — кивнула эль-Неренн. После карцера в «зверинце» кнутом ты меня не испугаешь, подумала она.

— Тимо тебя проводит, — старшая указала направление. — Отдыхай, пока можешь.

И удалилась — в ту же дверь, в которую, похоже, вышла хозяйка дома. Эль-Неренн осознала, что та покинула их, едва только формула была произнесена.

— Нам сюда, — шепнула Тимо, потянув девушку за рукав. — Не смотри по сторонам, здесь не положено.

— Слушаюсь, — эль-Неренн с трудом скрыла улыбку. Девочка, похоже, очень гордилась отведённой ей ролью и исполняла её совершенно серьёзно.

* * *

Просыпаться долго не хотелось. А вставать хотелось и того меньше.

Звуки жилого дома. Слабые, но явственные. Солнце давно уже встало, осознала эль-Неренн. Запахи… старый дом, много людей. В этой комнате долгое время никто не жил. Эль-Неренн медленно потянулась… восхитительно.

Послезавтра начинается служба. Стоило подумать об этом, и настроение оказалось испорченным. Полгода, эль-Неренн. Сто пятьдесят шесть дней. Семь месяцев. «Вы справитесь», сказал Виккер. Ему легко это было говорить.

Как я устала прислуживать, подумала эль-Неренн. Последнюю неделю «свободы» она успела привыкнуть к тому, как можно жить, когда тебе не угрожает высылка — и новые поиски того, где, как и зачем жить…

Кто-то в комнате. А, это Тимо. Интересно. Почему она у меня?

Эль-Неренн приоткрыла глаза. Девочка стояла, на цыпочках, у книжной полки, с любопытством глядя на расставленные там книги — энциклопедия, «Чудеса мира», издана в начале прошлого века. Отец собирал её, отыскивая разрозненные тома. Рядом — три тома «Легенд и мифов древнего мира». И ещё кое-что. Не смогла удержаться, взяла с собой. Читать здесь не возбраняется — было бы время читать.

— Интересно? — эль-Неренн спросила громко, прикрыв глаза. — Любишь читать?

— Ой! — девочка подпрыгнула. — Я разбудила тебя?

— Нет, — эль-Неренн уселась в постели. — Почему ты здесь? Мне пора вставать?

Девочка опустила голову.

— Я постучала… ты разрешила войти. И снова уснула. Я хотела уйти, — девочка оглянулась на книжную полку. — Я ничего не трогала!

Трогала, поняла эль-Неренн, скрывая улыбку. Но всего лишь трогала. Любопытная…

— Вот твоя одежда, — Тимо указала на кресло. — Я буду за дверью. Позови, я помогу тебе одеться.

И убежала. Дверь затворила тихо.

Эль-Неренн глянула на кресло и покачала головой. Это всё нужно надеть? Да, тут без помощи не справиться. Как просто было в доме Рекенте — кроме серого пояса с гербом дома и такой же шапочки, не было никаких особенных ограничений на одежду. В границах приличий, конечно.

* * *

— Это сюда, — указала Тимо, помогая закрепить золотистый шнурок — булавкой — к кармашку под воротником. — Повернись.

Эль-Неренн молча повернулась. Тимо осмотрела результаты их общих усилий и осталась довольна.

Сейчас только эль-Неренн поняла, что Тимо одета чуть-чуть иначе — так же сложно, как и она сама — но немного иначе. Вместо зелёной шапочки с чёрной каймой — светло-зелёная сеточка. Обруч — серебряный, тонкий — поверх. Такие же широкие брюки — брючки — и верхнее платье до колен. Туфли — всё в тех же зелёных тонах. Тонкие перчатки телесного цвета.

Тимо зашла за спину новой служанки и прикоснулась — эль-Неренн почувствовала — к волосам. Успели отрасти почти на локоть. Что, слишком длинные?

— Слишком длинные? — поинтересовалась эль-Неренн.

— Нет, но лучше заплести. В две косы.

— Именно в две? — эль-Неренн улыбнулась, присела так, чтобы её глаза оказались на одном уровне с глазами Тимо.

— В две или в четыре, — Тимо не улыбалась. — В одну или в три можно только хозяевам. Можешь сделать хвостик, как у меня, — показала, повернув голову в сторону. Осторожно протянула руку и вновь прикоснулась к волосам эль-Неренн. — Они… — Тимо смутилась, опустила голову. — Настоящие?

— Самые настоящие, — подтвердила эль-Неренн. Тимо взглянула ей в глаза.

— Глаза тоже настоящие, — эль-Неренн продолжала улыбаться. — Я такой родилась.

— О-о-о! — Тимо явно не верила в это, но не осмеливалась сказать это вслух. — Извини, — она отступила на шаг.

— В этой одежде я должна появляться в доме? — эль-Неренн решила сменить тему.

— Да. В этом шкафу — сменная. Вон на той полке — праздничная. Эту шапочку наденешь, когда будешь дежурить — ночью. Перед хозяевами нельзя появляться без шапочек. Никогда.

— А перед остальными?

Тимо придвинулась ближе.

— Асетт говорит, что можно. Но теарин не позволяет. Очень жарко, — пожаловалась Тимо шёпотом. — Никому не разрешает. Я её не люблю, — неожиданно заключила девочка.

Ага. Испытания уже начались? Обычное дело. Рано или поздно начинают проверять — не сплетничаешь ли, не доносишь ли хозяевам… Это уже было, всё было. Нет, Тимо, я не стану говорить об этом теарин. Даже если именно она приказала тебе пожаловаться.

— А эти зачем? — эль-Неренн указала на сложенные стопкой красно-чёрные шапочки.

Тимо вновь смутилась.

— Это… когда ты… когда у тебя… — она махнула рукой вверх.

— Ясно, — эль-Неренн не стала улыбаться. — Мне это не потребуется.

— Почему?! — глаза девочки расширились. — Но …

Зажала рот ладошкой. Интересно, что ей успели нарассказать?

— Да? — эль-Неренн вновь присела. — Что тебе про меня рассказали?

Девочка смотрела ей в глаза, поджав губы.

— Если что-то захочешь узнать обо мне, — эль-Неренн выпрямилась. — Спроси у меня. Так будет лучше.

Тимо кивнула.

— Что теперь?

— Завтрак, — Тимо указала на дверь. — Идём.

* * *

— Это Риккен, — Тимо подвела эль-Неренн к выходу из женской половины крыла, где жила прислуга. — Риккен, это эль-Неренн, новенькая.

Риккен оказалась светлокожей, как теарин Леронн — лицо длинное, глаза глубоко посаженные, тёмные. Светлые прямые волосы. Взглянула на эль-Неренн почти без эмоций, кивнула, встала. Склонила голову, протянула руку, прикоснулась к левой щеке эль-Неренн. Та сделала то же самое.

— Она у нас молчунья, — шепнула Тимо, указывая направление. В доме легко заблудиться, подумала эль-Неренн. Долго же я буду запоминать все проходы, коридоры. И потайные двери. Сколько их — просто ужас! — Но она хорошая.

Поворот направо. Прямо, мимо охранника (чёрная форма, герб дома на рукаве), который молча кивнул, налево, вниз по лестнице (поток холодного воздуха), направо, прямо, направо…

Кухня.

Там было трое. Седовласая женщина лет пятидесяти, хлопотавшая у плиты — повар? Высокая — выше эль-Неренн — светловолосая девушка, лет на пять младше эль-Неренн. Нездешняя — откуда-то с востока, ощущается тегарское происхождение. У дальней стены, возле посудомоечной машины, была ещё одна — низенькая, черноволосая, в фартуке.

— Это эль-Неренн, — объявила Тимо. — Это Асетт, наша кухарка, — кивнула в сторону седовласой. Рядом с ней Инни. Там, возле машины, Мегин.

— Ой, новенькая! — Мегин, судомойка, подбежала к вошедшим, остановилась шагах в трёх от Эль-Неренн. Эль-Неренн отметила, что Мегин двигается очень изящно… как танцовщица. Коротко стриженые волосы цвета воронова крыла, смуглое круглое лицо, тёмно-зелёные глаза — похоже, с севера континента. На вид ей лет двадцать пять. — Новенькая, новенькая, новенькая… — Она медленно обходила вокруг эль-Неренн. Асетт повернулась к новой служанке, улыбаясь. Инни — тоже, но её улыбка была робкой.

— Сбоку я не такая страшная, — заметила эль-Неренн, не меняя выражения лица.

— Она говорящая! — восхитилась Мегин, хлопнув в ладоши. — Смотрите, она разговаривает!

— Угомонись, Мегин, — Асетт шагнула вперёд, протянула руку. — Добро пожаловать в дом, эль-Неренн. Не обращай внимания на Мегин, она всегда такая. Идём, будем завтракать.

— Угомонись! — возмутилась Мегин. — Я только начала! Откуда у тебя такие волосы, эль-Неренн?

Мегин встала перед новенькой, пристально глядя в глаза, улыбаясь. Было в её взгляде что-то от голодной змеи.

— От мамы, — ответила эль-Неренн. — Меня можно звать «Ньер». Глаза у меня тоже от мамы.

— У твоей мамы такие же волосы? — Мегин была в восторге. — Ничего себе!

— У моей мамы были каштановые волосы и золотистые глаза, — ответила эль-Неренн, сохраняя невозмутимость. Мегин закрыла рот ладонью, поморгала, медленно отступила в сторону.

— Поделом, — Асетт подвела эль-Неренн к столу. — Прости её, Ньер. Обычно мы завтракаем, обедаем и ужинаем там, в общем зале. Если ты дежуришь или ещё что — приходи сюда.

— Вы повар? — эль-Неренн ощутила, что страшно голодна. Но ела медленно, не торопясь. Мегин присела неподалёку, с виноватым выражением лица.

— Кухарка, — улыбнулась Асетт. Выглядела она милой, немного рассеянной доброй тётушкой — о возрасте говорили только морщины, и руки. Но в голосе чувствовалось, что её здесь слушаются. — Мы с Инни готовим для прислуги. Повара готовят для хозяев — рядом, на большой кухне. Откуда ты, Ньер?

— Не знаю, — Мегин переглянулась с Инни. — Точно не знаю. Я приехала с Тирра пять лет назад. Живу здесь, в республике. Мои родители погибли, от дома ничего не осталось.

Асетт покачала головой.

— Война. Страшное дело. Надеюсь, всё ещё устроится.

* * *

— Шестнадцать человек прислуги, вместе с теарин, — Тимо указала на листок с именами. — Теперь семнадцать. Семь женщин, десять мужчин. Запоминай, где кого искать.

Они сидели в общем зале — место отдыха для прислуги, он же — столовая. Кроме них, никого не было.

Зал был квадратным, огромным, шагов тридцать от стены до стены. Подобное место в доме Рекенте было совсем небольшим. Но там слуги редко общались друг с другом — хотя никто не запрещал, и, кроме телевизора, в общей комнате ничего не было. Здесь же, на каждой половине, мужской и женской, были и столы, и книжные полки. На столах эль-Неренн увидела несколько головоломок, а на полках — несомненные «живые картинки», здесь их называли «живыми книгами». А вон та коробочка — похоже, радио. Камин, на северной стене. Окон в зале не оказалось — и это, признаться, несколько угнетало.

В воздухе витал запах трав и смол. Ароматические палочки? Да, вон, на каминной полке — видны крохотные жаровни, горки пепла в них.

— Как этим пользуются? — эль-Неренн указала на шнурок, который девочка называла «колокольчиком».

Девочка отстегнула «шнурок» от платья эль-Неренн, прижала её палец к тому концу, за который шнурок был пристёгнут. Шнурок расцветился — из красного он стал многоцветным, словно на нитку нанизали разноцветные колечки.

— Когда тебя вызовут, тут будет видно, откуда. Запоминай. Верхний зелёный…

Мелодичный звук — прикосновение смычка к струне. Шнурок на одежде самой Тимо подсветил синюю полоску-кольцо.

— Это меня! — девочка спрыгнула со стула. — Жди меня здесь! — крикнула она уже на бегу. — Я скоро!

Эль-Неренн проводила её взглядом. Встала, сделала несколько шагов вокруг. Шестнадцать человек… да, ощущается присутствие. Обоняние позволило понять, что высокий старик, который нёс её вещи, был здесь не более получаса назад. Тот, молодой парень, который вёл её к дому — тоже. Изумительно. Чувства возвращаются в норму.

Она подошла к ближайшей книжной полке. Точно, «живые картинки». Детективы! Неплохо здесь отдыхают, совсем неплохо. Два детективных романа, авторства эль-Терайан, одной из немногих авторов, что нравились эль-Неренн.

Кроме детективов, были и спортивные игры. Тоже в виде «живых картинок». Забавно… можно было разыгрывать спортивные состязания — на спор. Вот это место на странице — прикасаешься, и только перелистнув, можно понять, кто победит. Фехтование, преодоление препятствий, рукопашные бои, «флаг императора», бег, много чего… Эль-Неренн выбрала наугад команды, «дала старт». Загадала, кто победит. Некоторое время смотрела, как участники бегут… перевернула страницу. Не угадала.

Засмеялась и вернула книгу на полку. Да, тут всё иначе. Когда её привели в дом Рекенте, с некоторыми из слуг она так и не познакомилась — осталась не представленной. Похоже, хозяев дома это устраивало. Что будет здесь?

Топот, кто-то приближается к одной из дверей в зал.

— Рики? — в зал вбежала неизвестная эль-Неренн служанка. Низенькая, кругленькая, с огненно-рыжими волосами и веснушчатым лицом. — А где новенькая? Инни говорит — такое пугало…

Эль-Неренн встала и повернулась лицом к новой знакомой.

— Ой! — рыжеволосая широко раскрыла глаза, покраснела, как рак. — Ой! — Несколько секунд она смотрела на усмехающуюся эль-Неренн, после чего, развернувшись, бросилась прочь из зала.

Так-так. «Инни говорит». Похоже, сплетничать тут не запрещено.

Минуты через три вернулась Тимо — бегом.

— Что такое? — спросила она ещё на пороге. — Что с Тери?

— Кто такая Тери?

Девочка показала руками.

— Рыжая, как шарик… Сидит на кухне и плачет.

Эль-Неренн пожала плечами.

— Не знаю. Увидела меня и убежала.

Тимо подошла вплотную, долго смотрела в глаза новенькой.

— Инни говорит, что я пугало, — сообщила эль-Неренн, понизив голос, сохраняя серьёзное выражение лица. — Вот Тери и испугалась.

Девочка фыркнула, спохватилась — закрыла рот ладонью. Посерьёзнела.

— Теарин запрещает сплетничать, — она положила свою ладонь поверх ладони эль-Неренн. — Если ты скажешь теарин, Тери накажут.

— А я должна сказать?

Тимо оглянулась. Никого, кроме них. Она отрицательно помотала головой.

— Нет, не надо. Асетт говорит, что Тери могила исправит. Её и так чаще всех наказывают.

— А об этом я тоже не должна говорить? — не удержалась эль-Неренн. Девочка рассмеялась, ещё раз помотала головой.

— Тери уже два раза лишали отпуска. Она дежурит чаще всех. А мне всё равно ничего не будет.

— Делаешь, что хочешь?

— Нет, — девочка почему-то погрустнела. — Ладно. Давай «колокольчик», покажу, что там. Каким цветом откуда вызывают.

* * *

Теарин говорила с ней в комнате, которую прочие служанки называли «больницей». В доме был свой врач — Хантвин Кеммен эс Эверан, дальний родственник главы дома, Веранно ан Эверан. Он должен будет осмотреть новую служанку сегодня вечером — очередная формальность. Не люблю врачей, подумала эль-Неренн.

— Тут написано что-то странное про твои… про твои встречи с луной, — Леронн положила ладонь на папку.

— Я знаю слово «цикл», теарин, — ответила эль-Неренн спокойно. — У меня сбой цикла, там написано. Аномальная последовательность первого рода. Я не «встречаю луну» уже четвёртый год.

Теарин усмехнулась.

— Ты знаешь слово «аномальная»? — она смотрела на вновь нанятую, как на попугая, затвердившего несколько умно звучащих фраз.

— В больнице мне объяснили.

— Хорошо, что объяснили. Когда у тебя цикл, ты освобождаешься от работы. Появляться на людях в такое время можно только в красно-чёрной шапочке. У нас принято пить вот это, — теарин поставила на стол бутылочку с тёмной жидкостью внутри. — Возьми одну с собой. Это горько, но пить можно. По две чайных ложки утром и вечером. Тогда циклпроходит легче. Если у тебя аллергия на этот настой, просто сиди в комнате, пока не пройдёт.

«Вы знаете слово „аллергия“?», чуть было не съязвила эль-Неренн. Сдержалась. Видно было, что старшая невысокого мнения об интеллекте собеседницы, объясняла всё терпеливо и снисходительно.

— Гостей в это время тоже не принимают? — поинтересовалась эль-Неренн. Рисковала. Вдруг теарин разозлится.

— Принимают, — старшая встала, заперла шкафчик, из которого достала бутылочку с настоем. — «Ушки гладить» тоже не запрещается. Знаешь, отчего бывают дети?

— Слышала несколько раз, — кивнула эль-Неренн. Ох, нарвёшься, Ньер, ох, сейчас нарвёшься…

— Рада за тебя. Если дойдёт до этого, имей в виду: если ребёнок от кого-то из прислуги, его всегда возьмут здесь на работу. Здесь или в другом владении Эверан. Но содержать его, пока не вырастет, будешь сама. Если от хозяев, ты будешь принята в дом, если захочешь. Всё это есть в бумагах, которые ты подписала, но я обязана сказать это вслух.

Ну что же. Во всяком случае, откровенно.

— Ясно, — кивнула эль-Неренн.

— Часть правил тебе уже рассказали. Здесь не сплетничают, эль-Неренн. Я не допущу этого. Особенно — про хозяев. Прислуге разрешено появляться в апартаментах хозяев только по их вызову. Если хозяева велят уйти, уходи немедленно. Если хоть что-то непонятно, связываешься со мной. Я говорю, что делать.

Эль-Неренн кивнула.

— Всё остальное ты уже слышала. Два раза в месяц у тебя будет отпуск — на выходной можешь уезжать в город, до вечера. По возвращении — медосмотр. Так положено.

Эль-Неренн снова кивнула.

— Не знаю, что про меня успели наговорить, но я не чудовище, эль-Неренн. Старшая отвечает за всё в этом доме. За всё, что положено делать прислуге. Если тебе потребуется поговорить с кем-то из хозяев, вначале спрашиваешь разрешения у меня. Это ясно?

— Ясно, теарин. Вы не похожи на чудовище.

— Спасибо, — старшая встала. Встала и эль-Неренн. — Вижу, ты не лезешь за словом в карман. Но знай меру, эль-Неренн. Хозяева не любят, когда им дерзят. С ними говори спокойно, вежливо, никогда не смотри в глаза, если не прикажут.

— Скажите, а можно выходить из дома?

— Можно, если у тебя нет вызовов. Можешь выходить на задний двор и в парк. Тебя не должно быть ни видно, ни слышно. И помни: если тебя вызывают, ты должна явиться. Чем бы ни занималась. Если почему-то не можешь — немедленно связываешься со мной. За всё здесь отвечаю я. Можешь идти.

Эль-Неренн шла в общий зал и думала, почему при последних словах старшая прикоснулась к кнуту.

* * *

В общем зале к вечеру собралась вся женская часть прислуги (кроме старшей) и трое мужчин. При появлении эль-Неренн разговоры тут же затихли. Асетт поманила новенькую, указала на накрытый стол. Остальные молча смотрели на альбиноску, не подходили, не пытались заговорить.

Эль-Неренн подошла к Тери, «огоньку», как её звали за её спиной. Рыжеволосая замерла, глядела на эль-Неренн с опаской и неприязнью. Не отводя взгляда от её глаз, эль-Неренн медленно наклонилась к ней (ощущая, как напряглась Тери) и тихо шепнула, на ухо:

— Я никому не рассказала.

Выпрямилась и направилась к столу, где её ждал ужин.

9. Эффект присутствия

— Странно, что этим интересуется полиция, — Эйзенн жестом пригласил комиссара усесться. Симмен сидел рядом, в соседнем кресле. Тигарр, чувствовавший себя неловко в белом халате с зелёным воротником, нашарил в кармане коробочку с табачными палочками, но тут же оставил их в покое. — Всё было в отчёте. К нам эти двое, по счастью, не зашли.

— Это другое расследование, — Тигарр повернулся так, чтобы видеть лица обоих собеседников. — Мы пытаемся узнать, откуда эль-Неренн родом. Меня интересует ваше мнение о ней — нет ли чего-нибудь особенного, странного.

Врачи переглянулись.

— Угадали, комиссар. Но это предмет тайны. Вам придётся…

— Избавьте меня от полного текста. Вот бумага от её адвоката. С прокурором тоже проблем не будет. Это — только для внутреннего расследования. К попытке её похищения причастно много полицейских. Нам нужно узнать всё, что можно, об эль-Неренн. Каждая мелочь может пригодиться.

Эйзенн глянул на документы мельком, а Симмен изучал их тщательно.

— Хорошо, — Симмен поднялся. — Идёмте. Это действительно интересный случай.

Они подошли к монитору, на котором в тот раз видели удивившие их данные. Симмен некоторое время копался в архивном шкафу, прежде чем отыскал «ластик» с записью.

— Мы провели три прогона на симуляторе, — указал он. — Воспроизводим состояние человека во всех фазах цикла. Это выявляет, помимо прочего…

— Извините, теариан, — комиссар поднял руку ладонью вверх. — Если вдаваться во все подробности, мы просидим здесь неделю. Ближе к сути.

Симмен поморщился, кивнул.

— Видите эти графики? Ваша подопечная — Essa-минус. Чистый минус.

— Подробнее, пожалуйста.

— Ну… Essa, Thya, Rinen,…

— Спасибо, алфавит я ещё помню.

— Отлично. Это условные категории; так отмечаются способности людей влиять на окружающих. Essa — люди, которые могут управлять другими. У вас, комиссар, в карточке записано Essa три минуса, в возвратном периоде — два минуса. Все, кто занимают руководящие должности, не бывают ниже Essa четыре минуса. У эль-Неренн мы зафиксировали Essa-минус. Такие показатели — у глав домов, у министров, «высоких» потомков Великих домов. Понимаете?

Тигарр покачал головой.

— Прямо как в сказке. «Принцесса в изгнании».

— Ну, вряд ли сразу принцесса. Такие люди очень хорошо воспринимают окружающих. Чувствуют все мелочи… сразу находят общий язык. Это в спокойном состоянии. А во время цикла…

— Могу представить.

— Да. Как у нас говорят: когда она «поёт», все вокруг танцуют. К тому же, у неё сбой цикла. Обычно это сопровождается некоторыми… э-э-э… компенсирующими изменениями. Эль-Неренн должна легко уживаться, с кем приходится жить, ладить со всеми, уметь убеждать. Угадал?

— Не вполне. Уживается она не со всеми. Но что-то в этом есть.

— Я думаю, она действительно потомок одного из Великих Домов. Судя по анализам крови. Но это всего лишь предположение.

Эйзенн приблизился к монитору.

— Видите «корону», комиссар? Человеком очень легко управлять, используя эти точки. В случае эль-Неренн «корона» сильнее всего возбуждается, когда у неё проходит подготовительная фаза. Дальше дело не идёт. Фаза длится от пяти до тридцати минут, и — всё на этом, цикл завершён. Мы называем это аномальной последовательностью.

— Моя мечта, — проворчал комиссар, — меня дня на три развозит.

— Заходите, посмотрим, что там у вас. Как будет время. Да, так вот. Возбуждение «короны» усиливает способности эль-Неренн. Когда у неё цикл, даже в таком коротком виде, её чувствительность ко всему возрастает. Раз в сто.

— Что, читает мысли? — усмехнулся комиссар.

— Не удивлюсь. Мы полагаем, что она — латентный «пси». Неинициированный.

— Что вы сказали? — комиссар рассмеялся. — «Пси»? Это которые гнут вилки взглядом и открывают двери усилием воли? Вы что, верите в эту чушь?

— Не такая уж и чушь. Видели женщину, в приёмном покое, в окошечке? Да, в «Справочной». Это «пси». Она умеет ставить диагнозы — ей достаточно прикоснуться к пациенту. Правда, не всегда удаётся почувствовать, но если удаётся — то полностью. Наш лучший сотрудник. Тридцать лет здесь работает.

Комиссар помотал головой.

— В чтение мыслей я не верю. Кроме того, её инициировали. Во время задержания. Тёмная история. Тот, кто её инициировал, погиб в ту же ночь.

— Ваши коллеги ошиблись, — Симмен постучал кончиком указки по монитору. — Она не инициирована. У неё был вступительный цикл, верно, но из-за травмы от дубинки всё, скажем так, разладилось. Не дошло до конца.

— И что, это — навсегда?

— Ну почему же. Это можно исправить — правда, лечение довольно долгое. К тому же это ей не мешает. У нас, знаете, многие женщины хотели бы чего-нибудь подобного.

— Симм, — Эйзенн наклонился к монитору, остановил воспроизведение, быстро отмотал запись назад. — Смотри! Видишь «корону»?

— Ну.

— А эту надпись видишь? Мы не смогли вызвать у неё вторую фазу! Во всех трёх проходах.

— Великое Море! — Симмен отодвинул комиссара, положил пальцы на сенсоры, медленно пролистал несколько страниц, вглядываясь в слова и цифры. — Ну и дела… Комиссар, всё ещё интереснее. Это не Essa минус. Это чистая Essa. А во время цикла — Essa плюс.

Тигарру стало не по себе.

— И много… таких, как она?

— Человек сто наберётся. Во всём мире. Хозяйка Сада в Федерации, Её Величество императрица Роан, наш Президент…

Тигарр вздохнул.

— Значит, всё-таки «принцесса».

Эйзенн отрицательно покачал головой.

— Нет, комиссар. Я в сказки не верю. Это могут быть последствия травмы. Люди с Essa и Essa плюс должны соблюдать определённый режим жизни. Она живёт, мягко говоря, совсем не так. Эль-Неренн — лицо без гражданства, без определённых занятий. Так у вас выражаются?

— Выражаются у нас энергичнее. И что за режим жизни?

— Прежде всего, правильное воспитание. Окружение — им противопоказано подолгу находиться в обществе людей из Thya и низших групп. Им хорошо только в обществе других Essa. Их учат владеть собой: сильные эмоции непредсказуемо влияют на окружающих. У таких людей обычно очень развита память, органы чувств. В детстве, до первого цикла, они очень болезненны, иногда умирают без видимых причин.

— Ничего себе, — прошептал комиссар. — Если бы знал, был бы с ней осторожнее.

— Нужно обследовать её ещё раз, — Симмен выключил монитор. — Я узнавал, комиссар. Три года и восемь месяцев назад её обследовали — в Норвене, в тамошней клинике. Я запросил результаты, но мне сказали, что они утеряны.

— Да, конечно, — комиссар ощутил, что дело сдвигается с мёртвой точки. Норвен. Вот откуда узнали о её… возможностях. И понятно, почему Старуха так рвётся заполучить эль-Неренн. — Спасибо, теариан, вы очень помогли.

— Комиссар, попробуйте уговорить её не открывать этих подробностей. Лучше всего и ей не говорить, если не знает. Помогите привезти её сюда. Случай уникальный — мы никогда не видели людей такого типа у нас в клинике.

— Она не любит быть подопытной мышкой.

— Комиссар, если это не последствия травмы, то девушка — из очень высокой семьи. Понимаете? Рано или поздно выяснится, откуда она. Я предпочёл бы помочь ей. Так будет спокойнее.

* * *

Три дня спустя Тигарр, Виккер и Хольте вновь собрались — на сей раз у Хольте.

— Отличное место, — похвалил Виккер. С самого момента отъезда эль-Неренн в поместье Эверан её адвокат выглядел мрачным — все три раза, которые его видел Тигарр. Хольте, у которой у самой на душе скребли кошки, не осмеливалась спросить, в чём дело. Она несколько раз звонила сестре, говорила с дочерью — не отпускало. Неприятные предчувствия не проходили.

— Да, я бы с удовольствием переехал в этот район, — согласился комиссар. Он подстриг волосы и привёл, наконец, в порядок усы — те уже не казались неряшливой щёткой. — Светло. И до работы ближе.

— Что случилось, Виккер? — спросила, наконец, Хольте, когда уговорила остальных пообедать. Заказала примерно то же, что привезли с собой в тот памятный вечер, в доме у Тигарра.

Адвокат потёр лоб.

— Предчувствия. Нет, спасибо, у меня всё в порядке. Никаких неприятностей. Просто предчувствия. Что-то не так с эль-Неренн.

— Так позвоните, — комиссар пожал плечами. — Она уже не маленькая, справится.

— Звонил, там всё хорошо. Она быстро нашла там общий язык. Со всеми.

— Тогда выбросьте из головы, — посоветовал Тигарр. — Я сегодня был в центральной клинике. Узнал кое-что. Вот, слушайте.

* * *

— Я и раньше предполагал, что она, пусть и дальний, но потомок одного из Великих Домов, — заметил Виккер.

— На каком основании? — удивился комиссар. На Хольте его рассказ произвёл большое впечатление. На Виккера — не очень.

— Её реакция на то, что с ней хотели сделать в доме Рекенте. Вас ничего не удивило?

Хольте покачала головой.

— Меня — нет.

— Меня тоже, — отозвался комиссар.

Виккер улыбнулся, встал, прошёлся к окну и обратно.

— Хольте, вы дальний, но прямой потомок дома Тессан. Дом Тессан — часть Великого Дома Нерейт. Вы, комиссар, насколько я знаю, также состоите в родстве с Великим Домом. С другим.

— Очень дальнем, — проворчал комиссар.

— Я из вас — единственный «низкий человек», — Виккер остановился, оглядел аудиторию. — Нет, Хольте, не нужно. Меня это не задевает. Я прекрасно знаю, кто я, и это мне не мешает. Так вот, подавляющая часть тех, кто нанимается в слуги — «низкие люди». Родство с домом, пусть не Великим — наилучший способ устроить жизнь. Понимаете?

Хольте и комиссар переглянулись.

— Для большинства служанок то, что ан Рекенте хотела от эль-Неренн — редкая удача. Понимаете? Это пропуск в нормальную жизнь. Возможность найти хорошую работу. Получить образование. Теперь понятно?

— Эль-Неренн восприняла это, как смертельное оскорбление, — медленно проговорил комиссар. — Как покушение на честь. Мне кажется, я понимаю.

— Стало видно, как именно её воспитывали. Если честно, я не знал, действительно ли скрылась ан Рекенте из дома в ту ночь. Я гадал — и угадал правильно. Если бы я не уговорил эль-Неренн, она вполне могла осуществить свои планы. Перебить всё живое в доме. Я не говорил, но мне было страшно ехать с ней в машине. Мне никогда не было так страшно.

— А работать ей приходится служанкой, — усмехнулся комиссар. — Вот уж не повезло.

Виккер развёл руками.

— Я сделал всё, что мог. Если исключить нелегальные способы, самый быстрый способ получить гражданство — заработать предписанное количество баллов. Дальше всё будет проще. И с работой, и со всем остальным.

* * *

— Зеркала? — Хольте поднялась на ноги, взяла пульт. Махнула им в сторону окна — то потемнело, шторы поползли и закрыли его. Стало уютнее. — Я читала её дело — там, в «зверинце». В детстве её взяли в парк аттракционов — зеркальный лабиринт. Начиналась гроза. Она заблудилась там, в этот момент погас свет. По словам эль-Неренн, она сильно испугалась — увидела кого-то в зеркале. Кто-то оттуда хотел забрать её с собой.

Комиссар усмехнулся.

— Значит, не идеально здоровая. Я-то думал, она смеётся надо мной. Выходит, что нет.

Он встал, собрал свои бумаги в портфель.

— Что-то припоминаю. Что-то было с зеркалами, это точно. Там, у меня дома, ей тоже приснились зеркала?

Хольте кивнула.

— Я продолжаю расследование, — комиссар оглядел остальных. — Мне пора. На днях посещу медицинский центр в Норвене. Утечка была оттуда, я уверен. Попробую отыскать, кто ещё знает об эль-Неренн. Да, в «зверинец» тоже загляну — мне говорили, после случая в карцере она очень быстро встала на ноги. Слишком быстро. Если что-то узнаю, сообщу.

Адвокат кивнул.

— Меня не будет в городе следующие две недели; если что — звоните.

* * *

И началась служба. Первые три недели эль-Неренн была «служанкой на всё» — иди, куда скажут, делай, что придётся. Мейсте, единственный, кто охотно разговаривал с ней, работал примерно так же. Вечно он всё ронял, царапал, терял. Но несмотря на отчасти «кривые руки», работал на совесть. Старался. Эль-Неренн выгодно отличалась от Мейсте тем, что руки у неё были «прямыми».

Звонки, звонки, звонки. Иногда целый день её не донимали вызовами. Сидела у себя в комнате или в общем зале, а то и на кухне, хотя Мегин своей жизнерадостностью могла вогнать в гроб кого угодно. Из хозяев в доме жили сама Веранно, её сын, Хейнрит — первый её ребёнок — да двоюродная сестра с двумя детьми. Изредка приезжали гости. Ненадолго. Обычно с ними хлопот не возникало.

Хейнриту было за тридцать, но он так и не нашёл себе места. Работал мелким служащим в одном из банков, и оставался недоволен тем, как складывается жизнь. Болтливая Тери, убедившись, что Ньер не спешит доносить старшей, стала охотно делиться мелкими семейными секретами хозяев. У Веранно есть ещё две дочери и, после того, как её сын оказался не в состоянии работать на сколько-либо ответственном посту, госпожа подумывает, не доверить ли будущее поместья дочерям.

От Хейнрита было больше всего вызовов. По ночам, по вечерам. Принести ему вина, ещё вина, ещё вина… поговорить с ним — а о чём с ним говорить? Каким может быть разговор, когда слугам не положено ничего, кроме подчинения?

Как водится, раз отличаешься — будешь страдать. Эль-Неренн быстро стала предметом «забав» Хейнрита. Похоже, больше всего его злила неизменно учтивая улыбка альбиноски, её невозмутимость и исполнительность.

— Если заинтересуется твоими ушками, — как-то раз приказала Леронн, — ни в коем случае не соглашайся. Скажешь, я запретила.

У эль-Неренн язык чесался спросить: «для себя приберегаете?» Но сдержалась. Только усмехнулась. Старшая улыбаться не спешила.

— Приказ госпожи, — пояснила она. — Никаких «игр» с прислугой.

Эль-Неренн хотело спросить, почему, но старшая опередила её.

— Это всё, что тебе нужно знать, — она нахмурилась. — Можешь идти.

* * *

В отличие от дома Рекенте, у Эверан использовали машины. Почти везде. На кухне это было особенно приятно: эль-Неренн довелось поработать судомойкой, чуть было не испортила себе руки на всю оставшуюся жизнь. Конечно, некоторые виды посуды машине не доверяли — такими вещами занималась Мегин. Она же полировала зеркала. Эль-Неренн не стала говорить, что не любит смотреть в зеркала — но кто-то всё-таки проболтался. Конечно, ей стали чаще поручать уход за стёклами и зеркалами. Судя по виноватому виду Тери, проболталась именно она. Но кто сказал ей? Старшая?

В общем зале по вечерам собирались все. Поначалу эль-Неренн не особенно замечали — а её это не очень-то и волновало: если хотелось поговорить с кем-то, была Асетт. На кухне всегда было, чем заняться. Эль-Неренн допустили даже в большую кухню, помогать обоим поварам. Те хоть и считались прислугой, но держались надменнее хозяев, знакомства с кем попало не водили.

Старший повар, низкорослый, брюзгливый и лысый, всегда смотрел на эль-Неренн с подозрением. Обращался к ней при помощи жестов и междометий; видимо, гордился тем, что его самого звали не как-нибудь, а Дейри-Тайрин Аен-Тарсон эс Вантар эр Рейстан. Тем, что был знаменит на обоих континентах, готовил несколько раз для Её Императорского Величества ан Рейстан, и стоил очень, очень дорого. Младший повар, напротив, был дружелюбным улыбчивым светловолосым гигантом — на полторы головы выше эль-Неренн и, дав девушке пару мелких поручений, остался доволен ею и начал обращаться, как с равной. В отсутствие шефа младший повар, Нервиенн Райвен-Тиро эс Вантар эр Рейстан, для друзей Эрви, охотно говорил с альбиноской — особенно интересно ему было то, что эль-Неренн рассказывала о своём прошлом.

Тери и Инни и не пытались скрыть, что завидуют такому отношению к «новенькой». То, что эль-Неренн не очень рвалась воспользоваться таким отношением младшего повара и не пыталась остаться при нём помощницей, вводило их обеих в изумление.

— Он же предлагал тебе уйти к ним, в помощницы? — шепнула Тери как-то раз, когда эль-Неренн в очередной раз вернулась из большой кухни в «малую», сняла полагающиеся фартук, колпак и тонкие белые перчатки и присела в уголке — отдышаться. — Чего ты ждёшь?

— Чего-то другого, — отозвалась эль-Неренн равнодушно. Инни и Тери переглянулись, в их взглядах отразилось мнение об умственных способностях альбиноски. — Повар из меня всё равно не выйдет.

Случайно или нет, следующую неделю эль-Неренн работала в теплицах — «владении» Тери. При всей своей бестолковости, «огонёк» умела обращаться с растениями. И, вступая на свою территорию, преображалась — покрикивала, если эль-Неренн не выполняла распоряжения в точности, пыталась казаться грозной и строгой. Её внешний вид этому нисколько не способствовал.

Ещё через неделю эль-Неренн стала приводить в порядок многочисленные картины, статуэтки и так далее — в доме, где только жилых комнат было три десятка, а крыло для прислуги рассчитано на сорок человек, такой работы всегда много. Работа была монотонной, но эль-Неренн она нравилась больше любой другой. Похоже, это заметили, потому что отныне эль-Неренн работала только «пылетёркой», как выразилась Мегин, или помощницей — у поваров.

* * *

— Как ты можешь этим заниматься? — поинтересовалась Мегин (шёл сорок третий день работы эль-Неренн). — Ходить, вытирать статуэтки, картины, гравюры. Тоска зелёная.

Что-то было в Мегин. Умела она смотреть в глаза так, что почти сразу разбирал смех. Двигалась со странной грацией, по-кошачьи и по-змеиному одновременно. И почти всегда от неё доносился слабый запах лаванды.

— Посуду мыть интереснее? — эль-Неренн взглянула в глаза судомойке. Той было двадцать шесть, Мегин при первой же возможности поведала, с захватывающими подробностями, историю своей жизни. По её словам, она была родом ни много ни мало из семьи обедневших потомков Великого Дома Рейстан. Возможно, ожидала подобных откровений и от новенькой. Ожидания не оправдались.

— Гора-а-аздо, — Мегин закатила глаза, изображая неземной восторг, и эль-Неренн не сдержалась, рассмеялась. Риккен, собиравшая за соседним столом головоломку, обернулась и одарила их обеих недружелюбным взглядом. — Идём, поможем! — Мегин схватила эль-Неренн за рукав, потянула за собой, в сторону Риккен. Тери, Инни и Тимо стояли вокруг «молчуньи», глядя, как та ловко укладывает кусочки. — Без меня ей не справиться.

— Этот — сюда, в угол, — указала Мегин, когда Риккен задумалась больше, чем на пять секунд. «Молчунья» не обратила внимания. — В угол, точно говорю. Вот…

Она успела увернуться. Риккен попала бы прямо в лоб.

— Нет, вон туда, на правый край, — предположила эль-Неренн. Напряглась, ожидая ещё одного взмаха кулаком, но Риккен подумала, взглянула ей в глаза и кивнула. Оставшиеся три десятка кусочков она добавила сама, почти не тратя времени на размышления.

Получился красивый морской пейзаж. Эль-Неренн с удивлением смотрела, как кусочки «сплавляются», срастаются в цельную, безупречно гладкую картину. Надо же! Хозяева не жалеют денег на подобные развлечения.

— Попробуешь? — Риккен жестом предложила эль-Неренн сесть рядом. Тимо и Инни переглянулись. Сама эль-Неренн слышала голос Риккен только тогда, когда «молчунья» дежурила по ночам — из «колокольчика».

Эль-Неренн кивнула.

— Сколько сделать? — спросила Риккен.

— Сделай, как себе, — отозвалась Инни. — Десять и пятнадцать.

Риккен положила ладони на края «картины», резко по ним стукнула. Новые линии разрезов пробежали по поверхности и… «картина» подскочила вверх, распадаясь на «осколки». Эль-Неренн едва не упала со стула от неожиданности. Тимо и Мегин рассмеялись, Риккен — улыбнулась краешками рта.

Эль-Неренн потребовалось не так уж много времени. Все остальные следили за тем, как она собирает, затаив дыхание. Трижды она не была уверена, куда поместить кусочек, и дважды, по примеру Риккен, отмахивалась от Мегин с её советами.

— Семь минут двадцать секунд, — объявила Инни. — Новый рекорд. Рики, ты проиграла! Проиграла!

Риккен кивнула. Вид у неё был довольный — словно не проиграла, а выиграла.

— Ньер, она сделает то, что ты скажешь, — подала голос Мегин. — Такой уговор. Не теряйся!

— Всё, что угодно? — не поверила эль-Неренн.

— Ну, почти всё, — Мегин выразительно посмотрела на Риккен. — «Ушки гладить» она не умеет, лучше Инни попроси. А вот…

Увернуться не получилось. На этот раз Мегин получила по лбу.

— …играть она умеет, — продолжила Мегин, словно сама решила присесть на пол. — Попроси её сыграть.

— Попроси, попроси! — подхватили Инни и Тери. Эль-Неренн взглянула в глаза «молчуньи», та кивнула и вышла из общего зала.

Она вернулась минуты через три с «радужной арфой». Инструмент был небольшим, высотой в локоть и лёгким, а вместо струн — когда его включили — пространство заполнили тонкие мерцающие лучи света, всех цветов радуги. Эль-Неренн зачарованно следила, как Риккен играет — движения пальцев поблизости от лучей позволяли извлекать прекрасные звуки.

Ей показалось, что она помнит и мелодию, и саму песню — несомненно, это была песня. Что-то знакомое.

Там, где осталась… там, где осталась белая мгла… белая снега мгла…

Однако Риккен не доиграла. Вызов. Тряхнула головой, поджала губы и торопливо выбежала из зала. Арфа, всё ещё включенная, осталась на столе. Эль-Неренн протянула руку к лучам — ни звука.

— Зря стараешься, — покачала головой Мегин. — Других она не слушается. Эх, ни разу она не доиграла, всё время что-то мешает…

* * *

Второго полнолуния — второго за время работы в поместье — эль-Неренн ожидала с опаской. Но ночное светило успело взойти — а ничего особенного не происходило. Как в предыдущий раз — некоторое время звенело в ушах, да и прошло. Девушка «вооружилась» — инструменты для ухода за картинами и гравюрами входили в небольшую сумку — и отправилась на второй этаж, в северную гостиную и примыкающие комнаты. Там, где больше всего статуэток и картин — где больше всего работы.

Вроде бы и людей не очень много в доме, и кондиционеры задерживают лишнюю пыль, а проходило всего три дня — и нужно заново чистить.

Хозяева ещё не уснули — Веранно ложится спать далеко за полночь; её двоюродная сестра вообще предпочитала отсыпаться днём. Но они не покидали своих апартаментов. Раз или два эль-Неренн замечала, что младший сын Райвин — так звали двоюродную сестру Веранно — откровенно следит за тем, как она работает. Словно смотрит на учёную обезьяну в цирке. Но мальчишке быстро надоедало это занятие — альбиноска не обращала внимания на взгляды, а когда мальчишка чего-нибудь требовал — всякой ерунды, только чтобы заставить служанку подойти к себе — эль-Неренн была неизменно почтительна и спокойна.

Камин на восточной стене был декоративным. На полке выстроилось целое войско — крохотные глиняные воины, среди которых легко узнавались великие полководцы прошлого. Эль-Неренн улыбнулась и, осторожно поднимая фигурки одну за другой, смахивала с них пыль кисточкой. Оставляла их в точности в том же месте и положении.

— Моя непобедимая армия, — прошептала эль-Неренн, улыбнулась глиняному войску и поклонилась так, как должно приветствовать войско. И тут…

…зазвенело в ушах. Из словно забило ватой — собственное дыхание стало неожиданно громким, звуки дома угасли, исчезли. Эль-Неренн опустила взгляд — шнурок, «колокольчик», не светился. Никто не вызывает её.

Нужно было остаться в комнате, подумала эль-Неренн. Оказалось, в правой руке она сжимает глиняного солдата. Чудо, что не разломила фигурку. Вернула статуэтку на место…

…и ноги перестали держать. Успела схватиться за решётку перед очагом. Тут же полегчало. Шум в ушах становился всё громче. Звуки начали отдаваться эхом.

— Приключения, — прошептала эль-Неренн. Голос стал хриплым, неприятным — как тогда, после событий в карцере. Как у…

…Хольте. Такой же голос. С призвуком скрежета.

— Нашла себе приключения, — проговорила эль-Неренн и направилась прочь из гостиной. Ноги едва держали. Короткий путь — через парадную лестницу и вниз, но если заметит теарин, взбучки не миновать. Леронн действительно использовала кнут по назначению — и чаще всего доставалось Мегин и Мейсте. Но если Мегин считала это своего рода игрой, то парень переживал — не потому, что было больно, а потому, что боялся — это читалось в глазах — чего-то ещё.

Длинный путь — через второй западный коридор на втором этаже.

Зеркала. Латунные, по обе стороны. Дюжина зеркал. Едва эль-Неренн поравнялась с первым, как испытала то же чувство, что и во время давешнего сна там, в доме у инспектора. Резь в глазах. Сильное, неприятное внимание оттуда, из глубин зазеркалья.

Она пробежала бы меж зеркал, но ноги едва позволяли плестись. Жгло затылок, глаза горели так, словно в них бросили горсть песка, звуки и запахи накатывали, словно прибой.

Шаги. Идущий был далеко — за поворотом налево — и двигался тихо, но эль-Неренн казалось, что сотня солдат в стальных сапогах идёт строем по стальному же мосту, в нескольких шагах от неё.

Отпустило.

Если бы не дрожь в руках, эль-Неренн сочла бы, что всё прошло. Она направилась вроде бы в свою комнату, но отчего-то пришла на кухню.

* * *

— Что такое? — Асетт повернула голову. Эль-Неренн вошла, явно не обращая внимания на окружающее. Губы альбиноски подрагивали, верхняя губа открывала кончики клыков. Двигалась эль-Неренн неуверенно, словно ноги плохо слушались. С размаху уселась на стул у входа; сумка соскользнула с её плеча, её содержимое высыпалось на пол. Эль-Неренн не обратила на это внимания.

— Ньер? — Мегин подбежала к ней, присела, взяв эль-Неренн за руки. Осторожно прикоснулась кончиками пальцев к правой щеке девушки. Вгляделась в глаза. Тихо рассмеялась и, подбежав к Асетт, что-то шепнула той на ухо.

— Идём-ка, — Асетт помогла эль-Неренн подняться. — Осторожно, не упади. Мегин, подбери её вещи. Инни, последи за плитой, пока меня не будет.

Вдвоём Асетт и Мегин отвели эль-Неренн к ней в комнату. Обе впервые переступали порог её; эль-Неренн не торопилась приглашать никого, кроме Тимо, к себе — и сама не очень-то стремилась увидеть, как живут остальные. Мегин восхищённо осмотрела книжные полки, и готова была что-то сказать, но Асетт жестом не позволила ей.

— Что со мной? — эль-Неренн не припомнила, чтобы раньше с ней было подобное. Болели все мышцы и суставы, ей было жарко. Произнести три слова оказалось нелёгким трудом — ни губы, ни язык не слушались.

— Что и должно быть, — Мегин осторожно опустила ладони ей на плечи, провела по ключицам, осторожно сжимая пальцы — даже сквозь платье прикосновение отдавалось жаром. — Сейчас выпьешь лекарство и ляжешь спать. — Это было настолько непохоже на обычную Мегин, что эль-Неренн сразу догадалась, о каком «лекарстве» идёт речь.

— Там… в ванной, на полке, — эль-Неренн попыталась махнуть рукой, но не смогла. Но Мегин всё поняла и секунд через десять уже вернулась, с бутылочкой в руке.

Настой действительно оказался горьким. Если бы Асетт не велела запить его обычной водой, пошёл бы обратно.

Асетт и Мегин помогли эль-Неренн снять верхнее платье и туфли, улечься — прямо на покрывало.

Мегин присела у изголовья кровати.

— Приятных снов, — шепнула она, провела ладонью по лицу эль-Неренн. Той показалось, что она тонет в горячем, необычайно приятном на ощупь сиропе. Тонуть было вовсе не страшно. — Отдыхай.

Шаги. Погас свет, дверь комнаты захлопнулась. Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату просачивался лучик лунного света. Эль-Неренн тонула, тонула, тонула… но комната волшебным образом оставалась вокруг неё.

* * *

Эль-Неренн рывком уселась.

Она летела куда-то, в облаках, где воздух был горячим и легко поддерживал её. Зеркала иногда появлялись, то справа, то слева — но никто не выглядывал из них, не бросал песок в глаза, не причинял боли. Мир был полон тепла и света. Она летела, долго летела…

— Где я? — прошептала эль-Неренн. Тут же поняла, где. Единственным освещением в комнате был всё тот же лучик лунного света — успевший проползти по стене и забраться на книжные полки. Но комната была настолько ярко освещена, что эль-Неренн видела каждый штрих узора на стене, напротив, прекрасно видела заглавие каждой из книг, каждый прутик и изгиб ивового коврика у входа.

Два коврика… один тростниковый, на котором оставляли обувь вошедшие, другой — ивовый, жёсткий — рядом. Предмет не из дешёвых, ива здесь не растёт. Эль-Неренн пыталась узнать, зачем нужен ивовый, но Мегин только расхохоталась, и у других эль-Неренн предпочла не спрашивать.

Эль-Неренн прижала ладони ко лбу. Мысли путаются. Попыталась встать — смогла. Суставы ещё ныли, но в целом она чувствовала себя настолько хорошо, что хотелось петь и плясать. Эль-Неренн засмеялась — звук оказался серебристым, чистым и приятным, никакого хрипа.

Она подошла к зеркалу.

Отражение улыбалось в ответ; иголочки не вонзались в затылок.

— Здравствуй, — эль-Неренн прикоснулась к стеклу ладонью. — Тебе тоже хорошо? Вот так бы всегда…

Отражение полностью согласилось с ней, повторив кивок своей хозяйки и одарив такой же белозубой улыбкой. Ой… а это что?

Эль-Неренн придвинулась к зеркалу. Пятнышки. На стекле. Показалось, что на щеке и шее отражения россыпь слабо различимых, тусклых, словно гнилушки, точек. Эль-Неренн повернула голову — пятнышки двигались вместе с отражением.

В замешательстве, эль-Неренн прикоснулась к тому месту, где — чуть ниже подбородка — было одно из самых крупных пятнышек.

Горячо. В месте прикосновения. Рядом — кожа ощутимо прохладнее.

Эль-Неренн засмеялась. Повернулась боком — сеть точек опоясывала шею. Сбросила нижнее платье, тонкую майку — прямо на пол, всё равно всё промокло от пота — повернулась, глядя на свою спину в зеркале.

Сложная паутина точек, все зыбкие, все плывут; одна, чуть левее — или правее? — позвоночника, между лопаток, была крупной и красноватой.

— Я всё вижу, — прошептала эль-Неренн, глядя на саму себя, закутанную в серебристую мантию, в слабое неверное свечение. Наклонила голову. Видно! Затейливая петля, что опоясывала — в зеркале — живот, была видна и на ней самой. Хуже, чем в зеркале, но видна.

Как жарко в комнате!

Эль-Неренн потянулась к полке, где была энциклопедия. Вытащила нужный том. Зрение было необычайно острым. Открыла одну из страниц… там была гравюра, изображающая женщину, завёрнутую в серебристую мантию. Точки на мантии и то, что эль-Неренн видела в зеркале, было очень похоже.

— Я вижу, вижу, вижу, — шептала эль-Неренн, вглядываясь в гравюру. По краям изображения была сложная вязь букв. Старое Ронно. Ей всегда хотелось перевести подобные надписи, но язык она знала плохо — и не у кого учиться.

Буквы дрогнули… эль-Неренн показалось, что они сплавляются, движутся, сами собой становятся буквами знакомого языка. Здешнего языка, нового Ронно.

— «Поймает сетью снов, прикосновенье бури откроет дверь во мглу, где обретёт покой», — продекламировала она. Захлопнула книгу, легко запрыгнула на кровать, с места. Взяла другой том, стихотворения — двуязычное издание. На левых страницах был текст на забытых или древних языках. Эль-Неренн открыла наугад.

— Люди-призраки, как вы медлительны, — шептала она, глядя, как буквы меняются, становясь знакомыми и понятными. — Как по разному безобразны вы… Заточённые в мрачной обители… беспробудно спящего разума…

Справа был перевод. Но он показался куда менее интересным, чем то, что эль-Неренн прочла сама.

Она спрыгнула на пол. Её переполняла сила. Эль-Неренн старалась двигаться осторожно, чтобы ничего не сломать. Подошла к картине — художник изобразил три крупных корабля, потрёпанных штормом — на входе в гавань. Пурпурное небо, сизые и чёрные тучи на горизонте.

— Он был там, — произнесла эль-Неренн, вглядываясь в картину. — Он был там, это точно! На среднем корабле… — она снова засмеялась. Звук смеха понравился ей.

Взглянула на часы. Не прошло и часа, как её уложили здесь… детское время, нет и двенадцати. И всё уже прошло. Точно, изумительное лекарство. Эль-Неренн приоткрыла бутылочку, принюхалась. И пахнет приятно… почему она раньше этого не замечала. Поднесла к губам. Горечь, но особая — ощущался сладковатый привкус. Можно пить. И даже запивать не нужно. Она отпила немного, закрыла бутылочку.

Надо пойти к остальным, рассказать им про картину. Они ведь не знают.

* * *

Эль-Неренн выглянула в коридор. Вроде бы никого. Тери должна дежурить на входе в женскую половину, но если Тери зачитается — пиши пропало, можно вынести всё, она и не заметит.

Добежать до душевой оказалось легко. Душ был и у неё, но такой крохотный и тесный — на кого рассчитывали, на швабру? Эль-Неренн юркнула в душевую. Никого. Отлично. Пять минут водных процедур — и всё, можно идти к остальным.

Вот странно. Прежде она тратила минут по десять, чтобы облачиться в форму, столько там всего. Теперь — за три минуты получилось. Глянула в зеркало — всё в порядке, ничего не забыла, всё надела правильно. Тимо была бы довольна. Интересная у неё работа, у Тимо — докладывает о звонках, о визитах, проверяет, правильно ли одеты. «Я — вестница», гордо заявила Тимо как-то раз и сильно обиделась, когда эль-Неренн рассмеялась.

Какую шапочку — серо-зелёную, обычную, или красно-чёрную?

А зачем красно-чёрную? Эль-Неренн провела ладонями по шее, поднесла их к лицу. Ничего особенного. Всё кончилось — быстро, как врачи и говорили. Человек «под луной» никогда не чувствует себя таким бодрым, голова никогда не бывает настолько ясной. Надела серо-зелёную и, ещё раз взглянув на картину, выскользнула наружу.

Тери, конечно, читала. Эль-Неренн хотела проскользнуть незаметно — и проскользнула бы, пара пустяков — но решила задержаться. Прислонилась к косяку, глядя в сторону. Тери читала, и книга, должно быть, была интересной — «огонёк» никогда не умела скрывать эмоции.

— Ой! — Тери чуть не подпрыгнула. — Ньер! Почему ты… зачем вышла? Не спится?

Эль-Неренн присела, пристально глядя на рыжеволосую. Тери отчего-то покраснела, хотя читать на посту не запрещалось — если ничего не пропускаешь. Вижу, поняла эль-Неренн. Вижу. Не так ясно, как на себе самой… видна была та же сеть слабо светящихся точек — только располагались они немного не так, как у самой эль-Неренн. Те, что опоясывали шею, казались дорогим и диковинным ожерельем. И — эмоции. Эль-Неренн сразу осознала, что Тери напугана, ощущает вину, что ей недавно было очень, очень хорошо, что она сидит здесь недавно, что…

Запахи. Они тоже ощущались раздельно и чётко. Ага… ясно, почему тебе было так хорошо. Печенье. Пирожные. Тери-сладкоежка… на посту строго запрещается есть и пить, но Тери не смогла удержаться.

— Пирожные? — прошептала эль-Неренн, придвигаясь ближе. Тери кивнула с несчастным видом. На предыдущих выходных ей не позволили взять отпуск — в наказание, и Тери очень рассчитывала на ближайшие выходные. Точнее, уже не рассчитывала, судя по тому, что чуяла эль-Неренн.

— Вкусные? — эль-Неренн придвинулась почти вплотную… Что-то ещё… что-то ещё ты делала в нарушение правил.

Тери кивнула вновь, покраснела, как помидор.

Эль-Неренн рассмеялась (Тери вздрогнула), выпрямилась.

— Я не скажу, — пообещала она. — Но крошки лучше убрать.

Тери энергично кивнула несколько раз, улыбнулась… спрятала лицо в ладонях. Смущается легче, чем Тимо.

* * *

В общем зале были Риккен, Мегин, Асетт и… Мейсте. Парень сидел на мужской половине (он единственный никогда не решался перейти на другую, хотя особых запретов, кроме взгляда Леронн, не было) и издалека смотрел, как Риккен собирает головоломку. Ему, похоже, очень хотелось подойти поближе, но он не решался.

Изобилие ощущений вынудило эль-Неренн остановиться на пороге. Картины на стенах… барельеф на стене над камином… узор на полу, расположение мебели. Во всём этом ощущался явный, но невидимый ранее смысл. Эль-Неренн рассмеялась. Новым, «серебристым» смехом. Мейсте вздрогнул и едва не упал со стула, Риккен уронила пригоршню кусочков головоломки, а Асетт едва не упустила небольшой серебряный бокал, который протирала мягкой тряпкой.

Мегин подбежала к вошедшей.

— Ты что, подруга? — прошептала она в недоумении. — Куда тебя понесло? Идём, помогу тебе… — она взяла эль-Неренн за рукав, Замерла. Всмотрелась в глаза альбиноски. Придвинулась ближе, медленно приоткрыла рот. Эль-Неренн чуть не рассмеялась вновь. Использовать «верхнее чутьё» считалось — при людях — дурным тоном, но Мегин и здесь делала, что хотела.

— С ума сойти, — Мегин покачала головой, отодвигаясь. — Мне бы так… С ней всё в порядке, — объявила она громко.

Мегин… от неё пахло — слабо, но отчётливо — лавандой и тем же самым настоем. Зачем он ей? Никаких признаков того, что судомойка «под луной». Что-то ещё. Мегин чего-то боялась, очень боялась. Но чего — пока не было ясно. И было что-то в ней непонятное, скрытое.

— Ты другая, — медленно проговорила эль-Неренн. Мегин вздрогнула, отшатнулась. — Ты не та, кем кажешься.

Мегин некоторое время смотрела на неё широко раскрытыми глазами и… рассмеялась.

— Прошло, но не всё, — она взяла эль-Неренн под руку и повела к столу, где сидела Риккен. Мейсте провожал их взглядом. Эль-Неренн успела осознать, что Мейсте обижен — на кого, непонятно — что его не так давно наказали без повода, что он тоже чего-то боится. Странные люди. Как можно чего-то бояться, когда мир так прекрасен?

— Глазам не верю, — Асетт подошла поближе. Судя по тому, что ощущала эль-Неренн, кухарка не верила не только глазам. Также стало ясно, что у неё вновь разболелась поясница, что немного болит голова, как и во время других полнолуний, что не так давно ей кто-то выговаривал. Кто? Леронн? Госпожа?

— Давай сначала, — Мегин указала на часы. — Ньер, садись поближе. Рики идёт на рекорд.

Риккен перемешала фрагменты, посмотрела на Мегин. Та некоторое время ждала, глядя, как бегут секунды и махнула рукой.

Мейсте. Осторожно подошёл поближе. Мегин посмотрела на него, улыбнулась, кивком головы указала — садись поближе.

Риккен нервничала — было видно. Несколько раз роняла кусочки, но продолжала собирать. Она тоже чего-то боится, или мне уже мерещится? — подумала эль-Неренн.

Наконец, последний фрагмент был уложен.

— Семь минут ровно! — объявила Мегин. — Ньер, ты проиграла! Соблюдаем уговор?

«Уговор» означал попросту «желание». Обычно всё сводилось к какой-нибудь мелкой услуге. Риккен, по словам Инни, всегда всех обыгрывала — как и в этот раз.

Эль-Неренн взглянула в лицо «молчуньи».

— Что я должна сделать?

Риккен долго думала, улыбнулась и встала.

— Я скажу. В другой раз. Не бойся, ничего страшного.

— Ньер, не хочешь попробовать? — Мегин кивнула в сторону собранного пейзажа — фрагменты успели срастись в единое целое.

Эль-Неренн отрицательно покачала головой. Риккен явно стало лучше оттого, что она победила. Пусть ей и будет лучше.

— Жаль, — Мегин погрустнела. — Ну ладно. Тогда я пошла.

Проходя мимо Мейсте, Мегин протянула руку и погладила того по щеке. Мейсте вздрогнул, опустил голову. Едва лишь Мегин скрылась задверью, как парень тоже покинул зал — через ту же дверь.

— С тобой всё хорошо? — спросила Асетт, глядя вопросительно на эль-Неренн. Та кивнула.

— Тогда спокойной ночи, — кухарка медленно встала.

Риккен тоже пожелала спокойной ночи и, вместе с Асетт, покинула общий зал.

Эль-Неренн задержалась. Походила по залу, глядя на картины. Ощущения от взгляда на них были не такими сильными, как там, в комнате. Посмотрела на собранную головоломку, спрятала её в коробку, где лежали остальные такие же и направилась к себе. Стоило раздеться и лечь, как моментально заснула.

* * *

Ночь выдалась спокойной — ни одного вызова. Когда Хейнрит не донимал эль-Неренн неожиданными желаниями, это делал сын Райвин. Но сегодня и он не потревожил. Как хорошо…

Эль-Неренн вскочила на ноги и первым делом подошла к зеркалу. Никаких точек. Отражение как отражение. В глаза смотреть не стала.

Картина тоже не вызывала никаких ощущений. Ну совсем никаких. И почему вчера показалось, что автор её прибыл на одном из кораблей?

Эль-Неренн открыла тот самый том энциклопедии, ту самую страницу. Разумеется, буквы не стремились никуда сдвигаться, изменяться… всё-таки это последствия короткого свидания с луной. Не более того. Девушка хотела уже бросить том на кровать (настроение испортилось… ведь всё было лишь плодом воображения), но…

Строки. Те, в которые превратились буквы. Они не возникли перед взглядом, но просто пришли на ум. Интересно…

Вторая книга — тот самый сборник стихотворений. Эль-Неренн открыла его на той же странице и всмотрелась в текст на Старом Ронно. Смотрела долго, уже собралась отложить книгу и…

Слова пришли. Просто возникли из ниоткуда, пришли на ум. «Люди-призраки, как вы медлительны…»

— Это всё-таки было, — произнесла эль-Неренн. Голос тоже стал обычным. Никакого призвука «серебра». — Это было.

Надо посмотреть на другие книжки. А пока что — умыться и идти завтракать. Асетт встаёт рано, можно будет вернуться к себе в комнату — если не будет поручений.

На столике у кровати, рядом с часами, стояла бутылочка. Тот самый настой. Бутылочка была наполовину пустой.

— Это что, всё я? — ошеломлённо спросила эль-Неренн, обращаясь к самой себе. Вроде бы выпила столовую ложку — Мегин налила — да потом отхлебнула. Один маленький глоток.

Но выпито было больше, намного больше.

Эль-Неренн взяла бутылочку, открыла. Поднесла к губам, сделала глоток…

Закашлялась, бросилась в ванную комнату. Стошнить не стошнило, но могло. Какая гадость! Запила водой, долго полоскала рот. Ужас… Вернулась в комнату.

Отражение. Эль-Неренн присмотрелась, вздрогнула. Подбежала к шторам, задёрнула их. Вернулась к зеркалу.

Точки. Видны. Очень слабо, но видны. Всё те же, всё там же. Эль-Неренн подошла к картине. Долго смотрела, то подходя, то отступая. И верно — вновь пришла уверенность, что автор прибыл на среднем корабле. Не такая сильная, как вчера, но ясная уверенность.

Вот как. Надо будет посмотреть на другие книги, на другие картины! И спросить у врача, не опасно ли пить настой в таких количествах. Там явно что-то есть — ведь раньше ничего подобного не происходило. Не иначе, слабый наркотик. А жаль… так всё интересно! Эль-Неренн вздохнула, отвернулась от зеркала и принялась одеваться.

* * *

Работа нашлась. Та, которой занималась Мегин. Судомойка не явилась в обычное время — хотя всегда вставала рано. Асетт это ничуть не встревожило. Два часа спустя, когда и прислуга, и хозяева закончили завтрак, и с посудой было закончено, эль-Неренн рискнула подойти к врачу.

Хантвин встретил её улыбкой. Он редко говорил с прислугой, но обращался со всеми ними, как с равными. К неудовольствию Леронн.

— Да, теарин?

Если бы Леронн была рядом…

— Настой, — эль-Неренн не сразу смогла начать. — Тот, который… который нужно пить, когда…

Врач кивнул.

— Да, конечно. Кончился?

Эль-Неренн кивнула.

Врач открыл шкафчик. На средней полке стояло пять бутылочек — две покрупнее, три поменьше.

— И… сколько можно взять?

— Да хоть все, — врач рассмеялся. — Мегин сейчас привезёт ещё, я направил её в аптеку. Понравилось?

— Нет, гадость, — возразила эль-Неренн. Для разнообразия сказать правду. — Но мне после него стало лучше. И вчера, и сегодня.

Врач кивнул.

— Да, правильно. Только не пейте больше двух столовых ложек в день. Если хоть что-то будет не так — немедленно прекращайте пить и скажите мне. Я подыщу замену.

— Там нет ничего… сильнодействующего?

— Нет, — врач пожал плечами. — На этикетке указан состав. Травы, немного спирта, витамины. Привыкания не должно быть. Почему вы интересуетесь?

— Мама, — ещё одна ложь ничего не изменит. — Она не доверяла лекарствам.

— Ничего страшного, — врач встал. — Его у нас пьют все, включая госпожу. Если позволите…

Намёк понятен. Эль-Неренн присела у шкафчика. Врач кивнул, отвернулся и принялся перекладывать что-то в сейфе. Девушка некоторое время боролась с искушением взять всё. Поборов искушение, взяла две бутылочки побольше, одну — в форме фляжки — поменьше, и вышла.

* * *

Эль-Неренн, с сумкой и всем снаряжением для уборки, вернулась в северную гостиную. Пятнадцать больших картин на стенах, две дюжины поменьше. Пять больших картин вызывали сильное ощущение «присутствия» — протяни руку, прикоснись к полотну и войдёшь туда, в изображённое место.

Пятая слева картина была той же, что и у неё — три корабля в гавани. Эль-Неренн подошла к ней, вглядываясь. Никакого чувства. Картины справа и слева «откликались», казались более — живыми? — а эта не вызывала никакого чувства. Интересно, почему?

— Вам нравится?

Веранно. Госпожа ан Эверан. Эль-Неренн обернулась, глубоко поклонилась, замерла, опустив голову. Веранно подошла поближе, улыбаясь.

— Да, госпожа. Такая же висит у меня в комнате.

— Копия, — поправила госпожа. — В гостиных у меня — только оригиналы. Вы очень аккуратны, эль-Неренн. Мне нравится, как вы обращаетесь с картинами.

— Спасибо, — эль-Неренн поклонилась. — Могу ли я спросить, госпожа?

— Да, конечно.

— Госпожа, мне кажется, что копия — здесь. В моей комнате оригинал, — догадка пришла неожиданно, обдумывать её было некогда.

Даже не глядя в лицо Веранно, девушка ощутила, как та удивилась.

— Почему вы так решили?

— Не знаю, госпожа. Ощущение. Очень сильное ощущение.

— Принесите картину сюда, — распорядилась госпожа. — Если теарин спросит — я приказала.

Эль-Неренн вернулась через пять минут.

Веранно долго рассматривала картину. Приказала снять «репродукцию». Долго сравнивала. Нахмурилась, глядя куда-то в сторону. Затем аккуратно положила обе картины на стол и поманила девушку к себе.

— Что вы думаете об остальных картинах, эль-Неренн?

— Госпожа, — эль-Неренн склонила голову. — Простите. Я не так хорошо разбираюсь в картинах…

— Не беспокойтесь. Вы были правы, оригинал был у вас в комнате. Просто скажите, что вы думаете об остальных.

Эль-Неренн кивнула и подошла, вместе с госпожой, к коллекции. Некоторое время ходила, всматриваясь, вслушиваясь в ощущения. Молча указала на все те «живые» картины, от которых исходило непонятное ощущение присутствия. Веранно кивком поблагодарила, подошла к столу.

— Спасибо, эль-Неренн. Пожалуйста, заберите эту картину. Повесьте туда, где она была.

— Оригинал?! — не поверила ушам эль-Неренн. Веранно кивнула.

— Да, оригинал. Вы не ослышались. И прошу, никому ни слова.

У неё что-то с печенью, подумала эль-Неренн. Она не понимала, откуда пришло это знание. Просто пришло. Или она уже слышала это от кого-то? Нет, не вспомнить. Наверное, слышала.

* * *

— Откуда это у тебя? — теарин Леронн возникла, словно из-под земли. Вначале эль-Неренн не понимала, почему старшей почти никогда не видно. Потом стало понятно — Леронн почти всё время проводит у себя «на посту», у телефона — этажом выше входа в комнаты прислуги. Когда звонков не ожидалось, Леронн обходила поместье. Когда она отдыхала — никто не знает. Даже если её вызывали среди ночи, она отзывалась — почти сразу.

— Госпожа приказала повесить у меня в комнате, — последовал ответ. Старшая долго смотрела в глаза эль-Неренн, затем кивнула.

— Хорошо. Зайди ко мне, как освободишься.

Леронн была чем-то сильно обеспокоена. И беспокойство явно связано с картиной. Эль-Неренн некоторое время думала над этим, но решила пока не забивать голову. С пылью было покончено через полчаса и эль-Неренн сразу же направилась к старшей.

— Сегодня мы покупаем лекарства, — Леронн положила на стол несколько карточек и лист бумаги — список. — Здесь указано, что и где нужно взять. Вот карточка — оплачивать будешь ей. Это — твоя личная, — Леронн постучала пальцами по второму кусочку пластика. Считай, что у тебя сегодня отпуск. Купишь всё, что есть в списке, вызовешь Веньеса, он отвезёт это в поместье. Остаток времени можешь провести в городе. Вызовешь Веньеса ещё раз, он подъедет к центральной площади.

Итак, ей доверили покупать лекарства. Причём для самой госпожи. Прежде Леронн делала это сама. С чего вдруг такое доверие? Почему везти её будет не кто-то, а Веньес, личный шофёр госпожи?

— Ты ни разу не выезжала в город, когда был отпуск, — Леронн заперла дверцу шкафа и уселась напротив собеседницы. — Почему?

Эль-Неренн пожала плечами.

— Мне приятнее сидеть в комнате и читать, теарин.

— Я заметила, что ты мало общаешься с остальными. Если есть хоть какие-то жалобы, скажи.

Понятно, подумала эль-Неренн, глядя в глаза теарин. Я не тороплюсь «подставлять ушки», хотя намекали и предлагали, не раз. Охотно верю, что для остальных это — обычное и самое интересное времяпрепровождение. Но мне это неинтересно.

— Если вы про то, что не позволяю к себе прикасаться…

Леронн кивнула.

— Меня это просто не интересует, теарин. Договор не обязывает меня «подставлять ушки».

Сейчас и она подумает, что я «тронутая». Убью Тери, как только увижу. Это она, никаких сомнений.

— Не обязывает, — теарин улыбнулась и стала выглядеть намного лучше. — Но это сильно выделяет тебя среди других. На тебя смотрят с подозрением — некоторые.

Эль-Неренн опустила голову. Я ведь и вас, теарин, могу спросить — почему вы не любите приятно проводить время с кем-то из прислуги — таким же образом. Но предпочитаете иногда задерживаться у Хейнрита. Чую… например, сегодня. Он прикасался к вашей одежде.

— Ладно, — старшая встала. — В городе есть, где пообедать. Не задерживайся позднее восьми часов.

* * *

Норвен оказался точно таким же, как и четыре года назад. Или пять? Столько всего успело произойти, эль-Неренн начинала уже забывать.

Веньес оказался высоким светловолосым южанином — немногословным, но не надменным. Он тоже относился к прислуге, хотя и был, как оба повара, на особом счету. С эль-Неренн говорил вежливо, хотя ощущалось — не по собственной воле.

Перед отъездом эль-Неренн выпила ещё одну столовую ложку «эликсира». Может, поэтому Веньес иногда косился на пассажирку — Тери, небось, разболтала уже, как странно вела себя эль-Неренн «под луной». А раз выпила микстуру…

Веньес казался моложе своих лет — многие южане, что родом с дальнего юга Тераны, до старости кажутся мальчишками. Ни усов, ни бороды у Веньеса не было, глаза — ярко-голубые, волосы — коротко стриженые, серебристые. Выдающийся, орлиный нос — тоже признак уроженца юга. Тонкие губы. И шрам чуть ниже правого уха. Видно, что Веньес стесняется шрама.

— Теарин передала вам телефонную карту? — поинтересовался Веньес, когда добрались до места назначения. Аптека была дальше, но стоянка на той улочке была запрещена.

Эль-Неренн отрицательно покачала головой. У неё было несколько своих — включая ту, что передал нотариус и ту, что оставил Виккер. Я не предупредила никого из них, осознала эль-Неренн. Непохоже, что кто-то тут собирается похитить её — никого нет рядом — но надо позвонить, надо.

Шофёр протянул карточку.

— Возьмите, пригодится. Тут указан мой номер. Я подожду вас здесь, эль-Неренн.

Он всегда обращается по имени. Тери говорила — ко всем, кроме Леронн и госпожи, шофёр обращается только по имени.

* * *

В аптеке почти не было посетителей. Эль-Неренн подошла к стойке. Улыбающаяся девушка подошла к ней.

— Да, теарин?

Выходная одежда выглядела вполне приличной. О том, кто такая эль-Неренн, напоминал только герб дома Эверан на правом рукаве.

— Я должна забрать лекарства, — эль-Неренн протянула список. — Вот то, что нужно. Распоряжение госпожи ан Эверан.

Девушка странно посмотрела на эль-Неренн, кивнула и подняла часть стойки. — Проходите, прошу вас.

Её провели в соседнюю, пустую комнату. Вскоре помощники аптекаря сложили коробки на столе перед эль-Неренн.

— Как проверите, позовите меня, — девушка кивнула и удалилась назад, к стойке.

Проверять пришлось долго. Названия всех лекарств были на тегарском — его эль-Неренн знала, хотя и не в совершенстве. Рядом с двумя наименованиями из сорока двух были пометки — похоже, на Старом Ронно. Забавно.

Пометки относились к тому самому «эликсиру» и коробкам с жёлто-оранжевыми капсулами внутри. Это, похоже, для госпожи, лично — таблетки для печени. И не самые дешёвые. Эль-Неренн пересчитала всё два раза и позвала девушку. Та проводила её к стойке, приняла банковскую карту. Эль-Неренн подтвердила оплату — как обычно, приложив палец к сенсору — и девушка, обернувшись, махнула кому-то рукой.

— Машина за углом, — указала эль-Неренн.

— Сейчас всё погрузят, — девушка поклонилась. — Благодарю вас за то, что покупаете у нас.

— Скажите, — эль-Неренн положила список на стойку, указала кончиком ногтя. — Это — от печени, верно?

И вновь беспокойство. На этот раз отчётливое. Чего она боится? — подумала эль-Неренн.

— Да, теарин, — подтвердила девушка. — Мы всегда…

— Я хотела бы взять ещё один стандарт, — эль-Неренн и сама не понимала, зачем ей это. — Оплачу сама, — достала другую карточку.

Следующую реплику эль-Неренн никак не ожидала.

— З-зачем? — девушка нервничала всё сильнее. Оглянулась несколько раз. Эль-Неренн посмотрела ей в глаза. Девушка отвела взгляд в сторону.

— Для меня, — эль-Неренн протянула карточку, и девушка вставила ту в гнездо. — Как раз ищу хорошее лекарство.

Ого! Сто двенадцать руэн за стандарт. Эль-Неренн получала четыреста руэн в месяц, как служанка в доме Эверан.

Страх. Девушка пыталась скрыть его, изо всех сил, но ей это плохо удавалось.

Эль-Неренн кивнула, спрятала коробку с капсулами в сумку (великовата для кармана) и удалилась. Ощущала на своём затылке взгляд девушки. Задержись она в аптеке ещё на несколько секунд, на затылке был бы ожог.

Очень интересно. Не забыть спросить у Леронн, что бы это значило.

* * *

— Спасибо, я сам справлюсь, — Веньес захлопнул багажник и выпрямился. — Позвоните мне ещё раз, когда надумаете возвращаться.

— Скажите, где здесь можно пообедать?

— Кафе вон там, через площадь, — указал шофёр. — Обычно девушки обедают там. Пройдите по проспекту чуть дальше — там ещё будет несколько заведений. Там же книжные магазины.

Откуда он знает про книжные магазины? Тери поймала эль-Неренн уже на выходе из дома и, краснея, вручила листик с названиями. «Живые книги». Тери, оказывается, любит драмы. Кто бы мог подумать! Заказала не пирожные, не сладости — а книги, пусть и «живые». Так-так…

— Спасибо, — эль-Неренн коротко поклонилась, отошла от машины.

— В северную часть города лучше не заходить, — посоветовал шофёр. — Особенно ближе к вечеру. Приятно провести время, эль-Неренн.

* * *

Приятно провести время не получалось. Две недели, когда она могла себе позволить жить так, как хотелось, остались далеко-далеко, в другой и недоступной жизни. Первые две недели в доме Эверан эль-Неренн испытывала острое желание выть от безнадёжности. Заключение, пусть и на сносных условиях, оставалось заключением. Служба, пусть и в приличном доме, оставалась услужением. Сил терпеть это оставалось совсем мало.

Но силы вернулись. И теперь, стоя на площади главного города провинции Норвен, эль-Неренн не знала, что делать. Хотелось вызвать шофёра, уехать в поместье и вернуться к прежнему ритму жизни.

Но и это желание постепенно прошло. «Эликсир» действовал; эль-Неренн сразу осознавала, какие эмоции испытывает каждый из встреченных ею людей. Иной раз удавалось угадать, почему. Прохожие оставались в недоумении, почему беловолосая, светлокожая и красноглазая девушка так улыбается им — некоторые улыбались в ответ, большинство просто ускоряло шаг.

Эль-Неренн остановилась у магазина. Замерла, глядя на витрины. Магазин букинистический, судя потому, что на витрине. И… Она вгляделась в орнамент на обложке одной из книг и вновь испытала чувство, родственное тому, ночью, когда она смотрела на картину. Тот, кто создавал этот орнамент, был чем-то очень опечален. И умер вскоре после того, как окончил работу.

Эль-Неренн помотала головой, вошла внутрь.

Ей нравились запахи книжных магазинов. Особенно — букинистических. Судя по размерам Норвена, букинистических магазинов в нём немного. Эль-Неренн ходила, всматривалась. Чаще всего, книги — обложки — «молчали». Две или три — вызывали сильное ощущение, некое знание о том, кто и зачем их писал. От других исходили лишь смутные образы.

— Теарин?

Она обернулась. Продавец — похоже, хозяин магазина — стоял рядом с ней. Явно родом из этих мест — резкие черты лица, рубленые, как у самой эль-Неренн; высокий рост, светлые волосы. Тронутые сединой. Эль-Неренн всмотрелась в лицо собеседника и поняла… что тому нравится её внимание к книгам, что сегодня утром он не завтракал, что у него часто болит голова в непогоду, что…

Эль-Неренн тряхнула головой.

— Простите… я что-то делаю не так?

Владелец магазина улыбнулся.

— Нет, почему же. Обычно девушки из поместья Эверан приходят за «живыми» книгами. Мы такого не держим, но они всегда заходят к нам.

— Мне нужно не это. То есть нужно, но не мне. Скажите, — эль-Неренн указала на книгу, от которой сильнее всего исходило «ощущение присутствия». — Это оригинал, верно?

— Ну-ка, — продавец снял книгу с полки (старый, побитый временем том «Записок о чудесах света» Тайра Рао). — Это интересный вопрос, теарин. Книга может быть оригиналом, верно. Книги Тайра переписывались ещё при его жизни, и делалось это искусно. Здесь все признаки оригинала, верно — почерк Тайра, его любимые чернила, его инициалы на каждой странице, бумага, которой он всегда пользовался. Но считается, что все оригиналы хранятся в имперской библиотеке, на Крайтеоне.

— Это оригинал, — повторила эль-Неренн, ощущая себя абсолютно, неизбежно правой. — Я готова поспорить.

Продавец улыбнулся.

— Вы хорошо разбираетесь в книгах?

— У моих родителей была большая библиотека. Я пытаюсь собрать её, заново. Я люблю книги.

— Ну что же, экспертиза стоит денег, но она мне по карману. Я готов поспорить, молодая госпожа. Если это действительно оригинал, я подарю вам любую книгу в моём магазине. На ваш выбор.

— Если я ошибусь, — эль-Неренн испытывала ощущение нереальности, настолько сильным был исходящий от тома эффект присутствия, — я оплачу вам экспертизу.

Продавец протянул руку.

— Я согласен.

Эль-Неренн протянула руку, коснулась его ладони.

— Я согласна.

— Прошу, — продавец поманил её за собой. — Сюда, молодая госпожа.

— Почему вы так обращаетесь?

— Вы не похожи на служанку, теарин. И ведёте себя совсем по-другому. Вот, смотрите… самые старые книги я держу здесь. Показываю не всем. Вам покажу — с удовольствием.

Эль-Неренн посмотрела на книжную полку… и отвернулась. Эффект присутствия был настолько сильным и смешанным, что у неё закружилась голова. Продавец обеспокоенно подхватил её под локоть, отвёл в сторону.

— Что такое, теарин? Вам плохо?

— Это от неожиданности, — эль-Неренн присела на ближайший стул. — Извините. Я никогда не видела так много настоящих книг.

Продавец улыбнулся.

— Выберите любую. В подарок.

Эль-Неренн подумала, что ослышалась.

— Вы шутите? Они очень дорогие!

— Именно поэтому. Теарин, я работаю здесь тридцать лет. Начинал ещё в то время, когда Норвен был королевством. Я не видел таких людей, как вы. Никто не прикасался к книгам так, как вы. Никто не называл эти книги, — он указал в сторону книжной полки, — настоящими.

— Поэтому вы и поспорили?

— Верно, теарин. Разрешите представиться. Хейвен Эммер-Тиро. Когда-то мои предки правили этими землями. Рад познакомиться, эль-Неренн.

— Откуда вы знаете моё имя?

— Воротник, — указал хозяин магазина. — Вот, видите? Эту вязь? Это надпись. На языке альвари. Дом Эверан всё ещё придерживается традиций.

Эль-Неренн прикоснулась к воротнику… надо же, кто бы мог подумать. Когда успели?

— И что там написано?

— Это охранная надпись. Вы не знаете альвари, верно? В общем, вам здесь желают быть здоровой, не знать неудач и быть достойной своих предков.

Эль-Неренн поклонилась.

— Спасибо. Большое спасибо.

* * *

Через час она вошла в другой книжный магазин, всё ещё не веря тому, что слышала и видела. Но сумку теперь оттягивал старинный том «Трактата о единстве человека и небесных светил», а действие «эликсира» продолжало усиливаться. И людям, с которыми говорила эль-Неренн, это не очень нравилось. Приходилось отводить взгляд в сторону, при первой же возможности.

Купить «живые книги» удалось легко; задерживаться в этом магазине эль-Неренн не стала. Неожиданно пришла усталость. Нервы, подумала девушка. Почти сразу же пришёл и голод. Где то самое кафе?

Телефон. Опять забыла позвонить! Нужно немедленно это исправить. Эль-Неренн быстро пролистала меню (выбор был не очень велик), и, указав на свободный столик, попросила «одноразовый телефон».

Таких не водилось, зато водился телефон-автомат. Старый, если не сказать — старинный. Пришлось покупать жетоны, что полагалось скармливать этому чудищу. Но едва эль-Неренн прикоснулась к трубке, как её окликнули.

— Привидение?

* * *

Эль-Неренн медленно обернулась.

Низкорослый южанин, темнокожий и темноволосый, со шрамами на лице. Как и от Аспида, тогда, в саду, от этого человека исходило неприятное ощущение. Возможно, запах. Может, что-то ещё.

— Вы боитесь привидений? — поинтересовалась эль-Неренн. Незнакомец не держал в руках оружия, а удар сумкой с книгой внутри может, при случае, помочь.

Человек усмехнулся.

— Я Скорпион. Скорпион из Мейсе. Может, слышала? Старуха просила меня устроить ей встречу с тобой.

— Кто бы мог подумать, — заметила эль-Неренн холодно. Оценила шансы. В кафе почти нет посетителей. Непохоже, чтобы со Скорпионом был кто-то ещё.

Скорпион кивнул.

— А неделю назад приказала тебя не трогать. Вот я и думаю — почему?

— Спросите у неё самой, — эль-Неренн переложила сумку в другую руку. Для замаха потребуется совсем немного времени.

— Расслабься, Привидение, — южанин пренебрежительно усмехнулся. — Я тебя не трону — пока. Но скажи, что ты тут делаешь?

— Работаю, — отозвалась эль-Неренн. — По одежде не видно?

— Мама запретила тебе работать в её владениях, — сухо заметил Скорпион. — Ты сейчас на её территории. Ей это не понравится.

Интересно, подумала эль-Неренн, есть ли здесь хоть одно место, которое Львица — «Мама Львица» — не считала бы своим? Вслух же не сказала ни слова.

— Но я могу забыть об этой встрече, — Скорпион ещё раз усмехнулся, медленно протянул руку к голове девушки. Та, так же медленно, остановила его руку — локтем своей. — Да, ты верно поняла. Не строй из себя недотрогу, я много знаю про тебя.

— Мои ушки стоят очень дорого, — заметила эль-Неренн. — Слишком много желающих. Боюсь, у вас не будет столько денег.

— Дороже твоей жизни? — Скорпион отвернулся, сплюнул на пол. Странно, но пол не задымился. — Как хочешь. Завтра Мама узнает, что ты здесь. Что она с тобой сделает — сама знаешь.

— Передайте ей, пусть приходит, поговорим, — не сдержалась эль-Неренн. Скорпион покрутил пальцем у виска и покинул кафе.

Обед уже принесли. Эль-Неренн поджала губы и сняла трубку телефона-автомата. Если Скорпион и не один, бежать всё равно уже некуда.

* * *

— Рад слышать, — голос Тигарра едва удавалось разобрать. Ох уж эта телефонная связь! — Виккер передал, за тобой пришлют. Будет тебе один день отдыха. Судебное заседание — помнишь?

Надо же! Успела забыть. Ещё один день отдыха — совсем неплохо.

— Скорпион был здесь, — эль-Неренн понизила голос, стараясь, чтобы собеседник всё ещё слышал её. — Скорпион из Мейсе.

Надо полагать, Тигарр на том конце подпрыгнул.

— Маленький, мерзкий, с двумя шрамами на правой щеке?

— Верно.

— О Великое Море… Возвращайся в поместье, эль-Неренн. И никогда не выезжай, не предупредив меня. Я постараюсь устроить охрану. О чём он говорил?

Эль-Неренн пересказала, вкратце.

— С тобой не скучно, эль-Неренн. Ну ладно. Будь осторожна. Хольте прибудет в Норвен сегодня вечером. Завтра будет сопровождать тебя. Без неё — ни шагу. Поняла?

— Да, теариан.

Тигарр был напуган. Сильно напуган. Похоже, безопасных мест больше нет. А пока нет гражданства, рассчитывать можно только на неофициальную помощь. Люди без гражданства — никто. Кем бы ни были, что бы ни сделали.

Эль-Неренн вызвала машину прямо к кафе. И села ждать — пройдёт не меньше часа.

* * *

— Теарин?

Задумалась. Эль-Неренн отложила книгу.

— Вам записка, теарин.

Официант держал перед ней поднос. На нём лежал клочок бумаги.

— Кто передал? — поинтересовалась эль-Неренн, оглядевшись.

— Девушка, — официант указал головой в сторону двери. — Работает в аптеке, здесь, за углом.

Сердце стало биться как ненормальное. Эль-Неренн кивнула, взяла бумажку. Как только официант ушёл, поднесла к носу, принюхалась — «верхним чутьём», так, чтобы другие этого не заметили. Точно. Это она, та девушка. Очень напуганная.

«Они что-то сделали с лекарством».

Они. Кто такие «они»?

— Скажите, — эль-Неренн собрала вещи, допила, залпом, оставшийся в бокале сок и подошла к стойке. — Есть здесь другая аптека? Поблизости?

Бармен указал, где именно.

— Если подъедет машина, — эль-Неренн написала на салфетке номер, — передайте, чтобы подождал меня.

* * *

— Спасибо, Ньер! — Тери только что с руками не оторвала свои книги. — Я всё отдам, не сомневайся. Ой… а это что?

Ну да, конечно, успела заглянуть в сумку.

— Какая старая, — Тери уважительно прикоснулась к тому. — У госпожи таких много… ты не знала? Полный шкаф. Такие же старые. Ты знаешь язык?

Эль-Неренн кивнула. Знала весьма поверхностно, если честно. И обсуждать отличия Старого Ронно от современного не было ни малейшего желания.

Эль-Неренн вернула Леронн банковскую карту и список лекарств и, уже на пути в свою комнату, неожиданно приняла решение. Не позволяя себе передумать, вернулась, поднялась на второй этаж по боковой лестнице. Охранник странно посмотрел на неё, но останавливать не стал.

В дверь кабинета госпожи ан Эверан эль-Неренн вошла без стука.

* * *

— Что случилось, эль-Неренн? — госпожа была одна, работала над какими-то бумагами. Тон её был вежливым, но эль-Неренн прекрасно понимала, насколько рискует.

— Прошу извинить меня, госпожа, — эль-Неренн низко поклонилась. — Поверьте, я не стала бы так врываться по пустякам. Я хотела показать это вам. Только вам.

И положила на стол оба стандарта — лекарство для печени. Один — куплен в той самой аптеке, куда её направили. Другой — в другой аптеке, на соседней улице. Рядом — записку девушки.

Госпожа выслушала рассказ эль-Неренн, не перебивая, не задавая вопросов. Молча протянула руку к телефонной трубке (сейчас выставит, осознала эль-Неренн, или уволит).

— Меня ни для кого нет, — сообщила хозяйка дома в трубку. Взяла оба стандарта, взяла записку.

— Вы говорите, она была напугана? — госпожа подняла взгляд.

— Да, госпожа. Я вернулась в аптеку — её там уже не было. Мне сказали, что она ушла сразу после моего первого визита, утром. И больше не появлялась.

Хозяйка дома поднялась, отошла к книжным шкафам, вернулась.

— Почему вы не стали ничего говорить теарин Леронн?

Эль-Неренн опустила голову.

— Не знаю, госпожа. Теарин Леронн настаивала, чтобы я взяла всё именно в той самой аптеке. Сказала, что там скидки. Но в другой аптеке точно такие же скидки, госпожа. Может быть, поэтому.

Госпожа долго думала. Эль-Неренн осознавала, что печень её сейчас беспокоит, и беспокоит сильно — боль читалась на лице.

— Сегодня со мной связался ваш адвокат, — она вновь уселась. — Завтра за вами пришлют машину. Полагаю, вы знаете, куда и зачем поедете.

— Знаю, — эль-Неренн поклонилась.

— Выполните мою просьбу, — госпожа протянула карточку. — Пока будете в столице, зайдите в центральную аптеку. Купите там точно такое же лекарство — скажем, два стандарта. Оплатите наличными. На карточке достаточно средств. Карточку пока оставьте у себя.

— Слушаюсь, — эль-Неренн снова поклонилась.

— И — самое главное, эль-Неренн. Никому ни слова о том, что произошло. Кто в курсе ваших предположений? Кто-нибудь видел вас в другой аптеке?

Эль-Неренн задумалась. Когда она покидала аптеку во второй раз, в дверях ей почудилось, что Мегин была здесь, недавно, прислонялась к двери. Ощущался даже запах ландыша. Но полной уверенности не было.

— Я никого не заметила, — ответила она, наконец.

— Будем надеяться, что никто не видел. Спасибо, эль-Неренн. На два ближайших дня вы освобождаетесь от работ по дому. Если я вас вызову — приходите немедленно, теарин Леронн не докладывайте.

10. Отражение вины

— Рада видеть, — Хольте явно была довольна встречей. — Прекрасно выглядишь. Как дела?

Эль-Неренн молча прижала её к себе, закрыла глаза. Постояла так. Отпустила.

— Вижу, что хорошо, — Хольте открыла дверь, помогла спутнице войти в салон. Эль-Неренн сразу узнала — тот самый «Гепард», представительский. Шофёр — он же совладелец компании — улыбнулся, помахал рукой. Похоже, у него много свободного времени.

Кроме Хольте, в машине был Эйзенн — несколько хмурый и неприветливый. Не выспался, предположила эль-Неренн. Врач кивнул ей, через силу улыбнулся и пересел в переднюю часть салона, ближе к водителю. Там же был и четвёртый пассажир — охранник, в мундире сотрудника Министерства юстиции. Он формально приветствовал эль-Неренн и не стал возражать, когда Хольте предложила перейти в заднюю часть салона.

— Есть или пить не хочешь? — Хольте указала на холодильник. — Пользуйся случаем. Здесь много интересного.

Эль-Неренн отрицательно покачала головой. «Эликсир» всё-таки вызывает привыкание — у неё, у Эль-Неренн. Утром настолько захотелось выпить горькой жидкости, что стало невмоготу. Эль-Неренн вроде бы отставила бутылочку подальше, но в один момент обнаружила, что стоит у шкафчика, а во рту постепенно проходит горький привкус.

Вернусь домой — запру в кладовке, в шкафчике с вещами, подумала эль-Неренн. Врач тоже хорош — не наркотик, привыкания не вызывает…

Есть после этого не захотелось. Это было ненормально — только что эль-Неренн испытывала жуткий голод. Последствия вчерашних событий. Пришлось завтракать, силой запихивая в себя еду. Асетт встревожилась — но расспрашивать не стала.

— Где комиссар? — поинтересовалась эль-Неренн, когда в разговоре возникла пауза.

— Остался в Норвене, — пожала плечами Хольте. — Скучный городишко. Сонный, спокойный… Сказал, там у него какие-то дела.

* * *

— Эль-Неренн, — задумчиво повторил заведующий клиникой. — Нет, её карточки не сохранилось.

Тигарр приподнял брови.

— Что значит — не сохранилось? Неприятности с архивом?

— Сведения по эль-Неренн были похищены из архива полтора года назад, — спокойно ответил заведующий. — Сожалею, но без официального запроса…

Тигарр молча положил на стол заведующего несколько бумаг. Которые магическим образом отпирали рот многим из тех, кто знал эль-Неренн.

— Публикация подробностей по этому делу может нанести нам большой вред, — заведующий поправил очки. — Все, причастные к похищению, были уволены и лишены звания практикующих врачей. Очень неприглядная история, господин комиссар.

«Господин комиссар». Королевство Норвен усилиями последнего его монарха лет двадцать назад встало перед выбором — утратить независимость или полностью исчезнуть. Теперь, когда Норвен был провинцией республики, о славных и бесславных прежних днях напоминал только дворцовый комплекс на севере города. Ну и надменное отношение коренных жителей к «западным», то, как они говорили со всеми «чужими». Официальным языком Альваретт является Ронно, а здесь на улицах чаще слышишь альвари. И обращения к «чужакам» — всегда формальные, сухие.

— Публикации не будет, теариан. Мне необходимо знать, кто, зачем и куда переправил данные об эль-Неренн.

— Вот его адрес, — заведующий написал несколько слов на карточке, протянул собеседнику. — В последнее время он много пьёт. Говорят, у него не всё в порядке с головой.

— Вы не указали имя.

— У него нет больше имени. Раньше его звали Альваин Эммер эр Рейстан.

Комиссар присвистнул. Чтобы стать членом Великого дома, нужно совершить что-то выдающееся.

Заведующий кивнул.

— Именно. Он был выдающимся эндокринологом. Остальных участников вы вряд ли найдёте — быстро. Кто-то умер, кто-то уехал. Господин комиссар, прошу помнить — эти люди опозорили звание врача.

* * *

По указанному адресу упомянутого человека не оказалось. Несколько руэн — и привратник стал гораздо разговорчивее, смог припомнить, куда именно переехал бывший врач.

Однако и там его не оказалось. Альваин несколько раз переезжал — не покидая Норвена, тем не менее. Четвёртый адрес оказался верным.

— Кто там? — голос был слабым, чувствовалось беспокойство.

Комиссар представился.

— У меня нет неприятностей с полицией. Я исправно плачу за апартаменты. Уходите!

— Мне нужно поговорить про эль-Неренн, — негромко добавил комиссар.

Дверь тут же отворилась. Альваин оказался высоким, сутулым, кожа приобрела нездоровый сероватый вид. Судя по запаху и состоянию апартаментов, он действительно прикладывается.

— Не вслух, — прошептал Альваин. Комиссару пришлось собрать всю силу воли, чтобы не поморщиться. Казалось бы, на службе в полиции чего только не нанюхаешься. Он готов был биться об заклад, что Альваин не против иной раз понюхать «ведьминой пыли». Характерный, очень неприятный запах. Сами наркоманы его почти никогда не чуют. — Заходите.

Ну и обстановка…

— Чёрные очки, — Альваин взял с полки для шляп пару очков, надел их. — У вас есть чёрные очки?

— Нет.

— Наденьте, — Альваин протянул ему очки. — Иначе разговора не будет.

Заведующий прав, подумал Тигарр. С головой у бедняги неладно.

— Кто называл меня по имени? — поинтересовался бывший врач, жестом предлагая следовать за ним. Комната была завалена разным хламом, но пропить всё имущество Альваин не успел. Или умел зарабатывать на жизнь, даже лишившись практики.

— Вас?

— Не будьте идиотом. Кто-то называл вам моё имя. Верно?

Комиссар кивнул. Тот, кого некогда звали Альваином, неожиданно довольно улыбнулся, поправил старый пиджак (и зачем он ходит по дому в костюме?) и уселся в кресло. На столе валялось множество пустых жестянок из-под пива. Стояло с полдюжины нетронутых. Альваин указал на них.

— Возьмите, комиссар, — голос его был почти умоляющим. — У меня не бывает гостей. Только клиенты.

— Вас же лишили практики, — комиссар взял жестянку, откупорил. Однако… пиво было очень даже неплохим. Надо запомнить название — варили его здесь же, в Норвене.

Альваин захихикал.

— Знахарствую… можете представить такое, комиссар? У меня Всемирная премия. Единственное, что не смогли отнять. Там, в комнате, на стенке — и лента, и диплом, и медаль. Я всё равно врач, комиссар. Руки у меня трясутся, но голова ещё соображает. Я надеюсь, вы не станете доносить моим бывшим коллегам?

— Вижу, вы и так наказаны, — комиссар отрицательно покачал головой. — Меня интересует эль-Неренн.

Альваин побледнел. Лицо, и так треугольное, ещё больше заострилось. Руки задрожали, он едва не уронил банку.

— Не по имени, — прошептал он. — Никогда, комиссар, не называйте её по имени. Нет, не снимайте очки.

Сам же он снял очки. Глаза оказались воспалёнными, под ними — чёрные синяки.

— Бросьте это дело, комиссар, — продолжал Альваин громким шёпотом. — Передайте своему врагу. Бросьте, и никогда не называйте её по имени.

— Врагу? Почему врагу?

— Вам недолго осталось жить, комиссар, если вы взялись за её дело. Бросьте. Никогда не называйте её имя. Никогда не смотрите в зеркало. Никогда.

Зеркало. Комиссар залпом допил тепловатое пиво и машинально взял ещё одну банку.

— Рассказывайте, — пиво выплеснулось из банки, едва не попав на брюки. — Что ещё за история с зеркалами?

— Не здесь, — Альваин оглянулся. — Она услышит. Она всегда слышит меня дома, комиссар.

Беседа будет нелёгкой, подумал Тигарр.

— Идёмте, комиссар. Здесь, в двух кварталах, есть отличное заведение. Хорошо кормят, и нет зеркал. Подождите в прихожей, я переоденусь.

* * *

Эль-Неренн рассказывала одну из множества историй из жизни в поместье — Хольте они немало веселили. Как, впрочем, и саму эль-Неренн. Тери и Мегин, выходки обеих, помогали отвлечься от ощущения того, что она отбывает наказание. Посреди очередного рассказа эль-Неренн замерла на несколько секунд, закрыла глаза. Почти сразу же открыла их, тряхнула головой.

— Что такое? — Хольте удивилась. — Голова болит?

— Нет, — эль-Неренн оглянулась. Разумеется, никого рядом не было. — Показалось, что меня окликнули. Ну вот, она и говорит…

* * *

Альваин успел не только переодеться, но и умыться. Во всяком случае, «ведьминой пылью» от него уже не несло. Как и перегаром. Прохожие не обращали внимания на них обоих.

Бывший врач старательно не смотрел на стеклянные витрины, чем всё больше подтверждал опасения комиссара. День коту под хвост, подумал Тигарр. Ручаюсь, денег у него тоже нет. Платить придётся за обоих.

Заведение оказалось на удивление приличным. Альваина здесь знали — сразу же предложили отдельный кабинет, на двух человек. Комиссар ещё больше удивился, когда Альваин извлёк банковскую карточку — значит, сам собирается всё оплачивать.

— Готов поспорить, вы считали меня нищим, — он молча указал официанту на несколько пунктов в меню. — Правда?

Тигарр кивнул.

— Приятно говорить с откровенными людьми. Как вам рассказать, комиссар — покороче или подлиннее?

— Подлиннее, — Тигарр удобно устроился и добыл пачку табачных палочек.

— Простите, — Альваин поджал губы. — Терпеть не могу запах табака, комиссар. Если можно…

Тигарр молча убрал пачку в карман. Запаха он терпеть не может. К себе бы принюхался.

— Это была не моя идея, — Альваин заговорил, только когда подали пиво. — Это Эммарин, да пребудет под Светом. Захотелось ему устроить «сладкую исповедь».

— Что это?

Альваин вновь захихикал — как тогда, у себя дома, неприятно и с призвуком непристойного веселья.

— Вы не знаете? О, это интересно, комиссар. Половина врачей делает это. Другая половина делает, но не признаётся.

Комиссар сухо улыбнулся.

— Что такое индуктивное исследование, знаете? Ну, когда у человека имитируют все фазы цикла по очереди. Должны знать, вы же проходили медосмотр.

Тигарр кивнул.

— У вас есть дети, комиссар? Впрочем, неважно. Вряд ли вы помните. Когда у человека третья, активная фаза… когда мы хотим только одного… кого-нибудь противоположного пола… человека в этот момент нет, комиссар. Инстинкт размножения. В чистом виде. Человек может убить в этот момент, если встать на его пути. Если не дать спариться… вы понимаете.

Комиссара передёрнуло.

— Это нормально, комиссар. Мы такие, какие есть. Думаете, почему эта фаза длится всего лишь несколько минут? Так вот… — Альваин отпил пива, надел очки. Ему явно нравилось рассказывать. — Когда мы наводим третью фазу искусственно, человеку в этот момент очень хорошо. Небольшое отличие от подлинной третьей фазы, совсем небольшое — концентрация гормонов в крови, всего прочего. Страшный наркотик, комиссар. Человек полностью открыт. Никаких защитных механизмов. Понимаете?

— Наркотик правды? — комиссар взглянул в глаза собеседника. Туда, где за стёклами скрывались глаза.

— В точку. Задайте вопрос — получите ответ. Главное, знать, какой вопрос задать. Страшное искушение, комиссар. Все его испытывают. Я «допрашивал» людей… не смотрите на меня так. Я говорю: половина врачей занимается этим. У нас, во всяком случае.

— За деньги?

— Верно, — принесли второе, и Альваин на несколько минут утратил интерес к беседе. При взгляде на то, как тот ест, комиссару стало неприятно. — Родственники, комиссар. Враги, завистники. Долго это не длится: нельзя удерживать третью фазу дольше пяти минут, начнутся необратимые изменения. Но этого хватает. В провинциальных клиниках врачам очень мало платят, комиссар.

Альваин отставил тарелку.

— Эммарин затеял это, — руки его вновь затряслись. — Мы знали, что за девицей какой-то хвост. У неё был сбой цикла… нужно было принимать решение. Обычно мы назначаем восстановительный курс, но иногда женщины сами просят устроить им такой сбой. Это опасно для здоровья, но многим нравится.

Похоже, сегодня я узнаю о врачах много интересного, подумал Тигарр.

* * *

— Как вас зовут? — поинтересовался Эммарин.

— Эль-Неренн, — отозвалась альбиноска, не открывая глаз. Всё, как обычно — голос ровный, лишённый эмоций.

— Как ваше настоящее имя?

— Я не должна называть его, — последовал ответ. Эммарин, Альваин и третий участник обследования, Мейснер, переглянулись. Человек не может противиться «допросу». Всегда отвечает.

— Назовите ваше настоящее имя, — потребовал Эммарин, усилив мощность воздействия. Альваин хотел поймать его за руку — усиление могло плохо повлиять на девушку.

Глаза тойоткрылись. Эммарин попятился. Альбиноска улыбнулась… жуткая вышла улыбка, хищная. Но индикация приборов показывала, что эль-Неренн не в состоянии действовать сознательно.

— Назови своё имя, — потребовало существо, говорящее с ними голосом эль-Неренн. — Назовите свои имена, я назову вам своё.

* * *

— И вы назвали? — не поверил комиссар своим ушам.

— Да, — Альваина передёрнуло. — Знаете, что такое «второй голос», комиссар? Было что-то вроде этого. Мы не могли противиться. Все потом признались — говорили помимо своей воли. Мы все представились ей.

* * *

— Ньер? — Хольте обратила внимание, что девушка отложила книгу, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Дыхание её стало ровным и медленным, губы шевелились. — Ты спишь?

Оглянулась. Эйзенн был увлечён беседой; ехать предстояло ещё не меньше часа.

Хольте наклонилась к эль-Неренн, осторожно прикоснулась к её виску… к шее. Спит.

— Вы узнаете моё имя, — прошептала эль-Неренн едва слышно и Хольте вздрогнула. Тогда, в ванной комнате, перед зеркалом, эль-Неренн говорила таким же голосом — чужим, неприятным. — Когда посмотрите в зеркало.

* * *

— Вы узнаете моё имя, — ответило существо. — Когда посмотрите в зеркало. Вы видите меня каждый день, — оно захохотало, и трое врачей схватились за уши, до того неприятно это звучало. Существо закрыло глаза, и несколько секунд спустя всем троим полегчало.

— Всё, я завязываю, — слабым голосом объявил Альваин. — Доигрались. Что там, на индикации? Долго ей ещё спать?

— Эльви, — позвал Эммарин. — У нас неприятности. Смотри сюда.

Остальные двое подошли, держась за сердце, к терминалу.

— Великая Матерь, — прошептал Альваин. — Essa плюс. Сбивай, срочно. Выключай, немедленно. Выключай, кретин!

— Нет, — послышался голос. Все трое обернулись. Существо вновь открыло глаза. Повернуло голову в их сторону. Глаза казались серебристыми, полными жидкого металла. — Ничего не трогать. Я не разрешаю.

Альваин молча протянул руку к выключателю… но не успел его повернуть.

* * *

— Я знаю, что такое Essa плюс, — пояснил комиссар. Альваин выглядел совсем плохо. Два раза ронял бокал, облил пивом некогда дорогие и красивые брюки.

— Ничего вы не знаете, — Альваин выпил залпом, налил себе ещё. — Даже представить не можете. Нас всех скрутило. Буквально — как стояли, так и упали. Думаю, мы лежали меньше минуты. Знаете, чего я хотел, комиссар? Умереть. Меня словно выворачивало — нет, не в этом смысле. Не только в этом смысле. Оно знало обо мне, комиссар. Знало всё, что хотело узнать. Я чувствовал это.

— «Оно»?

— Это не человек, комиссар. Такие рождаются каждые тридцать-сорок лет. Обычно, хвала Матери, они не доживают до «первой луны». Если доживают — всегда приносят смерть, комиссар. Я изучал это, потом. У меня стало очень много времени.

— Слушайте, перестаньте дрожать. Её здесь нет. Что в ней такого? Кто она, по-вашему?

— Чудовище, — Альваин отставил бокал. — Комиссар, никто не знает, почему рождаются такие. Закон природы, может быть. Может, природа так регулирует нашу численность. Я собирал материалы — за последние триста лет таких было девять. Двое дожили до двадцати пяти лет. Везде, где они жили, происходили войны, эпидемии, катастрофы. Я читал архивы, комиссар. Все признаки совпадают, все приметы. Она — чудовище. Её так и не инициировали, верно?

— Верно, — комиссару очень захотелось встать и уйти. Оставить Альваина с его бреднями одного, здесь. Но он остался. — Не успели.

— Этого нельзя допустить, комиссар, — Альваин снял очки. Налил себе ещё. Сумел выпить, не уронив бокал. — Ни в коем случае нельзя.

— Поясните, чуть позже. Что было тогда — при обследовании? Она проснулась и ничего не помнила?

— Не совсем. Я… не знаю, что на меня нашло. Я хотел сделать ей укол. Ударную дозу, комиссар. Клин клином. Чтобы восстановить нормальный цикл. Может быть, мне удалось бы её инициировать.

— Убить, — поправил комиссар.

Альваин поднял взгляд.

— Да. Убить. Скорее всего, она умерла бы. Там же, на столе. Поверьте, комиссар, всем было бы только лучше.

— Понятно, — комиссару захотелось встать и избить Альваина до смерти. Искушение было таким сильным, что остаться на месте стоило невероятных усилий. — Вы полезли в её тайны, она, так скажем, наказала за любопытство. Только без мистики, Альваин. И вы сразу решили, что она — кем вы её считаете? Посланником Тени? Вы назвали какое-то имя, я не расслышал.

— Если бы вы чувствовали то, что чувствовали мы… Я не объясню вам, комиссар. Вы не поверите. Вы не в состоянии поверить. Не успел я ничего сделать. Только и успел, что взять ампулу. Эти двое ещё валялись. Тут меня и выключило, ещё раз. Когда пришёл в себя, всё прошло.

— За это вас и уволили?

— Ну что вы. Никто ничего не узнал. Что мы, враги себе? Мы поклялись молчать. Никогда ничего не говорить, ни одной живой душе. Но Эммарин проболтался. Они никогда не умел держать язык за зубами.

* * *

— Что такое? — Хольте придержала спящую эль-Неренн, когда машина резко затормозила. — Что случилось?

— Подышу воздухом, — отозвался шофёр. — Чуть не заснул, теаренти. Погода, что ли? Никогда такого не было. Пять минут — похожу, подышу воздухом. Мы успеваем?

— До начала два с половиной часа, — Хольте ещё раз посмотрела на эль-Неренн.

— Что с ней? Спит?

Хольте кивнула.

— Ладно, — Эйзенн тоже вышел. — Место спокойное, можно отдохнуть. Что-то и у меня голова закружилась.

* * *

— Он был первым, — Альваин дождался, когда официант придёт, заказал ещё пива. Куда в него только помещается? — Это трепло. Не знаю, кому он сболтнул. Там, возле неё, комиссар. Она приказала нам молчать. Сказала, что всё забудет, если мы будем молчать. Что мы ни в чём не будем нуждаться, если никому не расскажем. Мы ещё посмеялись…

Комиссар усмехнулся.

— И что, перестали нуждаться?

— Да, — Альваин опустил взгляд. Губы его задрожали. — Я… у меня было озарение. Открыл и запатентовал три лекарства. Вон, посмотрите, в каждой аптеке — красное сердце, оранжевый квадрат на стандарте. Всемирная премия, комиссар. Я даже подумывал начать частную практику — видели бы вы, кто шёл ко мне, на приём. Я купался в деньгах, комиссар. Всё было. Всё, что хотел. Если бы не Эммарин, я уже был бы личным врачом ан Роан. Смейтесь, смейтесь. Она приглашала меня, сама. Я, Альваин Эммер эр Рейстан, был знаменит. Вам и не снилось, как я был знаменит. И всё кончилось.

* * *

— Он нарушил слово, — прошептала эль-Неренн. Хольте наклонилась к ней.

— Кто нарушил, Ньер?

Эль-Неренн открыла глаза. Вместо красных с золотом радужек под веками плескалась ртуть, холодная и яркая.

— Он нарушил слово, — повторила она. — Он нарушил его трижды.

Хольте ощутила, что страх приковывает её к сидению. Взгляд Ньер — той, что была Ньер — пронизывал, смотрел насквозь. От него ничего нельзя было скрыть. Огромным усилием воли Хольте сумела повернуть голову, чтобы увидеть, боковым зрением, что в салоне никого нет. Все трое остальных стояли поодаль от машины.

* * *

— Он сам признался, — Альваин наклонился ближе к собеседнику, снял очки. — Не знаю, кому. Не то журналисту, не то ещё кому. Тот, конечно, вцепился — захотел увидеть карточку. Через день он утопился.

— Кто, Эммарин?

— Нет, Эммарин повесился. Через неделю. Журналист утопился. Знаете, шёл по мосту, взял — и спрыгнул вниз, — Альваин вновь захихикал. — Ни с того ни с сего. Так всё и началось.

Тигарр потёр лоб ладонью.

— У меня в апартаментах, комиссар, — прошептал Альваин, наклоняясь над бокалом. — Я собирал. Вырезки из газет. Нас словно прокляли, всех. Всё пошло под откос. Я… наверное, я бы выдержал. Но он пришёл, предложил выкрасть карточку. Я был на мели, комиссар. Я сделал это.

Наконец-то. Тигарр утомлённо потёр виски. В голове гудело.

— Кто предложил выкрасть?

— Не знаю. Не знаю его имени. Знаю, что он представлял дом Рекенте. Вы же знаете эту старую сумасшедшую… с её генетической программой, — Альваин рассмеялся. — Я дал им бумаги. На одном условии.

— На каком же?

— Что они убьют её. Когда получат то, что хотят — убьют. И он согласился. Старуха сама говорила со мной, дала мне слово. Что с ней стало? — неожиданно поинтересовался Альваин.

— С эль… — Альваин едва не поперхнулся. — С девушкой?

— Раз вы здесь, с ней ничего не случилось. Со Старухой.

— Инсульт, — коротко сообщил комиссар. — Вы же читаете газеты.

— Кто-нибудь ещё пострадал? Из её дома?

— Более пятидесяти человек, — сухо отозвался Тигарр. — Много убитых.

Альваин захохотал. Он смеялся так долго, что Тигарр хотел было уже вставать и приводить в чувство этого алкоголика.

— Тоже польза, комиссар. Спасибо. Я не зря старался… нечисти стало меньше. Смешно, правда? Слушайте, я больше не могу. Отдам вам вырезки. Там всё есть. Бросьте это дело. Она слышит вас, когда вы произносите её имя. Она ничего не прощает. Никому. Расстояния для неё нет. Остерегайтесь плохо отзываться о ней, если рядом зеркало.

* * *

— Ты обманул меня, — выражение лица эль-Неренн стало злобным. Хольте хотела пошевелиться, что-нибудь сказать — не могла. Остальные так и беседовали снаружи, не обращая ни на что внимания. — Ты предал меня, Альваин.

* * *

— Чушь, — комиссар встал. — Многие люди обижали её, если вы об этом. Я несколько раз отправлял её в «зверинец». Сержант, мой помощник, пару раз приложил её дубинкой. Её многие обижали, Альваин, и все они живы.

— Не может быть. Вы с ней знакомы?!

— Я веду её дело. Она свидетель, не обвиняемая. Вот её хотят убить — очень многие.

— Уже началось, — прошептал Альваин. — Если бы вы только видели её… в этом состоянии…

— Видел, — отозвался комиссар. — У меня дома. Она говорила что-то странное во сне, было такое. И ничего страшного. Спасла жизнь человеку.

— Подружиться, — глаза Альваина округлились. — Как я не подумал. Подружиться. Надо было подружиться с ней… чтобы она не подозревала. Чтобы ничего не заподозрила. Она беспомощна, комиссар. Пока в трансе — беспомощна. Запомните это.

— Вы рехнулись, — комиссар встал. — Я должен бы вас арестовать, Альваин, но меня от вас тошнит. Хватит. Заберу эти ваши вырезки — и всё.

— Комиссар, — Альваин понизил голос, заговорил быстро и сбивчиво. — Я никто. Мне никто не поверит. Вам могут поверить. Это — чудовище. Оно, может быть, не тронет вас. Не знаю, почему она вас ещё не убила. Не позволяйте её инициировать. Не позволяйте ей иметь детей. Будут тысячи, миллионы смертей. Я…

Он замолк. Словно его ударили по лицу. Медленно опустил голову. Взглянул на своё отражение в бокале с пивом.

— Отражение. Она слышала, — проговорил он сипло. — Она слышала меня. Каждое слово.

Он совершенно побелел.

— Довольно, Альваин, — комиссар сделал шаг к нему. — Я отведу вас домой. Успокойтесь и выспитесь.

— Нет! — Альваин хотел крикнуть, но вышел хрип. От него пахло страхом — невероятно сильно и отвратительно. — Это заразно, комиссар! Не прикасайтесь ко мне. Вот, возьмите, — он бросил на пол ключ. — Заберите вырезки. В дальней комнате, в шкафу, в углу. Не думайте о ней плохо, комиссар. Не угрожайте ей вслух. Берегитесь зеркал.

— Идите домой, — комиссар отошёл в сторону. Было видно, что ещё чуть-чуть — и Альваин взбесится от страха. — Я позвоню вам позже.

Альваин рассмеялся — звучало это неприятно — кивнул и побрёл наружу. Старательно избегал прикасаться к другим посетителям. Вышел, запрокинул голову — солнце было почти в зените — постоял, закрыв глаза. Ещё раз кивнул и повернул направо, побрёл по тротуару.

Комиссар взял перчатку, осторожно подобрал ключ. Врач окончательно спятил. Или у него с собой несколько ключей от дома? Ладно. Проводить его, забрать вырезки — и возвращаться.

Он едва успел взять ключ, как снаружи послышался визг тормозов, глухой удар, звон стекла и крики.

Тигарр выбежал наружу. Альваин успел отойти всего на десяток шагов. Он лежал, изломанный, в луже крови, у стены здания. Спортивный «Стриж», сбивший его, замер на боку, у тротуара. Водитель упал рядом с бывшей мировой знаменитостью — но был ещё жив.

* * *

Эль-Неренн — или кто это был — рассмеялась. Низким, приятным голосом. Повернула взгляд, встретилась взглядом с Хольте. Той стало жутко. Эль-Неренн — то, что было похоже на эль-Неренн — смотрело на неё и знало о Хольте всё.

— Он узнал моё имя, — она вновь рассмеялась. — Ты никому не скажешь, — Хольте ощущала, что обращаются именно к ней. — Ты никому не скажешь, и всё будет хорошо.

Хольте кивнула. Глаза эль-Неренн закрылись и в тот же момент Хольте отпустило.

В ноги и в руки вонзались серебряные иголочки. Хольте ползком добралась до двери, сумела её распахнуть, уселась — так, чтобы ветерок обвевал лицо. Не сразу решилась повернуть голову, взглянуть на эль-Неренн. Та спала — обычный, нормальный сон. Словно почувствовав взгляд, эль-Неренн вздрогнула и открыла глаза. Хольте едва не вскрикнула… но то были глаза эль-Неренн — красные, с золотыми прожилками.

— Заснула, — призналась девушка. — Я долго спала? Мы уже приехали? — она оглянулась.

Хольте покачала головой. От неё пахло страхом… эль-Неренн удивилась. Что случилось?

— Хольте, что случилось? — она прикоснулась к плечу женщины. Та прижала свою ладонь поверх, закрыла глаза.

— Не могу сказать, Ньер. Я обещала не говорить.

Глаза эль-Неренн округлились от удивления. Но задавать вопросов не стала.

— Открой холодильник, — попросила Хольте слабым голосом. — Вон ту бутылочку. Да, давай всю.

— Ты уверена? — эль-Неренн чувствовала себя неловко. Хольте никогда не пила крепкие напитки, да ещё днём. Да ещё на службе.

— Вполне, — Хольте сняла крышку, сделала несколько глотков. Закрыла бутылку, достала из кармана несколько таблеток (запах был неприятным), бросила в рот.

— Никакого запаха, — пояснила она. — Мелкие секреты полиции. Любой запах отбивают.

Эль-Неренн рассмеялась и, наклонившись, прижала Хольте к себе. Так они и сидели ещё минуты три, пока остальные не вернулись.

* * *

Когда её привезли вечером в поместье, эль-Неренн ощущала себя полностью вымотанной. Странное выражение лица Хольте. После того, как она глотнула гихоири — картофельной водки, распространённой в Альваретт и Тессегере — бывшая охранница замкнулась. Не желала говорить, что испугало её. Несколько раз украдкой глядела в глаза эль-Неренн. Я что-то сказала во сне, поняла эль-Неренн. Что-то неприятное. Надо было извиниться.

Судебное заседание длилось часа полтора. Истец, Виккер Стайен, отозвал свой иск и принёс извинения ответчице — эль-Неренн — которую было заподозрил в том, что она, в нарушении закона, пыталась пробраться, переодевшись, в его поместье. На том всё и кончилось. Суд обязал Виккера выплатить в пользу эль-Неренн солидную компенсацию — и дело было закрыто.

Смешно. Виккер нашёл способ помочь ей, эль-Неренн. Ясно, не через третьих лиц. Виккер вручил эль-Неренн, со скорбным выражением лица, банковскую карту — ещё там, в зале суда. Пятьдесят тысяч руэн. Можно и книжек теперь прикупить. В первый же отпуск так и сделаю, решила эль-Неренн. То есть — через три дня, в субботу.

* * *

— Что ты натворила? — поинтересовалась Тери, когда эль-Неренн, после ужина, задержалась вместе с остальными, в общем зале.

— Я? Натворила?

— Ну, тебя же забрали в полицию. Сегодня утром.

— Тери, я тебе сейчас голову оторву, — пообещала эль-Неренн, без особой злости. Точно, горбатого могила исправит. Тери воодушевилась.

— А что? Я одна, что ли, видела? Инни, скажи…

— Я не видела, — быстро проговорила Инни, покраснев. — Я ничего не видела, Тери, не надо.

«Огонёк» фыркнула.

— Не в полицию, а в суд, — пояснила эль-Неренн и ощутила, как все взгляды обратились на неё. — И не мечтайте. Меня с кем-то спутали, оправдали и выплатили компенсацию.

— Тебя с кем-то можно спутать? — насмешливо поинтересовалась Тери.

— Компенсацию! — Мегин тут же возникла рядом. — Ньер… Нье-е-е-ер… Займи мне сотню, пожалуйста. Ну что тебе, жалко? Я отдам, отдам! Через неделю нам выдадут жалованье — всё отдам.

— Не вздумай, — Риккен шепнула — недостаточно тихо, чтобы Мегин не услышала. — Не отдаст.

— Это когда я не отдавала? — возмутилась судомойка. — Отдам, Ньер. Вот, при всех обещаю — отдам шапочку на неделю, если не верну.

Интересно. Как будет выкручиваться, если не отдаст?

— Ладно, — кивнула эль-Неренн. — В субботу поговорим.

— Спасибо! — Мегин обняла альбиноску… та ощутила сильный запах «эликсира» и лаванды. Зачем Мегин пьёт эту горькую гадость? — Пойду-ка я немного отдохну… — Встала, некоторое время смотрела на пятерых мужчин — они с интересом следили за тем, что происходит на женской половине — и, не торопясь, покинула общий зал.

— Она от тебя теперь не отстанет, — предупредила Риккен. — Зря ты, Ньер.

Грузчик, Тарви — рослый, широкоплечий, симпатичный, но не сильно блещущий умом (по словам Тери) — поднялся, не сказав ни слова, и ушёл. В ту же дверь, что и Мегин.

— Куда это он? — подумала вслух эль-Неренн.

— Кто? — не поняла Тери. — Тарви?

Эль-Неренн кивнула.

Первой рассмеялась Тери. Инни присоединилась к ней, затем — Риккен.

— Я выиграла, — сообщила Тери, толкнув Инни локтем. — Она думает, что ушки — только, чтобы слушать…

— Ты проиграла, — возразила эль-Неренн. — Инни, не забудь забрать выигрыш.

— О! — Тери наклонилась над столом, глаза её горели. Проигрыш её, похоже, не огорчил. — Расскажи, Ньер. Кто он? Мы его знаем? Да ладно тебе… Тимо, отойди, ты её смущаешь.

Тимо, презрительно скривившись, встала, забрала свои книги и уселась за самый дальний от камина стол.

— Вы его не знаете, — на душе неожиданно заскребли кошки. — Это было четыре с половиной года назад и не здесь.

— Ну расскажи, как это было… я вот помню, как это было в первый раз… — глаза Тери заволокло туманом, ненадолго. — Преле-е-естно…

— Не расскажу, — эль-Неренн помрачнела. — Это тебя не касается.

— Ты с ним больше не была?

— Он умер, — сообщила эль-Неренн, вставая из-за стола. Тери отшатнулась, заморгала. — На следующий день. Его зарезали. Больше у меня никого не было. И пока не найду тех, кто убил его, ко мне никто не прикоснётся, Тери. Ещё вопросы?

Риккен опустила голову. Тери отвернулась, Инни отошла в сторону. Эль-Неренн молча направилась к выходу из зала. В свою комнату.

* * *

Взглянула на своё отражение. Провалиться Тери, с её любопытством. Так-так… Сцену, подобную сегодняшней — встаёт и уходит Мегин, минуту спустя — кто-нибудь из мужчин — эль-Неренн видела не раз. Как это Мегин умудряется очаровать их всех? Остальным девушкам это не удаётся.

Эль-Неренн помотала головой. И ладно. Пусть кто угодно «гладит ушки» кому угодно. Воспоминания. Неприятные и приятные одновременно, тёмные и светлые воспоминания.

Грейвен… Непохожий на ту уголовную компанию, среди которой приходилось жить в то лето. Два или три раза эль-Неренн выполняла разовые поручения по его рекомендациям.

«Завтра, Ньер… Вот адрес. Думаю, они возьмут тебя на работу. Я поручусь».

Она прикоснулась к его щеке. Он усмехнулся. Ей нравилась его улыбка.

«Сложи пальцы вместе… правильно. Вот сюда, на затылок. Нет, только на затылок. Всем можно, поверь…»

До того момента эль-Неренн доводилось отбиваться от любителей прикоснуться к её голове. Отбиваться удавалось неплохо. Были и сломанные руки, и выбитые зубы. Её быстро оставили в покое. Если её «неприкосновенность» и считалась недостатком, у эль-Неренн были и достоинства. Например, она не выдавала чужие тайны. Всегда держала слово. Всегда умела рассмешить, знала много песен.

«Всё. Смотри мне в глаза. Просто смотри. Медленно придвигай голову, медленно… пока не почувствуешь жар. Дыши медленно».

Это было как тёплая волна — от затылка, к которому прикасались его пальцы — по всему телу, и, через правую руку — наружу. Ушла усталость, всё стало казаться более приятным и терпимым. Он улыбался… она видела всё, словно в дымке, но улыбку помнила. Помнила, как голова закружилась, как её повлекло куда-то, в тёплые и вязкие глубины. Но при этом осознавала всё окружающее — Грейвен осторожно отпустил её, поднял на руки, перенёс на кровать, прикрыл покрывалом.

«Я приду завтра, Ньер».

Завтра не было. Точнее, было, но не для него. Ей сказали, утром — когда она не дождалась Грейвена в условленном месте. Она не увидела тело — то было прикрыто, когда полиция переносила его в машину. Сказали, что его разрезали на части, зверски — но ничего не взяли. Даже денег…

…Эль-Неренн отняла ладони от лица. Те были мокрыми.

Встала, подошла к зеркалу. Она пришла по тому адресу — там жили родственники Грейвена. Ей указали на дверь. Не сказали, где его похоронили. Кто станет говорить такое бродяге с улицы? Кто она им?

Взглянула в глаза отражению. Ничего.

— Я найду их, Грейвен, — эль-Неренн нехорошо усмехнулась. — Я их найду. Обещаю.

Пауза… эль-Неренн не помнила, как это случилось. Помнит только, что очнулась в ванной, с пустой бутылочкой «эликсира» в руке. Во рту была знакомая горечь, возвращались ощущения, пришедшие той ночью. И стало страшно.

* * *

— Я схожу с ума? — спросила эль-Неренн у отражения. То не ответило. Плохо дело… когда пьёшь это, не осознавая, когда сознание на этот момент омрачается. Надо подойти к врачу. Срочно. Похоже, Ньер, ты всё-таки сошла с ума. Хуже нет, когда что-то делаешь, не отдавая себе в этом отчёта.

Она посидела на кровати, подождала, пока пройдёт паника и страх. Только не в клинику для душевнобольных. Только не так. Прошло несколько секунд, и паника показалась абсурдной. Эль-Неренн не впервые задумываться так, что не всегда отчётливо помнит, что и зачем делала. Но потом — вспоминает всё. И сейчас — эль-Неренн вспомнила, как посидела у шкафчика, в котором стояла злосчастная бутылочка. Сдвинула в сторонку ту самую коробочку с таблетками, средством для печени. Коробочка ещё упала, прислонилась к стенке полки. Эль-Неренн быстро подошла к шкафчику, открыла.

Точно. Всё так и лежит. Вопрос только, зачем пить это — чтобы испытывать «ощущение присутствия»?

Надо подойти к врачу и сказать. Что у настойки есть побочные действия, что лучше использовать что-то ещё.

* * *

Врача не было на месте. Эль-Неренн постучала — не откликаются. Прикоснулась к ручке двери.

Дверь отворилась. Не вполне осознавая, что делает, эль-Неренн вошла в «больницу». На столах пусто. Лекарства уже расставлены по шкафчикам, потенциально опасные — заперты в сейф. Пахнет настоем — «эликсиром» — и лавандой. Провалиться — опять лаванда. Мегин? Почему повсюду мерещится Мегин?

Стук двери. Хантвин, отчего-то мрачный, вошёл, с размаху закрыл дверь.

— Что вы здесь де… — начал он, когда эль-Неренн обернулась. Врач замолк на полуслове. Смотрел в глаза девушки, не отводил взгляда. Та, удивлённая такой реакцией, медленно подходила. Когда оставалось три шага, врач, неожиданно для эль-Неренн, прикрыл ладонями глаза.

— Стойте, — прошептал он. Страх. Эль-Неренн уловила, что врач испуган. Испугался её самой, только что. — Стойте, прошу вас. Кто сказал вам?

«Кто сказал мне что?» — чуть не спросила эль-Неренн, но сдержалась. Врач вёл себя более чем странно. Он застыл на пути между ней и дверью, надо чуть-чуть переместиться — чтобы можно было сбежать. Запах страха усиливался.

— Нет, — голос Хантвина стал умоляющим. — Прошу, подождите. Я скажу им. Они заплатят вам. Умоляю, не говорите. Не говорите ни слова.

— О чём — о таблетках? — до эль-Неренн стало доходить, что имеет в виду врач.

Хантвин… упал на колени.

— Я не хотел, — зашептал он. — Не хотел, теаренти. Я не знал, что там яд. Я не хотел её смерти, но меня не слушали. Они убьют меня, если только узнают.

— Давно вы поите госпожу ядом? — эль-Неренн сама удивлялась своему спокойствию.

— Пятый месяц, — врач низко опустил голову. — Умоляю, поверьте. Я не хотел её смерти.

— Скажите ей, — предложила эль-Неренн. Врач поднял взгляд, вид у него был ошеломлённым.

— Кому, теаренти?

— Госпоже. Она уже догадывается. Скажите сами, пока не поздно.

Хантвин просветлел лицом.

— Да, теаренти. Вы правы. Кто сказал вам — Сверанте?

— Девушка из аптеки? — врач кивнул. Эль-Неренн кивнула в ответ.

— Я пойду, теаренти. Пока ещё не поздно.

— Подождите, — эль-Неренн указала на шкафчик, занятый бутылками с «эликсиром». — Что вы добавляете туда?

Челюсть врача отвисла.

— Вы… Вы знаете всё, — заключил он. — Вот это, — он бросился к сейфу, некоторое время рылся в нём, извлёк пластиковую ампулу. — Она передала мне. Прошу, подтвердите, — он шагнул к эль-Неренн, та молча отступила на шаг. Врач замер. — Прошу, теаренти. Подтвердите, что я сознался. Сам сознался.

Эль-Неренн кивнула. Врач выпрямился, вернулся к сейфу, запер его. Эль-Неренн не двигалась.

— Закройте, — врач положил ключ на стол. — Не думаю, что я сюда вернусь. Спасибо, теаренти.

Едва он ушёл, эль-Неренн бросилась к шкафчику с настоем. Вынула все бутылки. Приоткрыла каждую, отобрала те, от которых слышался запах лаванды. В спешке чуть не уронила одну. Через три минуты она вылила в раковину содержимое всех «приправленных» бутылочек. Оставила их все в раковине — выливала в перчатках, трудно будет понять, кто это сделал.

Вышла, заперла дверь. Поблизости — никого. Поднялась на второй этаж — охранники не стали задерживать, но один из них сообщил:

— Госпожа занята. Теариан Хантвин у неё в кабинете. Прошу подождать в коридоре.

* * *

— Вас просят войти, — охранник подошёл к эль-Неренн, замершей у стены. Странно. Хантвин не выходил из кабинета. Впрочем, оттуда может быть больше одного выхода.

— Входите, эль-Неренн, — позвала Веранно.

Эль-Неренн замерла на пороге. В комнате пахло неприятно… страхом Хантвина. Болезнью… это уже Веранно. Чем-то ещё. Многими эмоциями, здесь не так давно их было много.

— Присаживайтесь, — указала хозяйка дома. Выглядела Веранно неважно. И не только из-за своей болезни — отравления? Эль-Неренн поклонилась, но осталась стоять. Пока не прикажут дважды, садиться нельзя.

— Присаживайтесь, — Веранно тяжело опустилась напротив. — Я плохо себя чувствую, эль-Неренн, и не только из-за яда. Когда вы узнали?

— Про яд — час назад, госпожа. Теариан Хантвин сказал мне.

Веранно была ошеломлена.

— Сказал — вам?!

— Да, госпожа. Он был очень испуган. Испугался, когда увидел меня в «больнице»… простите, у себя в кабинете.

— Вы помните, что именно он сказал?

— Да, госпожа. Я могу повторить разговор слово в слово.

Веранно кивнула. Эль-Неренн воспроизвела беседу. Её хозяйка закрыла ладонями лицо, и некоторое время сидела так.

— Хантвин Кеммен эс Эверан умер пятнадцать минут назад, — сообщила она, не отнимая ладоней. Эль-Неренн встала. Она побледнела, хоть это и не каждый смог бы заметить. — Думаю, он выпил яд, прежде, чем войти сюда. Не рассчитал времени действия. Подойдите сюда, пожалуйста.

Эль-Неренн чувствовала, что ноги плохо её слушаются, но повиновалась. Веранно открыла дверь в соседнюю комнату. Там, прямо на полу, лежал Хантвин. На лице его застыла боль. Эль-Неренн опустилась на колено перед покойником, прижала ладони ко лбу и медленно произнесла:

— Vessian el an Vorgh Sievi.

Выпрямилась и отвернулась. Здесь сосредоточились все запахи — страха, смерти, чего-то ещё. Комок встал в горле.

— Простите, госпожа, — эль-Неренн вернулась в кабинет. Несколько секунд казалось, что её вот-вот стошнит. Наконец, она сумела совладать с комком в горле. Веранно заперла дверь и присела на соседний стул. — Я не думала, что он… что он мёртв. Я ещё помню его живым.

— Он сказал, что благодарен вам, эль-Неренн. Теперь я понимаю, за что.

Альбиноска встала и молча поклонилась.

— Он не успел назвать тех, кто готовил мою смерть, — Веранно выглядела осунувшейся. — Я хочу, эль-Неренн, чтобы вы помогли мне. Я не могу заставить вас. Я могу только попросить.

Эль-Неренн молча смотрела ей в лицо. Не в глаза.

— Никто ничего не должен знать. Завтра я объявлю, что Хантвин покинул поместье, выполняя моё поручение. Меня не будет в поместье завтра и послезавтра. Думаю, что вас могут попросить войти… в число заговорщиков. Я предполагаю, кто это может быть. Но не имею доказательств. Если мои предположения верны, многим людям грозит смерть. Я прошу помочь мне.

Эль-Неренн думала. Влезать в подобные дела — хуже не придумаешь. Споры из-за наследства, денег — власти, в конечном счёте — сплошь да рядом выливаются в кровавые войны.

— Хорошо, госпожа, — она кивнула. — Если меня попросят… поучаствовать, я не стану отказываться.

Веранно встала и поклонилась.

— Помните, эль-Неренн. Хантвин уехал. Завтра утром я попрошу теарин Леронн взять на хранение ключи от его кабинета и сейфов. Сейчас вы вернётесь в его кабинет и запишете, что именно лежит в его сейфе. Вот камера, — она протянула небольшую пластиковую коробочку. — Чтобы снимать, нажимаете вот сюда. Здесь объектив. Постарайтесь, чтобы в кадр попали все полки, в шкафах и сейфе. Вот код сейфа, — она написала несколько цифр на клочке бумаги. — Когда закроете сейф, наберите второй код, вот этот. Должна будет загореться красная лампочка — на задней стенке сейфа. Не снимайте перчатки.

Эль-Неренн кивнула.

— Сразу же возвращайтесь ко мне. Если по пути встретите кого-нибудь, кроме охраны — возвращайтесь в свою комнату. Камеру и ключ держите при себе.

— Я справлюсь, госпожа.

— Не зажигайте свет ни в коридоре, ни в кабинете Хантвина.

— Что делать с этим? — эль-Неренн протянула пластиковую трубку с белым порошком внутри. Веранно осторожно взяла её, поднесла к носу.

— Думаю, это «ведьмина пыль», — предположила эль-Неренн. — Немного похожа по запаху.

— Вы употребляли наркотики?

— Два раза, госпожа. Четыре года назад. С тех пор — ни разу.

Веранно встала, взяла эль-Неренн за руку.

— Верните это в сейф, эль-Неренн. Идите. Помните — ничего не произошло, всё должно идти, как идёт.

* * *

До полуночи оставалось двадцать минут, когда эль-Неренн выскользнула из «больницы», тихо заперла дверь за собой. Прислушалась. Вроде бы никого. Но пол под ногами — и там, где его украшали ковры, и во многих других местах — позволял передвигаться бесшумно. Эль-Неренн скользнула, словно призрак, к лестнице на третий этаж — к кабинету Веранно…

…и едва не столкнулась нос к носу с Хейнритом. Сын госпожи был явно навеселе. Повезло: будь он трезв, наверняка почуял бы чужое присутствие — эль-Неренн нервничала. А так — прошёл мимо, двигаясь менее чем уверенно. Эль-Неренн потянула носом и поморщилась. Что за гадостью он напивается!

Только собралась двинуться дальше и вновь везение — на этаже появилась теарин Леронн. Старшая двигалась быстро, явно опасалась, что её заметят — и тоже не обратила внимания на эль-Неренн, прижавшуюся к стене, за углом, на лестничном пролёте. Впрочем, в облаке того, что оставлял после себя Хейнрит, что-то почуять было бы затруднительно.

Эль-Неренн выглянула на этаж. Никого. Похоже, Веранно намеренно приказала охране не патрулировать этаж. Стук. Едва слышный стук — за поворотом, по правую руку. Что это вы забыли, теарин, у хозяйского сына? В гости пришли? Уместно ли в столь поздний час?

Похоже, уместно. Дверь открылась, и Леронн впустили внутрь. Очень хорошо. Надеюсь, госпожа знает, кто посещает её сына.

Эль-Неренн впустили сразу — стоило один раз тихонько стукнуть в дверь.

— Вас заметили? — спокойно поинтересовалась Веранно. Она успела переодеться в выходную одежду.

— Никто из них, — ответила эль-Неренн прежде, чем успела подумать.

— Я знаю, — спокойно ответила Веранно. — Знаю, что теарин Леронн иногда посещает моего сына. Не беспокойтесь, эль-Неренн, это для меня давно уже не тайна.

Эль-Неренн молча поклонилась и протянула ключи и камеру.

— Спасибо, эль-Неренн, — Веранно прикоснулась к её щеке. — Будьте осторожны. Идёмте, проводите меня — я уйду через парк.

* * *

Они двигались во тьме, медленно — по тесным коридорам, узким спиральным лестницам в толще камня; казалось, что это они были заговорщиками, ночными ворами, замыслившими недоброе. Три или четыре раза Веранно оступалась — эль-Неренн успевала подхватить её. Ступени под ногами слабо фосфоресцировали, но лучше бы этого света не было вовсе.

Веранно жестом приказала оставить её, когда они миновали три аллеи в парке. Двое людей отделились от деревьев, подошли к Веранно — телохранители? Меньше чем через пять минут эль-Неренн осталась одна.

Сумасшедший день. Длинный день. Поездка, странная сонливость, одолевшая её в машине, испуг Хольте, представление, разыгранное на судебном заседании… и теперь ещё вот это.

Шорох. За деревьями. «Эликсир» обостряет органы чувств. Вероятно, в иное время эль-Неренн ничего бы не услышала. Сейчас же она сделала ещё несколько шагов, словно ничего не заметила, а потом резко развернулась и перепрыгнула низенькую живую изгородь.

И едва не споткнулась о человека. Тот рванулся было бежать, но эль-Неренн поймала его за рукав. Пока они падали наземь, эль-Неренн успела узнать неожиданного спутника.

Мейсте.

Она поднялась на ноги. Мейсте остался сидеть на земле, прямо на траве. Он поднял взгляд… и эль-Неренн стало не по себе. Ещё раз.

— Теаренти, — голос Мейсте выдавал отчаяние. — Не говорите, что вы видели меня. Я не нарочно. Меня заставили, заставили.

О Великое Море… Эль-Неренн с трудом удержалась, чтобы не застонать. Мало ей врача, да пребудет под Светом?!

Она уселась, прямо перед Мейсте (трава сухая, испачкаться не должна). Молча взяла его за руку. Он поднял взгляд и почти сразу же опустил его вновь.

— Что тебя заставили делать? Кто?

— Я не знаю, кто, — Мейсте готов был разрыдаться. Эль-Неренн вздрогнула. «Пятнышки». Те, что она видела тогда ночью — вначале в зеркале, потом — на себе самой. Такие же проявлялись на лице и руках Мейсте. — Я никогда не видел её.

Её.

— Что тебя заставляли делать?

— Картины, теаренти. Статуэтки. Брать одни, ставить другие. Сегодня она должна была прийти, забрать. Но не пришла. Теаренти, — он сжал её руку, сжал больно. — Помогите мне, пожалуйста. Она сказала — всё расскажет, если я проболтаюсь. Всё расскажет госпоже.

Да. За воровство полагалось суровое наказание. Если очень не повезёт, Мейсте лишится правой руки.

— Где ты держишь всё это?

— В своей комнате, — Мейсте вновь опустил взгляд. Эль-Неренн поднялась, заставила Мейсте встать.

— Пригласи меня в гости, — она отряхнула одежду. Несколько полосок — от сломанных веток. Всякий почует, что она была в парке. И не страшно.

Мейсте оторопел.

— Ч-ч-что, теаренти?

— Пригласи меня в гости. Я должна увидеть всё это. Тогда я смогу помочь тебе.

Мейсте молча стоял, глядя перед собой в землю. Эль-Неренн присела перед ним, взяла за руки, заглянула в глаза. Улыбнулась.

— Только не говори, что к тебе никогда не заходят девушки.

— Заходят, — прошептал Мейсте еле слышно.

— Вот и пригласи. Чем я хуже? Мне холодно, Мейсте. Я не могу стоять здесь всю ночь.

— Вы не хуже, — Мейсте поднял взгляд. — Приглашаю вас, теаренти. Приглашаю вас в гости.

— Жди меня у входа на мужскую половину, — посоветовала эль-Неренн. — Иди. Я вернусь в дом чуть позже.

11. Луг и море

Переодевшись, эль-Неренн — вполне сознательно — отхлебнула ещё глоток «эликсира». Из новой бутылочки — и ещё три оставалось в кладовке. Пусть пока там и стоят. Не стану выливать в раковину.

Мейсте, почти совсем успокоившийся, появился из коридора, ведущего на мужскую половину, едва только эль-Неренн прошла мимо спящей на посту Тери.

Молча протянул руку. Как и полагалось. Они поднялись по узкой лестнице (у входа никто не дежурил) и бесшумно подошли к третьей справа комнате. Мейсте впустил её первой.

Мейсте, оказывается, собирает статуэтки из дерева. Или вырезает сам? В комнате ощущался некий беспорядок — или всё было разложено так, что только владелец комнаты знал, где что находится.

Пахло свежим деревом. Похоже, он действительно вырезает их сам.

— Ты сам этому научился? — эль-Неренн осторожно взяла одну статуэтку. Деревянную копию одного из «глиняных солдат», что украшали каминную полку северной гостиной.

— Дед научил, — Мейсте был испуган, это ощущалось, но страх понемногу проходил. — Я не могу работать с глиной. Негде. Очень хочу попробовать.

— Дед?

— Кесстер, — Мейсте опустил голову. — Кесстер из Мелайне.

Привратник. Он же электрик, он же сантехник… Точно… есть сходство, есть. Странно, что никто не сказал, что Кесстер и Мейсте состоят в родстве. Даже всезнающая Тери.

Он вынул из-под кровати свёрток. Видно, что обращался с картинами бережно — каждую завернул отдельно, ничего не поцарапал, не повредил. Эль-Неренн осмотрела и кивком велела спрятать обратно.

— Тебе приказывали незаметно взять картину, а потом возвращали её копию. Правильно?

— Да, теаренти, — Мейсте явно не знал, куда ему деться в собственной комнате. — Я поздно понял. Мне сказали, что возвращают оригинал. Что никто ничего не узнает.

— Почему ты согласился?

— Ваза, — Мейсте уселся, прямо на пол. — Я разбил две вазы. Очень дорогие, на чердаке. Я не нарочно! Я думал, никто не узнает. Никто не видел, я всё выбросил. Но она сказала, что всё знает. Что расскажет госпоже.

— Как ты передаёшь им картины?

— Парк, теаренти. Южная часть парка. Я прихожу туда, они разговаривают со мной через ограду. Говорят, где оставить. Не знаю, как забирают.

— А охрана?

— Они знают, когда охраны нет рядом.

— Тебе звонят? — ни разу не видела, чтобы Мейсте говорил по телефону.

— Да, теаренти. Вот, — он протянул ей телефон. Достал из-под подушки. Как далеко всё зашло….

Эль-Неренн осмотрела трубку, не снимая перчаток. «Слепая», без опознавательных знаков, телефонная карта — узнать, кто выдал, невозможно. Не обращаясь в полицию.

— Мне отсекут руку, теаренти, — Мейсте опустил голову. — Деда выгонят, с позором. Я не знаю, что делать.

— Госпожа знает, что кто-то крадёт у неё картины, — эль-Неренн выпрямилась. — Чем дольше ты ждёшь, Мейсте, тем хуже себе делаешь. Тебе нужно поговорить с госпожой. Самому всё рассказать.

Мейсте побледнел, как полотно.

— Я… я не смогу, теаренти. Я… — он сжал правый локоть пальцами левой руки, словно палач уже подходил к нему с топором.

Эль-Неренн присела перед ним.

— Сможешь. Тебе нужно было подойти к ней сразу. В первый же раз.

Мейсте помотал головой.

— Вазы очень дорогие, теаренти. Меня сразу бы выгнали. Я не хочу домой. Не хочу возвращаться в свинарник.

Эль-Неренн усмехнулась.

— Домой не хочешь? А на каторгу?

Мейсте умолк, спрятал лицо в ладонях.

— Тебе сказали, что как только ты откажешься помогать, госпоже сразу же скажут про вазы?

Парень кивнул.

— Мейсте, чем они это докажут? Ты же сказал, что выбросил обломки.

Мейсте поднял голову. Изумление отразилось на его лице.

— Где ты держишь свои вещи?

— Здесь, — он обвёл рукой всё вокруг себя. — И в кладовке. В сундучке. Там…

Он вновь замолк. Похоже, до него начало доходить.

— Это должен быть кто-то из домашних, — эль-Неренн взяла его за руку. — Если у тебя нет обломков вазы — ничего не доказать. У тебя в комнате есть тайники?

— Нет, теаренти.

— Откуда ты знаешь?

— Дед сказал, — Мейсте сообщил, отчего-то шёпотом. — Он сказал, что знает все комнаты, в которых есть тайники. Он тридцать лет здесь работает.

— Обыщи комнату, — посоветовала эль-Неренн. — Ты говоришь, что должен был передать картины сегодня. Такое уже было — чтобы она не приходила?

— Было, — парень кивнул.

— Она должна будет позвонить?

Ещё один кивок.

— Что будет, если ты сломаешь телефон? Случайно сломаешь?

— Мне… мне дадут новый. Я уже терял его, теаренти.

— Когда и как тебе дадут новый?

— Когда поеду в город. На выходных.

— Отлично, — эль-Неренн взяла телефон, бросила на пол и с силой наступила на него. Вынула из кучки осколков почти не пострадавшую телефонную карту, спрятала в карман.

Мейсте был бледен, как полотно.

— Мейсте, я не могу ничего обещать. Если будешь делать всё так, как я скажу, может быть, я помогу тебе выпутаться. Но если ты хоть что-то утаишь, хоть раз не послушаешься, я сама расскажу госпоже. В тот же день. Понимаешь? Я не буду соучастницей.

Мейсте кивнул.

— Я всё расскажу, теаренти.

— Ньер. Не обращайся «теаренти». Теарин Леронн будет очень недовольна.

Он рассмеялся. Безнадёжность начала покидать его лицо.

— Я всё расскажу, Ньер.

— Завтра, Мейсте. В парке. Утром, после завтрака. Ты сможешь вернуть на место то, что взял — незаметно?

— Конечно, Ньер, — самообладание возвращалось к нему на глазах. Он встал. — Спасибо.

— У нас с тобой свидание, верно? — эль-Неренн сняла шапочку. — Я могу уйти, если хочешь.

— Нет, — он ответил почти сразу. — Не уходи… те.

* * *

Стало понятно, для чего ивовый коврик. Мейсте уселся на него. Эль-Неренн поправила волосы, выключила свет в комнате — остался только ночник, тускло тлеющий у дальней стены. Села напротив, улыбаясь.

«Взгляд в глаза». Самое простое… то, с чего начинают все.

Когда глаза немного привыкли к сумраку, она увидела. Ту самую сеть точек — на лице, на шее Мейсте. Подняла голову… где-то возле его макушки виднелось большое тускло-красное «пятно».

«Сеть сновидений». То, что она видит — пять точек на его правой щеке. Мейсте медленно, неуверенно протянул руку, прикоснулся к её правой щеке. Эль-Неренн прижала свою ладонь поверх его. Замедлила дыхание. Точки — пятнышки — что она видела на Мейсте, разгорались ярче.

Она взяла обе его руки, медленно положила на его колени.

— Закрой глаза, — шепнула она. — Думай о чём-нибудь приятном.

Мейсте вздрогнул, когда её пальцы прикоснулись к верхней точке «сети». Точка почти сразу стала из тускло-оранжевой тёмно-зелёной. Понять бы, что означают эти цвета. Следующая… следующая… пальцам было горячо, а вскоре стало жарко и ей самой.

Пятая точка, под подбородком. Когда «позеленела» и она, Мейсте заснул. Или впал в оцепенение.Улыбка осталась на его лице.

Сжать все пальцы. Чуть развести, так, чтобы между каждым было расстояние — шириной ещё в один палец. Отвести большой в сторону. Положить так, чтобы большой палец касался верхней точки «сети сновидений»…

Горячо. Горячо ладони. Вот она, «точка грёз». Если знать, как искать, найти легко.

Мейсте вздрогнул, сильно, когда эль-Неренн прикоснулась к «точке грёз». Надавить на неё, резко. Одновременно — сильно надавить или уколоть в среднюю точку «сети сновидений». Всё сказано в книгах — но не сказано, что точки можно видеть.

Мейсте вздрогнул ещё раз, едва не свалился. Замер. Эль-Неренн прижимала ладони к его голове, ощущая, что рукам становится горячо.

Она не сразу осознала, что вокруг что-то изменилось. Сонливость наплывала на неё — усталость, переживания, но не только. Но удавалось не заснуть.

Вспышка. Яркая, зелёная вспышка.

* * *

Эль-Неренн открыла глаза.

Огромная, бескрайняя цветочная поляна. Холмы вокруг, ясное небо. Роса на траве. Она наклонилась, в изумлении прикоснулась к листьям. Мокрые от росы.

Осмотрелась. Та же одежда, в которой она вошла к Мейсте в комнату.

— Где я? — спросила она. Голос прозвучал неожиданно громко. Во сне, надо полагать. Давно уже не было таких ярких, запоминающихся снов. Эль-Неренн засмеялась. Ароматы луга окутывали её, голова кружилась. Ветерок, приятно обдувающий щёку.

Эль-Неренн побежала. Бежать оказалось легко. Очень легко. Словно ветер поддерживал её. Колокольчики и ромашки, мать-и-мачеха, клевер… Все цветы, которые эль-Неренн когда-либо видела, были собраны здесь. Все цвели. Её не удивило такое сочетание — сон есть сон.

Она обежала валун — замшелый, влажный, тёмно-бурый — и чуть не споткнулась о Мейсте.

— Теаренти? — он был удивлён. — Вы… тоже здесь? Вы видите это? — он указал вокруг.

Эль-Неренн кивнула.

— Тебе снится это место, Мейсте?

Он кивнул. Было видно, что он счастлив.

— Я никогда не мог… почти никогда… вот, смотрите, — он указал на валун. Ближе к вершине были нацарапаны четыре буквы «М».

— Что это?

— Это я. Я загадал… если смогу оставить надпись, то вернусь сюда ещё раз. Я вернулся, — он засмеялся. Эль-Неренн ощутила холодок, проползающий по коже. — В пятый раз. Спасибо, теаренти.

— Ты оставлял здесь надписи?! Во сне?

— Попробуйте, — он указал рукой. — Оставьте. Вот, — протянул обломок камня. Эль-Неренн послушалась, нацарапала букву «Т».

— Почему «Т»? — поинтересовался Мейсте.

— Тайна, — подмигнула эль-Неренн. — Расскажу, потом. Здесь есть что-нибудь интересное, Мейсте?

— Много, — он кивнул, протянул руку. — Я покажу. Побежали!

И они побежали.

* * *

Эль-Неренн очнулась — рывком. Так и сидела, прижав ладони к голове Мейсте. Тот спал — спокойно, улыбаясь. Ему было хорошо. Ей самой — тоже.

Эль-Неренн осторожно положила Мейсте на бок, поднялась. Немного затекла правая нога. Сколько они сидят так — час, два?

Нет, всего лишь десять минут. Эль-Неренн не поверила своим глазам, но часы продолжали утверждать — десять минут. Ну, пятнадцать, не важно.

Она ощущала, что энергия переполняет её. Как в ту ночь. Новое «видение» было сильным, запахи и звуки воспринимались ярко, насыщенно. Эль-Неренн тихо рассмеялась…

Ты видел, Грейвен. Я сдержала слово, он не прикоснулся ко мне. Никто не прикоснётся, пока я не отомщу за тебя.

Осторожно взяла с кровати подушку, покрывало. Подложила подушку под голову Мейсте, укрыла его покрывалом. Он не проснулся.

Медленно, прищурившись — в коридоре свет покажется нестерпимо ярким — эль-Неренн выскользнула наружу. Тихо закрыла за собой дверь, нажала до щелчка. Добрых сновидений, Мейсте.

На входе никого по-прежнему не было. Эль-Неренн надела шапочку… спать не хотелось, но не бродить же по дому всю ночь. Три часа до рассвета. Попытаться уснуть — бодрость неправильная, может окончиться так же неожиданно, как возникла.

Плач. Вначале эль-Неренн думала, что ей показалось. Потом… вновь. Где-то на пороге восприятия.

Она медленно скользнула на женскую половину (Тери спит на посту, довольная, всё на свете забыла). Замерла, вслушалась. Вновь показалось — как тогда, во сне, где Аголан…

…Лас-Тесан…

…пряталась в углу зеркального коридора.

Звук стал громче.

Эль-Неренн двигалась, иногда останавливаясь. Двери не заперты, просто закрыты и — спасибо Кесстеру — не скрипят. Вниз, мимо дверей в большую кухню, направо, в подвал — в ту его часть, где хранятся съестные припасы.

У дверей в подвал сидела, прямо на полу, Тимо и тихо плакала.

* * *

— Тимо?

Та вскинулась, чуть не вскрикнула… эль-Неренн прижала ладонь к её губам.

— Тихо, тихо… что случилось, Тимо? Почему ты здесь?

Та обхватила альбиноску, прижалась к ней, продолжая всхлипывать.

— Она сказала… она сказала, что меня отвезут назад. В приют. Я не хочу в приют, Ньер… не хочу-у-у-у…

— Тихо, — эль-Неренн осторожно приподняла девочку, поставила на ноги. Сама присела, держа её за руки. — Кто сказал?

— Она, — шёпотом сообщила девочка. — Во сне. Она сказала, что всё расскажет госпоже, всё… — некоторое время Тимо боролась со слезами, но слёзы победили. Эль-Неренн прижимала её к себе, пока Тимо не успокоилась.

— Кто она такая, Тимо? Что она расскажет? — Тимо смотрела на неё странным взглядом. — Я никому не скажу, — пообещала эль-Неренн. — Слово.

— Что я таскаю печенье… из кладовки.

— А ты таскаешь? — не удержалась эль-Неренн, улыбнулась.

Тимо мрачно кивнула.

— Я ничего больше не брала… ничего-ничего… я никогда не трогала полки, правда… Только то, что в коробке, на полу.

В коробке на полу обычно оставляли обломки, крошки — ничего такого, за что стоило бы наказывать. Правда, Леронн может иметь по этому поводу своё мнение. Мейсте только на памяти эль-Неренн пороли пять раз, по её приказу — то за разбитое стекло, то за треснувшую тарелку. У бедняги на заду, видимо, уже мозоль.

— Не слушай её, Тимо. Не бойся её. Скажи, что сама признаешься госпоже. Вот и всё. Она тебя не тронет.

— Правда? — прошептала Тимо.

Эль-Неренн кивнула. Вновь вспомнился Новый год и Аголан, стоящая перед ней, с подарком — медальоном — в руке.

— Правда-правда.

Тимо вновь прижалась к ней.

— Идём, Тимо. Ложись спать.

Девочка кивнула. Она позволила взять себя за руку и проводить до женской половины. Фыркнула, вовремя прижав ладонь ко рту, когда увидела спящую Тери.

— Подожди меня здесь, — велела эль-Неренн, когда они дошли до двери в комнату Тимо. Быстро вернулась к себе, недолго копалась в шкафчике. Вернулась, протянула девочке пакетик — лесные орехи.

— «Тимо» значит «белочка», правда?

— Кто тебе сказал? — глаза Тимо округлились.

— Ты похожа, — эль-Неренн приподняла верхнюю губу и изобразила, как белка грызёт орех. — Немножко.

Тимо рассмеялась… вновь прижала ладони ко рту. Взяла орехи — похоже, эль-Неренн угадала, что может её утешить.

— Спокойной ночи, Ньер, — прошептала она.

— Спокойной ночи, Тимо, — ответила эль-Неренн закрывающейся двери.

Вернулась в свою комнату, взяла книгу… подумала и вышла в коридор. Осторожно потрясла Тери за плечо.

Та вскинулась, почти как Тимо.

— Ох… — мгновенно покраснела. Только не это, подумала эль-Неренн. Сейчас я услышу: «она сказала мне…»

— Я знаю, — эль-Неренн прикоснулась к её щеке. — Но никому не скажу. Иди спать, Тери. Я подежурю.

Рыжеволосая обняла её (эль-Неренн чувствовала страх… да, Тери, я никому не скажу — хотя бы потому, что не знаю), отпустила. И побрела к себе в комнату.

Эль-Неренн так и не заснула. Не захотелось. И вчерашний длинный день продолжился.

* * *

Сразу после завтрака эль-Неренн вышла на задний двор и в парк. Мейсте появился там через минуту.

Он всё ещё волновался, но говорил куда более связно. В субботу он поедет в город, и должен будет зайти в один из книжных магазинов. Там с ним и встретятся. Мейсте также перечислил, сколько картин уже успел «отдать для копирования», сколько статуэток «случайно разбил». Поразительно, подумала эль-Неренн. Всё указывает на Леронн. Она решает все вопросы с прислугой. И то, за что Мейсте давно бы уже выгнали в шею, оборачивается только выговорами. Иногда — поркой.

Но доказательства, доказательства! Их нет. Мейсте клялся, что не знает, кто с ним говорил. Не видел её лица. Не слышал раньше её запаха. Голос запомнил, при случае сможет опознать.

Договорились на том, что Мейсте будет извещать эль-Неренн обо всём, что связано с этой историей.

— Вы… вы были там, теаренти? — спросил Мейсте шёпотом, когда эль-Неренн кивнула и собралась возвращаться в дом. — Там, во сне. Это были вы?

— Я, — улыбнулась эль-Неренн. — Буква «Т», Мейсте. Я могу написать ещё несколько букв. Если хочешь.

Он смутился, склонил голову. Эль-Неренн прикоснулась к его щеке и, кивнув, отправилась в дом.

Вести о том, что госпожа в отъезде, уже разошлись. Как следствие, дисциплина слегка ухудшилась — может быть и потому, что старшая тоже уехала, в город — распоряжаться о покупке хозяйственных припасов.

* * *

— Что-то Мейсте сегодня сияет, — отметила Тери. — Как солнышко. И с утра ещё ничего не разбил. Просто чудо…

— Я знаю, что за чудо, — Инни откровенно смотрела на эль-Неренн. Та листала одну из «живых книг», неприкрыто скучая. — Скажи, Ньер… почему ты начала с него?

— Я? — эль-Неренн подняла взгляд. — О чём ты?

— Ла-а-а-адно, — протянула Инни. — Я хоть и на кухне, но всё чую. И как он на тебя смотрел… Скажи, он правда царапается?

— Царапается, — Мегин подошла поближе. — Как разомлеет, сразу царапается, — она скривилась. — Потом перед людьми появиться стыдно.

— Он ко мне не прикасался, — спокойно ответила эль-Неренн, не поднимая взгляда.

— Я же говорю, что это она! — обрадовалась Инни. — Как это — не прикасался? Ты его что, связала?

Эль-Неренн захлопнула книгу.

— Нет, — она пригладила волосы, поправила шапочку. — Просто не прикасался.

— А если проверить? — Мегин стала медленно, осторожно приближаться к эль-Неренн, обходя её по кругу.

— Я кусаюсь, — эль-Неренн предупредила, не поворачивая головы.

— Ой! — Мегин отпрыгнула подальше. — Она кусается! Почему не сказали сразу? Ладно… я у него самого узнаю. Нельзя же так долго не обращать на беднягу внимания. Истина требует жертв.

Тери прыснула.

— Он с тобой не пойдёт, — возразила эль-Неренн, чем повергла всех, кроме Риккен, в буйное веселье. Риккен лишь улыбнулась и покачала головой. Мегин присела перед эль-Неренн, продолжая улыбаться, глядя альбиноске в глаза.

— Не пойдёт? Ты так уверена?

— Вполне.

— Поспорим? — эль-Неренн оглянулась и увидела, что все замолкли, иронически глядя на неё.

— На что?

— На шапочку, — Мегин поправила свою. — На вечер.

Появляться без шапочки перед хозяевами… По сути, это был спор на желание.

— Ладно, — эль-Неренн прикоснулась к протянутой ладони. Инни, подбежав, «разбила» их руки.

— Так, — Мегин встала, потянулась… так, что всех вокруг едва не одолела зевота. — Всё честно, Ньер. До завтрашнего утра ты к нему не подходишь.

Эль-Неренн кивнула. Мегин подмигнула ей и ушла. Тери и Инни пошли следом, о чём-то оживлённо беседуя с судомойкой, иногда оглядываясь на эль-Неренн.

— Ньер, ты спятила? — неожиданно осведомилась Риккен. «Молчунья» присела ближе. — Мегин — «кошечка». Она только подмигнёт — с ней кто угодно пойдёт.

— «Кошечка»? — удивилась эль-Неренн. И рассмеялась. — «Кошечка» — судомойка? По-моему, она такая же «кошечка», как я собачка.

Риккен покачала головой.

— Зря смеёшься, Ньер. Это правда, она показывала, что умеет. Я тебе не завидую.

Риккен встала.

— Правда, — добавила она, — Мегин у нас добрая. Издеваться не будет. Вот если ты Тери проспоришь или Инни…

— А тебе?

— Мне ты уже проиграла, — Риккен неожиданно подмигнула. — Отдежуришь за меня как-нибудь, и всё. Или песню споёшь. Ты же у себя в комнате напеваешь?

— Кто тебе сказал?

— Угадай, — Риккен ещё раз улыбнулась, кивнула и покинула общий зал.

* * *

Вернулась старшая и сразу нашла всем работу. Эль-Неренн поручили убрать все комнаты второго этажа. Хорошо ещё, пылесос оказался на редкость удобным и работал очень тихо. Но всё равно, эль-Неренн успела взмокнуть. Отметила, что почти не попадается «ловушек» — милых старых способов проверить честность прислуги. «Забытые монетки», полупустые бутылки с вином, сложенные бумажки… Всё это эль-Неренн оставляла, не открывая и не разворачивая, где-нибудь на видном месте, в комнате — и сразу же сообщала старшей. Жизнь научила, что одна крохотная безделушка, «забытая» хозяевами, может испортить остаток жизни.

Вернулась в комнату, за запасной одеждой — забрать её и в душ. В какой-то момент осознала, что стоит перед шкафчиком и сжимает в руке бутылочку.

Отлично, Ньер. Уже лучше. Выпить ещё не успела — нет горечи во рту. Так… может, действительно выпить? Меньше, чем раньше. Одну чайную ложечку.

«Так и становятся наркоманами», сказал ей как-то раз кто-то из знакомых, «говоришь себе — ещё немного, и всё, и больше не буду».

Ну один последний раз, Ньер!

Отпила, поморщилась. Настой уже не вызывал тошноты, хотя приятным тоже не казался. Подождала немного и направилась в душ.

* * *

Эль-Неренн только начала наслаждаться ощущениями, как в дверь постучали.

— Ньер? Впусти меня, это Мегин!

— Потерпи три минуты, — отозвалась эль-Неренн. В душе могли вместиться все, но эль-Неренн, как и Риккен, предпочитала совершать омовения в одиночестве. Инни, Мегин и Тери частенько приходили вместе — единственное место, где можно вдоволь поговорить о чём угодно, не опасаясь чуткого уха старшей.

— Не могу, — пожаловалась Мегин. — Инни, безрукая, всю меня в рыбе уделала. Открой, я тут задохнусь!

Чтоб тебе провалиться!

Эль-Неренн открыла дверь. Да… уделала так уделала. Такое с Инни случалось. Но, несмотря на «не очень прямые руки», готовила она очень даже неплохо. Мечтала, что её, наконец, заметят повара.

Мегин быстро сбросила с себя одежду — вся в рыбьей чешуе — встряхнула, затолкала в стиральную машину, запустила стирку. Эль-Неренн вернулась под душ и повернулась к судомойке спиной.

— Ой, нужна ты мне! — Мегин включила воду в соседней кабинке. — Откуда ты такая стеснительная? Что у тебя есть такого, чего у меня нет?

«Совесть», — чуть было не ответила эль-Неренн, всей спиной ощущая, что её разглядывают. Разглядывай, разглядывай. Будет о чём посплетничать. Шрамов на спине хватало, след от давешнего удара дубинки тоже выглядел внушительно. Кожа вокруг выглядела так, словно измазали углем, да так и не сумели отмыть.

…Эль-Неренн сидела в соседней комнате — «предбаннике» — ждала, пока высохнут волосы. Когда высыхали сами, без сушилки, становились гораздо послушнее. Мегин закончила плескаться, вышла, и, не стесняясь наготы, подошла к эль-Неренн поближе. Волосы той спадали по плечам и спине — ослепительно-белые, притягивающие взгляд.

— Прелесть, — заметила Мегин, в голосе её звучала откровенная зависть. — Как пух… слушай, можно потрогать?

Эль-Неренн фыркнула.

— Да не прикоснусь я к тебе! — недовольно заметила Мегин. — Правда. Никогда таких не видела…

— Трогай, — пожала плечами эль-Неренн, наблюдая за Мегин в зеркало. Ну и фигура у Мегин! Просто идеальная. Двигается, когда хочет, словно танцовщица… умеет привлечь внимание, заставить на себя смотреть. Правда, что ли, «кошечка»? Тогда дело плохо.

— Пух, — повторила Мегин, осторожно проводя ладонью над головой эль-Неренн. Та ощутила лёгкое покалывание возле макушки. — Не то что мои проволочки…

И тут эль-Неренн поняла, что делает Мегин.

— Нашла? — поинтересовалась она спокойно, протянув руку, чтобы взять гребень.

— Что нашла? — не поняла Мегин.

— Что искала. Maien Vyran. Нашла?

Мегин словно током ударило. Эль-Неренн повернула голову… увидела изумление на лице судомойки, широко раскрытые глаза. Почуяла удивление… недоумение и страх. Опять страх.

Сейчас только заметила, что на сгибе левого локтя Мегин есть татуировка — кошачья лапка. Коготки были тщательно прорисованы. Не более чем контур — не приглядишься, не увидишь. Невольно обхватила сгиб собственного левого локтя — халат позволял, рукава просторные.

Мегин, словно ждала этого, обхватила свой левый локоть, прижала ладонь к татуировке. Медленно отняла ладонь.

Татуировка стала ярче. Сделалась многоцветной. «Отпечатки пальцев» стали вишнёвыми, коготки — серебристыми, а подушечка лапки — розовой.

Эль-Неренн выпрямилась, и, не вполне понимая, почему это делает, сбросила халат.

На сгибе её локтя было пять отметин — пять «коготков». Метка личного курьера «Мамы Львицы». Мегин глянула на них, сложила ладони перед грудью, медленно и низко поклонилась.

— Прошу извинить, сестра, — проговорила она, застыв в поклоне. Эль-Неренн, всё ещё не осознавая, как и почему движется её тело, протянула правую руку и коснулась затылка Мегин.

Та выпрямилась. Эль-Неренн отступила на шаг, нащупала халат, подняла его и оделась.

Мегин шагнула вперёд, продолжая сжимать ладони перед грудью.

— Она послала тебя проверить? — спросила она. Голос её стал робким, вовсе не похожим на голос прежней Мегин. — Я не работаю в городе, сестра. Я держу слово.

— А в поместье? — поинтересовалась эль-Неренн. Вижу, подумала она. Даже сквозь смуглую кожу Мегин начинали проступать «пятнышки». Медленно, но верно.

— Они не знают, кто я, — Мегин опустила голову. — Я ничего не требую взамен, сестра. Это не запрещено.

Эль-Неренн смотрела на неё. Настоящая «кошечка» в поместье… с ума сойти. Прячется? Отбывает наказание? О том, кто такие «кошечки», кто ими распоряжается, она знала немного. Не верить же, в самом деле, слухам и всему тому, что услышишь на улице.

— Тебя послали… они?! — голос Мегин дрогнул. — Тебя послала не Львица…

Эль-Неренн отрицательно покачала головой. Ещё и «они»…

— Не Львица.

Мегин медленно опустилась на колени.

— Позволь мне уйти, сестра. Тебя никто не заподозрит. Я сумею отблагодарить.

Эль-Неренн молчала. Она уже жалела, сильно жалела, что начала подыгрывать Мегин — подогревать её страхи.

— Я ни в чём не виновата, — Мегин подняла голову. Взгляд её был умоляющим. — Не выдавай меня.

Эль-Неренн медленно опустилась перед ней на корточки. Прикоснулась к правой щеке «кошечки».

— Ты меня с кем-то перепутала, Мегин, — она смотрела в глаза посеревшей от волнения судомойки. — Я не собиралась выдавать тебя.

Мегин медленно протянула руку, прижала ладонь к щеке эль-Неренн. Закрыла глаза.

— Спасибо, сестра, — ладонь её показалась холодной, как лёд. Эль-Неренн мысленно вздохнула. Медленно поднялась на ноги, помогла Мегин подняться. Та ещё раз взглянула в глаза эль-Неренн и кивнула.

Кто бы ни была Мегин, играть она умела превосходно. Всего через пять минут после того, как окончилась их беседа, судомойка стала прежней — во всех смыслах.

* * *

Часов в одиннадцать вечера тело эль-Неренн напомнило хозяйке, что не спало почти двое суток. Пора. Но стоило закрыть книгу и повернуться к кровати, как в дверь тихо постучали.

Инни. Смущённая и восторженная одновременно. Эль-Неренн хотела спросить — что случилось? — но Инни прижала палец к губам и поманила за собой.

Общий зал. Там собралась вся женская часть прислуги, кроме старшей. Молчали.

Мегин стояла, отвернувшись, у камина. При появлении эль-Неренн она повернулась (на щеках — следы слёз), подошла, молча сняла с головы шапочку, протянула. Склонила голову.

— Ньер, — Тери потянула альбиноску за рукав. — Никогда такого не видела. Расскажешь потом? Ну расскажи!

— Расскажи, расскажи, — подхватили Инни и Риккен. Асетт молча смотрела на происходящее. Мегин сделала несколько шагов к стулу, уселась, прижала ладони к лицу.

— Если будете себя хорошо вести, — эль-Неренн огляделась, подмигнула Тери. Та засмеялась. Смущённо.

Ждут, чего я потребую от неё, поняла эль-Неренн. Подошла к Мегин, присела, осторожно потрясла ту за локоть. Мегин отняла ладони от лица.

— Возьми, — эль-Неренн протягивала ей шапочку. Встала, наклонилась к уху «кошечки», шепнула. — Ответишь на несколько вопросов. Когда мне будет нужно. Согласна?

Мегин кивнула, вытерла слёзы. Приняла шапочку. Эль-Неренн отошла на несколько шагов. Мегин поднялась, медленно поклонилась. Эль-Неренн вернула поклон. Заметила, что Асетт едва заметно кивнула, улыбаясь.

— Так нечестно, — Инни была разочарована. — Почему только ей? Скажи всем!

— Это слишком личное, — эль-Неренн сохраняла спокойное выражение лица, но Инни покраснела так, что Тери должна была лопнуть от зависти. Риккен тихо засмеялась. — Спокойной ночи. Все подробности завтра.

Она двинулась к выходу. Мегин последовала за ней. Эль-Неренн шла, ощущая завистливые взгляды. Теперь у Инни и Тери есть, о чём сплетничать на месяц вперёд.

* * *

На посту никого не было. Сегодня — очередь Инни. Через десять минут старшая проверит… у Инни совсем мало времени. Эль-Неренн открыла свою дверь и обнаружила, что Мегин стоит за спиной. Спокойная и невозмутимая.

— Можно войти, Ньер?

— Для достоверности? — не удержалась эль-Неренн. «Кошечка» кивнула. Эль-Неренн краем глаза заметила, что Инни появилась у входа на женскую половину. Заметила, что эль-Неренн поворачивает голову в её сторону, отпрянула за угол. Мегин тихо рассмеялась.

— Представляю, что она подумает.

Эль-Неренн пожала плечами и пропустила судомойку внутрь. Закрыла дверь, заперла.

Мегин словно подменили, стоило ей перешагнуть порог. Сложила ладони перед грудью, поклонилась.

— Спасибо, сестра, что выслушала меня.

— Меня никто не…

— Знаю, — Мегин кивнула. — У нас есть такие, как ты, Ньер. Необученные. Aenin Rinen говорит, что есть талант, который можно убить обучением.

Aenin Rinen. «Владычица луны».

Мегин подошла к полкам. Оглянулась — можно? Эль-Неренн кивнула. Мегин протянула руку, безошибочно взяла том, который эль-Неренн подарили в букинистическом магазине. «Трактат о единстве человека и небесных светил». На Старом Ронно. Две или три гравюры, в «новом зрении» сообщили эль-Неренн некоторые подробности. Скажем, указали, что такое «сеть сновидений».

— Ты это читаешь?

Эль-Неренн кивнула. Не объясняя, как именно удаётся «читать».

— Меня не успели научить, — Мегин бережно открыла книгу, пролистала. — Обязательно научусь. Что за вопросы ты хотела задать?

— В другой раз, Мегин.

Та кивнула.

— Скажи, — эль-Неренн уселась на кровать, жестом предложила «кошечке» сесть рядом. — Те слёзы… там, в зале — это было на самом деле?

Мегин улыбнулась.

— У меня всегда всё на самом деле, Ньер. Ты забрала Мейсте, забрала грамотно. Я могла отнять его, но… ему потом несколько недель будет не заснуть. Пусть. Не забудь отпустить его, сестра… И не забирай других, пожалуйста.

— Тебе оставить?

Улыбка пропала с лица Мегин.

— Не смейся, сестра. Я не уличная «кошечка», я не разрешаю к себе прикасаться. Я иду только с теми, кому плохо. Спасибо теарин, — она нехорошо усмехнулась, — таких здесь много.

— Хейнрит? — поинтересовалась эль-Неренн. Мегин кивнула, поморщилась.

— Навозная куча. Потом неделю хотелось отмыться. Не знаю, чего он хочет — не успела почувствовать — но это нехороший человек. Лер на следующий день запретила приходить к нему.

Очень интересно. Старшая никому не позволяла таких вольностей — уменьшительного имени.

— «Лер?»

— У неё в голове тоже много теней, — Мегин потянулась. — Осторожнее с ней, Ньер. Я бы не стала связываться ни с ней, ни с Хейнритом.

Что-то ещё. Да, запах настоя. Эль-Неренн встала, подошла к шкафчику, достала оттуда бутылочку — настоя оставалось на палец выше дна. Мегин тут же подбежала к своей хозяйке.

— У тебя ещё есть?

— Есть, — эль-Неренн кивнула. — Это делали для тебя?

Мегин кивнула.

— У меня почти кончился. Хантвин уехал так неожиданно… надо было сделать запас. Дай-ка… — Мегин открыла, осторожно принюхалась. — Ты это пьёшь? — удивилась она. — Без лаванды, без камфары?

Эль-Неренн кивнула.

— И помогает?

Эль-Неренн некоторое время пыталась сдержать себя… но не смогла. Медленно подняла руку, чуть приподняла голову. Вижу… протянула указательный палец, задержала над головой Мегин, чуть правее макушки. Там рдело крупное «пятно», там находится «точка грёз».

— Здесь? — поинтересовалась она. Мегин кивнула, глаза её расширились.

— Мне бы так. Ньер… одолжишь бутылку? Я без него совсем никакая. Я верну!

— Деньги тоже вернёшь? — не сдержалась эль-Неренн. — Те, которые одолжила?

— Деньги не верну, — отозвалась Мегин невозмутимо. — У других я занимала раньше. Подождёшь?

Эль-Неренн рассмеялась. Мегин присоединилась к ней.

— Мои запасы в кладовке, — эль-Неренн вытерла выступившие слёзы. Мегин тут же добыла ключ.

— Вот, — показала она. — У меня есть. Дубликат. Если потребуется, скажи.

Если только теарин узнает…

— Она не знает, — тут же добавила Мегин. — И ей не нужно знать, верно?

Эль-Неренн кивнула. Во что я впутываюсь, подумала она. И зачем только начала пить этот настой!

— Я устала, Мегин. Поговорим в другой раз.

Мегин указала глазами на ивовый коврик. Эль-Неренн отрицательно покачала головой.

— Я не прикоснусь к тебе, — спокойно заметила «кошечка». — Пять минут, Ньер. Будешь лучше спать, только и всего.

* * *

Эль-Неренн проснулась рано утром. Скоро рассвет, бодрость и ощущение силы необычайные. Неужели подействовали те самые десять минут, когда они с Мегин провели на ивовом коврике, просто сидя и глядя друг другу в глаза? Мегин сдержала слово, не прикасалась к эль-Неренн — даже к рукам. Указала, как надо сидеть, чтобы не затекали ноги, куда положить руки. Приказала смотреть ей в глаза и дышать так же медленно и ритмично. Смотрела и улыбалась…

И всё. Через десять минут страшно захотелось спать. Мегин помогла эль-Неренн добраться до кровати и ушла.

Прошло четыре часа и эль-Неренн проснулась, выспавшаяся и готовая на всё. «Необученная», вспомнила она. Да, Мегин, совершенно необученная. Такому на улице не обучишься. А книги я только начала читать.

Долго смотрела на себя в зеркало — никаких ощущений. Даже если смотреть в глаза. Странная вещь — настой. Сколько человек успело «исповедаться»? Признаться в чём-то таком, о чём, по их мнению, знала эль-Неренн? Хантвин… да пребудет под Светом… Мейсте, Мегин, Тимо. Тери — не успела, но могла бы, стоило подольше помолчать. Точно. Просто молчать и смотреть в глаза.

На этот раз эль-Неренн показалось, что кто-то внутри неё на несколько секунд взял управление телом. Отвернулась от зеркала, подошла к шкафчику, достала бутылочку… и управление вернулось.

Эль-Неренн подошла к зеркалу, взглянула в глаза отражения.

— Это ты? — спросила она тихо. — Это ты хочешь… чтобы я выпила настой?

Ощущение взгляда «оттуда» стало настолько сильным, что эль-Неренн зажмурилась. Показалось — стоит только увидеть, как отражение подмигнёт, кивнёт или что-нибудь скажет — и всё, прощай здравый рассудок. Прощай навсегда.

Медленно открыла глаза. Взглянула в глаза отражения. Ощутила, как в затылок вонзились иголочки.

— Чего ты хочешь? — прошептала она. Не стала закрывать глаза, хотя ощущение внимания вновь нахлынуло и прошло.

Ну в распоследний раз, Ньер. Не отрывая взгляда от глаз отражения, эль-Неренн открыла бутылочку и сделала глоток. Уже почти привыкла, даже не поморщилась.

Ощущение внимания почти сразу исчезло. Если это — способ приводить в порядок голову, которой мерещится кто-то «из зазеркалья», то, может, лучше пить настой?

Новое «видение» пришло почти мгновенно и оказалось сильным — «пятнышки» на своих руках эль-Неренн увидела почти сразу же.

Ну что же, пора работать. Время пройдёт быстрее. Через два часа — завтрак.

* * *

Эль-Неренн убирала пыль, наслаждаясь «живыми видами» картин на стенах и чем-то похожим, что исходило от некоторых статуй и статуэток. Сколько из них успел подменить Мейсте? Вот незадача. Придётся уговаривать его самому пойти к госпоже. И — неизбежно — говорить с ней самой. Знает ли Леронн, что альбиноска давно уже общается с госпожой, не отчитываясь? Последние три дня старшая ходила мрачная, наказывала за сущие мелочи. Удар кнутом — правда, свёрнутым — достался и эль-Неренн. Но красно-чёрной шапочки старшая не надевала.

…Эль-Неренн выходила из Красной гостиной, на третьем этаже — там любила отдыхать сама Веранно, когда хотела побыть в одиночестве. Ей прислуживала лично старшая, как и было положено. И, похоже, особого удовольствия старшая от этого не испытывала — разумеется, эмоции посещали её лицо только, когда она приходила на кухню или в общий зал.

Риккен чуть не сшибла её с ног. В руках у «молчуньи» был поднос с бутылкой. А, понятно. Хейнрит в своём репертуаре.

— Ты… — Риккен замерла, глядя в глаза эль-Неренн. Та молча поправила сумку и отступила на шаг. Риккен тоже отступила… побледнела, чуть не уронила поднос. Эль-Неренн попыталась отвернуться, и осознала, насколько это тяжело, насколько ей хочется смотреть на Риккен, чувствовать в той несомненный страх, беспокойство, неприязнь.

Сумела отвернуться. Риккен скользнула мимо, почти бегом. Чуть не упала. Эль-Неренн прижалась к стене лбом, ощущая, как бьётся сердце. Ну что, Ньер, понравилось? И самым неприятным было то, что да, понравилось. Отчасти.

Вылить в канализацию остатки. Или отдать Мегин. Пусть пьёт, раз ей нужно.

Остаток дня Риккен избегала эль-Неренн. Была мрачнее и молчаливее обычного. После обеда эль-Неренн отправили в сад — помогать садовникам подстригать деревья. Садовники, близнецы лет тридцати, явно любили общество альбиноски и оставляли ей наименее грязную работу. Но сегодня эль-Неренн почти не шутила, ничего не рассказывала — в общем, оставила братьев в недоумении — что случилось с беловолосой?

* * *

Мегин встретила эль-Неренн в парке, вечером.

— Что-то странное с Риккен, — сообщила «кошечка». — Сколько раз обещала Инни дать по шее. И сегодня, наконец, дала. Еле разняла…

Разняла? Инни, которая горазда только на обидные слова? Как она осмелилась поднять на кого-то руку?

— Нет, Инни только закрывалась, — Мегин правильно прочитала выражение лица. — Рики словно взбесилась. Потом приходила извиняться… ничего не понимаю.

Эль-Неренн пожала плечами, повернула в сторону аллеи, по которой несколько дней назад Веранно покинула поместье.

— Скажи, тебя сюда послали? — Мегин взяла её за руку. Взглянула в глаза. Эль-Неренн кивнула.

— Следить… за кем-то?

Страх. Слабый, но явственный.

— Нет, Мегин, — обращаться к ней «сестра» пока не получалось.

Мегин кивнула.

— Мейсте всё ещё сияет, — заметила она. — У тебя талант. Хотелось бы встретиться ещё раз… после того, как отслужишь.

— «Отслужишь»? — решение убить Тери из невнятной мысли стало оформляться в намерение.

— Это не Тери, — Мегин продолжала угадывать мысли. — Это Лер. Не спрашивай меня, как она узнала. Она не болтливая, не бойся. Но она говорит во сне.

— Что, помогаешь ей уснуть? — эль-Неренн остановилась. Взглянула в глаза «кошечки».

— Ей пятую неделю снятся кошмары, — Мегин сохраняла невозмутимость. — Самосохранение, сестра. Она и в хорошем здоровье не подарок. К тому же, практика…

Она от меня чего-то ждёт, поняла эль-Неренн. Рассказа. О чём — о моём прошлом? Ну уж нет. Не так быстро. Мегин многолика; если она действительно «кошечка», она играет почти всю жизнь — кого угодно, кроме себя самой. Я подожду, Мегин. Самосохранение, сестра.

Мегин молчала. Отпустила руку эль-Неренн, просто шла рядом. Чувствовалось, что она уже не боится. Кто такие эти «они», посланца от которых она ждала с таким ужасом? Недовольные клиенты?

* * *

Мегин поймала её за руку, когда эль-Неренн повернула ко входу на женскую половину.

— Идём, — шепнула «кошечка». — Давно такого не слышала.

Она кралась, что придавало ей комичный вид. Зачем красться? Никого не было; сегодня старшая всех отпустила раньше обычного. Завтра возвращается госпожа, к её приезду всё готово — и с закатом солнца работать не положено. Такова традиция.

— Слышишь? — Мегин кивком указала в сторону общего зала. Тери и Инни сидели в комнате Тери, самозабвенно смотрели «живые» книги. Те, что купила, не так давно, эль-Неренн. На посту — никого, вызовов сегодня не предполагается. Ну разве что отпрыск сестры хозяйки дома решит порезвиться.

Да, теперь эль-Неренн слышала. Знакомая мелодия, знакомая песня. И голос… Риккен. Играет на арфе и напевает. С ума сойти!

— Хорошая песня, — шепнула «кошечка». — Похоже, Рики успокоилась…

Они подобрались к двери в общий зал. Мегин чуть приоткрыла её… Риккен сидела боком к ним и, действительно, играла на арфе. Пальцы её касались «струн» — лучей, двигались плавно, красиво. «Молчунья» прикрыла глаза и тихо напевала.

Никто из притаившихся за дверью не издал ни звука, но Риккен вздрогнула, открыла глаза и повернула голову в сторону двери.

— Заметила, — прошептала Мегин раздосадовано.

Открыла дверь и направилась к столу, за которым сидела «молчунья». Лицо той окаменело, едва она увидела эль-Неренн. Протянула руку, выключила арфу — лучи погасли. Мегин присела на соседний с Риккен стул, эль-Неренн — напротив. Риккен опустила взгляд, лицо оставалось бесстрастным.

— эль-Неренн продолжила, тихо, не глядя в глаза Риккен. Мегин подхватила.

Риккен включила арфу, коснулась лучей — и закончила, вместе с остальными, последнюю строку.

«Молчунья» выключила арфу и склонила голову.

— Здорово, — Мегин прикоснулась к её ладони. — Слушай, Рики… у Ньер отличный голос. Научи её играть на арфе. Она много песен знает. Научишь, а?

Риккен долго сидела, закрыв глаза. Неожиданно встала, взяла арфу. Посмотрела в лицо «кошечки».

— Нет, — она тряхнула головой. — Не научу.

Быстрым шагом направилась к двери. Громко захлопнула её за собой.

— Ничего не понимаю, — Мегин поджала губы. — Какая собака её укусила? Ладно, завтра будет веселее. Идём к остальным? Тери говорит, книги интересные, вариантов много… Не оторваться. Пойдём!

— Нет, — эль-Неренн покачала головой. — Я пойду спать.

* * *

Из-за двери, где сидели теперь Тери, Мегин и Инни, донёсся взрыв смеха — дверь хорошо гасит звуки, но и она не справилась. Тимо… во второй половине дня куда-то делась, а затем вернулась и уединилась в своей комнате. Только на ужине и появилась. Вид у «вестницы» был сумрачным.

Эль-Неренн вошла к себе и первым делом добыла из шкафчика бутылочку с настоем. Оставалось там на глоток, не больше. Всё. Она допила остатки. И больше — ни глотка. Завтра же прогуляться с Мегин до кладовки и отдать оставшиеся три бутылки.

Отражение смотрело на неё и полностью соглашалось с таким решением. А сейчас — последний раз посмотреть на «ожившие картины», пройтись по гостиным второго этажа. Особого повода нет, но никто не запрещал ходить по дому, если не попадаешься хозяевам на глаза. В последнее время очень хорошо удаётся не попадаться на глаза.

Как только она захлопнула дверь, дверь комнаты Риккен открылась и «молчунья» появилась на пороге. Эль-Неренн взглянула в её сторону и Риккен поманила её к себе рукой. И тут же скрылась в своей комнате.

Что это она? Ощущая некоторое беспокойство (после рассказа о том, как досталось Инни), эль-Неренн подошла ко входу в комнату Риккен. Переступила порог.

Книг у «молчуньи» было больше, чем у самой эль-Неренн. Пахло ароматическими палочками — недавно зажигали. Риккен стояла у двери. Невольно ожидая удара, эль-Неренн вошла, остановилась посередине комнаты. Риккен служит здесь почти пять лет. Очень уютно у неё… жаль, что она такая неразговорчивая.

Хозяйка комнаты уселась на стул, жестом предложила присесть на соседний.

— Как она нашла меня? — спросила «молчунья», опустив глаза.

Эль-Неренн с трудом подавила желание сорваться с места, выбежать вон, дальше — в парк, через ограду (если не ударит током) и — прочь, прочь отсюда!

Ладно. Будем молчать, как и раньше. Сама виновата.

— Я не вернусь, — Риккен склонила голову сильнее. — Так и передай. Сама устрою свою жизнь, не маленькая. Домой я не вернусь. Всё, Ньер. Уходи.

Эль-Неренн встала со стула, присела прямо перед Риккен. Глаза той были закрыты. «Сеть сновидений» украсила щёку и шею «молчуньи» причудливым оранжевым завитком.

— О чём ты, Рики? — спросила эль-Неренн тихонько.

— Всё ещё не может успокоиться, — голос Риккен был едва слышен. — Да, я взяла её драгоценности. Бегала всю ночь, пока не нашла врача. Если бы не эти проклятые побрякушки, она бы умерла. Умерла на своих сокровищах.

Слеза. Появилась из левого глаза Риккен. Эль-Неренн взяла её за руки. Неживые, деревянные руки. Тут же почувствовала, насколько плохо Риккен. Поняла, что ей — части ей самой — нравится, что кому-то рядом плохо. Стиснула зубы, чтобы прогнать ощущение.

— Что ей нужно? — Риккен не открывала глаз. Вторая слеза. — Она ославила меня на весь город. На меня смотрели, как на прокажённую. Я выкупила её сокровища, будь они прокляты. Что ей ещё нужно? Я от всего отказалась, пусть сгниёт на своём богатстве.

Слеза упала на запястье эль-Неренн. Обожгла — так сильно, что эль-Неренн едва не вскрикнула. И та часть её, которая радовалась тому, что Риккен плохо, точно так же наслаждалась собственной болью.

— С ней что-то случилось, — Риккен продолжала говорить спокойно и размеренно. — Как только получила наследство. Как будто её сглазили. Три раза нанимала детективов, чтобы нашли меня, уговорили вернуться. Я не вернусь. Отдай ей деньги, Ньер, иначе она не оставит в покое и тебя. Она удавится за монетку.

Вторая слеза. Ещё один ожог. Эль-Неренн сжала зубы, перед глазами почернело. И… всё прошло. Та, вторая её часть куда-то делась. Просто исчезла. Пропала чёрная пелена, упавшие слёзы более не обжигали кожу.

— Рики, — эль-Неренн тихо позвала. — Я не знаю, о ком ты говоришь. Ты меня с кем-то перепутала.

Риккен открыла глаза. В них читалась боль — но не телесная.

— Ты… ты спела строку. Никто не поёт её так. Только она. Мы с ней вместе ходили в походы, по горам, пока мама была жива.

— Я слышала много песен, — эль-Неренн смотрела ей в глаза. — Я знаю много песен, Рики. Никто не нанимал меня следить за тобой. Поверь.

Риккен долго смотрела на неё. Затем кивнула, закрыла глаза. Эль-Неренн протянула руку, вытерла её слёзы.

— Я ничего не слышала, Рики, — добавила она, поднимаясь. — Никто ничего не узнает.

— Останься, — попросила Риккен. Эль-Неренн помедлила, вновь присела перед ней. — Инни говорит… ты тоже «кошечка».

Эль-Неренн с улыбкой покачала головой.

— Нет, Рики.

«Молчунья» улыбнулась.

— Ты всё равно не призналась бы. Я… у меня будут кошмары, сегодня. Если ты…

Она умолкла, но её взгляд был красноречивым.

— Ты хочешь, чтобы я попробовала? — поинтересовалась эль-Неренн. Риккен молча кивнула

* * *

Спать снова не хотелось.

С Риккен вышло всё просто. Усадила её на коврик — так, как показывала Мегин. Видимо, Рики достаточно перенервничала, потому что заснула уже после прикосновения к третьей точке «сети сновидений».

Эль-Неренн не стала «забирать» её — просто прикоснулась указательным пальцем к «точке грёз» Риккен. Дальше было примерно то же, что и с Мейсте, только не так быстро.

Это был каменистый остров. В форме усечённого конуса. Внизу ярилось море, волны, каждая в десяток человеческих ростов, ударяли о скалы так, что скала под ногами непрерывно содрогалась. И — на этот раз эль-Неренн не присутствовала во сне «сама». Или стала невидимой — пыталась взглянуть на свои руки или ноги, но не видела ничего. Однако удавалось идти, куда захочется.

В центре острова возвышалась башня. Путь к ней оказался узкой и частично разрушенной лестницей, прижавшейся к отвесной скале. По правую руку находился провал — оттуда дул сильный холодный ветер. Эль-Неренн сумела добраться до дверей в башню, запрокинула голову — башня исчезала в облаках, в низко несущихся тучах, недра которых озаряли бесшумные молнии. И всё кончилось.

Интересно, где была сама Риккен? Внутри башни? Может, туда есть другой вход?

Спящая Риккен оказалась неожиданно тяжёлой. Эль-Неренн уложила её на кровать, сняла верхнее платье и обувь, прикрыла покрывалом. Ощущая переливающуюся по жилам энергию, вышла наружу.

Мегин появилась из темноты. Эль-Неренн стояла перед «глиняным войском», пересчитывая тех из них, кто казался «живым», когда почуяла приближение «кошечки».

— Лер? — поинтересовалась эль-Неренн, глядя той в глаза. Мегин кивнула.

— Рики? — спросила она, в ответ. Эль-Неренн также кивнула. Мегин беззвучно рассмеялась, прижала эль-Неренн к себе. Отпустила. «Ожерелье» на шее Мегин горело ярко-зелёным, точка грёз — ослепительно-синим. Понять бы, что это значит.

— Ты их видишь? — зависть вновь мелькнула во взгляде «кошечки». Заметила, куда и как смотрит собеседница. Эль-Неренн кивнула. Да. Видит. Настой!

— Идём, — она взяла Мегин за руку. — Отдам, пока не передумала.

В коридоре, где располагалась кладовка, было тихо.

— Никто не заметит, — прошептала Мегин. — Лер спит… Часа через два проснётся, будет шататься по дому.

Открыла кладовку, добыла фонарик. Заранее готовилась?

— Вот, — вещей в сундучке эль-Неренн было немного. — Забирай, Мегин.

— Сколько? — Мегин смотрела на три бутылки — две покрупнее, одну маленькую, плоскую — как фляжку.

— Обе. Обойдусь без них.

Мегин кивнула.

— Какие именно?

— Я же сказала — обе, — эль-Неренн удивилась. В сундучке всего две бутылки!

Мегин удивилась ещё больше. Но… предпочла не задавать вопросы. Забраладве больших, эль-Неренн молча положила в карман «фляжку».

— Попробую заснуть, — эль-Неренн вытерла лоб, постояла рядом, пока Мегин запирала кладовку. — Завтра, чую, будет много дел.

Мегин кивнула, проводила её до двери. Вернулась к себе, спрятала обе бутылки и вышла — в парк. Не спалось. Она привыкла спать по два-три часа в сутки. Шла и думала о выражении глаз эль-Неренн. Когда беловолосая наклонялась, чтобы забрать третью бутылку, глаза её стали остекленевшими, неживыми. Словно Ньер куда-то делась на несколько секунд. Мегин вздохнула… ни разу не удавалось устроиться на работу так, чтобы было тихо и спокойно. Всегда что-то происходит. Ничего, Мегин. Ещё семь месяцев. Надо выдержать. Потом — прежняя жизнь, учёба, работа…

12. Обратный отсчёт

Они сидели втроём — Хольте, сержант Тоэн и комиссар Тигарр. В кабинете комиссара. За окном лениво шелестел дождь, навевая спокойствие и сонливость, но спать сидящим в кабинете не хотелось.

— Сколько их всего? — комиссар с отвращением смотрел на кофейник. Ничего уже не лезло внутрь. Но хотелось пить, в горле пересохло. Три недели ушло на то, чтобы исследовать вырезки, взятые им в квартире покойного Альваина и изучить все обстоятельства тех событий. Тоэн собрал большую часть сведений — не забыть об очередном звании. Давно пора. Соображал бы быстрее — стал бы прекрасным аналитиком.

— Восемьсот шестьдесят, — отозвался Тоэн. Сержант сбросил с десяток килограммов, пока путешествовал по стране. — Думаю, мы обнаружим ещё.

Восемьсот шестьдесят человек, так или иначе контактировавших с эль-Неренн. Все они были или мертвы, или пребывали в психиатрических лечебницах. Пятеро таких, как Альваин, жили нелюдимо. Все они были столь же «сдвинуты», как и мировая знаменитость Альваин. Все до смерти боялись зеркал и отражений. Трое из них не согласились ни с кем разговаривать, остальные, после упоминания имени эль-Неренн, говорили о ней только хорошо, ссылались на плохую память. И боялись. Страшно боялись. При этом все пятеро купались в роскоши — источники дохода проследить пока не удалось (не было санкции проводить подобные расследования), но никто из пятерых себя счастливым не чувствовал.

Водитель «Стрижа», сбившего Альваина, выжил. Сообщил, что повернул в сторону тротуара, не осознавая, почему это делает. Сказал, что последнее, что помнит — взглянул в зеркало заднего вида. Потом — вспышка, медленно летящий по воздуху Альваин. Лужа крови. Дальше — только больница. Страховая компания выплатила водителю огромную сумму, в тот же день. Что также было странно — получать с компании страховку за подобные ДТП удавалось немногим.

И Хольте. В тот день, в день смерти Альваина, с ней что-то случилось. Но она наотрез отказывалась рассказывать, что произошло. Всё, что смог выяснить комиссар — Хольте ехала вместе с эль-Неренн. Сопровождающие не помнили ничего странного.

— Каждые два с половиной месяца, — Тигарр встал, потянулся, размял суставы. Печень болит. Слишком много кофе, табака, спиртного. — Каждые два с половиной месяца она меняла место работы, всё было тихо. Затем — новая волна. Заметили? Кругом одна и та же цикличность. Есть какие-нибудь идеи?

— Шеф, — Тоэн положил трубку на рычаг (заказал ещё кофе и бутербродов). — Давайте бросим это дело. Отдадим, кому положено, и бросим. Вы знаете, я никогда ничего не боялся, но… — сержант замялся. — Чую, не стоило связываться.

— Присоединяюсь, — Хольте допила остаток в своей чашке. Ей самой ничто не мерещилось из зеркал. Повысили оклад — в тот же день, по возвращении из Дворца Правосудия. Не объясняя, за что. Она вспоминала ртутный блеск глаз и слова. Ты никому не скажешь, Хольте. — Собрать оставшиеся ссылки и сдать в архив. Он прав, Тигарр.

— Что случилось, Хольте? — комиссар обвёл взглядом собеседников, посмотрел в глаза седовласой женщине. Хольте тратила огромные деньги, чтобы бороться с последствиями укола. Такого же, что сделали и эль-Неренн… и за последние две недели неожиданно пошла на поправку. Провела, с блеском, два сложных расследования — до назначения в Норвен. Что происходит? — В этой комнате нет зеркал, если вы боитесь.

— Идите вы! — неожиданно взорвалась Хольте, встала. — Вас не было в той машине, комиссар. А я была. У меня есть Лас-Тесан, понятно?

— Чем она вас напугала? — Тигарр встал. — Хорошо. Эль-Неренн была в трансе, Хольте? В беспамятстве? Скажите хоть это.

— Ничего не скажу, — Хольте потёрла виски ладонями. — Спросите у неё самой, Тигарр. Завтра она выезжает в Норвен. Просила меня проследить за одним из слуг. Пока он будет в городе. Вот вам прекрасная возможность.

— Сопровождающий говорит, что эль-Неренн заснула, — сержант пролистнул несколько страниц в одной из папок. — Они вышли из машины, подышать свежим воздухом и… — он замялся. — Странно. Стояли двадцать пять минут, но не могут вспомнить, о чём говорили.

— Хватит, Тоэн, — резко оборвала его Хольте. — Тигарр, надо принимать решение. Вы не сможете долго скрывать это, — она указала на пять толстых папок с бумагами. — Кстати, не забудьте сделать копии. Мне не нравится, что это хранится просто в вашем сейфе. Его только ленивый не вскроет.

— Прошло почти два месяца с момента событий в больнице, — Тигарр похлопал ладонями по столу. — Если в ближайшие две недели ничего не произойдёт, я сдам всё это в архив и забуду о существовании. Если что-то случится — я продолжу. Я понимаю, вас обоих. Не стану настаивать, чтобы вы помогали мне.

— Это самоубийство, — медленно проговорила Хольте. — Я помогаю вам, комиссар. До первого предупреждения.

— Предупреждения?

— Вы уже забыли? Все эти, — она указала на список имён, — получали три предупреждения. Потом — погибали. И они сами, и их родственники. Я с вами — до первого предупреждения.

— Я тоже, шеф, — Тоэн склонил голову. — По мне, в «зверинце» не так страшно.

Он тоже что-то видел или слышал, понял комиссар. Но назвать Хольте и Тоэна безумными или перепугавшимися не поворачивался язык. Служба в полиции развивала способность трезво оценивать опасность. Когда можно рискнуть и победить, а когда тебя просто раздавит — что бы ты ни делал.

— Один вопрос, Тоэн, — комиссар указал на подчёркнутое имя. — Грейвен. Тот, которого убили четыре с половиной года назад. Он не вписывается в общую схему. На нём ничего нет. Никакого криминала.

Сержант кивнул.

— Они встречались с эль-Неренн почти четыре месяца. Он обещал отыскать ей работу — в одном из магазинов. Его дом владеет сетью магазинов, в Альваретт и…

— Знаю, — Тигарр кивнул. «Неравин Сато», этой сети магазинов больше сотни лет.

— С эль-Неренн случилась истерика, — Тоэн добыл нужный лист, положил перед собой, — когда она увидела то, что осталось от Грейвена. Напала на полицейского, чуть не сломала ему шею. На допросе сказала, что ничего не помнит. Провела три дня в «клетке». Виккер её вытащил, ей светило полгода каторги.

— А неделю спустя комиссара сбила машина, — Тигарр потёр лоб. — Он отказался вести расследование убийства Грейвена?

— Почему, объявил, что убийца найден. Шеф, вы же знаете, как это делается. Повесил на первого попавшегося нарка… Думаю, это и был нарк — их там как грязи.

— Бросьте это, Тигарр, — Хольте взяла его за руку. — Мне завтра потребуется помощь. Нужны двое агентов, уроженцев Норвена, если возможно. Не меньше двух.

— Будут, — Тигарр встал. — Ладно. Спасибо вам обоим. Если за две недели ничего не происходит — мы забываем обо всём этом.

* * *

Красно-чёрные ленты над каждым дверным проёмом. Хозяйка дома встречает луну. Поместье стало тихим, не полагается никакого веселья — совместного. Конечно, Тери и Инни сегодня же вечером нарушат это правило — запрутся в комнате Тери и будут самозабвенно смотреть «живые» книги.

Веранно находится в «лунном доме». Привилегия хозяев. Делать почти нечего — всё убрано накануне, всё ждёт того момента, когда ночное светило отпустит Веранно.

Прислуга с нетерпением ждала, когда их отвезут в Норвен — в полдень. Там можно веселиться, пока не сядет солнце. Сегодня и завтра у всех отпуск. Веранно снимет красно-чёрные одежды только послезавтра…

Тимо сидела в общем зале — мрачная, как туча. Её легко можно было понять — ей выездов в город не полагалось, пока сама не встретит «первую луну». А когда это будет — никто не знает. Может, завтра. Может, через десять лет.

— Взять тебе что-нибудь в городе? — эль-Неренн подсела к ней. Тимо покосилась в её сторону, отрицательно покачала головой. — Подумай. Может, орехов?

Тимо оживилась.

— Можно, — разрешила она, снисходительно. — Разных. Побольше, — прошептала на ухо эль-Неренн. — Или… — посмотрела на полку с «живыми» книгами. Но те стоили не меньше двести руэн за штуку — даже самые «тощие».

— Я скоро вернусь, — пообещала эль-Неренн, прикоснулась к плечу девочки на прощание и ушла — туда, где собирались все остальные. Мегин обещала показать самые интересные места в Норвене — посмотрим, что она считает самым интересным. Для Тери это — кондитерские и кафе.

* * *

Эль-Неренн заметила Хольте издалека, на другом конце площади. Кивком — незамеченным её спутниками и спутницами — указала на Мейсте. Хольте кивнула в ответ и зашла в кафе. В то самое, где эль-Неренн говорила со Скорпионом.

— Иди, — эль-Неренн шепнула Мейсте. — Делай всё, как тебе прикажут. Получай телефон и всё остальное. Мы будем где-нибудь поблизости.

— Ньер, идём! — Мегин схватила её за рукав. — Сначала вон туда, — указала глазами на почтовое отделение.

— Туда-то зачем?

— Там банкоматы. Ты же обеща-а-а-ала…

Эль-Неренн расхохоталась, глядя на обиженное лицо «кошечки». Риккен покачала головой, подмигнула эль-Неренн и направилась, решительно, в сторону букинистического магазина. Тери и Инни помахали остальным и повернули в сторону кондитерской, как и ожидалось.

Проходя мимо кафе, эль-Неренн заметила внутри… Скорпиона! Он разговаривал с Хольте (та была в штатском). Это настолько удивило эль-Неренн, что она не смогла не повернуть голову. Скорпион встретился с ней взглядом.

Длилось это недолго, но показалось, что несколько часов. Скорпион, сохраняя на лице брезгливую мину, перевёл взгляд на Мегин (та о чём-то увлечённо говорила, не обращая ни на что внимания), вновь посмотрел в глаза эль-Неренн, слегка кивнул. Эль-Неренн всего лишь прищурилась и отвела взгляд.

— …самые интересные. Ньер, ты что, не слушаешь? — Мегин подёргала её за рукав. — Вон там, говорю. Кино. Ты любишь кино?

Эль-Неренн кивнула.

— Здорово! — глаза «кошечки» загорелись. — Я тоже. Пойдём? Всё равно тут нечем заняться.

— Нечем? — эль-Неренн остановилась, посмотрела Мегин в глаза.

— Нечем, — взгляд Мегин ненадолго стал стальным… и вновь она беззаботная и весёлая. — Это владения Львицы, — добавила «кошечка» вполголоса. — Клиенты везде найдутся… но тебя выдадут не позже, чем через час. Знаешь, что она делает с такими, как я… мы с тобой?

— И знать не хочу, — эль-Неренн перестала улыбаться. Мегин кивнула.

— Тебе она тоже запретила работать, — заметила «кошечка». — Я знаю, Ньер. Думаю, поместья нам хватит, правда?

Эль-Неренн рассмеялась, не сдержалась. Настолько вкрадчивым был голос Мегин, когда она произносила последние слова. Всё ещё смеясь, они направились по проспекту — в сторону кинотеатра.

Откуда Мегин узнала о запрете Львицы? Кто ей сказал? Леронн, подумала эль-Неренн. Больше некому.

* * *

День проходил незаметно. Мейсте отыскал их обеих в кафе, шепнул что-то на ухо эль-Неренн и ушёл, не оборачиваясь. Мегин прищурилась, но вслух ничего не сказала. Только посматривала иногда на эль-Неренн, сохраняя на лице улыбку.

Когда они вышли из кафе, до вечера всё ещё было далеко.

— Сюда, — эль-Неренн указала в сторону магазина Хейвена. — Если не интересно, подожди снаружи.

— Интересно, — Мегин скользнула вслед за эль-Неренн и тут же забыла о своей спутнице, принялась ходить между полками, рассматривать книги. На звон колокольчика появился хозяин.

— Здравствуйте, теарин! Прошу сюда… — он поднял взгляд. — Ваша подруга что-то ищет? Я могу подсказать.

— Нет, — Мегин возникла рядом с эль-Неренн. — Я просто смотрю. Я сегодня не при деньгах.

— Наш спор, теарин, — Хейвен посмотрел на Мегин, перевёл взгляд на эль-Неренн.

— Говорите, — кивнула альбиноска.

— Вы выиграли, — Хейвен медленно поклонился. — Книга действительно подлинная. Через неделю мне пришлют сертификат. Признаюсь честно, мне никогда не было так приятно проигрывать. Возьмите карточку, — вручил ей свою телефонную карту. — Как выберете время — заходите. Отметим. А пока что — наш уговор. Выбирайте любую книгу. — Он посмотрел на Мегин. — Выбирайте две. Себе и своей подруге.

Произошло чудо — Мегин смутилась. Правда, длилось это недолго.

— Можно, я выберу сама? — попросила Мегин, уже прежняя. Эль-Неренн кивнула. Хейвен с улыбкой кивнул, надел очки и уселся в кресло. Рядом с полкой с настоящими книгами.

* * *

— Везёт тебе, — вздохнула Мегин. У них обеих теперь были не очень удобные пакеты — книги оказались большими. Эль-Неренн взяла «Предания, легенды и мифы народов Архипелага» — Я читаю одно слово из пяти… научишь?

— Попробую. Тогда и ты меня научишь.

— Чему же?

— Придумай сама, — эль-Неренн остановилась, посмотрела в её глаза.

— Этому учить нельзя, — спокойно ответила Мегин. — Мне — нельзя. Но я сумею отблагодарить.

— Теарин эль-Неренн?

Хольте. Всё ещё в штатском. Достала удостоверение, показала.

— Криминальная полиция, теарин. Мне нужно с вами поговорить.

Мегин переводила взгляд с Хольте на эль-Неренн. Последняя ощущала, что «кошечка» напряглась, что чего-то боится. Боится до дрожи в ногах.

— У меня неприятности? — поинтересовалась эль-Неренн, сохраняя спокойное выражение лица.

— Пока нет, — последовал ответ. — Вы нужны как свидетель. Прошу, это недалеко.

— Я буду здесь, — шепнула Мегин, — подожду тебя.

Эль-Неренн кивнула и проследовала за Хольте.

* * *

— Ты давно с ней знакома? — спросила Хольте вполголоса, не поворачивая головы. Мегин была уже далеко и явно не стремилась идти следом. Эль-Неренн кивнула.

— Я её где-то видела, — Хольте повернулась лицом. — Как её зовут?

— Мегин.

— Надо будет выяснить. «Кошечка», верно?

Эль-Неренн вновь кивнула. — Как ты догадалась?

— Походка, голос, мимика… не в первый раз вижу таких. Она что, служанка? Работает в том же поместье?

Третий кивок. Хольте поморщилась.

— Осторожнее с ней, Ньер. Если она пошла в прислугу, значит, прячется. Вот, сюда.

Они вошли в полицейский участок. Хольте молча показала удостоверение, что-то шепнула дежурному. Тот кивнул, указал кивком направление. С любопытством посмотрел на эль-Неренн.

— Вот, — Хольте ввела спутницу в длинную комнату; левая стена оказалась прозрачной — тонированное стекло? По ту сторону — другая комната. Шёл допрос. Задержанный казался эль-Неренн смутно знакомым — черноволосый, среднего роста, шрамы на лице. Напомнил Скорпиона. Явно нервничал.

— Он нас не видит, — пояснила Хольте, понизив голос. — С той стороны — стена. Даже не зеркало. Но лучше говорить тихо.

Задержанный вздрогнул, покосился в сторону невидимых для него Хольте и эль-Неренн.

— Кто это? — поинтересовалась эль-Неренн, положив вещи на столик неподалёку. — Мне кажется, что я его где-то видела.

— Он передал тому парню — Мейсте? — телефон и записку.

— Вы его задержали?! — эль-Неренн почувствовала, что ей жарко. — Но зачем? За что?

Мейсте конец, подумала она. Если в поместье уже позвонили — конец. Ничего уже не успеть.

— Было за что. Он расплатился за обед по карте. Карта на предъявителя, со сбитым кодом, объявлена украденной. Там и денег-то было немного. Ньер, если ты его узнаешь — скажи. Думаю, его долго не продержат. По закону — ему грозит только штраф. Он ведь скажет, что нашёл карту в урне. Я сейчас.

Эль-Неренн смотрела на человека — связного — и ей казалось, что она вспоминает… но пока только казалось.

* * *

— Она знает, что мы её видим? — спросил Тигарр. Они смотрели на эль-Неренн сквозь такую же «одностороннюю» стену-стекло. Следующая комната, где шёл допрос, была видна лишь смутно. Хольте отрицательно покачала головой.

— Надо бы сказать ей, — Тигарр опустил взгляд. — Сейчас задержанного уведут. Возьмите материалы — я просмотрю. Потом поговорю с эль-Неренн.

Хольте кивнула и покинула комнату. Тигарр поднял взгляд и увидел, что эль-Неренн достала из кармана плоскую бутылочку — фляжку — открыла и отхлебнула из неё. Тут же спрятала назад. Комиссар хмыкнул. Что бы это могло быть? За эль-Неренн такого прежде не водилось — носить спиртное с собой.

* * *

Эль-Неренн слушала, ей становилось скучно. Нет, она не могла вспомнить, где именно видела этого человека.

Ей показалось, что она оступилась. Вытянула руки перед собой, чтобы не удариться лбом о стекло. Почувствовала во рту горечь — напомнившую об «эликсире». Оглянулась. На столике стоял графин с водой. Подошла, налила себе, выпила.

Горечь прошла.

Вернулась к стеклу, пристально посмотрела на задержанного. Да, видела. Давно, не в этом городе. Но кто он такой — не вспомнить.

Открылась дверь и в кабинет вошла Хольте. Следователь кивнул, указал в сторону стула — подождите. Тут всё и случилось.

* * *

Задержанный замолк на полуслове. Замер. Медленно повернул голову в сторону эль-Неренн (Хольте чуть поджала губы), обвёл взглядом комнату, в которой находился. Кровь отхлынула от его щёк.

— Я… — прошептал он, вновь поворачивая голову в сторону эль-Неренн. Та, стоя за стеклом, ощутила, как ей становится жарко, как кружится голова. Что с этим человеком? Чего он испугался? — Я скажу! — неожиданно крикнул задержанный, попытавшись вскочить на ноги. Хольте была уже у него за спиной, силой вернула его на место. — Я скажу, — губы его дрожали. Следователь смотрел на происходящее, явно не веря своим глазам. — Скажу, скажу… всё скажу… только уберите её! — крикнул задержанный, попытавшись вскочить на ноги. — Она здесь. Она рядом! Не позволяйте ей… не впускайте! Я скажу, скажу, всё скажу… — он явно не владел собой. Хольте схватила его, скрутила руки, придвинула стул ближе к столу — чтобы не смог вырваться. Через секунду в комнату вбежали двое рослых полицейских, схватили извивающегося, совершенно потерявшего голову от страха человека, увели.

— Что с ним? — поинтересовался следователь. — О ком он говорил, теарин?

— Понятия не имею, — пожала плечами Хольте. — Эль-Неренн рядом, за стеной, но он не мог её видеть. Отпустить её?

— Нет, пусть подождёт ещё немного, — следователь встал. — Сейчас этот малый немного успокоится и мы поговорим. Ему, похоже, не терпится в чём-то признаться. Всегда бы так.

* * *

— Твоя работа? — комиссар появился бесшумно. Эль-Неренн смотрела в сторону стула, на котором не так давно сидел задержанный, на лице её была улыбка. Девушка кивнула, не поворачивая головы.

Комиссару стало не по себе. Он сделал шаг в сторону эль-Неренн, остановился.

— Продолжайте расследование, комиссар, — эль-Неренн по-прежнему не поворачивала голову. — Найдите его.

Тигарр взмок. От голоса, который слышал. И в не меньшей степени — от слов.

— Кого, эль-Неренн?

Та повернула голову. Тигарр увидел серебристый, ртутный блеск её глаз. Ничего красного. Жидкий металл, переливающаяся ртуть.

— Того, кто убил Грейвена. Найдите его, комиссар. Вы ведь никому не скажете о расследовании?

Комиссар кивнул. Во все мышцы вонзались серебряные иголочки. Больше всего ему хотелось повернуться и броситься прочь отсюда, со всех ног. Но не было сил повернуться.

— Никому, теаренти.

— Спасибо, — эль-Неренн закрыла глаза… и рухнула на пол. Тигарр едва успел подхватить её. Его собственные ноги почти не слушались. Он осторожно дотащил девушку до стула, усадил. Уселся рядом. Попытался налить воды из графина, выронил стакан и разбил. Эль-Неренн вздрогнула и очнулась. Уселась прямо, поморгала.

— Инспектор! Какая встреча! Ой, — она смутилась, оглянулась. — Я заснула? Который час?

— Половина седьмого, — к Тигарру не сразу вернулся голос. Он отодвинул ботинком осколки, взял второй стакан. Этот удалось не разбить. Налил воды, протянул эль-Неренн. Та выпила, поблагодарила кивком. Налил себе и чуть не откусил краешек стакана — так стучали зубы.

— Что с вами, инспектор?

— Жара, — комиссар ощутил, что приходит в себя. Рассказать Хольте о состоявшемся разговоре… непонятно с кем? Тигарр ощутил, что его знобит. Нет. Надо подумать. Вначале надо хорошо подумать.

В комнату вошла Хольте.

— Никогда такого не видела, — сообщила она. — Он раскололся, комиссар. С такой скоростью рассказывает — не успеваем записывать. Сдал всю шайку, — она подошла поближе. От комиссара пахло страхом. Руки его дрожали — это было видно. Хольте молча посмотрела ему в глаза, перевела взгляд на эль-Неренн. — Мы уже сообщили госпоже ан Эверан. Брать будут немедленно — пока они ничего не подозревают. Нашего нового знакомого уже задерживали за украденные карты — вряд ли это их спугнуло.

— Я его видела, — эль-Неренн потрясла головой. — Видела, но не помню, где именно.

— Уже неважно, — махнула рукой Хольте. — Тебя вызовут — в другой раз. Здешней полиции есть, чем заняться. Довезти тебя до поместья?

— Нет, — покачала головой эль-Неренн. — Мегин ждёт меня. Она не знает, что мы знакомы. Думаю, ей лучше не знать.

Хольте кивнула.

— За тобой будут следить — не удивляйся. И не обращай внимания.

Проводив эль-Неренн, она уселась напротив Тигарра. Тот осунулся, смотрел в пространство перед собой. Иногда наливал себе ещё воды и выпивал.

— Что случилось, Тигарр?

— Хольте, — комиссар закрыл глаза. — Я не стану расспрашивать вас о том, что случилось в автомобиле. А вы не станете расспрашивать, что случилось здесь.

* * *

— Слушай, ты знаешь, что она заодно со Скорпионом? — прошептала Мегин. «Кошечка» терпеливо дожидалась эль-Неренн в том самом кафе. Машина должна была появиться минут через тридцать.

— Кто она? О каком Скорпионе ты говоришь?

— Та, которая тебя увела в участок. Седая. Помнишь, она говорила с таким… неприятным, со шрамом на лице? Утром, когда мы проходили мимо кафе.

Однако. Мегин видит и слышит намного больше, чем кажется. Эль-Неренн готова была поклясться, что «кошечка» даже не повернула головы в тот момент.

— Он встретил меня здесь. Предлагал сдать тебя Львице.

— И что ты сказала? — спокойно поинтересовалась эль-Неренн, встречаясь взглядом с «кошечкой». Ты выдержала взгляд.

— Выйдем на улицу — скажу. Здесь приличное заведение, Ньер, людям может не понравиться.

Эль-Неренн улыбнулась, не отводя взгляда.

— Я сестёр не сдаю, — Мегин оставалась спокойной, продолжала улыбаться. — Даже в обмен на очень большие деньги.

Эль-Неренн кивнула.

— Он хотел сдать меня ещё две недели назад, — она постучала пальцами по крышке стола. — Похоже на навязчивую идею.

Мегин кивнула, протянула руку, прикоснулась к щеке собеседницы. Та сделала то же самое. Окружающие начали оглядываться.

— Идём, — Мегин встала, оставила на столе деньги. — Подышим свежим воздухом.

* * *

Обратно в машине ехали почти все — в небольшом автобусе; эль-Неренн не раз видела, как в нём привозили в поместье всякую всячину. Машина шла легко; за рулём, к удивлению эль-Неренн, оказался привратник, дед Мейсте.

Мейсте в автобусе не было. Уехал раньше?

Под конец дороги уши стали уставать — Тери трещала без умолку. Хотя на душе было беспокойно, эль-Неренн продолжала улыбаться и старалась хоть как-то поддерживать беседу. Впрочем, у Мегин это получалось лучше.

* * *

Мейсте встретил её в доме, рядом со входом в женскую половину. Эль-Неренн дождалась, пока остальные пройдут мимо (все, кроме Риккен, задержались, проходя мимо них, подмигнули эль-Неренн), молча повела парня за собой, в сторону чёрного хода.

— Я звонил им, — голос Мейсте дрожал. — Они ничего не говорят. Снимают трубку и сразу же ложат. Что мне делать?

— Ничего, — эль-Неренн и сама не знала, что ответить. — Пока ничего. Успокойся, Мейсте. Вернись в комнату и проверь, что тебе ничего не подбросили. Запри комнату и жди, я тебя позову. Дай мне ключ от твоего сундучка.

Мейсте повиновался.

— Не бойся, — эль-Неренн прикоснулась ладонью к его щеке. — Главное, не бойся.

* * *

— Мегин, нужен ключ, — эль-Неренн поймала «кошечку» за локоть. — Я верну. Не хочу просить Лер…

— Правильно, что не хочешь, — «кошечка» оглянулась — не видит ли кто? — вручила ключ. — Вызвала меня. Вот мне делать нечего — петь ей колыбельную… Злая, как сто собак. Не ходи по дому, Ньер, пока я её не успокою.

Мегин скривилась, вздохнула, и направилась на второй этаж, в апартаменты старшей.

Эль-Неренн проверила «колокольчик» — на месте и включен — и через минуту была в входа в кладовую. Открыла дверь, скользнула внутрь.

В сундучке Мейсте вещей было немало, но осколков вазы нигде не было. Надеюсь, он простит мне, что перерыла все вещи, подумала эль-Неренн. Закрыла сундучок, заперла и сломала ключ в замке. Вот так. Теперь потребуется немало времени, чтоб что-нибудь подбросить.

Вышла, заперла дверь. Для разнообразия можно немного отдохнуть. Эль-Неренн стукнула себя по лбу. Тимо!

В общем зале девочки не было. В её комнате — тоже. Странно. Куда делась? Эль-Неренн зашла на кухню, спросила у Асетт. Кухарка пожала плечами.

— Госпожа часто даёт Тимо поручения, — заметила она. — Не ищи её, если её колокольчик не включен, всё равно не найдёшь.

Вот как. Действительно, почти каждый день были случаи, когда Тимо нельзя было найти — никак. Ну да ладно, это подождёт.

Эль-Неренн не успела выйти в парк, как её вызвал Мейсте. Голос его выдавал панику.

— Они сказали, что я им больше не нужен. Сказали, что мне лучше самому повеситься.

— Спокойно, Мейсте, — Ньер развернулась, быстрым шагом направилась в дом. — Запрись в комнате. Никуда не выходи, кто бы тебя ни вызывал. Понял?

— Да, теаренти.

— Успокойся. Просто сиди и жди. Я вызову тебя. Не делай глупостей.

Эль-Неренн добралась до кладовой. Заперто. Прислушалась — внутри никого. Мейсте твёрдо пообещали, что будут улики. Больше, вроде бы, их оставить негде. Так или не так? Если не так, у Мейсте и у неё самой будут неприятности.

Тихо. Никого. Кто может подбросить улики — сама Леронн? Мегин отправилась её успокаивать. Мегин? Нельзя сказать определённо. «Кошечка» прекрасно играет, она вполне может быть заодно со старшей.

Эль-Неренн прогнала мысли прочь, отыскала себе место за углом коридора. Всё прекрасно просматривается, главное — увидеть, кто это может быть. Уверенность, что кто-то непременно попытается войти в кладовую, росла с каждой минутой.

Десять минут. Двадцать минут. Полчаса. Ожил колокольчик, тихонько пискнул.

— Теаренти, — голос Мейсте. — Кто-то пытался войти ко мне. Не смог вставить ключ, ушёл. Я только что выглянул — никого нет.

— Сиди там, тихо, — отозвалась эль-Неренн шёпотом. — Жди моего сигнала.

* * *

Шаги. Кто-то крадётся по коридору.

Эль-Неренн успела проскользнуть мимо входа в кладовую, зашла за угол, затаила дыхание. Сейчас всё увидим…

Лёгкий скрип отпираемого замка. Дверь в кладовую открылась и закрылась.

— Мейсте, быстро ко мне, я у входа в кладовую, — приказала эль-Неренн громким шёпотом. — Как выйдешь, сломай ключ в замке.

— Что?!

— Сломай ключ. Чтобы дверь нельзя было отпереть. Быстро!

Тот, кто внутри кладовой, что-то копается. Отлично, сейчас увидим. Вызвать охрану? Нет, пока не станет ясно, кто внутри.

Лёгкий бег. Мейсте, запыхавшийся. Эль-Неренн поймала его за руку, прижала палец к губам. Молча потянула за собой. Указала, где встать. Сейчас дверь откроется…

Открылась. Когда эль-Неренн увидела, кто вышел оттуда, едва не подпрыгнула от неожиданности.

Инни. С матерчатым мешком в руке. С совершенно бессмысленными, ничего не выражающими глазами. Закрыла дверь и замерла.

Эль-Неренн осторожно приблизилась, взяла её за локоть.

— Инни?

Та вскрикнула, выронила мешок (глухой скрежет, что-то внутри разбилось). Толкнула эль-Неренн в грудь — так сильно, что альбиноска отлетела к стене, сильно ударилась затылком. Успела заметить, что Инни точно так же отшвырнула Мейсте и бросилась за угол.

Эль-Неренн с трудом поднялась на ноги, в ушах звенело. Бросилась вслед за Инни на непослушных ногах, чуть не упала вновь.

Она чуть не сбила Веранно с ног. Хозяйка дома была одета в красно-чёрное, как и положено в такое время. Инни лежала у её ног, неподвижно.

Эль-Неренн ту же опустилась на колени, прикрыла лицо ладонями.

— Встаньте, эль-Неренн, — Веранно прикоснулась к её плечу. — Помогите мне отвести её в кабинет.

Мейсте вышел из-за угла, бледный, перепуганный. Увидев госпожу, точно так же упал на колени, закрыл лицо.

— Мейсте, идём с нами, — Веранно была отчего-то очень спокойной. — Помоги эль-Неренн. Инни без сознания. Тихо. Не хочу, чтобы нас услышали. Не забудь взять мешок.

* * *

Веранно велела Мейсте ждать в коридоре.

Инни сидела напротив неё, в кабинете. Эль-Неренн стояла за спиной Инни. Горечь… горечь во рту. Эль-Неренн сглотнула. Вижу… сеточка точек. На лице Веранно. На шее и голове Инни. Странно — точки на голове Инни были не красноватыми, а ярко-синими. А вот эта крупная, вероятно, «точка грёз».

Инни всхлипывала. Не поднимая головы.

— Кто дал тебе ключ, Инни? — осведомилась Веранно. — Кто дал тебе осколки вазы? Кто приказал подбросить их?

— Я не знаю, — прошептала Инни. — Я ничего не помню, госпожа. Я пошла спать… я ничего не помню.

Точки на её голове. Наливаются синим, становятся ярче.

— Мейсте рассказал мне всё ещё сегодня днём, — Веранно посмотрела в глаза эль-Неренн. — Думаю, вы поступили правильно, эль-Неренн. У меня была беседа с комиссаром Тигарром, я успела подготовиться.

— Отпустите меня, — голос Инни был едва слышен. — Я не могу так.

Веранно придвинулась ближе.

— Кто говорил с тобой, Инни? — спросила она мягким голосом. — Просто скажи, где ты была. С кем говорила. Всё позади, Инни. Тебе ничего не будет.

Инни подняла голову. Её взгляд блуждал по столу. Эль-Неренн напряглась; свечение точек становилось непереносимо ярким. Взгляд Инни застыл на ноже, которым Веранно вскрывала письма. Эль-Неренн проследила её взгляд.

— Инни, — повторила госпожа. — Скажи, кто…

Эль-Неренн едва успела поймать Инни за руку. Казалось, что они разгромят весь кабинет — Инни стала необычайно сильной, отбивалась так, словно руки и ноги её были из стали. Веранно помогла скрутить Инни, прижать её к полу. Действуя скорее по наитию, эль-Неренн стянула зубами перчатки, прижала пальцы к «точке грёз», к шее Инни.

Точки казались раскалёнными. Жаркая волна накатила на эль-Неренн. Она смутно ощущала, что Веранно рядом, прижимает Инни к полу, так, чтобы не покалечить её. Инни прекратила сопротивляться — разом. В этот же миг эль-Неренн как будто ударило током. Она отскочила от Инни, тяжело дыша. Веранно смотрела на её лицо, в величайшем изумлении. Эль-Неренн глянула на свои руки — их обволок одной ей видимый ярко-оранжевый туман. Запах… странный запах исходит от ладоней. Не только Инни. Пахнет кем-то ещё. Точки на голове Инни стали оранжевыми, как и на лице Веранно.

— Она спит, — заметила Веранно с удивлением. — Что вы сделали, эль-Неренн? Где вы этому научились?

— Не знаю, госпожа, — язык с трудом слушался.

Вдвоём они перевернули Инни на спину. Спит. Обычный, глубокий сон — на вид. Точки гаснут, гаснут, становятся слабо рдеющими угольками.

— Покажите ваш левый локоть, — голос Веранно стал сухим.

Эль-Неренн молча повиновалась. Пять «коготков», как и прежде.

— Подойдите к окну, — Веранно отодвинула штору. — Да, чтобы луна освещала локоть.

Ничего особенного. Те же коготки.

Веранно вернулась за стол, уселась. Прижала ладони к лицу.

— Вы думали, что я «кошечка»? — эль-Неренн спросила, в нарушение правил. Но сколько их было нарушено за последние пять минут…

Веранно кивнула.

— Да, эль-Неренн. Поговорим об этом потом. Подождите, пусть врач осмотрит Инни.

Да. Врач. Асетт говорила, что в поместье теперь новый врач — личный врач самой Веранно, Сейгвер. Брюзгливый, полный, надменный. В нём не было и следа той жизнерадостности, что отличала Хантвина. Эль-Неренн встала рядом с Инни — на всякий случай — и дождалась появления врача. Тот быстро осмотрел девушку, проверил пульс, заглянул в глаза, посветил в них фонариком.

— Всё в порядке, — заключил он. — Скоро придёт в себя, теаренти. Ничего страшного, дам успокоительного. Она должна выспаться. Под присмотром.

— Перенесите её в «лунный дом», — приказала Веранно. — Обеспечьте охрану и наблюдение, теариан.

Сейгвер кивнул, коротко поклонился, и вскоре двое охранников принесли носилки. Когда дверь за ними закрылась, Веранно подняла взгляд.

— Позовите Мейсте, эль-Неренн, и подождите снаружи.

* * *

Мейсте появился минут через десять. Чем-то потрясённый.

— Всё в порядке? — тихо спросила эль-Неренн, подходя к нему. Парень кивнул. Похоже, он сам не вполне в это верил. Эль-Неренн прижала его к себе. Страх, радость и… благодарность. Она всё ещё видела «вторым зрением», точки на лице и шее Мейсте горели ярко-красным.

Мейсте кивнул и одними губами прошептал «спасибо». Тут же эль-Неренн позвали внутрь. Она успела прикоснуться ладонью к щеке Мейсте… возбуждён, страшно возбуждён. Не верит, что сумел выпутаться.

Веранно ждала её у входа. Заперла дверь, приказала следовать за ней, через соседнюю комнату. Уже знакомый эль-Неренн тайный проход — извилистый, тесный, душный. Веранно отворила невидимую до того дверь в стене, поманила за собой. И ещё дверь, и ещё. Они двигались медленно, поворачивали, поднимались и спускались…

Скрип двери. И знакомые запахи. Эль-Неренн, сама того не осознавая, уверенно подошла к стене и включила свет.

Они находились в её комнате, в комнате эль-Неренн. Потайная дверь! Кто бы мог подумать — после разговора с Мейсте эль-Неренн простучала стены собственной комнаты и была уверена, что ничего потайного нет.

— Ничего не понимаю, — призналась она. — Ничего не понимаю, госпожа.

— Нажмите, пожалуйста, на стену, вон там, — указала Веранно. — Нет, чуть правее. Сильнее. Изо всех сил.

Скрип. Слабый скрежет. Часть пола, возле самой кровати, приподнялась. Веранно подошла поближе, осторожно потянула поднявшуюся часть вверх, отвела в сторону.

Тайник.

Внутри — картины, статуэтки, серебряные безделушки. Много. Очень много.

— Я ходила здесь каждый день, — изумление эль-Неренн было искренним. — Как это возможно?

Она уселась на кровать, не отводя взгляда от сокровищ. Веранно присела рядом.

— Мне позвонили минут за тридцать до того, как мы поймали Инни. Сказали, кто из моих слуг обкрадывает меня.

— Мейсте и я, — предположила эль-Неренн, склоняя голову. В голове стало пусто, жить расхотелось, накатила усталость.

Веранно кивнула.

— Я хотела поговорить с вами здесь, эль-Неренн, потому что мой кабинет не кажется мне безопасным.

— Вы доверяете мне? — эль-Неренн подняла голову. — Вы думаете, я к этому не причастна? — она указала на тайник.

Веранно покачала головой.

— Нет, вы не причастны. Я давно наблюдаю за вами, эль-Неренн. Вы не крали, не распускали слухов — и не потому, что опасались, что это обнаружат. Да, вы действуете иногда слишком самостоятельно — но не пытаетесь скрыть это. Я буду с вами откровенной. Моя жизнь в опасности. Ваша, боюсь — тоже.

Эль-Неренн молчала.

— Меня долгое время поили ядом, — Веранно ненадолго прикрыла лицо ладонями. — Впереди — долгое лечение. По словам Сейгвера, мне оставался месяц, не более. Я догадываюсь, кто стоит за всем этим. Комиссар помог местной полиции взять тех, кто обкрадывал меня, уже почти полтора года. Но это ещё не всё, эль-Неренн. Всем этим управляют, очень аккуратно управляют, оставаясь в тени. Я предполагаю, что виновники происходящего здесь, в поместье.

Эль-Неренн вздрогнула.

— Вы кого-то подозреваете? — поинтересовалась Веранно.

— Нет, — эль-Неренн ответила не сразу. — Не могу сказать наверняка. У меня нет доказательств, госпожа. Инни заставили это сделать. Гипноз, или как это называется. Думаю, она ничего не будет помнить.

Веранно кивнула.

— Если хотите, эль-Неренн, я отпущу вас. Не беспокойтесь. Я успела поговорить с вашим адвокатом, высылка вам не грозит. Я перед вами в долгу — вы спасли мне жизнь. Я не вправе требовать, чтобы вы рисковали своей. Я могу только надеяться, что вы согласитесь — опасность грозит многим. У меня очень мало времени, чтобы принять меры. И я не знаю, кому ещё можно довериться — так, чтобы не спугнуть заговорщиков.

— Я останусь, — эль-Неренн тряхнула головой. — Не люблю, когда меня подставляют.

— Спасибо, — Веранно сжала её ладонь в своей. — Через месяц я устраиваю приём — здесь, в поместье. Очень важный для моего дома. На самом деле приём состоится через две недели, но об этом никто не должен знать. Я покидаю поместье послезавтра, эль-Неренн. Вам придётся действовать самостоятельно.

Эль-Неренн кивнула.

— Возьмите это, — Веранно протянула медальон — с гербом дома Эверан. — Это даёт полномочия действовать от моего имени. Вот телефон, — она протянула плоскую коробочку. — Связывайтесь со мной только по этому телефону. Только в крайнем случае. Я сменю охрану, она будет предупреждена. При необходимости, выполнит ваши указания — когда покажете знак.

Веранно встала. Эль-Неренн тоже поднялась.

— Всё должно идти, как обычно, — заметила Веранно. — Действуйте по обстановке. Комиссар Тигарр обещал мне помощь, я не очень-то доверяю местной полиции.

Эль-Неренн кивнула.

— Один вопрос, эль-Неренн, — Веранно вновь потёрла лицо ладонями. — Когда вы… усыпили Инни, вы действовали очень точно. Знали, куда нажать. Как это вам удалось?

— Я видела, госпожа. Извините. Я не смогу объяснить. Это началось недавно, я не знаю, отчего.

— Интересно, — Веранно остановилась в двух шагах от эль-Неренн. — Сейчас вы тоже… видите?

Эль-Неренн подошла к выключателю, погасила свет. Вернулась. Всмотрелась.

— Да, госпожа. Полагаю, у вас сейчас очень болит печень. И спина. Возможно, голова.

— Верно, — Веранно кивнула. — Что-нибудь ещё? Подходите, я разрешаю. Прикасайтесь, если нужно.

Эль-Неренн подошла вплотную и осмелилась, как Мегин, воспользоваться «верхним чутьём».

— Думаю, вы зря надели красно-чёрную одежду, госпожа, — заключила она. — Сейчас не ваше время.

Веранно тихо рассмеялась.

— В точку, эль-Неренн. Моё время кончилось два дня назад. Но это, как понимаете — прекрасная маскировка.

Она подошла к потайной двери.

— Сейчас придут два охранника, — пояснила Веранно. — Заберут вещи из тайника. Когда они уйдут, нажмите вон на ту часть стены, в углу. Нет, выше, на уровне ваших глаз. Дверь будет заперта, открыть её можно будет только изнутри комнаты.

Эль-Неренн проводила её взглядом и вновь уселась на кровать. Слишком много событий. Нужно всё обдумать.

* * *

Эль-Неренн показалось, что она проснулась. Стояла в просторной тёмной комнате. Не сразу поняла, что одета, что сейчас ночь, что находится в гостиной. Вон оно, «глиняное войско».

— Не спится? — шёпот за спиной.

Мегин. Чёрные круги вокруг глаз, видно даже в слабом лунном свете. «Кошечка» напугана, чего-то боится.

— Я ходила за тобой, — призналась Мегин. — Ты… словно во сне. Как привидение. Почти час ходишь по дому — что с тобой?

— Не знаю, — эль-Неренн припомнила «чужой» запах, смешанный с запахом Инни. Взяла Мегин за ладонь, наклонила голову, принюхалась.

Точно.

— Что такое? — Мегин отобрала ладонь — мягко, но настойчиво.

— Это ты, — заключила эль-Неренн. — Инни. Ты… внушила ей, что делать, верно? Подбросить осколки, а потом покончить с собой.

Мегин побледнела.

— Не я, сестра… это она. Она отдавала приказы. Я не знаю, что она внушила Инни. Я только… раскрыла её, усыпила её. Она выставила меня, велела молчать.

— Лер? — шёпотом спросила эль-Неренн.

Мегин кивнула.

— Ты сможешь подтвердить это при свидетелях?

Мегин затрясла головой.

— Нет, нет, ни за что!

— Ясно, — эль-Неренн развернулась и направилась. Сама не знала, куда. Сказать Веранно? Но чем это можно доказать?

Мегин поймала её за руку, потащила за собой. В угол гостиной. Обняла эль-Неренн, зашептала на ухо.

— Слово против слова, Ньер. Я никто. Ни дома, ни имени. Знаешь, что будет, если я попытаюсь её обвинить? Меня повесят. За ноги. Казнят всех родственников. Я не могу. Поверь, — взмолилась она. — Я не могла отказаться.

До эль-Неренн стало доходить.

— Она тебя шантажирует?

Мегин отпустила её, кивнула. По лицу «кошечки» текли слёзы.

— Ампула, — догадалась эль-Неренн. — Ампула… то, что Хантвин подсыпал в настой. То, что готовил для тебя. Верно?

— Откуда ты знаешь? — поразилась Мегин. — Да. Она узнала про ампулу. Сказала, что сдаст меня госпоже, если я хотя бы раз ослушаюсь.

— Госпожа знает про ампулу, — медленно проговорила эль-Неренн. — Хантвин всё рассказал, прежде чем уехать.

— И она меня не выгнала?!

— Хантвин всё взял на себя. Не знаю, почему.

— Откуда ты можешь это знать?

— Лер пыталась избавиться от меня, — уверенность в этом стала железной. — Пыталась меня подставить. Не могу сказать больше, Мегин. Не имею права.

«Кошечка» прижала ладони к лицу.

— Что же мне делать?

— Ничего, Мегин. Просто помни, что ей нечем тебе угрожать. На твоём месте я поговорила бы с госпожой. Лично. До того, как это сделает Лер.

Мегин кивнула, вытерла слёзы.

— Теперь я знаю, зачем ты здесь, — добавила она. — Помоги мне, Ньер. Я в долгу не останусь.

Эль-Неренн не сдержалась, глубоко вздохнула. Не было печали. Кивнула.

— Я иду спать, — она потёрла виски. — Если хочешь, поговорим завтра.

* * *

Эль-Неренн проснулась рано утром — только-только светало. После вчерашнего разговора на душе было тяжело. Итак, Леронн как-то связана с теми, кто пытался отравить Веранно. Но зачем ей это? Наследник поместья — Хейнрит, то ещё сокровище. Если это его работа — убедитьЛеронн поскорее избавиться от матери и вступить в право владения — то что получает сама Леронн? Леронн эс Тигген. Дома Эверан и Тигген пребывают в хороших отношениях, если Леронн изобличат, если будет малейший намёк на её участие в подобном заговоре — последствия для обоих домов будут разрушительными.

Да, на первый взгляд странно, почему дочь известного рода работает служанкой — пусть и главной. Но это легко объяснить — за провинность. Достаточно обычное наказание. Да и работа у Леронн не слишком пыльная. Ответственная, это точно, тут сказать нечего: Леронн прекрасно со всем справляется, знает своё дело. Но зачем, зачем ей вмешиваться в спор за наследство? Грязи не оберёшься.

История с кражей имущества дома кажется вполне понятной. Жадность. Захотелось поживиться, раз представился случай. Вполне возможно, что и Хейнрит причастен к этому. И тоже — никаких явных доказательств. В случае чего, достанется Мейсте, Мегин и Инни. Сговор слуг.

Эль-Неренн потрясла головой. Не надо было ввязываться. Мегин права: одна лишь попытка обвинить дочь известного рода в преступлении, не имея неопровержимых доказательств — и головы не снести. Даже если это не дом Рекенте.

Эль-Неренн потрогала «амулет» — знак, который оставила Веранно. Висит на шее. Полномочия выступать от её имени. Тоже странно — ведь всем в поместье заправляет старшая. Пойдёшь против её воли — невольно нарушишь волю хозяйки дома. Что, знак даёт право не обращать внимания на такие противоречия? Показать его Леронн, в случае чего, и послать старшую куда подальше?

Не связывается. Немного не связывается.

Шум. Эль-Неренн обнаружила, что стоит у чёрного хода, рядом с дорожкой, ведущей в парк.

Кесстер. Седовласый привратник-шофёр-сантехник — на все руки мастер закрыл дверь, ведущую в подвал. Рядом с ним на земле стояли две корзины.

В молодости должен был быть красавцем, подумала эль-Неренн. Если и сейчас выглядит настолько хорошо. Мейсте не настолько широкоплечий и широколицый, но сходство несомненное.

— Не спится, теаренти? — Кесстер коротко поклонился. — Сегодня будет хорошая погода.

— Почему вы так обращаетесь? Теарин Леронн будет недовольна.

— Кто из нас ей скажет? — Кесстер добродушно рассмеялся. — Я сразу вижу приличного человека, теаренти. С первого взгляда. Хотел поблагодарить вас за внука. Я знал, что он во что-то впутался, но Мейсте никогда ни в чём не признается.

Эль-Неренн поклонилась в ответ.

— Для чего это? — указала она на корзины.

— «Жёлуди» собрать. Пора уже. Хотите составить компанию?

Эль-Неренн кивнула, взяла одну из корзин — оказалась лёгкой — и направилась по узкой тропинке близ стены дома, к «электрическим деревьям». Наросты — «жёлуди», как их называли за сходство — постепенно образовывались на ветвях и в пазухах листьев. Как только достигали светло-оранжевого цвета, их можно было собирать.

Генетические эксперименты этого вида как-то быстро окончились — едва лишь были открыты фантомные структуры и управляемый термоядерный синтез. Эль-Неренн припомнила статью про «электрические деревья», но своими глазами увидела их впервые только в поместье Эверан. Одного «жёлудя» хватало, чтобы освещать комнату — по вечерам — несколько недель. Это был не главный источник энергии, которую производили деревья, но собирать «жёлуди» — необходимость, перезревшие «плоды» на пользу дереву не идут. Электричеством дом и так обеспечен.

— Одежда у вас не та, — покачал головой Кесстер, — на деревья я сам полезу. Собирайте то, что будет просыпаться.

Разговора особого не получилось. Не кричать же — охрана поблизости, да и окна комнат хозяев выходят на эту сторону. Эль-Неренн подбирала «жёлуди» — те были неожиданно тяжёлыми для плода (пусть и не были плодами), пахли приятно — чем-то смолистым — и на ощупь напоминали шёлк.

Минут через сорок «урожай» был собран.

— Спасибо, — Кесстер заговорил, едва они, с тяжёлыми корзинами за плечами, повернули за угол. — Наклоняться мне уже тяжело. Обращайтесь ко мне, теаренти, если потребуется. Я помогу.

— В чём именно поможете?

— В чём угодно. Госпожа предложила мне уйти, вчера вечером. Но я не уйду. Мои и Мейсте предки служили здесь триста лет.

Они остановились у двери в подвал.

— Она и вам предложила уйти, верно? — спросил Кесстер, вполголоса. — И вы тоже отказались.

Эль-Неренн кивнула.

— Я никому не скажу, теаренти, — Кесстер перенёс обе корзины вниз, вернулся, запер двери. — Что-то будет, это точно. Но я не боюсь. Ни за себя, ни за Мейсте. Он рассказал мне про… цветочную поляну. Спасибо, теаренти. Его словно подменили.

— У вас тоже есть любимые воспоминания? Сновидения?

Кесстер постоял, глядя в глаза эль-Неренн, и улыбнулся.

— Нет, теаренти. Я уже слишком стар. С меня достаточно того, что у меня есть.

Он достал из кармана и вручил эль-Неренн «жёлудь» — узор на макушке его напоминал солнце, с лучами — как рисуют дети.

— Возьмите, теаренти. На память. Только не бросайте в воду.

* * *

Старшая сегодня завтракала со всеми, в общем зале. Леронн носила красно-чёрную шапочку и была раздражительнее обычного. Прочие держались поодаль, хотя разговоры не прекращались.

Вот как. Понятно, почему Лер вчера была злой, как сто собак. Сегодня будет злой, как тысяча. С чего это она решила снизойти до общества остальной прислуги?

Асетт подозвала эль-Неренн, когда завтрак был окончен.

— Инни сегодня «под луной», — пояснила она. — Поможешь мне на кухне?

Кухарка умела приказывать так, что это не воспринималось, как приказ. Просьба, не более того. Эль-Неренн кивнула.

— Подойду минут через десять, — пообещала она. Подошла к Тимо (та уселась подальше от старшей и была, вновь, мрачной и неразговорчивой).

— Идём, — шепнула эль-Неренн ей на ухо. — У меня кое-что есть.

У себя в комнате эль-Неренн вручила девочке пакет. Та заглянула внутрь, восторженно взвизгнула и бросилась альбиноске на шею. Шесть пакетов орехов — разных — и две «живые» книги. Судя по тому, как Тимо себя вела, ей удалось угодить.

— Только не ешь всё сразу, — напомнила эль-Неренн. — Живот заболит у тебя, а достанется мне.

— Не буду, — кивнула Тимо и добавила снисходительно. — Что я, маленькая?

* * *

— Кесстер отвезёт тебя в город, попозже, — Асетт указала в сторону кухонного стола. — Не беспокойся. Я одна уже не успеваю.

Резать овощи, мясо для эль-Неренн было привычным. Начинала свою карьеру в республике именно так.

— У тебя хорошо получается, — заметила кухарка. — Эрви говорит, что из тебя выйдет хороший повар. Не хочешь поучиться?

Эль-Неренн улыбнулась.

— Не знаю. Пока — не очень. Да и куда меня возьмут учиться — без гражданства?

— Оставайся здесь, — Асетт вытерла руки, встала у плиты, глядя, как работает альбиноска. — Место неплохое. Года за два получишь гражданство — госпожа поможет. Она умеет награждать за хорошую службу.

Эль-Неренн пожала плечами.

— Вежливый ответ, — Асетт усмехнулась. — Кесстер говорил, что ты, должно быть, из известной семьи. Думаю, он прав. Ты прекрасно работаешь служанкой, но ты не служанка. Ты хочешь чего-то другого.

— Почему вы так думаете?

— Я видела, как ты гуляешь по парку. Как смотришь в окно. У тебя всё написано на лице, Ньер. Ты хочешь уехать отсюда, поскорее.

— Да, — согласилась эль-Неренн. — Есть несколько дел.

Асетт вернулась к плите, размешала содержимое кастрюли, вновь повернулась лицом к помощнице.

— Леронн чего-то боится, — сообщила она неожиданно. — Я видела, на кого и как она смотрит. Думаю, она боится тебя, Ньер.

Эль-Неренн чуть не отхватила себе палец ножом. Отделалась лёгкой царапинкой.

— Извини, что под руку, — Асетт отошла к одному из шкафов, вернулась с ваткой в руке. — Вот, прижги. Нет, не беспокойся, остальное я сделаю сама. Я никогда не видела её такой испуганной, Ньер. Она чего-то ждала. Продолжает ждать. Но ничего не происходит.

— Асетт, — эль-Неренн осенило. — Скажите… у дочерей госпожи… есть дети? Есть дочери?

— Сын у старшей, — ответила Асетт немедленно. — У младшей пока нет детей. Почему спрашиваешь?

— Хочу понять кое-что, — отозвалась эль-Неренн. Почти во всех домах на побережье право на управление домом получает ребёнок женского пола… тот из детей хозяйки дома, у кого первым появится дочь, так или иначе сможет претендовать на власть над всем домом. Так… так… Нет, непонятно — если Леронн собиралась бы произвести наследницу, для Хейнрита, почему об этом не было объявлено? Такие союзы никогда не держат в тайне. Наоборот, кровное родство между домами — дополнительная гарантия того, что дома предпочтут решать все вопросы мирно.

Не сходится. Что-то немного не сходится.

— Мой совет, — Асетт вытерла руки о полотенце, придвинулась к эль-Неренн, понизила голос. — Будь осторожнее. Я бы не стала перебегать дорогу Леронн, если бы за мной не было силы.

Эль-Неренн встала, долго смотрела в глаза кухарке. Та не отводила взгляда.

— Она предложила вам уйти, — медленно проговорила эль-Неренн. — Вам — тоже. Правда?

Асетт кивнула.

— Но вы отказались?

— Как видишь, — Асетт подмигнула. — Здесь не все боятся Леронн. Но будь осторожнее. Кесстер ждёт тебя во дворе. Отдохни, Ньер. Думаю, будет не вредно.

* * *

На этот раз они вновь пошли в кино, на другой фильм. Мегин выбрала детектив. Пока сидели в зале, она заметила порез на пальце у эль-Неренн.

— Ну-ка, — она осторожно взяла ладонь эль-Неренн, обхватила раненый палец, пальцами другой руки сжала запястье. — Не бойся, это не больно. Смотри мне в глаза.

Минуты через три порез стал чесаться. Невыносимо чесаться.

— Знаю, что чешется, — отозвалась Мегин. — Терпи, это недолго.

Она отпустила руку эль-Неренн — неожиданно. Эль-Неренн заметила, что Мегин дышит чаще, что на лбу «кошечки» выступили капельки пота. Посмотрела на порез.

Порез зажил.

Эль-Неренн не сразу поверила в то, что видит. Осторожно потрогала корочку запёкшейся крови… та легко отвалилась. Розоватая кожа там, где была рана. Всё ещё чешется, сильно, но можно терпеть.

— Этому вас тоже учат? — поинтересовалась она шёпотом. Мегин вытерла пот со лба, кивнула.

— Впечатляет, — эль-Неренн ещё раз потрогала недавний порез. — Научишь?

— Поговорим после, — шепнула Мегин. Сеанс уже начинался.

Она возобновила разговор уже ближе к вечеру, когда «культурная программа» подходила к завершению.

— Я не очень много умею, — призналась Мегин. — Так, справляюсь с царапинами. Мне ещё нужно учиться. Долго учиться.

Они стояли на площади, у фонтана. Прохожих поблизости было немного.

— Ньер, — Мегин пододвинулась поближе. — Если узнают, что я сделала с Инни…

— Я не собираюсь никому говорить, — отозвалась эль-Неренн.

— Меня выгонят. Запретят работать, запретят учиться. Я останусь судомойкой, до конца жизни.

— Я не стану выдавать тебя, — эль-Неренн взглянула в глаза «кошечки».

— Она меня выдаст, Ньер. Хейнрит поддержит её. Мне никто не поверит.

— Ты пыталась поговорить с госпожой?

— Я боюсь, — Мегин опустила голову. — За нами следят, Ньер. Я чувствую. Следят с самого утра.

— Я не желаю тебе зла, Мегин, — эль-Неренн оглянулась. Автомобиль, за рулём которого сидел Кесстер, уже появился на площади. — Если смогу, помогу.

* * *

Вечером Веранно вызвала эль-Неренн. К удивлению альбиноски, в кабинете хозяйки дома оказалась и Леронн. Эль-Неренн вначале напряглась, но Леронн, невзирая на красно-чёрную шапочку, выглядела спокойной. Кивнула эль-Неренн, когда та появилась. Что это с ней? Последнюю неделю старшая не видела эль-Неренн в упор.

— Человека лучше всего проверить, поручив ему что-нибудь ответственное, — Веранно выглядела больной, но держалась. — Я хочу назначить вас, эль-Неренн, старшей из прислуги. Завтра утром, в общем зале, вы примете Touan-es-Mithar и приступите к новым обязанностям. Насколько долго вы будете на новой должности, зависит от того, как хорошо вы будете справляться с обязанностями.

Леронн кивнула, как показалось эль-Неренн — с одобрением. Ей-то что радоваться?

— Как скажете, госпожа, — эль-Неренн поклонилась.

— Теарин Леронн передаст вам дела — завтра утром. Я надеюсь, что вы оправдаете мои ожидания, эль-Неренн. В моё отсутствие вам будут помогать, если попросите, мой сын и теарин Леронн.

Эль-Неренн чуть не содрогнулась, представив эту помощь.

— Вы свободны, — хозяйка дома встала. — Завтра, в шесть часов утра. Доброй ночи.

На обратном пути Леронн оставалась молчаливой, но неприязни или страха эль-Неренн не почувствовала. Словно то, что происходило, входит в планы Леронн. Впрочем, предстояло думать о другом — о новых обязанностях. А ещё лучше — лечь спать и не думать ни о чём.

13. Сила противодействия

Утром, когда эль-Неренн поднялась — сама — в пять часов, за дверью уже ждала Тимо. Сонная, но очень довольная. Помогла облачиться в новую одежду — одежду старшей. Правда, ни шапочки с красным шариком, ни пояса, ни кнута не принесла.

Вопреки ожиданиям, ничего особенного эль-Неренн не почувствовала. Новая одежда, и только. В конце концов Тимо пришла к выводу, что одежда в порядке и кивнула.

— Идём, уже ждут.

Эль-Неренн молча указала на непокрытую голову. Тимо кивнула ещё раз.

— Да, всё правильно. Идём.

Остальные атрибуты новой должности передала сама Леронн — молча, коротко поклонившись, сделала шаг по направлению к новой старшей и положила всё прямо на пол. Должно быть, так было принято. Эль-Неренн подняла шапочку, пояс и кнут и разместила всё так, как это было на самой Леронн.

Потом было произнесение Touan-es-Mithar — вот здесь эль-Неренн что-то почувствовала. Лица всех были серьёзными и почтительными, даже у Леронн. Когда церемония закончилась и слуги разошлись — все, кроме Инни, которую Асетт усадила поближе к камину и укутала одеялом, Веранно прикоснулась к щеке новой старшей и некоторое время смотрела ей в глаза. Едва заметно кивнула.

И началась новая жизнь.

* * *

На «посту» — комнатке на втором этаже, рядом с парадной лестницей — было довольно-таки уютно. Леронн уже успела убрать отсюда свои вещи. Молча указала на список с адресами, именами, телефонами. На немой вопрос в глазах эль-Неренн Леронн заметила, довольно сухо.

— Там всё написано. Читать умеешь? Вот и читай. Ты теперь старшая, сама разберёшься. Я разбиралась сама.

— Можете идти, — столь же сухо ответила эль-Неренн. Заметила изумление, неприязнь, насмешку — последовательно мелькнувшие в глазах Леронн. Но прежняя старшая ничего не сказала, коротко поклонилась и удалилась.

Первые три часа эль-Неренн разбиралась, как действует связь — старшая, оказывается, могла управлять «колокольчиками» всех остальных, дистанционно. Что ещё интереснее, «колокольчики» позволяли узнавать, где находится их обладатель. Она всё знала, подумала эль-Неренн с неприязнью. Кто, где и почему находится. Ну тогда понятно… интересно, у самой Леронн маячок включен?

Выключен. Был выключен. Через минуту эль-Неренн разобралась, как его включить и включила. Техника оказалась простой, инструкция — достаточно подробной. Итак, за дело. Вот список, где что находится, где какие вещи лежат, сколько каких запасов. Вот список магазинов, складов, торговцев… Бр-р-р… столько всего надо помнить! Что ж, Леронн с этим прекрасно справлялась. Справлюсь и я.

— Возьмите Кесстера и посетите их, — посоветовала Асетт, когда эль-Неренн спустилась на кухню — осведомиться у поваров, не будет ли каких-нибудь пожеланий. Продукты для хозяйского стола доставлялись из нескольких мест, и следить за этим надлежало весьма тщательно. Пусть даже одни и те же продукты покупали у одних и тех же поставщиков не первый год и даже не первое десятилетие.

— Кого «их»? — не поняла эль-Неренн. От изобилия новых сведений голова шла кругом. Асетт, похоже, это прекрасно понимала.

— Всех. Всех, у кого мы покупаем — продукты, всё остальное. Пусть увидят, кто с ними будет теперь работать.

Эль-Неренн поблагодарила и уже уходила, когда Асетт придержала её за рукав и шепнула:

— Я помогу вам, теарин. Кесстер, Мейсте, Инни — можете на нас рассчитывать. В любое время.

— Спасибо, — эль-Неренн коротко поклонилась, чем немало смутила кухарку. — Что с Инни?

— Она ещё нездорова, теарин. Сидит в общем зале. Если можно, освободите её от работы на сегодня. Мы справимся.

Инни так и сидела — правда, уже не в кресле, за столом — листала «живую» книгу, но выглядела больной. При появлении старшей вскочила, чуть не упала — ноги плохо держали. По лицу её было видно — вот-вот расплачется.

— Инни, — старшая жестом велела присесть, присела перед ней, взяла за руки. Руки оказались холодными и влажными. — Госпожа не станет тебя наказывать. Никто, кроме нас с ней, не знает, что случилось той ночью.

Инни кивнула, не поднимая взгляда.

— Ты сама что-нибудь помнишь?

Отрицательно помотала головой.

— Тебе ничего не будет, Инни. Иди к себе, до завтра тебя не будут вызывать. Но пообещай мне одну вещь.

— Какую, теарин? — прошептала Инни, подняв, наконец, голову.

— Никаких сплетен. Никаких разговоров за спиной. Обо мне, о госпоже, о других. Это важно. Дай слово.

— Обещаю, — выговорила Инни. С трудом, язык плохо слушался.

— Я верю людям на слово, Инни. Пока меня не обманывают. После этого — никакого доверия.

Проводив Инни к ней в комнату, эль-Неренн вызвала Кесстера и отправилась знакомиться с теми, кто снабжал поместье Эверан всем необходимым. Главное — чтобы не подводила память. Это — серьёзное испытание для неё.

* * *

Сложности с Леронн начались уже на второй день.

Вначале прежняя старшая не явилась вовремя, когда её вызвали на кухню — помогать кухарке. По «новому штатному расписанию» Леронн занимала место эль-Неренн — то есть, прислуга на всё. Куда скажут, туда и явиться. Затем Леронн не сразу отправилась убирать пыль в комнатах. Когда эль-Неренн подошла к ней, Леронн заговорила первой.

— Ньер, не надо быть такой усердной. Через неделю всё вернётся на место. Ты ведь не хочешь, чтобы я на тебя разозлилась?

«Сдать» меня хозяйке было, очевидно, весёлым розыгрышем, подумала эль-Неренн.

— Ты предпочитаешь, чтобы разозлилась я? — эль-Неренн положила руку на кнут. Леронн усмехнулась.

— Ты осмелишься? — подняла она брови. — Сомневаюсь. Это игра, Ньер. Не более того. Не думай о себе слишком много.

— Если это игра, Лер, — заметила эль-Неренн тихо, глядя Леронн в глаза. Прежняя старшая поджала губы. — Тогда играй убедительно. Так, чтобы я поверила.

— Слушаюсь, — иронически усмехнулась Леронн и отправилась выполнять работу.

* * *

Мегин пришла «на пост» — в комнату старшей — ближе к полуночи. Выглядела уставшей и осунувшейся. Прижала палец к губам, указала на телефон, затем — на дверь.

Эль-Неренн молча переключила свой, «главный», «колокольчик» в режим ожидания вызовов — теперь на него можно было попросту позвонить из любой комнаты, где был телефон — и проследовала наружу.

— Она спит, — шепнула Мегин. — Идёмте на улицу, пожалуйста.

— Думаешь, телефон прослушивается? Думаешь, она знает, о чём говорят «на посту»?

— Вроде того. Я не уверена, Ньер… простите, теарин.

— Обращайся, как раньше. Что случилось?

— Она снова хочет, чтобы я… усыпила кого-нибудь. Не знаю, кого, — Мегин опустила голову. — Мне показалось, что она сошла с ума. То кричала на меня, то плакала. Я её еле успокоила. Во сне говорила с Хейнритом. То проклинает его, то зовёт. Мне страшно, Ньер. И ещё, вот это, — Мегин достала пластиковый пакетик, в нём — платок. — Я вытерла этим её лоб.

Эль-Неренн принюхалась, скривилась. Что-то знакомое. Очень знакомое, вызывающее много неприятных воспоминаний.

— Это препарат, — медленно проговорила эль-Неренн, — его вкалывают, чтобы…

— Чтобы запустить цикл, в любое нужное время. Она его не вколола, она его выпила. Сейгвер, похоже, отказался ей помогать — она сама как-то добыла ампулу и проглотила. Его нельзя принимать внутрь, Ньер. Да ещё в такой дозе. Это очень опасно, меня учили.

— Что она хотела?

— Ты ещё не догадалась? Она пыталась пойти к Хейнриту. Но он куда-то уехал. Видимо, она этого не ожидала.

— Хейнриту нужна наследница, — медленно произнесла эль-Неренн. Сумасшедший дом. Почему таким образом?

«Кошечка» кивнула.

— Первые два месяца она смогла бы это скрывать. Но у неё ничего бы не вышло, даже если бы он не уехал. Что мне делать, Ньер?

— Слушайся её. Не бойся, госпожа уже всё знает.

— Что?! — Мегин споткнулась на ровном месте.

— Во всяком случае, догадывается. Мегин, её нужно взять с поличным.

«Кошечка» остановилась, опустила голову.

— Ньер, если она меня сдаст… никакие объяснения не помогут. Мне нельзя раскрывать людей, непосвящённых. Нельзя управлять ими. За это могут и казнить.

— Как Лер узнала, что ты это умеешь?

— Моя глупость. Не сдержалась, похвасталась.

Эль-Неренн некоторое время молчала.

— Но как она докажет, что именно ты это делала?

— Ей достаточно просто донести на меня. Меня допросят, Ньер. Ты не знаешь, кто и как будет допрашивать. Я не смогу солгать.

Эль-Неренн потёрла виски.

— Мегин, что сделано, то сделано. Тебе нужно принять решение. Или мы действуем вместе, или ты сама разбираешься с Лер. Ты рискуешь в любом случае. Выбирай.

— Я с тобой, Ньер. Заступись за меня. Тебя могут послушать.

— Обещаю, — эль-Неренн прикоснулась к её правой щеке.

* * *

Дни шли, и эль-Неренн, действительно, стала подозревать: то, что она говорит по телефону, доходит до ушей тех, кому слышать не полагалось. Леронн если и говорила с другими служанками, то почти исключительно с Тери. А Тери несколько раз выболтала то, что эль-Неренн никогда не говорила никому из прислуги.

Слишком много совпадений. Риккен, подумала эль-Неренн. Единственная, кто ещё никак не дала понять, на чьей она стороне. Тери, откровенно, придерживалась прежней старшей. С эль-Неренн говорила редко, чрезмерно почтительно, при появлении новой старшей умолкала. В субботу вечером эль-Неренн встретила Риккен на посту у входа в женскую половину.

Мегин уже доложила, что Леронн уснула (Хейнрит появлялся предыдущие дни часа на два, ни с кем не встречался, быстро уезжал вновь).

— Рики, — эль-Неренн наклонилась к ней. — Два слова. Прогуляемся в парк?

«Молчунья» кивнула и проследовала за старшей.

— Скажи, Рики, мне показалось, или мои разговоры по телефону подслушивают?

— Не знаю, теарин, — Риккен опустила голову.

— Ты слышала, что говорит Тери. Просто скажи, что думаешь.

Риккен молчала. Зря я её спросила, подумала эль-Неренн и собралась уже возвращаться в дом.

— Да, теарин, — Риккен подняла голову. — Думаю, она слушает ваши разговоры.

— Леронн?

«Молчунья» кивнула.

— Она этого почти не скрывает. Говорила, несколько раз, что с той недели всё будет, как раньше. Извините, — она смутилась. — Мне не стоило так говорить.

— Я должна извиниться, — эль-Неренн взяла её за руку. — Больше не буду так расспрашивать. Мне нужна помощь, Риккен. Скажи, могу ли я положиться на тебя. Скажи честно. Откажешься — ничего не будет. Слово.

— Я помогу, — Риккен улыбнулась, осторожно обняла старшую. — Я с тобой, Ньер, — шепнула она на ухо.

Эль-Неренн некоторое время стояла, обнимая её, на душе становилось спокойно. «Десять оттенков зла», — услышала она шёпот. Риккен медленно отстранилась, продолжая улыбаться.

— Спасибо. Есть одна мысль…

* * *

Веранно удивилась просьбе эль-Неренн, но не стала расспрашивать слишком долго. Она явно знала, что происходит в поместье — похвалила новую старшую и объявила, что повышает ей жалованье.

К полудню в воскресенье прибыл личный курьер Веранно, с письмом для эль-Неренн. Последняя постаралась, чтобы момент получения письма увидело как можно больше людей. Главное, чтобы увидела Тери. Чуть позже она позвонила на «колокольчик» Риккен и сообщила, что госпожа прислала важные новости, касающиеся Риккен и Мегин. Потом приказала Кесстеру подготовить автомобиль — есть срочная необходимость побывать в городе.

Помощь Мегин (подогревшей воображение Тери относительно того, что могло быть в письме) и Риккен (уехавшей вместо эль-Неренн в город) оказалась весьма кстати. Сама эль-Неренн, отключившая «колокольчик», осталась «на посту». Погасила свет, заперлась изнутри и стала ждать.

Прошёл всего час, как в дверь осторожно постучали. Выждали секунд десять, вставили ключ, вошли.

Эль-Неренн дождалась, когда Леронн откроет ящик стола. Бесшумно покинула укрытие за шторой, быстро повернула ключ в замке, зажгла свет.

— Ищешь вот это? — показала письмо, лежавшее всё время в кармане её платья.

Леронн сумела сохранить самообладание.

— Ключ, — протянула руку эль-Неренн. — Отдай мне ключ. Немедленно.

— Подойди да забери, — презрительно усмехнулась та. Держится слишком уверенно, подумала эль-Неренн. — Давай, попробуй.

— Отдай ключ или завтра окажешься на улице, — эль-Неренн положила руку на кнут.

— Завтра я вернусь в эту комнату, — Леронн смотрела с откровенным презрением. — А ты будешь работать в свинарнике всё оставшееся время.

— Ты сама этого хотела, — эль-Неренн шагнула к ней навстречу. Леронн оскалилась, замахнулась на эль-Неренн. Но Леронн явно не умела драться с теми, кто сопротивлялся. Эль-Неренн легко увернулась, ударила Леронн по щиколотке, поймала её руку и выкрутила, за спиной. Приложила Леронн лицом о стол — так, чтобы не повредить лицо, но чувствительно.

— Сейчас ты спустишься в общий зал, — прошептала эль-Неренн ей в ухо. — Спустишься сама, Лер, или я приволоку тебя за волосы. Спускайся и жди меня там.

Продолжая прижимать её лицом к столу (Леронн стиснула зубы, чтобы не закричать), обыскала карманы. Отыскала два ключа — один от «поста», другой — от «больницы». Превосходно.

Отпустила и подтолкнула в сторону двери. Леронн выпрямилась.

— Тебе конец, Ньер, — пообещала она. — Тебе и Рики. Беги, пока можешь.

— В общий зал, — повторила эль-Неренн. — Сейчас же.

* * *

— Объявление, — эль-Неренн оглядела собравшихся слуг. — Не все исполняют мои распоряжения так, как полагается. Пока что это сходило с рук. С завтрашнего дня я начну наказывать. В первую очередь это касается тебя, Леронн. Малейшее неповиновение — будешь наказана. За то, что случилось сегодня — десять плетей.

— Давай, попробуй! — крикнула Леронн, отступая на шаг назад. — Ну, кто осмелится? Нет желающих? Добрый совет, Ньер. Верни мне шапочку, пояс и кнут. Тогда я тебя не трону.

— Я сама окажу тебе эту честь, — эль-Неренн сняла кнут с пояса. — Ещё одно слово и…

— Попробуй, — Леронн оскалилась. — Только…

Эль-Неренн попробовала. Хлестнула Леронн с размаху. Та вскрикнула, присела. Эль-Неренн ударила её ещё раз, целясь по плечам и спине. Ещё раз. Леронн упала на бок, прижала ладони к лицу. Тарви, грузчик, шагнул в сторону эль-Неренн, на лице его явно читалось желание вмешаться, защитить Леронн.

— Ни с места, Тарви, — эль-Неренн оскалилась.

Тарви замер, глядя в глаза старшей. Та ещё раз хлестнула Леронн (та скорчилась, съёжилась на полу). Шагнул вперёд. И получил — по лицу. Кровавые полосы украсили щёку. Тарви вскрикнул, отскочил.

— Есть ещё желающие? — эль-Неренн медленно обвела взглядом остальных. Желающих выражать неповиновение не находилось. — Отлично. Тарви, свои десять получишь после ужина.

— Но… — Тарви отступал, прижимая ладонь к щеке.

— Двадцать. Ещё одно слово — тридцать, и завтра будешь искать новую работу.

Тарви кивнул, опустил голову, поклонился.

— Ты уже труп, — Леронн поднялась на ноги. — Слышишь, Ньер? Ты уже труп.

— Ты получила только пять, — эль-Неренн подняла кнут. — Ещё одно слово — и можешь собирать вещи.

— В отсутствие госпожи здесь распоряжается Хейнрит, — Леронн сплюнула в сторону. — Идём. Я хочу увидеть твоё лицо. Свои пятьдесят ударов получишь от меня, Ньер. Здесь, у всех на глазах. На прощание.

— Мнение Хейнрита меня не интересует, — эль-Неренн сняла с шеи медальон, что оставила Веранно. Подняла над головой, показала окружающим.

Леронн побледнела, отступила на шаг.

— Тарви, Мейсте, — позвала эль-Неренн. — Леронн эс Тигген переезжает в крыло прислуги. Комната рядом со мной — достаточно просторная. Помогите ей перенести вещи.

Тарви шагнул вперёд, глядя на старшую со страхом и неприязнью.

— Успеешь перенести её вещи до ужина — освобожу от наказания, — добавила эль-Неренн, сворачивая кнут в кольцо. — Все свободны.

Не прошло и четверти часа (Тарви и Мейсте уже переносили вещи), как старшую вызвал сам Хейнрит.

* * *

— Слушаю, теариан, — эль-Неренн поклонилась. Хейнрит был зол и не скрывал этого. Молча махнул в сторону окна, запер дверь изнутри, развернулся.

— Медальон, — приказал он. — Верни медальон, который ты украла у моей матери, Ньер. И — вон отсюда. Чтобы через полчаса и духу твоего в поместье не было.

Скрипнула дверь в соседнюю комнату его апартаментов, появилась Леронн. Она явно плакала — недавно.

— Вы требуете невозможного, — ответила эль-Неренн. Хейнрит оскалился, сделал шаг вперёд. Эль-Неренн тут же взяла кнут наизготовку. Хейнрит замер.

— Только замахнись, — процедил он сквозь зубы. — Только замахнись, уродина, и завтра будешь висеть.

— Лучше не приближайтесь, — посоветовала эль-Неренн, ощущая себя совершенно спокойной. — Вашей матушке не понравится, как вы обращаетесь со слугами.

— Я вызываю полицию, — Хейнрит явно не решался подставить себя под удар. Взял телефон. — Охрану и полицию.

— Начните с вашей матушки, — эль-Неренн стояла, переводя взгляд с Хейнрита на Леронн и обратно. — Позвоните ей. Она подтвердит, что сама вручила мне знак. Я могу позвонить, если хотите.

Хейнрит замер, глядя в глаза эль-Неренн. Беловолосая тварь чувствовала себя уверенно, слишком уверенно. Почему?

— Я позвоню ей, — эль-Неренн достала телефон. — Не утруждайте себя.

— Нет! — Хейнрит явно испугался. Леронн уселась, прямо на пол, закрыла ладонями голову. — Не звоните, теарин. Я верю.

Эль-Неренн кивнула.

— Будут ли у вас другие распоряжения, теариан?

Хейнрит помотал головой. Он явно не знал, куда девать глаза.

— Леронн, — эль-Неренн повысила голос и Леронн подняла взгляд, отняла ладони от головы. — Возвращайтесь, помогите перенести ваши вещи. Сделаете, как приказано — я отменю наказание.

— Она будет приходить сюда, когда… — начал Хейнрит.

— Я распоряжаюсь, чем и как занимается прислуга, — перебила эль-Неренн. — Извините, что перебиваю. Леронн, отныне вы не переступите порога этой комнаты без моего разрешения. Ослушаетесь — знаете, что будет. Идите.

Леронн встала и направилась к двери. Медленно, словно во сне.

Эль-Неренн задержалась у двери, вернула кнут на пояс.

— Доброй ночи, теариан, — пожелала она. Хейнрит не ответил.

* * *

Мегин пришла поздней ночью, когда все дела в поместье были завершены. Эль-Неренн чувствовала себя неловко; там, в общем зале, она явно перестаралась. Правда, Асетт сказала, когда они остались одни, что всё сделано правильно, но…

Горечь. Проклятый вкус появился во рту, как только она угостила кнутом Леронн. Вкус держался до сих пор. Пила воду, пыталась заесть — не помогало.

— Она как сжатая пружина, — сообщила Мегин тихо. — Ньер… я хочу уйти. Отпусти меня. Мне страшно.

— Что такое?

— Она убьёт тебя. Приказала мне помочь ей… обещала завтра же сдать меня полиции, если откажусь. Она сдаст. Она совсем потеряла голову.

Эль-Неренн уселась, устало потёрла лоб.

— Что у тебя с полицией?

— Ты не сможешь уладить, Ньер. Отпусти. Я не забуду, что ты сделала для меня… я отыщу тебя, обещаю.

Эль-Неренн молчала.

— Отпусти, — Мегин явно было страшно. — Я никому не скажу, кто ты… Клянусь!

Эль-Неренн обнаружила, что ей тяжело дышать. Силы неожиданно покинули её, чернота опустилась перед глазами. Седьмой день в постоянном напряжении. Мегин… что-то говорит, но что — не расслышать.

Пелена перед глазами пропала, была — и не стало. Мегин, посеревшая от страха, стоящая на коленях перед старшей.

— Никогда, — прошептала «кошечка». — Никогда, никому…

— Встань, — эль-Неренн протянула руку, Мегин отшатнулась, словно ей протянули ядовитую змею. Затем, взяв себя в руки, приняла руку, поднялась. — Мне достанется, если ты просто исчезнешь.

— Я оставила записку госпоже. Никто не видел, что я вошла к тебе.

— Как ты собираешься выйти из поместья?

— Не спрашивай. Я знаю способы.

— А вещи?

Мегин стало трясти.

— Ничего мне не нужно, Ньер. Пропади всё пропадом.

— Ладно, — эль-Неренн медленно поклонилась «кошечке», та ответила тем же. — Удачи, Мегин.

Та кивнула и словно испарилась — едва слышно скрипнула дверь.

* * *

Почти под самый рассвет в дверь эль-Неренн тихонько постучали. Мегин. Задумчивая, вся мокрая — видимо, попала под дождь.

Эль-Неренн не сразу поняла, кто перед ней — спать хотелось ужасно.

— Я подумала… — Мегин опустила голову. — Далеко я бы не убежала. Я с тобой, Ньер. Тебе потребуется помощь.

* * *

В понедельник появилась Веранно, осталась довольной тем, как идут дела в поместье. Не стала принимать Леронн (хотя та пыталась поговорить с ней); сообщила — открыто — что в среду в поместье у неё будет совещание с крупными промышленниками континента. И что приём состоится в пятницу. Веранно не стала разговаривать со старшей наедине, один лишь раз, встретившись с ней в коридоре, взглянула в глаза и улыбнулась.

Выглядела хозяйка дома значительно лучше.

Мегин появилась тем же вечером.

— Госпожа изменяет завещание, — сообщила она, как о чём-то само собой разумеющемся. — Объявит о нём в пятницу, когда все соберутся здесь, в поместье.

Эль-Неренн ощутила, как по спине пробегает холодок.

Вот оно. Момент истины. Всё, как и всегда, упирается в единственный вопрос — власть. Над имуществом, домом, людьми. Веранно «передумала» сходить в могилу, и изменяет завещание. По которому, как всем (благодаря Тери) известно, поместьем стал бы владеть сын госпожи.

— Хейнрита переводят работать в Терану, в филиал банка, — Мегин понизила голос. — Поместье передаётся кому-то ещё. Кому — она не знает.

— Лер?

«Кошечка» кивнула.

— Она обещала мне деньги, Ньер. Очень много. Если до пятницы я помогу убрать тебя с дороги.

— Ты согласилась, надеюсь?

Мегин кивнула.

— Да, сестра. У меня не было выбора. Не забудь заступиться за меня, когда всё решится.

Эль-Неренн молча кивнула, потёрла виски. Начинала болеть голова. Близится очередное полнолуние — очередной «короткий» цикл, бессвязность в голове и слабость во всём теле. Очень вовремя. Как всегда.

Мегин молча присела перед ней, прижала ладони к щекам эль-Неренн, прижав большие пальцы к основанию шеи. Минуты через три боль стала утихать. Мегин молча отняла руки, когда боль исчезла. Как она это чувствует?

— Ньер, у неё совсем плохо с головой, — добавила «кошечка». — То угрожает, то подкупает. Хейнрит не лучше — напился сегодня в дым, заперся у себя в комнате. Будь осторожнее.

* * *

Мегин отыскала эль-Неренн рано утром. Прибежала в фартуке — прямо от мойки.

— Ньер, что-то с машиной. Вчера была в полном порядке. Я заметила — кто-то открывал кожух, не стала включать.

Эль-Неренн быстро проследовала на кухню (Асетт приветствовала её кивком, но отвлекаться от работы не стала). Мегин права, с машиной кто-то повозился. Наклонилась, принюхалась. Не понять, кто — был в перчатках.

Через минуту появился Кесстер. Он недолго исследовал внутренности машины. Показал найденный там «жёлудь».

— Это было в силовом блоке, теарин. Если бы машину включили — разнесло бы на части. Мегин, вам повезло.

«Кошечка» кивнула, глаза её были широко раскрыты.

— Прошу, — Кесстер спрятал «жёлудь», закрыл кожух машины. — Включайте, всё в порядке.

— Асетт, Инни, Мегин, — эль-Неренн обвела взглядом остальных. — Никому ни слова об этом. Прежде, чем что-нибудь включать, обязательно проверяйте.

— Я проверю весь дом, — пообещал Кесстер, когда покидал, вместе с эль-Неренн, кухню. — Плохо дело, теарин. Это не случайность. Мегин могло убить.

— Вы знаете, сколько в доме потайных ходов? — поинтересовалась старшая. Кесстер кивнул.

— Карта у всех на виду, — он усмехнулся. — Знаю, теарин. Я сегодня же их перекрою и заблокирую. Только госпожа может приказать мне открыть или закрыть их, но…

Эль-Неренн молча показала медальон Веранно.

Кесстер кивнул.

— Я поручу Мейсте заменить повсюду замки. В кладовых, в подвале, везде. Ключи будут только у вас — и у меня, в сейфе. Так положено. И ещё, теарин, — он оглянулся, но поблизости никого не было. — Сын госпожи вызвал меня сегодня утром. Предлагал покинуть поместье до вечера субботы.

— За деньги? — спокойно поинтересовалась эль-Неренн.

— Да, теарин. За очень большие деньги.

* * *

Итак, война была объявлена. Хейнрит уехал на работу, в банк, но его «присутствие» ощущалось. И Леронн. Стала спокойной и один раз даже улыбнулась. Беспрекословно выполняла все поручения. Это настораживало.

Эль-Неренн обходила весь дом, и вскоре добралась до теплицы. Тери работала там, весело помахала рукой.

Что-то не так. Эль-Неренн обошла несколько раз все помещения теплицы. Что-то странное с орхидеями. С фиалками, с другими цветами.

— Тери, — подозвала она «огонька». — Мешки с подкормкой. Куда они делись?

— Кончились, — отозвалась рыжеволосая. — Я как раз хотела напомнить, теарин. Надо купить новую.

— Тери, — эль-Неренн взглянула ей в глаза. — Три дня назад было полтора мешка. С памятью у меня всё в порядке.

— Я же говорю, — Тери указала рукой. — Кончилась. Мы…

Эль-Неренн, не дожидаясь объяснения, взяла лопатку и быстрым шагом проследовала к поникшим орхидеям. Принюхалась. Копнула, осторожно, землю в одном из горшочков. В другом. На лице Тери ясно виднелось замешательство… и вина. Тери никогда не быть заговорщицей.

— Что это? — эль-Неренн указала на один из горшочков. Гранулы подкормки были явно видны. Её добавили столько, что орхидее предстояло «сгореть» уже сегодня.

— Это не… — Тери не закончила фразу. Старшая медленно подходила к ней, держа лопатку, как кинжал. Глядя в глаза. Тери почудился серебристый блеск в глазах беловолосой, и страх накатил на неё. Чёрный, давящий, невыносимый.

— Мне приказали, — прошептала она. — Не надо, теарин… Ньер… Мне приказали.

— Кто приказал? — спокойно поинтересовалась старшая, остановившись в двух шагах. — Тери, кто, кроме меня, может тебе что-то приказать?

Тери склонила голову, прижала ладони к лицу.

— Кто приказал? — повторила эль-Неренн. — Лер? Хейнрит?

Тери уселась прямо на земляной пол и разрыдалась.

— Она сказала, что всё припомнит… когда ты уйдёшь, — Тери едва могла говорить. — Я боюсь её, Ньер. Я её боюсь.

— Если нужно кого-то бояться, — эль-Неренн присела перед ней, заставила поднять голову и посмотреть в лицо, — то лучше бояться меня. Я не знаю, когда она собиралась что-то там припомнить, Тери, а я разозлюсь прямо сейчас. Злой ты меня ещё не видела.

Тери кивнула, глотая слёзы.

— Встань и успокойся, — эль-Неренн проводила Тери в комнатку с инструментами. Отыскала стакан, набрала воды, принесла. Тери выпила залпом. — Ты можешь спасти цветы?

Тери вновь опустила голову.

— Подними голову, — приказала эль-Неренн, довольно резко. — Смотри мне в лицо. Ты можешь спасти цветы?

— Не… не все… Ньер… теарин.

— Их хватит, на среду и пятницу?

Молчание.

— Тери, я теряю терпение. В среду и пятницу всё должно быть, как положено. Включая цветы. Их хватит или нет?

— Да, теарин, — губы Тери ещё дрожали.

— Не заставляй меня спрашивать дважды. Немедленно принимайся за работу. Как закончишь, сообщишь мне лично. Потом — съездишь в город, выберешь подкормку и всё остальное. Я проверю, Тери. Каждый мешок, каждую бутылку, каждый цветок.

— Слушаюсь, теарин, — Тери кивнула, на лице — собранность и почтительность.

— Тери, — эль-Неренн понизила голос, взяла «огонька» за руки. — Ты ведь любишь цветы. Не надо их убивать. Если Лер ещё раз вызовет тебя — отправляй её ко мне. Понятно? Я не хочу увольнять тебя.

— Спасибо, теарин, — прошептала Тери и поклонилась.

Вызов Мейсте застал эль-Неренн, когда она выходила из дверей теплицы.

* * *

— Смотрите, — он запыхался. — Вот, — он подвёл её к одному из шкафов, в кладовой. — Я не стал ничего трогать. Мне нужны была лампочки — за утро перегорело пять штук. Я не стал ничего трогать, теарин.

Эль-Неренн осторожно заглянула. Да, в шкафах кто-то повозился. Стоило только открыть дверцу пошире — и на открывшего свалилась бы груда коробок. Эль-Неренн знала, что в этих коробках. Посуда. Хрусталь, серебро, много чего.

На этот раз она сумела почуять, кто прикасался к коробкам.

— Тарви, — позвала она в «колокольчик». — В кладовую, в северное крыло, немедленно.

Грузчик пришёл не один. С ним были оба скотника, старший и младший. Вопреки болтовне Тери, ничем таким от обоих не пахло. Курятники и свинарники были довольно далеко от дома, и скотники редко появлялись среди остальных слуг — жили в собственном домике, рядом с местом работы.

— Что случилось? — поинтересовался грузчик, не удостоив старшую приветствием.

— Ты прикасался к этим коробкам, — указала эль-Неренн. — Кто приказал тебе рыться в шкафах?

— Ничего я не рылся, — отозвался Тарви. — Поставил, как всегда.

— Тарви, со зрением и чутьём у меня всё в порядке. Кто приказал тебе так всё составить? Если бы Мейсте открыл дверь, разбил бы весь хрусталь. Кто приказал?

Тарви мрачно молчал. Старший скотник выглядел растерянным, младший, Эрвион, смотрел на старшую искоса.

— Хорошо, — эль-Неренн отряхнула руки. — Иди, собирай вещи. Покинешь поместье после обеда. Ты уволен.

— Ещё чего, — проворчал Тарви, оглянулся. Эрвион шагнул к нему. — Не вы меня нанимали.

— Уволить могу и я, — эль-Неренн прикоснулась к кнуту, — вы видели медальон. Эрвион, Юаррен, возвращайтесь к себе, к вам я зайду позже.

— Да, кнут, — Тарви сплюнул на пол. — Только с кнутом иможете. Никуда не пойду. Уходите сами, если хотите.

Эль-Неренн ощутила, как, на краткое мгновение, дикая ярость охватила её… и прошла. Во рту вновь возник привкус настоя — горький, неприятный.

Мейсте и трое остальных с удивлением смотрели, как старшая вынимает из кармана бутылочку, что-то отпивает из неё, прячет обратно.

— Кнут мне не потребуется, — эль-Неренн сняла кнут, вручила его Мейсте. — Подержи, Мейсте. — Сняла с себя шапочку и спрятала в карман. — Говорю в последний раз, Тарви. Собирай вещи.

Шагнула в сторону побледневшего Тарви, протянула руку, чтобы схватить того за руку и…

Эрвион прыгнул на неё. Поймал за руки, сбил с ног. И Эль-Неренн провалилась в черноту. Тело перестало слушаться. Чёрный туман повис перед глазами, время потекло медленно. Вокруг неё что-то говорили.

— …не такая и храбрая…

— …иди, позови её…

— …я ей ещё вчерашнее не припомнил…

— …сними с шеи…

Кто-то наклонился над ней, заглянул в глаза. И — чёрная пелена упала окончательно, скрыла всё под собой.

* * *

Мейсте со страхом смотрел, как скручивают переставшую сопротивляться эль-Неренн. Признаться по совести, он испугался. Не за себя — за неё. Он попытался вмешаться, но Тарви молча двинул ему кулаком в грудь и Мейсте свалился у стены, хватая ртом воздух, стараясь не закричать от боли.

И тут эль-Неренн вскочила на ноги.

Эрвион отлетел в сторону — не ожидал такой силы и скорости. Тарви продолжал удерживать эль-Неренн за руки, завёрнутые за спину… эль-Неренн нанесла три быстрых удара — ногой по щиколотке, затылком по лицу и, когда Тарви отшатнулся и ослабил хватку — локтем в живот.

Освободилась.

Дальше Мейсте помнил смутно. Эль-Неренн стала вихрем, смерчем, торнадо.

* * *

Она полностью пришла в себя и увидела, что замахивается, чтобы ударить Тарви в лицо. Сумела отклонить руку, отвести удар — иначе выбила бы тому оба глаза.

Эль-Неренн отступила на шаг, ощущая, что ей невыносимо жарко, что вся она взмокла.

Эрвион лежал на боку, без сознания. У него, похоже, было выбито несколько зубов, разбиты губы и нос. Тарви, с разбитым лицом, стоял на коленях, в глазах его читался ужас; грузчик пытался крикнуть и не мог.

Эль-Неренн молча вытерла руки — все в крови и слюне — о платье. Чудо, что не разбила костяшки пальцев. Повернулась к Мейсте (тот смотрел широко раскрытыми глазами), помогла подняться на ноги.

— Спасибо, — взяла у него кнут, вернула его на место. Взглянула на старшего скотника, Юаррена — тот смотрел на неё так, словно не верил, что всё происходит наяву. Миг назад старшая расправлялась с обидчиками, и вдруг — прекратила, говорит спокойно и дружелюбно.

— Юаррен, позовите, пожалуйста, охранника. Лучше — двух. И найдите Сейгвера.

Скотник кивнул и убежал прочь.

— Теарин, — прохрипел Тарви, не поднимая головы. — Простите… простите…

— Ты поднял руку на меня, — эль-Неренн спокойно разглядывала его. — Я представляю хозяйку дома. Ты знаешь, что я теперь могу сделать с тобой, Тарви. С вами обоими.

Появились охранники и скотник. Он, похоже, успел всё объяснить им по дороге.

— Прикажете вызвать полицию, теарин? — спросил один из охранников.

— Думаю, у меня есть право наказать их без всякой полиции, — отозвалась эль-Неренн. Охранники переглянулись, один из них кивнул.

— Да, теарин, но чтобы всё было по правилам, должны быть два свидетеля. Мы не в счёт.

— Я согласен быть свидетелем, — отозвался Мейсте.

— Я тоже, — отозвался Юаррен. — Эрвион — хороший человек, теарин. Не знаю, что на него нашло. Поверьте, он никогда таким не был.

— Пощадите, теарин, — Тарви не поднимал голову. — Мне угрожали. Сказали, что убьют, если я не послушаюсь.

— Я оштрафую вас, обоих. На годовое жалованье. В течение полугода — никаких увольнений. Одно лишь резкое слово, один лишь случай непослушания — и будете висеть. Я имею на это право? — повернулась к охранникам. Те кивнули.

Тарви кивнул. Эрвион постепенно приходил в себя. Один из охранников поставил его на колени, встал за спиной. Вскоре появился Сейгвер — как всегда, недовольный и надутый. Увидев, что происходит в залитой кровью кладовке, он широко раскрыл глаза.

— Рада вас видеть, теариан, — приветствовала его старшая. — Тарви и Эрвиону требуется помощь. Кто приказал напасть на меня? — повернулась она к Тарви. — Леронн эс Тигген?

Нет ответа.

— Можешь не говорить вслух. Мне не нужна твоя смерть. Дай мне понять — она?

Тарви кивнул.

— Это ты положил «жёлудь» в машину?

— Я, — голос Тарви звучал безжизненно. — Я скажу… я всё скажу, теарин. Есть ещё места.

— Скажешь, — кивнула эль-Неренн. — Сейчас — оба в «больницу». Потом — в душ и возвращайтесь к работе. Теариан, — повернулась она к врачу, который уже осматривал Эрвиона. — Они смогут работать?

— У Эрвиона перелом двух рёбер, выбито три зуба, — отозвался врач. — У Тарви недостаёт двух зубов, но других повреждений нет.

— Хорошо. Я оплачу лечение Эрвиона, теариан. Сама. Постарайтесь поставить его на ноги побыстрее.

Врач кивнул, не выражая удивления. Зато у Тарви отвисла челюсть. Охранники также были удивлены.

— Тарви, — эль-Неренн подошла ближе. — Я вызову Кесстера, всё расскажешь ему. И не забудь убраться здесь, навести в шкафах порядок. Всё, что разобьёшь, будешь оплачивать из своего жалованья.

* * *

— Здорово вы их, — Мейсте помог старшей дойти до входа на женскую половину — ноги эль-Неренн плохо слушались хозяйки. Парень смотрел на неё с восхищением. — Я не думал, что вы такая храбрая.

— О чём ты?

— Вы спрятали шапочку в карман. Я видел, как они испугались.

— Ну, спрятала… и что?

Мейсте удивился.

— Вы не знаете, что это означает?

Теперь удивилась эль-Неренн. Отрицательно покачала головой.

— Это означает, что вы готовы драться насмерть, — пояснил Мейсте тихо. — Вы не знали? Теарин… скажите… вы собирались драться насмерть?

Эль-Неренн подумала, кивнула и получила в ответ ещё одну восхищённую улыбку.

* * *

— Что с животными? — поинтересовалась эль-Неренн. Юаррен кормил свиней.

— Всё в порядке, теарин, — он улыбнулся. — Не беспокойтесь, я справлюсь один. Я уже проверил корм, воду. Ничего не случилось.

— Происходит что-то странное, — эль-Неренн потёрла лоб. — Юаррен, если вдруг будет звонок от Хейнрита или…

— Уже был. Утром. Очень странный звонок. Я подумал, что это шутка.

— Зарезать всех свиней и кур?

— Нет, теарин. Он хотел, чтобы я уволился.

— Предлагал много денег, — предположила эль-Неренн сквозь зубы.

Юаррен кивнул.

— Я с вами, теарин. Я видел, как вы обошлись с Леронн, с Эрвионом. Если бы на вашем месте была теарин Леронн, Эрвиона уже ели бы свиньи.

* * *

К вечеру эль-Неренн валилась с ног. «Диверсий» больше не происходило, но случившегося было достаточно, чтобы впасть в уныние. Вернулся Хейнрит — и начались бесконечные вызовы. Эль-Неренн вызывали то сестра Веранно, то её сын, то сам Хейнрит.

— У меня затруднения, теариан, — сообщила эль-Неренн, на вид спокойная и почтительная, в шестой раз принося сыну госпожи вино. — Можно спросить вашего совета?

Тот иронически усмехнулся, кивнул.

— Я должна сообщить госпоже о том, что творилось сегодня днём. Не могу подобрать удачного названия. Как насчёт «диверсии»?

— Если не в состоянии справиться с работой, так и скажите.

— Зачем вы пытаетесь расстроить встречу в среду?

Хейнрит выпрямился. Оказалось, что он выше ростом эль-Неренн, когда не сутулится.

— Докажите, — предложил он, продолжая улыбаться. — Попробуйте доказать.

— Докажу, — эль-Неренн улыбнулась в ответ. — Не всё, но докажу.

Он первым отвёл взгляд.

— Я не знаю, что вы затеяли, теариан, но со мной лучше было договориться.

— Мы можем ещё договориться, — Хейнрит понизил голос. — Уезжайте. Я вам заплачу столько, что вам и не снилось. Прямо сейчас, никакого обмана.

— Сожалею, теариан. Я не уеду. Очень не люблю, когда меня подставляют. И, знаете, мне часто снится много денег. Очень много. У вас столько нет.

Хейнрит некоторое время смотрел ей в лицо.

— Благоразумнее быть на стороне победителей, — отозвался он. — Я думал, вы будете умнее.

— Если захотите ещё вина, — эль-Неренн остановилась на пороге, — я пришлю вам ящик. Все вызовы фиксируются, теариан — вы знаете об этом? Не думаю, что госпоже понравится, что вы отвлекаете меня каждые пять минут.

* * *

С племянником Веранно разговор получился короче. Мальчишка вызвал её, как только эль-Неренн покинула апартаменты Хейнрита.

— Разбилось, — он махнул рукой в сторону ковра, на котором лежала разбитая ваза. Огромная лужа варенья растекалась по ковру. — Убирай.

Эль-Неренн медленно двинулась навстречу мальчишке, который смотрел ей в глаза, нагло усмехаясь. Горечь во рту.

— Ты хочешь, чтобы я разозлилась? — поинтересовалась она, останавливаясь в двух шагах, глядя в лицо мальчишки. — Не думаю, что тебе понравится.

Выражение самодовольства покинуло лицо маленького мучителя. Разом. Тут же пришёл страх, мгновение спустя — ужас. Он попытался отскочить от старшей, споткнулся и с размаху уселся в лужу варенья. Принялся отползать, глядя на старшую, пытаясь выговорить хоть слово.

— Уберёшь сам, — эль-Неренн смотрела на него с презрением. — А потом — либо расскажешь своей матери, что натворил, либо это сделаю я.

* * *

На следующий день эль-Неренн тщательно обошла весь дом. Всё было исправно. Мейсте успел сменить замки. Подготовка к встрече шла полным ходом, эль-Неренн проверяла всё по несколько раз — всё, как положено. Никаких неожиданностей. Никаких «диверсий».

Леронн по-прежнему выполняла приказания беспрекословно. В общем зале не появлялась, ни с кем не говорила — только отвечала на вопросы.

Беда нагрянула неожиданно. В два часа пополудни эль-Неренн вызвал младший повар.

— У нас неприятности, — указал он на ящики, в которых сегодня утром доставили продукты — готовить угощение для гостей. — Нет, не открывайте этот ящик, теарин. Там устрицы. Успели пропасть. Мы уже один раз открыли, потом полчаса проветривали кухню.

— Салат, дичь, водоросли, — старший повар выглядел обеспокоенным. — Всё испорчено, теарин. Всё доставлено к нам уже испорченным.

Эль-Неренн медленно досчитала до десяти, прежде, чем ответить.

— Кто доставляет нам продукты?

Старший повар назвал.

— С ними никогда такого не было, теарин. Нужно что-то делать. Осталось меньше шести часов.

Эль-Неренн думала.

— Мы можем найти замену?

— В Норвене — нет, теарин.

— Скажите, где.

— Можно заказать в столице, теарин. Но мы не успеем договориться об оплате. Очень мало времени.

— Я заплачу, — эль-Неренн тряхнула головой. — Связывайтесь с ними, срочно.

— Теарин, — старший повар коротко поклонился. — С доставкой это обойдётся в три тысячи руэн. Возможно, больше.

— Я заплачу, — повторила эль-Неренн. — Звоните им. Я схожу за банковской картой. Вы уверены, что успеем спасти положение?

— Не сомневайтесь, — подтвердил старший повар. — Времени мало, но мы справимся.

* * *

Эль-Неренн велела погрузить ящики в грузовичок, он же автобус, и направилась в город. Начала с того, кто отправил протухшие устрицы. Владелец магазина вышел лично. Со странным выражением на лице смотрел на ящик, который эль-Неренн вернула.

— Не советую открывать, — эль-Неренн была взбешена, но старалась держать себя в руках. — Успели протухнуть. Я проверила бумаги, теариан. Узнала, как доставили устриц. Они были уже пропавшими. Я требую объяснений.

— Сожалею, — владелец магазина коротко поклонился. — Но, судя по нашим документам, мы не можем нести ответственность. Мы можем заменить товар — за дополнительную плату. Сожалеем, если доставили вам неприятности.

— Доставили, — эль-Неренн. — Я докажу, что устрицы были уже пропавшими. Извинениями вы не обойдётесь.

— Теарин, — владелец говорил снисходительно. — Сколько времени вы работаете в доме? Вторую неделю? Уверяю вас: вы напрасно тратите время. Вы не сможете ничего доказать. Я знаю, как именно было дело.

К его удивлению, беловолосая отвернулась, отошла к витрине. Что-то достала из кармана — бутылочку? — отхлебнула, закрыла. Вернула в карман и вернулась сама к прилавку.

— Мы перестаём покупать у вас продукты, — сообщила она. Пахло от неё чем-то травяным, горьким. — Я сейчас же поставлю госпожу в известность. Обещаю, что об этом узнают все.

— Вы совершаете большую ошибку, — владелец магазина не моргнул и глазом. — Не думаю, что…

Он замолк. Не отводя взгляда от глаз эль-Неренн. Неожиданно он затрясся, закрыл лицо ладонями. Эль-Неренн молча развернулась и вышла из магазина.

Владелец магазина догнал её у самой машины.

— Прошу вас, — голос его был умоляющим. — Вернитесь, теарин. Пожалуйста.

Эль-Неренн смотрела на него молча. Владелец медленно опустился на колени, утратив всякую спесь и снисходительность. Не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих.

— Прошу, теаренти. Мы возместим все убытки. Такого больше не повторится.

Эль-Неренн молча протянула ему руку и помогла подняться.

…К моменту её появления у другого торговца слухи уже успели распространиться. Отныне дом Эверан будет немало экономить на продуктах.

* * *

Совещание прошло успешно. Никто из слуг не присутствовал — таковы были условия — и эль-Неренн, как часовой, стояла снаружи дверей кабинета Веранно. А затем — вместе со старшим поваром — обслуживала гостей за столом.

Веранно почти не обращала на старшую внимания. Но встала рядом, когда гости, один за одним, подходили, как требовал обычай, благодарили старшую и поваров. И видно было, что она довольна.

— Вы прекрасно справляетесь, — заметила Веранно, когда осталась, вместе с эль-Неренн, одна у главных ворот в поместье. — Осталось всего два дня, эль-Неренн. Обещаю, что всё решится.

— У меня много новостей, госпожа. Боюсь, приятных среди них нет.

— Если вы о моём сыне и Леронн, то я знаю, теарин. Знаю, на что они способны. Будьте осторожны.

* * *

Четверг прошёл почти без происшествий. Эль-Неренн теперь тщательно всё проверяла — вместе с Мейсте и его дедом. Силой ли, уговорами или чем-то ещё, удалось заставить прислугу слушаться. Эль-Неренн, повинуясь неожиданно пришедшей мысли, оставила кнут у себя в комнате. Асетт посмотрела на старшую с явным одобрением. Мегин и Кесстер — тоже.

Единственная заминка вышла, когда Мегин отправили в город за столовыми приборами. Госпожа сочла, что необходимо приобрести новые. «Кошечка» отсутствовала три часа и вернулась — со всем, что было приказано купить. Была чем-то подавлена, избегала встречаться взглядом с эль-Неренн.

— Что такое, Мегин? — спросила та, когда выдался случай остаться наедине.

— Неприятная встреча, — отозвалась Мегин. — Я устала, Ньер. Не обращай внимания. Слишком много всего сразу.

Четверг тянулся и тянулся, бесконечно. Но пятница всё-таки наступила.

* * *

Приём должен пройти без сучка, без задоринки. Эль-Неренн в сотый раз проверяла списки того, что должно быть готово. Садовники — в парке, делают последние приготовления. С ними не было никаких затруднений. Подготовить большую гостиную, комнаты для гостей — если кто-то захочет остаться, привезти продукты (на сей раз привезли в срок, безукоризненного качества). Цветы, музыка, коллекция картин госпожи… Хозяева — все — уехали. В столицу. Включая Хейнрита, что немало обрадовало всех слуг.

— Присядьте, — посоветовала Асетт, когда старшая, осунувшаяся и с глазами краснее обычного появилась на кухне. — Посидите хотя бы полчаса. Всё уже готово.

— Вот, — Мегин появилась из большой кухни. — Нужно съездить вот за этим. Я съезжу, если хочешь.

— Нет, я сама, — эль-Неренн взяла бумажку. — Пряности… десерт… Тут точно написано — кафе? Именно кафе?

— Я писала под диктовку, — пожала плечами «кошечка». — Ты выглядишь уставшей, правда. Давай, я съезжу.

— Нет, — эль-Неренн поднялась. — Вызовите Веньеса.

* * *

— Вы выглядите уставшей, — Веньес приветствовал её, открыл дверцу. — Это быстро, теарин. Через час вернёмся.

И всё-таки эль-Неренн задремала. Веньес осторожно потряс её за плечо — приехали. Ну приехали и приехали. Вялость не проходила, развеяться не получалось.

Три магазина, пять больших коробок. Одна — явно с мороженым, из-под крышки выбивается пар — сухой лёд. Только в кафе зайти. Взять коробочку со специями.

* * *

— Это? — хозяин кафе удивился. — Ах, да. Пожалуйста, подождите в зале. Если хотите, я принесу вам кофе.

— Хорошо, — согласилась эль-Неренн. Не помешает, так и тянет в сон. Весь день.

Прошло минуты три, ей принесли кофе. Эль-Неренн отпила глоток. Великолепный.

— Давно не виделись, Привидение.

Эль-Неренн резко встала, обернулась. Скорпион.

* * *

— Что нужно? — поинтересовалась эль-Неренн. Оценила маршрут бегства. Где машина?! Куда делся Веньес? Не заметила, как машина отъехала.

— Не трогай телефон, — предупредил черноволосый. — Всё, Привидение. Сейчас мы с тобой прокатимся. Можешь допить кофе, торопиться некуда. Кофе тебе долго не предложат, — он рассмеялся, низким неприятным голосом.

— Я буду сопротивляться, — предупредила эль-Неренн. — Сказать, что стало с теми, кто пытался меня похитить?

— А мне всё равно, — в руке Скорпиона появился пистолет. — Я попытался предложить тебя Маме… и знаешь, что? Она меня выгнала. Пнула под зад. Приказала тебя не трогать. Не знаешь, почему?

— Не имею понятия, — эль-Неренн осмотрелась боковым зрением. Никого. Скорпион направил пистолет в пол, но выстрелить успеет, это понятно.

— Вот и выясним. Всё, пошли.

Эль-Неренн почувствовала дурноту, потемнело в глазах. Дурнота прошла быстро.

Взяла правой рукой чашку.

Скорпион смотрел, как эль-Неренн медленно вынимает из левого кармана платья фляжку, открывает, отпивает из неё… как скривилась. Должно быть, невкусно.

— Для храбрости? — осведомился он, усмехаясь.

Эль-Неренн кивнула. Затем она толкнула стул — под ноги Скорпиону, выплеснула чашку тому в лицо и с силой ударила по руке. Звон стекла, посуды — пистолет отлетел на кухню.

Эль-Неренн молнией метнулась в сторону кухни. Люди шарахались в стороны, уступали дорогу. Когда Скорпион, с шоковой дубинкой в руке, бросился было в сторону кухни, эль-Неренн возникла за стойкой. В руке её был тяжёлый хлебный нож.

— Шустрая, — просипел Скорпион. Достал из кармана телефон, нажал на кнопку. — Далеко не убежишь.

Эль-Неренн оскалилась. Рядом с ней к стене прижимался хозяин кафе, и было видно, что он перепуган насмерть.

— Ещё шаг, — она подняла нож над головой, глядя Скорпиону в глаза, — и останешься без рук.

Тот усмехнулся, сделал шаг вперёд… и едва уклонился. Выронил дубинку, прижал к губам окровавленный палец.

— Беги, — сплюнул он под ноги. — Давай, беги.

Эль-Неренн повернула голову. Хозяин заведения отвёл взгляд. Он вызвал Скорпиона, поняла эль-Неренн. Он.

— Мы ещё поговорим, — пообещала она и побежала. Со всех ног.

* * *

Она выбежала на улицу и увидела, что автомобиль Веньеса поворачивает за угол, дальше по проспекту. Бежать за ним — только через всю площадь, мимо фонтана. И эль-Неренн побежала. Догоню, думала она, и убью. Если струсил — убью.

Она отбежала едва ли на десяток шагов, как из-за угла улицы, на котором располагалось кафе, с рёвом вывернула машина. Выбежавший из кафе Скорпион указал рукой в сторону эль-Неренн и что-то крикнул. Девушка остановилась, подняла над головой нож, взглянула в сторону шофёра. Зайчик, отражённый клинком ножа, на миг ослепил шофёра. В окнах разгонявшейся машины уже появлялись лица и руки — с оружием.

* * *

— За ней! — крикнул Скорпион, указывая на цель. Побежал по тротуару, чтобы запрыгнуть в машину на бегу. Споткнулся, упал, вытянув перед собой руки. Машина вильнула — и последнее, что запомнил Скорпион, было лицо шофёра. Застывшее, бледное, страшное.

Машина пронеслась рядом с его головой.

Он ещё успел подняться на колени и увидеть, что стало с его руками. Успел издать крик. Один-единственный.

* * *

Огонь открыли с нескольких направлений одновременно — на противоположной стороне улицы появилась другая машина, направляющаяся к фонтану. Эль-Неренн, не отпуская ножа, нырнула в бассейн, не раздумывая.

Грохот. Близкий взрыв, больно ударяет по всему телу. Она едва сумела вынырнуть, обернуться. Одна из машин горела. Другая — лежала на боку, рядом с горящей.

Ещё звуки несущихся машин. Далёкие выстрелы. Эль-Неренн выскочила из фонтана и опрометью бросилась туда, куда повернула машина Веньеса. Перед глазами всё двоилось, было страшно жарко — «купание» не спасало.

* * *

Он остановил машину в трёх кварталах от площади. Эль-Неренн медленно приближалась, стараясь сдерживать ярость. Веньес стоял рядом с машиной, лицо его было бледным, губы подрагивали.

— Почему уехали? — крикнула эль-Неренн. — Почему бросили меня?

Веньес смотрел не на её лицо, а на одежду. Вся в крови. В крови был и нож — но эль-Неренн не производила впечатления раненой. Эль-Неренн увидела, на что он смотрит, оглядела себя. Видно было, что она удивлена.

— Меня заставили, теарин, — Веньес шагнул навстречу. — Угрожали пристрелить. Я не стал далеко уезжать. Рад, что вас не убили.

— Уезжаем, — эль-Неренн открыла дверцу переднего сидения, уселась. — Быстро.

Веньес повиновался. Старшая была настолько зла, что спорить не хотелось. Нож лежал на её коленях. В салоне повис запах крови — неприятный, сильный.

* * *

Эль-Неренн очнулась. Отчего-то — на заднем сидении. Ножа под рукой не было.

— Что такое? — спросила она. Уселась. Мимо проносились пейзажи, до поместья ещё далеко. — Остановите машину. Остановите! — крикнула она изо всех сил. — Немедленно!

Веньес повиновался.

— Вы уснули, теарин, — признался он. — Я думал, там вам будет удобнее, — он избегал смотреть в глаза.

— Выходите, — приказала старшая. Шофёр повиновался.

— Нож, — она протянула руку. Веньес молча наклонился, запустил руку под сидение, достал нож. Вручил его эль-Неренн, поклонившись.

— Почему мы едем другой дорогой? — резко спросила эль-Неренн. — Почему так быстро? Отвечайте!

Веньес молчал.

— Я жду, — голос старшей оказался холоднее льда.

— Мне приказали, — Веньес снял кепку, бросил в салон. — Простите, теарин. Она сказала, чтобы я отвёз вас к лесу, вон туда. Если вы сбежите. От тех… кто должен вас поймать.

— Она — Леронн?

— Нет, — Веньес склонил голову. — Мегин.

— Что?! — эль-Неренн не сразу пришла в себя. Шагнула навстречу, приставила остриё ножа к горлу Веньеса. Тот закрыл глаза. — Вы врёте!

— Нет, — Веньес не открывал глаз. — Клянусь. Именно Мегин.

Эль-Неренн смотрела ему в лицо. Отпустила. Покачнулась, уселась прямо на землю, прижалась спиной к горячей дверце.

— Как она могла? — спросила она, не ожидая ответа. — Как смогла?

— Я могу отвезти вас другой дорогой, — указал Веньес. — В объезд. Они не заметят, обещаю.

Эль-Неренн долго сидела, шевеля губами, не обращая ни на что внимания. Затем подняла голову, с трудом встала на ноги.

— Хорошо, Веньес. По дороге расскажите всё. Все подробности.

Ноги плохо слушались — покачнулась, что-то в кармане стукнулось о дверцу. Эль-Неренн запустила руку в карман и обнаружила… бутылочку — фляжку. Там ещё оставалось немного настоя. Девушка молча запустила фляжкой в пространство и уселась рядом с шофёром.

— Медленно, — приказала она. — Остановите подальше от дома. Не хочу, чтобы нас заметили. Давайте, рассказывайте.

* * *

— Комиссар? — голос Хольте в трубке. — Срочно переключитесь на одиннадцатый канал. Да, там экстренный выпуск. Гангстерская война в Норвене.

— Если вы звоните мне, — Тигарр говорил медленно, — значит…

— Точно. Эль-Неренн была там. Я увидела её — попала в кадр на несколько секунд. Там ещё стреляют.

— Пытались дозвониться в поместье?

— Там говорят, что эль-Неренн покинула поместье, где находится — неизвестно.

— Проклятие, — комиссар вскочил на ноги. — Я выезжаю. Поднимайте на ноги наших людей. Через три часа я буду в Норвене.

— Я звоню из участка. Эль-Неренн сумела скрыться. Говорят, убила двух бандитов. Хлебным ножом.

— Великое Море, — прошептал комиссар. — Ладно. Я позвоню, когда буду в пути. Тогда и сообщите подробности.

* * *

Эль-Неренн вошла бесшумно через южные ворота, открыла их своим ключом. Охрана бросилась к старшей — та жестом приказала следовать за ней. Вошла в дом, вытерла пот со лба. В руке её по-прежнему был окровавленный нож.

— Найдите Мегин, — приказала она одному из охранников. — Вы, — кивнула другому, — следуйте за мной.

Леронн была «на посту». Уже приняла командование. Она так растерялась, когда в комнату ворвалась перепачканная в крови эль-Неренн, что замерла, не в силах двигаться и говорить. Эль-Неренн смотрела на прежнюю старшую, медленно приподнимая губу. Затем молча прыгнула и, вероятно, убила бы, если бы охранник не поймал её.

— Прошу, теарин, не нужно, — он мягко, но сильно отвёл её руку в сторону. Эль-Неренн молча разжала пальцы. Охранник взял нож рукой в перчатке, передал другому — в коридоре, снаружи двери, появилось ещё двое.

— Запереть её в комнате, — велела эль-Неренн. Леронн просто смотрела в её лицо, не выражая никаких эмоций. — Будет сопротивляться — связать. Будет шуметь — заткнуть рот и отнести в подвал. Где Мегин? — спросила она, когда Леронн увели.

— Мегин нет в поместье, теарин. Я проверил.

— Проверить каждую комнату, подвал, чердак. Посмотреть в парке. Если появится — связать, сообщить мне.

Охранник кивнул.

— Я буду на связи, — эль-Неренн закрыла дверь и направилась в крыло прислуги. Надо принять душ.

* * *

— Всё в порядке, — голос Риккен из «колокольчика». — Мы уже знаем о Мегин. Она сбежала, никто не заметил — когда. Всё будет готово, Ньер. Посиди, успокойся.

Это мысль. Волосы ещё мокрые, как высохнут — можно будет возвращаться и следить за приготовлениями. Связаться с госпожой? Уже пыталась — нет связи. Она на важном приёме, в Президентском дворце. Туда не входят с включёнными телефонами.

Мегин, Мегин… Эль-Неренн чувствовала себя невыразимо мерзко. Что случилось? Почему так?

Страшно хотелось пить. Вода в графине оказалась прохладной — недавно сменили. Отлично. Эль-Неренн налила себе, отпила. Этот ужасный вкус во рту, вкус настоя. Как в карман попала фляжка? Ничего не понимаю.

Она вытянулась на кровати. Рики позовёт. Хоть на кого-то можно положиться. Полежать, совсем чуть-чуть. «Колокольчик» — рядом, на полную громкость. Вот так. Полежать… немного полежать…

Совсем немного.

14. Бунт

Тихое, методичное постукивание.

Дремота долго не отпускала. Эль-Неренн не сразу осознала, что лежит на кровати у себя в комнате, лежит одетая. Одежда не успела измяться, но — почему она здесь?

Головокружение. Слабое, но неприятное. Медный привкус во рту. Что это? Который час? Почему здесь, почему одетая?!

Стук в дверь.

— Кто… там? — прохрипела эль-Неренн, с трудом поднимаясь. Глянула на часы и похолодела. Без семи минут пять. В шесть сорок начнут прибывать гости. Почему никто не разбудил её, ведь «колокольчик» работает! Прикоснулась к нему — работает, отзывается теплом на прикосновение.

— Ньер, — громкий шёпот. Испуганный. Тимо, осознала эль-Неренн. Пять шагов до двери удалось пройти не сразу. Три шага — и ноги подкосились. Не ухватись эль-Неренн за кресло — упала бы, с размаху, лицом на пол.

Дверь была заперта. Эль-Неренн не сразу сумела извлечь ключи, отыскать нужный, вставить в замочную скважину. Руки тряслись. Медный привкус во рту усиливался, а глаза видели всё нечётко, окружающий мир казался текучим, зыбким.

— Ньер! — девочка пулей ворвалась в комнату. Взглянула в глаза старшей, и — испугалась. Едва не закричала. — Ньер… простите, теарин… что с вами?

— Не знаю, Тимо, — эль-Неренн опустилась в кресло. Слабость в мышцах. Посидеть, выпить воды, чуть-чуть посидеть. Совсем немного. — Во… ды, — она закашлялась, не сумев произнести слово с первой попытки. — Пожалуйста.

Тимо метнулась к столу. Взяла в руки стакан, в котором ещё оставалась вода. Принюхалась. Губы её задрожали.

— Ньер, ты… вы пили это?

— Да, — эль-Неренн вовсе не была уверена, что пила. Пила, наверное — иначе откуда в стакане воды на самом донышке?

— Туда что-то подсыпали! — уверенно заявила девочка. Схватила чистый стакан, выскользнула в коридор. Звуки её ног раздавались оглушительно. Только сейчас эль-Неренн осознала, что дом словно вымер.

Тимо вернулась через минуту. Со стаканом воды и полотенцем. Стакан вручила эль-Неренн, помогла ей выпить (комок тут же встал в горле эль-Неренн, она с трудом подавила тошноту). Полотенце оказалось мокрым. Девочка осторожно, двумя руками сняла с эль-Неренн шапочку старшей — с красным шариком — и вытерла полотенцем её лицо.

Сразу стало лучше.

— Идёмте, — Тимо всё ещё была испугана. — Она что-то задумала. Я знаю. Идёмте, пожалуйста!

Эль-Неренн встала (ноги слушались значительно лучше), надела шапочку. Та оказалась мокрой — хоть выжимай. Обоняние действовало плохо. Судя по ощущениям, взмокла не только голова. Представляю, как от меня сейчас несёт, подумала эль-Неренн. Голова прояснялась, прояснялась стремительно. Но перед глазами всё ещё висел туман. И эхо. Каждый звук повторялся. Тимо права. В воде что-то было.

Она не сразу поняла, что кнута при ней нет. И не было на столе, на полке, на стене. Куда делся?

И книги. Похоже, на полках их не было. Ни своих, ни тех, что Веранно разрешила взять из её библиотеки — привилегия старшей. Но возвращаться и проверять не хотелось.

По пути эль-Неренн проверила карманы, потрогала шею. Не было ни телефона Веранно, ни её медальона. Нигде.

* * *

— Куда мы идём? — Тимо уверенно вела её за собой — к выходу из женской половины. На входе — никого. Тери должна быть у входа. Кто отпустил её? Почему не нашли замену? Почему так тихо?

— Где все? — спросила эль-Неренн, — Что происходит?

— Не знаю, — буркнула Тимо, остановившись перед запертой дверью. Запасная лестница. Почему сюда, почему не по главной? — Тише. Они ещё там.

— Кто, Тимо?

— Мейсте. И врач.

Очень интересно, подумала эль-Неренн, осторожно выбирая нужный ключ. Мейсте — «мальчик на побегушках». Подай-принеси-положи-пошёл вон. И Сейгвер, врач, — который вообще никогда не замечает прислугу. Без необходимости. Что происходит?

— Я подслушала, — шепнула Тимо, помогая тихо затворить и запереть дверь. — Через полчаса они придут за то… за вами.

— Тимо, давай на «ты».

— Ладно. Вот, сюда, — Тимо подвела её к чёрному ходу и поскреблась в одну из массивных дверей.

Открыли почти сразу.

— Великое море! — это была кухарка, Асетт. — Вы живы, теарин. Тимо, ты умница. Ну-ка, помоги! — вдвоём они закрыли дверь и заложили массивным брусом.

— Что случилось? — язык уже повиновался беспрекословно. — Почему меня никто не вызвал?

— Бунт, теарин, — кухарка поправила колпак и присела перед эль-Неренн, внимательно глядя той в глаза. — Я думала, вас уже нет. Инни, аптечку сюда, быстро!

Их оказалось четверо на кухне. Кухарка, её помощница Инни. Теперь ещё — эль-Неренн и Тимо. Девочка неожиданно села на пол у двери, прижала ладони к глазам и тихонько заплакала.

— Ти… — эль-Неренн не договорила. Асетт сжала её ладонь.

— Пусть, теарин. Ей нужно. Малышка натерпелась страху. Её заперли в подвале. Мы с Инни закрылись здесь, думали — взломают дверь. Но они не стали. Вот, — кухарка взяла ампулу, которую протягивала Инни, осторожно отломила кончик. — Вдохните. Знаю, это противно. Вдохните, резко. Ну же!

Эль-Неренн повиновалась. Её словно стукнули дубиной по голове — перед глазами вспыхнуло, острая игла пронзила голову насквозь. Тошнота вновь скрутила… и отпустила.

— Сейчас станет лучше. Инни, помоги Тимо.

Помощница кивнула. Видно было, что девица перепугана, но держится неплохо.

— Думаю, они в общем зале, теарин, — кухарка вернулась к плите, склонилась над кастрюлями, что-то куда-то добавила, что-то помешала. Обоняние принялось возвращаться — наплывами. Эль-Неренн осознала, что на кухне пахнет очень вкусно — ну да, ведь должен состояться приём. Судя по тому, что стоит на столах, многое уже готово.

— Боюсь, мы вам не поможем, теарин, — кухарка пододвинула стул, села перед замершей неподвижно старшей. — Извините. Мой и их возраст… я пожила уже достаточно, но Инни они просто убьют. Сама или кто-нибудь из её «стаи».

— «Сама» — Леронн эс Тигген?

— Да, теарин, — кухарка чуть улыбнулась. — Только её выгнали из Тигген. Просто не все об этом знают.

Вот оно что! Мысли вихрем понеслись в голове, но было этих мыслей слишком много.

— Я помогу, — Тимо вернулась к остальным. Асетт хотела было что-то возразить, но девочка энергично помотала головой. — Я смогу! Они хотели отравить Ньер… простите, теарин! Скажите, что делать. Я сделаю.

— К телефону не пробраться?

Девочка отрицательно покачала головой. Ну конечно, не пробраться.

— Где ближайший телефон?

— На автобусной станции, теарин, — ответила кухарка спокойно. — Думаю, Тимо добежит минут за десять.

— Быстрее! — возразила Тимо.

Кухарка кивнула, улыбнулась.

Блокнот и карандаш оказались на месте, в кармашках.

— Вот, — минуты через три эль-Неренн вручила девочке листок. — Три телефона. Позвонишь, спросишь людей — тут написано. Скажешь им то, что здесь написано. Вот моя карточка, — она протянула кусочек пластика. — Это для телефона. Сразу же обратно. Если хоть что-нибудь не так — беги сразу в полицию. Не попадись!

— Не попадусь! — девочка прочла записку, кивнула, спрятала её и карточку в карман. — Инни, помоги. Мне нужно в подвал.

Инни долго вслушивалась в то, что происходит за дверью, затем решилась приоткрыть.

Никого.

Тимо скользнула наружу. Инни — следом. Минуты через три помощница вернулась и закрыла дверь.

— Я пойду в зал, — эль-Неренн встала. Инни хотела было возразить, но сдержалась, лишь широко открыла глаза. — Полагаю, бежать бесполезно. Да я и не буду убегать.

Кухарка одобрительно кивнула.

— Старайтесь не показывать, что боитесь, — посоветовала она. — Не беспокойтесь. Мы уже почти всё сделали с Инни. Приём должен состояться, верно?

Эль-Неренн кивнула.

— Должен состояться, — кивнула она. — Спасибо, Асетт.

— Может, возьмёте хотя бы нож, теарин? — Инни.

— Нет, — эль-Неренн покачала головой. — Не думаю, что это поможет.

* * *

Эль-Неренн двигалась тихо, каждую секунду ожидая нападения. Хозяева все уехали, в доме только прислуга. Ну и охрана — само собой. Но охрана не станет ни во что вмешиваться — если хозяевам и их имуществу ничего не угрожает. Получается, слуги в имущество не входят.

Голоса за поворотом. Что-то происходило — исчезал медный привкус, становилось жарко. Эхо усиливалось, но руки и ноги слушались исправно. Иголочки вонзались где-то за затылком. И злость. Если поначалу эль-Неренн не в состоянии была воспринять происходящее, как оно есть, то теперь всё понимала. Леронн. Понять бы, что у неё на уме.

Одно ясно: раз её оставили, беспомощную, в своей комнате, это входило в планы заговорщиков.

Один из голосов принадлежал Мейсте. Растерянный, подавленный. Второй… странно. Эль-Неренн не смогла опознать его. Кто это может быть?

— …Немедленно позовёшь меня, — донеслись слова. — Ясно?

Мейсте не ответил вслух. Понятно было, что он кивнул.

Эль-Неренн дождалась, пока шаги второго человека перестанут быть слышны, и вышла из-за поворота.

Мейсте. Взъерошенный, ничего не понимающий. Увидев теарин, он сделал шаг навстречу, приоткрыл рот, обернулся несколько раз. Не опасно, поняла эль-Неренн. Он не против меня. Подчиняется силе.

Она прижала палец к губам. Мейсте кивнул. Губы его задрожали, страх проступил на лице. Он указал глазами на дверь в общий зал.

— Они… теарин… они все…

— Знаю, — шепнула эль-Неренн, подходя к нему. Осторожно взяла его за запястье, улыбнулась, глядя в глаза. Страх тут же отпустил Мейсте. — Тебе приказали следить за дверью?

Он кивнул.

— Сможешь добраться до телефона?

Мейсте подумал и отрицательно покачал головой.

— Ты со мной, Мейсте?

Он кивнул, не раздумывая. Вид у него был куда увереннее, чем прежде. Ну что же. Хоть кого-то можно оставить за спиной.

— Открой мне дверь, — спокойно попросила эль-Неренн, поправляя шапочку с красным шариком на верхушке.

Ужас ненадолго вернулся в глаза парня.

— Они убьют вас! — воскликнул он громким шёпотом. — Они хотят…

— Знаю, — кивнула эль-Неренн. — Но я не стану убегать, Мейсте. Понимаешь?

Прошло несколько бесконечных секунд. Он кивнул, протянул ей ключи.

— Не бойся, — эль-Неренн подошла к двери. Голоса из-за неё. Спокойные — видимо, всё идёт, как предполагается. Что же там задумали? — Что бы ни случилось — не бойся.

Она вставила ключ, открыла дверь и быстро вошла внутрь.

* * *

Её появления не ожидали. Точнее, не ожидали, что она придёт сама.

Все были здесь. Тринадцать человек прислуги, а также Сейгвер, врач. Двое охранников — имён их эль-Неренн не знала — широкоплечих и сильных на вид — стояли по обе стороны от Леронн. Мегин — «кошечка» стояла позади бывшей старшей, глядя на вошедшую с явным презрением. Всё понятно, подумала эль-Неренн. Или почти всё. Не хватает только привратника — спрятался? Сбежал?

Первой. Я должна заговорить первой.

— Что происходит? — спросила она резко. — Что ты задумала, Леронн? Сорвать приём?

Леронн успела опомниться. Кнут, символ власти теарин, висел на её поясе. В остальном же — обычная одежда служанки.

— Ну почему же, — она улыбнулась. — Приём состоится. Только без тебя. Ты не сбежала?

— Глазастая, — сухо заметила эль-Неренн, сделав ещё один шаг навстречу. Покачнулась. Охранники переглянулись. — Верни кнут. Лучше по-хорошему.

Мегин захохотала. Леронн и охранники присоединились. Эль-Неренн осмотрелась, стараясь не отводить взгляда от Леронн. Девять человек — позади неё, справа и слева. Пятеро, включая грузчика Тарви, рыжую Тери — «огонёк» — рядом с «восставшими». Риккен — «молчунья» — рядом с эль-Неренн; стоит, опустив голову, но чувствуется — не опасно. Тоже со мной. Те девять, что у двери — со мной. Но вмешиваться пока не станут. Ждут сигнала.

— У меня другая идея, — Леронн кивнула, и оба охранника взяли в руки дубинки. — Верни мне всё остальное. Лучше по-хорошему.

Эль-Неренн сделала шаг в сторону. Импровизировать. Не оправдывать их ожидания.

— Где мои книги? — поинтересовалась она. — Что ещё ты украла у меня?

— Ах, книги, — Леронн махнула рукой в сторону камина, жаркого пламени. — Где-то там. Но это не я украла, Ньер. Ты украла. Госпожа будет очень недовольна.

Жар накатывал. Сами собой пришли звуки ливня, хлещущего землю. Почудились огни полицейских машин. Дымка покрывала собой окружающий мир. А слабость — проходила. Приходила злость… такая, которую эль-Неренн давно не испытывала. Не показывай виду. Следи за лицом.

— Ноги не держат? — участливо спросила Леронн. Глаза её не улыбались. — Госпожа ещё не знает, кто ты такая. Но сегодня узнает. Ей не повезло — нанять наркоманку. Ты втёрлась в доверие, украла драгоценности, обманом собрала и заперла здесь слуг, попыталась скрыться. Но — перестаралась с дозой. Верно, господин врач? — Леронн взглянула в сторону Сейгвера, тот нервно кивнул.

Смотри, Крис, ей понравилось!

— А если я всё отдам? — поинтересовалась эль-Неренн. Ей почудился вздох за спиной. Мегин и Леронн переглянулись. «Кошечка» была явно разочарована.

— Ничего не будет. Я даже разрешу тебе отработать оставшиеся два месяца.

— А книги вернутся из пепла, — добавила эль-Неренн, не сдержавшись.

— Книги не вернутся, — сухо возразила Леронн, явно теряя терпение. — Читать тебе будет некогда. Без работы не останешься, не беспокойся.

Эль-Неренн усмехнулась, повернула голову, на миг встретившись взглядом с врачом. Тот быстро отвёл взгляд.

— Какая ты по счёту, Лер? — спросила она спокойно.

Лицо Леронн вспыхнуло.

— Я тебе не «Лер», бродяга! — прошипела она. — Я Леронн эс Тигген, запомни! Это мой приём! Я не позволю тебе командовать здесь — ни единой минуты!

Эль-Неренн рассмеялась.

— Так ты обманула всех, — она обвела взглядом всех, кто был рядом с Леронн. — Они ещё не знают, что тебя выгнали из Тигген? Что ты — просто Леронн? Так какая ты по счёту?

Леронн что-то прорычала и охранники шагнули вперёд. Эль-Неренн оскалилась и шагнула навстречу. Оба охранника замерли. Девять слуг, что стояли за спиной эль-Неренн, шагнули следом за ней. Она подняла левую руку, ладонью вверх — не двигайтесь.

— Кто прикоснётся, останется калекой, — пообещала она, взглянув каждому из охранников в глаза.

— Ну, скажи, Лер, — продолжила эль-Неренн. — Какая ты? Третья? Четвёртая? Любимых дочерей в прислугу не отдают.

Леронн смотрела в глаза Мегин. На лице последней отражалось недоумение. Отлично. «Кошечка», похоже, не знает, что родители отказались от Леронн.

— Вы обе нарушили Touan-es-Mithar, — продолжила эль-Неренн. — Надеюсь, вы понимаете, что вам за это будет.

Леронн рассмеялась. Мегин и «огонёк» за её спиной присоединились.

— Надо было внимательно слушать, что мы говорим, — Леронн неожиданно развеселилась. — Не было никакой Touan-es-Mithar, умная девочка. Хватит разговоров. Верни пояс и шапочку, и тебя никто пальцем не тронет.

— Вот как, — эль-Неренн сняла с себя шапочку, сложила, положила в карман. — Ну так возьми. Подойди и возьми.

Те, что стояли рядом с Леронн, отступили прочь. Грузчик поспешно отошёл на несколько шагов в сторону. Сейгвер — тоже попытался, но Мегин поймала его за руку и оскалилась ему в лицо. Охранники переглянулись.

— Сме-е-елая, — протянула Леронн, тоже чем-то удивлённая. — Взять её!

Охранники медлили. Дымка висела поверх окружающего мира. Отдельные части её протаивали, вновь становились туманными. Жарстановился всё сильнее. Иголочки вонзались во все части тела.

Бросим её в канаве?

— Скажи, Лер, что ты украла у своей матери? — эль-Неренн смотрела на неё презрительно. — За что она выгнала тебя вон?

Смотри, Крис, ей понравилось!

— Взять её! — завопила Леронн, полностью утрачивая самообладание. — Немедленно!

Голос её показался слишком низким. Охранники бросились в сторону эль-Неренн, а та всё ещё старалась сдержать что-то тёмное, горячее, пытающееся подавить рассудок.

И — перестала сдерживать.

* * *

То, что случилось потом, вспоминали не раз. Но никогда не смогли прийти к единому мнению — что именно случилось.

Риккен уверяла, что тот охранник, что был слева от Ньер, поскользнулся на ровном месте и заехал своему товарищу по лбу дубинкой.

Грузчик готов был поклясться, что, наоборот, поскользнулся тот, что был справа — попал своему напарнику по животу.

Были и другие версии. Однако во всех было общее: эль-Неренн словно прошла насквозь. Она кинулась навстречу охранникам и… оказалась за их спинами. Оскалившаяся, с развевающимися ярко-белыми волосами, страшная.

Охранники свалились на пол. Тот, что слева, попытался приподняться; кровь стекала по уголку его рта. Он сломал левое запястье. Видно было, что он хочет закричать, но не может издать ни звука.

Второй лежал на полу, лицом вниз. Вокруг головы его медленно растекалась кровавая лужа.

Леронн замахнулась кнутом… опоздала. Эль-Неренн легко увернулась, поймала кнут, сильно рванула в сторону. Ударила падающую Леронн кулаком в живот.

Жар постепенно проходил. Эль-Неренн заметила, что замахивается ногой, чтобы ударить Леронн в лицо и… сумела остановиться. Опомниться.

В комнате всё успело измениться.

Мегин отступала к стене, лицо посеревшее, глаза широко раскрыты. «Огонёк» и все остальные отошли в стороны. Несколько человек упали на колени, подняв над головой скрещенные в запястьях руки. Древний, инстинктивный жест. Не тронь меня, не причиняй боли.

Врач замер шагах в двух от эль-Неренн; в руке, поднятой над головой, что-то блестело.

Встретив взгляд эль-Неренн, он медленно опустил руку.

— Только попробуйте, — альбиноска не отводила взгляда от его глаз. — Только шевельнитесь, и я вас убью.

Сейгвер кивнул. Медленно, очень медленно опустился на колени, опустил руки. Разжал правую. Шприц выкатился из неё.

Леронн лежала неподвижно — оглушена, но жива. Эль-Неренн подняла кнут. Наклонилась, сорвала с шеи Леронн личный знак госпожи, надела себе на шею. Свернула кнут, прицепила к поясу. Оглянулась.

Восторженные взгляды.

— Риккен, Мейсте, — позвала она. Дымка ещё оставалась, зрение было нечётким. Руки дрожали, дрожали всё сильнее. — Заприте дверь. Помогите мне.

Вдвоём с Риккен они обыскали охранников, сняли с них дубинки, ключи, переговорные устройства.

— Помогите им, — эль-Неренн обратилась к врачу, указывая на охранников. Тот опустил голову.

— Теарин, меня заставили, — прошептал он. — Поверьте, я…

— Помогите им, немедленно, — эль-Неренн повысила голос. — Делайте, что говорят. Тогда я забуду про ваше участие.

— Госпожа, — старший повар подошёл поближе. — У нас мало времени. Нужно спешить, если мы хотим успеть в срок. Я знаю, что Геллерин сделала всё, что могла, но…

— Геллерин? — эль-Неренн оглянулась.

— Кухарка, теарин, — Риккен подошла поближе. — Раньше её звали Геллерин. До того, как Леронн заняла её место.

Очень интересно, подумала эль-Неренн. Что такого могло случиться, что Асетт отказалась от прежнего имени? Ладно, не сейчас.

— Сколько всего здесь этих? — эль-Неренн указала на охранников; Мейсте помог врачу связать их и оказать первую помощь. Риккен и повар покачали головой.

— Четверо, теарин, — Сейгвер поднял голову. — Или больше. Один должен быть у телефона. Другой — где-то на улице.

— Можете их вызвать? По одному.

— Нет, — врач поднял взгляд. — Они меня не послушают.

Эль-Неренн бросилась к ворочающейся на полу Леронн. Схватила за шиворот, приподняла. Протянула переговорное устройство.

— Вызови их, — приказала она, — по одному. Сейчас же!

Леронн попыталась плюнуть ей в лицо, но промахнулась. Эль-Неренн отбросила Леронн (Мейсте встал рядом, не отводя взгляда от бывшей старшей) и направилась к Мегин. «Кошечка» тут же упала на колени, скрестив руки над головой. Эль-Неренн сорвала с неё шапочку и швырнула в камин.

— Ты вызовешь их, — приказала она. — Немедленно. Никаких фокусов.

— Прошу, сестра, — взмолилась Мегин. Страх был неподдельным. — Меня убьют, если…

Эль-Неренн схватила её за горло, прижала к стене. Зубами стянула перчатку с другой руки. Прижала ладонь ко лбу «кошечки».

— Я уговаривать не стану. Знаешь, что я сейчас сделаю?

Теперь это был не страх — ужас.

— Нет… не надо… я сделаю, всё сделаю…

— Не смей, — прохрипела Леронн, с трудом усаживаясь. Эль-Неренн, не глядя, толкнула её ногой в грудь, опрокидывая на спину.

— По одному, — напомнила эль-Неренн. — Спокойно, Мегин. Всё в порядке. Меня схватили, нужно избавиться от тела. Поняла? Говори.

— Встаньте у двери, — эль-Неренн повернулась к Риккен. — Когда войдёт…

— Не беспокойся, Ньер, — Риккен дала знак кому-то у двери, подобрала обе дубинки. Одну вручила младшему повару — крупнее его в комнате были только охранники. — Встретим, как нужно.

— Да, — голос Мегин звучал не вполне спокойно, но «кошечка» явно старалась. — Это я. Нужно избавиться от тела. Помоги перетащить. Нет, некогда! — повысила она голос. — Жду.

Она взглянула в лицо эль-Неренн, протянула той переговорное устройство. Старшая кивнула, кивком указала — сядь у стены.

Мегин села у стены, закрыла глаза, склонила голову.

* * *

Первого охранника удалось скрутить без особого труда. Он сделал два шага внутрь комнаты… прежде, чем что-то почуял. Но было поздно.

— У него пистолет, Ньер, — сообщила Риккен, протягивая старшей кобуру. — Я не…

Крик. Детский крик, топот, грохот.

— Тимо! — воскликнула эль-Неренн, бросаясь к двери (повар и Мейсте остались возле Мегин и Леронн). — Сюда, быстро! Ты не…

Девочка чудом увернулась от четвёртого охранника. Он схватил бы её — бежать Тимо было некуда — но замер, заметив собравшихся у двери слуг, своего товарища, связанного и неподвижного, эль-Неренн, сжимающую в руке пистолет…

Эль-Неренн сняла оружие с предохранителя.

Охранник отступил на шаг.

— Оружие на пол, — приказала эль-Неренн. — Всё кончено. Советую сдаться.

Видно было, что охранник лихорадочно соображает.

Развернувшись, он бросился прочь, вверх по лестнице.

— Стойте, — остановила эль-Неренн остальных. — Он вооружён. Мы не…

Звук выстрела. Почти сразу — мягкий, но тяжёлый удар. Что-то свалилось на пол.

Риккен бросилась вверх по лестнице, не обращая внимания на эль-Неренн. Она почти сразу же вернулась, покачнулась, прижалась к стене. Повар подбежал к ней, помог удержаться на ногах.

— Застрелился, — сообщила Риккен хрипло, прижимая ладонь к горлу. — Там, наверху…

— Уведите девочку, — приказала эль-Неренн, жестом подзывая младшего повара. Тот кивнул, легко поднял не сопротивляющуюся Тимо, прижал к груди. — Прошу, помогите Асетт… Геллерин. Времени совсем не осталось.

Она помогла Риккен подняться на ноги, подобрала дубинку и вернулась в комнату.

* * *

— Те, кто произнёс ложную Touan-es-Mithar, — эль-Неренн обвела взглядом оставшихся, — сейчас произнесут подлинную. Немедленно. Те, кто откажутся, завтра будут на улице или в тюрьме. Я жду.

Таких оказалось шестеро, включая «огонька». Леронн пришла в себя, но предпочла не двигаться, не шевелиться, ничего не говорить. Мегин открыла глаза и медленно, неуверенно поднялась на ноги.

Четыре голоса. Четыре прикосновения ко лбу.

— Приём должен состояться, — эль-Неренн обвела всех взглядом. — Мейсте и вы, — она взглянула в сторону врача, — останетесь здесь. Остальные — за работу. Риккен, — она взглянула «молчунье» в глаза. — Могу на тебя положиться?

Та довольно улыбнулась.

— Можешь, Ньер, — было ответом. — Если что, я тебя…

Мейсте успел только расширить глаза. Он глядел за спину эль-Неренн, и та не стала оборачиваться. Резко метнулась в сторону. Вовремя — совсем рядом с её шеей блеснуло лезвие — кухонный нож.

Эль-Неренн ударила Леронн по затылку, поймала запястье с ножом. Леронн вскрикнула от боли, разжимая пальцы.

Эль-Неренн схватила её за шиворот, заставила подняться на колени. Схватила за горло свободной рукой.

* * *

— Сейчас ты произнесёшь Touan-es-Mithar, — пообещала она. — Иначе завтра вылетишь вон. Я сама сообщу твоим родителям, за что тебя выгнали. Сегодня же на приёме.

— Ты… — прохрипела Леронн, тщетно пытаясь освободиться, — не посмеешь.

Эль-Неренн оскалилась, склонилась над ней.

— Хочешь, поспорим?

Леронн замерла.

— Говори, — приказала эль-Неренн. — Я знаю, это больно. Я могу сделать гораздо больнее, — она сильнее прижала пальцы.

— Лучше убей, — сумела выговорить Леронн. — Иначе я…

Она дёрнулась, освободила руку, попыталась ударить эль-Неренн в голову. Промахнулась.

Эль-Неренн ощутила, как тёмный туман заволакивает разум.

— Не умеешь проигрывать? — прошипела она. — Сейчас научу.

Сорвала шапочку с Леронн. Положила ладонь на её голову. «Точка грёз» нашлась сразу, возле левого уха — была не тёплой, а раскалённой добела. Не заметить её было бы трудно. Леронн попыталась увернуться, сбросить ладонь, но эль-Неренн лишь сильнее сжала её горло.

— Сопротивляйся, — приказала эль-Неренн. Средний палец, которым она надавливала на «волшебное место», обжигало. Звон в ушах. Слабость во всём теле. Я сильнее… я должна быть сильнее.

Голос. Знакомый голос, но нет времени вспоминать, чей.

Тот, кто сильнее, устоит.

Леронн пыталась сопротивляться. Эль-Неренн с трудом удавалось держаться на ногах; теперь жгло всю левую ладонь, прижатую к голове «жертвы». Особенно — мизинец и большой палец, прижатые к её голове, за ушами.

Тот, кто слабее, уснёт.

Эль-Неренн почти не чувствовала ни рук, ни ног. И…

Всё кончилось.

Эль-Неренн отпустила Леронн, отошла на плохо повинующихся ногах в сторону.

Леронн свалилась на пол, словно тряпочная кукла, осталась лежать.

Эль-Неренн с трудом перевела дыхание.

Взгляды всех были прикованы к её лицу. Видно было, что её боятся, до дрожи боятся.

— Все за работу, — приказала старшая. — Я скоро приду.

Риккен выпроводила прислугу из комнаты, встретилась взглядом со старшей, кивнула и закрыла за собой дверь. Эль-Неренн подняла шапочку Леронн и спрятала её в карман.

Мегин опустилась на колени, начала читать Touan-es-Mithar — неуверенно, медленно. Эль-Неренн подошла к ней, ударила с размаху по щеке.

— Я не принимаю твоей клятвы, — объявила она. — Скажите, — повернулась к Сейгверу. — У вас ведь найдётся «угомон»?

— Да, теарин, — он тоже не пришёл ещё в себя после увиденного.

— Сделайте ей укол, — она указала на Мегин. — Отведите в кладовую, свяжите, заприте там. Заклейте рот, если придётся.

— Сестра, умоляю… — губы Мегин дрожали.

— Я тебе не сестра! — резко перебила её эль-Неренн. — Мейсте, поможешь ему. Сразу же возвращайтесь. Нужно куда-то деть этих, — она указала на связанных охранников; врач сделал им укол снотворного. — И того, четвёртого.

— Но… — Мейсте явно опасался оставлять старшую наедине с Леронн.

— Не беспокойся, — эль-Неренн прикоснулась к его щеке. — Всё позади. Никто больше не пострадает.

15. Хлопоты, хлопоты, хлопоты

Мейсте помог поднять и перенести бесчувственную Леронн в её комнату. Сейгвер сделал укол и ей — не «угомон», успокоительное. Привязали её к кровати — так, чтобы не могла освободиться.

— Придёт в себя часа через два, теарин, — Сейгвер осмотрел свою недавнюю «хозяйку». — Лучше не оставлять её одну. Нужен присмотр. Я понимаю, что вы…

— Будет присмотр, — резко отозвалась эль-Неренн. — Всё будет. Присмотр, надзор и конвой. У нас ещё три «пациента», Сейгвер, и один труп.

— Два трупа, — Сейгвер склонил голову.

— Что?! — эль-Неренн заперла комнату Леронн и повернулась к нему. — Кто ещё?

— Привратник, теарин. Кесстер. Он хотел выбраться, позвать на помощь. Не знаю, кто убил его. Его тело в подвале.

Бедная Тимо, подумала старшая, подавляя желание вновь открыть дверь и задушить ту, что лежала на кровати. Ладно. Первые дела — в первую очередь. Мёртвым уже не помочь.

Она вывела обоих из женской половины, заперла дверь. Опросила, взяв свой «колокольчик», Риккен и поваров. Похоже, успеют к началу. Риккен догадалась вызвать помощь — официантов — из того же агентства, где их нанимали и раньше.

— Охранников — в подвал, — распорядилась старшая. — Мейсте, позови младшего повара, пусть поможет перетащить. Проверьте, чтобы все были надёжно связаны. Сколько они будут спать? — повернулась к врачу.

— Три часа, не меньше.

— Их можно оставить там одних? Нет людей сидеть рядом.

— Думаю, можно, теарин. Перелом закрытый. У второго выбито три зуба, лёгкая контузия. Я мог бы…

— Последить за ними, знаю. Нет, Сейгвер. Я ещё не решила, что делать с вами. Чем вы пытались меня отравить?

Врач был напуган, но держал себя в руках.

— Наркотик, теарин, — он извлёк из кармана пластиковую ампулу. — Чувствуете запах? Это он. Мне передали его, велели рассчитать дозу. Так, чтобы вы не умерли, но…

— Некогда, Сейгвер, — эль-Неренн начала ощущать, что от неё действительно пахнет. Пот. Вся одежда мокрая. Точно, наркотик — запах был незнакомым, очень неприятным. — У меня острое желание запереть вас там же, в подвале. В таком же виде.

— Теарин, я всё расскажу. Поймите — меня вынудили. А сейчас я нужен там, наверху. У Тимо шок. Многим другим может потребоваться помощь.

Эль-Неренн взяла его за руку и долго смотрела в глаза.

— Хорошо, — кивнула она. — Я сдержу слово. Помогу вам выпутаться из этой истории. Но если вы хоть что-нибудь…

Врач энергично помотал головой.

— Ни за что, теарин. Моё слово немного стоит, но прошу поверить. Я не подведу вас.

* * *

Вымыться. Срочно. И переодеться — не появляться же в таком виде перед гостями. Через полчаса уже нужно будет их встречать.

— Теарин, это Асетт, — послышалось из «колокольчика». — Мы связались с личной охраной госпожи. Они уже едут сюда. Сказали, будут через десять минут.

— Спасибо, Геллерин, — эль-Неренн физически ощутила удивление той, что была «с той стороны». — Что-нибудь ещё?

— Да, теарин. Прошу вас, подойдите к южному входу. Мейсте говорит, вас там ждут.

Инспектор!

Быстро же он добрался. Ладно, стерпит, он ещё и не такое нюхал. Встретить его, оставить с Мейсте и — в душ. Немедленно.

Но это оказался не инспектор. Хейнрит, сын госпожи.

Что он здесь делает? Хейнрит явно чем-то взбудоражен, приехал один — без охраны. Почему он не с матерью?

— Я получил странный звонок, — резко объявил он. От старшей пахло как-то странно… и неприятно. Чего только там не было. Включая кровь — Хейнрит явно чувствовал кровь. Но не её, не этой красноглазой выскочки. — Что тут происходит?

Старшая медленно поклонилась — как положено.

— Бунт, теариан, — объяснила она спокойным голосом, улыбаясь. Хейнрит поджал губы. — Несколько слуг и четыре охранника пытались захватить дом. Мы уже справились, не беспокойтесь. Ваша матушка решит, что с ними делать.

— Что с… — выпалил Хейнрит, и осёкся. Этого не следовало спрашивать так.

Старшая перестала улыбаться.

— Леронн под присмотром, теариан. Она среди заговорщиков. Мне очень жаль.

— Ты не… — взорвался Хейнрит, явно намереваясь отбросить эль-Неренн в сторону и войти в дом. Старшая молча извлекла пистолет одного из охранников. Хейнрита словно отнесло ветром на пару шагов. Глаза его стали совершенно круглыми.

— У охранников было вот это, — пояснила она. — Без номеров. Меня попытались отравить. Сожалею, теариан. Думаю, госпожа во всём разберётся. А сейчас…

Хейнрит отступал, переводя взгляд с лица старшей на пистолет в её руке. Неожиданно он развернулся и бросился к воротам. Через несколько секунд с той стороны послышался звук стремительно отъезжающего автомобиля.

Эль-Неренн заперла ворота, вернулась в дом. Взяла «колокольчик».

— Риккен, — позвала она. — Встретьте охрану госпожи. Пусть присмотрят за теми, что в подвале. Ничего не объясняйте, ни единого слова. Я скоро подойду.

* * *

Что-то происходило с обонянием.

Оно становилось всё более чутким. Последние несколько шагов в душ эль-Неренн бежала — собственный запах становился почти нестерпимым. Сбросила одежду, включила воду, задержала дыхание.

Ноги плохо держат. Странный озноб, звон в ушах. И почему она не спросила хоть какое-нибудь противоядие?

Чутьё продолжало усиливаться. Запах мыла — приятный, к нему она уже привыкла — едва не сбивал с ног. Несколько раз приходилось прижиматься к стене — перед глазами всё чернело. Просили рассчитать дозу, вспомнила эль-Неренн. Кому-то из вас я так рассчитаю дозу, что…

Писк. «Колокольчик», где-то в груде одежды. Нет, сил нет сделать несколько шагов и подойти.

Три или четыре «чёрных» волны, подряд. Потом… у эль-Неренн сохранилось смутное воспоминание что её, вроде бы, тошнило. А может быть, и нет. Пришла в себя — у стены, под потоком воды. Ни рук, ни ног, всё тело ватное, но голова ясная. И звон в ушах прошёл.

Стук в дверь.

— Теарин! — голос Тимо. — Ньер, что с тобой?

Ответить удалось не сразу.

— Я сейчас! — крикнула эль-Неренн, сумев подняться на ноги и выключить воду. Обоняние обострилось так, что она чувствовала Тимо, стоящую по ту сторону двери — даже сквозь густую неприятную пелену, что исходила от брошенной одежды. Задержав дыхание, забрала тревожно мигающий «колокольчик», выгребла содержимое кармашков. Завернула всё это в полотенце.

— Ньер, открой! — Тимо явно перепугалась. Запомнит она этот вечер, на всю жизнь запомнит.

— Сейчас, — отозвалась старшая. Обернулась другим полотенцем. Скомкала одежду, отпихнула в угол — потом. Сжимая свёрток в руке, другой попыталась отпереть замок. Со второго раза получилось.

Тимо влетела внутрь… резко остановилась. Отвращение на её лице длилось недолго, но эль-Неренн заметила.

— Я сама уберу, — шёпотом сообщила старшая, схватившись за стену — ноги едва держали. — Закрой дверь, Тимо, ничего не трогай.

Девочка помогла ей дойти до комнаты, вынуть из шкафа одежду. Выбежала в коридор, аккуратно закрыла за собой дверь.

Минут за пять удалось одеться. В дверь постучали.

— Входи, Тимо, — эль-Неренн посмотрела на себя в зеркало. Не глядя самой себе в глаза. Сойдёт.

Тимо обошла несколько раз вокруг неё, поправляя одежду, после чего кивнула. Вид у девочки был очень важный. Старшая скрыла улыбку.

— Гости уже собираются, — сообщила Тимо. Только сейчас эль-Неренн заметила, что девочка переоделась в праздничный наряд — когда успела?

— Тимо, — эль-Неренн остановилась на лестнице, оглянулась — вроде бы никого. — Ответь, пожалуйста, на вопрос. От меня пахнет?

Тимо фыркнула. Посерьёзнела.

— Как там, в душе?

Указала глазами вверх. Эль-Неренн кивнула.

— Нет, — последовал ответ. — Уже нет. Что это было?

— То, чем меня отравили, — отозвалась эль-Неренн. Судя по голосам, гости уже собирались. Хозяйка дома тоже вернулась. — Потом расскажу. Спасибо, Тимо.

* * *

Разумеется, её сразу вызвала к себе хозяйка дома. Велела следовать за ней — молча, сохраняя улыбку на лице. Лишь когда дверь личного кабинета Веранно ан Эверан закрылась за ними обеими, улыбка покинула лицо хозяйки.

— Асетт рассказала мне в общих чертах, — начала хозяйка. — Я не могу отменить приём, хотя то, что случилось, ужасно. Вы расскажете мне всё, как только гости разъедутся.

Эль-Неренн поклонилась.

— Разумеется, госпожа.

— Пока что, пожалуйста, главное. Кто зачинщики?

— Из слуг — Леронн и Мегин, госпожа. Ваш личный врач тоже участвовал, — лицо Веранно окаменело. — Полагаю, его вынудили. Четверо охранников помогали им, не из наших. Кто привёл их, пока не знаю. У двух было огнестрельное оружие без номеров.

Хозяйка дома отвернулась, сделала несколько шагов, подошла к креслу у стены, противоположной входу.

— Что с Мегин и Леронн?

— Врач ввёл им успокоительное. Обе заперты, Мегин — в кладовке в женской половине, Леронн — у себя в комнате. Могу ли я попросить, госпожа?

— Слушаю вас.

— Я хотела бы переговорить с ними. С каждой. Когда приём окончится. Наедине, если можно.

Видно было, что Веранно колеблется.

— Хорошо, теарин. Как вы себя чувствуете?

— Приемлемо, госпожа. Я сделаю всё, чтобы приём прошёл, как положено.

Веранно кивнула, опустила взгляд. «Колокольчик» мигнул красным; эль-Неренн отключила его прикосновением — занята, вызовут позже.

— Это всё, теарин?

— Боюсь, что нет, госпожа. Ваш сын… — и эль-Неренн рассказала, вкратце, о необычном визите. Веранно стиснула зубы, лицо её побледнело. — Я никому не рассказала об этом, — добавила старшая.

— Благодарю, теарин. Я немедленно займусь этим. Вы вызывали полицию?

— Я связалась с инспектором Тигарром, госпожа. Он ждёт повторного звонка. Могу ли я вызвать его?

Веранно подумала, медленно кивнула.

— Вы понимаете, теарин, что гости ни в коем случае не должны заметить полицию. Я распорядилась, охрана проследит за… пленниками.

— Я проведу его через южный вход, госпожа. Думаю, он всё поймёт.

Веранно кивнула ещё раз.

— Я знаю Тигарра, теарин. Думаю, это правильное решение. Действуйте. Я доверяю вам.

Эль-Неренн глубоко поклонилась и вышла из кабинета.

* * *

Риккен и Асетт прекрасно справлялись с тем, чем, вообще-то, полагалось заниматься старшей. «Молчунья», несомненно, наговорила за сегодня на несколько лет вперёд. Гостей было сорок человек, все — важные персоны; был даже кто-то из окружения Президента.

Были и родители Леронн. Прежняя старшая оказалась почти точной копией своей матери. Тигген-старшая двигалась так же, говорила с теми же интонациями… Хорошо, если с ней не придётся разговаривать. Хорошо, если не спросит, что с её дочерью.

Эль-Неренн убедилась, что ничего не упущено и освободила Риккен — пусть отдохнёт, хотя бы недолго. «Молчунья» поблагодарила и вернулась минут через пять.

— Леронн спит, — сообщила она шёпотом, когда выпала возможность подойти к старшей. — Мегин, по-моему, плачет — я не стала входить. Присмотреть за ними?

— Здесь ты нужнее, — эль-Неренн оглянулась. — Хотя… — в нормальной ситуации охранники мужского пола могли появляться на женской половине только в сопровождении теарин. Но охранников-женщин сегодня не было. — Ладно. Если будет возможность — проследи, чтобы там всё было спокойно.

Позвонила инспектору. Тот был не слишком любезен, но пообещал, что постарается не испортить приём. Охранники, по указанию хозяйки дома, не позволяли никому входить в общий зал прислуги и в подвал — место преступления должно оставаться нетронутым, сколько возможно. В другие помещения полицию не пускать, до окончания приёма. Полиции всё это не понравится, но когда полиции что-нибудь нравилось?

* * *

Инспектор прибыл, как было договорено, к южному входу. Был в сопровождении знакомого эль-Неренн сержанта. Нёс тяжёлый на вид чемоданчик.

— Во что ввязалась на этот раз? — осведомился он недружелюбно, вместо приветствия.

— Здравствуйте, инспектор, — поклонилась старшая. — Вы передумали ехать один?

— Комиссар. Здравствуй, здравствуй, — Тигарр ответил кивком. Сержант — тоже. — Всё шутишь. Следственную бригаду я вызову позже. Этот ваш приём… — он махнул рукой. — Ладно. Что успеем, сделаем сами. Давай, показывай.

Эль-Неренн кивком указала — следуйте за мной. За дверью комиссара встретил охранник, взглянул на документы каждого из пришедших, указал — проходите.

— Вижу, ты здесь важная персона? — комиссар явно был не в духе. Немудрено, такой вызов — на ночь глядя.

— Вроде того, комиссар.

Сержант откровенно озирался. То ли ему не доводилось бывать здесь, то ли убранство комнат вынуждало осматриваться.

— Поздравляю. И как работа?

— Очень трудная, комиссар. Вы бы не справились.

Сержант не удержался, но сумел превратить смешок в кашель.

— Верю, что это ты, — комиссар вновь показал удостоверение охраннику на входе в общий зал. Тот отошёл со старшей в сторонку, обменялся с ней парой-другой фраз. Эль-Неренн вернулась к вновь прибывшим, поманила за собой. Открыла дверь, пропустила внутрь.

Сержант присвистнул.

— Что здесь случилось? — комиссар поднял голову — несомненно, принюхивался. — Ну и дела. Как тебе только удаётся впутываться в истории?

— Не нарочно, комиссар. Меня вызовут, минут через пять. До моего возвращения вам придётся побыть здесь. Вас это устроит?

— Дожили, — комиссар дал знак сержанту, тот положил чемоданчик на стол. — Ладно, подождём здесь. Только не задерживайся, у меня без вас дел по горло.

— Постараюсь. Если вы голодны, скажите.

Комиссар что-то прорычал и старшая, кивнув, удалилась спокойным шагом.

* * *

Задержали её довольно-таки надолго. Та часть приёма, когда старшей положено находиться рядом с хозяйкой дома и родственниками хозяйки. Леронн и Тимо не обманули — эль-Неренн действительно поблагодарили, и не раз. Старшая держалась с достоинством, отвечала учтиво. Чувствовала, что Веранно довольна. Но…

Тигген-старшая.

— Здравствуйте, теарин, — она улыбнулась, холодно, но вежливо. — Благодарю вас. Я слышала, моя бывшая дочь служит у вас?

— Совершенно верно, теаренти, — эль-Неренн тщательно следила за лицом. Понимала, что Веранно и её дети сейчас следят за ней, но не станут ни помогать, ни вообще вмешиваться.

— Что вы можете сказать о ней?

— Ничего, кроме хорошего, — вновь поклон, более формальный. — Но, думаю, не мне судить о её способностях.

Госпожа ан эс Тигген вновь улыбнулась, более дружелюбно. Спросит, поняла эль-Неренн. Сейчас спросит.

— Могу ли я увидеть её?

— Прошу прощения, теаренти, — думай быстро, эль-Неренн. Госпожа Тигген сразу же напряглась. Вокруг неё и старшей все умолкли. — Надеюсь, госпожа не разгневается, если я скажу. — Теперь и Веранно напряглась, хотя старалась не подавать виду. — Сегодня на поместье напали грабители. Ваша дочь, теаренти, помогла справиться с ними. Ей пришлось отправиться с полицией — вы знаете правила. Сейчас её нет в поместье.

— С ней что-нибудь случилось? — немедленно спросила ан Тигген. Эль-Неренн физически ощущала, сколько взглядов сейчас обращено на неё.

— Ничего страшного, теаренти, — она улыбнулась. — Думаю, она быстро придёт в себя. Ей досталось, надо признать. Но — ни царапинки.

Обстановка разрядилась.

— Благодарю, теарин, — ан Тигген протянула руку и старшая, склонившись, прикоснулась к ней лбом. — Прошу, держите меня в курсе. — Эль-Неренн обернулась, встретившись взглядом с хозяйкой дома, и та кивнула.

— Сочту за честь, теаренти.

Когда Тигген отошла, Веранно отвела старшую в сторону.

— Спасибо, эль-Неренн.

С ума сойти! По имени к ней обращались очень редко.

Эль-Неренн вновь поклонилась.

— Надеюсь, я не сказала лишнего, госпожа.

— Ни в коем случае. Хорошая мысль. Пожалуй, мы будем придерживаться именно такой версии. Вы свободны, теарин. Если комиссару всё ещё нужна помощь — сопроводите его.

Приём удался, подумала эль-Неренн, быстрым шагом направляясь в общий зал. Точно, удался. Ладно, не время расслабляться. Ну и день…

* * *

— Здесь мы закончили, — комиссар махнул сержанту, тот сделал ещё несколько снимков, Видно было, что занимается не своим делом, но — что поделать. — Конечно, сюда ещё прибудут настоящие специалисты. Это так, получить представление. Сюда по-прежнему нельзя никому входить.

Эль-Неренн кивнула, заперла дверь, под присмотром охранника, повела обоих в подвал.

— Приём закончился? — осведомился комиссар куда более вежливым тоном.

— Да, комиссар. Минут через двадцать гости разъедутся.

— Ты говорила что-то про еду.

— Только скажите, комиссар. Но, понимаете, — эль-Неренн оглянулась. Никого поблизости. — Вас не очень оскорбит, если придётся ужинать в комнате прислуги?

На этот раз расхохотался сам комиссар.

— Умеешь развеселить. Ты же знаешь, как здесь относятся к полиции. Для меня ужинать с прислугой — огромная честь. Ладно. Сейчас осмотрим подвал, потом распорядишься.

Охранник впустил их в подвал. Комиссар поморщился — было отчего — и склонился над «пленными».

— Долго они здесь находятся?

— Часа три, комиссар. Врач сказал, что…

— Они мертвы, — комиссар выпрямился. — Все четверо.

Эль-Неренн вздрогнула. Покачнулась, сержант поймал её за локоть.

— Мертвы? — переспросила она, ощущая озноб. Ей стало страшно.

Комиссар кивнул.

— Умерли недавно. Точнее сказать не могу.

Сержант отошёл в сторону, заглянул за бочки.

— Здесь ещё один, — сообщил он. — Похоже, кто-то из слуг.

— Привратник, — сообщила эль-Неренн слабым голосом. — Комиссар, можно, я уйду отсюда?

Комиссар некоторое время смотрел на неё, криво улыбаясь, затем кивнул. Сержант помог старшей подняться по лестнице, усадил на скамеечку у двери. Эль-Неренн закрыла глаза. Сержант убедился, что её можно оставить одну и спустился в подвал. Закрыл за собой дверь.

* * *

— Я поговорил с хозяйкой дома, — комиссар подошёл незаметно. Эль-Неренн следила за тем, как заканчивали убирать. Все устали, но вид — особенно у Риккен и кухарки, Асетт, был довольным. Тимо спровадили спать. Разговор с полицией у неё будет завтра. Разумеется, нарушение правил и всё такое, но Веранно твёрдо решила придерживаться версии об ограблении — и по её настоянию врач посоветовал допросить «соучастниц» — Леронн и Мегин — завтра.

— У меня к тебе ещё несколько вопросов, эль-Неренн. Бригада скоро прибудет — у нас минут двадцать. Можно тебя отвлечь?

— Что вы сделаете, если я скажу «нельзя»? — поинтересовалась старшая, сохраняя серьёзность. — Сейчас, комиссар. Подождите пару минут.

— Идём, — комиссар указал. — Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Где твоя комната?

— Сразу ко мне, комиссар! — эль-Неренн оживилась. — Я и не мечтала, что смогу заполучить вас. Что же вы сразу не сказали!

— Прекрати. Тоэн, — комиссар оглянулся. — Возвращайтесь к южному входу, встречайте остальных. Проводите их.

Сержант кивнул и отбыл. Риккен дежурила на входе.

— Я прибралась в душе, — шепнула она. — Отдыхай, Ньер.

— Ты мне очень помогла, — ответила эль-Неренн, прикасаясь к её правой щеке. — Я не забуду.

Она оглянулась.

— Идёмте, комиссар, — она указала, куда. — Не отставайте.

16. Беспокойная ночь

— Неплохо живёшь, — комиссар оглянулся. — Вот что. Сними-ка перчатку. Нет, можно левую. Не бойся, не укушу.

Эль-Неренн улыбнулась, демонстрируя клыки.

— Комиссар, зачем спешить? Может, сначала сядете на коврик?

Комиссар, не улыбаясь, осторожно склонился над её запястьем, осторожно потянул носом.

— «Ведьмина пыль», — заключил он. — Ты давно… э-э-э… употребляешь её?

Эль-Неренн перестала улыбаться. Указала в сторону стола.

— Только сегодня. Там, в стакане.

Комиссар точно так же, осторожно, принюхался к стакану. Перчаткой открыл графин, прислушался к ощущениям. Скривился.

— Откуда? — поинтересовался он. Старшая молча вынула ампулу, протянула ему.

— Откуда это у тебя? — комиссар поджал губы. Эль-Неренн рассказала.

— Можно сесть? — комиссар оглянулся. Его хозяйка кивнула. Он медленно опустился в кресло, извлёк носовой платок, вытер лицо. — Извини… я уж подумал, ты «подсела». — Эль-Неренн продолжала стоять, глядя ему в лицо. Только теперь она позволила усталости появиться на своём лице.

— Ты чувствуешь? — комиссар взглянул на часы. — Сама чувствуешь?

— Запах? — уточнила эль-Неренн. — Что, снова?

Комиссар кивнул.

— Так будет примерно каждый час. Эта дрянь выходит медленно. Ты, скорее всего, уже не почуешь, но окружающие…

— Спасибо, что сказали. Сейчас пойду в душ.

— Да, не помешает.

— Можно это как-нибудь, — эль-Неренн замялась. — Ускорить?

— Да. Пятьдесят граммов спирта. Три капли нашатырного спирта, два кристаллика камфары. Выпить залпом и посидеть в душе полчасика.

Эль-Неренн усмехнулась.

— Очень смешно, комиссар.

— Какой уж тут смех. Я не шучу. Найдётся всё это?

— Найдётся. Только меня завтра же вышвырнут, если от меня будет пахнуть спиртом.

— Если от тебя будет пахнуть этим, тебя вышвырнут ещё быстрее. Не бойся, я скажу твоей хозяйке — хочешь?

— Если не трудно. Впрочем, она и так знает. Я могу идти?

— Один момент, — комиссар поднялся. — Завтра мы снова приедем. Я не знаю, о чём ты хочешь говорить с этими вашими «заговорщиками», — он выпрямился. — Пожалуйста, без фокусов. Они должны быть завтра здесь, живые и невредимые. Об этом, — комиссар показал ампулу с «пылью», — никому не говори. Если не спросят. Я сам займусь. Графин и стакан я тоже заберу. Там только твои «пальчики»?

— Тимо брала стакан. Младшая из нас, девочка. Может, кто-то ещё.

Комиссар кивнул.

— Вот, — он показал крохотный клочок ткани, обгоревший по краям. — Это было там, в камине. Похоже, я видел эту одежду.

Лицо эль-Неренн стало каменным. Леронн добралась и до сундучка с одеждой — той, из салона. Ну зачем было брать её сюда? Красоваться перед прислугой?

— Она ведёт себя, как ребёнок, — старшая закрыла глаза на несколько секунд. — Мне жаль её.

— Хорош ребёнок, — отозвался комиссар. — Пожизненное ей светит уже сейчас. Вполне возможно, что петля. Не знаю, что делать.

— Я поговорю с ней, — эль-Неренн прижала ладони к лицу, отняла. — Слишком много смертей, комиссар. Ей не обязательно умирать.

Комиссар ответил не сразу. Спрятал клочок в пластиковый пакетик, отправил пакетик в карман. Оглянулся. Комнату обыскивали, причём впопыхах. «Ребёнок». Хуже нет, когда преступник — из известной семьи.

— Хорошо. Я знаю, мне не положено быть на женской половине без тебя. У нас в бригаде есть женщины, — комиссар вздрогнул, заглянул во внутренний карман пиджака. — Уже прибыли. Сюда зайдёт кто-нибудь из них. Оставь ключи дежурной.

* * *

Асетт ещё не спала. В общий зал входить было нельзя — эксперты всё ещё работали — и кухарка осталась на кухне. Вместе с Инни. Помощница еле держалась на ногах, но обрадовалась появлению старшей.

Эль-Неренн коротко сообщила, что ей нужно. Асетт шепнула что-то на ухо Инни и выпроводила ту за дверь.

— Сейчас она принесёт, — пояснила на словах. — Теарин, можно спросить вас?

Эль-Неренн кивнула.

— Кто сказал вам?

Старшая неожиданно поняла.

— Ваше имя, Геллерин?

Кухарка присела перед ней на табурет. Посудомоечная машина уже закончила работу, осталось только спрятать всё по шкафам.

— Меня давно так не называли, теарин. Кто сказал вам?

— Старший повар.

Кухарка кивнула, закрыла лицо ладонями. Посидела так немного. Эль-Неренн встревожилась, прикоснулась кончиками пальцев к её ладоням.

— С вами всё в порядке?

— Да, теарин. Не беспокойтесь. Приятно думать, что не все… — кухарка махнула рукой, встала. Направилась к машине. Видно было, что руки её дрожат — чуть не упустила тарелку.

— Асетт, — тихо спросила эль-Неренн. — Что случилось? Леронн… вас подставила? Как она заняла ваше место?

Кухарка долго смотрела в глаза беловолосой.

— Это неприятная история, теарин, — она подошла поближе, села рядом. — Я не хочу вспоминать. Всё было против меня, но госпожа… она не стала отдавать меня под суд. Разрешила остаться здесь.

— Извините, — эль-Неренн прикоснулась к её ладони. — Я не буду больше спрашивать об этом.

Инни вернулась. Протянула старшей бутылочку — спирт. В аптечке нашлось остальное. Эль-Неренн не сразу отважилась выпить мерзко пахнущую смесь. Отважилась. Едва не задохнулась, закашлявшись.

— Вам помочь, теарин? — Инни помогла ей подняться на ноги. — Проводить до комнаты?

— Не нужно, — эль-Неренн поправила шапочку. — Завтра к полудню прибудет полиция. До того момента я хочу переговорить с каждым. Наедине. Разбудите меня к шести часам, если я не проснусь сама.

Асетт кивнула. Довела старшую до двери, шепнула на прощание.

— Теарин, прошу вас. Не называйте меня прежним именем, если мы не одни.

* * *

Ей долго не хотелось выходить из душа.

На этот раз запах, скажем так, был не таким сильным. Притерпелась, должно быть. Минут через сорок голова прояснилась, руки перестали дрожать, совершенно прошла усталость.

Бодрость вряд ли продлится долго. Как давно начался прошедший день — как много успело измениться.

Тихо. Совсем тихо. Охрана поблизости; криминалисты должны уже покинуть поместье. Хозяйка дома распорядилась уже относительно новых охранников — чтобы не повторилась вчерашняя история.

Риккен всё ещё дежурит. А заменить её некем. Служанок стало на две меньше. Самой тоже не получится быть повсюду. Хорошо ещё, хозяева, по окончании приёма, не вызывали каждые несколько минут. Веранно, похоже, не спит. Её сын так и не вернулся. Сбежал. Картина «заговора» получается совершенно простая и однозначная.

Вошла к себе в комнату, ещё раз переоделась. Первый комплект одежды уже вычищен и выглажен — не забыть забрать. На столе лежали два шприца, таблетки и ампулы — от Сейгвера. «Добавка», для обеих заговорщиц. Эль-Неренн невесело усмехнулась. Пора поговорить с ними.

Некоторое время раздумывала, стоит ли идти одной.

* * *

Леронн спала. Так показалось. «Колокольчик» в пределах досягаемости — если что-то будет нужно, позовёт. Эль-Неренн направилась было к выходу из комнаты, как за спиной послышался голос.

— Как… приём?

Эль-Неренн ожидала услышать многое, но только не это.

Вернулась. Пододвинула стул, уселась шагах в двух от кровати.

— Всё в порядке, — ответила она. Интересно, как Леронн поймёт эти слова.

— Мои родители были?

Эль-Неренн кивнула. Она смотрела на Леронн, и не испытывала ни ненависти, ни желания сделать той что-нибудь неприятное.

— Ты рассказала им?

Эль-Неренн кивнула.

— Я рассказала, что на поместье напали грабители. Ты помогла справиться с ними.

Леронн попыталась усмехнуться, не смогла. Получившаяся гримаса выглядела жалко.

— Хейн всё рассказал? — Леронн уставилась в потолок.

— Хейнрит сбежал, — эль-Неренн снова уселась. — Его пока не нашли. Охранники, которых вы впустили, мертвы. Все четверо.

— Ты убила их, — голос Леронн звучал безжизненно.

— Я их не тронула, — эль-Неренн встала. — Я не трогаю беспомощных. Не употребляю наркотики, не делаю подлостей. Насколько в моих силах. Запомни это. Оправдываться я не собираюсь.

Леронн закрыла глаза.

— Завтра тебя допросят, — добавила эль-Неренн. — Госпожа будет придерживаться той же версии, об ограблении. Честно говоря, мне всё равно, что вы, с Мегин, скажете. Думаю, вся остальная прислуга поддержит нас с госпожой.

— Что со мной будет? — Леронн выглядела спокойной, но голос выдавал страх.

— Госпожа решит. Я не хочу твоей крови. Я вообще не собиралась служить здесь до конца жизни.

Леронн смотрела на неё, не выдавая никаких эмоций. И эль-Неренн отчего-то решилась спросить.

— Кто убил привратника, Лер?

— Я, — Леронн закрыла глаза. — Он не хотел отдавать ключи. Не стал отпирать потайные проходы.

Эль-Неренн молча смотрела в её глаза.

— Лучше бы ты меня убила, — Леронн открыла глаза, отвела взгляд.

— Хватит смертей, — эль-Неренн огляделась. Сколько тут всего… Полки, полки, полки. Чего только на них нет! Беличье гнездо, а не комната. — Мне не нужна твоя смерть.

— Что? — Леронн уставилась на неё, явно не веря своим ушам.

— Мне не нужна твоя смерть, — эль-Неренн склонилась над ней. — Если бы ты не подставляла меня, не подбивала других делать мне пакости — всё могло быть иначе.

Она встала.

— У меня дела, — эль-Неренн взглянула на часы. — Вот успокоительное. Лучше не сопротивляйся.

— Не надо, — попросила Леронн. — Развяжи меня. Пожалуйста.

— Ну уж нет.

— Прошу, — Леронн закрыла глаза. — Сделай укол, если хочешь, только развяжи.

Эль-Неренн сделала укол, осторожно отвязала ремни. Помогла Леронн усесться.

— Мама хотела видеть тебя, — эль-Неренн присела перед ней, глядя в глаза. — Расстроилась, что не смогла.

Леронн кивнула.

— Я буду спать. Только… помоги, — она указала глазами в сторону ванной комнаты, покраснела.

Минут через пять эль-Неренн помогла ей дойти до кровати, раздеться и улечься. Глаза у Леронн были подёрнуты дымкой.

Пожалуй, можно оставить её одну. «Колокольчик» рядом, если что. Эль-Неренн выключила свет, направилась к выходу.

— Книги, — услышала она. Едва различимый шёпот. Оглянулась — глаза Леронн закрыты.

— Книги, — повторила бывшая старшая. — Твои книги. Под кроватью, ближе к двери.

Эль-Неренн подождала, но более не последовало ни звука.

Книги действительно оказались под кроватью. Все. Эль-Неренн вытащила их наружу, сложила у двери — по ту сторону. Заперла дверь и перенесла книги туда, где им положено находиться.

Посидела в кресле, минут десять. Налила себе воды — чистой, на этот раз. Вздохнула. Ещё одна беседа. Но откладывать её не стоит.

* * *

В кладовке было душно, пахло пылью, старой обувью, мышами.

Мегин подняла голову, едва эль-Неренн включила свет и закрыла за собой дверь.

— Теарин, если вас не затруднит. Помогите дойти, пожалуйста.

— Дойти куда? — поинтересовалась старшая, хотя и так понимала.

— Куда и ей, — усмехнулась Мегин невесело. — Долго я так не выдержу.

Хорошо, никто не слышит, подумала эль-Неренн. Нанялась я, что ли — в туалет их провожать? Она вынула шприц, заменила в нём ампулу. Задумалась. Успокоительное или «угомон»? От «кошечки» можно ожидать всякого. Что-то не похоже, чтобы она плакала, как утверждает Риккен.

— Не потребуется, — Мегин равнодушно смотрела на шприц. — Я хочу поговорить, теарин. Не нужно усыплять меня.

Комната Мегин опечатана. Ладно. Развязать ей руки в локтях,запястья оставить связанными. Провела её в свою комнату.

— Может, развяжете? Очень уж неудобно, теарин.

— Ещё чего, — эль-Неренн тряхнула головой, вышла из ванной. — Справишься как-нибудь.

— Завтра тебя допросят, — сообщила эль-Неренн, когда с физиологическими задачами было покончено. Пояснила Мегин всё то же, что сказала и Леронн. «Кошечка» кивнула.

— Спасибо, теарин. Если можно, отведите меня обратно.

— В кладовку? — удивилась старшая. — За что это мне «спасибо»? — поинтересовалась она, запирая дверь. Мегин двигалась медленно — ноги затекли, должно быть.

— Вы могли сдать меня в полицию ещё сегодня. А так — ещё целая ночь.

Старшая усмехнулась, посадила Мегин на ящик, сама села на другой.

— Ты говоришь так, будто в полиции тебя убьют.

— Убьют, — кивнула Мегин, опуская голову. — Только не в полиции, по дороге. А может, и в полиции.

Эль-Неренн встала, ощущая, как её охватывает раздражение. Сейчас заплачу от жалости. В полиции её, видите ли, убьют. А что вы сделали со мной — дружески пошутили?

— Останьтесь, теарин, — голос Мегин не изменился. Оставался ровным, лишённым эмоций. — Мне не с кем больше поговорить. Это последняя просьба.

Эль-Неренн некоторое время постояла, затем кивнула и уселась. Ноги болят. Скоро захочу спать. Провалиться Мегин с её исповедью.

* * *

— Сколько она вам предложила? — неожиданно спросила Мегин, держа голову склонённой.

— Кто? — эль-Неренн растерялась. Мегин подняла взгляд.

— Не надо, теарин. Вы понимаете, о ком я. На вас её метка, на левом локте.

Пять тёмных пятнышек, подумала эль-Неренн. Да уж, метка.

— «Мама Львица»?

— Она, теарин. Сколько она предложила за меня?

Наваждение какое-то.

— Никто мне ничего не предлагал.

Мегин кивнула и вновь опустила голову.

— Слушай, — эль-Неренн с трудом подавляла злость. — Я не буду ничего доказывать, не стану оправдываться. Ясно? Никто мне за тебя ничего не предлагал.

— Не сердитесь, теарин. Со мной говорил её человек. Тот, что был на площади, в кафе.

Эль-Неренн вспомнила черноволосого Скорпиона. «Не хочешь напоследок немного развлечься?»

Старшая рассмеялась.

— А, этот любитель экзотики. Да, мы говорили. Но ты здесь ни при чём.

— Вы говорили не обо мне?! — Мегин явно была потрясена.

— Нет, обо мне. Руки у него чесались. Или ушки. Я не стала уточнять.

— Он поймал меня, — Мегин опустила голову. — Тогда, когда я попыталась бежать. Сказал, что вы договорились с Львицей. Собираетесь сдать меня.

— И ты поверила?

— Меня привезли к Львице, теарин. Она проиграла мне запись вашего разговора. По телефону.

Эль-Неренн прикоснулась к подбородку «кошечки», заставила поднять взгляд.

— Мегин, за мою голову предлагали большие суммы. С пятью нулями и больше. Подумай, сколько стоит изготовить такую запись?

Мегин долго смотрела в глаза старшей.

— Великое Море, — хрипло произнесла она. — Что же я наделала.

Эль-Неренн просидела несколько минут, но «кошечка» не издавала ни звука. Хватит. Пора спать.

— Подойди, сестра, — попросила Мегин, держа голову склонённой. — Я не трону тебя.

Эль-Неренн едва не прошлась ещё раз насчёт «сестры», но решила сдержаться. Пожала плечами, осторожно встала. Сделала шаг в сторону Мегин.

— На затылке, под волосами, — Мегин не поднимала головы. — Серебряная заколка. Отстегни её.

Украшение выглядело дорогим на вид. Что-то я раньше не замечала такой. Прятала под волосами? Наверное, единственная её драгоценность. Деньги сгорают у неё в руках, вспомнила эль-Неренн слова Риккен.

Что-то привлекло внимание эль-Неренн. Необычный орнамент на верхней части украшения. Она провела по нему пальцем несколько раз…

Тихий щелчок. Металлическая скоба оказалась своего рода ножнами — внутри скрывалась тонкая металлическая пластинка. Остро отточенная — крохотный кинжал. Поверхность её блестела. Чем-то смазана. Эль-Неренн осторожно потянула носом. Терпкий, приятный запах.

— Не поцарапайся, — Мегин подняла голову. Встретилась взглядом с эль-Неренн.

— Vessian el an Vorgh Thevis, — медленно проговорила «кошечка» и закрыла глаза.

Эль-Неренн показалось, что всё это ей снится. Мегин ждала, закрыв глаза, ждала чего-то. Эль-Неренн медленно опустилась перед ней на корточки. Смотрела на осунувшееся лицо «заговорщицы». Сумасшедшая ночь.

Эль-Неренн осторожно нажала на «ножны»; ещё один щелчок — и в руке вновь обычная заколка. Старшая принюхалась. Никакого запаха. Ужасная вещица. И всё это время Мегин ходила с ней?

Эль-Неренн медленно сняла левую перчатку. Прикоснулась к щеке «кошечки». Кожа той была холоднее льда.

Мегин вздрогнула, открыла глаза.

— Хватит смертей, — эль-Неренн встала. — Мне не нужна смерть — ни твоя, ни Лер.

Мегин кивнула, не отводя взгляда от глаз старшей.

— Не знаю, почему я это делаю, — эль-Неренн обернулась у двери. — Постараюсь помочь тебе. В память о том, что было. Но если не получится, я верну тебе это, — она показала заколку. — Обещаю.

Мегин кивнула ещё раз.

— Оставь свет, — попросила она, когда эль-Неренн протянула руку к выключателю.

* * *

— Теарин! — громкий шёпот за дверью. — Ньер, проснись. Скорее!

«Колокольчик» мигает красным. Ну да, звук выключен — лучше уж пусть в дверь стучат. Не так противно просыпаться от стука.

Это оказалась Тери.

— Что там? — спросила эль-Неренн громко, одеваясь. Ни рук, ни ног. Без четверти три. Двух часов поспать не дали — что там ещё стряслось?

— Лер, теарин. Пожалуйста, поторопитесь.

Тери была не на шутку взволнована.

Что там ещё с Леронн? В голову успело прийти с десяток видений того, что случилось. И беспокойнее всего было такое: врач, подменивший ампулы — и Леронн, умирающая от слишком большой дозы лекарства. Или от яда. Концы в воду!

Несмотря на усталость и туман перед глазами, эль-Неренн сумела облачиться меньше, чем за полминуты.

Выскочила в коридор, не забыв захлопнуть за собой дверь и кинулась было в сторону комнаты Леронн, как Тери поймала её за руку.

— Не туда, теарин, — пояснила она шёпотом. — Идёмте.

Они бегом промчались по комнатам и коридорам (охранники, новые лица — когда успели нанять?) покинули дом через боковой выход. Тери указала в сторону «Лунного дома». Там, по традиции, уединяются хозяева, когда «встречают луну». Но прислуге такой привилегии не положено — либо отвары, либо таблетки, либо заточение в своей комнате. Что за странность?

Охрана была и здесь. Посветили фонариком в лицо (хотя небо украшала полная луна) — пропустили.

Эль-Неренн заходила сюда лишь однажды. И только в комнату для прислуги. Сейчас она вошла в прихожую — где тоже дежурит охрана. Это понятно, «под луной» человек весьма уязвим. Весьма.

Здесь уже были врач, Сейгвер, и… кухарка.

— Простите, теарин, — Асетт-Геллерин сделала знак и Тери, кивнув, выбежала на улицу. — Беспокойная ночь. Мы перенесли Леронн сюда — по приказу госпожи. Вам следует войти к ней, — она указала на дверь. — Первой.

Что ещё за… Ну да, «луна» у Леронн не скоро. Ну, сбой, ничего необычного — после таких переживаний бывает и хуже.

— Почему я? — эль-Неренн принимала все усилия, чтобы оставаться вежливой. — Сейгвер, что происходит?

— Теарин, — врач коротко поклонился. — У Леронн сейчас первый вступительный цикл. Полноценный. Думаю, это вызвано недавними событиями.

Эль-Неренн замерла. Голова ещё плохо соображала.

— Позвольте мне, — кухарка отвела старшую в сторону. — Теарин, теперь вы приходитесь ей Esan Tyath. Понимаю, это вряд ли то, о чём вы мечтали, но это так. Вы должны войти к ней. Времени мало.

— Esan Tyath, — повторила эль-Неренн, ошарашенная. — «Младшая матерь». Великое Море, я что — инициировала её?!

Кухарка кивнула.

— Почему вы считаете, что я? — эль-Неренн не сразу осознала, сколько новых неприятностей может повлечь такое событие.

— Это легко, — Асетт улыбнулась, мягко взяла старшую за локоть, вынудила усесться на стул. Села на соседний. — Вот, теарин. Я протёрла ей этим голову и лицо, — она протянула прозрачный пакет, внутри которого было полотенце. — Только осторожно. Запахи очень сильные.

Эль-Неренн осторожно приоткрыла пакет. Скривилась — «сильные» — это ещё мягко сказано. И сильнее всего был её, эль-Неренн, собственный, личный запах. Такой ни с чем не спутаешь.

— Войдите к ней, — Асетт указала глазами на дверь. — Ей нужна помощь.

— Почему я? — шёпотом спросила эль-Неренн. — Почему я?! — крикнула она. Охранник поднял голову, Сейгвер сделал знак — всё в порядке. — Я же не врач! Вы с ума сошли? Она же умрёт!

— Умрёт, — кухарка кивнула, — если ей не помочь. Первой должны войти вы. Только вы можете прикасаться к ней первой. Только вы можете разрешить остальным видеть её. Прошу, теарин.

— Но я ничего не знаю, — прошептала эль-Неренн жалобно, опускаясь на стул. Кухарка поддержала её за локоть. — Я никогда…

— Понятно, — Асетт кивнула, обернулась, взглянула в глаза доктору. Тот кивнул, подошёл к охраннику, что-то шепнул. Охранник молча встал и, вместе с врачом, покинул помещение.

— Я расскажу, — Асетт подвела её под локоть к столику у двери. На нём было сложено, стопкой, множество каких-то свёртков. Пахло лекарствами. — Вначале приведите её в порядок. Это неприятно, но придётся стерпеть. Здесь всё необходимое. Выпейте вот это, — протянула стакан с зеленоватой жидкостью. Пахло травами.

— Это ещё зачем? — подозрительно взглянула старшая.

— Чтобы притупить чутьё, теарин. Запахи очень сильные.

Эль-Неренн молча взяла стакан, выпила залпом. Горько, страшно горько. Кухарка протянула стакан с водой.

— Запейте. Я буду здесь, теарин. Не забудьте постелить там вот это, — указала на толстую, пушистую на вид простыню. Эль-Неренн видела такие. Когда работала в лечебнице. Поглощали почти всё, что на них проливалось.

— Человек в таком состоянии не всегда следит за собой, — пояснила Асетт спокойно. — С вами такого ещё не было, теарин? «Старшей луны» вы ещё не встречали?

Отчего-то при разговоре с Асетт эль-Неренн не испытывала смущения.

— Нет, — покачала она головой. — У меня всё, не как у людей. Всегда.

Асетт улыбнулась ещё раз, погладила старшую по щеке. Эль-Неренн улыбнулась в ответ, ощущая, что напряжение и страх проходят.

— Всё ещё будет, теарин, — Асетт оставалась спокойной. — Я дождусь вас.

* * *

Сильнее всего это напомнило эль-Неренн работу в лечебнице. Самые неприятные моменты работы. Той работы, с которой почти никто не хочет связываться. Сейчас воспоминания ожили — все.

Раздеть и вымыть — протереть — стонущую и непрерывно двигающуюся Леронн оказалось занятием непростым. Запахи висели густым плотным покрывалом.

От некоторых звуков, издаваемых, Леронн, в голову эль-Неренн начинали вонзаться иголочки. Хуже всего было то, что работать приходилось в сумраке — яркий свет навредит.

Минут за тридцать справилась. Убрала, сложила бельё, постелила новое. Это была не просто комната — роскошные апартаменты. Двери и стены явно звуконепроницаемые — Леронн, несомненно, «пела» всё это время, а звуков не доносилось.

Узкая серебристая полоска. Луна. Насчёт луны ничего не было сказано. Эль-Неренн приоткрыла занавеску; серебристая полоска выплеснулась из окна, разливаясь поверх постели.

Леронн сразу же притихла. Страшный оскал на её лице исчез. «Пение» сразу стало менее громким; она повернула голову в сторону луны, замерла.

— Ещё и ты на мою голову, — пробормотала эль-Неренн, усаживаясь рядом. Осторожно взяла Леронн за правую руку. Рука оказалась горячей, но жар не был лихорадочным, болезненным. Леронн что-то пробормотала и вновь замерла.

Эль-Неренн долго смотрела на её лицо. Неужели я буду выглядеть так же? Ужас… Попыталась представить себя саму на месте Леронн — воображение отказалось рисовать такое.

Леронн уснула. Надолго ли это — неизвестно, но следует воспользоваться паузой. Эль-Неренн осторожно протёрла ей лицо и голову травяным отваром — по запаху походил на тот, что она сама выпила. «Точка грёз» чувствовалась даже на расстоянии — обжигающе горячая. Конечно, к ней прикасаться эль-Неренн не стала. Хватит приключений.

Вышла наружу, с трудом держа в руках сумку с бельём, и почти сразу же ноги отказали. Асетт подхватила старшую, помогла усесться.

Они по-прежнему находились здесь вдвоём.

— Знаю, теарин, — Асетт присела перед ней, выглядела очень серьёзной. — Поверьте, она запомнит это навсегда. В хорошем смысле. Думаю, вы — тоже.

— Сомневаюсь, — эль-Неренн осознавала, что стоит ей прикрыть глаза, как она тут же уснёт. Свалится.

— Я послежу за ней, — Асетт поднялась на ноги. — Но вы должны разрешить мне.

— Конечно, я разрешаю, — эль-Неренн тоже поднялась. — Геллерин, я сейчас свалюсь.

— Не торопитесь, — Асетт замерла. — Я должна была понять, что вы не знаете наших обычаев. Я научу вас. Слушайте, теарин, и запоминайте. Чтобы разрешить мне входить туда и ухаживать за ней, вы должны сделать вот что…

* * *

Эль-Неренн вышла на открытый воздух, всё ещё не придя в себя. Небеса, когда же начался этот жуткий день, который окончился такой ночью? Всё ведь было по-другому. Совершенно всё.

Она не сразу осознала, что охранники почтительно склонились перед ней. Как и слуги — все служанки, кроме Тимо, собрались у выхода из «Лунного дома». Риккен, Тери, Инни.

— Поздравляю, теарин, — Риккен взглянула ей в глаза. Никакой насмешки в голосе, иронии во взгляде. — Жаль, что всё так совпало. Давайте, я помогу.

Остальные коротко поклонились старшей и остались у входа.

— Вам нужно переодеться, — шепнула Риккен. Разумеется, подумала эль-Неренн. Такая смесь запахов… Сама не чувствую, почти что, но остальные — наверняка.

Ещё один поход в душ. Отмылась на год вперёд, подумала эль-Неренн, опускаясь прямо на пол под потоком горячей воды. Было страшно приятно. Вода была очень горячей, но приносила неописуемое удовольствие. Что со мной? Надышалась там, в «лунном доме»?

Риккен встретила её снаружи.

— Госпожа ожидает вас, теарин, — Риккен указала в сторону выхода из женской половины. — Просила не торопить.

Эль-Неренн замерла. Что ещё происходит? Кончится ли когда-нибудь эта ночь?

— Ньер, всё в порядке, — шепнула Риккен тихонько, помогая старшей спуститься по ступенькам. — Ты прекрасно справилась.

* * *

Веранно встретила её в кабинете. Ясно было, что хозяйка дома сама устала, но выглядела невозмутимой. Рядом, в роскошном кресле, находился незнакомый эль-Неренн мужчина — высокий, полный, в очках с золотой оправой, в чёрном дорогом костюме. При появлении эль-Неренн он встал, вежливо улыбнулся и коротко поклонился. Эль-Неренн возвратила поклон.

— Нелёгкая ночь, теарин, — Веранно дала знак — садитесь. — Эль-Неренн осталась стоять. Должны пригласить дважды. — Рядом со мной теариан-то Алехарти Тарвенн-Тиро эр Рейстан, нотариус. Известнейший в нашей стране.

— Вы льстите мне, теаренти, — нотариус вновь улыбнулся, встал, поклонился и уселся. Ему лет шестьдесят, поняла эль-Неренн. Но как хорошо выглядит!

— Я хотела бы задать вам несколько вопросов, теарин, — Веранно взглянула в глаза старшей. — Прошу вас, присаживайтесь.

Эль-Неренн повиновалась. Только не закрывать глаза надолго.

— Вы говорили, теарин, что знаете то имя, которое должна была объявить ваша матушка. Это так?

— Да, госпожа.

— Я прошу вас произнести это имя, — Веранно не отводила взгляда от её глаз. Нотариус — тоже.

Эль-Неренн медленно встала. Сама не вполне понимала, что делает. Всё вокруг неожиданно стало пустым и мало значащим.

Она сняла с себя шапочку старшей, молча положила её на пол рядом с собой. Так же медленно отстегнула пояс, положила на стол. Обернулась, неторопливо и с достоинством, направилась к выходу.

Вот и всё. Можно даже не торопиться за вещами. Они не нужны. Их привезут — туда, в исправительное учреждение.

Выйду из дома, подумала эль-Неренн, отчего-то ощущая спокойствие, лягу спать под первым же кустом. И лучше бы не просыпаться.

— Прошу вас, теарин, — голос Веранно из-за спины. Эль-Неренн замерла, сжимая ручку двери. — Прошу вас, остановитесь.

Эль-Неренн обернулась. Веранно подошла к ней, опустила голову, сняла свою диадему.

— Прошу извинить меня, теарин. Мне не следовало так поступать.

Эль-Неренн долго думала. Ощущала, что нотариус не сводит с них обеих взгляда. Молча прикоснулась к правой ладони своей хозяйки, к её правой щеке. Извинения приняты.

Веранно наклонилась, подняла шапочку. Выпрямилась, протянула её эль-Неренн. Та приняла, коротко кивнув.

Хозяйка дома закрыла дверь и вернулась на своё место.

— Приношу извинения, что заставила вас пережить это, — она выглядела серьёзной. — Теарин, это был единственный способ убедиться. Я не верю документам, — она повернула голову в сторону нотариуса, тот опустил взгляд. — Я верю людям. Вы подтвердили мои предположения. Прошу вас, присаживайтесь. Теариан-то, теперь вы.

Нотариус поднялся, открыл папку с бумагами, что лежала перед ним всё это время, поправил очки.

* * *

— По поручению госпожи ан Эверан эс Тессорет эр Те-Менри, — короткий поклон в сторону Веранно, — я предпринял поиски сведений о вас, теарин. К сожалению, я не могу предоставить убедительные свидетельства того, что вы действительно являетесь потомком одного из домов, имевших владения на Тирре. Только косвенные. Я оставляю их здесь, — он постучал пальцами по бумагам. — Прошу простить мне то, что я скажу. Для меня подобных доказательств было бы недостаточно.

Он ещё раз поклонился и уселся.

— Я получила последние доказательства того, что мне нужно. Теарин, я хочу предложить вам покровительство моего дома, — Веранно взглянула в глаза старшей. Та, это было очевидно, не верит тому, что слышит. — В случае, если вы согласитесь, я могу закончить то, что не успела сделать ваша матушка.

— Объявить моё имя, — прошептала эль-Неренн, поднимаясь на ноги.

— Верно, теарин. Я не смею настаивать. Но просила бы дать ответ как можно быстрее.

— Я согласна, — эль-Неренн выпрямилась. — Надеюсь, что не заставлю вас пожалеть.

— Идёмте за мной, — Веранно тоже встала. — Теариан-то Алехарти подождёт нас здесь.

* * *

Произошедшее запомнилось только отрывочно. Не картинами, а ощущениями.

Полная луна, касающаяся лучами её тела. Не скрытого одеждой.

Холод родниковой воды, прикосновение которой смывало прошлую, детскую жизнь, оставляя её позади, в прошлом, в которое нет возврата.

Слова. Она смутно помнила их — Веранно произносила формулу на том же языке, на котором звучала Touan-es-Mithar. Только имя — то, что запрещено было говорить, упоминать явно или намёками. Эль-Неренн не знала, как Веранно смогла узнать это имя. И не хотела узнавать.

Они долго стояли у колодца, глядя на ослепительно белое ночное светило. Эль-Неренн, всё ещё называвшая себя, по привычке, старым именем, чувствовала бесконечную усталость. И сожаление. И много чего такого, что словами выразить невозможно.

Прошла вечность, прежде чем они обе вернулись.

Веранно жестом предложила усесться по правую руку от себя. Приняла бумагу от нотариуса, что-то вписала туда, вернула.

— Поздравляю вас, Теассевенн эр Эверан, — нотариус склонился в глубоком поклоне. — Для меня будет честью иметь с вами дело. Документы о вашем новом статусе будут готовы через четыре недели. Сожалею о задержке, но таковы правила.

— Благодарю, теариан-то, — эль-Неренн — Теассевенн — встала. Нотариус коротко поклонился обеим и покинул комнату.

Веранно молчала, улыбаясь. Глядя на старшую.

— Простите, госпожа, — Теассевенн склонила голову. — Я не успела ничего понять. Мне ещё нужно прийти в себя.

— Да, разумеется. «Thea-essa Vaenn» — «Дочь грозы»?

— Полуночной грозы, госпожа. Мама говорила, что я родилась в полночь, в новолуние, во время страшной грозы. В ночь на Новый год.

— Похоже, теарин. Вы соответствуете вашему имени. Я имею в виду не только события этого вечера.

— Могу ли я спросить, госпожа?

Веранно кивнула.

— Зачем вы сделали это? Я принесла вам много хлопот. Боюсь, навлекла на вас неприятности.

— Я давно не видела человека, который, — Веранно не сразу отыскала нужные слова, — живёт. В подлинном смысле. Знаете, теарин, сейчас жизнь стала совсем другой. Люди боятся проявлять себя. Вы не боитесь.

— Только за это?

— Нет, не только, — Веранно кивнула — садитесь. — При нашей первой встрече вы сказали, что приносите удачу. Нет, — она подняла руку ладонью вперёд, пресекая возражение. — Позвольте закончить. Я обнаружила, что меня обкрадывали мои же родственники. Меня собирались отравить. Мой сын устроил — или был вовлечён — в заговор. Случилось много неприятного, теарин, но всё, что изменилось — изменилось к лучшему.

Она встала, подошла к окну. Отдёрнула занавеску. Луна, сияющая, величественная.

— Я не суеверна, теарин. Но мне нравятся эти совпадения. Встряска пошла мне на пользу.

Теассевенн кивнула.

— Спасибо, госпожа.

— Ночь была долгой. Вам лучше отоспаться, теарин. Я прикажу не беспокоить вас. Спите, сколько потребуется.

— Но полиция, госпожа…

— Я уже связалась с комиссаром. Он приедет, когда я сообщу ему, что вы в состоянии отвечать на вопросы.

— Я?!

— Он просил проследить, чтобы с вами ничего более не случилось. Да, именно вы. Не беспокойтесь. Похоже, вы для них — очень важный свидетель. Не подозреваемая, а свидетель.

— Но Леронн, Мегин…

— За ними присмотрят. Я разрешила перевести Мегин в комнату — в пустую. Отдыхайте, теарин. Вы очень много сделали для меня сегодня.

Теассевенн кивнула, протянула руку, чтобы взять пояс.

— Оставьте его здесь, теарин. Шапочку — тоже.

— Вы увольняете меня? — Теассевенн подняла взгляд.

— У вас теперь есть имя. Вы под покровительством дома. Вам не пристало быть служанкой в вашем же доме.

Теассевенн долго смотрела в глаза хозяйке.

— Поговорим об этом позже, Теассевенн, — предложила Веранно.

Теассевенн кивнула, глубоко поклонилась и покинула кабинет.

* * *

По пути ей никого не попалось. На входе в женскую половину — тоже. Влетит Риккен, если обнаружат, что ушла с поста… или кто здесь должен дежурить? Теассевенн всё ещё думала о своих обязанностях как старшей. Привычка.

Она вошла в комнату. Какое странное ощущение. Всё здесь её — и чужое. Всё воспринимается по-другому. Ну да, разумеется. Она и сама не поняла до конца, что случилось — с ней, с Леронн, со всеми. Лучше пока не думать. Мудрый совет — утром всё будет иначе.

Подошла к зеркалу. Взглянула в глаза отражению. С опаской… но ничего неприятного не ощущалось.

— Прощай, эль-Неренн, — усмехнулась Теассевенн, глядя отражению в глаза. — Будь счастлива. С тобой было интересно.

Отражение улыбнулось в ответ. Теассевенн ещё некоторое время смотрела на него, после чего вернулась к кровати. Всё. Спать, немедленно.

Несколько коротких секунд — когда погружаешься в сон — оказались необычайно долгими. Они длились, и длились, и длились — невыразимо приятные секунды.

17. Стража луны

Пробуждение походило на то, самое первое утро в поместье Эверан — не сразу поняла, кто она, где и почему. Обстановка незнакомая.

В комнате кто-то есть. Теассевенн медленно вдохнула, приоткрыв рот, улыбнулась. Тимо. Как и в тот раз. Приоткрыла глаза.

Тимо. В кресле, у изголовья кровати. Похоже, уснула с книгой в руке.

— Доброе утро, — тихо произнесла Теассевенн. — Доброе утро, Тимо.

Девочка вздрогнула, попыталась вскочить на ноги, чуть не свалилась на пол.

— Простите, — она коротко поклонилась. — Извините, теарин Теассевенн. Как вы себя чувствуете?

— На «ты», Тимо. Давай, как раньше. Ничего не изменилось.

— Нет, — покачала та головой. Важно. — Изменилось, теарин. Всё изменилось.

— Но если я попрошу обращаться на «ты»? Когда мы вдвоём? Ты согласишься?

Тимо кивнула.

— Тогда — обращайся, пожалуйста, на «ты». Который час?

— Половина восьмого, Ньер… ой… прости… те.

— Можно «Тесс», Тимо. Странно, — Теассевенн уселась, оглянулась. Другая комната. Значительно больше. Судя по виду из окна — на втором этаже. Когда успели всё это перенести? Почему она не почувствовала, что её переносят? — Я успела выспаться. Просто чудо.

— Вы… ты спала целый день, — Тимо указала рукой. — Вот, твоя одежда. Когда…

— …я оденусь, позову тебя. Ты будешь за дверью, — продолжила Теассевенн. Тимо засмеялась, кивнула и выбежала за дверь.

Теассевенн поднялась на ноги, осмотрелась. Спала больше суток? Судя по тому, как голодна — так и есть. Комната была обставлена хорошо — но не чрезмерно роскошно. Правда, комната Веранно обставлена куда менее роскошно, нежели апартаменты её сына. Вот кто действительно любит роскошь. Теперь ему долго не жить в роскоши. Веранно во гневе страшна.

Книги все на месте. Похоже, их расставила Тимо — слева старые и пыльные тома энциклопедии, причём не по порядку, справа — яркие, с картинками, сказки и детективы. И с десяток «живых картинок» — надо же, не забыла.

Её апартаменты оказались внушительными — спальня, она же кабинет — гостиная и ванная… Душ. Теассевенн провела под душем добрых полчаса, пока не опомнилась.

Одежда была куда менее сложной и формальной, нежели та, в которую полагается одеваться прислуге. Но отчего-то — в тёмных тонах.

Тимо, как и в предыдущий раз, тщательно обошла вокруг Теассевенн, поправляя одежду то там, то сям — и осталась довольной. Кивнула. Указала в сторону двери в гостиную и покинула апартаменты. Теассевенн остановилась на пороге гостиной. Глаза привычно отмечали, что где находится, где не вредно вытереть пыль, где вещи явно стоят не на местах.

— Теарин?

Риккен. С подносом в руках.

— Ваш завтрак, теарин.

Теассевенн подошла к ней и протянула руки, чтобы забрать поднос, но «молчунья» улыбнулась, покачала головой.

— Я сама, теарин. Проходите, присаживайтесь.

— Приятного аппетита, — Риккен всё расставила и, кивнув, направилась к двери.

— Риккен, — позвала её Теассевенн. Та, к которой обращались, замерла, обернулась, вопросительно глядя в лицо.

— Можно попросить тебя — обращаться ко мне «Тесс»?

Риккен опустила взгляд. Теассевенн наклонилась поближе и шепнула:

— Я никому не расскажу. Ни за какие деньги.

Риккен попыталась сдержаться, но не смогла, расхохоталась. Быстро опомнилась, выпрямилась, вытерла глаза.

— Извините… извини, Тесс. Хорошо, спасибо.

— Как у нас дела?

Риккен ответила не сразу. Долго думала, прикрыв глаза.

— Завтра утром мы хороним Кесстера, — сообщила она, понизив голос. — В остальном — ты всё знаешь. Госпожа хочет поговорить с тобой. Нет, — она подняла руку. — Не торопись. Сейчас её нет в поместье. Комиссар Тигарр интересовался твоим здоровьем, звонил полчаса назад. Это всё.

— Мне нужно съездить в город, — Теассевенн отошла на шаг. — Это ненадолго.

— Тебе нельзя, — возразила «молчунья». — До следующего полнолуния — нельзя.

— Почему? — Теассевенн опешила.

Риккен хитро улыбнулась.

— Так положено. Тебе нельзя выходить из дому, пока новое имя привыкает к тебе. В следующее полнолуние тебя объявят взрослой. Твой второй день рождения, Тесс.

Теассевенн уселась с размаху в кресло. Покачала головой.

— Спасибо, что сказала, Риккен.

— Приятного аппетита, теарин. Госпожа просила больше не говорить с Мегин наедине. Если что-то потребуется — колокольчик на столе.

— Леронн?

— Послезавтра будет на ногах. Можете с ней поговорить, если хотите.

* * *

— Камень с плеч, верно? — комиссар оглядел собеседников. Они заказали кабинет в одном из ресторанов. Хольте выглядела странно — и довольной, и обеспокоенной. Виккер явно был доволен.

— Для вас — может быть, — согласился Виккер. — В следующее полнолуние её новое имя и статус официально вступают в силу. До того момента ей не положено видеть никого, кроме членов своей семьи.

— Чтоб мне… — комиссар стукнул кулаком по столу. Громко. — Мне нужны её показания. Обязательно.

— Я же сказал «видеть», — невозмутимо повторил Виккер. — Вы не обязаны её видеть, верно? Кроме того… вы виделись с ней накануне?

— Виделся, — подтвердил Тигарр, наливая себе ещё пива.

— Тогда на вас запрет не распространяется. Кстати, зачем вы выставили оцепление вокруг дома Эверан? Боитесь покушения?

— Откуда вы… — комиссар махнул рукой. — Хейнрит, сын госпожи ан Эверан, успел во всём признаться. В том числе и в сговоре с Львицей. Мы успели взять живыми трёх агентов Львицы, по его наводке, и только по случайности не взяли её саму.

Хольте и Виккер переглянулись, усмехнулись.

— Львицу видели поблизости от дома Эверан. Не удивлюсь, если она захочет свести счёты с домом — перед тем, как попытается покинуть страну.

— Ну что же, — Виккер кивнул. — Разумные меры предосторожности. Что до меня, то я, как и вы, приглашён на праздник. На объявление имени. Там я формально объявлю, что мои обязательства перед ней как сотрудника иммиграционной службы утрачивают силу. С получением гражданства.

— Вы… отказываетесь с ней работать? — не поверила своим ушам Хольте.

— Как с эль-Неренн — да. Эль-Неренн больше нет. Но что-то подсказывает мне, что нашей общей знакомой ещё может пригодиться адвокат. Кстати, — Виккер поднял руку с бокалом в воздух. — Я ведь провалил и восьмое своё дело. Дело эль-Неренн.

— Как это — провалили? — не понял комиссар.

— Она получила гражданство, но я здесь ни при чём. Девятое дело — моя первая крупная победа. Девять — счастливое число, комиссар. Пора начинать верить в числа.

* * *

Теассевенн почувствовала себя арестованной. Дверь апартаментов оказалась запертой. Пришлось позвонить в колокольчик, чтобы выпустили. Пока она была вне своих новых комнат, с ней постоянно был кто-то из прислуги. Асетт и Риккен прекрасно справлялись — отсутствие старшей не очень-то сказалось. При её появлении в общем зале все присутствовавшие поднялись, склонили головы.

Слуги не смеют смотреть в глаза.

Выяснилось, что можно передвигаться и за пределами дома, но — облачившись в плащ-накидку, закрыв капюшоном лицо. Охрана «Лунного дома» сообщила, что Леронн спит, и Теассевенн решила оставить ту в покое. Побродить по саду — и по парку, немного.

Кругом охрана. Всё просматривается, везде видны — если присмотреться — силуэты в тёмной одежде. Ветер иногда доносил попискивание раций. Это забавно — ведь у охраны есть «колокольчики», совершенно бесшумная связь.

Тучи ползли по небу. Прежняя неделя, когда солнце сияло и грело изо всех сил, показалась воспоминаниями далёкого прошлого. Когда ветер начал швырять в лицо мелкие холодные брызги, Теассевенн вернулась в дом. Из домочадцев оставалась двоюродная сестра госпожи, её дети и её подруга — у себя в комнатах, наружу не выходили. Одобряют они или нет то, что служанка стала членом семьи — выказать недовольство или неуважение они не посмеют.

К полудню госпожа вернулась в поместье.

* * *

— Вы хотели поговорить со мной, госпожа?

— «Веранно», прошу вас.

Теассевенн молча поклонилась и села напротив хозяйки дома.

— Есть несколько вопросов, которые необходимо решить при вашем участии, Теассевенн. До того, как я лягу в больницу.

Теассевенн невольно встала.

— Но, Веранно…

Её собеседница жестом велела усесться.

— Я знаю, о чём вы подумали. Нет, я всё проверила, несколько раз. Это другая больница, и, конечно, другой врач. Меня долго поили ядом, Теассевенн, и пора с этим покончить. Я раздала необходимые распоряжения, но хотела бы попросить вас быть на связи. Следить за тем, как идут дела в доме. Список тех, к кому можно будет обращаться, я уже составила.

— Благодарю за доверие, — кивнула Теассевенн. — Но мне нельзя покидать дом, вы же знаете.

— Этого не потребуется. Все, кто нужен, в случае необходимости приедут сами. Не беспокойтесь, я думаю, что через четыре дня я уже вернусь.

Теассевенн кивнула вновь.

— Начнём с прислуги. Нам нужна старшая — кого вы рекомендуете?

— Геллерин… Асетт. Или Риккен. Мне трудно выбрать между ними.

* * *

Обе, Геллерин и Риккен, стояли по ту сторону стола, напротив хозяйки дома и Теассевенн.

— Госпожа, — кухарка подняла взгляд, — и вы, Теассевенн. Я знаю, зачем вы меня пригласили. Но очень прошу вас либо оставить всё, как есть, либо позволить мне уйти из дома. Я не думаю, что смогу снова стать старшей.

Веранно кивнула.

— Тогда выбор сделан. Риккен, вы назначаетесь старшей. Теассевенн, прошу вас, проведите всё, как положено. Я буду ждать вас здесь же, в кабинете.

* * *

— Спасибо, Тесс, — шепнула Риккен, пока, с помощью Тимо, ей подбирали новую одежду. — Думаю, кнут я оставлю на стене — на память. Справлюсь и без него.

— Асетт… Геллерин тоже не пользовалась им?

Риккен покачала головой.

— Никогда. Я служу здесь пять лет. Кнут всегда был только символом. Леронн начала пользоваться им — по настоящему. Я — не стану. Даже в случае с Леронн.

— Думаешь, госпожа оставит её? — удивилась Теассевенн.

— Она не выставит родственников. Вспомни, кем ты теперь приходишься Леронн.

Теассевенн, не сдержавшись, сплюнула — под ноги. Риккен тихо рассмеялась.

— Она не такая уж плохая, Тесс. Если не допускать её до кнута. Ничего, два года пролетят быстро.

— Два года?

— А, так тебе не рассказывали? Её действительно выставили из дома — за воровство. Госпожа взяла её, из жалости — Леронн единственная дочь госпожи ан Тигген. Если за пять лет службы ею останутся довольны, её простят.

— А Хейнрит пообещал ей, что она станет главой этого дома, — медленно произнесла Теассевенн. Всё укладывалось в одну картину, недостающие части мозаики нашлись. — А люди Львицы избавились бы от меня, разграбили вместе с Хейнритом дом и бросили бы Лер одну — отвечать за всё.

— Думаю, да, — кивнула Риккен. — Всё, чего боялась Леронн, произошло. Думаю, сильнее наказания не придумать.

— Чего она боялась?

— Извини, Тесс. Спроси сама. Я обещала не говорить — никому.

Теассевенн кивнула.

* * *

Мегин стояла перед ними на коленях, склонив голову.

— Мой сын признался, что обратиться за помощью к Львице было его идеей, — Веранно смотрела на бывшую служанку со смесью презрения и отвращения. — Но я знаю, что сам он не осмелился бы на подобное. Думаю, именно ты вела переговоры.

— Да, госпожа, — Мегин не поднимала головы, говорила ровно и спокойно. — Я не осознавала, что делаю. Я была испугана.

— Погибло много людей, — Веранно вернулась в кресло. — Но я знаю также, что за всё предыдущее время ты не сделала ничего недостойного. Мне предстоит сделать нелёгкий выбор.

Серебряная застёжка — та, с отравленным лезвием — лежала в кармашке у Теассевенн. Она невольно положила руку в карман, прикоснулась к украшению.

— Ты скрыла, кем являешься, — продолжала Веранно. — Если бы я сразу знала про твою татуировку, я не взяла бы тебя на службу. Но ты использовала свои умения на пользу дому — этого я не забуду. Что мне делать с тобой, Мегин?

— Сегодня меня отвезут в полицию, для допроса, а завтра я буду уже в руках у Львицы, госпожа, — Мегин подняла взгляд. — Я знаю, что сделает со мной Львица. Это будет очень долго и мучительно. Я предпочла бы умереть здесь, сейчас — если вы желаете моей смерти.

— Я не могу дать тебе покровительство, — Веранно повернула голову в сторону Теассевенн. — Теассевенн, вы единственная, кто может согласиться на это. Только если вы возьмёте Мегин в услужение, я позволю ей остаться в доме.

— Я согласна, — Мегин вновь опустила голову. — От меня живой пользы будет больше, чем от мёртвой.

— Теассевенн станет полноправным членом дома только в полнолуние, — заметила Веранно. — Это означает, что единственное спасение для тебя — Itien an Rika.

Itien an Rika. «Жизнь из милости». То самое рабство, на которое обрекал саму Теассевенн тот злополучный договор с домом Рекенте.

Мегин кивнула.

— Ты осознаёшь, что Теассевенн будет полностью распоряжаться твоей жизнью, имуществом и именем?

Мегин кивнула ещё раз.

— Что малейшее непослушание может стоить тебе жизни?

Мегин кивнула в третий раз.

— Что в любой момент она сможет либо вернуть тебе свободу, либо выгнать вон — без имени и без имущества?

— Я всё понимаю, госпожа.

— Теассевенн, слово за вами.

Теассевенн долго думала. Осознавать, что у неё появляется рабыня — выражаясь простыми словами — было не очень приятно. Отдавать Мегин на верную смерть — тоже, несмотря на всё, что случилось. Ни одно из решений не казалось единственно правильным.

— Хорошо, я согласна, — она встала. — Но я не знаю, как это делается.

— Это не самое страшное, — Веранно позвонила в колокольчик. — Нужен кто-то, кто не принадлежит дому Эверан. Кто-то, кому вы доверяете, Теассевенн.

— Риккен меня вполне устраивает, Веранно.

— Тогда всё решено. Теарин Риккен, — обратилась хозяйка дома к появившейся в кабинете старшей. — Вы будете присутствовать при произнесении Itien an Rika. Теассевенн выбрала вас, как того, кому полностью доверяет.

Риккен побледнела, но кивнула. Отступила на шаг, стараясь не глядеть на Мегин.

Церемония длилась долго. Теассевенн дорого дала бы, чтобы забыть её.

* * *

— Что за татуировка? — поинтересовалась Теассевенн. — Я думала, что Мегин — обычная «кошечка». Обученная, образованная, но не более того.

— Я не знаю, как они называют себя сами, — Веранно вручила Теассевенн бумагу — удостоверяющую право распоряжаться жизнью… и так далее. — Я слышала название «Орден Стражей Луны». Вы видели её татуировку — на сгибе левого локтя?

— Кошачья лапка. У всех «кошечек» такая. И что?

— Видели, как она выглядит в лунном свете?

Теассевенн покачала головой. Надо будет посмотреть, если получится.

— Нет, Веранно. Но это всё можно подделать.

Хозяйка дома усмехнулась.

— Можно подделать. Но это укорачивает жизнь. Мегин лечила и меня, Теассевенн. Прошу, чтобы это осталось между нами. У меня больше не болят суставы, прошла мигрень. Я считала, что она знахарка — из тех, что действительно что-то могут. Думаю, она как-то связана с Орденом.

— Простите, что спрашиваю. Вы его боитесь?

— О нём никто ничего не знает. Знаю, что они занимаются целительством, что пользуются покровительством очень могущественных людей. Знаю, что туда принимают только одарённых. Знаю, что Орден пренебрегает обычаями и законами, если считает, что они мешают. Они уже не обладают таким могуществом, как тысячу лет назад, но я предпочитаю не пересекать им дорогу. Возможно, никакого Ордена вовсе нет — но я не хотела бы убедиться в обратном.

Теассевенн встала.

— Что будет с Леронн?

— Думаю, она достаточно наказана. Признаться, я предпочла бы избавиться от неё. Если бы вы не стали её младшей матерью, я выставила бы её вон. Без всякой жалости. Это может убить госпожу ан Тигген, но жертвовать своим домом я не собираюсь.

— Может быть, можно уговорить госпожу ан Тигген простить её? Раз уж мы всё представили, как ограбление… Думаю, мы сумеем приписать Леронн ещё несколько заслуг.

— Это хорошая мысль. Дом ан Тигген — давний мой должник. Во многих смыслах. Как только ваше имя будет объявлено, я приглашу ан Тигген сюда.

— Скоро прибудет комиссар, Веранно, — Теассевенн встала. — Могу ли я идти? Мне нужно продумать, как и о чём я буду разговаривать с ним.

— Есть ещё одно дело, Теассевенн, — Веранно подняла трубку телефона, — останьтесь пока здесь. Я хотела бы знать, чем вы собираетесь заниматься, в будущем.

Теассевенн не ожидала такого вопроса.

— Пока не знаю, госпожа. Я не готова отвечать. Я хотела… вернуться на Тирр. Узнать всё, что сумею, о своей семье. О друзьях. Потом — я хотела учиться, госпожа. Мама обещала, что я буду учиться в Университете. Я сумею заработать на это.

— «Веранно», не «госпожа».

— Простите, Веранно. Но я пока не придумала, как буду зарабатывать на жизнь. У меня много опыта, — она усмехнулась. — Но он не очень… подходящий. Теперь.

Веранно кивнула.

— Я изменяю завещание, Теассевенн. Мой сын, вернее — мать его первых детей — стала бы хозяйкой поместья. Этого не будет — отныне. Обе моих дочери уже устроили свою жизнь. Я передам поместье племяннице. Но мне нужен кто-то, кто поможет ей получить образование, кто будет присматривать за ней.

— Племяннице? — Теассевенн удивилась. Никогда не слышала, чтобы у Веранно была племянница.

— Вы встречались с ней каждый день, — улыбнулась Веранно.

— Тимо?! — Теассевенн не сразу сумела прийти в себя. Час от часу не легче.

— «Тимо» — её детское имя. Верно, Теассевенн. Вы заметили, что Тимо не было дома несколько часов каждый день? Она учится. Как и положено. К сожалению, я доверила её обучение тем же людям, от которых зависело моё здоровье. Не думаю, что Тимо надолго пережила бы мою смерть. Мне нужен человек, способный обучить её.

— Но она… никогда не говорила, что вы — её тётушка.

— Она не знает. Их семья жила на Тирре, Теассевенн. У нас были владения и там. Тимо спасли случайно — это долгий рассказ. Она узнает, откуда родом, когда встретит первую луну. До тех пор за ней нужен присмотр.

Теассевенн кивнула.

— Буду рада помочь. Я не хочу быть обузой, Веранно. Простите меня, но для всего остального дома я останусь чужой. Я видела, как на меня смотрят.

— Вы про двоюродную сестру? Не обращайте внимания. Через неделю они будут смотреть иначе. Мнение бездельников, да простят мне эти слова, меня мало интересует.

Веранно встала.

— Через десять минут прибудет нотариус — вы его знаете. Я оставлю необходимые распоряжения. Пока меня не будет, обращайтесь либо к нему, либо к моему адвокату. Им я доверяю.

* * *

Мегин сидела у входа в апартаменты. Прямо у двери, на полу, склонив голову. Одета она теперь была почти так же, как прислуга, за исключением чёрного воротника на платье и серо-чёрной шапочки. Поверх коротко выстриженных волос. Теассевенн посмотрела ещё раз на заверенный — уже нотариально — документ, объявлявший о новом статусе Мегин и подумала, что здешние законы ещё оченьнесовершенны. На Тирре, это она знала точно, рабства не было. Даже в завуалированном виде.

— Входи, — она открыла дверь. Мегин послушно встала, поклонилась и, войдя внутрь, уселась в углу рядом с дверью, на коврике. Не на том, что сплетён из ветвей ивы — на другом. На котором спала бы собака, будь она у хозяйки апартаментов.

— Когда мы вдвоём, обращайся ко мне «Тесс», — Теассевенн придвинула стул поближе.

— Слушаюсь, госпожа.

— Со мной иногда обращались, как с собакой, Мегин. Я знаю, каково это. Я отпущу тебя, как только будет возможность.

— Спасибо, госпожа, но…

— Тесс.

— Спасибо, Тесс, но свобода и смерть для меня теперь — одно и то же. Я знаю Львицу и тех, кто с ней работает.

— Ладно, посмотрим. Комиссар не заберёт тебя — я не разрешу.

— Спасибо, Тесс. Пожалуйста, возьми блокнот и карандаш. Мне нужно сказать тебе кое-что.

Теассевенн сходила к столу за требуемым и вернулась. Мегин продиктовала реквизиты банковских счетов.

— Это ещё что? — удивилась Теассевенн.

— Теперь моими деньгами и имуществом распоряжаетесь вы, госпожа.

— И сколько там? — усмехнулась Теассевенн. Как она умудрилась что-то скопить? Мегин, которая вечно в долгах, которая постоянно выбрасывает деньги на ветер?

Мегин сказала, не моргнув и глазом. Теассевенн не поверила своим ушам.

— Сколько?!

Мегин повторила.

— С такими деньгами ты пошла в служанки?!

— Это долгая история, госпожа. У меня одна просьба… если я могу просить.

— Слушаю.

— Эти деньги… у меня две младшие сестры, другие родственники. Они живут в нищете. Для себя я всегда бы заработала. Если можно, позвольте мне помогать им.

— Ты согласилась служить из-за них? — Теассевенн посмотрела в глаза «кошечки». Та кивнула.

— Хорошо. И не надо сидеть на коврике, пока мы вдвоём. Садись за стол и расскажи подробнее о разговоре со Скорпионом, с Львицей. Я запишу, для комиссара.

* * *

Теассевенн прослушивала конец записи, когда поняла, что Мегин её о чём-то спросила. Выключила диктофон, взглянула «кошечке» в глаза.

— У меня было много вещей, госпожа. Теперь всё это ваше. Вот, — она протянула ключ от своей комнаты.

— Пусть там и остаются. Спать можешь там же, как и раньше.

— Как пожелаете, — Мегин поклонилась.

Теассевенн подошла ближе.

— Ты не переигрываешь, Мегин? Только не говори, что тебе приятно спать на коврике, чувствовать себя собакой.

— Когда меня взяли в обучение, — спокойно ответила «кошечка», — я второй год работала служанкой. У очень жестоких господ. Если хотите, покажу шрамы — я оставила несколько, на память. На самых интересных местах. Выбитые зубы я не сохранила, но их было много. Вряд ли служба у вас будет хуже.

— Обучали… на «кошечку»?

— На «стража луны», госпожа, — Мегин поклонилась. — «Кошечками» зовут других. Тех, кто позволяет к себе прикасаться.

— Что ты знаешь об Ордене Стражей Луны? — язык Теассевенн опередил рассудок.

— Никогда не слышала о таком, госпожа.

— Правда? Твоя татуировка очень интересно выглядит в лунном свете.

— Я умею лечить некоторые болезни, госпожа. Прикосновениями. Вот и всё.

Теассевенн пожала плечами, отошла к столу.

— У вас дар, госпожа, — услышала она из-за спины, — раз вы заметили всё это. Вы можете стать прекрасным «стражем».

Теассевенн резко обернулась.

— Рада слышать, — заметила она. — Шрамы и выбитые зубы входят в курс обучения?

Мегин тихо рассмеялась.

— Нет, госпожа. Это для желающих. Если хотите, я познакомлю вас с теми, кто обучил меня.

— Об этом потом. Вот-вот появится комиссар. Исчезни куда-нибудь, пока он будет в доме. Не знаю — спрячься, что ли.

— Я могу пойти на кухню, как всегда. Там есть, чем заняться. В случае чего, уйду в погреб.

— Ты не боишься появляться там?

— Среди прислуги? — Мегин улыбнулась во весь рот. — Не боюсь. Многие из них захотели бы поменяться со мной местами.

— Ты шутишь?

— Нет, госпожа. Такими вещами не шутят. Спросите сами, если не верите.

* * *

— Мои поздравления, — комиссар коротко кивнул. Если верить обонянию, он сжевал полпачки табачных палочек по пути сюда. Значит, ему есть, над чем крепко задуматься. — Сама-то довольна?

— Конечно, комиссар, — Теассевенн кивнула в ответ. Они разговаривали в беседке, комиссар не стал настаивать, чтобы его впустили в дом. — Правда, всё случилось само собой. Я тут ни при чём.

— Два дня назад ты была служанкой. Надо полагать, через месяц станешь Президентом. Замолви за меня словечко, если что.

— О чём речь, комиссар! Считайте, что вы уже министр внутренних дел.

— Только не это, — комиссар выплюнул остатки палочки за спину, в густую траву. — Не люблю политики. Найди мне работу, чтобы платили много, а спрашивали мало.

Теассевенн кивнула, улыбнулась, попробовала устроиться на скамье поудобнее. Поудобнее не получилось, скамья каменная.

— Вижу, ты в форме, — Тигарр кивнул. — Леронн ещё нездорова, я знаю. С ней поговорю позже. Мне нужна Мегин. Хейнрит взял всё на себя, к Мегин будет всего пара вопросов.

— Мегин — моя служанка, — Теассевенн взглянула Тигарру в глаза. — Предпочту, чтобы её не допрашивали.

— Знаешь, я ведь могу вернуться за ордером, — взгляд комиссара стал ледяным. — Что ещё за фокусы?

Теассевенн протянула лист бумаги. Тот, что отныне заменял Мегин удостоверение личности.

— Глазам не верю, — комиссар вернул лист назад. — Ну и как, приятно, когда у тебя есть рабы?

— Очень неприятно, — Теассевенн перестала улыбаться. — Я записала её рассказ, комиссар. Вот, — она протянула «ластик» — кассету. — Не думаю, что вы добились бы от неё большего.

— У тебя талант — выставлять полицию идиотами. Ладно, давай. Хочешь узнать больше о своей… служанке? У неё бога-а-атый опыт. Вот такое досье, — комиссар показал пальцами, насколько толстое. — Однажды утром тебя найдут со шпилькой в ухе. Или, знаешь, с маленькой царапинкой — вот здесь, под подбородком.

— Надо полагать, доказательств у вас нет?

Комиссар встал.

— Были бы — давно бы уже вздёрнули эту «кошечку». Я серьёзно, Теассевенн. Мне не хотелось бы, чтобы и тебя нашли мёртвой. Ты не знаешь, кого защищаешь.

— Я живучая, комиссар, — Теассевенн поднялась, ещё раз ослепила собеседника блеском клыков. — Вы же знаете. За предупреждение — спасибо.

— Ну хорошо, — комиссар потёр лоб. — Тогда у меня всё.

— Как это — всё? Вы так рвались поговорить со мной.

— Обстоятельства изменились. Ты по-прежнему — важный свидетель. Ни шагу за пределы поместья — без охраны.

— Конечно, комиссар. Буду рада видеть вас в ночь на полнолуние.

* * *

Теассевенн вызвала Мегин — та явилась бегом, в ещё мокром фартуке.

— Сядь, — указала Теассевенн. — Комиссар очень хочет увидеть тебя на виселице. За что?

— Мне приходилось делать людям больно, Тесс.

Теассевенн взяла из кармана заколку для волос.

— Сколько людей ты убила этим?

— Одиннадцать, — выражение лица Мегин не изменилось. — Ещё четырёх — тем, что было под рукой.

Теассевенн прижала ладони к лицу, медленно опустилась на стул. Мегин немедленно уселась прямо на пол, у ног хозяйки.

— Рассказывай, — лицо Теассевенн окаменело.

— Когда меня нанимают, Тесс, я всегда говорю, что именно люди покупают. Мои прикосновения. Сны, в которых я присутствую. Удовольствие оттого, что я рядом. Ничего более. Ко мне никто не смеет прикасаться — пока я сама не разрешу. Некоторые не понимают этого. Думают, что покупают меня всю — и могут делать, что хотят.

— Великое Море, — Теассевенн была потрясена. — Каждого, кто попытался прикоснуться к тебе…

— Не каждого. Далеко не каждого. Я умею убеждать без насилия, — Мегин улыбнулась, прищурившись, и альбиноска вспомнила их давний разговор, в душе. — С меня спрашивают за каждую каплю пролитой крови, кем бы ни был клиент. У нас строже, чем в полиции, Тесс. Гораздо строже.

«У нас».

Теассевенн вновь закрыла лицо ладонями.

— Что ещё ты не сказала о себе? Владеешь рукопашным боем, пробиваешь кулаком стены, ловишь стрелы на лету?

— Только мирные специальности, — Мегин продолжала улыбаться. — Но я могу постоять за себя.

— Почему ты пошла работать сюда? Зачем этот маскарад?

— У одного из пострадавших оказались влиятельные родители, — Мегин опустила голову. — Они наняли убийц. Мне запретили работать… по специальности, пока всё не уляжется. Я бежала сюда, в Альваретт.

— Но не смогла удержаться, — Теассевенн встала. Её новая служанка осталась сидеть. — Кому ты успела «погладить ушки»? Здесь, в поместье?

— Из прислуги — почти всем. Не смотри на меня так. Чаще всего это просто лечение.

— А реже? — усмехнулась Теассевенн.

— Это наркотик, — взгляд Мегин стал, словно у побитой собаки. — Ты ведь знаешь. Ты была с Мейсте, видела его сны. Я не могу без таких снов. Мне запретили — но я не могу.

Теассевенн присела перед ней, осторожно прикоснулась к правой щеке «кошечки». Та закрыла глаза. «Сеть сновидений» проявила себя сразу же. Там же, где и у остальных… чуть ниже виска, чуть правее мочки уха, и так далее. Нажать чуть сильнее на верхнюю и среднюю точки «сети»…

Мегин положила свою ладонь поверх ладони Теассевенн. Та почувствовала тепло, вытекающее из ладони «кошечки». Ощутила, как зазвенело в ушах, как иголочки начали вонзаться в суставы.

Теассевенн опомнилась. Отняла ладонь, медленно поднялась на ноги.

— Я не выдам тебя, — пообещала она. — Но ты никогда не подойдёшь ни к кому без моего разрешения.

— Да, госпожа, — Мегин кивнула. — Никогда.

* * *

Поворачивая ручку двери — за которой была Леронн — Теассевенн ощущала себя уставшей. Разговоры вымотали её. Так же, как и откровения «кошечки». Вот так, Тесс. Не успела почувствовать себя человеком, и сразу нашла новые приключения на свою… спину. Не можешь без этого.

— Ты пришла посмеяться? — Леронн лежала на боку, лицом к окну. Говорила, не поворачивая головы.

— Нет, — Теассевенн пододвинула стул поближе к кровати, уселась. — Мне жаль, что так всё получилось. Хейнрит признался во всём, всё взял на себя.

— Твоя жалость, — Леронн хрипло рассмеялась. — Ты разрушила мою жизнь. Мою и его. Но я не стану ни о чём просить, не надейся. Меня выгнали, но я всё равно потомок дома Тигген. Уходи, Ньер. В этой комнате хозяйка — я.

— Хочешь ты или нет, мы теперь родственники, — Теассевенн поднялась. — Не заставляй меня учить тебя манерам, Лер.

— Бродяги не будут учить меня манерам. Убирайся, эль-Неренн.

— Эль-Неренн больше нет, — спокойно ответила Теассевенн.

Леронн, наконец-то, повернула голову. Увидела, как и во что одета её гостья.

— Что за маскарад? — поинтересовалась она, брезгливо скривившись.

— В полнолуние меня станут называть Теассевенн эр Эверан. Ты — головная боль, Леронн. Я не собиралась становиться твоей младшей матерью, но раз так получилось — ты будешь слушаться меня.

Леронн закрыла глаза. По лицу её было видно, что происходящее она предпочла бы считать страшным сном.

— Веранно и я хотим помочь тебе вернуться в дом Тигген, — продолжала Теассевенн. — От тебя зависит, сколько времени это займёт. Будешь непослушной — два года. Будешь послушной — гораздо раньше. Ты не поверишь, как я обрадуюсь, когда тебя простят и заберут отсюда.

Повернулась и пошла к двери.

— Теассевенн, — услышала она. — Зачем ты это делаешь?

— Не знаю, Леронн, — ответила Теассевенн, не оборачиваясь. — Наверное, хочу хоть немного пожить спокойно.

* * *

Три дня прошли без особых событий. Леронн давно могла покинуть «лунный дом», но Теассевенн поняла, что её вновь появившейся дочери хочется ещё побыть «в заточении» — тем более, весьма комфортном заточении.

Веранно отправилась в больницу и Теассевенн почти всё время проводила в её кабинете — сидела у телефона, отвечая время от времени на звонки. Делать почти ничего не приходилось — Веранно умела выбирать надёжных людей. Только делать записи — к возвращению хозяйки. Риккен занималась хозяйственными вопросами. Мегин почти всё время проводила среди прислуги — раз или два Теассевенн слышала, как «кошечка» поёт — по вечерам, когда все собирались в общем зале. Словно ничего и не случилось.

Интересно, действительно ли другие слуги хотели бы поменяться с ней местом? Признаться, Теассевенн не нашла в себе храбрости спросить — даже Мейсте.

На четвёртый день пребывания Веранно в больнице случилось неожиданное. Примерно в час пополудни послышался шум, и в кабинет ворвалась, в сопровождении двух охранников, Вессен эс Эверан, старшая дочь Веранно. Её преемница — на посту главы дома. Вессен была мокрой — на улице моросил дождь — грозной и стремительной. На ней был забрызганный грязью дорогой плащ. В кабинет вместе с ней ворвались запахи осени, дождя и грозы.

— Это правда, — она остановилась, прикрыла ненадолго лицо руками. — Я не верила. Не могла поверить.

Охранники явно пребывали в замешательстве. В их взглядах читалось, что они не хотели впускать Вессен сюда, но — не смогли помешать.

— Рада вас видеть, теарин Вессен, — Теассевенн встала, поклонилась — как равной. — Мне было…

— Заткнись! — оборвала её вновь вошедшая. — О небеса… Как такое могло случиться? Думаешь, что прибрала всё к рукам? Ничего, я всё исправлю. Сейчас же исправлю.

— Что случилось, теарин? — Теассевенн оставалась на вид спокойной. — Что вас так расстроило? Прошу, присядьте…

— Убирайся отсюда! — крикнула Вессен. Она напоминала саму Веранно — бронзовая кожа, иссиня-чёрные волосы, вытянутое лицо, пронзительный взгляд. Чёрные, горящие гневом глаза. — Ты не станешь Эверан. Я не допущу этого. Взять её, запереть в подвале! — приказала она, повернувшись к охранникам. — Немедленно!

— Извините, теаренти, — отозвался один из них. — Мы не станем этого делать.

— Мама… — Вессен побледнела — ненадолго. — Если бы мама могла это видеть… Ладно. Через два дня я созову собрание дома. Ты свела её в могилу, но я не дам тебе наслаждаться этим. Прочь! — она отодвинула охранников и решительно направилась к лестнице вниз.

Охранники нерешительно переглянулись и двинулись следом. Теассевенн заперла кабинет и бросилась со всех ног, к другой лестнице.

Она успела. Встретила Вессен шагах в десяти от парадных дверей дома.

— Поговорите с матушкой, теарин, — Теассевенн протянула ей телефон. — Она ждёт вашего звонка.

Вессен, замахнувшаяся было, чтобы ударить Теассевенн по лицу, споткнулась. Не позволила Теассевенн подхватить себя за локоть, удержалась на ногах.

— Позвоните, — Теассевенн протягивала телефон. — Я скажу вам номер. Завтра она возвращается в поместье. Позвоните, прошу вас.

Вессен смотрела, не отрываясь, в красные глаза собеседницы. Молча протянула руку, приняла телефон. Теассевенн протянула ей карточку с номером, поклонилась и направилась вверх по лестнице.

Минут через десять двери кабинета отворились, и туда вновь вошла Вессен эс Эверан. Ошеломлённая, пребывающая в растерянности. Она медленно сняла плащ и бросила на ближайший стул. Теассевенн встала, по другую сторону стола. Сохраняла невозмутимость.

— Прошу извинить меня, теаренти, — Вессен медленно опустилась на стул. — Я не знаю, что и сказать. Мне прислали вот это, — она протянула лист бумаги — письмо — положила перед Теассевенн.

Почерк Хейнрита. Отправлено… как странно, отправлено всего два дня назад. Как это ему удалось? По словам комиссара, Хейнрит сейчас под стражей.

Письмо было длинным и путаным; составлено человеком в состоянии крайнего возбуждения. Вполне возможно, что Хейнрит действительно написал его — но когда? По пути к банку, когда попытался забрать всё, что оставалось на счету? Краем уха Теассевенн услышала, что, если бы не жадность, Хейнрит вполне мог бы скрыться. Но он примчался, в тот памятный вечер, в банк, потребовал перевести весь остаток — несколько миллионов руэн — на другой, собственный счёт, в другой стране. Оператору показалось странным состояние клиента и его просьба, и он позвонил главе дома — попросить подтверждения.

Так окончилась попытка бегства.

— Оставьте это, теарин, — Теассевенн вернула письмо. — Это может пригодиться. Произошло много странного.

Вессен медленно обошла стол, остановилась перед Теассевенн, склонив голову. Альбиноска молча прикоснулась к её ладони. Инцидент исчерпан.

— Ваши апартаменты уже готовы, теарин, — пояснила она. — Прошу вас, отдохните. Мне приказано ждать сообщений для Веранно, я не могу отлучаться отсюда надолго.

Остальные события были куда менее необычными. Как и предсказывала Веранно, её двоюродная сестра, лишь день спустя, стала относиться к Теассевенн необычайно почтительно. Правда, почтительность вряд ли была искренней.

18. И львы не страшны

— Нет, не так, — Тимо отодвинула Мегин в сторону и поправила пояс — так, чтобы серебряные нашивки на нём располагались под правой рукой Теассевенн.

Почти два часа они потратили на то, чтобы должным образом одеть Теассевенн — и теперь можно было перевести дух. Тимо отошла в сторону, обошла бывшую старшую вокруг. Кивнула — подойдёт. Мегин также переоделась — разумеется, и у праздничного одеяния её был теперь чёрный воротник — и выглядела очень довольной.

— Откуда ты всё это знаешь, Тимо? — Теассевенн взглянула в зеркало. Бросила один короткий взгляд. Но отражение не «жгло затылок» с того вечера, когда она очнулась, отравленная, в своей комнате. — Что как одевать, что куда ставить?

— Я учусь, — ответила девочка, гордо приподняв голову. — Я хорошо учусь, вот. Можно спускаться к гостям.

— Подождите меня за дверью, — попросила Теассевенн. Обе остальные переглянулись, кивнули и вышли, о чём-то перешёптываясь.

Теассевенн протянула руку к отражению, прикоснулась к холодному стеклу. Зеркала в праздничном зале — латунные, начищать их — одно мучение, по себе знает. Ни одна уважающая себя хозяйка дома не пригласит гостей в зал со стеклянными зеркалами.

Без Тимо ей ни за что бы не одеться правильно. Платья, ленты, обруч на голову — шнурочки, платки, мелкие украшения. Нужно расспросить Тимо, что всё это означает. Вместо шапочек хозяева надевают на голову тонкие сеточки — под цвет волос. Пришлось потрудиться, чтобы подобрать к её волосам, ослепительно-белым.

Волосы заплетены в косу. В одну.

— Где ты… эль-Неренн? — шепнула Теассевенн, прижимая ладонь к стеклу. — Ещё здесь?

В затылок словно вонзилась горячая игла. Теассевенн отвела взгляд от отражения собственных глаз. Игла исчезла. Теассевенн сглотнула.

— Извини… — прошептала она. — Уходи, эль-Неренн, если хочешь.

Стояла так, опустив голову, прижимая ладонь к стеклу. Осмелилась поднять взгляд, взглянуть себе в глаза.

Ничего.

— Я сумасшедшая? — спросила Теассевенн тихо. Ответа не последовало.

Дверь приоткрылась.

— Тесс… с тобой всё в порядке? — Мегин, обеспокоенная. — С кем ты говоришь?

— С прошлым, — Теассевенн отняла руку от стекла, отошла в сторону. Тряхнула головой. — Всё, идёмте.

* * *

— Теассевенн эр Эверан эс Тессорет эр Те-Менри, — объявила старшая, Риккен, открывая перед альбиноской дверь и провожая её вниз по лестнице, держась позади, на расстоянии полушага.

Никогда бы не подумала, что дом Эверан настолько большой!

Теассевенн помнила предыдущий приём — но там она не являлась виновницей торжества. Сейчас она ощущала себя беспомощной, несобранной, под многочисленными взглядами.

Её встретила хозяйка дома, торжественно вручила личный кинжал — символику дома. Тут же раздались приветственные возгласы… Теассевенн смотрела на лица и старалась, насколько возможно, не выглядеть жалкой. Веранно улыбнулась вновь обретённой родственнице, чуть сильнее сжала ладонь и — отпустила. Кивнула в сторону центра зала.

— Поздравляю, теарин, — Вессен подошла к ней первой. У главы дома хорошая преемница, подумала Теассевенн, возвращая поклон. Тимо обучала её, кому и как именно следует кланяться, несколько предыдущих дней. Без пощады, почти без перерыва. Похоже, учить ей нравится больше, чем учиться. — Мама говорит, что если знакомство начинается с недоразумения, это добрый знак.

Верассен, младшая дочь Веранно, меньше походила но свою мать. По словам Риккен, младшая дочь, вопреки желанию родителей, уехала на север, учиться — и теперь, спустя восемь лет, встала во главе крупной компании. Теассевенн ни за что бы не признала в худощавой молчаливой девушке главу целой корпорации.

— Поздравляю, теарин, — голос Верассен оказался низким, мелодичным. — Спасибо за то, что сохранили наш дом. Мы в долгу.

И ещё, и ещё. С какого-то момента рядом появилась Мегин. Но её словно не замечали — не презрительно, как можно было бы ожидать, а совершенно нейтрально. Без всяких эмоций. Просто не обращали внимания.

* * *

— Мои поздравления, теарин, — Виккер Стайен подошёл вместе с Тигарром и Хольте. Все трое оделись весьма торжественно, даже комиссар. Ну хоть сегодня он не жевал свои любимые табачные палочки. — В присутствии свидетелей хочу объявить, что, как сотрудник иммиграционной службы департамента внутренних дел республики Альваретт, я не связан с вами более никакими обязательствами.

Мегин встала справа и позади своей хозяйки. Та почти физически ощущала неприязнь, исходившую от комиссара. Тигарр, казалось, не замечал «кошечки», но его эмоции было легко ощутить.

— Вы для меня очень много сделали, — Теассевенн прикоснулась к его щеке. — Надеюсь, что будете помнить только хорошее.

— Однако, — Виккер улыбнулся, извлёк из кармана небольшой конверт, — ввиду того, что я не справился с выполнением возложенных на себя обязательств, я имею честь предложить вам свои услуги, Теассевенн — на льготных условиях. В качестве компенсации. Пока вас это будет устраивать.

— А вы не пожалеете? — поинтересовалась Теассевенн. — Я очень беспокойный клиент, Виккер. Подумайте.

— Ни в коем случае, — Виккер коротко поклонился. Теассевенн приняла конверт и… Хольте с Тигарром зааплодировали.

— Вот ключ, — Хольте, которая сегодня вовсе не походила на полицейского, вручила небольшую коробочку. — Возвращайся, когда захочешь. Или пришли за своими вещами. Меня не будет на следующей неделе — съезжу к сестре.

* * *

— Чем вы собираетесь заниматься, теарин? — неожиданно спросила Верассен. Теассевенн посадили между дочерьми главы дома. — Я почти ничего не знаю о вас. Но то, как вы разобрались с тем, что здесь происходило…

— Не знаю, Верассен, — привыкать обращаться по имени оказалось непросто. — У меня много профессий, но все они, — Теассевенн усмехнулась, — на грани закона. Я почти пять лет живу в республике. Занималась, чем придётся.

Верассен улыбнулась.

— Я знаю, что мама поручила вам обучение племянницы. Если что-то потребуется — обращайтесь ко мне. Ваше здоровье!

Ужин длился, и длился, и длился…

Многие, не только Верассен, предлагали свою помощь. Интересно, думала Теассевенн, обратили бы вы на меня внимание две недели назад? Быть объектом такого внимания оказалось непросто. Когда ужин закончился и Теассевенн, наконец, смогла отойти в сторонку и пользоваться небольшими, но моментами одиночества, Мегин неожиданно подала голос.

— Вы понравились им, госпожа. Почти всем. Особенно — Верассен.

— Откуда ты знаешь? — спросила Теассевенн, не поворачивая головы.

— Голос, госпожа. Очень многое можно узнать по голосу. Если хотите, можно выйти в парк. В полночь будет фейерверк — и на этом всё. Осталось вытерпеть совсем немного.

— Вытерпеть?

— Вы устали, я вижу. Но не подаёте виду.

— Идём в парк. Только по этой лестнице. Не хочу попадаться на глаза.

Теассевенн поднялась по лестнице на второй этаж, свернула в коридор, ведущий к северной части дома. Никого. Здесь не было даже охраны. Комиссар был бы очень недоволен.

«Пост» — ниша в правой стене. Здесь обычно сидит охрана. Зеркало — напротив. Теассевенн остановилась, взглянула отражению в глаза.

Игла оказалась не раскалённой, а ледяной. Теассевенн вздрогнула, опустила голову. Мегин схватила её за локоть.

— Тесс? Что такое?

— Она здесь, — голос Теассевенн стал безжизненным. — Она рядом.

— Кто рядом, Тесс? — Мегин явно была испугана.

Теассевенн медленно повернулась, сделала ещё один шаг по коридору. Правая рука зачем-то опустилась в карман. Заколка для волос. Зачем взяла её с собой?

Ещё шаг — и ноги Теассевенн подкосились. Мегин едва успела подхватить её, не дать удариться лицом о стену.

Заколка выпала из её ладони; звонко, подпрыгивая и вращаясь, откатилась прочь.

— Тесс, — Мегин быстро расстегнула воротник своей хозяйки, прижала пальцы к шее. Жива. Глаза широко раскрыты, выражение лица спокойное. Дыхание редкое, но ровное. — Тесс, что с тобой?

Она осторожно усадила альбиноску у стены, села рядом, сняла перчатки…

* * *

— Не двигаться, Мегин.

Голос комиссара. Щелчок — пистолет снят с предохранителя.

— Вы не…

— Молчать. Медленно, отодвинься от неё. Так, чтобы я видел руки. Дальше. Ещё дальше. Ложись на пол, лицом вниз.

Комиссар откинул заколку для волос, носком ботинка. Дальше от себя, в конец коридора.

— Я же говорил тебе, — комиссар медленно опустился перед Теассевенн, заглянул ей в широко раскрытые глаза. — Что ты с ней сделала, Мегин? Не шевелись.

— Ничего, комиссар. Она спит.

— Да, решила прилечь, прямо здесь, — Тигарр придвинулся. — Руки за спину. Шевельнёшься — стреляю. — Он ловко сковал Мегин руки за спиной, продолжая держать её на прицеле. Резким рывком вынудил встать на колени. Прижал дуло пистолета к её шее. — Если она не очнётся, я закопаю тебя в землю. Живьём. Или подвешу, за ноги. Что ты с ней сделала?

— Ничего, комиссар. Я же говорю, она спит. Никогда такого не видела.

— А заколка на полу? Надо полагать, здесь и валялась?

— Она была у неё в руке, комиссар.

Тигарр осторожно приподнял голову Теассевенн, заглянул под подбородок. Ничего. Осторожно придвинулся к её лицу. Никаких подозрительных запахов. Но глаза… глаза выглядят страшно.

— Откуда ты знаешь, что она просто спит? — Мегин молчала. — Говори! — потребовал комиссар, вновь приставляя пистолет к её шее. — Сейчас же.

Мегин придвинулась вплотную к нему, насколько смогла, не обращая внимания на пистолет. Медленно приоткрыла рот, повернула голову влево, вправо — не отводя взгляда от глаз комиссара. Тот ощутил, что в ушах начинает звенеть. Можжевельник… запах лаванды и можжевельника.

— Прекрати свои штучки, — говорить оказалось тяжело.

— У вас язва желудка, комиссар, — прошептала Мегин громко, глядя ему в глаза, не мигая. Травяные ароматы становились всё сильнее. — Вы часто простужаетесь на сквозняке. Через восемь дней луна позовёт вас… а на следующий день у вас будет сильно болеть голова. Как и всегда.

Комиссар вздрогнул, отшатнулся.

— Откуда ты… — он скривился, сумев превозмочь наваждение. — Как ты узнала, чтоб тебе провалиться?

— Не знаю, — она улыбнулась, широко, демонстрируя клыки. — Вы мне скажите. Я ведь просто убийца и шарлатанка. Да, ещё… забудьте про табачные палочки, комиссар. Во-первых, у вас и так болит печень.

— А во-вторых? — комиссар попытался презрительно усмехнуться. Не смог.

— А во-вторых, — Мегин понизила голос, придвинулась к нему, прикоснулась щекой к его щеке, — от вас страшно несёт этой дрянью. Просто нестерпимо.

— Я вызову врача, — комиссар поднялся на ноги. — С тобой мы поговорим позже.

— Не нужно врача, — Мегин подняла голову. — Я помогу ей. Это просто.

— Если просто — тогда говори, что делать.

— Конечно, — она улыбнулась вновь. — Правой рукой — нажать на обод Венца Времени. Левой — на верхний узел Петли Охотника. Должно помочь.

Она думала, что комиссар ударит её. Но он, постояв несколько секунд неподвижно, наклонился и отомкнул наручники.

— Давай, действуй. Ты знаешь, что я с тобой сделаю, если не получится.

Мегин молча придвинулась к Теассевенн, осторожно положила ладони на её голову… Спустя мгновение Теассевенн вздрогнула, заморгала. Мегин отодвинулась от неё, глядя внимательно в глаза.

— Что я… — Теассевенн огляделась. Отметила напряжённое выражение лица комиссара, пистолет в его руке. — Что такое? Комиссар, что случилось?

— Хотел бы я знать, — Тигарр спрятал пистолет, помог Теассевенн подняться на ноги. — Думаю, твоя служанка может объяснить.

— Не знаю, госпожа. Вы шли — и просто упали. Уснули на ходу.

Тигарр отошёл в конец коридора, надел перчатки, поднял заколку.

— Оставьте себе, комиссар, — предложила Мегин. — Потребуется — закажу ещё одну. Только осторожнее, прошу вас. Не поцарапайтесь. Я уже привыкла к вам.

— Теассевенн, — комиссар побагровел. — Попроси служанку придержать язычок. — Спрятал украшение в карман. — Рано или поздно попадётся, помяни моё слово. — И ушёл, громко стуча каблуками.

— Что случилось, Мегин? — Теассевенн повернула её лицом к себе. — Что тут было?

— Не знаю, Тесс. Ты напугала меня… свалилась и заснула. Просто заснула — я не сразу сумела тебя разбудить. Может, лучше вернуться в комнату? Лечь спать?

Теассевенн отряхнула одежду.

— Ну уж нет. Это мой праздник, Мегин. Идём в парк. По дороге расскажешь, почему у комиссара в руке был пистолет.

* * *

— Он очень тебя не любит, — заметила Теассевенн. Они шли по одной из боковых аллей. Кругом охранники и полиция — меры безопасности на высоте. Несколько раз к ним подходили гости, желающие выпить за здоровье Теассевенн. Но таких было немного.

Полчаса до фейерверка.

— У него работа такая, — пожала плечами Мегин. — Полиция нас не любит. Правда, это не мешает им нанимать нас.

Теассевенн расхохоталась. Ближайшие к ним охранники недоумённо посмотрели в их сторону.

— Ты, часом, не была с комиссаром?

— С ним — нет. Никогда не иду с теми, кто курит.

— Ваше здоровье, теарин, — голос показался смутно знакомым. Две женщины, обе — под накидками, появились из-за поворота. — Разрешите поздравить вас лично?

Мегин вцепилась в локоть хозяйки. Теассевенн оглянулась — двое ближайших охранников шли в их сторону, держа рации в руках.

Та, что говорила, откинула капюшон. Теассевенн увидела её лицо — света от фонаря было достаточно. Овальное лицо, тёмно-жёлтые глаза, полные губы, выкрашенные в оранжевый цвет, роскошная грива ярко-жёлтых волос. И запах… она узнала его. Тот самый, напоминающий запах дикой кошки.

«Мама Львица».

* * *

— Я должна была догадаться, — голос её оказался сильным, с металлом. Львица усмехнулась, обнажая зубы — тоже выкрашенные в жёлтый цвет. — Тебе повезло, кошечка, — она не сводила взгляда с Мегин. — Но если я встречу тебя одну, без хозяйки… Извините, теарин, — она коротко поклонилась Теассевенн. — Когда смена? — обратилась она к охранникам.

— Через двадцать минут, теаренти, — ответил один. — Всё чисто.

Львица улыбнулась, кивнула. Жестом подозвала спутницу. Та оказалась похожей на Львицу — всем, включая походку, облик, запах.

— Ну что же, — Львица сделала шаг вперёд. Мегин встала перед хозяйкой, оскалившись, глядя Львице в глаза. — Двадцати минут нам хватит на всё.

В руке у неё оказался пистолет. У её спутницы — тоже. Два слабых хлопка… оба охранника молча рухнули наземь. Львица неуловимым движением убрала оружие, махнула кому-то за своей спиной. Четверо людей в форме охранников возникли из темноты. Двое осторожно поволокли тела в сторону, двое остальных встали там, где стояли убитые.

— Я не очень доверяю тем, кого можно купить, — пояснила Львица. — И совершенно не переношу, когда меня пытаются продать те, кого я купила. Я не стану портить вам праздник. Их найдут в лесу, в машине. Мой подарок комиссару.

— Что вам нужно? — поинтересовалась Теассевенн. Осторожно взяла ладонь Мегин в свою, мягко сжала. Мегин чуть расслабилась, но было видно, что она готова напасть на Львицу — в любой момент.

— Поговорить. У нас есть десять минут, теарин. Идёмте. Да, позвольте вас представить — моя дочь. Извините, имени называть не буду. Она тоже захотела увидеть вас.

* * *

— Мы уйдём через семь минут, теарин. Комиссар может быть доволен — я покину страну, на время. Может считать, что победил меня, — Львица прищурилась. — Я не против.

Её дочь извлекла откуда-то бутылку, беззвучно открыла её. Один из сопровождавших их людей протянул бокалы. Львица наполнила — себе, дочери и Теассевенн.

— Я хотела сказать, что умею проигрывать, теарин. Я не знала, насколько серьёзным противником вы можете быть. Прошу передать это тем, кого вы представляете. Львица предлагает перемирие. Если возможно — сотрудничество.

— А если я откажусь? — не сдержалась Теассевенн. Мегин вздрогнула.

— Вы разумный человек, теарин. Разумные люди всегда могут договориться. Я возмещу причинённый ущерб. Возьмите, — Львица протянула овальный предмет, на цепочке. — Это — чтобы связаться со мной. Вы можете рассчитывать на мою помощь. Первый раз — бесплатно.

— А второй? — усмехнулась Теассевенн, принимая подарок — камень, тигровый глаз, оправленный в серебро. Дешёвая безделушка — на вид.

— Услуга за услугу, — Львица улыбнулась шире. — Таков мир, теарин. У вас могущественные покровители. Кто знает, мне может потребоваться ваша помощь. — Она взяла бокал, протянула его Теассевенн.

Та ощутила, физически, сколько пистолетов смотрят в её сторону. Медленно взяла бокал (Мегин крепче сжала её руку), молча взглянула в глаза Львицы. Та поднесла свой к губам. Её дочь — тоже.

— Ваше здоровье, теарин, — Львица отпила глоток, выплеснула остальное в сторону. Её дочь поступила так же. Теассевенн последовала их примеру. Вино оказалось терпким и кислым.

— Львица просит перемирия, — повторила Львица. — Я не знала, на кого поднимаю руку. А это, — она извлекла нож, отрезала коротким движением прядь волос, — отдайте комиссару. Сувенир. Всего доброго, — она махнула рукой и, вместе с дочерью и сопровождающими, скрылась в полумраке.

Мегин повернулась лицом к хозяйке. Губы дрожали, хотела что-то сказать — и не могла. Теассевенн молча обняла её и замерла, глядя туда, куда ушла Львица.

* * *

— Будь оно всё неладно, — проворчал комиссар, когда фейерверк окончился. — Нигде нет порядка. Уходят с постов, когда им вздумается. Это ещё что?

— Это просили передать вам, — мрачно пояснила Теассевенн, протягивая «сувенир» Львицы.

Комиссара словно ужалили пониже спины.

— Что… Что происходит, чтоб мне лопнуть? Где она? Где ты её видела?!

— Не знаю, комиссар, — Теассевенн жестом подозвала Мегин. — Она отыскала нас вон там, в боковой аллее. Сказала, что покидает страну. Велела передать вам это.

— «Велела», — комиссар вынул платок, осторожно завернул в него отрезанные волосы, спрятал в карман. Понюхал пальцы, брезгливо скривился и отряхнул руки о пиджак. — Ты в своём репертуаре. Извини, — спохватился он. — Как она прошла мимо охраны?

Теассевенн пожала плечами.

— Не знаю. Она убила двух охранников — сказала, что вы найдёте их в лесу, в машине. Тигарр, — она взяла комиссара за руку. — У нас не было выбора. Она была не одна. Если бы захотела убить — убила. Она предложила перемирие — я согласилась.

— Перемирие?!

— Говорю, что слышала. Я не знаю, о чём она. Я с ней не воевала.

Комиссар покачал головой и отбыл. Виккера и Хольте поблизости не было и, признаться, Теассевенн была этому рада. Попрощалась с гостями и направилась к себе.

* * *

— Она сказала «перемирие», — тихо произнесла Мегин, помогая Теассевенн переодеваться. — О чём она говорила?

— Не имею ни малейшего понятия.

Мегин кивнула, принялась причёсывать хозяйку. Осторожно, едва прикасаясь зубцами гребня к коже.

— Я действительно не знаю, — добавила Теассевенн раздражённо. — Нет у меня никаких покровителей.

— Я поняла, госпожа, — Мегин поклонилась, продолжила приводить в порядок волосы Теассевенн.

Она мне не верит, осознала Теассевенн.

— Львица боялась вас, — Мегин встала справа и позади, глядя в зеркало. — Если честно, я вас тоже боюсь.

— Я этого не понимаю, — Теассевенн смотрела на себя в зеркало. Повседневное платье, домашняя одежда, тоже была со множеством украшений. — Но хотела бы понять. Ты ещё здесь? — она осторожно прикоснулась пальцами к зеркалу.

— Я рядом, госпожа, — Мегин была удивлена.

— Я не тебе. Я ей, — Теассевенн кивнула в сторону отражения. — Я всё ещё вижу… эль-Неренн.

— Да, — Мегин согласилась, взглянув в зеркало. — Я тоже.

— Прощай, эль-Неренн, — Теассевенн взглянула в глаза отражению. — Ты свободна. Делай, что хочешь.

— Прощай, эль-Неренн, — повторила Мегин, улыбнувшись.

Отражение Теассевенн кивнуло.

Теассевенн вздрогнула. Мегин вскрикнула, схватила хозяйку за руку. Они переглянулись. Глаза «кошечки» были широко раскрыты.

Вновь взглянули в зеркало.

Отражение Теассевенн ещё раз кивнуло и, повернувшись, направилось к приоткрытой двери. По ту сторону зеркала. Мегин резко обернулась. Оглянулась. Вновь встретилась взглядом с Теассевенн. Её собственное отражение вело себя, как и подобает отражению.

Отражение Теассевенн скрылось за «зазеркальной дверью». Мегин пыталась что-то сказать, указывая рукой в сторону двери. Не могла. Отпустила руку Теассевенн и бросилась за дверь.

Теассевенн смотрела в зеркало, пытаясь увидеть хоть малейший след себя самой. Ничего. Словно стала прозрачной.

Мегин ворвалась в комнату, схватила её за руку.

— Быстрее, — выдохнула она. — Быстрее, за мной.

Бегом они домчались до ближайшего зеркала — в малой гостиной. Мегин указала рукой вглубь зеркала.

Теассевенн успела увидеть, как её отражение поворачивает за угол и скрывается из виду.

Мегин часто и громко дышала. Несколько раз хватала хозяйку за руку и отпускала. Махнула рукой и опрометью бросилась в сторону поворота.

Теассевенн смотрела в зеркало, в котором отражалось всё, кроме неё.

— Так не бывает, — прошептала она. Прикоснулась к зеркалу. — Так не может быть.

Тихо в доме. Никого рядом — может, и хорошо.

— Так не может быть! — воскликнула Теассевенн. — Я здесь! Я не исчезала!

Не её самой, ни её тени в зеркале не было видно.

— Я здесь! — крикнула Теассевенн, размахнулась и стукнула кулаками по стеклу.

Ей показалось, что её ударило током. Отбросило назад, на стену — искры из глаз. Когда Теассевенн пришла в себя, рядом оказались посеревшая от волнения Мегин и охранник.

— Что с вами, теарин?

Теассевенн взглянула в зеркало. То было расколото надвое. Она в нём не отражалась. Мегин проследила за её взглядом и, вздрогнув, отвернулась. Присела, помогла хозяйке подняться на ноги.

— Споткнулась, стукнулась о зеркало. Всё в порядке, спасибо. Устала я.

Охранник кивнул и покинул их. На ходу достал «колокольчик», что-то шепнул.

Теассевенн медленно подошла к зеркалу. Есть… что-то есть. Есть отражение. Слабое, едва заметное — ведёт себя, как и ожидается от отражения.

— Идёмте, — прошептала Мегин. — Идёмте, я покажу.

Она провела Теассевенн на третий этаж — в большую, южную гостиную. Там тоже было сумрачно и прохладно. Зеркало, справа от двери в гостиную, было всё покрыто мелкой сеткой трещин. На полу перед ним возвышался холмик стеклянной крошки.

— Вот, — Мегин присела, указала. — Смотрите. Я не стала трогать.

Обрывок ткани. Небольшой. Теассевенн невольно опустила взгляд — её домашнее платье из такой же ткани. Тот же узор.

— Госпожа, — прошептала Мегин, медленно опускаясь на корточки. Осторожно взяла подол платья Теассевенн, приподняла. — Смотрите.

Из платья был вырван кусок неровной формы. Тот, что лежал среди битого стекла, почти точно подходил.

Теассевенн протянула Мегин руку, помогла подняться. Они долго стояли, глядя друг другу в глаза.

— Она ушла, — Теассевенн не узнала собственный голос — дрожащий, хриплый. — Она ушла, Мегин.

Мегин кивнула, взяла хозяйку за руку и долго не отпускала.

Оглавление

Константин Бояндин Пригоршня вечности

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

Константин Бояндин Умереть впервые

  Глава первая ЕДИНСТВО

  Глава вторая ТЬМА

  Глава третья СВЕТ

  Глава четвертая СУМЕРКИ

  Глава пятая ЕДИНСТВО

Осень прежнего мира (Семь цветов магии, Ралион III)

  История 1. Поправка и проклятие

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

  История 2. Ловушка

    VII

    VIII

    IX

  История 3. Туман

    X

    XI

    XII

    XIII

  История 4. Компромисс

    XIV

    XV

    XVI

    XVII

  История 5. Пустыня

    XVIII

    XIX

    XX

  История 6. Вершина

    XXI

    XXII

    XXIII

    XXIV

  История 7. Перемирие

    XXV

    XXVI

    XXVII

    XXVIII

  История 8. Сокровища

    XXIX

    XXX

    XXXI

    XXXII

    XXXIII

  История 9. Сумерки

    XXXIV

    XXXV

    XXXVI

    XXXVII

  История 10. Передышка

    XXXVIII

    XXXIX

    XV

Константин Бояндин Ветхая ткань бытия из цикла "Ралион"

  ЧАСТЬ 1 ТЫСЯЧА ГРАНЕЙ

    I

    II

    III

  ЧАСТЬ 2 ПОДГОТОВКА

    IV

    V

    VI

    VII

    VIII

  ЧАСТЬ 3 ПЕРЕДЫШКА

    IX

    X

    XI

  ЧАСТЬ 4 НАЧАЛО ПУТИ

    XII

    XIII

    XIV

    XV

  ЧАСТЬ 5 ВЫБОР

    XVI

    XVII

    XVIII

    XIX

Издалека (Ралион IV)

  Часть 1. Тысяча граней

    I

    II

    III

  Часть 2. Подготовка

    IV

    V

    VI

    VII

    VIII

  Часть 3. Передышка

    IX

    X

    XI

  Часть 4. Начало пути

    XII

    XIII

    XIV

    XV

  Часть 5. Выбор

    XVI

    XVII

    XVIII

    XIX

  Часть 6. По обе стороны

    XX

    XXI

    XXII

    XXIII

  Часть 7. Возмещение

    XXIV

    XXV

    XXVI

  Часть 8. Триумф

    XXVII

    XXVIII

    XXIX

    XXX

    XXXI

    XXXII

Куда уходит вчера (Ралион V)

  Том 1. Затмение

    Пролог

    Часть 1. На следующий день

      I

      II

      III

      IV

    Часть 2. Котёл

      V

      VI

      VII

    Часть 3. Камень Меорна

      VIII

      IX

      X

      XI

    Часть 4. Чёрный дождь

      XII

      XIII

      XIV

      XV

    Эпилог

  Том 2 Изгнанники

    Пролог

    Часть 1 (5). Пепел и туман

      I (XVI)

      II (XVII)

      III (XVIII)

    Часть 2 (6). Дождь и солнце

      IV (XIX)

      V (XX)

      VI (XXI)

      VII (XXII)

    Часть 3 (7). Огонь и лёд

      VIII (XXIII)

      IX (XXIV)

      X (XXV)

      XI (XXVI)

      XII (XXVII)

    Часть 4 (8). Запах мёда

      XIII (XXVIII)

      XIV (XXIX)

      XV (XXX)

      XVI (XXXI)

    Часть 5 (9). На следующий день

      XVII (XXXII)

      XVIII (XXXIII)

    Эпилог

Константин Юрьевич Бояндин Двести веков сомнений

  Книга 1

    Часть 1. Сторона золота

      1. Удар

      2. Экзамен

      3. Привкус меди

      4. Эхо времени

      5. Сторона золота

    Часть 2. Сторона бронзы

      6. Пустота

      7. Повторно рождённый

      8. Тень орла

      9. Сделка

  Книга 2

    Часть 1. Сторона дерева

      1. Лестница

      2. Обман чувств

      3. Извне

    Часть 2. Середина

      4. Заря

  Приложение. Мир Ралиона

    1. Вступление

    2. Общие сведения

    3. Обитатели Ралиона

    4. Наука, техника и магия

    5. Религия и философия

    6. Заключение

Константин Бояндин Пари ПАРИ

Константин Бояндин Чистильщики

Бояндин Привилегия хозяина

КОНСТАНТИН БОЯНДИН НЕМНОГО О ГЕРОЯХ

Бояндин Константин Безвозмездный дар (Истории Ралиона 5)

Константин Бояндин …И НИКАКИХ ВОПРОСОВ!

Константин Бояндин ВСЕ В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ

Константин Бояндин ПРИВКУС ДРЕВНОСТИ

Ступени из пепла (Шамтеран I)

  Часть 1. Плачущие небеса

    1. Призрак

    2. Забытый талисман

    3. Песни моря

    4. Диагностика

    5. Тайник

    6. Выступление

    7. И очень опасна

    8. Окончательная блокада

    9. Очень скорая помощь

    10. Белый невесомый порошок

    11. Дознание

    12. Плачущие небеса

  Часть 2. Разбитое зеркало

    1. Тёмная луна

    2. Захват

    3. Обломки мозаики

    4. Следы на песке

    5. Неприятный разговор

    6. Вкус соли

    7. Стены чужого дома

    8. Разбитое зеркало

  Часть 3. Ступени из пепла

    1. Вид с вершины

    2. Следы на воде

    3. Трое выживших

    4. Тень теней

    5. Правила игры

    6. Подземная паутина

    7. Белая башня

    8. Крылатые псы преисподней

    9. Кукольный город

    10. Ступени из пепла

Константин Бояндин Книга Снов (Шамтеран IV)

  Часть 1. Страна цветов

    1. День рождения

    2. Пропажа

    3. Тени прошлого

    4. Туман в зеркалах

    5. Волшебный дворец

    6. Большой-большой секрет

    7. Ключ от всех дверей

    8. Призраки грядущего

    9. Сны разума

    10. Книга Снов

    11. Зазеркалье

  Часть 2. Хозяйка морей

    12. Беглецы

    13. На запах

    14. Разбитое зеркало

    15. Директива номер один

    16. Долина пепла

    17. Паутина грёз

    18. Бег с препятствиями

    19. Небесный огонь

    20. Владычица Морей

  Часть 3. Врата покоя

    21. После бури

    22. Воспоминания

    23. Путь в Сердце Мира

    24. Прощение

    25. Цунами

    26. Ночь большого прилива

    27. Буря столетия

    28. Лабиринт теней

    29. Утешение

    30. Врата покоя

Константин Бояндин Туманные тёмные тропы

  Предварение

  Часть 1 Надежда

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

  Часть 2 Тропа

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

  Часть 3 Великий Дом Стемран

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

    64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

    79

    80

    81

    82

    83

    84

    85

    86

    87

    88

    89

    90

    91

    92

    93

    94

    95

    96

    97

  Часть 4 Лес и его люди

    98

    99

    100

    101

    102

    103

    104

    105

    106

    107

    108

    109

    110

    111

    112

    113

    114

    115

    116

    117

    118

    119

  Эпилог

Константин Бояндин Хлопушка

Константин Бояндин Мозаика (Шамтеран V)Часть 1. Без имени

  1. Четвёртый раз

  2. Кровь и грязь

  3. Небо в огнях

  4. Цепная реакция

  5. Дождь и грязь

  6. Юридические тонкости

  7. Династический союз

  8. Кнут и пояс

  9. Эффект присутствия

  10. Отражение вины

  11. Луг и море

  12. Обратный отсчёт

  13. Сила противодействия

  14. Бунт

  15. Хлопоты, хлопоты, хлопоты

  16. Беспокойная ночь

  17. Стража луны

  18. И львы не страшны